«Шрамы, что мы выбираем»

Шрамы, что мы выбираем (fb2) - Шрамы, что мы выбираем (Сто ложек кофе - 1) 1090K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дарья Крупкина

Дарья Крупкина Шрамы, что мы выбираем

Осень припорошена легкой грустью. Той грустью, что отражается в глубине глаз, когда наступает прохлада, и можно присесть на покрывало из мертвых листьев. Чтобы раскинуть руки и смотреть на густое небо, сотканное из воспоминаний и снов.

Анабель сидела в комнате и наблюдала за мраком. Ее осень началась сегодня, на две недели позже, чем календарная. Может быть, потому что именно в этот день пришла долгожданная прохлада, прогнав пошловатый летний зной. А может, потому что сегодня ровно год с тех пор, как погиб Лукас.

Отогнав навязчивые мысли, Анабель вновь опустила глаза на портативный компьютер, лежавший на коленях. На экране высвечивались скупые буквы электронного письма, и девушка снова и снова его перечитывала.

Конечно, она могла бы поднять трубку и позвонить Анне. Или даже встретиться с ней. Но ведь это совсем не то. Осень создана не для личных встреч. Она должна оставаться именно такой: ткань воспоминаний и ностальгии, пронизанная письмами, словами и прохладой.

Анна отправила письмо пару часов назад. Теперь она наверняка с Винсентом в каком-нибудь уютном кафе или шумном баре. Вряд ли хоть кто-то из них помнит, что именно в этот день, год назад, их Лукаса нашли мертвым.

Ее Лукаса.

Свечи успели догореть, когда девушка закончила чтение письма. Она еще долго сидела в тишине, выключив компьютер и вдыхая запах благовоний. Она любила разнообразные запахи. Особенно те, что напоминали ей об отдельных моментах жизни. Сегодня ее окутывал аромат прелой листвы со сладковатым привкусом тлена. Все напоминало о Лукасе. И с почти мазохистским удовольствием, Анабель принимала эти воспоминания, купалась в них. Она позволила ностальгии затопить себя, пообещав, что это всего на один вечер.

Она поднялась с кресла, оставив в нем плед, и направилась в ванную. Включив приглушенный свет, застыла перед зеркалом, смотря на собственное отражение. В похожей обстановке ее фотографировал Лукас. Заставлял свет подчеркивать изгибы ее тела, сверкать волосы, превращал глаза в темные провалы. Как сказала потом Анна, в фото было что-то инфернальное. Анабель показалось, сказала с оттенком зависти.

Скинув с плеч халат, девушка стояла перед зеркалом. Ей было видно себя только до пояса, но этого вполне хватало. Она провела рукой по груди, кончиком пальца пробежала по тонкому шраму под левой. Как будто кто-то хотел вырезать ее сердце. Анабель усмехнулась: к сожалению, ее сердце все еще на месте.

Вода успела остыть за то время, что Анабель читала письмо, но в целом оставалась теплой. Девушка аккуратно улеглась, разглядывая узор дорогого потолка. В полумраке он выглядел уродливо и почти устрашающе. Лукас всегда говорил, что именно сумерки показывают истинный облик.

Завтра будет новый день. Завтра вернется из Европы Фредерик, и Анна начнет готовиться к выставке. Все будет завтра. Но сегодняшний день, эти мгновения принадлежат ностальгии.

И тени Лукаса.

1

Фредерик чертовски устал. Единственным его желанием на протяжении последних нескольких дней было добраться, наконец, до дома, упасть в кровать и не вылезать из нее пару лет. На деле он проспал пятнадцать часов, встал с дикой головной болью и тихой ненавистью ко всему миру.

Когда зазвонил телефон, Фредерик стоял у окна и наблюдал за суетливой жизнью на улице. Он допивал воду из стакана, надеясь, что она немного взбодрит.

Он не изменил позы, но звонок его насторожил: мало кто знал домашний номер. И уж точно мало кто им пользовался – по крайней мере, без особой надобности. Фредерик дождался щелчка автоответчика, и услышал голос Анабель:

– Фредерик, я решила, мне надо погрустить одной. А тебе – хорошенько отдохнуть пару дней. Вернусь к выставке Анны.

Трубку повесили, и запись выключилась. Фредерик продолжал стоять, смотря в окно, и размышляя, что если бы голова так не болела, он предпочел в стакане вовсе не воду, а виски. С другой стороны, пить крепкие напитки по утрам – дурной тон.

Он поставил пустой стакан на стол, подошел к телефону и нажатием пары кнопок стер последнее сообщение. Его ничуть не удивило решение Анабель. Он прекрасно помнил о событиях годовалой давности, и был почти уверен, что некоторое время не увидит ее. Что ж, всем нужно чуточку покоя.

Фредерик Уэйнфилд был человеком состоятельным и деловым. Вместе с братом Винсентом, он не только с умом тратил деньги, доставшиеся от отца, но и преумножал богатства. Хотя, по большому счету, наследство им досталось не ахти какое. Старик Уэйнфилд сумел сколотить приличный издательский дом, но к его смерти все издания превратились в вялотекущие, долги росли, как снежный ком. Так что когда братья спешно закончили колледж и вернулись в родные стены после смерти родителя, их ожидало не столько семейное дело, сколько не очень приятный сюрприз и проверка всех знаний, которые они успели приобрести.

К чести братьев, справились они отлично. Фредерик занялся управлением внутри компании, с ходу послав в отставку половину изданий и открыв новые. Винсент изучил рынок и клиентов, взяв на себя внешнюю среду. За пять лет они успели поднять дело отца, сделав ставку на глянцевом журнале для мужчин и еще одном, абсолютно богемном. Теперь «братья Уэйнфилд» стали синонимом успешности, им поражались, их уважали и с ними считались.

Приняв душ, Фредерик подумал, что мир стал однозначно лучше. Вместе с братом они жили в шикарном пентхаузе, но Фредерик предпочитал использовать квартиру по минимум, оставив джакузи и прочие радости Винсенту.

Выходя из дома, Фредерик уже набирал номер одного из своих редакторов. У него всегда было два телефона: один для личных нужд, другой – для деловых. Впрочем, в последние недели первый он просто отключил.

– Дэвис? Привет, это Фредерик. Да, вчера вернулся из Мадрида. Извини, что не позвонил сразу, очень устал. Конечно, все в порядке. Они выдвинули какие-то смешные требования, но я все уладил.

Фредерик едва заметно улыбнулся, когда редактор начал в очередной раз высказывать мысль о том, что вовсе не обязательно было ехать самому, с этим делом вполне могли справиться подчиненные. Дэвис был старым и порой весьма консервативным, но обоих братьев любил, как собственных сыновей.

– Дэвис, ты знаешь, я люблю улаживать дела самостоятельно. И пока наше издание считается одним из самых успешных в мире, я буду полагать, что прав.

Фредерик сощурился от яркого солнца и вытащил из кармана темные очи.

Выключив телефон, он отправился гулять. Гараж Уэйнфилдов был практически забит разнообразными машинами, но все они принадлежали Винсенту – он любил дорогие автомобили и любил их менять. Фредерику принадлежал только Феррари, маленький и стремительный. Он предпочитал окружать себя минимумом вещей, но вещей шикарных.

Фредерик любил гулять пешком. Ему нравилось ощущать себя частью города, нравилось чувствовать себя микроскопической клеточкой крови, которая куда-то стремится по венам-улицам. Впрочем, определенной цели у него все равно не было. Он хотел прогуляться и впитать немного родного города, раз уж командировка в Мадрид несколько затянулась и потребовала столько сил.

Он не был актером или публичным человеком, так что мог позволить себе разгуливать по городу и оставаться не узнанным. Много раз он замечал людей, которые читали его журнал или просто несли в руках. В такие моменты он ощущал что-то вроде гордости. Их отец половину жизни строил свое дело, а половину – разрушал его. Фредерику и Винсенту удалось восстановить все за пять лет.

Многие удивлялись, почему братья до сих пор живут вместе. В конце концов, их банковские счета вполне позволяли купить не только отдельные квартиры, но даже загородные дома или небольшие замки. Тем не менее, братья Уэйнфилд жили вместе, а в ответ на все вопросы только загадочно улыбались – и в этот момент их было невозможно отличить друг от друга.

Впрочем, разговоры о необычной ориентации братьев тоже не возникали: они периодически появлялись на людях то с одной женщиной, то с другой. Особенно громким оказался роман Фредерика и Дианы Уилсон, владелицы крупного глянцевого журнала для женщин. Диана оказалась женщиной очень сильной и крайне стервозной. За пятнадцать минут она успевала поссориться с Фредериком, собрать его вещи и простить – пока он молчал и меланхолично строил планы на следующий день. В конце концов, ему надоели ее истерики: Уэйнфилд даже не стал собирать вещи, просто однажды ушел и больше не вернулся. К ее чести, она не стала устраивать сцен и спокойно его отпустила.

Фредерик воспринимал женщин как легкий способ отдохнуть, передышку между работой. Он не привязывался ни к одной из них, не испытывал к ним особых чувств и даже искренне полагал, что семейное счастье – не для него. Он не упускал случая заняться сексом, но у него не возникало желания ни одну из женщин назвать своей.

Гуляя по городу и наслаждаясь такими редкими для Лондона солнечными лучами, Фредерик лениво подумал о том, что стоит позвонить Винсенту и узнать, как дела. Но после недолгих раздумий он решил, что не стоит. Раз брат не ночевал дома, значит, он у Анны, и все прекрасно.

Винсент вскочил на кровати, тяжело дыша. Пропитанное потом одеяло сползло вниз, но куда больше его занимали неясные образы, оставшиеся в голове, и которые он никак не мог понять. Да что там! Он даже не мог на них сосредоточиться. Осталось только ощущение дикого ужаса, которое пропитывало каждый клочок его тела.

– Снова плохие сны?

На кровать присела Анна. Она вышла из ванной и успела накинуть только легкий халат, который едва прикрывал ее тело.

Он выдохнул и кивнул.

– Ох, Винс… что же такое с твоими кошмарами?

Он пожал плечами. Ответа у него не было, Анна это прекрасно знала. Повторяющиеся кошмары Винсента не поддавались его объяснению и ужасно раздражали. Потому что он категорически не понимал, чем они могут быть вызваны, и как с этим бороться. По крайней мере, пить снотворное ему совсем не хотелось.

– Ох, Винс, – повторила Анна и убрала от его лица мокрые пряди волос. – Но нам уже пора. Ты не забыл, что обещал помочь мне с выставкой?

– Не забыл. Но хочу сначала заехать домой: вчера вернулся Фредерик из Мадрида, мне бы хотелось позавтракать с ним.

– Конечно. Буду ждать тебя в галерее.

Анна прекрасно понимала желание Винсента. Он и Фредерик были братьями. Братьями-близнецами. Каждый раз, когда Анна видела одного из них, она не могла не вспомнить второго. Похожие, как две капли воды, и в то же время совершенно разные. Привязанные друг к другу, и одновременно с этим независимые мужчины. По-своему Анна восхищалась каждым из них. Одного из них она любила – по крайней мере, была привязана настолько, что могла назвать это любовью.

Анна Веласкес была женщиной красивой. Она сама не особенно задумывалась об этом, тем более, благодаря профессии, ей приходилось часто общаться с красивыми женщинами.

Высокая брюнетка, модный фотограф и женщина Винсента Уэйнфилда – последний статус она приобрела совсем недавно. Хотя для Винсента девять месяцев – уже большой срок. Никто не говорил вслух, но каждый предполагал, что его хватит, как всегда, на три-четыре, не больше. Как ни странно, этого не произошло. Даже несмотря на то, что с Анной они были знакомы очень давно, и раньше Винсент как-то не испытывал к ней романтических чувств. Правду мог знать Фредерик, только он, разумеется, никому бы ничего не сказал.

Сдержанная и умная, Анна всегда была собрана, как будто каждый миг чего-то ожидала. Чего-то, к чему она должна быть готова. Спокойная женщина, она всегда готова защищаться, даже когда ее опасности всего лишь выдуманы.

Впрочем, сейчас ей казалось, что опасности и проблемы выдумывает себе Винсент.

Очередная тяжелая ночь для Кристины. Она организовывала концерт малоизвестной, но энергичной группы в каком-то маленьком клубе, который гордился своей «альтернативностью». По мнению Кристины, флуоресцентные картины по стенам резали глаза, а басы вообще не отрегулированы. Но в Кубе платили неплохие деньги, да и для парней из ее группы это могло стать неплохим стартом. Должность Кристины именовалась как «менеджер группы», но на самом деле, она отвечала за все, вплоть до выслушивания слез и соплей вокалиста по поводу его расставания с очередной пассией.

Группа готовилась за кулисами, а Кристина материла директора клуба всеми словами, которые только могла вспомнить. Потому что он, по ее скромному мнению, не проявлял даже толики профессионализма.

– Где ваш звукорежиссер?! – почти кричала она, стоя у барной стойки.

Меланхоличный директор Куба только пожал плечами и осушил очередную порцию виски. Судя по сузившимся зрачкам, он уже успел наглотаться какой-то дряни.

Оставив попытки разговорить директора, она повернулась к бармену:

– Дай-ка и мне виски.

Бармен с сочувственным видом выполнил ее просьбу:

– За счет заведения.

– Благодарю.

– А звукорежиссера поищи в маленькой служебной комнате, вон там. Он любит уединиться перед концертом.

Посмотрев в указанном направлении, Кристина увидела неприметную обшарпанную дверь, по которой проходило целых две флуоресцентных полосы.

– Там? – скептически приподняла она бровь.

Но бармен оказался прав. Звукорежиссер самозабвенно занимался сексом с прижатой к стене полуголой девицей, когда Кристина распахнула дверь.

– Какого… – начал он, не отпуская девушки, но Кристина оказалась решительнее.

– Либо ты сейчас кончишь, либо я поволоку тебя на рабочее место прямо так.

Кристина не сомневалась, что испортила парочке все удовольствие, поэтому отвернулась и отправилась в гримерку, уверенная, что звукорежиссер через пять минут явиться на рабочее место. Злой и ненавидящий ее, разумеется, но это ерунда, лишь бы работал.

Когда Ник наконец-то запел, а восторженные девочки в зале радостно заверещали, Кристина перевела дух и решила, что наконец-то можно отдохнуть.

Она любила свою работу. На самом деле любила. Ей нравилось отыскивать таланты среди вороха музыкальных групп, которые в последнее время плодились, как клетки раковой опухоли. Когда-нибудь они завоюют мир, точно. Пока же Кристина тщательно перебирала их, отыскивая наиболее талантливых и тех, кто может быть востребован. После этого она рассказывала им о своих возможностях, связях и цене за услуги. Последнее называла в конце и как бы вскользь, отлично зная, что берет куда больше, чем могла бы. Но Кристина полагала, что имеет полное право. Потому что она действительно занималась всеми делами группы, была им заботливой мамочкой, воспитывающей кнутом и пряником, которые дозировались в приемлемых пропорциях.

Пока группа на сцене отрабатывала свои деньги, Кристина устроилась у бара, закинув ногу на ногу и наслаждаясь еще одной порцией виски за счет заведения. Именно тогда рядом с ней остановился невысокий брюнет в темных очках. Облокотившись спиной о барную стойку, он тоже посмотрел на группу.

– Неплохо, правда? – сказал он.

– Многому предстоит научиться, но у ребят есть задатки. Впрочем, я не объективна, они же мои подопечные.

– Я знаю.

Он повернулся к женщине, и Кристина заметила на его губах подобие улыбки.

– Кристина Вайнс.

– Винсент Уэйнфилд.

– Ты следил за мной, Винсент?

– Не было нужды. Твоя бурная деятельность бросалась в глаза.

– Приятно, что меня оценили по достоинству.

– Всегда к вашим услугам, мисс Вайнс.

Кристина не могла сказать, что так уж хорошо разбиралась в людях. Тем не менее, кое-что она понимала – умела замечать детали, обращать на них внимание, чтобы составить полную картину.

В Винсенте Уэйнфилде было что-то богемное и в то же время шикарное. Изящные движения, небрежные манеры. Простой, но аккуратный костюм – Кристина не сомневалась, он продуман до мелочей. И, разумеется, некоторая театральная пафосность: собеседник так и не снял темных очков, хотя они казались неуместным и не очень-то вежливым аксессуаром.

– Может, снимешь очки? Мне бы хотелось видеть глаза человека, с которым я разговариваю.

– Извини, это невозможно.

– Да? Почему же?

– Здесь слишком яркий свет, он режет мне глаза. Так что в другое время, в другом месте. Но не сейчас.

– Ты собираешься встретиться со мной в другое время, в другом месте?

– Не исключаю такой возможности.

Разговаривать на концерте – не самая лучшая идея. Поэтому едва загремела новая песня, Кристина сочла за лучшее помолчать и посмотреть на «ее мальчиков». Краем глаза она заметила, что незнакомец не собирается уходить и, кажется, тоже слушает музыку.

Она почувствовала что-то вроде досады, когда после окончания концерта поняла, что Винсент Уэйнфилд исчез, и нигде в зале его не видно. Времени на размышления у Кристины не было, и она отправилась к группе поздравить их с удачным вечером и присмотреть, чтобы никто из них не надрался. Она ужасно не любила подобный контроль, но понимала, что он необходим. Ее мальчики могли не сдержать восторгов и в итоге ввязаться в неприятности, расхлебывать которые придется ей.

– Ты так заботлива.

Кристина вздрогнула и подняла голову. Винсент по-хозяйски облокотился на ее стул, и парни из группы, сидевшие за столом, поглядывали на него с недоумением.

– Не ожидала снова увидеть вас, мистер Уэйнфилд, – холодно ответила Кристина.

– Мисс Вайнс, я бы предпочел пообщаться в несколько иной обстановке. Как насчет кафе «Де Бийон» завтра вечером?

– Почему бы и нет? В восемь.

Они встретились не только в кафе, но и после в других местах. В основном, дорогих и совершенно не знакомых Кристине. На самом деле, она одинаково уверенно чувствовала себя и в клубе в рваных джинсах, и в шикарном ресторане в вечернем платье. Ей показалось, Винсент в этом плане очень похож на нее, но для встреч он выбирал, в основном, места роскошные.

Хотя очень быстро Кристина узнала, что именно Винсенту Уэйнфилду принадлежит Куб, клуб, в котором они познакомились. Что касается издательского дома, то Кристина была отлично осведомлена о знаменитых братьях Уэйнфилдах, хотя не придавала этому большого значения. Впрочем, как не придавала и самому Винсенту.

Особенно после того, как познакомилась с его женщиной. Винсент никогда не скрывал от нее Анну, но представлены друг другу они были при весьма неожиданных обстоятельствах. Просто когда Кристина пришла в кафе, где Винсент назначил ей встречу, она увидела, что он сидит за столиком вместе с мужчиной и женщиной.

– Не помешаю?

Винсент выглядел сконфуженным. Похоже, он рассчитывал, что его собеседники уйдут куда раньше, но они задержались. Да и Кристина с ребятами слишком быстро закончили репетицию, так что она сама пришла не совсем в срок.

Сидевший к ней спиной мужчина повернулся, и Кристина была поражена. На нее смотрела точная копия Винсента! Только рубашка на незнакомце была белой, в отличие от так любимых Винсентом черных цветов. Да и улыбался он немного иначе, открыто и искренне. Хотя Кристина быстро поняла, что это всего лишь маска – маска, которой незнакомец легко располагает к себе людей. Не то чтобы он делал это намеренно. Просто не считал возможным показывать настоящие эмоции.

– Фредерик Уэйнфилд, – представился он, поднявшись. – Брат Винсента.

Он грациозно поцеловал руку Кристины, немного ее смутив. Она успела привыкнуть к изысканным манерам Винсента, но видеть одновременно обоих Уэйнфилдов казалось чем-то нереальным. Разумеется, Кристина помнила, что братья – близнецы. Но все равно зрелище двух настолько похожих лиц произвело на нее неизгладимое впечатление.

Фредерик отодвинул стул, предлагая Кристине присесть. Она с удовольствием это сделала и оказалась точно напротив незнакомки, устроившейся между Уэйнфилдами. Она разглядывала Кристину с любопытством, которое не сочла нужным скрывать.

– Анна, – представил ее Винсент. – Анна Веласкес.

Женщина Винсента. Кристина сразу вспомнила, как он пару раз упоминал о ней. Теперь они сидели друг перед другом.

– Знакомьтесь, Кристина Вайнс.

– Рада познакомиться, – улыбнулась Анна. – Вы – подруга Винсента?

– Что-то вроде того.

– О, значит, мы бы обязательно познакомились, рано или поздно.

– Может быть, – Кристина пожала плечами. – Вы фотограф, верно?

– Да. Через пару дней открывается моя выставка, приходи.

– С удовольствием.

Они еще некоторое время посидели, болтая о всевозможных невинных мелочах. Фредерик очень удивился, что Кристина – музыкальный менеджер. Оказывается, он частенько бывал в клубе Винсента, особенно когда устраивались концерты для широкой публики.

Анна ушла быстро, сославшись на дела перед выставкой, а братья задержались, так что в итоге сама Кристина была вынуждена сказать, что ей пора домой. Уэйнфилды подвезли ее на машине Винсента до дома.

– Было приятно познакомиться, – улыбнулся на прощание Фредерик.

Кристина подумала, что братья все-таки прилично отличались друг от друга. Если внешне это не бросалось в глаза, то после общения с ними обоими не оставалось сомнений, что внутренние качества Винсента и Фредерика далеко не идентичны. Кристина не сомневалась, что понравилась им обоим.

А потому совсем не удивилась, когда вечером получила приглашение по электронной почте посетить пентхауз Уэйнфилдов.

– Думала, Винсент тоже будет здесь, – сказала Кристина, принимая бокал из рук Фредерика.

Он покачал головой.

– Винс с Анной, они заняты выставкой.

Фредерик уселся на диване, развалившись с нарочитой небрежностью. Он выглядел расслабленным и даже немного ленивым, особенно когда разглядывал стены, потолок, будто хотел досконально изучить и запомнить каждый узор на них.

– Ты спала с Винсентом?

Вопрос прозвучал неожиданно, и Кристина с удивлением посмотрела на Фредерика. Он внимательно, и слегка улыбаясь, смотрел на собеседницу.

– Нет, – она отвернулась. – И тебе не кажется, что задавать подобные вопросы немного… невежливо?

– Правда? С чего ты взяла?

– Пришла в голову такая мысль.

– Какая глупая мысль.

Подняв бокал, Фредерик взглянул на свет через вино. В этом жесте было что-то очень искреннее, как показалось Кристине. А может, Фредерик отвлекался на посторонний предмет, чтобы не смотреть на нее.

– Не стоит считать что-то невежливым только потому, что так считают все вокруг.

– Приходится считаться с общественным мнением.

– Какая глупость.

Фредерик поставил бокал на стол, так и не попробовав вина. Его взгляд словно пригвоздил Кристину, она чувствовала себя бабочкой, которую пришпилили, и теперь ей никуда не деться. Только крылышки еще трепещут, потому что бабочка – до сих пор жива.

– Как ты думаешь, Кристина, почему мы с братом добились успеха в своем деле?

– Гм.

– Потому что мы не слишком оглядывались на общественное мнение и на то, что оно пыталось нам навязать.

Фредерик отвернулся, и его взгляд наконец-то отпустил девушку. Кристина невольно перевела дух: она и представить не могла, что найдется человек, перед которым она будет чувствовать себя нашкодившей девчонкой. Фредерик тем временем откинулся на диване и закинул ногу на ногу.

Больше он не поднимал подобных тем, и Кристина снова почувствовала себя комфортно в обществе второго Уйэнфилда. Тем более, в нем не было той порывистости и пафосности, порой свойственных Винсенту. Наоборот, Фредерик оказался очень сдержан, практичен и – властен. Впрочем, последнее качество проявлялось только в его уверенности в себе, но Кристина не сомневалась, что издательским домом Фредерик управляет весьма жестко. Может быть, именно это в сочетании с расслабленностью Винсента приносило отличный результат.

– Не хочу говорить о работе, – поморщился Фредерик. – Лучше расскажи о себе. Ты родилась в Лондоне?

На самом деле, Кристина не любила рассказывать о своем прошлом. Оно казалось ей не интересным. О нет, у нее было очень счастливое детство и любящие родители: папа-музыкант и мама-журналист. Кажется, они познакомились как раз на концерте отца. Это было прекрасно, но, увы, абсолютно скучно для рассказа.

Теперь ее родители жили за городом, отец читал газеты, а мать выращивала бегонии. Они были одной из самых благовоспитанных пар, какие только могла представить Кристина, и не скажешь, что во времена бурной молодости они занимались сексом за сценой и запивали кокаин пивом. Или в обратной последовательности.

После рождения дочери они быстренько привели себя в порядок, и когда Кристина подросла, то нашла это невыразимо скучным. Наверное, подобное отношение стало одной из причин, почему она так быстро покинула родительский дом и оказалась там, где оказалась.

– Ты живешь в мире с придуманной моралью, бетонными клетками и чем-то горько-сладким, заключенным в твоем сердце, – сказал Фредерик. – Тебе самой решать, в каких пропорциях смешивать горечь и сладость.

– Какой изысканный коктейль.

Фредерик поднялся и жестом поманил Кристину за собой. Может быть, сработало шестое чувство, а может, загадочный вид Уэйнфилда. Но Кристина поняла, что он хочет показать ей что-то интересное. Нечто такое, о чем не подозревают репортеры, что скрыто от глаз любовниц. Кое-что странное, что могут видеть только близкие близнецам люди, те, кому они доверяют.

Пройдя мимо нескольких закрытых дверей, они оказались в спальне. Невозможно было понять, кому из братьев принадлежит комната в сиреневых тонах, кто спит на огромной кровати с воздушным балдахином. Окно плотно закрывали шторы, так что в спальне царил полумрак, смазывая оттенки и очертания.

– Твоя?

Фредерик покачал головой:

– Нашей сестры, Анабель.

Ни он, ни Винсент никогда не рассказывали сестре. Кристина могла бы подумать, что та давно умерла или уехала куда-то, но комната не выглядела нежилой. Наоборот, казалось, будто обитавшая здесь девушка ушла совсем недавно и скоро вернется.

Фредерик прошел мимо кровати и прикоснулся к нескольким книгам в шкафу. Громадина вздрогнула и бесшумно отъехала в сторону, оказавшись потайной дверью.

– Думала, такое бывает только в кино, – пробормотала Кристина.

Из-за спины Фредерика и полумрака она мало что видела. Могла понять только, что за шкафом оказалась потайная комната, наполненная… чем-то. Фредерик достал из кармана зажигалку, и зажег свечи, стоявшие по обе стороны от входа, приземистые, толстые, с оплывшим воском, они горели ярко и долго.

В их мерцающем свете Кристина увидела, что потайная комната раза в три меньше спальни. В ней пахло благовониями и корицей, стены с полочками покрывали ткань и бархат. А на этих полочках стояли странные предметы. Кристина сразу же узнала только череп, судя по размерам, он вполне походил на человеческий. У ее бывшего бойфренда, Николоса, был похожий. Он вытаскивал его на сцену во время выступлений и устраивал фотосессии, всем заявляя, что он настоящий. На самом деле, Кристина знала, череп был гипсовым, купленный на каком-то Блошином рынке за бесценок.

Кроме россыпи костей, на полке стояло несколько мутных банок, ножи, револьверы, еще какие-то предметы, назначение которых Кристина не могла понять.

– Наша маленькая коллекция смерти, – Фредерик посмотрел на Кристину. – Мы думаем, что будем жить вечно. Мы не боимся смерти.

– Но ведь это притворство. Однажды вы умрете.

– С нами происходит то, во что мы верим. Мы не умрем. Всего лишь перейдем на новую стадию нашего существования. Люди предпочитают отрицать смерть, но мне кажется, это глупо.

Фредерик прикоснулся к полке, провел по ней рукой. Кристина обратила внимание, какие у него тонкие и изящные пальцы – ладони пианиста. Они задержались на черепе, прошлись по его гладкой поверхности.

– Думаешь, он гипсовый?

Кристина вздрогнула: ей казалось, Фредерик прочел мысли. Но по его блуждающей улыбке и отсутствующему взгляду Кристина поняла, что он даже не смотрит в ее сторону.

– Да, признаться, я думала об этом.

– Подойти ближе. Дотронься до него.

Кристина сделала несколько шагов, заходя в смутную потайную комнату и, подняв руку, коснулась черепа. На ощупь он был прохладным и гладким. Ничуть не походившим на гипсовую игрушку Николоса. Кончики пальцев Кристины прошлись по пустым глазницам.

– Он… настоящий?

– Очень даже. Как и любой экспонат в нашей коллекции. Элементы смерти, ее орудия и производные. Оно все здесь. Вокруг тебя.

Его рука легла на ладонь Кристины, все еще гладившей череп. Прошлась по ее пальцам, переместилась выше, задирая рукав кофты.

– Тебя возбуждает смерть?

– Хочется показать ей жизнь.

Взгляд Кристины упал на одну из мутных банок, и теперь, находясь ближе, она поняла, что внутри плавают два человеческих глаза. Застыв в своей мутной вселенной, таращатся на нее сквозь пыльное стекло.

Кристина не издала ни звука, но отшатнулась назад, подальше от глаз. И тут же оказалась в объятиях Фредерика. Его руки уверенно обхватили ее за талию, губы прикоснулись к шее. Она попыталась вырваться, неуверенно отбиваясь. Ей казалось, что каждый ее взгляд натыкается на глаза в формалине.

– Отпусти меня немедленно, ты, чертов псих! Вы оба и ваша коллекция – ненормальные!

– Как скажешь.

Он снова поцеловал ее шею, и Кристина то ли вскрикнула, то ли застонала – пожалуй, она и сама не смогла бы толком сказать, что это было. Она перестала сопротивляться.

Винсент чувствовал себя отвратительно. Мало того, что весь день его мучила головная боль после кошмара, так еще пришлось вспомнить о данном Анне обещании и помочь с выставкой. На самом деле, Винсент не сомневался, что она женщина самостоятельная, а это – уже не первая ее выставка, так что она вполне в состоянии сделать все сама. Но ей нравилось, когда рядом был Винсент. Только ему самому подобное ужасно не нравилось.

Оставив машину на стоянке, Винсент сунул руки в карманы и заспешил к зданию Музея современного искусства. Осенние ветра набирали силу, так что он подумал о том, что стоит одеваться теплее. Болеть он не любил. К тому же, не был уверен, что вынесет заботу Анны.

Она стояла в главном зале и давала указания, где стоит развесить фотографии. Винсент подошел сзади и, аккуратно обняв, поцеловал. Анна улыбнулась:

– Ты всегда подходишь неожиданно.

– Моя уникальная способность. Как идут дела?

– Полным ходом. Видишь, мы почти закончили здесь. Со вторым залом, думаю, дело пойдет быстрее. Как тебе?

Винсент огляделся. Новая выставка Анны представляла ее последний проект. Серия фотографий в виде подсмотренных сценок из жизни и просто портреты, но все фото были размытыми, местами неясными, а представленных на них людей можно было назвать не иначе как фриками. Пирсинг, ирокезы, цветные линзы, афрокосы, корсеты, тряпье… Анна собирала их по всему Лондону. Смотря на подведенные глаза главных героев, Винсент иногда задумывался, скольких из них Анна подловила в клубах, где играли очередные подопечные Кристины.

– Тебе еще долго? – спросил Винсент. – Я бы предпочел подождать в служебной комнате.

– Конечно. Скоро буду.

Винсент не был так уверен, учитывая размеры оставшегося зала и дотошность Анны. Но возражать не стал. Тем более, в маленькой служебной комнате оказался диван и раскрытая бутылка коньяка на пустом столе. И если первое Уэйнфилд еще мог понять, то откуда здесь второе оставалось загадкой. Работники галереи, конечно, могли пить, но не коньяк же? И не на рабочем месте.

Пожав плечами собственным мыслям, Винсент уселся на диван и прямо из горла попробовал коньяк. Тот оказался на удивление хорош, да и после промозглого ветра стал приятным теплом. Еще бы плед сюда… забравшись на диван с ногами, Винсент снял темные очки и поморгал. Ему всегда нравилась комната, в том числе из-за отсутствия окон.

В галерее Винсент оказался не впервые. И отнюдь не Анна приводила его сюда. Был такой художник, Эван Грэй, он рисовал странные картины в стиле «Крика» Эдварда Мунка и с удовольствием пил абсент с Винсентом, как раз тут, пока зрители ходили по галерее, смотрели на его творения и с удивлением ахали и охали. Винсент подозревал, что однажды Эван закончит в психушке. Но пока парень колесил по Европе с выставками и порой присылал Винсенту психоделичные открытки и мэйлы о том, как ему осточертели поездки, и он хочет вернуться в Лондон, чтобы выспаться и снова глотнуть чего-нибудь крепкого с Уэйнфилдом.

Голова разболелась сильнее, и Винсент сжал виски руками. Похоже, коньяк все-таки стал лишним. Свернувшись клубком на диване, он прикрыл глаза, чтобы хоть немного усмирить боль. Винсент и не заметил, как уснул. Понял это, только когда проснулся, чувствуя себя еще более разбитым, и увидел Анну.

– О, наконец-то, – она улыбнулась. – И не стоило трогать мой коньяк. Между прочим, подарок организаторам выставки.

– Не я его открыл, – проворчал Винсент.

Он опустил затекшие ноги на пол, проклиная все на свете и, прежде всего, собственную головную боль. Она так и не исчезла, притаившись где-то в висках.

– Никогда не видела, чтобы ты так спал.

– Что?

– Свернувшись в клубок. Ты казался таким беззащитным.

– Именно поэтому я не сплю подобным образом.

«Особенно при женщинах», мысленно добавил Винсент, но вслух говорить не стал. Он подождал, пока ноги вновь приобретут чувствительность, и надел темные очки.

– Тебе гораздо лучше без них, – сказала Анна.

– Знаю. Ты закончила с выставкой?

– Практически. Осталась пара моментов, но их улажу завтра, перед открытием.

– Хорошо. Домой?

– Ммм… я думала, мы сходим куда-нибудь поужинать.

– Честно говоря, у меня ужасно болит голова. Боюсь, из меня выйдет плохой компаньон.

Анна нахмурилась и приложила руку ко лбу Винсента:

– Так вот с чего ты уснул.

– Я совершенно здоров. Просто разболелась голова.

Удостоверившись, что он прав, Анна опустила руку и покачала головой:

– Тебе не кажется, что это моя роль? Говорить о больной голове и все такое.

Винсент рассмеялся, и они вместе вышли из галереи. Анна предложила вести машину сама, но Винсент наотрез отказался, заявив, что он еще не разваливается на части и вполне способен сделать это сам.

– Привет, Винс.

Винсент и Анна зашли в гостиную, и Фредерик кивнул брату. После этого таким же кивком он приветствовал Анну, но ничего ей не сказал. Винсент смотрел вовсе не на него, а на Кристину: завернувшись в махровый халат Анабель, она пила чай в кресле.

– Не думал увидеть здесь тебя, – сказал Винсент.

Кристина пожала плечами:

– Когда я пришла, то думала, здесь будешь ты.

– Как выставка? – спросил Фредерик, то ли не желая обращать внимания на взгляды, то ли ему было попросту плевать.

Анна пожала плечами:

– Прекрасно. Завтра вечером открытие. Предлагаю отпраздновать.

– Как пожелаешь.

– Нет, – Анна внимательно смотрела на Фредерика. – Я хочу отпраздновать, как раньше. Как тогда.

– Ты уверена?

– Более чем. Кажется, мы слишком давно не делали ничего подобного.

Кристина недоуменно смотрела на присутствующих, не очень-то понимая, о чем они говорят. Но вот остальные, похоже, прекрасно знали. Винсент выглядел удивленным, но Анна смотрела только на Фредерика, на задумчивого Фредерика, как будто именно от его слова зависело будущее их предприятия.

– Честно говоря, не думаю, что это хорошая идея, – сказал он.

– Не говори глупостей! – фыркнула Анна. – Это прекрасная идея. Мы уже давно корчим из себя приличных мальчиков и девочек, но вам отлично известно, что мы далеко не такие. Нам нужно нечто иное. Нечто большее.

– Может быть. Но я не хочу из-за Анабель.

– Прошло много времени. Думаю, она примирилась с утратой.

Фредерик помолчал. Наконец, сказал:

– Хорошо, я поговорю с Ани. Если она не против, устроим как в старые добрые времени.

– Прекрасно.

Анна с любопытством смотрела на Кристину и, казалось, ожидала, как та отнесется ко всему происходящему. Но Кристина ровным счетом ничего не понимала. Нахмурившись, она спросила:

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

– Конечно, дорогая, – улыбнулся Фредерик. – Раньше мы частенько устраивали вечеринки – вечеринки удовольствий и тонкой эстетики. Все желания, любой запретный каприз… мы делали все. Делали красиво. Пытаясь понять. И отыскать то, что действительно оказывает влияние.

– Оргия? – насмешливо спросила Кристина.

Он поморщился. Кажется, слово не доставляло ему удовольствия, хотя Кристина с легкостью могла представить его в объятиях сразу нескольких девиц. Вряд ли Уэйнфилд был бы смущен.

На своем кресле пошевелился Винсент и впервые за долгое время подал голос:

– Ты не совсем понимаешь, в чем дело. Мы не ищем сексуальных удовольствий, хотя они не исключены. Просто жизнь слишком скучна. Она плоская и обыденная, насквозь предсказуемая и рутинная. Ты можешь возразить, что твоя работа далеко не такая. Может быть. Но разве ты не идешь по одним и тем же маршрутам, раз за разом? Меняются группы и клубы, но суть остается той же. Жизнь каждого слишком плоская. Поэтому мы пытаемся найти что-то, что может ее разнообразить.

– Удовольствия?

– Именно. Важная часть жизни. Как можно стремиться к чему-то, делать что-то, не получая удовольствия? Мы стараемся получать. И отыскивать новые. Вместе это делать веселее, чем по одиночке.

– И никаких оргий?

– Нет. Если только сама не захочешь.

– Будь нашей гостьей завтра, – добавил Фредерик.

Кристина с сомнение смотрела на Уэйнфилдов и Анну. Ей показалось, что последняя отнюдь не просто так предложила провести вечеринку именно при Кристине. Ей хотелось, чтобы поучаствовал кто-то новый, чтобы все было «как раньше», но не совсем так.

– Хорошо, – кивнула Кристина. – Завтра вечером.

2

В день открытия выставки с утра шел дождь. И даже когда он прекращался, в воздухе витала морось, оседавшая на лице и руках, капельками скапливающаяся на одежде и норовившая проникнуть везде. Абсолютно везде.

Анабель такую погоду любила. Может быть, причина в том, что она родилась в Англии и с детства привыкла к подобному климату. А может, он просто слишком соответствовал характеру девушки. Периодически она склонялась то к одному, то к другому варианту.

Винсент и Фредерик тоже любили дождь. Хотя Анабель знала, что по характеру она совсем не похожа на них. Хотя бы потому, что ее никогда не интересовал семейный бизнес. Да, разумеется, она была слишком мала, когда умер отец, и братьям пришлось спешно возвращаться в город и браться за дела. Но даже когда Анабель становилась старше, ее не прельщала карьера. Цифры, издания, глянцевые обложки и полуголые девицы на разворотах ее не интересовали. И она была рада, что может жить в свое удовольствие, не заботясь о том, что вскоре предстоит работать и зарабатывать на жизнь: семейное дело стало прибыльным. А братьев вполне устраивало, что «маленькая Ани» не вмешивается в дела.

Такси дожидалось Анабель у ворот кладбища, и она нырнула в его тепло и сухость. Назвав водителю нужный адрес, девушка устроилась на заднем сиденье, в последний раз взглянув в окно на ворота Хайгейта.

Она сама толком не смогла бы сказать, что привлекает ее в старом кладбище. Да, конечно, ее предки похоронены где-то здесь, но она все равно не имела понятия, где находятся могилы. А тела родителей в другой части Лондона, на современном кладбище, не прогнившем насквозь как Хайгейтское.

Но Анабель любила эту старину. Ей нравилось бродить между могилами, останки в которых давно превратились в прах. Нравилось стирать с камней пыль времен, разглядывая истертые надписи. Здесь было много старых, очень старых могил. Анабель любила их древность – и тишину. Пожалуй, именно покой привлекал ее больше всего.

Дома Анабель уже ждал Винсент. Он должен был забрать сестру и вместе с ней ехать на выставку.

– Наконец-то, – проворчал Винсент. – Я уже решил, ты собралась опоздать. А на телефон, разумеется, не отвечаешь.

Анабель пожала плечами.

– Я его отключила. Не хотела, чтобы мне мешали.

Она прошла в гостиную, на ходу снимая перчатки. Поставив сумочку на стол, аккуратно вытащила из нее небольшой предмет. Винсент подошел поближе, чтобы рассмотреть – то была кость.

– Красиво, правда? – Анабель повертела ее в руках. – МакКэллохен дал.

– Очень мило. А теперь собирайся, прошу тебя.

МакКэллохен работал гробовщиком столько, сколько помнила себя Анабель. И столько же времени она периодически сбегала к нему, чтобы послушать рассказы о привидениях и посмотреть, как он работает. Старик Уэйнфилд вечно ворчал, что маленькой леди не пристало заниматься подобными глупостями, но его жена – мать Анабель – наоборот, всячески потворствовала увлечениям дочери.

Анабель вошла в свою комнату и, сдвинув нужные книги, открыла дверь в потайную комнату. Новый трофей она торжественно уложила на бархат, как раз между черепом и мутной банкой. Полюбовавшись пару мгновений на коллекцию, Анабель вышла в комнату и, скинув пропитанную пылью Хайгейта одежду, надела приготовленное для выставки платье.

Иногда ей казалось, она начала собирать свою коллекцию в память о матери. По крайней мере, насколько могла вспомнить девушка, первый трофей она выпросила у МакКэллохена через месяц после ее смерти.

Мадлен Уэйнфилд всегда была женщиной необычной. Она родилась в Лондоне, ее матерью была актриса Нора Меррик. Об отце Мадлен не имела никакого представления и все детство провела в театре. Надо сказать, там ею занимались все, кроме собственной матери. Но девочка никогда не жаловалась – потому что понятия не имела о другой жизни. Знание обрушилось неожиданно: когда Нора Меррик скончалась от пневмонии, Мадлен попала в детский приют. Место не самое приятное, особенно для девочки, которая привыкла совсем к иному обращению. Но непритязательная Мадлен быстро приспособилась.

Когда она подросла, то быстренько покинула приют, устроившись на работу в кафе официанткой. Денег ей платили немного, но вполне хватало на скромное жилье и небольшие развлечения. Все изменилось внезапно, когда в ее жизни возник Джеймс Хэтфилд.

Поначалу она даже не знала, как его зовут. Просто респектабельный джентльмен каждый вечер приходил в кафе, где работала Мадлен, ужинал и оставлял для нее щедрые чаевые. Настолько щедрые, что однажды она не выдержала и попыталась вернуть столь большие деньги клиенту. Так они познакомились. Через неделю Мадлен переехала в квартиру Хэтфилда, а еще через месяц он сообщил, что является ее биологическим отцом. Мадлен впоследствии никогда не рассказывала детям о том периоде своей жизни. Анабель знала только, что Хэтфилд владел какой-то фирмой, обеспечивал свою дочь и водил ее по роскошным приемам. На одном из таких приемов она познакомилась с молодым Леонардом Уэйнфилдом, который только начинал свое дело. Мадлен не долго раздумывала и быстренько сбежала от отца к новому ухажеру, за которого и вышла замуж.

В последнее время у Анабель иногда возникало желание отыскать информацию о Джеймсе Хэтфилде, своем биологическом дедушке. Но пока желание ни разу не было настолько сильным, чтобы она принимала его всерьез. Мадлен пару раз обмолвилась, что это был жестокий и очень властный человек, который так и не обзавелся семьей.

Биография отца была известна Анабель куда лучше, но она считала ее скучной. И правда, что может быть интересного в жизни сына известного писателя, который всю жизнь занимался своим издательством?

Винсент с нетерпением дожидался сестры, и когда она наконец-то вышла, улыбнулся:

– Ты, как всегда, прекрасна. Буду рад быть твоим кавалером.

Фредерик настаивал на том, чтобы заехать за Кристиной, но женщина наотрез отказалась. Отчасти – потому что не хотела, чтобы Уэйнфилд слишком много возомнил о себе. Отчасти – она вообще не была уверена, что успеет вовремя. Ее рабочий день не был нормированным, вот и теперь пришлось улаживать детали с директором клуба, в котором группа Кристины должна выступать на днях.

А после она поспешила к Нику, вокалисту, который обещал помочь ей с одним делом. Он жил в небольшой уютной квартире, расположенная черте где. Кристина попросила таксиста подождать и поднялась по лестнице, под самую крышу. Ник ожидал ее и открыл почти сразу:

– Проходи.

Кристина знала Ника целую вечность. Он был лет на пять младше ее, и познакомились они на каком-то музыкальном фестивале, который оба помогали организовывать. Оказалось, у них много общих интересов и совсем нет влечения друг к другу, что вполне устраивало обоих.

Много времени было проведено на маленькой кухне Ника, еще больше – на крыше, куда они с легкостью выбирались. Особенно им нравились долгие дождливые ночи.

Ник и раньше показывал Кристине свои песни, хотя сам никогда не относился к ним серьезно. Но пару месяцев назад была особенная ночь. Они сидели вдвоем и, выбравшись на крышу, пили вино. Ник вытащил гитару и негромко спел свою песню – а потом еще одну. И внутри Кристины что-то щелкнуло: это же прекрасно! Добавить парочку инструментов, и получится прекрасная группа. До утра она сидела в квартире Ника и разбирала его записи, где на обрывках бумаги были написаны слова и змеились ноты. К шести утра Кристина вынесла вердикт, что это гениально, а через пару дней уже нашла музыкантов, и группа с незамысловатым названием Forever отпраздновала свой День рождения.

К приходу Кристины Ник уже успел подготовить платье, о котором она просила, и выложить его на диван.

– Огромное спасибо! – Кристина смотрела на строгое персиковое платье. – Ты же знаешь, у меня вечерних нет.

– Есть. Просто они такие старые, что в них не удобно появляться в приличных местах.

– Маленький гаденыш.

Ник пожал плечами и деликатно вышел из комнаты, чтобы Кристина смогла переодеться. Платье оказалось невероятно приятным на ощупь: Ник сам выбирал и покупал его, чтобы подарить своей подруге. Только прежде она устроила скандал, хлопнула дверью и переместилась в разряд «бывших». Так что Ник рад был помочь Кристине и без проблем подарил платье.

Посмотрев в зеркало, женщина отметила, что персиковый идет ей, только само платье немного маловато. Впрочем, ничего особенного, бывшая пассия Ника была примерно той же комплекции, что и Кристина.

– Спасибо еще раз, – она чмокнула Ника в щеку и убежала вниз, пока не уехало такси.

Впрочем, опасаться не стоило. Таксист ее дождался и довез до галереи как раз вовремя. По крайней мере, гости вовсю прибывали.

– О, дорогая, добро пожаловать!

Улыбаясь, Анна подошла к Кристине и сунула ей в руку бокал с шампанским. Выглядела она довольной, но немного уставшей. Тем не менее, не преминула заговорщицки подмигнуть:

– Не забудь про вечер.

Кристина не успела ответить, как Анна умчалась. Воспользовавшись одиночеством, Кристина осмотрела выставку, и только после этого подошла к Уэйнфилдам. Как и всегда, Фредерик выбрал светлые тона, а Винсент оделся в черное.

– Ты знакома с нашей сестрой? – спросил Фредерик.

Кристина покачала головой:

– Нет, только слышала о ней.

– Я познакомлю вас.

Кристина и сама не знала, что она ожидала увидеть, но Анабель Уэйнфилд ничуть не походила на любое ожидание. Ей было лет семнадцать, не больше. Миниатюрная и хрупкая, она казалась неким вымышленным созданием, абсолютно не реальным для этого мира. Впечатление усиливалось неброским черным платьем, которое при ближайшем рассмотрении оказалось сплошь расшито черными перьями. Так, что не было видно ткани и казалось, будто перья – часть самой Анабель.

В больших синих глазах отражалась та улыбка, что блуждала на ее тонких губах. Что-то загадочное и чуточку неземное, почти мечтательное. Никак не связанное с тем, что ее окружало. Тяжелые локоны темных волос подчеркивали бледность кожи и делали глаза неимоверно яркими. Тонкие руки покрывали кружевные митенки.

Кристина поняла, что где-то видела эту девушку, и несколько секунд ей потребовалось, чтобы вспомнить одну из фотографий Анны. Она висела в другом зале и изображала девушку вполоборота, ярко накрашенную, в пышном нео-викторианском платье. Она будто бы испуганно оборачивалась на зрителя. Теперь Кристина поняла, что на фото запечетлена Анабель Уэйнфилд собственной персоной.

– Думала, она старше.

Фредерик улыбнулся:

– Ей шестнадцать и она прелестна.

Когда они приблизились к юной Уэйнфилд, она улыбнулась и, кажется, была искренне рада видеть Фредерика. Она поцеловала его в губы, и этот жест казался самым естественным, что только может быть.

– Братик, наконец-то! Если бы Винсент не сказал, что ты где-то здесь, я решила, ты уехал в очередную срочную командировку.

– Что ты, сестренка. Не могу же бросить выставку Анны и тебя.

– Ты все можешь.

Фредерик повернулся к Кристине.

– Позвольте представить вас. Анабель Уэйнфилд, моя сестра. Кристина Вайнс, моя подруга.

– Многие называют меня просто Ани.

– Лучше я буду называть тебя Анабель. Очень красивое имя.

Девушка кивнула.

– Вот видишь, Фредерик, не только тебе нравится мое имя.

Она вновь улыбнулась, и если бы он не был ее братом, этот жест можно было счесть за кокетство. Она подмигнула Кристине:

– Буду рада познакомиться ближе. Увидимся вечером.

Анабель Уэйнфилд отвернулась, чтобы поприветствовать еще одного знакомого. Похоже, она не только была приглашена вечером, но и прекрасно осведомлена о присутствии на нем Кристины. То ли Винсент успел ей рассказать, то ли Фредерик, как и хотел, поговорил с ней заранее.

– Похоже, все ждут вечера, – пробормотала Кристина.

Выставки никогда не приводили Анну в восторг. То есть ей нравилось, что люди приходят и с умным видом смотрят на ее фотографии, как будто понимают, что она пыталась вложить в изображения. Но она терпеть не могла пышные открытия, когда каждый стремился поздравить ее и заверить в почтении ее таланта. Это всегда выглядело насквозь лживым.

Будь на то воля Анны, она бы вообще отказалась от личного присутствия на выставках. Но это могло быть расценено как неуважение, поэтому ей приходилось раз за разом влезать в платье и неудобные туфли, чтобы выслушивать лесть и предлагать шампанское.

Это была четвертая выставка Анны. И, пожалуй, первая, которой она по праву гордилась. Ей нравились странные люди на фото, немного не от мира сего. Может быть, именно поэтому они казались такими искренними. Почти месяц Анна спала днем и выбиралась в город только вечером, чтобы попытаться поймать в объектив странных и нелогичных обитателей. После этого месяца у Анны порой возникала мысль, что именно подобные люди и есть по-настоящему свободные и независимые.

Она стояла перед большим портретом девочки. Не больше пятнадцати, она смотрела в камеру насмешливо и с вызовом. В руке небрежно зажатая сигарета, на заднем плане виднелись ряды бутылок. Анна помнила, девочку звали Молли. Она встретила ее в маленьком клубе, куда Молли приходила, сбегая из дома. Там, на фоне барной стойки, девочка позировала ей, а потом рассказывала истории о клубе и своих друзьях, которые были старше нее. Наверное, большая часть людей, пришедших на выставку, были бы шокированы услышать о прокуренном баре, минете в туалете, а главное, о том, что подобное приносит удовольствие.

– О чем задумалась? – Анабель подошла неожиданно.

– О своей фотографической карьере. Иногда приходит в голову: какой ерундой я занимаюсь.

– Всем порой приходит такое в голову. Но если подобные мысли не задерживаются, значит, все в порядке.

Анабель стояла рядом с Анной и смотрела на портрет Молли, время от времени делая маленькие глотки из бокала с шампанским. Анна ничего не говорила, прекрасно зная, что если кто и может понять ее фотографии, то именно Анабель. Не зря девушка сама присутствует на одной из работ.

– Я бы хотела с ней познакомиться, – наконец, сказала Анабель.

– Увы, могу только рассказать, где ее встретила.

– Не стоит. Пусть это останется всего лишь фантазией.

Анна невольно вздрогнула от последней фразы. В ней было что-то знакомое и совершенно не принадлежащее Анабель. Потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить: подобную фразу частенько повторял Лукас.

– Ты вспоминаешь его? – спросила Анна.

– Постоянно. А ты?

– Конечно. Не думаю, что хоть кто-то, кто знал Лукаса, сможет его забыть.

Анабель пожала плечами:

– Ты знаешь, мне кажется, человеческая память – довольно краткосрочная штука. Прошел всего год, и я начинаю забывать детали. Сколько должно пройти, и я забуду самого Лукаса?

– Не думаю, что это возможно.

– В мире нет ничего невозможного.

Анабель повернулась к Анне:

– Думаю, пора потихоньку сбегать с этого вечера и продолжать наш собственный.

Анна кивнула и вслед за Анабель аккуратной тенью прошла к черному ходу. Когда гости уже не могли ее видеть, она сняла неудобные туфли и на цыпочках пробежала по холодному полу коридора и небольшому расстоянию между галереей и машиной Винсента.

– Наконец-то, – проворчал он. – Уж и не думал вас дождаться.

Он завел машину и в сгущающихся сумерках направил ее к дому Уэйнфилдов. В такие моменты Анна чувствовала себя настоящей Золушкой, которая сбегает с королевского бала. Только туфельки были при ней, да и карета не превратится в тыкву ровно в полночь. Наоборот, все самое интересное начнется как раз после середины ночи.

Фредерик с Кристиной ушли под конец открытия, когда никто не обратил на них внимания. Впрочем, к тому моменту, как наступил вечер, гости предпочли разойтись по клубам и ресторанам – или домой. Фредерик не пожелал рассказать Кристине детали предстоящего мероприятия, поэтому ей пришлось довольствоваться его коротким «увидишь».

Не то чтобы Фредерик хотел придать пущей таинственности происходящему. Он и вправду полагал, что не стоит тратить слова и что-то объяснять, если скоро Кристина сможет сама все увидеть. Впрочем, его молчание во время всей дороги до квартиры Уэйнфилдов было обусловлено вовсе не тем, что он не хотел о чем-то рассказывать.

Он вспоминал.

Фредерик никогда не относил себя к числу сентиментальных людей. Он даже с некоторой снисходительностью относился к вечерам, когда Анабель любила устроиться у большого окна с бокалом вина и долго сидеть, наблюдая за сумерками. В такие моменты она перебирала воспоминания, играла тонко настроенной памятью. Ей нравилось это делать – время от времени.

Но когда подобное желание возникало у Фредерика, он предпочитал отмахиваться от него. Запирать в тайных чуланах собственного мозга и не выпускать оттуда. Долгое время он был уверен, что и Винсент поступает подобным образом.

Но однажды, когда они только поднимали дело отца, Фредерик задержался в издательстве и пришел домой ближе к полуночи. Было темно, и он решил, что все давным-давно спят. Но оказалось не совсем так. Он нашел Винсента в гостиной, где тот уснул на диване после того, как прикончил полбутылки виски. В скудном свете из окна Фредерик заметил на щеках брата дорожки от слез. Только тогда он вспомнил, что этот день – годовщина смерти родителей.

И теперь, пока они петляли по улицам Лондона, Фредерику впервые пришло в голову, а сможет ли Кристина понять то, что будет происходить этой ночью. Сможет ли оценить. Или, может, они вообще слишком быстро решили приобщить ее к их маленькому таинству?

Пока они парковались в гараже, Кристина неожиданно спросила:

– Кто это придумал? Кто первым решил собрать вас?

Фредерик помолчал, обдумывая ответ.

– Пожалуй, наша мать, Мадлен Уэйнфилд. Она была крайне своеобразной женщиной и во многом приобщила нас к тому, чем мы занимаемся теперь. Но, разумеется, она не устраивала подобных вечеринок. Мы были слишком маленькими, а потом я и Винсент уехали учиться. Не знаю, чем она занималась тут с Анабель. Лучше спроси у сестры.

Он захлопнул дверцу машины и проверил сигнализацию.

– Вечер в том виде, в каком его увидишь ты, предложил Винсент. Тогда нас было только трое: он, я и сестра. Позже к нам присоединились Анна с Лукасом.

– Я много слышала о нем…

– Да, он был мужчиной моей сестры. И погиб год назад.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Дурацкий несчастный случай и очень неожиданная смерть.

Квартира казалась пустой и вымершей, только из-под двери одной комнаты сочился тусклый свет и звуки музыки. Когда они вошли, Фредерика охватил еще один приступ неудержимой сентиментальности.

Винсент стоял у окна и курил. Он кивнул вошедшим в знак приветствия и снова перевел взгляд на окно. Его рубашка была расстегнута, а ноги оставались босыми. Анабель сидела на кровати, одетая только в легкий шифон и кружево пеньюара. Перед ней стоял поднос с пятью стаканами, еще какими-то приспособлениями и бутылкой алкоголя, в которой без труда можно было опознать зеленую глубину абсента. Анны видно не было, и оставалось предположить, что она в ванной, которая как раз примыкала к комнате. Фредерику показалось, еще мгновение, и дверь за его спиной откроется и войдет Лукас, как в старые добрые времена.

– Устраивайся, – Фредерик кивнул Кристине на один из стульев и сам уселся на другой.

В комнате было жарко, очень жарко. Фредерик расстегнул несколько пуговиц рубашки, но не решился все. Кристина явно чувствовала себя не уютно, посматривая то на братьев, то на Анабель. Но никто из них не обращал на нее внимания.

Анабель налила в каждый из стаканов абсента, аккуратно влила в них воды из графина. После этого на первый положила сверху ложечку с дырками, а на нее – облитый абсентом кусочек сахара. Чиркнула изящная зажигалка в ее пальцах, и сахар вспыхнул, пузырясь и роняя сладкие капли.

Загасив остаток сигареты о пепельницу, стоявшую на подоконнике, Винсент наконец-то повернулся к Фредерику:

– Как в старые добрые времена?

– Похоже на то.

Фредерик обратил внимание, что лицо Винсента выглядит неестественно бледным, а под глазами залегли темные тени. Кажется, последние ночи он снова плохо спал.

Анабель размешала остатки сахара в стакане с абсентом и приступила ко второму.

Фредерик покосился на запертую дверь ванной. Сами собой выплыли другие воспоминания. Те, что он старался не вытаскивать из чуланов памяти, но сегодня они явились сами. Это было через месяц после смерти Лукаса, дела вынудили Фредерика уехать в Берлин, но вернулся он на день раньше положенного. Он до сих пор не понимал, что именно заставило его изменить планы. Он не сомневался, что вернется домой в субботу. Но в пятницу утром встал со стойким ощущением беспокойства, купил билет и уже вечером был в Лондоне.

Когда он вернулся, дома стояла тишина. Он знал, что Анабель поехала к Анне, а Винсент, скорее всего, еще не вернулся из своего клуба, где он бывал каждую пятницу до глубокой ночи. Тем не менее, Фредерик проверил все комнаты. И в запертой ванной Винсента горел свет. Наверное, в тот момент Фредерик уже знал, что увидит.

Белая ванная. Свешивающаяся из нее рука, а с кончиков пальцев срываются капли крови и темной лужицей расползаются по кафелю, грозя превратиться во вполне приличную лужу.

Белая ванная. И белое лицо Винсента. Темная вода.

Как потом говорили врачи, Фредерик пришел буквально через пару минут после того, как острое лезвие прошлось по рукам Винсента. Именно это и позволило им успеть. Это и невероятное везение. Потому что Винсент был уверен, что брат с сестрой вернутся только на следующий день, он наполнил ванную теплой водой и резал вдоль вен. Он не хотел привлечь внимание. Он не хотел, чтобы его спасали. Он хотел умереть.

Кристина поежилась на стуле, Анабель приступила к третьему стакану. Винсент хищно улыбнулся и подмигнул Фредерику.

Теперь он в порядке. Фредерик точно знал. Как знал и тогда, когда пришел в больницу к брату. Винсент ждал его, усевшись на больничной койке. Его руки от запястий до самого локтя плотно охватывали бинты. Он был не просто бледен, скорее, походил на тень.

– Прости, – сказал он тогда.

И Фредерик знал, что ничего подобного не повторится.

С заговорщицкой монотонностью Анабель проделала ту же операцию, что и прежде: размешала остатки сахара в стакане. И приступила к четвертому.

На руках Винсента так и остались шрамы. Он не стыдился их, но и показывать не хотел, а потому сделал поверх татуировки в виде змей. «Может быть, я тоже стану мудрее», сказал он тогда.

Когда-то, кажется, в другой жизни, Лукас и Винсент были лучшими друзьями. Они познакомились во время учебы Уэйнфилдов, и Лукас переехал в Лондон на год позже, чем вернулись они сами. Разумеется, их встречи сразу стали постоянными, как и вечерние чаепития, быстро превратившиеся в вечера эстетики и удовольствий. Тогда же Лукас начал близко общаться с Анабель. Они сошлись на любви к Викторианской Англии, а потом решили быть вместе. Хотя Фредерик не помнил, чтобы они когда-то заявляли об этом. Они… просто были вместе. Это казалось таким естественным.

Тогда, год назад, Фредерик радовался, что Лукаса нашел Винсент, а не Анабель. Он и предположить не мог, что все это настолько повлияет на брата. А может быть, просто не стоило оставлять его одного. Фредерик до сих пор с долей вины полагал, что если бы он не уехал в Берлин, ничего не случилось.

И он даже думать не хотел, что могло бы быть, не вернись он домой раньше.

Дверь ванной открылась как раз, когда Анабель приступила к пятому стакану. Анна появилась в шелковом халате и с влажными волосами. Выглядела она довольной и, как показалось Фредерику, чуточку не уместной в создавшейся обстановке.

– Разбирайте, – сказала Анабель, – раз все в сборе.

Анна первой взяла стакан, скептически посмотрев на его содержимое.

– Абсент?

– Чистейший португальский. Вода и сахар – все по рецепту декадентов.

– И пара капель твоего очередного снадобья?

– Разумеется.

Даже Фредерик с Винсентом не имели понятия о том, из чего готовятся снадобья Анабель. Этими секретами с ней поделился Лукас, и никто больше не знал состава. Но, судя по ощущениям, там было или нечто для расслабления, или что-то наркотическое. А может, и то, и другое.

Анабель убрала с кровати поднос и скинула пеньюар, который и так прикрывал не слишком многое. Она расправила плечи и поманила Фредерика. Уэйнфилд поднялся со своего места, на ходу расстегивая рубашку. Бросив ее на пол, он присел на кровать перед сестрой.

– Повернись.

Он послушно повернулся к ней спиной, и Анабель уложила брата на кровать. Взяв со стола пузырек, она плеснула что-то на спину Уэйнфилда, и по комнате поплыл тонкий, но хорошо ощутимый аромат. В нем смешались розы, ночь и бархат. Фредерик зарылся лицом в шелковые простыни, а сестра, усевшись верхом, ладонями прошлась по его спине. Рядом с братом она казалась совсем маленькой, но ее руки уверенно массировали его плечи и спину.

Анна улыбнулась Кристине:

– Раздевайся, дорогая. Нет ничего естественнее наготы.

Она сама последовала своему совету, дернув за пояс халата. Шелк упал на пол, и Анна уселась на стул, где совсем недавно сидел Фредерик. Винсент возник за ее спиной.

– Ты хочешь, чтобы я рисовал?

– Да. Немного.

Она подразумевала именно то, о чем говорила. Винсент взял со стола краски, кисточку и начал неторопливо изображать что-то на спине Анны. Она сидела лицом к Кристине, так что та не могла видеть, что рисует Винсент.

Кристина однажды посещала закрытый клуб, которым владел привлекательный молодой немец, пару лет назад переехавший в Лондон, и его очаровательная жена-японка. Интернациональная семья. Таким же был их клуб: вполне европейский антураж из металлоконструкций, стриптизерша-японка, официантки в мини-кимоно. Был там и мастер каллиграфии. Он запросто рисовал замысловатые иероглифы на спинах клиенток. Когда же они спрашивали о значении, японец загадочно улыбался и говорил, что признавался им в любви.

– Хватит, – сказала Анна. – Иди сюда.

Она повернулась к Винсенту и расстегнула его джинсы, а Кристина наконец-то имела возможность рассмотреть рисунок на спине Анны. Оказалось, это набросок дерева, что-то вроде сакуры – хотя, скорее всего, на подобные ассоциации Кристину натолкнули воспоминания о немце и японке.

За свою жизнь Кристина наблюдала достаточное количество минетов, поэтому она отвернулась. Тем более, Анабель как раз закончила массаж Фредерика. Теперь девушка сидела среди подушек, скрестив ноги в позе лотоса. Фредерик полулежал на кровати, подперев голову рукой, и наблюдал за Кристиной.

– Ты выглядишь потерянной, – заметил он.

– Какая наблюдательность.

– Не дуйся. Иди сюда.

Кристина подошла с некоторой опаской. Она уже увидела достаточно, чтобы быть готовой ко всему.

– Не волнуйся, – сказал Фредерик. – Расскажи, чего ты хочешь?

Вопрос поставил Кристину в тупик.

– Чего… я хочу?

– Да. Это не сложно. И очень важно. Чего ты сейчас хочешь?

Она задумалась. Кристине всегда казалось, она четко знает, чего хочет, и как этого добиться, но все представляло собой сугубо материальные вещи и мало говорило о том, чего хочется ее душе. И она задумалась. Чего ей на самом деле хочется. Особенно теперь, когда она понимала, что почти любое ее желание может быть воплощено.

Фредерик молчал и смотрел на нее, но Кристина была вынуждена развести руками.

– Я не знаю.

– Скоро ты научишься чувствовать свои желания, – из-за спины брата показалась Анабель. – Это очень важно. А пока…

У нее в руках был шелковый пояс от халата Анны. Скользнув за спину Кристины, Анабель повязала ткань ей на глаза. Кристина подняла руку, трогая пояс, но это было скорее инстинктивное желание, нежели осознанное. Она и так знала, что у нее на глазах. Она только не знала, что будет дальше.

Маленькие пальцы Анабель расстегнули ее кофту, стягивая ткань с плеч. Другие руки занялись юбкой. Против последнего Кристина определенно возражала и перехватила чужую ладонь:

– Эй, что вы делаете?

– Тихо, – рука Фредерика мягко высвободилась. – Тебе нужно узнать себя.

Она позволила раздеть себя до белья. По телу пробежала едва заметная дрожь: несмотря на тепло в комнате, Кристине показалась, что ей холодно. Пальчики Анабель помассировали ее плечи.

– Расслабься. Почувствуй свое тело.

И следующее время – Кристина не могла бы сказать, сколько именно, – она провела за изучением собственного тела, руководствуясь такими прекрасными учителями как Фредерик и Анабель. Они раздели ее полностью, не оставив даже чулок, и кончиками пальцев прикоснулись к каждому участку ее кожи. Они нежно проводили, почти щекотно царапали, требовательно застывали. Они хотели возбудить каждую клеточку, и в итоге Кристина была готова признать: им удалось.

Где-то в середине увлекательного процесса она услышала полувздох-полустон Винсента, и ей показалось, что либо он сам, либо Анна вскоре присоединились к Фредерику и Анабель. Впрочем, она могла ошибаться.

Они не успокоились, пока не прошлись по всему телу Кристины. Пока она с удивлением не обнаружила, что внутри нее пылает огонь, который она вовсе не собиралась выпускать. Но именно в этот момент они прекратили и, помедлив пару секунд, Кристина сняла с глаз повязку.

Винсент так и не оделся. Развалившись на кровати, он ждал, когда Фредерик, оставшийся в джинсах, нальет себе и ему по бокалу вина. Анабель надевала пеньюар, время от времени с любопытством поглядывая на Кристину. Анны снова не было видно.

Чувствуя что-то вроде смущения, девушка потянулась к своей одежде, но Фредерик остановил ее:

– Лучше мою рубашку.

Признаться, мужские рубашки Кристина любила. Они были просторными и несли кусочек тепла владельца. К тому же, всегда казались ей эстетически приятными. Поэтому Кристина с радостью накинула рубашку Фредерика, застегнув ее наполовину.

Кристина забралась на большую кровать и устроилась рядом с Анабель. Винсент и ей наполнил бокал с вином – девушку даже не смущала его нагота. После того, что произошло, она определенно чувствовала себя сопричастной этой маленькой и странной компании.

– Тебе понравилось? – Фредерик был единственным, кто стоял, потягивая вино, а не сидел на кровати.

– Это было интересно. У вас всегда… в таком духе?

– У нас всегда в разном духе, – ответила Анабель. – Но сегодня нам было необходимо вспомнить, каково это. В следующий раз будет что-то поинтереснее. Может быть, мы поедем в Дом.

Винсент и Фредерик переглянулись, но Кристина решила воздержаться от вопросов. Она еще успеет узнать, что за таинственный «Дом». А пока ей слишком хорошо и спокойно, чтобы о чем-нибудь волноваться.

– Чья это комната? – спросила Кристина. – Здесь такая шикарная кровать, что я завидую ее владельцу.

Винсент ухмыльнулся:

– Мне.

– Так она твоя?

– Ага.

– Значит, завидую.

Кристина вспомнила, что в комнате Анабель видела похожую кровать, только чуть меньше. Впрочем, воспоминания о комнате Анабель неизбежно вызвали и другие, о потайном помещении с музеем смерти, как назвал его Фредерик. Мрачноватое место. Хотя воспоминания о нем оказались весьма приятны.

Дверь раскрылась, и на пороге возникла Анна. Уже одетая в простое вязаное платье, она держала в руках фотоаппарат.

– Зачем? – удивилась Кристина.

– Хочу вас снять, разумеется.

Фредерик пожал плечами:

– Думаешь, стоит?

– Разумеется. Но не волнуйся, дорогой, даже если эти снимки попадут к папарацци, никто не сможет понять. У меня родилась идея новой серии: части тела. Мне вовсе не нужны ваши глаза.

Фредерик еще сомневался, но Анабель восприняла идею с энтузиазмом. Винсент тоже не стал привередничать и кивнул. Кристине показалось, предложение может стать интересным.

– Правда, – сказала она, – настоящую фотосессию мне устраивали только однажды. Так что я совершенно не знаю, как себя вести.

Анна махнула рукой.

– Ничего страшного. Тебе просто надо быть собой. Так получаются самые лучшие фото.

Сложно сказать, сколько длилась импровизированная фотосессия. Кристина сначала и вправду не знала, как себя вести, но Анабель помогала ей. Винсент чувствовал себя раскованно и, кажется, получал удовольствие от происходящего. Фредерик фотографироваться не любил, но Анне все равно удалось поймать его пару раз.

– Прекрасно, – сказала она, наконец, – потом посмотрим, что выйдет.

Никто не говорил, но стало ясно, что вечеринка начала сходить на нет. Они не собирались расходиться, но, по крайней мере, концентрация удовольствий определенно упала. Анабель отправилась в ванную, Анна показывала Винсенту фотографии на маленьком экранчике фотоаппарата, а Фредерик меланхолично курил, смотря в окно.

Завернувшись в рубашку, Кристина вышла из комнаты и устроилась на диване в гостиной. Она не включала свет и закурила кем-то оставленные на столике сигареты.

Фредерик появился почти бесшумно, на мгновения выпустив из спальни свет.

– Не думал, что ты куришь, – сказал он.

– Не курю, – ответила Кристина. – Только иногда. Когда доставляет удовольствие.

– О, я не сомневался, что ты поймешь.

– Ты про удовольствия?

Фредерик кивнул и устроился на кресле напротив Кристины.

– Люди отчаянно ищут удовольствий, но не умеют их получать. Иногда стремление и невозможность его удовлетворения ведут к самоуничтожению. Ты никогда не задумывалась, почему так широко распространены наркотики и алкоголь? По большей части, люди используют их для искусственного удовольствия. Разучившись получать его, они прибегают к симуляторам. Но это, как ты понимаешь, ни к чему не ведет.

– А что ведет?

– Умение получать удовольствие здесь и сейчас.

Кристина пожала плечами. В любом случае, ей определенно нравилось происходящее, хотя и немного удивляло. Практичная Кристина не привыкла тратить время исключительно на развлечения. Но это стало, безусловно, приятно.

– Скажи… у тебя что-нибудь было с Анабель?

– С Ани? Нет, что ты. Она мне сестра, и я никогда не воспринимал ее как женщину. Она спала только с Лукасом.

– Что с ним случилось?

– Долгая история. Давай в другой раз.

– Хорошо. Ани любила его?

– Да. Очень сильно. Хотя он был старше ее на пятнадцать лет.

Кристина не смогла сдержать удивленного восклицания. Сколько же было этой девочке, когда начались их отношения с Лукасом? Четырнадцать, пятнадцать?

– Он тоже был в вашей компании, да?

– Да. Старый друг Винсента.

Было заметно, что Фредерику совсем не хочется говорить о Лукасе. Поэтому Кристина не удивилась, когда он перевел тему разговора:

– Ты останешься на ночь?

– Не думаю. Может быть, в следующий раз. Пока и без того слишком много впечатлений для одного вечера.

– Как пожелаешь.

– Ты проводишь меня?

– Разумеется.

– Только сначала я оденусь.

Увидев, что Кристина собирается домой, Анна тоже решила ехать, и они отправились вдвоем. Как заметила Анна, «так куда веселее».

– Надеюсь, никуда не заедут по дороге, – проворчал Фредерик.

Винсент устроился в гостиной на том же диване, где полчаса назад сидела Кристина. Вытянув ноги на маленький столик, он курил, закинув руку за голову.

– Не волнуйся, братик, – сказал он. – Анна не из тех, кто будет заворачивать.

– Анна-то? Ха! Вот уж кто всегда первым предложит продолжить вечер интересной ночью!

– Да, но не забывай, сейчас у Анны есть интересные снимки, и ей не терпится посмотреть их на мониторе и приступить к обработке. Иначе почему, как ты думаешь, она уехала так стремительно?

Фредерик ухмыльнулся, признавая, что Винсент абсолютно прав. Пусть Анна и любила развлекаться, но свою работу она любила куда больше. Хотя сама работа для нее была развлечением.

Усевшись в то же кресло, что и полчаса назад, Фредерик неодобрительно посмотрел на вытянутые ноги брата. Впрочем, тот не обращал внимания.

– Как тебе сегодняшняя вечеринка? – спросил Винсент. – Кажется, все удалось.

– Мне тоже так показалось. Чем-то напомнило старые времена.

– Не очень. Но это к лучшему. Пора начинать что-то новое.

Фредерик подумал, не закурить ли ему самому, но быстро отказался от идеи. Он вздохнул:

– Ани уже спит?

– Да, отправилась к себе.

– По-моему, ей понравилось.

– Мне тоже так показалось.

Винсент затушил сигарету в пепельнице и с трудом подавил зевок.

– Знаешь, Фредерик, пожалуй, я тоже пойду спать.

– Конечно. Только… я хотел поговорить с тобой.

– По поводу?…

– По поводу Анны.

Винсент нахмурился.

– Давай в другой раз, Рик. Я пока не уверен, что готов говорить об этом.

– Хорошо.

Фредерик еще долго сидел в полумраке, прислушиваясь к звукам затихшего дома. Они почти никогда не включали яркий свет: он слишком болезненно действовал на глаза Винсента. Иногда Фредерик задумывался: каково это, когда нет возможности без боли взглянуть на свет? Но он не заметил, чтобы Винсента волновали подобные вопросы.

Фредерик все-таки закурил и с наслаждением смаковал единственную сигарету. Он знал, что его совсем не потянет на вторую.

Она не посчитала нужным рассказать или как-то обратить внимание. Она не видела необходимости. Тем не менее, Кристина вряд ли забудет, что однажды, еще до знакомства, видела Анну Веласкес.

Она вспомнила об этом в машине, когда они ехали к ее дому после вечера у Уэйнфилдов. Кристину внезапно озарило, но она ничего не сказала. Даже не намекнула. И пока Анна что-то весело болтала, Кристина смотрела во мрак за окном и думала о той ночи пару лет назад.

Тогда Кристина с отличием окончила колледж и устроилась на работу в небольшое издание о тяжелой музыке. Денег платили не много, зато она имела доступ ко всем концертам, постоянно брала интервью у музыкантов и делала множество вещей, которые ей нравились. По долгу службы, ей приходилось бывать не только в приличных местах, но и тех, куда простой лондонец никогда в жизни не зашел бы.

Той ночью она как раз посещала один из маленьких грязных клубов, где так любили выступать некоторые группы, кичившиеся собственной независимостью. От музыкальной какофонии у Кристины разболелась голова, и она уселась в дальний угол, делая некоторые наброски в блокноте. У нее уже сложилось общее направление заметки, и девушка собиралась не дослушивать группу до конца, а сразу отправиться домой к компьютеру.

Именно в тот момент внимание Кристины привлекла странная пара. Женщина в нескольких полосках кожи, которые, видимо, должны были имитировать юбку и топик. Яркий макияж и громкий смех. Мужчина был удивительно похож на нее, так что не оставалось сомнений, что они родственники. Он был одет строго, а внимание привлекали его заточенные клыки, когда он улыбался.

Кристина обратила на них внимание: пара была слишком яркой для этого места – и слишком яркой, чтобы забыть о них и не узнать потом. Но ни до этого, ни после девушка их больше не видела. Только в том грязном клубе, где они, казалось, чувствовали себя вполне уютно.

Кристина вспомнила. Она не узнала Анну только потому, что теперь она выглядела куда строже, чем тогда. Обычная одежда, даже никаких декольте. Яркой косметикой Анна не пользовалась. И все же после вечеринки Уэйнфилдов в ней проскользнуло что-то такое, что заставило Кристину вспомнить о той далекой ночи в маленьком клубе.

А мужчина вместе с Анной – видимо, тот самый Лукас, о котором Кристина столько слышала. Значит, Анна и Лукас были братом с сестрой.

Шлепая босыми ногами по полу, Анабель вышла из своей комнаты и отправилась на кухню. Она не любила ходить одна ночью по квартире. Пожалуй, этот страх остался с раннего детства: тогда ей казалось, что в темных углах притаились чудовища, которые только и ждут, как бы накинуться на юную Уэйнфилд. Анабель давно выросла, но порой все равно ощущала себя маленькой девочкой.

Она выпила стакан воды и поспешила обратно. В собственной комнате она чувствовала себя в безопасности. Ей нравились ее покой и тишина.

В гостиной что-то привлекло ее внимание и, присмотревшись, Анабель увидела сидящего на диване Винсента.

– Думала, ты давно спишь.

– Спал.

Анабель подошла ближе и присмотрелась к лицу брата. Насколько она могла судить в полумраке, выглядел он усталым.

– Винс, только не говори, что тебе опять снился кошмар.

Он кивнул. Судя по всему, Винсент сидел в гостиной уже давно, не желая возвращаться в свою постель к новым снам.

Она присела рядом и положила его голову себе на колени.

– Спи, Винс. Я буду охранять твой сон.

Винсент не возражал, и Анабель подумала, что он слишком устал, чтобы возражать. Или слишком хочет спать. Во всяком случае, уже через несколько минут он уснул.

И больше ему до утра ничего не снилось.

3

Кристина не могла бы сказать, выступает Forever в Кубе благодаря инициативе директора клуба или все-таки Винсента, который этим заведением владел. По большому счету, ее ничуть не интересовали причины. Она смотрела на «своих мальчиков», которые по полной выкладывались на сцене, и радовалась. Она всегда радовалась, когда у ее подопечных дела шли в гору.

Она надеялась, Винсент тоже будет в клубе. Кажется, он упоминал, что торчит там каждую пятницу, но была пятница, а его не видно. То ли он прятался где-то в недрах Куба, то ли попросту не пришел сегодня.

Жаль. Прошла неделя с их странной вечеринки, и новые для Кристины чувства и ощущения успели улечься, так что она была не против поговорить с Уэйнфилдами. На самом деле, ей давно стоило самой позвонить им. Но она и вправду была очень занята.

Кристина посмотрела на бар и увидела Винсента. Он все-таки появился. Как всегда, в черном и темных очках.

– Думала, ты носишь их только при дневном свете, – сказала Кристина.

– Да. Но здесь слишком яркие огни. Не очень хорошо для моих глаз.

Винсент предложил выпить, но Кристина отказалась. Он и сам стоял, просто облокотившись на барную стойку. Похоже, ему нравилось это место в клубе.

– Я не видел тебя целую неделю, – заметил Винсент. – Тебе не кажется, что это очень много?

– Смотря для чего.

– Если учесть, что я не только не видел, но и ничего не слышал о тебе, это много. Где ты пропадала?

– Работала.

– Какое совпадение.

Кристина смутно представляла, что именно делают Уэйнфилды. «Издательский дом» – слишком загадочные слова. Может быть, братья только изредка появлялись там. А может, это был первый свободный вечер Винсента за всю неделю. Он, конечно, не производил впечатления трудоголика, но Кристина не сомневалась, он предан делу ничуть не меньше Фредерика.

– Заходи в гости.

Лирическая баллада закончилась, и Forever начали новый оглушительный трек, так что Винсент поморщился: разговаривать в подобном шуме было проблематично. Он поманил Кристину за собой и провел ее через неприметную дверь служебного помещения. Там оказался узкий коридор, но Винсент быстро свернул в какую-то комнату, и Кристина поняла, что если оказалась и не в кабинете директора, то в чем-то очень похожем.

Простое помещение было завалено папками, которые определенно не помещались в шкафах, бумагами и еще какими-то никому не нужными вещами. Стола тоже не было видно из-за бумаг. Окон в помещении, разумеется, не было, и Кристина вспомнила, что Куб, по большому счету, представляет собой всего лишь подвал. Сквозь толстые стены ритмично ударяли басы.

– Ну вот, – вздохнул Винсент. – По крайней мере, здесь можно спокойно посидеть.

– У меня есть минут сорок. Потом надо вернуться к Forever, они заканчивают.

– Да не волнуйся, я не задержу тебя надолго.

Проигнорировав стул, Винсент уселся прямо на столешницу и снял очки. Кристина уже не раз видела его глаза, и все равно их зрелище после темных стекол выглядело странным, и воспринималось как нечто необычное.

– Рад тебя видеть, – сказал Винсент, и теперь, когда он действительно смотрел на нее, эти слова приобрели дополнительное значение.

– Я тоже. Обязательно зайду к вам в гости.

– Буду рад. Уверен, брат с сестрой тоже.

Винсент помолчал, как будто обдумывал что-то, и добавил:

– Может быть, стоит сделать еще один вечер, подобный тому, что был.

– Может быть.

– Ты не хочешь?

– Пожалуй, хочу. Это интересно.

Винсент неопределенно пожал плечами. Хотя Кристина и не сомневалась, что он находит это интересным – иначе не стал бы участвовать.

– Как выставка Анны?

– Хорошо. Ее выставки всегда пользуются успехом. Кстати, видел ее снимки с нашего вечера. Весьма любопытно. Когда заедешь в гости, покажем.

– Хорошо. Ты не любишь о ней говорить.

– Не очень.

Кристина огляделась в поисках стула и, найдя его, уселась, закинув ногу на ногу.

– Гм, – протянула она. – Я думала, о своей женщине говорят с большим интересом.

– Она не моя женщина.

Кристина с удивлением посмотрела на Винсента. Он не изменил позы, застыв у стола со скрещенными на груди руками.

– Но я думала…

– Все так думают. Главное, так думает сама Анна. Но я считаю иначе.

Винсент вздохнул и взял в руки очки, как будто хотел их надеть. Но он только покрутил их в руках, не желая поднимать глаза на Кристину.

– Понимаешь, – он сделал небольшую паузу, – чтобы быть моей женщиной, нужно нечто большее, чем желание.

Он выпрямился и вправду надел очки. После этого Винсент сразу стал казаться строже – и дальше. Как будто между ними не то чтобы поднялась стена, но прозрачная перегородка.

– Ты так спешишь убежать? – спросила Кристина.

– Мне не приятно говорить о том, о чем хочешь говорить ты. А я не люблю не приятных мне вещей.

– Не думала, что это так заденет тебя.

– Все просто. Я не хочу обсуждать всего несколько вещей, и мои отношения с Анной – одна из них.

– А другая? Ну так, чтобы я знала на будущее.

– Другая – смерть Лукаса.

Кристина чувствовала на себе взгляд Винсента, но скрытый за стеклами очков он казался каким-то нереальным. И очень холодным.

– Прости, Винс. Я не знала.

– Конечно.

Он снова вздохнул, и в этот момент Кристина подумала, что он и Фредерик все-таки очень похожи. Особенно когда глаза Винсента скрыты, хотя вряд ли другой Уэйнфилд позволял себе вздыхать подобным образом. Винсент порой походил на маленького мальчика – и Кристина была готова поспорить, что он прекрасно это сознавал.

– Знаешь, чего бы я хотел прямо сейчас?

Кристина пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Тебя. На этом столе.

Она с удивлением смотрела на Винсента и, кажется, он был абсолютно серьезен. По крайней мере, подобные шутки не в его духе. Кристина улыбнулась:

– Только если ты снимешь очки.

Сидя с Винсентом за столиком клуба, Кристина ожидала Ника с парнями и не могла поверить в то, что сделала.

Когда Кристина уехала от родителей и начала учебу в колледже, она была одной из самых благовоспитанных студенток. Не пропускала лекций, вела все конспекты, была готова ответить на любой вопрос и, разумеется, всегда сдавала сессию на высшие баллы.

Ей хотелось, чтобы родители гордились. И они вправду гордились, старшая Вайнс могла быть довольна. Все было бы ничего, только мятежный дух ее родителей полностью проявился в дочке. И уже на втором курсе она поняла, что долго так не протянет. Ей нравилась журналистика, в которую она пошла по стопам матери, но рамки, в которые Кристина загнала саму себя, стали ей чужды.

Она сорвалась на третьем курсе, на одной из многочисленных студенческих вечеринок. Потеряла девственность на чужой кровати и получила прекрасное похмелье поутру – вместе с чувством вины. Кристина видела, что никто вокруг не считает произошедшее чем-то плохим или позорным, но она не могла отделаться от ощущения, что делает что-то «неправильно», хотя и сама не могла бы сказать, кто же, по ее мнению, устанавливает эти правила.

Вот и теперь у Кристины было ощущение, будто она сделала что-то «плохое». И дело даже не столько в том, чем они с Винсентом занимались полчаса назад в директорской комнате, а в том, что это же она делала с Фредериком. Вряд ли братья скрывали друг от друга подобные факты, и вряд ли это их волновало. Но Кристина не могла относиться так просто. Ей было приятно. Только внутри засело давнее ощущение «неправильного»: нельзя же спать с обоими братьями!

– Тебя что-то беспокоит? – глаза Винсента снова скрывали темные очки, но теперь это не казалось Кристине зловещим.

– Ты можешь быть проницателен, когда захочешь.

– А ты думала, это прерогатива Фредерика?

– Иногда забываю, что вы близнецы.

– Так что тебя беспокоит, Кристина?

Она только неопределенно пожала плечами. Ей почему-то не хотелось делиться с Винсентом собственными опасениями, тем более, они не имели под собой никакого обоснования. Кристине было попросту не по себе. И пока она сама не разобралась в ощущениях, не стоило впутывать в них кого бы то ни было еще.

– О, черт, – пробормотал Винсент.

– Что такое?

– Женщина справа. Она идет сюда.

Он хотел сказать что-то еще, но не успел. Шикарная блондинка остановилась рядом с ними и, сверкая белоснежной улыбкой, обняла Уэйнфилда:

– Кого я вижу! Винс, какой сюрприз!

– Не слишком большой, если учесть, что ты пришла в мой клуб.

– Но ты не каждый день здесь ошиваешься.

– Как грубо. Где ты нахваталась подобных слов?

– Ну, пару уроков мне совершенно точно преподал ты.

Не спрашивая разрешения, женщина села, так что ее шикарное декольте стало видно еще лучше. Она повернулась к Кристине:

– Диана Уилсон, очень приятно.

– Кристина Вайнс.

Имя незнакомки казалось Кристине смутно знакомым, но она никак не могла понять, откуда оно может быть известно. Винсент вовремя пришел на помощь:

– Диана тоже редактор. Хотя ее журнал не имеет ничего общего с нашим.

Тогда Кристина вспомнила. Диана Уилсон, владелица и главный редактор модного женского журнала, увы, Кристина не помнила, как он называется. Успешная женщина и знакомая Винсента. Кажется, в свое время пресса писала о бурном романе Дианы Уилсон и Фредерика Уэйнфилда.

Диана не вписывалась в Куб. Когда Винсент покупал это помещение, он и не рассчитывал делать из него элитный клуб или что-то в этом духе. Вовсе нет. Это место должно было стать таким, каким оно было теперь: в меру неформальным и андерграундным – в прямом и переносном смысле. Известный в узких кругах, Куб стал местом знаковым, но, по большей части, сюда приходили аутсайдеры и отщепенцы, которым нравилась громкая музыка и атмосфера свободы.

Диана сверкала искусственной улыбкой, ее наращенные ногти небрежно постукивали по столешнице, а кофта будто сошла с глянцевых страниц ее собственного журнала. Даже кожаную юбку Диана умудрилась выбрать со стразами и массивной пряжкой ремня. Мисс Уилсон выделялась в Кубе. Она была здесь чужой.

– Не стоит устраивать истерики и утверждать, будто я не хочу тебя видеть, – сказал Винсент, – но что ты здесь делаешь?

– Решила прогуляться. Это запрещено законом?

– Мне плевать на закон. Меня волнует, что ты делаешь в моем клубе.

В голосе Винсента явственно чувствовались собственнические нотки. Это был его клуб, и он диктовал здесь правила. Вопреки его предупреждениям, Диана надула губки в притворной обиде:

– Может быть, я пришла сюда ради тебя?

– Значит, тебе что-то нужно.

– Ты совсем не рад мне.

– Я не рад тебе здесь.

– Хорошо, – спокойно сказала Диана. – Я пришла сюда, потому что искала тебя.

– Прекрасно. Ты хотя бы начала говорить правду. Зачем я тебе понадобился?

– Хотела узнать, как дела у братьев Уэйнфилдов.

– Ты могла позвонить Фредерику.

– Могла – если бы он брал трубку.

Винсент усмехнулся. Его брат имел одну прекрасную привычку: вычеркивая людей из своей жизни, он больше не желал иметь с ними каких-либо дел. Скорее всего, сразу после прекращения отношений номер Дианы отправился в черный список на всех телефонах Фредерика.

– Попробуй звонить ему с чужого номера, – улыбнулся Винсент.

– Ты думаешь, я совсем дура? Он просто не отвечает.

Винсент мог бы рассказать, что в последнюю неделю Фредерик вообще никому не отвечает по личному телефону. Они сдавали новый номер журнала и заключали выгодный рекламный контракт. По большому счету, это был первый свободный вечер Уэйнфилдов за неделю. И если Винсент отправился в клуб посмотреть на группу Кристины, то Фредерик поехал домой. Спать. Не удивительно, что Диана не смогла до него достучаться.

– Дорогая, – вздохнул Винсент, – ты просто ужасно не терпелива. Попробовала бы через недельку. Люди бывают заняты. Или ты сама сейчас не сдавала номер?

Диана поджала губы и ничего не ответила, а Винсент с удовлетворением вспомнил, что ударил по больному месту. Диана получила журнал в наследство от богатого отца, который, подобно Леонарду Уэйнфилду, давным-давно основал свое дело, внезапно пошедшее в гору. Только Диане достался успешный и процветающий бизнес, поэтому она не морочила себе голову, вникая в детали. Мисс Уилсон полагала, что раз она владелица, то может себе позволить назначить грамотных директоров, которые будут управлять таким монстром как ее корпорация.

– Хорошо, – сказала Диана. – Ты не хочешь даже поговорить со мной?

– Дорогая, я никогда не скрывал своей… некоторой нелюбви к тебе. Поэтому буду очень рад, если ты немедленно покинешь мой клуб. Что касается твоего вопроса, то у нас с братом все прекрасно. И не стоило разыгрывать тут спектакль: если хочешь поговорить с Фредериком, доставай его.

Диана резко поднялась из-за стола и ушла прочь, даже не попрощавшись. Винсент ничуть не расстроился от такого положения дел, только Кристина с удивлением смотрела вслед Уилсон.

– Странная женщина, – пробормотала она.

Винсент пожал плечами:

– Ей нравится представлять себя как блондинку. А еще она до сих пор влюблена во Фредерика, так что я ей сочувствую.

– Ты всегда сочувствуешь пассиям своего брата?

– Когда знаю, что они ему безразличны.

Кристина оглянулась на сцену и только теперь увидела, что за время разговора с мисс Уилсон Forever успели уйти со сцены.

– Пойду к своим мальчикам. Ты будешь здесь?

– Нет, поеду домой. Я тоже устал.

Кристина кивнула:

– Тогда зайду к вам на днях.

– Конечно. Либо я, либо Фредерик будем дома.

Снова кивнув, Кристина поднялась из-за стола и пошла к гримерке. Ей показалось, она еще раз или два увидела мелькнувшую в толпе блондинку… но не была уверена.

Открой глаза.

Винсент послушно распахнул глаза и уставился в потолок. В комнате не было темно, царил полумрак, так что он отлично видел окружавшее пространство. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы восстановить дыхание.

Винсент сел на диванчике, отчего тот стыдливо скрипнул. На самом деле, его давно пора выкинуть на помойку, но какой-то техник притащил его в Куб, а Винсент сразу, как только увидел, распорядился отнести в одну из каморок. Тут стоял всякий хлам, и почти никто никогда не заходил – идеально, как полагал Винсент. Его маленькое убежище, где он любил иногда прятаться и размышлять. Или спать.

В стены бился бас. Такой размеренный, что он убаюкивал. Винсент стер с подбородка кровь: кажется, во сне он все-таки прокусил губу.

И на этот раз он помнил кошмар.

Ани постаралась на славу. Она охраняла сны брата той ночью, и еще неделю после никакие кошмары не беспокоили Винсента. А может быть, он был слишком занят в издательстве, оставалось мало времени на сон. Впрочем, он и сегодня был вымотан. Но ни это, ни чужая кровать не спасли его от новых снов.

Воспоминания о кошмаре лезли в голову, словно назойливые мухи, хотя Винсент предпочел бы забыть. Рывком поднявшись с дивана, он почти выскочил в дверь, а оттуда – в зал клуба. Посетителей было полно, и Винсент сделал вывод, что не так уж долго спал. Он подошел к баристе, Сьюзи. Она с удивлением посмотрела на него:

– Ого, Винсент, ты что-то паршиво выглядишь.

– У тебя есть снотворное?

– Что?

– Таблетки. Крепкий сон без сновидений.

– Да, конечно. Ты же знаешь, у меня порой бывают с этим проблемы после смены.

– Можешь дать мне парочку?

Сьюзи оглядела Винсента и, вздохнув, полезла в сумочку.

– Двух штук вполне достаточно, – сказала она, протягивая пузырек. – Не перестарайся.

– Дорогая, я хочу спать, а не умереть.

Взяв пузырек, Винсент вернулся в каморку и плотно претворил за собой дверь. Он выпил три таблетки, запив их прихваченным из бара стаканом воды. Едва его голова коснулась подушки, Винсента снова обступили сны и видения: образ четок в руках Анны, ванная с кровью и ковер из цветов. Он чувствовал вкус шампанского на губах, а руки казались липкими от крови.

Но таблетки подействовали. И все образы ушли.

Прости меня, ибо я согрешила.

Ей не хотелось просить благословения. Ей вовсе не хотелось исповедоваться в делах, которые она успела совершить. Но ей было необходимо, чтобы ее простили. Пусть не люди, они все равно ничего не понимают. Нет. Ей было нужно прощение высшего суда.

Тонкие пальцы перебирали четки, но в этих движениях не было осмысленности. Ее мысли оставались далеки от тех простых жестов, которые она сейчас совершала. И стоя на коленях, молитвенно сложив руки со сжатыми в них четками, Анна шептала слова молитв. Но на самом деле, единственное, чего она хотела, это прощение.

Анна никогда не была фанатичкой. Но воспитанная в строгой католической семье, она с детства привыкла к мысли о том, что Бог существует и откуда-то сверху смотрит за каждым ее шагом. Маленькая Анна боялась нарушать правила. Не потому что ее пугали родительские наказания. Она боялась, что может последовать наказание божественное.

– И прости нам грехи наши…

Со временем Анна создала собственное представление о Боге, но предпочитала ни с кем не делиться своими мыслями. Для нее Бог был грозным созданием, который может покарать. А может, и нет. Но не стоит искушать судьбу, не стоит гневить его без надобности. Потому что Бог управляет судьбой. В его власти повернуть ее в неугодное русло.

Сейчас Анна полагала, что ее судьба идет по вполне себе приятному пути. У нее даже есть Винсент, и пока никуда от нее не денется. И все же Анна чувствовала, что ей стоит попросить прощения. Ей надо быть прощенной. Чтобы грозный Бог внезапно не припомнил должок.

Кроме того, она искренне сожалела о том, что случилось, казалось, так давно. Это было случайностью. Нелепой, ужасной случайностью – по крайней мере, именно так хотелось верить Анне. Она верила в простую философию Уэйнфилдов: воплощай желания. Ей казалось, ее Бог тоже на ее стороне в этом нелегком деле. Ведь разве он не хочет, чтобы его создания были счастливы? Просто большая часть из них не разумна и глупа, им требуются нормы и предписания, иначе они потеряются в этом мире. Потому в религиях столько правил. Но Анне это давно не нужно. Она полагала, что сама может рассудить, что есть хорошо, а что плохо.

Она оступилась только однажды. То есть она считала, что оступилась. И это был серьезный проступок. Тот, за который Бог может жестоко покарать ее. Поэтому ей надо вымолить прощение. Надо попросить о нем – и оно обязательно будет. Она не верила, что Бог не простит.

Пальцы Анны перебирали бусины четок. Губы Анны шептали слова, значения которых она не всегда понимала. Глаза Анны были закрыты, и взгляд направлен внутрь нее самой. Сердце Анны знало: час настал, Бог снова улыбается ей.

Прости меня, ибо я согрешила.

Диана Уилсон решила не звонить больше. Раз Фредерик не в состоянии даже протянуть руку и ответить на ее звонок, она поступит иным образом. Поэтому в восемь вечера следующего дня Диана была у квартиры Уэйнфилдов.

Она не сомневалась, что ей откроют. И не ошиблась.

– Диана? – на пороге стоял Винсент. Он и не пытался скрыть раздражения. – Что ты здесь делаешь?

– Мне надо поговорить с Фредериком. Он дома?

Винсент помедлил, но все же вздохнул и распахнул дверь перед неожиданной гостьей.

– Подожди в гостиной, он скоро выйдет из ванной.

Девушка прошла в комнату, где вальяжно устроилась на диване. На самом деле, она терпеть не могла квартиру Уэйнфилдов. Она всегда казалась Диане слишком мрачной. В ее собственном доме были огромные окна и тонкие, почти невесомые занавески – много света и простора, который она так любила. Здесь же не было ни того, ни другого: в угоду чувствительным глазам Винсента окна плотно закрывали старомодные занавески, под которыми были еще и жалюзи. Диана никогда не могла понять, почем не обойтись только жалюзи. В конце концов, они живут в современном мире, владеют мощным бизнесом и обширным капиталом. Почему бы Уэйнфилдам не позволить себе несколько прекрасных домов на окраине? И не жить всем вместе в этой средневековой берлоге, которую Диана считала слишком декадентской.

Мисс Уилсон познакомилась с Уэйнфилдами на одном из благотворительных вечеров. Не то чтобы это была случайность… она знала, что рано или поздно они обязательно пересекутся, но Диане было любопытно посмотреть на братьев, сумевших поднять почти разорившуюся компанию. Тем более, они оба всячески избегали публичных собраний и предпочитали заниматься делами, а не светиться перед фотографами.

На этот раз им то ли не удалось отвертеться от вечера, то ли их самих интересовала благотворительность. В любом случае, Диана сначала с интересом наблюдала за ними со стороны, а после как бы невзначай познакомилась.

Она знала, что братья – близнецы, и все равно в первый момент два одинаковых лица ее удивили и поразили. Хотя спутать их было невозможно: глаза Винсента скрывали темные очки, одевался он неизменно в черное, а во всем его облике была легкая небрежность. Фредерик пришел на вечер в белом, аккуратный и гладкий, хотя его взгляд мог быть таким же зеркальным, как очки его брата. С ними была их сестра, Анабель, но Диана только скользнула взглядом по миловидной девушке и не обратила на нее внимания. Она не представляла для нее ни малейшего интереса, тем более, Анабель даже не участвовала в делах компании.

Братья держались вместе. Каждый из них встречал собственных знакомых, разговаривал с ними, но все равно они оба не отходили далеко, не погружались в этот вечер. Только тихонько пробовали его, а потом вновь возвращались друг к другу. Причем Диана не могла бы сказать, делали они это осознанно или нет. В любом случае, понаблюдав некоторое время, она рассудила, что стоит действовать решительно.

– Братья Уэйнфилд? Приятно познакомиться, много слышала о вас. Диана Уилсон.

На лице Винсента не мелькнуло и тени узнавания. С некоторым разочарованием Диана поняла, что ее имя абсолютно ничего ему не говорит, и он понятия не имеет, кто она. Фредерик оказался более осведомленным. Он с изяществом поцеловал руку Дианы и сделал комплимент что-то вроде «хозяйка журнала также прекрасна, как он сам». Пожалуй, именно с этого момента симпатии Дианы однозначно были на стороне именно этого брата.

Диана и сама не могла сказать, как так вышло, что в тот же вечер она оказалась в постели Фредерика. Не то чтобы она была против неожиданных связей, просто не могла представить, как это она, Диана Уилсон, может переспать с человеком, которого знает всего-то пару часов. Но она не смогла – да и не хотела – сопротивляться обаянию Фредерика и его настойчивому желанию.

От мыслей Диану отвлекла открывшаяся дверь и сам Фредерик. Он был в легком халате, с мокрыми волосами и определенно удивился, увидев Диану.

– Не знал, что ты здесь.

– Винсент не сказал?

– Нет, он у себя.

Фредерик плотнее запахнул халат и уселся напротив Дианы.

– Хочешь чего-нибудь?

– Нет, благодарю, я пришла к тебе.

– Как мило. Зачем?

– Я соскучилась.

Он ничего не ответил и даже не смотрел на собеседницу. Кажется, Фредерик ожидал, что еще скажет Диана, и она, разумеется, не могла молчать.

– Всю неделю пыталась до тебя дозвониться, но ты не отвечал!

– Я был занят.

– Мне хотелось тебя увидеть.

– Смотри.

– Фредерик, ты невыносим! Неужели ты ни капельки не соскучился по мне?

– У меня не было на это времени.

Диана всплеснула руками и, кажется, была готова то ли расплакаться, то ли разораться. Именно это больше всего раздражало Фредерика: полная неспособность Дианы быть хоть немного адекватной. Он подозревал, что именно поэтому Винсент благоразумно удалился в свою комнату. Он вообще терпеть не мог Диану.

Фредерик и сам полагал, что отношения с этой женщиной были ошибкой. Мало того, что он уставал от нее самой, так еще и газетчики окружили роман такой шумихой, что Уэйнфилд постоянно пытался отыскать более или менее уединенные и не известные места. Проблема была в том, что Диана обожала вспышки фотокамер и заметки о себе.

Стоило переспать с ней, а с утра распрощаться и только изредка пересекаться на каких-нибудь приемах. Теперь Фредерик понимал это. Но тогда он чувствовал себя отвратительно после всей этой истории с Лукасом, а работа, как назло, шла гладко и оставляла кучу свободного времени. Поэтому когда Диана заявила, что никуда его не отпустит, Фредерик и не пытался уйти. Он подумал, что это может стать неплохим времяпровождением.

Винсент сразу был против. Он заявил, что его брат – псих, и связываться с «этой женщиной» не стоит даже под страхом смерти. Это было через месяц или два после того, как Фредерик нашел брата в ванной, так что резонно заявил, что женщина – куда лучший способ развлечения, нежели перерезанные вены. Это было жестоко, но Винсент сразу замолчал и просто тихо ненавидел Диану. Как был позже вынужден признать Фредерик, вполне справедливо.

Не то чтобы Диана была плохой женщиной. Просто ее истеричность и непонимание оказались выше сил Фредерика. И он надеялся, что после того, как она тихо его отпустила, больше мисс Уилсон в его жизни не появится. Он явно ее переоценил.

– Диана, рад тебя видеть, – вздохнул Фредерик. – Но давай встретимся позже, хорошо? У меня сейчас есть некоторые дела.

– Какие могут быть дела! Ты дома, явно не собираешься работать… ты хочешь меня выгнать?

Уэйнфилд мысленно вздохнул. Стоило ожидать, что так просто избавиться от Дианы не выйдет. Тем более, у него правда были дела, в которые он вовсе не хотел посвящать гостью.

– Диана, дорогая, мне правда надо кое-что сделать. Я позвоню.

– Обещаешь?

– Конечно.

Когда-нибудь обязательно. В следующей жизни, например.

– Хорошо, – вздохнула Диана. – Я буду ждать.

Анабель знала, что к ним приходила Диана Уилсон. Она не слышала да и не могла слышать ни саму гостью, ни входную дверь. Но, тем не менее, знала, что она приходила. Знала так четко, как будто кто-то сказал ей. Впрочем, Анабель это ничуть не волновало.

Она лежала на своей кровати, откинув балдахин в сторону, и скользила взглядом по строчкам на потолке. Красивым каллиграфическим почерком и черными чернилами там была выведена цитата из Эдгара По: «Тем, кто видит сны наяву, открыто многое, что ускользает от тех, кто грезит лишь ночью во сне».

Ее написал Лукас, на утро после их первой ночи. Они лениво валялись в постели, слишком уставшие от занятий любовью, но слишком довольные, чтобы просто уснуть. Анабель прикрыла глаза и слушала, как бьется сердце Лукаса, а он обнимал ее одной рукой и смотрел на потолок. Тогда, в утренней тишине ее спальни, он негромко продекламировал Эдгара По.

– Что это? – встрепенулась Анабель.

– Цитата. Я подумал, что было бы здорово, если я видел не потолок, а ее.

– Так почему бы тебе не написать?

Чернила нашлись. Лестницу искали чуть дольше, но вскоре в спальне была и она. Взгромоздившись на верхнюю ступеньку, Лукас аккуратно выписывал каждое слово, а обнаженная Анабель наблюдала за работой из постели, изредка корректируя его движения.

По правде говоря, надпись все равно вышла кривоватой, но это мало кого волновало. Теперь для Анабель куда более важным стал сам факт ее наличия. Потому что эти слова писала рука Лукаса. Потому что это был очередной кусочек ее воспоминаний, с которым она никогда не смогла бы расстаться.

По комнате плыла легкая музыка, больше всего напоминавшая саундтрек к немому фильму ужасов. В отличие от многого другого, это не было частью тени Лукаса. Музыку дал ей послушать Фредерик, сказав, что Анабель должно понравиться. Ей и вправду понравилось. Мелодии напоминали о средневековых городах, о стуке копыт по мостовой и поцелуях, которые могли принести вечность.

Комната пропахла благовониями, которые так любила Анабель, и которые так ненавидели ее братья. Винсент говорил, что у него болит от них голова, Фредерик деликатно молчал, но сам предпочитал держаться подальше от ароматных палочек, пирамидок и ламп. Анабель понимала это, потому разливала в воздухе запахи либо когда в квартире никого не было, либо только в своей комнате, как сегодня.

Это было сродни медитации. Окружить себя неторопливой музыкой, резкими ароматами и позволить тени Лукаса свободно скользить рядом с собой. В такие моменты она почти явственно ощущала его. Иногда Анабель казалось, что стоит зажмуриться – и она вновь почувствует его прикосновение. Пальцы Лукаса всегда были прохладными и требовательными – вряд ли она могла спутать их с чьими-либо еще. Впрочем, Анабель не тянуло к другим мужчинам. Она никогда не могла понять: если один дает ей все, о чем она только может мечтать, зачем нужен кто-то еще?

Это стало глупым после гибели Лукаса. И все равно Анабель не могла представить, что кто-то другой будет прикасаться к ней. Ей не было это нужно.

Девушка поднялась с постели и опустила полупрозрачный балдахин. Теперь ее кровать походила то ли на средневековое ложе, то ли на обитель жертвы вампира. Анабель могла с легкостью представить, что она – невинная жертва, которая пытается унять жар и метается внутри полупрозрачного кокона в ожидании своего демона. Того, кто бесшумно войдет в комнату, черной тенью остановится за полотном балдахина, а потом распахнет его и наконец-то придет к ней.

Лукас любил играть в вампира. Ему нравилось слизывать капельки крови с запястий Анабель. Нравилось отсыпаться днем и жить ночами. Нравилось, подобно Винсенту, расхаживать в темных очках – хотя солнечный свет ему ничуть не вредил. Лукас получал удовольствие от подобных игр. Одно время он даже затачивал клыки.

Анабель скинула платье на пол, оставшись обнаженной: она так и не смогла полюбить белье. Она зарылась спиной в простыни, чувствуя скользкую прохладу шелка. Теперь она могла видеть только паутину балдахина и прикрыла глаза. Кончиками пальцев провела по шраму под грудью. Тонкий изящный шрам – тогда Лукас вовсе не хотел повредить ей. Она сама сказала «глубже».

– Глубже, – шептала Анабель в ту ночь. – Так, чтобы я почувствовала тебя. Чтобы у меня навсегда осталась память.

И тонкое лезвие прошлось по ее нежной коже, а язык Лукаса бережно собрал выступившие капельки крови. До сих пор Анабель помнила ту ночь. До сих пор она ничуть не жалела, когда видела в зеркале шрам, когда проводила по нему рукой. Пусть своеобразная, но это память о Лукасе. И Анабель хотела хранить ее, как и все прочее.

Но она знала: настоящая любовь оставляет шрамы не на теле, а на сердце.

Анабель полагала, что в следующей жизни они обязательно встретятся с Лукасом. Она будет совсем другой, да и он изменится. Но они узнают друг друга, снова будут вместе. Иначе и быть не может. Ей повезло, что в этой жизни не было нужды искать так долго – только теперь придется жить с этой потерей. Вставать каждое утро и знать, что это солнце больше не освещает ее Лукаса.

Иногда Анабель казалось, что боль становится невыносимой. В такие моменты она даже не пыталась сдержать слез, которые начинали катиться из глаз. Она знала, что слезы бессмысленны. Знала, что всего лишь жалеет себя. И все равно не могла сдержаться. Она не могла поверить, что никогда больше не увидит Лукаса. Что придется ждать еще так долго, до следующего воплощения.

Она поднялась в постели и резко тряхнула головой. Еще немного, и она снова начала бы плакать. Анабель этого совсем не хотелось. Сегодня – не подходящий вечер. Она хотела заняться картами, и лишние эмоции ей вовсе ни к чему.

Не одеваясь, девушка прошла к открытому проходу в тайную комнату. Ей нравились ее покой и тишина, а еще – ощущение тайны. Потому что почти никто не знал об этом убежище, никто не подозревал о его существовании. Ощущение собственной исключительно не то чтобы тешило самолюбие Анабель, но просто нравилось ей.

Устроить маленький «музей» предложил Винсент. Когда Анабель начала приносить свои трофеи и складывать их у себя в комнате, именно Винсент заявил, что это напоминает гробокопательство, и стоит придать всему более благопристойный вид. Как подозревала Анабель, Винсенту просто понравилась идея, и он хотел принять в ней участие.

Фредерик воспринял все с удивлением. Он тогда занимался делами компании, и у него как раз закончился особенно сложный период. Он устроил себе небольшой отпуск, на пару дней выключив рабочий мобильник, и остался дома. Первый день они с Винсентом отсыпались, а на второй брат с сестрой рассказывали удивленному Фредерику о своей идее. Как ни странно, она пришлась ему по вкусу.

Именно Фредерик устроил тайную комнату. На самом деле, изначально это было нечто вроде стенного шкафа, но Фредерик копался почти сутки, в итоге сделав то, что есть теперь. Анабель была в восторге, а Винсент с серьезным видом заявил, что теперь это – их тайна.

Пальцы девушки прикасались к костям и банкам, как недавно притрагивались к шраму на ее нежной коже. У каждого есть тайны. И у каждого есть тот, кто их раскроет.

Дверь Кристине открыла Анабель. Тепло улыбнувшись, она пропустила гостью в квартиру:

– Винсент уехал по делам. Ты, видимо, к Фредерику? Он еще спит.

Брови Кристины удивленно приподнялись: на часах было около двух дня, а Фредерик не походил на тех людей, которые поздно встают.

– Придется его разбудить.

– Думаю, пора.

На ней был черный шелковый халат, а волосы она завязала в два низких хвостика. Кристина подумала, что впервые видит юную Уэнфилд в обыденной домашней одежде. Впрочем, она не так много видела ее до того.

Апартаменты Уэйнфилдов были большим, но Анабель указала на комнату Фредерика. Несколько мгновений Кристина медлила перед закрытой дверью, потом постучала, но ей, конечно, никто не ответил. Подумать о том, что делать, если дверь заперта, Кристина не успела. Она просто тихонько толкнула ее и вошла в просторную комнату.

Шторы плотно занавешивали окна, так что полумрак скрадывал очертания шкафов, стола и кровати. Но в отличие от постели Анабель, здесь не было балдахина, так что Кристина сразу увидела Фредерика, спящего среди вороха простыней и одеял. Они были темными, так что его кожа казалась еще бледнее.

Рядом с кроватью Кристина заметила кое-что интересное. Подойдя ближе, она убедилась, что это небольшой круг, написанный мелом на полу, со странными символами. По сторонам стояли оплывшие свечи, в стороне лежала черная книга. Закрытая и без каких-либо опознавательных знаков. Кристина с удивлением покачала головой и присела на кровать к Фредерику.

Он дышал спокойно и размеренно, как человек, который находится в глубоком сне. Сначала Кристина даже не хотела его будить. Но не сидеть же и смотреть? Хотя, признаться, Кристина получала от этого определенное удовольствие: Фредерик был хорош собой. И здесь не было второго брата, чтобы она чувствовала себя смущенной.

Кристина прикоснулась к плечу Фредерика и легонько потрепала его.

– Пора вставать, соня.

Он открыл глаза и, толком не проснувшись, посмотрел на Кристину:

– Могла бы разбудить поцелуем.

– Не слишком ли много вы хотите, мистер Уэйнфилд?

Кристина отодвинулась от него на широкой постели, позволяя окончательно проснуться. Часто моргая, Фредерик сел на кровати.

– Не думал, что ты придешь так рано.

– А я не думала, что ты спишь так долго.

Он пожал плечами:

– Поздно лег.

Кристина кивнула в сторону мелового круга и книги:

– Этим баловался?

– Что-то вроде того.

– Не увлекайся, Фредерик.

Он посмотрел на нее с недоумением. В голосе Кристины явственно чувствовалось понимание. И ей это вовсе не нравилось. Но Кристина не собиралась продолжать и встала с кровати:

– Я подожду тебя в гостиной.

Там была Анабель и очередной колдовской сюрприз. Сидя на пушистом ковре, девушка раскладывала карты Таро. Кристина бросила только беглый взгляд на картинки, но заметила мрачно-красные тона и вампиров.

– А Винсент выходит в астрал?

– Что? – Анабель подняла голову, потом поняла и улыбнулась. – Ах, ты об этом. Нет, Винсент считает это ерундой. Что касается нас с Фредериком, то подобную страсть мы унаследовали от матери.

– Она тоже занималась подобным?

– О да. Этим и многим другим. Напомни как-нибудь рассказать историю Мадлен Уэйнфилд, очень увлекательно.

Кристина кивнула и устроилась в кресле. Она молча наблюдала, как Анабель тасует карты и раскладывает их полумесяцем.

– Думала, для расклада требуется полная сосредоточенность, – заметила Кристина.

– Да. Но я всего лишь беседую с картами. Очень увлекательно.

– Верю.

Анабель замерла над разложенными картами, вздохнула и собрала их в кучку.

– Ты, похоже, и сама кое-что знаешь, – заметила девушка.

– Немного. Моя бабка увлекалась подобными вещами. Она держала магический салон.

– Даже так!

– Она умерла во время одного из своих спиритических сеансов.

– С духами надо обращаться аккуратно.

Анабель собрала все карты и сложила их в аккуратный бархатный мешочек. Поднявшись с ковра, она, не прощаясь, покинула гостиную. А Кристина не могла не вспомнить о маленькой потайной комнате, проход в которую открывается за кроватью Анабель. Маленький музей смерти, как назвал его Фредерик.

Он и сам вскоре появился, одетый и умытый, так что не осталось и следа от сна. В руках у него дымилась чашка, судя по запаху – кофе.

– Прости, что не встретил тебя сам, – сказал он, усаживаясь в кресло. – Лег спать только под утро.

– Я так и поняла. И, честно говоря, не хочу знать деталей твоих магических действ. Я здесь по другому поводу.

– Правда? Я думал, ты пришла ко мне.

– Не льсти себе. Винсент сказал, Анна принесла фотографии с нашего вечера.

– Так ты хочешь посмотреть «части тела».

Фредерик улыбнулся и подошел к столу в углу комнаты. Оттуда он достал пачку фотографий и протянул ее Кристине. На самом деле, девушка ожидала чего-то более пафосного: например, фотоальбом, или формат А4. Но это были всего лишь обычные матовые фотографии.

Кристина, не торопясь, смотрела их. И не переставала удивляться: ей не очень нравилась Анна, порой бывавшая просто невыносимой. Но невозможно было не признать несомненный талант ее даже спонтанных работ. В кадрах было что-то неуловимое и теплое, что люди более поэтичные называют душой.

Хотя изображение вряд ли можно было назвать таким уж невинным. Как и хотела, Анна сделала красивые обнаженные кадры человеческих тел, естественных и прекрасных. В этом не было искусственности, как во многих подобных фото. И хотя от некоторых кадров более стеснительных людей точно вогнало бы в краску, Кристина не видела ничего предосудительного. К тому же, во многих фотографиях она без труда узнавала собственное тело.

– Она хочет продолжить серию, – сказал Фредерик. – Как насчет того, чтобы позировать сегодня вечером?

– Заманчиво. Тем более, сегодня я свободна.

– Прекрасно. Раз ты свободна, тогда, может, останешься пока здесь?

– Не уверена, что это хорошая идея.

– Тебе не нравится мое общество?

– Ох, Фредерик, прекрати!

Он рассмеялся, а Кристина подумала, что точно таким же тоном он мог бы говорить подобное на полном серьезе.

– Тогда позавтракай со мной. Потом отвезу тебя, куда пожелаешь. Но в шесть будь готова.

– Шесть? Так рано?

– Наш вечер начнется с наступлением темноты. И мы не сразу поедем домой.

У Кристины было предостаточно времени, чтобы поразмышлять над загадочными словами Фредерика. Она благоразумно решила не спрашивать подробностей: все равно он не стал бы рассказывать. Раз сюрприз, значит, должно остаться сюрпризом до последнего момента.

На самом деле, первый выходной за две недели Кристина провела бездарно. Весь день она занималась только одной вещью: ничего не делала. Или попросту ленилась. Этакий День Большой Лени. Когда не нужно никуда идти, и можно спокойно почитать книгу в любимом кресле, провести пару часов в ванной или заняться еще каким-нибудь совершенно бесполезным делом. Кристина не сомневалась, что такие «дни лени» просто необходимы, чтобы расслабиться.

К шести часам, когда за ней заехал Фредерик, Кристина была готова. На этот раз никаких шикарных платьев не потребовалось, и она обошлась обычными джинсами с блузкой.

– Надеюсь, я выгляжу подходяще для вечера? – поинтересовалась Кристина, усаживаясь в машину Фредерика.

– Вполне.

Разумеется, он не сказал ей, куда они направляются. И до последнего момента Кристина понятия не имела, куда едет. Впрочем, когда машина остановилась у мрачного здания на окраине города с единственной дверью и завешенным окном, для Кристины ничего не прояснилось.

Фредерик колебался и не спешил выходить из машины, заглушив мотор:

– Честно говоря, не уверен, что тебе сразу понравится… но, пожалуйста, не делай поспешных выводов.

Кристина нахмурилась, но не успела ничего спросить: Фредерик вышел из машины и открыл перед ней дверцу.

Здание выглядело загадочным. По крайней мере, странным. Простое, понятия не имевшее о ремонте, с неприметной дверью, изнутри обитой бархатом. Входной колокольчик над их головами звякнул, и Фредерик вполголоса пояснил:

– Это магазин.

Кристина удивленно приподняла брови. Тем не менее, когда глаза привыкли к полумраку, она поняла, что Фредерик прав. Это был магазин, пусть и несколько странный. Помещение пропахло благовониями, на полках громоздились подсвечники и хрустальные шары, прилавок был завален картами Таро, рядом стоял ящик с разложенными камнями, откуда-то слышалось журчание воды, а за прилавком горела длинная тонкая свеча.

Сбоку шевельнулись занавески, и показалась хозяйка магазина. Приятная женщина средних лет, она никак не походила на колдунью или ведьму. Из аккуратно собранных волос выбивалось несколько пшеничных прядей, тонкие руки в черных перчатках покрывали серебряные браслеты в виде змей. И все же в строгом черном платье она больше походила на аристократку, нежели на хозяйку магического салона.

– Ах, Фредерик! – улыбнулась она при виде гостя. – Мы заждались тебя.

Он с изяществом поцеловал ее руку в перчатке, а Кристина подумала, что у женщины, кажется, едва уловимый французский акцент.

– Позвольте представить вас, – Фредерик выпрямился. – Кристина. Мадам Ламбер.

Обе женщины приветственно кивнули друг другу. Мадам Ламбер чем-то напомнила Кристине бабушку: та тоже содержала магический салон и всегда была преисполнена достоинства, которое маленькой внучке казалось поистине королевским.

– Иногда меня зовут просто Мадам, – сказала хозяйка, и Кристина поняла, что только так и будет ее называть.

– Что ж, – Мадам поправила один из локонов, – пойдем внутрь. Мы ждали только вас.

Она провела их во внутреннее помещение салона, где выяснилось, что магазин – это всего лишь малая часть того, что скрывал неприглядный фасад. В глубине оказалось несколько помещений, все в коврах и тонких ароматах. В углу одного стоял кальян. Но Мадам провела их еще глубже, как показалось Кристине, в самое сердце ее обители. Небольшую комнату, где не было окон и горела лампа.

Там уже расположились Анабель и Винсент. Первая при виде гостей подняла голову от книги и улыбнулась:

– Наконец-то! Вы простите, что мы начали без вас?

Сначала Кристина даже не поняла, что они делают в тесной комнате, но через секунду ее осенило: опиум. То, о чем она читала только в книжках, сейчас предстало перед ее глазами: лампа, трубка, еще какие-то странные приспособления. Мадам организовала настоящую опиумную курильню!

– Не думала, что они существуют, – пробормотала Кристина.

Мадам улыбнулась:

– Ты бы удивилась, узнав, сколько подобных мест по всему миру.

Винсент сидел рядом с Анабель и, кажется, вместе с ней читал книгу. Анны в помещении не было, что несколько удивило Кристину. Пока она размышляла, Мадам, изящно одернув платье, опустилась на колени перед лампой и занялась новой порцией опиума.

– Мой отец был французом, – рассказывала Мадам для Кристины. – Понятия не имею, как его угораздило попасть в Китай, но вернулся он вместе с моей матерью, китаянкой, которой пришлось учить французский, а чуть позже английский язык, когда отец переехал в Англию. Впрочем, его биография остается для меня загадкой, он никогда особенно не распространялся о том, кем был и чем занимался. Знаю только, что в Лондоне мои родители открыли этот магазинчик, который позже разросся в настоящий магический салон. Они наладили поставки опиума и абсента – двух вещей, которые пользовались спросом в определенных кругах. Потом их дело унаследовала я. Как видишь, мать тщательно передала мне многие секреты.

С потрясающей легкостью Мадам управлялась с опиумом, так что не оставалось сомнений, она – действительно мастер. Протянув трубку Фредерику, она поднялась:

– Я оставлю вас одних. Если что-то понадобится, я буду рядом. Надеюсь, вы придете на спиритический сеанс в следующую пятницу?

– Постараемся, – кивнул Фредерик. – Даже если стол не пойдет ходуном, стоит прийти хотя бы из-за твоего великолепного пунша.

– Не льсти мне, дружок. Но все равно спасибо. Тебя я бы хотела увидеть раньше, есть кое-что интересное.

– Конечно. Зайду, как только смогу.

Мадам кивнула и вышла из комнаты, бесшумно претворив за собой дверь. Держа трубку, Фредерик кивнул Кристине на подушки перед лампой:

– Садись, попробуй.

– Не уверена, что мне понравится.

– Не понравится – не будешь.

Анабель сложила книгу на коленях, так что стало возможным прочитать на обложке «Лунное дитя», и с интересом смотрела за Кристиной. Той даже стало немного не уютно под таким внимательным взглядом.

– Как насчет тебя самой? – спросила Кристина.

Анабель покачала головой:

– От опиума у меня болит голова. Но мне нравится здешняя атмосфера.

Уэйнфилды познакомились с мадам Ламбер, когда еще была жива их мать. Со своей любовью к странному и экстравагантному, Мадлен не могла пройти мимо изысканного магического магазина, а после приобщилась и ко всем остальным тайнам этого заведения. Ее дети были слишком малы, но они все равно хорошо помнили, как играли в хрустальные шары, пока мать о чем-то тихонько разговаривала с Мадам.

Снова в магический салон братьев привела Анабель. Оказывается, пока они учились, их маленькая сестренка постоянно бывала у Мадам и стала достаточно взрослой, чтобы понимать и пробовать все, что она может предложить.

Впрочем, Анабель ничуть не лукавила, и от опиума у нее правда начинала болеть голова. Поэтому пока ее братья пробовали удовольствие из Китая, она предпочитала наблюдать за всем со стороны, купаясь в мутной атмосфере. Фредерик, как и всегда, отнесся к происходящему с опаской. Он так никогда и не полюбил опиум, зато его привлекли прочие «магические штучки», как называла их Анабель. Так что, когда Фредерик становился свободнее на работе, он с удовольствием посещал магазин. Винсент, в отличие от брата, к курению отнесся с восторгом. Но ему нравился сам ритуал. Собственно опиума он потреблял еще меньше Фредерика, но получал истинное наслаждение от трубки, лампы и таинственности.

Кристина не могла бы толком описать свои ощущения. Ритуал казался ей странным и непривычным, опиум же вообще не вписывался в ее картину мира. Некоторые из ее подопечных порой курили травку, но это было наспех и обычно за сценой. Ничего общего с неторопливым ритуалом, который предложили ей Уэйнфилды. Сама Кристина травку пробовала только однажды, и это не вызвало у нее никаких особых ощущений.

– Почему здесь нет Анны? – спросила она, устроившись среди подушек после порции опиума, которую она разделила с Фредериком.

Развалившийся рядом с Анабель Винсент улыбнулся:

– Ей не нравятся все «эти штучки». Когда мы впервые показали ей это место, она даже не пошла дальше магазина. Заявила, что ей нечего делать среди подобных вещей.

– По-моему, она просто не понимает их, – добавил Фредерик. – А потому боится.

Кристина подумала про Лукаса, но не стала спрашивать.

Анабель предпочла и дальше читать книгу, относясь ко всему происходящему как к чему-то само собой разумеющемуся. Она давно привыкла. А Уэйнфилды вели неторопливую и размеренную беседу с Кристиной.

– Так у твоей бабушки был настоящий магический салон? – поинтересовался Винсент. – Здесь, в Лондоне?

– Насколько я знаю, он достался ей в наследство. И вот уж кто точно занимался спиритизмом, так это моя прабабка. Я слышала, она сколотила приличное состояние во времена заката королевы Виктории, когда всякая мистическая чушь была очень модной. Открыла салон, который со временем достался моей бабке. Она была харизматичной женщиной, которая действительно верила в оккультизм, но, увы, никудышным бизнесменом. Да и времена, когда люди хотели поговорить с духами, давно канули в прошлое. Так что моя бабка разорилась.

– Какая жалость, – вздохнул Винсент. – Иначе, может быть, сейчас у тебя был бы собственный прирученный дух.

Кристина давно не вспоминала бабку, да толком и не знала ее: та умерла вскоре после разорения, Кристине тогда было лет девять или десять. Тем не менее, в памяти остались отдельные картины от посещения салона в раннем детстве. Полумрак, загадочность, странные предметы… это все чем-то напоминало музей смерти Анабель. Не наполнением, разумеется. Атмосферой.

Кристина хорошо помнила хрустальный шар, обычно накрытый бархатной тряпкой, крикливых попугаев в клетках и удушливый жар комнаты. Бабушка сохранилась в воспоминаниях как женщина властная и сильная, никогда не позволявшая ни единому человеку указывать, что ей стоит, а чего не стоит делать. По крайней мере, так потом рассказывала мать. Сама Кристина запомнила теплые шершавые руки и немного строгий голос. Бабушка сажала ее на колени и рассказывала странные истории о вещах, которых Кристина не понимала ни тогда, ни сейчас. А еще она говорила, что именно Кристина когда-нибудь унаследует магический салон. Но этого, разумеется, так никогда и не произошло.

– Может быть, домой? – спросил Фредерик. – Продолжим наш вечер.

Анны видно не было, но Анабель это ничуть не беспокоило.

– Она ждет нас, – махнула девушка рукой, и остальным ничего не оставалось как поверить ей.

Когда стало очевидно, в какую именно комнату ведет их Анабель, Фредерик понимающе хмыкнул, Винсент не испытал никаких эмоций, а Кристине оставалось только ожидать, когда перед ней откроется дверь, и она сможет понять, что ее ждет.

Это была ванная. Оказывается, хоть в комнатах и были свои собственные, имелась еще одна большая и светлая, словно предназначенная для порочных дел. Когда Уэйнфилды и Кристина вошли, кафельный пол был усеян лепестками роз. Подняв голову на ванную, Кристина была почти уверена, что она тоже будет с розами, как в «Красоте по-американски», но ошиблась. Ванную, которая была поистине огромна, наполняла желтоватая вода с пеной. Анна сидела на краешке, уже полностью обнаженная.

– Наконец-то. Я долго ждала вас.

Она перекинула ноги внутрь ванны и поболтала ими в воде, так что пронеслось множество пузырьков. В шикарном джакузи вполне хватило бы места на них всех, и Анна легко соскользнула, так что над пеной и водой осталась только ее голова с высоко заколотыми волосами.

– Ну же!

Уэйнфилды не заставили просить себя дважды. Винсент и Фредерик быстро скинули одежду и присоединились к Анне. У Анабель ушло немного больше времени, чтобы справиться с платьем и чулками. Взяв за руку уже обнаженную и определенно смущенную Кристину, она подошла к ванной. И только в этот момент Кристина поняла, что это вовсе не желтоватая вода, а шампанское.

– Ты когда-нибудь принимала ванную из шампанского? – шепнула ей Анабель.

Она выключила свет, Анна зажгла свечи по периметру ванной, так что теперь все утопало в медовых отблесках. Пространство затопили мягкие тени, обнаженные тела, то там, то тут появляющиеся из пены, и запах алкоголя, ставший по-своему притягательным.

– Может, включим джакузи? – хихикнул Винсент.

Анна закатила глаза:

– О, твои идеи периодически отличаются отменным идиотизмом.

Винсент пожал плечами и ничего не ответил. В полумраке и шампанском это было не видно, но одна его рука уже гладила тело Кристины. В той таинственности, с которой он это делал, было что-то возбуждающее, но Кристина постаралась ничем не выдать себя. Впрочем, вскоре она поняла, что на этот раз никто не собирался разбиваться на пары или обойтись только прикосновениями. Общая ванная чрезвычайно сближала.

Взяв Анну за подбородок, Фредерик целовал ее так, будто хотел кончить только от прикосновения к ее губам. Рука Винсента уже оказалась между ног Кристины, а его губы на ее шее. Анабель рассмеялась и ударила по воде, подняв сотню брызг шампанского.

Много позже они все вместе лежали поперек кровати Винсента и с ленивой неторопливостью предавались разговорам, не утруждая себя одеванием. Анабель уснула, уткнувшись в плечо обнимавшего ее Винсента, он и сам дремал, прикрыв веки. Ему хотелось еще хоть немного продлить мгновение, хотя он понимал, что если сейчас уснет, его вряд ли будут мучить кошмары.

– Никогда не думали, что вы ужасно порочны? – спросила Кристина, уставившись на потолок.

Фредерик тихонько рассмеялся:

– Постоянно! Только мы не страдаем от этой порочности, а наслаждаемся ею. Принимаем как данность. Хороший ключ к пониманию самих себя.

– Но почему все должно быть настолько пошло?

– Пошло? Дорогая, пошлость – это вульгарно. Мы же целиком и полностью за эстетику. Я тебе говорил, секс не является для нас самоцелью.

– Наше тело – это дар, – вставила Анна, – когда мы полностью познаем его и его желания, это может приблизить нас к большей духовности.

Винсент слушал вполуха. Тем более, его в данный момент мало интересовали эфемерные словесные конструкции и философские вопросы. Он сонно спросил:

– Тебе понравилось, Кристина?

Она задумалась.

– Не очень, – наконец, признала она. – Так много людей сразу – это слишком.

– Хорошо, – сказал Фредерик, – учтем на будущее. И обещаю, следующая вечеринка будет эстетичной и чувственной, но мы обойдемся без секса.

Винсент хмыкнул:

– Конечно. Им можно заняться в любое другое время.

4

Фредерик позвонил, когда Кристина пыталась отыскать в сумочке ключи от дома. Она едва не подпрыгнула от неожиданно зазвонившего мобильника, и, вполголоса выругавшись, начала искать среди вещей уже его.

– Да, – с нескрываемым раздражением сказала она, когда отыскать телефон все же удалось.

– Ммм… я не вовремя?

– Как тебе сказать. Мог бы найти время поудачнее.

– Извини. Хотел пригласить тебя на Хэллоуин.

Кристина принялась вспоминать, какое же сегодня число. Вспоминалось смутно, тем не менее, она была уверена, что не меньше двух-трех недель до названной даты.

– Не рано ли? – с сомнением спросила Кристина.

– У тебя будет время подумать над костюмом.

– О да. Это обязательно?

– Твое присутствие – да. Костюм – нет. Ты же знаешь, что все равно быстро его снимешь.

– Не сомневаюсь.

Кристина вспомнила, как во время одной из предыдущих встреч Анна говорила о том, что следует отпраздновать Хэллоуин в Доме. Она не знала, как об этом спросить, но Фредерик опередил ее:

– Праздновать будем за городом, в нашем особняке.

– Хорошо, я поняла. Буду готовиться.

Думать об этом сейчас Кристине совсем не хотелось, поэтому она решила, что отложит мысли о далеком празднике на потом… когда-нибудь потом. Кинув ключи на столик, она перебрала письма, вытащенные из ящика. Как и всегда, ничего особенного там не было, если не считать интересными счета и рекламу. Но внезапно руки Кристины нащупали под парой листовок настоящий конверт, и она с любопытством посмотрела, кто же написал ей. При виде имени адресата глаза Кристины невольно расширились: Лукас Веласкес.

Отложив остальную корреспонденцию, Кристина села на диван, ошарашено смотря на конверт. Размашистый почерк с изящно выписанными буквами, не был ей знаком, но имя отправителя можно было разобрать вполне четко. Кристина перечитала еще раз. Сомнений быть не может: Лукас Веласкес.

Кристина повертела конверт в руках, пытаясь отыскать печати, но все они оказались смазаны и неразборчивы. Судя по состоянию конверта, он уже много времени провел в пути. Не удивительно, если вспомнить, что Лукас умер год назад. Что за злая шутка почты, которая держала письмо целый год! И что за странная шутка Лукаса, который решил написать совершенно не знакомой женщине.

Не теряя времени, Кристина разорвала конверт, и ей на колени выскользнул плотный лист бумаги, на котором была всего одна фраза тем же почерком. Темно-бордовые, почти черные, чернила ничуть не потускнели за прошедший год.

«Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол».

Совершенно сбитая с толку, Кристина с недоумением опустила письмо. Лукас писал так, будто знал ее. Но она не сомневалась, что никогда ей не был известен человек по имени Лукас Веласкес! Более того, Кристина не сомневалась, что видела его только раз в жизни, тогда, мельком в клубе с Анной.

Положив письмо на стол, девушка обхватила себя руками: она ощущала, что дрожит, хотя в комнате не было холодно. Она понятия не имела о смысле письма, и чем больше думала об этом, тем более странным казалось все происходящее. Откуда Лукас мог знать ее?

Даже само послание как-то отходило на второй план. Его значение Кристина понять не могла. И куда больше ее интересовало не что написал Лукас, а почему он это сделал.

Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол.

Винсент не пожелает говорить с ней о Лукасе. Он же ясно дал понять, что его смерть – одна из запретных тем. Выяснять что-то у Анабель бесполезно, она вряд ли расскажет. Поэтому Кристина набрала номер Фредерика.

– У тебя еще какие-то вопросы? – в его голосе слышалось удивление.

– Нет, но я хочу поговорить с тобой. Это возможно?

– Конечно. Я так понимаю, нужна личная встреча?

– И как можно быстрее.

Фредерик помолчал. Но видимо, в голосе Кристины были странные нотки, потому что он сказал:

– Если я заеду минут через тридцать, тебя устроит?

Фредерик был на ее пороге уже через двадцать. Войдя внутрь, он с любопытством оглядывал дом и, похоже, нашел его весьма милым.

– Ты живешь тут совсем одна? – поинтересовался он.

Кристина кивнула и провела Фредерика в гостиную.

– Мне нравится, что у меня есть целый дом.

– Понимаю. Так о чем ты хотела поговорить?

Кристина уселась в кресло напротив гостя:

– О Лукасе Веласкесе.

Выражение лица Фредерика ничуть не изменилось, и можно было бы подумать, что тема его не волнует. Но Кристина видела, как он напрягся. Как замер, как будто ожидал чего-то или готовился.

– Что ты хочешь знать?

– Все. Как вы познакомились, как он жил здесь, как умер, наконец.

Фредерик как будто думал, с чего начать. Или просто размышлял, стоит ли рассказывать. Но в итоге вздохнул:

– Наверное, стоило догадаться, что ты захочешь узнать. Хорошо. Я расскажу тебе историю Лукаса. Только давай договоримся: больше никаких вопросов на эту тему, ни одного.

Кристина не была уверена, что у нее не возникнет вопросов. Но, боясь упустить возможность, она кивнула.

– Мы познакомились с Лукасом во время учебы. Мне и Винсу было по восемнадцать, Лукасу больше. Он заканчивал обучение, был полон амбиций и страстных желаний, на которых мы и сошлись. Лукас вообще был увлекающимся человеком. Когда его начинал интересовать тот или иной вопрос, он изучал его досконально, вникал по самую макушку. Он получал удовольствие от своих страстей и, в отличие от многих, ничуть этого не стыдился.

Найти подобного человека для нас с Винсентом стало неожиданностью, чем-то странным и волнующим. Мы сошлись быстро. И тесно общались до того момента, пока не пришло известие о смерти наших родителей. Нам пошли на встречу, и мы смогли закончить обучение на несколько месяцев раньше. Но сама понимаешь, мы уехали так быстро, что даже не успели кого-то предупредить. Да нас в тот момент и не очень волновало, кто будет знать, а кто нет.

Мы уже год или два занимались делами отца, когда Лукас вышел с нами на связь. Он просто явился в офис издательства и заявил, что не уйдет, пока не поговорит с кем-нибудь из «этих засранцев Уэйнфилдов». Охрана хотела выставить его вон, но прежде решила связаться со мной. Лукаса я узнал сразу, так что, разумеется, впустил. Тогда он и рассказал, что переехал в Лондон.

В то время я и Винсент работали без выходных, отдавая все силы семейному делу. Поэтому с Лукасом виделись крайне редко. Но все же виделись. К тому же узнали, что у него есть сестра: оказывается, она всегда жила в Лондоне и была, как и сам Лукас, фотографом. Так мы познакомились с Анной.

В то время я, Винс и Анабель проводили порой вечера подобные тем, что ты видела. Как-то мы рассказали об этом Лукасу, и он загорелся идеей. Так он и Анна присоединились к нам. А чуть позже Лукас стал встречаться с Ани. Тогда ей было пятнадцать.

Это было чудесное время. Мы делали то, что нам нравилось и хотелось: дела издательства постепенно шли в гору, а наши вечера становились все изощреннее и утонченнее. Наверное, я бы мог сказать, что это было самое счастливое время в моей жизни.

Это случилось осенью. Точно помню, что шел дождь. Я радовался ему, заканчивал дела на работе и думал о том, как сегодняшний вечер мы проведем в особняке, который я купил за городом именно для подобных целей. Внезапно зазвонил телефон, и я понял, что-то не так.

Голос Винсента был абсолютно бесцветным. Я даже не сразу узнал его. А когда узнал, смысл слов никак не мог дойти до моего сознания. Винсент говорил, что Лукас мертв. Говорил, что нашел его в особняке. Я помчался туда, разбрызгивая грязь на подобиях дороги и едва не съезжая в кювет.

Ты еще увидишь этот особняк. Прекрасное викторианское строение, стоящее на отшибе, в стороне от всех дорог. Мрачный дом, со скрипящими ступенями и ветром, порой завывающим в щелях. Когда я приехал, там было темно. Темно и тихо, только дождь барабанил по крыше.

Винсент сидел рядом с телом Лукаса, которое уже начинало остывать. Оно лежало в гостиной, почти рядом с дверью на кухню. Я не сразу понял, что произошло, а потом посмотрел на лестницу. Похоже, Лукас решил приехать пораньше и подготовить нам какой-нибудь очередной сюрприз, но почему-то не стал зажигать свет. И попросту упал с лестницы, которая находилась как раз между кухней и гостиной. Он сломал шею.

Фредерик замолчал, а Кристина тоже не знала, что сказать. Повисла тишина, которую прервал сам Фредерик, тряхнув головой:

– Так оно все было. Потом приехала полиция, она была обязана провести расследование, удостовериться, что это несчастный случай…

Фредерик осекся, и Кристина не сразу поняла причину этого. Но через секунду ее осенило:

– Они хотели забрать Винсента.

– Допросить, – кивнул Фредерик. – В принципе, со мной они тоже были не прочь поговорить… но ты понимаешь, нам тогда было не до разговоров, особенно Винсенту. Поэтому мы предпочли замять дело.

Кристина не стала спрашивать, каким образом они это сделали, в конце концов, состояние Уэйнфилдов вполне позволяло им замять любое дело. Оставалось только удивляться, как о подобной новости не пронюхали газетчики и не раздули ее до небес. Им-то дела не было до заключений полиции.

– Я удовлетворил твое любопытство? – Фредерик улыбнулся, но Кристина видела, что улыбка вышла усталой.

– Вполне. Спасибо.

– Тогда я, пожалуй, пойду. Есть еще некоторые дела.

Кристина замешкалась. Она думала, стоит ли рассказывать Фредерику про таинственное письмо, которое пришло ей от Лукаса, или все-таки приберечь эту новость. Рассказ Уэйнфилда только подтверждал те обрывки истории, которую Кристина уже успела услышать, но ничуть не давал понимания того, почему незадолго до смерти он отправил такое странное письмо не знакомой девушке.

– Конечно, – наконец, сказала Кристина. – Еще увидимся.

Уголки бумаги темнели и скручивались от огня. Они неумолимо превращались в пепел, исчезали в рыжем пламени. Казалось, оно горит от одного взгляда Кристины, которая, не отрываясь, наблюдала, как исчезает письмо, пришедшее через год после отправления. Пламя поглощало аккуратные буквы, а Кристина думала, что в любом случае не сможет его забыть. У нее не было желания рассказывать кому-то о бумаге и, тем более, показывать. Она бы предпочла забыть о существовании письма, хотя понимала, что это невозможно и никогда не получится. Она уничтожала бумагу, конверт, но в ее сознании в любом случае навсегда отпечатались странные слова давно мертвого человека.

Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол.

Разговор с Кристиной утомил Фредерика куда больше, чем он думал. Поэтому он отбросил мысль ехать в офис и направился домой. Анабель сидела в своей комнате, оттуда слышалась музыка, но беспокоить ее Фредерик не хотел. На кухне нашлась записка от Винсента, придавленная солонкой: он сообщал, что вечер проведет в компании Анны и вряд ли вернется домой. Налив в стакан прохладной воды, Фредерик уселся на стул, так и не включив свет.

Несмотря на то, что на улице стояла поздняя осень, ему было жарко. В какой-то момент он даже подумал, не поднялась ли у него температура, но жар имел совсем иную природу. Просто разговор с Кристиной пробудил воспоминания, о которых Фредерик предпочел бы забыть. Тот вечер смерти Лукаса и все, что происходило потом. Все детали, о которых он предпочел не рассказывать Кристине. Ей не обязательно знать. Она была с ними, но не одной из них.

Фредерику казалось, они позвали ее в свой тесный круг так быстро, потому что хотели «новой крови», нового человека, который смог бы разогнать тени прошлого и вывести все на новый уровень. У Кристины получалось, очень хорошо получалось. Только забыть прошлое все равно не выйдет, оно в любом случае будет напоминать о себе, каждый раз. И стоило Фредерику закрыть глаза, он снова видел тело Лукаса в луже крови. Он снова переносился в то время, когда нашел Винсента в ванной, снова помнил глаза Анабель, когда она поняла, что Лукас мертв.

Залпом допив воду, Фредерик с размаху запустил стаканом в стену. Разлетевшись на мелкие осколки, он рассыпался по всему полу. Как, ну как смерть одного человека могла столько всего натворить? Почему они все снова и снова возвращаются к этому, даже спустя год?

– Это был несчастный случай, – пробормотал Фредерик.

Он не пытался убедить в этом ни себя, ни кого-то другого. Это был очевидный факт, в который оказалось так сложно поверить.

Фредерик уже собрался ложиться спать, когда телефон внезапно зазвонил. С некоторым удивлением он увидел, что это Анна. И сначала с трудом мог понять, чего она вообще хочет, пока не разобрал хоть одну фразу.

– Ты мне нужен, Фредерик! – всхлипывала Анна.

Судя по ее тону, она плакала и была готова разреветься. Фредерик поморщился.

– Анна, прошу тебя, успокойся. Ты же знаешь все, что я могу тебе сказать.

– Не хочу я ничего знать!

В ее голосе прорезались истеричные нотки. Не желая этого слушать, Фредерик был готов повесить трубку. Но его остановил тихий, так резко изменившийся голос Анны:

– Фредерик… мне плохо без тебя…

Уэйнфилд подумал, что ей, скорее, плохо от выпитого алкоголя, но не стал этого делать. Зато у него появилась другая мысль:

– Анна, а где Винсент? Вы же должны быть вместе.

– Он здесь. Но, кажется, спит. Не знаю. Он не отвечает.

Во Фредерике проснулись нехорошие предчувствия. Очень нехорошие. Бросив в трубку «сейчас буду», он спустился в гараж, и на своем Феррари понесся к квартире Анны, которая, к счастью, располагалась не так уж далеко. По крайней мере, через десять минут он с остервенением нажимал на звонок, ожидая, когда Анна откроет. Не обращая внимания на нее, он тут же прошел в комнату.

Винсент лежал на огромной кровати Анны, его рубашка была расстегнута до половины, а глаза плотно закрыты. Фредерик прикоснулся к его шее и почувствовал слабое, почти невесомое трепыхание сердца.

– Винс… – тихо позвал Фредерик. – Винс, ты слышишь меня?

Он пошевелился и открыл глаза. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы сфокусировать взгляд и узнать брата.

– Фредерик? Что… что ты здесь делаешь?

– Боюсь за тебя.

Винсент слабо улыбнулся и прикрыл глаза:

– Не стоило.

– Еще как стоило, – проворчал Фредерик и потащил Винсента в ванную.

Он был рад, что Анна оказалась настолько благоразумна и не попалась ему под руку, пока он пытался привести Винсента в чувство. Ему это почти удалось, и через полчаса Винсент сидел в кресле гостиной, хмурый, помятый и мокрый. Но, тем не менее, уже не пытался отключиться. В руках он держал чашку с крепким чаем.

Анна сидела в соседнем кресле, забравшись в него с ногами и наблюдая за Фредериком. Тот, заложив руки за спину, шагал перед окном и молчал. Именно по этому признаку становилось ясно, что он очень, очень зол.

Наконец, он остановился и посмотрел на Винсента и Анну.

– Какого черта вы делаете?

До этого Фредерик уже успел изучить всю гадость, которая была накидана на маленьком столике рядом с кроватью, причем почти пустая бутылка виски определенно составляла наименьшее из зол.

– Где вы успели найти столько дряни? – продолжал Фредерик. – И какого черта решили поэкспериментировать с ней?

– Ты даже не представляешь, насколько хорош секс после кокаина, – пробормотал Винсент.

– Представляю, – ответил Фредерик. – И пусть мне это не нравится, но кокаин я мог бы понять. Только вы успели много чего намешать да еще прибавили сюда алкоголь. Вам что, жить надоело?

Анна вздохнула:

– Прости, Рик, мы переборщили.

– Сделай одолжение, не называй меня так. Я терпеть этого не могу.

– Прости.

– Хватит извиняться. Что касается тебя, давай сделаем вид, что ты ничего не говорила. За весь вечер.

Анна поджала губы, но ничего не ответила. Сложно было сказать, многое ли она помнит из того, что говорила, но Фредерик почему-то не сомневался, что почти все.

– Я хочу поговорить с братом, – сказал Фредерик, смотря только на Винсента. – Анна, сделай одолжение, оставь нас.

Анна бросила быстрый взгляд на Винсента и вышла из комнаты.

– Фредерик, прости, – глухо сказал Винсент, не поднимая головы.

– А если бы я не пришел?

Винсент пожал плечами.

– Не думаю, что случилось бы что-то страшное. Не драматизируй.

– Драматизирую? – тихо сказал Фредерик, и это прозвучало настолько зловеще, что Винсент с изумлением поднял голову. – Ты хочешь сказать, сейчас я драматизирую? Может, стоило оставить тебя тут, а?

Винсент ничего не ответил и снова опустил голову, как будто хотел разглядеть в чашке с чаем абсолютную истину.

– Какого черта ты делаешь, Винс? Неужели нельзя было просто провести приятный вечер, потом заняться сексом с женщиной и спокойно уснуть?

– Я к ней пальцем не притронусь, – мрачно сказал Винсент. – И спать вовсе не хочу… эти кошмары…

– И ты решил, что со всей этой дрянью будешь спать спокойно и без снов? О да! Причем так спать, что больше не проснешься! Ты этого хотел?

– Ты же знаешь, что нет.

– Ничего я не знаю. И мне осточертела твоя тяга к саморазрушению.

Развернувшись, Фредерик молча вышел из комнаты. Винсент сидел, не шевелясь, пока не услышал, как хлопнула входная дверь.

Когда Кристина проснулась, ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно ее разбудило. Но оказалось, звонок в дверь. Накидывая халат, она мельком глянула на часы: почти половина первого. Интересно, кто мог пожаловать в такое время?

Дождь стучал по крыше и стенам дома, когда Кристина, чертыхаясь, спускалась по лестнице из спальни, на ходу включая свет. Именно в его тусклом свечении она и увидела Винсента, когда открыла входную дверь. Он был без очков и абсолютно промокший. За его спиной бушевала гроза.

– Можно у тебя переночевать?

Кристина посмотрела на него с удивлением и отошла от двери, пропуская полуночного гостя в дом.

Комната утопала в тенях и звуках дождя, колотившего в окна. Под этот аккомпанемент огромная плазменная панель на стене демонстрировала фильм – съемку любительской камерой, где двое маленьких детей играли и смеялись на детской площадке. Беззвучная запись, негромко шелестел только проигрыватель, подмигивая полумраку зеленым огоньком.

Анна сидела на полу, лицом к окну и изредка поглядывала на запись. Рядом с ней стояла початая бутылка вина, она сама крутила в руках бокал, бывший то ли наполовину пустым, то ли наполовину полным.

Фредерика давно не было. Она не выходила из комнаты, но слышала, что Винсент ушел минут через сорок после него, с первыми ударами грома. Теперь он наверняка промок насквозь, какая жалость.

Отпив глоток вина, Анна посмотрела на экран: запись дошла до выпускного бала, показывая миловидную улыбающуюся девушку, похожую на Анну. Камера дрожала и часто скакала. Анна плохо помнила тот вечер, но знала, что снимал Лукас, к тому времени уже пару лет как закончивший школу. Эти моменты Анна не любила и вновь посмотрела на окно.

Если бы не Лукас, она никогда не познакомилась с братьями Уэйнфилд. Может быть, ее жизнь от этого стала счастливее, а может быть, и нет. Может быть, сам Лукас был бы до сих пор жив… но может быть, и нет.

Анна никогда не испытывала особых эмоций к Винсенту. Она уважала его как человека да и в постели он был хорош, но она никогда не испытывала к нему бурных эмоций. Куда больше ее приводил в восторг сдержанный Фредерик, которому она когда-то признавалась в любви. Но Фредерик ответил, что ничем не может ей помочь, а потом старательно делал вид, что ничего не произошло. Может быть, для него подобные фразы и эмоции правда мало значили.

Но не для Анны.

5

– Спасибо за кофе.

– Пустяки, – пожала плечами Кристина.

Сидя за столом ее светлой кухни, Винсент уже надел темные очки, но на самом деле, таким он казался даже привычнее. Выглядел он помятым, но, по крайней мере, не простыл. На самом деле, Кристина этого опасалась, когда дрожащий и промокший Винсент явился накануне ночью.

– У тебя тут симпатично, – заметил он.

Кристина огляделась, как будто видела собственную кухню в первый раз.

– Кажется, для тебя светловато.

– Есть немного. Но все равно симпатично. Мне нравится сочетание белого и красного.

Кристине тоже нравилось, поэтому ее белоснежная кухня изящно разбавлялась красными цветами, тарелками и салфетками. Пропитанная едва уловимым запахом апельсинового сока, она действительно выглядела уютно, но Кристина подозревала, что Винсент говорит о ней только потому, что не хочет обсуждать причины собственного появления в половине первого ночи.

Налив кофе и себе, Кристина уселась напротив гостя.

– Может быть, расскажешь, что произошло?

– Мы поссорились с Фредериком.

– Гм, – Кристина нахмурилась. – И ты решил отсидеться здесь?

– Нет. Просто не знаю, что ему сказать.

– Он был так не прав?

– Наоборот. Он прав.

Кристина ссоры не любила и терпеть не могла в них участвовать, но отчасти могла понять чувства Винсента. Она отлично помнила, как разругалась с Ником в пух и прах только потому, что забегалась и не организовала им какую-то встречу. Ник был прав, упрекая ее, но Кристина просто не могла этого признать, и еще неделю их отношения были крайне натянутыми. Даже чувствуя себя виноватой, Кристина не могла в этом признаться – ей было попросту стыдно.

Винсент поправил рукава рубашки. К счастью, его одежда успела просохнуть к утру.

– Он прав, но мне все равно нечего ему сказать. От того, что он прав, я не изменюсь.

– И что ты собираешься делать?

– В смысле?

– В смысле, когда ты вернешься домой?

Винсент улыбнулся:

– Хочешь побыстрее меня выпроводить?

– Нет, конечно. Только ты не можешь отсиживаться здесь вечно.

Он неопределенно пожал плечами, и Кристина поняла, что Винсент попросту не успел об этом подумать. Ей даже стало немного стыдно: может быть, нет смысла давить на него. В конце концов, учитывая, что он спал так долго, вечер у него был явно не из легких. Вряд ли он успел подумать о каких бы то ни было перспективах.

– Можешь оставаться сколько угодно, – сказала Кристина. – Просто хотела узнать о твоих планах.

Винсент снова пожал плечами и вернулся к своему кофе. Завтракать он наотрез отказался, и, хотя Кристина полагала, что это не лучшая идея, настаивать не стала.

– Кстати, Винс… почему ты не пошел к Анне?

Он поморщился, и Кристина пожалела, что не может видеть его глаз.

– Меньше всего мне бы хотелось сейчас оставаться с ней.

– Какие странные у вас отношения.

Винсент ничего не ответил и отвернулся к окну, как будто любовался солнышком и куском голубого неба, которое было видно. С запозданием Кристина вспомнила, что Винсент очень не любит говорить на эту тему. В этот раз он, похоже, не собирался делать исключения.

– Хорошо, – вздохнула Кристина. – Ты сегодня на работу?

– Нет. Переживут денек без меня. Я хочу отдохнуть.

Кивнув, Кристина встала из-за стола, чтобы убрать чашки.

– Кошмары не мучили? – поинтересовалась она.

– Сегодня я прекрасно спал.

Винсент помолчал, наблюдая, как Кристина моет посуду.

– Слушай… я просто хотел сказать спасибо.

Кристина, не поворачиваясь, пожала плечами.

– Нет, правда, – продолжил Винсент, – я пришел к тебе среди ночи, и ты имела полное право выгнать меня вон. Спасибо, что не сделала этого.

Выключив воду в раковине, Кристина повернулась к Винсенту, скрестив руки на груди. В этот момент она снова жалела, что его глаз скрыты за непроницаемыми стеклами очков.

– Винс, ты выглядел как человек, которому больше некуда пойти. Как я могла не впустить тебя?

Некоторое время он неподвижно смотрел на нее, потом легко улыбнулся и кивнул. Кристина уже собиралась выходить с кухни, когда ее догнал вопрос:

– Ты не забыла, что сегодня пятница?

– Да. И что с того?

– Спиритический сеанс у мадам Ламбер.

– О… разве и мне стоит идти?

– Конечно. Она же приглашала тебя.

Если бы Анабель носила каблуки, то сейчас они громко стучали по полу, когда она ходила по дому из комнаты в комнату в поисках братьев. Квартира была пуста, за исключением комнаты Фредерика. Он еще спал, завернувшись в одеяло, но Анабель бесцеремонно уселась на его постель и потрясла брата за плечо.

– Какого черта, Ани? – пробормотал он.

– Где Винсент?

– Откуда я знаю…

– Где Винсент, Фредерик? Он не ночевал дома.

Уэйнфилд открыл глаза и посмотрел на Анабель. Потом снова закрыл их и зарылся еще глубже в одеяла.

– У Анны, наверное.

– Нет. Я ей звонила. Винсент ушел от нее вчера вечером. Она сказала, вы поссорились.

– Да. Немного.

– Немного? Фредерик, где Винсент?

Фредерик вздохнул и, смирившись с неизбежным, уселся в постели. Выглядел он растрепанным и не до конца проснувшимся.

– Ани, Винсент уже взрослый мальчик, он не обязан отчитываться перед нами, если решает ночевать вне дома.

– Да, но только не тогда, когда вы ссоритесь. Куда он мог пойти?

– Может, пить в бар? На всю ночь, вполне в его духе.

Анабель внимательно посмотрела на брата:

– Что у вас вчера произошло?

– Он и Анна решили повеселиться, принимали какую-то дрянь, запивали это виски… когда я пришел, Винс уже был в отключке. Я разозлился.

Анабель нахмурилась:

– Не очень умное поведение со стороны Винсента.

Фредерик мрачно кивнул. Он тоже надеялся, что брат не успел наделать глупостей за ночь, хотя, по правде говоря, думал, что он останется у Анны. Только теперь, на утро, он понимал, насколько это предположение было наивным.

Он прекрасно знал, что Винсент не питает никаких чувств к Анне. Знал также ясно, как и то, зачем он нужен самой женщине. Единственное, чего Фредерик понять не мог, так зачем Винсент терпит все это. Никто не заставлял его быть с Анной, вроде как исключительно его инициатива. Оставалось только не понятно, для чего.

– Я позвоню Кристине, – решила Анабель. – Может, он у нее, и нам не о чем беспокоиться.

Оставив Кристину разбираться с бумагами, касающимися ее группы, Винсент сунул руки в карманы и отправился на улицу. На самом деле, он бы предпочел прогулять так до самой ночи, а потом вернуться в приютивший его дом и уснуть от усталости. У него не было желания идти на спиритический сеанс, видеть там Фредерика и Анабель.

Пнув ногой какой-то камушек, Винсент с раздражением подумал, что жизнь в последнее время стала чересчур сложной. Каждый из них придумывал проблемы, блуждал в прошлом и делал вещи, которые не стоило делать. Сложно сказать, в какой момент что-то пошло не так. Может быть, именно тогда, год назад, когда погиб Лукас. До сих пор Винсент удивлялся, сколько слоев реальности было у этой, казалось бы, простой истории. Каждый, кто в ней участвовал, видел свой собственный и не желал замечать прочие. Может, именно это и стало их главной ошибкой – нежелание понимать.

Винсенту отчаянно захотелось бросить все и куда-нибудь уехать. Например, в Амстердам. Ему всегда нравился Амстердам. Однажды он устроил себе небольшие каникулы и уехал в Голландию на семь дней, отключил телефон и предался удовольствиям. До сих пор он иногда вспоминал это время, такое волнующе приятное и абсолютно независимое. Тогда он купил велосипед и ездил по улицам Амстердама, общался с местной богемой и не думал о том, что надо возвращаться.

Там была одна девушка, Маргарита, проститутка из квартала Красных фонарей. Она не была особенно симпатичной, зато чертовски сексуальной. Винсент проводил с ней ночи, сходя с ума от ее тела и хрипловатого голоса. Он звучал обворожительно даже в тот момент, когда она закуривала и вздыхала о том, как дорого нынче место в борделе Амстердама.

Было бы интересно отыскать ее теперь и проверить, так ли она сексуальна, как помнил Винсент. Но он хорошо отдавал себе отчет в том, что это останется только мечтами. Дела издательства не позволяли сейчас бросить все и вот так уехать.

Винсент не знал, куда он шел. Не было какой-то цели, ему просто нравилась атмосфера Лондона, хотя он терпеть не мог редкие дни вроде этого: солнце светило ярко и пригревало, как будто хотело напоследок напомнить о лете. Было жарко, а глаза начинали болеть даже за темными стеклами очков.

Купив в магазине бутылку шампанского, Винсент поспешил обратно к Кристине. Ему хотелось как-то отблагодарить ее за приют и теплую компанию, но он не придумал ничего более оригинального, чем шампанское. По крайней мере, оно холодное, и если он поспешит, то успеет вернуться до того, как оно безнадежно остынет.

Фредерик попросту не мог представить, что ей все известно.

Диана Уилсон сидела в плетеном кресле на террасе своего пентхауза и курила с задумчивой улыбкой. Из одежды на ней было только кружевной белье, и она лениво подумала, что стоило снять его и позагорать. Иначе придется долго и нудно убирать в солярии следы от белья.

На самом деле, это мало ее волновало. Диану захватили ее собственные мысли, и она всецело отдалась им. Ей нравилось тихонько лежать и мечтать, пока не закончилась сигарета. После этого она взяла телефон и набрала номер Фредерика. Как ни странно, он даже ответил.

– Здравствуй, дорогой, – Диана прикрыла глаза. – Как у тебя дела?

– Прекрасно. Я немного занят.

– Кто бы сомневался. Но я позвонила по делу.

– Слушаю.

Улыбка Дианы стала шире, а свободной рукой она водила по шее, не открывая глаз.

– Просто хотела кое-что рассказать, Рик. Ты меня почему-то избегаешь, и я нахожу это странным. Ведь мы были такими отличными друзьями!

– Диана, – в голосе Фредерика послышалось раздражение, – какого черта ты хочешь?

– Просто удивляюсь. Ты не желаешь иметь со мной ничего общего, а ведь я знаю столько всего!

– О чем ты?

– О Лукасе, например. Вы так скорбели о нем, особенно бедняжка Анабель. Но знаешь, что интересно… я тут навела справки. И оказывается, полиции ничего не известно об этом деле.

– Я постарался, чтобы это было так.

– Ты не понял, Рик, – Диана знала, что Фредерика ужасно раздражает, когда кто-то, кроме брата или сестры, называет его сокращенным именем. – Я знаю, что вы не просто замяли дело. Этого дела не было. Более того. Я продолжила «наводить справки», и оказалось, что в ту ночь в полицию вообще не было вызовов хоть сколько-нибудь похожих на ваш.

Фредерик молчал.

– Знаешь, что это значит, Рик? Вы не вызывали полицию. Более того, могилы Лукаса Веласкеса не существует. Ни на одном кладбище Лондона или окрестностей она не значится, записей о его похоронах тоже нет. Такое впечатление, что Лукас просто исчез с лица земли. Внезапно.

– Ты сомневаешься, что он мертв? – спросил Фредерик.

– О нет! В этом у меня сомнений нет. Я даже уверена, все произошло примерно так, как ты рассказывал. Лукас в тот день действительно собирался за город, есть свидетели, которые это подтвердили. Только после этого он исчез. Я знаю, он мертв. Но не понимаю, почему вы похоронили его тайно?

Фредерик снова молчал, но в итоге усмехнулся:

– Ты провела настоящее расследование.

– Мои денежные средства позволили нанять одного из лучших детективов. Ты можешь быть уверен в его молчании. Но в моем?

– И что с того, что ты расскажешь?

– Не только расскажу, но еще и подтвержу. Полиции. Которая сразу же заинтересуется этим делом и начнет копать. Газетчикам. Они с радостью раздуют скандал вокруг братьев Уэйнфилд. И тогда будет уже все равно, найдет что полиция или нет.

На этот раз молчание Фредерика было настолько долгим, что рука Дианы, скользившая по шее, замерла. Женщину охватил легкий приступ паники, но он исчез после того, как Фредерик заговорил:

– Чего ты хочешь?

– Тебя. Когда можно приехать?

– Завтра. Буду ждать.

– Договорились. Еще кое-что…

Кажется, Фредерик был готов повесить трубку, но Диана успела вовремя.

– Да? – немного раздраженно ответил он.

– Расскажи, как ты хочешь меня.

Руки Дианы скользнула ниже по ее телу, пальцы прошлись по краю кружевного белья, гладя и лаская.

Когда зазвонил телефон, Винсент понадеялся, что если он не будет подходить, на том конце передумают. Но ничего подобного не случилось. Более того, через пару секунд телефон снова зазвонил.

Замерев с бутылкой шампанского посреди комнаты, Уэйнфилд не знал, стоит ли ему брать трубку. Он был уверен, это либо Фредерик, либо Анабель, а разговаривать с кем-то из них Винсент желания не имел. Поэтому он постарался не обращать внимания на звонивший телефон и отправился искать Кристину.

Судя по звукам льющейся воды, она была в ванной. Улыбнувшись, Винсент хотел пройти туда незаметно, но передумал: уж слишком это походило на сцену из «Психоза», а пугать Кристину у него желания точно не было. Поэтому Уэйнфилд аккуратно, но громко постучал в дверь ванной.

– Да?

– Дорогая, ты очень расстроишься, если я присоединюсь к тебе?

Винсент не слушал ее ответа. Он просто открыл никогда не запираемую дверь и проскользнул внутрь ванной. Там было душно и жарко, а тело Кристины смутно угадывалось за стеклом душевой кабины. Приоткрыв ее, она недовольно посмотрела на Винсента.

– Какого черта?…

Оставив обувь у входа, Уэйнфилд босиком прошел к душевой кабине.

– Я подумал, тебе слишком скучно здесь одной.

Он сорвал бумагу с бутылки шампанского и с громким хлопком вытащил пробку. Шампанское разлетелось фонтаном, окатывая и его, и Кристину, и стенку душевой кабины.

– Ну вот, – рассмеялся Винсент, – теперь я тоже весь мокрый.

Он сделал хороший глоток и передал бутылку Кристине, а сам начал снимать рубашку и штаны. Пространство душа оказалось тесноватым для двоих, зато можно было прекрасно разместиться, немного потеснившись.

Она хотела закрыться в комнате и окружить себя музыкой. Но вместо этого Анабель собиралась на спиритический сеанс и думала, что это не самая плохая альтернатива.

Нахмурившись, она вертелась перед зеркалом, оценивая свой внешний вид и размышляя, добавить к нему медальон в виде камеи или не стоит. Анабель полагала, что призраков не стоит поражать чем-то особенным, поэтому выбрала простое серое платье с черным кружевом.

В последний раз на подобном сеансе мадам Ламбер она была очень давно, еще вместе с матерью, Мадлен Уэйнфилд. Ей тогда было лет десять, и Анабель ужасно хотела учиться в школе-пансионе, но мать никак не отпускала ее. Девочку привлекали старинные здания со странными легендами, но Мадлен не желала расставаться с дочерью и забирала ее из школы на все ночи и выходные. Зато устраивала ей и дома то, о чем прочие девочки могли только мечтать. О чем могла мечтать сама Анабель.

Это теперь, по прошествии времени, она понимает, что, наверное, все было несколько странно. И кто знает, была ли абсолютно нормальной Мадлен, если с удовольствием таскала маленькую девочку по спиритическим сеансам и прочим гаданиям мадам Ламбер, рассказывала на ночь истории о баньши и древних проклятиях, а в музее мадам Тюссо шептала в полумраке, что ночью, когда посетители уходят, фигуры оживают и ведут собственную, тайную жизнь.

Мадлен Уэйнфилд вообще была женщиной странной. Но любящей женой и достойной спутницей, поэтому Леонард Уэйнфилд сдержанно реагировал на ее поведение, и на памяти Анабель, ни разу не возразил ей. Даже в те выходные, когда Мадлен взяла Анабель, и они отправились в старинный шотландский замок, чтобы искать привидений. Никаких духов они так и не видели, зато Анабель на всю жизнь запомнила, как ночью подошла к окну и там, в темноте, увидела россыпь сияющих фонариков.

– Блуждающие огни, – сказала тогда Мадлен. – Никогда не следуй за ними. Они указывают дороги мертвым.

Мадлен была убеждена, что смерть – вовсе не такая уж неожиданная штука. И если внимать ее предупреждениям и не следовать предлагаемой дорогой, можно жить вечно. Поэтому смерть матери, да еще такая неожиданная, стала для Анабель настоящим шоком. Она не могла понять, как Мадлен Уэйнфилд могла погибнуть, почему она этого захотела. Анабель не сомневалась, что захотела. Потому что иначе она была бы до сих пор жива.

Анабель никогда не верила в официальную версию автокатастрофы. Считалось, что Леонард не справился с управлением на темном повороте, когда вместе с женой возвращался с приема, проходившего за городом. Они вылетели с дороги прямо в дерево и погибли на месте, а когда их нашли, проигрыватель еще играл по кругу их любимую мелодию, которую Уэйнфилды поставили, когда выезжали с приема.

Расчесав густые темные волосы, Анабель собрала их лентой и все-таки надела на шею камею. Последняя была частью наследия, оставшегося от бабушки, Норы Меррик. Даже в передаче этих вещей Мадлен избрала весьма эксцентричный способ. Просто однажды подарила дочери красивый ключ, но не сказала, от чего он. Лишь после ее смерти, разбирая вещи матери, Анабель, среди вороха кукол Вуду и католических четок, нашла небольшую резную шкатулку. Она не сразу вспомнила про ключ, но оказалось, он идеально подходит к замку.

Там были старые пожелтевшие фотографии. На некоторых рукой Мадлен было подписано «Нора Меррик», другие были еще старше, но подписи на них отсутствовали. Нашлось даже одно изображение Джеймса Хэтфилда, деда Анабель и отца Мадлен, который сначала бросил ее, а потом снова нашел. Со снимка смотрел привлекательный мужчина с надменным взглядом, но в чертах его лица было что-то смутно знакомое. Сейчас Фредерик и Винсент очень на него похожи, хотя сами вряд ли подозревают об этом. Они интересовались семейной историей, но куда больше их заботило настоящее.

В шкатулке были и другие старинные драгоценности, но Анабель больше всего нравилась именно камея. Она только иногда удивлялась, почему ни ее, ни что-либо другое из шкатулки, не носила сама Мадлен.

Надев перчатки из тонкой ткани, Анабель вышла в гостиную, где ее ожидал Фредерик. Он заметно нервничал, так что сестра взяла его под руку:

– Не волнуйся, братик. Винсент будет там, и вы обязательно помиритесь.

На самом деле, Анабель не могла припомнить между ними других крупных ссор. Но может быть, они просто были слишком заняты работой, и на подобные глупости времени не оставалось.

– Я дозвонился до Кристины, – сообщил Фредерик, когда выводил машину из гаража. – Винсент действительно у нее.

– Знаю. Карты сказали об этом.

– В таком случае, могла бы сообщить мне.

На улице уже стемнело, и Анабель порадовалась, что им не придется ехать за город. Подобные поездки во мраке она терпеть не могла и боялась, что увидит блуждающие огни. И, как мать, последует за ними.

Но Лондон светился собственным сонмом огней, и среди них не было места призрачным.

– Анны не будет? – спросила Анабель.

– Как будто она когда-то бывала.

– Нет. Но все случается в первый раз.

– Не в этот.

Анабель с удивлением взглянула на брата.

– Ты злишься из-за того, что она поддерживала Винсента?

– Да. И еще кое-что. Она никак не оставит некоторых мыслей.

Анабель улыбнулась и отвернулась, с удовольствием наблюдая за вечерним городом.

– Ты о том, что она влюблена в тебя? Так подобные мысли она никогда не оставит. Они ей нравятся. Превратились в навязчивую идею и никогда не исчезнут, пока ты с ней не переспишь.

– Ну, уж нет!

– Я так и подумала, что этот вариант тебе не понравится.

В отличие от Фредерика, Анабель не испытывала к Анне подобной неприязни. Впрочем, и любви тоже. Для нее Анна была всего лишь сестрой Лукаса. И пусть она знала куда больше, чем братья, ее эмоции к Анне от этого не менялись.

– Скоро Хэллоуин, – как бы между прочим, заметила Анабель.

– Ты предлагаешь начать готовить тыквы?

– Нет, только хотела поинтересоваться, пригласил ли ты Кристину.

– Разумеется.

Винсент чувствовал себя не в своей тарелке и мялся перед дверью мадам Ламбер, не решаясь войти. Кристина постучала в дверь сама. Та распахнулась почти мгновенно, так что Кристина заподозрила, а не ждала ли их Мадам у самых дверей.

Она выглядела точно как в их первое посещение: пшеничные волосы, черные перчатки и строгое платье.

– Добро пожаловать, – улыбнулась мадам Ламбер и пропустила посетителей внутрь.

Они прошли в одну из задних комнат. Все уже было готово: в комнате для сеанса не было никаких благовоний, только круглый стол, удобные стулья и приглушенный свет. Анабель тепло поздоровалась со всеми, Фредерик ограничился кивком. Винсент и Кристина уселись почти напротив них, мадам Ламбер возглавила стол.

– Давайте начнем, – сказала она. – Я чувствую, сейчас очень хорошее время для вызова духа.

Они послушно взялись за руки и прикрыли глаза. Сам свет как будто бы стал еще более приглушенным.

– Вы хотите определенного духа?

– Да, – нерешительно сказала Анабель. – Пусть это будет дух Лукаса. Если он захочет с нами общаться.

– Духи прошлого и будущего, сегодня мы взываем к вам. Просим явить себя. Станьте на миг нами, а мы станем вами. Позвольте смотреть вашими глазами и слышать вашими ушами. Прикоснитесь к нам и явите свое благословение.

Голос мадам Ламбер был торжественным и негромким. Ее интонации убаюкивали, сливались, так что дальше Винсент уже не слушал. Одна его рука сжимала ладонь Кристины, другая – мадам Ламбер. Он почти засыпал под монотонный голос, пока что-то не изменилось.

Глаза Винсента расширились, как будто он видел что-то, не доступное чужому взгляду. А перед ним стремительно проносились видения из кошмаров: пальцы, перебирающие четки, ванная с кровью и множество цветов с ароматом тлена. Перед глазами Винсента возник полуразложившийся череп, из глазницы которого выползал червяк, и кусочки сгнившей плоти отваливались от кости.

Винсент отшатнулся от стола, смутно понимая, что стул под ним рухнул на пол. Видения исчезли, но Уэйнфилд понял, что не может сделать ни вдоха. Как будто в горле что-то застряло, или его сжали, не давая воздуху проникать в легкие. Он судорожно пытался вздохнуть, но вместо воздуха его заполняла паника.

– Кто-нибудь, да вызовите врача!

Это был Фредерик, его испуганное лицо маячило где-то рядом, и Винсент судорожно схватил его за руку. В тот же момент спазм, сковавший его, исчез, и Винсент сделал первый судорожный вдох, за которым последовали новые, с каждым разом более спокойные.

– Где этот чертов врач?

Винсент помотал головой, не отпуская руку брата. Через пару мгновений он даже мог прохрипеть:

– Все в порядке.

Он не сомневался, Фредерик поверил ему только в тот момент, когда Винсент смог усесться на полу. На бледном лице появилась слабая улыбка:

– Я же говорю, все в порядке.

– Ну, конечно. Только что ты чуть не задохнулся, а теперь говоришь, все в порядке?

– Теперь правда в порядке.

Винсент огляделся, и Фредерик помог ему подняться. Мадам Ламбер провела их в соседнюю комнату и указала на удобное кресло, куда Винсент и уселся. Анабель пристроилась рядом, сжав руку брата, а мадам вскоре принесла какое-то странно пахнущее варево.

– Выпей, – сказала она. – Это прогонит духов.

Пахло варево подозрительно, а когда Винсент глотнул его, то закашлялся. Но после этого обнаружил, что и правда начинает чувствовать себя гораздо лучше.

– Ты уверен, что все в порядке? – повторил Фредерик. – Мне кажется, стоит съездить в больницу. На всякий случай.

Винсент поморщился и глотнул еще отвара. Мадам Ламбер поддержала его:

– Не думаю, что в больнице смогут помочь. Они не в силах ничего противопоставить духам.

– Духам! – фыркнул Фредерик. – Ты хочешь сказать, призрак Лукаса решил задушить моего брата? Какая чушь.

Мадам покачала головой:

– Не Лукаса. Но твоего брата выбрали духи, и они хотят что-то сказать.

Винсент пожал плечами:

– Они выбрали плохой способ связи.

– Ты что-то видел, правда? И в последнее время тебя мучают кошмары?

Винсент с удивлением смотрел на Мадам, не в силах что-либо сказать. Она удовлетворенно кивнула:

– Духи выбрали тебя. Они хотят что-то сказать. Но их слова ужасны, ты не можешь их понять. Напор силен, и твой организм сопротивляется. Что-то вроде защитной реакции.

Винсент покрутил в руках чашку с отваром. Он не делал большого секрета из своих кошмаров, но не думал, что Мадам как-то могла узнать о них. Наконец, он вздохнул и посмотрел на нее:

– И что мне делать?

– Не сопротивляться. Духи хотят что-то сказать, так послушай их. Пойми их.

– Мне бы хотелось еще выжить при этом.

Мадам улыбнулась и ткнула пальцем в кружку в руках Винсента.

– Не забывай это пить. До конца, пожалуйста. А остальным я могу предложить моего фирменного пунша.

Вскоре они все с удобством разместились на креслах перед маленьким столиком, и мадам Ламбер разлила присутствующим великолепного пунша. Всем, кроме Винсента.

– Пей, – напомнила она ему.

– Может быть, ты дашь мне этого варева домой? Тогда я, вероятно, избавлюсь от кошмаров.

– Если ты начнешь избавляться от призраков, они только усилят напор. Я не хочу, чтобы они испепелили тебя, мой мальчик.

– Мне тоже не нравится подобная перспектива, – пробормотал Винсент.

– Я не понимаю, – призналась Кристина. – Духи, призраки… что это значит?

Мадам пожала плечами:

– Они хотят что-то сказать. Хотят достучаться до смертных. Мы можем их услышать, но не всегда можем понять. А им это кажется важным. Винсент должен осознать, чего от него хотят духи.

– Но я не понимаю! – Винсент эхом повторил слова Кристины.

– Найди ключ. Может быть, образ. Может быть, место.

Винсент, Фредерик и Анабель одновременно переглянулись.

– Дом, – прошептала последняя.

После настолько насыщенного вечера Фредерик был рад, что Винсент решил вернуться домой. Они и Кристину не хотели отпускать, но она категорически отказалась ночевать вне дома, и Уэйнфилды перестали настаивать. В конце концов, это личное дело каждого, где он хочет спать.

Оставив Винсента в гостиной вместе с Анабель, Фредерик отправился на кухню, чтобы налить стакан воды. Мельком он глянул на осколки у стены и подумал, что стоит их хотя бы убрать. Разбивать новый он не собирался, поэтому пошел прочь из кухни. Только одна деталь заставила его замереть на пороге.

– Фредерик…

От этого шепота у него мороз прошел по коже. Резко обернувшись, Фредерик уже был готов отчитать Анабель, но кухня была также пуста, как и минуту назад. Покачав головой, Уэйнфилд решил, что хватит с него мистики и привидений. По крайней мере, на этот вечер.

Едва он вернулся, Анабель деликатно ушла в свою комнату, попрощавшись со всеми. Фредерик протянул брату стакан с водой.

– Благодарю, – кивнул Винсент, – это очень кстати. Я до сих пор чувствую себя немного не в своей тарелке.

Фредерик нерешительно уселся напротив.

– Ты напугал меня.

– Прости, – Винсент опустил глаза. – Я виноват, и ты был прав.

– Что?

– Тогда… у Анны. Ты был абсолютно прав, а я вел себя, как идиот.

Некоторое время они сидели молча, наконец, Фредерик вздохнул:

– Пожалуйста, Винсент, не уходи больше.

6

Затвор щелкал, и чуткая матрица фотоаппарата запечатывала изображения. Окровавленный нож, светлые волосы, увязающие в грязи. Отдельные кадры под шепот затвора, неясные картинки, на которых не было ни лиц, ни четкости. Анна подошла поближе и чуть не поскользнулась. Пойманный ее объективом мужчина встрепенулся и обернулся, Анна опустила голову вниз и поняла, что поскользнулась на луже крови.

– Черт, неужели нельзя аккуратнее разбрасывать реквизит!

Маньяк виновато развел испачканными в крови руками, а к Анне подбежала девушка лет пятнадцати, работавшая у нее ассистентом. Кажется, она была напугана так, словно увидела настоящего убийцу.

– Сейчас уберу, извините, – торопливо сказала она, бегая вокруг лужи крови. – Не понимаю, как мы умудрились разлить ее здесь!

Пока девица, – Анна даже не помнила ее имени, – торопливо убиралась, Веласкес с разочарованием опустила фотоаппарат. Момент утерян, настроение успело ускользнуть, теперь бессмысленно пытаться его обрести. Она кивнула моделям, показывая, что съемка окончена.

В кресле, что служило одним из реквизитов студии, но теперь было отодвинуто к стене, сидел Винсент и, подперев голову рукой, с интересом наблюдал за Анной.

– Давно ты здесь? – она подошла, снимая висевший на шее фотоаппарат.

– Некоторое время. Не хотел тебе мешать, Ада сказала, я могу подождать.

Анна с трудом вспомнила, что это имя ее помощницы. К сожалению, девушки, ассистировавшие ей, менялись с такой скоростью, что она не утруждала себя запоминанием их имен.

– Мог бы подождать вне студии, Винс. Ты же знаешь, я не люблю вмешательства в работу.

– Я вроде бы не мешал, разве нет?

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею ввиду.

– Да. Но мне хотелось посмотреть.

Анна с раздражением подумала, что стоит уволить эту Аду. Она вроде бы ясно выражалась, что не терпит в студии посторонних, будь то съемка по заказу или творческий личный проект. Положив фотоаппарат на стол, Анна потерла уставшую шею. Ада тем временем старательно подчищала кровь, а маньяк помогал подняться жертве, которая морщила носик и явно размышляла, где бы умыться и стереть с лица бутафорские разводы синяков.

– Интересно было?

Винсент пожал плечами.

– Любопытно. И атмосфера тут… правда маньяческая. В какой-то момент я подумал, вы увлеклись, и все по-настоящему.

– Хорошо. Значит, на снимках получится натурально.

Теперь бывшие маньяк и его жертва улыбались и о чем-то вполголоса переговаривались, пока девушка влажной салфеткой убирала с лица часть макияжа. Ада копошилась рядом, разбирая студийное оборудование, выключала лампы и откатывала их в сторону.

Анна задумчиво сказала:

– Иногда иллюзия настолько реальна, что становится самой жизнью. На какое-то время каждый ее участник начинает верить в то, что происходит. А если веришь в иллюзию, она становится жизнью. Ведь что есть реальность? Всего лишь та иллюзия, в которую верит большинство.

Маньяк и его жертва наконец-то вышли из студии, кивнув Анне. Ада двинулась к ней, но движением руки фотограф и ее отослала прочь. Словно послушная собачонка, Ада покорно и быстро исчезла.

– Я хотел попросить тебя, – сказал Винсент, не смотря на Анну.

– Да?

Она устроилась на ручке кресла, в котором он сидел.

– Анна… если я вдруг предложу повторить вечер, который мы устроили пару дней назад, не позволяй мне этого, хорошо?

– Конечно, – она задумчиво играла его волосами. – Удивлена, что ты меня попросил.

– Я тоже.

Улыбнувшись, другой рукой Анна начала расстегивать рубашку Винсента. Они остались в студии совершенно одни, и можно было не сомневаться, Ада не придет, пока Анна сама ее не позовет. Но рука Винсента легла на ладонь Анны, останавливая ее.

– Не стоит, – сказал Уэйнфилд. – Эта иллюзия не настолько реальна.

Кристина давно не бывала в клубах «просто так». По большому счету, она не могла вспомнить, когда подобное случалось в последний раз. Несмотря на то, что клубы давно стали рабочим местом Кристины, и дома она проводила больше времени только потому, что спала там. Но все посещения были исключительно по работе. Она либо улаживала дела, либо договаривалась о встрече. А раньше, до того, как взяться за группы, Кристина ходила на концерты лишь по заданию, когда необходимо было написать отчет или что-то в этом духе.

Поэтому когда она пришла в Куб исключительно по собственному желанию, то сначала не могла придумать, куда ей податься. Мерцающий свет и тяжелый звук были привычны, но вдруг показались ей совсем иными, как будто до этого она смотрела на них исключительно из-за кулис, а теперь оказалась в зрительном зале. Так оно, по большому счету, и было.

Сначала Кристина направилась к бару, решив, что знакомый бармен даст ей почувствовать себя в своей тарелке. Но потом заметила Анну за столиком, и хотя бы одно знакомое лицо показалось куда привлекательнее одиночества.

– Можно присоединиться?

Даже если Анна была удивлена, она ничем этого не показала.

– Сегодня очень не плох мохито, – заметила она.

– Попробую чуть позже. Сначала хочу осмотреться… и привыкнуть к роли обычного зрителя.

Кристина усмехнулась, но сама почувствовала, насколько неестественно и нервно у нее вышло.

– Не привычно? – почти с сочувствием спросила Анна.

– Что-то вроде того. Обычно я не успеваю любоваться клубом. А ты?

– Что я?

– Не видела тебя тут раньше.

Анна пожала плечами, как будто речь шла вообще не о ней.

– Я редко тут бываю, как и во всех прочих клубах. Но мне нравится Куб, к тому же, это детище Винсента. Порой захожу сюда.

Кристина пожалела, что больше никого из знакомых нет, хотя наверняка, если б они и были, то сидели сейчас здесь, рядом с Анной.

– Интересно, почему Куб, – пробормотала Кристина. Почему-то этот вопрос только пришел ей в голову.

На самом деле, он был риторическим, но Анна улыбнулась и неожиданно ответила, помешивая трубочкой коктейль.

– Все просто. Может быть, ты знаешь, есть фильм с таким названием.

– Слышала. Но не видела.

– Посмотри. Винсент так им вдохновился, что решил назвать свое заведение именно так. В фильме Куб – это сооружение из множества комнат, собственных кубов, в некоторых есть смертоносные ловушки. Герои занимаются тем, что пытаются их преодолеть – и выжить.

– Интересный выбор для клуба.

Анна пожала плечами, а Кристина сделала мысленную заметку посмотреть фильм с таким лаконичным названием. Хотя, зная Винсента, она могла предположить, что это будет что-то странное и нестандартное.

– Ты давно знакома с Уэйнфилдами? – спросила Кристина.

– Гм… года четыре. Может быть, пять. Изначально они были знакомы с моим братом, Лукасом, а уж потом к их тесной компании присоединилась я.

Анна, да и никто другой, никогда не упоминали, что она и Лукас братья. Но сейчас это было произнесено с такой небрежностью, будто сам факт никогда не скрывался, и был широко известен, в том числе и Кристине. Впрочем, женщина допускала, что Анна могла так думать. Но Кристину не покидало ощущение, что фраза о брате сказана специально, чтобы посмотреть на реакцию Кристины. Что ж, можно удивить Анну.

– Я как-то видела вас, – спокойно сказала Кристина, – тебя и Лукаса, в одном маленьком клубе. Как раз лет пять назад это и было.

Во взгляде Анны можно было без труда разглядеть удивление… и что-то еще. Неужели страх?

– Видела нас? – переспросила она. – Как интересно. Но ты права, в то время мы с братом любили подобные заведения.

Кристина подумала, что в то время Анна и наряды любила пооткровеннее. И вряд ли носила четки, которые сейчас вместо бус украшали ее шею.

– Это было интересное время, – продолжила Анна. – Лукас был старше меня, опытнее, поэтому мог показать такие места и вещи, о которых я не имела представления. К тому же, он всегда их чуял. Мог пойти по улице впервые в жизни, свернуть в первую попавшуюся подворотню, случайно отыскать дверь какого-нибудь заведения, и оказывалось, что это чудесное место, которое иначе мы бы не отыскали никогда в жизни. Мне кажется, именно так Лукас однажды познакомился с Уэйнфилдами – интересных людей он тоже чувствовал и находил какими-то абсолютно невозможными случайными способами.

– Но теперь ты сама общаешься с Уэйнфилдами.

– Конечно. Мы стали довольно близки за прошедшие годы.

Этим вечером Анна определенно была настроена поболтать. А может, она сидела тут уже давно и пила не первый коктейль. Кристина не имела ни малейшего представления о причинах, но не воспользоваться таким шансом просто не могла.

– Анна… может быть, ты расскажешь мне про Дом?

Она вздрогнула. Едва заметно, но Кристина уловила.

– Дом… это место, где мы собирались все вместе. И делали то, что ты даже представить себе не можешь. Но скоро сможешь. Ты ведь приглашена на Хэллоуин?

– Да, Фредерик говорил об этом.

– Прекрасно. Все увидишь.

Анна отставила в сторону стакан из-под допитого коктейля, и Кристина поняла, что на этом разговор окончен: Анна без проблем рассказывала о Лукасе и Уэйнфилдах, но почему-то категорически не хотела говорить о доме. Точнее, о Доме. Именно так всегда отзывались о нем братья.

– Ты не хочешь танцевать?

Кристина покачала головой, Анна поднялась со своего места. Ничего не говоря больше, она отправилась к танцполу, чтобы увязнуть в резких звуках и прожекторах, лучи которых обнимали ее тело.

Свой цветастый шарф Винсент любил. Настолько огромный, что им можно было завернуться несколько раз, и желтый, с яркими цветными пятнами, но все равно желтый. Винсент купил его на Блошином рынке только потому, что он был теплым и напоминал о хиппи. И пусть он совершенно не вписывался в общий стиль, зато прекрасно подходил, когда Винсент отправлялся в какое-нибудь насквозь богемное место. Например, галерею, где до сих пор шла выставка Анны.

В поздний час внутри почти не было народу, под гул электрических лампочек перед фотографиями ходило буквально пара человек, да и те собирались на выход. Винсента пустили только потому, что его знали. По тем же причинам он беспрепятственно вошел в скромную служебную комнату.

Внутри оказалось темно и тихо. Помявшись на пороге, Винсент нерешительно сделал шаг вперед.

– Эван? – позвал он.

Ответа не последовало. Переминаясь с ноги на ногу, Винсент не мог понять, то ли он злиться, то ли просто раздражен, то ли не знает, что ему делать.

– Эван! – позвал он громче.

На этот раз на диване что-то завозилось и заворчало, чья-то белая рука потянулась к выключателю, и после его щелчка комнату наполнил приглушенный свет тусклой лампочки. Навстречу Винсенту поднялся молодой человек весьма помятого и растрепанного вида.

– Прости, Винс, – зевнул он. – Кажется, я успел уснуть, пока ждал тебя.

Эван Грэй, тот художник, о котором Винсент вспоминал в этой самой комнате не так много времени назад. Теперь же Грэй неожиданно закончил свои похождения по миру и решил вернуться в Лондон, послав Винсенту записку уже из аэропорта.

После теплого приветствия, они оба уселись на диване, и Винсент наконец-то размотал свой шарф, тепло которого в помещении явно стало излишним. Очки он тоже снял, рассудив, что тусклый свет не повредит глазам. На столе небрежно валялся блокнот, и, взяв его в руки, Винсент увидел очередные немного психоделичные наброски. Порой даже сложно было сказать, что именно намеревался нарисовать Эван.

– Ты ничуть не изменился, – хмыкнул Винсент и положил блокнот обратно.

– Мой дорогой друг! С чего мне, собственно, меняться? Или ты думаешь, небольшое путешествие способно перевернуть весь мир?

– Вообще-то «небольшое путешествие» длится уже четвертый месяц и охватывает пол-Европы. Кстати, ты не сказал, почему так неожиданно вернулся.

Эван картинно вздохнул и провел рукой по взъерошенным волосам.

– Да надоело мне это дурацкое путешествие. Мотаешься из страны в страну, везде представляешь свою выставку как необыкновенный шедевр. Чувствуешь себя напыщенным индюком, и ужасно хочется домой. Поэтому я предоставил организаторам самим разбираться с окончанием выставки и прилетел сюда.

– В любом случае, рад тебя видеть.

Винсент был искренен. Несмотря на многие странности Эвана, а порой и его совершенную неадекватность, Уэйнфилд любил проводить с ним долгие и не очень вечера, беседуя об искусстве, вечном и погоде нынче ночью.

– Между прочим, я тебя давно тут жду, – проворчал Эван.

– Между прочим, – в тон ему ответил Винсент, – ты мне только пару часов назад послал записку о том, что в Лондоне. И почему такой экстравагантный способ – записка? Ты мог позвонить. Причем еще из Европы.

– Ох, Винс!.. Записка – это что-то весомое и материальное. А вовсе не звонок телефона с призрачным голосом.

Винсент решил воздержаться от споров с Эваном. По крайней мере, потому что логика Грэя была уж слишком странной и выходила даже за привычные Винсенту рамки.

– Я скучал по тебе и абсенту, – заявил Эван. – Начнем наверстывать упущенное?

Он ткнул пальцем в сиротливую бутылку, стоявшую на столе. Собственно, кроме нее и блокнота на столе больше ничего и не было.

Винсент скептически приподнял бровь:

– Что, вот так сразу?

– Зануда, – надулся Эван, но тут же снова приободрился. – Тогда рассказывай, какие новости в Лондоне?

– Туман и холод, как всегда.

– Не преувеличивай. Вон, например, Анна очередную выставку устроила.

Винсент неопределенно пожал плечами:

– Не в первый раз, как ты знаешь.

– Вы до сих пор вместе?

– Да.

Эван хмыкнул, но ничего не сказал. Просто потянулся и достал с полки два чистых стакана, плеснул туда жидкости из бутылки и, насвистывая какую-то веселенькую мелодию, принялся за почти магическое действо превращения дурно пахнущего зелья в нечто, что можно пить, иногда почти с удовольствием.

Прикрыв глаза, Винсент с удовольствием слушал мелодию без слов: щелчок зажигалки и – позже – стук ложечки о стенки стакана. В галерее успела воцариться тишина, слышался только шаркающий шепот шагов обслуживающего персонала Но никто не нарушал уединения маленькой комнатки и старых друзей.

– Ну, – Эван поднял стакан, – мой дорогой друг, давай же выпьем за то, что мы все еще живем на этом свете, дышим, видим и пьем!

Винсент усмехнулся, и комнату огласил перезвон бокалов. Первый стакан абсента прошел легко и непринужденно, по старой традиции, Уэйнфилд и Грэй даже не разговаривали, а когда последние расплавленные капли горечи исчезли, Эван тут же сделал еще.

Второго тоста не было, и художник устроился на диване поудобнее, в углу, вполоборота к Винсенту.

– А теперь рассказывай, мой дорогой друг, как твоя личная жизнь?

Винсент и сам не помнил, когда и при каких обстоятельствах Эван узнал о том, что их с Анной почти ничего не связывает. Вполне вероятно, он догадался сам: Грэй был куда умнее и проницательнее, чем порой казался. В любом случае, он не задавал лишних вопросов, а у Винсента не было желания вдаваться в подробности.

– Гм… ну, я познакомился с Кристиной.

– Как интересно. Она хороша?

– Весьма. Но мне просто нравится проводить с ней время.

Эван хихикнул:

– Ты еще скажи, что у вас даже секса не было.

– Зачем врать. Разумеется, был. Впрочем, у нее с Фредериком тоже.

Эван с удивлением посмотрел на Винсента, но опять воздержался от лишних вопросов. У него никогда не было братьев или сестер, а с родителями он давно не общался, и Винсент знал, как сложно Грэю понять все это. Понять и принять то, что для Винсента всегда было само собой разумеющимися вещами.

– Познакомишь нас? – улыбнулся Эван.

– Может быть. Если будешь вести себя прилично.

– Я? – Эван сделал круглые глаза. – Да я всегда веду себя прилично, ты что!

– Разве? По-моему, в тот раз, когда ты попытался залезть под юбку моей сестры, ты вел себя не очень-то прилично.

Эван помрачнел. Он прекрасно помнил тот вечер, когда оказался на приеме, организованном Уэйнфилдами. Тогда он явно перебрал лишнего и полез к Анабель, которая ему всегда нравилась. Когда Винсент это увидел, он настолько рассвирепел, что выгнал Эвана вон. Удивительно, как в тот вечер он еще не ударил Грэя. Правда, на следующий день Эван пришел извиняться и перед Анабель, и перед ее братом, и, кажется, был искренне расстроен и смущен.

Опустив глаза, Эван пробормотал:

– Можно не напоминать о том случае. Мне до сих пор стыдно.

– Это хорошо. Значит, ты понимаешь, что вел себя очень не красиво.

Эван с досадой взглянул на Винсента и залпом допил абсент.

– Хорошо, – он решил сменить тему. – А теперь расскажи, как ты сам.

– Меня мучают кошмары, а еще много работы.

Винсент поболтал абсент в стакане. Этим вечером ему совершенно не хотелось пить, но он попросту не мог отказать другу, поэтому решил, что двух стаканов с него будет вполне достаточно. Эван не настаивал и просто смешал себе третий.

– Тебе, наверное, будет любопытно узнать, но объявилась Диана.

Эван даже прервал ритуал с абсентом и посмотрел на Винсента:

– Диана? Диана Уилсон? Что ей нужно?

– Похоже, в очередной раз признаться в любви Рику.

Покачав головой, Эван вернулся к абсенту:

– Вот так поворот. Думал, она давно успокоилась.

Винсент знал, что Эван и Диана знакомы куда лучше, чем мог подумать кто-либо со стороны. Как-то Грэй признался, что в прошлом у них был бурный, но краткосрочный роман. Страсти быстро улеглись, но они оба, как ни странно, остались хорошими знакомыми, хоть и не часто общались.

– Надо зайти к ней, – сказал Эван. – Вдруг эта своенравная девочка расскажет мне что-нибудь интересное.

– Если ты хочешь с ней переспать, вряд ли у тебя что-то выйдет.

– Я? Что ты!

Эван улыбался хитро и немного пьяно. Он поднял стакан с абсентом в очередном салюте:

– Мой дорогой друг, давай-ка выпьем за то, чтобы нам не приходилось возвращаться к бывшим любовницам!

– Я ждала тебя.

Фредерик застыл в дверях гостиной и непонимающе смотрел на Диану. Он не мог понять, как эта женщина смогла проникнуть в его квартиру, где не было никого больше – в этом Фредерик оставался уверен, во всех апартаментах царила неповторимая тишина, которая бывает только в те моменты, когда они полностью пусты.

– Как ты сюда попала?

По крайней мере, она была одета, и одно это уже радовало. Фредерик помнил, как раньше Диана любила, бывало, поджидать его совершенно голой. Подумать только, было время, когда это его радовало. А может, его радовало, что не приходится тратить время на разговоры с ней.

Но сейчас Фредерик не хотел даже видеть Диану Уилсон.

Видимо, его эмоции оказались слишком ясно написаны на его лице, потому что Диана наморщила носик.

– Фу, Рик, можешь хотя бы сделать вид, что рад мне?

– Не люблю врать.

– Тебе придется.

Она улыбнулась и парой движений скинула с ног туфли. Поднявшись с дивана, она легко и грациозно подошла к Фредерику, чтобы прикоснулась губами к его щеке и прошептала:

– Ты кое-что должен мне, помнишь?

– Как ты сюда попала?

– У меня есть ключ. Разве ты забыл?

С сожалением Фредерик вспомнил, что действительно когда-то, во времена их романа, оставлял Диане ключ от своей квартиры. Точнее, она на этом настояла. Он полагал, Диана давно его выкинула или попросту потеряла, но оказалось, это не так. Очень жаль.

– Я думал, ты придешь чуть позже.

– Решила сделать тебе сюрприз. Ты же любишь сюрпризы, я помню.

– Многое изменилось.

– Но надеюсь, ты также хорош в постели?

Фредерик даже подумать не мог о том, чтобы Диана зашла в его комнату, поэтому они занялись сексом прямо в гостиной, сначала на белоснежном диване, а потом на полу. Диана была прекрасной любовницей, но Уэйнфилд воспринимал все будто со стороны, будто это вовсе не он, а кто-то другой, холодный и безразличный. Диана же отдавалась ему так, будто делала это в первый раз в жизни – или последний.

Когда она ушла, Фредерик еще долго лежал на диване, смотрел в потолок и курил найденные сигареты. Он не помнил, как Диана собиралась и уходила, но считал это небольшим упущением. Он как будто вернулся на год назад, когда еще был вместе с ней, только вот эмоций заметно поубавилось, а на место хоть каких-то положительных, которые вызывала эта женщина, пришла одна гадливость.

Он знал, что она вернется. Просто так не оставит его в покое. И придется снова и снова выполнять ее условия, пока Фредерик не найдет иной способ заткнуть ей рот. На самом деле, он не слишком боялся того, что Диана может рассказать что-то полиции. В конце концов, всегда есть способы замять дело, да и вряд ли они смогут что-то отыскать Фредерик не любил вспоминать всю правду о смерти Лукаса, но полагал, что у него есть личные мотивы, и дело вовсе не в каких-то «ужасных тайнах».

Но журналистов он опасался. Всех коршунов, которые могут налететь на эту историю. Они вцепятся и в него, и в Винсента, даже в маленькую Анабель. Они не дадут им покоя, ворвутся в их небрежный мирок и перевернут с ног на голову. Они надолго заберут покой, может быть, навсегда. А этого Фредерик допустить не мог.

Входная дверь хлопнула, через пару секунд в гостиную вошел Винсент. Он держал в руках темные очки и устало тер глаза, когда заметил Фредерика:

– Похоже, я что-то пропустил?

– Не многое.

Винсент ухмыльнулся:

– Может, расскажешь, кто она?

– Диана.

Лицо Винсента вмиг стало серьезнее. Он слишком хорошо знал брата, чтобы понять, что дело здесь не чисто.

– Что случилось? – спросил Винсент, садясь напротив Фредерика.

Второй Уэйнфилд смотрел в потолок, подложив руки под голову.

– Да кое-что задолжал ей.

– Задолжал? О чем ты, Рик? Эта стерва чего-то требует?

Фредерик улыбнулся кончиками губ: Винсент сразу понял, в чем дело. На миг ему показалось, что нет даже смысла что-то объяснять, Винсенту и без того все известно. Поэтому он сказал только:

– Диана выяснила, что год назад, в ночь смерти Лукаса, мы не вызывали полицию. И могилы Веласкеса не существует.

– И что с того?

– Она грозится рассказать обо всем полиции и газетчикам.

– Ерунда, – сразу и безоговорочно отмахнулся Винсент. – Пусть рассказывает, как-нибудь справимся. Ты же не будешь с ней спать только из-за того, что она будто бы может что-то рассказать?

Фредерик молча посмотрел на брата. Винсент нахмурился и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку дивана.

– Мы что-нибудь придумаем, – пробормотал он.

Такси несло Анабель сквозь ночной город, и она плотно прижимала деревянную шкатулку к груди, как будто в ней содержались все сокровища мира. Задумчиво смотря в окно, она думала о проносящихся пейзажах и улицах, о том, как в принципе похожи все большие города. Особенно вечером, когда садится солнце, выпячивающее разнообразие, и все покрывает неон и вывески с узнаваемыми логотипами.

Анабель провела пальцами по крышке шкатулки, ощущая под подушечками потертые узоры, сделанные древним мастером. Девушка не сомневалась, что этой вещи много лет, уж слишком старинной она выглядела. И необычной. Как будто пришла из другой страны – или другого измерения. Анабель казалось, что если она закроет глаза, то даже сможет почувствовать легкий, впитавшийся в дерево аромат парфюма Лукаса. Он всегда пользовался исключительно Армани.

Ей позвонили пару часов назад. Хрипловатый голос, который она не узнала.

– Мисс Уэйнфилд?

– Да, это я.

– Вы, наверное, меня не помните… миссис Джонсон. Элизабет Джонсон.

– По правде говоря, не могу припомнить никого с таким именем.

– Лукас Веласкес снимал квартиру у меня.

Тогда Анабель действительно вспомнила. Она бывала у Лукаса часто, так что пару раз видела хозяйку его квартиры, полноватую женщину, которая часто улыбалась.

– Да, здравствуйте, миссис Джонсон.

– Тут такое дело… в общем, за последний год квартиру Лукаса никто не занимал. Я уехала из страны почти сразу… после того, как произошел тот несчастный случай. Но теперь вернулась в Англию и решила снова сдавать квартиру.

– Конечно, – Анабель до сих пор не могла понять, чего от нее хочет миссис Джонсон. – Насколько я знаю, Анна забрала все вещи Лукаса.

– Да. Еще давно. Квартира стояла практически пустой. Но дело в том… кое-что осталось.

– Правда?

– Небольшая шкатулка, она стояла на кухне, поэтому Анна, скорее всего, ее не заметила. Там какие-то бумаги, фото… вы заберете?

– Разумеется, сейчас приеду.

Вот так призраки напоминают о себе.

Анабель отвлеклась от созерцания улицы за окном такси и снова легонько погладила поверхность шкатулки. Она оказалась небольшой. Еще бы чуть-чуть, и можно было назвать даже маленькой. Но Анабель было плевать, какая она. Главное, она хранила частичку воспоминаний ее Лукаса.

Показав шкатулку, мисс Джонсон деликатно оставила Анабель одну на кухне, заявив, что ей нужно немного прибрать комнату – придумала самую неправдоподобную причину, но Анабель была ей благодарна. Девушке действительно было необходимо остаться одной хоть на пару минут.

Она не сразу открыла шкатулку. Анабель позволила себе на пару невыносимо долгих минут окунуться в воспоминания. В те вечера, которые она проводила вместе с Лукасом на этой кухне, в их вязкое прошлое. Она до сих пор во всех деталях помнила, когда они сидели на полу и слушали дождь за окном, или вместе готовили мидии. Никто из них не знал, как это делается, поэтому в итоге мидии отправились на помойку, а они заказали пиццу. Забавно, она никогда не думала, что снова окажется в этой квартире.

Анабель опустила на пол шкатулку, которую до этого прижимала к себе, и раскрыла ее. Внутри не было страшных тайн или неожиданных вещей. Это оказались бумаги, в основном, письма самой Анабель. Она любила писать их от руки, а потом доверять конверту и почте. На самом деле, это была не ее привычка, а Лукаса. Именно он любил письма, но Анабель понравилась идея, и она быстро ее переняла.

Те, что лежали в шкатулке, Анабель перечитывать не стала. Она только скользнула взглядом по буквам, но возвращаться в ту боль вовсе не желала. А она знала, что будет больно, как будто и не прошло этого года.

Кроме того, в коробке оказался старинный медальон Лукаса, который когда-то подарила ему Анабель. Он немного поблек от времени, но если почистить, будет как новый. Уэйнфилд решила, что займется этим, как только вернется домой, и присоединит медальон к своей коллекции смерти. Именно там ему и место.

Только одна деталь удивила Анабель. На дне шкатулки оказался снимок. Он был настолько нечетким, что сложно сказать, кто именно на нем изображен, но Анабель была готова поспорить, что это Кристина.

Дом снова затих. Фредерик размышлял, стоит ему покурить или нет, но в итоге решил, что не стоит. Он просто лежал на диване, уставившись в потолок, и слушал тишину. Еще пару минут назад из комнаты Винсента доносился какой-то шум, но теперь стих и он. Хотя брат сказал, что очень устал после дня работы и встречи с Эваном Грэем, а утром ему рано вставать, Фредерик не сомневался, Винсент еще долго будет вертеться на своей огромной кровати и размышлять о Диане. А потом уснет под утро, так ничего и не придумав. Именно поэтому Фредерик не собирался ему ничего рассказывать – но, как оказалось, невозможно утаить от Винсента хоть что-либо.

Так было всегда, на самом деле. С сестрой они тоже были близки, но это совсем другое. Друг от друга у Уэйнфилдов секретов не было никогда, причем им даже было необязательно рассказывать. Просто Винсент всегда знал все о Фредерике, а Фредерик о Винсенте. Они редко лезли в личную жизнь друг друга, но казалось само собой разумеющимся, что они в курсе происходящего. Просто не могло быть иначе. Может быть, именно поэтому Фредерик отлично знал о том, что связывает Винсента и Анну – просто не желал этого признавать.

Наконец, Фредерик поднялся с дивана и оделся. У него пока не было желания ложиться спать, но и пялиться в потолок надоело. Ему казалось, в комнате царит легкое ощущение Дианы, ее запах, может быть, или несколько вещей, которые она случайно переставила, пока была здесь. Хотелось вычистить комнату, сделать ее стерильной – как и воспоминания о сегодняшнем вечере.

С удивлением Фредерик понял, что ненавидит Диану.

Уэйнфилд почти развернулся, чтобы отправиться к Винсенту. Вдвоем они обязательно что-нибудь придумают, было глупо даже думать о том, чтобы не говорить о чем-то брату. Только движение занавесок привлекло внимание Фредерика и остановило его.

Они развевались. Легкие занавески в обрамлении тяжелых штор, они развевались так, будто там было раскрытое окно, и Фредерик с раздражением подумал, что это, видимо, работа Дианы. Но стоило ему шагнуть в сторону, как занавеска опала. И застыв на месте, Фредерик подумал, что не ощущает – и не ощущал – никакого сквозняка.

Занавеска снова дернулась. И приобрела смутные очертания фигуры, как будто кто-то выходил со стороны окна.

– Фредерик…

Пронесшийся шепот будто бы стал сигналом. Уэйнфилд шагнул к окну и распахнул занавеску, ожидая увидеть нелепого шутника. К его удивлению, перед ним оказалось только стекло, за которым виднелись огни ночного города и массив Гайд-парка. Здесь негде было спрятаться, но Уэйнфилд никого не видел.

– Фредерик.

Он крутанулся на месте, хотя этот голос, в отличие от таинственного шепота, разумеется, узнал. На пороге стояла Анабель, прижимая к груди шкатулку, и с удивлением смотрела на брата.

– Фредерик, что случилось?

Он только покачал головой и вернулся к дивану, чувствуя себя совершенно сбитым с толку.

– Наверное, я схожу с ума, – вздохнул он.

– Глупости, Фредерик. Тебе просто нужно отдохнуть. Винсент дома?

– Да, спит. Он куда-то собрался завтра, с утра пораньше.

– Хорошо. Тебе тоже следует поспать, ты выглядишь усталым. Почему еще не лег?

– Ждал тебя.

Отчасти это даже было правдой. Анабель улыбнулась:

– Теперь я здесь.

– Хорошо. Что это? – Фредерик показал на шкатулку.

– Запоздавшее наследство Лукаса. Некоторые письма, которые нашла миссис Джонсон, он снимал у нее квартиру.

– Долго же они лежали.

Анабель кивнула и, прижимая к себе шкатулку, ушла в свою комнату. Фредерик еще некоторое время смотрел за окно, но из задумчивости его вывел пронзительный крик сестры. Забыв обо всем, он кинулся в комнату Анабель и застыл на пороге.

Дверь тайной комнаты была распахнута, а все внутри перевернуто вверх дном: банка с формалином расколотая валялась на полу, все вещи будто бы расшвыряли в стороны, а череп и человеческие кости в беспорядке валялись посреди комнаты. Анабель сидела на коленях перед черепом. По ее щекам текли слезы, а пальцы ласкали отполированные кости – то, что когда-то было Лукасом. Что Уэйнфилды и Анна согласились не хоронить, а отдать ей, Анабель.

Охватывая взглядом всю картину, Фредерик уже знал того единственного человека, который мог это сделать.

– Диана, – прошептал он одними губами.

Не стоило ехать одному. Но здравая мысль пришла слишком поздно, и Винсент рассудил, что самое разумное – отмахнуться от нее. Луч фонарика скользил по стенам, завешанным пыльными портретами, а Уэйнфилд двигался больше по памяти. Потому что вряд ли когда-нибудь смог бы забыть, как все расположено внутри Дома.

Он и сам не помнил, когда они начали называть его так. И собственно домом особняк никогда не был. Просто называть его поместьем или старой рухлядью как-то язык не поворачивался, он всегда был чем-то большим. Чем-то, что вмещало самые странные грани их личностей, все темные стороны.

Добравшись до гостиной, Винсент выключил фонарик. Сквозь мутные стекла пробивался серый свет дня, и его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть комнату. Впрочем, рассматривать тут особо нечего: ничто не изменилось с той ночи, когда погиб Лукас. Никто из них больше не приезжал в особняк – по крайней мере, Винсент об этом не знал.

Он снял темные очки: свет был настолько слабым, что не мог повредить даже его глазам. Воздух в комнате оказался затхлым, хотя он вообще ожидал, что будет гораздо хуже. Винсент приехал в Дом, чтобы попытаться отыскать ключ к своим кошмаром, надеясь, что здесь духи станут более разговорчивыми. Но пока он нашел только кучу пыли и разваливающийся особняк.

Уэйнфилд задрал голову и посмотрел на потолок. Наверное, если бы там кто-то ходил, то сверху начала сыпаться труха. Никогда раньше ему не приходило в голову, что особняк безумно стар, и ему требуется хоть какой-то ремонт. Надо сказать Фредерику, им стоит этим заняться.

Винсент не стал задерживаться на первом этаже. Он даже хотел пройти мимо того места, где погиб Лукас, но, увы, оно было точно перед лестницей, на которую Уэйнфилд собирался подняться. Поэтому некоторое время он стоял над бурым пятном, а потом присел на корточки и провел по нему рукой.

Ничего, разумеется, не произошло. Не явился призрак не упокоенного Лукаса, кровь не выступила на стенах, и даже затхлый воздух не колыхнулся. Духи молчали, а это место начинало угнетать Винсента. Поднявшись, он отряхнул пыль с джинс и, аккуратно держась за перила, поднялся по скрипящим ступенькам.

Второй этаж не выглядел настолько унылым. Может, потому что здесь не было никаких трупов – по крайней мере, таких, о которых помнил сам Винсент. Постояв наверху лестницы, он зачем-то обернулся, но увидел только ступени и бурое пятно внизу. Торопливо отведя взгляд, Винсент шагнул в первую же комнату.

Он не ожидал, что Дом вызовет у него столько эмоций и воспоминаний. Не хороших и не плохих, просто воспоминаний. И, разумеется, мыслей о той, казалось бы, далекой ночи, когда он увидел неестественно валявшееся тело Лукаса и пятно крови под ним, которое все расползалось и расползалось.

Винсент тряхнул головой: он вовсе не хотел призывать подобные видения, ему хватает его кошмаров. Он приблизился к кровати под балдахином, и свет из окна, бывший здесь совсем тусклым, выхватил нарисованную на полу пентаграмму. Винсент усмехнулся: он прекрасно помнил, как вместе с Лукасом ползал по полу, пытаясь нарисовать этот чертов знак ровно и красиво. Причем тот норовил сделать ее покрасивее, а Винсент настаивал на том, что главное, чтобы получилось хотя бы приблизительно ровно. Один из кусков все-таки вышел кривовато, но потом Лукас поставил на это место кровать.

Шагая по пентаграмме, Винсент вдруг понял, что ее бордовые узоры начинают расплываться. В ушах у него зазвенело, а перед глазами поплыли темные пятна. Винсент понимал, что еще чуть-чуть, и он точно потеряет сознание. С трудом, почти интуитивно, он добрался до постели, которую когда-то разделяли Анабель и Лукас, и рухнул в пыльные простыни.

Он знал, что кричал. Пытался выбраться из липкого кошмара, но только больше увязал в нем. Видения были вокруг него и внутри него. Он не просто видел четки в руках Анны, он слышал, как она шептала молитвы и просила простить ее. Он видел Анабель и цветки орхидей, которые ласкали ее нежную кожу. Он чувствовал кровь, повсюду кровь, которая извне проникала в каждую пору его тела, наполняла, грозя утопить в ужасе.

Винсент открыл глаза и уставился на ткань балдахина над кроватью. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание было прерывистым, и он с трудом понимал, что кошмары отступили, хоть на какое-то время оставили его в покое.

Подождав, пока стихнет безумное сердцебиение и успокоится дыхание, Винсент сел на постели, свесив ноги вниз. Рубашка прилипла к телу, пропитанная его потом, а сам Винсент чувствовал такую слабость, что не сомневался, сам вести машину он не сможет.

Достав из кармана телефон, Винсент подождал, пока на том конце ответили.

– Рик, ты не мог бы приехать за мной? Я в Доме.

Всю дорогу до Лондона Винсент благополучно проспал. Периодически Фредерик посматривал на брата, но тот, кажется, спал крепко, не обращая внимания на неудобства.

Фредерик сосредоточился на дороге. Винсент не успел ничего толком рассказать, кроме того, что уснул в Доме, и его мучили кошмары небывалой силы. Какого черта он пошел туда один?! Фредерик отлично понимал, что Винсент хотел отыскать ответы на свои вопросы, но можно было попросить поехать с ним. В конце концов, в этом доме никто не бывал уже больше года, даже с точки зрения безопасности ехать одному было глупостью. Кто знает, может, там прогнила какая-нибудь балка, и упала бы точно Винсенту на голову. А они бы искали его по всему Лондону, потому что Уэйнфилд даже не соизволил рассказать, куда отправляется.

Впрочем, Фредерик понимал, что подобные мысли насквозь надуманны. Дому много лет и он простоит еще столько же. Но он всегда был мрачным, наполненным призраками. Даже сами Уэйнфилды населили его собственными. То есть всего одним – призраком Лукаса.

7

– Ты не хочешь рассказать, что произошло?

Винсент вздрогнул: это было отражением вопроса, который уже задавал ему с утра Фредерик. Теперь рядом сидела Анабель и, внимательно смотря на брата, ожидала ответов. Ответов, которых у Винсента не было.

Устроившись в кресле поудобнее, он пожал плечами и отпил кофе из чашки – только чтобы потянуть немного времени. Анабель ждала.

– Там были видения, – наконец, ответил Винсент. – Те кошмары, которые мучают меня, только в несколько раз усиленные. Они настолько завладели мной, что попросту не осталось сил ехать домой. Поэтому я позвонил Рику.

Анабель нахмурилась. Они сидели в гостиной и пили кофе, а за окном уже сгущались туманные лондонские сумерки. Ее явно не удовлетворяло то, что говорил Винсент, но он правда не мог предоставить ей ничего более вразумительного. Если бы Анабель слышала, что он лепетал с утра Фредерику, то поняла, что теперь рассказ Винсента стал шедевром внятности.

– Ты думаешь, эти кошмары подсказывают духи? – спросила Анабель. – Как сказала мадам Ламбер?

Винсент поморщился.

– Я ничего не думаю. Особенно о том, что считает мадам Ламбер. Может быть, мои кошмары – всего лишь страхи, и мне давно пора к психиатру, а вовсе не шататься по особнякам с сомнительной историей.

Анабель поджала губы и ничего не ответила. С некоторым раздражением Винсент подумал, почему она не может быть такой же терпеливой, как Фредерик? Тот не стал задавать лишних вопросов и оставил Винсента в покое, только сказал, что они поговорят после. Может быть, потом Винсент и правда приведет мысли в порядок и сможет об этом говорить. А пока у него перед глазами еще стояло бурое пятно из реального Дома и море крови из кошмаров.

– Нам нужно понять, что это, – сказала Анабель, – иначе ты действительно плохо кончишь.

– Послушай… я понимаю, ты заботишься обо мне, но не могли бы мы поговорить позже? Пока я, честно говоря, не очень способен.

– Конечно. Тебя что-то беспокоит?

Винсент отпил кофе, пытаясь спрятаться за этим движением, но у него снова ничего не вышло. Иногда он удивлялся, насколько проницательной может быть Анабель.

– Ты права. Меня беспокоит, что Рик поехал к Диане.

– Гм. Он захотел этого?

– Нет, конечно. Она позвала. А он, разумеется, поехал, потому что считает, что пока у него нет выбора.

Винсент со злостью сжал чашку. На самом деле, пока у Фредерика действительно не было выбора, хотя Винсент предпочел бы, чтобы Диана катилась ко всем чертям, и пусть хоть всему миру рассказывает о том, что знает. Даже сейчас, когда она разгромила их маленький музей смерти и, скорее всего, поняла, кому принадлежали те кости. Какая разница! Пусть рассказывает, по крайней мере, она прекратит доставать Фредерика.

– Винс, – ладошка Анабель накрыла его руку, лежавшую на чашке с кофе, – ты не можешь ничего сделать.

– Могу. И обязательно сделаю.

Анабель вздохнула и убрала руку, а Винсент уставился на дно кружки, где еще плескалось немного кофе.

– Ани, ты знаешь, что кофеин ставят в один ряд с амфетаминами?

– Да, конечно.

– И смертельная доза кофеина – сто ложек, если перевести на растворимый. Всего-то. Вся наша жизнь – сто ложек кофе.

Анабель улыбнулась:

– Я сварила тебе хороший кофе. Вовсе не растворимый.

– Значит, его бы понадобилось меньше.

Фредерик оставил машину за пару кварталов до дома Дианы. Ему хотелось пройтись – и дать себе немного времени, прежде чем он нанесет визит мисс Уилсон. Он даже думать не хотел о том, чего она захочет на этот раз.

Шагая по улицам вечернего Лондона, Фредерик искренне наслаждался. Только что прошел дождь, он закончился как раз в тот момент, когда Уэйнфилд парковался. Поэтому на улице царила приятная прохлада и собственный особый запах. У каждого города свой запах после дождя.

Сообщение Дианы оказалось неожиданным. По правде говоря, Фредерик надеялся, что хотя бы пару дней не услышит о ней. Еще более странным казалось то, что Диана не позвонила, как она обычно делала, а прислала сообщение – совсем не в ее духе. Но об этом Фредерик даже думать не хотел. Такой чудесный вечер!

Он свернул в какой-то переулок и почти сразу понял, что он тупиковый. Тем не менее, каменные стены, увитые плющом, выглядели уютно, а до Дианы оставалось буквально пара домов, так что Фредерик зашагал вперед, желая посмотреть, чем оканчивается тупик.

Они с братом уехали из Лондона, когда им было по восемнадцать, отправились в университет, и их не очень волновал город. Тем более, что пока они учились в школе, осматривать окрестности возможности тоже не было. И только много позже, когда Уэйнфилды вновь жили в Лондоне, Фредерик получил шанс узнать этот город – и полюбить.

В этом отношении Винсент хорошо его понимал. Хотя ветреная душа того постоянно стремилась к путешествиям, Фредерик знал, что брат любит возвращаться в их город. В их дом.

– Фредерик…

Он вздрогнул и посмотрел наверх. На узкой улице стояла тишина, даже звуки города сюда почти не долетали. Только вокруг уличного фонаря, увитого плющом, метались мотыльки, привлеченные его холодным светом. Фредерик смотрел на трепет крыльев и ощущал себя одним из них.

– Фредерик…

Он чувствовал этот шепот волосками на затылке, кончиками пальцев, улавливал его во взмахе ресниц. Легкий, невесомый и абсолютно не реальный. Он знал, что его не может здесь быть. И все же он был готов поклясться, что слышит его.

– Фредерик… где же ты?

Последние слова, будто сухие листья, подхваченные порывом ветра, разнеслись среди каменных стен узкой улочки, запутались среди камней, отразились и, наконец, затихли. Фредерик почувствовал, что если он еще хоть на минуту останется здесь и продолжит слушать шепот и смотреть на увитый плющом фонарь, то окончательно сойдет с ума.

– Тебя нет, – пробормотал он, разворачиваясь и шагая прочь, назад к машинам и огням. – Тебя нет!

Захваченный таинственным шепотом, Фредерик настолько погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что дверь дома Дианы не заперта. Это вернуло его в реальность, и Уэйнфилд решил, что обо всех призраках успеет подумать позже, а пока стоит сосредоточиться на том, что творится здесь и сейчас. Он тряхнул головой и вошел внутрь.

Диана Уилсон жила в шикарном городе на окраине Лондона. Этот дом мог даже быть красивым, если бы не полное отсутствие вкуса у самой Дианы. Она предпочла позвать дизайнера, который все оформил – и хорошо, если бы ограничилась только этим. Но Диана почему-то решила, что у нее отличное чувство прекрасного и половину обстановки переделала по собственному вкусу. Весьма убогому, на взгляд Фредерика. Поэтому он даже во времена романа с Дианой предпочитал не ездить к ней, а звать ее к себе.

Поэтому Фредерик только бегло осмотрел комнаты. Он звал Диану, но, как ни странно, она не отвечала. Это немного раздражало, особенно когда Фредерик вспоминал, что, скорее всего, женщина притаилась в спальне, теперь-то наверняка раздетая. Это вызывало чувство, близкое к отвращению, поэтому спальню Фредерик оставил на последний момент.

Какого же было его удивление, когда комната оказалась пуста, а кровать стоит, не тронутая. Закрыв дверь, Фредерик нахмурился и двинулся вниз. Все это было очень странным. Неужели Диана позвала его, а сама уехала, оставив дом открытым? Она, конечно, могла, но это значит, успело случиться что-то действительно необычное.

Напоследок Фредерик решил проверить ванную и чулан. В первую он заходил не без некоторого трепета, не в силах избавиться от воспоминаний о том, что когда-то подобным образом нашел Винсента. Но ванная была пуста. Более того, у Дианы и самой ванной-то не было, только душевая кабина.

Зайдя в чулан, Фредерик обо что-то споткнулся и, вполголоса выругавшись, начал шарить по стене в поисках выключателя. Он всегда удивлялся, зачем Диане чулан, если она все равно хранит здесь те вещи, которые давно можно отправить на помойку.

Щелкнул выключатель, озаряя чулан тусклым светом, и Фредерик увидел Диану. Ее остекленевшие глаза и лужа крови красноречиво говорили о том, что она уже некоторое время мертва.

Фредерик вытащил из кармана телефон и набрал номер брата.

– Да? – отозвался Винсент. – Здравствуй, Рик. Свидание уже закончилось?

Фредерик стоял, не в силах отвести взгляда от распахнутых и потухших глаз Дианы. Мертвое тело казалось чем-то неестественным, неким странным предметом из иной реальности. Мелькнула смутная мысль, что может быть, она еще жива… но Фредерик не мог заставить себя шагнуть вперед и прикоснуться к телу.

– Рик? Рик! Что случилось?

Голос Винсента звучал встревожено, только Фредерик никак не мог заставить себя ответить. Он все стоял и смотрел в застывшие глаза Дианы, стоял и смотрел, пока очередной окрик брата не привел его в чувство. Выскочив из чулана, Фредерик плотно закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Прикрыв глаза, он снова поднес к уху опущенную было телефонную трубку.

– Да, Винс.

– Черт бы тебя побрал, Рик! Я успел испугаться. Что стряслось?

– Диана мертва.

– Что? Как?

– Я нашел ее в доме. Не знаю, что произошло. Я…

– Сейчас буду.

Трубка щелкнула, пошли гудки, и Фредерик подумал, что Винсенту понадобится минут двадцать, чтобы добраться.

Винсент приехал в дом Дианы уже через десять. Решив, что на машине он будет добираться слишком долго, Уэйнфилд взял мотоцикл и гнал, что было силы, благо никто на дороге не захотел с ним связываться.

Он буквально ворвался в дом и нашел Фредерика в гостиной. Тот сидел на диване, уставившись в одну точку. Рывком Винсент опустился перед ним на колени.

– Рик? – позвал он. – Все нормально?

Фредерик слабо улыбнулся:

– Насколько может быть нормально, когда ты в доме с трупом.

– Где она?

– В чулане.

– Где?… Ладно.

После упоминания о чулане Винсент понял, что дело плохо. Он и сам не знал, зачем вдруг решил сорваться и приехать, вместо того, чтобы для начала выяснить какие-то подробности. Но теперь подумал, что его импульсивное решение было очень даже кстати.

В чулане еще горел свет, поэтому Винсент сразу увидел Диану. В отличие от брата, он не задерживался на ее глазах, внимание второго Уэйнфилда сразу привлекла лужа крови и перерезанное горло. Скверно, очень скверно.

Винсент выключил свет, плотно прикрыл дверь и вернулся в гостиную. Фредерик застыл, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он спит. Но он спросил:

– Что там?

– У нее перерезано горло. Ты видел?

– Нет.

– Я не специалист, но, похоже, это произошло совсем недавно.

Фредерик кивнул, не открывая глаз.

– Рик, ты понимаешь, что когда сюда явится полиция, ты станешь главным и единственным подозреваемым?

– Да. Конечно.

– Надо уходить отсюда. Только…

Не законченная фраза повисла в воздухе, и Фредерик открыл глаза, чтобы посмотреть на брата. Кажется, больше всего Фредерику хотелось лечь и уснуть, а потом проснуться и обнаружить, что все случившееся – только сон.

Когда-то у Винсента были похожие ощущения. Поэтому теперь он знал, что ничего не изменится. Можно проспать вечность, но когда откроешь глаза, – ничего не изменится.

– Только?… – приподнял бровь Фредерик.

– Только тут повсюду – ты. Думаешь, Диана не хранила твоих вещей? Всего, что напоминало ей о тебе? Уверен, это так. Даже если полиция не обнаружит тебя здесь, ты все равно быстро станешь одним из главных подозреваемых.

– Вряд ли где-то есть свидетельства того, что Диана шантажировала меня.

Винсент задумался. Ему казалось, его мозг работает в ускоренном режиме, перебирает все возможные варианты в поисках того единственного, что их удовлетворит.

– Рик, – сказал он, – расскажи, как все было. Как она выдвинула свои «требования».

И пока Фредерик рассказывал, в голове Винсента начал складываться план. Этакий список из нескольких пунктов, которые необходимо уничтожить. Чтобы никто никогда не подумал, что его брат причастен к смерти Дианы Уилсон.

Поэтому, едва Фредерик закончил, Винсент отправился в комнату к Диане. На ходу он надел перчатки из тонкой кожи, которые носил в последнее время, и начал аккуратно и методично перебирать вещи Дианы, пока на дне одного из ящиков не нашел тонкую папку. Усевшись на полу, Винсент раскрыл ее и начал листать.

– Что там? – Фредерик застыл в дверях.

– Тут? О, полное досье на нас по делу смерти Лукаса Веласкеса. Я так понимаю, именно те документы, которые собрал для Дианы частный детектив. Ты знал, что ей известно куда больше, чем она сказала тебе?

Фредерик покачал головой. Винсент пожал плечами и поднялся:

– Она бы еще долго шантажировала тебя. Шаг за шагом выкладывала информацию, что ей известна, а ты бы не знал, какой козырь у нее в рукаве. И выполнял ее условия.

Фредерик ощутимо вздрогнул.

– Она звонила тебе сегодня, Рик?

– Нет. Прислала сообщение.

– Оно сохранилось у тебя?

– Да.

– Удаляй. После этого звони на ее телефон, надо его отыскать.

Винсент даже не удивился, когда оказалось, что звонок раздается из чулана. Кто бы сомневался.

– Хорошо, – кивнул он брату. – Жди здесь.

Винсент ступал аккуратно, чтобы не испачкаться в крови. К счастью, ему это удалось, и он опустился на корточки перед телом. Телефон Дианы не был спрятан, он лежал тут же, испачканный в алом. Винсент взял его затянутыми в перчатки руками и быстро нашел исходящие сообщения. Ему не требовалось удалять все, это слишком подозрительно. Только одно. Ах да, еще последний входящий вызов. И пару исходящих заодно.

Наконец, когда со всем было покончено, Винсент вышел из чулана и, стягивая с рук перчатки, посмотрел на Фредерика:

– Может, вспомнишь что-то еще? Какие-то следы?

Фредерик устало покачал головой.

– Нет, ничего. Но понятия не имею, что еще могла спрятать Диана касательно меня.

– Будем надеяться, ей не хватило на это мозгов. Поехали домой.

Только на пороге Винсент остановился и начал искать что-то по карманам.

– Что такое? – нахмурился Фредерик.

Но Винсент не ответил. Он, наконец, нашел клочок бумаги в заднем кармане. Прочитал написанное, удовлетворенно кивнул и спросил:

– Где Диана хранит приходящую почту?

– Гм… в гостиной на столе есть специальная ваза для входящей корреспонденции.

Винсент улыбнулся и тут же унесся в гостиную. Он вернулся буквально через мгновение.

– Теперь, Рик, поехали домой. Больше нам тут делать нечего.

Винсент проснулся от собственного крика. Вскочив на кровати, он тяжело дышал и смотрел в вязкую тьму. Но перед глазами еще стояло море крови, теперь странно переплетающееся со светлыми волосами мертвой Дианы. В его кошмарах из ее приоткрытого рта торчали четки, которые еще недавно перебирала Анна.

– Черт, черт, черт, – бормотал Винсент.

Он выбрался из-под липкого одеяла и отправился в ванную. Электрический свет и холодная вода немного привели его в чувство, хотя Винсенту все равно казалось, будто он и не просыпался, оставаясь во власти кошмаров.

Он облокотился на раковину и поднял глаза на зеркало. Ему показалось, он увидел двойное отражение себя, но, на самом деле, это был Фредерик, стоявший в дверях.

– Снова сны?

Винсент улыбнулся:

– Ерунда. Меня больше волнует реальность.

Фредерик вздохнул, и его отражение исчезло. Винсент закрыл воду в кране и тоже вернулся в комнату. Этой ночью они снова спали в одной постели, как бывало когда-то в детстве. Оставаться в одиночестве после всего, что произошло вечером, никто из них не хотел.

Подойдя к кровати, Винсент обнаружил, что Фредерик лежит поверх одеяла, подложив руки под голову и уставившись в потолок.

– Как я не люблю эту позу, – проворчал Винсент.

– Правда? Почему?

– Она значит, что твои мысли сейчас очень далеко отсюда.

Фредерик улыбнулся и сменил позу. В темноте его глаза казались необычайно яркими – и они смотрели на Винсента:

– Может, расскажешь, что за записку ты оставил в доме Дианы?

– Ну, в ней написано что-то вроде «Я уже в пути. Скоро встретимся. Эван».

– Эван?

– Да. Эван Грэй. Он прислал мне записку пару дней назад.

– Как лаконично.

– Эван так всегда.

– Гм, – по интонации можно было подумать, что Фредерик нахмурился. – Но каким образом полиция сможет связать Грэя и Диану?

– Таким же, как тебя и ее. Ты не знал, что у них был роман? Весьма бурный. А на днях Грэй в любом случае собирался наведаться к мисс Уилсон.

– Тебе не жаль его?

Винсент долго молчал. Так долго, что можно было решить, он вовсе не ответит. Но, наконец, он сказал:

– Тебя мне жаль куда больше.

Невольно на ум приходило утро, когда на ее кухне сидел Винсент, но теперь все было мрачным и серым. За окном шел дождь, и Кристина скрашивала свое утро горьким кофе. О Уэйнфилдах она не слышала уже пару дней и как раз размышляла, что стоит позвонить им. Но прежде доесть пончик под стук капель и допить кофе.

Развернув утреннюю газету, Кристина пробежала глазами по заголовкам, но не нашла ничего интересного. Кроме одного: «Диана Уилсон найдена мертвой в собственном доме: главным подозреваемым в ее убийстве называют известного художника Эвана Грэя». Кристина просмотрела статью, но никаких фактов не обнаружила. Кроме того, что шею Дианы перерезали, а в доме нашли записку Эвана. Имя Фредерика в статье тоже упоминалось, но лишь в контексте одного из прошлых романов Уилсон. Тем не менее, Кристина отложила пончик, взяла телефон и набрала номер Фредерика. Он не ответил. Тогда женщина позвонила Винсенту.

– Здравствуй, Кристина.

– Я только что прочитала газету.

– О, значит, ты в курсе.

– Да. Фредерик…

– Он не хочет об этом говорить.

– Конечно. Извини.

Кристина нахмурилась. С чего бы вдруг Фредерику избегать тему бывшей любовницы? Или они все-таки продолжили отношения в настоящем, как она того хотела? На самом деле, у нее не было желания обсуждать с Винсентом личную жизнь Фредерика, поэтому она была готова сменить тему, но неожиданно сам Уэйнфилд сказал:

– Кристина… может, ты приедешь? Мне очень не хочется говорить об этом по телефону.

– Конечно. Ты дома?

– Да. Мы все дома.

После того, как Винсент повесил трубку, Кристина задумчиво положила собственную на стол и вновь взяла кофе в руки. Она пила его и смотрела на окно, по которому скатывались мутные капли дождя. У нее не было уверенности, что она хочет знать какие-то подробности о смерти Дианы: вполне хватит Лукаса, гибель которого окутана тайной. Впрочем, если вспомнить рассказ Фредерика, никакой тайны там нет, но Кристина не сомневалась, что Уэйнфилд по какой-то причине не рассказал ей всего. Она и сама не могла бы четко выразить, откуда у нее возникла такая уверенность – может, из-за странного письма Лукаса, опоздавшего на год. Кристина так и не смогла выкинуть его из головы.

Как часто бывало, дверь Кристине открыла Анабель. Но она была настолько погружена в свои мысли, что только кивнула гостье и сразу вернулась в свою комнату. Через приоткрытую дверь Кристина заметила, что там, на полу, веером разложены карты Таро, поэтому ничуть не удивилась.

Винсента она нашла в гостиной. По ту сторону окон и занавешенных портьер остервенело бил дождь, а в полумраке гостиной, рядом с включенной лампой, Винсент читал книгу. Это был один из тех редких моментов, когда его можно было увидеть без темных очков.

– Что читаешь?

Сосредоточенное выражение исчезло с лица Винсента, и он, наконец, заметил Кристину.

– О, прости, ты уже здесь. Я зачитался. Это Макьюэн.

Кристина посмотрела на обложку, но название «Амстердам» ничего ей не сказало. Тем временем Винсент закрыл книгу и положил ее на стол. Он тряхнул головой, как будто отгонял последние отголоски прочитанного, и посмотрел на Кристину.

Немного взъерошенный Винсент сидел без рубашки, так что в полумраке на светлой коже его рук отчетливо выделялись татуировки змей. Наверное, если наблюдать их в пламени свечей, будет казаться, что змеи двигаются.

– Присаживайся, – предложил Винсент. – Может быть, кофе?

– Нет, спасибо. А где Фредерик?

– В своей комнате, но не думаю, что стоит его беспокоить.

Кристина рассеянно кивнула, усаживаясь в кресло.

– Я думала, вы на работе, – сказала она.

– Мы сами себе хозяева, и в этом вся прелесть. Сейчас дела идут неплохо и без нас, так что мы решили, пара дней отпуска не помешают.

– Они всегда вовремя.

– Еще как.

– Полиция приходила и к вам, правда?

Кристина не хотела спрашивать так сразу. Но спохватилась только в тот момент, когда фраза была выпущена на волю. Но, к ее удивлению, выражение лица Винсента ничуть не изменилось. Может быть, стало самую малость чуть более задумчивым.

– Конечно, – кивнул он. – Расспрашивали и меня, и Рика, и Анабель… но, конечно, больше всего Рика. Их интересовали все контакты и связи Дианы Уилсон за последнее время.

– Они что-нибудь нашли?

– У нас? Нет, конечно. Эвану Грэю уже предъявлено обвинение.

– Ты веришь, что это сделал он?

– Я знаю, это не он. Только нужен кто-то, кого можно обвинить – обществу всегда нужен кто-то, кого можно обвинить.

Винсент взял со столика пачку сигарет и пепельницу, беззвучно предложил Кристине, но та покачала головой.

– Как хочешь, – пожал плечами Винсент. – Но раз уж мы давно не устраивали наши интересные вечера, можно хоть немного иного удовольствия.

Он закурил, а Кристина размышляла над его словами. Было что-то странное в интонациях Винсента. Что-то необычное, но она никак не могла понять, что именно. Такое неуловимое, но очень важное. Наконец, в ее голове что-то щелкнуло.

– Что ты сказал, Винсент? Ты знаешь, что это не Грэй? А кто тогда?

– Понятия не имею. Какая разница? Какой-нибудь неудачливый любовник, конкурент или просто псих. Люди умирают постоянно, одним больше, одним меньше. На самом деле, не так важно, кто именно убийца. Куда важнее, что будет потом.

Он смотрел на дым от сигареты, а Кристина наконец-то поняла:

– Ты был там.

– Да. Ее нашел Фредерик и позвонил мне. Как ты понимаешь, нам было не до разговоров с полицией, поэтому мы предпочли стереть некоторые следы своего присутствия и убраться восвояси.

– Фредерик спал с ней?

– Да. Она его шантажировала, и ему приходилось. Но я не хочу, чтобы об этом знали в полиции. Это ведь покажется им отличным мотивом.

Кристине казалось, будто она уже слышала все это, легкое узнавание, дежа вю. Она не сразу поняла, что примерно также Фредерик описывал смерть Лукаса, когда рассказывал, как они замяли дело. Только тогда допрашивать хотели Винсента.

– А Грэй? – спросила Кристина. – Это твоих рук дело, да?

– Моих. Я не мог позволить, чтобы у полиции появилось хотя бы одно подозрение в адрес Фредерика. Не волнуйся, они все равно не смогут доказать, что Грэй был тем вечером в доме Дианы. Но со следа это собьет основательно.

Кристина скрестила руки на груди и нахмурилась. Теперь она и вправду понимала смысл сказанной Винсентом фразы о том, что личность убийцы не так важна. Куда интереснее то, что следует потом. И Кристина никак не могла понять, как она относится ко всему произошедшему: безусловно, здорово, что Фредерик вне подозрений. Но ведь из-за этого пострадает другой человек, а настоящего убийцу, вероятно, так никогда и не отыщут.

– Поехали в Куб, – предложил Винсент.

– Что, сейчас?

– Конечно. Не хочу оставаться этим вечером дома. Составь мне компанию.

Кристина кивнула. И поняла, что в этот момент убийство Дианы перестало ее волновать.

За пару последних дней Фредерик стал понимать Винсента куда лучше, хотя раньше казалось, это невозможно. Он внезапно осознал, сколько у того уходит энергии на то, чтобы не показывать силу собственных кошмаров. И только теперь Фредерик понимал, что это такое.

Вопросы полиции о Диане он помнил смутно. Но не сомневался, что смог ответить на них быстро и уверенно – уж чего, а выдержки ему всегда хватало. К тому же, в тот момент рядом был Винсент.

На самом деле, Винсент был рядом постоянно, пока не убедился, что с Фредериком все в порядке. Это случилось довольно быстро: в конце концов, Фредерика больше шокировал факт нахождения трупа, нежели то, что этим трупом была Диана. А может, он просто слишком много думает о трупах в последнее время.

Проблема в том, что Винсент голоса не слышал. Он с удивлением смотрел на Фредерика, когда тот вновь и вновь указывал на свистящий шепот, звавший его по имени. Для Винсента тишина оставалась тишиной. Темнота подстерегала кошмарами, но в них не было голосов. Тогда Фредерик понял, что это его личный призрак.

Он заперся в комнате, не желая никого видеть, и Винсент понял подобное желание, Анабель же просто не стала спрашивать. Она всегда полагала, что заморочки братьев лучше оставить им самим, и не лезть в это. А может, маленькая Ани никогда не была настолько близка Фредерику как Винсент. Или у нее попросту не было собственных призраков.

Если бы Уэйнфилд был хоть чуточку более рациональным, он бы обратился ко врачу и начал подозревать у себя шизофрению. Но Фредерик был не так практичен, как могло показаться. Поэтому вечером он остался в комнате. И занялся своими книгами, которые собирал по всему миру. Он зажигал свечи и вычеркивал фигуры. Он шептал слова, смысл которых не всегда знал.

Замерев над свечами, с книгой в руке, Фредерик с удовлетворением думал, что выполнил работу хорошо. Остается только открыть глаза и посмотреть, что за слова появились на листе бумаги, какое послание оставил ему призрак. Этот последний шаг оказался самым страшным.

«Элиза».

И чуть ниже: «Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол».

Несколько минут Фредерик недоуменно смотрел на слова. Вторая фраза была ему знакомой, кажется, ее любил повторять Лукас. Но вот имя не говорило ничего. Фредерик не знал ни одну подобную женщину.

– Элиза, – повторил он одними губами.

8

Машина такси снова привезла ее на Хайгейт.

– Вас подождать?

– Да, пожалуй. Не думаю, что я надолго.

Постояв немного перед глухой серой стеной и воротами кладбища, Анабель будто вдыхала почти абсолютную тишину начинавшихся могил, а потом уверенно зашагала вперед. Она прошла мимо ряда одинаковых склепов и покосившегося надгробия, увитого плющом. Как и любое старинное кладбище, Хайгейт имел свои легенды и свои истории, часть из которых была определенно пугающей. Но только не для Анабель. Наоборот, она любила тишину и безлюдность, так хорошо контрастировавшую с шумным Лондоном.

Девушка шагала по дорожкам, придерживаясь известного ей маршрута, не сворачивая в стороны, где под мощными дубами было отнюдь не так светло. Веточки, пробивающаяся трава и упавшие листья цеплялись за длинный подол юбки, так что Уэйнфилд старалась придерживать ее. А сразу за могилой с красивым резным ангелом Анабель отыскала МакКэллохена.

Никто не знал ни сколько ему лет, ни как его зовут, ни даже того простого факта, на самом ли деле он шотландец. У МакКэллохена не было друзей, зато все его знали, и он знал всех. А уж с Анабель он был знаком едва ли не с рождения – по крайне мере, сколько Анабель помнила свои визиты на Хайгейт, столько знала и МакКэллохена. Как-то ее мать, Мадлен Уэйнфилд, обмолвилась, что знакома с ним с юности, когда он только пришел на кладбище.

Он сидел в окружении могильных плит, зеленых от мха, и улыбнулся Анабель, когда заметил ее. Она даже не сразу разглядела, что он сидит на низенькой каменной лавочке, почти полностью скрытой в траве.

– Рад тебя видеть, моя девочка.

МакКэллохен подвинулся, и, подобрав длинную юбку, Анабель аккуратно села.

– Давно тебя здесь не было, – заметил старик.

– Просто не видела тебя.

– Наверное, работал.

Анабель понятия не имела, когда в последний раз МакКэллохен выкапывал могилу. Теперь на Хайгейте не хоронят, кладбище давно превратилось в достопримечательность, живущую за счет денег, взимавшихся с туристов на входе. Но сюда, в старую часть Хайгейта они не совались, так что это целиком и полностью были владения МакКэллохена, все функции которого теперь сводились к тому, чтобы следить за порядком.

– Слышал, Диана Уилсон умерла, – сказал старик.

– Ты всегда все знаешь о мертвых?

– Разумеется. Это моя работа. У меня знакомый копал для нее могилу, сказал, похороны были красивыми и пафосными.

Анабель кивнула. На самом деле, ее совсем не интересовала Диана, она знала только, что эта смерть оказала сильное влияние на братьев. Но ни один из них на похороны не пошел и, кажется, даже мысли такой у них не возникло.

МакКэллохен, не вставая, провел рукой по близлежащему надгробью. Оно заросло плющом так сильно, что невозможно было разобрать ни слова, написанного на нем.

– Зима почти наступила. Скоро все листья опадут.

– Печально, – кивнула Анабель. – Зимой тут не так красиво. И очень холодно.

– Хайгейт пережил столько зим, что еще одна ему точно не страшна.

– На самом деле, МакКэллохен, я пришла не только повидать тебя, но и по делу.

Анабель положила на колени сумку, принесенную с собой, и достала оттуда тряпицу. Бережно ее развернув, она показала собеседнику несколько костей.

– Это твой друг?

– Да. Диана потревожила его покой.

– Скверно. Мертвых трогать нельзя. Они и без того слишком шебутные.

МакКэллохен любил приговаривать, что если человек мертв, это еще не значит, что он исчез. Анабель не придавала его словам значения, пока сама не столкнулась со смертью. Ей до сих пор казалось, что родители где-то рядом, существуют, просто не могут прийти. А уж после смерти Лукаса она стала еще чаще наведываться к МакКэллохену. Хотя иногда у нее возникала мысль, а вдруг и сам старый могильщик – привидение.

Анабель бережно провела пальцем по белоснежной кости ребра. До сих пор мысль о том, что к ним прикасалась Диана, очень ей не нравилась, но теперь, когда сама Уилсон мертва, это уже не имеет значения.

– Я хочу попросить об услуге, – сказала Анабель. – Знаю, ты сможешь это сделать.

– Что?

– Гравировку.

МакКэллохен нахмурился и протянул руку к костям, но в последний момент передумал, отдернул ее и посмотрел на Анабель:

– Ты хочешь что-то вырезать на костях?

– Да. На ребре, которое ближе всего к сердцу. Ты сможешь?

МакКэллохен думал, и его взгляд из-под косматых бровей был прикован к костям, устроившимся на куске ткани на коленях Анабель.

– Хорошо, – наконец, сказал он. – Я сделаю, не проблема. Что ты хочешь?

– Фразу.

– Какую угодно.

Анабель мечтательно улыбнулась и, смотря куда-то в сторону, мимо могил и надгробий, сказала:

– Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол.

Свет в клубе оказался все-таки резким для глаз, и Винсент с раздражением надел очки. Он, конечно, знал, что именно так и будет, но почему-то решил поэкспериментировать. Глаза тут же начали болеть, резко возражая против подобного обращения, и Винсент решил, что придется сохранять образ пафосного владельца. Или волевым решением как-то изменить освещение Куба, но этого ему очень не хотелось.

Он стоял на верхней площадке, в тихой и немноголюдной зоне вип-столиков. Облокотившись на перила, Винсент наблюдал за небольшим залом, наполнявшимся народом. Сегодня должна была играть группа, название которой Уэйнфилд слышал впервые в жизни, но похоже, поклонников у них было предостаточно. Приложив некоторые усилия, он отыскал в толпе и Кристину. До этого она была с Уэйнфилдом, но, увидев каких-то знакомых, отправилась к ним.

Казалось, и не прошло недели с тех пор, как они точно также вечером пришли в Куб после того, как Винсент рассказал Кристине о произошедшем в доме Дианы. За это время новость о громком убийстве успели помусолить все известные и не очень газеты и сайты. Последние Уэйнфилд любил больше печатных изданий – хотя бы за оперативность. Поэтому он уже был в курсе, что Эван Грэй находится под следствием, но конкретных улик против него нет. Хотя записка и вправду принадлежала ему, она могла быть написана в любое другое время. А Грэй хоть и не отрицал, что был у мисс Уилсон, утверждал, что наносил визит на день раньше. Свидетелей, увы, не оказалось. Вообще никаких.

Винсент невольно улыбнулся: свидетелей никогда не бывает, никто не хочет вмешиваться. По крайней мере, из тех, кто действительно что-то мог видеть.

– Ох, Винс, почему бы тебе тоже не прогуляться вниз?

Кристина вернулась и, судя по всему, внизу ее успели угостить еще парой коктейлей. Винсент едва сдержал улыбку: забавно, он еще не видел Кристину пьяной, обычно она предпочитала очень ограниченное количество алкоголя.

Уэйнфилд облокотился на перила спиной:

– Внизу слишком много народу. Я не люблю толпу.

– Иногда она может быть очень веселой.

Винсент пожал плечами, но Кристина и не ждала ответа. Она подошла ближе, так что Уэйнфилд хорошо мог разглядеть ее блестящие глаза. Аккуратно она сняла темные очки с глаз Винсента, и он инстинктивно зажмурился.

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Но мне хочется видеть твои глаза. Как насчет того, что желания имеют наибольшую ценность?

– Только если они не противоречат чужим.

Он мягко взял очки из ее рук и вернул их на место. Несмотря на то, что порой Винсент уставал от темных стекол, большую часть времени они даже нравились ему. Уэйнфилду казалось, что скрытые глаза не смогут ничего рассказать о нем собеседнику, зато сам Винсент прекрасно мог видеть чужие взгляды.

Кристина хотела надуться, но потом передумала и с неожиданным напором поцеловала Винсента – ему даже пришлось обеими руками упереться в перила, чтобы не упасть вниз. Но происходящее ему, разумеется, нравилось. Особенно тот факт, что это была целиком и полностью инициатива Кристины. Слишком напористые девушки Винсенту не нравились, но подобное взятие дела в свои руки – изредка – весьма возбуждало.

– Как жаль, ты уже занят, – пробормотала Кристина.

Винсент поморщился.

– Давай не будем об Анне, хорошо? Тем более, ты знаешь, меня с ней почти ничего не связывает.

– Почти? Что же это за «почти»?

Не ответив, Винсент отвернулся, чтобы снова облокотиться на перила, рассматривая народ внизу. Он и раньше считал, что слишком зависим от собственного настроения, но на этот раз перепад был слишком разительным. Он даже не думал, что напоминание об Анне может настолько его… разозлить?

– И так – всегда! – не унималась Кристина. – Ты предпочитаешь попросту не отвечать на не удобные для тебя вопросы, прикрываясь тем, что кому-то что-то не нужно знать.

– Обещание.

– Что?

– Обещание. Я с Анной из-за обещания, данного, кажется, давным-давно.

Кристина молчала, так что Винсент снова развернулся к ней лицом. Похоже, она не совсем понимала, что он имеет ввиду.

– Обещания? Данное кому?

– Лукасу. Он просил, чтобы я позаботился о его сестре, был с нею до следующего Хэллоуина.

– Следующего? То есть…

– Этого. Через пару дней я смогу с чистой совестью послать ее к черту.

Рабочий телефон разрывался, но впервые в жизни Фредерику не хотелось отвечать на звонок. Он знал, кто это, и догадывался, по какому поводу. Дэвис, их старый редактор, наверняка обеспокоен тем, что оба брата неожиданно исчезли, оставив только сообщения о том, что решили устроить отпуск. Разумеется, они делали так и раньше, но обычно не оба сразу, и уж тем более не Фредерик. Это было, скорее, в духе Винсента: бросить все и на недельку отправиться в Амстердам, чтобы не думать ни о чем и предаваться собственным порокам. Впрочем, надо отдать ему должное: подобным образом Винсент поступал только в те моменты, когда не было никакой срочной работы или дел. Поэтому и Фредерик, и Дэвис, и все остальные благополучно закрывали глаза на подобные выходки.

Однажды Винсент вообще исчез в неизвестном направлении, а спустя сутки позвонил и сообщил, что он решил «навестить Токио» и будет не раньше, чем через недельку-другую.

Но Фредерик никогда не мог позволить себе поступать подобным образом. Он был всего на десять минут старше Винсента, но почему-то всегда ощущал себя именно старшим братом. Впрочем, нет, не всегда. Скорее, это ощущение пришло в тот момент, когда братья взяли в руки дело отца. Но может, причина еще и в том, что Винсент предоставил именно Фредерику решать все важные дела внутри компании, его самого больше волновали внешние связи. В рекламе и продвижении Фредерик ориентировался не очень хорошо, поэтому был только рад подобному распределению обязанностей.

Как однажды сказал брату Винсент:

– Ты просто более ответственный, Рик. В этом твое преимущество. И твоя проблема.

Теперь Фредерик был вынужден констатировать еще один факт: он слишком зацикливается. Смерть Дианы выбила его из колеи, прервала привычный ход жизни. Внезапно он словно остановился посреди потока, представлявшего его жизнь: работа, семья, прошлое, воспоминания, тайны, планы. И когда он остановился, то услышал шепот. Фредерик снова медленно двинулся вперед, только шепот никуда не исчез. Он продолжал следовать за Уэйнфилдом, окутывать его и звать, звать, звать… от того, что он узнал имя своего призрака, легче не стало. Скорее, наоборот.

Фредерик бросил попытки читать: он никак не мог сосредоточиться на тексте, который был перед ним. Поэтому отложив книгу в сторону, он наконец-то покинул комнату и отправился в гостиную, где надеялся застать Винсента. Несмотря на поздний час, он действительно был там. Устроившись на диване, тоже читал.

– Не спишь? – Фредерик, кажется, задал самый идиотский вопрос из всех возможных.

Винсент опустил книгу.

– Нет. На самом деле, я надеялся, что ты придешь.

– Правда?

– Хотел поговорить с тобой.

Фредерик пожал плечами и уселся напротив брата. Единственным источником освещения во всей комнате была лампа рядом с Винсентом. Но, по крайней мере, дома он всегда ходил без темных очков – что делало Уэйнфилдов зачастую практически идентичными друг другу.

– Что происходит, Рик?

– О чем ты?

– О тебе, разумеется. Я же вижу, что-то происходит. Точно не из-за Дианы. Ее убийство прискорбно, только тебя волнует что-то иное.

Вздохнув, Фредерик сказал:

– Что ты подумаешь, если я скажу, что меня беспокоит призрак?

– Призрак? – Винсент нахмурился. – Ты это серьезно?

– Не знаю. Либо это призрак, либо я схожу с ума.

– Гм… при таком раскладе привидение уже не кажется невероятным вариантом.

Некоторое время они сидели молча, не было слышно даже городского шума – хорошие окна и выход на Гайд-парк гарантировали уединение.

– У тебя Кристина? – спросил Фредерик.

– Да, она спит. Только какого черта ты переводишь разговор? Меня беспокоит твой призрак.

– Меня тоже.

– Чего он хочет?

– Она.

Винсент приподнял бровь:

– Ты хочешь сказать, у твоего призрака есть пол?

– Даже имя. Ее зовут Элиза.

Винсент задумался, потом пожал плечами:

– Не знаю никого с таким именем. Похоже, твой призрак уникален.

Фредерик вытянулся на диване и уставился в потолок. Невольно ему вспомнился тот переулок рядом с домом Дианы. И фонарь, увитый плющом, вокруг которого сгрудились последние насекомые осени. И шепот.

– Она зовет меня, – сказал Фредерик. – Зовет и все. А я не знаю, кто она, и чего хочет.

– Может, и тебе стоит провести спиритический сеанс?

– Нет уж. После него все и началось.

– Скверно.

Все происходящее, а особенно дурацкий шепот, казались странной и очень изощренной шуткой. Но Фредерик не сомневался, что он реальный. Если, конечно, исключить ту вероятность, что он попросту становится психом. Этого допускать не хотелось, но и думать о привидении как о чем-то реальном – тоже.

– Необходимо узнать, что нужно этой Элизе, – сказал Винсент.

– У тебя есть идеи?

– На днях мы едем в Дом. Если где и сможем что-то понять, то именно там.

– В последний раз, когда ты хотел что-то узнать, я был вынужден забирать тебя.

– Эй, это же Хэллоуин! И Дом! Мы устраиваем ночь, подобную той, что были у нас когда-то. Разумеется, мы найдем все ответы, даже не сомневайся!

– Ты сейчас спишь ночами?

Винсент помолчал. А когда ответил, в его словах не было и намека на улыбку:

– Я стараюсь спать без сновидений. Иначе они снова будут кошмарами.

– Ты тоже рассчитываешь найти ответы в Доме?

– Да. Иначе в нашей семье станет еще на одного психа больше.

Наконец, Фредерик поднялся с дивана. По крайней мере, Винсент ему поверил, и это радовало.

– Думаю, стоит попить холодного. Тебе принести?

Винсент покачал головой:

– Я вернусь к Кристине и тоже попробую поспать.

На кухне давно убрали разбитый стакан, так что Фредерик вспомнил об этом мимоходом и не слишком задумываясь. Он налил себе воды и подумал о Доме. Когда он приехал за Винсентом, то даже не заходил внутрь, брат ждал его на крыльце. Поэтому получалось, что Фредерик не был в Доме уже больше года, как раз со дня смерти Лукаса. Может, поехать туда сейчас было и не самой лучшей идеей, но надо же с чего-то начинать. Начинать возвращаться к себе.

Взгляд Фредерика скользнул по зеркалу, которое висело рядом с дверью, и он увидел в нем не свое отражение, и лицо девушки в обрамлении темных волос.

– Фредерик… – прошептало отражение и исчезло.

А Уэйнфилд еще несколько секунд смотрел на зеркало, где теперь было только его собственное бледное лицо. Рука, державшая стакан, дрожала.

Иногда Анна любила надевать красивые платья. На самом деле, их у нее был целый гардероб: часть осталась со времен Лукаса, любившего делать сестре подобные подарки, часть была куплена после, для приемов и прочих официальных мероприятий. Разумеется, чаще всего она носила именно последние, но сегодня Анна решила вновь примерить одно из платьев, подаренных Лукасом.

Из тонкого бархата, с пышной юбкой и корсетным лифом. Длинный подол тянулся за Анной, когда она ходила из комнаты в комнату, стирая пыль с таращившихся со стен фотографий и собственной памяти. Иногда ей казалось странным, почему никто из братьев Уэйнфилдов, которые не раз бывали в квартире, не обращали внимания на эти кадры. Когда-то они составляли жизнь Анны, и могли бы много чего интересного сообщить Винсенту или Фредерику.

Удивительно, что самой наблюдательной оказалась Кристина. У нее, наверное, не возникло удивления, если бы она увидела полуголые тела на фото, кадры с Лукасом в баре или с самой Анной в немыслимых нарядах на каких-то вечеринках, поводы к которым она забывала уже на следующий день.

Для Анны все казалось таким естественным. Как само собой разумеющимся был факт, что подобная жизнь закончилась со смертью Лукаса. Это старший брат водил ее по интересным местам и показывал то, о чем сама Анна даже не подозревала. Но когда он исчез, оказалось, ее потребность в подобной жизни совсем не так велика, как она думала. Без Лукаса это попросту не имело смысла.

Она знала об обещании Винсента. Знала, что скоро истечет время, когда он остается рядом. Анне было сложно предугадать, что будет потом, но она боялась того же, что и год назад. Тогда именно страх заставил ее спокойно принять волю и брата, и Винсента. Она не испытывала никаких чувств к этому Уэйнфилду, но боялась, что иначе может потерять их обоих.

Оно же почти так и произошло. Прошли так называемые «похороны» Лукаса, когда Анна согласилась отдать его останки Анабель. И все. Она почти исчезла из жизни Уэйнфилдов и ужасно испугалась, что больше не увидит Фредерика – по крайней мере, вне официальной обстановки. Поэтому она удивилась и обрадовалась, когда на ее пороге возник Винсент и напомнил об обещании, которое он дал Лукасу.

Анна всегда предпочитала Фредерика. Он казался ей куда интереснее, загадочнее и привлекательнее, чем Винсент. Хотя ее брат придерживался иного мнения, Анна не придавала этому значения. В конце концов, Лукас воспринимал Уэйнфилдов исключительно как друзей, ощущения Анны имели иную природу.

Подол ее платья был испачкан в крови. Давно засохшей крови Лукаса. Но Анна отлично помнила тот вечер, когда длинная ткань платья намокала от крови брата, а рядом, в ту же лужу, упали ее четки. В тот вечер в воздухе витал аромат вина, быстро исчезнувший под тяжелым запахом крови.

Теперь ничто не напоминает об этом вечере. В Доме полно пыли, паутины и призраков, но нет больше ничего, что могло бы напомнить о том вечере. Кроме бурого пятна перед лестницей, разумеется. Сама Анна не была особенно сентиментальной, и подобные следы не вызывали у нее эмоций.

Она остановилась перед небольшим комодом, когда-то принадлежавшим Лукасу. Она забрала из его квартиры после смерти брата и с тех пор почти не открывала. Анна провела ладонью по изящным узорам на крышке, по вырезанным словам «Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол». Скоро Хэллоуин. Круг замыкается, переходит на новый виток спирали. Пора открывать ящик Пандоры. Она ведь не может позволить, чтобы после того, как Винсент выполнит обещание Лукаса, Уэйнфилды исчезли из ее жизни. Она не может этого позволить и всенепременно должна что-то сделать, чтобы Фредерик был с ней.

И на этот раз не будет ничего такого, за что придется просить прощения.

Проснувшись, Кристина потянулась, не желая покидать уютное убежище одеяла, но пытаясь вспомнить, где находится. Потому что мягкое одеяло совсем не походило на ее собственное. К счастью, сон быстро слетел с Кристины, и она вспомнила, как после Куба Винсент привез ее домой – к нему домой. От того, что они делали потом, можно было покраснеть, но Кристина этого делать не стала.

Она уселась на кровати, думая о том, что дома наверняка бы пришлось щуриться из-за яркого солнца сквозь окно. Комната Винсента утопала я полумраке, никакое солнце не могло продраться сквозь плотные шторы. Сам Уэйнфилд еще спал. Хотя часов нигде видно не было, Кристина не сомневалась, что времени уже достаточно много – но будить Винсента она не хотела. Тем более, когда увидела на столике рядом с ним пузырек с таблетками. Когда-то мать Кристины пользовалась точно такими, поэтому девушка узнала сильное снотворное. Пузырек был пуст почти на треть, а сам Винсент спал вроде бы крепко и без сновидений. По крайней мере, его дыхание было ровным, а сам он выглядел расслабленным.

Тихонько выбравшись из кровати, Кристина пробралась в ванную, где быстро приняла душ и оделась. Когда она вышла, Винсент все еще спал, и девушка не решилась будить его. Вместо этого, она вышла из комнаты, претворив за собой дверь, и отправилась на кухню.

– Привет.

Анабель сидела за столом, подогнув одну ногу под себя. С двумя хвостиками она выглядела совсем ребенком.

– Доброе утро, – кивнула Кристина.

Похоже, Анабель ничуть не удивилась, увидев девушку. Это немного смутило Кристину, и она торопливо занялась кофе. Как она заметила, напитка в кофеварке было ровно на двоих.

– Фредерик дома?

– Он ушел рано, решил сегодня поработать.

Усевшись рядом с Анабель, Кристина увидела, что она читает. Подобный выбор места для чтения немного удивлял.

– Я люблю кухню, – улыбнулась Анабель. Похоже, вопрос читался на лице Кристины. – Здесь уютно. Зачастую кухня – самое уютное место в доме.

По ее лицу пробежала тень, как будто она что-то вспомнила, и Кристина решила не спрашивать. У каждого есть собственные привидения, и не стоит их ворошить без надобности.

Анабель вернулась к книге, а Кристина пила кофе, размышляя, стоит ли взять тост с сыром, лежавший перед ней.

– Доброе утро всем.

На пороге появился взъерошенный и еще толком не проснувшийся Винсент. В одних джинсах, он тоже прошел к кофеварке и вылил в чашку все, что в ней оставалось. После первых глотков он довольно зажмурился и явно почувствовал себя лучше.

– Тебе звонил Фредерик, – сказала Анабель.

– Где он? И что хотел?

– В издательстве. И просил передать, чтобы ты тоже подъезжал, пора решать накопившиеся за ваше отсутствие вопросы.

– О… да, он прав. Почему ты не разбудила меня? Вряд ли Рик звонил только что.

– Не только что. Я тебя не разбудила по той же причине, по которой этого не сделала Кристина.

Анабель улыбнулась, а вслед за ней улыбнулась и сама Кристина. Винсент подозрительно посмотрел на них обеих.

– Тебе же надо выспаться, – пожала плечами Кристина. – Тем более, ты так сладко спал.

Винсент закатил глаза, пробормотав что-то вроде «о, женщины!». Не выпуская из рук чашку с кофе, он пошел к двери.

– Я в душ и к Рику.

Винсент на ходу отхлебнул кофе и исчез за дверью. Некоторое время девушки сидели молча, пока, наконец, Анабель не спросила:

– Надеюсь, ты не забыла о Хэллоуине?

Кристина хотела ответить, что как можно забыть о том, о чем напоминают все, кому не лень. Но решила, что это будет слишком грубо, поэтому просто покачала головой:

– Нет, конечно.

– Отправляемся завтра. Проведем несколько дней в Доме. Нам всем это пойдет на пользу.

У Кристины была сотня доводов, чтобы возразить, но она не озвучила ни один из них. Просто продолжила пить свой кофе. Она сильно сомневалась, что поездка пойдет на пользу Винсенту, как бы он сам не рвался и не думал, будто Дом поможет избавиться от кошмаров. По поводу Фредерика Кристина тоже сомневалась: после истории с Дианой ему было бы лучше рутинно поработать, чтобы окончательно выбросить ее из головы. Даже Анне вряд ли пойдет на пользу Дом – она и так в последнее время странная, кто знает, к чему приведет поездка в подобное место.

Может быть, Анабель полагала, что ей самой хочется в Дом, но Кристина не была уверена и в этом. Как бы то ни было, Анабель Лукаса любила. И вновь побывать на месте его смерти значит вновь разбудить все воспоминания и разбередить раны.

Тряхнув головой, Кристина сосредоточилась на кофе и обнаружила, что его осталось совсем немного.

– Кристина…

Анабель замялась, потом вздохнула и достала из-под книги фотографию, чтобы молча протянуть ее Кристине. С удивлением женщина смотрела на размытый кадр. Несмотря на то, что он был таким нечетким, у нее не оставалось сомнений в изображенном.

– Это же я, – поразилась Кристина. – Откуда фото?

– Из вещей Лукаса. Я забрала их всего пару дней назад. А до этого они пролежали там целый год.

Смысл слов не сразу дошел до Кристины. А потом в голове вновь возникло странное письмо, которое женщина уничтожила и постаралась забыть. Ничего не вышло, оно вновь всплыло в памяти, и чем больше Кристина смотрела на собственные размытые очертания на фото, тем больше убеждалась, что все не с проста.

– Но откуда он знал меня? Я никогда не была знакома с Лукасом Веласкесом!

Анабель только пожала плечами. Почему-то рассказывать ей о письме совершенно не хотелось, и Кристина сочла, что одного фото вполне достаточно, чтобы начать задавать вопросы. Она даже знала кому – Винсент как раз вернулся на кухню.

– Все, я побежал, позавтракаю по дороге, Рик наверняка заждалася.

– Стой.

Винсент застыл в дверях, а Кристина молча подошла к нему и протянула фото. Несколько секунд Уэйнфилд вглядывался в него, потом пожал плечами:

– И что? Очень плохое качество, надо заметить. У тебя есть фото получше.

– Но не сделанные Лукасом Веласкесом.

Винсент нахмурился и снова вгляделся в фото. Как показалось Кристине, только чтобы не встречаться взглядом с ней.

– Винсент, – тихо сказала она, – расскажи, почему у Лукаса было мое фото?

– Понятия не имею, о чем ты. Очень любопытный факт, конечно.

Из Винсента мог бы выйти отличный актер, но Кристина знала, что он врет. Поэтому придвинулась к нему еще ближе и взяла фото.

– Винс, откуда Лукас знал меня?

Уэйнфилд вздохнул:

– Я не знаю. Он следил за тобой. Узнал твое имя, где ты живешь, сделал несколько фото. Я не знаю почему, он никогда не говорил. Но…

– Да?

– Именно поэтому ты стала интересна мне. Сначала я познакомился с тобой, чтобы понять мотивы Лукаса.

– И как?

– Я их не понял. Но ты мне понравилась.

Винсент развернулся и вышел с кухни, а через пару секунд из квартиры, оставив в недоумении и Кристину, и Анабель.

9

Это был действительно тяжелый день. Когда Винсент доехал до офиса, Фредерик уже погряз в груде бумаг и «срочных» дел. Обе его секретарши носились, не присаживаясь, и Винсент решил, что было бы слишком жестоко отловить одну из них и попросить кофе. Поэтому он просто налил себе воды и, не стучась, зашел в кабинет брата. Фредерик поднял голову:

– Наконец-то.

– Мог бы разбудить, если так много работы.

– Ничего, задержишься.

– Рик, ты невыносим.

Винсент отхлебнул воды, а Фредерик улыбнулся и откинулся на стуле. Он потер уставшие глаза и явно решил дать им немного отдыха.

– Ты завтракал? – спросил Фредерик.

– Не успел.

– В таком случае, предлагаю устроить перерыв на ланч – а для тебя завтрак. Заодно расскажу вопросы по последней рекламной компании, там возникли некоторые проблемы. Надеюсь, ты этим займешься.

Винсент кивнул, а Фредерик вызвал одну из секретарш, чтобы она заказала небольшой ланч. Обе девушки были ужасно похожи друг на друга, так что Винсент их совершенно не различал. К тому же, обе напоминали Аду, помощницу Анны, так что вызывали стойкое дежа вю и некоторую неприязнь.

– Нечего пялиться на мою секретаршу, – проворчал Фредерик, когда она ушла. – У нее, конечно, чертовски привлекательная задница, но она здесь для дела.

– Секретарша для дела? – невинно поинтересовался Винсент. – Или задница?

– Маленький засранец. Давай о делах.

– Задницы меня привлекают больше.

Когда принесли ланч, Винсент уже был в курсе дела рекламной компании и сразу сообщил, что на решение всех вопросов у него уйдет пара часов. Уже потом он займется всем остальным, это не такие неотложные дела.

– Давай поедим, и я отправлюсь к себе, решать эти дурацкие вопросы, – предложил Винсент.

Он был из тех людей, кто мог долго готовиться к тому, чтобы наконец-то заняться чем-то полезным. Но едва начинал, как тут же становился собранным и рассудительным, соображая раза в два быстрее, чем среднестатистический человек, успевая делать с десяток дел одновременно и не путаться в них. Именно благодаря этим способностям, он все прекрасно успевал.

– Кристина спросила меня о Лукасе, – сообщил Винсент, когда они почти закончили ланч.

– Да? Что именно?

– У нее есть фото, сделанное Лукасом. Видимо, Ани его нашла.

Фредерик нахмурился:

– И что с того?

– Они обе решили устроить мне допрос, откуда Лукас знал Кристину.

– Ммм?

– Я ответил, что понятия не имею. Сказал, что он следил за ней, но кто может понять мотивы Лукаса.

– Почти правда.

Дальше их полностью закрутили рабочие дела, и остаток дня Винсент провел в собственном офисе, встречаясь с людьми, названивая по телефону и решая с десяток разнообразных вопросов. Это было важно еще и потому, что завтра вечером они собирались отправиться в Дом, а значит, на пару дней выключить телефоны и забыть о работе. Поэтому Винсент постарался подчистить все «хвосты» и оказался дома около полуночи.

В комнате Анабель горел свет, но больше никого не было, и Винсент невольно удивился, куда мог деться Фредерик: офис он давно покинул. Оставалось только надеяться, что он пошел развлекаться, а не решать новые рабочие вопросы. Винсент терпеть не мог излишний, как он полагал, трудоголизм брата, и считал, что тому стоит больше отдыхать.

Не включая свет, Винсент кинул темные очки на столик в гостиной и налил обыкновенной воды. Кинув в нее несколько кубиков льда, он вернулся к дивану и удобно на нем вытянулся. Как прекрасны моменты тишины.

Только теперь Винсент мысленно вернулся к утреннему разговору с Кристиной и Ани. Он хорошо помнил то время, когда Лукас рассказывал ему об «этой девушке». На самом деле, не было ничего необычного, у Лукаса периодически бывали странные фантазии, а уж «залипать» на каком-то предмете подолгу он особенно любил. Винсент даже не знал толком, как Лукас наткнулся на Кристину. Кажется, просто увидел ее музыкальные обзоры.

На самом деле, это было не важно. Куда важнее, что Винсент ничуть не лукавил в остальном: Лукас действительно следил за Кристиной, фотографировал, пока та не замечала, наводил справки. С восторгом он рассказывал потом Винсенту, так что тот многое знал о Кристине задолго до знакомства с ней. Его никогда не волновала подобная одержимость Лукаса, а в тот момент, когда она могла начать внушать опасения, Лукас погиб.

Увидев Кристину в Кубе, Винсент сразу ее узнал. Слишком много о ней слышал, слишком часто видел ее изображения, пусть и не очень хорошего качества. За год она немного изменилась, чуть отрастила волосы, но в целом, не составило труда ее узнать. И Винсент не смог пройти мимо. Ему стало слишком интересно, что же так привлекло Лукаса.

В этом он тоже не лукавил: ответа не нашлось. Кристина оказалась, безусловно, привлекательной молодой женщиной, которая ему определенно нравилась. Но Винсент даже предположить не мог, чем она привлекла такое пристальное внимание Лукаса.

А догадки предпочел оставить при себе.

Обычно Кристина приезжала в клуб задолго до концерта группы, но на этот раз припозднилась, и появилась в зале в тот момент, когда они настраивали инструменты и проверяли аппаратуру. Зрителей еще не пускали, так что Кристина могла оценить большое и стильное помещение, гораздо больше Куба. Но этот клуб она все равно не знала и с некоторой подозрительностью относилась к новому месту.

– Как вам? – она остановилась около сцены.

Ник пожал плечами:

– Звук так себе, но играть можно.

Кристина кивнула и отошла, чтобы не мешать. Увы, в этом новомодном заведении бар сиял новенькими бутылками и лощеным барменом, но совершенно не привлекал Кристину. Она все равно не собиралась пить, а хорошую компанию тут явно не найти. Подумать только: Кристина и не думала, что будет скучать по Кубу.

Forever снова начали играть, настраивая инструменты, и Кристина уселась за один из вип-столиков. Она испытывала что-то вроде гордости, когда вот так наблюдала за группой. Что и говорить, она вкладывала в них много сил, и еще неизвестно, где бы сейчас были Forever, если не Кристина. Она полагала, это справедливое распределение обязанностей: музыкант должен заниматься музыкой, а прочие дела стоит оставить менеджеру.

Глубоким низким голосом Ник исполнил один из куплетов, после чего кивнул и еще о чем-то пошептался с остальными. Но, похоже, все были довольны настройкой, а значит, теперь есть немного свободного времени. Парни разошлись, скрывшись в гримерке, но Кристина не спешила к ним присоединяться. Там сейчас душно и тесно, а тут работал кондиционер. И пока не начала сбираться публика, можно себе позволить немного отдохнуть.

Впрочем, Кристину не надолго оставили одну. Уже вскоре рядом с ней уселся Ник, положив перед ней тонкую желтую папку.

– То, о чем ты просила, – сказал он. – Удобно иметь братьев-детективов, правда?

– Передай Дэйву большое спасибо.

– Но ты же понимаешь, это обычная «официальная» информация, ничего особенного. Все, что ему удалось собрать за пару часов.

– Если бы я хотела копать глубоко, то наняла Дэйва, а не просила об услуге. Пока мне достаточно навести справки.

Кристина открыла папку, которая оказалась действительно тонкой. Внутри лежало всего несколько листов и пара фотографий, распечатанных на принтере. Оказалась даже копия одной газетной вырезки. Не слишком много, но неплохо для начала.

– Можно спросить? – Ник откинул со лба челку. – Кто такой этот Лукас Веласкес, что так тебя заинтересовал? Дэйв сказал, он давно умер.

– Да, мы даже не были знакомы. Но до своей смерти он весьма интересовался моей персоной, и я хочу узнать почему.

Ник пожал плечами:

– Вряд ли пара бумажек, тем более, таких, дадут тебе ответ.

– Посмотрим.

Кристина закрыла папку, решив отложить ее чтение. В конце концов, прошло больше года после смерти Лукаса, теперь днем раньше или днем позже – это ничего не меняет. К тому же, Кристина тоже не была уверена, что сможет отыскать в этих бумагах что-то интересное. Но полезно будет знать, что это за человек, который так пристально ею интересовался.

– Тебя не существует, – пробормотал Фредерик и залпом осушил порцию виски.

– Существую, – раздался шепот над его ухом, тихий, но отчетливый. – Разве ты не хочешь услышать меня?

Вместо ответа Фредерик показал бармену, чтобы тот снова наполнил его стакан.

Эта игра в шепоты и знаки начала его порядком доставать. Голос становился все более настойчивым, но проблема в том, что Фредерик действительно не хотел слушать. Его не привлекали изъеденные тленом загадки, вполне хватает тех, участником которых был он сам. Чем ближе Хэллоуин и отъезд в Дом, тем больше Фредерик думал о событиях годичной давности – и тем меньше хотел размышлять о собственном призраке. Таком странном и неожиданном. Что за чертов голос, вздумавший вторгаться в его мозг?!

Фредерик выпил еще одну порцию виски. Он даже не знал толком, в каком баре находится. Просто когда решил пройтись по вечернему городу, шепот, молчавший весь день, снова дал о себе знать. И, увидев перед собой вывеску бара, Уэйнфилд решил, что это отличный способ избавиться от призрака.

Что ж, попытку можно засчитать. Но окончилась она ничем.

– Фредерик… почему ты не хочешь выслушать меня?

О, как хорошо Фредерик понимал Винсента! Он бы многое отдал за то, чтобы сейчас брат оказался рядом. Но Винсент оставался в офисе решать последние неотложные дела. Или он уже добрался до дома, где наверняка лег спать, выпив очередную дозу снотворного. Винсент не говорил, но Фредерик и без того знал, что даже сильные таблетки с каждым днем действуют хуже и хуже, а просачивающиеся в сознание кошмары становятся все ужаснее. Однажды снотворное не подействует, и что тогда будет делать Винс? Фредерик не хотел об этом думать. По крайней мере, не сейчас.

Он поболтал виски в стакане, и маленькие кусочки почти растаявшего льда сиротливо ударились друг о друга. Эта картина почему-то наполняла унынием, но Фредерик никак не мог заставить себя выпить еще одну дозу алкоголя. На самом деле, он никогда его не любил, и сам не смог бы объяснить, что нашло на него сегодня.

– Фредерик… почему ты не хочешь выслушать меня?

– Черт, да исчезни ты, наконец!

Фредерик сжал стакан, заметив, что бармен странно покосился на него. Похоже, последняя фраза была произнесена уж слишком громко – или слишком эмоционально, что тоже возможно. Может быть, и для него найдутся какие-нибудь волшебные таблетки? Надо определенно поговорить об этом с Винсентом.

– Фредерик…

Уэйнфилд опрокинул стакан виски и попросил еще.

Антураж всегда был на совести Анабель. Отчасти потому что братья не любили им заниматься, отчасти потому что попросту не успевали.

У нее в комнате был целый шкаф, куда она складывала, по словам Винсента, «всякий хлам». Анабель же полагала, что собирает интересные и красивые вещи, многие из которых были памятными. Подсвечник, похожий на тонкую паутинку льда, они покупали вместе с Лукасом, хотя так ни разу и не использовали. Гирлянда из мишуры была немного порвана у основания, но еще вполне неплоха. Особенно если учесть, что она сохранилась с последнего Рождества, которое Анабель и братья праздновали вместе перед тем, как они уехали в университет.

В прошлом году они не отмечали Хэллоуин. Он случился слишком скоро после смерти Лукаса, ни у кого не было настроения праздника. Поэтому каждый провел ночь дома, старательно делая вид, что никакого Хэллоуина не существует.

Этот праздник был важен для каждого из них, хотя имел очень мало общего с тем, что привыкли видеть обычные люди. Хэллоуин стал днем эксцентричности Уэйнфилдов, сосредоточением того, что им хотелось бы видеть. Днем, когда они более, чем когда-либо могли быть собой – и отпраздновать этот факт.

Наконец, Анабель дошла до того, что искала, и, достав из шкафа фонарики, разложила их на кровати. Связка изящных маленьких фонариков, горевших от миниатюрных батареек. Их Анабель закупила небольшой мешочек, так что не сомневалась, этого хватит, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии все дни в Доме. Будет очень красиво, когда она развесит их по стенам и расставит на столах. Лукас всегда усмехался, когда видел фонарики. Он полагал, что они слишком маленькие и оттого смешные. Но Анабель они нравились.

Она и не подозревала, что в то же время в другой части города Анна занималась похожим действом: она перебирала склянки со странными жидкостями. Доставая их с одной из полок комода Лукаса, Анна внимательно разглядывала каждую, размышляя, какую стоит взять с собой, а какая однозначно не пригодится. Про некоторые она даже не могла вспомнить, что это, другие пузырьки запылились настолько, что было вообще сложно разглядеть, какого цвета жидкость находится внутри них. Но, к счастью Анны, она без труда находила то, что ей было нужно.

Когда-то она решила, что хочет стать фотографом именно благодаря брату. Он носил с собой камеру столько, сколько помнила Анна, и в какой-то момент она поняла, что тоже этого хочет.

Впрочем, больше всего ей запомнился один вечер, когда Лукас решил сделать пару кадров в стиле декаданса. Анна позировала, а Лукас крутился вокруг нее, наводя объектив то на ее невозмутимое лицо, то на кружево одежды, то на сигарету в ее руке. Стояла тишина, нарушаемая только щелчками затвора. Это немного нервировало Анну, но она молча терпела, стараясь сохранить на лице нужное выражение скуки.

– Тебе так нравится меня фотографировать? – наконец, спросила Анна, когда ей показалось, что прошла целая вечность.

– Конечно, – Лукас смотрел на нее только в видоискатель, не отвлекаясь от фотографирования. – Очень интересно.

– Правда? Почему?

– Хочу забрать кусочек твоей души.

Звонок разбудил Винсента, и он не сразу понял, где находится, и что происходит. Сев, он несколько раз поморгал, и только тогда понял, что уснул прямо в гостиной, даже приглушенный свет лампы ему не помешал. Видимо, совсем недавно, если ему даже не успел присниться кошмар.

В дверь снова позвонили, и Винсент, чертыхаясь, поплелся к двери. Кто бы это мог быть? Ведь и у Фредерика, и у Анабель есть ключи. Гостю еще повезло, что Винсент не успел выпить свои таблетки и на самом деле лечь спать – тогда его бы никакой звонок не добудился.

Какого же было удивление Винсента, когда он увидел, что на пороге стоит Фредерик. Несколько секунд он приглядывался к Рику, а потом все понял.

– Ты пьян! – поразился Винсент.

– Иии… что с того? – заплетающимся языком спросил Фредерик.

Проигнорировав Винсента, он прошел мимо и направился к дивану, почти рухнув на него. Едва сдерживая улыбку, брат стоял рядом, скрестив руки на груди.

– Вот уж, Рик, никогда не думал, что увижу тебя пьяным.

Тот его, похоже, даже не слышал. И явно собирался улечься спать прямо в гостиной.

– Э, нет, Рик, давай-ка в кровать.

Винсент помог брату подняться и почти дотащил его до комнаты. Едва тот улегся в постель, как тотчас уснул. А Винсент еще некоторое время оставался рядом, наблюдая за спящим Фредериком.

Обычно бывало наоборот. Всегда собранный Фредерик встречал Винсента, который то где-то гулял, то с кем-то пил. В конце концов, даже с Лукасом они познакомились именно так, в очередном баре, где праздновался День рождения их общего знакомого. Правда, в тот вечер ни Винсент, ни Лукас ничего толком не пили, зато после бара Уэйнфилд потащил нового знакомого к себе в гости, где познакомил с Фредериком. Тогда они сидели до утра, пили вино и обсуждали университетские сплетни и собственные взгляды на жизнь.

Винсенту никогда не нравились алкоголь или наркотики. Но он любил отвлекаться – и считал, что это вполне справедливо и гораздо лучше, нежели переживать что-то глубоко внутри и выжигать себя самого. Как всегда делал его брат. Фредерик отвлекаться не умел, ему даже такая мысль никогда не приходила в голову. Может быть, именно поэтому он казался серьезнее и старше.

Но этим вечером старина Рик все-таки напился. И хотя это означало, что у него действительно серьезные проблемы, их всегда можно решить. Тем более, если Винсент ему поможет.

Кристина чуть не опоздала на встречу: остальные ее уже ждали и, похоже, давно. По крайней мере, незамедлительно провели в гараж к машине, куда девушка закинула свои вещи. Она не очень хорошо разбиралась в автомобилях, но без труда поняла, что удобная и большая машина Винсента явно стоит кучу денег. Вместе с Анабель и Анной она устроилась на заднем сиденье, но ничуть не чувствовала себя стесненной.

Машину повел Винсент, что несколько удивила Кристину. Она почему-то была уверена, что в сгущающихся сумерках, да еще на такой сложной дороге за руль сядет более спокойный Фредерик. Но он выглядел мрачным и едва ли сказал пару слов. Усевшись на место, он сразу как-то подобрался и нахохлился и был настолько не похож на привычного Фредерика, что Кристина даже заволновалась. Но в отличие от нее, Винсент был совершенно спокоен и едва заметно улыбался, когда поглядывал на брата.

– Может, водички? – спросил он, усаживаясь за руль.

– Отстань, Винс. Лучше веди машину.

Хихикнув, Винсент вывел машину из гаража.

– Долго ехать? – поинтересовалась Кристина.

Сидевшая рядом Анабель покачала головой:

– Часа через полтора мы будем на месте.

Анна у другого окна включила музыку в плеере и смотрела в окно, Анабель тоже углубилась в чтение, и Кристина вспомнила о тонкой папке, которую передал ей Ник. Отличный момент, чтобы наконец-то почитать.

– Дурацкий день, – проворчал Фредерик на переднем сиденье.

– Рик, ты сам виноват.

Кристине послышалось, что в голосе Винсента прозвучало искреннее сочувствие. Она достала из сумки папку и раскрыла ее. Но прежде чем начать читать, услышала обрывки разговоров Уэйнфилдов, и кое-что привлекло ее внимание.

– Как, говоришь, ее зовут, Элиза?

– Именно так. Не знаю, чего она хочет.

– Элиза? – переспросила Кристина, тут же пожалев об этом.

– Да, – ответил Винсент. – Тебе знакомо это имя?

– Так звали мою сестру. Она погибла несколько лет назад. А что такое?

Братья быстро переглянулись, и Фредерик пожал плечами:

– Давай поговорим об этом в Доме.

В этом было что-то странное, но Кристина не стала настаивать на ответе. В конце концов, скоро они будут в Доме, и она чувствовала, что именно там и начнется самое интересное.

А пока можно немного почитать.

10

Отец Лукаса был испанцем, Родриго Веласкес, родившийся в Севилье и проживший там значительную часть своей жизни. Он неоднократно привлекался полицией за хулиганство, что, вероятно, говорило о его горячем темпераменте. Не известно, почему он решил бежать и почему именно в Англию, но не оставалось сомнений, что это был именно побег. Слишком стремительно Родриго Веласкес бросил все и отправился в другую страну. Но решение было правильным: через год он женился на Элизабет Нортман, англичанке, живущей в Лондоне. Видимо, именно от нее Анна и Лукас унаследовали основные черты лица.

Лукас родился меньше, чем через год. Еще через пару лет на свет появилась Анна. К тому моменту, Родриго Веласкес работал в престижной компании, занимавшейся международными поставками. Разумеется, в отделе, касающемся Испании, и надо думать, там его бурная энергия наконец-то приобрела нужный вектор.

Лукаса и Анну отправили в частную школу, где оба показывали блестящие результаты. Дальше в биографии не было ничего примечательного до самого убийства четы Веласкес. Их нашли в собственном доме: оба отравились мышьяком, подсыпанным в кофе. Говорили о двойном самоубийстве, но в итоге дело осталось темным и до конца не ясным.

Тем временем, Лукас увлекся фотографией, даже участвовал в нескольких выставках. Превосходные знания, позволили ему поступить в престижный Кембридж, где он неожиданно выбрал историческое направление, отдавая предпочтение девятнадцатому веку. Учился он хорошо, регулярно получая самые положительные отзывы преподавателей. Но в то же время несколько раз едва не был исключен за вызывающее поведение.

С отличием окончив университет, он будто бы исчезает на несколько лет, а потом вновь появляется в Лондоне, где снимает квартиру вместе с сестрой. Он работает фотографом и пишет книги на историческую тему, собирает целую россыпь штрафов за неправильную парковку и превышение скорости. В тридцать один год бесследно исчезает – чтобы быть вскоре похороненным. Нет записей ни в отделениях больниц, ни в моргах, ни в полиции, ни на кладбищах. Просто Анна Веласкес всем рассказывает, что ее брат мертв.

Последний пункт несколько смутил Кристину. Она не сомневалась, что Лукас на самом деле мертв, но куда, в таком случае, делось его тело? Она вспомнила о музее смерти, и по спине пробежал холодок. Неужели вместо могилы они положили его кости в потайную комнату, чтобы Анабель могла время от времени любоваться ими? Мысль не казалась такой уж нелепой.

Аккуратно приподняв листы в папке, Кристина посмотрела на газетную вырезку. Ей не хотелось, чтобы сидевшая рядом Анабель что-то заметила. С зернистой фотографии улыбался симпатичный молодой человек, а текст статьи, насколько могла судить Кристина, пробежав по нему глазами, сообщал о том, что Лукас Веласкес вполне мог убить своих родителей. Правда, наследство было весьма небольшим, мотив смутным, и полиция даже не прорабатывала этот вариант, что казалось возмутительным автору статьи. Он полагал, что, вернувшись на выходные из школы домой, Лукас мог подсыпать отраву в кофе, который и выпили родители в понедельник утром.

Кристина закрыла папку и задумалась. Ничего из данных не стало для нее откровением, только газетная вырезка вызвала некоторое долю удивление. И все же ей казалось, как будто она чуточку приблизилась к Лукасу, начала его понимать.

На улице стремительно темнело. А Лондон давно закончился, уступив место глухим пригородам.

– Надеюсь, мы скоро приедем, – проворчала Анабель. – Скоро дороги будет совсем не видно.

– Ничего по…

Винсент резко нажал на тормоза, да так, что машину порядочно тряхнуло, и Кристина больно ударилась локтем. На несколько мгновений все затихло, потом каждый из сидевших начал шевелиться, проверяя, все ли цело.

– Какого черта, Винс? – Фредерик, похоже, был очень зол.

Винсент потрогал ссадину на лбу, и на его руке осталось немного крови.

– Я… мне показалось, там что-то было, – пробормотал он.

– Показалось? Ты нас так угробишь.

Винсент задумчиво смотрел на капельки крови на пальцах и ничего не отвечал. Похоже, это насторожило Фредерика:

– Винс?…

– Поехали, осталось-то минут пять.

Но машина ехать не пожелала. Она кашляла в попытках завестись, но, похоже, то ли сломалась, то ли увязла в земле.

– Прекрасно! – Анна была очень раздражена. – Мы тут застряли.

– Пешком дойдем, – ответил Фредерик.

Он первым открыл дверцу и вышел во мрак, тут же чертыхнувшись. Кристина последовала его примеру и сразу поняла, почему ругался Фредерик: они увязли в какой-то грязи, и тут же оказались в ней, стоило выйти из машины.

Они оставили джип на дороге и направились к Дому – он уже виднелся невдалеке. Ночь была лунной и светлой, так что сбиться с дороги представлялось крайне сложным. И хотя они успели по колено измазаться в грязи, Кристина с интересом рассматривала Дом, к которому они подходили.

С виду он напоминал классический особняк викторианских времен. Массивный, увитый какими-то растениями, он казался совершенно пустым и брошенным. Половицы на крыльце скрипнули, когда Винсент поднялся туда с ключами. К счастью, замок поддался легко и безболезненно, и пока Винсент отправился включать электричество и воду, у Кристины была отличная возможность рассмотреть нижний этаж дома в свете фонарика, который предусмотрительно взяла с собой Анна.

Дом вовсе не выглядел угрожающим. Скорее, попросту безразличным. Его интерьеры были выполнены в классическом колониальном стиле, изящно сочетая массивную мебель с легкими ширмами и странными, явно экзотическими предметами. Африканская маска на стене расположилась над разлапистым креслом с резными ручками, а за тонкой ширмой с китайскими мотивами стояло старинное пианино.

– Нравится? – улыбнулась Анабель, наблюдая за Кристиной.

Та кивнула.

– Если честно, я ожидала иного.

– Дома с привидениями, заросшего пылью и мхом?

– Что-то вроде того. А здесь… так уютно.

Анабель улыбнулась и провела рукой по крышке пианино. Даже в неровном свете фонарика было видно, как от ее руки остался след в пыли. Конечно же, в Доме никого не было больше года, но он не выглядел брошенным или охваченным привидениями. Просто застывшим, даже пыль не бросалась в глаза, пока не акцентировали на ней внимание.

Что-то щелкнуло, и включился свет.

– О, значит, все в порядке, – Анна выключила фонарик и огляделась.

Гостиная оказалась просто огромной, но, похоже, кроме нее, прихожей и кухни на первом этаже вообще ничего не было. Если не считать маленькой двери у лестницы, видимо, ведущей в чулан или подвал. Лестница тоже была странно в стороне, и перед ней Кристина заметила уродливое пятно. Она хотела сказать о нем, но вовремя спохватилась. Кажется, Лукас погиб, упав с лестницы? Заметив, как Анабель старательно пытается не смотреть в ту сторону, Кристина поняла, что ее догадки верны.

С одной стороны пятна начиналась широкая лестница на второй этаж, а с другой была арка, ведущая на кухню. Именно туда отправилась Анна:

– Пойдем, Тина, посмотришь, какие кухни бывают в викторианских домах.

Разумеется, она лукавила. Кристина поняла это сразу, едва зашла на кухню, оборудованную по последнему слову техники. Все встроенное, изящное, сенсорные части и металлические детали искусно упрятаны под деревянные панели – или что-то, имитирующее деревянные панели. Между тем, красивая скатерть на маленьком столике и другие мелочи добавляли кухне уюта.

– Неожиданно, – сказала Кристина.

– Это была идея братьев. Основная обстановка дома осталась не тронутой, только слегка подновленной, но кухню они заменили полностью, посчитав, что она должна быть современной и удобной.

– Они любят готовить?

– Разумеется. Мне иногда кажется, что умение вкусно готовить – отличительная черта Уэйнфилдов. Просто в городе они много работают и почти не занимаются этим.

Кристина с удивлением покачала головой. Она и не подозревала о таких вещах.

– Кроме того, – добавила Анна, – готовить любил Лукас. Обычно именно он этим занимался.

Кристина сразу почувствовала себя неуютно. Как будто перед ней воочию показался призрак Лукаса, поэтому она постаралась как можно скорее уйти прочь.

И замерла на пороге, уставившись на надпись на стене. Точно над дверью в гостиную, поэтому она и не видела ее раньше. Аккуратным почерком было выведено: «Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол».

– Что это? – только и смогла выговорить Кристина.

Сидевшая в кресле Анабель стягивала с рук перчатки и сразу даже не поняла, чего хочет Кристина. Но проследила за ее взглядом.

– Ах, это. Надпись, сделанная Лукасом. И фраза, которую он любил повторять.

В памяти Кристины тут же возникло письмо, полученное спустя год после его отправления. Письмо Лукаса, так пристально за ней следившего. С одной-единственной фразой – этой.

– Что она значит?

– Это из Таро, – пояснила Анабель. – Башня и Дьявол – карты Старших арканов. Если упрощенно, то Башня – это изменения в жизни, разрушение прошлого, которое казалось незыблемым. А Дьявол – искушение, твоя темная сторона.

– Лукас любил красивые фразы, – улыбнулся Винсент.

Он вошел в гостиную, а следом за ним Фредерик. Ни один из них не посмотрел на надпись, как будто знал ее наизусть. Скорее всего, именно так и было.

– Давай я покажу твою комнату, – предложил Винсент. – Мне как раз наверх.

Ванная нуждалась в чистке. Неудивительно, если учесть, что больше года она простояла в бездействии. Водопровод работал, но с трудом, и кран буквально выплевывал воду толчками, расставаясь с ней крайне неохотно. Винсент минут пять тщательно мыл руки, хотя в этом не было необходимости. Ему просто хотелось побыть одному.

Фредерик, разумеется, догадался. Может, он не имел представления, что именно увидел Винсент на дороге, но отлично понимал, что Дом начинает окутывать их, увлекать своим дурманом. Проблема в том, что Винсент сам не мог бы сказать, что именно он видел. Так, неясный, размытый силуэт, он мог принадлежать как мужчине, так и женщине. Он мог быть реальным или всего лишь плодом его воображения. Хотя призраки, подобные голосу Фредерика, его не преследовали, все бывает в первый раз.

Наконец-то выключив воду, Винсент уперся в раковину руками и посмотрел на себя в зеркало. Увы, оно показывало только размытые очертания, едва проступавшие сквозь пыль и грязь. Впрочем, Винсент был готов поспорить, что лучше себя сейчас и не видеть. К тому же, кто знает, может быть, в зеркале отразится вовсе и не он.

В дверь постучали, и Винсент едва не подпрыгнул от неожиданности.

– Винс? – раздался голос Кристины. – Можно?

– Конечно.

Она открыла дверь и нерешительно помялась на пороге.

– Тебе не понравилась комната? – спросил Винсент.

– Что? А, нет, она чудесна. Я хотела узнать, как ты.

С раздражением он снова отвернулся к зеркалу.

– О, только ты еще не начинай!

– Беспокоиться стоит о каждом из нас, иначе мы бы не приехали сюда.

– Обо мне точно не стоит.

– Разве?

– У тебя ведь тоже есть вопросы. И ответы на них ты хочешь получить именно здесь. Что тебя волнует, Кристина?

– Я хочу понять вас, особенно тебя и Фредерика. Хочу понять, зачем Лукас интересовался мной. Ты знаешь, он прислал мне письмо.

– Что еще за письмо?

– Затерявшееся на почте на год. С единственной фразой «Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол».

Винсент и не пытался сдержать улыбку:

– Вполне в духе Лукаса.

– Винс, ты уверен, что он мертв?

– Не задавай мне больше таких вопросов.

Винсент отвернулся, а у него перед глазами снова встали давно, казалось бы, забытые картины. Это теперь осталось лишь бурое пятно перед лестницей, но он отлично помнил, как все выглядело в тот вечер. Вероятно, он никогда не сможет забыть.

– Лукас мертв, – сказал Винсент. – Так, как только может быть мертв человек. Он живет в нашей голове, только потому, что живы мы сами. Но его физическое тело давно мертво и хранится в музее смерти Анабель.

Он повернулся, чтобы посмотреть на Кристину, увидеть реакцию на его последние слова. Но она даже не была удивлена, как будто Винсент всего лишь подтвердил то, что она знала давно. Она смотрела на Уэйнфилда, а потом подняла руку и легонько прикоснулась к ссадине у него на лбу. Винсент вздрогнул и поморщился.

– Эй, лучше не трогай.

– Может, промоешь хотя бы?

– Обязательно. Когда найду здесь что-нибудь чистое.

Кристина вздохнула, но возражать не стала, так что Винсент даже почувствовал себя виноватым. В конце концов, она всего лишь заботилась о нем.

– Однажды, – сказал он, – я исполосовал себе руки лезвием. Как думаешь, меня пугает царапина?

Кристина посмотрела на него с удивлением:

– Лезвием? Зачем?

– У меня было множество причин. Может быть, я даже расскажу тебе о них. Но не сейчас.

Напевая вполголоса, Анна развешивала фонарики по всей гостиной. Анабель этого определенно не одобряла: обычно украшение дома было ее обязанностью, а фонарики они всегда готовили вместе с Лукасом, они же ими занимались. Это была своеобразная драгоценность Анабель, поэтому она не оставила сумку с ними в машине, а взяла с собой. Но Анна опередила ее, едва Винсент с Кристиной ушли.

– Ты же не против, если этим займусь я?

Она лучезарно улыбнулась, а ее руки уже вешали первый фонарик. Наверное, если бы Анабель возразила, ничего не изменилось. То есть, конечно, она могла присоединиться, но этого хотелось меньше всего. Вешать их с Лукасом фонарики вместе с Анной… после всего, что она сделала год назад казалось просто кощунством. Поэтому девушка покачала головой:

– Я приготовлю пунш.

По крайней мере, эту традицию Анна не сможет отнять при всем желании. Готовить Анабель пунш научил сам Лукас, и с тех пор они частенько занимались этим вместе, особенно когда собирались на их вечера. Анна же к плите не подходила в принципе, а любой напиток сложнее вина считала слишком заумным.

На кухне располагался небольшой бар с деревянной дверцей. Девушка достала бокалы и сполоснула их от пыли. Анабель нравилось смотреть, как в полумраке кухни вода стекала по стеклянным граням бокалов, причудливо отражая свет. На миг ей показалось, в одном из них мелькнуло отражение Лукаса, как будто он стоит за ее спиной.

Руки Анабель дрогнули, и бокал упал в раковину, так что от него откололся приличный кусок стекла и несколько мелких.

– Что-то случилось? – на пороге стоял Фредерик.

Анабель покачала головой и аккуратно собрала осколки.

– Все в порядке, просто выскользнул из рук.

– Слишком много воспоминаний?

– Пока не знаю. Мы же только приехали.

– Я видел, как ты старательно обходишь пятно. Только однажды все равно придется подняться по лестнице.

Поморщившись, Анабель выкинула осколки в мусорное ведро. Не останавливаясь, открыла бар и достала початую бутылку рома и целую – вина.

– Рик, я надеюсь, что мои воспоминания дадут мне спокойно жить, в том числе и в этом доме. Скоро увидим. А пока, будь добр, открой вино.

Изначально пуншем был всего лишь напиток из рома, доведенный до кипения с сахаром, водой и фруктами. Анабель хорошо помнила тот вечер, когда Лукас рассказывал об этом. Они стояли перед кухонным столом, и он обнимал ее сзади, одну руку положив на ее ладонь, сжимающую бутылку рома, а на второй зажимал пальцы, рассказывая о главных компонентах.

– Ром… вино… мед… сахар… фрукты…

До сих пор это было что-то вроде ритуальной фразы для Анабель. Она давно выучила формулу, и все равно иногда ей доставляло удовольствие ее повторять. Пока Фредерик занялся вином, вполголоса ругаясь, что на этой кухне, как всегда, не найти штопор, Анабель поставила греться воду. Вместо фруктов был один лимон, который девушка тоже захватила в машине. Она мелко его нарезала, когда Фредерик наконец-то справился с бутылкой и с легким шлепком вытащил пробку.

– Ты еще злишься на Анну? – спросил он.

Нож в руках Анабель на секунду замер, потом вновь пошел резать лимон в прежнем темпе.

– Порой мне кажется, я ее ненавижу.

– За то, что она сделала тогда?

– За все. Анна не должна была так поступать.

– Ее выбор.

– Да. Но мой – ненавидеть ее.

Фредерик не ответил, и Анабель понадеялась, что на этом он закончит разговор. Ей вовсе не хотелось обсуждать свое отношение к Анне, тем более, здесь и сейчас. Слишком близко к смерти Лукаса, слишком рядом с тем местом. К счастью, Фредерик не собирался развивать тему.

– Ты помнишь, как учила Лукаса Таро?

Анабель невольно улыбнулась:

– Разумеется. Он пришел в полный восторг, когда я рассказала ему об основных принципах, и не отстал, пока не вытащил из меня все знания, которые у меня имелись. А потом носился с этой фразой про Башню и Дьявола. Она неожиданно пришла ему в голову и привела в полный восторг, он наделял ее поистине сакральным смыслом.

– Я всегда говорил Лукасу, что из него получился бы отличный писатель. Если, разумеется, он пересилил свою лень и закончил хотя бы один из начатых романов или рассказов.

– Он писал хорошие стихи.

Анабель попробовала кастрюлю с водой: она была горячей. Тогда девушка достала сахар и старательно растворила его в воде, туда же отправился нарезанный лимон. Она повернулась к Фредерику, чтобы забрать бутылку, и с удивлением увидела, что он застыл с широко раскрытыми глазами, уставившись в одну точку.

– Рик?… Все нормально?

Он вздрогнул и перевел взгляд на Анабель. Вымученно улыбнувшись, протянул ей бутылку.

– Да, просто задумался.

Анабель видела, что дело не в этом, но не стала настаивать. В конце концов, если Фредерик не хочет рассказывать, его дело. Во все детали он посвящал только брата.

– Пожалуй, выйду на крыльцо, подышу свежим воздухом, – сказал он.

Девушка кивнула, подливая вино в сладкую воду. Пожалуй, она обойдется без меда, тем более, его в доме все равно нет.

Прохладный воздух немного остудил Фредерика. По крайней мере, прогнал из головы навязчивый шепот. Он снова попытался забраться в его черепную коробку, поговорить и свести с ума. К счастью, Анабель не заметила, как дрожали его руки – если бы она окликнула его на секунду позже, от вина остались одни осколки и лужа.

Облокотившись на перила крыльца, Фредерик смотрел в ночь. На самом деле, он не видел ничего дальше нескольких метров, освещенных из окон дома, только ночь все равно успокаивала. Ему нравилось видеть перед собой смутные очертания, слышать насекомых и птиц. Где-то там в ночи стояла машина, брошенная и увязшая в грязи. Остается только надеться, что завтра они смогут без проблем вытащить ее из этого месива. Все-таки в ней осталось приличное количество вещей.

Входная дверь скрипнула, на миг выпуская свет, потом снова захлопнулась, и рядом с Фредерик точно такую же позу принял Винсент.

– Ани сказала, ты здесь.

– Да, вышел подышать воздухом.

– Снова призрак?

– В точку. Не думал, что она так быстро меня настигнет.

– Боюсь, для привидений расстояния ничего не стоят. От них не скрыться.

– Какая жалость.

Они оба помолчали. Наконец, Винсент вздохнул:

– Думаю, когда мы ляжем спать, будет хуже.

– Мы станем беззащитнее?

– Что-то вроде того. Дом без труда в нас проникнет. Хотя, если честно, я надеюсь, он даст нам хоть немного форы.

– Как ты сам? Что-то чувствуешь?

Винсент беззаботно пожал плечами.

– Пока – ничего. По крайней мере, ничего такого, чего не было в Лондоне. Только секса сильнее хочется.

– Тоже мне новость, – хмыкнул Фредерик.

– Пойдем попробуем пунш Ани?

– У меня другая идея.

Винсент с недоумением посмотрел на Фредерика, но быстро понял.

– О нет, Рик, не так же сразу!

– Почему нет? Я не хочу больше напиваться, чтобы избавиться от голоса.

– Эй, кажется, мы здесь, чтобы понять, чего он, то есть она, хочет от тебя?

– Начнем с завтрашнего дня. А сейчас я просто хочу, чтобы она заткнулась.

– Может, лучше поговорим с Кристиной? Ее сестру тоже звали Элизой.

– Просто совпадение, – отмахнулся Фредерик. – Идем.

Винсент закатил глаза, но возражать не стал. Они оба прошли на второй этаж, в комнату, которая всегда принадлежала Винсенту. В этот раз в ней почти не было его вещей, они остались в машине. Кроме нескольких, которые он захватил с собой. И Фредерик не сомневался, то, что ему нужно, тоже у брата с собой.

– Завтра я тебе такого не позволю, – проворчал Винсент. – Но сегодня, так и быть, развлекайся.

Опустившись на колени, он достал из-под кровати поднос, покрытый слоем пыли. Некоторое время ушло на то, чтобы все промыть в ванной и приготовить. Фредерик терпеливо ждал: как ритуал абсента всегда был на совести Анабель, так и опиум, если они курили его не у мадам Ламбер, оставался прерогативой Винсента.

На самом деле, Фредерик не очень одобрял подобное увлечение. Точнее, тот факт, что опиум у них есть и вне салона мадам. Он даже знать не хотел, какими путями подобные вещи попадали к Винсенту.

– А что, очень даже неплохо, – Винсент передал брату готовую трубку, предварительно ее попробовав. – Я бы предпочел кокаин для веселья, но тебе он сейчас явно не подойдет.

Фредерик кивнул и впустил в легкие дым тлеющего опиума.

Винсента не очень привлекал опиум. К тому же, ему не давала покоя Элиза, сестра Кристины. В отличие от брата он не был склонен верить в совпадения – в принципе, Фредерик тоже, хотя в этот раз он предпочел отмахнуться. Этого Винсент не понимал: если бы к нему попал хотя бы намек на ключ к его кошмарам, он был бы рад воспользоваться им. Хоть попытаться.

Поэтому, оставив Фредерика с опиумом, Винсент выскользнул из комнаты – похоже, брат даже не заметил. Что ж, тем лучше. Наверное.

Анны видно не было, Анабель сидела на диване в гостиной, неторопливо попивая пунш.

– Все тебя бросили? – сочувственно спросил Винсент.

– Ага. Сегодня скучный вечер.

– Боюсь, я тоже не останусь. Не видела Кристину?

– Она в своей комнате, кажется. Пытается понять, можно ли спать на этом белье.

Оставив сестру, Винсент вернулся на второй этаж. В отличие от первого, представлявшего собой, по сути, одну огромную гостиную да кухню, этот был разделен на несколько помещений: вполне достаточно, чтобы разместиться каждому из них и оставить не тронутой комнату с пентаграммой. Ах да, еще оставалась ванная да мрачноватый пыльный чулан, который так любил Винсент. Его привлекали борозды, явно от человеческих ногтей, оставшиеся на двери с внутренней стороны. Что и говорить, он любил вещи с историей.

Постучав в комнату Кристины, Винсент дождался ее разрешения войти и только после этого распахнул дверь. Вся комната словно погрязла в пыли, а сама девушка стояла рядом с кроватью и с растерянным видом держала в руках подушку.

– Фу! – Винсент прикрыл за собой дверь. – Ну, и пылищу ты тут развела.

– Пытаюсь понять, как на этом спать.

– На этом? Дорогая, здесь все год простояло не тронутым. Неужели ты думаешь, мы просто так брали с собой столько вещей.

Кристина сердито кинула подушку на кровать, отчего от нее поднялось еще одно облачко пыли:

– Вот именно: брали! И благополучно оставили в машине.

– Можно одну ночь поспать в одежде. А заниматься сексом на полу очень удобно.

– Ты пришел меня соблазнять?

– На самом деле, я пришел по делу.

Винсент огляделся в поисках того, куда бы сесть. Насколько он помнил, тут должен быть стул и стол. Они действительно были, так что Уэйнфилд подвинул к себе скрипящий стул и уселся на него верхом, положив руки на хлипкую спинку.

– Расскажи мне об Элизе.

Кристина посмотрела на него с удивлением. Потом нахмурилась:

– Это как-то связано с Фредериком, правда?

– Да. Извини, я не могу рассказать тебе подробностей. Это дело Рика. Я даже не знаю, имеет ли какое-то значение именно твоя сестра или это всего лишь совпадение имен. Эх, черт! – Винсент провел рукой по волосам. – Давай ты мне просто расскажешь о своей сестре, хорошо?

– Хорошо.

Кристина пожала плечами и посмотрела на кровать, как будто хотела сесть. Но в последний момент передумала и осталась стоять, прислонившись к столбику кровати.

– Элиза – моя старшая сестра. Ты знаешь, у моих родителей была бурная молодость: отец был музыкантом, мать – журналистом, который писал об отце. Рождение Элизы ничего не изменило: они даже не поженились, потому что считали это совершенно лишним. Так что раннее детство моя сестра провела с бабушкой, той самой, которая держала магический салон. Через три года родилась я, и это все-таки заставило родителей остепениться. Они купили домик за городом, где живут по сей день, являя собой образец благопристойности. В то же время они забрали Элизу, так что мы росли вместе. Да и покинули родной дом почти одновременно: я сразу после школы, а она еще несколько лет работала официанткой.

Она была очень красивой девушкой, с густыми длинными волосами и красивыми глазами, которые сводили с ума мужчин. Кроме того, она была очень умной, поэтому, в отличие от меня, отправилась в Кембридж. Ради этого она работала несколько лет.

Видимо, Элиза должна была учиться примерно в то же время, что ты и Фредерик. Но делала это недолго: после Рождества нам позвонили, чтобы сообщить о ее смерти. Оказалось, у нее было что-то с сердцем, и оно попросту остановилось.

– Печально, – сказал Винсент.

На самом деле, он не имел привычки жалеть о людях, которых не знал. Поэтому думал о том, что на роль призрака, преследующего Фредерика, сестра Кристины не очень похожа. Обыденная смерть, ничего особенного, хотя действительно печально. И главное, никакой связи с Уэйнфилдами, кроме университета, конечно. Только там учится порядка восемнадцати тысяч студентов, так что связь весьма сомнительна. Особенно если учесть, что Элиза пробыла в Кембридже всего полгода.

– Спасибо за информацию, Кристина. Но боюсь, твоя сестра все-таки не имеет отношения к той Элизе, которая беспокоит Фредерика.

Кристина пожала плечами.

– Останешься на ночь?

– Извини, я устал сегодня, так что подожду простыней.

Когда Винсент вернулся в свою комнату, Фредерик уже спал, а опиум давно догорел. Не став ничего трогать, Винсент просто улегся с другой стороны кровати, как и брат, поперек, так что их лица оказались на одном уровне.

Он смотрел в потолок и думал, не было ли ошибкой приезжать сюда. Увязать в грязи, курить опиум, спасаясь от призраков, и слушать о чужих мертвых сестрах.

Винсент с усмешкой подумал, что если бы кто-то сейчас посмотрел на него и Фредерика, то вряд ли отличил одного и другого.

Уэйнфилд прикрыл глаза, и у него мелькнула мысль, что стоит выпить снотворное. Но он так устал, а пузырек надо было искать, поэтому, уже засыпая, Винсент подумал, что ничего страшного не случится, если он уснет так.

11

Вокруг была только темнота. Темнота, которую, казалось, можно ощутить и пощупать. Прикоснуться. Попробовать на вкус. Кристина знала, что идет по коридору старого дома Уэйнфилдов, но ей казалось, она блуждает по лабиринту, уже много часов. Обычная иллюзия темноты.

– Иди, – прошептал кто-то у нее над ухом. – Мы почти пришли.

Ей хотелось обернуться, чтобы заглянуть в лицо говорившего, но Кристина понимала, это глупое и бессмысленное желание. Она все равно не сможет его увидеть. Зато может почувствовать: когда его руки обняли ее за талию, прошлись по ее телу. Прикрыв глаза, Кристина остановилась и шумно вздохнула: идти никуда не хотелось, только стоять и чувствовать чужие прикосновения.

Она знала, что это Лукас. Знала и смутно понимала, что происходящего попросту не может быть. Она никогда не видела этого человека, никогда не знала его. Более того, он давно мертв!

– Ты хочешь меня? – прошелестел голос у нее над ухом.

Слова вывели Кристину из равновесия, она наконец-то попыталась вырваться, отчаянно спасаясь от этих рук, запутываясь в них, слушая негромкий смех Лукаса – Лукаса! Эта мысль окончательно привела ее в себя, и Кристина проснулась, буквально подскочив на кровати.

Она тяжело дышала, и несколько минут потребовалось только на то, чтобы понять, что она всего лишь видела сон, пусть и очень странный.

– Ерунда какая-то, – пробормотала Кристина.

Она поднялась с кровати и уныло отправилась в ванную. К сожалению, эта маленькая комната была одной-единственной на этаже, но никого больше девушка не встретила. Впрочем, ванная ей тоже доверия не внушала, и, сделав мысленную заметку заняться ржавчиной и грязью, Кристина ограничилась умыванием. Хоть что-то.

Рассматривая себя в мутное зеркало и расчесывая волосы, Кристина вспомнила, как только вчера вечером стояла здесь с Винсентом. Интересно, какие сны снились ему этой ночью? Вряд ли в кошмарах являлся мертвый Лукас и начинал обнимать. Кристина поморщилась. Она помнила, что во сне были исключительно приятные ощущения, но сейчас это не вызывало ничего, кроме брезгливости. Ей казалось, будто ее действительно облапал мертвец, а некрофилию она никогда не любила. В последний раз посмотрев с сожалением на грязный душ, Кристина вышла из ванной и направилась вниз, недоумевая, то ли она встала первой, то ли, наоборот, самой последней.

Ее сомнения разрешились уже на верхних ступеньках. Из кухни доносились звуки музыки и легкие ароматы горячей пищи. И чем ниже спускалась Кристина, тем больше ее захватывал запах тостов и свежесваренного кофе.

На кухне хозяйничала Анабель. С собранными в хвост волосами и в большой футболке с Микки Маусом она выглядела совершенно по-домашнему и, как поняла Кристина, непривычно. Впрочем, сама девушка чувствовала себя вполне комфортно. Она колдовала над плитой, а Винсент сидел рядом прямо на столе, пил кофе – по крайней мере, держал в руках чашку, – и подпевал Стингу.

Он заметил Кристину и улыбнулся ей:

– Забавно, я вот в Нью-Йорке ни разу не был. Может, стоит побывать? Буду там самым настоящим англичанином.

Кристина ничего не ответила. На ее взгляд, Винсент будет чувствовать себя комфортно в любой стране и в любом городе, лишь бы там нашлись вещи, которые ему нравятся.

Анабель кивнула на стол, где на тарелке лежала горка тостов.

– Присаживайся. Будешь кофе?

– Не откажусь.

Кристина ощущала себя несколько потерянной, или, вернее, не в своей тарелке. Это чудесное утро, но у нее было дурацкое впечатление, будто оно не ее, будто она вторглась в утро, целиком и полностью принадлежащее Уэйнфилдам.

– Который час? – спросила она, чтобы отогнать странные мысли.

– Десять, – ответила Анабель.

– Фредерик еще спит?

– По крайней мере, не спускался. И Анна тоже.

Видимо, у Кристины все оказалось написано на лице, потому что Винсент рассмеялся:

– О нет, Кристина, они спят не вместе, это точно! По крайней мере, когда я оставил Рика полчаса назад, он был совершенно один.

– А как спал ты сам?

Винсент скривился, как будто ему предложили попробовать на вкус что-то ужасно горькое и неприятное.

– По крайней мере, я проснулся. Это для меня главное.

Он явно не хотел продолжать разговор, и Кристина не стала настаивать. Она взяла один из тостов и намазала его малиновым вареньем. Похоже, оно из запасов Дома, как и сливочный ликер, который Анабель щедро плеснула в чашку.

– Не много ли для утра? – поинтересовалась Кристина, принимая кофе.

– Именно то, что нужно. У нас же праздник, разве ты забыла?

– Ну да, Хэллоуин уже сегодня, – пробормотала Кристина.

Кофе оказался вкусным: у него был привкус шоколада, жареных орехов и, разумеется, сливочного ликера.

– А закончим вечер коньяком?

Анабель улыбнулась:

– Вообще-то я планировала глинтвейн. И… что-нибудь приятное. Мы же сюда не пить приехали.

Мы приехали, чтобы ловить собственных призраков, хотела продолжить Кристина, но не стала. Ей становилось еще более не уютно, когда она начинала думать о тенях, поэтому она предпочла заняться завтраком.

Винсент посмотрел куда-то поверх ее головы:

– О, Рик, наконец-то!

Фредерик выглядел еще толком не проснувшимся, поэтому он ограничился невнятным приветствием и уселся рядом с Кристиной. Анабель сразу поставила перед ним чашку с кофе.

– Похоже, ты спал гораздо лучше, чем я, – мрачно заметил Фредерик, глядя на кивавшего в такт музыке Винсента.

– Ну… я боялся, что в Доме кошмары станут еще больше, как в прошлый раз. Но их почти не было ночью, так что да, я спал хорошо. Иногда начинаешь чертовски ценить тихие ночи.

– Ты прав. Анна еще не проснулась?

– Понятия не имею. И, честно говоря, не хочу проверять. По крайней мере, она еще не спускалась к завтраку. Поэтому, пока мы ее не лицезрели, предлагаю отправиться к машине.

– К машине?

– Ты хочешь оставить ее там, Рик? Я вообще-то рассчитывал, что транспорт будет несколько ближе и не увязший в грязи.

Фредерик вздохнул:

– Да, конечно. Сейчас приведу себя в порядок и отправимся.

После кофе Фредерик явно стал чувствовать себя лучше. Кристине так и хотелось задать ему парочку вопросов о призраках и об Элизе, про которую так хотел что-нибудь выяснить Винсент. Но было очевидно, что это не лучшая идея. К чему портить такое прекрасное утро. Лучше продолжать наполнять его Стингом, тостами с вареньем и, разумеется, кофе.

На улице было холодно. Фредерик подозревал что-то подобное, но почему-то это все равно стало неожиданностью. Его пробрала дрожь, и он обхватил себя руками, надеясь, что тело быстро привыкнет к легкому морозу. По крайней мере, раньше, чем окоченеет.

– М-да, прохладно, – Винсент предусмотрительно одел перчатки, но все равно тер руки друг о друга. Он получше закутал вокруг шеи большой цветастый шарф, спрятав там половину лица. – Ну что, идем, или так и будем тут мерзнуть?

– Как будто дальше теплее, – проворчал Фредерик.

Но дальше и правда стало теплее: движение и привычка делали свое дело, так что пока они добирались до машины по подмерзшей грязи, Фредерик успел почти полностью согреться.

– Опиум помог? – спросил Винсент.

Фредерик нахмурился:

– По крайней мере, никакой Элизы я больше не слышал. Но, может, она просто не захотела меня мучить.

– Вряд ли надолго.

– Оптимист.

Винсент пожал плечами. Он споткнулся и едва на упал в грязь, отчего вполголоса выругался в шарф.

– Рик, я просто начинаю думать, что приезжать в Дом было не такой уж хорошей идеей.

– С чего ты взял?

– С потолка, – огрызнулся Винсент. – Разве ты не видишь, тут и без нас полно призраков, а мы еще везем своих собственных.

Фредерик пожал плечами. Теперь поздно сожалеть о том, что они сделали – или не сделали. Винсент никогда не был склонен к сожалениям, странно, что он заговорил об этом теперь.

Фредерик осторожно покосился на брата, но Винсент, похоже, больше не собирался разговаривать. Завернувшись в шарф, он сунул руки в карманы куртки и шагал вперед, следя за тем, чтобы снова не споткнуться.

Машина стояла несколько дальше, чем рассчитывал Фредерик. По крайней мере, у него уже успели замерзнуть руки, и он пожалел, что не взял с собой перчаток. Стоило об этом подумать, но он почему-то не ожидал, что так резко и сильно похолодает.

– М-да, – Винсент остановился перед машиной и скептически осмотрел увязшие в подмерзшей грязи колеса. – Что за скотство?

– Заморозки, грязь…

– Ну, спасибо, что объяснил. Давай, что ли, попытаемся вытащить нашу колымагу.

– Нет уж. Сначала – залезай внутрь.

Винсент посмотрел на брата с недоумением, но тот пожал плечами:

– Если ты хочешь замерзнуть, то я все-таки предпочту погреться.

– Разумно.

Они забрались внутрь машины и включили печку. Через пару минут она уже начала уютно согревать салон в целом и ноги в частности. Винсент распустил шарф, а Фредерик полностью расстегнул куртку и блаженно зажмурился.

– Не обижайся, – сказал он, – но в данный момент ты очень забавно выглядишь в очках.

Винсент пожал плечами. День стоял пасмурный, и он вполне мог обойтись без очков в доме с занавешенными окнами, но только не на улице.

– Честно говоря, я к ним уже привык.

– Зато по ним нас легко отличить друг от друга.

– Как будто иначе сложно! – рассмеялся Винсент. – Прошло время детства, братик, когда мы могли запросто дурить учителей.

Фредерик тоже улыбнулся. Он отлично помнил то время, когда деревья были выше, трава зеленее, а они оба пытались учиться. Впрочем, конечно, учились, очень даже неплохо. Но куда лучше Фредерик помнил долгие зимние ночи, когда они с братом забирались под одеяло и рассказывали друг другу мрачные истории, которые придумывали тут же, на ходу. В то время у Винсента еще не было таких проблем с глазами, и близнецы действительно были похожи настолько, что могли запросто обмануть учителей, когда им было выгодно.

Едва заметно Фредерик вздохнул. Тогда у Винсента не было проблем с глазами, а его руки не украшали татуированные змеи. Тогда сам Фредерик понятия не имел, чем же толком занимается их отец, и ему не снился призрак Дианы. Не было сотни встреч и расставаний, не было ошибок или сожалений, триумфов и поражений.

Толком не было их самих.

– Вот так бы и уснуть, – пробормотал Винсент. – Тепло и хорошо. Может быть, даже призраки тут не достанут.

– Поменьше думай о призраках.

– Да? А ты не боишься разбудить самого главного, который надежно схоронился в этих стенах?

– Ты о Лукасе?

Фредерик сам поразился, с какой легкостью он проговорил это имя и допустил саму мысль. С какой небрежностью он начал думать о событиях годовой давности.

– Ты же видел все в тот вечер? – спросил Фредерик.

– Еще спрашиваешь. Ты знаешь.

– Да. Конечно. Просто никак не могу понять, почему нас так пугает этот призрак.

Винсент пожал плечами:

– Не только он. За год у нас прибавилось кошмаров и голосов. Страшно подумать, что будет на следующий Хэллоуин!

Он в притворном ужасе закатил глаза, и Фредерик невольно улыбнулся.

– Ладно, – сказал он. – Давай, наконец, займемся машиной. Не знаю, как у тебя, а у меня большие планы на вечер, так что не хочу торчать здесь.

– Что это?

Анна выжидающе смотрела на Кристину, но та, похоже, совсем не понимала, чего от нее хотят. Она только вошла в гостиную, ее волосы были влажными, а значит, она все же отчистила ванную.

Не потрудившись встать с дивана, Анна наклонилась и постучала пальцем по тонкой папке на столе.

– Я об этом. О том, что ты собрала на Лукаса.

Свободной рукой Анна перебирала четки, и их щелчки изящно вплетались в негромкую музыку и пение Анабель с кухни.

– О папке? – Кристина смутилась. – Не понимаю.

Но она прекрасно понимала, Анна это видела. Она сама успела ознакомиться с содержанием листов, поэтому знала, что в них нет ничего особенного. Но Анну возмущал сам факт того, что эта девчонка копала информацию о Лукасе.

– Как она попала к тебе? – Кристина перестала отрицать очевидное.

– Не важно. Главное, какого черта ты искала информацию о Веласкесах?

– Хотела навести справки.

– Это называется шпионаж.

– Извини. Я всего лишь хотела узнать о вас больше.

– Можно было спросить.

Разумеется, Анна ничего бы не стала отвечать. Уж точно не Кристине. Но это не меняло того, что не стоило копать под них. Кристина не имела никакого права.

– Братья вернулись? – Кристина попыталась перевести тему, оглядывая появившиеся с гостиной вещи.

– Только что. Машина перед домом, можешь взять свои вещи.

Кристина быстро скрылась, даже не подумав о том, чтобы забрать папку с собой. Видимо, тоже решила, что информация в ней не особенно важна.

Как попала… Анна презрительно фыркнула. Когда братья принесли оставленные в салоне вещи, заметить тонкую папку было несложно. И если их самих она не заинтересовала, то Анну – очень даже. Особенно когда она любопытства ради открыла первую страницу и увидела имя Лукаса Веласкеса.

Если бы у Анны не было других неотложных дел, она бы обязательно преподала урок Кристине. Чтобы навсегда отбить охоту лезть в чужие жизни.

– Ани, дорогая, сколько можно пропадать на кухне! Мы же сюда отдыхать приехали.

Анабель наморщила носик:

– Если ты не заметил, то в данный момент я получаю от этого удовольствие. А значит, отдыхаю.

Винсент пожал плечами, но возражать не стал. В конце концов, он еще отлично помнил, что сестра прекрасно готовит, а значит, вечером будет вкусная еда, помимо прочих удовольствий.

– Мне уже хочется вечера, – пробормотал он.

Анабель взглянула на него с удивлением:

– Кто же мешает тебе начать развлекаться прямо сейчас?

– Изначально – идиотская машина, застрявшая посреди дороги.

– Ее уже вытащили.

– И то верно.

Винсент уселся на стул, вытянув ноги. Конечно, еще бы неплохо выпить кофе, но вставать было совершенно лениво, а просить Анабель как-то совестливо. Она и без того крутилась вокруг плиты, но что-то вполголоса напевала игравшей по радио новомодной британской группе. Выглядела она вполне довольной жизнью, так что Винсент даже чуточку позавидовал.

С очередной коробкой в руках вошел Фредерик. Молча указав ему на стол, Анабель даже не отвлеклась от сковородки. Коробка звякнула, и Винсент сделал вывод, что в ней, похоже, алкоголь. Как будто его мало оставалось в самом Доме. Впрочем, сборы и списки необходимых вещей были целиком на совести Анабель, Винсент предпочитал не вмешиваться и ни о чем не спрашивать.

Фредерик уселся на стул рядом с братом и достал из коробки бутылку. Ею оказалось красное вино, хотя Винсент не могу видеть этикетку. Без лишних разговоров Фредерик начал ее открывать.

– Эй! – обиженно попыталась оборвать его Анабель. – Это на глинтвейн, между прочим!

Пробка с негромким звуком поддалась.

– На глинтвейн там еще более, чем достаточно, – Фредерик сделал несколько глотков. – Мы хорошо потрудились с этой чертовой машиной, так что можем себе позволить отдохнуть.

Он передал бутылку брату, и Винсент с сомнением ее оглядел. Но он первый раз в жизни видел такое вино, и оставалось лишь надеяться, что они неплохое. Впрочем, так оно и оказалось: сделав пару глотков, Винсент пришел к выводу, что вино отличное, а Дом, похоже, не настолько опасен. Он отдал бутылку Фредерику и улыбнулся:

– А что, вечер, похоже, начинается, и весьма приятно.

– Как мало тебе надо для хорошего вечера.

– О, Рик, в последнее время я стал неприхотлив. Сегодня спокойный день, который обещает быть еще лучше. Я доволен.

Фредерик улыбнулся:

– Догадываюсь, как ты мог бы его еще улучшить.

Винсент с недоумением посмотрел на брата. Но тот довольно улыбнулся и, не собираясь передавать бутылку, салютовал ею и сделал еще один хороший глоток. Тогда Винсент тоже хитро улыбнулся, взял еще одну бутылку вина под ворчание Анабель и отправился наверх.

Происшествие с папкой действительно расстроило Кристину. Помимо всего прочего, она чувствовала себя виноватой, даже мысль о том, что Лукас интересовался ею самой, уже не казалась достаточным оправданием.

Волосы высыхали с трудом, и Кристина десять раз успела пожалеть, что не взяла с собой фен. Но ждать больше не хотелось, поэтому она как раз размышляла, что бы надеть на голову, чтобы выйти к машине за вещами, когда в дверь постучали. На пороге оказался Винсент с бутылкой вина.

– Думаю, надо отпраздновать приезд.

И, не дожидаясь приглашения, он прошел внутрь комнаты, на ходу глотнув открытое, как оказалось, вино. В другой руке у него была пара бокалов, так что, усевшись на кровать, Винсент поднял облако пыли и начал разливать вино. При этом оба бокала так балансировали, что грозились пролить кровавую жидкость точно на старые желтые простыни.

– На самом деле, я собиралась спустить к машине за вещами.

– Правда? – Винсент протянул Кристине один из бокалов.

Она взяла его, но пить не стала. Наоборот, поставила на стол.

– Правда, Винс. Я хочу, чтобы мои вещи были рядом, а кровать застелена нормальными простынями. И тогда я вся твоя.

– Придется поймать тебя на слове.

Он вздохнул и поставил собственный не тронутый бокал и бутылку на стол.

– Тогда схожу вниз. Только никуда не уходи.

– Я постараюсь.

Кристина проводила Винсента до двери, где он неожиданно обнял ее, прижав к стене. Его руки сжимали ее запястья, а пряди волос Кристины щекотали лицо Винсента, когда он целовал ее.

– Мокрые, – улыбнулся он. – Мне нравится.

Он пах вином и морозом, и это нравилось Кристине. Но Винсент отпустил ее и скрылся за дверью, направившись вниз. Оставшись одна в комнате, Кристина вернулась к кровати. Собранные волосы рассыпались по плечам, потревоженные порывом Винсента, но было поздно об этом жалеть. Вместо этого Кристина попробовала вино, и после вкуса губ Уэйнфилда ей на миг показалось, будто он снова целует ее.

Улыбнувшись собственным мыслям, девушка опустила бокал, решив дождаться возвращения Винсента. Можно начинать праздновать! Тем более, когда имеешь дело с Уэйнфилдами, никогда не знаешь, что может прийти им в голову.

Кристина нахмурилась и прислушалась: действительно, в соседней комнате какой-то шорох. Отставив бокал в сторону, она поднялась и подошла к стене, которая, как она помнила, была общей с комнатой с пентаграммой, где никто не жил. Так и есть: настойчивый звук, как будто кто-то скребется с той стороны. Отчаянно и безнадежно.

Невольно вспомнился чулан на этом этаже и глубокие борозды от ногтей на внутренней стороне двери. Еще давно Винсент рассказывал, что они остались от прежнего владельца, который ужасно боялся темноты, но однажды оказался случайно там заперт. Наверное, он скребся точно также: не в силах открыть дверь, не имея возможности выбраться и безумно боясь того, что окружает.

Дверь комнаты скрипнула. Кристина крутанулась на месте и встретилась с удивленным взглядом Винсента, державшего в руках ее вещи.

– Что такое? Все в порядке?

– В соседней комнате кто-то скребется.

Без лишних вопросов Винсент оставил ее вещи и бесшумно вышел из комнаты. Но вернулся буквально через пару секунд.

– Кристина… та комната пуста. Ты уверена, что слышала что-то?

Кристина не сомневалась. Но в голосе Винсента было столько надежды, он так хотел начать праздновать, а не думать о призраках, кошмарах, голосах или черт знает о чем еще. И Кристина была вынуждена признать, что тоже хочет именно этого. Поэтому она улыбнулась:

– Нет, наверное, показалось. В этом доме постоянно ждешь чего-то странного.

Но когда Винсент снова обнял ее, она чувствовала его запах мороза, ощущала вкус вина на его губах, краем уха Кристина все равно уловила тихий, теперь едва заметный, скрежет.

Вино давно закончилось, а Кристина и Винсент успели заняться сексом на новых простынях. Кровать оказалась удобной, и Уэйнфилд уснул, судя по всему, без кошмаров. Кристине показалось, она тоже задремала – ей было тепло и уютно в объятиях Винсента среди обновленных простыней. Но ее разбудил шорох: снова тот скрежет из соседней комнаты, как будто кто-то очень хотел, но не мог выбраться.

Сжавшись рядом с Винсентом, Кристина зарылась лицом в его волосы, надеясь, что шорох стихнет. Но пока, похоже, он не собирался этого делать. Звукоизоляция в доме была отличная, так что Кристина не слышала, что творилось на этаже или, тем более, внизу. И в этой почти тишине шорох казался четким и громким. Невольно вспомнился кадр из ужастика, который девушка смотрела давным-давно: главная героиня прикладывала ухо к стене, а камера показывала, что с другой стороны то же самое делал мертвец. От подобных мыслей становилось совсем не по себе, и Кристина попыталась еще теснее прижаться к Винсенту. Он заворочался и, кажется, проснулся, но открывшаяся в комнату дверь уж точно окончательно его разбудила.

– Веселитесь?

На пороге застыл Фредерик, а шорох стих, как будто его и не было.

– У вас есть минут сорок до глинтвейна и представления Ани.

– Представления? – сонно спросил Винсент. – Какого еще представления?

– Ты разве забыл, что наша маленькая сестренка отлично танцует?

Развалившись на кровати, Винсент улыбнулся, не открывая глаз.

– О да, танцы Анабель… минут сорок, говоришь? Тогда подожди с нами.

– Эй-эй, не так быстро! – Кристине совсем не нравилась эта мысль.

Винсент открыл глаза и посмотрел на нее с удивлением, потом рассмеялся:

– Кристина, в постели можно заниматься множеством удивительных вещей.

Фредерик пересек комнату и уселся рядом с Винсентом. Они оба как-то быстро, четко и без лишних слов поняли друг друга и устроились так, чтобы вместе с Кристиной составить круг.

– Мы будем колдовать? – скептически спросила она.

Завернувшийся в одно из одеял Винсент покачал головой:

– Мы будем рассказывать страшные истории.

И действительно рассказывали. Правда, прежде Фредерик приглушил свет и оставил только свечи на столе в ногах кровати. Их тени и блики изящно ложились на стены и потолок, путались в убранном пологе кровати и придавали лицам странное, потустороннее выражение.

Начал Фредерик. И поведал историю о похищении и о том, как жертва перещеголяла похитителя в безумии и подвесила его распотрошенные внутренности на люстре. В мрачном доме на отшибе эту историю было особенно хорошо прочувствовать, и Кристина невольно поежилась. Она и думать забыла о таинственном шорохе, который больше не повторялся. Вымышленные ужасы теперь занимали куда больше.

Едва закончил Фредерик, Винсент выдержал подобающую моменту паузу, и начал рассказывать собственную историю. В его глазах отражались свечи, а низкий голос буквально гипнотизировал. И он рассказывал о брате и сестре, которые жили в этом доме когда-то давно, о глазах в банках и коллекции черепов. О том, как на одном из них была записана эта история, прежде чем были выпущены пули, чтобы оборвать жизни оставшихся героев.

Когда Винсент замолчал, все трое еще несколько минут провели в тишине. Пока, наконец, Кристина осторожно не прочистила горло:

– Теперь моя очередь?

Фредерик покачал головой:

– Боюсь, что в следующий раз. Иначе Ани будет нас ждать, а она очень злится в таких случаях.

Пока Винсент и Кристина одевались, второй Уэйнфилд погасил свечи, оставив только приглушенный электрический свет. Все вместе они последовали в комнату с нарисованной пентаграммой.

Ее самой не было видно: весь пол покрывали цветы. Приглядевшись, Кристина поняла, что это орхидеи. Анна уже ждала их: держа в руках бокал с вином, она сидела на кровати, закутанная в черный шелковый халат с то ли японскими, то ли китайскими мотивами.

– Наконец-то! – улыбнулась стоявшая посреди цветов Анабель. – Ну-ка по глинтвейну, пока он не остыл, и готовьтесь смотреть.

Она была в красивом синем платьем, но рассмотреть подробности изящно задрапированной ткани было попросту невозможно в скудном свете свечей. Кристина и Уэйнфилды взяли по глинтвейну с маленького столика у стены и уселись рядом с Анной, приготовившись.

Неуловимым движением Анабель включила музыку, и комната наполнилась приятными неторопливыми звуками, чем-то средним между современной электроникой и шаманскими напевами. Также медленно начала двигаться Анабель: ее босые ноги легко ступали по цветам, руки взлетали, а вслед за ними и широкие рукава платья, будто птичьи крылья. Но едва мелодия сменилась на более быструю, Анабель сделала еще одно неуловимое движение, и платье опало к ее ногам бесформенной грудой ткани. Совершенно обнаженная, она выскочила из синевы и закружилась на цветах, взметая их нежно розовые (или такими они казались при свечах?) лепестки.

Глинтвейн был прекрасен. Сладковатый, терпкий и, разумеется, горячий. Он опьянял и согревал, а движения Анабель казались спаянными в единое целое друг с другом и с музыкой.

Кристина даже не поняла, когда закончился танец: то ли до поцелуя Винсента, то ли уже после него. Во всяком случае, глинтвейн оказался допит, а сама Анабель, так и не одевшись, шептала ей на ухо:

– Идем. Идем дальше.

Видимо, в подогретом вине были не только традиционные травы, но и что-то из личных запасов Анабель, не зря же кто-то из братьев говорил, что она любит добавлять в напитки некие, одни ей известные, снадобья.

Они пришли в ванную. Наполненную какой-то темной жидкостью, а вокруг тоже валялись цветы.

– Кто первый хочет искупаться? – улыбнулась Анабель.

Судя по запаху, это было вино. Кроваво-красное вино, наполнявшее всю ванную. Винсент подошел первым, но, похоже, не собирался купаться. Со странным, застывшим выражением лица он сунул кончики пальцев в жидкость, но тут же отдернул их.

– Пожалуй, я останусь в комнате. Подожду вас там.

Фредерик с удивлением посмотрел вслед брату, но не стал его останавливать. Анабель же, так и не потрудившаяся одеться, с веселым смехом залезала в ванную.

Вернувшись в комнату, Винсент уселся прямо в цветы. Теперь их примятые лепестки, их сохранившееся изящество казались насмешкой. Насмешкой над тем, что он позволил себе забыть о кошмаре, позволил не узнать его.

Все эти танцы посреди орхидей. Ванные, наполненные кровью… ах да, не кровью, а вином. Но это ничуть не меняло дела: ванная хорошо напомнила о повторяющихся кошмарах, где были почти те же самые сюжеты. Не хватало только четок Анны, но Винсент не сомневался, что они всегда с ней и уж точно были сегодня днем, даже если он их не видел.

Его кошмары просто описывали этот день – и тот, что был больше года назад, неясным ощущением намекали на него. Зачем? Сны всего лишь вели к этой ночи?

Дверь скрипнула, но Винсент не стал оборачиваться. Только когда его руки коснулся черный шелк, он понял, что пришла Анна – последний человек, которого он ожидал и хотел видеть.

– Что случилось, Винс? Ты ушел так стремительно.

– У меня нет настроения обсуждать это с тобой.

Он резко поднялся.

– Ты не забыла, Анна? Сегодня Хэллоуин. Истекает обещание, данное Лукасу.

– Я помню. Только не надо говорить, что ты жалеешь о том, что было.

Винсент пожал плечами. Анна продолжала сидеть на полу, не поднимая головы, так что за густыми темными волосами было невозможно увидеть выражение ее лица.

– Лучше пойду к себе, – сказал Винсент. – Передай остальным, пусть празднуют без меня. А я попробую поспать – если смогу, конечно, в этих оживающих кошмарах.

– Я могу тебе помочь, – неожиданно сказала Анна.

Уэйнфилд уже успел дойти до двери, Анна не видела его, но так и не повернулась, как будто не хотела его видеть. Как будто это не было нужно.

– Я могу помочь, – повторила она. – Если ты хочешь спать. Помнишь снадобья Лукаса? У меня кое-что осталось, снотворное там точно есть.

Конечно же, Винсент не собирался ничего принимать от Анны – как минимум потому, что от нее. Ему вообще не хотелось ее больше видеть, и радовала только мысль, что больше не придется защищать и оберегать ее, как того хотел Лукас.

Но потом он увидел четки в руках Анны. Они почти сливались с ее густыми волосами и темным шелком, распластанным на цветах. Но Винсент хорошо видел отблески свечей на маленьких бусинах. Он слышал щелчки, когда Анна неторопливо и по привычке перебирала их. Еще один маленький штрих его кошмаров, которые набирали силу.

– Хорошо, – сказал Винсент. – Где твое снотворное?

Без Винсента все стало пресным и скучным, так что Фредерик вскоре тоже покинул ванную. У него была мысль отыскать брата, чтобы выяснить, что же вдруг так резко изменило его настроение, но он уважал стремление к уединению и чувствовал, что сейчас Винсенту нужно именно оно. Он только надеялся, что Анна пошла не за ним.

Облокотившись на перила лестницы, Фредерик наблюдал с верхней площадки весь первый этаж в приглушенном электрическом свете. Насколько он помнил, яркого здесь не было никогда, Лукас об этом позаботился.

О да, Лукас. Вон все, что от него осталось, бурое пятно внизу лестницы. Если б все зависело только от желания Фредерика, он бы давно вытравил его, сменил пол, если потребуется. Но Анабель никогда не позволит подобного. Она с таким остервенением держится за каждый клочок памяти о Лукасе, как будто…

…как будто ее не было здесь той ночью.

Половицы за спиной Фредерика скрипнули, и он знал, что это брат. Что ж, наконец-то. Фредерик обернулся:

– Ты все-таки решил к нам присоединиться?

Винсент его, похоже, не слышал. Он привалился спиной к стене и тяжело дышал, его била крупная дрожь. Только тут Фредерик начал понимать, что здесь что-то не так. Он схватил брата за плечи и хорошенько встряхнул:

– Винс? Что ты принимал, Винс?

Но тот его не слышал: его глаза закрылись, а тело обмякло, так что Фредерику пришлось усадить брата на верхней ступеньке, прислонив к стене. Не на шутку испугавшись, Фредерик начал трясти Винсента, но это не помогало.

Из ванной появилась Кристина, но, едва увидев открывшуюся картину, она тоже встревожилась. Винсент по-прежнему не приходил в себя, хотя Фредерик видел, что он размеренно дышит. Его лицо стало белым полотном, а губы приобрели какой-то синюшный оттенок. Фредерик был близок к панике, потому что понимал, что ничего не может сделать.

– Спокойно! – Кристина вовремя взяла дело в свои руки. – Быстро неси его в комнату.

Когда Винсент был все-таки уложен в постель, а на шум прибежали Анабель и Анна, стала очевидной одна вещь: Винсент спокойно и размеренно дышал, можно было решить, что он спит. Только просыпаться он не собирался. И разбудить его было невозможно.

12

Ему здесь не нравилось. Хотя он не мог толком объяснить, где находится это «здесь», он четко знал, что ему тут не нравится. Блеклые коридоры, в которых не было ни единого человека, кроме него, давно затихшие лифты… ему казалось, он теряется в этом сумрачном электрическом свете, в этих коридорах и палатах. Палатах! Ну конечно, стоило догадаться, куда забросит его кошмар.

Винсент поежился. Он отлично понимал, что это всего лишь сон, пусть снова мрачный и насыщенный неприятным ощущением чего-то призрачного и неотвратимого. Но не более, чем сон. Тем не менее, он также хорошо понимал, что пока не может проснуться, как бы того не хотел. Об этом Винсент предпочитал не задумываться, иначе мысль начинала пугать.

Если он здесь, значит, это не спроста. Помявшись некоторое время посреди коридора, где он так внезапно очутился, Винсент решил двигаться вперед. В конце концов, это лучше, нежели стоять на месте и бояться неизвестно чего.

Он не старался идти тихо, но его шаги будто бы увязали в окружающем пространстве, терялись и сливались с тишиной. А коридор казался длинным и ужасающе бесконечным.

Чтобы отвлечься от мыслей об окружающем, Винсент быстро оглядел себя: как ни странно, его внешнего вида кошмар не коснулся, он оставался в темных джинсах и рубашке. Вот только руки, там, где старые шрамы покрывали татуировки из змей, теперь были плотно затянуты бинтами. Винсент нахмурился и еще быстрее пошел по коридору. До поворота оставалось совсем чуть-чуть, а, как известно, очередные ужастики из кошмара должны являться именно за поворотом.

Но монстра не было. Истекающего кровью трупа в полиэтиленовом мешке – тоже. За поворотом оказался всего лишь тупик с двумя дверьми в палаты по разным сторонам и человеком. Он небрежно прислонился к стене, скрестив руки на груди, его волосы были невероятно светлыми даже в тусклом коридоре, а на губах блуждала знакомая то ли усмешка, то ли улыбка. Как ни странно, Винсент даже не был удивлен этой встрече. Он спокойно поздоровался:

– Привет, Лукас.

– Давно не виделись, Винс. Вижу, ты даже не удивлен.

Уэйнфилд не ответил, только пожал плечами. В какой-то степени, видеть во сне мертвых даже проще, чем живых: не удивляешься их поступкам, не пытаешься решить возникшие с ними реальные проблемы. Мертвые – они из другого мира. Они вытащены из тех уголков подсознания, где стоит табличка «воспоминания». А память не может причинить боли, только если сам не позволишь ей этого.

– Ты не считаешь меня настоящим?

Винсент снова пожал плечами.

– Может, ты и прав, – вздохнул Лукас. – Никогда нельзя быть уверенным, то ли духи взаправду являются в наш мир, то ли это наше сознание выкидывает кренделя.

Эта была манера Лукаса говорить, но Винсент не удивлялся и спокойно ждал. Не может же призрак стоять вечно и рассуждать о весьма отстраненных вещах. Но Лукас, похоже, никуда не торопился.

– Видеть во сне мертвых не так страшно, правда, Винс? Видеть их в жизни куда страшнее. Ты ведь помнишь это.

Руки будто бы обожгло, Винсент вскрикнул и увидел, что на бинтах выступают кровавые разводы, как будто старые шрамы, находившиеся под ними, вмиг стали свежими и вновь истекающими кровью.

– Какого черта?…

Он посмотрел на Лукаса, но тот пожал плечами, повторяя действие самого Винсента, еще минуту назад казавшееся таким правильным.

– Неужели ты думал, что можно так просто отмахнуться от прошлого? И от призраков. И… от меня.

Винсент не стал слушать. Он резко дернул на себя дверь одной из палат и вошел внутрь. Но оказался вовсе не в больнице, а в комнате в Доме. Той самой комнате, где еще недавно они были с Кристиной, где рассказывали страшные истории вместе с Фредериком.

Он видел себя. Лежащего на кровати и будто бы спящего. Рядом о чем-то беседовали Фредерик и Кристина, но их голосов не было слышно, как будто кто-то выкрутил ручку громкости до нуля. Анабель сидела на кровати и гладила руку того Винсента, что лежал. Анна тоже была здесь, стояла в тени и едва заметно улыбалась.

– Что ты мне дала? – глаза Винсента сощурились, хотя он понимал, что присутствующие в комнате не могут его слышать.

Руки невольно сжались в кулаки, отчего снова заболели старые шрамы. Впрочем, теперь они не были такими уж старыми: бинты промокли насквозь.

Она решила его отравить. Теперь это стало ясно, и оставалось только корить себя за то, что он не понял раньше. Не распознал. Не догадался, что Анна никогда не будет делать ничего просто так, по доброте душевной, особенно в тот день, когда истекает срок ее логичного пребывания рядом с Уэйнфилдами.

Ни для кого не было секретом, что Анна влюблена во Фредерика, давно и безнадежно. Винсент не мог бы сказать, влюбилась она после смерти Лукаса или до нее, по крайней мере, при брате она тщательно скрывала. А потом это перестало быть секретом. И странное обещание, которое потребовал с Винсента Лукас незадолго до своей смерти, приобрело иной смысл. Оно держало Анну рядом с Уэйнфилдами, пусть и совсем не с тем братом, с кем она хотела быть.

Но теперь все должно завершиться. И Анна решила закончить по-другому.

Винсент обернулся к двери, из которой пришел. Она была едва приоткрыта, в щели виднелись тусклые стены больничного коридора.

– Зачем ты взял с меня это обещание? – прошептал Винсент. – Зачем ты хотел, чтобы я был рядом с ней? Или… она была рядом с нами?

Разумеется, в ответ он не услышал ничего, кроме тишины. А капельки крови успели добраться до его ладоней и теперь срывались с кончиков пальцев. Кап-кап. Единственные звуки, нарушавшие тишину. И где-то вдалеке было слышно, как течет вода, будто бы наполняя ванную. Как в тот день, когда его нашел Фредерик.

Оставалась дверь второй палаты, и Винсент, не задумываясь, вышел из комнаты и раскрыл ее.

– Мы ничего не можем сделать?

Кристина покачала головой:

– Не думаю.

Фредерик вздохнул, с трудом пытаясь сохранять спокойствие. Видимо, Кристина это почувствовала, потому что осторожно положила руку ему на плечо:

– Думаю, все будет в порядке, он же просто спит. Скоро проснется.

– Надеюсь на это, – он отодвинулся от Кристины. – Извини, я хочу немного побыть один. Если что – сразу зови, буду в соседней комнате.

Девушка кивнула, а Фредерик в последний раз посмотрел на брата и развернулся, чтобы выйти. Он не смотрел ни на стоявшую у стены Анну, ни на присевшую на кровать Анабель. Уэйнфилду казалось, часть его сознания тоже пребывает во сне, ему даже казалось, он смутно видит какие-то тусклые стены, длинные коридоры. Он потер вдруг занывшие запястья, и его взгляд замер на пятнах на полу. Опустившись на корточки, Фредерик коснулся их пальцами, потер, для уверенности даже понюхал.

– Что это? – спросила Кристина.

– Кровь. Немного и, кажется, свежая.

– Откуда здесь кровь?

Уэйнфилд пожал плечами, выпрямляясь:

– Не знаю, но мне это не нравится.

Комната как будто давила на него, хотелось бежать и бежать, вперед, надеясь, что там будет что-то нужное и важное. Такое, что ускользало от взгляда раньше. Но Фредерик никуда не побежал. Он остановился в соседней комнате, где пол еще был усыпан цветами. А из-под них кое-где проглядывала бурая пентаграмма, нарисованная, кажется, еще в прошлой жизни. Только теперь она ярко светилась голубым, затмевая даже не успевшие догореть свечи. Она сверкала и пульсировала, будто сердце.

– Красиво, не правда ли?

В светло-голубом мерцании женщина, сидевшая на кровати, оказалась хорошо видна. Ее кожа была такого же мертвенного цвета, как сама пентаграмма, но Фредерика это ничуть не пугало. Он спокойно прошел по орхидеям и уселся напротив нее, прямо на пол, прислонившись спиной к стене.

– Здравствуй, Диана. Что это решила прийти?

– Сегодня такая ночь, мой дорогой. Ночь, когда призраки проникают на землю.

– Чтобы пугать живых?

– Чтобы рассказывать. Только в эту ночь смертные могут услышать.

– Мне кажется, – усмехнулся Фредерик, – в этом доме мертвых можно услышать всегда.

– О да, очень хорошее место для нас.

Фредерик устало вздохнул. Он уже порядком устал от призраков и прочей чертовщины. Спиной он прижимался к стене комнаты, где сейчас лежал его брат, и чувствовал, что тот еще спит. Это волновало куда больше, чем все, что могли рассказать призраки.

– Я хочу, чтобы ты послушал меня, – сказала Диана. – Послушал и узнал, кто меня убил.

– Тебе это так важно? Говори тогда быстрее.

– Ох, Рик, прояви хоть чуточку уважения к мертвым! Тем более, Анна убила меня именно из ревности к тебе.

– Анна? Ты это серьезно?

– Абсолютно. Она не хочет делить тебя с кем бы то ни было.

Фредерик поморщился. Это вполне в духе Анны, ей плевать на то, что Фредерик не хотел ни ее, ни Диану. Было немыслимо, что Анна способна на убийство… но если она полагает, что ее бог простит подобную деталь, то вполне может совершить еще и не такое.

– Мне очень жаль, – сказал Фредерик.

– Надеюсь, ты хоть немного мне сочувствуешь. Анна… она ведь только что отравила твоего брата.

– Она… отравила его? Зачем?

– Чтобы уничтожить. Ты отверг любовь женщины, и она легко перешла к ненависти. Она хотела причинить боль тебе.

Фредерик не мог этого понять, попросту не мог. Диана улыбнулась, холодно и мертво:

– Женщины – такие женщины, мой дорогой. Не пытайся понять нашу логику.

– Я убью ее, – пробормотал Фредерик.

– Зачем? Тебе мало призраков? Мой совет, Рик: оставь ее в покое. Она получит свое. Лучше подумай о брате и о том, зачем вы здесь.

– Зачем мы здесь? – тупо повторил Фредерик, не понимая, что имеет в виду Диана.

– Не ради Хэллоуина. Не ради призраков. Вы здесь, чтобы тайное, наконец, стало явным. Чтобы все древние истории получили свое завершение. Нельзя двигаться вперед, не отпустив прошлое.

Фредерик плотно сжал губы и ничего не ответил. Пока Диана говорила четко и ясно, все было понятно и не требовало пояснений. По большому счету, он даже не был удивлен, что именно Анна стала убийцей. Что именно она пыталась отравить Винсента.

Но теперь призраки начинают разговаривать в своей обычной манере «понимай-как-хочешь», а у Фредерика больше не оставалось ни сил, ни желания на загадки. Он не хотел их знать, не хотел разгадывать. С него хватит. Он просто желал, чтобы проснулся брат, чтобы наступило утро, и они уехали из этого чертового дома, оставив всех призраков и убийц.

Диана подошла вплотную к Уэйнфилду, и он мог видеть рваную рану на ее горле со старой, давно запекшейся кровью.

– Спроси Элизу, – прошептала Диана ему на ухо. – Спроси Элизу, и она даст ответы на многие вопросы.

Анабель тоже не стала сидеть рядом с Винсентом.

– Ты будешь здесь? – спросила она Кристину.

Та кивнула. И хотя Анабель предпочла бы остаться с братом, ей тоже хотелось немного побыть в одиночестве. Это самое верное дело в такую ночь.

Поднявшись с постели, Анабель прошелестела длинной юбкой в сторону двери. Анны в комнате уже не было, похоже, она успела незаметно уйти, но вряд ли это кого расстроило. Анабель не знала, на сколько хорошо понимал Фредерик или тем более Кристина, но сама она не сомневалась в том, кто дал Винсенту что-то под видом снотворного.

Остановившись перед дверью, Анабель опустилась на колени и всей ладонью накрыла лужицу крови, непонятно как появившуюся. У нее не было идей, откуда она могла возникнуть, но девушка вовсе не была удивлена.

Не пытаясь вытереть испачканную в крови руку, Анабель поднялась и направилась в свою комнату.

Там висело большое зеркало. Купленное на одном из лондонских Блошиных рынков, оно занимало значительную часть стены рядом с кроватью. В массивной раме оно казалось невероятно старым, хотя Анабель подозревала, что само зеркало гораздо новее этой рамы.

Остановившись перед ним, девушка несколько секунд смотрела на свое отражение, потом аккуратно приложила к стеклянной поверхности ладонь, будто хотела вытереть руку. Но вместо этого оставила только размытый отпечаток.

– Ты хочешь, чтобы кровь была повсюду?

Девушка вздрогнула:

– Разумеется, нет. У нее не очень приятный запах.

Послышался смешок. Потом что-то, отдаленно напоминающее шелест, и Анабель наконец-то подняла глаза на зеркало, на раме которого все еще лежала ее рука. Как она и ожидала, на нее смотрело вовсе не собственное отражение, а знакомые серые глаза на бледном лице среди вороха светлых волос.

– Здравствуй, Лукас. Долго же ты ждал, чтобы вернуться.

– Все имеет свой срок, моя дорогая.

Она боялась пошевельнуться, хотя знала, что это никак не повлияет на отражение. Если Лукас решил прийти, то уже не уйдет так просто, по крайней мере, не в эту ночь.

– Я вижу, теперь у обоих братьев по призраку и кошмару.

– У каждого собственное привидение.

– А я – твое любимое.

Анабель улыбнулась и кивнула. Разумеется, Лукас был ее призраком. Он всегда был ее. Что бы не происходило, как бы все не оборачивалось, он всегда был ее и только ее. И он знал это – знал при жизни и, разумеется, не забывал после смерти.

– Тебя сложно забыть, – согласился Лукас, прочитав ее мысли. – Ты знаешь, я бы никогда не смог.

– Но ты мог попытаться.

Он не ответил. Только его ладонь поднялась с другой стороны зеркала, как будто он хотел протянуть руку, коснуться Анабель. Но остановился рядом с рамой, его пальцы только опустились на ее ладонь.

– Ты ведь знаешь, это кровь твоего брата, – сказал Лукас.

Анабель кивнула. Она прикрыла глаза, ощущая холодное, но неуловимо знакомое прикосновение.

– Да, это кровь Винсента. Что с ним происходит?

– Он перешел грань, которую не стоило переходить. Но ты же понимаешь, твой брат слишком восприимчив, чтобы пройти мимо подобной ночи. Мимо подобной обстановки.

– Он скоро вернется. А почему вернулся ты?

– Мне захотелось. Разве ты не помнишь?

Анабель открыла глаза, чтобы встретиться с прямым, слегка насмешливым взглядом серых глаз. Ладонь Лукаса в последний раз скользнула по ее испачканным в крови пальцам и исчезла внутри зеркала.

– Разве ты не помнишь, моя дорогая? Значение имеют только наши желания.

Винсент даже не удивился, когда дверь второй палаты вывела его в собственную ванную. Его удивил только тот факт, что в ней откуда-то появилась вторая дверь. Даже не обратив внимания на слабо колышущуюся темную жидкость, Уэйнфилд направился к новопоявившейся двери.

Это был лабиринт. Состоящий из странной темной субстанции, которая колыхалась почти также, как жидкость в ванной. Винсент сделал осторожный шаг вперед, не обращая внимания на то, что давит подошвами цветы, усеявшие то, что должно быть полом. Дверь за спиной захлопнулась, но Уэйнфилд не стал оборачиваться: он знал, в обратную сторону прохода нет, можно двигаться только вперед.

Когда братья учились в школе, был у них один знакомый, то ли Джон, то ли Дон. По имени его никто не звал, он был известен исключительно как Умник. Он был ходячей иллюстрацией к представлению о том, как должны выглядеть умники: маленький, щуплый, с большими очками и знающий абсолютно все. Много лет спустя он превратился в привлекательного молодого человека, сменил очки на линзы, увлекся спортом и сделал головокружительную карьеру в юриспруденции – Уэйнфилды не раз пользовались его услугами, и он навсегда стал мистером Рэнфилдом.

Как ни странно, в школе Умника тоже любили. Видимо, за его чувство юмора и за то, что он рассказывал не скучные факты, а интересные и познавательные вещи. Вместе с Винсентом они играли в настольную игру «Змеи и лестницы», которую все остальные почему-то очень не любили. И как-то во время нее Умник рассказывал о лабиринтах. О том, из чего они состоят и как из них выбираться. Было несколько способов, но Винсент запомнил только самый простой – потому что позже применял его на садовом лабиринте в доме каких-то знакомых родителей и остался в полном восторге.

Винсент подошел к стене лабиринта. В тусклом свете невозможно было определить, из чего она состоит, но по виду напоминала кусок колышущегося свежего мяса.

Простой алгоритм. Правило одной руки.

Поморщившись, Винсент поднял правую руку и прикоснулся к темной жиже. На ощупь стена оказалась холодной и влажной. Не отрывая ладони, он пошел вперед, стараясь смотреть под ноги, а не вокруг. И не обращать внимания на пульсирующую боль в руках, где бинты давно пропитались кровью.

Быть в одиночестве казалось непривычным. Странным. Не естественным. И хотя Фредерик знал, что ему стоит делать, он никак не мог сосредоточиться. Даже призрак Дианы исчез, а он продолжал сидеть на полу, прислонившись спиной к стене, и слушать собственное дыхание в мерцании пентаграммы.

Сами собой всплывали картины ночи больше года назад, когда погиб Лукас. Но Фредерик не сомневался, что дело не только в том. Не только в Лукасе.

– Элиза, – прошептал Уэйнфилд одними губами.

Ему показалось, будто лица коснулся легкий ветерок, но в остальном в комнате ничего не изменилось. Не возникло очередного силуэта с перерезанным горлом, не явилось лицо или что-то подобное. Даже голос в голове не возник. Но Фредерик знал, что таинственный призрак его слышит и слушает.

– Элиза, – повторил он увереннее. – Ты ведь сестра Кристины, правильно?

– Да, – прошелестел ответ. – Не бывает ничего случайного.

О да, в этом Фредерик не сомневался.

– Почему ты пришла именно ко мне?

– Ты и твой брат очень восприимчивы. Но у него собственные кошмары и призраки. Ты был чист, поэтому я выбрала тебя.

– Почему мы?

– Потому что вы наиболее близки к ним.

– К ним?

– К Лукасу и Кристине. Ты готов меня выслушать?

Как будто у него был выбор. Фредерик в этом сильно сомневался, к тому же, он хотел знать, что здесь все-таки происходит. Что такого связывает – или связывало – Кристину и Лукаса, какого черта делают все призраки вокруг, и когда, наконец, закончатся кошмары. Слишком много вопросов. Слишком много ответов хочет узнать человек, который даже о смерти друга не желает говорить правду.

– Да, – твердо сказал Фредерик. – Я слушаю тебя.

Все разошлись, и это начинало раздражать. Кристина почти физически чувствовала, как каждый из находящихся в доме сидит по одиночке и сходит с ума по-своему. Только ее пока не трогали никакие призраки, не было в прошлом страшных тайн и вообще закрадывалось подозрение, что она попала сюда по ошибке. По какой-то дурацкой нелепой ошибке.

Кристина посмотрела на Винсента: казалось, он спокойно спал. Если бы она с Фредериком не пробовала его разбудить и не знала, что из этого ничего не выходит, то не стала бы волноваться. Но сон, который невозможно прервать, особенно учитывая, что это Винсент, которому вечно снятся кошмары, все-таки внушает опасения.

Тем не менее, Кристина решила на некоторое время оставить Уэйнфилда и поискать кого-нибудь из остальных. Сначала девушка предполагал зайти в комнату с пентаграммой, но быстро передумала. Эти знаки на полу и цветы с тошнотворно-приторным ароматом производили отталкивающее впечатление. Комната Фредерика оказалась пуста, к Анне идти не хотелось, и Кристина постучала к Анабель. Ответом ей была тишина, но девушка все-таки решилась проверить и приоткрыла дверь.

Анабель была у себя. Она сидела на кровати, обнаженная, с распущенными волосами. А в руках у нее был череп, и в гладкой, как будто испачканной, кости отражались стоящие вокруг свечи. Тонкими пальцами Анабель бережно гладила череп, прижимая его к себе.

– Все хорошо, – шептала она едва слышно. – Ты навсегда мой, ты же знаешь. Не могло быть иначе. Никак не могло.

Она подняла голову и посмотрела на Кристину:

– Нет никаких призраков. Есть только мы.

Кристина закрыла дверь и вернулась в комнату к Винсенту. Ей расхотелось кого-то искать и что-то выяснять. Это не ее призраки. Но она понимала, что за череп так бережно прижимала к себе Анабель, и это знание ей совершенно не нравилось.

Присев на кровать рядом с Винсентом, Кристина подумала, что ей остается только ждать. Ждать и не выходить из комнаты, чтобы не видеть новых странных картин, способных выбить из колеи. Ей вполне достаточно. По крайней мере, на ближайшее время.

Судорожно вздохнув, Винсент сел на постели.

– Винс? – встрепенулась Кристина. – Все в порядке, Винс?

Судя по блуждающему взгляду, он не сразу понял, что происходит. Не сразу понял, что проснулся. Потом посмотрел на собственные руки, там, где были покрытые татуированными змеями шрамы. Ничего не изменилось. Только его правая ладонь была испачкана в чем-то темном, похожем на кровь, но это Уэйнфилд вроде бы принял как само собой разумеющийся факт.

С заметным облегчением Винсент вздохнул:

– Я все-таки выбрался оттуда.

13

На самом деле, Анна быстро покинула комнату Винсента. Ее план вполне удался, и она надеялась, Уэйнфилд не скоро проснется – если проснется вообще. Последнее стало бы замечательным вариантом, но Анна не очень рассчитывала. Винсент оказался то ли слишком подозрителен, то ли просто осторожен, и выпил не так уж много предложенного Анной зелья.

Вернувшись в собственную комнату, Анна уселась на кровать и достала четки. У нее не было никакого плана, что же делать теперь, как не было и мыслей, чем может закончиться ночь. Она знала, что давно прощена за то, что сделала больше года назад, а никакие последующие события ее не мучили. Грустным оставался тот факт, что теперь ее ничего не будет связывать с Уэйнфилдами, а Фредерик, скорее всего, ее возненавидит. Что ж… хоть какие-то сильные чувства с его стороны.

– Привет, сестренка.

Анна порывисто встала навстречу призраку, четки едва не выскользнули из ее рук. Насмешливо ухмыльнувшись, Лукас сам подошел к ней. Он выглядел совсем как настоящий, как тот человек, которого запомнила Анна. Вполне материальный и плотный, только во лбу оставалась аккуратная дыра.

Лукас прикоснулся к плечу Анны, и, хотя она не почувствовала человеческого тепла, рука была как будто настоящей и осязаемой. Обойдя вокруг сестры, Лукас остановился позади нее.

– Зачем ты здесь?

Он прижался к ней, так что Анне показалось, будто она чувствует его тепло – тепло, которое Лукас давно потерял.

– Как и всегда, – прошептал он. – Потому что мне хочется этого.

Развернувшись, Анна оказалась лицом к лицу с призраком. Не задумываясь, она потянулась к нему, поцеловала. Наконец-то выпустив из рук четки, она обняла призрака, чувствуя, как его руки скользят по ее телу.

– Скучала по мне? – спросил Лукас.

– Ты хочешь услышать ответ, который и так знаешь?

– Иногда приятно узнать очередное подтверждение.

– Да, конечно, скучала.

– Что, Винсент был не настолько хорош?

– Он был другим.

Лукас довольно улыбнулся и снова поцеловал Анну.

На самом деле, Анна знала, почему тогда, год назад, Лукас взял с Винсента столь странное обещание. В этом не было какого-то глубокого смысла, не было особой нужды или тайны. Ему просто захотелось – захотелось посмотреть, что из этого получится. Он же не подозревал, что все обернется именно так, и обещание приобретет особенную силу, потому что тот, кому обещали, уже мертв.

– Жаль, ты взял обещание с Винсента, а не с Фредерика, – заметила Анна.

– О, сестренка, иначе это было бы слишком просто! И я бы ревновал.

Анна знала, что было и кое-что еще: Фредерик никогда не был настолько близок с Лукасом. Никогда они не пили вместе абсент, запершись в чулане на этом этаже – и никогда Фредерик не стал бы обещать подобное. Даже в шутку.

Анна отстранилась:

– К ней ты тоже приходишь?

– Разумеется. Являюсь всем любимым женщинам, которые помнят меня.

Подняв руку, Анна аккуратно коснулась дырки во лбу Лукаса:

– Прости. Я должна была спасти тебя, а не…

– Прекрати.

Резко оборвав сестру, Лукас сделал несколько шагов назад, утягивая ее за собой. Анна не сразу поняла, что он направляется к кровати.

– Прекрати, – уже не так требовательно повторил Лукас. – Ты же знаешь, в том не было твоей вины.

– И ты простил меня?

– Конечно, – Лукас начал стягивать с Анны кофту. – Давно простил, моя дорогая.

Рука Винсента и вправду оказалась испачкана в крови, хотя никаких видимых ран на нем не было. Сам Винсент только отмахнулся, заявив, что некоторые сны бывают чертовски реалистичными. Выяснять Кристина не стала, только предложила позвать Фредерика.

– Не стоит, – покачал головой Винсент, бесцеремонно вытирая руку о полог кровати. – Он знает, что со мной все в порядке, а сейчас занят собственными призраками. Не будем ему мешать.

Возражать Кристина не стала, тем более, уж слишком уверенно прозвучали слова Винсента. Он явно знал, о чем говорил.

Он не стал рассказывать о своих снах. Ограничился лишь туманным объяснением, что увиденные картины касаются только его, а от Анны стоит держаться подальше – как будто Кристина когда-то сомневалась.

– Давай не будем об этом, – устало вздохнул Винсент. – Пусть теперь сама Анна занимается призраком Лукаса.

– Потому что она его сестра?

– Сестра и любовница.

Кристина посмотрела на Винсента с удивлением, но тот лишь усмехнулся:

– Ты не знала об этом? Лукас никогда не был образцом верности. А уж периодически заниматься сексом с сестрой он начал задолго до того, как познакомился с Анабель.

Выходить из комнаты не хотелось. Казалось, что оказавшись за дверью, они окунутся в мир чужих призраков и странных событий, касаться которых пока не хотелось. Поэтому Кристина уселась на кровать рядом с Винсентом, а он лег, положив голову на ее колени. Пожалуй, только в этот момент Кристина почувствовала, насколько он устал – последний сон вовсе не возвращал силы, а только измотал его.

– Расскажи мне о Лукасе, – Кристина прошлась рукой по волосам Винсента.

– Лукас… на самом деле, Лукас всегда был странным, но интересным человеком. А может, одно логично исходило из другого, я не знаю. Его отец родился не здесь.

– Я знаю, – неожиданно перебила Кристина и тут же смутилась. – То есть я наводила кое-какие справки о Веласкесах и Лукасе.

– Правда? И почему я не удивлен.

– И правда, – в притворном удивлении ответила Кристина, – почему ты не удивлен!

– Но, наверное, в наведенных тобой справках не сказано, что Лукас убил своих родителей?

– Убил?…

Кристина припомнила, что было написано в тонкой папке, которую она успела только просмотреть и быстренько прочитать, а после она оказалась у Анны. Кажется, там сказано, что чета Веласкес была найдена в собственном доме отравленной, и основной версией стало двойное самоубийство. Когда Кристина пересказала это Винсенту, тот кивнул, не поднимая головы.

– Именно так все и было. Однажды вечером Лукас надрался чего-то крепкого и рассказал мне, как убил их обоих. Вернулся из школы и подсыпал мышьяка. Кажется, на утро после этого разговора Лукас даже сам не помнил, что рассказал мне. Или делал вид, что не помнил.

– Зачем он это сделал?

– Понятия не имею. И… мне кажется, сам Лукас тоже не мог бы объяснить. Может, это была детская обида, а может, он просто хотел проверить, каково это.

– Анна знала?

– Не думаю. У Лукаса никогда не было потребности делиться чем-то с сестрой.

– Кроме собственного тела.

– Это не было потребностью. Это было желанием.

Некоторое время они сидели молча, и Кристина, перебирая волосы Винсента, пыталась понять давно мертвого человека, которого даже не знала. Почему-то Лукас всегда представлялся ей невинной жертвой обстоятельств, погибшим в результате случайности, значившим много для каждого из Уэйнфилдов, пусть и по-своему. Но теперь Кристина смотрела на все немного под другим углом, видела Лукаса как весьма эгоистичного человека, который вряд ли интересовался кем-то, кроме себя.

– Вы были с ним близки? – спросила Кристина. – Почему? Не думаю, что вы особенно похожи… по крайней мере, сейчас не думаю.

– Мы были интересны друг другу. По-моему, это самое главное. Вряд ли я значил для Лукаса много – как и он для меня. Но мы были интересны друг другу.

– Поэтому его смерть сильно повлияла на тебя?

– Нет. На меня сильно повлияло то, что началось после.

Винсент вздохнул, потом неожиданно сел напротив Кристины. Он показал ей собственные руки, покрытые змеями.

– Ты же знаешь, почему я их сделал? Какие шрамы находятся под ними?

– Да.

– Это произошло не из-за Лукаса. И не из-за чего другого – только потому, что в моей голове начали твориться странные вещи.

– Странные?

Винсент нахмурился, как будто думал, как лучше описать происходившее.

– Тогда… почти сразу после смерти Лукаса, после того, как его кости оказались у Анабель, нам казалось, об этой истории можно забыть. Я не люблю цепляться за прошлое, и первым был готов это сделать, только ничего не вышло.

Винсент помолчал пару мгновений, как будто собирался с мыслями.

– Я начал видеть призраков. То есть, всего одного призрака – Лукаса. Сначала в толпе краем глаза, я не придавал этому значения, но потом все становилось хуже и хуже. Телефонные звонки, когда в трубке – тишина, шаги в комнатах в доме. А потом начал являться сам Лукас, то там, то здесь, с дыркой во лбу.

– Дыркой?

Винсент усмехнулся:

– Ты же давно поняла, что это не было несчастным случаем? Лукас получил пулю между глаз. И таким он начал являться, мне казалось, я постепенно сходил с ума. А уж когда этот призрак начал разговаривать со мной… не совсем обычно, разумеется. Нашептывал слова, которых я не мог понять, появлялся в самые неподходящие моменты. И его не видел никто, кроме меня. А может, и смогли бы увидеть, но он появлялся только тогда, когда рядом никого не было – или никто не обратил бы на него внимания.

– Поэтому ты…

– Да. А потом все прекратилось. Фредерик, конечно, знал о призраке и верил мне, но он ничего не мог сделать. А после той ванной у меня появились шрамы на руках, зато призрак исчез. И все было спокойно до того момента, пока не начались кошмары. Возможно, с Анной меня держало вовсе не обещание, а страх. Страх, что если я не выполню данное Лукасу слово, призрак снова вернется.

Кристина понимала, что стоит молчать. И не задавать вопросов… но ей надо было знать. Просто необходимо.

– Винсент… что тогда произошло? Кто убил Лукаса?

Он колебался. Не знал, то ли ответить ей правду, то ли все-таки не стоит. Но Кристина не собиралась отступать:

– Расскажи мне.

– Так просто, – пробормотал Фредерик.

Элиза исчезла. Сказав все, что посчитала нужным сказать, она пропала, и Фредерик сильно подозревал, что на этот раз – насовсем. Вряд ли он еще услышит свое неожиданное привидение, и этот факт радовал. Только оставались еще некоторые детали. Нужно рассказать обо всем.

Поднявшись с пола, усыпанного цветами, Фредерик вышел из комнаты, больше не обращая внимания на пульсирующую пентаграмму. Он знал, что Винсент проснулся, поэтому не удивился, увидев его.

– Рад, что с тобой все в порядке, – только сказал он.

Винсент сидел на кровати рядом с Кристиной. Он кивнул в ответ:

– Ты ведь говорил с ней, правда?

Иногда эта способность читать мысли друг друга удивляла, но чаще Фредерик воспринимал ее как данность, необходимое условие существования.

– Да, – ответил он. – Она мне кое-что рассказала.

– Кто? – Кристина явно не понимала, о чем идет разговор Уэйнфилдов. – И что рассказала?

– Элиза, – тихо пояснил за брата Винсент. – Рик наконец-то выслушал ее.

Фредерик кивнул:

– Она всего лишь хотела рассказать интересный момент биографии собственной семьи. Кристина, ты знала, что вы с Лукасом – родственники?

Глаза Кристины округлились, она явно слышала об этом впервые.

– Элиза рассказала мне презанятную историю, – продолжил Фредерик. – Оказывается, Родриго Веласкес, отец Лукаса и Анны никогда не был примерным семьянином. Он всегда обладал буйным нравом, а женитьба и переезд в Англию не слишком помогли ему стать спокойнее. Он гулял направо и налево, врал жене, а кроткая Элизабет предпочитала ничего не замечать – или делать вид, что не замечает. И однажды Родриго встретил мать Кристины. На тот момент она уже встречалась с отцом Тины, у нее была маленькая дочь Элиза, но это ничуть не остановило женщину. Ее связь с Родриго Веласкесом длилась чуть больше полугода, пока она не поняла, что беременна. Тогда Родриго бросил ее и скрылся в неизвестном направлении – к семье, видимо, а твоя мать, Кристина, наконец-то вернулась к твоему отцу, после чего они быстренько поженились и стали образцом семейного благополучия.

– Так значит, – пробормотала Кристина, – значит, мы с Лукасом…

Фредерик кивнул:

– Именно поэтому он отыскал Элизу, когда она училась в Кембридже. Понял по ее фамилии, кто она. Оказывается, отец рассказывал ему о том, что у него есть где-то сводная сестра. Рассказывал об этой истории очень подробно. Лукас сам поведал обо всем Элизе – только она умерла, не успела сообщить тебе, Кристина. А может, и не очень хотела. Как бы то ни было, Лукас сам вознамерился тебя отыскать.

– Поэтому следил, – закончил Винсент. – Наблюдал и выжидал удобного момента.

Кристина опустила голову, так что волосы закрыли большую часть ее лица. Тем не менее, Фредерик видел, что она удивлена и ошарашена. Что ж, не каждый день узнаешь, что твой отец вовсе не является таковым. А мертвец и призрак, о котором столько говорят, на самом деле, твой брат.

– Так странно, – пробормотала Кристина. – Мне надо привыкнуть к этой мысли.

Но времени на рефлексию не осталось. Потому что раздался протяжный крик Анабель. Крик, заставивший Уэйнфилдов и Кристину вздрогнуть и поспешить в комнату Ани.

Кристина даже не удивилась, увидев, что Анабель не одна. И, разумеется, узнала Лукаса: светлые волосы, серые глаза. Теперь она смотрела на него иначе, и дело было вовсе не в том, что посреди комнаты стояло привидение. Кристина смотрела на него и пыталась увидеть в нем брата. Она то ли жаждала, то ли боялась заметить знакомые черты, но, сколько не старалась, не видела их. Видимо, Лукас походил на мать и практически ничего не взял от отца.

– О, все в сборе! – улыбнулся призрак. – Даже сестра, с которой я не успел познакомиться.

Дверь скрипнула, и краем глаза Кристина увидела, что в комнату вошла Анна. Вот уж точно, все в сборе.

Анабель сидела на полу, около кровати, спиной к двери. Было непонятно, почему она кричала, и как она вообще оказалась на полу. То ли сама туда уселась, то ли бросилась в порыве чувств к Лукасу, а тот ее оттолкнул. Учитывая, какой самодовольный вид был у Лукаса, Кристина все-таки предположила второе.

– Он врал тебе, – тихо сказала Анна. – Ты знаешь.

Анабель, не поворачиваясь, кивнула. И тихонько всхлипнула:

– Он изменял мне.

После того, что Кристина услышала об отце Лукаса, она вовсе не была удивлена тем, что сын пошел той же дорогой. Но ей казалось, в комнате повисло напряжение, воздух словно наэлектризовался. Как будто сказанное Анабель, эти простые факты, были озвучены впервые.

– Он изменял мне, – повторила Анабель. – Трахал всех, кого хотел, – и я сама сделала то, что хотела.

Она медленно поднялась с пола. Также медленно подошла к застывшему Лукасу и кончиками пальцев прикоснулась к аккуратной дырочке у него во лбу.

– Я тоскую о тебе, Лукас, – тихо сказала Анабель. – Но не грущу о том, что сделала.

Эти слова будто что-то сдвинули в сознании Кристины. Стали недостающими кирпичиками в общей картине. Кристина поняла. И буквально увидела, что произошло больше года назад.

Лукас изменял Анабель. Изменял со всеми, кого считал достаточно привлекательными – и кто отвечал ему взаимностью. В том числе и с собственной сестрой – именно Анна рассказала об этом Анабель. Оставалось только гадать, зачем она это сделала, но Кристина не была уверена, что Анна сама знает ответ на этот вопрос. Ей просто захотелось рассказать Анабель о том, чего она сама не желала видеть.

И маленькая Ани возненавидела того, кого любила. Скорее всего, это был пистолет Лукаса – по крайней мере, Кристина никогда не видела оружия у Уэйнфилдов, да это было и не в их привычках. Анабель взяла пистолет и направилась к Лукасу.

Это произошло там, на лестнице. Она окликнула его, и он остановился, поднял голову. Вряд ли Анабель дала ему возможность что-нибудь сказать. Ей все было ясно, и она не сомневалась в собственном решении. А потому просто спустила курок. И во лбу Лукаса появилась дыра, а на полу под его телом расползалось уродливое алое пятно, которое окажется невозможным смыть.

Их нашел Винсент. Он тоже был в Доме, быстро прибежал на выстрел, но оказалось, уже поздно. Он застал лишь остывающий труп Лукаса и замершую наверху лестницы Анабель с пистолетом в руке.

Поэтому они не стали вызывать полицию. Поэтому, когда примчался Фредерик, они предпочли замять дело самостоятельно. Иначе маленькую Ани обвинили бы в убийстве, а у нее не было ни единого оправдания.

– Ани? – прошептал Винсент.

Кристине показалось, она слышит эхо слов, что были в доме тогда. Наверное, именно так звучали первые слова растерянного Винсента, когда он нашел труп Лукаса и стоящую над ним сестру.

Анабель отвесила бывшему любовнику звонкую пощечину, так что если бы не дыра в его лбу, Лукаса можно было принять за живого человека.

– Ани? – Веласкес, похоже, такого поворота не ожидал. – Ты любишь меня.

Она согласно кивнула:

– Конечно, люблю. И если бы у меня сейчас был пистолет, я снова бы всадила в тебя пулю.

– Ты любишь меня!

Но его образ уже померк. Словно в поисках поддержки Лукас обернулся к Уэйнфилдам и Анне.

– Я же нужен вам. Вы никогда не сможете меня отпустить!

Но никто не шевельнулся. Не шевельнулся, пока призрак не растаял – и последней исчезла ярко выделявшаяся дыра в его лбу.

– Он не вернется? – осторожно спросила Анна.

Анабель покачала головой. Она взяла череп, лежащий на кровати, и только теперь Кристина заметила, что ровно посередине его лба тоже имеется пулевое отверстие.

– В лабиринте призраков и воспоминаний совсем немного настоящего, – прошептала Анабель. – Но тебе там места нет.

Мороз хорошенько прихватил землю, заставив грязь застыть, превратив оставшуюся пожухлую траву в окончательно мертвую. Обхватив себя руками, Кристина смотрела на Дом. Ее ноги в тонких сапогах подмерзали, но она не торопилась залезть в тепло стоявшей рядом машины, где уже устроилась Анабель. Вместе этого Кристина продолжала кутаться в свитер и наблюдать, как Фредерик запирает входную дверь, проверяет замки.

– Как ты себя чувствуешь?

Винсент стоял по другую сторону машины и тоже наблюдал за Фредериком. На его глазах снова были темные очки, в руках тлела сигарета. Но в отличие от Кристины, он не выглядел замерзшим – кажется, его надежно согревал цветастый шарф.

– Как я могу себя чувствовать? – Кристина то ли пожала плечами, то ли зябко ими повела. – До сих пор не знаю, были эти призраки реальными или только воображением.

– А разве это важно? Уж смерть-то Лукаса точно была реальной. Ну… и кое-что остальное.

– Теперь я точно никогда не поверю в случайности.

– Почему же?

– Даже твое знакомство со мной оказалось не случайным.

– О, моя дорогая, просто все в этом мире взаимосвязано. Если нам кажется, это не так, возможно, мы просто не видим связи.

– Да ты философ.

– Просто выспался.

Кристина знала, что этой ночью Винсента не мучили кошмары, а призраки оставили Фредерика – видимо, навсегда. Хэллоуин прошел. И Кристине казалось, что Фредерик запирает не просто Дом, но всех демонов, которые наконец-то показали лицо.

– Что значила для Лукаса та фраза? Про Башню и Дьявола?

Винсент выпустил в небо облачко дыма.

– Лукасу нравилось считать себя этаким дьяволом. И он всерьез полагал, что искушает всех вокруг. Возможно, поэтому пуля в лоб была для него поистине неожиданностью – он и не думал, что чья-то башня может рухнуть прямо на него и придавить своими обломками.

Холод проникал сквозь тонкий свитер Кристины, но она никак не могла заставить себя сесть в машину. Ей казалось, что стоит это сделать, и она не просто захлопнет дверцу дорогой машины Уэйнфилдов, но навсегда поставит преграду между тем, что было, и тем, что станет. И не могла решиться.

Фредерик в последний раз подергал ручку двери, сунул ключи в карман и, развернувшись, трусцой направился к машине. Похоже, он тоже мерз.

Винсент небрежно выкинул сигарету:

– Поехали.

– Винс… а как ты думаешь, где мы будем через год? А через два?

Он застыл с раскрытой дверцей. А потом хмыкнул и ответил, прежде чем нырнуть в машину:

– Подальше отсюда.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg