«Танцы на осколках»

Танцы на осколках (fb2) - Танцы на осколках 481K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Александровна Пасынкова

Юлия Пасынкова

Танцы на осколках

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

5 день

Я сидела на потолочной балке, свесив ноги, и наблюдала за стражником. Вокруг было сумрачно. Комната подо мной освещалась свечами в канделябрах и тихо потрескивающим в очаге огнем, наверху же стояла непроглядная тьма, что мне было весьма на руку. Мышцы в спине, ногах и, чего греха таить, на заднице онемели, превратившись в неподвижные бревна. Еще бы: посиди на одном месте пять часов кряду.

Кругом лежал слой пыли толщиной с палец, но на моем месте, наверное, уже было блестящее полированное дерево. Не позволяя крови долго застаиваться, я меняла позу каждые несколько минут, стараясь кряхтеть не слишком громко. Оказавшись тут еще с позднего вечера, я сидела в укрытии в надежде, что охранник уснет. Если кто-то считает, что вор – это свистнуть и бежать, то он глубоко заблуждается. По сути своей воровство - это ожидание правильного момента для кражи, и что-что, а это я умела: жизнь научила.

Потерев пальцами глаза, я продолжила разглядывать зал внизу, хотя всю обстановку знала уже на зубок. Тусклый дрожащий свет очага освещал немного мебели: этой комнатой практически не пользовались, так что она стояла полупустая. Пара деревянных лавок, убранных вдоль стен, старый массивный шкаф с разным барахлом и небольшой резной постамент в центре составляли весь набор.

На постаменте под прозрачным колпаком покоился поразительных размеров  рубин. Отблески огня придавали камню внутреннее свечение, словно это и не камень вовсе, а стеклянный сосуд, наполненный живой жидкостью. Казалось, она постоянно двигается, меняя форму и оттенки с алого на пурпурный и обратно. Я моргнула, не хватало еще задремать завороженной.

Переведя мутный взгляд со своей пока еще будущей добычи, я опять начала наблюдать за стражником, охраняющим мой камушек. Он иногда вставал и прохаживался вдоль стен, иногда подходил вплотную к постаменту, но большую часть времени сидел или стоял, прислонившись к стене. Я пригляделась к нему внимательнее, стараясь больше не отвлекаться на рубин. Высокий и здоровый: мускулы было видно даже под доспехом. Лица отсюда не разглядеть. На запястьях виднелась пара шрамов, еще розовых, только затянувшихся, а на левой руке не хватало двух пальцев. Это определенно не простой служака - эти ребята хлещут брагу бочками и обрастают дородными животами, благо крупных войн в этих местах не было уже лет восемь - передо мной же был воин. К такому в лапы сейчас лучше не попадаться: сначала шею свернет, а потом посмотрит кому. Мужик, словно в ответ на мои мысли, повел могучими плечами, потер лицо и опять уставился на стеклянный ларец с рубином. Кстати о рубине.

Примерно c месяц назад в Триннице в одну харчевню завернула пара местных стражников. Они были так же тупы,  как и пьяны, и еще от одной порции медовухи отказываться точно не собирались. Уже после пятой пьянчуги орали песни и бахвалились собственной важностью, мол, скоро привезут местному барону камень знатный, а они, дескать, будут его охранять. Рубин был чистый, как слеза Трех, да и сам по себе, мол, камень не простой. Что в нем «не простого», эта пьянь вспомнить не смогла, но мне было достаточно слова «рубин». Стражники продолжали орать на всю корчму, что барон, якобы, лично просил их присмотреть за сокровищем, а раз они такие важные персоны, то подать им еще медовухи и девок поплотнее. Так, наслушавшись солдатской брехни, я, устраиваясь сегодня вечером под потолком, ожидала увидеть двух пропойц в охране, а вместо этого обнаружила опытного вооруженного бойца.

Я едва вздохнула и, проверив последний раз вполне себе не спящего охранника, решила действовать - мужик уже вряд ли заснет.

Первое правило хорошего вора: все планировать заранее. Еще за несколько дней до сего момента, предвидев такой поворот событий, я кое-что подготовила: если охранники не спят, то надо их просто выпроводить из помещения. Аккуратно переместив вес с пятки на носок, я дернула за тонкую веревку, которая лежала рядом - в соседней комнате послышался оглушительный грохот: кабанья голова, которая висела над камином, только что лишилась своего места. Через мгновение послышались голоса и топот ног, я приготовилась спрыгнуть. Но  стражник и не думал покидать своего поста, и я чуть было не свалилась на него, едва удержавшись на месте. Помянув его маму недобрым словом, заново поймала равновесие и замерла, прислушиваясь.

Голоса в соседней комнате продолжали нарастать и дверь в зал с рубином открылась.

- Тут все хорошо? – в дверях торчала голова управляющего замка.

Стражник не удостоил того ответом, но лысого мужичка это нисколько не смутило, он протиснулся в дверь и собрался пройти дальше.

- Еще шаг и ты труп, - послышался хриплый голос охранника.

Управляющим широко распахнул глаза, его рот открылся и закрылся. Он медленно поднял руки:

- Ты чего, это  же я тебя нанимал!

Стражник повел плечом:

- Договор был заключен на два дня, тогда я и сдам камень, а пока никто к нему не подойдет, даже ты.

Мажордом остался в дверях. Наемник всем своим видом внушал угрозу: ладонь напряженно легла на рукоять меча, а тело напряглось, словно сжатая пружина. Вытащив из кармана платок, управляющий промокнул пот на лысине:

- Что ж, похоже, ты стоишь тех денег, которых запросил. Не даром мне указали на тебя как на лучшего в этом деле. Я всего лишь хотел убедиться, что тут все в порядке. Просто… - он помедлил, словно спрашивая себя, стоит ли продолжить, - Просто у нас в замке творятся странные дела, поговаривают, что из-за камня, будь он неладен. Люди слышат какие-то звуки, плач... А вчера двое стражников и кухарка видели призрак дочери барона, бедняжка преставилась пару лет назад. Сейчас это чучело, - он кивнул в сторону соседней комнаты, - сорвалось со стены, хотя висело там добрых десять лет. В общем, не хочется об этом гуторить, но у нас тут чертовщина какая-то творится. Челядь напугана, говорят, что рубин проклят.

- Договор, мастер управляющий. – Стражник прервал поток слов, - Мы заключили договор, и через пару дней я передам вам камень. Его грядущая судьба меня не волнует, а до тех пор ни ты, ни даже барон не подойдут к ларцу.

Мажордом кивнул  и, пятясь, вышел через дверь, прикрывая тощий зад.

А этот наемник знает свое дело, промелькнуло у меня в голове, что хорошо для барона и плохо для меня. Мне нужен этот камушек, и один стражник не такая большая проблема, как может показаться на первый взгляд. Придется доставать реквизит.

Второе правило хорошего вора: если не сработало первое правило – импровизируй.

Я отогнула полу сюртука и аккуратно вытащила духовую трубку и небольшой сверток с дротиками. Развернув ткань, осмотрела иглы со всех сторон – они были густо намазаны мазью, тихо мерцающей от свечей.

На создание этой штуки уходит около месяца: сбор нужных трав, вымачивание и перегонка. Один укол способен свалить среднего быка на пару часов, так что дротики были на вес золота, и я надеялась обойтись без них, но раз надо, так надо.

Плавно передвигаясь, стараясь не потревожить хлопья пыли,  я переместилась на место прямо над стражником. За дверью уже стихли голоса, а дождаться пока мужик оголит шею – вопрос времени. Через пару минут, как по заказу, охранник решил размять затекшие мышцы и наклонил голову вбок, звучно при этом хрустнув. Мне было достаточно этих долей секунд: я резко выдохнула, и дротик, дрожа оперением, воткнулся точно в цель. Схватившись за место укола, охранник вскочил, моментально выхватывая меч.

Дальше надо было действовать быстро, иначе падая, он переполошит всех в этом крыле. Повиснув на мгновенье на руках, я спрыгнула на шкаф, а затем на пол. Охранник резко кинулся в мою сторону, но яд, попавший в кровь, уже начал действовать. Мужика повело, и, пошатываясь, он бросился на меня. Я тренированным движением отвела тело вбок и подставила подножку. Под действием дурмана стражник не успел среагировать и начал заваливаться лицом вниз. Схватив его за кирасу, я попыталась было удержать охранника, но он оказался слишком тяжел. Кое-как исхитрившись, я втиснулась между падающим телом и полом. Словно со стороны услышала неприятный хруст, а в груди стегнуло болью. Задерите меня Трое, кажется, ребро сломала – вот она цена бесшумного падения.

Аккуратно сложив с себя обмякшее тело, прислушалась к звукам. За дверью никого не было, и, тихо ступая, я подошла к небольшой витрине, за стеклом которой на синем атласе покоился кроваво-красный камень. Вытащив шпильку из волос, поморщилась, каждый вздох отдавался болью. Внимательно осмотрев  замок, я прикинула расположение зубцов в нем и, быстро скрутив тонкую проволоку в нужный узел, без труда открыла последнюю преграду. Полюбовавшись еще раз на камень, я извлекла из-за пазухи похожую стекляшку. Аккуратно сдвигая рубин миллиметр за миллиметром, заменила его на подделку, а то чем черт не шутит.

Раньше поговаривали, что известный в определенных кругах вор Ночной кот - похоже, фантазией при выборе имени он не обладал - решил стащить чашу из чистого золота. Как только парень поднял сосуд из хранилища, он тут же получил в грудь арбалетный болт. Сработал механизм, чувствительный к весу. Мне лишнее железо в теле ни к чему, поэтому пригодился камешек, который я заказала заранее у стекольщика.

Облегченно выдохнув, я завернула рубин в тряпицу и спрятала его в складках своего костюма. Сзади послышался тихий стон. Помянув всех святых недобрым словом,  обернулась - на этого кабана доза оказалась мала, может статься, что он придет в себя раньше положенного. На поиск дротика времени не осталось, а мне надо резво линять отсюда. Я попыталась подпрыгнуть и зацепиться за шкаф, но боль в груди стегнула, как удар кувалды. Свалившись обратно на пол, я скрючилась, хватаясь за ребра и глотая со всхлипами воздух. Дождавшись, когда боль утихнет, начала лихорадочно соображать.

Мысли проносились в голове со скоростью пущенной стрелы. Припомнив, куда запрятано платье служанки, я прислушалась к звукам за дверью. Все говорило о том, что тут еще долго никто не появится, благодаря моим стараниям в роли лже-привида. Я посмотрела  еще раз на беспамятного охранника, и в голове моментально созрел гениальный план.

     Забрав у стражника меч, я попыталась приподнять неподвижное тело. Где там… Охнув от боли в ребрах, опустила его обратно. Взяв за ноги, попробовала тащить. Так тоже далеко не уйдешь, на нем доспехов несколько пудов. Я сняла шлем с его головы, начала расстегивать все эти ремни и завязки, благо броня была кожаной, а про себя молилась, чтобы челядь не высовывала носа из своих комнат.

     К краже я начала готовиться за месяц: устроилась служанкой на кухню, а по ночам втайне исследовала  замок. Обошла все коридоры, галереи и залы, выяснила, когда охрана совершает обход. Прислуга была суеверная, масла в огонь  подливало еще то, что пару лет назад у местного барона при странных обстоятельствах умерла дочь. Вроде была молодая девица на выданье, но внезапно слегла и за пару дней преставилась. Челядь с тайным удовольствием смаковала эту историю: одни говорили, мол, это проклятье сыграло, что вместо тела на кровати нашли клубок змей, другие говорили, что баронесса упырицей оборотилась – в общем пересказывали эти сказки до сих пор. Мне же это было только на руку. Поскольку вещи дочери старый барон не выбросил, то стащить ее платье не составило труда. Пару раз в неделю, я наряжалась в эти тряпки и прогуливалась в лунном свете в коридорах северного крыла. Немного повыла там, немного постенала сям, и замковый люд начал шептаться о привидениях и упырях, обитающих в этих стенах. Теперь по ночам каждый запирался в своих комнатах на три засова, и даже стража лишний раз старалась не появляться в этом крыле, чего я, собственно, и добивалась.

     Так что сейчас я была в относительной безопасности, но это не значит, что какой-нибудь храбрый служка, не захочет пощекотать себе нервы, или поздний излишне дотошный стражник не решит проверить все ли спокойно. Взяв за ноги, я поволокла изредка хрипящего наемника, задрав ему рубище до шеи и обнажая мускулистое в шрамах тело. Плевать, - подумала я, матерясь на всех языках, какие знаю, - этот кусок мяса мне нужен.

     Втащив наемника в коридор, я прислонила его к стене. В галерее было тихо и сумрачно. Факелы не горели, но через узкие окна пробивался лунный свет, освещая клубки пыли. Те  меланхолично перекатывались из угла в угол от сквозняка, который гулял тут повсюду. Я вернулась в зал с постаментом, и кое-как, сложив снятые со стражника доспехи, затолкала их в нишу за шкафом. Там их не найдут, во всяком случае не сразу. Вернувшись обратно в коридор, я нашарила в небольшом укрытии свое платье служанки и быстро накинула его поверх балахона. Кстати, одевать черную одежду для дела -  это глупость из бабьих сказок, дескать, воры всегда в черном шныряют. Одежда должна быть удобной, в идеале  украденной тут же в замке, если тебя заметят – можно притвориться местной челядью. Только для меня подобное всегда будет проблемой: начиная от королев, заканчивая кухаркой – все особи женского пола носили только юбки. Согласитесь, трудновато лазать по крышам в кринолине, но появиться на людях в штанах еще хуже. Десять плетей перед толпой на площади подогревают задницу до температуры медленно тлеющих углей.

     Поправив корсаж, я перешагнула через сползающее тело и, всколыхнув клубки пыли, прокралась до конца галереи. За первым поворотом обнаружилась дверь. Припомнив, что там находится трапезная, я вернулась за стражником и, кряхтя, подтащила его ко входу. Боль в ребрах была невыносима, но мужика нельзя было оставлять. Приложив ухо к дверям, прислушалась: все было тихо. Закинув неподвижного наемника в зал, я быстро прикрыла за собой дверь.

     В трапезной никого не было. В дальнем углу в очаге догорали поленья, над огнем висел котелок. Посередине стоял огромный выскобленный стол с лавками по бокам. Тени от мебели дрожали и плясали на полу вслед за язычками пламени. На столе оставалось немного еды и кувшин с вином.

     - Очень кстати, - мелькнуло в голове. Целый день без еды все-таки.

Свалив мужика тут же около стола, я сцапала хлеба и сыра и огромным куском затолкала себе в рот. Плевать, потом прожую.

     - Хоть винишком запей, - насмешливо раздалось за спиной.

     Резко развернувшись на каблуках, я инстинктивно пригнулась, готовясь бежать. Передо мной стоял, скрестив руки, низенький мужичок, который едва доставал мне до пояса. Весь обросший, он, казалось, не стригся с самого наступления Тьмы. Черные глазки, над густой бородой, внимательно меня разглядывали. Плавно выпрямившись, я продолжала выжидающе наблюдать за незваным гостем, медленно жуя.

     - Так это ты тот самый «привид», распугавший всю челядь? – он без церемоний подошел к лавке и уселся, хлопнув себя по коленям.

     - О чем это вы, дедушка? –Я изобразила свое самое искреннее удивление. Ну, почти искреннее. – Ведать не ведаю, про какого привида вы говорите. Я пришла сюда прибрать, и увидела этого господина. Он мертвецки пьян, - я малость потормошила стражника для вида, -  вот и решила привести его в чувство.

     - Ты мне, девка, не ври, а то сей же час кликну, вся стража сбежится. А ну! Выкладывай как есть: камень уже свистнула? Одного не пойму, на кой тебе этот-то?  – мелкий старичок кивнул на лежащее рядом тело.

     Поняв, что бесполезно дальше выворачиваться, я решила сыграть в его игру: в конце концов, правду подтасовать всегда можно.

     - Свистнула. Вы-то откуда про то ведаете?  А ежели и ведаете про кражу, давно бы уже стражников позвали. Стало быть, хотите от меня чего-то. Так чего же?

     Старикашка потеребил бороду, размышляя, как ему со мной поступить. Я тоже хранила молчание, интуиция подсказывала, что с ним можно договориться, если предоставить ему право вести разговор. Нашу молчаливую дуэль прервал хриплый стон наемника. Словно опомнившись, мой странный гость крякнул и, звонко хрустнув коленями, вскочил с лавки.

     - Бери его за подмышку… Да не за эту, - старичок бодро оббежал его и взвалил тело на себя с другой стороны.

     Я растерялась. Подобрав охранника и невольно охнув, я направилась к двери.

     - Да куда ты… - проворчал дед, с усилием разворачивая нас двоих. – Знач так, я выведу тебя из замка, вместе с этим, - он мотнул бородой в сторону бессознательного наемника, - а по дороге ты мне все расскажешь.

     Делать нечего, сейчас банкует этот старик. Плавно разворачиваясь вокруг своей оси, как баба с коромыслом, мы странной многоножкой побрели в противоположную сторону от двери. Прогибаясь под тяжестью тела, я косым взглядом рассматривала деда и старалась понять, что ему надо. Дойдя до очага, в котором еще тлели угли, дед оглянулся на меня и, тихонько вздохнув, пробормотал про себя что-то вроде «все равно тут больше не появится» и нажал на потайной рычаг. Я не успела разглядеть, на что именно он нажал, от чего неприятно засосало под ложечкой - не люблю чего-то не понимать. Шкаф рядом с камином, тихо звякнув стоявшей в нем посудой, отъехал в сторону, обнажив черноту. Дед потащил нас за собой в открывшийся проем. Черт, он что думает, что я летучая мышь? Тут же ни зги не видно.

     Некоторое время мы брели молча, изредка поправляя охранника. В полной темноте я спотыкалась на каждом шагу и набила себе не одну шишку.

     - Кх-кхем, - я деликатно, как мне показалось, прокашлялась, - Ни буя  не видно, милостивый сударь, - проворчала я, в очередной раз шваркаясь о холодный камень. Мужику на моем плече доставалось еще больше, судя по звукам. Дед, кряхтя, щелкнул пальцами свободной руки и перед нами появился белый пульсирующий шарик, который тут же поплыл впереди.

     Я бы, конечно, очень этому удивилась, но тело, висящее на мне мертвым грузом, и сломанное ребро очень просили, чтобы это поскорее закончилось, так что я просто поставила галочку в мыслях.

     - Дед, а ты вообще кто?

     Дед, поправляя сползающего мужика, уперся ему головой в подмышку и обхватил, как даму за талию, снимая с меня немного чужого веса:

     - Знамо кто, я здешний домовик, - он упорно пер вперед.

     - И почему ж ты мне помогаешь? – смахивая пот с лица, поинтересовалась я, лихорадочно вспоминая, все, что знаю о домовых.

     - Я пекусь о хозяйстве, а ты только людей взбаламутила: работа ж стоит. А так сразу от двух бед   избавлюся: от тебя и от рубина.

     Я ничего не ответила, лишь сосредоточилась на шагах. Меня слегка пошатывало под тяжестью тела, а сырые ступени, по которым мы спускались все глубже, грозили выскользнуть из-под ног. Воздух стал тяжелым, и дышать становилось все труднее - наверняка мы были уже глубоко под стенами.

     - А почему просто нас не сдать? – я тут же прикусила язык: незачем подбрасывать домовику умные мысли.

     Дорогу перегородил ручей, который продолбил себе путь из одной стены в другую. А судя по влажным и заросшим плесенью стенам и не тронутому зеленому ковру мха, люди не пользовались этим ходом уже много лет.

     - Ты камень ентот стащила, - домовой прошлепал по воде, таща нас за собой, - что дивишься, я все знаю, что у меня в хозяйстве творится. А рубин тут оставлять нельзя. - Даже в мерцающем свете шара, можно было разглядеть, как занервничал после своих слов старик.

     - Так барон вроде этот камень хотел в местный храм передать? – пыхтела я.

Впереди нас встретил еще один поворот, я уже сбилась который по счету.

     - Не собирается он его отдавать. А я ни в жись не допущу, дабы эта проклятущий булыжник тут хранился. Вчерась собственными ушами слышал: решил наш барин у себя его оставить.

     Мне стало любопытно:

     - А что с ним не так-то?

    - Да все так, вроде: и жрет так же, и девок тайком водит после смерти баронессы, только хворать начал…

     - Да не-е, я про рубин, - я остановилась, переводя дыхание.

     - Чуйство у меня плохое, не добрый этот камень. – Домовой поправил сползающего мужика. - А этого на кой ляд с собой тащишь? Ты ведь так и не ответила.

     - Так он со мной, в доле, - прохрипела я, мысленно вознося молитвы, чтобы это нелепое путешествие наконец закончилось.

     - Чёй-то не верится, - пыхтел рядом дед.

     - Мы с ним еще до службы в замке сговорились. Всё. Больше не могу. – Я остановилась. Сил на сочинение правдивой истории не было, поэтому я просто сменила тему. – Далеко еще до выхода?

     Тут словно ангелы пропели в ответ, и я почувствовала, как потянуло свежестью. Еще один поворот туннеля и ночное небо затянутое низкими облаками обрушилось на меня свободой. Домовой рядом бубнил что-то про проклятья, потом про замковые дела, но я давно перестала его слушать. Свалив наемника, я блаженно выпрямилась, правда, тут же сморщившись от тупой боли в боку. Втянув тонкой струйкой воздух, огляделась кругом. Замковая стена виднелась неподалеку, но расстояние было достаточным, чтобы спокойно, без суеты уйти. Рядом виднелся лес. Сложив всю картину вместе, я решила, что все прошло довольно удачно. От мыслей меня отвлек сердитый голос:

     - Так ты отдашь платье или нет?

Я с удивлением обнаружила, что домовой все это время мне что-то рассказывал.

     - Платье служанки верни, казенное ведь, - опять потребовал домовой.

Я, ничуть не смутившись, кое-как стянула его через голову и протянула старику. Домовик схватил одежду и, бормоча, что-то о порванном подоле, повернул обратно.

     - Ты расскажешь обо мне кому-нибудь? – спросила я в удаляющуюся спину. Домовик повернулся и покачал головой:

     - Если найдут тебя, найдут и эту проклятую штуку, - он ткнул пальцем в выступающий под балахоном камень.  – Так что я – молчок. И еще. Совет один дам, по доброте душевной: коль и дальше этим лихим ремеслом промышлять будешь, то учись врать, чучундра.

Поворчав еще что-то про себя, старичок развернулся и растворился в темноте подземного хода.

     Я немного постояла, осмотревшись вокруг, поправила меч наемника, который все это время тащила на себе вместе с хозяином, и ухмыльнулась обстоятельствам. Все складывается как нельзя лучше. В краже рубина обвинят сбежавшего охранника. Про меня никто не вспомнит, так что можно будет задержаться  в этом городе еще на какое-то время, а этот меч продать барыге. Чуть ли не вприпрыжку от радости я, поправив лежащий за пазухой камень, направилась на восток в город, крыши которого уже начали освещать первые лучи восходящего солнца. Мой дальнейший путь лежал навстречу моему еще звенящему в чужом кармане, но уже такому родному золоту, вырученному за продажу камушка. Дальнейшая же судьба оставленного позади стражника меня не волновала.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

7 день

Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения готовы были прорвать натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за состоянием мужчины, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и Лешик, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.

- Та-а-ак… - протянул он.

Брест вынырнул из своих мыслей и уставился на хозяина дома, в который он бесцеремонно ввалился пару часов назад.

- Ты же знаешь, Лешик, что тут могу доверять только тебе.

Мужчина хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Лешик бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:

- Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а твоя история  чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили довольно много золота, а если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой тебе вообще этот рубин сдался?!

Брест резко встал со стула и зашипел:

- «Жинке обещал», - передразнил он, - Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, …

- Ходили, - перебил тираду Лешик, -  но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а ты сейчас лишь на побегушках у барона. – Лешик тяжело вздохнул. – Послушай, Брест, я тебя не понимаю. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской чести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще творится?

Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не уступая. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с вином. Брест медленно сел.

- Что все-таки произошло? - донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.

- Меня подставили, - угрюмо ответил наемник.

- Это я уже слышал, давай подробно.

- Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Сутки я отдежурил, оставались еще сутки. В соседней комнате что-то грохнуло, затем пришел управляющий. Мы с ним поговорили, он вышел, а дальше я ничего не помню… Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана -  видимо тащили - и ещё нашел вот это, - Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. – Запуталось в тканях робы.

Лешик вылез из погреба, поставил кувшин на стол, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно на стол.

- Что скажешь? – спросил Брест.

Бывший воин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:

- Все еще не пьешь?

- Никогда это не любил, - поморщился наемник, - не люблю терять ясность.

Лешик пожал плечами и жадно отхлебнул, причмокивая:

- Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже – обычный дротик для «духовки». Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.

- Что за бабка? – тут же заинтересовался Брест.

- Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.

- Спасибо, Лешик, - Брест кивнул. – Может еще что присоветуешь?

- Погоди, - поднял руки мужчина, - давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине хаты. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Брест, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.

Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая хату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба – хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин подцепил мизинцем лампу и дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

- А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… - прочавкал наемник.

- Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, - прожевал хозяин, откидываясь от стола.

- Тут такое дело, Брест. – Лешик внезапно посерьезнел. - Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви – вот у кого настоящая власть. И до того как барон не пошел на мировую с ними, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры - так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Брест отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело приобретало все более скверный оборот.

- Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? – поинтересовался друг. – Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

- Нет, погоди тикать. Вообще-то я итак собирался найти этот камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. – Брест поднялся. – Лешик, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше времени не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул:

- Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.

- Поверят? – засомневался наемник.

- Не боись, доказательств подкинем обоим, - успокоил его друг.

- Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу,  я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой «праздник». Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.

Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько Лешик его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их соратники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Бывший воин не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы Брест наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам был одним из них.

- Послушай, друг, у меня еще остались старые доспехи и меч. С голой задницей много не навоюешь.

Брест замотал головой:

- Ты же разумеешь, что свое оружие не отдают. Да и доспехи твои мне маловаты будут.

- Бери, - махнул рукой хозяин, доливая себе вина. – На первое время хоть так, а оружие я себе еще добуду.

- Добро, - не стал скромничать Брест.

Лешик поднялся, добрел с лампой до сундука, согнав с него спящую кошку, и подсвечивая себе тусклой лампой, вытащил из него меч в ножнах, кирасу и наручи.

- Где-то были еще поножи, - бубнил про себя мужчина, роясь в темноте.

- Хорошо ты живешь, Лешик, ой, хорошо, расслабленно… - протянул наемник.

- Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб так и было, - не заметил иронии друг. – Сейчас не найду – темно. Ну, хоть с этим-то и то сподручнее  будет, а? - он махнул рукой на кучу добра.

Брест кивнул и поблагодарил бывшего соратника.

- Слушай, я передержусь у тебя до утра, с рассветом уйду.

- Добре, - крякнул Лешик, захлопывая сундук, - Тогда с утра как пойдешь, не буди.

- Не буди-и, - передразнил его наемник, - иди уже, семьянин...

Лешик хмыкнул, поглаживая наметившийся от хорошей жизни животик и бочком втиснулся в соседнюю дверь. Мужчина посмотрел вслед товарищу, что-то про себя прикинул и устроился на лавке. Полежал пару минут, плюнул и перевернулся на живот. Сон пришел довольно быстро.

Еще затемно Брест мышкой выскользнул из дома друга, не потревожив его обитателей. Крадучись, наемник двигался от одной тени дома к другой. Из конюшни рядом тихо всхрапнули кони, а из стойла высунулась голова мохнатого человечка. Брест от неожиданности вздрогнул, тихо выругался и сплюнул под ноги овиннику, овинник молча погрозил маленьким кулачком и сплюнул под ноги Бресту. От такой наглости наемник вспыхнул, как порох, но лезть в драку с овинником себе дороже – даром, что паршивец маленький -  отваляет, будь здоров. Мужчина отвернул в сторону, при всем желании двинуть в наглую ухмыляющуюся рожу.

На востоке уже начинало светлеть, и надо было успеть уйти из городка, до того как проснется в нем жизнь. Брест обогнул еще пару домов; где-то заплакал ребенок, проснулись петухи. Скрывшись в кустах, он выглянул из-за последнего дома. Решив не выходить на дорогу – за его голову была назначена слишком высокая награда для этого городка, любой мог позариться – наемник двинулся вдоль тропы, изредка треща кустами и проклиная все на свете. Каждая ветка и сук словно нарочно цеплялись за доспех.

- У меня к этому вору счет все растет и растет: сначала рубин, потом мои доспехи и меч, а сейчас я ему еще свои портки припишу, - ворчал Брест, - не мое это дело, по кустам ползать. Ну, погоди, тварь, попадешься ты мне.

В этот раз беглому наемнику крупно везло, что по дороге никто не шел, иначе треск и матюги, которые доносились из ближайшего леска, не заметил бы только глухой слепец. Выбравшись на открытое место, и присмотревшись нет ли кого в округе, Брест облегченно вздохнул и двинулся через раскинувшееся поле в сторону упомянутой Лешиком деревеньки со знающей бабкой.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

8 день

Я вообще-то никогда не любила кочевую жизнь, слишком ценила уют. Но при моем ремесле это, конечно, одна большая беда. Приходится скитаться, заезжать и останавливаться в городах покрупнее – чем больше народу, тем меньше меня запомнят. Малые деревни бедны жителями и все на виду, а одинокая девица привлекает внимание, просто потому, что она одинокая. Тут либо над тобой должен быть мужик, либо отец с братьями, а ежели нет ни того ни другого, значит потаскуха. Это, кстати, одна из причин моей кочевки: пара сломанных носов и в нескольких селах меня готовы были поднять на вилы. Поэтому что-что, а тикать я умею в совершенстве.

Где-то с месяц назад я со своими пожитками как всегда совершала пешую прогулку вдоль тракта в надежде найти временное пристанище. А попутно высматривала какую-никакую добычу, ибо в карманах было угрожающе пусто. Вопреки общему мнению даже хорошие воры не купаются постоянно в золоте, за исключением, пожалуй, тех, что в рясах. Эти ребята из церкви Трех никогда не бедствуют. Не покривлю душой, если скажу, что нам - честным работягам - обворовывать простой люд нет смысла. Куда проще заявиться в местную церковь и унести чашу-другую. Правда, потом в том селе лучше не задерживаться: Хранители веры долго не разбираются кто прав, а кто виноват, а запах жареного мяса в безветренную погоду может еще долго висеть над священными кострами.

Как раз после такого дела я тогда и меняла место ночевки. Вырученное золото от продажи церковного барахла уже заканчивалось, и мне нужно было найти крышу над головой. Хотя ночи были уже теплыми - была поздняя весна – спать под открытым небом было небезопасно, и вот тогда-то судьба и преподнесла мне не бог весть какой, но все же подарок.

375 год от наступления Тьмы

месяц Посевняк

2 день

На пути к очередной деревеньке, путь мне преградила телега. Кроме возницы и тела, завернутого в саван и лежащего на дне колымаги, больше никого не было. Свистнув мужика, я поинтересовалась:

- Далече ли до села, добрый  человек?

Мужик приподнял припухшие веки и спросонья тупо уставился на меня:

- Чаво орешь-то? Чай не глухой, - он остановил кобылку, - Не далече, вон за тем поворотом. Я туда же еду, довезти что ль тебя?

Не то мужик, не то уже старик, лет под 60, весь седой, с опухшим лицом и стойким запахом перегара, он держал веревки вместо поводьев и, казалось, готов был вот-вот снова задремать. Оглядев его еще раз, я залезла к нему на телегу:

- Довези.

Мужичок легонько тронул поводьями, и повозка затряслась мелкой дрожью.

- Одна что ль путь держишь? – искоса поглядывал он.

- Одна, дядя, - я пожала плечами.

- И не боязно? А где ж семья-то: муж, аль отец с матерью?

- Мою семью и всех остальных в деревне бельгеты вырезали, я тогда по воду ходила до реки, так и уцелела. Дом сгорел, а село опустело - теперь неприкаянная  скитаюся по свету, - я тяжело вздохнула, устраиваясь поудобнее.

- Да-а, - протянул возница, - много вас таких одно время ходило. – Откель ты, говоришь? Авось знаю твои места.

- Из Загарья, - брякнула я, первое, что пришло на ум.

- Хм, не слышал, видно  далеко ты забралась, - мужик почесал в затылке. – Так, стало быть, ты тут совсем одна? - Возница окинул меня заинтересованным оценивающим взглядом.

- Так ведь и ты тут совсем один, дядя, - я ненароком показала рукоять кинжала, торчащего из складок юбки, - А я хоть и одна, но не беспомощна.

Взгляд мужика потух и он, ссутулясь, отвернулся на дорогу.

- А кого это ты везешь? – я оглянулась на тело.

- Тебе какое дело? Ведьму я везу, преставилась она нонче. – Буркнул мужик, но заметив во мне неподдельный интерес, смягчился.

- Прям-таки ведьму? – я недоверчиво косилась на молчаливый груз.

- Ведьму-ведьму, истинно тебе говорю. Она у нас недалече от села жила, во-он за тем холмом в лесу, - он махнул рукой в сторону, - Жила одна, у нас-то ее особо не жаловали, хотя и бегали к ней за травами да снадобьями. Поговаривали, что она молоко с наших коров сдаивала.

- По ночам что ль к вам бегала доить? - я хохотнула.

- А ты не болтай, о чем не знаешь, не болтай! Марья, баба у нас одна, говорила, что вот как я тебя сейчас, видела, как старуха ента клинышек в стену стайки вбила, черной собакой оборотилась и прочь. А у  Марьи, у коровы ее, молока как не бывало! Корова с поля с тяжелым выменем приходит, а доишь, и нет молока. Ведьма эта сдоила, истинно тебе говорю.

- И что же, она вчерась померла?

Возница быстро осенил себя триной и понизил голос до шепота:

- Не вчерась, дня уж четыря как прошло, да никто не решался к ней идти.

- Четыре дня уже? Странно, а так и не скажешь, - я внимательней пригляделась к очертаниям под полотном. – И запаха нет. Тело, как тело.

Внезапно мой желудок выдал громкую трель, испугав мужика. Я вытащила из сумки хлеб, старый сыр и сморщилась: ела это наверно уже неделю и смотреть на нехитрую еду без отвращения уже не могла. Отломив кусок и предложив вознице, я устроилась поудобнее на трясущейся деревяшке.

- Как же в селе узнали, что она преставилась?

Мужик удивленно посмотрел на предложенный ему кусок:

- Ты что же совсем не боишься?

- Чего?  - настала моя очередь удивляться. – Чай она-то уже не отберет мой паек.

Возница посмотрел на меня как полоумную, пробормотав что-то себе под нос, сплюнул в дорожную пыль. Я пожала плечами и запихнула кусок в рот:

- Так как же ее нашли-то?

- В ночь с пятого дня буря была. В селе изрядно огороды потрепало, град валил с горох, да все с ветром, с ветром. Ну, я дома-то спряталси, потому как коли буря бушует - нос на улицу не кажи. Да только на следующий день люди говорили, что у нас тут еще цветочки были, за холмом в аккурат, где бабка ента жила, такое творилось!.. Деревья, бают, с корнем рвало, тучи такие, что хоть ночи и летние, а ни зги не видать было, все заволокло. А еще хохот стоял бесовской... Как утро-то наступило, наши угланы, жребий бросили, ишь перед девками бахвалились, кто пойдет, ну и сходили. Бежали оттуда потом, аж пятки сверкали, домой принесло их, всем селом настойками отпаивали.

- Ой, складно ты, дядя, баешь. Что ж они там увидали?

- А то, их потом когда отпоили, сказывали они, что ужас там творится, ведьма ента на полу лежала вся растрепанная бездыханная, в доме все верх кувырком, на полу книги какие-то бесовские, травы и говорят еще, что пострашнее там было, но что, так и не смогли выдавить.

- И ты, мил человек, не испужался потом забирать-то ее? – я кивнула в сторону тела.

- Дык я ж не один был, нам с Прошей - могильщик наш - заплатили всей деревней, мы и взялись за работенку. Прошу-то после я вперед послал, чтобы он могилку подготовил, у него лошадь шибче ходит.

Старик крякнул и стегнул кобылку, которая совсем уж было на ходу задремала. Я зевнула: все эти бабские сказки навевали скуку. Мужик, заметив, что теряет внимание единственного слушателя, решил выложить свой главный козырь. Он украдкой глянул на труп, быстро осенил себя триной, прочитал молитву и, наклонившись ко мне, зашептал:

- И знаешь еще что? Это ведьма-то не простая была… Наши старухи поговаривают, что когда они еще девчушками голопятыми бегали она уже такая была.

- Какая? – не поняла я.

- Старая, - протянул возница, - Говорят, что со временем она нисколько не изменилась. – Мужик победно подбоченился.

- Дык на то она и ведьма, не?

- Э-эх, дуреха ты, многого не ведаешь. Тут вишь какое дело: ведьмы-то стареют, пакостят, жизнь свою мерзкую как могут оттягивают, а все равно стареют, а эта не такая была, вот те зуб.

- А кто ж тогда она такая? – я продолжала грызть сухой кусок сыра.

- Древняя она, - прошептал он и оглянулся на тело.

Я перестала жевать и уставилась на возницу:

- Кто?

- Тьфу ты, у коровы из-под хвоста выпала что ли, раз ничего не ведаешь? Древняя она, Древняя. – Глядя на мой недоуменный взгляд, мужик сжалился и продолжил, - Ну это те, которые еще, говорят, до Тьмы жили…Их еще иногда Прежними кличут, но суть-то одна.

- Вот те раз, – я забыла про хлеб.

- То-то и оно. У нас про них не говорят, не ровен час беду накличешь. – Дед огляделся по сторонам. - Ну да ладно, только потом не болтай, где попало. Сказывают, разные чудеса они творить могут, не стареют совсем и жили еще до наступления Тьмы.

- Вот те раз, - снова повторила я, оглядываясь на тело.

У меня окончательно пропал аппетит, я запихала еду обратно в торбу, отряхнула руки и поинтересовалась у возницы:

– Никогда их раньше не видела. Слушай, дядя, а в доме-то бабкином сейчас что творится?

- Когда я старуху забирал, там словно ураган прошел. Я тело-то в телегу кинул, двери у избы подпер и ну оттуда. Нехорошее там место.

Я посмотрела в сторону холма, где жила бабка. До него верст пять, до вечера доберусь, а там уже и место для ночлега готово. Я про себя улыбнулась:

- Ну, ладно, мил человек, - подобрав юбки, я на ходу спрыгнула с телеги, - пора мне.

- Куды ж ты теперь? – крякнул  мужик, остановив бричку.

- А в город подамся, может, где служанки нужны.

- Дык погоди, давай довезу-то хоть до села?

- Спасибо, отец, но я отсюда уже дорогу знаю, сама дойду.

Возница хмыкнул что-то себе в бороду и, легонько хлестнув кобылку, поехал дальше, мелко трясясь на кочках. Я, дождавшись, пока телега скроется за поворотом, бодро потопала на виднеющийся невдалеке холм, где по рассказу мужика должен был быть пустой бабкин дом.

Немного поплутав, но добравшись к вечеру до избы, я устроилась со всеми удобствами. Мужик не соврал: в доме все было перевернуто. Перебирая бабкины вещи, я нашла там же ее одежду, немного солений-варений в погребе, горшки с мазями и кучу ненужного барахла. Книг, которые упомянул возница, не было, ну да бог с ними. Я устроилась со всеми удобствами, однако, вскоре мне пришлось переехать в замок - надо было как следует его изучить перед новым делом. Избушка же пустой тоже не стояла: в ней я хранила свой скарб и готовила яд. Так что мухи удачно были отделены от котлет.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

Хату, в которой я обосновалась больше месяца назад, местные обходили за три версты, спасибо священному страху перед ведьмами пусть и мертвыми. Чужие же про домишко в лесу не знали. Из города до избы было полдня пути. Я, бросив в лесу горе-стражника, уже вечером встретилась  в одной корчме на тракте со скупщиком и успешно сторговала себе сто пятнадцать золотых за рубин, не хило а? Сейчас же мне оставалось только забрать свои пожитки из избы и пополнить запасы кое-каких снадобий, и можно было переехать в город, пожить в свое удовольствие.

Я складывала вещи в торбу в приподнятом настроении. На печи вовсю булькало мое зелье в бабкином котле. Ребро, сломанное при падении,  уже не беспокоило, и я, тихонько напевая себе под нос, предвкушала хорошую комнату в лучшей городской корчме, мягкую перину, а не старый соломенный тюфяк и много вкусной еды. Мои размышления прервал треск сучьев за окном - кто-то приближался. Лихорадочно похватав бабкины тряпки, сваленные в углу, я нацепила побольше шалей и юбок, стараясь сойти за старую каргу. Повязав платок и натянув его пониже на лицо, я едва успела одеться и навести полумрак, как дверь отворилась.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

К полудню Брест дошел до деревни, указанной Лешиком. Местные крестьяне наотрез отказались проводить его к бабкиному дому, да еще и чеснока в руки натолкали. Узнав от них же, что знахарка уже с месяц как преставилась, Брест крепко призадумался: с одной стороны бабка уже вряд ли что расскажет, с другой стороны, что делать дальше, бывший стражник не представлял. Терять было нечего и наемник двинулся в сторону зловещей хаты.

Дорожка, ведущая на вершину холма, была еще заметна среди высокой травы и кустов, но местами начала зарастать. Уже неделю стояла солнечная погода с короткими ливнями, так что через месяцок тропинка окончательно затянется, и найти избу будет почти невозможно. Брест шел, всматриваясь себе под ноги – один раз чуть было не наступил на змею. Лес кругом становился все гуще, и свет, пробивающийся сквозь крону деревьев, был уже не таким ярким, хотя солнце стояло еще высоко.  В лесу темнеет быстро, и задерживаться в нем с наступлением темноты могут только непуганые дураки и самоубийцы. Кто его знает, что тут водится: лешие, навьи, может еще какая нечисть. С одним-то мечом против них не попрешь. Брест ускорил шаг, и вскоре тропка вывела его на большую поляну с добротно слаженной избой.

Не зная, чего ждать, наемник, стараясь не шуметь, обошел дом со всех сторон. Один вход, он же выход, окна завешены старыми тряпками, но внутри кто-то есть. Он вернулся обратно к дверям, осторожно вытаскивая меч из ножен. Наемник прикрыл один глаз, привыкая к темноте, и толкнул дверь.

В полумраке спиной к нему стояла грузная низкая фигура. От неожиданности та подпрыгнула:

- Тьфу, ты, ирод окаянный! Чаво вламываешься, как к девкам в баню. Стучать-то не учили?

Фигурой оказалась грязная старуха, которая пыталась отдышаться, поправляя платок. Пара седых прядей выбилась из-под него и завесила лицо, но взгляд, которым старая его наградила, просвечивал насквозь. Брест поежился - не любил всяких ворожей. А эта особенно пришлась не по душе: она вся походила на старую облезлую ворону, бесформенные телеса были завернуты в торчащие в разные стороны юбки и шали.

Вокруг старухи творился такой же бардак: кругом грязь и разбросанные вещи, больших размеров стол у окна был целиком завален какими-то горшками, пузырьками и прочим барахлом. За печью притаилась огромных размеров ступа, наполовину закиданная тряпьем. Кругом стоял полумрак: на окнах висели грязные засаленные тряпки, и свет, кое-как пробивающийся из окна, падал мутным серым пятном. Смердело так, что хоть топор вешай. В печи полыхал огонь несмотря на тепло за окном, а из внушительного котла, стоявшего тут же, изредка с бульканьем вырвались клубы вонючего пара.

- Ну, - его прервал скрипучий голос, - по делу пытаешь, аль от дела лытаешь?

- По делу, по делу, – кивнул Брест, оставаясь на пороге. – Только говорят, будто ты померла недавно. Аль это не ты была?

Бабка помедлила немного, и, пожав плечами, принялась убирать вещи со стола:

- Отчего ж не я-то? Я, конечно, – она противно хихикнула. - Только так это дурачье деревенское от меня отстанет. Да ты не стой на пороге-то, не стой. Дверь закрой, а то комаров напустишь.

Брест настороженно прошел вперед и прикрыл ногой дверь, не убирая оружие и не теряя бабку из виду.

- Принялись чавой-то часто они ко мне бегать, деревня-бишь: то корова разродиться не может, то «пособи, бабушка, дабы урожай был», тьфу, - бабка сплюнула на пол. - Будто у меня своих дел нема. С чем пришел-то?

- А мне, значится, пособишь, раз в дом пустила? – недоверчиво протянул Брест.

- Ты человек служивый, небось и деньги имеются, а значит не за просто так гуторить будем. Мужичье-то платить не больно может.

Брест кивнул:

- Не за просто так. Скажи мне, старая, люди говорят, будто ты одна тут в округе снадобьями да ядами промышляешь, так оно?

- А ты часом не из церкви Трех? – оскалилась бабка.

- А похож? – развел руками наемник.

- Похож - не похож, мало ли, - ведьма проворно сгребла горшки со стола и отнесла их вглубь хаты. – Хотя будь ты церковником, даже заходить не стал бы, так спалил вместе с избой. Добре, значится погуторим. Снадобьями я промышляю – правда, кой чего и по ядам могу пособить.

Брест, наконец, убрал оружие и по-хозяйски уселся на лавку:

- Тогда поведай-ка мне, старая, вот что: что за яд такой, что от одного укола, меня свалил, да так, что сутки из памяти пропали?

Бабка на секунду задумалась:

- Знаю такой, а токмо, что от меня хочешь-то? Сварить надо что ль? Дак это тебе в пять золотых обойдется.

- Значит все-таки твоих рук дело. А кому продала-то, помнишь, мать? – Брест навострил уши.

- Может и помню, а может и нет. Стара да слепа стала, иной раз из головы полдня вон, где была, что делала? Ничего не помню, а все из-за лаптей.

- Чего? – наемник поднял бровь.

- Из-за лаптей. Лапти, говорю, прохудились, то и дело ноги простужаю, а здоровье-то вишь, уже не то. Оно то в спину стрельнет, то с головой целый день проваляюся. А купить новые лапти не на что. Вот ежели было бы на что купить, глядишь и вспомнила бы.

Брест махнул рукой, перебивая причитания:

- Добре. - Он выудил из-за пазухи, монетку и кинул на стол. - Теперь припоминай.

Старуха живо сгребла кругляш и застонала:

- Так на это и один лапоть не купишь, совсем старость не уважаешь?

Брест насупился и вынул еще монетку. Ее постигла та же участь: корявые бабкины пальцы схватили деньгу и быстренько припрятали куда-то в складки юбок.

- Ну?

- Вот сейчас припоминаю-припоминаю. – Старуха почесала голову и поправила платок, - Где-то с неделю назад мужик ко мне заходил, про яд ентот спрашивал, ну мы и сторговались. Больше я его не видела.

Наемник выжидающе смотрел на бабку.

- И? – не дождавшись продолжения, протянул он.

- Что и? Говорю же, больше я его не видела.

- Какой он из себя? Говорил ли, куда направляется?

Бабка отвернулась к булькающему котлу, и, достав огромных размеров черпак, принялась помешивать варево.

- Может и говорил, да только это ж еще денег стоит.

Брест начал терять терпение.

- Послушай меня, старая - прошипел он, - если сейчас же не расскажешь все что знаешь про того гада, я тебя второй раз похороню. Обещаю, – отчеканил бывший стражник.

Старуха у печи и ухом не повела:

- Ладно-ладно, не шуми. Расскажу. Погоди только, за травой одной схожу, в отвар добавить надобно.

Бабка, подобрав юбки, с кряхтением положила половник и заковыляла к дверям. Старательно хромая, она вышла из хаты, плотно притворив за собой дверь. Брест услышал шаркающие шаги за окном и, отодвинув тряпку, выглянул на улицу. Старуха направилась к сарайке, которая находилась в паре шагов от дома. Там же на стенке висели пучки трав - некоторые уже подсохли, другие были еще зеленые. Бабка, уже не хромая, добрела до травы и теперь пристально разглядывала каждый пучок.

Брест еще раз посмотрел на нее внимательно, и в него закрались сомнения. Что-то ему не нравилось во всем этом, он и сам не мог понять что именно. Ведьма стала как будто выше, а руки на свету оказались совсем не старыми, лица же было не разглядеть. Наемник опустил занавеску, но тут его внимание привлек тусклый отблеск на полу. Наклонившись, он ковырнул в щели в полу и извлек тонкую серебристую иглу, рядом валялись черные обломанные перья. Брест быстро достал из сумы дротик, который в него попал, и сравнил иглы.

- Та-ак, - протянул наемник.

За дверью послышались шаги, старуха с травой в руках, быстро прикрыв дверь, прошлепала к печи, оставляя за собой грязные следы.

Брест медленно поднялся.

- Сейчас-сейчас, куды торопишься-то? Дай только траву в снадобье добавлю и расскажу тебе все.

Ее болтовню прервал металлический звук. Она быстро обернулась, Брест стоял с оголенным мечом, а в ладони у него были зажаты два похожих дротика. Взгляд старухи сначала метнулся к руке, а потом перехватил взгляд Бреста. Наемник надвигался на нее с мрачной ухмылкой. В следующее мгновение ему в глаза полетело варево из котла, а бабка, с удивительной для ее возраста прытью, понеслась прочь из избушки. Брест увернулся и метнулся вслед за ней. Старуха помчалась через поляну, подобрав юбки. Далеко не ушла, сверху на нее обрушилось нечто, напоминающее лося в период гона. Пахнуло крепким мужским потом. Наемник прижал трепыхающееся тело к земле,  послышался тихий хруст.

- Твою мать! Ты мне опять сломал ребро, - прозвенел молодой голос, тут же сменившийся возмущенным гудением и  бессвязными воплями.

Брест надавил на голову, так что лицо погрузилось в мягкий дерн, и голос стал глуше. Он оторвал кусок ткани от тряпья, отточенными движениями скрутил руки, и, не давая поднять нос из грязи, связал ноги. Затем пинком перевернул бывшую бабку и оглядел плоды своего труда. Среди серого тряпья в грязи барахталось существо непонятного телосложения и старательно пыталось выплюнуть ком земли изо рта. Получалось плохо.

Брест довольный осмотрел поле битвы и хищно склонился над поверженным противником:

-  Ну и кто у нас здесь? – он отколупал грязь с лица бывшей бабки и увидел молодое женское лицо. – Тьфу! Девка! Меня свалила девка?! Да ежели кто узнает про это, меня же куры засмеют. Старею.

Наемник, как сытый кот, уселся прямо на пленницу, не обращая внимания на сдавленный стон.

- А теперь, голуба, ты мне все-все расскажешь. Спрошу, куда камень дела – ответишь, кто купил – ответишь, даже если спрошу, когда ты с мужиком была - и на то ответишь. Усекла?

- Угу, - донесся хрип из-под наемника.

- Молодец! Бегаешь медленно, зато соображаешь шустро, - похвалил мужчина, поднимаясь. – А теперь двигай обратно в избу, гуторить будем.

Он вздернул ее, как пушинку.

- Ноги-то хоть развяжи, как я пойду? – простонала девка.

- А так и иди, - и он отвесил ей мощного пинка.

Даже не пытаясь перебирать ногами, воровка ласточкой влетела в избу и с грохотом затормозила в стену, которая так некстати преградила путь. Следом зашел Брест. Он мельком глянул в сторону стонущего тела и уселся напротив.

- Ну, рассказывай.

- Ты – ирод, - прохрипело в ответ

Брест нетерпеливо ждал, наблюдая за барахтающейся кучей:

- Да-да, в любви мне потом повинишься, рассказывай все!  С самого начала…

Пленница кое-как приняла сидячее положение:

- С начала говоришь? В начале было Слово, правда ходили слухи, что все-таки Большой Взрыв, но это, как говорится, на вкус и…

Договорить она не успела, мощная оплеуха мотнула все тело в сторону:

- Будешь себя хорошо вести, и тогда может быть, я повторю, может быть, останешься живой и даже целой. Щедрый дар с моей стороны, учти. Так что добрый совет тебе: быть послушной и держать язык за зубами, когда я скажу. А теперь рассказывай где рубин.

Девушка со сдерживаемым стоном приподнялась на локте и кое-как села. Из носа потекла кровь, а из глаз брызнули слезы.

- У меня его нет.

Наемник покрутил пальцем, чтоб она продолжала.

- Камень я продала одному скупщику. Обычно он бывает в корчме на Козьем тракте, полдня, может день ходьбы отсюда, - проблеяла воровка, вытирая кровь о плечо.

- Сколько выручила?

- Сто с лихвой золота.

Брест присвистнул.

- Где мои меч и доспехи?

- Доспехи в замке остались, а меч я тоже продала, - пробормотала девка.

Наемник выругался сквозь зубы:

- Ладно, вставай, пойдешь со мной.

- Я сказала все, что знала, - прохлюпала воровка.

- Тут такое дело, голуба: я не хочу, чтобы меня считали вором, а виноватых будут наказывать. Как без виноватых-то? Так что мне придется доставить тебя вместе с камнем обратно.

Одной рукой он вздернул на ноги растекшуюся по полу пленницу и подтолкнул ее к выходу.

- Я не смогу идти в этих тряпках и со связанными ногами, - мелко семеня, сказала девица.

- Да чтоб тебя черти зеленые… - Брест схватил лежащий на столе нож, взвесил его в руке и сморщился. – Я развяжу тебе ноги, но учти…

Он смазано махнул рукой, и воровке оцарапало щеку. Тонкий разрез наполнился кровью, а нож, вошедший в стену наполовину, торчал около ее уха.

- Я бью почти без промаха.

Ее глаза распахнулись от ужаса и удивления:

- Учту, - промямлила пленница.

Брест подошел вплотную к ней, и выдернул нож из стены. Бывший стражник был выше ее на голову. Воровка притихла, когда он одним движением разрезал тугие веревки. В перетянутые ноги хлынула кровь, и она со стоном и матюками опустилась на колени. Брест повертел нож в руках, осматривая его со всех сторон. Воровка потерла ноги и, скрипя зубами, поднялась:

- Мне нужно переодеться.

Брест вольготно оперся на стену и приготовил нож для броска:

- На всякий случай. – Пояснил он, - Что стоишь? Переодевайся, давай.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 и 9 день

А ведь так все хорошо начиналось: халявное жилье, удачное ограбление, и такой нелепый финал. В других доспехах, в сознании, да и просто лицом к лицу в темноте я не узнала этого наемника. Когда тащишь на себе тело, то не больно-то разглядываешь его, а зря. Однажды это Тело может тебя найти и потребовать должок. Словом, я попала, как кур в ощип.

Меня словно из мясорубки выпустили. Я, морщась от боли, наблюдала, как мужик крутит в пальцах, мой же нож. Погоди, засранец, только усни. Может ты и хорошо метаешь ножи, но спишь ты так же, как и все люди.

Бывший стражник с довольной ухмылкой наблюдал за мной. Его веселье можно было понять, со связанными руками довольно трудно стягивать с себя лишнее тряпье, а он просто наслаждался положением победителя.

Я на подкашивающихся ногах, доковыляла до своего походного мешка, вытащила из него простое платье крестьянки. Помогая себе зубами, кое-как накинула его.

- Как мне руки в рукава засунуть?

Мужик некоторое время помедлил, затем подошел ко мне:

- Будешь глупить…

- Да-да, ты меня прирежешь, - не выдержала я, его тон дико раздражал.

- Точно, - не замечая сарказма, подметил наемник. Он ловко развязал веревку, стягивающую кисти, подождал, пока я просуну руки, а затем тут же туго связал их.

Я тяжело вздохнула:

- А корсет, я как затяну?

Наемник, что-то там процедил сквозь зубы про половые отношения с моей мамой, и стал сам затягивать шнур. Я сморщилась, его движения были резкими и сильными, сломанное ребро тут же дало о себе знать, изверг стянул так, что еле дышала.

- Мне надо собрать кое-какие вещи с собой.

- Ты испытываешь мое терпение, - буркнули в ответ.

Я, не обращая внимания на ворчание, поплелась по избушке собирать свои пожитки. Достать при наемнике кошель с деньгами из тайника, я не рискнула. Вернусь и заберу его, когда свалю от этого типа. Завязав походный мешок, кое-как закинула его на себя.

- Ничего не забыла, голуба?

Я притворилась глухой.

- Золото за камень.

- Потратила его, - я не собиралась просто так сдаваться.

- А я тогда принцесса Анабель. – Наемник навис надо мной. – Помнишь, ты обещала себя хорошо вести? – и он словно невзначай стал разглядывать свои огромные кулаки.

Черт бы тебя побрал, я развернулась и поплелась к печи. Просунув руки в поддувало и срывая штукатурку, кое-как вытащила тяжелый кошель наружу.

- Спасибо за труды, - мужик перехватил мешочек с золотом, - теперь топай. Я за тобой.

***

Я вышла из избушки, поправляя заплечный мешок. Кожу под носом стянуло коркой запекшейся крови, ноги уже перестали ныть, а вот ребро побаливало. Ну и пес с ним, не из таких передряг выбиралась.

- Далеко та корчма? – мои мысли прервали.

- Отсюда сутки ходьбы, на конях можно за полдня.

- Ты где-то видишь коней? – наемник догнал меня и пристроился сбоку, отгибая для себя ветки.

Сдается мне, что мужик специально отпускал их, когда мое лицо оказывалось у них на пути. Я не успевала уворачиваться от летящего на меня лапника, и вскоре щеки и лоб покрылись ссадинами и царапинами.

- Послушай, ты ведь мне уже показал, что меня ждет, если попытаюсь бежать, так? И золото мое ты забрал, так что я не сбегу… без него. Может, ты развяжешь мне руки? – не вытерпела я, когда в очередной раз получила еловой веткой в глаз.

Стражник усмехнулся:

- Может тебя еще и на ручки взять? Так топай.

Я ожидала такой реакции, поэтому не очень-то и расстроилась.

- А по поводу коней ты подумай. Там по пути попадется деревенька, Дубки, кажется. Там их можно будет добыть.

- Золото мне нужно для других целей.

Я промолчала, что это мое золото, но сдаваться не собиралась:

- Так ведь я не сказала купить, я сказала добыть. Это как два пальца…

- Воровать вздумала? – перебил меня наемник, - Забудь.

- Да я - мастер, хотя конокрадство – это не совсем моя стезя, но…

- Забудь, - повторил мужчина.

- Да что такого-то? – даже как-то оскорбилась я.

- Низко это, - пробурчал он.

- А тебя как звать-то? – я вдруг вспомнила, что даже не знаю, как зовут моего охранника.

Мужчина некоторое время молча шел рядом, прикидывая что-то в уме.

- Брест, - наконец-то прозвучало в ответ.

- Брест? Интересно, - промямлила я.

Мужчина и ухом не повел, продолжая уверенно продираться сквозь лес. Мне наша прогулка давалась сложнее: сучья цеплялись за юбку. Я замедлила шаг, наемник тут же напрягся и резко обернулся – наблюдает, гад. Дальше шли в полной тишине, только мой пыхтение раздавалось на весь лесок так, слово пер огромный кабан. Вскоре я выдохлась, горячее дыхание высушило губы, а в боку кололо. Еще чуть-чуть и помру, ей богу. Ни шага больше не сделаю, а просто лягу. И если кому-то надо, то пусть несет мою тушку. Вокруг начали сгущаться сумерки.

- Все, больше не могу, - прохрипела я.

Брест удивленно посмотрел на меня, казалось, что он только вспомнил про мое существование:

- Шевели ляжками, нам надо выбраться из леса до темноты.

Я обессиленно опустилась на ближайший пень:

- Дай передохнуть.

Брест обернулся, осторожно потащил меч из ножен.

- Если ты меня прибьешь, то быстрее я точно не пойду, - заключила я.

- Тише, - шикнул на меня наемник, - Не спеша, тихонько, посмотри назад себя.

Усталость, как рукой сняло, я осторожно повернулась.

На меня из-за листвы, не мигая, смотрели два белесых глаза – зрачок был затянут тонкой мутной пленкой. Я аккуратно поднялась, моментально забыв про ноющее и искалеченное тело. Пятясь, наткнулась на что-то твердое.Уже рисуя в уме свою смерть от лап чудовища, я медленно  обернулась. На меня смотрел самый ужасный монстр - Брест с хмурым выражением лица:

- Теперь пойдешь?

Я припустила по тропинке, что есть духу, и уже через какое-то время меж деревьев забрезжил просвет, а позже и последние кусты закончились. Я по инерции, вприпрыжку выскочила в поле, граничащее с лесом, но далеко не убежала. Нога провалилась в чью-то нору, и я со всего маха воткнулась лицом в землю, второй раз за день.

- Нашла время спать. – Раздалось надо мной. – Вот же ж бесстрашная девка, только от лешего удрала, и сразу спать устраивается. Для тебя лешего встретить, как в нужник сходить?

Я перевернулась на спину и протянула стянутые руки:

- Развяжи, а? Тут поле, даже если побегу, меня за версту видно будет. Метнешь нож, прикончишь, и все дела.

Брест помедлил доли секунды и ловко скрутил веревку, но выбрасывать её не стал, а сложил в заплечный мешок. Я не стала спрашивать зачем, только потерла затекшие кисти.

- Вставай, - Брест схватил меня за шкирку, моментально вздернув на ноги, - Будем идти всю ночь.

Я, пошатнувшись, поправила мешок.

- До этой корчмы еще далековато. Но по дороге можно зайти в Дубки и там переночевать.

Брест удивленно поднял бровь:

- Запамятовал, когда это я у тебя спрашивал, что нам делать? – Наемник отвернулся и пошел прочь. - На твое счастье, я знаю эту деревню, там добудем кое-каких припасов и пойдем дальше, чтоб до рассвета уже быть на Козьем тракте, – буркнул он через плечо.

Я огляделась по сторонам: за спиной черной стеной стоял лес, на небе ни облачка, только горбатый месяц. Вдалеке кто-то завыл. Вприпрыжку, я догнала широкую спину, почти скрывшуюся в темноте,и засеменила рядом. Я не самоубийца ночью одной в полях бегать, да и куда бежать без денег. Черт, сдается мне, что я с этим типом надолго… Ну, по крайней мере до первой ночевки.

***

Брест шел уже несколько часов, благо месяц хоть и тускло, но все же освещал путь. Некоторое время они брели по полю и вскоре вышли на дорогу, вилявшую среди высокой травы. Наемник шагал молча, изредка поглядывая на воровку, которая пыхтела в двух шагах от него. Она то и дело поправляла мешок. Нелепая девка, которая перехитрила его – бывалого воина. Леший задери эту работу, на которую согласился от безденежья. Был воином, да и остался им, только не смог прижиться в этом новом мире, где честная схватка уступила место тайным сговорам и сделкам.

Он помнил свой последний бой, в который он вел свой отряд. Им предстояло сразиться с тернивцами. Они на голову разбили их. Еще бы: из тернивцев воины никакие – сплошной сброд, торгаши и наемники. Тогда Брест с соратниками праздновали победу, но как оказалось не долго. Местный князь Пороша, по чьему приказу они проливали кровь, через неделю заключил мировую с ханом тернивцев и за караван золота продал им надел. Землю, которую защищал и за которую был ранен Брест. Еще вчера оборванцы и шпанюки, сегодня ходили хозяевами: они грабили крестьян, насиловали и убивали женщин ради забавы.

Брест видел, как мальчишку, которому неделю назад он разрешил подержать свой меч, а тот от гордости раздулся чуть ли вдвое, иссекли ботангом – плетью с крючьями. Он просто отказался целовать сапоги новому господину. Парнишка умирал долго, страшно и молча. Брест помнил глаза мальчика, когда того пороли на площади, а куски кожи и мяса исчезали с его спины. Парень молчал, только сильнее стискивал челюсти при каждом ударе. В какой-то момент он встретился взглядом с Брестом, и тот увидел в его глазах, нет, не укор и не страдание, а понимание и всплески гордости, дескать, «я – смог, я не закричал». Наемник, который за свои тридцать прожитых зим успел стать воеводой, видел всякое: и боль, и смерть, и кровь, но только этот взгляд сломал его. В тот момент его удержали его же дружинники, хотя сами едва не бросались на нового хозяина этих земель.

Когда разъяренный Брест с матюками и угрозами ворвался в покои князя и нарушил трапезу Его Светлости, его связали и прилюдно высекли при княжеском дворе. А позже лишили чина воеводы и выгнали из города. Его отряд был готов уйти за ним, но отреченцев нигде не любят и службы воинской им больше не снискать. Брест уговорил соратников остаться, а сам ушел из тех земель, перебираясь редкими заработками наемника. Так бывший воевода и воин подрядился охранять камень для барона, а позже был обокраден, подставлен и опозорен. И вот теперь идет искать неизвестно кого, да еще и в компании девки, которую готов придушить голыми руками.

От мрачных мыслей его отвлек запах горелого. В раздумьях он не заметил, как они подошли к деревне. Вернее к тому, что от нее осталось. Повсюду стояли сгоревшие остовы от избушек, кое-где виднелись темные пятна. Брест нахмурился и ускорил шаг. Подойдя ближе, он различил следы схватки. В деревне стояла тишина, изредка прерываемая треском ломающегося дерева. Брест присел на корточки, сгреб немного земли и помял ее. Сзади послышались шаги:

- Что тут произошло? –спросила воровка.

Брест угрюмо посмотрел в ее сторону:

- А сама не видишь? Земля влажная, хотя дождя не было, - и он показал ей багровую от крови вперемешку с землей ладонь. – Пахнет железом.

Девица, не меняясь в лице, молча разглядывала ладонь. Вдруг Брест напрягся и вытащил из ножен меч, давая знак, чтоб она молчала. Он тихим шагом подкрался к ближайшему дому и прислушался. Из-под горелых бревен доносился тихий писк. Он ногой отшвырнул пару досок – к писку добавился шепот. Брест, не убирая оружия, принялся раскидывать черное в саже дерево. Взору открылась крышка в подпол. Он с усилием откинул ее, на него из темноты, вжимаясь от страха в стены, смотрели несколько женщин с младенцем на руках и с детьми:

- Пощадите, - прошептала одна.

Брест закинул меч в ножны и спрыгнул вниз, через некоторое время из ямы начали появляться погорельцы, наемник вылез последним. Все они были напуганы, но сил бояться еще больше уже не было, поэтому они просто молча смотрели на неожиданных гостей.

- Что тут было? – спросила воровка, доставая из мешка банку с мазью.

- Песиглавцы напали, - устало молвила самая старшая из женщин, остальные залились слезами, бормоча проклятья вперемешку с благодарностью.

Дети, наконец, почувствовав воздух, зашевелились, принялись жаться к матерям.

Брест огляделся вокруг:

- Раненых не видно, неужто всех в полон увели?

- Господин, они всех, кого смогли, увели, и убитых забрали.

- Зачем им убитые? – удивилась воровка, нанося вонючую мазь на ожог одной из женщин, - Сейчас полегчает, - пообещала она.

- Песиглавцы же, - отозвались сквозь слезы бабы.

Брест оглянулся по сторонам:

- Нужно проверить, может еще кто выжил.

Все вместе принялись разгребать завалы. Спустя пару часов все в саже и копоти они обнаружили еще два подполья: в одном вся семья задохнулась от дыма, в другом нашли еще живых молодую девку и двух парней. Брест помог вылезти, а воровка, закончив обрабатывать раны, о чем-то переговаривалась с выжившими.

- Песиглавцы напали на деревню  пару часов назад, следы копыт уходят к западу отсюда. Нам повезло, Козий тракт на юге, так что есть шанс, что мы с ними разминемся. Ну что, идем? – девица уже складывала наполовину опустевшую банку с мазью обратно в мешок.

Погорельцы обреченно ходили среди развалин, женщины надрывно вздыхали. То и дело одна из них падала, остальные стайкой подбегали к ней, помогали подняться. Выжившие парни оказались совсем юнцами тринадцати зим, отец велел им спрятаться и защищать сестру, а сам вышел из дома, больше его не видели. Они переворачивали доски в поисках хоть каких-то припасов.

Брест подошел к самой старшей из женщин:

- Вам надо уходить отсюда. Песиглавцы могут вернуться, а если и не вернутся, то запах крови может привлечь навий.

- Да куды ж мы пойдем, господин? - запричитала женщина

Брест порылся за пазухой, вытащив один золотой:

- Этого вам хватит на первое время.

Погорельцы запричитали пуще прежнего, рассыпаясь в благодарностях.

Воровка стрелой метнулась к наемнику, и повисла у того на руке:

- Совсем ошалел? –зашипела она Бресту в ухо, - Какого рожна ты мое золото раздаешь налево-направо?

Наемник молча повел могучим плечом, стряхнув с себя шипящую и плюющуюся от злости девку.

- К северу отсюда есть деревня, Вас немного - пустят на постоялый двор, дальше сами.

Он развернулся, давая понять, что их благодарности его не интересуют, кивнул своей спутнице на дорогу. Та, соскочив, рысью припустила за мужчиной. Отойдя на расстояние от погорельцев, девица возобновила попытки:

- У тебя мозги есть или только куча мышц? На кой ляд ты им целый золотой отдал, он им как мертвому припарки…

- Ты же сама вроде им помогала, - оскалился мужчина.

- Одно дело мазью поделиться, другое дело золото налево-направо раздавать!

- Уймись, - отмахнулся от нее наемник.

- Да их на первом же перекрестке ограбят, я бы ограбила! Ну, проживут они неделю на постоялом дворе, а дальше что? Оставался бы с ними, да поднимал целину, раз такой благородный, а деньги мои не раздавай… Договорить он ей не дал:

- Слушай внимательно, - процедил Брест, останавливаясь – Теперь это мои деньги, это во-первых. – Он загнул палец. – Твое мнение меня не волнует, это во-вторых. – Он загнул еще палец. – Если попытаешься меня обокрасть во второй раз, я не буду тащить тебя с собой. Просто прикончу, и доставлю  барону твой труп, это в-третьих, - Брест сжал весь кулак и как бы между прочим повертел им перед лицом опешившей девки. Убедившись, что его слова были услышаны, он развернулся:

- До утра мы должны добраться до корчмы, песиглавцы могут вернуться, - он поправил заплечный мешок и продолжил путь.

Некоторое время шли молча. Брест краем глаза наблюдал за своей спутницей, та что-то прикидывала в уме, иногда бормоча себе под нос, но от него не отставала. На востоке уже заалело, и первые лучи подкрасили темно-синее небо. На горизонте появился силуэт домов. Через некоторое время в воздухе стали доноситься запахи еды и конского пота, значит, они приближались к корчме.

- Можно задать вопрос? – неожиданно для Бреста воровка вдруг нарушила молчание.

- М? – промычал наемник, давая понять, что слушает.

- Одного не могу понять: кто такие песиглавцы? И зачем они трупы-то унесли?

Брест удивленно оглянулся:

- Никогда не слышала про них?

- Догадываюсь, что какое-то племя отчаянных парней. Да и вообще, поселения постоянно кто-нибудь да грабит, но чтобы трупы с собой уносить? Особый вид устрашения?

- Устрашение? Нет, они их просто едят, - Брест продолжал идти, - Песиглавцы – это полу-люди полу-псы. У них собачьи головы. Не знают ни пощады, ни жалости, ими движет только жажда крови и животные чувства.

Воровка на мгновение отстала:

- Славные ребята. – Пробормотала она, - хорошо, что мы с ними разминулись. А ты с ними сталкивался?

- Доводилось. Мы почти пришли, - он указал на развернувшийся перед ними двор.

Большая территория была огорожена высоким частоколом, из-за забора доносилось ржание лошадей, запах конского навоза, слышался стук железа. Они обогнули забор, и зашли в широкие ворота. Их обогнали два всадника, и что-то крикнув на ходу, обдали пылью. На постоялом дворе кипела жизнь: у привязи стояли несколько лошадей, еще одну подковывали в кузне рядом. Из корчмы доносились запахи еды, на крыльце стояли пару мужиков, дымя цыгарками. По всему двору сновала челядь. К коновязи подъехали двое путников, спешились и кинули поводья подбежавшему мальчишке.

Брест повернулся к воровке:

- Здесь ты встречалась со скупщиком?

Она молча кивнула.

- Корчмарь наверняка должен был его запомнить. Идем, - он решительно двинулся к дверям.

Девушка засеменила следом.

На крыльце двое мужиков оценивающе, не отводя взгляда, рассматривали парочку. Когда те подошли к дверям, мужики выплюнули цыгарки и преградили им дорогу. Брест невозмутимо подошел к ним вплотную и повел широкими плечами, словно ненароком поправляя перевязь меча. Он оказался выше их на голову, шире вдвое, да и начищенный металл задорно играл на солнце. Мужики нехотя расступились, выставив перед собой руки в примирительном знаке. Наемник невозмутимо прошел дальше, кивнув своей спутнице. Та мышью шмыгнула за ним.

- Вот невезуха, - сплюнул один из мужиков и достал новую цыгарку.

Брест бросил мешок на лавку и сел лицом к трактирщику, который в другом конце зала разливал пиво из бочки. Я села напротив. Свалив поклажу с плеч, с наслаждением почесала шею – под ногтями осталась грязь. Стоит помыться.

- Что будете? – к нам подплыла служанка - высокая девица, с грудью размером с дыни.

Кстати о дынях, я вдруг поняла, что не ела почти сутки.

- Каши с мясом и пива.

- Мне тоже самое, - бросил наемник.

Служанка с интересом разглядывала Бреста:

- Может еще что? – она, призывно подперев груди, оперлась на стол.

- Пока все, - казалось, Брест не замечал откровенного соблазнения.

Девушка разочаровано отправилась на кухню.

Брест огляделся кругом:

- Место богатое, девки в челяди, своя кузня. Видел охрану во дворе, никакие песиглавцы не страшны. Частокол от быстрых налетов защитит, а с остальными сами управятся.

Я продолжала молча чесаться.

- Сначала поедим, а там и с корчмарем побеседуем.

- Попробуй, - хмыкнула я. - Пока из тебя все до последней монеты не вытрясет, ничего не расскажет. Я эту породу знаю.

- У меня заговорит.

Он широко развалился на лавке, и принялся меня разглядывать. Что за черт, начнешь чесать одно место, тут же начинает чесаться другое. Я постаралась сесть прямо и начала таращиться в ответ. Коротко стриженный, темные волосы, чуть тронутые сединой. Со лба на темя широкой белой полосой пролег уродливый шрам. Серые глаза с прищуром, смотрели на меня с изучающим презрением. А ломаный и неправильно сросшийся нос и недельная щетина завершали картину.

Долго разглядывать его я не смогла - жутко засвербело в боку, и я была готова прислониться к дверному косяку и драть шкуру, как медведь о березу. Уж не блохи ли? Это не ускользнуло от внимания наемника. Он только открыл рот, что бы что-то ответить по этому поводу, как дурманящий запах каши с мясом, которую принесла нам служанка, заткнул слюной рот обоим. Девушка опустила тяжелый поднос и принялась составлять миски и кувшин на стол, поглядывая на Бреста из-под опущенных ресниц. Я не дожидаясь команды, пододвинула себе плошку каши и с наслаждением вонзила ложку в исходящую паром горку. Служанка, составив остатки посуды на стол, подмигнула наемнику и собралась уходить, как он ее остановил, аккуратно взяв под руку:

- Постой, красавица. Мне бы с сестрой комнату на ночь и воды согреть, а то она больная с детства, все тулово коростой покрывается, чешется сильно, только после бани может уснуть. А мне очень нужно, чтобы она сегодня уснула, -  и он  многозначительно улыбнулся ей.

Не знала, что он вообще умеет улыбаться, да еще та-ак. У меня отпала челюсть, и каша тут же сбежала с недонесенной до рта ложки мне на юбку. Я задергалась - горячая еда обжигала ноги.

- И вправду, - глядя на мои трепыхания, согласилась служанка. -  Бедняжка, - притворно вздохнула девица и тут же повернулась к Бресту, - Здесь есть баня, еще теплая, а наверху как раз есть свободные комнаты, я постелю вам…

Она не спеша развернулась, давая насладиться видом своих оттопыренных ягодиц, и ушла вглубь зала, бросив на прощание томный взгляд.

Я, стряхнув кашу, с укоризной уставилась на Бреста. Он хмыкнул в ответ, и принялся, наконец, за свою порцию. Доедали молча, я, кое-как допив остатки пива, смачно рыгнула, развалившись на лавке. Брест молча ковырялся в зубах.

Из глубины зала ему помахала служанка, и он сыто поднялся:

- Пошли.

Мы направились вслед за служанкой, прошли мимо корчмаря. Тот бросил на нас ленивый взгляд и продолжил дальше скоблить прилавок. Поднявшись на второй этаж, зашли в приготовленную комнату. Я устало сняла мешок и огляделась. Довольно просторно, посередине большая кровать с соломенным тюфяком, у стены стояли сундук и широкая лавка.

Брест отобрал у меня мешок:

- Иди в баню, твои вещи у меня побудут, лишнего соблазна не будет смыться.

Я махнула рукой, развернулась и побрела вниз. Спросила у корчмаря где баня, и поплелась на улицу. Невысокая, приземистая изба в глубине двора попыхивала серым дымом. В сенях я обнаружила гирлянду веников и стопу чистых тряпок. А Брест прав, тут и вправду не дурно живут, интересно, во что нам это обойдется? На всякий случай я подперла дверь поленом. Хорошенько отмывшись и выстирав одежду, осмотрела себя со всех сторон. Нигде ни порезов, ни ушибов, ничего не болело. Я нисколько не удивилась такому повороту. Высушив одежду и одевшись, я, как кисель, расслабленно потекла обратно в корчму.

Добравшись до прилавка, я уселась на стул и заказала у трактирщика еще пива. Тот оценивающе осмотрел меня и принес доверху наполненную кружку.

- Шутишь что ли? Давай кувшин, - потребовала я.

Корчмарь не повел и бровью и поставил передо мной полный, с пенной горкой жбан.

Я блаженно отпила из кружки, завязала еще влажные волосы в пучок и опять подозвала мужика.

- Скажи, мил человек, припоминаешь меня? Пару дней назад  я встречалась тут с одним типом.

Мужик, сложив руки на груди, кивнул:

- Может и припоминаю.

- Мне нужно знать, куда он направлялся.

Трактирщик ухмыльнулся:

- А мне ж откуда знать.

- Сколько? – просто спросила я.

- От это другой разговор. Десять золотых, – оскалился мужик.

- За десять золотых я могу купить твою корчму и всю челядь в придачу. Давай оставим этот балаган и поговорим, как деловые люди, - я еще отхлебнула.

Трактирщик поковырялся в зубах, цыкнул языком и наклонился ко мне:

- Видишь тех двоих, - он указал в дальний угол.

Там сидели те два всадника, которые обогнали нас в воротах, и громко о чем-то спорили.

- Ну, - подтвердила я.

- Это княжеские гонцы, у одного из них дюже любопытный документ при себе имеется. А мне очень хочется, прям до икоты, узнать, что же в нем прописано.

- Что ж ты свою девку к ним не направишь? Чай она-то с ними быстро сдюжит.

- Милка – девка ладная, спору нет, но тут титьками не проймешь, тут тонкость нужна. Так что, возьмешься? Сведения за сведения, - он криво улыбнулся, протягивая мне еще кувшин.

- Добре.

Я поднялась со стула и направилась к выходу. На крыльце грелся на солнышке мальчишка-конюх и лузгал семечки. Я уселась рядом.

- Жарко сегодня, а?

Мальчишка ничего не ответил, продолжая плевать шелуху.

- Дам десять медяков, если сделаешь, как я скажу.

- Идет, - малой протянул чумазую ладонь.

Я сняла сапог с ноги и, вытряхнув оттуда мелочевку, дала мелкому пять медяков.

- Остальные получишь потом.

Коротко объяснив своему маленькому подельнику, что и когда надо делать, я поднялась и, отряхнув зад, направилась обратно к стойке. Кивнув на ходу корчмарю, я подхватила второй кувшин с бормотухой и взяла курс на стол с конниками. Между гонцами разгорался нешуточный спор. Подойдя ближе, я случайно запнулась и расплескала половину пойла, щедро окатив обоих конников.

- Смотри куда прёшь, холопка! – один из них схватил нагайку для лошадей и со всей дури хлестнул меня по первому, что попало.

От жгучей боли, стегнувшей по лицу так внезапно, брызнули слезы. Я, выронив кувшин и стараясь закрыться от ударов, упала под стол. Второй громко ругался и стряхивал с себя остатки жидкости.

Тут на пороге возник мальчишка, принимавший у них вожжи:

- Судари-судари, один из ваших коней ногу повредил.

Громко матерясь, двое гонцов соскочили и понеслись на улицу. Я вылезла из-под стола и, подхватив пустой жбан и морщась от боли, доковыляла до трактирщика.

- Держи, - я толкнула ему кувшин, в котором болталась украденная в пылу побоев грамота.

Он удовлетворенно кивнул. Быстрыми и ловкими движениями стянул бечевку, стараясь не повредить сургучовую печать. Чувствовалась рука мастера, похоже, трактирщик поднаторел в этом деле. Мужик быстро пробежал глазами по записям и скрутил все обратно так, что за целостность грамоты комар носа не подточил бы, и вернул мне. Я, сцапав бумагу, быстро вернулась к месту представления и, подбросив грамоту обратно под стол, вышла на крыльцо. У кузни слышались матюки, а вскоре показались и их источники. Гонцы с шумом вломились обратно в корчму. Осмотрев стол и лавки, они обнаружили пропажу. Один из них, который был повыше, схватил сверток и пристально его разглядел со всех сторон. Печать была цела, и он облегченно вздохнул. Обматерив напоследок корчмаря и толкнув меня при выходе, два смутьяна со свистом и гиканьем вскочили в седла и унеслись прочь. Я проводила их взглядом, с облегчением вздохнув. Ко мне подошел мальчишка, потирая ужаленную кнутом руку - эти мужики и для него расстарались. Я отсыпала ему остатки монет и потрепала по голове. Парнишка, схватив мелочь, унесся прочь. Я же потопала к трактирщику, забрать свой должок.

Мужик, стоя за прилавком, о чем-то крепко призадумался. Я, устало опустившись на стул, пододвинула к себе початую кружку:

- Нуте-с, давай поговорим

Корчмарь, вынырнув из своих мыслей, навел взгляд на меня:

- Так. Стало быть про того скупщика хочешь узнать?

Я кивнула.

- Скупщик тот заезжий, как и ты, но не перекатный. Видал его тут раза два или три. Работает  по большей части сам по себе, но иногда заказы получает. Кстати, на тот рубин, который он у тебя сторговал, у него дюже крупный заказчик был. Не знаю, слыхивала ли ты про Истомира? Нет? Это чародей, живет к югу отсюда. Недели три пути, может больше. Он скупает все волшебные побрякушки в этих краях, так что руку даю на отсечение, камушек ваш к нему ушел.

- А что же церковь Трех? Неужто еще до чародея этого, как бишь его, Истомир? Лапы не дотянула?

- Про то не ведаю, - корчмарь пожал плечами.

- Ясно. Объясни-ка мне, где точно этого мага искать.

Трактирщик битый час объяснял мне на пальцах, как добраться до башни чародея, изредка покрикивая на своих работников, вконец задремавших от полуденного зноя. Прикинув, куда мне придется переть, я присвистнула. Мужик в ответ развел руками, дескать, а что поделаешь.

- Добре, - я поднялась из-за стола. Побулькав кувшином и убедившись, что на дне было еще немного напитка, залпом допила его. Вытерла рот рукавом, и собралась было идти наверх, как корчмарь остановил меня:

- Слушай, а по секрету. На кой тебе-то эти поиски сдались? Стянула бы деньги у этого мужика, который с тобой пришел, да и слиняла бы. На худой конец ушла бы без денег, жизнь-то дороже.

- Во-первых, тут дело принципа, а во-вторых, - я заговорщицки наклонилась к трактирщику, - Ты умеешь хранить тайны?

- Конечно, вот те трина, - и он перекрестился жестом новой церкви.

- Так вот, я тоже умею их хранить. И потом ты - последний человек, которому я бы рассказала о своих планах.

Корчмарь разочаровано отстранился и со злостью сплюнул, а я потопала наверх в комнату, в которой расположился Брест. Около дверей я поняла, что не только Брест там расположился. Из комнаты доносился звонкий скрип досок, прерывистые стоны и пыхтение. На меня разом навалилась усталость. Сидеть и ждать, пока они там набалуются, у меня не хватило терпения, и я заколотила в дверь.

- Иди в баню, - прорычал в ответ наемник.

Я, не обращая внимания на возмущенные вопли, толкнула дверь и прошла до кровати. Пышногрудая служанка, соскочив с другого края, кое-как прикрылась схваченным впопыхах платьем. Победно взглянув на меня на прощанье, она гордой походкой вышла из комнаты. Брест натянув портки, что-то там орал, но мне было плевать на его вопли – почти двое суток на ногах. Только мое тело приняло горизонтальное положение, как я тут же отключилась.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

10 день

На дворе было еще темно, но небо на востоке уже начало светлеть. Брест матюками поднял спящую воровку, всунул еще бессознательному телу в руки походный мешок и задал направление на выход из корчмы. У крыльца такой же сонный стоял конюх и держал в руках поводья. Рядом топтался запряженный гнедой жеребец.

Брест кивнул конюху, поправив заплечный мешок, и еще раз наорал на сонную тетерю, от чего та вздрогнула.

- Чего орешь? – промямлила девка.

- Залазь вперед, поедем на одном коне.

- А почему не сзади? – сонно моргая, спросила та.

- Чтоб ты мне горло вспорола? Залазь, или я тебе помогу, - угрожающе закончил Брест.

Дважды просить не пришлось, и, кое-как взгромоздившись на коня, воровка наконец проснулась. Брест, следом ловко запрыгнув в седло, кивнул еще раз конюху, и тронул коня. Вдвоем ехать было неудобно, и наемник подавил в себе желание просто скинуть надоевшую обузу. Тем более, что она как-то подозрительно присмирела, Брест не доверял ей ни капли, решив, что будет присматривать за ней в оба глаза.

Отъехав от постоялого двора на юг с пару верст, воровка открыла рот:

- Куда мы едем?

- На юг. Навестим одного чародея.

-  Истомира? Ты-то откуда знаешь про него? – удивленно раздалось впереди.

- Одна птичка напела, - ответил Брест, про себя отмечая, что девка тоже интересовалась и, похоже, выяснила, куда надо ехать.

- Сисястая птичка, - без эмоций прозвучало впереди.

Наемник не ответил на реплику.

Через пару верст пути солнце поднялось уже высоко, но жара не чувствовалась. В воздухе тянуло свежестью, скоро быть дождю. Брест с девкой ехали по дороге, но учуяв влагу, наемник стал искать глазами, где бы укрыться от надвигающегося ливня: вдалеке уже громыхало. На горизонте дорога пролегала по краешку леса, там наемник и решил остановиться.

Доехав до леска, пара спешилась.

- И почему не раскошелился на двоих коней? – ворчала девка, потирая сбитый зад. – Я его вообще не чувствую.

- Я одного не могу уразуметь, - Брест под узду завел коня под листву широко раскинувшегося дерева, - Ты когда-нибудь доведешь меня до цугундера своим бреханием. Не боишься помереть раньше времени или конечности какой лишиться? Ты такая смелая на язык, потому что бессмертная? Аль дурная на всю голову?

- Сам-то как думаешь? - воровка криво усмехнулась.

Ливень не заставил себя долго ждать. Струи воды резко обрушились на землю, поднимая еще не прибитую пыль. Словно сами боги выплеснули воду из ушата. Путники спрятались под деревьями, но хитрые капли все равно находили дорогу сквозь листву, то и дело капая за шиворот. Дождь стеной закрывал все на расстоянии двадцати шагов. Они увидели всадников, только когда те подъехали к ним вплотную.

Пятеро фигур в походных плащах, с низко надвинутыми капюшонам, остановили коней около них. Один из них снял арбалет со спины и направил Бресту в грудь, остальные вытащили мечи из ножен.

- Кто у нас тут? Неужто тот самый стражник, который имел наглость обокрасть самого барона Гжевика? А рядом кто?

Брест, даже не пытаясь достать оружие, спокойно стоял. Трое охотников за головами соскочили с коней, держа мечи наготове. Они подошли к притихшему наемнику и воровке, уверенные в собственном превосходстве.

Брест примирительно поднял руки:

- Мужики, погодите, надо кое-что обсудить.

Двое молча зашли с боков. Третий конник схватил воровку за плечо и выдернул ее вперед:

- Что с девкой делать будем, Орлик?

Орлик – всадник с арбалетом, по-видимому был главным среди них:

- Берем с собой, в городе разберутся кто-такая.

Мужик молча скрутил воровке руки за спиной.

- Полегче, упырь, - оскалилась девка.

Конник дернул ее за волосы и зашипел прямо в ухо:

- Строптивая? Люблю таких. Поговори еще, радость моя, дай мне повод тебя успокоить. – И он вытолкнул девку в грязь. Та упала на колени, но кое-как поднялась.

Двое других конников принялись вязать руки Бресту.

- Мужики, я все понимаю. Но вы не того вяжете. Это она украла камень, - он кивнул в сторону поднимающейся из грязи воровки, - Я сам сейчас разыскиваю его, чтобы вернуть.

Конники захохотали.

- Как вы всегда складно поете, - отсмеялся Орлик. – И подельников своих тут же сдаете, когда хвост прижучит. Эй, ты? Как там тебя? Мне насрать  на тебя и твою подружку. Мы доставим тебя в город, получим свое золото, а там пой в уши барону, что хочешь, усек?

Он повернул коня, давая понять, что разговор окончен. Мужики почти закончили связывать Бреста, но тут из пелены дождя показался еще один всадник с тускло сверкающим лезвием в правой руке. Он наскочил на мечника, сидящего в седле. Перепрыгнув к его коню на спину, он резко стегнул мечом по незащищенному горлу. Всадник захрипел, пытаясь зажать страшную рану - из горла толчками хлестала багровая кровь. Лошадь, почувствовав запах крови, встала на дыбы, сбросив обоих. Остальные кони испуганно заржали, бросаясь врассыпную. Брест воспользовался общей паникой и, ударив под дых одного мужика, откатился в сторону. Воровка, не дожидаясь команды, развернулась и дала со всей щедростью коннику в пах. Тот, скрючившись, упал в лужу, и тут же получил удар сапогом в лицо. Девка отыгрывалась, как могла.

Брест освободил себе руки и увернулся от занесенного лезвия. Перехватив кисть нападающего, он вывернул ее до хруста и выхватил меч. Воровка, воспользовавшись моментом, подобрала оружие у истекающего кровью мужика и принялась разрезать веревки. Всадник, появившийся так внезапно, выхватил кинжал из ножен, и уколол вбок коня Орлика. Тот, заржав от боли, поднялся на дыбы, сбросив арбалетчика. Орлик не успел подняться, как конь в панике наступил ему на голову. Послышался неприятный хруст, и мужик последний раз дернулся и затих.

В ту же минуту воровка, разрезав веревки, бросилась за арбалетом, валяющимся рядом с трупом. Но ее опередил один из охотников. Он выхватил оружие у нее из-под носа и нажал на курок. Арбалетный болт насквозь прошил худое тело, отбросив его назад. Перезарядить оружие мужику не дали, Брест  подскочил сзади и нанес удар мечом, пробивая кожаный доспех. Конник ошалело развернулся, выпучив глаза, но нанесенная рана была смертельна, и он упал лицом в грязь и затих.

Брест грязно выругался и достал меч из трупа. К нему подошел, стаскивая с головы капюшон, неожиданный помощник. На него смотрело молодое женское лицо, которое еще несколько часов назад улыбалось ему в корчме.

- Ты? – ошалело спросил Брест, - Ладно, потом объяснишься, надо сначала со всем этим разобраться.

Он подбежал к телу воровки и приподнял его из грязи. Дождь, уже не такой сильный, продолжал размывать землю. Лужа под девкой окрасилась в багровый цвет. Из спины воровки торчал наконечник арбалетного болта. Она была еще в сознании, но изо рта с хрипами шла кровавая пена – было пробито легкое. Брест понимал, что ничем помочь уже нельзя. Воровка собралась с последними силами и схватила наемника за кирасу:

- Ненавижу… - она прохрипела, - Только не хороните меня… И не сжигайте… Оставьте так… Прошу. – И она затихла.

Брест опустил ей веки и, подняв тело с земли, отнес к краю дороги. К нему подошла служанка из корчмы. Наемник опустил труп на листву и посмотрел на служанку:

- Тебя как звать-то? – внезапно спросил он.

- Милка, - отозвалась девушка.

- Ясно. А то я ведь даже не знаю, как ее звали, - и он кивнул в сторону мертвой девушки.

Их отвлек стон за спиной, там приходил в себя выживший всадник. Брест развернулся и пошел добивать раненых. За ним тенью следовала служанка. Прикончив раненного, дабы тот не мучился,  Брест проверил остальных и велел Милке изловить лошадей, сам собирая вещи с павших. На них были добротные кожаные доспехи с темными масками, закрывающими лицо. Брест огляделся кругом и, присмотрев конника с похожей фигурой, снял с того доспехи. Скрывшись в листве, через какое-то время он вернулся полностью облаченный в кожаную броню. Та сидела на нем как влитая. Милка, подогнав к нему изловленных коней, удивленно уставилась на него.

- Что? – поинтересовался наемник, поправляя наручи.

- Да, так. Ничего, - промямлила служанка и отвернулась от него, скрывая выступивший румянец.

Брест собрал весь скарб, сгрузил его на пойманных лошадей. Троих так и не изловили, те унеслись прочь, испуганные схваткой. Наемник оглянулся на раскиданные тела:

- Отнесем их до деревьев. – Скомандовал он.

Они с Милкой, быстро оттащив с дороги изувеченные тела, спрятали их тут же в кустах.

- Надо бы похоронить, но времени нет, - задумчиво пробормотал Брест. – Кто знает, кто из них оборотится в нежить при первом же полнолунии.

Он перевернул тела и, вытащив кинжал, который забрал здесь же с тела, перерезал всем подколенные жилы, включая воровку.

- Теперь, по крайней мере, не встанут, - он запихнул нож обратно в ножны. – Теперь с тобой разберемся. Что ты тут делаешь, и где ты научилась так скакать, м? – обратился он к ожидающей его девице.

Милка, поглаживая шею фыркающего коня, потупила взгляд:

- Сама я из полянцев. Отец конюхом был, лошадей объезжал и меня с ними ладить научил. Да и за себя постоять тоже он натаскал.

- А как ты здесь оказалась-то, девица? – Брест пристально всматривался в лицо служанки, стараясь прочесть ее.

Милка еще пуще опустила взгляд и что-то пробурчала себе под нос.

- Ась? – переспросил наемник.

- Это я их навела на вас, - тихо прошептала служанка.

Брест взорвался:

- Чего?! Ты хоть понимаешь, что наделала, дура?!

Милка захлюпала носом и принялась быстро-быстро тараторить:

- Хозяин с самого начала велел узнать, кто ты таков. Велел все выяснить, всегда так делает. Ну, я и рассказала, что ты меня про скупщика спрашивал, да про чародея. А через несколько часов с вашего отъезда появились эти конники. Они искали беглого стражника, который что-то у барона Гжевика украл. Я же не знала, что это ты-ы, - она перестала сдерживать слезы и разревелась.

- Дальше что? – хмуро спросил Брест.

- Ляшко – трактирщик наш – сказал, мол, недавно был здесь человек похожий на описание, только ускакал уже. Они сторговались по цене, и он рассказал им, куда вы направились. Я же не знала, что все так обернется! Я украла лошадь в конюшне и понеслась тебя предупредить, но не успела…

Брест звучно и со смаком выругался, перевел дыхание и опять выругался. Милка стояла рядом, держа коня под узду. Она опустила голову, и слезы скатывались на кончик носа. Наемник ходил кругами рядом, что-то бормоча себе под нос.

- Так-так, погоди не реви. Девку убили, это хреново, но мне все еще надо вернуть рубин. Что мне с тобой делать-то?

- Что хочешь, - промямлила она, смахивая капли, - Только мне дороги назад нет…

Брест еще маленько покружил и принял решение:

- Добре, поедешь со мной. Сражаться вроде умеешь, так что не такой большой обузой будешь.

Он грозно взглянул на нее и вскочил в седло, поправив узду привязанного в луке второго отловленного коня. Милка, вытирая на ходу сопли и слезы, но уже счастливая, так же залезла на лошадь, легонько погладив ее по шее. Брест повернул своего жеребца и тронул его пятками. Она пошли неторопливым шагом.

- Дойдем до ближайшей деревни и продадим этих, - он кивнул на привязанных, мирно шагающих рядом лошадок.

- Ага, - девица радостно закивала. – Я знаю эти места, знаю, где можно удачно сторговать.

От радости она была готова согласиться с любой дуростью, какую бы не сказал наемник. Тот же отвернулся, глядя на дорогу. Надо было побыстрее убраться от места схватки, кто его знает, кто может последовать за этими охотниками за головами. Дождь должен удачно смыть все следы.

Некоторое время они ехали молча, пока Милка не набралась храбрости и не задала, мучающий ее вопрос:

- А кто тебе была та девица?

- Никто, - подумав, ответил бывший стражник, - Попутчица.

- Тебе ее жалко? – робко спросила Милка.

Брест подозрительно глянул на служанку, но не найдя в ее глазах и капли иронии, а только сострадание, смягчился, и подумав, ответил:

- Наверное, жалко. Она была, как бородавка на руке, вроде и мешалась, а вроде и привык к ней.

Милка молча уставилась на дорогу, переваривая в уме сказанное.

 - И, кстати, - прервал ее мысли голос наемника, - А почему все-таки ты бросилась предупредить нас?

- Ну просто… Не знаю…, - девушка умолкла и зарделась, как маков цвет

- Понятно, - Брест отвернулся и не стал дальше пытать свою спасительницу. – Да и я, помнится, тебе не говорил, но спасибо что ли. – Неловко закончил наемник.

- Пожалуйста, - ответила девушка и отвернулась на дорогу.

Впереди сквозь тучи били солнечные лучи, а дождь пара всадников оставила позади. Брест ехал мрачный, погруженный в свои мысли. Впереди его ждала встреча с таинственным чародеем, а всяких колдунов наемник ой, как не любил. Чутье же кричало, что по доброй воле этот Истомир не захочет расстаться с рубином.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

10 и 11 день

Темно. В лицо упиралось нечто твердое и колючее. Разлепив глаза, я обнаружила, что лежу, уткнувшись лицом в землю. Во рту металлический привкус. Я постаралась держаться в сознании, припоминая, что сейчас будет больно. Очень. Так всегда бывает, но главное не издавать ни звука, не привлекать внимания. Я прислушалась, вокруг было тихо. Боль не заставила себя ждать. Словно разрастающийся пожар, агония распространилась по телу. Я, сцепив зубы, поднялась на дрожащих руках и огляделась. Рядом в кустах валялось тело всадника, чуть поодаль еще одно.

Я помотала головой, прогоняя черные мушки в глазах. В груди что-то мешалось - древко арбалетного болта в обрамлении бурого пятна запекшейся крови. Только не это. Если я не вытащу эту дрянь, то мясо и ткани нарастут прямо на нее. Я попыталась сесть, но ноги ниже колен не послушались. Что за черт! Я помню, что меня только подстрелили. Брест и эта служанка остались в живых, значит, эти извращенцы что-то со мной сделали. Так, спокойно, буду решать проблемы по мере их важности.

Я с трудом перевернулась и, подтащив себя к стволу дерева, оперлась на него своей здоровой половиной тела. Гудящая боль не покидала меня ни на минуту. Оглядевшись, нашла рядом ветку потолще и, закусив ее, взялась за древко стрелы. Отломать стрелу было терпимо, теперь же мне предстояло ее вытащить. Болт зашел под углом, поэтому я смогла ухватиться за наконечник, торчащий из спины. Три сильных коротких выдоха, и я потянула дерево из себя что было сил. Рана уже начала зарастать, поэтому древко болта обрывало свежую плоть. Я бесшумно вопила, почти раскусив упругую ветку, от дикой  боли  полились слезы. Если бы не кляп, мои крики оглашали бы все округу. Руки скользили по влажному от крови дереву, но стрела постепенно выходила. Я, не давая себе потерять сознание, из последних сил вытянула эту дрянь. Облегченно вздохнув, я отбросила окровавленный кусок дерева и, наконец, позволила себе уйти в блаженное беспамятство.

***

Оклемавшись второй раз, я глубоко вздохнула. Боли не было. Открыв глаза, я осмотрела грудь: платье порвано и испачкано кровью, рана на груди зажила, остался только красный рубец, но скоро и его не будет. Пошевелив ногами, обнаружила, что и они в порядке. Я поднялась и нетвердой походкой вышла из-под деревьев на дорогу.

Земля была еще влажная, но следы схватки размыло дождем. Солнца уже не было видно, оно опустилось за горизонт, вскоре начнет темнеть. Выходит я провалялась без сознания несколько часов. За это время наемник ушел уже далеко, тем паче он на коне. Я знала, куда он поскачет, а если добраться до ближайшей веси и подработать там конокрадством, то есть шанс его догнать. Но отправляться в путь в этих лохмотьях и без оружия – чистое безумие.

Я забрела обратно в лесок, чтобы оглядеть тела всадников. Мечей при них не было, у одного трупа нашелся кинжал, который я забрала себе. Выбрав самого низкого и щуплого из них, я сняла с него доспехи. Одевшись, немного походила, примеряясь – чуток великоваты, но все лучше, чем с голыми титьками. Нацепив капюшон с маской, я огляделась по сторонам и прикинула, куда мне идти. Выйдя из леса еще на дрожащих ногах, с каждым шагом все увереннее  зашагала по дороге на юг.

Через пару часов я добралась до ближайшей веси. Там я узнала, что двое всадников продали коней, закупили провизии - еды и огнива, и отправились дальше по единственной дороге, проходящей через село. Выходит, Брест взял служанку с собой? А этот мужик своего не упустит, я даже начала его немного уважать. На улице смеркалось, а значит, они должны были остановиться где-то на ночлег: ехать ночью опасно, да и кони в темноте могут повредить копыта. Я поблагодарила простодушных мужиков и сделала вид, что направилась вслед за парочкой. Сама же благополучно обогнув деревеньку с другой стороны, тихо вывела вороного коня из конюшни на окраине.

- Воры! – заверещал скрипучий голосок из темноты. На меня бежал волосатый человечек: - Держи, вора!

Я не стала ждать пока овинник переполошит всю округу и, вскочив на коня, как следует  пришпорила беднягу. Промчавшись по главной улице у всех на виду, я надолго зареклась красть коней – вслед мне летели ругань, камни, кто-то кинул даже вилы. Все-таки я была права: конокрадство – это не мое.

Проскакав пару верст, я придержала коня. Мужики из деревни указали этот путь, стало быть, наемнику со служанкой придется заночевать где-то в дороге, может на каком постоялом дворе. Добро, есть шанс их нагнать. Вокруг быстро темнело, и разглядеть что-то под копытами уже не получалось - надо найти ночлег.

Я ехала шагом, глядя по сторонам, а надежде найти временное пристанище. За все время пути мне не попался ни один подорожный, ни одна повозка - не самая людная дорога. Она проходила через поле, а колосья травы стояли стеной по обе ее стороны. Сквозь мерный стук копыт я услышала вдалеке женское пение. Чутье подсказало, что если кто и поет ночью в поле, то точно добра от него не жди, поэтому я потрусила дальше, не останавливаясь. Проехав еще версту, я прищурилась - вдалеке горел огонь.

Пустив коня мелкой рысью, предвкушая скорый отдых, краем глаза я заметила преследующую меня тень. Надо мной кружил огромный нетопырь, заслоняя собой и без того мрачное небо. Мне стало не по себе, на всякий случай я вытащила кинжал из ножен. Тварь продолжал преследовать меня еще пол версты, не отставая, но и не нападая.

- Сгинь, - рявкнула я, матерясь про себя.

Крылан в ту же секунду поднялся выше, и растворился в темноте. Ненавижу нечисть.

Огонь, на который я мчалась, был уже неподалеку - я облегченно выдохнула. Вскоре из темноты показался щербатый частокол, местами без бревен, ворот не было вовсе. За остатками забора выделялся силуэт приземистой избушки. Хата по самые ставни вросла в землю, дверей в ней не было, а из пустого окна выглядывал уютно потрескивающий костер. Из дома доносились голоса: хриплый мужской и писклявый женский. А рядом были привязаны два коня.

Не веря такой удаче, я спешилась. Набросив поводья своего жеребца рядом, я осторожно заглянула внутрь. Хорошо, что не зашла целиком – на меня в упор смотрел заряженный арбалет.

- Медленно выходи и держи руки на виду.

Я повиновалась. Брест мрачно целился на меня, а служанка, решительно вытащив меч, встала рядом.

Я медленно, без резких движений подняла руки и сняла капюшон с маской.

- Ты?! – побледнела девка. Брест изумленно уставился на меня, но арбалет не опустил.

- Ага, решила зайти к вам на огонек, не помешаю? А то мало ли, вдруг вы тут опять балуетесь…

***

Костер они развели прямо на полу в полуразрушенном доме. В крыше зияла дыра, и иногда в нее заглядывал месяц. Я протянула ноги к огню и не спеша натачивала кинжал, снятый с трупа. Брест сидел по другую сторону огня, положив арбалет себе на колени, и наблюдал за мной. Он старался сохранить невозмутимость, но получалось плохо. Челюсти сжаты, рука время от времени напрягалась на рукояти оружия, а глаза пристально следили за каждым моим движением. Пёрни рядом мышь, и в меня полетит арбалетный болт, а второй раз мне этого очень не хотелось. Служанка сидела рядом с наемником, сжавшись в комок, и боялась пошевелиться.

- Кто ты, нахрен, такая? – наконец озвучил свои мысли мужчина.

Каждый раз один и тот же вопрос, мне становилось скучно:

- А как ты сам думаешь?

- Ты же умерла! – взвизгнула служанка, не дав Бресту открыть рот, - Умерла! Да в тебя из арбалета выстрелили, стрела из спины торчала!

Она вскочила, помялась на ногах и рухнула на прежнее место. Порыв отнял у нее последние силы.

- Ты привид? Упырь? – спросил Брест, не обращая внимания на выкрики рядом.

- Я что похожа на гниющий труп? Или призрака? – Мне становилось тоскливо. За мою долгую жизнь, когда кто-то узнавал мой секрет - меня  всегда сравнивали с привидениями, упырями и еще бог знает с кем. – Я из тех, кого вы называете Прежними.

- Из Прежних? – ахнул Брест. Он сидел потрясенный. - Я думал их не осталось.

- Как видишь, - я пожала плечами. – Послушайте, я - это я. И не собираюсь высасывать у вас кровь или, что там еще делает нежить, понятно? Просто, Брест, пожалуйста, убери арбалет. Это все-таки очень больно - каждый раз умирать.

Он даже и не подумал последовать моей просьбе, рука по-прежнему сжимала рукоятку.

- Так ты что… Бессмертна? – он наконец-то смог выдавить из себя свой страшный вопрос.

Я решила раскрыть все карты, в конце концов, мне еще пригодится их помощь:

- Что-то вроде… Эй, а у вас есть что поесть? Вторые сутки ни крошки во рту. – Я потянулась за походным мешком к служанке, та испуганно отпрянула.

- Да кто такие эти Прежние? – в ее голосе звучали истеричные нотки.

- Я бы тоже хотел это понять, - поддержал ее мужчина. – Подожди, как тебя зовут, для начала?

- Зовут меня Элеонора д’Арктуа фон Розенштадт. Я есьм Королева воров, нищих и бродяг, Лунная тень и Неуловимая лиса. – Я гордо вскинула подбородок, не переставая жевать кусок вяленого мяса, добытого из мешка.

- Она брешет? – недоверчиво обратилась к Бресту служанка.

- Брешет, - мрачно подтвердил наемник.

Я дожевала мясо и опять залезла в мешок с головой в поисках вкусностей. Немного почавкала яблоком, сморщилась – кислое попалось:

- Что в имени тебе моем? – я процитировала из мешка кого-то из далекого прошлого.

- Как же тебя звать-то тогда?

Милка – так, кажется, к ней обращался Брест? – поежилась:

- У меня от нее мурашки. – Она пожаловалась наемнику.

- О, зови меня Мурка. А что, мне нравится. – Я вольготно разлеглась перед огнем. Подтащив поближе еду.

Брест взорвался:

- Хватит тут балаган устраивать!

- Извини, Брест, но свое настоящее имя я стараюсь никому не называть, мало ли что.

- Хрен с ним с именем. Рассказывай, как ты выжила, и что ты вообще такое.

Я отложила мешок со съестным и подтянула под себя ноги:

– Садитесь, детки, ближе в круг, сейчас бабуля расскажет вам сказку на ночь.

Милка насупилась, Брест еле сдерживался, а меня все это забавляло.

- Ладно, без шуток. Что вы знаете о Прежних?

Наемник еще немного попыхтел, но любопытство взяло верх:

- Говорят, они еще до Тьмы жили и как-то дотянули и до наших времен. Еще я слышал, что они вроде колдунов… - наконец остыл воин.

- Близко, но нет, - я задумалась, - А что вы знаете про Тьму?

- Я знаю, - неожиданно подала голос беглая служанка. – У нас в корчму однажды зашел путник. Все его стороной держались, а мне стало любопытно. Ну, я ему еды подала, а потом стелить ушла.

- Слышь, Брест! А я думала у вас это по любви было, - не выдержала я и расхохоталась.

Наемник сидел мрачнее тучи, а Милка насупилась:

- Ну и чаво? Так-то ж до него было! Не буду больше гуторить! – она сложила руки на груди и отвернулась.

- Рассказывай или я тоже замолчу, - парировала я.

Служанка еще немного подумала и продолжила:

- В общем, поведал тот мужик, что он Ходок.

- По бабам что ль? – осведомилась я.

- Дура, - забылась на секунду Милка. – Он ходит в старые города и ищет там разные диковинки.

Я ухмыльнулась: теперь понятно, почему его сторонились.

- Он рассказывал, что там есть куча всякого добра, только опасно очень. Псы размером с лошадь, вороны размером с собаку, привиды, говорит, чуть ли не на каждом шагу, а по ночам какие-то чудища шастают. Один раз, говорит, еле ноги унес, а так и не понял, что за ним гналось. А еще рассказывал, что в городах этих раньше люди жили, но после Тьмы ушли оттуда, с тех пор, мол, там чудища и живут. Я тогда полюбопытствовала, что такое Тьма, но он и сам толком не знал. Ответил, что просто однажды стало темно, а потом вроде как погибло много народу.

Я хмыкнула: какое «емкое» описание тех событий, даже и придраться не к чему. Глядя в алчные в своем любопытстве глаза, я понимала, что придется все им пересказать. Опять.

За свое долгое существование я наверно раз пять рассказывала, что было на самом деле. И каждый раз жалела о том, что нельзя стереть память, или что я не оказалась среди обычных людей.  Прожив прорву времени, до сих пор иногда во снах вижу то время. Просыпаясь, мне хочется выколоть себе глаза или сделать лоботомию. По иронии судьбы, мне бы не помогло ни то ни другое. И вот глядя в шестой раз на открытые и нетерпеливые лица в отсвете костра, я молчала.

Брест и Милка так же молча смотрели на меня и не торопили. Может, думали, что я пытаюсь вспомнить то, что на самом деле я страстно пыталась забыть, а может, сочувствовали и давали время собраться с силами, я не знаю. Наконец я начала свой рассказ, свой шестой рассказ.

«Когда я родилась летоисчисление - года - считали по-другому. Сейчас идет триста семьдесят пятый год от наступления Тьмы, а тогда мне было…кажется, двадцать пять. Значит сейчас мне уже четыреста лет? Хм, юбилейный год значит, а?

Жизнь была другая, совсем, вам даже представить сложно насколько. Люди жили в городах, о которых  рассказывала Милка. Немногие - в деревнях, вроде теперешних. У нас были все блага цивилизации, мира то есть: вода сама текла в дома, достаточно было нажать на рычаг. Тепло в домах, но не от печей, а от железных труб. Была еда, которой сейчас нет и в помине: я до сих пор стараюсь припомнить вкус оливок - очень их любила. Вот бы добраться как-нибудь до бывшего Средиземноморья: наверняка там они еще остались. Шоколад опять же…

Что-то я задумалась. Было у нас еще много машин. Это такие сложные механизмы, которые делали за нас почти всю работу. Были машины, которые возили нас по земле - вроде повозок, но без лошадей. Самолеты - на которых мы поднимались в небо и летали через океаны. На них мы могли добраться до любой точки Земли за несколько часов, а не трястись неделями в седле в раскоряку.  Были машины, в которых люди опускались под воду, и летали в космос. Это там, где звезды и Солнце. Были еще машины, которые думали за нас. Забавно: одно время мы предполагали, что угроза будет исходить от них. Эти машины считали, передавали мгновенные сообщения на другой конец земного шара. Они хранили знания всего человечества. Черт, с ними мы создали еще один мир – виртуальный. Не спрашивайте меня, что это значит, все равно не смогу объяснить. Короче, люди жили очень… по-другому.

Не было, ни домовых, ни русалок, ни упырей, не было волшбы и всего, что сейчас стало обычным. Мы знали о них только по сказкам, легендам, и, богом клянусь, никто не ожидал, что они будут существовать на самом деле. Вам, конечно же, сложно представить все это.

Людей было много, и войны, конечно, тоже шли. Только не такие как сейчас, они были больше, гораздо больше. И страшнее. Оружие было такое, что и во сне не привидится. Люди в моем времени научились создавать новые болезни и выпускать их на врагов; разные газы; вещества, от которых кожа слезала хлопьями, а легкие выплевывали мокрыми комками. Я еще не рассказываю вам про обычное стрелковое оружие того времени: автоматы, пулеметы и прочее – время займет, да и не так важно это. Все становилось изощрённее, смертельнее и масштабнее – мир держался за счет страха, ведь у врага было то же самое оружие. Нажатием одной кнопки можно было уничтожить всю Землю. Не хило, а?

Но со всеми этими техническими штуками мы проглядели одно: почти все, что мы имели, делалось, работало и существовало за счет одной энергии – электричества. Тогда нам казалось, что эта энергия никуда не денется, законы физики все-таки - это наука об этом мире -  никто не отменял. Оказалось, что мы чертовски ошибались.

За пару дней до наступления Тьмы (уже потом так прозвали тот день) везде говорили, про небывалое близкое прохождение какого-то небесного тела рядом с землей, то ли комета, то ли еще какая дрянь. Особого внимания тогда на это не обратили, ну проходит и бог с ней, с этой кометой, все занимались своими делами, лишь бы нас не задевало. Потом так никто  и не смог сказать, что же все-таки случилось. Нет, комета прошла в положенные часы и на положенном расстоянии, да только, похоже, она несла в себе какой-то импульс, может поле – в общем, нечто, что передалось Земле. От чего у нас вырубилось все, что работало от электричества. Перемкнуло все механизмы, сгорела вся электроника -  мы оказались в полной темноте».

Все сидели тихо, как мышки, Брест и Милка ждали продолжения, а я переваривала свой рассказ, прислушивалась к ощущениям.

- Я не поняла, - прервала мои мысли беглая служанка.

Я подняла на нее уставший взгляд:

- Что именно?

- А почему ж так страшно-то было? Ну, закончилась эта ваша инь… инергия? Ну и что с того-то?

Брест вопросительно уставился на меня, видимо, Милка озвучила его мысли вслух.

- Ведь мы сейчас живем же и ничего… И почему назвали Тьмой? Солнце пропало?

- Нет, просто у нас всегда было светло. Даже по ночам города освещались, а когда все накрылось медным тазом, то стало непривычно темно. И тихо. Мы даже увидели звезды в городе. Ну а что до электричества, то я продолжу, и вы сами все поймете.

«Когда наступила Тьма, когда энергия закончилась - началось безумие. Я не знаю, что и как с точки зрения физики, э… природы то есть, но все, что вырабатывало эту энергию прекратило ее вырабатывать. В то время я жила в городе, который стоял на одной из самых полноводных рек. В городе была огромная плотина, от которой вырабатывалось электричество. Я не знаю почему, но когда эта небесная глыба приблизилась к земле и похерила всю нашу жизнь, плотина разрушилась. Все, что я видела – это огромная масса воды, которая все прибывала. Затопило целые районы, снесло дома, люди гибли толпами. Мне повезло, я жила в высотке и до меня вода не добралась. Я помню, что было много криков, очень много… А потом все стихло, и пришел смрад. Сначала от отстойников города, которые всплыли вместе с водой, потом от трупов».

- Я знаю, каково это, - пробормотал Брест. - На войне целые поля  были усеяны телами…

- Ни черта ты не знаешь, - вспылила я, - От войны можно спрятаться, сбежать наконец. Вы воевали мужи с мужами. Вы убивали и вас убивали, но вы знали за что, кто ваш враг и что будет, когда вы победите или погибнете. Знаешь, что было у нас самое поганое? Мы не знали, за что все это и для чего. Все драчки между людьми полная чушь, по сравнению с разозленной природой. Эта стерва никого не щадит и от нее не спрячешься, как от торка с акинаком. Ей плевать молодой ты, старый или родился пару часов назад. Тогда выжили не самые умные или сильные, или самые успешные (до сих пор смешно, как ради этого рвали жилы), тогда выжили самые везучие. И спроси меня после четырех сотен лет жизни, что самое главное, я отвечу тебе, что это удача.

Брест молчал и не отрывал от меня глаз. Я сдулась, устало потерла глаза и продолжила.

«В общем, все пошло через задницу. Странно, но я точно не помню, как выбралась из того дерьма - в прямом смысле этого слова. Помню, что когда добралась до относительно сухого и не так воняющего места, я долго спала. Когда очнулась, пришло осознание, что половина моей семьи погибла, а про вторую половину я ничего не знаю. Они жили не в самом городе, а в небольшом селе, достаточно далеко от «огромной лужи», должны были выжить. Тогда я пошла их искать.

Сначала по дороге - нас много шло таких, кто каким-то чудом уцелел – потом в стороне, больше лесом, там можно было найти хоть какую-то еду. В поселения старалась не заходить. Иногда до меня доходили слухи, что творилось в городах и селах, и это был ад. Из магазинов - лавок то есть - вынесли все, что можно: еду, одежду, лекарства. Люди разграбили лечебницы, военные склады. Говорят, стражники пытались первое время поддерживать порядки, но где там… у них самих были семьи, а есть хотелось всем. Много людей тогда погибло из-за беспорядков, кругом были разбои, убийства, насилие. У толпы сорвало все моральные клапаны. Если с человеком можно договориться, то с толпой не получится. Были, конечно, и те, кто сохранил человечность, но таких людей осталось мало – вседозволенность опьяняла.

Позже много людей пало от голода – мы разучились создавать еду сами и первое время подъедали то, что осталось от сытой жизни. Мы мало засеивали поля, а то, что было засеяно, быстро разграбили. Кто был поумнее – ушел от людей в тайгу, там можно было прокормиться. Вдоль рек было опасно оставаться - бандюки тоже выходили к воде - но там можно было добыть хоть какой-то еды.  Города оставили, ведь в них не было ничего, кроме  камня, а за банку консервы можно было получить нож под ребро.

Вместе с голодом, как всадники апокалипсиса, ей богу, пришли болезни. Первыми погибли те, кто зависел от лекарств. А дальше обычный набор: заражения, гангрены, обычная простуда могла свалить за пару недель. Даже наши организмы, тела то есть, отвыкли защищаться. А зачем, ведь всегда можно принять антибиотик? А лекарства быстро закончились. Вопреки нашим возможностям до наступления Тьмы, мы не знали или забыли, как извлекать лекарства из растений, как отличить целебную травку от ядреной отравы. Мне в этом плане повезло, но не моим близким.

Но как будто голода и болезней нам было мало… Тогда же полезла всякая нечисть. Ее не было, и вдруг за одну неделю появились упыри, лешие, русалки и все то, что сейчас на каждом углу шастает. Мы не знали, что это, и как с этим  бороться. Трупов было много, а то, что они начали еще и вставать после смерти… Мы к такому не подготовились. Меня по-первости иногда кусали, но как-то удавалось отбиться. А уже после мы научились с ними слаживать. Я же, как видишь, упырем не оборотилась, моя особенность и тут мне подсобила, а вот остальным…

Кто-то рассказывал, что это из-за кометы. Почему так случилось - все гадали каждый по-своему. Я много об этом думала по ночам, и вот, к чему пришла: в тот час, когда наступила Тьма, как ее сейчас называют, наш мир с наукой и механизмами погиб. Но природа не терпит пустоты, и ему на смену пришли все эти твари и магия - смешно сказать. Теперь же вся эта земля, наша земля, принадлежит этой шобле, колдовству и вам, наши ограниченные потомки».

Я захлебывалась словами, дыхание перехватило. Не глядя на моих молчаливых слушателей, поднялась и вышла из избушки. Холодный воздух расправил легкие, и я вновь смогла дышать. Небо было ясным, и звезды было видно, как на ладони. Что-что, а они не изменились с тех самых пор ни на грамм. Даже живя в том городе, а после, скитаясь по свету, я любила смотреть на них. Они давали то, чего нам, Прежним, всегда так не хватает – покой.

Около костра донеслось шевеление, я, не оборачиваясь, быстро смахнула выступившие слезы. Каждый раз стараюсь забыть то, что меня заставляют вспоминать. Черт бы их всех побрал. Я почувствовала дыхание на затылке, а мне на плечо легла тяжелая рука. Плечо дернулось, пытаясь сбросить ношу, но та лишь крепче вцепилась. Я развернулась, стараясь сохранять самообладание, и наткнулась на лицо Бреста, Милка молча сидела у костра, опустив взгляд. Я открыла было рот, но в глазах наемника прочитала лишь искреннее сострадание и горечь. Остатки сил, сохраняющие лицо, кончились и я, вцепившись в Бреста, разрыдалась, как маленькая девчонка. Я оплакивала своих близких, но таких далеких теперь; оплакивала свою очередную смерть;  оплакивала свой мир и жалела себя. И мне было плевать, что, может быть, завтра я оставлю этих людей, но сейчас, рыдая в объятиях большого и жесткого наемника, я почувствовала себя лучше. На время.

Мои излияния прервал далекий скрежещущий хохот. Я отстранилась, Брест вздрогнул и, схватив со спины арбалет, уставился куда-то в ночное небо.

- Не понимаю, - пробормотал наемник, - Сейчас не полнолуние.

К нам выбежала испуганная Милка с мечом в руке:

- Что это?

Я заозиралась по сторонам, хохот повторился уже ближе.

- Все в дом! – Заорал Брест, - Черт, кони. Милка, быстро, концом меча черти круг.

- Где? – растеряно крикнула служанка.

- У себя на заднице, дура. Вокруг дома вместе с конями, - гаркнул Брест, - Мурка, или как там тебя, накрепко привяжи их.

Я повиновалась, схватив наброшенные на столбушку поводья, и затянула их в тугой узел, как было велено. Лошади испуганно заржали. Хохот повторился уже ближе. Он словно бы доносился со всех сторон одновременно. Поднялся лютый ветер.

Брест, вытащив меч, старательно резал землю, оставляя за собой глубокую борозду.

- Помогай, - крикнул он. Из-за ветра его едва было слышно.

Я, схватив кинжал, кинулась кромсать землю с другой стороны. Черт, только ведь наточила лезвие, теперь будет тупое, как сибирский валенок.

Наши три борозды сомкнулись вовремя. Ветер резко утих, было слышно наше надсадное дыхание. Кони испуганно ржали, но накрепко привязанные, они лишь перебирали ногами на месте. Мы столпились около животных, не убирая оружие.

Раздался взрыв хохота, улюлюканья, свиста и криков. Я, глядя на мелькающие перед нами нечеловеческие рожи, задумчиво  изрекла:

- Ну и чья была гениальная идея остановиться здесь?

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

11 и 12 день

Вокруг путников стояла шевелящаяся, орущая и пускающая слюни тьма. По небу плыли темные тучи, а яростный ветер трепал плащи и волосы троицы, сгрудившейся около коней. За вырубленной в земле линией из темноты мелькали крылья, когти, оскаленные пасти и горящие нечеловеческим огнем глаза. Толпа нечисти выла от досады, скребла воздух лапами, но не могла дотянуться до столь желанного мяса. Нетопыри размером с собаку кружили по кругу, высматривая разрыв в круге. Кровавые глаза упырей отсвечивали в темноте голодным блеском. В толпе нечисти вокруг линии плясали три полуночки. Изгибы их тел и плавные движения завораживали.

- Руки-ноги высовывать за черту не стоит, - хмуро заметил Брест, положив руку на плечо Милке.

Служанка, завороженная пляской, вздрогнула и отвернулась от танцующих тварей. Полуночки радостно захохотали и ускорили темп. Нечисть вовсю бесновалась. Воровка, стараясь не смотреть на ту сторону, пыталась успокоить коней, которые от страха грозили оборвать поводья. Она сняла с себя плащ и завязала своему жеребцу глаза, тот несколько притих, продолжая испуганно водить ушами. Брест кивнул служанке и, последовав примеру, так же накинул плащ на морду животного. Кони притихли, лишь иногда вздрагивали и испуганно ржали.

- Идите в дом, - крикнул наемник.

За свистом и воплями нечисти путники не слышали друг друга, Брест знаками показал девкам идти в убежище, те кивнули и, пригибаясь от сильного ветра, засеменили к дверям. Последним зашел наемник, отряхивая пыль с головы.

- Что за черт? – крикнула на него воровка. – Что вообще творится?!

- Нечисть гуляет, - огрызнулся Брест, - Сам не пойму: не полнолуние, ночь не купальная, а они словно с цепи сорвались.

- Это она их притянула, - Милка ткнула пальцем в воровку. – Надо отдать ее им, может тогда они уберутся.

-  Я тебя сейчас сама уберу, – отбрила ее девка, вытаскивая кинжал.

- А ну молчать, курицы! Раскудахтались! – грянул Брест, - Чтоб до рассвета, если выживем, по разным углам сидели, ясно? Иначе я вас сам выкину. – Он схватил Мурку, дал ей леща и вытолкал в один угол, Милке ткнул пальцем в другой. – И чтоб молча сидели, усекли? Черт меня дернул с бабами связаться… - Он плюнул и уселся посередине, подбрасывая дрова в прогоревший костер.

Девки рассержено пыхтели, но перечить не посмели. Вой и свист за стенами продолжался, в избушке же было тише. Воровка сидела, прислонившись к стене, и кончиком кинжала рисовала на земле каракули. Милка, сложив руки и надув губы, косилась недобрым взглядом на нее. А Брест, выглянув в окно и, прикинув, что очерченный круг надежно защищает, начал укладываться. Он деловито подтянул мешок с едой, закинул в рот кусок хлеба и улегся, сложив за голову руки.

- Ты ведь кое-чего не рассказала, - жуя, обратился он к Мурке.

- Что еще? – устало ответила та.

- Как же ты выжила. Да и про вас, про Прежних, ты утаила.

Девица промолчала, выколупывая кусок из земляного пола, вытерла нос о рукав и продолжила прерванный рассказ.

- Не все стали Прежними, как вы нас называете. После Тьмы я считала себя обычным человеком, но вскоре стала понимать, что со мной что-то так: порез заживал за пару минут, сломанная кость - за день, а мышцы и другие ткани – и того быстрее. Я перестала болеть. Однажды пошла купаться и обнаружила, что у меня нет шрамов. Вообще. Даже тех, которые я получила еще в детстве, свалившись с высокой груши в чужом саду. Когда я первый раз умерла – наткнулась на отморозков, и мне пробили голову – представьте мое удивление, когда я очнулась спустя день. Меж волосами еще был рубец, а через пару часов и его не стало. Есть еще много особенностей, связанных с моей регенерацией, самоисцелением по-простому, но это уже мелочи.

Брест, слушая, сел и забыл про сон. Он схватывал каждое слово, Милка тоже притихла и не могла скрыть своего любопытства.

- И что же все Прежние такие?

- Нет... – девушка замолчала, опустив голову. Тяжело вздохнув, она продолжила. - Во-первых мы - ну, за исключением меня - не бессмертны. Прежние перестали стареть, да, но они оставались уязвимыми ко всему: болезням, обычному оружию, голоду и тому подобное. Никто не знает, сколько нас было в самом начале, но до сегодняшнего дня дожили единицы…

Разговор прервал оглушительный вой за стенами избушки.

- А ну умолкните! – гаркнул Брест в окно, - Хоть душу отвел, - объяснил он, - Давай дальше гуторь.

- А что дальше? Не все люди после катастрофы изменились, большинство все так же: плодились, старели и умирали. – Воровка вытащила точильный камень из мешка, высматривая щербинки на лезвии кинжала.

- А что остальные Прежние они тоже что-то умеют, вроде тебя? – Милка подала голос из угла.

Воровка изучающе на нее посмотрела:

- А ты не такая дура, какой прикидываешься. – Она продолжила, - Да, остальные Прежние тоже кое-что могут.

- И что же? – тут же заинтересовался наемник.

- Во время странствий я несколько раз натыкалась на таких, как я. И у каждого встреченного была своя особенность. У меня был друг – интересно, жив ли он еще – он мог залазить к человеку в душу и прочувствовать ее. Мог узнать все твои тайные мечты, страсти, мысли…

Брест передернулся:

- Не хотел бы я встретиться с ним.

- Понимаю, о чем ты, - кивнула Мурка, - но, к счастью, он был порядочным и добрым малым. Иной раз сидишь, думаешь о грустном, тут БАХ! в тебя прилетает шишка и Гера ругается, мол, от тебя тоскливо на всю поляну.

- А другие? Что они могли? – служанка, наконец, вылезла из угла и подсела поближе к Бресту.

- Дай-ка вспомнить… Был один мужик, он мог становиться невидимым. Ну, то есть не совсем невидимым, а умел маскироваться, менять цвет кожи, в точности повторяя мир за собой. Еще помню девчушку одну – она могла съесть и переварить что угодно. Говорила, что больше всего сил от песка можно получить. Удобно, - хохотнула воровка.

Мурка встала, отряхнула зад и подошла к окну:

- Слушай, Брест, а что ты про нечисть ведаешь? Знания за знания, так сказать, - осматривая воющую толпу, поинтересовалась девица.

Брест поднялся с пола и подошел к воровке.

- Немного, только то, что нужно для выживания. Очерченный круг не позволит им до нас дотянуться, а прыгать тут они будут до утра, пока не рассветет. – Он ткнул пальцем на танцующие фигуры. – Видишь эти три призрака? Это полуночки. Они появляются, если девка или баба померли не своей смертью ночью в поле. У них еще сестры есть – полудницы. Те бабы днем преставились. Ну, упырей ты видела, еще заметил навий – вон те, с крыльями. Гляди, иногда мелкие проскакивают, видишь? – Брест разглядывал мелькающие фигуры, не обращая внимания на вой. – Это лимбои. Вроде призраков, проклятые души. Остальных не знаю, но с ними знаться не хочу. Дюже странно, что они налетели сегодня – луна не полная, ну да хрен с ними, не достанут и ладно.

Наемник отошел от окна, подбросил еще дров в огонь и снова улегся на полу:

- До рассвета еще несколько часов, поспите, коли получится.

Он вытянулся на земляном полу, сложив руки за голову, и прикрыл глаза. Милка бочком-бочком подвинулась ближе к Бресту и юркнула к нему под бок. Наемник глянул на нее из-под опущенных ресниц, но ничего не сказал. Служанка расхрабрилась и приобняла мужчину.

- Будешь лягаться, я тебя выпихну, так и знай, - заметил Брест, закрыв глаза.

Воровка мельком взглянула на них и отвернулась обратно в окно. Твари в темноте и не думали прекращать свою дикую пляску. Девица без страха разглядывала мельтешащие рожи. Те, почуяв, что на них смотрят, принялись выть пуще прежнего, скрести когтями воздух в бессильной ярости. Мурка зажмурилась и потерла виски, уснуть не получится.

Она устроилась в углу, прислонившись к стене и подсунув под голову походный мешок. Брест уже храпел «на всю ивановскую», Милка спала рядом, свернувшись калачиком. Через некоторое время воровка, погруженная в мысли, задремала.

Сколько времени она спала, Мурка не знала, но от «хорошей» жизни Прежняя научилась спать, когда надо,  очень чутко – почувствовав рядом движение воздуха,  она тут же подскочила, схватив кинжал. Рядом стоял Брест. Он с хрустом разогнулся и шепотом перематерился.

- Своим треском ты всех вурдалаков в округе разбудил, чего теперь шепчешь-то? Брест, отлежал себе чего-то? - пробормотала воровка, пытаясь не спугнуть остатки сна.

- Я себе отлежал пол-Бреста, - пробурчал наемник, - Пойду коней проверю.

Он, пригибаясь, вышел из избушки. Через минуту раздался звук льющейся воды.

- Коней он пошел проверить, ага, - Мурка попыталась устроиться поудобнее.

Сон все-таки испуганно сбежал, и девка раздосадовано села, потирая лицо. Что-то было не так. Мурка, окончательно проснувшись, прислушалась. Вопли за стенами как-будто стихли, снаружи  явственно доносилось женское пение. Милка зашевелилась на полу и сонно села:

- Где Брест?

- Вышел пос… Черт, он должен был уже вернуться.

Мурка поднялась, гонимая плохими предчувствиями, и выскочила из избы. Наемник, словно в бреду, медленно шел к черте. За линией стояла стройная девушка в белом платье и пела высоким мелодичным голосом. Черные в тусклом свете волосы оттеняли бледное идеальное лицо. Нечисть рядом притихла в предвкушении скорой трапезы, упыри и привиды скалились и не сводили горящего взгляда с медленно бредущего человека. Воровка кинулась к Бресту и, схватив его за доспех, потянула на себя. Легче было сдвинуть упрямого осла, мужчина с невидящим взглядом продолжал идти. Медленно, шаг за шагом он приближался к заветной линии. Мурка, наваливаясь всем весом, заорала:

- Милка, твою мать, на помощь! Сожрут мужика твоего!

Служанка выскочила из избы и кинулась в подмогу. Она оббежала наемника и уперлась ему в грудь. Бесполезно, ведомый волшбой Брест пер, словно тур, не замечая веса двух висящих на нем тел.

- Отвлеки его чем-нибудь!

- Чем? – крикнула в ответ Милка.

- Да чем угодно, мы его долго не удержим!

Милка на секунду зажмурилась, пробормотала «простихосспади» и саданула со всей дури наемнику в пах. Всю волшбу как рукой сняло. Совершенное лицо упырицы тут же исказилось в жуткую гримасу, губы высохли, обнажая длинные острые зубы, а волосы побелели, превратившись в седые редкие космы. Брест повалился на бок, не издавая ни звука и хватая ртом воздух. Девицы потащили его подальше от черты, где раздосадовано гудела толпа вурдалаков.

- Да когда же уже рассветет? – отдувалась Мурка.

Милка посмотрела на небо:

- Не ведаю, темно, как в нужнике у Ляшко на заднем дворе.

- Кстати, ты не обижайся, но за твоим корчмарем должок, и когда-нибудь я за ним вернусь, - пыхтела воровка, усаживаясь на землю, рядом с Брестом. – Это ведь он на нас охотников за головами навел

- А чевой-то мне обижаться, он мне не сват – не брат, к тому же тот еще паскудник, - уселась рядом служанка.

Они привалились к стенам избушки, устало наблюдая за беснующейся толпой.

Брест, скрючившись на земле, слабо простонал:

- Какого рожна?

- Ты нам еще спасибо скажешь, - воровка похлопала наемника, как коня по крупу. – Милка, а чего ты тогда в корчме-то этой прислуживала?

- Дык еда, кров, люди разные. Я из дома сбежала, когда мне пятнадцать весен было, с тех пор скитаюся.

- Я что ж дома не сиделось? – поинтересовалась Мурка.

- Отец заставлял землю пахать, да замуж хотел выдать. А я страсть как не хотела гнуть спину в поле до полусмерти, а потом еще сопливых детей няньчить до ночи, как мамка с папкой. Один заезжий рассказывал про дивные места, странных людей и разные диковинки, мне и захотелось сначала мир повидать. Вот и убегла.

- А ты авантюристка, - хохотнула воровка. – Думаю, мы с тобой поладим.

Рев нечисти становился все тише, в нем слышались разочарованные нотки: на востоке начало медленно светлеть. Брест отдышался и наконец, смог заговорить:

- Нашли время лясы точить. Что было-то?

- Запамятовал? – вопросом на вопрос ответила воровка.

- Помню, что вышел на улицу, отлил, а дальше все, провал, - простонал Брест, не меняя позу зародыша.

- Тебя чуть на корм упырям не пустили, да Милка вовремя чары сняла. – Мурка кивнула служанке., поднимаясь

Воровка, мельком глянув на зарождающуюся зарю, пошла в избу, собирать вещи.

Служанка присела рядом с наемником и жалобно запричитала:

- Прости, не ведала, как еще тебя отвлечь от песни колдовской. Мы вдвоем тебя пытались сдвинуть, да ты дюже здоров.

- В следующий раз дайте мне спокойно помереть, - ответил наемник, охая. – Не надо меня больше спасать. Далеко там еще до рассвета? Кажись нечисть уходит.

Толпа и вправду поредела, а над горизонтом уже показались ранние лучи. Первыми исчезли полуночки, затем те, кого Брест назвал лимбоями, последними убирались упыри. Они еще какое-то время нюхались около черты, но восходящее солнце заставило и их отступить. Нежить, скалясь, отходила в редеющую тьму.

Воровка в избушке деловито ходила по углам и складывала вещи. Она подобрала объедки и затолкала их ногой в прогоревший костер. Взяв оружие и два походных мешка, девка вынесла добро наружу, затем воротилась назад, проверить, все ли убрано. Брест кое-как поднялся и доковылял до коней. Развязав жеребцу морду, он, морщась, накинул на себя плащ. Милка поспешила на помощь - снимать тряпье с других коней. Мурка, выглянув из окошка, свистнула Бреста:

- Эй, евнух, из мешка моего ничего не выбрасывали?

Брест оскалился, собрался уже было ответить, но девка скрылась в избе. Вернувшись через минуту, она кинула наемнику банку с мазью:

- Держи, для твоих колокольчиков.

- Да я ни в жизь это не возьму.

- Как знаешь, - ухмыльнулась воровка, - Только нам еще неделю на конях трястись

Брест посмотрел на седло, что-то прикинул, и, плюнув, пошел за дом вместе с банкой. Когда вернулся, девки уже сидели в седле, а солнце, разогнав всю нечисть, освещало злосчастную избу. Мужчина кинул мазь обратно Мурке, та, ловко схватив ее, тут же припрятала в мешок. Брест запрыгнул в седло, сморщившись:

- Терпимо, - согласился он.

- Добре, - ответила Мурка, - Ну что? Дальше на юг? Только теперь я буду выбирать место ночевки.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

12 день

Выехав по заре со злополучного подворья, мы некоторое время скакали молча. Брест морщился, но терпел, стиснув зубы. Милка пристроилась сбоку от наемника. Накинув капюшон, она сидела в седле, словно влитая. Неплохо для бывшей крестьянки. Я же ехала позади них и могла наблюдать за парочкой, не скрываясь.

Солнце поднялось уже высоко, а по небу плыли косматые облака, которые уже начали сбиваться в стада. Небо куксилось, готовилось разрыдаться. Я лишний раз порадовалась доспехам, снятым с охотников за головами. Маска плаща прикрывала нос и рот, защищая от пыли, летящей из-под копыт. Сама броня была легкая и прочная, а надвинутый по самые брови капюшон скрывал лицо, так, что никто бы и не сказал, что перед ним баба. Это меня определенно радовало: не люблю я юбки.

К вечеру того дня мы добрались до развилки, где сходились четыре дороги. Я глазам своим не поверила: на перекрестке стоял камень с мой рост.

- Налево пойдешь – женатым будешь, прямо пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизни лишишься, - прочитала Милка, спрыгивая с коня. – И ведь не брешут, только оттуда чудом ушли.

- Что-то ты больно грамотная для простой служанки, - заметила я, подъезжая к камню.

Милка пожала плечами:

- Говорю же, подорожний один у нас останавливался, который еще про диковинки рассказывал да про приключения свои, он же и азбуке меня научил.

Она запрыгнула в седло, а я проводила служанку подозрительным взглядом. Брест слезать не стал:

- Не ищем мы легких путей, а? Слава богам, что живыми оттуда ушли. Поехали дальше, иначе я поседею раньше, чем мы до мага доберемся.

Он развернул коня и тронул его пятками. Через мгновение на его месте осталось только облако пыли, Милка поспешила его догнать. Я, в последний раз взглянув на реликтовый камень, все больше погрузилась в сомнения на счет внезапной попутчицы. Какого рожна она вообще прибилась к незнакомому мужику? «Глаз с нее не спущу», - размышляла я, догоняя пару.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

17 день

Мы тряслись в седлах уже несколько дней. Под дождем, ветром, иногда зноем. Брест давал коням отдохнуть только ночью. И, сдается мне, их он жалел больше, чем двух девок. Мы останавливались в лесках около дороги, иногда в полях, предусмотрительно очертившись кругом – от людей, конечно, не защитит, но от нечисти - самое оно. Пару раз заезжали в придорожные таверны, пополняли припасы. Один раз у коня Бреста слетела подкова, пришлось сидеть и ждать, пока кузнецы подкуют.

Милка держалась ближе к наемнику, я же особняком. Иногда я ловила на себе изучающий взгляд Бреста, но тогда он просто отворачивался и ничего не говорил. В такие моменты служанка места себе не находила и огрызалась на меня пуще обычного. Ишь ты, ревнует… Смешно.

От кузни отъехали только вечером, и я поблагодарила бога, что жара к тому времени спала. В черных кожаных доспехах моя задница просто прикипела бы к седлу. Солнце закатилось за горизонт, и мы в поисках места для ночлега ехали неторопливой рысью.

Мы растянулись уже привычной колонной: Брест впереди, за ним служанка, я в арьергарде. Внезапно наемника вырвало из седла. Он полетел прямо на меня, я едва успела отвернуть жеребца. Брест ударился о землю, но сгруппировавшись, откатился в сторону. Милка ехала следом и не успела среагировать. Ее конь проскочил дальше, а служанку, как и наемника, вышвырнуло и бросило на землю.

- Сука! – выругался Брест. Он выхватил меч и, хромая, добежал до служанки. Она лежала на земле и хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Я остановила жеребца и выхватила кинжал.

- Ну и кто тут у нас? – раздался хриплый голос с обочины.

Мы оглянулись. Из канавы поднимались грязные, оборванные, но чертовски хорошо вооруженные мужики. На нас смотрело три арбалета, а у каждого головореза было по мечу, один был с акинаком. Разбойников было много, достаточно, что бы просто закидать нас башмаками.

- Не глупите, мужики, - подхватил высокий с арбалетом, направляя его на Бреста. - Бросайте свои ножики, а то еще  порежетесь ненароком.

Двое отделились от толпы и отловили коней.

- Эй, парень, слезай давай, - крикнул мне один из разбойников с мечом.

Я молча сидела, продолжая озираться по сторонам.

- Слезай, а то сам сыму, - высокий навел на меня арбалет.

Я, не убирая кинжала, соскочила на землю. Еще один мужик, скалясь, подошел и отвел коня в сторону к остальным. Нас окружили со всех сторон.

- Еще одни грешники, Левко, - обратился щербатый мужик к высокому. – Бросай оружие, нечисть. С нами пойдете, Владыка разберется, что с вами делать…

Толпа мужиков мрачно закивала. Один закинул меч в ножны и с веревкой в руках приблизился к Бресту. Наемник и не думал убирать оружие. Он следил за каждым шагом разбойника.

- Мирно, знач, не пойдете, а? Полкан!

Головорез с веревкой кинулся было на Бреста, но в последний момент отпрянул назад. Трюк сработал, и наемник тренированным движением ушел в сторону, аккурат в лапы здоровой детины. Дубина огромного разбойника тут же опустилась на голову Бресту. Мужчина рухнул, не издав ни звука. Милка, кое-как отдышавшись, поднялась, но с места сойти не решилась. К ней приближались двое, еще один ко мне. Я медленно подняла руки в примирительном жесте и разжала пальцы, кинжал упал в песок.

- Во-от, умный парень, - криво умыльнулся Щербатый.

Служанка, бросив на меня резкий взгляд, последовала моему примеру.

На нас тут же кинулись и быстро связали руки. Бреста кулем закинули на коня. Тот, кого назвали Левко, подошел к нам, и грубо сдернул с нас капюшоны.

- Девки! А?! Мужики, у нас тут девки! – гаркнул в изумлении разбойник.

Толпа зашумела, разбойники переговаривались между собой, переглядывались, шлепали друг друга по плечам.

- Тьфу, нечисть поганая, все беды от вас, - оскалился Левко. – В деревню их, к Владыке!

***

Нас привязали к коням и потащили по дороге, на головы накинули мешки. Я то и дело спотыкалась и падала. Сначала нас подгоняли, а потом просто тащили. Если не хочешь, чтобы содрало шкуру  о камни, то лучше вставай и топай ногами, что я и делала, иногда поддерживая Милку, когда та оступалась. Сколько мы шли, я не могла сказать, но когда сил уже не осталось, я почувствовала запахи еды и скота. Деревня, о которой говорил разбойник, была рядом.

Нас втолкнули в какую-то избу, туда же закинули Бреста. Дверь со скрипом закрылась, а снаружи ее чем-то подперли.

- Пришли, красавицы, - гаркнул за стеной мужик, бухнул кулаком по дереву и, посмеиваясь, отошел.

Устало повалившись на землю, я стянула с головы мешок. Милка упала рядом, пытаясь справиться с холщевиной. Я помогла подруге по несчастью и огляделась. Ни зги не видно. Единственный источник света был от щели под дверью. Я наощупь поползла к двери, но меня отвлек стон. Рядом что-то зашевелилось. Этим «что-то» на поверку оказался Брест, приходящий в себя.

- Слава богу, живой, - пробормотала я, переворачивая его на спину. – Голова в крови – плохо дело. Но жить должен.

Милка присела рядом, зубами пытаясь справиться с веревками. Развязать не получалось, и она смачно выругалась.

- Ба-а, какие слова-то ты знаешь.

- Изыди, - огрызнулась она.

Я примолкла, оглядываясь по сторонам, и силясь разглядеть, хоть что-то. Квадратный сруб без окон, одна дверь. Земляной пол чем-то усыпан, не разглядеть. В углу избы было что-то или кто-то.

- Быть того не может, - вдруг раздался голос.

Милка от испуга вскрикнула и, попятилась. Я вздрогнула, голос был до боли знаком.

- Катерина! Это точно ты! – повторили из темноты.

- Кто там? – я затряслась от волнения.

- Черт, это я Гера, - прохрипел  мужской голос.

- Гера? – я недоверчиво переспросила, - Ага, как же, держи карман шире. Кто ты такой? Откуда знаешь мое имя?

Из угла донесся слабый смех, оборвавшийся кашлем:

- Узнаю тебя, Мисс Везение. Опять вляпалась в историю?

Я, наплевав на раненного наемника, положила его обратно и поползла на голос. Про «мисс Везение» знал только мой верный друг, с которым я рассталась много лет назад.

- Гера, не молчи! Это правда ты? Господи, не верю… Господи, - Зашептала я: горло сперло, и я смогла только сипеть.

- Катька, родная, я не могу подойти к тебе: ноги перебиты, - надломился голос.

Я ползла, как могла, наощупь  со связанными руками. Пару раз залезла во что-то склизкое и дурно пахнущее. Ползла, пока не наткнулась на человеческое тепло. Парень охнул, когда я случайно заехала ему локтем.

- Гера, это правда ты? – я ощупывала его лицо.

- Тьфу, ты мне в глаз заехала, - отозвался Прежний.

Я свалилась в его объятия и жадно хватала ртом спертый воздух. Гера обнял меня, как мог: руки его плохо слушались. Глаза заволокло мокрым туманом, и слезы, наконец, прорвали запруду. Я разревелась на всю избу, клещами вцепившись в друга, бормотала какие-то нежности. Мне на руки падали капли, Прежний тоже плакал.

Сзади послышался тихий стон, служанка, ругаясь, все еще пыталась развязать себе руки и помочь Бресту, тот начал приходить в себя. А мне было плевать на них, я вдыхала запах грязного, искалеченного тела и выла от счастья.

Гера гладил меня по волосам одной рукой, второй придерживал, как мог:

- Ты жива, господи, жива. Прости меня, родная, прости, что тогда тебя бросил…

- О чем ты говоришь? Я счастлива, что снова тебя вижу. Где ты был все это время? Что с тобой приключилось?

- Сейчас это не важно, - пробормотал парень, - у нас еще будет время поговорить, возможно…

- Не говори так. Что это за место? - наконец оторвалась я от друга.

- Наша тюрьма, - усмехнулся Гера, - И очень советую, не ходить в тот дальний угол. Видишь ли, детка, туалета тут не предусмотрено.

- Шутишь, да? Это хорошо. Раз шутишь, значит, еще повоюем, - заключила я.

Из темноты донеслось шевеление:

- Мурка, или как там тебя, - прохрипела служанка, - Помоги, а?

- Мурка? – переспросил Гера.

- Потом расскажу, - ответила я. – Сейчас всем помогу, становись в очередь.

Гера хмыкнул, а я от счастья каждого готова была расцеловать. Стянув с ноги сапог, я вытряхнула из него складной перочинный ножик. Прежний пригляделся:

- А ты еще помнишь наши старые фокусы, - обрадовался он.

- А то, такую школу не забыть.

Я нащупала ножик на полу, и, развернув его, принялась резать веревки. Туповат конечно, но должен справиться.

- Кать, погоди. Веревку до конца не режь, эти уроды, если обнаружат, что тут нож, озвереют.

Я кивнула, хотя Гера вряд ли увидел. Освободившись от пут, я сложила их неподалеку. Потом принялась за Милку.

- Где я? – простонал Брест, очнувшись.

- В аду, друг мой, - выдохнул Гера.

Наемник охнул, а служанка, стряхнув разрезанную веревку, бросилась к нему на помощь. Она положила его голову к себе на колени, озираясь по сторонам, в поисках хоть какого-нибудь тряпья. Я, спрятав под порогом нож, вернулась к Гере.

- Что это за место? И как ты-то сюда попал с твоими способностями?

Гера ухмыльнулся:

- Мои способности бесполезны, перед толпой фанатиков. Ехал на коне в Приречье, а эти подонки натянули веревку поперек дороги, в аккурат на уровне моей шеи. Повезло еще, что медленно скакал, а так бы головы лишился. А дальше окружили, да сюда приволокли.

- Один в один, - подтвердила я. – Слаженно ребята работают. Давно ты тут?

- Неделю, может две.

Я села рядом с другом:

- Зачем им пленники? Ведь не выкуп же требовать?

Гера вздрогнул:

- Точно не выкуп. Они заставляют копать торф на болотах. А коли попытаешься бежать, то у них много способов отучить тебя от этой привычки. Сюда ведет одна дорога, а сама деревня окружена болотами. Топь только местные знают – я пытался сбежать через три дня, но меня быстро изловили и перебили ноги.

- Но зачем? Почему просто не избить, – удивилась я, - Ведь копальщик без ног, не копальщик.

Прежний закрыл ладонью глаза и надрывно втянул воздух.

- Я тогда прочувствовал их. А когда понял, зачем я им на самом деле и что меня ждет, сразу рванул когти, да как видишь неудачно. Кать, это не простые разбойники, которым нужна только нажива…

Он замолчал. Брест пришел в себя и попытался привстать на локте, но служанка уложила его обратно. Он отмахнулся от нее и, нащупав на голове рану, прорычал:

- Что же это за твари?

Гера на минуту задумался, и я сразу вспомнила это его расслабленное состояние и размеренное дыхание – он прощупывал Бреста, проникал к нему в мысли.

- Мы с тобой не знакомы? – наконец проговорил он. – Своей душой ты мне очень напоминаешь одного человека.

Брест и Милка инстинктивно отодвинулись.

- Нет, - отрезал наемник, - Я слышал о тебе только по рассказам Мурки.

- Хм, ладно, после разберемся. Что касается этих, - он кивнул в сторону двери, - Во-первых, это не разбойничий лагерь. Это настоящая деревня с домами, сараями, конюшнями и со своей часовней. По утрам и вечерам они всей толпой читают молитвы, а после приходят за пленниками. Когда меня сюда бросили, здесь уже сидело два мужика. Одного не стало в тот же день, второго – на следующий. Так что я тут долгожитель, - горько улыбнулся Гера. – Когда те двое исчезли, тринники пришли за мной…

Я положила руку на плечо, стараясь вложить всю теплоту в этот корявый жест. Внезапно Гера напрягся и схватил меня за кисти:

- Быстро вяжи руки, они идут сюда.

Милка и я сцапали веревки и, помогая друг другу, кое-как накинули путы. Как раз вовремя: дверь отворилась. На улице было темно, а в дверях стояло два черных силуэта. Они молча разглядывали нас.

- Девку бери, - раздался скрипучий голос высокой косматой фигуры.

- Какую, Владыка? – откликнулся второй пониже.

- Вон ту, - он ткнул в меня пальцем, - От нее смрад нечистый идет. - И высокая фигура развернулась, махнув полами длинных одежд.

Который пониже поднял арбалет и направил на меня:

- Выходи, - приказал он мне, - Всем остальным сидеть тихо, не то каждый стрелу получит.

Гера вцепился мне в руку и зашептал очень быстро, так что я смогла разобрать только:

- …отключись…не думай…

- Что ты там бормочешь, нечисть? Молчать. А ты, ну-ка живо на выход, дважды повторять не буду.

И я последний раз, дотронувшись до руки Прежнего, поднялась и на ватных ногах вышла вон.

***

Когда за воровкой закрыли дверь, Брест, отстранившись от назойливой служанки, сел, стараясь справиться с головокружением. Глаза уже привыкли к темноте, и он мог различать смутные силуэты. Милка сидела, вжавшись в стену и «прижав уши», а Прежний сидел в углу и, что-то бормотал про себя.

- Что ты там гуторишь? – проворчал наемник

Гера некоторое время пошептал еще и наконец, ответил:

- Я молился за Катерину или за Мурку, как вы ее называете.

- Ты молишься? Я думал, что вы, Прежние, ни в бога, ни в черта…

- И много ты знал Прежних? – ответил вопросом на вопрос Гера.

- Уел, - согласился наемник. – Кто эти люди? И зачем она им?

Гера вытер дрожащей рукой испарину:

- Они приверженцы этой вашей новой церкви. А зачем она им? Хороший вопрос. – Он погладил сломанную ногу. - Они будут мучить ее. Долго. Сначала изнасилуют – пустят по кругу, потом буду пытать, но не до смерти, а так, чтобы выжила. Так будет повторяться изо дня в день, пока ее не сломают, или случайно не прикончат. Те двое, о которых я говорил: один наложил на себя руки – просто ушел во время копки торфа в болото и молча погрузился в жижу. А второй спятил, теперь только мычит и пускает слюни, где-то там, - и он кивнул в сторону.

Милка жалостливо всхлипнула и, прикрыв рот ладонью, во все глаза смотрела на рассказчика. Брест сморщился, потрогал свой затылок – на пальцах осталась кровь:

- Погоди, ты же говорил, что с тобой мужики сидели по началу, неужто их тоже снасильничали?

Гера промолчал в ответ, только опять откинулся на бревенчатую стену и закрыл глаза.

Наемник страшно выругался и ударил кулаком в стену. Выплескивая накатившее отчаяние, ударил еще раз. Он бил и бил, пока на костяшках не остались ошметки кожи, а голова не закружилась. Бреста вырвало.

Милка тихо плакала в углу:

- Но как же… Откуда ты-то все это знаешь? – она жалобно, с надеждой в голосе, обратилась к Прежнему.

Парень не стал отвечать, откуда-то из-за стен раздался страшный крик. Потом опять. Вопли теперь не прекращались. Крики заглушало звучное пение: стройный хор мужских и женских голосов.

Гера шумно втянул воздух:

- Прошу тебя, отключись, ты должна отключиться, забыться… - зашептал он. – Я опять тебя подвел…

Милка вскинулась на ноги и, наплевав на всех, начала кружить по избе:

- Я не верю в это, не верю. – Как заклинание она повторяла слова без устали. – Ты! – Она подскочила к Гере. – Я тебе не верю! Я знаю тринников. Они не насилуют и не грабят на дорогах. Я знаю Епископа, знаю Хранителей, они сжигают только колдунов и ведьм. Ты ошибся, Прежний! – завопила она. В ее глазах разгоралось безумное отчаяние.

- Может быть те тринники, о которых ты говоришь, и не творят таких зверств на главной площади, но ты не знаешь, КАК они «молятся» за закрытыми дверями! – оскалился Гера. Он приподнялся на руках и часто задышал, - Разница между здешними и городскими в том, что местные в открытую «изгоняют нечистый дух из грешных тел».  Я прочувствовал их, и знаешь что? Мурка ведь рассказала вам, что я умею проникать в души, так? Они искренне верят, в это дерьмо! Они верят, черт возьми, что приносят нам благо, и спасают наши бессмертные души, а мы в своей греховности не можем понять их.

Вопли на улице перешли в бессвязное мычание и всхлипы. Пение сменилось на монотонный речетатив.

- Этого не может быть, - ошарашено прошептал Брест.

- Я сам сначала не поверил, но клянусь своим богом, я прочувствовал каждого. Они все любят свое дело. – Горько продолжил Прежний, - Еще бы: ведь не только тело тешится в плотских радостях, но еще и душа ликует от правильности и святости их ритуалов. Все, кроме одного верят, - закончил он.

Милка тихо осела и завыла в углу, не обращая на мужчин. Брест мельком глянул на нее и снова обратился к Гере:

- Кто же?

- А как сам думаешь? – спросил Прежний.

- Священник? – Брест потер руками лицо и шумно выдохнул.

- Он самый. Тот высокий, который приходил сюда выбирать… Ему это просто нравится. Проклятый садист, - Гера злобно выругался. – Клянусь, если выберусь отсюда живым, убью подонка. Я прочел его мысли, его сюда прислали из Тринницы, вроде как навести порядок и привести к истинной вере. И он тут времени зря не терял.

Милка взвилась  на ноги:

- Так он из Тринницы?! Надо всего лишь сказать ему, кто я, и нас освободят!

Она подскочила к двери и заколотила, что есть сил:

- Эй, откройте! Позовите священника!

- Брест, останови ее! – вскрикнул Гера, - Они же ее дуру заберут к Катерине! Плевать им, кто она!

Наемник поднялся, шатаясь, схватил служанку. Она вырвалась и продолжила кричать. Брест с силой развернул ее и отвесил ей оплеуху. Милка испуганно схватилась за щеку и заскулила, медленно осев.

- Успокойся, дуреха, - тихо сказал Брест, - Поди в тот угол и успокойся. Я что-нибудь придумаю, вытащу нас отсюда - пообещал он.

Милка тихо всхлипывая, послушно побрела в угол, бросая на наемника умоляющие взгляды.

- Черт, как же ты мне его напоминаешь, - изрек Гера, - А жизнь, однако, забавная штука.

- Ты о чем? – устало спросил Брест.

- Если выберемся отсюда, то все расскажу, а нет, так нет, - заключил Гера, замолкая.

Пение на улице стихло, послышался топот многих ног. Люди за стенами разбредались в разные стороны, кто-то продолжал напевать псалмы, кто-то радостно переговаривался и смаковал подробности вечерней молитвы. В дверь звучно бухнули:

- А ну прочь!

Пленников ослепил свет факелов. В проеме стояли два мужика, с заряженными арбалетами. Убедившись, что узники не собираются бросаться на них, удовлетворенно кивнули и отошли. Щербатый, который был на дороге, бросил неподвижное тело на землю, и молча отошел. В дверях возник священник в длинном балахоне, он осенил неподвижное тело святым знамением трех и бросил суровый взгляд на остальных:

- Это девица погрязла во грехе, но она на пути очищения. Молитесь, грешники, и до вас дойдет святая истина.

Он в последний раз бросил подозрительный взгляд на Бреста и молча захлопнул дверь. Ее тут же чем-то подперли. За стеной послышались возбужденные голоса и шаги. Тринники расходились по хатам.

Милка вжалась в стену, не решаясь даже посмотреть в сторону бледного тела. Гера охнул и пополз к подруге. Брест на целых ногах оказался проворнее и опустился на колени рядом с обнаженным телом. Мурка, или Катерина, лежала лицом вниз. Она была без сознания и абсолютно нага. На голове не осталось волос, а все тело было в рваных ранах, по ногам текла кровь, смешиваясь с землей. Гера подполз и положил ее голову на свои искалеченные ноги. Брест аккуратно дотронулся до ран и отдернул руку. Под пальцами пульсировало мокрое мясо.

- Они секли ее ботангом, - пробормотал он. – Милка, дай мне твое тряпье.

- У меня ничего нет, - испуганно прошептала служанка.

- Исподнее сымай, - прикрикнул наемник.

Служанка не посмела ослушаться. Она отошла в угол и, быстро сняв доспехи и нательное, кинула Бресту белье, поспешно одеваясь обратно. Он поймал тряпки и промокнул сочащуюся из ран кровь. Воровка едва вздохнула, когда ткань коснулась рассечённой плоти.

- Все хорошо, все будет хорошо, - баюкал ее Гера, - Потерпи, родная.

Брест внимательно посмотрел на Прежнего, но промолчал. Мурка что-то бессвязно промычала, но захлебнулась и смолкла, тяжело дыша.

- Что она сказала? – прошептала Милка. Она все-таки подошла к раненной и теперь смотрела во все глаза на темный, еле подвижный силуэт.

- Она ничего не сказала, ей вырвали язык, - мрачно ответил Гера. Он продолжал гладить ей лицо, стирая текущую изо рта кровь. Брест отодвинулся от них и устало прислонился к закрытой двери:

- Гера, когда они вернутся?

Прежний немного подумал и ответил:

- С утра они молятся в часовне, а после идут кто-куда: одни на дорогу, другие - по хозяйству. Тебя и девушку, я думаю, с утра выгонят на болота, добывать торф. Меня и Катерину до вечера не тронут, потом заберут одного из нас на очищение.

- Зачем им разбой на дороге, коли они такие церковники? – спросил Брест. – Всех не очистишь.

- Жить-то на что-то надо. Деревня в болоте: ни полей засадить, ни охотой не прожить, вот они и разбойничают.

- С верой в свое правое дело? – горько добавил наемник.

- Именно, - ответил Прежний.

Брест поднялся и принялся ходить, прощупывая стены.

- Что ты делаешь? – обреченно вздохнул Гера.

- Нам надо до утра отсюда убраться. Мурка скоро начнет заживать, и я думаю, та паскуда очень удивится, когда обнаружит ее целой и невредимой по утру. Что они с ней сделают на этот раз, я не ведаю, но у меня на ее счет другие думки.

- И как ты хочешь отсюда выбраться? – хмыкнул Прежний, - Думаешь не пытались?

- Пытались – не пытались, клал я с высокой колокольни. Утром нас здесь уже не будет, - сжав кулаки, прорычал Брест.

- Как же ты на него похож, - в очередной раз пробормотал Прежний.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Брест кружил по избе и предлагал разные варианты побега. Гера и Милка держали Катерину, не давая ей чесаться. Когда мясо начало заживать, она стала извиваться, как уж на сковородке, пытаясь дотянуться до зудящих ран. Говорить она по-прежнему не могла, только мычала. Они накинули на нее нательное белье служанки, стараясь прикрыть наготу и не дать замерзнуть. Гера держал ее искалеченными руками и отбрасывал один план побега за другим. Брест становился все мрачнее. Милка пыхтела, вцепившись в руки Прежней, и иногда вставляла слово другое.

- Значит, двери мы не откроем, - заключил наемник, нарезая очередной круг. – Выбить тоже не получится?

- Они подпирают ее бревном. Чем сильнее будешь толкать дверь, тем глубже в землю загонишь подпорку, – ответил Гера

- Ты говоришь, что с утра тринники сначала молятся всей толпой в часовне, а потом идут по делам?

- Ну, - в очередной раз подтвердил Прежний.

- А когда у них трапеза?

- Не знаю, вроде до молитвы, а что?

- Просто перебираю любые способы. Черт, ничего не ум не приходит! – наемник выругался и уселся на пол.

Мурка дернулась, но сильные руки служанки ее удержали. Воровка застонала и принялась, что-то мычать. Милка извиняющимся тоном пробормотала:

- Терпи, пожалуйста. Гера сказал, что тебе нельзя давать чесаться.

На что она получила еще один нечленораздельный клекот. Прежний усмехнулся:

- А будешь так выражаться, оставим здесь, - пообещал он, улыбаясь.

- Ты понял, что она сказала? – удивился Брест.

- Нет, но она очень громко думает, - продолжал горько улыбаться парень.

- Понятно, никак не привыкну, что ты мысли читаешь. Послушай, ты ведь знаешь этих болотников? Может, есть среди них тот, кого можно подкупить?

Гера помотал головой:

- Нет, им плевать на золото. И потом, чем ты их подкупишь? Портками?

Наемник зарычал и, вскочив, опять принялся шагать из угла в угол. Мурка зашевелилась, пытаясь сесть, ее тут же уложили обратно.

- Не глупи, раны не до конца затянулись, разойдутся еще, - успокоил ее Гера.

Она не послушалась и, мотнув головой, поднялась на дрожащих руках. Глубокие порезы на иссеченной спине еще кровоточили, но уже не так сильно. Воровка взялась за переносицу и звучно хрустнула ей, вскрикнув от боли. Мила в испуге отстранилась, а Прежний только молча наблюдал за ее действиями. Из носа потекла кровь, а Мурка, шатаясь, промычала:

- …о..

- Что? – не поняла ее служанка.

- Нож, - изумленно повторил Гера, - Мы забыли про нож.

Милка тут же поползла до порога, и, нащупав складной ножик, кинула его Бресту. Наемник умудрился его поймать в кромешной темноте и, выдвинув лезвие, примерил в руке.

- Годится. Осталось только заманить сюда кого-нибудь из этих.

Прежний поддерживал шатающуюся подругу, покачал головой:

- В плен хочешь взять? Брест, ты не понимаешь, им наплевать на смерть. Так они станут только ближе к свои Трем. Возьмешь одного в заложники, остальные только помолятся за него, но жизнь его беречь не будут.

Надежда, искрой вспыхнув в темной хибаре, так же быстро потухла. Наемник выругался, но нож не отпустил. Он вертел его в пальцах, изредка поглядывая на стонущую воровку, которая от бессилия опять упала на пол. В воздухе повисло обреченное уныние, каждый думал про предстоящие пытки. Милка подошла к Бресту и тихонько опустилась рядом, погладив его по плечу. Наемник бросил на нее удивленный взгляд:

- Ты чего?

- Я… - она запнулась. Слезы покатились по ее щекам, и служанка быстро смахнула их. - Если уж нам не суждено отсюда уйти, то можно я хотя бы с тобой побуду…

- Дык ты и так вроде со мной тут, - не понял Брест.

Гера закашлялся из соседнего угла. Милка бросила на него жалобный взгляд и отстранилась от наемника. Прежний прочитал ее мысли и тихонько кивнул:

- Брест, м… как бы выразиться-то. Вот когда Миленка при родах умирала, что ты тогда чувствовал?

Наемник вздрогнул:

- Не смей лезть ко мне в душу, гад, - ощерился он.

Прежний замолчал, только поплотнее укутал свою подругу. Та только вздрогнула от прикосновения. Брест сжимал в руке нож, так, что костяшки побелели и злобно сверлил взглядом  проклятого головолаза. Он тяжело дышал, на шее от напряжения и злости выступили вены. От желания расправы его отвлек тоненький всхлип за спиной.  Брест медленно повернулся: служанка, забившись в угол, тихонько плакала, пряча лицо в ладонях. Он опустил нож, спрятал его в сапог. Мужчина подошел к ней вплотную и сел рядом.

- Иди ко мне, - прошептал он, убирая ее ладони.

Милка круглыми глазами, полными слез, уставилась на наемника, а через секунду бросилась к нему в объятия. Он поймал ее, как ребенка, и молча держал, давая ей выплакать весь свой страх и отчаяние.

Гера тактично отвернулся от них и, приподняв тряпки, оценил заживающие раны на воровке. Прошло пару часов, после того как ее закинули к ним, и на теле уже образовались коросты из запекшейся крови. Девушка зашевелилась и открыла глаза, она молча посмотрела на друга.

- Нет, не придумали, - ответил он ее мыслям.

Мурка, кряхтя, приподнялась на локте, она высунула обрубок языка и показала на него пальцем. Прежний пожал плечами:

- Отрастет, куда денется.

Она тяжело вздохнула и попыталась сесть. Казалось, что только сейчас Катерина обнаружила, что на ней нет одежды. Девушка судорожно схватила тряпье, которое валялось рядом, и прикрыла, что смогла. Гера грустно наблюдал за ней.

Милка, вдоволь наревевшись на руках у Бреста, задремала и теперь измученная посапывала в углу. Наемник аккуратно сложил ее на пол и подошел к Прежним.

- Не ведал, что скажу это когда-нибудь, но ты как? – обратился он к воровке.

Та лишь что-то промычала, кивнув Гере.

- Тебя волнует ее физическое состояние или душевное? – озадачил он наемника.

- Туловом-то она поправится, а умом надеюсь не тронулась? А-то вторая, похоже, уже того, - Брест кивнул в сторону спящей служанки.

Мурка проворчала что-то и отвернулась, прикрывая грудь тряпкой в бурых подтеках. Наемник присел, силясь разглядеть ее спину. Он провел пальцами по коростам и случайно дернул, зацепив одну. Воровка вскрикнула и, обернувшись, хотела дать Бресту по морде. Тот перехватил кулачок и придержал ее: девица не удержала равновесия и стала заваливаться на бок.

- О-хо-хо, - хохотнул Гера, - Такое я даже переводить не буду.

Мурка грубо отстранилась от мужских рук и мысленно обратилась к другу.

- Нож у Бреста, - ответил он. Помолчав пару секунд, повернулся к наемнику, - Она спрашивает, ты можешь его метнуть?

Наемник вытащил нож их сапога, повертел его в пальцах и сморщился:

- Брехня, а не лезвие, про баланс вообще молчу.

Смазанным движением он выпустил оружие в стену, нож, хоть и криво, но достаточно глубоко погрузился в мягкое дерево.

Мурка мысленно что-то объясняла Гере, пристально на него пялясь. Брест сходил за ножом и вернулся к Прежним. С каждой секундой Гера все мрачнел и мрачнел, но не перебивал мысленный поток Прежней, наконец, выдал:

- Исключено.

- Что она говорит? – тут же встрял наемник.

- Чистое самоубийство, - отрезал Гера. - В прямом смысле этого слова. Она хочет дождаться, когда тринники уйдут на утреннюю молитву, и поднять гвалт. Когда за нами придут, ты должен убрать одного броском ножа, а остальных Катерина хочет взять на себя.

- И как ты собираешься их «взять на себя» с голыми руками-то? – не поверил Брест.

Гера мрачно процедил:

- Она хочет прикрыть нас собой и дать тебе время расправиться с остальными.

Брест замолчал, разглядывая грозно сопящую воровку

- Сколько их обычно приходит? – наконец выдал он.

Гера выпучил на него глаза:

- Ты что хочешь использовать ее как живой щит?!

Не дав наемнику открыть рот, Мурка поднялась на карачки и, придерживая грязное тряпье, грозно заклокотала:

- У ..а..е…уоо..ыо.а.

- Сначала язык отрасти, а потом ори на меня, - огрызнулся Прежний, - Не дам я тебе голыми титьками на арбалетный болт лезть. А тебе не дам девкой прикрываться.

- Ты думаешь, мне нравится это идея, а? – вспылил Брест, - Ты же у нас мастер с грязными сапогами да к людям в душу, так загляни в меня, что же ты там видишь?

Гера не заставил себя упрашивать дважды и расслабленно закрыл глаза, погружаясь в глубины Брестовой души. Тишину нарушало только дыхание четверых узников: тихое сопение Милки в углу, бульканье воровки, злобное пыхтение Бреста и размеренный выдох Геры. Наконец он открыл глаза и мрачно кивнул:

- Все равно эта идея мне не нравится. И, нет, - он повернулся к Катьке, - Я не расскажу тебе потом, что прочувствовал у него.

Брест молча кивнул, и бросил подозрительный взгляд на воровку.

- Так сколько человек приходит проверить пленников? – снова обратился он к Прежнему

Парень призадумался:

- Минимум двое, один всегда бывает с самострелом.

- А остальные будут на молитве?

- Будут, для них молитва – это святое. Ребят, нам повезет, если нас вообще кто-нибудь заметит, они довольно громко поют. А если выкинуть такой фокус до службы, то нас просто толпой забьют. – Гера перевел дыхание. -  Хорошо, допустим, нас услышат во время песнопений, но откуда вы знаете, сколько человек придет проверить? А если десять? И все с арбалетами? Ты, Брест, может и хороший воин, но даже ты толпу фанатиков не раскидаешь тупым ножом.

Наемник игрался с ножом, подкидывая его, и крепко призадумался. Он прикинул и так и сяк, других вариантов не было. Наконец ответил:

- Эта затея шита белыми нитками, но у нас нет другого выхода. - Брест устало привалился к стене, - Значит, порешили. С утра прорываемся на свободу. А ты, - он легонько дотронулся до воровки и тут же отдернул руку, - Постарайся уснуть, надо как следует отдохнуть.

Она мрачно кивнула и отползла в угол к Милке. Укрывшись грязным полотнищем, воровка вскоре задремала, иногда прихрапывая: сломанный нос еще не успел срастись. Наемник проводил ее взглядом и тоже прикрыл глаза, собираясь поспать. Но сон не шел: мысли кружили в голове, как мошкара в хорошую погоду.

- Брест, - позвал его Прежний.

- М?

- Пообещай мне одну вещь.

- Смотря что, - отозвался воин и уставился на темный силуэт рядом.

- Когда у вас появится шанс, то бегите, ладно? Меня оставьте и бегите. Посмотрим правде в глаза: с перебитыми ногами я недалеко уйду, а быть вам обузой не желаю. Только вот Катерина… Она не захочет меня оставить, поэтому я прошу тебя: хватай ее и тикай. Пообещаешь?

Брест, помедлив, ответил:

- Обещаю.

- Хорошо, - спокойно сказал Гера и, неловко соскользнув, устроился на полу.

Некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь храпом воровки. Брест не спал, прислушиваясь к звукам снаружи, и размышлял о своем. Гера, лежа на земляном полу, вскоре засопел, и наемник остался один. Он сидел, не шевелясь, и наблюдал за спящими. Бог даст, через пару часов все выберутся на волю.

***

Казалось, наемник совсем не спал, а только смежил веки, как рядом в деревне пропели петухи. Он встрепенулся и сел, оглядевшись шальным взглядом. В хате было темно. Остальные еще спали, развалившись в разных углах избы.

- Подъем, ребята, сейчас тринники проснутся, - негромко позвал их Брест.

Пленники зашевелились и начали просыпаться. Кто-то тер сонное лицо, кто-то разминал затекшие мышцы. Мурка поднялась и постаралась взглянуть на свою спину, изворачиваясь и так и сяк. Милка поднялась следом:

- Дай, я гляну.

Она поднесла свой нос почти вплотную к коже, стараясь разглядеть хоть что-то. Потом аккуратно провела пальцем:

- Похоже, все зажило, только рубцы корявые остались.

- ..оже  ..аживу.., - прошепелявила воровка. Она попробовала язык зубами и тяжело вздохнула: еще не вырос.

Брест прирос ухом к двери и сжимал в руке нож. Деревня уже проснулась. Людские голоса доносились со всех сторон, где-то слышался плеск воды и тихое ржание коней. Иногда среди шума, можно было различить грубые нотки священника.

К наемнику подполз Гера и уселся рядом. Мурка, пользуясь темнотой, старалась развернуть куски ткани от старого белья служанки и хоть чем-то прикрыться. Но тряпка застыла картонным куском запекшейся крови. Девица, изломав, повязала ее вокруг бедер и, сложив руки на груди, подошла к месту сбора. Милка уже была около мужчин и слушала объяснения Бреста.

Наемник, закончив объяснять, опять прислушался к звукам. Прислонившись ухом к дереву, он поднял руку, приказывая всем молчать. Все боялись даже пошевелиться. Мурка стояла рядом натянутая, как струна, и, закрыв глаза, тяжело дышала. Она опустила руки и, сжимая и разжимая кулаки, нагнетала кровь и адреналин в мышцы. Рядом раздалось возмущенное сопение Милки и негромкое покашливание Геры. Прежняя открыла глаза: Брест в упор пялился на ее голую грудь.

- Я же мужик, - пожал плечами наемник, но все же повернулся к двери другим ухом.

Мурка опять сложила руки на груди, переминаясь с ноги на ногу. Мужчина продолжил слушать, вращая в пальцах нож. Вскоре он напрягся:

- Болотники зашли в часовню. - Констатировал Брест, - Ну что, понеслась?

Он отошел от двери и занял выгодную для метания точку. Девки заголосили в унисон что было сил, Гера заорал вместе с ними и начал стучать слабыми руками по двери. Мурка принялась колотить по доскам, кроя матом всех богов. Таким гвалтом они переполошили бы всю деревню, но в часовне уже начались песнопения и их почти не слышали. Орать пришлось добрых пять минут, пока пара мужиков не услышала  их вопли.

- Они идут, - просипела Милка, успевшая сорвать голос. Она оторвалась от щели и откатилась в сторону.

В дверь с обратной стороны бухнули кулаком:

- А ну тихо там, паскуды, Владыка с вас шкуру спустит!

- Шел бы ты на хер со своим владыкой и Тремя, - огрызнулся Брест, - Я с тебя с самого сейчас шкуру спущу.

Он напрягся, как пружина, и приготовился к стычке.

- Открывай, доставим этого говоруна к утреннему молебну. В назидание другим грешникам, - за дверью убирали бревно, - Ну-ка, остальные прочь, а то утыкаю стрелами, как ежей.

 Дверь открылась, в проходе стоял незнакомый мужик с мечом, позади еще двое, вооруженные арбалетами.

- Эй ты, нечисть, а ну на выход! – скомандовал ближний, вглядываясь в сумрак.

Он хотел еще что-то сказать, но не успел, в горле торчала рукоятка перочинного ножа. Хрипящее тело стало заваливаться внутрь. Воровка выскочила из-за стены за выпавшим из мертвых рук мечом. Но опоздала: в плечо вонзился арбалетный болт, второй прошел мимо. Девка резко вскинулась и бросилась к одному фанатику. Тот судорожно пытался перезарядить оружие, но не успел. Воровка с силой хлопнула ему по ушам. Мужик выронил самострел и упал на колени, зажимая голову. Брест выскочил из избы, подбирая меч.

- Не дай ему уйти, - взвизгнула девка.

Второй стрелок со всех ног мчался в часовню. Наемник на бегу швырнул в него оружие. Меч, крутнувшись в воздухе, ударил тринника по затылку. Мужик от удара растянулся на земле. Мурка, схватив арбалет, саданула древком оглушенного мужика. Послышался неприятный хруст, и мужик упал лицом вниз, дернулся и затих. Девка перекинула оружие наемнику. Брест отточенными движениями взвел стрелу и пустил ее в убегающего мужика. Болт вошел между лопаток и застрял, уложив болотника обратно на землю. Из часовни по-прежнему доносилось пение, и звуки потасовки не смогли заглушить стройный хор голосов.

- Бегите, пока они не хватились мужиков, - гаркнул Гера.

Он выполз из избы и, привалившись к стене, замахал Милке. Служанка, выбежав наружу, понеслась со всех ног по дороге из деревни. Брест перехватил взгляд Прежнего и, кивнув, бросился за Катериной. Но та и не думала спасать друга. Воровка, потеряв на ходу набедренную повязку, подскочила к двери в их темницу и, схватив подпорку, побежала обратно.

- Какого лешего ты делаешь?! – завопил Гера, - Беги, дура!

Брест попытался схватить девку, но получил бревном по дых и согнулся, хватая воздух. Мурка ничего не видела кроме часовни. Она не чувствовала стрелу в плече, ей было плевать на наготу. Она бежала ослепленная холодной яростью. Адреналин в крови подгонял сердце, а в ушах нарастал шум. С силой вогнав подпорку к дверям часовни, воровка побежала за второй. Вытащив из ближайшего дровяника большое полено, она воткнула его в землю рядом. Пение внутри прервалось. Люди загомонили и начали стучать в двери. Раздались недоуменные крики.

- Господи, что же она делает… - прошептал Гера, не в силах ее остановить.

Девка, накрепко подперев все двери, понеслась в ближайший дом. Быстро отыскав там огниво, она выбежала наружу. Рядом с домом стояла тачка, доверху груженная торфом. Подхватив ее за ручки, Мурка молча, лишь громко сопя, потащила ее к входу в часовню. Из церкви доносились испуганные крики. В дверь колотили, так что сотрясалась стена, но болотники сделали сруб на совесть, и доски держали удары. Девка вывалила горючую смесь под дверь и чиркнула огнивом. Торф тут же занялся. Тонкие струйки дыма поползли под дверь, огонь маленькими язычками пробовал дерево на вкус и вскоре перекинулся на желанную добычу. В дверь начали колотить пуще прежнего, послышался женский плач.

- Именем Трех, откройте дверь, нечистые! – грохнул из-за двери Владыка.

- Иди в задницу, мразь, - огрызнулась Мурка.

Брест, наконец, смог разогнуться и, забыв про боль, оторопело наблюдал за разрастающимся пожаром. К нему подбежала испуганная служанка. Гера по-прежнему сидел, ошалело наблюдая за страшной местью. Катерина, пятясь, отошла от полыхающей часовни и упала на колени. Ее трясло, вся боль и ярость горела сейчас вместе с фанатиками в церкви. Из-за треска полыхающего дерева, доносились крики, плачь и стоны. Двери еще раз попытались выломать, но пламя отогнало последних упертых тринников.

Прежняя молча смотрела на горящее здание с непроницаемым лицом. Ее по-прежнему колотило. Слез не было, сухая слепящая ярость выжгла эмоции и боль, заменив собой все. К воровке подошел Брест. Он на ходу подобрал арбалет, выпавший из рук застреленного мужика, и присел рядом с воровкой.

Она повернула на него ничего не выражающий взгляд и откуда-то из глубин груди пробулькала:

- Будешь меня судить?

Брест молча рассматривал ее лицо, все в подтеках грязи и высохшей крови.

- Нет, - наконец ответил он, - Ты имела на то право.

Он поднялся и протянул ей руку:

- Пойдем. Надо вытащить стрелу.

Прежняя уцепилась за широкую шершавую ладонь и неловко поднялась. На дрожащих ногах она зашаталась вслед за наемником. Адреналин и шок стали уходить, и воровка почувствовала разрастающуюся боль в плече. Доковыляв до Геры, она устало опустилась на землю.  Брест присел рядом:

 - Готова? Я буду делать все быстро.

Она молча кивнула.

- Как ты могла? – прошептал Гера.

Прежняя собиралась было ответить, но Брест аккуратно отломав оперение, потащил стрелу. Девка завыла белугой. Милка вернулась к ним, неся нательное и доспехи, которые тринники сняли с Прежней.

- Нашла в доме священника, - пояснила она.

Гера, не обращая внимания на служанку, разорялся:

- Там же были женщины и дети. Как ты могла…

- Они были уже не людьми, Гера, - проскулила девка, - Разве, когда тебя мучили, там не было женщин? А детей? На меня заставляли смотреть мальца десяти лет, а в уши ему нашептывали про очищение души и искупления грехов. Кто из него вырастет, а? – Она на минуту забыла про боль, разгорячившись.

Брест вовремя закончил тащить арбалетный болт и теперь прижал к ране тряпку, останавливая кровь. Как только все было сделано, Гера удовлетворенно замолчал.

- Что же тебе и ответить нечего? – взвилась воровка.

- Почему же, есть. Ты права, - спокойно закончил Прежний.

- Так чего ты мне в уши тут лил?! - и она осеклась. Вспыхнув в споре, Мурка забыла про боль. Ее отвлекли, как маленького ребенка, подсунув конфету. – Так ты не осуждаешь меня? – спросила она с надеждой в голосе.

- Катька-Катька, - Прежний потрепал ее по плечу, - Ты разве забыла, что я их прочувствовал? Ты была права: их извращенная вера не позволила бы им измениться. В ней же они воспитывали детей, которые вскоре выросли бы и продолжили насиловать и убивать во славу Трех.

- А оттуда точно никто не выбрался? – внезапно спросила служанка, показывая на горящую часовню.

Крыша церкви обвалилась, погребя под собой тела болотников.

- Нет, - помотала головой Мурка, - Там не было окон, других входов-выходов я тоже не заметила.

- Значит, за полчаса ты сожгла всю деревню? – подытожила служанка и показала вокруг себя.

Кругом стояли пустые дома, только кошки жмурились на крыльце в первых лучах солнца. В воздухе висела тишина, прерываемая редким треском ломающегося дерева. Не было слышно ни голосов, ни разговоров, ни плача, только утренняя птаха заливалась где-то в воздухе. Все четверо молча разглядывали пустующую весь.

- Выходит, что так, - ухмыльнулась Мурка. Она улыбалась все шире и шире, пока не зашлась в гомерическом хохоте, размазывая слезы по щекам. Она заливалась лающим смехом, схватившись за живот и иногда переводя дыхание.

Брест вопросительно посмотрел на Геру, тот пожал плечами и показал на бочку с водой. Наемник все понял. Он поднял на руки хохочущую воровку, отнес ее к бадье и опустил в воду.

- Милка, - обратился он к служанке, - Порыщи по домам наше добро, может еще, что полезного  прихватишь. Найди телегу: Гера далеко на коне не уедет, и собери припасов. Давайте выбираться из этого проклятого места.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Я пришла в себя. Брест полоскал, пока не захлебнулась и не закашлялась. Он вытащил меня из бочки и поставил на землю. Я тут же продрогла, как цуцик, кожа покрылась мурашками. Наемник кинул мне нательное и доспехи, и, отвернувшись, потопал проверять Милкину добычу. Девка уже впрягла лошадь в телегу и теперь сваливала на колымагу все, что плохо приколочено. Я, дрожа, залезла в сухую одежду и теперь с мрачной сосредоточенностью застегивала ремни на кожаной кирасе. Покончив с обмундированием, потрогала голову: волосы быстро отрастали, и сейчас на голове был длинный «ежик». Наверное, со стороны я смахивала на худющего паренька.

Брест помог Гере залезть на колымагу, и Прежний теперь руководил с высоты, указывая служанке пальчиком что брать, а что оставить. Полностью облачившись в броню, я подошла к сваленному скарбу. Милка скрылась в соседнем доме и принялась шумно рыться там: послышались звуки разбиваемой посуды. Она выволокла на порог мешок муки и встала, уперев руки в бока:

- Не знаю, брать или нет, - задумчиво пробормотала служанка.

- Оставь, - ответил Гера, - Еды уже навалом. Поройся лучше в доме священника, там много добра.

Подойдя к телеге, я встала, молча разглядывая барахло.

- Держи, - парень перекинул мне меч и кинжал, - Ах, да. Вот еще. – Следом полетел мой перочинный нож.

Поймав оружие, я сложила его рядом и накинула на пояс перевязь ножен.

- Ты как? – Спросил Гера, озабоченно меня разглядывая.

- Бывало и лучше, - буркнула я.

- А плечо?

- Болит, но если Милка найдет мой мешок, то будет полегче. Там у меня мазь припрятана: здорово обезболивает, спроси как-нибудь у Бреста.

Парень хмыкнул - наверняка уже увидел тот эпизод у кого-нибудь в мыслях. Я развернулась и пошла за своим жеребцом в конюшню: что поделать, привыкла к негоднику.

Зайдя в прохладный сумрак стайки, я прислонилась к столбу и осела.  Не хочу, чтобы Гера лез в мои мысли, не хочу видеть молчаливые взгляды Бреста и ненужное сочувствие Милки. Черт, сколько же душ на том свете предъявят свой счет? Мне и раньше доводилось убивать, но то была самооборона, а  сейчас слепая месть моими руками уничтожила целую деревню.

Сладковатый запах горелого человеческого мяса еще висел в воздухе и одному богу известно, когда он рассеется и рассеется ли вообще. Люди, которые были в часовне… С ними были дети и младенцы… Убей я только своих мучителей, дети все равно погибли бы одни на болотах. А оставь я их родителей в живых, фанатики продолжили бы насиловать и калечить простых людей с дороги. Самое паршивое - горько ухмыльнулась про себя – это то, что я не думала ни о путниках, ни о детях, когда, словно со стороны, наблюдала за своими руками, поджигающими хренов торф. Мне было плевать на их жизни, я просто хотела уничтожить тварей, которые «очищали мою плоть от скверны». Месть блюдо сладкое, но послевкусие горчит.

Кое-как поднявшись и отыскав глазами своего коня, я побрела на заплетающихся ногах. Кроме него, в конюшне животных больше не было.

- Ну, хотя бы с тобой хорошо обращались, - пробормотала я,  поглаживая его шею.

Черный, так я его про себя прозвала, повел ухом, всхрапнул и покосился на меня карим глазом. Я прислонилась лбом к его теплой коже. Пальцы переплелись с мягкой гривой и сжались в кулаки. Так и стояли. Животное не боялось и не шевелилось, тихо замерло, словно забирая часть моей горечи.

На улице кто-то позвал меня по имени, я вздрогнула и, собравшись с силами, оседлала коня и вывела его из сарая.

Милка была уже в телеге, рядом с Герой, и нетерпеливо озиралась по сторонам. Брест сидел в седле, удерживая своего гнедого, тот нервно перебирал ногами. К телеге была привязана еще одна лошадь. Я залезла на жеребца и подъехала к ним.

- Нашлась твоя торба, - отрапортовал Прежний.

- А золото?

- Все нашлось и даже сверх, - брякнула Милка, но осеклась под грозным взглядом наемника.

Я огляделась по сторонам:

- Что с живностью будет?

- Я открыла загоны. Тут было-то пару коров да коз, да кошки с собаками - глядишь, не пропадут. Лошадей у них не было: только наши, да Герина кобыла. – Отчеканила Милка. - Ты спалила столько людей, а переживаешь из-за скота? - удивилась она.

- Животных любить легче, - ответила я ей и тронула Черного.

Тот коротко всхрапнул, соглашаясь со мной, и пустился мелкой рысью.

Мы выехали на главный тракт целым караваном. Брест крикнул что-то на ходу и умчался в сторону. Вскоре вернулся и пристроился сбоку от телеги.

- Что-то стряслось? – заволновалась Милка.

- Срезал веревку этих паскуд с деревьев, - сплюнул наемник. – Что бы не убился никто.

Служанка смотрела на него обожающим взглядом, а Гера закатил глаза и шумно вздохнул. Бедный парень: целыми днями чужие мысли улавливать, - это тебе не песни петь. Особенно тяжко, если это мысли влюбленной служанки. Гера усмехнулся и подмигнул мне.

***

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Близился вечер. Мы были измучены и клевали носом. Гера дремал в телеге, обложившись мешками с едой. Милка сидела рядом и правила лошадью, она смотрела вперед, не мигая, остекленевшим взглядом. Брест от бессонной ночи спал сидя, иногда вздрагивал, когда начинал заваливаться набок. Я ехала молча.

Солнце уже скрылось за соседним леском, а теплый ветер разгонял остатки послеполуденного зноя. Из-за придорожных кустов выглянула лисица и, оценив угрозу, скрылась обратно в листву.

- Гера, - наконец позвала я друга, когда наемник в очередной раз чуть не сверзился с коня.

Парень очумело подскочил и сел, потирая ладонями лицо, Милка рядом вздрогнула.

- Гер, надо место для ночевки найти.

Он сонно огляделся:

- Так… Погоди, кажись знаю здешние места. Сворачивай налево.

Я свистнула Бреста и махнула ему в сторону. Мужик, не разбираясь, куда и зачем, повернул коня, съезжая с широкого тракта на узкую проселочную дорогу. Прежний окончательно проснулся и указывал наемнику путь.

Мы проехали по запущенной проселочной дороге меж деревьев и кустов, и, наконец, выбрались на просторную поляну.

- Все, тормози, - откликнулся друг. – Там за деревьями есть озерцо - отмыться и выстирать одежду. Здесь можно ничего не опасаться.

При слове «отмыться» Милка с Брестом ожили и, спешившись, стреножили коней. Я помогла Гере спуститься с телеги и пошла собирать хворост. Таща за собой сушины, набегами возвращалась к месту стоянки. Куча веток и бревен росла быстрее, чем я их носила: видимо, кто-то еще из нашей экспедиции ходил по лесу. Когда дров оказалось достаточно, я запалила костер. Брест, не доверяя Гериным словам, очерчивал поляну большим кругом. Напрасно. Что-что, а чувствовать опасность парень умеет лучше всех, что не раз спасало нам шкуру. Закончив возиться с очагом, я побрела на берег озера, о котором говорил Прежний.

Вода, окруженная со всех сторон кустами и деревьями, тихо мерцала полированной сталью. Стояла безветренная погода и тишина, лишь иногда рыба плескала хвостом. Комары осерчали, звенели, не переставая, над ухом противным писком. Сволочи, хотите жрать - жрите молча, на душе и так погано. Я сорвала ветку ивы, которая росла рядышком, и иногда отмахивалась от гудящего роя.

Вслед за мной на берег выползла Милка. Она огляделась по сторонам, заметив меня, кивнула. Я поднялась и пересела чуть в стороне - за кустами, не хочу светиться. Служанка, покидав с себя вещи, скрестила руки, прикрыв полные груди, и зашла по пояс. Она помялась с ноги на ногу, пока не собралась с духом и не погрузилась в воду целиком. Вынырнув и фыркая, как молодая кобылка, Милка принялась яростно скоблить себе кожу. Ее светлые длинные волосы висели мокрыми прядями, концами растекаясь по водной глади.

А она и вправду хороша. Я перестала глазеть и достала кинжал из ножен, и, осмотрев его со всех сторон, заметила выщербину. Вытащила из кармана оселок и принялась деловито натачивать лезвие с тихим протяжным лязгом. Это занятие успокаивало. Проведя острием по шершавой поверхности, попробовала его пальцем. Еще не достаточно острое.

Мысли прервал шум за кустами. Я присмотрелась сквозь листву, на берег вышел Брест. Служанка испуганно присела в воду, но, увидев наемника, выпрямилась и продолжила мыться, хитро косясь на мужчину. Оценив Милкин задний вид, он довольно оскалился и начал неторопливо раздеваться. Сдается мне, что придется уходить с насиженного места.

- Слушай, Брест. Откуда у тебя шрамы? – рассекретилась я

Брест удивленно вскинул бровь, поискав меня глазами среди листвы, нахмурился:

- От разного.

Мила окинула меня злобным взглядом, но отступаться от мужика не собиралась. Она прикрылась для вида нательным бельем, которое тут же прилипло к мокрой коже. Подошла к наемнику, покачивая бедрами, и осторожно коснулась пальчиком белой полоски на широкой спине:

- А этот?

Брест, искоса глядя на меня, снял портки и, сверкая голыми ягодицами, зашел в воду:

- От меча. В битве с торками.

Милка восхищенно округлила глаза, не отставая от него:

- А этот? – она нежно провела рукой по лопатке. – И на голове?

Брест заинтересовано поглядел на девушку:

- На спине от шальцев. Пытали  в плену у вакхов. А здесь сулицей зацепило, - он указал на шрам над бровью.

- А вот…

Не дала договорить Милке:

- Моя очередь. Брест, а откуда у тебя шрамы на заднице? – я временно отложила свое занятие.

Наемник нахмурился и отвернулся, черпая воду.

- Так откуда? – повторила я.

Служанка, прищурившись, окатила меня взглядом, полным презрения, Брест некоторое время помолчал, потом буркнул:

- Пьяный упал на грабли.

Я не выдержала и расхохоталась. Наемник перематерился и, нырнув рыбкой в воду, отплыл подальше. Я сидела на траве и нервно хихикала. Милка, оставшись без мужской ласки, плюнула и поплыла за наемником. Ух и настырная девица. Отсмеявшись, я продолжила наблюдать, как Брест вышел на противоположном берегу озерца и теперь стоял, усиленно смывая с себя накопившуюся грязь. Милка выбралась следом, и, черпая воду ладошками, поливала ему на спину.

Сзади раздался треск сучьев, и ко мне выполз Гера. Я помогла ему подсесть поближе и кивнула на ноги:

- Надо наложить шины.

Прежний крякнул:

- Они уже начали срастаться.

- Тем более, - я положила руку ему на плечо, - Боюсь, что придется заново кости ломать.

- Знаю, - ответил он и кивнул на парочку в воде, - Счастливы, а?

Брест отмывшись, искупался еще раз и теперь гонял Милку по мелководью. Та с визгом убегала от него. Ну, прямо картинка из эдема, ей богу. Я, скривившись, убрала точило в сумку, а кинжал закинула в ножны.

Гера даже не смотрел на меня, и так чувствовал насквозь.

- Одного не могу понять: почему ты так равнодушна к нему.

- К кому? – не поняла я.

- К Бресту, как он сейчас называется, - пояснил Гера, развернувшись и пристально глядя мне в глаза.

- Мм, а почему я должна к нему что-то чувствовать? – все еще не понимала, к чему он клонит.

- Да ты посмотри, - Гера распалялся все больше и больше. Он указал на наемника, тот, повернувшись к нам спиной, прыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха. – Он же один в один Сева, даже родимое пятно на лопатке такое же. Когда вас забросили в избу, я себе не поверил: тебя я не ожидал увидеть, но был не очень удивлен. Но, черт возьми, когда Брест пришел в себя, я, честно говоря, малость струхнул. Подумал было, что уже спятил и вижу призраков. Не тех, которые не упокоенные, а действительно ушедших людей.

Гера подобрал сорванную мною ветку и, нервно перебирая листву пальцами, не отрывал от меня взгляда.

- Да о чем ты? Кто такой Сева? Ты меня с ума сейчас сведешь, – в конец растерялась я.

Прежний молча опустил несчастную ветку и сидел потрясенный, не отрывая от меня взгляда. Он собрался с силами, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Понятно, сейчас покопается в моей голове. Ну что ж, дерзай. Он молчал довольно долго, и, наконец, медленно распахнул глаза:

- Матерь божья, - прошептал он. – Ты его не помнишь…

Я тяжело вздохнула. Чертовски устала за последнее время. Так тяжело не было, пожалуй, лет двести, и сил выспрашивать, о чем там Гера толкует, у меня не осталось.

- Что не помню? – процедила я.

Прежний сидел с круглыми глазами. Перед его носом нагло летал комар, но Гера, казалось, его не замечал.

- Так… - выдохнул он, - Расскажи, как мы с тобой встретились, как жили, как расстались.

- Хорошо, - не стала я спорить. – Ты нашел меня в лесу, я тогда обессилела от голода. Ты меня выходил. Потом некоторое время мы скитались по лесам, иногда выходя к людям. А спустя время просто разошлись.

- Почему? – задал вопрос Прежний, наводя меня на какие-то мысли, - Почему мы разошлись?

- Не помню, видимо ты меня просто достал, копаясь в моей голове, - вспылила я, - Закончим на этом исповедь. -  Я поднялась, отряхивая задницу, - Пойду к лагерю, тебе помочь?

- Нет, - покачал головой Гера.

Я пожала плечами и с громким треском веток под сапогами зашагала к костру.

***

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

19 день

На лесок опустилась ночь. Гера сидел на берегу озера, спустив босые ноги в теплую, нагретую за день воду. С наступлением темноты поднялся легкий ветерок, разогнавший всех гнусов. В легкой водной ряби отсвечивал молодой месяц, и все вокруг было так умиротворенно, так тихо, как бывает только теплыми летними ночами. Парень жадно вдыхал полной грудью сладкий воздух, стараясь напиться им, насытить каждую клетку измученного тела. Завтра ему опять будут ломать кости, а сегодня можно, наконец, отдохнуть от ужасов последних недель.

Он извлек из-за пазухи небольшой бурдюк, откупорил его и жадно хлебнул жидкость. Прежнего окутал ягодный аромат. Положив флягу меж ног, Гера вытащил откуда-то из штанов перевязанный мешочек и свернутую бумагу. Быстро скрутив самокрутку, парень жадно затянулся и с наслаждением выпустил колечки.

- Ловко получается, - заметил Брест, выныривая из кустов и присаживаясь рядом.

Гера ни сколько не удивился неожиданному появлению и молча протянул наемнику початый бурдюк.

- Что это и откуда?

- Подарки от священника: настой из кое-каких трав с ягодами и махорка.

Брест хлебнул, по горлу пронесся горячий ком, разливаясь в желудке, от цыгарки отказался.

- Только не злоупотреблять, эта штука может и кабана свалить. - Гера продолжал смотреть на воду. – Не спится?

Брест кивнул, передал флягу обратно и уставился на черное зеркало озера:

- Сон не идет.

- Можешь расслабиться, нечисти здесь нет, даже русалок и мавок.

Наемник недоверчиво поднял бровь:

- Откуда знаешь?

Прежний вздохнул и стряхнул пепел с самокрутки:

- Если бы тут была нечисть, я бы почувствовал. Да и останавливался уже здесь по пути в Приречье, пока не угодил в плен. – Гера затянулся сладковатым дымом и расслабленно растекся по мягкой траве.

Брест удовлетворенно кивнул. Прежний краем глаза покосился на задумчивого наемника:

- И все-таки какое сходство.

Мужчина поднял бровь:

- Ты о чем?

Гера помедлил, прикидывая что-то в уме. Наемник не торопил с объяснениями, а, стянув сапоги, тоже опустил ноги в воду. И вправду здорово.

Наконец Гера заговорил.

- У меня был друг, лет сто пятьдесят, может двести назад. Ты удивительно похож на него и внешне и в душе. Когда я первый раз прочувствовал тебя еще тогда, в плену, то подумал было, что Сева вернулся. Он был Прежним, как и мы. – Парень замолчал, подбирая слова. - Мы познакомились во время странствий. Я понял, что ему можно доверять и остался с ним, а он верил моим ощущениям, благодаря чему мы не раз обходили стороной возможные проблемы. Как-то мы вышли на Мурку, как вы ее сейчас называете. Она валялась без сознания около небольшого озерца, вроде этого: ослабла от голода. Я присмотрелся к ней: угрозы не было, даже если бы она была в сознании. Сева тогда привел ее в чувство, накормил последним куском, сколько-то выходил: добрый был парень и немного безрассудный. – Гера грустно улыбнулся  своим воспоминаниям. -  В общем, с едой у нас проблем не было, вскоре мы добыли еще дичи. Если у Мурки есть дар самоисцеления, а я могу чувствовать людей, то Севу мы прозвали Охотником. Он мог приспосабливать свое зрение так, что видел все на несколько верст, мог услышать, как муха чистит свои лапки, и унюхать, как далеко помочился олень. Загнать зверя для него не составляло труда, и недостатка в пище у нас не было. Так что, когда Мурка очухалась, мы решили странствовать втроем.

Эти двое сначала приглядывались друг к другу, а потом словно с цепи сорвались. И я их понимаю, нам всем было одиноко. Как же их тянуло друг к другу, будто связало что-то, такого я за последующие годы не встречал, хотя людей прочувствовал ни мало. Да… Временами я завидовал им, но потом поблагодарил бога за то, что избавил меня от подобного.

Брест отхлебнул из бурдюка:

- Эт почему?

Гера помассировал себе виски и продолжил:

- Когда Сева погиб, черт, тогда я потерял лучшего друга, а Катерина - ей словно кусок души вырвали, уж я-то как никто это знаю. Вот тогда я и сказал спасибо высшим силам, что не связали меня такими узами.

- Что же стряслось?

- Бессмысленная смерть, вот что стряслось. Сева на охоте напоролся на сук, осталась небольшая рана, царапина. Она загноилась. Заражение пошло в кровь и через неделю его не стало.

Гера умолк, продолжая бесстрастно смотреть в ночное небо сквозь крону деревьев.

- А что же она? – прервал его размышления Брест.

- Пыталась его выходить всю ту неделю. Не спала и мне не давала, я лазал по кустам, искал травы, а она сидела с ним, пыталась сбить жар, как-то облегчить его состояние. Когда его не стало, я еле оттащил ее от тела. Честно говоря, тогда впервые прочувствовал безумие в его чистом состоянии. Не было ни страха, ни надежды, ни каких-других человеческих эмоций. Одно чистое безумие. Я пытался ей помочь, но она впала в кататонию – состояние, когда не реагируешь ни на что. Тогда я похоронил Севу и попытался ее увести, но она вдруг очнулась и принялась вырываться. Богом клянусь, я пытался ей помочь, но… В общем, тогда я ушел один и до позавчерашнего дня ее не видел…

Мужчины молчали. Где-то вдалеке ухнула неясыть, кругом вовсю стрекотали сверчки. Гера молча пил настойку, иногда передавая бурдюк Бресту. Тот решил на время отступить от принципа и ослабить внутренние вожжи.

- Знаешь, а ведь Мурка никогда ни словом, ни взглядом не упоминала, что я смахиваю на кого-то близкого ей.

- Да, - протянул Гера, - Я тоже удивился сначала, а сегодня мы с ней разговорились и знаешь что? Она его не помнит. Совсем.

- Как так? – удивился Брест, - Выходит, не такая уж и сильная любовь, - наемник скривился на последнем слове, - Раз забыла его.

- Нет, тут другое, - покачал головой Прежний. – Люди то, что хотят забыть, на самом деле просто задвигают на задворки памяти, а я прошерстил у нее эти самые задворки и ничего. Пусто. Даже имени его не узнала.

- Как так?

- Думаю, смерть Севы для нее стала таким ударом, что… - парень замолчал, подбирая слова, - Вот у нее же есть способность к самоисцелению? Так вот тут словно ее разум решил исцелиться таким образом.

- Просто забыть?

- Именно, - подтвердил Гера. – Просто забыть.

Брест покачал головой и отпил из бурдюка:

- И что же, я похож на этого… как его… вашего друга?

- Даже представить сложно насколько.

- Дюже странно…

Наемник озадаченно ковырял землю пальцем. Он не знал, что и думать после таких слов.

- Гера, ты мне нравишься. И ты, похоже, неплохой парень, но, чтобы не было недомолвок, мы добудем рубин, и я отвезу Мурку и камень обратно к барону, иначе там забулькает то дерьмо, из которого еще вчера у нас только ноздри торчали. Даже после твоих слов ничего не изменится. Посуди сам: ты ведаешь все о людских душах, но тебя-то никто не ведает, так? К тому ж сейчас ты можешь напеть мне что угодно, лишь бы спасти свою подругу.

Гера молча выслушал мужчину и, помедлив, ответил:

- Ты прав. Поступай, как знаешь. - Он поднялся на руках, - Что-то продрог я, пойду к костру, поможешь мне?

Брест натянул сапоги и, поддерживая парня, зашагал обратно в лагерь.

***

Утром Прежнему сломали кости. Заново. По уши залили свистнутой у священника бормотухой, искалеченные ноги намазали успокаивающей мазью и наложили добротные шины. И теперь Гера восседал в телеге в дюбель пьяный, но с прямыми конечностями, как у Буратино. Руки у него, слава богам, были целы, просто вывихнуты, порезы от ботанга тоже подживали.

Милка правила колымагой, как заправской извозчик, а я скакала позади всех, погруженная в свои мысли. Брест придержал коня и оказался рядом со мной:

- Скоро мы доберемся до отворота к башне Истомира.

- И?

- Я не ведаю, что нас там ждет, но с калекой мы много не навоюем, - он кивнул на измученного парня.

- И что ты предлагаешь, бросить его на дороге? – моментально взвилась я.

- Я погуторил с Милкой, она говорит, что недалеко есть одна изба. Там у нее родня дальняя живет, говорит, пособит в случае чего.

- Ох уж мне эти одинокие избы в лесу, - проворчала я.

Не нравилось мне, что придется оставить Геру неизвестно где и с кем, но Брест прав. Если мы хотим добыть рубин, а мы хотим его добыть, то лучше двигаться налегке. К тому же, Прежний может за себя постоять в случае чего, пусть и с перемотанными ногами. Решено, как только я закончу со своими делами, вернусь к нему, и можно будет жить своей жизнью.

- Далеко до твоей родни? – окликнула я Милку.

- Час езды отсюда, - не оборачиваясь, ответила она.

- Добре.

Брест удовлетворенно кивнул и подал коня вперед. А я смотрела на спящего Геру, пытаясь задавить слабый голосок совести, звенящий в голове, и просчитывала, когда смогу вернуться за парнем. Прежний, словно услышал мои мысли, всхрапнул и отвернулся в другую сторону.

Прости, дружище, придется нам расстаться на время, но если задуманное мной дело выгорит, то разлука будет того стоить.

-  Навья меня задери, женщина, кто твоя родня? – ошарашено протянул Брест.

-  Мда, вот уж не думала, что увижу плод любви карандаша и курицы, - поддакнула воровка.

-  Родню не выбирают, - отбрила Милка.

-  Мы уже приехали? - проснулся Гера.

Он сонно потер глаза, пьяно  икнул и поднял голову из-за деревянного борта колымаги. Вокруг было сумрачно. Они заехали в лес, и свет, пробивающийся сквозь плотную листву, падал мягким зеленым покрывалом. Путники стояли чуть поодаль от Геры, придерживая коней. Те нервно перебирали ногами и трясли гривами, их что-то беспокоило. Прежний навел еще хмельной взгляд на предмет удивления и, глупо хихикнув, сполз обратно на дно телеги.

- Надо меньше пить, - заключил парень. Проведя шершавым языком по высохшим губам, он скривился, - Или больше. Где у нас фляга с водой?

Гера плавно огляделся и, поискав глазами заветный бурдюк, вытащил его из-под наваленной кучи разного добра. Подцепив пробку зубами, парень жадно присосался к горлышку, хищно хлебая воду.

- Так-то лучше, - наконец он закрыл флягу, и, коротко взрыгнув, приподнялся на руках.

Прежний огляделся вокруг еще раз и округлил глаза. Теперь понятно, что беспокоило коней и удивило путников.

Посреди большой поляны высилось странное, на первый взгляд, сооружение - небольшой дом на сваях. Только оказалось то не сваи, а здоровые куриные ноги, каждая толщиной с пару бревен. Под серой сморщенной кожей перекатывались тяжелые мускулы, а огромные лапы, увенчанные когтями размером с кинжал, загребали землю, срывая дерн, как лёгкую тряпицу.

Дверь избы отворилась и на пороге показалась высокая старуха с клюкой. Она коротко стукнула по порогу и, мощные куриные ноги согнулись, опуская избу на землю.

Есть бабушки, низенькие и толстенькие, от которых пахнет выпечкой, а мягкие сморщенные руки готовы обнять каждого. Это была полной противоположностью им. Высокая и худая, как жердь, в серых тряпках и переднике, который не стирался, наверное, несколько лет. Седые космы выбились из-под платка, повязанного на разбойничий манер. Большой крючковатый нос был увенчан внушительных размеров бородавкой, а хищные желтые глаза проницательно осмотрели каждого, задержавшись на Гере и Мурке. Прежний понял, что старуха тут же догадалась кто они такие. Он было попытался залезть к ней в голову и прочувствовать ее.

- Эй, калека, еще раз сунешься ко мне со своими фокусами, башку сыму, - каркнула бабка, указав клюкой на Геру.

Прежний обомлел: еще никто за его долгую жизнь не чувствовал, когда Гера проникал к ним в души. Он не знал, как реагировать и просто молча сполз на дно телеги.

Старуха, сверкнув желтыми глазами, поманила сухим узловатым пальцем Милку:

- Ба-а, какие люди! Ну-кась. Поди сюда.

Девушка, опустив голову и, выражая покорность всем своим видом, подошла к хозяйке избы.

- Где ж ты шлялась столько времени? В какую историю опять влипла, голуба? – она схватила ее за подбородок и заглянула служанке в глаза. Прочитав Милку вдоль и поперек, старуха на секунду посмотрела на Бреста и, отпустив лицо девушки, проскрипела:

- Напрасно.

Милка опустила глаза в землю и не сказала ни слова.

- Батя ведает, что ты здеся? – спросила она служанку.

Та помотала головой, но посмотреть на старуху не посмела.

- От ить, наградил Господь подарочком, - хмыкнула она, - Пошто траву мою свистнула? А, ладно, можешь не отвечать, сама все ведаю.

Старуха отвесила ей звонкую затрещину и отправила в дом.

- А вы, привяжите коней на опушке да идите в дом, гуторить будем. И этого вашего, калеку, не забудьте.

Она, махнув полами длинной юбки, развернулась и прошла в избу, оставив дверь открытой.

- И это здесь ты хочешь его оставить? – обратилась Мурка к Бресту, кивая на странное двуногое сооружение.

Наемник нахмурился, но не ответил.

- Не понял, кто кого оставит? – опять показался из телеги Гера.

Воровка вздохнула и, перекинув вожжи своего коня Бресту, пошла объяснятся с другом.

Прежний нахохлился и ждал ответа, хотя в душе уже все понимал. Катерина подошла к телеге и, облокотившись на деревянный бок, погладила Геру по плечу:

- Нам придется расстаться на время, пока ты не подживешь. Я не знаю, что нас ждет у этого чародея, но ты слаб, и я не хочу лишний раз рисковать.

Гера пьяно помотал головой:

- Так, ты что меня тут оставляешь? Слушай, - он понизил голос, - Это старуха знает кто мы такие, а еще я не могу ее прочувствовать.

- О чем это ты? – удивилась воровка.

- Черт, она знает, какая у меня способность! Ты же видела, как она на меня разозлилась, хотя я даже не смог проникнуть к ней в душу. Самым краешком ее зацепил, а она осерчала.

- Э, Гера, пока она только Милку за что-то там отчихвостила, на тебя она даже не смотрела.

- Да ты что! Да как… - задыхался от возмущения Прежний, - С этой бабкой что-то не чисто! Говорю тебе!

- Ясный пень, конечно, не чисто! Да у нее изба на курьих ногах! – взорвалась Мурка, - Эта старуха – ведьма, Гера, но она вроде приходится Милке какой-то родней, так что если с тобой что случится, я со служанки три шкуры спущу.

Гера насупился и прикрыл глаза: хотел во всем убедиться сам. Он проник в душу к Катерине, как опустился в теплую воду. Когда парень расслаблялся и мысленно вторгался в чужое сознание, он словно погружался в глубокий водоем, только вместо воды его окружали обрывки слов, невысказанные мысли, страхи и желания кружились вокруг него в плавном танце, сменяя друг друга, сливаясь и расходясь. Когда Гера в первый раз почувствовал человека – это произошло спустя неделю после наступления Тьмы – он, зажав голову руками и зажмурившись, кричал от сильной боли, раскалывающей его череп. Это были мысли маленькой чумазой девочки, точнее ее растерянность и страх. Она стояла на дороге и рыдала навзрыд, потеряв родителей. Гера помнил хлестнувшую его боль. Казалось, ему в мозг забили два гвоздя и пустили по ним ток. Он, шатаясь из стороны в сторону, побежал не глядя, пока не спрятался в каком-то подъезде, где никого не было, и стояла непроглядная тьма. Он прислонился к холодной штукатурке и тяжело дышал, не понимая, не осознавая, что же произошло. Сперва парень решил, что это что-то разовое, временное помутнение, но оказавшись рядом с первым же человеком, он опять почувствовал разряд тока, и в голове завертелись мысли, чужие мысли: «Только бы она была жива! Господи, только бы с ней все было в порядке!». Мужик в панике пробежал мимо него в подъезд и, торопливо вынув ключи из кармана, дрожащими руками пытался вставить железку в замочную скважину. Геру окатило, а точнее просто погрузило в пучину боли, страха и надежды, испытываемой незнакомцем. Парень со стоном выбежал из подъезда, и следующие месяцы старался избегать людей. Вокруг творилась хаос и анархия, то же самое творилось в душах и мыслях. Боль находила его каждый раз вместе со встреченным человеком, иногда животным, даже инстинкты нежити возникали у него в голове, что не раз спасало ему шкуру. Спустя какое-то время парень сумел контролировать поток мыслей и чувств, приходящих извне, он научился закрываться от чуждого сознания, а если все же приходилась прочувствовать кого-то, то теперь можно было делать это почти безболезненно. Достаточно было настроиться, привести дыхание в норму и расслабиться.

Став поневоле знатоком человеческих душ, Гера научился различать их по своим ощущениям. Некоторые души были, как теплое молоко: мягкие, обволакивающие, сытые. Другие, как горная река: неугомонные, такие же подвижные, но холодные. Были и такие, как мутные лужи, с грязью, гнилой водой и неглубоким дном. Душа Катерины была, как остывший термальный источник. Некогда теплый, бурлящий и полный жизни, он остыл, превратившись в обычную лужу. В нем осталось только то, что плавало на поверхности: мелкие страсти, жажда наживы и основные нужды в еде, сне и безопасности. Некогда чистая вода, застоявшись, стала загнивать. Гера глубоко вдохнул и погрузился в душу подруги.

Мимо него проплыло его лицо, парень принял на себя ее сомнения, тревогу. Следом нахлынула надежда на возвращение и мысли о тихом угле, где можно переждать зиму. А потом к нему приблизились обрывки планов о повторной краже рубина. Она хотела с помощью наемника и служанки заполучить камень у чародея и сбежать с рубином, заодно прихватив свое золото, отобранное Брестом. Получив и то и другое, Прежняя вернулась бы за Герой и они скрылись бы под шумок в неизвестном направлении.

Парень выдохнул:

- Ты спятила.

- Подумай сам, - зашептала воровка, искоса глядя на наемника, занимающегося лошадьми неподалеку, - У нас будет достаточно денег, а камень можно выгодно продать. Мы сможем пережить зиму в тепле и комфорте. Забьемся в какую-нибудь нору и…

- Катька, не надо, - прервал ее Гера, - Ты сама не знаешь, что хочешь натворить. Я видел мысли Бреста. Если он не вернет рубин, в том городе начнется резня. То, что было с нами в деревне, то же самое будет происходить по всей Триннице!

- Плевать мне на Тринницу, Бреста и прочих, - прошипела девка.

- Тогда стащи у него свое золото и беги сейчас, но не трогай этот проклятый булыжник!

- Задерите меня Трое, Гера! Тебе что за дело-то до них? Есть мы – Прежние, а есть все это остальное, - она обвела рукой вокруг, - Какая разн…

- Нет нас, дура! Мы с тобой пережитки прошлого, которые по каким-то нелепым обстоятельствам доскрипели до этого дня! Теперь новые люди, новый мир и, черт возьми, я не дам тебе разрушить все это в угоду собственному комфорту!

- Что ты имеешь ввиду? – сощурилась воровка.

- Если ты не откажешься от идиотской затеи с кражей рубина, я все расскажу Бресту. И что-то мне подсказывает, что он не очень обрадуется такому повороту, - злобно процедил Гера, сверля девку взглядом.

Она замолчала, ошарашено отступив от телеги.

- От кого-кого, но от тебя не ожидала… - прошептала Катерина.

- Я о тебе же забочусь, чучундра, - пошел на мировую Прежний. – Если бы ты видела то, что вижу я, ты бы даже и думать забыла про эту ересь. И потом, присмотрись к Бресту.

- Чего? Это еще зачем?

- Ты этого не помнишь, но в твоей жизни был человек, с которым тебя многое связывало. Этот наемник, - он ткнул пальцем в мужчину, стреноживающего коня, - А, Боже мой, я думаю это он… - Выдохнул парень и спрятал лицо в ладонях, - Чем больше я наблюдаю за ним, тем больше я в этом уверен, поэтому, во имя твоей души, присмотрись к мужику. Возможно, ты вспомнишь его. – Пробубнил он сквозь пальцы.

- Зачем же мне вспоминать то, что, как ты выразился, «я забыла»?

- Затем, что ты превращаешься в нечто, с чем я не хотел бы иметь дело. Ты умираешь. Умираешь душой, а я, знаешь ли, не некрофил. – Гера умолк, скрестив на груди руки.

Он знал, что посеял в девушке сомнения, и она еще будет обдумывать его слова. Пусть лучше так, чем то, что она задумала. Катерина открыла было рот, но к ним подошел Брест:

- О чем гуторим? – подозрительно сощурился он.

- О душе, - не соврала девушка, мрачно глядя на Геру.

- Ясно, - ничего не понял наемник, - Давай-ка лучше отнесем тебя в избу. – Обратился он к  Гере, - Леший эту бабку разберет, кто она такая, осерчает еще.

- Боишься? – удивленно подняла бровь Мурка.

- Нет, просто я не люблю ворожей, - буркнул мужчина, помогая подняться Прежнему.

Они доковыляли втроем до избушки. Геру кое-как с пыхтением и матюками затолкали в дверь. Брест и Мурка одновременно сунулись было в проем, но застряв в нем, потолкались несколько секунд, пока мужчина не отступил, пропуская воровку вперед. Та, окатив его подозрительным взглядом, прошла внутрь. Брест закатил глаза.

В избе было сумрачно. Единственным источником света был огонь в печи, от чего в тесной светелке стояла невыносимая духота. Вдоль стен были развешены пучки трав и высушенные веники. На стене напротив была прибита огромная полка, заставленная разными банками, горшками и прочими пузырьками. Рассмотреть, что в них, не было никакой возможности, так как единственное окно было наглухо зашторено, а теплого света очага не хватало. За печкой притулился пузатый сундук, на котором дремал упитанный кот, размером с добрую собаку. Изредка он, оглядев избу зеленым глазом, мирно зажмуривался и сопел дальше, подергивая кончиком хвоста. Милка сидела на колченого табурете за столом и хлебала суп из миски. Старуха, ухватом вытащив из печи исходящий паром горшок, поставила его на стол.

- Тащите вашего хлопца на печь, - велела она воровке с Брестом

Наемник подхватил Геру и, напрягшись, закинул его наверх. Прежний только охнул, когда его задница оказалась на нагретой поверхности. Подтянув неподвижные ноги, парень поправил мягкие тулупы, расстеленные на полатях и наконец, удобно устроившись, облегченно вздохнул. Брест, помявшись немного, но, не дожидаясь приглашения, уселся на лавку, стоящую у стены. Мурка последовала его примеру.

- Давайте к столу, - приказала им бабка, доставая по чистой миске.

Милка бросила умоляющий взгляд на мужчину, словно извиняясь за старуху. Та грозно зыркнула на девушку, от чего служанка молча опустила глаза в плошку.

- Так, накладывайте кашу, а я гуторить буду, покамест вы тут трапезничаете.

Наемник с воровкой не заставили себя просить дважды тем более, что от котелка шел одуряющий аромат. Похватав деревянные ложки, они, накидали себе по полной порции и принялись уписывать за обе щеки. Старуха взяла еще одну тарелку, наложила в миску каши с горкой и отправила ее Гере наверх:

- На жуй, калека, на моих харчах быстро поправишься.

- Спасибо, - от всей души поблагодарил он. От запахов, заполонивших комнату, желудок судорожно сжался, громко выдавая руладу.

Бабка кивнула и повернулась к остальным:

- Так теперь вы. – Она подвинула себе табурет и с хрустом в коленях опустилась. – Ведаю я, куда вы собрались и пошто. Дело ваше как есть гиблое, но я вам пособлю. Жалко мне единственную внучку на смерть посылать.

Брест только поднял одну бровь, но есть не перестал, Милка сидела, съёжившись, стараясь слиться со стеной.

- Значится так, Истомира ентого я знаю. Одно время дружбу с ним водили, а потому сразу вам скажу, камень вы не заберете ни хитростью, ни воровством. Даже к башне его не подойдете: на нее наложены чары могущественные отводящие. Выйдете на дорогу, башня на горизонте будет – неделю топайте, а к башне ни на шаг не приблизитесь, а все потому, что в другом месте она стоит и путь к ней особый знать надобно. Как пойдете, я вам помощника дам, он вас выведет. Теперь дальше. Да ты ешь-ешь, - ткнула она воровке. Та, вслушиваясь и запоминая каждое слово, забыла про аппетитную кашу. – О чем бишь я? Ах, да. Значится Истомир мужик хитрый и жадный, дюже своего не упустит. Покась есть один шанс забрать рубин - это договориться по-доброму. Уверена, найдется для вас у него работенка. Он тип хоть и ушлый, но до договоров у него бзик – точность ему важна до зарезу. Одно слово, мужик-чароплет, - скривилась бабка. – Стало быть, добраться доберетесь, с ним договоритесь, теперь самое важное. – Все в комнате навострили уши, включая кота, который забыл сделать вид, что спит и теперь слушал очень внимательно. Бабка подняла костлявый узловатый палец. – Вы не должны ни за что на свете этот камень отдавать тринникам. Истомир хоть и хитрый, но болван: истинной цены рубина не ведает. Но я про тот камень знаю. Только он попадет в лапы к церковникам, все! – Старуха с силой хлопнула ладонью по столу, так что все вздрогнули. – Сворачивай лавочку. И ты, девка, - она обратилась к Милке, - Не думай, что знаешь главного Епископа. Это еще та шельма!

Брест молча положил ложку и насупился. Старуха повернулась к нему:

- А ты не пыхти мне здеся. Слушай, что старые люди говорят, чай мудрее тебя будут.

Наемник хмыкнул и покосился на воровку.

- На девку-то не смотри, не про нее толкую.

Брест поднялся:

- Спасибо за хлеб-соль, но что делать с камнем я уж сам разберусь.

- Да ты разбересся, - насмешливо протянула бабка, - Вы мужики, только лоб могете морщить да удом мериться друг с другом. А ну сядь! Не закончила я ишо.

Наемник медленно сел, стараясь сохранить лицо.

- Послушай меня сначала до конца, а потом горячись. Ведаю я, что напоролись вы уже на тринников, знаете, что это за шантропа. Только то мелкие сошки, а Епископ  и его приближенные совсем другое. Опаснее да хитрее. С ним лично я не встречалась, но есть общие знакомцы, что имели с ним дело. Говорят, ему сам черт не брат. А камень ентот силы великой, тайной. Сама я не ведаю, в чем ее суть, да только знаю, что Епископ давно его ищет. И вы уж поверьте мне старой, если камень утаится, то в Триннице резня начнется да костры священные заполыхают, но коли рубин все же попадет в лапы к церковникам, то дрова будут готовить по всему краю. Ибо больно много неугодных новой церкви живет здесь.

Она умолкла, скрестив руки на груди. Брест сложил кулаки на стол и захрустел пальцами, нахмурив лоб. Куда не кинь, всюду клин.

- Одного не пойму, - вдруг подала голос Мурка, - Как же тринники до вас и Истомира не добрались, раз они всю округу своими кострами отапливают, сжигая еретиков?

Старуха повела плечами:

- Я ж гуторила: Истомир хитер, как старый лис, на башню чары наложил, церковники ее найти не могут, ну а мы с моей избушкой бегаем шибко, да на одном месте не долго держимся.

- Хитро, - одобрила Мурка. Бабка ей нравилась. – А как же остальные? Ведь есть  же еще чародеи и ворожеи?

- А то, - крякнула старуха, - Кто подальше от сикель мест подался, ну а кто сидит, прижав хвост, нонче опасно волшбой заниматься. Раньше почитай каждый месяц с весны по осень на шабаши летали, а теперь повезет, коли на Купалу соберемси. Лысая гора, совсем уж не лысая, а поросла вся, тьфу: вытаптывать-то некому.

Бабка, крякнув, поднялась с табурета, и, откинув крышку в полу, спустилась в погреб. Вся троица переглянулась, а с печи раздался храп: Геру в душной комнате да на сытое брюхо разморило, и Прежний, уснул, свесив руку с печи. Брест молча сверлил Милку взглядом, та только пуще прежнего опустила глаза и готова была сквозь землю провалиться от стыда.

Вскоре бабка появилась из подполья и вынесла огромный жбан холодного запотевшего кваса. Наемник поднялся и помог его поставить на стол, за что получил одобрительный кивок.

- Скажи-ка нам, мать.  – Спросил он, усаживаясь обратно. - А почему же тогда нас просто не спровадить подальше от рубина, коль знаешь, что мы его в Тринницу понесем? Лежал бы камень и дальше себе у чародея этого, раз мужик силы его не ведает…

- А потому, что Истомир рано или поздно почует её, и тогда наверняка выяснит, что за волшба такая и как ее пользовать. Надежней будет, коли рубин храниться будет у простых людей, а еще лучше вообще потеряется.

- А что же вы тогда сами его не добудете? Раз в нем магия есть великая, - поддакнула Мурка наемнику.

- Я ж, голубушка, не мужик, мне не по нутру да не по возрасту в драчки за власть встревать. – сверкнула желтым глазом старуха. - Ну, все, хватит лясы точить, мойте миски, а я за приспособой одной схожу. – Бабка поднялась и подошла к сундуку. Погладив по голове кота, так что у бедолаги кожа со лба на затылок съехала – кот и ухом не повел от таких нежностей, видимо привык – бабка взяла его, как полешко, и посадила к Гере на печку.

- Посиди тут Василек, - скрипуче промурлыкала она животинке, и, подойдя к сундуку, откинула крышку.

Милка тем временем шустро схватила миски: свою и Бреста, и отнесла к кадке с водой. Прежняя со вздохом поднялась и последовала за ней. Старуха рылась в углу, шумно перебирая барахло в сундуке.

- Ага, нашла, - заключила она, захлопывая расписную крышку.

Ведьма, сутулясь, дошла до стола и бросила на него обычный клубок шерстяных ниток, размером с детскую голову.

- На-кась.

Наемник недоуменно уставился на стол:

- И?

- От ить дурень, - сплюнула бабка, - Клубок вас до башни Истомировой доведет, а потом обратно ко мне. Отдаю с возвратом, у меня немного таких осталось: Васька, когда котенком был, раскрутил половину, играючись.

Кот, словно подтверждая ее слова, смачно зевнул на печи, обвел всех мутным взглядом и отвернулся, дальше спать.

Девки, домыв посуду, вернулись к столу. Бабка дождалась всех, пока обратно на лавки усядутся, и заскрипела:

- Теперь вот что. Дело, которое вы задумали, должно выгореть, но чую, обернется оно вам боком. Особенно тебе, - ворожея ткнула пальцем в Мурку. - А посему слушай сурьезно: друга своего не слушай касательно камня, почему так - поведала уже. Что же до всего остального, он тебе правду-матку говорит: присмотрись и все вспомнится. Еще одно: Истомиру ни полсловом, ни намеком не дай понять, что ты из Прежних: бедой может оборотиться. Теперь ты, - она повернулась к Милке, - Бате когда весточку передашь, что жива здорова, м? От ить дура, приключений ей захотелось! Ладно, дитё неразумное, сама с ним парой слов перекинуся. А ты не зыркай на меня, не зыркай, сказала - расскажу, значит - расскажу! – бабка стукнула сухим кулаком по столу. - И не смотри на меня жалобным взглядом, а послушай лучше. Про мужика забудь, не тебе он суженый, и горшки я свои перепроверю, чтоб ты зелье какое приворотное не прихватила, как сон-траву в прошлый раз.

Милка сидела опустив голову, со щек текли редкие слезинки.  Даже в полумраке было видно, как покраснели ее щеки и уши, служанка спрятала лицо в ладони и тихо всхлипнула.

- Ниче-ниче, поревешь побольше – поссишь поменьше, - заключила старуха, похлопав Милку по плечу, и отвернулась к Бресту. - Ну и ты, голубчик, у меня осталси. Всем не поможешь, больно тяжкую ношу ты взвалил на свои плечи. Как зазноба твоя преставилась, так от бессилья и горя припрятанного у тебя бзик и появился: всех спасти хочешь - поэтому же ты и на князя тогда с кулаками кинулся. А Миленке твоей не суждено было разродиться, помереть должна была девка, ничем бы ты ей не помог. Да, истинно зрю, не твоя то доля дома сидеть, да детишек няньчить.

Брест вздрогнул. Вся кровь разом отлила от лица и он сидел, как живой мертвец. Желваки напряглись под серой кожей, а пальцы сцепились в тугой замок. Бабка резала по зажившей ране, вскрывая её по новой.

- Горе твое уйдет, - продолжила она, прикрыв глаза, сморщенными пергаментными веками, - Когда судьбу свою встретишь, тогда и мир в душе найдешь. Только камень не вертай в Тринницу, не дай ему попасть в лапы церковников. – Закончила бабка.

Ворожея распахнула желтые ястребиные глаза и резко вскинулась из-за стола, снимая общее оцепенение и горькие мысли наемника:

- Все, добре лясы точить, собирайтесь и вон, пока солнце не село. До отворота к башне чародея доберетесь за час, а там клубок оземь бросьте и за ним след в след, не то сгинете на болотах. Телегу и коней тут оставьте, а припасов возьмите столько, сколько сможете в руках унесть. Что еще… Ах да, за калеку свово не переживайте, выхожу его, раз внучка за него просила. Ну, все, пошли, - каркнула старуха, и троица поднявшись с мест, потопала на  выход. Брест захватил клубок ниток со стола и вышел последним.

Путники рассыпались по поляне, собирая торбы, перебирая вещи и прикидывая, что с собой нести, а что оставить. Бабка вышла на порог и наблюдала за всем со стороны, мягкой поступью к ней вышел кот и, потершись о ноги, сел, сонно жмурясь. Ворожея взяла его на руки и, почесывая его за ухом, пробормотала:

- Ну что, Васенька, напутствие дали им, да только чую, все одно по-своему сделают. А потому, коли камень попадется Епископу, придется нам с вами, мои сердешные, когти рвать.

Старуха с котом в руках еще какое-то время постояла на пороге, провожая взглядом три уходящие фигуры и, легонько топнув ногой, скрылась в доме, притворив за собой дверь. Изба, подчиняясь молчаливому приказу, поднялась на своих куриных ногах и замерла, погрузив огромные когти в мягкую лесную подстилку.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 и 19 день

Мы вышли на развилку к чародейской башне спустя час, как и предсказывала бабка. У меня никак не выходили Герины слова из головы, и я периодически разглядывала Бреста, сосредоточенно вышагивающего впереди. Служанка как всегда держалась рядом с ним. Когда старуха предрекла прямым текстом, что мужчина ей не достанется, она словно решила доказать ворожее, а заодно и всему миру, что чихать она хотела на все предсказания. Весь ее внешний вид говорил, что «он будет моим»: она еще покорно, но уже по-хозяйски посматривала на Бреста, старалась во всем ему угодить. Девушка заступалась за него в спорах и смешно пыталась пресечь наши попытки обсудить разные вещи, к примеру: «кто пойдет за сушняком», «передай мне огниво» и «спорим, я громче рыгну». Мне было ее немного жаль, но я ее понимала, поэтому вопреки Гериной просьбе старалась держаться от мужчины подальше, дабы лишний раз не тревожить ревнивое девичье сердце.

В раздумьях я не заметила, как наткнулась на служанку, резко остановившуюся передо мной. Та зашипела на меня, как маленький рассерженный хомяк. Я подняла руки в примирительном жесте и отошла в сторону.

- Ну-с, как и говорила твоя бабка, вон башня на горизонте, - указал Брест на темный силуэт, выписанный на фоне вечернего неба.

Дорога, по которой мы шли, дальше пролегала через открытое раскинувшееся поле. Широкая и утрамбованная она давала понять, что по ней постоянно проезжают целые обозы, груженные караваны, а толпы бродяг уже стерли не одно поколение лаптей.

- Как-то подозрительно просто, - я заключила свои мысли в слова.

- Как с языка сняла, - подтвердил Брест. – Старуха вроде говорила про какие-то топи, а здесь прям благодать… Ладно, доверимся бабке.

Он вытащил из заплечного мешка клубок ниток и бросил его оземь. Клубок мягко отскочил от земли и, прокатившись пару локтей, замер. Мы стояли и смотрели на него, как стадо баранов на новые ворота, а эта мохнатая сволочь и не думала ничего делать: клубок просто лежал в дорожной пыли.

- И что? – я первая не выдержала.

- Тьфу ты! – сплюнул наемник, - Ведьма поломанный клубок подсунула! – он со злости замахнулся сапогом.

Маленький гад видимо почувствовал, что его собираются отправить в дальний полет, тут же сдвинулся с места и замер, словно приглашая идти за ним. Мы переглянулись и, поправив мешки, бодро зашагали вслед катящемуся клубку.

Картина вокруг нас не менялась: башня по-прежнему маячила на горизонте, а мы шли по утоптанному пути. По обе стороны дороги возвышались желтые колосья, еще не налитые семенем, но уже достаточно высокие, а пыль, поднимавшаяся небольшими облачками, оседала на наших сапогах. Не прошло и четверти часа, как волшебный компас вдруг резко вильнул в сторону, заставив нас ткнуться друг другу в спину. Я налетела на Милку, та вписалась в широкую спину Бреста, а Брест, в свою очередь, просто исчез. Раздался звучный шлепок и громкое бульканье. Я изумленно вытаращила глаза, а служанка, упав на колени, принялась шарить рукой на месте наемника, словно искала оброненную монетку.

- Бре-ест, - жалобно завопила она, и сунулась было вперед, но я удержала ее.

- Слушай, - скомандовала я.

Где-то рядом доносилось шлепанье, но мы никак не могли понять где, кругом была сухая плотная почва. Внезапно рядом с Милкой показалась по локоть рука, облепленная тиной. Она возникла прямо из воздуха и обрывалась в паре шагов от нас. Через мгновение вслед за рукой вылез мокрый и злой, как стадо упырей, Брест. На нем висела болотная ряска, лицо было перемазано в склизкой жиже, а на щеке прилипла пиявка. Он с отвращением подцепил ее и бросил на сухой и теплый песок.

- Еж вашу медь! Бабы! – прорычал наемник, - Шары разуйте, а не хлебалом зевайте! Следующая, кто в меня воткнется, туда отправится, - он показал пальцем в сторону.

Злобно пыхтя, он уселся мокрой задницей прямо на землю, снял сапог и вылил из него вонючую болотную жижу. Второй сапог постигла та же учесть.

- Что произошло? – поинтересовалась я.

Милка испуганно отпрянула от злого мужика и, пропустив меня вперед, изобразила самый внимательный вид.

- Тут кругом болото, - отчеканил Брест, с силой натягивая обувку. – Все это, - он обвел рукой, -  волшба, морок какой-то. Как оказалось, мы уже давно идем по топи. А меня выкинуло с тропки прямо в воду. Повезло, что не глубоко было да жидко, иначе не выбрался бы. Так что, женщины! Глядите в оба, - грозно закончил он и, резко поправив грязный мешок, развернулся и, печатая шаг, потопал  дальше за клубком, оставляя после себя мокрые следы.

Я огляделась по сторонам: золотистые колосья чуть колыхались на теплом вечернем ветру, а солнышко уже клонилось к закату, освещая розовыми лучами подвижное золотое море и такую плотную землю. Теперь понятно, почему до Истомира не добрались тринники. Верно последние пытавшиеся сейчас гниют где-то на дне. Я поспешила догнать Бреста, тем более, что сзади уже раздалось Милкино раздраженное сопение.

Мы шли, внимательно следя за клубком, который иногда резко менял направление, а один раз даже подпрыгнул и перескочил ведомую только ему топь. Мы ступали след в след друг за другом, молча и сосредоточенно. Иногда кто-то из нас оступался и его поддерживали, помогая выбраться из воды. Один раз Милка ухнула вниз по пояс, я пыталась ее вытащить несколько минут, пока девка не начала орать, что ее кто-то там тянет вниз. Брест, перематерившись, как старый боцман, вернулся обратно и, выдернув ее одной рукой, словно котенка, поставил на землю. Дальше топали молча.

Через несколько часов солнце окончательно закатилось за горизонт, а ветер растрепал остатки дневного тепла. Становилось прохладно, тем паче, что все мы были так или иначе вымочены в болотной жиже и измучены долгой ходьбой.

- Когда же мы уже придем? – пробурчала про себя служанка так, чтобы Брест не слышал. Тот пер впереди, как лось в период гона, и, казалось, не обращал на усталость никакого внимания.

- Хотела бы я знать, - поддакнула ей я. У самой в сапогах противно хлюпало: один раз оступилась и вода залилась через холявы. Ноги нещадно замерзли, а сволочная башня ни на шаг не приблизилась к нам – бабка не сбрехала.

Вдруг наемник остановился и растерянно огляделся по сторонам:

- Клубок исчез. Дальше видимо чары кончаются.

Он кивнул нам и решительно ступил за черту и тут же пропал. Я помедлила несколько секунд, а Милка подоспев к нам замерла в изумлении:

- Брестушка, ты где? – жалобно позвала она.

Я удивленно уставилась на нее:

- Как?

- Здеся я, - раздраженно раздалось впереди, - Шагайте смело, только головы пригните.

Милка, обогнув меня, поспешила на зов и тоже растворилась в воздухе. Я не стала медлить и, ступив за ней, тут же наткнулась на ветки, который чуть не выкололи мне глаза. Злобно отмахнувшись от них, огляделась. Кругом стоял сумрак, а мы находились на окраине болота, поросшего по краям колючими кустами. За мной дрожа, словно от горящего воздуха, колыхалась картинка проселочной дороги и наливных полей. Морок висел, словно большой экран, посреди сумрачного болота. На меня сразу обрушилась вонь застоялой болотной воды, нечистот и плотный запах зелени. Надо не забыть, сказать бабке спасибо, когда вернусь за Герой, что помогла пройти через эту кашу.

- Недурно, а? – подошел Брест, - Я даже запахов не чуял: добрую волшбу навел чародей. Айда-те, пока совсем не стемнело, а то не хочется хозяина посередь ночи будить, вдруг он осерчает еще.

Мужчина развернулся и зашагал куда-то в сторону. Я последовала было за ним, но обомлела на месте. Над нами в полумраке высилась гигантская махина, закрывающая собой и без того темное небо. Башня из грубого серого камня уходила далеко ввысь, разрывая шпилем низко летящие облака. В стенах не было абсолютно никаких проемов, дверей, окон или бойниц – одна сплошная серая с выбоинами стена. Вокруг не было ни души, что очень меня насторожило, ни охраны, ни челяди, ничего. Я догнала удаляющиеся спины наемника и Милки и разглядела катящийся клубок впереди. Маленький помощник, видимо, решил довести нас прямо до двери, скрытой мороком.

Обойдя кусты шиповника, мы, наконец, остановились около одного участка серого камня, ничем не отличающегося от остальных. Клубок докатился до этого места и остановился, не желая больше куда-либо двигаться. Брест подхватил его и, подбросив на руке, припрятал в мешок:

- Добрая вещица. Надо будет отблагодарить твою бабку, - наемник подмигнул служанке.

Девушка зарделась, а я ощупывала стену. Холодный камень, никаких намеков на ручку, дверь или потайной рычаг. Мужчина потрогал рядом прохладный камень и призадумался.

- Хозяин! – вдруг заорал он.

Я присела от неожиданного крика:

- Лучше ничего не смог придумать, - оскалилась я.

- А у тебя есть думки, как туда попасть? – отбрил Брест.

Мой ответ заглушил очередной крик, на этот раз двух голосов:

- Хозяин!

- Нать-то ваши вопли у Ящера услышали, - скривилась я.

Внезапно земля дрогнула, я, схватившись за стену, еле удержалась на ногах. Брест присел, сохраняя равновесие, а Милка, уцепившись за мужчину, повисла на нем кулем. Прямо перед нами серая стена отъезжала в темноту, открывая черную непроглядную утробу.

- Сработало, - гордо вздернула нос Милка.

Я пожала плечами и уставилась в темноту:

- Кто пойдет первым?

Наемник вытащил  из мешка кусок ткани, вымоченной в чем-то терпко пахнущем. Нашарив под ногами палку потолще, коих тут валялось немеряно, он обмотал ее конец этим тряпьем и скривился:

- Огниво намокло. У кого сухое есть?

Служанка, пошарив у себя в мешке, вытащила поджиг и перебросила его мужчине.

Быстро сооруженный факел нехотя разгорелся, но свет давал ровный. Брест вытащил меч из ножен и первым ступил в непроницаемый мрак.

Мы поднимались гуськом, друг за другом. Огонь промасленной тряпицы освещал винтовую лестницу, уходящую далеко вверх, а неровные стены ловили на себе наши искривленные тени. Иногда нам попадались закрытые двери, но за все время подъема мы не встретили ни одной живой души. Все шло как-то слишком гладко. Я напряглась и потащила кинжал из ножен, в случае чего драться в узком проходе лучше небольшим оружием. Брест, услышав лязг металла, обернулся. Я  стояла, готовая в любой момент к драке и, перехватив его взгляд, молча повела плечом. Мужчина кивнул в ответ и, поглядев на Милку, продолжил подъем. Девушка поспешила последовать моему примеру.

Через четверть часа подъема, я была готова плюнуть на все и просто сесть на ступенях: горло горело огнем, легкие хотелось выплюнуть, а в ушах стоял шум. Судя по сиплому дыханию служанки, она тоже была готова сдаться, но наемник, не сбавляя темпа, бежал вверх, и волей неволей нам пришлось не отставать.

- Почему эти гады всегда живут на самом верху, - прохрипела я.

- Потому что туда удобно приземляться, - ответил незнакомый голос.

Наемник тут же оказался рядом, оттеснив нас с Милкой за спину. Оказалось, что мы настолько увлеклись подъемом, что забыли про боковые двери: попробовав одну на зуб – та не поддавалась - мы больше не трогали их, а просто перли вперед.

Напротив нас в освещенном проеме стоял молодой мужчина в алом парчовом халате и с кубком в руках.

- Заходите, коли пожаловали, - протянул он мягким баритоном, - И пожалуйста, не спалите мне тут ничего.

Он щелкнул пальцами и факел Бреста потух.

- Давно вас жду, - раздался его голос из комнаты, мужчина отошел вглубь, пропуская нас.

Брест не торопился заходить:

- Откуда же? – подозрительно сощурил глаза наемник, меч он и не думал убирать.

- Ну, полноте, - чародей указал на оружие, - Неужели вы думаете, что эти железки вам помогут? К тому же мне и впрямь нужна наемная сила, так что здесь вы в безопасности. Пока что.

Он хитро подмигнул служанке и не спеша отпил из кубка, явно наслаждаясь ароматом жидкости. Наемник помедлил мгновение и все же убрал меч в ножны. Он прошел в комнату, кивая нам следовать за ним. Я убрала оружие и тенью проскользнула за дверь, служанка втиснулась следом.

Я никогда не была в королевских покоях. За свою долгую жизнь, видела разное: леса, поля, низкие домишки и большие высотки, но, даже убирая в замке Гжевика, я не видела подобной роскоши. А чародей-то оказался эстетом. Мы с жадным любопытством рассматривали убранство. Зал оказался непомерно велик для этой башни, и я подозревала, что здесь замешана волшба. Горело множество свечей в канделябрах на длинных искусно резных ногах. Аж в двух гигантских каминах полыхал огонь, освещая мягкие узорчатые ковры, которыми был устлан весь пол. Стены кое-где были покрыты деревянной резьбой, а на свободных участках висели картины в огромных позолоченных рамах. Разные мужчины и женщины, пейзажи и натюрморты смотрели на нас с полотен. У дальней стены – я разинула рот от удивления – стояли высокие шкафы до потолка, сплошь уставленные книгами. От подобного великолепия захватывало дух. Перед одним из каминов стоял длинный диван, усыпанный подушками и пара мягких кресел с ушами.

- Я вижу, что мое скромное жилище произвело на вас впечатление? – над моим ухом раздался мелодичный смех.

Я отпрянула от неожиданности. Рядом со мной стоял хозяин башни, которого я не разглядела в темноте лестничного подъема. Это был молодой мужчина, на вид чуть моложе Бреста. Идеально скроенные черты лица светились радушием, темные волосы распадались по плечам, а аккуратно постриженная эспаньолка разошлась в широкой улыбке. Но только голубые глаза просвечивали насквозь, давая понять, что чародей представляет угрозу.

- Откуда ты знал, что мы придем? – напрямую спросил наемник тут же нарисовавшись с другого боку.

Маг перевел взгляд на мужчину и замотал головой:

- Нет-нет-нет, давайте не будем обсуждать дела в таком виде. Вы мне на ковер накапали, - он в шутку погрозил пальцем, - Видите ли, у меня очень тонкое чувство вкуса, а ваш внешний вид вызывает жалость. Поэтому сегодня я побуду гостеприимным хозяином, и приглашу вас на отличный ужин с музыкой и танцами, а там уже поговорим о деле. И, ради всех богов, которых вы чтите, не волнуйтесь о вашей безопасности, ваша уважаемая бабушка прислала весточку, - Истомир обратился к Милке, - А посему будьте сегодня моими гостями. Прошу вас, ваши комнаты уже готовы: отдохните, помойтесь, приведите себя в порядок, дамы, помилуйте, для вас приготовлены наряды от лучших швей этого края, и я жду вас всех ровно через два часа на изысканейший ужин.

Он поставил кубок на ближайший столик и театрально хлопнул в ладоши. В дверь неизвестно откуда сразу посыпались молчаливые служанки в одинаковых коричневых платьях и белых накрахмаленных передниках. Они аккуратно, но настойчиво взяли нас под руки вывели всех троих на темную лестницу. Немного спустившись, одна из них открыла ключом ничем не примечательную дверь и нас провели внутрь. Мы оказались в богато убранном круглом холле, из которого лучами в разные стороны отходили три коридора, заканчивающиеся резными массивными дверями.

Мы замерли, пораженные великолепием.

- Даже и не знаю, с какой книжки надо начинать волшбу изучать, чтоб так жить? – протянула я.

Служанки молча вложили в наши руки небольшие серебряные колокольчики и, глубоко поклонившись, исчезли за дверью, прикрыв ее за собой. Брест дождавшись, когда они выйдут, тут же метнулся к двери и подергал ручку.

- Заперта, - констатировал он. – Мы в ловушке. Что ж, пока придется дудеть в дуду этого чародея. Значится, сейчас идем отмываться, а через час встречаемся здесь же, погуторим кой о чем.

Брест поправил заплечный мешок и направился в первую дверь, я пожала плечами и, посмотрев на Милку, выбрала третью. Служанка, благодарно кивнула и пошла в ту, что  ближе к комнате наемника.

***

Милка зашла в комнату и прикрыла за собой дверь. Она тяжело вздохнула и сбросила с плеч походный мешок. Да, не о такой жизни она мечтала, сидя за вышиванием у отца в замке.

Барон очень любил свое единственное дитя и всячески оберегал её, особенно когда мать Милки преставилась. Девочке тогда было лет пять, а в Триннице и близлежащих землях только закончилась очередная  война, после которой свирепствовала неведомая болезнь, уносящая за собой целые семьи. Она-то и подкосила Светлану – мать Милки.

 Город стоял на крупном озере, богатом рыбой, а вокруг раскинулись сочные пастбища и наливные луга – лакомый кусок для любых захватчиков. К тому же город был основан главой церкви Трех – Главным Епископом, а значит Тринница была оплотом духовной общины этих краев с подвалами, полными таинственных артефактов, могущественных знаний, заключенных в свитки, и, конечно, золота, так что набеги и мелкие стычки на границе здесь были не редкостью. Уже позже церковники совместно с горожанами отстроили небольшой форт на холме близь города для хранения вооружения, обучения и размещения солдат и защиты города с запада. В форте тогда поселился глава городской стражи и доверенный человек самого Епископа капитан Гжевик, который после и усовершенствовал форт до солидного замка: выкопал рвы, заменил деревянные стены на камень и засадил равнину с запада молодыми деревьями, оберегая земли от кочевников. Так и поделили обязанности: церковники стали заботиться о людских душах, а военные об их бренных телах, защищая город. Довольно долго город жил в мире и гармонии, иногда бодро отбиваясь от небольших отрядов, позарившихся на чужое добро, пока капитан Гжевик не решил отделить свой замок от церковных земель и не наречь себя на иноземный манер бароном.

Епископ, прежде регулярно посещавший замок и иногда игравший с маленькой Милкой – она запомнила этого бородатого мужчину, качающего ее на одной ноге, как на качелях – перестал там появляться, а после и вовсе чуть ли не нарек Гжевика еретиком. Старому барону как-то удалось уладить конфликт, но с тех пор отношения стражников и тринников весьма подпортились. А так как почти у всех солдат были семьи в Триннице, то и сам город поделился на два еле уживающихся друг с другом лагеря: истинно преданные церкви Трех и «эта безбожная солдатня». Мир в Триннице был хрупок, и чтобы избежать очередной резни, барон сделал единственный правильный ход: решил выдать единственное дитя, которое уже вошло в возраст, замуж за Епископа. Пусть она была бы уже четвертой женой у этого старика, но жила бы в безопасности и довольстве, а бабское счастье как-нибудь устроиться. Все было улажено, отцы города пожали руками и скрепили союз чарками, да за пару недель до свадьбы случилась незадача: девушка занемогла и в скором времени преставилась. Холодное и бездыханное тело снесли в свадебном наряде в склеп, а Епископ очень «расстроился», обвиняя Гжевика в подлоге. Когда спустя пару дней обнаружили, что тело из склепа пропало, а на его месте копошился клубок змей – в кои-то веке бабки со своими сказками оказались правы – старый барон, едва не спятивший от горя, грозился казнить каждого, кто повинен в смерти девушки и наложении проклятия. Челядь вся притихла, лишний раз стараясь не попадаться ему на глаза. А старый мужчина, отгоревав, призадумался: слабые отношения с церковью и так были подпорчены, а теперь еще и смерть суженной Епископу дочери могла развязать новую резню. Тогда в знак примирения бывший капитан решил раздобыть редкий артефакт, о котором как-то заикнулся Епископ, и нашел-таки его, но потом буквально за день до передачи обещанного подарка, камень пропал. Словно все силы ополчились против этого союза.

На деле же камень свистнула расторопная воровка, а дочка, прихватив у бабки-ворожеи сон-травы прикинулась мертвой, а потом, подсунув вместо себя разных гадов, смылась под шумок из замка вместе со своим полюбовником – молодым лихим парнем. Парень был Ходоком, много повидал, бывал в старых городах, складно баял про разные диковинки, но на деле оказался тем еще подлецом. Оказавшись в корчме на козьем тракте с грузом на шее в виде избалованной девчонки и без денег, полюбовник смылся, оставив молодую авантюристку одну. Милка покуковала там несколько дней, а когда настало время платить за постой, осталась там же прислуживать, иногда добывая для корчмаря сведения. Возвращаться обратно в замок беглянка не собиралась, поскольку жизнь полная приключений ей показалась гораздо интереснее, нежели мытье ног старому священнику. А однажды днем встретив Бреста и неказистую девку, она поняла, что вот он ее шанс сбежать с опостылевшей корчмы, да и чего греха таить, таинственный наемник был ой как хорош собой. Прошерстив с ними пол края и выбравшись из крупной передряги, Милка окончательно вбила себе в голову, что наемник ее судьба и просто так она не сдастся в бою за душу мужчины. То, что с ней, собственно, никто и не воюет, волновало Милку мало, так что девушка твердо решила, что сегодня вечером на праздничном ужине она покорит Бреста, тем паче, что чародей обещал платья и наряды от лучших швей.

Милка развернулась и, не обращая внимания на окружающее её великолепие убранства, поспешила к видневшейся в глубине покоев огромной кадке, исходящей паром. На ходу трезвоня серебряным колокольчиком, она скидывала вымокшие и вонючие вещи. На серебряный зов тут же поспешили безмолвные служанки, появившиеся неизвестно откуда. Они помогли девушке освободиться от кожаной брони и залезть в горячую воду. Ловкие умелые руки скребли и терли усталое тело, отмыли длинные золотые волосы и умаслили тело благовониями. Девушка вылезла из воды отдохнувшая и довольная собой. Привычным тоном приказав служанкам заплести и уложить ей волосы, она в задумчивости стояла перед раскрытыми дверями внушительного шкафа и выбирала платье. Указав на роскошный наряд и облачившись в него, Милка осмотрела себя в огромное зеркало в темной резной раме и удовлетворенно кивнула. Теперь она получит Бреста с потрохами, и тот, наконец, перестанет исподтишка поглядывать на эту невзрачную Прежнюю.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg