«Ради тебя»

Ради тебя (fb2) - Ради тебя (Ради тебя - 2) 1690K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татия Суботина

Ради тебя Татия Суботина

Часть II За три минуты до Бездны

Глава 1 У порога одной тайны

Адиса ненавидел играть в поддавки. Он верил, что в любом случае лучшее оружие – честность. Смысл плести узор, если однажды, завравшись, ты сам не сможешь развязать затянутые узлы? И тогда придется рубить. А рубить всегда больно.

По живому, ведь.

Поэтому Адиса никогда не притворялся, не плел узоры и не лгал. Почти. Наверное, он боялся боли, которая обязательно последует после разоблачения. Хотя даже себе Адиса ни за что не признался бы в этом. А может все дело в том, что он не хотел разочаровывать его?

Того, кто однажды ворвавшись в его жизнь, прочно закрепился в ней… другом. Да. Именно другом.

А как иначе?

Того, кто считал его лучше, чем Адиса был на самом деле. Хоть и не произносил подобного вслух. Чтобы понять это Адисе не требовались слова. Дар помогал увидеть подлинность любой человеческой реакции. И поэтому приходилось соответствовать, дабы не выбиться из рамок общепринятого моралите от… друга.

Первое время Адисе удавалось сохранить свою искренность. Все получалось легко и непринужденно: тренировки, общие вылазки в город… дружба. Немногим позже ситуация осложнилась. Адиса понял, что жаждет нечто большее, чем просто дружеские отношения. Это чувство было сродни ледяным глыбам, которые во время оттепели сползают с крыш до тех пор, пока не разобьются о твердость земли или чью-нибудь голову. На этот раз голова, на которую грохнулся лед, оказалась его. Адисы.

Признание в собственной слабости далось тяжело. Долгое время Адиса не мог поверить, что это чувство, чужеродное, приторное, извращенное, принадлежит ему. Еще дольше он пытался от него избавиться, бежал от себя. Только вот этот бег оказался по замкнутому кругу.

От болезненной привязанности не удалось скрыться. Ни днем, ни ночью. И Адиса смирился с ней, сжился, привык. Если это можно так назвать.

Особенно туго было по ночам. Порой Адиса даже боялся засыпать. Во сне к нему обязательно приходил… друг. И там, в несуществующем мире, Адиса мог позволить себе ощутить сладость его тела, насытиться гладкостью кожи и глубиной любимых глаз. И чем большее наслаждение Адиса испытывал ночью, пылая в эфемерности сновидений, тем больше горечи на него набрасывалось с приходом рассвета.

Это несоответствие реальности с фантазией – резало не хуже ножа. Адиса знал, что его снам никогда не стать правдой. И если он попытается приоткрыть карты, навсегда потеряет даже то, что сейчас ему позволено – дружбу.

Адиса держался.

Каждый день, проходя по тонкой грани допустимого, ни взглядом, ни движением не выдавал своей болезненной привязанности. К тому же, его собственное тело не отказывалось от чужих ласк, оно подчинялось умелым женским рукам и получало некую разрядку. Это еще раз доказала ему Банши. Тогда, в той комнате…

Господи, да только он вспоминал ее горячие прикосновения и пылающий яростью взгляд Яна, как в паху начинало ныть! Банши смогла найти необходимые рычаги давления, чтобы возбудить его тело, которое все еще поддавалось контролю Адисы. Чего невозможно было сказать о мыслях.

Мысли остались вне контроля.

И это пугало Адису.

Больше всего он боялся, что наступит день, когда мысли вырвутся на свободу. Словами, признаниями, поступками. И тогда привычная и тихая жизнь для Адисы будет закончена.

Сейчас он, как никогда, был близок к срыву. Эта лавина чужеродного чувства внутри него окрепла, сновилась требовательней и жаднее. Ей не нравилось быть в стороне, сливаться с тенью и просто наблюдать за… наслаждениями друга.

Лавина хотела большего. Гораздо большего.

Поэтому Адиса затеял игру в поддавки. Он ненавидел себя за это, но, казалось, на данный момент это был лучший выход из замкнутого круга. Или иллюзия выхода?

Адиса позволял лавине показаться миру маленьким комком снега и в строго отведенные для этого дни. Он позволял себе подобную слабость, чтобы избежать полной потери контроля.

А еще он научился договариваться с собственным наваждением.

И пускай этот договор был сродни зыбкой, маслянистой почве на болотах, но Адиса верил, что еще чуть-чуть и твердая опора будет найдена. Недаром же говорят, что нужно спуститься на самое дно, дабы оттолкнуться и вынырнуть на поверхность.

Адиса достиг своего дна.

Однообразно тихий стук часов напоминал о течении времени. Механические часы, старинные, с пузатым серебристым боком, всегда стояли посредине стола. Между ноутбуком и статуэткой слона из фарфора. Адиса любил смотреть на секундную стрелку. Если долго не отводить взгляда от позолоты на ней, то можно было заметить, какими рывками стрелка двигалась. Секунда за секундой она приближала Адису к началу игры.

Кабинет, в котором он проводил большую часть своего времени, был небольшим. Светлые, идеально ровные стены и потолок привносили больше воздуха, которого так не хватало обычным больничным палатам. Главным заданием этого кабинета было заставить пациента расслабиться. И все, что находилось в нем, каждая вещь, была здесь именно для этого. И широкий кожаный диван с удобной спинкой, и платяной книжный шкаф, и большое окно с цветным витражом.

Секундная стрелка вышла на финишную прямую отсчета. Адиса глотнул прохладного воздуха и замер, пытаясь придать телу расслабленности.

Он приходил всегда вовремя. По средам. И ровно в одиннадцать утра.

Адисе нравилась его пунктуальность, и раздражало собственное нетерпение, с которым он стал ожидать прихода среды в последнее время.

Дверь бесшумно отворилась. В кабинет зашел высокий мужчина в деловом костюме. Он кивнул в знак приветствия и повернулся, чтобы закрыть дверь. Адиса выиграл пару секунд на незаметное любование его спортивной фигурой.

– Доброе утро, доктор, – слегка улыбнулся он, когда провернул замок.

От глухого щелчка по коже Адисы пошли мурашки.

– Доброе утро, Илья. Проходите. Вы как всегда вовремя.

Адиса не мог скрыть волнение, которое набрасывалось на его тело в присутствии этого человека. Игра набирала обороты, и сегодня она обещала Адисе последний уровень. Завершающий и самый сладкий.

– Я никогда не опаздываю. Особенно на ваши сеансы.

Адиса кивнул, жестом указал присесть. Илья небрежно расстегнул пиджак и расслабленно устроился на диване.

– Вы ко мне не присоединитесь? – нагло выгнул бровь он.

Адиса тяжело сглотнул. Ему показалось, что в этот раз играл не он, а с ним.

– Как прошла неделя, Илья? Что расскажете на этот раз? – Адиса достал блокнот и черкнул в нем пару строк. Пальцы задеревенели, казались чужими, ручка норовила выскользнуть и с глухим стоном упасть на пол.

– Обычная неделя. Как и прошедшие два месяца. Только вот среды чуть-чуть разнообразнее, – улыбнулся Илья. – Так и живу от среды до среды, доктор.

– И я. Странно, правда? Ты тоже это чувствуешь? – хотелось признаться Адисе, вместо этого он закусил губу и вымолвил совершенно другое. ¬– Надеюсь, наши сеансы приносят вам пользу, Илья. Кошмары больше не приходят? А как обстоят дела с приступами агрессии?

Илья лениво потянулся, крепкими ладонями размял шею, будто она затекла. Адиса словил себя на мысли, что хочет дотронуться до бронзовой кожи, ощутить ее вкус. Он поспешно отвел взгляд и попытался скрыть обуявшее его волнение.

Только вот зачем? Игра ведь началась.

И они оба знали, на что шли.

– Присядьте рядом. Я привык, что вы, доктор, в такие моменты рядом. Так мне легче говорить, – сказал Илья и сверкнул хитрым прищуром зеленых глаз.

Адиса колебался. Он знал, что стоит ему только сесть на диван, как со всей прелюдией будет покончено – игра пройдет финальный рубеж. Хотел ли он этого? А разве не хотел?

Да, черт возьми, он и думать ни о чем другом не мог последние дни! В мыслях был либо… недосягаемый друг, либо… Илья.

– Пожалуйста. – Добавил Илья после маленькой паузы.

И Адиса сдался.

Со вздохом он отложил блокнот, встал из-за стола и присел на диван. Илья сразу же придвинулся ближе. Адису обдало жаром от его тела. А еще волной безумного вожделения, которая била от Ильи мощными ударами в грудь. Дар Адисы сыграл с ним злую шутку. Под напором таких эмоций сейчас он оказался совершенно беспомощным. Не оставалось ничего иного, как покориться безумству.

Тем более что они оба этого хотели.

Илья положил руку на ногу Адисы, совершил круговые движения вокруг коленной чашечки пока дрожь, родившаяся где-то глубоко внутри него, не выбралась наружу. Адиса смотрел на длинные пальцы мужчины и понимал, что видит совершенно иного человека.

Те же крепкие мышцы, тонкая талия, широкие плечи, тот же резкий овал лица, выпирающие скулы, черная смоль волос… И глаза… Зеленые, глубокие, правда, не такого откровенно насмешливого оттенка, как у…, но Адисе сейчас это было совершенно не важно. Такое сходство и так казалось сродни чуду.

Когда Илья впервые пришел к нему на прием, в ту злосчастную среду два месяца назад – на долгое мгновение Адиса даже потерял речи. И на это самое невыносимое мгновенье ему показалось, что перед ним тот, невозможность близости с которым съедала его последние годы.

Адиса жадно ловил каждое слово нового пациента, хотел узнать о нем как можно больше. Именно тогда и зародилась эта безумная идея – сыграть с наслаждением.

Илья оказался довольно успешным бизнесменом. Он посвятил большую половину своей молодости работе и та… его съела. В момент, когда Илья не смог в который раз сдержать непонятную агрессию, рвущуюся изнутри, и избил молодую жену до потери сознания, он, наконец решил, что дальше так не может продолжаться. И пришел к Адисе. За помощью.

Вместе с тем Адиса нашел то, что могло спасти и его от безумного подавления инстинктов. Разрядку для своего темного начала.

Когда понял, что причиной агрессии пациента служило старательно подавляемое желание греховного наслаждения – не смог сдержать внутреннее ликование. Адиса не мог потерять такой прекрасный шанс! Казалось, сама Фортуна благоволила ему, помогала избавиться от страданий, что разрушали душу. О том, что, поддавшись греховной страсти, он больше никогда не станет прежним, а только усугубит положение дел – Адиса старался не думать.

С каждым сеансом отношения с Ильей становились более доверительными. Адиса помогал ему избавиться от внутренних страхов, подавлял агрессию, взамен впитывал его вожделение, растущее от сеанса к сеансу. Незаметное человеческому глазу, его было не скрыть от эмпата.

Четыре среды назад они впервые коснулись друг друга более интимно, чем предполагала того ситуация или обстановка. И… обоим это понравилось.

Игра набирала обороты.

Теперь каждая среда стала красочней предыдущей.

И сегодняшняя обещала Адисе такое долгожданное наслаждение.

– Ближе, – прошептал Илья и стал расстегивать верхние пуговицы рубашки Адисы.

– Кошмаров больше не было? – повторил вопрос он, стараясь немного оттянуть неизбежное, хотя на самом деле ему хотелось отключить свою рациональность и наброситься на так выгодно подставленное тело.

– Нет. Больше нет. – Ответил Илья, прерывая короткие поцелуи, которые стал прокладывать по груди Адисы. – Вы излечили меня, доктор.

– Я чувствую запах твоего желания.

Илья подавил смешок и продолжил скупые ласки. Адиса жадно потянулся к нему. Его лавина требовала большего. Она прорвалась наружу, полностью поглотив разум.

И Адиса впервые не стал противиться желанию. Отдался ему полностью.

Губы Ильи были мягкими и податливыми. Адиса не смог сдержать стон удовольствия, когда их языки сплелись в диком танце страсти.

Через несколько минут он попытался опрокинуть Илью на лопатки, желание обладать, подавить эту жгучую боль внутри, стало невыносимым.

Он услышал глухой хмык и вместо желаемого сам был прижат крепким телом Ильи. Гладкая кожаная поверхность приятно холодила спину.

Удивляясь новым, ранее неизведанным ощущениям, Адиса расслабился. Под слегка шершавыми ладонями Ильи, ему казалось, что тело плавится, трещит, расходится по швам. Иначе как было объяснить все эти непристойные звуки, что вырывались из глотки? Словно кто-то раздирал его сущность пополам.

Из-под полуопущенных век Адиса наблюдал, как причудливо солнечный свет запутался в темных волосах… Ильи. Как тени на его коже стали ломаными, резкими, придавая выражению лица еще большей загадочности.

Мужчина проложил влажную дорожку поцелуев от шеи Адисы вниз и расположился между его ног.

– Давно уже хотел попробовать какой ты на вкус, – улыбнулся Илья.

Эти слова заставили его вздрогнуть, как будто только что по разгоряченной коже прошлись хлыстом.

Послышался звук расстегивающейся молнии.

Адиса запрокинул голову. Его ногти с такой силой впились в собственные ладони, что он почувствовал легкую боль.

Казалось, воздух в кабинете сгустился. Будто наслаждение электричеством подрагивало под потолком.

Адиса закрыл глаза, двигаясь навстречу их совместному падению. Стоны наполнили комнату. Несмотря на реальность происходящего, сейчас перед внутренним взором Адисы продолжало извиваться крепкое тело… друга.

Пряные отголоски оргазма еще бродили в крови Адисы, когда тишину кабинета, нарушаемую только шумным дыханием, разрезал знакомый рингтон.

Адиса выругался.

Под недовольное бормотание утомившегося Ильи он обвел комнату взглядом в поисках своих брюк. Отыскав их под столом, Адиса выудил из заднего кармана мобилку. Дисплей светился тем именем, которое он жаждал увидеть в последнюю очередь. Только что, так старательно убегая от этого наваждения, он почти поверил в то, что смог избавиться от гнетущей его лавины.

От разочарования Адиса заскрежетал зубами.

Лавина накатила с еще большей силой. Убежать не получилось.

Пока он пытался побороть все противоречивые чувства, что навалились безумным комком, мобилка надрывалась.

– Может, все-таки заставишь ее замолкнуть? – произнес Илья и заинтересовано приподнялся, опершись на локти.

Адиса нажал кнопку принятия звонка и хмуро поднес телефон к уху. Не успел он ничего сказать, как громкий крик Яна, заставил сердце Адисы замереть и ухнуть в пятки. Он и слова не понял из того, что пытался выплеснуть Кенгерлинский. Слишком быстро, громко и эмоционально это у него получалось.

– Что? Повтори! И спокойнее! ¬– ответил Адиса, когда Ян взял паузу, чтобы набрать новую порцию воздуха в легкие.

¬– Она пропала! Эта бестолочь обвела меня вокруг пальца! Ты представляешь?!

– Кто?

Илья медленно застегивал рубашку, наглым образом все еще разглядывая его, отчего внизу живота Адисы вновь зарождалось пламя.

– Банши! – почти прорычал Ян.

Адиса вздрогнул и нахмурился. И почему он не был удивлен? Последние месяцы ему приходилось мириться с Яном, характер которого с появлением Даши в их жизнях, стал напоминать безумную поездку на американских горках.

– Эта девчонка посмела воспользоваться рунами тьмы! Для перемещения! – продолжал надрываться Ян. – Нет, ты только можешь представить подобную глупость?

– А мышка оказалась не такой серой, как тебе представлялось в самом начале, – зло хмыкнул Адиса.

Ян на мгновение замолк, будто искренне удивился его ответу.

– Я ее выпорю. – Твердо ответил друг. – Но сначала мне необходимо ее найти. Я ее не чувствую, Адиса! Не чувствую, слышишь? А вдруг, она опять впала в свою непонятную спячку или что это за хрень с ней была? Или еще хуже…

– Лучше б хуже… – повторно съязвил Адиса и разозлился на собственную несдержанность.

– Что?

– Ничего. Первым делом тебе необходимо успокоиться, Ян. Ты, словно истеричка! Я тебя не узнаю.

– Я спокоен.

Адиса мысленно зааплодировал металлу, что прозвучал в ответе Кенгерлинского.

– Хорошо, если так. Тогда расскажи с самого начала, что между вами произошло, и почему она пропала. Как ты вообще мог такое допустить, особенно, когда снаружи рыскают демоны?

– Все вышло из-под контроля, – скрипнул зубами Ян. – Приезжай. Это не телефонный разговор.

– Я сейчас немного не могу. ¬– Неожиданно даже для себя замялся Адиса, поглядывая на Илью. – У меня пациент.

– К черту! Либо ты приедешь и поможешь мне найти эту дрянную девчонку, либо приеду я! И тогда…

– Ладно, ¬– капитулировал Адиса.

– И шевелись! Каждая минута на счету! – зло рыкнул Ян и, не дожидаясь ответа, первым завершил звонок.

Адиса мучительно закатил глаза.

– Я так понимаю, второй раунд отменяется? – изогнул брови Илья.

Адиса кивнул и стал одеваться.

Ему вновь предстояло встретиться с собственным наваждением. И единственным вопросом, что сейчас мучил его, был: «Сколько он продержится на этот раз, прежде чем сорваться?».

Глава 2

Пучина отчаянья

Обстановка на территории особняка Кенгерлинского была слишком спокойной. Адисе показалось, что даже погода вопреки природным законам вела себя неестественно. Будто замерла в ожидании бури.

Именно сейчас осень чувствовалась необычайно остро: пряный запах листьев, резкий ветер, тускнеющее небо. Адиса словно попал в другой, сереющий мир. Ведь в его собственной душе, после событий этого утра взрывались яркие краски.

Даже когда Адиса переступил порог особняка Яна – его никто не встретил. Это было так не похоже на привычный уклад жизни дома, что беспокойство разрослось в груди.

Несмотря на то, что на улице был день, внутри дома разлеглась ночь. Адиса тяжело вздохнул, из-за этой странной связи хозяина с особняком ему всегда было жутко. Дом оказался живым, он чутко реагировал на любые изменения в настроении Яна и… преображался.

Сейчас сумерки плотным покрывалом укутали помещение. Адиса поежился от неестественного контраста температуры снаружи и здесь. Он пожалел, что не захватил с собой теплую куртку. Но кто мог знать, что особняк Кенгерлинского превратился в гигантский холодильник? С каждым шагом, сокращающим расстояние к гостиной, дыхание паром клубилось возле лица Адисы.

Лики картин глядели хмуро, с некой долей неодобрения и отвращения. Адиса старался не встречаться с чернеющими на глазах полотнами взглядом, иначе ему грозило быть плененным неконтролируемым выбросом эмоций Вестника и затянутым в пучину безвременья. Ян никогда не рассказывал о таком побочном эффекте собственной Силы, а вот жнецы – да. Остерегали своих клановцев заранее. Наблюдая такую гнетущую атмосферу в доме, Адиса уверился, что жнецы недаром осторожничали.

В данный момент Адису нестерпимо мучили всего два желания: выжить и надрать задницу другу за непонятные выбросы Силы.

Перед тем, как толкнуть покрывшуюся тонкой коркой изморози дверь, Адиса набрал побольше воздуха в грудь и растер замерзшие пальцы.

Дверь в гостиную отворилась с третьей попытки.

Синий всполох света на несколько секунд ослепил его.

– Не слишком ты спешил, – послышался грубый голос Яна.

Адиса проморгался, глаза еще продолжали слезиться, но теперь он хотя бы мог нормально осмотреться.

Из камина бил толстый луч света. Несколько секунд разглядывая его, Адиса понял, что это необычное сияние исходило от… синего пламени. Он никогда не видел такого ранее.

– Что это? – Адиса нахмурился.

Ян сидел на полу. И казалось, даже не обратил внимания на вопрос. Он сосредоточился на чтении какой-то старинной книги. Вокруг были разбросаны фолианты, вырванные листки и стопки книг. Некоторые рукописи зависли в воздухе, словно их что-то удерживало. Адиса даже прищурился, но так и не заметил, что это могло быть.

– Ты ее чувствуешь? – не поднимая головы, хмуро спросил Ян.

Адиса сжал кулаки, привычка друга игнорировать его и отвечать вопросом на вопрос откровенно бесила. Желание хорошенько надрать Кенгерлинскому задницу значительно усилилось.

– Почему я должен ее чувствовать?

Ян пожал плечами:

– Но ведь именно ты вернул ее из той непонятной спячки, – он хмыкнул и неожиданно резко отшвырнул книгу в сторону. Синий столп пламени взметнулся вверх и почти лизнул потолок. – Не я. Меня же она целый месяц не слышала!

С каждой минутой в комнате крепче холодало. К неудовольствию Адисы от такой низкой температуры он уже перестал ощущать пальцы на ногах.

– Слушай, я не знаю, что ты тут творишь, но немедленно прекрати! Что за хрень ты устроил?

Ян криво улыбнулся, сжал руками виски и… расхохотался.

От этого смеха по позвоночнику Адисы прошла дрожь.

Уверенно, без лишней суеты, Ян поднялся и медленно направился в сторону Адисы.

– Скажи, в чем твой секрет, Ди? Почему Банши откликается твоему, а не моему зову? – глаза Яна блестели, в них плескалось сине-зеленое пламя.

Кенгерлинский надвигался хищно и плавно, словно лев, который уже загнал жертву в смертельную ловушку. Его лицо исказила гримаса гнева.

Адиса попятился. Он никогда не слыл трусом, но сейчас от друга исходила такая неприкрытая угроза, что захотелось развернуться и опрометью выбежать на улицу. Только вот Адиса не был уверен, что поворачиваться спиной к Кенгерлинскому, в таком состоянии, хорошая идея.

– Да с чего ты взял, что я ее должен чувствовать? – вспылил Адиса, когда Ян приблизился почти вплотную.

– Потому что я не чувствую. – Криво усмехнулся он.

Адиса словно читал мысли Кенгерлинского, и эти мысли ему совершенно не понравились.

– Ты сдурел? – он отшатнулся от друга, когда тот попытался сомкнуть пальцы в жестком захвате на его шее.

Адиса сильно толкнул Яна в грудь, отчего тот пошатнулся, запутался в ногах и чуть не упал.

Кенгерлинский мотнул головой, словно пытался вытряхнуть ярость наружу. Приблизительно через полминуты он со стоном спрятал лицо в ладонях. Когда же поднял голову – его взгляд вновь стал осмысленным.

Синее пламя зашипело и потухло. С шелестом на пол опустились фолианты, которые прежде висели в воздухе. Сразу же в комнате значительно потеплело. Адиса растер замерзшие руки.

– Ты в порядке? – скованно произнес он, не зная, что еще ожидать.

– Вполне, – сухо ответил Ян.

Он растерянно оглядывал комнату, будто не помнил, как здесь оказался.

– Может, теперь потрудишься объяснить, что это только что было? – спросил Адиса, когда Ян опустился в кресло.

– А ничего и не было.

Как ни пытался Адиса сохранить остатки спокойствия, но наглое поведение друга с каждой секундой сводило все его старания к нулю. А еще его откровенно бесило то, что он не ощущал от друга никакого эмоционального всплеска. Точнее тот был, но что именно из тугого клубка эмоциональных нитей, что окутали Кенгерлинского словно кокон, он испытывал сейчас – разобрать не получалось.

– То есть ты хочешь сказать, что твой дом сыграл со мной злую шутку, а синего пламени в камине и вовсе не было?

– Да.

В комнате стало душно. Адиса ослабил узел галстука и тяжело выдохнул. Сумерки, что еще совсем недавно заполняли дом, словно тягучий дым, закрытый в банке, рассеялись. Мягкий дневной свет медленно расползался, его тонкие лучи скользили по паркету, мебели и телу Яна, отчего тот хмурился и казался еще угрюмей.

– Ян! Так или иначе, ты мне все расскажешь!

– Надейся, – Ян еще не закончил говорить, как Адиса подскочил к нему и хорошенько встряхнул в кресле.

Так, что Кенгерлинский клацнул челюстями.

– Неужели добрый доктор только что показал клыки? – Ян недовольно скривил губы, а потом небрежным движением стряхнул руки Адисы со своих плеч. – Давно пора было.

Адиса совсем растерялся. Ожидаемой от друга вспышки гнева не последовало. И теперь он не знал, что настораживало его больше, то, что Ян остался непредсказуем в своих поведенческих реакциях или то, что Адисе хотелось увидеть этот гнев, попробовать на вкус. Ведь такая реакция на проблемы всегда была для Кенгерлинского более чем естественной.

Беспокойство Адисы усилилось. Он знал, что-то изменилось. Только вот что?

– Расскажи мне ради Бога, что здесь произошло!

– Я не верю в Бога.

– Перестань паясничать! Ты прекрасно понял, о чем я!

Ян ничего не ответил, только раздраженно закатил глаза.

– Ты вырываешь меня посреди рабочего дня, заставляешь срочно приехать, а когда я здесь – отказываешься говорить? Прекрасно просто! Ты неисправимый эгоист! – встряхнул головой Адиса. – И зачем я трачу на тебя свое время? Ведь все зря!

При мысли о том с кем Адиса мог провести последний час – внизу живота приятно заныло.

И хотя Ян оставался эмоционально холоден, Адисой завладела необъяснимая буря эмоций, над которой он почти потерял контроль.

– Ладно-ладно, – Кенгерлинский выставил ладони перед собой в примирительном жесте. – Остынь, психиатришка. Что ты хочешь знать?

– Что здесь произошло?

– Здесь много чего происходило, – уклончиво ответил Ян, нарочито внимательно рассматривая собственные пальцы, будто видел их так близко впервые в жизни.

– Я о том, что ты чуть заживо меня не заморозил. И что за синее пламя?

– А я знаю? – скрипнул зубами Ян. – И прежде чем Адиса задал еще один вопрос, что так и крутился на языке, продолжил. – Не спрашивай. Я не хочу об этом говорить.

– Хорошо, – неожиданно легко даже для самого себя согласился Адиса. – Зайдем с другой стороны. Расскажи, что произошло с Банши. Куда она исчезла?

Кенгерлинский крепко сжал кулаки, на его лице заиграли желваки. Он смог ответить только после того, как несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

– Ты что специально задаешь такие вопросы, на которые у меня нет ответа?

– Что произошло между вами этим утром? – перехватив убийственный взгляд, Адиса поспешил добавить. – Ведь не могла Даша просто так воспользоваться рунами! Особенно после того, как прошлым вечером на автобус, в котором она ехала, напали демоны! Неужели она настолько глупа?

– Да. – Холодно ответил Ян.

– Не замечал за ней ничего подобного ранее.

– Глупее девушки я еще не встречал, – еще более холодно возразил Ян. – Ей говорят нельзя, а она лезет именно туда, где наиболее опасно! Словно совсем не дорожит собственной жизнью или же опасность ее заводит!

Взгляд Яна вспыхнул лукавством, а потом утонул в дымке задумчивости.

Адиса непонимающе уставился на друга, несколько раз он вновь пытался завести разговор, но тот будто бы его совсем не слышал.

– Земля вызывает Яна, – Адиса помахал перед носом друга. – Уснул?

– Уснешь тут с тобой, – ворчливо протянул Кенгерлинский, его взгляд вновь стал осмысленным, а выражение лица еще угрюмей.

Спрятав руки в карманы, Адиса оперся о стену:

– Неужели мне придется вытягивать из тебя информацию? Ты же сам говорил, что каждая минута на счету! Что изменилось?

– Время, когда я мог найти ее почти мгновенно – упущено. Теперь спешка только навредит. Мне надо подумать, что делать дальше. А еще необходимо просчитать, какое преимущество может получить Демьян от такого расклада и как он сможет использовать все это против меня. – По лицу Яна пробежала смутная тень, он резко поднялся с кресла, вытянул бутылку из бара. – Выпьешь?

Адиса кивнул и удобно устроился на диване. Ян разлил в граненые стаканы виски, один протянул Адисе. Первую порцию Кенгерлинский осушил залпом, повторно наполнил свой стакан и вернулся в кресло.

Казалось, Ян погрузился в раздумья. Адиса не стал его тревожить расспросами, хоть самого так и съедало любопытство. Вскоре Кенгерлинский вознаградил его за терпение. Он вкратце рассказал про утренние события.

– Откуда здесь появились жнецы? – не вытерпел Адиса, как только друг закончил.

– Я Вестник Смерти, а не экстрасенс, – поморщился тот.

– Значит, Демьян решил перейти в наступление… Что будем делать дальше?

– Искать. Я не могу позволить ему заполучить Банши.

Адиса осушил остатки виски в стакане. Жгучая жидкость опалила глотку. Он хватанул воздух и откашлялся:

– Слушай, что между вами произошло? – вскипел. – Ты ведешь себя странно! Если бы на тебе не было амулета, я подумал бы, что ты стал сосудом для Призрачного.

Ян горько усмехнулся.

– Все вышло из-под контроля. Я должен был удержаться от... Теперь весь прежний план полетел в Бездну!

– Это не ответ.

– Другого ты не получишь.

Адиса сдержал рвущиеся наружу ругательства. Зная Кенгерлинского так долго, он уже привык к резким переменам его настроения. Но сейчас категоричность именно в этом вопросе – раздражала до зубовного скрежета.

К чему такая таинственность? Адиса не понимал. Раньше между ними почти не было секретов, Ян даже рассказал о смерти своих родителей в общих чертах, о чем, Адиса знал, он не говорил больше никому.

И вот теперь ему стало казаться, что своей непонятной утайкой Кенгерлинский возводил между ними стену.

А ведь все началось именно с появления этой девчонки! Жизнь изменилась, Ян изменился, дружба давала… трещину.

Сейчас про себя Адиса даже порадовался, что Банши пропала. Может, ему повезет, и девчонка где-то загнется по-тихому, не причинив им еще больших неприятностей?

Стоило только Адисе допустить подобную мысль, как он тут же сам себе и устыдился. Разве он кому-нибудь до этого желал смерти?

Все время в доме Яна его не покидало ощущение, будто что-то не так. И только теперь он задался вопросом, может, изменения произошли не в Кенгерлинском, а в нем самом?

Адиса прислушался к себе. Кроме удовлетворения, лености, легкого беспокойства и злорадства он ничего не нащупал. Поэтому решил обращать на это зудящее чувство приближающейся опасности как можно меньше внимания.

– Ты думаешь Банши уже у Демьяна? – вновь подал голос Адиса.

Ян дернулся, будто его только что больно пнули в живот, беззвучно пожевал губами и только потом соизволил ответить:

– Не думаю. Если бы Даша была у Верховного, то я почувствовал бы начало ритуала.

– А ты не чувствуешь? – захотел уточнить Адиса.

– Что ты прикопался ко мне: чувствуешь, не чувствуешь?! Как пиявка! – Ян вскочил с кресла, стал нервно мерить шагами комнату. – Я, б**, вообще ничего не чувствую! Понял? Н-и-ч-е-г-о! И ты прекрасно знаешь, когда такое бывает…

Адиса потер лоб, радости от того, что довел друга до такого мощного всплеска негативных эмоций, как ни странно, он не почувствовал. Хотя еще немногим ранее ему безумно хотелось вывести Яна из этого эмоционального ступора любым способом.

– Только в двух случаях, – он замялся, боясь перехватить взгляд Кенгерлинского и прочесть в нем то, что не хотел видеть. – Либо Дарья разорвала с тобой связь…

– Что в принципе невозможно, – пробубнил Ян.

– Либо…

– Банши мертва и уже перешла за грань, – хрипло закончил Ян, и Адиса краем глаза успел заметить, как он впечатал кулак в стену.

Послышался хруст. Ян не произнес и звука.

Адиса подскочил, ему нестерпимо захотелось проверить, цела ли рука Яна, вплоть до того, чтобы самолично пересчитать все костяшки. Он не смог противиться столь сильному желанию.

Как только Адиса коснулся плеча Кенгерлинского, тот, не отворачиваясь от стены, зашипел:

– Отвали!

– Ян, послушай, – Адиса скрестил руки на груди, пытаясь таким образом обезопасить себя от соблазнов еще раз коснуться тела друга. – Я понимаю твою реакцию. Ты больше полувека жил местью! И вот теперь, когда оказался в двух шагах от осуществления собственного плана – все рушится!

– Хреново, – кивнул Ян.

– Согласен. Но ведь не сошелся свет клином на этой Банши! Будут другие. Ты же сам знаешь, что они всегда появляются. Мы найдем тебе другую, и ты сможешь отомстить Демьяну!

– Да что ты понимаешь! – Ян резко развернулся, в его глазах будто мерцали молнии.

Лицо Кенгерлинского обезобразила жестокая гримаса. Он открыл рот, словно изо всех сил старался что-то сказать, потом закрыл его, нахмурился, устало махнул рукой и стремглав вышел из комнаты.

Адиса застыл, потрясенный такой реакцией.

Как только первое удивление прошло, он поспешил следом.

И застал Кенгерлинского в столовой, тот разбил вдребезги посудный набор, столкнув его со стола, как лишнюю вещь и теперь ненасытным взглядом выискивал следующую жертву.

– Ян, – попытался Адиса.

– Что здесь происходит? – раздался строгий женский возглас за спиной.

Адиса обернулся почти одновременно с Яном. Эмма Эдуардовна застыла в дверях. Вся поза домоуправительницы выражала крайнюю раздосадованность. А на лицо, что сейчас превратилось в полузвериную маску, Адиса и вовсе старался не смотреть.

– Что вы творите, Кенгерлинский, с моей посудой? – Эмма Эдуардовна приближалась.

Ян попятился и Адиса мог даже поклясться, что друг смутился, на его щеках проступил слабый румянец.

Адиса вскинул брови, проследив взглядом за скорой капитуляцией друга.

– Во что вы превратили особняк? Меня не было меньше суток! И что я вижу? Да вы все мои старания обратили в пепел! Еще и на посуду решили лапу наложить? – домоуправительница кидалась словами, будто гранатами.

Адиса совершенно не узнавал эту мирную и добрую женщину. Волосы, прежде всегда собранные в тугой пучок на затылке, растрепались, бледную кожу покрывали яркие пятна, длинные пальцы вытянулись и заострились, с кончиков капала грязно-коричневая, вязкая жидкость.

– Эмма Эдуардовна, что с вами? – не на шутку встревожился Адиса и сделал несколько шагов по направлению к женщине.

Домоуправительница утробно зарычала.

Адиса остановился.

– Не советую сейчас к ней приближаться, – сказал Ян.

– Твой дом и все его обитатели сошли с ума или я сплю? – пробормотал Адиса, пятясь.

– Суседки довольно мирные существа, но если ты решил устроить беспорядок в месте, которое они считают своим – берегись, в гневе они будут явно пострашнее фурий, – скупо заметил Ян. – Если не загрызут на месте, то отравят к чертям собачьим. Очень удобно иметь яд всегда при себе, на кончиках ногтей.

– Так какого черта ты решил испробовать посуду Эммы на прочность?

– Я не знал, что она в доме! – шикнул он.

– Эмма? В особняке нарушители? – в столовую, тяжело прихрамывая на правую ногу, зашел Илья Петрович. – Эмма?!

Домоуправительница вздрогнула, но не обернулась.

Адиса заметил, насколько быстро охранник оценил сложившуюся ситуацию. Мужчина нахмурился, и смело подошел к оскалившейся женщине, словно совершенно не боялся ее.

– Эмма, ты же говорила, что мне нужен обезболивающий чай. Ты поухаживаешь за мной? – Илья Петрович приобнял женщину за плечи, отчего она дернулась, но вырываться не стала.

Ян прищурился.

Адиса уставился на эту сцену во все глаза, он напрягся, ожидая, что в любой момент надо будет кинуться на помощь охраннику.

– Эмма, я устал. Хочу твой фирменный чай, – спокойно, но настойчиво повторил мужчина.

Домоуправительница глубокого вздохнула, закрыла глаза, ее плечи поникли и уже в следующий миг, перед Адисой предстала вполне обычная Эмма Эдуардовна, которую он помнил и любил.

– То, что я вас не покусала, Ян, совершенно не говорит о том, что я перестала злиться или когда-нибудь прощу вам подобное кощунство, – домоуправительница расправила несуществующие складки на платье и гордо вскинула подбородок.

– Я куплю вам новый посудный набор.

– Три. Из старинного фарфора.

Адиса заметил, что только сейчас перестал задерживать дыхание и облегченно вздохнул.

– Договорились, – улыбнулся Ян и почти вышел из столовой, когда вопрос Эммы Эдуардовны застал его врасплох.

– А где моя душенька?

Адиса скривился в ожидании неминуемой бури. Ему показалось, что даже на расстоянии в шесть шагов он услышал скрежет зубов Кенгерлинского.

– Пропала.

– Как? – ахнула Эмма Эдуардовна и неподдельно схватилась за сердце.

«За время, которое девчонка пробыла в особняке, женщина слишком тепло к ней относилась, – подумал Адиса, – как к несуществующей дочери».

– А где были вы? – резко перешел в наступление Кенгерлинский. – Куда вы оба подевались, оставив особняк без присмотра?

– Вы же сами просили нас уйти на сутки! – возмутилась Эмма Эдуардовна.

– Ничего подобного!

– Не напрямую, конечно, – нахмурилась домоуправительница, – а через стены особняка. Вы же знаете, что я умею слышать его шепот. А дом донельзя четко передает ваш настрой и желания, Ян.

Кенгерлинский еще больше разозлился от такой прямоты:

– То есть вы хотите сказать, что оставили Дашу без присмотра на сутки, потому что я сам об этом и попросил? Якобы через дом?

Эмма Эдуардовна кивнула.

– Выходит, что я сам подстроил ее побег и вторжение жнецов? И, конечно же, сам захотел, чтобы она воспользовалась рунами тьмы и шагнула в этот долбанный портал?!

– Ян! – попытался утихомирить его пыл Адиса.

– Руны тьмы? Господи, – Эмма Эдуардовна заметно побледнела и стала оседать, точно ноги перестали ее держать, охранник заботливо поддержал женщину за плечи. – Как такое могло произойти? Как вы могли такое допустить, Ян?!

– Почему все норовят спросить меня одно и то же? – сгримасничал Кенгерлинский.

– Боже мой! – запричитала домоуправительница, из ее глаз покатились слезы. – Тьма заберет ее душу, нельзя использовать эти руны и не заплатить…

– Душу? – всполошился Адиса. – Ты мне не говорил… Мы ведь тоже совершали этот переход. Ян?

Кенгерлинский скривился и упрямо поджал губы.

– То, что я сегодня наблюдал в доме последствия того перехода? Отвечай мне, Ян!

– Возможно. И не смотри на меня так! Неужто тревожишься за мою душу? – зло процедил Кенгерлинский. – Не стоит. Ее давно во мне нет. А эти закидоны просто последствия того, что я перестал контролировать выбросы Силы. Временно.

Эмма Эдуардовна сдавленно вскрикнула.

– Пошли, психиатришка. Я придумал, как найти Банши. Воспользуемся ее порталом, если след еще не совсем пропал.

– Это против правил Высшего Совета! – воскликнула домоуправительница.

– Шел бы этот Высший Совет…

– Ян! – неожиданно по-матерински отдернула его Эмма Эдуардовна. – Следите за языком.

– Да разве за ним уследишь, Эммочка Эдуардовна? – язвительно протянул Кенгерлинский и засиял своей фирменной улыбкой. – Он у меня такой непослушный. Особенно если дело касается молодых, сочных девиц…

Домоуправительница вспыхнула, приложила ладони к щекам и прижалась к охраннику:

¬– Куда направилась моя девочка из дому?

– Из дому говорите? – Ян нахмурился и тут же просиял. – Я знаю, где она!

Глава 3

Следом за пеплом

Не придумали еще такого закона, который Кенгерлинский не попытался бы нарушить.

Пока он довез их на байке до нужного адреса, Адиса успел сосчитать минимум двадцать нарушений в правилах дорожного движения. Сосчитать и оставить свое мнение при себе, ведь Яна такие пустяки, как превышение скорости, игнорирование светофоров и дорожных знаков явно сейчас не беспокоили. Да он даже за дорогой следил спустя рукава!

Адиса тревожно гадал, доедут они до места назначения целыми или все же по частям?

В конце концов, Ян остановился возле подъезда многоэтажки, не утруждая себя правильной парковкой, он пристроил байк прямиком на клумбу с хризантемами. Отчего вызвал целый всплеск возмущенных окриков со стороны бабулек, восседавших на лавочке.

Ян беззаботно пожал плечами, слез с байка и похлопал Адису по плечу.

– Не теряйся, – с этими словами Кенгерлинский быстрым шагом направился в подъезд.

Адиса нехотя пошел по растрескавшемуся под многолетним грузом непогоды асфальту. Чем ближе он подходил к нужному подъезду, тем более отчетливо чувствовал в себе возрастающее недовольство.

Зачем они только сюда примчались? И ведь это он, Адиса, подал такую идею, чтобы оттянуть повторное использование портала рун. Ему-то и первое перемещение не понравилось, воспоминания о том, как они оказались в заброшенном корпусе психлечебницы, было еще слишком свежо. Повторять игры с древним колдовством совершенно не хотелось.

А вот Яну наоборот не терпелось вновь испробовать свои силы в водовороте неподконтрольной ему стихии. Адиса заметил это по загадочному блеску глаз, когда друг готовился к переходу. И как только удалось уговорить его сначала попробовать найти девчонку обычными способами?

Он и сам не знал.

То ли сработало красноречие, которое Адиса старался подключить, то ли дар убеждения, то ли Ян действительно понял, насколько опасную игру он затеял.

В любом случае, Адиса втайне надеялся, что Банши окажется в этой квартире и им больше не придется скакать по городу в ее поисках. Признаваться себе в том, что уже фантазирует, как увидит тело Даши и желательно посиневшее, мертвое тело, он не стал.

С неимоверной прыткостью Кенгерлинский проскочил три лестничных пролета. Адиса еле за ним успевал, перепрыгивая сразу через две ступени. Когда он нагнал друга, то чуть не врезался в его спину – Ян неожиданно застыл, вперив взгляд в черную дверь обитую дешевым дермантином.

– Может, ты уже позвонишь? – язвительно бросил Адиса, после минутного замешательства.

Ян встряхнулся, будто отгоняя нерешительность, и натянул на лицо привычную маску высокомерия. Из кармана джинсов он достал ключ и вставил его в замочную скважину.

– Банши и ключи тебе отдала?

– Если мне что-то действительно нужно, я возьму это сам, – нахмурившись, Ян потянул за дверную ручку.

Войдя вслед за Кенгерлинским в квартиру, Адиса прикрыл за собой дверь, прищурился, огляделся. Узкий коридор, пожелтевшие от старости обои, серый в мелких трещинах потолок.

Адиса скривился, с отвращением переступив через какую-то тряпку, что валялась почти у самого порога.

Повсюду царил хаос. Вещи были разбросаны. Адиса удивился, как в таком гадюшнике могла жить на вид вполне приличная девушка.

В воздухе стоял запах озона и гари.

От этой вони у Адисы першило в горле и постоянно тянуло закашляться.

– Думаю, мы зря сюда приехали, – попытался выровнять дыхание он. – Это же съемная квартира. А последний месяц Даша жила в твоем особняке. Наверняка однушку уже кто-то снимает и получается, мы проникли сюда незаконно!

– Даша заплатила за три месяца вперед, – рассеянно сказал Ян, перебирая в руках женскую куртку, что поднял с пола. – Запасливая девочка.

– Откуда ты знаешь?

– У меня было достаточно времени, чтобы навести справки о ней.

Они переглянулись, и Вестник выпустил куртку из рук. Сделал он это неохотно и медленно. Потом подошел к шкафу в комнате, дверцы со скрипом поддались. Ян не скрывая любопытства, заглянул внутрь и стал перебирать вещи Банши.

– Я надеюсь, ты не собираешься каждую ее тряпку обнюхивать? – скривился Адиса, наблюдая за действиями друга. – Или у тебя вдруг открылся дар суперобоняния?

– Не беси меня, – предупредил Ян. – И вообще, что ты ко мне прилип сегодня? Пойди, осмотрись, может, заметишь что интересное.

Адиса покачал головой, постаравшись вложить в этот жест максимум неодобрения, но все же направился в сторону кухни. В дверях он обернулся, заметив, как Ян выудил из шкафа красный шарф, поднес к носу, потом смял и быстро засунул во внутренний карман куртки.

Адиса словно взирал на все сквозь матовое стекло, не в силах упорядочить собственные мысли и чувства. Сейчас он уже не был так уверен, что идея поддаться искушению и выпустить пар, как он сделал сегодня, настолько удачна, каковой казалась ранее. Да, он не мог отрицать, что игра с Ильей доставила ему колоссальное удовольствие, помогла избавиться хоть и ненадолго от навязчивых идей и образов. Но в тоже время Адиса прекрасно осознавал, насколько уязвимым он стал. Раздражительным, подозрительным, чувствительным к малейшим колебаниям эмоционального плана. Это ужасно дезориентировало его, выбивало из колеи как раз в тот момент, когда стоило быть максимально сосредоточенным на общем деле. Ведь когда-то Адиса дал Яну слово, что поможет в осуществлении его личной мести. А он привык держать свои обещания.

Кухня оказалась еще в более плачевном состоянии, чем комната и коридор. Лампочка качалась на проводе под потолком, вместо люстры, перевернутые табуретки, потемневший от пятен старости линолеум, полуразрушенные кухонные шкафчики. Адисе показалось, что если он слишком сильно дунет на них, то еще оставшиеся дверцы шкафчиков незамедлительно издадут протяжный скрип и оторвутся.

Терзаемый нездоровым любопытством, Адиса открыл маленький круглобокий холодильник старой модели «Север» и брезгливо отпрянул, зажав нос. Продукты явно испортились. В котлетах, лежащих в глубокой миске, копошилось что-то живое. Твердый сыр, прежде завернутый в тонкую пленку, теперь был покрыт толстым слоем плесени. Адиса поежился и поспешил закрыть холодильник.

Гнилостный запах успел вырваться из холодильной камеры и теперь Адиса отчаянно боролся с подступившей тошнотой.

Когда ему, наконец, это удалось, он поднял с пола табуретку, перевернул и сел. За окном слышалось хриплое карканье ворон и веселый крик детей. Осеннее солнце вновь выглянуло из-за туч и будто спешило протянуть длинные лучи каждой блестящей поверхности. Хотя в этой кухне таковых почти не было, кроме пузатого серебристого чайника с открытым верхом. Словно хозяйка спешила залить его водой и поставить прокипятить воду, как ее что-то отвлекло, и пузатый остался забыт, как и крышка, лежащая на столешнице рядом.

Адиса уронил голову на руки и погрузился в раздумья.

Внезапно тишину нарушил рык, страшный, яростный. Но страшнее было то, как резко он оборвался.

– Что-то… случилось, – как во сне забормотал Адиса, вскакивая на ноги.

Собственные движения показались ему жутко медленными. Словно ноги опутала вязкая патока, а воздух вокруг вдруг превратился в сироп. И чем больше Адиса прилагал усилий, тем меньше сил оставалось на следующий шаг.

Вслед за первым рычанием прозвучали другие. Потом еще и еще. От силы этого звука у Адисы засвистело в ушах.

Прежде чем он смог добраться до комнаты прошла целая вечность. Адиса схватился за дверной косяк, когда ноги его подвели и чуть не подогнулись. Он вперил невидящий взгляд в комнату и…

…Повсюду раскинулась Тьма.

Гостиную заполнил черный туман. Он клубился, лоснился гладкой, словно матовой поверхностью, и вибрировал. Адиса пару раз моргнул, чтобы убедиться, что ему не кажется и туман действительно живой.

Невыносимо пахло гарью и чем-то еще сладковатым и приторным. Сера!

– Ян! – отчаянно воскликнул Адиса.

Он пытался сквозь черный туман разглядеть друга, но постоянно терпел поражение. Скованный ужасом или какой-то неведомой силой, Адиса не мог шевельнуться с места. С каждой безуспешной попыткой и ударом сердца отчаянье разливалось в его груди.

– Ян! Ответь мне!

Возле шкафа туман немного рассеялся. Послышался хлюпающий звук. Прямо к ногам Адисы покатилась обезображенная мужская голова. Из глаз непроглядно черных, как обсидиан, бил оранжевый луч света. Он потух еще до того, как черные волосы упали на высокий лоб, а жестокие черты лица застыли. От этого зрелища у Адисы скрутило живот.

Демоны? Быть того не может…

– Стой там! – послышался окрик друга. – Не лезь!

Адиса все еще не мог разглядеть его в этом тумане и он все еще не мог пошевелиться, поэтому даже если бы и захотел ринуться в драку – остался бы стоять соляным столбом в дверях. Так что это предупреждение сейчас выглядело не лучше насмешки.

Адиса печально ухмыльнулся.

Сквозь клочки тумана, наконец, удалось увидеть крепкую фигуру Яна. Кенгерлинский двигался слаженно и быстро, отчего, крайне трудно было удерживать на нем взгляд.

Внезапно дымка почти рассеялась, и Ян появился во всей красе.

Сердце Адисы дрогнуло.

Кенгерлинский был покрыт кровью с головы и почти до пят. Амулет светился на его груди. Повсюду вокруг Яна вспыхивало синее пламя. Казалось, оно не причиняло ему совершенно никакого вреда, а вот Призрачным доставляло немало хлопот. Адиса заметил, что при соприкосновении язычков пламени с монстрами, раздавалось шипение. Кожа демонов покрывалась волдырями, а в глазах поселялся непонятный оранжевый луч, который, казалось, сжигал их изнутри.

Ян безжалостно орудовал коротким клинком, уворачивался от ударов и жестко отражал нападения. Но все равно с каждым последующим лязганьем металла у Адисы внутри все обрывалось.

Окровавленной рукой Ян рассек демону грудь, и он, покачиваясь, упал на колени. Тут же за спиной Кенгерлинского возник еще один Призрачный гость, он появился из ниоткуда, просто материализовавшись в тумане.

– Сзади!

Ян вовремя обернулся, подпрыгнул и с неистовством зверя обрушил клинок в шею демона. Брызнул фонтан черной крови.

Поток демонов не иссякал, как только Ян убивал одного, на его место пребывало двое! Адиса отчетливо видел, как замедляются движения друга, словно тяжелеют, сколько ударов он уже не смог отразить и принял в свое тело… И как назло Адиса до сих пор был скован непонятной силой. От беспомощности он зло выругался. Демоны не обращали на него совершенно никакого внимания.

– Отдай нам ее, Вестник, – прорычал один из Призрачных, обрушивая на Яна очередной мощный удар. – Отдай в обмен на свою жизнь!

– Иди к черту! – огрызнулся Кенгерлинский, безумно вращая глазами.

Адиса еще никогда не видел друга таким. Сейчас перед ним будто бы открылась истинная сущность Яна – вся ярость, накопившаяся десятилетиями, спешила выплеснуться наружу. Только вот, Адиса не знал, сколько Ян сможет продержаться на этом чувстве, пока очередной удар демона не пронзит его грудь?

Дальше все происходило слишком быстро.

Туман разросся новым зловонием. Абсолютно черные глаза повсюду смотрели на Яна со смесью ярости и отвращения. Демоны заполонили квартиру. Маленькая комната будто бы еще больше сузилась под натиском множества тел и неистовства драки.

Ян рычал.

На его лице застыла звериная решимость.

Но даже нечеловеческие рефлексы и упрямство не могли спасти Кенгерлинского от рокового промаха. Очередной демон настиг его со спины. Клинок вонзился в плоть, прорезая черную ткань рубахи.

Крик боли сорвался с губ Адисы, вторя глухому стону Яна.

Вокруг полыхнуло синим пламенем с такой силой, что Адиса зажмурился.

Когда он открыл глаза, демонов в комнате не оказалось, как и огня. Даже отрубленные головы сосудов исчезли. О недавней битве могли сказать разве что брызги крови и раскроенная на куски мебель.

Ян, раскинув руки в стороны, лежал на полу, казалось, он не дышит.

Скинув оцепенение, Адиса побежал. Сила больше не удерживала его. Окликнув на ходу Яна, он тут же споткнулся и полетел кубарем. В ушах гудело от шума собственной крови.

Глаза Адисы застлала кровавая пелена.

Наклонившись над другом, он испытал две настолько сильные и противоречивые эмоции, что чуть не задохнулся. Чувства разрывали его пополам. Боль и облегчение.

Его Дар сейчас работал не хуже антенны – все, что испытывал Ян, непременно отзывалось в нем самом.

Адиса стиснул зубы, когда новая волна острой боли накрыла его сознание. От неожиданности он прикусил губу – во рту расцвел соленый привкус.

Облегчение же его поджидало с каждым сиплым вдохом Кенгерлинского.

С полминуты Адиса боролся с шоком, не зная, что делать дальше. Что сказать? Кого позвать? Эти полминуты показались ему адовым столетием.

Боль струилась по венам Адисы вместо крови.

– Ян, ты меня слышишь? – он опустился на колени и заглянул в бледное лицо друга. – Держись! Я обязательно что-нибудь придумаю.

Странный колючий комок стал посреди горла Адисы, отчего ему было трудно говорить, а голос вдруг зазвучал непривычно хрипло и надрывно.

Зеленые глаза Яна блестели, похожие на гладкий панцирь какого-то насекомого. Взгляд не выражал ничего, кроме пустоты.

Адиса сморгнул пот с глаз и попытался нащупать пульс. Руки его подрагивали, никак не получалось отыскать на шее Кенгерлинского сонную артерию. Все знания и опыт, что были за плечами ранее, будто бы стерлись из памяти.

– Ты… ты держись…

Ян выгнулся дугой, от боли в глазах Адисы сверкнула молния. Эта эмоциональная связь сейчас убивала их обоих. Но Адиса не за что в жизни не отказался бы от своего Дара, даже переживай он такие мучения по тысячу раз на день.

Ян открыл рот, будто хотел сказать что-то важное, но с его губ вместо слов сорвался лишь хрип.

Перед глазами Адисы почти разлилась непроглядная тьма.

– Что? Что ты говоришь? – Он наклонился к лицу Кенгерлинского.

– Да…ша… – проскрипел Ян.

Адисе захотелось отпрянуть, словно ему в лицо плеснули кислоты.

– Заткнись! – зашипел он, сильнее надавил другу на грудь, пытаясь зажать сквозную рану. Кровь просачивалась сквозь пальцы, струйками растекалась в стороны. – Ты сейчас не о том думаешь! Вот мы тебя подлечим, тогда будешь строить новые планы о мести.

Ян слабо повернул голову вправо, вперил взгляд в окно.

– Ты… нет… не пони…маешь.

Адиса нахмурился. Он не хотел понимать, не хотел услышать то, что мог сейчас сказать Ян.

– Заткнись! И не смей умирать, Кенгерлинский! Ты слышишь?!

Ян попытался улыбнуться. Закашлялся. Вместо слюны в лицо Адисы брызнула кровь.

– Нет-нет-нет! – взмолился он.

Лицо Яна утратило выражение муки, огонь в глазах погас. Кенгерлинский больше не походил на самоуверенного эгоиста. Он был… напуган.

Еще секунда и страх сменился облегчением. Черты лица сгладились. В глазах Яна застыла тьма. Его тело обмякло. Последний вдох разрезал тишину комнаты.

– Пожалуйста! Не надо! – сам не зная кого, попросил Адиса и до боли в пальцах сжал кулаки.

Положив голову на грудь Кенгерлинского, он не обращал внимания на кровь и даже не смел пошевелиться. Боялся открыть глаза и увидеть подтверждение своему самому худшему кошмару – мертвое тело… Яна.

Неожиданно надрывный кашель, что раздался слишком громко, заставил Адису вздрогнуть.

Ян грубо столкнул его с себя и перевернулся на бок.

Адиса мог поклясться, что совсем недавно Кенгерлинский не дышал, и сердце в его груди замерло, так и не совершив удар!

– Живой?

Ян кивнул и попытался встать.

– Ты что делаешь? Не двигайся!

Кенгерлинский осклабился. В его улыбке не было прежней самоуверенности, сейчас она насквозь была пропитана усталостью. Когда Адиса понял, что Ян не собирается его слушать, он протянул ему ладонь, чтобы помочь.

Ян, ухватившись за руку, буквально взлетел на ноги. Он выглядел вполне здоровым, разве что не в меру бледным и устрашающим, из-за брызг крови, покрывавших его тело. Адиса закусил губу и осторожно раздвинул на груди Кенгерлинского рубашку, чтобы осмотреть рану. Ян поморщился, но не стал сопротивляться.

Адиса провел кончиками пальцев по свежему розовому шраму и нахмурился. То, что он видел сейчас, совершенно не поддавалось разуму. На спине Яна, между лопатками, все еще была рана – небольшая, с ровными краями. Она совсем немного кровоточила.

– Как? – Адиса взялся за голову. Ему казалось, что от непонимания происходящего мозгу грозит взрыв.

Ян беззаботно пожал плечами.

– Нам необходимо идти. Возможно, демоны вернутся, – Кенгерлинский направился к двери.

С трудом придя в себя, Адиса кивнул.

Внезапно Ян замер на полушаге и расхохотался. Совсем растерявшись, Адиса попытался унять дрожь.

– Как я не догадался раньше?! Призрачные поджидали ее в квартире! Она никогда бы сюда не вернулась. Моя умная девочка.

– Твоя? – Адиса выгнул бровь.

Ян непонимающе уставился на него:

– Я хотел сказать, умненькая Банши. – И он вновь расплылся в широкой улыбке.

– И чему ты так радуешься?

– Как ты не понимаешь! Ее нет у демонов! Апокалипсис отменяется.

Они вышли из квартиры, Ян запер дверь на ключ и начал медленно спускаться вниз. Было видно, что резкие движения причиняют ему боль.

– Значит она у Демьяна, – ухмыльнулся Адиса.

– Вот умеешь ты испортить момент! – огрызнулся Кенгерлинский, нахмурившись. – Но не думаю. Я знаю, где она.

– Где-то я уже это слышал…

Глава 4

Забытые искры

– Сентябрь неудачный месяц для заключения брака, – буркнула Катя, наводя порядок вокруг с чрезмерным усердием.

– Почему? – Рита приподняла брови, пытаясь сдержать раздражение, которое всегда появлялось, когда рядом была пышногрудая.

И сейчас она ничего с собой не могла поделать. Даже сидеть в ординаторской с Катей, от которой приторно пахло шоколадом и булочками, оказалось невыносимым. Хотя, видит Бог, она старалась!

Но видимо, то искусственное раздражение, которое Рита взращивала в себе к представительницам своего же пола всю сознательную жизнь, сейчас брало верх. И все усилия, тренировки терпения или непонятные успокаивающие мантры не давали совершенно никакого результата.

– Потому что, – Катя недовольно поджала губы и принялась собирать разбросанные по столу свадебные журналы в одну аккуратную стопочку.

– Очень информативно, – скривилась Рита. – Ты просто мне завидуешь!

– Я? Нисколечко.

Рита не сдержалась и хмыкнула. И пусть за окном бесновалось солнце, щедро одаривая землю теплом и светом, на ее душе сейчас было темно и тошно, как никогда.

– Во-первых, я не верю, что все это, – Катя развела руки в стороны, – будет доведено до финала. То есть до марша Мендельсона. Ты слишком самоуверенна. Окрутить Брагина за месяц? Пфф! Во-вторых, смысл мне тебе завидовать? Это же не я решилась окольцевать бабника, а потом день ото дня мучиться тем, что он будет продолжать таскаться за каждой юбкой.

– Он не будет!

– Ага. Надейся. Такие – не меняются.

Рита нахмурилась.

– Ты сейчас специально это говоришь, чтобы испортить мне настроение! Но знай – не выйдет!

Катя промолчала.

Это еще больше взбесило Риту. Ведь значило, что каждый остался при своем мнении. А Рита так привыкла, чтобы с ней всегда соглашались. Или же если не соглашались, то хотя бы чтобы ее слово оставалось последним!

Она скрипнула зубами:

– Он все равно будет моим. Я не отступлюсь.

Катя промычала в ответ что-то неразборчивое. Она потянулась в прозрачный пищевой контейнер, что притащила с собой, вытащила кусок пиццы и принялась за трапезу, тщательно причмокивая и облизывая пальцы.

Рита угрюмо сложила руки на груди. Ей до хруста в суставах хотелось заехать по лицу пышногрудой. За что? А разве нужна причина? Она так привыкла ненавидеть, что сейчас это казалось таким же естественным, как дышать.

Жгучее чувство в ней еще мать взрастила. Первые ростки появились лет в пять, когда после очередной пьянки мать взбесилась через плач. А ведь Рита долго сдерживалась, но когда голод стал просто невыносимым – желудок свело острой судорогой – расплакалась. За что получила по полной. Мать шлепала ее до тех пор, пока Рита не споткнулась и не приземлилась на пустые бутылки, разбив их. Длинный шрам от локтя и до запястья на левой руке остался на всю жизнь.

Молчаливым напоминанием, чтобы не забыла, как поклялась себе никогда не опуститься до тех условий, в которых прошло ее детство. Никогда не прозябать в грязи, никогда не стать даже отдаленной копией матери.

Наихудшим кошмаром Риты было взглянуть на себя в зеркало и увидеть мать. Она даже тщательно изменила внешность. Перекрасилась из натуральной блондинки в яркий медный цвет, изменила форму бровей, сделала татуаж губ… Да она даже избегала тех цветов в одежде, что любила мать!

А когда рядом с нижней губой вдруг появилась родинка, идентичная той, что была у матери, для Риты это стало знаком верной погибели. Как же она ненавидела эту родинку! Всеми усилиями старалась свести ее, ходила на консультации к хирургам, но те лишь разводили руками, мол, не стоит рисковать заиметь на подбородке уродливый шрам от лазеротерапии, когда родинка доброкачественная. Рите ничего не осталось, как смириться с этой «меткой» и упрямо маскировать ее под тональным кремом.

Сейчас же она сосредоточенно смотрела на блондинку и злость внутри сжималась тугим кольцом. Она замечала, с каким аппетитом Катя уплетала пиццу, облизывала жирные пальцы, крошки теста падали и терялись в ее декольте. Катя не обращала на них никакого внимания, словно и не чувствовала вовсе.

Рита даже позавидовала ей. Этой беззаботности и безразличию к чужому мнению. А как же! Ведь Катю не преследовали идеи фикс. Рита же не могла позволить себе потерю контроля. Она сама вырастила себя, создала идеальный образ и беспрекословно следовала ему. У нее была цель – жить.

Не выживать, как тысячи зависимых женщин в этом городе, а именно жить!

Впервые Рита поняла, что у нее есть конкретная цель в двенадцать. Чтобы не мешаться под ногами у вечно пьяной матери и ее хахалей, пришлось работать. Незаконно, втихую и на полную силу растущего, но голодного организма. Когда же первые, честно заработанные деньги приятно оттягивали карман болоньевой куртки, а Рита смогла купить молоко и булку вместо обеда, она поняла – сможет выжить самостоятельно. Только с тех пор все же стремилась не выживать, а жить.

Пустое, что это «жить» постоянно ускользало сквозь пальцы. Казалось, что она спешит не туда, не за теми и не в правильную сторону. Рита старательно отгоняла подобные мысли. В моменты грусти она включала джаз и разрешала себе отпустить вожжи, на время. Всего лишь на несколько десятков минут пока проиграет любимый альбом. И когда смолкала финальная нота последнего трэка, Рита вновь становилась прежней.

Идеальной.

Выдуманной.

Фальшивой.

Разве важно, что столько существенных слов так и осталось невысказанными?

Она глотнула их, запихнула глубоко-глубоко в глотку, давясь собственными пальцами. Пока слова все же не прошли по тугому пищеводу и не упали камнем в желудок.

Глотнула даже тогда, когда на кладбище у могилы матери ее просили «толкнуть» прощальную речь. О, Рите было что сказать! И она бы непременно поблагодарила мать за «счастливое детство», но только в тот момент, когда рыхлая земля падала на крышку гроба – хоронили ее надежду. И она… промолчала.

Слова так и остались невысказанными…

Рита больше никому не рассказала: сколько раз в ответ она слышала «нет», сколько раз опускались руки, и сколько раз она падала по чьей-то вине. В жизни же никак не обойтись без предательств…

Рита, как старая баржа, опутанная водорослями, увязла во лжи. Отдалась на поруки выдуманной цели, собственным порокам и жестокости. Ведь чем-то приходилось жертвовать во благо конечного результата. И Рита жертвовала людьми. Каждый же сам за себя, каждый сам по себе.

Еще Рита убедила себя, что ей уютно в плену обстоятельств. И если она пыталась подстроить их под себя, то многие из окружающих, как ей казалось, наоборот подстраивались под навязанные кем-то рамки.

– Если ты не перестанешь жрать, то с такими темпами скоро будешь ездить только в грузовом лифте, – едко кинула Рита перед тем, как покинуть ординаторскую.

Она не стала дожидаться Катиного ответа, вышла, даже не оглядываясь.

Несколько часов до конца работы пролетели незаметно. Две недели назад Риту поставили в параллельную к Брагину смену. Ей не хотелось думать, что эти неожиданные изменения были проведены с подачи самого Брагина. Неужели она ему так надоела? С того времени они встречались так редко, что Рите казалось, она скоро забудет какого цвета у него глаза.

И кого она обманывала? Рита давно уже была не в силах забыть Брагина, образ которого изучила до мельчайших подробностей и впитала в себя вместо материнского молока. Если бы ее перевели в другую смену на годик раньше, возможно, Ритина зависимость не дала бы такие глубокие корни.

А вот Брагин – она даже и не сомневалась – мог вполне обходиться без нее. И от этого осознания земля уходила из-под ног.

Впервые, когда Рита уловила мысли, что представляет Федора голым и в своих объятьях, испугалась до чертиков. Нет, она была далеко не ханжа, но чем дольше Брагин находился рядом, тем больше эта страсть видоизменялась. И вскоре превратилась в нечто такое, всепоглощающее, что Рита даже не знала, как с этим справляться и как избавиться.

Незаметно для себя, она задержалась в сестринской, когда ее рабочий день уже был, как час назад завершен. Мельком глянув на часы, вскинулась и полная решимости направилась в ординаторскую.

Если Брагин там – сегодня она выяснит, в чем ее вина и откуда взялась эта полоса игнора!

Рита пронеслась по коридору, как молния. Она спешила в ординаторскую с таким рвением, будто от этого зависела ее жизнь. Около заветной двери Рита на секунду застыла в нерешительности, покусала губы, а потом глубоко выдохнула и без стука вошла.

– Федор Иванович, потрудитесь объяснить, – с ходу начала она, отчаянно жестикулируя, а потом замерла на полушаге.

На диванчике сидел Трощин, с которым она с некоторых пор дежурила, он пил кофе, судя по чашкам на столике – не первый.

– А где Федор Иванович?

– Вам меня мало, Риточка? – улыбнулся Трощин.

Рита поперхнулась слюной, откашлявшись, натянуто улыбнулась в ответ:

– Конечно, нет, Константин Сергеевич, но все же… Просто ваша смена уже закончилась, – она повела плечиком. – А с Брагиным мне необходимо выяснить… один вопрос.

Трощин ухмыльнулся, сделал глоток, наблюдая поверх чашки за Ритой. Она никак не могла унять дрожь нетерпения и то и дело переминалась с ноги на ногу, как школьница.

– Он в операционной? Внеплановое вмешательство? – не сдержалась, это затянувшееся молчание стало ее раздражать. – Да, что же вы молчите?!

– Не стоит так нервничать Риточка Валерьевна, – Трощин приблизился и по-свойски положил руку ей на плечо. – Разве я не смогу разрешить все ваши вопросы?

Рита недоуменно покосилась на мужскую ладонь, будто это простое прикосновение послужило хлесткой оплеухой. Трощин никогда не вел себя с ней подобным образом. Примерный семьянин, хороший специалист, Рита всегда испытывала к нему… уважение.

Сейчас оно испарилось, как последствия дождя на солнцепеке.

– Готов поспорить, что смогу обеспечить вам более интересное времяпрепровождение, чем поиски Федора Ивановича, – Трощин легкими, круговыми движениями стал поглаживать ее кожу.

– Где Брагин? – спросила Рита, не узнав собственный голос, что стал на порядок жестче и грубее.

Резко скинув с себя руку Трощина, она вздернула подбородок и смело уставилась в его глаза.

– Да откуда мне знать? Не пришел Брагин, взял отгул. Мне и так пришлось вместо него оставаться на смене, – он скривился. – А я, между прочим, почти сутки на ногах!

– Спасибо, – рассеянно протянула Рита и выбежала из ординаторской.

Словно в тумане переоделась, забрала вещи и вышла из больницы. Казалось, что только тогда, когда свежий ветер запутался в ее волосах, Рита впервые за это время вдохнула.

В небе над городом висела полная луна, а краешек солнца еще торчал из-за горизонта, будто замешкался и не успел спрятаться. Отдаленный шум от автострады напоминал шелест крыльев.

Из бокового кармана куртки Рита достала мобильный телефон и впечатала усталый взгляд в темноту дисплея. Она собиралась вызвать такси. Правда еще не решила с пунктом назначения. Ей отчаянно хотелось поехать к Брагину, но достойного повода для этого не было.

Рита приуныла.

Прямо в ее руках мобильник ожил. Раздался знакомый рингтон. Дисплей засветился цифрами незнакомого номера.

– Да? – Рита приняла входящий. В ответ ее ожидало лишь молчание. – Алло. Вас не слышно! Алло!

– Рита! Риточка! Это я!

– Даша? – от неожиданности Рита запнулась и чуть не выронила трубку из рук.

– Да-да! Риточка! Риточка-а-а!

– Дашка, ты, где пропадаешь? – сердце Риты подпрыгнуло и забилось пойманной пташкой в груди.

Менее секунды хватило, чтобы вспомнить, как же соскучилась по Дашке-дурашке! Грудь сжало тоской. Рита заспешила высказать подруге о захлестнувших ее чувствах, о тоске и страхе за нее, но вместо этого холодно произнесла, вновь не узнав свой голос:

– Как там не Багамах? Хорошо кормят? Мулата-сексуашечку себе подцепила?

– На каких Багамах?

– А куда ты там ездила, даже не предупредив лучшую подругу?! Париж, Амстердам, Гаити? Могла бы намекнуть или открытку послать хоть разочек! Ведь не чужие! – Рита не могла сдержать обиды.

– Риточка! Я никуда не ездила, – всхлипнула Даша. – Меня… похитил... Кенгерлинский.

– Что?! Кто?!

– Приеду – все расскажу. Я сейчас не могу и… это не мой телефон. Ты знаешь, где поселок Изумрудный?

– Нет, но если надо – найду, – с готовностью отозвалась Рита.

– Надо. Я на автобусе туда сегодня приеду. Встреть меня.

– Я буду! – кивнула Рита, будто Даша могла ее видеть и после того, как послышались короткие гудки, также завершила вызов.

Вскоре, все еще хмурясь, Рита ехала в такси. Теперь с пунктом назначения проблем не возникло. Она направлялась в Изумрудный, хотя сердце отчаянно просилось обратно в город, в микрорайон, где жил ведущий хирург больницы под номером восемь.

Почти бесшумно такси притормозило у первой автобусной остановки поселка. Расплатившись с водителем, Рита тенью выскользнула из машины. Незнакомая улица оказалась пустынной. Где-то совсем рядом завыла собака. Уняв непонятную дрожь, Рита спряталась под козырьком остановки и принялась ждать.

Только сейчас она поняла, что единственным по-настоящему близким в этой жизни человеком для нее являлась Дашка-дурашка. Искусственно взращенная ненависть к представительницам женского пола, ведь они, так или иначе, либо напоминали мать, либо являлись соперницами, на Дашу не распространялась. Встретив ее еще тогда, в медицинском колледже, маленькую, перепуганную, с затравленным взглядом из-под бровей, Рита прониклась непонятной теплотой. Ей хотелось заботиться, оберегать, опекать эту странную девочку, что оказалась не только Ритиной погодкой, но и одногруппницей.

И она сдалась, не став искать разумное объяснение этому чувству. Жизнь текла размеренно и обыденно, со своими резкими поворотами и неожиданными ухабами. Рита привыкла, что Дашка-дурашка непременно рядом. А когда та вдруг исчезла – земля под ногами вновь разверзлась предательством.

Рита глубоко вздохнула и расслабилась. Она до сих пор не понимала, что случилось с подругой, но главное, что заставляло ее сердце заново преисполниться этой теплотой – Даша ее не предавала.

В мучительном ожидании прошло более двух часов. Рита нервно расхаживала взад-вперед, как опять зазвонил мобильник. Она приняла вызов, даже не взглянув на дисплей.

– Даша? Ты где? С тобой все в порядке?

– Она тебе звонила? – ахнул знакомый голос.

Рита округлила глаза. Кого-кого, а Влада она ожидала услышать в последнюю очередь.

– Что надо? – она потерла лоб.

– Ну, к чему такая грубость?

– Да иди ты, бабник хренов! Ты думал после того, как поступил с Дашкой, я буду рассыпаться в любезностях?! Выкуси!

– Ты не ответила. Даша, тебе звонила? Где она?

Рита состроила гримасу, но выдавила:

– Я не знаю. Она не приехала на встречу.

– Так вы должны были встретиться? Где? Когда? Сколько уже ее нет?

Вопросы посыпались на Риту, как из ведра. Она даже отняла трубку от уха, чтобы не слушать крик Влада.

– Эй! Полегче! Слишком много вопросов, ты не находишь? И вообще, с какой стати я должна тебе что-то говорить? Ты Даше с некоторых пор н-и-к-т-о!

Влад замолк. Рита вздохнула и злорадно улыбнулась, решив, что задела его за живое. Пусть знает, как обижать дорогих ей людей!

Молчание было недолгим.

– Рита, послушай меня внимательно и постарайся понять. Даша в опасности. Я знаю, что у тебя нет никаких причин доверять мне, но я Дашу… люблю. И только я могу ей помочь. Если же первым к ней доберется Кенгерлинский, все пропало!

– Тот чувак, что ее похитил?

– Она тебе рассказала? – в голосе Влада послышалось неподдельное изумление.

Рита поморщилась:

– Только то, что он ее похитил, но ей удалось от него сбежать. Даша назначила мне встречу в Изумрудном, но, видимо, что-то пошло не так и…

– Так она больше не в его особняке? И получается, что добровольно ушла от него… Так это же такая возможность!

– Что?

– Я перезвоню, – скупо проронил Влад и прервал разговор первым.

Несколько секунд Рита растерянно пялилась в потухший экран, потом зло топнула ногой и крепко выругалась.

Она прождала Дашу до поздней ночи. Влад больше не перезвонил, а каждый ее звонок на его номер натыкался на металлический голос автоответчика. Рите оставалось изнывать от беспокойства и бессильно сжимать кулаки.

Когда зарядил проливной дождь, она поняла, что козырек автобусной остановки напрочь дырявый. Рита промокла до нитки, а замерзла так, что зуб на зуб не попадал.

На силу дождавшись такси, Рита забралась в салон и бездумно назвала адрес. Через два километра от поселка она заметила на обочине машины скорой помощи и полиции.

– Что там случилось? – спросила Рита, пытаясь унять нехорошее предчувствие.

– Авария, – ответил таксист.

Кинув на нее недоброжелательный взгляд через зеркало, он сделал радио громче.

Видимо был недоволен тем, что она мокрой залезла в машину. Так, а что ей оставалось? Возвращаться в город пешком? Под дождем?

Рита хотела попросить притормозить, но такси уже промчалось мимо, уверенно набирая скорость. Она приподняла брови, борясь с беспокойством, и промолчала.

Через полчаса автомобиль остановился. Рита вынырнула из своих мыслей и посмотрела в окно.

– Куда вы меня привезли? – нахмурилась она.

– Туда, куда вы сказали.

Рита озадаченно посмотрела на таксиста. Машина остановилась напротив дома Брагина.

Глава 5

Омут

Рита громко расхохоталась.

Она уже почти как полчаса расплатилась с таксистом и вышла на улицу. Вначале, как ни в чем не бывало, направилась к порогу дома, а потом застыла. Непонятный страх сковал тело. Что она здесь делала? И вообще, что она скажет Брагину? Почему заявилась посреди ночи? Да и, к тому же, а вдруг он не один? Ну, конечно же, он не один! Ревность острой иглой кольнула Риту в грудь, отчего воздух на выдохе вырвался с хрипом.

Она поспешно сделала двадцать шагов обратно, а потом долго топталась на лужайке напротив дома Брагина, не решаясь вернуться и постучать в его дверь.

Как по заказу ливень не прекращался. Он жестко хлестал ее по лицу, а ветер запутался в промокшей одежде, пытаясь пробраться до костей.

Рита искусала губы до крови. Еще никогда она не чувствовала себя такой неуверенной, как сейчас.

– Да пошло оно все! – отчаянно бросила и решительно направилась в противоположную от дома Брагина сторону.

Слева из кустов послышался шорох. Рита вздрогнула, замерла и обернулась на звук, растерянно вглядываясь в темноту. Несколько бесконечно долгих секунд звучала тишина, а потом раздалось жалобное мяуканье. Нервно одергивая прилипшую к телу куртку, Рита раздвинула ветки и, щурясь, попыталась отыскать источник звука.

Из темноты ее взгляд выхватил два зеленых огонька. Они, казалось, не мигая, уставились прямо на нее. А потом вновь послышалось мяуканье. Рита наугад протянула руку и наткнулась на что-то холодное и мокрое. Усилием воли она заставила себя не отдернуть брезгливо ладонь.

Это что-то оказалось на удивление легким. Рита без усилий подняла мокрый комочек с земли, на вытянутой руке поднесла к единственному работающему здесь фонарю и разглядела… котенка.

Его шерстка промокла, слиплась клочками и была покрыта вязкой грязью. Котенок продолжал трястись и беспомощно мяукать.

Рита прикусила губу.

– Ну, привет, – вздохнула она. – И что мне с тобой делать?

Котенок вздрагивал от каждой капли, что падала на него, но из рук Риты вывернуться не пытался.

– Только тебя мне и не хватало… Лютый, – пробурчала она и удивилась, что только что дала бездомному котенку кличку.

И еще такую глупую… Откуда только вырвалось из нее это слово? И какой из него Лютый? Маленький, худой, мокрый, жалкий…

У Риты никогда не было домашних животных. Она считала, что брать за кого-то ответственность ей не только рано, но и совершенно, ни к чему. Тут бы с собой справиться и со своей жизнью… А заботиться о ком еще помимо Дашки-дурашки? Увольте. И не умела она вовсе… заботиться.

Как это? Слово-то, какое чудное «забота»… И кто его придумал вовсе? Разве может кто-то отдавать чувство, не испытав его прежде на себе?

Рита усмехнулась.

Она совершенно не знала, что такое забота. Ведь ждать ее было не от кого.

Котенок мяукнул.

Рита зло зыркнула на него.

– Слушай, мне правда совершенно ни к чему коты в доме, – зашипела она. – И что ты так на меня смотришь? Не могу я тебя взять! Не могу! Да я с собой толком справиться не могу. Зачем мне еще кто-то? Тебе со мной будет плохо, Лютый, точно тебе говорю, – Рита запнулась, чтобы набрать порцию воздуха. – Со мной всем плохо…

Котенок продолжал надрываться.

Рита скривилась:

– Ладно, уж. Иди сюда.

Свободной рукой она резко распахнула куртку, а потом прижала Лютого к груди. Ну и пусть, что мокрое к мокрому… А Рите стало как-то теплее… И опять появилось это странное чувство щемящей теплоты в груди.

Лютый сразу же затих и даже вздрагивать перестал.

Рита грустно улыбнулась сквозь пелену слез, что показались ей просто дождем и осторожно пригладила взлохматившуюся шерстку Лютого.

– Ты не думай, что я трусиха, – тихонько сказала она. – Я ведь совсем не такая. Это просто сегодня так. Магнитные бури, наверное. Не веришь? А чего я собственно боюсь? Что он меня прогонит?

Лютый ей не ответил.

Рита поджала губы и почти бегом направилась к дому Брагина. Она взлетела на крыльцо и, прежде чем передумала, громко заколотила в дверь.

Время пока никто не открывал, длилось мучительно долго. Рита уже уверилась в том, что Брагин действительно не один, но почему-то продолжала и продолжала колотить в дверь, как безумная. Или же это просто рука так замерзла, что не чувствовались ни боль, ни сила с которой она билась в эту дурацкую дверь?

А потом двери вдруг не стало. Рука словила пустоту и Рита, не удержав равновесия, повалилась вперед, пока не наткнулась на что-то теплое и твердое.

– Рита?

Она резко отпрянула, будто сунулась в пламя.

Брагин, стоящий в дверном проеме показался Рите еще выше, чем был. От него исходило тепло и некая уверенность, что ей невыносимо сильно захотелось прижаться к этой крепкой груди и укутаться телом Федора, как пледом, чтобы согреться.

Рита встретилась взглядом с мужчиной. Под его глазами пролегли заметные тени, а на лице притаилась непонятная печаль.

– Что ты здесь делаешь? Одна, ночью… – Нахмурился он.

Рита попыталась что-то вразумительное сказать в ответ, но получилось только:

– Ды-ды-ды.

Брагин смерил ее внимательным взглядом:

– Ты пьяна?

– Ды-ды-ды! – возмутилась она.

Рита топнула ногой. Никак не получалось унять эту дрожь, что сотрясала тело! Да и зубы продолжали выбивать чечетку, отчего слова выпадали изо рта отдельными звуками.

– Видимо, это я слишком много выпил, – задумчиво произнес он, проводя рукой по взъерошенным волосам. – Иначе с чего бы мне такие видения среди ночи являлись бы…

Брагин задумчиво смотрел на нее, продолжая держать на пороге дома. Рита дрожала, холодный дождь все еще изливался за шиворот.

Вдруг котенок взбрыкнул. Рита согнулась, пытаясь его удержать. Но животное лишь резко полоснуло коготками по ее груди, выпрыгнуло из рук и тенью шмыгнуло внутрь помещения. Рита вскрикнула от неожиданности.

– Это кто? – глаза Брагина округлились.

– Лю… Лю-тый, – простучала зубами Рита.

– Лютый? – растерянно переспросил он. – Я действительно слишком много выпил…

Рита нервно хихикнула.

Брагин отступил в сторону, шире открыл дверь и жестом пригласил Риту войти. Она еле сдержалась, чтобы не последовать примеру Лютого и со всех ног не кинуться к чему-нибудь теплому и сухому в доме.

Дождь, смешиваясь с грязью, стекал с ее волос и одежды. И вскоре на полу, в том месте, где она остановилась, образовалась мутная лужа. Брагин захлопнул дверь, приблизился и недовольно поморщился, стягивая с Риты прилипшую к телу куртку. Высвободив ее от верхней одежды, он бросил куртку на пол, будто мусор, не потрудившись даже повесить на вешалку или еще куда-либо. Чтобы воспротивиться его наглым замашкам – не хватило сил. После такого разительного контраста температуры все тело Риты требовало одного – спокойствия.

– Медсестер с пневмонией мне только не хватало, – с мрачным видом произнес Брагин.

Рита стыдливо потупила взор, боясь хоть что-то ответить. А вдруг прогонит?

Она напряженно ожидала, что сейчас кто-то выйдет к ним, появившись, вон из-за той деревянной колоны впереди, или спустившись по лестнице со второго этажа. Например, длинноногая блондинка в рубашке Брагина на голое тело. Но к искреннему удивлению Риты никто не спешил появляться.

Тем временем Брагин приобнял ее за плечи, молча довел до пуфика, усадил, не особо заботясь, что обивка под мокрым задом Риты сразу же промокла. Потом полез в тумбочку под вешалкой, достал мохнатые тапочки и вернулся. Присев около Риты, Брагин стянул с нее ботинки вместе с насквозь промокшими носками, наспех растер посиневшие от холода пальцы и обул в тапочки.

Рита онемела, следя за действиями Брагина.

В груди у нее все трепетало и дрожало, будто каждая клеточка тела превратилась в желе.

Никто прежде не вел так себя с ней! И хоть Рита не брала этим вечером и капли алкоголя в рот, сейчас она опьянела от внимания мужчины, которым бредила столько ночей подряд.

Больше ничего не сказав, Брагин поднялся и устремился куда-то вглубь коридора. Рита поежилась. Стоило ему оставить ее одну, как волшебство момента мигом улетучилось, а страхи и неуверенность навалились с прежней силой.

Рита встала и воровато огляделась по сторонам. Лютого нигде не наблюдалось.

Брагин жил в двухэтажном домике на окраине города. Его дом стоял на холме, и Рита знала, что если осмелится сейчас подойти к окну, то ей откроется необыкновенный вид. Но она даже не пошевелилась. Тело сводило холодной судорогой, Рита сцепила пальцы в замок, чтобы попытаться унять дрожь.

Несколько секунд она в недоумении прислушивалась к глухому клацанью, пока наконец не поняла, что этот звук издавала сама. Зубы продолжали стучать.

Брагин все не появлялся и чтобы хоть как-то отвлечься от внутреннего холода, который никак не хотел покидать ее тело, Рита решила удовлетворить собственное любопытство. Часть первого этажа, что она успела увидеть, оказалась практически лишенной мебели. Повсюду царил спокойный минимализм. Высокое, от пола и до потолка, окно в гостиной занимало всю восточную стену и смотрелось настолько прозрачным, будто бы стекла там вовсе не было. Голое, неприкрытое занавесями, оно казалось Рите проходом в другой мир. Туда, где царила темнота и безмятежность, и изредка вспыхивали разноцветные огоньки. Туда, куда Риту потянуло с неимоверной силой.

Большие колонны из грубого темного дерева упирались в светло-коричневый сводчатый потолок. На подвесных полках стояли милые безделушки: часы, статуэтки, фотографии.

Рите непременно захотелось подойти поближе и рассмотреть каждый снимок. Только она побоялась запачкать пушистый бежевый ковер, ведь вода с одежды все еще стекала неровными струйками к ногам.

– Нравится?

Рита обернулась и увидела Брагина, прислонившегося спиной к колонне. В полумраке от редких светильников невозможно было понять, что выражало его лицо.

– К-крас-сиво, – выдавила она, комкая пальцы.

– Обычно. – Брагин со скучающим видом отделился от колонны и направился к ней.

– Ос-собенно ок-кно, – искренне восхитилась Рита.

На миг лицо Брагина просветлело и он улыбнулся отчего стал похожим на беззаботного мальчишку. Рита не успела удивиться или толком налюбоваться такими переменами, как улыбка погасла, а мужчина схватил ее за локоть и поволок обратно в коридор.

– А потрудитесь-ка объяснить, что вы делаете в моем доме в два часа ночи?

Рита встревожено вскинула глаза и тут же опустила взгляд в пол. Смотреть на лицо хирурга было не лучшей ее идеей. Все слова и версии, которые она пыталась соорудить за время «прогулки под дождем» на лужайке перед его домом, тут же испарились.

– И раз уж вы тут, неужели трудно было захватить из дому зонтик? Или мокнуть под дождем ваше хобби? – его слова были просты по смыслу, но за каждым звуком Рите чудился яд, который с болью распространялся по ее сосудам.

– Я… я еще н-не была д-дома.

– Так вы с дежурства прямо ко мне? Право, какая самоотверженность! Долго же вы добирались, Маргарита Валерьевна. Или же пытались придать себе нужный вид под дождем, чтобы вызвать во мне жалость?

– Я…

Брагин со стоном втянул воздух и подтолкнул Риту в спину, чтобы она быстрее переставляла ноги.

– Мало мне вас на работе, так теперь и дома возись с соплюхами.

Рита всхлипнула. Она не понимала, почему Федор Иванович так разозлился и постоянно избегал прямого взгляда в ее лицо. Неужели даже смотреть на нее ему стало противно?

Когда Рита запнулась, ноги совершенно отказывались ее держать, Брагин тут же с готовностью подхватил ее, не дав упасть и разбить лицо, словно всю жизнь вырабатывал молниеносную реакцию. Как только Рита вновь стояла на нетвердых ногах, мужчина отпустил ее, резко дернувшись, будто прикосновение к ней вызывали в нем отвращение. Потом, глухо выругавшись сквозь зубы, он повторно подтолкнул ее в спину на этот раз еще грубее.

– К-куда? – Рита закусила губу, чтобы не расплакаться.

Она уже успела трижды проклясть себя за глупость постучаться в его дверь. Да лучше было остаться снаружи и околеть от холода, чем испытывать сейчас на себе гнев Брагина.

Сам черт дернул ее назвать его адрес таксисту! А потом, вместо того, чтобы развернуть машину и поехать домой, остаться и осмелиться войти в дом!

За те годы, что Рита работала вместе с Федором Ивановичем, она успела привыкнуть к его вспыльчивости. И даже срослась с мыслью, что Брагин никогда ее не полюбит, но чтобы вызывать в нем такую жгучую ненависть…

Каждое слово Брагина сейчас отзывалось в ней ударом под дых.

Глаза Риты защипало. Она удивилась и тут же разозлилась на саму себе за такую реакцию. Ведь никогда не позволяла себе подобных слабостей! Плакать! Да еще и перед мужчиной!

– В ванну.

– З-зачем? – округлила Рита глаза.

Брагин не ответил. Когда они остановились у широкой дубовой двери, он развернул Риту к себе лицом и молча стал расстегивать ее кофту.

Послышался шум воды.

Поначалу Рита лишь ошарашено открыла рот, наблюдая, как сосредоточенно Федор Иванович пытается справиться с каждой мелкой пуговицей. А потом ее тело взбунтовалось. Почему-то стало по-настоящему страшно и противно от грубоватых касаний мужчины.

Не так она себе представляла тот момент, когда Брагин будет ее раздевать. Даже та неудавшаяся попытка в ординаторской теперь показалась не настолько чужеродной, как то, что происходило сейчас.

Пуговицы скользили в мокрых руках Брагина и он, потеряв терпение, потянул кофту вверх, чтобы стянуть ее через голову.

Рита попыталась отстраниться, но лишь уперлась спиной в стену, потеряв пути к отступлению.

– С-сама! – вскрикнула она и ударила Брагина по рукам.

Он склонил голову, прищурился и сделал шаг назад:

– Ну, разумеется.

Рита тяжело сглотнула. Ее взгляд заметался. Она в панике пыталась отыскать выход из сложившейся ситуации, но ничего путного в голову не приходило.

Брагин стоял с непроницаемым выражением лица.

– Л-лютый! – ахнула она.

На красном кухонном диване, кусок которого виднелся через дверной проем напротив, свернулся котенок и… мирно спал. На бархатной ткани вокруг него образовалось грязное пятно.

Брагин проследил за Ритой взглядом, и она забыла, как дышать.

– Я в-все уберу, – промямлила она, почти вприпрыжку несясь на кухню.

Тапочки скользили по паркету.

От мысли, что Брагин опередит ее и вышвырнет Лютого обратно под дождь, желудок свело спазмом. Слишком торопившись, она неуклюже повернулась и ударилась плечом об дверной косяк, чуть не взвыв от боли. Опередив мужчину, тяжелое дыхание которого постоянно ощущала на своем затылке, она схватила Лютого и прижала к груди.

– Дай сюда, – процедил Федор, протягивая ладонь.

Засвистел чайник.

– Н-нет! – Рита сгорбилась и повернулась вполоборота, пытаясь своим телом защитить животное.

Брови Брагина поползли вверх.

– Его надо вымыть, – раздраженно проговорил он. – Не то все мне тут грязью вымажет.

– Я сама!

– Ты себя вымой сначала! Сама-сама! – скривился он. – Зуб на зуб не попадает и даже лицо посинело от холода. Марш в душ!

Брагин повторно протянул руки, но Рита увернулась.

– М-мой кот! Сама буду мыть! – огрызнулась она.

– Ну, хорошо, – почти прорычал он, закатив глаза.

Втянув голову в плечи, Рита протиснулась мимо Брагина и направилась в ванную. Зайдя внутрь, она чуть не задохнулась – воздух превратился в густой горячий пар. Пока Рита кашляла и соображала, как пристроить Лютого, чтобы он не выцарапал ей глаза, Брагин вернулся с тазиком и маленьким полотенцем в руках.

Набрав в тазик воду, с деловым лицом Брагин, сунул туда кончик локтя, пробуя температуру, потом добавил пены и попытался забрать котенка. Рита с ужасом наблюдала, как огромные ладони тянутся к Лютому и готова была начать кусаться вместо него.

– Да отдай ты! – в возгласе Брагина прозвучала скрытая ярость.

Рита отчаянно замотала головой.

– Ничего с ним не сделается, – заверил мужчина, пытаясь разжать пальцы Риты. – Хотел бы утопить, уже сделал бы. И начал бы непременно с тебя.

От испуга Рита дернулась, и Брагину удалось забрать Лютого.

Сперва она наблюдала за действиями мужчины с большим недоверием, а потом, упокоившись, присела на край ванны. Брагин осторожно намылил Лютого до мелкой пены, смыл грязь с шампунем, вытер и, закутав в полотенце, вынес из ванной. Котенок оказался черного окраса с редкими белыми пятнами, что напоминали воротничок и тапочки. Он вел себя воспитанно и тихо, ни разу не попытался вырваться из тазика или царапнуть Брагина. Следя за таким поведением, Рита поняла, что его надо было назвать как минимум Милахой, но никак не Лютым.

– Ты долго сидеть будешь? – спросил с порога Брагин, как только вернулся. – Или тебя мне тоже помыть самостоятельно?

Рита уставилась в его лицо, что выражало раздражение ее присутствием, и неожиданно даже для себя горько расплакалась.

– Ты чего? – смущенно спросил Брагин.

Он выглядел растерянным.

А Рита ничего не могла с собой поделать. Она захлебывалась слезами, икала и не могла сдержать чувств, что скопила внутри себя за столь долгое время.

– Что-то случилось? – поинтересовался Брагин. Он подошел вплотную, взял Риту за плечи и заставил встать. – Расскажи мне.

И Рита рассказала. Слова полились из нее, как гонимые разбушевавшейся стихией дождевые капли. Она рассказала про Дашу, про то, сколько прождала ее на остановке в чужом поселке. Ночью. Совсем одна. Рита пожаловалась на терзающие ее плохие предчувствия, на таксиста, что смотрел так грубо, на дождь, который начался совсем не вовремя…

И чем дольше она говорила, тем крепче обнимал ее Федор. Вскоре Рита выплакивала свои обиды в его крепкую грудь, прижавшись к ней щекой. Брагин гладил Риту по мокрым спутавшимся волосам, и эти движения выходили какими-то несмелыми и даже неловкими.

Не забыла Рита рассказать и про Влада, его подлость по отношению к Дашке-дурашке. В этот момент она почувствовала, как тело Брагина напряглось.

Когда слова закончились, а Рита стала просто всхлипывать, почти успокоившись, Брагин отстранился. Он посмотрел на нее долгим взглядом, обхватил ладонями лицо и провел большим пальцем под нижней губой, как раз там, где скрывалась ненавистная мамина родинка.

Рита вздрогнула.

– Ну-ну, – прошептал он. – Не плачь. Мы обязательно что-то придумаем. Иди в душ, Рита. Телу надо согреться. А потом мы с тобой будем пить чай.

– Чай? Ночью?

– Ты права, – улыбнулся Брагин. – Что нам чай на голодный желудок? Только если вприкуску с сырниками.

Он бросил большое махровое полотенце на стиральную машину и вышел, оставив Риту наедине со своими мыслями.

Несколько секунд она лишь растеряно хватала ртом горячий воздух, а потом стянула с себя мокрую одежду. Голова закружилась, и Рита оперлась руками об умывальник. Совладав со слабостью, она выпрямилась – взгляд уперся в запотевшее зеркало.

Потянувшись, провела по нему рукой, вытирая, и застыла, рассматривая собственное отражение. И куда подевалась красавица, с идеальным макияжем, аккуратной прической и стальной уверенностью во взгляде?

Широко открытыми глазами из зеркала на Риту смотрела незнакомка. Волосы слиплись и разметались по плечам мокрыми сосульками, кончик носа посинел, разводы от туши и теней размазались по всему лицу, а под нижней губой гордо чернела злосчастная родинка.

– Какой ужас! – застонала Рита, приложив холодные ладони к зардевшимся щекам.

Не теряя больше времени, она зашла в душевую кабинку и с остервенением стала намыливать лицо и тело. Вымывшись до скрипа кожи, Рита утомленно прислонилась к холодному кафелю, жадно ловя теплые струи воды ртом. Холод больше не бродил по ее позвоночнику, а вот ноги налились такой свинцовой усталостью, что казалось, еще чуть-чуть и подогнутся, отказавшись ее держать.

Рита отерла лицо, открыла глаза и внезапно столкнулась взглядом с Брагиным.

Воздух возгласом удивления вышел из ее легких. Она не знала, сколько он уже здесь стоял. И пусть запотевшее стекло душевой кабинки почти полностью скрывало ее тело, но Рите в тот момент показалось, что взгляд Брагина оставлял на нем ожоги.

Мужчина выглядел так, будто то, что он видел, причиняло ему боль.

Рита закусила губу.

Брагин глухо застонал, рывком открыл душевую и заскочил внутрь. В одежде.

Рита чувствовала то напряжение, что сковало его тело. Сложилось впечатление, словно он боролся сам с собой.

Брагин закрыл глаза и сжал кулаки. Когда же он вновь посмотрел на Риту, она не увидела в его взгляде и тени от сомнения, только чувство и чистую решимость.

Он смял Риту в своих объятьях так неистово, что ей стало трудно дышать. Она уцепилась за его промокшую футболку, потом потянула ее вверх, чтобы снять. И видимо это послужило для Брагина сигналом, как красная тряпка для быка.

Мужчина накрыл рот Риты жадным поцелуем и только тогда, когда они оба стали задыхаться, отстранился на пару сантиметров, чтобы перевести дыхание.

– А чай? – спросила Рита, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Откладывается, – простонал Брагин, грубо лаская ее ягодицы.

Он притягивал Риту к себе все ближе и ближе, как будто с каждой секундой душевая кабинка уменьшалась в размерах.

Рита задыхалась.

Когда Брагин одной рукой сжал ее грудь, а второй скользнул к запретному треугольнику внизу живота, ноги Риты подогнулись под напором такой страсти.

Рита выгнулась и полностью отдалась во власть поглотившего ее омута.

Глава 6

Короткий миг счастья

Рита даже не помнила, как уснула. Последние ее воспоминания обрывались еще там в душе под струями горячей воды, которая казалась ей еле теплой по сравнению с жаром от тела Брагина.

Она была настолько расслаблена, что ничего не могла с собой поделать, когда веки опустились, а колени подогнулись, и она уткнулась носом в горячую грудь Брагина.

– Совсем уморилась, девочка моя, – с какой-то странной нежностью в голосе проговорил Федор, все еще тяжело дыша после их последнего захода. – Сейчас.

Рита зевнула и сквозь сон ощутила крепкие объятья, мягкий ворс полотенец, потом невесомость, что-то гладкое, холодящее спину и наконец, вновь горячие и уже знакомые объятья. Она совсем немного поерзала, устраиваясь поудобнее, пока не провалилась в мир сновидений окончательно.

В эту ночь, точнее в те жалкие часы, что от нее остались, Рите снилось что-то приятное и светлое. Потом она никак не могла вспомнить, что именно. Для Риты не было редкостью запоминать свои сновидения до мельчайших подробностей, а потом надолго оставлять в памяти, чтобы хоть иногда к ним возвращаться. Так повелось еще с детства. Ведь, как скоро она смогла уяснить, во сне всегда можно повернуть ход событий в нужную для себя сторону: одержать победу, найти приятное местечко, получить все, что хочется и спрятаться от… мамы.

Не смотря на то, что этот сон Рите не удалось запомнить, проснулась она в отличном расположении духа, разбуженная стойким ароматом кофе.

Рита блаженно потянулась на кровати, замерев на миг, когда осознание всего случившегося обрушилось на ее разум подобно внезапно ледяному душу, а потом расплылась в мечтательной улыбке. По телу бродила усталость, внизу живота немного ныло. Рита усмехнулась, вспомнив, с какой страстью вчера на нее набросился Брагин, как оголодавший волк на добычу. Мысль о том, что этот мужчина считает ее настолько желанной даже в том плачевном состоянии, в котором она ночью заявилась, однозначно польстило самолюбию. Поэтому Риту села, пригладила рукой волосы и записала эту физическую усталость в разряды приятных.

Брагина рядом не было.

Спальню заливал приятный солнечный свет, и Рита на глаз не смогла определить который сейчас час. Прикусив губу, она невнимательным взглядом обвела комнату в поисках часов. Они оказались совсем рядом – на прикроватной тумбочке, электронным будильником. Красные, мигающие цифры повергли ее в шок. Во рту мгновенно пересохло.

Рита проспала собственное дежурство!

Она мгновенно проснулась окончательно, вскочив с кровати так резко, что закружилась голова, а перед лицом стали роиться черные точки.

Брагин ее прибьет!

Рита придержалась за край тумбочки, пока тело перестало ее подводить, а слабость не откатила. Она схватила первую попавшуюся рубашку Федора, ведь ее одежда осталась валяться мокрой кучкой в душе.

Потом дотронулась губ, поймав себя на том, что стоит и глупо улыбается.

Рукава пришлось закатать, чтобы они не висели. Рита блаженно вздохнула – теперь она будет пахнуть духами Брагина.

Не этого ли ей так давно хотелось?

– А собственно, где он сам? – подумала она, нерешительно направляясь из спальни.

Рита пошла на запах кофе.

Если бы не бешено колотящееся сердце и тревожные мысли, что одолевали ее со всех сторон, она наверняка ощутила бы себя счастливой.

Медленно продвигаясь по коридору на кухню, откуда раздавалась тихая музыка, Рита то и дело забывала дышать.

Говорят, что если очень долго чего-то хотеть, прикладывать максимум усилий к тому, чтобы этого достичь, то когда цель окажется у тебя в руках – долгожданного прилива радости не будет. Возможно, человек перегорает еще на полпути к мечте, а, возможно, просто выбирает не те цели, которые действительно нужны.

Рита боялась этого разочарования, что могла ощутить утром. Ей не хотелось после секса с мужчиной, о котором мечтала больше года, испытать неприятное послевкусие.

Как бы то ни было, но ничего подобного сейчас Рита не ощущала.

Да, она искренне страшилась реакции Брагина, его безразличия или же открытой неприязни. И, наверное, она даже немного жалела о том, что назвала таксисту адрес Федора, а не свой. То, что между ними произошло, было спонтанным, жгучим наваждением, подобным извержению вулкана, когда убежать и скрыться от стихии просто невозможно. А ведь Рита думала, что все могло быть иначе: осмысленно, нежно, созданное на прочной основе из чувств…

Могло и не случилось.

Тем не менее, единственное о чем Рита даже на каплю не пожалела – что они с Брагиным перешли эту черту интимной близости. Только вот, как удержаться на карнизе и не свалиться в пропасть?

Из-за переизбытка зудящих вопросов и мыслей, Рита совершенно растерялась. Она не знала, как себя вести с Брагиным дальше. И вообще нужно ли ей это «дальше»? Может, Катя права, а идея-фикс женить на себе заядлого бабника, заранее обречена на провал? Кто мог Рите гарантировать, что, даже добившись желаемого, она будет счастлива с этим человеком?

Никто.

И самым правильным решением было принято… не делать ничего.

– Ну, подумаешь, переспали, – тихонько под нос хмыкнула Рита. – Что ж в этом такого, правда? Даже, если он не только непосредственный начальник, но и мужчина моей…

Рита застыла в дверях кухни, ошарашено моргая. Она ожидала увидеть Брагина каким угодно, но та картина, что сейчас явилась перед ее глазами, казалась лишь продолжением сна.

Федор стоял к ней спиной у кухонной стойки и беззаботно жарил блинчики. Из одежды на нем были лишь свободные джинсовые бриджи и фартук. На столе позади него виднелись столовые приборы на две особы. Брагин тихонько насвистывал легкий мотивчик, вторя включенному радио.

Лютый свернулся клубочком на облюбованном им вчера кухонном диване и мирно спал. Рита пригляделась повнимательней. Грязного пятна на бархате больше не было, а вот возле холодильника появилась желтая мисочка, сейчас наполненная молоком.

Запах кофе змейкой вился над туркой.

Рита на мгновение позволила себе полюбоваться крепкой спиной Брагина, а потом наваждение спало, и она решилась откашляться в кулак.

Мужчина сразу же обернулся.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало, улыбнулся он. – Садись, сейчас завтракать будем.

– Д-доброе.

Рита послушно присела на краешек дивана. От испытанного ею сейчас потрясения, ноги вдруг перестали держать.

Больше всего ей хотелось закричать во весь голос:

– Э-эй! Что за глупые шутки?! Куда подевался настоящий Федор Иванович? Разбудите меня немедленно!

Но она старательно глотнула это недоумение, лишь подозрительно поглядывая на ведущего хирурга больницы под номером восемь в красном фартуке на завязках. Брагин поставил тарелку полную румяных блинчиков на стол поближе к ней. Затем разлил в пиалы варенье и сметану, а также ароматный кофе по чашкам.

От вкусных запахов Риту повело. Она даже не ожидала, что настолько голодна!

Федор, все также загадочно улыбаясь, сам положил ей в тарелку блинчики, пододвинул варенье и сметану.

– Приятного аппетита, – сказал он.

Рита растерянно кивнула, потянулась за вилкой, как тут же вскочила на ноги, чуть не опрокинув кофе на себя.

– Ой, я же не могу!

– Ты не ешь блинов? – удивился Брагин.

– Федор Иванович, я же на работу опоздала, дурья моя башка! Но я сейчас соберусь и еще к половине смены успею, – затараторила она. – Я обязательно все часы отработаю, вы не сомневайтесь!

Рита рванулась из-за стола, как ее просто-напросто пригвоздил к полу грозный рык Брагина:

– Куда?

– Н-на работу.

– Села быстро и ешь, – приказал Федор, указывая на прежнее место напротив него. – Тебе не надо на работу.

– Вы меня… уволили? – испуганно зажала рот Рита.

Она была близка к тому, чтобы сползти вниз по стеночке, к которой сейчас прислонилась.

– Зачем? – вопросом на вопрос ответил Брагин. Он аккуратно обмакнул кусочек блина в сметану и отправил в рот. – Ты сделала нечто такое, о чем я еще не знаю? Хватит бледнеть, Маргарита. Я просто отправил тебя на больничный. Всю ночь горела. Температуру удалось сбить только несколько часов назад.

Рита нахмурилась и медленно вернулась, сев обратно на диванчик. Так жар от тела Брагина прошлой ночью оказался тактильной галлюцинацией? Может, и секса между ними вовсе не было? Насколько сильным у нее мог быть жар, чтобы почудилось такое?

– А-а-а, ¬– замялась она, не зная, как же правильно составить вопрос, чтобы не выставить себя фирменной дурой. – Федор Иванович, вы тоже на больничном?

– Да ты беспощадна, Рита. Неужели ночью все было настолько плохо, что ты уже жаждешь видеть меня на смертном одре? – притворно ужаснулся Брагин. – Нет, я взял несколько дней отпуска. Необходимо было собраться с мыслями.

К щекам Риты прилил жар. Как не хотела она показаться умной и адекватной, а натура, как говорила ее мать, все равно нашла щель, через которую вылезти.

– Ешь, – продолжил Брагин, не дав ей и слово вставить поперек. И на этот раз это прозвучало, как не приглашение, а чистый приказ.

Рита беспрекословно подчинилась.

Сначала она даже не почувствовала вкус еды, словно машинально нанизывала на вилку кусочки блина, обмакивая в клубничное варенье и отправляя в рот. Кусочек за кусочком.

Как только растерянность от происходящего отступила на второй план, Рита стала искренне наслаждаться вкусом. Блины были не пережарены, с румяной, хрустящей корочкой, в меру сладкие. Не приторные, они пришлись ей как раз по вкусу.

Хотя Рита никогда не пробовала домашних блинов, приготовленных специально для нее, она была уверена, что лучшего вкуса у них и не могло быть.

Ее глаза увлажнились. Рита попыталась сглотнуть горький ком, что стал посреди горла, но сделала лишь хуже. Слезы покатились по щекам.

– Настолько невкусно? – встревожено привстал Брагин. – Запей.

Рита отрицательно покачала головой. На слова она сейчас не была способна.

Да и как возможно было объяснить человеку то, что сам не можешь понять? Конечно, мать никогда не готовила ей не только блинов, но и вообще... Рита питалась подачками соседей, а когда подросла, тем, что находила сама. Но разве эти, впервые попробованные домашние блинчики, могли вызвать такую странную реакцию?

Рита встряхнулась. Волосы взметнулись и хлестнули ее по щекам.

– Все в порядке?

– Да, – криво улыбнулась она. – Просто все слишком вкусно, Федор… Иванович.

Брагин, казалось, сразу как-то расслабился, его лицо просветлело, но в следующую секунду мужчина нахмурился.

– Давай договоримся, Маргарита. Что в неформальной обстановке ты…

Рита вздрогнула. На самом деле она ненавидела полную форму своего имени. Именно так в плену алкогольного угара называла ее мать. Словно дразнила. Марго-Рита…

– Не называйте меня больше так, – глухо проговорила она. – Никогда.

– Идет, – легко согласился Брагин. – Тогда вне работы я для тебя просто Федор. И на ты. Договорились?

Мужчина встал и быстро убрал со стола, поставив грязную посуду в раковину.

– Договорились, Федор Иванович, – с готовностью вскинулась Рита. – Ой.

– За каждое последующее «выканье» ты получишь наказание, – вполне серьезно заявил он.

Рита отступила на два шага назад.

– Какое? – тяжело сглотнула она.

– Не сомневайся, я придумаю!

Рита не знала, как реагировать на его слова. Тот Брагин, каким она его знала в стенах больницы, был совершенно не похож на того, что сейчас стоял перед ней в… красном фартуке. И вообще, как она должна себя вести с этим мужчиной, который стал вдруг похож на хитрого мальчишку?

А вдруг он просто с ней дразнится? Разве может человек вот так вот просто изменить линию поведения? А если Катя проговорилась Брагину о том, что Рита ляпнула? И мужчина решил ее жестоко проучить…

Это бы все объяснило…

Рита задумчиво почесала затылок, борясь с противоречивыми мыслями. Ей ужасно не хотелось верить в то, что Брагин решил с ней просто поиграть, но и принимать всерьез его заботу было бы глупо.

«Не верить, не привязываться, не очаровываться», – таким был по жизни девиз Риты. Хватит с нее Дашки-дурашки, от исчезновений которой каждый раз на выдохе что-то больно кололо в сердце.

Рита потянулась к посуде, но Брагин неожиданно резко схватил ее за запястья, останавливая.

– Я сам.

– Но, – захотела воспротивиться она, но не решилась, пожираемая его твердым, не терпящим возражений, взглядом.

– Иди лучше в гостиную, посмотри телевизор. Я приду, и будем тебя лечить. Температуру необходимо измерить, послушать легкие. Где-то у меня валялся фонендоскоп, еще со времен прохождения практики в университете остался. – Брагин провел рукой по волосам и сразу посерьезнел, будто мыслями был уже не здесь. – Сказал про пневмонию и словно накаркал на свою голову.

– Наверное, я лучше поеду к себе домой, – нерешительно начала она. – Поболею тихонько в кровати пару деньков, а потом выйду на работу. И мешать никому не буду.

– Ты остаешься, – твердо сказал Брагин. – А в кровати необходимо заниматься кое-чем другим, а не болеть. Хотя этим можно заниматься где угодно, не обязательно в кровати.

– Федор! – возмутилась она, почти отпрыгивая от умывальника, где они продолжали стоять.

Он расхохотался.

Рита почти пулей вылетела из кухни.

– И носки надень, – донеслось ей вслед. – Я оставил на диване в гостиной.

Рита заскочила в гостиную, затормозила у дивана, чуть не сбила рукой статуэтку голой глиняной женщины, что стояла на полу рядом. Лишь в последний момент, ей удалось поймать ее и удержать от рокового падения.

– Стой, грудастая. Не хватало мне еще нести разрушения личным фетишам Брагина.

Тяжело дыша, Рита плюхнулась на диван. Рядом лежали синие шерстяные носки. Поморщившись, она послушно их натянула на ноги. Сразу стало теплее.

Риту начинало знобить.

Поведение Федора сбивало ее с толку. Она не только растерялась, но и перестала узнавать себя. Казалось, что рядом с Брагиным она теряет контроль не только над своим телом, но и разумом. А для Риты такое всегда было непозволительным. Она привыкла контролировать собственную жизнь, просчитывать действия на несколько ходов вперед.

Сейчас же не то, что выстроить дальнейшую стратегию поведения, даже проанализировать нормально случившееся не получалось! Мысли разбегались в голове, как тараканы.

Единственным спасением в сложившейся ситуации для Риты было… бежать.

Бежать, пока это нечто не запустило щупальца поглубже в нее, не захватило власть, а потом не вытащило ее внутренности очередным предательством прямиком на вот этот пушистый ковер.

Рита прикусила губу.

Самым обидным и непонятным было то, что она не хотела уходить.

Но она обязательно решится на это.

Просто немного еще побудет здесь, в тепле, в компании странного, как оказалось совершенно незнакомого ей мужчины. А потом, заберет Лютого и уедет на злосчастном такси восвояси.

Приняв решение, Рита немного успокоилась и уже привычно стала разглядывать обстановку.

Пока Брагин возился на кухне, ее взгляд зацепился за подвесную полку с фотографиями, которую она заметила еще ночью. На цыпочках Рита подошла и стала приглядываться к фотографиям повнимательней. Ей хотелось узнать этого чужого Федора хоть немного больше. Ведь эта непредсказуемость поведения мужчины Риту пугала до колик в животе.

На маленьких прямоугольниках в строгих коричневых рамочках была представлена та часть жизни Федора, что наверняка всегда оставалась тайной для тех, кто не входил в круг его близких.

Кадры показались Рите живыми. На некоторых из них Федор выглядел еще совсем мальчишкой. С взлохмаченными русыми волосами, широкой открытой улыбкой и незнакомой прежде Рите хитринкой в глазах.

Она провела кончиком пальца через стекло по ямочкам, что играли на его щеках, и заулыбалась в ответ.

Рядом стояла фотокарточка, которая заставила сердце Риты пропустить удар.

В окружении веток сирени улыбались трое. Молодой Брагин в центре, а по бокам от него две юные девушки.

– Иди сюда, я термометр принес, – неожиданно громко прозвучал знакомый голос.

Рита вздрогнула и чуть не выронила рамку из рук. Она закусила губу, устыдившись своего любопытства. Но тут, же разозлилась.

«Какого черта? Разве мне когда-то было стыдно за свои поступки? Что со мной сейчас не так?»

Прихватив фотокарточку с собой, она вернулась к дивану и села рядом с Брагиным. Как долго он наблюдал за ней вот так?

– Кто это? – спросила Рита, указывая пальцем на девушку, что была слева от него на фото.

– Лида, – нехотя признался Брагин.

Рита сузила глаза. На этом фото Федор крепко обнимал брюнетку, та смеялась и на ее щеках цвели милые ямочки. Рита даже могла назвать ее красивой.

Неприлично красивой, чтобы быть настоящей.

Ревность опалила грудь Риты, она не смогла сдержать это яростное чувство. Но самым странным было то, что эта девушка казалась ей знакомой. Где-то она уже видела такой же утонченный овал лица, такой же взгляд, что грозился вынуть всю душу и родинку на щеке.

Рита нахмурилась и растерянным взглядом еще раз обвела полку с фотографиями. Так или иначе, но это девушка была на половине из них. Разве это не доказывало, что Брагину дорога эта некая Лида?

«Не верить, не привязываться, не очаровываться… Разве ты уже забыла, Рита?» – мысленно отчитала она себя.

Рита на мгновенье прикрыла глаза, а потом широко распахнула их, громко ахнув. Она поняла, кого напоминает ей эта девушка.

Дашку-дурашку.

– Кто она? – задеревеневшими губами спросила Рита Брагина.

– Не важно, – сказал он, как отрезал. – Она в прошлом. И это не твое дело, Маргарита.

Рита скривилась, но сдержала удар.

Кто знал, что ей сейчас так горько будет от каждого его слова? А ведь день так хорошо начинался…

– А это кто? – спросила Рита, указывая на вторую девушку по правую сторону от Брагина.

Она хотела перевести разговор на другую, более легкую тему. Но сразу же поняла, что получилось только хуже.

– Марина, – глухо ответил Федор, отводя взгляд. – Моя сестра.

– Мать этого засранца? – ахнула Рита.

Она никак не могла заставить себя отвести взгляд от блестящих, длинных волос Марины, они разметались по плечам и напоминали по цвету зрелую пшеницу. А ее пронзительно синие глаза, казалось, занимали пол лица и светились таким неподдельным счастьем, что Рита даже позавидовала.

– Красивая, – совершенно искренне восхитилась она, поворачиваясь к Брагину. – А почему я ее никогда не видела? Она, наверное, не живет в городе, да?

– Не живет.

Федор ответил таким голосом, что сердце у Риты дрогнуло. Она попыталась найти объяснение этой странной звенящей дрожи внутри себя, вглядываясь в лицо мужчины. Но оно было непроницаемым. Сплошная безэмоциональная маска.

Не осталось и капли от того чужого Федора, что открылся для нее этим утром.

От того Федора, который ей нравился значительно больше привычного ведущего хирурга.

Как ни старалась Рита поймать взгляд Брагина, тот тщательно его отводил. В комнате повисла гнетущая тишина. А когда же, наконец, мужчина мимолетно поднял глаза на Риту – она задохнулась от полноты боли, что плескалась на их дне.

– Я сказала что-то не то? – недоуменно спросила она прежде, чем успела подумать и осмотрительно закрыть рот.

Брагин пожал плечами:

– Нет. Просто ты напомнила мне о причине моего незапланированного отпуска. Почему я хотел остаться в одиночестве и… подумать, – резким жестом он взъерошил волосы и поднялся с дивана. – Тебе, правда, лучше ехать к себе. Я вызову такси.

Все, на что была способна Рита – ошарашено глотать воздух широко открытым ртом. Ее привело в ужас только то, что она могла каким-то неосторожным словом сделать Брагину больно. Ведь, посмотрев правде в глаза, можно сразу понять – он слишком сильный мужчина, чтобы открыто выказать собственную слабость. Рита была уверена, что он не из тех, кто будет выворачивать душу или признается в боли, особенно перед девушкой.

Только ей никаких слов и не требовалось. Сейчас все в Брагине говорило за него: напряженная спина, сжатые кулаки, желваки и прищур глаз.

Поведение Федора напрочь убивало в ней здравый смысл. Она больше не контролировала ситуацию.

– Я не понимаю! То ты приказываешь мне остаться, то выгоняешь! Ты что решил, что вправе распоряжаться моей жизнью? – взорвалась она, расхаживая по комнате. – И что я такого сказала? Ты что не знал, что твой племянник фирменный засранец? Ну, хочешь, я извинюсь перед его матерью, хоть и не знаю ее?!

– Ты и не можешь ее знать! – вскричал в ответ Брагин. – Марина умерла прежде, чем ты научилась говорить! Влад еще и в школу не пошел…

– О-ох! – Рита зажала рот ладонями. – Мне так жаль. Прости меня.

Брагин ничего не ответил, сел на диван и устало уронил голову на руки.

У Риты засосало под ложечкой.

– Я сейчас уеду. Не буду тебе надоедать. – Она быстрым шагом преодолела гостиную, взлетела по деревянной лестнице на второй этаж.

– Никуда ты не поедешь! – Брагин настиг ее как раз в тот момент, когда Рита заскочила в спальню, судорожно соображая, что же ей натянуть на себя, кроме его рубашки.

Федор грубо смял ее в объятьях и залепил рот жадным поцелуем.

– Но ты сказал…– нахмурилась она, когда удалось немного отстраниться.

– Мало ли что я сказал. – Брагин оставил еще один короткий поцелуй. – Лечить тебя буду. Строгий постельный режим вам, Риточка Валерьевна, и никаких лишних вопросов.

Она звонко рассмеялась, когда Брагин уложил ее на кровать и принялся целовать, не забывая при этом мучить щекоткой.

Неожиданно раздалась громкая трель от входного звонка.

– Ты кого-то ждешь? – вздрогнула Рита, обеспокоено вглядываясь в лицо Брагина.

Она была уверена, что вот сейчас точно к ним заявится какая-нибудь пышногрудая блондинка. Или брюнетка… Лида, например.

– Нет.

Звонок повторился.

– Тогда кто это?

– Сейчас проверим, – беззаботно сказал Федор, быстро перекатившись с тела Риты, он направился из спальни на первый этаж.

Рита слышала, как удаляется звук от его шагов и с каждой последующей секундой вдали от Брагина ей становилось все холоднее и холоднее…

Глава 7

Первый круг ада

Первый переход сквозь портал был похож на захватывающий взлет, который прерывался свободным падением. Словно вдох и выдох взлет заменял падение, а падение заканчивалось взлетом. Мне показалось, что это длилось вечность.

Я попала в сердце торнадо.

И сейчас эпицентром стихийной бури был никто иной, как я сама.

Ревущий ветер хлестал по щекам, подхватывал крепкими руками, кружил и будто цепкий плющ оплетал вихрями черного и синего.

Я никогда не видела столько животной силы от цвета, сколько было внутри торнадо. Пыталась уцепиться за стенки воронки, но они проваливались в невесомости, зачерпывали лишь пустоту.

Мысли запутались и отказывались подчиняться. Через десять вдохов черного дыма я уже забыла кто я.

Зачем я?

Впереди возникло нечто ровное, с гладкой блестящей поверхностью, будто зеркало. И оно стремительно приближалось. В большом отражении я успела заметить, как расширились в ужасе почти оранжевые глаза, и гримаса перекосила лицо, сделав его безобразным.

Это я?

А потом был удар такой силы, что казалось, всю душу из меня вытрясли. До последней капельки.

Жуткий холод. Воздух исчез. Звуки оглохли.

Я тонула в чем-то черно-синем, размахивала руками и пыталась втянуть побольше воздуха. Вместо кислорода легкие разрывал холод.

И конца и края не было этой пытке. Казалось, как только мое сердце совершало последний удар, а руки и ноги безвольно обвисали, какая-то искра пробивала тело от макушки и до пят, заставляя меня вскидываться и продолжать бороться.

Это была нечестное противостояние со стихией.

Когда по позвоночнику в третий раз прошла непонятная молния, я взмолилась о пощаде. Сейчас готова была поверить в любого Бога, лишь бы жуткая агония прекратилась.

Вдруг меня схватили за шкирку и повлекли вверх. Ослабевшая, измученная, я даже не пробовала сопротивляться – смирилась с любым исходом. Постепенно черный цвет сменился синим, потом небесно-голубым и наконец белым. От яркости света я ослепла.

Жесткий удар пришелся на спину. Позвоночник связало болью. Я изогнулась, вдохнула и… закашлялась. Перед глазами мелькали черные точки. Судорога скрутила ноги и руки, хребет выгнуло дугой. Я попыталась закричать, но изо рта лишь полилась вода.

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…

Голос был повсюду. Я слышала его также четко и громко, как собственные мысли. Вкрадчивый, шелестящий, холодный он притуплял боль до тех пор, пока она не исчезла.

Вспышки агонии ослабли, теперь они бродили по телу лениво и медленно, словно остались где-то на затворках разума.

Я заставила себя разлепить отяжелевшие веки и оглядеться.

Маленькая, почти крохотная комнатка. Из мебели только кровать, на которой я лежала и шкаф. Овальное окно, прикрытое зелеными занавесями. Пол темно-коричневый, со щербатыми досками. Третья у двери всегда издавала неимоверно противный скрип.

У меня опустилось сердце.

Я узнала не только комнату где оказалась, но и день. Дата была обведена неровным красным кружком на календаре, что висел на стене напротив. Дрожащей рукой, я это сама и сделала утром первым фломастером, что попался под руку.

Я вздрогнула, крепко зажмурилась. Тут же распахнула глаза – наваждение не пропало. Меня пробрала крупная дрожь.

До этого момента я слепо надеялась, что больше никогда не вспомню этот день.

Но разве можно забыть свой первый круг ада?

Двери резко скрипнули и в комнату вошла девочка. Она была в джинсах прямого покроя и тенниске на размер больше. Черные волосы туго заплетены в косу, янтарные глаза пылали гневом такой силы, что мурашки прошли по моему позвоночнику. Девочка с разбегу плюхнулась на кровать, зарывшись носом в подушку, и горько зарыдала.

Я должна была отпрыгнуть или упасть, откинутая реакцией матраса на ее прыжок. На узкой кровати для нас двоих было слишком мало места. Вместо этого серебряная нить заструилась из моих пальцев, касаясь кожи девочки.

Меня тянуло в нее с неимоверной силой.

– Нет! Пожалуйста! – закричала я перед тем, как блеснула молния и мое же почти семнадцатилетнее тело втянуло в себя то, чем я сейчас являлась.

***

Каждый раз, когда я начинала думать о том, что произойдет этой ночью – тошнота подступала к горлу. Горькая слюна наполняла рот, и мне приходилось часто сглатывать, чтобы побороть желание выплеснуть содержимое желудка на пол.

Я облизывала губы. Впивалась ногтями в ладони до тех пор, пока боль не притуплялась отвращением. За последний час я делала это настолько часто, что теперь мои ладони были покрыты множеством бурых бороздочек-ранок, которые не успевали затягиваться. Они не болели, нет. Они ныли.

Настоящая боль разрослась в груди. Она опаляла мое сердце, облизывала грудь и гуляла по позвоночнику. Раньше, еще в детдоме, я думала, что знаю цену боли, но ошиблась.

Сейчас в миллион раз больнее.

Отчего?

Наверное, потому что в детдоме я не позволяла себе мечтать или надеяться на лучшее, после того, как Артем ушел и больше не вернулся. Я закрылась, терпела и жила лишь мыслью поскорее убить эти треклятые четыре года. Ведь именно они и высокий забор интерната отделяли меня от свободы.

Так жить было просто. Я привыкла. Человек ведь ко всему привыкает: к кислой перловой каше, постоянному голоду, насмешкам, побоям… А особенно если ты не знаешь с чем сравнить, просто не понимаешь того, что могло быть лучше этого.

Жилось просто до того момента, пока не появился он.

Отец.

Быть забранным из интерната в приемную семью считалось огромной удачей. А получить опекуна в пятнадцать и вовсе воспринялось как восьмое чудо света. Не знаю, чем я заслужила такую милость, но отец пришел за мной.

Высокий, плечистый мужчина с редкой бородкой и светлым взглядом был мне никем. Я его не помнила и уж тем более ничего не чувствовала. Он же упрямо добивался опекунства, документы были собраны как-то слишком быстро. Через две недели после того первого дня, как он пришел за мной в интернат, я официально считалась его дочерью.

Роман Усупов оказался фермером. Жил он в доме, где-то ближе к северу страны на собственной земле, которая досталась ему в наследство. Добирались мы туда почти неделю на поезде, а потом еще сутки, трясясь в автобусе. За время путешествия я попривыкла к мужчине, что упрямо просил называть его отцом, и перестала смотреть волком. К тому же Роман обращался со мной ласково, отчего мой нос постоянно щипало, а в краешках глаз собиралось что-то мокрое. Я списывала такую реакцию на странность уставшего организма.

Я ведь не могла хотеть чьей-нибудь нежности, правда?

Места, куда Роман меня привез, оказались глухими, но жутко красивыми. Я никогда в своей жизни еще не видела такого разнообразия красок. На несколько десятков километров от нас не было ни одного человека, только живая природа. От леса угодья Усупова ограждал забор с колючей проволокой по периметру.

Первые дни у меня постоянно кружилась голова. Наверное, от переизбытка кислорода. Такого вкусного воздуха, как там, я больше не нашла нигде. Он щекотал мне грудь и, казалось, пузырился в уголках рта, когда улыбалась.

Впервые за прошедший год я позволила себе смех после месяца пребывания в доме Романа. После того, как смирилась с этой странной прихотью и назвала его отцом. Усупов от радости сгреб меня в охапку, звучно чмокнул в макушку и понесся в пляс, размахивая руками.

Он был смешным этот Роман Усупов. Смешным и добрым. До того момента, как в нашу жизнь ворвалась чума.

Мачеха.

Не скажу, что я ее сразу невзлюбила. Ее или двух безобразных отпрысков этой женщины. Нет. Скорее всего, это она питала ко мне столь сильную ненависть, которая просто сбивала с ног. Тогда-то я и поняла, что значит настоящая боль.

Человек, которого я приняла за отца, день за днем неминуемо отдалялся от меня. Вскоре мне стало казаться, что между нами разлеглась пропасть длиною в бесконечность.

Анжела, моя красивая, но холодная, как лед, мачеха сеяла между нами с отцом непонимание. С недавних пор любое мое слово считалось клеветой или вымогательством. Меня не отпускало чувство, что Анжела и Роман знали мою настоящую мать, воспоминания о которой начинали блекнуть день ото дня. Это была запретная тема. И каждый раз, когда я пыталась что-то узнать – получала наказание.

Впервые я почувствовала себя преданной, когда Артем ушел из моей жизни. Второй раз, когда Роман отказался от меня, выпихнув из своей любви, где мне больше не было места.

Боль разрывала меня на части. Ведь решив дать второй шанс людям, принять и поверить в их искренность и заботу, на самом деле я дала этот шанс себе и… вновь проиграла.

Эта ночь должна была стать для меня особенной во всех смыслах. Сегодня Гарик, мой противный сводный брат, обещал прийти в мою спальню и оттрахать как заправскую шлюху. Я же мысленно поклялась себе, что отомщу за все унижение, которые мне пришлось испытать в этом доме. Отомщу и сбегу. До моего семнадцатилетия оставалось две недели. Я решила, что смогу год продержаться в бегах, чтобы обрести свою желанную свободу и не вернуться в детдом.

Покрутив в руках серебряную зажигалку, я пригладила волосы и только сейчас заметила, что пока пребывала в своих мыслях, на землю опустилась ночь. Долго ждать Гарика не пришлось. Как только старинные часы в гостиной на первом этаже пробили два ночи – Гарик зашел в мою спальню и закрыл за собой дверь на замок.

– Ждала меня? – расплылся в улыбке он, посверкивая глазами. – Вижу, что ждала. Даже двери не закрыла, Дашенька. Умная девочка. Если ты будешь послушной, обещаю не делать тебе больно, и мы оба получим удовольствие. Ты ведь будешь послушной девочкой?

Гарик медленно приближался к кровати. Он на ходу расстегнул и скинул рубаху. Не смотря на то, что Гарик был всего на два года старше меня, выглядел он не в меру крупным и высоким. Его обрюзгший живот и грудь покрывали темные волоски. Тошнота вновь подкатила к горлу, и мне пришлось зажать рот рукой.

Заметив мой взгляд, брат небрежно бросил:

– К чему все эти ненужные прелюдии, правда? Мы оба знаем, зачем я сегодня здесь.

Вся решимость, что я накопила долгими днями, куда-то улетучилась в тот момент, когда под весом Гарика пружины жалобно застонали и прогнулись.

Его ладони ухватились за мою грудь и стали грубо мять, вызывая тупую боль вперемешку со жгучей ненавистью. Даже сквозь ткань футболки я чувствовала, какими потными были его руки.

Меня передернуло.

Гарик видимо воспринял мою дрожь, как признак нечто иного. Он довольно хмыкнул и тут же нащупал своим мокрым ртом мои губы. Я крепко сжала их, стиснув зубы так, что у меня свело челюсти.

Гарик облизывал мои губы, посасывал их, настойчиво и требовательно, толкался внутрь рта языком. И каждый раз, когда натыкался на плотно стиснутые зубы, издавал нечто похожее на глухой рык.

– Открой их для меня, Даша, – шептал он в перерывах между поцелуями.

Я зажмурилась и сглотнула. Единственное, что сдерживало меня от потери сознания – мысль о предстоящей мести.

– Ну и черт с тобой! – вдруг взревел Гарик, прерывая поцелуй.

Его черные глаза были полны вожделения и злобы. Он одним резким движением дернул мою футболку, разрывая ее пополам.

Я охнула и прикрыла грудь.

Гарик облизнул губы. С первой же попытки ему удалось расцепить мои ладони, стащить бюстгальтер и начать облизывать грудь. Брат устроился между моих ног, придавив меня к кровати своим тяжелым телом, словно колодой. Я не могла даже пошевелиться.

Когда он добрался до джинсов и стал стягивать их с меня, паника прорвалась наружу:

– Я буду кричать! Отец услышит и тебе не поздоровится!

Эти слова еще больше раздразнили медведя, на которого вдруг стал похож мой сводный брат.

– Никто тебя не услышит.

– Почему?

– Сегодня за ужином я случайно пролил флакончик успокоительного в заварник.

– О…– протянула я. – Это неправда!

– Правда. Они все спят. А ты покричи для меня, шлюшка. Покричи.

Гарик просунул руки под меня и сильно сжал ягодицы, я прикусила губу, чтобы не взвыть от боли. Все мои надежды на месть разбились также жестоко, как и всегда до этого.

Меня никто не услышит!

Отец не придет на помощь, не увидит Гарика, не выгонит Анжелу из дому…

Я пропала!

Надо было кричать, надрываться, визжать, попробовать спастись, но я молчала. Оцепенение оказалось внутри меня, как сочная груша, что я съела сегодня днем.

– Расставь для меня ножки.

Я по-прежнему лежала неподвижно. Будто и не я это вовсе, а сломанная кукла, которой оторвали голову. Нечаянно.

Где-то за окном громко ухнул филин. Даже почти спящий осенний лес полнился звуками. В комнате горел только маленький тусклый светильник, отчего по потолку ползли черные тени. Рваные, странные, они напоминали мне аллигаторов – такие же хищные и безобразные.

Если бы тени могли жить, я бы попросила у них помощи.

Тот, кто продолжал лапать мое тело, попытался разорвать молнию на джинсах. Мне надо было закричать, лягнуть его в живот и вырваться или же откинуть голову назад, смириться и раздвинуть ноги. Вместо этого я забыла, что значит двигаться. Замерла. Застыла. Умерла.

Мне словно перерезали горло.

Я не знала как это – дышать.

– Ты не представляешь, как долго я этого ждал. Сколько раз я представлял себе, как это будет, Даша. Да я мысленно трахал тебя, каждый раз, бл*, как толкался в простыни!

Гарику удалось справиться с моими джинсами. С хлопающим звуком они глухо приземлились на пол.

Даже когда его руки жадно скользнули за край моих трусиков, я осталась холодной. Я даже не могла закричать.

Ничего не могла!

Словно все силы, стремления, порывы – все бесследно было выкачано из моего тела. Исчезло. Растворилось. Погибло. Осталась только душа, которая забилась в дальний угол груди и с возрастающим ужасом наблюдала за происходящим со стороны.

– Недаром мамка с Ромой говорили, что твоя мать была шлюхой. И я не ошибся, ее гены действительно возымели на тебя аналогичное влияние, – Гарик противно хрюкнул от смеха, полностью стянув с меня трусы.

И в этот же момент меня словно молнией ударило.

Вернулось запахи, чувства, звуки.

– Не смей так говорить о моей матери! – я извернулась и с силой пнула брата коленкой в живот.

Гарик охнул, кубарем скатился с кровати. Пока он матюкался, я вскочила и бросилась к двери.

Лишь бы добежать и успеть позвать на помощь! Лишь бы…

Гарик настиг меня точным ударом в спину. Колени хрустнули, когда я рухнула на четвереньки. Я глотнула воздуха с привкусом крови.

– Вставай, курва! – нога Гарика остановила свой размашистый полет под моими ребрами. Судороги сотрясли тело, будто удары электричества. – Я сказал, поднимайся! – второй удар оказался еще точнее, жестче, резче.

Я вновь не я, а просто клубок боли.

И я вновь не могла дышать.

Завалившись на бок, мне показалось, что я едва не сбила стену, но она напружинилась и устояла. А вот я нет.

Внутри все омертвело, покрылось коркой льда, разошлось по швам и сквозило через множество образовавшихся во мне дыр.

Я сито, через которое решили просеять боль.

Я ткань, пропущенная через производственную машинку, истыкана десятками иголок.

Я умерла.

Я умерла?

Поняла, что еще нет, когда Гарик рывком поставил меня на ноги, удерживая за волосы. Он намотал мою косу на кулак, через туман из слез, я заметила звериное торжество, что застыло на его лице.

– Даже сейчас, когда ты харкаешь кровью, я хочу тебя больше, чем что-либо в своей жизни! – прошипел он. – Бл*, что ты со мной сделала, ведьма?!

Я не знала, как долго смогу задерживать дыхание. Стены уже разъехались по бокам и начали заваливаться на меня. Перед глазами поплыли разноцветные круги.

– Ты никогда этого не забудешь, маленькая шлюшка!

Мои губы превратились в два камня – тяжелых, массивных, неповоротливых. Даже если мне и хотелось что-то сказать в ответ – я не сумела бы сдвинуть эти камни с мертвой точки.

Пол куда-то провалился.

А потом ударил меня болью по коленам и локтям. Гарик с силой дернул мою косу, голова запрокинулась. В ягодицы толкнулась большая, твердая палка. По моим бедрам заструилось что-то обжигающе горячее.

Меня пронзила настолько острая боль, непохожая на все, что я испытывала ранее. Я не могла пошевелиться. Хотя стены и пол подо мной настойчиво раскачивались, будто качели в парке развлечений.

Через несколько толчков мир для меня потемнел, и я провалилась в пустоту.

***

Все еще содрогаясь в рыданиях от пережитого, я подтянула колени к груди и огляделась – та же комната, только пустая. На стене напротив – календарь, где обведена та же дата, что и тогда.

Я все еще продолжала мысленно твердить себе, что это невозможно. Что я не могла вернуться в прошлое, даже воспользовавшись порталом древних рун для перехода! Но все казалось таким реальным и жутким, что мне непременно захотелось выцарапать собственные глаза, чтобы не видеть происходящего.

Я потянулась к предплечью – ущипнуть и проснуться, но рука, наткнувшись на воздух, прошла мимо.

Двери резко скрипнули и в комнату вошла девочка. Она была в джинсах прямого покроя и тенниске на размер больше. Черные волосы туго заплетены в косу, янтарные глаза пылали гневом такой силы, что мурашки прошли по моему позвоночнику.

– Нет! Нет-нет! – заплакала я. – Не надо!

Девочка с разбегу плюхнулась на кровать, зарывшись носом в подушку.

Меня вновь стало втягивать в ее худенькое тельце.

– Пожалуйста, не надо!

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…

Глава 8

Неминуемое падение

Рита судорожно вцепилась пальцами в простыни, скомкав их. Вот уже несколько мучительных минут она, затаив дыхание, прислушивалась к звукам.

Очень хорошо было слышно, как Брагин спустился вниз, щелкнул замком и открыл дверь. А дальше…

Сплошная тишина, которая не хуже молота била по ушам.

Рита облизала пересохшие губы. Неужели она оказалась права и к Федору пришла любовница?

Даже от секундного допущения такого, внутри все ухнуло, будто бы тело вдруг опустело.

А, в общем-то, разве можно было рассчитывать на что-либо другое? Она же и до этого знала, что Федор не из тех мужчин, кто может преспокойненько довольствоваться одной женщиной в постели. Так почему же сейчас до остановки сердца ей хотелось поверить в обратное?

Рита тихонько посмеялась над своей глупостью и наивностью.

А ведь раньше ее с трудом можно было даже рядом поставить с такими характеристиками. Все эти черты были чуждыми, больше подходящими Дашке-дурашке, но никак не расчетливой и свободолюбивой Рите.

Так что же переменилось меньше чем за сутки?

Может, послать все к черту и перестать заниматься промывкой своих же мозгов? Недаром же все ее считали расчетливой, эгоистичной стервой! Так долго стараться нарастить необходимую броню и меньше, чем за сутки ее растерять? Вот уж нет!

Рита подсобралась, со злостью стиснула зубы и села. Мебель в спальне медленно плыла перед ее глазами, а неприятный жар целиком заполнил тело. Будто вместо крови в ее жилах теперь текла жгучая лава.

Горячка!

Рита застонала. Она откинула липкие пряди со лба и потрогала вспотевший лоб, явственно почувствовав, насколько неприятны ей касания собственных холодных пальцев. Вот если бы вместо них прикосновения дарили теплые руки Брагина…

Абсолютно точно у Риты поднялась температура, вожделение с которым она вспоминала мужчину, здесь было совсем не причем.

Надо же дойти до такого! Она скрипнула зубами. Расфантазировалась о мужчине, который в эту самую минуту жадно лапает другую! Да именно так!

Рита встала и решительно воззвала к своему благоразумию. Нет, она не паниковала, просто это щемящее чувство внутри груди появилось так внезапно и росло с безобразной скоростью, как только Брагин оказывался рядом! И все было отлично. Даже прекрасно. Ночь. Утро. Блинчики. Поцелуи.

А стоило Федору уйти – волшебство рассеялось. Риту захлестнула волна противоречий. Стало невообразимо холодно и… одиноко. И когда только она позволила себе углубиться в этот гребаный самоанализ?! Не могли же все ее представления о жизни так мгновенно измениться!

И что послужило катализатором столь странной для нее реакции?

Брагин?

Секс?

Секс именно с Брагиным?

Вероятнее всего ни то, ни другое и ни третье. Рита истерично хихикнула. Определенно всему виной простуда. Жар. Вирус. Слабость.

А вдруг увлеченность хирургом уже переросла во что-то большее?

Ей стало тяжело дышать. Даже мурашки побежали по коже. Рита была никак не готова к этому.

У выхода из спальни она замешкалась, на долю секунды позволив себе прислониться лбом к прохладному дверному косяку. Необходимо было собраться с мыслями, придумать веское оправдание своему уходу. Позорным бегством от мужчин Рита никогда не занималась, поэтому и начинать не хотелось.

Да, черт побери!

Рита стиснула кулаки, усилием воли она заставила себя оторваться от стенки и, слегка пошатываясь, поплелась к лестнице, ведущей на первый этаж. Она больше никогда не будет пытаться отыскать себе оправдание, чтобы не поблекнуть в глаза Брагина! Зачем? Ведь между ними нет ничего такого, что необходимо было бы оберегать и лелеять. Ничего серьезного. Просто секс.

Рита подавилась злостью и чуть не закашлялась.

Прямо сейчас она своими собственными глазами увидит истинную сущность Брагина, чтобы больше никогда в жизни не подпускать его к своему сердцу. Только холодный расчет, ничего более!

На подкашивающихся ногах, Рита тихонько спускалась по лестнице. Шла она бесшумно, стараясь плавно переносить вес с пяток на носки, не спеша. Боялась быть услышанной и не увидеть желаемого спектакля, который уже раз триста успел прокрутить ее мозг.

Услышав приглушенные голоса, Рита застыла. Она вцепилась в перила так, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

И к удивлению голоса были… мужскими.

Она нахмурилась.

Внутри у Риты что-то заворочалось, словно предупреждало ее быть настороже. Она откинула это чувство также легко, как листик с дороги, даже не вняв скребущемуся волнению. Ревность и злость переросли в любопытство такой силы, что Рита не смогла ему противостоять. Да и не хотела.

– Где она? – рявкнул мужчина.

От силы и стали, что прозвучала в этом приятном тембре не Брагина, Рита чуть не осела на ступени. Чувство опасности внутри нее просто вопило, ничуть не хуже сигнализации при взломе.

– Я не понимаю, о чем ты, – спокойно ответил Брагин.

– Ты тоже это чувствуешь, Ди? – зло прорычал мужчина.

Рита не видела его, но этот голос производил на нее неописуемый эффект: колени дрожали, сердце быстро колотилось, хотелось развернуться и убежать, чтобы спрятаться. Пересилив себя, она продолжила спуск. Каждая последующая ступенька давалась так тяжело, словно Рита шла на собственную казнь.

– Да, – глухо прозвучал еще один голос.

Он показался ей знакомым.

«Наверное, это и есть Ди, к которому обращался «Дикий» – так она про себя назвала мужчину, которому принадлежал голос, что заставлял ее трястись от страха.

– Ты чувствуешь, чем от него несет? – требовательно продолжил «Дикий».

– Да.

– Назови.

– Сексом.

Раздалось шипение, а потом звуки борьбы. Рита забыла про осторожность и почти кубарем скатилась с лестницы, ноги заплетались.

Выглянув из-за угла, она влетела в гостиную и тут же застыла, как громом пораженная.

«Что за…»

По полу каталось нечто. Рычало и шипело, шумное дыхание прерывалось ругательствами.

Несколько раз изумленно моргнув, Рита разобрала, что в человеческом клубке был Брагин и незнакомец. Они обменивались короткими ударами.

– Как. Ты. Посмел. Дотрагиваться. До нее. – Между ударами яростно бросал незнакомец.

«Дикий» – сразу же определила она. Господи, как же она была права, назвав его так только услышав голос!

Рите показалось, что угроза, которая исходила от незнакомца, ощутимо повисла в воздухе, а ярость, с какой он наносил удары – могла сразить наповал любого.

Брагин был не менее взвинчен, но в нем не чувствовалось этой звериной решимости и силы. Рита вскрикнула. Этот сумасшедший убьет Федора!

Краем глаза она заметила еще одно движение.

Черная тень отделилась от стены и с ленцой направилась к мужчинам. Рита прищурилась. Тень оказалась мужчиной. Афроамериканцем в деловом костюме.

Вспышка узнавания осенила Риту.

Она уже видела его раньше!

Даже больше! Она с ним общалась почти два месяца назад в больнице, когда к ним привезли девочку-ДТП-шницу!

Господи! Это был психиатр! Адиса!

Никто из мужчин не замечал ее, словно Рита превратилась в маленькое пятнышко. Она находилась в таком потрясении, что не смогла бы четко сосчитать до десяти, если бы кто-то сейчас попросил ее об этом.

Дикий оседлал Федора, вперив колени в его плечи, и впечатал кулак в лицо. Брызнула кровь.

– Где она? – рычал незнакомец. – Ты с ней переспал?

Брагин скривил окровавленные губы в усмешку.

– Выходи, шлюха! – еще громче взревел незнакомец. Он занес руку для очередного меткого удара. – Иди сюда!

– Хватит! – взвилась Рита.

Дикий резко обернулся и впился в нее тяжелым взглядом.

Рита попятилась. В ее грудь ударилась волна чистой ярости, исходящая от мужчины. Он походил на пьяного или безумного, взгляд был затуманен, дезориентирован… Но при всем этом…

Боже, как же он был красив!

Настолько безупречное лицо, что Рите пришлось растерянно протереть глаза. Высокие скулы. Волевой подбородок. Губы, сейчас крепко сжатые, но от того не менее притягательные. Густые, слегка волнистые волосы. Они растрепались, словно кто-то специально запустил пальцы в его шевелюру и взъерошил ее.

Впечатляющее тело. Ничего лишнего: крепкое сложение, натренированные мышцы, выверенные движения.

Рита не знала, как себя вести. Мужчина смотрел на нее, будто удивился самой возможности ее существования! Зеленые, почти до черноты, глаза гипнотизировали. Рита поежилась, казалось, что в его глазах вспыхивали зловещие огоньки, а сам взгляд сделался таким странным, будто смотрел сквозь нее.

Черт, три пары мужских глаз уставились на нее! Повисла напряженная тишина.

– Ты кто? – опомнился незнакомец.

Рита отшагнула назад:

– Видимо, та шлюха, которую ты звал, – растерянно пробормотала она, даже не задумываясь о смысле сказанного.

Дикий удивленно изогнул брови. Тревога набатом била ее в грудь, приказывала бежать, но ноги приросли к паркету.

– Рита, уходи! Быстрее! – приказал Брагин.

Он попытался сбросить с себя Дикого. Тот окинул его коротким, растерянным взглядом, будто и вовсе забыл о недавней потасовке. Легко, без видимых усилий незнакомец вскочил на ноги. Казалось, он потерял к Федору всякий интерес, переключившись на Риту. Ей же захотелось провалиться сквозь землю. Желательно сию же минуту!

– Ри-та, – предвкушающее оскалился Дикий. – Ты будешь более разговорчив, если я немного поиграю с твоей рыжей шлюшкой?

Она поняла, что вопрос предназначался Федору и тяжело сглотнула. Взгляд, которым незнакомец прожигал ее, приближаясь, не предвещал ничего хорошего.

Брагин выругался:

– Ты не посмеешь!

Дикий расплылся в безумной улыбке:

– Ты, правда, так считаешь?! – он подошел к Рите почти вплотную и шумно втянул носом воздух. – Либо говоришь мне, где она, либо рыжик в носках ощутит всю полноту моей доброты.

Рита содрогнулась. Сейчас она была готова поверить любой угрозе, прозвучавшей от этого мужчины. Такие, как он не умеют шутить, мрачно подумалось ей.

– Ян, что ты задумал? – нахмурился Адиса, одним твердым движением он обхватил Риту за талию и задвинул себе за спину.

Сразу стало поспокойнее. Хотя сигнализация внутри нее не замолкла. Рита попыталась отдышаться и несмело выглянула из-за мужского плеча.

– Рита, беги! – выкрикнул Брагин, кидаясь на Яна.

Ноги сами понесли ее из комнаты.

Она почти взлетела на второй этаж, когда то, что донеслось до ушей сквозь шум от борьбы, заставило молниеносно поменять решение.

– Кенгерлинский, остынь! – кричал Адиса. – Ты опять промахнулся! Ее здесь не-е-ет!

– Заткнись!

Рите показалось, что в ее голове щелкнул выключатель.

Неразбавленная ярость затопила ее сознание. На мгновение мир сгустился до одной единственной мысли: «Кенгерлинский. Здесь».

Рита даже не заметила, как вновь оказалась в гостиной. Ее настиг неприятный визг, несколько вдохов потребовалось, чтобы понять – звук принадлежал ей.

Это был даже не крик, а воинственный клич. Он шел из такой глубины души, что Рита не смогла совладать ни с ним, ни с телом. Ее вели инстинкты.

Все вокруг смотрелось, как нелепые стоп-кадры. Она видела, как медленно вытянулись лица мужчин в изумлении, как Адиса и Брагин отшатнулись от Дикого…

А потом…

Рита с разбегу запрыгнула на Кенгерлинского, оплела ногами его талию и вцепилась в лицо, словно дикая кошка.

Стоп-кадры ожили, и все завертелось с бешеной скоростью.

Явно не ожидав такого поворота событий, Кенгерлинский не устоял на ногах и упал на спину. Раздался грохот. Рита сжала его шею, почувствовав, как кадык под руками дернулся в глотательном движении.

– Кенгерлинский! – вопила Рита, став хлестать его по щекам. – Где моя подруга?! Что ты с ней сделал, ушлепок маньячный?!

Он широко открыл рот, а потом закрыл его, промолчав.

Рита взвыла.

– Где ты ее держишь, похититель хренов?! Молчишь? – Она полоснула ногтями по его груди. – Что, нравится, когда девушки сверху? Ты мне ответишь за подругу!

Рита замахнулась для следующего удара. Кенгерлинский словно проснулся и среагировал молниеносно. Он крепко перехватил ее запястья и зашипел. Послышался хруст. Рита вскрикнула и почувствовала, как по щекам заструилось что-то мокрое.

Она плачет?

Мужчина отпихнул Риту от своего тела с такой силой, что она пролетела несколько метров и впечаталась в стену.

Гул набросился на ее виски, будто пытался продавить череп.

Рита зажала голову ладонями и подтянула колени к груди.

– Твоя сучка бешеная! – озадаченно сказал Кенгерлинский, поднимаясь на ноги. – Держи ее при себе или я за себя не ручаюсь.

– О, Господи, как ты?! – Брагин присел рядом и взял ее лицо в ладони. Внимательно и обеспокоено вгляделся в глаза. – Считай ты труп, Кенгерлинский.

– Так и считаю, – вздохнул он. – Уже даже и сбился со счета сколько раз.

– Перестань паясничать, Ян! – сказал Адиса. – На этот раз ты перегнул палку! Это же девушка, а не кегля, чтобы так бросаться!

– Я не ожидал, что получится так… сильно, – пробормотал Ян, немного растерянно приглаживая волосы, а потом вдруг опомнился и встряхнулся, будто отогнал мысли. – А впрочем… это неважно, сама напросилась. Идиотка бешеная. Где Даша?

Рита покачала головой. От этого простого движения ее тут же замутило. А вид разбитого лица Федора прямо перед глазами и стойкий запах крови, заставил еще больше взбунтоваться желудок.

– Да она сейчас блеванет! – скривился Ян. – Я на это смотреть не буду!

Губы Брагина превратились в тонкую линию. Он осторожно приподнял Риту на руки и аккуратно, будто она из дорогого фарфора, положил на диван. Комната кружилась, но Рита боялась закрыть глаза, чтобы не упустить что-то важное. Ярость, которая несколько минут ранее бунтовалась в ее теле – пропала без следа.

Тошнота немного улеглась. Гул в голове затих.

– Вас никто не приглашал. Валите оба, – махнул рукой Федор.

– Ну, уж нет! – Ян бесцеремонно отодвинул ноги Риты немного в сторону и уселся на диван рядом с ней. – Я пришел сюда за Дашей и без нее и с места не сдвинусь. Отвечай мне, докторишка, где она?

Брагин задохнулся от возмущения:

– Да с какого лешего она должна быть здесь?

– Потому что ее больше нигде нет! – вскричал Ян и подался немного вперед. Его глаза вновь затягивало пеленой ярости. – И у меня не осталось вариантов для поиска…

Рита закрыла глаза и в памяти тут же всплыла улыбающаяся Дашка-дурашка. От доброты, что всегда светилась в ее лице – у Риты защемило сердце. Она нужна ей. Господи, как она нужна ей! Здесь. Сейчас. Всегда!

Осознание, что в этом мире у нее больше не осталось дорогих людей, кроме Дашки, полыхнуло в голове ярче молнии.

– Ради Бога, пожалуйста, не трогай ее, – взмолилась Рита прежде, чем успела передумать. – Оставь ее. Возьми себе другую рабыню. Хватит преследовать Дашу! Влад сам найдет ее.

– Что ты знаешь? – произнес он огрубевшим голосом. Не дождавшись ответа, рявкнул так, что Рита подпрыгнула. – Отвечай мне!

Взглядом он скользнул по ее лицу и телу, не скрывая враждебности, что лилась из него, подобно аромату мужских духов.

– Не смей так к ней обращаться! – тут же взвился Брагин.

Адиса подошел и положил руку на плечо Кенгерлинского:

– Всем здесь необходимо успокоиться – это, во-первых. А во-вторых, кажется, Ян, мы не с того начали. – мужчина громко вздохнул, а Ян насмешливо изогнул брови. – Похоже, нам пора прояснить ситуацию и действовать сообща. И не спорь! Я вижу, что здесь находятся те, кто хотят отыскать Дашу не меньше твоего.

Ян упрямо поджал губы, сощурил глаза. Весь его облик выражал теперь отвращение и несогласие. Рита застыла на диване, пытаясь понять, как после всего того, что только что произошло, она может считать этого мужчину красавцем?

Даже с кровоточащими следами от ее ногтей, лицо Яна не стало менее привлекательным.

Она вжалась в диван, подальше отодвигаясь, от мужчины, чья красота несла в себе смерть. Теперь Рита поняла, что за внутреннее беспокойство ее донимало. Кенгерлинский нес за собой шлейф смерти, и странным было то, что она его ощутила.

Федор нащупал ее руку и сжал. Рита с облегчением выдохнула. Тепло его ладоней действовало на нее лучше любого успокоительного.

– Ну, так что? – улыбнулся Адиса. – Ты онемел или будешь рассказывать?

Ян передернул плечами, скрестил руки на груди и выпятил подбородок. Рите подумалось, что с таким выражением лица он явно не был настроен на задушевные беседы. Потом Кенгерлинский окинул присутствующих хмурым взглядом и повелительским жестом махнул Адисе.

– Хорошо, – еще шире улыбнулся мужчина. Казалось, его совершенно не смутила такая реакция. – Расскажу я.

Рита затаила дыхание и вся обратилась в слух.

Чем дольше говорил Адиса, тем больше ей казалось, что это глупый розыгрыш. Все, что рассказывал этот мужчина, просто не могло быть правдой! Мало того, что в привычном для нее мире жили жнецы, эмпаты, демоны и прочая неизвестная хрень, так еще и лучшая подруга оказалась Банши – призрачной женщиной, что предсказывала скорую смерть!

Возможности Риты адекватно воспринимать вывалившуюся на нее, как из ковша, информацию почти иссякли. Она готова была вот-вот, и сорваться в истерический смех, а Адиса все не затыкался. Он говорил, и говорил, и говорил, будто на протяжении полувека до этого соблюдал обет молчания. У Риты сложилось впечатление, что ее сознание переехали катком и сделали это, как минимум, несколько сотен раз. Такой разбитой и потерянной она никогда прежде себя не чувствовала. Даже в детстве, когда очередная доза алкоголя матери, для Риты оборачивалась новыми синяками и ссадинами.

Все это время Федор крепко сжимал ее вспотевшую ладошку, а его большой палец непрерывно совершал круговые движения на внутренней стороне ее запястья. Наверное, только эти простые движения, напоминавшие о нормальности жизни, помогали Рите держаться на плаву безумия и не сорваться.

Когда Адиса замолк, Рита хотела вздохнуть с облегчением и утереть вспотевший лоб, думая, что кошмар закончился, но не тут-то было. Темнокожий взял всего лишь кратковременную передышку, чтобы перевести дух. Он отдышался, набрал полную грудь воздуха и вывалил новую порцию не менее шокирующей информации, от которой тело Риты бросило в крупную дрожь.

Как любая нормальная подруга она знала о Дашке-дурашке все. До этого самого момента, когда поняла, что ее познания жутко ограничены и остановились где-то на уровне двух процентов из ста.

Острая обида кольнула ее под ребра и заставила вздрогнуть.

«Почему Даша мне ничего не рассказала? Неужели, думала, что не пойму? Или же сознательно решила не впускать в эту часть своей жизни? Что же это за дружба такая однобокая?»

Рита еле заставила себя не разрыдаться от нахлынувшей лавины эмоций. Адиса отшатнулся, как от жгучей оплеухи и посмотрел на нее странным, пустым взглядом.

– Она сама ничего не знала. И до сих, из-за гиперсамоуверенности некоторых не знает всей правды, – глухо сказал он.

Ян фыркнул. Во время этой безумной исповеди он даже не поменял позы или отчужденно-жестокого выражения, словно был высечен из мрамора. Не мужчина – скала.

Рита приказала себе не пугаться ощущения абсолютной наготы перед Адисой. Он безошибочно угадывал ее реакции. В некоторый момент Рита даже усомнилась в том, что он не умеет читать мысли.

В очередной раз, когда ее захлестнула волна паники, а Адиса вновь дернулся, Рита догадалась:

– Тебе, что больно?

Адиса не отвел взгляд:

– Иногда, – открыто признался он. – Некоторые эмоции слишком сильные, чтобы я мог полностью их глушить.

– Я попробую сдерживать себя, – пообещала Рита. – Рассказывай дальше.

Она мысленно потянулась к внутреннему рубильнику и опустила эмоциональный рычаг к минимуму, запрещая себе углубляться в размышления. Как ни странно, но это сработало. Остальное Рита восприняла спокойнее. Даже то, что на подругу объявлена охота, а сама она пропала после шага в портал Тьмы, который в оплату за перемещение может отобрать душу.

Если бы Риты сейчас позволила себе включить разум и пустилась в рациональный анализ – сошла бы с ума.

– Я так понимаю, это не розыгрыш?

– Мы похожи на клоунов? – тут же испепелил ее взглядом Кенгерлинский.

Рита повернула голову в сторону Федора, надеясь увидеть его таким же растерянным, как и она сама, но… Брагин оставался на удивление спокойным, будто бы все, что прозвучало в этой комнате, было для него настолько привычным, как крепкое кофе по утрам.

– Но Влад сказал, что, – нахмурилась Рита и поперхнулась словом от ярости, что судорогой пробежала по лицу Кенгерлинского.

– Что. Он. Сказал. – Сквозь зубы выдавил Ян.

– Сказал, что он должен найти Дашу первым, иначе все пропало… – Подавляя дрожь, Рита поспешно пересказала свой телефонный разговор.

Ян сжимал кулаки, Адиса кидал на него обеспокоенные взгляды, пока Рита не закончила. Ожидая взрывной реакции от Кенгерлинского, она вся напружинилась, но вопреки всему Ян расхохотался.

– Думаю, Влад на некоторое время выбыл из игры, – довольно улыбнулся он, отсмеявшись.

– В смысле? – напрягся Брагин.

– Не стоило ему кидаться ножичками в мою жен… Банши, – хмыкнул Ян.

– Что ты сделал, Вестник? – Брагин сильно сжал руку Риты и выпрямил спину, точно проглотил палку.

Ян закатил глаза, хитро ухмыльнулся и продолжил нагнетать далеко недружественную атмосферу между ними своим молчанием.

Адиса раздраженно закатил глаза:

– Ян, ты неисправим. Успокойся, жнец, он не убил твоего племянника. Правда, сидеть ему будет некоторое время проблематично.

– Почему? – Брагин не стал скрывать вздох облегчения.

– Потому что я запустил пару кинжальчиков Владику в задницу, чтобы больше не пытался усидеть на двух стульях одновременно и думал прежде, чем метать в сторону Даши что-то острое, – расплылся Ян в кровожадной улыбке и подмигнул Рите.

– Охренеть, – выдохнула она и еле сдержала злорадный смех.

Рита представила перекошенное от боли лицо Влада и на ее душе сразу же потеплело. Надо же! Хоть кто-то воздал по справедливости этому уроду! Радость от маленькой мести за Дашу стремительно омрачило осознание последних сказанных слов.

– Жнец? – Рита резко высвободила руку из ладоней Брагина и нахмурилась.

Федор виновато опустил глаза.

Риту передернуло.

Глава 9

Забота тьмы

Мгла смотрела со всех сторон, так глубоко проникая в меня, что, казалось, я и есть сама мгла.

Тьма. Пустота. Бесконечность.

Я сбилась со счета, сколько раз безумный сценарий повторялся. Воронка, иссиня-черный вихрь вместо кислорода в легких, падение, а потом та комната, где все пахло моим прошлым… Когда глупая девочка, решившая, что ее хрупкая воля способна на месть, вновь заходила в спальню и бросалась на кровать, меня опаляло жаром отчаяния. Я мечтала оказаться на другой стороне планеты, подальше от этой комнаты, наивной малолетки и того, что приближалось с неумолимой скоростью. Но чем больше усилий прикладывала, чтобы оттянуть неминуемое, тем быстрее оказывалась в теле девочки. И проживала все заново.

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…– монотонно твердил голос.

От безразличия, что звучало в этой фразе, кидало в дрожь. Я готова была выцарапать собственный кадык и бросить его, вместо подношения неизвестному «голосу», только чтобы быть услышанной им.

Все мои мольбы, стоны и просьбы заканчивались сухим:

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…

– За что? – кричала я, в очередной раз барахтаясь в иссиня-черной жиже. – За что?!

Голос не отвечал.

Я не знала, почему меня наказывают, кто это делает и зачем. И лишь призрачная возможность того, что это всего лишь жуткая галлюцинация, грело мою сломленную душу. Сейчас я была готова согласиться проснуться утыканная капельницами, привязанная к койке, в грязной смирительной рубахе, только бы ад прекратился.

Воздух был холодным и рубашка Яна, в которой я сиганула в портал, не просохла. Крайне странно чувствовать себя одновременно собой, в мокрой рубашке, с разрезанными ладонями и тоже собой, но почти на десять лет младше.

Это двойственность происходящего крошила мой мозг, как требовательные пальцы свежую булку.

Необходимость проживать одну и ту же сцену раз за разом, всколыхнула понимание, что правильных изменений я так и не достигла. Прошло время, поменялись декорации, а наивность и вера в чистоту намерений, а также силу своего характера, мол, все смогу, все сумею, – никуда не делась. Сколько раз я еще буду попадаться на крючок, выдавая собственные желания за действительность? Боль, которую всякий раз причинял Гарик моему телу, была несопоставима с силой той боли, что взросла в душе.

Цветок агонии оплел вены, распустил лепестки, обнажая черную сердцевину.

Гарик вдалбливался в меня, как стальной поршень в асфальт. Остановить его, было сродни тому, как выйти одной навстречу бульдозеру.

Вместо пелены слез перед глазами стояло ухмыляющееся лицо Яна. С каждым болезненным вдохом я забывала все хорошее, что нас связывало. Да и сколько было этого хорошего? Одна ночь?

Вместо этого в память намертво зарубцевались зеленые льдины глаз и то роковое утро, когда вкус предательства вновь расцвел на языке.

Я была грязной. И не столько от физического изнасилования, как от того, что позволила Яну себя одурачить. Зачем поверила и доверилась ему? Как только Кенгерлинский оказался между моих ног и получил желаемое, сразу же слил жнецам.

Как испорченный товар.

Я проклинала той день, когда Ян Кенгерлинский родился на свет. Проклинала ту тоску, что разрывала меня на куски, стоило только упомянуть имя мужчины, что разбил вдребезги мою жизнь.

Проклинала себя.

А что если бы мы никогда не встретились?

Ведь для того, чтобы разминуться с Кенгерлинским тогда в больнице, стоило всего лишь вовремя уйти домой с дежурства, а не переться, ведомая непонятными предчувствиями, в блок интенсивной терапии.

Поворот в противоположную сторону и роковой ошибки можно было избежать.

Я никогда не узнала бы Яна Кенгерлинского, не узнала бы свою скрытую сущность, не поверила бы в связь между нами, не влю…

Меня сковало холодом.

Никакой души не хватит, если раз за разом выворачивать ее наизнанку.

И я перестала.

Внутри что-то натянулось, зазвенело и… лопнуло.

Отчаянье, неприятие своего прошлого, злость сменились пустотой и безразличием. Я больше не чувствовала себя прямой участницей разворачивавшейся сцены, а лишь безмолвным свидетелем, марионеткой, конечностями которой кто-то ловко управлял, дергая за ниточки.

Я опустела.

Перегорела.

Сломалась.

– Маленький мор, – тут же сухо прозвучал голос. – Ты вынесла правильный урок. Можешь двигаться дальше.

Черная воронка закрутилась с новой силой, поглощая меня, вырывая последние крохи сохраненного рассудка.

Она выплюнула меня в той же комнате, где я находилась минутой ранее.

Не в силах устоять на ногах, я рухнула на колени и вцепилась в пол, чтобы земля перестала вращаться. Все тело ныло и болело, начался жар, во рту пересохло.

Яркий солнечный свет освещал полупустую комнатку и заставлял меня отворачиваться, пока глаза перестало жечь. Послышался глухой стон и всхлип.

Медленно, словно осторожничая, я повернула голову на звук.

Неужели заново?

На скомканных, окровавленных простынях лежало худое тело. В сердце проснулся неуправляемый ужас.

Я слишком хорошо помнила это утро, чтобы хотеть туда вернуться…

Из горла вырвался хриплый протест, я попыталась отползти на безопасное расстояние, пока непонятный некто вновь не стал дергать за ниточки. Хотелось забиться в угол, сравняться с землей, врасти в стены и… исчезнуть.

Серебряная нить вынырнула из моих запястий и устремилась к телу. Я вцепилась в рубашку Яна, которая на удивление еще хранила его запах. Стоило только подумать о Кенгерлинском, как сердце заколотилось с бешеной скоростью, своим стуком перекрывая все иные звуки.

– Маленький мор, – сказал голос, и в этом обращении ясно прозвучало предупреждение.

Эфемерное серебро из моих запястий коснулось кожи девочки, непонятный магнит вновь сработал, и я была втянута в свое сломленное тело.

***

Эта ночь никак не хотела заканчиваться. Когда мои бедра опалило горячим – Гарик взревел. Этот рык не имел ничего схожего с человеческим.

В Гарика вселился зверь.

И он неистовствовал.

Казалось, моя кровь только распалила его безумную жажду. Вместо боли с каждым толчком его мощных бедер я чувствовала отвращение.

Даже когда Гарик перенес меня на кровать и продолжил терзать тело на смятых простынях, минуты превратились в часы, а они в свою очередь – в века.

Рассвет приближался на цыпочках.

Когда же первые солнечные лучи проникли через окно и стали растягиваться длинными полосами по комнате, Гарик потянулся на кровати, чмокнув меня в макушку.

– Это было даже лучше, чем я представлял, сладенькая, – сказал он. – Обязательно повторим. Сегодня.

Он грубо взял мой подбородок и заставил повернуть голову, чтобы встретиться глазами. На миг мне показалось, как провалы бесконечной тьмы заполнили его глазницы целиком, уставившись прямиком в мою душу.

– Кто-нибудь разбудите меня! – захотелось крикнуть. – Пожалуйста!

Но никто не стал бы меня будить, поэтому и просить смысла не было.

Я моргнула и когда вновь посмотрела на Гарика, его глаза были обычного серого цвета.

Наверное, эта ночь помутила мой рассудок.

Это чудовище наклонилось, глубоко вдохнув, зарылось лицом в мои волосы. Наконец отстранившись, оно встало с кровати и натянуло свои джинсы, засияв широкой улыбкой.

Гарик выглядел до безобразия довольным. Он напоминал хищника, который сыт, после того, как не только загнал жертву на охоте, но и полакомился приличным куском плоти.

– Не скучай, детка, – сказал он на выходе из спальни. – День пролетит быстро, а ночью я опять буду глубоко в тебе.

Дверь захлопнулась. Воцарившаяся тишина ударила в голову.

Если бы я могла умереть в эту самую секунду, наверняка сделала бы это, даже не раздумывая.

Но на той стороне меня никто не ждал. Возможно, только…

Я мотнула головой, отгоняя непрошенные слезы. Неужели за эту ночь их запас не иссушился на жизнь вперед?

Обладай я даже удачливостью, как у кошки, единственным человеком, кто мог встретить меня на противоположной от жизни стороне, была мать. Это, конечно, если хоть на миг предположить, что смерть нечто большее, чем просто прерванное на половине удара сердце.

В груди сильно защемило от нахлынувшей тоски.

Перед глазами всплыло улыбчивое лицо матери. Я зажмурилась и медленно втянула воздух, слишком ясно почувствовав запах от ее волос, так, будто она действительно была в комнате рядом со мной.

Преисполнившись надежды, я открыла глаза и наткнулась на… привычную пустоту.

Чтобы не завыть в голос, пришлось прикусить губу.

До крови.

Мать никогда не приняла бы меня тем, что я собой представляла прямо сейчас. Растоптанной и сломленной. Единственное, что запомнилось сильнее ее ласковых рук, обещание, которое мама заставила меня произнести много лет назад, перед тем, как отвести в детский дом.

– Будь сильной, котенок, – сказала она. – В любых, даже самых тяжелых ситуациях. Помни, исправить можно все, кроме смерти. Ты обещаешь мне это?

Так кто я такая, чтобы сейчас отступить от последней воли матери?

Всеми силами уцепившись за спасительную мысль, я вынырнула из пучины отчаянья. Я буду сильной. И начну делать это прямо сейчас.

Скрипнув зубами, поднялась с кровати. Пошатнулась. Не сдержала сдавленный стон.

Господи, мое тело переехал гребаный КамАЗ!

Между ногами так жгло, что трудно было двигать бедрами, а о том, чтобы свести их вместе и речи не шло.

Ходьба превратилась в изощренную пытку.

Комната пропахла кровью и потом. Она была осквернена тяжелым запахом, стоявшим в воздухе.

Грязная комната, под стать мне.

Атмосфера спальни давила, угнетала, заставляла задыхаться и захлебываться воспоминаниями.

Я вывалилась за дверь, насилу совладав с собственными ногами. Они запинались на каждом шаге, словно нарочно норовя переплестись друг с другом в толстые косы, причиняя тем самым мне новую боль.

Холодный воздух мгновенно привел в чувство. В голове сверкнула запоздавшая мысль, что я вышла в коридор полностью обнаженной.

Сразу же стало не по себе.

Когда послышался глухой звук от приближающихся шагов, меня передернуло. Взгляд лихорадочно заметался, в поисках того, чем можно прикрыться, так как сил, чтобы вернуться в спальню не осталось, и ничего не нашел.

– Какого черта? – взревел Роман, встав прямо передо мной.

Я вцепилась взглядом в искаженное яростью и непониманием лицо мужчины и остолбенела.

Если Божья кара Содом и Гоморры была хоть отдаленно такова, то сейчас ее использовали на мне.

Я превратилась в столб.

В безвольный, соляной столб.

Роман еще раз окинул меня цепким взглядом, и его лицо потемнело от сдерживаемого гнева:

– Что за представление ты устроила, Дарья?!

Слова в моей глотке устроили забег на первенство. Проигрывая своим же эмоциям, я не смогла вымолвить и звука.

Роман нахмурился:

– Почему ты в таком виде? Отвечай мне!

– Отец, – отчаянно прохрипела я, когда колени подогнулись.

Почувствовав, как знакомые руки подхватили, не дав упасть, я доверчиво прижалась к груди Романа и закрыла глаза.

Услышав щелчок двери, что закрылась за нами, вздох облегчения вырвался наружу. Отец со мной. Теперь все будет хорошо. Гарик понесет наказание. Он больше не тронет меня.

Неожиданно резко я почувствовала, как спину обожгло холодом мокрых простыней. Роман швырнул меня на кровать, не озаботившись об аккуратности, а сам отшатнулся. Он смотрел на свои руки с таким открытым отвращением, будто только что касался чумы.

– Отец? – задрожала я.

Роман поднял голову, его взгляд заморозил мое дыхание:

– Прикройся, – выдавил он, морщась.

Я натянула простыню почти до подбородка. Тело сотрясала дрожь такой силы, что вскоре послышалось клацанье зубов.

Роман хмуро мерил шагами комнату. Он тяжело дышал, и казалось, хотел что-то сказать, но не мог собраться с мыслями.

– Ты не хочешь мне объяснить свое, – мужчина сверкнул на меня пренебрежительным взглядом, – поведение?

– Гарик… Он… Я…– только спрятав лицо в ладонях, я смогла выдавить. – Изнасиловал меня.

После того, как это прозвучало вслух, мне значительно полегчало. Словно груз свалился с плеч и больше не заставлял пригибаться к земле.

– Хм-м, – неожиданно спокойно произнес Роман. – Любопытная попытка, Дарья.

– Что? Какая попытка?

– Поссорить меня с женой.

– Что?!

– Оклеветать Гарика, посеять между нами вражду... – Он задумчиво постучал пальцем по подбородку. – Анжела мне говорила, что ты способна на многое, а я, дурак, не верил. Ты слишком похожа на мать, Дарья. Жаль, что я так ошибся в тебе.

Мне захотелось затихнуть, исчезнуть, раствориться.

– Ты знал мою мать?– прохрипела я самый глупый вопрос, который только могла задать.

Не могла справиться с шоком, даже не понимая, какова его причина: неверие отца или его слова о моей матери?

– Я любил ее. – Голос Романа стал глухим и низким, будто сейчас ему что-то мешало говорить. – Сильно.

– А она?

Роман зло усмехнулся:

– Такие, как вы не способны на любовь. Теперь, когда я попытался все исправить, пусть даже не с ней, а с тобой, не имеет смысла притворяться.

– Я не понимаю, – дрожь не унималась.

– И не надо. Завтра я начну оформление документов, чтобы отправить тебя в закрытый пансион, – его голос звучал, как приговор.

Я ощущала себя так, будто над моей головой уже занесли топор, а последний удар просто дело времени.

– Отец! – паника захлестнула меня, я вскочила на колени и протянула к Роману руки. – Пожалуйста!

– Не смей так больше называть меня! Отродье!

– Почему ты так говоришь? Что я тебе такого сделала?! Что сделала мама?!

– Она была обычной шлюхой! – выплюнул он. – А меня сделала своей шавкой. Я бегал за ней повсюду, готов был целовать землю, куда ступала ее нога! И что ты думаешь, сделала Лида? Она бросила меня. Сбежала. О, я долго ее искал! Я нашел все поселения жнецов и продолжил поиски пока, наконец, не напал на ее след…

Он замолк, словно погрузился в воспоминания.

– Что было дальше? – робко начала я, боясь спугнуть эту странную и ужасающую откровенность.

– Дальше? – он криво улыбнулся. – Она была уже брюхатой. Хотя меня всегда просила подождать и не спешить с близостью.

Я опустила руки и посмотрела в его безжалостные глаза. Меня мучила мысль, что я вызывала у Романа ненависть еще до своего рождения.

Усупов заметил во мне перемену и черты его лица немного смягчились:

– Я был готов принять ребенка, растить тебя, любить ее. И ведь знаешь, что самое смешное? Лида пообещала мне все это, а потом вновь сбежала. Господи, я даже не помню, сколько лет я провел в безумной гонке за ее призраком по всей стране! А потом она нашла способ обмануть меня навсегда…

– Как? – хотелось выдохнуть мне, чтобы поскорее узнать хоть крупицу правды. Но глядя в его лицо, я знала – этого делать не стоит. Поэтому промолчала.

– Эта сучка была заколота в переулке и истекла кровью, пока не сдохла!

Тело мне свела судорога, я вскочила и съежилась у дальней от Романа стены. Откуда только силы взялись? Комната наполнилась шипением, и лишь когда оно стихло, я поняла, что так звучала моя злость.

– Что, правда не нравится?

– Это неправда! – метнулась я к нему.

Ярость бурлила во мне, словно кровь превратили в кипяток. Обязательно хотелось эту гадость куда-нибудь выплеснуть, иначе, я чувствовала, что сгорю заживо.

Зрение затуманилось и вернулось только тогда, когда пальцы свело от натуги. Я с удивлением заморгала, смутно осознавая, что крепко вцепилась ногтями в лицо Усупова, пытаясь разодрать эту противную, чистую кожу. Он зарычал и замахнулся, но вдруг застыл:

– Что это? – Роман пораженно уставился на мои руки. – Кровь?

Его дрожащий голос, в котором ясно послышались нотки страха, заставил мою ярость мгновенно схлынуть.

– Откуда? Это твоя?

Воцарилась тишина, Роман испытующе смотрел на меня, словно видел впервые. Я не понимала, чего он ждал.

Усупов застонал и сплюнул в сторону. Он почти отпрыгнул, но я, ведомая непонятной силой, намертво вцепилась в воротничок его рубахи.

Роман застонал. Его лицо исказилось судорогой отвращения, а нос кривился, будто от меня воняло. Мужчина дергался, пытаясь стряхнуть меня с себя, но руками не прикасался.

– Отцепись от меня, отродье!

Я сглотнула, звук получился неестественно громким. Вдруг Усупов замер, как громом пораженный и уставился на меня. Я чувствовала, как тяжело вздымается его грудная клетка при дыхании. Теплота от кожи окутывала меня даже сквозь его одежду.

– Ты специально это подстроила? Захотела и от меня избавиться? Идешь по стопам матери, Даша?

– Я не…я … – Как объяснить?

Что я делаю? Почему Роман смотрит с такой звериной злобой?

– Как ты узнала? Лида успела рассказать? – Теперь Роман надвигался на меня, как скала.

Только получалось, что двигался он вместе со мной, неумолимо приближаясь, сантиметр за сантиметром к стене. Скоро он впечатает меня в нее и с удовольствием выдавит весь воздух из легких.

– Или ты залезла мне в голову?

– Что?

– Тварь!

Роман рванулся так сильно, что меня подбросило в воздух, пальцы побелели от напряжения и отпустили ворот. Падение было недолгим. Стена приняла в жесткие объятья мое тело. В голове зашумело. Мне даже показалось, что я хрустнула и… сломалась.

Словно ветка.

Усупов брезгливо вытер руки о брюки.

Звук разбивающегося стекла, неожиданно больно ударил в мои виски.

– Отойди от нее!

Я едва повернула голову на голос.

У Романа вырвался удивленный смешок:

– Что ты здесь делаешь? Решил указывать, что мне делать? В моем доме? Да ладно!

Гарик и бровью не повел. Он решительным шагом направлялся ко мне, его глаза выглядели странно. Совершенно нормальные, серые, они заплывали чернотой в один миг, в другой – становились такими же обычными, какими я привыкла их видеть.

– Ты позволяешь этой твари пудрить твои мозги? – взревел Усупов.

– Не смей ее так называть! – Гарик опустился на колени передо мной и стянул с себя футболку, прикрыв мою грудь. – Ты как? В порядке? Я кофе… разбил… мда. Хочешь, принесу тебе новый? Или чай? Да, наверное, сейчас лучше чай. С мятой?

Я немного отодвинулась, чтобы получше разглядеть сводного брата. На первый взгляд в нем ничего не изменилось, кроме странной трансформации с глазами, но… я абсолютно четко могла сказать, что Гарик пытается мне угодить. На его лице застыло подобострастное выражение, которое меня пугало больше, чем недавняя грубость.

Мы никогда не были близки. Даже лишним словом не перекидывались порой. Он угрюмо наблюдал за мной, а я всячески избегала его настойчивого внимания. Так было всегда, с тех пор, как они с матерью и братом переехали в дом Усупова.

Что еще он задумал?

Новая изощренная пытка?

Попытается расслабить меня, а потом вновь нанесет удар?

– Твою ж мать! – схватился за голову Усупов. – Гарик, сынок, не поддавайся. Ты трогал ее кровь? Послушай меня…

Он попытался силой развернуть Гарика к себе, положив ладонь на плечо, но тот с легкостью сбросил его руку, не отрывая от меня обожающего взгляда.

– Я прошу тебя, не поддавайся! Да, она также красива, как ее мать, и я до сих пор помню, как сложно и сладко находиться рядом с такими, но… Она убьет тебя! Эта тварь раздавит тебя, как блоху! Сынок!

– Уходи. Дашу нужно искупать и накормить. Она устала.

Усупов вздрогнул, но послушно замолчал. Да лучше бы он кричал и бил меня! Слова, значения которым я не знала, продолжали звенеть в голове. А эта вкрадчивая тишина и резкие изменения в поведении брата сводили меня с ума.

Пошатываясь, Усупов дошел до двери:

– Я так этого не оставлю. Скоро и ноги этой твари не будет в моем доме. Скоро.

Роман закрыл за собой дверь, оставив нас с братом наедине. Гарик погладил меня по щеке, заставив вздрогнуть. В его движении было столько нежности, что мне захотелось завизжать от неуместности происходящего.

– Ты грязная. Я позабочусь о тебе.

– Как ночью? – не сдержалась я.

– Лучше, Даша. Я стану таким, как ты захочешь. Только скажи.

На меня вдруг навалилась такая усталость… Глаза было тяжело держать открытыми, не то, что сопротивляться. Я старалась сохранять недоверие изо всех сил, но даже звук собственного дыхания убаюкивал.

Услышав монотонный шум воды, я смирилась и позволила себе забыться.

Глава 10

Возвращение в Бездну

Рита стояла в коридоре, тяжело прислонившись к стене, и заплетала волосы в мелкие косички. Она так делала всякий раз, когда ужасно нервничала.

Руки тряслись, даже привычный ритуал с косичками сейчас не приносил ощутимого облегчения. Перед глазами качалась пелена тумана. Как бы Рита не храбрилась, а чувствовала она себя паршиво: все тело ломило, будто в преддверии гриппа, голова казалась неимоверно тяжелой, во рту пересохло, но самым болезненным было другое. Как она не старалась сдержаться, постоянно хотелось плакать.

Все Ритино представление о мире рухнуло за какой-то час. В груди что-то жглось и кололо, будто требовало немедленно заполнить жадную пустоту.

Она держалась до последнего, но когда увидела подтверждение тому, что не только Даша ей лгала, то сорвалась, будто рухнула кропотливо возводимая годами защитная стена, и Рита была погребена под ее руинами.

Господи, что же она наделала? Зачем только притащилась сюда прошлой ночью?

Теперь она отчетливо понимала, что намного легче жилось бы со сладкой ложью и незнанием той гадости, которая открылась сегодня.

Она решительно оттолкнула Федора, когда тот попытался помочь ей справиться с нахлынувшим головокружением и тошнотой, как поднялась с дивана. Рита скривилась и прожгла Брагина злостью. Он в который раз потупил взгляд, будто, правда, устыдился чего-то, и отступил.

Как бы трудно Рите не было, этот мужчина сейчас стал для нее подобием проказы.

Отвратительно, что она даже толком не могла разозлиться на него! И чтобы сразу не превратиться в податливое тесто под его виноватыми взглядами, лучшее, что она смогла придумать – поспешно покинуть гостиную. Федор следом не пошел.

Рита осмотрелась. В коридоре, что слева, что справа – ни единой души. Она не могла найти себе места от переживаний. И хотя больше всего хотелось отключить напрочь чувства и без заморочек вернуться в гостиную – не получалось. Еще чуть-чуть и вся ее голова покроется мелкими дредами.

Рита фыркнула и заставила себя перестать плести.

– Более крупные косы смотрелись бы лучше. – Адиса появился бесшумно и встал напротив, сверля внимательным взглядом.

– Что?

– Волосы у тебя красивые говорю. Долго будешь здесь прятаться?

– Я не прячусь! – упрямо вздернула подбородок она, но под хитрым прищуром Адисы скисла и повинилась. – Это так заметно?

Мужчина хмыкнул:

– Для эмпата от тебя невыносимо фонит целым букетом эмоций.

– Прости, – тихо сказала она просто от того, что молчание казалось невыносимым.

Адиса небрежно махнул рукой:

– Ты не должна закрываться в себе. Поверь, я понимаю, как сложно принять альтернативную твоей реальность. Поговорим?

Ее первая мысль была о том, что она не собирается откровенничать ни с кем в этом доме, особенно с Адисой. Но потом на какое-то мгновение в ней вновь проснулась прежняя Рита, легкая и беззаботная:

– Это ты сейчас так пытаешься меня «вылечить» или поиграть? Ну, типа ты доктор, я – пациент, – она хмыкнула и, проследив, как удивленно приподнялись брови Адисы, довольно улыбнулась. – А коронное психиатрическое: «Вы хотите об этом поговорить?», я так понимаю, должно привести меня, как минимум, к экстазу?

У Адисы практически отвисла челюсть. Потом он словно опомнился, вернул своему лицу невозмутимость и прокашлялся в кулак.

Рите нравилось, как реагировали на нее мужчины. Невинная улыбка, мимолетное касание, скромный взгляд на «объект» и в пол: вполне себе нехитрые манипуляции всегда приводили к одинаковому результату – Рита получала желаемое. Несомненно, лучшим оружием женщины был ум, только мастерски упакованный в соблазнительное тело. Рита хорошо усвоила, чтобы стать гениальной дурочкой, надо быть чертовски сообразительной.

Выпустив на волю привычную манеру поведения «а-ля стерва» она ощутила такое облегчение, будто вернулась домой после длительного и вынужденного отсутствия.

Адиса молчал, нахмурившись.

Через какое-то время Рита устало потерла лицо. Катись оно все к чертям! Кого она обманывает? Ей больше не стать прежней.

– Я не хотела тебя смущать.

– Тебе стоит научиться принимать предложения о помощи не в штыки, а более доброжелательно.

– Во мне нет и капли доброжелательности.

Мужчина пожал плечами:

– Ты ошибаешься.

– Не могу поверить, что он мне не сказал! – вдруг вспылила она, понимая, что до сих пор ни о чем другом думать не в силах. Даже исчезновение лучшей подруги отступило на второй план.

– Мудак, – пробормотал Адиса, но потом добавил громче и будто нехотя. – На самом деле он никому не говорил. Мы с Яном узнали совершенно случайно.

– Правда?

В Ритиной груди потеплело, словно надежда могла, как мед, медленно растекаться по ее жилам.

Повисла тишина.

Адиса смотрел в сторону гостиной и, казалось, прислушивался к чему-то, хотя Рита не слышала никаких особенных звуков, кроме монотонной речи. Только придя в коридор, Рита попыталась прислушаться к разговору, но слов было не разобрать, поэтому довольно скоро она просто перестала тратить на это время.

– Жнецы опасны?

Рита не собиралась ждать вечность, пока Адиса решит вновь заговорить. Вновь проснулся жгучий зуд от недостатка информации, который необходимо было незамедлительно заполнить. Черт, она так хотела знать о Федоре больше!

– Да. – Кивнул Адиса, даже не удостоив ее взглядом.

– Господи…– Рита прижала пальцы к губам. – Я так и знала, что он слишком чудесный для правды.

– Что ты бормочешь?

– Если мужчина не алкоголик, не женатик и не маньяк, то рано радоваться. Он может оказаться жнецом-убийцей, – мрачно хмыкнула Рита.

Адиса прочистил горло, пытаясь под кашлем скрыть внезапный приступ смеха.

– Во-первых, Брагин неправильный жнец. А во-вторых, жнецы не убивают. – Сказал он, отходя в тень. – По крайней мере, без особой на то необходимости.

– Какой н-необходимости?

– Жертвоприношения предкам, например, – скучающим тоном ответил он, поправив узел галстука.

Риту начало трясти. Мужчина, за которым она больше года бегала, оказался психом с маниакальными наклонностями. О Боже, Брагин-Брагин! И почему, как только им удалось наладить между собой мосты, закрутилась вся эта хрень?

А может, Федор был таким ласковым из-за тайного умысла?

Допустив подобную мысль, Рита вздрогнула.

Он обхаживал ее, чтобы потом разомлевшую и готовую на все, заколоть как барашка? Может, у него и жертвенный алтарь в подвале?

– Ф-федор тоже занимается подобным? – выдавила она, испугавшись даже собственного искаженного страхом голоса.

– Думаю, это тебе стоит спросить у него лично, – уверенно сказал мужчина. – Как раз и возможность подходящая.

Рита забеспокоилась, проследив за взглядом Адисы. Сначала в дверном проеме появилась мощная фигура, а когда мужчина поднял голову и встретился с Ритой взглядом, она не смогла удержаться и вздрогнула.

Брагин был напряжен. Это было хорошо заметно, стоило только взглянуть на ожесточившуюся линию рта и нахмуренные брови.

– Все в порядке? – бросил Федор.

Один взгляд в его глаза – и она поняла, что сейчас не время для всякого рода экспериментальных вопросов. Подобная неуравновешенность в Брагине была не только в новинку, но и определенно плохим знаком.

– Оставлю вас наедине, – сказал Адиса, нетерпеливо направившись обратно в гостиную.

Брагин подошел ближе. Его грудь при дыхании почти соприкасалась с ее. И эти простые движения не могли не волновать.

– Как ты? – требовательно спросил он.

Рита все еще чувствовала отголоски горячих ласк на своей коже, и томное вожделение почти вынырнуло на поверхность, если бы сейчас эти ласки не казались ей метками зверя.

Брагин положил ладонь на плечо Риты и легонько сжал, вглядываясь в глаза.

От этого движения ее ноги стали мягкими, будто ватными, коленки подогнулись, и она начала медленно сползать по стенке. Перед глазами промелькнули будущие сценарии, один ужаснее другого, единственно одинаковым финалом было ее жертвоприношение в подвале ведущего хирурга местной больницы.

– Не хочу быть барашком, – тихо промямлила она, теряя самообладание. – Не убивай меня…

– Что?!

Чем ближе Федор склонялся к ее лицу, тем ощутимее была паника, которая подступила к горлу Риты. Не хватало воздуха. Он тянулся как желатин, заставляя напрягаться при каждом вдохе.

– Не убивай меня, – повторно выдохнула она, пока силы окончательно не покинули тело.

Брагин подхватил Риту, удерживая от падения. На его лице отразилось смятение и беспокойство.

– У тебя наверняка жар, – пробормотал он, серьезным взглядом блуждая по ее лицу, будто именно там находились все подтверждения его теорий.

Федор поднес ладонь к ее щеке, и Рита дернулась в объятьях, пытаясь избежать прямого прикосновения. Сердце грохотало, как безумное. От переизбытка информации голова раскалывалась, словно готова была взорваться в любую минуту.

Господи! Она еще никогда одновременно до невозможности так не хотела мужчину, впадая от одного его взгляда в трепетный ужас! Определенно никогда прежде…

– Да что с тобой такое? – нахмурился Брагин. – С чего ты вдруг вздрагиваешь от каждого моего прикосновения? Я тебе стал противен? Когда только успел: по пути в коридор или во время твоих недавних откровений с негром? Захотелось экзотики?

– Ты жнец!

Его глаза вспыхнули.

– Допустим. И что с того?

– Роль очередного барашка, которого ты приведешь на заклание, мне не по душе, – устало призналась Рита. Вся эта нелепая ситуация и страх, что все еще сковывал грудь, вконец вымотали ее.

Кровь отхлынула от его лица. Брагин резко выпустил Риту. Лишенная его опоры, она неловко села на задницу, успев только ойкнуть от неожиданности и болезненной вспышки, что тут же обожгла ягодицы и поясницу.

Федор запустил пальцы в волосы и сделал несколько нервных шагов назад:

– Проклятье. И почему все бабы такие дуры?!

Рита вытаращила глаза.

– Во-первых, если я жнец, это совершенно не означает, что я живу по их правилам и законам. А во-вторых, для жертвоприношений луна не подходящая. На убыль пошла, ночная зараза, – Брагин перестал вышагивать, развернулся и молниеносно подскочил к Рите. – И вообще, какого черта я должен тебе отчет давать?! Ты вообще мне кто?!

Она захлопнула рот и нахмурилась.

И, правда, кто она такая, чтобы выставлять Брагину какие-либо претензии? Сотрудница? Подчиненная? Девочка на ночь?

– Ты совершенно растеряла свои навыки, Рита, – с грустью подумалось ей. – Стоило мужику чуток погреть тебя в постели, и ты со стервы превратилась в обыкновенную вафлю. Где твоя гордость? А мозги?

– Ч-черт, – потерла подбородок она, медленно поднимаясь на ноги. – Давай замнем, а? Сделаем вид, что ничего этого, – Рита развела руками в неопределенном жесте, – и не было вообще.

Глаза Федора расширились в изумлении, будто его только что наотмашь ударили по лицу.

Рита отвела взгляд:

– Дай мне пять минут.

Она оправила рубашку и направилась к подножью лестницы.

– Как круто ты придумала! – Брагин настиг ее почти сразу и сжал запястья, разворачивая лицом к себе. – Сбегать от меня – любимое твое занятие?

– Я не понимаю…

– Да что ты, Ритусик?! Правда? Не стоит строить из себя ту, кем не являешься. Я вижу тебя насквозь, – зло выплюнул он.

Рита попыталась высвободиться из рук Федора, но это ничего толком не дало, его захват был слишком крепким.

– Пусти, – сказала она. – Я хочу уехать домой!

– Никуда ты не поедешь! У тебя постельный режим! – заявил он.

– Жнец хренов!

– Ты остаешься.

– Не смей мне приказывать! – Рита дернулась в еще одной попытке освободить руки. – Мне больно!

Федор с мимолетным изумлением посмотрел на свои пальцы, крепко сжимающие запястья Риты и немного ослабил хватку.

– Не рассчитал, – нахмурился он. – Убивать я тебя не собираюсь. И калечить тоже. Хотя, если будешь и дальше так выпендриваться…

Прежде, чем Рита успела открыть рот для вопроса, что уже сидел на языке, Брагин продолжил.

– Я жнец только по праву рождения, сила клана в моей крови, но я не пользуюсь ей и не соблюдаю никаких традиций. – Федор криво усмехнулся. – В жертвоприношениях замечен не был.

– Тогда откуда «эти», – Рита кивком указала в сторону гостиной, – узнали, что ты жнец? Или оно на лбу написано?

Господи, как же ей хотелось, чтобы у Брагина было достойное оправдание, которое смогло бы заглушить все ее тревоги и страхи на корню! С другой стороны в Рите засела болезненная потребность уличить Федора хоть в чем-то постыдном, стряхнуть с него маску идеальности, а потом больно уколоть найденным недостатком.

– Наверняка Влад навел, – зашипел он. – Сучонок! Попадись только мне…

Рита гневно зыркнула по сторонам, будто в эту самую минуту в доме должен был непременно материализоваться племянник Брагина. Если уж в новом для нее мире творится подобная катавасия, то почему и нет?

Ох, ну мало того, что этот псих сломал жизнь Дашке-дурашке, так еще и Федору подлянку устроил! Если бы Рита знала, где можно зарезервировать место в аду, тотчас же кинулась ставить бронь для Влада.

– Я хочу знать больше, – гордо выпятила подбородок она. – Как так получилось, что ты не живешь, как жнец?

– А тебя больше возбуждают мужчины, покрытые кровью?

– Федор!

– Я сбе… ушел из поселения в четырнадцать. В вольное плаванье, так сказать. С Мариной.

– Почему?

– Не спрашивай. – Нахмурился он. – Я не готов с тобой обсуждать ту часть моей жизни, которую сам ненавижу.

– Но…

Федор притянул ее к себе и припал поцелуем, с каждой секундой он становился требовательнее и настойчивее.

Риту опалило жаром, все вопросы тут же благополучно были забыты. Внизу живота все полыхало, требуя незамедлительно загасить жгучую потребность в… мужчине, от которого только несколько минут назад у нее готов был взорваться мозг.

С приглушенным стоном Федор первым отстранился, взял в ладони Ритино лицо и на мгновенье крепко зажмурился, соприкоснувшись с ней лбами.

– А теперь будь хорошей девочкой, пойди, переоденься во что-нибудь более закрытое, – проговорил он, развернул Риту и подтолкнул вверх по лестнице, легонько шлепнув по заднице.

Ошеломленная, то ли поведением Федора, то ли своей собственной реакцией на него, Рита подпрыгнула и чуть не запуталась в ногах.

– Но моя одежда… – растерянно обернулась она.

– Черт, – хлопнул по лбу Брагин. – Совсем забыл.

Он вновь придвинулся ближе. В нос ударил уже знакомый аромат его парфюма, отчего тело Риты с готовностью отозвалось мелкой дрожью.

– Некоторые и так увидели слишком многое из того, что должен наблюдать только я, – пробормотал он еле слышно, зарывшись носом в ее волосы.

Рита счастливо улыбнулась.

С Федором она чувствовала себя словно маленькая девочка на захватывающем аттракционе. Секунда – взлет, другая – падение. И боязно, и невыносимо сладко от бушующих страстей.

Находиться рядом с Брагиным оказалось даже непредсказуемей, чем кататься на американских горках без ремней безопасности.

Уследить за переменами в его настроении, а тем более предугадать их, для Риты стало непосильной задачей.

Все, что сейчас происходило между ними, казалось ей слишком хрупким, да и развивалось противоестественно быстро. Что, конечно, не могло не пугать…

И если бы она могла провалиться сквозь землю сию же минуту и сбежать от Федора, от себя и странных чувств, что накрывали с головой в его присутствии, не мешкая, так бы и поступила. И к черту все споры и пресловутую женскую гордость!

Чем дольше Федор держал ее в доме и чем ближе подпускал к себе, словно прорастая в кожу, тем беспокойней Рите становилось. Она чувствовала, что еще чуть-чуть и добровольно протянет нужный ключ от своего сердца прямо в руки Брагина.

– А что потом? – отрезвил внутренний голос. – Станешь очередным «трофеем» в коллекции ведущего хирурга больницы номер восемь? Будешь с примесью щенячьей верности и обожанием заглядывать мужику в рот, ожидая, когда подойдет очередь твоего дня недели в его плотном графике? Об этом ты мечтаешь, Рита? Потому как другого отношения, тебе не светит. Породой не вышла. Мамка-алкоголичка постаралась на славу.

Отвращение к себе накатило удушливой волной. Тошнота скрутила желудок. Рита оттолкнула руки Брагина и пошатнулась, будто кто-то выбил прочную опору из-под ее ног.

Самым противным оказалось то, что Рита почти согласилась на роль девочки-среды или девочки-субботы. Девочки, на один день в неделе.

– Тебе плохо?

– Не трогай, – прохрипела она, устало опустившись на ступени.

Паника сокрушительной силой скрутила ее внутренности. Рита вновь потеряла контроль не только над событиями, но и над собой…

Если она хотела жить в этом мире, а не выживать, то такие проступки были просто непростительны!

– Что-то болит? – опустился на корточки Федор, заглядывая в лицо.

Рита вперила взгляд в пол, в светлые доски, трещинки между ними, лишь бы только не встретиться глазами с Брагиным. Она старательно старалась подавить непонятные эмоции, чтобы вернуть себе холодность и трезвость ума. Федор явно не тянул на простака-дурачка и на раз-два смог бы прочесть все чувства в ее глазах, что вызвал своим нетипичным поведением. И тогда…

– Где болит? – не унимался он.

Рита приложила руку к груди, морщась от собственной беспомощности и мягкотелости. Никогда она не чувствовала подобного.

Если ранее, когда ей до безумства хотелось быть рядом с Брагиным, она даже разработала не только план, но и правила необходимого поведения с ним, и держала под контролем все, то теперь…

Теперь жизнь полетела в пропасть! Планы, поведенческие модели, мысли – все скомкалось внутри в огромную кучу! Тело больше не слушалось, разум не подчинялся, и стоило Федору что-то спросить или дотронуться, как она готова была исполнить любой его каприз.

Черт возьми, он ее загипнотизировал!

– Сердце? – с тревогой переспросил он.

Рита почувствовала, как теплые руки дотронулись лица – она дернулась.

– Да что опять не так?! – взвился Брагин.

– Все не так!

– Это, конечно, охренеть, как занимательно и я бы полюбовался вашими соплями еще какое-то время, но я спешу, – Ян прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди и ехидно впился взглядом в Риту.

Она почувствовала, как щекам стало жарко. Ян хмыкнул и подмигнул, заставив ее сделать то, что Рита не совершала еще с класса первого – стесняться. Отдергивая край рубашки, она попыталась прикрыть ноги по максимуму и сгладить неловкость момента.

– Ты еще здесь?! Убирайся вон!

– Не могу. – Спокойно ответил Кенгерлинский. – Мне от тебя кое-что надо. Вернее даже не от тебя…

– Что надо?! – рявкнул Брагин.

– Кровь.

– Что?! – в унисон выдохнули Рита с Федором.

– Ее, – кивнул Кенгерлинский и, будто не сомневаясь в заурядности своего заявления, поманил Риту пальцем. – Рыжик, иди к папочке.

Она инстинктивно попятилась, чем вызвала широкую улыбку Яна, что больше походила на оскал зверя, в ответ. Тревожное выражение на лице Брагина отбило все желание выяснять с ним отношения прямо сейчас. Да и вообще.

Кажется, она влипла по-крупному. Увязла по самые уши в одном доме с маньяками.

Один – жнец, другой крови требует. Упырюга.

– Зачем? – спросила, стараясь выпрямить спину и смело взглянуть в глаза Кенгерлинского.

– Ты ее не получишь, – перебил Федор. – И мне плевать на причины.

– А я говорил, что это плохой вариант, – Адиса появился незаметно.

Тенью он застыл рядом с Яном и положил руку ему на плечо. Кенгерлинский зашипел и отодвинулся, тут же освободившись:

– Тебе мало? Добавить?

Адиса поморщился и провел пальцами по разбитой губе, что еще кровоточила:

– В самый раз.

– Тогда отвали.

– Все равно не пойму, к чему такая спешка? Время, которое могло повлиять на исход событий, ты уже потерял. Что и кому, Ян, ты еще хочешь доказать? Зачем этот театр? – Адиса скрестил руки на груди.

Господи Иисусе! Да что здесь творится?

Рите захотелось схватиться за голову, до жжения в глазах зажмуриться и… проснуться.

Ведь могло же это быть просто сном? Правда?

Жестокая маска, что исказила приятные черты Федора сейчас, говорила обратное. Рита глубоко вдохнула и сжала кулачки. Волны ненависти, исходящие от Брагина в этот момент, били по ней, словно молотом.

Тошнота вернулась и подкатила гадким комком к горлу.

Рита закусила ладонь.

– Зачем мне это нах*р надо? Дай-ка подумать, – театрально закатил глаза Ян и стал загибать пальцы. – Станцевать на костях Демьяна, спасти мир от демонов. И да, предотвратить гребаный Апокалипсис.

– И это все? – усмехнулся Адиса.

– А что ты еще хочешь услышать? – голос Яна ударил Риту по темечку не хуже глыбы льда.

– Хочу узнать, когда это ты успел заделаться героем? Альтруизм не твой конек, Кенгерлинский. И мы оба это прекрасно знаем. Так к чему такая спешка?

Адисе определенно удалось вывести упырюгу из себя. Только вот какая выгода от этого ей? Может, Кенгерлинский в гневе похлеще Годзиллы будет? Удастся ли скрыться под общий шумок?

– Да, мать твою, да! – всплеснул руками Ян. – Я хочу найти Дашу и мне плевать на конец света! Теперь ты доволен?

– Дашу? – подалась вперед Рита.

Брагин схватил ее за руку, удерживая возле себя. Его глаза предостерегающе сузились.

– Моя кровь как-то поможет отыскать Дашу? – не обращая внимания на Федора, спросила она.

– Именно.

– Тебе ничего здесь не обломится, Кенгерлинский. Проваливай, – резко сказал Брагин, рукой он задвинул Риту себе за спину.

– Я согласна, – решительно заявила она, почти мгновенно с Федором.

Ян торжествующе улыбнулся.

 Глава 11

Спасительный огонь

Повсюду кровь.

Стоило только закрыть глаза, как алые разводы тут же топили мое сознание от края и до края. Кровь шумела в ушах, глушила мысли и все посторонние звуки.

Гарик мыл мое тело медленно, будто смакуя каждую минуту, что мы находились рядом. Я же изо всех сил старалась совладать с тошнотой и желанием захлебнуться в этой ванне.

Каждое движение «брата» отзывалось во мне острой необходимостью сдохнуть. Пальцы Гарика жглись, напоминали, исследуя сантиметр за сантиметром кожу, что ночное клеймо невозможно смыть. Оно намертво въелось в тело, проросло в жилы и закрепилось между ребрами.

Вода окрасилась в бледно-розовый. Между ногами по-прежнему ныло. Даже не проверяв, я могла сказать, что кровотечение не остановилось. Было дискомфортно и… пусто, словно с меня сорвали защитную оболочку и оставили нагую, сломленную, с огромной дырой внутри. Казалось, что эта дыра тянулась от груди до пупка и сквозь нее просвечивались окружающие предметы. Ведь именно так должно быть, когда вырывают душу?

Боль охватила все тело, но мне было все равно. Она скрутила суставы, раскрошила кости и собралась тугим пучком агонии в горле. Вместо разрывного крика с пересохших губ срывался лишь слабый стон. Похожий на мяуканье брошенного котенка.

Только так могло звучать отчаянье.

На грани тишины.

Хрипло.

По-звериному.

Я хотела пробить криком небо, чтобы оно осыпалось крупными звездами прямо на мою макушку и размозжило череп. Многие смерть воспринимают, как жестокую кару, для меня же она казалась благоговейным спасением. Но и этот дар я не заслужила.

Вдох за вдохом смерть ускользала от меня. Сердце билось ровно. Никак не желало останавливаться.

Гарик постоянно что-то шептал. Но не то, что глупая Даша Алексеева готова была слушать. Он не просил прощения, не спрашивал, как я чувствую себя после всего, не интересовался где и насколько сильно у меня болит. Гарик ничего такого не говорил. Не подбадривал, не просил держаться, не уверял, что все будет хорошо и что папа Рома не выкинет меня на помойку, как испортившуюся вещь. Что же еще делать с куклой, в которой оказался зашит сломанный механизм? Чинить? Легче выбросить и купить новую. Зачем же зря возиться с ремонтом?

Гарик не спрашивал, как я и очень ли мне страшно.

Может, он все знал без слов, а может, ему было плевать. В Гарике никогда не было таких глупых качеств, как сочувствие, доброта или сопереживание. Откуда тогда я взяла, что эти аккуратные прикосновения, невыносимо близко граничащие с нежностью, должны говорить о жалости?

Ему не нужно было всего этого произносить. Я больше не смогу никому поверить, а глупой Даши Алексеевой здесь не осталось, вышла вся. Вон в ту черную дыру стока, куда стекала розовая вода.

Гарик поднял мое тело, поставил на трясущиеся ноги. Одной рукой он продолжал удерживать этот мешок с костями за талию, а второй обтирал махровым полотенцем.

Вскоре все капельки, что стекали вниз по мне на старый акрил ванной, были собраны пушистым ворсом полотенца.

Мне больше совершенно не хотелось прислушиваться к бредням Гарика. После десятого повтора нежных глупостей, я отпустила разум в пляс по волнам агонии, переключилась на физическую боль, чтобы не сойти с ума от душевной.

История имеет ужасную привычку – повторяться. Меняются лица, персоналии, декорации, а суть остается прежней.

Боль остается прежней.

Стоило только приоткрыть кому-то душу, как предательство вновь ворвалось, кромсая все внутри меня в жалкие клочья.

Сейчас я была уверена, что судьба сыграла со мной злую шутку в последний раз. Глупо обещать, пусть даже себе, что былое никогда не повторится, я стану умнее, разборчивее в людях и смогу защитить сердце от боли.

Нет.

Не смогу.

Не стану.

Просто больше нечего защищать.

После сегодняшней ночи во мне ничего не осталось.

И если тело еще продолжало бороться за каждый вдох, то внутри него осталась лишь зудящая пустота.

Даша Алексеева – мертва.

Когда именно это случилось? Определенно не в тот момент, когда жалящая палка вторгалась внутрь, проталкиваясь грубо и сильно. Нет.

Я сглотнула ком в горле.

Решающий выстрел сделал не Гарик, чужой мне мальчишка с моральными отклонениями. Пулю в лоб пустил человек, кому я добровольно отдала ключи от сердца. Роман Усупов.

Мама, почему ты не предупредила, что любить кого-то так больно?

Гарик не оставил меня в ванной. После того, как просушил полотенцами тело и волосы, он отнес меня в спальню, усадил на пол, подстелив свою футболку, и прислонил к стеночке, как гребаный манекен.

Я следила за передвижениями парня чисто механически, как следят за мухой, что продолжает назойливо ползти по стеклу, пока ее не пристукнули.

Гарик снял окровавленное постельное белье, скомкал его и сбросил на пол, валяться у двери бесформенной кучей. Он умело застелил кровать новым комплектом и по комнате распространился запах свежести. Папа Рома любил кондиционер для белья с запахом хвои.

Когда с постелью было покончено, Гарик вернулся ко мне.

Он самостоятельно выбрал из шкафа одежду, нижнее белье, не забыв даже о средстве женской гигиены, чтобы кровь не просочилась сквозь ткань. Вскоре мешок с костями был в черных джинсах и зеленой футболке.

Гарик переместился на кровать, усадив меня между своих ног, и принялся за расчесывание моих волос. С его губ то и дело срывались звуки, напоминающие горловое мурлыканье огромной кошки.

– Как же я по тебе соскучился, – выдохнул мне в темечко Гарик. – Никогда тебя не отпущу. Ты моя, Даша, запомни.

– Не наигрался? – С трудом произнесла я.

В общем-то, мне было совершенно плевать на то, что могла услышать в ответ, я просто не успела крепко сжать губы, чтобы слова не сорвались самостоятельно.

– Я не стану извиняться за то, что принесло нам обоим удовольствие. Не спорь. Я знаю, что тебе понравилось то, что произошло ночью. – Гарик нетерпеливо заерзал, и я почувствовала, как твердый стержень упирается в мою поясницу. – Мы обязательно повторим. Я не насытился тобой.

– Ты сделал мне больно.

– Ты просто еще не разобралась, что такое удовольствие. Иногда оно граничит с болью. Я покажу тебе, насколько тонка эта граница, обещаю. – Решительным движением Гарик скользнул по моей груди и собственнически сжал сосок между пальцами.

Меня прошибло новой волной отвращения, от которой тело дернулось.

– Я знал, что тебе понравится, Даша, – горячо зашептал он мне на ухо.

– Нет. Это не так.

Я не успела опомниться, как Гарик перевернул меня на живот, словно безвольную куклу и откинулся на подушки. Я оказалась в крайне неудобном положении: в тисках рук брата, распростертая о его тело. Одного движения хватило, чтобы подтянуть меня к себе настолько близко, что наши глаза оказались на одном уровне. Теперь я смогла хорошенько рассмотреть черноту, что полностью заполнила его глазницы.

В первую же секунду от этого зрелища воздух встал комом посреди горла, заставив меня надрывно прокашляться.

Гарик сморгнул и галлюцинация исчезла. Его глаза приобрели привычный цвет.

Захотелось завизжать так, чтобы стекла лопнули во всем доме. Вместо этого непонятное ледяное спокойствие разлилось внутри груди.

Наверное, именно так бывает, когда человек понимает, что сошел с ума.

Рука Гарика потянулась к моему лицу, губы приблизились к моим. Брат прижался еще ближе, заставил раздвинуть бедра и усадил меня на себя так, чтобы я обхватывала его талию. Ощутив медленные круговые движения бедер Гарика подо мной, с губ сорвался вскрик боли.

Голова горела настолько сильно от нереальности происходящего, что казалось вот-вот и взорвется, подняв в воздух десятки алых брызг.

– Я хочу, чтобы ты выбрала меня сама, – с придыханием шептал Гарик. – Хочу, чтобы ты выбрала жизнь со мной добровольно. Хочу, чтобы ты кричала от удовольствия подо мной, чтобы стонала мое имя в то время, как я буду глубоко в тебе. Там, где я первый и единственный. Хочу, чтобы ты захотела…

– Ты сумасшедший.

– Признай, Даша, – его слова лились мягко, вкрадчиво, будто изощренная мелодия, – ты ведь тоже чувствуешь это? После того, как побывал в тебе, я не могу думать ни о чем другом, кроме как повторить все заново. Не могу заставить себя не смотреть на тебя, не прикасаться… Мы просто созданы друг для друга, признай. Тебя тоже тянет ко мне!

Я подскочила в его объятьях, как ужаленная, пытаясь размахнуться и впечатать кулак в лицо брата. Гарик перехватил мое запястье в воздухе, больно сжал и завел за спину. Он оказался гораздо сильнее, чем я думала.

– Перестань, Даша. Ты делаешь только хуже. Ты вынуждаешь меня применять силу, пробуждаешь внутри какой-то дикий инстинкт охотника…

– Отпусти, урод!

– Только за поцелуй.

– Иди к черту!

– Перестань сопротивляться, Даша. Ты покоришься и будешь моей независимо от желания. Я чувствую, что ты моя. Ты тоже скоро узнаешь, каково это хотеть меня так сильно, что дыхание спирает от ожидания.

– Никогда! – зло выплюнула я. – Ты чокнутый извращенец!

– Ты говоришь совершенно не то, – поморщился он.

– Ничего другого от меня ты никогда не услышишь!

Гарик шумно выдохнул и немного переместился, теперь его губы замерли в жалком сантиметре от моих. Я могла рассмотреть даже мелкие трещинки на них и короткие волоски пробивающейся щетины на подбородке.

– Но я люблю тебя…

– Заткнись! – я дернулась так сильно, что затылок заломило.

Гарик намертво впечатал меня в свое тело. Он прижался лбом к моему лбу, продолжая смотреть в упор. Его глаза то и дело заполнялись темнотой и возвращались к человеческому виду.

– Что же ты со мной творишь? – простонал Гарик.

– Ненавижу тебя!

Гарик покачал головой, немного отодвинулся и впился губами в шею. Я попыталась вырваться, но чем сильнее дергалась, тем настойчивее становились ласки брата. Они выжигали остатки человека во мне.

Пришлось замереть.

Гарик уткнулся носом в мою ключицу и шумно задышал:

– Как же хочется, чтобы ты почувствовала такую же потребность во мне. Или хотя бы откусить от тебя кусочек. Невыносимо сладкая для меня! Что ты со мной делаешь?!

Непонятное электричество начало покалывать мои пальцы, будто в сосудах вся кровь сменилась на ток. Мне было противно даже от картинок, что назойливо воскрешала память. Того, как Гарик касался меня, того, что творил с телом, как разрывал мою душу.

Я не могла позволить этому повториться. Даже если сопротивление станет последним, что сделаю в этой жизни.

Морально, я давно уже приготовилась к смерти. Даже хотела, чтобы она поскорей пришла за мной. Нет смысла задерживаться дольше там, где тебе не рады.

Я не из тех, кто смог бы носить дежурную улыбку и делать вид, что доволен ролью ручной собачки. А другого, рядом с Гариком, мне не светило.

Возможно, папа Рома сможет вышвырнуть меня на помойку и это будет лучшей альтернативой, чем извращенный сценарий подстилки для сводного брата.

Руки Гарика, словно две змеи заползли под мою футболку.

Хотелось вырвать их из плечевых суставов и вышвырнуть в окно. Или же кричать, извиваться пока кто-то не ворвется в мою комнату. Ведь кто-то же должен прервать этот кошмар? Вместо этого я на мгновенье замерла в руках брата, приказывая собственным окаменевшим мышцам расслабиться.

Гарик поднял голову и недоверчиво всмотрелся в мои глаза.

Где-то внутри меня в эту самую секунду расползлась огненная пустота. Яд, под которым оплавилась душа.

Я потянулась к губам Гарика. Самостоятельно.

Поцелуй получился быстрый, резкий и насквозь пропитанный фальшью. Но Гарик, как, ни странно, этого не заметил.

Он застонал и стал тереться об меня бедрами, наращивая безумный темп:

– Откройся для меня. Откройся. Тебе понравится.

Изо всех сил, я уговаривала себя потерпеть, а лаву ярости повременить с выбросами, но тело подвело меня.

И я ошиблась.

Оторвавшись от скользких губ Гарика, я уткнулась носом в его грудь, подтянулась повыше и со всей силы впилась зубами.

Соленый привкус расцвел на языке.

Послышался рык.

А потом стена вновь приняла меня в свои жесткие объятья.

Не знаю, сколько времени я не могла пошевелиться, казалось, минуты превратились в часы. Воздух сгустился и стал вязким, как кисель. Из всех звуков я слышала только яростное шипение Гарика.

Надеюсь, он убьет меня быстро.

Я часто думала, а как это будет? Еще тогда, в детдоме, когда мой череп чуть не крошился, сдерживая удары Коровиной и ее приспешниц, я верила, что смерть придет безболезненно. Ну, или хотя бы мгновенно, так, чтобы мысли не успели сформироваться в панику и завязать легкие узлом.

Интересно, а кто-нибудь обрадуется моей смерти?

Гарик вскочил с кровати, прижимая руку к основанию шеи у правой ключицы. Тонкая струйка крови текла сквозь его пальцы на грудь.

Я сидела неподвижно. Тело налилось неприятной тяжестью.

Лишь дыхание предательски выдавало тот ужас, что поднялся к горлу, как только Гарик стал приближаться ко мне.

Медленно. С грацией хищника.

Я не могла отвести взгляд от этой крови на его груди. Растерянно облизав губы, поняла, что теперь никогда не избавлюсь от Гарика. Он останется навсегда внутри меня, будет течь по жилам, толкаться в сердце и других мышцах.

Желудок скрутила судорога.

Вместо того чтобы кричать и биться в истерике, я молчала. Даже не в силах была руки поднять и выставить перед собой в фальшивом оборонительном жесте.

На самом деле я не хотела его задеть.

Никогда не обижала ни единого человека, что не желал мне зла. Но ведь Гарик не из их числа?

Его глаза незнакомые, черные, безразличные, немигающие и далекие, будто этот некто смотрел на меня за тысячи километров отсюда. Я зажмурилась, готовясь к удару.

Вдох сменял выдох, а выдох вдох, но боль не приходила. Решившись, приоткрыть глаза, я вжалась в стену с такой силой, что затрещали ребра.

Чернота была прямо передо мной.

Гарик вглядывался в меня своим жутким взглядом. Его губы были напряжены и сжаты в одну тонкую линию, лицо побледнело, под глазом дергалась жилка.

– Почему ты… медлишь? – не в силах больше играть в гляделки, первой сдалась я.

– Какая ты упрямая, – сквозь зубы, выдавил он. – Не хочешь играть по правилам. Непокорная. Вся в мать. Но так даже интереснее.

Я невольно дернулась, вздрогнув всем телом. Затылок впечатался в стену, послав по телу сноп боли.

– Причем здесь моя мать?

– Она также не хотела покориться Роману, быть его. Заставила побегать за собой по всей стране. – Он прищелкнул языком, будто то, что сказал, было до ужаса забавным. – Представляешь, как Ромочка поизмотался играя в догонялки?

– Почему мама убегала?

Я боялась спугнуть мимолетную удачу. Ощущение, что сейчас смогу схватить истину за хвост наполнило грудь сладким предчувствием.

Гарик пожал плечами:

– Не любила. Крутила хвостом, зазывала, манила, да только в руки не давалась. Говорят, была истинной шлюхой в теле недотроги. Знаешь, она ведь держала Ромочку за яйца, – усмехнулся он. – Как ты меня. Правда, интересно?! Вот, что в вас такого необычного, что попробовав, скручивает в дугу?

– Откуда ты знаешь?

– Что именно? – лениво переспросил Гарик.

– Про мою маму.

– Моя мать Ромочку вычитывала, а я, знаешь ли, умею слушать. Даже через стены.

Я горела от кончиков волос и до пальцев ног. В голове поднялся ураган, и я даже могла запутаться в его встречных потоках. Не желала верить гнусным сплетням. Только сомнения все равно нашли лазейку и идеальный образ матери в моей памяти дал заметную трещину, причиняя почти осязаемую физическую боль.

– Зачем ты все это мне говоришь?

Гарик дотронулся моего лица, провел кончиком пальца по губам, отер кровь и слизал ее, засунув пальцы в рот:

– У тебя есть то, что принадлежит мне.

– Я не понимаю.

Гарик улыбнулся:

– Ты моя любимая игрушка и я не собираюсь не с кем делиться. Усекла?

– Сумасшедший…

– Просто предупреждаю, что у нас будет все по-другому. Тебе не удастся от меня сбежать. Никогда. Слышишь меня, Даша? Ни-ког-да! Даже из-под земли тебя достану! Буду приходить за тобой каждый раз, пока не получу все! Всю тебя! Без остатка!

Я покачала головой. Было такое ощущение, что с меня живьем содрали кожу. Неужто выхода не будет?

– Ты проголодалась, любимая? Пойду, принесу тебе поесть. Ты же не сможешь сегодня выйти к столу, правда?

Не дожидаясь ответа, Гарик вышел за дверь, тихонько прикрыв ее за собой.

Меня пробил озноб.

Гарик не стал меня бить за укус. Значит, мое наказание последует позже. Я была в этом уверена также сильно, как в том, что день за окном клонился к вечеру.

Когда только время пробежало?

Не став терять ни одной минуты свободы, я поспешила подняться на подкашивающиеся ноги. Гарик не оставил мне выбора, но я его нашла.

Единственно верное решение.

Тихонько спуститься вниз и завернуть в подвал, не составило особого труда. За столько лет в детдоме я научилась быть незаметной. Даже головокружение и слабость не помешали мне быстро найти нужную дверь и зайти в котельню.

Перед глазами все расплывалось, но я приказывала себе держаться из последних сил. Если слабость сейчас возьмет надо мной верх – все пропало.

Сердце безумно колотилось. Я понимала, что каждая секунда на счету. Гарик мог вернуться в спальню и не обнаружить меня там с минуты на минуты. И последнее, что мне хотелось – вновь ощутить на себе его силу.

Задыхаясь от страха, я решительно приблизилась к котлу. В лицо дунуло жаром, стоило только открыть задвижку. Не растрачивая драгоценное время на раздумья, я засунула в дымоход свою футболку, которую прихватила из шкафа.

Роман был помешал на практичности и уюте. В его доме было все, даже отопление провел сам, подключив котел. Первое время, как только он привез меня на ферму, все уши прожужжал про правила безопасности.

«Даша, не трогай то. Даша, не лезь туда. Даша, здесь тоже небезопасно для маленьких девочек, будь осторожна…» – и прочее бла-бла-бла о мерах предосторожности в доме и за его пределами.

Тогда я куксилась и на стены готова была лезть от скуки, а вот сейчас расплылась в довольной улыбке.

Пригодилось.

Еще тогда я выучила, что для безопасной работы котла, ему необходим воздух. Который я только что собственноручно перекрыла, запихнув в дымоход футболку.

Интересно, Гарик также не боится смерти, как и я?

Глава 12

Назад к прошлому

Выглядел Кенгерлинский более чем устрашающе.

Рита очень старалась не смотреть на него так пристально, чтобы не было и на йоту похоже, будто она пялится.

Не получалось.

Она действительно пялилась и ничего не могла с этим поделать. Ее проклятые глаза тянуло к нему, как магнитом.

Взгляд то и дело натыкался на хищную улыбку, что раздвинула губы Яна, как только Рита приняла безумное предложение добровольно поделиться кровью и пока не исчезала, точно приклеилась к этому красивому лицу. И если бы Рита находилась в комнате с Яном менее десяти минут, наверняка, купилась бы на улыбку, поверив, что ему действительно весело или радостно.

Сейчас же некая проницательность, что за ней никогда ранее не наблюдалась, просто точила Риту изнутри сомнениями и излишней внимательностью. И пускай улыбка у Кенгерлинского была чертовски обаятельной, да и сам он выглядел так, что впору было изойти слюной, но что-то останавливало от доверия Яну.

Его глаза, на немного бледном и небритом лице вселяли в Риту настоящий ужас.

Светло-зеленые, они неестественно блестели, как два зеленых стекла.

Не выражали никаких эмоций, кроме равнодушия.

Будто все, что произошло или должно было произойти сейчас здесь также важно, как тост намазать маслом.

Рита догадалась, что мыслями Кенгерлинский находился явно не в этой комнате. И, конечно же, она не была уверена, что желает знать, где именно. Ведь если его лицо настолько мрачное, разве сможет понравиться ей то, что можно услышать в ответ?

Каждый раз, когда Ян перехватывал ее взгляд и впивался в ответную этими холодными стеклышками, Рите хотелось либо крепко зажмуриться, чтобы не струсить, либо предпринять позорную попытку к бегству.

Кенгерлинский чуть ли не за руку привел ее в гостиную и усадил на диван. Может, тоже не верил, что Рита сможет дойти до конца?

Ей было некогда спрашивать.

Она все еще пыталась отыскать ответы, на кой черт вообще заявилась в этот дом прошлой ночью. Отличная интуиция и внутренний голос, что никогда прежде не подводили ее, молчали, не возжелав, видимо, облегчить очередной сеанс самоедства. Пришлось, молча сидеть на диване, наблюдая за действиями остальных и жевать уже порядком саднящие губы.

Кенгерлинский, тем временем, когда вокруг него назревала буря в виде ведущего хирурга больницы под номером восемь, оттянул ковролин к стенке, освободив паркет в центре комнаты.

Брагин чуть ли не с пеной у рта пытался убедить Риту изменить решение, но она была непреклонна.

Как ни странно, Адиса тоже занял сторону Брагина в этом споре, чем вызвал сухую усмешку Кенгерлинского и сразу же как-то поубавил свой пыл.

– Если моя кровь хоть как-то поможет в том, чтобы найти Дашу – я сделаю это, – решительно заявила Рита, когда на то, чтобы слушать гневные отповеди Брагина уже не хватило ее терпения. – И чтобы ты сейчас не сказал, это не изменит моего решения. Моего решения, слышишь?

– А Рыжик с яйцами оказалась, – хмыкнул Ян, стягивая футболку через голову.

– Заткнись! – прошипел Брагин, сжимая кулаки.

Ян пожал плечами, бросив футболку на диван. Риту тут же укутало древесным запахом парфюма.

Кенгерлинский остался в одних черных джинсах с низкой посадкой. Теперь Рита могла не только полюбоваться крепким прессом и грудными мышцами мужчины, но и пофантазировать, что скрывалось там, чуть ниже, куда спускалась тонкая полоска темных волос.

А ее фантазия действительно готова была пуститься вскачь и по наклонной. Для того чтобы прийти в себя Рите пришлось несколько раз мотнуть головой и задержать дыхание. Ей всегда нравилось смотреть на красивые мужские тела. И никогда ранее она не стыдилась любвеобильности своих мыслей, как сейчас, когда предельно ясно ощущала на себе тяжелый взгляд Брагина.

– Мы собираемся найти Дашу или будете продолжать меряться у кого язык работает лучше? – злость вырвалась из нее и повисла в воздухе едким вопросом.

Рите показалось, что она слышала, как Брагин скрипнул зубами. Но вместо того, чтобы вспылить и загореться от малейшей искры, будто спичка, он смолчал, лишь одарил ее таким хмурым взглядом, словно уже собственноручно уложил в гроб.

– Рыжик, если будешь хорошей девочкой, я дам тебе в полной мере ощутить мой язык в действии. – Нагло подмигнул ей Ян.

Рита почувствовала, как щеки залило горячей волной стыда.

– Хрена с два! – Брагин молниеносным движением свалил Кенгерлинского с ног и с размаху заехал в челюсть.

Рита вскрикнула и кинулась к мужчинам, что покатились по полу, сцепившись в шипящий клубок. На полпути Адиса отпихнул ее, не дав ринуться в драку, и сам с трудом оттащил Федора.

Его лицо почернело от сдерживаемого гнева, в глазах сверкали молнии. Даже в крепком захвате Адисы, мужчина пытался вывернуться и дотянуться до Яна хотя бы ногой.

Рита никогда не видела его таким взбешенным.

И это зрелище вызвало в ней… неописуемый восторг.

«Брагин приревновал? Ее? Но как такое возможно?»

Кенгерлинский же вел себя, по мнению Риты, еще менее адекватно, чем Федор. Мало того, что он не защищался, когда Брагин стал осыпать его лицо ударами, так еще и залился бешеным хохотом, который вызвал у Риты новый приступ страха.

От этого смеха мороз пошел по коже. Она даже толком не могла объяснить причину такой реакции собственного тела.

Федор брыкался, стараясь отпихнуть Адису, сыпал ругательствами, Ян продолжал хохотать. Он поднял руки, ладонями вверх, в примирительном жесте, будто сдавал позиции, лениво поднялся, стряхнув со штанин невидимые пылинки. Вся его поза говорила о расслабленности.

Только интуиция внутри Риты при виде улыбающегося Кенгерлинского голосила десятками различных голосов, поднимая тревогу. Даже его смех нес в себе угрозу, которую Рита ощущала каждой своей клеточкой.

– Сдаюсь-сдаюсь, горячий доктор. – Смешливо протянул Ян. – С языком повременю, так и быть. Дам сначала попробовать Рыжику нечто другое. И посмотрю, как запоет.

– Ах, ты, бл*! – рванулся вперед Федор.

Адиса взвыл:

– Ян, твою мать, перестань его провоцировать! Или ты теперь решил заделаться мальчиком для битья?! Что за новый вид садомазо игр?

Кенгерлинский устремил мертвый взгляд на чернокожего:

– Все-то ты видишь, Ди. Скажем так, я расслабляюсь перед обрядом.

Федор застыл и враз перестал сопротивляться, нахмурившись.

– Может, тебе сделать это другим способом? Менее травматичным. Отжаться, пресс покачать, например, а не ездить по чужим нервам, – сказал Адиса.

– Ну, нет, я так не играю, – всплеснул руками Ян. – Крови девственниц не дают, драку запрещают, выпить не предлагают. Скукотища!

– Крови девственниц? – переспросила Рита, повернувшись к Адисе. – Зачем ему кровь девственниц?

– Ванны принимаю, чтобы стать еще более неотразимым. Знаешь, какой у нее эффект? Закачаешься, Рыжик. Если тебе надо попку подкачать ты только скажи, я тебе нацежу из своих старых запасов. А то нынче девственницы сродни драконам. Почти миф.

– Не слушай его. Кажется, он головой повредился в последней стычке с демонами, – Адиса с сомнением покосился на друга. – Слава Богу, есть и другие способы расслабиться.

– Например, секс, – тут же поддакнул Ян. – Много-много секса.

Адиса неодобрительно покачал головой:

– Вот и займись этим вместо всякого рода бредовыми поисками. Раз уж ты так притомился, бедняжечка.

Ян, прежде сосредоточивший лукавый взгляд на Рите, резко повернул голову. В бликах от солнечного света, его глаза стали неестественно быстро темнеть. От светло-зеленого к цвету мокрой зелени. Зрачок расширялся и расширялся, пока не поглотил радужную оболочку целиком. На ее месте будто образовалась пропасть.

Словно из глаз Кенгерлинского сейчас глядел ад.

Рита попятилась.

– Займусь, – прошептал Ян. – Как только верну свое.

– Дашу оприходуешь, я так понимаю? – словно следуя известному только ему сценарию, продолжил Адиса.

– А с какого времени тебя стало касаться в какую дырку я присуну? – подался вперед Ян. – Ревнуешь?

Адиса отшатнулся, отпустив Федора.

– Что, не можешь сам забыть, как стонал от ее прикосновений? – продолжал наступать Кенгерлинский.

На лице Адисы отразилось глубокое смятение.

– Стоп! Прекратите все! – очнулась Рита. – Я вам, что тут банк донорской крови, ждать вечно? Я хочу увидеть свою подругу! Сейчас! А потом, хоть перегрызите друг другу глотки или запритесь в сортире, меряясь у кого длиннее!

Ян расхохотался.

Но на этот раз Рита почувствовала, что исходящая от него угроза схлынула. От облегчения ей захотелось широко улыбнуться и размять спину, что уже ныла от напряжения. Но времени не было.

Адиса скупо кивнул и отошел в дальний угол гостиной, будто мечтал стать частью стены.

Брагин молча встал за спиной Риты так, что она постоянно отвлекалась на его горячее дыхание у своей шеи. Тело сразу же откликалось на близость Федора, что приносило некую долю неудобств, заставляя Риту напрягаться, чтобы скрыть свою реакцию.

Кенгерлинский вернулся к приготовлениям.

В гнетущей тишине он притащил из кухни глубокую миску, посмотрев на которую Рита усомнилась, что в ней вообще хватит крови, если посудину потребуется заполнить до краев.

Поставив миску посреди комнаты, Ян вытащил из своей кожанки нож с кривым лезвием и уселся на пол, поджав под себя ноги. Жестом он указал Рите на место напротив себя.

Она поборола дрожь и сделала так, как он просил.

– Могу я узнать, что мы собираемся делать? – спросила Рита, обхватывая себя за плечи.

– Мы ничего делать не собираемся, – покачал головой Ян. – Всего лишь я.

Они встретились взглядами.

– Ты хоть минуту можешь побыть нормальным? – скривилась Рита. – Я вот теперь даже полностью понимаю Дашку, почему она от тебя ноги сделала.

«Господи! Да, что же она делает?! Добровольно сует пальцы в клетку с разъяренным зверем?»

По лицу Яна пробежала тень, он закрыл глаза, а когда открыл, то никакой бури, как ожидалось, и не последовало.

– Я постараюсь нащупать вашу связь с Дарьей, а потом возьму твою кровь, чтобы она служила ей ориентиром в портале Тьмы. Когда я открою портал, он перенесет к нам Дашу, где бы она ни была.

– Почему именно мою, а не свою?

– Моя не действует. Уже пробовал.

Рита поджала губы:

– Хорошо. Это точно вернет Дашу?

Выдержав паузу, Ян разорвал зрительный контакт, опустив голову:

– Предположительно, – на вопросительный взгляд Риты, словно мог его видеть, он махнул рукой. – Я никогда ранее не проводил этот обряд.

– Это безопасно? – вклинился в разговор Брагин.

– Нет, – хмуро кинул Адиса, перебив Кенгерлинского. – Самой малейшей нашей проблемой будет то, если обряд не сработает. А большей, если из портала, который этот придурок потом призовет, появится не Даша.

– А кто? – забеспокоилась Рита.

– Кто-то. – Туманно ответил Адиса. – Но тебе, Ян, на это плевать, не так ли?

– Так, – согласился Ян. – Ну что, Рыжик, готова ли ты рискнуть ради подруги или твоя любовь уже иссякла?

– Готова. Начинай.

На Риту обрушилась тишина. Все в комнате: люди, движение, жизнь, замерло на несколько бесконечно долгих секунд. Или минут?

– Отойди подальше, доктор, – наконец ответил Кенгерлинский, обращаясь к Федору. – Когда я установлю контакт с Ритой и порталом, никого поблизости не должно быть. Ди, следи за тем, чтобы наш доктор не сорвался и ничего мне не испортил.

Адиса кивнул, подошел к Федору, взял его под локоть и заставил отойти подальше. Как две каменные статуи, мужчины застыли в дальнем углу комнаты, около окна.

Риту стал бить озноб.

Ян сложил руки на груди и принялся нашептывать что-то на неизвестном ей языке. Слова выпадали из его рта, как камни. Они были чужеродными, грубыми и неприятными слуху.

В комнате потемнело.

Рита попыталась вспомнить который сейчас час, день или вечер и поняла, что не может этого сделать. Ее голову будто опутало вязким клеем, мысли стали непослушными и тяжелыми, а тело замерло.

Она впервые ощутила, что значит по-настоящему не управлять собой.

Рите захотелось поднять руку и зарыться пальцами в волосы. А еще лучше отереть потный лоб, даже не от того, что это приносило ей дискомфорт, скорее чтобы доказать себе, что тело еще способно выполнять приказы мозга.

Ничего не произошло.

Руки остались лежать на коленях.

Безвольные. Точно чужие.

Ее тело больше не принадлежало ей.

– Не сопротивляйся, – услышала Рита глухой голос Яна, точно он пробивался к ней сквозь толщу воды. – Расслабься.

Безумное веселье облило ей голову.

«Расслабься? Он издевается? Да это так же, как расслабиться когда тебя грабят или насилуют. Просто получать удовольствие от процесса? Бред какой».

– Рита, слушай мой голос. Просто расслабься, мне нужен доступ к твоим воспоминаниям.

Липкий пот стал стекать между ее лопаток.

«Господи, а ведь этот красавчик изнасилует мой мозг!»

– Рыжик, я ничего плохого тебе не сделаю. Доверься мне. Откройся.

«Нет. Он точно издевается».

– Рита, если ты не пропустишь меня в голову добровольно, я все равно туда войду. Просто тебе будет очень больно, – жестко сказал Ян.

И тут же Рита ощутила, как ее голову сдавливают тиски. Еще чуть-чуть и она поняла, мозг вытечет через уши.

Рита подавила злость на Кенгерлинского. Они так не договаривались! Господи, да они вообще ни о чем не договаривались! И почему именно сейчас она потеряла свой незаменимый рационализм и способность просчитывать игру на несколько ходов вперед?

Рита обмякла и заставила себя опустить защитную стену. Чтобы Кенгерлинский не задумал, но все будет лучше, чем терпеть эту невыносимую боль.

Как только она расслабилась, боль исчезла, будто и не было ее вовсе.

Рита плыла по волнам памяти, перед глазами мелькал калейдоскоп картинок из ее прошлого.

Вот мама берет ее на руки и улыбается своей теплой улыбкой…

Господи, а она ведь почти забыла ее лицо! Открытое и красивое, с ореолом светлых кудрей вокруг. Такой Рита даже и не помнила маму. Это был далекий период до… беспробудного пьянства.

Сколько Рите тогда было? Полгода, год?

Как вообще возможно вспомнить свое настолько раннее детство?

***

Первый удар пришелся по губам. Вкус крови во рту, был самим ярким из тех, что она чувствовала за последние голодные дни. Даже плач не спасал от ударов, что сыпались, как горох на ее тело.

– Как же ты на него похожа! Предательница! Такая же, как и он! – заходилась в исступлении мать. – Я хочу забыть! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу!

***

Рита сжалась. Она не ожидала, что боль от прошлого будет настолько острой и реальной. Если бы тело повиновалось ей, Рита бы скрутилась в комочек и завыла.

Она попыталась закрыться от Кенгерлинского, панически повернуть назад, прервать мучения, но…

Ничего не вышло.

***

Запах хлорки пропитал ее волосы. Он намертво въелся в кожу. Особенно пострадали руки. Некогда изящные, с бледной кожей и длинными пальцами, теперь они были жалкими. Кожа постоянно шелушилась, а вокруг ногтей появился красный ободок от раздражения. На крем, чтобы хоть чуть-чуть облегчить зуд или снять покраснение, у Риты не хватало денег.

Взяв в работу даже три подъезда, скудной зарплаты хватало лишь на еду и лекарства для матери. А силы вообще были на исходе.

Вот уже второй раз Рита засыпала со шваброй в руках посреди вонючей лестничной площадки…

***

Воспоминания лились нескончаемым потоком. Словно кто-то открыл кран у нее в голове. Это раздражало и… угнетало.

Каждая картинка, что сменяла предыдущую была еще хуже. Господи, что за срань? Неужели ее жизнь такая дрянная? Лучше удавиться, чем вспоминать все это заново.

Почему Ян заставляет ее пройти через это? Почему сразу не может отыскать то, что ему нужно?

***

В кабинете директора пахло дорогой кожей. Толстый, лоснящийся роскошью дядечка сидел в своем кресле, и казалось, уже дошел до нужной ей кондиции. Рита спустила бретель лифа с правого плеча и мягко улыбнулась. Она все еще сидела на его столе, раздвинув ноги, и знала, что дядечке открылся великолепный обзор ее прелестей.

Рита твердо приняла для себя решение, что к прежней жизни не вернется. И если для того, чтобы покрепче уцепиться на сытом месте придется раздвинуть ноги и потерпеть потное тело над собой – так тому и быть.

– Теперь вы понимаете, насколько сильно я хочу стать медсестрой? – горячо зашептала она в лицо дядечки. – Я просто вся горю от желания. Вы же поможете мне попасть в бесплатный набор, правда?

Рита приподняла бедра и сделала несколько волнообразных движений. Она бы очень хотела быть влажной для него, чтобы закрепить свой успех.

Но, увы, тело Риты не отзывалось. Оно вообще еще ни разу не наградило ее оргазмом. Может, в шестнадцать еще рано требовать от тела ответной реакции удовольствия? Рита не знала ответа на этот вопрос. Пока что ей отлично удавалось симулировать наслаждение, и этого было достаточно.

Дядечка громко и тяжело вздохнул, его лоб покрылся испариной:

– Для тебя, сладкая, все, что угодно.

***

Сейчас, как никогда ранее, она ощущала себя грязной. И от того, что в эти воспоминания вторгся кто-то посторонний, мысленная удавка на шее Риты затягивалась еще туже.

***

Это был тот же кабинет, который за четыре года учебы опостылел ей хуже вареной репы. Это был тот же дядечка, который стал частым гостем ее тела. И это была она: стонущая, улыбающаяся, закатывающая глаза от фальшивого восторга.

– Ты же сделаешь это для меня, правда? – улыбнулась Рита, когда все закончилось.

Дядечка нахмурился:

– Ты же сама прекрасно знаешь, моя сладкая, она нагрубила начальнику практики и документы на ее отчисление уже на моем столе.

– Он к ней руки тянул! Вот Даша и не стерпела, когда этот лысый сжал ее попу! – вспылила Рита, но потом быстро опомнилась и потерлась щекой о его волосатую грудь. – Борюсик, ну пожалуйста, сделай это ради меня. Я прошу тебя.

– Ладно, – вздохнул дядечка. – Но если Алексеева еще раз выкинет нечто подобное…

– Спасибо, Борюсик, ты самый лучший!

***

– Еще чуть-чуть потерпи, – прозвучал голос Яна.

И в этот раз Рите показалось, что она услышала в нем… непонятную теплоту.

***

В парке было по-весеннему свежо. Рита поежилась и плотнее запахнула на подруге старенькое пальто. Дашка-дурашка одарила ее такой счастливой улыбкой, от которой в груди что-то больно защемило.

Рита запустила одеревеневшие пальцы в пакет с попкорном, набрала большую горсть, тут же запихнув ее в рот. От сладости захотелось довольно закатить глаза.

Повсюду радостно волновалась толпа. Градус счастья вокруг был настолько высок, точно передавался воздушно-капельным путем.

– А пойдем еще раз на «Веселые горки»! – предложила Дашка и ее глаза просто засветились детским восторгом.

– Хорошо. Только в последний раз. Четвертое крутое пике мой желудок точно не выдержит, – невольно улыбнулась она в ответ.

Сейчас Рита не смогла бы отказать подруге ни в чем. Только не в день ее рождения, когда они впервые праздновали его вместе. Даже если она попросила бы Риту проглотить червяка, что валялись на асфальте после дождя, как тонкие шнурки.

Рита никогда не отмечала свои дни рождения, не было с кем и оказалось, что Даша тоже.

А вот теперь Рита готова была разбиться в лепешку, чтобы все исправить… Чтобы этот праздник для подруги стал особенным и стер собой все серые воспоминания об интернате.

Она чувствовала неопределенную слабость перед ней, скорее даже зависимость. Дашка-дурашка пробралась так глубоко в ее сердце, что казалось, получила там прописку и довольно-таки неплохо обжилась.

Она стала Рите, как сестра, которая так и не родилась.

***

– Да. Это оно, – послышался знакомый голос. – Держись за это воспоминание, Рыжик. Держись крепко, представляй Дашу, пока я буду вливать вашу связь в портал.

Она почувствовала, как холодные пальцы схватили ее за кисть и перевернули ладонь внутренней стороной вверх. Потом что-то обожгло кожу запястья.

И сразу же стало невыносимо жарко. По позвоночнику пополз липкий пот, который Рита даже не могла вытереть.

Воздух загустел и напоминал ей сироп.

Она изо всех сил держала в голове улыбающееся лицо Дашки-дурашки, ее восторг от парка развлечений и то тепло, которое возвращалось к Рите от хорошего настроения подруги.

– Ты берешь слишком много! Хватит! – вскрикнул до боли знакомый голос.

Рита наконец смогла распахнуть тяжелые веки. Контроль над телом потихоньку возвращался к ней.

Сквозь серую пелену, что покачивалась перед глазами, она разглядела ожесточенное лицо Кенгерлинского.

Его глаза стали цвета обсидиана. Белков не было.

Красивое лицо мужчины исказилось судорогой, по вискам стекал пот.

Напольные часы пробили шесть раз. Рита считала удары, чтобы не поддаться страху. Глухой звук от часов сейчас показался чем-то далеким и старым, точно из прошлой жизни.

Сколько времени они уже делают это? Сколько крови Кенгерлинский успел забрать?

Голова так сильно кружилась и болела, что Рита не удивилась бы, если ей вскрыли черепушку.

– Перестань! Хватит! – кричал Брагин. – Ты убьешь ее!

Его голос Рита смогла бы узнать из тысячи. Она мучительно медленно повернула голову на звук и увидела, как Федор бьется о прозрачную стену, что отделяла его от них с Яном.

– Мне нужно еще чуть-чуть, – прохрипел Кенгерлинский. – Ты как?

Рита сосредоточилась на вопросе, но смысл сказанного постоянно ускользал от нее. Все силы уходили на борьбу с отяжелевшими веками. Рита перевела взгляд на миску – темно-алая жидкость заполнила посудину чуть больше, чем на половину.

– Я возьму еще немного. Хорошо? – вновь захрипел Ян.

Рита даже не успела удивиться, с чего вдруг Кенгерлинский стал спрашивать ее разрешения?

– Бери, сколько потребуется, – кивнула она, еле двигая губами.

Все окружавшее ее в жизни до сих пор казалось дешевой подделкой. Вещи, отношения, люди… Особенно люди.

И только Дашка-дурашка осталась настоящей.

Рита осознала, что ради нее готова на все.

Она даже не поняла, когда все прекратилось. Слабость продолжала накатывать удушливыми волнами. Просто когда холодные руки сменились крепкими объятьями, предохраняя ее от неминуемого падения, Рита поняла, что все кончилось.

– Рита! Риточка! Ты меня слышишь? – обеспокоенно заглядывал в лицо Брагин.

Силы для ответа не хватило.

Рита могла лишь наблюдать затуманенным взором за движениями Яна. Он погрузил руки в миску и забормотал что-то на противном языке. А потом стал выводить непонятные пассы в воздухе.

Кровь, что тянулась за его пальцами, растворялась в воздухе огненными линиями. А еще шипела и извивалась, как живая.

Рита содрогнулась, когда в центре комнаты раздвинулась темнота, словно кто-то невидимый открыл пасть, желая поглотить их всех на ужин.

«Так вот какой он… этот портал».

– Даша? – Кенгерлинский вскочил на ноги и устремился к дыре, вглядываясь в черноту. – Даша, вернись ко мне! Даша!

Сначала ничего не происходило.

– Даша! Иди ко мне! – звал Ян.

Ни единого звука не последовало в ответ, ни единого движения.

«Все зря. Не вышло».

Если бы Адиса не встал за спиной Кенгерлинского, придерживая его за плечи, Рита не удивилась бы, кинься Ян в портал навстречу Даше, столько нетерпения сквозило в его голосе.

Темнота клубилась и танцевала, жадно вращаясь вокруг себя. А потом Рита заметила, как неясная фигурка стала пробираться сквозь темноту к ним.

– Охренеть, – прохрипела Рита перед тем, как отключиться.

Глава 13

Свобода падения

Я уже приготовилась к невообразимым ужасам перед тем, как потянуть дверь на себя и войти в спальню. Но настоящая реальность оказалось на тон светлее воображаемой.

Привалившись спиной к гладкой поверхности двери, я почувствовала искреннее облегчение.

Гарика до сих пор не было в комнате. Еды также не наблюдалось. Все осталось совершенно так, как несколькими минутами ранее, до моего побега в котельню.

Впрочем, отсутствие видимых следов не могло точно сказать, что брат не опередил меня, заметив пропажу игрушки. Просто хотелось думать, что все удалось именно так, как я задумывала.

А почему нет?

Неужели мне не может подфартить хоть раз в жизни?

За окном уже смеркалось. Длинные тени ползли по щербатым доскам, заставляя ежиться от ощущения, что в комнату пытаются пробраться монстры. Хотя, если задуматься, все монстры в доме. За пределами стен, из которых мне больше никогда не выбраться, опасности не было.

Я присела на кровать.

Между ногами по-прежнему было влажно и крайне неуютно.

Хоть матери для открытий особенностей женского тела рядом и не было, я знала про ежемесячные кровотечения достаточно. Они застали меня еще в интернате в неполные четырнадцать.

Тетя Вася, которая с первого дня моего пребывания в детдоме показалась добрым человеком, полностью оправдала это предположение позже. Ее отношение ко мне было теплым и дружеским. А с того момента, как Артем исчез, сбежав из моей жизни, и вовсе стала единственной кто оставался рядом и поддерживал. Именно Вася открыла мне непонятные тайны женского организма, предупредила о том, чего стоит ожидать каждый месяц в дальнейшем и как унять боль, в случае чего. Еще Вася, а не мама, как положено в нормальных семьях, помогла преодолеть инстинктивный страх во время моего первого кровотечения.

С тех пор я каждый месяц уверенно знала, что делать стоит, а что нет, чтобы боль не становилась сильней.

Сейчас я могла сравнить дискомфорт, что испытывала с тем, который приходил регулярно каждый месяц. Если бы не одно маленькое «но»: мне никогда не было больно именно «там» и я еще не страдала маразмом, чтобы забыть причину этой боли.

Подтянув колени к груди, уперлась в них подбородком и прикрыла глаза. С опущенными веками все вокруг не кружилось, слабость почти отступала.

Я прислушалась к себе и не отыскала даже капли страха перед тем, что собиралась сделать. Точнее уже сделала.

Перед тем, как мать подкинула меня, как бездомного котенка, к дверям приюта, она взяла с меня слово – никогда не быть слабой.

Как могла я старалась придерживаться той клятвы. Правда, силу в человеке можно постигать под разными углами и градусами от наклона. Для кого-то проявление силы – это безусловное доминирование над другими, а для кого-то – сглаживание заведомо острых углов в конфликтах.

Каждый раз, я действовала по ситуации, выпуская силу в меру своих понятий и ценностей.

Уверенность в том, что желание стать свободной посредством принятия смерти, мама бы не одобрила, вызывало грусть.

Но мертвец не сможет мне высказать свое неодобрение или неудовольствие. По крайней мере, не сейчас. А потом…

Если мы встретимся с ней за чертой, я согласна сполна принять последствия своих поступков.

Как ни крути, а решение было принято, и отступать от него я не собиралась.

Накручивая прядь волос на палец, принялась просчитывать ближайшее будущее.

Без свободной воздушки котел не сможет нормально работать, это факт. Но сколько времени у меня есть прежде, чем произойдет большой бум?

Четкий ответ отыскать не удалось. Все-таки я не разбиралась в устройстве техники так, как сейчас требовалось. Да и папа Рома как-то особо не заострял внимание на тематике пожаров.

Не знаю откуда, но точно я знала одно: на то, чтобы попрощаться с жизнью у меня осталось не больше часа.

Паники не было.

Лишь некое внутреннее предвкушение от грядущего.

Даже тихое удовольствие.

Уже сегодня я смогу смыть с себя позор огнем.

Стать свободной.

А еще я заберу всех монстров с собой.

В ад.

– Проголодалась? – я вздрогнула, резко распахнув глаза.

Наверное, дверь открылась бесшумно. Ведь я даже не заметила, как в спальню вошел Гарик с подносом в руках.

Брат присел на кровать и поставил поднос рядом со мной.

В нос ударил приятный запах жареной картошки с отбивной. Рот тут же наполнился слюной.

– Я не голодна.

Предатель-желудок громко и призывно заурчал, выдавая меня с потрохами.

– Врушка, – усмехнулся Гарик.

Он взял тарелку в руки, спустив поднос на пол, и придвинулся ближе ко мне. Когда Гарик поднес к моему рту вилку с наколотыми кусочками картофеля, я инстинктивно отшатнулась.

– Что ты собираешься делать?

– Кормить тебя.

– С рук?

– Ага, – улыбнулся Гарик, вновь возобновив движение вилки. – Так я хочу.

– Но я могу сама!

– По-другому не будет. Только так. Поэтому не упрямься. Ты же не хочешь, чтобы я тебя связал, а потом кормил?

Мне ужасно не хотелось тратить свой последний час на Гарика, а тем более на его извращенные игры, но быть связанной во время взрыва хотелось еще меньше. Поэтому я уныло покачала головой и послушно открыла рот.

– Умница-девочка, – похвалил брат.

На вкус картошка оказалась просто изумительной! Сочная, в меру поджаристая, с хрустящей корочкой и пряными специями, что таяли на языке…

Возможно, все дело в том, что это мой последний раз, когда я ем…

Говорят, что перед смертью не надышишься, а я не могла утолить вдруг проснувшийся голод.

Гарик не спешил, мне даже казалось, что он искренне наслаждался процессом. Я не понимала, почему ему было так важно находиться рядом со мной, постоянно прикасаться, ведь, по сути, он уже получил то, что желал. Так почему бы не оставить меня в покое?

– Не представляешь, как мне нравится смотреть на тебя, когда ты ешь с моих рук,– чуть ли не простонал он.

Я продолжала жевать, тщательно избегая прямого взгляда в его лицо. Боялась, что не смогу справиться с тошнотой, если вдруг она вновь накатит.

Руки брата пахли мылом с лавандой и это единственное, что сейчас в нем не раздражало.

Внутренне я молилась, чтобы Гарик заткнулся. Когда он молчал, было легче переносить нашу близость, я даже могла представлять, что меня кормит не он, а… Артем.

Но Гарик решил по-другому. Его будто прорвало на откровения.

– Даша, что же ты со мной делаешь? – спросил он, катая прядь моих волос между пальцами свободной руки.

Я пожала плечами. Казалось, в ответе Гарик не нуждался. Да и мне нечего было ему сказать. Разве только, что он совершенно обезумел и плотское желание переросло в какую-то больную зависимость.

– Ведьма, – охрипшим голосом сказал он. – Башки меня лишила.

Гарик положил вилку в уже опустевшую тарелку и повернул мое лицо к себе. Его глаза вновь были полностью черными.

– Хочу тебя, – он облизал губы. – Невыносимо просто. А еще хочу сделать тебе приятное, словно жизнь моя зависит от твоего одобрения. И убить тебя хочу. И это все одновременно! Ты просто взрываешь мой мозг!

– Я не виновата, что…

– Тсс! – Гарик приложил палец к моим губам, а потом впился в них поцелуем.

Он облизывал, покусывал их, прося и одновременно требуя пустить его внутрь, но я не стала уступать ему в этом желании.

Через некоторое время Гарик отстранился, тяжело дыша:

– Точно ведьма. А ты знаешь, Даша, что делали с ведьмами?

Сжигали на костре.

Но ты, Гарик, не святая Инквизиция, чтобы принимать такие решения.

К тому же, по ходу я сама организовала нам огромную жаровню.

Вслух ничего отвечать не стала. Говорить было противно. Тошнота вновь подкатила к горлу и остановилась гадким комком. Во рту собралась кислая слюна.

– По глазам вижу, что знаешь, – почти промурлыкал брат. – Но я придумал нечто интереснее, моя ведьмочка.

Гарик подцепил двумя пальцами край моей футболки, его рука нырнула внутрь, соприкоснувшись с кожей моего живота.

Меня передернуло.

Отвращение заструилось вместо крови по жилам. Если бы можно было убивать силой взгляда, Гарик был бы уже трупом.

Невыносимая ненависть к нему поднялась изнутри меня.

– Не надоело еще развлекаться?

В дверях нагло улыбался младший брат Гарика, Андрей. Не могла сказать, что я хоть когда-либо испытывала к нему что-то схожее с симпатией, но именно в эту минуту безумна рада была его видеть.

Гарик нехотя убрал руку с моего живота, поправив задравшуюся футболку, и немного отодвинулся.

Дышать сразу же стало значительно легче.

– Тебя прежде, чем войти в чужую спальню, стучать не учили, бестолочь? – Недружелюбно ухмыльнулся Гарик. – Зачем приперся?

Андрей взлохматил белобрысую челку, а потом сложил крепкие руки на груди и с довольным видом облокотился о стену возле двери:

– Конкуренции боишься, братец? Что, между ногами она так хороша, что ты решил заделаться затворником в ее спальне?

Гарик взревел и мгновенно вскочил на ноги, приняв боевую стойку. Пружины тоскливо пискнули, разгибаясь в изначальное положение.

– Заткнись! – закричал он.

– А то что? Ударишь меня? – Андрей выпятил подбородок. – Я мирился со всеми твоими закидонами! Терпел! Ждал! Ты же помешался на этой сучке! Сначала сказал, что пока не оттрахаешь ее мы не свалим с этой идиотской фермы, а потом как побывал в ее дырке и вовсе головой тронулся! Ты думаешь, я не вижу, что происходит?

Гарик хищно надвигался на брата:

– И. Что же. Происходит, – выплевывал он слова. – Скажи мне.

– Да ты тронулся на ней! Брат, да ты даже вниз спускаешься только для того, чтобы приготовить пожрать этой шлюшке! Я тебя не узнаю, Гарик! Очнись! – кипятился Андрей. – Мы теперь застряли на этой смердючей ферме, вместо того, чтобы податься в город, как планировали! Вот, что происходит!

– Не смей ее так называть! – Гарик накинулся на брата с кулаками.

Он несколько раз съездил Андрею по физиономии.

На долю секунды мне показалось, что этот извращенец убьет младшего брата, не задумываясь. Настолько сильно он озверел.

Но когда кровь брызнула на его руку, Гарик отступил, стараясь отдышаться. Потом уставился на костяшки пальцев непонимающим взглядом, будто не знал, откуда там появилась кровь и чья она.

– Андрюха, прости… Я… не хотел, правда.

Гарик разбил брату нос.

Захлебываясь кровью, Андрей принялся хохотать.

– Вот как ты с братом, да? И ради кого?

– Это тебя не касается! – строго посмотрел на него Гарик. – Проваливай.

– А ты о матери подумал? У нее истерика целый день от того, что ты творишь!

Гарик сжал кулаки, но не произнес и слова.

Неожиданно Андрей метнулся к нему. Одной рукой он схватил Гарика за затылок, склоняя его голову к своей. Они соприкоснулись лбами.

– Брат, опомнись. Ты же сказал, что никто не узнает о перепихоне с этой девкой. А теперь знает не только мать, но и Рома. Замять не получится. Как только Рома отдаст ее обратно в детдом, она же тут же побежит в полицию! Заяву на тебя накатает! Сучка же несовершеннолетняя, бл*! Это реальный срок! Опомнись, брат. Пока не поздно.

– Не могу, – мрачно прошептал Гарик.

– Почему?

– Сам не знаю. Дышать без нее не могу после этой ночи. В груди все ломит. Все тело, бл*ть, ломит, когда я не прикасаюсь к этой ведьме!

– И что ты собираешься с этим делать? Ты же будешь что-то делать, правда?

Они разговаривали между собой так, точно никого в комнате больше и не было.

Ну, конечно! Ведь оба прекрасно дали мне понять, что Даша Алексеева – вместо мебели.

Мысленно я зло усмехнулась.

Скоро этот затянувшийся фарс закончится.

– Женюсь на ней. Заберу с собой в город. Не знаю. Свяжу. Убью. Затрахаю до смерти. В общем, не отпущу. Никогда больше не отпущу от себя.

– Да ты повернутый на всю голову! – отскочил Андрей.

Гарик вцепился руками в волосы, словно пытался разорвать свою голову пополам, и взвыл. Потом на удивление резко замолчал, будто отрезвел за одну секунду.

– Выметайся отсюда, – сказал он тоном, нетерпящим возражений.

– Что? – Андрей непонимающе уставился на брата.

В его лице отразилась такая боль и растерянность, что мне стало не по себе.

В любом случае он просто пацан, всего на год младше меня. Совершенно ребенок! Неужели я обреку и его на смерть?

И если Гарик заслужил подохнуть, после того, что сотворил со мной, папа Рома и его стерва станет приятным бонусом для меня за моральный ущерб, то Андрей ничего мне не сделал.

Где-то внутри меня шевельнулась вина. Но я решительно придушила ее в зародыше. Хватит! Это должно закончиться!

Если бы Андрей был ребенком, он не стал бы кидаться такими грязными словами!

А значит, если зло в нем пока еще не дало такие видимые всходы, как в брате, то оно все равно обязательно проявит себя позже. По-другому и быть не может.

Я сделаю кому-нибудь услугу, избавив от мучений в будущем.

– Я сказал, пошел вон отсюда! – закричал Гарик. – И передай всем, что я не позволю никому лезть в мою жизнью! Даша – моя!

– Ты безумен… – Андрей ткнул трясущимся пальцем в сторону Гарика и поспешил убраться из спальни.

– И не забудь постучать, если решишь вновь сюда заявиться! – крикнул ему вдогонку Гарик, перед тем, как с силой захлопнуть дверь.

Посыпалась мелкая штукатурка.

На некоторое время в спальне повисла тишина. Гарик продолжал стоять у дверей, спиной ко мне, а я молча размышляла об увиденном и услышанном.

Неужели он действительно так сильно меня любит? Настолько сильно, что согласен убить, чем отпустить?

С того дня, когда «стерва» переехала жить к нам с Ромой, Гарик кидал на меня недвусмысленные взгляды, но сблизиться не спешил. Я не из тех, кто может навязывать свое общество. И пускай было тяжело справляться с одиночеством в большом доме, ведь Рома все свое свободное время тогда проводил вместе с новоявленной женушкой, но я справилась.

А потом, как снег на голову, свалились пошлые шуточки в мою сторону и всякого рода «заигрывания». Гарик словно с цепи сорвался. Я не могла даже спокойно пройти по коридору, чтобы он не попытался дотянуться и ущипнуть меня за задницу.

Так возможно ли, что безумие, о котором обмолвился Андрей, началось гораздо раньше, чем я предполагала?

– О чем ты думаешь? – я опять не заметила, как Гарик оказался вплотную ко мне.

Его странная бесшумность заставляла меня испытывать беспокойство.

– Не говори, – зашептал он, целуя меня в волосы. – Сам знаю, что все это выглядело ужасно. Не думай, у нас все будет нормально. Только надо выбраться в город, там заживем, как семья. Детей мне нарожаешь.

От такой перспективы мне показалось, что сердце стало пропускать удары. Вместо них я отчетливо слышала «тик-так» жизненного времени, которое ускользало.

– Гарик, – как можно ласковей попыталась я.

– Зови меня Игорь, любимая.

– Э-э… хорошо, – сглотнув, я продолжила. – Игорь, можно мне кое о чем тебя попросить?

– Все, что угодно, Дашенька. – Гарик осыпал поцелуями мое лицо и шею. – Все, что пожелаешь.

Внутренне я приказала себе не зажиматься и позволить ему это. Иначе он мог догадаться и помешать сделать то, что я задумала.

– Принеси мне чаю.

– Что? – Гарик оторвался от меня, его взгляд уже был затуманен желанием.

– Я ужасно хочу пить, Игорь. Так ты принесешь или мне самой?

– Нет. Ты остаешься в спальне, а я сейчас все принесу.

Прежде, чем выйти за дверь, Гарик обернулся и нахмурился:

– Ты же не собираешься меня одурачить и сбежать, правда?

– Куда мне бежать?

– Некуда. Никогда не пытайся делать из меня дурака, Даша, иначе будешь наказана.

– Не буду.

– Послушной ты мне больше нравишься, – ухмыльнулся Гарик и скрылся за дверью.

Желудок подвело от страха.

Я вскочила с кровати так резко, что через мгновенье встретилась с полом. Не рассчитала, что при таком головокружении тело, словно не мое.

Ватное.

Медленное.

Слабое.

Насилу справившись с накатившей дурнотой, я поднялась на ноги и подперла дверь стулом, уперев его в ручку.

Все это показалось хлипким сооружением, но надежда, что таким образом я хоть немного задержу брата, оставалась.

Метнувшись обратно к кровати, я нащупала своего старого медведя, которого притащила за собой еще с детдома. Повинуясь странному порыву, оторвала игрушке голову, засунув пальцы в туловище. Ватин был податливым, мягким и я вслепую шарила пальцами внутри, пока не наткнулась на холодную и гладкую поверхность.

Кулон.

Тот, что подарила мне мать когда-то.

После того, как Артем ушел, я больше не любовалась кулоном, словно наказывала саму себя за наивность. Даже пыталась избавиться и отгородиться от всего прошлого.

Самым смешным оказалось то, что моим прошлым и был Артем, именно с ним меня связывали приятные воспоминания.

Я запретила себе думать о парне из прошлого тогда также, как и сейчас.

Кулон совершенно не изменился.

Такой же восхитительно красивый, как два с лишним года назад.

Гладкий.

Блестящий.

Манящий.

Ужасно сильно захотелось почувствовать его вес на своей груди. Даже кончики пальцев зачесались от нетерпения.

Я никогда раньше не примеряла украшение.

И сейчас испытывать эту прохладность кожей оказалось невыносимо приятно.

Впервые за долгое время я чувствовала себя спокойной и собранной.

Послышался грохот. Страшная вибрация прошлась по полу.

Пока я старалась удержать равновесие, доски стали поскрипывать и накаляться. Медленно мою комнату заполнял дым.

Началось?

Пальчиком погладив камень на груди, я открыла дверцу шкафа и забралась внутрь.

Зачем?

Странный детский инстинкт.

Раньше, когда мама оставляла меня и уходила надолго, а из щелей появлялись тени и звуки, я пряталась в шкаф.

Стало тяжело дышать.

Господи, я сама себя заперла в ловушке! Надо было прыгать из окна! Спасаться!

Теперь я задохнусь.

– Даша! – кричал Гарик. – Пусти меня! Даша, дом горит! Впусти!

Я слышала, как брат колотит в дверь спальни и лишь молилась, чтобы она продержалась до того момента, как я сделаю последний вдох.

В лицо ударил противный запах гари. Он окутывал меня плотным покрывалом, вызывая из груди надсадный кашель.

– Впусти меня! – продолжал вопить Гарик. – Впусти! Даша, ты не бросишь меня! Я приду за тобой даже в ад!

Где-то совсем рядом со мной что-то прогрохотало. Наверное, дверь сдалась под напором брата.

Задыхаясь, я стала погружаться в холодную тьму.

– Где ты? Где-е-е ты-ы-ы?! – мужские крики сопровождали мой полет в ад. – Даша, ты не смеешь бросать меня!

Или же я уже в аду?

Глава 14

Равновесие

Я потеряла сознание всего на несколько минут. Так, по крайней мере, мне показалось. Как нырнула в черную и ледяную воду с головой и тут же вынырнула.

Придя в себя, словно ударилась об лед, проломив его.

Вот совсем рядом была манящая тьма бессознательности, а вот я вновь лежу, открыв глаза, вперившись пустым взглядом в небо. Голова раскалывалась от боли, каждую мышцу в теле скрутила непривычная ломота и усталость. А перед глазами покачивалось темное небо. Яркие звезды манили своей загадочностью и холодной красотой. А еще смотрелись на бездонно черном небе так, точно кто-то просыпал пригоршню соли.

Вокруг стоял сильный запах хвои и совсем чуть-чуть горелого дерева.

Воздух казался мне таким вкусным и упоительно сладким, что я никак не могла надышаться, пока не закашлялась.

На глазах выступили слезы.

Прокашлявшись, я села.

Тут же в затылок впились сотни острых игл, заставив меня поморщиться и осторожно ощупать черепушку в поисках повреждений.

Ощутив солоноватый привкус во рту, я попыталась встать, но ноги отказывались подчиняться. Тошнота накатила неожиданно сильной волной.

Перевернувшись набок, меня рвало черным до тех пор, пока дыхание не восстановилось.

Успокоившись, я повторно приняла сидящее положение, прислонившись к чему-то прохладному и шершавому.

Не без труда удалось рассмотреть место, где оказалась.

Я сидела на опушке леса, что с любопытством разглядывала каждый раз из окна. Прямо под елью, которую всегда сравнила с собой.

В ночном воздухе серебрился снег. Мелкий, он кружился и медленно падал повсюду. Снег в октябре? Приглядевшись, я поняла, что это не снег, а пепел.

Примерно в сотне метров от меня трещал в пламени… дом Романа. Наблюдая за неистовостью огня, я замерла. Может, именно сейчас я услышу душераздирающие вопли и пойму, что стала убийцей?

Криков не было.

Тишину разрывал только треск пламени.

Толстый столб огня уходил в небо.

Неужели все закончилось?

Странно, но угрызений совести я не испытывала…

Уже почти ощущая, на спине груз от четырех смертей, я была спокойна как никогда.

Только непонятно почему вместе с монстрами и меня не поглотило пламя…

Может, в ад таких, как я не берут?

Горько усмехнувшись, приложила руку к груди. Сердце трепыхалось, как попавшая в силки пташка.

Несколько раз, пройдясь ладонью по коже шеи, я нахмурилась. Кулона не было.

Пошарив взглядом поблизости – осталась ни с чем.

Подарок матери пропал.

– Почему? – запрокинула голову, вглядываясь в небо.

В одно единственное «почему» я постаралась вложить все то, что произошло со мной раньше, все то, что заставило измениться и стать убийцей.

– Почему я? – слезы обожгли щеки.

Небо осталось немым.

Пока юная Даша Алексеева оплакивала свои многочисленные потери, в том числе и недавнюю – собственную душу, я бестелесной дымкой вынырнула из ее тела и зависла в воздухе рядом.

Я была так потрясена всем, что показалось, совсем перестала чувствовать.

Слез не было.

Сожалений не было.

Никаких метаний в сторону, как маятник.

Трезвый расчет. Ум. Анализ.

Девочка, которой я раньше была, горько выла, подняв лицо к небу, я же задалась вопросом: «Как возможно было забыть столько подробностей из своего же прошлого?». Нет, я смутно помнила пожар, приставания Гарика, но… все это, все, как оно было на самом деле, увидела только сейчас и испытала настоящий шок.

О человеческих предательствах думать было не время, и я не стала бередить открывшиеся раны, пусть их оплакивает девочка. Я же повзрослела, пережила это и оставила за плечами прошлого.

Меня заинтересовали другие, открывшиеся детали.

И первой из них был Гарик, точнее не сам этот извращенный урод, а то, чем он стал после соприкосновения с моей кровью.

Слова Яна, которые я раньше не понимала, подслушав однажды, мгновенно опалили память:

– Ди, не будь лопухом! Как ты себе это представляешь? Здравствуй, Даша, я должен сказать тебе, что твоя кровь убивает все человеческое в том, на кого попала и освобождает для демона сосуд? Ой, ну ты не переживай, это всего лишь древнейшее проклятие вашего рода. Откуда оно взялось? Нет, ну здесь совсем просто! Моя бабка прокляла твою прабабку. Пустяки! Правда?

Понимание происходящего приходило ко мне медленно, но верно, точно кусочек потерянной ранее мозаики занял свое место.

Значит, изнасиловав меня, Гарик активировал проклятие? А соприкоснувшись с кровью, стал терять человечность? Это бы объяснило его черные глаза, которые, то появлялись, то исчезали. Но что значит, сосуд демона и почему Гарик впился в меня словно пиявка, не отпуская и на миг?

Я огляделась в поисках ответов, но ничего не менялось – декорации оставались все те же, девочка плакала, а черный водоворот не спешил появляться и забирать меня обратно.

Другое, что тревожило не меньше, почему моя кровь не действовала на людей так же, как на Гарика и… Артема все то, время, как я работала в больнице?

Господи, Артем… Где ты?

В груди все сжалось от боли.

Если Артем стал, хоть на каплю таким же, как Гарик от моей крови, как я смогу с этим жить?

И где мой кулон? Как я смогла выбраться невредимой из пожара? И почему Рома так гадко отзывался о моей матери?

На этот раз я получила столько новых вопросов, что раскалывалась голова. Ведь ответов на них у меня не было.

– Ты ошибаешься, маленький мор.

От звука уже знакомого чужеродного голоса, меня передернуло. Видимый источник звука я не нашла, он словно лился из ниоткуда прямо в мою голову.

– Я не лишал тебя памяти.

– Что это значит?

– Ты отыщешь все ответы, как только будешь к ним готова.

«Врешь!» – хотелось крикнуть в лицо гадкого нечто, что решило втянуть меня в эти грязные игры.

Но я не смогла произнести и звука, будто бы попала в страшный сон, когда открываешь рот, напрягаешь связки, а слова выходят изо рта безмолвной тишиной.

– Не гневи меня, маленький мор. Ты и так слишком заигралась просто человечкой. Я могу прекратить твое существование одним своим желанием, но это будет против правил. Ты должна сделать самостоятельный выбор, – голос замолк и после маленькой паузы продолжил. – Знаешь, иногда это правило свободного выбора ужасно мешает, но… уже ничего изменять нельзя, приходится с ним считаться. Даже мне.

Вокруг загоралось зарево рассвета.

Лес просыпался после ночи.

Дом Романа догорел дотла. В небо змеилась дымка над пепелищем.

Я, наконец, почувствовала, как невидимая рука убрала сильный захват с моей шеи.

– Кто ты?

Голос долго не отвечал. И я уже решила, что он меня бросил.

Стало тоскливо.

Застряла в прошлом бестелесным духом, да еще и не знаю, как вернуться назад.

– Твой отец, – прозвучал ответ, который выбил почву из-под моих ног.

– Но Рома…

Воздух вокруг меня зазвенел. Прислушавшись, я поняла, что этот перезвон колокольчиков похож на смех. Голос смеялся?

– Отец не человечки, а той, кем ты на самом деле являешься, маленький мор. Все таланты, что у тебя есть, даровал я. Ты – моя часть.

Время потянулось очень медленно. Словно все вокруг замерло, ожидая моего ответа. А что я могла сказать? Привет, папочка, кто бы ты ни был, давай, расскажи мне все, а потом мы обнимемся, если конечно у тебя есть руки. Так?

Растерянность и ненормальность происходящего всколыхнули мой разум, будто в ухо закинули питарду.

– Я не понимаю тебя… вас.

– Люди всегда так нетерпеливы, – вздохнул голос. – Скоро тебе откроется все, маленький мор. И знай, я жду от тебя правильный выбор.

Прежде, чем я успела открыть рот для следующего вопроса, черная воронка зашипела, распахивая беззубую пасть, в полуметре от моих ног.

– И куда на этот раз? – хмуро поинтересовалась я, пока воронка не затянула меня полностью.

Голос ничего не ответил.

Черное и синее заклубилось вокруг моего лица, как дым, который все еще вился в небо от остатков того, что я сожгла дотла. Пока воронка медленно поглощала мое тело, я могла наблюдать, как дым в небе оставляет серые следы.

Прежде чем тьма закрыла мир, в котором я только что побывала, возле зеленой ели я увидела девочку.

Она сидела, обхватив свои худенькие колени, в рваной одежде.

Даша Алексеева больше не плакала.

Я знала, что случится с ней часом позже и дальше годы спустя, я знала, какое необдуманное решение приведет ее к еще большей боли, чем та, что она сейчас испытывала.

Знала, а предупредить все равно не могла.

Разве это что-то могло изменить? Вдруг все было предрешено кем-то свыше и задумано, чтобы я дошла от точки «А» до точки «Б» именно таким маршрутом?

Я никогда наверняка этого не узнаю.

Через двадцать минут спасать ферму Ромы примчится пожарная машина, но застанет только пепел и выжившую девочку у ели.

Дашу еще долго будет расспрашивать о произошедшем толстый следователь в форме с жирными пятнами на груди, а потом вдруг спишет ее молчание на шок от пережитого и закроет дело. В больнице, куда повезут проводить обследование, не найдут никаких существенных повреждений, кроме низкого гемоглобина. Даже кровотечение закроется само по себе. По счастливой случайности, а может и нет, девочка вновь попадет в знакомый детдом, где тетя Вася сможет достать прежнюю Дашу Алексееву из-под обломков сожженной души. Правда, с каждым днем все детали произошедшего будут для Даши все более туманными, пока не сотрутся на нет. До того самого дня, как я прыгну в портал и вернусь в прошлое, чтобы все пережить заново.

Я знала все, что произойдет с ней, со мной дальше, как дважды два четыре, но странность заключалось в том, что изменить мне ничего не хотелось. Ведь если поменять хоть ответвление на древе, то это будет уже совершенно другое дерево.

Кто сможет сказать, что прожив более счастливое детство и юность, я останусь прежней, а не превращусь в эгоцентрика?

Нет, мне определенно ничего не хотелось менять.

Исчезло жжение в затылке.

Голова больше не казалась тяжелой. Словно черно-синяя субстанция прояснила мне мозги.

На этот раз переход, как я стала называть эти путешествия, не был болезненным.

Ничего не забивало мой рот и нос, не мешало дышать или наблюдать за происходящим.

Я неотрывно смотрела на синее сияние внутри коридора тьмы и, ведомая сильным желанием, подалась навстречу его источнику.

***

– Даша! Вернись… – неразборчиво под нос бормотал Ян, внимательно вглядываясь в темный коридор развернутого портала. – Вернись… ко мне.

Адиса шагнул к другу, встав позади него, и предупреждающе положил руку ему на плечо.

Яна как подменили.

Он, казалось, никого не слышал и не видел, полностью сосредоточившись на портале.

Черная воронка отбивалась в его зрачках словно в зеркале.

Адиса поежился от нахлынувших неприятных предчувствий.

В первую же секунду от неожиданной эмоциональной атаки он даже не смог дышать. Через несколько безуспешных попыток бороться с чужим воздействием, Адиса сдался, приоткрыв дверь своей защиты. Тут же беспросветное отчаяние накрыло его темным саваном с головой, а воздух вновь стал поступать в легкие.

«Черт возьми! Ведь предупреждал этого упрямого придурка, что с древними силами шутки плохи! Нет! Яну подавай Банши любыми способами! И вот что ему так неймется?»

Адиса знал, коварство порталов скрывалось не только в их древней силе, источник которой был неизвестен, но и в том, что они были бесконтрольными. То есть напрямую не подчинялись тому, кто их призывал. Даже если ритуал призыва удавался и портал вел себя послушно, как домашнее животное, то это означало лишь одно – древняя сила выжидает удобного момента. И как только хозяин давал слабину, портал выходил из-под контроля, поглощая все жизненные силы того, кто осмелился покорять древнейшую стихию хаоса.

Котенок превращался в дикого зверя.

А хозяин прекращал свое существование, исчерпав все резервы.

Просто исчезал, рассыпаясь на атомы.

И ведь тогда в кабинете, когда они с Яном решили пролистать старые книги в поисках новой информации о силе, которой не пользовались даже демоны, Адиса совершенно не ожидал того, что произошло дальше. Ян просто его подставил! Втянул в опасную авантюру, даже не спросив желание на участие!

Такие выходки и раньше были в духе Кенгерлинского, парня «я знаю, что всем надо», но смертью они не грозили.

Да и на самом деле совершенно ничего не предвещало беды. Ян, как обычно, сыпал шуточками, Адиса расслабленно листал древние книги, все было спокойно и привычно, пока в комнату не заявилась она – Даша.

Ян словно с цепи сорвался. Адиса был уверен, еще чуть-чуть и друг стал бы изрыгать пламя. Только вот вместо того, чтобы выпороть девчонку, раз у него так руки чесались, Ян совершил непростительную глупость, последствия которой они вынуждены пожинать до сих пор.

Иногда Адиса очень жалел, что у него нет силы предвидения.

Родись он провидцем, а не эмпатом, все сложилось бы иначе.

Адиса собственными руками обязательно придушил бы гадюку, пока она была безопасна. Он убил бы Дашу, когда она лежала в беспамятстве на кровати Яна.

И тогда ничего этого никогда не случилось бы.

Ян не отдалился бы от него и не стал монотонно разрушать свою жизнь.

Сам Адиса не кинулся бы в объятья своего же пациента, а портал хаоса не развернулся бы в гостиной местного хирурга.

Адиса тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Разорвав зрительный контакт с черной дырой, он почувствовал, как отчаяние в нем дало слабину.

Усилием воли, Адиса очистил свой внутренний эфир. Эти манипуляции заняли у него чертовски много сил. Пот катился по лбу, а рубашка прилипла к спине и вызывала дискомфорт.

Только после того, как смог поставить защиту, более сильную, чем прежняя, Адиса осмелился вновь опустить взгляд в темный водоворот безвременья. И замер, не веря своим глазам.

Прямо к ним из темноты коридора медленно приближалась хрупкая фигурка.

Кенгерлинский дернулся.

– Черт возьми, Ян! Не делай этого…

Голос Адисы едва перекрывал грохот от раскрывшегося портала. Но предупреждение не возымело должного эффекта, и Кенгерлинский сделал шаг навстречу клубящейся тьме.

Дымовые щупальца обвились вокруг его лодыжек, Ян нелепо взмахнул руками и стал заваливаться назад.

Явное неравенство сил Адису не остановило.

Не спуская глаз с бездонной черной пасти, он вцепился в плечи Яна, как клещ, и попытался вытянуть друга обратно на поверхность.

Портал словно обезумел.

Слышалось рычание, шипение, гул далеких голосов.

В комнате буйствовал настолько сильный ветер, что спирало дыхание.

Тело Яна скрылось в воронке почти наполовину.

Пальцы Адисы побелели от напряжения.

А самым противным было то, что Кенгерлинский совершенно не сопротивлялся. Он обвис на руках Адисы, понуро опустив голову, и спокойно ожидал своей участи.

– Помоги мне! – закричал Адиса. – Выбирайся сам! Ну же!

И опять-таки никакого эффекта от его слов не последовало. Адиса выругался, одну ладонь он осторожно завел под руку Яна, выждав несколько мгновений тоже самое проделал и с другой рукой. Теперь держать друга стало намного удобнее, но перевести дыхание Адисе не выдалось возможным.

Воронка стала вытягивать Яна из захвата с утроенной силой. Ноги Адисы заскользили по паркету, он дал упор на пятки, стараясь оттянуться всем весом назад. Движения замедлились, но не прекратились.

– Помоги, – прохрипел Адиса, через плечо оборачиваясь на Брагина, тот укачивал рыжую на руках и, казалось, никого больше не слышал. – Э-эй! Мне нужна твоя помощь! Ты слышишь?

Слова бились о невидимую стену вокруг Брагина с Ритой, не достигая адресатов. Краем глаза Адиса заметил насколько сильно бледна была девчонка. В грудь его кольнуло запоздавшее сожаление.

Он же всех предупреждал о последствиях! Почему никто не прислушался?

Если так и дальше пойдет, то в портал его втянет вместе с Кенгерлинским.

– Мать вашу меня кто-то здесь слышит? – вскипел Адиса.

– Я слышу. – От звука нежного голоса мурашки поползли по позвоночнику Адисы.

Осторожно переступая через клубы черного дыма, будто они были такие плотные как камни, Даша вышла из портала.

Как только она это сделала, дыра со свистом захлопнулась, выплюнув Яна обратно.

Не рассчитав силы, Адиса завалился на спину, утягивая друга за собой.

– Ты в порядке, Ян? – спросил он, напряженно всматриваясь в лицо девушки, что хотел видеть в самую последнюю очередь.

Даша совершенно не изменилась.

Безмятежность во взоре, пушистые ресницы, что делали ее взгляд еще сексуальнее, полные губы, искаженные в полуулыбке и черный водопад волос, свободно ниспадающих на плечи… – все это Адиса просто искренне возненавидел!

Ян проигнорировал его вопрос. Впрочем, Адиса даже и не удивился этому. Видимо сегодня ему суждено было быть гребаной тенью!

Он знал, что будет дальше. Знал слишком хорошо, чтобы препятствовать этому.

Кенгерлинский рывком вскочил на ноги, встав в двух шагах от Даши. Он возвышался над ней словно скала мышц. Его образ всегда был пропитан такой мощью, звериной решимостью, самоуверенностью, что от одного взгляда на него у Адисы просыпалась дрожь в коленях.

Нехотя он поднялся следом. Совсем не намеревался мешать пламенному воссоединению Вестника Смерти и Банши, хоть от чужеродности происходящего ему хотелось с такой силой сжать зубы, чтобы они раскрошились.

Ян медлил.

На его лице отразилось такое недоумение и растерянность, что у Адисы защемило сердце.

Друг с неописуемой нежностью, которой Адиса никогда не замечал за ним, смотрел на девчонку, не приближаясь, словно не верил, что она настоящая. Точно стоило Кенгерлинскому сделать только шаг навстречу, как Даша распадется прахом.

Банши, видимо, не собиралась облегчать ему задачу и заговорить первой. Она неотрывно смотрела в глаза Яну и… улыбалась.

–Даша? – наконец произнес Ян и его голос прозвучал неожиданно хрипло.

Она кивнула.

– Где ты была? Я… мне так много нужно тебе сказать, – слова полились из Яна невнятным потоком. – Я не хотел, чтобы так… Понимаешь?

Неожиданно Даша громко рассмеялась, запрокидывая голову. Этот смех резанул Адису по ушам.

Ян вздрогнул.

– Конечно, я понимаю, Ян. – Ответила она, жестоко усмехаясь. – Ты хотел меня убить. Дважды. Первый раз там, в лесу. Ох, как красиво ты соловьем заливался… М-м-м… Приятно вспомнить, знаешь ли. А второй на утро после дикого секса. Просто решил сбыть меня жнецам, повыгоднее. На что ты там хотел меня выменять? Хоть не продешевил?

– Даша, что ты такое говоришь?

– Не перебивай меня, Вестник, – небрежно махнула рукой она, а в глазах горела стальная решимость.

Адиса обернулся на Брагина, не понимая, почему Рита до сих пор не вмешалась в этот нелепый разговор.

Федор сидел на полу, держа рыжую на коленях, гладил ее бледное лицо с закрытыми веками и что-то нашептывал. Их по-прежнему отделяла от происходящего прозрачная оболочка.

Адиса только сейчас заметил, что Брагин и Рита находились в центре круга, где проводился обряд и пока никто извне не нарушил священные линии, которые чертил Ян, они были словно в прозрачном пузыре.

Ему захотелось заматериться вслух и дать пощечину Банши, чтобы эта сучка опомнилась.

Ни того, ни другого он делать не стал.

Дар внутри лился паникой, предупреждал, но так невнятно, что Адиса не мог разобрать, в чем причина столь большой тревоги внутри него.

– Ты же хотел меня убить, правда? – продолжала изощренную пытку Даша.

– Даша, я…

– Отвечай на вопрос!

– Да.

– Вот видишь, Вестник, я все прекрасно понимаю.

– Но это было до того, как, – скривился Ян, – как я…

– Как ты что? – подалась вперед Даша.

Ее губы почти соприкоснулись с губами Кенгерлинского.

Вдруг он глубоко вдохнул, поморщился и неожиданно резко схватил Дашу за горло, поднимая над полом.

– Что ты делаешь? – помимо своей воли вскричал Адиса.

– Где Даша? – зарычал Ян в лицо девушки. – Где она?

А когда в ответ он услышал лишь каркающий смех, то стал трясти девушку изо всех сил. Лицо Кенгерлинского исказила ярость.

– Ты же ее убьешь! – попытался образумить друга Адиса, хотя сам не понял, почему не может промолчать и просто подождать, когда все закончится.

– Эта тварь уже давно мертва, – выдавил Ян, даже не отводя взгляда от уже синеющей в его руках Даши. – Где она? Говори! Иначе я оторву тебе башку прямо сейчас!

– Вновь лжешь, Вестник, – улыбнулась Даша. Несмотря на то, что ее лицо было уже полностью синим, звук голоса лился беспрепятственно и чисто. – Я тебе нужна.

– И зачем же?

– Отдам то, что ты хочешь.

– Отдашь ли? – саркастически изогнул бровь Ян.

«Он, что еще и торговаться удумал? – пронеслось в голове Адисы. – Вот хрень!»

– Ну, так проверь, Вестник. А теперь отпусти эту миленькую шейку, ты и так уже мне синяки поставил. Знаешь, какой дорогой тональный крем в человеческом мире? Грабеж просто!

Ян на мгновенье заколебался. Адиса смог уловить этот миг, но тот исчез так быстро, что он не смог вычислить причину.

– Говори. – Ян ослабил захват, но руку с шеи девушки не убрал.

– Не здесь.

– Где же ты хочешь?

– У меня. – Девушка махнула рукой и за ее спиной стала разворачиваться воронка.

Ян проследил за порталом взглядом с легкой усмешкой.

– Я похож на идиота? Зачем мне это делать? – нагло ощерился он.

– Потому что по-другому с тобой я говорить не буду. Можешь отрывать мне голову.

Оценивая расстояние между ними, Адиса прикидывал, как быстро сможет допрыгнуть до Яна, если тот вдруг решит сглупить. В очередной раз.

– Мне нужны гарантии, что я получу то, что хочу, – блеснул глазами Ян.

– Никто тебе их не даст, Вестник, – ухмыльнулась девушка. – Но я могу сказать, что ты получишь кое-что ценное от меня.

– Ты же понимаешь, что это ловушка? – на всякий случай решил уточнить Адиса.

– Я согласен. – Разжал пальцы Кенгерлинский.

Девушка улыбнулась и тут же исчезла в портале. Ян двинулся за ней.

– Стой! – отчаянно крикнул Адиса.

Ян обернулся, подобрал и натянул футболку, взял в руки кожанку и на ходу достал что-то из нагрудного кармана. Кинул Адисе:

– Позаботься о байке.

Адиса лишь мельком отметил ключи с серебристым брелком в своих руках и поспешил задать вопрос, который его мучил больше всего:

– Но почему?

– Я не знаю, сколько еще смогу вынести без… вот так, – тихо вымолвил Ян и шагнул во тьму.

Портал за ним замкнулся, оставив Адису в чужом доме наедине с растерянностью.

Глава 15

Параллельные

Ян расслабился внутри портала, когда непроглядная тьма сомкнулась вокруг него словно кокон.

Он не чувствовал страха. За все время, что жил, только последний месяц Ян смог ощутить настоящий вкус жизни. Жаль, понял это несколько позже, чем надо было.

Тьма полностью оглушила его, спеленала, будто младенца по рукам и ногам, отчего Ян не мог пошевелиться.

Он был готов к любому исходу событий.

Но в голове уже созрел план действий, если вдруг все пойдет не так, как он ожидает.

Кенгерлинский поражался сам себе, что совершил такой необдуманный поступок, шагнув за существом в портал тьмы! Но что удивляло больше, раньше он бы жалел о содеянном и пытался бы найти пути отступления, сейчас же подобные эмоции внутри него спали.

Ян ощущал лишь свербящее предвкушение от скорой встречи с Банши. Он сам не мог понять, отчего так изощренно изгаляется, чтобы отыскать беглянку. До того самого момента, как увидел «Дашу» спокойную и такую же красивую, какой она запечатлелась в его памяти, Ян успокаивал себя мыслью, что все его мотивы исключительно ради мести Демьяну.

Сейчас же трезво признал, пусть пока только перед собой, – дело было совершенно в другом. В чем именно Кенгерлинский отказывался даже предполагать. Это новое, что поселилось в груди после появления Банши в его жизни – пугало.

Ян никогда прежде не слыл трусом, но теперь он мог признать, то, что заставляла его испытывать Даша, ужасало до заикания.

Он, как никогда хотел от этого избавиться, но вот незадача…

Во-первых, Ян не знал, как именно это сделать.

Вроде бы, после того, как Банши исчезла, перестав постоянно мелькать перед его глазами, все должно было успокоиться. Затихнуть. Испариться. Сдохнуть!

Нет. Черт возьми, Ян чувствовал себя как долбанный наркоман!

Ему было больно от перемен, что вызывала в его теле девушка, но как только доза воздействия сводилась к минимуму, Яна перекашивало от ломки.

И он тянулся за новым сближением.

А последние три дня все его внутренности точно завязывались в тугой узел от невозможности продолжить изощренную пытку.

Яна это жутко бесило.

Во-вторых, как бы ни было сложно признавать, Кенгерлинский свыкся с этим чувством и… уже не хотел от него избавляться. Впервые за сотню лет он чувствовал себя живым.

И он не собирался отказываться от этого, даже если подобное становилось началом конца его персональной истории.

Ян готов был рискнуть всем.

В ответ на его мысли воронка разжала свои тугие объятья и выплюнула Кенгерлинского в… пустоту.

Началось бесконечное скольжение.

Ян растопырил руки, но они натыкались лишь на тьму.

Падение было необратимым и длилось столько времени, что он сбился со счета собственных вдохов. Кенгерлинский мало знал про стихию хаоса, но те крупицы информации, что у него были по этому поводу – не сулили ничего хорошего.

Если бы Ян не был так сбит с толку внутренним конфликтом с самим с собой, он бы тысячу раз подумал перед тем, как призывать эти древние руны хаоса.

Черт! А ведь это он показал их Даше!

Не захотел бы выпендриться и указать девчонке на ее место в своем доме – это дерьмо не заварилось бы.

Кенгерлинский крепко сцепил челюсти, руки непроизвольно сжались в кулаки.

Он во всем виноват.

Только он.

Прошла сотня лет после фатального урока, а Ян так и не научился делать правильные выводы.

Без сомнения бабушка не погладила бы его по макушке за такие вертели! Да она вообще бы в обморок грохнулась, узнав, что Ян связался с потомком ее кровного врага.

Ох, что же он творит?!

И почему никак не может остановиться, совершая глупость за глупостью?

У Яна сложилось впечатление, что стоит только Даше оказаться рядом, как кто-то нажимает в его голове невидимую кнопку и напрочь вырубает мозг!

Падение в невесомость завершилось резкой болью в ягодицах. Со всей дури Ян приземлился на пятую точку, да так «удачно», что в его глазах засветились звезды.

– Удобно тебе, Вестник? – насмешливо прозвучал голос «Даши». – Долго не сиди, рискуешь свою гордость отморозить.

Девушка хихикнула.

Понемногу картинка стала проясняться перед глазами Яна. Он нахмурил брови и молниеносным движением поднялся с земли, не забыв пренебрежительно скривиться, отряхиваясь.

– Грязновато, – протянул он.

– А разве я говорила, что живу в королевских хоромах?

– Не говорила, – буркнул Ян. – Где мы?

– У меня, – туманно ответила девушка, отводя руку в сторону, будто бы приглашала Кенгерлинского оглядеться.

Что он незамедлительно и сделал.

Обстановка была удручающей.

Они стояли посреди огромной темной пещеры, потолок упирался в красную субстанцию, лохмотьями она свисала вниз, покачиваясь от потоков воздуха. На первый взгляд «красное небо» было пористым, как губка, переливалось и… дышало. Ян моргнул и отвел взгляд, субстанция манила к себе, завораживала, точно тянула свои красные щупальца прямиком в его голову. Кенгерлинскому никогда не нравилось, чтобы им манипулировали, поэтому он не стал испытывать судьбу и задерживать взгляд на этой чарующей красноте дольше положенного.

Вместо пола под его ногами была рыхлая земля. Такая же черная, как тьма, по которой он только недавно путешествовал. Ян прищурился, ему показалось, что в грунте также было движение. Черви?

Кенгерлинский немного наклонился вперед, чтобы разглядеть получше. Никакой живности он не обнаружил. Комочки земли пребывали в постоянном движении, подрагивали и рассыпались на мелкие частицы, их сразу же подхватывал ветер, унося наверх. К красному небу долетала только пыль. В воздухе носились мелкие частицы, поначалу Ян принял их за мошек, но сейчас понял – ошибался.

На месте опустевшего куска земли тут же образовывался новый. И так по кругу. Как только кусочек взмывал в воздух, его место занимал новый. Ноги Яна в ботинках утопли в грунте почти по щиколотки.

Кенгерлинский поежился. Неприятно было осознавать, что под тобой что-то беспрерывно рассыпается и двигается.

Возле пологих стен пещеры зависли маленькие огненные шарики. Их оранжевое свечение было единственным источником тусклого света здесь.

На стенах Ян заметил начерченные знаки, руны и иероглифы. Ни один из рисунков, которые он успел бегло рассмотреть – не был ему знаком.

– Нравится? – «Даша» перетянула внимание на себя. Она стояла, сверля Яна любопытным взглядом.

За ее спиной он заметил огромную, занимавшую целую стену, дыру. Поначалу ровная стальная гладь Кенгерлинскому показалась зеркалом. Но как только «Даша» ухмыльнулась, а поверхность дыры пошла рябью, Ян понял ¬– это не зеркало. Черт знает что, но только не зеркало! Просто потому, что зеркала живыми не бывают.

– Ты позвала меня, чтобы я оценил интерьер? – сухо поинтересовался он.

– Фу! Какой же ты грубый, Вестник, – сморщила носик девушка. – Неужели нельзя похвалить дом хозяйки хотя бы из вежливости?

– Я не пришел сюда, чтобы расшаркиваться перед тобой.

– Я прекрасно знаю за чем, точнее за кем ты пришел! – ее глаза сверкнули красным.

Кенгерлинский заинтересовано приподнял бровь, но свет мгновенно угас, девушка уже мило улыбалась, взяв свои эмоции под контроль.

– Ну, раз знаешь, зачем ненужная прелюдия? – ухмыльнулся он. – Отдай мне ее.

– Кого? – девушка провела по бедрам, соблазнительно выгнулась, будто разминая спину. – Не понимаю о чем ты, Вестник.

Тело Яна не должно было откликнуться на то, что он видел. Его пульс не должен был участиться, а во рту не должно было стать так сухо, как в пустыне.

Но именно так все и произошло! Тело Кенгерлинского предало его! Оно откликалось на действия девушки, которая стояла перед ним.

– Где Даша? – почти прорычал Ян, теряя терпение.

Черт возьми, разве он прыгнул в темную хрень ради того, чтобы сыграть в кошки-мышки?

– Ты так сильно хочешь ее, – сказала девушка. – Удивительно. Никогда прежде не видела, чтобы между Вестником и Банши была настолько сильная связь на всех уровнях. Должно быть это больно.

– Что больно? – не понял он.

– Потерять ее, – кивнула девушка. – Будто бы лишиться части себя.

Ян непроизвольно вздрогнул. Ее слова задели его за живое, точно вынимали душу. Он никак не ожидал, что эта мертвая сучка, только окинув взглядом, узрит его истинное состояние.

– Ты чувствуешь себя потерянным, больным?

Ян молчал. Он не собирался отвечать на ее тупые вопросы! Хотя все его тело пылало, желало утолить голод, поскорее прекратить эту чувственную пытку, в которую ввела его девушка.

– Отвечай мне, Вестник! Ты чувствуешь себя неполноценным?

– Да, – сдался он.

– Невероятно, – расплылась в искренней улыбке девушка. – Ему все-таки это удалось! Ему удалось создать две идеальные половинки! Честно говоря, я всегда думала, что это всего лишь нелепые сказки.

– О чем ты говоришь?

– Неважно, – повела плечами она. – Считай, просто мысли вслух.

– Хватит со мной играть!

Девушка расхохоталась. Ее звонкий голос эхом отбивался от стен.

– Но тебе же нравится, не правда ли? – она игриво сверкнула глазами и стала вновь медленно водить руками по своему телу.

Дотронулась шеи, очертила пальчиком острые ключицы, спустилась ниже и сжала грудь…

Ян все еще помнил, какова на ощупь кожа Банши и эта память сводила его с ума.

– Перестань! Тебе самой не надоел этот спектакль?! Или же так нравится играть со мной? – его дыхание участилось.

«Даша» остановила поглаживание. Не прерывая зрительный контакт, она улыбнулась. Широко, зазывающее.

Ян еле сдержался, чтобы тут же не подчиниться ее призыву, кинувшись в объятья. Господи, он сам ужаснулся тому, что хотел с ней сделать!

– Я испытываю удовольствие, впитывая твои эмоции, – призналась она. – Знаешь, здесь пусто, одиноко и голодно. А твои эмоции, Вестник, так сильны. Я не могу удержаться от соблазна испить их до последней капли.

– Кто ты? – проговорил он и не узнал свой охрипший голос.

– Я буду для тебя тем, кем захочешь.

– Покажи мне свое истинное лицо!

Девушка разочаровано хмыкнула:

– Ну как знаешь, Вестник. Я хотела сделать тебе приятно.

– К черту!

Черты девушки поплыли, они медленно трансформировались в другую форму. Темные волосы подскочили, закрутились мелкими кудрями и побелели. Овал лица стал напоминать сердечко, пухлые губки капризно изогнулись, глаза из теплого янтарного поменяли цвет на синий.

Ян со свистом втянул воздух.

Он узнал ту, что стояла напротив.

Еще бы!

Именно это лицо почти каждую ночь преследовало его в кошмарах, на протяжении почти целого столетия.

– Эмилия?! Но… как? – не нашелся, что сказать Ян.

Его переполняли эмоции. Гнев, растерянность, сомнение, страх…

Нет! Того, что он видел просто не могло быть на самом деле! Кенгерлинский знал это точно. Он прикончил Эмилию собственными руками! Как же тогда…

– Соскучился, пупсик? – надула губки она.

– Как ты выжила?

– Только благодаря любви к тебе, – приторно вздохнула Эмилия и сделала шаг навстречу. Ян попятился, она расплылась в хищной улыбке. – Ты не рад меня видеть?

Кенгерлинский нахмурился и только силой воли, заставил себя остановить отступление. Какого черта? Он справился с ней однажды, справится и сейчас.

– Что тебе надо? Зачем ты меня сюда притащила? Где Даша?

– Как много вопросов, – цокнула языком Эмилия. – Все просто: я больше не могла ждать, когда ты ко мне спустишься, пупсик. Твоя жизнь слишком долго тянется, а я соскучилась…

Ян помедлил с ответом и даже не успел толком понять, как Эмилия приблизилась к нему вплотную слишком быстро. Девушка подставила ладонь ко рту и дунула. В лицо Яна полетела красная пыль.

Кенгерлинский махнул рукой, чтобы отогнать ее, но тело перестало слушаться. Последнее, что он запомнил, как красный потолок стал стремительно приближаться.

***

Дни смазались в одну сплошную черную кляксу. Ян уже не помнил, сколько времени находился в медицинском отсеке, а точнее в руках у Эмилии. Эта блондинка, что показалась на первый взгляд ему ангелом, на поверку оказалась настоящим волком в овечьей шкуре.

Мало того, что она участвовала в опытах над пленниками для фашистов, так получала неимоверное удовольствие от всех пыток, которые проводила. Ян подметил, как кардинально менялось лицо медсестры во время «работы». Оно словно светилось изнутри. Будто бы Эмилия питалась болью.

Кенгерлинский не был простаком. Эмилия во время пыток выглядела явно не как человек и Ян это заметил.

Он прекрасно знал, что помимо обычного мира, который населяли люди, рядом сосуществуют множество иных измерений, рас и существ. Благо, бабуля доходчиво все ему объяснила, еще в детстве. Анисья была Верховной Банши, сильнейшей из своего вида. Ян гордился тем, что она его бабушка, но то, что он сам не перенял в наследство никаких сверхспособностей или даров, не могло не огорчать.

Он чувствовал себя чертовым придатком к такой сильной и распрекрасной бабуле. Конечно, сама Анисья в нем души не чаяла и всячески угождала, но Кенгерлинский обладал недюжинным упрямством. Он сам ненавидел себя за это, только ничего поделать не мог, когда гниль, что копилась в душе годами из-за неуверенности в себе и комплексов, рвалась наружу гадостью и гневом.

Ян был виновен в смерти родителей и как бы Анисья не убеждала его в обратном, он чувствовал – врет, жалеет.

Внезапно начавшаяся война, послужила для него, точно спусковой крючок. Ян решил доказать бабушке, а самое главное себе, что чего-то стоит в этой жизни. Что Ян Кенгерлинский существует, как личность, а не просто внук знаменитой и незаменимой Верховной Анисьи.

Если бы тогда он знал, что его личная война будет непродолжительной, а закончится в пыточной Эмилии, совершил ли подобную глупость дважды?

Истекая кровью, подвешенный, будто кусок мяса, Ян часто задавался подобным вопросом, но так и не мог толком отыскать ответ. Он по-прежнему чувствовал себя просто внуком Анисьи, а не самодостаточной личностью.

В последнее время Ян искренне радовался, что бабуля не видит, как закончится его жизнь. А то, что она закончится и скоро, он не сомневался. Эмилия стала приходить к нему дважды в день, чаще, чем к любому другому пленнику.

Черт! Да последствия ее «ласк» расползлись шрамами по всему его телу! Даже член эта сучка не оставила в покое.

Ян зажмурился. Тело отозвалось ноющей и уже привычной тяжестью в паху.

Он знал, что все это более чем неправильно, но его тело реагировало на действия Эмилии! Даже, когда она причиняла ему адскую боль! Это было точно наваждение. Ян пал настолько низко, что готов был просить о скорейшей смерти.

Эмилия не знала пощады, она «пользовалась» им каждый день, утоляя все свои потребности. Кенгерлинский терял себя в ее болезненных ласках.

Ему казалось, что однажды он очнется совершенно другим, чуждым всему хорошему, что случалось с ним до этого. Монстром, которого породила Эмилия. И это не могло не ужасать.

Больше всего на свете Ян боялся стать таким же, как эта больная сука.

– Ты скучал по мне, пупсик? – Эмилия зашла в камеру и ее голос вырвал Кенгерлинского из невеселых раздумий. – Молчишь? А я вот невыносимо скучала! Каждую минуту вспоминала, каково это, ощущать тебя в себе.

Ян сцепил зубы. Он до жжения в висках ненавидел Эмилию и то, во что она его превращала своими извращениями. Черт, она точно вытягивала на свет самую темную сторону его души! Эмилия запустила яд тьмы по его венам и теперь Ян обречен был ощущать, как «гниль» медленно продвигается к его сердцу.

Обычно после очередной отключки Кенгерлинский просыпался прикованный к подвесной трубе, но в этот раз он очнулся на жесткой поверхности стола, посреди камеры, распятый цепями за руки и ноги.

– Не хочешь со мной говорить? – улыбнулась Эмилия. – Что ж, сегодня я с тобой, пожалуй, соглашусь. Зачем нам лишние разговоры, если можно приступить к более интересным вещам?

Девушка сбросила медицинский халат, под которым даже белья не было, и грациозно залезла на стол, оседлав Яна.

Его затрясло от отчаянья и мощной волны ненависти, как только он осознал всю глубину унижения от своего нового положения. Мало того, что его тело истязали сутками, брали кровь на опыты, теперь же Эмилия все решила провернуть так, чтобы Ян окончательно осознал себя вещью.

Любимой игрушкой этой фашистской шлюшки!

Только у каждой игрушки есть свой срок годности и Кенгерлинский не собирался ждать, когда истечет его персональный. В тот момент, когда голые бедра Эмилии прижались к его измученному телу, он твердо решил покончить со всем именно сегодня. И ни днем позже.

Отыскав его плоть, Эмилия принялась за ласки. О, делала это она более чем искусно! Даже будучи сильно избитым, измученным пытками и голодовкой, Ян не мог отогнать от себя волну удовольствия, что стала накрывать тело от умелых прикосновений.

Чтобы окончательно не утонуть в бездне извращения, в которое повергла его Эмилия, Кенгерлинский вспоминал картины, которые видел в пыточной: кровь, избитые люди, заспиртованные плоды и органы в банках, смерть… Это помогало и член, в руках у девушки, оставался вялым.

Ян никогда не был святошей. Черт, он любил секс! И полностью наслаждался процессом, где бы им раньше не занимался.

Но сейчас… Когда половой акт должен был произойти именно таким образом, Яну было стыдно за то, что его тело возбуждалось в таких неестественных условиях.

Вдруг Эмилия выпустила член из рук и ударила Яна по лицу так сильно, что он не удивился бы, причини она себе этим боль.

– Во что ты со мной играешь? – зашипела она. – Ты что решил, что я недостаточно хороша для тебя?

Кенгерлинский сглотнул кровь. Прищурившись, он посмотрел в ярко-синие глаза девушки без доли страха, что раньше преследовала его.

– Зайка, ты просто не знаешь, что нужно делать с этой штукой, – улыбаясь окровавленным ртом, сказал он.

Эмилия нахмурилась, прикусила нижнюю губу, задумавшись на мгновенье над его словами. Потом морщинка между ее бровей разгладилась, девушка улыбнулась, а в глазах заблестел огонь предвкушения.

– Ты только что бросил мне вызов, сладкий?

– Именно.

– И что это значит?

Ян облизал пересохшие губы:

– Всего лишь то, что я хочу показать тебе, как это делается на самом деле. Как это, когда мужчина кончает в тебя от удовольствия. Только развяжи меня и…

– Не думаю, что это хорошая идея, пупсик, – покачала головой она, кудряшки забавно подпрыгнули в воздух и опустились нежной волной обратно на ее плечи.

Ян заставил себя сбавить обороты и придать голосу должного сексуального нетерпения.

– Ты ведь не знаешь, каково это, когда мужчина добровольно тебя берет, так?

На лице Эмилии отразилась такая гамма чувств, что Кенгерлинский чуть не взвыл в голос от радости – он попал в яблочко!

– Да как ты смеешь! Ты мой раб!

– Я покажу тебе. Освободи меня и я оттрахаю тебя с такой силой, что ты ходить не сможешь, – прошептал он, не сводя с лица девушки нетерпеливого взгляда.

В глазах Эмилии горел огонь вожделения. Она прикрыла их, облизав губы. Ян чувствовал, что-то сдерживало ее от решающего шага, и он решил сыграть ва-банк.

– Я покажу тебе, каково это, когда мужчина любит женщину.

– Ты будешь меня любить? – ангельское личико Эмилии засветилось детской наивностью.

Если бы он не знал, на что на самом деле способна эта девушка, обязательно купился бы на эту невинность, что выражалась сейчас в каждой черте Эмилии.

Кенгерлинский скупо кивнул.

Девушка положила руку на его грудь и провела ногтем по горлу, очертив адамово яблоко.

– Я хочу попробовать, каково это. Еще ни разу не ощущала любовь на вкус. Знай, если обманешь – убью.

С этими словами Эмилия соскочила со стола и через несколько секунд цепи уже со звоном упали на пол:

– А теперь люби меня, сладкий.

Глава 16

Вознаграждение

Ян сдерживался из последних сил.

Только терпение в этот раз могло помочь ему осуществить задуманное. Пришлось, скрепя сердцем, удерживаться от излишних порывов, чтобы не выдать себя с головой.

Кенгерлинский неуклюже сел на столе, свесив ноги вниз. Все его тело затекло от неудобного положения и ныло после прошлого сеанса «ласк». Затуманенным взглядом он обводил камеру, ожидая пока головокружение прекратится.

Эмилия настороженно наблюдала за его действиями. Девушка остановилась в нескольких шагах от стола, точно специально оставив расстояние для маневра, если вдруг Ян решит напасть.

Кенгерлинский не был настолько глуп.

Не для того, он уговаривал эту сучку развязать его, чтобы все испортить.

– По-моему ты сам не знаешь, что делать с этой штукой, – хмыкнула девушка. – А пока решишь, я замерзну.

– Погоди, милая, – он изогнул бровь. – Я не робот, заездила ты меня в прошлый раз своими инструментами.

– Так тебе больно, пупсик? – жалостливо скривилась Эмилия. – Ну, если дело только в этом, то все поправимо.

Весело подмигнув обескураженному Яну, девушка подошла к медицинскому столику, что примостился у стены напротив. Медсестра достала с нижней полки затемненную бутылочку и приблизилась к Кенгерлинскому на этот раз вплотную.

Как только Эмилия открутила крышку, в нос Яна ударил сильный болотный запах. Девушка обмакнула пальцы в маслянистую субстанцию темно-зеленого цвета и принялась намазывать синяки и ссадины Кенгерлинского.

– Всегда забываю, что вы, люди, такие слабенькие, – беспечно поделилась она, обходя стол и заскользив пальцами по его спине.

Вонь стояла невыносимая, но к своему удивлению Ян тут же ощутил облегчение в каждой клеточке тела, боль притупилась, а в некоторых местах и вовсе исчезла. Да, ему определенно везло! Эмилия сама дала зеленый свет задуманному!

– Люди? – переспросил он. – А ты разве не человек?

Девушка хихикнула:

– Разве, ты еще не догадался об этом? Не разочаровывай меня, пупсик. Я же всегда думала, что ты умнее остальных.

– Просто хотел уточнить.

– Не стоит. Лучше дай мне то, о чем договаривались.

Эмилия отошла от стола на два шага и выжидающе уставилась на Яна. Теперь его тело не сковывала боль, и он мог не беспокоиться о том, что не сможет совершить задуманное.

– Поверь, зайка, ты получишь все, чего заслуживаешь, – многообещающе проговорил он, приближаясь к девушке.

В глазах Эмилии блеснул всепоглощающий огонь вожделения, но стоило Яну приблизиться вплотную, как он сменился настороженным блеском. Она ему не доверяла. Кенгерлинский мысленно хмыкнул над тем, как правильно сучка поступала, опасаясь его, только теперь было поздно отступать и пятиться. Решение он принял.

Ян дотронулся щеки Эмилии, на ощупь ее кожа казалась шелковой. Этот контраст между ее внешностью и поступками был поразителен.

– Ты же умный мальчик, чтобы не натворить глупостей, сладкий? – поинтересовалась она, напряженно вглядываясь в его лицо.

– Еще бы, – кивнул Ян, криво улыбаясь. – Все возможные глупости я уже натворил.

Эмилия нахмурилась и открыла рот для ответа, но ничего не успела сказать.

– Тсс, – прошипел он, приложив руку к ее рту.

Девушка нахмурилась еще больше, вокруг глаз, сквозь бледную кожу стала проступать темно-бордовая паутина вен. Кенгерлинский понял, что сущность Эмилии, какой бы она не была, реагирует на ее эмоции напрямую. Он не горел желанием наблюдать полную трансформацию, поэтому решил переключить эмоциональную волну девушки в другое русло. Пальцем Ян очертил контур ее губ, немного задержавшись на нижней. Он заметил, как дыхание Эмилии при этом участилось.

Не прекращая нежно касаться ее кожи, Ян понемногу теснил девушку, пока та не остановилась, прислонившись спиной к стене у медицинского столика. Кенгерлинский стал ласкать напрягшиеся соски девушки, слегка скользя по ним кончиками пальцев. Наклонившись, он отвел прядь волос и едва дотронулся чувствительной кожи за ушком. С губ Эмилии сорвался восторженный стон, Ян не смог сдержать улыбки и прошептал:

– Нравится?

Девушка хватала широко открытым ртом воздух и не произносила ни слова, точно разучилась говорить. Вместо этого, когда Ян немного отодвинулся, засунув ногу между ее бедер, Эмилия вцепилась в его плечи мертвой хваткой, будто утопающий за спасательный круг.

Ян умел доставлять женщинам удовольствие. И прекрасно знал об этой своей примечательной способности. Он мог довести женщину до пика, так и не перейдя к главному вторжению в ее тело, лишь мастерством рук. Но сейчас, даже чувствуя, как нарастает его собственное желание утолить возбуждение и получить разрядку, Ян четко осознавал – Эмилия не была той женщиной, которую ему захотелось бы поднять на вершину экстаза.

Жестко, одним движением он отцепил руки девушки от своих плеч и развернул ее лицом к стене, лишив возможности сопротивляться. Эмилия ахнула, но, казалось, сопротивляться даже и не думала, напротив, девушка широко расставила ноги и стала тереться попкой о возбужденное естество Яна.

Он скрипнул зубами, сдерживаясь.

Переместив руки с ее груди на бедра, Ян сжал аппетитные полушария ягодиц и заставил Эмилию остановить движение. Если эта сучка будет продолжать в том же духе, вся кровь прильет к тому месту, которым Яну думалось с трудом.

Девушка разочарованно простонала:

– Не останавливайся. Еще. Хочу еще!

Кенгерлинский недобро оскалился ей в затылок:

– Будет тебе еще, сучка!

Он притянул ее к себе, перехватив одной рукой вокруг шеи, заставил запрокинуть голову. Глаза Эмилии заволокло пеленой желания.

Ян прикусил мочку уха девушки, впитывая сладкую дрожь ее тела в себя, а потом сделал то, о чем мечтал каждую минуту, проведенную в камере.

Со всей силы он воткнул инструмент, похожий на штырь, что лежал на поверхности медицинского столика, в сердце девушки.

– Я же сказал, что ты получишь все, чего заслуживаешь, – прошептал он Эмилии на ухо, искренне наслаждаясь хрипами и судорогами, что сотрясали ее в его руках.

Ян улыбнулся, удерживая вес ее тела, и наклонился, чтобы заглянуть в глаза Эмилии. То, что он увидел, заставило его дернуться и тут же выпустить ее, отступив назад.

Вместо ангельского лица теперь было нечто ужасающее. Уродливые полоски прогнившей плоти опоясывали голову Эмилии, словно бинты. Глаз и носа видно не было, пухлый рот преобразился в черную дыру, в ней виднелся ряд острых клыков. Мутная слюна стекала на подбородок и шею. Кожу, которую совсем недавно Ян сравнивал с шелком, почти полностью покрывали безобразные шрамы, язвы и бородавки.

Кенгерлинский, презрительно кривясь, отшатнулся:

– Что ты такое? – почти выплюнул он, стараясь сдержать навалившуюся тошноту.

Нечто, что он привык называть Эмилией, дрожало и скрипело, тянуло уродливые руки к штырю, но окровавленные пальцы скользили по гладкой поверхности и не могли вытащить металл из груди.

– За… что? – прохрипело нечто.

Ян искренне удивился:

– А разве не за что? – он сплюнул на пол.

– Я… – надрывалось оно. – Всего лишь… хотела питаться. А… ты… Но как? Серебро. Как ты… узнал?

Ян изогнул бровь. Серебро? Надо же так выгодно ткнуть рукой в инструменты и вытащить счастливый билет! Черт, да сегодня явно его день!

Судорожно хрипя, нечто повалилось на колени, а потом и вовсе уткнулось в пол.

Через несколько секунд все было кончено.

Ян пнул тело под ребра, но нечто не пошевелилось.

Он перевернул уродца на спину и нахмурился.

Перед ним вновь лежала девушка с ангельским лицом.

Чертовщина просто.

Ее застывшие глаза уставились в одну точку, по щекам медленно сползали кровавые слезы.

Бордовые вены взбугрились под кожей, из носа Эмилии продолжала стекать кровь. Вязкая жидкость собиралась каплями в ее волосах, загрязняла кожу, стекала по телу и останавливалась лужицей на полу.

Ян не знал, сколько времени он простоял опустошенный над ее телом, но именно в тот момент наконец понял, что его кошмар превратился в реальность.

Ян стал монстром.

Что было дальше, Кенгерлинский помнил с трудом. Как он выбрался из камеры, скольких фашистов убил на своем пути, чуть ли не разрывая голыми руками, что при этом думал или испытывал…

Сознание затопила безграничная, ужасающе сильная ярость. Она правила каждой клеткой его тела, точно искусный кукловод дергала за ниточки, направляя в нужную сторону.

Ян не чувствовал преград. Он рвался к свободе напролом.

До того момента, пока его путь не завершила пуля.

Перед тем, как сделать свой последний вдох, Кенгерлинский пожелал никогда не попасть туда, куда только что собственноручно отправил Эмилию.

***

Ян с трудом разлепил веки, они словно налились свинцом. Голову он ощущал тяжелой и чужой. Пространство вращалось и подмигивало разноцветными огоньками прямо перед ним, пока, наконец, не собралось в единую картину. Кенгерлинскому пришлось хорошо напрячься, чтобы вспомнить, где и при каких обстоятельствах он здесь оказался.

– Какого черта?! – выругался он, хватаясь за гудящую голову.

– С возвращением, пупсик, – проворковала Эмилия, выходя из темноты. – Путешествие в прошлое не таким приятным оказалось, правда? Каково оно, вернуться к истокам своего пути?

– Что?

– Только не надо строить из себя небесного агнца, мы оба знаем, что это не так. Просто интересно, пупсик, как это, проснуться и больше не чувствовать себя собой, а стать Вестником?!

– Не понимаю о чем ты, – Ян попытался подняться с земли, удалось ему это с трудом. Колени дрожали от непривычной слабости.

Кенгерлинский прекрасно помнил то утро, когда прежняя жизнь была кончена. Да, он подох, как собака при отстреле, в том концлагере! Но, стоило Яну поверить, будто все кончено и цепочка его жизни замкнулась, как он вернулся обратно! А вместе с ним в теле поселилась вся боль, что он испытал, узнав, какую цену бабушка заплатила, воскресив его к жизни!

Последним человеком, с которым он мог поделиться всей этой болью, была Эмилия. И Ян не сошел с ума, забыв, будто она и вовсе была человеком, а не какой-то ужасной тварью.

Эмилия сверкнула глазами. Ее лицо и зловещая улыбка, что растянула губы, сейчас меньше всего напоминали Кенгерлинскому того ангелочка, которого он убил. Но и от страшного чудища, что явился миру тогда на несколько минут, не осталось и следа.

Ян устало потер переносицу, боль, что продолжала зудеть в висках, раздражала его. Он ненавидел эту сучку, которая мучила его денно и нощно сутки напролет в том проклятом концлагере! Он ненавидел собственную тупость и жажду геройства, из-за которых поперся тогда на войну! Он ненавидел это съедающее чувство вины, стараясь напрасно глушить его годы напролет выпивкой и продажными девками! Он ненавидел тот момент, когда разум отключался, проваливаясь в сон, где его непременно поджидала Эмилия, продолжая мучить и там! Он ненавидел спать один, но вынужден был, иначе очередная шлюшка поутру видела бы не лощеного и самодовольного Кенгерлинского в постели рядом с собой, а взмыленного от ужаса, жалкого хлыща!

Ян чуть не взвыл в голос.

Черт, да единственную ночь, что его не мучили кошмары, он провел рядом с Дашей! Как ни странно, но заснув, вдыхая запах ее волос, Ян впервые за сотню лет чувствовал себя цельным, точно пустоту, что терзала его изнутри десятилетия, заполнили. И это было не только настоящим откровением для него, но и более чем приятным чувством!

Присутствие Банши рядом действовало на Яна, как долбанная таблетка обезболивающего! Вот такая странная терапия для измученного Вестника, он ухмыльнулся собственным мыслям.

Ян готов был все отдать, чтобы еще раз испытать то чувство наполненности и спокойствия, что дарила ему Банши. Он мог не касаться ее, мог не говорить, но осознание того, что его персональное наказание, как он назвал про себя Дашу, где-то просто дышит одним с ним воздухом, успокаивало. Этого хватало для того, чтобы не слететь с катушек окончательно.

И каким жестким оказался поворот, когда Даша, вильнув перед ним хвостом, исчезла в черноте портала! Он тут же кинулся следом, но опоздал всего лишь на несколько секунд. Воронка, чтоб ее, закрылась прямо перед ним, чуть не хлопнув по носу!

И как, прикажете, было поступить?! Да Кенгерлинский метался по собственному двору, как взбешенный пес!

Первым, кто попался под горячую руку, был Влад.

Внутри у Яна все похолодело в тот момент, когда этот придурок метнул в Дашу нож и тот, как назло, долетел до цели, скрывшись в портале.

Влад заплатил Яну по счетам. Своим здоровьем. Если бы не три жнеца, что вовремя оттащили его от парня, все закончилось бы иначе. Более плачевно для Влада. А так он отделался лишь побоями и ножом в правой ягодичной мышце. Ян жалел об одном, что не успел воткнуть этот нож глубже, так глубоко, чтобы Влад раз и навсегда уяснил каково это – посягать на то, что принадлежит Кенгерлинскому.

Сейчас Ян чувствовал себя не только разбитым от странной усталости, но и с вернувшейся дырой внутри, которая давила его опустошенностью. И будь он трижды придурком, что сунулся в этот портал за существом, но Кенгерлинский использует выпавший шанс по полной! Он обязательно найдет Банши и если эта сучка-Эмилия не станет с ним говорить, то на этот раз он не будет тыкать палочки в ее грудь, а просто снесет голову.

Черт, да он готов был отгрызть эту голову хоть сейчас, если бы это только помогло ему в поисках!

– Где Даша? – спросил он, заполняя затянувшееся молчание.

Тонкие брови Эмилии насмешливо изогнулись.

– Ты даже не хочешь знать, почему ты здесь? Или же как я появилась здесь?

– Бл*дь, хватит со мной играть! Где Даша? Это единственное, что я хочу знать!

– Вот как? – Эмилия нагло рассмеялась, не спуская глаз с Яна.

И этот смех пробудил в нем что-то такое страшное и древнее, как сама смерть. Кенгерлинский даже не понял когда двинулся на Эмилию, как точно наведенная ракета. Он не видел ничего вокруг, кроме единственной цели – твари, которую необходимо было придушить.

Эмилия театрально взмахнула руками:

– Ой, боюсь-боюсь!

Глухое рычание наполнило пещеру.

Только через несколько секунд Ян сообразил, что рычал не кто-то посторонний, а он сам.

Ярость выливалась из Кенгерлинского потоками брани, туманила его разум. Он шел напролом к цели и уже не мог остановиться.

Эмилия дернула плечиком и в живот Яна пришелся удар такой силы, что заставил его не только остановиться, а отлететь на порядочных пять метров вглубь пещеры!

Лежа на спине и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, Ян медленно приходил в себя.

– Так что ты хочешь, Вестник? – раздался совсем рядом голос Эмилии, и Кенгерлинский не различил на этот раз в ее обращении насмешку.

Он повернулся в ее сторону и, не таясь, признался:

– Ее.

– Долго же ты понимал, что тебе действительно надо, – с долей грусти ответила Эмилия, покачав головой.

– А я и не понял.

– Мужики вообще те еще тугодумы, но ты, Вестник, тормоз редкостный.

– Что? – от неожиданного обращения он даже приподнялся, опираясь на локти.

Эмилия стояла в нескольких шагах от него, выражение ее лица исказила такая беспросветная печаль, что Ян растерялся. Он никогда не думал, что эта девушка может испытывать подобные чувства. Да, он вообще не знал, что она способна хоть на какие-то чувства!

– Эмилия?

Она покачала головой.

– Кто ты?

Ян особенно не надеялся на ответ, а она, видимо, и не собиралась отвечать. Вместо этого черты девушки вновь поплыли, исказились, точно в воду добавили подсолнечное масло и принялись водить палочкой по поверхности, рисуя что-то новое.

Светлые волосы спружинили и стали походить на густую волну цвета темного шоколада. Теперь они свободно ниспадали за спину девушки, чуть не достигая лодыжек. Овал лица вытянулся, точеные скулы и изящная шея заставили сердце Яна быстрее перекачивать кровь. Он уже знал, с глазами какого цвета встретится, если поднимет взгляд. Теплого виски. И его не ожидало разочарование.

Кенгерлинский тяжело сглотнул. Девушка, стоявшая перед ним, так была похожа на Дашу, что у него замирало сердце. Но в тоже время было в ней что-то такое, наталкивающее его на мысль, что перед ним не та, которую он хотел увидеть.

Ян не смог утерпеть и один единственный вопрос, что мучил его в эту минуту, сорвался с губ:

– Даша?

Девушка грустно покачала головой.

– Я не понимаю… – Ян сел, потер подбородок. – В какие игры ты со мной играешь?

– Я всего лишь хочу тебе помочь, Вестник. Прими мою помощь.

Кенгерлинский нервно взъерошил волосы:

– Я так понимаю, выбора у меня все равно нет?

– Так же, как и не было у меня.

– Ты так на нее похожа, что это мешает мне думать, – тихо пожаловался он.

– Иначе и быть не может, – улыбнулась девушка.

Яна осенило догадкой:

– Вы как-то связаны?

– Я та, от которой пошло проклятие. В Даше течет моя кровь.

– Милена?! – ахнул Кенгерлинский.

– Приятно, что ты слышал обо мне. Анисья рассказывала?

– Только твое имя.

– Я не удивлена. – Немного помолчав, она спросила. – Ты хочешь знать больше?

– Нет, я же просто приперся сюда забавы ради! Позагорать! Натрешь мне спинку?

Милена одарила его ослепительной улыбкой.

– Всегда завидовала твоему чувству юмора, Вестник. Но отбросим прелюдии.

И прежде, чем Ян сумел выплюнуть очередную колкость, что уже вертелась на языке, Милена начала рассказ:

– Я виновата перед твоей бабкой. И справедливо наказана. Но виновата лишь в том, что любила. Мне жаль, что поздно узнала о том, какое чудовище полюбила. Демьяна было уже не остановить. Он был болен, понимаешь?

Кенгерлинскй нахмурился, он не понимал к чему ему сейчас слушать байки про Верховного жнеца.

– Болен властью до такой степени, что ничто не могло встать на его пути, мешая, и остаться неуязвимым. – Милена сглотнула, ее глаза смотрели в одну точку, словно в этот самый момент она проживала все события заново. – Такой преградой послужил твой дед, Верховный жнец нашего народа, и он избавился от него. Знаешь, Демьян всегда был остр на язык и умел показать вещи в выгодном для него свете так, чтобы любой поверил в его версию. В ту ночь, когда твоего деда распяли на алтаре жертвоприношений отступники, я была рядом с Демьяном. Это была наша первая совместная ночь. Если бы я знала, что эта ночь принесет такие последствия! Верховная Банши не собиралась спускать кому бы то ни было смерть мужа. Утром она пыталась разобраться с Демьяном, за смерть мужа и Божены…

– Кого?

Уголки губ девушки вздрогнули в полуулыбке:

– Анисья даже про свою дочь тебе не рассказала? – Милена передернула плечами. – Что ж, она умела вычеркивать людей из своей жизни.

Кенгерлинский никогда не вдавался в подробности бабушкиного прошлого, да и она особо не заводила разговоры об этом. Все подобные темы в доме Кенгерлинских находились под строжайшим запретом. И хоть любопытство мучило тогда еще юного Яна, но он не осмеливался копаться в прошлом родного ему человека, без разрешения.

Почему-то он всегда надеялся, что наступит день и Анисья сама ему все расскажет. Но такому дню не суждено было настать. Лишь единственный раз, в тот самый момент, когда Ян стал Вестником, Анисья попросила его об услуге, которую он незамедлительно поклялся выполнить. Да, что говорить, если он готов был тогда выполнить все, чтобы она не пожелала! А просьба о личной мести показалась Яну, менее значительна того, что бабушка сделала для него. С тех самых пор, приходилось расплачиваться по счетам, истребляя любую родившуюся Банши.

– Я не понимаю, зачем ты сейчас все это мне говоришь, – раздраженно сказал он. – Все это осталось в прошлом! И оно меня не интересует.

– Ох, Вестник, какой же ты нетерпеливый! – Милена спрятала улыбку, прикрыв рот ладонью. Она села совсем рядом с ним, точно не боялась его внезапной ярости. – Только узнав все, ты сможешь не повторить ошибки прошлого и сделать правильный выбор.

Яна уже стало порядком напрягать, что Милена говорила загадками. Черт, но она была настолько похожа на Дашу, что он готов был потерпеть это сумасшествие лишь бы чуть дольше на нее посмотреть.

– Божена была влюблена в моего Демьяна. Господи, да кто только не был в него влюблен! – горько усмехнулась девушка. – Демьян был особенным.

Ян устало закатил глаза и скривился.

– Нет, правда! – тут же заметила его гримасу Милена. – Только он из жнецов умел поглощать и пропускать через себя Силу. Это было его даром и, как оказалось, проклятием. Он помешался на Силе, хотел ее всю. А для того, чтобы подобраться ближе к Верховному, Демьян использовал Божену. Он уговорил ее занять мое место в обряде Пробуждения. Да, он окручивал нас обеих! Как только не запутался в своей подлости?

– Детка, мужчины полигамны, – усмехнулся Ян. – Это наша природа.

– Что ж ты вместо того, чтобы упиваться своей полигамностью ищешь мою девочку?!

Кенгерлинский опустил голову. Как ловко она подловила его на словах! Если бы он только сам знал ответ на ее вопрос…

– То-то же, Вестник. Лучше помалкивай. Вернемся к прошлому. Божена была хорошей девушкой, я испытывала к ней искреннюю симпатию. И узнав, что Демьян ее подло использовал, забрав всю силу, Божена не смогла пережить это.

– Она…

– Да. На глазах у Анисьи. Твоя бабка даже сделать ничего не успела. Знаешь, как страшна убитая горем женщина? А если эта женщина Верховная Банши?

Ян хмыкнул. Его бабуля всегда обладала взрывным нравом, который и перешел к нему по наследству.

– Она прокляла весь род жнецов. Предки приняли ее скорбь и с того самого дня в селеньях перестали рождаться полноценные Банши. Девочки появлялись на свет без Силы. Но и этого Анисье оказалось мало. Чтобы отомстить за смерть дочери, она прокляла не Демьяна, нет, а ту которую он любил. Глупо, что ей оказалась я. К тому времени я свято убеждала себя, что Демьян не способен на любовь. А оказалось, – Милена закусила губу, в ее глазах стояли слезы, – как оказалось.

Она надолго замолчала. Ян ерзал и пытался привлечь ее внимание своим нетерпением, но девушка погрузилась в себя.

– Что было дальше? – громко спросил он, заметив, как Милена вздрогнула.

– Дальше? Анисья сбежала со своим грудным сыном. Никто не мог ее найти. Хотя псы Демьяна землю носом рыли, чтобы бабка твоя сняла проклятие. Ты же знаешь, что каждый год в ночь памяти, жнецы должны приносить жертву предкам? Избранная для обряда Пробуждения Банши проводила дары через себя на ту сторону, а взамен предки наделяли клан силой еще на год. Но как прикажешь это делать, если Банши перестали рождаться, а те, кто остался, лишились своей силы?

– Да, бабуля, умела мстить с размахом. Но у тебя же сила была?

– И это стало моим проклятием. В тот момент, когда ушла сила последней Банши нашего клана, я уже носила под сердцем своего первенца. И… оказалась единственной, кто способен был рожать Банши и дальше. Как думаешь, каково это видеть, когда твоих детей придают в жертву предкам? Демьян обрекал на смерть своих же детей! Беспощадно и не сомневаясь в правильности содеянного. Он обещал мне снять проклятие! А как только это не получилось, стал использовать мою слабость себе во благо. Он как Кронос поглощал силы собственных детей!

– Это, конечно, все ужасно, но причем здесь я?

– Я хочу, чтобы ты все это прекратил. Хочу, чтобы мои потомки были свободны от проклятия твоей бабки. Разве Даша не заслуживает истинной любви? Почему моя девочка должна расплачиваться за мои грехи?

– Ты немного рехнулась в своей вечности? – растерялся Ян. – Причем здесь Даша ко всему этому бреду?

– Иногда ты мне очень напоминаешь Демьяна, – огрызнулась она. – Выбери ее Ян! Ее, а не месть! Твоя бабка не станет мешать счастью внука и проклятие потеряет силу! Кровь Даши больше не будет ядом! А Банши вновь станут рождаться и Демьян оставит мою девочку в покое!

– Стоп! Стоп! Я не успеваю следить за поворотом твоих мыслей!

– Прости, Вестник, я слишком много эмоций позволила себе выпить, сделав тебя ужасным тугодумом! Но ты такой вкусный, а в моей темнице чересчур голодно! Да и на поверхность получается подняться слишком редко. Но ведь это не такая большая плата за то, что ты убил всех моих потомков?

– Я не мог по-другому, – Ян поднялся. – Даша у тебя? Я хочу ее увидеть.

– Я знаю. Но нет. Тебе придется самому искать ее.

– Черт, какого хрена ты тогда морочила мне голову?

– Разве тебе было скучно играть со мной? – Милена капризно надула губки. – К тому же я напомнила тебе, кем ты был и будешь без моей девочки, а сейчас дам несколько больше, чем думала заранее.

Ян нахмурился, он стал предполагать, что девушка просто безумна. Она многое не договаривала, да и логики в ее рассказах было по минимуму. Какой выбор он должен сделать? Причем здесь Даша и проклятие?

Милена поднялась и поманила его к светящейся красной глади, которую Кенгерлинский поначалу принял за зеркало.

– Тебе нельзя у меня долго оставаться. Мир, который постоянно рассыпается на атомы, небезопасен для людей. Ну или почти людей, таких, как ты, – сказала она, подводя Яна вплотную к мнимому зеркалу, которое тут же вспузырилось. – Я отправлю тебя в твой мир безопасным путем. Он сотрет все последствия портала хаоса и ты, наконец, сможешь соображать трезво. Если, конечно, ты вообще так умеешь.

Ян хотел возмутиться, но Милена резко толкнула его в грудь и он повалился в зеркало, что стало опутывать его чем-то липким и теплым.

– Найди ведьму, она поможет с поисками, – кивнула напоследок Милена. – И помни, разберись, что в действительности ты хочешь. Спаси мою девочку.

Глава 17

Последнее из первого

Я с замиранием сердца следила за тем, как курилась вокруг тьма. Все было так же, как и в первый раз. Клубы черного и синего ласкали мое тело, точно самое искусное кружево. Темнота окружала со всех сторон, окутывала толстым покрывалом неизвестности и несла в самые свои глухие недра.

Все было так же, как в первый раз, за единственным маленьким различием – портал больше не причинял мне боли, не забивал густым потоком нос и рот, не сдавливал грудь. Я не знала, с чем были связаны подобные перемены. Возможно, потому что я уже сбилась со счета своих путешествий и прошла некий период адаптации? Или же просто смирилась со своей участью и перестала оказывать сопротивление? А может, все потому что больше не боялась? Страх трансформировался в усталость и какое-то детское любопытство. Мои нервы были натянуты до предела, поэтому постоянно хотелось смеяться и кричать:

– Что? Что дальше?! Что еще мне надо пережить?

Но я не кричала, не смеялась и не показывала собственную слабость. Еще со времен детдома научилась сдерживать стон боли за крепко стиснутыми зубами. Да и к чему эта показуха?

Ведь точно знала, что попытайся я даже голову разбить или удушиться собственными волосами, никто не ответит на призывы. Этот «никто», странный и далекий голос, что вел меня по кругу, как послушного болванчика, явно затеял собственную игру. И для меня в ней была отведена особая роль, которую я собралась выучить наизусть. Лучше знать все до мельчайших подробностей, чтобы видеть какой следующий поворот может оказаться фатальным. К тому же, когда знаешь правила игры, всегда проще их обойти, чем тыкаться вслепую.

Как только я это поняла, успокоилась и стала плыть по течению.

Темные воды разошлись над головой, но дальнейшее пошло не по привычному сценарию. Воронка не стала выплевывать в искаженную реальность, в которую притащила на этот раз. Она просто раздвинулась передо мной, как шторка, но осталась клубиться прозрачным дымом за спиной и под ногами. Я попробовала шевельнуться и… не смогла.

Точно! На этот раз, мне была отведена роль простого зрителя.

Когда я тщательней осмотрелась, то узнала место, где на этот раз оказалась. Сердце предательски встрепенулось только от одного вида потертых обоев, старой мебели и линолеума в царапинах. Запах сырости вскружил голову, даже хорошо, что воронка крепко держала, иначе я точно не устояла бы на ногах.

– Этого не может быть, – прошептала только для того, чтобы услышать собственный тот час же охрипший голос.

Я продолжала растерянно хлопать глазами, не понимая, зачем меня вернули именно сюда. Хотя разве у голоса была особенная стратегия? Даже если и была, мне не удалось ее разгадать.

Когда маленькая, щуплая девочка на цыпочках пробралась в комнату и, уцепившись за подоконник, попыталась подтянуться, чтобы выглянуть в окно, я поняла – не померещилось.

Я действительно попала в квартиру, где мы жили с мамой. Наше последнее убежище перед тем, как мама решила отдать меня в интернат.

Со слезами на глазах я продолжала следить за худой девчушкой, которая даже передвигалась угловато! Господи, как же я помнила это время! Как будто все это происходило еще вчера. Да, я даже скучала по этому чувству круглосуточного голода! Он шел ненавязчивым фоном, но именно в то время мама была рядом со мной. Любила, оберегала, волосы на ночь расчесывала, конечно, тогда, когда сама находилась в доме, что происходило крайне редко. Но для меня эти минуты рядом с мамой казались самым лучшим в мире подарком, лучше, чем ароматная булочка или кусочек шоколада, что выпадали, как лакомство по большим праздникам. В часы, когда живот скручивало голодной судорогой, я представляла теплые мамины руки, которые гладят и заплетают мои непослушные волосы. И это всегда помогало продержаться до следующего маминого прихода с… едой.

И этот день, что портал заставлял меня просматривать снова, ничем особым не отличался. Я ведь точно помнила это.

Помнила, как голод донимал до самого вечера, даже волшебная мамина водичка в кастрюле не помогала. Я старалась занять себя игрой, раскладывала пуговички на полу, но… голод не проходил. Потом пыталась взобраться на окно и посмотреть не возвращается ли мама, но то ли подоконники оказались слишком высокими, то ли я слишком мала, ничего не получилось, не дотянулась. Когда же в комнату спустились сумерки, а по стенам стали ползать длинные тени, я спряталась у себя в комнате, под одеялом. Страх и голод так измотали, что я совершенно не помнила, как уснула.

По телу прошел озноб. Сумерки в комнате сгустились до тьмы.

Тишина давила.

Она была невыносимой.

Напряженной.

Тревожной.

Звенящей.

Мне казалось еще чуть-чуть и от этой тишины лопнут барабанные перепонки.

Вдруг в коридоре что-то с громким стуком упало. От неожиданности я вздрогнула и пожалела, что не могу сдвинуться с места, чтобы проверить, что там такое…

Послышался стон, за ним еще один и еще.

Я напряженно вглядывалась в темноту.

Вспыхнувший в комнате свет резанул глаза не хуже ножа.

Испуганно зажав рот ладонями, я подавила крик, что рвался из груди. Сейчас даже не могла толком сообразить, что меня в любом случае не услышат.

Женщина с трудом заползла в комнату.

Ее лицо и одежда были окровавлены.

Я поначалу даже не узнала, кто это. Только густая коса цвета шоколада и пронзительные янтарные глаза, такие же, как у меня, помогли узнать в этой женщине – маму.

Тяжело сглотнув, я не могла отвести глаз от избитого лица матери, хоть больше всего на свете сейчас хотелось зажмуриться и забыть все, что только что увидела.

Мама доползла до дивана, попыталась подтянуться и залезть на него, но у нее ничего не получилось. Бледные, разбитые в кровь пальцы соскользнули с обивки, руки дрогнули, и она повалилась обратно на пол.

Несколько минут лежала неподвижно, уставившись пустым взглядом в потолок. Я кусала пальцы, до боли в глазах вглядывалась в мать, считая ее вдохи и выдохи. Кровь стыла в жилах только от одной мысли, что мама может вот так умереть на моих глазах. И хоть я отчетливо помнила наше совместное короткое будущее, но сейчас эти воспоминания стали настолько далеки, будто происходили и не со мной вовсе.

Центр моей Вселенной находился на полу дешевой квартирки.

Остальное было неважным.

– Лида? – в комнату заглянула женщина лет тридцати. – Господи, Лида!

Женщина побледнела и кинулась к ней, неловко ступая по красному разводу, что растянулся там, где мать ранее ползла.

– Боже, Лида! Что же это такое? Как же так? – заломила руки она.

– Тсс… – прошипела мама. – Дашу… м-мою разбу…дишь. Не хочу, чтобы… она… видела.

– Да-да, прости. Я не подумала, – она присела рядом, занесла руку, точно хотела убрать прилипшие волосы со лба матери.

– Марина! Не прикасайся ко мне!

Рука женщины зависла в незавершенном жесте. Несколько секунд длилось молчание, а потом Марина поспешно опустила руку, прижав ее к груди, будто боялась, что она совершит что-то страшное без ее ведома.

– Ты же знаешь, что моя кровь сводит с ума! – сквозь зубы простонала мать. – Что… ты творишь?

Марина потупилась. На ее лице ясно читался стыд.

– Прости, просто я… я растерялась и… забыла. Я дура, да?

– Не больше, чем я. Тебе небезопасно со мной, уходи.

– Но ты же сама просила меня приехать!

Мама вздохнула, ее черты заострились:

– Я не подумала, что это будет настолько опасно. Прошло много времени, поиски должны были прекратиться. К тому же я ужасно соскучилась по… тебе.

– Жнецы до сих пор тебя ищут? – Марина округлила глаза и нервно закусила губу. – Черт, я думала, фишка с изменением фамилии поможет. Ты ведь теперь не Казарина!

– Я еще дышу, а остальное их мало интересует. У Демьяна огромные связи, как оказалось.

Мать вновь попыталась подтянуться, но и эта попытка не увенчалась успехом.

– Марина, помоги мне лечь. Только сначала найди перчатки, они на ванной полке.

Женщина кивнула, вскочила на ноги, покачнулась и поспешила в коридор.

– Вторая дверь от кухни, – произнесла мама ей вслед.

Я стояла ни жива, ни мертва. Даже с трудом соображала, что за события разворачивались прямо на моих глазах. Кто эта женщина и почему мама в таком плачевном состоянии? С каждой минутой в голове рождалось все больше вопросов, а задать их было некому.

Вскоре Марина вернулась. Когда она коснулась обнаженного плеча матери в ободряющем жесте, обе вздрогнули.

– Кровь останется на обивке, – сморщилась мать. – Не хочу, чтобы Даша увидела ее утром. Мне надо вымыться.

Марина нахмурилась:

– Лида, ты же знаешь, что я всегда поддерживала тебя во всем. Даже в твоем решении бежать от моего бра… – она запнулась. – От нас. Расскажи мне, что случилось? Демьян добрался до тебя? Я думала, твоя кровь более ценна для него…

Минуты шли, а мама не отвечала. Я уже и не надеялась получить ответ на этот вопрос. Казалось, что в унисон с Мариной все в комнате застыл от ожидания.

– Жнецы тебя избили? – не выдержала, наконец, Марина.

– Нет. Это мой заказчик.

– Заказчик?

Мать усмехнулась.

Я впервые видела, как ее красивое лицо исказилось в гневе.

– Я обязана была выжить, Марина. Разве ты не понимаешь? Из-за постоянных поисков жнецов и этого Ромки-психопата, я даже на нормальную работу устроиться не могу! Моя Дашенька голодает. Ты хоть знаешь, каково это не иметь возможности накормить своего ребенка?

– Господи, Лида, во что ты вляпалась?!

– Я убиваю на заказ.

– Что? – подхватила я возглас Марины.

– Ты же сама говорила, что моя кровь слишком ценна. Вот я и нашла ей применение. Я свожу с ума тех, на кого укажет мой заказчик.

Марина взялась за голову. Мама не обращая внимания на ее жест, продолжила. Она объяснялась тихо и быстро, словно ужасно сильно хотела выговориться и боялась, что ее перебьют на полуслове, перестав слушать.

– Это случилось больше недели назад. Я уже отчаялась из-за бесконечных неудач, думала, забирать Дашку и пробовать счастье в другом городе, где больше черновой работы для так называемых нелегалов. Ты же знаешь, что я не могу светить паспорт. Но тут появился он. Не знаю, как он меня нашел… Зверь предложил работу и я не смогла отказаться. Предложение было слишком заманчиво.

Мама вытерла выступившие слезы.

– Марина, я стала киллером и шалавой по совместительству. Смешно, да?

– Неправда! Скажи, что ты пошутила! Пожалуйста! – рыдала я.

Тут же вспомнилась гадкая сцена с Гариком, под лестницей в доме Усупова:

– Сегодня ночью я оттрахаю тебя, как заправскую шлюху!

– Но я не шлюха!

– Яблочко от яблоньки недалеко падает…

Тогда я просто не предала этим словам должного значения, но теперь…

Боль, отчаянье, растерянность, гнев – множество эмоций всколыхнулось в душе. Мне показалось, что слова матери вошли внутрь меня, как нож в масло, и разрезали на мелкие ломтики. Чтобы не происходило в моей жизни ранее, насколько плохим и ужасным оно ни было, но под ногами всегда была опора. Я верила, что у матери, которая обрекла меня на ужасное детство, были на такое более чем веские причины. Я верила, точно не смотря ни на что любви, впитавшейся с материнским молоком, хватит, чтобы вытерпеть все уготованное.

Хоть я оставалась неподвижной, казалось, словно страшное падение поглотило меня. Опора исчезла.

Моя мать – убийца и шлюха.

Хотя разве после таких знаний, я смогу называть эту женщину… мамой?

Нет. Теперь эта женщина для меня… чужая.

Чужая?

– Лида, – простонала Марина, озвучив всю полноту разочарования, переполнявшую меня. – Как же так?

– У меня не осталось выбора. – Поджала губы она. – Зверь обещал хорошо заплатить. Я хотела забрать эти деньги и начать с доченькой новую жизнь в новом месте! Нам бы хватило, понимаешь? Но все пошло не так… Целью оказался нэдзуми.

– О-ох… Крыса?

Лида кивнула:

– У меня даже соблазнить его не получилось. Этот урод распознал мою сущность по запаху и решил подзаработать. Он вызвал жнецов. Мне удалось сбежать от нэдзуми пока он обговаривал со жнецами сумму оплаты. Жадный ублюдок! Я не знала, что мне делать и пришла к Зверю за защитой. Наивная дура! Этот подонок дал приказ избить меня до полусмерти и выкинуть на свалку, как испорченный товар! Теперь жнецы в городе и ищут меня. Я чувствую это. Господи, если они найдут еще и Дашу – ей не выжить после обряда!

– Лида…

– Я хотела другой жизни для своей девочки! Я хотела избавить ее от проклятия! Защитить! Получи я эти деньги, все было бы по-другому! Мы бы сделали новые паспорта, мы бы начали спокойную жизнь! Господи, я не знаю, мы бы уехали на край света, туда, где Демьян нас не нашел бы! Моя девочка никогда бы не узнала свою вторую ипостась и прожила бы счастливо!

– Нет! Я тебе тысячу раз говорила уже, это неправильно бежать от проблемы! И по отношению к дочери нечестно скрывать от нее правду. Ты подумала, что будет, если сущность сама активируется в ней? Даша не сможет себя защитить и это убьет ее!

– Не убьет. Я подготовилась.

Марина беспокойно махнула рукой:

– Ты совершенно не изменилась. С тобой до сих пор бесполезно спорить. – Женщина сняла с шеи кулон, что-то прошептала и громче продолжила. – Я помогу тебе.

– Что ты собралась делать?

Марина изогнула брови:

– А на что это похоже? Лида, неужели ты мне не доверяешь?

– Не в этом дело, но…

– Я поделюсь с тобой энергией, сокрытой в амулете, это исцелит тебя. А потом мы придумаем, что делать дальше. Вместе.

Марина двумя пальцами подцепила цепочку кулона и стала медленно опускать его на пол, возле головы Лиды, что-то нашептывая.

– Стой, – нахмурилась Лида. – Ты же останешься совсем без защиты!

– Со мной ничего не случится. За мной охота прекратилась давно, как только Владик появился на свет. Так что лежи и не дергайся.

Мягкое голубоватое сияние наполнило комнату. Воздух вокруг женщин замерцал, стал плотнее и вскоре они исчезли из виду за плотным покрывалом света.

Я прикрыла глаза ладонью, безболезненно смотреть на такое яркое сияние было невозможно.

Шокированная происходящим даже пропустила тот момент, когда свет исчез, оставив привычное тусклое освещение от лампы.

Марина тяжело дышала, она была бледна и на вид казалась немного измученной. Лида счастливо улыбнулась, оглядывая собственные руки, которые больше не уродовали открытые раны, только засохшая кровь.

– Спасибо тебе, – она порывисто обняла Марину, отчего та сдавлено охнула. – Ты всегда была мне как сестра, которая не родилась.

– Я тоже тебя люблю, – Марина похлопала ее по спине. – А теперь давай разберемся с остальным.

– Да, ты права. Нет времени, надо будить Дашку и убегать.

– Ребенку будет с тобой небезопасно. Ее нужно оставить.

– Что?! – Лида вскочила на ноги и задохнулась возмущением. – Как ты вообще можешь такое говорить?

– Ты сначала выслушай меня, а потом истерики устраивай, – оборвала ее Марина. – Или думаешь, я желаю зла своей племяннице?

Я похолодела. Племяннице? Я не ослышалась?

Лида проскрипела что-то нечленоразборчивое и присела на диван, чтобы тут же вскочить:

– Мне надо вымыться и все здесь отмыть пока Даша не проснулась.

– Успеется. Сейчас я поеду и договорюсь со своей подругой, она работает в интернате и присмотрит за Дашкой, пока ты не вернешься за ней.

– Я не сдам свою дочь в интернат!

– Тогда, может, сразу отдашь ее Демьяну на тарелочке с голубой каемочкой? Как думаешь, он сразу разбудит ее сущность и проведет обряд посвящения или же дождется, пока она достигнет совершеннолетия и обрюхатит новым потомством, как меня?

Лида скривилась:

– Перестань. Ты давишь на меня!

– Ничего подобного. – Марина сложила руки на груди. – Я всего лишь помогаю тебе принять верное решение. Много лет назад ты уже не послушалась меня и к чему это привело? Послушай хотя бы сейчас. Даше будет небезопасно с нами, когда оторвемся от жнецов, вернемся за ней.

– Хорошо. Но обещай, что мы вернемся за ней не позже, чем через неделю.

– Максимум через две. Васлава присмотрит за нашей девочкой. А теперь поспеши и собери все необходимое. Я буду ждать тебя в переулке возле интерната, оставишь Дашу и приходи.

Марина направилась к выходу, ее немного покачивало.

– Как там он? – взволнованно спросила Лида, глядя в спину подруги.

– Плохо. Но уже лучше, чем тогда, когда ты только пропала, – не оборачиваясь, ответила она.

– Ты ему что-то рассказала?

По напряженной спине матери, я могла сказать, что ответ на данный вопрос был очень важен для нее.

– Про то, что ты до сих пор жива, а не покоишься на дне реки? Или же про то, что у него есть дочь? А может, про то, что я помогла организовать твой побег?

– Ты понимаешь, о чем я.

– Не волнуйся. Я до сих пор храню все твои тайны.

Лида облегченно выдохнула, закусив губу.

– Хорошо. Пусть так будет и дальше.

Марина кивнула и вышла из комнаты.

Перед тем, как хлопнула входная дверь, я услышала сдавленное:

– Ты жестока, Лида Казарина. Особенно к тем, кого любишь.

На некоторое время воцарилась тишина. Давясь горькими слезами, я молила воронку забрать меня отсюда подальше и поскорее. Куда-нибудь! Пусть даже прямиком в пекло!

– Теперь ты понимаешь, что я не могла иначе? – я подняла глаза на мать и обомлела.

Она немигающим взглядом смотрела прямо на меня. По позвоночнику прошла дрожь. Разве такое возможно? Разве мама может меня видеть?

– Уходи, котенок. Помни: никому не позволяй решать за тебя. Только ты должна принять выбор. И он будет правильным.

– Ты меня видишь? Но как?

Лида отерла слезы со щек и стала приближаться к воронке:

– Жаль, я не могу рассказать тебе все. Это моя вина, что ты так мало знаешь о мире Банши.

– Мамочка, пожалуйста!

Я и сама не поняла, о чем просила. О любви? Времени? Внимании? О том, чтобы рассказала мне все? Утешила? Защитила?

Лида покачала головой.

– Прости, детка. Я и так нарушила правила. Смерть накажет меня.

Я непонимающе нахмурилась.

– Уходи! – Лида вскинула руки и воронка стала стремительно смыкаться, закрывая окно в мирах.

Перед тем, как тьма меня полностью поглотила, словно сквозь толщу воды я услышала голос матери.

– Подумай, доченька, где ты хочешь оказаться! Сосредоточься. Только так ты сможешь выбраться отсюда!

Я зажмурилась. Голова раскалывалась от осознания событий, которые только что промелькнули перед глазами. Где же я хотела оказаться?

Рядом с матерью?

Нет. Я поняла, что еще не готова простить женщину, у которой было столько секретов от меня. Эти тайны, как кислота, разъели все доверие, что я хранила внутри себя.

Дома?

А где мой дом?

Когда-то тетя Вася сказала, что дом находится там, где твое сердце.

Но разве у меня осталось еще сердце? Почему оно до сих пор не разорвалось от боли?

Я чувствовала, что время ускользает от меня, точно вода сквозь пальцы. Необходимо было спешить. И я пожелала то, в чем даже себе до конца боялась признаться.

– Хочу оказаться там, где Ян.

Глава 18

У черты

Пахло гнилью. Тошнота спазмом подкатывала к горлу. Темнота нещадно давила со всех сторон. Она царапала память осколками воспоминаний, пытаясь ухватить самый вкусный кусок. Натягивала мне нервы, как тетиву на луке. И смеялась. Гадко смеялась прямо в лицо.

Внутренние демоны раздирали грудную клетку, силились протиснуться сквозь ребра, засунуть костлявые пальцы и продрать выход наружу. Чужие лица, чужие голоса, чужие жизни…

Я никак не могла открыть глаза, боясь, что как только сделаю это – увижу привычную темноту. И сразу сойду с ума от безысходности.

Неужели именно так действует проклятие? Заставляет тебя почувствовать чужого в себе, подчиниться его воле и затмить собственную личность?

Если это действительно так, то сейчас я была у черты безумия.

Внутри меня смешались сотни воспоминаний, догадок, лиц, разговоров. Все это словно раздирало душу. Казалось, что еще минута этой пытки и я не выдержу.

Сломаюсь.

И никто больше не сможет выдернуть меня из адовой пропасти.

Совершенно некстати вспыли слова матери:

– Подумай, доченька, где ты хочешь оказаться! Сосредоточься. Только так ты сможешь выбраться отсюда!

Господи правый! Как она могла видеть и говорить со мной?! Это не только на грани возможного, это совершенно невозможно!

В голове все спуталось, превратив мысли в вязкую кашицу. Выделить хотя бы одну конкретную мысль с общего потока оказалось верхом упорства и таланта.

И почему я до сих пор способна удивляться?

После того, что произошло, можно было с уверенностью сказать – невозможное возможно, по крайней мере, со мной так точно.

Сколько дней я провела внутри портала? Я сбилась со счета и теперь ни за что не решилась бы назвать хоть какой-то срок. Все чувства сводились к одному – прошла вечность.

А ведь Ян предупреждал не использовать древнюю магию рун. Говорил об опасности темной Силы. Ее изворотливости, черной хитрости вперемешку с жадностью. Жадностью поглощения души.

Теперь хаос хотел заполучить мою душу. Это его истинное желание сейчас я ощущала яснее, чем свои собственные. Может быть, тот таинственный голос и был хаосом? Но разве хаос может говорить?

Черт подери! Мои познания о сверхъестественном мире сводились к парочке любопытных сцен из американского серила про охотников на нечисть, другими знаниями, с чем я могла столкнуться и какие последствия от такого «путешествия» ожидали в будущем – не обладала.

Это вызывало неконтролируемый гнев вперемешку с отчаяньем. Но, как бы я не злилась, ничего поделать не могла.

Сейчас я жалела, что не послушала его. Ян… Тоска защекотала грудь, скользнула по ребрам и сдавила сердце. А был у меня выбор, Ян? Был ли выбор?

Впервые за долгое время я поняла, что мне не в чем винить Кенгерлинского. Предательство жнецам? Пфф! Захотелось рассмеяться. Разве я достойна большего, если с самых малых лет меня потчевали этим чувством сытнее, чем гречневой кашей?

Наслаждаясь временной передышкой от круиза по собственным воспоминаниям, я теперь четко разграничивала две исходные точки в своей жизни: причину и следствие. Опираясь на то, чему свидетелем была, понимала – вся боль, которая ворвалась в мою жизнь, была платой за ошибки. Я сама их совершала, даже не думая, что когда-нибудь придется платить по счетам. Смерть Гарика и еще троих людей была на моих плечах.

Моя ответственность. Мое наказание. Моя боль.

Так разве я, хладнокровная убийца и дочь шлюхи, имела хоть какие-то права на обвинения Вестника в предательстве?

Разум продолжал твердить мне, что совершенно никаких, но вот сердце…

Ян поступил так, как было выгодно ему.

А я не могла с уверенностью поклясться, что будь на месте Кенгерлинского в такой же ситуации, поступила бы по-другому. Нет. Лицемерие – горячая путевка в ад. А я и так слишком долго притворялась даже перед собой, что плохие поступки и помыслы мне чужды. Вранье!

Портал показал истинное лицо Даши Алексеевой.

Мало того, что я всегда следовала своей выгоде, хоть и тайно, так еще многократно врала себе.

Правда оказалась жестокой.

Но на то она и правда, чтобы бить остро под дых, выколачивая оставшийся в легких воздух.

Я такой же монстр, как и Кенгерлинский.

И готова заключить с ним взаимовыгодное сотрудничество. Я убью того, кого так жаждет прикончить Вестник, а он обеспечит мне защиту и научит дружить с тварью, находящейся во мне.

Чем не прекрасное предложение? Отличная альтернатива смерти. Без помощи Яна мне не выжить, я даже насилу справляюсь с порталом. Что уж говорить, если на меня нападут демоны, как однажды оговорился Кенгерлинский? Проверять его правоту и в этом вопросе мне не хотелось.

Если до конца своих дней мне светит быть монстром, то пусть хотя бы на моих условиях и с наименьшими потерями.

Душу мне уже не спасти. Но вот тех, кого я туда впустила, необходимо попытаться. Прежде всего, я должна узнать, как обезопасить других от проклятия своей крови и как снять его последствия. То, во что превратился Гарик на моих глазах, вызывало ужас вперемешку с отвращением. Я не хотела, чтобы такая участь постигла Марьяну и… Артема.

Господи, хоть бы они были еще живы!

Во мне бурлило столько невысказанных вопросов, что голова грозила взорваться.

Я набрала побольше воздуха в грудь, будто перед прыжком под воду и… открыла глаза.  Тут же меня затопило жестокое отчаянье.

Передо мной все также покачивалась плотная завеса тьмы.

Я собралась вглядываться в черноту, не мигая, пока глаза не запекут от усталости.

Через некоторое время тьма стала сдавать позиции. Она серела, рассеивалась, покрывалась маленькими светлыми точечками. Я затаила дыхание, боясь спугнуть видение. Если же это была очередная галлюцинация, то не хотелось чтобы она резко оборвалась.

Даже от тусклого света, что появился вокруг, мое тело ощутило дискомфорт. Глаза жгло, по щекам текли слезы.

Я лежала на холодной и твердой поверхности. Надо мной темнел щербатый потолок в надписях. Повернув голову в одну сторону, я натолкнулась взглядом на зеленую стену, краска полопалась в некоторых местах, обнажив серость. С другой стороны, прямо перед моим лицом уходили ввысь металлические поручни.

Нахмурившись, я попыталась шевельнуться. Тело казалось ватным и чужим. Оно не слушалось меня.

С каждым вдохом кроме паники в легкие стал попадать запах.

Точнее вонь, которая могла и мертвого поднять с могилы.

Невыносимый резкий дух от кошачьей мочи. Эти испарения, казалось, разъедали мне мозг. Во что я опять вляпалась?

После зрения и обоняния, ко мне вернулись ощущения. Первое, что я почувствовала – боль. Она разливалась от затылка к вискам и собиралась горячим пульсаром в темечке. Тупая, точно приглушенная, она не приносила мне большого дискомфорта до тех пор, пока я не решила еще раз попробовать встать.

Острая вспышка боли в правом плече и голове была такой силы, что перед глазами блеснула молния.

Спину обдало горячей волной. Тяжело дыша, я приподняла голову, пытаясь разглядеть источник таких ощущений. Лучше бы я этого не делала.

Увидев инородный предмет в своем плече, я зашлась в крике. Но к своему ужасу, звука не услышала. Как не напрягала горло, а крик получался безмолвным.

Попытавшись успокоиться, я еще раз оглядела предмет, смутно припоминая, как он мог оказаться в моей руке.

Влад.

Липкий пот заструился между лопаток.

О, Господи! Перед тем, как портал замкнулся, этот кретин что-то метнул в меня!

Нож вошел в плечо по самую рукоять. Кровь пропитала рукав рубашки. Я чувствовала, как она медленно стекает вниз, в ложбинки между моих пальцев.

– Бл*дь! Вот только жмуров под дверью мне и не хватало!

Голос был хриплый, словно прокуренный и вызывал во мне неприятную дрожь. Повернув голову на звук, я увидела лишь смутный человеческий силуэт. Все расплывалось.

– Живая что ли? – усомнился голос. – Не добили?

Промычав что-то нечленораздельное в ответ, я попыталась нащупать нить реальности. А вдруг это очередные шутки портала? Вдруг все не по-настоящему?

Но почему же тогда боль не проходит? Ведь не могла же я галлюцинировать на всех пяти органах чувств одновременно?

– Какого хрена мне это надо? – пожаловался голос. – Мне еще смену пахать, а я тут сестру милосердия из себя изображаю. Вот не дура?

Я могла поспорить, что большей дуры, чем я, на расстоянии километра не сыскать, но сосредоточилась только на собственных непонятных ощущениях. Голос казался мне знакомым. Вот только не могла никак вспомнить, где же я его слышала раньше? Картинка до сих пор расплывалась и разглядеть лицо человека, склонившегося надо мной, было крайне трудно.

– Малахольная?! Ты?

Я вздрогнула.

Теперь, даже не видя лица, я точно знала, кого встретила. Малахольной, меня называл только один человек.

– Какого черта?! Ой, ну и кровищи! Всегда знала, что ты, малахольная, долго не протянешь. Слишком странная. И что мне делать с тобой? Молчишь?

Я открыла рот для ответа, но вместо слов послышалось шипение. Губы пересохли, а язык отказывался ворочаться, точно одеревенел.

– Да не брошу я тебя, не брошу, не пыжься, малахольная! Что ж я зверь какой? Все равно лежишь под моей дверью, осталось только в хату затащить, пока соседи ментов не вызвали. Ты же не хочешь в ментовку? Как пить дать, кого-то прикончила! Я всегда знала, малахольная, что ты чокнутая.

Почувствовав, как чужие руки сомкнулись у меня на талии, я встрепенулась.

– Н-нет, – вытолкнула из себя. – К-кровь не тро…гай!

– Может, мне еще и ручки вымыть, чтобы к тебе драгоценной прикоснуться? Обойдешься!

Когда меня резко дернули на себя, боль захлестнула с головой.

Покачиваясь на грани сознания, я взмолилась:

– Ян…

***

Ян выключил воду и потянулся за полотенцем. Не рассчитав сил, он впечатался костяшками пальцев в дверцу кабинки, которую забыл отодвинуть. Зашипев от боли, Кенгерлинский резко вышел из душевой, сдернул полотенце и обмотал вокруг бедер.

Черт! Он до сих пор чувствовал себя, как с похмелья!

В голове гудело, а движения были неловкими и непослушными.

Портал выкинул его четыре часа назад посреди глухой чащобы в нескольких километрах от особняка. Хорошо, что Ян знал этот лес, как свои пять пальцев. Но добираться домой, когда находишься на грани потери сознания от слабости, оказалось нелегко.

Милена играла не по правилам!

Собственный гнев, заставил Кенгерлинского усмехнуться.

Разве он когда-нибудь играл по правилам?

Ловко расставляя силки, Ян следил, чтобы пешки в его игре действовали точно так, как он решил.

Теперь же, попав на чужую территорию, не зная правил, он даже растерялся. Небось Милена думала, что, отправив его, ослабевшего и дезориентированного в лес, она лишит его преимущества во времени. Но не учла, что получив несколько часов безмолвия наедине с природой, Ян сможет все хорошенько обдумать и спланировать дальнейшие свои действия.

Он не верил в добрые намерения Милены. Если бы она действительно хотела спасти Дашу, разве говорила бы загадками? Разве высасывала бы из него силы? Разве не отправила бы поближе к Даше, по-быстрому изложив ему суть дела?

То, что сделала Милена, оказалось не помощью, а дерьмом на постном масле!

Ян был растерян, измотан, опустошен.

И ненавидел это состояние.

Ненавидел то гнилое зерно, что посеяла в нем Милена.

Черт! Она заставила его сомневаться в правильности поступков Анисьи! Ян никогда прежде не позволял себе омрачать светлый образ бабушки, даже ненужными воспоминаниями. Слишком многим она пожертвовала ради него.

Но сейчас…

Сейчас все было по-другому.

Стоило ему подумать про Дашу, как хваленая логика незамедлительно давала сбой!

Черт бы побрал Банши и всех ее потомков!

Если бы Милена не нарвалась тогда на его бабушку, то ее род продлился бы без «проклятия», Ян никогда бы не стал Вестником, а Даша…

Он сглотнул.

С Дашей они никогда бы не встретились.

Да и кто знает, как повела бы себя судьбоносная кривая, изменив свое направление?

Ян утер мокрое лицо от капель, что стекали с волос и посмотрел в зеркало. Хмыкнул. Мужчина, что сейчас отражался напротив, был Кенгерлинскому почти чужим. Ему не нравилось это чувство гнетущей пустоты, что мучило с того момента, как это проклятая девчонка шагнула в портал!

Милена просила его сделать выбор, просила отбросить месть и спасти Дашу. Только вот никто не спросил Яна, кто в таком случае спасет его? Готов ли он пожертвовать всем к чему привык, ради девчонки, которую почти не знает?

Ян насухо вытерся полотенцем, вышел из ванной комнаты и направился к шкафу. Одевшись, он бесшумно спустился в столовую и наскоро подкрепился тем, что согрела для него Эмма Эдуардовна. Сама женщина с того дня, как Даша пропала, старалась не попадаться ему на глаза, точно избегала, точно винила во всем случившемся…

Кенгерлинский даже радовался своему вынужденному одиночеству. Он не хотел увидеть в глазах Эммы Эдуардовны осуждение или жалость. Хватит с него Адисы, который чуть ли не ежеминутно пытался убедиться в его психической вменяемости!

После того, как Ян вернулся в особняк, он прямиком отправился в свой кабинет, где попытался связаться с бабулей, но Анисья на связь не вышла. Глупо было надеяться, что через столько лет она откликнется на его зов, но попробовать стоило! Ян должен был узнать всю правду, чтобы четко спланировать свои дальнейшие действия. Сейчас же его настойчиво преследовало чувство, будто какой-то части мозаики не хватает, дабы сложить целостную картинку.

Он не принял окончательного решения, что будет делать со всей свалившейся на него информацией в дальнейшем. Яну не нравилось оставаться в подвешенном эмоциональном состоянии, но все размышления о мести Верховному или Даше в его жизни, он решил отложить. Хотя бы до того момента, как не найдет пропажу.

О том, что он ее обязательно найдет - Ян не сомневался.

Да, он ее из-под земли достанет, если нужно будет!

Не став больше тянуть время, Ян вышел из особняка, уселся на любимый байк и помчал в город.

Единственное в чем он собирался послушаться Милену – найти ведьму.

И к счастью Яна и несчастью ведьмы, он точно знал, где искать.

Звонить Адисе не стал.

Ян устал от его чрезмерной дружеской опеки. Да и он не знал, чего именно стоит ожидать от встречи с ведьмой, поэтому вторая пара ушей в данной ситуации казалась ему действительно лишней.

Когда байк затормозил в знакомом дворе, была уже глубокая ночь. Промозглый осенний ветер пробирал до костей. Ян припарковался и решительным шагом направился к подъезду.

Первый этаж встретил его резким запахом кошачьей мочи и темнотой. В таких районах, как этот, лампочки в подъездах были такой же редкостью, как снег в июне.

Перепрыгивая через две ступени, Ян быстро оказался у лифта, нажав кнопку. С противным скрипом дверцы разъехались, открыв его взору грязные, исписанные бранью стенки кабинки.

Поморщившись, Ян зашел внутрь и нажал кнопку шестого этажа.

Вскоре он уже стоял на площадке у нужной ему двери.

Намереваясь толкнуть дверь ногой, Ян замер. Смутное предчувствие остановило его.

Несколько секунд Кенгерлинский постоял в тишине, собираясь с мыслями, после выдохнул и постучал в дверь.

К его удивлению она поддалась под его рукой и открылась.

Он потянул за ручку, как услышал:

– Ян...

Тихая мольба прозвучала отчетливо, точно кто-то забрался к нему в голову.

Тело пробила дрожь. Ян зажмурился и прислушался.

Самым необычным было то, что Ян узнал голос. Черт! Голос Банши он бы узнал из тысячи!

Неужели, он так сильно желал ее найти, что свихнулся?!

Когда зов не повторился, Кенгерлинскому ничего не осталось, как списать все на разыгравшееся воображение. Чтобы встряхнуться, он даже несколько раз ущипнул себя.

А после потянул ручку на себя и вошел в темноту коридора, плотно прикрыв за собой дверь.

– Я ждала тебя, – на фоне ночной тишины женский голос прозвучал почти оглушающе.

Десятки свечей, расставленных на полу, вспыхнули. Язычки желтого пламени заискрились в танце. Рваный свет осветил обладательницу голоса и Ян нахмурился.

Ведьма ждала его.

Еще одна причина того, чтобы вести себя более чем осмотрительно. Ян понял, как он ни старался распутать клубок, а правила игры все еще устанавливал не он.

Кенгерлинский твердо был настроен поменяться ролями.

Он привык руководить процессом, а не подчиняться неведомой руке.

И не собирался изменять своим правилам.

 Глава 19

Сделка

– Никогда не верила в твою терпеливость, Вестник. А теперь удивлена. Что ж ты остановился на пороге? Или передумал?

Ян хмыкнул и наконец заставил себя шагнуть в комнату, где была ведьма. Он не растерял прежнюю решимость, просто на мгновенье засомневался в правильности того, что пришел сюда в одиночку. Если ведьма его ждала, значит, как пить дать она что-то задумала. Так почему он не подстраховался, взяв с собой Адису?

Черт! Потому что как был самоуверенным идиотом, так им и остался!

До сих пор верил, будто все будет идти по его плану, а увидев ведьму, в глазах которой читалось ее превосходство перед ним, разозлился на собственную беспечность!

Если он не сможет выудить нужную информацию, кто поможет Даше?

Ян постепенно поддавался отчаянью. Время шло, день сменялся ночью, наступал следующий день, а он все также оставался беспомощным, мотаясь в поисках. Не продвинулся к своей пропаже даже на метр! А что если у него не получится найти Банши? Что если…

Ян скривился от собственных мыслей. Когда он успел так размякнуть?

Ведьма сидела на полу в окружении горящих свечей, отблески пламени причудливо играли в ее распущенных волосах. То ли срабатывал эффект интимного освещения, то ли ведьма применила несколько своих магических штучек, но она казалась безупречной. Алебастровая кожа притягивала взгляд Яна. Будь он в другом настроении, наверняка, попробовал бы подкатить к ведьме с более личным предложением. Но не сейчас, не тогда, когда все его мысли занимала совершенно другая особа.

– Не ожидал такого горячего приема, – криво усмехнулся Ян. – Ты всех так встречаешь, ведьма?

– Ты хочешь услышать, что ты особенный, Вестник? – в глазах женщины блеснул опасный огонек. – Что ж… Ты особенный, я признаю. Доволен?

– Буду, когда скажешь где моя Банши.

– Девочка, порвала поводок? – засмеялась ведьма. – Неужели Вестник потерял сноровку и выпустил свою жертву?

– Ты меня провоцируешь на грубость или просто нравятся жесткие игры?

Женщина провела заостренным к концу ногтем по вырезу платья, которое оголяло ее покатые плечи, и подмигнула:

– Не думаю, что у тебя в запасе есть что-то такое, что смогло бы меня удивить, Вестник. Уж прости, – она дерзким движением откинула волосы с плеч, – но ты слишком неопытен для взрослых игр.

Черт! Будь он проклят, если ведьма сейчас не заигрывала с ним! С ним?! С тем, кто участвовал в играх по истреблению ей подобных?

Ян не смог сдержать ухмылку.

Ведьма или еще кто сидела перед ним, а прежде всего она была просто женщиной. Красивой женщиной, которая нуждалась в мужском внимании и ласке. Ему всегда безошибочно удавалось уловить этот посыл тайной потребности, и сейчас подобную жажду разрядки он чувствовал от ведьмы.

Раньше он бы наплевал на свои принципы «не спать с нечистью» и поддался искушению, тем более, судя по виду, ведьма обещала быть весьма сладкой штучкой.

Странным было другое.

Разум Яна прекрасно осознавал все открывшиеся ему возможности, оценивал достоинства и прелести ведьмы, которые она старалась выставить напоказ, то неуловимым жестом проведя по округлым бедрам, то сделав слишком глубокий вдох, чтобы грудь под узким лифом всколыхнулась. Все это он подметил почти мгновенно и даже чисто инстинктивно, чем специально.

Ян привалился спиной к дверному косяку и сложил руки на груди, нахмурившись. Похоже дело было дрянь. Иначе как объяснить, что он не чувствовал влечения к вполне сексуальной женщине? Хотя его тело уже давно нуждалось в разрядке. Тогда почему он не может получить ее сиюминутно здесь и конкретно с этой женщиной?

Ранее каждая женщина, проходившая через его постель, просто снимала похотливый зуд, что одолевал его с завидной периодичностью. Ведьма также могла стать одной из… очередных, мимолетных удовольствий.

Если бы не одно маленькое «но», которое в миг преобразило плохое настроение Яна до изрядно гадкого. Он не хотел ни эту женщину, ни любую другую, просто очередную в его списке побед.

А все потому что гадкая девчонка с грустными глазами цвета горячего янтаря крепко пробралась под его кожу.

Дерьмо! Яну невыносимо сильно хотелось выругаться вслух.

– А ты не до конца потерян, как мне ранее казалось, – промурлыкала ведьма, не спуская с него глаз. Казалось, от этого цепкого взгляда ничто не способно утаиться.

Ян поежился.

Ему было неуютно ощущать себя точно подопытная крыса под сканером этих холодных глаз.

– Может, обойдемся без загадок? – в изнеможении вздохнул он. – Я чертовски устал гоняться за призраками.

– Ты еще и не начинал, мальчик мой, – улыбнулась ведьма и эта улыбка вышла какой-то вымученной и грустной. – Поверь мне, в погоне за призраками мне нет равных.

Ян обвел взглядом комнату. Обстановка показалось ему удручающей. За интимным пологом темноты, который колыхался за отсветом свечей, ему практически не удалось ничего разглядеть. Только темноту, густую и девственную, точно за пределом, где заканчивался тусклый свет – ничего и не было вовсе.

– Тогда, может, перейдем сразу к сути, ведьма?

– Смотря, что ты имеешь в виду под «сутью», – невинно улыбнулась она.

Ян взвыл.

Она играла с ним! Так же, как и Милена до этого! Так же, как Эмилия! Мучила, наслаждалась его непониманием и растерянностью, впитывала в себя его слабость! Это было ужасно унизительно. Где он так нагрешил, что на пути к Банши приходится пройти через подобные пылающие угли?

– Ненавижу женщин, – проворчал он.

– Сладко врешь, мальчик мой, – подмигнула ведьма. – Я вижу тебя насквозь. Впрочем, как и тысяч до тебя. Знаешь, это так утомительно и… скучно.

В комнате стало холодно, будто кто-то намерено подкрутил какой-то вентиль и опустил температуру до минимально допустимой отметки. Ян вздохнул, заметив, как пар изо рта взвился тонкой струйкой в воздух и растаял.

– Ведьма, скажи, где моя Банши и я избавлю тебя от скуки копаться в моих мозгах.

– Твоя Банши? – женщина театрально изогнула тонкие брови, Ян нахмурился.

– Не цепляйся к словам. Это сути дела не меняет! – он почувствовал, что терпение подступило к горлу горьким комом и грозится вот-вот выплеснуться через край.

Последние дни были слишком тяжелыми. Постоянная суматоха вперемешку с беспокойством за сохранность тельца Банши губительно подействовала на нервы Яна. Он находился на грани того, чтобы броситься во все тяжкие, кромсая все, что попадется на пути к желанному.

Гнев пульсировал где-то под темечком, горячей волной спускаясь по позвоночнику.

– Дыши, Вестник, дыши, – окатила серьезным тоном ведьма. – И не советую делать глупостей. Иначе наша сделка не состоится.

– Сделка?!

– А ты что думал, я бесплатно раздаю информацию? Ха! Благотворительность, увы, не мой конек.

Яну пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, зажмурившись, чтобы подавить острое желание сдавить горло женщины и вытрясти из нее необходимую информацию. Этот сумасшедший график и сумасбродная выходка проклятой девчонки совсем лишили его сил трезво мыслить. Ян облизал пересохшие губы, призывая себя к спокойствию. Он и ранее не отличался терпеливостью и кротостью нрава, что уж говорить про теперь, когда бессонница смешалась с гнетущей пустотой внутри. Весь этот эмоциональный коктейль, что вдруг завладел Яном, напрочь сносил крышу.

Проклятье! Он не привык, чтобы эмоции мешали ему действовать холодно, расчетливо и с изрядной долей собственной выгоды в любых ситуациях. А эта внутренняя нестабильность, что сейчас подталкивала его проявить свою темную сторону, могла сыграть злую шутку. Кто знает, на что способна эта ведьма? Что-то Яну подсказывало, что она не так проста, как хотела казаться.

Только усилием воли, он подавил агрессию, открыл глаза, впившись взглядом в улыбающееся лицо ведьмы, и холодно поинтересовался:

– Сколько?! – Ян нащупал кошелек во внутреннем нагрудном кармане куртки.

Ведьма скривилась.

– Меня не интересуют деньги.

– Нет? А раньше ты не брезговала хорошенько содрать зелень с клиентов.

– Я и сейчас не брезгую, – ведьма провела пальчиком над пламенем ближайшей к ней свечи, огонек лизнул ее бледную кожу. – Просто за эту информацию меня не интересуют деньги.

– И что же ты хочешь взамен? – Он напрягся. Все рецепторы кричали об опасности.

Ведьма выдержала длительную паузу, за которую Ян успел трижды проклясть ее и вдоволь поскрежетать зубами.

– Скажем так, Вестник, я хочу твою клятву, – довольно прищелкнула языком она.

– Клятву?!

– Именно. Поклянись, что выполнишь любую мою просьбу, не смотря на то, что и когда попрошу у тебя.

Ян даже присвистнул от восхищения. Ведьма мало того, что не дура, она оказалась превосходным манипулятором! Знала, дрянь, что просить! Это было крайне рискованно, соглашаться на подобное. Какие гарантии того, что просьба ведьмы в будущем будет невинной и не принесет ему еще более разрушительных последствий, чем исчезновение Банши?

Ведьма и невинность?! Нет, он точно спятил, если даже мысленно совместил эти два противоположных понятия.

– Хорошо, я клянусь, рассказывай. – Кивнул он.

– Не принимай меня за дуру, Вестник. Я приемлю только клятву на крови.

Ян сжал кулаки. Вот ведьма так ведьма! Он мысленно поставил еще одну галочку напротив пункта почему стоит истреблять подобных этой женщине, что подцепила его на крючок. А ведь другого выхода, чтобы избежать клятвы и получить необходимую информацию, кроме, как согласиться на предлагаемые условия, не было.

– Если ты меня обманешь, – мрачно покачал головой он.

– Я ведьма, но не такая сучка, как ты думаешь, – женщина протянула Яну кинжал и глиняную чашу. – Если мы договорились, нацеди сюда своей крови.

Он нехотя принял чашу и нож. Скрипнув зубами, резко сделал поверхностный надрез на левой ладони, сжал руку в кулак и подставил чашу. Густые, темные капли заструились в посудину.

– Достаточно, – остановила его ведьма, когда кровь заполнила чашу на одну треть.

Женщина поднялась, плавно покачивая бедрами, направилась к нему. Забрав чашу, она провела рукой над порезом Яна, что-то прошептав на неведомом языке, и кровотечение прекратилось. Поперек ладони Яна остался лишь тонкий, розоватый шрамик.

Окунув кончик указательного пальца в кровь, женщина отправила его в рот и облизала, причмокнув.

– То, что надо. Теперь я уверена в исходе событий.

– Что?

Она проигнорировала его вопрос, вернулась в центр комнаты, уселась на прежнее место, поставив чашу перед собой. Кинжал ведьма положила по правую руку на удобном расстоянии, будто собиралась воспользоваться им в случае чего.

– В случае чего? – переспросил себя Ян, но ответа не нашел. То, что происходило с ним в эти сутки, имело просто ошеломительный эффект. Ян даже не мог подобрать нужного слова, кроме как матерного, чтобы описать весь хаос, что охватил его.

– Милена сказала, найти ведьму – я нашел, толку? Вместо того чтобы ясно ответить на все вопросы, каждая женщина пытается провести меня вокруг пальца! Скажи, это в вас вдруг женская солидарность проснулась или я просто попал под раздачу ПМС? – возмутился Ян.

Ведьма насмешливо изогнула брови:

– Я не удивлена, что Милена послала тебя к ведьме, она с легкостью могла бы войти в контакт с любой ведьмой, чтобы присосаться к тебе еще сильнее. Ты же просто кипишь эмоциями, Вестник! Не мужик, а ходячий десерт с орешками.

Ян фыркнул.

– Так Милена сейчас здесь? Продолжает подпитываться от меня?

– Нет.

Уверенность, что прозвучала в ее ответе, почти заставила Яна поверить ей. Но точно зная, что ведьмам нельзя доверять, он тряхнул головой, прогоняя туман в голове.

– У тебя большие проблемы с доверием, Вестник, – подразнила его она. – Я сказала «с любой ведьмой», но ты же понимаешь, что я не любая?

– Я уже ничего не знаю. Какого черта предку Банши от меня нужно?

– У Милены много мотивов, – неопределенно повела плечами ведьма. – И основной из них – скука.

Ян недоверчиво сузил глаза:

– Но Милена сказала, что хочет положить конец проклятию, которое наложила моя бабка!

– Может и хочет, – кивнула она. – Но ничего поделать не в силах. Во-первых, те, кто заточен на нижних слоях Бездны, где все беспрерывно рассыпается на атомы, слишком слабы для активных действий. Я удивлена, как ей удалось затащить тебя к себе. Либо она слишком долго копила силу в себе, планируя все тщательно и заранее, либо ты, Вестник, теряешь хватку.

Он скрипнул зубами. Женщина, не обращая внимания на его реакцию, продолжила разговор. Взгляд ведьмы сделался пустым и тусклым, сфокусировавшись в одной точке.

– Во-вторых, я могу предположить, что Милена действительно хочет снять родовое проклятие, но совершенно не потому что ее беспокоит судьба кого-то из потомков. Знаешь ли, эгоизм никогда не трансформируется в альтруизм, пусть даже пройдет тысячу сотен лет. Каждый преследует свои цели и Милена не исключение. Ты знал, что если падет проклятие, она будет свободна?

Ян покачал головой.

– В каком смысле свободна?

– Умрет или сможет беспрепятственно перемещаться между слоями миров, третьего не дано. А что именно будет ее свободой, я не знаю.

Ян, не в силах сдержать охватившего его беспокойства, нервно затоптался на месте.

– Хоть что-то из того, что она мне там наплела было правдой?

– Что-то было…

– Про проклятие и бабку не соврала?

– Что, трудно поверить, будто Анисья не такая святая, как казалось? – прищурилась ведьма.

Ян решил проигнорировать этот вопрос. Его настоятельно атаковало чувство, что их диалог зашел не в ту сторону, но у него накопилось столько вопросов и так катастрофически не хватало времени, чтобы задать их все!

– Пожирателю Душ ничего не стоит одурачить любого, но не думаю, что Милена сыграла с тобой в такую игру. Сейчас это не было бы ей на руку. Подумай сам, какой толк ей лгать о том, что ты сможешь проверить сам?

– Пожиратель Душ?

Ведьма вздрогнула. В комнате стало еще холоднее. Просто противоестественно холодно!

– Не люблю этих тварей, – призналась она. – И да, опережая твой следующий вопрос, Милена стала Пожирателем Душ, это возможно с некоторыми существами, которые пробыли в заточении слишком длительный срок. Пожиратели питаются чужими эмоциями, как негативными, так и позитивными, способны иссушить свою жертву до капли, а также принимать форму и облик любого твоего страха. Странно, что ты не знал. Я думала, после того, как ты прикончил одну из них, стал осторожнее и опытнее в этих делах.

– Неужели Эмилия тоже…?

– Да, – скупо проронила ведьма.

Ян поежился, невольно воскрешая в памяти воспоминания, связанные с этой дрянью. То, что он до сих пор помнил все события, произошедшие так давно, тревожило его. Неожиданно его так остро осенила мысль, что он чуть не подпрыгнул.

– Постой-ка, ведьма. Откуда ты все это знаешь? Я не помню, чтобы откровенничал с тобой.

– Я много чего знаю, – ухмыльнулась она. – Намного больше, чем ты можешь себе представить. Знания имеют свойство накапливаться с годами.

– Неужто ты так стара? – блеснул остроумием Ян.

– Не стара, а мудра. Ну и подумаешь, всего на несколько столетий старше, чем ты. А может на несколько десятков или сотен столетий, – Ян ошарашено запустил пятерню в волосы. – Я уже и не считаю.

Свечи почти догорели. Тьма понемногу серела. Повсюду стоял запах трав и приятных благовоний. Ян погрузился в тревожное молчание. Мысленно одна ужасающая картина в его голове сменяла другую и он никак не мог отделаться от беспокойства, что его охватило.

С объяснениями ведьмы некоторые недостающие пазлы заняли свое место, но многие из них породили еще большее количество пробелов во всей истории. Недосказанность бесила Яна, он хотел видеть общую картинку целиком, чтобы хорошенько спланировать свои будущие действия. А оказалось, что до сих пор он обладал лишь кусочком мозаики, неполным обрубком информации, которую ему соизволили подобрать, как подаяние нищему.

Ян был зол. На кого больше: бабушку, злой рок, Банши или самого себя – он не разобрался.

– Вообще-то я давно тебя уже жду. В тот день, когда ты явился за Дашей, думала, все карты мне спутаешь, а ты нет, даже подсобил. – Прервала его мысли ведьма.

Ян повернулся и окинул заинтересованным взглядом женщину, ожидая продолжения ее странного рассказа.

– Ведь это именно ты, Вестник, завершил круг ее Посвящения.

– Не понимаю о чем ты, – искренне удивился он. – Я не проводил обряда Посвящения, эстафету от Верховного жнеца не принимал, уж такое я бы запомнил!

Ведьма рассмеялась.

– Даша не обычная Банши, мальчик. Ее проклятие было заморожено несколько лет, пока не произошла активация, что я спровоцировала. Вместе с силой к Банши вернулось родовое проклятие крови, а чтобы полностью соединиться со своей второй ипостасью необходимо было оказаться на грани смерти, в той среде, где рождается истинная Банши.

– Дерьмо! Получается там у озера я ее активировал?

– Нет, Вестник. Активировала ее именно я и в тот момент, когда все игроки готовы были вступить в игру, – она беззастенчиво подмигнула, – а ты лишь завершил начатое и углубил вашу связь. Вестник и Банши, инь и янь, две половинки одной сущности, разве не романтично? Ну, похвали же меня за такую гениальную идею!

– Как мне ее найти? – взволнованно выдавил Ян.

Ведьма со скучающим видом стала рассматривать собственные длинные ногти. Взмахнув рукой, она затушила свечи. Комната погрузилась в полумрак. За окном, которое Ян только что заметил, светало.

– Ваша связь поможет тебе ее отыскать.

– Бл*дь, какого хрена ты мне голову морочишь! Ты думаешь, я не пытался? Она не работает!

Ведьма прервала его раздражение строгим взглядом, от которого сразу же стало не по себе.

– Поправочка, временно не работала! Как бы ты уловил ее, умник, если Банши не было в нашем измерении?! Я гениальна, но не всесильна, мальчик. Сейчас Даша здесь и ты найдешь ее. Включи свои мозги и хоть раз подумай тем, что находится между плеч, а не ног, – на мрачный взгляд Яна она продолжила, – тогда поймешь, что у тебя есть кое-что помимо самолюбия и огромного эгоизма. Кое-что, что безошибочно приведет тебя к ней. Твое преимущество.

– И что это? – нетерпеливо подался он вперед.

– Я сказала, подумай сам, значит сам! Я не бюро помощи!

Ян раздраженно поджал губы. Больше ему здесь ловить было нечего. Он вдруг понял, что ничего существенного от ведьмы, кроме того, что она уже соизволила сказать, не добьется. Его охватила неимоверная усталость. Он не прощаясь, двинулся к выходу.

– И запомни, что я только подвожу необходимых игроков к перекрестку, выбор делает каждый самостоятельно, – донеслось ему в спину. – Не ошибись.

Ян застыл. О каком выборе ему постоянно твердят?!

– Окажи мне услугу, ведьма, – приглушенно попросил он, не оборачиваясь.

– Еще одну? – насмешливо протянула женщина. Не дождавшись ответа, заговорила первой. В ее голосе слышалось неприкрытое любопытство. – И какую же?

– Дай мне отворотное зелье.

– Что?! Какое-какое зелье? – казалось, она открыто над ним потешалась.

Сжав руки в кулаки так, что захрустели суставы, он заставил себя выдавить:

– Такое, чтобы любовь превратилась в ненависть.

– Неужели такой ловелас, как ты, Кенгерлинский, не может отвадить от себя женщину?! Да тебе стоит пару раз взбрыкнуть по-настоящему, показать свой характерец во всей красе и любая девка сбежит за горизонт!

– Я хочу зелье для себя, – сквозь зубы прошипел он.

– Да иди ты! – выдохнула ведьма. – Ян Кенгерлинский, заядлый бабник и эгоист до мозга костей, влюбился?! Вот умора!

Сгорая от смятения и испытывая к себе ужасное отвращение, Ян не стал дожидаться ответа. Он опрометью кинулся к выходу и уже через секунду слышал громкий хохот, что ударил его в спину. Оказавшись на лестничной площадке, Ян, перепрыгивая через две ступени, метнулся вниз. Этот женский хохот преследовал его.

Через несколько пролетов, Ян остановился, чтобы перевести дух. Его взгляд уцепился за темные пятна на полу, возле старой дерматиновой двери. В нос ударил металлический запах, заставив его поморщиться. Даже без должного освещения он мог с точностью назвать источник данных пятен. Кровь. И судя по резкому запаху, еще свежая.

Неодобрительно покосившись на дверь, будто она могла ответить на его вопросы, Ян тряхнул головой и поспешил покинуть подъезд. Его совершенно не касалось, кого здесь совсем недавно замочили. Сейчас у него были совершенно другие приоритеты.

На улице его поприветствовал багровый рассвет. Наглухо застегнув кожанку, он снял с байка шлем. Неожиданно нахлынули воспоминания, как не так давно этот шлем охранял голову Даши, а сама она тесно прижималась грудью к его спине.

Подавив непрошеную ностальгию, Ян завел мотор и поспешил покинуть это проклятое место, где на каждом шагу его поджидали болезненные воспоминания. Выезжая из переулка, он чуть не налетел на взлохмаченную девку в коротком джинсовом платьице. Только в последний момент, она отскочила от него, избегая столкновения. Не удержав равновесия, покачнулась на тонких шпильках, и шлепнулась на задницу.

«Шлюха», – мелькнуло у него в голове, стоило только окинуть ее взглядом. Не притормаживая, Ян хмыкнул в тон мыслей. Вскоре его байк влился в редкий поток машин на утренней трассе.

Ян выжимал байк с особым остервенением, точно скорость могла освободить его от дерьма, в которое он вляпался. В дороге ему всегда лучше думалось, только на этот раз он решил наоборот забыться.

Ян сконцентрировал все свое внимание на скорости, шуме ветра в ушах и ощущении полета. То, что с остервенением жрало его изнутри все последние дни, оказалось заглушено силой воли.

Кенгерлинский никогда не проигрывал. И теперь не собирался. Даже если в этот раз придется сыграть с самим собой.

Глава 20

На пути к сближению

Самый страшный кошмар, который Адиса только мог себе представить, превратился в явь.

Перебирая в голове всевозможные варианты развития будущих событий, он стоял посреди комнаты и продолжал ошарашено таращиться в пустоту. Всего несколько секунд назад здесь была открыта беззубая пасть портала, и когда она захлопнулась прямо перед его носом, засасывая Яна вовнутрь, Адиса все еще не мог поверить в подлинность происходящего.

– Бред… Черт, какое же дерьмо! – он вцепился руками в волосы, растопырив пальцы.

Адиса прекрасно осознавал, что со стороны этот жест выглядел, как отчаянный. Будь он в пенатах Подолки, можно было дать руку на отсечение, что даже родной коллектив не признал бы в нервном типе хотя бы отдаленного сходства с уравновешенным доктором Адисой Узомой. И слава Всевышнему, что такие сильные переживания застали его вне стен лечебницы. Никоим образом не хотелось терять лицо, которое он с таким трудом столько лет нарабатывал.

Руки дрожали, как унять неприятное подрагивание в пальцах, успокоиться и найти верное решение – он не знал. Ничего лучше, чем занять руки хотя бы на минуту взъерошиванием волос, придумать не удалось. С другой стороны, если бы для того, чтобы вернуть Яна и обезопасить его от последствий таких рискованных портальных путешествий потребовалось бы и вовсе вырвать волосы, Адиса, не задумываясь, так и поступил бы.

Краем глаза он заметил смутное движение и медленно, словно нехотя, повернул голову. Внутри прозрачного пузыря, что так и не исчез после ухода Кенгерлинского, замерли в неловких позах Брагин и Рита. Девушка выглядела крайне бледной и то, что ее веки были плотно закрыты, говорили Адисе о том, что рыжая до сих пор без сознания. Даже не имея полноценной практики в других сферах медицины, кроме психиатрии, он понял – этот признак не сулит ничего хорошего.

Первой мыслью было уйти. Не оборачиваясь.

Разве он что-то обещал этим двоим? Разве обязан тратить время на то, чтобы распутать узлы, завязанные Яном?

Адиса уже почти прочно утвердился в принятом решении, как внутри него тревожным звоночком зазвучала совесть.

Переводя все еще неосознанный взгляд вниз, на ключи, что холодили ладонь, Адиса встряхнулся. Холодная решительность пронзила его до костей. Сейчас не время, чтобы предаваться унынию. Что он будет за человек, если отвернется от людей, нуждающихся в помощи?

На языке у Адисы вертелось до сотни эпитетов того, как можно себя в такой ситуации назвать, но, ни один из них не был произнесен вслух. Вместо этого, он быстро спрятал ключи от байка в карман брюк и решительным шагом направился к другим участникам драмы, что здесь развернулась. По вине Кенгерлинского. Или же лучше сказать, что по вине его нескончаемого эгоизма.

Остановившись на расстоянии полуметра от прозрачной преграды, Адиса закусил губу. Во время прохождения обучения в поселении жнецов, он ни разу не проводил обряд соединения разумов и призыва другой души, что как раз провернул Ян с рыжей. Но знал, если преграду не снять вовремя, то никто не сможет помочь девушке. Пройти к ней, казалось невозможным, до того момента, как Брагин не заскочил внутрь, словно черт из табакерки. Как он это провернул, оставалось загадкой.

Адиса не обладал всеми необходимыми знаниями или же магической практикой, что могла помочь преуспеть в этой щекотливой ситуации. В его ментальном багаже было лишь несколько фолиантов, где вскользь упоминались подобные обряды, да и то, читал он их крайне невнимательно, веря, что никогда в будущем не представится случая столкнуться с подобным. Пусть он наполовину жнец, но не собирался использовать свои силы для поклонения Смерти. При каждом обряде, что проводили жнецы, часть сил уходила к духу Смерти, добровольно или нет. Не то чтобы Адиса не желал делиться… Просто он всегда мечтал жить тихо, эмпатить в клинике и не связываться с потусторонними силами. Вместо этого завязал дружбу с Вестником Смерти и вляпался во всю мистическую хрень по самое не балуй.

Теперь же, глядя на прозрачную преграду, он искренне пожалел упущенных возможностей из-за своей беспечности. Как ни крути, а ему все равно придется исправлять оплошности Кенгерлинского. Иначе…

Адису передернуло.

… еще одна смерть будет на его совести.

Если верить крупицам воспоминаний, что были по поводу подобных обрядов, защитный полог должен снимать тот, кто его наложил. Адиса крепче стиснул зубы. Рассчитывать на внезапную помощь от Яна не приходилось. Это было так в его стиле – заварить кашу, а с последствиями оставить разбираться кого-то другого! Из-за подобных выкрутасов у Адисы возникало непреодолимое желание собственноручно придушить Кенгерлинского. Причем возникало оно с завидной периодичностью.

Аккуратно приблизившись вплотную к прозрачной стене, но до сих пор стараясь случайно ее не задеть, чтобы не спровоцировать контакта с телом, Адиса выставил вперед руку. Он приложил внутреннюю сторону ладони к пузырю и со свистом втянул воздух. Мышцы словно прошибло молнией. Все в теле отозвалось болью. По инерции он попытался отдернуть руку и отпрыгнуть, но ничего не получилось. Тонкая оболочка словно вросла в него, крепко удерживая на месте.

Адиса с трудом сосредоточился, отодвинул досадные ощущения на задворки разума и стал повторять руну снятия полога. Он даже не заметил сколько времени прошло, пока без остановки бубнил под нос слова на древнем, неприятном слуху, языке. Казалось, что время в тот момент и вовсе застыло…

От странного оцепенения Адиса очнулся в тот момент, когда его слуха достигли глухие стоны. Тут же сознание затопила буря настолько сильных эмоций, что он пошатнулся, будто от ощутимого толчка в грудь. Чужие чувства захлестывали, били через край и грозились придавить тяжестью, сорвав с губ последний вздох.

Отчаянье, боль, вина, разочарование, страх…

Все это было знакомо Адисе не понаслышке, но вместе эмоции создавали гремучую смесь. Яд.

Несколько десятков секунд ушло на внутреннюю борьбу.

Только тогда, когда Адиса был полностью уверен, что вернул контроль над своим телом и чужие эмоции больше не пробьют защитную стену – открыл глаза.

– Не смей, слышишь меня? Не смей. Не сейчас. Никогда, – шептал Брагин, все также раскачиваясь на коленях.

Он, то повышал голос, то понижал его до еле различимого шепота, такого, что некоторые слова невозможно было разобрать.

Адиса вытер вспотевший лоб:

– Она не дышит?

Мужчина дернулся, поднял голову и уставился на него невидящим взглядом. Его глаза были подернуты полупрозрачной дымкой. Адисе стало не по себе. Брагин точно смотрел сквозь него и в тоже время, будто прошивал этим странным взглядом его душу до самого дна.

– Мертва? – еще раз попытался пойти на контакт Адиса.

Мысль о том, что надо разворачиваться и скорей уходить из этого дома, пока чего доброго этот мужик не накинулся на него, безостановочно прокручивалась в голове. Никто не мог дать гарантий, что после того, как Брагин невесть каким макаром ворвался в закрытый круг, его разум остался нетронутым. Тем более, если судить по глазам…

– Что? – прохрипел Брагин, пытаясь сфокусировать взгляд.

Через несколько секунд Адиса с облегчением заметил, что ему это удалось. Исчезла отстраненность, а вместе с ней и пелена.

– Нет, дышит. Но слабо, – тихо ответил Брагин, возвращая свое внимание девушке, что продолжала безвольно лежать на его коленях.

– Я, конечно, не хирург, – как можно спокойнее начал Адиса. У него был огромный опыт общения с нестабильными личностями, в список к которым только что почти неосознанно была добавлена фамилия Брагина, – но, думаю, что первым делом необходимо перевязать рану и остановить кровотечение. Или один твой взгляд несет в себе целебные свойства?

– Что? – растерянно переспросил мужчина. – Черт! Какой же я идиот!

Брагин поднялся, осторожно подхватив девушку на руки, и быстро направился к выходу из комнаты. У подножья лестницы на второй этаж, он обернулся:

– Захвати аптечку и поднимайся за мной. Вторая дверь от лестницы. И поторапливайся. Мы и так потеряли слишком много времени.

Адиса кивнул, не став спорить с властностью, что прозвучала в голосе мужчины, который почему-то решил отдавать ему приказы. Пускай это было непривычно, позволять кому-то говорить с собой в таком тоне, но, как не странно, помогало отвлечься от мыслей про Яна.

Сделав несколько шагов в обратном направлении к гостиной, Адиса остановился как вкопанный:

– А где мне ее взять? – прокричал он, надеясь, что Брагин услышит, и подниматься на второй этаж вхолостую не придется.

– На кухне. Верхний шкафчик над раковиной.

Ответ заставил его усмехнуться. Кто хранит аптечку на кухне? Или же это специальная традиция хирургов?

Толком не понимая, что его так развеселило, Адиса быстро отыскал не отличавшуюся оригинальностью аптечку, – коробочка была белой с нарисованным красным крестиком посередине крышки, – и в несколько размашистых шагов-прыжков преодолел лестницу. Необходимую дверь он также нашел без особого труда. Комната, в которую ворвался, на ходу оценивая обстановку, однозначно была спальней. Даже взгляда мельком хватило на то, чтобы это понять. Огромная кровать послужила тонким намеком, а по скомканным простыням и разбросанной по полу одежде можно было судить, что до их с Яном прихода, ложе использовали по назначению или же не совсем.

Брагин выставил руку, даже не оборачиваясь к Адисе. Такое поведение могло его удивить, если бы было время удивляться. Адиса передал мужчине аптечку, обошел кровать и застыл возле окна, внимательно наблюдая за происходящим. Он не вмешивался, но был готов в любой момент прийти на помощь, если это потребуется.

Брагин действовал слаженно. В каждом его движении сквозил неприкрытый профессионализм и многолетний опыт. Если бы Адиса собственными глазами несколько минут назад в гостиной не видел растерянность и страх, что застыли на лице мужчины, то мог бы поспорить, что сейчас перед ним был совершенно другой человек. Тот, кто никогда ранее в своей жизни не сомневался в правильности решений. Более того, тот, кто даже и не знает, что такое сомнение, как таковое.

Для людей не свойственна такая мгновенная перемена в поведении, какую наблюдал сейчас Адиса. Федор Брагин не переставал его удивлять. Вот уже трижды за каких-то полчаса он заставил усомниться в правдивости увиденного. Первый раз, когда преодолел прозрачную преграду, второй, совладав с безумием, что заметно рвалось из него наружу и третий – сейчас, доказав, что умеет абстрагироваться от происходящего и заменять эмоции на профессионализм.

Адиса покачал головой. Да у Брагина вместо хребта стальной стержень! Иначе и не скажешь.

С каждой проходящей минутой, что он провел в наблюдении за действиями этого мужчины, внутри просыпалось уважение. Адиса всегда ценил в людях трезвый ум, быстроту принятия решений и твердость характера. А в Брагине, как казалось, подобного было в достатке, если даже не с лихвой.

Он быстро справился с запястьем девушки, которое все еще продолжало кровоточить. Видимо Ян сделал слишком глубокий надрез или же дело было в необычности самого ритуала. Брагин продезинфицировал рану и наложил тугую стерильную повязку, после быстро проверил важные жизненные показатели девушки и отчего-то скривился.

Нервозность в нем выдавал лишь беглый взгляд, который он слишком часто кидал на часы, точно не мог дождаться чего-то особенного.

– Что дальше? – лениво спросил Адиса.

Не то, чтобы его особо заботили дальнейшие планы Брагина, но мысли то и дело возвращались к Яну и его очередной глупости, отчего внутри вспыхивал гнев. Чтобы сохранить холодность рассудка, необходимо было занять себя чем-нибудь. Так почему же не попробовать поговорить, если уж так вышло, что ему приходится находиться в одном помещении с кем-то.

– Ничего. Ждать.

Брагин присел на кровать возле девушки и взял ее безвольную руку в свои ладони. Он продолжал неотрывно смотреть ей в лицо, точно пытался впитать в себя черты и надеялся разглядеть хоть малейшее изменение в них. Впрочем, это были всего лишь догадки Адисы, хотя он, как никто другой, мог точно сказать, что именно испытывал в эту долю секунды Брагин, стоило только приспустить защитную стену и позволить чужим эмоциям скользнуть внутрь себя.

Но он не стал этого делать. Дар, который всегда грозился сжечь его самоконтроль за один вздох, был последним, что хотелось сейчас испытать.

– Звучит не слишком оптимистично, – хмыкнул Адиса.

Брагин напрягся в плечах:

– Я вызвал бригаду скорой помощи. До их приезда больше ничего сделать не смогу.

Адиса с пониманием кивнул, как будто мужчина мог заметить его жест. То, что Брагин до сих пор не удостоил его даже взгляда, а даже и открыто игнорировал – раздражало.

– Почему ты сбежал от жнецов? – холодно спросил он, и когда Федор резко обернулся, припечатав его ненавистным взглядом, Адиса тайно возрадовался. Никто не смеет его игнорировать!

– Откуда ты узнал, что я сбежал?

– Почему ты думаешь, что это необходимо было узнавать?

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

– Нет. Я схватываю чужие привычки налету. – Нагло ощерился Адиса, но заметив, как Брагин злобно прищурился и непроизвольно подался к нему всем телом, примирительно поднял руки. – Ладно-ладно, остынь. Я просто знаю некоторые вещи, будем считать, что это маленькое ответвление моего Дара. А на тебе есть след, который присущ только жнецам, я его заметил еще тогда, в больнице, когда проведывал Катюшу. Только не обратил особого внимания. Какое мне дело? Недавно, когда Ян «повернулся» на этих идиотских поисках – вспомнил. Знаешь, я ведь даже и не ожидал, что Кенгерлинский так уцепится за эту идею, когда рассказывал ему. Знал бы – ни за что и слова не вымолвил бы.

Брагин заметно успокоился и даже растянул губы в неком подобии кривой улыбки. Адиса не стал дожидаться ответа с его стороны и продолжил:

– А дальше вычислить, что ты не просто жнец, а одиночка – стало вообще делом техники. У Яна много связей. Всего за пару часов мы узнали, что ты давно не живешь в клане и более того, даже не поддерживаешь с ними связь. Вот и решили наведаться.

– Надо было не открывать дверь, – он бросил тоскливый взгляд на безмятежное лицо Риты. – Все получилось бы по-другому.

Адиса пожал плечами, как никто понимая, что если Кенгерлинский что-то вбил себе в голову, он это получит. Любой ценой. Оставив собственные размышления при себе, вслух он сказал совершенно другое:

– Мне жаль, что так получилось. Это был крайне необдуманный поступок и никто не знал к чему он приведет. Я рад, что Рита жива и надеюсь, что ее здоровье в скором времени придет в норму.

Это были просто вежливые слова. Для проформы. Адиса знал, что обязан был их озвучить. Но ничего подобного на самом деле не испытывал. Ни жалости, ни сочувствия, ни тревоги за девушку, которая выглядела сейчас хуже, чем зомби в киношках про апокалипсис. На самом деле, как бы он ни старался, а мысли все равно возвращались к Яну. Внутри рос ком беспокойства.

Брагин скупо кивнул.

– Так почему ты сбежал от жнецов? – решил настоять на ответе Адиса.

– Мы с ними не сошлись во взглядах.

– В каких именно?

– Не твое дело.

– Резонно, – фыркнул Адиса.

Брагин замолчал. Всем своим видом он показывал Адисе, что пора убираться из этого дома восвояси, что ему тут не рады и если бы не Рита, то собственноручно выпихнули за порог. Адису совершенно ничего не держало здесь. Только уходить он не спешил. Медлил, точно ждал какого-то знака, а может, обыкновенного чуда, чтобы комната на первом этаже вновь разъехалась по швам, из глубины тьмы в реальность вернулся Кенгерлинский.

Это было глупо. Более чем.

Никогда не считая себя дураком, Адиса все-таки решил прекратить этот фарс. Он нехотя отлепился от подоконника, собираясь перекинуться напоследок несколькими словами с Брагином, взять с того обещание, что если Ян сюда вернется, чтобы дал знать и вызвать такси с эвакуатором. Байк Кенгерлинского только для него самого был сокровищем невиданной ценности. Для Адисы он всегда оставался обычным куском железа, за руль которого он никогда не сядет. По крайней мере до того момента, пока не сойдет с ума окончательно.

Тихий стон, прозвучавший в полной тишине комнаты, заставил его вздрогнуть от неожиданности. Адиса прикипел взглядом к парочке на кровати: Брагин все также держал девушку за руку, Рита все также оставалась без сознания. Хотя, казалось бы, ничего не изменилось, Адиса готов был дать руку на отсечение, что что-то происходило! Он ощущал это каждой клеткой своего тела!

Последующий стон прозвучал громче предыдущего. Судорожно втянув в себя воздух, девушка резко распахнула глаза.

– Рита? Ну, наконец-то! Потерпи еще немного, скорая уже на подходе.

– Нет! – встрепенулась она, но слабое тело отозвалось лишь легким ничего незначащим движением.

– Тс-с-с, девочка. Все хорошо.

– Я не поеду в больницу.

– Рита, – голос Брагина прозвучал предостерегающе. Адиса чувствовал себя лишним, но не мог оторваться от действа, разворачивающегося перед глазами. – Ты же знаешь, что так будет правильно!

– Не поеду!

– Ну, хорошо, – устало вздохнул Брагин. – Твоя взяла. Только не волнуйся. Я все устрою. Проведем трансфузию здесь.

– Нет, – заупрямилась она дальше. – Ничего не надо.

– Ты с ума сошла?! Этот мудак выкачал из тебя слишком много крови, чтобы она восстановилась самостоятельно!

– Отпусти меня.

Адиса нахмурился. Ему показалось, что он стал догадываться к чему вела рыжая. И эта смутная догадка ему не понравилась.

– Что?! – взревел Брагин. – Что ты несешь?

Все это время он ни на секунду не отпустил руку девушки, продолжая сжимать ее в своих ладонях, слегка оглаживая бледную кожу большим пальцем.

– Здесь мама. Она зовет меня, – хрипло сказала девушка. – Я хочу к ней.

– Нет! Слышишь меня? Рита, не смей идти к ней! Глупая девчонка! Не смей!

– Я так много не успела ей сказать…

– Скажешь потом, – напряженно прошипел Брагин. Он навис над Ритой, точно пытался защитить, прикрывая ее тело ото всех, даже от мнимой матери.

Адиса никогда не верил в призраков. Но кто сказал, что среди нечисти, в наличии которой он лично убедился, их не существовало?

– Когда? – захныкала Рита. – Я хочу сейчас. Она такая красивая и… зовет меня. А здесь… холодно.

Брагин грязно выругался.

– Что… ты… делаешь? – спросила Рита, снова вглядываясь в лицо Федора, будто увидела его впервые.

– Не отпускаю тебя.

– Зачем? Меня здесь ничего не держит, – сникла она.

– Я буду твоим якорем, Рита. Держись за меня, – Брагин утер слезы со щек девушки.

Адиса выдохнул. Только сейчас он заметил, что неосознанно затаил дыхание, наблюдая со стороны.

Не желая больше задерживаться даже на минуту в этом доме, он поспешил к выходу. Взгляд Брагина, обращенный к Рите, запечатлелся в мозгу Адисы, отозвавшись неловкой болью, пылал внутри него, точно горячее клеймо. Даже не отпуская свои способности на волю, он с точностью мог сказать, что хотел выразить Брагин, смотря так на рыжую.

Ведь именно так Адиса смотрел на Яна.

Только выскочив на крыльцо, он смог перевести дух. Стены и потолок больше не давили. Глухой гул, что раздался из кармана, известил его о приходе нового смс. Сердце Адисы тут же отозвалось быстрым ритмом.

После прочтения послания, его ждало горькое разочарование с примесью необъяснимой радости. Это смс было не от того, кого он хотел сейчас видеть больше всего, но оно вселило в Адису необъяснимую надежду.

«Здравствуй, мой доктор Узома, – чернели буквы на дисплее. – Я знаю, что сегодня не среда и время твоего приема давно прошло. Но если я не увижу тебя в ближайшие часы, то наверняка не доживу до среды. Больше не могу терпеть расстояние. Встретимся? Твой И.»

Глава 21

Вкус отвращения

Особняк встретил Яна тишиной. Ни разу ранее он не чувствовал пустоту и холод от стен, что его здесь окружали. До теперешней ночи. Или лучше сказать утра. Хотя рассвет уже наступил, внутри Яна царила глубокая, мертвая ночь. Анисья когда-то, слишком давно для того, чтобы память дословно помнила ее слова, сказала, что особняк является продолжением души хозяина. Любая эмоция, любое желание – все отражается домом, как в зеркале. Тогда Ян не принял ее слова всерьез, да и сейчас во все это ему верилось с трудом. Не мог он так хреново себя чувствовать. Причин для этого совсем не было.

Бесшумной тенью Ян скользнул вглубь коридора. Картины, что всегда радовали его теперь, казалось, смотрели с осуждением и ненавистью.

Первый раз за все прошедшие годы здесь, Кенгерлинский пришел к ошеломительному открытию – он не чувствовал себя в особняке, как дома. Где же его дом, если не там, где он родился, провел детство и юность?

Ян вошел в кабинет, остановился у бара и откупорил бутылку виски. Устало потирая лоб, он смотрел, как робкие солнечные блики играют в стакане с алкоголем. Хотелось напиться вдрызг, но позволить себе подобную слабость он не имел права, поэтому плеснул в стакан, едва прикрывая донышко. Чтобы все обдумать, отыскать то, что он пропустил и составить новый план, требовалась ясная голова.

Неожиданно теплые ладони накрыли его плечи и стали массировать напряженные мышцы.

– Дорогой, я так скучала, – промурлыкал на ухо знакомый с хрипотцой голос. – Ты не ночевал дома, а я заждалась согревать тебе постель.

– Катерина.

– Что-то я не слышу в твоем голосе радости, милый. Неужели не успел соскучиться? – Катерина лизнула чувствительную кожу за ухом Яна, прокладывая короткие поцелуи по шее. – Ох, я покажу, как мое тело изголодалось по тебе, Ян. Хочу, чтобы ты ощутил, насколько я влажная для тебя. А ведь ты, сладенький, еще ничего не сделал.

Не переставая шептать сальностей, Катерина заставила Яна обернуться. Она быстро расправилась с его курткой и принялась стягивать рубашку.

– Ты перекрасилась? – приподнял он бровь. Это была единственная реакция, которую его тело соизволило проявить за несколько минут близости с девушкой.

– Тебе нравится? – Катерина намотала на палец черную прядь, улыбаясь.

– Зачем ты это сделала? – нахмурился он.

Волосы Катерины стали почти идентичными по цвету к Дашиным. Только у Банши натуральный блеск черноты на солнце будто подсвечивался красноватым, что каждый раз невольно вызывало у Яна вздох восхищения. Он никогда ранее не видел такого необычного цвета. Волосы же Катерины были сплошь пропитаны фальшью, впрочем, как и она сама. Если бы Яна спросили, как на самом деле выглядит девушка или какой у нее натуральный цвет волос – это бы привело его в самый настоящий тупик. И не потому что он не интересовался прошлым девушки, а скорее потому, что ему на самом деле было плевать, как она выглядит. Лишь бы утоляла его чувственный голод, время от времени.

– Тебе не понравилось? – красиво надула губки Катерина.

Ян мысленно отметил, что она всегда все делала красиво. Даже плакала.

– Зачем? – немного более резко, чем хотел, сказал он.

Катерина вздрогнула, но объятий не разорвала. Она продолжала скользить руками по твердым мышцам Яна:

– Я думала, теперь тебе больше нравятся брюнетки. Разве нет?

Ян прищурился. Неужели всем было что-то заметно, кроме него?

– Ты ошиблась.

– Если тебе не нравится, милый, я перекрашусь обратно. Через пару дней. Подумаешь, пустяк-дело.

Ян ничего не ответил ни на ее игривую улыбку, ни на нежные поглаживания. Его руки продолжали сжимать стакан с виски, а мысли все еще находились далеко. Даже когда Катерина скользнула язычком по своим губам, облизав их, Кенгерлинский не почувствовал должного отклика и нахмурился еще больше.

– Может, мы перейдем уже к активным действиям? – подмигнула Катерина. – Я совсем не против утреннего секса, тем более что ночной мы с тобой все равно пропустили.

Он приподнял одну бровь.

Катерина всегда была сногсшибательно горячей женщиной. И сейчас эта женщина изнывала рядом с его телом, выпрашивая страсть и ласку. Разве Ян вправе был отказать ей в наслаждении?

Он залпом выпил виски и отставил пустой стакан на стол позади него. Потом притянул Катерину ближе к себе, хотя, казалось, что ближе уже некуда. Девушка словно хотела приклеиться к его телу и впитаться сквозь кожу. Ранее это всегда заводило Яна, теперь только вызвало легкое раздражение.

Кенгерлинский отвел с лица Катерины спутанные волосы. Они показались ему слишком жесткими на ощупь. Не потому ли, что он просто-напросто уже привык к шелковистости волос другой женщины? Чушь. В руках Яна побывало слишком много женщин и никогда он не зацикливался на мелких недостатках. До теперь.

Стараясь заглушить в себе все мысли о Даше, Ян сконцентрировался на желании. Он должен получить освобождение, должен расслабиться и доказать прежде всего самому себе, что по-прежнему может получать удовольствие с другими женщинами, доказать, что секс остается сексом и создан только для наслаждения тела. Ведь ничего не изменилось.

Да. Он сделает это. Освободится. Сегодня. А потом сможет спокойно возобновить поиски.

Кенгерлинский нуждался в разрядке. Нуждался в чем-то привычном и легком. Никто не способен измениться за одну ночь. И он не изменился. Совсем.

Ян вздохнул, точно собираясь с силами.

Он сделает это без единой мысли.

Поцелует и трахнет Катерину. И это обязательно будет лучше, чем с Дашей.

Лучше, чем та ночь, когда он испробовал сладость ее тела? Лучше, когда впервые позволил чувствам верховодить процессом? Лучше, чем когда понял, что до той ночи он никогда не знал настоящего наслаждения? Ведь с Дашей он занимался совершенно не сексом…

Перед тем, как коснуться приоткрытых губ Катерины, Ян замер.

С ней будет лучше?

С женщиной, которая всегда уступала его желаниям и позволяла использовать себя, словно вещь?

Ян мысленно взвыл, поняв, каким же был глупцом!

Кого он пытался провести на этот раз? Себя или окружающих?

– Сука! – взревел он, отталкивая испуганную Катерину от себя. – Эта сука меня отравила!

– Что? ¬– дрожащими губами, прошептала Катерина. – О чем ты, Ян?

В нем закипал гнев.

– Каким-то образом она смогла пробраться мне под кожу! Она – мой яд!

Он впечатал кулак в стол, стакан подпрыгнул, покатился по столешнице и упал на пол, разбившись вдребезги.

– Я излечу тебя, милый. Позволь мне. Ты забудешь ее. Я обещаю.

– Ты знала, что так будет! Специально перекрасилась и приперлась сюда, дешевка? Откуда ты узнала, что я хочу Дашу?

– Чтобы увидеть, насколько сильно ты зациклился на этой сучке, не надо быть ясновидящей, – она криво усмехнулась. – Я заметила это еще тогда, когда в прошлый раз мы столкнулись в коридоре. Позволь мне помочь. Я знаю, что делать.

– Я очень хочу вылечиться, – прошептал он, болезненно сжимая кулаки. – Я хочу избавиться от того, что поселилось у меня в груди. Сделай это.

Катерина поправила волосы. На ее губах засверкала победная улыбка:

– С удовольствием.

Она взяла Яна за воротник рубашки, потянула на себя и заставила пятиться назад, пока его ноги не уткнулись в диван. Как только Ян сел, раскинув руки на спинке, Катерина оседлала его бедра. Затем она потянулась к нему, расстегивая те пуговицы на рубашке, до которых ранее не успела добраться. Терпкий запах ее духов окутал Яна с головой. Он прикрыл глаза, намереваясь расслабиться и получить удовольствие. В этот раз он позволит Катерине вести.

Вскоре единственной одеждой, что оставалась преградой между их телами, были его джинсы. Катерина лизала его кожу, точно самое вкусное лакомство. Причмокивала и издавала сладкие стоны. Раньше ему это нравилось. Теперь он не мог приказать своему разуму заткнуться, бунт против всего этого поднимался из самых глубин естества.

Чтобы не выругаться вслух, Яну пришлось вцепиться в обивку и сцепить пальцы так сильно, что послышался треск суставов.

Катерина проложила влажную дорожку из поцелуев от его шеи до живота, замерев у пупка, которому она решила уделить более внимательную ласку. Ее язычок порхал так легко и нежно, как крылья бабочки. Катерина знала толк в том, что всегда дарило ему возбуждение. Она была внимательной и умелой любовницей. Только сейчас ничто из ее прежних уловок не срабатывало. Вместо наслаждения и желания на Яна накатило отвращение. К себе.

Почему он до сих пор не мог признать, что никакая другая женщина ему не заменит ту, которую хотелось больше воздуха?! И дело тут совершенно не в каких-то уловках Даши или магических штучках…

Черт!

Как бы он ни старался, закрыв глаза, приставить на месте Катерины другую, а ничего не получалось. Запах, стоны, тепло тела… Все было не таким, как надо.

– Остановись, – прохрипел он.

Катерина что-то простонала, выцеловывая его тело. Она скользнула рукой за ремень, проникнув в джинсы. Ян перехватил ее руку, сжав запястье:

– Я. Сказал. Хватит.

– Ян? – в опьяненных страстью женских глазах он не нашел и капли понимания происходящего.

И разве мог ее винить в этом, если сам не знал, что творилось с его разумом и телом?

Катерина вновь потянулась с поцелуем и Ян не смог совладать с собственными инстинктами. Все внутри него восстало против этого.

Он резко встряхнул девушку и оттолкнул от себя, не рассчитав собственную силу. Катерина отлетела от него на три метра, проехавшись голой задницей по ковру, она остановилась только тогда, когда громко ударилась спиной об стену.

– Уходи, – бросил Ян, поднимаясь с дивана и натягивая рубашку.

– Что с тобой такое? – всхлипнула девушка.

И сейчас она плакала красиво. Будто пыталась соблазнить его даже слезами!

Фальшь, которой он раньше упивался, теперь нахлынула на него удушьем.

– Пошла вон!

Ян отвернулся к окну, чтобы дать время Катерине прийти в себя и одеться. Единственным желанием, с которым он боролся изо всех сил, было – собственноручно вышвырнуть ее из своего дома. Подальше. А потом обязательно смыть этот тошнотворный запах ее тела с себя. Гневная дрожь сотрясала его позвоночник. Прожив более века, он ни разу еще не испытывал настолько сильных эмоций. И впервые боялся потерять над собой контроль.

Вглядываясь в лужайку за окном, Ян потерял счет времени.

– Скажи мне только одно, – прервала его размышления Катерина. – Чем она лучше меня? Что такого есть в этой сучке, что не давала тебе я? Может, у нее более профессиональный язычок или глотка глубже? А может, опыта побольше? Это и не удивительно, такие шлюхи, как она, прошли не через одни руки.

– Заткнись! – Ян сам не заметил, как подлетел к Катерине. – Не смей про нее так говорить!

– Я столько лет на тебя потратила, у*бок! А этой сучке все готовенькое досталось? Ну, уж нет! Захочу и буду говорить! Ничего ты мне не сделаешь! – оскалилась она. – Шлюха! Шлюха! Шлюха!

Ян замахнулся. Катерина вскрикнула, вжала голову в плечи и зажмурилась.

– Пошла. Вон. – Проскрипел он, еле сдерживаясь от удара. – Иначе. Я. Не. Ручаюсь. За. Себя.

Катерина дрожала. Она бочком протиснулась к столу, захватила свою сумочку и выбежала из кабинета.

Даже когда хлопнула входная дверь, Ян не мог совладать с дыханием. От гнева у него тряслись руки.

Еще никогда он не был так близок к тому, чтобы потерять контроль и ударить женщину.

И даже не существо, на которых периодически охотился, а просто женщину.

Глубже втянув воздух, Ян закашлялся. Ядовитый запах духов Катерины, казалось, пропитал здесь все. И напоминал ему о собственной никчемности и слабости. Он впервые не смог забыться посредством секса. Он впервые почти потерял над собой контроль. Он впервые чуть не ударил женщину.

Не утро, а гребанный аттракцион новых открытий!

Желудок Яна свело спазмом.

Кенгерлинский едва успел наклониться, как его вырвало на ковер. Желчью и виски.

Размазывая слюну по лицу, когда приступ закончился, Ян вышел из кабинета. До спальни он добрался пошатываясь.

В голове было слишком много противоречивых мыслей, поэтому Кенгерлинский отключил их все. На время. Только для того, чтобы хоть на полчаса испытать былое спокойствие.

После ледяного душа стало значительно легче.

Никого выпотрошить больше не хотелось. Да и смятение от того, что в последнее время творилось у него внутри, поутихло.

Наспех одевшись, Ян выскочил из спальни.

В коридоре, на первом этаже, он наткнулся на заспанную Эмму Эдуардовну. Домоуправительница всегда поднималась раньше всех в особняке, но, похоже, сейчас, это было рано даже по ее меркам.

Смерив Яна удивленным взглядом, она не стала устраивать допрос с пристрастием. Хотя зная эту женщину на протяжении стольких лет, Яна бы не удивило, поступи она так. Как и любая настоящая женщина, Эмма Эдуардовна была не в меру любопытна.

Обрадовавшись своей неожиданной удаче, Кенгерлинский решил, что сможет выбраться из дому без препятствий.

– Куда это вы направились, молодой человек? – остановил его строгий голос домоуправительницы.

Ян недовольно застыл на пороге. Он всегда ненавидел то влияние, которое имела на него эта женщина. Эмма Эдуардовна давно избавилась от статуса простого наемного работника. Она стала чем-то большим. Почти частью семьи, которой у него слишком давно не было, чтобы помнить, каково это.

– По делам, – беспечно пожал плечами он.

– На голодный желудок не пущу, – приструнила Эмма Эдуардовна и, махнув рукой, удалилась вглубь дома, даже не оборачиваясь. – Следуйте за мной.

Ян послушно поплелся следом. Странно, но тошнота больше не мучила его. Рези в желудке исчезли. Поэтому, когда Эмма Эдуардовна приготовила ему ароматную яичницу, он накинулся на еду с большим удовольствием, чем ожидал.

Завтрак прошел в мире. Домоуправительница будто бы чувствовала, что для серьезных разговоров сейчас не время. Она ни разу не вспомнила о Даше, не стала расспрашивать о результатах поисков или мыслях Яна по этому поводу.

Поддерживать с ней легкую беседу было приятно. На несколько минут Кенгерлинский даже расслабился, почувствовал себя в безопасности. Но хорошее, как говорят, быстро проходит.

Как только Ян поднялся из-за стола и вышел за дверь, все его хорошее настроение испарилось. Байк он нашел в гараже. Адиса сдержал собственное слово, что для Яна не стало в новинку. Узома всегда был тем, на кого можно было положиться в любых обстоятельствах.

Когда Ян попал в психушку, после срыва, Адиса был первым человеком, которому он доверил свой секрет, рассказал про то, что переводит души на ту сторону и вместо того, чтобы получить насмешку или неверие, обрел верного друга. Именно Адиса выдернул его из психушки, помог справиться с нестабильностью эмоциональных реакций и вернуться к нормальной жизни. После того, как Яну пришлось охотиться за некоторыми существами Силы, его собственная психика грозила дать сбой.

Кенгерлинский никогда особо не благодарил друга за помощь. Хотя мысленно он не сомневался, что если бы Адисы не оказалось в трудный период рядом, то Ян мог попросту сломаться и гнить в психушке до сих пор.

К Подолке он подъехал слишком быстро и даже незаметно для самого себя.

Не удивительно, что когда ему захотелось спросить совета и поделиться соображениями, тело привело его сюда.

Утренний туман стелился по земле полупрозрачным покрывалом, петлял между толстых стволов деревьев. Даже если в городе стояла удушающая жара, то в Подолке всегда было сыро и туманно. Хотя психологическая лечебница находилась всего в нескольких десятках километров от столицы, Яну казалось, что она притаилась, как минимум, в другом измерении. Каждый раз, бывая в этом месте, по позвоночнику Кенгерлинского ползла неприятная дрожь. Он привык списывать подобную реакцию на собственные совсем не радужные воспоминания.

Ян без проблем прошел мимо охранника на входе. В последнее время, из-за экспериментов с кровью Банши, он был частым гостем в отделении Адисы.

Кенгерлинский быстро преодолел два длинных и мрачных коридора и почти взлетел по лестнице на второй этаж. Он спешил поскорее сократить расстояние до кабинета друга, чтобы ни в коим случае не напороться на Заблудших. В этом месте неупокоенных душ было слишком много.

Только перед знакомой дверью Ян позволил себе остановиться и перевести дух. Хоть сейчас было слишком рано и рабочий день Адисы еще не начался, Кенгерлинский знал, что он здесь. За столько лет он хорошо выучил привычки друга. Адиса безумно любил приходить заранее, для того, чтобы поработать над особо сложными делами в одиночестве и тишине.

Не став утруждать себя стуком, Ян провернул ручку и потянул дверь на себя. То, что он увидел, заставило его ошарашено замереть на пороге.

Запах секса ударил в его нос резкостью и насыщенностью. Прежде чем первые мысли успели сформироваться в голове, стоны наслаждения достигли слуха Яна. Он не мог поверить собственным глазам.

Посреди кабинета Адиса пристроился за мужиком, который стоял на четвереньках, и с остервенением долбился в его задницу.

Глава 22

Разрыв

Темнота манила, засасывала вглубь водоворота и стискивала в объятьях.

Темнота обещала покой.

Но ничего не происходило.

Холод пробирал до костей. Рита бы взвыла от отчаянья, что охватило ее, если бы могла. Она помнила все до мельчайших подробностей. Все ощущения, слова, детали, что происходили в последнее время, прокручивались в ее голове нескончаемым потоком.

Рита отправилась на зов подруги, приехала и прождала ее невесть сколько в какой-то глухомани на автобусной остановке. Когда же Дашка-дурашка так и не появилась, она села в такси и немыслимым образом оказалась перед домом Брагина. Как тут не поверить в проведение? Мало того, что Рита мучилась вожделением к этому мужчине каждый чертов день, она даже план по захвату «штампа» в его паспорте придумала! И успела поспорить на их совместную свадьбу, будто бы она состоится всего через месяц! Да еще и с противной Катькой! Рита вообще не любила проигрывать по жизни. Признать же поражение перед Катькой, было сродни самой изощренной пытки. Зачем только она начала подначивать Риту в ординаторской? Знала же, что если посильнее надавить на эгоизм, то Рита согласится на любую, даже самую безумную глупость. Вот и согласилась на свою голову! Бес попутал, не иначе.

Возможно, Рита и была слишком самоуверенна, эгоистична и даже жестока, но она никогда не страдала иллюзиями. Поэтому сомнений по поводу исхода будущих событий не испытывала. Заранее уже смирилась с проигрышем, но сдаваться просто так, даже не испробовав хотя бы одну попытку, не собиралась. Не в ее правилах. Внутри Риты разрослась уверенность в себе и последующих действиях. Она знала, что справится с любым исходом, пусть даже придется видеть торжество Катьки и терпеть ее обидные шуточки каждый день. Только никто не предупредил, что уверенность эта была ложной и испарится при первой же бреши в броне…

После того, как Рита оказалась на пороге дома объекта «Х» она впала в несвойственную ей робость и несколько часов подряд топталась на лужайке. Вследствие чего вымокла до нитки под ливнем, нашла и притащила в дом Брагина бродячего котенка, довела мужика до шока от своей наглости, а еще умудрилась заболеть. И это после феерического секса! Самоуверенная стерва, которую Рита тщательно лепила из себя сознательные годы жизни, должна была покорить Брагина искусством сексуального ублажения или же, на крайний случай, вкусным завтраком после. Но никак не соплями, жаром и робким блеяньем под нос.

Изначально все пошло не так. Все!

И куда только делась та «самоуверенная стерва» с первым же прикосновением Брагина? Испарилась. Исчезла.

Да Рита в жизни не испытывала такого крышесносного оргазма, как в объятьях Федора Ивановича Брагина, ведущего хирурга больницы под номером восемь, завидного холостяка и бабника до мозга костей. И что уже скрывать… Она вообще никогда ранее не испытывала удовольствия, отдаваясь тем мужчинам, которым надо было отдаваться…

Оставшись в доме Брагина больше, чем на несколько часов, позволив странной заботе, что неожиданно проявилась в нем, окутать себя – Рита совершила самую огромную ошибку, на которую только была способна.

Ее защита, выстроенная годами тренировок и убеждений в правоте собственной эгоистической позиции, окончательно пала в тот момент, когда Рита застала Федора у плиты, готовящего ей завтрак.

Такого домашнего. Такого открытого. Такого… ее.

Эти новые открытия пугали Риту до желудочных колик. Она готова была развернуться на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси и бежать. Бежать, пока ноги не откажут от усталости, а из головы выветрится вся романтическая дурь.

Спасаться бегством было не в ее стиле и наверняка выглядело до нельзя трусливо, но Рита не видела иного способа спастись от неминуемых разрушений, которые ожидали ее в будущем, если она позволит себе даже помечтать остаться рядом с Брагиным. Этот мужчина никогда не станет довольствоваться одной женщиной, за время работы с ним, она могла в этом убедиться, как никто другой. А Рита, как оказалось, не из тех женщин, кто будет способен делиться. Особенно тем, что начнет считать своим по праву. А она ведь непременно начнет! Зачатки собственницы уже пробуждались в ней, особенно в тот момент, когда Брагин не захотел говорить о женщинах на фотографиях. А ведь выглядел на них крайне счастливым. Таким, каким никогда не мог быть рядом с ней…

И вместо того, чтобы сбежать и попытаться спастись от боли, что уже стала разливаться в ее груди, она позволила себе нырнуть в Брагина еще глубже, утонуть и… остаться.

Как оказалось зря.

Страшный удар не заставил себя долго ждать.

Непрошенные гости, непрошенная правда, непрошенное потрясение.

Все это случилось с ней настолько быстро и в такой короткий срок, что Рита всерьез стала опасаться за собственный рассудок. Если осознать то, что в мире существуют не только люди, но и нечисть, она еще худо-бедно смогла, то известие о причислении близких ей людей к мистическим существам – сводило с ума.

Чувство глубокого предательства вгрызалось в ее плоть, словно червь, поедающий сочную мякоть.

Даша, Брагин…

Как она могла доверять людям, что не делали этого взамен? Ведь о каком доверии может идти речь, когда ты скрываешь что-то? И ладно если это что-то о количестве партнеров в сексе или противном грибке на ногтях, но не тогда, когда оно о самом главном! О тебе самом!

Рита понимала, что никоим образом не имеет права обвинять кого-то в недосказанности, особенно Федора, что и так вел себя крайне странно последние сутки, но ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала себя преданной, обманутой, растоптанной. Точно перед ее носом захлопнули дверь в страну чудес и оставили корпеть над невыученными уроками, как провинившуюся девчонку!

Толком еще не успев осознать всю глубину случившегося, она из одного безумия тут же нырнула в следующее. Когда Ян Кенгерлинский предложил добровольно отдать свою кровь, чтобы найти Дашку-дурашку, она не раздумывая, согласилась. Да и как могло быть иначе? Пусть подруга скрывала многое, пусть теперь вполне могло оказаться, что Рита на самом деле ее совершенно не знала, но это все меркло по сравнению с одной единственной истиной, которая вдруг ей открылась.

Она могла потерять единственного близкого ей человека. Навсегда.

И если был хоть малейший шанс для того, чтобы отыскать и вернуть Дашку-дурашку, то она ни за какие коврижки не отказалась бы использовать его на все сто десять процентов.

Только вот штука с обрядом дала сбой.

Рита это ясно поняла, когда ощутила себя беспомощней котенка. Жизнь вытекала из ее запястья вместе с кровью. Но самым страшным было не то, что она могла умереть вот так… посреди чужой квартиры, в малознакомой компании и от магической фигни. Самым страшным оказалась мысль о бесполезности всего происходящего.

Черт! Даже на пороге смерти она продолжала строить из себя стойкую альтруистку! Когда только успела заразиться этим чувством? Ну не дура ли?

Сжав зубы, Рита дала очередное разрешение взять еще крови, хотя все в ее организме просто вопило обратное. И только тогда, когда черная дыра портала все-таки появилась прямо в центре комнаты, успокоилась.

Ведь все было не зря. А о последствиях можно подумать потом…

Она даже была почти счастлива, упав в объятья темноты.

До того самого момента, когда ее не укутал всепоглощающий ужас.

Глупо было сейчас об этом думать, когда ничего исправить уже невозможно, но Рита не могла остановиться. Она слишком многое не успела, слишком многое не попробовала, слишком многое не сказала. Как возможно умереть, ни разу не испытав любви? Оказалось, что возможно. И Рита это четко осознавала, на примере своей никчемно прожитой жизни.

По крайней мере, она отчаянно сопротивлялась тягучему притяжению, что манило ее к белому свечению внутри коридора темноты. Пока… не увидела того, с кем не ожидала больше никогда встретиться.

В ореоле сияния, что казалось белым окном в конце темного коридора, стояла ее мать.

Рита затаила дыхание, разглядывая знакомую и одновременно совершенно незнакомую ей женщину.

Ее детские воспоминания никогда не были радужными. Мать запечатлелась в памяти вечно пьяной, агрессивной и отчаявшейся женщиной. В то время, когда другие девочки играли с куклами и беззаботно проводили дни и ночи, Рита пыталась справиться с голодом и побоями.

Горькая обида вновь сдавила горло, готовая вот-вот выплеснуться наружу упреками и ненавистными обвинениями. Рита задрожала, вглядываясь в лицо той, кто послужила точкой ее личного не возврата. Ведь именно на примере собственной матери Рита создала образ, которому следовала столько лет. Она просто пошла от обратного.

Именно из-за матери-пьяницы решила возложить все хорошее в себе на алтарь эгоизма, только чтобы больше никогда не выживать, а жить по-настоящему. Она боялась позволить себе чувствовать, чтобы не сбиться с пути к достижению поставленной цели. Ведь если бы ее мать не растворилась в мужчине, который бросил ее и собственного ребенка при первой же подвернувшейся возможности, все сложилось бы иначе.

Рита давно ждала возможность, чтобы высказать накопившуюся боль в лицо виновницы всех ее бед. Она не успела сделать этого ранее.

Зарекшись отомстить матери той же жестокой монетой, она поступила учиться в медколледж в другой город и ждала удобного момента на расстоянии. А когда мать неожиданно сильно сдала, слегла и сгорела за какой-то месяц от цирроза печени, Рита искренне растерялась. Там, на кладбище, среди похоронной процессии, состоявшей всего из нескольких человек, она впервые поняла, что ненависть – это совершенно не то чувство, которое всегда испытывала к матери.

И вот теперь, встретившись после стольких лет при более чем странных обстоятельствах, у Риты появился шанс все исправить.

Что-то изменилось.

Рита точно не могла сказать что именно, но ясно ощущала эти изменения всеми фибрами души. Может быть дело было в ней, а может, в чем-то другом…

В ее матери больше не было боли, отчаянья, злобы или ненависти. В глазах, которые так часто снились Рите по ночам, она более не видела отвращения к себе. И сейчас этот материнский взгляд послужил для нее лучшим сокровищем. Она ведь все время стремилась только к одному – любви матери.

И на самом деле тогда, на кладбище, сидя у свежей могилы, пришла не обвинять, а сказать то, что никогда не решалась озвучить вслух.

– Я тебя люблю…

Эти три простых слова, тогда так и не сорвались с ее губ, за то сейчас она смогла признаться и… простить.

– Я тебя люблю, – словно эхо повторила мать и протянула к ней руки, впервые зазывая в объятья.

Рита готова была сорваться с места и ринуться в них настолько отчаянно, насколько ей всегда хотелось это сделать. Но ноги налились свинцовой тяжестью, каждое движение давалось с трудом и Рите пришлось прикладывать максимум усилий только для того, чтобы просто сделать следующий шаг.

– Иди ко мне доченька, – звала мать. – Я так скучала…

– Иду! Я сейчас! Подожди! – кричала Рита, стараясь побыстрее переставлять ноги.

Как бы ей не хотелось скорее прикоснуться к матери, но та не приближалась с каждым шагом, а наоборот, становилась отдаленней. Когда ее образ покрылся туманной дымкой, Рита отчаянно вскричала:

– Нет, пожалуйста! Не уходи! Я хочу к тебе!

Темнота толкнула ее в грудь, какая-то немыслимая сила утягивала на себя. Обратно. Туда, где царил холод и пустота. В жизнь, где ее никто не ждал.

Голос Брагина пробивался к ней, словно сквозь толщу воды. Он был глухим и невнятным, некоторые слова Рите даже не удавалось толком разобрать. Ей овладевал такой дикий холод, что казалось, будто кости рушатся изнутри.

Рита невыносимо сильно хотела провалиться обратно в темноту.

Это было немыслимо, но она точно пребывала в двух местах одновременно. Рядом с Брагиным, пытаясь даже что-то слабо ему отвечать и в коридоре темноты недалеко от матери. Рита до сих пор видела, как мать протягивала к ней руки и зазывала уйти туда, где ей обязательно будет хорошо.

Да, ей действительно хотелось уступить и попробовать быть счастливой рядом с этой женщиной. Уж если она в детстве была лишена материнской любви, то почему сейчас не может компенсировать все потери?

Пусть решимость покориться зову и овладевала Ритой, но какая-то часть ее души продолжала твердить, что все происходящее сейчас – неправильно.

Почему? У Риты не было ответов.

Да и она не стала бы утверждать, что хотела бы их получить. Почему бы просто не позволить себе, им, второй шанс? Почему не позволить себе быть счастливой и обрести наконец семейные узы?

– Здесь мама. Она зовет меня, – решила признаться Рита. – Я хочу к ней.

Нет, она, конечно, никоим образом не собиралась оправдывать решение, которое приняла, перед этим мужчиной. Но что-то дернуло ее за язык прежде, чем она смогла хорошенько подумать, – насколько это было возможно в ее теперешнем состоянии, – и заткнуться.

– Нет! Слышишь меня? Рита, не смей идти к ней! Глупая девчонка! Не смей! – вскричал он и даже сквозь преграду, что искажала его голос, Рите показалось, что она услышала неприкрытую мольбу и отчаянье.

Почему он так ведет себя с ней? Кто она для него? Очередная секс-игрушка? Девочка-среда или девочка-суббота? Если так, то зачем проявлять заботу и те чувства, которыми никогда не станешь баловать просто вещь?

Рита была растерянна, ее силы казались на исходе, но Федору удалось поколебать решимость уходить вслед за матерью. Всего одной фразой. Удивительно, как действовал на нее этот мужчина! Никто не смог взбунтовать ее разум так, как он. Даже на пороге смерти она была зависима только от одного его желания…

– Я так много не успела ей сказать…

– Скажешь потом, – напряженно прошипел Брагин.

Ноздри Риты защекотал его запах. Мята, свежескошенная трава и мужской аромат. Так пах для нее Брагин. Даже после одной ночи с ним, она больше никогда не сможет забыть этот запах и перепутать его с кем-либо еще.

Брагин навис над ней, словно напоминая о той власти, которую над ней имел. И пускай Риту однозначно пугала реакция своего тела, но душа стремилась ухватиться хотя бы за призрачную надежду счастливого будущего. Возможно даже будущего с Брагиным. Рита сама толком не понимала, почему ей так отчаянно сильно хотелось быть рядом с этим мужчиной, это просто не подлежало объяснениям.

– Когда? – захныкала она, толком не разбирая, о чем говорит. О своем желании быть с ним или с матерью? – Я хочу сейчас. Она такая красивая и… зовет меня. А здесь… холодно.

Брагин грязно выругался.

И в тот же самый момент Рита ощутила, как что-то проникает ей под кожу. Теплое, приятное, живое. Словно крошечный шарик поцеловал ее ладонь, ту, которую поглаживал Брагин. Тепло распространилось под кожей, разлилось чем-то горячим и устремилось прямиком к груди. От жара, что мгновенно окутал тело с головой, Рита задохнулась.

– Что… ты… делаешь? – спросила она, снова вглядываясь в лицо Федора, будто увидела его впервые.

Его глаза отливали серебряным свечением. От этого фантастического видения Рита захлебнулась восторгом. Она никогда прежде не видела ничего подобного.

– Не отпускаю тебя.

– Зачем? Меня здесь ничего не держит, – сникла она.

– Я буду твоим якорем, Рита. Держись за меня, – Брагин коснулся ее щек нежным движением, только тогда она поняла, что плакала.

Видение матери померкло, а через несколько секунд и вовсе исчезло.

– Вот так, – тепло улыбнулся он, не переставая оглаживать ее волосы. – Хорошо. Теперь все будет хорошо.

Рита нахмурилась. Ее сознание было сумбурным, мысли непослушными, она до сих пор не могла понять, что произошло и почему так холодно…

Комната начала кружиться и разъезжаться черными точками.

Резкий звук, похожий на сигнал клаксона, резанул по барабанным перепонкам. Рита вскрикнула.

– Черт. Не смей закрывать глаза! Слышишь меня, Рита?! Не смей. Ребята уже здесь! Мы почти продержались!

Рита не могла справиться с навалившейся вдруг усталостью, холодом и болью. Чем больше она старалась сопротивляться этому, тем меньше оставалось сил. Вскоре каждый вдох давался с огромным трудом.

Перед глазами все расплывалось. Побледневшее и хмурое лицо Брагина потеряло фокус. Со зрением Риты творилось что-то неладное. Да и совсем телом также.

– В больницу не поеду, – упрямо прохрипела она, когда услышала оглушающий топот ног.

Голова разрывалась от боли.

– Упрямая девчонка! – вскричал Федор, посылая в ее голову новые вспышки боли своим криком. – Но будь по-твоему. Только оставайся со мной. Живи!

Рита собиралась дать Брагину достойный ответ в обязательном порядке. Она никогда не лезла за словом в карман. Дашка-дурашка еще со времен колледжа дала ей прозвище «Рита – дерзкий язычок» и каждый последующий день после этого она только подтверждала правильность выбора данного прозвища. Рита хотела поразить Брагина своей стойкостью перед болью, дерзостью и смелостью. Даже находясь в такой незавидной ситуации, все ее мысли сводились к мужчине, который продолжал держать ее за руку. Только прежде, чем успела придумать достойный ответ – силы покинули ее.

В следующий раз, когда невесомость исчезла и Рита стала медленно приходить в себя, усталость никуда не делась. Было такое ощущение, что вся тяжесть мира свалилась на нее и придавливает к кровати, мешая вдохнуть воздух полной грудью. Открыть глаза удалось не сразу. Первые шесть попыток потерпели крах. Когда же это простое движение покорилось ей, и веки распахнулись, поначалу Рита не увидела ничего, кроме расплывшегося серого пятна. Понемногу зрение приобретало фокус и с очертанием предметом к Рите возвращались воспоминания о произошедшем.

Даша. Жнецы. Ян. Обряд! Портал. Мать. Федор.

Федор!

– Как ты себя чувствуешь? – наклонился он, заглядывая в лицо.

Рита недоуменно нахмурила брови. Он что читает ее мысли? Стоило только подумать о нем, как Брагин оказался тут как тут. Или же он никуда и не уходил?

– Я не смогу оценить твое состояние и помочь, если ты будешь молчать, – продолжал он. – Где болит? Что ты чувствуешь? Тебе что-то нужно?

– Слишком много вопросов, – скривилась она, закашлявшись.

Горло словно наждаком скребли.

– Вот выпей, – Брагин приставил к губам Риты стакан с водой, на вкус она оказалась немного солоноватой, но жажду утолила быстро. – Тебе надо много пить, чтобы скорее восполнить утерянную жидкость.

Дискомфорт в горле больше не ощущался.

– Что это было? – спросила Рита, слабо отталкивая руку Брагина со стаканом от себя.

– Лекарство, его состав максимально близок к…

– Я не об этом, – отмахнулась она. – Что это было за странное тепло, которое я чувствовала от тебя прежде, чем отключилась? Почему я видела мать, а ты просил не слушать ее? Что со мной случилось? Ну, ты понимаешь, о чем я…

– Если честно, то совсем не понимаю, Рита, – оборвал ее Брагин. Он приставил стул ближе к кровати и присел, не разрывая зрительного контакта. – Ты была слишком слаба после обряда, много крови потеряла. Совсем неудивительно, что тебе многое могло померещиться.

– Хватит выставлять меня дурой!

– Рита, я… – Брагин потер переносицу. – Послушай, тебе стоит успокоиться, давай обсудим все позже. Когда ты полностью поправишься.

– Успокоиться? – Рита задыхалась от гнева. – Успокоиться? Да что ты говоришь, Федор Иванович! Меня столько лет обманывали, что я даже привыкла к роли наивной дуры. Но больше такого не повторится. Я не фарфоровая, понял? Уж если я смогла принять, что нечисть и вся эта магическая фигня существуют, то и к другим новостям буду более чем готова!

– Рита…

– Послушайте меня внимательно, Федор Иванович Брагин, – от такого официального обращения она заметила, как Брагин невольно вздрогнул. – Повторять я больше не буду. Либо вы сейчас рассказываете мне все, как есть и больше не скрываете ничего, пытаясь запудрить мне мозги, либо я навсегда исчезаю из вашей жизни, Федор Иванович.

– Рита!

Она несколько секунд молча всматривалась в ошарашенное лицо Брагина, пытаясь успокоить дыхание. Откуда только силы взялись на такую экспрессию? Рита всегда была уверена, что гнев самый плохой помощник в любой ситуации, но сейчас только он придавал ей силы держаться наплаву и узнать правду, которую заслужила. Пусть даже эмоции мешали трезво мыслить, Рита не жаловалась. Она боролась с желанием дать Федору оплеуху за это лицемерие и прижаться к его груди. Противоречия, что бунтовали в ней, отнимали последние крохи сил.

– Что ж я все поняла, – первой нарушила затянувшуюся тишину Рита. Голос звучал глухо и даже как-то хрипло, словно боль, которая неожиданно проснулась в сердце, явственно слышалась в каждом слове. Рита не хотела, чтобы Федор понял ее эмоциональное состояние. Это было бы слишком позорно. – Выйдете, я хочу привести себя в порядок и уйти.

Почему он не смог рассказать ей все? Неужели так трудно довериться? Хотя как можно довериться девочке-субботе? Разочарование раздирало грудь Риты. Она должна была быть готова к такому повороту событий. Ведь знала же, что так и будет! Знала же, что Брагин не тот мужчина, которому стоит отдавать собственное сердце! Но продолжала надеяться на исключение из правил.

Зря.

Черт. Черт! Черт!

Чтобы не расплакаться прямо перед Брагиным, она отвернулась и со злостью бросила сквозь зубы:

– Уйдите!

– Рита…

– Я прошу вас! Хватит!

– Ты не можешь уйти! Ты слишком слаба! Ты отказалась от госпитализации, и ребята сделали переливание крови прямо у меня в доме. Ты хоть знаешь, сколько правил я попросил их нарушить, только чтобы угодить тебе?! Прошло менее суток, когда твое состояние перестало быть критическим. Ты под моей ответственностью!

– Ответственностью? Так это теперь называется? – ее стал душить истерический хохот. – Засуньте эту ответственность, Федор Иванович, поглубже в свою накачанную задницу!

Рита прекрасно понимала, что перегибает палку в своих обвинениях. Но остановиться уже не могла. Эмоции, которые накопились за несколько дней, требовали выход, иначе грозились разорвать Риту изнутри.

Федор шумно втягивал воздух широко открытым ртом. Его лицо покрылось красными пятнами. Казалось, он сдерживался из последних сил, чтобы тут же не перевернуть Риту на живот и хорошенько выпороть. По крайней мере, это желание ясно отпечаталось на его лице, Рите не составило большого труда его прочесть.

– Вызовите мне такси, Федор Иванович, я больше и минуты не останусь в вашем доме, – вздернула подбородок она, откинула одеяло в сторону и стала подниматься с постели.

Тело плохо слушалось. Пришлось крепко сцепить зубы, так, что они даже заскрипели, только бы не выдать свою слабость. Рита привыкла играть роли, носить маски. И сейчас, она чувствовала, что эта маска, которую нацепила перед Брагиным, была самой тяжелой из всех предыдущих. Было непривычно больно вновь натягивать ее на свое истинное лицо.

– Я не отпущу тебя. – Обманчиво спокойным голосом сказал Брагин.

– Нет? Тогда я возненавижу вас.

Брагин отшатнулся:

– Да что с тобой такое?!

– Со мной как раз все в порядке, это вы слишком погрязли в собственной лжи. Я больше не буду в этом участвовать. Не хочу чувствовать себя грязной дешевкой.

– Вот, что ты чувствуешь рядом со мной?

Рита закусила губу.

– Хорошо. Жаль, что ты оказалась именно такой, какой я и думал ранее. Будь, по-твоему, Ри-точ-ка-Маргориточка, – усмехнулся Федор, резко встал со стула, опрокинув его, и покинул комнату.

Она не помнила, как собралась. В одной ночной сорочке, в которой оказалась, и шерстяных носках, Рита спустилась на первый этаж. Все было, как в тумане. Движения, мысли, ощущения. Словно кто-то внутри нее нажал на стоп-кран и заблокировал все неприятные чувства. Защитная реакция? Возможно.

Даже слабость в теле не помешала ей подольше задержаться в этом доме. Рита не стала задумываться, в чем была причина всего этого, сейчас ей это играло на руку. Она вообще не чувствовала собственного тела. Все происходило так, будто бы Рита наблюдала за всем со стороны.

Брагин в коридор не вышел.

Она так и не смогла найти Лютого. Котенок не попался ей на глаза по пути к входной двери. А ходить по дому, где она в любой момент рисковала наткнуться на Брагина и передумать или свалиться в обморок, было более чем плохой идеей.

Сдавленные рыдания вырвались из нее лишь в салоне такси, когда автомобиль завернул за угол и выехал на центральное шоссе.

Рита красиво попрощалась с мечтой.

 Глава 23

Столкновение

Ничто так сильно не расслабляло Яна, как езда на байке, внутренности которого он собрал несколько лет назад вручную. Даже в самых трудных ситуациях, когда голова отказывалась соображать и требовалась передышка, тело действовало автоматически. Кенгерлинский мог ехать часами, особо не вглядываясь в дорожные знаки, окружающие места и людей. Он мог не отвлекаться от внутренних рассуждений, потому что тело еще никогда не подводило его, а байк чувствовался продолжением самого себя.

Всегда было так, только не в этот раз.

Он старался привести мысли в порядок и понять, что делать дальше, но не мог сосредоточиться. Необходимо было выбирать что-то одно: либо думать и стоять на месте, либо ехать, куда глаза глядят и совершенно ни о чем не думать. Ни тот, ни второй вариант его не устраивал.

Ян пытался сыграть прошлый сценарий. Тот, к которому привык.

Кто, черт возьми, все это подстроил? Постоянное поражение, что преследовало его после исчезновения Даши, отбирало последние силы.

– Когда то, что ты свыкся считать одним, вдруг становится совершенно другим в один момент – это ужасно дезориентирует, – тяжело вздохнул он в тон собственных мыслей, притормаживая на светофоре.

До сегодняшнего дня Кенгерлинский верил, что его ничем уже невозможно удивить в этой жизни. Слишком многое поведал.

Он ошибался.

Адисе удалось.

Стоило Яну чуть-чуть больше перестать уделять внимание дороге и вновь погрузиться в собственные мысли, как перед внутренним зрением всплывала одна и та же сцена, которую ему чертовски сильно хотелось забыть.

– Вот дерьмо! – в сердцах выдохнул Ян, проигрывая в памяти недавний эпизод еще раз.

Растерянно застыв на пороге комнаты, удерживая дверь нараспашку, он все еще пытался справиться с потрясением.

Адиса вскинул голову и когда встретился глазами с Яном, то смертельно побледнел. Настолько, насколько могут бледнеть люди с его типом кожи. Если бы Ян находил эту ситуацию забавной, то непременно рассмеялся бы. Но ничего забавного в том, чтобы найти своего друга, засаживающего член по самые яйца в задницу другого мужика, не было. Если же учесть, что все это происходило в стенах знаменитой государственной психиатрической лечебницы, можно было даже отыскать, с чего искренне посмеяться.

– Ян, – сдавлено выдавил Адиса, словно увидел призрак.

Пару неимоверных секунд он молча вглядывался в лицо Яна, точно все еще не верил, что он настоящий, а потом резко выпрямил спину, будто проглотил жердь.

– Ян! – повторно выкрикнул он.

Голос был хриплым и неестественно высоким, точно на грани срыва.

Адиса рыскал безумным взглядом по кабинету, видимо пытаясь побыстрее отыскать собственные брюки, чтобы прикрыться.

Другой на его месте поступил бы также, что не удивило Яна, но вот не потерять эрекцию даже после того, как тебя застукали за фирменным извращением… От собственных мыслей Ян едва удержался, чтобы не присвистнуть.

– Это не то, что ты думаешь, – начал Адиса.

Ян иронически изогнул бровь:

– Только не говори, что у меня галлюцинации в изощренной стадии.

– Именно это доктор Узома, как правило, и говорит своим пациентам, – вместо Адисы отозвался другой мужской голос.

Тембр звучал низко и богато. Голос не дрожал, а значит, мужчина был более чем спокоен и происходящее его совершенно не смущало. Не надо было быть эмпатом или экстрасенсом, чтобы понять это. Почему-то данная мысль принесла Яну волну раздражения. Он даже не успел задуматься о причине такой реакции. Мало ли у кого какие предпочтения… Разве сам Кенгерлинский когда-нибудь принадлежал братии моралистов?

Ян нахмурился, перевел взгляд на говорившего и тяжело сглотнул подступивший ком. Держать маску невозмутимости сейчас было сложно, как никогда.

Мужчина встал, распрямил широкие плечи и вызывающе улыбнулся. В отличие от Адисы он не стал прикрываться руками. Но совсем не это сбило Яна с толку.

– Но вы же не пациент, не правда ли? – продолжал говорить мужчина, улыбаясь.

Он с завидной кошачьей грацией медленно приближался к Яну. Ему захотелось отпрянуть и скривиться, но ноги будто приросли к полу и осталось только наблюдать за плавными движениями незнакомца.

– Вы Ян Кенгерлинский, друг доктора Узомы? Верно? Любите ранние визиты? – мужчина подошел почти к самому порогу комнаты. – Адиса много о вас рассказывал.

– Звучит многообещающе, но теперь даже боюсь представить, что именно рассказывал Адиса, – саркастично хмыкнул Ян.

Кенгерлинский стоял на месте, словно застывшая статуя и мысленно заставлял себя не дергаться, чтобы не выказать отвращения. Наверное, такая реакция была бы Адисе очень неприятна, если не сказать, что унизительна. Хотя когда это Яна стали заботить чувства других? Завтрак подступил к его горлу отвратительной волной.

– Я Илья, – мужчина в приветствии протянул руку.

– Чувак, ты же не думаешь, что я буду жать руку, когда не знаю, что она пару минут ранее сжимала до этого? – Ян скривился. – Без обид.

– Без обид, – с готовностью опустил руку Илья, отступив обратно вглубь комнаты.

На его лице все еще играла улыбка, но она неуловимо изменилась. Стала жестче.

Ян узнал эту гримасу. Он также смотрел на своих будущих жертв, пряча истинные намерения за маской фальшивого добродушия.

– Черт. Ян, все совершенно не так! – вскричал Адиса, заламывая руки.

Он точно вышел из ступора, но выглядел настолько растерянно, что Кенгерлинский даже испытал к нему некое подобие жалости. Где-то глубокого внутри. Очень глубоко.

– Да? – иронично заметил Ян. – Насколько именно не так?

Адиса нервным жестом утер лицо, потом взвыл и вернул руки на место, прикрываясь.

– В общем, неважно, – Ян пожал плечами. – Простите, ребятки, не хотел вам сломать всю малину. Не отвлекайтесь и продолжайте с того момента, где остановились. А я удаляюсь также тихо, как и появился.

Он закрыл дверь и пошел в сторону лестницы. Шаги и движения были резкими, а в голове стоял сплошной туман. Ян отказывался верить тому, что показали его глаза. Такого просто не могло быть на самом деле!

– Ян! – отчаянный возглас Адисы ударился ему в спину. – Постой!

А, нет. Могло. И было на самом деле.

Черт!

Ян не обернулся.

Пройдя мимо пункта охраны на улицу, он на несколько секунд остановился и глубоко вдохнул свежий утренний воздух, чтобы вернуть себе хотя бы подобие равновесия. После быстро сел на байк и выехал за территорию Подолки, точно за ним черти гнались. Даже когда Ян влился в общий поток машин на центральном шоссе, он все еще не мог справиться с потрясением. А также разобраться, что именно его шокировало больше всего. То, что его лучший друг оказался с нетрадиционными сексуальными аппетитами и за столько лет близкого общения сам Ян ни о чем таком не догадывался или же то, что любовник Адисы был почти, как две капли воды похож на него самого.

Даже Кенгерлинский не мог отметать очевидные вещи.

Эта схожесть с Ильей ему ужасно не понравилась. Сам факт, что Адиса развлекался таким извращенным образом с мужиком, напоминающим Яна, приводила его в ярость и одновременно ставила в тупик. Мысленно он был способен найти сотню причин данному явлению, еще сотню догадок, почему так произошло и какие последствия будут в итоге, но… Кенгерлинский просто не хотел об этом думать. Он намеренно ставил ментальный блок, останавливая собственные мысли. Иначе все эти размышления могли поглотить его полностью, пока Ян не дошел бы до единственно верной причины произошедшего, положив этими знаниями конец дружбе.

Как бы странно не прозвучало, но Кенгерлинский не хотел терять друга.

У него вообще никогда не было друзей. Как-то не получалось сближаться с людьми, когда ты можешь предугадывать день их смерти, а после сам же, возможно, и придешь сопроводить души. Да и особо не хотелось, чтобы кто-то знал о твоих слабостях, суждениях и планах. Ян привык играть в одиночку. Ему даже это нравилось.

Никто не мешает.

Никто не переживает.

Никто не заботится.

Никто не ждет.

Никто не придет на помощь.

Эти постулаты не раз спасали его от роковых ошибок. Ян привык полагаться только на самого себя. Никто же не мог знать о нем больше, чем он сам. Делиться знаниями, особенно личного характера, он также не привык.

Ни к кому не привязывайся, ни о ком не заботься и ни о чем не пожалеешь, – такое поведение делало жизнь Яна намного легче.

Он не знал, что такое дружба.

До того момента, как в его жизнь не ворвался странный психиатр с нераскрытыми способностями эмпата. Это столкновение тогда казалось Яну ничем иным, как очередной насмешкой судьбы.

Да и как он мог думать иначе при тех обстоятельствах? Ян, изувеченный своим долгом, погребенный усталостью от груза, что должен нести вечность, оказался наедине с психами. Именно там, где долгое время мечтал познать наказание за все, что успел натворить. Именно там, где заслуживал быть, раз уж дорога в ад ему была заказана. И вдруг, его благородно решили спасти, вернув здравость рассудка. И кто? Доктор с экзотической внешностью, силой, что дремала внутри и твердой убежденностью осчастливить своим альтруизмом, как минимум весь мир. Мало того, что Ян не просил о помощи, так его мнения в этом вопросе вообще никто не слушал!

Этот симбиоз, как оказалось позже, принес больше пользы, чем вреда. Кенгерлинский научился умело заглушать голос вины, что мучил его десятилетиями, пока тот вовсе не исчез. А Узома познал свои способности, как эмпата и прошел ускоренный курс обучения у жнецов.

Ян мог с чистой совестью признать, что они оба получили выгоду из этой дружбы.

Адиса стал первым человеком после бабули, кого Ян сознательно подпустил к себе на расстояние ближе вытянутой руки.

Пусть он никогда не высказывал, что дорожит этими отношениями, пусть привык принимать то, что Адиса всегда рядом и готов прийти на помощь, как должное, пусть особо не заботился о сохранности дружбы, но… Как оказалось, Кенгерлинский не готов был потерять то единственное звено, что еще связывало его с нормальным миром. Не сейчас. Адиса стал гарантом спокойствия Яна, его совестью и твердыней. Как же теперь удержаться на ногах, если твердыня оказалась гниющей изнутри?

Кенгерлинский нашел лучший выход из сложившейся ситуации: он предпочел об этом вообще не думать.

Именно нетерпение подстегнуло его помчаться в Подолку ранним утром. Будь проклято это чувство! А если бы Ян заехал на несколько часов позже? Черт! Он готов был продать свою почку только бы заполучить бесценное неведение обратно! Кенгерлинский так хотел поделиться с другом соображениями, что пришли в голову совершенно недавно, и казались неплохой идеей для воплощения в жизнь, что даже не позвонил, предупреждая о визите. Ведьма приказала подумать и он именно так и сделал, в итоге понял, что не настолько беспомощен, как ему казалось еще несколько часов назад. Теперь у него был новый план и целых два варианта, которые он еще не испробовал для того, чтобы отыскать Банши. Еще Ян хотел заручиться поддержкой друга, потому как то, что он задумал, будет трудно воплотить в одиночку.

Разочарованный тем, что ни первый, ни второй пункт остались невыполнимыми, Ян решил ни в коем случае не отступаться от своего плана. На кону стояло слишком многое.

Даша.

Месть.

Будущее.

И он не мог этим жертвовать, позволив себе остановиться хотя бы на минуту и задуматься о правильности выбора или же о том, что произошло в лечебнице. Ян был преисполнен решимости отыскать свою пропажу за эти сутки. Он поклялся себе, что Даша окажется в его объятьях еще до того, как пылающий диск, что сейчас завис высоко в небе, спрячется и взойдет над горизонтом еще раз.

Когда Ян подъехал к своей сегодняшней цели, было около полудня. Дорога заняла у него больше времени, чем он ожидал. Кенгерлинский припарковал байк на виду, специально не став его прятать. Он знал, что это бесполезно потому как по периметру всей территории, где он находился, были расставлены камеры слежения.

Ян подошел к воротам, повернул лицо к камере, что примостилась в верхнем левом углу каменной ниши и подмигнул. Он надеялся, что любопытство хозяина превысит его жажду крови Яна и ворота откроются. Если же нет, то из-за сверхсовременной системы охраны, он никогда не проберется внутрь. Туда, куда крайне необходимо было попасть.

Но… сегодня удача была на его стороне.

Кенгерлинский это понял, когда услышал характерный звук щелчка и ворота почти бесшумно отъехали в сторону. Он не смог сдержаться от победной ухмылки. Но тут же опомнился и надел скучающую маску на лицо.

Нельзя было расслабляться. Только не в этом месте. Хоть Ян и подозревал, что как Вестник Смерти он не мог умереть, не возродившись, пока Смерть сам не пожелает избавиться от него, но существо, которому он решился нанести сегодня визит, могло обеспечить ему каждодневную смерть в мучительной агонии. Что никак не входило в его планы. По крайней мере, на ближайшее будущее. Ян был бы полным идиотом, если бы не смог признать очевидную опасность.

Поморщившись, он повел плечами и завел руку за спину, изображая потягивание. На самом деле, Ян осторожно убедился, что все кинжалы и острозубые звездочки именно там, где он прикрепил. Даже с оружием он не чувствовал себя в полной безопасности в этом месте, но за то избавился от чувства беспомощности, которое ненавидел испытывать. Ян привык побеждать. Во всем. Каждый раз, когда он проигрывал, это несло за собой чуть ли не физическую боль. А еще причиняло значительный урон по его самолюбию.

Ян стоял перед панорамой роскошного трехэтажного особняка, этот вид навевал на него тоску. Слишком много великолепия на один квадратный метр – раздражало, а еще тут же напоминало, что понтовитость не порок. Потому что подобным он также иногда страдал. Если уж ты обладаешь лучшим, то почему бы его не показать?

Его тяжелый взгляд скользнул по фасаду дома, высоким окнам и причудливой лепнине, что украшала колонны по обе стороны от крыльца. Может, и стоило признать, что хозяин усадьбы имел отличный вкус. Ян даже был способен испытать восхищение, будь он здесь при других обстоятельствах.

Ян бывал здесь всего несколько раз. Но все эти визиты произошли так давно, что по всем нормам приличия его уже давно не должно было быть в живых. Просто потому, что нормальные люди столько не живут. Но он не только стоял перед домом, живее всех живых, так еще и внешне совершенно не поменялся. Усадьба, как он успел отметить мельком, не претерпела кардинальных изменений. Разве что только похорошела и стала выглядеть еще богаче.

Маленькая поправочка делала Яну уступку.

Он уже столетие не был человеком.

Точнее был не совсем человеком.

Ян разозлился на себя, что вместо того, чтобы спешить поскорее закончить неприятную встречу, он стоял на лужайке перед домом и предавался идиотской философии. Подстегнутый этой горячей волной, несколько ступеней, что отделяли его от входа в дом, Ян преодолел без промедления. Воспитанный человек занес бы руку и несколько раз ударил бы по двери, извещая хозяина о своем присутствии, или же вжал бы кнопку дверного звонка. Но, во-первых, о том, что Ян был здесь уже знал не только хозяин, но и многочисленная охрана, иначе его вообще бы не пустили на частную территорию. А во-вторых, Кенгерлинский никогда не был вежливым. Поэтому он открыл себе самостоятельно и прошел внутрь дома, удачно сдержавшись, чтобы не пнуть дверь с ноги.

Внутри, как и снаружи, все дышало роскошью. У Яна не было времени детально рассматривать обстановку, хотя все, на что он мельком успел взглянуть, так и кричало: «дорого!».

Яна встретила тишина. Он, конечно, не рассчитывал на горячий прием, но был удивлен, что к нему вообще никто не вышел. Ни одной живой души. Ловушка?

Напряжение сковало его позвоночник.

Гнев забурлил в груди, медленно растекаясь по его телу, словно кровь мгновенно превратилась в лаву. Уже знакомое противное ощущение сдавило горло, пока Ян не стал задыхаться. Черт, а ведь все это не имело совершенно никакого смысла: безуспешные поиски, дикая одержимость увидеть ее еще раз, приход в этот проклятый дом. Они ведь с Дашей никогда не были друзьями. Подумаешь, переспали однажды. Разве Ян мало с кем спал? Но стал бы он кидаться на поиски каждой своей случайной любовницы? Ян знал ответ и это бесило его еще больше. Он мог тысячи раз доказывать окружающим, что причина в ее второй сущности, но… откровенно перед собой это не имело такой огромной важности. Или же может, причиной рвения все-таки было то, что она Банши и могла сыграть решающую роль в его мести? Знал бы кто, как он запутался!

По прошествии стольких дней, Ян осознал свои ошибки. Он не был с ней мил. Дерьмо, их близкое знакомство вообще началось с ее неудавшегося убийства! Ян сожалел, что плохо обращался с Дашей. Возможно, впервые в жизни он познал это чувство – сожаление. Ему не стоило так грубо обращаться с ней, не стоило скрывать информацию, провоцировать на ненависть и жестокость. Он сам загнал Дашу в угол, как дикую кошку, а потом ничего не смог сделать, когда она вдруг взбрыкнула и показала когти. И какая уже была разница, что Ян не собирался сдавать ее жнецам? Кенгерлинский сам взрастил в Банши недоверие, как экзотический цветок, а потом сам же не смог убедить ее в обратном.

Даша могла быть где угодно. И черт, он не имел никакого права, чтобы винить ее в том, что она не хотела его видеть и скрывалась!

Если бы у него только был еще один шанс…

Для чего?

Для мести или же для того, чтобы заслужить ее признательность?

На этот вопрос Ян пока не знал ответа.

– Вестник?

Ян резко обернулся, выхватывая знакомую фигуру, что вышла из тени. Мужчина был высок, почти на голову выше его самого, хотя на недостаток роста Кенгерлинский никогда не жаловался.

А еще он совсем не изменился. Все также широк в плечах, с натренированными мышцами и жестким лицом. Правда, татуировок с того времени, как Ян видел его в последний раз, стало намного больше. Одна из них, в виде абстрактных линий, поднималась по левой стороне шеи, обхватывая скулу. Ян догадался, что это изображение должно было немного перекрывать ужасный шрам, который шел от линии лба, пересекал переносицу и щеку, но на самом деле тату сделало шрам только заметнее. Ян усмехнулся от мысли, что мужчина специально поддерживал подобными деталями образ, чтобы внушать еще больший страх, чем он мог внушить своим несносным характером и второй ипостасью.

Он был одет в черные брюки и темно-вишневый джемпер. Одежда совершенно не вязалась с его маньячной, как подумал про себя Ян, внешностью.

Прищуренные глаза, синие и холодные, как лед, казалось, выдавали его замешательство. С чего бы? Ян был уверен, что камеры видеонаблюдения работают исправно.

– Зверь, – Кенгерлинский склонил голову в шутливом поклоне. – Ну, здравствуй.

Мужчина нахмурился, провел рукой по короткому ежику русых волос, что придавал его лицу еще большей грубости:

– Какого хрена ты здесь делаешь, Кенгерлинский? – прорычал он.

Сквозь жесткие черты лица стала проступать костяная маска его второй ипостаси и Ян подумал, что сейчас увидит монстра, сокрытого от посторонних глаз. Но ошибся. Хоть грудь мужчины продолжала вздыматься от бурного дыхания, попыток для нападения он не предпринимал.

– У меня к тебе сделка, – кивнул Ян.

– Нахрен мне твои сделки! – вспылил он, потом резко кинул взгляд в сторону лестницы, нервно облизал губы и понизил голос до злобного шепота. – Убирайся из моего дома самостоятельно, пока у тебя еще есть такой шанс.

– Ты оглох, Зверь? Я сказал, у меня к тебе сделка. Когда это ты отказывался от такого?!

– Меня не интересует ничего из того, что ты можешь предложить, – грубо ответил мужчина. – А теперь пошел вон.

Ян поджал губы. Волна неконтролируемой ярости нахлынула на него с головой, поглощая здравый рассудок до капли. Всего одной секунды не хватило для того, чтобы Ян сорвался с места и всадил кинжал, припрятанный за поясом, в горло этого хамоватого мудака.

– Марк? – ошеломленный женский голос, приятный и сочный, проник в его разум, возвращая контроль. – Что здесь происходит?

Зверь вздрогнул, повернувшись вполоборота к лестнице, Ян с любопытством проследил за его взглядом. На верхних ступенях мраморной лестницы стоял… ангел. Кенгерлинский помотал головой, прогоняя глупое видение.

Конечно же, это была просто девушка, а никакой не ангел. В первую секунду, когда Ян окинул ее взглядом, ему померещилось странное сияние, но теперь все исчезло. Девушка была низкого роста, хрупкого телосложения и с бледной, точно фарфоровой кожей. Ян отметил, что наверняка на ощупь она была нежной, как шелк. Вокруг ее лица серебрились мелкие кудряшки, придавая огромным зеленым глазам открытость и чувственность.

Кенгерлинский нахмурился.

Неожиданное появление этой девушки могло сыграть ему на руку, если он станет действовать быстро и безжалостно. Но то, как она выглядела, взывало в нем к несуществующей совести. Внутренний голосок противно шептал, что девушка слишком невинна и не привыкла к такой грубости, которую он собирался продемонстрировать.

Ян не готов был капитулировать, отказываясь от возможной выгоды, что мог получить, но все зависело от поведения Зверя. Если эта девушка ничего для него не значила, то затевать весь сыр-бор не имело никакого смысла. Зная, что Зверь никогда не был сторонником серьезных отношений, как и он сам, Ян почти приуныл от осознания, что такая хорошая возможность манипуляции уплывала сквозь пальцы.

– Еся! – взволнованно выкрикнул Зверь, Ян заинтриговано выгнул бровь. – Быстро иди в свою комнату и не показывайся, пока я не приду за тобой!

– Но… – девушка закусила нижнюю губу. – Марк, я не…

– Есения! – почти взвыл он. – Убирайся в комнату!

Она вздрогнула, но послушно стала разворачиваться, чтобы уйти. Ян не мог такого позволить. Он молниеносно выхватил кинжал, черное лезвие блеснуло на солнце, и пустил его в девушку.

Глава 24

Работа над ошибками

Расставания и встречи – игра. Насмешка жизни. Именно так всегда думала Рита до того момента, пока на себе не ощутила всю палитру чувств от такой «насмешки».

Она не знала, как ей быть дальше.

Как вновь научиться жить так, как раньше?

До той ночи все было просто.

Просто притворяться, просто лгать, просто манипулировать и следовать поставленным целям. Сейчас же все, что она когда-то планировала, стало казаться обычной фальшью. Раньше ее это совершенно не тревожило, но вот теперь…

Брагин что-то изменил в ней. Это было крайне странное и новое чувство, но оно неожиданно резко поселилось в ее груди, намертво вцепившись в ткани и кости. И когда только это случилось? Рита не понимала, как могла упустить такой важный момент.

Она с удовольствием бы вернулась назад во времени и зареклась устраиваться на работу в отделение Брагина. Господи, да она бы вообще за километр обходила бы больницу и все потенциальные пути, на которых могла встретить Федора!

Возможно, тогда было бы намного легче, беспечнее, спокойнее. Фальшь ведь безопаснее, чем пучина неконтролируемых чувств.

Разрабатывая план по охмурению Федора, она действовала рационально и холодно, взвешивая каждый свой последующий шаг. Но вот когда все пошло не так, не заметила. Ведь до недавнего времени казалось, что все правильно. По плану. Именно так, как она рассчитывала. Хоть Брагин и не велся ни на какие уловки с ее стороны, но и сердце Риты не екало в его присутствии. Почти. Или же она так хотела принять желаемое за действительное, что просто закрыла глаза на разрушительные перемены в себе?

Когда же все пошло наперекосяк?

Рита чертыхнулась, со всей силы ударив ладонью по сидению. Водитель кинул на нее неодобрительный взгляд в зеркало заднего вида, но ничего не сказал.

– Простите, – пробормотала она.

Не то чтобы ей было действительно жаль или стыдно за свои действия… Нет. Просто тягостное молчание ощущалось еще хуже, чем пара ничего не значащих слов.

Сцепив руки в замок, Рита попыталась успокоиться. Пальцы дрожали. Слабость накатывала на тело. Сейчас было совсем не время, чтобы предаваться унынию. Гораздо необходимей было собраться с мыслями, решить, что делать в первую очередь и куда ехать, составить список с лекарствами, чтобы вернуть организму силы. Еще совершенно не помешала бы консультация хорошего врача. Желательно уродливого, но страх какого умного специалиста. Хватит с нее эскулапов-красавчиков.

Сейчас Рита не могла с уверенностью сказать, что ясно понимала, как за короткий срок восстановиться после обильной кровопотери. Она никогда не была особо прилежной ученицей. Вот если бы рядом находилась Дашка-дурашка… С ее-то невыносимой тягой к знаниям, прилежностью и свойством концентрироваться на центральной проблеме в сжатые сроки… она в два счета составила бы ей лист-предписание попутно обругав за легкомыслие.

Но рядом, кроме хмурого водителя такси, никого не было.

Рита не удержалась от очередного всхлипа.

Конечно, еще выигрышными вариантами в скорейшем выздоровлении считались хороший сон, калорийная еда и спокойствие. Ни первого, ни второго, ни третьего – ей на самом деле не хотелось.

Единственным жгучим желанием на данный момент было – забиться в какой-то дальний, темный угол и рыдать до потери пульса. Глупо?

Но ведь Рита никогда не позволяла себе слабостей и глупостей. Разве один раз будет считаться такой уж большой ошибкой?

Бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида, она нахмурилась. В девушке с растрепавшимися волосами, бледной кожей, синяками под глазами, опухшим от слез лицом – она совершенно не узнавала себя.

«И плевать!» – подумала она, даже не став приглаживать торчащие во все стороны волосы.

Все равно никто не будет ее встречать у дома. А на таксиста или знакомых, которым могла случайно попасться на глаза у подъезда – было откровенно плевать.

Подтянув колени к груди, она свернулась калачиком и невидящим взглядом уставилась в окно. Поток обидных слез так и не удалось остановить. И она бросила безуспешные попытки справиться с истерикой. А ведь Брагин ей говорил, что организм потерял много жидкости. Тогда откуда только взялась вся эта сырость?

Рита прекрасно понимала, что все испортила сама.

Сломала.

Бросалась обидными словами, будто ядом.

Она и сама не могла понять, что так вывело ее из себя. Это была мгновенная вспышка гнева, которая поглотила всю присущую Рите рациональность и заставила последовать эмоциям. В итоге она наворотила столько глупостей, что не знала, как потом разгрести все последствия сегодняшнего срыва. Наверняка придется уволиться, искать новую работу. А может, и вовсе уехать из города, попытав счастье где-нибудь подальше от Федора Ивановича Брагина.

Вот только никто не мог дать ей гарантий, что даже вынужденное расстояние сможет вернуть утерянный душевный покой.

За чувства не платят. Рита обещала себе никогда не ввязываться в подобное, чтобы обеспечить своему сердце наилучшую защиту. Не получилось.

По заказу, как оказалось, сердце не включают и не выключают.

Рита рисовала себе беспечную жизнь, обещала справиться, но не справилась. И как была простой неудачницей, дочерью алкоголички, так и осталась. Ни одна маска не спасала ее сейчас от того, чтобы узреть наконец собственное истинное лицо.

И оно ей не понравилось.

Предаваясь мысленному самобичеванию, она не заметила, что дорога к дому значительно увеличилась во времени. Такси петляло по улочкам, точно специально выбирало объездные пути. Водитель был молчалив и ни разу не заговорил с ней, даже когда всхлипы переросли в отчаянное подвывание. Сейчас Рите это было только на руку. Хотелось уединения и одиночества.

Отравляя словами Брагина, она заразилась ядом сама.

Слезы прекратились так же резко, как и начались. В один момент Рита просто осознала, что больше не плачет, а впустую всхлипывает по инерции, уставившись в стекло. Окружение смазывалось неузнаваемым пятном.

Когда машина, наконец, затормозила, Рите понадобилось больше минуты, чтобы осознать это. Она недоуменно огляделась по сторонам, не узнавая место, где оказалась.

– Куда вы меня привезли? – хриплым от рыданий голосом, спросила она.

– Туда, где ты должна быть.

Рита вздрогнула, повернувшись на звук.

Этот голос она могла бы узнать из тысячи. Именно он будет преследовать ее в кошмарах еще долгие годы. Если, конечно, ей повезет излечиться от этого наваждения посредством времени и кошмары не останутся с ней до конца жизни.

Рита могла пытаться обмануть кого угодно только не себя.

Федор Брагин стал ее персональным раем и адом в одном флаконе. Именно с ним она могла не бояться потерять голову от чувств только по той причине, что невозможно потерять то, чего у тебя уже нет. На короткий срок, чуть более суток, Рита позволила себе поверить и почувствовать, как может быть ей хорошо и легко рядом с мужчиной, которого искренне жаждешь сердцем, а не из-за меркантильных соображений. Нет, конечно, все ее побуждения по захвату внимания завотделением хирургии и начались с банальной выгоды, но она даже и предположить не могла, что эта игра перерастет в нечто большее. Такое громадное и новое для нее, что каждый раз, думая об этом, Рита будет испытывать неконтролируемый страх.

Прозвучавшие слова все еще прокручивались в ее голове, точно кто-то записал их на пластинку и оставил в режиме повтора. Страх сжал грудь Риты в тиски. Нет, она не боялась, что угодила в чью-нибудь ловушку или же это неудачная шутка одного из ее прежних поклонников. Она боялась не совладать с эмоциями, что новым вихрем готовы были подняться изнутри в любой момент. А все потому что голос, который она услышала, принадлежал Федору Брагину.

Мужчине, к чьей широкой груди ей невыносимо сильно хотелось прижаться.

Мужчине, что не просто может вдребезги разбить ей сердце, а с легкостью растопчет и сожрет ее душу, если только она проявит слабость к нему.

Мужчине, от которого она сбежала пару часов назад, даже будучи в полуобморочном состоянии.

Возможно, впервые Рита не стала противиться дрожи, что охватила ее тело. Мурашки предвкушения заставили волоски на ее руках встать дыбом. От длительных рыданий, глаза жгло и фокус зрения то и дело терялся, превращая картинку мира в туманное пятно. Рите никак не удавалось в точности разглядеть того, кто склонился над машиной с ее стороны. Она боялась, что слух сыграл с ней злую шутку и голос на самом деле принадлежал не Брагину, а просто ей хотелось так думать. Чувствуя себя беспомощной, мучаясь незнанием, Рите осталось только одно – раз за разом растерянно моргать и надеяться, что туман перед глазами временное явление.

– Вы можете быть свободны. Спасибо, – сказал мужчина, протянув через стекло водителю деньги.

Рита судорожно обдумывала свои последующие действия: что сказать, как посмотреть, где лучше промолчать, но стратегия поведения, как назло не приходила в голову. Глупое сердце пустилось вскачь.

Дверца с ее стороны стремительно распахнулась. И когда мужчина наклонился к ней, Рита наконец уверилась в том, что интуиция ее не обманула. С первым же вдохом она учуяла запах, который ей так нравился.

Запах ее мужчины. Хотя, какого к черту, ее мужчины? Брагина. Да. Просто Федора Ивановича Брагина.

Как только Федор приблизился вплотную, зрение Риты чудесным образом прояснилось. В будущем, вспоминая этот момент, она решила, что это произошло из-за страха остаться в неведении. Хотя другая ее половина нашептывала, что скорее от того, чтобы успеть наглядеться на Брагина, если вдруг это была ее последняя возможность.

– Где я? – отшатнулась она, вместо того, чтобы кинуться в объятья, как хотелось.

Упрямство, что взращивалось годами, как оказалось не так легко контролировать. Оно срабатывало автоматически, точно защитный механизм.

Желания, разум и движения тела отказались работать слаженно, словно Рита в одно мгновение перестала быть главнокомандующим своего организма.

– Я уже ответил на твой вопрос, – поджал губы Федор и потянулся к ней.

Рита поближе притянула к себе ноги и попыталась отползти к другой стороне сидения. Брагин схватил ее за лодыжку, подтянул к себе, и не успела она и ахнуть, как вытащил из машины, взяв на руки.

Не зная то ли разразиться возмущенным криком за то, что ее так бесцеремонно выдернули из машины, то ли начать осыпать поцелуями лицо Федора, что теперь было в нескольких сантиметрах от ее собственного, Рита выбрала третий вариант. Нейтральный. Она глубоко дышала, хватая широко раскрытым ртом воздух, и оглядывалась по сторонам.

Такси остановилось за несколько домов от жилья Брагина.

Риту разобрало любопытство: все такси в городе прокляты одним маршрутом или только те, которые вызывает она?

– Это не тот адрес, что я называла, – тихо прокомментировала она, особо ни к кому не обращаясь.

– Я знаю.

– Знаешь? Но… как?

– Заказ делал я, не забыла? И таксист привез тебя именно туда, куда я сказал.

Так все было подстроено? Феерия чувств охватила Риту: радость, злость, неверие, растерянность.

– Зачем? – осторожно, чтобы не выдать всей глубины своей заинтересованности в ответе, спросила она.

– Нам обоим необходимо было остыть, – кивнул Федор. – И я обеспечил время, раз уж ты воспротивилась оставаться со мной в одних стенах. Ты же не думала, что я правда отпущу тебя вот так?

– Я… Нет. То есть да! Не знаю…

– Послушай меня, Рита, и на этот раз постарайся сделать это как можно внимательней. Хорошо?

Рита сглотнула ком в горле и кивнула. На слова она сейчас совсем не была способна. Судя по тону голоса Брагина, разговор намечался серьезный и не предвещал ничего хорошего.

– Я слишком стар для юношеского максимализма, понимаешь? В моей палитре, в отличие от твоей, есть не только белый и черный, но и промежуточные цвета. И я умею добиваться того, что хочу разными способами. В том числе и уступками.

Рита выдохнула. Она только сейчас заметила, что затаила дыхание, ожидая первых слов Брагина.

Сорвался ветер.

Листья взвились под ногами Федора, шурша и опадая обратно на асфальт.

Хоть и стояла ранняя золотая осень, но дыхание прохлады в особые дни уже хорошо ощущалось.

Рита поежилась.

Брагин заскочил в дом, одной рукой прижимая к себе Риту, другой – он прикрыл дверь.

– Додумалась в одной сорочке выскочить, дуреха, – проворчал он, поднимаясь по лестнице. – Тебе мало болячек, что уже нахваталась? Еще хочется?

– Нет, – честно призналась она. – Просто я не подумала, что…

– Я знаю. Трезво мыслить во время истерики трудно.

– Да что ты себе позволяешь? – вновь вспыхнула Рита.

– Тс-с-с, малыш. Я умею идти на компромиссы, – хотя Федор и говорил совершенно серьезно, но в уголках его глаз появились смешинки.

– Да неужели? – зло прищурилась она. – Я заметила твои большие компромиссы, когда вместо необходимых ответов получила лишь молчание!

Он шумно вытолкнул из себя воздух:

– Да ты же сама не дала мне и слово вставить!

– Неправда! Ты просто не хотел мне ничего рассказывать, по-прежнему считая набитой дурочкой, которой можно вешать лапшу на уши!

– Тебе навешаешь, – пробубнил под нос Брагин.

– Что?

– Не считаю я тебя дурочкой, Рита. Довольна?

– Нет, – она обиженно отвернулась от него. – Пусти. Я могу дойти сама. А лучше вызови такси и в этот раз назови правильный адрес.

– Нет.

– Пусти! – взбрыкнула Рита, Федор только крепче сжал ее в объятьях, не спеша поднимаясь по лестнице на второй этаж.

– Рита, не провоцируй во мне пещерного человека, – прорычал он.

Она задалась вопросом, зачем только опять выводит его из себя? Зачем вызывает на скандал? Ведь, на самом деле, никуда уходить и не хочется, а упрямство мешает согласиться на то, что Брагин предлагает по умолчанию: быть рядом и не задавать лишних вопросов. Откуда появляются эти будоражащие кровь сильные эмоции, что с завидным постоянством выбивают ее из душевного контроля?

С этими мыслями она и не заметила, как они вошли в спальню. Брагин откинул одеяло и аккуратно опустил ее на постель. Рита тут же недовольно поджала губы, всхлипнула и отвернулась. В ней сейчас было столько противоречивых чувств, что хватило бы с лихвой на полквартала.

– Ну что ты хочешь услышать, малыш? – обеспокоенно заглядывая ей в лицо, спросил Брагин.

– Правду.

На самом деле она не ожидала, что Федор послушает ее и пойдет на уступки, не таким он был человеком. Подумав такое, Рита в следующую же секунду устыдилась собственных мыслей, потому что мужчину, точно прорвало на откровения. А это означало, что она совершенно не знала его, по крайней мере того Брагина, что был за пределами больницы.

– Черт, Рита! Мне стало страшно! Я просто, мать твою, как последний трус испугался, что если ты узнаешь вторую сторону моей жизни, то не поймешь! Я привык хранить все в себе и, знаешь ли, мне сложно открыться хоть кому-то! Это ты хотела услышать?!

– Я не знаю, – слезы на удивление тут же высохли. – Хотя бы это. Первый шаг – тоже неплохо.

Федор криво улыбнулся, проводя ладонью по ее предплечью.

– Да ты же, как ледышка! – нахмурился он. – Вот дуреха-девка!

– Но я же не знала, что это все подстроено, – улыбнулась она. – Знала бы, оделась потеплее и пересидела бы бурю где-нибудь в уютной кафешке.

Брагин хмыкнул, укрывая ее одеялом до самого подбородка.

– А если бы ты не психанула, то могла бы пересидеть бурю, как ты выражаешься, у меня под боком.

Рита недовольно фыркнула, намереваясь держать упрямую оборону до последнего.

– Ладно, не будем об этом, – быстро ретировался Федор. – Запомни одно, Рита, никогда больше не пытайся сбежать от меня. Любые проблемы решаются разговором. Первую половину своей жизни я сам потратил на бегство от проблем, во второй не хочу гоняться по той же причине за кем-то другим. А теперь полежи немного спокойно, я приготовлю ванну, чтобы ты смогла согреться.

– А как же мои вопросы? Или ты уже передумал отвечать на них?

– Я отвечу, – кивнул он. – Только сначала позабочусь о здоровье моего самого капризного пациента.

Рите показалось, что она всего на секунду прикрыла глаза, а когда открыла их, то подумала, что попала в сказку.

Нежась в теплой воде и вдыхая цитрусовый аромат мыльной пены, она благодарно улыбнулась Федору, который сидел на бортике ванной.

– Спасибо.

– За что? – удивился тот, намыливая ей спину.

– За все.

Рита позволила себе расслабиться и полностью отдаться его уверенным рукам. Брагин настолько бережно ухаживал за ее телом, что даже заставил засомневаться, что она сама смогла бы сделать лучше.

Покончив с водными процедурами, Федор укутал ее в махровый халат и высушил волосы феном. Она сначала удивилась, откуда в доме у холостяка фен, но потом быстро спохватилась. То, что Брагин был холост, еще не означало, что у него никогда не было постоянной подружки, с которой они делили его дом на двоих.

– Сами высохнут, – попыталась воспротивиться такой новизне Рита, ведь где это видано, чтобы мужчина сушил волосы девушке?

– Молчи и не мешай мне заботиться о тебе, – строго ответил Брагин, попутно чмокая ее в нос, отчего вся упрямая бравада Риты тут же пала, заставив ее всецело капитулировать перед любыми действиями этого мужчины.

Усталость больше не давила на нее свинцовым грузом, слабость трансформировалась в негу, а все плохое настроение, как ветром сдуло. Она не хотела думать о том, откуда Брагин знал, как быстро привести ее растрепанные нервы в порядок и заставить расслабиться, но нельзя было не признать, что получилось это у него профессионально.

Удостоверившись, что она согрелась и удобно устроилась под одеялом, Федор покинул комнату еще два раза. Первый раз, чтобы принести Лютого, который тут же свернулся клубочком на коленях Риты и стал громко урчать. А второй раз, чтобы принести горячий обед и лекарства.

От кормежки с ложечки Рита отказалась. Хоть выторговать разрешение поесть самостоятельно, без лишней помощи, и далось ей с трудом. Федор согласился не сразу, приводя несколько десятков причин в подтверждение правильности обратного. Все они в основном сводились к тому, что Рита еще слишком слаба, из-за того, что потеряла много крови. Она догадывалась, что Брагину таким образом просто хотелось выразить свою неожиданно проявившуюся заботу, но упрямо настаивала на своем: для того чтобы держать в руках ложку, сил ей обязательно хватит. И Федор сдался, оставшись сидеть рядом и внимательно следя за каждым движением Риты.

– Так вкусно! – облизнулась она, отправляя очередную ложку с овощным супом в рот. – Когда ты только успел?

– Пока тебя не было.

– Так значит, пока я рыдала в такси, ты тут суп готовил?

– А ты предпочла бы, чтобы я разворотил половину дома в гневе, дожидаясь тебя? – подмигнул он.

– Возможно, – подыгрывая его игривому настроению, ответила Рита. – Не знаю.

Наелась она быстро. Организм пока не смог вместить в себя много, насытившись меньшей частью от половины привычной порции. Федор проследил, чтобы Рита выпила необходимые лекарства, убрал посуду и лег с ней рядом, обнимая. От тепла его тела спокойствие разливалось в ее груди. Наверняка, он собирался приспать ее бдительность, чтобы увернуться от, возможно, неприятного разговора, но Рита не хотела откладывать что-то подобное на завтра. Лучше уж отрезать все сейчас, пока еще не слишком приросло, чем потом, обрывать по живому.

– Так что это было?

– Когда?

– Когда ты сказал про якорь. Я почувствовала тепло.

– Я поделился с тобой своей Силой, – нехотя ответил он, вздохнув. – Призвал тебя обратно из-за сумеречной черты, чтобы мы успели продержаться до приезда бригады скорой помощи.

– Что?! Но как так? И зачем?

– Это получилось спонтанно, – он потер переносицу. – Я не контролировал Силу, просто захотел, чтобы ты осталась и… вот.

– Я теперь тоже жнец? – даже от одной мысли внутри Риты все похолодело.

– Я не знаю. Никогда не проделывал ничего подобного. Но даже если и так, то не бойся, ничего страшного с тобой не случится. Я буду рядом, чтобы помочь.

– А почему ты мне не позволил уйти с матерью? Она была такой красивой. Я никогда ее такой не видела. Это была не она, а одно из магических чудищ, да?

Федор крепче стиснул Риту в объятьях, уткнувшись носом в ее волосы.

– Я не знаю, малыш. Никто на этот вопрос тебе не ответит. Бывает, что на границе смерти человек может встретиться со своими близкими по ту сторону, но и отметать то, что придут именно они, а не сумеречные твари – невозможно.

– Расскажи мне еще что-то, – попросила она.

Голос Федора убаюкивал, это спокойствие и тепло, что ощущалось рядом с ним, было самым приятным чувством, которое Рита испытывала в своей жизни. По крайней мере, ей так искренне хотелось считать.

– Про жнецов?

– Про тебя. Но если не хочешь, то можно и про жнецов.

– Я просто забыл уже, как это правильно делать. Откровенность – не мой конек, но я постараюсь, – прошептал он. – Когда мне было семь, родители погибли. Глупая случайность. Ночью в нашем доме случилась утечка газа и до утра они не дожили, отравились. Мы с Мариной, как раз были в гостях у Глаши, тетки нашей матери в поселении жнецов. С того времени пришлось нам с Мариной остаться в клане, хотя мама всегда была против воспитания нас, как полноценных жнецов. Но тогда уже спрашивать маму никто не стал, некого было.

– Мне очень жаль, – Рита погладила Федора по руке, успокаивая. – Если не хочешь – не рассказывай. Я пойму.

Она знала насколько трудно открывать кому-то душу и уже была совсем не рада, что настояла на этом разговоре. Ей ужасно хотелось узнать Федора поближе, но ни в коем случае не причинить своим любопытством ему боль. Поэтому она с легким сердцем готова была пойти на попятную и замять откровенность, на которую сама его и толкнула.

– Нет. Все в порядке. Я хочу тебе рассказать. – Он сжал ее пальцы, переплетая со своими. – Хоть недостатка внимания для детей в клане никогда не было, того, что многие воспитывались без родителей – не стало редкостью, но я всегда ощущал себя там лишним. Их обряды, заклинания, охота на чужие Силы – все это было мне чужеродным. Несколько раз я предлагал Марине сбежать, но она боялась. Она вообще всего боялась, – Брагин усмехнулся. – Хотя при мне вечно хотела казаться смелой, старшей сестрой. Марина меня воспитала. А когда ей исполнилось восемнадцать, Демьян, Верховный жнец нашего клана, решил провести обряд Пробуждения. Этот обряд всегда был древней традицией жнецов, именно во время ритуала девочка-Банши получала свои истинные силы, переходила в новый цикл развития. Хотя Банши несколько поколений уже рождались обессиленные, Верховный все равно проводил этот обряд. Даже не знаю, на что он надеялся. Может, на чудо. Я не был против старых традиций, если бы Демьян не решил привнести в них свои особые новшества.

Брагин на несколько минут замолк, переводя дух. Его дыхание сделалось поверхностным и шумным, будто то, что он говорил, давалось сейчас с большим трудом, чем физический.

– Демьян использовал этот обряд для того, чтобы, – он сжал кулаки, – совокупляться с девочками, брать их девственность и оплодотворять своим семенем! Будто они свиноматки, а не люди! Каждый ребенок, которому такие обряды давали существование не доживал до рождения. Его убивали еще в утробе матери, в специальный срок, когда мать и дитя через пуповину имеет открытую связь с праотцами.

– Какой ужас! Но для чего?

– Сила, – Брагин пожал плечами. – Верховный жнец жаждал могущества и добивался его, не гнушаясь любых способов. Даже убийства младенцев. После того обряда, через которые проходили все девочки в клане, Марина забеременела. И нам пришлось бежать. Я не мог допустить, чтобы она прошла через весь этот ужас. Долгое время мы скрывались в лесах, когда срок, подходящий для ритуального убийства плода вышел, обосновались в городе. Родился Владка, я работал и совмещал учебу в медицинском колледже, потом поступил в институт. А дальше наступила взрослая жизнь, карьера и ничего интересного, что тебе можно было бы рассказать.

– А Марина? Как так получилось, что… – Рита смущенно закусила губу, не договорив.

Давить на Брагина не хотелось, но лучше было решить все вопросы здесь и сейчас, забыв про прошлое, чем потом возвращаться к нему снова и вскрывать, как незажившую рану.

– Умерла? Попала в автомобильную аварию. Поехала к подруге в другой город и не вернулась. Мне удалось найти ее тело, в одном из местных моргов Бриличева, только через неделю. Владка еще тогда маленьким был, хотя уже учился в школе. Он почти не помнит Марину. Наверное, детская психика таким образом защитила его от боли, стерев некоторые воспоминания. С тех пор, я взял всю ответственность за воспитание племянника на себя. Но как видишь, ничего толкового из него все равно не вышло. Так что воспитатель из меня никудышный.

– Не говори так! – нахмурилась Рита. Ей очень хотелось хоть как-то поддержать Федора, подсказать ему, что она понимает его, что она рядом, но как это сделать – не знала. Особого опыта в сочувствии у нее не было. – В том, что Влад редкостный козел, прости, нет твоей вины! Если в человеке есть гнильца, ее не скроешь даже за самым прекрасным воспитанием.

– Спасибо, малышка.

Они немного помолчали. Каждый, наверняка, думал о своем. Рита пыталась переварить новую информацию и разобраться, что именно ощущает к полному противоречий Федору Брагину.

– Федь, – первой заговорила она. – А я ведь тебя совсем не знаю.

– Как оказалось, я тебя тоже. И нам еще предстоит заполнить эти пробелы. Вместе.

– Твое поведение сбивает меня с толку, – призналась Рита.

– Почему? Я тебя чем-то напугал?

– Нет. Просто ты в больнице один, а здесь – совершенно другой. Я не знаю, какой ты на самом деле и это… странно.

– В больнице я должен быть Федором Брагиным, а здесь, дома, могу стать тем, кем являюсь на самом деле. Собой.

– Но…

– Господи, какая же мне болтливая попалась пациентка! – расхохотался он, шутливо щипая ее за кончик носа. – Тебе сил набираться нужно, а не забивать свою хорошенькую головку всякой ерундой.

– Но…

– Поговорить мы всегда успеем, Рита. А теперь спи.

– Но…

– Да-да, дневной сон тоже полезен. А в твоем нынешнем состоянии и подавно.

Федор, казалось, предугадывал каждый ее последующий вопрос и она задумалась, а не способен ли он считывать ее мысли?

– Я вообще удивлен, что седативное не возымело должного эффекта и ты все еще мучаешь меня вопросами, – беззлобно проворчал он.

– Так ты хотел заткнуть меня посредством снотворного? – притворно ужаснулась Рита.

– Я бы с удовольствием заткнул тебя чем-нибудь другим, но ты еще слишком слаба для этого. Поэтому мы оба будем довольствоваться сном. Спи, Рита. Иначе я превращусь в злобного доктора и увеличу тебе дозу лекарств.

Рита хмыкнула, но спорить не стала. Тем более что веки давно уже налились свинцовой тяжестью, только силой воли она держалась на плаву реальности, чтобы успеть дослушать откровения Брагина.

Счастливая улыбка не сходила с ее лица. Даже погрузившись в сон, Рита все еще улыбалась.

Глава 25

Все или ничего

Лезвие просвистело в нескольких сантиметрах от макушки девушки, задев ее светлые локоны, и вонзилось в стену по самую рукоять. Есения вскрикнула, ужас исказил милое лицо, но даже он не смог сделать ее менее прекрасной, чем она была. Кенгерлинский отметил это чисто автоматически, с ленцой и просто потому, что привык оценочно разглядывать женщин. А их в его слишком длительной жизни было крайне много.

Зверь зарычал и кинулся по направлению к Яну. Костяная маска проступила ближе к поверхности, натягивая его кожу, точно пергамент. В этот момент Кенгерлинскому представилась отличная возможность разглядеть монстра за секунду до полного превращения.

– Еще одно движение и этот кинжал остановится прямо между ее прелестных глазок, – без тени лукавства сказал Ян, поигрывая вторым кинжалом. – Ты же знаешь, что я никогда не промахиваюсь.

Зверь мгновенно остановился, хотя до сих пор выглядел так, будто он граната с выдернутой чекой.

В комнате воцарилась тишина.

– А теперь будь хорошей девочкой, лапушка, – довольно улыбнулся Ян, поманив ее пальцем. – Иди к папочке.

Есения дрожала, в глазах застыли невыплаканные слезы. Она переводила растерянный взгляд со Зверя на Яна, переминаясь на месте.

– Не заставляй меня ждать и самому идти к тебе, – мрачно проговорил Кенгерлинский. – Иначе мне придется приложить это острое лезвие к твоей тоненькой шейке и пустить кровь, чтобы доказать серьезность своих намерений. А то смотрю, некоторые до сих пор не верят, что я не блефую.

– Ты не жилец, Кенгерлинский! – прорычал Зверь.

Ян не смог сдержать смеха:

– Эта информация безнадежно устарела, друг мой, уже столетие как. Если у тебя нет ничего нового в запасе, чтобы попробовать заставить затрястись мои поджилки, то заткнись.

– Ты… – Зверь сделал еще шаг в сторону Яна и тот тут же вскинул кинжал, готовясь к броску.

Голос Зверя оборвался. Несколько долгих мгновений он молча сверлил Кенгерлинского взглядом полным такой дикой ненависти, что, несомненно, Ян должен был подохнуть прямо на месте. Но такие приемчики давно на него не действовали. Он научился добиваться своего, минуя многие препятствия. И жалость к будущей жертве была одним из них.

Зверь судорожно сжимал и разжимал кулаки, пытаясь взять контроль над собственным телом. Но костяная маска не исчезала. Глядя в его лицо можно было одновременно наблюдать двух существ, скованных одним телом.

Мужчина перевел взгляд и долго не сводил глаз с Есении. Потом медленно сделал глубокий вдох и утер лицо жестом, полным отчаянья.

– Делай так, как он говорит, Еся, – наконец выдавил он. – Спустись.

И к удивлению Кенгерлинского она тут же послушалась.

Ну и понимание, мысленно поразился он, постукивая себя по подбородку.

На подгибающихся ногах девушка преодолела ступеньку за ступенькой и робко подошла к Яну. Дважды она путалась в собственных движениях, отчего Зверь каждый раз дергался, намереваясь броситься ей навстречу и удержать от падения. Но не пришлось.

С одной стороны Яна напрягало подобное поведение мужчины, которому, он знал, была присуща вопиющая жестокость, с другой стороны – все это было в новинку и ужасно увлекательно. Зверь привязался к девчонке? Забавно. Безусловно, ставки в их негласной игре возросли. Ян же проверял собственные пределы: насколько далеко он был способен зайти, ради спасения Даши?

– Хорошая девочка, – похвалил Есению Ян. – Не только красивая, но и послушная. Скажи, Зверь, именно такие одуванчики, как эта, тебя и заводят? Ты настолько сильно любишь доминировать, что переключился на невинных агнцев?

Ответом ему послужило приглушенное рычание. Вибрация гнева и сдерживаемой силы пролетела по комнате, пуская импульсы в тело Яна, словно ток. Он удивился, почему до сих пор на шум не сбежалась охрана? Холл пустовал. Это было странно и волнующе одновременно. Неужели Ян зря так серьезно упаковался оружием?

Кенгерлинский развернул Есению, прижал спиной к своему телу и поднес лезвие к ее горлу. Девушка судорожно вздохнула. Она дрожала настолько сильно, что Яну даже показалось, точно ее хрупкое тело не выдержит такого напряжения и разорвется от сильных эмоций.

– А теперь поговорим о сделке, Зверь, – улыбнулся он. – Но условия немного изменились. Я хочу знать о планах Демьяна на Банши. Ты даешь мне информацию, я – живую и не попорченную Есению. Учти, надумаешь глупость, моя рука нечаянно дрогнет.

– Ты труп, Вестник, – процедил сквозь зубы он. – Ты, мать твою, гребаный труп!

– Угрозы. Всегда пустые угрозы. А теперь не отвлекайся и расскажи мне о планах Демьяна. Я так понимаю, сделка с нашим сладким мальчиком, любителем азартных игр, Владиком была не случайной? Почему именно Даша выступила в роли гаранта его долга? Разве тебе не хватало другого живого товара?

Девушка в его руках ощутимо подскочила, точно в нее только что ударил электрический разряд.

– Товар? Марк, о чем он говорит? Я не понимаю…

– О, лапушка, так Зверь, прости-прости, Марк, не посвятил тебя в особенности своего бизнеса? – он захватил ее подбородок и провел пальцами по нижней губе. – Как невежливо с его стороны…

– Заткнись!

Ян не хотел выводить Зверя из себя, после встречи с его второй ипостасью жертвы выживали только посредством чуда, а чудеса в нашей жизни общепринятая редкость, но ничего не мог с собой поделать. Он уже уловил эту волну и теперь балансировал на гребне адреналина.

– Ты же знаешь, лапушка, что Марк у нас необычный ценитель товаров? Да он настоящий профессионал в своей сфере! – в открытую издевался Ян, наслаждаясь моментом. – И это понятно, что товар у него экзотический и оригинальный, иначе и спрос был бы меньше. Живой товар нынче на вес золота, дорогуша.

– Живой т-товар? – ее голос дрожал, внутри Яна даже шевельнулось что-то отдаленно похожее на запоздалое сожаление. Он тут же подавил это странное, чуждое ему, чувство. – Животные, Марк? Ты браконьер?

– Еся, я все объясню позже, – поджал губы Зверь.

Ян зло рассмеялся, откинув голову назад. Давно его так не веселило происходящее.

– Откуда ты только взял такую святую простоту? Она неотразима! Браконьеры? Брось, лапушка, это слишком просто. А Марк Дорофеев обожает оригинальность и понты! Он торгует людьми, сладкая. И лучше тебе не знать, что с ними делают позже. Или же ты ее уже водил туда, где любишь играть, Зверь?

– Закрой свою пасть, Вестник!

Есения всхлипнула. Не контролируя своих действий, она вскинула руки и прижала ладони к глазам, утирая слезы. Немного наклонилась вперед, так что Ян не заметил, как лезвие надавило сильнее, чем следовало, и на бледной коже выступил кровавый ряд бисеринок. Запах крови наполнил его ноздри.

Зверь дернулся, его лицо исказилось до неузнаваемости. Кенгерлинский заметил, что до личного безумия мужчину отделяло меньше полшага. А в его планы совершенно не входило узнавать, что именно скрывалось за этой гранью.

– Лапушка, осторожнее. Что ж ты такая эмоциональная? Так и без шейки остаться можно, – шептал он, стараясь своим мурлыкающим тоном успокоить девушку. Ситуация накалилась до предела и в любой момент все могло пойти не так, как он ожидал. А терять контроль и возможность узнать необходимую информацию из-за истерики девчонки – он не собирался. – Ты же любишь свою шейку? Давай, не будем делать глупостей. Марк сейчас, как послушный мальчик, расскажет мне все, что я хочу знать, и я исчезну. А потом вы с ним, лапушка, сможете спокойно восполнить гигантские пробелы в отношениях. Окей?

Она ничего не сказала в ответ, но отклонилась назад так, чтобы лезвие ножа больше не касалось ее кожи слишком близко. Кенгерлинский принял это движение за хороший знак. Он выжидающе посмотрел на Зверя:

– Мне освежить твою память и напомнить интересующие меня вопросы?

Зверь отрицательно мотнул головой, не спуская глаз с девушки, его челюсти были сжаты с такой силой, что губы побелели и превратились в одну сплошную напряженную линию.

– Тогда отвечай. И помни, терпение – не моя благодетель, – Ян раздраженно сверкнул глазами.

Он уже начинал жалеть, что решился наведаться сюда. И совершенно не из-за того, что его жизни угрожала опасность, а потому что сейчас явственно почувствовал вкус поражения. Зверь выглядел точно безумный и, глядя на него, Ян сомневался, что этот мужчина сможет снабдить его необходимой информацией, как он решил заранее. Наверняка, в таком промежуточном состоянии, когда сдерживаешь свою вторую ипостась на грани от превращения, сложно думать.

– Не надо, – проскрипел Зверь, чем всерьез удивил Яна. – У меня прекрасная память. Можешь не сомневаться.

– Ну, тогда рассказывай. Я хочу знать, что Демьян тебе поручил.

– Моей заботой было малое: обеспечить безопасность Банши, когда она окажется в моем доме, любыми способами завершить ее инициацию и передать в руки к Верховному, – пожал плечами он.

– Почему же Демьян сам это не провернул? Зачем было так напрягаться, разыгрывать карточный долг, включать в игру тебя? Ведь можно было просто прийти за ней и забрать без лишних проблем, – нахмурился Ян. – Или Демьян боялся руки вымарать?

– Я не знаю, что Демьян боялся, а что нет – мы с ним по душам беседы не ведем, Вестник. Мое дело короткое – выполнять договоренность и получить заработанный гонорар.

– И попутно еще выгоды поиметь по максимуму, – довольно хмыкнул Ян.

– Не без этого, – быстро согласился Зверь.

Он по-прежнему избегал контакта глаз с Кенгерлинским, не отводя напряженного взгляда от Есении. Яну даже показалось, что все ответы на вопросы, которые он задавал, предназначались девушке. Зверь говорил резко, хмуро, но в тоже время с тревогой следил за проявлением любой эмоции со стороны Есении, точно собирался в любую минуту повернуть время вспять и дать другой ответ, если бы предыдущий ее расстроил больше, чем того требовала ситуация:

– Если бы я мог использовать проклятие ее крови для своей выгоды, я бы так и сделал, не сомневаясь ни на минуту. Тем более что я уже пытался провернуть подобную сделку на крови с ее матерью, но там все неожиданно сорвалось. Мне хотелось реванша, вот я и принял заказ от Демьяна, не заботясь о последствиях. Знал бы, каким гемором мне все это обойдется, послал бы Верховного прямо с порога вместе с его зелеными.

– Ты замешен в смерти ее матери? – хмуро поинтересовался Ян.

Он не знал, почему вдруг его заинтересовал подобный вопрос, но ответ на него хотелось получить незамедлительно.

– Возможно косвенно. Я ее не убивал, если ты об этом. Но я ее и не спрятал, хотя мог. Лиду убили жнецы, не рассчитали с силой удара и вместо того, чтобы напуганную и покорившуюся привезти к Демьяну, забрали ее остывший труп.

– Я все равно не понимаю, зачем было привлекать этого паршивого труса, Влада, если можно было подобраться к Даше другими способами?

Зверь откашлялся:

– А как можно было еще сломать девчонку, если не ударить по ее самому слабому месту? Демьян предполагал, что после предательства жениха Даша покорится своей судьбе, а инициация ее Силы пройдет быстро и без последствий. Но…

– Но тут вмешался я, – кивнул Ян, глубже погружаясь в собственные мысли. Прошлое сейчас казалось ему неимоверно далеким, словно произошло не около двух месяцев назад, а несколько десятков лет. – И Демьяну пришлось срочно менять план, так?

– Я не знаю подробностей, Вестник, мне они ни к чему. Скажу только, что Демьян разработал план с многоуровневыми ходами. Твое появление просто заставило его пойти другим путем. Даже к вашей встрече с Банши он был готов, а значит, предвидел ее.

Ян судорожно сглотнул. Гнев пробежался по его жилам, расщепляя прежние добрые намерения на атомы. Если раньше он предполагал возможность отступления от мести, которую вынашивал на протяжении столетия, то теперь знал точно – просто так от Демьяна не отступится. По крайней мере, до тех пор, пока не увидит, как эта мразь сделает свой последний вдох. Никто не имел права манипулировать им, а реплика Зверя как раз подтверждала обратное. Если Демьян предполагал заранее возможность его вмешательства в жизнь Банши, то где гарантия того, что все дальнейшие события также не были спланированы Верховным и развивались по воле случая? Что если Ян просто исполнял роль пешки во время чужой шахматной партии? Ведь тогда все его планы не что иное, как жалкие потуги мозга. Ян чертыхнулся вполголоса. Не могло такого быть! Или же могло?

– Что значит, он был готов? – напрягся Кенгерлинский, невольно прижимая лезвие к горлу девушки, сильнее, чем следовало. Отчего она вскрикнула и вновь напряглась в его руках. – Что ты имел в виду?!

– Черт, Вестник, следи за своими руками! – зарычал Зверь, приближаясь еще на шаг.

Яну пришлось отступить на два шага ближе к двери, таща за собой девушку. Захват он не ослабил, но лезвие немного отклонил. Черт, он же совершенно не собирался брать никого в заложники, а тем более резать! Но Зверь сам виноват, не захотел выслушать его и пойти на уступки, а тут эта девчонка высунулась… Как оказалось весьма кстати.

Кенгерлинский вспомнил, как однажды оказался в горящем цирке во время представления. Без сомнений это был поджог жнецов, чтобы уничтожить его вместе с десятками невинных людей. В те времена он был еще слишком неопытен, чтобы умело предостерегаться от возможных опасностей. Но выбраться смог, а вот многие погибли прямо на его глазах. Сейчас перед внутренним взором всплыла картина из памяти в ту роковую ночь. Тигр метался по клетке, а вокруг бушевало пламя. Животное раздирало лапы в кровь, пытаясь просунуться сквозь толстые прутья, рычало и выло в бешенстве. Ян был почти уверен, что именно так выглядит на самом деле паника, если бы не глаза животного. Они были полны черной ярости и такой дикой уверенности, что потрясли Кенгерлинского до глубины души. Тогда он и понял, что настоящие хищники остаются таковыми до издыхания. И даже умирают так, словно это они хозяева своей кончины.

Эта дикость, безумство и уверенность плескались в почерневших от гнева глазах Зверя, Ян не смог сделать вид, что не заметил надвигающейся угрозы. Своими действиями он не только заработал себе смертельного врага, но и приговорил к отплате всех, кто ему дорог. Зверь не прощал обидчиков, он умел мстить и всегда делал это с размахом. Недаром же, в мире знающие его называли именно Зверем, а не Марком Дорофеевым.

Ян решил, что разберется со всеми последствиями после, сейчас приоритетом стояло совершенно другое. Информация.

– Мы много лет не виделись, Зверь. И я вижу, что слух тебя подводит. Или же ты специально игнорируешь мои вопросы, чтобы я перешел от угроз к действиям? – многообещающе улыбнулся Ян.

– У меня не только со слухом все в порядке, Вестник, но еще и с памятью. Запомни это, – Зверь кивнул, впервые мимолетно скользнув по нему взглядом, который не предвещал ничего хорошего. – Демьян вытащил из психушки парня, чтобы тот убил Вербицкого. Слышал про такого? Кстати, нэдзуми, добровольно подписался на это. Этот придурок хотел попасть к своей жене на небесный слой, а для этого необходимо было вмешательство Банши. Одна как раз работала медсестрой в местной больничке, куда Вербицкого и подложили, словно бомбу с замедленным механизмом действия. Какое счастливое стечение обстоятельств, не правда ли? Демьян решил, что смерть и общение с духом нэдзуми спровоцирует активацию Силы Банши.

Кенгерлинский скрипнул зубами. Если его использовали, как пешку в чужой игре, то кем же была Даша? Все вокруг нее было спланировано до мельчайших подробностей, на каждое ее возможное действие наверняка было заготовлено противодействие. Черт! Чувство, что Дашей кто-то манипулировал и изучал ее реакцию в стрессовых ситуациях, как лабораторную крысу, ударила тупой болью в грудь Яна. Это его удивило. Разве он должен беспокоиться о ком-то больше, чем о себе? Единственная мысль, что утешала его в тот момент – Валевский получил свою горячую путевку в Бездну и Ян самолично об этом позаботился.

– Что он планирует теперь? Почему не нападает? Или… – Ян нахмурился, почувствовав, что боль в груди усилилась. – Даша у него?

– Дерьмо, Кенгерлинский! А тебе в голову не приходило, что я не знаю о его планах, мать твою?!

Есения дернулась от крика Зверя, как от удара.

– Ты пугаешь свою девочку, Зверь, – ухмыльнулся Ян. – Учти, не я, а ты.

– Я не его девочка, – тихо ответила Есения, но этот шепот услышали все присутствующие.

Зверь поиграл бицепсами, рукава джемпера затрещали. Ян прекрасно видел, что мужчина был на грани превращения, а вторая его ипостась резко проступала костяной маской через кожу, не спрятавшись глубже ни разу за весь разговор. Но Кенгерлинский не испытывал должного страха, у него словно сорвало все тормоза. Вместо этого он искренне забавлялся происходящим. Мысль, что такого жуткого монстра, как Зверь, кто-то сумел взять за яйца, приносила злорадное удовольствие. О том, что также оказался в подобной ситуации и зависит от Даши, Ян не задумывался.

– Окей, как скажешь, сладкая, – промурлыкал он, замечая, как опасно сузились глаза Зверя при этом. – Очень скоро я оставлю вас разобраться наедине кто чей и тому подобное. Но сначала ты скажешь мне, Зверь, Даша у него или нет?

– А ты наблюдаешь вокруг гребанный апокалипсис, мать твою? – зарычал он. – Нет? Ну, так вот тебе и ответ на вопрос.

– Логично, – хмыкнул Ян.

Если бы Даша попала в руки Демьяна, он наверняка уже провел бы ритуал Пробуждения, а также выпустил демонов, если они в сговоре. На земле уже стало бы намного жарче, чем когда-либо было до этого. На несколько секунд Кенгерлинский расслабился. У него все еще оставался шанс добраться до Банши первым. И он обязательно это сделает.

– Отпусти Есению, – из размышлений его выдернуло низкое рычание Зверя. – Я выполнил свою часть сделки.

Ян кивнул и внутренне собрался. Он знал, стоит только ему перестать использовать девчонку, как щит, и Зверь тут же накинется, вырывая его гортань. Он был бы полным идиотом, если бы доверился доброй воли Зверя и даже помыслил о том, что тот выпустит его безнаказанным. Кенгерлинский страдал множеством вредных привычек, но идиотизм не входил в этот список, поэтому он собирался использовать свое выгодное положение по максимуму. Иначе, чем Даше поможет его разорванное на куски тело?

Нет. Как вошел в этот дом целым и невредимым, так и выберется из него, пообещал себе Ян.

– Я отпущу твою девочку, как только услышу клятву.

– Какую? – прищурился Зверь.

– Поклянись, что ты поможешь мне в необходимый момент, когда того потребует ситуация. Ты поможешь мне уничтожить Демьяна, будешь рассказывать о его планах, если узнаешь что-то новое. И ты не только отпустишь меня живым и невредимым, но и не будешь преследовать, ни меня, ни моих близких.

– А не охренел ли ты часом?!

– Признаю. Вполне возможно. Но иначе ты не получишь то, что хочешь, – Ян прижался носом к волосам Есении. – Ее. Умирать в одиночестве я не намерен. Тронешь меня, и я заберу этот одуванчик на ту сторону с собой.

Зверь блеснул глазами и сжал кулаки с такой силой, что Ян услышал хруст суставов. Неужели он уже начал трансформироваться?

– Хорошо, – сквозь зубы выдавил Зверь. – Я клянусь. Отпусти ее.

– Не принимай меня за идиота, – широко улыбнулся Ян. С ним недавно провернули одну штуку, сейчас он собирался так же подловить на слове Зверя. – Дай мне клятву на крови.

Рычание эхом отбилось от стен. Если бы ненависть и ярость можно было потрогать руками, то Ян бы уже увяз в ней по уши.

Зверь бесновался. Ян сжал сильнее рукоять кинжала, готовясь одним движением перерезать девчонке глотку от уха и до уха. Он старался выкинуть из головы ее невинное личико и мысли о том, что Даша ни в коей мере не одобрит того, какими методами он добивался необходимого. Будь она хоть тысячу раз единственная Банши, что имела силу, но также она оставалась девочкой, что ненавидела проявление насилия. Если Ян собирался добиться ее расположения, пусть даже для своей извращенной выгоды, он должен был действовать соответствующе, а не пробираться к ней по трупам.

Проблема заключалась в том, что если Зверь взбрыкнет, то просто не оставит Яну выбора. Решение он давно принял, отступать было некуда.

Зверь обнажил клыки.

Ян вдавил кинжал в шею девушки еще на несколько миллиметров. Горячие капли оросили костяшки его пальцев.

Зверь оскалился и резким движением впился клыками в свою руку, пуская кровь. Сплюнул. Пробормотал слова на древнем языке.

Ян расслабился.

– Доволен? – поднял глаза Зверь. – Я дал тебе клятву. Отпусти ее.

Кенгерлинский все еще не верил, что победа далась ему так легко. Кровную клятву невозможно было нарушить, так или иначе высший закон заставит тебя выполнить то, что ты пообещал. Таковы нерушимые правила. И Зверь знал, на что подписался, так же, как и Ян несколько ранее у ведьмы.

– Прости, сладкая, – проговорил он, отпуская девушку. – Я немного подпортил твою кожу.

Зверь облегченно выдохнул, когда Есения сделала шаг вперед, отступая от Кенгерлинского. Только она не стала бежать к мужчине и прятаться за его спиной, хотя, честно сказать, Ян ожидал как раз такой реакции от девушки, что выглядела ангелочком. Того, что она резко развернулась и почти вновь прижалась к нему, только по собственной воле, приглушенно зашептав, он точно не предвидел.

– Забери меня отсюда, – в ее огромных глазах не было слез, только неприкрытая мольба. – Пожалуйста.

– Что?! Нет! Есения… – свирепое рычание не дало окончить Зверю фразу.

– Не подходи, Марк, – отрезала девушка, выставляя вперед руку. – Я не хочу больше и минуты оставаться в твоем доме. Ты торгуешь людьми!

– Черт, Еся! – на лице Зверя отразилось множество эмоций от слепой ярости и до отчаянья. – Я все тебе объясню! Дай мне еще один шанс!

– Нет.

Зверь дернулся, а потом криво усмехнулся:

– Я не буду спрашивать твоего разрешения. Ты остаешься.

Ян почувствовал себя лишним. Это было безумно забавно наблюдать за чужой перепалкой и он бы даже захватил попкорн в любой другой раз, чтобы полюбоваться на подобное, только не сейчас. Пришло время выполнять второй пункт, который он еще не испробовал в поисках Даши. И да помогут ему Боги, если он не получит желаемого результата.

– Пожалуйста, – девушка схватила его за рукав куртки, когда он двинулся в сторону двери. – Просто подвези меня. Разве тебе трудно?

– Что? Не терпится от меня избавиться? – голос Зверя изменился до неузнаваемости. Теперь в нем трудно было различить человеческие нотки, только рычание.

Есения даже не дрогнула, продолжая испепелять Яна умоляющим взглядом.

– Прости, сладкая, но я только что приобрел нового союзника в лице твоего взбесившегося парня и не хочу ставить под угрозу наше соглашение. Поэтому разбирайтесь между собой самостоятельно.

– Разумное решение, – кивнул Зверь. – Еся, пожалуйста, не делай глупостей. Мы все решим.

Не смотря на все признаки ярости, он не предпринимал попыток удержать девушку силой. Даже не приближался, будто боялся ее испугать. Это удивило и в тоже время восхитило Кенгерлинского. Он задался вопросом, что же случилось с тем безжалостным монстром, который сейчас не прибегал к насилию, а снизошел до просьб?

– Я все равно уйду, – заупрямилась она. – Так что либо ты подвезешь меня сам, либо…

– Либо что? – заулыбался Ян. Сама мысль о том, что это невинное создание пытается угрожать ему, пробивала на смех. – Убьешь меня?

– Что? Я… Нет… Но, – она растерялась. – Просто помоги мне. Пожалуйста.

Что-то в ее взгляде заставило Яна передумать. Хоть Есения и была полной противоположностью Даше во внешности, но он почувствовал в ней нечто похожее на Банши. И желание помощь ей сразу же возросло.

– Хорошо. Пойдем.

– Нет! – голос Зверя был полон яда, он жегся, словно проникал сквозь одежду. – Есения! Не смей так поступать со мной!

Кенгерлинский был готов к неожиданной атаке со стороны Зверя. Если бы его девушку кто-то уводил из дому, он бы кинулся в бой незамедлительно. Стоп. Его девушку? У Яна никогда не было девушек, только средства для утоления похоти. К чему сейчас такие мысли?

– Отпусти ее, брат. Пусть уходит. Ее давно надо было отпустить. Ты же знаешь.

Ян обернулся и увидел мужчину, ростом он был немного ниже Зверя, но крепко удерживал его в захвате за плечи.

– Пусти меня, Кит! – бунтовался в его руках Зверь, отчего длинные серебряные волосы мужчины с каждым его яростным движением подлетали в воздух. – Где охрана? Пусть задержат ее!

– Никого нет. Только ты и я. Так будет лучше.

– Пусти! Есения! Нет! Пожалуйста!

Девушка сжала кулачки, по ее лицу струились слезы, но она даже не обернулась на крик, почти бегом преодолевая оставшийся путь к выходу.

Ян шел следом. На пороге он обернулся, Зверь почти превратился, уступив первенство своей второй, темной половине. Его глаза налились красным, мышцы взбугрились и стали еще больше. Зверь рвался к ним, на ходу волоча за собой удерживающего мужчину.

– Без обид, – пожал плечами Ян. – Я просто отвезу ее туда, куда попросит. Глупо вышло с твоим разоблачением.

– Убью!

Ян вышел за Есенией и захлопнул дверь, потом скомандовал:

– Пошевеливайся, беглянка. Мой байк за воротами. И лучше нам сделать ноги до того, как твой парень мне их оторвет.

Есения кивнула и двинулась к воротам. Яну пришлось ее поддержать, взяв под руку. Ноги девушки подгибались и он не хотел, чтобы из-за ее медлительности Зверь настиг их прежде, чем они смогли бы выбраться отсюда.

Зачем он только ввязался в эту хрень? Ответа на этот вопрос он не знал.

Все пошло не по плану. Есения не входила в список его приоритетов. Так какого он тогда помогал ей?

Ян на секунду представил улыбающееся лицо Даши и чертыхнулся. Даже на расстоянии Банши как-то умудрялась влиять на его решения. Ответ нашелся так просто, но настолько его ошеломил, что Ян пожелал бы никогда не знать его.

Он помогал Есении по одной, до нельзя глупой причине, так поступила бы Даша на его месте. С какого момента Ян стал проектировать ее желания на свои, он не знал. Да и не было времени хорошенько обдумать происходящее.

Инстинкты правили балом.

К байку они добрались без проблем. Кенгерлинский вскочил в седло, подал девушке руку, помогая взобраться на сиденье, и провернул ключ зажигания.

– Он не мой парень, – всхлипнула она, прижимаясь к его спине.

И будь Ян проклят, если в этом шепоте он не услышал неподдельное сожаление.

Чтобы не наворотить еще больших глупостей, возвращая девушку Зверю против ее же воли, Ян сделал вид, что вообще ничего не услышал. Он резко двинулся с места. Отчаянный рев Зверя потонул в визге шин.

Глава 26

Исповедь

Я сошла с ума.

Иначе, как объяснить то, что тьма накатывала удушением раз за разом? Я чувствовала себя поплавком в бесконечном океане, что резко подкидывало встречной волной, а потом накрывало с головой следующей, не давая и секунды продыху.

Ощущения были настолько противоположными, что доходило до крайностей. Одновременно с жаром, от которого я задыхалась, тело сотрясала холодная дрожь. Мне даже казалось, что слышно клацанье зубов. Наверное, моих. А может, и нет. После стольких испытаний, казалось, я уже ничему не способна удивляться.

Тело пылало, точно его облили раскаленной лавой, но согрева я не чувствовала. Это был неестественный жар. Он словно сжигал меня изнутри, охотясь за всем человеческим, что еще осталось: чувства, воспоминания. Прожорливое пламя не давало мне даже минутки на то, чтобы попытаться перевести дух и понять, что происходит. Оно шло напролом, напалмом жгло кожу, пробиралось под мышцы, устремляясь глубже и глубже. Если в человеческом теле существовала душа, то, думаю, именно ее огонь и искал.

В голове наперебой звучали голоса из прошлого. Обрывки фраз, колкие слова или резкие реплики – это все, чем оставалось мне довольствоваться. Я все еще пребывала в роли простого зрителя, просто потому, что центр управления моим телом был занят. Не знаю кем: болезнью, безумием или чужаком… Только это впервые, когда я оказалась лишней в собственном разуме.

Удерживаясь на самом краю пропасти, я старалась призвать равновесие и не уступить в борьбе за первенство. Это мое тело! Моя жизнь! Почему же тогда так больно было бороться с подступающей тьмой?

Долгое время, после того, как удалось пересилить приступ паники, открыв глаза, я все еще ничего не видела. Более чем удручающее состояние. Зрение возвращалось постепенно, будто привыкая к незнакомому окружению.

К моему величайшему разочарованию вокруг по-прежнему плескалась тьма. Только на этот раз она была не столь интенсивной в цвете. Я так долго прибывала наедине с ней, – дни, недели, месяцы? – что сумела научиться различать все возможные и невозможные оттенки темноты. Именно это умение и помогло определить, что сейчас меня окружали утренние сумерки. Внутри портала их никогда не было. Наверное, потому что та бездонная тьма не терпела соседства света. Внезапная радость от осознания того, что я где-то снаружи, утром, сдавила мою грудь. Значит, побег удался! Значит, все не зря!

Память о событиях ближайшего прошлого возвращалась медленно, а когда я, наконец, смогла сложить все кусочки пазла, то тут же пожалела об этом. Из огня да в полымя! Почему после того, как я чудом смогла сбежать из этой чудовищной ловушки в портале тьмы, оказалась у двери человека, который всю свою сознательную жизнь ненавидел меня?! Господи, да я согласна была очнуться даже в вечной мерзлоте Антарктиды, только не на лестничной площадке у квартиры…

Дверной замок щелкнул два раза, а после раздался глухой цокот каблуков. Я напряглась, заранее готовясь к самому худшему и оно, худшее, не заставило себя долго ждать. Даже все еще туманное зрение не помешало меня поймать в фокус немного опухшее, но такое знакомое лицо.

– Очухалась, малахольная? – проскрипела мучительница из моего детства. – Честно говоря, я надеялась, что ты окочурилась. А ты оказалась крепкой.

Несколько раз пораженно моргнув, точно все, что я видела и слышала от этого могло запросто исчезнуть, как плохой сон, я нахмурилась.

– П-пить, – проскрипела совсем не своим голосом.

– Да, ладно, – ухмыльнулось виденье. – А где мое спасибо, Лида, ты лучшая?!

Коровина нагло улыбалась, а я рассеяно отметила, что зубы у нее остались такими же пожелтевшими и кривыми, как в детстве.

– Ладно, валяй, малахольная. Пей, – она поднесла краснобокую кружку к моим губам. – Я не изверг какой.

Вода отдавала речной тиной, но даже это не помешало мне осушить кружку до дна в несколько жадных глотков и утвердиться в мысли, что ничего вкуснее я за свою жизнь не пробовала. Потрескавшиеся губы саднили от любого движения, но это казалось мне последним, за что необходимо было беспокоиться.

– Спасибо, Лида, – послушно проблеяла я. – Ты лучшая.

– Ешкин кот! – всплеснула руками Коровина. – Малахольная, ты, наконец, прозрела! Аллилуйя! За это обязательно надо выпить!

Я не смогла сдержать болезненной ухмылки. Последний человек, с которым мне когда-нибудь хотелось встретиться, стоял в нескольких шагах, но с другой стороны – Коровина была неким подтверждением моего удачного побега, а это радовало.

– Ну, так кого ты замочила, малахольная?

– Что?

– Да, ладно! – фыркнула Лида. – Ни за что не поверю, что кровища – это бутафория, а рана – типа простая царапина, да и ножичек на иголку не похож. Не пудри мне мозги, Алексеева! Во что ты вляпалась?

– Я? Нет, это не то… Стой, – похолодела я. – Ты касалась моей крови?!

– Тыц твою налево! Святата Алексеева проснулась! Не волнуйся, я даже руки помыла, чтобы вынуть из тебя ножичек. Дважды. С мылом. Ага.

Тело ломило точно от гриппа. Дышалось с трудом. То ли я плохо проходила акклиматизацию, если такая возможна, после перехода из портала, то ли рана воспалилась, то ли в квартире у Лиды была плохая атмосфера. Стойкий запах курева бил в нос, вызывая головокружение.

– Не хочешь говорить? Да Лидка не продажная, ментам не сдаст! – настаивала Коровина, нависая надо мной, отчего в этой захудалой комнатушке воздуха, как казалось, стало еще меньше. – Слушай, Алексеева, я же тебя не сдала, пока ты была в отключке! И не придушила подушкой, хоть и хотелось! Так что имею право знать, кто у меня дома – новоявленная убийца в розыске или серийная маньячка!

Ничего членораздельного мне ответить ей не удалось. С губ срывались лишь болезненные стоны. Возможно, это было и к лучшему. Иначе, что я сказала бы? «Не волнуйся, Лида, я не убийца, а всего лишь Банши в бегах и не только могу чувствовать смерть, она еще и ходит за мной по пятам. Кинжал? Да, что ты… Это просто прощальный подарок моего бывшего жениха. Правда, красивый? Там еще кристаллики на рукоятке». После такой речи Коровина, может, и не перестанет меня ненавидеть, а в психушку сдаст. Оттуда, обессиленная, я никогда не выберусь. И в итоге попадусь: либо жнецам, либо демонам, либо еще какой-то дряни, что объявила на меня охоту.

– Ладно, – нахмурилась Лида. – Успеется еще поговорить. Не хочешь сейчас, потом расскажешь, времени у нас предостаточно.

– Мне… надо… уйти, – вместо полноценных слов вырвался хрип.

– Я тебя не сдам, малахольная. Я может и шалава, но не крыса поганая. Так что стихоришься у меня, пока на ноги не встанешь. А там видно будет.

На протест сил не хватило. Темнота вновь одержала победу.

Не знаю, сколько я пробыла в беспамятстве, то выныривая на поверхность, то вновь лишаясь сознания. Каждый раз, когда я, хрипя, открывала слипшиеся веки – Коровина была рядом. Ее прикосновения дарили блаженную прохладу, а непонятный шепот – такое необходимое мне утешение.

Лида обтирала мое тело губкой, охлаждая от воспаленного жара, поила и пыталась чем-то накормить с ложечки. Беспомощная и слабая я бы не смогла ей противостоять, если бы Коровина захотела вновь отыграть на мне свою злость, как часто происходило в детстве. Но на удивление – она не только не пыталась это сделать, Лида ухаживала за мной, как за малым дитем. Аккуратно, бережно, с некой долей затаенной ласки. Даже на грани болезненного тумана я осознавала это.

– З-зач-чем? – выдала я мучивший вопрос в следующий раз, когда жар немного отступил и получилось связно мыслить.

– Что зачем?

– Это все. Твоя п-помощь.

– Малахольная, ты молча болеть не умеешь? – закатила глаза Лида.

Несколько долгих минут она держала паузу, может, надеялась, что я отступлюсь или вновь потеряю сознание и ей удастся избежать ответа.

Но мне повезло. Слабость пока еще была терпимой и не нападала удушьем.

Коровина сгримасничала, тяжело вздохнула и вновь повернулась ко мне.

– Виновата я перед тобой, – отвела она глаза. – Хочу совесть очистить. Довольна?

Я кивнула. В голове вновь зашумело, пришлось прикрыть глаза, когда же я их открыла, комнату освещал тусклый электрический свет.

Я чувствовала, что болезнь не отступила, но стало легче. Возможно, от того, что она притаилась где-то в закромах моей души, крепче впиваясь в тело. Возможно, дала мне мимолетную передышку. Как бы то ни было, но я радовалась случившемуся улучшению. Наконец мыслить и говорить получалось связно. Да и окружающие предметы больше не казались страшными монстрами, а всего лишь слегка потрепанными временем вещами Коровиной.

Даже не видя остальной квартиры, я могла сказать, что жила Лида бедно. Пожелтевшие от времени обои, ковер на стене у дивана, мебель совдеповского образца – все говорило об этом. Но, отметила я, бедность не соседствовала с грязью. Как не стыдно было признать, но я всегда считала, что такая оторва, как Лида Коровина не способна быть хозяйкой.

– Полегчало? – улыбнулась Лида, заходя в комнату с подносом, где на тарелке дымился суп, судя по вкусному аромату – куриный. – Время подкрепиться, Алексеева.

– Что это?

– Не мышьяк, не трясись, – усмехнулась она, присаживаясь на диван рядом со мной. – Просто куриный бульон. Хотела бы отравить, отравила бы уже сотню раз, пока ты тут валялась в отключке.

Я пожала плечами, точно подтверждая рациональность ее слов, и почувствовала такую адскую боль в руке от этого движения, что чуть заново не потеряла сознание.

– Да, хорошенько тебя задело, – кивнула Коровина, помогая мне принять полусидящее положение. – Я перебинтовала плечо, но все равно придется шить. Вот поешь и буду звонить Слону, пусть лепилу пришлет.

– Кому? Кого? Нет! Не надо!

– Да что ты всполошилась?! Доктора тебе вызову, понятливого, нашего, что девчонок обслуживает. Всякий клиент бывает, кто порежет, кто порвет, кто изобьет до полусмерти. А Мишка Слон о своих девчонках всегда заботится, вот и нанял Ваську для нас.

– Ты…

– Да, малахольная. Я проститутка. Ты имеешь что-то против? – вскипела она.

– Нет, но… почему?

– От хорошей жизни, – прищурилась Лида. – Ладно, проехали. Ешь, давай. А то, что зря я бегала в магаз за свежей куриной фелешкой, а потом корячилась у плиты?

Бульон оказался на редкость вкусным. Еще одно очко в пользу Лиды за таланты, о которых я никогда бы не догадалась.

– Сколько я спала?

– Я не засекала. Ну, поди, как с прошлого вечера тебя нашла, так только этим вечером ты и очуняла немного. Выходит, что сутки.

– Мне… надо позвонить, – попросила я прежде, чем понять, что звонить мне некому.

Номера телефона Яна я не знала, а Риткин помнила с трудом, точно некоторые цифры стерлись в тумане.

– Да, пожалуйста, – беззаботно согласилась она. – Только потом. После того, как лепила тебя подлатает.

Я не могла избавиться от мысли, точно что-то шло неправильно, по искривленному сценарию. В доброту Коровиной мне верилось с большим трудом. С другой стороны в голову постоянно лезли мысли о проклятии, ведь Лида наверняка касалась моей крови, так, когда я увижу первые изменения в ней и что делать потом? Ведь до сих пор я толком не знала, как действует это проклятие крови, какие от него последствия и как его избежать. Но то, что происходило с Гариком, однозначно было очень жутко. Поэтому сколько бы боли мне Лида не принесла в детдоме, я не хотела, чтобы ее постигла участь безумства моего сводного брата.

Пока Коровина хлопотала рядом со мной, я с неосознанным постоянством возвращалась к ней взглядом, пытаясь выискать видимые признаки безумия. Со времен детдома Лида не слишком изменилась. Все такая же долговязая, с широкой костью и немного сутулая. Лицо было опухшим, под слоем косметики я не смогла разглядеть естественный цвет и структуру кожи. Глаза, как и прежде, смотрели с прищуром, трудно было понять: злится Лида на что-то или это ее привычное выражение лица. Одежду она носила броскую и короткую, джинсовый сарафан, что сейчас был на ней, едва прикрывал попу в черных колготках-сеточка.

Каждый раз, следя за ней взглядом, я вынуждена была признать две вещи. Во-первых, вела себя Коровина вполне нормально, с поправкой на ее собственную нормальность. Во-вторых, даже если бы я и заметила, какие-то изменения, то ничего не смогла бы предпринять для своей защиты. Болезнь съедала все мои силы. Я предполагала, что рана воспалилась и кроме холодных примочек мне жизненно необходимы антибиотики, но у Лиды в доме их не было, а в аптеку она наотрез отказалась идти, ссылаясь на врача. Что, мол, все необходимое он принесет с собой. Пришлось смиренно ждать, борясь с подступающим удушливым жаром.

– А кто такой Ян? – неожиданно вырвала она меня из размышлений. – Твой хахаль?

– Что?! – к щекам прилила кровь, а на лбу выступил пот, который я не смогла стереть самостоятельно, потому как руки налились свинцовой слабостью. – Нет. А почему ты спросила?

– Звала ты его. Часто, – Лида взлохматила неестественно белые волосы, похожие больше на мочалку. – Пока бредила. Вот я и подумала.

Мне не хотелось думать о Вестнике, но невольно мысли все равно поворачивались в его сторону. Это совершенно не значило, что злиться на него я стала меньше, но необходимо было признать, Кенгерлинский оказался прав. Хотя бы в том, что использовать портал тьмы не стоило. Я сглупила, не справилась, и в итоге вляпалась в еще большие неприятности, чем была. Ранее меня использовал в своих целях только Ян, а теперь я оказалась сама по себе и не имела понятия откуда ожидать следующей опасности. То, что она обязательно проявится в скорейшем времени – сомнений не было.

– Спасибо тебе, – повернула голову в сторону вытирающей пыль Лиды. – За все.

– Ну, пожалуйста, малахольная, – смутилась она.

– Знаешь, меня всегда мучил один вопрос. Скажи, а почему ты так меня ненавидишь?

– А ты не знаешь? – выпучила глаза Коровина. – Правда? Я всегда думала, что ты просто притворялась, а на самом деле посмеивалась за моей спиной.

– Я честно не знаю.

– Ты увела у меня парня, малахольная. Вот я и взбесилась.

– Кого? – это признание шоком прострелило меня от макушки до пальчиков ног. Тело наверняка подвело бы, а колени подогнулись, если бы я уже не лежала на диване.

– Непогоду. Я влюбилась в него с первого дня, как попала в интернат и увидела в столовке. Это было точно молния. Бах! И пропала Лидка Коровина – оторва малая, что сбегала из шестого детдома за прошедший год. Тогда я и решила осесть, ради него. Непогода был вежливым мальчиком, – Лида пожала плечами и еще больше ссутулилась. – Но никогда не проявлял ко мне того внимания, что хотелось. Я была настойчивой, даже тогда, в детстве. Ну, ты, наверняка, помнишь. И я обязательно добилась бы его! Но тут, как назло, появилась какая-то малявка и Непогоду словно подменили. Я раньше никогда не видела, чтобы он за кем-то так бегал, сопли утирал, заботился! Вот мне крышу и снесло…

Ее признание расставило все по местам. Неожиданно прошлое больше не было для меня загадкой, а каждое ее действие, обидное слово и тычок под ребра, стали понятными. Многолетняя обида сковала мою грудь и прорвалась наружу словами, которые я никогда никому не говорила:

– Но Артем же меня бросил. Не любил совсем! Одну оставил! Как только вышел из детдома, так и след его простыл! Почему твои издевательства даже тогда продолжались?! Ведь не было уже Артема рядом! Не было к кому ревновать!

– Ну и дура ты, Дашка! – бросила она, скривившись. – Не бросал он тебя. Он служить ушел по контракту, а потом на войну уехал наемником. И ради чего спросишь? Да чтобы денег побольше заработать и за тобой идиоткой вернуться!

Разговор давно потерял хоть намек на спокойствие. Коровина, не стесняясь в матерных словах, кричала и махала руками. Я, лежа на диване, так же не сдерживала нахлынувших эмоций.

– Да, откуда тебе знать?

– Потому что я письма его читала, дура! Вот откуда!

– Что?!

Коровина смолкла, снился и покраснела. Потом медленно подошла к креслу у окна, села, и тихо продолжила:

– Он писал тебе, Даша. Почти каждую неделю письма приходили. Только у меня был особый договор с нашей воспиталкой и все письма получала я, а не ты. Я читала, бесилась и завидовала тебе! После каждого письма грозилась убить тебя, суку! Но смелости не хватало.

– А на побои хватило, – глухо прокаркала я.

– Да. Хватило. Артем долго еще писал тебе, ждал ответа, удивлялся, мол, почему не пишешь. Даже когда я вышла из детдома, письма все равно продолжала забирать. За лавэ. Представляешь, малахольная, он ведь четыре года тебе писал! Четыре, мать твою, года! Даже тогда, когда тебя удочерили, когда ты уехала, а потом вернулась. Все равно писал!

– Зачем ты это сделала? – слезы сдавили мне горло.

Если бы Коровина не вмешалась, все могло бы быть совершенно по-другому! Вдруг, рядом с Артемом я никогда не стала бы Банши? Глупо было даже мечтать об этом, но первая любовь всегда представлялась такой чистой и светлой, что я не устояла от мимолетных фантазий.

– А в любви, как на войне, Алексеева, – вздохнула Лида. – Средств не выбирают. Давай не будем об этом, все уже в прошлом и пусть там и остается.

– Ты меня до сих пор ненавидишь?

– Нет. Переболела. К тебе, заразе, у меня иммунитет теперь.

– Почему? Время?

– Нет, малахольная. Просто я получила то, что хотела.

– Артем? – округлила я глаза.

Эта встреча теперь стала больше похожей на исповедь, даже боль и жар немного притупились. Я безумно сильно жаждала знать правду, восполнить былые пробелы и… отпустить прошлое.

К Артему я давно ничего не чувствовала, кроме благодарности. Он помог мне не сломаться в детстве, оберегал, защищал. Теперь моя очередь. Я должна вылечить его от проклятия, если он заразился.

Только прежде, чем попытаться это сделать, хотелось утолить собственное любопытство, раз подвернулась возможность узнать про его жизнь больше. Пускай из уст Лидки Коровиной. Не все ли равно?

– Да, – улыбнулась она и дальнейшие слова полились просто нескончаемым потоком. – Знаешь, он ведь после Азии на побывку приехал совсем дикий. Все рвался тебя искать, а тут и я подвернулась. Совсем случайно. Работать вышла на проспект и его встретила. Артем голодный к телу был, вот и случилось все.

Лида встала, скомкала тряпочку для пыли в руках, протерла подоконник, потом вновь села и в пол уставилась.

– Я летала. Понимаешь, малахольная? Бредила Артемом, как последняя конченная дура! Даже бросить работу собиралась ради него! Слон меня тогда чуть не порешил в этой самой хате, на диванчике, где ты валяешься сейчас. Только оказалось, что Артему пофиг на все это было. Он тебя не нашел и вновь наемником служить уехал. Скотина! А я осталась здесь. Брюхатая и никому не нужная проститутка! И никогда он ко мне иначе, как к шалаве, не относился. Я ведь не его чистая и невинная Даша…

– Мне жаль…

Коровина хмыкнула, но ничего не сказала. На долгое время нас обоих поглотило тяжелое молчание. Часов в комнате не было и проследить за отсчетом минут мне не предоставлялось возможным. По внутренним ощущениям – тягостная атмосфера между нами длилась вечность. Коровина хлопотала по дому, в комнату, где я лежала, заходила редко. Я же не могла полностью осмыслить всю информацию, что получила. На душе было гадко и горько.

– Чай тебе принесла, – сказала Лида, в очередной раз, заглядывая ко мне. – Выпей.

Пока я старалась не обжечься, удержать слабой рукой чашку и не расплакаться от усталости, Коровина вновь заговорила.

– Глупая я была, Дашка. – Из-за этого заявления я прыснула, закашлявшись, чай брызнул через нос. – Не любил он меня никогда. Да и не полюбит. Поняла только это я поздно. Прости, что жизнь тебе подпортила. А дочку я оставила. Не стала аборт делать. Не по-людски это. Хоть мамашка из меня никудышная, но Аньку свою я пристроила с нянькой, квартиру в центре им снимаю, деньги шлю. Иногда и сама прихожу, когда Мишка отгул дает.

– И ты меня прости, Лида, – всхлипнула я.

– За что?

За то, что смерть в дом к тебе принесла! За проклятие! За беды!

– За все.

Коровина отвела слипшиеся пряди с моего лба.

– Дурочка малахольная, – сказала она, точно обнимая меня долгим и странным взглядом. – С моей подачи ей чуть все кости не переломали, а она еще и извиняется. Ну, как пить дать, малахольная.

Ответные слова проглотил резкий звонок в дверь. От неожиданности мы обе вздрогнули.

– Лепила, наконец, пришел, – улыбнулась Лида. – Сейчас подлатает тебя и станет легче.

– Не открывай! – вскинулась я. Паника подступила к горлу. – Пожалуйста! Я обойдусь без доктора!

Не знаю, что меня настолько сильно испугало в тот момент, но в груди все сжалось, а воздух, казалось, стал плотнее от напряжения.

– Ты чего, малахольная? – выпучила глаза Лида. – Васька аккуратно шьет. Не бойся.

Резкая трель раздалась повторно.

– Не открывай, – продолжала настаивать я.

– Тьфу ты, дура! Еще чего! Мне мертвяк на диване не нужен!

Коровина небрежно махнула рукой и пошла в коридор, а на меня удушливым спазмом накинулось чувство надвигающейся беды.

Глава 27

Параллельные, которые пересеклись

Ян не мог избавиться от ощущения, что чертовски сильно сглупил, прихватив за собой девчонку. Последний яростный рев Зверя все еще звенел в ушах. Несколько раз Кенгерлинского так и подмывало вывернуть руль и вернуть беглянку обратно в особняк Марка Дорофеева, оставить у порога и притвориться, что так оно и было.

Какая вообще ему разница, что произошло между Зверем и его девчонкой? Какого черта он вмешался в это дерьмо, если заранее решил не делать подобного? Повелся на слезливый взгляд Есении, одним махом перечеркнув все, чего так тяжело добивался! Зверь всегда был мстивым сукиным сыном, а теперь, когда Кенгерлинский умудрился забрать его игрушку, не видать ему выгодного сотрудничества, как собственных ушей!

Ян чертыхнулся сквозь зубы и силой воли отогнал мрачные мысли. Он будет решать проблемы по мере их поступления.

Девчонка так доверчиво прижималась к его спине, даже сквозь куртку он ощущал, насколько сильно Есения дрожала. Плакала. Хоть гул автострады и мешал ему расслышать подтверждение своей догадке, но Ян не сомневался, что прав.

В памяти всплыло перекошенное лицо Зверя и испуганные, полные слез, глаза Есении.

Не стоило ему так врываться в дом, а потом еще и брать ее в заложники. Напугал девчонку до полусмерти. Да еще и правду про Зверя в нелицеприятном свете вывалил. А как, спрашивается, можно приукрасить факт торговли людьми?

Хотел ведь только заключить с Марком взаимовыгодную сделку. Даже свой амулет приготовил, как плату за информацию! Надо же было Зверю заартачиться, а потом так не вовремя подвернуться этой Есении! Или же вовремя?

Хорошо, что еще закончилось все гладко. Зверь не только оставил его в живых, но еще и принял все условия. Наверняка эта девчонка ему слишком дорога, чтобы рисковать ее жизнью.

Да поможет ей Бог, если он есть, когда Зверь до нее доберется.

Солнце уже клонилось к горизонту и Яну стоило поторопиться, если он хотел успеть выполнить второй пункт обязательной программы и найти Дашу до утра. А он ведь не только хотел, но и собирался именно так сделать. Только эта Есения теперь балластом висела на его шее! И что, черт возьми, ему с ней делать?

Не успел толком придумать несколько вариантов и предложить их девчонке, как ситуация разрешилась без его активного участия. Есения что-то сказала ему на ухо, но из-за шума мотора он почти ничего не услышал.

– Что? – повернул голову Ян. – Говори громче, ничего не слышу.

– Притормози здесь! – крикнула она.

Ян нахмурился:

– Здесь нельзя тормозить! Проедем мост, я заглушу мотор!

– Останови сейчас! Пожалуйста!

Кенгерлинский зло выругался. Черт бы побрал эту несносную девчонку! Но если ей так не терпится соскочить с его байка, то, пожалуйста! Пусть валит на все четыре стороны! Он в няньки не нанимался!

Ян осторожно свернул к обочине и остановился, не став глушить мотор. Они притормозили как раз посередине подвесного моста через реку. Она делила город на две половины. Стоянка на мосту была запрещена. Не то чтобы он боялся штрафа… Но вот не хотелось лишиться времени, которое можно потратить на пользу в поисках.

– Спасибо, – кивнула Есения, слезая с мотоцикла.

Ян был прав. Лицо у девушки раскраснелось, нос немного опух от слез, а нижняя губа все еще дрожала, будто в преддверии нового обидного потока.

– Всегда, пожалуйста, дорогуша.

Нужно отдать должное, Есения не стала просить ни о чем или устраивать сцен. Хотя могла бы. Ян до сих пор чувствовал себя виноватым, – и это было в новинку, – из-за того, что произошло с его подачи между ней и Зверем.

Девушка молча развернулась и подошла к перилам, потом медленно облокотилась на них и стала вглядываться в воду.

Нехорошее чувство всколыхнулось в груди Яна. Вместо того чтобы рвануть с места по своим делам, он заглушил мотор. Одно дело быть надоедливым засранцем, спровоцировавшим ссору, и совершенно другое – стать виновником чьей-то смерти. Разве Яну и так мало смертей на его совести?

Воровато оглянувшись по сторонам, он слез с мотоцикла и подошел к Есении, встав возле нее по правую руку. Девушка вздрогнула. Чтобы не смущать еще больше, Ян не стал разглядывать ее лицо, а вперил взгляд прямо перед собой. Надо же, как красиво отблескивает солнце в воде, думал он.

– Здесь очень красиво, правда? – подтвердила его мысли Есения. – И думается хорошо.

– Ты же не настолько глупа, чтобы топиться? – нахмурился Ян, озвучив то, что его сейчас беспокоило.

Девушка повернулась к нему и немного пошатнулась от резкости движений. Светлое платье легкой волной всколыхнулось вокруг ее лодыжек, приласкав ноги.

– Конечно, нет! – вскрикнула она, в ее глазах вспыхнула злость. – Я разве похожа на наивную дуру?

Ян усмехнулся. Наверняка, она обидится, если услышит от него правдивый ответ. Он, конечно, не ожидал столь бурной реакции, но это было намного лучше, чем всхлипывание и слезы.

– Ну, вот и хорошо.

Услышав ее ответ, он должен был тотчас же уехать, но решил еще ненадолго остаться. Так они и стояли несколько минут в тишине, любуясь мирной гладью реки, пока Ян не вытащил из внутреннего нагрудного кармана куртки мобилку. Предвкушая не меньше сотни пропущенных, он включил телефон. Зная, что если мобильник будет звенеть в особняке Зверя, то точно станет помехой для необходимой концентрации, он отключил его еще на полпути к дачному поселку, где начиналась территория Дорофеева.

Ян не ошибся. Не прошло и минуты, как стали приходить сообщения о количестве пропущенных звонков. Все они были от Адисы.

По правде говоря, Кенгерлинский не был готов говорить с другом после случившегося, но другого выбора не было. Во второй части Марлезонского балета, что он затеял ранее, необходимо было участие Адисы.

Ян нажал кнопку быстрого набора, приложил телефон к уху и нахмурился, когда Адиса взял трубку после первого же гудка.

– Ян! Почему у тебя был отключен телефон? Все нормально?

– Мне нужно, чтобы ты проверил пациента два нуля тридцать один.

– Что? Зачем?

– Ты хоть раз можешь сделать что-то так, как я сказал? – гаркнул Кенгерлинский.

– Я… Да… Но…

– Без лишних вопросов.

– Хорошо, – вздохнул Адиса. – Я все сделаю.

– Позаботься, чтобы он был в сознании, когда я приеду, – объявил он.

– Хорошо. Ян, нам нужно поговорить.

– Потом, – решительно сказал Кенгерлинский и, не дожидаясь ответа, первым прервал разговор.

Переместив угрюмый взгляд на девушку, он с удивлением заметил, что Есения не вслушивалась разговор, она казалась полностью поглощенной в свои размышления.

– Послушай, поехали со мной. Я подвезу тебя в центр, – предложил он, дотронувшись до ее плеча. – В гостиницу, к друзьям или еще куда. Зачем оставаться на улице?

Ее кожа была холодной, что ему не понравилось.

– Не стоит. Я останусь здесь, – предугадывая его ответ, Есения поспешила добавить. – Прыгать не буду. Мне просто надо подумать. Езжай.

– Давай, я хоть куртку тебе оставлю. Замерзла ведь.

– Спасибо. Не надо. Уезжай.

– Ну, хорошо, – растерянно кивнул он.

Она так настойчиво его спроваживала, что стало даже неловко. По крайней мере, совесть он очистил, предложил все, что мог, удостоверился, что прыгать не будет, даже куртку готов был оставить! Все, план по добрым делам не только выполнил, а перевыполнил! Не хочет девчонка его помощи, значит, аривидерчи. Есть дела намного важнее.

Ян быстро преодолел мизерное расстояние от моста до байка и почти запрыгнул в седло, предвкушение от выполнения будущего плана, уже разлилось в груди намеком на удовольствие.

– Передай ей привет, – сказала Есения, когда Кенгерлинский как раз собирался заводить мотор.

– Кому? – удивился он.

Девчонка говорила загадками. Это начинало раздражать Яна. Да еще эти ее невинные глаза, которые словно всю душу из тебя вынимают при взгляде, точно во всех смертных грехах обвиняют разом… И как только Зверь ее терпит?

– Той, за чьей тенью ты гонишься, – пожала плечами она.

– Ты что-то знаешь?

В его голосе послышалась сталь, спина напряглась. Ян готов был ринуться к девчонке в любую минуту и хорошенько встряхнуть ее, пока не расскажет все, что знает.

– К сожалению, нет. Просто кое-что чувствую.

– Что именно?

– Это сложно объяснить, – печально вздохнула Есения. – Мне просто хотелось тебе сказать, чтобы ты был осторожнее и берег то, что между вами есть. Не лги ей. Ложь, точно яд разрушает все, что есть на ее пути. Можешь убедиться в этом на примере меня и Зверя.

Слезы вновь заблестели в ее глазах, а Ян задумчиво почесал подбородок.

– Спасибо, конечно, за совет, дорогуша. Но боюсь, что он не пригодится, – Кенгерлинский провернул ключ зажигания. – Между нами ничего нет, а все, что могло быть – я испортил заранее.

Ян рванул с места, даже не дожидаясь ответа. Ему было ни к чему выслушивать то, что могло сбить внутреннее равновесие, которого он так тщательно добивался. Нахождение рядом с Есенией и так стало для него настоящей пыткой. Возле нее Кенгерлинский чувствовал себя грязным, точно девчонка заглянула в его черную дыру, что осталась вместо души, и выудила оттуда все проступки и секреты.

Ян быстро маневрировал в потоке машин, идя на обгон. Время поджимало, на город опустились сумерки. Скоро с центральной трассы он свернул на проселочную дорогу и еще через десять минут был у границы территорий психиатрической лечебницы.

Когда в кармане куртки телефон разразился криком рингтона, Ян немного сбавил скорость, посмотрел на дисплей и принял вызов. И что Адисе не терпелось?

– У нас проблемы, – без прелюдии заявил он.

– Какие? – заинтересовался Кенгерлинский.

– Охрана по камерам внешнего наблюдения засекла Валевского.

– Кого?

– Морпех, который сбежал не так давно из лечебницы, устроив здесь бунт. Помнишь еще Катю?

– Девчонку, в которую вселился демон?

– Да. Именно в тот день Валевский и сбежал.

– И что? – нахмурился Ян. – Я не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что сейчас Валевский направляется прямиком в то крыло, где лежит пациент два нуля тридцать один!

Ситуация резко скакнула с «паршивой» в «супер удачную». И всего-то за полминуты!

Ян довольно улыбнулся.

– Что мне делать? – напомнил о себе Адиса. – Остановить его?

– Ни в коем случае, – отрезал Кенгерлинский. Если он правильно сложил два плюс два, то из этой ситуации сможет вытянуть очередную выгоду. – Скажи охране, чтобы не препятствовали ему. Пусть совершит то, ради чего пришел. Будем наблюдать.

– Но…

– Адиса!

– Хорошо, – устало вздохнул друг. – Ян…

– Да, я помню, что нам надо поговорить, – раздраженно пробубнил он. – Все позже!

И он вновь без предупреждения отключил звонок. Черт, да это входит в привычку! Ян въехал на территорию Подолки и пристроил байк поодаль от центральной дороги, в тени деревьев. Таким образом, открывался отличный обзор, а вот его вряд ли кто мог случайно заметить, что также было на руку.

Заглушив мотор, Кенгерлинский настроился ждать столько, сколько потребуется. Уверенность в том, что сейчас он случайно схватил удачу за хвост – не покидала.

Долго ждать не пришлось. Всего-то, если верить внутреннему ощущению времени Яна, прошло десять минут, когда на крыльце появились две мощные фигуры. Пациента два нуля тридцать один Кенгерлинский узнал сразу, слишком много времени ему представилось побыть в его палате, изучая эффект проклятия и всевозможные глубины его воздействия. Единственное отличие оказалось в том, что мужчина не был в больничной смирительной рубахе, в которой Ян привык его видеть, а в брюках и водолазке. По цвету, одежда пациента была такой же черной, как и его спутника. Видимо, побег планировался заранее, так как сумерки выгодно скрывали передвижения мужчин. Если бы Кенгерлинский не вглядывался настолько внимательно, следя за выходом из лечебницы, мог бы запросто упустить мужчин из виду.

Теперь же Ян злорадно ухмыльнулся, подавляя смешок. Даже если сейчас сам ад разверзнет пасть под его ногами – это не заставит его отступиться от задуманного!

Пациент два нуля тридцать один и мужчина, тот, которого Адиса называл Валевским, прошмыгнули двумя тенями через внутренний двор лечебницы и широкими шагами быстро преодолели открытую территорию, пока не скрылись в парковой зоне. Двигались они слаженно и почти бесшумно. Яна давно посещала мысль, что пациент два нуля тридцать один военный. Слишком натренированное тело, слишком несгибаемая воля, слишком крепкая выдержка. Всего в нем было слишком. А еще эти шрамы, которые человек мог получить только после боевых ранений… Спросить напрямую Кенгерлинский не мог. Поначалу его не интересовало прошлое пациента, он был болезненно поглощен в сам процесс опытов, пытаясь приблизиться к разгадке хоть на шаг. Потом же, когда сопротивление мужчины пошло на убыль и проклятие возымело на него полное действие, разум был отключен, как и воспоминания, поэтому спрашивать о прошлом не было никакого смысла. На любой вопрос пациент два нуля тридцать один оставался безучастным. Его глаза были пусты и ничего не выражали, словно с недавнего времени в них поселилась бездонная пустота. Адиса старался свести свое нахождение в его палате к минимуму.

Обладай Ян большей чувствительностью, то пустой взгляд пациента даже мог бы его испугать. Но этого не случилось. Кенгерлинский, зациклившись на достижении своей цели, не видел препятствий вокруг, он шел напролом, ведь итог того стоил.

Если бы он только понял сам механизм проклятия, его стадии и патогенез, то непременно смог бы влиять на губительные процессы! Тем самым Ян не только узнал бы секрет проклятия крови Банши, помог бы уберечь от разрушения случайных жертв, но и создал бы идеальное оружие против Демьяна.

Но и этого также не случилось.

Как Кенгерлинский не изгалялся, сколько объектов не тестировал – итог был неизменен. Смерть.

Пациент под номером два нуля тридцать один продержался дольше всех. Что так же было крайне удивительно, ведь он стал изначальным материалом для дальнейших экспериментов, то есть по законам этого странного проклятия должен был угаснуть первым. Вместо этого разрушительные процессы в его организме приостановились, Ян не смог понять, почему это произошло. Не то чтобы он жаловался… Просто до жути не любил, когда что-то выходило из-под его контроля. Даже в таких вопросах.

Сейчас Ян жалел, что тогда не воспользовался подвернувшимся случаем, не узнал о привычках мужчины больше. Это бы помогло предвидеть не только его эмоциональные реакции, но и слабости, что обязательно пригодилось бы в бою. То, что без боя не обойтись, Ян знал уже сейчас.

Пациент два нуля тридцать один был бомбой замедленного действия. И она обязательно рванет, стоит только приблизиться к детонатору, которым являлась Банши. Оставаясь безучастным и точно выключенным, когда Ян задавал мужчине вопросы, пациент два нуля тридцать один реагировал только на одно единственное слово, что служило спусковым механизмом для возбуждения его мозга.

Даша.

Стоило мужчине услышать имя Банши, как он начинал с утроенной силой вырываться, пытаясь бежать. Для чего? Ян мог только догадываться. Ни одна из возможных догадок ему не нравилась, глаза пациента из остекленевших загорались безумием. Пустота в них никогда не пугала Кенгерлинского, а вот этот дикий огонь, что появлялся при упоминании кодового, как он решил, слова – заставляла Яна чувствовать неприятную дрожь.

Пациент два нуля тридцать один был идеальной машиной для убийств. Только Кенгерлинский не знал, каким образом им управлять. Ведь без контроля – этот мужчина был чертовски опасен.

С головой погрузившись в поиски Банши, Ян забыл про свои опыты и остальные дела. Все стало второстепенным. До того момента, как ведьма не заставила его отключить хотя бы на немного эмоции и тщательно пораскинуть мозгами. Именно тогда Кенгерлинский и решил попробовать получить выгоду из странной реакции пациента два нуля тридцать один на имя Банши. Он хотел отпустить его и проследить, куда же так рвался инфицированный? Тем более иных вариантов, которых он не испробовал для продвижения в поисках, не осталось.

Это было крайне рискованно, если бы Ян не убедил себя, что сможет все удержать под контролем в любом случае. Самонадеянность всегда играла с ним плохую шутку, но, Кенгерлинский твердо верил, что в этот раз все будет иначе.

Все сложилось намного лучше, чем он ожидал.

Ничего не пришлось искусственно стимулировать. Валевский подвернулся как нельзя кстати. Яну осталось только проследить за ними и вмешаться тогда, когда придет подходящий момент.

У самых ворот стоял черный минивэн. Проезжая мимо Ян заметил его, но не обратил должного внимания. Как оказалось зря.

Беглецы успешно миновали парковую зону и скрылись в салоне автомобиля. Как только за ними захлопнулась задняя дверца, машина рванула с места. Только пыль осталась кружиться в воздухе.

Снедаемый любопытством, Ян поехал следом.

Он старался держаться на достаточном расстоянии, чтобы не быть «срисованным» беглецами. Внутри Кенгерлинского появилось горячее предвкушение. Он был уверен, что на этот раз ближе к разгадке, чем когда-либо.

Вскоре после того, как они въехали в город и немного пропетляли по шумным проспектам, минивэн свернул в закоулок.

Даже в вечерних сумерках Ян прекрасно узнал местность. Он был здесь трижды. И последний раз случился не настолько давно, чтобы возможно было хоть что-то забыть, пусть и мимолетную деталь.

Кенгерлинский не стал заезжать за минивэном во двор, он притормозил в арке, заглушил мотор и поспешил зайти в подъезд, где только что скрылись беглецы. Растерянность и гнев заполнили Яна, мешая ему ясно мыслить. Если только эта чертова женщина обманула его и все это время Даша была у нее…

Он снесет ведьме голову, не раздумывая!

Глава 28

Темный оттенок страсти

После того как щелкнул дверной замок воцарилась волнительная тишина. Несколько десятков томительных секунд ожидания стоили мне ускоренного сердцебиения и вернувшейся головной боли. Она стала, как минимум, в три раза сильнее и грозилась своим напором выжечь мой мозг, точно напалмом. Паника хлестала по щекам. Я чувствовала, как липкий пот собрался между лопаток, но пошевелиться, чтобы переодеться или хотя бы сбросить странное оцепенение – не было сил.

Наверняка тишина длилась не более десяти секунд, но в тот момент они мне показались мучительной вечностью.

А после последовало удивленное:

– Ты?! – голос Лидки звучал пискляво и тонко, точно она вот-вот могла перейти на визг.

И вновь молчание, которое просто убивало меня, высасывая силы намного яростнее, чем воронка тьмы.

Вспотевшая, с одеревеневшим телом и болью, что заполнила собой все мое пространство, я перебирала в голове самые худшие варианты происходящего. Каждая последующая картинка, что всплывала перед внутренним зрением, была ужаснее предыдущей. Беспомощность самое гадкое чувство из предложенной гаммы эмоций, которой природа наделила людей при рождении. И сейчас я в полной мере испытывала его на себе.

– Что ты де… – Лида замолчала, не закончив фразу.

Послышался вскрик и глухой хлопок, точно что-то тяжелое свалилось на пол.

От этого звука, могла даже поклясться, что кровь застыла в моих жилах.

Сердце грохотало, словно взбесилось. Его удары быстрыми толчками отзывались у меня в голове, почти заглушая все остальные звуки. Хотя конкуренции с шумом не было. И именно это подсказало мне, что шестое чувство сработало исправно, предвещая беду. Никакой крик не мог меня напугать до полуобморочного состояния так, как мертвая тишина.

Тело превратилось в сплошной комок нервов и застыло в напряженной позе. Если бы я не чувствовала себя настолько слабой, чтобы даже попытаться встать, то обязательно постаралась бы удрать отсюда как можно скорее. Даже выпрыгнув из окна, раздробив кости об асфальт. Я не знала, на каком этаже находилась квартира Лиды, но сейчас мне казалось, что от земли это чертовски далеко.

Взгляд сконцентрировался на дверном проеме. Как ни старалась, а не могла заставить себя перестать пялиться в темноту, что виднелась вместо уже знакомого мне коридорного угла.

Если за мной пришла давно обещанная смерть, то негоже было жмуриться и плакать от страха. Нет. Я готова была встретить ее с широко открытыми глазами, пусть и дыша через раз.

Темная субстанция, похожая на плотный дым, скользнула в комнату, в дверном проеме вырисовался мощный мужской силуэт. Я сглотнула. Вместо смерти у меня был совершенно другой гость. И на этот раз я не смогла точно сказать, кого рада была бы видеть больше: смерть или Артема Непогодина.

То, что моя первая любовь из безобидного парнишки превратилась в крепкого мужчину, а я пропустила весь процесс метаморфоз, – было терпимо. Но вот то, что даже от этого мужчины на самом деле ничего не осталось – потрясало.

Я могла с уверенностью сказать, что мужчина, стоящий на пороге комнаты, хоть и смотрелся как Артем, но точно им не был. О, да, он выглядел в точности, как Непогодин! Та же крепкая фигура с натренированными мускулами, та же взъерошенная косая челка, та же легкая усмешка, но… На самом деле от Артема Непогодина ничего не осталось.

Об этом мне сказали его глаза. Наполненные такой непроглядной тьмой, они внушали мне настоящий ужас.

Скрывать того, что было не страшно – бессмысленно. Тьма тянулась ко мне, плескаясь в глазах Артема. И это выглядело до предела жутко.

– Я же говорил, что ты не спрячешься от меня, Да-ша, – сказал Артем.

Вместо голоса, к которому я привыкла, послышался другой. Сочнее, грубее, ниже на тон. И не принадлежавший Непогодину. Дрожь сковала мой позвоночник. Самым ужасным оказалось то, что этот голос я уже слышала раньше. Где?

– Вот я и сдержал обещание, – губы Артема искривились в порочной усмешке. – Я пришел за тобой, сладенькая.

Он склонил голову, откровенно наслаждаясь картиной, что предстала перед его глазами. Мной, распластанной, как желе, по дивану. Руки и ноги налились такой тяжестью, что казалось поднять их можно только с помощью бульдозера.

Отли-и-ично.

Я уже готова была отдать руку на отсечение, что на самом деле мое имя не Дарья Алексеева, а Несчастье. Иначе, как объяснить, что выбираясь из одной передряги я вляпываюсь в очередную, еще глубже предыдущей?

– Ты скучала, любимая? – Артем медленно продвигался к дивану.

В его движеньях появилась хищная грация, которой я никогда не замечала ранее. Именно так тигр подкрадывается к жертве, перед тем как вцепиться острыми клыками в глотку. Животный азарт играл в абсолютно черном взгляде Артема.

Что произошло с ним с того момента, как мы виделись в последний раз? Неужели проклятие моей крови имело настолько разрушительное действие? Чувство вины остро кольнуло где-то глубоко в груди. От эмоций, что ураганом набросились на меня, пришлось закусить губу. Иначе раскричалась бы в голос, зовя на помощь, как сопливая девчонка, а не Банши. Хотя… Я ведь и никогда не переставала быть простой девчонкой. Инстинкты самосохранения вопили, но никаких конкретных действий по поводу собственного спасения не приходило в голову. Либо Банши во мне спала беспробудным сном, либо была такой же соплюхой, как и я. В любом случае все уроки Яна Кенгерлинского прошли насмарку. Сейчас это стало ясно, как никогда.

В том уютном кафе, сидя рядом с Артемом за столиком, я не могла и подумать, что когда-либо буду дрожать только от одного взгляда на него! И эта дрожь даже отдаленно не будет похожей на возбуждение. Черт, да я вообще никогда не думала, что буду бояться Непогодина! Он был моей опорой, моей стеной, моим другом и первым мальчиком, к которому я испытала физическое притяжение! Я мечтала подарить ему свой первый поцелуй, ощутить сладость именно его объятий и…

Недаром говорят, что если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах.

Планы, планы, планы.

Все они превратились в пепел. А проще говоря, в чушь собачью.

– Я думал, ты будешь более разговорчивой, любимая, – ухмыльнулся Артем, став ко мне еще на несколько шагов ближе. Я наивно взмолилась, чтобы комната удлинилась, а он никогда не преодолел оставшееся расстояние между нами. – Мы столько не виделись. Разве ты не скучала по моим ласкам? В последний раз я многое тебе не успел дать, но вот в этот раз… Обещаю, ты почувствуешь мою любовь сполна.

Никто в здравом уме не мог сказать мне подобное. У Артема на этот счет точно не было никаких причин. Мы не состояли в отношениях, его любовь, как он выразился, я никогда не брала на вкус. А тот, кому больше походили эти слова, по манере и совместному прошлому, а также тону голоса, был давно и безнадежно мертв. Если только…

Нет!

– Узнала, сладенькая? Я польщен.

– Г-гарик?

Артем расплылся в довольной улыбке. Он развел руками, будто призывая меня осмотреть прекрасно сложенное тело во всех подробностях.

Слава Богу я убралась от него, когда подвернулась возможность. Не забыв позаботиться о том, чтобы сводный братец больше никогда не побеспокоил меня в этом мире. Тогда, как объяснить то, что Артем говорил со мной голосом мертвого Гарика? Или же не такого мертвого?

Честно говоря, после всего, что пришлось пережить в последние несколько месяцев, я устала удивляться магической фигне, преследовавшей меня повсюду. Мертвый и по-прежнему озабоченный братец в теле первой любви? Здравствуй, безумие, ты по адресу!

– Не совсем, сладкая. Но я чертовски впечатлен тем, что ты не забыла, как мы отдыхали вместе, пока я пользовался телом Гарика.

– Что?! – выдохнула я, нахмурившись. – Я не понимаю.

– О, это не страшно, любовь моя! – усмехнулся он. – Я расскажу тебе все. Позже. Сейчас я слишком истосковался по ощущениям твоего тела под собой, поэтому не склонен к длинным разговорам.

Я была так растерянна услышанным, что не заметила как Артем, – или же уже Гарик? – оказался рядом и присел на диван, потираясь своим телом о мое.

Руки этого ублюдка сжались вокруг моей талии с неимоверной силой, заключая ее, словно в тиски. Он приподнял меня и прижал к своей груди, мужское дыхание скользнуло по моей щеке. От такого, казалось бы, совсем простого движения, волосы на затылке зашевелились, а желудок скрутило тошнотворным спазмом.

– Ты тварь! Пусти! – закричала я, глядя в ненавистные бездонно-черные глаза.

Он хмыкнул, толкаясь своими бедрами в мои, ощутимая даже сквозь плотное одеяло, эрекция причиняла мне боль.

– Пошел на …! – зашипела я, удивляясь собственной ярости и смелости. Матерные слова никогда не были моим коньком.

– Не я, милая, – расхохотался он, – а вот ты, да. И очень скоро, сладкая. Поверь мне.

– Ненавижу тебя, Гарик! Ненавижу! Чудовище!

Его руки сильнее сомкнулись на моей талии, настолько крепко, что стало тяжело дышать. Глаза, на секунду вместо черного сверкнули алым, а нижняя челюсть напряглась, точно в ожидании удара.

– Хватит называть меня именем этого сопляка, – прорычал он. – Слишком долго я ждал момент нашего воссоединения, любовь моя, чтобы делить твое внимание даже с мертвым мальчишкой.

– Господи, ты окончательно сошел с ума, Игорь…

– Я не Игорь, не Гарик, и не Артем! – оскалился мужчина. На несколько секунд сквозь лицо Артема я смогла увидеть ужасающую морду настоящего монстра, но видение исчезло настолько быстро, что не осталось никакой уверенности, точно оно существовало на самом деле. – Я хочу, чтобы ты звала меня истинным именем, сладкая.

– И каким же?

– Бальтазар, любовь моя. Зови меня, Бальтазар.

– Ты сумасшедший, – прохрипела я, задыхаясь.

– Бальтазар, если ты хочешь продержать девчонку живой, пока мы не освободим ее вторую сущность в ритуале, стоило бы поумерить свой пыл и разжать пальцы, – насмешливо прозвучал другой мужской голос, где-то совсем рядом. – Бальтазар?

Мужчина зарычал, мгновенно выпустив из своих жутких объятий, отчего я плюхнулась обратно на диван. Тело отозвалось острой вспышкой боли, точно моя спина поцеловалась с твердым асфальтом вместо мягкости подушек.

– Мартиус, со своей женщиной я разберусь сам!

– Бальтазар… Мой господин, – склонил голову высокий и не менее мощный в плечах мужчина. – Простите, что влез не в свое дело.

Артем, который назвался Бальтазаром, несколько раз глубоко вздохнул и шумно выдохнул, точно призывая все свое спокойствие, а потом более ровным голосом произнес:

– Ты прощен, Мартиус. Но не стоит забывать, что ты всего лишь мой личный страж, а не советник. Но… благодарю, что вовремя остановил. Все время забываю насколько людские оболочки хрупкие по сравнению с нашими истинными телами.

– Да, мой господин, – еще ниже склонился мужчина.

А мне захотелось взвыть в голос от происходящего. Рассудок стремительно утекал сквозь пальцы! Казалось, что я пытаюсь ухватиться за жизнь, которую когда-то знала, а она превращается в безумие и неумолимо тянет меня ко дну.

– Я не сделал тебе больно, любовь моя? – обернулся ко мне Бальтазар, сияя широким оскалом. – Это никак не входит в мои планы сейчас, ведь ты не сможешь участвовать в марафоне, что я приготовил для нас двоих. А мне бы хотелось, чтобы ты на этот раз ощутила любовь демона в полной мере.

– Демона?!

– Мартиус, приготовь сосуд, я хочу забрать свою Банши в мир Теней, – коротко приказал Бальтазар, махнув рукой в сторону.

– Мой господин…

– Ну что еще?

– Я забыл его в человеческом фургоне, внизу.

Скрипнули пружины, Бальтазар вскочил с дивана. Демон двинулся вперед, волны холодной ярости исходили от него. Я почувствовала необъяснимое напряжение в области затылка, наблюдая за искаженным злостью лицом… Бальтазара.

Это все не могло быть правдой.

Я отказывалась верить в происходящее. Возможно, объяснение было намного проще на самом деле. Ведь никто не списывает со счетов посттравматический шок от сильного удара головой, правда? Опираясь из последних сил на свои медицинские знания, я пыталась поверить в эту версию настолько крепко, чтобы отгородиться от всего этого сумасшествия. Не получалось.

Бальтазар надвигался на Мартиуса несокрушимой силой. Судя по выражению его лица, демон собирался четвертовать своего напарника прямо на моих глазах!

– Простите, мой господин, – наклонил голову Мартиус, подставляя незащищенную шею Бальтазару. Тот оскалился.

Да это же самоубийство! Ничего не мешало Бальтазару нанести мужчине сокрушительный удар! Помимо своей воли я жадно следила за происходящим.

– Если вы позволите, я спущусь за сосудом вниз и принесу, – все тем же ровным тоном продолжал говорить Мартиус.

– И как можно скорее, – процедил сквозь зубы демон, сжимая кулаки.

Как только Мартиус скрылся из виду и послышался хлопок двери, Бальтазар вновь присел на диван, беря в свои горячие руки мои ладони.

– Не хотел, чтобы ты видела все это, моя сладкая. Прости Мартиусу его тупость. Он слишком долгое время пробыл в этом теле среди людей. Совсем потерял навыки стража. А ведь должен был понимать меня с полувзгляда! – пожал плечами он. – Надо было мне самому брать сосуд. Теперь придется еще немного подождать.

– Кто ты?

– Я же тебе уже говорил, любовь моя.

– Не понимаю. Что тебе от меня надо, д-демон?

– Многое, любовь моя. Очень многое, – многозначительно улыбнулся Бальтазар. – Я заберу все, что ты сможешь мне дать, а то, что не сможешь – компенсирую другим способом. Сначала мы с тобой закрепим наш союз, моя Банши, в нерушимом обряде, который свяжет нас навсегда. А потом ты откроешь Бездну, чтобы мои собратья могли свободно передвигаться по этому миру и питаться, как следует.

– Да ты неисправимый фантазер, мать твою!

Одновременно с Бальтазаром я обернулась на звук, сердце тут же еще сильнее встрепенулось и пустилось вскачь от волнения.

– Убери свои лапы от того, что принадлежит мне! – рявкнул Ян, с отвращением обтирая испачканные в чем-то черном ладони о свои брюки.

Я настолько рада была его видеть, что даже не обиделась на еще одно упоминание принадлежности к его собственности. Да пусть хоть мебелью называет, лишь бы избавил от этого наваждения!

– Вестник! – взревел Бальтазар, подскакивая, словно пружина. – Ты не вовремя!

Еще несколько секунд назад он крепко сжимал мои ладони, а сейчас уже стоял напротив Яна, приняв боевую стойку. Мгновенная реакция! Ну и ну!

– Да? У меня противоположное мнение на этот счет, пациент два нуля тридцать один.

Расстояние между мужчинами растаяло молниеносно, словно его и не было вовсе.

В левой руке Кенгерлинского был зажат кинжал, в то время как правой он нанес точный хук Бальтазару в челюсть. Резкий выпад, что сопровождался звуком треска кости, сбил с демона спесь. Когда он пролетел чуть ли не половину комнаты и врезался в противоположную от меня стену, Ян быстро подбежал следом, поднял левую руку и нацелился кинжалом прямо в центр груди Бальтазара…

Я затаила дыхание. Было странно желать, чтобы кинжал поскорее проткнул грудную клетку Артема, даже если внутри него был демон. Возможно, я могла бы все повернуть вспять? Может, Артем все еще был внутри и боролся с Бальтазаром?! И я вот так просто позволю убить того, кто всегда стоял за меня горой?

– Стой! Нет! – вскричала я, садясь. От резких движений головокружение и тошнота почти сокрушили мою решимость. – Там Артем! Нет!

Ян обернулся, растерянно всматриваясь в мое лицо. В его глазах вспыхивали синие огоньки, тело было напряженно, а на лице застыла такая решимость, какой я никогда ранее не видела. Даже в моменты наших совместных ссор Ян не был настолько взбешен, как сейчас. Его ярость легко можно было ощутить в воздухе, казалось, что пространство в комнате накалилось до предела возможного.

Бальтазар открыл глаза, встряхнул головой и зарычал. Всего секундной заминки Яна, который отвлекся на меня, ему хватило, чтобы сделать жесткую подсечку и опрокинуть Кенгерлинского на пол. Демон рванул вперед, перехватывая широкое запястье Яна, выхватил кинжал и нанес удар, засадив его глубоко под ребра.

От пронзительного крика мне заложило уши. Душераздирающая боль рвалась наружу, я не могла остановить визг и заглушить рыдание.

Бальтазар скатился с Кенгерлинского, зажав уши руками. Я заметила, как сквозь его пальцы стала течь кровь, а в глазах застыло изумление и ужас. Убаюкивая собственную голову в колыбели рук, он пытался подползти ко мне поближе. Губы демона шевелились, не останавливаясь. Догадывалась, что с них срывались слова. Но ничто не могло заглушить во мне боль и дикое чувство потери. Я была глуха ко всем прочим звукам, кроме собственного ужасающего визга.

– Господи… Боже, – мысленно повторяла я. – Боже мой… Ян… Нет… Господи!

Яркий свет залил комнату.

Я моргнула, но визг никак не хотел прекращаться, будто голосовые связки уже не находились под моим контролем, а жили сами по себе.

Словно в замедленной съемке, совсем потеряв нить реальности, я наблюдала за происходящим.

Ян поднялся на ноги, пнул скрутившегося на полу Бальтазара с такой силой, что тот проехался по ковру два метра, задев журнальный столик. Кенгерлинский не отступал. Он мастерки наносил удары, не давая демону и секунды передышки. Скоро тело противника превратилось в сплошное кровавое месиво и только тогда, Ян остановился, перевел дыхание и воткнул кинжал в грудь демона по самую рукоять. По телу Бальтазара прошла мелкая дрожь, а потом оно взвилось клубом черного дыма к потолку и рассеялось в воздухе.

Кенгерлинский обернулся, его лицо светилось неприкрытым наслаждением от победы.

Боже, он обожал сражаться.

Я зажмурилась.

Все это было слишком и грозило закончиться банальной истерикой. Хотя как еще можно назвать этот непрекращающийся визг?

Теплые ладони прикоснулись к моим щекам, нежные поглаживания пальцев заставили меня открыть глаза и встретиться взглядом с встревоженными глазами Яна. Он что-то шептал, но я, увы, до сих пор ничего не слышала, так как не могла прекратить кричать.

– Детка, все хорошо. Успокойся, – шепотом слова Кенгерлинского прозвучали прямо у меня в голове. Это было странное и в тоже время приятное чувство. – Я здесь. Все закончилось. Прекрати использовать свою Силу.

И неожиданно легко все завершилось. Когда крик больше не прорывался из глубины моей души, а в горле запершило, я даже растерянно проморгалась, свыкаясь с тем, что закончилось.

– Ты… жив, – хрипло выдавила я.

– Как и ты, детка, – улыбнулся Кенгерлинский, не переставая гладить мое лицо и волосы. – Как и ты…

– Что это было? – выпучила глаза, пытаясь отвлечься от всего того, что творилось внутри меня.

– Ты только что выпустила из себя крик Банши, – улыбнулся еще шире Ян. Он казался неприлично довольным тем, что произошло. – Именно посредством его Банши могут защищаться, а также предвещать большие беды. А еще это значит, что твои силы полностью проснулись.

– Это из-за меня у него кровь пошла через уши?

Ян кивнул, все так же мило улыбаясь. Он по-прежнему касался меня, будто даже на секунду просто не мог запретить себе этого делать.

– А тебе разве не было больно от моего визга? Почему ты ухмыляешься, как придурок?

– Я только что проверил, что на меня он не действует. Мы с тобой из одного теста, детка, – ухмыльнулся он. – Черт! Мы живы! Я нашел тебя! Наша связь только окрепла, твоя сила проснулась… Почему я должен нести траур вместо того, чтобы лыбиться, пусть как и придурок?!

– Ну, может, потому что ты только что убил парня, которого я когда-то любила?

Ян помрачнел.

Только теперь я заметила, насколько сильно он изменился за то время, что мы виделись в последний раз. Его кожа в отсвете тусклой электрической лампы казалась неестественно посеревшей, под глазами залегли глубокие тени, волосы были взлохмачены, а подбородок покрывала небрежная щетина. Ян выглядел уставшим и даже слишком измотанным. Хотя, не смотря на это, его глаза вспыхивали особым светом, стоило встретиться со мной взглядом.

– То, что я убил, уже давно не было твоим парнем. Демон использовал это тело, как сосуд. Так действует проклятие твоей крови, Даша. Смирись!

Эти слова вытолкнули из легких воздух, точно только что меня пришибли чем-то крайне тяжелым по голове. А Ян лишь повел плечами и сдернул с меня одеяло.

– Пора убираться отсюда, – он нахмурился, внимательно оглядывая мое тело. – Черт! Ты ранена? Сукин сын! Я надеялся, что он окажется настолько метким, насколько тупым! Это же рана от кинжала Влада?

Я не понимала, почему Яна это так озаботило, а лицо исказилось от гнева.

– Отвечай мне!

Все еще пытаясь справиться с услышанным, я кивнула. Моя кровь не просто убивает! Она призывает демонов в человеческие тела?!

– При следующей встрече я воткну нож ему в глотку, вместо задницы.

– Что?

– Придется шить. Ничего, детка, потерпи. Сначала доберемся в безопасное место, а потом позаботимся о твоем плече. Возьми меня за шею, я буду осторожен, обещаю.

Отгоняя боль прочь, я покачала головой и оттолкнула руки Яна, которые притягивали меня поближе к нему за талию.

– Ты ранен!

– Нет.

– Но я видела!

Сжав мою руку, он скривился:

– Детка, на мне все заживает, как на собаке. Видишь? – он приподнял футболку и я убедилась, что вместо рваной раны под ребрами розовел тонкий шрам.

– Но как?

– Особенности моей работы на Смерть, – просто ответил он, повторно притягивая меня к себе. – А теперь будь хорошей девочкой и постарайся не упасть в обморок, пока мы не доберемся в особняк.

Я не могла нормально дышать. Воздух казался слишком горячим и приторным. Когда Кенгерлинский аккуратно взял меня на руки и понес прочь из квартиры, острая боль пронзила плечо и голову, заставив скривиться и закусить губу до крови, чтобы не закричать. А после жар накинулся на мое тело, словно жадный огонь на сухие поленья.

Сердце в груди зачастило еще больше, выбивая неистовый ритм. Обычно оно себя вело поскромнее в присутствии Яна. А сейчас грозилось прорвать грудную клетку. Или же это просто болезнь и слабость так на меня действовала? В коридоре, сквозь туман, что застилал зрение, я увидела Лиду. Она лежала возле полки для обуви, опрокинув вешалку. Ее голова была повернута под неестественным углом.

– Лида?

– Мертва, – оборвал меня Ян, даже не удостоив девушку взглядом. – Мне жаль.

В подъезде по-прежнему воняло затхлостью и кошачьей мочой. Кенгерлинский не стал вызывать лифт, а решил спуститься по ступеням. То ли захотел прибавить себе физической нагрузки, то ли не мог допустить даже секунды промедления, чтобы остановиться и нажать кнопку вызова лифта.

– А второй где? – спросила я, пытаясь заставить себя думать, чтобы не отключиться от боли.

– Какой второй?

– Мартиус. Тот парень, что был с Ар… Бальтазаром.

– Я отправил его туда же, куда и другого демона. Не волнуйся.

Великий рационализм. Кто сказал, что я волновалась? Просто необходимо было хоть чем-то заполнить повисшую паузу и задержаться в полудреме подольше.

– Когда ты последний раз спал? – неожиданно даже для самой себя, задалась я вопросом.

– В нашу совместную ночь. Ну, ты же помнишь, что и тогда нам не удалось толком выспаться, детка, – подмигнул Ян, не прекращая движения.

Недаром тени под глазами Кенгерлинского были такого насыщенного серого цвета! Да он вымотал себя!

– Сколько меня не было?

– Долго, – хмуро ответил Ян. – Чертовски долго для меня!

Я не знала, что на это ответить, поэтому выбрала лучше промолчать. Тишина вновь пролегла между нами и никто не стремился первым нарушить ее, пока мы не выбрались на свежий воздух.

Стояла глубокая ночь.

Ян натянул на меня свою куртку, пытаясь как можно меньше тревожить плечо, и застегнул молнию по самый подбородок. Усевшись на байк, он посадил меня впереди, лицом к себе.

– Обними меня ногами и прижмись.

– Но…

– Детка, я не позволю, чтобы ты упала. Если ты будешь сидеть за спиной, мне никак не уследить за твоим состоянием!

Сама не знаю, почему меня смущала эта поза. Пусть даже в полуобморочном состоянии! Покорившись, я сделала именно так, как он велел: обвила его тело ногами и руками, а голову устроила на груди.

Ян удовлетворенно вздохнул:

– Держись крепче, детка. Скоро мы будем дома.

– Тебе необходимо поспать, – пробормотала я, с упоением вдыхая его запах.

– Обязательно. Позаботимся о твоей ране и отдохнем.

Ян завел мотор. Байк плавно двинулся с места. Я крепко уцепилась в спину Кенгерлинского, закрывая глаза. Демоны, ночь, холод, дорога, боль – все перестало меня тревожить. Я падала и растворялась в теплоте и запахе Яна Кенгерлинского. И на этот раз падение было мне по вкусу.

Глава 29

Вариация дня на перепутье

Адиса весь взмок за последние несколько часов. Он, то полностью терял счет времени, то следил за движением секундной стрелки наручных часов, словно вместе с ней мог контролировать ход жизни.

Выражение лица Яна, когда он открыл дверь и застал их с Ильей во время очередного захода, врезалось в память и все никак не покидало Адису. Каждый раз, лишь стоило закрыть глаза – видел отвращение и шок, что сквозили в чертах друга. Только друга ли теперь?

Весь мир уходил у него из-под ног. И все из-за того, что позволил себе поддаться мимолетной слабости! Если бы только можно было повернуть время вспять, Адиса обязательно воспользовался бы такой вероятностью.

Ян избегал открытого разговора и это еще больше вводило Адису в панику. Ведь означало ничто иное, как то, что Кенгерлинский догадался о причинах его сексуальной связи с мужчиной настолько похожим на него самого. Черт! У Адисы был друг, к которому он в один момент почувствовал физическое притяжение, но, тем не менее, сдерживался и не пытался навязать нечто большее чем то, что уже между ними было. Боялся рисковать и получить жесткий отказ. Теперь же он наверняка потерял все, разрушив своими же собственными руками. Он был уверен, сейчас Ян не только чувствовал к нему отвращение, отдаляясь со скоростью торпеды, но и больше никогда не захочет иметь с ним ничего общего. По-другому даже и быть не могло.

И это понятно. Адиса сам несколько лет назад поступил бы точно также. Когда же все изменилось, а дружба превратилась в нечто большее? Нечто изощренное, неправильное и запретное…

Он не смог обозначить для себя точную дату, время или неделю, когда перемены вдруг поселились в его душе, а потом пустили туда крепкие корни. После нескольких неудачных попыток Адиса перестал мучить себя воспоминаниями в поисках ответов. Он сдался и принял это чувство, как часть себя. В который раз.

Тяга к Яну просто появилась и все. Зачем мучить себя вопросами о причинах этого? Все равно что-то изменить уже невозможно. Адиса спалился самым постыдным способом из всех возможных.

Черт!

Он нервно мерил шагами кабинет, резко остановился, схватившись за голову, потом развернулся и решительным шагом прошел к столу. Открыв третий снизу выдвижной ящичек, Адиса достал кожаный футляр, немного повертел его в руках, прежде чем вскрыть и достать сигару.

Он никогда не испытывал зависимости от курения. Конечно, в юности баловался сигаретами так же, как и все, но, стоило понять, что это не приносит ему должного удовольствия – бросил. А теперь крутил в руках дорогую сигару, подарок благодарного клиента, и мечтал забыться. Жаль, что внутри этой штуковины всего лишь качественный табак, а не дурь.

Адиса понятия не имел, почему он так пакостно себя чувствовал. Ведь одно время сам же хотел, чтобы Ян все узнал, и больше не пришлось бы лгать, притворяться.

Что ж. Одно желание можно было считать выполненным. Ян узнал. Но вот как быть теперь с последствиями?

Он щелкнул зажигалкой, которую так же держал в столе, как дань былой привычки, склонился к ней, прикуривая сигару. Делая бзадвд затяжку, Адиса ощущал, точно невидимый осуждающий взгляд Яна следил за ним.

Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что все кончено. Поэтому позволил своему взгляду блуждать по кабинету, чтобы не упиваться этим горьким осознанием краха: стильная мебель из темного дерева, удобный кожаный диван, пластиковое окно с опущенными жалюзи.

Идея смотреть на все без особой причины, мысленно подмечая попавшиеся в поле зрения предметы, оказалась провальной. Но все же это было несколько лучше, чем мучить себя домыслами и ожиданием.

После того, как за Яном захлопнулась дверь, Адиса попытался нагнать его, но быстро осознал всю невозможность затеи. С голой задницей далеко не убежишь по коридорам, где тебя знает, каждая санитарка и всюду напичканы камеры слежения. Поэтому он вернулся в кабинет, чтобы тут же столкнуться с уже полностью одетым Ильей.

– И так, скажи мне, доктор Узома, – начал мужчина, застегивая верхние пуговицы на рубашке, – ты жалеешь, что изменил ему?

– Что?

– Не стоит отрицать очевидное, – хмыкнул он. – Хотя бы при мне.

Адиса нахмурился и растерянно провел ладонью по лицу, словно этим жестом он мог стереть все недоразумение прошедших часов.

– Я не изменил ему по одной простой причине – между нами ничего нет, кроме… дружбы.

…Которой с этой минуты также не стало, хотел добавить Адиса, но промолчал, прожевав слова.

– Дружбы, говоришь? Хорошо. – Илья смотрел на него через разделяющий их коричневый журнальный столик. – Но ты должен знать, что я не жалею. И повторил бы это с тобой еще сотню раз, не боясь разоблачения.

Адиса кинул взгляд в окно, через плотно закрытые жалюзи ничего не было видно, кроме тонкой полоски света. Он задался вопросом, сможет ли когда-нибудь забыть этот позор и вновь нормально смотреть в глаза Яну?

– Солнце встало.

– Да, вижу.

Господи, этот голос! Даже после всего случившегося Адиса не мог справиться с приятной дрожью, что охватывала его тело вблизи Ильи. Его слова были теплыми, обволакивающими и мягкими. Они манили.

Только сейчас он никак не был готов вновь броситься в этот омут с головой. Хватит с него разрушения. Раньше Адиса упивался возможностью раствориться в этом больном заменителе отношений, забыть себя и все, что связано с реальной жизнью. Хоть на пару жалких часов. Теперь же он понял, если не излечится от этой извращенной тяги, то потеряет не только Яна, но и самого себя.

Пока он копался в голове в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы разрядить обстановку и помочь ему выкарабкаться из всего этого с наименьшими потерями, Илья внимательно следит за каждым его движением. Адиса попытался прочитать его, но эмоциональная сетка мужчины была пуста, точно он специально заблокировал все от постороннего вмешательства извне. Умно. Только непонятно зачем.

Адиса никогда не использовал свой Дар в корыстных целях. Особенно не для того, чтобы воздействовать на других. Даже за попытку попытаться прочесть Илью без его согласия, Адиса испытал приступ жгучего стыда. Когда он успел так сильно измениться и наплевать на все моральные принципы, которые раньше были для него крайне важны?

– Я рад, что ты согласился встретиться со мной.

Адиса вынырнул из размышлений, недоуменно посмотрел на Илью и вспомнил, что до сих пор голый. Поискав глазами брюки, он вытащил их из-под журнального столика и натянул. Застегнув ремень, ощутил себя намного уверенней.

– Ты когда-нибудь встречался с мужчинами прежде? – спросил Илья.

Адисе хотелось, чтобы он поскорее ушел, оставив его наедине со своими тяжелыми мыслями. Вместо того чтобы попросить заменитель своего личного извращения побыстрее убраться из кабинета, он ответил на поставленный вопрос:

– Нет.

Илья вздохнул и в его глазах проступила настоящая теплота:

– Что ж. Я рад, что у тебя первый.

Адиса нахмурился:

– Как ты узнал, что я… Что я захочу попробовать быть с тобой?

– А я и не знал. Просто решил рискнуть. И не прогадал, – широко улыбнулся он.

Когда Илья обогнул столик, подошел к Адисе поближе и коснулся его руки, между ними вновь проскочила искра.

– Ты же понимаешь, что в том, чем мы с тобой занимались, нет ничего неправильного?

Адиса отвел уставший взгляд, пытаясь скрыть то, что всколыхнулось в нем после этого вопроса. Ему не было что на это ответить. Лгать не хотелось.

А еще он обнаружил, что не хочет освобождать руку от касаний Ильи. И это также было неправильным, как и все, что происходило до этого. Просто еще одно доказательство того, что Адиса оказался бракованным, грязным, извращенным.

– Я позвоню тебе, – сказал Илья, так и не дождавшись ответа.

Он наклонился и запечатлел целомудренный поцелуй на губах Адисы, а когда тот не оттолкнул его, то решил углубить прощание. На этот раз Илья не был учтивым или нежным, его рот завоевывал губы Адисы. Словно мужчина утверждал свои права на него, языком клеймя его мягкое небо.

Когда же Илья, наконец, отстранился, Адиса тяжело дышал и почти не соображал, кто он, что здесь делает и о чем был разговор несколько минут ранее.

– До встречи, доктор Узома, – ухмыльнулся Илья, отступая к двери. – Пришло время вернуться мне к своему скучному бизнесу и семейной жизни. Я надеюсь, ты будешь изнывать от тоски так же, как и я, вспоминая наши игры.

Подмигнув на прощание, Илья открыл дверь, но на пороге он резко обернулся и одарил Адису долгим, задумчивым взглядом:

– Ах, да. Совсем забыл передать привет от старого друга, – Адиса нахмурился, плохо соображая от всего произошедшего. – Демьян просил тебя хорошенько поразмыслить над тем, кто тебе дороже: просто друг, как ты выразился, или Банши.

– Ты о чем? – с трудом смог вымолвить он.

Адиса ненавидел сюрпризы, особенно, когда они были неприятными. Этот оказался из разряда именно таких.

– Помоги ему заполучить Банши и он спасет Яна от незавидной участи. Ты же знаешь, что использование рун хаоса в своих целях, никогда не проходит бесследно?

– Что ты имеешь в виду?

– Скоро от твоего друга ничего не останется. Он уже отдал душу хаосу, получив новые силы. Разве ты не заметил изменений?

Адиса сжал кулаки, пытаясь скрыть, как сильно затряслись у него руки. Черт возьми, конечно, он заметил изменения! Здесь только слепой остался бы в неведении! Но Адиса никак не ожидал, что новые способности Яна могут таить в себе подобную опасность.

– Ты все знал? Ты жнец?! Илья?

Он никак не мог справиться с шоком от того, что любовник смог обвести его вокруг пальца, особо не напрягаясь. Все было подстроено? Какого черта Адиса это не заметил?

– Неужели ты думал, что я позволю себе связаться с простым человеком, а не себе подобным? – хмыкнул Илья. – Я жнец, как и ты.

– Рад за тебя.

– Не кипятись, Адиса, – придерживая дверь, зашептал Илья. – Послание Демьяна просто побочный эффект от наших встреч, все остальное, что между нами есть, Верховного не касается. Поэтому я не отступаю от своих слов. Я позвоню тебе. А ты пока подумай, хочешь ты спасать своего «друга» или нет.

С этими словами мужчина кивнул и закрыл дверь. Адиса слышал звук шагов по коридору, который с каждой секундой ставал отдаленней и глуше. Ему захотелось взвыть от гнева и несправедливости.

Он вновь вляпался в неприятности. На этот раз подставил и Яна.

А может, наоборот не подставил, а нашел возможность помочь?

Адиса все еще, как нельзя четко, помнил тот момент недавней драки с демонами. Силу Кенгерлинского, возросшую в несколько раз, необычный синий отблеск глаз и чудесное воскрешение. Что если Илья прав?

В конце концов, использование сил хаоса, которыми Ян злоупотреблял в последнее время, нельзя было списывать со счетов. Адиса задумался, решая, как ему поступить. Единственное, что он знал без сомнений – в любом случае сделает все возможное, чтобы спасти Яна, если ему действительно будет грозить опасность.

И ничего не остановит его от задуманного. Даже сам Кенгерлинский.

После того, как Адиса принял хоть какое-то решение, дышать стало легче. Он убрался в кабинете, принял душ, поменял свою одежду на комплект запасной, который всегда держал в шкафу, надел халат и открыл прием.

Его новая медсестра Марта, принесла на завтрак чашку крепкого кофе и несколько круассанов. И он был благодарен ей за заботу, так как сам не мог избавиться от беспокойных мыслей и то и дело отвлекался от приема, чтобы оставить Яну очередной не принятый вызов. Да что за…! Он оставил их не менее сотни! Но сколько бы не названивал, телефон Кенгерлинского оставался вне зоны доступа.

Марта была довольно симпатичной. Адисе нравилось ее внимание, как женщины. То, что она его выказывала, было видно не только невооруженным глазом всему персоналу больницы, но и Адисе. Его Дар, стоило Марте появиться в поле зрения, срабатывал, как слаженный механизм, причем даже независимо от желания хозяина. Он считывал эмоциональную сетку женщины за несколько секунд и всегда в ней присутствовали алые вкрапления, что означали сильную влюбленность или страсть. Адиса позволял Марте быть довольно близко, но рамок приличия не переступал. Да и зачем? Ему хватало всей этой неразберихи, в которой вдруг оказался.

Хоть Адиса вполне любил женщин в сексуальном плане, сейчас ему было не до таких игр. Но тихая забота Марты была по вкусу.

Женщина оказалась его аллей забвения.

В присутствии Марты Адиса мог позволить себе хоть на несколько минут забыть о том, насколько извращенным и неправильным оказался на самом деле.

День прошел в неприятной суматохе.

Прием велся по плану, но Адиса никак не мог абстрагироваться от того, что случилось утром, поэтому постоянно был рассеян и терял нить разговора. Последних двух клиентов пришлось отменить и перенести на завтра. Если бы он этого не сделал, то мог запросто потерять контроль и взорваться криком прямо посреди приема. А это существенно навредило бы его медицинскому имиджу. Что было нежелательно в любом случае. Чересчур много сил и времени Адиса затратил для того, чтобы подняться на ту ступень карьерного роста, где находился сейчас.

На город опустились сумерки. Слишком быстро, чтобы не заметить насколько глупо прошел этот день. И слишком медленно для того, чтобы забыть обо всем, что происходило в кабинете.

Он мог отправляться домой, хотя бы потому что стоило изменить обстановку и не напоминать себе о провале. Но вместо этого остался сидеть в высоком кресле, как статуя, следя за тем, как вечерние сумерки со временем превращаются во мрак.

Самобичевание?

Возможно, это был единственный выход, чтобы почувствовать себя по-прежнему человеком и не дать забыть обо всех своих ошибках. Если уж никто не решился выступить в роли его палача, то почему не совершить этого самостоятельно?

Адиса сделал еще одну затяжку и вернулся из своих воспоминаний в настоящее. После звонка Яна он так быстро схватил трубку, что чуть не разбил телефон, когда тот почти выпал из рук. Пальцы не хотели слушаться.

Это был реальный шанс поговорить и выяснить отношения! Хотя бы по телефону. Не вышло. Кенгерлинский повернул все именно так, как планировал. Впрочем, как и всегда до этого. Адиса безропотно выполнил указания Яна и вывел пациента два нуля тридцать один из искусственной комы.

Настоящим сюрпризом стало появление в лечебнице Андрея Валевского. Бывшего морпеха и пациента, который устроил несколько месяцев назад настоящий бунт, сбежал и точно сквозь землю провалился. Даже розыск доблестными органами полиции, где у главврача лечебницы были свои «проверенные» связи, не дал результатов.

Первым желанием Адисы было спустить на бывшего пациента охрану, задержать и допросить с пристрастием. Ведь не сам же он провернул тот злосчастный побег, последствия которого приходилось устранять до сих пор?

Но Кенгерлинский вновь сломал все планы, приказав не вмешиваться. И Адиса, как тысячи раз до этого, отступил.

После того, как пациент два нуля тридцать один и морпех скрылись за пределами территории Подолки, Адиса приглушил свет и застыл в своем кресле, забывая лишний раз пошевелиться. С тех пор прошло больше двух часов, а от Яна так и не последовало никаких вестей. Это безумно напрягало. И заставляло думать невесть о чем. В голову лезли всякие пакости, альтернативные версии всего случившегося. Конечно, Адиса не мог похвастаться позитивностью хотя бы одной из предполагаемых версий. В финале каждой – Ян обязательно умирал, а у Адисы не только дыхание спирало от возможности подобного, но и панически заходилось сердце.

Когда раздалась знакомая трель рингтона, от неожиданности вперемешку с дикой радостью Адиса чуть не свалился с кресла, пытаясь слишком резво схватить мобилку со столешницы.

– Ты мне нужен.

Всего три слова и душа, что успела иссушиться не хуже пустыни Сахары за этот день, заискрилась новыми красками.

– Где? – Адиса с готовностью подскочил, выключил настольную лампу, на ходу застегивая пиджак свободной рукой.

– У меня, – без промедлений ответил Ян. – У Даши ножевое ранение. Мне кажется рана серьезная, надо исключить заражение. Возьми все, что необходимо и приезжай.

– Даша? – Адиса мысленно выругался. Даже ему было слышно, с каким разочарованием прозвучал вопрос. Почему он не смог сдержать поднявшегося раздражения? – Ты ее нашел?

– Да, – голос Яна был наполнен такого жгучего холода, что мог заморозить Африку. – Я жду тебя. Поторопись.

– Но… я не хирург, Ян! – вспылил Адиса.

Помимо злости и раздражения, что уже готовы были выплеснуться наружу, тело действовало автоматически. Сам того не замечая, Адиса чуть ли не бежал по коридору, упорно продвигаясь к выходу из лечебницы.

– Почему бы тебе не позвонить специалисту? Брагину? Вызвать скорую? – шипел Адиса.

– К черту. Ты отказываешься?

Жесткость, с которой Ян выплюнул ответ, заставила Адису резко остановиться. Черт! Из него точно весь дух вышибло! Адиса даже сбился с дыхания, как никогда в жизни четко осознавая, что не сможет Кенгерлинскому отказать. Ни в чем. По крайней мере, не сегодня. Да. Точно не сегодня.

Крепко сжимая телефон, он вышел на крыльцо лечебницы и глубоко вдохнул ночной воздух.

– Что? Нет… Я… Нет. Жди. Я выезжаю.

– Поторопись. Не знаю, сколько еще смогу продержать ее в сознании. Кровотечение не останавливается.

Впору было взвыть от негодования. Ян вновь первым прервал разговор, даже не удосужившись дождаться ответа!

Адиса съежился и прикрыл лицо руками.

Проблема была в том, что он не мог ничего возразить Кенгерлинскому, все еще боясь его потерять. Как не гадко оказалось признаваться, даже перед самим собой, но Ян научился вить из него веревки, пусть и не осознавая всей глубины своей власти над ним.

Адиса вернулся в кабинет и спешно забрал чемоданчик неотложной помощи из сейфа. Он собрал его давно, на случай внезапных опасных вылазок Кенгерлинского. Но пользоваться, кроме того раза, когда Даша погрузилась в непонятную кому, не доводилось.

Повторно выйдя из здания, он торопливым шагом направился в сторону служебной парковки.

Скрепя зубами, Адиса уселся за руль черной иномарки, провернул ключ, морщась от глухого рыка мотора, и вырулил со стоянки к главным воротам. Водил он нечасто, предпочитая ездить с водителем или в такси. Во время езды необходимо было соблюдать предельное внимание, сосредоточившись на дороге, а Адиса частенько выпадал из реальности, задумываясь о своем. Безопасного в таком мало. Да и машина была служебной, Адиса не любил использовать ее в своих личных целях. Но в этот раз выбора у него не было.

Если он собирался успеть вовремя, чтобы спасти девчонку, то необходимо было спешить.

Как бы ни хотелось ему специально задержаться, а потом все списать на случайность или пробки, заявившись, когда будет уже поздно помогать, Адиса не мог себе такого позволить. Он прекрасно понимал, что не может подорвать доверие Яна еще и таким способом.

К особняку Кенгерлинского удалось добраться довольно быстро и без особых приключений, словно само провидение расчистило ему дорогу, освободив трассу от нескончаемого потока машин.

Взбежав на крыльцо, Адиса толкнул дверь и беспрепятственно проник внутрь. Ни дворецкий, ни домоуправительница его не встретили. Дом окутало непривычной тишиной.

– Ян? – окликнул он, поежившись.

– Мы здесь! – донеслось сверху.

Адиса поспешил на второй этаж, он прошел в конец коридора, толкнул гостевую спальню и не ошибся.

– Ты плелся как черепаха! – Ян обернулся и зло сверкнул глазами, потом склонился над Дашей, оглаживая ее бледное лицо. – Не засыпай, детка. Еще чуть-чуть осталось продержаться.

Ничего не ответив, Адиса скривился, с трудом подавил вновь вспыхнувшее раздражение и подошел к кровати. Про себя он подметил, что девушка действительно выглядела неважно, кожные покровы были бледные, лоб в холодной испарине, потерянный, словно расфокусированный взгляд, потрескавшиеся губы…

– Что ты там застыл? Сделай уже что-то! – зашипел Ян, чуть ли не хватая его за лацканы пиджака.

Черная зависть обожгла грудь Адисы. Он еще никогда не видел, чтобы Кенгерлинский о ком-то заботился. До этого момента. Даже сквозь пробивавшуюся ярость, что сквозила в рваных движениях Яна, Адиса смог заметить неприкрытую нежность, что светилась во взгляде друга, стоило ему только посмотреть на Дашу.

– Сейчас, – скупо проронил Адиса, натягивая медицинские перчатки. – Откинь с нее покрывало, я хочу осмотреть ранение.

Ян кивнул и заспешил выполнить сказанное. Адисе даже показалось, что у друга дрожали руки и если бы он его хуже знал, подумал бы, что тот боится.

Даша потеряла сознание, то ли от вида хирургического зажима, то ли из-за собственной слабости, тем самым избавив Адису от лишних манипуляций по введению ее в искусственную полудрему. Это оказалось довольно-таки удачным вариантом, потому что желание придушить девушку прямо здесь немного ослабело.

Отгородившись от любого проявления эмоций, он, наконец, полностью смог сконцентрироваться на процессе. Сложную операцию проводить не пришлось. И слава провидению! А если бы пришлось, даже вся грозность Яна, с которой он следил за каждым действием, не помешала бы Адисе вызвать специалистов по хирургическому профилю или же с чистой совестью дать девчонке загнуться.

Наложив несколько аккуратных швов, ему удалось остановить кровотечение. С облегчением Адиса выдохнул, распрямился и осторожно снял окровавленные перчатки.

– Ну как она? – хмуро потребовал ответа Ян.

– Жить будет. Нам надо поговорить.

– Позже, – отмахнулся он.

– Когда?

– Я сейчас занят.

– Дашей? – поджал губы Адиса.

– Да.

Ужасно сильно хотелось возразить и настоять на своем, но Ян всем своим видом излучал необыкновенное упрямство, поэтому спорить с ним было просто бесполезно. К тому же он твердо вознамерился просидеть возле Даши столько времени, пока не убедится, что девушке стало значительно лучше и ее жизни ничего не угрожает. Зная Кенгерлинского лучше, чем самого себя, Адиса не нашел иного выхода, чем оставить его в покое, позволив поступать так, как заблагорассудится.

В следующий раз, когда через несколько часов он зашел в спальню, чтобы проверить состояние девушки, то застал премиленькую картину, от вида которой захотелось вцепиться зубами в шею того, кто первым попадется на пути. Ян прилег на кровать рядом с Дашей и заснул, зарывшись лицом в ее волосы. И это выглядело настолько естественно и правильно, что вместо того, чтобы проверить, как Даша, Адиса молча вышел из комнаты. Он определенно был лишним: в этой комнате, доме и жизни Кенгерлинского.

Почти двое суток Адисе пришлось безвылазно торчать в особняке, чтобы следить за состоянием девушки и провести интенсивный курс терапии, дабы избавиться от горячки и воспалительных процессов. Даша стремительно шла на поправку, хотя почти и не приходила в себя. По канонам человеческой медицины процесс восстановления девушки был слишком стремителен. Адиса же не был особо удивлен таким поворотом событий. Во-первых, он до сих пор не мог взять под контроль свою идиотскую ревность. И, во-вторых, Даша никогда не была обычным человеком, поэтому судить о ее состоянии со стороны человеческих законов оказалось просто глупым занятием.

За время наблюдения за девушкой Ян не только сам извелся, но и успел достать Адису своим чрезмерным волнением. О случившемся в кабинете они так и не поговорили.

Пока Даша спала и в некоторые редкие минуты приходила в себя, между ней с Яном царило необычайное понимание. Адиса погружался в пучину отчаянья каждый раз, когда замечал подтверждения этой странной идиллии, глядя на друга.

Все понимание испарилось в тот момент, когда Даша окончательно проснулась и окрепла от последствий горячки.

– Что ты делаешь? – спросила она, подозрительно поглядывая на Яна, что устроился рядом и поглаживал ее предплечье.

– А что?

Адиса прошел в спальню, не став прикрывать за собой дверь, чтобы не шуметь. Он был крайне заинтересован происходящим и собирался как можно дольше побыть сторонним наблюдателем.

– Не трогай меня.

– Почему? – удивился Кенгерлинский.

– Потому что мне это не нравится!

– Врешь, – ухмыльнулся Ян, все еще не разрывая тактильного контакта. – За время, что ты здесь я постоянно трогал тебя и, заметь, ни разу ты не сказала и слова против этого.

Даша нахмурилась и покраснела. Адиса отступил подальше, словно старался слиться с обоями и не обратить на себя случайное внимание.

– Я была слаба и не понимала где нахожусь и что происходит! – вскинулась Даша.

Ян скептически выгнул бровь, он лежал лицом к двери, и Адиса мог следить за малейшим проявлением его эмоций.

– Да ладно! Хочешь сказать, что не понимала, кто тебя обнимал, утешал и шептал ласковые слова все это время?

– Именно так! Если бы я знала, что ты не глюк, то никогда бы…

– Не позволила мне касаться себя? – закончил за нее Ян и нахмурился, отстранившись. – Черт, детка, ты врешь еще хуже, чем Эмма!

– Я не вру!

– Я тебе не верю!

– Спасибо, конечно, что убил демона в теле дорогого мне человека, но это не значит, что ты имеешь право лежать вот тут рядышком и оглаживать мои руки так, словно между нами ничего не произошло!

Адиса ухмыльнулся. Он знал, что давно катится в ад вместе со всеми своими утерянными моральными принципами, но не мог сдержать злую радость, что нахлынула на него.

– А что между нами произошло? – скрестил руки на груди Ян.

– Ты издеваешься?! – она тяжело вздохнула. – Ты пытался меня убить, потом держал в своем доме, надеясь использовать против какого-то хмыря в своих целях, потом продал жнецам! И ты еще спрашиваешь, что между нами произошло? Кенгерлинский, ты, что головой бахнулся?

– Даша! – Ян зло прищурился. – Ты все неправильно поняла!

– Довольно! Не пытайся мне заговорить зубы, Вестник! Больше не получится. Я хочу заключить контракт!

– Контракт? – присвистнул Ян, выразив в этом звуке и удивление, и тревогу, и страх, и немалую долю подозрительности.

– Да. Я добровольно помогу тебе убить кого надо, а ты научишь меня управлять силой Банши и защитишь от посягательств жнецов и демонов.

– И зачем мне это? Ты же понимаешь, что я могу получить от тебя все, что хочу и без контракта?

– Тебе освежить память, Вестник? Если я сбежала один раз, то, что остановит меня от повторной попытки? Только в следующий раз я буду намного умнее, фиг ты меня найдешь!

Ян зарычал и сжал кулаки.

– Так что либо соглашайся на мои условия, либо гуляй лесом! – продолжала бросать вызов Даша.

– Контракт, говоришь? – рявкнул он. – А ты не считаешь, что мы в несколько разных условиях? Ты мне всего одну услугу, а я тебе – целый гребаный список?!

– Ну, – пожала плечами Даша. – На меньшее с твоей стороны я не согласна. А на большее с моей, ты не заслуживаешь.

– Ты переступаешь грань, Дарья! – предупреждающе зашипел Ян.

– Думаешь? А мне кажется, я впервые веду себя именно так, как ты меня учил. Что приятно почувствовать себя в моей шкуре, когда кто-то манипулирует тобой и ставит условия?

Кенгерлинский резко выдохнул, протянул руку и погладил Дашу по щеке:

– Тс-с-с, ну что ты в самом деле? Нам обоим надо просто успокоиться и поговорить. Я уверен, что после того, как ты поймешь, что…

– Ничего не изменится, даже слушать тебя не хочу. То, что между нами было той ночью, просто банальный, случайный перепихон. Разве не этого ты всегда хочешь от женщин? Нас с тобой отныне будут связывать только деловые отношения. И не более. Уясни себе это и забери, наконец, от меня руки!

– Ну, детка, – покачал головой Ян. В его глазах зажегся нехороший огонек. – Разве одно другому мешает? Совместим приятное с полезным. В чем проблема?

– В том, что я тебя не хочу!

Адиса чуть не расхохотался, глядя на вытянувшееся лицо друга.

– Опять нагло врешь! – фыркнул Ян. – Спорим, ты мокрая прямо сейчас и просто ждешь, когда мы от слов перейдем к сексу.

– Тошнит меня от секса!

Ян посмотрел на нее в немом изумлении:

– Да как нахрен!? Что за?! – он вскочил на ноги. – Да ты сама прибежишь ко мне, вот увидишь!

– Размечтался!

– Не пройдет и недели, как ты окажешься подо мной, в моей кровати и, заметь, доб-ро-воль-но!

Даша издала хриплый смешок:

– Запомни одно слово, Ян. Именно его ты будешь получать каждый раз, как только заикнешься о близости между нами, – она облизала губы и, улыбнувшись, произнесла. – Ни-ког-да.

Глава 30

Слабость

Я могла поклясться, что девушка, которая сейчас кралась на цыпочках в спальню Кенгерлинского не Даша Алексеева и уж точно не Банши.

Разве могла прежде рассудительная и осторожная Даша допустить такую оплошность вновь броситься на одни и те же грабли? И неужели Банши не чувствовала угрожающую ей опасность от этого необдуманного порыва?

Банши во мне неустанно твердила, что Кенгерлинский – моя погибель.

Почему же так не хотелось прислушиваться к этим пророчествам?

Нет. Я знала точно, девушка, которая сквозь ночь медленно шла по коридору – нечто иное.

Сердце колотилось как бешеное.

Эти изменения во мне пугали до приступов удушья. Но больше всего ужасала невозможность точно определить: это «новое» – истинная я или же очередная маска обстоятельств?

Совсем недавно я с пеной у рта могла отстаивать всю глупость и безнадежность высказывания Кенгерлинского. Но с каждым часом эта уверенность в своей правоте таяла. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее становилось желание.

Оно жгло меня, медленно и размеренно, растягивая муки.

Вскоре эти ощущения стали просто невыносимыми. И я была готова пойти на попятную, признать свое поражение, попросить у Кенгерлинского милости, лишь бы только унять чувственную жажду.

Единственное в чем я отважилась себе признаться – Ян был мне нужен.

До того момента пока тебе не перекрывают кислород, не задумываешься о потребности дышать. А когда не можешь совершить следующий вдох, приходит паника.

Ян стал моим воздухом.

Я ненавидела его за это так сильно, что могла бы убить. Но уверенности в том, что смерть Кенгерлинского принесет мне свободу, а не станет очередной мукой – не было. Поэтому себя я ненавидела больше. За то, что поддавалась этой непонятной слабости перед ним и уступала своим желаниям.

Выйдя из своей комнаты, я прошла по узкому коридору, который вдруг сделался неимоверно долгим, в направлении спальни Яна. Обычно в доме ночью горели светильники, и тусклый оранжевый свет служил ориентиром. В этот раз меня встретила глухая тьма и тишина. Каждый мой шаг, утопая в пушистом ковролине, казался бесшумным, но для меня он был громче молота.

Пришлось пробираться вслепую. Я двигалась осторожно, будто по узкому краю карниза. Когда же дошла до нужной двери, нерешительно застыла.

Подняла руку и провела кончиками пальцев по гладкой деревянной поверхности. От резкой прохлады кожу защипало. Немного надавив на дверь, я была уверена в том, что она заперта и это послужит поводом для моего возвращения. Бесшумно дверь поддалась и открылась.

Не оставляя времени для раздумий, я шагнула внутрь и почувствовала слабость в коленях.

Расставленные по периметру комнаты, на полу горели толстые свечи. Пламя танцевало и роняло кривые отблески на стены. Сложилось такое впечатление, что я попала в другое измерение.

Высокие стены серо-черной комнаты блестели как налакированные, а белый потолок казался прозрачной крышкой, сквозь которую подмигивали тысячи звезд. Я запрокинула голову и смотрела в небо-потолок, будто ожидала, что сейчас он треснет пополам и поведает мне все секреты Вселенной. Иллюзия?

Ответом мне послужило безмолвие.

Такое чистое и по-детски ранимое, что я закусила губу от нахлынувших эмоций.

Меня переполняло сладостное предвкушение от будущего развития событий. Я жаждала, чтобы мой затянувшийся голод был утолен, с другой стороны – до дрожи в коленях боялась сделать этот первый, решительный шаг.

Шаг в пропасть под названием Ян Кенгерлинский.

Продолжая топтаться в нерешительности почти на пороге комнаты, я поискала взглядом виновника моего сумасшествия. Отыскала не сразу.

Ян стоял у открытого окна.

Глухая ночь раскинулась за его спиной, как темное покрывало. Ветер растрепал его волосы и мне нестерпимо сильно захотелось зарыться пальцами и начать перебирать эти темные, блестящие пряди. Я все еще помнила, как приятно было находиться в его объятьях, эти воспоминания оказались не меньшей пыткой, чем путешествия по порталу.

Скользнув взглядом по телу желанного мужчины, я чуть не застонала вслух.

Он точно издевался надо мной!

Из одежды на Кенгерлинском красовались лишь широкие спортивные шорты до колена, открыв моему взору все остальное великолепие его тела. За эту муку я готова была одновременно прижаться к его крепкой груди и убить.

От одного взгляда на Яна мне хватило, чтобы понять, насколько глупо было заявиться сюда вот так.

Нет, я по-прежнему хотела его.

Даже не так.

Я жаждала его настолько сильно, что даже забывала дышать.

И это… пугало.

Реакция собственного тела на близость этого мужчины приводила меня в растерянность. Обескуражено качая головой, я пыталась собрать мысли и внять рациональным доводам рассудка.

Необходимо было развернуться на сто восемьдесят градусов и стремительно покинуть комнату.

То, что происходило со мной здесь – более чем неправильно. Я не могла хотеть мужчину до такой степени, что забывала собственное имя. Более того! Со мной никогда ранее такого не случалось!

Ян как-то неправильно на меня влиял, я полностью растворялась в нем.

А ведь Кенгерлинский даже ничего не сделал! Он до сих пор стоял неподвижно у окна, а на его лице застыло странное выражение, будто он боялся меня спугнуть.

Кенгерлинский боялся?!

Черт, мое воображение действительно не на шутку разыгралось!

Я сглотнула подступившую вязкую слюну и вместо того, чтобы развернуться и бежать со всех ног от своей погибели сделала шаг навстречу.

И это решило все.

Обстановка в комнате мгновенно изменилась, накалилась до предела. Мне казалось, что еще чуть-чуть и воздух станет потрескивать от неведомого электричества.

Ян чертыхнулся и в два резких шага подскочил ко мне. Он сделал это настолько молниеносно, словно пытался ухватить свою добычу покрепче за загривок, удерживая от побега.

Только он не учел то, что бежать я больше не собиралась.

На этот раз у меня не осталось и единого шанса, чтобы сделать это. Когда руки Яна легли мне на плечи в собственническом жесте, я поняла это лучше, чем что-либо другое. Причина была ясна, как день, который настанет за каких-то шесть часов. Я просто хотела остаться рядом с этим мужчиной. Вдруг стало неважным, насколько долго это безумие может продлиться, какие последствия принесет за собой… Я хотела упасть в эту пропасть добровольно и наслаждаться каждой минутой, что подарит мне эта запретная близость.

Ян провел пальцами по моей щеке и заставил приподнять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В тусклом свете от свечей его глаза казались не зелеными, а практически черными. А еще в них бушевал такой чувственный голод, что мои ноги тут же ослабели и перестали держать. Слабость накатывала волнами, по позвоночнику разнесся жар, остановившись тугим комком внизу живота.

– Ты пришла? – Ян говорил шепотом, но этот шепот показался мне неестественно громким по сравнению с той безмолвностью, что окружала нас всего несколько секунд нас.

– Да.

Ян улыбнулся. Его искренность на миг позволила мне увидеть добродушного мальчишку, которого он всегда прятал внутри себя.

– Что? – удивилась я. – Почему ты так смотришь?

– Не верю, что ты настоящая, – тихо признался он.

– Я не понимаю. Ты же… Ты же сам сказал, что я приду.

Ян покачал головой. Его пальцы не переставали скользить по моим рукам от плеч и до запястий в нежных движениях. Складывалось впечатление, что он наслаждался каждым мимолетным касанием, словно не мог удержаться от соблазна постоянно дотрагиваться моей кожи.

Я же не могла справиться с дрожью, которая сотрясала тело от осознания опасной близости Кенгерлинского. И это мешало трезво соображать. Слова отказывались складываться в связную речь, они зависали в голове подобно кусочкам цитрусовых в желе.

– Детка, поверь, я не был настолько уверен, как хотел тебе показать. – Его кривая улыбка манила меня.

Кенгерлинский оказался прав. Я не выдержала и недели вдали от него. Днем мы соблюдали видимость деловых отношений, а ночью я медленно умирала, гонимая осознанием собственной глупости. Почему тогда в спальне оттолкнула его? Испугалась, что впаду в еще большую зависимость от близости Яна, чем уже была?

– Тогда зачем это все? – я обвела глазами комнату, задерживая взгляд на отблеске от множества свечей. – Я же вижу, что ты готовился.

– Каждую ночь.

– Что?

– Я готовился каждую ночь, но ты все равно не приходила.

Больше всего на свете я сейчас хотела впиться поцелуем в его губы.

– Я повелась на твою уверенность, Кенгерлинский, – решила признаться я. – Но если ты сам не знаешь, чего ты хочешь… Я пойду?

Немного отклонившись назад, я почувствовала, как нежное касание его рук превратилось в железную хватку.

– Нет.

– Нет? – я вопросительно изогнула брови, пытаясь скрыть улыбку, которая грозила растянуть мои губы.

Ян нахмурился, стал серьезным, его лицо заострилось, точно приобрело какие-то животные черты.

– Черта с два, детка! Хватит строить из себя джентльмена! – скупо сказал он с таким выражением, будто намеревался привести мне тысячи доводов своей правоты. – На этот раз я не отпущу тебя.

– На этот раз я и не собираюсь убегать…

Лицо Яна вытянулось, вся его бравада и серьезность мгновенно испарились. Я не смогла сдержать смех.

– Правда?

– Правда.

Эмоциональным, искренним, открытым он мне нравился намного больше.

Кого я обманываю?

Ян Кенгерлинский нравился мне любым.

– Хорошо, – выдохнул он мне в губы. – Это чертовски хорошо, детка. Иначе мне бы пришлось приковать тебя к кровати.

Воображение сыграло со мной злую шутку. Оно слишком быстро сработало на слова Яна, нарисовав перед моими глазами возможную картину того, что именно и как делал бы Вестник, если бы приковал меня к кровати. Тут же предательское тело отозвалось горячей волной нетерпения.

Ян застыл в нескольких сантиметрах от моих губ, словно дразня своей близостью и медлительностью. Он не предпринимал никаких активных шагов, мне показалось, что я сгорю от этого жестокого бездействия.

– Если ты будешь медлить, то я сама привяжу тебя к кровати, – вспыхнула я.

Широкая улыбка Яна в ответ на такое заявление точно выдернула чеку в моем терпении.

Я подалась вперед и, прикусив нижнюю губу Кенгерлинского, чуть потянула ее на себя.

Он застонал:

– Моя нетерпеливая девочка, хочет поиграть? – воспользовавшись некой паузой, руки Яна залезли под мою футболку и сомкнулись на груди. – Только будем играть по моим правилам, детка. Я слишком долго этого ждал.

Я замешкалась, обдумывая его слова, и отпустила губу:

– А разве в прошлый раз все было не по твоим правилам?

– В прошлый раз я сдерживался, думая, что смогу получить продолжение утром, но ты обменяла утренний секс на путешествие в портале, детка. После этой ночи у тебя не будет такой возможности. Я постараюсь, чтобы твои мысли сводились только к одному, как получить продолжение того, что я намерен тебе дать и взять взамен.

– Покажи мне, Ян, насколько сильно ты сдерживался. Я хочу получить все, что ты мне недодал, – я решила добавить масла в огонь и подергать тигра за усы.

Глаза Кенгерлинского вспыхнули какой-то маниакальной решимостью. Заворожено уставившись в темноту его зрачков, я следила за своим же крохотным отражением. На меня никто и никогда не смотрел так, как Ян.

Я даже не уставала удивляться подобному. Это было сродни одержимости и маниакальной жадности. Жадности поглощать меня кусок за куском. Я уже чувствовала, как этим взглядом он слой за слоем проникал в мою душу. Туда, куда вход посторонним был строго воспрещен.

Плавясь под его напором, я не смогла бы спастись и воспротивиться этому странному чувству, даже если бы захотела.

Но я и не хотела…

Ян преодолел последние сантиметры расстояния между нашими телами. Он обошел все запреты, потянувшись к моим губам в поцелуе. Я судорожно вздохнула и закрыла глаза, отдаваясь его власти. Помня, насколько ожесточенным было лицо Кенгерлинского в его страсти, я приготовилась к стремительному напору ласк, но… ошиблась.

Ян целовал меня нежно, даже бережно. Так, что от каждого его поцелуя внутри меня сжималась неведомая пружина, а слезы комом ставали в горле. Кенгерлинский вел себя так, точно он не настолько сильно жаждал обладать моим телом, как душой. Эта безграничная нежность рвала мне сердце.

Когда кралась по ночному дому к его спальне, я ожидала безумного, даже жестокого секса, но получила… заботу и трепет.

Разве теперь я смогу обвинить его потом в простом перепихоне?

Ян молчал, но его ласки говорили лучше слов. Он дал мне столько любви, что я задыхалась от переполнявших эмоций.

Лучше бы Кенгерлинский вел себя со мной так, как с обычной девкой в его постели, которых, я уверена, было до неприличия много. Это бы развязало мне руки, позволило отключить эмоции, и наконец, похоронить безумные мечты о нем, что продолжали атаковать меня раз за разом.

Черт! Все шло не так, как я планировала!

Собираясь отдать ему тело, я не хотела терять свою душу.

Хватит! Это необходимо остановить!

На миг поддавшись слепой панике, я попыталась вырваться. В объятьях Яна я была словно в стальных тисках. Свобода оказалась недоступной. Как не уворачивалась, постоянно натыкалась на его губы и руки.

Уже не сдерживая эмоции, я рыдала в голос.

Ласки Кенгерлинского снимали с меня защиту слой за слоем, неумолимо пробираясь внутрь, растворяясь во мне. Это было больно.

– Тс-с-с, Даша, – прошептал он, слизывая мои слезы. – Я с тобой. Не плачь. Тише, девочка. Больше никто не обидит тебя.

Пружина во мне последний раз натянулась и с жалобным скрипом лопнула, распрямившись.

Я сдалась.

Вместо боли меня затопило облегчение.

Я позволила Яну стать моей очередной слабостью, раскрыла ему то, что было запретным для других – душу.

Наслаждение стало моим вторым я.

Уступив напору Кенгерлинского, я, наконец, растворилась в нем без остатка.

Одна его рука уверенно легла мне на затылок, лаская кожу головы и не давая возможности отпрянуть от поцелуев, другая переместилась на спину. Он едва соприкасался с моими губами, то посасывая их, то слегка проводя по ним языком.

Эта медленная пытка плавила меня, как огонь металл.

В какой-то момент Ян обхватил мой затылок крепче, а его язык проник мне в рот, словно пробуя на вкус. В голове стало пусто, мысли теперь не путались, они исчезли, уступив место только чувственному наслаждению.

Сердце билось где-то в горле.

Я жадно глотала воздух в перерывах между поцелуями. Звук сбившегося дыхания Кенгерлинского ласкал мне слух лучше любой музыки. Это было упоительно сладко знать, что я произвожу на него такой же ошеломительный эффект, как он на меня. Лучше вместе сгореть, чем замерзнуть в одиночку.

Где-то за гранью происходящего я почувствовала, как его пальцы разодрали на мне ткань футболки и груди коснулся воздух. Он холодил мою кожу, но я чувствовала только горячие поцелуи Яна, жар от его объятий, все то, чего сама себя лишала последнее время.

Его нежность.

Его требовательность.

Его страсть.

Я и сама хотела большего.

Еще большего.

Еще.

Сильнее.

Ближе.

Я не заметила, в какой момент мы перебрались на кровать и шелк простыней окатил прохладой мою пылающую под напором страсти спину. Как и когда Ян сам разделся, снял с меня шортики и белье, также осталось загадкой. Я просто выпала из реальности, даже позабыв свое собственное имя.

Ощущение соприкосновения его обнаженного тела с моим возносило на пик такого неописуемого восторга, что хотелось смеяться от счастья.

Ян устроился между моих бедер, поместив руки по обе стороны от моей головы. Он совершал поступательные движения, сводя меня с ума тем, что признак его желания скользил не во мне, а по коже живота. Я уже готова была взвыть от нетерпения и молить его о продолжении.

Мне жизненно необходимо было почувствовать Яна в себе, получить его полностью. Иначе, казалось, я перестану дышать и рассыплюсь прахом под его руками.

Ян словно почувствовал внезапную перемену и чутко откликнулся на нее, подавшись вперед. Он перехватил мои запястья, завел их за мою голову, после переплел наши пальцы.

– Скажи, что ты моя, – вдруг потребовал он, скользя языком по моей щеке.

– Твоя…

– Моя. Только моя. Запомни это.

– Я твоя. Ян, пожалуйста!

– Давай, Даша, скажи, что хочешь меня. Попроси меня, детка.

– Ян, пожалуйста. Я хочу тебя. Пожалуйста!

Я чувствовала, что существую на грани реальности, и если сейчас он не потушит это жадное пламя внутри меня, то сгорю меньше, чем за полминуты. Боль от пустоты внутри становилась невыносимой, а потребность заполнить ее превратилась в сущее безумие.

– Моя, – выдохнул он и одним толчком проник в меня.

Бедра неконтролируемо дрогнули, подаваясь ему навстречу, словно приглашали его зайти глубже.

И Ян воспользовался приглашением.

– Детка, не могу себя больше сдерживать, – прохрипел он. – Это будет грубо.

– Не сдерживай себя, – я уцепилась в руки Кенгерлинского с такой силой, что не заметила, как ногти впились в его кожу. – Пожалуйста…

Он склонился и углубил поцелуй, словно упивался танцем наших языков. Его губы неиствовали также сильно, как и его бедра. Теперь в движениях Кенгерлинского не было и капли нежности, осталась лишь страсть и жажда обладания. Он был требователен, даже безжалостен в своей страсти.

Но именно в такой остроте ощущений, игре контрастов, я нуждалась.

Ян двигался во мне резко, глубоко, то выходя почти полностью, чтобы тут же заполнить до краев. Наши стоны слились в унисон. Я не стесняясь, вскрикивала от удовольствия, которое подталкивало меня на грань пропасти.

– Давай, Даша, – рычал он. – Я хочу почувствовать твое наслаждение.

Я не думала ни о чем, кроме как отдать и подарить Яну ответную волну экстаза, что разлился по моим венам от каждого нашего тайного и личного соприкосновения. Мои внутренние мышцы сжимались вокруг Яна, будто пытались хоть на миг удержать его в себе. Такого накала эмоций я даже не представляла.

Я могла поклясться, что Кенгерлинский обезумел так же, как и я. Он словно пытался заклеймить меня своей страстью. Каждое движение Яна грозило столкнуть меня за черту реальности.

И это случилось. После очередного резкого толчка Яна, я сорвалась в бездну. Тело сотрясал восторг от удовольствия, что накрыло меня с головой. Впитывая в себя ответную дрожь Кенгерлинского, я чувствовала, как затихает острая волна, сменяясь пьяной усталостью.

Убаюканная в колыбели его тела, я прикрыла глаза. Его губы продолжали осыпать короткими поцелуями мое лицо.

Меня больше не пугала неопределенность наших отношений. Время застыло в этом миге, где существовали только мы вдвоем.

Мужчина и женщина, которые скользнули за грань допустимого и слились в одну сущность.

Глава 31

Под покровом недоверия

– Детка, просыпайся, – сквозь завесу сна услышала я знакомый голос с хрипотцой.

Поморщившись, сладко потянулась, промычала что-то в ответ и вновь уткнулась носом в подушку. Расслабленность все еще бродила по телу, мышцы были налиты приятной тяжестью, а тупая боль на удивление чувствовалась в тех местах, о которых я и не подозревала, что они вообще могут болеть.

– Сладкая, открой глаза, – прошептал Ян мне в ушко, отчего по телу тут же пробежала чувственная дрожь.

Ян подарил мне прошлую ночь, всецело искупав во всевозможных ласках, как и обещал. Полностью изможденные, мы заснули под утро, если мне не изменяет память, когда за окном уже светало. Скорее даже Ян позволил мне уснуть, потому как он определенно был неутомим, что вызывало во мне смех и удивление. Настолько усталой и одновременно бесстыдно счастливой я себя никогда еще чувствовала. Исчезли сомнения, страхи, мысли о туманном будущем. Мозг словно отключился, отказываясь продумывать альтернативные сценарии того, что непременно накроет нас с Кенгерлинским дальше. Жестокой реальности.

Пускай мы с Яном совершенно разные и эта короткая сказка все равно скоро закончится, но я позволила себе ночью окунуться в нее с головой. Быть здесь и сейчас, наплевав на последствия. А с наступлением утра необходимо было возвращаться обратно и забыть про сказку, поэтому просыпаться мне очень не хотелось.

– М-м-м… – пробубнила я, нехотя приоткрывая один глаз.

Лицо Яна осветилось улыбкой:

– Привет, соня, – подмигнул он.

– Привет.

– Не смог удержаться и решил разбудить. Я уже соскучился. – Ян чмокнул меня в нос.

– Хмм? – с ленцой потянулась я, про себя отмечая, что непривычная сладкая боль в мышцах мне даже нравится. – Сколько я проспала?

Спросонья голос не слушался и был немного сиплым. А может быть, все дело было в том, что голосовые связки не потерпели такой нагрузки, какой я обеспечила их ночью, вот и капризничали. В любом случае захотелось что-нибудь выпить, чтобы смочить саднящее горло.

– Крайне мало, если судить со стороны физиологии, но непозволительно много для испытаний моего терпения.

– Эгоист, – проворчала я.

Хотелось проявить вредность, урезонить Яна и надавить на его совесть, указав на то, что если будет и дальше так истязать меня близостью, то вскоре сведет в могилу. Но, во-первых, нельзя надавить на то, чего в помине не существует, а во-вторых, если не кривить душой, хотя бы перед собой, мне был приятен подобный эгоизм Кенгерлинского.

– Не отрицаю, – Ян повинно склонил голову, не упустив момента повторно чмокнуть меня в нос. – Но я обязательно искуплю свою вину, детка.

Я хмыкнула, заворочалась, а Ян будто прочитал мои мысли и, взбив подушки, помог сесть. Не могла избавиться от глупой улыбки, что словно приклеилась к моему лицу, злясь на себя за это непонятное чувство счастья. Кенгерлинский в точности копировал мою мимику, также расплываясь в улыбке, поэтому мое раздражение почти мгновенно схлынуло.

Только я собралась хоть как-то прокомментировать произошедшее между нами, как Ян подошел к столу и вернулся к кровати с подносом в руках. Как ни в чем не бывало, он поставил его мне на колени, чтобы я смогла разглядеть две чашки кофе, ароматные булочки и джем. Что-либо говорить расхотелось, дар речи пропал мгновенно. Чего-чего, а такого поворота событий я точно не ожидала!

Не то чтобы я вообще не предполагала, что мужчина способен принести завтрак в постель. Нет. Предполагала, конечно. Да и в слезливых мелодрамах такой ход частенько показывают. Но ряд поправок, которые я прекрасно осознавала, как раз и лишил меня дара речи, пока любовалась на поднос с едой.

Мы не в фильме. И обольщаться, что после фантастического секса Ян начнет строить из себя не партнера на ночь, а моего суженого, совершенно не собиралась. Лишние иллюзии грозили перейти в горькие слезы разочарования и сердечную боль, чего мне и так всегда хватало с головой. Лимит душевной боли был исчерпан, поэтому рисковать переполнить и так почти полную чашу, не собиралась.

К тому же Кенгерлинский, я была уверена, не относился к ряду тех мужчин, что ухаживали за девушкой после того, как добивались желаемого. Скорее, такие как он, действовали наоборот, радовали вниманием до секса, когда объект сладострастия еще нуждался в активном окучивании, дабы не слез с крючка и раздвинул ноги в необходимый момент.

Я была готова к тому, что после того, как Ян утолит свой чувственный голод, он спокойно укажет мне на дверь, нацепит маску холодности, отвесит, для убедительности, парочку избитых, пошлых шуточек или колких фраз. Ничего удивительного, что я ожидала от него привычного поведения. Ведь люди не умеют меняться мгновенно, и хоть меня непреодолимо тянуло к Кенгерлинскому, я знала, что кроме похоти, он ко мне ничего не испытывает. Такие, как он просто не способны на нежность и длительные отношения. Это противоестественно его настоящей натуре.

Сейчас же своими простыми, казалось бы, действиями Ян поверг меня в настоящий шок и растерянность, пошатнув всю былую уверенность в том, что я знаю этого мужчину. Он не переставал меня удивлять. И если к открытиям ночью в постели я была морально подготовлена, то сюрпризы подобного рода приводили меня чуть ли не в ужас. Словно вместо прекрасного завтрака передо мной лежал клубок змей.

От догадки, что я совершенно не знала этого мужчину, умостившегося рядом, кидало в дрожь. Ведь это означало, что Кенгерлинский позволил мне ранее узнать его настолько, насколько сам решил, да еще и с самой нелестной стороны. В качестве бабника, эгоиста, жесткого, самовлюбленного болвана и убийцы, не гнушающегося любых средств по заполучению конечной цели. Сейчас, я уже совсем не была уверенна, что Ян Кенгерлинский именно такой, каковым привыкла его считать. Или же это новая изощренная уловка с его стороны, или… Господи, как же я запуталась!

После интенсивного жесткого курса выживания в портале, мое довольно хилое доверие к окружению еще больше пошатнулось. Теперь мне всюду и во всем виделся подвох.

– Я думал, что вымотал тебя достаточно, чтобы пробудить зверский аппетит, – вырвал из раздумий веселый голос Яна.

Я неопределенно пожала плечами, не готовая слишком долго задерживать взгляд на его лице, в особенности на глазах. Боялась увидеть в них ответ и подтверждение всем своим сомнениям.

– Что-то случилось? Ты не любишь кофе? Или яблочный джем? – стал сыпать вопросами Кенгерлинский. – Эмма сказала, что именно эти булочки вприкуску с кофе ты любишь. Или я что-то неправильно сделал?

– Нет, – хрипло возразила я. Горло сдавило слезами. Да, я совсем не готова была к встрече с заботливым Яном! Ведь именно он, а не самовлюбленный эгоист был в состоянии захватить полный контроль не только над моим телом, но и душой. – Все нормально. Просто… Это как-то неожиданно что ли.

Ян взял булочку, аккуратно разрезал ее пополам, намазал джем, потом вновь сложил воедино и протянул мне:

– В прошлый раз ты не дала мне побаловать нас совместным завтраком, так что сейчас я решил, не дожидаться пока ты проснешься, а заявиться заранее. Мелькнула, конечно, шальная мысль приковать тебя к кровати, чтобы уж наверняка не сбежала, но подумал, что это крайне неудобно есть со скованными руками. Правда?

Я хихикнула, до конца не веря, что Ян способен был сделать такое. Говорил он беззаботно, и легкость в его голосе приносила мне неизведанный ранее покой. Сомнения стали отступать на задний план.

– Ешь, Даша. Холодный кофе – это не то, что тебе нужно сейчас.

– А что мне нужно?

– Хорошенько подкрепиться, чтобы не свалиться в голодный обморок, – подмигнул он. – И, конечно, по достоинству оценить мои утренние старания на кухне. Ты знала, что для того, чтобы испечь эти булочки необходимо провозиться с тестом не менее часа?

– Ты готовил? – воздух свистом вышел из моих легких. Я во все глаза уставилась на Яна, будто видела его впервые. – Для меня? Сам?

– Ну, вообще-то Эмма мне немного помогала, сказав, что если оставит меня одного на кухне, то еще год будет отмывать последствия моей игры в повара, – Кенгерлинский провел рукой по волосам, хмыкнул и улыбнулся.

Его щеки слегка покрылись румянцем. Я впервые видела Яна в смятении и не могла понять нравится мне это или нет. Было необычно.

– Ешь, Даша, – почти умоляюще простонал он. – Ты так на меня смотришь, что все мое самообладание и решимость накормить тебя летят в бездну.

От вкусного аромата рот уже успел наполниться слюной, а желудок издал бурчащий звук, напомнив о вечерней глупости, когда я отказалась ужинать из-за предчувствий, что иначе меня стошнит в коридоре от волнения.

– Или ты хочешь, чтобы я кормил тебя с рук? – изогнул бровь Ян. – Нет, детка, я совсем не против. Очень даже за, но тогда нет никакой гарантии, что мы вообще доберемся до завтрака.

Я вновь беззаботно хихикнула и тут же разозлилась на саму себя. Где моя хвалебная решимость все держать под контролем и ни в коем случае не пускать Яна дальше, чем сама того пожелаю? Стоило ему принести тебе завтрак в постель, так все? Сразу уши развесила, слюни распустила и ведешь себя, как безмозглая девчонка!

Помимо своей воли, я потянулась за предложенной Яном булочкой, взяла ее и откусила кусок. Тут же закатила глаза от восторга, издав стон удовольствия. Булочка была просто изумительной! Она словно таяла во рту, оставляя на языке легкий привкус сливок и сладких яблок.

– Черт, детка, – прохрипел Ян. – Ты даже ешь сексуально. Я долго не вытерплю.

Не смогла сдержать ответную улыбку.

– Очень вкусно, – пробубнила с набитым ртом.

– Я рад, что тебе нравится.

Дальнейший завтрак прошел в молчании. Я не назвала бы его гнетущим, а скорее необходимым. Мне оно помогло собраться с мыслями, насладиться едой и не отвлекаться на излишнюю близость Яна. Зачем молчание понадобилось ему, не могла точно сказать. Но мне хотелось считать, что Ян думал обо мне и о возможности совместного будущего так же, как делала это я. Даже помимо своей воли. Ведь, что может быть ужасней, чем добровольно сдастся в руки манипулятора? Влюбиться в него.

Этого я боялась больше, чем чумы, если бы она вдруг свалилась на мою голову.

Позволив себе принять чувства, углубить их и раскрыться навстречу Яну, я не только потеряю контроль над своей жизнью, но и лишусь ощутимого гаранта спокойствия. Никто не сможет защитить меня от новых потерь, особенно Ян Кенгерлинский, который подходит на роль верного и надежного мужчины так же хорошо, как Белка и Стрелка на звание полноценных космонавтов.

Когда с завтраком было покончено, Ян молча собрал посуду, поднялся и выставил поднос за дверь спальни. Провернув замок дважды, он обернулся ко мне и его лицо загорелось предвкушением.

– Спасибо за завтрак, – промямлила я.

Такая быстрая перемена его настроения сбивала с толку. С Кенгерлинским я никогда не знала чего ожидать в следующий момент, возможно, потому что мне не удавалось читать его, как открытую книгу, а возможно, потому что он напоминал заснувший вулкан – никогда не знаешь, когда рванет и с какой силой.

– Я все еще голоден, – проговорил он, медленно направляясь к кровати и не спуская с меня взгляда.

Его голос звучал ниже, отчего на моих руках появилась гусиная кожа, а по позвоночнику скользнула дрожь. Проклятье! Наверное, я никогда не научусь держать свое тело под контролем в близости Кенгрелинского.

– Но мы же только что, – неуверенно начала я, но Ян перебил меня широкой улыбкой.

– Я не насытился, детка. А теперь, когда тебе уже не грозит голодный обморок, сполна потребую своего.

– И чего же?

– Тебя. – Выдохнул Ян прямо мне в губы.

Наши лбы соприкоснулись и некоторое время попросту ничего не происходило. Лишь тяжелое дыхание Яна, которому вторило мое, нарушало тишину. От участившегося пульса, что грохотал прямо у меня в висках, я точно оглохла и плохо соображала. Ян же застыл, словно дал мне шанс передумать, воспротивиться или сдать назад.

И я бы именно так и поступила, до совместного завтрака. Сбежала бы, пошла на попятную, спряталась вновь в свою скорлупу и отдалилась на максимально возможное расстояние, возводя стены между нами до тех пор, пока не почувствовала бы себя уверенней и в безопасности. Но сейчас я такого себе позволить не могла. Да и не хотелось.

Осознание неминуемого пришло так молниеносно, что вполне могло меня напугать, но почему-то подействовало совершенно обратным образом. Придало уверенности.

Наверное, просто потому, что я поняла, нет смысла бежать от того, что давно уже свершилось.

Я тщательно настроилась на то, что Ян Кенгерлинский получит только мое тело, но никогда не проберется в душу, чтобы в будущем не иметь возможности ранить ее и растоптать. Я ошиблась. Невозможно защитить что-то не принадлежащее тебе. Ян Кенгерлинский и оказался моей душой.

Как бы страшно и одновременно странно не прозвучало мое мысленное признание, но оно ободрило меня еще сильнее. Радость от того, что я, наконец, смогла признать правду перед самой собой, вселяла уверенность и спокойствие.

– Даша, ты меня с ума сводишь, – прошептал Ян. – У меня подчистую сносит крышу. И будь я проклят, если мне это не нравится!

Он жадно приник к моим губам в поцелуе.

Все началось заново. Неистово. Страстно. Умопомрачительно.

Разум отключился и я вновь отдалась на волю проснувшимся инстинктам. Наши совместные с Яном ласки были острыми, как быстрые мазки кисточки, поцелуи жадными, а прикосновения голодными. Словно и не было этой безумной ночи между нами. Словно малейшая секунда промедления болезненно сжигала дотла нас обоих. Словно все было впервые.

Нестерпимый чувственный голод поглотил и чем больше мы его утоляли, тем сильнее он разжигался.

Когда наше дыхание соединилось, а тела словно слились в одно совершенно новое существо, момент разрядки наступил настолько ярко, что мне показалось, будто перед глазами засверкали звезды.

– Я люблю тебя, – вырвалось из меня на пике наслаждения прежде, чем я смогла обдумать свои слова.

Ян неотрывно следил за моим лицом, словно впитывал все черты. А потом вдруг впился жадным поцелуем в мои губы и ускорил движения, чтобы догнать меня на вершине чувственного Эвереста.

Из кровати нам удалось выбраться только к обеду. Непозволительно позднему по общепринятым меркам. Нам необходимо было питаться, да и мир не заканчивался за пределами спальни, но Ян не спускал с меня глаз, то и дело, даря новые и новые прикосновения. Кенгерлинский даже душ не дал мне принять обособленно. Пререкаясь, мы пошли на водные процедуры вместе, в итоге именно так обычный обед и перерос в довольно поздний.

Я старалась не думать о том, что призналась в странных чувствах мужчине, который не испытывал ко мне ничего подобного. Нет, конечно, я и не ожидала, что Кенгерлинский ответит мне схожим признанием, но получить просто молчание после трех заветных слов, было разрушительно. То и дело я осаждала свою неловкость, стыд и горечь, что стала испытывать в его присутствии. Наверное, убеждала себя, что должна довольствоваться тем, что пока между нами было и не требовать большего, иначе потеряю все. Страсть. Близость. Наваждение.

В столовой нас ожидал богато накрытый стол, улыбающаяся Эмма Эдуардовна и читающий газету Илья Петрович. Лишних вопросов никто задавать не стал, косых и хитрых взглядов в нашу сторону не кидал, и я быстро расслабилась, справляясь с неожиданно охватившим смущением.

Эмма Эдуардовна всегда готовила просто божественно, но в этот раз она даже сама себя перещеголяла. Стол ломился разнообразными яствами, искусно украшенными, точно из самых богатых ресторанов.

– Зачем столько? – искренне удивилась я, оглядывая количество еды, которой можно было бы сытно накормить целый взвод солдат.

– Думала, что вы будете голодными, – исчерпывающе просто ответила Эмма. – Да и хотелось устроить нечто особое.

– Мы что-то празднуем? – я повернулась к Яну.

– Твое возвращение, – отодвинул он стул и кивнул мне, приглашая сесть.

Как только я устроилась Кенгерлинский сел по правую руку от меня, что так же было странно. Ранее он предпочитал держать дистанцию даже за столом, выбирая места напротив или подальше.

– Не поздновато? – скептически выгнула бровь я. – Почти неделя прошла после моих приключений.

– Ну, – Ян беззаботно пожал плечами. – Никогда не поздно устроить праздник, правда?

Я неловко кашлянула в кулак, подавив возросшее удивление на корню, и немного ослабила шелковый шарфик, которым пришлось обмотать шею, чтобы скрыть следы засосов Яна. Больше вопросов задавать не стала. Если Кенгерлинский уже вознамерился уходить от ответов, то его ничего не способно было убедить в обратном.

Во время трапезы разговор особо не поддерживался, разве что Эмма Эдуардовна и Илья Петрович тихо переговаривались между собой, обсуждая свежие новости в прессе. Я не прислушивалась. Во-первых, некрасиво подслушивать чужие разговоры, во-вторых, ни о чем интересном они не говорили и, в-третьих, мне самой было о чем подумать. На десерт домоуправительница принесла яблочный пирог, а у меня тут же нехорошо засосало под ложечкой. Вспомнилось, как Артем сбегал из детдома, чтобы своровать мне несколько яблок из сада, что был за несколько кварталов.

На глаза навернулись слезы. Ян, который во время обеда, положил левую ладонь на мою ногу и постоянно немного поглаживал кожу под тонким платьем, словно почувствовал перемену в моем настроении.

– Что-то не так? – нахмурился он.

– Вспомнила кое-что…

– Расскажешь?

Посмотрев в его глаза и заметив искреннюю заинтересованность, я решилась:

– Знаешь, у Лиды есть ребенок от Артема. То есть был. Маленькая девочка Анечка. И мне становится очень грустно, как только я представлю, что ее ждет подобная матери судьба, – Ян ободряюще сжал мою ладонь. – Как думаешь, мы можем как-то ей помочь? Самое малое за то, что Лида приютила меня у себя в квартире, я должна что-то сделать для ее дочери…

– Ты хочешь удочерить чужого ребенка?

– Не знаю, – честно ответила я. Брать на воспитание ребенка просто из жалости слишком тяжелое бремя. Готова ли я на такой ответственный шаг? – Но если судить, что из-за меня девочка лишилась обоих родителей…

– Ты не виновата!

– А кто виноват, Ян? Кто, если не я? – сорвалась на крик, скинув его ладонь со своего колена решительным жестом.

– Мы можем ее навещать, – скрипнул зубами он.

– Навещать? Ты хоть понимаешь, что такое прозябать в детдоме? Знаешь, каково это голодать и терпеть издевательства других, если вдруг ты окажешься слабее остальной детворы? Что ты смотришь?! А может, ты знаешь, каково это мечтать достигнуть своего совершеннолетия лишь из-за того, что тогда сможешь покинуть казенные стены? Но когда выходишь в итоге за калитку, то чувствуешь себя потерянным, потому что совершенно не понимаешь, что тебе делать дальше? Знаешь?

– Даша… – покачал он головой и скривился.

Я чувствовала, что Ян хотел что-то сказать, поддержать меня, но сорвалась. Слишком болезненной оказалась данная тема.

– Мы можем попытаться оформить опеку, – проговорила Эмма Эдуардовна.

Ее тихое предложение со свистом выбило из меня весь воздух и гнев.

– Вы? – выдохнула я.

Эмма Эдуардовна посмотрела на Илью Петровича, мужчина ласково ей улыбнулся, и домоуправительница, повернувшись ко мне, смело кивнула:

– Мы с Ильей… Петровичем уже не настолько молоды, чтобы растить собственных детей, а вот взять на воспитание кого-нибудь вполне способны. Честно говоря, мы уже задумывались об этом.

– Вы… вместе? – Когда я была так слепа, что ничего не заметила между этими двумя?

– Расписались две недели назад, – улыбнулась Эмма Эдуардовна, стыдливо поправляя строгую прическу.

– Да ладно?! – расхохотался Ян. – Втихую?! Ну, вы…

– Поздравляю, – проблеяла я. Кажется не я одна осталась в неведении из-за путешествий по порталу, от этого на душе значительно полегчало.

– Спасибо, – кивнула женщина. – Так можем мы познакомиться с девочкой?

– Я… я не знаю, как ее найти, – растерянно обратилась к Яну. – Она жила отдельно от Лиды, чтобы не мешать… ее работе.

– Положись на меня, – заверил Кенгерлинский. – Я все устрою.

– Хорошо, – благодарно улыбнулась.

– Ты наелась? – после того, как дождался кивка, Ян крепко взял меня за руку и потянул за собой. – Нам необходимо поговорить. Срочно.

– Л-ладно.

Пока мы дошли до рабочего кабинета Кенгерлинского, в моей голове успели пронестись тысячи догадок о причине внезапной перемены его настроения. В любой из них финальным вариантом оказывалась я сама. Не стоило повышать голос и обвинять Яна в том, к чему он не имеет и малейшего отношения…

Втянув за собой в кабинет, Ян захлопнул дверь и подвел меня к дивану:

– Садись, Даша. Разговор будет долгим.

Обычно, когда так говорят, ждать чего-то хорошего не приходится. Вот и у меня неприятный ком встал в горле. Неужели трещина между нами так скоро привела к разрыву и теперь мне придется вернуться в жестокую реальность, а Ян выльет свою страсть на другую в его бесконечном списке? Не хочу!

– Ян, я… – робко начала оправдываться, но Кенгерлинский прижал палец к моим губам, заставляя замолчать.

Он присел рядом со мной, наши плечи соприкоснулись, и от приятного тепла его тела, что ощущалось даже сквозь ткань одежды, мне стало спокойнее.

– Т-с-с, не надо, детка. Я знаю все, что ты хочешь сейчас сказать. Понимаешь, Даша…, – Ян замолк, закрыл глаза и потер переносицу пальцами. Между его бровей залегла морщинка. – На самом деле я не мастак говорить, и думал, что ты сама все поймешь, по умолчанию, так сказать, но, вижу, что это не так. Поэтому послушай меня внимательно, хорошо?

От тревоги дыхание в моей груди перехватило, поэтому связать и пары слов я была не способна. Пришлось ограничиться скупым кивком.

– С этого момента между нами все должно быть по-другому, – заявил он.

– По-другому? – переспросила я, понимая, что если бы стояла, то почва точно ушла бы из-под ног. Слишком больно оказалось выслушивать такое.

Ян подстраховался, усадил на диванчик. Как заботливо!

Жаль, что я не смогла уберечь свою душу от него.

Это конец.

Глава 32

Разойтись, как в море корабли?

– Я поняла тебя, – борясь с подступающими слезами, сказала я. – Считай, что ничего не было. Это же твоя обычная практика? Я вот, – неопределенно махнула рукой, точно стряхнула пыль с ладони, – видишь? Уже забыла.

Нельзя описать чувство, когда сердце разрывается на части. Человечество просто еще не придумало слов, которые были бы способны на такое. Вот и я не стала пытаться облечь в какую-либо форму то, что сейчас чувствовала. Пустое это.

– Ничего не было? Забыла?!

Было невыносимо находиться с ним в одной комнате, ощущать тепло его кожи и помнить сладость поцелуев, в тоже время прекрасно осознавая, что тебя просто использовали, как временный товар. И что самое ужасное, я ведь думала, что вполне готова к такому повороту событий, так отчего же сейчас настолько мучительно больно?

– Именно! – притворно улыбнулась я и, больше не имея сил, чтобы сдерживать слезы, рванула из комнаты.

– А ну стоять! – донеслось вслед, а потом Ян крепко сгреб меня в охапку, отрезая все пути к бегству.

– Пусти!

Ни одно из моих брыканий не возымело должного эффекта. Хватка у Кенгерлинского была поистине железной.

– Что ж ты постоянно бежишь от меня, не выслушав?!

– Я услышала все, что мне было необходимо! И все поняла, не тупая, повторять дважды не надо!

– Ни черта ты не поняла, Даша! – рычал Ян мне на ухо. – Я только имел в виду, что с этого момента между нами никакого контракта!

– Как? – он хочет разорвать со мной все отношения, чтобы поскорей избавиться?

– А вот так! – Ян развернул меня к себе лицом и заставил приподнять подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом. – Ты почему так побледнела? Проклятье, женщина, я не знаю, как объяснить, чтобы ты поняла!

– Я… я… поняла. Никакого контракта.

Как мы вновь оказались на диване, и не заметила даже, очнулась от собственных невеселых мыслей лишь тогда, когда Ян вытирал с моих щек слезы. От нежности, которая сквозила в его движениях, я расплакалась еще больше. Позор!

– Теперь мы будем действовать сообща, – приговаривал Кенгерлинский. – Ты и я. Будем доверять друг другу.

– Доверять? – неверующе уставилась на него, как на снег посреди лета.

– Да, детка. Я хочу, чтобы… Ну в общем, мы вместе будем принимать решения, как… Черт, – Ян закатил глаза. – За что мне эта пытка?! В общем, между нами теперь будет доверие. Я не знаю, получится ли, ничего прежде у меня… И… Не было, а тут… В общем, я предлагаю нам попытаться.

– Это значит, что между нами теперь не должно быть никаких тайн и лжи?

Кенгерлинский скривился, а потом нехотя кивнул.

– Думаю, мне стоит кое-что о себе прояснить, – мрачно начал Ян, немного отодвинулся от меня и уставился в незажженный камин хмурым взглядом. – Я и правда не знаю каково жить в детдоме, но как расти без родителей знаком не понаслышке.

Если раньше мне было просто стыдно за те слова, сказанные в порыве эмоций, то сейчас я готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать той боли, что прозвучала в голосе Яна.

– Прости, – потупила взгляд. – Я сказала, не подумав, просто… как-то слово за слово и… понеслось.

– Я не для того затеял этот разговор, чтобы ты извинялась, – отмахнулся он.

Было видно, что Кенгерлинский нервничал. Мне, знающей его, как самоуверенного эгоиста, такое поведение стало в новинку. К тому же, не знаю, что было тому виной, то ли наша мистическая связь, о которой Ян прожужжал мне все уши, то ли еще что, но рядом с ним нервная дрожь передавалась и мне. Я заражалась беспокойством, точно простудой. Чем больше Ян затягивал молчание, тем хуже и неспокойнее мне становилось.

– Продолжай, пожалуйста, – попросила я и дотянулась рукой к его руке.

– Хорошо, – он, сжав в ответ мои пальцы, облизал свои пересохшие губы и приглушенно выдохнул. – Я еще никогда и никому об этом не рассказывал. И уж если выбирать того, кто первым услышит обо мне правду, то это должна быть ты, а никто другой.

Я кивнула. Атмосфера в комнате достигла пика нагнетания.

У Яна дернулся уголок рта:

– Анисья, моя бабушка, всегда отличалась изобретательностью и хитростью. Недаром она долгое время была Верховной Банши клана жнецов. Она отлично умела просчитывать жизнь на несколько ходов вперед. И знаешь, такой навык не раз спасал нам жизни. Иногда мне хочется думать, что эти черты перешли и мне по наследству, – он перевел дух и грустно улыбнулся. – После того, как Анисья сбежала с моим отцом из поселения, они длительное время скрывались. Не знаю, каким образом ей удалось приобрести этот особняк и начать новую спокойную жизнь, Анисья никогда особо не любила говорить о прошлом. Да и я не спрашивал…

Лицо Яна, исполненное холодной красоты, еще никогда прежде так сильно не притягивало мой взгляд, как сейчас. Оно словно светилось глубокой печалью и… чувством вины.

– Мой отец, Мефодий, как рассказывала Анисья, кардинально отличался от нее самой. В нем почти не было Силы, вместо внутреннего стержня, который часто путают с жестокостью, Мефодий унаследовал от предков душевную мягкость и уступчивость. Он никогда не шел на открытые конфликты, стараясь решить все проблемы мирным путем. Анисья могла лепить из сына все что угодно, как из пластилина. До того времени, пока он не встретил Элену, мою мать. И тогда пришли перемены, – с кривой улыбкой заметил Ян. – Не скажу, что эти перемены порадовали мою воинственную бабушку, скорее наоборот. Но над силой истинной любви даже она не имела власти. Родители поженились. В те времена жить было нелегко, под гнетом изменчивой власти и их новых и новых указов, средств для существования катастрофически не хватало. Когда отец узнал, что мать носит меня под сердцем, он решил пойти на риск – записался наемником и уехал с экспедицией в Африку. Из уважаемого доктора мой отец в одночасье стал вором, он добывал артефакты и переправлял краденные товары на судне через границу. Добытых денег должно было хватить, чтобы обеспечить мне безбедное рождение, детство и юность. Бабушка и мать умоляли отца вернуться и больше не ввязываться в рискованные операции, но он решил иначе.

Я боялась даже дышать, чтобы не спугнуть этот момент. Ян Кенгерлинский впервые открывался передо мной, распахнув двери в душу! Сейчас я видела его настоящим и не могла не признать, что вляпалась в этого мужчину безнадежно и по уши.

– Почти перед самым моим рождением отцу предложили сделку, за которую он выручил бы столько денег, сколько получил за все те месяцы риска. Естественно отказаться от такой выгоды он не смог, даже не смотря на то, что моя мать была практически на сносях. – Ян усмехнулся. – Заказчик в подробностях описал все ловушки и опасности, какие могли встретиться на пути к артефакту, за которым отправился отец. Только забыл упомянуть одну маленькую деталь: в поселении, где хранился артефакт, бушевала чума.

Я ахнула, зажав рот ладонью. Рассказ Яна воспринимался, как страшная сказка на ночь, но почему-то манил и поглощал в самый эпицентр действия, отчего мне стало казаться, что все происходило лично со мной.

– Когда отец понял, что заражен, было уже слишком поздно. И даже зная, что своим решением может убить не только всю свою семью, но и половину населения на материке – вернулся домой. Возможно, не смог отказать себе в удовольствии попрощаться с родными и, попытаться дожить до моего первого вдоха. Возможно, просто чума помутила его разум. Я не знаю, – Ян пожал плечами и отвел взгляд. Во время всего разговора он старался не встречаться со мной глазами, точно стыдился своего прошлого. – До моего рождения отец не дожил, мать умерла при родах, а чума, которую отец притащил в себе, заразила бабушку и меня. Болезнь быстро распространилась за пределы особняка. Погибло много людей. Не имею даже и малейшего понятия, как Анисье удалось вылечить нас. Может, заключила сделку с самим Дьяволом… Только именно тогда, она умыкнула меня у смерти в первый раз. А я так и не смог избавиться от мысли, что виноват в смерти обоих своих родителей.

Ян сделал небольшую паузу.

– Артефакт Анисья так и не отдала заказчику. Она сделала из его частей несколько амулетов. Достоверно я знаю о двоих. – Кенгерлинский снял с шеи свой амулет, покрутив его в руках. – Внутри него находится часть артефакта. Амулеты, подобные моему, призваны служить хозяину, охранять его от смертельных опасностей, увеличивать Силу и подстраиваться под малейшие изменения. Имея много общего, каждый амулет одарен своей особенностью. Мой может генерировать и наделять меня новыми способностями тогда, когда я в этом наиболее нуждаюсь. Что может делать твой – не знаю. Да и как он у тебя оказался тоже. Анисья не стала бы наделять подобным оружием своих врагов.

– Мой тоже из того артефакта?

– Да.

– Но это невозможно! Мне его оставила мама!

Ян пожал плечами:

– Видишь выемку по правому краю камня? – зная, что он за мной наблюдает, я кивнула, внимательно рассматривая амулет. – Нажми на нее. Видишь? Это часть артефакта.

Прямо в моих пальцах верхняя часть кулона отодвинулась и я смогла рассмотреть непонятную частицу чего-то, что было сокрыто внутри камня. Странный материал был крохотным, с неровными краями, испуская из себя всполохи, цвета янтаря.

Ян поднялся с дивана, подошел к бару и налил в стакан жидкость. Я была уверена, что это любимый напиток Кенгерлинского – виски. Но, как только Ян вернулся и присел обратно, поняла, что ошибалась. В граненом стакане была просто вода. Он смочил горло и хрипло продолжил:

– Анисья не говорила о мести, не делилась своей болью, не рассказывала о проклятии, которое наложила на весь твой род, даже ни разу не открыла мне глаза на преступления Демьяна! Она держала все в себе. Понимаешь? Даже после того, как осталась одна с новорожденным мной на руках, не сломалась! Единственную откровенность, которую я от нее добился, это история родителей и моего рождения. На протяжении многих лет, когда на меня лег груз знаний Анисьи, я ломал голову над тем, почему она так поступила?! Почему не подготовила меня и не объяснила все? И до сих пор, Даша, ответ мне неизвестен…

– А ты у нее спрашивал?

– Не у кого спрашивать, детка. Мертвые не говорят, если сами того не захотят. Сколько раз я пробовал призвать Анисью, она осталась безразлична.

– Прости.

Я осторожно надавила на верхнюю часть камня кончиком пальца и кулон вновь стал целым, точно все метаморфозы мне просто приснились.

– Забей, – нахмурился он. – Я никогда не отличался ангельским характером, а постоянная жизнь в тени своей великой бабули совсем сорвала мне крышу.

– Неужели все было настолько плохо?

– Поверь, детка, со мной из прошлого ты бы не хотела встретиться, – он склонил голову и оперся локтями о колени. – Когда началась война и объявили призыв на фронт, я записался в первые ряды добровольцев. Зачем? Хотел доказать Анисье и себе, что могу намного больше, чем просто быть непутевым внуком Верховной Банши.

– Доказал? – немного грубовато спросила я. То, что Ян так глупо, из-за собственного эгоизма, рисковал собственной жизнью – злило меня.

– Доказал, – хрипло засмеялся он. – Меня убили.

– Как?!

– Не будем вдаваться в подробности. После того, как я словил грудью столько свинца, что не было смысла выковыривать пули, делая из меня решето, – проснулся на коленях у Анисьи. Представь мое удивление, детка, ведь я помнил все, что случилось! Моя бабка не додумалась ни до чего лучшего, чем заключить повторную сделку со Смертью. На этот раз ставки оказались более высокими. Мою жизнь Анисья обменяла на свою, озаботившись тем, чтобы дальше я оказался в относительной безопасности без ее опеки. Она просто отдала меня в служение Смерти, избавив от необходимости быть обычным человеком. Так я стал Вестником, а к вине за гибель родителей прибавилась вина за лживое геройство бабки и ее смерть!

– Мне так жаль…

– Но и это еще не все, – добавил Ян. – Перед тем, как угаснуть на моих руках, Анисья заставила меня принести кровную клятву. Она взяла с меня слово отомстить Демьяну за то, что разрушил наш род и обязала убивать каждую Банши твоей кровной линии.

– Господи! – я вскочила на ноги и нервно прошлась по комнате. Это же значит, что… – Ян! Моя мать… Ты… Она…

– Нет, – покачал головой он. – Когда я к ней добрался, она была уже мертва. Но твою бабку, прабабку и прапрабабку убил именно я.

– Господи Боже мой!

– И не только их, Даша, – приглушенно продолжал он. – Я поставил себе цель уничтожить как можно больше Банши. Даже не из твоего рода. И прекрасно справлялся с задачей. Меня не останавливало знание, что они бессильны. Отправляясь на охоту, я не жалел никого. Малейшая призрачная возможность, что когда-нибудь Демьян найдет способ вновь наделить Банши прежней силой, подталкивала меня к линчеванию всех подобных тебе, кого мог только выследить. На протяжении почти столетия я успешно уничтожал Банши. Пока не наткнулся на тебя. Ты – моя первая осечка.

– Нет, перестань! Я больше не хочу об этом слушать!

– Я не жду, что ты сможешь простить меня или понять, но…

– Хватит! Замолчи!

Рассказ Яна оказался слишком невероятным и болезненным для меня. Еще не оправившись от первого шока, я не хотела погружаться в раздумья обо всем, что пришлось услышать. После того, как Кенгерлинский открыл мне душу, показав черноту, давно поселившуюся там, я не могла сейчас просто взять и уйти. Даже не знаю, что меня останавливало именно так поступить. Было бы намного легче и проще, чем продолжать разговор. За неимением других вариантов, я решила перевести тему.

– Если у нас минутка откровенности, тогда и мне стоит тебе кое-что рассказать, – думать о том, какой вселенский груз после сбивчивых объяснений Яна свалился на мои плечи, не хотелось. А с учетом, что повела я себя во время разговора, как самая обыкновенная истеричка… и вовсе не прибавляло оптимизма.

То, что собиралась рассказать – мучило, я давно хотела поделиться догадками с Яном, но все никак не решалась.

– Перед тем, как ты убил моего друга… Артема, я кое-что поняла.

– Я не убивал твоего друга, – отрезал Кенгерлинский.

– Хорошо, я скажу по-другому. Перед тем, как ты убил то, что притворялось моим другом…

– Демона.

– Да, – я поморщилась. – Его. Мне показалось, что я его знаю. Понимаешь, это существо напомнило мне о прошлом, в котором был Гарик и то, что с ним связано.

– Кто такой Гарик?

– Мой сводный брат. Был. Он мертв. В одно время брат стал вести себя странно и демон напомнил мне об этом. Ян, он сказал, что был тогда Гариком и что будет приходить за мной всегда, пока не заполучит в собственное пользование!

– Брат контактировал с твоей кровью?

Мне не хотелось говорить всего. Точнее мне хотелось, но тошнотворный спазм сдавил горло, и я не смогла признаться в страшном изнасиловании братом.

– Да. Он меня… Да, он контактировал с кровью.

– Понимаешь, Даша, – Кенгерлинский подошел, взял мои дрожащие руки в свои теплые ладони. От этого простого, но такого необходимого сейчас мне жеста, страх немного отступил и дышать стало значительно легче. Мы вернулись на диван и сели в опасной для моего спокойствия близости. – Проклятие твоей крови действует так, что изгоняет из сосуда душу, освобождая тело для любого демона, который пожелает его занять. Если твой брат действительно был заражен, то вполне допустимо, что один и тот же демон мог занять тело и Гарика, и Артема.

– Но… Как? Я… Он! Господи! – я сжалась в комок, подтянув колени к груди. – Я его… Он мертв! Это невозможно! Ведь невозможно? Он же за мной больше не придет? Ты же его убил окончательно? Правда?!

Ян прижал меня к себе, даря успокоительное тепло в объятьях, но нервная дрожь все равно не проходила. Перед внутренним взором так и мелькали ужасные сцены из прошлого. Что если Бальтазар придет за мной? Что если он опять повторит то, что вытворял со мной Гарик? Или все те ужасы подарил мне демон? Господи, я не могу об этом думать!

– Ты только не волнуйся, Даша, – спокойным голосом начал Ян. – Но если мы решили ничего друг от друга не скрывать, то я обязан тебе сказать все, как есть. Демона невозможно убить, уничтожив оболочку сосуда. Таким образом, мы можем его изгнать на тот слой Бездны, откуда он пришел, лишь на время. До тех пока эта тварь не подыщет новый подходящий сосуд.

– Что?!

– Но со мной тебе не угрожает никакая опасность. – Поспешно добавил он. – Я позабочусь о тебе, детка. Пожалуйста, верь мне.

– Ян…

– Не плачь, Даша. Ну, ты же сильная девочка, успокойся, – уговаривал он. – Мы обязательно найдем выход. Не зря же я провожу эксперименты с твоей кровью.

Осознание последних сказанных слов ударило меня в грудь, точно молнией. Части пазла почти собрались, но я не желала верить в их правдивость.

– Что ты делаешь?! – округлила глаза я, подняла голову с груди Яна, заглядывая ему в глаза.

Кенгерлинский поморщился и чертыхнулся губами. Он явно был не в духе, что проговорился.

– Да, я провожу опыты с твоей кровью, чтобы отыскать спусковой механизм проклятия и взять его под контроль, – методично, словно малому ребенку, стал объяснять он.

Еще сильнее взвиться от гнева, чем я, было невозможно:

– Что ты делаешь?!! Я-то думала, что там… в квартире мне почудилось, а ты проводишь опыты над людьми? И над Артемом тоже?

– Да.

Кенгерлинский ответил это так просто, точно мы обсуждали погоду за окном или марку новой машины, появившейся на рынке.

– Да, как ты можешь?! Ты… Ты!

Я вырвалась из объятий Яна, отсела подальше и сжала кулаки. Вот почему с ним не может быть все просто? Почему я должна чувствовать себя, как на чертовом колесе, то вверх, то вниз?!

– Даша! Да я же это все из-за тебя затеял! Я же хочу помочь, избавить тебя от проклятия!

– Да ты что?! И многого ты добился? – съязвила, складывая руки на груди.

Он зло прищурился, громко выпуская воздух сквозь стиснутые зубы:

– Нет. Ничего нового не узнал. Сначала подопытный испытывает сильнейшую тягу к объекту, к тебе, то есть, а потом демон полностью овладевает сосудом и идет на уничтожение объекта. Тебя.

– А Марьяна? Она тоже в числе «подопытных»? – не могла успокоиться я.

– Кто?

– Девочка из автобуса.

– Нет. Она мертва. Я не смог бы проводить опыты над детьми.

– Господи, Ян! Ты ее убил!

– Проклятье, Даша! Почему из твоих уст это звучит так противно и осуждающе?! Да мы поступили гуманно по максимуму! – развел Кенгерлинский руками. – Эта девочка все равно была обречена. Мне надо было подождать, пока она не загнется в муках, а ее тело займет кто-то из Призрачных демонов? Если тебя это успокоит, то девочка ничего не почувствовала, она умерла быстро. Я позаботился об этом.

– Раз ты такой гуманный, то почему себя не предложил на роль подопытной крысы? – увидев настоящий шок в глазах Яна, который сменился мукой, я прикрыла рот ладонью, по-настоящему испугавшись того, что брякнула.

– На меня проклятие не действует, – глухо ответил он.

– Почему?

– Думаешь, перед тем, как Анисья создавала проклятье, она бы не подстраховалась от его воздействия и не защитила бы себя и своих прямых потомков?! Или тебе бы хотелось, чтобы было по-другому?

– Нет! Что ты… Просто, – я стыдливо замолчала, кусая губу. Ну, вот и как объяснить все, что чувствую? Столько противоречий… – Прости. Я совершенно не то имела в виду. Просто мне нужно переварить это все. Наверное, я еще не готова к такого рода откровенности. Это страшно.

– Поздно, детка, – покачал головой Ян. – Процесс уже запущен. Я должен тебе многое о себе рассказать, если мы вообще еще рассчитываем на доверие.

– Не сегодня, Ян.

Меня настигло отчетливое осознание, что еще больше грязи и гадости я просто не выдержу. Сорвусь. Сломаюсь.

Я направилась к выходу из кабинета.

– Даша! – почти отчаянно вскричал Ян.

– Пожалуйста. Не сейчас. Я больше не могу.

– Даша! Останься.

От продолжения неприятного разговора меня спас звонок мобильного. Первое время я остановилась и просто ошарашено прислушивалась, не до конца осознавая, что это за звук. После того, как я вернулась из портала и ускоренно пошла на поправку, Ян подарил мне телефон. Он сказал, что это необходимо для того, чтобы я постоянно находилась на связи. Позвонить кому-нибудь самостоятельно я по-прежнему не могла. В адресной книге был только номер телефона Кенгерлинского, а воспроизвести по памяти мобильник Ритки, как тогда на автобусной остановке, не получалось. Когда я осознала, что этот звук принадлежит рингтону моего мобильника, который сунула в кармашек платья по привычке, задалась вопросом, кто мог звонить на этот номер, если его знал только Ян?

– Алло…

– Даша? – послышался знакомый, но сильно взволнованный голос.

– Федор Иванович?

– Дашенька, мне очень нужно с тобой поговорить! – Они что сегодня все сговорились? – Ты сможешь сейчас со мной встретиться?

– Зачем?

– Это срочно! – настаивал Брагин.

Я перевела взгляд на мрачное и тревожное лицо Кенгерлинского и рассеяно проговорила в трубку:

– Нет, не думаю, что…

– Это важно! Если не приедешь, пострадают твои близкие. И не смей никому говорить о нашей встрече!

Все внутри меня похолодело от страха.

– Ну ладно… Где?

– Пустырь, где раньше был старый корпус центральной больницы, знаешь?

– Да.

– Я там буду через полчаса.

– Хорошо. Я приеду.

– Спасибо, – Брагин замялся, а потом с большей теплотой в голосе продолжил. – Спасибо тебе, девочка.

Перед тем, как положить трубку я еще несколько секунд молча стояла, слушая тишину в динамике, а потом отключила вызов и решительным шагом вышла в коридор.

– Кто звонил? Ты куда? Стой! Даша! – нагнал меня встревоженный Ян.

Сначала я сжалась, собираясь ничего не говорить, но потом передумала, поняла, что Кенгерлинский просто так не оставит меня в покое. Значит, необходимо было ему рассказать правду. Или же хотя бы часть ее.

– Мне надо встретиться с Брагиным.

– Что? Нет! Я не разрешаю!

– А что, похоже, будто я спрашиваю твоего разрешения?

– Даша! – прорычал он. – Не глупи! Ты никуда не пойдешь! Это может быть ловушкой!

– Эмма Эдуардовна, вызовите мне, пожалуйста, такси! – игнорируя Кенгерлинского, прокричала домоуправительнице, что как раз вытирала пыль с деревянных поручней лестницы.

Женщина прервала занятие, невозмутимо кивнула, а после скрылась в столовой.

– Даша! Ты не можешь так уйти! Не после того, как я тебе все рассказал! – Ян схватил меня за руки у самой входной двери, притягивая к себе, точно пытался оплести собственным телом.

– Перестань! Мне нужно подумать, Ян. Господи, да отойди ты! – вскричала я, сильно пихнув его в грудь. Кенгерлинский отскочил на несколько шагов, растерянно потирая место удара. Шарф соскользнул с моей шеи, оставшись в руках Яна. – Ты давишь на меня! Отступись! Дай мне время подумать!

– Черта с два я отступлюсь! Особенно тогда, когда ты принадлежишь мне по праву!

– По какому такому праву?

– Я выиграл тебя у Зверя. Теперь ты моя.

– Ты хоть понимаешь, что несешь? Я что, по-твоему, вещь? С ума сошел?

Он обвел меня диким взглядом:

– Нет! Как ты не понимаешь, что эта встреча может быть опасной?! Почему он не пришел ко мне в особняк? Почему решил вызвать тебя на открытое пространство? Где он назначил встречу? Я не могу так рисковать!

– Беспокоишься, что твоя месть может сорваться?

– Дура!

– Конечно дура, раз повелась на все то, что ты мне вешал! Ложь! Тебе просто выгодно приручить меня, вот ты и стараешься!

– Что ты несешь? – всплеснул руками Ян. – Ты хоть сама слышишь?

Я тяжело дышала, так же, как и Кенгерлинский. Еле сдерживалась от порыва подправить ему физиономию своими ногтями. Весь шок трансформировался в неконтролируемую агрессию, которой необходимо было дать выход.

– Я не отпущу тебя одну!

– Хорошо, – выдохнула я, глуша эмоции. – Поехали вместе со мной.

– Что?

– Давай только быстрее. Меньше разговоров, Ян, больше дела!

– Ты предлагаешь мне поехать вместе? – непонимающе нахмурился Кенгерлинский.

– Ты оглох или стал плохо соображать? – язвительно сыпала я. – Только захвати мне, пожалуйста, кофту из спальни, боюсь, что в одном платьице мне будет слишком прохладно.

Некоторое время Ян внимательно изучал меня взглядом. Точно сканировал.

– И ты меня дождешься? – с сомнением спросил он.

Я кивнула.

– Две минуты, детка, – улыбнулся Кенгерлинский и кинулся вверх по лестнице.

Как только его широкая спина скрылась за поворотом лестницы на втором этаже, я осторожно открыла дверь и выглянула наружу. Желтобокое такси уже стояло почти у порога. Я должна была обезопасить Яна от последствий того, что могла принести эта встреча. Даже если выглядело это как нельзя глупо. Брагин сказал, что пострадают мои близкие. А кроме Риты, Яна и Эммы Эдуардовны я не считала таковыми больше никого.

Тихо закрыв за собой дверь, я быстро преодолела необходимое расстояние и заскочила в салон.

– Поехали! – решительно скомандовала таксисту.

Эта неожиданная встреча подвернулась как нельзя кстати. После всего того, что вывалил Ян в кабинете, мне остро необходимо было отвлечься. Свежий воздух подействовал отрезвляюще. Я пообещала себе подумать обо всем позже, но именно сейчас мне требовалось хоть немножко свободы. Слишком тесно было в объятьях Кенгерлинского, слишком приятно и слишком опасно для моего душевного спокойствия.

Я обязательно вернусь и мы обо всем поговорим, после этой передышки. Наверняка, она пойдет на пользу нам обоим.

Кенгерлинский, конечно, придет в настоящее бешенство, обнаружив, что я так легко обвела его вокруг пальца, но, в конечном счете, успокоится, когда я вернусь целая, невредимая и умиротворенная. Для того чтобы эти жуткие знания улеглись в голове, необходимо время. И лучше его провести вдали от мужчины, что сносит мне крышу одним своим присутствием и считает своей, точно я выгодно приобретенная вещь! Злость новым витком всколыхнулась в моей груди, уязвленная гордость требовала скорого реванша. Я отмахнулась от назойливых и неприятных эмоций, уставившись невидящим взглядом в окно.

Вскоре, как из виду скрылся особняк, я откинулась на сиденье и запретила себе думать о Яне.

Глава 33

Встреча

Ощущение было странным. Я не так часто испытывала его, чтобы сразу идентифицировать, что же такое гадкое скреблось посреди грудной клетки и отдавало тупой ноющей болью в солнечное сплетение. Лишь когда таксист притормозил у заброшенного пустыря, где раньше был корпус больницы, меня настигло запоздавшее озарение.

Это было чувство вины.

Да-да, именно оно не давало мне спокойно усидеть на месте, то и дело заставляя беспричинно ерзать на сиденье и обеспокоенно оборачиваться, вглядываясь через заднее стекло на дорогу. Наверное, я ожидала увидеть позади такси байк Кенгерлинского, а позже быть настигнутой его гневом. Но кроме редких машин, никто не висел у нас на хвосте, никто не пытался предостеречь меня от очередной глупости или оттягать за уши из-за непослушания. Не знаю, что расстроило меня больше, то, что Ян не гнался следом или то, что моя совесть так неожиданно проснулась. Мерзкий голосок внутри меня нашептывал, что я поступила гадко и крайне неправильно, когда сбежала таким образом, оставив Кенгерлинского в дураках. А ведь разговор о доверии все еще звучал в моих ушах… Ян вывернул душу наизнанку, а я…

Я туда плюнула.

Проклятье! Почему я сначала делаю, а потом думаю?

Нет, то, что Ян мне рассказал, оказалось тем еще шоком для моей хрупкой психики. Все эту, невесть откуда свалившуюся информацию, необходимо было еще хорошенько обмозговать и принять, как свершившийся факт, но, к моему стремительно возросшему удивлению, она не беспокоила меня настолько сильно, как должна была бы.

Ян – убийца Банши?

Паскудно, конечно. Но разве у него был выбор? Если хорошенько подумать, то бабка, пусть она трижды перевернется в гробу, не имела права брать с него такое ужасное обещание! Ведь сама же, можно сказать посмертно, изрядно подпортила внуку жизнь, заставив вымарать руки по локоть в чужой крови! Или же она думала, что месть Верховному жнецу может обойтись без сучка и задоринки? Ни за что не поверю.

Меня неприятно удивило известие о том, что Ян убивал моих предков. Но еще одна странность спокойно пополнила мой уже и так довольно длинный список недавних открытий о себе. Все дело в том, что я не испытала горечи или боли по этому поводу. Возможно, потому что совершенно не знала не свою бабку, не прабабку, не тем более прапрабабку. Если бы речь шла о моей матери… Даже представить не могла, как смогла бы общаться с Яном после такого страшного известия, наверное, на разрыв аорты. Потому что ужасное чувство привязанности к этому самовлюбленному болвану с ранимой душой, как оказалось, только возрастало в геометрической прогрессии, что бы он ни делал. Это пугало. Со мной такого никогда не было поэтому пугало еще больше.

Скорее всего, страх и послужил решаемым фактором моего позорного бегства. Даже не ощущение того, что мне сдавило грудь от переполнявших эмоций, и необходимо было уединиться, как минимум, на несколько часов, а лучше суток. Или не острое желание сиюминутной свободы от всего: мыслей, сомнений, Яна… Нет. Это определенно был страх и нежелание принимать то, что наши отношения настолько стремительно набирали оборот. А хуже всего, что ими не я управляла. Господи, да я даже не знала, к чему это могло нас с Кенгерлинским привести! Что если в банальное никуда?

С Владом было проще. Я никогда не испытывала рядом с ним необъяснимого трепета или волнения, всепоглощающей страсти или бешеного водоворота эмоций, где от спокойствия до ненависти отделял всего полушаг. С Артемом мне также было легко. Пусть воспоминания о нашей «дружбе» были из времен детства и юности, но приятно грели душу до сих пор. Рядом с Непогодой я чувствовала себя защищенной и спокойной. Знала, что могу отвернуться, оставив незащищенной спину, и никакая «подстава» меня не настигнет.

Настоящим ударом было то, как подло Кенгерлинский использовал друга моего детства! В каких-то сомнительных опытах! При этом умудрялся нагло врать мне в лицо, сохраняя невинность! И пока я велась на его ложь, как последняя дура, тихонько воплощал в жизнь свои гадкие планы! Ведь не вчера же Ян начал испытывать мое проклятие на чужих людях? Наивности, чтобы полагать, точно Кенгерлинский только-только начал этим заниматься и просто не нашел время посвятить меня в ужасное действо, не хватало.

Как можно быть рядом с человеком, который способен запросто обманывать тебя день за днем? А еще не только принимать за тебя решения, но и полностью управлять твоей собственной жизнью! С другой стороны, как не быть с человеком, от которого мурашки по коже и дрожь в теле?

На задворках разума я все-таки соизволила признаться самой себе, что просто не доверяла Яну. И когда он заикнулся об этом треклятом чувстве, коленки ослабли. Да и с какой стати мне было доверять Кенгерлинскому?

Разве не он, при первом подвернувшемся случае, попытался свернуть мне шею? Разве не он нещадно манипулировал моими поступками день за днем, выставляя окружающее в выгодном для него свете? Разве не он навязал мне свою личную месть, решив использовать, как оружие в каком-то хитроумном плане? И разве не он, в конце концов, тут же меня предал, как только побывал между ног, решив продать жнецам ради очередной эфемерной выгоды?

Кенгерлинский – опытный игрок, манипулятор и лжец.

Так почему же именно мне настолько больно, что бросила его вот так: растерянного, обманутого и потерявшегося во внутренней тьме?

– Вы так и будете продолжать сидеть, милочка? – я растерянно моргнула, стряхивая туман собственных мыслей, и уставилась в черный взгляд таксиста. – Или же мы меняем маршрут, понимаешь, нет?

– Простите.

Только сейчас поняла, что мотор автомобиля давно был заглушен, мы стояли у въезда на территорию бывшей больницы и таксист выжидающе смотрел на меня. Стало неловко. Хорошо, что Эмма Эдуардовна озаботилась об оплате заранее, благо у этой фирмы такая услуга имелась. Иначе я бы попала в более чем затруднительное положение. Без денег, с незнакомым человеком на пустыре.

Потянув ручку, я отворила дверцу машины:

– Спасибо, что подвезли. Ждать меня не надо.

– Вы уверены? – переспросил водитель. – Местечко, скажу я вам, выглядит более чем удручающе, понимаешь, нет. Разве молодым девушкам безопасно появляться в таких местах? Да и вечер приближается, понимаешь, нет…

– Не беспокойтесь, – уверенней, чем, казалось, была на это способна, произнесла я. – Я не буду одна. Езжайте.

Не хватало мне еще неприятностей с заигрыванием таксиста.

– Ну как знаете, – пожал плечами мужчина и провернул ключ в зажигании. – Хозяин – барин, понимаешь, нет.

Я кивнула, скорее для себя, чем для водителя, который уже на меня и не смотрел, неуклюже вылезла из машины. Как только захлопнула дверцу, таксист тронулся с места. Ноги обдало клубом пыли.

Я поежилась: в легком платьице, без колгот, в балетках из тонкой кожи, и правда было довольно прохладно. Кофта, за которой послала Яна, оказалась бы сейчас, как нельзя кстати. Обхватив руками плечи, я расхаживала туда-сюда по пожухлой траве, чтобы окончательно не замерзнуть в ожидании Брагина. Либо доктор опаздывал, либо я появилась заранее. Мысли о том, что эта встреча ловушка и Кенгерлинский оказался вновь прав, гнала от себя, что было силы. Еще там, в особняке, я понимала, что было рациональное зерно в предположении Яна, и только упрямство помогало мне отрицать очевидное. Какое-то детское, ужасное упрямство, из-за которого я кинулась в очередную ошибку с головой. Кому и что пыталась доказать? Себе или Яну?

Федор Иванович, за все время, что мы работали вместе, ни разу не дал повода усомниться в его честности. Так что я была уверена в собственной безопасности почти на сто процентов. По крайней мере, усиленно убеждала себя в этом.

Кроме травы почти до колена, ржавых штырей, торчавших из-под земли там, где раньше стоял медицинский корпус и остатков фундамента – не было ничего и никого. Осенний ветер пронизывал до костей. Почему Брагин выбрал именно это место? Конечно, от больницы номер восемь, где я раньше работала, сюда можно было довольно быстро добраться, но почему нельзя было встретиться, предположим, в хирургическом отделении? В тишине, теплоте и спокойствии?

Это место мне решительно не нравилось. Да и идея выпорхнуть из удушливых, но безопасных объятий Яна с каждой секундой казалась все более нелепой и опрометчивой. Хоть я и пыталась убедить себя, что Кенгерлинский патологический лгун, эгоист и манипулятор, но от щемящей тоски в груди это плохо помогало. Мне хотелось верить, будто то, что чувствовала – банальная физическая тяга, временное помешательство, одержимость страстью, только врать самой себе с каждой минутой становилось все тяжелее и тяжелее.

Самым противным оказалось то, что я действительно осознала всю глубину собственных чувств. Я любила Кенгерлинского. Слепо. Безнадежно. Неистово.

И без малейшего шанса на взаимность.

– Здравствуй, Даша, – углубившись в раздумья, я совсем не слышала и не видела, как Брагин подошел. От неожиданности, когда прозвучал его голос, ненароком вздрогнула, повернувшись на звук. – Спасибо, что пришла. Давно ждешь?

– Не очень. Что вы хотели?

Переходить к официальному тону без приветственных прелюдий было невежливо. Только вежливость – это последнее о чем я сейчас собиралась думать. Если Брагин и заметил во мне эту резкость, то виду не подал.

На щеках Федора Ивановича играл лихорадочный румянец, глаза блестели от непонятного мне возбуждения. Ранее опрятный и спокойный хирург выглядел взъерошенным и обеспокоенным.

– Что угрожает моим близким? – вновь наступала с вопросами я.

– Ничего.

– Тогда зачем… Стойте. Вы меня что, обманом сюда выманили?

Федор проигнорировал мой вопрос, вместо этого он нахмурился:

– Замерзла? Могу предложить свою куртку.

– Не надо, – остановила его в тот момент, когда Брагин уже стянул один рукав ветровки. Принимать одежду с его плеча не хотелось. На этом заброшенном куске земли рядом с бывшим начальником мне было крайне неуютно и дело было совершенно не в уличном холоде. – Давайте скорее перейдем к делу.

– Да, ты права, – легко согласился он. – Только, понимаешь ли, я не знаю с чего начать.

Он, что вызвал меня в эту глушь просто так? Я нетерпеливо закатила глаза:

– Может быть с самого начала?

Федор усмехнулся и взъерошил волосы:

– Ну, раз ты так думаешь…

Эта неуверенность, что появилась в тембре его голоса, осторожный взгляд, что он то и дело кидал на меня, переминания с ноги на ногу – раздражали. И к тому же совсем не вязались с образом уверенного, властного и порой жестокого начальника, которым я его прежде знала.

– Мне едва исполнилось семнадцать, когда я встретил Лиду. Совершенно случайно. И не поверишь где. В городском музее. Я выполнял внеклассовое поручение учителя, а Лида просто зашла на экскурсию, хотела узнать этот город поближе, – Федор улыбнулся, вглядываясь вдаль.

Ярко-багряное солнце уже начало закатываться за кромку горизонта. Ветер стал колючим. На пустырь быстро опускались сумерки. Длинные тени то и дело наталкивали меня на мрачные мысли. Не хотелось, чтобы в этом негостеприимном месте меня застала ночь.

– Она понравилась мне сразу. Наши отношения развивались стремительно. Мне еще даже восемнадцати не исполнилось, как мы вступили в брак.

– Но разве…? – пробормотала я, наматывая прядь волос на палец.

Это простое действо помогало отвлечься от раздражения и злости, что пробирала меня от осознания глупости всего разговора.

– У сестры были необходимые связи и в паспортном столе нам накинули возраст, чтобы оформить отношения официально. Я был неприлично счастлив, Даша! Мир казался мне тогда волшебным, потому что Лида мне заменяла его полностью.

Он выжидающе посмотрел на меня, будто хотел ответных слов. И что я могла бы ему сказать? Кроме грубостей на языке ничего не крутилось. Пальцы на ногах покалывало от холода. Я поежилась и махнула рукой, чтобы мужчина продолжал рассказ. Побыстрее бы покончить со всем этим!

– Знаешь, я ведь думал, что это счастье будет вечным. Ошибался, – выдохнул Брагин и беспечно развел руками в стороны, улыбаясь. Надтреснутый голос передал, что все было намного серьезнее, чем он пытался показать. – Все изменилось через полгода после свадьбы. Моя Лида стала вести себя странно, нервничала, постоянно озиралась по сторонам… На прямые вопросы, что с ней происходит, либо отшучивалась, либо сыпала упреками, что во всем этом моя вина, либо замыкалась в себе, отказываясь отвечать.

Кивнув собственным мыслям, Федор Иванович замолчал. Он стоял лицом к закатному солнцу, засунув руки в карманы куртки. Подставив лицо под алые лучи, закрыл глаза. Когда я уже потеряла терпение и решила выбираться из этого гиблого места самостоятельно, да поскорее, Брагин заговорил вновь.

– В одну из наших ссор Лида обвинила меня в гиперопеке. Сказала, что моя любовь душит ее, мешает жить… А потом она просто ушла, хлопнув дверью. В ночь. И вместо того, чтобы ее удержать, поговорить, выяснить отношения, знаешь, что я сделал? Ни-че-го. Отпустил. Позволил уйти. – Федор Иванович ссутулился. Он выглядел таким несчастным, виноватым, что будто прибавил в возрасте лет двадцать. В этот момент во мне даже проснулась некая доля жалости к этому мужчине. Только любовь способна наносить настолько сильные удары. – Я не стал ее удерживать, понимаешь? Думал, прогуляется, остынет, перебесится и вернется. Даже и предположить не мог другого варианта. Лишь когда на следующее утро проснулся один в холодной кровати – забил тревогу. Лида домой так и не вернулась. Пропала. Словно сквозь землю провалилась! Я сходил с ума от неизвестности! Через неделю меня вызвали в морг. На опознание.

Что-то в его рассказе тревожило меня. Казалось, будто Брагин что-то недоговаривал. И это «что-то», словно гроза, зависло над моей головой.

– Оказалось, что Лида покончила с собой в ту же ночь, когда ушла от меня. Спрыгнула с моста. Помню, как молодой следователь разводил руками, ведя меня на опознание. При падении тело натолкнулось на подводные камни и от лица почти ничего не осталось… Сплошное месиво. – Он тяжело вздохнул, передергивая плечами, точно хотел избавиться от чего-то давящего. – Я узнал Лиду по кулону. Мой подарок ко дню свадьбы. Лида никогда его не снимала… Знаешь, именно с того дня для меня начался настоящий ад. Почти двадцать лет я не жил, а существовал!

– Федор Иванович, простите. Я, конечно, искренне сожалею о вашей потере, но… Не могли бы вы мне толком объяснить, зачем мне необходимо все это сейчас выслушивать? Холодно, ночь уже близко. Мне бы хотелось вернуться в особняк до наступления темноты. Я думала, что вы позвали меня для того, чтобы сообщить что-то важное…

– Так и есть. Ты же сама захотела послушать все с самого начала…

– Не думаю, что стоило пересказывать мне настолько далекие события вашего прошлого. Причем здесь я?

– Притом, Даша, что ты моя дочь. А Лида, про которую я рассказывал, твоя мать.

Шок сковал мои легкие. Первые несколько вдохов после услышанного дались с трудом. Горло жгло, а лицо стало гореть, точно мне залепили звонкую оплеуху.

– Не может такого быть!

– Но это правда.

– Я вам не верю!

– Даша… – Федор Иванович выглядел расстроенным. Он протянул ко мне руки и сделал пару шагов навстречу, точно хотел приобнять и успокоить.

Такой возможности я ему не дала. Отскочила в сторону, как ошпаренная.

– Стоп! Ну, хорошо. Предположим, что это правда. Только предположим! Но в вашей истории есть существенная неувязочка, папулечка! – зло выплюнула я. Нахмурившись, попыталась справиться со сбившимся дыханием. Без толку. – Моя мать не самоубийца. Она не прыгала с моста, не сбегала от мужа, а воспитывала меня до семилетнего возраста! Пока не пришлось… отдать меня в детский дом.

– Это правда.

Я задохнулась возмущением. Открыла рот для очередного язвительного ответа, но Брагин жестом заставил меня замолчать.

– Я сам узнал об этом всего несколько часов назад. Лида подстроила свою смерть, чтобы сбежать. Считая ее мертвой, я не стал проводить никаких дополнительных поисков.

Честно говоря, от всего этого мне было не по себе. Открытие за открытием. Голова шла кругом. Я испытала глубочайшее потрясение, поняв, что прожила столько лет в неведении. Оказалось, что я совершенно не знала свою мать, мир, в котором родилась и саму себя настоящую. Могла ли судьба ударить меня сильнее, чем сейчас? Нет.

– Но зачем? – ровным голосом произнесла я. Вместо шквала эмоций, что испытывала всего минуту назад, пришла мертвая пустота.

– Если бы я только знал. Даша, если бы я только знал тогда! Все было бы по-другому. Все! – Брагин замер, только его глаза выдавали искренний страх и беспокойство за мою реакцию. – Позволишь ли ты мне быть рядом? Позволишь ли наверстать упущенное?

– Федор Иванович, а можно без всех этих пафосных слов и жестов? Мы с вами совершенно чужие люди, с какой стати, спрашивается…

– Я знаю, что эта неожиданная и совершенно запоздавшая новость. Я не жду, что ты примешь меня с распростертыми объятьями. Но… просто дай мне шанс заботиться о тебе! И возможно когда-нибудь я заслужу звание «отец» по праву. Пожалуйста.

– Браво! – послышались звонкие аплодисменты. Повернув голову на звук, я встретилась взглядом с Владом. – Какой апломб, какой накал! Дайте мне кто-нибудь салфетки, я вытру скупую мужскую слезу!

Брагин нахмурился и как-то весь внутренне подсобрался, его спина выглядела неестественно прямой, точно напряжение застыло в каждой клеточке его тела.

– Что ты здесь делаешь? – взволновалась я, оглядываясь по сторонам.

По периметру поляны, где мы стояли с Федором Ивановичем, оказались жнецы. В черных одеждах их натренированные тела смотрелись, как застывшие во времени камни. Пути к отступлению были перекрыты.

– Ну, разве я мог позволить себе пропустить торжественное, семейное воссоединение? – нараспев произнес Влад. Его голос звучал приторно, а глаза горели огнем предвкушения. Распахнув руки, он зазывающе поманил меня и широко улыбнулся. – Испытаем на себе теплоту семейных объятий, сестренка?

Меня замутило.

Перед глазами, словно в калейдоскопе, закрутились картинки наших с Владом прошлых отношений, интимной близости. Обед тошнотворным комком подступил к горлу. Желудок скрутило судорогой. Я согнулась пополам, упала на колени и освободилась от еды.

Когда желудок опустел, я вытерла рот внешней стороной ладони и, пошатываясь, выпрямилась.

– Вижу, что объятья придется отложить, – брезгливо поморщился Влад.

– Что тебе надо? – подбоченилась я.

Бежать не было смысла, но без сопротивления сдавать позиции я не собиралась. Даже если это было верхом бессмыслия.

– А ты не догадываешься? – зло усмехнулся он. – Пора тебе наведаться в гости к другому родственнику. Раз уж мы начали знакомство с твоей семьей. Поехали.

Влад махнул рукой в сторону, и только сейчас я заметила белый фургон, что был припаркован в десяти метрах за нашими спинами. Почему я не услышала, как он подъехал?

– Мы давно тут стоим. Наблюдали премилую картинку со стороны, так сказать, – словно заметив мое удивление, Влад пустился в объяснения, хитро улыбаясь. – Мне нравится твое удивление, сестренка. Верховный жнец потрудился снабдить нас необходимым заклятием, чтобы ты не заметила нежеланного заранее. Пойдешь сама или мне тебя за волосы тянуть? Я могу, ты знаешь.

– Знаю.

– Куда ты собрался ее везти? – выступил вперед Брагин, сжимая кулаки. – Мы так не договаривались!

– Милый мой дядюшка, – недобро сверкнул улыбкой Влад. Он держался слишком самоуверенно, словно в рукаве пиджака было спрятано, по меньшей мере, три туза. – Вроде уже перешел очередной порог зрелости, а все также наивен, как безусый юнец. Неужели за столько лет не научился видеть, когда я вру? Ай-яй-яй! – громко прицыкнул языком. – Никогда не устану наблюдать, как ты попадаешься на одну и ту же удочку.

– Влад, не играй со мной. – Предупреждающим тоном обратился Брагин. – Ты позвонил и рассказал мне, что Даша моя дочь, снабдил необходимой информацией, чтобы разыскать ее и попросил провести встречу именно в этом месте. Зачем?

– Явно не для того, чтобы извиниться перед этой дрянью! А ты ведь поверил, да? Повелся! – расхохотался Влад. – Пойдем, сестренка. Не будем заставлять моего отца ждать.

– Стой, где стоишь! – рявкнул мне Брагин. Как будто я, спотыкаясь от усердия, уже собралась послушаться Влада! – Она никуда с тобой не поедет. Убирайся, Влад!

– Я знал, что ты так скажешь. Знал, знал! – вновь зааплодировал в ладони Влад. Его лицо озарилось такой детской непосредственностью и чистым удовлетворением, что я невольно засомневалась в трезвости его рассудка. – Ты так предсказуем, дядюшка. Михаил, выведи наш козырь!

Один из жнецов, что застыли в молчании неподалеку от нас, кивнул и направился к фургону. Дверца со скрипом отъехала в сторону, из темноты фургона в руки Михаила толкнули безвольное тело. Жнец легко подхватил человека, развернул к себе спиной и, прижав к шее лезвие ножа, потащил в нашу сторону. Как только они приблизились, и я смогла получше рассмотреть того, кого к нам так безжалостно волочил жнец, страх сковал мое тело.

– Рита?! – выдохнули мы с Брагиным в унисон.

Подруга отреагировала жалобным писком. Во рту у нее был засунут кляп, а руки и ноги крепко связаны веревкой. Выглядела она растрепанной и до жути напуганной. Рукав футболки был оторван, а на скуле расцвел огромный синяк.

– Красивая, правда? – вернул себе внимание Влад. На глухой рык Брагина и попытку подойти поближе, он отреагировал смешком. – Я бы попросил тебя, дядюшка, отказаться от всякого рода глупостей, иначе твоя девчонка станет мертвее, чем должна. Как думаешь, ее шейку украсит разрез от уха и до уха?

Я взволнованно вскрикнула и зажала рот ладонью. Посмотрев в глаза Влада, утвердилась в мысли, что любые угрозы, слетевшие с его губ, не останутся пустыми.

– Будь послушной девочкой, сестренка, поехали. Тогда с твоей подружкой ничего не случится. Обещаю.

Его обещаниям была грош цена в базарный день. Я давно в этом убедилась. Но сейчас иного выбора, как согласиться на предложенные условия, у меня не было.

Рита дрожала, как осиновый лист на ветру. Мое тело стал сотрясать озноб. Только в этот раз не от осеннего холода, а от страха.

– Даша, беги! – крикнул Федор и кинулся на Влада.

Тот ловко увернулся. К Брагину подскочили двое жнецов. Завязалась борьба. Несколько сильных ударов сделали свое дело меньше, чем за две минуты. Федор Иванович остался лежать на земле без сознания.

Все это время я растерянно наблюдала за происходящим, не пытаясь предпринять попытки к бегству. Смысла еще сильнее подставляться не было. Жнецов было слишком много, особой скорости в беге мне не развить. Исход любой попытки воспротивиться приказу Владу – был мне известен. Провал.

Но я по-прежнему не теряла надежды договориться с Владом и выручить подругу. Все-таки нас связывали более чем близкие отношения, разве я могла настолько сильно ошибаться в человеке, за которого собиралась замуж? Нет. Влад обязательно смягчится и поможет мне.

– Отпусти ее, – обратилась к нему, делая шаг навстречу. – И я добровольно поеду туда, куда скажешь.

– Ты и так поедешь туда, куда я скажу, сестренка, – расплылся в многообещающей улыбке Влад. – А твоя подруженция останется гарантом твоей сговорчивости. Как только отдашь Демьяну все, что ему нужно, она будет свободна. И даже уйдет на своих двоих, почти не хромая. Я обещаю.

Рита протестующе запищала.

– Молчи, сука! – крикнул Влад, вынимая из кармана пиджака заправленный желтой жидкостью шприц.

Рукояткой ножа Михаил стукнул Риту в висок. Тело подруги дернулось и обмякло в сильных руках жнеца.

– Нет! – кинулась я к ним.

Сильные руки перехватили меня со спины прежде, чем я смогла хоть как-то увернуться. Влад приблизился, выпустил из шприца воздух и с деловой усмешкой воткнул мне иглу в шею. От мимолетной вспышки боли я дернулась.

– Это тебе за проклятие, сестренка, – прошипел он. – Спи. А потом повеселимся.

Ядовитый оскал Влада был последним, что я увидела перед тем, как тяжелая темнота полностью поглотила меня.

Глава 34

Раунд кошек-мышек

Ян был в бешенстве.

Она его обманула!

Провела вокруг пальца, как неразумного щенка!

И ведь знал, что Даша солгала, когда сказала, будто дождется его у двери. Знал и позволил ей сбежать! Идиот! На что только понадеялся? По собственной глупости решил дать шанс этому дурацкому чувству, которое люди называют доверием. Не сработало.

Ян никому еще не рассказывал таких подробностей о себе, как совсем недавно в кабинете. Думал, что этот разговор поможет им сблизиться, лучше понять друг друга… В итоге лишь вновь убедился, что искренность – лишний ломоть, который должен быть отрезан. Никому не нужны твое прошлое, твоя боль и твои скелеты в шкафу.

Вместо того чтобы эмоционально привязать к себе Дашу, он напугал ее до чертиков и все испортил!

Проклятье!

Ян впечатал кулак в стену. Костяшки пальцев хрустнули. На миг Кенгерлинского ослепила яркая вспышка острой боли в руке, что-то горячее стало спускаться от пальцев к запястью. Красная пелена не спала с глаз, но немного потускнела.

Он поднес руку к лицу, растопырив пальцы, принялся разглядывать нанесенный себе урон, как нечто обыденное и откровенно скучное. Костяшки были разбиты, кровь струйками стекала по коже, два сустава деформировались. Через полчаса последствий от этого удара и вовсе не останется. Жаль, что мистическая связь со Смертью не может избавить от ненужных воспоминаний и чувств так легко, как избавляет от телесных ран. Ян не мог умереть, пока являлся служащим Смерти. Точнее он вполне мог перестать дышать от неизлечимой раны, исчезнуть из физической оболочки на некоторое время, как исчезают нормальные души в период смерти, но в отличие от других, он неизменно возвращался обратно. В полностью исцеленное тело и с багажом всех предыдущих воспоминаний. А так как увольнения Кенгерлинскому ждать не приходилось, он оказался обречен жить, умирать, возвращаться и убивать… вечно.

Только знать этого никому не надо было. И Ян хранил тайну от всех.

Физическая боль больше не беспокоила, а еще никак не могла перекрыть агонию, что разрасталась в груди, словно хищный жар-цветок.

Воздух вокруг Яна загустел. Холод синими нитями расплетался от эпицентра «бедствия» по периметру дома. Низкая температура не приносила Яну никакого дискомфорта. Наоборот, помогала немного охладить пыл, чтобы не разнести к чертовой матери все, что попадалось сейчас на глаза.

Только через несколько минут, когда журнальный столик был разломан, парочка картин сброшены со стен, а полотна разорваны в клочья, Ян осознал, что именно он испускает этот неестественный холод.

Он – эпицентр бедствия.

Прошло столетие, а ничего не изменилось.

Он по-прежнему ядовит, как тысячи гадюк и уничтожает все, что наберется смелости стать ему дорогим.

Ян стиснул зубы до хруста в челюстях. Виски заломило.

С бешеным рыком гнев вырвался наружу. Сметая все предметы на своем пути, Ян точно вихрь пробирался вглубь особняка к своему кабинету.

Он знал, что время от времени, в нем пробуждаются новые силы. Смерть никогда не предупреждал заранее об этом, а справиться самостоятельно, овладеть и контролировать новые потоки – каждый раз было сложно. К гневу на поступок Даши и свою глупость, что спровоцировала такую реакцию, прибавилась ярость на этот холод, что появился так некстати.

Не то чтобы Ян был сильно удивлен. Несколько раз до этого холод в нем уже пробуждался, из-за своей беспечности Кенгерлинский не обратил на данное событие должного внимания. И зря. Остатки трезвости рассудка, что еще не поглотила ярость, подсказывали ему – холод прочно завязан на негативных эмоциях. Каждый раз он появлялся тогда, когда Ян испытывал сильные чувства: гнев, разочарование, отчаянье. Он понимал, что если не справиться с ним сейчас, не обуздать, то это грозит серьезными неприятностями в дальнейшем. И не только для него самого, главное – для окружающих. Ведь особняк прочно связан с хозяином на всех уровнях: от духовного и до эмоционального, любые резкие скачки в общем фоне Яна способны привести к изменениям всего строения дома. И так перепады с температурой стали происходить слишком часто.

Яну совсем не улыбалось держать Дашу, как рыбешку, в морозильной камере.

Мысли о Банши пробудили гнев новой силы.

Она сбежала от него! Бросила! Вновь!

Кенгерлинский с ноги открыл дверь. Она громко стукнулась о стену. Ворвавшись в кабинет, он заметался по комнате, отчетливо не понимая за что хвататься в первую очередь.

Схватился за голову. Запутался в волосах. Со всей силы дернул, чтобы привести себя в чувство. Мысли просветлели. Выставив руки перед собой, он заметил, что до сих пор сжимает в кулаке шарф Даши. Поднеся ткань к носу, Ян глубоко вдохнул, потом аккуратно сложил шарф и положил его на диван. Взгляд зацепился за телефон, лежащий на краю рабочего стола.

Ян расплылся в кривой, хищной ухмылке.

Схватив мобильник, он провел пальцем по дисплею и нажал на запуск необходимой программы.

«Не сбежит… Не сбежит… Не сбежит! Не на этот раз!», – крутилось у него в голове.

Недаром Ян озаботился таким необходимым и полезным подарком, как мобильный телефон. Даша приняла его, хоть и нехотя, а ему пришлось мотивировать вещицу тем, что хочет находиться всегда на связи с ней, в любое время. Не мог же он рассказать, что вместе с телефоном она приняла в подарок отслеживающий маячок?

Как только программа полностью загрузилась, Ян смог наблюдать за ярко-красной точкой, что медленно двигалась, и узнать ее точные координаты. Всего через несколько секунд, когда точка прекратила движение, что-то внутри Яна оборвалось. Ярость мгновенно исчезла.

В глубине души у него зародилось плохое предчувствие. И он не мог по глупости проигнорировать его, проявить вредность и выдержку, чтобы никуда не ехать. Возможно, стоило хоть один раз жестоко проучить девчонку, пустить все на самотек, дать ей увязнуть в проблемах по самые ушки и просто наблюдать за происходящим со стороны. Но как бы Ян не убеждал себя, что такой урок мог стать крайне полезным для Даши, он не мог заставить себя так поступить. И не стал.

Это было опасно.

А рисковать жизнью Банши даже ради удовлетворения собственного ущемленного самолюбия он не собирался.

Отыскав куртку и ключи, Кенгерлинский улыбнулся в предвкушении. Он обязательно выберет для Даши другое наказание. И осуществит его. Скоро. Очень скоро.

И она не сможет сказать ему, что не была предупреждена о таких последствиях своих действий! Ян обещал, что поступит именно так, если Даша еще раз попробует сбежать от него. Она ослушалась, тем самым полностью развязав ему руки для воплощения былых угроз.

Кенгерлинский привяжет ее к кровати и не будет выпускать из рук неделю. Как минимум. А лучше до того самого момента, пока Даша хорошенько не усвоит урок. Он будет полностью контролировать ее и озаботится изгнанием всяческой дури, что поселилась в ее хорошенькой головке, раз уж фишка с доверием не сработала. Ян обязательно выстроит между ними мосты, которые он из-за собственной глупости успел уничтожить.

Он выскочил из дома так стремительно, как черт из табакерки. Ловко управляя байком, мчался по вечерней трассе, рассекая воздух. Со стороны вполне могло показаться, что водитель и мотоцикл – единое целое.

Неведомая сила подгоняла его быстрее настигнуть беглянку. Точно что-то острое подпихивало в спину.

Ян боялся не успеть вовремя.

В плотных сумерках, когда он подъехал к необходимому месту, следуя координатам, было сложно что-либо разглядеть. Ян напрягал зрение, силясь увидеть знакомый хрупкий силуэт. Но кроме остатков разрушенного здания, плотного занавеса травы, что достигала колен, ничего не было.

Стойкое чувство дежавю сковало его грудь. Холод пытался прорваться наружу.

Нет! Он не мог опоздать! Просто не мог!

Тихий стон прервал очередную попытку Яна увидеть желаемое там, где его не было.

Мужской стон.

Прислушавшись, Ян дождался повторения и пошел на звук. Находка превысила все его возможные ожидания.

Под ногами Яна, скрючившись от боли, лежал Брагин. Непосредственный виновник возобновившихся неприятностей. Теперь Яну было на кого вылить сжигающую порцию гнева.

– Где она? – прорычал он, еле сдерживаясь, чтобы не пнуть мужчину под ребра.

– Забрал.

– Кто?

Брагин почти без остановки шевелил губами, но звук получался таким тихим, точно шелест, что Яну пришлось присесть на корточки и наклониться ухом почти к его лицу, чтобы хоть что-то толковое расслышать.

– Забрал ее. Влад. Увез, – надрывный шепот растворялся в вечерней тишине. – Забрал ее. Их. У меня. Я ничего… не смог. Не защитил. Он забрал.

– Какого черта ты притащил ее сюда?! Ублюдок!

Казалось крик Яна возымел должный эффект на Брагина. Тот перестал бессвязно бормотать, а его взгляд приобрел ясность:

– Я ее отец.

– Да что за нахрен?

– Это правда.

– Я не верю в подобные совпадения, – мрачно отрезал Ян. – Где же ты раньше был, папашка, в то время, когда она голодала в детдоме?

Брагин громко сглотнул:

– Я не знал, что она существует. Влад только сегодня мне рассказал о Даше.

– Влад? – Ян зло расхохотался. – И ты поверил этому подонку?

– Да. Он привел необходимые доказательства, данные Верховным. Некоторые моменты, которые могла знать только Лида и я. А еще прислал фотографию моей жены. Бывшей. Посмотри сам. Телефон в нагрудном кармане пиджака.

Ян скривился, нехотя отодвинул ткань, двумя пальцами вытащил телефон и быстро отыскал входящие текстовые сообщения.

Вложенная в последнюю смс-ку фотография, повергла его в шок. С экрана телефона ему улыбалась Даша. Только немного полнее и черно-белая.

– Ох, ну ничего себе земля круглая, – присвистнул он.

– Даша просто копия матери. Сам не понимаю, почему не заметил такого поразительного сходства.

– Потому что ты придурок, – быстро нашелся с ответом Ян.

– Я почти двадцать лет видел Лиду в каждой женщине. Устал от этого. Начал новую жизнь. И тут…

– Я позволю тебе излить все эти сопливые подробности в специально обученные для этого уши. Сдам в аренду тебе Адису. Позже. А сейчас вернись к сути и ответь, какого хрена ты потащил свою дочь на этот гребаный пустырь?

– Это была часть договоренности. Влад раскрыл, кто моя дочери, взяв взамен обещание, что я встречусь с ней именно здесь и уговорю выслушать его, чтобы он мог извиниться.

– И ты повелся на эту лабуду?

– Как последний идиот, – повинно кивнул Брагин и тут же поморщился. – Я был в таком шоке! И так обрадовался, что напрочь потерял мозги. Зря. Знал же, что Владу нельзя доверять.

Желание почесать кулаки о Брагина полностью отпало. Ян точно знал, что подобное самобичевание прекрасно сделает всю работу за него. Зачем тогда мараться лишний раз?

Кенгерлинский просунул ладонь под затылок Брагина, горячая и вязкая кровь смочила его пальцы. Нахмурившись, Ян помог мужчине приподняться и сесть.

– Он что-то сделал ей? – с тревогой спросил Кенгерлинский, зная, что Даша не обладала должным смирением, чтобы сдаться просто так в руки бывшего жениха, а по совместительству теперь и брата, который совсем недавно пытался продать ее в рабство.

– Я не знаю. Влад умеет убеждать. Он похитил Риту.

Ян чертыхнулся.

Этот кусок дерьма обязательно ответит за все, что совершил!

Закусив губу, он задумался. Необходимо было действовать быстро. Наверняка Демьян продумал все до мелочей перед тем, как посылать свою шестерку за Дашей. В счастливое стечение обстоятельств для воссоединения отца и дочери, Ян ни за что бы не поверил. Ему не хватало должного количества наивности.

С чего же начать?

Ян решил испытать удачу, набрал необходимый номер и когда послышались длинные гудки, он не мог ни о чем другом думать, кроме как о том, чтобы с Дашей ничего не случилось.

– Возьми трубку. Возьми трубку, – в пылу самозабвенно шептал он. – Возьми эту чертову трубку, детка!

Телефон гипнозу не поддавался. И когда линия замолкла, Яну перестало хватать воздуха.

– Что нам делать? – спросил Брагин.

– Нам?

– А ты думал, что я позволю тебе спасать свою дочь и лю… Риту в одиночку?

– Чувак, у тебя дырка в голове. И явно лишняя, – съязвил Ян. – Не то, чтобы я против проветривания твоих сраных мозгов, но отвлекаться на тебя во время драки не намерен. Так что можешь расслабить булки, героический папашка, твоя помощь сегодня не потребуется.

Брагин нахмурился и явно собирался что-то веское возразить в ответ, судя по тому, как гневно исказилось его лицо, но разговор прервал входящий звонок мобильника.

Ян схватил трубку настолько сильно, что несколько кнопок издали жалобный писк, чтобы он поумерил свой пыл.

– Даша? – с надеждой произнес он, замирая с приложенным к уху телефоном, точно каменный.

Сейчас больше всего на свете он хотел просто услышать ее голос, который обязательно изгнал бы образовавшуюся в груди холодную пустоту.

– Твоя девчонка у Демьяна, Вестник, – разбил в дребезги все его ожидания знакомый, грубый голос.

– Ты звонишь позлорадствовать или помочь, Зверь?

– А то и другое одновременно невозможно?

– Ближе к сути, – стал терять терпение Ян.

– Ты еще помнишь наш договор, Вестник? – он молча кивнул, точно Зверь мог видеть это движение через экран телефона. – Я помогу вытащить твою девчонку взамен на маленькую услугу.

– Какую?

– Голову с плеч Верховного снесу именно я.

– С чего такая прыть? – усмехнулся Ян. – Решил избавиться от партнеров по бизнесу?

– Демьян перешел допустимую грань, – сухо ответил Зверь, и Кенгерлинский понял, что лучше не настаивать с подробностями. – Он заплатит за это.

– А как же Есения? Не думаю, что ей понравится твоя кровожадность.

И откуда только взялось все это злорадство и желание подергать хищника за усы? Ян не мог отчетливо ответить на такой вопрос, но и остановить язык, когда он уже развязался, тоже оказалось сверхсложной задачей.

– Я смогу убедить ее, что поступил во благо, – монотонно ответил Зверь. – Слушай, ты что решил мне допрос устроить? Вижу, что моя помощь тебе и даром не нужна! Раз так, то пора прощаться.

– Хорошо, пальма первенства твоя, – Ян сам удивился, насколько легко далось ему это решение. А ведь вынашивал план мести на протяжении стольких лет! – Помоги вернуть Дашу.

– Ты научил девчонку необходимому обряду? Она сможет поглотить силу Верховного и повернуть ее против него самого?

– Нет, – скривился Ян. – Нам было как-то не до этого.

– Хреново. Тогда придется все решать старым и проверенным способом. Встречаемся у лагеря жнецов через два часа.

– Слишком долго ждать!

– Мне надо собрать ребят и оружие. Раньше не смогу. Хотя, ты можешь попробовать пойти на штурм в одиночку.

– Козел, – выплюнул Ян.

– Я знал, что ты оценишь мое предложение. И не отсвечивай там, пока я не появлюсь.

Зверь первым прервал звонок, оставив Яна мучиться мыслями, насколько удачным было решение принять помощь давнишнего недруга. Он вновь включил программу слежения, и некоторое время просто наблюдал за медленным движением ярко-красной точки. Даша приближалась к южной черте города, за гранью которого начинался Запретный лес – территория жнецов.

– Я отправляюсь с тобой и точка, – заявил Брагин, с кряхтением поднимаясь на ноги.

Ян окинул его насмешливым взглядом. Мужчина был бледен, но все еще твердо стоял на ногах.

– А черт с тобой, Рэмбо, – махнул рукой Кенгерлинский. – Время в запасе есть, поэтому сначала отправимся в больничку и подлатаем твою голову. Вид мозгов меня не возбуждает.

Брагин не ответил на выпад. Он не проронил ни единого стона даже тогда, когда Ян довольно грубо усадил его на байк. Мужскую тупость, из-за которой Даша сейчас подвергалась смертельной опасности, Ян до сих пор не мог ему простить.

– Чтобы запчасти не выпали по дороге в больничку, – ворчливо прокомментировал он, натягивая шлем на раненую голову Брагина.

Перед тем, как завести мотор, Ян позвонил Адисе и, скрепя сердце, заручился его помощью. Из его близких знакомых, Узома был почти единственным кому еще не запретили беспрепятственно заходить на территорию жнецов. Какие бы разногласия между ними не произошли, но Ян понимал – свой человек в тылу врага, как никогда полезен. Особенно в данной ситуации.

Если бы Кенгерлинский знал, что его появление в поселении жнецов хоть как-то способно помочь Даше, то без промедления двинулся бы туда. Но он был реалистом и понимал, что своим нетерпением мог только подстегнуть Демьяна на решительные действия и навредить Даше.

Всеми силами Ян пытался этого избежать.

Невозможность действовать именно сейчас выкручивала его кости, точно пыталась завязать их в крепкий узел.

Осталось потерпеть меньше двух часов, и все решится.

Ян утвердился в мысли, что самым хреновым было ожидание.

Глава 35

Пешка или королева

Очнуться в темноте не стало чем-то неожиданным. За время «игр» в портале я настолько привыкла к черной субстанции, которая часто колыхалась перед глазами, что, когда открыла глаза – не испугалась. В первый момент так точно, хотя кроме темноты ничего не увидела.

Запоздало мелькнула мысль, что стоило. Вдруг я до сих пор в портале и просто помутилась разумом? Даже предположив такое, я содрогнулась, а между лопаток выступил холодный пот. Ужасно потерять трезвость рассудка и перестать различать, где реальность, а где лабиринты твоей фантазии.

Осознание всего произошедшего возвращалось ко мне медленно. Вместе с тупой болью, что сжимала виски. Голова казалась неимоверно тяжелой, а во рту было сухо, как в пустыне. Язык точно распух, ощущался большим и непослушным, а по структуре напоминал наждачную бумагу. Тело ломило от усталости, хотя я точно помнила, что никаких сверхнагрузок в ближайшие часы не переносила. Не считая приятных моментов с Яном…

Сердце тоскливо заныло.

Я знала, что рано или поздно либо демоны, либо Верховный жнец добьются своего. Все к этому шло, как бы Ян ни старался убедить меня в обратном. Возможно, если бы я осталась в особняке и не пошла на встречу с Брагиным, то все повернулось бы немного иначе. Удалось бы потянуть время. Только для чего? Впустую продлевать муку?

Хватит.

Эти игры за моей спиной настолько утомили, что некая часть меня даже радовалась, что исход близок. Наконец я толком узнаю, что от меня требуется и из-за чего затевался весь этот сыр-бор.

Все слова и признания Брагина покрылись во мне тонким слоем тумана. Нет, я поверила и даже приняла то, что Федор Иванович оказался моим отцом, но внутри ничего не почувствовала. Спокойствие и пустота. Увы.

Брагин как был для меня чужим человеком, так и остался. Я даже не могла с точностью сказать, изменится ли это как таковое или нет. А если судить, что меня похитили жнецы, то вероятность будущего, где будет место счастью, семье, отцу, приравнивалась к нулю.

Дрянь, которую в меня вкололи, отпускала медленно. Тело ощущалось сонливым и непослушным. Думать было тяжело, не то, что двигаться!

Влад хорошенько подготовился, чтобы сделать меня слабой и беспомощной. Он всегда любил подавлять и доминировать, упивался своей силой и властью надо мной. И как только я могла быть настолько слепа? Ведь в глубине души знала, что испытываю к нему душевную привязанность, теплоту, благодарность, но никак не страсть или любовь… Просто смирилась с мыслью, что смогу прожить с ним всю жизнь, прячась за спиной, и этого будет достаточно. Не знала, что эта спина окажется неспособной защитить и превратиться не в каменную стену, как хотелось, а рассыплется золой пустых обещаний. Да, предательство Влада для меня было сравнимо по силе с водородной бомбой. Я была морально уничтожена и унижена. Но… Сердце осталось немым.

Только сейчас поняла почему.

Мое сердце готово было петь или заходиться слезами только для одного человека. И Влад никогда им не был.

В свете последних событий я даже порадовалась, что интимная близость между нами была редкой. Влад не возбуждал мое тело до такой степени, чтобы терять голову и полностью погружаться в чан со страстью. А сейчас, и вовсе узнав, что он приходится мне двоюродным братом, все эпизоды нашего совместного прошлого вызывали одинаковую реакцию – отвращение до тошноты.

До секса с Кенгерлинским я частенько задумывалась о том, что женская фригидность не миф, а реальность.

Ян смог перевернуть все мое мировоззрение. Мы подходили друг другу, как ключ и замок. Жаль, что это не могло длиться вечно. В постели мы отлично ладили, скрывать здесь нечего, а вот с доверием и душевной близостью были серьезные проблемы.

Слишком много было разочарования, боли и предательства в моей жизни, чтобы поддаться искушению продлить моменты физической близости с Яном, а потом вновь получить по носу и упиваться новой болью. Всему есть предел.

Если раньше я готова была согласиться на меньшее, то сейчас мне надо было, либо все, либо ничего.

Ян не из тех мужчин, которые способны отдать кому-то «все», без остатка, соединиться с партнершей, обретя полную близость на всех уровнях. А я, как оказалось, не из тех женщин, что готовы получать меньшее.

И все же сожалений о том, что позволила Яну заполучить мое тело и душу не было. Если сегодня мне суждено умереть, то умру счастливой, ведь испытала мгновения такого волшебного наслаждения с любимым мужчиной, которого никогда ранее не знала. Некоторые люди так и проживают свои жизни, ни разу не ощутив подобного. Мне же повезло. К чему глупые стенания и сожаления?

В груди разлилось благостное спокойствие.

Я готова была принять свою судьбу, какой бы она не была.

Понемногу в голове стало проясняться, а неприятная слабость отступала. Мне необходимы были ориентиры помимо внутренних монологов, поэтому я попыталась полностью положиться на органы чувств и узнать о месте, где находилась, как можно больше. Зрение сфокусировалось, и я смогла увидеть, как сильно ошибалась. Из-за «дурмана», как назвала про себя ту дрянь, что мне вкололи, зрение почти перестало слушаться. Когда же вернулось, вся тьма, что казалась мне прежде сплошным толстым покрывалом, рассеялась. И я смогла осмотреться.

Со всех сторон меня окружали камни. Над головой они были острыми с красными отблесками на концах. Там, где тусклый свет обрывал возможности хорошей видимости, срабатывало мое воображение. Место, где я находилась, напоминало пещеру.

Глубоко вдохнув, я почувствовала насыщенный запах… земли. Влажной, рыхлой земли. Этот аромат не вызывал отвращения, хоть и забивал ноздри и горло полностью исключая другие посторонние запахи.

Напротив меня, у каменной стены стояли длинные, почти в человеческий рост, на изящных ножках, канделябры. Дрожащие язычки пламени отражались от стен. Кроваво-красные отблески на камнях создавали впечатление, что по стенам ползают мистические твари, оставляя липкий красный след.

Присмотревшись получше, я содрогнулась от отвращения. По стенам действительно что-то ползало. Множество мелких тварей от жуков и до пауков длиной с ладонь.

Взгляд резко опустился вниз, и только тогда я смогла вздохнуть с облегчением. Я лежала на каком-то возвышении, а мое тело было свободно от поползновений гадких насекомых. Уже за это я почувствовала сильный прилив благодарности.

Слегка пошевелив руками и ногами, поняла, что движений, кроме не до конца прошедшей слабости, ничего не сковывает. А значит, привязывать меня не стали. Я могла попытаться сбежать!

– Я бы не стал этого делать.

Кто-то зашел и если учесть, куда меня привезли, я вполне догадывалась, кто это мог быть. Поворот головы на звук голоса ничего мне не дал. Вместо того чтобы подтвердить или опровергнуть собственные догадки я осталась в неведении. Клубящиеся, темные тени скрывали вошедшего. Ряды мелких тварей расступались перед ним, словно отдавали честь и тут же смыкались плотным кольцом после его шагов. Он стоял ближе, чем на расстоянии трех метров от меня, но хорошенько удавалось разглядеть только силуэт. Мужской. Высокий. Худоватый.

– Почему же? – понадеялась, что в разговоре с незнакомцем смогу узнать больше.

– Земляную утробу, где будет проходить обряд, охраняют ядовитые стражи. Стоит тебе только самостоятельно, без жнеца рядом, сделать шаг на землю, и они нападут. Смерть будет ужасной. Твое тело распухнет, подобно шарику, кожа натянется, от резко возросшего внутреннего давления глаза остановятся навыкате из орбит. Все прекратится нескоро, а только тогда, когда твой мозг внутри черепной коробки лопнет, словно перезревший арбуз.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – содрогнулась я, пытаясь изгнать из головы картинку, нарисованную этим странным человеком.

– Не хочу, чтобы ты натворила глупостей, – его голос был приятен слуху. Он обволакивал, словно теплое одеяло, расслаблял и притуплял мое мысленное сопротивление.

Я уже почти готова была добровольно согласиться на все, что бы ни предложил этот мужчина. На все.

Осознание этого заставило меня ужаснуться. Я больно впилась ногтями в ладони, оставляя глубокие борозды, формой с полумесяц. И как только следы от ногтей заполнились кровью – наваждение спало. Боль позволяла мне мыслить трезво и сопротивляться гипнотическому эффекту говорившего.

– А ты не только очень красивая, Даша, – тихонько засмеялся мужчина. – Но еще и умная. Это впечатляет.

– Кто ты и что тебе нужно? – я слишком долго старалась быть вежливой, это время прошло.

– А ты еще не догадалась? Может, я поторопился с оценкой твоего ума?

– Демьян?

– Однозначно не поторопился. – Он подошел еще немного ближе. – Хочу дотронуться до тебя, ощутить на вкус твою кожу. Ты позволишь мне?

– Нет! – слишком истерично, чтобы не выдать мимолетный страх, что взорвался во мне даже при мысленном рассмотрении такой возможности, выкрикнула я. Демьян довольно рассмеялся, но не отодвинулся. Пришлось откашляться и более спокойно добавить. – Это нечестно.

– Что именно, дитя мое?

Видимо, мне удалось поймать его на любопытстве. Необходимо было попытаться на этом сыграть.

– Ты видишь мое лицо, а свое не показываешь.

– Так тебе не нравится моя скрывающая личина? – спокойно спросил он. – Это легко исправить, дитя мое.

Демьян взмахнул рукой, и тени рассеялись, открыв мне его истинную внешность.

Как бы мне ни хотелось обратного, но я не могла не признать, что он был красив. Даже великолепен. Немного худощавое, но натренированное тело было обнажено до пояса. Широкие, из черной атласной ткани, брюки с низкой посадкой прекрасно подчеркивали идеально плоский живот мужчины. Накидка из такой же ткани, ниспадала за спину. Крепилась она с помощью драгоценной застежки в виде змеи, перетягивая ткань у линии ключиц.

– Нравится ли тебе то, что ты видишь, дитя мое? – его немного хрипловатый голос, вывел меня из некого транса и заставил перевести взгляд на лицо.

Даже здесь мне не было дано шанса уцепиться хоть за малейшее уродство или несовершенство. Идеально пропорциональные черты лица Демьяна просто приковывали взгляд. Хотелось смотреть, смотреть и смотреть, поглощая в себя эту странную притягательность и не отводить глаз никогда. Особенно от его черного взгляда с поволокой, который сейчас медленно, но решительно приближался. Демьян склонялся к моему лицу. Очень сильно хотелось дотронуться до него. Зарыться пальцами в темные, цвета шоколада, волосы. Пройтись по всей их длине до самых плеч, втянуть в себя запах пряностей, что неуловимым шлейфом сейчас распространялся вокруг нас и… забыться.

Последнее желание было настолько сильным, что сработало как тревожный колокольчик в моей голове. Не имея возможности разорвать зрительный контакт, я крепко ущипнула себя за бок. С острой болью – наваждение вновь отступило на второй план, оставляя мне и дальше возможность сопротивляться.

Он опять использовал на мне свои странные штучки! Как же вести себя, чтобы не попасться на эту удочку вновь? Странная магия, что исходила от Демьяна, почти лишила меня сил, пробуждая неестественное возбуждение взамен. Внутри было пусто, безэмоционально, а тело откликалось на близость и жаждало большего. Это пугало.

Я отстранилась и Демьян выпрямился. На его лице мелькнуло явное недовольство.

После того, как Ян много раз упоминал о Верховном Жнеце, я была несколько разочарована. Ожидала увидеть монстра во плоти, устрашающего и противного, а встретилась с магически притягательным мужчиной. Не так, совсем не так, по моему мнению, должно выглядеть зло вселенских масштабов.

– Где Рита? Почему мы не вместе? Она в порядке?

– Сколько вопросов, – тихонько рассмеялся Демьян. – Твоя подруга жива. Я даже приказал не слишком усердствовать с жестоким обращением. Женщине с полным лоном, это может принести значительный вред.

– Что?!

– Ах, да, – подмигнул он. – Ты же не знаешь. Да и твоя подруга еще в блаженном неведении, что скоро ее живот округлится, а лоно будет готово понести новую жизнь.

– Отпусти ее!

– Ее дальнейшая судьба полностью зависит от твоего будущего решения. Так что, перед тем, как давать ответ на мой главный вопрос, хорошенько подумай, дитя мое.

– Почему ты так странно меня называешь?

– Как?

– Дитя мое.

– Ты плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Неужели не чувствуешь насколько мы одинаковы?

Признаться честно, сейчас я чувствовала, что угодно: удивление из-за новости про Риту, легкий страх от неизвестности, боль, что причиняло долгое сопротивление магии Демьяна, тоску и печаль по Кенгерлинскому, но никак не эфемерное сходство между нами.

– Ты мой потомок, Даша, – с гордостью в голосе сказал он. – И пришло время исполнить твое великое предназначение. Нравится тебе это или нет.

– И в чем же заключается мое великое предназначение? – скривилась я. Вся эта ситуация, пафос в его голосе, стали меня откровенно забавлять. – Умереть?

– Только из-за того, что ты снискала мое расположение, я дам тебе выбор. Ты можешь пройти обряд Посвящения, добровольно перейти в загробный мир, принести подношение предкам, напитаться их силой и вернуть ее мне. Можешь, проделать все то же самое, только через принуждение, пытки и боль. Результат все равно будет идентичен. Обряд свершится. Или же… ты можешь выбрать разделить со мной ложе и понести в этот мир мое продолжение. Ты идеально создана для этого, я чувствую, что твое лоно принесет мне новое, сильное и необычное потомство.

Гнев, а не страх, ударил в мою грудь. Дыхание сбилось. Я, захлебываясь своим возмущением, открыла рот для обидного ответа, но была бесцеремонно перебита.

– Не отвечай так сразу, дитя мое. Подумай. Я обещаю тебе, что вечность со мной будет прекрасна. Мы сможем вернуть силы моему народу, избавив тебя от боли прохождения через ритуал. После того, как возляжешь со мной на ложе, я обещаю, ты будешь испытывать только наслаждение. Я позабочусь об этом. – Его глаза загорелись дьявольским огоньком предвкушения. Я поежилась от этого дикого взгляда. – Предки создали меня идеальным, Даша. Ты – прекрасна. Вместе мы сможем создать нечто необыкновенное и совершенно новое. Только дай свое согласие.

– Ты совсем съехал с катушек?

Демьян несколько раз растерянно моргнул, потом его лицо исказила злобная гримаса, а все предвкушение исчезло.

– Вижу в тебе слишком много от матери и ничтожно мало от моей Милены, – выплюнул он. Сладость, что еще недавно лилась из его речей, точно сироп, превратилась в сталь. – Ты ошибаешься, принимая такое необдуманное решение. Подумай еще, я умею быть благодарным.

– Так вот, как это правильно называется? Благодарность, да? Именно это ты раздаешь направо и налево своим жертвам? Именно этим ты одаривал, преследуя мою мать?

Брови Демьяна нависли над его пылающими гневом глазами:

– Лида была глупа! Вместо того чтобы отдать мне то, что я хотел – ее кровь для необходимого обряда и тебя, она сопротивлялась до последнего и бегала от меня по всей стране! Пока девчонкой была, я думал, что все это пройдет, и она сама поймет всю выгоду от нашего сотрудничества. Но когда вдруг узнала, что носит во чреве тебя – взбесилась! Точно белены объелась и решила скрываться до последнего вздоха. – Демьян злобно улыбнулся. Его речь утратила былой изыск и пафос. – Впрочем, что выбрала, то и получила. Скрывалась до последнего вздоха, пока кровь не заполнила ее легкие, и она не захлебнулась. Мои ребята, конечно, перестарались, убивать ее так сразу я не собирался. Но, что поделать… Издержки плохого воспитания, так сказать. Лида спровоцировала жнецов, они ей ответили силой на хамство. Оказалось, что силу она не смогла выдержать. Как и ее подружка–стерва, что сбежала от меня и родила мне сынка. За что и поплатилась. Замаскировать убийство под случайность, оказалось проще пареной репы. Я не прощаю ослушаний. Разве это сын? Хиляк и недоумок!

– Ты чудовище…

Демьян улыбнулся с безмятежностью того, кто точно знал о своем превосходстве:

– Не меньшее, чем твой Вестник, который трахает все, что движется. Или ты думала, он изменил своим привычкам, если ты пустила его к себе между ног?

Выражение лица Демьяна стало хищным и предполагало собой, что он искренне наслаждается произведенным эффектом.

– Чем ты думаешь, он сейчас занимается? – довольно протянул он. – Снимает стресс с очередной блондинкой.

– Это неправда!

– Правда, дитя мое. Хватит себя тешить иллюзиями. По-настоящему ты нужна только мне. Хорошенько подумай об этом. – Я не верила ни единому слову Демьяна про Кенгерлинского, но противный червячок сомнений все равно поселился в груди. – И не волнуйся, Ян придет. Но не для того, чтобы освободить тебя, а чтобы тоже принять участие в обряде. Каждому, кто будет присутствовать при Пробуждении, достанется часть Силы. И Ян об этом прекрасно знает. Думаешь, зачем он так долго нянчился с тобой? Он жаждет власти и Силы так же, как и я. Поэтому если уж не получилось использовать тебя против меня, то он все равно попытается получить свою часть – через обряд.

– Наглая ложь! Анисья взяла с него слово отомстить! Ты – монстр, которого давно надо было прикончить!

– Ах, бедное мое, наивное дитя, – притворно вздохнул Демьян, сложил руки на груди и прошелся вокруг меня, заставляя напрячься, сесть прямее и замереть. – Анисья всего лишь разгневанная жизнью женщина, причем мертвая и довольно давно. Никакого вреда она мне уже принести не сможет. Так, карты спутала своим проклятием, но я почти нашел лазейку, как его обойти… А Ян… Он никогда не отличался привязанностью к семье и ответственностью за свои решения, поэтому, когда настанет черед выбирать: Сила и власть, либо ты – я точно знаю, какой выбор будет за ним.

Демьян покрутил в пальцах густую прядь волос, словно мысленно прокручивая в голове собственный сценарий, а потом вдруг вновь резко перевел взгляд на меня:

– Ты когда-нибудь была на могиле матери?

– Нет. Я даже не знаю, где она похоронена.

– О, это мое любимое место во всем мире! Стоять босыми ногами на земле, где погребальный костер превратил в пепел кости того, кто так долго отделял тебя от цели… это так приятно, – Демьян улыбнулся и всего на миг я увидела его истинную сущность, что просвечивала сквозь эту приторную личину. Настоящего, жестокого монстра. – Ее кровь приблизила меня к разгадке, хоть и не так, как я хотел. А получать вознаграждение за ожидания мне по нраву. Я сжигаю своих врагов в одинаковом месте, чтобы не размениваться землей. Они все там. И Анисья, и Божена, и… – он запнулся, а потом сделал вид, что закашлялся. – И Милена.

Мне эти имена, кроме бабушки Яна, не были знакомы. Интересовало только местонахождение этого захоронения, если бы выдался шанс взглянуть на него хоть одним глазком, прикоснуться к земле, куда упокоили мою мать… Но великодушия не было в чертах Демьяна, поэтому озвучивать свою просьбу я не стала.

– Еще в детстве, когда наблюдал за Верховным, я поставил себе цель, что займу его место, но на достигнутом не остановлюсь, а пойду дальше. Вся Сила будет принадлежать только мне! И я успешно шел к своей цели, готовился к нападению на Верховного, плел заговор, пока в поселении не появилась Милена. Не думал, что смогу жаждать чего-то больше, чем Силу. Смог. Жаждал Милену, Банши, которую должны были отдать в жертву предкам, как безумный! Совсем голову потерял! – Демьян присел рядом на мой камень и склонил голову. Слова лились из него, точно мужчина, наконец, нашел момент, когда стоит выговориться, а остановиться уже не мог. Первый раз он стал выглядеть, как обычный человек. И это подкупало. – Я не мог позволить Милене погибнуть в этом обряде. Ее клан, соседствующий с нашим, добровольно отдал Банши на верную погибель, ведь только раз в двадцать лет, обряд Пробуждения заканчивался смертью Проводника. Именно его силой питались предки и одаривали нас взамен магией многие годы. Милена была чистой, наивной девочкой и она единственная, кто воспринимал меня таким, каким я являлся на самом деле. Пришлось срочно менять планы. Я всегда пользовался популярностью у слабого пола. Чтобы спасти Милену от жуткой участи, пришлось переключить свое внимание на Божену, дочь Верховного и Анисьи. Девчонка давно кидала на меня заинтересованные взгляды, но мне с ней ловить было нечего.

Демьян оперся локтями на колени и задумчиво уставился на гадов, что продолжали ползать рядом с камнем. Меньше двадцати сантиметров отделяло мои босые ступни от этих тварей.

– Божена оказалась легкой добычей. После того, как я забрал ее невинность – уговорить девчонку на возможность проведения ритуала именно с ней в главной роли стало плевым делом. Она верила, что я смогу избежать смертельного исхода, удовлетворив и клан, и предков. А после мы обязательно будем счастливы вместе, – он весело хмыкнул. – Сам удивляюсь, как она повелась на такую неприкрытую ложь с моей стороны. В ночь, когда один из моих людей попытался убить Божену на ритуале, а другие завершили переворот и обезглавили Верховного, Милена стала моей. Божена же оказалась еще более слабой, чем я думал. Лишившись своих сил, она самостоятельно избавила себя от жизни на глазах у матери.

Его откровенность выбивала меня из спокойствия. Хоть голос Демьяна звучал ровно и беспристрастно, я чувствовала, как вихри сильных эмоций кружат вокруг него, обдавая меня потоками сладкого воздуха с запахом специй.

– «Ты жестоким обманом решил защитить возлюбленную, – стал кривляться Демьян. – Теперь смотри, как каждая ее частичка будет умирать от твоей руки. Кровь, что была пролита в ночь, когда ты уничтожил моих близких, превратится в яд. Каждый, кто дотронется до нее, обезумеет и потеряет себя навеки». Так сказала Анисья, следующим утром ворвавшись в нашу с Миленой спальню, а после взмахнула своими дряблыми ручонками и добавила зловещим шепотом: «Проклинаю тебя, Демьян, отныне и навеки! Тебя и весь твой род до последнего колена. Ты будешь вынужден день за днем наблюдать, как твоя возлюбленная превращается в истинного монстра, того, кем ты сам являешься. Ее лоно будет плодовитым, и каждое ваше дитя, что явится на свет, будет продолжением проклятия, которое проявит себя во время первой близости. Ваши потомки никогда не познают истинной любви, они будут навек прокляты, чтобы причинять боль тем, кто осмелится их полюбить. Они будут страдать и погибать, испытывая мучения такой силы, какие ты посмел причинить мне, отобрав всех близких. Запомни мои слова, Демьян. Они станут твоей надгробной молитвой».

– Зачем ты мне все это рассказываешь сейчас?

– А разве перед тем, как ты примешь главное решение в своей жизни, я не должен разложить информацию по полочкам, чтобы придать тебе необходимую мотивацию? – злобно сверкнул глазами он, а потом дико рассмеялся, как безумец. – К тому же, все злодеи исповедуются перед тем, как нанести последний сокрушающий удар.

Ведь именно так поступает абсолютное зло в популярных книгах и фильмах? Видишь, я иду в ногу со временем! А я же абсолютное зло, Даша, не так ли?

Он замолк, а меня пробрал холод такой силы, что застучали зубы. Демьян издевался, подрожая зловещему голосу, звучало это неимоверно страшно, что мои эмоции хлестали через край.

– Что было дальше? – робко спросила я.

– Мне стоило убить Анисью еще тогда, у нашего с Миленой ложа, но любимая попросила отпустить Верховную Банши с миром, надеялась со временем вымолить у нее прощение. Наивная любовь моя. Анисья забрала малолетнего сына и скрылась. Я не мог отыскать ее многие десятилетия. А проклятие, тем временем, сбылось и набирало силу. Предки разгневались на подмену в ритуале Пробуждения и в нашем селении все Банши, кроме Милены, лишились Силы. Кровь моей возлюбленной стала ядом для всех, кроме меня. А наши дети, девочки-Банши, были вынуждены нести бремя жертвы. Я проводил ритуал над каждым нашим младенцем, пытаясь вернуть расположение предков. И с каждой последующей смертью очередной дочери, Милена все больше лишалась рассудка. Пока я отвлекся на поиски Анисьи, она забрала новонорожденную дочь и сбежала. Милена сама ко мне вернулась, через двадцать лет. Перерезала себе глотку у меня на глазах, а где дочь оставила – так и не призналась. Так вы и расползлись, как те муравьи, по всей стране. А я все пытаюсь отыскать правильный алгоритм действий, чтобы снять это идиотское проклятие!

–Мне… мне, – я не знала, как подобрать правильные слова.

– Жаль? Ой, да ради Богов! – Демьян вскочил на ноги, пауки разбежались в стороны, освобождая ему дорогу. – Только не говори, что у тебя так близко сострадание! Иначе я буду знать, на какую точку больнее надавить.

– Мне не жаль, – твердо ответила я. – Понять не могу, что чувствую после всего твоего рассказа, но точно не жалость. Наверное, дежавю. У меня сегодня день признаний. Все пытаются мне открыть глаза на правду. К чему бы это?

– К дождю? Или к близкой кончине? – Демьян беззаботно пожал плечами. – Выбор за тобой, дитя мое.

– Я не стану тебе помогать. И спать с тобой тоже не буду.

– Что ж, – поджал губы он. – Будь, по-твоему. Пришлю людей, чтобы они приготовили тебя и капище к обряду.

Без единого лишнего звука, почти бесшумно, Демьян вышел из пещеры.

Глава 36

Обряд

Не успела я придумать план побега, как в пещеру вошли люди. Их было шестеро. Все мужчины и судя по одеждам, я уже стала привыкать к кожаным штанам и черным балахонам, жнецы. Единственным знакомым из всех – оказался Влад.

– Готова повеселиться? – потирая руки, улыбнулся он мне.

– Всегда готова, Владик, – буркнула в ответ.

Хотелось плюнуть в его наглую рожу, но возможности дотянуться, чтобы не попасться ядовитым тварям, не было. Поэтому пришлось ограничиться дозированной ненавистью на расстоянии.

– Я знал, что тебе больше понравится идея с обрядом, – многозначительно хмыкнул он. – Фригидные сучки не выберут секс, даже если это будет лучшим из предложенных вариантов.

Я решила игнорировать его открытый мерзкий выпад и сосредоточила внимание на остальных зашедших жнецах. Каждый из них вел себя уверенно, твари не нападали, а казалось, наоборот подчинялись мысленным приказам мужчин. Они послушно отползали со стен и пола в тех местах, куда жнецы наносили неизвестные мне символы и знаки. Рисовали они пальцами, макая руки в глиняные чаши с темной жидкостью. Я не была настолько наивна, чтобы полагать, что это пищевая краска или овощной сок, но до последнего не верила другой догадке. Лишь когда металлический запах распространился по пещере и достиг моих ноздрей, поняла – они рисовали кровью.

– Может, не будешь маячить в проеме, Владик, а присядешь? – саркастически протянул темнокожий, высокий мужчина.

– Я лучше постою, – тут же нашелся с ответом Влад, а когда раздался оглушающий дружный хохот мужчин, скривился и гневно сверкнул глазами в мою сторону.

Я ожидала еще какой-то очередной колкости или пошлой шутки, но Влад молча буравил меня взглядом. Он сместился немного влево, к стене, которую уже закончили расписывать, и продолжал угнетать меня своим угрюмым видом.

Как только с рисунками кровью было покончено, мужчины внесли несколько сотен толстых свечей и расставили их по всему периметру пещеры. Благодаря этому света стало настолько много, что казалось, точно мы находились под прямыми лучами солнца.

Все это время Влад продолжать молчать и изучать мое лицо со стороны. Даже на расстоянии я чувствовала его прожигающий насквозь взгляд. Сколько бы между нами плохого не произошло раньше, но я не могла его ненавидеть. Ведь прекрасно помнила и приятные моменты нашего совместного прошлого. В отличие от Влада. Его взгляд был полон такой ненависти, что я даже не сомневалась в жгучем желании убить меня на месте. Если бы не Демьян и его планы, не удивилась бы, что Влад так бы и сделал.

Подготовив пещеру к будущему обряду, жнецы ушли. Один из них, тот темнокожий мужчина, что спровоцировал недавно Влада, вернулся. У него в руках был белый сверток, глиняная чаша, громоздкая щетка для волос и несколько белых ленточек.

Жнец не стал ничего говорить, он решительным шагом направился ко мне:

– Вставай.

Округлив глаза, я покосилась на пауков, что ползали возле камня, на котором я все еще сидела. Тело, конечно, затекло и ноги требовали движения. Но перспектива отсидеть на неудобном камне задницу и отморозить ноги мне виделась намного радужнее, чем превращение собственного мозга в переспевший арбуз, как выразился Демьян.

– Не бойся. Они тебя не тронут, – немного мягче вновь заговорил мужчина и подал мне руку. – Мне необходимо тебя подготовить к обряду и помочь пройти омовение.

Глаза жнеца выражали искреннее участие. И почему-то мне захотелось поверить, что ему меня жаль. Вероятнее всего, я просто выдавала желаемое за действительное, но… руку в протянутую ладонь вложила. Тут же была одарена приятным, теплым рукопожатием и мимолетной улыбкой. Жнец помог мне подняться на ноги, пауки действительно разбежались, не тронув нас. Они огибали меня в радиусе нескольких сантиметров от ступней, но мои коленки все равно дрожали и подгибались от такого скверного соседства. Каменный пол приятно холодил уставшие подошвы ног.

Мужчина поддержал меня за руки, подождав пока не привыкну к полностью вертикальному положению и отпустил. Предметы, которые он принес с собой, оставил на камне, где я сидела. Обернувшись, я внимательно осмотрела место, на котором провела столько времени, находясь здесь. Камень был пологим и огромным, по всей поверхности его укрывали вырезанные знаки, а с двух боков были выскоблены ровообразные отверстия. Даже моих скудных знаний в мифологии хватило, чтобы понять, чем именно было мое импровизированное ложе. Жертвенник.

По спине прошел мороз.

Я ведь уже приготовилась к смерти, правда? Почему же сейчас так отчаянно страшно?

Жнец не стал терять времени даром, пока я была занята разглядыванием жертвенника и жалостью к себе. Он аккуратно взялся расплетать мою косу, которую наспех заплела, когда мы с Яном решили показаться к обеду.

– Стой! – вскричал вдруг Влад, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. – Мы так не договаривались! Мне Демьян говорил, что обряд пройдет без омовения!

Жнец пожал плечами, продолжая расплетать мне волосы.

– Он мне слово дал! – не успокаивался Влад.

– Ну как дал, так его и забрал. Что ты так взбеленился? Любовь проснулась или братские чувства?

Влад замялся.

– Ты же сам хотел, чтобы ее поймали и провели обряд!

– Провести обряд и убить две разные вещи, – хмуро возразил он. – Я хотел ее проучить, а не убивать!

– Одной Банши меньше, одной больше… Не все ли равно? Если обряд сработает, то наши женщины вновь обретут Силу и возродится новое сильное поколение. Выберешь себе Банши по вкусу, разве их мало?

– Родная кровь не водица…

Влад покачал головой, потом сжал губы в тонкую линию и махнул рукой, словно жнецу не было смысла что-либо доказывать.

– Иди, Михась, я сам закончу приготовления.

– Ну как знаешь, – передал в руки Влада тяжелый гребень жнец. – Только смотри, без глупостей. Не то Демьян сначала с меня шкуру спустит, а потом с тебя и этой девки. Нигде не спрячешься.

Когда жнец скрылся в проходе, а его шаги смолкли, Влад подошел ко мне и неуверенно провел по волосам.

– Не стоит волноваться, Влад, – не знаю, зачем я решила проявить сочувствие или понимание именно сейчас и именно к этому человеку. – Я готова ко всему, что меня ждет.

– Дура! – отшатнулся он, точно вместо моих волос появились змеи. – Ты не представляешь, на что соглашаешься!

– Что бы это ни было – я готова, – упрямо вздернула подбородок я. Может, если повторять это чаще, то станет не так страшно?

– После того, как ты пройдешь все стадии обряда – сама будешь просить о смерти. А если Демьян решил провести тебя через омовение, то ты никогда не сможешь обрести покой в загробном мире! Теперь ты понимаешь, что тебя ждет, дура?!

– Понимаю.

– И так спокойно об этом говоришь?

– А у меня есть выбор?

– Нет, – печально покачал головой он. – Больше нет.

Между нами пролегла неловкая пауза.

Влад на удивление аккуратно расчесывал мои волосы, стараясь не дергать непослушные пряди. Даже за время нашего «романа» я редко замечала за ним подобную нежность.

– Пойдем, – Влад положил гребень на камень, взял белый сверток под мышку и потянул меня за руку.

Мы обошли жертвенник, завернули за угол и наткнулись на небольшую нишу. Над темным провалом, что я увидела, не было ничего, кроме не слишком широкой доски, которая соединяла два каменных края, будто импровизированный мост.

– Раздевайся, а потом вставай на доску и не шевелись, – скомандовал Влад.

– Не буду!

– Даша, – устало вздохнул он. – Мне надо совершить обряд омовения. И делается это именно так. Не бойся, я тебя не трону. Но сделай все так, как я говорю. Пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы я был вынужден позвать кого-то другого?

– Нет. Пусть уж лучше будешь ты, – согласилась с его доводами и решила уточнить одну деталь. – Догола?

Влад кивнул.

Стыда во время того, как стянула платье и белье не было. Только страх.

– Будет неприятно, – предупредил он, когда помогал мне залезть на доску. – Не шевелись, иначе свалишься в пропасть.

Я побоялась даже кивнуть. Коленки дрожали так сильно, что казалось, не выдержат, подогнутся – сигану в этот темный провал. Все-таки внутренне, как ни крути, а продолжала уповать на чудо. Может, обещанный обряд окажется не таким уже и смертельным?

Зажмурившись, я старалась отвлечься от монотонно медленных прикосновений Влада. Мыл он меня голыми руками, отчего вся процедура становилась еще более мерзостной. Металлический запах крови стоял повсюду, еще теплая она струилась по моей коже. Влад что-то бормотал на неизвестном языке и в тех местах, где его руки касались моей кожи, тело неприятно жглось.

Я не заметила, как все завершилось. Влад помог мне спуститься, развернул белый рулон, это оказалась сорочка из тонкого батиста, и прикрыл мою наготу. После крови любое прикосновение к моей коже отзывалось жжением.

Когда мы вернулись обратно к жертвеннику, Влад вплел в мои волосы белые ленты, но не стал сооружать общую косу, а оставил их распущенными. Проделал он это в гробовой тишине.

– Прости меня, – после долгого молчания заговорил он. – Я не ожидал, что все именно так получится.

– И ты меня прости.

– За что?

– А разве не найдется за что? Ну, вот хотя бы за ту глупую выходку, когда решила порчу на тебя навести у гадалки. Слава Богу, что проклятие не сработало.

– Сработало.

Я приглушенно ахнула:

– Только не говори, что касался моей крови!

– Нет, – отрицательно мотнул головой он. – Меня прокляла ведьма. Сказала, что каждый раз, когда я задумаю плохое, вся гниль будет выходить из меня наружу. Пока не очищу свою душу.

– Бред какой-то.

– Поначалу я тоже так думал. А оказалось, что мое тело гниет изнутри. – Влад отогнул ворот рубашки, в проеме, что показался я увидела кусочек его груди, которая была сморщена, покрыта язвами и струпьями. – Не стоит меня жалеть. Лучше себя пожалей.

– Ты расскажешь, что меня ждет?

Влад вздохнул:

– Никогда не слышала про обряд раньше? Ну, да, конечно, не слышала. Ты же убогая. Верховный соединит ваши силы, а потом проведет тебя мысленно через четыре стихии: воздух, воду, землю и огонь. Когда с этим будет покончено, твое тело умертвят, а дух должен будет отправиться к предкам, чтобы отдать себя им в жертву. Если предки будут довольны, то сила к нам вернется, – он передернул плечами. – На самом деле я мало знаю об этом.

– Могу я тебя кое о чем попросить?

– О чем? – сразу напрягся он.

– Я хочу отправить письмо на электронный адрес. Ты сможешь это устроить?

– Из тысячи возможностей ты просишь меня предоставить тебе выход в интернет? В пещере?

– Я хочу попрощаться.

– Ну, хорошо, – нахмурился он и протянул мне свой айфон. – Я не уверен, будет ли здесь ловить сеть, но попробовать можно.

– Спасибо, – искренне поблагодарила, усевшись обратно на жертвенник.

К нашему общему удивлению, сеть работала исправно. Влад немного отошел, чтобы хотя бы сделать видимость моего уединения. Если позвонить любимому я не могла, то решила написать письмо. Это был лучший способ рассказать обо всем, что чувствую. Совершенно недавно, застав Яна за разбиранием каких-то бумаг по работе, я подглядела в компьютере адрес его электронного ящика. И так получилось, что запомнила… Сейчас вот пригодилось.

«Я умерла 17 мая 2014 года, – дрожащими пальцами, набрала я. – Неведение – ключ к счастью. Слепому, безмятежному, тягучему, банальному. Счастью. Правда бьет по голове сильнее молота, вышибает воздух и противным металлическим привкусом оседает внутри.

На самом деле я умерла 17 мая 2014 года. Именно тогда.

Ты помнишь? Землю осыпал белый, легкий, словно пепел, цвет вишни. Он невесомо кружил под последнюю весеннюю симфонию ветра, приглашал к танцу и тихо оседал оземь. Лепестки собирались в складках темно-коричневой куртки, тонули в липком красном шлейфе и путались в волосах. Их было множество. Разные, словно калейдоскоп событий, они напоминали мне о том, что не успела. Не смогла. Не сказала. Не призналась. И еще о тысячах «не» в моей прошедшей жизни.

Знаешь, я ведь никогда не знала насколько важно успеть. Просто успеть жить. Вовремя сказанное слово, объятие, признание или чувство… Все это мне не знакомо. Нет. С заядлым рвением я втискивалась в жесткие рамки – «нельзя, не сейчас, не сегодня».

Я многое тебе не сказала, Ян. Не сказала самое главное. И если ты читаешь это письмо, то уже и не смогу сказать.

Прости меня.

Я так привыкла тебя обвинять во всех своих бедах, что не заметила самого главного – во всем виновата только я. Мне очень хочется, чтобы это письмо никогда не пришло к тебе, чтобы я сама лично смогла сказать все, что нужно, но…

Прости меня, Ян. Я подвела тебя. Не справилась. Во мне нет столько силы. Ты переоценил мои возможности. Ты всегда считал меня лучше, чем я была. Хотя ни разу об этом не сказал, но я догадывалась.

Я воровка утерянных жизней.

Жизнь настолько эфемерная и хрупкая штука, что никогда не замечаешь, как она утекает сквозь пальцы. Не замечаешь до того момента, пока последняя капля не зависнет на пучке безымянного, вспузырится блесткой, подмигнет и… исчезнет…

Прости, что так и не позволила нам быть вместе…»

Закончив набирать текст, я ввела необходимый адрес и нажала кнопку отправления. Как только диалоговое окно сообщило, что письмо отправлено адресату, вздохнула с облегчением. Утерев слезы, отдала телефон подоспевшему Владу. Он выглядел обеспокоенным и виноватым.

– Не надо, – предупредила я. – Не хочу больше об этом думать. Долго еще ждать?

– Как только луна достигнет пика небосклона, начнется ритуал. Уже скоро.

– Хорошо, – выдохнула я.

На сердце было легко, хоть и тоскливо.

По пещере разносился равномерный гул от голосов нескольких десятков жнецов, что застыли по периметру большого круга. Они пели на странном и грубом языке. Мне казалось, что сквозь тень, которую откидывали на лица их глубокие капюшоны, я видела хищный блеск превдкушения в глазах. На самом деле, лиц не было видно, а глаз тем более. В центре круга, находилось всего двое, не считая множества насекомых. Я и Демьян.

Мне было приказано стоять на коленях, умостившись на жертвеннике. А Демьян, словно коршун, носился вокруг камня и совершал необходимые для обряда манипуляции.

– Кто-нибудь снимите с нее эту побрякушку, – вспомнились недовольные слова, которые он произнес перед началом ритуала. – А, ты уже сама сняла? Молодец.

Я склонила голову и посмотрела на грудь, в ложбинку которой как раз утыкался кончик моего амулета. Он был на месте, но, казалось, Демьян его не видел. Убеждать в обратном я его не стала. Мало ли…

Сначала ничего не происходило. Демьян махал руками, чертил в воздухе какие-то знаки, жнецы монотонно пели. Я молча наблюдала за всем этим со своего «насеста». Когда же меня настигла мысль, что весь этот ритуал Пробуждения на самом деле липовый и ничего страшного мне не грозит – накрыла первая волна жгучей боли.

Воздух собрался вокруг меня в маленькое торнадо, он образовал плотный кокон вокруг кожи, обдавая ее холодом. Легкие жгло от невозможности вдохнуть, глаза слезились, а паника устойчиво и решительно подбиралась к горлу.

Торнадо просочилось в меня, точно нашло лазейку и я, наконец, смогла натужно, с хрипом вдохнуть.

Счастье длилось мгновенье.

Фонтанчики воды появились из ниоткуда и взметнулись вверх, оплетая мое тело, словно живые лианы. Вода пыталась проникнуть внутрь меня через нос, рот, уши. Я захлебывалась, глотая. Невыносимый звон стоял в голове, точно извещая о том, что она готова лопнуть от перенапряжения. Испытание водой прекратилось прежде, чем мое сердце перестало бы биться.

Отплевываясь от воды, я вытирала мокрое лицо ладонями, чтобы рассмотреть, что происходило вокруг. Монотонный гул превратился в настоящий громкий вой. Жнецы покачивались, вознеся руки вверх и запрокинув головы, словно в трансе. Огни свечей удлинились и напоминали теперь настоящие языки прожорливого пламени.

Лицо Демьяна застыло звериной маской.

Не успела я перевести дух, как третья волна боли скрутила желудок в узел. Руки и ноги налились такой свинцовой усталостью, что напоминали мне безвольные плети. Пошевелиться я не могла. Даже закричать возможности не было. Грудь сдавило какой-то невидимой тяжестью, точно на меня взвалили железобетонный блок, а в нос ударил стойкий запах земли. Не знаю, как долго это продолжалось.

Со свистом третья волна боли схлынула, чтобы тут же уступить место четвертой. Позвоночник обожгло пламенем. Оно было повсюду. Облизывало кожу лица, шеи, предплечий, спускалось к животу и обхватывало ноги. Я горела заживо, словно спичка. Запах паленой кожи и волос бил в нос, едкий дым спускался по горлу и вызывал приступы кашля. Язычки пламени, словно разноцветные искры плясали перед глазами. Мне хотелось разорвать на себе кожу, чтобы освободиться и умереть. Завыть в голос так громко и надрывно, чтобы волосы встали дыбом у всех, кто услышит. Но тело застыло послушным изваянием, а голос не подчинялся.

Когда мне показалось, что эта агония никогда не прекратится, пламя исчезло, принеся за собой неимоверное облегчение.

Я со страхом ощупало свое лицо, но никаких повреждений на нем не осталось. Даже ни одного ожога!

– Я знал, что ты придешь, – довольно сказал Демьян, поворачиваясь в сторону. За его спиной я не видела, к кому он обращался, да и сейчас это не было столь важно.

Мысли разбегались, внутри тела творились некие метаморфозы. Я чувствовала себя переполненной чем-то новым до краев. От всего творившегося ранее с моим телом не могла справиться с шоком. Хотелось ущипнуть себя до боли, чтобы удостовериться, что все это не дурной сон.

– Раз пришел, то заверши обряд, – приказал Демьян, отступая немного от жертвенника. – Смелее.

Мужчина вышел из общего круга и твердым шагом направился ко мне. Когда он остановился и опустил капюшон, открыв лицо, я еле сдержала крик. Прямо передо мной стоял… Ян. Его глаза сверкали синим пламенем и, как только он вытянул немного вперед руки – в ладонях прямо из воздуха появился длинный, искривленный полумесяцем, кинжал.

Глава 37

Держи меня крепче

Терпение не считалось благодетелью Кенгерлинского. После прошедшего часа, когда минутная стрелка издевательски медленно двигалась по циферблату, он это понял отчетливо, как никогда.

Время играло с ним злую шутку. Заняв выгодную позицию для наблюдения недалеко от поселения жнецов, Ян испытывал ни с чем несравнимую пытку. Ему было мучительно даже осознание того, что он находился слишком близко к Даше, но в тоже время настолько далеко, чтобы чем-либо помочь.

Он был полностью беспомощен.

Луна взошла и, если Демьян решил провести ритуал сегодня, то начнет он скоро. Или нет. Неведение, что именно задумал Верховный и как может повлиять на Дашу лишало Яна остатков фальшивого самоконтроля. Он готов был ворваться в поселение прямо сейчас, только чтобы убедиться, что Банши до сих пор в порядке. Лишь знание, что от его скоропалительных решений Даша могла пострадать, останавливало от необдуманных порывов.

Кенгерлинский старался абстрагироваться, сконцентрироваться на предстоящей битве, но мысли, то и дело, возвращались к девушке. Воспоминания были настолько реальны, что казалось, он ощущал вкус ее губ на своих, теплоту и нежность кожи под пальцами, а запах волос настолько ясно, точно вдыхал их аромат прямо сейчас. В такие минуты Яну казалось, что стоит только закрыть глаза, и он проснется, а Даша окажется рядом с ним: разгоряченная, улыбающаяся, влекущая.

Разочарование следовало за Яном по пятам.

Происходящее не было дурным сном, а жестокой реальностью.

– Прекрасно, – почти неслышно прошипел он себе под нос. – Просто прекрасно! Ты стал тряпкой!

Стараясь не издавать лишнего шума, Ян пошарил руками, залез во внутренний карман куртки и достал мобильный телефон. Он вновь включил программу слежения, чтобы просто наблюдать за точкой, которая в течении последнего часа ни разу не пошевелилась.

Кенгерлинский знал, что это было странным занятием, но именно так он каким-то образом чувствовал себя ближе к Даше. Точно, видя эту горящую красным точку, убеждался, что с Банши все в порядке. Глупо, конечно. Телефон никак не мог ответить ему на волнующие вопросы, но это успокаивало, и Ян уцепился за программу слежения, как утопающий в спасительный круг.

Ян уставился в экран и провел пальцами по точке, увеличивая изображение. Он дико желал услышать голос Даши, будто одно его звучание могло стереть все плохое, что случилось до этого.

Точно она являлась его персональным ластиком и могла вычистить из памяти последнее столетие…

Подобные мысли грозили привести его к еще большему унынию, чем сейчас. Разум стремился напомнить, что мечтательность и романтизм никогда не были присущи его характеру, а любые иллюзии рано или поздно развеиваются, как прах по ветру. Но сейчас Ян не собирался запрещать себе грезить о возможности приятного будущего, это помогало ему скоротать ожидание в одиночестве. Брагина он обманом оставил в больнице, попросив медсестру вколоть тому почти лошадиную дозу снотворного. Жнецы знатно продырявили голову несостоявшемуся папашке, пришлось накладывать больше трех швов, поэтому няньчиться еще и с ним, Кенгерлинский не подписывался.

Ян вернулся к своим размышлениям о Даше и не смог сдержать тяжелый вздох. Все стало слишком сложным и развивалось просто стремительно! Он совершенно не успевал адаптироваться к переменам, что происходили не только вокруг, но и в нем самом! Ян слишком долго запрещал себе даже помыслить о возможности совместного счастья с кем-то, прочно утвердившись в том, что одиночество – единственно верный путь для таких, как он. Когда же провидение столкнуло его с Дашей, он испытал величайшее потрясение, ощутив сильную тягу к ней на всех уровнях. Жажда трахнуть очередную девчонку не была для него в новинку, а вот желание заботиться, оберегать, дарить нежность и растворяться в ком-то полностью и безвозвратно – появилось впервые. Поэтому не только испугало до чертиков, но и заставило включить защитную реакцию, из-за которой долгое время он вел себя, как настоящий мудак, не позволяя даже себе признать очевидное: Даша была создана только для него, а он для нее. Впрочем, даже мысленно это признание звучало настолько нелепо, что Ян не стал повторять его вслух, но в очевидности правдивости – убедился.

Жаль, что понял это поздно для того, чтобы предотвратить это гребаное похищение.

Если бы Ян обладал знанием, как повернуть время вспять, он бы обязательно воспользовался этим и исправил свои досадные оплошности. Возможно, тогда не пришлось бы лежать, прижавшись без движений к холодной, сырой земле, и ждать подходящего часа, чтобы кинуться в решающий бой.

Кенгерлинский чувствовал себя безнадежно зависшим между прошлым и будущим. Он постоянно прокручивал в голове их последний с Дашей совместный разговор и находил все больше и больше моментов, где мог поступить иначе, чтобы вызвать совершенно другую реакцию. В воцарившейся ночной тишине, он мысленно проговаривал разные слова. И все они выражали извинение, тоску, расстройство, и все были настоящей чепухой. Ян надеялся только, что ему еще предоставится случай озвучить Даше даже подобную чепуху, чтобы она узнала, насколько сильно он сожалел о боли, что причинил ей. Он прекрасно понимал, что пройдет еще много времени, прежде чем они смогут преодолеть барьер отчуждения и по-настоящему узнать друг друга, чтобы намертво врасти клетка в клетку на всех уровнях, но безумно хотел наверстать упущенное и выпросить себе еще один шанс.

Ян привык всего добиваться силой и изворотливостью ума. В этот раз он намерен был отказаться от привычных принципов и предоставить Даше выбор. Он больше не будет требовать, заявлять несуществующие права, а будет просить.

Когда телефон тихонько завибрировал и Ян смог прочесть входящее сообщение, стало немного спокойнее. Адиса был в поселении, а значит, на поддержку с его стороны можно было рассчитывать. Он верил, что друг обязательно позаботится о Даше и не даст случиться ничему ужасному пока его не будет рядом. Слишком много времени он знал Узому, чтобы после одной единственной оплошности перестать ему доверять. К тому же разве Ян имел право кому-либо диктовать условия в сексуальных предпочтениях?

Время просто издевалось.

Ян еще раз кинул ненавистный взгляд на минутную стрелку и встал, скрываясь за деревьями, чтобы немного размять затекшие ноги.

– Я же сказал тебе не отсвечивать! – раздался приглушенный голос Зверя над ухом.

Обернувшись, Ян окинул взглядом около двух десятков мужчин. Все они были облачены в черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами, в том числе и Зверь.

– Ты опоздал, – прошипел Кенгерлинский в ответ, стараясь не выдать бушевавшего раздражения.

– Да вот, не знал, какой костюм выбрать на свиданку с Верховный, – Зверь осклабился, а потом быстро стер с губ язвительную улыбку и бросил в руки Яна черный сверток. – Переодевайся быстрее. Обряд уже подошел к середине.

После этих слов в груди у Кенгерлинского все заледенело от плохого предчувствия. Точно робот, он быстро справился с балахоном и зло сверкнул глазами:

– Я думал, мы должны предотвратить ритуал, а не давать Верховному еще больше силы, чем у него имеется!

– Во время завершающего этапа Демьян будет наиболее уязвим. Это наш единственный шанс выиграть. Так что попробуй только пикнуть раньше времени, я тебя придушу своими же руками. Понял?

– Ну, кто кого придушит первым, я бы еще поспорил, – беспечно огрызнулся Ян. Эти словесные баталии приводили его в форму и выбивали из головы ненужные мрачные мысли. Покосившись в сторону лагеря, он серьезно добавил: – Но не буду. Пошли уже. Я не хочу пропустить все самое интересное.

Зверь, не скрывая раздражения, накинул на голову Яна капюшон, скрывая его лицо. Когда они двинулись между деревьев к поселению, Кенгерлинский не удержался от вопроса:

– Ты уверен, что двадцать людей достаточно для захвата?

– Кто сказал, что их только двадцать?

– Я не тупой и считать исправно научился.

– Ты видишь только то, что тебе позволено видеть, – лицо Зверя также скрывал капюшон, но по звучанию голоса Ян догадался, что мужчина довольно улыбался. – Неужели ты думал, что я не держу своих людей в поселении, максимально близко к такому ненадежному союзнику?

Ян хмыкнул. Он недооценил Зверя. Тот оказался неплохим стратегом.

В лагерь они пробрались без малейших проблем. Дважды по пути им встречались жнецы и дважды их пропускали мимо, даже не обратив внимания. Если бы Ян раньше знал, что для того, чтобы беспрепятственно проникнуть на территорию Демьяна ему всего лишь надо натянуть черный балахон – давно бы так и поступил.

Улочки были непривычно пустынны, что удивляло. Кенгерлинский ожидал, что в честь такого значимого для клана ритуала здесь будет царить необычайное оживление. Пустота и почти полнейшая тишина настораживали. В хижинах, с двух сторон от дороги, горел свет. Он пробивался сквозь плотно затворенные ставни, что возвещало о том, что жители поселения не спят. Но вот на улице встречались только редкие прохожие. И то мельком, словно спешили поскорее спрятаться в свои дома.

Ян хотел было спросить о причине данной странности у Зверя, но решил не испытывать судьбу даром и не привлекать лишнего внимания.

Весь необходимый путь они провели в гнетущем молчании. Когда же Зверь привел их в пещеру, где находилось капище, для Яна начался настоящий ад.

Чтобы не выдавать себя, они сформировали второй круг за спинами полностью поглощенных ритуалом жнецов. Люди Зверя безмолвно шевелили губами и повторяли необходимые движения, не привлекая внимания. Кенгерлинский же не мог справиться со странным оцепенением.

Взгляд неотрывно следил за хрупкой фигуркой Банши, что застыла в коленопреклоненной позе на жертвеннике. В свете сотен свечей ее кожа казалась сияющей, а волосы рассыпались густой волной по плечам и будто просили, чтобы к ним прикоснулись. Ян сглотнул подступившую слюну. Даша выглядела спокойной, но немного растерянной. То, что она не испытывала боли или страха странным образом принесло ему приятное успокоение. На сердце стало легче.

До того момента, пока спокойствие бесследно не испарилось, как только Ян нашел глазами ключевую фигуру всей мозаики. Демьян прошел вокруг жертвенного камня, взмахнул руками в воздухе, и сияние распространилось над головой Даши.

Кенгерлинский сжал кулаки. Он знал, что именно только что сделал Верховный Жнец. Он закончил призыв стихий.

Словно в подтверждение мыслей Яна, лицо Даши исказилось мукой, волосы взметнулись в стороны, точно их подхватил ветер, а глаза закатились, обнажив слепые белки. Стихии испытывали Банши на прочность, взращивали ее силу и подпитывали своей. Из древних книг, которые Ян тщательно изучил когда-то, он прекрасно понимал, что все творящееся с Дашей было сокрыто от глаз сторонних наблюдателей и происходило только в ее сознании. Наружу же вырывались только световые всполохи: белые, черно-коричневые, синие и красные. Но какой бы отличной иллюзией подсознания испытание не было, Кенгерлинский осознавал, что все пытки Даше приходилось переносить по-настоящему.

Не зная, как поскорее унять ее боль, но и не имея силы просто стоять на месте и смотреть, он дернулся вперед. Зверь поразил его молниеносной реакцией. Он перехватил Яна чуть повыше локтя и сжал руку настолько крепко, что затрещали кости. Боль отрезвила Кенгерлинского. Он благодарно кивнул Зверю и вернулся на место.

Сжимая кулаки, Ян мысленно уговаривал себя успокоиться. Получалось из ряда вон плохо. Внутренности сжимались и завязывались тугим узлом, стоило только перевести взгляд на искаженное мукой лицо Даши. Чтобы не взвыть от ярости, Кенгерлинский стискивал зубы с такой силой, что чувствовал непривычную, тупую боль в челюстях.

Немногим раньше он думал, что нет ничего хуже, чем ожидание. Сейчас понял, как был слеп, предполагая подобное. Не было ничего хуже, чем наблюдать за страданием дорогого тебе человека и быть бессильным что-либо изменить.

Как только лицо Даши расслабилось и она, открыв глаза, обвела присутствующих туманным взором, Яну стало легче дышать. В грудь тут же ударила мощная волна. Сила потекла по его венам, бурля и требуя скорейшего выхода. От переизбытка новой мистической энергии позвоночник Яна стало покалывать, словно слабые электрические импульсы блуждали по телу.

– Я знал, что ты придешь, – слова Демьяна прозвучали слишком громко и отрезвляюще.

Ян не испытывал иллюзий, чтобы наивно полагать будто Верховный обращался к кому-то другому, а не к нему. Если их маскировка и была раскрыта, то он все равно не собирался сдаваться без боя.

– Раз пришел, то заверши обряд, – приказал Демьян, отступая немного от жертвенника. – Смелее.

Ян решительно двинулся к камню, остановившись, он быстро отбросил скрывающий лицо капюшон и чуть не разразился ругательствами. Даша побледнела, а ее глаза расширились от ужаса. Ян мечтал стереть выражение страха с ее красивого лица навсегда! Он хотел, чтобы она вновь тепло улыбалась ему, как делала это еще сегодня утром.

Протянув вперед руки, он намеревался успокоить Банши прикосновением, но в ладонях появилась непривычная тяжесть. Опустив взгляд, Ян заметил ритуальный кинжал, что материализовался прямо в его руках. Древняя сталь приятно холодила кожу, а рукоять, точно по волшебству подстроилась под него самого и удобно легла в захвате.

Даша сдавлено пискнула.

Ян мысленно чертыхнулся.

Он знал, что этот взгляд не забудет никогда. Банши смотрела на него с невыплаканными слезами на глазах, крепко сжав побелевшие губы. Смотрела, как на предателя.

– Нет! Все не так, как ты подумала! – хотелось крикнуть ему, но горло свело и ничего не получилось.

Однажды Даша уже поверила в его предательство, после их первой совместной ночи и у него так и не получилось убедить ее в своей невиновности, второй раз он не мог позволить утвердиться этой шальной мысли в ее хорошенькой головке.

– Не стоит медлить, Вестник, – вновь напомнил о себе Демьян. – Ты же пришел за силой? Так либо получи ее и напитай всех остальных, либо погибни вместе с Банши.

Ян не мог отвести взгляд от бледного лица девушки. Даже сейчас, в кровавых отсветах от пламени свечей, с пролегшими тенями под глазами она казалась ему безумно красивой. Безупречной. Дыхание спирало в его груди стоило только почувствовать знакомый аромат ее волос, а сердце громыхало так, что грозилось оглушить своим стуком.

Он судорожно соображал, как повернуть критическую ситуацию в их пользу. Эффект неожиданности, даже попытайся он сейчас напасть на Демьяна, не сработал бы. Верховный явно не слыл дураком и что-то подобное мог ожидать. Ян чертовски сильно пожалел о том, что откладывал уроки Даши по контролированию силовых потоков. Если бы он научил ее управлять силой, то смог бы объяснить, как повернуть мощь Верховного против него самого, и они не оказались бы в такой щекотливой ситуации.

– Делай свой выбор, – нетерпеливо приказал Демьян. – Или умри!

Ян приложил кончик кинжала к центру груди Банши, надеясь, что со стороны это будет выглядеть правдоподобно. Точно он действительно целился пробить ей сердце… Необъяснимо, но спиной Кенгерлинский чувствовал, как Демьян подался вперед и даже затаил дыхание, наблюдая за его мнимым падением.

Ян впитывал в себя черты девушки, пытаясь мысленно передать ей свой замысел. Вот бы Демьян подошел еще немного ближе…

– Давай, – беззвучно прошептала губами Даша.

Ян оторопел. Он непонимающе нахмурился.

– Давай же ты! – рявкнул знакомый голос над самим ухом.

Кенгерлинский запоздало почувствовал, как его запястья обхватили крепкие мужские руки, делая решительное движение. Он даже не успел воспротивиться или толком сообразить, что произошло. Кинжал вошел в плоть легко, точно всегда туда просился.

Воздух застрял комом в горле Яна.

Даша широко распахнула глаза и ухватилась за его руки, словно пыталась удержать слабое равновесие.

«Нет! Нет… Нет! – взрывалось в его голове. – Пожалуйста! Нет! Только не это!»

Ян растерянно перевел взгляд на собственные руки. Темные пальцы, что все еще сдерживали его запястья, ярко контрастировали с кожей.

Недоумение, шок, отрицание, отчаянье – все это молниеносно всколыхнулось внутри него, провоцируя ледяной вихрь. Ян слегка повернул голову и встретился взглядом с перекосившимся от эмоций лицом Адисы.

В этот момент Кенгерлинский готов был вырвать собственные глаза, только бы произошедшее оказалось жестоким обманом или иллюзией.

– Ради тебя, – простучал зубами Адиса. – Все это ради тебя…

Даша судорожно вздохнула и стала заваливаться на спину. Ян яростно оттолкнул Адису и подхватил ее в последний момент, чтобы аккуратно уложить на камень. Вглядываясь в ее лицо, которое слишком быстро теряло краски, ярко-красное пятно, что стремительно расплывалось по белоснежной ткани, он ощущал себя сломленным. И по-прежнему ничего не мог произнести.

Даже битва, что развернулась прямо за спиной, не способна была его заставить перевести взгляд на что-нибудь другое, кроме Даши. Все иное казалось ему ничтожным, мелким, не достойным. В эпицентре всего для него была Банши. Сейчас и… всегда.

Ян никогда не верил в Бога. Но сейчас, удерживая Дашу в руках, он бормотал слова молитв…

Даша посмотрела на него своим пронзительным янтарным взглядом, приоткрыла окровавленные губы, словно собиралась что-то сказать… Не успела. Ее грудь перестала вздыматься. Взгляд остекленел, а кожа сразу как-то потускнела.

Ян крепко сжал девушку в объятьях, еще не веря, что все для них закончилось. Именно так. Время для него остановилось. Мир погрузился в безмолвие. В груди расцвела всепоглощающая пустота.

Через ничтожно малое мгновение тело Даши в его руках стало легче, а потом и вовсе исчезло. Испарилось. Пропало.

Ян недоуменно нахмурился, пытаясь понять, что произошло, но единственное, на что натыкался его взгляд – собственные окровавленные ладони.

Боль вспыхнула ледяной бурей.

Пошатываясь, как в бреду, Кенгерлинский выпрямился и развернулся: Зверь методично атаковал Верховного, между жнецами велась ожесточенная борьба.

Рот Яна распахнулся в безмолвном крике, звук все равно отказывался выходить, точно что-то мешало, забив глотку.

Смертельный холод, что скручивал легкие Вестника в тугой узел, вырвался наружу, сметая на своем пути все и всех…

– Спасибо, – благодарно кивнула Рита, отпивая чай, так заботливо приготовленный Брагиным. – Голова еще болит?

– Нет, – слабо улыбнулся он, садясь рядом и приобнимая ее за плечи. – Рядом с тобой у меня ничего не болит.

– Врешь, – шутливо пожурила его она.

– Вру, – легко согласился он.

Брагин вообще слишком легко соглашался с ней. Особенно в последние дни. Это настораживало, но Рита старалась не обращать внимания, а просто списывала такое поведение на горе, что они пытались вместе пережить. Каждый делал это по-своему. Рита начала рисовать, желая излить всю тоску, что накопилась. Хотя никогда ранее этим не занималась. Получалось вполне неплохо. А Федор взял отпуск и целыми днями что-то мастерил по дому. У него оказались просто золотые руки!

Как бы они не храбрились, но каждый прекрасно знал – этот тяжелый период они преодолеют только вместе, черпая силу друг в друге.

– Можно задать тебе вопрос? – робко спросила Рита, утыкаясь в крепкое плечо Брагина носом.

– Конечно.

Она уже справилась с первым шоком от известия, что Даша оказалась дочерью Брагина. И сейчас готова была затеять другой, не менее волнующий ее разговор.

– Почему я?

– Что прости? – недоуменно переспросил Федор.

– Почему ты выбрал меня? Почему позволил тогда остаться в своем доме на ночь? Почему мы до сих пор вместе?

Он тяжело вздохнул, а потом долго хранил молчание, точно собирался с мыслями или и вовсе не хотел отвечать.

– Все просто, – наконец сказал он, когда Рита уже решила, что ответа ей не дождаться. – Я люблю тебя.

Три заветных для нее слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

– Но ты ведь раньше даже не замечал меня! – недоуменно покачала головой она.

– Неправда. Я просто бежал от тебя. Бежал со всех ног, стараясь убедить себя, что ты безмозглая красивая кукла, которых тысячи. Да и твое собственное поведение с моим обольщением, – он усмехнулся, – только подтверждало мои собственные мысли. Хотя я прекрасно видел, какая ты на самом деле.

Федор крепче прижал Риту к себе, точно пытался подтвердить свои слова действиями:

– А тогда ночью, когда увидел тебя промокшую, искреннюю и такую напуганную пропажей подруги у себя на пороге… Да, вся моя фальшивая оборона сразу же рухнула! Дальше отрицать все было бессмысленно.

– А как же Лида? Ты ее больше не любишь?

– Я решил двигаться дальше. Рита, я ведь давно не мальчик. У меня нет времени всю жизнь тратить на то, чего может, никогда на самом деле и не было.

– Я не понимаю тебя.

– Знаешь, есть любовь исцеляющая, а есть разрушающая. Любовь к Лиде разрушила меня до основания, разобрала на запчасти. Я устал от этого. А ты… Ты совершенно другое, – Брагин прижался губами к макушке Риты. – Ты исцеляешь.

Некоторое время они провели в молчании. Потом Рита встрепенулась, вспомнив, что так ничего и не ответила на признание, а Федор не спросил.

– Я тоже люблю тебя, – стеснительно пробубнила она ему в грудь. – С первой встречи.

– Хорошо, – по теплоте в голосе она догадалась, что он улыбается. – А то я думал уже брать тебя измором.

– Или вкусными блинчиками, – предложила она, зажмуриваясь от счастья, что разливалось внутри нее.

– Или вкусными блинчиками, – кивнул он, смеясь. Потом вдруг посерьезнел и с надрывом в голосе добавил. – Только не закрывайся от меня. Никогда. Я устал разгадывать тайны и бороться с ветреными мельницами. Просто люби меня.

– Всегда.

Они еще долго сидели на диванчике в гостиной, в простой тишине, обнимаясь. И ничего большего, казалось, не надо было: ни разговоров, ни движений. Их окутывала заполненность друг другом. В комнате сгустились сумерки. И словно стыдясь собственного счастья, Рите вспомнилась печаль, что не покидала ее, не смотря ни на что каждую минуту, и горькие события недавних дней.

Процессия прошла в гнетущем безмолвии. Только всхлипы, как Рита ни пыталась их подавить, вырывались наружу. Она стояла над свежей могилой подруги, опираясь на заботливо протянутую руку Федора, и практически ничего не видела от слез. Прошло почти три дня с того момента, как Федор, с перебинтованной головой ворвался в поселение, когда битва была уже закончена, и нашел ее в одной из ям для пленников.

Рита до сих пор не могла поверить, что Даши больше нет.

Внутри разлилось какое-то дикое оцепенение, которое мешало принять реальность. Брагин почернел от горя на ее глазах. Именно Рита настояла на соблюдении традиций, классической церемонии захоронения и отпевании в городской церкви. Хотя и хоронить было некого, тело подруги так и не нашли, но после достойного прощания, Рите стало легче. Она знала, что боль от этой потери не потускнеет с годами и сознательно обеспечила себя местом, куда можно будет прийти, постоять и мысленно пообщаться с Дашкой-дурашкой. Конечно, она могла сделать это в любом другом месте, но хотелось отдать дань уважения лучшей подруге, совершить что-то во имя ее, точно на том свете Даша могла получить весточку отсюда и понять насколько сильно ее любят.

Уголок, который Даша успела занять в сердце Риты, навсегда останется только ее по праву. Если бы не Федор, что постоянно находился рядом, Рита не знала, как бы справилась с горем. Ведь кроме Даши ей никто не был настолько дорог. Раньше.

Теперь, делясь горестями и радостями с Федором, Рита обрела крепкую опору и смысл жить без лишних масок и личин. Она была уверена, Даша обязательно порадовалась бы ее неожиданному личному счастью, но все равно ощущала чувство вины за каждую свою улыбку.

Это было вне контроля разума и получалось самопроизвольно.

Даша всегда любила жизнь, поэтому ради нее Рита поклялась себе продолжать жить и делать это за двоих. За себя и за подругу, что была сестрой не по крови, но по духу.

А Ян на похороны так и не явился…

 Глава 38

Конец

С вечностью можно смириться. Особенно, когда у тебя она только впереди. А что если вечность перерастет в наваждение и муку? Как быть тогда?

Умереть?

Хорошее решение.

Но только не для того, кто не сможет им воспользоваться.

Ян уже не помнил последний день, когда его сознание не плыло, одурманенное от количества выпитого. Тот день, когда внутри еще теплилась надежда или… Да кого он обманывает? Тот день, когда он еще был жив. По-настоящему, полноценно и на полную. Полгода назад, год, месяц, неделю? Все равно. Время утратило свой счет.

Серой безжизненной вереницей секунд оно утекало мимо.

Привычный полумрак гостиной успокаивал воспаленный взгляд. Во рту стоял неприятный привкус. Ян нахмурился, резко поднялся с кресла и пошатнулся. Темные стены пошли рябью, подпрыгнули. Витиеватый узор шелковых обоев закрутило в тугую спираль, она дрогнула, со скрипом скрутилась и резко выпрямилась. Ян встрепенулся, развел руки, удерживая равновесие.

– Почти нужный градус, – мысленно хмыкнул он, направившись к камину. – Но добавка лишней не будет.

Дотронулся пальцами поверхности камина – две темных полосы остались на камне. На половину пустая бутыль подрагивала в руках. Ян усмехнулся, открутил крышку и медленно взболтал содержимое. Светло-янтарная жидкость, вспыхнула в теплых отблесках огня.

Подмигнув длинной изломанной тени на паркете, Ян совершил несколько жадных глотков, отер губы рукавом и выдохнул. Внутри все горело, словно тысячи саламандр острыми язычками ласкали внутренности.

Как бы ни хотелось сдохнуть – жизнь переполняла его. Сущность зудела горячим комком, щекотала кадык и просилась наружу. Дикая, она жаждала разорвать опустевшую оболочку. Ян знал, как Сила ненавидела запустение. Оно воняло затхлостью, сыростью, безысходностью. Точно так же, как и заброшенные дома.

Ян помнил все потаенные страхи Силы и сознательно шел до точки невозврата. Сущность прорывалась наружу, причиняла острую боль, и он с благодарностью принимал ее, веря, что только так сможет заглушить память.

Тихое потрескивание огня только оживляло гонимые воспоминания. Словно подталкивало их изнутри.

Всего пару секунд он всматривался в оранжевые отблески, но этого хватило. Пламя изогнулось, воспоминание выскользнуло из мысленного чулана, пока Ян вновь не успел запереть дверь души на прочный замок.

Всего секунда и ему стали видны два тела.

Два обнаженных тела.

Они не могли насытиться друг другом.

Танцевали, лежа на паркете, совсем рядом с камином.

Сплетались.

Изгибались.

Стонали.

Яркие отблески огня плясали в черных шелковистых волосах девушки.

Ян до хруста сжал кулаки, костяшки пальцев побелели.

Видение исчезло.

Он выдохнул и прикрыл глаза.

Как только открыл их, показалось, что рваные полосы света складываются тонким станом, медленно танцуют вокруг подошв, а над головой звучит легкий смех.

– Пошла вон! – отшвырнул бутылку он. – Заткнись!

Смех растворился в брызгах стекла и виски.

Послышалось недовольное ворчание. Ян исподлобья покосился в дальний угол гостиной. Заблудшие. За время его добровольного затворничества в доме их собрались толпы. Каждый раз, завидев Яна, они неясными тенями протягивали к нему костлявые руки, кривились и заходились в безмолвном крике.

Ян внимательно всмотрелся в синие уродливые лица «гостей» и… ничего не почувствовал. Ни страха, ни удивления, ни сочувствия. Ничего.

Лица, которое он безумно хотел и одновременно боялся увидеть, среди прочих не было.

Дверь гостиной распахнулась, громко ударилась о стену, и в комнату вихрем влетел Адиса. Звук от каждого его шага набатом отзывался в голове Яна.

– Какого?! – он поморщился и недовольно потер переносицу.

– Ты сам прекрасно знаешь какого, Ян, – спокойный голос вошедшего всколыхнул хлесткую волну раздражения.

Бывший друг споткнулся о пустые бутылки, звон стекла смешался с отборными ругательствами.

– Ди, не сейчас, – простонал Ян. – Уходи, пока еще можешь.

– Ты что, друг? Угрожаешь? Мне?

Ян с трудом поднял голову и наткнулся на веселый взгляд афроамериканца. С последней их встречи Адиса успел отрастить косички и завести бороду. И со всем этим да и в довесок в деловом костюме смотрелся крайне нелепо.

– Предупреждаю, – выдавил Ян, старательно подавляя раздражение и гнев.

– Ну-ну, – хмыкнул он, чеканя шаг к окну. – Пора выходить из алкогольной комы. Весь дом провонял твоей бормотухой.

– Я сам решу, что мне пора, а что не пора!

Адиса резко распахнул тяжелые шторы, ярко-белый свет залил гостиную. Перед глазами вспыхнули слепящие искры.

Ян выругался сквозь сжатые зубы, крепко зажмурился и отвернулся.

– Испытываешь мои нервы на прочность? – взревел он. – Жить надоело?

Гортанный звук заполнил комнату. Отсмеявшись, Адиса умостился в глубоком кресле, закинув ногу за ногу. Светло-серый костюм подчеркивал темную кожу и странно смотрелся в сочетании с длинными косичками, которые падали на крепкие плечи.

– Ты в курсе, что через несколько дней новый год?

– Тебе елку не с кем украсить? Или место Деда Мороза в дурдоме вакантно? А может, надоело проводить время в кругу Наполеонов и Мессий? И ты хочешь, чтобы я скрасил твои трудовые будни с психами? Ни один из предложенных вариантов меня не вдохновляет. Я не собираюсь гнить в твоем обществе.

– Заманчивая идея с Дедом Морозом, но в этот раз психи обойдутся без тебя. – Адиса сцепил пальцы в замок. – Ты чувствуешь это, Ян? Чувствуешь изменения в Силе?

– Что? – он потянулся за следующей бутылкой, что стояла возле старинных часов на камине.

Деревянная поверхность часов была изрядно припорошена пылью, отчего казалась не благородного коричневого цвета, а тускло серой.

– Ты что, не общаешься с душами? Что-то грядет. Даже я чувствую это!

Бутылка оказалась пустой. Ян собрал кончиком языка последнюю каплю, разочарованно причмокнул и огляделся в поисках выпивки.

– Алкоголь окончательно заспиртовал мозги? – вскипел Адиса. – Клан нуждается в ответах! Мы должны знать, что происходит с Силой!

– Я-то тут причем? – хмуро уронил Ян. – Я вам что, бюро добрых услуг?

Он внимательно всматривался в белый воротничок рубашки Адисы, темноту его кожи и думал, что с удовольствием сомкнул бы пальцы на крепкой шее. Сжимал бы и сжимал до хруста. Ведь это он виноват. Во всем. Он.

– Причем? Причем?! – Адиса вскочил и заметался по комнате. – Это твой долг! Ты должен общаться с душами! Это твой Дар, то для чего тебе позволено жить дальше!

Ян резко шагнул вперед. Схватил чернокожего за воротничок рубашки. Развернул к себе. С ненавистью заглянул в глаза:

– Это ты убил ее, – процедил он.

Широкие брови Адисы сошлись на переносице, он непонимающе уставился в лицо Яна, крепко перехватив запястья.

– Что ты несешь?! Ты же знаешь, что все произошло так, как должно было. Иначе ты бы погиб! Я спасал тебя!

– Ложь! Ты спасал только себя, извращенный ублюдок!

– Это неправда! Твоя сила претерпела изменения после игр с хаосом! Я должен был помочь тебе спастись!

Ян усмехнулся, ловко передвинул пальцы вверх по шее, сдавливая кадык. Узома закашлялся.

– Ты с ума… сош…ел? Пусти! – Адиса отступил на два шага, наступил на бутылку и потерял равновесие.

Послышался звон. Адиса завалился на спину. Ян оказался сверху. Он прижал мужчину к полу, придавливая собственным весом. Ноги Адисы то и дело били Яна по спине, пытаясь спихнуть с себя, но… Ян, как заколдованный, не мог расцепить пальцы, проснулся азарт охотника. Когда зверь уже сунул голову в петлю ловушки, жалость и любые другие эмоции пропадают, остается только предвкушение неизбежного. Последний миг, что разделяет жизнь от смерти. Последний миг, над которым властвуешь ты. От напряжения на лбу Яна выступила испарина, губы растянулись в зловещей усмешке. Адиса извивался, пытался отодрать цепкие руки со своей шеи, барахтался, словно червяк на крючке за минуту до погружения в глотку рыбины.

Ян усилил хватку. Хрип Адисы прервался глухим бульканьем. Даже после характерного хруста, когда пальцы вошли в мягкость шеи, Ян долго не мог отпустить жертву. Он всматривался в синее лицо бывшего друга, широко распахнутые черные глаза и улыбался.

– Вот и все, – прошептал Ян. – Я свободен.

– Что ты там бормочешь?

Ян тряхнул головой, отгоняя слишком реальное видение. Сколько раз он мысленно проделывал это? Сколько раз убивал того, кто лишил его единственно важного, что он приобрел за столетие – души? Ян не помнил. Он жалел только об одном, что в пещере не завершил начатое, не прикончил предателя прямо там, а пожалел. Сейчас же, для того, чтобы повторить попытку, не осталось ни сил, ни веры, что это поможет избавиться от груза вины. Адиса, скрестив руки на груди, выжидающе смотрел на него.

– Ты вообще слышал, о чем я здесь десяток минут распинаюсь? – он пожал плечами. – Я совсем не узнаю тебя, Ян! – Адиса отмахнулся рукой на скептический взгляд и продолжил внушительней. – Хватит строить из себя мученика! Ты три месяца жизни коту под хвост пустил!

Ян скривился, громко вздохнул и закатил глаза.

«Три месяца, – эхом прозвучало у него в голове. – Прошло всего-то три месяца. А казалось – вечность».

– Давно у тебя начались бабские истерики? – Ян прищурился. – Чего ты добиваешься? Или переходи к делу, или вали.

Адиса круто развернулся на каблуках, паркет издал противный скрип.

– Поговори с ними. Узнай, что происходит.

– Сам говори, если тебе надо. Я не психоаналитик для Заблудших! Пусть проходят транзитом, – сказал он, пиная очередную пустую бутылку. – Черт! Пустая!

– Если бы я мог поговорить, то… – осевшим голосом проговорил он. – Но ты же сам знаешь, что я не могу!

Он знал. Адисе пришлось отказаться от Дара. По его, Яна вине. Черт! Да кого он пытался обмануть? Все случилось по вине самого Адисы и только его! В клане жнецов потеря Дара была хуже смерти. Это словно стать инвалидом, «овощем» и перестать приносить пользу, как себе, так и миру. Ян знал. И это радовало его. Убийство Банши не сошло Адисе с рук. Предки наказали его, забрав умение читать людские эмоции обратно на ту сторону. К себе.

Ян видел, как мучился и страдал Адиса. Только вот… ему было плевать. Каждое его страдание будет Яну недостаточной платой за то, что он совершил.

– Бывают такие моменты, когда сделав что-то, понимаешь, что вернуться обратно уже нельзя. – Адиса поправил тугой узел галстука, развернулся к окну, сунул руки в карманы брюк.

Ян недовольно передернул плечами, словно пытался стряхнуть весомый след сказанного.

– Многое возможно исправить. Извиниться перед другом, склеить разбитую вазу, сделать так, чтобы твою ошибку никто не вспомнил… Но ты сам знаешь, Ян, есть моменты, которые делят жизнь на до и после. Они отрезают путь назад. Резко. Раз и навсегда. – Адиса провел пальцем по белому подоконнику.

Солнечный луч скользнул по тусклому паркету, лениво прошелся среди мелких пылинок в воздухе и застыл на толстом циферблате часов. Ян проследил за лучом уставшим взглядом, опустился на корточки, склонил голову.

– Нам остается одно: жить дальше. Понимаешь? – снова оживился Адиса. – То, что произошло, было неизбежным. Хватит себя жалеть.

– Неизбежным, говоришь? – попытался улыбнуться Ян.

Уголки губ дернулись, а лицо обезобразил зверский оскал.

– Ты решил испробовать на мне свои заученные штучки? – руки Яна налились знакомой тяжестью, пальцы самопроизвольно сжались в кулаки. – Хватит меня лечить! Не выйдет!

– То, что ты неизлечим я знаю давно, – вздохнул чернокожий, – но попробовать стоило. Не правда ли?

Адиса коснулся бороды, беззвучно прожевал несколько слов и улыбнулся. Взгляд чернокожего был странным. Он смотрел на Яна, как на маленького мальчика, как на маленького, беспомощного и глупого. Будто сейчас несмышленый малыш вопреки всеобщему «нельзя» старается засунуть пальцы в розетку.

– Твою мать! – проскрежетал Ян. – Твою жеж мать!

Он не заметил, как тяжелая бутылка оказалась в руках, а дальше полетела в сторону бывшего друга. Потом вторая, третья. Адиса проворно уворачивался, каждый раз бутылки, не задев цели, разбивались об стену. Водопад осколков струился за спину чернокожего.

Ян остановился только тогда, когда старинные часы жалобно застонали, сбитые им с каминной полки. Они надломились пополам у ног Адисы, а тело Яна заныло от приятной тяжести.

С силой выдохнув, Ян отер выступивший пот со лба и слабо улыбнулся. Только Адисе так легко удавалось взбесить его и остаться невредимым.

– У тебя талант.

– Лечить искалеченные души? – Адиса небрежно стряхнул бисеринки стекла с костюма, одернул пиджак.

– Выводить меня из себя.

– Это не талант, а призвание, – хмыкнул Адиса, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Ян хотел было усомниться, очередная колкость уже готова была сорваться с языка, как взгляд наткнулся на женский шарф, часть которого небрежно торчала из-под кресла. Ян дернулся, словно только что у него перед носом щелкнули пальцами. В два шага подскочил к креслу и сгреб красную ткань в охапку. Холодная гладкость обожгла кожу. Ян поморщился, будто в руке извивалась мерзкая гадюка, недоверчиво поднес шарф к лицу, втянул воздух.

Сладкие нотки корицы защекотали ноздри.

Ян закрыл глаза, не веря, что даже после прошедших трех месяцев ткань все еще хранила ее запах.

Так необходимый ему запах…

– Что это? – послышался недоверчивый голос Адисы.

– Прошлое. И сейчас… мне необходимо от него избавиться. – С видимым трудом Яну удалось закончить фразу.

Не слыша собственного тяжелого дыхания, он метнулся к камину и швырнул ткань в огонь с таким отвращением, будто избавлялся от проказы. Пламя зашипело, оживилось жадным танцем, кончик шарфа обуглился, скрутился, почернел, взбугрился.

Кенгерлинский со всех сил хотел избавиться от воспоминаний о Банши. Ему необходимо было отрезать от себя ее так же, как сделала она, посмев умереть! Вечность без души дурманила болью. Так не могло дальше продолжаться! Он неистово желал двигаться вперед, но ничего не пробуждало к жизни, точно все просто проходило мимо…

Ян скрипнул зубами, выругался и засунул руку в камин. Он старался как можно быстрее вырвать из пламени уже поврежденную ткань. Выхватив шарф, Ян кинул его на пол и быстро притоптал ногами. Огонь погас.

Ян вновь смалодушничал. Он не смог избавиться от напоминания о Даше…

– Ты сдурел? Что ты творишь? – подскочил Адиса.

– Меняю неверные решения, – пробормотал он, разглядывая черные уродливые пятна, оставшиеся на ткани.

Проклятье! Он ведь действительно чуть не уничтожил последнее живое напоминание о ней!

Ян схватился за голову. Совершил несколько нервных шагов в сторону окна. Замер. Повторно поднес шарф к носу. Сквозь запах горелого все еще пробивались нотки корицы, хоть и слабо.

Ян выдохнул с облегчением. Все еще пахнет ею…

Жжение в пальцах не приносило ощутимого беспокойства. Куда больше нервировал назойливый взгляд, что сверлил спину.

– Хорошо. Я поговорю с ними, – тяжело вздохнул Ян, зная, чего добивается Адиса. – Иначе ты никогда отсюда не свалишь.

Ян намотал шарф на кулак и направился в дальний угол гостиной. Тени там сгустились в черную живую материю. Она шипела, подрагивала и кривилась. Когда Ян приблизился вплотную, из черноты высунулись синие жилистые руки. Они попытались схватиться за рубашку, будто желая оставить след на черной материи, но прошли мимо, утонув в теле Яна. Тот поежился и брезгливо скривился.

– Почему ты не уходишь в безмолвие? – скупо проронил он, отступая на два шага назад.

Мертвый холод перестал покалывать кожу, Ян поджал губы, ожидая ответа.

– Я… не могу, – прошелестело нечто. – Оно не принимает… меня.

– Что? – округлил глаза Ян.

– Что они говорят? – нетерпеливо перебил Адиса.

Ян отмахнулся, чтобы не мешал.

– Помоги мне, – хрипело нечто. – Больно. Очень больно… здесь.

Ян стоял, не двигаясь, и вглядывался в дыру пустых глазниц в надежде разглядеть хоть что-нибудь. Вдруг он заметил движение. А вслед за тем послышался звук, похожий на чавканье или бульканье. Ян прищурился, присматриваясь, и… отшатнулся. Внутри глазниц копошились мелкие белые черви. Он перевидал стольких Заблудших за свой век, что казалось, уже ничто не могло его удивить!

Ян ошибался. Такое он видел впервые.

Полный страдания голос тихо произнес:

– Помоги…

Ян покосился на тонкие руки, что тянулись к нему. Пальцы были черные, обугленные, с кончиков струился легкий дымок. Синяя кожа существа свисала комками, кое-где виднелось обгоревшее мясо. От горького запаха резкий спазм сдавил горло Яна.

– Стоп, – попытался сосредоточиться он. – Что значит, оно тебя не принимает?

– Там нет места таким, как я… Оно закрыто … для нас. Не испитых до конца. Больно…

Яну показалось, что он ослышался. Вроде бы все слова были понятны, но вместе они не собирались, общий смысл постоянно ускользал.

– Помоги мне… – проскрипел голос. – Я покажу тебе ад…

– Я уже как, – Ян остервенело отмахнулся, – полвека в аду.

Он резко развернулся и зашагал прочь. Заблудшие завыли. Вскоре вой сник до поскуливания. Устроившись в мягких объятьях кресла, Ян задумался. Что-то из мозаики не складывалось в целостную картину, мешало составить пазлы воедино.

Выслушав рассказ Яна, чернокожий застыл у камина. Адиса скрестил руки на груди, хмуро вглядывался в огонь и молчал. Ян тоже не пытался начать разговор первым. Знал, ничего хорошего от их беседы ждать не придется.

Минуты тянулись, как вязкая смола с коры вишен весной.

Тишину комнаты ничто не нарушало, разве что слишком громкие удары пульса в висках Яна, да сбившееся дыхание. Только что, он сам убедился, как три месяца беспробудной пьяни вывели его из нужной формы.

– А что если? – Адиса развернулся. – Что, если предсказанное сбывается?

– Этого не может быть, – отрезал Ян. – Элемента для завершения ритуала больше не существует. Ты избавился от Банши.

– Подумай сам! – возбужденно взмахнул руками Адиса. – Только так можно объяснить мгновенную перемену в Силе, массовые смерти, странность Заблудших. Если смерть Банши активировала портал и выпустила демонов…

– Этого не может быть, – прошептал Ян, твердо настаивая на своем. – Уходи. Ты получил, что хотел. Мне надо подумать. И не приходи сюда больше. Иначе мой дом действительно станет твоей могилой.

Ян сложил руки в замок, подпер подбородок и закрыл глаза. Он наделся, что всем своим видом показал, что присутствие Адисы здесь нежеланно. Когда дверь захлопнулась, Кенгерлинский мгновенно вскочил с кресла и заметался по комнате.

– Где же ты? – бубнил он, заглядывая под очередной ворох грязной одежды.

Через некоторое время под смятым тряпьем ему удалось отыскать ноутбук. Ян нетерпеливо подключил его к зарядному устройству и прирос взглядом к темному экрану. Он хотел кое-кому написать. Спросить совета, подтвердить догадки. Ему просто необходимо было услышать чужое мнение, иначе голова грозила взорваться от множества версий.

Ян знал единственного человека, кто был способен укрепить поднявшуюся в нем надежду или…

Об «или» он решительно не хотел думать.

Он напишет Варваре, после смерти Даши, – нет, исчезновения, о смерти он не хотел ни думать, ни говорить, – они тесно общались. В основном по телефону. Поэтому, когда он решил проверить версию того, что демоны вырываются наружу, других мыслей к кому обратиться, только как к Варваре – у него не было.

Интерфейс почты встретил темными квадратиками непрочитанных писем. Ян кликнул по первому из них и судорожно втянул воздух.

«Я умерла 17 мая 2014 года».

Буквы на экране замигали. Ян тряхнул головой, проморгался, потер переносицу. Сердце, казалось, стучало так, что заглушало даже мысли.

«Я умерла 17 мая 2014 года». – Прочитал он повторно.

«Неведенье – ключ к счастью. Слепому, безмятежному, тягучему, банальному. Счастью. Правда бьет по голове сильнее молота, вышибает воздух и противным металлическим привкусом оседает внутри.

На самом деле я умерла 17 мая 2014 года. Именно тогда.

Ты помнишь? Землю осыпал белый, легкий, словно пепел, цвет вишни. Он невесомо кружил под последнюю весеннюю симфонию ветра, приглашал к танцу и тихо оседал оземь. Лепестки собирались в складках темно-коричневой куртки, тонули в липком красном шлейфе и путались в волосах. Их было множество. Разные, словно калейдоскоп событий, они напоминали мне о том, что не успела. Не смогла. Не сказала. Не призналась. И еще о тысячах «не» в моей прошедшей жизни.

Знаешь, я ведь никогда не знала насколько важно успеть. Просто успеть жить. Вовремя сказанное слово, объятие, признание или чувство… Все это мне не знакомо. Нет. С заядлым рвением я втискивалась в жесткие рамки – «нельзя, не сейчас, не сегодня».

Я многое тебе не сказала, Ян. Не сказала самое главное. И если ты читаешь это письмо, то уже и не смогу сказать.

Прости меня.

Я так привыкла тебя обвинять во всех своих бедах, что не заметила самого главного – во всем виновата только я. Мне очень хочется, чтобы это письмо никогда не пришло к тебе, чтобы я сама лично смогла сказать все, что нужно, но…

Прости меня, Ян. Я подвела тебя. Не справилась. Во мне нет столько силы. Ты переоценил мои возможности. Ты всегда считал меня лучше, чем я была. Хотя ни разу об этом не сказал, но я догадывалась.

Я воровка утерянных жизней.

Жизнь настолько эфемерная и хрупкая штука, что никогда не замечаешь, как она утекает сквозь пальцы. Не замечаешь до того момента, пока последняя капля не зависнет на пучке безымянного, вспузырится блесткой, подмигнет и… исчезнет…

Прости, что так и не позволила нам быть вместе…»

Глава 39

Личный тупик

Картинки мелькают перед глазами назойливым калейдоскопом. Такое ощущение, что меня усадили в темной комнате напротив плоского экрана во всю стену и включили скучный кинофильм. Время тянется настолько медленно, что, кажется, даже воздух вокруг потрескивает.

У меня билеты в первый ряд. Никого нет. Пустота. Только экран и я.

Я вижу странных людей, которые кажутся мне смутно знакомыми. Они спешат, в постоянном движении сливаются с безликой толпой, разделяются на вереницы дышущих потоков, где невозможно различить лиц. Они торопятся. Жить? Врядли. Отчего-то я уверена совершенно в обратном.

Возможно, среди них даже есть я. Только не знаю, как на самом деле выгляжу, поэтому не пытаюсь себя отыскать. А может быть, меня и вовсе нет.

Я – пустота.

Я – тишина.

Я – воздух, который пьянит своей свежестью.

Я – слово, что никогда не сказали.

Я – чувство, которое не испытали.

Я – никто.

Я – пустота…

На экране появляется мужчина. Он застывает ровно посередине черного квадрата, поднимает лицо и устремляет пронзительный взгляд прямо на меня. Жар обдает меня с головы до пят. Я дрожу. Но не от страха, нет.

Дрожу от предвкушения чувств, что знаю, испытывала рядом с этим мужчиной. Только с ним.

Даже не помню, откуда такая уверенность.

Но она есть. И пока я смотрю в светло-зеленые глаза незнакомого знакомца – живу.

Мужчина ничего не говорит, он просто смотрит. И в этом взгляде кричат столько чувств, что я соглашаюсь – все слова лишние. Понимание настигает меня без разговоров, хотя чертовски сильно хочется услышать его голос.

Думаю, он хриплый и глубокий, именно таким и должен обладать этот мужчина.

Я точно уверена, что знаю его.

Чем дольше мужчина смотрит на меня, тем сильнее понимание того, что я должна быть с ним. Желание быть ближе к нему, притянуться как вторая половина магнита настолько сильное, что сквозь тишину прорывается нетерпеливое шипение.

Я даже никогда не знала, что способна издавать подобные звуки.

Нечеловеческие.

Страстные.

Жадные.

Взгляд зеленых глаз гипнотизирует. Я полностью сосредоточена на красивом лице незнакомца и ощущении диковинного притяжения, что с каждой секундой только нарастает между нами.

Мужчина безмолвно зовет меня к себе.

В его взгляде столько чувств, что мне хочется схватиться за сердце. Если бы оно у меня билось, непременно так бы и сделала.

В его взгляде – неприкрытая мольба, боль, желание, страх и… потребность.

Его потребность во мне настолько жгучая и огромная, что я готова согласиться на что угодно, только бы испытать нечто подобное.

Вновь. Уверенность, что все это у меня было и непременно с мужчиной по ту сторону черного экрана – не покидает.

Незнакомец молча умоляет меня вернуться.

Я могу читать язык его тела и точно знаю то, что он пытается мне сказать.

На мгновение вместо всеобъемлемой пустоты, я становлюсь искрой, что способна разжечь огромное, сильное пламя.

– Я помогу тебе обмануть Смерть, – женщина появляется из ниоткуда и говорит решительным, немного низким голосом. – Только если ты действительно хочешь вернуться к нему. Мир по ту сторону от жизни никого просто так не отпускает. Надо быть готовой к испытаниям.

Мельком окидываю взглядом женщину, в ней нет ничего примечательного для меня, поэтому вновь возвращаю полноценное внимание мужчине. В его взгляде безмолвная мольба. И я не могу ему отказать в желаемом…

Я хочу вернуться к этому мужчине и… делаю решительный шаг в черноту экрана, прямо туда, где все еще ждет Он.

***

Неестественно белые, с вздувшимися ниточками вен, они кажутся совершенно чужими. Глубокая синева залегла между пальцами и придает кистям мертвецкий вид. Внешняя сторона ладоней до самых локтей усеяна ярко-красными царапинами, разноцветными, успевшими полинять синяками и ссадинами. Длинные пальцы, похожие на хрупкие веточки яблони, щетинятся обрубками ногтей и нервно подрагивают в пустоте холодного воздуха.

Слепящий свет безжалостен в своей погоне. Куда я не отворачиваюсь, он — повсюду. Жуткий болезненный свет.

Неимоверно тяжелая голова раздражает тупой болью и трубным гулом. Каждое движение отзывается тысячами иголок в висках. Похожее чувство бывает после разгульного вечера в компании шампанского, чуть-чуть вина, ну и напоследок пару глотков мартини, виски, водка? – наливай. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после… После… Черт! Этот назойливый шум в ушах не дает сконцентрироваться хоть на одной конкретной мысли. Словно в голове открылась наковальня.

Вскидываю ладони, пытаясь отогнать густой туман, и замираю. Ярко-алые совсем свежие разводы вперемешку с успевшими засохнуть бурыми пятнами венчают внутреннюю сторону кистей. Тяжело сглатываю вязкий комок слюны и подношу ладони ближе к глазам. Они пекут, слезятся, самопроизвольно закрываются. Щурюсь, сквозь боль поднимаю веки, рассматриваю липкую жижу на руках. Кровь? Моя?

Это сон? Только во сне все такое нереальное, жуткое и пугающее или чья-то шутка? Неудачный. Жестокий розыгрыш.

– Эй! Э-э-эй! Кто-нибудь!

Слова вырываются диким воем, превращаются в пар и обрываются на высокой ноте.

Это розыгрыш. Да-да. Именно так. Истерический смех душит, пытается прорваться из груди наперебой с непонятным клокочущим звуком. Зажимаю рот, кусаю пальцы. Мне необходимо сдержать этот звук. Он похож на завывание ветра за спиной. Ветра?

Поднимаю голову, стараюсь разглядеть как можно больше деталей того, что рядом. Белый. Это все, что здесь есть. Белый воздух, белая земля, белые мухи. Снег!

Глаза все еще слезятся, но туманная дымка теряет свою плотность и мне удается заметить вдалеке грязно-коричневые, облепленные комками снега, стволы деревьев. Среди деревянных уродцев виднеется темный силуэт.

– Э-эй!

Силуэт на мгновенье замирает, будто прислушивается и ускоряет движения.

– Стой!

Сердце набирает бешеный ритм, словно кто-то подталкивает невидимым кулаком в грудь. Порываюсь вперед и утопаю по колено в сугробе. Боль обжигает ступни, но я сразу же забываю про нее, как только силуэт становится меньше. Он углубляется в лес. Подальше от меня.

– Стой! – неуклюже передвигаю оловянные ноги.

Движения рубаные, неловкие и неожиданно медленные. Странно, я совершенно не чувствую холода, только жгучую боль, что сопровождает каждое движение. Шаг – боль, шаг – боль, шаг…

– А как же я? Стой!

– Если действительно хочешь вернуться, то будешь бороться, – доносится вместе со свистом ветра.

Тяжелое дыхание паром оседает на лице, холодом облизывает заледеневшие щеки и теряется в волосах.

– Э-эй! – кричу изо всех сил.

Мороз обжигает горло, дыхание застревает где-то на полпути к легким, и я надрываюсь кашлем. Тело сгибается пополам, ноги не выдерживают, через мгновение мягкий снег принимает меня в свои объятья.

Ужасно хочется спать. Усталость покрывалом кутает плечи, мне тепло и уютно в этой белизне. Зачем куда-то спешить? Куда мне спешить?

Я почти согласна сдаться в приятный плен зиме и остаться здесь, грязным непонятным пятном среди безукоризненной чистоты, навсегда. Напоследок приоткрываю глаза и выхватываю темный силуэт неподалеку. Он ждет. Не пытается торопить или убеждать в чем-то, он терпеливо ожидает мой выбор.

Сдаться и получить покой или возвратиться в темный водоворот боли и продолжить путь в никуда? Выбор очевиден.

С глухим стоном встаю на четвереньки, ноги дрожат, цепляюсь синими пальцами за снег, утопаю глубже, царапаю землю. Потревоженная, она недовольно хрипит под моими руками, ворчит и сильнее натягивает корку льда на расцарапанный бок.

Медленно, но упорно я продвигаюсь за силуэтом. Каждый раз, когда ноги отказываются идти, и я вновь падаю в сугроб, силуэт ждет. Каждый раз, когда я молю его о помощи – силуэт ждет. Молча, терпеливо и отчужденно. На нем длинный балахонистый пуховик темно-зеленого цвета и рыбацкие сапоги выше колен. Силуэт не подпускает меня ближе, чем на двадцать шагов, из-под глубокого капюшона, надвинутого на переносицу, не удается разглядеть лица.

– Передай Яну, что мне очень жаль, что обрекла его на такие муки, – из-под капюшона льется женский голос. – Я прощаю тебя. И ты меня прости. Подари моему внуку счастье, девочка.

Я совершенно не понимаю, о чем она говорит. Но ведь это не так и важно, правда? Оказывается, просто слышать человеческую речь так приятно, что я готова слушать ее часами, даже не улавливая сути.

– Только выберись, Банши, – продолжает женщина, лица которой я по-прежнему не вижу. – Пройди последнее испытание, не сломайся, прошу тебя. Вернись к нему.

Женщина резко замолкает и почти срывается на бег. Я, заплетаясь в собственных ногах, стараюсь не слишком отставать.

Когда уже теряю счет шагам, силуэт скрывается за очередным деревом и … пропадает. Словно его и не было никогда.

– Э-эй…

Тишина насмехается над моими хрипами. Панически цепляюсь за кору дерева, царапаю ладони, пытаясь удержаться на ногах, заглядываю за ствол и кубарем лечу в пустоту.

Первое, что удается выхватить из темноты – звук. Знакомый, рокочущий звук. Открываю глаза, поворачиваю голову – шоссе. Звук приближается. Догадка пронзает разум. Из последних сил я поднимаюсь и кидаюсь на дорогу. Машина!

– Сто-ой! – хриплю и махаю руками.

Надежда на спасение подстегивает кричать громче, махать сильнее.

Синяя иномарка притормаживает, стекло со стороны водителя медленно ползет вниз, немолодой мужчина хмурится, упрямо поджимает тонкие губы и… машина срывается с места.

– Стой! – кричу вслед, заламывая руки. – Пожалуйста!

Устало оседаю на кромку дороги, утыкаюсь носом в колени, раскачиваясь в стороны. Пытаюсь убаюкать надежду, заглушить ком разочарования и принять неизбежность.

– Пожалуйста… Я так хочу домой.

Странный ступор прерывает острый визг тормозов и взволнованный мужской голос:

– Девушка, с вами все в порядке?

Вздрагиваю, поднимаю остекленевшие глаза и не вижу лица незнакомца склонившегося надо мной. Неясное серое пятно. Взгляд проходит сквозь мужчину, натыкается на черную иномарку, скользит по гладкому капоту и запутывается где-то среди верхушек высоких сосен.

– Черт! Да ты же почти голая! – обжигающее тепло ладоней на лице заставляет вскрикнуть от боли и отшатнуться.

– Не бойся! – незнакомец вскидывает руки. – Я тебя не обижу.

Мне хочется сказать, что я не боюсь, что хочу домой, а здесь страшно и больно, но язык не слушается – из горла вырывается натужный стон, подобный скулению.

– Не может быть! Ты?! Твою ж мать!– присвистывает мужчина, хватаясь за голову. – Детка, какая скотина такое сотворила с тобой?

Не дождавшись ответа, он аккуратно берет меня за плечи, заглядывает в глаза и поднимает на ноги.

– Не бойся. Все будет хорошо, – его спокойный бархатный голос вызывает дрожь. – Теперь ты в безопасности. Я больше не дам тебя в обиду.

Сил на то, чтобы идти нет, ноги подкашиваются, висну, уцепившись за ворот его куртки. Незнакомец ловко подхватывает меня на руки, он хмурится и что-то бормочет, оглядываясь на лес.

Усадив меня на переднее сиденье автомобиля, мужчина быстро сбрасывает куртку, затем стягивает свитер и остается в синей фланелевой рубашке. Я успеваю заметить красный шарф, который скрывает шею, крепкие бугры мышц под кожей, что перекатываются при каждом движении, перед тем, как незнакомец натягивает свой свитер на меня, захлопывает дверцу и садится за руль.

В салоне тепло, ненавязчиво пахнет хвоей, под звуки приятного голоса певицы из радиоприемника, я успокаиваюсь. Поджимаю ноги, натягиваю свитер на колени, кутаю лицо в воротнике. Пряный аромат кофе кружит голову. Вдыхаю крепче и зажмуриваюсь. Кожу начинает покалывать, словно неведомое пламя рвется наружу. Оно заставляет сердце сильнее биться, настойчивее проталкивать кровь в тело, заставляет меня жить. Мне приятен этот огонь.

Мужчина небрежно накидывает куртку поверх моих колен, старательно подпихивает углы между мной и сиденьем. Потом заглядывает в лицо и тянется в бардачок. Под внимательным взглядом зеленых глаз я дрожу так, как не дрожала даже на улице в мороз.

Незнакомец встряхивает серебристую фляжку, откручивает крышечку и протягивает флягу мне.

– Выпей.

Я колеблюсь.

– Выпей, – настаивает он. – Так ты согреешься быстрей.

Не дожидаясь согласия, он приставляет флягу к моим губам, повинуясь, приоткрываю их и жгучая жидкость обжигает внутренности, спирает дыхание, заставляет закашляться.

– Вот так, – улыбается мужчина, убирает флягу в бардачок и заводит мотор. – Послушная девочка.

Когда неприятная дрожь уступает место пьяной расслабленности, поворачиваюсь к своему спутнику, тот внимательно смотрит вдаль бегущему шоссе. По-мальчишески взлохмаченные черные кудри непослушно упали на лоб, норовят то и дело залезть в глаза. Мне хочется дотянуться рукой и убрать волосы, почувствовать тепло кожи, вдохнуть аромат мужского тела. Странное желание пугает больше, чем кровь на руках. Представляю лицо мужчины, если я сейчас поддамся своему глупому порыву. Неловко хихикаю. Незнакомец ухмыляется, окидывает меня лукавым прищуром и роняет:

– Вижу, коньяк уже подействовал.

– Эта гадость… б-была коньяком?

Незнакомец вскидывает брови и заходится громким смехом. Этот звук будоражит мою фантазию больше, чем алкоголь в крови.

– Детка, да ты совсем не разбираешься в выпивке! Эта гадость, – мужчина кидает красноречивый взгляд на бардачок. – Имеет более пятнадцати лет выдержки.

– И что? – не могу побороть возникшее чувство упрямства. – Значит это просто старая гадость.

Незнакомец хохочет еще больше.

– Бабуля тоже всегда так говорила, хоть и хранила в баре пару-тройку таких фляжек.

Мне хочется, чтобы он еще что-то рассказал. Голос этого мужчины дарит чувство защищенности и уверенности в лучшем. Но он молчит. Ведет себя так, будто мы давно знакомы. И ни о чем не спрашивает. Даже моего имени. Неловкость ложится на плечи, чтобы скрыть волнение, хватаюсь за серый лохматый свитер, который заботливо греет тело, с его плеча. Грязными пальцами скольжу по замысловатым косам. Почему он не спрашивает, как меня зовут?

Ответ обухом бьет по голове, не могу сдержать стон:

– Я не знаю, кто я!

А еще меня не покидает чувство, что все происходящее следует уже по знакомому мне сценарию. Дежавю только набирает обороты, когда мужчина поворачивает голову, наши взгляды пересекаются, а я не замечаю удивления, страха или даже недоумения. Нет. От его взгляда веет уверенностью, хищной силой и ледяным спокойствием.

С нескрываемой паникой шепчу:

– Помоги мне…

Мужчина громко сглатывает, на его лице всего на секунду застывает болезненная гримаса. Она так быстро сменяется каменной маской спокойствия, что я не уверена даже была ли эта боль вообще. Брюнет отворачивается и устремляет взгляд на дорогу, что змейкой теряется под шинами автомобиля.

– Главное, что ты жива, а с остальным мы разберемся.

В его голосе скользит такая неприкрытая уверенность, что я неволей успокаиваюсь. Я ему верю.

– А как тебя зовут?

– Ян, – скупо роняет он. – Зови меня Ян.

– Ян… – шепчу я, пробую имя на вкус, пытаюсь понять, подходит ли оно мужчине, что рядом или нет. – Ян… – кажется, что подходит.

Замечаю, что мужчина вздрагивает, как от удара и хмурится еще больше. Я чем-то его обидела? Неужели он так помрачнел из-за коньяка?

Еще пару раз пытаюсь завести разговор, но Ян отмахивается скупыми фразами, словно от мухи. Мне страшно оставаться наедине с мыслями, с пустотой внутри, но замолкаю, прислоняюсь лбом к стеклу и прикрываю глаза.

«Jingle bells… Jingle bells….» – доносится из приемника.

– Сейчас мы заедем в ближайшую больницу, – Ян первым нарушает молчание между нами. – Тебя необходимо осмотреть.

Киваю.

– Потом заедем в кафешку и обязательно перекусим. А то не удивлюсь, если тебя от дуновения ветра носить станет.

Киваю.

Не заедем.

Даже не знаю почему во мне проснулась подобная мысль, но я не на секунду не сомневаюсь в ее правдоподобии. Я уверена на все сто – никакого «потом» не будет.

– Эй, ну ты что? Обиделась? – Ян ободряюще дотрагивается моей руки. – Ты же знаешь, грубость мое второе имя.

Молния пронзает тело, память красной нитью мелькает перед глазами, я почти ухватила ее за хвост. Дергаюсь и устремляю невидящий взгляд сквозь мужчину.

– Прости. – Ян поспешно убирает руку. – Я сегодня ляпаю невпопад.

Красная нить отдаляется, так и не давшись мне в руки.

Белая дорога неловко виляет вправо, Ян вполголоса подпевает незамысловатой песенке, звучащей по радио, а прямо на нас мчит белый грузовик.

В мою голову врываются обрывки картин, звуков, ощущений. Я с ужасом понимаю, что все это уже происходило со мной и… не раз.

Мое наказание – быть рядом с мужчиной, к которому сумела вырваться из-за полога смерти, и раз за разом переживать момент, когда этот мужчина будет умирать прямо у меня на глазах. Потом возвращаться и переживать все заново. Чертовски хорошая пытка, не правда ли? Особенно, когда ты ничего не помнишь и не сможешь предупредить об опасности.

Только в этот раз все пошло немного по-другому. Я вспомнила все за долю секунду от неминуемого столкновения.

Он не успеет! В прошлый раз ведь не успел…

Ян выворачивает руль влево под истошный визг колес и… я знаю, что будет дальше.

Решение приходит мгновенно.

Я вжимаюсь в тело Яна, чтобы просунуть руку к двери с его стороны, нажимаю на ручку и с нечеловеческим усилием выпихиваю его тело из салона.

Автомобиль кувыркается.

Земля и небо мелькают с такой скоростью, что я не различаю где что.

Удары болезненны, молниеносны и приходятся на каждый участок моего тела.

Перед тем, как я разрешаю себе погрузиться в спасительную тьму, негнущимися пальцами срываю амулет с шеи и откидываю прочь.

Больше всего на свете я не хочу, чтобы это все повторилось.

Ян не умрет со мной в этой проклятой машине больше ни разу.

Я готова заплатить за это ценой своей жизни.

Вновь.

Глава 40

Сбой в программе

Я – боль.

Во мне сокрыты тысячи ее оттенков, от приглушенного коричневого до ярко-алого.

Я соткана из боли.

Не могу пошевелиться. Тело, словно каменное. Оно вылеплено из гранита и… больше не мое.

Голова – боль.

Грудная клетка – боль.

Я даже с уверенностью могу сказать, что мое имя теперь звучит иначе. Оно состоит всего из четырех букв, впрочем, как и раньше, только теперь эти буквы чужие.

Б – О – Л – Ь.

Да. Это кажется правильным.

Сознание успокаивается и точно покачивается на волнах, пока из небытия не вырывает голос.

– У нее перелом нескольких ребер, черепно-мозговая травма, – вздыхает кто-то совсем рядом. – Внутреннее кровотечение удалось остановить.

– Почему она так долго без сознания?

– А ты что думал, она вскочит прямо с операционного стола и пойдет в пляс?! – шипит мужчина. – Ее только перевели из реанимационного блока! Даже действие наркоза еще не вышло.

– Она должна уже проснуться… Я хочу видеть ее глаза.

– Она ничего тебе не должна, ублюдок! Если бы не ты этого всего вообще бы не было! Усек?!

– Заткнись, Брагин! Не тебе меня судить!

– Покинь палату! Я разрешил тебе посмотреть на нее только из-за просьбы своей невесты! Посмотрел? А теперь пошел вон!

Слышится возня. Приглушенные звуки от ударов. Пыхтение. Шипение.

Мне хочется приоткрыть хотя бы один глаз и увидеть, что происходит. Но тело не подчиняется, и я вновь соскальзываю за грань сознания.

Парю в темноте и лишь иногда улавливаю обрывки фраз.

– Почему она так долго, мать вашу, не приходит в сознание?!

– Ян, успокойся. Нам всем надо успокоиться. Даша сильная. Она обязательно выкарабкается. – На этот раз голос женский, немного охрипший, низкий и постоянно всхлипывает.

Внутри меня зажигается огонек узнавания. Рита? Она плакала?

О, Господи! Как же мне хочется ее обнять!

Пытаюсь пошевелить рукой, но все тщетно.

Боль не отступает.

– Рыжик, я не могу. Я… не могу ее потерять… еще раз.

– Даже не смей о таком думать, Кенгерлинский! – возмущенно выплевывает Рита и ее голос становится на несколько тонов выше. – Операция прошла успешно. Все наладится. Мы должны верить.

– Верить? – Ян надрывно смеется. Я чувствую в нем столько боли, которая перекликается с моей собственной, что мне хочется завыть от отчаянья. – Ты же знаешь, вера не по моей части. Я просто схожу с ума от бессилия здесь!

– Тогда я буду верить за двоих, Ян. Мне хватит сил.

Он вздыхает, ненадолго замолкает и произносит то, что я знаю, отнимает у него чуть ли не последние силы:

– Спасибо.

Все тяжелое и неимоверно болит. Я хочу вернуться, но этот пласт боли, что придавил мое тело, слишком тяжел, непосилен мне.

Я устала бороться. Хочу заснуть и больше не чувствовать. Вообще ничего не чувствовать. Воспаряю в глубокую тьму. Она баюкает меня в своих теплых объятьях. Так намного спокойнее и уютнее, чем постоянная борьба с болью. Мне не одолеть ее. И… я почти свыкаюсь с мыслью, что останусь во тьме навсегда, как голоса вновь вырывают меня из темноты, поближе к ненавистной боли.

– Она никогда не очнется, да?

– У Даши серьезная черепно-мозговая травма, – говорит мужчина, в котором узнаю Федора Брагина. Сейчас, по оттенкам в его голосе, я чувствую его спокойствие. – Мы ввели ее в искусственную кому, чтобы минимизировать риск повреждения мозга. Ты должен понять, Ян, медицина не всесильна. Мы сделали все, что могли. Я вообще не понимаю, как она могла появиться в лесу спустя три месяца после своей смерти! Это немыслимо! Тело Даши идет на поправку, но мозг… Черт! Я не знаю, что тебе сказать! Я не знаю, когда она очнется и очнется ли вообще!

– Хреново.

– Еще как! Ян, а я ведь только обрел дочь… Вновь…

О Боже. Он беспокоится обо мне. Так непривычно чувствовать подобное, что мне хочется заплакать. Дочь… Неужели все, что я слышу, реальное? Федор любит меня? Так сложно поверить в хорошее и вновь довериться людям, что дыхание вдруг спирает в груди. Оно обрывается на полувздохе и начинает клокотать рядом, точно надо мной трепещет крыльями стайка голубей.

Слышу тревожный писк приборов. Никогда не забуду этот звук, ведь именно он предвещает скорую смерть.

– Дерьмо! Ян не заслоняй! У нее остановка сердца. Катя, подключи дефибриллятор!

Я умираю? Опять?

– Даша!

Темнота.

Когда в следующий раз всплываю, как буек, на поверхность – ничем не могу пошевелить. Рот и глаза плотно закрыты, тело распластано на чем-то мягком и вновь придавлено тяжелым пластом боли. Я чувствую себя беспомощной и слабой. Испуганное сознание маячит где-то рядом и мне хочется его ухватить за серебряную нить, которая исходит из моей груди. Внутренним зрением я вижу ее особенно ярко. Она тонкая, почти прозрачная и тянется в потолок. Только мне никак не дотянуться, чтобы намотать ее на запястье. Я ведь не могу пошевелиться.

– Я не оставлю ее!

– Ян, тебя надо поспать. Иди, я посижу с ней.

– Нет. Я должен быть рядом.

– Черт, Ян, но почему ты такой упрямый?! Я и так нарушил сотню правил, разрешив тебе бывать в ее палате, но не сутки же напролет!

– Я не уйду.

– Ну и черт с тобой! Тебя реанимировать я не буду, так и знай!

Я борюсь со слабостью, болью, туманом, которые не собираются ослабить хватку. Изо всех сил цепляюсь за голос Яна, за все, что связывало нас прежде… Безумно хочу вынырнуть из темноты и обнять Кенгерлинского. Я даже готова выйти один на один с этой мучительной болью, готова выдержать что угодно, лишь бы еще раз заглянуть в светло-зеленые глаза. Но простого рвения оказывается недостаточно и я вновь соскальзываю в бездну. Господи, нет!

– Какого хрена ты приперся сюда?! – кричит Ян и если бы я могла управлять своим телом, то обязательно бы вздрогнула.

Ярость наполняет пространство между нами, даже не видя, что происходит, я чувствую ее особенно ярко.

– Я… хотел попрощаться. Я уезжаю, Ян. Надолго.

– Мне плевать, – сердится он. – Как ты вообще осмелился заявиться сюда, Адиса? Особенно после того, что натворил, мать твою!

– Прости меня.

– Уходи.

– Ян, пожалуйста… Я хотел попрощаться с вами… обоими. Ты же сам знаешь, что я не мог поступить по-другому. Если бы ритуал не был проведен ты бы погиб!

– Да мне плевать!

– Ян…

– Выметайся отсюда! Уходи сам или я тебе помогу!

Я слышу короткие и тяжелые вздохи, шарканье ног, похожее на стариковское.

– Передай Даше, что я сожалею.

Боль моя трещит по швам. Агония достигает пика. Слишком много эмоций вокруг меня! Слишком много воспоминаний! Господи!

Туман, что настигает, теперь кажется спасением.

Я падаю, падаю, падаю…

Небо разверзлось и поглощает землю. Я упиваюсь собственной ничтожностью и беспомощностью.

Темнота становится все ближе и ближе. В последний миг я с отчаяньем понимаю, что больше не вернусь.

Пробуждение было неприятным.

Меня атаковало ужасно сильное чувство дискомфорта и голода. Казалось, что желудок прилип к позвоночнику и продолжал корчиться в судорогах. Пытаясь притупить несносные ощущения и собраться с мыслями, я вдохнула воздух, насквозь пропахший лекарствами, и тотчас пожалела об этом. Внутри меня разверзлось настоящее адовое пламя.

Грудная клетка болела так, что даже дышать было невыносимо. При каждом вдохе мое горло терло какое-то инородное тело, отчего тошнота бунтовала пустой желудок. Я потянулась ослабшей рукой, особо не надеясь н успех, и выдернула изо рта трубку. Получилось! Это простое движение принесло мне столь неимоверное облегчение, но забрало почти все силы.

Тошнота отступила.

Я открыла глаза, с удивлением отметив, что нахожусь в палате с ужасными зелеными стенами и кучей медицинской аппаратуры. Комнату окутал полумрак, что однозначно порадовало. Даже от сумерек сейчас у меня неприятно слезились глаза.

Больше всего беспокоила голова и грудь. Сложилось такое впечатление, что во мне взорвалась бомба.

Господи, почему же так больно?

Пусть я казалась себе тяжелой и даже «ватной», но все же мне удалось немного приподнять голову. Первое что бросилось в глаза – левая рука была зафиксирована бинтами, прозрачная жидкость по трубочке через катетер продолжала капать в мое тело. Нет, я не чувствовала ничего сверхнепривычного или странного. Если не считать того, что все занемело, болело и зудело так, что хотелось вылезти вон из кожи.

Повернув голову в другую сторону и удивившись, что тело стало меня слушаться, я наткнулась взглядом на черную макушку. Мужчина сидел на стуле рядом с моей койкой и, положив голову на руки, спал.

Я не видела его лица, но уже сейчас могла с уверенностью сказать, кто передо мной.

Устав противиться вспыхнувшему желанию ощутить прикосновение, я уступила. Правая рука оказалось на удивление послушной. Удалось дотянуться до головы мужчины и запустить одеревеневшие пальцы в густые волосы. На ощупь они были именно такими, какими я помнила: шелковистыми и непослушными.

Ян…

Я успела совершить всего несколько движений, перебрать пару прядок перед тем, как Ян резко вздрогнул и вскинул голову. Моя рука упала обратно на постель.

Его глаза расширились от удивления.

Ян смотрел на меня так, будто увидел призрака. Хотя разве Вестника, что провожал существ на ту сторону, можно было этим удивить?

– Даша, – прошептал он, не двигаясь.

Во рту у меня было сухо и неприятно, а язык точно увеличился в два раза и подчинялся с трудом.

– П-пить, – прокаркала я, вместо приветствия.

Ян подскочил.

– Да-да, сейчас.

Через несколько секунд к моим губам уже прижимался холодный бок стеклянного стакана. Свободной рукой, Ян бережно поддерживал мою голову, чтобы было удобнее пить.

Я жадно глотала прохладную воду, поймав себя на мысли, что ранее ничего вкуснее не пила. Может так показалось, потому что внутри меня все стало похоже на пустыню.

– Медленней, детка. Не спеши.

Я постаралась последовать его совету, но ничего не получилось. Пересохшие губы плохо слушались, вода струйками вытекала изо рта, сползая по подбородку на шею. Осушив стакан до последней капли, я блаженно прикрыла глаза.

– Лучше?

– Спасибо, – теперь мой голос уже не напоминал скрип протертых шин.

Ян напряженно застыл. Взглядом он жадно впился в мое лицо, отчего я почувствовала привычный жар, распространившийся по позвоночнику.

– Даша, это, правда, ты? Я не сплю? – Ян запустил пальцы в свои волосы и взлохматил их нервным жестом.

Он сейчас выглядел настолько ранимым и потерянным, словно маленький мальчик, что у меня защемило сердце.

Ох, Ян…

– Я.

– Детка, – грустно улыбнулся он. – Ты так долго не просыпалась…

– Теперь я здесь.

– Хорошо.

В комнате повисла тишина, которая нарушалась только ровным попискиванием датчиков жизнеобеспечения.

Между нами с Яном возникло что-то новое. Оно было сильным и непривычным. Никогда прежде я ничего подобного не чувствовала. Просто смотреть на Кенгерлинского оказалось приятно до дрожи. Все остальные потребности отступили на второй план. Даже боль притупилась.

Я жадно впитывала в себя каждую черточку мужчины, с которым пережила ад и рай.

Ян изменился. Он выглядел ужасно. Я нахмурилась, отмечая все эти разрушительные перемены.

Кенгерлинский казался донельзя усталым и вымотавшимся. Под глазами залегли темные круги, было заметно, что он не брился, щетина покрывала щеки, подбородок. И даже с взлохмаченными волосами, в измятой одежде, Ян выглядел притягательно!

Я тяжело сглотнула.

Электричество между нами не ослабевало. И… я должна была признаться, это чувство мне нравилось.

– Даша, ты очнулась! – чужой голос, прозвучавший неестественно высоко и надрывно, разрушил волшебство момента.

Я отвела взгляд от Яна и заметила, как в палату вошел Брагин.

Сердце забилось быстрее при виде его счастливой улыбки.

– Привет, – робко улыбнулась я в ответ.

– Почему ты не сказал мне? – нахмурился Брагин, кидая обвиняющий взгляд на Кенгерлинского. – Давно она пришла в себя?

Ян неопределенно пожал плечами:

– Я не засекал.

– В этом ты весь, Кенгерлинский, – упрекнул его мой новоявленный отец. – Ты хоть понимаешь, что я должен контролировать все показатели Даши? А если бы у нее появились ухудшения, пока ты медлил с тем, чтобы позвать кого-то?

Ян прищурился. Его взгляд сделался холодным и мрачным. Но вместо того, чтобы взорваться гневной тирадой в ответ, как я ожидала, он только поджал губы и смолчал.

Федор неодобрительно покачал головой и стал проверять все приборы, считывая мои жизненные показатели. Делал он это так скрупулезно и на диво самостоятельно, не став даже дожидаться медсестру, что я удивилась. Нет, Брагин всегда был отличным профессионалом, но чтобы вот так… Кто видывал, чтобы хирург так тщательно хлопотал над пациентом, точно курица-наседка? Ян тем временем стоял в моих ногах и не сводил настороженного взгляда, наблюдая за действиями Брагина, точно он в медицине разбирался куда лучше некоторых.

– Не ругай его. – Захотелось разрядить обстановку мне. – Это я задержала Яна своими просьбами.

Брагин поморщился, но ничего не ответил.

Через некоторое время, когда основные мои жизненные показатели были измерены, и, видимо, устроили Федора, он отклонился и заговорил:

– Твое тело, Даша, быстро идет на поправку. Это странно, но не может меня не радовать. Я понаблюдаю за тобой пару деньков и, думаю, сможем тебя отпустить домой, если не будет никаких нежелательных последствий.

Я кивнула.

– Нежелательных последствий? – напрягся Ян.

– Черепно-мозговая травма непредсказуемая вещь, Кенгерлинский. Никто не знает в точности, что можно ожидать от человеческого мозга, – вздохнул Брагин.

Ян кивнул и еще больше нахмурился. Я никак не могла избавиться от чувства жара, что заполнял все мои клетки под пронзительным взглядом Кенгерлинского. Смущение и желание чего-то большего переплелись во мне подобно двум спиралям ДНК в человеческом теле.

– Как ты себя чувствуешь, Даша? – спросил Брагин, что-то записывая в медицинский блокнот.

– Хорошо, – смутилась я. – Только все болит.

А еще безумно жаждет прикосновений. Последнюю мысль я предусмотрительно не стала озвучивать.

– Ну, это неудивительно после таких травм. Я выпишу тебе обезболивающее и Катя принесет через пару минут. Потерпишь?

Я кивнула, стараясь сконцентрировать свое внимание на Брагине, но глаза, то и дело, возвращались к хмурому и осунувшемуся лицу Яна. Мне хотелось поскорее остаться с ним наедине и расспросить обо всем, что произошло.

– Ты что-нибудь еще хочешь? – не отставал Брагин.

– Да. Еще я ужасно хочу есть, – улыбнулась я, когда брови обоих мужчин выгнулись в удивлении. – Съем слона.

Ян хмыкнул и перехватил такой же скептически-веселый взгляд Брагина:

– Слонину, дочка, тебе еще рановато, а вот куриный бульон будет в самый раз.

Это был первый раз, когда Брагин назвал меня своей дочерью. Причем прозвучало так обыденно и привычно, будто он делал это раз тридцать на день.

Как только слова сорвались в пространство, я смогла наблюдать за молниеносной сменой настроения Федора. Веселье куда-то испарилось, вместо него всего за считанные секунды появилась растерянность, а после и неловкость.

Брагин нервно отдернул воротничок халата, проверил фонендоскоп на шее и натянуто улыбнулся:

– Отдыхай, Даша. Тебе необходимо набираться сил. Я пришлю Катю с обезболивающим и еду тоже организую.

Я слабо кивнула. Настолько часто повторяла именно это движение в последние десять минут, что стала чувствовать себя китайским болванчиком.

Раздражения или неприятия по поводу того, как Федор ко мне обратился – не испытывала, но убеждать его в этом также не спешила. Мне хотелось поскорей остаться наедине с Яном и выяснить, что на самом деле произошло, и как я здесь оказалась! Остальное – подождет.

Казалось Брагину и не требовалось никакой реакции с моей стороны. Он сжимал блокнот в руках, глаза нервно оглядывали помещение, ни на чем особенно не фокусируясь. Что-то безмолвно прожевав губами, Федор ретировался за дверь.

С его уходом в палате сразу же стало душно.

Все для меня в ней было слишком. Слишком тесно, слишком чисто, слишком по чужому…

В груди защемило от нахлынувшей тоски. Я скомкала в пальцах кусок одеяла, пытаясь сдержать дрожь страха.

– Детка, тише, – Ян опустился на корточки возле койки и взял меня за запястье.

От этого прикосновения веяло теплотой и непривычной нежностью. Если бы я могла останавливать мгновения, то этот момент проживала бы вечно.

Меня словно прошибло молнией. Вспышка осознания была настолько яркой, что я даже зажмурилась, боясь ослепнуть. О том, что все это происходит в моей голове, а Ян даже не поморщился, не стала думать.

Я вспомнила все, через что пришлось пройти. Испуганно перевела взгляд на Яна и в этот раз не смогла совладать с дрожью.

Кенгерлинский воспринял мою реакцию по-своему. Он приблизился и ласково зашептал:

– Детка, ну что ты? – принялся медленно поглаживать внешнюю сторону моей ладони. – Успокойся. Все уже позади. Я здесь. С тобой. Больше не дам никому в обиду, слышишь? Дашенька, пожалуйста, не плачь. Все будет хорошо.

– Нет, Ян, нет, – тряхнула головой я и тут же поморщилась. Боль запульсировала в темечке. – Ты не понимаешь. Мне надо встать.

Дернувшись вперед, получила только еще больший залп боли, что стрельнул в грудную клетку и собрался тугим узлом в голове. Онемевшее тело по-прежнему слушалось с трудом.

Ян придержал меня за плечи, останавливая от лишних телодвижений.

– Тебе нельзя вставать, – сказал он. – Даша, перестань дергаться! Да что с тобой? Что ты удумала, черт подери?!

Больничные стены давили, воровали воздух.

– Ян, миленький, пожалуйста, забери меня отсюда, – я судорожно ухватилась за его руку так, словно это спасительный круг в темном омуте. – Не могу здесь больше. Задыхаюсь. Мне надо отсюда выбраться.

– Но Брагин, – нахмурился он.

– Пожалуйста, Ян! Мне надо удостовериться, что все это настоящее, что я не сплю и не сошла с ума…

– Даша… – Кенгерлинский прищурился, в глазах вспыхнуло недоверие и растерянность.

Эти эмоции, что легко читались в нем, почему-то болью ударили мне в грудь. Туда, где по медицинским книжкам, должно было находиться сердце. Мысли о том, что Ян мне не поверит, даже если я все сейчас расскажу, и что все происходящее может оказаться моим сном или чьей-то очередной уловкой – отозвались отчаяньем.

– Пожалуйста, Ян, пожалуйста, – шептала я, кривясь от нового потока слез, что жгли горло.

– Даша, я… – он вновь нервно провел рукой по волосам, отводя взгляд в сторону. – Тебе нельзя вставать, состояние еще нестабильное. Черт, да ты только что вышла из комы! Ты хоть это понимаешь? Не успела ты глаза открыть, как просишь меня забрать тебя из больницы? Я похож на идиота? Дерьмо! Я не буду так рисковать тобой! Нет.

Он отвернулся, выдернул руку и стал вышагивать взад-вперед по палате. Я продолжала давиться слезами. Стены, удушливый запах лекарств, пиканье приборов сводили меня с ума.

– Перестань плакать, Даша, – строго сказал Ян, сжимая кулаки. – Черт, перестань! Я не могу на это смотреть!

– Ян, я прошу тебя… Ян!

Он зажмурился, лицо превратилось в мучительную маску.

– Ян, отвези меня домой.

Кенгерлинский вздрогнул и резко распахнул глаза, впиваясь в меня ошарашенным взглядом.

– Домой?

– Да. Пожалуйста…

Еще несколько секунд Ян молча смотрел на меня, точно пытался прожечь взглядом и проникнуть в мысли. Все в нем говорило о внутренней борьбе.

Наконец Кенгерлинский решительно откинул мое одеяло в сторону.

– А пошло оно все…

Глава 41

Сладкая галлюцинация

Ян перехватил Катю в коридоре.

Даже не знаю, что именно он ей сказал, чтобы она согласилась на это безумие. Видимо пришлось подключить все красноречие, которого у Кенгерлинского, я знала, всегда хватало в достатке.

В палату девушка вошла на негнущихся ногах и с лицом бледно-зеленого оттенка, отчего чуть ли не сливалась со стенами.

– Меня уволят, – простонала она, отключая меня от капельницы и системы измерения жизненных показателей.

– Не уволят, – твердо сказала я, мысленно радуясь, что Ян пошел навстречу моему сумасшествию. – Скажешь Брагину, что инициатором всего была я. Катя, перестань ты дрожать! Скажешь Федору, что я решила проходить лечение дома и сама себя выписала.

Медсестра нервно хмыкнула:

– Если бы я тебя не знала, Даша, то обязательно позавидовала бы этой наглости. Только знаешь, раньше ты такой не была. И никогда не нарушала правил! Господи, да ты сама медсестра! Разве не помнишь, насколько у нас с этим строго?

Она попыталась надавить на мою совесть и если раньше я бы после такой отповеди сразу же сдалась, то сейчас намерения покинуть больничные стены стали только сильнее.

– Люди меняются, Катя.

Она недовольно поджала губы.

– Ты закончила? – нетерпеливо спросил Ян.

Катя кивнула.

– Давай предписания и обезболивающее, что выписал Брагин.

– Но…

– Катя, – хмуро покачал головой Ян.

Не успела я удивиться, как и почему неодобрение Кенгерлинского так действует на девушку, как она отдала ему несколько коробочек с таблетками и белый листочек с назначениями. После этого тут же отступила в дальний угол палаты, смиренно опустив голову.

– Выйдешь из палаты через десять минут, как мы уйдем. Скажешь Брагину, что Даша уснула. Поняла?

– Да.

– Халат снимай.

– Но…

– Снимай, – махнул рукой Ян. – Я жду.

Все приготовления заняли не больше трех минут. Кенгерлинский переодел меня в халат Кати и аккуратно взял на руки. И пускай я сейчас была слабее котенка, но рядом с Яном чувствовала себя точно в защищенной крепости.

Прижавшись к его груди и уперев нос в местечко под шеей возле ключицы, я закрыла глаза и вдыхала знакомый запах мужского парфюма с древесными нотками.

– Как ты ее уговорил? – пробормотала, не открывая глаз.

– Разве ты еще не привыкла, что у меня есть дар убеждения?

– Особенно с молоденькими девушками, – хмыкнула я.

Ян ничего не ответил. Я чувствовала, как напрягаются мышцы его грудной клетки при ходьбе. Судя по дыханию, он спешил и чуть ли не бежал, стараясь поскорее миновать больничные коридоры.

Когда запах лекарств разбавил свежий и холодный воздух, я поняла, что мы вышли на улицу. Глаза открывать не хотелось. В теплых объятьях Яна я почти засыпала и не могла противиться этому.

Кенгерлинский не стал подгонять свою машину. Не знаю, что остановило его, то ли наш последний опыт совместной поездки, то ли он еще не купил новую машину, то ли приехал сюда на байке. Вопросы я не задавала, а посвящать в свои планы Ян меня не собирался. Он и до этого не особо был болтливым, так теперь и вовсе угрюмо молчал, погрузившись в собственные мысли.

Даже оказавшись в такси, где обивка пахла дешевой кожей и табаком, Ян не выпустил меня из рук. Он устроился на заднем сиденье, полу уложив меня к себе на колени, одной рукой придерживая голову, а другой, поглаживая спину, и назвал таксисту адрес.

– Эй, давай потише на поворотах. – Нахмурился Ян, когда машину в очередной раз тряхнуло, а я скуксилась от боли, что прошила голову. – Не дрова везешь.

– Дорога плохая, – пожал плечами водитель.

– Тогда езжай медленней, только не тряси. Моя девушка плохо себя чувствует.

Его девушка? Я немного поерзала, пытаясь устроиться поудобнее, чтобы начать обстоятельный разговор, но Ян зарылся носом в мои волосы:

– Тс-с, детка, поговорим дома. Не при свидетелях. Постарайся максимально расслабиться в этом неудобном положении.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что не отвернулся от меня и помог. Мог бы просто проигнорировать мою истерику или уйти.

– Оставить тебя после всего, что я уже пережил?! – Ян напрягся. – Либо ты действительно слишком сильно приложилась головой, либо ты обо мне ужасного мнения.

– Ян…

– Не стоит отвечать, детка, – он поцеловал меня в макушку. – Я предпочитаю думать первое. Не убивай своим ответом всю мою оставшуюся гордость.

– Хорошо, – легко согласилась я, чувствуя, как губы растягиваются в счастливой улыбке.

Пусть все, что сейчас происходило, на поверку могло оказаться очередной галлюцинацией, но даже это не омрачало моего настроения. Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему живой. И совершенно неважным стало то, что теплые руки Яна на моем теле, его умиротворенное дыхание и легкие поглаживания могли быть просто продуктом воспаленного сознания. Пусть так. Внутреннее спокойствие, что расплылось по телу, стоило всех дальнейших страданий, которые, если придется, мне надо будет выдержать. Если я когда-нибудь пойму, что эти мгновения наедине с Яном были просто фальшивкой, фантазией, уловкой мозга – боль станет всепоглощающей. Но сейчас мне не хотелось думать о будущем, об эфемерных «если» и неприятных возможностях. Я просто упивалась тихой радостью, не собираясь омрачать ее ничем.

Близость Яна исцеляла мою душу.

По дороге в особняк несколько раз я впадала в забытье. Убаюканная нежностью Кенгерлинского, позволила усталости взять верх над моим телом и сознанием. Только пару раз удалось вынырнуть на поверхность. В такие короткие моменты я слышала обрывки фраз. Ян по телефону раздавал указания. Его голос звучал властно и серьезно, совершенно не так, как он обращался ко мне.

Думать о различиях в его поведении со мной и с другими было непосильной задачей. Полог слабости вновь прикрыл мою голову, а туман развеял мысли, заполнив сознание собой.

Следующее пробуждение случилось в тот момент, когда я вдруг поняла, что тело больше не трясет от неаккуратной езды таксиста. Приоткрыв глаза, увидела бездонную серость неба над головой.

Ян быстро преодолел расстояние от ворот до особняка и вбежал на крыльцо. Его движения были нетерпеливыми и даже поспешными, но в тоже время настолько аккуратными, что меня ни разу не тряхнуло. Боль в голове сделалась тупой и назойливой. Она зудела монотонно и глухо, словно под черепную коробку забрался рой надоедливых мух. По десятибалльной шкале я могла оценить свое теперешнее состояние на твердых семь баллов. Как бы плохо мне не было, уверенность в том, что боль может быть намного выше – не отпускала. Поэтому я умышленно придержала три балла, втайне надеясь, что никогда не испытаю их силу на себе.

Тепло, которое резко обдало тело, когда за нами глухо захлопнулась дверь, не было агрессивным или удушливым. И все же по сравнению с тем уличным холодом перемена для меня была более чем разительна.

Крупная дрожь появилась из ниоткуда. Я даже не заметила ее прихода до тех пор, пока зубы не стали клацать.

– Душенька моя! Миленькая! Ой, радость-то какая! – взвизгнуло почти над ухом.

От резкого звука в голове помутилось, и я неосознанно прижалась крепче к Яну, почти вдавливаясь в его тело. Боль в ребрах меня волновала сейчас наименьшим образом, чем шум, который грозил превратиться в мигрень.

– Эмма Эдуардовна, отойдите, – почти прорычал Кенгерлинский. – Вы что не видите, что ей плохо?

– Но я же… Господи, я просто так рада, что Дашенька вернулась к нам! – всплеснула руками она, тем самым посылая в мою голову мириады новых залпов от шума.

– Эмма Эдуардовна! – Ян не говорил, он просто выталкивал из себя слова сквозь зубы, не повышая голоса и даже не прекращая движений. – Я вас по-хорошему прошу, помолчите. Сейчас Даше нужен покой и сон, а радость будете выражать, когда она придет в норму.

– Да что вы себе позволяете, Кенгерлинский?! Как вы смеете меня затыкать?!

Я захныкала и заткнула уши руками. Только это не спасло от боли, что жутким гулом почти оглушала меня.

Мысль о том, что сбегать из больницы было, по меньшей мере, глупо, а по большей небезопасно для жизни – пришла слишком поздно.

– Заткнитесь!

– Ян!

– Эмма, вы делаете ей больно!

Я завыла в голос.

Голоса сразу же стихли. Рыдания сопровождались глухими булькающими звуками, Ян уткнулся губами в мою макушку и стал что-то нашептывать. От его дыхания и прикосновений боль пряталась все глубже и глубже, пока не утихла до такого состояния, что я могла спокойно ее выносить, не боясь за свой рассудок.

– Как ты? – хрипло спросил Ян, как только я перестала плакать.

– Почти не больно.

Открыв глаза, я обвела взглядом побледневшее лицо Яна, а потом натолкнулась на Эмму Эдуардовну, что стояла неподалеку. Весь ее облик источал искреннее сочувствие.

– Прости меня, душенька, – прошептала она, отводя волосы с моих глаз нежным касанием. – Я не хотела сделать тебе больно. Больше этого не повторится.

– Все в порядке.

И хоть это не было стопроцентной правдой, но мне самой хотелось в это верить так сильно, как никому другому.

– Вы все приготовили? – прервал наши гляделки Ян. Если бы голосом можно было замораживать, то Эмма Эдуардовна наверняка тут же превратилась бы в ледяную глыбу.

В обращении Яна сквозил просто арктический холод, даже я поежилась в его руках.

– Да, – ответила она и стыдливо отвела взгляд.

– Бульон принесете через пять минут, – приказал он и, больше не сказав и слова, устремился по коридору.

Я думала, что Кенгерлинский принесет меня в мою комнату… Даже, если не по праву называть ее своей, мысли, что в этом доме есть что-то мое, вызывали радость.

Но я ошиблась.

Ян аккуратно уложил меня в кровать, укутав пушистым одеялом так, что наружу торчал только кончик носа. Когда же смогла осмотреться поняла: он разместил меня в своей спальне.

От неожиданно нахлынувших воспоминаний того, чем именно мы занимались с ним здесь не так давно, меня кинуло в жар.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Ян, склонившись надо мной. – Что-то болит?

– Нет, не болит.

– Врунишка, – он ущипнул меня за кончик носа.

– Здесь я чувствую себя намного лучше, чем в больнице.

– Это хорошо, – улыбнулся Ян и тут же помрачнел, глядя на меня. – Если тебе станет хуже и вдали от больницы что-то случится…

– Ничего не случится.

Ян грустно улыбнулся, а я поймала себя на мысли, что безумно хочу увидеть искры веселья, что плясали в его глазах раньше. Теперь вместо них пролегла глубокая печаль. Мне казалось, что если я потянусь ближе, то даже смогу ощутить ее слои на коже Яна.

Дверь почти бесшумно отворилась. Домоуправительница зашла в спальню, аккуратно поставила поднос с едой на прикроватную тумбочку. Аромат куриного бульона мигом распространился по комнате. Я прикрыла глаза, удовлетворенно втягивая воздух, что стал таким вкусным. Желудок громко забурчал в предвкушении, заставив меня устыдиться вновь проснувшегося голода.

– Приятного аппетита, Дашенька, – тепло улыбнулась Эмма Эдуардовна.

– Спасибо.

Я заметила, как женщина стала склоняться ко мне, чтобы подарить нежное, почти материнское, прикосновение, но Ян перехватил ее руку в воздухе. Он был по-прежнему недоволен поведением Эммы Эдуардовны. Неужели еще не остыл?

– Вы можете идти, Эмма, – холодно сказал он. – Передайте Илье Петровичу, чтобы поставил сигнализацию и никого на нашу территорию не впускал. Дальнейшие распоряжения я дам позже.

Домоуправительница скупо кивнула, медленно выпрямилась, смахивая внешней стороной ладони обидные слезы, и вышла из спальни. Дверь она закрыла за собой также бесшумно, как несколько минут назад открыла ее.

– Зачем ты так с ней?

Ян нахмурился и ничего не ответил. Я уже привыкла к тому, что Кенгерлинский большой любитель по части игнора тех вопросов, на которые не желает отвечать.

– Она же хотела, как лучше. Не будь с ней грубым, Ян, – не стала сдаваться я. – Даже родная мать не дала мне столько тепла, сколько дарит Эмма.

Кенгерлинский отвернулся, резкими шагами проследовал к окну и застыл напротив него, вглядываясь вдаль.

– Прости. Ты права, – наконец проговорил он. Голос звучал приглушенно, словно признание далось ему с трудом. Мне хотелось прочесть его эмоции, пока он вновь не стал скрывать их за безучастной маской, но Ян стоял ко мне спиной. – Мне просто трудно тебя с кем-то делить.

– Ты ревнуешь?!

– Тебе необходимо поесть, детка, – Ян вернулся к кровати с таким непроницаемым лицом, словно последний вопрос был задан совершенно не ему. – Давай. Иначе все остынет.

Почти смирившись со скачкообразными перепадами в его настроении, я подчинилась. У нас же будет еще время, чтобы все выяснить? Молясь, чтобы у моей галлюцинации, если это все-таки жестокая шутка мозга, не было срока годности, я кивнула.

Ян взбил и умостил подушки так, чтобы я оказалась в полусидящем положении. Устроившись рядом со мной, он поставил поднос себе на колени, зачерпнул в ложечку золотистую жидкость и поднес к моим губам.

– Ты будешь меня кормить? – ошалело спросила я.

– Да.

– Но я могу сама!

– Я знаю, детка, – искренне улыбнулся он. – Просто позволь мне сделать это. Мне приятно ухаживать за тобой.

Жар смущения скользнул по щекам, я поспешила отвести глаза, чтобы не увидеть торжествующую улыбку Яна. Его забота была настолько приятна и неожиданна, что просто не могла быть правдой. А от мысли, что все это иллюзия – у меня грозило остановиться сердце.

Когда в следующий раз Ян поднес к моему рту ложку с бульоном, я не стала отпираться или стискивать зубы, а позволила мужчине накормить себя. Это было непривычно, смущающе и так сладко, что я поджимала пальцы на ногах от судорог удовольствия.

Внутри разливалось приятное тепло. Если бы меня спросили, что было тому причиной, не уверена, что нашла бы однозначный ответ. То ли все дело в ароматном курином бульоне и хрустящей булочке, то ли в присутствии Яна и его искренней, широкой улыбке. Наблюдая за ней, я удивлялась, почему у Кенгерлинского еще не свело челюсть. Он никогда не выглядел столь счастливым и беззаботным, как сейчас. Точно посредством того, что кормил меня со своих рук, Ян выполнял великую миссию по спасению мира. И никак не меньше. Иначе было не объяснить ту странную гордость и удовлетворение, что проступали сквозь все его черты в этот момент.

Пузатая миска только на треть опустела, когда я почувствовала, что больше не в силах запихнуть в себя ни капли бульона.

– Наелась? – удивленно приподнял брови Ян в ответ на мой молчаливый отказ от новой порции в ложке, застывшей у моего рта.

На утвердительный кивок, Кенгерлинский недовольно нахмурился.

– Ты съела слишком мало.

– Я больше не могу. Правда.

– Хорошо, – нехотя согласился он. – Буду кормить тебя чаще, но маленькими порциями.

Пришла моя очередь удивляться. Ян убрал посуду на поднос и выставил его за дверь. Выдавил две белые таблетки из пластинки и, держа их на ладони, взял стакан с водой. Вернувшись ко мне, он все-таки решил снизойти до ответа.

– Ты стала слишком легкой, Даша. Мне не нравится твоя болезненная худоба, поэтому я собираюсь дать ей решительный бой, – придвинувшись ближе, он протянул мне таблетки. – Обезболивающее. Выпей.

От лекарства было глупо отказываться, боль причиняла существенный дискомфорт и если больше не возрастала так, как недавно в холле, то и не утихала насовсем. Она осталась во мне словно навязчивый фон, от которого и желал бы избавиться, но не можешь. С другой стороны, я знала, что почти каждое обезболивающее вызывает сонливость. Это был тот побочный эффект, который испытать на себе хотелось в самую последнюю очередь. Я должна была отказаться от лекарств, смириться с болью и всласть упиваться моментом близости с Яном. Кто знает, сколько продлится эта галлюцинация? Возможно, это последний раз, когда я могу побыть рядом с тем, с кем мне всегда хотелось. Пусть даже в мире фантазий.

Но боль становилась невыносимей с каждой секундой промедления. Она точно отбойным молотком стучала по темечку, посылая резкую пульсацию в виски, грозилась взорвать черепную коробку, если я и дальше буду ее игнорировать. Послушно проглотив таблетки, я запила их небольшим количеством воды.

Кенгерлинский поправил подушки и помог мне лечь. Облегчение не пришло мгновенно, но полностью горизонтальное положение моему телу понравилось намного больше, чем сидящее. Гул в голове поутих.

Ян привстал с кровати.

– Ты куда? – с нарастающей паникой я ухватила его за руку.

– Приму душ, переоденусь и вернусь. Спи.

– Нет. Не уходи.

Ян застыл, непонимающе уставившись на меня.

Уже ненавидя себя за подобную слабость, я все же решилась на признание.

– Рядом с тобой боль проходит, – еле слышно проговорила. – Побудь со мной. Пожалуйста.

На удивление Ян согласился мгновенно. Он сбросил туфли, откинул одеяло и прилег рядом. Устроившись в теплой колыбели его рук, я увидела чистое удовлетворение, подобное моему, что осветило его лицо. Если бы сама не просила его остаться немногим ранее, то подумала бы, что Кенгерлинский вовсе не хотел выпускать меня из своих объятий даже на секунду.

Возможно, даже впервые молчание между нами не было гнетущим. Я всегда знала, что существуют моменты, когда слова лишние, когда все, что нужно сказать – говорит язык тела, биение сердца или дыхание в унисон. Прежде мне ни разу не довелось пережить такое. До этого момента.

Ян крепко и в тоже время нежно обнимал меня, его руки скользили по спине, выписывая ведомые только ему узоры, вызывая незнакомый ранее мне душевный трепет. Умостив голову на груди Кенгерлинского, я прислушивалась к его ровному сердцебиению. Этот звук был единственным, что хотелось слушать, и слушать, и слушать не переставая.

– Как же хорошо, – прошептал он, утыкаясь губами мне в волосы.

– Да, – согласилась я.

Ян провел пальцами по моей щеке, остановился на подбородке и потянул вверх, заставляя меня приподнять голову, чтобы встретиться с ним глазами. Он облизнул губы. И этот маленький жест родил во мне бурю предвкушения.

– Ничего не могу поделать с этой потребностью, – пожаловался Ян.

– Что? – я не могла отвести взгляд от его губ, что сантиметр за сантиметром приближались к моим.

– Ты нужна мне.

Я открыла рот для ответа, но Ян прильнул к моим губам и проглотил слова.

Боже милостивый!

Мне не стоило желать его так сильно. Мне не стоило отвечать на его ласки с болезненной тягой и вторить его движениям во всем. Мне не стоило расслабляться и верить в то, что эта сказка могла быть реальностью. Я готова назвать еще тысячу причин того, что мне не стоило делать, но это будет неважным. Почему? Потому что я позволила себе утонуть в пучине желания и наплевала на все то, что, и правда, надо было избежать даже ради того, чтобы в дальнейшем не задохнуться в горечи.

Вместо того чтобы отпрянуть и прекратить безумие, я запуталась пальцами в шелковистых волосах Яна, впиваясь ногтями в кожу головы и притягивая его настолько близко, насколько это вообще было возможно.

Его поцелуй, который начинался со щемящей нежности, неожиданно перерос в настоящий ураган страстей. Ян стонал, стараясь не сильно вжимать меня в кровать своим телом, чтобы не причинить боли, сминал мои губы, прикусывал их. Его язык хозяйничал в моем рте так, точно хотел оставить свой след. Заклеймить. Пометить. Подчинить.

Его губы были мягкими, а эта жесткая щетина оцарапывала мне щеки, вызывая мощную волну наслаждения. Осознание того, что все происходящее просто не могло быть настоящим, разрывало меня на части. Эта сладкая мука, точно яд, растекалась по моим венам. Она заставляла разум протестовать, чтобы прекратить агонию, и одновременно жаждать чего-то большего. Того, что я никогда не смогу получить, даже в своих больных фантазиях.

Его.

Жизни. Любви. Счастья.

– Почему ты плачешь? Я сделал тебе больно?

Я стиснула зубы, пытаясь сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Горечь была настолько огромной, что, казалось, сдавливала мне гортань своей непосильной тяжестью.

– Даша, ответь мне. Я сделал тебе больно? – Кенгерлинский сорвался на крик, трясущимися руками он повернул меня за подбородок к себе, чтобы впиться испытывающим взглядом в лицо. – Пожалуйста! Где у тебя болит?

– Не болит.

– Тогда в чем дело? – он немного успокоился и понизил тон голоса, но напряжение, сквозившее в каждой черте, взгляде, вздохе – так и не отпустило. – Почему ты плачешь?

– Просто это все слишком хорошо, чтобы быть правдой, – хрипло призналась я и отчаянно зажмурилась.

Вот и все. Из-за моей болтливости волшебство обязательно должно утратить силу. Не сомневаясь, что как только я открою глаза, окружение тут же померкнет и превратится в безжалостную черноту, а над ухом обязательно прозвучит каркающий смех – я жмурилась так сильно, что глаза стало жечь от усилий.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты моя галлюцинация, – скривилась я. По щекам катились жгучие слезы. – Не мучай меня. Исчезай быстрее.

– Дашенька, посмотри на меня, – лицо опалило теплым дыханием. – Посмотри и убедись, что ты не права.

– Нет, – отчаянно замотала головой я. Даже физическая боль отступила на второй план. Такого страха, который ощущался сейчас, я не испытывала ни разу в жизни. – Ты ненастоящий.

– Я настоящий. Я здесь. С тобой. Открой глаза, детка.

– Нет.

– Ты нужна мне.

– Это неправда! Зачем ты так мучаешь меня? Мне больно!

– Милая, открой глаза. Будь со мной. Верь мне, Даша. – Он стал поглаживать мое лицо, стирая слезы со щек. – Я настоящий.

– Нет, – из последних сил упрямилась я.

Если признать и поверить, что это все настоящее, а потом открыть глаза и убедиться в обратном, то я не смогу выдержать жгучего разочарования. Только не в этот раз. Больше нет. Но соблазн поддаться шепоту Яна был так велик! Господи, если бы он только знал, как я хотела верить в то, что сейчас слышала! Но…

То, что он говорил, было невозможным. Просто потому, что мертвец не мог быть живым. А я умерла. Сколько раз за последний год? Наверное, даже сейчас я не смогла бы назвать точную цифру, спроси меня кто о ней, но уверенности в том, что совсем недавно я скользнула за грань жизни и застряла там, было не занимать. Я до сих пор помнила ощущение стали в своем животе, когда Адиса рукой Яна провернул кинжал. До сих пор помнила, как острый обломок лобового стекла впился мне в шею, вырывая из глотки булькающие предсмертные звуки. Я даже ощущала холодное касание смерти на своем затылке, словно клеймо. И оно твердило, что жизнь для меня невозможна.

Человек не способен воскресать из мертвых. Если одиночное чудо еще можно было принять и взять на веру, то многократное автоматически превращалось в фарс и ловушку. Такие, как я – недостойны чудес.

Шепот Яна, его нежные касания, обещания, которые он никогда не произнес бы вслух, чувства, на которые просто не мог быть способен – все это манило и разрывало мою душу на части. Я так хотела поддаться искушению, улететь к пламени и сгореть, точно мотылек, что даже дышать с каждой секундой было все больнее и больнее.

– Милая, что мне сделать, чтобы ты поверила? – в его голосе прозвучала неприкрытая мольба. – Как мне доказать, что ты и я действительно здесь и все, что происходит, не выдумка твоей фантазии, а реальность?

– Не знаю, – прохныкала я. – Сделай то, что мог бы сделать только Ян Кенгерлинский и больше никто.

Глава 42

Ты – моя нежность

Пожалуйста, пускай это закончится.

Господи, пожалуйста, если все это иллюзия, не заставляй меня проживать ее раз за разом, как ту ужасную аварию.

Никогда в своей жизни я не молилась. Более того, я даже не верила в Бога. И ни о чем его не просила. Ни тогда, когда Гарик грубо вторгался в мое девственное тело, ни тогда, когда Влад предал или жнецы принесли в жертву. Ни разу за все прожитые годы, я не воззвала к Высшим силам, прося помощи или милосердия. До теперь.

Наверное, я молилась. По-другому стенания, что мысленно рвались из моей души, назвать не получалось. Это было новое для меня таинство, но произошло оно так естественно и привычно, словно я делала глоток живительной влаги.

Раньше необъяснимое стеснение тут же расплеталось в груди, стоило только заикнуться в просьбах о помощи. Я всегда избегала выказывать собственную слабость даже в глазах самых близких. Дурацкая маска сильной девочки прилипла ко мне еще со времен детдома.

Сейчас же внутренняя потребность быть выслушанной и понятой кем-то свыше, казалась мне важнее следующего глотка воздуха. Слова молитвы рождались тонким непрерывным потоком, прорастали теплотой у сердца и выливались наружу безмолвным криком.

Я не надеялась на сострадание или ответ, что, несомненно, прозвучал бы громоподобно посреди моего внутреннего монолога. Конечно, никто не отвечал на молитву. Но чувство, что я не только услышана, но и понята, родилось после странного кокона умиротворения, которое стало оплетать душу.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – надрывный шепот сорвался с моих губ прежде, чем я могла стиснуть их и не пропустить слова наружу.

Только услышав собственный голос, поняла, что повторяю это слово, как мантру, вслух.

Ян провел ладонями по моему лицу, убирая растрепавшиеся волосы. Его касания были переполнены нежностью и любовью. Я, боясь признаться даже самой себе, неосознанно тянулась за каждым его движением, побуждая не останавливаться на достигнутом.

– Даша, я не знаю, что сделал бы тот Ян Кенгерлинский, которого ты помнишь, – тихо проговорил он мне на ухо, – но этот сходит с ума стоит только приблизиться к тебе ближе, чем на метр. Или же просто вдохнуть запах твоей кожи, услышать твой голос, коснуться твоих волос. Детка, открой глаза. Я здесь.

Страх все еще не отпускал меня. Как перебороть разочарование, если оно настигнет, стоит только открыть глаза и убедиться в жестокости собственной фантазии? Я струсила. Опять. Пытаясь защитить себя от еще большей боли, я выбрала позицию стороннего наблюдателя, стараясь не реагировать на слова и действия Кенгерлинского, стараясь абстрагироваться от него и принять необратимое.

Не увидев ожидаемой реакции, Ян прижал меня еще теснее, его жар почти полностью окутал мое тело.

– Даша, открой глаза, – почти прорычал он. – Поверь мне, пожалуйста!

Он покрывал быстрыми поцелуями мое лицо и шею. Места, где прикасались его губы, пылали, словно их подожгли.

Ян накинулся на мои губы с таким голодом, будто собирался через эти касания поглотить мою израненную душу, вобрать ее в себя и больше никогда не отпускать.

– Даша, – прохрипел он в коротких перерывах между поцелуями. – Милая моя девочка… Глупенькая Банши. Желанная. Родная. Единственная. Я так люблю тебя, что мне трудно дышать. Пожалуйста, не закрывайся от меня. Никогда. И тем более не теперь, когда я только обрел тебя вновь.

Смысл сказанного проникал в меня тягуче медленно. Признание Яна впиталось через поры, просочилось в кровь и лишь тогда, когда достигло сердца, разлетелось буйством красок. Откровение расцвело во мне жар-цветком, взяло в плен душу, пробралось в разум и опалило его пониманием.

Я почувствовала себя наполненной до краев. Цельной. Живой. Настоящей.

– Ян, – выдохнула я, распахивая широко глаза.

– Хорошая моя, верь мне, – молил он, не прекращая поцелуи.

Счастье искрилось в каждой моей клеточке. Даже боль, что по-прежнему не покидала тело, не смогла омрачить этого мига. Я убедилась, что волшебство не развеялось, не исчезло, не рассыпалось на атомы. Ян был рядом, тяжесть и тепло его тела умиротворяли меня.

Он был настоящим.

Я была настоящей.

Жизнь продолжалась.

И, наверное, во всей Вселенной невозможно было сыскать ничего более правильного, чем то, что происходило сейчас между нами.

– Ян, ты, правда, настоящий? Я не сплю? – оттянув его волосы, я заставила Кенгерлинского прекратить поцелуи и посмотреть мне в глаза.

– Детка, я не знаю, как объяснить то, что произошло. Черт возьми, никакого рационального объяснения тому, что ты вернулась из-за черты в мир живых, нет! Но, будь я проклят, если не уцеплюсь, как клещ в эту возможность! Я собираюсь использовать дарованный нам шанс по полной! Никогда впредь не отпущу тебя, слышишь? Даже если для того, чтобы удержать возле себя, мне придется приковать тебя к кровати.

– Приковать? Когда ты успел полюбить жесткие игры? – улыбнулась я.

– Даша, я ужасный эгоист, – серьезно вздохнул он, не купившись на мое веселье. – И больше не собираюсь испытывать те ужасные эмоции вдали от тебя, поэтому я сделаю все возможное, но обеспечу себе спокойное будущее. Даже если придется пойти против всего мира.

– Кто ты и куда дел Яна Кенгерлинского, которого я знала?

– В смысле? – растерялся он.

– Тот Ян даже под пытками не стал бы рассказывать о том, что чувствует. Он был таким засранцем, которого еще стоит поискать. А ты так легко…

– Детка, поверь, ты умеешь развязать язык.

– Например, как?

– Например, умерев на моих глазах, – нехотя выдавил он. – Потом вернувшись только для того, чтобы вновь попытаться умереть, вытолкнув меня из машины в последний миг перед аварией. Черт, Даша! Что это было за геройство? Это я должен был спасти тебя, а не наоборот! Больше никогда не смей рисковать собой!

Я помрачнела.

– Прости меня.

– За что?

– За то, что причинила тебе боль.

– Милая, – Ян взял мое лицо в ладони. – Если кто и должен извиняться, то только я. Если бы не моя глупая жажда мести, то жнецы никогда не добрались бы до тебя, а Адиса, – он запнулся, скашливая, – не убил бы тебя моей рукой.

– Если бы не твоя глупая жажда мести, мы бы никогда не встретились.

– Тоже верно.

– Я ни о чем не жалею.

– Ты слишком наивная и светлая, чтобы понять, скольких страшных последствий можно было бы избежать, если бы не мои глупости.

– Тс-с-с, – я прижала палец к его губам. – Я не хочу думать о том, что было бы, если бы, да кабы… Хватит винить себя, Ян. Я давно простила все, что только можно было простить.

– Даша…

– Расскажи мне лучше, где Демьян?

– С ним покончено, – я почувствовала, как под моими руками напряглись мышцы Яна. – Он больше не доставит нам хлопот.

– Ты убил его? Отомстил?

– Можно и так сказать, – выдавил сквозь зубы он.

После пробуждения в больнице во мне проснулось нечто новое. Даже не задумываясь, я чувствовала, а то порой и точно знала, что именно испытывает Ян. И в этот раз можно было говорить о том, что этот разговор был ему крайне неприятен. Я не стала давить и докапываться до истины, надеясь, что придет момент и Кенгерлинский расскажет мне все сам. Но некоторые пробелы в знании того, что произошло, хотелось заполнить именно сейчас. Просто потому, чтобы больше не возвращаться к этому.

– Черт, я не могу поверить, что мне так повезло! – неожиданно сознался он, крепче стискивая меня в объятьях. – Тебе ведь даже похороны устроили! Рита настояла, чтобы все было по человеческим законам. Никто спорить не стал. Правда, я на них так и не заявился… Не мог заставить себя поверить, что ты мертва. А потом через три месяца вдруг начались всплески неконтролируемой силы, Заблудшие вели себя странно, переход душ за черту прекратился… Честно, мне было плевать. Я боялся даже предположить, что эти предзнаменования были о том, что на той стороне что-то затевается. Что-то необыкновенное… Но когда Адиса заставил меня поговорить с одной из душ, а Варвара подстегнула в поисках и я случайно наткнулся на тебя посреди шоссе у леса… Черт! Я был таким дураком, что не искал тебя раньше! Я даже боюсь представить, что с тобой произошло за эти три месяца, пока я упивался до поросячьего визга!

Неконтролируемая дрожь прошла по моему позвоночнику. Я приникла к Яну, утыкаясь носом в его грудь, чтобы сдержать неприятные слезы.

– Три месяца… Ян, они словно вылетели из моей жизни. Я не помню, что происходило все это время.

– Что ты помнишь, Даша?

– Последним было то, как Адиса впихнул в меня кинжал, а тьма стала разрастаться перед глазами, поглощая не только мое тело, но и душу.

Ян зарычал.

– Сукин сын!

– Я простила его, Ян. Не надо.

– Он не стоит твоего прощения! Это слишком много для такого дерьма, которым он оказался!

– Ян, – я стала поглаживать его по руке, стараясь принести этими прикосновениями спокойствие в котором, знала, он так нуждался сейчас. – Я простила его и хотела бы сказать это лично.

– Нет!

– Где он? – не обращая внимания на вспышку его гнева, настаивала я. – Если ты мне не скажешь, я все равно встречусь с ним, чтобы поговорить. Ты же знаешь, что рано или поздно я найду способ это сделать.

Кенгерлинский глубоко вздохнул, как мне показалось, даже с некой долей облегчения:

– Не найдешь, детка. Он приходил в больницу, пока ты была в коме. Сказал, что уезжает далеко и надолго. Без сил! Без поддержки! Один! И, признаться честно, я чертовски этому рад. Он получил по заслугам.

– Он же твой лучший друг!

– Бывший друг, детка. Бывший. Это значительная разница.

– Ты к нему несправедлив и сам это знаешь. Когда-нибудь ты поймешь это, Ян.

– Может быть, – наконец признал он. – Но сейчас я не хочу об этом говорить, Даша.

Я потеряла счет времени. Не могла сказать точно сколько прошло с того момента, как две почти крошечные таблетки обезболивающего попали в мой организм. Но именно сейчас меня стало клонить в сон. Сопротивляясь изо всех сил дреме, я старалась продолжить разговор, пока таблетки полностью не взяли надо мной контроль, отключая сознание. Мне хотелось ухватить от этого разговора с Яном максимально возможное. Признаться честно, я еще побаивалась того, что стоит мне закрыть глаза и провалиться в сон, как открыв их – я удостоверюсь в фальшивости всего происходящего.

– Не знаю, что я буду делать, если ты не настоящий, а лишь фантазия моего воспаленного мозга.

– Черт, Даша! Сколько раз мне надо будет убеждать тебя в обратном?

– Я не знаю, Ян. Не знаю, – скривилась я.

– Прости, детка. Я не хотел на тебя кричать. Не плачь. Я идиот.

– Нет. Просто после того, как тьма поглотила меня, я проснулась в ослепительно белом поле, долго пробиралась сквозь сугробы, даже не знаю куда. Там было так холодно, так одиноко и страшно, что несколько раз я почти сдавалась, решив остановиться и замерзнуть в этом снегу.

Ян вздрогнул, сцепил зубы настолько сильно, что я услышала хруст.

– Я была потеряна, напугана и дезориентирована. Не знала куда идти, зачем идти. Только силуэт, что двигался немного впереди от меня, побуждал к действию. Немногим позже я поняла, что это была твоя бабушка, Ян. Она говорила со мной. Сказала, что прощает меня и просила передать тебе, насколько сильно ей жаль, за все то гадкое, что произошло с тобой. – Я перевела дыхание, ожидая хоть малейшей реплики со стороны Яна про Анисью. Но он молчал. Будто я сказала что-то совершенно обыденное. Например, то, что за окном пошел снег. – Если бы она не вела меня все время, я бы никогда не выбралась к шоссе и не наткнулась на твою машину.

– Я рад, что ты на нее наткнулась.

– Ты оптимист, – горько усмехнулась я. – Только сейчас понимаю, что самым страшным было то, что я ничего не помнила. Смотря в твое лицо, я видела просто симпатичного мужчину, который решил мне помочь. Чужого мне мужчину, понимаешь?

– Я бы обязательно помог тебе вспомнить, – уверенно заявил он.

– Нет. Ты бы просто не успел. Эта авария…

– Мне стоило аккуратнее вести машину. Прости меня, детка. Это я виноват во всех твоих страданиях.

– Нет, Ян, стой. Ты опять меня не слушаешь. Эта авария была предопределена. Я не знаю, чем на самом деле она была – испытанием, ловушкой, наказанием, но я проживала ее раз за разом. Каждый раз, когда просыпалась в белоснежном поле, не помня о себе ничего, а потом спускалась к шоссе и садилась к тебе в машину, я словно бежала по замкнутому кругу! Поле, лес, шоссе, машина, авария, поле, лес и дальше. Каждый раз, Ян, каждый чертов раз я вспоминала все за секунду до аварии! Тогда, когда уже ничего не могла изменить, только наблюдать, как ты стараешься избежать столкновения, но все равно это происходит и тот гребаный руль прошивает насквозь твою грудь!

– Тише, любимая, тише. Все уже позади. Ты больше никогда не испытаешь подобного, я обещаю. Пожалуйста, успокойся.

– Это было так страшно… Господи, как же это было страшно!

– Я знаю, детка, знаю. Пожалуйста, не убивайся так, я не могу вынести твои слезы.

– Мне нужны ответы. Я хочу знать, почему это произошло со мной и почему прекратилось. Я хочу знать…

Если раньше я скрывала свои чувства, приоткрывая щель в душу только для избранных, то сейчас делиться с Яном своими переживаниями, выливать на него все то, что мучило меня так долго, казалось необъяснимо правильным. Он словно впитывал мою боль, стирал ее жгучие следы и последствия, заполняя душу спокойствием и любовью. Между нами образовалась крепкая связь, за которую я готова была благодарить Бога каждый день. Я уже не могла со всей серьезностью заявить, что его не существует. Ведь то, что я вернулась из мертвых и теперь могу быть вместе с Яном, наслаждаясь любовью, иначе как чудом назвать невозможно.

– Мы обязательно найдем ответы, Даша. Вместе. Я обещаю тебе. Но только тогда, когда ты полностью поправишься. – Он чмокнул меня в кончик носа. – А теперь отдыхай.

Дрема навалилась на меня с новой силой, но я продолжала сопротивляться.

– Я не хочу отдыхать. Я хочу почувствовать тебя. Люби меня, Ян.

Кенгерлинский дернулся, как от электрического удара, судорожный вздох сорвался с его губ.

– Детка, ты меня убиваешь, – простонал он.

Ян подарил мне глубокий, страстный поцелуй, заставив вновь воспарить под потолок, словно беззаботная птица. А когда я уже почти стала требовать продолжения, он отстранился, вынудив почувствовать такую невыносимую утрату, что захотелось завыть.

– Я безумно этого хочу, но нет, – шумно дыша, сказал он. – Ты больна, а я не такое чудовище, чтобы испытывать на прочность твое неокрепшее тело.

– Но Ян…

– Мы все успеем, детка. Позже. – Ян запечатлел на моих губах целомудренный поцелуй, словно на миг уступая своему желанию постоянно меня касаться. – А теперь спи.

Перестав бороться со сном, я закрыла отяжелевшие веки.

Когда почти переступила за черту Морфея, раздался громкий рингтон. Ян выругался, завозился, доставая свой телефон из заднего кармана джинсов.

– Кто это? – еле ворочая языком, поинтересовалась я.

– Брагин, – процедил он.

– Ответь.

– Нет, – Ян сбил входящий вызов и бросил телефон на тумбочку. – Я отключил мобилку.

Кенгерлинский подоткнул край одеяла, чтобы мне не дуло в спину и прижал к своей груди, согревая.

– Спи, родная. Больше никто нас не побеспокоит.

Я что-то пробормотала в ответ, но слова утонули в сновидениях.

***

Меня разбудил приглушенный разговор.

– Я не пущу тебя к ней! Даже не проси!

– Отойди с дороги, Кенгерлинский, если не хочешь, чтобы я тебе глаза выцарапала! Я даже не посмотрю на то, что мы друзья!

Осмотревшись, я поняла, что все действо, по-видимому, развернулось сразу за дверью спальни. Говоривших узнала сразу. Голоса этих людей стали для меня очень значимыми в этой жизни. Или в прошлой жизни, раз уж я начала новую?

– Нет, – Ян был неумолим. – Ничего не получится.

– Учти, ты сам напросился!

Прежде, чем страсти по мою душу накалились бы до предела, я решила взять ситуацию в свои руки и разрешить наиболее мирным способом.

– Рита? – крикнула, наспех приглаживая растопыренными пальцами волосы. – Войди.

– Вот видишь! – шикнула подруга. – Упрямый осел!

Дверь тихонько отворилась и первое на что я обратила внимание, когда Рита показалась в проеме спальни, округлившийся живот. Даже в свободном вязаном свитере ее беременность оказалась уже заметной, хотя сроки, судя по размеру живота, были относительно небольшими.

– Привет воскресшим из мертвых! – широко улыбнулась она, скрещивая руки на груди.

– Привет.

Подруга сделала несколько шагов по направлению ко мне, потом нерешительно остановилась и нахмурилась. Ян зашел следом за ней, бросая виноватые взгляды:

– Прости, детка, я хотел, чтобы ты отдохнула подольше, но эта рыжая бестия..!

– Выйди, Ян, – категорически бросила Рита. – Нам с твоей деткой надо серьезно поговорить.

Я не помнила, чтобы подруга хоть когда-то раньше говорила со мной таким безапелляционным тоном. Поэтому ничего хорошего от этого разговора я заранее не стала ожидать. Дрожь прошла по позвоночнику, пробуждая во мне еще не ушедший страх новой потери. С болью в теле, что стала тупой и ноющей, я уже смирилась, а вот душевную не хотелось вновь испытывать на себе.

– И не подумаю, – хмыкнул Ян. Он переоделся, побрился, выглядел посвежевшим и счастливым. Я невольно залюбовалась кривой ухмылкой, что расцвела на его лице. – Хочешь что-то сказать, говори при мне. Нет, где выход ты прекрасно знаешь.

– Засранец! – скрипнула зубами она и перевела недовольный взгляд на меня. – Скажи, чтобы он ушел. Я хочу получить хоть вид уединенности!

– Даже не думай, – покачал головой Ян, останавливая меня предупреждающим жестом. – Не выйдет. После всего, что случилось, я от тебя и на шаг не отойду. Привыкай.

– Упрямый осел! – выкрикнула, повторяясь Рита, а потом, сосредоточила всю свою злость на мне. – Как ты вообще могла?! Чем ты думала? Где были твои мозги?

Я скривилась. Разговор на повышенных тонах обещал мне новые залпы острой головной боли, увеличение дозы обезболивающих и лишние часы лекарственного сна, время которого я могла потратить более приятно, например, в объятьях Яна.

– Ты хоть понимаешь, что натворила, дурья твоя башка? – надрывалась подруга. – Да ты чуть нас всех в могилу не свела своей выходкой!

– Если ты не поумеришь свой пыл и не понизишь тон голоса, – нахмурился Кенгерлинский, – ваш разговор закончится прямо сейчас. Даше нужен покой, а не пузатая подруга, верещащая, как Банши.

Рита от недовольства даже притопнула ногой, но, к моему величайшему удивлению, заговорила на тон ниже, отчего боль в голове немного притупилась.

– Ты даже умереть, как нормальный человек не смогла, засранка! Мне пришлось хоронить пустой гроб! Если еще раз, Дашка, – она погрозила пальцем, – ты попытаешься улизнуть от нас в загробный мир, пеняй на себя. Я воскрешу тебя только для того, чтобы придушить собственными руками!

Ян весело хмыкнул.

– Я тоже тебя люблю, – улыбнулась я, наблюдая, как после моих слов, Ритина злость волшебным образом улетучилась, а на лице засиял приятный румянец.

– И вообще, – все еще не сдавала позиций она. – Хватит испытывать моего мужа на прочность! Я хочу, чтобы он еще долго прожил, а не хватался за сердце, грозя получить инфаркт, каждый раз, как ты решишь проявить очередную самодеятельность!

– Муж? – вытаращила глаза я.

– Ага, – Рита довольно улыбнулась. – Расписались по-тихому через две недели после того, как ты решила, что тебе пора умирать. А чуть позже узнали, что нас ждет пополнение, – она ласково провела рукой по животу. – Так что, Дашка-дурашка, быть тебе крестной! Теперь не отвертишься! И увиливать от своих обязанностей, пытаясь умереть, даже не смей! Все равно найду, и тогда тебе мало не покажется!

– Стой-стой! – шутливо подняла руки я. – Ничего не понимаю.

– Ох, какая мне тугомыслящая падчерица досталась. И не надо делать такие страшные глаза, Дарья! Теперь я по праву могу тобой командовать, потому что официально считаюсь твоей мачехой! Готова пройти интенсивный курс перевоспитания? Уж я-то смогу выбить всю дурь из твоей головы!

– Господи Боже мой! – взвизгнула я так, что Ян и Рита одновременно вздрогнули. – Ты все-таки добилась своего, лиса! Иди я хоть тебя обниму!

– Боюсь, что если подойду поближе, то приступлю к процессу твоего удушения за все глупости, что ты успела натворить, – проворчала Рита, опуская глаза в пол. В разрез своим словам она почти в два прыжка оказалась у кровати, нагнулась и сама накинулась на меня с крепкими объятьями.

– Я так рада за тебя!

– Не смей больше умирать, Дашка, – всхлипнула Рита мне в плечо. – Беременные женщины очень агрессивны, как оказалось. Поэтому я обязательно возьму боевой томагавк наперевес и выйду на тропу войны.

– Я больше не буду, – пообещала я, чувствуя, что слезы счастья уже душат горло. – Только если от старости, лет так в сто десять.

– Я так тебя люблю, дура, что мне дышать трудно, – пожаловалась она, а потом немного отстранилась, заглядывая мне в лицо. – И учти, свадьбу с Федором мы не праздновали, потому что соблюдали траур, но раз уж ты решила прекратить наши мучения своим очередным выкрутасом, то от праздника не отвертишься! Поправляйся скорее, закатим пирушку!

– Ты неисправима, – шутливо пожурила ее я. – Любой разговор все также сводишь к вечеринке.

– Я просто никогда не упускаю хороших возможностей расслабиться.

– Кстати, про расслабиться, дамы, – подал голос Ян. – Даше пора принимать лекарства и отдыхать, так что, Рыжик…

– Поняла. Зайду позже, – Рита звонко чмокнула меня в лоб и направилась к двери. – Скажу мужу, чтобы он перестал собирать наряд захвата, а роль Синей Бороды Кенгерлинскому оказалась не по плечу.

– Синей Бороды? – прохохотал Ян.

– Передай отцу, что со мной все в порядке, и я сожалею о беспокойстве, что ему пришлось испытать! – крикнула вдогонку.

– Отцу? – обернулась подруга, хитро прищурившись. – Именно так и передам! Дословно.

Она выпорхнула за дверь, не позволив мне добавить даже слово.

– Невозможная женщина, – выдохнул Ян, буравя закрытую дверь взглядом. – Ты как себя чувствуешь?

– Полностью здоровой, – предвкушающе улыбнулась растерявшемуся любимому. – Теперь мы можем провести время, нагоняя упущенные возможности.

– Даша, – охрипшим голосом сказал Ян и отрицательно мотнул головой. – Ты точно хочешь моей смерти!

– Нет, некрофилия не в моем вкусе.

– Знаешь, длительное воздержание не способствует тренировке терпения, которого у меня никогда не было, – пожаловался он. – А ты испытываешь его на прочность.

– Значит, секса не будет? – решила уточнить я, откинув немного одеяло.

На мне все еще был короткий медицинский халатик, и я знала, что даже осунувшаяся выгляжу в нем сексуально.

– А секса у нас с тобой никогда и не было. Только любовь, – с придыханием ответил он. – Она будет. И много. Но только тогда, когда ты сможешь выдержать мою страсть, полностью восстановившись.

– А ты тиран, Кенгерлинский.

– Только ради тебя.

– Ладно, так и быть, – обижено надула губы я. – Этот раунд остался за тобой, но не думай, что в следующем я не ударю по тебе тяжелой артиллерией. А теперь быстро обними меня, я хочу быть как можно ближе к твоему телу, раз уж мне еще нельзя посягнуть на что-то большее.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, – просипел Ян, укладываясь рядом и устраивая меня поудобнее в теплом коконе своих рук.

Эпилог

Как бы я не храбрилась, а полноценное восстановление всех функций организма заняло чуть меньше четырех месяцев. Все это время Ян заботился обо мне так трепетно и внимательно, что я ни за что не согласилась бы променять хоть один наш совместный день на что-то другое. Рита милостиво разрешила отложить «пирушку» на время после ее родов. Вторая половина беременности проходила сложнее и подруга все силы тратила на борьбу с поздним токсикозом.

Подробности того, что именно со мной произошло, мы с Яном не раз обговаривали, но именно сегодня он пообещал мне предоставить ответы на все интересующие меня вопросы. Заинтригованность сменилась нарастающим беспокойством, когда я вошла в знакомый подъезд, а потом и в квартиру гадалки. С этим местом меня связывали тревожные воспоминания, и нахождение здесь было неприятным.

Ян заботливо поглаживал по спине, словно чувствовал мою нервозность, и немного подталкивал, чтобы не перестала продвигаться к гостиной. Удушливая атмосфера этого места могла заставить меня сдаться, отказаться от ответов и сбежать домой, в любой момент. Разве, так важно знать, что именно произошло? Мне уже так не казалось. Я обрела шанс жить, находилась рядом с любимым человеком и просто должна была наслаждаться дарованным счастьем, а не искать ответы.

– Признаться, я ждала вас немного раньше, – первой заговорила Варвара.

Она стояла напротив окна и медленно расчесывала свои длинные, темные волосы.

– Даше надо было набраться сил, чтобы осилить дорогу к тебе, – ответил Ян.

– Я не удивлена. Ей понадобилось много сил и попыток, чтобы сделать правильный выбор.

– О чем ты?

– Даша знает о чем, правда, деточка?

Неприятная дрожь страха сковала мое тело. Говорить с этой женщиной оказалось намного сложнее, чем я могла себе представить.

– Н-нет, – робко возразила я. – Не знаю.

– Ну как же? – казалось, совсем искренне удивилась ведьма. – Разве не человеческая поговорка говорит, что повторение – мать учения? Столько раз тебе пришлось наблюдать гибель любимого, умирать самой, а ты сама не поняла, какой выбор совершила?

– Не темни, Варвара, – нахмурился Ян. – У нас нет времени на твои загадки.

– Ну ладно, сладкие, ладно. Так и быть, игры отложим на потом, – она беспечно пожала плечами. – Тем более что я в хорошем расположении духа, ведь в этом пари одержала победу. Он теперь ни за что не отвертится от платы, когда я предоставлю весь счет.

Варвара хитро улыбнулась, ее глаза загорелись алчным блеском, а мне стало еще больше не по себе.

– Какое пари? – мрачно спросил Ян.

– Ах, сладкие! Самое интригующее пари, которое я заключала в последние пятьсот лет! – она обвела нас взглядом и торжественно развела руками. – Вы! Вы – мое пари. Точнее исход всего, на который мы со Смертью и поспорили. Старый консерватор решил доказать мне, что любви и в помине не существует, только похоть. А если и на эту похоть накинуть несколько серьезных испытаний, то не останется после нее даже и следа. Глупец! Разве я могла стерпеть такую открытую грубость? Нет! Вот и пришлось разыграть эту партию, правда, усилий, чтобы свести все нити в одну сложную сеть, было затрачено немало. Но! Результат этого решительно стоил.

– Что за бред ты несешь, ведьма?! – последнее, что мне было нужно, это гнев Кенгерлинского, а судя по тону его голоса и манере держаться, он оказался на грани ярости.

– Но почему же сразу бред? Вы же хотели правду или мне стоило наплести с три короба про ваше великое предназначение в судьбе мира? Ну-ну, сладкие, поумерьте пыл в собственной уникальности, – гаденько расхохоталась ведьма.

– Продолжай, – приказал Ян. – Раз уж начала говорить, то договаривай до конца. Все, что с нами произошло твоих рук дело?

– Нет. Не совсем моих. Смерть играл не по правилам, – капризно надула губы она. – Вот и мне пришлось вмешаться в расклад событий, пару-тройку разочков. Ничего глобального, конечно. Я могла только направить нить в нужную сторону, но узор плели вы сами, сладкие. А когда я смогла доказать, что его любимый маленький мор обзавелся настоящей парой, – мечтательно закатила глаза она.

– Стой! – меня начинало трясти. – Как ты меня назвала?

– А разве ты уже не привыкла к этому обращению, маленький мор?

– Так значит, это была ты?

– Нет, сладкая. Какого лешего я бы приставала к девчонке, пытаясь ею манипулировать такими грязными методами?! Мне по нраву более интригующие хитросплетения, а игра напролом в стиле мужчин. Ты говорила со Смертью. Он просто помешался на своих созданиях. Ой, ты не знала, что Банши, созданные им существа? Упс, еще одно неловкое потрясение, – количество яда и сарказма, что лилось из ее голоса, могло убить мгновенно. – Надо поставить себе галочку напротив еще одного пункта в списке дел на сегодня. Мне так нравится наблюдать за твоими эмоциями, девочка! Ты такая живая!

– Ты отвлеклась, – решил напомнить о сути нашего разговора Ян.

– Какой же ты грубый, Вестник! Но и это в тебе мне нравится. Настоящий мавр! Так, на чем я остановилась? – она постучала пальчиком по подбородку, будто действительно возвращалась в мыслях к нити разговора. – Ах да, Смерть. Хотите, я расскажу вам сказку? А даже если и не хотите, я все равно расскажу…

Ян фыркнул.

Ведьма легко запрыгнула на подоконник и приняла соблазнительную позу, закинув ногу на ногу. Разрез ее платья продемонстрировал нам идеально стройные ноги в черных чулках.

– Давным-давно, – начала она, а потом скривилась. – Избито звучит, правда? В общем, обойдемся без прелюдий, сразу к сути. Через много столетий после создания мира Смерть стала одолевать скука, что он только не предпринимал, чтобы развлечься! О, это были веселые времена! Нашествия болезней, войн, бедствий! Но каждое новое занятие быстро сменялось уже привычной Смерти скукой. Тогда он решил попробовать нечто новое – творить, и создал существо, способное предвещать его скорое пришествие. Верх тщеславия, правда? – Она изогнула брови, окидывая нас с Яном веселым взглядом. А после того, как никто из нас ничего ей не ответил, продолжила. – Из-за того, что этот идиот был до мозга костей извращен и похотлив, существо, конечно, стало прекрасной девой. Он нарек ее Мора. Даже назвал сокращенно от прозвища, Морриус, что дали ему людишки! Какое гигантское самолюбие, не находите? Ну да ладно, у Смерти всегда были проблемы с адекватной самооценкой. – Хмыкнула она. – Так родилась первая Банши. А после были Моргана, Мара, Морена, Морта, Морана, Моржана, Морса… В общем, Смерть было не остановить. Вошел во вкус, паршивец. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы Создатель запретил ему плодить Банши, как лепешки, и приказал изгнать их из царства. Но я была бы не я, сладкие, если бы не добилась своего! Только вот, когда Банши спустились на землю, а Смерти надоело за ними просто наблюдать, он стал разыгрывать партии, манипулируя чужими судьбами, чтобы развлечься. Еще на рассвете времен Создатель рассказывал нам о создании им двух половинок единого целого, история была романтичной, приторной и глупой, но мы заслушивались с открытыми ртами, потому что готовы были внимать каждому слову Отца. – Варвара вздохнула, в ее глазах поселилась грусть. Она замолчала и, казалось, о чем-то серьезно задумалась.

Мы с Яном не стремились перетягивать внимание на себя и терпеливо ждали. Через некоторое время ведьма продолжила рассказ:

– Наблюдая за гнусными выходками Смерти, я решила его проучить. Вот тогда-то и родился спор о том, что я найду подтверждение той давней истории Создателя про две половинки, и их истинная любовь претерпит все испытания. Время шло, подходящих вариантов не попадалось. Ну, кто же знал, что это такое редкое явление? Смерть ликовал! И тогда мой выбор пал на вас, сладкие. Даша – потомок созданий Смерти, маленький мор, как ласково он тебя называл, а Ян – совершенно новое его творение! Единственный в своем роде, можно сказать! Это был идеальный вариант, чтобы побольнее щелкнуть Смерть по носу! Осталось только правильно разыграть всю партию, ведь главным условием нашего пари была знаменитая свобода выбора! Все решения зависели только от вас! Когда ты, Ян, отказался от идеи мести, а выбрал Дашу, там возле жертвенника, я мысленно уже попивала шампанское, празднуя свою победу, – Варвара удовлетворенно закатила глаза. – А Смерть, поганец эдакий, решился нанести запрещенный удар – забрать Дашу в свое царство! Я уже говорила, что он никогда не играет по правилам? Только этот старый идиот не учел одну малюсенькую деталь: я никогда не прогибаюсь под чужие решения! Пришлось немножко поднапрячься, сплести еще одну сеть, расставить уловки и… вуаля! Даша вновь была на границе между мирами, а твоя бабка вняла зову совести и сняла с нее проклятие крови.

Меня трясло так сильно, что я даже впала в некий ступор – дрожь проникла глубоко в мышцы, заставив остолбенеть на месте. Меня спас холод. И шел он от руки Яна, которая продолжала поглаживать мою спину. От этих прохладных прикосновений в голове немного прояснилось.

Варвара, улыбаясь, как довольная кошка, продолжала вести неспешный рассказ:

– Последним испытанием, оказался рубеж между мирами. Ты, Даша, должна была доказать истинность своего чувства, сделав правильный выбор. Поэтому каждый раз твой амулет, после смерти Яна возвращал тебя в точку отсчета, с заблокированными воспоминаниями. Иначе правильность решения была бы под угрозой! Пожертвование собой во имя любви, вот это был финт ушами, сладкая! Даже Смерть согласился принять свое поражение! Поэтому, детки, можете поздравить мамочку, что постаралась и свела вас вновь вместе. Обнимашки будут?

Ведьма спрыгнула с подоконника и направилась к нам. Ян выступил вперед и задвинул меня за свою спину.

– Ну, ты что, обиделся, сладкий? – сказала Варвара. – Вот, именно это и называется присловутой человеческой благодарностью!

– Лучше тебе не приближаться, ведьма, иначе я за себя не ручаюсь, – прорычал он.

– Вот те на! – всплеснула руками она и состроила разочарованную мордашку. – А я уже хотела напроситься на крестины! Как ты думаешь, что звучит лучше: Вестша или Бастник?

– Что ты несешь?

Я высунулась из-за спины Яна, отошла немного в сторону и пригляделась к ведьме. Она смотрелась взбудораженной: щеки раскраснелись, руки подрагивали, а глаза выблескивали искрами безумия.

– Держись ко мне поближе, детка, – прошептал Ян, стараясь, чтобы его услышала только я. – Кажется, она тронулась умом.

– Фи, Вестник, даже для тебя это слишком грубо! – скривилась Варвара. – Я всего лишь хочу дать имя тому, кто вскоре появится от этого союза.

– Что? – насторожилась я.

Варвара протянула ладони к моему животу, расплываясь в хищной улыбке. Реакция Яна не заставила себя долго ждать, он резко дернул меня, прижимая одной рукой к себе, а другой довольно грубо ударил ведьму по ладоням:

– Еще раз протянешь к ней свои костлявые лапы и станешь носить протезы!

Варвара расхохоталась, запрокидывая голову:

– Эх, посмотрите, какой воинственный выискался! Да если я захочу, то смогу переиграть все, лишь согнув слегка мизинчик!

– Ты сейчас убеждаешь меня, что протезы все-таки были хорошей идеей?

Ведьма беззлобно фыркнула:

– Это я сейчас убеждаю себя не кипятиться, а сделать скидку на пресловутый человеческий стресс, который вы испытали за все это время, и случайно не прихлопнуть своих новообретенных союзников.

– Союзников в чем? – напрягся Кенгерлинский, крепче прижимая меня к себе.

– Кое-что грядет, – туманно ответила Варвара. – И я хочу, чтобы во время решающей битвы рядом были необычные и сильные союзники.

– С чего ты взяла, что после всего этого дерьма мы будем тебе помогать?

Яна никогда нельзя было назвать самим радушием, но сейчас от него просто веяло неприкрытой яростью.

– Помнишь, сладкий, клятву на крови, что ты мне дал? Я могу попросить, что угодно…

Я непонимающе уставилась в лицо любимого, а он стал белым, как мел.

– Если ты хочешь отнять Дашу или моего будущего ребенка, – прохрипел он, не справляясь с шумным дыханием, – то придется меня убить. Живым я не дам тебе заполучить их!

Ведьма противно расхохоталась, схватившись за живот и согнувшись пополам.

– Какой надрыв! Какой размах чувств! – Не успокаивалась Варвара. – И когда ты успел стать столь пафосным?

Ян непонимающе уставился на нее, стискивая кулаки. Соприкасаясь с его спиной, я чувствовала, что он дрожит. От ярости или от страха?

– Ах, превеликий Создатель! – всплеснула в ладони Варвара. – Почему все постоянно думают, что если я беру клятвы, то обязательно потребую в оплату младенцев? И что мне с ними делать? Открывать ясли? Не надо мне и даром ваших соплей и памперсов, не для этого я была создана – мучайтесь с ними сами!

Ян облегченно выдохнул.

– Когда придет время, вы добровольно вступите в ряды моей армии, чтобы сразиться с противником, который будет угрозой для всех нас, – продолжила она и, не дожидаясь ответа, указала на дверь. – А теперь проваливайте, сладкие, пока мамочка не передумала и не сменила милость на гнев, решив, что стала слишком мягкосердечной.

На этот раз Ян не стал пререкаться, а просто потянул меня к выходу. Делать ему это пришлось настойчиво и, прикладывая дополнительные усилия, потому что мои ноги стали ватными.

Анархия сидела в глубоком кресле и рассматривала шахматные фигуры из слоновой кости на доске. Ей нравилось расположения игроков в этой партии. От того, что все сложилось, как можно удачнее, приятное удовлетворение грело в груди.

Женщина откинула густые, темные локоны с плеч и провела худощавым пальчиком по линии шеи. Как давно ее никто другой так не касался! И скоро она собиралась исправить эту досадную оплошность, даром что ли боролась за победу, как дикая кошка, чтобы сейчас, в последний момент передумать и не забрать желанную оплату?!

От раздумий ее отвлек звук приближающихся шагов. Быстро набросив легкий морок, она приняла непринужденную позу и застыла в ожидании. Наконец входная дверь скрипнула и вскоре в гостиную вошел высокий мужчина.

– Принес? – изогнула бровь женщина.

– Да, моя госпожа, – мужчина поклонился и поставил на столик бархатную коробочку. – Он был именно там, где вы и сказали.

– Хорошо, – Анархия взяла коробку, щелкнула застежкой и окинула взглядом кулон. – Это точно тот, что принадлежал девочке?

– Да, моя госпожа, – еще раз поклонился мужчина. – Влад после аварии сдал его в ломбард, думал выручить немного денег, чтобы расплатиться с долгами, но скупщик не смог оценить вещицу по достоинству и кулон не принес должной выгоды. Я нашел этот ломбард сегодня и выкупил артефакт.

– Очень хорошо, – довольно причмокнула губами она и протянула мужчине заготовленную заранее бумажку. – А теперь отправь его вот по этому адресу, разыграем еще одну партию.

Мужчина взял листочек, аккуратно сложил его вдвое и отправил во внутренний карман куртки, потом забрал коробочку и направился к выходу. Не пройдя и нескольких шагов, он остановился и нерешительно обернулся.

– Что-то еще? – холодно поинтересовалась Анархия.

– Вы обещали, что она будет моей, – немного обижено протянул мужчина. – Я терпеливо ждал и выполнял все приказания. Так разве я не заслужил достойной оплаты?

– Я уже говорила тебе, Васильев, что не могу сломить разум того, чье сердце уже занято. С самого начала рыжая была не свободна, у тебя совершенно не было шансов.

– Вы меня обманули!

– Нет, просто не стала развеивать иллюзии, – хищно улыбнулась Анархия, а потом небрежно взмахнула рукой.

Васильев застыл неподвижно, его кожа превратилась в камень. Через несколько секунд статуя стала крошиться и с громким стуком опала на пол, превратившись в кучку соли.

Анархия медленно подошла, присела на корточки, достала уцелевший листочек и бархатную коробочку.

– Опять придется нового помощника подыскивать, – притворно вздохнула она, с легким стуком захлопывая входную дверь за собой. – Влюбленные мужчины, так ненадежны в работе.

– Зачем ты меня сюда привез? – поинтересовалась я, разглядывая знакомую поляну и набухшие соком бутоны диких вишен.

Ян подошел сзади, нежно приобняв. Меня всегда удивляло, как ему удавалось так бесшумно двигаться.

– Здесь все началось, – прошептал он мне на ухо. – Хочу, чтобы именно здесь взял начало новый виток нашей жизни.

– А ты романтик…

– Только с тобой.

В макушку припекало весеннее солнышко, легкий ветерок доносил отголоски птичьих трелей, жизнь казалась прекрасной… Я наслаждалась близостью тела любимого, и думать о чем-то постороннем совершенно не хотелось, но…

– Ты так и не расскажешь мне, что случилось с Демьяном? – заговорила я, утыкаясь взглядом в ярко-зеленый настил травы.

– Тебе стоит знать, что он больше не принесет нам вред, а остальное неважно, – ответил Ян, а я почувствовала спиной, как напряглись мышцы его груди.

– А жнецы?

– Тем более. Жнецам уж точно нет никакого дела до нас, лишь бы в своих проблемах разобраться. У них теперь другой Верховный и совершенно другие порядки.

– Кто? – слегка нахмурилась я, удивляясь, почему не подняла эту тему раньше.

О том, что после моего исчезновения в капище разразилась настоящая бойня, Ян мне рассказал. О том, что жнецы вскоре отступили и приняли новую власть – также. Но вот преследующее чувство, что он многие детали опустил и не раскрыл мне, не отпускало. А настаивать, до поры до времени не хотелось. Сначала был период поправки от телесных травм, что я получила после аварии, потом период длительной реабилитации и наслаждения такой долгожданной близостью с любимым. А после недостаток информации и вовсе забылся, вытеснился более насущными делами и желаниями.

– Влад. Не стоит смеяться. С него еще вполне может получиться толк. А после того, как обряд Посвящения сработал, и в поселение вернулись Силы, грядут перемены, с которыми ему еще придется совладать, доказывая свой авторитет себе и остальным.

Я хмыкнула. Думать о брате не хотелось. Хоть обиду на него я не держала, но встречаться лично не спешила. Наверное, старые душевные раны, еще не успели настолько залечиться, чтобы начать испытывать их на прочность.

– А как же демоны? – задала я очередной, волнующий вопрос.

– А что с ними?

– Ты же говорил, что волнение, связанное с Заблудшими могло быть признаком того, что демоны прорвали завесу в наш мир! – вскричала я.

– Не стоит так волноваться, любимая. Пока все затихло. Но если проблемы появятся, мы обязательно найдем решение. Вместе.

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросила я, внутренне страшась будущего ответа.

– О чем именно?

– О том, что мы узнали у Варвары.

– Даша, – руки Яна переместились мне на живот. – Мне совершенно плевать с чьей подачи мы смогли быть вместе, главное, что это случилось. Я обрел тебя и не собираюсь отказываться. Если тебя еще что-то тревожит, то давай обговорим это прямо сейчас, чтобы двинуться дальше без лишнего груза.

– Нет. Все в порядке, – совершенно искренне сказала я.

За это время я настолько крепко врослась в Яна всей душой, что про причины нашего с ним союза и про то, как именно это получилось и к чему приведет – мне было совершенно не интересно думать. Действительно главным оказалось то всепоглощающее чувство счастья, что я испытывала с ним рядом. Остальное было второстепенным и не столь важным, чтобы забивать свою голову. Ранее я воспринимала заботу Яна, как попытки манипуляций мной, сейчас же была рада полностью отдать бразды правления в его руки. Быть слабой женщиной рядом с сильным мужчиной оказалось неимоверно приятно.

– Знаешь, – первым нарушил затянувшееся молчание Ян. – Я решил, что пора нам узаконить наши отношения.

– Оригинальный выбор слов. Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

– Еще чего, – фыркнул он. – Я лишь констатирую факт, женщина, что вскоре в твоем паспорте появится новая запись. Право выбора в этом вопросе тебе никто не даст. Теперь ты от меня не отвертишься, любимая. Будешь моей не только телом и душой, но и официально по всем правилам.

– Кажется, я поторопилась назвать тебя романтиком, – улыбнулась я, разворачиваясь.

Его руки стали блуждать по моей спине уже не в успокаивающем жесте, а пробуждая совершенно другие желания. Невольно я подалась вперед, изгибаясь и стараясь сократить между нами все существующее расстояние. Лицо Яна потемнело от страсти.

– Не могу запретить себе касаться тебя, – прошептал он, склоняясь к моим губам. – Несколько часов вдали от твоего обнаженного тела просто убивают меня.

Поцелуй получился жадным и быстро перерос в нечто большее. Я даже и не заметила, когда мы оказались лежащими на траве. Я на куртке Кенгерлинского, а он, удобно устроившись между моих ног. Одежда казалась лишней, трение ткани только будоражило пробудившиеся желания. Хотелось побыстрей избавиться от ненужных барьеров между нами, что только раздражали.

– Тебе, наверное, нельзя, – прохрипел Ян, с трудом отрываясь от моих губ. – Если ведьма оказалась права… и… В общем, я не хочу причинить тебе вред.

– Не причинишь, – заверила его я.

– Но, – продолжил отступать от задуманного Ян. – Я не смогу быть нежным, только не сейчас, когда мне напомнили о том, сколько раз я мог тебя потерять навечно… А если я сделаю тебе больно?

– Не сделаешь.

– Даша… – простонал он, когда я провела языком по его подбородку.

Любимый стремительно сдавал оборону.

– Ян… – в тон ему вторила я. – Заткнись и поцелуй меня, не доводи до греха. Рита говорила, что беременные женщины становятся агрессивными. Теперь я понимаю, что она имела в виду.

Ян счастливо засмеялся:

– Я люблю тебя, агрессивная моя женщина. И совсем не против, чтобы ты полноценно испытывала свою агрессию на мне вновь и вновь.

– Ты провоцируешь меня на насилие, Кенгерлинский! – почти взвыла от нетерпения я. – Или ты специально напрашиваешься на грубый секс?

– Все ради тебя, моя хорошая, – многозначительно улыбнулся он. – Любой твой каприз будет выполнен, только попроси

– Тогда заткнись и поцелуй меня, манипулятор!

Как только Ян выполнил мое грубоватое приказание, мысли улетучились в никуда. Мы растворялись друг в друге настолько жадно, будто из всего времени мира нам достались лишь жалкие мгновения. Словно мы боялись не успеть насытиться своей любовью.

конец

Оглавление

Ради тебя Татия Суботина

Часть II За три минуты до Бездны

Глава 1 У порога одной тайны

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

 Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

 Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

 Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

 Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg