«Не все правила стоит выполнять...»

Не все правила стоит выполнять... (fb2) - Не все правила стоит выполнять... 773K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Варвара Николаевна Еналь

Еналь Варя Птица. Каньон дождей (часть 4 Не правила стоит выполнять...)

Часть 4 Не все правила стоит выполнять...

Глава 1

- Ты действуй помягче. Ослабь руки, не сжимай так кулаки. Ты почувствуй его. Мягкое, теплое, живое. Ты передаешь ему частичку себя, своей жизни, своего настроения, своей любви. А оно воздаст тебе сторицей. Понимаешь, Птица? Легче все надо делать, легче. А ты словно гвозди вколачиваешь. И лицо у тебя такое, будто совершаешь миссию спасения человечества. Не хмурься, это же просто тесто.

Это просто тесто. Птица согласно кивнула, запястьем убрала со лба выбившиеся пряди волос и вздохнула. Заместить тесто на хлеб оказалось непосильной задачей. Тут, в Каньоне дождей не ели лепешек, и выпечка хлеба представляла из себя особый процесс, довольно трудоемкий и долгий.

Надо было замесить тесто, используя закваску, после подождать немного, пока закваска подействует, и замешанная масса увеличиться в размере и станет рыхлой и дрожащей. И уже тогда можно вываливать ее на противень, придав форму овала или круга, смазать слега яйцом и совать в печь.

Саен умел с этим управляться очень ловко. Тесто в его руках становилось послушным, легким и красивым, само собой принимало нужную форму и оставалось только запихнуть его к прогоревшим углям в нагретой печи.

А у Птицы все расплывалось, прилипало к ладоням или наоборот, становилось твердым и неподатливым. Что бы она ни делала - добавляла воды или муки - всегда выходили не пироги, а какая-то ерунда. Саен только посмеивался и принимался учить снова и снова.

И ему не надоедало. Почти каждый день начинался с готовки, и почти каждый день Птица терпела неудачу за неудачей. Кашу сварить еще получалось, и даже посолить ее Птица не забывала. А вот с супом все становилось немного сложнее. Картошку приходилось чистить очень долго, и нож то и дело норовил выскочить из рук или порезать неуклюжие пальцы. Зелень рассыпалась по столу, от лука слезились глаза, вода выкипала чуть ли не наполовину, когда Птица, наконец, заправляла булькающий суп обжаренным овощами и свежей зеленью.

А пироги и хлеб - так и вовсе были сущим наказанием. Неумеха она - и все тут. И больше ничего не скажешь. Хорошо хоть Саен ее так не называет. Смеется с ее неловкости и заверяет, что однажды она все-таки научиться.

А за окном - холодный ветер, дождь и где-то внизу - бурлящая река Ануса-Им, ставшая совсем зеленой и беспокойной. Иногда ночами Птица просыпалась от неясного гула воды и думала о том, что русло ее жизни изменилось слишком круто. Здесь, в доме Саена она не рабыня и не служанка. Она, скорее, помощница, подруга, правда, не очень умелая. Но хозяин постоянно учил ее. И не только печь хлеб.

Он помог Птице открыть в себе удивительную силу, о которой она и не подозревала. Вот так же легко, как управлялся с тестом, Саен показал Птице, что если сосредоточиться и прислушаться к себе, то можно понять очень много интересного и необычного. Оказывается, можно научиться чувствовать людей и животных на расстоянии. Чувствовать их жизнь, их дыхание, их кровоток. Можно заставлять предметы двигаться самим по себе. Вот те же дрова - достаточно лишь позволить своему мышлению выйти за обычные рамки.

- Ты думаешь, что то, что окружает тебя - оно только и существует в природе, ты слишком полагаешься на материальное. А ты подумай о силе духа, о том, что тело - всего лишь слабая оболочка для сильного духа. И что дух вполне может двигать предметы, управлять окружающим. Твой дух может чувствовать меня, потому что мое тело для него не преграда. Просто позволь это себе, у тебя все получиться. Я верю в тебя, Птица, - пояснял Саен с добродушной, веселой улыбкой.

Поначалу Птица совсем не понимала его, и ничего у нее не получалось, точно так же, как и с тестом. Пока однажды Саен, взяв ее за руку и посмотрев в глаза, буквально сблизился с ней настолько плотно, что Птица ощутила и его бесшабашное веселье, и радость от собственной силы, и необыкновенную мудрость и странную горечь в самой глубине души. И в этот момент она скорее угадала, чем додумалась, как управлять собственным духом.

Вот эмоции Саена, его чувства и переживания Птица понимала хорошо. Но уловить то, о чем он думает, ей не удавалось. Саен же знал все, что волновало ее, и нередко их диалог состоял только из разговора Саена, отвечающего на ее мысли. Это казалось и смешным и странным одновременно.

Птица постепенно привыкла к тому, что почти все ее мысли и действия становились известны хозяину. Наверное, в этом что-то есть, наверное, так и должно быть. Хоть Саен и убрал колечко из ее носа, но это не сделало Птицу свободной. Да и нужна ли эта свобода?

Свободные люди отвечают сами за себя, и сами принимают решения. А это сложно и странно. Гораздо проще, когда кто-то указывает, что сейчас надо делать, кто-то решает проблемы крова и еды. А уж убрать, приготовить, помыть - это Птица сумеет. Или научиться. Даже пироги можно научиться печь.

Птица понимала слишком хорошо, что временами просто боится, что надоест Саену, и тот прогонит ее. У него ведь есть Еж, с которым легко ладить, и который ловко управляется и с лошадьми и с внутренним садиком. Есть еще Травка, которую Саен сам кормит, сам купает и даже напевает ей какие-то глупые песенки.

Птица видела, что с этим двоими у хозяина завязались добрые и легкие отношения. Вон, пока возились с мукой, Травка сидела на полу около ног хозяина и играла с разноцветной фасолью, пересыпая ее из мисочки в бумажный пакет и обратно. Молча и сосредоточенно. Спокойно и уверенно.

Приступы у Травки прекратились. За последний месяц, что им довелось прожить в Каньоне Дождей, не было ни одного. Правда, Травка по прежнему не говорила, лишь временами выдыхала длинное и немного грустное "о-о-о", словно демонстрируя и восхищение и разочарование - смотря по обстоятельствам. И по-прежнему не замечала окружающий мир. Но ей очень нравились цветы в садике Саена, и она могла бродить там часами, задумчивая, спокойная, умиротворенная.

Она перестала раскачиваться, сидя на кровати. Наверное, потому, что каждый вечер Саен сам брал ее на руки, усаживался в диковинное кресло, что умело качаться само по себе, и, напевая какую-то белиберду, двигался в так своих напевов.

Как-то в один из таких моментов Птица, накрыв на стол, быстро глянула на Саена и тихо спросила:

- Зачем ты качаешься с ней?

Вопрос прозвучал глупо и некстати. Птица тут же пожалела, что открыла рот, опустила голову и отвернулась, прячась от хозяйского взора.

- Ну, наконец, хоть какой-то вопрос за последние несколько дней, - буркнул Саен, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги, - а то я уж думал, ты так и не научишься задавать вопросы. Так и будешь ждать, что я сам угадаю то, о чем ты думаешь...

Птица еле заметно дернула плечом. Но ведь действительно угадывал! К чему тогда спрашивать?

- Спрашивать надо, Птица. Всем людям нужно общение. И если мы сейчас живем вместе, то нам тоже надо учиться общаться. Просто разговаривать друг с другом. И не бояться меня, не сжиматься и не опускать голову. Корявые зменграхи, и как бы ты служила в храме этой вашей Набары, если всего боишься?

Птица ничего не ответила. Она не думала об этом. Почему-то в таверне ей было проще прислуживать, потому она точно знала, что от нее ожидают. А здесь, в Каньоне Дождей она чувствовала себя глупой и неумелой. И временами терялась в догадках - что же все-таки Саену от нее нужно?

- Травка - заброшенный и нелюбимый ребенок. Ей необходимо человеческое тепло и ласка, чтобы и она сама научилась любить других людей. С Травкой мне проще, она охотно принимает мою заботу, а ты сжимаешься вся, точно ежик. Это тебя надо было назвать Ежом, а не мальчишку.

- Ха, тогда она, скорее, ежиха, - тут же отозвался Еж, радуясь собственной шутке.

- Да уж, дети. Возни с вами гораздо больше, чем я ожидал, - Саен еле заметно улыбнулся, - особенно с Птицей. И что с вами делать?

Буквально через несколько дней после приезда в Каньон Дождей, Саен сводил всех троих к большой башне на одном из горных отрогов. Башне Старейшин, как он ее назвал. И там официально оформил Травку и Ежа как детей-сирот, над которым взял опекунство. Странное для Птицы слово, которое она не сразу запомнила.

И всем троим дал имена, которые записал в самую настоящую Книгу Живущих Каньона Дождей. Сам лично сделал надписи длинным пером, которое на самом деле называлось по другому и писало само по себе. А после подозвал Птицу и показал:

- Смотри, ты же умеешь читать. У тебя суэмское имя Наилена. Ежа зовут Кенаан, а Травку я назвал Миата. Нравится тебе? Ваши с Травкой имена происходят от названия цветов, и обозначают красоту и нежность. А Кенаан - это имя состоит из двух слов, храбрый и быстрый. По-моему, то, что надо.

Птица тогда сразу согласилась с Саеном и по пути домой долго обдумывала свое имя, произнося его внутри себя на разные лады. Наилена. Вот, значит, как теперь ее зовут. И она может тепрь представляться людям, и может даже поворачивать голову так, чтобы не видно было дырки в носу от сережки, и тогда люди хоть какое-то время будут принимать ее за свободную, за ровню.

Но дома Саен по-прежнему называл всех старыми прозвищами. То ли по привычке, то ли еще почему. Этого Птица у него не спрашивала и особо над этим не раздумывала. Значит, так надо, и хозяину всегда виднее. Имена-то все равно есть, записаны в Книге Живущих, и этого уже никто не отнимет, не сотрет, не уничтожит.

Вот и сейчас, подсказывая, как лучше месить тесто и устраивать его на противне, Саен называл ее Птицей и поглядывал временами весело и насмешливо. Он был добрым и щедрым хозяином, таких еще поискать. Покупал хорошую дорогую одежду всем троим, а Птице - так еще и золотые украшения. Непременно золотые - сережки в уши, изящные заколки к волосам, тоненькие цепочки с замысловатыми кулончиками и множество браслетов на руки.

Они прожили в домике Саена четыре раза по семь дней. Стал круглым строгий Маниес, а после похудел, сузился и стыдливо спрятался за дождевыми облаками. Снова набирала силу маленькая Аниес, и Птица вечерами, гася свет в комнате и забираясь под одеяло, думала, что вообще-то должна была давно стать жрицей в Храме Богини Любви. А вместо этого стала непонятно кем. Свободным человеком стала, вот что.

Только что с этой свободой делать? И кто теперь будет принимать решения за нее? Зачем нужна эта свобода?

Точных ответов на вопросы не было, а Саен только хмурился временами, поглядывал на нее строго, без улыбки, и глаза его темнели в считанные секунды. Птица уже научилась понимать, что когда у хозяина меняется цвет глаз - значит, он пользуется своей силой. И откуда у него такие необычные способности? Как он их получил?

Про себя Саен почти ничего не рассказывал. Так, обмолвился, что у него есть брат, и он тоже живет в Каньоне Дождей. И что есть друг-суэмец, который в свое время много ему помог. Суэмца Птица знала, он жил не так далеко, его дом стоял чуть выше на склоне, и надо было пройти через туннель и подняться по каменной лестнице, чтобы попасть на ровную площадку к каменному двухэтажному строению. Суэмца звали Енн, и у него была жена и четверо сыновей - смышленые кудрявые мальчишки с удивительными миндалевидными глазами. Настоящие суэмцы.

Енн почему-то относился к Птице с недоверием. Почти не общался с ней и временами приговаривал, что зря Саен привез приморских детей в Каньон Дождей. Видимо, Енн не догадывался, что Птица могла слышать все разговоры в доме. Как это у нее выходило - Птица и сама не знала. Даже если она находилась в своей комнате и слова почти не долетали или казались очень невнятными - все равно она слышала весь разговор. Улавливала его в голове, складывала, как замысловатую головоломку. Эмоции, настроение, чувства собеседников - все удавалось угадать и понять. Птица знала, что с ней что-то не так, что она не такая, как все люди, но только сейчас, в Каньоне Дождей стала понимать - насколько не такая.

Еж, к примеру, совсем не слышал и не угадывал. Хотя Птица поначалу думала, что все люди ловят слова на расстоянии и чувствуют эмоции друг друга. А оказалось, что не все. Оказалось, что вообще никто, кроме нее, Птицы, и Саена. Еще Саен знал о людях почти все. Кажется, он называл себя Знающим...

Но Саен по-прежнему был загадкой. Понять его Птица даже не пыталась. Вот, к примеру, он купил красивую рабыню, которую жрецы готовили в Храм Богини Любви. Очень красивую и очень дорогую рабыню. И что он с ней сделал? Ну, что, спрашивается?

Да ничего! Освободил и заставил учиться печь хлеб. Как будто хлеб не может печь любая другая девушка. Или даже бабушка. Для этого дела можно было купить за одну серебряную монету пожилую женщину, и она бы лепила лепешки, варила кашу и вытирала столы сколько угодно. И дешево и выгодно.

А красивых девушек положено покупать для кое-чего другого. Но Саен так ни разу и не приблизился к Птице. И в его красивых загадочных глазах не появилось и намека на серьезные чувства.

Правда, он перестал злиться и временами смотрел так, что казалось, будто его переполняет жалость. Это было уже совсем не понятно. Почему он ее жалеет? За что?

Но нежных чувств или какой-то мужской страсти Саен не проявлял никогда. Птице даже казалось, что он избегает ее, никогда не остается наедине, без Травки или без Ежа, никогда не обнимает. И никогда не заводит разговор о любви.

Почему? Это оставалось непонятным.

А ведь хозяин был очень красивым. Так казалось Птице. Если сравнивать его с бородатыми, толстопузыми и грубыми мужчинами Линна, с просоленными моряками и важным купцами - то он казался необычным и каким-то... другим, что ли. Саен и был другой, не такой как все, и эту его инаковость Птица тоже чувствовала очень хорошо.

Злило это равнодушие и милая доброта. Злило отеческое отношение, как будто Саен для Птицы был старшим братом или родным дядей или вовсе отцом. Хотелось чего-то необычного, непонятного и необъяснимого. Птица и сама не могла понять - чего хочет от Саена. И она пугалась этих своих желаний - как она смеет требовать или быть чем-то недовольной? Надо радоваться, что жива, сыта и одета, что ее не заставляют тяжело работать и не гоняют, как ломовую лошадь. И делов-то всех в доме - убрать, приготовить да присмотреть за Травкой. Так надо радоваться, что все так хорошо сложилось, а не жаловаться и дуть губы.

Но сколько Птица не уговаривала себя в хозяйское отсутствие, сколько не приводила сама для себя умных доводов - все равно ее мучили странные чувства. Ей нравилось из своей комнаты прислушиваться к Саену, ловить его чувства и ощущения, угадывать, что он делает. Нравилось украдкой наблюдать за тем, как он поливает свой любимый садик, разговаривает с Травкой и смеется над неуклюжестью Ежа. И Птица ловила себя на мысли, что ужасно хочет, чтобы Саен вот так ласково обнимал и ее, и так же шептал на ухо, как когда-то в темных подземельях рядом с Зуммой.

Каких-то специальных уроков Саен не устраивал для Птицы. Все происходило спонтанно, и не возможно было предугадать, когда хозяин научит ее очередной премудрости. И не было никакой разницы - показывал ли он, как чистить картошку или как заставить ветки деревьев нагибаться вниз без помощи собственных рук. Учил двигать чашки на столе только силой мысли или просто наставлял, что нельзя мокрые тряпки кидать в раковину. Саен всегда оставался неизменным - добрым, терпеливым и немного насмешливым. Будто неуклюжесть Птицы забавляла его, будто она была таким же глупым ребенком, как, вон, Еж.

Но ведь у каждого мужчины должна быть женщина, это Птица точно знала! И даже не одна женщина - в Линне ни один моряк не обходился только своей женой, каждый хоть раз в год, но приходил к Набаре и приносил плату за радости любви. Как же можно жить и не любить никого? Это не укладывалось в голове, это казалось диким и не правильным.

Птица не позволяла себе много думать об этом, ей не хотелось, чтобы Саен со вздохом бурчал, что опять у них в голове одни только глупости и поглядывал бы при этом на нее. Нет уж, эти мысли она держала не то, чтобы в голове - она просто догадывалась о сути вещей. Наверняка у Саена где-то в городе есть девушки, к которым он ходит время от времени. И которым тоже дарит подарки.

Так вот, не должно быть так! Не должен Саен пренебрегать Птицей! Раз он купил ее, значит, не просто так, не для того, чтобы она пироги ему пекла. Значит, приглянулась Птица Саену, и это не мудрено. Она красивая, ей восхищался каждый мужчина в Линне, даже жрецы храма Днагао смотрели ей вслед со сладкими улыбками. А тут, в Каньоне Дождей такая неудача. Это не правильно, и этой беде надо помочь.

Саен почти каждый день уезжал из дома и отсутствовал несколько часов. Он - старейшина Каньона, у него всегда имелись какие-то дела, это было понятным. Но ночевать он приезжал домой, целых четыре семидневки каждую ночь он проводил в доме. И Птица в это время старалась быть тише воды ниже травы. Думать только о хозяйственных делах или о Травке. О цветах, о ягодах для компота, о мясе, из которого надо приготовить тушеное рагу со здешними пряными травами. Это тоже были не простые задачи, и приходилось прикладывать и силы и умение, чтобы со всем справится.

А вот когда хозяин был в отъезде, а Травка и Еж возились в садике с рассадой или обрезкой сухих листьев - тогда Птица пыталась понять, что же ей делать. Тогда она и размышляла о Саене. Несколько раз она бывала с ним на склонах Каньона, они все вместе ходили на рынок или по магазинам. И отлично замечала восторженные и заманивающие взгляды всех красивых девушек, которые им встречались. Красивых и богатых девушек. Каждая из них была бы не прочь стать женой Саена, и однажды так и будет. Он женится и приведет в дом хозяйку для Птицы. Вот тогда ей не сдобровать, мало какая женщина согласится иметь дома красивую рабу с цветочками на плече. И Птицу, небось, отпустят на все четыре стороны, ее даже не продадут другому хозяину, у нее даже нового дома не будет. Иди, девушка, ты свободна. Думай сама о себе, ищи сама себе работу и кров, потому что ты уже не рабыня. Такие мысли пугали больше всего.

И ведь Каоньон Дождей - это не Линн, где тепло и фрукты сами по себе растут на деревьях. В Каньоне ужа давно наступила осень - так говорил Саен и объяснял, что "осень" - это время, когда становится холодно, а деревья лишаются листьев и стоят голые и пустые. "Точно мертвые, да?" - уточнял всегда Еж.

Мертвые деревья, мертвое небо, уснувшая земля. И страшный холод. Как же выживать в таких землях, если у тебя ни крова, ни хозяина?

Птица думала об этом постоянно, возясь с дровами у печи, перемывая котелки и кастрюльки и сматывая в клубки разноцветную пряжу. Помощница Саена Имафа научила ткать коврики и делать покрывала, и Птица каждый вечер проводила за этим занятием. Ей неожиданно понравилось управляться с мягкой шерстью и хотелось непременно сотворить коврик, который можно будет постелить... да хоть в коридоре или в их с детьми комнате.

Думать о том, есть ли девушка у хозяина и как заставить его обратить внимание на себя, можно было только тогда, когда самого Саена не было дома. И чем больше дней проходило, тем больше Птица понимала, что без приворота тут не обойтись. Этому ее научила мама Мабуса.

- Тебе пригодится, - говорила она, - чтобы твои мужчины вновь и вновь возвращались к тебе. Напоишь их сладким питьем Набары, и если удача повернется к тебе лицом - то от заказчиков отбоя не будет. А что еще надо хорошей храмовой жрице?

"Сладкое питье Набары" - вот что нужно было Птице. Приготовить его было не сложно, но попробуй, найди нужные травы! В Линне росло все необходимое, а тут, в Каньоне вряд ли найдешь и рыльце кукурузы и семена розовой акации. А еще шишки хмеля - хоть немного. Готовить зелье надо было на полную Аниес - именно на эту луну, потому что Аниес была женщиной и всегда помогала женщинам. Свет Аниес, нужные растения, заклинание и жертва духам - вот что нужно для хорошего приворотного зелья.

Птица не могла решиться окончательно, да и не была уверена, что именно это поможет. К тому же она знала, что Саен не одобрял любые заклинания, а уж приворот лично для себя так и вовсе привел бы его в ярость.

Но буквально вчера Имафа, которая приносила молоко и яйца по утрам, вскользь обмолвилась о празднике Урожая, что был, оказывается, совсем недавно. И весело сказала, улыбаясь так, что видно было почти все крепкие белые зубы: " А девушки как на тебя заглядывались, просто глаз не сводили. Пора бы тебе, Саен, и хозяюшку в дом привести. Чай, не молодой мальчик уже, надо бы и детишек завести, чтобы было кому передать свое умение и свои способности".

Имафа еще что-то приговаривала, что, мол, Саен о чужих детях заботиться потому, что сердце у него доброе, но и своих надо иметь, и как было бы хорошо, если бы в доме не только молчаливая Травка бродила, но бегали хулиганистые мальчики и называли бы Саена отцом. На это хозяин только отшутился и велел Имафе за своими внуками присматривать как следует, а то вот прошлым вечером не они ли забрались в яблоневый сад Зануфа и потрясли хорошенько деревья?

Птицу Саен на праздник Урожая не водил. И никого не водил - ни Ежа, ни Травку. Оно и понятно, там будут состоятельные свободные люди, которые не носят на плечах цветочков а в носу дырок. Да и разве можно приходить на бал в сопровождении рабы? Это позорно и стыдно, этого никто делать не станет. Тут хозяин поступил абсолютно правильно. Да и если женится и приведет хозяйку в дом, тоже сделает правильно.

Только вот надо придумать что-то, что не позволило бы Саену выгнать Птицу на улицу. Или передать ее кому-то другому. Вообще нельзя позволить Саену удалить Птицу от себя. Потому что как она будет выживать одна в чужом краю? Если бы можно было научиться проникать в чужие мысли, как это умел хозяин, тогда бы Птица позаботилась сама бы о себе. Тогда бы она не пропала.

Или научиться убивать кого-то на расстоянии - это умение тоже пригодилось бы.

А так она всего лишь красивая девочка, умеющая переставлять взглядом чашки и перекидывать разные палочки. Кому от этого толк? Разве что у бродячих артистов такое умение пригодилось бы, да только что-то не видно было таких в Каньоне.

И Птица поняла, что пора ей действовать. Если она сама о себе не позаботиться - то никто о ней не подумает.

Глава 2

Беспокойная Ануса-Им неслась торопливой сине-зеленой лентой, пенилась вокруг острых валунов, сердито плескалась в берега и казалась холодной и неприветливой. И почему только ее прозвали Рекой Розовых Лучей? Ничего розового не было ни на серых, поросших низкими деревьями склонах, ни в мутной торопливой воде.

Птица остановилась на самом краю обрыва, дернула зачем-то шнурок плаща, всмотрелась в крутую, скалистую горку, что поднималась с другой стороны потока. Домиков за деревьями было не видать. Ни крыш, ни дымка, ни заборов. Даже коз Птица не усмотрела. Пустынный, унылый, с оголившимися деревьями - склон казался диким, необжитым местом. Но мостик к нему пролегал через неугомонные воды, тоненький, каменный, упирающийся в дно реки.

Обряд можно совершить на этом склоне. Сейчас, когда Аниес так славно округлилась и стала совсем светлой, все может получиться. И должно получиться. Осталось только купить последние ингридиенты.

Птица поплотнее запахнула полы плаща и решительно зашагала по направлению к туннелю, выводящему на другой склон той самой горки, на которой стоял домик Саена. Туда, где находился пестрый большой и шумный рынок Каньона Дождей. Саен уехал по делам, сказал, что на пару дней всего. Долго собирал сумки, после долго наставлял Птицу, что делать и как управляться с домом и детьми. Решительно потребовал, чтобы она пообещала не читать над Травкой заклинаний.

- С ней все должно быть хорошо, но если вдруг что случиться, - положи ее на пол и придерживай, чтобы не билась головой. И постарайся напоить отваром - я его оставлю в верхнем шкафчике в темной пузатой бутылочек. Это точно должно сработать. Поняла, Птица?

Птица торопливо кивала в ответ и думала, что мог бы и не спрашивать, мог бы и так узнать, что она все уяснила. И не будет она читать над Травкой заклинания, что она, дура, что ли? Будет вести себя тише воды, ниже травы, вообще очень хорошей девочкой будет. Именно это старательно думала Птица, пока Саен приторачивал к седлу кожаный рюкзак и давал последние наставления.

А после, когда стук копыт вороного замер, и эхо туннеля, гулко повторив его, тоже улеглось, сама принялась собираться.

- Схожу на рынок, куплю сметаны и нажарю вечером оладьев, - пояснила она озадаченному Ежу, - а вы тут без меня не балуйте.

Впрочем, Ежа можно было и не наставлять. Он и так был рассудительным и надежным мальчиком, в этом ему не откажешь. С ним всегда можно было договориться и быть уверенной, что парень все сделает как надо. Да и что тут опасного, в Каньоне Дождей? Здесь все свои, все друг друга знают, друг другу помогают. Суэмцев тут полно. И никакого разбоя, пьяниц и хулиганов. Так что можно спокойно идти по своим делам и не переживать.

Рынок Каньона располагался длинными ступенчатыми рядами, отходящими от трех широких белых лестниц. Деревянные и каменные прилавки, крошечные магазинчики с забавными вывесками, башенки, под крышами которых выпекали хлеб и булочки. И белые, мощеные мелким камнем дорожки, петляющие по склонам, выводящие к узким лесенкам в пять ступенек и длинным переходам-тунелям.

Птице надо было купить маковых зерен, таких мелких и сладких. Хорошо бы еще маковых лепестков, если получиться, найти. Остальное все уже было припасено, даже можжевеловые прутики, на которых надо было разводить огонь. Приворот - совсем не сложное зелье, его умела готовить каждая девушка Линна. Это как своеобразный обряд, традиция - убеждала сама себя Птица. Так принято между девушками, так принято между жрицами. Это просто личная безопасность для Птицы. Да и для Ежа с Травкой тоже. Какая жена станет терпеть в доме чужого смуглого мальчишку или замкнутую страшную девочку? Да никакая. Кому нужны чужие дети? Это вот только Саен подбирает чужих. И почему?

Птица замерла, разглядывая выставленные на прилавке глиняные горшочки и кувшинчики, искусно вылепленные и искусно расписанные. Действительно, почему Саен приютил их всех и заботиться, кормит, жалеет, помогает?

Потому что Саен добрый, это Птица уже знала точно. Саен добрый, и он действительно их всех жалеет. Но таких, как он, очень мало. Можно сказать, что вообще нет таких, как Саен. Потому не стоит обольщаться и лучше вовремя принять меры. Это самое правильное.

Птица по привычке прикоснулась к запястьям, ощутила под пальцами тонкое золото цепочки и тут же отдернула руку. Саен обычно усмехался, глядя на такие движения, или подшучивал, говоря: "думаешь, браслетики защитят?" . Не очень нравились ему старые привычки Птицы.

Наконец, нашлись маковые зерна. И цена у них оказалась совсем небольшой. Тут, в Каньоне Дождей, эти крохотные семена употребляли для сладкой выпечки, потому покупка Птицы ни у кого не должна вызвать подозрений. Хозяйка покупает мак для пирогов, только и всего.

Вернулась Птица быстро. Приготовила ужин, выкупала Травку, накормила всех. Самой ей в этот вечер кусок не лез в горло. Даже Еж, видимо почувствовав, что не все хорошо у его подруги, спросил - не заболела ли она. Птица сказала, что все с ней в порядке, просто она переживает за хозяина. И это тоже было правдой. От переживаний - как бы Саен не приехал раньше времени - она совсем извелась. Да и страшно было тащиться ночью на далекий и пустой горный склон. Конечно, Каньон - спокойное, тихое место, и опасаться тут некого. Но все равно, тревога росла точно семейка грибов-опят после дождя.

Засыпал Еж долго, все возился и кряхтел. Травка пиналась коленями в спину, как будто места ей на здоровенной кровати мало. Громко сопела, озвучивая плотный полумрак комнаты. Птица же не спала, сна не было вообще. Разглядывала полоску света из-под двери, слушала, как тихо шелестит за окном мелкий дождик. И представляла, как пробирается по мосту и как сердито шумит внизу река.

Все так и вышло, как представляла Птица. Прорвавшаяся сквозь тучи Аниес скупо освещала узенький мост и совсем не отражалась в беспокойной воде. Черной громадиной надвигался склон и холоднющий ветер приносил запахи мокрой травы и грибов.

Птица думала поначалу, что умрет от страха, пока будет разводить огонь. Но вышло наоборот, едва затрещали робкие языки пламени под ветками ясеня, как холод и беспокойство отступили. Все ведь получается, и получается неплохо.

Привычным жестом Птица высыпала ингредиенты в прихваченный из дома котелок, вылила туда воды из дома - лучше всего, если это будет вода, взятая там, где живет парень, это Птица хорошо знала. Прикрепила посудину над огнем и принялась ждать.

Пока варево на огне закипело, прошло достаточно времени. Птица успела заскучать, ей страшно захотелось домой, в теплую постель. И она временами начинала жалеть о своем предприятии.

- Так надо, - уговаривала она сама себя вслух, чтобы хоть звук собственного голоса разгонял неуютную тишину склона, - так надо для всех. Иначе нельзя, это ведь понятно... иначе нельзя...

Увидел бы это Саен - дал бы по башке, это точно. Вот это Птица понимала очень хорошо. Глаза бы у него стали совсем черными и он бы разорался так, что, небось, стены дома затряслись. Надо бы сделать так, чтобы он не узнал об этом. Просто не думать никогда - и все. Как будто ничего и не было. Вот не думать у Птицы очень хорошо получалось. Проще простого. Можно было вообще не держать в голове ни одной мысли, ну, кроме того, что надо посолить кашу и вымыть тарелки после ужина.

Где-то на вершине горы грустно закричала ночная птица. Звук разнесся далеко и показался очень громким. Это хороший знак, гора нарушила молчание и решила ответить на сомнение пришедшей к ней гостьи.

- Пора, - прошептала Птица, осторожно сняла котелок с огня и принялась читать заклинание.

Запах отвара резко ударил в ноздри и заставил сморщиться. Горьковатый, резкий, непривычный. Мотнув головой, Птица сосредоточилась, закрыла глаза и представила себе Саена. Вот таким, каким он был перед отъездом. Серьезного, озабоченного, хлопотливого. С серыми глазами и черными бровями. С неизменной привычкой хмуриться и переплетать пальцы рук. Вот такой Саен и нужен Птице. И она хочет, чтобы он всегда ее желал, всегда был к ней привязан, всегда зависел от нее. Хочет быть его любимой девушкой, его страстным желанием, его грезой, его жрицей. Хочет стать для него жрицей любви, как завещала богиня Набара.

Наверное, Птица открыла глаза - на какой-то момент она перестала чувствовать свое тело. Потому что ей почудилось, что языки пламени вдруг вспыхнули и разошлись множеством ярких искр. Слепящий свет разлился перед ней, заискрил оранжевыми и огненными пятнами. И появилось странное ощущение, что внутренняя сила, энергия выплескивается за край и расходиться вверх и вниз по склону. И часть этой энергии надо суметь направить в котел с зельем. Просто сконцентрироваться на нем, представить его.

Представить себе зелье и то, как Саен пьет его. И как он меняется и становится другим...

В этот момент Птица увидела Набару. Сияющая золотым богиня возникла, точно призрачное видение. Да так оно и было, Набара не могла быть в Каньоне Дождей, она просто привиделась Птице. Глаза Набары сверкали, точно алмазы, черные косы развивались, алые губы источали еле слышный горьковатый аромат.

- Пришла просить меня об услуге? - проговорила Набара. - Только ты и без того моя, и цветочки на твоем плече никто уже не смоет. Что ты хочешь, если призываешь мое имя?

Птица запнулась. Никто не рассказывал, что во время совершения приворота приходит сама Набара. Никогда такого не было. Потому, лучше сейчас не разговаривать с ней.

Птица попробовала создать стену между собой и Набарой, представила ее, вложила в представление всю энергию.

- Что же ты, глупая, испугалась? Я с тобой буду навсегда, - голос Набары стали неожиданно низким, и золотое свечение угасло, уступая место синеве. Тело богини синело, становилось больше, тяжелее. И все приближалось и приближалось к Птице.

Но за невидимую стену Набара не должна пройти, у нее это не выйдет...

- Тягаться хочешь со мною? Поздно, девочка, ты вызвала меня своим заклинанием. Думаешь, кто придает силу всем приворотам Линна? Только я могу это сделать. Только мне принадлежит сила любви.

Птица не отвечала. Ее охватил дикий страх. Конечно, Набара права. Она же богиня любви, как не ей приходить на приворотный обряд. И, может быть, остальные просто не видели ее, потому что не обладали цветочками на плече или вот такой силой, что есть у Птицы.

Конечно, сила есть! И надо постараться не подпустить клятую Набару. Если бы только здесь бы Саен, он ведь говорил, что сумеет справиться с Набарой.

Птица сжала губы, изловчилась и толкнула ногой булькающий котел. Огонь даже не обжег ее, во всяком случае, ничего Птица не почувствовала. Ничегошеньки! Только страх, постепенно сменяющийся яростью!

А пусть попробует гадкая богиня преодолеть стену, что создала Птица! Пусть только попробует!

Набара рассмеялась низким, хрипловатым смехом и сказала:

- Держи свою стену, глупая девочка. Придет время, и ты пропустишь меня по своей воле, по своему желанию. Один раз ты меня вызвала, потому что нуждалась в моей помощи. Вызовешь и второй раз, и третий. А на третий раз я заберу твою душу, и она будет моей. И стена тебе не поможет, Нок. Ни одна стена тебе не поможет.

Набара враз снова стала золотой, тоненькой и изящной. Ослепительно улыбнулась, перекинула за спину черные косы. Мелодично звякнули бубенцы на ее лодыжках, качнулись многочисленные золотые браслеты на запястьях, и невозможно прекрасная богиня исчезла, забрав с собой яркий свет.

Склон мгновенно погрузился во тьму. Костер угас, налетел холоднющий ветер.

Птица поняла, что обессилела, что не может подняться и даже шаг сделать. Руки дрожали так, что не удавалось и тесемки плаща как следует завязать. Придется сидеть тут до утра, ожидая, пока схлынет чудовищная усталость и мышцы нальются привычной силой.

Глупость сделала Птица, только разве ж она знала, что на заклинание приворота явится Набара? Если бы знала - ни за что не взялась бы за такое. С другой стороны - уж теперь будет знать и держаться от таких штучек подальше. Главное - чтобы Саен не догадался об этом.

Главное, чтобы не додумался Еж, не рассказал все хозяину, не растрепался. Обычно он крепко спит до самого утра и даже по малой нужде не встает. И потому надо отдохнуть, набраться сил и топать домой.

Птица запахнула получше края плаща, надвинула на самый лоб капюшон. Подумала, что руки у нее дрожат, точно у линнских пьяниц, что не просыхают неделями. Горько усмехнулась и привалилась к камню. Внизу сварливая река шумно соглашалась с тем, что Птица наделала глупостей.

Ну, ничего, сейчас она немного отдохнет и вернется домой. И больше никогда и ничего такого...

А все-таки у нее получилось не пустить синюю Набару, хватило сил и умения. Кто его знает, может Саен пользуется точно такой же силой? И, может, однажды Птица станет такой же сильной, как хозяин? И сможет убивать драконов, зарабатывать золотые монеты и тогда не придется стыдиться дырочки в носу?

Глава 3

Птица и не заметила, как уснула. Навалился морок, отяжелели ресницы. Убаюкивающим гулом звучал на вершине ветер, да сонной музыкой гремела внизу Ануса-Им. Спать хотелось ужасно. Да это и хорошо, сон вернет силы, поможет собраться с духом и вернуться домой.

Уснула Птица в одиночестве ночью на склоне горы, а проснулась от звука мужских голосов.

- Вот это находка! Чтоб я здох! Глянь-ка, Мыкх, лежит себе девушка и спит! А ну-ка, голубонька, открой глазки! Мы полюбуемся на тебя...

Птица подскочила, как ужаленная, качнулась, схватилась рукой за камень.

Все-таки слишком много сил забрала у нее схватка с Набарой. Ноги до сих пор подгибаются....

- Кто ты такая? Как тебя зовут? Ты с Каньона Дождей?

Птица поняла, что ей тяжело смотреть в глаза этим людям, что от взгляда в чужие зрачки пробирает страх и хочется отвести взор и прикоснуться к браслетам-оберегам на запястьях. Нехорошие это люди, вот что! Так ясно и четко ощущается и их наглость, и их радость то того, что Птица тут одна, без защиты, и они нашли ее сонную, одинокую и теперь могут делать с ней все, что хотят.

Мужчин было двое, один невысокий, худой, смуглый почти до черноты. С медным кольцом в ухе и длинным следом от сережки в ноздре. След давно зарос и остался короткой полосой, будто сережку просто рванули из носа.

Второй был тоже чернущий, с круглыми щеками и толстыми губами. Он постоянно щурился и чесался, но глаза его блестели хитрым и наглым блеском.

- Ну, что ты молчишь? Язык, что ли, проглотила?

- С Каньона, - наконец выдавила из себя Птица.

- А тут что делаешь? Заплутала, что ль, глупая? Так вон, мостик рядом, - мужчина с сережкой говорил, вроде бы, ласково, но не улыбался. - Мы покажем тебе дорогу, милая, но ты за это подаришь нам свой плащик. Идет? Плата невысока, ты себе новый справишь, у вас там в Каньоне деньжищь много. А нам, бедным путникам плащик очень даже пригодится...

- Чего ты распинаешься? Дорогу и сама найдет, не дура, небось, - резко сказал губастый и приблизился к Птице.

Толстыми пальцами рванул завязки плаща, на Птицу пахнуло дымом и жевательной травой нигоко. Мужчина, которого худой называл Мыкхом, действовал быстро и грубо. Стянул с Птицы плащ, после длинный шерстяной кафтан и кивнул на ноги:

- Сапоги сымай тоже, а не то я сам тебе их сыму... вместе с ногами....

- Что-то странно она пялится на нас. И не кричит... уж не больная ли? - забеспокоился его товарищ.

Мыкх с сомнением глянул на Птицу и пробурчал:

- Худая какая-то и бледная. А ну, говори, что в здешних краях делаешь?

Птица съежилась на холодном ветру, потерла ладонями плечи. Еле слышно пробормотала, что ходила за травой, заблудилась, боялась упасть в реку, боялась птиц, что кричали тут. Зубы у нее стучали от холода и страха и слова выходили путанными и невнятными.

- Да она дурочка никак, - фыркнул тот, что с сережкой. - Небось, няньчатся с ней, носятся, а она - дура дурой. Ну, что пялишься, девушка? Рубашку тоже стягивай. Она у нее с вышивкой, новая, добротная. За нее тоже дадут хорошие деньги. Быстро, кому говорю.

- Замерзнет... - равнодушно протянул его товарищ, аккуратно свертывая плащ и кафтан Птицы.

- Ну, так и что? Все знают в Каньоне, что она дурочка. А с дурочками чего только не случается. Ушла из дома, разделась да бродила по горам. А я тебе скажу, что таких вот сумасшедших ничего не берет, ни холод ни звери. Звери - так вообще чувствуют в них родственные души, вот как бывает. Пошевеливайся, милая, пошевеливайся. Еще спасибо скажешь, что мы тебя отпустили по добру, по здорову.

Птица торопливо стянула рубашку и осталась стоять в одних штанах и полотняной тоненькой сорочке без рукавов.

Тот, что с сережкой в ухе, длинно свистнул, сплюнул и сказал своему товарищу:

- А глянь, Мыгх, что на плече этой девоньки? Ты видал такие цветочки раньше?

- Дык, кто их не видал? Такую красоту носят жрицы Набары, это ж каждый знает.

- Ну, и что выходит?

- А что выходит? - нахмурился губастый.

- Ох, и дурень ты, Мыгх, вот что я скажу тебе. Это значит, что она - жрица. На нос ее глянь - дырка там! Рабыня она и жрица. И беглая к тому же. Сережку куда дела, девонька?

Птица таращилась на смуглого мужика и не могла двух слов связать. Ее трясло от холода и слабости, кружилась голова и в душу забирался страх, потому что все яснее и яснее становилось - кто такие эти двое.

- Ну, так с ума сошла, вот и прогнали ее... чего там... - хмуро пояснил Мыгх.

- Не, тут не все просто. Для того, чтобы служить Набаре, мозги вовсе не нужны, это всякий знает. А девушка она ничего, красивая. Глянь, глазки какие, что твои звезды. Давай-ка, мы и ее заберем с собой.

И мужчина без лишних слов заломил Птице руки за спину и принялся связывать веревкой. Действовал он так быстро, что Птица от удивления икнула и растерялась. Но тут же дернула плечами и скороговоркой выдала:

- Меня купил старейшина Каньона Дождей! Меня нельзя забирать. Я не убегала... меня купили... клянусь Набарой...

- Да, расскажи это кому хошь. Старейшину Саена тут всякий знает, все знают, что он потерял когда-то свою любимую и до сих горюет о ней. Все знают, что он не покупает рабынь и не ухаживает за девушками. И все знают, что Саен - страшный человек. Потому не ври, девушка, тебе это не поможет. Какое хоть имя тебе дали в Храме?

И тут Птица поняла, что лучше всего притворятся дурой. Потому что чего доброго, эти двое захотят от нее того самого, за что обычно вносят приличную плату настоятельнице храма Набары. А к дурочке, глядишь, и побоятся притронуться. И она затрясла головой, замычала и забормотала, пристукивая зубами:

- Саен меня купил... купил меня Саен... нельзя меня забирать... он сейчас придет... вон, он идет... дух его я вижу... вижу дух его...

- Я ж тебе говорил, - спокойно проговорил худой, - дурочка как есть. Давай-ка сюда плащ, а не то она замерзнет. Продадим в какой-нибудь караван, где воины по несколько недель в пути. Она там кстати будет. Возьмем немного серебра, все деньги.

- Чего это плащ давать? Мне он самому нравится... - нахмурился Мыгх, - За него знаешь, какие деньги дадут?

- Пять медяков тебе отсыплют за ворованное, знаю. А тут дело серебром пахнет. Вишь, девчонка какая. Да закрой рот, наконец, - последнюю фразу он сказал Птице и легонько хлопнул ее по щеке, - иначе прибью, дурочка. Ну, кому сказал. Сейчас к Саену и отведем тебя, что не ясно? Пойдешь к своему Саену и ничего тебе не будет. Я дело говорю, - и худой весело подмигнул своему другу.

- Вот вечно ты затеваешь что-то, Хум, - проговорил Мыгх и яростно зачесал плечо, - а если нас за нее поймают?

- Кто? Кто поймает, я спрашиваю? - Хум проворно выхватил у товарища плащ и завернул в него поплотнее Птицу. После пнул ее и велел:

- Шагай, давай-ка, девушка. Топай ногами. К Саену идем, ясно тебе?

Птице оставалось только согласно кивнуть и зашагать за этими двумя.

Они еще какое-то время спорили- Мыгх вяло уверял, что воровство девушек карается законом и жестоко, а Хум убеждал, что никого они не украли, и что Птица - просто беглая рабыня.

- А на серебро мы купим новое оружие, еще сам после спасибо скажешь, - уверено вещал Хум, - сабли купим, ножи. Опять же, сапоги тебе новые справим. Осень вот-вот с зимой повстречается, а у тебя твои совсем развалились. Сколько ж можно подошву веревкой-то привязывать? Так и помереть недолго от холода.

Птице пришлось идти босиком. В плащ-то ее завернули, но о ногах не подумали вовсе. А она за то время, что жила в Каньоне, отвыкла ходить босой. Потому приходилось ей нелегко, пальцы ног быстро окрасились красным, подошвы заболели, замерзли. Щиколотки стали ледяными и Птица поняла, что совсем скоро и ног не будет чувствовать от холода.

На ее счастье, с другой стороны горки их ожидал серенький ослик, привязанный к дереву. Животное равнодушно скосилось на Птицу и своих хозяев и так же равнодушно опустило голову к земле за очередной порцией травы.

- А этому лентяю лишь бы жрать, - буркнул Хум, - давай-ка, ленивая скотина, шевелись. Посадим на него девушку, а то как бы не попортить товар. Она у нас должна выглядеть прилично. Чтобы люди захотели платить за нее серебро.

И Хум собственноручно посадил Птицу на спину осла, покрытую привязанным одеялком.

Птица вздохнула с облегчением и прижала ноги к теплому боку животного. Ладно, хоть не пешком тащиться. Она не сомневалась, что Саен найдет ее, не сомневалась, что надает этим паршивцам хорошенько. Всыплет так, что будут долго помнить. А то и вовсе убьет, как убил тех драконов. Потому страх немного отпустил ее.

А то и сама она с ними справится, вот только наберется сил. Слишком много их забрала стычка с Набарой.

Глава 4

Узенькая дорожка петляла, уводя вниз, в мрачный овраг с худосочным ручьем на дне и редкой травой на склонах. Пришлось продираться через колючие кусты, проезжать под низкими ветками деревьев. Все вниз и вниз. Птица никогда не бывала в этих местах и понятие не имела - куда ее везут.

Сквозь овраг выбрались на ровную, мощеную плитами дорогу - просто поднялись по еще одному склону и неожиданно кусты разошлись, открывая удобный тракт. Копыта ослика славно застучали по камню, и стало ясно, что двигаются они на восток, в противоположную сторону от входного моста Каньона.

Оба ее похитителя стали вдруг тихими и молчаливыми. Торопились, подгоняли ослика и то и дело оглядывались. Птица без труда поняла, что они боятся встретить тут суэмцев или еще кого. На какое-то время появилась надежда - вдруг повезет, вдруг появятся воины и спросят - чего это девушку везут связанную и затянутую в плащ по самую горловину, точно тюк с едой?

Где-то вдалеке действительно показался пост - каменный домик и несколько воинов с копьями. Птица уж совсем приободрилась, было, но тут Хум дернул осла за поводок и решительно свернул вниз с дороги, на сыпучий склон, к невысоким соснам и лиственницам. Прощай, надежда!

Они просто пересекли тракт и оказались на его противоположной стороне. Углубились в лесок и все спускались, спускались куда-то вниз. Дороги тут не было, потому приходилось петлять, пробираясь сквозь колючие заросли, между крепкими стволами деревьев, нагибаться, чтобы не влезть в паутину и не треснуться лбом о низкие ветки.

Хум выглядел настороженным и напряженным. Мыгх наоборот, принялся весело посвистывать, стянул с головы шапку и расстегнул полы потрепанной куртки.

- Чего это ты радуешься? - хмуро спросил его Хум.

- А чего не радоваться? Охота удалась, добыча у нас есть. Даже если не продадим девку, все равно за сапоги ее и за плащ получим деньжат от старой карги Хаммы. Вот, и славненько...

- Тебе бы лишь бы брюхо жратвой набить. Оттого ты и такой толстый. А знаешь что? Давай предложим девку тому магу, что остановился у Хаммы? Вдруг ему понравится? У них, у верхних магов принято иметь много жен и рабынь. Дело верное, это я тебе точно говорю. Это ты мне можешь поверить...

- Попробуй еще сунься к этому магу. Не так поймет - и мигом превратит в гриб какой-нибудь, или в лягушку.

- Это верно. Это верно, вот что скажу. И Хамма, ведьма старая, прячет его, так что и нам болтать не стоит. Вроде за каким-то делом приехал к ней маг, вроде - наши все так говорят - должна Хамма его клану. А ты же знаешь, у этих сумасшедших Верхних Магов кланы - это святое. И клановый долг надо вернуть во что бы то ни стало. Пусть даже тот, кому ты был должен, помер, и уже лет двадцать гниет в могиле. А к тебе вдруг явятся его дальняя родня, какие-нибудь внучатые племянники какой-нибудь двоюродной сестры мужа и потребуют должок, потому что они, якобы, с одного клана. Дери их всех зменграхи... Вот и тот маг приехал к нашей Хамме за каким-то должком. Так говорят, по-крайней мере...

- Пусть бы уже и не говорили. Неохота и поминать Верхнего Мага. Он как глянет - так мурашки по коже. Такой же страшный, как и Саен, не к ночи будут помянуты оба. Пусть заберут их души зменграхи или гуссовы утопленники...

Птицу все эти разговоры настораживали. Что за Верхний Маг, которому собираются ее продать? Она снова станет рабыней? И ее увезут в Верхнее Королевство как рабыню? С Верхними Магами Саен вряд ли сможет тягаться, это даже ему не под силу.

Птица приуныла. Запястья затекли и надсадно ныли, голова немного болела и страшно хотелось есть и пить. Она с вечера не брала в рот пищи, и Еж уже, наверное, давно хватился ее. Беспокоиться и не может понять, что случилось. Еда у него и у Травки есть, голодными они не останутся. И хлеб есть, и яйца, и молоко. И вчерашний ягодный пирог должен лежать на столе, в большой миске, накрытый полотенцем. С едой все хорошо , но вот испугаться они могут.

А Саен что о ней подумает? А вдруг он догадается - зачем Птица понеслась на соседний холм, и не захочет ее выручать? Он ведь строго велел не прибегать к колдовству, и Птица вовсе не дура, чтобы понимать, что приворот тоже входит в запретные деяния.

Неутешительно все и не радостно. Вот же глупая она! Глупая! Дурочка и есть, и большие никто она! И зачем только поплелась на эту клятую горку? Ну, отпустил бы ее Саен после своей женитьбы, так, небось, не с пустыми руками. Не голодную, с хлебом и деньгами. Уж как-нибудь пристроилась бы в Каньоне. Может, убирала бы у кого. Может, на рынок попросилась бы, товар продавать. Она красивая, улыбаться покупателям умеет. Что еще надо?

А теперь вот продадут ее в какой-нибудь торговый караван к вонючим воинам-охранникам, и будет она грязная, оборванная, битая всеми. Уж лучше бы она оставалась в Линне, у мамы Мабусы. Уж лучше бы ее продали в храм Набары.

Вот тебе и три улыбки солнца. Профукала она всю свою удачу, не оценила. Все дулась на хозяина, все боялась, все дичилась. А теперь вот - ни чистого теплого дома, ни хорошей одежды. Даже обуви на ногах - и того нет.

Невеселые думы одолевали Птицу. А рядом плелся Мыгх, и мысли у него в голове были длинными, ленивыми и очень простыми. Будто не мысли, а какие-то толстые черви, что еле ворочаются. Короткие, бесцветные. Только и думал Мыгх, что о медяках, да об овощной похлебке, да о торговке Хамме, которая и должна дать денег за плащ. И при этом Мыгх временами поглядывал на Птицу, словно желал убедиться, что одежда не исчезла с нее, не пропал его долгожданный заработок.

Вдруг Птица нахмурилась. Как-то получилось, что она стала понимать то, о чем думает идущий рядом Мыгх. Пусть не внятно, не четко, пусть только наметки. Но вот же, догадалась, что он хочет есть и хочет поскорее продать плащ и сапоги. И больше никаких мыслей у него в голове, как будто башка слишком маленькая, и любым другим думам просто нет в ней места.

Неожиданное открытие не взволновало и не обрадовало. Уж лучше бы она оставалась в домике Саена и занималась сейчас хозяйством, чем выслушивала глупые мысли разбойника с дурацким именем Мыгх. И откуда эти двое взялись в Каньоне? Птица думала, что темные люди не водятся в этом светлом месте, что таких в Каньон не пускают.

А, может, и действительно не пускают. Пробрались тайком, по бездорожью да оврагам. Вон, продираются через чащу леса, ломятся через колючие кусты, ругаются и машут небольшими топориками. Оружия у этих двоих не водится - настоящего оружия. Ни мечей ни сабель, только ножи короткие и непутевые, да вот, небольшие топорики, которыми разве что сучья на костер рубить да дорогу в кустах прокладывать. И то - не очень удобно.

И, вот, наконец, к полудню, когда солнце, спрятанное за тучами, поднялось достаточно высоко, чаща густого леса вдруг расступилась, склон ушел резко вниз и запахло сыростью и камышом. Где-то печально закричали утки - и сразу же пронесся над головой косяк. Птицы собирались на юг, куда-то к Линну, на зимовку. Так рассказывал Саен, что утки в Каньоне улетают на зиму в теплые места. Была бы Птица уткой - так полетела бы вместе с ними и оказалась у теплого моря и жаркого песка, в родном городе...

Они приехали к маленькому озерцу у входа в ущелье. По краям озера стояли небольшие деревянные домики - даже не домики, а хижины в одно окошко. Темные, крытые деревянными досками.

- Давай сразу к Хамме, покажем нашу добычу, - тут же оживился Мыгх.

- Ну, не, братец. Торопиться не станем. Надо все разузнать, надо набить цену на товар. А то Хамма - хитрая баба, вмиг облапошит. Наговорит всякой ерунды нам, а мы и поверим ей. Нет уж, давай к нашей пещере, пока никто нас не заметил.

- Так там больной Лаик же. Как бы не заразил девушку нашу...

- А нам-то что с того? Мы ее к тому времени успеем продать, так что не бойся, глупец.

Оба разбойника свернули в сторону и потянули за собой осла. Жили они в небольшой пещерке, где стояла сложенная из камней печечка, а вход был заложен плотно подогнанными досками, и была пристроена деревянная дверь.

Пахло в их жилище отвратительно. Грязным тряпьем, дымом, гарью. Мусором и всякой ерундой. У печки, на боку, валялся грязный котелок, сваленное тут же тряпье, видимо, служило подобием постели обоим. Птицу толкнули в темный, загороженный деревянным заборчиком угол и велели нагнуться и пройти в проход.

- Там пещера есть. И вода есть - ручеек. Вот туда и иди, девушка. А не то отвесим тебе тумаков, - весело велел Хум, - а Саен твой скоро придет, вот увидишь. Сейчас и придет за тобой.

- Может, покормить ее чем? - буркнул Мыгх.

- Обойдется. Не есть сюда приехала. А нам бы самим раздобыть себе еды. Сними с нее плащ, ты что-то забыл, за что хотел денег выручить...

- О, и то дело. Девушка, давай-ка сюда твой плащ. Поживее, слышишь?

Птица, еще не успевшая огляделся в темноте пещеры и так и не понявшая, куда ей надо идти, с сожалением взялась за тесемки. Вот теперь будет еще хуже - вот теперь она не только будет изнемогать от голода, но и дрожать от холода. Но одежду свою отдала - все равно ведь заберут.

Мыгх заботливо принял плащ и тут же засуетился:

- Ты огонь разведи, согреемся. И девушка наша тоже согреется. А я мигом к Хамме сбегаю, обменяю добычу на деньги. Принесу нам хлеба, сала и крупы. Сварим кашу, поедим. Отдохнем. Мы ведь заслужили отдых, правильно, Хум?

- Еще как заслужили, братец, еще как! Я тоже с тобой пойду, пригляжусь - может, увижу мага того. А огонь еще успеем развести. Ты осла-то привяжи, а то эта глупая скотина убежит отсюда, ищи ее после.

Осла они держали тут же, в пещере, и Птица поняла, чем еще пахло. Ослиным навозом, который эти двое не очень-то, видимо, старались убирать. Ослы потому что оба, вот что. Пещера трех ослов...

Что ж, можно радоваться хотя бы тому, что у нее развязаны руки - как только Птицу сняли с осла, Хум тут же разрезал ножом веревки, совершенно справедливо полагая, что из их убежища девушка никуда не денется.

Осторожно ступая по земляному полу и чувствуя, как колят подошвы мелкие камушки, Птица попятилась в темноту. Коротко скрипнула входная дверь, загремела цепь, на которой висел самый настоящий замок с железной дужкой. Вот, теперь ее заперли в темноте и в вонище.

Птица снова принялась ругать сама себя и досадливо сжимать плечи, стараясь хоть чуть-чуть согреться. Да где там. Холодина страшная. Темнота и полная неизвестность. Вдруг Птица поняла, что не одна. Кто-то тут есть. Она явно услышала чье-то частое дыхание и уловила испуганные мысли человека. Кто-то испытывал страх и боль - вот что поняла Птица.

- Кто тут? - тихо спросила она.

Ответа не последовало. Дыхание не изменилось, да и чужие чувства оставались такими же. Тогда Птица решительно открыла скрепленную из дощечек калиточку, запиравшую закуток - благо она закрывалась на деревянную задвижку, которую легко было поддеть пальцем. Прошлась по пещере, вслух желая, чтобы потроха разбойников достались зменграхам. Еле-еле нашла плошку с остатками масла и фитилем. Зажгла ее и вернулась в закуток, не забыв аккуратно задвинуть щеколдочку - а то придут эти двое ослов и разоруться, что она лазила в их вещах и трогала их драгоценное барахло.

Дыру, ведущую в еще одну пещерку, Птица теперь увидела хорошо. Узенькая, низкая. Чтобы пробраться сквозь нее, придется нагнуться чуть ли не до пола. Помещение, в которое попала Птица, было не таким холодным, может, потому, что к одной из его стен примыкала печка, и потому воздух не так быстро остывал - все-таки пещерка была более укромной и закрытой, чем основное жилище разбойников.

Тут Птица и увидела мальчика. Он был такого же возраста, как и Еж. Худой, смуглый, грязный. Мальчик лежал на охапке сена, стараясь как можно плотнее завернуться в какую-то рваную тряпку. Глаза его были прикрыты, лицо показалось красным, губы - распухшими и потрескавшимися.

- Ты кто? - растерянно спросила его Птица.

Мальчик, наконец, раскрыл глаза, моргнул, пробормотал:

- Никто, - и отвернулся.

Ну, и ладно. Не хочет говорить - как хочет.

- Пить принести? Я видела тут воду в ведре, - снова спросила Птица. Ну, а что еще спрашивать?

Мальчик еле заметно кивнул.

Птица снова вернулась в первую пещеру, порылась среди посуды, сваленной тут же у печки на низкую скамейку. Нашла железную кружку, сполоснула ее, набрала воды и вернулась к мальчику. Приподняла ему голову и удивилась:

- Ничего себе, какой ты горячий. Точно печка. Захворал, что ли?

Мальчик припал к кружке и мигом осушил ее. Птице даже показалась, что кружка нагрелась от его губ.

- Можно еще, - почти прошептал мальчик.

- Ладно. Можно еще, - Птица снова сходила за водой и опять напоила своего нового закомого.

- Ты заболеешь от меня, - пробормотал мальчик.

- А что с тобой? Лихорадка?

- Красная лихорадка. Все наши в деревне заболели. Я хотел пробраться в Каньон дождей, да заплутал. А эти двое поймали меня и решили продать при случае в караван какой... - мальчик отдышался, после продолжил, - а тут я слег. И они велели держаться в этой пещере и каждый вечер жгут какую-то свою вонючую траву, чтобы самим не заболеть. Говорят, что если оклемаюсь - они продадут меня. А если нет - значит, судьба моя такая, и все равно я бы сдох у своих родителей...

- Ослы они, вот что. И меня поймали, и хотят тоже продать в караван... А я жила в Каньоне Дождей...

- Так они в Каньоне уже воруют людей? - Мальчик от удивления открыл глаза и приподнялся на локте. - Если здешние старейшины узнают - отрубят им головы...

- Я жила у старейшины Каньона Дождей, у Саена. Я была его... домохозяйкой и ...

Птица запнулась. А кто она была Саену? Не сестра, не жена, не любовница. Кто она? Подруга, что ли?

- Я была подругой его. Он хорошо ко мне относился. И к мальчику моему, к Ежу тоже хорошо относился. Еж мне не брат, но мы росли с ним вместе.

- Повезло вам, - устало выдохнул мальчик и опустился на сено, - а мне суждено умереть в темноте. Хвала духам, что хоть ты пришла и принесла свет. И напоила меня. Так хотелось пить - страшное дело. И думал, что умру во мраке. Страшно это - умирать в темноте.

Оба замолчали. Птица не знала, что сказать. Не станешь ведь уверять мальчика, что он не умрет, что поправиться. И так ясно, что смерть совсем близко подобралась к нему. Вон, еле дышит, и сердце стучит так часто, что того и гляди остановится.

- Как тебя зовут? - спросила она.

- Лаик мое имя. Мать так звала...

- А меня зовут Наилена. Но Саен кликал Птицей. И ты так зови, мне так больше нравится...

- Птица? Красиво звучит... Значит, свет и воду мне принесла Птица...

- Выходит, что так...

Опять замолчали на какое-то время. Лаику было слишком тяжко разговаривать, а Птица не знала - о чем еще говорить. И так все было ясно.

Глава 5

Раздался еле слышный шум шагов, загремела дверь.

- Это ты виноват! Полез со своим - плащ у нас, добыча у нас, отдадим вам должок скоро! Дурень ты, Мыгх, дурень. Не зря маменька называла тебя олухом, не зря! И зачем ты навязался только на мою голову! Что теперь жрать-то будешь?

- Да кто ж его знал... Я ж не знал, что он заберет и плащ и сапоги за долги. И должны-то ему десяток медяков, а поди ж ты, все забрал, гадина клятая. Хамма так и не увидела нашу добычу...

- Хорошо хоть о девушке ты не ляпнул ничего. И как это язык твой не проболтался? Дурень, как есть дурень, и говорить больше нечего!

- Да не виноват я, говорю тебе! Он сам стал спрашивать - когда долг, мол, отдадите. Вот я и сказал, что продадим Хамме добычу свою и вернем. А он хвать у меня плащ и сапоги да как врежет мне в дыхалку... я и свалился...

- Свалился... - передразнил Хум, - где девчонка наша?

Птица торопливо выбралась из пещерки и молча глянула на злые лица разбойников.

- Ну, хоть эта на месте. Хоть эту догадались спрятать. Да осел у нас есть. Если что - продадим его. Если совсем в тягость все станет. А у нас где-то мука была, не помнишь? Давай-ка состряпаем лепешек каких да поедим. И пойдем к Хамме, Маг все еще у нее.

- А топить есть чем?

- Найдем, растопим. Пошевеливайся да сгоняй к ручью за водой.

- Опять я за водой?

- Да, потому что это ты проворонил и плащ и сапоги! А добывали мы вместе! А проворонил ты один! - Хум треснул чем-то по скамейке и длинно выругался.

Птица не стала прислушиваться. Устроился рядом с Лаиком, подкатала края штанов чтобы не наступать пятками, устало вздохнула. Дотронулась нечаянно до плеча мальчика и прошептала:

- Горячий ты, жуть просто.

Лаик не ответил. Да и что отвечать?

Птица положила ладонь ему на лоб с мыслью, что с одной стороны сама хоть немного согреется, а мальчишке все будет попрохладнее. Руки-то у нее ледяные, и сама она как ледышка. Замерзла - сил просто нет. Скорее бы уже эти два олуха принялись топить свою дрянную печь...

Ладонь нагрелась быстро, точно вместо лба у Лаика был хорошенько натопленный печной бок. И полилось по руке странное напряжение, горячие искры, быстрые волны. Птица вдруг поняла, что чувствует, как быстро бежит по венам мальчика кровь, как бьется сердце, как поднимается грудь, принимая и выпуская воздух. И в этой крови была энергия Лаика, такая же, какой пользовалась сама Птица, когда пробовала сотворить приворот.

Вот эта сила - бежит по жилам, яркая, горячая, обжигающая. Быстрая и чистая. Ее у Лаика осталось совсем немного, потому что забирают его жизнь другие создания. Да, именно создания! Птица поняла, что в теле мальчика живут еще какие-то маленькие сущности, которые и поглощают энергию. Нагло тянут ее себе. Жрут и жрут без остановки. Неужели можно вот так забрать всю энергию-жизнь у другого человека?

Можно. Можно взять и высосать все из Лаика. Тогда он умрет просто так, под ладонью Птицы. Сердце остановится, грудь опуститься. Кровь загустеет, прилипнет к стенкам вен. Что там Саен говорил о чужой жизни? Не таким ли способом он убивает драконов? Только он даже не прикасается к ним, наверное, чувствует на расстоянии?

Можно забрать жизнь у Лаика, а можно забрать у этих крошечных тварей, что питаются его телом. Это еще проще, потому что твари маленькие и невидимые. И Птица их сейчас очень хорошо чувствует. Вот, пожалуйста, вся энергия маленьких тварей переходит сейчас Птице. Перетекает незаметной волной, отдает еле заметным покалыванием в пальцах. Лаик вдруг вытянулся и забился под ладонью, но Птица прижала его двумя руками. Так даже лучше и быстрее. Еще пара мгновений - и можно выпрямится. Вздохнуть, потереть руки, помахать ими в воздухе.

Стало вдруг жарко, чуть ли не горячо. Пропала усталость, отступил голод. Птица не могла до конца понять, что с ней произошло. А Лаик, закрыв глаза, погрузился в сон. Сердце его стало биться медленнее, дыхание выровнялось. Теперь в нем нет никаких сущностей, забирающих жизнь. Теперь бы ему поесть и попить. И немного силы бы ему не помешало.

Правильно! Саен всегда делился собственной силой! С Ежом, с Травкой! Птица это видела, только не могла понять - что он делает. А теперь все стало ясно.

А что если ей самой попробовать? Приложить ладонь к груди мальчика и перелить энергию обратно. Сущности уже мертвы, их это не оживит, а вот Лаику поможет. В конце концов это его собственные силы, высосанные у него мелкими паразитами.

Нет, все возвращать Птица не станет, иначе опять будет мерзнуть и голодать. Так, чуть-чуть, чтобы помочь мальчишке выжить.

Ладони легли на грудь, и дальше все получилось даже слишком легко. Это как перевернуть кувшин с молоком и немного налить в чашку. Хлоп! - и готово.

Вот что, оказывается, умеет Птица! И откуда в ней такие способности? С Саеном все понятно, он Знающий, потому и обладает необычными способностями. А кто такая она, Птица?

В мрачной темноте пещеры, еле освещенной полудохлым огоньком масляного фитиля Птица вдруг с устрашающей ясностью поняла, что с ней не все просто. Вообще с ней что-то не так. И привязанность ее к Травке вовсе не простая. Что с ней происходит на самом деле?

Стало на какое-то время страшно и неуютно, захотелось прямо сейчас же оказаться в домике в Каньоне Дождей, и чтобы все было по-прежнему. Птица удивилась, что тоскует не по солнечному Линну, а по дождливому Каньону, по крутым склонам гор, по темно-зеленой реке внизу и по теплому голосу Саена, подшучивающему над ее неумелостью.

"Ты не угадаешь меня, Птица" - сказал он однажды. А друг угадает? Вдруг поймет? Вдруг она такая же, как и Саен и обладает похожими способностями? Вдруг именно это поняла Хамуса, когда кидала на нее кости? И потому колдовские камни показали три улыбки, они предчувствовали скрытую силу Птицы. Ту самую силу, которую она сама еще тогда не могла понять.

Воздух в пещерке постепенно нагрелся - дрова в печке потрескивали так, что слышно было даже здесь. Оба разбойника все еще ссорились, но уже лениво, не так горячо. Скорее для порядка ссорились. Они, видимо, действительно были братьями, и тот, что повыше и потолще - был младшим. А худой Хум - старшим. Так решила для себя Птица.

Сейчас она немного осмелела. Почувствовав собственную силу, она вдруг осмелилась выглянуть к мужчинам и потребовать горячего отвара для Лаика.

- Ваш мальчик, видимо, поправляется. Он вспотел, жар у него прошел. Его надо напоить горячим отваром. Вам он нужен, или вы не дорожите своим прибытком? - тихо спросила она, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза мужчинам.

- Что ты сказала? - нахмурился Хум.

Мыгх без лишних вопросов послушно потянулся за кружкой.

Птица не стала повторять, лишь поморщилась.

- А ты, оказывается, умеешь дельно разговаривать. Ну, и что, что прошел жар? Это не твое дело. Сиди себе там и не показывайся и не смей разговаривать со свободными, рабыня, - грубо велел Хум и шлепнул брата по руке, по той самой, в которой тот держал кружку.

Вода плеснула, Мыгх выругался.

Вот если бы Птица еще умела передвигать вещи только одним взглядом, как это делает Саен! Тогда бы она треснула обоих хотя бы вон той палкой, что стоит у входа. Как дала бы по их глупым тыквам. Вот бы они тогда поняли, с кем имеют дело!

Палка лишь слегка вздрогнула от Птицыного короткого взгляда.

И в этот момент в деревянную дверь резко и сильно стукнули. После кто-то снаружи рванул ее на себя, и в бледном вечернем свете показалась высокая фигура.

- Да пошлют Невидимые успех этому дому, - послышался низкий тягучий голос.

- Да ты кто такой? - тут же обернулся к двери возмущенный Хум.

- Я - Верховный маг Верхнего королевства Нас Аум-Трог. Отца моего звали Нисам Аум-Трог, да пошлю ему Невидимые покой в другом мире. В вашем доме находится сильный маг, и я пришел поприветствовать его.

Оба разбойника, едва услыхав имя пришельца, тут же бухнулись на колени и забормотали что-то о милости, доброй воле и еще какие-то глупости. Птица поспешила спрятаться в своей пещерке. Ее это вовсе не касается, и лучше сделать так, чтобы маг и не увидел ее. А то начнет петь песни о прекрасных глазах и длинных косах, да еще, чего доброго, купит ее у этих ослов.

- Где маг? - ответил коротким вопросом пришелец.

- Мой господин, никого нет в пещере кроме двух слуг твоих и рабов твоих - меня и моего брата. Клянусь матерью, - совершенно искренне выдавил из себя Хум.

Мыгх тут же подтвердил:

- Кроме двоих слуг твоих никого нет, мой господин. А мы - как рабы твои, как слуги твои. И у рабов твоих ничего нет за душой, кроме этого несчастного осла. Рабы твои не достойны, чтобы ты находился под их кровом.

Ого, как он умеет складно говорить! Прямо соловьем заливается. Птица сжалась в темноте, закрыла глаза. Этот маг пришел за ней, вот что! Она это слишком хорошо чувствует и понимает.

- Кто еще есть у вас в пещере? И не бормочите себе под нос, говорите громко.

- Кроме нас, рабов твоих...

- Вы не рабы мои, нечего дураков из себя строить. Вы не годитесь ни для какой работы, потому для вас быть моими рабами - слишком большая честь. Вы не одни в этой пещере, это я знаю. Кто еще есть? Говорите, пока не перерезал вам глотки!

- Девчонка-дурочка есть. Да умирающий мальчишка. Красная лихорадка у него, лучше не ходить к ним... - ответил недовольным голосом Хум.

- Приведите ко мне девчонку. Мальчишку можете хоронить сами.

Оба брата бросились выполнять приказание. Хум первым пролез в отверстие пещеры, схватил Птицу за руку и потащил за собой. И вот, она стоит перед высоким человеком, прячет глаза и чувствует на себе его пристальный взляд.

- Как зовут тебя, красавица? - вопрос прозвучал негромко и мягко.

Рукой в перчатке мужчина дотронулся до подбородка Птицы и поднял ей голову. Всмотрелся ей в глаза и повторил вопрос.

- Наилена.

- Это не правда. Рабам не дают суэмские имена.

- Я уже не рабыня, - совсем тихо ответила Птица, по-прежнему стараясь отвести взор.

- А кто ты? Как ты оказалась в этих местах?

Голос мага становился все спокойнее и мягче. Он обволакивал, точно мед, лишал способности думать, принимать решения. Кто она?

- Меня купил старейшина Каньона Дождей и сделал свободной, - собравшись с мыслями выдала Птица, - и записал мое имя в Книге Живущих Каньона.

- Так не бывает. Рабы никогда не обретают свободу. Набара никогда не отпускает своих жриц. Потому ты здесь, и потому в твоем носу снова появится кольцо. Вот так.

И Птица заметила в правой руке незнакомца тоненькую дужку. Миг - и дужка оказалась у нее в ноздре. Маг все сделал быстро и ловко, будто ему приходилось каждый день продевать кольца в ноздри рабам.

- Пойдем со мной, девушка, и ты услышишь голос призывающих тебя духов. Теперь ты принадлежишь мне, потому что я вдел в твой нос золотое кольцо, я вернул тебе твою сущность.

И маг решительно взял Птицу за руку. В его голосе не было жесткости, не было злости и резкости. Но кто осмелится возразить ему? Птица по-прежнему не смотрела в лицо этому человеку. Страх сделал ее шаги неуверенными, привычная робость вытеснила из головы все мысли.

Когда в ноздре кольцо - надо повиноваться. Так было всегда и так будет всегда. Душа принадлежит тому, кто вдел в нос знак рабства. Это Саен отпустил душу Птицы на волю, но так не бывает.

Маги не отпускают никого и никогда.

Она семенила вслед за пришельцем и слышала, как возмущенно причитают за спиной Мыгх и Хум. Не оборачиваясь, маг кинул им горсть серебра, и возмущение сменилось восхищением. Братья принялись благодарить своего гостя за щедрость и ссориться из-за денег. Но Птицу это уже не трогало.

Шаг за шагом она приближалась к высокому вороному коню, что поджидал своего господина на карюю тропы. Не чувствовался холод земли под босыми ногами, не морозил ледяной ветер.

С ужасающей ясностью Птица поняла, что Набара все-таки одолела ее. Сбылась глупая мечта девчонки, теперь ей придется отдать дань могущественной богине и стать жрицей для Верхнего Мага. И никогда в жизни она больше не увидит Саена. Никогда!

Глава 6

Рабы всегда должны быть покорны своей судьбе. Покорны и послушны. Это - залог жизни, правило для выживания. Первое и главное правило рабов. Хочешь выжить - будь послушен. Будь покорен, не ропщи, не возмущайся. Значит, такова о тебе воля духов Днагао и богини Набары, хозяйки судьбы.

Значит, этого хочет твоя судьба, это уготовано тебе от предков твоих.

Ты слушаешься и подчиняешься и потому остаешься в живых. А иначе - смерть. Это правило второе.

Всех непокорных рабов ожидает смерть. Непокорный раб - негодный раб, мертвый раб. Так говорила мама Мабуса. И Птица слишком хорошо помнила ее наставления. Потому даже не осмелилась возражать своему новому хозяину. Наклонила ниже голову, сжала губы. Не слезинки, ни вздоха. Так положено, такова судьба.

Сама виновата, это Птица тоже понимала. Если бы слушалась Саена - месила бы сейчас тесто у него в доме да приглядывала бы за Травкой. И как теперь маленькая девочка будет без Птицы? Они ведь связаны каким-то таинственным заклинанием.

- Ты умеешь ездить верхом? - спросил маг.

Птица кивнула и тут же ответила:

- Да.

- Как ты должна отвечать своему господину? - нахмурился маг.

-Да, господин.

- Тогда садись верхом. Поедем вместе, на одной лошади.

Конь просто огромный. Как можно забраться на него самой? Саен - тот подсаживал и помогал. Объяснял, отвечал на вопросы. Жалел и заботился. А этот? Станет наказывать за неумение?

Маг требовательно смотрел на Птицу, и та не осмелилась мешкать. Взялась за край седла, неловко поставила ногу в стремя. Потянулась и вдруг услышала до боли знакомый голос:

- Куда это ты собрался везти мою девушку, Верхний Маг? С каких это пор в Каньоне Дождей воруют людей, хотел бы я знать. Птица, ты свалишься с этого коня и расшибешь себе голову. Даже не пробуй залезть!

Порывисто оглянувшись, Птица увидела Саена и не смогла сдержать радостной улыбки. Приехал все-таки за ней! Приехал! Хвала Создателю, Саен приехал!

- Не вмешивайся в дела Верхних Магов, чужак! - резко произнес Верхний Маг.

Он поднял руку, щелкнул пальцами, произнес несколько слов - и Птица вдруг увидела высокие темные фигуры в плащах, появившиеся буквально из воздуха. Они окружили Верхнего Мага и мертвенным, зловещим холодом повеяло от них.

Это и есть Невидимые, Птица слышала о них. Могущественные духи Днагао, те самые, которым возносят молитвы в храмах и просят о защите. Невидимые служат и подчиняются Верхним Магам, это знает каждый. И их так просто не убьешь, они не имеют плоти и крови, у них нет сердца, которое можно было бы остановить.

Смерть буквально спустилась с небес и окружала теперь плотной, надежной защитой и Верхнего Мага и Птицу. Не пробиться к ним, не одолеть, не одержать победу над Невидимыми.

- Ты бессилен передо мной, незнакомец, - спокойно произнес Верхний Маг, - мое имя Нас Аум-Трог, и я принадлежу верховному клану магов. Я Верховный маг Верховного клана. Не тебе тягаться со мной. Уходи, пока жив и не вмешивайся. Купи для себя другую рабыню и утешься ею.

- Много советов, Нас Аум-Трог, - Саен улыбнулся и вытянул меч из-за спины. После положил ладонь на пояс и в пальцах его сверкнул блестящий метал. Что-то странное, короткое, похожее на рукоять, но без лезвия.

- Много советов, но они все не для меня. Меня зовут Саен, я старейшина Каньона Дождей, Знающий Создателя. Я маг Моуг-Дган, Владеющий мечами. Мы сразимся на равных, Нас Аум-Трог. Еще никто не увозил безнаказанно моих людей из Каньона. Еще никто не вмешивался и не нарушал права территорий.

- Здесь территория Хаммы. Это ее земли, и девушка находится в ее владении.

- Но девушку привезли сюда насильно двое разбойников, Хум и Мыгх. Они украли девушку с земель Каньона, украли ее одежду. Они нарушили территорию и потому должны быть высланы с этих мест. Хамма знает наш уговор. Я не лезу в ее дела, она не лезет в мои. Ты тоже находишься на чужой территории, Нас Аум-Трог. Девушка не принадлежит тебе.

- Она принадлежит Набаре. Этой ночью она вызывала дух богини, и Набара пришла на зов. Что ожидает в Каньоне того, кто занимается колдовством? Разве вы не высылаете всякого, кто призывает иных богов, кроме Создателя? Таковы правила, и ты это знаешь, Знающий Саен.

- Не все правила стоит выполнять, Нас Аум-Трог. Я сражусь за эту девушку, и пусть действует закон сильного. Добыча победителя всегда остается с ним - и такое правило есть, ты ведь знаешь.

- Что ж. За меня будут сражаться Невидимые.

- Пусть так. Я тоже буду не один в этой битве, - и Саен ласково улыбнулся. По-доброму улыбнулся, даже немного радостно. Будто предстоит ему хорошее развлечение, забавный праздник. Махнул рукой, и из блестящей штуки выехал клинок.

Птица такое видела первый раз в жизни - дымчатое, чуть светящееся лезвие клинка выглядело так необычно и странно, что казалось лучом, рассекающим серый вечерний сумрак.

- Меч духов, - проговорил Нас. Его голос прозвучал ровно, но Птица слишком хорошо почувствовала удивление в душе мага.

Саен провел мечом, рассекая воздух. Он был одного роста с Верхним Магом, такой же крепкий и сильный. В руках Невидимых появились точно такие же загадочные клинки с блестящими рукоятями. Но духов было многовато на одного Саена - четыре фигуры в черном. И еще Нас Аум-Трог. Невидимые - это сильные воины, человеку их победить невозможно. Как Саен станет сражаться с ними?

И тут Птица увидела невиданное. Двое светлых воинов спустились с высоты и встали рядом с Саеном. Светловолосые, светлолицые, ясноглазые. Они чем-то напоминали суэмцев, возможно, такой же правильностью и гармоничностью черт. Все знали, что Светлые держаться подальше от людей и служат только Создателю. Управлять ими не возможно, не существует таких заклинаний, которые призывали бы Светлых на помощь.

Нас удивленно поднял брови. Черные, ровные брови над черными пронзительными глазами. Только сейчас Птица украдкой рассмотрела его. Молодой красивый маг, решительный и храбрый. Спокойный и уверенный в себе.

Резкий ветер рванул ветки деревьев, зашумел камышом, разогнал вереницу туч. Испуганные люди: мужчины, женщины и оборванные дети старались держаться подальше, но не уходили. Мальчишки показывали пальцами на Саена, на Светлых. На Невидимых темных никто не решался не то, что показывать - даже смотреть. Но видеть их - видели все. Видели и пятились в страхе. Хватались за амулеты на запястьях и на груди, шептали молитвы.

- Колдуны... - несся осторожный говор.

Нас Аум-Трог проговорил что-то шепотом, поднял вверх правую руку и рассыпал в воздухе легкий порошок. Запахло пряным и горьким, и двое Невидимых разошлись в стороны, засветились в их руках точно такие же дымные клинки, как у Саена. Прошипел раздвигаемый отточенным клинком воздух, оба Светлых ответили на удар. Их длинные сливочно-желтые туники, развиваясь на ветру, подчеркивали быстрые движения.

Птица с силой вцепилась в поводья коня, чувствуя, что замерзает. Сжала голову в плечи. Только бы ее не заметили и не напали. Нас отошел, было, в сторону, надеясь, что двое других Невидимых задержат Саена, но тот, отразив один за другим, два удара, пригнулся, глянул резко и быстро почерневшими глазами, и стоявшее рядом с Насом дерево вздрогнуло, нагнулось. Толстая ветвь резко наклонилась и ударила мага по лицу. Все это произошло так быстро, что Птица и охнуть не успела.

- Не тебе со мной тягаться, маг, - презрительно ответил Саен, метнулся в сторону и отточенным движением подсек одного из Невидимых. Он сражался двумя мечами - длинным заплечным отражал удары, а светящимся клинком разил.

Удар, свист воздуха - и светящееся лезвие прошило насквозь бесплотную фигуру Невидимого. Дух вздрогнул, качнулся, стал полупрозрачным. Ран на его теле не было видно, но Птица понимала, что удар мечом духов забрал силу у темного противника. Не стало энергии, воли к битве, и Невидимый, поднявшись вверх, исчез. Растаял, точно горстка дыма из трубы.

Вздох ужаса пронесся по собравшейся толпе. А ветер, наоборот, усмирил свои порывы, стих. Упавший от удара Нас успел подняться. Красная дорожка крови, сбегавшая к воротнику, придавала его лицу резкое и злое выражение. Саен пригнулся, выставил длинный меч, отражая удар. За его спиной сдерживали натиск Невидимых двое Светлых.

Нас в два прыжка оказался за спиной Саена и ударил. Саен успел отклониться, успел отбить выпад Невидимого и встал лицом к обоим соперникам. Кровь в уголке глаза мешала Насу видеть, но он хорошо ориентировался в пространстве. Прищурившись, он прошептал еще одно заклинание, и напал в одно мгновение с Невидимым. Трое клинков - у Наса было два меча - против двоих Саена.

Воздух содрогнулся от резких ударов. Саену удалось устоять, он вывернулся, отражая удары, метнул злой взгляд Насу - и Птица слишком хорошо знала, что последует за этим взглядом. Наса отнесло в сторону и швырнуло об землю. Но он тут же поднялся и прошептал еще одно заклинание.

И появились еще трое Невидимых. Сильные, здоровенные. Опустившись на землю, они атаковали Саена с трех сторон. Удар, еще удар. Саен отбивался, он все еще стоял на ногах. Только один раз, пошатнувшись, опустился на колено. И в этот момент Нас метнул нож. Короткое лезвие по рукоять оказалось в боку Саена.

Птица вскрикнула, Саен поднял голову, глянул на нее и одними губами произнес: "На лошадь!"

И Птица его поняла. Все, что он хотел сказать. Поняла легко и быстро. Страх пропал, дрожь в руках исчезла. Поставив ногу в стремя Птица мгновенно оказалась верхом. Еще раз глянула на Саена и тоже одними губами произнесла: " Я готова".

И тогда Саен, резко качнувшись назад и вонзив в землю оба свои меча, расправил плечи, поднял голову - и воздух дрогнул. Трое Невидимых качнулись и отлетели назад, за спину успевшего подняться Наса. Земля заплясала в бешеном припадке. Деревья выгнулись, словно от урагана, камыш лег на землю. Двое Светлых, справившись со своими противниками, подняли клинки и закрыли собой Саена. Тот коротко свистнул - и знакомый Птице вороной появился из-за деревьев. А с ним и черные псы.

Нас поднимал руки для нового колдовства, но время было упущено. Вскочив на коня, Саен хлопнул его по крупу, и Птица с удивлением поняла, что конь, на котором сидит она, полностью подчиняется Саену. И они уже несутся по дороге, поднимаются на склон, все выше и выше. Двое Светлых прикрывают их, и озеро разбойников остается позади.

Глава 7

Еж долго ворочался и все не мог уснуть. Ему хотелось спрашивать и спрашивать, вопросы теснились у него в голове, как сено в маленькой тележке. Торчали острыми иголками и искрились от любопытства. Ему хотелось услышать о битве, о том, как был ранен Саен, о колдуне, о Невидимых. Птица поведала совсем чуть-чуть. Короткими, скупыми фразами.

Потому что говорить совсем не хотелось.

Рана у Саена, хвала Создателю, оказалась не опасной. Приходил Енн, наложил повязку, пояснил, какой мазью мазать. Сказал, что теперь Саен будет встревать в неприятности из-за Птицы и что покоя, судя по всему, в Каньоне теперь не видать.

Уставший и измученный болью Саен с ним не спорил. С Птицей он тоже не разговаривал. Даже не смотрел на нее. Енн заварил крепкий чай, Имафа принесла горячих пирожков и молока. Нетерпеливый Еж попробовал, было, пристать с расспросами к Саену, когда и Енн и Имафа ушли. Но тот быстро уснул в своей комнатке так и не утолив мальчишкиного любопытства.

Птица легла пораньше. А до этого долго стояла под горячим душем и без конца терла себя, смывая грязь и чужие запахи. Как хорошо, что Саен ее забрал! Как хорошо снова оказаться в Каньоне дождей, в теплом доме. Поесть досыта пирожков с капустой, картошкой и джемом. Напиться горячего молока с медом и устроиться в теплой постели.

Казалось, что даже Травка ей обрадовалась. Правда, по-своему. Подобралась боком и, пряча глаза, провела ладошкой по запястью Птицы. Движение мягкое, осторожное. Но все-таки, это внимание, прикосновение.

Птица вдруг поняла, что все эти прикосновения, дотрагивания даются Травке очень тяжело. Как будто приходится переходить через внутренние барьеры, ступать на чужую, не знакомую, пугающую землю. И лучше всего не отвечать тем же, не трогать ее.

- Все хорошо, Травка, я теперь рядом, - ответила ей Птица.

И лишь когда малышка уснула на кровати, под теплым одеялом, Птица почувствовала, что хочет прижать ее к себе и уткнуться носом в пахнущую душистыми травами макушку. Она соскучилась по всему этому, крепко соскучилась. Тепло, хорошо и сытно. Безопасно и удобно. И как глупая Птица могла когда-то бояться Саена и не доверять ему?

Он приехал, спас ее, заступился за нее.

Конечно, он это сделал потому, что Птица - не обычная девушка. Нас Аум-Трог назвал ее магом. Он так и сказал тогда разбойникам: "в вашем доме находится сильный маг". Птица действительно обладает магическими способностями, вот потому Нас и хотел заполучить ее. Потому и жрецы посылали преследователей из Линна - об этом говорил Саен. Да и сам хозяин купил ее именно по этому. И желает сам обучать. И вовсе не любовные утехи нужны ему от Птицы.

Пусть лучше владеет ею Саен, помогает, оберегает и учит, чем Верхние маги или жрецы. Вот теперь Птица понимала это очень хорошо.

Она тоже ворочалась и тоже не спала. Стоило закрыть глаза - и появлялось в темноте худое, изможденное лицо Лаика, хитрая рожа Хума и слышалось бестолковее бормотание Мыгха. А после возникали лица Невидимых. Птица почему-то до сих пор могла чувствовать на себе их взгляд, ощущать лед презрения и ненависти. Невидимые тоже интересовались Птицей, смотрели особенно, пристально. И становилось не ясно - видение это или воспоминание. Или просто сонный бред.

Просыпаясь, Птица принималась сминать подушку, подтыкать одеяло. Пробовала лечь на живот, заплетала непослушные волосы в косу. Но все эти действия и движения не помогали. Стоило только закрыть глаза и погрузиться в дремоту - как начиналось все сначала. Лаик, разбойники, Невидимые. Один раз даже привиделся Саен - он громко ругал Птицу и клялся, что в следующий раз непременно оставит ее магам.

Птица поднялась, подошла к окну. Круглая Аниес приветливо выглядывала из-за кромки туч, делая их похожими на кружево. Деревья чуть дрожали, облетевшие розовые кусты торчали короткими обрезанными ветками.

Внезапно загорелся свет на кухне - и желтые пятна легли резным узором на перила террасы в садике. Саен, значит, проснулся. Тоже не спится? Хотя его точно кошмары не мучают. Саен сам может стать кошмаром для кого хочешь. Как он сказал вчера вечером? Я - маг Моуг-Дган. Что он имел в виду? Почему он так себя назвал?

Великий Моуг-Дган - это легенда. Красивая и немного страшная. По преданию Моуг-Дган способен владеть сильнейшими и могущественными талисманами. Когда-то он спас оба Королевства от нашествия баймов, одолел всех проклятых и их духов.

А ведь Саен вчера тоже справился с Невидимыми! С теми, кого никому победить не удавалось. Разметал их вокруг себя и увез с собой Птицу. Право победителя забирать добычу... Такое правило существует, Птица не раз слышала о нем от моряков.

Моуг-Дган - это Саен? Да быть не может...

Осторожно ступая босыми ногами, Птица выглянула в коридор. Если бы она могла просто подойти и спросить. Если бы она осмелилась только...

Послышался стук печной заслонки. После загремел чайник. Птица прошла чуть дальше и увидела, как Саен, морщась и держать одной рукой за бок, пытается развести огонь. Стало жаль его, потому она, так же мягко ступая, молча подошла, взяла поленья и стала подкладывать в чуть озаренное светом печное отверстие.

- Я поставлю чайник, - произнесла тихо, привычно пряча взор.

Саен не ответил. Уселся в высокое кресло, вытянул ноги. Птица чувствовала, что он наблюдает за ней, но понять, о чем думает - не могла. Как ему удается прятать мысли?

- Я больше не буду колдовать, - тихо проговорила она, чувствуя, что молчание становится тягостным.

- Да? - тихо переспросил Саен.

Что отвечать дальше?

- Ты ведь можешь догадаться, обманываю я, или нет, - Птица обернулась и решилась, наконец, взглянуть в глаза хозяину.

- Сережку из носа вытащи, - еле заметно улыбнулся Саен, - Нас Аум-Трог вдел свое фамильное золото, предназначенное для личных рабынь.

О сережке Птица вспомнила только сейчас. Привыкла к такому украшению. Осторожно сняла и замерла, держа золотую дужку на ладони. Та быстро потеплела от пальцев, налилась жаром. Горячо стало и в груди, запылали сомнение и тревога. Скоро и щеки покраснеют, и даже сквозь загар станет видно смущение и неловкость...

- Кидай в огонь. Мне своего золота хватает.

Послушно кинула.

- Как тебе результат твоего колдовства? - совсем спокойно, даже немного весело спросил Саен.

Птица потерла запястье, опустила глаза. Захотелось повернуться и уйти в свою комнату, потому что ответа на вопрос Саена у нее не было. И тут вспомнился Лаик. Совсем некстати. Его горячий лоб, его быстро стучащее сердце. Теперь он, должно быть, совсем здоров, только слаб. Накормили его эти ослы?

Птица дернула плечом, словно сбрасывая с себя паутину страха и неловкости, посмотрела на Саена прямо и даже немного решительно. И сказала, зачем-то облизав губы:

- У меня получилось сделать здоровым мальчика. Его звали Лаик, он был в пещере у этих разбойников. Как будто я почувствовала то, что вызывает хворь и убила эти создания. Как будто я забрала их силу. Что это может быть?

Саен широко улыбнулся, поскреб заросший подбородок и заметил:

- Ловко ушла от темы. Про больного мальчика я бы тоже хотел послушать. Но сначала давай про то, что ты делала на соседнем холме. Я, конечно, и так знаю, Птица. Ты ловкая девчонка, ничего тут не скажешь. Итак, еще раз. Тебе понравилось колдовство?

Он что, смеется? Птица задрала подбородок и, глядя прямо в серые глаза Саена, резко ответила:

- Нет. Но я не думала, что появится Набара.

- А она появилась? - Саен перестал улыбаться.

- Да. И чего-то мне грозилась. Только я забыла - чего. Я не пустила ее, я пользовалась тем... ну, что я всегда делала, когда химаи приходили. Такую невидимую стену, которая не пускает ко мне. Я не могу объяснить.

- И не надо. Я знаю, что это такое. Значит, Набару ты не подпустила к себе...

- Только я не помню, что она говорила.

- Это не имеет значения, богиня любит запугивать. Итак, это был приворот, да? - Саен глядел прямо в глаза Птице. - На меня, да? Думала, что у тебя выйдет?

Птица сузила глаза, сжала губы и ничего не сказала. "И вышло бы, если бы не гадкая Набара" - подумала быстро и зло.

- Не вышло бы, Птица! - Саен тоже стал резким. - Твой наивный приворот я распознал бы едва только переступил порог дома. И даже раньше. Я чувствую все магические вещи, все зелья, все талисманы. Я могу управлять всем этим. Помнишь, как раскололись твои браслеты? Как упала сережка из носа? Все магические вещи подчиняются мне, потому что я могу ими владеть. Я и есть маг Моуг-Дган, тот самый, о котором ходит столько легенд. И я думаю, что ты вполне можешь мне верить. Веришь?

Как не верить? Разве она не видела своими глазами, как отлетели в стороны Невидимые от одного взгляда хозяина? Разве она не чувствовала, как дрожит воздух от волшебного Меча Духов? Разве Саен не выручил ее из беды, не одолел Верхнего Мага, не вернул домой целой и невредимой? Какому смертному это под силу? Духи предков! Ой... лучше и не вспоминать духов при Саене...

Птица кивнула, повернулась, достала тарелки из шкафчика. Заварила чай, поставила греется молоко.

- Я сделаю тебе чай с молоком, - негромко сказала она.

- Ты перестала бояться меня, и мы с тобой даже разговариваем. Мне это нравится, - медленно протянул Саен и вдруг напомнил Птице большого, гибкого черного кота с серыми глазами. Уверенного и хитрого кота.

Откинув растрепанные, слегка влажные косы назад, она принялась разливать чай. Говорливость у нее пропала, и она даже удивлялась, что так долго и много беседовала с хозяином.

- Расскажи теперь про Лаика. И садись рядом, колдунья-приворотница, - попросил Саен, когда Птица поставила перед ним чай и пару холодных пирожков Имафы.

Он указал на невысокую скамеечку, на которой обычно устраивалась Травка, и еще раз попросил:

- Садись рядом.

Голос его прозвучал низко, сам он стал серьезным и даже чуть-чуть грустным. Глаза - как грозовые облака. И как ему удается так быстро менять их цвет? Темно-синяя рубашка с крошечными пуговками расстегнута, серые полотняные штаны подкатаны. Поясница перевязана белыми узкими полосками ткани, на боку - чуть розовеющее пятно. Перехватив взгляд Птицы, Саен охотно пояснил:

- Рана пустяковая. Промахнулся всесильный маг Нас Аум-Трог. Но зато мне удалось покопаться в его голове, пока он распускал свои перья и буравил меня грозным взглядом. И я теперь знаю, что за заклинания творили над тобой и Травкой. И - по воле Создателя - смогу вас освободить. Ну, расскажи, как вышло с мальчиком, хочу послушать, как ты умеешь слова связывать. Думается мне, что ты умная девочка, только привыкла строить из себя дурочку.

Птица хмыкнула, опустилась на край скамейки, сжала зачем-то ладони в кулаки, спрятав внутрь большие пальцы, качнулась и неохотно принялась рассказывать. Саен тут же перебил и попросил начать с самого начала.

-Да, с того момента, как ты купила на рынке мак.

-Ну, если ты все знаешь, зачем мне рассказывать? - Птица еле удержалась от удивления. Даже про мак знает... Действительно похоже на Моуг-Дгана...

- Я же сказал, что хочу поговорить с тобой. А ты изменилась, это во-первых. Во-вторых, ты, кажется, по-настоящему хочешь разобраться и понять, что с тобой. И мне это тоже интересно. Так почему нам не пообщаться? Тем более, что я тебе нравлюсь, и тебе хочется сидеть рядом и хочется поговорить, только почему-то ты боишься разговаривать с людьми, которые тебе симпатичны. Вот еще одна загадка, но мы и ее когда-нибудь разберем.

Птица вздохнула. Он считает, что ей нравится? Ладно, умник, путь тогда слушает историю с начала.

- В Линне все девушки баловались приворотом. Это как игры, это такой обычай. И жриц этому учили. Меня научила мама Мабуса. И я подумала что... ну, в общем я подумала... ты же старейшина, ты женишься непременно, и твоя жена не захочет нас в доме и выгонит и Ежа и меня и Травку. И я решила, что лучше будет, если ты будешь привязан хотя бы ко мне, тогда мы все трое останемся в этом доме... Вот.. Это, наверное, не хорошо, и в Каньоне запрещено... Но я думала...

Звучит все ужасно глупо. Но это сейчас так кажется, а тогда Птица была уверена, что выход - самый что ни на есть верный. И ей, конечно же, хотелось попробовать свои силы, нечего и скрывать это.

Саен подпер подбородок рукой, поднял брови и заметил:

- Это хорошо, что ты думала. Интересный ход мыслей. И дальновидный. О жене моей подумала, молодец. Рассказывай дальше. Значит, на приворот пришла Набара, так?

- Да, - грустно кивнула Птица. Теперь она не могла понять - сердится на нее хозяин или нет. Но хоть не ругает, не обзывает и не орет - и то хорошо.

- А пришла она, видимо, еще и потому, что на плече у тебя цветочки, которые надо было бы свести. Будут они подводить тебя всю жизнь. Это как клеймо, обозначающее, что ты принадлежишь Набаре. И эта синяя женщина может долго преследовать тебя, если ты будешь давать ей на это право.

Птица лишь дернула плечом в ответ.

- И, значит, ты почувствовала в себе силу и воспользовалась ею. И Набара не смогла к тебе пробиться, так?

- Да, наверное.

- Не будут тебя ругать. Я знал, что рано или поздно тебя занесет в какое-нибудь приключение. Просто не думал, что так скоро. Видимо, одну тебя оставлять еще рано.

Птица принялась рассказывать о Лаике. О двух разбойниках, о мыслях в их головах. Когда она сравнила Мыгха и Хума с ослами, Саен рассмеялся.

- Верно подмечено, - сказал он.

Выслушав историю о Лаике, хозяин сказал:

- Странно. Я тоже почувствовал свою силу в тот момент, когда стал исцелять людей. Ко мне когда-то много народа приходило за исцелением. Приезжали из соседних деревень, привозили родных или просили меня, чтобы я приехал к тем, кто не может подняться с постели.

- А сейчас?

- Сейчас мало кто знает, что я - тот самый Моуг-Дган. Меня считают старейшиной Каньона Дождей, и только несколько моих друзей помнят о прошлом. Для всех остальных Моуг-Дган канул в небытие, стал легендой.

- Значит, ты действительно могущественный маг?

Саен поморщился.

- Не все так просто, - серьезно сказал он, - я не маг. Долгое время я не мог понять, кто я на самом деле. Только недавно прочел в свитках, что мы с тобой нашли в Зуммийских подземельях. Мы с тобой очень похожи, Птица, мы с одного рода, можно так сказать. С одного колдовства. Надо мной и над тобой и Травкой совершили один и тот же обряд. Нас создавали, как особенное магическое оружие, и мы должны были быть полностью послушны жрецам. Так бы и было, если бы не вмешался Создатель.

- Почему он вмешался? - не удержалась от вопроса Птица.

- Видишь ли, обычно Создатель не лезет в дела людей. Обычно он предоставляет нам свободу выбора и лишь в крайнем случае посылает Свою помощь. Он хочет, чтобы мы учились сами принимать решения и сами несли ответственность за эти решения. Как бы там ни было, меня у жрецов украли Знающие. Один из них вырастил меня, как своего сына, любил и оберегал. Потому я вырос и не подчинился воле магов. Маг Моуг-Дган создается для того, чтобы владеть магическими орудиями. Это его главная задача. Меня создавали для Розового Камня Нгуух, хранилища могущественной энергии. А вот для чего создали тебя и Травку - это еще вопрос.

- Я тоже маг? - осторожно уточнила Птица.

- Ты тоже маг Моуг-Дган, только ты еще пока не осознала всей своей силы. Но это вопрос времени. Совсем скоро ты поймешь, на что способна на самом деле. И тогда тебе придется принять решение - кому ты будешь служить и на что употребишь свою силу. Нас Аум-Трог желает, чтобы ты служила ему. Он желает получить власть над всеми Королевствами. И были еще у него мысли о Двери, но не четкие. Дверь Проклятых ему, судя по всему, не очень-то нужна, но он уверен, что ты сможешь ее открыть.

- Я не могу открыть Дверь Проклятых, - замотала головой Птица, - я не могу...

- На самом деле можешь. И я могу. На самом деле мы на многое способны, Птица, и сильнее нас нет никого в этом мире. Даже Невидимые могут нам подчиняться. И знаешь почему?

Птица пропустила последний вопрос мимо ушей. Она - маг Моуг-Дган? Она тоже Моуг-Дган? И ей тоже будут приносить жертвы в храмах, и в ее честь будут слагать легенды? Быть этого не может...

- Конечно не может, - устало выдохнул Саен и взял в руки кружку с остывающим чаем, - ты пока ничего еще не сделала достойного легенды. А за неудавшийся приворот никого в герои не производят. Ну, же, приди в себя. Пока что ты по-прежнему глупая и красивая девчонка, которая, к тому же, видимо, крепко влюбилась и потому вовсе потеряла голову...

- Я смогу убивать драконов? - тихо спросила Птица.

- Я тебя научу. Раз у тебя получилось исцелить мальчика, значит, ты можешь чувствовать чужую жизнь и даже управлять ею.

- И я могу слышать чужие мысли. Ну... совсем немного... а твои мысли не могу слышать...

- Научишься и мои, это не сложно. Мысли - это тоже энергия. Крошечная, совсем небольшая. Но чем больше думает человек, чем больше у него мыслей - тем больше внутренней энергии, помогающей справляться в сложных ситуациях. Тем сильнее его дух. Это надо понимать.

- У Мыгха было совсем мало мыслей. И такие простые, короткие, что ли...

- Понятно, - усмехнулся Саен.

- А Лаик думал только о том, что ему плохо и он умирает... Что теперь с ним стало? Надо бы помочь ему. Ты не сможешь выкупить его?

- Зачем?

- Чтобы помочь. Меня и Ежа и Травку ты же выкупил.

Саен вздохнул. Отщипнул кусочек пирожка, после пояснил:

- Если я выкуплю его, то возьму на себя ответственность. Я должен буду заботиться о нем, растить, воспитывать. А таких Лаиков может быть очень много. Невозможно помочь всем, выкупить всех, спасти всех. Я не Создатель.

- Но нам же ты помог?

- Только потому, что ты - маг, Птица. Только поэтому. Иначе мне пришлось бы выкупать все девочек Линна. И не забудь, у мамы Мабусы осталась еще одна Нок, маленькая девочка, которая однажды станет жрицей в храме Набары. Ее плечо совсем скоро украсит первый цветочек девственности.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- А что ты сделаешь? Пойдешь войной на Линн? Снесешь все храмы? Дашь людям новые знания? Или новые правила? Думаешь, они захотят добровольно принять все новое и добровольно откажутся от своих традиций? Нет, Птица. Тебе придется пройтись огнем и мечом, чтобы с корнем вырвать то, что вросло в кровь и плоть. И чем ты тогда будешь лучше людей? Убийство всегда будет убийством. Хотя, надо признать, некоторые люди вполне заслужили смерть. Но не нам это решать, Птица.

- И ты ничего не сделаешь для Лаика?

- Я поговорю с Хаммой. Это их ведьма, которая отвечает за порядок в тех местах. Болота Хаммы не относятся к Каньону Дождей, но мы существовали в мире. Разбойники нарушили правила, потому их следует выселить подальше. Следует, Птица?

Птица торопливо закивала.

- Значит, Хамма выгонит их. Она не знает, кто я на самом деле, но чувствует мою мощь. Она ведь ведьма. Она сделает все, что я скажу ей. Разбойников выгонят из их приюта. Им придется голодать, они окажутся без крова над головой, без пищи. Зимой, на ветру и холоде. Они ожесточаться. Они будут скитаться по дорогам и чтобы прокормить себя, им придется грабить и убивать. Для них это будет новым витком вниз, во тьму.

- Ты думаешь... ты хочешь сказать, что не надо их выселять?

- Лучше всего их просто убить. Отрубить их пустые головы и насадить на пики. И выставить у ворот Каньона, пусть все любуются и боятся. Это вполне в духе Верхних Магов. Страх и террор - вот что помогает удерживать людей в узде.

Птица чувствовала, что в словах Саена есть какой-то подвох, но не могла понять - какой. Она потерла запястья и спросила, чувствуя, что вопрос у нее выходит глупым:

- Ты их убьешь?

Саен поморщился и принялся пить чай. Делал маленькие глотки и вовсе не глядел на Птицу.

- И ты не купишь Лаика?

- Я не буду вмешиваться в дела людей. Вообще. Это не мое дело. У меня есть Каньон, есть свои правила. Хотя я не люблю правила, если уж на то пошло. Потому за Лаиком я не поеду и мне, честно говоря, все равно, что с ним станет. Мне хватает и вас троих. Только с тобой, Птица, хлопот полный рот. Надо свести твои цветочки, надо разрушить твою связь с Травкой. Ты же ведь не знаешь, глупая девочка...

Саен еще раз отпил из кружки, поставил ее и резко сказал:

- Ты не обладаешь еще достаточной силой, для этого надо время. Надо учиться, надо понимать, где ты можешь взять нужную энергию для действий. А ты пока берешь ее у Травки. И исцелила Лаика ты за Травкин счет. Не думай, что сделал великое дело. Травка лежала тут без сознания, на последнем издыхании, а Еж рыдал рядом с ней. Пришлось лечить Травку, потому я немного задержался, иначе приехал бы чуть раньше. Так что видишь, как выходит? Ты взяла энергию у Травки, а если бы умерла малышка - и тебе пришел бы конец. В итоге я спас и тебя, и Травку. А Лаику его жизнь может оказаться слишком в тягость и в итоге он все равно умрет от голода и холода. Так что твое доброе дело может оказаться и вовсе не добрым. Только я вот что думаю...

Он замер, посмотрел Птице в глаза и ласково улыбнулся:

- Я думаю, что ты исцелила Лаика из интереса. Получиться у тебя или нет. Что-то не замечал я в тебе сострадания или доброты. А вот интерес к магии - это есть. Это у нас с тобой в крови. И я могу это понять. Даже твое желание сделать приворот могу понять.

Птица сжала губы. Значит, доброты у нее нет? Так он считает? Ну, и пусть считает. А сам тоже не очень-то и добрый. Он тоже Лаика не собирается спасать, и никто ему не нужен, по большому счету.

- Я чувствовала свою силу, и я должна была ее проверить, - упрямо проговорила она.

- Но не таким способом! Приворот на меня... И как тебе это в голову только пришло? Иногда мне самому кажется, что твои мысли, Птица, короткие и простые...

Что-то произошло. Саен изменился, Птица это почувствовала. Прежняя добродушность исчезла, и появилось обычное презрение, и даже злость. Но что случилось? Что Птица сказала не так? Или что подумала не так?

Глава 8

За окном еле слышно гудела река. Скалы робким эхом повторяли ее шум, и казалось, что в Каньоне звучит диковинная песня, слов которой разобрать невозможно, а мелодия слишком тягуча и строга. Река выводила свои напевы, которые были чужими и непонятными, но к ним вполне можно было привыкнуть.

Вот, Птица уже почти привыкла, уже почти не обращала внимания на неумолкаемые звуки. А Саен - так и вовсе не брал в голову. Сейчас он допил чай и, откинувшись на подушку, что была пристроена у деревянной спинки кресла, закрыл глаза. Потому что устал и, наверняка, рана давала о себе знать...

С другими он может делиться силой, а себе помочь не может. А ведь так и есть! И Птица, если с ней что случится, сама себе не поможет. Как же все это странно! И, наверное, не правильно...

Вода, ринувшись из изогнутого крана, быстрой струей, охладила пальцы, ладони и запястья. Миска и кружка заблестели, чисто вымытые. Птица встряхнула их и поставила на расстеленное на столе полотенце. Пусть сохнут. После надо будет убрать их в шкаф, Саен любит, когда вся посуда убрана. И вообще любит, когда в доме чисто.

Чистоту соблюдать - это не тяжко, это Птица умеет хорошо. Да и что тут уметь, когда вода бежит прямо в доме? Взял тряпку, прошелся - и вот тебе, пожалуйста, чистота и порядок. Главное - это следить, чтобы Травка не ела пироги где попала и не оставляла огрызки от яблок на подоконниках и прямо на полу. Она это может, она страшно рассеянная. И сколько не говори ей, что надо выкидывать огрызки, сколько не упрашивай не крошить на маленькие кусочки хлеб и булочки - все напрасно. Смотрит в сторону, облизывает губы, и глаза у нее такие, будто она вообще не слышит того, что ей говорят. Вот и приходится приглядывать в оба.

Еж занимается лошадьми, он в этом деле поднаторел. И кони его слушаются, и он их понимает. Саен называет его смышленым мальчиком, и это, скорее всего, так и есть. И только Птицу он никак не называет. А теперь, после этого глупого колдовства - так, небось, вообще и разговаривать не станет. Эх, сглупила Птица - так сглупила, и ничего больше не скажешь...

Торопливо вытерев руки об полотенце, Птица повернулась. Вот, спит ее хозяин, сморило его прямо в кресле. Интересно, какого цвета у него глаза, когда он спит? И как чутко может спать маг Моуг-Дган? И неужели у нее, у Птицы глаза тоже станут темнеть? Этого страшно не хочется, ведь у нее такие красивые голубые глаза, каких не часто и встретишь. Птица сама ими любовалась, когда знала, что за ней никто не наблюдает. У Саена в ванной висело небольшое зеркало в деревянной оправе, и в нем так хорошо можно было себя рассмотреть, что просто чудо! И Птица каждый день утром и вечером тщательно разглядывала свое лицо, строила рожи, улыбалась, щурилась и каждый день утром и вечером убеждалась, что она очень красива. И как только Саен остается таким равнодушным? Сердца у него нет, что ли?

Птица опустилась на скамеечку, подобрала края длинной белой туники с кружевами, в которой обычно спала. Намотала на палец черную прядь и нервно потерлась подбородком о плечо. Саен притягивал ее, хотелось смотреть и смотреть на четкие, правильные черты лица. На ровный нос, черные, слегка изогнутые брови, на решительную линию подбородка. Только красиво очерченные губы Саена выдавали некоторую мягкость его характера, и Птице казалось, что его лицо поэтому и кажется добрым и таким... умиротворенным, что ли. Будто Саен все знает наперед и уверен, что причин для волнения нет.

Птица осмелилась и осторожно провела указательным пальцем по черным прядям волос, спускающимся до самой шеи. Тихонько так провела, едва касаясь, но Саен все равно почувствовал. Или заметил - кто ж его поймет? Молниеносно схватил Птицу за запястье, поднял голову, притянул к себе. Глаза его засветились каким-то бешеным, шальным огнем, брови поднялись. Его лицо оказалось так близко, что Птица почувствовала, как стремительно краснеет, и как жарко и тесно становится сердцу. Она хотела что-то сказать, но слова застряли на губах.

Саен смотрел на нее пристально и непонятно. Как будто пытался понять, разгадать и принять верное решение. Никто в жизни так не смотрел на Птицу, и взгляд этот и пугал и волновал одновременно.

Саен вдруг приблизил ее к себе и прижался губами к губам. Мир перевернулся, река забурлила, скалы заплясали. Или это только показалось? Короткий поцелуй, и Саен отпрянул. Улыбнулся и выпустил Птицыну руку. Качнул головой и медленно проговорил:

- Все верно, Птица, ты умеешь свести с ума мужчину, если только этот мужчина - не полный чурбан. А ты знаешь, что суэмцы выбирают себе только одного спутника жизни? Навсегда. И живут всю жизнь только с одним человеком. Двести, триста, пятьсот лет только с одним. Они никогда не предают и не изменяют, это не в их натуре. Вот такие они, суэмцы. Тысяча лет верности, правда удивительно? И они никогда не пользуются услугами жриц Набары. Ты знала это?

Птица помотала головой, озадаченно пытаясь собраться с мыслями и унять бешенные скачки сердца.

- Зато теперь знаешь. А Каньон Дождей относится к Суэме, и я его старейшина. Улавливаешь, к чему клоню? Не улавливаешь, сам знаю. - Саен перестал улыбаться. - Я - старейшина Каньона, и если я приму любовь девушки, то только от той, которая стала моей женой. И это будет на долгие и долгие годы. На всю жизнь, сколько ее там не останется. Ты готова стать матерью моих детей, Птица? Да не смотри ты на меня так, как будто я тебе звезды с неба показываю!

Что он только что сказал? О чем это он? Матерью каких детей должна стать Птица? Разве дети не портят фигуру жриц и не забирают все свободное время? Птица никогда не собиралась иметь детей, мама Мабуса научила ее, что для этого надо делать. А теперь выходит что? Саен хочет, чтобы она рожала младенцев? Зачем?

- Все, иди спать, Птица. Иди спать. Создатель, и что с такой глупой делать? Иди спать и не смотри на меня такими глазами. Для меня красивая девушка - не диковинка. Красивых суэмок полно в Каньоне, Птица. И красивыми глазами меня просто так не возьмешь. Это будет последний день в моей жизни, если я решусь взять в жены жрицу Набары... Иди спать и не переживай ни о чем. Я не собирают жениться с ближайшее время, и тебя с детьми на улицу не выгоню.

Птица встала и медленно направилась к короткому коридорчику, что вел в ее комнату. Слишком большое количество мыслей напрочь лишили и покоя и самообладания. Какие дети? Что она сделала не так? Что она сказала не так? Вдруг вспомнив кое-что Птица обернулась. Пока хозяин в хорошем расположении духа, может, он ответит на последний вопрос:

- Я тоже буду такой, как ты? И стану понимать твои мысли?

- Обязательно. Когда-нибудь ты научишься и этому. И тогда у нас с тобой, Птица, будет полное взаимопонимание... - невесело усмехнулся Саен и снова закрыл глаза.

Ну, и ладно. Действительно пора спать. А Саен просто болен и ранен. Устал и разозлился, потому и говорит загадками. Завтра наверняка все будет гораздо проще.

Птица с наслаждением залезла под одеяло, вытянула ноги, подвинула слегка развалившуюся Травку и закрыла глаза. Хорошо, как же хорошо спать дома! И так странно понимать, что у нее есть свой, настоящий дом. Ну, не совсем свой, конечно, но Саен обещал, что не выгонит ее и в ближайшее время не женится. А там глядишь, привыкнет и захочет, чтобы Птица принадлежала ему по-настоящему. Недаром ведь он только что поцеловал ее.

Губы у него мягкие, теплые. Но сквозь всю эту теплоту и мягкость так хорошо чувствовалась сила, огромная, тяжелая, страшная... И, выходит, что у Птицы тоже будет такая сила? Вот же, дери его зменграхи... бывает же такое на белом свете...

И вот почему прыгали камни у Хамусы! Они чувствовали силу в Птице, еще тогда чувствовали! И Хамуса это поняла!

Птица улыбнулась своим мыслям и почувствовала, как дремота обволакивает ее счастливой теплотой. Она почти уснула, когда в тишине комнаты ей почудился тихий шипящий звук. Будто что-то шуршало или шептало - не разобрать. Стало враз холоднее и жуткий ужас сжал внутренности в тугой комок. Темнота ожила, в ней кто-то был - Птица могла поклясться в этом!

Она не могла двинуться и не могла понять, что происходит. Все тело сковала немощь, словно руки и ноги стали деревянными. Кто-то легко, без усилий овладел ею и теперь сможет сделать все, что захочет.

Позвать Саена не было сил. Да и что кричать? Помоги, я не могу двинуться? Или не могу проснуться? Или совсем сдурала? Но это не дурь, это точно не глупость. Кто-то приблизился к Птице и она вот-вот почувствует чужое дыхание на своих щеках! Она уже его чувствует!

- Ты не уйдешь, Нок, ты всегда будешь моей... - послышался шепот. Показалось, что он прогремел в голове звонким шипением и эхом отскочил от стен комнаты.

Птица хотела спросить: "Кто ты?", но не смогла и рта раскрыть.

- Я еще приду за тобой, Нок, и ты сама откроешь мне дверь. Ты ведь послушная девочка, ты очень послушная девочка... Призови меня в трудный день, я обязательно помогу тебе... Даже с Саеном помогу, вот увидишь. Он полюбит тебя так крепко, как никогда еще не любил... Я могу это сделать, вот увидишь. Призови меня...

Только Набара называла ее таким именем. Неужели она осмелилась придти прямо в дом к Саену? Неужели она имеет такую силу и власть?

Птица не могла видеть ее, но перед открытыми глазами все стало золотисто-синим, словно комнату наполнил разноцветный дым. Тонко зазвенели золотые бубенчики - Птица слишком хорошо представила, как они выглядят, она ведь когда-то так сильно мечтала их иметь. Крошечные круглые бубенчики звенели и звенели в полной тишине. Набара рядом, она пришла за душой Птицы, она не оставит ее в покое!

Дверь комнаты резко распахнулась, и сине-золотистый дым заклубился, закружился, точно бешеный вихрь. Загустел, потемнел. Саен показался в этой цветной кутерьме и резко сказал:

- Пошел вон отсюда!

И Птица слишком явно услышала чей-то тихий, басистый смех. Видение пропало. Растворилось, и сумрак комнаты снова стал теплым и тихим, прямо на глазах. Нервно дернулся Еж, но не проснулся. Застонала Травка, протяжно и жалобно.

Саен присел на кровать и осторожно погладил Травку по спине. Ласково произнес:

- Он уже ушел, ребятки, больше не потревожит вас.

- Это была Набара, - тихо пояснила Птица.

- Какая там Набара... Это был Нас Аум-Трог. Желает он тебя заполучить, вот и пугает. И сил у него хватает проникать в Каньон. Это потому, что у тебя действительно на плече цветочки. Ты помечена, Птица, и он знает, что может на тебя претендовать. Ведь я увез тебя силой, а ты сама, на самом деле, очень уж хотела непременно стать жрицей и страшно злилась на меня всю дорогу. Правильно я говорю?

Птица кивнула.

- Надо твое добровольное согласие. Чтобы ты согласилась жить у меня и отреклась от Набары. И татуировку вывести. Тогда и оставит Нас тебя в покое.

- Он... - Птица запнулась и жалобно вздохнула. - Он может меня убить?

- Он не станет, - Саен улыбнулся, и Птица хорошо почувствовала эту его улыбку. - Он только пугает.

- Зачем?

- Что зачем?

- Зачем пугает?

- Страх лишает человека воли и способности здраво мыслить. А Насу это и нужно. Интересно, что он там у себя задумал? Он желал раздобыть тебя во что бы то ни стало и так просто, видимо, не отступиться.

- А если сведем цветочки, он больше не появится?

- Надеюсь. Ладно, ложись и спи, а я посижу тут рядом, у печки, покараулю. Не бойся, он уже не явится, я его не пущу.

Голос Саена прозвучал твердо и жестко. Он легонько провел ладонью по плечу Птицы, словно успокаивая, поднялся с кровати и устроился на полу.

- Ты устал, Саен, тебе тяжело будет сидеть тут рядом с нами всю ночь. Лучше иди, ложись. А я позову, если что, - тихо пробормотала Птица, краснея от неловкости.

Ей действительно стало жаль хозяина. И так досталось ему по вине Птицы, а теперь он еще собрался и ночь провести на жестком полу. Ни покоя, ни отдыха...

- Ты меня пожалела, Птица! Ты меня пожалела... надо же... Я уж думал, что чувство жалости тебе чуждо. Не переживай, хотя за жалость я благодарен. Я принесу овчинное одеяло, подушку и устроюсь тут, около печки. Буду рядом на всякий случай.

Он так и сделал. Повозился какое-то время с подушками, после вытянулся и затих. И Птица совсем скоро услышала его ровное и спокойное дыхание. Стало уютно и хорошо, до вязкой дремоты, до счастливого забытья. И она не заметила, как сама уснула.

Глава 9

- Чтоб я сдох! - Зло воскликнул Еж и с силой пнул рассыпавшиеся из поленницы дрова.

Полешки загрохотали резко и дробно. Птица выглянула во двор, подняла брови и приложила палец к губам.

- Не ори, Еж. Саен спит, не стоит его будить. Пусть отдохнет, пока есть у него время.

- Это ты так дрова сложила? Как попало насовала их, и теперь вся поленница валится...

- Поправь, это не трудно. Я не умею дрова складывать... - невозмутимо ответила Птица и вернулась в дом.

- Кто там желает сдохнуть? - хмуро поинтересовался Саен.

Неулыбчивый и насупленный, он прошлепал на кухню, плеснул в кружку воды и залпом выпил.

- Это я про дрова... - принялся, было, оправдываться Еж, но, бросив взгляд в окно тут же сообщил: - Енн к нам пришел. Вернее, не пришел, но скоро придет.

- Вот и задалось утречко... - Буркнул Саен и опустился в кресло. - Хорошо бы сейчас горячего чаю и еще чего-нибудь съедобного. Птица, что у тебя там на плите? В кашу масла положила?

Птица заверила, что все в порядке, каша почти готова и сунулась к буфету за кружками. Надо и Енну сделать чай, наверняка пришел не просто так, и беседа затянется. Начнут, небось, обсуждать вчерашние приключения Птицы и Енн снова скажет, что это не дело, и что надо бы их всех пристроить в подходящей деревне. Разговоры эти хоть и были неприятны Птице, но она не переживала. Теперь она знала точно, что никуда Саен ее не пристроит, с ее-то способностями. А, может, он прямо сейчас и скажет своему другу о том, что купленная рабыня на самом деле совсем скоро станет магом Моуг-Дганом. Вот и пусть Енн поудивляется...

- Послушай, Саен, что хочу сказать тебе, - Птица слышала каждое слово гостя, хотя сама предусмотрительно вышла в садик, запахнув получше теплые жилеты на себе и на Травке, - приехали люди из королевств, несколько человек. Красная лихорадка у них, народ мрет сотнями. Целые деревни вымирают. Вот, просят помощи у нас.

- Так помогите. Лекарства есть, хвала Создателю.

- Надо, чтобы кто-то отвез, нужен сильный человек. Саен, люди ордена окружают деревни и сжигают вместе с жителями. Считается, что это гнев Создателя на людей за грехи. Считается, что смерть в огне очищает от греха и люди хотя бы души свои спасут.

- А, вот что... - Саен замолчал, и Птица чуть ли не воочию увидела, как он привычным жестом трет подбородок и перекатывает взглядом чайные ложечки на столе. - Вот что, значит... Хотите вмешаться и повоевать с Орденом?

- Помочь бы людям, Саен. Мы ведь можем... Это в нашей силе...

- Мы можем, почему нет? Только это будет вмешательство в дела Верхнего Королевства. Это будет означать войну. А кому сейчас нужна война?

- Надо попробовать мирным путем. Договориться с Орденом, предложить помощь. Мы их соседи, мы можем им оказать помощь. К чему Ордену терять своих людей, свои деревни? Им это не выгодно, и они должны согласиться.

- Наивно так думать, Енн. За Орденом стоят духи Днагао, Темные. Или Невидимые, как там их называют. Вот эти Невидимые и не пустят наших послов на земли Королевства. Придется пробиваться силой. Не пустят даже посланников. Скажут, что переговоров не хотят, что все мы отступники и идолопоклонники. И все мы только зря потратим время и силы. Потому самое лучшее - это не вмешиваться совсем. Люди все равно умирают, рано или поздно. С этим приходится мириться. Кто-то раньше, кто-то позже, но в другой мир уйдут все.

- Ты не был таким, Саен. Раньше ты был другим.

- Только не начинай свою песню о том, каким я раньше был хорошим. За все в жизни приходится платить, Енн, за любой выбор. Ты это знаешь не хуже меня. Свою цену я уже заплатил, и с меня довольно. Я хочу теперь сидеть в своем Каньоне, поливать цветы в садике да вот, заниматься детьми. Дети у меня появились, Енн, - последнюю фразу Саен произнес с едкой, насмешливой интонацией, и друг его в ответ хмыкнул и заверил, что "эти дети" еще покажут себя, рано или поздно.

Саен, почему-то, вовсе не торопился рассказывать другу о способностях Птицы. Не сказал ни слова. Какое-то время Енн еще пытался убедить Саена, как старейшину Каньона, снарядить отряд помощи в Королевство, но все уговоры оказались тщетны.

- Между прочим, ты испортил мне все утро, Енн. А ночь испортила Птица. И мне все это страшно не нравится. Я уже сказал, что никуда не поеду. Значит, не поеду. Я ранен, я плохо себя чувствую, я зол. И мне все равно, Енн, что станется с деревнями Нижнего Королевства. Абсолютно все равно. И, кстати, они там молятся Моуг-Дгану. И даже жертвы приносят, могу поклясться. Как говорил Еж - чтоб я сдох...

И Саен тихо засмеялся.

- Я бы поехал с тобой, Саен, если бы ты согласился помочь. Но сам я не справлюсь, - серьезно ответил ему Енн.

- И правильно. Сам не справишься. И не суйся, потому что у тебя жена и дети. Ты же не хочешь сгореть вместе с больными на всеобщих гигантских кострах? Не желаешь оставить свою любимую Инаю вдовой? Вот и не суйся. Они сами разберутся, когда им все это порядком надоест. А нас никто не просил вмешиваться. Вот и не будем соваться туда, куда нас не звали.

Енн ушел недовольный, а Саен еще долго сидел в кресле на кухне, и Птица чувствовала, как раздражение и злость все больше овладевают хозяином. Лучше пока к нему не соваться, лучше пересидеть в своей комнате или вместе с Травкой гулять в садике, прислушиваясь к шуму бегущей где-то внизу воды.

Наконец Саен отправился в свою комнату и весь остаток дня проспал. И Птица уже лелеяла надежду, что о ее недавних приключениях в доме забыли. Еж, конечно, иногда подначивал и приставал с расспросами, но с ним можно было и не церемониться.

- Чего пристал? - осаживала его Птица. - Тебе какое дело? Ты в этих делах не понимаешь ничего.

- А ты понимаешь? Ты понимаешь? - Еж так быстро не сдавался. Он непременно желал знать, зачем Птица понеслась на соседний склон ночью. Саен ничего не рассказал о привороте, и мальчишка догадывался, что ему не все поведали. Это его терзало и беспокоило.

Птица про себя порадовалась, что хотя бы Травке абсолютно все равно, где она была и что делала. Ходит себе по садику и гладит стволы деревьев или остатки травы внимательно рассматривает.

Вечером, едва закончили с ужином, появился Саен. Велел сделать ему крепкого чаю и бросил Птице:

- Завтра же сведу с твоего плеча цветочки.

И Птица вздохнула, сжала плечи и опустила глаза. Сводить татуировки было очень больно, об этом судачили время от времени в трактире мамы Мабусы. Для этого надо было соскрести верхний слой кожи, да еще и прочитать определенные заклинания, чтобы не началось воспаление.

- Трусиха, - покачал головой Саен, - я жду чай. Принеси мне его в комнату.

Все не ладиться, все не так. Только устроились - вздумалось Птице приворот сделать. А теперь вот Саен решил татуировки сводить с ее тела. И что, вместо милых цветочков у нее на плече останется грубый страшный шрам? Шрамы для женщины - это позор, это уродует тело и отталкивает мужчин.

Птица вздохнула и взялась за заварочный чайник.

- Что, тебе жалко своих татуировок? - спросил неугомонный Еж.

- Сам попробуй кожу сдирать с себя, так узнаешь.

- Попроси, чтобы Саен оставил тебе твои цветочки. Они очень красиво смотрятся на руке, мне они нравятся. Может, Саен и передумает, он же добрый.

Не передумает. В голосе хозяина слишком хорошо слышались жесткие нотки. Да и Набара может опять явится среди ночи, и это тоже страшно. Птица только от одной мысли о синей богине впадала в ступор. Пусть уж, лучше, наверное, Саен сведет татуировки...

Но следующий день прошел спокойно, без приключений. Саен проспал до обеда, после хорошо поел и снова завалился в кровать. Вечером сам себе поменял повязку, побрился и даже спросил Птицу, не помочь ли ей с ужином. Это потому, что его сила потихоньку к нему вернулась, вот что поняла Птица. Он отдохнул, пришел в себя, и сейчас ему гораздо легче, чем вчера.

- А сделай оладьев, Саен, таких толстеньких, каких всегда делаешь, - тут же включился Еж.

Птица несмело улыбнулась и выжидающе посмотрела на Саена.

- Давайте оладьев. Сметана есть у нас?

- Есть, - заверила его Птица.

Вечер прошел, как обычно. Тревоги улеглись, ошибки забылись. Шипело на сковородке масло, трещали в печке дрова, гудела внизу река. Еж расспрашивал Саена о том, как правильно ковать мечи - оказывается, когда-то давно Саен работал кузнецом вместе со своим братом и хорошо знал кузнечное дело.

- А духов Днагао тоже можно победить? - осмелился спросить Еж.

- Можно. Всех можно победить, - машинально ответил Саен, снимая со сковородки очередную порцию оладьев.

- А как? Как одолеть Невидимых? Их же никто не моет видеть до той поры, пока они сами не покажутся?

- Я их вижу, - обмакнув оладушек в сметану, Саен отправил его в рот и выразительно глянул на Ежа, - я их вижу.

- Потому что ты - Знающий? - уточнил Еж.

- И поэтому тоже.

Потому что Саен - Моуг-Дган, вот почему! Птица это знала теперь очень хорошо, но она предпочла молчать. Сидела себе на ковре, недалеко от полок с тюбиками и мешочками различных трав и натягивала на небольшой станочек дополнительные нити для рисунка на гобелене.

- А сюда Невидимые могут проникнуть? - снова спросил Еж.

- Не могут. Что им тут делать? Это не их территории, они не имеют власти над Каньоном.

- Не их территории? А разве надо делить... эти самые... Территории всегда делятся между Невидимыми и людьми?

- Древнее правило такое есть. Его соблюдают, тут все соблюдают правила, кроме суэмцев, конечно. Раньше была только Суэма, Королевств не было. И только суэмцы были, и все эти земли принадлежали им. А после того, как была открыта Дверь и после Первой войны с проклятыми Суэмы стало меньше, она отодвинулась на восток. А на западных землях и появились Невидимые, и эти территории стали принадлежать им. Они их отвоевали, понятно? И люди позволили им владеть этими землями и подчинились им.

- Потому что не смогли воевать против Невидимых? - уточнил Еж.

- Потому что не смогли. И поэтому тоже.

Последняя порция оладьев устроилась в огромной миске. Саен наполнил медом пару чашек и позвал всех ужинать.

- Давай, Птица, бросай свое ремесло и присоединяйся. Поедим и я гляну, что можно сделать с твоими цветочками.

Птица вздрогнула, тихо спросила:

- Может, завтра?

- Чтобы Нас снова приперся сюда в виде Набары ночью? Уволь, Птица, я не хочу дергаться каждые два часа. Хочу спокойно лечь и отдохнуть. А ты, Еж, не делай круглые глаза. Ты отправишься спать, без вопросов. Но сначала выкупаешь Травку и переоденешь ее.

Оладьи не лезли в горло. Охватило, почему-то, Птицу, такое волнение, что она на месте не могла усидеть. Ей хотелось выть и кричать, хотелось заехать Саену в лицо кружкой с горячим чаем. Необъяснимая злость скрутила так, что все здравые мысли вылетели из головы.

А Саен оставался совершенно спокойным. Убрал и вымыл посуду. Отправил Ежа и Травку в ванную и велел не копаться. Сам принялся перебирать какие-то баночки и травы на полках. Птица как сидела на стуле около стола - так и не сдвинулась с места. Она вдруг совершенно ясно поняла, что хочет убежать, прямо сейчас. Сорваться с места и нестись в темноту, подальше от потемневших глаз Саена, от пылающего в печи огня, от противной бурлящей реки. Чтобы он провалился, этот Каньон Дождей! Чтобы Саену пусто было!

Она медленно поднялась и направилась к входной двери, чувствуя, что еще немного - и закричит диким голосом. Ее трясло, в голове стало пусто и гулко.

- Началось, не зря я взялся за эти цветочки. - Буркнул Саен, повернулся и четко произнес: - Ты не управляешь ею, дух, ясно? Ты не будешь ей управлять!

Птица вдруг против воли повернула голову и почувствовала, как что-то произнесло в ней грубым низким голосом:

- Буду! И ты мне не указ, Моуг-Дган!

Слова - как камни. Как много этих камней внутри, как сильна злость, как горяча ярость! Убить бы Саена, расцарапать ему лицо, разорвать грудь, выдрать сердце и выкинуть в бурлящую реку!

- О, гляньте, он разговаривать умеет. Не указ я тебе? Указ! - Саен ринулся к Птице, схватил за руку и, с силой сжав, приказал, глядя прямо в глаза:

- Замолчи и убирайся. Во Имя Создателя, убирайся. Она теперь не принадлежит тебе, я купил ее. И ты не будешь иметь над ней власти! Пошел вон!

Горячий взгляд Саена обжег, залил бешеной волной и хлынул в самую душу. Затопило, залило так, что воздух перестал поступать в легкие. Сковало внутри, сжало каменными тисками. Пытаясь вздохнуть, Птица задергалась, замотала головой, окунулась в темноту, и странный низкий рык вырвался из ее нутра. Как будто что-то цепкое, темное зашевелилось в самой глубине души, что-то настолько сильное и страшное, что сознание отключилось, мир погас, и Птица провалилась в темноту.

Очнулась она от того, что кто-то осторожно гладил ее по щеке. С трудом разлепила веки и увидела черные зрачки Саена. Поняла, что может дышать, что дышится легко и свободно и что сейчас ей вообще очень хорошо. Она лежит на коврике, голова на чем-то мягком. И Саен совсем рядом, смотрит на нее, в глазах тревога, беспокойство и еще что-то... радость, что ли?

- Привет, - тихо сказал он, - кажется, мы прогнали духа, который контролировал тебя.

Птица не знала, что говорить, потому промолчала, с наслаждением втягивая в себя воздух. Как же легко дышится!

- Попробуй встать, что ли. Или не сможешь? Физически ты здорова, вполне себе, потому должно получиться. Встаешь?

Да, встать получается. Поднялась, огляделась, виновато глянула на Саена и сама удивилась. Как легко ей теперь смотреть в глаза хозяину! Раньше что-то внутри буквально дергало и сдерживало, и любой прямой взгляд давался с невероятным трудом, будто приходилось преодолевать какой-то барьер. А теперь так просто, так легко. Она что? Перестала быть рабыней?

- О, Птица, ты правильно мыслишь. Ты перестала быть рабыней. Осталось только осознать это полностью и перестать думать, как рабыня. Ты свободна, можно сказать, почти полностью свободна. Осталось только вывести твои цветочки. Возьмемся? Ты согласна, чтобы я свел твою татуировку?

Птица кивнула и поняла, что Саен хочет, чтобы она произнесла это вслух. Вот так легко и просто поняла хозяина, будто всю жизнь знала его и была рядом с ним.

- Да, давай сведем. Мне не жалко, я не хочу их больше.

- И не боишься?

- Нет.

Создатель, как стало легко разговаривать! Как будто язык обрел новую свободную жизнь. Птица уставилась на Саена и потрясенно повторила:

- Я не боюсь. Я хочу свети эти цветочки.

Саен улыбнулся и заметил:

- Хорошо разговаривается, да?

- Удивительно. Что это было? Что ты сделал?

- Прогнал духа, которого привязали к тебе еще тогда, когда совершали обряд над тобой и Травкой.

- А у Травки тоже есть такой?

- Вполне может быть. Я его пока не чувствовал. А вот твой был силен, ничего не скажешь, я понял, что он есть, как только увидел тебя в Линне. Но без твоего желания я не мог ничего поделать, а ты тогда уж очень хотела служить Набаре. А теперь?

- Я была глупой.

- Согласен, - усмехнулся Саен.

Глава 10

Ножик казался совсем маленьким. Блестящий клинок отражал и полочки, и шкафчики, и даже деревянные балки потолка. Рукоять - цельный кусок темного дерева, покрытого то ли маслом, то ли воском. И очень тонкие, замысловатые резные узоры.

- Это колдовской нож? Узоры на нем несут заклятие? - спросила Птица, наблюдая, как Саен нагревает блестящее лезвие на огне.

- Ничего они не несут. Запомни, Птица, в Каньоне никто и никогда не пользуется колдовством. Любое заклятие, что совершается, призывает Темных, берет силу у них. В мире ничего не бывает просто так, здесь все уравновешено, все создано гармонично и все существует по правилам. Люди не умеют совершать ничего необычного и сверхъестественного. У людей есть своя сила, своя энергия, и она тоже имеет значение, она тоже может многое совершать. Только люди об этом не знают. И желают получить силы и способности Темных. Потому и прибегают к колдовству и к магии. А у людей есть своя магия, если можно так сказать, и Темные сами были бы не прочь этим обладать, да не могут. Не дано им.

- Что это за человеческая магия? Не бывает такого.

- Как не бывает? Люди умеют любить, и любовь придаем им необыкновенную силу. Невидимым это не дано. Я не говорю о любовных утехах, я говорю о другой любви. Когда человек становится очень дорог, когда хорошо понимаешь его и чувствуешь, когда не мыслишь жизни без него.

Саен грустно улыбнулся, повернул нагретое лезвие другой стороной и добавил:

- Есть любовь матери к своим детям, когда мать готова отдать жизнь за детей. Это огромная сила, и Невидимые не могут ее преодолеть.

- Любовь матери? - рассеяно спросила Птица.

- Ты помнишь свою мать?

- Почти не помню. Какие-то смутные обрывки в голове. Обоз помниться, дорога, мужчины с синими бородами - вот и все.

- Это все очень не правильно, - тихо ответил Саен и вытянул ножик из огня, - каждый должен помнить свою маму. А еще лучше, когда родители живут долго и с ними можно поговорить, посоветоваться. Да просто посидеть вместе - и то хорошо.

- Зачем ты нагрел его? - тихо спросила Птица, стараясь унять дрожь в руках.

- Не бойся, я не стану срезать кожу с тебя. Это особые татуировки, их не срезают, их распутывают. Когда-то мне приходилось делать такое дело. Это не просто, но должно все получиться. Я постараюсь взять часть боли на себя, но все равно будет не приятно. Придется потерпеть, ладно, Птица? Справимся?

Голос его потеплел, он глянул спокойно и ласково, после пояснил:

- Ножом я постараюсь подцепить край вязи. По правилу тут каждый цветочек связан с другим, мне надо будет найти начало татуировки. А прокалил я нож для того, чтобы не занести тебе инфекцию в рану. Ну, грязь не занести в ранку. Ты как, готова?

Закусив губу, Птица кивнула.

Саен взял ее за руку, всмотрелся в рисунок на плече и заговорил, медленно, немного растягивая слова:

- Работа красивая, ничего не скажешь. Мастер, видать, делал. Но небольшая, что хорошо. Я как-то распутывал приличный такой рисунок с зменграхами. Несколько зменграхов было нанесено. Пришлось целый день потеть, а после пальцы свои лечить. Нить татуировок жжет сильно, с ней надо уметь справляться и уметь гасить ее жар. Я тогда этого не знал, уже после прочел в одном из свитков знакомого мага.

- У тебя есть знакомый маг? - спросила Птица, чувствуя, как дрожит ее голос.

- Да не дрожи так, Птица, я еще ничего не начал делать. У меня много знакомых, на самом деле меня многие знают, только под разными именами. Кто-то знает как старейшину Каньона, кто-то как охотника на драконов. А кто-то видел меня еще в те времена, когда я был Моуг-Дганом. Славные были денечки тогда, ничего не скажешь...

Не меняя интонации голоса Саен вдруг сделал быстрый надрез, надавил пальцем и дернул. Птица вскрикнула, плечо обожгло нестерпимой болью, свело судорогой, но тут же отпустило.

- Удалось, - все так же спокойно сказал Саен, - вот он, кончик вязи, вот за него и надо тянуть, чтобы распутать. А мы сейчас попробуем понять то заклинание, которое сюда вплели. Вот они, слова, когда тянешь нить, они проступают сквозь узоры, становятся видимыми...

Ничего приятного в этом не было, казалось, что вытягивает Саен что-то буквально из нутра Птицы. В пальцах у него засветилась тонюсенькая нить, которую он осторожно распрямлял, и слабая боль в плече временами нарастала волной, заставляя Птицу кусать губы.

- Последние цветочки тебе наносил один и тот же жрец в храме, я могу даже увидеть его лицо. Дим-Хаар его звали. Ты помнишь? - сказал вдруг Саен.

Птица закивала, не в силах что либо произнести. Перед ней на мгновение предстало светло-голубое небо Линна, высокие кипарисы над крышей храма и послышался звон маленьких бубенчиков... Всего одно мгновение, но показалось, что запахло морем и можжевельником.

- А до этого были другие жрецы, они и вплели в нить татуировки проклятие. "Нелюбовь" - вот что за слово было в твоих цветочках. Ты поняла, Птица? Это как проклятие, чтобы ни тебя никто не любил, ни ты никого. А мы сейчас это распутаем, у нас сейчас все получиться... Вот и второй цветок разошелся... длинная нить получается, и горячая, зараза. Это всегда так, чем сильнее заклятие, тем горячее нить, когда ее распутываешь...

Саен запнулся, дернулся. Резкая боль накатила, как волна в бурю, накрыла так, что стало невозможно вздохнуть. Вспыхнул яркий свет, и на короткий миг Птица вдруг увидела мрачный темно-зеленый зал, узкие арки, черные и оранжевые линии узоров на стенах и потолке. Множество свечей на длинных тонких подставках. И себя, привязанную к крестовине. Голые ноги, голые руки, рассеченные запястья. Кровь на коленях, на животе... собственная кровь... низкий, медленный голос жреца, читающий заклятие... страшная боль, выворачивающая внутренности...

- Я увидел, - прозвучал где-то далеко голос Саена, и его руки подхватили Птицу, затрясли, приводя в чувство.

Видение рассеялось, как дым. Исчезло без следа, и Птица глянула на собственное плечо с тонкими дорожками крови. Красная кровь, совсем как... как в видении...

- Это кровь... - забормотала Птица.

- Я знаю. Я закончил. Все, уже нет клятых цветочков, и я понял, что они сделали с вами, Птица. Я развязал твою связь с Травкой, вы теперь свободны. Только сила останется с тобой, это уже не забрать. Ты будешь Моуг-Дганом, не Травка...

Саен обессилено сел рядом, помахал ладонями, словно сбрасывая напряжение. Слабо улыбнулся и проговорил:

- Не думал, что это будет так сложно. Сейчас смажу твою ранку, и болеть перестанет. Сейчас, только посижу хоть минутку. Устал я, Птица...

Хотелось закрыть глаза и забыть все, что только что произошло. Слишком много для одного дня... Это слишком много. Ноющая боль от раны нарастала с каждой секундой, становилась все нестерпимее. Пальцы руки млели и накатывала бешенная усталость, точно пенный прибой.

Саен, наконец, поднялся, проковылял к полкам, достал что-то. Птица закрыла глаза и поняла, что жутко боится нового видения. То, что промелькнуло перед ее глазами, пугало до ступора, до замирания сердца, до холодного пота. Что она видела?

- Что это было? - вопрос вылетел сам собой.

- Это была часть правды. Твое и Травкино прошлое. Удалось его разобрать и даже немного понять. Сейчас мы не будем о нем говорить или думать, сейчас мы слишком устали, оба. Птица, слышишь, как пахнет мазь? Суэмские травы с мирных земель, вот что это такое. Сейчас станет легче. И тебе, и мне...

Прохладная мазь мигом сняла жжение. Птица, наконец, решилась потрогать свое плечо. Ей думалось, что там огромная развороченная рана, а оказалось, что небольшой, ровный надрез. Словно царапина от ежевичных шипов, совсем неглубокая...

- Как ты... - она непонимающе подняла глаза.

- Как я свел татуировку? Вытянул нить из-под кожи. Это не рисунки, это колдовство, Птица. Я его просто разрушил, вот и все.

Саен грустно улыбнулся, сел рядом и принялся смазывать свои пальцы. Только сейчас Птица заметила, что они обожжены - подушечки покраснели, чуть припухли. Указательный и большой пальцы правой руки.

- Тебе тоже досталось, - проговорила она.

- Это ерунда, к утру все пройдет. Давай просто посидим и помолчим, у тебя молчать хорошо раньше получалось, Птица.

Он вдруг обнял ее одной рукой за плечи и решительно велел:

- Лучше всего поспать. И лучше всего, если ты будешь рядом со мной. Вдруг что случиться, я должен чувствовать тебя. Если ты будешь рядом, я даже во сне пойму, если что-то пойдет не так. Не хочу, просто, чтобы тебя мучили кошмары.

Птица пристроила голову на плече у Саена и позволила чудовищной усталости полностью овладеть собой. Спать, только спать. И ни о чем не думать.

- Вот и правильно, - пробормотал Саен, - не бери в голову. Завтра буде видно...

А утром, проснувшись, Птица обнаружила, что лежит на деревянном диванчике укрытая толстым овчинным одеялом. Под головой у нее подушка, и ей хорошо и удобно. А Саен возиться с дровами у печи и что-то весело рассказывает Ежу. И нахлынуло на Птицу вдруг счастье. Огромное, непонятное и чудное. Она улыбнулась, сунула руку под подушку и подумала, что смогла бы лежать так вечность, слушая, как поет в печке огонь и как дорогие ей люди болтают о совсем неважных вещах. У нее три очень дорогих человека - Травка, Еж и Саен. И это - самое лучшее, что было в ее жизни.

Глава 11

- Внешняя свобода ничего не значит без внутренней. Сам Создатель предпочитает иметь дело со свободными людьми и никогда и никого не порабощает. Только Темные так действуют, это их метод. Это они предпочитают владеть, а не общаться. Ты понимаешь меня, Птица?

Саен стоял у самого края обрыва. Он не переставал обрывать шиповник, и руки его проворно и ловко кидали ягоды в корзину, которую держала Птица. Внизу, за шиповником, за бело-желтыми скалами и редкими кустами ежевики шумела неугомонная Ануса-Им. А чуть выше вилась тропка, уходящая к самому дому.

- Понимаю, - кивнула Птица, хотя мало что разобрала из слов Саена.

Слова о свободе казались нереальными и чужими, и проскальзывали мимо, как те ветки деревьев, что плыли в бурном потоке.

- Я вижу, как понимаешь, - улыбнулся Саен, - давай тогда попроще. Тот дух, который владел тобой и которого я прогнал - он был твоим проводником. Спутником по жизни. Он обязан был вести тебя и направлять, и он контролировал твои действия и мысли. И ты делала не то, что хотелось и нужно было именно тебе, а то, что заставлял делать он. И мысли о привороте вполне могли быть от него. Вот так понятно?

- Ты говорил, что он мелкий дух Днагао...

- Да, говорил. Так и есть. Все духи Днагао действуют одинаково, у них один принцип - забирай и властвуй. Деньгами и золотом их не заинтересуешь, это у них и так в избытке, только им самим это не нужно. Для них этот как мусор. А вот территории, которыми они владеют, дают им больше власти. Чем больше территория - тем сильнее власть. Они воюют между собой на право обладать землями и людьми, которые на них живут. Потому для них каждый человек важен, Птица. Ты еще многое узнаешь об этом племени.

- А в Каньоне нет их территорий?

- Да, сюда им доступ запрещен. Почти запрещен. С тобой вот проник один, и он мог натворить много бед, поверь, Птица. И обвиняли бы тебя. Потому Енн и был против того, чтобы я приводил в Каньон посвященных девушек, которых готовили в жрицы Набары.

- Енн мне не доверяет, - тихо сказала Птица.

- Енн просто еще один старейшина Каньона, он отвечает за здешних людей, переживает за них. Потому и беспокоился. Его можно понять. А доверяет или нет - это уже не так важно. Ну, что? Весь шиповник на этом кусте я обобрал, пойдем, спустимся чуть ниже, там должны быть еще кусты.

- Кажется, к нам Еж бежит и хочет что-то сказать, - Птица махнула рукой вверх, где по узкой тропке торопливо спускался длинноволосый мальчик в зеленой теплой куртке.

- Ага, вижу. Что-то случилось у них там, что ли?

- Не можешь угадать сейчас? - вдруг спросила Птица и глянула на Саена с улыбкой.

- Нет, он слишком далеко. Как только смогу - сразу скажу, идет?

- Давай. Я тоже не могу его понять пока что...

Еж приближался, и Птица сосредоточилась. Хотя уже сама знала, что особого напряжения не надо для того, чтобы уловить простые и милые мысли Ежика.

- Енн пришел, - уверенно сказал Саен.

- А я еще не успела, - разочарованно выдохнула Птица.

- Ну, давай, пробуй еще раз. Как почувствуешь - так сразу скажешь.

- Вот сейчас...

- Эгей, Саен! - закричал вдруг Еж. - Пришел Енн к тебе, хочет поговорить!

Саен широко улыбнулся и хлопнул Птицу по плечу:

- В другой раз точно угадаешь раньше меня, не расстраивайся. И что там Енну нужно? Случилось у них что-то? Давай-ка вернемся...

У Енна были карие глаза, но не теплые и мягкие, а строгие, темно-коричневые и непроницаемые. Он все делал быстро и резко, даже говор у него был торопливым, будто Енн все боялся потерять время за лишними разговорами. Потому едва переступили порог дома, он тут же приступил к сути своего визита:

- Людей из Королевства стало еще больше, Саен. Сегодня пришло еще человек десять, и все они жгут костры рядом с мостом и не собираются никуда уходить. Взывают к нашей милости.

- Лекарства им раздали? - невозмутимо поинтересовался Саен и застучал дверками шкафа, как будто не ел целую вечность и страшно голоден. Отщипнул кусок от краюхи хлеба, взялся мыть яблоко.

- Дали. Лекарства дали всем, среди них есть заболевшие, и не мало. Им нужна вода, еда и крыша над головой. И они не собираются возвращаться обратно в Королевство.

- Я бы тоже не собирался, - хмыкнул Саен и сочно хрустнул яблоком.

Птица быстро стянула с себя плащ, легонько хлопнула по затылку Ежа и велела убираться в свою комнату. Нечего слушать разговоры старших, его это точно касается.

- А ты, Наилена, не уходи, - велел Саен, - тебе полезно это знать. Тем более, Енн, что она и так все наши разговоры слышит, стены дома для нее не преграда.

- Значит, Наилена умеет слышать через стены? - без улыбки повернулся к ней Енн.

Птица растерялась и молча кивнула.

- Она много чего еще умеет, - Саен стукнул печной дверцей, потянулся за дровами, - она такая же, как и я. Маги создали еще одного Моуг-Дгана, только не ясно, зачем.

- Теперь ты в этом уверен? - уточнил Енн.

- Абсолютно. Наилена будет помогать мне, и я обучу ее некоторым премудростям.

- Ученица, значит? Ладно. Нам надо решить, что мы будем делать с теми, кто сбежал от красной лихорадки из Нижнего Королевства. Они слезно просят дать им возможность поселиться в Каньоне Дождей.

- Не пускать никого. Лично я не пущу никого, Енн. Лекарства им дали, едой снабдили - и пусть возвращаются к себе. От них точно будут одни проблемы, это я вполне могу предвидеть. Тут вон - за одной Наиленой не уследил, и вот тебе, она уже вызвала духа Набары, влипла в приключения и навлекла забот на мою голову. А представь, сколько забот и проблем у нас появиться с новыми жителями? Нет, храни нас всех Создатель от этого. Дадим им все, что они хотят - одежды, еды, денег. И пусть топают обратно в свое Королевство, к своим Праведным Отцам. Это мое последнее решение.

- Значит, никого не пустим? Даже детей?

- Детей тем более. Кто у нас будет приглядывать за ними?

- Может, сделать что-то вроде дома для сирот, и кто-то бы кормил их и учил... - Енн прошелся по кухне и сердито бросил: - да хватит уже есть! Саен, это серьезный вопрос, а ты чавкаешь яблоками, как будто первый раз еду увидел... Посмотрел бы ты на них, они грязные, худые, больные... Их просто жалко на самом деле.

- А, тебе их стало жалко? Ты хочешь помочь им? Енн, вот точно так же я хотел помочь Птице и остальным. Только ты на меня за это ворчал и обещал кучу неприятностей.

- Потому что есть разница меду простыми крестьянами и жрецами храмов, Саен. Ты это знаешь не хуже меня. Хорошо еще, что удалось тебе освободить Птицу от духа. А если бы не удалось? А если бы он занял тут территорию и пригласил бы других, более сильных духов? Ты сам знаешь, как они действуют. Война с духами будет похлеще войны с людьми.

Птицу их спор не удивлял и не расстраивал. Она понимала и беспокойство Енна, который думал о жителях Каньона и хотел их защитить. И своеволие Саена, хранящего мысли в тайне и не желающего никому объяснять свои поступки. Сама она понятия не имела, как лучше поступить. Но ей однозначно повезло, что Саен купил ее, освободил, дал кров, пищу и защиту. А тем жителям Королевства, которые пытаются найти приют в Каньоне, значит, не повезло. Значит, нет для них благоволения богини Судьбы... Значит, не придет к ним милость и благость, и такова их доля. Надо смириться и не роптать...

- Птица, когда ты уже перестанешь мыслить, как жрица Набары? - вдруг довольно резко спросил Саен, рывком поднялся с табурета и бросил в мусорную корзину огрызки яблок. - Нет милости от судьбы... Ничего себе мысль. Да если каждый раз ждать, когда судьба смилостивиться - сдохнуть можно. Я сам поеду к людям, поговорю с ними, попробую помочь. Может, кого-то и пустим. Мне надо самому взглянуть на этих людей, Енн.

- Значит, ты поможешь им? - уточнил Енн.

- Значит, попробую помочь. И ничего не обещаю. После полудня мы подъедем к ним с Наиленой. Хочу, чтобы она посмотрела, как я работаю. Хочу обучить ее, понимаешь, Енн?

- Да делай, как знаешь. Я тоже там буду, отправлюсь прямо сейчас. Мы привезли им продукты, и наши воины ставят палатки для них, чтобы люди не оказались под дождем в это время.

- Ничего не обещай им, Енн, иначе люди будут зря надеяться. Пока ничего не обещай.

Енн сразу же и уехал. А Саен погрузился в молчание. Нахмурился посерьезнел, потемнел. Он сам занялся чисткой картошки на обед и даже не глядел на Птицу. Ну, значит, и не стоило его трогать. Лучше заняться вытиранием пыли на шкафчиках и приведением в порядок собственной одежды. Если хозяин не в настроении - ему на глаза лучше не попадаться.

Обед прошел в тягучем молчании. Травка, как обычно, медленно крошила хлеб и медленно жевала картошку. Еж слопал все в момент и умчался в конюшню, на ходу толкнув стул и громко хлопнув дверью. Птица проворно протирая стол, вдруг решилась спросить:

- Ты думаешь, что Енн слишком мягок и зря жалеет людей?

Саен поднял на нее глаза, которые в этот момент казались серыми и теплыми, всмотрелся в Птицу, словно оценивая, сможет ли она понять то, что он собирается сказать. После заговорил:

- Эти люди слишком долго жили на территориях духов Днагао. Они слишком долго зависели от духов, повиновались им, искали помощи и защиты. Внутри у этих людей - пустота, духи выжрали все. Думаешь, у них что в голове? Думаешь, они захотят что-то создавать, строить, творить? Думаешь, станут сажать деревья, строить дома, растить детей и любить людей? Вижу, что не думаешь. У тебя у самой таких мыслей в голове не бывает, Птица. Они будут делать то, что делали всегда, будут ждать, что кто-то станет давать им указания, кто-то будет управлять ими. Они могут только разрушать, воровать, красть, обманывать. Хапать и обижать. Мужья начнут лупить своих детей и жен, жены начнут вызывать духов, совершать привороты. Дети станут мусорить, ругаться и обижать своих ровесников. И чем жителей королевства будет больше - тем больше будет хаоса в Каньоне. Ты понимаешь, Птица?

Птица рассеяно кивнула. Она пыталась понять.

- У них пусто в душе. Пустота, Птица, черная и абсолютная. И эту пустоту может заполнить только Создатель своей энергией. Своей жизнью, своей силой. Но Создатель всегда действует только добровольно, Он не станет врываться силой, Он желает равных отношений, а не рабства. Рабы Создателю не нужны, Птица. Добровольное желание отношений с Создателем - только так. И еще надо попытаться понять Создателя, хотя бы попытаться.

Саен грустно улыбнулся, отодвинул от себя пустую миску и продолжил:

- Посмотри на Нижнее Королевство. Они тоже говорят, что поклоняются Создателю, только что выходит на деле? На деле они продолжают выполнять правила, и все. Выполнять правила - это не значит измениться. Это не значит что пустота внутри заполнена. Правила всегда остаются правилами. Нельзя по указке стать счастливым. Нельзя любить по указке, жалеть по правилу. Если внутри нет милости и жалости - правила их не добавят. Понимаешь, Птица? Вижу, что не понимаешь. Тогда я скажу проще. Мы не пускаем жителей Королевства в Каньон Дождей, потому что не желаем, чтобы они принесли с собой хаос и беспорядки. Вот так, думаю, тебе будет ясно. Да?

Птица еще раз кивнула.

- Вот и славно. Собирайся, хватит стол тереть. Отправляемся прямо сейчас, а Еж присмотри за Травкой.

Одевалась Птица не долго. Длинные штаны с бусинами на поясе и вышивкой по низу. Шерстяная клетчатая рубашка, вязанная жилетка. Высокие ботинки на ноги, яркие бусины в косы. И удобный плащ.

Саен, окинув ее взглядом, подобрел и вскользь заметил:

- Идут тебе и рубашки в клетку и длинные косы. Пусть жители Королевств посмотрят, какая у меня красивая девочка есть... Да, Птица, не спрашивай, я горжусь твой красотой. Уж если я столько времени на тебя трачу, то хотя бы покажусь рядом с тобой за воротами Каньона. Пусть посмотрят, какая красивая девушка есть у старейшины Каньона. Скажу, что ты - моя воспитанница, это вполне подходит.

Птица удивленно хлопнула ресницами и осторожно уточнила:

- Воспитанница?

- Ну, а кто ты для меня? Не жена, ведь, правильно? И не невеста. Надо представить тебя так, чтобы у людей не возникало вопросов. Кое-чему я научу тебя сегодня, Птица. Давай, подсажу в седло. И когда ты уже научишься хорошо ездить верхом?

Мокрая после ночного дождя земля осталась внизу, Птица ойкнула, оказавшись в седле. В глазах Саена мелькнули веселые искры, он хмыкнул и заметил:

- Ты ведь не свалишься, да? Надеюсь, что ты не свалишься. Держись крепче, мы поедем медленно. Но лучше всего верхом, не хочу убить полдня на дорогу.

Сам Саен легко взлетел на спину своего вороного, велел Ежу, топтавшемуся на пороге, хорошенько присматривать за Травкой и тронул поводья.

- Поехали, - коротко бросил он.

Туннель встретил прохладой и тишиной. А широкая белая лестница - еле заметными солнечными бликами, пробивающимися через низкий ряд облаков. Саен держался чуть впереди, уверенный и немного сердитый. Эту его сердитость Птица чувствовала очень хорошо. И даже знала - на что. На самом деле хозяин предпочел бы провозиться весь этот день в своем садике, а после почитать книгу сидя около печи. Может, поиграть во что-то с Травкой, поболтать с Ежом. Другими словами, Саен хотел покоя и чтобы никто его не трогал.

А пришлось двигаться к мосту-переходу, ведущему в Каньон Дождей и неизвестно, что ждет их там. Сжав посильнее коленями бока лошади, Птица вдруг улыбнулась. Интересно все же, сколько Саену лет? Не пятьдесят, вовсе нет. Он совсем не старый, и ему даже сорока точно нет. Но он и не юнец двадцатилетний, это Птица тоже очень хорошо понимала. Он старше ее, может, лет на десять. А может чуть больше. Годиться ли она ему в воспитанницы по возрасту?

- Тридцать, - не оборачиваясь, вдруг сказал Саен.

- Что? - не поняла Птица и на всякий случай придержала лошадь.

- Мне тридцать лет. Я старше тебя на четырнадцать лет, кажется, да? Тебе шестнадцать, да?

- Да. Шестнадцать лет.

- А мне тридцать. Ты это хотела узнать, да?

Птица вздохнула. Да, она именно это хотела узнать. Перекинула за спину косу, подняла подбородок и решительно сказала:

- Я тоже скоро научусь слушать твои мысли.

- Непременно, - хмыкнул куда-то в сторону Саен.

Миновали несколько лестниц и парочку коротких и горбатых мостов, спустились вниз, к самой реке, которая в этом месте делала крутой поворот, огибая гору. И вот, совсем близко показался мост перевала. Даже днем горели его фонари, придавая торжественность и важность. А за мостом показались грязно-серые шестиугольные крыши палаток, запахло дымом, послышался людской говор и ржание лошадей.

Сразу за мостом, чуть ниже, перед склоном горы расположился лагерь беженцев из Нижнего Королевства, которые пытались найти помощь и убежище в Каньоне Дождей.

- Вот теперь, Птица, ты будешь смотреть и учиться. Нам надо узнать, кого из этих людей можно впустить в Каньон. Наблюдай за мной, присматривайся. Ты умеешь улавливать и чувства и обрывки мыслей. В первую очередь мы будем отсеивать лжецов. Если человек станет говорить о себе неправду, значит, ему есть что скрывать. Таким в Каньоне точно не место. Вот для этого и позвал меня Енн - поговорить с людьми и понять их.

Понятно. Это вполне понятно и это даже интересно. И Птица очень рада, что пригодилась Саену, и он попросил ее о помощи.

В первом же шатре их встретили две семьи. Заросшие бородой мужчины, закутанные в платки некрасивые женщины и трое грязных, чумазых детей. Саен принялся говорить с одним из мужчин, расспрашивать его о том, чем он занимался в Королевствах и как зовут его жену и детей. Мужчина отвечал бойко, стрелял глазами в сторону Птицы и постоянно скреб лохматую голову. Вшивый, что ли?

Он нагло врал, это Птица уловила сразу. Кем он был на самом деле она не могла догадаться, это пока ей было не под силу. Но вранье - вот оно, как черная смола. Каждое слово, каждая мысль - как темный скользкий поток. Не был он крестьянином, и вот та женщина с недобрым резким взглядом - вовсе не его жена. И дети, видимо, тоже не его. Мальчик лет десяти и совсем еще маленькая девочка, ровесница Травки.

Мальчишка стоял рядом с женщиной, которая изображала из себя мать, но не дотрагивался до нее. Не брал за руку, не тянул за юбку. Как-то совсем отчужденно и равнодушно держался, и девочка прижималась к его боку, зыркала из-под спутанной челки черными быстрыми глазками да терла сопливый нос. Щеки у девочки были в грязных разводах, видимо, от слез. Неухоженные, заброшенные дети.

Саен спрашивал осторожно и отстраненно. Как зовут, где жили, сколько лет сыну и дочери и чего хотят. Хотят поселиться в Каньоне, хотят иметь работу на рудниках. Мужчина уверял, что неплохо знает кузнечное дело. Врал, Птица голову могла бы дать на отсечение, что кузнец из мужчины никудышный.

- Да, я понял... - поморщившись, буркнул Саен и громко распорядился, повернувшись к стоящему недалеко воину Каньона, - этих двоих не пускать. Дать им денег, еды и одежды - и пусть возвращаются к себе. А детей - мальчишку отправить к Эгнаю, он как раз набирает учеников к себе в цех. А девочку пусть забирает Енн, он что-то там мечтал сделать для бесприютных детей.

И, предупреждая возмущение людей, сказал:

- Вы не женаты, и это не ваши дети. Если вы хотели попасть к Каньон, надо было бы узнать, что старейшине Каньона Дождей не следует врать. Я все равно узнаю правду. Вы не знали этого? Нет? Теперь будете знать.

Следующая семья уже не была такой храброй и уверенной. Оказалось, что это - брат и сестра, и мальчик - ребенок сестры.

- Муж у меня остался в деревне, а нам помог сбежать, благословенный Саен. И пусть Знающие укоротят мой язык, если я вру, - торопливой скороговоркой говорила женщина.

Мужчина, брат ее, все больше молчал, и Птица догадывалась, почему. Был он глуповат и недалек, соображал с трудом а говорил - так вообще только в случае крайней нужды. И сестра всю жизнь о нем заботилась, а брат брал на себя всю тяжкую и сложную работу, оттого жилы на его руках вздулись и посинели, а плечи налились небывалой силой.

- Ладно, вас пропустят. Выделят вам домик и найдут работу для тебя и для твоего брата. Голодать вам не придется. Лекарства вы уже принимали, правильно?

Женщина закивала и тут же подтвердила:

- Принимали, благословенный, принимали. Да продлит Создатель твою жизнь и жизнь всех твоих людей в Каньоне. Мы живы и здоровы, и дал бы Бог жизни моему мужу, - голос женщины осекся, но она тут же овладела собой.

- Мужу твоему я помочь не могу, - довольно резко ответил Саен, - но вас в Каньоне укроем, и мальчика вашего тоже.

Это был длинный день, и к вечеру Птица устала от грязных людей, от множества вранья и хитрости, от больных, упавших духом, разочарованных. От ложных надежд и пустых стремлений.

Саен пропускал в Каньон совсем немного людей. Давал добро семьям с детьми, одиноким женщинам. Всех, кого уличал во вранье - разворачивал и обещал снабдить в дорогу деньгами и едой. Он был неумолим и строг.

Но Птица чувствовала, что и он устал, что людское горе волнует его и лишает покоя и уравновешенности. Злит и раздражает. Только не могла понять - почему. Как будто чужая беда не просто вызывает сопереживание в душе Саена, а зажигает огонь гнева и брезгливости.

Саен злится и брезгует чужим горем. Слезами его просто так не возьмешь - вот что поняла Птица.

Когда, наконец, последние распоряжения были отданы и последний шатер пройден, Саен стянул с рук перчатки и озабоченно глянул на Птицу.

- Не замерзла? - спросил с неожиданной теплотой в голосе.

И Птица облегченно вздохнула, потому что начинала думать, что Саен злиться и на нее тоже, ведь он и ее выручил из беды, приютил и пожалел.

- Все хорошо, - быстро сказала она, хотя холодный ветер порядком успел надуть ей в голову.

- Капюшон надень, уши красные, - велел Саен, - и давай домой. Есть хочу ужасно. Здесь уже развели костры, варят супы в котлах. Я велел воинам лично позаботиться о кормежке здешнего народа. Поехали домой, Птица, мы с тобой заслужили отдых и хорошую еду. Имафа наверняка наготовила чего-то вкусного.

- Думаешь, она приходила?

- Я просил Ежа сбегать за ней. Еж еще ни разу меня не подводил.

Птица слабо улыбнулась и забралась на свою лошадку.

Солнце закатилось за склон горы и принялся накрапывать мелкий дождик. Ветер немного утих, но зато еще на мосту Птица услышала тихий гул бегущей Ануса-Им. А совсем скоро показалась и потемневшая вода, гонящая вперед сухие листья, ветки и бурлящая у высоких валунов.

- Саен, я знаешь что... Я хотела спросить вот что... Можно?

- Уже бы спросила... Что ты хотела?

- Почему ты разрешил мне остаться при этом вашем разговоре с Енном?

Саен оглянулся, поднял брови и пояснил с короткой улыбкой:

- Думаю, что меня немного мучит совесть за то, что постоянно влезаю в твои мысли. А вообще тебе следует все это знать, ты ведь ученица Моуг-Дгана. Так?

Птица не нашлась, что ответить. Хлопнула ресницами и дернула поводья лошади.

Глава 12

- Почему тебе не жаль их? - спросила на следующий день Птица Саена.

Хозяин собирался съездить в город за покупками и вовсе не был расположен к разговору. Но Птицу мучили вопросы, и ей нравилась та свобода, которую она получила. Свобода говорить, выражать свои мысли. Свобода общения с Саеном - не как рабыня с хозяином, а как ученица с учителем.

- Кого мне не жаль?

- Людей, которые пришли за помощью в Каньон.

Саен поморщился, как от зубной боли. Кинул сердитый взгляд на Птицу и ответил, открывая входную дверь и застегивая на ходу куртку:

- Мы уже говорили на эту тему. Я все объяснил. Но если тебе их стало вдруг жалко, то я рад этому.

Дверь хлопнула, закрываясь за ним, и совсем скоро Птица услышала стук лошадиных копыт. Видимо, сегодня Саен был не в настроении рассуждать. Зато Еж тут же накинулся с расспросами, и пришлось рассказывать о вчерашней поездке.

Вернулся Саен ближе к вечеру и привез с собой несколько дорожных мешков, полных продуктов и вещей. Скинул их прямо на пол в кухне, стянул с ног сапоги и взял с тарелки на столе кусок пирога.

- Завтра уезжаем, - сказал он ошеломленной Птице.

- А куда? - удивилась она, торопливо вытирая руки о полотенце и ставя на стол вымытую миску.

- Едем в Нижнее Королевство. Мне надо кое-что узнать, и тебя беру с собой. Тебя без присмотра оставлять опасно.

Вот и все. И больше никаких объяснений. Птица догадывалась, что добродушное настроение Саена изменилось, что он по-прежнему зол и уезжать ему никуда не хочется. И, тем не менее, он весь вечер провел за укладыванием продуктов в мешок и заставил Птицу проверить и собрать теплые вещи, которые ей могут пригодиться. Молчаливый, хмурый, сосредоточенный.

- Рано утром выезжаем. Потому ложись пораньше и постарайся выспаться. Я сам приберу на кухне, - велел он, когда солнце село за гору и Каньон погрузился в ночную мглу.

И Птица легла спать, так ничего и поняв. Ее охватила тревога и грусть, и почему-то стало жаль и свою уютную комнату, и широкую удобную кровать. Хорошо ей было в доме у Саена, действительно хорошо. Не сразу Птица угадала свое счастье, но брошенные когда-то Хамусой кости не солгали. Солнце улыбнулось ей неслыханной удачей.

Уезжать не хотелось страшно, но и оставаться без Саена тоже не хотелось. Птица вдруг слишком хорошо поняла, что привязалась к нему, что ее крепко тянет к этому загадочному и могущественному магу. Слишком много связывающих нитей удерживает их теперь друг около друга. Понимает ли это Саен? Конечно, понимает.

И, значит, завтра Птица отправится в дорогу вместе с ним. А куда он собрался - и так можно догадаться. Видимо, все же решил послушаться Енна и отвезти лекарства в зараженные районы, потому что уж больно надоели ему все эти беженцы у перевала Каньона. Не любит хозяин чужих, это Птица тоже поняла.

Выехали они с рассветом. Саен самолично приторочил к седлу коней кожаные рюкзаки и сумки, долго возился с седлами и подпругами. После совершил короткую молитву Создателю. Был он серьезным и немного грустным, и Птица не решалась задавать вопросы.

Пришла Имафа, занялась приготовлением завтрака для Ежа и для Травки. Оказалось, что она согласилась пожить в доме Саена какое-то время и приглядеть за детьми. Вот, значит, как решил Саен вопрос присмотра за Ежом и за Травкой.

- Возьми с собой шерстяных, теплых вещей. Носки, штаны, жилет из овчины. В Нижнем Королевстве сейчас не жарко, - велел Саен, осматривая дорожный мешок Птицы.

Солнце только-только показалось из-за горизонта, когда вороной Саена и медлительная лошадка Птицы ступили на мост перевала. Приветливый свет фонарей совсем скоро остался позади. Миновали сереющие в рассветной дымке палатки, тихо потрескивающие костры и сторожевые посты воинов. Свернули в низинку и выехали на Каменный Тракт. В картах и дорогах Птица разбиралась совсем плохо, но слыхала, что все пути в Нижнее Королевство назывались Железными. Но эту дорогу в Каньоне звали Каменной. Может, потому что не так боялись железных рыцарей, а, может, потому, что это название прижилось гораздо лучше.

Каменные широкие плиты, плотно подогнанные друг к другу, лежали ровненько и ладно. Копыта лошадей стучали по ним гулко и весело. Дождь перестал, ветер улегся. Запахло хвоей и прелой листвой. Широкие клены, кизил и дикий абрикос на склонах шумели совсем ласково и осторожно. Листьев на них почти не осталось, и они грустно потряхивали голыми ветками.

- Совсем скоро тут выпадет снег, - заговорил вдруг Саен, когда перевал Каньона скрылся за новым поворотом.

Птицу мучили вопросы - зачем и куда они едут, но она не осмелилась их задавать. Слишком угрюмым выглядел Саен. Потому она промолчала.

- А нам хорошо бы уложиться до снега и успеть вернуться в Каньон, - продолжил хозяин.

- Мы везем лекарства?

- Да. И хочу я узнать кое-что. Вся эта напасть с красной лихорадкой приключилась неспроста. Почти каждый беглец с Королевства, с кем я разговаривал, и кто был болен - каждый имел мелкого духа. Красная лихорадка вызвана мелкими Темными, это их работа.

- И что? - осторожно спросила Птица, чувствуя, как ее пробивает дрожь.

- Надо найти того жреца или мага, который этих духов рассылает. Найти и уничтожить, чтобы больше никому не повадно было творить неподобающие заклинания. Тогда эпидемия прекратиться и люди перестанут тянуться к нам в Каньон. Понимаешь?

- Понимаю. Только не понимаю, как ты его найдешь?

- Найду самый крупный очаг болезни, а там наверняка будет храм Днагао, или храм Знающих - что-нибудь такое, где укрываются маги. Я почувствую, Птица. И ты тоже почувствуешь.

- Я буду тебе помогать? - вдруг озарилась Птица и от этой неожиданной мысли чуть не свалилась с лошади.

- Тебя впечатляет, да? - улыбнулся Саен и глянул быстро и весело. - Тебя впечатляет то, что ты теперь моя ученица. Необыкновенно, да? Это тебе не жрецы Набары, тут ты свободна, тебя будут уважать и любить. К тебе будут приходить за помощью. А ты станешь помогать и даже временами брать за это деньги.

Птица не нашлась, что ответить, только вздохнула озадаченно.

- Мы будем вместе, Птица. Иначе тебя слишком быстро начнут использовать. На твою силу сразу же найдутся желающие, вроде того мага Наса, что чуть не увез тебя недавно.

- А ты сам решаешь, когда приезжаешь в Каньон и когда уезжаешь? У тебя нет телохранителей, воинов которые бы тебя сопровождали? Почему ты один отправился... в опасный путь один отправился?

- О, это хороший вопрос, Птица. Но я предпочитаю все сделать тихо. Не как старейшина Каньона, а как охотник Ог. Тогда ко мне меньше вопросов, и тогда Каньону не станут предъявлять претензии за вмешательство в дела Нижнего Королевства. Точно таким же образом я и тебя выручил - вовсе не как старейшина.

- Да, я помню, ты сказал, что тогда сами и приманил драконов. Ты их почувствовал? Как ты их почувствовал? Неужели прямо из Каньона?

- Нет, на такие подвиги я не способен. Я спустился в подземелья Зуммы, прошел тамошними ходами до самого севера и оттуда уже приманивал надхегов. Нелегкая работа, однако. Тебя я тоже могу этому научить, думаю, у тебя получиться.

- Ты почти как Создатель... - выдохнула Птица.

- Не говори ерунды. На самом деле я могу только убивать и разрушать. Я ничего не создаю. Я ни разу в жизни ничего не создал. Воевал, разрушал, оборонял, убивал. Вот с этим я неплохо справляюсь.

- А исцелять? Ты можешь исцелять. И я могу тоже.

- Одного, двух. Трех человек. Для этого мне приходиться тратить свою силу, а у меня ее не так уж и много. Чтобы исцелить нескольких человек, я вытягиваю энергию из окружающего мира. Беру у деревьев, у травы, у животных. У драконов тоже могу. Вот и выходит, что без силы Создателя я - всего лишь слабый человек, который немного приблизился к Его секретам, немного разгадал Его тайн - и все. Это не волшебство и не тайна. На самом деле это все просто, Птица.

Дорога все уходила куда-то вниз, петляла между холмами и ветер гнал по ней остатки упавшей листвы. Временами начинал накрапывать дождик. День был серый, спокойный. Унылый и долгий.

Пару раз им встретились люди, направляющиеся к Каньону. И Птица удивилась их потрепанной одежде, серым, потухшим лицам и тяжелой безнадеге, что читалась в их головах. Все они и не надеются на помощь. Среди них были больные, уставшие, изголодавшиеся. Все они торопились, спрашивали дорогу до Каньона и постоянно целовали небольшие деревянные изображения колеса, что висели у них на шеях.

Саен уверял, что совсем скоро они окажутся у перевала, что помощь им окажут и накормят.

- Но старейшины Каньона, Саена, сейчас нет там. Потому никто вас в Каньон не пустит.

- И бальзам от хвори дадут? - спрашивали женщины, прижимая к себе младенцев.

- Все дадут. Никто не умрет, - заверял их Саен.

На ночь остановились в небольшой охотничьей хижине, что прилепилась к склону холма и еле проглядывала сквозь деревья. Саен растопил печь, приготовил горячий ужин. Все делал сам, и на молчаливый вопрошающий взгляд Птицы пояснил:

- Беспокоюсь я. Чем дальше отъезжаем от Каньона - тем больше тревоги. В такие моменты мне надо что-то делать, чем-то занять себя. Мне так легче. А ты отдыхай. Хочешь - задай корма лошадям, я их только вытер от пота и напоил.

Птица почувствовала, что Саен стал ей совсем близким, что он доверяет ей. Не злиться, не брезгует, а ищет поддержки. Даже сообщает о тревоге и беспокойстве. От этих мыслей стало вдруг радостно и тепло. Хорошо стало на душе, будто развели в ненастную ночь огонь в печи и прогнали холод и сырость.

После сытного ужина Саен устроил на двух скамьях удобные постели, улегся и предложил:

- Давай рассказывать друг другу истории. Знаешь что-нибудь?

- Ну... про бога воды Гусса знаю, как он однажды заключил договор с капитаном "Буревестника" и тот капитан не выполнил договора, пожалел денег в уплату Гусса...

- Не, такие истории я не хочу слушать, - поморщился Саен, - а про жителей Линна знаешь что-нибудь? Про любовь, про верность, про храбрость?

- Про любовь? Знаю. Однажды богиня Набара...

- Птица, не про Набару. Про духов, богов и богинь не надо мне рассказывать.

- Тогда не знаю, - резко ответила Птица, - я жила в Линне, а там только и любят, что истории про всяких духов. Про рыбу-оракула, например, что предсказывает будущее, но только если поймаешь ее на полный Маниес и на серебряную леску. Про ведунью Хамусу, которая предсказывает судьбу. И которой ты... Ну, дал по лбу костяшкой...

- А, эту я помню. Я всегда чувствую, когда на меня колдуют. И не люблю это дело.

- На расстоянии чувствуешь?

- Я был недалеко от ведуньи, возвращался с головами драконов. И тут чувствую - касается меня сила духов Днагао. Я и послал этих духов обратно. А они накинулись на Хамусу, потому что злые были. Вот и вся история... А был у тебя человек, парень, который бы тебе нравился, а, Птица? Любимый был у тебя?

Птица растерялась, несмело ответила:

- Так у меня же цветочки девственности на плече. Я не была с мужчинами ни разу...

- О, дохлые зменграхи! Птица, я не об этом... Ладно, вот послушай, что расскажу тебе.

Саен повернулся на бок и посмотрел в глаза Птицы. Что-то странное промелькнуло в его взгляде, как будто всколыхнулась со дна души его сила, и Птица смогла увидеть самый ее краешек.

- У меня была любимая девушка, я знал ее с самого детства. Это было почти десять лет назад, даже больше. Тогда были другие времена, тогда не было Ордена Знающих, а Нижним Королевством правил король. Я жил тогда с братом в деревне, родители мои в то время уже ушли в мир Создателя. Люди уже знали о моих способностях и частенько просили о помощи. И я помогал всем, кому только мог. Почти не отказывал людям.

- Ты лечил их от болезней? - уточнила Птица.

- Да, в основном это. Но иногда меня просили защитить от произвола колдунов. Пару раз мне приходилось сражаться с довольно сильным противником. А мне тогда было девятнадцать лет. Я совсем мало знал о Создателе и только-только начал привыкать к своей силе. Надеялся, что однажды женюсь на своей любимой девушке, и у нас будут дети, сыновья. Хотел, чтобы у меня был дом на окраине деревни, свой табун лошадей, своя пасека. Много чего хотел по тем временам. Но не так все сложилось, как я думал.

- Потому пришла война, - подсказала Птица.

- Потому что пришли Верхние Маги, да. Сожгли магическим огнем приграничные деревни, напали на Нагром. Король позвал меня на помощь, и я оставил деревню и своих родных. У меня в те времена была магическая штука одна, к помощи которой я прибегал время от времени. Я тогда еще не знал Три Закона Магов, потому не представлял, чем мне придется заплатить за силу, что давала эта штука. И вот, я уехал в Нагром, бился с Магами. Тогда еще я думал, что обыкновенный человек, совсем такой же, как остальные люди. И вдруг Верхние Маги называют меня Моуг-Дганом, избранным колдуном. И говорят, что я должен им подчиняться. Вот тогда я и узнал, что брат мне вовсе и не брат, что меня совсем еще младенцем выкрали у жрецов Знающие и назвали своим сыном. Я рос в семье, меня любили, оберегали, обо мне всегда заботились. А на самом деле я был сыном их врага, сыном жреца...

Саен грустно усмехнулся, перекатился на бок, и лавка под ним горестно заскрипела.

- Оказывается, что тот, кто вызвал меня к жизни, кто устроил мое зачатие - он и убил моего приемного отца. Я принес одни лишь беды той семье, которая меня усыновила. Верхние Маги непременно желали заполучить меня, чтобы я стал служить только им. У них тогда ничего не вышло, они не смогли одолеть созданного ими же самими Моуг-Дгана. Но в той войне и погибла моя любимая девушка. Я не смог ее спасти, не смотря на всю свою силу. Тогда я понял, что приношу несчастья тем, кто мне дорог и что лучше мне и вовсе не иметь рядом с собой любимых людей. Я принял решение, что не женюсь никогда и никогда не подвергну опасности тех, кто мне будет дорог. Вот так, Птица. Вот, такая история. Я сам виноват в том, что тогда случилось. Я стал выполнять правила магов, связался с магическими вещами. Не все правила надо выполнять, Птица.

Птица смотрела на Саена и не знала, что сказать. Слишком хорошо чувствовалась в его словах затаенная горечь, слишком жестко звучали его слова. Он никогда не жениться? А зачем он говорит это ей?

И тут она вдруг поняла.

Все встало на свои места, все сложилось в понятную картинку. Он - Старейшина Каньона, он не заведет любовницу и не станет пользоваться любовными ласками жриц Набары, потому что это не в обычаях суэмцев. Он бы взял в дом жену - да вот, решил, что без жены ему будет лучше, что с ним рядом находиться опасно. И потому нет у Птицы никаких шансов. Она никогда не будет вместе с Саеном. И как бы он не был близок - вот как сейчас, когда лежит совсем рядом, достаточно только руку протянуть - все равно расстояние между ней и хозяином всегда останется слишком большим.

Глава 13

Каменная дорога петляла серой змеей. Извивалась между холмами, то поднимаясь по пологим, поросшим редкой травой склонам, то прячась под отвесными уступами. Деревьев у ее обочин почти не росло, но на холмах Птица могла видеть и можжевельник, и сосну, и кизил, и даже хорошо знакомые кипарисы. На вершинах холмов раскидистые клены почти доставали до облаков, а за ними начинался угрюмый лес. Он темнел предупреждающе, сердито и беспокойно. Кто живет в этих местах? Неужто, только звери?

К концу второго дня, когда сумерки опустились с холмов на дорогу, Саен развернул лошадь, и они ушли с Каменного Тракта.

- Почему мы съехали с дороги? - спросила Птица, спешиваясь вслед за хозяином и ведя лошадь на поводу.

Тропка, по которой они поднимались, круто уходила вверх, из земли выступали белесые огромные камни, и только благодаря им можно было более-менее осилить непростой подъем. Лошади ступали неуверенно, точно им тоже не нравилась эта заброшенная тропа.

- Нам надо уйти с тракта. На границе Нижнего Королевства стоят посты воинов, и нас никто не пропустит. Потому пойдем по тем местам, по которым никто не ходит.

- А почему никто не ходит?

- Потому что бояться люди этих мест. Курганы с каменными обелисками - это могилы погибших магов. Ты же знаешь, в Верхних Магов свои правила, и они их всегда выполняют. У них положено в могилу к погибшему воину-магу отправлять рабынь, детей рабынь и парочку лошадей. Ну, чтобы в мире Невидимых воинам не было скучно. Потому рабынь и рабов убивали на жертвенном камне курганов, прорывали ходы, устраивали небольшие пещеры, в которых и хоронили убитых животных, убитых рабынь и - понятно дело - мертвых магов. Вот так и возникли Курганы. Места эти теперь пользуются дурной славой, и их стараются избегать.

- Но там ведь не опасно? - спросила Птица, останавливаясь, чтобы хоть немного отдышаться. Оглянулась назад, на утонувший в сумерках Каменный Тракт и, поежившись, надвинула на лоб капюшон.

Что-то не радостно звучат рассказы Саена, совсем не радостно.

Саен тихо усмехнулся, после сказал:

- Держись около меня и слушай, что говорю. И все будет хорошо. Мне не страшны духи, охраняющие мертвяков, с ними я точно управлюсь.

Преодолели последний скалистый уступ, и перед ними слабо забелела площадка - плоская скала, выступив из земли лысой проплешиной, смотрелась голо и неуютно. За ней поднимался темный лес. Он предупредительно шумел, словно напоминая об опасности, и Птица могла поклясться, что не видит абсолютно ничего - ни деревьев, ни кустов. Только сплошной темный массив. И белые узкие каменные столбы, установленные по краям скалистой проплешины.

- Нам надо проехать через лес и спуститься на другой стороне горы. Только тогда сделаем привал и заночуем. Там должен быть спокойно, мы нарубим веток и поставим палатку.

Скорее бы уже, потому что ноги гудели от усталости, колени подгибались, и, если говорить начистоту, то Птице хотелось плакать от холода, голода и страха. Как было бы хорошо, окажись она сейчас в уютном домике с садом в Каньоне Дождей. Она бы поела горячей каши с мясом, похрустела яблоками и грушами, попила чаю с медом. Залезла бы под горячий душ, а после устроилась в теплой постели и долго-долго прислушивалась бы к стуку капель дождя по стеклам и к тихим шагам Саена на кухне.

А приходиться вот шагать в полной темноте, под холодным ветром и странный холм, на котором они оказались, леденит душу тишиной и пустотой. Хотя, тут уже вовсе и не тишина. Послышался странный шелест, слабый, тревожный. Будто где-то посыпалась земля. Все громче, громче. Узкие белые обелиски закачались и свистящим шепотом пронеслось над вершиной:

- Нарушили покой наш, нарушили... наш покой нарушили... покой наш... покой... наш...

- Что это? - чуть ли не закричала Птица.

Лошадь ее шарахнулась и заржала, вставая на дыбы.

Саен тут же оказался рядом, схватил поводья, что-то проговорил торопливо и не ясно. Птица разобрала только: "нечего, нечего бояться, милая..."

Лошадка тут же успокоилась, а Саен повернулся к Птице со словами:

- Будь на чеку. Это они пока только пугают. Мы на их территории, потому прогнать - я их вряд ли прогоню. Но если не оставят в покое - хвосты точно пообрубаю. Ты с ними не разговаривай, иначе привяжутся и начнут запугивать. Мы быстро проедим через лес - и все...

- Не проедите... не проедите... покой наш не нарушите... - шепот в этот раз прозвучал более явно и более четко.

И появились змеи. Белые, чуть светящиеся, они выскальзывали из-под основания столбов и, бесшумно извиваясь, направились к Птице и Саену. Две, три, четыре... Птица сбилась со счета, резко оглянулась и еле успела отпрыгнуть в сторону от приблизившейся белой гадины.

- Наш покой... наш... покой... - шипели змеи, и ярость слышалась в их звуках. Тихая, шипящая ярость.

У Саена в руке появилась странная штука, которая слабо поблескивала, отражая еле уловимое свечение змей. Птица не успела и сказать ничего, как из этой штуки вырос дымчатый клинок. Раздался тихий звон, полетели желтоватые искры.

Пара резких движений - разрубленные змеи полетели в стороны, все еще извиваясь и шипя. Половинки их туловищ все равно продолжали двигаться, но теперь они не нападали, а наоборот, пытались убраться обратно в землю у столбов. Противно извивались толстыми обрубками, поблескивали круглой чешуей.Еще несколько выпадов - невиданный клинок Саена победно звенел в темноте и перекрывал слабеющее шипение. Кусочки змей разлетались в стороны, звуки их ярости стихали. Обелиски качались, скала под ногами слабо вибрировала.

- Это мелочи, Птица. Это совсем мелкие духи. Сейчас они приняли облик змей, но на самом деле выглядят не так красиво и хорошо. На самом деле они мерзкие и гадкие. Гадость паршивая, вот что это! - и Саен еще раз ударил, и еще раз, и еще.

- Видишь, как удирают? Против меча духов эта мелочь бессильна, они не могут противостоять ему. Потому даже не переживай, сейчас двинемся дальше. Лошадей я успокоил, они не станут волноваться. Давай и ты успокаивайся. Спустимся с другой стороны склона и сделаем привал. Поедим и отдохнем...

- А ночью приползут... эти приползут... - пробормотала Птица, с трудом удерживая стук зубов от страха.

- Половинки, что ли? Не приползут. Это они на своей территории такие храбрые, а на другой стороне склона не их земля. У обелисков маг похоронен, прямо около леса. На скале закалывали рабов и животных для его гробницы. Потому и столбы стоят - памятка о маге. И белые змеи сторожат это место. В гробнице мага знаешь сколько золота? И цепочки, и кубки, и брошки с изумрудами и рубинами. А змеи все это сторожат. Правильно делают, как по мне. Поехали, нечего тут стоять. Представление закончилось.

Теперь Птица могла немного рассмотреть то оружие, что с легкостью могло сразить духов. Прямой, длинный клинок слегка светился серо-желтым светом и тихо потрескивал, рассыпая вокруг себя еле заметные искры. Он освещал землю на расстоянии пары шагов, а рукоять его, спрятанная в ладони Саена, заканчивалась блестящей, круглой гардой, отражающей и свет и тьму.

- Что это за меч? - спросила Птица, все еще пугливо озираясь - не появятся ли белые гадины.

- Это меч духов. Оружие Невидимых, - охотно пояснил Саен и приблизился к одному из обелисков.

Поднял клинок - и проступили на камне чуть светящиеся буквы и рисунки.

- Они пользовались магическими технологиями. Или технологиями мудрых - кто знает. Буквы можно прочесть только при свете. Ты можешь разобрать, что тут написано, Птица?

- Не знаю...

Рисунки и знаки были абсолютно незнакомыми. Тонкие линии извивались мягкими узорами, множество точек и коротких палочек разбегались во все стороны. И тут Птица поняла, что улавливает смысл узора. Как это получается - она не могла понять. Просто знаки сложились в понятную историю. Имена магов, которые тут похоронены, имена тех, кто совершал обряд. Призыв прийти духам, чтобы охранять могилы, посвящение духам. Имена духов - грубые, резкие и почти непроизносимые. И длинное, витиеватое заклинание, обозначающее смерть.

"Смерть придет за тем, кто нарушит покой ушедших в мир Невидимых" - вот что значило проклятие, высеченное на памятном столбе.

- Они прокляли всех, кто решится пройти через могильник, - потрясенно пробормотала Птица.

- Значит, ты поняла то, что написано. Отлично, Птица, ты растешь, - довольно улыбнулся Саен.

- Мы тоже нарушили чужую территорию, Саен. Теперь нам угрожает смерть.

- Ничего нам не угрожает. С белыми змеями я справился, а больше ничем другим это заклятие не обладает. Нет тут других духов. Поехали, нечего тут стоять.

Заскрипела сухая земля под копытами лошадей, надвинулась угрюмая чаща леса. Деревья-великаны доставали макушками до неба, и Птица ежилась и морщилась при одной мысли, что сейчас она и Саен окажутся под кронами этих негостеприимных хозяев леса. Но Саен выглядел уверенно и совершенно спокойно. Как будто находятся они в Каньоне Дождей и сейчас, вот-вот расступятся стволы и покажутся знакомые стены башен, засияют гостеприимные огни магазинов и домов.

Мгла сомкнулась за спиной Птицы, в лицо дохнул холодный, свежий ветер, наполненный запахами сосновой смолы и хвои.

- Здесь все спокойно, Птица. Постарайся настроиться на лес, на землю, на деревья. Тогда ты почувствуешь, что ничего страшного прямо тут нет. Может, где-то дальше и обитают еще духи - даже наверняка. Но не здесь. Здешние хозяева убрались под землю, в могильник. Нам они теперь не страшны. Побояться сунуться снова.

- Из-за меча? - уточнила Птица, старательно всматриваясь под ноги, чтобы не споткнуться о бурелом или не попасть в яму. Саен подсвечивал клинком, потому дорогу можно было разглядеть.

- Не только. Обычно они угадывают во мне Моуг-Дгана.

- А во мне?

- А в тебе пока нет. Твоя сила еще не велика, и ты не научилась ей пользоваться. Твое время еще впереди.

- А-а, понятно, - пробормотала Птица и ойкнула, споткнувшись о торчавший из земли камень.

- Осторожно, смотри под ноги, - напомнил Саен.

Оказалось, что лес вовсе не такой и большой. Как-то неожиданно вынырнули вдруг на широкую прогалину, за которой деревья росли более реже и казались не такими высокими. Миновали ее, и земля пошла под уклон. Довольно глубокие, заросшие травой ямы немного затрудняли путь, но совсем скоро пологий склон вывел на открытое пространство. Совсем стемнело, лишь округлившийся Маниес, робко вынырнув из облаков, осветил местность, разогнав ночной мрак.

- Вот тут и сделаем привал. И видно хорошо, и склон не такой резкий. Поставим палатку да разведем огонь. Настройся на землю, Птица, и попробуй почувствовать родник. Он тут недалеко. Сможешь?

Ладно, попробуем. Птица остановилась, сосредоточилась, прислушалась. Да это совсем легко, вот же он шумит, надо только пройти десяток шагов в сторону и спуститься в ямку... И вот вам, вода....

- Молодчина, - улыбнулся Саен, - даже небольшой овражек почувствовала. Тут действительно надо спуститься вниз и будет родничок. Только за водой схожу я сам, а ты займись лошадьми. Сейчас у нас все будет, вот увидишь.

И действительно через какой-то час веселый костерок уже поднимал свои горячие вихры, заботливо огороженный крупными камнями. Желтела небольшая палатка, довольно фыркали стреноженные и привязанные кони, сами находившие себе пропитание.

А на огне, на плоской черной сковородке поджаривались круглые лепешки, тесто на которые замесил Саен. Птице он не доверил это занятие.

- Хочется нормально поесть, Птица. Потому я сам все сделаю, а ты устраивайся и отдыхай. Можешь насобирать тут хвороста, только далеко не отходи. Хотя я на ночь срублю небольшую сосенку, она будет исправно гореть до утра. Лишь бы дождя не было.

- Не будет дождя, - Птица подняла голову вверх, - хотя тучи и плывут, но дождика не будет.

- Научилась и погоду предсказывать? Молодец, ничего не скажешь. Совсем скоро мне и учить тебя будет нечему, сама все поймешь. Вот тогда и начнется интересная жизнь, Птица, у нас с тобой...

Наконец, ужин был готов. Все по-простому: лепешки, запеченная в золе картошка и слегка обжаренная колбаса. Да еще яблоки - большие, желтые, сладкие. Их Саен очень любил, потому взял с собой небольшой мешок.

Какое-то время ели молча, только костер знай себе трещал. Сидеть на расстеленном поверх лапника одеяле было удобно. Уставшие ноги тихо ныли, Птица стянула ботинки и теперь подставляла одетые в вязанные носки стопы к самому огню. Саен развел костер сбоку скалы, потому с одной стороны живительное тепло пламени прогоняло озноб, с другой - скала защищала от гуляющего по склону ветра.

Вот сейчас поедят, Птица сгоняет к ручью, умоется, сполоснет руки и ноги, простирнет носки, чтобы подсохли у костра - и можно спать. В палатке, в спальном мешке. В тепле и в покое.

Кинув остатки лепешки в миску, Птица вытерла руки и плеснула на ладони немного воды из жестяного ведерка. Бросила взгляд на Саена и неожиданно для себя заметила блестящую рукоять необыкновенного меча. Теперь она была без клинка и снова казалась странной, бестолковой штукой.

- Куда девается клинок у этого меча духов? - спросила она.

- Уезжает в рукоять. Это живой металл, не из нашего мира. Такие мечи у нас ковать не могут.

Саен поднял рукоять, и с шипеньем и красноватыми искрами выскочил длинный клинок. В темноте ночи он казался почти белым и удивлял своей длинной и ровностью. Лезвие клина было одинаковой ширины от начала до самого коника, лишь срезано наискосок у острия.

- Потрогать его можно? - спросила Птица, не отводят глаз от необычного оружия.

- Потрогай. И клинок можешь потрогать. Он холодный, как лед, чуть ли не обжигает холодом.

- Откуда он у тебя?

- Отобрал у Невидимых. Давно это было. Поначалу я не пользовался им, но после понял, что Невидимые уязвимы для этого меча. Вот, с тех пор и беру его с собой.

- Невидимые так просто и отдали свое оружие тебе?

- Потому что признали во мне Моуг-Дгана. Это было чуть западнее от Тханура. Там когда-то была деревня, в которой я и брат жили.

- И все Невидимые бояться меча духов?

- Не все. Те, что мы сегодня встретили - слишком мелкие. Как крысы. А крыс убивать легко. Но есть более сильные Невидимые, хищники, которые жаждут человеческой крови. Они злобные и могущественные.

- Такие, какие были у Наса?

- Есть и сильнее. Нас просто не смог провести близко к Каньону всех своих Невидимых. Я думаю, что Насу служат гораздо более могущественные духи, но к Каньону им доступа нет. Правила территорий работают, Птица. Об этом не стоит забывать.

- А ты говорил, что не все правила стоит выполнять.

- Говорил. Я не выполняю все правила.

- А Светлые, которые пришли к тебе на помощь тогда - они выполняют все правила?

- Светлые подчиняются Создателю.

- Но они слушаются и тебя?

- Нет. Птица, Светлыми не управляет никто. Они подчиняются только Создателю. Тогда они пришли потому, что их послал Создатель.

- Помочь тебе?

- Помочь нам.

- Создатель всем помогает?

- Тем, кто Его просит об этом. А я попросил. И я не связывался с духами Днагао, не совершал колдовства и не пользовался их силой. Я всегда был на стороне Создателя, с самого детства. Я служил Ему, только Ему. Почти всегда.

Саен отвернулся к огню, и пламя осветило серьезно и строгое лицо.

- Бывали, конечно, ошибки у меня, я всего лишь человек. Но Создатель Сам заплатил за меня и за мои ошибки. Я просто воспользовался Его платой. Пойду я, срублю дерево для костра. А ты займись посудой, ладно? Надо бы нам отдохнуть. Впереди ждет долгая дорога.

Глава 14

Ночью приснилась Набара. Была она золотистой, невероятно красивой, и глаза ее, цвета дикого меда, сияли приветливо и мило. Точно ленивая пушистая кошка, Набара потянулась, поднялась с плоского камня, на котором сидела, и прозрачные алые одеяния ее разлетелись в стороны, бессовестно открывая округлые, совершенные формы богини.

Птица стояла на плоской скалистой площадке и глаз не могла оторвать от Набары. Казалась она невероятно прекрасной, притягивающей, обворожительной. Глаза ее, оттененные длинными ресницами, обведенные черной красной, манили, смеялись, искрились. Достающие до пояса черные кудри, украшенные золотистыми ниточками, бусинами и маленькими бубенчиками, были как морская волна, как длинные струи водопада на Песчаной косе.

- Пусть удача всегда улыбается тебе, Нок, - глубоким, мелодичным голосом заговорила Набара, точно завела медленную мелодию, - что, не желает тебя Саен?

Птица молчала. Растерянно переминалась с ноги на ногу и не могла понять - сон это или явь.

- Потому, что ты отвергла обычаи предков, Нок, вот почему. Где это видано, чтобы мужчина жил с красивой девушкой и не желал ее любви? - Набара засмеялась, и бубенчики зазвенели мелко и осторожно.

Птица сощурилась, насторожилась. Саен ведь говорил, что богиня больше не будет ей являться? Откуда она тут?

- Ты не будешь больше мне являться, потому что я не принадлежу тебе. И цветочков на моем плече больше нет, - тихо пробормотала Птица.

- Ты на моих территориях, Нок, ты сама пришла ко мне. Не бойся, я не причиню тебя вреда, бедная глупая девочка. Запутавшаяся глупая девочка. Посмотри на себя, посмотри на эти глаза, на эти губы, на эти плечи! Кого они могут оставить равнодушным? Никого, кроме Саена. Зачем он тебе, глупая девочка? Тебе нужен настоящий мужчина, который оценит и твою красоту, и твою молодость, и твою силу. Призови меня, когда понадобиться помощь, и я помогу моей девочке, непременно помогу.

И Набара пропала. Мгновенно. Просто исчезла, как будто ее и не было.

Птица открыла глаза и обнаружила, что уже светает, Саен занят лошадьми, а костер вяло и равнодушно дожирает то, что осталось от небольшой сосенки.

Набара всего лишь приснилась, глупый и странный сон. Наверное, потому, что находятся они сейчас не в Каньоне Дождей, а в Нижнем Королевстве, и эти территории принадлежат духам. Так бы сказал Саен.

Птица выбралась из палатки и протянула ладони к догорающему огню. Что, интересно, ожидает их в этот день? Снова дорога, дождь и холод? Или доведется столкнуться с чем-то пострашнее?

К большому темно-серому камню они с Саеном выбрались почти к вечеру. Неровную, бугристую форму можно было заметить издалека, камень поднимался уродливой громадиной на проплешине небольшой поляны. Лес отступал, открывая каменное несовершенство, и деревья стыдливо наклоняли ветви, словно каясь, что им приходится соседствовать с неприятным гигантом.

Камень покрывали лишайники, весь он казался изъеденным какими-то странными существами, проложившими в нем глубокие бороздки. Как будто жрали его каменные черви, оставляя после себя длинные следы.

Камень притягивал к себе, его силу Птица почувствовала гораздо раньше, чем увидела. Сначала как смутное беспокойство, после - как уверенность, что где-то есть живое, сильное и мощное существо. Но камень ведь не может быть живым, так не бывает!

- Вот это - камень Загуиса, - непонятно сказал Саен, направляя своего вороного вверх, к темному чудовищу.

- Чего? - удивилась Птица, ежась от ощущения нехорошей, злобной силы.

Но Саен не ответил, подстегнул уставшего коня - и направился прямиком к камню.

Земля захрустела под копытами, как будто была мерзлой и твердой, сухие ветки деревьев вцепились в плащ Птицы, стараясь удержать. Все вдруг показалось страшным, жутким, чудовищным, и захотелось убраться с полянки как можно скорее. Но вместо этого Птица пустилась догонять Саена, шепча про себя молитву Создателю.

- Мы около леса Загуиса. Тварь такая огромная, которой местные жители оставляют жертвы, - не поворачивая головы, сообщил Саен, - вот тут, у этого камня оставляют. Животных, обычно, собак, овец. Но непременно черных, такое местно поверье, что Загуис любит черных животных.

- Зачем оставляют? - прошептала Птица, пытаясь унять бешенный стук сердца.

- Чтобы Загуис исполнил их желание.

- Загуис - это бог?

- Нет, скорее дух, обретший плоть. И эту плоть местные жители хорошенько откормили. Вот здесь, - Саен ткнул куда-то в землю рядом с камнем, - закопано два кувшина с новорожденными младенцами. Кому-то что-то очень нужно было от Загуиса, и он не поленился принести в жертву детей.

- Так ведь если младенцы закопаны, то Загуис их не съел?

- Съел. Закопали после уже только кости, которые местные жители считали священными. Священные кости после священной жертвы. Интересно, что нужно было просившему, что он принес такую большую жертву? Загуис не может дать золота, он только может убивать. Или может устроить хорошую охоту, пригнать дичь к охотнику.

- А охранять?

- Тоже может. Узнаем, наверное. Поехали, убьем Загуиса и избавим здешние места от нечисти.

Саен тронул поводья, отъехал чуть в сторону. Негромко попросил:

- Подайся назад, Птица, сейчас обрушу камень.

Глянул пристально, и здоровая каменная громадина принялась оседать. Покачнулась немного, по ее краям пробежали трещины. Неожиданно звонко щелкнув, она развалилась на несколько частей, и острые обломки покатились вниз по склону.

- Вот и все. Осталось только хозяина убрать. Тут можно сражаться даже без меча, Птица, потому что это плоть и кровь. Я могу убивать на расстоянии, ты же знаешь. И тебя тоже попробую научить, чтобы ты могла защитить саму себя в следующий раз от таких, как Мыгх.

Птица все еще удивленно таращилась на слабо поблескивающие, неожиданно гладкие сколы обломков. Как легко это получилось у Саена! Раз - и вот тебе, вместо огромного, выше человеческого роста камня - только острые куски.

- А дом ты можешь развалить? - спросила она.

- Могу. Все, хватит удивляться. Теперь надо смотреть в оба, чтобы эта тварь не напала на нас неожиданно. Настройся на лес и попробуй почувствовать большое живое существо. Очень большое и очень живое. Как только что-то почувствуешь - сразу расскажешь.

- А вдруг не почувствую?

- Драконов в подземелье ты же почувствовала? Это почти одно и то же.

Птица напряглась. Холодная ночь опускалась на землю быстро, солнце давно уже убралась куда-то за деревья, и стволы закрыли собой весь остаток вечернего света. Стало слишком темно и слишком неуютно. Но Саен уверенно углублялся в лес, слегка придерживая коня и время от времени поднимая голову и прислушиваясь к отдаленному шуму ветра в ветвях.

Сосредоточиться и что-то почувствовать у Птицы не получалось. Только холод, страх и неясный гул. И желание как следует выругаться и помянуть и потроха зменграхов и всех дохлых утопленников Гусса - чтоб им пусто было. И несет же Саена в такие места? Уж лучше бы двигались себе по дороге и не лезли в темнотищу и в страхоту. Пусть бы храбрые люди, кому охота, тащили жертвы Загуису - это их дело. Может, узнали бы об этом Железные Рыцари да и наказали бы всех. Вот тогда и порядок бы наступил...

Где-то вправо закричала ночная птица - одинаковые, грустные звуки, похожие на скрежет железа. Заскрипел ствол ясеня совсем близко - неприятно так заскрипел, будто завел разговор с Птицей. Словно желал что-то сообщить ей. Снова пришли на ум знаки смерти на тех самых змеевых столбах, что они миновали вчера. Может, проклятие теперь привязалось и будет преследовать их обоих?

- Птица, ты слышишь? - совсем тихо произнес Саен.

Но Птица слишком ясно поняла его приглушенный голос, как будто он прозвучал у нее в душе. Она нервно дернула поводья, положила ладонь на холку лошадки и подняла голову вверх. Она слышала дыхание ветра, шелест ветвей, даже шелест трав. Качаются травы на ветру, пригибаются к самой землей. Слишком низко пригибаются, потому что кто-то огромный и тяжелый крадется по этим травам. Очень тихо и очень осторожно крадется.

Птице стало жарко и тревожно. Она наклонилась вперед и прошептала:

- Саен...

- Да, это он. Загуис, - еле слышно ответил хозяин, - теперь будь начеку. Сейчас мы найдем его.

Животное находилось левее и впереди, услышать его шаги было невозможно, Птица лишь чувствовала силу, что надвигалась из темноты и дрожала, постукивая зубами. Погибнут они, точно погибнут...

- Да не трясись, - ласковым шепотом сказал вдруг Саен и подъехал совсем близко, - давай оставим лошадей тут. Загуис, кажется, гонит добычу, потому нас и не заметит. Слишком увлечен погоней. Лошади могут нам помешать, и если Загуис их задерет - придется нам топать пешком. А это не очень удобно. Потому давай руку... Ого, какая холодная ладонь, замерзла?

Птица, с трудом преодолев ступор, еле кивнула.

- Ничего, сейчас будет жарко...

Саен повозился с лошадьми, и после потянул Птицу за собой, ступая мягко и бесшумно. Под ногами пружинил толстый ковер опавших листьев, а чуть дальше ясени и клены сменились соснами и лиственницами. Громадный лес стал редеть, земля пошла под уклон. Послышался шум воды где-то внизу, и тут Птица вдруг почувствовала мощное, редкое дыхание. Именно почувствовала, не услышала. Чудовище было огромным, лохматым. Вытянутая пасть его кончалась вывороченными наружу острыми зубами, маленький черный носик постоянно двигался, втягивая воздух. И бешено горели налитые кровью глаза.

Загуис хотел есть. Он желал жрать, разрывать живую плоть зубами, чавкать и глотать кровь.

Птицу едва не вырвало, как только она поняла, прочувствовала, впустила в себя желания Загуиса. Вот же тварь поганая!

- Злишься? Это хорошо, - еле слышно прошептал Саен, - а попробуй его прикончить. Сейчас подберемся совсем близко, и как только почувствуешь биение его сердца - попробуй остановить. Мысленно останови сердце. Именно так я убиваю драконов.

Птица прошептала, что хорошо, что попробует и поморщилась. Ее охватила дикая брезгливость, стало так противно, гадко и мерзко, что хоть беги прямо сейчас отсюда. Она нервно потерла лицо свободной ладонью - другую руку крепко сжимал Саен - и тяжело вздохнула.

Конечно, он преследует кого-то. Почти настиг. Радуется и готовится к нападению. Вот еще чуть-чуть - ну, конечно, сейчас, когда он так близко, можно различить во тьме его контуры. Не увидеть, а почувствовать. Прикоснуться духом - как говорил Саен. Сердце у этой тварюки огромное, тяжелое... Попробуй, заставь остановиться...

И тут Загуис прыгнул, бесшумно и легко. Как будто вовсе и не был тяжеленным животным с большими лапами и высоким брюхом.

- Быстрее, - заторопил Саен, зажигая факел.

Видимо, он что-то сделал - животное отлетело назад и с яростным воем и хрустом рухнуло в заросли кустов. Пояснения хозяина были скупы и торопливы. Почувствовать биение сердца и остановить... Получалось это тяжело и трудно, волна гадливости накрывала Птицу так, что тошнило и мутило только при мысли об огромном сердце внутри этой могущей туши.

- Слишком долго, Птица. Надо одним махом, - не выдержал Саен.

И Загуис, дернувшись в последний раз, замер.

- Вот и все. Он мертв. К завтрашнему дню он превратиться в перегной и земля заберет его.

Саен решительно зашагал в темноту, поднимая высоко факел, и, торопясь за ним, Птица облегченно выдохнула. Вот и славно, что все закончилось...

Факельный свет слабо разгонял мрак, и присутствие девушки больше угадалось, чем увиделось. Испуганная, взъерошенная, она зыркнула дикими, блестящими глазами и повернулась, чтобы бежать в лес. Саен остановил ее добрыми словами, в которых теплота и мягкость обволакивали и успокаивали. Зная, что хозяин делает это специально, чтобы снять тревогу и напряжение, Птица, тем не менее, сама охотно поддалась чарам негромких слов.

Они охотники за нечистью, - говорил Саен, - и они могут помочь. Разведут костер, накормят, позаботятся. Правильно, все это они вполне могут сделать.

Девушка вдруг резко тряхнула головой и сказала, что с ней был спутник, которого убил Загуис. Или только ранил - Птица не разобрала. Надо его найти. И все трое снова принялись блуждать в темноте, теперь уже отыскивая жилище Загуиса. Хотелось послать к зменграхам и лес этот и саму тварь. Страх почти прошел, стало как-то враз и спокойно и тяжело, будто Птица только что поднялась на высоченную гору и совсем выдохлась и вымоталась.

У Загуиса была не нора, а гора поваленных деревьев, устроенных этаким шалашом. Своеобразное лежбище, вонючее и темное. К одному из стволов Загуис и пришпилил тело мужчины, точно это был жук какой-то. Едва подавив крик ужаса, Птица попятилась и передернула плечами. Тут уже никто и ничем не поможет, остается только выкопать яму и похоронить несчастного.

Но Саен бодро сообщил, что мужчина жив и они смогут его полечить. Снял тело, взвалил себе на плечо. Птица постаралась неумело утешить взволнованную девушку, уверенно обещая, что спутника ее вполне можно спасти. И вот, все трое уже двигаются в темноту леса. Где-то там, в глубине горит костер, оставленный девушкой, и стоит ее палатка. Значит, совсем скоро можно согреться и отдохнуть.

Глава 15

Иногда руки Саена удивляли без меры. Его сила уже не казалась чем-то необыкновенным, и Птица вполне начала привыкать к тому, что хозяин разрушает большие камни взглядом и разгоняет Невидимых. Но когда под уверенными движениями загорелых пальцев остановилась кровь, хлещущая из раны, когда выровнялось дыхание и серые щеки раненого воина порозовели на глазах - Птица не смогла сдержать восхищения.

Саен, наклонившись на Набуром, врачевал его раны со уверенным знанием дела. Как будто уже не раз приходилось ему этим заниматься, и ничего сложного и странного в этом нет. В небольшом кожаном мешочке на поясе Саена оказались и скатанные рулончиком бинты и баночки со снадобьями, мазями и бальзамами - небольшие баночки, сделанные из темного стекла и плотно закрытые пробками.

Вот, ловкие пальцы сдавили края раны, сводя их вместе. Вот поставили две небольшие скобки, чтобы удерживать рану закрытой. После Саен тщательно вытер кровь с груди Набура, смазал все резко пахнущей мазью и забинтовал.

Завернул плотно Набура в одеяло и влил ему в рот немного травяного бальзама, того самого, что изготавливался в Суэме.

- Сейчас ему нужен просто отдых, - спокойно произнес Саен, поднимаясь.

Птица уже поняла, что хозяин поделился с Набуром собственной силой, и теперь сам нуждается в отдыхе. Но выглядел Саен вовсе не уставшим. Велел натаскать воды, а сам отправился за лошадьми. После сам приготовил вкусный ужин, и проголодавшаяся Птица наконец смогла поесть.

Девочку, которую они спасли, звали Лиса. Была она худенькой, коротко стриженной, губастой и какой-то резкой, дерганной. Глядела исподлобья, даже не глядела, а зыркала. Будто Саен - это еще один Загуис, который того и гляди нападет. Поджимала под себя колени и вытирала грязные пальцы о край собственного плаща.

Птица пыталась как могла успокоить ее. Вовсе не разбойники они с Саеном, и Саен не страшный. Добрый, помогает. И вот Набуру тоже помог. И все будет хорошо.

Саен, видимо, тоже чувствовал тревогу и дерганность Лисы, потому принялся рассказывать о Загуисе своим мягким, спокойным тоном, когда каждое слово - точно прикосновение нагретого на печке овчинного одеяла, успокаивает, обволакивает, согревает.

От рассказа Саена даже привыкшую ко всему Птицу потянуло в сон. Буквально сморило, и пришлось прикладывать все силы, чтобы не завалиться прямо тут, у костра.

- Сейчас вам нужен отдых, - проговорил Саен, с еле заметной улыбкой глянув на осоловевшую Птицу. - Лиса, ты не возражаешь, если Птица поспит в твоей палатке? Что скажешь?

- Хорошо, - пробормотала Лиса, глянув быстро и резко на Саена, будто он был каким-то великим магом, от которого можно ожидать все, что угодно.

- Мое имя ты знаешь, я - Саен. Птицу зовут Наилена, она моя помощница. Живем мы в Каньоне Дождей, на жизнь зарабатываем охотой на всякую нечисть. В этих местах это дело прибыльное.

Птица почувствовала, как ее губы сами собой расплываются в улыбке. Приятно все-таки, когда сам Знающий Каньона Дождей представляет ее, как свою помощницу. Не как бессловесную рабыню, что должна прятать взор в землю. Хвала Создателю, все-таки удача улыбнулась Птице... Все-таки улыбнулась...

Палатка оказалась низкой и тесной. Только и места - что для двух меховых спальных мешков. Видимо, Лиса не из бедноты крестьянской, если ночует в мешке из волчьего меха. А у Птицы ее спальное место из овчины, Саен больше всего любит овчину. И одела в доме у него беленькие, и жилетки и даже кресло на кухне покрыто куском овчинки.

Теперь только спать - мелькнуло последний раз в голове, когда Птица натянула край мешка до самого горла. Тепло, сытно и безопасно. С Саеном всегда безопасно, с ним можно ничего не бояться...

Утро выдалось серым и холодным. С речушки, что шумела в ущелье недалеко, наполз туман, небольшой, но влажный и тяжелый. Будто каплям не хватало сил, чтобы добраться до редкой травы и осесть росой, и потому они зависли в воздухе, медленные и нерешительные.

Птица выбралась из палатки, уселась у слабого костерка, завязывая шнурки ботинок. На срубленных ветках, покрытых плащом, завернутый в одеяло лежал Набур. Он пришел в себя и теперь удивленно рассматривал Птицу.

Птица не знала, что ему говорить, потому продолжала молча возиться со шнурками. Появился Саен с двумя жестяными ведерками воды. Спросил, как спалось и воздал хвалу Создателю, что ночь прошла спокойно.

- Вот только Лиса исчезла. Думаю, что она уехала, ее лошадка тоже пропала.

- Куда она могла уехать? - удивленно спросила Птица.

- В Суэму, - хрипло проговорил Набур, вступая в разговор, - у нее было поручение от Праведного Отца Игмагена. Ей необходимо было добраться до Суэмы.

- Игмагена, - голос Саена вдруг стал твердым, резким, будто налился каленым железом, - что магу Игмагену понадобилось от Суэмы?

- Это только Лиса знала. Игмаген уже не маг, Саен, он поклоняется Создателю.

- Маг всегда остается магом, таковы правила. А такой хитрец, как Игмаген, и подавно. Я знал его когда-то...

Саен замолчал, пристроил на огне котелок с водой, повозился с баночками, в которых лежала заварка, листья мяты и сахар. После, вытянув ноги у костра, проговорил с хорошо заметной тревогой в голосе:

- Неспроста понадобилось что-то Игмагену в Суэме. Только зачем он послал девчонку? Какой от нее прок?

- Лиса - умная девочка, и храбрая. Такая пролезет везде и выживет везде. Такой ничто не будет страшно. Игмаген забрал ее братьев и сказал, что не отпустит, пока не выполнит поручение. А что точно она должна сделать - вот этого я не знаю.

Набур осторожно приподнялся на локте, покачал головой и совсем некстати заметил:

- Вовсе не думал, что останусь в живых. И не думал, что вообще смогу двигаться. Помню только, как из груди у меня торчал здоровенный кусок дерева... дери его зменграхи...

- Игмаген забрал братьев Лисы? Они остались в качестве заложников, и Лиса должна будет обменять их... На что? Или на кого? - Саен поднял брови и внимательно посмотрел на Набура.

Птица уже догадалась, что он пытается прочесть в мыслях раненого воина то, что тот, возможно не договаривает. Все-таки с Саеном можно быть уверенной и в собственной безопасности и в том, что он все равно получит нужные сведения. Недаром он Знающий...

- Ты действительно ничего не знаешь... - пробормотал Саен, отвернулся, принялся распутывать веревку на тряпичном мешочке, где хранилась мука. Давно уже следовало позавтракать, и Птица тоже принялась за дело. Расставила миски, выбрала несколько картошечек и принялась длинной палкой отгребать в сторону горячую золу.

- Что случилось с той тварью, что напала на меня? - спросил Набур, осторожно усаживаясь и болезненно кряхтя.

- Убили, - не оборачиваясь, ответил Саен, - мы с Птицей убили. А ты бы полежал еще немного, рано тебе вставать.

- Вы - лекари?

- Можно и так сказать. Мы тебе помогли, но с собой не возьмем. После завтрака мы расстаемся. Лошадь твоя цела, потому я посажу тебя на нее, дам немного бальзама для твоей раны и можешь возвращаться к Игмагену. Или догонять Лису, она сбежала этой ночь. Не доверяет она нам, потому и решила скрыться...

- А ты... - Птица быстро глянула на Саена и подумала о том, что он вполне мог бы прочесть мысли девчонки еще вечером и узнать все, что нужно.

- Я не Создатель, Птица, не могу все успеть. Загуис, раненый Набур, ужин. До головы Лисы я добраться не успел. Да и устал я слишком. Думаешь, за чей счет жив Набур? Тут, чуть ниже, находилось логово кабанов. Вот сейчас остались только мертвые туши, зато наш раненый вполне может продолжать путь.

- Ты... - Птица запнулась.

- Да. Именно так. Взял их силу и перенаправил. Своей бы мне не хватило и на Загуиса и на Набура. Парень, считай, был почти мертв. Пришлось вытягивать с того света. После я научу тебя таким штукам, у тебя получится.

- Вы о чем сейчас говорите... - черноглазый Набур глянул изумленно и насторожено.

- О своих, колдовских штучках, - усмехнулся Саен, - ты не бойся, тебя это теперь не касается. Сейчас мы завтракаем и расстаемся. А этим местам теперь уже ничто не угрожает.

- Направитесь к Игмагену?

Саен не ответил. Но Птица поняла, что да, скорее всего хозяин навестит Праведного Отца здешних мест, уж очень решительно сошлись его черные брови над переносицей и слишком быстро голубые глаза стали серыми и жесткими.

После завтрака собрали одеяла, сложили палатку, навьючили поклажу на коня Набура. Саен посоветовал тому ехать медленно, не спешить.

- Лучше всего вернись к родным, отлежись у них как следует. Покой тебе не помешает в ближайшие несколько дней. Но опасности для жизни нет. Рана закрывается, и через неделю - ну, может, дней через десять - будешь как новенький. Удачи тебе, да хранит Создатель твои пути.

- И вам, добрые люди, удачи. Создатель уже позаботился обо мне и совсем не за мои заслуги. Послал вас, помог выжить. Вернусь и закажу службу в честь Всех Знающих, да пребудут вечно их имена.

Саен вдруг зло сплюнул, стегнул своего коня и молча двинулся вперед, вниз, к тракту. На прощальные слова Набура он ничего не ответил, но Птица слишком хорошо почувствовала вспыхнувшую злость. На что разозлился хозяин? Все же понять его было совсем не просто.

Они не стали двигаться по каменной дороге, сквозь затертые булыжники которой пробивалась редкая и совсем чахлая травка. Саен направил коня через небольшой пролесок, мимо раскидистых ясеней и порыжевших кустов шиповника. Еле заметная тропка утонула в ущелье, и Птице пришлось задирать голову, чтобы за нависающими скалами увидеть небо. Неуютно и хмуро было в этих местах, где поросшие мхом огромные камни буквально сдавливали тропу и дышали в затылок угрюмой сыростью. Саен молчал, и оставалось только догадываться - куда они теперь держат путь.

Совсем внезапно выехали на широкую, низкую равнинку, где по краям росли сосны, кизил и клены а в самой середине поднималась густая, все еще зеленая трава. Доджи щедро поливали здешние места, но люди, видимо, обходили стороной, потому зелень буйствовала до самой зимы, не тронутая ни скотиной, ни косой крестьянина. Несколько камней, сложенных стеной, скрывались в траве, указывая на то, что когда-то тут были человеческие строения. И больше ничего примечательного Птица не увидела.

Но Саен остановил вороного и долго всматривался в камни и в землю, будто пытался что-то прочесть. Будто земля, трава и камни были для него загадочной книгой, из которой можно добыть нужные знания.

Знания... Вот почему Саена называют Знающим. Он может узнать то, что скрыто от других, может угадать суть вещей и принять правильное решение. Птица даже рот открыла от верности и ясности озаривших ее мыслей.

- Загуиса первый раз призвали тут, - сказал Саен и чуть приподнял подбородок, показывая на остатки каменной стены, - вот на этой поляне. Когда-то тут жила семья медоборов. Пасеку имели свою - два брата, их жены и их сыновья. Давно это было, лет двести назад. До закрытия Двери. Времена смутные, королевства тогда были маленькими и ничего не значащими. Даже не королевства, а поселения тогда были, обнесенные деревянными заборами.

Он замолчал, спрыгнул с коня и прошелся до самой кладки. Птица нерешительно последовала за ним, поддерживая падающий капюшон и высоко поднимая ноги.

- Вот тут и стояли дома. На них напали рыцари Нижнего королевства. Какие-то люди с Тханура, не могу понять точно, кто такие. Вырезали две семьи, поиздевались над женами и дочерьми, после все разграбили и сожгли. Скотину - коров, овец, свиней - всех угнали. Знатно поживились. Тханур в те времена был небольшим городишком. Замком с хозяйственным строениями. Деревянным замком. Вот из него и пришли лиходеи. Один из братьев-пасечников выжил, принес жертву Загуису - трех черных оленей из северных лесов, что недалеко от Меисхуттура. Произнес древние заклинания, вызывающие черных духов, тех самых, что могут обретать плоть. И наложил заклятье мести на Загуиса. И тот отомстил. Черные олени - это хорошая жертва, что ни говори.

- И что стало дальше? - тихо спросила Птица.

- Ничего. Куда делся пасечник, я не знаю. Да это и не важно теперь. Загуис остался в здешних местах, рядом с тем камнем, где были оставлены олени. Камень поначалу был вовсе небольшой. Так, камушек, а не обелиск. Но со временем вырос. Здешний Загуис без работы не оставался, я думаю.

- Пасечнику и его семье не повезло. Почему их всех убили? Забрали бы скотину и уехали просто...

- Убивать - это удовольствие, Птица. Забирать чужую жизнь может быть очень приятно.

- А ты? Ты убивал?

- И не раз. Я убивал, забирал жизнь, останавливал сердце, изменял мысли. Много всякого доводилось делать. Но я никогда не вбирал в себя чужую жизнь-энергию, никогда не питался за счет людей. Человеческая жизнь священна, Птица. Любая жизнь священна. Мы не можем ничего создавать, мы не обладаем энергией жизни, силой Создателя не обладаем.

- Ты обладаешь...

- Совсем немного. Я скорее чувствую ее и могу брать из окружающего мира. Но производить - не могу. Я лишь сосуд для силы. А истоки силы только у Создателя. И так всегда было, Птица. Потому для меня забирать чужую жизнь нелегко. И, надеюсь, для тебя тоже так будет. Потому что как только убийство станет обычным делом - мы сразу потеряем свою человеческую сущность, данную Создателем. И останется только то, чем мы являемся на самом деле. Мы ведь с тобой, Птица, теперь, можно сказать, и не люди вовсе...

- Почему? Почему не люди? - Птица спросила еле слышно, потому что неожиданно горло сдавил спазм, в желудке стало тяжело и холодно и голова загудела, точно ее наполнил резкий, ледяной ветер.

- Это я тебе после расскажу, как появится возможность. А сейчас поехали дальше. Сначала надо нам найти деревни, откуда расползается красная лихорадка. А после наведаться в Тханур. Потому забот у нас с тобой, Птица, хватает.

- А если вдруг окажется, что лихорадку наслал очень сильный и злобный Верхний Маг? А мы на их территории, мы сейчас не в Каньоне Дождей...

- Справимся, не бойся. Еще не встречался мне противник, которого я не мог одолеть...

Глава 16

На первых мертвецов наткнулись недалеко от поляны пасечников. Миновали лесок, где Саен подстрелил жирную куропатку и приторочил к седлу, пообещав вкусный ужин. Поднялись на очередной небольшой холмик, проехали скалистую, короткую гряду, похожую на подкову - и тут, прямо рядом с прогоревшим кострищем они увидели четыре трупа. Два лежали рядком, и вороны выклевали у них всю плоть с лиц, оставив оскаленные зубы и темнеющие кости скул. Ровненько так лежали, словно их специально сложили, приготовили - да забыли похоронить. Или увезти куда-нибудь.

Третий труп лежал скорчившись около кострища. Колени поджаты к груди, вместо лица - жуткое месиво. Зверье даже пальцы на руках умудрилось отъесть. А четвертый сидел, прислонившись к дереву. Голова опущена на грудь, руки сложены на животе. Ни стрел, ни отрубленных конечностей, ни дырок в доспехах - а все четверо были в тханурских кольчугах, в кожаных доспехах, в добротных сапогах.

Воняло от них так, что Птица ругнулась и закрыла нос и рот плащом.

- Вот это уже не Загуис, - неожиданно весело сказал Саен, - это, Птица, красная лихорадка. От нее пощады не будет. Эти четверо даже до города не добрались. Наверняка чуть дальше будут еще трупы. Что-то думается мне, что мы двигаемся в правильном направлении. Но порасспросить нам не доведется никого, эта зараза не оставляет после себя свидетелей.

- А если мы...

- Не заразимся. Я могу это останавливать, да и ты тоже. Вспомни Лаика...

Птица облегченно опустила плечи. Конечно, она же не так давно сама исцелила мальчика!

Поляну объехали стороной, спустились к дороге, размытой дождями. Кое-где попадались брошенные щиты и копья. Поломанная телега, погрузившись в грязь спицами без колес, темнела грустной громадой. Люди, видимо, пытались бежать из этих мест. И эти люди были воинами.

А дальше, в низине перед Саеном и Птицей открылось идеально круглое пепелище. И несколько трупов воинов, которых хоронить, видимо, было некому. Торчали из земли почерневшие трубы - все, что осталось от домов. Горелый остов когда-то высокого и мощного дерева поднимался в самом центре черного круга. Тихо и страшно было в этих местах, и Птица слишком сильно ощущала ледяное дыхание смерти. Пришли на память знаки с обелисков на Кургане Мертвых Магов - видать, не зря они с Саеном их встретили. Везде в этих местах попадается смерть. Загуис, погибшие от красной лихорадки воины, а теперь вот, выжженная деревня...

- Попытка остановить эпидемию, - пробормотал Саен.

Он нахмурился, сжал губы. Скорбь его буквально хлестнула Птицу, она вздрогнула и вперила взгляд в пепелище. Только сейчас ее вдруг озарила мысль, что здесь, именно здесь погибло множество людей. Больных или нет - сейчас уже и не важно. Нижнее Королевство не принимает помощи от Каньона или от Суэмы, чтобы показать всем, что они могут сами распоряжаться своими подданными и сами могут решать - кому жить, а кому умереть.

- Ты их видишь? - негромко спросил Саен. Ветер отнес его слова в сторону, и Птица больше догадалась, чем разобрала то, что он произнес.

- Кого? - задала нелепый вопрос и тут же тихо ойкнула от страха.

Черными тенями тянулись от пепелища Невидимые. Небольшие, худенькие духи с полыхающими ехидством маленькими глазками. Рассмотреть их как следует не удавалось, да и не хотелось. Отводя взор, Птица попыталась составить мысли так, чтобы Саен мог ответить без ее вопроса. Что это за тени? Почему они тут, и почему их так много?

Саен молчал. Тогда Птица подумала снова, но ответа не было.

- Саен, - позвала она.

Тишина. И Птица догадалась, что он молиться. Губы еле шевелились, но слишком яростной, слишком горячей была эта молитва, если даже слова Птицы остались незамеченными. Такого еще не было ни разу.

- Создатель, помилуй, - забормотала Птица, чувствуя, что и ее молитвы будут кстати. Только разве поможешь уже погибшим?

- Надо остановить эту эпидемию, надо найти ее источник.

- Думаешь, это колдовство?

- Скорее всего. Посмотри вон туда, видишь следы на пепелище? Если смотреть оттуда, где мы с тобой стоим, с высоты - получаются серые, более светлые круги. Четыре круга, и само пепелище - как круг. Ты знаешь, что это? Четыре круга, которые заходят один на один. Знаешь, что это?

Птица мотнула головой и растеряно глянула на Саена.

- Барабаны Мгамга. Есть такой бог. Вы разве не слышали о нем в Линне?

- Мгамга, бог рыжего леса... Я знаю, я слышала...

- Его служители и владеют болезнями. Есть у них такие способности. Это они накладывали колдовство огня, уничтожающего хворь, потому на пожарище и остались круги - знак Мгамга.

- Мы их найдем?

- Нет, их найти трудно. Но мы можем найти того, кто воспользовался их колдовством. Сами по себе они ничего не делают. Вернее, просто так не делают, это не в их правилах. Они берут немалую плату за свое колдовство.

- Как же мы найдем того, кто заказал им... то есть... мы даже не знаем, кого ищем...

- Колдовство - как ниточка, протянутая к своему хозяину, а от того - к Невидимым. За любым колдовством стоят Невидимые. Вот они и приведут нас к хозяину. Мы просто последуем за ними.

Более светлые круглые разводы на пепелище еле проступали, словно выпуклые горки. Местами в них попадались трубы и остатки стен - но не слишком часто. И в самом центре - остов огромного дерева, не раскрошившегося, не обуглившегося до пепла в огне. Мрачным напоминанием о тех, кто когда-то тут жил, жутким обелиском казался пустой ствол, лишенный и веток и листьев.

Лошадка птицы вдруг захрапела и попятилась. Из-под самых копыт ее метнулась серая тень и на бегу осклабилась неожиданно белыми, острыми зубами. Голова, руки, ноги - все напоминало фигуру человека, но казалось слишком тонким, слишком нереальным.

- Пошла прочь, тварь, - поморщился Саен, и в руке его мгновенно вырос дымчатый клинок. Тихий звон слишком яростно прозвучал над пепелищем, и в ответ раздался сердитый и нудный вой.

Даже не вой, а пронзительный звук, точно ненатянутая струна, по которой теребили ногтем.

- Вот за ними, Птица, мы сейчас и поедем.

Вороной Саена уверенно двинулся вперед.

- Попробуй мысленно успокоить свою лошадку, - посоветовал хозяин, - это не сложно. Войди в ее настроение и добавь немного уверенности и спокойствия.

- Так... так я сама боюсь, Саен, - выдохнула Птица.

- Эх, ты, трусиха. Придется все делать за тебя...

И лошадь вдруг зашагала за вороным, перестала фыркать и нервничать, перестала яростно мотать хвостом. Лошадиное спокойствие совсем неожиданно уняло дрожь в коленках. Птица задышала ровнее, направляя животное за Саеном. Хотелось поскорее оставить позади и пепелище и мертвяков - смерть буквально витала в воздухе. Ощущалась в каждом почерневшем камне, в каждой угрюмой трубе. Темными тенями тянулась смерть, и власть ее была так велика в этом месте, что хотелось скорчиться, съежится и нырнуть в первую же попавшуюся нору, только бы не ощущать ледяного, безжизненного дыхания.

Ни Птица, ни Саен не говорили о людях, которые тут когда-то жили. Скорбь, что камнем тяготила хозяина, передавалась и Птице, и эта ноша, это огромное горе, хоть и чужое, но все же людское, затемняло небосвод посильнее дождевых туч.

Как нельзя лучше понимала теперь Птица слова Саена о том, что люди не умеют создавать. Ни люди, ни она, ни Саен. А только убивать, только отнимать жизнь. Вот так просто, одним решением, одним властным движением. Почему-то Птица знала наверняка, что воины согнали жителей в один большой амбар и подожгли. А вместе с ними сгорела и вся деревня.

Воины не выжили, они уже были больны, когда уничтожали деревню. Последних солдат отряда они и нашли на пригорке, тех самых четверых, что скончались у костра.

А вот за тем берегом реки лежат остальные - почти весь отряд. Красная лихорадка может быть такой же свирепой, как и огонь. Побелевшие скулы Саена казались теперь жесткими, твердыми, точно вырезанными из белой древесины. Он молчал, но Птице теперь и не нужны были его слова, чтобы понять.

Хотелось убраться из этих мест как можно скорее, но чем дальше кони уносили их, тем сильнее Птица ощущала новое желание. И понимала, что это вовсе не ее собственное желание, ей самой такое бы и в голову не пришло. Это все Саен, это он так чувствует и понимает, а Птица просто перехватывает его мысли и ей думается, что это правильно и верно. Саен желает отомстить. Он хочет смерти тех, кто сжигал, смерти мага, смерти всех, кто виновен в бедствиях. Саен зол, и именно таким он был тогда, когда купил Птицу, Ежа и Травку в Линне.

Сожженная деревня осталась, наконец, позади. Миновали два абсолютно одинаковых холма, пологих, с кругленькими вершинами и частыми зарослями ежевики на их склонах. Между этими холмами пролегала удобная дорога, по которой и двигались. Временами из-под каменей - рыхлых, желтоватых, покрытых оранжевыми лишайниками, появлялись тени мелких духов. Скалились на Саена и резко подпрыгивали, будто дразнились. Но Саен даже не поворачивался в их сторону, хотя меч духов не убирал. Дымчатое лезвие совсем немного рассеивало мрачность и редкую туманность этого холодного дня.

Перевал закончился резко и неожиданно, и перед ними открылась низкая долинка, в которой находилась еще одна деревня. И эта деревня пока что была цела.

Ее окружали воины Тханура и соседнего удела. Белые плащи, серые плащи. Кольчуги, кожаные доспехи. Как все это отличалось от Каньона Дождей, каким хмурым и странным казалось сейчас, при мрачном, сером свете холодного осеннего дня. Зачем тут столько воинов? Почему взяли деревню в круг?

Саен поднял руку и еле слышно проговорил:

- Стой...

Птица, как всегда, не столько услышала, сколько угадала. Пока что их не заметили, пока что пара высоких, раскидистых сосен, что стояли у края дороги, надежно закрывает и Саена и Птицу от чужих взоров. Но воины совсем близко, гораздо ближе, чем хотелось бы.

Послышались странные звуки, как будто кто-то лил что-то в траву. И тут Птица увидела крепкого мужчину, отливающего всего в десятке шагов от них. Он смешно пыхтел и что-то порывался сказать худому, жилистому подростку, стоявшему неподалеку. Птица хмыкнула, Саен предостерегающе поднял руку.

- Надо убираться отсюда, Дитгун, пока не подохли мы. Спалить это гнездо мертвяков и убираться к Гуссовой матери, - мужчина завязал штаны и обернулся. Бородатый, щекастый. Нос здоровенный, нависает над самыми губами.

Тот, кого он назвал Дитгуном, лишь кивнул, но ничего не ответил.

- Давай-ка, собирай вещи. Орун и его ребята уже согнали всех в дом старейшины. Да и что там сгонять, когда полдеревни подохло? Время только зря тратят, дураки. Орун - самый большой дурак, это каждый знает. Возятся с этими вонючими крестьянами, цепляют заразу. В прошлый раз половина отряда передохло. А мы с тобой застряли тут. И все почему? Потому что Орун твой брат, а мой племянник, и мне, видите ли, следует приглядывать за вами обоими. Потому что отец ваш, магистр, приходится мужем моей сестры, которая отправилась в мир Невидимых почти двадцать лет назад, родив такого придурка, как ты...

Дитгун опять промолчал.

Что там дальше вещал щекастый мужик, Птица уже не услышала. Да и не надо было. Саен повернулся к ней, побелевший, с черными глазами и резко сказал:

- Сейчас разгоним их. Покажем, на что мы с тобой способны. Я поеду вперед и убью Оруна - он командует отрядом. Птица, ты помнишь, как я убивал драконов? И как мы убили Загуиса? Людей Игмагена убивать не надо, но надо заставить их нервничать. Посеять панику. Держись рядом со мной, всегда рядом и делай то, что скажу.

Саен пустил вороного легкой рысцой и пронесся мимо бородатого мужика. Тот выпучился, ругнулся. Птица поскакала следом, стараясь не отставать. Деревенское кладбище выехало из-за хилой рощицы - свежие могилы, знаки колеса над некоторыми. Совсем новенькие знаки. Ряды темных холмиков - следы властной и жестокой красной лихорадки. Чуть дальше - деревянные плетни, крытые соломой и дранкой дома. И воины - больше двух десятков, с луками, с мечами. Стоят кругом, готовые выстрелить в любого, кто осмелиться выбраться из деревни. Хотя, судя по всему, выбираться уже некому. Ни одного человека на грязных улицах. А сама деревенька крошечная, дворов десять, не больше.

Рванул воздух тяжелый собачий вой - и тут же захлебнулся диким визгом и утих. Ругнулся кто-то, Птица скорее поняла, чем услышала - воины устали и плохо себя чувствуют. Руки, что сжимают стрелы и луки, дрожат от слабости и напряжения.

- Всех собрали, дома пусты, - послышался чей-то крик.

- Разводи огонь, что ждешь? И уезжаем отсюда.

- И не будем ждать, когда все сгорит?

- Нет, дери его зменграхи. Уносим ноги, пока живы. Зажигай!

Птица слышала разговор еще издалека. Саен погнал коня и мгновенно оказался у самых деревенских ворот - темных, распахнутых, покрытых простенькой резьбой.

- Ты кто такой? - закричал тот, кто велел поджигать.

Это оказался рослый, немного раскосый мужчина с приплюснутым носом и выступающей вперед черной, коротковатой бородой. Голова его, гладко выбритая, казалась бугристой и неровной.

- Кто отдал распоряжение сжигать зараженные деревни? - громко спросил Саен.

- Как ты смеешь задавать вопросы, бродяга? А, ну-ка, - бритоголовый поднял ладонь и легонько махнул ею.

И тут же на Птицу и Саена нацелились несколько луков. Птица дернулась.

- Снимите девчонку, - резко крикнул лысый и повернулся в сторону деревни.

Щелкнула тетива, Птица испуганно прижалась к лошадиной холке. Стрела бессильно упала в траву. Воин выругался. Саен вдруг протянул руку - и лук в руке воина разлетелся на несколько кусков. Сухие щелчки - и тетива вместе с остатками того, что когда-то было луком, повисла в руке незадачливого стрелка.

- В следующий раз это будет голова вашего Магистра Оруна, - негромко проговорил Саен, повернулся и дымчатый клинок, мгновенно появившись, рассыпал вокруг слабые багровые искры, - заберите отсюда ваших людей. Вы все равно мертвяки, между вами нет ни одного здорового. Заберите людей и оставьте деревню.

- Да кто ты такой? Валите его, ребята... - хрипло крикнул Орун, хватаясь за меч на поясе.

У ворот деревни Птица видела только пятерых воинов. Не так уж и много, особенно если считать, что лука у одного не стало. Саен убьет их всех? Она не двигалась, лишь растеряно вертела головой и часто дышала. Орул сделал несколько шагов навстречу Саену. Двое воинов выпустили по стреле, но те лишь упали около копыт коня. Теперь стало понятно, как Саен это делает. Это такая же стена, что когда-то защищала Птицу от химаев. Саен умеет ее создавать не прибегая к заклинаниям.

Орун ругнулся, но тут же осел, схватился за грудь и рухнул в грязь. Лужа под его животом громко хлюпнула и разошлась брызгами.

- Ваш магистр мертв. Меня зовут Моуг-Дган, и я не позволю вам сжечь деревню. У меня есть лекарство, люди будут здоровы. Я мог бы поделиться лекарством и с вами, но только если вы сложите оружие и поможете восстановить то, что вы поломали.

- Да пусть пошлют тебе проклятие все Знающие, ты, самозванец! - рявкнул кто-то за спиной. Просвистел кинжал, но также бессильно врезался в землю за спиной у Птицы.

Для того, чтобы понять, что это тот самый бородатый мужчина, который отливал на склоне, не пришлось оборачиваться. Чувства обострились, реальность сдвинулась и Птице казалось, что она одновременно и в собственном теле и где-то вне его. Потому происходящее виделось словно бы со стороны. Вот Саен сделал еле заметное движение - никто его не уловил, кроме Птицы, движение вне тела, движение духа, мысли - и бородатый отлетел, стукнулся затылком и отключился.

Вот воины вытянули мечи, но воспользоваться ими не успели, повалились на землю, один за одним. Кто-то схватился за голову, кто-то закричал дико и страшно.

- Пропустите меня и позвольте помочь жителям деревни, - мрачно произнес Саен, вперив решительный взгляд в уцелевших двоих солдат.

Один из этих них отбросил меч, опустился на колени, поцеловал медный знак колеса на груди и сказал:

- Моуг-Дган - один из Знающих, да пошлет Создатель ему удачи. Вверяю Моуг-Дгану свою душу и свою силу. Только круги Мгамга уже начерчены, вот-вот забьет барабан. Мы не простым огнем сжигаем деревню, мы пытаемся остановить болезнь с помощью древнего обычая Мгамга. Таково тайное распоряжение Праведного Отца Игмагена, это он так велел. Мы всего лишь подчиняемся, Праведный Моуг-Дган.

В этот момент раздался странный звук, глухой, тягучий и низкий. Один, другой. Одинаковые промежутки тишины между звуками буквально дергали слух, точно рыболовные крючья, что цепляются за коряги. Бам... Бам... Бам...

- Начали бить барабаны Мгамга, уже слишком поздно, Моуг-Дган, - повторил человек.

Саен обернулся к Птице и велел:

- Будь здесь, держи стену, которая будет тебя защищать. Ты ведь поняла, правда, девочка? Ко мне не лезь, теперь тут будет слишком жарко.

И Саен, спешившись, шагнул за ворота деревни.

Бум-бум... бум-бум... бум-бум... Ритм изменился, потянуло жарким воздухом, пахнущим чем-то приторно-сладким, тошнотворно-сладким... Раздался испуганный крик какого-то ребенка - или Птице это послышалось. И впереди деревни, в самом центре взметнулось пламя - круглой дорожкой побежало оно, обрисовывая линии четырех колец, затрещало, зашумело.

Темные, быстрые тени духов замелькали в пламени, изгибаясь и заставляя огонь подниматься все выше и выше. Воины, что окружали деревню, вдруг засуетились, заспешили, бросились на противоположный склон - Птица хорошо видела небольшие силуэты тех, кто стоял с другой стороны деревенского забора.

Фигура Саена скрылась за стеной огня, но движения его меча огнь и дым не могли спрятать - быстрой полосой он сверкал то тут, то там. Шипели тени, рассыпаясь в клочья, натужно стучал барабан. Как Саен станет справляться с такой бедой? Разве кто-то сможет преодолеть настолько сильное колдовство? Птица съежилась и постаралась сделать стену вокруг себя крепкой. Очень крепкой и очень прочной... Двое воинов, что признали в Саене Моуг-Дгана, тоже бросились вверх, на холм. Удирали так, что только пятки сверкали. Птице отчаянно захотелось присоединиться к ним, но она не могла бросить Саена. Тревога, беспокойство одолели ее, она дрожала без остановки. Стучала зубами и без конца сжимала и разжимала пальцы рук.

А между тем Саену удалось погасить первое кольцо - он, наконец, разогнал, развеял тех Невидимых, что разжигали пламя. Черный след-пепелище проходил через край деревеньки, захватывая два дома, огородик между ними и хлипкие, низкие сарайчики, в которых не было уже, видимо, даже скота. Огонь гас нехотя, потрескивал ворчливо, лизал быстрыми языками уцелевшие стены домов, доставая до крыш. В одном месте все же вновь запрыгали огненные языки - загорелась солома на крыше. Саен метнулся, вытянул ведро воды из колодца, плеснул.

Птице отчаянно хотелось помочь ему, она чувствовала, что стена слабеет, и у нее самой не хватает сил удерживать ее так долго. Она спешилась, но не решалась убрать стену. Топталась на месте, успокаивала лошадей и то и дело повторяла: "Создатель, помилуй".

Барабанный ритм вдруг сменился - три удара, пауза, три удара, пауза. Буб-бум-бум... бум-бум-бум... И тут же за спиной Саена вспыхнул новый круг. Слишком близко, почти рядом, почти захватывая Знающего в плен. Появились новые Невидимые, призываемые барабанным боем, свежие, сильные, наглые. Их не так сильно пугал меч духов, они не сдавались так быстро, как те, что разводили первый круг. И Саен плясал рядом с огнем, стараясь спасти дома и жалкие квадраты огородиков.

А барабанный бой завораживал и замедлял сердцебиение. Убирал из головы все мысли, делая ее легкой и пустой, точно бубен. Птица поймала себя на желании притопывать в такт гулких, ритмичных звуков, тряхнула головой, потерла глаза. Только не сходить с ума в этом пожаре... только не сходить с ума... только не сгореть в огне...

Что же она стоит прямо перед деревней? Надо убегать, спасаться вместе с воинами. И Саену надо помочь, он сражается изо всех сил, он почти одолел Невидимых второго круга, и огонь почти погас. Но ритм барабана снова сменился, и третий круг запылал яростно и жарко, взметая пламя до самого неба и с огромной скоростью набрасываясь на крыши домов, сараи и плетни. Где-то завыли собаки, загоготали гуси. Выскочили на улицу несколько кур, растеряно бросились вдоль дороги. Хлопая крыльями и вытягивая головы, куры пытались найти спасение в оранжевом круглом пекле.

А Саен уже слишком выдохся, и сил у него почти не осталось. Как же он сможет одолеть новых Невидимых?

Глава 17

Медленный барабанный звук врезался в голову и оседал, точно тяжелый ил на дне реки. По-гиб-нет... по-гиб-нет... по-гиб-нет... Звуки складывались в знакомые слова, и чудилось, барабаны предрекают смерть Саену. Ему бы найти того, кто управляет колдовством, барабанщика Мгамга найти.

И тогда прекратился бы этот жуткий ритм, наступила бы тишина и пришла с реки влажная прохлада, убирающая огонь и жар. Только где можно найти барабанщика? Как его увидеть в дыму и пламени? Пространство замерло, стало слишком тяжелым и слишком гулким. Пламя -- точно неугомонный зверь, прыгало в бешеной пляске, поднималось до неба. Третий круг, следом четвертый -- и в четвертом круге уже тлели бревна квадратного, высокого сруба старейшины. Нарядное крыльцо дымилось, ставни, крепко закрытые и заколоченные, исходили смолой и потрескивали от жара.

Бум-бум-бум... бум-бум-бум -- стучало назойливо в висках. Не видно барабанщика ни за плетнем, ни в серых пепельных кругах, что успел загасить Саен. И Птица даже не могла его почувствовать, потому что вокруг колдуна Мгамга стояла... Да, точно такая же стена, как и вокруг Птицы. Он в безопасности, а силы ему придают Невидимые, которых он призывает ритмом. И найти его можно только с помощью еще кого-то сильного, умного, обладающего магией...

На-ба-ра... На-ба-ра... Знакомое имя так легко вплелось в ритм, напоминая о милосердной, доброй богине Любви, которая обещала непременно помочь. Которую боятся в Линне все, от малого до большого. Надо только...

Птица заторопилась. Схватила седельную сумку, развязала шнурок, стягивающий горловину, просунула руку до самого дна. Маленькая куколка из волшебной травы, та самая, которую когда-то передала Хамуса -- она все еще лежала в рюкзачке. Птица сама ее туда положила, так было принято в Линне -- брать с собой маленькие талисманчики, амулеты и обереги. А куколка была именной, в каждой маленькой бусине на ее шее был сокрыт свой собственный узор -- слабые разводы разных цветов, несущие определенное послание.

Саен не заметил эту куколку, да и не мудрено, вещица была не больше ладони Ежа. Растопыренные руки из сушеной серой травы, ноги, спрятанные под крошеным лоскутом ткани, изображающим юбку, на голове вместо волос -- тонкие черные нити. Кукла-растрепуха -- вот как надо было бы назвать этот оберег.

Птица почему-то точно знала, что надо с ним делать. Теперь заклинания читать нет необходимости, теперь собственная сила буквально забурлила от одного прикосновения к кукле. Надо просто поднести эту вещицу к огню, и когда трава начнет тлеть -- снять с шеи бусины и произнести определенные слова, призывая богиню.

Птица уже не держала стену. Она бежала вниз, к чуть тлеющим углям первого, погашенного круга. На-ба-ра... На-ба-ра... Жар все еще стоит в воздухе, оседая горьким пеплом на языке. Назойливо врезается в мозг бой барабана. Ноги наливаются тяжестью, и силы потихоньку тают.

На-ба-ра. На-ба-ра.

Куклина рука задымилась сразу, запахло терпким, легким, необыкновенно приятным. Захотелось дышать и дышать тлеющей травой. Бусины легко оказались в руках, и незнакомые раньше слова сами собой сорвались с языка.

И появилась Набара.

Четырехрукая, полная, строгая, она высоко подняла круглые черные брови, выставила вперед подбородок, и палец одной из ее рук вдруг выставился вперед, указывая на что-то.

-- За твоей спиной, Птица. Пусть Саен передаст тебе свою силу, и ты уничтожишь барабанщика.

И Набара пропала, будто ее и не было вовсе.

Видение это или сон? Или Птица грезит наяву?

Бросив куколку в пепелище, которое тут же вспучилось ленивыми языками, захватывая неожиданную добычу, Птица развернулась. За ее спиной поднималась бугристая скала, небольшая, ростом с человека. За ней кусты -- голые заросли шиповника и орешника. А за кустами, в скрытой от глаз ямке и сидит барабанщик. Его не видно, но зато слишком хорошо слышно.

Весь он -- словно сконцентрированный сгусток энергии, выплескивающийся через барабанный бой. Он не видит ничего и не слышит, погруженный в транс, он находится в ритмичном, завораживающем танце, который виден только ему одному, и который исполняют только его ладони.

Надо остановить его, надо взять и убить. Как Саен убивал дракона. Как Птица убивала Загуиса. Коричневая кожа барабана вибрирует, ладони пляшут -- Птица видит эти ладони, слышит стук, втягивает воздух и не двигается с места.

Ладони, руки. Жилы, кровь. Сердце. В барабанном ритме бьется сердце колдуна. На самом деле это легко, зря Саен говорил, что убивать не просто. Взяла и остановила.

Бум... бум... бум...

И тишина.

Как тихо, хорошо и прохладно стало вокруг. Как резко подкосились ноги, как слабо задрожали руки.

Птица опустилась на землю и обхватила себя за плечи, пытаясь унять озноб. Едва замолчал клятый барабан -- воцарилось такое приятное и успокаивающее безмолвие, что захотелось закрыть глаза и привалиться к земле, наслаждаясь покоем. Голова прояснилась, морок исчез.

И с ужасающей ясностью Птица вдруг поняла, что воспользовалась подсказкой Набары. Сама вызвала ее! Сама обратилась за помощью! Вот же дура!

Птица подскочила, трясущимися пальцами убрала волосы со лба и высмотрела Саена. С небольшого склона, на котором она сидела, его хорошо было видно.

Круги гасли, медленно и нехотя. Саен все еще поражал мечом призрачные фигуры Невидимых, но теперь его противников осталось слишком мало. Совсем скоро они пропали, растворились в воздухе, оставляя поле битвы.

Деревня горела в нескольких местах, но это был не магический огонь, сжирающий все в мгновение ока. Ленивые языки пламени потрескивали на плетнях, где-то пытались охватить углы домов, бессильно прибивались к земле и тухли в мокрой, вязкой грязи. После обильных дождей набухшая влагой деревня горела из рук вон плохо. И можно было даже не хвататься за ведра с водой -- само все погаснет.

Но все же Саен, спрятав меч, принялся поливать наиболее прыткие участки огня. Возился, не покладая рук.

Совсем скоро ему на помощь пришли несколько мужчин, хотя сами шатались от усталости и лихорадки. Это были жители деревни, Птица сразу догадалась. Вышли из дома старейшины и теперь пытаются отстоять свои хижины и огороды.

Саен жив, деревня цела. Они справились.

Только Саен теперь отправит Птицу обратно в Линн, потому что она нарушила его запрет, вызвала Набару. Она сглупила. Поддалась магическому барабанному бою. Можно было и без Набариных подсказок оглянуться, осмотреться и почувствовать колдуна.

Оставался неясным один единственный вопрос -- почему Набара помогла? Почему не обманула? Подвох тут есть, точно... Или нет? Или богиня помогла просто потому, что она -- богиня любви и хочет помочь Птице завоевать Саена?

Птицу немного тошнило и ей страшно хотелось спать. Мысли путались, разлетались. Под ладонями влажная трава колола остюками и цеплялась за края плаща. Ржали перепуганные лошади, готовые вот-вот броситься наутек. Тянуло гарью, горькой, противной гарью. И где-то совсем близко валялся мертвый барабанщик Мгамга, которого так легко убила Птица. Убивать на самом деле очень и очень легко. Просто -- раз! -- чужая жизнь оборвана, а чужая сила или выпущена на волю или... Или можно поглотить ее и стать сильнее, крепче, мощнее. А не валяться в грязи, мерзнуть и дрожать.

Птица тяжело выдохнула и закрыла глаза. Сейчас бы оказаться в теплой комнате в доме в Каньоне Дождей. Завернуться в одеяло, выпить горячего чая с медом и смотреть, смотреть, как резво и уютно потрескивает пламя в печи.

Приближение Саена Птица почувствовала, не увидела. Сквозь сомкнутые ресницы его силуэт казался четким, твердым. Он не потерял силу, он умеет брать ее извне. Потому сейчас шагает быстро, резко, твердо. Каждый шаг наполнен энергией, она буквально струится из него. Вот сейчас он приблизится и велит Птице убираться.

А, может, ничего не велит. Может, не будет разговаривать вообще и станет таким, как прежде -- молчаливым, презрительным, непроницаемым. Суровым магом Моуг-Дганом, которого Птица и боялась, и не понимала.

Саен сел совсем близко, взял Птицу за руки, спросил так, что сердце подпрыгнуло чуть ли не до самого горла:

-- Ты цела, так ведь? Цела, Птица? Вижу, что цела. Растратила себя, глупышка. Хвала Создателю, что ты цела... хвала Создателю...

И он прижал вдруг Птицу к себе, порывисто и крепко. Горечь дыма смешалась с запахом кожи и стали, на мгновение закружилась голова -- и тут же все стало на свои места. Озноб прошел, по телу разошлось приятное тепло. И Птица поняла, что это Саен делиться с ней силой, питает ее собой, согревает и жалеет.

-- Ты знаешь... -- заплетающимся языком пробормотала Птица, -- ты знаешь, я опять вызывала Набару...

-- Знаю. Не сейчас. Я отдам людям лекарство и мы найдем место для ночлега. Хочу уехать из этих мест, куда-нибудь в лес, подальше. Соорудим шалаш, разведем огонь, заварим чай и поджарим колбасы с лепешками. Тогда и расскажешь. Главное, что ты цела...

Глава 18

Нахохленная, немного почерневшая деревенька казалась издалека съеженной старушкой. Притихшая, немощная, она то и дело вздыхала женскими, горестными голосами да всхлипывала детским сопрано. Старейшина деревни, сгорбленный старик, трясущийся и без сомнения страдающий от лихорадки, слегка проводил Саена и Птицу и все порывался сунуть денег - жалких несколько серебряных - убеждая, что плата заслужена.

Саен отказывался раз за разом и напоминал, как надо принимать лекарства и что надо делать для лежачих больных, которые не приходят в себя.

Деревня уменьшилась ровно на половину жителей - так рассказал старейшина. А сама болезнь появилась от баймов.

- Проезжал тут проклятый стронг, коричневый, страшный. Я сам видел его, потому что холод пришел с того холма, с которого он появился. Пешком шел, потому как наши лошади его не любят, а своей лошадки, видать, не было у него. Плелся еле-еле, а сам хитрющий и страшный, как сама смерть. И здоровенный зменграх был с ним, летел следом. Жрал курей, что ловил на наших улицах. Деревенские-то по домам отсиделись, а где птицу не успели спрятать - там зменграх все подчистил, нечисть клятая. Вот какие дела. А следом за стронгом и болезнь эта пришла, аккурат с того самого холма началось. Там ведь деревня Былинки находилась. Уж и не знаю, живы ли тамошние, но первыми они заболели. Там жена брата моего живет, вдова уже. Вот она пришла ко мне и сказала, чтобы никого из наших не пускали, значит, к ним. Что, мол, заболели хворью страшной дети и мрут один за одним. А что сейчас - и не знаю, даже.

Саен кивнул, после коротко сказал:

- Там мертвы все, деревня сожжена. И та, что за двумя холмами - тоже сожжена. Не ходите, пока не поправитесь. А после уже видно будет.

- Сожжена? - голос старика слегка дрогнул. - Сколько же... сколько же смертей будет еще?

- Я не могу предотвратить гибель людей. Не всех. Вам я помог. Мне надо найти стронга и убить его, если это он принес заразу в Нижнее Королевство.

- Стронг... да, стронг! К Тхануру он шел, к тракту, что ведет в город. А куда потом делся - того уж я не знаю. Спасибо тебе, Моуг-Дган. Никто не думал, что ты появишься снова. Может, все-таки ты бы согласился, чтобы мы закололи для тебя корову, надели ей на голову венок из травы тхури, спели ритуальные песни? Так всегда делали наши предки, и духи хранили их.

- Помолись Создателю за меня. Помяни мое имя. Саен меня зовут. Это лучшее, что ты можешь сделать, поверь.

Саен стегнул коня, Птица поторопилась за ним.

Наконец, хоть немного стало ясно, откуда появилась хворь. Колдун проклятых, байм-стронг - вот кто стал причиной эпидемии красной лихорадки. Это он напустил проклятие, как есть он! И больше некому, тут и сомнений быть не должно.

Что понадобилось колдуну баймов в Нижнем Королевстве? Зачем он пришел сюда? Дери его зменграхи! Дери его зменграхи...

Солнце скрылось за верхушками деревьев, принялся накрапывать дождик. Это хорошо, это очень кстати. Он загасит последние искры магического пожара. Деревня спасена, люди выжили. И смогут жить дальше, Саен оставил им лекарство. Приехал, помог, спас.

А ведь говорил, что не желает вмешиваться в чужие судьбы, не желает брать на себя ответственность. Когда-то он так говорил, а теперь едет рядом, молчаливый, уставший. Злость его утолена. Немного, но все же. Болят обожженные руки, давит на плечи усталость. Но он успокоился - Птица это чувствовала. И он не злится сейчас на нее, совсем не злится. Так, легкая досада и совсем чуть-чуть раздражения. Потому что он считает Птицу глупой девчонкой, которая обладает невероятной силой, но сама не знает, что с этим делать.

И, скорее всего, он прав. Птица не знала, что ей делать. И сейчас не знала.

Убитого колдуна было не жаль совсем. Так ему и надо, клятому. Это война, а на войне так принято, или ты убиваешь, или тебя убивают - об этом говорили еще моряки в Линне, когда передавали истории о сражениях с пиратами.

Тогда Птица не очень хорошо понимала эти истории, но сейчас все открывалось совершенно в другом свете. Сейчас все было по-другому.

Саен молчал. Птица тоже. Усталость наваливалась все больше, и страшно хотелось покоя. Хотя бы чуть-чуть. Помыться, привести себя в порядок. Поесть, согреться и поспать. А там видно будет. Может, придется пробираться в Тханур за стронгом. А, может, Саен ограничиться только тем, что объедет ближайшие деревни и поделиться с людьми лекарством. И тогда можно будет вернуться в Каньон Дождей.

Им попалась еще одна деревенька, в которой зараза только начинала свое страшное дело. Воинов Ордена в ней еще не было, но жители, придавленные страхом, уже отправляли детей в леса, чтобы спасти хотя бы их. Саен оставил старейшинам лекарства, объяснил, как ими пользоваться и обещал вернуться и проверить, чтобы драгоценное средство давалось всем бесплатно и не утаивалось ни от кого.

- И если вы нарушите правила, вам не сдобровать, - пообещал он.

Старейшины предлагали ночлег, крышу над головой и хороший ужин, но Саен решительно отказался.

Ночь успела полностью погрузить землю во мрак, прежде чем они нашли, наконец, удобное место для костра. У края скалы, в удобной ложбинке, где не так сильно шумел ветер, и можно было сделать удобный шалашик из веток, закрывающий от дождя.

- Собирай хворост для огня, - велел Саен, спешившись, - а я расседлаю лошадей и вытру их досуха.

На какое-то мгновение Птица рассердилась. Хорошо говорить - собирай хворост. А как его в темноте увидишь? Лучше бы остались в деревне, в тепле и под крышей. А теперь вот, шастай по склону под дождем и тяни мокрые палки, которые и гореть толком не станут. Поди еще, разведи огонь в такой мокроте...

Но после быстро успокоилась. Ей всю жизнь приходилось выполнять чужие поручения, так какая разница - собирать хворост в темноте, или мыть на рассвете грязные полы в таверне мамы Мабусы? К тому же это ведь Саен, а Саена она... что она? Любит?

Птица сама не понимала. Она могла думать о чем угодно - о Набаре, о собственной силе, о красивых глазах хозяина, о его твердости и умелости. Могла мечтать о том, что однажды все-таки она станет по-настоящему принадлежать своему хозяину. Хотя о последнем думалось все реже и реже.

Но что по-настоящему связывает ее с Саеном - Птица не понимала. Вот в этом месте на нее нападал ступор, она терялась, глупела и не находила объяснений своим чувствам. Это ведь не любовь, Саен и целовал-то ее всего один раз с такими странными словами, что Птица и вовсе тогда растерялась. И больше никакой привязанности и никакого желания он не высказывал. Даже к коню своему Саен больше прикасался, чем к Птице. С любовью прикасался, с лаской и тихим восторгом. Коня хозяин очень и очень любил.

А Птицу он... Он ее обнял сегодня, когда закончилась битва. Обнял, и обрадовался, что она жива и с ней все в порядке. Но тогда он был разгорячен, разъярен и пресыщен сражением. Он утолил свою жажду мести, вылил злость на Невидимых, и потому Птице ничего не досталось, кроме объятий. А сейчас он будет ее ругать?

Мокрая кора веток слегка царапала ладони и осыпалась, прилипая к пальцам. Под деревьями веток было достаточно, ветер дул в этих местах постоянно, нагибая деревья и ломая сучья. Сбросив охапку у края скалы, Птица подняла голову и всмотрелась в облака. Хорошо бы развеялось, появилась бы убывающая Аниес. Да и Маниес уже почти округлился, он бы осветил каждый камушек, каждую травинку. Разогнал бы тьму и гнетущую тревогу.

Облака висели слишком низко, тяжелые, серые. По-прежнему моросило и от этого холода, от этой сырости хотелось заплакать.

- Сейчас будет тепло, - раздался рядом бодрый голос Саена, - сейчас сделаем что-то вроде шалаша, я срубил парочку небольших сосенок. Ни дождь нас не достанет, ни ветер. Не раскисай, Птица.

И Саен принялся за дело. Руки у него побаливали, Птица видела, что ему тяжело возиться с топором и обрубать сучья. Потому она принялась помогать. Совсем скоро появился маленький шалаш, рядом с которым, у скалы, запылал костер.

У Саена оказался кувшин со свежим молоком - дали в последней деревне. Молоко он взять не отказался. Потому ужинали лепешками, колбасой и молоком, оставив убитую индейку на утро. И ничего вкуснее Птица не едала еще. Она слопала свою долю в мгновенье ока. Просто смела, запивая молоком. После собрала посуду, отставила в сторону и, быстро глянув на Саена, сказала:

- Надо бы перевязать твое обожженное запястье. Хорошо еще, что ладони и пальцы остались целыми.

- Ты хочешь мне помочь? - Саен поднял брови.

- Тебе самому будет неудобно сделать повязку.

- Ладно, давай. Только вымой руки, ты же знаешь правило, - в его голосе послышалась улыбка.

Ничего сложно в этом не было. Кожа Саена пострадала не от самого огня, а от жара - покраснела, появилось два небольших пузыря. Это было запястье той самой руки, в которой он держал меч. Видать, волшебное оружие защитило и ладонь и пальцы, но выше жар успел причинить вред. Рана не страшная, но Птица знала, что даже пустяковые ожоги могут причинять немалую боль.

Она осторожно смазала пораженную часть кожи суэмским бальзамом, после обвязала чистым бинтом. Каждое прикосновение к руке Саена вызывало дрожь в коленях и сильное смущение. Почему? Птица не могла понять. Смешливые искры в глазах хозяина, его теплые, сильные пальцы, его губы, еле сдерживающие улыбку - все трогало, волновало, тревожило.

Оба молчали, пока Птица возилась с ожогом. Но едва ладная повязка забелела на запястье, а бальзам был плотно закрыт пробкой и убран в седельную сумку - тишина стала неловкой. Надо было говорить, Птица это понимала. Саен ждет от нее пояснений, ждет каких-то слов, может, даже, оправданий. Только чего уж там оправдываться?

- Я опять вызвала Набару, - устало выдохнула Птица, - я снова это сделала.

Больше говорить нечего. Она сглупила, не удержалась. Это ее вина, и поделать тут больше ничего нельзя.

- Хорошо, что ты говоришь об этом, а не молчишь, выполняя первое правило, - Саен перестал улыбаться, - я знал, что так будет, рано или поздно. Магические вещи всегда будут привлекать таких, как мы с тобой. Странно только, что я не почувствовал эту твою куколку, которую ты хранила у себя. Обычно я такие вещи чувствую сразу.

- Это Хамуса мне ее дала. Я не думала, что с ее помощью можно...

- Думала, Птица, не прибедняйся. Просто не часто. Об этой штуке ты действительно забыла.

- Ты сказал о правиле, что это за правило?

- Ты не знаешь?

- Немного слышала. Правила, которые надо выполнять?

- Это магические законы, которые соблюдают в Нижнем и в Верхнем Королевствах. Три правила. Молчи, повинуйся, плати. Слыхала?

Птица мотнула головой.

- Как только призываешь на помощь Невидимых, закон приобретает свою власть над людьми.

- Я не призывала на помощь Невидимых, - торопливо проговорила Птица.

- А Набара? За ней тоже стоят духи. И она - дух. Невидимый людьми. Только сейчас под образом Набары, скорее всего, приходит Нас Аум-Трог.

- Саен, ты знаешь... она же помогла, Набара эта. Она помогла все-таки...

- Помогла. Потому что Нас хочет заполучить тебя живой и невредимой. И потому, что он хочет, чтобы ты стала выполнять магические правила. Вот если бы ты промолчала о том, что пользовалась силой Набары, она бы явилась к тебе второй раз и потребовала слушать ее советов. И тебе пришлось бы слушать ее. А после пришло бы время третьего правила - платы. И ты заплатила бы своей свободой. Все просто, Птица.

- И что теперь?

- Ничего.

- Ну, я же все-таки вызвала ее. Значит, мне придется все равно... все равно придется платить, да?

- Птица, ты же знаешь, я не выполняю правила. Не все правила стоит выполнять. Я свободен от магических правил, и даже если я пользуюсь мечом Невидимых - их силой и мощью - я все равно свободен. И ты тоже можешь воспользоваться моей свободой, пока ты со мной. Ясно? Или не очень?

- Но почему? Почему ты свободен от магических правил?

- Потому что я принадлежу Создателю. И служу Ему. А Создатель выше правил и выше Невидимых. Но я тебе кое-что скажу все-таки, Птица. Постарайся никогда больше этого не делать - я имею в виду Набару. Нас Аум-Трог все-таки силен, и связываться с ним не хочется. Я знаю, что ты переживала за меня, я благодарен тебе, но я бы справился. Я знал, где находится барабанщик, я бы добрался до него. Но я понимал, что магический огонь, занявшись, не погаснет со смертью колдуна, и люди могут погибнуть. Я просто решил спасти сначала людей, а после разделаться с барабанщиком. Ну, а ты попала под действия его колдовства и сделала то, что тебе ближе и привычнее. То, чему тебя учили и для чего тебя создали. Ты ведь не просто человек, Птица, как и я, как и Травка.

Голос Саена стал тихим и твердым. Птица подобрала под себя ноги, запахнула поплотнее плащ, глянула на своего наставника с тревогой и нехорошим предчувствием и спросила:

- А кто я?

- Я прочел те свитки, что нашел в подземельях Зуммы. Их писали потомки мудрых, рассказывали о прошедших битвах, о гибели последних родов. Они держались до последнего, Зумма пала самой последней из всех городов мудрых. Тогда дракон Гзмарданум уже обрел свою силу и уничтожал огнем города и деревни, насылая проклятие. И оставшиеся в живых защитники Зуммы попробовали создать человека-оружие, того, кто мог бы сразиться с Гзмарданумом и победить его. Видимо, перерождение уже тогда коснулось их, но они так этого и не поняли. Не смогли понять, что нельзя становиться таким же, как твой враг, нельзя действовать также. Иначе не станет никакой разницы...

Саен вздохнул, поднял вверх перебинтованную руку и задумчиво потер ладонь. После взглянул Птице в глаза и четко произнес:

- Они попробовали зачинать детей от Невидимых, чтобы эти дети обладали и силой людей и силой Невидимых. У них не получилось, но они оставили свои записи. Вот откуда появились Моуг-Дганы. Первым Моуг-Дганом, который выжил, был, судя по всему, я. Во мне течет человеческая кровь и сила Невидимых. А вторым Моуг-Дганом стала Травка. Ее силу передали тебе. Вот так, Птица. Наша сила происходит от Темных, вот потому нас и тянет ко всему магическому и странному.

Птицу передернуло. Ни жаркий огонь, ни мягкость плаща не могли унять дрожь и страх. Что значит - сила Невидимых? Как можно сделать такого человека?

- Они делали это так. Они призывали Невидимых, которые входили в тело жрецов. И тогда происходило зачатие. Вот таким образом. Ритуал до конца разработали, видимо, уже жрецы храмов Днагао. Жестокий и страшный ритуал. Потому его и стерли из твоей памяти, чтобы не осталось травмы и страха. Чтобы ты не помнила своего прошлого и не понимала будущее. Моуг-Дган не должен обладать собственной волей, он должен был всегда оставаться рабом того, кто его создал.

- Но ты же не раб?

- Любовь освобождает, Птица. Человек, выросший в свободе и любви, всегда будет оставаться свободным. Это правила Создателя, и только эти правила теперь я соблюдаю. Но когда-то мне пришлось заплатить сполна. Когда-то я попался на крючок Невидимых. И тогда погибла моя девушка.

Саен вдруг притянул к себе Птицу, обнял за плечи и проговорил над самым ухом:

- Ты не будешь платить. И я больше не буду платить. Потому что за нас уже заплачено все и сполна. Сын Создателя заплатил за нас, Птица, и потому мы свободны.

- Разве у Создателя есть сын?

- Есть. Не только Невидимые могут иметь сыновей... Но об этом в другой раз, ладно? Нам надо отдохнуть. Ты устала, я устал.

- А посуда?

- Сейчас вместе вымоем. Это хорошо, что ты такая хозяйственная...

С посудой возились недолго. После Птица умылась, залезла в спальный мешок, затянула тесемки. Саен сложил ее плащ рядом, сам устроился у костра, вытянул ноги и устало закрыл глаза.

- Ты не будешь спать? - осторожно спросила его Птица.

- Лягу чуть позже. Хочу просто посидеть в тишине. Мне так лучше думается. Нам теперь придется принять решение, Птица, и оно должно оказаться верным. От наших решений зависит жизнь людей.

- Но ты ведь... ты говорил, что не хочешь вмешиваться...

- Я и не хотел. И не желал. Но теперь уже влез в это дело. Может, и зря. Бороться с Невидимыми на их территориях тяжело. Но можно. Главное, чтобы люди сами хотели для себя свободы. Это главное, Птица.

Глава 19

Этой ночью Набара не снилась. Ничего не снилось вообще, лишь даже сквозь сон чувствовалась чудовищная усталость. С рассветом проснулись птицы - где-то затрещала сорока, тихонько зачирикали над самым ухом пичуги. Запахло дымом от костра и жареным мясом.

Видимо, Саен встал рано, очистил индейку и теперь поджаривает ее над огнем. Хороший завтрак у них будет сегодня...

Птица села, откинув край мешка, собрала распущенные волосы и подумала, что на самом деле еще спала бы и спала. Свернуться бы сейчас калачиком, накрыться с головой и не думать ни о дальней дороге, ни о грязных деревнях, где полно больных людей. Все-таки прав бы Саен, когда говорил, что не желает никому помогать и не хочет ни во что вмешиваться. Сидят они теперь в лесу, у дымного костра, и чтобы умыться - надо выбраться из теплого мешка на холод и топать по склону вниз, к ручью, в котором вода такая холодная, что сводит пальцы.

Хорошая жизнь, ничего не скажешь... А в Линне хотя бы было всегда тепло, и с ночи дул приятный, прохладный ветер. И сейчас там созрели дыни, тыквы и айва. Давно уже собрали и персики и мандарины. Хорошо сейчас в Линне...

Птица вздохнула, убрала за уши волосы, повернулась и перехватила взгляд Саена. Тот смотрел на нее, и в глазах его Птица увидела что-то новое. Скорее почувствовала, чем прочла, угадала - и сердце застучало, словно бешеное. Восхищение и нежность были во взгляде Саена. И желание, и, ставшая уже привычной, доброта. И еще что-то, незнакомое, непонятное. На Птицу так не смотрел еще никто.

Мужчины в Линне надеялись когда-то купить ее любовь. А Саен...

Саен в этот момент желает ее всю, ее мысли, ее улыбки, ее вот такой неожиданный поворот головы. Ее жалость и ее помощь. Потому что Саен ее любит?

Птица не двигалась.

Саен вдруг улыбнулся, покачал головой и снова принялся поворачивать нанизанное на прут разделанное мясо индейки. Ничего не сказал, ничего не сделал.

Но он понял все мысли Птицы. Просто понял и прочел. И не стал возражать.

Захотелось улыбнуться самой, захотелось вновь ощутить тепло ладоней хозяина, услышать его голос. Птица улыбнулась, вылезла из мешка, надела ботинки и отправилась к ручью, умываться.

- Накинь куртку, холодно, - бросил ей вслед Саен.

Вся радость и весь покой этого утра исчез после первого же перевала между крутыми, поросшими лесом горками. Черной глазницей вытаращилась на них сожженная деревня. Сухой пепел, почерневшие трубы, серые круги.

- Дери их зменграхи... - тихо сказал Саен.

И больше ничего не говорил. Да и что можно сказать? И так все было слишком ясно. Рыцари Ордена успели тут побывать раньше Саена. Они и решили проблему красной лихорадки. Теперь тут точно никому не понадобятся лекарства.

То, что когда-то было деревней, теперь лежало мертвой, выстывшей землей, глухой, слепой и немой. Ни птичьего треска, ни возни зайцев и лисиц, ни кудахтанья кур. Даже мышей не было слышно. Здешний покой вовсе не успокаивал - он леденил душу, напоминая о всесильной смерти, от которой спасения не было.

Они объехали пепелище, миновали пару засыпанный колодцев у самой границы пожарища и двинулись вверх, на гору, под сень густого леса. Поднимались по еле заметной тропке, уходящей вверх, и кони беспокойно прядали ушами, фыркали, а лошадка Птицы еще и подавала голос время от времени.

Вдруг Саен остановил коня, спрыгнул на землю и поднял ладонь вверх, призывая Птицу прислушаться. Да, так и есть - странные звуки еле доносились, не то всхлипывания, не то стон. Кто-то живой здесь был, и этого живого надо непременно найти, чтобы расспросить и помочь.

Пришлось пробираться напролом через кусты можжевельника и лещины. Птица умудрилась насовать в сумку торопливо сорванных орехов, надеясь перекусить ими в обед. Ветки и колючки цеплялись за плащ, царапали руки - приходилось лезть через заросли кустарника, и хотя Саен и орудовал ножом, освобождая проход, толку от этого было немного. Вот уж действительно - дери их всех зменграхи.

Лошадей пришлось оставить у приметной ели, привязав к развилке. Лошади бы точно не продрались через сплошные заросли. Звук становился все громче, и теперь Птица была уверена, что они двигаются в правильном направлении. Хрустнули ветки под ногами, зашуршали прошлогодние иглы. И кто-то совсем рядом спросил срывающимся, слишком высоким голосом:

- Кто тут? Что вам надо?

- Только спокойно, - тут же заговорил пробирающийся впереди Саен, - спокойно. И оружие убери, храбрая девушка... Ты цела, здорова? Вижу, что нет.

- Кто вы такие? - снова спросил кто-то впереди.

Птица, наконец, обогнула две здоровенные сосны и увидела небольшую ямку, слегка прикрытую сосновыми ветками. На самом краю ямки стояла невысокая девушка и сжимала в руках дубинку. Узкое лицо ее, перепачканное у виска сажей, пугало бледностью и изможденностью. Тонкие губы дрожали, но глаза, наоборот, сверкали решительно и зло.

- Мы - те, кто может помочь тебе и твоему парню. Он ведь тут, в яме? - невозмутимо спросил Саен и кивнул на срубленные ветки.

Успел таки прочесть мысли девушки. Хотя, что там читать? И так ясно, что она кого-то скрывает. Оба скрываются. И если парень не встал на ее защиту, то, видать, дела плохи.

- Вы не поможете ему... он умирает... огонь Мгамга не пощадил его...

- Вы спаслись от пожара? - спросил Саен, усаживаясь на корточки у самого края незамысловатого убежища.

- Это Тхан меня вытащил. Если бы не он, я бы погибла. А ему досталось от огня, ноги обгорели так сильно, что он уже... весь день не приходит в себя.

- Ясно, - Саен обернулся. Глаза потемневшие, губы сжаты. - Разведи огонь. И раздобудьте воды, много воды. Сейчас поможем.

Он спустился вниз, откинул ветки. Завернутый в лохмотья Тхан скорее напоминал труп, чем живого человека. Саен наклонился над ним, подсунул ладони под голову, замер на мгновение, после поднял глаза на Птицу и тихо, но зло спросил:

- Что ты стоишь? Быстрее. Выживет, справимся. Только не стойте столбом обе. Воды и костер, как можно быстрее.

Воду нашли быстро, девушка привела к уцелевшему колодцу у хижины лесника, старой и давно развалившейся. Пробормотала что-то о том, что они не стали прятаться в ней, боялись солдат. Дрожащими руками помогла тащить ведро. Она была такой голодной, что Птица вдруг остановилась, достала орехи из кармана и пересыпала девушке со словами:

- Чисти и ешь. Я сама донесу воды. И как ты не догадалась поискать орехов?

- Я не могла оставить Тхана одного. Боялась, что он уйдет в мир Невидимых, а меня рядом не будет.

- Теперь не уйдет. Саен не позволит ему.

- Кто вы такие?

- Саен - Знающий. Один из последних. Он сам все расскажет.

- Знающих же нет уже...

- Есть. Сама увидишь.

Саен так и сидел на дне ямки, придерживая голову парня обоими руками. По хмурому выражению лица хозяина стало ясно, что дела действительно плохи. Он молился, еле заметно двигая губами, и не стал прерываться, когда появилась Птица и девушка.

Копаться не стоило, потому совсем скоро затрещал жаркий костер, а над ним, на трех крепких палках закачался казан с водой. И лишь когда вода совсем закипела, Саен поднялся. Вымыл руки и велел Птице помогать.

- Только не задавай вопросов, и если тебе станет плохо - затошнит или еще что - скажи сразу. Постарайся не упасть в обморок и не наблевать. А ты - Саен повернулся к девушке, - найди у нас в мешке парочку холодных лепешек и немного жаренного мяса. И поешь.

Больше всего у Тхана пострадали ноги. Подружка его, видимо, понятия не имела, что надо делать с ожогами, потому даже не убрала остатки сожженной ткани с ран. Плоть загноилась, обе ноги опухли и, глянув на раны, Птица вдруг поняла, почему хозяин велел держать себя в руках.

- Достань с сумочки у меня на поясе лекарства, - распорядился Саен, все еще придерживая голову парня, - есть там длинненька бутылочка с зеленой пробкой. Открой ее, пожалуйста.

Птица повиновалась. Сладковатый легкий запах ударил в нос, напоминая, почему-то, уют дома в Каньоне дождей.

- Что это?

- Придержи ему голову. Почувствуй его и не дай ему умереть. Инфекции в его организме уже не осталось, но он очень слаб.

Птица повиновалась, передавая лекарство Саену.

- Напоим его. Это сок молочных листьев, хорошее обезболивающее. Будет спать сутки, как раз раны начнут затягиваться. Вот так и держи его, а я приведу ноги в порядок.

И Саен принялся за дело. Вновь его руки работали с ранами, ловко управляя плотью, возвращая жизнь и силы. Ему бы быть лекарем, а не воином - мелькнуло в голове у Птицы. Ведь он любит жизнь, он любит давать, а не отнимать. Он не убийца, и, возможно, даже не воин в глубине души. Он любит свой Каньон, свой сад с нежными растениями, любит покой и тишину. А приходится проходить через боль, ужас и смерть. И самому приходится отнимать жизнь.

- Эй, девушка! Огха! Ты здесь! - не поднимая головы крикнул Саен, когда уже почти заканчивал перевязывать одну ногу парню. - Кашу умеешь варить? Свари нам каши, поедим горячее. Птица, покажи ей, где у нас крупа. Проведи к лошадям. Парня можешь устроить на своем плаще, ему теперь ничто не угрожает. Разве что поить его придется, обезвоживание у него началось.

Птица послушно стянула с себя плащ, сложила и подсунула под голову Тхана. Дождя не было, ветер утих, а рядом с костором так и вовсе было тепло. Молчаливая Огха показала обходную тропку, по которой провели коней, и совсем скоро в казанке забулькала пшенная каша.

- Ты тоже Знающая, - осторожно спросила Огха, глядя, как Лиса нарезает колечками последний кусок колбасы, что оставался у них с Саеном в запасе.

- Нет. Я его ученица. Помогаю ему.

Огха почтительным движением схватила деревянный круглый амулет на шее и поцеловала его. После проговорила с явным благоговением в голосе:

- Я всегда чтила Знающих и всегда молилась им. И дань исправно платила. Наша семья всегда была благочестивой.

Птица не раз слышала рассказы о женщинах Нижнего Королевства, закутанных в платки и не смеющих поднять глаз. Говорили даже, что их стригут, чтобы не соблазняли мужчин своей красотой. Стрижена ли Огха - невозможно было понять. Большущий платок, расшитый по краям цветами, был изрядно потрепан. Один его край спускался чуть ли не до самой поясницы Огхи. Концы завязаны назад, под затылком, плотно и некрасиво.

Длинная юбка почернела от грязи, особенно внизу. Что-то вроде кафтана сверху, а под ним, видимо, рубашка. Вот и вся одежда, бедная и больше похожая на лохмотья. Таких растрепух Птица у себя в Линне никогда не видела. У них женщине положено было выглядеть красиво. Даже если ты последняя рабыня, чистящая рыбьи потроха на рынке, все равно у тебя должна быть расшитая бисером и цветными нитками туника, приличные чистые ситцевые шаровары или длинная юбка. И обязательно множество ожерелий и бус. И обязательно браслеты на руках. И цветы и бусины в косах.

- Сколько тебе лет? - спросила Птица, без церемоний рассматривая худенькое, остроносое личико с бледными тоненькими губками.

Огха открыла, было рот, чтобы сказать, но тут же замолчала. Она сама во все глаза таращилась Птицу, и, видимо, вид красивой и нарядной девушки - а шерстяную рубашку, темно-синий шерстяной плащ, подбитый мехом и высокие ботинки с мехом по краям нельзя было не назвать нарядными - ввел ее в ступор.

- Тринадцать лет ей всего, - буркнул Саен, выбираясь из примитивного укрытия, - а брату ее шестнадцать. Дети еще совсем, почти как ты, Птица.

- Как вы... - заговорила, было, Огха, но тут же замолчала, не осмеливаясь задать вопрос.

- Я могу узнать про вас все, для меня это не сложно. Сейчас я хочу посмотреть и твои ожоги. На руках у тебя. Родителей, значит, погибли? И сестры младшие тоже...

- Сестры от лихорадки. Следом и отец. А мать осталась в амбаре, там, где собрали всех уцелевших жителей. Меня ей удалось спрятать в небольшом погребе для картошки. Он у нас за сараями был выкопан, неприметный такой. А брат накануне ушел в лес, его и не было. Пожар начался, брат меня и вытащил из пожара. На руках вынес, а сам обгорел...

- Брат у тебя хороший, славный. Он будет жить, и ты тоже.

- Мы не заболели, лихорадки у нас нет.

- Это пока нет. А через день оба бы лежали, красные, как раки. Брат твой будет здоров, а тебе я сейчас дам бутылочку с лекарством. Поешь каши, после выпьешь одну ложку лекарства. А утром - вторую. И тогда точно будешь здорова. Птица, что стоишь? Доставай миски, есть охота страшно,- сказал Саен, заканчивая смазывать небольшие ожоги на руках Огхи.

- Вы вылечите моего брата? - тихо спросила девушка и снова принялась целовать деревянный амулет на шее.

Саен глянул на шнурок с кружком, поморщился, но ничего не сказал. Птица заторопилась с едой. Она чувствовала, что Саен злится, наполняется яростью. Потому что он увидел все то, что видела Огха. И пожар, и смерть ее родителей и сестер. И ему тяжело примириться с этим, и он хотел бы наказать тех, кто в этом виноват.

- Откуда хворь появилась - знали у вас в деревне? - спросил он.

- Так, все знали. Колдун баймов прошел мимо. А от них всегда одни беды. Это все знали...

Птица застучала ложкой, насыпая дымящуюся кашу. Саен сполоснул руки остатками воды и устроился у огня. Вытянул ноги, закрыл глаза. Ели молча. А после хозяин принялся рубить молодые, невысокие деревья. Снял с себя куртку и остался в одной рубашке. Топор в его руках стучал исправно и ловко. Вот он очистил стволы от веток, разрубил на несколько ровных кольев и вкопал в землю. После принялся накрывать длинными ветками.

Ясно, он делает более просторный и более надежный шалаш. И то верно, потому что в яме под еле наброшенными худыми и сухими ветками и одному человеку укрыться было невозможно. Вот-вот польет снова дождь, и Огхе с братом придется мокнуть. Чего доброго, еще простудятся. Да и Птице тоже не хотелось оказаться под дождем.

Потому она помыла посуду и постаралась хоть чем-то помочь Саену. Хотя бы получше окопать столбики да побольше натаскать хвороста. Судя по всему, костер разведут под навесом шалаша, и, может, и ей с хозяином придется тут ночевать. Хотя Птица слишком хорошо улавливала желание Саена поскорее убраться из этих мест.

Перенесли спящего Тхана в только что построенный шалаш. Саен удобно устроил его на срубленных ветках, которые накрыл собственным плащом. Плащ Птицы он свернул и сунул ей в руки со словами: "Тебе пригодится".

Солнце между тем скрылось за холмами. Потемнело, похолодало. Сидя на небольшом обрубке дерева, которое Саен примостил вместо скамьи, Птица думала о том, что хорошо бы привести себя в порядок, отмыть руки и лицо и завалиться спать. В шалаше места для всех хватит. А завтра видно будет... Завтра будет новый день...

- Мы уезжаем, Птица, - резко сказал Саен в ответ на ее мысли.

Посмотрел пристально и внимательно, и стало ясно, что вопросов задавать не надо. Надо просто повиноваться. Как легко Птица стала понимать своего хозяина! Мысли для нее оставались недоступными, но общие желания и эмоции - это пожалуйста, это она угадывала очень быстро.

С тоской всмотревшись в непроглядную темноту леса, Птица кивнула. Чтоб зменграхи подрали всех железных рыцарей ордена!

- Вот именно, - буркнул Саен, - дери их всех зменграхи. Огха, слушай меня. Парень твой проснется завтра, и ему будет гораздо лучше. Твоя задача - держать его раны в чистоте. Я оставлю тебе бальзам от ожогов, немного оставлю, вот в этой мисочке. Смотри, не растрать зря. Руки у тебя обязательно должны быть чистыми, когда будешь перевязывать раны брату. Поняла?

Огха кивнула и снова поцеловала деревянный круг. Затем вдруг поклонилась Саену до самой земли. Тот поморщился и спросил:

- Я что спросил? Я просил кланяться мне? Ну-ка, повтори, что я сказал только что.

Огха вытаращилась на него, будто он потребовал произнести древние заклинания барабанщиков Мгамга. Хлопнула темными ресницами, вытянула вперед губы и, наконец, выдала:

- Перевязывать раны надо. Ты сказал.

- А еще?

Огха замялась, после добавила:

- Руки мыть, что ли?

- Чтоб я сдох... Да, Огха! Да! Раны перевязывать только чистыми руками, и беречь бальзам, не перевернуть и не опрокинуть. Повтори, ну-ка!

Саен заставил Огху повторить указания четыре раза. После поинтересовался, умеет ли она читать. Оказалось, что умеет, что девочкам их деревни обязательно было ходить три года в школу ордена, чтобы уметь читать правила и указы.

- Вот и славно. Я оставлю тебе бумагу, смотри, не потеряй ее. С этой бумагой тебя и твоего брата пропустят в Каньон Дождей. Вы ведь сироты, в Каньоне вам помогут. Брату найдут работу, тебя определят в школу. И, - Саен с сомнением окинул худенькую фигурку Огхи, - может, тоже работу найдут. Тебе эту бумагу надо не потерять. И денег вам оставлю, суэмское серебро. Купите еды на него. Ясно?

Огха закивала и снова принялась целовать амулет.

Саен со злостью сорвал с нее украшение и выкинул в кусты. После заговорил, резко и раздражительно:

- Не надо целовать обереги. Не они помогают и спасают. Ты лучше меня слушай и соображай, что говорю. Я не могу ждать до утра, мне надо двигаться. Потому запоминай и соображай. Думай, ясно?

Саен заставлял бедную Огху раз за разом повторять свои указания, после написал на плотной бумаге разрешение для двух детей Огхи и Тхана поселиться в Каньоне. Уже ставя подпись, он вдруг поднял голову и глянул на Птицу:

- Ты ничего не слышишь? А, ну-ка, прислушайся.

Птица дернула плечами, оглянулась. Лес шумел спокойно и уверенно. Где-то далеко кралась парочка кабанов. Еще дальше шуршали лисицы, еле слышно шуршали, выбираясь из своих нор на ночную охоту. А еще дальше шли люди. Несколько человек.

- Люди? - тихо спросила Птица.

- Они не так далеко, как тебе думается, и они идут сюда. Дым от костра привлек их.

- И что делать?

- Ничего. Не раскрывать рот и быть готовой. Всегда надо быть готовой, Птица.

Глава 20

Их было пятеро. Они умели двигаться тихо, потому вынырнули из чащи бесшумными призраками. В руке одного полыхал факел, освещая его коренастую фигуру в сильно потрепанном кожаном доспехе Тханурского ратника. Четверо из них были лохматыми и бородатым - здоровенные мрачные мужики. Лишь пятый, ступающий рядом с факельщиком, был чуть ли не подростком, длинноволосым и мрачным.

Саен так и сидел у костра, доедал остатки каши. Он не сдвинулся с места, не промолвил ни слова, даже не убрал миску с колен. Поднял голову и выжидающе глянул на незваных гостей.

- Что вы это тут делаете, люди добрые? - издевательским милым голосом заговорил человек с факелом.

- Глянь, какая красотка. Клянусь гуссовой бородой, в жизни такую не встречал, - сказал другой и ткнул пальцем в Птицу.

- Точно, славная милашка. Глазками так и стреляет, - согласился третий и приблизился к костру. Рука у него лежала на рукояти меча, но сам он был вполне уверен в том, что отпор тут никто не окажет.

- Это откуда же в этих худых краях девушка в таком дорогом плаще и с такими длинными косами? И с непокрытой головой. Чай, не заблудились ли вы? - снова заговорил бородатый, передавая факел подростку.

Он двигался медленно, кряхтя, точно старое, сухое дерево. Потому Птица проглядела его мгновенный бросок, и заметила лишь слабый блеск воткнувшегося в землю кинжала. Оружие, брошенное в Саена, не долетело, как обычно. Саен слабо улыбнулся, молча поднял его и посмотрел на главаря.

Тот резко распорядился, распрямляя плечи:

- Убейте мужчину! Девчонок забираем себе.

Трое кинулись к Саену. Зазвенели печально искры меча духов. Саен, подскочив, попятился и после, неожиданно сделал выпад, перерубив длинным клинком ближайших двух врагов. Обоих за один удар. Чуть светящийся клинок прошил тела так, словно это были кули с сеном. Аккуратно разрезанные половинки залили землю кровью. Птица вскрикнула. Огха забилась за дерево.

Крепкие руки, охватив Птицу за плечи, приставили к горлу холодное лезвие кинжала.

- Сдавайся, иначе убью твою девку! - прогремел над ухом хриплый голос. От главаря воняло чем-то кислым и противным, грубые пальцы сжимали плечи до боли, клинок царапал горло.

Мальчишка попятился. Еще один разбойник осторожно и нервно подступал к Саену, выставив вперед меч.

- Птица, что стоишь? - тихо спросил Саен.

И вдруг стало просто и ясно. Руки, грудь, сердце. Сердце главаря, которое стучит за спиной, так ровно, так уверенно. Почувствовать его ритм, войти и остановить. Раз... Два... Три...

Мужик свалился молча. Раскинул руки и уставился удивленным, замершим взглядом в небо. Мальчишка с факелом споткнулся, прокричал что-то о колдунах. Птица рассеяно оглянулась. Рядом с Саеном истекало кровью то, что когда-то было людьми. Все трое мертвы. Мертвее не бывает просто.

- Чтоб я сдох... - пробормотал Саен, убирая клинок. - Что стоишь, дурень? Проваливай отсюда, пока не снес тебе голову.

Парень выронил факел и ломанулся в кусты, не оглядываясь и не задерживаясь.

- Вот за что я не люблю эти клятые королевства. Всегда есть какой-то подвох. А такой спокойный был вечер...

Саен пнул ближайший труп, поднял голову, посмотрел на Птицу и тихо сказал:

- Хорошая работа. Мы с тобой славно сработались, так?

Птица кивнула, чувствуя, что буквально трясется от возбуждения и страха. Кровь бурлила в жилах, подкатывала к горлу тошнота и только от одной мысли, что она только что убила человека, становилось дурно.

- Идите в шалаш. Я уберу тут. Зарою уродов, пусть гниют в земле.

Управился Саен быстро. После подбросил хвороста в затухающий костер, сел у огня, подпер подбородок руками. И так сидел довольно долго.

Огха дрожала и молчала. И Птица поняла, что в путь они соберутся только утром, что Саен не оставит девчонку одну, потому достала спальные мешки, повесила над огнем чайник и после приблизилась к хозяину. Положила руки ему на плечи и тихо сказала:

- Я заварю тебе чаю. С медом, как ты любишь. Хорошо?

Саен сначала кивнул, после согласился:

- Хорошо, будь добра, Птица. И пусть Огха ложится и спит. Дай ей какое-нибудь одеяло, у нас ведь есть запасные. Что-то придется ей оставить, иначе она замерзнет тут.

Птица помогла девочке устроится на ночлег, напоила чаем все еще спящего Тхана, вливая ему жидкость по чуть-чуть, маленькой ложечкой. После сполоснула кружку и ложку и приготовила напиток для Саена. Устроилась рядом и не удержалась, прижалась к плечу хозяина. Ей самой до смерти хотелось забыть и разрубленные тела разбойников, и вонь их главаря и ошалелые глаза парня. Хотелось не думать об этом, но назойливые мысли лезли и лезли. Убивать легко, только после этого такое чувство, словно сделала что-то не то и не так.

- Разбойное племя. Насиловали, грабили, убивали, - заговорил вдруг Саен, - им нравилось причинять боль. Чужая боль их питает, возбуждает, радует. Для них это забава. Ограбить и убить - как муху прихлопнуть. Выродки, по-другому не назовешь.

Птица вздохнула.

- Считай, что мы доброе дело сделали с тобой. Грязное и поганое, но очень доброе. Паренька только зря отпустили, он тоже порченный. Отмеченный тьмой с самого детства. Еще причинит он боль ни одному человеку, это как пить дать. Надо было и ему голову отрубить, он бы и не понял, что с ним произошло. Зато и сам бы не мучился, и других не мучил...

Птица крепче прижалась к плечу Саена. Обычно он не говорил о своих чувствах, обычно вообще не очень говорил с Птицей. Но сейчас ему надо было с кем-то поговорить, Птица это чувствовала. Потому не спрашивала и не отвечала. Ответы тут были не нужны. И так понятно, что гадко и мерзко, что лучше бы не встречать им эту шайку бандитов, не проливать кровь на землю, не забирать чужие жизни. Только разве ж они могли выбирать? Они просто защищались. Иначе убили бы Саена, а Птицу и Огху забрали...

- Вот поэтому я и не люблю клятые королевства. Столько зла, сколько тут, я не встречал больше нигде. Разве что баймы только хуже.

Саен вдруг обнял Птицу за плечи и легонько прижал к себе. Проговорил над самым ухом, тихо и мягко:

- Не должен был я заставлять тебя убивать. Не годиться женщине отнимать чужую жизнь. Женщина наоборот, дает жизнь, рождая детей. Ваше призвание - давать, а не отнимать. Прости, Птица, что-то не то выходит у нас с тобой...

Птица осторожно дотронулась до пальцев Саена, ей хотелось хоть немного поддержать его, сказать хоть что-то доброе и утешающее, но слов не находилось. Она вздохнула и накрыла холодные пальцы хозяина своей ладонью.

Не все так плохо, они же помогли Огхе и Тхану. Спасли паренька от смерти, накормили, согрели, защитили. Они сделали то, что могли. И спасли от болезней две деревеньки. И еще спасут, у них получиться. Значит, не только смерть они принесли.

- Сидишь и жалеешь меня, - снова заговорил Саен, слегка улыбнувшись, - и мне нравится твоя жалость. Глупо, конечно, я знаю. Но мне нравится, Птица, что ты меня жалеешь. Надо бы отправить тебя спать, но вот, я хочу сейчас, чтобы ты сидела рядом и продолжала меня жалеть... Чтоб я сдох - как говорил Еж.

- А Еж и Травка уже давно спят, наверное... - еле слышно проговорила Птица.

Она поняла все слова Саена о жалости, но говорить об этом было неловко и странно. Да и не хотелось. Ведь и так все было ясно, а даже если и не все - то это и не важно. Злость Саена была жесткой, а грусть переворачивала сердце. И это было новым, непонятным, диковинным чувством.

И Птице самой было грустно и беспокойно. И она все прижималась к плечу Саена и все сжимала его пальцы, пытаясь отогреть. Беспокойно металось пламя костра, и возилась в шалаше Огха.

Незаметно подкралась дремота, веки отяжелели, и Птица уснула. Но даже сквозь сон она чувствовала, как крепко обнимает ее за плечи Саен и как нежно прикасается губами к прядям ее волос. Чувствовала и улыбалась.

Глава 21

Вот уже несколько дней они были в пути. Ночевали на земле, под открытым небом, ели у костра и часами двигались под дождем. Плащ Птицы отяжелел, пропах дымом и весь был заляпан грязью. Плотные штаны, пара шерстяных рубашек, ботинки - вся ее одежда выглядела ужасно.

Ни постирать, ни отмыться как следует было невозможно. И постоянно донимали холод и дождь.

Это в Линне круглый год было тепло и сухо, и ночами долгожданная прохлада остужала мостовые, забирая накопленный за день жар. А тут, в Нижнем Королевстве наступила осень - так говорил Саен. И солнце скрылось за постоянными, непрекращающимися тучами. Казалось, что здешние духи лишили людей милости и насылают, насылают без конца ветер, дождь и холод.

Птица робко заметила об этом Саену, но тот улыбнулся совсем не весело, хмыкнул и ответил:

- Глупость это. Рядом с вашим Линном проходит теплое течение, которое и согревает землю, воздух и дает вам тепло. И вы находитесь на юге, южнее Нижнего Королевства. А тут глубь материка, тут ни теплых течений, ни теплых источников. И даже ума у людей тут нет. Вот потому холодно и неуютно.

От дождя плащ намокал и становился противным и тяжелым. Капюшон хоть и сохранял голову сухой, но тоже оседал на плечах влажным весом, когда Птица его снимала. Плащи сушили у костра, и тогда от них поднимался противный дым, а на утро они воняли костром и еще какой-то ерундой. То ли плесенью, то ли дождевой водой - не понять.

Саен перестал бриться и опять зарос щетиной. Но теперь-то Птица не пугалась его, теперь они гораздо лучше понимали друг друга.

О Нижнем Королевстве Саен знал почти все. Кто покоится в заброшенных курганах, как называются крошечные деревеньки, в которых они оставляли лекарства, как называются реки и куда ведут узкие тропки. Только не очень веселые это были знания. Убийство, кровная месть, грабеж. Болезни и смерть оставляли свои отметины на земле Королевства, и все эти отметины Саен умел прочесть.

- Зло всегда порождает зло, - говорил Саен, - так и тянется цепочка. Обида, месть, убийство, снова месть и снова убийство. Без конца. Помнишь тех разбойников, которых мы убили в лесу? За ними водилось много злодейств и, вроде бы, заслужили они смерть. Вот мы их и убили. Но теперь-то мы тоже убийцы, Птица, вот в чем дело. Зло не остановилось, мы не изменили людей, не заставили их передумать и раскаяться в том, что они делали. Мы просто забрали у них жизнь, мы сделали то, что обычно делали они. Породили еще одно зло, которое осталось в этих местах и однажды обязательно себя проявит.

Птица смутно понимала его, но зато слишком сильно чувствовала его горечь и злость.

- У здешних людей нет жалости, Птица, вот в чем дело. Они не умеют никого жалеть. А если нет жалости, то нет и любви, любовь не может существовать без жалости. Вот потому зло и чувствует себя слишком хорошо в этих местах.

- Зло - это Темные?

- Нет, Птица. Зло - это люди. А Темные приходят только тогда, когда их приглашают. Без приглашения они не могут занять территорию, таковы правила. Их правила. А они свои правила всегда соблюдают.

- А помнишь, как ты вызывал драконов и заманивал их в Линн? Эти драконы тоже поели немало людей и принесли немало зла в Линн, - тихо напомнила Птица.

Саен глянул на нее, поднял брови и спокойно согласился:

- Да, я это знаю. Временами я не могу сдерживать свою злость, и, временами, мне хочется наказать здешних людей. Я достаточно насмотрелся на вереницы рабов, на вереницы жриц. Я видел видение о праздниках Набары, видел разврат и гулянку. И я подумал, что неплохо бы порушить вашу безмятежность. Драконы, сжирающие людей - это то, что нужно. Вот поэтому обычно я предпочитаю держаться от Королевств подальше...

И Саен замолчал.

Птица нахмурилась, подняла голову, хотела еще задать вопрос - но не стала. Слишком уж неуютными показались последние слова Саена. Его злость, его ярость были слишком знакомы, а теперь еще и стали понятны. И временами это пугало по-настоящему.

Они проехали еще пару деревень, где Саен оставил лекарства. В последней старейшина, оказывается, его знал. Старенький, седенький мужичок поклонился до земли и очень почтительно сказал:

- Услышал Создатель молитвы-то наши, послал тебя на помощь. А уж как мы увидеть тебя хотели, Саен - и не передать. Кузница твоего брата все еще стоит, только работают в ней другие.

- Ну, и хорошо, пусть работают. Я давно уже не занимаюсь кузнечным делом.

- Говорят, что ты старейшина Каньона Дождей? Говорят, что Лига Верных теперь там?

- Так и есть.

- А это кто с тобой? Жена твоя?

Птица дернулась от последнего вопроса и вдруг поняла, что глупо краснеет.

- Это моя ученица. Умная, смышленая девушка. Она тоже умеет врачевать, Создатель ей дал немалые способности.

- Да хранит вас Создатель, дети, доброе дело вы делаете. Да хранит вас Создатель...

И только когда деревенька осталась позади, Птицу вдруг пронзило понимание. Ее приняли за жену старейшины! Ее, девочку-рабыню, которая глаз не смела поднять на свободных людей, у которой еще дырочка в носу не заросла как следует! Безродную сироту, нищую глупышку приняли за жену старейшины Каньона Дождей! Быть такого не может...

А Саен не возмутился и не отказался. Не сказал, что она не жена, не возразил! Просто пояснил, что это ученица его.

А ведь когда-то Саен непременно женится, и приведет в дом другую женщину. Горечь этой мысли захлестнула, но тут же раздался спокойный голос хозяина:

- Птица, не думай о ерунде, ладно? Я не собираюсь в ближайшее время жениться. И, знаешь, если вдруг мне припадет охота это сделать, я возьму в жены тебя. Что скажешь?

Он оглянулся с улыбкой, и стало ясно, что это шутка.

- Возьми, - Птица тоже растянула губы в несмелой улыбке.

- Ладно, посмотрим. Кашу ты уже научилась варить, картошку вполне сносно умеешь чистить. А посуду - так вообще справно моешь. Что еще надо от жены?

Птица открыла было рот, чтобы сказать, что на самом деле требуется от хорошей жены, но тут же закрыла. Шутит Саен, и ему весело. И горько и весело одновременно.

- Откуда ты знаешь старейшину той деревни? - задала она вопрос.

- Вырос там. Родился я в Верхнем Королевстве, а жил здесь, в Нижнем. Брат мой меня растил. Был он кузнецом, работал в кузнице.

- Это было до того, как ты стал Моуг-Дганом?

- И до, и немного после. Я расскажу тебе как-нибудь, но не сейчас. Сейчас, Птица, я не хочу об этом говорить. Совсем скоро мы окажемся в Тхануре. Сделаем запасы еды и постараемся уехать оттуда до темноты. Мне надо увидеть Игмагена, хотя бы издалека. Хочу понять, что задумал этот старый маг. Баймы просто так в этих местах ходить не станут, и стронг появился не случайно. Наверняка Игмагену что-то известно.

- Поковыряешься в его голове?

- Да, именно это и хочу. Задача проста, самим остаться незамеченными, чтобы не влезать в новые неприятности и не убивать новых людей, увидеть Игмагена и убраться с города. Вот и все.

- А после домой?

Саен усмехнулся, бросил на Птицу быстрый взгляд и спросил:

- Соскучилась по Каньону?

Птица кивнула.

- Я тоже. Я тоже хочу домой. Вернемся, если все сложится.

В Тханур они въехали к полудню. Высоченные городские ворота, оббитые железом и украшенные многочисленными и не очень понятными изображениями колеса, суровые стражники в железных кольчугах, железных шлемах и железных наколенниках, грязная дорога, грязные телеги, грязные люди, грязное небо. И нудный, тоскливый колокольный звон, вынимающий душу - вот что увидела и услышала Птица.

Тханур не казался ни величественным, ни красивым, ни загадочным. Древним - да, камни стен посерели, камни мостовых повыскакивали, оставляя заполненные грязной жижей окошки. Город гомонил сотнями людских голосов, но это не был радостный, живой гомон. Скорее ворчание, жалоба. Нудное сетование на суровую, злую судьбу, на немилость духов, на гнев Создателя.

Их пропустили за плату - каждый, кто попадал в город, должен был заплатить сидящему у ворот рыцарю с лысой головой и грязно-белым плащом мелкий медный грош.

- У тебя две лошади и девушка, почтенный, с тебя четыре медяка, - не поднимая головы, буркнул Саену этот почтенный служака.

Саен хмыкнул и сунул ему медяков - их наменяли по дороге в Тханур у одного торговца.

Улочки лениво забирали вверх, скалились многочисленными лужами, нависали над головой потертыми вывесками. Скрипели дверьми, постукивали ставнями. Лаяли собаки, плакали дети, ругались мужчины.

Женщин и слышно не было. А если и попадались, то Птица таращилась на них и не могла глаз отвести - закутанные в платки, темные, худые, страшные - они казались существами без пола, без красоты, без имени. Не женщинами - а фуриями казались.

Саен велел Птице закрыть голову капюшоном, надвинуть на самое лицо, чтобы не показывать голову.

- Мы смотримся состоятельными людьми, к нам претензий не будет. Но смотри, чтобы капюшон не свалился с головы, для здешних это все равно, что ты останешься голой, - велел он.

Заехали в одну из самых больших и нарядных лавочек, где у прилавка им приторно заулыбался суетливый круглый мужчина с небольшой сережкой в ухе. Тут же принялся совать на прилавок различный товар - среди них и платки и длинные юбки, и вязанные из серой пряжи носки. Саен попросил у него небольшую головку сыра, самого дорого и самого лучшего. Муки, пару колец колбасы, изюма и баночку меда.

Мед тут же открыл, попробовал, почерпнув кончиком ножа, сморщился.

- Засахаренный мед у вас, почтенный. И трав совсем не чувствуется. Откуда везете?

- Так, с юга, с наших деревень привозят его. Хороший мед, бери, господин приезжий, не пожалеешь, - мужчина расплылся в подобострастной улыбке и кинулся выискивать на полках еще что-то.

Хлопнула входная дверь, появилась на пороге худенькая фигурка, замотанная в платок. Юбки доставали до пола - грязные подолы, обтрепанные края. Поклонившись, девушка поцеловала деревянный круг на груди, подняла голову. Совсем юная, темноглазая, миловидная.

Красота ее была трогательной и беспокойной. Спрятанная под платком, под худобой и бледностью, она проглядывала в быстром движении тонких бровей, в грустно сжатых полных губах, в изящной, мягкой походке.

- Чего тебе? - мигом переменился хозяин. Вся его приветливость слетела с лица, как листья слетают с деревьев.

- Мне бы шерсти овечьей, матушка послала.

- А сама матушка почему не пришла?

- Болеет. Вот уже пятый день не встает с кровати... Очень просила. Шерсти и муки.

- А деньги? Деньги у тебя есть?

- Дала матушка. Велела к вам идти, у вас лучшая в городе шерсть.

- Вот же ленивое отродье. Шастаешь, пялишься, вместо того, чтобы работать. Лучшая шерсть у меня... Знаю я тебя, злая твоя натура, на сына моего заглядываться пришла, да? Только нет его в городе и не будет! Не для тебя мой сын, и не ходи, и не глазей. Топай отсюда, купишь в другой лавке все, что тебе надо!

Саен вмиг потемнел. Скривил презрительно губы, повернулся к хозяину и потребовал еще пару мешком муки, еще баночку меда, несколько мотков шерсти и пару буханок хлеба.

Еще раз стукнула входная дверь, выпуская понурившуюся девушку.

Саен торопливо сунул покупки в мешок и, оставив плату, вышел. Хозяину он не сказал больше ни слова. Птица заторопилась за ним. Что он задумал? Так и есть, догнал девушку и сунул ей в руки муку, мед, шерсть и хлеб.

- Зачем? Зачем вы так сделали? - девушка вытаращилась на Саена так, будто он совершил невесть какое чудо.

- Потому что захотел помочь тебе. Мы должны помогать друг другу, - коротко ответил Саен, - а продавец совершенно зря клеветал на тебя. Злой он человек.

- Так, что ж тут поделать? - ответила девушка, все еще растерянно держа в руках подарки от Саена.

- Не ходить больше в его лавку и держаться от него подальше. У него темное сердце и он может серьезно навредить тебе.

- Сын его любит меня. - Девушка вздохнула и добавила совсем тихо, - и я его люблю.

- Так пусть сын его заберет тебя и увезет из города, подальше от отца. И пусть возьмет тебя в жены, а старейшина какой-нибудь далекой деревеньки совершит обряд сочетания. И живите себе в любви. Рядом с этим человеком жизни не будет ни тебе, ни твоему любимому. Это единственный совет, Ранга, и другого не будет. Послушайся его, хорошо?

- Откуда вы знаете мое имя?

- Я много чего знаю. Иди с Богом, и да хранит тебя Создатель.

Где-то далеко раздался звон колокольчиков - высокий, нервный, долгий. Загудели трубы, низкими голосами наполняя воздух тоской и тревогой. Птица оглянулась, поежилась.

- Созывают на площадь, - проговорила Ранга и примостила холщовую сумку с покупками Саена на плечо.

- Тогда прощай, - ответил ей хозяин.

Девушка Ранга еще долго стояла и смотрела вслед удаляющимся Саену и Птице. Ее удивление, радость и смущение чувствовались слишком хорошо, и это были светлые чувства. Едва завернули в проулок, Птица улыбнулась и не выдержала:

- Хорошо, что ты ей помог. Хорошо бы она тебя послушала и приняла правильное решение. И парень ее тоже.

- Мне их жаль, Птица.

- А мужик этот из лавки просто злыдень. Его бы тоже наказать...

- Зачем?

- Ну... чтобы эти двое молодых могли спокойно жить... - растеряно пробормотала Птица, чувствуя, что говорит что-то не то.

Саен усмехнулся:

- Без хозяина лавка зачахнет, а у него есть еще несколько младших детей, которых надо кормить и одевать. Кто их будет растить?

- А если парень не захочет уезжать? Он же старший сын, он бы наследовал лавку и дело отца.

- Значит, ничего у него с Рангой не выйдет, отец не даст. Он человек властный и сильный, он умеет управлять ситуацией.

- И ничего нельзя сделать?

- Люди сами должны захотеть изменить свою жизнь. Насильно никого не поменяешь. И, между прочим, хозяин лавки поклоняется Создателю. Регулярно бывает в храме, приносит пожертвования в храм и очень тщательно выполняет правила. Только милосердия нет в его сердце. А так - вполне себе праведный человек.

Птица совсем растерялась.

- Значит, он хороший?

- Он такой, какой есть. Ты видела. Он заботиться о своей семье и много работает, но он никому не дает свободы, никого не жалеет и желает сам управлять всем. Хорошо это или плохо? Не так плохо, как могло бы быть. В этом доме все слажено, дети сыты и довольны, жена здорова. А что еще надо простым людям?

- Но его сын желает жениться на Ранге. А отце им этого не дает...

- Всегда приходится чем-то жертвовать. Такова жизнь. Давай зайдем еще в эту лавку.

Они оказались в темноватом длинном помещении с рядами полок, на которых лежали стопками разноцветные платки, шарфы, плащи. Висели самые разные юбки - цветные и не очень, длинные, шерстяные, с оборками и складками. Это лавочка для очень состоятельных людей - тут же догадалась Птица. Тут были даже суэмские вещи - шерстяные рубашки, утепленные штаны, ботинки, жилеты из овчины, коврики и одеяла.

Саен выбирал самые дорогие и самые хорошие вещи. Платки для Птицы, большую серо-розовую шаль из тончайшей шерсти горных коз Верхнего Королевства, несколько золотых браслетов на руки, разноцветные шнурки с деревянными бусинами для кос. Взял и для себя парочку рубашек.

Заплатил суэмским серебром, и у владельца лавки лицо сделалось таким сладким, будто он с самого утра мазал его медом.

- Заходите ко мне еще, заходите. Для вас, уважаемый, у меня найдется все, что угодно.

Саен лишь кивал в ответ.

Выйдя на улицу, он приторочил мешочек с покупками к седлу, после повернулся к Птице и показал на цветной платок в своих руках:

- Сейчас пойдем в здешний храм. Надо, чтобы ты завязала голову по здешнему обычаю. Давай, помогу тебе.

Он сам снял капюшон с головы Птицы, сам осторожно заправил прядки волос за уши. Пальцы его были теплыми, глаза улыбались и весь он светился от чувств, которые Птица не как не могла понять и назвать для себя.

В платке было странно и неудобно. Но Птица молчала - раз надо, значит надо.

- Теперь я похожа на здешних женщин? - с небольшой улыбкой спросила она.

- Нет, - ответил ей Саен, - теперь ты похожа на красивую девушку в платке.

И он наклонился и поцеловал ее в губы. Легко поцеловал - короткое прикосновение - и все. Но Птицу опалило жаром, она задрожала, взяла Саена за руку и еле удержалась от того, чтобы не потянуться к его губам.

- Нам еще многое предстоит сделать. Пошли, Птица.

Они двинулись пешком, и ладонь Птицы все еще находилась в руке Саена.

Глава 22

Колокольчики смолкли, вместо них ударили в колокол. Бам! - и улицы наполнились густым гулом. Бам! Бам! Что-то тревожное и неприятное проскальзывало в этих звуках, и Птица неуверенно завертела головой, чувствуя, как мешают концы платка, обвязанные вокруг шеи.

Народ торопился куда-то вверх. Саен зашагал за людьми, ведя за собой вороного.

Чуть дальше можно было рассмотреть грязно-белые стены строящейся башни - леса вокруг нее торчали, словно ребра диковинного животного. Стучали молотки, скрипели телеги, ржали кони. Но едва загудел большой колокол - все смолкло. Строители заспешили вниз, зашагали по направлению к храму. Сутулые, грязные, изможденные - они выглядели гораздо хуже, чем рабы Линна. Рабы хотя бы не выглядели такими голодными, в Свободных побережьях не принято было морить голодом рабочую силу.

- Это храм Знающих, - произнес Саен и свернул с дороги.

Птица последовала за ним.

То, что называлось храмом, скорее напоминало небольшую крепость. Красивого ничего в этом здании не было - деревянные стены, обычная крыша, крытая обычной черепицей. Все коричнево-серое, темное, намокшее от дождя.

Деревянные ступеньки - всего четыре штуки. Деревянные перила, хорошо обструганные, но довольно простые, без изысков. И каменные статуи внутри, расположенные кругом. Несколько статуй, и к каждой выбит на полу длинный желобок, заполненный высохшими цветами и зерном - растительные приношения.

- Вот это - я, - тихо проговорил Саен и положил ладонь на каменное плечо высокого, красиво выполненного изваяния.

На самого Саена каменный человек вовсе не походил. Может, разве что брови и глаза немного. Лицо слишком холодное и ровное получилось у мастера, короткие ровыне волосы безжизненно ложились на чуть оттопыренные уши, губы сжимались в холодной строгой гримасе. Строгое лицо строгого правителя. Как будто это древний король, управляющий землями. Или древний маг, но не Саен, умеющий и злиться, и сочувствовать и мстить.

- Это не похоже на тебя, - заметила Птица.

- Вот именно. Но этой статуе приходят и молятся.

- Ты ведь не бог...

- Для них, выходит, бог. Людям хочется создавать себе новых и новых богов, таких, чтобы были предсказуемы и послушны, и похожи на людей. Для себя создавать богов, своих собственных.

Храм был почти пустой, только парочка бритоголовых священников сжигала на священном алтаре в середине храма ароматные палочки. Пахло хвойным маслом и миндалем. Единственное место во всем городе, где приятно пахло.

За стенами храма гудела людская толпа - звуки доносились даже через толстые бревенчатые стены. Саен повернулся и вышел. Взял Птицу за руку и заговорил, брезгливо сморщившись:

- Я сделал для этого города все, что мог. Защитил от баймов, избавил от жрецов и храмов, рассказал о Создателе. Я лечил всех, кто обращался ко мне за помощью. И я постоянно рассказывал им о Создателе. А они всего лишь заменили одну религию на другую. Им всем нужны правила, они хотят четких указаний и не желают думать головой. А Создателю не нужны их правила, Он хочет, чтобы мы были милосердными друг ко другу и жалели друг друга. А все эти храмы Ему не нужны, Он не живет в деревянных домах. Для Него эти дома слишком малы. Пошли, Птица, нам надо сделать еще одно дело. Хочу, чтобы ты сама, своими глазами посмотрела, как в Тхануре выполняют правила.

Площадь Праведников - вот как называлось то место, куда привел ее Саен. Народ толпился тут, предвкушая дармовое развлечение, и почти все радовались, что на этот раз беда коснулась не их. Чужая боль развлекала, чужая беда была для них предметом радости.

На широком балконе, выступающем отдельным крылом от храма, стоял толстощекий лысый человек в богатом бархатном белом плаще, расшитом золотом. Меховой воротник полностью закрывал шею, рукава шерстяной синей рубахи украшал богатый узор. Человек говорил, и зычный голос разлетался над площадью.

А на деревянном постаменте, привязанный руками к столбу, провисал мальчишка-подросток с окровавленной спиной.

- Да услышат нас все Знающие и да помилуют! Да восторжествует справедливость, и да канет в бездну всякое зло! Мы все знаем, что праздность и лень - это страшное зло, и наша святая обязанность - искоренять их из детей, из мальчиков и девочек. Потому сегодня наказанию подвергнется не только старший брат, но и младшие. Дайн и Лейн Гойя будут высечены так же, как и их брат, у позорного столба на Площади Праведников. И да страшатся ваши сердца, жители Тханура, делать зло. Бойтесь справедливого возмездия, жители Тханура.

Лысый человек поднял руки вверх, задрал подбородок и глаза его устремились на мрачные, нависшие над самой крышей храма, тучи.

- Праведный Отец Игмаген, - проговорил Саен, и принялся пробираться вперед через толпу, по-прежнему не отпуская руки Птицы.

- Вы знаете правила, можно выкупить золотом провинившегося, заплатить цену повинности. Есть ли тут люди, готовые заплатить за братьев Гойя?

Последнюю фразу Праведный Отец произнес быстро и равнодушно, скорее для формы, чем с надеждой получить денег. Ему никто не ответил, толпа молчала. Люди целовали деревянный знак на груди и нетерпеливо переминались с ноги на ногу, в ожидании очередного развлечения.

- Я плачу золотом за всех трех братьев, - громко сказал Саен, и Птица вздрогнула.

В голосе его послышалось столько власти, столько стали и гнева, что народ невольно расступился. Поднялась волна разговоров, те, кто стоял на противоположной стороне площади, за спинами других, поднялись на цыпочки, чтобы рассмотреть храбреца, осмелившегося нарушить наказание.

- Кто это говорит? - Игмаген казался удивленным.

- Я странник, я покупаю людей на Свободном Побережье. Да хранит вас всех Создатель, народ Тханура. Я заплачу золотом за этих детей, как и положено по правилам вашего города. Деньги со мной. Пусть приведут мальчиков, почтенный Праведный Отец.

- Покажи золото, - потребовал Игмаген.

Саен совершенно спокойно снял с пояса мешочек и высыпал на ладонь монеты.

- Где чеканили золотые? Чье золото? - снова прозвучал вопрос.

- Суэмское золото. Самое лучшее. Другим я не пользуюсь.

- Что же, - Игмаген задрал еще выше подбородок, - казне города деньги нужны, и если можно выгодно продать нечестивцев - то надо это делать. Ты, значит, со Свободных Побережий, уважаемый?

- И не только там я торгую, - голос Саен звучал низко и жестко.

- Приведите ему мальчиков. Но старший брат уже получил свою долю наказания. Это только пойдет ему на пользу, уважаемый.

- Не сомневаюсь, - легкая усмешка тронула губы Саена.

Золотые тяжелые монеты призывно и бесстыдно блестели на ладони хозяина. Они притягивали взгляды толпы, вызывали жесткий шепот и хриплые выкрики, тонувшие в общем гуле.

- Ишь, богатей, нашел на кого тратиться...

- Небось, и получше нашел бы рабов...

- Повезло мальцам, не будут мучиться...

- Подожди, на галерах их и не такое ждет...

Чужие руки хватали Птицу за край плаща, чужие глаза смотрели неприветливо, настороженно. Всем хотелось знать - кто они такие, всем хотелось зрелищ и историй. И разочарованный народ все больше роптал и ругался.

Привели мальчиков - черноголовых, узколицых, тонкогубых. Саен попросил связать им за спиной руки, чтобы не убежали, и сам отсчитал монеты одному из железных рыцарей, что, сурово поджав губы, встал перед хозяином.

- Третий сам идти сможет?

- А зачем тебе третий? - невозмутимо сказал рыцарь. - Мы тебе продадим здорового мальчика, так будет лучше. Здоровый раб гораздо лучше больного.

Саен спокойно хмыкнул, после, повысив голос, обратился к Игмагену:

- Я торговец, Праведный Отец, а не раздаватель милости. Я вовсе не собираюсь выручать ваших мальчиков. Мне нужны три брата, мне дали заказ в Свободных Побережьях. И если братья не продаются все вместе, то я буду искать других. Воля заказчика священна для торговца, ты знаешь это, Праведный Отец. И я предложил хорошую цену. Потому я или покупаю троих братьев, или ухожу и ищу других.

При этих словах один из мальчиков повел плечом и сморщился. Плюнул зло под ноги Саену и тут же получил здоровенную затрещину от рыцаря.

- Ладно, почтенный и уважаемый, я продам тебе троих братьев. Забирай и третьего, но если он сдохнет по пути в Свободные Побережья, то не моя в том вина.

- Как я могу винить тебя, Праведный Отец, - Саен наклонил голову.

Он еле сдерживал гнев, Птица чувствовала, как бурлит в нем желание убить и Игмагена и большинство железных рыцарей на этой площади. Да и людей он бы не пощадил. Вот в такие минуты и приходят ему в голову мысли о драконах-надхегах. Парочка тварей - и люди разбегаются в страхе и ужасе.

Мальчика привел палач. Поддерживал за предплечье и тянул рядом с собой. Голый по пояс, с покрытой кровавыми полосами спиной, сломленный и зареванный, мальчик дрожал всем телом и не решался поднять голову.

Саен положил ладонь ему на плечо, слегка подтолкнул - и Птица поняла, что хозяин уже успел поделиться силой со своей новой покупкой. Достаточно одного прикосновения, чтобы поддержать и помочь. Понял ли это мальчик? Или слишком занят своим страхом и своим горем?

А ведь совсем недавно и сама Птица была такой же испуганной и точно так же пугливо шарахалась от хозяина. Ждала подвоха, беды, проклятия. Недоумевала и мечтала вернуться назад, в Линн.

Хвала Создателю, что она не стала жрицей Набары, что Саен забрал ее в Каньон, дал ей свободу, дружбу и принялся учить ее. Хвала Создателю!

Только сейчас Птица со всей остротой и ясностью осознала, что судьба на самом деле улыбнулась ей. По-крайней мере дважды. Она обрела дом в Каньоне Дождей, она уважаема в городе и к ней очень хорошо относятся - ведь она ученица старейшины Каньона.

И она обладает невероятной силой, она может стать Моуг-Дганом. Это уже второе везение.

И преисполнившись вдруг благодарности, Птица решила помогать хозяину. Саен попросил одного стражника помочь доставить мальчиков к лошадям. Сам он, брезгливо сморщившись, взял за локоть третьего, того, что был постарше и был наказан на площади. Взял и повел, полураздетого, вперед. Подталкивал довольно грубо, кривил губы и временами поглядывал на Птицу с тревогой.

Птица старалась не отставать. Заторопилась к коновязи, отвязала поводья своей лошадки.

- Нам надо купить телегу. Или еще коней, - задумчиво проговорил Саен и оглядел свою новую покупку.

Двое младших походили друг на друга, как две горошины стручка. Абсолютно одинаковые глаза, губы и кругленькие носы. И даже темно-коричневые вихры надо лбом торчали совсем одинаково.

- Вы близнецы, и вас зовут Лейн и Дайн, - сухо уточнил он.

Мальчики оба одновременно кивнули, сощурились.

- А ты - как твое имя? - Саен обратился к старшему.

Старший мальчик все еще дрожал и все еще нервно всхлипывал.

- Я не виноват, - наконец выдавил он из себя, - я не виноват. Нас нельзя было продавать и наказывать...

- Я что спросил у тебя? - Саен нахмурился. - Я спросил имя, а не кто виноват. Будь мужчиной и отвечай на вопросы. Ты не умираешь, от таких царапин на спине еще никто не умирал. Имя!

- Дагур...

- Полное имя, вместе с родовым прозвищем!

- Дагур Гойя.

- И сестру вашу зовут Лисаэн, так выходит? Правильно я назвал?

Близнецы вытаращились на Саена так, будто он засвистел голосом птицы маса.

- Значит, правильно.

И хозяин велел стражнику, помогавшему провести мальчиков, убираться. После зашел в ближайшую таверну, рассадил на скамье всех троих, Птицу попросил сделать заказ, а сам быстро смазал все тем же суэмским бальзамам спину Дагура. После вышел, сказав Птице, чтобы присматривала за всеми тремя, а мальчишкам - чтобы быстро лопали.

Горячий суп, ломти хлеба и кусочки соленого сала. На еду накинулись без приглашения. Один из близнецов спросил, не переставая жевать:

- Мы на Свободные Побережья?

Птица подняла брови, слегка качнула головой, после невозмутимо ответила:

- Ты не можешь задавать вопросы. Хозяин сам знает, что вам нужно знать, а что нет. Ваше дело - есть.

Чем меньше знают эти трое - тем меньше болтают. Хозяин сам расскажет им то, что посчитает нужным.

Саен вернулся с простенькими рубашками из небеленой ткани и тремя грубыми куртками, подкладкой которым служила шерстяная ткань. За спиной у него висел плотно набитый вещевой мешок, и Птица догадалась, что там тоже лежат покупки, предназначенные, скорее, для мальчишек.

- Отправляемся. Хватит жевать, - резко сказал Саен. - Надо до ночи выехать из города.

У коновязи Птица увидела третью лошадку - смиренного, крепкого мула гнедой масти, покладистого и черногривого. Саен велел двоим близнецам забираться на мула, Дагура устроил в седле перед собой. Птица взобралась на свою лошадку - и они тронулись. Прямиком, по главным улицам, мимо домов и лавок, мимо железных рыцарей и толпы. Где-то за спиной снова протяжно загудел большой колокол, и хозяин бросил, ни к кому особенно не обращаясь:

- Игмаген совершил казнь еще одного грешника.

- Повесили, - вдруг резко заметил один из близнецов. - Это был хороший человек. А вчера умер Знающий Таин. Просто ночью умер.

Второй близнец пнул говорившего в бок, будто предупреждая, чтобы не болтал. Саен ничего не ответил. Птица тоже промолчала. Она всем сердцем чувствовала, что надо непременно выбраться из города. Обязательно выбраться. Только когда каменные стены Тханура исчезнут вдалеке, только тогда можно расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Хотя Птица совсем не понимала - что им угрожает в этом городе. Что вообще может угрожать Саену?

Глава 23

У самых ворот дорогу перегородили трое воинов. Птица не разбиралась в их вооружении, потому не могла понять, кто это - рыцари или простые солдаты. Железные кольчуги, железные шлемы - выглядели все трое устрашающе.

- Запрещено выпускать из города, новый приказ, - невозмутимо начал один, закрывая путь длинным копьем.

Ворота, сделанные из дерева и оббитые железом, натужно скрипели, закрываясь, несколько человек держали огромный толстый брус, готовясь вставить его в пазы дверей.

Саен только чуть приподнял голову - и все трое воинов отлетели в сторону, точно были тряпичными куклами. Глухо заскрежетали о мостовую доспехи, ругнулись где-то сбоку наблюдавшие за этим мужчины.

Саен не остановился, только просил едва слышно - но Птица уловила его слова:

- Присматривай за мальчишками. Не подведи.

Ворота затрещали, задрожали. Огромная воздушная волна отбросила тех, кто пытался их закрыть. Дико заржали кони, что стояли рядом, впряженные в повозку. В этом месте собралось несколько повозок - людей не выпускали из города. Но теперь, видя, что выход открывается, возничие взялись за поводья.

Ничто не могло удержать Саена. Птица лишь мысленно управляла мулом, на котором сидели близнецы. Потому животное покладисто и покорно шагало вперед. Вот распахнулись створки, открывая проход, вот серой пеленой показалось вечернее небо. Короткие красные всполохи на западе зажигали лесные верхушки тревожным огнем, разливались по небу волной беспокойства и нехороших предчувствий.

Тханур остался за спиной. Стучали копыта лошадей, скрипели где-то сзади телеги и раздавались бодрые голоса погонщиков.

- Зменграхам ваши потроха... - потрясенно проговорил один из близнецов.

Птица улыбнулась. Ее захлестнула вдруг бешенная, всепоглощающая радость. У них все получилось! Они с Саеном снова сработали отлично, справились с воинами, с воротами и увезли из города спасенных мальчиков! Саен снова помог людям.

Все еще улыбаясь, Птица сжала коленями бока лошадки и припустила немного вперед, догоняя хозяина. Близнецы держались рядом, их беспокойство, страх и недоверие ощущались очень хорошо, но ведь это временно. Только до первого привала. Только до момента, когда они останутся одни, Саен успокоиться и снова станет самим собой. Станет добрым, заботливым, немного насмешливым и точно знающим, что надо делать дальше.

Закат расплескивал алое и багровое сквозь нависшие над горизонтом тучи. Красными отблесками отражался в лужах. Повернул голову один из мальчиков-близнецов - Птица и в его глазах увидела пылающее сияние.

Почему-то закрутились в голове слова "кровавый закат" и захотелось спрятаться от алеющего на западе солнца.

Саен торопился, и очень скоро они спустились с холма, на вершине которого находился Тханур, и сырая дорога увела их к лесу, запетляла, загорбилась. Надвинулся лес, закрыв закатное полыхание, угрожающе зашумел в ветвях беспокойный ветер. За спинами, где-то на преодоленных поворотах тряслись телеги, щелкали кнуты и медленно ступали груженные мулы. И вот, в эти медленные, ленивые звуки стали вплетаться совсем иные ноты. Жесткие, громкие, резкие.

Скачет отряд, много воинов. Скачут пока далеко, но торопятся. Гремят доспехи, ржут кони, позванивают тихонько мечи в ножнах. Они догоняют, они желают догнать беглецов.

Птица взглянула на Саена и по его жесткому выражению лица поняла, что он знает о погоне. Потому и торопится, и решение уже принято, и боя не миновать.

- Мы будем сражаться? - спросила его Птица.

- В этот раз я сам все сделаю. Устрою вас на удобной поляне, так, чтобы не попадались на глаза путникам, а сам вернусь. Ты должна будешь присмотреть за братьями.

Птица только закивала в ответ.

Саен так и сделал. Свернул к лесу, выбрал еле приметную звериную тропку и по ней привел отряд к худосочному ручью, уходящему вглубь леса, вниз, к заросшим кустами расселинам.

- Я вернусь и встречу отряд, - голос хозяина стал жестким, точно металл, из которого куют мечи, - вы подождите меня тут. Огня не зажигайте, накройтесь одеялами и сторожите коней. Птица, ты за главную, смотри за мальчишками. Ты умеешь, ты знаешь, что делать. Я вернусь, даже не переживай. Не гоже вам видеть то, что сейчас будет.

И вот, они остались сами, в ночном сумраке. Огонь заката угас, и алое сияние сменилось серой мглой, наполняющей кроны елей и сосен.

Птица соскочила с коня, молча кинула Дагуру одеяло и велела близнецам слезать. Те спешились, и, не задавая вопросов, принялись оглядываться. Ежились от холода и переглядывались друг с другом. Птица могла только уловить их чувства. Мыли у них были, но быстрые, скорее не мысли, а понимание. Эти двое здорово умели понимать друг друга, так, что и думать особо не надо.

- Наш хозяин сумеет остановить преследователей, потому нам бояться нечего.

Один из близнецов посмотрел на Птицу и спросил:

- Как тебя зовут?

- Наилена, - ответила Птица. Прозвище свое она не хотела называть, она еще слишком мало знала этих мальчишек.

- Вы едите в Свободные Побережья? - снова спросил мальчик.

- Это расскажет хозяин. Его можете спросить, он хороший и ругать не станет.

- Зачем он купил нас?

- Он просто пожалел и спас вас троих. Больше ничего не могу сказать.

- Ты ведь рабыня, да? Я заметил у тебя в ноздре след от сережки. Только рабы носят такие.

- Я не рабыня, у меня нет сережки в носу, - Птица нахмурилась и поняла, что с удовольствием дала бы оплеуху этому мальчишке.

- Нет, ты рабыня. Дырки в носу бывают только у рабов. Твой хозяин и нам проколет нос? Мы всегда были свободными...

Теперь на Птицу уставились три пары глаз. Блестели дерзко и опасно, и лица мальчишек, белеющие в темноте, казались злыми и резкими.

Птица не стала им отвечать ничего. Пусть Саен, когда вернется, рассказывает им о своих планах, о Создателе, и, если захочет, то и о Птице. Интересно, он и этих троих заберет к себе в Каньон? Только в его домике на склоне не так уж и много места, и если еще и троица мальчишек станет там жить - то вообще будет кучно.

И тут двое близнецов переглянулись, едва заметно кивнули друг другу. Птица в ту же секунду поняла, что они собрались бежать и дают сигнал, и что надо действовать. Но было поздно. Сзади Птицу толкнул незаметно приблизившийся Дагур, и она полетела в колючие кусты шиповника. А троица тут же разбежалась, будто ее ветром сдуло. Мальчишки кинулись в рассыпную, в разные стороны. Понеслись так, что даже и пятки не успевали сверкать. Скрылись за сосновыми ветками, растворились во тьме, и когда Птица, наконец, снова оказалась на ногах, рядом с ней никого не осталось.

В этот момент и стало страшно. Охватила растерянность и тревога. Бежать за мальчишками? Их можно почувствовать, они не слишком далеко убежали, но ужас мешал Птице здраво мыслить. И она сама не могла понять толком - чего она боится? Леса? Темноты?

Она не справилась с заданием, братья сбежали. Что теперь сказать Саену? Как их искать? Хозяин слишком далеко, его Птица тоже чувствовала, но еле заметно, короткими всполохами. Чудился лошадиный топот, после человеческие крики и ощущение ярости. Хозяйской ярости.

Здесь же, в лесу темнота и мрак скрывали видимость и все больше обретали власть на душой Птицы.

- Вернитесь назад! - крикнула она, но голос утонул в шуме ветра.

Деревья гнулись, шептались между собой, надвигались и угрожающе трещали.

- Вы погибнете в лесу! - еще раз попыталась Птица дозваться до беглецов.

Ответа не было. Ее никто не слушал, ее просто бросили тут и умчались.

А лес не так прост, как кажется. В земле железных рыцарей нет ничего простого. Обхватив себя за плечи, Птица опустилась на землю рядом со своей лошадью и закрыла глаза. Она не выполнила задание хозяина, снова оплошалась. И так всегда, наверное, будет. Какой из нее толк? Так и останется глупой рабыней с дырочкой в ноздре.

Голос прозвучал настолько неожиданно, что Птица испуганно подскочила. Вытаращилась в темноту, непроизвольно прикоснулась к запястьям. Под пальцами оказались золотые браслеты, что дарил Саен, и это немного помогло придти в себя.

- Нок, слушай меня... Нок...

Вот что она услышала.

Лес по-прежнему нависал над самой головой и шевелился, шевелился...

- Нок, посмотри на меня... глупая...

Голос теперь звучал за спиной.

Птица замерла, нервно сжала пальцы и, наконец, решилась оглянуться.

Это была Набара. Довольно улыбалась, и рук у нее на этот раз было всего двое.

- Мальчики у меня. Хочешь на них посмотреть? - спросила Набара.

Птица сначала удивилась - о каких мальчиках разговор? Но после из темноты проступили фигуры в капюшонах, высокие и строгие. Три фигуры - Невидимые! Их не спутать ни с кем.

Они держали близнецов и Дагура, закрывая им лица широкими ладонями.

Даже сложно представить, что сейчас чувствуют братья. Не просто страх - мертвящий ужас, скручивающий внутренности и лишающий способности ясно мыслить.

- Отпусти их, - слабо промямлила Птица.

- Что-то невесело ты говоришь, Нок. А ну-ка, попроси меня как следует. Как тебя учили молиться богине? Где ритуальная молитва?

Птица сжала губы. В ритуальной молитве звучит поклонение и к ней обязательно прилагается жертва. Чтобы задобрить богиню, надо что-то ей принести - зерен, цветов, голубей - на что хватит денег.

- Ты не хочешь освободить мальчиков? Тогда я прикажу их убить. Это просто - свернуть головы и готово. Им не будет больно, они ничего не почувствуют. Уж лучше бы твой Саен оставил их на площади. Наказание плетьми лучше смерти в лесу. Смотри, Нок, к чему привело твое нежелание слушаться.

Набара подняла вверх ладони, и Птица закричала.

Быстрой скороговоркой она проговорила молитву, сложила ладони у подбородка и поклонилась до земли.

- Мать живущих, отпусти мальчиков, - пробормотала она.

- Что же, Нок, молитва принята. Мальчиков отпустят. Но я хочу тебя поцеловать. Один поцелуй для богини любви, Нок.

Птица задрожала всем телом, бросила беспомощный взгляд на обездвиженных братьев и еле заметно кивнула.

- Я хочу, чтобы ты попросила меня об этом. Ну, Нок, как правильно это делается?

- Поцелуй меня, мать живущих, владычица любви Набара.

И богиня приблизилась. Медовые глаза ее лучились довольством и сознанием собственного могущества, полные губы улыбались, открывая белые, ровные зубы. Запахло миндалем и яблоками. И - совсем немного - козьей шерстью.

Набара положила теплые ладони на плечи Птицы, приблизила голову и прижалась губами к ее губам. Тоненько зазвенели колокольчики. Запели затейливую песенку, рассыпали веселую мелодию. Запахло дымом, горящими травами - терпкими, горькими. Возникло на миг перед глазами видение яростных огней, пылающих в темноте.

Поцелуй показался теплым, страстным и настойчивым. Язык богини раздвигал губы и проникал внутрь, руки опускались на талию и ниже. Богиня прижимала Птицу все сильнее и сильнее.

И тут что-то произошло, но Птица не сразу поняла, что. Будто реальность поменялась, будто Набара превратилась...

Птица с силой уперлась в грудь человеку, целовавшему ее, и уставилась на него, изумленная и растерянная. Перед ней был молодой мужчина, чьи черные глаза сияли жестким и страстным светом. Высокий лоб, ровный нос и короткая, аккуратная борода. Усов нет, и губы победно растягиваются в улыбке.

- Тебе понравились мои поцелуи, Нок, - прозвучал низкий, насмешливый голос, - клянусь матерью, твой хозяин тебя так не целовал ни разу, - и мужчина снова притянул ее к себе, одной рукой ласково поглаживая ее по спине.

Колокольчики надрывались, мелькали перед глазами бешенные огни и почему-то жутко ломило лодыжки, как будто их стянули жесткими веревками.

- А ну, отойди от нее!

Птица дернулась и отпрянула. Она узнала голос Саена.

- И что ты мне сделаешь? - маг не отрывал восхищенного взгляда от Птицы. Глаза его победно улыбались а руки все сильнее сжимали талию девушки.

- Вот что, - Саен был короток.

Еле уловимый ухом свист рассек воздух, Птица дернулась и оглянулась. Меч духов в руках хозяина мелькал, точно луч солнца, что пробивается сквозь дождливые облака. Прыжок, два удара - и фигуры Невидимых оказались обезглавленными. Головы, покатившиеся в траву, двигались медленно и не прекращали смотреть на Птицу и Саена серьезным, грозным взглядом.

Птица вдруг поняла, что Невидимые не умирают от отрубленных голов, они рассеются, а чуть позже снова возникнут из воздуха, готовые сражаться и убивать.

Но сейчас безголовые фигуры выпустили своих пленников - две из них выпустили. Третий Невидимый, что все еще сохранял голову на плечах, отступил чуть-чуть назад.

Маг вдруг резко схватил Птицу и перекинул ее через плечо. Все еще звучащие в голове колокольчики смолкли, спину резко заломило, и боль помогла сбросить оцепенение и придти в себя. Что этот человек хочет от нее? Что ему надо? Куда он ее несет?

Краем глаза Птица заметила, вернее едва уловила, как метнулся Саен - длинный выпад, и меч пронзил третью фигуру, освобождая третьего брата.

Саен бросился наперерез магу, на ходу вытаскивая из-за спины еще один меч.

И человек, что так успешно притворялся Набарой, остановился. Быстро опустил Птицу, схватил горсть земли и поднял руку вверх. Медленно разжимая ладонь и просыпая в воздух землю, он произнес заклинание, от которого по спине Птицы пробежали мурашки.

С неба спустились еще несколько Невидимых. Пять, или шесть... или семь...

Но Саена это не остановило. Всего лишь на мгновение он замер, после резко поднял голову - и деревья вокруг поляны вдруг странно заскрипели, застонали, вздрогнули и поникли. Прекратился шелест, утих шум ветвей.

Одним взглядом Саен разметал сразу троих Невидимых. Будто дунул на них - и те отлетели в темноту, скрылись за ветками. Еще трое упали, сраженные его мечами.

Очень быстро Саен глянул на Птицу и одними губами произнес:

- Что стоишь?

И Птицу, наконец, озарило.

Что же она стоит, действительно?

Надо просто убить мага, как она это делала с остальными людьми. Она подняла глаза, протянула руку и дотронулась до плеча молодого мужчины. На миг стало жаль его - слишком жарким и страстным был его поцелуй, слишком теплым блеском сияли его глаза.

Хватит одного прикосновения - и сердца мага остановится. Раз... два...

Видимо, маг разгадал ее намерения, потому что вдруг отпрянул, сделал высокий прыжок, еще один, еще - и Птица потеряла ощущение его сердцебиения. Не успела остановить, не успела вытянуть жизнь.

Маг исчез, и вслед за ним пропали и несколько уцелевших Невидимых.

Уставший Саен приблизился, сунул в ножны стальной меч, переложил зачем-то из одной ладони в другую рукоять меча духов и тихо сказал:

- Это был Нас Аум-Трог. И он, судя по всему, не остался равнодушным к твоей красоте. Что скажешь, Птица?

Птица поднесла пальцы к губам, словно пытаясь вытереть невидимые следы поцелуя, печально опустила плечи и проговорила:

- Я упустила братьев...

- Да что им сделается? Сидят себе около лошадей и трясутся от страха. Хоть бы в штаны не наделали. Давай-ка руку, будем выбираться отсюда. Я забрал энергию всех деревьев в этих местах. Лес засох, теперь тут никто не станет жить. Теперь тут разве что для пожара будет пища. Давай-ка побыстрее.

Глава 24

Сначала ей снился звон колокольчиков. Не Тханурских - гулких и медленных. Звучали крошечные золотые колокольчики храма Набары, весело и задорно. Перекликались друг с другом, рассыпали золото мелодии в воздухе, и казалось, что пахнет терпкими травами и морской солью.

И, совсем немного, полынью.

Жара окутывала все тело, заставляя сердце биться гораздо чаще. Где-то, совсем близко, били в барабаны жрецы, но их невозможно увидеть. Хотя Птица и так знала, что барабаны высокие, узкие. Они украшены бахромой и оранжевыми бусинами. И на одежде жрецов тоже бахрома и оранжевые бусины.

И оранжевые огни повсюду. Они скакали в такт барабанному ритму, метались, потрескивали, но не могли сдвинуться с места. Каждый огонь - на высокой медной трехногой чаше. Чаши по залу - правильными кругами, и в центре этого круга Птица. Она привязана, она не может пошевелиться. Она хотела бы закричать, но вместо звуков из горла вырывается только шипение.

Ее лодыжки крепко-накрепко привязаны суровой веревкой, ее руки разведены в стороны и на ней совсем нет одежды. Ее голое тело покрывается потом, потому что в храме очень и очень жарко. Проклятые огни пылают так сильно, так яростно, что не хватает воздуха, и все пропахло горечью и страхом. И где-то за огнями, надрываясь, рычит... Рычит Травка!

Птица вскочила, почувствовала под пальцами мягкость спального мешка, тряхнула головой и поняла, что это был всего лишь сон. Навязчивый, странный, дурацкий сон.

Саен спит совсем рядом, и он спокоен. Мальчишки растянулись недалеко от огня, укрылись одним на всех троих одеялом и сопят слажено и тихо. Над головой неровный свод пещеры, прячущий от ветра и снега. Здесь хорошо и уютно, здесь вовсе не чувствуется никакой опасности. Потому можно выкинуть из головы глупые сны и попробовать успокоиться.

Только не выходило что-то. Птица пошевелила ногами и вдруг почувствовала слишком явную боль в лодыжках. Неприятно закололо в коленях, как будто она действительно стояла связанная, и кровь не могла свободно циркулировать в ногах.

Лихорадочно дернувшись, Птица принялась вылезать из мешка. Стянула носки, осмотрела ступни. Ни следочка от веревок, ничего вообще!

Тогда откуда такое явное ощущение боли? Откуда такое странное восприятие реальности? Будто сон - это тоже реальность, и Птице в ней было очень плохо и очень страшно?

Проснулся Саен, подкинул в огонь веток и удивленно посмотрел на Птицу.

- Что-то приснилось?

- Что-то странное... - глухо буркнула Птица.

Она и сама не могла понять - что ей приснилось.

- Набара? - в голосе Саена зазвучала злость.

- Нет. Какие-то огни, колокольчики...

- Пройдет. Так бывает. Иногда снится то, что с чем приходилось встречаться в жизни. Колокольчики храмов, огни и прочие вещи. Не обращай внимание. Иди сюда, ко мне.

Птица натянула обратно носки, обошла спящих братьев и села на край спального мешка Саена. Тот притянул ее, обнял за плечи, пробормотал:

- Замерзла, что ли? Давай ко мне в спальный мешок, рядом со мной будет теплее.

Мешок у Саена был здоровенным и толстенным. Прямо не мешок - а целое вместилище. Птице было неловко, но Саен подвинулся и просто пояснил:

- Хочу чувствовать тебя даже во сне. Нас Аум-Трог подобрался слишком близко, лучше не рисковать. Надо было бы вообще убраться поскорее в Каньон, но есть еще одно дело. Последнее.

- Что за дело? - Птица натянула меховую полость до самого подбородка и блаженно расслабилась в тепле.

- Я уже говорил. Надо встретить сестру мальчиков, Лису.

- Почему ты уверен, что она непременно появится?

- Ко мне приходил тут недавно Натаниэль, Светлый. Он помогает обычно. Вот он и сказал про братьев, которых надо было выкупить. За братьев много молился Знающий в Суэме, и его молитвы были услышаны, и Создатель послал меня. А Натаниэль передал волю Создателя.

- Натаниэль... это не из наших мест имя, что оно может означать?

- Я не знаю. Это имя Хранителя, и мы не можем знать значения их имен. У них, видимо, все по-другому.

- И что тебе сказал Натаниэль?

- Что я непременно должен найти девочку Лису и понять, что задумал Игмаген.

- Ты ведь видел Игмагена совсем недавно?

- Да, я его видел и даже с ним разговаривал. Но времени было слишком мало, и я больше думал о мальчиках. Потому так и не разгадал его задумок.

Саен хмыкнул в темноту и добавил:

- Пусть, дождемся сестру и разберемся.

Пещеру эту Саен нашел глубокой ночью, той самой, в которой пришлось повоевать с магом Насом и его Невидимыми. Она находилась с внутренней стороны скалы, выходящей на Тракт, и заметить ее было довольно непросто, а уж добраться - так и вообще тяжело. Склон в этих местах был довольно крутым, земля буквально забирала вверх, осыпалась под копытами лошадей и приходилось втаскивать за собой животных, цепляясь руками за кусты в тех местах, где не держали ноги.

Но зато когда, наконец, выбрались на крохотную скалистую площадку и нырнули под низкий каменный свод - сразу оценили возможность не мокнуть под ледяным дождем и не трястись от порывов зимнего ветра.

В пещере развели огонь - благо топливо росло тут же, на склоне. Наскоро поужинали и завалились спать. Мальчишкам Саен очень быстро пояснил, в чем все дело.

- Я знаю вашу сестру, доводилось встречаться. Она должна скоро вернуться, и я с радостью передам вас ей. Рабов из вас делать я не собираюсь, храни меня от этого Создатель, - при последних словах Саен тихонько усмехнулся. - И Птица тоже не рабыня, она свободная девушка и она моя помощница. Так что, - он обвел внимательным взглядом всех троих, - если хотите встретиться с Лисой, то ведите себя прилично и держитесь рядом со мной. Понятно?

Дагур недоверчиво сморщился, но один из близнецов, которого звали Лейн (имя Птица, почему-то, угадала сама) тут же ответил:

- Понятно. Только что будет, если тот клятый маг снова нас найдет?

Дайн, сидевший чуть в стороне, длинно шмыгнул носом и буркнул:

- Он нас убьет тогда, вот что...

- Никто вас не убьет, глупые головы. Маг к нам не сунется, в ближайшее время точно не сунется. Невидимых у него сильно поубавилось, да и он понял, что так просто меня не одолеть. Потому можете не переживать, я сумею защитить вас от мага.

- А ты сам тоже маг? - Дайн поддался немного вперед и вперил в Саена настороженный взгляд.

- Я - Знающий.

- Видали мы Знающих... - пробормотал недовольно Дагур.

- Тот, кого мы видали, умер, - Дайн погрустнел и добавил, - он сказал, что Создатель о нас позаботиться, а ему, вроде как, пришло время отправиться в мир Создателя. Пару дней назад он умер.

- Что за Знающий? - не понял Саен.

- Игмаген держал в тюрьме Знающего, - начал рассказывать Дайн, - старика такого, странного. Он все про Создателя рассказывал и кормил нас. Заботился о нас, то есть. И вот, однажды разбудил и сказал, что скоро перейдет к Создателю - то есть умрет. И тогда о нас позаботиться Сам Создатель. Вот так и сказал.

- Он вообще странный был, все ерунду какую-то говорил, - вставил Дагур.

- Ничего не ерунду. Старый он был просто, вот и все. Но зато добрый, - Дайн толкнул ногой Дагура и увернулся от его ладони.

Саен не стал их больше расспрашивать - слишком все устали.

А на следующий день натаскал воды, развел огонь у большой скалы выступающей из пещерной стены - и за этой скалой устроил помывочную. Всех троих мальчишек оттер сам, поливая кружкой - а воду грел в большом казане, в том самом, в котором обычно варили кашу.

Нательную одежду мальчишек сжег на костре и заставил их надеть чистые рубашки а сверху - шерстяные кафтанчики. Отмытые братья уселись поближе к огню, и Дагур все ворчал, что мыться в такую холодину - страшная глупость, и так поступают только дураки.

Саен его не слушал. Велел помыться Птице, а после и сам себя привел в порядок.

А когда с мытьем было покончено, и грязная одежда превратилась в пепел, оставив в пещере запах горелой шерсти - принялся не спеша месить тесто на лепешки. Достал из седельных сумок мед, купленный недавно в Тхануре, понюхал его несколько раз и заметил:

- Не самый лучший медок, это да. Но сейчас все равно пойдет. Эй, мальцы, вы лепешки с медом едите?

- Кто ж их не ест? - весело сверкнул зубами один из близнецов.

- Мы не мальцы, - хмыкнул Дагур и запустил пятерню во все еще влажные волосы.

- Значит, сейчас поедим, - нараспев протянул Саен и хлопнул первую лепешку на сковородку.

Жарил он на сале, и Птица, разглядывая подрумяненные бока лепешек, чувствовала, что смогла бы свинью целую слопать.

После они ели, а Саен все жарил и жарил. Мальчишки жевали без остановок, облизывали пальцы, пихались и придвигались поближе к огню.

Птица тоже ела. Она согрелась, разомлела, и ей совсем не хотелось никуда ехать. Сейчас бы развалиться у костерка и лежать себе да лежать. Может, даже поспать чуток.

И Саен тут же распорядился:

- Сегодня никуда не поедем. И завтра тоже. Поживем в этой пещерке пока сестра ваша не вернется. Тут нам спокойно будет, тепло и удобно. Что скажете, парни?

- Так откуда ты узнаешь, что сестра приехала? Она, небось, в Тханур сразу сунется... - Дагур быстро глянул на Саена и сунул в рот очередной кусок лепешки.

- Я узнаю, - в голосе хозяина не звучало ни капли сомнения.

Вечером Саен, прихватив Птицу, съездил в ближайшую деревеньку, велев братьям сидеть тихо и не высовываться.

- Привезу молока, хлеба. Может, яблок и овощей, - пояснил он. - И Птицу свою с собой возьму. А вы сидите как мыши, если не хотите повторения вчерашнего. Сидите и молитесь Создателю. Ясно?

Братья заверили, что им совсем все ясно, и переживать не стоит.

Поездка в деревню оказалась быстрой и удачной. И молока, и сметаны раздобыли. Немного фасоли, лука, сала. Когда вернулись - обнаружили всех троих мальчишек спящими. И Саен, перешагивая через них и склоняясь над остывшими углями, заметил:

- По-крайней мере спящие дети не доставляют хлопот. Верно, Птица?

Той ночью и приснился странный сон, в котором и страшного, вроде бы, ничего не было. И в то же время от беспокойства Птица еще долго не могла уснуть.

- Что ты возишься? - тихо спросил ее Саен.

Он сидел совсем рядом и щурился, глядя на огонь. Тепло от его тела казалось таким родным и уютным, что хотелось прижаться и лежать до самого утра. Или до следующего вечера...

- Сколько мы еще будем здесь? Думаешь, сестра мальчиков не скоро появится?

- Нам надо обязательно ее дождаться. Она наверняка знает, что затеял Праведный Отец.

Саен наклонился через Птицу, подбросил в огонь еще пару поленьев, после заметил совсем тихо:

- Что ему могло понадобиться в Суэме, как думаешь?

Птица никак не думала. Вообще об этом не думала. Потому брякнула первое, что пришло в голову:

- Может, лекарство от красной лихорадки?

- Ему оно не нужно. Деревни он сжигает. А себя он может обезопасить с помощью Невидимых. Игмаген такие штуки должен уметь делать, он же маг.

- А что еще есть в Суэме?

- Технологии. Самое главное, что есть в Суэме - это еда и технологии. Продукты Игмагену не нужны, он не голодает. Да и если бы посылал за ними - то уж точно не сопливую девчонку. Технологии Лиса не сможет раздобыть, суэмцы их тщательно берегут. Да и мозгов у Игмагена не хватит разобрать суэмские надписи. Что же все-таки Праведному Отцу надо от Суэмы?

- Может, человек? Может, Лиса должна была с кем-то встретиться.

Саен посмотрел на Птицу, поднял брови и тихо выдохнул:

- Молодчина, Птица. Ты действительно молодчина. Конечно, только человек. Определенный человек нужен был Игмагену, и он послал за ним девчонку. Только остается понять - почему суэмец должен был поверить Лисе и поехать вместе с ней. Непростая задачка, да?

- Что сейчас гадать? Встретим Лису, и она сама все расскажет.

Птица завозилась, устраиваясь поудобнее, и заметила:

- А Натаниэль не знает, что задумал Игмаген? Он мог бы подсказать.

- Натаниэль и подсказывает. Но некоторые вещи мы должны понять сами...

Утро пришло туманное и холодное. Просто ледяное утро. Сырой ветер носился над склонами, как бешенный конь, заставляя ежится и отворачивать лицо. Хотелось вспомнить всех зменграхов и проклясть их как следует вместе с взбесившимся ветром и бьющим прямо в лицо дождем. В этих местах когда-нибудь вообще бывает тепло? Или всегда так - дождь, ветер, слякоть и стужа?

Вцепившись рукой в кривой ствол облетевшего кизила, Птица проворно поднялась повыше и принялась собирать сучья, что снесло ночью с деревьев. Саен, конечно, нарубил достаточно дров, но и мелочь тоже пригодиться. В такую погоду только и спасения - что у огня.

Наклонившись за очередной сухой веткой, Птица вдруг заметила что-то странное в редкой, жухлой траве. Как будто что-то блеснуло, маленькое, крошечное. Птица раздвинула стебли и увидела бубенчик. Кругленький, не больше ногтя мизинца. С тоненькой петелькой вверху. Такие бубенчики привязывали к храмовым лентам в Линне, чтобы они своим легким звоном напоминали о людских молитвах. Откуда он взялся на этом склоне?

Птица подобрала его, подержала на ладони. Золотой бубенчик. Значит, его потерял состоятельный человек. Только люди с деньгами могли заказывать на памятные ленты золотые бубенчики. Оглянувшись, Птица вдруг увидела еще один. А чуть дальше и выше - еще.

Кто же это растерял добро? Эти штуки считались священными, и просто так никогда не валялись. Что случилось?

Птица потрясла ладонью и прислушалась к тихому звону. Еще раз, еще. Звук завораживал. Чудился шум прибоя, запах дынь, людской гомон и крик чаек. Вспоминался Линн - теплый, ясный, веселый. Говорливая мама Мабуса, крупные красные бусины у нее на груди. Ее привычка распоряжаться громким, глубоким голосом.

Видения прошлого вставали перед Птицей один за одним. Вот они трясутся от страха в своей хижине - Еж, Птица и равнодушная ко всему Травка. Вот малышка падает в припадке на пол, скрипит зубами, бьется головой и рычит время от времени. Рычит так жутко, так страшно...

Точно так же рычит, как рычала когда-то в храме, когда была привязана к деревянному кругу. А на круге - особые знаки. Птица не понимает знаков, ей страшно, она умоляет отпустить ее. А у жреца на голове череп зменграха, и острые зубы находятся над самыми глазами. Он приближается, и в руках у него...

Птица закричала, затрясла ладонью, выкидывая бубенцы на землю. Замотала головой. Что-то страшное в тот день поселилось внутри, что-то жуткое, пугающее, не дающее покоя. И это что-то принес для Птицы страшный жрец с черепом зменграха на голове.

Глава 25

Птица заторопилась к пещере. Она не стала подбирать оброненный хворост и не оглядывалась. Кошмар, который преследовал ее, находился в собственной голове, и деваться от этого было некуда. Птица добралась до темнеющего отверстия, наклонилась, нырнула внутрь, и дальше пробралась за выступ, закрывающий собой большую уютную пещеру.

Мальчишки не обратили на нее никакого внимания - они играли в камушки, расчертив землю на ровные части. Склонили головы и старший, Дагур, время от времени шипел ругательства сквозь зубы.

Саен устроился с другой стороны костра и возился с лямками дорожного мешка. Дым тянулся вверх, к узкой щели, прорезающей потолок пещеры. С этой щели временами начинал накрапывать дождь, а временами тянуло холодом и сыростью.

Саен поднял голову, глянул на Птицу и отложил в сторону иглу, с помощью которой чинил лямку рюкзака. Спросил:

- Что случилось?

- Ничего.

Ничего ведь не случилось, никто не нападал, не приставал и не пугал. Может, это Нас насылает на нее странные видения?

- Нет, что-то случилось, - Саен нахмурился, - ты вся белая и испуганная. Ты что-то видела?

- Нашла бубенчики...

- Нашла, много, я понял. И они что-то напомнили тебе. Твое прошлое, да?

Да, бубенчики напомнили о прошлом. О Линне, о море, о маме Мабусе. И об огнях, барабанах, жрецах...

Птица не могла рассказать то, что видела. Не могла и все. Язык не поворачивался произнести: "мне виделось, как я стояла голая, привязанная, и со мной что-то делали..."

Что с ней делали жрецы? Было ли это на самом деле, или то, что привиделось - всего лишь пугающий сон?

Саен ее понял. Заставил сесть рядом и заговорил самым обычным голосом:

- Давай просто попьем чаю с медом. И не думай о бубенчиках, выбрось из головы. Я обниму тебя вот так и поцелую вот так - и Саен поцеловал ее в губы, а где-то впереди тихо захихикал Дагур, не решаясь отпустить шутку.

- Думай лучше обо мне и о поцелуях, как ты обычно это делаешь. И не ходи никуда без меня, ладно? Нас где-то тут, рядом. Это он, видимо, и раскидал бубенчики, наверняка его работа. Хочет смутить тебя и заставить бояться. Страх позволяет контролировать людей. Понимаешь, Птица? Чем больше ты боишься - тем хуже соображаешь.

Саен еще раз поцеловал ее, осторожно убрал от лица влажные прядки волос и добавил, уже более твердо и резко:

- Не позволю Насу забрать тебя. Ничего у мага не выйдет. Совсем скоро вернемся в Каньон Дождей, и там он не доберется до тебя. Будешь поливать цветы в садике, возиться на кухне. Куплю для тебя новых украшений, новой одежды. И женюсь на тебе. Что скажешь? Пойдешь за меня замуж?

Вот теперь Саен не шутил. Слова его были честными и искренними, и Птица удивленно вскинула на него глаза. Спросила совсем тихо:

- Я же ведь глупая и ничего не понимаю.

- Да, это есть. Что верно - то верно, - Саен озорно заулыбался, - но вот такой ты мне и нравишься. Ты - как доверчивая пичуга. И мне все больше хочется защитить тебя, чтобы никакой маг не посмел причинить тебе зло.

- Значит... - Птица не договорила.

- Это значит, что я полюбил тебя, Птица. Не в том смысле, который вкладывают в это слово в Линне. В суэмском смысле. Ты дорога мне, и я очень хочу просыпаться по утрам и видеть тебя рядом со мной. Хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной и ничего не боялась. Хочу, чтобы ты родила детей и научилась их любить. Понимаешь меня?

И Птица кивнула, чувствуя, как счастливо улыбается. Конечно, она это понимает! Теперь она понимает Саена гораздо лучше, она чувствует его, и ей тоже очень хочется всегда быть рядом с ним.

- Ты что, женишься на ней? - не очень тактично спросил Дагур.

Один из близнецов сердито толкнул его, но тот лишь отмахнулся.

- Да, женюсь. Но вас, ребята, это не касается, - совсем другим голосом проговорил Саен, обращаясь сразу к троим.

- Ладно. Но все равно интересно, - скривил губы в усмешке Дагур.

- Да все нормально, Саен, - решительно влез Лейн, - не обращай на него внимания. Он всегда такой болтун.

Саен улыбнулся и проговорил уже тише:

- Поставлю чай. Не выходи больше из пещеры без меня. Сейчас это довольно опасно. Сегодня мы проведем весь день в этой пещере, а завтра видно будет. Сегодня еще отдыхаем.

- Скорее бы уже встретить Лису, - буркнул Дагур, - где это ее только носит. Давно бы уже вернулась...

Саен ничего ему не ответил, только сморщился и покачал головой.

А Птица сидела и улыбалась. Мысль о том, что она станет женой Знающего, просто выбивала из колеи. Птица все-таки понравилась Саену, он выбрал ее сам, он полюбил ее - по настоящему, по-суэмски. И она, притихшая и счастливая, и все смотрела и смотрела на ловкие пальцы хозяина, на его темные, отросшие волосы, на то, как быстро он пристраивает котелок над огнем. Ей нравилось в нем все, даже то, как он шуршит бумажными пакетиками, доставая изюм и сушеный абрикос. Сам звук шуршания получался уютный, еле слышный и мягкий. Как будто Саен беседовал с бумагой, и та отвечала ему на загадочном, сказочном языке.

Теперь Птица всегда будет рядом с Саеном, всегда будет пить заваренный им чай и слушать его голос - рассказы о Создателе, Суэме, Каньоне Дождей. И они вместе будут помогать людям - когда помощь снова понадобиться.

Саен быстро глянул на Птицу и ласково улыбнулся. Ну, конечно, он понял все, о чем Птица только что размышляла. И он доволен, потому что отвлек ее, заставил чувствовать радость и счастье. Заставил сидеть и глупо улыбаться, а не думать о страшном и непонятном.

- Ты отвлек меня, да? - тихо, так, чтобы не слышали мальчишки, спросила Птица.

А Саен сунул ей в руки кружку с горячим чаем и серьезно ответил:

- Ну, конечно.

После приблизился и поцеловал в щеку.

-Эй! Это у меня сейчас право броска! А у тебя - нет! - закричал Дайн и стукнул Дагура кулаком в плечо.

Тот в долгу не остался, залепил затрещину и рявкнул:

- Это у тебя нет! Придурь...

"У тебя нет..." - слова показались Птице странно знакомыми. Неприятный холодок страха вновь шевельнулся в душе. Она слышала эти слова. Когда-то давно они звучали совсем близко, страшно и громко. Но вспомнить невозможно. Мысль ускользает, теряется.

Сладкий горячий чай приятно согрел и навеял дремоту. Костер ласково потрескивал. Саен протянул горсть изюма к чаю - все хорошо и все спокойно. Не стоит ворошить собственные воспоминания и чувства. Какая разница, что выкрикивают во время игры мальчишки? Это неспокойный народ, они всегда ссорятся и дерутся и ничего с этим не поделать.

Ночь в этот день наступила необыкновенно рано. Заползла сизая туча, опустила тяжелое брюхо на вершину холма и разродилась снегом. Небосвод потемнел, зато побелели склоны. Ни одно светило не проглядывало сквозь тяжелый заслон из туч, потому понять - сколько сейчас времени - было невозможно.

На часах Саена серебристые стрелки показывали начало пятого вечернего часа. Но вокруг уже царила непроглядная тьма. Мело, свистело и давило холодом. Пропали неугомонные сороки, перестали каркать вороны - еще до того, как стало темно. Каждая живая душа спешила укрыться от непогоды.

У пещерки, в которой спрятался отряд, был небольшой коридорчик - в нем оставили лошадей - и более широкий зал, находящийся за выступом скалы. В дальнем углу, через щель в этот зал немного задувал ветер, и временами залетали здоровенные снежинки, похожие на крохотные комки. Но все равно тут было гораздо теплее, чем на улице. Тут горели два костра - один у самой скалы, чтобы прогреть ее, и чтобы она отдавала тепло. А другой посередине - и на нем готовили еду.

Дым, конечно, расползался по пещере и мешал, попадая в глаза. Он не сразу находил выход в верхнем отверстии. Но тут уж нельзя было ничего поделать, приходилось терпеть. Не самое большое неудобство, учитывая, что снаружи и на ногах устоять невозможно - так сильно дул ветер.

Саен и Птица, вместе, наварили каши, нажарили по паре лепешек каждому к чаю и после весь их небольшой отряд поужинал горячей едой. Это было очень кстати, и сидя на меховом одеяле, прислушиваясь к вою ветра и к тому, как мальчишки обсуждают непогоду, Птица чувствовала себя почти счастливой.

Нас Аум-Трог вряд ли осмелится высунуть нос из укрытия. Тут ему и Невидимые не помогут - Саен сказал, что духи не могут управлять погодой, что в этом задействованы совсем другие силы. Потому можно не беспокоиться, что маг его Невидимые вдруг снова нападут и причинят вред.

После ужина Саен велел всем ложиться спать.

- Возможно, завтра придется двигаться, потому сейчас постарайтесь отдохнуть как следует, - пояснил он братьям.

- Так спать не хочется, - возмутился Лейн.

Его близнец Дайн тут же согласно закивал и рассеяно почесал за ухом.

- Захочется, - решительно ответил ему Саен таким голосом, что стало ясно - возражения бесполезны.

Птица украдкой взглянула на часы хозяина. Еще не было и семи часов вечернего времени. Кончено, еще совсем рано. Но с другой стороны - вдруг действительно придется выезжать с рассветом? Уж лучше тогда выспаться сейчас, чем тереть глаза утром и мучится от недосыпа.

Но сама она не торопилась забираться в спальный мешок. Слушала, как Саен читает короткую молитву Создателю, смотрела, как он помогает устраиваться мальчикам рядом с нагретой скалой, на срубленных и накрытых одеялом ветках. Как укрывает их своим плащом, и глаза его при этом синеют, точно небо весной.

Интересно, ее собственные глаза тоже меняют цвет? Или по-прежнему все такие же ярко-голубые?

Братья на удивление быстро засопели в такт. Птица научилась понимать - спит человек или просто лежит с закрытыми глазами. Иногда она даже могла уловить чужой сон - самую малость, только идею, направление и чувства этого сна. Сейчас братьям снилась поездка - все трое двигались верхом и потому временами вздрагивали - это видимо от того, то во сне пытались сжать бока лошади ногами.

Саен какое-то время повозился с посудой, и, хотя Птица и предложила свою помощь - сказал, что сам справится. А после опустился рядом, совсем рядом, так, что его плечо казалось у плеча Птицы, и обнял ее. И заговорил. Голос его звучал над самым ухом, и Птица чуть улыбнулась, чувствуя, как разливается внутри радость, точно огромное озеро.

- Заберем Лису, узнаем, что задумал Игмаген и вернемся в Каньон Дождей. Старейшины Каньона совершат Обряд Сочетания, и ты станешь моей женой. И будешь хозяйничать на моей кухне. Это совсем другое, Птица, это не то, чтобы отдавать свою любовь мужчинам, что приходят для этого в храм. Мне одной твоей плотской любви будет мало. Ты мне нужна вся, Птица. Хочу просыпаться по утрам и слышать, как ты гремишь печными заслонками, и как тихо, еле слышно ступают твои босые ножки. Твои маленькие, загорелые, чудные босые ножки с золотыми браслетами на лодыжках. Хочу видеть, как ты смущаешься, когда забываешь посолить кашу. Хочу видеть, как ты радостно улыбаешься, получая новые юбки или туники. Хочу, чтобы ты жалела меня, переживала за меня. Хочу твоей смешной и наивной любви. И чтобы ты никогда больше не боялась, и никакой поганый маг не пытался тебя больше обидеть.

Птица повернула к нему лицо и смотрела во все глаза. Смотрела с удивлением, радостью и странным чувством, что вновь не до конца понимает хозяина. И Саен знает, что Птице не все понятно, но это его устраивает. Сейчас его устраивает в Птице все.

Он провел пальцем по ее щеке, наклонился и прижался губами к ее губам.

И Птица ответила на поцелуй, обняла его, вдохнула всей грудью запах Саена и подумала, что просто не возможно быть счастливой больше, чем счастлива она сейчас.

Время остановилось, прекратило свое существование. Осталось только потрескивание костра да едкий дым, заполняющий пещеру. И Саен, прижимающий ее к себе. Они или целовались или говорили о чем-то неважном, несущественном. Саен рассказывал о своем садике и говорил, что весной поставит там стол, и они все вместе будут завтракать по утрам. Говорил, что по-прежнему будет просить Имафу помогать с готовкой, потому что Птице будет тяжело готовить еду на большую семью. Говорил о том, что весной река Ануса-Им поднимается в берегах и шумит особенно сильно. А дождей становится гораздо меньше, и цветут сады на склонах, и Каньон становится удивительно прекрасным.

Птице нравилось слушать рассказы о Каньоне - они напоминали о покое, счастье, безопасности. О том, что начнется новая жизнь, и она действительно будет похожа на три улыбки солнца. И все это для нее, Птицы, для маленькой девочки-рабыни, не знающей своих родителей, не имеющей даже собственной одежды и страстно мечтающей лишь о том, чтобы стать храмовой жрицей - лишь бы только не работницей на плантациях, и не разделывальщицей рыбы.

Чужое присутствие Птица ощутила сразу. Сначала не увидела, нет, а просто поняла, что в пещере появился еще кто-то. И этот пришелец обладал невероятной силой. Его энергия наполняла пространство, струилась по воздуху, заставляя его теплеть и светлеть.

- Что это? - одними губами проговорила Птица и принялась оглядываться.

Из-за ее спины появился кто-то в светло-сером коротком плаще, с белыми, как снег, волосами и ноги его ступали совершено бесшумно. Ни шороха, ни шелеста - ни одного звука не издавал пришелец.

Саен не удивился, не испугался - он оставался совершенно спокойным, и это его спокойствие немного утешило Птицу. Значит, пришельца не стоит бояться.

- Доброй ночи, Саен, - тихо проговорил ночной гость, - да будет вся слава Создателю.

- Да будет вся слава Создателю, Натаниэль, я готов слушать. Что теперь я должен делать?

Натаниэль! Светлый хранитель, что помогает Саену - вот кто это! И как только Птица сразу не догадалась!

- Лисаэн уже в Королевстве. Она привела с собой библиотекаря, она сказала ему, что надо прочесть карту, которая хранится у Праведного Отца. Игмаген обладает картой и желает ее прочесть. Лиса не знает, где найдена карта, но это две пластины, сделанные из сосен-нгурхори, две коричневые пластины.

- Ты думаешь, что это вторая половина той карты, что нашел я?

- Уверен. Надо сделать так, чтобы библиотекарь не прочел карту. Надо выручить их. Лиса уже на землях Нижнего Королевства, но ее контролирует Игмаген, сам, лично. Потому Лиса завела библиотекаря и суэмских воинов в Пристанище Утопленников, и оттуда выбрались только она, библиотекарь и один воин-суэмец. Надо торопиться, Саен, надо успеть их перехватить. Братья Лисы у тебя, потому ей нет необходимости передавать библиотекаря в руки Игмагена. Ты знаешь, что он с ним сделает.

- Язык развяжет, это как пить дать, - хмуро ответил Саен.

- Карта не должна быть прочитана.

- Ты ведь знаешь, что на этой карте? - резко поднял голову Саен и посмотрел на Натаниэля.

- Я сам присутствовал при ее создании. Я тогда участвовал в битве при Зумме, помогал последним уцелевшим мудрым удерживать рубежи.

- Что на карте, Натаниэль?

- Путь к источнику энергии. Храм Трех Стихий находится в песках Зуммы, он надежно спрятан, и про него не осталось даже легенд. Только эта карта.

- На моей половине нет названий и нет дорог. На моей половине только предупреждение. На той половине, что нашел я. Пояснения - как пользоваться энергией и как ее сохранять. А у Игмагена другая половина, видать...

- На половине Игмагена путь к Храму стихий. Карта довольно хитро сделана, так просто с ней не разберешься. Надо строго следовать инструкциям, иначе...

- Что иначе?

- Иначе можно погибнуть.

- Надо забрать карту у Игмагена и убить его. Все просто. Зря я не сделал этого еще в Тхануре.

- Сейчас вам надо встретить Лису. Торопитесь.

- Метель, Натаниэль. Вряд ли мы сможем куда-то двинуться в такую погоду. Со мной дети. Дагур еще более-менее силен, но он труслив, он постоянно боится и дрожит. Близнецы довольно бойкие, но они еще совсем дети. Я не могу рисковать их жизнью. Как только погода поменяется - сразу двинемся. К Костяному броду, да?

- Держи путь в ту сторону. Постарайся найти Лису и библиотекаря. Я не смогу больше приходить к тебе - слишком тяжело сюда пробиваться. Тебя преследует сильный маг, у него слишком много Невидимых. К тебе попасть непросто, эти места все окружены Темными. Будь осторожен, Саен, будь очень осторожен.

- Уходишь, значит?

- Я не смогу тут задерживаться. Да хранит вас Создатель.

Натаниэль вдруг посмотрел на Птицу, легко улыбнулся ей и исчез. Враз стало темнее и даже, как будто, холоднее. Костры прибились к самой земле, а из отверстия в потолке дохнуло холодным порывом снежное небо.

- Это и был Натаниэль... - задумчиво проговорил Саен.

- Утром выезжаем? - уточнила Птица.

- Если перестанет мести. Сама видишь, какая погода. Давай-ка спать. Раз такое дело, то не будем зря болтать и тратить время. Нам еще предстоит непростое дельце, Птица. Дери зменграхи все эти места... Если бы ты знала, как я ненавижу клятое Нижнее Королевство...

Саен вздохнул, поднялся и принялся подкладывать поленья в огонь. Днем он нарубил достаточно дров, да и мальчишек несколько раз гонял за хворостом. Теперь можно было спокойно поддерживать костер, дающий спасительное тепло.

- Давай спать, - еще раз проговорил Саен.

Глава 26

Только после обеда метель улеглась, небо посветлело и бешенный ветер прекратил раскачивать верхушки деревьев. Вот тогда и тронулись в путь.

Пришлось сделать изрядный крюк, прежде чем обогнули Тханур и направились к Костяному броду, - как пояснил Саен. Удобные перевалы и переходы засыпало снегом, потому оставались лишь те дороги, по которым вообще можно было проехать. Ровные колеи, огибающие холмы и петляющие между деревеньками - над ними не возвышались неприступные скалы и не убегали вниз пугающие пропасти.

Небольшой отряд не останавливался даже для отдыха. Не стали заезжать на постоялые дворы, не покупали хлеба и молока на одиноких фермах, что попадались в пути. Саен торопился.

Он вновь стал молчаливым и сосредоточенным, глаза его потемнели, брови сошлись на переносице. И Птица слишком сильно чувствовала, что надвигается что-то нехорошее.

К вечеру, уже в сумерках выбрались на Тракт. Только это была не та дорога, что вела в Каньон Дождей.

- Мы немного южнее Каньона, - пояснил Саен, - сделаем тут привал, отдохнем и с рассветом отправимся.

Хвала Создателю, эта ночь прошла спокойно. Небо утихомирилось и ни одной снежинки больше не упало на землю. Даже ветер куда-то делся, и стало вокруг хорошо, спокойно и ясно. Белел снег, плыли медленные облака ,и проглядывала грустная половинка Аниес.

Рано утром снова тронулись в путь. Отдохнувшие за ночь лошади ступали бодро и даже немного весело. Зато хмурым казался Саен.

Временами братья досаждали вопросами:

- Мы должны встретить Лису? Скоро уже найдем ее? Когда это будет?

Ответа на их вопросы не было. Хозяин отмалчивался, и Птица время от времени шикала на мальчишек:

- Найдем, угомонитесь. В этих местах лучше не шуметь.

Осталась позади маленькая равнинка, которую делила пополам мелкая и широкая речушка. Неспешная вода казалась хмурой и темной. На каменистом бережку прыгала пара галок да где-то в кронах ореховых деревьев щелкали клювами вороны.

На правом берегу реки темнела низкими крышами деревенька. Тянулся из труб дым - узкий, густой, серый. Кое-где у домов хозяева расчищали дорожки. Птица, разглядывая небольшие окошки, прихваченные морозцем, с тоской подумала о домике в Каньоне Дождей. Как же хотелось туда! И чтобы ни одно скверное воспоминание даже на ум не приходило! И чтобы не мерзнуть больше, не трястись на спине лошади до боли в спине и коленях, ни греть ледяные ладони у костра и не слушать ворчания Дагура и ссор близнецов.

Хотя, пока Дагур сидел в седле перед Саеном - предпочитал помалкивать и начинал возмущаться лишь во время коротких остановок. Вот, мол, бестолковая Лиса, пойди, найди ее по такой погоде. И погода тоже бестолковая - и вздумалось снегу выпасть так не вовремя. И мул у близнецов кривоногий, и ноги замерзли и вообще все очень плохо. Тихо так ворчал Дагур, все больше себе под нос. И Птица только удивлялась - как это Саен до сих пор не врезал этому ворчуну по макушке.

Совсем неожиданно, у последнего домика деревеньки, на дорогу выскочил низенький человечек. Худой, сморщенный, в длинном балахоне, истрепанном до лохмотьев. Человечек ткнул в Саена пальцем и заскрипел сухим, надтреснутым голосом - точно провел по стеклу железякой:

- Куда это ты собрался, Знающий Каньона? Что тебе надо в наших землях? Зачем сюда пожаловал?

Хитро блеснули глаза и тут же опустились вниз. Рядом с человечком Птица вдруг увидела странное серое существо, вытянутая морда которого скалилась ехидной усмешкой.

- Пошел вон! - велел Саен и направил коня прямо на сморщенного человечка.

Тот гадко захихикал, подобрал лохмотья и запрыгал в сторону, высоко поднимая колени и постоянно причитая:

- Я тебя знаю, кто ты... знаю я тебя... ух, как я тебя знаю!

Птицу внезапно осенила догадка, и она проговорила:

- Это же мелкий дух заставляет человека так говорить, да?

- Да, - коротко ответил Саен и достал рукоять меча духов.

Клинок тут же рассыпал мелкие искры, со звоном вспарывая морозный воздух.

Человек еще раз захихикал, отпрыгнул в сторону и издал короткий рык, полный злобы. Птица отвернулась. Вряд ли он осмелится приблизиться - меч духов здорово его напугал, видимо.

- В этой деревне живет колдунья, вот от нее и расходятся эти мелкие пакостники. А мужичок этот помогает колдунье с дровами, да зайцев иногда ловит, - не к кому конкретно не обращаясь, проговорил Саен.

- Откуда ты знаешь? - недоверчиво спросил Дагур.

- Знаю.

Едва свернули влево от русла реки и направились по тракту вниз, через узкий перевал между двумя холмами - показался путник. Шагал он медленно, и темно-синий плащ его был пошит явно не в Нижнем Королевстве. Такие плащи носили в Каньоне, и назывались они суэмскими.

- Это суэмец? - негромко спросила Птица.

Вместо ответа Саен нагнал путника и сказал:

- Вся хвала Создателю, добрый человек. Морозно сегодня?

- Вся хвала Создателю. День холодный, это верно.

- Твое имя Неин, так?

Путник от удивления остановился, скинул капюшон и внимательно посмотрел на Саена. Он настороженно молчал, но и Саен тоже какое-то время не произносил ни звука.

- Чего это они? - еле слышно пробормотал Лейн.

- Меня послал Создатель на помощь Лисе. Как давно ты с ней расстался? - вдруг задал вопрос Саен.

Путник положил руку на рукоять меча, подозрительно прищурился и ответил вопросом на вопрос:

- Почему я должен тебе доверять? Ты кто такой?

- Я - старейшина Каньона Дождей, Знающий Саен. Вот за моей спиной братья Лисы, и передо мной в седле ее брат. Я хочу вернуть девочек ее семью и помочь убраться с этих мест. Библиотекарь с ней?

- Библиотекарь в Тхануре, у Праведного Отца. Лиса отправилась за братьями и за библиотекарем. Пару дней назад. Тебе нужна помощь в поисках?

- И не надо. Отправляйся назад, в Суэму и отнеси новости. Неспокойно в здешних Королевствах, найдена карта, которая может принести немало бед. Потому пусть ваши люди взывают к Создателю и просят о помощи. А я поеду и разыщу Лису.

- Только чем ты ей поможешь? Ты один, против Игмагена тебе не выстоять.

- Выстоять, - твердо ответил Саен, развернул коня и направился обратно.

Птица совсем не понимала - как они смогут найти девушку в большом городе. Как они вообще ее найдут? А вдруг Игмаген запер ее в своей тюрьме?

Но Саен не сомневался. В этот раз поехали быстрее, пустив коней рысью. Съехали с тракта и пустились напрямик, через лес, после через небольшое болотце - и хозяин уверенно вел отряд, не мешкая и не останавливаясь. Лишь к ночи добрались до Тханура и у самых стен города услышали звон тяжелого колокола, что находился на башне около ворот.

- Не успели, - выдохнул Саен, всматриваясь в темноту, туда, где гораздо дальше от них, по пологому склону поднималась городская дорога, - ворота теперь до утра не откроют. Давайте поищем место для ночлега.

Был он по-прежнему молчаливым и хмурым, и Птица догадывалась, что не стоит приставать к нему с расспросами. Он пытается почувствовать Лису, найти верное решение, и ему сейчас не просто.

Костер в этот раз не разводили - Саен сказал, что лучше им не попадаться на глаза стражникам Тханура.

- Не хочется с ними связываться, - пояснил он.

Потому доели холодные лепешки - то, что осталось от прошлого ночлега, подкрепились остатками сыра, запили холоднющей водой и легли спать.

Ночь без костра, в холоде, показалась Птице долгой и неприятной. Хотя и спала она рядом с Саеном, в его мешке, и тот обнимал и согревал своим теплом. В спальном мешке Птицы устроились близнецы. Дагур лежал рядом, завернувшись в одеяло. Какое-то время он причитал по поводу холода, клятой дороги и клятого Тханура, но усталость оказалась сильнее, потому Дагур уснул так, что его еле добудились утром.

Хозяин, поднявшись с рассветом, только выпил воды - и все. Прошелся по склону, на котором ночевали, вгляделся в хмурые тханурские стены, после вдруг повернулся к Птице. Сомнение и тревога лежали на его лице мрачной печатью, и захотелось просто обнять Саена и сказать, что все наладится, все будет хорошо.

Но Птица обнять не решилась. Посмотрела ему в глаза и выдавила слабую улыбку. Мол, все будет хорошо... наверное...

- Вот что, Птица, - он положил ладони ей на плечи и всмотрелся в лицо, - вот что. Мне надо самому съездить в Тханур. Одному проще будет выбраться из него. Я оставлю тебя тут с братьями, ненадолго. Я очень прошу - если появится Набара - просто убей ее. Потому что это не Набара - это маг Нас Аум-Трог. Убей его сразу - и одной проблемой у нас станет меньше. Понимаешь меня?

Птица закивала.

- Не слушай того, что он говорит. Главное - не слушай его. Все, что он будет тебе рассказывать - это ложь. Всегда ложь, понимаешь? Понимаешь?

- Понимаю, - торопливо ответила Птица.

- Я вернусь. Обещаю вернуться быстро. Потому что если брать тебя и мальчишек - мы можем застрять в Тхануре. Не хочется всей этой возни. Хочется все сделать быстро. Главное тут - не опоздать. Главное - успеть найти девочку.

Саен порывисто прижался губами к губам Птицы, после взлетел в седло коня, которого на ночь так и не расседлывал, и, велев мальчикам слушаться, пустился в путь.

- Будем сидеть тише воды, ниже травы, - на распев проговорил Лейн, провожая хозяина взглядом.

- Давайте поиграем в камешки, а? - тут же предложил Дайн.

- Ну, да, чтобы руки у нас отвалились от холода. Лучше уж костер развести, пока Саена нет, - буркнул Дагур и с вызовом посмотрел на Птицу.

- Костра не будет, и не надейся, - ответила она ему.

- Не бойся, мы сами завалим Дагура и устроим ему хорошую трепку, - заулыбался Дайн, - костер у него не получится.

- Ну, да, лучше не влипать, как прошлый раз. Лучше уж действительно сидеть тихо, - поддакнул Лейн.

Братья какое-то время тихо перепирались, толкая друг друга в плечи, после, наконец, решили все же поиграть.

Время тянулось медленно. Ползло толстым белым червем по застывшим пригоркам. Холод подбирался к ногам и рукам, потому Птица все ходила и ходила кругами под сенью сосен, что росли на склоне, и до боли в глазах всматривалась вдаль, надеясь высмотреть Саена.

К городу тянулись повозки, люди, солдаты - вереница темных точек на белой дороге. Бесконечный поток народа, что надеялся в Тхануре раздобыть еды или работы. Или денег, продавая свой товар. Начался обычный день, в котором ничего не было примечательного. Еще один обычный день в Нижнем королевстве.

С того места, где стояла Птица, фигурки людей и животных казались не больше мизинца. И оставалось только недоумевать, глядя, как медленно и обреченно двигаются они к воротам - как можно найти одного человека в такой толпе? Одного маленького, неприметного человека? Как Саен найдет Лису?

Это невозможно. Это вообще невозможно.

Даже если читать в головах у людей их мысли - не станешь же присматриваться и прислушиваться к каждому человеку, правильно?

Птица беспокойно терла ладони, теребила кончики косичек и временами принималась молиться, повторяя про себя: "Создатель, помоги Саену". А братья по-прежнему играли в камешки, изредка подскакивая и принимаясь прыгать, чтобы согреться.

Птица уже и сама почти замерзла, когда увидела приближающегося к ним всадника. Она не сразу смогла его разглядеть как следует, но сразу почувствовала и угадала, что это Саен.

- По коням, ребята. Игмаген со своим отрядом только что выехал из Тханура. Он знает, где можно найти Лису, его ведут Невидимые. С ним много Невидимых. Нам надо постараться опередить его.

- Как ты узнал? - не удержалась от вопроса Птица.

- После расскажу. Он выехал пару часов назад через вторые городские ворота - не хотел, чтобы его лишний раз видели. Карта - это его тайна, он молчит о ней. Пошевеливайтесь, если хотите увидеть свою сестру, парни!

И они понеслись сквозь лес. Саен не стал объяснять, как он найдет дорогу, но тут уже и сама Птица стала понимать. Он объехали Тханур и пустились в путь от тех самых, запасных маленьких ворот, что выходили на юго-запад. Птица видела следы отряда на снегу и чувствовала, что в этих местах совсем недавно прошли Невидимые. Слишком много Невидимых. Она улавливала их недавнее присутствие, как охотничий пес улавливает следы преследуемой дичи. Глазами это было невозможно увидеть, но как ясно читались следы в застывшем, слишком холодном воздухе! Как хорошо ощущалось недавнее присутствие темной силы. Большой силы. Неужели снова предстоит битва?

- Они направились в тот лес на холме, - Саен оглянулся и мотнул головой, показывая направление Птице, - мы срежем, с другой стороны подъем будет короче, хотя и более крутой.

Птице казалось, что они слишком медленно двигаются. Близнецы все время отставали - их мул шел слишком медленно. Да и собственная лошадка преодолевала подъем с натугой. А Саен торопился, сгорал от внутренней тревоги, от злости и ярости - и все его чувства передавались Птице.

Обогнули узкие ручьи, срывающиеся со склона в снежную пропасть. Добрались до низкой хижины, опускающей свою крышу чуть ли не до земли.

- Оставайтесь тут, - торопливо велел Саен братьям и ловко спихнул со своего коня Дагура, - Птица, ты со мной!

Ярость звенела в нем гораздо сильнее тревоги. И Птица понимала, что он желает убить Игмагена. Просто убить - и все. И жажда смерти в нем сильнее желания спасти. Гораздо сильнее.

Уже чудился откуда-то издалека оружейный звон и храп лошадей. И даже временами долетал девичий крик. А чуть позже Птица могла бы поклясться, что слышит горестный плач.

Деревья летели навстречу - заснеженные, угрюмые. Хотелось понукать лошадь и кричать: "быстрее, быстрее..."

Быстрее, надо добраться, надо успеть. Надо обязательно успеть...

- Я проклинаю тебя, Игмаген! Создатель, пусть он сдохнет! Пусть он будет проклят! - разрезал звенящий мороз девичий голос, полный хриплого горя.

Лошадь Птицы, вслед за вороным Саена, выбралась на прогалину. Место битвы - вот что это! Мертвый человек, раскинувший руки и уставившийся глазами в небо - Птица сразу узнала его. Это Набур, тот самый Набур, которому они уже однажды спасли жизнь. Видать, не улыбнулась ему удача...

Еще один человек в крови и над ним рыдающая Лиса, кричащая в ясное небо проклятие.

- Он уже проклят... - неожиданно спокойно сказал Саен, спрыгивая с коня.

Глава 27

- Храм Трех Стихий находился в Зумме. Его построили перед самым открытием Двери и люди в Суэме еще не знали, какие в этом храме скрыты возможности. Зумма ведь была очень теплым городом, где не было зимы, всегда светило солнце, текли полноводные реки и с гор дули ветры. Вот, зуммийцы и научились собирать силу ветра, солнца и воды. Можно себе представить, как огромны были эти силы. Зуммийцы накапливали их в сиреневых камнях - таких больших, прозрачных. Каждый камень обладал невероятной силой. И зуммийцы умели эту энергию извлекать из камней. Они надеялись, что с помощью силы трех стихий сделают жизнь более удобной и спокойной. Но была открыта Дверь Проклятия и дальше вы сами знаете.

- Ничего мы не знаем, - сердито выдохнул Дагур, поморщился, качнулся на лавке и толкнул локтем стол.

Пламя, еле тлеющее в плошке с маслом, закачалось и чуть не погасло.

Лиса нахмурилась и посоветовала Дагуру заткнуться, после глянула на Галиена и пожала плечами - мол, я не виновата, что приходится быть такой грубой с братом.

Галиен сидел на деревянной такой пристройке - Птица даже не знала, как это называется - которая служила ему кроватью и находилась за перегородкой. Грудь Галиена туго охватывали белые полоски ткани, и сам он был бледным до желтизны, но, в целом, казался вполне живым человеком.

Лиса вчера, пока Саен возился с раной Галиена, рыдала без остановки, до нервной икоты, до судорожных всхлипов. Рыдала и прижимала к себе Дайна и Лейна. А Дагур стоял в стороне и нерешительно поднимал брови, точно потерянный. Он не мог найти себе места и казался совсем чужим в этом горестном счастье соединения.

Птица никак не могла взять в толк - зачем столько слез? К чему все эти объятия, всхлипывания, причитания о том, что, мол, живы, слава Богу, живы...

Ей самой и в голову бы не пришло так убиваться за Ежом, к примеру. А по Травке - и подавно. Сколько дней она их не видела - и еще столько же не увидит. И не страшно, не больно, не горестно...

Лиса сразу показалась загадкой для Птицы, хотя все ее чувства были как на ладони. Их можно было принять в себя, рассмотреть, чуть ли не потрогать языком.

Нет, конечно, чувства не были реальными, как хлеб или вода. Но Птица определяла их слишком ясно для себя. Лиса была очень и очень привязана к своим двум братьям - вот что. Не к Дагуру - тот казался досадной помехой, глупцом и неудачником. Но младшие, большеглазые и слишком уж похожие на саму Лису - те были дороги, точно суэмские золотые монеты. С ними рядом Лиса чувствовала себя хорошо и уютно, им отдавал свое душевное тепло, а те, в свою очередь, делились собственным. Такой себе обмен теплым, нежным чувством - Птице это немного напоминало отношения с Саеном. Только Саен давал Птице несравненно больше, чем она ему.

Рыдания Лисы вчера унял только Саен. Вышел из-за деревянной перегородки, сполоснул испачканные в крови руки (ужасно это выглядело!) и положил ладони на голову девушки. Обе ладони. Слега улыбнулся, покачал головой и просто сказал:

- Славная ты девочка, Лиса. Не плачь, Галиен будет жить. Он жив, он просто сейчас спит. Ему надо хорошенько поспать, а завтра хорошенько поесть. И все с ним будет хорошо.

- Что ты... Что ты сделал? - подавив последний всхлип, проговорила Лиса. Голос ее дрожал, точно тонкая ветка на ветру.

- Неважно, что я сделал. Важно, что у нас остывает печь, нет воды и все мы голодны. Надо браться за дело, девчонки. Птица, ну, а ты что сидишь?

И тогда только сама Птица вышла из ступора. Она настолько погрузилась в созерцания чувств Лисы, что даже не додумалась успокоить ее. А ведь могла бы, у нее есть такие способности.

Птица неопределенно дернула плечом, перекинула косу за спину и, поднявшись с лавки, взялась за ведро.

Весь вчерашний вечер прошел в хозяйственных хлопотах, а сегодня к обеду библиотекарь, которого звали, оказывается, Галиен, пришел в себя. И разговор у него и Саена зашел о карте. Той самой, вокруг которой и было столько хлопот.

Оказывается, что Саен очень хорошо знает историю Зуммы, не хуже, чем Галиен.

- Я прочел те свитки, что нашел в жилище хранителей карты. Там и обо мне было немало написано - вернее, о создании магов Моуг-Дганов.

- А ты, значит, и есть Моуг-Дган? - устало спросил его библиотекарь Галиен.

- Я и есть Моуг-Дган. И Птица теперь тоже.

- Почему ты называешь ее Птицей? - вопрос Галиена прозвучал просто, но стало, почему-то тревожно.

А действительно, почему Саен так ее зовет, хотя есть на самом деле суэмское имя, которое он сам и дал своей подопечной?

Птица улыбнулась. Она знала, почему.

Саен положил ладонь на руку Птицы, посмотрел на нее, улыбнулся той своей особой, короткой улыбкой, за которой скрывались и мягкость, и забота, и легкая насмешливая снисходительность, после пояснил:

- Потому что она - Птица. Прижилось прозвище.

- Так что там с камнями, Моуг-Дган? - дернулась Лиса, и скамья под ней запрыгала, застукала по деревянным доскам пола. Говорила она со смесью почтения и страха, и имя "Моуг-Дган" произносила так, будто это было заклинание - тихо и торжественно.

- Ничего хорошего. В Храме Трех Стихий хранится огромное количество этих камней. Все они полны энергии, заряжены и готовы к использованию. То есть каждый камень - как хранилище силы. Огромное хранилище огромной силы - вот так можно сказать. Я с таким камнем однажды встречался, - Саен помрачнел, убрал ладонь с руки Птицы, покачал головой и глядя прямо в глаза Галиена, продолжил: - На самом деле вам сложно даже представить, какая мощь заключена в каждом камне. Один из них был вынесен и продан потомком хранителей. Потомок этот решил подзаработать, захотел узнать - стоящие ли вещи он и его семья охраняет. Камень он продал магам. И после для этого камня маги создали Моуг-Дгана, то есть меня. Не всякий человек может использовать мощь камней. Простым людям это невозможно.

- Ты владел камнем? - коротко спросил Галиен.

- Да. Я владел им, я выкачал из него всю силу и использовал ее для защиты от баймов. А после раскол опустевший камень и выкинул. Это было давно, еще до закрытия Двери.

- Ну, если люди не могут использовать сиреневые камни с энергией, то тогда можно не опасаться, что они натворят с их помощью много бед. Сила камней для людей будет недоступна, - Галиен чуть поддался вперед, но тут же поморщился от боли и откинулся назад.

- Ты сиди спокойно, - посоветовал ему Саен, - лишний раз не двигайся. А камни эти - да, люди их использовать не смогут. Но тут не все просто. Когда открыта была Дверь - камни уже существовали, и энергия в них уже была. Полнехонькие камешки лежали в коробках в хранилищах. Их тогда готовили к отправке на север, в Хаспемил, туда, где находились механические приспособления и остальные изобретения мудрых. Только отправить не успели - началась война. И вот тут на карте я нашел странную запись. В свитках ничего такого не написано. Вот что было на карте.

Саен прервался, потянулся к печной заслонке, застучал дровами.

- Так что было на карте? - угрюмо переспросила Лиса.

Птица вдруг поняла, что знает. Знает, что означают те символы, что пролегали на тонких деревянных пластинках. Не потому, что рассматривала эти пластинки, а потому, что сейчас только что ясно угадала мысли Саена. И она тихо произнесла, потрясенная собственными новыми способностями:

- И пришла тьма из-за Двери и накрыла Храм Трех Стихий. И наполнила собой камни, и сделал их непригодными для доброго дела. Удалось хранителями запереть Тьму в самом низу, за железными дверями, в большом круглом туннеле. И осталась Тьма рядом с камнями. И никто из людей не сможет остаться прежним рядом с камнями, Тьма поглотит его.

- Что ты только что сказала? - Саен повернулся и удивленно уставился на Птицу.

- Я не знаю... Я просто...

Птица не могла пояснить, как ей удалось узнать то, что знает только Саен. Ведь только он из всех, кто сидел в хижине, знал написанное на пластинках карты. И ей, Птице, удалось это понять, просто прочитав мысли хозяина.

Саен понял. Он коротко кивнул, словно бы давая понять, что способности Птицы его не удивляют, и он ожидал чего-то подобного. После согласился:

- Да, Птица права. Именно это и написано на карте. Я так и не понял, что это за Тьма, которую они заперли внизу, за железными дверями. То, что камни притягивают к себе духов - это я знаю. Каждый, обладающий таким камнем, становится личным пристанищем духов и теряет свою свободу. Не будет у него уже свободной воли.

Птица дернулась. Ее будто бы прошил электрический ток. Сказанные Саеном слова она уже где-то слышала. Что-то невероятно знакомое чудилось в них, только оставалось неясным - что. Стало, почему-то, неуютно, и сумрак хижины показался угрожающим и убогим. А совсем недавно ей казалось, что в домике спокойно, тепло и славно...

Саен между тем продолжал рассказывать:

- Для камней этих нужны такие люди, как я или Птица. Без нас ничего не выйдет. И вот что на деле получается, Галиен. Игмаген нашел карту - это первое. Колдун баймов приходил к нему и, видимо, у них была интересная беседа - это два. Три - Игмаген посылает Лису за тобой, чтобы ты, как библиотекарь, прочел карту. Откуда он узнал твое имя? Откуда тут, в Нижних королевствах знают такие вещи?

Галиен ничего не ответил, лишь по-прежнему выжидающе смотрел на Саена.

- Это байм-стронг рассказал ему. Клянусь собственной шкурой. Это точно, как то, что завтра будет снежный день. Вот зачем приходил стронг. Карта интересует всех, даже баймов. И появляется маг, который охотится за Птицей - который знает о ее способностях и пытается получить власть над ней - это три. Все связано, все четко и понятно.

Саен поднялся, прошелся по горнице, плеснул себе воды в кружку и залпом выпил. После снова заговорил:

- Ты прочел Игмагену карту, как он того хотел, так ведь?

Вопрос был обращен в темноту, но Галь ответил сразу:

- Прочел. Игмаген нашел способ меня заставить. Я должен был выбрать между жизнью Лисы и картой.

- Игмаген - хитрая лиса. Его нельзя недооценивать. Что ты прочел?

- Чтобы найти путь к Храму Трех Стихий, надо вылить белые чернила на карту и следовать по полученному пути.

- Белые чернила...- Саен нахмурился. - Дело в том, что на карте уже проложены линии - так было написано в свитках и на второй половине карты. Линии, которые показывают путь к туннелям, где укрыта Тьма. И если вылить на карту черные чернила - то линии сойдутся в одну дорогу, которая приведет Игмагена ко Тьме. И он ее выпустит. И тогда спасения не будет.

- Ты думаешь...

- Уверен. Откуда тут белые чернила? Не молоко же он будет выливать? В любом случае опасность такая существует. Потому надо попробовать перехватить Игмагена на пути в Зумму и убить. Как жаль, что я не сделал это еще в Тхануре, дери его зменграхи... Сколько раз уже убеждался, что лишнее милосердие только приводит к беде...

- Что ты сказал? - не понял Галиен.

Но Саен не стал уточнять. Смахнул со стола остатки муки от тех лепешек, что пекли на завтрак, хлопнул ладонью по столешнице и сказал:

- Надо отправляться в Зумму. Попробовать догнать Игмагена.

- Думаешь, что он уже в пути?

- Если еще не выехал - то, значит, сделает это в ближайшее время. У него есть карта, есть проложенный путь - что его остановит?

- У него нет мага Моуг-Дгана, - тихо произнесла Птица.

Саен обернулся, сверкнул потемневшими глазами и кивнул:

- Верно. Но он и не знает, что находится в Храме Стихий. Скорее всего, что не знает. Галиен, на двух половинках была только схема пути? Или еще что-то?

- Только схема и надпись о Храме Трех Стихий.

- Игмаген и не сомневается, что сокровища мудрых у него в руках. Уверен, дранная лисица. Сокровища почти в руках. Чего ему ждать? Пока все захватят стронги? Да он уже скачет, наверняка, по дороге в Зумму. И мне тоже надо отправляться в путь.

- Прямо сейчас? - спросила Птица, чувствуя, как вырастает внутри тревога.

- Нет. Скорее всего, завтра. Или послезавтра. Надо продуктов запасти, да и лошади должны отдохнуть. Мы еще успеем, нагоним Игмагена. Я знаю короткие дороги до Зуммы, да и знаю, где находится Храм.

- Откуда? - удивленно спросил Галиен.

- Я Моуг-Дган, мне ли не знать таких вещей?

- Ты берешь меня с собой? - На всякий случай уточнила Птица.

- Да. Думаю, что да. Я не могу оставить тебя одну в Нижних Королевствах.

- Это опасно - ехать только вдвоем, - заметил Галиен, - у Игмагена будет отряд воинов, да и сам он довольно силен.

- Игмаген против меня ничто, - в голосе Саена зазвучала жесткость стали, - Я справлюсь с десятком таких, как он. Да и Птица мне поможет. Невидимых у Игмагена почти нет, с этим тоже не будет проблем. Гораздо опаснее тот маг, что преследует Птицу. Он из Верхнего Королевства, и ему служат сильные Невидимые. Если он присоединится к Игмагену - тогда будет нелегко.

Саен насмешливо растянул губы в некоем подобие улыбки и брезгливо добавил:

- Но и с этим я тоже справлюсь. У нас нет времени ждать помощи. Да и неоткуда ее ждать. Не станет же Суэма вмешиваться во внутренние дела Нижнего Королевства. И отряд воинов никак не пошлет. Да и воины не доберутся так просто до Зуммы, им придется сражаться - и это будет означать новую войну. Тут, Галиен, даже думать нечего. Надо отправляться в путь и как можно скорее. Перехватить Игмагена и свернуть ему голову. Нет человека - нет проблемы.

- И Птицу возьмешь с собой? Это опасно, - Галиен посмотрел в сторону Птицы, и в глазах его ясно читались и сомнение и жалость.

- Оставлять ее тоже опасно. Теперь в Нижних Королевствах везде опасно, да и в Каньоне покоя не будет. Ну, а вам надо будет вернуться в Суэму, как только ты, Галиен, сможешь удержаться верхом. И попросить о помощи. Пусть хотя бы знают, что здесь происходит. Пусть, хотя бы, молятся.

- Может, нам лучше действовать вместе? Вместе бы отправились в пески Зуммы, вместе попробовали остановить Игмагена?

- Вместе - это только с тобой, о Лисе и мальчиках и речи быть не может. Вряд ли. - Саен мотнул головой. - Битва будет не против людей - с этими не сложно справится. Битва будет против духов Днагао - Невидимых - так их называют в Верхних Королевствах. А против этих люди не могут устоять.

На какое-то время в хижине наступила тишина. Помалкивала Лиса, сжимали губы, сидя у самой печи, близнецы. Еле слышно сопел Дагур.

Вот теперь все стало ясно и понятно. И эту ясность с безжалостной точностью утвердил Саен, заговорив так резко, словно он не слова произносил, а ударял молотом в нагретый металл заготовки.

- Игмаген собирает силы. Ему нужны силы мудрых, и сила Моуг-Дгана - Птицы. Потому что Птица тоже обладает способностями. И все это он надеется получить отнюдь не в мирных целях. Не потому, что желает мира и покоя. Вовсе нет. Он желает обрести мощь, чтобы развязать войну против Суэмы. И у него это очень даже хорошо может получиться. Если только...

- Если только что? - спросил Галиен.

- Если только я не помешаю ему.

Глава 28

Библиотекарь Галиен выглядел, как настоящий суэмец. Слегка миндалевидные серые глаза, удлиненный овал лица, ровный нос и красиво очерченные губы.

Он отличался от Саена, как изящная статуэтка из слоновой кости отличается от грубоватой фигуры, вырезанной из дерева. Саен тоже был красив, но его глаза временами пугали, а высокие скулы говорили о скрытой силе, с которой совладать невозможно.

Галиен был добродушным и мягким - Саен презрительным и злым. Они оба служили Создателю, но каждый представлял это по-своему. Галь говорил о милосердии к людям, Саен лишь хмыкал, поднимал брови и вообще ничего не говорил. Но Птица слишком хорошо понимала - что он думает.

А Лиса все больше помалкивала, и ни на шаг не отходила от суэмца. И большие глаза ее озарялись таким ясным и таким счастливым светом, что Птица ни минуты не сомневалась. Это то, что называется у суэмцев любовью. Лиса любит Галиена.

Как у нее это получается - оставалось непонятным.

Да и Галиен, несмотря на тревогу о карте и о Суэме, несмотря на слабость и боль от раны, думал все больше о Лисе. И его радость казалась золотым ручьем, что спешит весенним теплым днем с холма.

И Птица терялась в чужих чувствах, сравнивала с собой и недоумевала. У суэмцев все по-другому, все непонятно, все странно.

Хижина, в которой они устроились, была совсем небольшой, потому Саен в тот же день срубил сосну, очистил ее от коры, кое-как обтесал и сделал некоторое подобие лавки. Пристроил недалеко от печи и пояснил, что тут буду спать он и Птица. А мальчишки устроятся на тех двух скамейках, что уже есть.

- Ну, а Галиен подвинется и пустит к себе Лису. Вот так и заночуем. Эту ночь еще проведем вместе, а завтра, скорее всего, я и Птица двинемся в путь.

Какое-то время снова говорили о карте, о магах, о песках Зуммы. Птице эти разговоры наскучили. В котелке варился пойманный Саеном заяц (и Птица знала, как легко у него получается ловить зверей). Огонь ласково потрескивал, и хотелось выкинуть из головы и Нижнее Королевство и всех его магов. Как теперь ей понятны слова Саена о том, что он ненавидит эти места.

Птица и сама уже прониклась ненавистью и раздражением, и временами ей приходили в голову мысли о драконах. Парочка надхегов заставила бы здешних рыцарей трепетать...

Солнце опустилось за деревья, расползлись сумерки, опуская хижину в темнющий мрак, хотя не было еще и четырех часов после полудня. Зимой темнеет рано, тут ничего нельзя поделать.

Птица разлила по мисочкам готовую мясную похлебку, приправленную луком и чесноком, повесила на крюк посудину для чая и пригласила всех к столу.

- Горячая еда сейчас очень кстати, - заметил Саен, усаживаясь на лавке.

- А что будет, когда ты убьешь Игмагена? - вдруг спросил Дайн.

Он положил локти на стол, повернул лохматую голову к Саену и его коричневые глаза едко блеснули недоверием.

- Ничего. Вернусь в Каньон.

- Заберешь Птицу и уедешь? А тут по-прежнему будут править железные рыцари? И по-прежнему будут все поклоняться твоей статуе в храмах и будут молиться тебе? В Каньоне у вас хорошая жизнь, только ты мог бы все изменить тут, в Королевстве.

- И как бы он это сделал? - спросил из своего угла Галиен.

- Что ты там напридумывал, Дайн? - взвилась Лиса, но ладонь суэмца опустилась на ее плечо, и девчонка успокоилась.

Птица уже поняла, о чем пойдет разговор, и интерес у нее пропал. Ее уже не так сильно впечатляла мысль, что Саен - и есть тот самый могущественный Моуг-Дган, который защитил Королевство от баймов. Она и сама была Моуг-Дганом и прекрасно знала - насколько это тяжело - нести за кого-то ответственность. Саен был прав, лучше во все это не вмешиваться. Лучше остаться в стороне. Вернуться в уютный дом, к любимому садику, к бурлящей реке и выкинуть из головы здешние деревни, города и здешних Праведных Отцов - дери их всех зменграхи!

- А что я, по-твоему, должен сделать? - сдержанно спросил Саен и отправил в рот полную ложку похлебки.

- Убить всех Праведных Отцов - вот что! И всех рыцарей тоже убить! Своим большим мечом, которым ты убивал этих... ну, которых никто не мог видеть, и которые держали нас. Духов...

- И что будет дальше? - в голосе Саена послышалась усталость.

- А дальше люди найдут себе других правителей и поставят новые статуи. И будут вновь поклонятся идолам, - тихо пояснил Галиен.

- Так и будет. Думаешь, я не пытался? Думаешь, не хотел все изменить? Видит Бог - я сделал все, что мог. И мне и в голову тогда не приходило, что люди решат поклоняться мне, как богу. А на деле видишь, как вышло?

- Они поклоняются тебе, потому что хотят получить помощь, - угрюмо произнесла Лиса, - потому что им не на что больше надеяться. Если бы ты посидел голодный, в холоде и нужде, если бы у тебя отобрали все самое дорогое - ты бы тоже взывал ко всем - и к духам, и к Знающим, и к Моуг-Дгану. Лишь бы получить помощь. Люди ничего не могут сделать с рыцарями. Потому что рыцари сильнее, они убивают и грабят, против них никто не может выстоять. А если все-таки начать войну - то у крестьян нет оружия. Совсем нет, кроме вил. Что это против мечей и кольчуг? Потому уж лучше помолиться Моуг-Дгану - вдруг он снова придет и поможет.

Чем больше говорила Лиса, тем яснее звучала в ее голосе ярость. Наливалась жаром, как заготовка меча в огне кузни, и когда девчонка закончила, глаза ее, казалось, метали стрелы.

Птица вздохнула. Возможно, она и права. Только пусть уж лучше мужчины думают - что надо делать и как правильно поступить. Девушкам не стоит решать такие вопросы.

Саен не ответил ничего.

И тогда Дайн снова спросил:

- Ты уйдешь в Каньон и не вернешься? Да? А ведь ты знаешь главный секрет суэмцев. Ты знаешь, почему их благословляет Создатель. Ты мог бы научить людей... хотя бы научить...

- Только если люди сами этого захотят, - снова подсказал Галиен.

- Сначала надо остановить Игмагена, - Саен поднял глаза на Птицу и вдруг улыбнулся, мягко и коротко, - сначала остановим Игмагена, после я женюсь на Птице. А там видно будет. Есть такое старое правило, когда маг вызывает другого мага на битву и в случае победы наследует его удел. Возможно, если я убью Игмагена - то стану новым Праведным Отцом Тханура. Как вам такой расклад? Хороший из меня получиться Праведный Отец?

Лиса уставилась на Саена, как на привидение. Сморщила нос и сказала:

- Ты не Праведный Отец. Ты Знающий, который знает волю Создателя. И Галиен знает. Вот вам и надо двоим попробовать изменить жизнь Тханура.

- Да? - Саен повернулся, и глаза его потемнели мгновенно, хотя голос звучал совершенно спокойно. - Только ты не уточнила - хотят ли этого сами люди. Думаешь, они хотят? Вон, она - он мотнул головой на Птицу, - думаешь, хотела перемен? Ты, Птица, чего хотела, когда жила в Линне? Помнишь? Стать жрицей богини любви Набары, вот чего ты хотела. Даже когда я купил тебя и двоих твоих приятелей, когда кормил, берег и защищал в пути. Я дал тебе золотые браслеты на ноги и новую одежду, я привел тебя в свой дом, где тепло, уютно и горит электрический свет. А ты что сделала? Ну, вспомни? Правильно, ты пошла на холмы колдовать и вызывать Набару. И я - слышишь, Птица - я даже не стал говорить тебе о Создателе, потому что не хотел, чтобы ты заменила одну религию на другую. Чтобы ты вместо браслетов на руках стала целовать деревянный круг на шее. Я просто тебя любил, но ты даже это понять не могла.

Горечь в голосе Саена полоснула ножом, обожгла пламенем, и на мгновение Птице вдруг стало ясно, что ничего она не знает о нем и ничего не понимает.

- Только сейчас моя бедная Птица начинает что-то понимать, - заговорил Саен снова, но уже гораздо тише. - А сколько я с ней возился? Я даже сейчас не могу оставить ее одну. А таких, как она - сотни и сотни. Полные деревни и полные города. И я один не справлюсь, не смогу, не сумею просто. Люди хотят выполнять правила. А Создателю правила не нужны, Он желает отношений с людьми. И вот этого никто понять не может. Что скажешь, Галиен? Я прав?

Саен прав.

На миг встали перед глазами залитые солнцем улицы, послышался шум прибоя и нежный звон бубенчиков, и запахло цветущими абрикосом и персиком. Птица слабо улыбнулась. Саен прав. В Линне людей не переубедить, они свято чтут свои традиции и любят своих богов. Может, не таких хороших и добрых, как Создатель, но люди и сами не добры, потому вряд ли захотят поклоняться Богу, который будет постоянно напоминать о собственном несовершенстве.

Нет, боги, которым люди поклоняются, должны быть похожи на них самих. Чувствовать и желать того же. Бесстыдная доступность Набары и ее жриц так сильно напоминает собственную жажду удовольствий, жестокость Гусса так созвучна с людской жаждой крови и смерти. И все это близко, понятно и просто.

А понять Создателя Птица не могла до сих пор. Хотя в последнее время молилась только Ему.

Молилась, но не понимала.

- Это не так! - Лиса выпрямилась, подскочила и резкими движениями убрала пряди волос за уши. - Это не так! Не все такие, вот и Галиен так считает. Ну, правильно же, Галь?

Галь невозмутимо улыбнулся - слегка, как будто весь этот разговор был всего лишь милой болтовней о способах выращивания картошки, - и сказал:

- Не все такие. Есть те, кто хотел бы изменить свою жизнь, но не знает как. Есть дети, старики, женщины. Есть семьи, которые погибают от голода, потому ищут помощь там, где ее искать не стоит. Есть те, кто погибает от болезней. Ты лучше меня это знаешь, Саен, если ты действительно тот самый Моуг-Дган, о котором слагают легенды.

Саен вдруг успокоился. Резко откинулся назад, глаза его посветлели и он, усмехнувшись, ответил:

- Ладно. Сейчас об этом нечего и говорить. Завтра мы с Птицей отправляемся в Зумму. Вы, как только Галиен придет в себя, уезжайте в Суэму. Как можно быстрее. Выбирайте обходные дороги и тропки, держитесь подальше от главного Тракта. Насколько я знаю, до Такнааса не так уж и далеко. А там - Создатель усмотрит. Я убью Игмагена, заберу у него карту и вернусь с ней... наверное... Скорее всего мы доставим ее в Такнаас, там ей будет лучше всего. Там для нее самое место. А дальше - Создатель усмотрит.

И давайте есть, а то похлебка остывает.

Глава 29

На ночь устроились быстро. Лиса сама убрала со стола и сама постелила своим братьям - хотя особо стелить было и нечего. Одно тонкое одеялко да плащ, что предложил Саен. И еще спальный мешок Птицы, в котором по-прежнему ночевал Дагур.

Подвинув скамейки к стене у печки, Лиса вдруг обернулась, глянула на Саена и быстро спросила:

- Как ты нашел моих братьев? Отбил у торговцев?

- Выкупил у Игмагена. Еще в Тхануре, - Саен был короток. Особо разговаривать ему не хотелось, Птица это чувствовала.

Сама она перекладывала вещи в своем дорожном мешке и пересматривала - не надо ли что-то зашить или заштопать, пока есть время.

- А Знающий? Сказали, что и его ты выкупил... Вернее, что его тоже выкупили...

- Умер Умник Таин. Как раз за день до того, как Саен нас выкупил, - подсказал Лейн.

- Умер? - Лиса подняла брови и еще раз повторила, как будто пытаясь получше уяснить смысл слов, - умер, значит... Жаль его, он добрый был старик.

- Он сказал, что давно должен был быть у Создателя, но дожидался нас, - добавил Дайн и приблизился к сестре. Точно таким же движением, как у Лисы, убрал за ухо длинную прядь волос и грустно шмыгнул носом.

- А меня как ты нашел? - Лиса не сводила глаз с Саена.

- Это на самом деле не сложно.

- Потому что ты маг и обладаешь силой?

Саен хмыкнул, после посмотрел пристально на сложенные у печи поленья, и одно из них плавно поднялось в воздух. Сделало круг по горнице, зависло перед носом изумленного Дайна, покачалось и упало к его ногам.

- Еще такие штуки умею делать, - тихо сказал Саен.

- Дери меня зменграхи... - потрясенно произнес Дайн.

- А еще что умеешь? - тут же высунулся из-за плеча брата Лейн и точно также, как Дайн, шмыгнул носом.

- Ну, что пристали, репейники противные? - тут же с хозяйской деловитостью возмутилась Лиса и хлопнула одного и другого брата по затылкам. - Будут вам тут чудеса показывать, на ночь глядя!

- Как ты это делаешь? - приподнялся со своего места Галиен и с интересом прищурился.

- А ты не двигайся лишний раз, - напомнил ему Саен, - тебе сейчас покой нужен. Я много чего умею делать, только вам все знать не надо.

- Откуда у тебя сила для исцеления? - уточнил библиотекарь. - Я так понимаю, что своей жизнью обязан тебе?

- Создателю. Вся жизнь принадлежит Создателю. Я лишь перенаправляю ее, вот Птица знает. Чтобы сохранить жизнь тебе, я забрал энергию у здешних ручьев. Завтра можете глянуть - остался только один водопад в здешних местах, остальные иссякли. Возможно, к весне они и появятся, а возможно и нет. Река обмелеет, отступит от берегов. Рыбы станет меньше, да и лес станет более сухим. Но зато ты, Галиен, остался жить. Вот и весь фокус.

- Ничего себе... - пробормотал Дагур.

- Откуда у тебя такие способности? Как ты стал магом Моуг-Дганом? - снова спросил Галиен.

- Не на ночь глядя говорить об этом. В конечном итоге все равно все от Создателя и по Его воле. Давайте спать.

На этом чудеса Саена и закончились.

Заскрипели лавки, на которых устраивались братья. Завозилась Лиса - из-за перегородки ее фигура казалась бархатно-черной и совсем легкой. Что-то нежно говорил ей Галиен, и она отвечала ему. В голосе чудилась улыбка, полная глупого, спокойного счастья. Целая ночь рядом с любимым человеком - это казалось очень большим счастьем.

Птица улеглась на лавке, прижалась к теплой деревянной стене и, глядя, как пляшут по потолку еле заметные пятна света от огня в печи, очень тихо спросила сидящего рядом Саена:

- Лиса любит библиотекаря. Да?

Зачем спросила - и сама не поняла. Это ведь и так было ясно, как божий день. Просто хотелось поговорить об этом.

Саен обернулся на нее, провел указательным пальцем по щеке - теплое и ласковое прикосновение - и согласился:

- Похоже, что так.

- Значит, и я тоже люблю тебя так, как Лиса?

- Значит, так и есть.

- А ты?

Птица не договорила. Она не смогла произнести всю фразу, целиком. Любишь ли ты меня, Саен, так же, как Галиен любит Лису? Слова остались в голове, тяжелые, невысказанные, путанные.

- Люблю, - коротко ответил Саен.

Саен жил по правилам суэмцев, и его любовь была как... Птица даже не знала, как объяснить для самой себя, какой была любовь хозяина. Как старое, выдержанное вино, которое с каждым глотком обретало все новый и новый вкус. Как драгоценный алмаз, в гранях которого можно было видеть новые и новые отражения. Как суэмское золото, не имеющее примесей.

Птица больше чувствовала, чем понимала, и не могла выразить словами то, что чувствовала.

Саен ее жалеет, ей помогает. Ему нравится с ней говорить, нравится дотрагиваться до нее. Нравится смотреть в глаза, нравится подшучивать. Но это еще не все.

Ему просто хорошо рядом с Птицей. Как Птице хорошо рядом с ним. Он может молчать о важном и сокровенном, но Птица его поймет и без слов. А если не поймет - то угадает настроение и не станет задавать лишних вопросов.

И это тоже любовь. Наверное. Грани любви, то, что ее составляет.

Уже почти засыпая, Птица пробормотала:

- Я давно передумала и не хочу уже быть жрицей Набары...

- Я знаю, - кивнул головой Саен.

- Я хочу служить Создателю. Потому что Ему служишь ты...

- Я знаю.

Утро не торопилось. Зависло где-то за деревьями, внизу, в той стороне, где находился Тханур, и темное небо уходило вверх высоким холодным куполом. Только звезды побледнели, и опустилась к самым деревьям грустная половинка маленькой Аниес.

Птица придержала рукой дверь, чтобы та не хлопнула за спиной, и ступила на присыпанные снегом доски перед входом. Крыша домика, поддерживаемая столбиками, опускалась до самой Птициной макушки и неловко топорщилась дранками и соломой.

Саен седлала лошадей.

- Мы уже едем? - зачем-то уточнила Птица, хотя и так было ясно, что едут. Прямо сейчас. И даже было ясно, то хозяин надеется купить продуктов в ближайшей деревеньке.

-Да, - не оглядываясь, ответил Саен.

Ну, и славно. В Зуммийский песках, по-крайней мере, не холодно. Там они, хотя бы, согреются. И оттуда, из Зуммы так легко будет добраться до Каньона Дождей - несколько ночей в подземных переходах - и вот, они окажутся дома.

Дома.

Слово "дом" - теплое и приятное. Раньше оно не принадлежало Птице, раньше она никогда не говорила так. "Я хочу вернуться домой"...

Потому что раньше у нее не было дома. А теперь есть. От этих неожиданных мыслей Птица остановилась. Наклонилась, всматриваясь вниз, туда, где тропа довольно круто огибала скалу и спускалась к говорливым ручьям.

Теперь у нее есть дом, есть любовь Саена и есть удивительные способности. Ее жизнь действительно стала - как три улыбки солнца. Теперь не стоит думать о богине судьбы. Это не она постаралась для Птицы, у этой богини для нее были только ритуальные браслеты жрицы Набары, да золотое колечко в нос.

Это Создатель щедрой рукой отсыпал Своих благословений. Это Он вмешался, послал Саена и сделал так...

Мысль, которая пришла ей в голову, удивляла. Она казалась необычной, странной и даже неправильной. Но она проступила ясной вязью, графическим рисунком, что Птица не раз видела в старой и ужасной дорогой книге, которую время от времени открывала мама Мабуса.

Создатель, возможно, тоже любит Птицу. Не так, как любят в Линне. По-другому, по-суэмски. Любит, заботиться, жалеет. Саен говорил, что любовь невозможна без жалости. И еще говорил, что только любовь освобождает. Вот Создатель и сделал Птицу свободной. Послал к ней Саена...

Но тогда почему не послал к остальным девушкам Линна? Новая Нок, Малышка, что осталась у мамы Мабусы, когда-нибудь обязательно станет жрицей храма Любви. В ее носу появится золотая сережка, на руках и ногах - золотые браслеты. И она вовсе не детей будет рождать - жрицам не положено иметь детей. И не садик поливать, и не хозяйством своим заниматься. Она будет отдавать и отдавать свою плотскую любовь мужчинам, ничего не получая взамен.

Всю плату жриц забирает храм Набары и настоятели храма. Жрицы получают одежду, кров и пищу, и они - собственность храма. У них нет свободной воли...

У них нет свободной воли...

Птица схватилась за ветку дерева и моргнула. Перед глазами на мгновенье мелькнуло такое страшное и такое знакомое видение. Голова мужчины с черепом зменграха, яростные глаза его, обращенные на Птицу и проникающие в самую душу, низкий голос, окутывающий и поглощающий, протянутые ладони, в которых извивается узкая, золотистая змейка. И барабанный гул, бьющийся в ушах неприятной болью.

У тебя нет свободной воли...

У тебя нет свободной воли...

Вот что говорил этот жрец с черепом зменграха! Птица вспомнила! И это было взаправду, по-настоящему. Так и было, только неясно - когда и где. И почему эти воспоминания приходят именно сейчас? Почему Птица вдруг вспомнила что-то, о чем и понятия не имеет? Что это такое?

Хорошее настроение как рукой сняло. Осталась только горечь да холод. И неприятно поскрипывающий под ногами снег.

Саен оказался прав - хотя когда он ошибался? Остался только один слабый ручеек, который срывался с обрыва тонкой прозрачной нитью и уходил вниз, к реке, текущей в ущелье. Пришлось держаться рукой за ствол кривой сосны, чтобы не свалиться. Подставив ведро, Птица слушала, как звонко и весело стучит вода о деревянное дно и изо всех сил старалась заглушить в себе страх и тревогу. Казалось, что в собственной душе наступила сумрачная зима и выпал снег.

С полным ведром она поднялась вверх, умылась студеной водой, разливая ее на снег, после зашагала к хижине. Ничего, этот страх пройдет. Саен рядом с ней, и он знает, что с этим делать. И даже если Птица не найдет слов, чтобы ему все рассказать, он все равно поймет.

На пороге хижины стояла Лиса. Волосы растрепаны, глаза блестят. Большие, карие глаза под четкими, черными бровями. Одно ухо чуть оттопырено у Лисы, и пряди волос убраны за него. И неровная челка над глазами, и еле заметная ямочка на подбородке. Лицо живое, улыбчивое. Вся Лиса порою казалась быстрой рекой, бегущей по камням, преодолевающей пороги - шумной и беспокойной. У этой реки было свое очарование, своя прелесть, и Птице временами нравилось наблюдать за тем, как проворно и резко успокаивает Лиса братьев, как быстро подкидывает дрова в печь и ловко вытирает стол.

Птица поняла, что ей нравится наблюдать за людьми. Их движения, взгляды и манера говорить раскрывали внутреннюю их суть гораздо лучше, чем даже мысли, что водились у них в головах. Саен когда-то сказал, что мысли - это часть энергии. Чем их больше и чем они глубже - тем больше энергии у человека.

Вот Лису сейчас занимало многое, но в первую очередь она переживала за Галиена. И переживала за дорогу до Суэмы. И за братьев тоже переживала. И страх - тот самый, что владел ею, когда библиотекарь лежал без сознания - все еще клубился где-то на самом дне души.

- Значит, сейчас едите? - спросила Лиса.

Птица только кивнула в ответ.

- Ну, давайте я хоть супа какого сварю на дорожку. Сейчас быстренько.

Птица оглянулась на Саена и пояснила:

- Мы не будем ждать. Еду купим в ближайшей деревне. У нас есть деньги. И Саен вам тоже оставит немного. Только вам надо быть осторожными в этих местах. И уходить по бездорожью.

- Это я знаю. Я выведу всех. Главное, чтобы Галь поправился.

- Поправится.

Приблизился Саен, коротко бросил:

- Хвала Создателю, утро доброе. Давай попьем горячего чаю, Птица, и двинемся.

И вот, вода уже кипит в котелке, а утреннее воспоминание уползло куда-то на самые задворки души и не напоминает о себе никак.

Поднялся Галиен. Лиса поддерживал его и постоянно приговаривала, что зря он встал, что надо лежать и нечего расхаживать по горнице. Галь только улыбался в ответ. Ему хотелось посидеть за общим столом и поговорить с Саеном. Вообще хотелось рассмотреть как следует знаменитого Знающего с Каньона Дождей и задать ему свои вопросы. Только Птица знала, что рассказывать о себе Саен не намерен и потому будет отмалчиваться.

- Значит, мы расстаемся и встретимся только в Такнаасе, куда вы привезете карту? - уточнил Галь.

- Должно быть так, - согласился Саен.

Он не спеша налил чаю себе, после Птице. Вытряхнул из небольшого бумажного мешочка остатки изюма, открыл баночку с медом. Двумя руками взялся за горячую кружку, отпил глоток - запах меда растекался по комнатке, напоминая о тепле и цветах.

- Если Игмагена уже не будет, то ты, Саен, станешь правителем его удела? - осторожно уточнила Лиса.

Саен не стал отвечать, а девчонка не стала переспрашивать.

Птица уже знала, что ему не нравится этот разговор, что возращения в Нижние королевства он не желает, и что каждый лишний день, проведенный на этих землях, только раздражает и злит хозяина. Возможно потому, что напоминает прошлое. Как знать, какие воспоминания одолевают его, когда он двигается по здешним местам?

Птица взялась за свою кружку, подхватила несколько изюминок. Рот наполнился сладким, горячий чай согрел и прогнал озноб. Впереди дальняя дорога, и Создатель только знает - увидят ли они с Саеном еще раз Лису и Галиена.

Библиотекарь говорил, что будет ждать их в Такнаасе, обещал молиться и переживал, как бы Саен с Птицей не заблудились в песках Зуммы. Дайн периодически спрашивал - как же они найдут Игмагена и постоянно раскачивался на лавке. Лейн стучал печной заслонкой. Один Дагур, только что поднявшийся, сонно таращился на Саена, и лицо его совсем ничего не выражало. Ему было все равно, потому что он еще не успел окончательно проснуться.

Наконец продукты были поделены, одеяла свернуты, спальный мешок, тот, что поменьше, оставили Лисе и братьям. Последняя молитва - и гостеприимная, хотя и темная, хижина осталась за спиной. Лошадка, чуя дорогу, мотала головой и нетерпеливо перебирала копытами.

Вперед, в теплые песка Зуммы. Убить Игмагена - это должно быть несложно. Птица уже пробовала убивать, и у нее это очень хорошо получалось. А Саен - так вообще проделывает такие вещи быстро и умело.

- Да хранит вас Создатель, - прозвучали последние напутствия, и белый склон полетел навстречу, захрустел снежком, задышал холодом.

Саен знал здешние места, очень хорошо знал. Потому даже не сомневался - куда двигаться. В первой же деревне - довольно большой, с двумя десятками дворов, ровными заборами и широкими улицами - купили продуктов. И сыра купили, и яиц, и муки, и яблок и даже пирогов с горохом, которые показались Птице очень вкусными. Она ела их прямо на ходу, и ей, почему-то, было радостно от мысли, что совсем скоро холодные и мрачные земли останутся позади.

Пять дней пути на юг - именно столько понадобилось, чтобы добраться до Круглых гор - границы между Нижним Королевством и Верхним. Едва завидев начало отрога, Птица сразу поняла, почему горы называются именно так. Невысокие вершины закруглялись, точно каждую гору прилизал и пригладил неугомонный ветер.

Вот до самых этих гор путешествие было легким и спокойным. Ни разбойников, ни темных духов. Даже Нас, кажется, оставил их в покое. Иногда что-то тревожное снилось Птице по ночам, но к утру сновидения рассеивались, и оставалась лишь горечь. А Саен заверял, что это ерунда, и надо выкинуть все из головы.

Выросшие из тумана круглые вершины почему-то показались суровыми ликами великанов - глаза под нависшими ветками деревьев, рты - пещерные провалы. Здесь, в предгорной долине, было гораздо теплее, и жухлую траву не прикрывал даже иней. На кустах все еще сохранялись остатки листьев - побуревшие, съежившиеся. А на склонах гор поднимались раскидисты дубы, такие огромные, что можно было не сомневаться - они знали времена еще до открытия Проклятой Двери. Шумел в ветвях неприветливый ветер, и тянуло дымом.

- Здесь надо быть осторожными. Верхние маги вряд ли нас пропустят по-доброму, - заметил Саен, спрыгивая с коня.

Он внимательно осмотрел землю и пояснил:

- Тут совсем недавно проехал отряд. Чувствуешь их присутствие?

Птица помотала головой.

- А они совсем рядом. И нам их не объехать - только в этих отрогах удобный перевал, через который мы сможем попасть в пески Зуммы. Мы почти у цели.

- Думаешь, Игмаген где-то недалеко?

- Я не знаю, каким путем он отправился. Мы следуем самым коротким, а есть обходные, которые минуют Круглые горы и Верхнее Королевство. Игмагена тоже вряд ли пропустят в этих местах.

Птица больше не спрашивала ни о чем. И так было ясно, что Саен планирует добраться до Храма Стихий первым и встретить там Праведного Отца. Что ведет его сейчас интуиция, и что он пытается не допустить ошибки. Птица понимала хозяина все больше и больше. Эти пять долгих дней пути, когда они преодолевали могх за могхом, между ними установилась особая близость, и порою даже не требовались слова для объяснений. Достаточно было взглянуть в глаза хозяина - и все становилось простым и понятным.

Вот и сейчас, едва Саен заговорил об отряде, как Птица попробовала сама отыскать их следы на земле. И, рассматривая примятую траву, уже почувствовала присутствие людей и животных. Это было не сложно, это как улавливать запах - откуда он тянется и кому принадлежит. Только с запахами было сложнее - особым чутьем Птица не отличалась. Но люди имели внутри себя жизнь, энергию - яркую, сильную энергию, которая напоминала жаркий огонь в ночи. И тепло от этого огня - вот оно, бьется где-то совсем близко, и если совсем уж сосредоточиться, то можно даже посчитать источники тепла. Сколько их - людей и животных.

- Человек десять всадников, да? - уточнила Птица, всматриваясь в склоны.

- Да. Жгут костер, - согласился Саен.

Глава 30

Иногда мысли Саена были четкими, как удары кузнечного молота, или как бой корабельного колокола. Они проникали в голову Птицы - она улавливала их и понимала, что они предназначены для нее. Это подсказки, указания, которым надо было следовать.

Вот и сейчас, окидывая взглядом верхушки деревьев на склоне ближайшей горы, Саен одними губами произнес:

- Слушай меня.

И Птица его услышала - не ушами, а головой, сердцем, душей. Всей своей сущностью. Ей было достаточно только его мысли, он мог бы и не говорить ничего.

- Это Верхние маги и их люди, они такие, как Нас, и они могут быть опасны, - теперь голос Саена звучал чуть громче, - потому не отходи от меня и делай то, что я говорю. И убивай, если опасность будет слишком явная. Но только когда я скажу. Хорошо, Птица?

Он оглянулся, и черные глаза его сверкнули яростью.

- Здесь будет много страшного и непонятного. В здешних местах когда-то существовало Ущелье Молчаливых Людей, страшное место. Надеюсь, что сейчас оно пустует.

- Может, все обойдется? - совсем уж глупо спросила Птица.

Саен хмыкнул, наклонился, взял горсть земли и растер ее пальцами. Прислушался к чему-то и вскочил на вороного. Пора, значит. И, значит, их ожидает битва.

Бояться не стоит, против Саена мало кто сможет устоять. Птица еще ни разу не видела его поражения. Но победа, временами, достается тяжело, вот как тогда, когда приходилось спасать людей из огня. Потому лучше слушаться и не делать никаких глупостей.

Предгорная долина поднималась к самым подошвам отрога, из ее почвы выглядывали верхушки больших камней - словно сторожевые карлики. Чем ближе к горам - тем больше каменюк. Земля была твердая, утоптанная копытами лошадей - видимо, частенько проезжали тут отряды из Верхнего Королевства. Где-то внизу, за спиной, за тоненьким пролеском и узкой речушкой остался последний городишко Нижнего Королевства. Крохотный, но отгороженный мощным деревянным частоколом, он был грозным напоминанием, что жить в этих местах опасно, и надо быть начеку, и ворота надо хорошенько запирать.

Вряд ли жители городка осмеливались посещать эту долину. На некоторых камнях Птица стала замечать глиняные статуэтки, установленные в специальных углублениях. Она знала - что это такое. Лампы духов. Такими вещами пользовались и рыбаки Линна, когда отправлялись в плаванье. Внутри у этих статуэток было пусто, вместо глазниц и рта - отверстия. В статуэтку вполне себе помещалась свеча. Свечку зажигали с особыми молитвами, обращенными к духам, и просили сохранить от зла.

Видимо, здесь эти статуэтки тоже зажигали по ночам, и они должны были служить напоминанием непрошенным гостям, что горные отроги охраняются, и не просто людьми - Невидимыми.

Саен принялся сбивать мечом духов те фигурки, до которых мог дотянуться. Глухой стук черепков казался печальным и безнадежным. Зря хозяин это делал - фигурки нужны были еще и для света - освещали дорогую людям ночью. Вспомнилась старая баллада, которую временами любила напевать мама Мабуса.

Во тьме ночной зажги огонь

И он осветит путь...

Корма и ветер за спиной -

То Гусс решил задуть.

Ты слышишь, как волна ревет?

В пучине глубоко

На дне проклятом Гусс живет

И видит далеко.

Горный склон надвинулся и закрыл солнце. Почему-то дохнуло теплом - ветер приятный, легкий. Как будто весна совсем не за горами, как будто и осени вовсе нет. В этих местах было хорошо, на самом деле. Трава довольно высокая, земля сухая и пружинистая - ни тебе луж, ни слякоти. Разве что не очень приветливо поглядывают дубы и ясени. Зато все хорошо и четко видно - небо ясное и воздух прозрачный до еле слышного звона.

Обогнули гору - и пролегла перед ними узкая тропинка между двумя отрогами - видимо, это и был перевал. У самых горных подъемов длинными рядами располагались обточенные деревянные колья - ровные, светлые. И на каждом коле - человеческая голова. Большинство уже стало белыми черепами, но попадались и вполне себе свежие, с остатками плоти, оскаленными зубами и развевающимися волосами.

Птица вздрогнула и с трудом подавила в себе желание закрыть лицо руками.

- Не смотри, - прозвучал в голове приказ Саена, - и не бойся.

Чуть дальше появились колья поменьше, на которых возвышались козьи черепа с рогами. Белые, с пустыми глазницами и длинными рогами. Ряды козьих голов, обозначающие проход. Чудовищные указатели, обозначающие путь.

А еще дальше проступили в скале выточенные изображения козьих голов - четкие, правильные, выпуклые. Удлиненные рога их расходились далеко в стороны, морды кривились в усмешках. Под каждой мордой - знаки, которые Птица поначалу не могла разобрать. Но чем дальше они продвигались по ущелью, тем понятнее становились написанные слова. В здешних местах каждый символ означал слово. И каждый символ был именем Невидимого духа, которого призывали в здешних местах.

Дорожка вильнула, огибая гору. Затрепетали ветки деревьев, что росли гораздо выше скальных рисунков. Заскрипели камни под копытами лошадей. И выплыла навстречу гигантская каменная фигура - огромный человек с козлиной головой, сидящий на троне и держащий перед собой здоровенный меч.

- Один из древних магов, заключивший договор с Невидимыми и призвавший их на помощь, - пояснил Саен.

Птица больше ни о чем не спрашивала - тут лучше помалкивать. И двигаться как можно быстрее.

Каменный маг глядел вниз - голова опущена, рога выдаются вперед. От него веяло жутью, и у самых пальцев - огромных пальцев, покрытых рыжими и зелеными лишайниками - лежало множество костей. Птица даже думать не хотела - чьих.

- Приношение! - вдруг раздался голос с вершины скалы.

Бросив короткий взгляд вверх, Птица увидела воина в плаще с длинным луком в руках.

- Приношение! - раздалось с другого горного склона.

И засвистели стрелы. Но тут же упали - Саен умел держать стену. Еще пара выстрелов - и снова бесполезные стрелы упали вниз, так и не достигнув цели.

- Приготовься, - прозвучал в голове призыв Саена.

И Птица приготовилась.

Выступили из пещер и укрытий воины, которые, видимо, давно уже наблюдали за наглецами, осмелившимися путешествовать по перевалу.

- Кто вы такие и что вам надо в здешних местах? - прокричал тот, что стоял впереди, на небольшом скальном выступе. Борода его спускалась вниз тремя косичками, волосы украшали небольшие бусины, вплетенные в косы.

Саен не ответил и не остановился. Конь его продолжал бодро бежать рысью, и Птицына лошадка не отставала от него. Птица и сама понимала, что попытка разговора - это не дружественный прием, это желание задержать ее и Саена. А дальше они будут атаковать. Не зря они выбрали место рядом с Каменным Магом - тут они надеются сразу же принести жертву своим Невидимым, потому и называли путников "Приношением".

Птица и Саен пронеслись мимо спрашивающего молча.

Воины с криками бросились по горам, преследуя их. Получалось у них это настолько хорошо, будто они сами были горными козлами, знающими все уступы и тропки. Может, получиться оторваться от преследователей - закралась обнадеживающая мысль. Вряд ли те догонят их, будучи пешком, как бы быстро они не скакали по горам.

И тут воздух вспорол барабанный бой. Дробный и гулкий, он отразился от склонов, рассыпался мелким стуком и, казалось, зазвучал отовсюду. Впереди, за спиной, наверху - везде слышался стук барабанов.

- Вести передают, - пояснил Саен, и Птица снова уловила его мысль.

Да, собирают всех своих. Вот теперь придется точно пробиваться.

Стрелы полетели градом - но все бесполезно.

Птица присоединила собственные силы к Саену и постаралась удержать стену.

Впереди, у поворота показались несколько воинов, сжимающих копья в руках. Они приготовились, наклонили головы - узкие ремешки на лбу удерживали темные волосы, глаза щурились и во всем их облике читалась уверенность в собственных силах.

Они метнут копья - выдержит ли силовая стена сразу несколько копий?

Только Птица подумала - как Саен резко выпрямился в седле, чуть отклонился назад - и выброс его силы заставил воздух вздрогнуть. Воины разлетелись в стороны, точно тряпичные куклы. Застучали о камни древки копий, жутко захрустели, ломаясь, человеческие тела.

Саен пронесся дальше, и Птица заспешила за ним. Сколько их было - этих воинов? Пятеро? Или четверо? И сколько из них осталось в живых?

Барабанный бой изменился, стал более тяжелым, медленным и гулким.

- Вот теперь будет бой, - вдруг пояснил Саен, - теперь они призывают Невидимых, решили, что мы - могущественные маги, пробравшиеся на их территорию.

- Может, договоримся с ними?

- Чтобы пройти этим перевалом, им надо заплатить. Рабами. Только такая плата. Человек за человека. Рабов принесут в жертву тем, кто охраняет этот перевал. Сейчас ты сама увидишь здешних Невидимых.

Темные фигуры, что спустились со склонов, показались похожими на каменные обелиски - такие же симметричные, совершенные. Четыре Невидимых, каждый с мечом духов в руках. Первый налетел на Саена, как темный вихрь. Удар - и Саен отклонился, после нанес свой. Стена силы для Невидимых не была преградой. Еще удар - Саен отбил, зазвенели искры, полыхнули серые клинки мечей. Снова удар - и Невидимый рассеялся, как дым. Значит, Саену удалось поразить его.

- Этих четверых вызвал тот воин, что следует за нами, в оранжевом плаще и нагрудной пластине с распростертым орлом. Убей его, и Невидимые исчезнут, - быстро передал Саен, отбивая атаки еще двоих Невидимых.

Воин с нагрудной пластиной...

Птица подняла глаза вверх - до этого она старалась смотреть только на дорогу, чтобы не испугаться преследующих воинов.

Да, действительно есть такой. Он, видимо, главный в отряде, потому что нагрудная пластина была только у него, и ремешок на лбу только у него покрывали диковинные знаки, вплетенные в узор. Орел на пластине выполнен с удивительной точностью.

Иногда Птица ловила себя на том, что может видеть некоторые детали очень хорошо, даже если они и находятся далеко. Будто ее зрение обладало удивительными способностями. Вот и сейчас она замедлила лошадь, всмотрелась в великолепно выделанные перья орла, в его глаз, которым служил крохотный камень рубин. За пластиной сердце мага - бьется ровно, часто. Маг уверен в победе, потому что еще ни разу в жизни не проигрывал. Он грозен, он совершил набег на деревеньки соседнего клана, привел пленных. И одного из них буквально вчера принес в жертву Каменному Хранителю -так в здешних местах называли Каменного Мага.

Сердце храброго воина можно точно так же остановить, как и сердце усталого старика. Жизнь во всех одинакова, она течет в жилах, несет энергию, наполняет каждую частичку тела. Питает мозг, хранящий память и чувства.

Раз... два... три...

Сердце за нагрудной пластиной больше не бьется.

Маг рухнул под копыта вороного Саена, и тот пронесся по нему, не останавливаясь.

Птица ринулась догонять хозяина. Все получилось, Невидимые исчезли, прекратив атаку, как только их господин оказался мертв. Саен рассчитал абсолютно верно.

Опять всплыли в памяти строки старинной баллады.

Зажги скорей ему свечу,

Пусть глина оживет.

Один моряк пустился в путь -

А дома дочка ждет...

Впереди сгустилась тьма - так показалось Птице. Клубы темного тумана выползали на тропу, точно клочья дыма от большого костра. Где-то за спиной по-прежнему надрывались барабаны, но уже чуть тише - миновали, видать, барабанщиков. Невидимые - сразу трое - появились из дымных клубов, точно жуткие призраки. Мечи их сыпали искры, лица скрывались под капюшонами, а ростом эти духи были на голову выше Саена и на две - Птицы.

- Поищи сама мага, - прозвучал в голове приказ Саена.

Значит, еще один маг находится где-то на склонах, и по его призыву пришли новые Невидимые. Птица огляделась, присмотрелась. Так просто его не увидеть, он может быть где-то в пещере или под кронами дубов. А кони все торопятся, полные ужаса - их тоже пугает битва. Удар, еще удар - Саен сошелся в битве сразу с тремя. Стена, которую он удерживал, рухнула. Птица тоже не могла ее поддерживать - она сосредоточила все внимание на склонах. Где-то наверняка прячется маг, он видит ее и Саена, он желает одержать победу. Его ненависть, его ярость - вот их и можно поймать. Уловить и отследить.

Быстрее, надо спешить. Саену нелегко удерживать сразу троих. А что будет, если хотя бы один пробьется к Птице - и подумать страшно. Да она просто умрет от ужаса - едва взглянет в лицо хоть одного Невидимого.

Задрав голову, Птица вглядывалась и вглядывалась в деревья, поднимающиеся вверх - раскидистый ясень, за ним дубы. Где-то среди этих деревьев и прячется маг...

Двоих Невидимых Саен одолел, третий обогнул его и ринулся к Птице. Не ринулся - поплыл, бесшумно и неумолимо. Оглянувшись на него, Птица замерла, чувствуя, как сжигает ненависть в глазах духа. Она натянула поводья, лошадка забила копытами, шарахнулась в сторону.

Саен развернул коня и в последний момент просвистел длинный клинок меча. Пропел незатейливую песнь, но Невидимый отпрянул, зло прошипел что-то и отразил удар. Его оружие не уступало мечу Саена - такой же длинный клинок, чуть сереющий в сумеречном ущелье перевала.

Погас светильник на корме,

А в море тьма царит...

Навязчивые строчки баллады снова закрутились в голове, заглушая остальные мысли.

Нет уж, надо сосредоточиться и убить клятого мага, пока не появились новые Невидимые!

Птица снова подняла голову, заметила одного из воинов совсем близко, на широком скальном уступе, и довольно быстро оборвала его жизнь. И еще одну - еще один воин натягивал лук.

И еще одного, того, что спускался на помощь троим, рухнувшим в предсмертных судорогах прямо на скале.

Саен в это время сразил последнего духа, посмотрел на Птицу и еле слышно произнес:

- Дельная мысль - убивать их всех. Давай-ка вместе.

И он повернул голову к противоположному склону и заставил дрожать огромный валун, что лежал в удобной ложбинке между двумя дубами. Затряслась скала, посыпались мелкие камни.

Птица не стала терять время - к ней спускались еще пара воинов, и прежде чем они успели заправить стрелы в свои луки - их сердца перестали биться. Смерть - вот что умела творить Птица.

И это получалось все легче и легче. К следующему человеку Птица даже не прислушивалась - просто вытянула из него энергию жизни, притянула к себе и выпустила в воздух.

Она заметила, как выскочил из-за дерева еще один мужчина и заторопился укрыться выше, там, где дубы росли гуще. Он был совсем близко, и можно было без труда уловить бешенный стук его сердца. Он боится Птицы! Это открытие опьянило не хуже крепленого вина. Нет, тебе не удастся уйти, воин!

Он думал о семье, этот бегущий человек. О старой матери, о двух сыновьях, о жене. Бессвязные обрывки образов Птица уловила самую малость. Уловила и отступила. Беспомощно оглянулась на Саена. На мгновение в ней проснулась жалость.

Тот поднял брови и велел:

- Уходим!

И в этот момент загрохотали, срываясь с вершины скалы, камни. Понеслись вниз, некоторые застряли между деревьями, а некоторые увлекли за собой еще больше камней. Воины не успевали скрыться от камнепада и с криками прыгали вниз. Падали и распластывались на земле.

Саен и Птица уже неслись вперед, теперь дорога для них была открыта.

И хоть за спиной все еще пульсировал барабанный бой, но казался вялым и неубедительным. Теперь он звучал погребальной песней.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg