«Укротители Быка»

Укротители Быка (fb2) - Укротители Быка (Недобог - 2) 1247K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Варвара Мадоши

Варвара Мадоши Укротители Быка

А я, улыбаясь, иду по судьбе, по дороге вперед, Чувствуя мягкое солнце в глазах и луну за спиной. А прошлое в прошлом, и я ухожу в одиночный полет, Благодаря Тебя, Боже, за все, что случилось со мной. Ольга Тишина. «Благодарю тебя, Боже» И пробираясь по крышам, обходя воздушные ямы и мели, Ты раскроешь тайны людских иллюзий, капризов юного бога, И совершенно случайно — конечно, случайно! — Придешь к моему порогу… А я спрошу тебя: «Кто ты?» Ольга Тишина. «Счастливая неизбежность».

Варвара Мадоши, Ольга Эдо. Карта Коронованного Быка

Пролог. Привет из прошлого

Март 3042 г. Медина-дель-Соль

Наместник императора въезжал в столицу.

Медина-дель-Соль, город Солнца, отлично подготовился к встрече. Главные ворота распахнуты, улицы в цветах, флагах и гирляндах, и даже мостовые выметены до блеска. Всю грязь убрали с глаз долой, фасады подновили, вывески перерисовали (часто не столько ради придания облупившейся краске лучшего вида, сколько чтобы добавить к названию заведения пару соответствующих моменту политических деталей). Хозяин каждой мастерской старался сегодня выставить в окнах самый приманчивый товар — пусть даже наместник должен был проехать только по Королевской улице и нигде больше.

Солнце словно бы тоже приветствовало новую власть: оно радостно сверкало в празднично чистом, голубом небе, наделяя нестерпимым блеском купола храмов и высокие иглы шпилей.

Город встречал государя.

Кортеж миновал центральные ворота, и тень от стрельчатой арки на мгновение скрыла все великолепии: рыцарей в белых плащах поверх начищенных кольчуг, отличных лошадей с разноцветными плюмажами и драгоценно украшенной сбруей, разноцветные знамена полков на позолоченных древках и, разумеется, самого наместника с ближайшим окружением, сплошь важных господ в расшитой золотом парче.

Сам наместник был хорош собою, горделив осанкой, да еще и разодет в пурпурную тунику, на что имел право, как член императорской фамилии. На голове его сиял золотой венец, разбрасывая солнечные зайчики от драгоценных камней. Однако взгляды толпы приковывал не столько сей заслуженный рыцарь, сколько молодая красавица, статная и высокая, едущая по левую руку от него. Голову ее венчала корона золотых кос, и другой короны ей не требовалось. Прекрасная, как утренний рассвет, она уверенно держала поводья огромного черного жеребца.

То была приемная дочь наместника, красавица Ванесса, и, говорили, немало рыцарей уже сложили головы на поле брани, надеясь геройством снискать ее благосклонность.

Кортеж продолжал двигаться по улицам; кони шагали мерно, высоко поднимая колени. Жители бросали в воздух цветы, и одуряюще пах жасмин, цветущий во всех отведенных городским собранием местах.

Наместник милостиво улыбался, махал рукой; поймав брошенный какой-то красоткой букетик, поднес его к лицу и подмигнул бросавшей. Ни у кого из жителей не было повода вспоминать о кровавых полях сражений, о разжиревших стервятниках и измученных голодом детях. Что вы, почтеннейшие. Что в прошлом, то в прошлом. Мы-то живы, и надо радоваться.

Однако ни одно торжественное событие не обходится без происшествий, и это тем вернее, чем больше народу вовлечено в действо. Вот и на сей раз: стоило кортежу миновать Королевскую улицу — и даже не совсем еще миновать, а так, дойти до Храма Спента-Армаити, — как откуда ни возьмись из пестрого скопления перепутавшихся между собой гильдий музыкантов и вышивальщиц, выскочила старуха-нищенка. Была она сгорблена, седа, и даже на расстоянии от нее чувствовался запах человека, живущего в помойной яме.

Очевидно, нищенку кто-то толкнул (городская стража долго потом пинками и зуботычинами выпытывала, кто это был, но так ничего и не допытала с определенностью), потому что она порядочно пролетела по мостовой и шлепнулась на колени как раз между передними ногами коня наместника и герольдами.

Едущие по краям процессии рыцари схватились за рукояти мечей… однако нищенка оказалась всего лишь тем, чем она и выглядела — безобидной старой женщиной, больной и никчемной. Наместник осадил коня, давая ей встать; она, с кряхтеньем поднялась, окинула процессию диким взглядом (кое-кто потом уверял, что глаза у старухи были красные), и неожиданно проорала, тыкая в наместника скрюченным пальцем:

— Получеловек!

Шум толпы мгновенно стих, и в наступившей тишине все услышали следующее:

— Недочеловек! Недобог!

Толпа удивленно замерла, не зная, что и думать по этому поводу. Пронеслись смешки, кто-то испуганно ахнул. Старуха же подхватила руками изодранный подол, неприлично заголив коричневые высохшие икры, и шмыгнула куда-то — впоследствии никто не мог сказать, куда именно.

Нечего и говорить, что случай этот немедленно оброс несметными слухами, и уже к вечеру история гуляла по городу во множестве вариантов. Пророчества о конце света были всего лишь одним из них — и даже не самым впечатляющим. Большинство сплетников, однако, ограничились тем, что объявили наместника сыном бога — многие видели, как он побледнел при словах старухи.

…Но никто не видел, как поздно вечером того же дня наместник со смешком сказал дочери:

— Это, милая моя, был привет от Святой Источника.

Она яростным жестом сжала подвеску ожерелья — так, чтобы причудливый узор впечатался в ладонь.

Часть I. Небо над Мигаротом

Апрель 3026 г. н. э., Радужные княжества, неподалеку от реки Флер

На рассвете в воздухе ощущалась особенная зябкая сырость, трава и одеяла оделись ледяной росой, а из ложбин поднимался бледный, словно продрогший старец, немощный туман. Недоброе утро. По крайне мере, для Райна, которого разбудил несильный пинок сапогом под ребра.

По его мнению, время совершенно не подходило для пробуждения людей порядочных. Особенно, если эти люди астрологи, чья профессия требует вдумчивого диалога со звездным небом.

Райн приподнялся на локте, сообразив, что засиделся с расчетами и снова заснул под открытым небом, недалеко от костра. Ну и соответственно вышли результаты: голова болела, шея отказывалась сгибаться, руки и ноги тоже казались каменными. Или, по крайней мере, медными.

Рядом стоял Стар, крайне недовольный — что в целом для него с утра было скорее характерно, чем нет — и до безобразия выспавшийся. Никаких тебе кругов под глазами и ввалившихся щек. Боли в шее его, счастливчика, тоже не беспокоят.

— Н-ну? — сказал он. — Спим, значит? А когда поедем?

— Я же тебе говорил, — Райн собрал все терпение, на которое был способен в столь ранний час. — День не благоприятствует раннему подъему. Раньше полудня у брода быть нежелательно.

— И так каждый день, — мрачно заметил Ди Арси. Пальцы его до белизны в костяшках сжимали широкий кожаный ремень. — Не благоприятствует раннему подъему…

— Правильно, всякий день расписан рационально, — покладисто согласился Райн. — Слушай, когда мои гороскопы тебя подводили? Оставил бы ты меня в покое…

— Что, будешь еще спать? — скептически вопросил Стар.

Для сна в таких условиях нужно было обладать настоящим талантом. Вокруг, беззлобно переругиваясь, сворачивая плащи и попоны, гремя оружием и булькая вином во флягах, поднимался их небольшой отряд. Неугомонный рыцарь Серебряного Колокола уже успел всех поднять и стронуть с места… вот кто его просил?..

Всегда с ним так.

— Уже бесполезно… — Стар протянул Райну руку, помог подняться. Очень кстати: все тело отозвалось болью. — За каким дьяволом было устраивать вчера такой марш-бросок?.. Я себе задницу отбил.

— Учись нормально ездить, сколько говорю, — хмыкнул Ди Арси. — Тоже мне, шляхетская кровь… сидишь на лошади, как мешок с навозом.

— От кого я это слышу? — Райн возвел глаза к небу. — От человека, чьи попытки музыкальных экзерсисов неизменно заставляют прекрасный пол искать спасения на другой стороне зала?..

— Неправда! Один раз всего! И, феи меня побери, я был слишком пьян!

— Тем не менее, — улыбнулся Райн, чувствуя, как настроение постепенно исправляется.

— Вот вызову я тебя когда-нибудь по всем правилам, — пригрозил Стар. — И проткну, как полагается. Чтобы не злил.

— Не злись, — довольно мирно прибавил Райн. — Мы прибудем вовремя.

Стар бросил на него косой взгляд. Он точно знал, что Райн никогда не врал ему; но понятия астролога о правде изрядно расходились с общепринятыми.

* * *

Райн все-таки обманул. Лес еще и не думал кончаться, солнце поднялось уже высоко, скорость продвижения отряда упала — жара и комары не способствуют резвости, — и тут вернулся дозорный на запасной лошади. Он крикнул:

— Битва уже идет, сэр!

— Как идет? — от удивления Стар даже приподнялся в седле, словно он мог что-то рассмотреть за полутора милями извилистой лесной дороги. — Мориц ведь не хотел принимать боя!

— Кажется, они не успели переправиться, милорд. Брод в тылу у армии Морица.

Выходит, они опоздали? Битва, извернувшись, выскользнула из их рук, хлестнула по лицу хвостом и нырнула в зыбкую пучину безвременья — чтобы потом прорасти из диковинной пашни позором. Первый раз! Не оправдал!

Стар сжал зубы, пытаясь продемонстрировать хладнокровие. Так, спокойно. Наверняка еще многое можно сделать. Битва идет. В тылу у Морица брод… а он узкий, река глубокая… Молот Тора им трижды во все телесные отверстия, какого черта он не перешел на другой берег, ведь времени было — как минимум от вчерашнего полудня, а скорее даже с утра! Или у Морица что-то случилось?

А Эстебан? Как он успел привести армию так быстро? Ведь шевалье Ди Айми сообщал, что Эстебан поссорился с бароном Нигутским, и теперь второй не двинется с места, пока первый не принесет надлежащие извинения. Значит, принес. Или сдвинул барона другим способом. Или тот все-таки не участвует. Последнее было бы хорошо, но…

— Как положение барона Лассонского? — спросил Стар гонца. — Что ты разобрал?

— Ничего, сэр! — с виноватым видом воскликнул гонец. — Когда я выехал из леса, я только и видел, что штандарты Риринского Вепря! Карочио[1] с десяток, или больше — это все, что я разглядел!

Стар нахмурился. Если дозорный не увидел Морица, это означало, что его, скорее всего, оттеснили прямо к реке. Это очень плохо. Но если гонец зашел на Эстебана с фланга…

— Вот видишь, — с еле уловимой улыбкой заметил Райн, подъезжая сбоку. — Все я тебе правильно сказал. Ты еще переломишь ход сражения.

Стар чуть нахмурился, загоняя вглубь резкое, болезненное недовольство. Райн что, читает звезды так подробно?! Если нет — то его самоуверенность поражает. Если да — то он заставляет Стара поступать вопреки рыцарской чести. Опоздать на битву, не дать своим людям стяжать славу в первых рядах, подвести сеньора — есть ли что более позорное для предводителя?!

— Пауза становится слишком длинной, — тихо проговорил Райн. — Командуй.

Стар сжал зубы и развернул Ястреба так, чтобы оказаться лицом к отряду.

— Господа! — воскликнул он. — Они так торопятся показать нам свои внутренности, что напали раньше, чем нужно. Мы атакуем сбоку — и, во имя Кшатра-Варьи, они проклянут наши мечи! Пока дорога узкая, кто посмеет перейти в галоп — прикончу сам. Как только выедем из леса — скачите быстро, как только можете! Снесем Вепря ко всем единорожьим преисподням!

Мощный радостный рев был ему ответом. Подняв Ястреба на дыбы, Стар развернул его и пустил рысью по лесной дороге.

…Все было именно так, как сказал гонец. Они вылетели из прохладного леса в ослепительное сияние равнины у реки, осененной далеко на горизонте нарисованными на небе горами. Стар еще успел отметить, что место, должно быть, невероятно красиво — и тут же забыл. Все, что он видел, — это безумный блеск солнца на кольцах сбруи, на клинках мечей и остриях копий. Крики, стоны, ржание, многоязычная брань, свист тетивы и глухое чпоканье вонзающихся в плоть стрел — всего этого он не слышал. Только биение собственного сердца на дне ушных раковин, только свист ветра — вот что осталось, когда он, не пытаясь соблюдать строй, не призывая к этому всех прочих (да и что толку?!) ворвался в воняющее кровью, дерьмом и горячим металлом пекло.

Кажется, он еще успел крикнуть Райну, чтобы не вздумал совершать кер[2], а держался с краю, — как будто раньше не было двести раз об этом сказано.

Он пластал и рубил — и ощущение рукояти Косы в ладони исчезло, и жар пропал тут же, и все пропало, остался только упоительнейший танец. Жизнь — это подарок, говорил отец. Жизнь — это бесценный дар. Бой — это сердцевина дара, место, где сплетаются все прочие дары, чтобы прорасти семенем победы — самым красивым цветком на свете.

Истинное солнце светит на всех, но во сто крат прекраснее его отражение на лезвие меча.

Стар впускал солнце в тела своих врагов.

На первую карочио он наткнулся случайно — нашел, вроде, поединщика себе по силе, смельчака в легком кожаном шлеме — и сразился, и ранил бедолагу, но не стал задерживаться, чтобы взять в плен. Увернулся от стрелы, другая задела его вскользь по щеке — ого, хороший лучник засел! Рванулся туда, откуда стрела прилетела — разумеется, там была карочио, на которой этих лучников сидело человека три как минимум, да еще пятеро сержантов в охране. Одного Стар пластанул по голове, другому, насколько заметил, отрубил руку… Из лучников двое бросили луки и подняли руки, показывая, что сдаются, а третий перескочил через обрешетку телеги и бросился прочь — его достали копьем кто-то из охранения рыцаря… нашего рыцаря… эй, да это же Лорк!

Стар успел прокричать ему что-то одобрительное, и тот даже отсалютовал — затем ему пришлось немедленно отбить копейную атаку какого-то не в меру наглого кнехта, вздумавшего, видимо отличиться на поле боя… Эй, парень, тебе еще рановато!

— Хорошо идешь, — хмыкнул Райн, ударом меча подрубая шест, на котором было крепилось знамя. Он уже успел где-то потерять шлем, капюшон, что астролог носил под шлемом, упал на плечи, и волосы блестели на солнце, левая рука магистра подозрительно безвольно висела… бесполезно говорить, что да, то да. — Попробуй еще вон там, — он махнул рукой с мечом куда-то влево, где мелькнуло синим другое знамя.

Легис — старов кнехт, молодец, парень, не отстал! — подхватил шест и потащил его в сторону.

— Убирайся из битвы! — закричал Стар. — Какого…

— Уже убираюсь, — Райн, кажется, ухмылялся. — Сегодня по гороскопу у меня прекрасный день!

И с этими словами он вдруг, нагнувшись, дернул за ворот какого-то молодчика почти без оружия, — не то кнехта, не то вообще улепетывающего из битвы оруженосца, и у того из-за пазухи выпало что-то блестящее. На Стара наскочил уже новый — это был не рыцарь, кажется, простой вооруженный наемник — противник, строго говоря, зазорный. Но бился наемник отчаянно и отнюдь не хотел позволить Ди Арси выбраться из боя так просто — Стар только успел краем глаза заметить, как Райн, как-то лихо извернувшись, свешивается с седла, вытащив из стремян одну ногу — когда он так научился?! — и рывком поднимает это блестящее с земли. Что там?! Что ему могло понадобиться?!

Ди Арси отнесло от астролога, закрутило в битве — и он уже не мог видеть, что делает Гаев и не зарубили ли его часом. «Зарубили, — подумал Стар, снося кому-то голову. — Ну если только зарубили — он у меня еще попляшет!»

…Когда Стар встретил Морица, он по запалу чуть было не схватился и с ним — но вовремя сообразил, узнал. Бой остался где-то левее, поэтому Ди Арси стащил шлем и облегченно воскликнул:

— Мориц! Ну наконец-то я вас нашел! Как наши дела?

Вместо ответа Мориц схватил Стара за плечи, притянул к себе и расцеловал в обе щеки.

— Ди Арси! — воскликнул он. — Ди Арси, слава Аресу и Тору! Слава звездам, как говорит ваш друг! Вы появились в добрый час?

— О чем вы? — заторможенно спросил Стар, утирая пот со лба.

— Глядите! — Мориц обернулся к барону Кэр-Лирскому и сэру Нэму. — Вот рыцарь, спасший это сражение! Ди Арси, вы просто герой! У меня нет слов!

Вот как?..

Тут Стар сообразил, что бой заканчивается. Подул прохладный ветер — как по заказу. И кто-то неподалеку радостным голосом попросил вина.

— Нет, ну вы посмотрите на него! — Мориц радостно захохотал и тяжело ударил Стара по плечу. — Это ведь первый бой нашего красавчика в качестве командира, не так ли? Теперь я понимаю, что Хендриксон в вас нашел! Сколько знамен, а?

— Штук… пять, кажется, — Стар огляделся, ища взглядом Легиса.

— Пять? — Мориц тяжело нахмурился, как будто грозовые тучи сходились над утесом. — Очень, очень хорошо!

Тут появился и Легис — радостный, взмыленный почище лошади, с улыбкой от уха до уха… и, кажется, уже выпивший.

— Шестнадцать знамен, милорд! — заорал он еще издалека. — Ваши люди захватили шестнадцать знамен!

— Ого! — Эмори Кэр-Лирский и Нэм переглянулись, Мориц аж в лице переменился.

— Вот это успех! Расскажи мне об этом кто — я бы не поверил! И это не с рыцарями — а всего лишь с ноттскими всадниками! Эй, ведь Эстебан так не соберет народ до будущего лета! Вы решили судьбу кампании, Ди Арси!

— Судьбой ведают астрологи… — машинально произнес Стар — отголосок неприятной мысли, которая крутилась в голове с самого утра.

Мориц и сопровождающие моментально посерьезнели, переглянулись — вспомнили лишний раз, конечно, кто постоянно сопровождал Стара. А ведь им, как и всем прочим, кроме Хендриксона и его жены, оставалось только гадать, чем вызвана такая привязанность. Не сказали ничего.

— Вот что, Ди Арси… — тут же начал Мориц, уже снова нарочито приподнятым тоном. — Ваши всадники хорошо себя показали. Пойдете теперь на правом фланге?

— Если такова будет воля герцога — то да, — Стар внимательно посмотрел на Морица. — Но никак иначе. Что моим орлам делать на правом фланге? В арьергарде левого мы полезны.

— О как! — Мориц переменился в лице. — Вы что же, не ищете чести и славы?

— Моя честь — служить моему сюзерену, — отчеканил Стар. — Моя слава — не гнать на убой людей, что доверили мне предводительство. Кстати… полагаю, я и мои люди можем претендовать на дополнительную долю в обозе?

— Само собой, — Мориц кивнул уже не так радушно, после короткой паузы, но все же вполне решительно. — О чем речь, мой дорогой милорд Ди Арси!

Все трое предводителей армии переглянулись.

Ральф Мединский, «Книга Позолоченного века».

Старикам частенько приходится слышать упреки молодых о том, что некоторых поворотов истории можно было бы избежать, удайся по иному распорядиться полученными шансами. Видят боги, и старые, и новые, и вечно сущие, и похороненные под землей: проработав столько лет на должности главного архивариуса, я убедился, что будущее влияет на прошлое куда сильнее и значительное, чем прошлое влияет на будущее. Или, если позволено мне будет так выразиться, прошлое частенько изменяется в угоду будущему — порою даже до того, как его успеют любезно об этом попросить.

<следует еще три абзаца вступления о сущности исторического познания>

Меня зовут Ральфус из Керна, деяния мои ничем не примечательны, а родословная не заслуживает никакого внимания. И все же я дерзну предложить вам сей скромный труд, ибо волею случая я короче других был знаком с обстоятельствами, о коих собираюсь поведать.

У нынешних ученых мужей в подражание древним принято, говоря о необычайных людях и меняющих форму мира событиях, наделять их чертами внешнего, броского величия. Я же буду рассказывать только о том, что видел своими глазами и описывать вещи именно такими, какими они представлялись моему неискушенному взору, — да простит меня почтеннейшая публика за этот недостаток изобретательности.

Связность повествования заставляет меня упомянуть, что рожден я был младшим ребенком в купеческой семье города Керна, выучился чтению и письму и четырнадцати лет от роду поступил писарем в армию светлейшего герцога Хендриксона, чтобы заработать на свадьбу. Особенными талантами ваш покорный слуга не отличался, однако трезвость и разборчивый почерк заставили старшего секретаря его сиятельства определить меня секретарем к небезызвестному магистру Гаеву. В то время, несмотря на кажущуюся опасность положения в действующей армии, это была завидная участь, ибо эпоха в целом не позволяла никому жить в мире и покое — вопреки рассказам иных, любящих вспомнить «старое доброе время».

С другой стороны, это было время своего рода замечательное: заканчивалась, чтобы никогда не повториться, эпоха неизменного бытия, а что приходило ей на смену — было совершенно не ясно.

<следует пять страниц подробнейшего описания политико-экономической ситуации на Закате и Островах в начале четвертого тысячелетия>

…Надежды и страхи сгущались вокруг личности светлейшего герцога — и вокруг его окружения. Но все равно в 3026 г. лишь наиболее прозорливые отдавали себе отчет в том, насколько сильным влиянием на события располагал магистр Драконьего Солнца.

Тогда великий астролог лишь недавно поступил на службу к его сиятельству, и в армии о нем знали мало. Даже о том, что именно он — юный победитель дракона, о котором вот уже третий год ходили слухи по всему Закату, только сплетничали, и то не все. Сам магистр эти слухи не поощрял и старался держаться в тени.

Не отступая от истины, трудно сделать описание внешности магистра хоть сколько-нибудь интересным. Тогда это был молодой человек весьма обыденного облика, из примечательных черт коего можно назвать только светлые, почти прозрачные глаза. Но господин магистр редко смотрел на кого-то прямо.

Мой патрон отличался редкостной вежливостью и обходительностью, ни словом, ни жестом никогда не обнаруживая высокомерия по отношению к нижестоящим. При этом никто не мог бы обвинить его в чрезмерной мягкости или неумении повелевать. В частной жизни своей он также был очень скромен, одевался просто, в еде и питье обходился без излишеств и отличался ревностной преданностью своей супруге. Жена магистра все время состояла при ее сиятельстве герцогине и редко показывалась на людях. Хорошо знавшие ее говорили, что это была женщина редкостного разума и добродетели.

Учитывая все это, нетрудно понять, почему влияние господина астролога не бросалось в глаза, хотя многие знали, что магистр Гаев принимал участие в беседах герцога Хендриксона и графов Морица, Бресильонского, баронов Ларимона и Треттана, а также прочих достойных воинов, бывших военачальниками под Хендриксоном. Той весной магистру едва доводилось спать, столь много времени он тратил за расчетами, долженствующими предоставить им столь необходимые в момент всеобщего беспокойства сведения.

Планы сих доблестных полководцев тогда вызывали смущение многих умов: никто не верил, что Хендриксон отважится захватить Радужные Княжества. Многие сильные мира сего сходились на мнении, что он пожелает осесть в Адвенте и укрепить территорию; многие считали, что он захватит кроме того и Нейт, а также ряд других прибрежных городов, однако не рискнет двинуться вверх от устья Рита — таким образом, Армизон мог считать себя в безопасности.

Очевидно, и в командовании Его Сиятельства некоторые думали именно так: не раз нам случалось слышать ожесточенные споры, выносимые даже за пределы герцогских покоев. Именно в случаях особенного накала страстей Его Сиятельство и прибегал к совету магистра Гаева. Частенько советы эти вызывали еще большие противоречия. Неоднократно случайному взору представало, как граф Бресильонский, человек горячий и невоздержанный, выскакивал из герцогских покоев и начинал в бешенстве рубить развешенные в коридоре щиты так сильно, что вылетали искры.

Пожалуй, из всех не принимал участие в этих дебатах только молодой соратник герцога Хендриксона, Астериск Ди Арси, который большую часть времени проводил с войском, в тренировочном лагере неподалеку от замка: герцог обучал там несколько отрядов, которые он взял на постоянное содержание и постановил считать особыми. Такое мероприятие военной науке того времени было в новинку. Содержание войска обходилось Его Сиятельству в круглые суммы, но, как показали летние кампании 3026 и 3027 годов, новшество полностью себя оправдало.

Одобрили или не одобрили все вассалы и союзники Хендриксона его план и какую роль играли в их убеждении расчеты магистра Гаева, теперь уже сложно сказать.

<следует пять абзацев рассуждений о возможных позициях баронов Нигутского, Кэр-Лирского, графов Морица и Бресильонского>

Уже к исходу февраля Хендриксон начал переправлять свою армию и армии своих вассалов на Континент, где размещал их в окрестностях Адвента. Постой войск вызвал множество недовольства среди местного населения, которое Его Сиятельство подавлял с необходимой безжалостностью. Ди Арси тогда же отличился в этих мероприятиях твердостью и тактом, так что его посвящение в рыцари и командование отрядом всадников из Нотта было благосклонно принято среди властительных баронов и графов армии Хендриксона.

Мой патрон с переправы на Континент почти не отлучался от Ди Арси, а я все время находился при магистре. Однако при весенней кампании 3026 г. ваш покорный слуга не присутствовал по здоровью, находясь в Адвенте, поэтому вынужден довольствоваться лишь слухами и рассказами из уст заслуживающих доверия очевидцев.

<следует 15 страниц подробного описания весенней кампании с приложенными схемами сражений при Салее, Фрейевых холмах и Янтарном броде>

* * *

Апрель 3026 г, Радужные княжества, у Янтарного брода

Райн нашел Стара уже после, когда он, вооружившись раздобытым Легисом льняным полотенцем, яростно умывался. Остальные размещали пленных — а Стара эта часть интересовала мало.

Астролог уже успел привести себя в порядок и даже что-то жевал — дождавшись, пока Стар выпрямится, он сунул ему свернутую пополам лепешку.

— Травишь? — спросил Стар, вцепляясь в лепешку зубами. Внутри оказался приличный шмат жареного мяса, нежного и сочного на языке, а лепешка была чуть черствая, вчерашняя, но все еще пахнущая свежим тестом…

— Разумеется, из ревности, — невозмутимо кивнул Райн. — Ну что, правый фланг тебе доверяют?

— Угу, — Стар пробурчал это несколько неразборчиво.

— И ты отказался?

— Угу.

— Зря, — подвел черту Райн.

— Почему зря? — возмутился Стар. — Ты хоть понимаешь, что это…

— Я знаю, что говорят звезды, — хладнокровно перебил его Райн. — А они говорят, что сейчас ты на подъеме. Тебе надо принимать любые риски.

— Это не мои риски, — сквозь зубы проговорил Стар. — Я могу себе и тяжелое вооружение позволить. А вот всадники из Нотта — нет. У них даже кони неподходящие.

— Зато они более дисциплинированные, — пожал плечами Райн. — И многие рыцари считают их зазорными противниками — это тоже чего-то стоит.

— Если это все только для того, чтобы я получил известность, — тяжело уронил Стар, — то имей в виду, мой отказ значит намного больше. О нем уже говорят, наверняка.

— Вот как? — Райн приподнял брови. — Может, ты и прав.

Стар опустил руку с лепешкой, вдруг показавшейся ему безвкусной.

— Что же ты планируешь, сукин ты сын? — тихо спросил он. — Или Хендриксон посвятил тебя во что-то, во что не посвящал меня?

Райн спокойно встретил его взгляд.

— Нет, — ответил он. — Просто я пытаюсь добиться того, что мы оба хотим, самым быстрым путем. Или ты забыл, что у нас обоих не так много времени?

Стар отвел глаза, в очередной раз понимая… понимая… ничего не понимая.

Он опять не может с этим бороться. С убежденность прозрачного взгляда и читаемой в глубине стальной волей. Ему почти нечего противопоставить. А что есть — мы, пожалуй, припрячем, потому что могут настать такие времена, что…

— Ладно, — сказал Стар жестко. — Объясни мне, что ты там творил? Зачем тебе…

— А! — Райн улыбнулся неожиданно смущенно, но Стар мог бы поклясться: смущение это чисто наигранное. — Увидел блестяшку, дай, думаю, жене подарок привезу… Гляди! — он вытащил из кошеля на поясе массивное узорчатое ожерелье. Красное золото с необыкновенно крупными, красивыми сапфирами. Один — в центре — и вовсе большой, другие поменьше, особенно у края узора, но все равно камни редкой воды. Тут и беглого взгляда хватит оценить.

— Ты облажался, друг мой, — заметил Ди Арси. — Вии оно не подойдет. Ей бы серебро с изумрудами — другое дело.

— Да? Вот жалость-то! — Райн досадливо вздохнул, и, лизнув палец, стер с лепестка узора пятнышко крови. — Ну ничего, все равно пригодится. Подарю Ее Сиятельству, например.

Ральф Мединский, «Книга позолоченного века»

После битвы на Янтарном Броде весь север Радужных Княжеств оказался в руках Хендриксона, однако Его Сиятельство не спешил развивать успех южнее, опасаясь более сильных южных сеньоров. Кроме того, он нуждался в золоте для армии, а Радужные Княжества никогда не отличались обширными сокровищами. Тогда его глаза обратились к богатой купеческой области в течении Великого Рита. Опасаясь силы и влияния Армизона и Мигарота, покровительствующих этой области, герцог принял решение направить в оба города посольства. Посольству в Мигароте ставилась задача продлить соглашение о ненападении, заключенное еще до взятия Адвента. Именно туда герцог и послал господина Ди Арси в сопровождении моего патрона.

Июнь 3026 г., Риринская область, Мигарот

— По-моему, нас приняли хорошо… — заметил Стар, нарочито беззаботно оглядывая просторную комнату покоев Посольского Дворца. На самом деле дворцом это приземистое старинное здание из зеленоватого мрамора назвать мог только человек, совершенно чуждый архитектуре, но уже одно то, что в Мигароте сочли необходимым выделить отдельный- и не самый маленький — дом под дипломатические нужды, говорило о многом.

Обстановка выдавала стремление если не обеспечить удобство, то пустить пыль в глаза: массивная глубокая мебель по местной моде, тяжелые портьеры, и — весточка с Эмиратов — тканые ковры на стенах. Не гобелены, а именно ковры. Этот, в рабочем кабинете, изображал сцену Божественной Охоты.

Кшатра-Варья чудо как хорошо смотрелся с занесенным копьем в руке, да и Фрейя со своими волчицами… Старом немедленно овладело нечестивое желание перевесить шедевр неизвестных ткачей лицевой стороной к стене.

— О да, — Райн мечтательно выглянул в окно, где на пол-неба к западу вытянулись облачные перья, а под ними бестолково вертелись на ветру флюгеры сбегающих вниз с холма ремесленных кварталов[3]. — И ты думаешь, как долго нас будут хорошо принимать?..

— Полагаю, за недельку договор подпишем, а?.. — Стар картинно вольготно расположился в кресле, поискал, куда бы закинуть ноги, не нашел даже скамеечки и закинул попросту ногу на ногу. — Или ты боишься, что наши добрые хозяева устанут от гостеприимства и начнут гоняться за нами с топорами?..

— Разве что за тобой. Оскорбленные мужья и отцы… — чуть рассеянно, но ласково улыбнулся Райн. — Я другое имел в виду… — он рефлекторным жестом чуть потер глаза, как будто от усталости, и Стару стало немного не по себе: время еще не перевалило за полдень. — По мне так… по мне так расклад такой, что нас будут полоскать здесь долго. Возможно, месяца два или даже дольше. Кормчим понятно, что без этого договора Хендриксон не рискнет шевелиться, а там осень, дожди, распутица… воевать невозможно. Им спокойнее затянуть до будущего лета. И ни одна из прочих сил в городе не настолько влиятельна, чтобы заставить их прогнуться под себя.

— Вот как? — Стар чуть скривил губы. Он поверил Райну сразу и полностью: эти выкладки удивительным образом совпали с его собственным подотчетным беспокойством. — То есть что же, ты полагаешь, мы застряли здесь надолго?..

— Нет, — Райн подавил зевок и снова потер глаза. — Я полагаю, что есть способ сделать все быстро. Только это будет отнюдь не «прогулкой для получения бесценного опыта», как описывал герцог. Хотя опыт бесценный, не спорю, да…

— Ну-ка… — Стар подался вперед, и, по мере того, как Райн говорил, у него все больше и больше менялось выражение лица. Он даже принял особенно расслабленную позу, откинувшись на спинку кресла — так случалось с ним в момент наивысшего волнения.

— Ты сумасшедший, — наконец заявил Стар с не терпящей возражений убежденностью.

Перед взором его со скоростью выпущенной из лука стрелы проносились картины всевозможных нестыковок и неудач. Потерянные жизни, деньги, припасы… время! Драгоценнейшее время, без которого не обойтись.

Почему все планы Райна висят на волоске уже во время создания? Любой из них, единожды сорвавшись в любой детали, грозит немедленным повторением мединского кошмара: кровь на роговых надгробиях, смех бога, пальцы Фильхе, судорожно сжавшие решетку… Но у него почему-то всегда выходит, что иначе никак. Боги, какие угодно, хоть древние, хоть несуществующие: дайте мне силы распознать тот момент, когда придется его остановить, невзирая ни на что.

— О, почти наверняка сумасшедший, — рассмеялся Райн. — Где уж сохранить здравый рассудок при моей профессии и образе жизни!.. — он вдруг сменил тон. — Подыграешь мне?

На секунду повисла длинная-длинная, наполненная солнечным светом и воплями коробейника с улицы («А вот кому эликсир молодости?.. А вот любистоки, всего девять шпилей[4]…») пауза.

Отчего-то вспомнилась Вия, какой Стар видел ее в последний раз, в Чертовой крепости: она сидела у окна над пяльцами и шила, склонившись над сложным узором из птиц, пролетающих сквозь кольца.

Стар передернул плечами и сказал:

— Ариман тебя раздери, куда я теперь денусь! Но ты, Гаев, на тридцать три раза проверишь шансы! И упаси тебя вся Семерка и все Изгнанники свалиться в приступе в решительный момент.

— Само собой! — Райн широко, радостно улыбнулся. — Дорогой мой Ди Арси, все будет зависеть от завтрашнего приема у Первого Кормчего.

* * *

Тяжелая изумрудно-зеленая портьера колыхнулась, вымела мраморную мозаику пола желтыми кистями, когда хлопнувшая дверь отрезала кабинет, где решались судьбы Быка. Или, по крайний мере, некоторый отрезок судьбы.

Стар казался разъяренным — ноздри его раздувались в бешенстве, глаза сверкали, кулаки сжимались так, что массивные обода перстней вдавливались в кожу. Райн, поджидавший в приемной у небольшого столика приветливо улыбнулся, поднимаясь навстречу.

— Ну что, господин Первый Кормчий не принял тебя всерьез?

— Он оскорблял меня! — Стар стиснул зубы. — Впрямую оскорблял! Он ни в грош не ставит ни Хендриксона, ни меня.

— А я говорил тебе, что так и будет, — заметил астролог. — Уверен, ты опять вспылил слишком рано.

Стар на секунду замер и смерил его долгим взглядом.

— Будешь еще ты меня учить, — процедил он сквозь зубы и, жестко ударяя каблуками по безответному черному мрамору, прошагал к лестнице.

Райн задержался на пару ударов сердца, потом последовал за ним — без лишней спешки, но и не стараясь нарочито отстать. На нижних ступенях ему показалось, будто кто-то его окликнул. Астролог остановился — да нет, не показалось, а вот он, небольшого роста человечек в невзрачной черной котте[5] и шапочке писаря.

— Господин Магистр, маэстро Галлиани приглашает вас переговорить о научных вопросах, если вам будет угодно, завтра в третьем часу.

Он протянул Райну узкий свиток приглашения.

Молодой магистр оглянулся — лакеев, что молчаливо сторожили подножие лестницы в начале их визита, простыл и след.

— Передайте, что я с благодарностью приму приглашение уважаемого сеньора, — Райн кивнул, принимая свиток.

— Благодарю, — писарь низко поклонился и мгновенно растворился в темной глубине холла. Здесь все большие помещения делали такими, чтобы нельзя стрелять от входа. Это паранойя или просто традиция?

Райн аккуратно сунул свиток во внутренний карман на пелерине своего плаща и спокойно вышел из дома.

— Где ты копался, Ор… Ариман побери? — нетерпеливо воскликнул Стар, уже гарцующий на Иллирике — в сопровождении молчаливых кнехтов личной охраны, конечно же. Посольство их было весьма скромным: четверо стражников, их капитан и прислуга… правда, прислуга тоже хорошо управлялась с ножами и копьями (а пара человек — и с луками), но это уже в порядке вещей.

— Прошу прощения, — Райн вскочил на своего скакуна — далеко не так изящно, как это всякий раз выходило у Стара, ну да тут уж ничего не поделаешь. — Ты бы видел, какие там, на лестнице, фрески!

— Избавь меня от твоих потуг прослыть знатоком прекрасного! — презрительно хмыкнул Стар, щелкая поводьями. — Эти фрески не стоят никакого внимания. Здесь нанимают баскских мастеров.

…И только когда они завернули за угол, пустив коней шагом, Стар тихо спросил:

— Ну что, удался спектакль? Поверили?

— Встречу назначили. А поверили или нет — судить рано, — покачал головой Райн. — Мне показалось, что ты играл все-таки несколько нарочито.

— Показалось ему! — усмехнулся Стар. — Я и в самом деле разозлился.

— Немного чересчур разозлился, — спокойно напомнил ему астролог. — Не забывай, ты теперь известен как умелый военачальник, так что от тебя ждут большей сдержанности. Ты же до сих пор ведешь себя, как мальчишка.

— Слушаюсь, маэстро, — легкомысленно отозвался Стар. — Буду вести себя сдержанней… Хотя ты не прав, я известен не как умелый, а как удачливый, это разные вещи… Эй, глянь какая красотка!

Райн повернул голову — девица в зеленом блио[6] и впрямь была невероятно хороша, даже сопровождение в виде двух пожилых служанок только оттеняло ее прелесть, как грубая рама великолепный пейзаж. Жалко, волосы зачесаны под сложный головной убор по местной моде. Зато высокая…

Стар улыбнулся девушке и приподнял берет. Она же чуть покраснела и опустила глаза — впрочем, быстрый взгляд из-под ресниц все-таки бросила.

Райн усмехнулся.

— Знаешь, повесничанье много добавит к образу никудышного дипломата, который ты собираешься создать.

— Совершенно верно, — в тон ему заметил Стар. — Некоторые женатые, похоже, завидуют?

* * *

Маэстро Галлиани жил в одном из самых старых домов в центре города, стиснутого соседями до такой степени, что казалось: узкий фасад не сразу выстроили таким, а он постепенно истончился от этого давления, как спадается лицо дышащего на ладан старика. Высокие черные окна в солнечный день почти угрожающе смотрели на молодого человека в берете с пером, который замер напротив улицы, пропуская носилки[7] — судя по изяществу цветочного орнамента и хрупкости каркаса, несомненно, дамские.

Возле молодого человека носилки замерли, темные шторки раздвинулись, и в просвете мелькнула белая рука с узловатыми, но красивыми пальцами. Один перстень — агат в золоте. И глаза сверкнули в темноте за шторами, точно агаты.

Молодой человек снял берет и учтиво поклонился.

— Чем могу служить, госпожа? — спросил он.

— Не могла ли я вас где-нибудь видеть? — спросил голос из глубин паланкина. Надтреснутый; в самой глубине его зарождался птичий клекот — знакомый, когтистый. Тут даже не нужно смотреть на пальцы рук, чтобы довершить диагноз.

— На вчерашнем приеме в ратуше, — кивнул молодой человек. — Магистр Гаев к вашим услугам.

— Вы действительно магистр? — она говорила чуть взволнованно. — О нет, не сочтите за невежливость, но вы так молоды… Я… Мне было неприлично подойти тогда, вы понимаете. Я была без мужа, только с компаньонкой… Но сегодня утром мой муж вернулся… Вы прибыли с посольством, и, полагаю…

— Сеньора Альмарес, — Райн кивнул, узнав, наконец, герб на занавеске. — Буду счастлив заглянуть к вам, когда ваш муж будет дома и попробовать определить, что за болезнь вас мучает.

— О, вы можете сказать, что я больна, даже не взглянув на меня? — волнение ее было волнением не приговоренного, который вдруг получил надежду на спасение, но провинциальной клуши, которой пообещали новое развлечение.

Даже оттенок кокетства присутствовал в этом невнятном, дребезжащем голосе.

— У меня был кое-какой опыт в лечении болезней. Однако же… Прошу меня простить, прямо сейчас у меня назначена встреча.

— Я знаю, — сказала леди Альмарес. — Я следила за вами. Вы простите меня, милорд?

— Я не сержусь, — улыбнулся Райн.

— Я была бы счастлива, если бы вы сочли возможным зайти ко мне с визитом… да вот хотя бы нынче же вечером. К несчастью, мы можем обеспечить вам только очень скромный прием…

— Почту за честь, леди.

Занавеска задернулась, носильщики, повинуясь невидному Райну знаку, заспешили вперед. Шаги их мерно отдавались на мощеной улице, в этом районе и в этот час дня пустынной до странности; вот-вот казалось, между высокими, почти одинаковыми фасадами состоятельных домов начнет гулять эхо. И провалится в узкую, солнечно-синюю расщелину слепого днем неба.

«Значит, Альмаресы», — подумал Райн, пересекая улицу. Одна из самых влиятельных и богатых аристократических семей города. До определенной степени их интересы сливаются с прочей верхушкой ноблей — сугубо купеческой — до определенной противостоят. Во всяком случае, соблазнять их надо совершенно другим.

Странно иное. Леди Альмарес действительно больна. Но слишком прямолинейно она принялась назначать с ним встречу. Прямо под окнами у мессира Галлиани?.. Это что же, демонстрация? И заодно демонстрация мне — они действуют не сообща? Глупо как-то.

А может, оно действительно глупость обеспокоенной нездоровьем дамы?.. Нет, тысячу раз нет: тут что-то другое. То самое, ради чего в Мигарот отправили именно их со Старом — не просто набираться опыта, но…

* * *

Тяжелая дверь распахнулась перед самым носом Райна, и слуга низко поклонился ему.

— Прошу вас, маэстро. Хозяин ожидает вас.

Не глядя на склоненную спину — под узкой ливреей выступала угодливо изогнутая ребристая змея позвоночника, — Райн прошел мимо, одним движением намотав длинный плащ на руку. Как и ожидалось, дом уходил вглубь узким и длинным туннелем, кишкой гигантской рыбины. В проходе еле развернуться — да еще и прямо перед входом, как принято в Мигароте, стояли вазы с цветами, по случаю лета свежими. Лилии; пахли они тяжко, точно на похоронах. Пол деревянный, натертый — не то что на севере и на Островах, где до сих пор по старинке разбрасывают свежее сено.

Кабинет магистра Галлиани располагался на втором этаже. Эта комната явно предназначалась для приемов гостей. В настоящем кабинете не было бы так чисто прибрано, не выставлялся бы так напоказ напольный глобус звездного неба, и никто не стал бы завешивать все стены картами, где широкие пространства морей и пустых земель заполняли сказочные чудовища. Нефункциональные вещи. Единственный полезный предмет — начищенная астролябия в дальнем углу, да и то… Ну вот скажите на милость, зачем астролябия человеку, который живет в этих местах всю жизнь, и уж наверняка у него есть точнейшие координаты для каждой улицы и каждого дома на ней?..

Возле окна — низкий стол, слишком маленький, чтобы раскладывать на нем записи или еду. И возле него два стула, до того изящных, что даже боязно присесть.

Мессир Галлиани — пожилой человек с благостной белоснежной бородкой — появился на пороге, вытирая руки полотенцем.

— Прошу извинить за ожидание, — сказал он красивым, глубоким голосом — таким только королевские приказы объявлять на площадях. — Незадолго до вашего появления я чересчур увлекся учеными занятиями, а чернила так долго отмываются…

— Ничего, я весьма поучительно провел эти несколько минут, — улыбнулся Райн. — Вы собрали здесь весьма интересную коллекцию, — он указал в сторону карт.

— Да, своего рода раритеты, — вежливо хохотнул хозяин. — Пошедшему на них пергаменту можно было найти куда более ценное применение. Вы только посмотрите, какого размера Священная империя.

Райн кивнул.

— Общеизвестно, — заметил он, — что для каждого гражданина его страна или город — самые значительные. Печально, однако, когда это восприятие необъективно и мешает вести дела в реальном мире.

— Вижу, несмотря на вашу молодость Магистр Драконьего Солнца и впрямь неплохо разбирается в побуждениях человеческого сердца… Не хотите ли присесть? — он указал на одно из кресел возле стоящего у окна столика. Того самого, с глобусом.

— С удовольствием, — Райн кивнул. — А что касается человеческой натуры, то я разбираюсь в ней постольку, поскольку мне позволяет наша наука. В которой у вас, прямо скажем, куда больше опыта.

— Сомневаюсь, что можно набраться ума, годами глядя в звездное небо, — улыбнулся в усы Галлиани. — У вас, конечно, было не так много времени. Пропорция ваших достижений применительно к нему — впечатляет. В нашем кругу принято считать, что в своих странствиях, — он подчеркнул последнее слово, — единственный из нас странствующий магистр узнал немало интересного. Вот, например, говорят, на Закатных Островах у иных сеньоров есть прекрасные библиотеки…

«В нашем кругу» — это, определенно, ссылка на тех, кого он представляет. И туда входят не только другие члены Гильдии Магистров в Мигароте, но и, предположим, главы наиболее влиятельных купеческих фамилий.

— Все верно, — Райн сцепил пальцы. — Поколение или два назад книжная премудрость вошла в моду. Десять-двадцать книг в каждом замке — совершенно обычная история. Правда, в большинстве своем это куртуазные романы или переводы имперских сочинений об их легендарных великих походах. На Островах вкусы простые — любовь и война.

— Зато это делает их опасными противниками, — глубокомысленно кивнул Галлиани, и в его глазах вспыхнули ироничные искорки.

— Опасность — понятие относительное, — заметил Райн. — До Хендриксона они представляли опасность в основном друг для друга.

— Что лишний раз показывает, как вам повезло, — Галлиани добродушно погладил бороду. — Редко какой человек нашего Искусства оказывается столь надежно устроен. Когда покровительство вам оказывает герой последних материковых сплетен, сиятельный герцог Хендриксон, вы едва ли можете беспокоиться за свою судьбу.

Отлично. Отлично. Значит, Райн и миледи Аннабель были правы в предварительной оценке ситуации. В Мигароте живет пять членов Гильдии Магистров — что делает его второй неофициальной столицей Великого Искусства. И кто-то из этих пяти непременно должен быть связан с купеческой верхушкой. А кто-то из этой верхушки уже просчитал все выгоды от присоединения к стремительно расширяющимся владениям Хендриксона — новое дело, но не зря он отменял внутренние таможни между областями. Из одного множества вычитаем другое и получаем…

— Знаете ли, я вообще далек от беспокойства за себя, — задумчиво заметил Райн. — Как-то так сложилось. И однако же… на Быке грядут великие перемены. Ничьи судьбы не могут быть в безопасности. Даже судьбы членов Гильдии… и самой Гильдии.

Ага, вот теперь Галлиани стал вдвойне внимательным: он сейчас думает, угроза это или нет. А очень может быть, что угроза… Если Хендриксон в самом деле строит империю, то тут может быть и все, что угодно — и новые Гильдии, и новые правила. Какие угодно правила. О централизованной власти в магистерской среде говорили уже давно… вот только Магистров слишком мало и они слишком разбросаны по землям и странам, чтобы любое старшинство имело смысл. Но в Империи… А впрочем, все понимают, что об Империи говорить рано.

Или Галлиани не вспомнит об этом?

— Вы уже думали о том, что мы — или вы — можете предпринять для… упрочения нашего общего будущего? — Галлиани откинулся на спинку кресла, взгляд спокойный, внимательный, уголки губ доброжелательно приподняты. Ага, вспомнил, значит.

— Уважаемый маэстро, это ведь вы меня пригласили к себе для разговора, — вот теперь Райн все-таки улыбнулся, самую чуточку. — Значит, именно вы хотели что-то со мной обсудить.

— Я? — Галлиани задумался. — Да, пожалуй что и хотел. Скажите… долго ли это продлится?

— Что? — спросил Райн.

— Молчание богов. Как долго боги будут смотреть, как человек собирает под своей рукой территории многих из них?

Райн сжал зубы. А вот такой поворот разговора был несколько преждевременным, но не совершенно неожиданным. Что показывает: Галлиани смельчак. Заметил весьма осторожную атаку Райна и сразу пошел контратакой.

— Вы хотите понять, что будет со всеми нами, если завоевания Хендриксона вдруг прекратятся? — спросил Райн.

— Ну, все хотят знать будущее, — хохотнул Галлиани. — И нам, астрологам, известно не понаслышке, насколько ограничен в использовании наш инструмент.

— Ограничений нет, — тихо сказал Райн. — Кроме одного: даже астролог не может знать будущее, которое никогда не наступит.

Галлиани бросил на него долгий взгляд.

— Часто я жалею, что уже не молод.

Райн вздохнул и на секунду прикрыл глаза.

У него было много путей, и все они в этот момент вспыхнули за веками, словно карта. Как тогда, когда возникло искушение ошеломить собеседника, сказать, что его патрон вовсе не Хендриксон, а совсем даже Астериск Ди Арси. Например, можно было многозначительно произнести, что действия людей формируют будущее и намекнуть на выгоды и перспективы. Можно было заметить, что в любом случае Мигарот ничего не теряет. Можно было также напомнить, что продление договора о нейтралитете ни в коем случае не поставит под угрозу Гильдию Магистров или купеческие союзы…

Он мог бы начать воплощать свой план — заставить их всех уверовать в избранность и уникальность Магистра Драконьего Солнца, человека, для которого за покровом ночного неба действительно нет ни единой тайны. Он мог бы рассказать Галлиани, что узнал о нем из гороскопа, и что нельзя было узнать никакими другими способами. Он мог бы предсказать кое-что из того, что произойдет в Мигароте завтра.

Но почему-то… почему-то все эти пути показались ему недостаточно хороши. Магистр Галлиани — кто он вообще такой? Может ли он пригодиться в будущем?.. Возможно, Стару еще понадобится его содействие…

— В битве при Янтарном Броде мальчишка Астериск Ди Арси, который первый раз командовал отрядом, обошел Эстебана, которому покровительствовал сам Арей. А у его человека одному из людей Хендриксона удалось похитить ожерелье Гестиана, оно же Ожерелье Пятнадцати Благословений. Вещь, которая сохранялась в семье поколениями. Вы помните, пятнадцать богов клялись, что без их воли оно не уйдет от Эстебана?.. Воля богов на Хендриксоне.

— Вот как? — Галлиани приподнял брови. — Ну, скажем так, история об этой диковине была широко распространена только в Гильдии Магистров, и больше среди алхимиков, чем среди нас… но все же, отчего никто об этом не говорил?

— Оттого, что я об этом не говорил, — заметил Райн. — И кстати, сапфиров в нем оказалось всего восемь.

Галлиани рассмеялся приятным смехом доброго дядюшки.

— О, я подумал, что число сапфиров преувеличено, еще когда первый раз услышал эту историю!.. И вы таки уверены, что это то самое?..

— Разумеется, — кивнул Райн. — На нем благословение, это чувствуется сразу… — он сделал паузу и сказал как можно мягче, чувствуя, что не получается убрать из голоса оттенка острой рассудочности. — Взгляните сами…

Он вытащил из-за пазухи небольшой кожаный мешочек и осторожно вытряхнул оттуда золотой квадратик с горящим в середины пластины голубым камнем.

— Одна секция, — сказал он. — Я не рискнул брать с собой ожерелье целиком. Слишком… тяжелая ноша. Если вы понимаете, о чем я.

Галлиани закусил губу. Веселье покинуло его лицо, белые широкие брови сошлись на переносице.

— Хорошо, — сказал он. — Мэтр Гаев… Зачем же Хендриксон так нужен богам, что они согласовывают с ним свои действия?..

— Возможно, боги тоже пришли к выводу, что мир должен меняться, — любезно подсказал Райн.

— Меняться? — Галлиани чуть скривил губы и опустил веки, что сразу сделало его похожим на большую белую сову. — Ах, вот как…

* * *

Когда Райн выходил из его дома, он чувствовал, кишками чувствовал, что повел себя неправильно. Галлиани должен был испугаться сильнее, чем это произошло в итоге.

Если бы можно было хоть кому-то рассказать… Если бы Стару можно было рассказать все.

* * *

К Альмаресам решено было идти вдвоем. С одной стороны — шаг рискованный: леди приглашала только Райна, явно рассчитывая заведомо убрать из возможных переговоров любой оттенок официальности. Однако если аристократам Мигарота вольно было форсировать игру, полномочные представители Хендриксона не видели, почему они не могут присоединиться. У герцога оставалось не так уж много времени до начала выступления — кампанию следовало закончить к зиме. Нужно либо заключать договор — либо провоцировать стычку. И, желательно, вне стен города.

— Она может растеряться от неожиданности, — меланхолично заметил Стар, еще когда портшез, покачиваясь, нес их по вечерним улицам Мигарота, — и приказать кому-нибудь всадить тебе кинжал в брюшину. Или отравить.

— Скорее уж тебе, — усмехнулся Райн. — Что я? Всего-навсего доверенное лицо.

— Вот именно поэтому убить сначала могут тебя. Чтобы досадить мне. Все зависит от того, насколько решительно они…

— Или насколько решительно я договорюсь с ней о том, что от тебя можно избавиться, а потом вертеть посольством к нашему обоюдному удовольствию, — перебил Райн и почти извиняющее улыбнулся. — Не боишься, Ди Арси?

— Издеваешься, Гаев? — Стар говорил ироничным тоном, хотя на самом деле к иронии был не расположен. — Пусть они боятся.

— Вот и хорошо, вот и молодец… — Райн приоткрыл край портьеры и с любопытством посмотрел на залитые закатным солнцем переулки. — До чего же красивый город!

— Медина-дель-Соль куда лучше, — не согласился с ним Стар, который, напротив, откинулся на подушки внутри портшеза. — Большее разнообразие стилей. А тут… все это варварство…

— Это в тебе говорит снобизм.

— А в тебе — отсутствие вкуса.

Иногда Стару становилось странно, что они с Райном никогда не называли друг друга по именам. Ведь даже Вию ему бы в голову не пришло именовать «госпожой Гаевой», и пошли они лесом — все эти правила этикета. Возможно, что-то за этим стояло. Возможно, их непроговоренные цели и еще менее проговоренные взаимные обязательства. Стару не так уж часто выпадал случай задуматься об этом. Но сейчас, когда он смотрел на освещенный оранжевым профиль Райна (астролог со счастливым, почти детским любопытством разглядывал из окна пробегающие мимо со скоростью носильщиков закатные переулки), он понимал, до чего на самом деле между ними много всего — такого, что его беспокоит.

А Фильхе, кажется, даже к нему ревнует. Глупая…

В двойном портшезе было страшно тесно. Стар с облегчением потянулся и расправил плечи, когда они вышли перед особняком Альмаресов в Тупичке Западного Света.

Сегодня не было большого приема или бала — всего лишь, как написано в послании, что принес в Посольский Отель слуга, «скромное собрание друзей», — и все же в прихожей, несмотря на раннее время, пылали свечи и исходили ароматами огромные звездчатые астры. Стару вдруг остро захотелось зарыться лицом в один из букетов, почувствовать мягкое прикосновение белых лепестков к коже, а еще влажный запах зелени… разве можно вообще жить в этих пропахших нечистотами городах?..

Разумеется, он не сделал ничего подобного. Просто выхватил одну астру поменьше из букета и легкомысленно повертел в пальцах… жаль, что котта на нем светло-бежевая, на этом фоне белый цветок не слишком смотрится. Придется оставить.

Народу в доме уже хватало. В прихожей шушукались какие-то девушки — служанки, но нарядно одетые, не из кухонных. Завидев молодых людей, они тут же сделались сама скромность и отступили к стене, но короткий шальной взгляд одной из них от Стара не укрылся. Он внутренне улыбнулся. Наверняка за этим за всем не хватит времени. И к тому же, как же эта раннезамужняя миледи Граццо, с которой он уговорился еще вчера на приеме в ратуше?..

Райн намеренно держался позади, когда они, вслед за слугой, вошли в комнату с низкими потолками. Несмотря на то, что солнце еще не село, здесь уже горело множество дорогих восковых свечей. Люди — мужчины в одноообразно темных и темно-коричневых одеждах, что почти не отличало их от купцов (а может быть, это и были купцы, кто их знает?.. здесь, в Мигароте, Стар не всегда мог разобрать) и женщины в куда более ярких платьях (ага, значит, все-таки из знатных)[8] — тихо переговаривались, разбившись на группы, стоя у стен или сидя на небольших диванчиках. Ни еды, ни питья Стар не заметил, зато в одном из углов лежали две породистые, явно скучающие борзые.

Леди Альмарес сидела посреди комнаты на низеньком стульчике, держа на коленях толстую небольшую собачку неизвестной Стару породы. Сама миледи при ближайшем рассмотрении оказалась такой же толстой, дряблой и добродушной, как эта собачонка, вот только узловатые руки (перстень с агатом тот же, что и днем) своею худобой не сочетались с остальным сложением.

— О, господин посол! — сказала она гостеприимным тоном. — Как я рада вас видеть! Заранее прошу извинить меня, что это скромное общество — отнюдь не то, что вы могли встретить в более оживленных местах Континента.

— Что вы, миледи, как я могу гнушаться обществом самой очаровательной дамы Мигарота? — Стар поклонился ей согласно моде Радужных княжеств: мигаротские поклоны казались ему неуклюжими.

— Вы мне льстите, — улыбнулась леди Альмарес. — Прошу вас познакомиться с моим мужем. Мой господин, это господин посол Ди Арси, нас представил сам Первый Кормчий на вчерашнем приеме. Я передала ему приглашение через его доверенное лицо, господина Гаева… Да, познакомьтесь же и с маэстро Гаевым, он так спокойно стоит, что можно подумать, будто его и вовсе тут нет… Милорд Ди Арси, это мой муж, сеньор Иберрос-и-Альмарес.

Представительный седовласый человек с неожиданно черной короткой бородкой поклонился по-местному — неглубоко, но всем корпусом, прижав одну руку где-то под ребрами. В его исполнение этот трюк смотрелся даже изящно.

— Рад видеть представителя самого доблестного Рыцаря Оливы под этой скромной крышей, — у мужа сеньоры Альмарес был глубокий, звучный, но немного сорванный голос, как будто привычный к большим расстояниям. И выправка военная.

Тут мысли Стара совершили некий кульбит, и он с запозданием вспомнил, что в Мигароте, как и вообще в областях Нижнего Рита, сохранился до сих пор обычай порою мужьям перенимать фамилию жен, особенно, если эти жены принадлежали к семьям, более знатным, чем их собственные. Такой своеобразный способ старых родов оставлять за собой землю, имущество и прибирать свежую кровь. При этом мужья могли полностью отказываться от своей фамилии, а могли и сохранять двойную. Ну точно, он ведь знал, что предводителя гарнизона Мигарота зовут Иберрос, что он был приглашен в свое время вместе со своими людьми в качестве наемника для охраны города, но, одержав несколько впечатляющих побед против отрядов Армизона, остался на службе у города и женился на представительнице одного из самых сильных родов. Это ему принадлежало несколько весьма показательных идей по тренировке ополчения…

Да уж, все заготовки псу под хвост — господин Иберрос стоит тут, непосредственно перед ним, и глаза у него прожигают господина посла Ди Арси насквозь: все его щенячьи восемнадцать лет, полторы битвы, отсутствие настоящей подготовки…

А, пошло оно все.

Стар улыбнулся Иберросу.

— О, что вы, сеньор. Для меня крайне познавательно познакомиться с человеком, который столь скромными силами одержал решительную победу при Нанороге в три тысячи двадцатом…

Брови Иберроса чуть поднялись.

— Не знал, что это сражение получило такую известность, — заметил он.

Не было похоже, что он купился на лесть — впрочем, Стар вовсе не льстил. Что он и намеревался показать.

— Да, оно и впрямь прошло почти незамеченным. Просто случилось так, что один из приближенных товарищей герцога Хендриксона явился свидетелем этих событий и пересказал нам многое из них. Я не мог не восхититься изощренным умом того полководца, который додумался оставить часть войск в резерве… ради всех богов, как вы их уговорили?..

Иберрос усмехнулся.

— Вообще-то, Нойе Ди Виллар — ваш земляк, если не ошибаюсь — попросту проиграл мне в карты, и поэтому согласился не вступать в сражение до определенного часа… все равно, конечно, не утерпел, но начало было положено. Как я слышал, вы тоже воспользовались этим приемом, милорд?

— Только случайно, — Стар покачал головой. — Мне бы не хватило выдержки ждать вне битвы. Это чистая случайность, что обстоятельства задержали меня и мой отряд… Но, должно быть, миледи Альмарес скучен наш разговор?

— Да, — сеньора Альмарес рассыпалась мелким смехом, — сеньор Иберрос, я должна поставить вам на вид: хоть сей молодой человек, возможно, пока не столь искусен в ратном деле, как вы, но он, определенно, галантней! Прошу вас, ежели вам так угодно обсуждать эти скучные материи, отчего бы не отойти в сторону?

— И в самом деле, — сеньор Иберрос кивнул. — Возможно, цветущая молодость способна кое-чему меня поучить…

— Скорее, я бы надеялся научиться у вас, — Стар постарался придать голосу как можно больше вежливой, дружелюбной мягкости, и, к его удивлению, у него получилось лучше, чем он смел надеяться. — В конце концов, именно за этим я и прибыл в Мигарот — чтобы учиться.

— Дипломатии? — хохотнула леди Альмарес.

— Осмелюсь возразить: не совсем. Искусству заводить добрых друзей.

— Так это ведь и есть дипломатия, — благосклонно заметила хозяйка дома. — Ну ладно, идите, идите! А то я уже вижу, как загорелись глаза у сеньора Иберроса: он теперь не отпустит вас, пока всласть не обсудит все стычки последних лет на нашем клочке земли. И если я буду задерживать вас, как бы его военный талант не обратился против меня самой… Я думаю, маэстро Гаев составит мне компанию… ведь правда же, маэстро Гаев, вы не откажетесь?.. Я понимаю, что в этой комнате множество куда более приятных дам, однако же…

— У вас, сеньора, есть перед этими дамами несравненное преимущество, — ответил Райн, разомкнув губы чуть ли не впервые за вечер, и тоже чуть поклонился. — С вами разговаривать интересно.

Иберрос уже увлек Стара прочь, поэтому он не слышал, что же такое сказал Райн старухе, и почему она улыбнулась такой удовлетворенной, понимающей словно бы улыбкой.

— Ну же? — они подошли к каминному столику и Иберрос уставился на него прямо, не мигая. Жесткими черными глазами, нередкими для уроженцев Отвоеванного Королевства. У Фильхе почти такие же, только с неуловимым карим отблеском. — Милорд посол Ди Арси… на что, по вашему, рассчитывает Хендриксон в этой кампании?

И Стар понял, что переход тона почти опасен. Разумеется, сеньор Иберрос сразу же пытается угрожать — это точно та же агрессивная тактика, какой он отличался всегда во всех своих битвах. Отчего же такой… суровый, да вдобавок талантливый человек удовлетворился ролью начальника гарнизона, а не попытался, скажем, завоевать княжество или стать королем своего родного Арраса — где, как известно, короли меняются с периодичностью морского прилива?..

— Прежде всего милорд герцог хочет стабилизировать границы, — Стару ничего не стоило выдержать этот взгляд, даже щуриться не пришлось. В каком-то смысле Райн мог смотреть страшнее (а любопытно было бы взглянуть на словесный поединок этих двоих!). — В этом смысле Мигароту беспокоиться нечего. Распространяться вглубь Рита было бы самоубийством — оставлять такой глубокий выступ по границе…

— Я имел в виду другое, — Иберрос задумчиво пощипал бородку красивыми пальцами, сверкнул алый камень в перстне. — Средства. Очевидно, милорд герцог рассчитывает на финансовую поддержку Мигарота?

— Вот как? — Стар приподнял бровь. — Вы — начальник гарнизона Мигарота…

— Именно так.

— И все же именно вы, а не один из Кормчих поднимаете этот вопрос.

— Кормчие будут ждать, — он усмехнулся в усы, давая понять, что слова его являются секретом общеизвестным, — пока не заржавеет последнее копье моего последнего пехотинца. Я — человек военный, ждать мы не приучены. Герцог прислал вас, чтобы продлить договор о перемирии. Договор дьявольски помог вам, когда вы брали Адвент, но теперь речь идет не только об этом.

— Мой добрый сеньор Иберрос… — Стар глядел ему в глаза прямо и честно. — Герцог желает только союза и ничего кроме союза. Кампания этого года станет последней на Континенте, развязанной милордом Хендриксоном, — а после этого потребуется устраивать мир. Каким будет этот мир — решать сейчас. В том числе и нам с вами. Условия возможного договора я вручил Кормчим еще вчера. Впрочем, если хотите, я с удовольствием перескажу их вам еще раз…

Иберрос какое-то время испытывающе смотрел на Стара.

— Воины могут быть крайне выгодными, — сказал он. — Для тех, кто понимает это… и готов.

— О да, — Стар чуть расширил глаза. — Например, во время войн очень удобно захватывать власть… не знаю, так говорят, сам я не пробовал.

— А хотите попробовать? — Иберрос тонко улыбнулся, и пошевелил пальцами так, как будто разделывал пальцами большого речного краба.

— Что вы! — простодушно заметил Стар. — Для этого нужен воистину государственный ум. Такие вот переговоры, скажу по чести, — это и в самом деле мой потолок. Когда, как сейчас, все совершенно честно, открыто, никому нечего делить и нет никакого двойного дна… Вам так не кажется?..

В этот момент к ним подошел Старший Секретарь ратуши и испросил разрешения представить свою супругу господину послу. Пришлось прерваться.

* * *

— Ну что же… — сеньора Альмарес задумчивым взглядом проводила своего мужа, уводящего Стара чуть ли не под руку, и обратила к Райну лучистый взгляд серых глаз, от которых к одутловатым щекам разбегались веера морщинок. — Теперь, слава Воху-Мане, мы и спокойно поговорить можем об утреннем деле, отчего не поговорить, если вы так разлюбезно приняли мое приглашение?. Уж пройдемте со мной в соседнюю комнату, пожалуйста, ничего в этом такого нет, скажу вам честно, если бы мне было лет на двадцать поменьше, да если бы не было с нами моей компаньонки, тогда конечно, а так вы же не откажете даме, такой вежливый юноша…

— Если речь идет о целительской консультации, то я никогда бы не отказал столь гостеприимной хозяйке, — кивнул Райн, позволив себе чуть улыбнуться.

Он снова чувствовал себя на пределе, как при разговоре с Галлиани, только немного по-другому. Тогда его била дрожь и он до смерти боялся сказать что-нибудь не то — а сейчас он печенкой чувствовал исходящую от миледи Альмарес смертельную опасность, и это веселило его до щемящей легкости, как от пенистого вина, это уносило разум в искрящийся туман Радужных лесов, подсвеченный огоньками фей, когда все можно и все доступно. Утром, до разговора со старым астрологом, ничего подобного не случалось — просто многообещающий контакт, один из многих.

Судьба наконец определилась, на какой стороне играть. Решение было принято.

Они прошли в небольшую боковую гостиную, уставленную вазами и вазочками, полными высохших цветов, кое-где с нанизанными на ломкие стебли причудливыми бусинами — странное украшение, которое Райн прежде еще замечал в иных состоятельных домах Адвента. Общая мода Риринского Союза?..

Компаньона сеньоры Альмарес, скучная особа с вязанием, немедленно опустилась на сундук у стены и вернулась к своему занятию, распространяя вокруг себя скучный запах сухого укропа. Сама же сеньора заняла стул посреди комнаты, расположившись на нем со всеми своими пышными коричнево-белыми юбками, подобно большой лохматой собаке.

— Ну так? — сказала она добродушно. — Днем вы изволили говорить мне, что можете определить мою болезнь или излечить ее, ах, ну не то чтобы я верила, что это возможно, но возможность, да… возможность. Возможности нам, старикам, почти не доступны, а то, что доступны, приносят опасную надежду, куда уж опасную в моем возрасте. Однако без надежды что жить, что умереть — никакой разницы. Понимаете, господин астролог?.. Хотя нет, сердцем все равно не поймете — вы ведь еще так молоды… А вот умом, ах, вашим молодым сильным умом… вы, наверное, способны не только понять болтовню старой неумной женщины, но еще и куда больше ее болтовни, — она слегка подмигнула и картинно зашелестела коричневыми перьями веера — и тоже в бусинах, таких же причудливых, что и на букетах.

— Увы, когда человек учится понимать звезды, узнает, насколько хрупко взаимопонимание между людьми, — кивнул Райн, размышляя, на что же такое хотела она намекнуть и что он там должен был понять из этой маловразумительной речи. Может быть, и вовсе не было здесь никакого смысла, просто она его путала?.. Очень удобная маска. — Зато в своих словах я уверен. Я могу составить ваш гороскоп и определить вашу болезнь. А вот смогу ли ее вылечить — не так ясно. Некоторые болезни не лечатся вовсе.

— Что же, в моем возрасте люди легче мирятся с неизбежным, — сказала сеньора и тут же деликатно закашлялась. — Я была бы крайне рада, окажи вы мне такую услугу. И я, разумеется, оплатила бы… — она сделала паузу.

— Ну что вы, миледи, — Райн тепло улыбнулся. — Ну как бы это выглядело, если бы я, будучи официальным лицом, принимал деньги от стороны, с которой договариваюсь?.. Я был бы рад оказать вам подобную услугу просто по дружбе… которая, как я надеюсь, не замедлит последовать.

Она снова так же мелко, не то хихикающе, не то кашляюще, рассмеялась.

— О да, дипломатия… Какие же вы все дипломаты, мое бедное старое сердце радуется, глядя на этих серьезных молодых людей, которые возложили на свои крепкие плечи судьбы нашего несчастного клочка земли… А вы тоже, как и господин Ди Арси, считаете, что дипломатия — это искусство заводить добрых друзей?

Это что у нее, оговорка? Она же помнит, что сама предложила такую трактовку оброненной Старом фразы…

— Не только, миледи, — на сей раз Райн говорил серьезно.

— Что же, что же, — мелкие, ласковые кивки головой, и второй подбородок под первым, на удивление худым и костлявым, покачивается в такт. — Счастлива была бы считать вас своим другом, маэстро, друзья — это прекрасно, когда-то ты окажешь другу пустяковую услугу, когда-то он тебе, а в старости начинаешь понимать, что именно на пустяковых услугах все и стоит, и большие вещи начинаются с малых… — голос ее тут же обрел те же легкомысленно-салонные интонации. — Должно быть, вы знаете, что мы, Альмаресы, здесь на особом положении?.. Уже не на том, как было раньше, века два назад, когда вся торговля велась через Армизон, и купеческие роды не были так сильны… у нас было ополчение, о, обученное ополчение, и Альмаресы стояли во главе… Теперь не то, безусловно, не то. Хотя… времена меняются постоянно.

Она смотрела на Райна добродушно, но паузу держала великолепно. И Райн, собственно, понял, чего от него добиваются.

Форсировать игру. Она проверяет почву — ну так, возможно, надо ответить сразу?

— Поэтому я и говорю, миледи, — заметил Райн. — Союз с герцогом Хендриксоном мог бы быть очень полезен знатным родам Мигарота. Герцог — справедливый человек, и после своей победы он раздаст награду всем своим преданным соратникам. Я знаю его достаточно, чтобы быть уверенным в своих словах, — я составлял его гороскоп.

— До чего же вы интересный собеседник, маэстро, — она по-куриному склонила голову набок и добавила тоном сплетницы: — Правду ли говорят, что по гороскопу можно узнать о человеке все, даже тайные его мысли?

— По-настоящему искусные астрологи способны на многое, — кивнул Райн. — С моей стороны, правда, было бы самонадеянно причислять себя…

— О, бросьте скромничать, маэстро! — она снова кашлянула и прикрыла рот рукой, потом сказала шутливо и добродушно: — Пожалуй, я все-таки поберегусь доверять свой гороскоп такому опасному человеку, как вы! Нам, старикам, уже поздно и меняться, и лечиться…

— Ну что вы, миледи, вам еще далеко до звания старухи, — Райн поклонился. — С вашего позволения, я присоединился бы к моему патрону. Быть может, ему требуется мое содействие.

— Дозволяю, — со вздохом сказала она. — Безусловно, вам интереснее с гостями, чем со мной… ах, не надо, говорить всякие вежливые глупости!.. Хотя, не буду спорить — это тоже способ приобретения опыта. Вежливость — очень важно в дипломатии.

— Да, миледи, — Райн улыбнулся. — По-моему, дипломатия — это не только искусство заводить друзей. Это еще и искусство выживания.

* * *

Они возвращались до дома уже за полночь, слегка опьянев — как будто не от вина, а от разнообразных разговоров, тех, которые они вели с самыми разными людьми — и самими Альмаресами, и позднее, с иными господами, собравшимися на этом маленьком вечере. Мы просто послы; мы просто хотим дружить, больше ничего. Все это было и не было правдой; вкус полуправды отдавал металлом во рту.

— И во что мы вляпались? — риторически спросил Стар, бросив взгляд на своего спутника. Нет, дешифровать выражение лица невозможно: обычная мечтательная улыбка могла относиться как к звездному небу, так и к прошедшему дню или к дню наступающему.

— Во что… — вздохнул Райн. — Ну, во что-то… Я так думаю, сейчас одно из двух будет. Либо Альмаресы все же побоятся рискнуть своим положением и отношением с другими семьями. Или же, например, решат, что, если Хендриксон не собирается брать Мигарот, то от добра добра не ищут…

— Вот этого ты можешь не опасаться, — усмехнулся Стар. — Я же не зря с Иберросом говорил. Он и так не из людей, которые довольствуются тем, что имеют, а я тут еще и… — он покрутил пальцами в воздухе, как бы изображая, как он старался внушить Иберросу необходимую линию поведения самыми тончайшими намеками.

— Тогда развилка на две стратегии.

— Защита от осады и нападение, да, — согласно качнул головой Стар. — Зная Иберроса, я думаю, что он предпочтет нападение. Особенно, если ты преуспеешь в своем начинании.

— Это крайне утешительная мысль, — чуть улыбнулся Райн, вытягивая ноги в портшезе. Стар недовольно заерзал, пытаясь разместить поудобнее, чтобы они друг другу не мешали. — Потому что если Иберрос выберет нападение, то это значит, что он не будет Хендриксона провоцировать. А если он не будет Хендриксона провоцировать, это означает, что он не будет пытаться убить кого-то из нас. Или обоих.

— Ага, отлично… — Стар зевнул. — Ну-ка, напомни, что нам надо завтра говорить у Третьего Кормчего.

— Друг мой, не пытайся казаться наивнее, чем ты есть. Третий Кормчий — политический противник Альмаресов, он принадлежит к «партии нейтралитета», условно говоря. Именно поэтому они наверняка будут знать все, о чем говорили в доме у Третьего уже через пару часов…

— А если не будут? — спросил Стар.

— Тогда придется попробовать другой вариант.

* * *

Сквозь шторы свет, затоплявший комнату, казался багровым. Третий Кормчий умело не пускал день в свой кабинет, творил собственные сумерки. Каменные стены и искусная система вентиляции давали прохладу, которой так не хватало в Мигароте этими жаркими летними днями.

Весною было значительно проще.

Но с тех пор многое изменилось.

В частности, в Мигарот прибыла делегация Хендриксона.

— Помилуйте, капитан[9] Феррацио, — лениво протянул глава хендриксоновой группы, милорд Ди Арси, рыцарь Серебряного Колокола, кавалер ордена Двойной Звезды и победитель битвы при Янтарном Броде, решившей — да-да, можно не кокетничать, все уже решено, годом раньше, годом позже — судьбу Радужных Княжеств. — Отчего вы так уверены, что я недоговариваю? Клянусь Зевсом, я искренен с вами до такой степени, что это уже просто неприлично.

Ди Арси отпил немного вина и поставил стакан обратно на столик. Откинулся снова на спинку кресла, тряхнув длинными черными кудрями.

— Иными словами, вы твердо заявляете, что не уполномочены сделать мне никакого специального предложения? — подвел итог Феррацио.

Посланник Хендриксона кивнул.

— В таком случае, что мне остается думать? — Кормчий Феррацио развел руками и шутливо вздохнул. — Вы просто не оставляете мне выбора, милорд. Я знаю, что не бывает дипломата без тайной миссии… а раз ваша тайная миссия — не тайный договор, то, должно быть, что-то более примитивное. Например, ночью по условленному сигналу открыть городские ворота.

Они оба вежливо посмеялись: действительно, предположение не могло вызвать ничего, кроме здоровой радости. Тройная линия укреплений Мигарота была снабжена, соответственно, тремя воротами… подкупить всех стражников не представлялось абсолютно никакой возможности, да и армия не могла бы незаметно подойти за одну ночь через густонаселенные предместья. Непременно нашлись бы доброхоты, предупредившие город.

— Ну почему вы сразу подозреваете его сиятельство в каких-то недобрых намерениях? — заметил Ди Арси, отсмеявшись. — Ведь договор до сих пор устраивал обе стороны. Почему бы не принять нашу миссию за чистую монету: его сиятельство всего лишь дал двум своим молодым помощникам набраться опыта на дипломатическом поприще. Ему ведь нет никакого резона сейчас ссориться с Мигаротом.

Это было правдой — такой кусок, как Радужные Княжества, нельзя переварить за пару месяцев. И даже за пару лет — нельзя.

— Вы отлично знаете, чего стоят нынче договоры, — Третий Кормчий сделал рукой в черной кожаной перчатке жест, будто бы отметающий возражения Стара. Оправленный в серебро янтарь блеснул на тыльной стороне ладони. — Поймите нас, милорд Ди Арси, что мы должны думать? Герцог посылает двух своих доверенных соратников, даже знаменитого Магистра Драконьего Солнца, всего лишь для того, чтобы продлить договор, который и без того был бы продлен… разумеется, ваш визит сюда порождает самые разнообразные гипотезы.

— Правда? — весело спросил Стар. — Мне это невероятно льстит! — он ухватил из вазы на столе виноградину и кинул ее в рот. — А недурственный фрукт, господин Феррацио! Это из нижнего течения Рита доставляют?

— Почти, милорд, — заметил Третий Кормчий, опуская веки. — Это из моего личного виноградника. Он действительно ниже по течению Рита, однако гораздо ближе к городу.

— Да, я все больше убеждаюсь, что о плодородии ритских угодий не зря ходят легенды, — Ди Арси прищелкнул языком. — Скажите, капитан, ваш городской устав разрешает иностранцам покупать землю?.. Я с удовольствием бы приобрел виноградник в том районе.

— Думаю, это можно устроить, — благосклонно кивнул Третий Кормчий. И посмотрел на магистра Гаева.

Астролог стоял у окна и глядел на улицу из щели между тяжелых портьер. Лицо его казалось безучастным к разговору и ко всему на свете, будто он сопровождал посла милорда Ди Арси всего лишь для придания веса.

— А как вам город, господин магистр? — поинтересовался Третий Кормчий. — Вы тоже восхищены ритскими угодьями?

Райн сделал шаг в сторону от окна и моргнул, заново привыкая к полумраку комнаты.

— Благодарю, господин кормчий, — сдержанно заметил он. — Мигарот — великий город. Я рад возможности побывать здесь в качестве почетного гостя.

Он замолчал, очевидно, не собираясь больше говорить ни слова. Лицо по-прежнему оставалось отрешенным и даже слегка будто окаменевшим, скрадывая крайнюю молодость магистра. Мальчишки… мальчишки. Почему же Хендриксон послал их?.. Это отвлекающий маневр, совершенно явно… Ди Арси вот даже не делает вид, что его отправили с чем-то серьезным. Победитель при Янтарном Броде, надо же. Удачливый фаворит, только и всего.

Вот магистр… этот сложнее. Безусловно сложнее…

Мир меняется слишком быстро.

Весной все было значительно проще.

Феррацио не верил, что Хендриксон отправил этих юнцов просто так. Рыцаря — еще ладно, но астролога?.. Он ведет себя так, как будто шпионит… за Ди Арси и не только. Так кто же из них в самом деле доверенное лицо Хендриксона, кто осведомлен обо всех его планах?

Какая жалость, что он вернулся из поместья лишь недавно. Наверняка Лазарио и Таглиб уже давно ведут свою игру с… с одним из них, скорее всего.

Но просто удивительно, что, насколько он знает, от Ди Арси до сих пор не поступало ни требований, ни даже настойчивых просьб форсировать заключение договора. Донна Грация говорила только об одной вспышке гнева — во время первой аудиенции у Первого Кормчего — и все. После этого посол принял как должное череду светских развлечений, в которую его втянули, и даже не пытается каким-то образом добиться решения дела, ради которого прислан. Вот, скажем, сегодняшний визит — до сих пор ни словом ни намекнул, что недоволен его неофициальным характером, и что не пора ли господину Третьему Кормчему уже встретиться с послом по протоколу.

— И вы все же настаиваете, что вы желаете только продлить договор и познакомиться с внушающими восхищение обычаями Мигарота? — продолжил Феррацио.

— Положительно, так!

— Скажите, а отдавал ли отчет Его сиятельство герцог, что ваш визит сюда может затянуться? Ведь быстро совершаются только торговые сделки, и то не всякие; в благородном искусстве дипломатии торопиться не пристало.

— Равно как и медлить, — улыбнулся Стар. — А то ведь еще можно дать понять, будто себя не уважаешь…

— И что же будет делать Хендриксон, если вы станете чрезмерно задерживаться?

— Думаю, отзовет нас, — Стар только плечами передернул. — А что еще можно сделать в такой ситуации?

Феррацио приходило на ум много разнообразных вариантов, начиная от осады города и кончая серией политических убийств и запугиваний. Нет, нет, у страха глаза велики. Он стал слишком бояться за последние месяцы, а это очень плохо для государственного деятеля. Пора уходить на покой. В самом деле, что может угрожать Мигароту?.. Герцог не станет осаждать его: город взять очень тяжело, и даже измором — почти невозможно, если не блокируешь с воды; а в водах Рита нет кораблей герцога, весь флот Бресильонского патрулирует побережье. Что касается убийств… помилуйте, да нет у герцога денег — и представителей, кроме того же Ди Арси, — чтобы чьими-либо руками устранять мигаротских должностных лиц.

Конечно, полностью верить словам хендриксоновского посла тоже никак невозможно. Просто продление договора?.. Не смешите. А вот завязать тайные контакты с одной из влиятельных сил города… да хотя бы с Альмаресами… как ему сообщила донна Грация, не далее, как позавчера оба приезжих присутствовали на приеме у сеньоры Альмарес — той самой сеньоры.

— Думаю, больше и в самом деле ничего, — вздохнул сеньор Феррацио. — А что, вы бы хотели, чтобы договор был заключен побыстрее, и вы бы вернулись к своим занятиям в войсках?

— О, полагаю, что этого я должен хотеть в интересах герцога… — легкомысленно отозвался Ди Арси. — Но на самом деле, я от души наслаждаюсь нашими неожиданными мигаротскими каникулами! Признаться, я думал, что выходцы из купеческих фамилий не умеют устраивать празднества — а ваши приемы куда лучше, чем те, что дают местные аристократы — например, Альмаресы…

«Сам заговорил, — подумал сеньор Феррацио. — Да полно, так ли он прост? Быть может, этот мальчишка читает мои умозаключения, как открытую книгу…»

Вот и гадай. При этом помни, Третий Кормчий: излишнее благодушие и излишняя паранойя его враги в равной степени. Насколько же все было проще летом…

— В таком случае, я очень рад, — только и сумел ответить Феррацио на эту реплику. — Надеюсь, на завтрашнем балу в ратуше вы хорошо повеселитесь.

— О, я в этом не сомневаюсь, — откликнулся Ди Арси.

* * *

Где-то во Дворце Кормчих — одном из двух легендарных зданий в Мигароте, об этом дворце и о Большой Пауле, единственном мосту через Рит в его среднем течении, складывают песни, — играла музыка. В ярко освещенных высоких стрельчатых окнах кружились, обмениваясь парами, пышно и красочно разодетые танцоры. Если смотреть снаружи. Если же смотреть изнутри, потягивая, скажем, вино из стеклянного с серебром кубка, то сложно увидеть что-то кроме темноты… Возможно, темноты, отчеркнутой сверху чуть более светлой синевой неба.

Все-таки Мигарот — один из лучших уголков этой плохо выделанной бычьей шкуры, которую иные зовут целым Быком или даже Великим Континентом — хотя речь идет всего лишь о куске грязи, плавающем в великом океане. Сюда из всех остальных уголков, не столь приятных, стягиваются лучшие ткани, и вина, и пряности, и прочее… например, эти великолепные кубки с узорчатым верхом, словно покрытым изморозью…

— Вероятно, благородный лорд изволил отдать должное хмелю? — угодливо спросил юноша-прислужник, на редкость смазливый и юный — пожалуй, на год или два моложе Стара.

— А если и так? — усмехнулся Ди Арси, подставляя кубок под струю из бурдюка, что юноша нес на плече.

Юноша был курчав и светловолос — довольно редкий тип внешности для Мигарота. Впрочем, здесь столько приезжих, что определить, кто чуждый, кто здешний, чаще всего не проще, чем отличить правду от вымысла в словах государственного деятеля. Вот Иберрос, к примеру…

— Милорд Ди Арси!

Стар обернулся.

Позади него стояли три молодые девушки… нет, две молодые девушки и одна, не менее молодая, но вполне замужняя, что явствовало из ее покрытых по местному обычаю узорчатым платком волос — только надо лбом блестящие каштановые волосы были выставлены на всеобщее усмотрение.

— Прошу вас… не присоединитесь ли к нам в круге? — очаровательно краснея, но едва ли на самом деле чувствуя смущение, произнесла одна из незамужних — черноволосая и очень худенькая, чем-то напомнившая ему Вию, только раза в полтора выше маленькой шаманки.

— Почему нет?.. — Стар сунул стакан виночерпию, протянул красавицам руки и позволил увлечь себя в круг танцующих — сейчас переходили к какому-то танцу, которого Стар не знал, но балмейстер уже объявлял фигуры, и они были знакомыми, так почему бы и не…

— Милорд, вы забыли!

Давешний виночерпий вдруг как-то ловко извернулся и вклинился к нему, блестя яркими голубыми глазами, а в руке у него была зажата фибула, одна из двух, которыми Стар скреплял свой плащ по местной моде — лишняя тяжесть, однако же… Вторую руку юноши не разглядеть было из-за бурдюка, и Стар почему-то мгновенно напрягся — может быть, потому, что весь его жизненный опыт отнюдь не призывал ждать от блондинов ничего хорошего.

Предчувствие его не обмануло: рука юноши метнулась вперед, очень быстро, и если бы Стар не отслеживал его движения случайно, ему бы ни за что не удалось увернуться от этого быстрого, как змеиный выпад, юркого движения. Но он увернулся — нож только чиркнул по камзолу из плотного бежевого шелка, не причинив вреда ни вышивке в виде папоротниковых веток, ни хозяину камзола.

А Стар успел перехватить руку неудачливого убийцы, и вывернуть ее, и…

Юноша рванулся прочь, не то ломая, не то насмерть вывихивая собственную руку, одновременно ударил коленом в пах — Стар знать не знал, что кто-то способен порвать собственные мышцы и поэтому не ждал подобного — и кинулся прочь, из зала.

Нет! Не из зала! К одному из этих высоких стрельчатых окон, забранных не слюдой, а невероятно дорогими стеклянными пластинками в мелкой сетчатой раме. Он рванулся прямо на эту раму, по которой Стар задумчиво водил пальцем несколькими мгновениями ранее, и ударил по ней всем телом.

Юноша был ниже Стар, легче сложением — он просто не мог весить столько, он просто не мог суметь — и все-таки рама прогнулась, и вылетела наружу, а юноша вывалился за ней. В короткий, бессодержательный полет до брусничной мостовой площади перед Ратушей.

Стар не успел к подоконнику первым — сказался удачный пинок убийцы. Однако потом он все-таки добрался туда, растолкал удивленных донельзя гостей… и увидел то, что и должен был увидеть, — погнутую решетку выбитой рамы, серебристые брызги разбитого стекла и… и никакого тела. Как не было.

Не то встал и убежал — а что, если уж себе руку вывихнул, лишь бы вывернуться, запросто способен — не то исчез. Не то и вовсе не было никого, так, блажь переутомленного рассудка. Как-то подозрительно это попахивает божественным вмешательством… но неужели боги могут видеть его сейчас?!

Надо будет потом обязательно поблагодарить этих очаровательных красавиц. Если бы не они, Стар бы наверняка отпил из кубка…

— Это как понимать? — Первый Кормчий Лазарио, хозяин бала, задел Стара плечом, кривя полные губы. — Господин посол, эт-то что такое?..

— Вы видели этого юношу? — настойчиво произнес Стар. Сейчас ему важнее всего было выяснить, видел ли кто-то, кроме него, парнишку. Потому что одно дело видения — а другое дело сверхъестественное.

— Этого смазливого юнца с бурдюком? — Первый Кормчий Лазарио скривил губу. — Вольно же вам хватать посреди пира моих собственных слуг, посол! И что, он потом выпрыгнул в окно? А где тело?

— Понятия не имею, господин Первый Кормчий! — Стар подозрительно посмотрел на свой бокал. — сдается мне, я слишком много выпил.

* * *

Снизу, за много кварталов от Дворца, небо видится совсем другим. Оно не чуть светлее — оно много светлее угловатых краев крыш, похожих на челюсти, готовые сомкнуться. Улицы в этой части Мигарота шире, ибо моложе, однако же не настолько широкие, чтобы двум повозкам разъехаться, не сцепившись бортами. А еще на небе праздничные звезды, занавешенные невесомыми кисеями пронизанных лунным светом облаков… Самой луны, тонкого жертвенного серпика, отсюда не видно, она пока низко поднялась над горизонтом.

Райн заставил себя опустить голову и глубоко вдохнул. Ночь в Мигароте пахнет вишневой корой. Их тут очень много — кряжистые, узловатые деревья, тенистые настолько, что на черной, ухоженной земле под ними не растет травы. Ветки их обрезают так, чтобы они не лезли в окна домов, но кроны все равно на редкость густые и пышные. Дикие вишни так не разрастаются. Но в их тени ночью темнее, чем в лесу.

Откуда их тут так много? Надо будет потом спросить.

На соседней улице закричал ночной сторож, во всю профессиональную мощь луженой глотки оповещая добрых горожан, что бояться им некого и нечего.

— Поспешим, — сказал проводник Райна, человек мессира Галлиани. — Нужно успеть до второй стражи.

— Прошу прощения, — улыбнулся Райн. Аллоцо Магиари не был ему ровней, всего лишь секретарь и охранник — он равным образом владел пером и шпагой. Однако всегда проще соблюдать вежливость. — Кажется, я задумался.

— Ночью трудно идти быстро. Мне следовало взять фонарь… Прошу прощения за неудобства, маэстро.

— Все в порядке.

— Я бы рекомендовал вам держаться на стороже. Я попытаюсь защитить вас, но тут никогда не знаешь….

Райн не ответил, хотя мог бы сказать: «О, я настороже, мой добрый проводник, еще как настороже!» Ему показалось, что неподалеку что-то шевельнулось в тени возле дома, он вгляделся туда — и упустил момент… Нет, просто побитого вида бродячая собака с поджатым хвостом. Быстро метнулась поперек улицы и пролезла куда-то под крыльцо.

Они нырнули в щель между домами — там оказалась узкая щербатая лестница, убегавшая куда-то вверх. Здесь было светлее — лунный свет косо падал на стену.

Поднявшись на холм, они оказались на уровне крыш. Наверное, когда-то здесь стояло большое здание, господствующее над окрестностями… точно, с той стороны холма до сих пор виднелись другие ступени, широкие. Сейчас их уже наполовину застроили какими-то лачужками — места в городе вечно не хватает. А до самой вершины вездесущие обыватели почему-то еще не добрались, и покореженные останки фундамента — выглядели они так, как будто их пожевало не только время, но и кто-то куда более злобный, — лежали под лунным светом удивительно недобрыми.

— Святилище Кевгестармеля, — полушепотом пояснил проводник.

Райн напрягся. «Дом Марса наверху», вот оно. И покинутость, и предвестница катастрофы… Так ведь тоже можно понимать…

— Здесь не может быть воровской засады? — спросил Райн Магиари как будто из чистого любопытство; нужно было слушать очень внимательно, чтобы услышать в обыденном тоне астролога нечто иное.

— Нет, что вы, — хмыкнул Алоццо. — Где угодно, только не тут. Мы в городе не любим это место, обходим его десятой дорогой. Но так гораздо быстрее. Сегодня для нас скорость — главное.

Говорил он по-прежнему шепотом.

— Кевгестармель мертв уже двадцать с лишним лет, — заметил Райн.

— Что такое двадцать лет для богов? — в ответ произнес Магиари.

— И все-таки я советую вам насторожиться, — заметил Райн таким же обыденным тоном. — Будет засада. Думаю, вот за тем вот обломком стены… да-да, именно этим. Похож на волнорез, поставленный стоймя.

Алоццо Магиари посмотрел на астролога с некоторым недоумением: очевидно, он никогда не видел волнорезы.

— Там же негде спрятаться, — сказал он.

Райн пожал плечами. Такое бывало уже и раньше — он просто знал. Он мог не знать раньше, анализируя рассыпающиеся таблицы или разбираясь в собственных каракулях, которые к исходу ночи становились особенно неудобочитаемыми. Однако когда приходило то само время — единственное нужное время, когда можно было что-то изменить, — он чувствовал это. Звезды подсказывали?.. Или просто опыт, плачевный опыт человека, под чьими пальцами уже не раз ткань времен послушно скручивалась в жгут, а порою неловко рвалась, растаскивая по клочьям чужие жизни.

— Засада будет, — сказал Райн. — Их пятеро, чтобы наверняка. Люди Альмаресов.

Пока он не произнес этого, он еще точно не знал, что злоумышленников именно пятеро, и что послали их именно Альмаресы. Он, скорее, думал, что на данном этапе для них логичнее попробовать договориться с ним миром… а они вот как.

Магиари шагнул вперед, намереваясь заступить Райна, но астролог удержал его за рукав. «Не надо, — сказал он. — Спереди только пугнут, нападут со спины. Держитесь позади меня».

Они из-за того самого куска стены. Двое позади — с ножом и дубиной. Один впереди — с мотком веревок на рукаве и какими-то тряпками. Что это, мешки, оттащить тело?.. Или?..

А почему трое, а не пятеро?!

Передний махнул тряпками, пахнущими мокрой пенькой, в лицо Райну, чтобы заставить его отшатнуться — прямо на кинжал заднего. Астролог, однако, был наготове, и нагнулся, уходя вперед. Ему удалось перехватить локоть нападавшего, вывернуть запястье… не то, что с мешком, то, что с ножом. Нож выпал из разжавшихся пальцев серебряной рыбкой, но звука удара не было — не камни, земля… Редко здесь ходят. Так, теперь коленом под зад и носом в землю — полежи-ка, любезный. А вот вашими же веревками мы тебя и свяжем…

Секретарь Галлиани и впрямь так же хорошо обращался с пером, как и с оружием. Он уже успел разобраться с двумя — но, видимо как раз по причине многочисленности их разобрался крайне незатейливо. С легким недоумением — «когда это он успел?» — Райн уставился на два валяющихся на земле скрюченных тела.

— Всего трое? — спросил Алоццо, приподняв бровь.

— Да, — кивнул Райн. — Я ошибся.

И только он это сказал, как скрученный им человек на земле — казалось бы, совершенно надежно скрученный! — вдруг плеснул пятном темноты прямо им в лица.

Как это у него получилось, Райн не понял — но вот уже в следующую секунду лунный свет облек противника сверкающим сиянием, и Райн увидел вывороченные губы с длинными клыками, раскосые глаза (откуда-то астролог без тени сомнений знал, что они зеленые), длинные, почти до колен мускулистые руки… Как это было незаметно раньше, оставалось загадкой, но перед ними совершенно точно был гуль. Замаскированный гуль.

Задаваться вопросами, как они могли не заметить явственных отличий, было некогда — тем более, что защитник Райна уже храбро сунулся гулю под лапу и отлетел в сторону, сложившись по полам. Жив ли, нет, — не ясно. Райн каким-то чудом уклонился от удара (сам не знал, как, потому что движения гуля казались невероятно, чудовищно быстрыми — астролога просто дергало из стороны в сторону неведомыми силами). А потом Райн оказался совсем рядом с нападающим недочеловеком, и все, что он успел понять — это внезапный всплеск острого, звериного запаха, слегка знакомого, даже родного, и все же… И все, что он успел сделать — это ударить ножом, он сам не понял, как, ударить глубоко, вбок, в одно из немногих уязвимых мест у гуля, близко к подмышке, он знал, куда бить…

Повезло. Острое, невероятное везение — но гороскоп на сегодняшнюю ночь вполне его объяснял.

Гуль почему-то умер сразу — Райн был уверен, что в конвульсиях зверечеловек еще успеет его зацепить. Осел у ног грудой, и тут же, внезапно, из развалин, спереди, сзади — астролог не видел — лунным серебром вокруг почти одинаковых, словно из флюгерной жести вырезанных силуэтов, — посыпались люди. Вооруженные люди.

А у Райна был только длинный нож.

Везение продолжалось.

Наверное, так не смог бы даже Стар. Нет, Стар, наверное, смог бы — с мечом, да в гуще битвы, да дерзко смеясь над опасностью, запрокидывая голову… и лицо почти сразу украсилось бы брызгами крови. Райн отметил, что у него самого лицо каким-то образом осталось чистым — а вот и руки, и полы плаща, и новая темно-фиолетовая котта с серебристой вышивкой на груди, и даже голенища расшитых бисером щегольских сапог (Стар посоветовал одеваться по моде) — все это почти сразу оказалось темным и липким. Это было, как во сне, но во сне не видишь так четко и ясно. Во сне лунный свет не становится единственной осязаемой реальностью, в которой смутными тенями скользят человеческие фигуры. Они видны насквозь, со всеми страхами, со всею душевной требухой. Каждое их движение, каждое поднятие руки, каждый шаг связаны со звездами, которые также скользят по небосклону, купаясь на закате и восходе в солнечной крови.

Вторая минута боя застала Райна над телом последнего из нападающих. Он по-прежнему был спокоен и по-прежнему видел четко, лунная ясность, спасшая ему жизнь, еще не отпустила его. Сила, о сути которой он догадывался с той или иной степени точности, снова использовала его, как инструмент. Он знал это, он учел в расчетах, он, в конце концов, надеялся на это, не желая умирать бесполезно, не исполнив задуманного, однако почему-то все равно было неприятно.

И особенно неприятна ошибка: выходит, Альмаресы и впрямь решились убить его, а не просто пугнуть. С чего бы это?.. Убитый помощник посла — это даже не повод для войны… или повод, если так пожелает сам посол, но откуда бы Альмаресам знать, что Стар этого пожелает?.. В любом случае, им больше резона пытаться столковаться с Райном и нападать на Стара — причем сначала столковываться, а потом нападать — а не наоборот.

Они же с того разговора у леди Альмарес даже не прощупали почву.

Или это не Альмаресы?

И вообще, что за сила способна контролировать дикого гуля? Да еще и как-то выманить его из-за Радагана, приезти сюда за сотни миль, маскировать в городе… И ради чего?..

Он посмотрел на Алоццо Магиари, который, слава всем звездам, даже не пытался героически лезть на подмогу или учинять другие глупости. Просто лежал под стеной, притворяясь мертвым. Но мертвым он не был: просто сильно ушибся и сломал руку, сейчас Райн видел это ясно. И еще сотряс голову — пустяк, его стошнит, а потом это пройдет за пару дней.

Хорошо, что он выжил. Нужен свидетель. Инцидент-то крайне удобный…

— Вы можете встать? — спросил Райн.

— Могу, да, — Алоццо что-то прошипел сквозь зубы, поднимаясь. Держался он за стену и дышал с трудом — не то одышка, не то что-то серьезнее.

— А идти? — спросил Райн. — Мы идем разговаривать ко Второму Кормчему и цеховым старшинам, если мне не изменяет память. И мы уже почти опоздали.

* * *

Стар проснулся от боли во всем теле — плечи и шея немилосердно затекли, лишний раз показывая, что не стоит засыпать, сидя за столом, да еще когда много выпил и полночи был на ногах. Кубок опрокинулся и залил черновик письма, которое Стар составлял сам, не доверяя секретарям — никогда не доверял, как и его отец, как и Хендриксон… хорошо еще, что вина там оставалось мало, и то разбавленное, так что текст вполне читался сквозь бледно-розовые пятна. А еще на пергамент осыпались сухие синие лепестки с букета, которые принесли слуги по его приказу, и желтый луч, пробивающийся под закрытыми ставнями, рассекал листы надвое.

Стар тихонько застонал, пытаясь сообразить, почему же он не добрался до кровати вчера — вот же она, вполне расстеленная, и даже грелку из углей, обернутых полотенцем, служанка подкладывала и убрала, это он помил, он еще на нее накричал за что-то… Так почему он сидит тут, за столом? Что случилось?

Да, он ждал Райна. У того была назначена встреча со Вторым Кормчим и цеховыми старшинами, представителем которых этот Кормчий традиционно являлся (Первый и Третий принадлежали к числу торговцев) где-то за полночь, они должны были вернуться одновременно… или Райн даже немного раньше, потому что была имеют свойство затягиваться, а еще Стар вполне серьезно рассчитывал на возможность впоследствии заночевать у какой-нибудь особенно гостеприимной дамы.

А вместо этого Стар пришел до обидного рано, и хотел обсудить… Тот смазливый юноша с вином… в вине был яд, это даже проверять не пришлось: дворовые псы нализались и сдохли. А вот куда он делся, никто сказать не мог, даже мессир Глатти, глава мигаротской стражи, вечный антагонист сеньора Иберроса. И никто, как выяснилось, до сегодняшнего вечера в ратуше не видел, в пособничестве ему никто не признался. Пытать всех слух подряд, разумеется, не стали — все-таки крайняя мера.

Райн, должно быть, не явился до сих пор, а то не преминул бы разбудить.

Поднявшись, Стар распахнул ставни. Вид за прошедшую ночь не изменился — все та же разноцветная река крыш и небесная река над нею, земное и божественное разом, перед глазами все время, потому что это и есть повседневная жизнь. Мигарот — красивый город, в таком приятно жить.

Этим городом, должно быть, приятно владеть.

Мысль несла какой-то неприятный привкус, и еще на краю сознания мелькнуло что-то о Рыжей… Фильхе все-таки ревнует, ревнует ко всем подряд, и очень хорошо, что ее нет здесь, но ей бы Мигарот понравился.

Стар попытался расчесать пальцами курчавые непослушные пряди — волосы отрасли уже почти до плеч, — в который раз у него это не получилось. Он плюнул на бесплодные попытки и вышел в коридор, чтобы крикнуть кого-нибудь из слуг…

Вышел, чтобы обнаружить, что дверь комнаты астролога чуть-чуть приоткрыта. Вчера вечером она была закрыта плотно, он это точно помнил.

В два шага Стар оказался там и осторожно заглянул в щель. Если кто-то из местных, приставленных к посольству городскими властями, роется в вещах Гаева…

Никто там не рылся. Гаев был в комнате — лежал на кровати и спал невиннейшим из снов, даже сложенные вместе ладони под щеку подложил. Гад. Интриган и беспробудная сволочь — ну вот что ему стоило сказать Стару, когда вернулся?..

Усмехнувшись, Стар уже хотел было плотно закрыть дверь и пойти умываться, как вдруг…

На темно-фиолетовой котте, небрежно брошенной в ногах кровати, темнели какие-то пятна. Это могло быть все, что угодно, но Стар почему-то ни на миг не усомнился в их кровавом происхождении — может быть, потому, что, при ближайшем рассмотрении, кровь оказалась и на рукаве светло-зеленой камизы астролога, что свешивался из-под котты, чуть касаясь пола.

Ни на одного Стара покушались вчера вечером.

И в первую очередь это означает, что они неправильно рассчитали что-то… или даже много чего.

Когда астролог проснется, он не отвертится от серьезного разговора.

* * *

Хорошо было в полуденном Мигароте, светло и привольно, словно солнце задумало еще больше обогатить знаменитый город, вызолотив не только железные купола и пики храмов, но даже и самые обыкновенные черепичные, а то и соломенные крыши ремесленных кварталов, зубцы крепостных стен и простой булыжник улиц. Жаркое лето щедро поливало город зноем, сдавая позиции только перед прохладной широкой змеей Рита — так рывок легковооруженной конницы захлебывается перед хорошо укрепленными позициями противника.

Хорошо было в полуденном Мигароте… только слишком жарко — до пятен пота под мышками и остервенелых мыслей даже не о прохладном вине, а о самой обыкновенной воде, и ностальгических воспоминаний о студеных, продуваемых сквозняками зимах в Чертовой крепости… о, глупец ты, Стар Ди Арси, сущий глупец, неужели тебе когда-то могло быть холодно?..

Хорошо в полуденном Мигароте, только слишком светло — астролог Гаев щурится, отворачиваясь от окна, и прозрачные глаза на миг становятся темными, как будто скрывая что-то в светлой опушке ресниц.

— Все это меня очень настораживает, — задумчиво произнес астролог.

— Еще бы два покушения тебя не настораживали, — резко воскликнул Стар. Но кто, побери его Ормузд?! Кто?! Ведь Альмаресы не должны сейчас… Или мы с тобой слишком убеждали, что Хендриксон ни в коем случае не собирается нападать на Мигарот — глупо и не по силам — и они решили спровоцировать его?!

— Быть того не может, — Райн покачал головой. — Альмаресы — люди очень практичные. Они-то знают как никто, что если у государственного деятеля нет возможности напасть — он любую обиду утрет и кем хочешь пожертвовать, лишь бы не вести бессмысленную войну.

— Хендриксон? — Стар прищурил глаза. — Нет, Хендриксон стал бы мстить.

— Во-первых, они этого могут и не знать. Во-вторых, даже Хендриксон скорее предпочел бы притвориться, что не увидел себе обиды, а отомстить потом. Это рациональнее, жестче и даже… проще во многих отношениях, — Райн потер глаза, как будто и не проснулся только что, и Стара снова болезненно кольнуло в сердце: что-то он слишком много устает в последнее время, что-то ему чересчур хочется спать…

— И так, кто-то на нас совершает покушения здесь, и это не Альмаресы?.. Но там же были люди Альмаресов, ты же сам сказал…

— Да, были. Но они были с кинжалами, не с мечами. С веревками. И при них был мешок. Я думаю, они собирались похитить меня…

— Зачем похитить?! Для той же провокации?!

— Нет, для провокации не похищают… Думаю, наш план увенчался успехом, и меня пытались расспросить… узнать, где именно сейчас находится штаб герцога. Я подозреваю, что Иберрос все-таки решил выступить и попытаться уничтожить штаб вместе с доброй частью армии.

— Бессмыслица! — Стар взъерошил волосы руками. — Откуда ты можешь знать, где его штаб? Да и где сам герцог, если на то пошло?.. Мы даже почтовых голубей здесь не получали!

— Но я астролог, Ди Арси, — улыбнулся Райн. — Мало ли, что я могу знать?.. Думаю, они рассуждали так же. И очень удачно, что они меня не взяли…

— Да, еще бы, удачно! — Стар снова прошелся от окна к стене, вернулся обратно. — То есть, выходит, люди с кинжалами были от Альмаресов, а гуль и еще один убийца, а также мой прыгучий виночерпий — от кого другого? Но от кого? Кому еще надо нас убивать?

— Подумай не о том, кому надо, а том, кто мог. Я смутно могу представить себе силы и ресурсы, чтобы притащить гуля в Мигарот. А еще нужно как-то же замаскировать его… найти ведьму или шамана.

— А ведьма или шаман способны замаскировать гуля? — наивно спросил Стар.

Райн посмотрел на него с усмешкой.

— Вия точно смогла бы. А ведьминская магия… да, пожалуй, с трудом, но она это тоже позволяет. Другое дело, что я уже очень давно не встречал ни ведьм, ни шаманов, исключая известное тебе лицо. Возможно, их просто не осталось.

— То есть кто-то разыскал шамана или ведьму, которых нет, чтобы спрятать гуля, которого привезли непонятно откуда, чтобы прикончить посольского советника…

— …которого отлично могла прибить дюжина обычных головорезов. У Храма Кшатры-Варьи в Медном тупике еще и не столько наймешь за сущие гроши, если верить городским старожилам.

— Да уж, логика… — Стар сцепил зубы и коротко взвыл. — Ормузд раздери, у меня ум за разум уже заходит! Хотя, черт побери, мне это напоминает кое-что…

— Божественное внимание к твоей персоне? — Райн приподнял брови. — То-то и странно, что это не боги. Во-первых, они тебя не видят — тебя же прячет Драконье Солнце. Помнишь, даже в тот раз они меня нанимали, чтобы я тебя нашел?.. А про меня они вообще думают, что я мертв — после Медина-дель-Соль. Так что им тем более нет никаких… хотя… — Райн задумался. — Вот знаешь что? Наверное, это Драконье Солнце чудит.

— Чудит? — не понял Стар.

— Ну да… Я же его силу столько времени не трогал. А этим волшебным штуковинам никак не лежится на месте, все им хочется быть использованным… может быть, оно меня таким образом заставляет. Подкидывает неправдоподобно сложные ситуации, чтобы…

— Бред какой-то, — перебил его Стар.

— Другого объяснения у меня нет, — Райн развел руками. — Можешь думать, что это боги, если тебе угодно, но до сих пор они действовали куда более прямолинейно. Мне же версия вывертов магического амулета представляется куда более правдоподобной… и она хотя бы объясняет, почему нападали на нас обоих, и почему оба нападавших не были людьми… да-да, твоего парнишку я тоже в виду имею. Я… попытаюсь принять меры к этому… — Райн потер лоб. — Ну ладно. А пока я предлагаю тебе подумать о чем-то более конструктивном.

— Хорошо, — Стар по-прежнему смотрел на него недоверчиво. — Но все-таки вот так сразу брать и думать, что не Альмаресы устраивали покушения я бы не стал. Мало ли…

— Разумеется, я не буду откидывать никаких версий, — покладисто согласился Райн.

— Ладно… Да, за всем этим я и забыл! Как твои вчерашние переговоры со Вторым Кормчим и ремесленными старшинами? Что-то получилось?..

Райн полуприкрыл глаза, как будто вспоминая.

— Да, в итоге получилось… Мне даже удалось довольно-таки удачно поговорить с ними…

* * *

…На рукаве его котты и на камизе[10] краснели самые недвусмысленные пятна, а сопровождавший его Магиари казался бледнее смерти на баскских фресках — поэтому удивленные взгляды маэстро Галлиани и Второго Кормчего были вполне обоснованны. Райн встретил их улыбкой и ничего не стал рассказывать о нападении. Даже наоборот: когда Галлиани задал-таки вопрос, не случилось ли чего, Райн только заметил, что любая дорога полна неожиданностей, — все равно Магиари потом расскажет куда более впечатляюще, чем это сейчас получилось бы у Райна, — и перевел разговор на другую тему.

Тема была одна — благосклонность Хендриксона к людям ремесла и науки. Протекция?.. Безусловно! Торговые льготы?.. Мигарот — один из богатейших городов на Рите, и если бы только Хендриксон сумел безбоязненно опираться на его сокровищницу, он бы непременно предоставил оплоту своей силы богатеть еще больше — ну разумеется, вы не можете не увидеть взаимную выгоду…

Лица Галлиани и Второго Кормчего оставались невозмутимыми, однако присутствовавшие главы Цехов переглядывались и качали головами: не все из них были способны скрыть свой интерес. С другой стороны, многие хранили на лицах и откровенно недоверчивое выражение.

— Что же Хендриксон хочет от нас? — спросил наконец Второй Кормчий.

В отличие от Первого и Третьего Кормчего, это был человек довольно молодой: ему еще не сравнялось тридцати. Его семья, принадлежавшая к благородным, давно уже была связана самыми тесными узами с верхушкой ремесленных родов. Собственно родства там не существовало, но иные деловые связи, передаваемые из поколения в поколение, могут быть даже крепче семейных.

Второй Кормчий хорошо владел собой: он глядел в лицо Райну, взгляд его не обращался к крови на одежде астролога.

— Всего лишь лояльного отношения, — Райн чуть развел руками. — И Его сиятельство, и милорд Ди Арси хотели бы избегнуть лишних проблем в Мигароте после того, как войдут в него. Для этого им потребуется содействие наиболее влиятельных его жителей.

— Простите, маэстро Гаев, — голос Второго Кормчего был спокоен, ни малейшего следа гнева, — мы всегда ставим на первом месте интересы города и его жителей, не интересы иноземных захватчиков. О какой же гарантии вы говорите? Разве не было бы это предательством? И кроме того, у Мигарота собственная сильная армия…

— Возможно, интересам жителей города как раз в высшей степени будет отвечать присутствие здесь войск Хендриксона, — задумчиво произнес Райн. — Что же касается соединенных войск Мигарота… помилуйте, я не дока в военной истории, я человек мирной профессии. Однако близкое знакомство с военными заставило меня понять, что когда армия перестает подчиняться гражданским властям, она из залога спокойствия и мира становится зародышем смуты и хаоса.

Глаза Второго Кормчего блеснули.

— В ваших словах определенно есть некоторый резон, маэстро. Но, возвращаясь к нашему вопросу… Я сомневаюсь даже, что смогу позволить себе даже письмо Его сиятельству. И уж подавно Его сиятельство должен понимать, что, отними он суверенитет нашего прекрасного города, все мы будем сражаться до последнего, лишь бы вернуть нашу свободу.

— Ну что вы! — Райн взмахнул руками. — Ни о какой потере независимости и речи быть не может! Герцог заинтересован только в союзе. Пределом его мечтаний был бы коронный союз, но тут все зависит исключительно от вас… — он поклонился, как бы с намеком, что слова о коронном союзе не были шуткой, и что их прежде всего стоит принимать во внимание. — А что касается вашего личного письма Хендриксону… В подобных формальностях вовсе нет нужды. Достаточно будет устного заверения, что, в случае чего вы будете блюсти наилучшие интересы вашего города — покой, порядок и выгоду. И со временем вы убедитесь, что все это только в ваших интересах и что Хендриксону можно доверять.

— Если речь идет только об этом… — Второй Кормчий как будто колебался, — к тому же, раз уж мы говорим о чисто… умозрительной возможности…я полагаю, что нет ничего невероятного в том, что когда-нибудь события сложатся таким образом, что мы действительно сочтем союз с Хендриксоном выгодным. Однако в нынешних условиях, с нашей армией, подобные обстоятельства не могут возникнуть.

Райн подумал, не сказать ли «Условия меняются», но решил, что на этот счет уже сказано достаточно. Он только кивнул и произнес:

— Ну что же, полагаю, на этом мы пришли к согласию.

* * *

Стару он, конечно, не пересказывал разговор дословно — только общий смысл. Ди Арси хмыкнул и переформулировал:

— Правильно ли я тебя понял, что в общем и целом ремесленная верхушка Мигарота и Гильдия согласились на союз с Хендриксоном — при условии, что ты нейтрализуешь дворян и их армию?..

— И часть купцов, не забывай, — педантично поправил Райн. — В Мигароте раздел между силами проходит не четко по роду занятий… Часть купцов примыкает к дворянам и военным, часть — к ремесленникам, часть — сами по себе… Это вот те, которые сами по себе, склонны тянуть время.

— То есть Второй Кормчий согласился сотрудничать, если мы подвинем Первого и Третьего? Ну, с Третьим все будет просто. В данной ситуации я бы его вообще в расчет не брал… По крайней мере, серьезно. Трус он. Хотя упускать его из виду тоже нельзя: от трусов-то удары в спину и прилетают.

— Насчет Третьего — я с тобой согласен, — кивнул Райн. — Страховаться от него нужно, рассчитывать — нет. Его можно использовать только как проходное звено и, надеюсь, в этом качестве он уже сыграл. А вот Альмаресы… с ними сложнее…

Они снова замолчали. Каждый думал о своем. Стар смотрел в окно, Райн — в стену перед собой, оперев голову на ладонь.

«Ему как будто все равно, куда смотреть, на небо или в стену, — подумал Стар с быстрым, непонятно откуда пришедшим жгучим раздражением. — И я ведь хотел ему все, все высказать, когда проснется! А этот… и слова-то для него нет во всех пяти наречиях, что я знаю… как-то же повернул разговор на другое, улыбнулся, вроде бы, еще там что-то…»

— Гаев, — сказал вдруг Стар жестко, развернувшись к другу. — Ладно, я понял, ты не ждал покушений от Альмаресов. Но ты ведь ждал неприятностей, правда?! Так какого единорожьего хрена ты пошел один, не взял никого из слуг с собой, кроме секретаря этого старика? Последние мозги в свои записи выронил?! Кто вообще ходит ночью по чужому городу с чужим слугой — да еще во время войны?! Специально на неприятности нарываться?! Ты, Ормузд тебя побери, не облегчаешь мне работу!

Райн посмотрел на Стара кротко и почти невозмутимо, только в глубине светлых глаз копилась серая пелена — как далекий туман над морем в ясный день. Шторм собирается.

— Прошу прощения, — только и сказал он. — Я вовсе не хотел заставлять тебя беспокоиться. Просто… речь о времени, ты же знаешь. А мой гороскоп на вчерашнюю ночь предвещал удачу.

Речь о времени. Речь о времени. О времени, мать его…

— Время действительно поджимает, — вздохнул Стар. — До Равноденствия всего три дня. Если мы не пошлем герцогу весточку, что договор заключен, он, пожалуй, не рискнет выступать. А нам ни договор заключить за это время, ни довести Иберроса… И что мы сообщим ему?

— В нашем сообщении не будет нужды, — заметил Райн.

— То есть как это?

— Герцогу придется выступить в любом случае.

— С чего это? Опять звезды так говорят?!

— Вот видишь, ты и сам все знаешь! Добавлю только, — невозмутимо добавил астролог, — что вся эта история целиком кончится в ближайшие несколько дней.

— Отлично. Мне уже начинать паковаться, или пока погодить? — Стар приподнял бровь.

— Погоди до завтра, а то слуги этого дома доложат, что гости укладывают вещи, и это может иметь негативные последствия, — совершенно серьезно произнес Райн.

— Во имя всех саламандр в лесах по ту сторону Каменного пояса! — Стар упал на кровать, та жалобно заскрипела. — Все! Я кончаю тебя расспрашивать, моя бедная голова пухнет, — вопреки собственным словам он тут же приподнялся на локте и вперил в Райна пронзительный взгляд:

— Сколь бы мало времени в этом городе нам не осталось… Не смей больше выходить один и без охраны, понял?.. А сегодня лучше вообще не выходи, — Стар откинулся снова на подушки. — Если Альмаресы попробовали тебя похитить один раз, попробуют и второй. Причем, скорее всего, вторую попытку предпримут быстро — время истекает… Время… оно такое… у всех оно разное…

Стар сам не понял, когда, но речь его перестала быть связной — он начал бубнить, тянуть слова. Потолок над ним вдруг дрогнул и медленно поплыл влево — подпоили, сволочи?.. нет, какое. Просто хочется спать. Тело берет свое.

— Понял, — Райн небесно улыбнулся. — Сегодня никуда не выходить. А тебе советую выспаться хорошенько. Сегодня вечером, если помнишь, мы званы на ужин ко Второму Кормчему… Первый там тоже будет, а также несколько именитых купцов. Между прочим, Иберрос тоже. Этот по твоей части. Нужно будет намекнуть ему про Армизон… про наш условленный срок и про то, что герцог выступит к Армизону…

— Ага… — протянул Стар. — Шанс… да, конечно…

Астролог, кажется, вышел.

Неожиданно — вот только что бодрость кипела в жилах — Ди Арси почувствовал дикую усталость, сладкое томление, разлитое по всему телу. Смежить веки на секунду — и спать, спать без конца, парить на нежных лазурных волнах сладчайших грез, позабыв о прекрасный и величественный город за окнами, позабыв про интриги и военные операции, про гаевские недоговорки и про собственные, говоря попросту, обиды… просто спать и видеть прекрасные сны. Про рыжую саламандру на берегу ручья, по которому осень пустила вплавь кленовые листья, и про черноволосую девушку у белого надгробия, испещренного рунами…

До чего же странно — это ведь не человеческий облик Агни, которую он целовал в том сне — не сне… Это Вия.

И с такой неожиданной мыслью Стар заснул, даже не раздевшись.

* * *

Вернувшись к себе в комнату, Райн приказал слуге разбудить себя, когда часы на башне пробьют пять, и отправил того по своим делам. После чего лег в кровать и закрыл глаза. Спал он или не спал — не слишком понятно, однако пролежал таким образом астролог что-то около часа — как раз время, когда закончились многочисленные службы в храмах и горожане потянулись по домам или на рынок. После чего поднялся, накинул простой синий плащ, и через черный ход вышел в город, не потревожив слуг.

В городе он некоторое время блуждал по улицам, ярким и оживленным в золотом свете выходного дня, покинул Верхний Город, и наконец забрел в тщательно огороженный яблоневый сад на окраине, ближе к крепостной стене. Это был район, где селились люди небогатые, но приличные — воровские кварталы остались в стороне. Сад принадлежал цеху портных, о чем свидетельствовали игла и катушка на вывеске.

Астролог негромко переговорил о чем-то с пожилым сторожем, и тот, отомкнув трясущимися руками замок, пустил астролога внутрь.

В глубине между самыми старыми яблонями — впрочем, и им едва сровнялось по лет по тридцать — стоял дубовый стол, и за ним собралось человек десять молчаливых людей. Тут были не только портные: между ними попадались и ткачи, а также двое-трое уважаемых членов Цехов сапожников и столяров, в том числе и знаменитый поэт Джиано Три Башмака. Жарким днем все они обильно потели и предпочли бы, пожалуй, пропустить по кружечке пива, однако пива на столе не было видно — вообще никаких напитков. Только елозили по доскам солнечные зайчики, словно бы в недоумении — пытались отыскать отсутствующие посуду и угощения.

— Уважаемые мэтры, — астролог поклонился. — Рад видеть вас тут сегодня.

— Мы тоже рады, господин магистр, — сдержанно произнес казначей ткацкого цеха, мэтр Боццо. — Однако отчего вы назначили встречу так внезапно? Ведь кажется, не далее как вчера мы имели счастье переговорить у господина Второго Кормчего Таглиба…

— В присутствии этого господина у меня не было возможности сказать всего, — заметил Райн. — И кроме того, я вынужден буду покинуть Мигарот… очень скоро.

Мастеровые переглянулись.

— Что же это «все», что вы не можете сказать? — с нарочитой сердитостью, не позволяющей себе опуститься до грубости, бросил Боццо.

— Это не «все», но достаточно многое… — Райн чуть закусил нижнюю губу. — Видите ли, мэтр Боццо… У меня есть сведения, что ряд высокопоставленных лиц из города готовы поставить интересы Мигарота ниже своих личных выгод. И уже многое сделали для этого. А именно — они пытаются спровоцировать герцога на нападение. Они знают, что герцог — человек чести и нападать на город ни в коем случае не будет, поэтому пошли на самые крайние меры, чтобы обеспечить… нужную для себя ситуацию.

— А им-то какая корысть… — начал кто-то, но сосед тут же прошипел ему: «Молчи, идиот! Любая заварушка — это выгода армии, выгода армии — выгода Альмаресам!»

— У вас есть доказательства? — спросил Боццо.

— Более чем достаточно, — мягко произнес Райн. — Очень много людей в ратуше вчерашним вечером видели, как какой-то молодой человек пробовал убить господина посла. Слухи уже наверняка гуляют по городу.

— Слухи гуляют, да, но это и есть слухи… тем более, что трупа никакого никто не видел, — Боццо пожевал губы. — Только и известно, что кто-то выбил стекло в Бальной зале…

— Я подтверждаю эти слухи, — пожал плечами Райн. — Убийца был — причем тренированный воин. Он умудрился спрыгнуть с верхнего этажа и потом сбежать. Что указывает на… известных вам лиц. Они затеяли провокацию. На меня самого вчера по дороге к Кормчему было совершено нападение… да вы видели меня.

Кто-то поинтересовался у кого-то шепотом, «чего это магистр выпендривается», и ему так же шепотом ответили: «в кровищи был с головы до ног».

Мэтр Боццо не сумел выдавить из себя ничего более вразумительного, чем «вот даже как».

— В Мигароте завязан узел судьбы, — вздохнув, продолжил Райн. — С каждым днем он затягивается все туже. От вас зависит, развязать его или нет.

— Что это значит в практическом плане? — спросил Джиано. Как всякий хороший поэт, он старался быть практиком.

— Это значит, что если провокация Альмаресов осуществится — так или иначе, — то герцог возьмет Мигарот и не пощадит здесь никого. Городу придется туго.

— У Хендриксона не хватит сил на осаду, — покачал головой один из старших мастеров. Райн его имени не знал.

— Хватит, если Армизон падет, — сказал Райн. — А он падет. И очень скоро.

— Подлецы! — один из столяров вскочил. — Так вы приехали продлевать союз только затем, чтобы отвлечь внимание от Армизона?! От наших добрых соседей?!

Его товарищ схватил столяра за плечо и заставил сесть.

— Нет, — покачал головой Райн. — Посол Ди Арси сам не знает, что Армизон падет. Более того, этого не знает и герцог Хендриксон. Все, на что он рассчитывает, это захватить Ририн и область к Восходу. Однако Армизон сам вышлет ему парламентеров.

— Я слышал, сам Арей клялся, что Армизон не падет никогда перед военной силой, — недоверчиво заметил Боццо. — Что же за хитрость измыслит герцог?

— Нет, — покачал головой Райн. — Армизон падет не перед силой, но перед страхом. Об этом сейчас знаю только я — и вы. Потому что я служу силе, высшей, чем боги. Ну что же, господа. Засим разрешите откланяться.

С этими словами Райн поднялся.

— Постойте! — Джиано нахмурился. — Это все, зачем вы собирали нас?

— Оставь его! — выпалил мэтр Боццо.

— Да, — Райн серьезно кивнул, оборачиваясь. — И лишь ваше дело, как распорядиться информацией.

Он покинул сад. Калитка не скрипнула. Откуда-то из соседнего дома доносилась музыка флейты, под нее плясали солнечные зайчики на траве, и от этой пляски казалось, что зеленые короткие стебли не примялись под шагами астролога.

— Порой я думаю, друг Джиано, — один из его ткачей наклонился к мэтру Три Башмака и произнес ему на ухо, — что Магистр Драконьего Солнца… ну… ты понимаешь… как будто родственник…. им.

— Кто его знает, — неохотно произнес Джиано. Он был настоящий поэт, а поэтому не любил говорить попусту.

* * *

Райн будто бы нарочно задался целью как можно сильнее нарушить просьбу (или, скорее, приказ) своего напарника не выходить без охраны.

Райн шел из того самого ремесленного сада неспеша, блуждал по узеньким переулкам, где один раз даже заметил в полупересохшей луже блаженно млеющего от жары хряка… практически предместье. Потом он вышел на край вполне приличного канала, облицованного серым камнем, и долго смотрел на бегущую воду. На сероватых волнах покачивалась шелуха семечек, кожура апельсинов и прочая грязь, но астролог, как будто, не обращал на это никакого внимания. Место было совершенно глухое: дома смотрели на этот канал только слепыми глазами плотно прикрытых ставнями окон, да и тех — домов — было относительно немного. Глядел магистр не столько на безрадостный городской пейзаж (о, где вы, знаменитые черные башни, где вы, дома из желтого «солнечного» песчаника!), а куда-то в пустоту. Да потом еще зевнул и потер усталые глаза.

Когда астролог развернулся и пошел назад, ему совершенно основательно врезали по темечку завернутым в ткань поленом — наверное, добрый человек решил помочь магистру отдохнуть. Еще один доброхот, случившийся поблизости, подхватил его тело на руки и потащил прочь, в переулок — где уже стоял заблаговременно приготовленный портшез и еще двое бездельных носильщиков.

Все четверо сноровисто связали Гаева, запихнули его в портшез, а потом, подхватив его за рукояти, слаженным и размеренным шагом — у каждого мастера своя ухватка — понесли его куда-то в неизвестность.

* * *

Стар проснулся уже когда солнце давно пересыпало за полдень. За окном снова орал надоедливый коробейник — только он торговал уже ароматические масла. Вот же идиот…

«Когда я изображал коробейника, — подумал Ди Арси с некоторой возвышенной и печальной грустью, — я не орал так противно».

…А проснулся он поздновато. Теперь, пожалуй, времени едва-едва хватит, чтобы поговорить с Формутом, начальником охраны посольства, и сказать, чтобы он и его люди были готовы к отъезду в ближайшие несколько часов. Потом нужно будет успеть поесть, чтобы не набрасываться на еду на званом ужине (сейчас Стар чувствовал себя так, как будто готов был переварить гору еды, высотой с Большую Паулу).

Хорош Райн — не разбудил… Хотя он мог просто «не подумать», сам-то понятия не имеет, как одеваться прилично.

С кувшином воды для умывания Стар подошел к окну, раздумывая, что крайне недальновидно с его стороны было заснуть в одной из парадных своих котт — ладно сама кота помялась, так ведь это злато-серебряное шитье и жемчуга жутко неудобные, жесткие и колются.

В этот момент дверь без стука распахнулась, и Формут появился на пороге собственной персоной. Бывший кнехт и профессиональный наемник казался разозленными и встревоженным, а то, насколько безуспешно он пытался это скрыть, выдавало глубину его эмоций.

— Маэстро Гаев пропал, сэр, — сказал он с порога. — Очень удачно, что вы проснулись, потому что я собрался вас будить.

На долю мгновения Стар замер у окна. Потом грозно спросил «Это точно?» и поставил кувшин на пол.

— Да, сэр. Прикажете доложить детали?

— Излагайте.

— Спустя малое время после вашего прихода магистр Гаев отпустил слугу Питерса и велел заниматься делами. Часовой на входе в посольство видел, как спустя еще более короткое время магистр покинул этот дом и отправился вниз по улице Расписного Генерала. Часовой не знал, что магистра нельзя выпускать без охраны…

— Откуда он мог знать, если я не успел отдать такого приказа! — воскликнул Стар. — Да и как бы я его отдал, когда он пообещал мне… — Стар осекся. — Да нет, Ормузд его во все телесные отверстия! Он опять мне ничего не пообещал, просто сказал, что «понял»! Так что не трудись выгораживать своих людей, капитан. Итак, что потом?..

…Его не видели нигде.

Не самая приметная личность: не умея одеваться в соответствии со вкусом и модой, он прекрасно сумел одеться как здешний обыватель. Он выбрал для своей прогулки самый полдень, когда мастера заняты в своих мастерских, торговцы торгуют на рынке, а домохозяйки заняты делами и еще не вышли из дома поболтать. Вольно же ему… Никто не мог припомнить молодого светловолосого человека в темной одежде. Ну что за примета — светлые глаза?.. Разве кто сейчас глядит в глаза… пусть даже большинство коренных жителей Мигарота — черноглазые и смуглые, все равно здесь столько приезжих, что никакая внешность не послужит надежным ориентиром.

Ну если он только занят своими загадочными делами. Если только ищет новых знакомцев и доверенных лиц среди мастеровых или портовой шпаны — да хоть блудниц из веселых кварталов! Что за безответственность- не поставить в известность своих товарищей по оружию. Тем более, что почти прямым текстом пообещал Стару никуда не выходить сегодня…

Город лежал под окнами Посольского Дворца. Тот же самый, картина не изменилась. Море разноцветных крыш со вздыбленными пиками флюгеров, узкие кривые улочки, акации и вишни, взрослые и дети, воры и коробейники, пожарные и ночные стражники, проститутки и рыночные торговки — весь, весь вот он, как на ладони. Сожмешь пальцы — просыплется песком. Нет у Стара Ди Арси столько людей, чтобы прочесать весь многотысячный Мигарот, нет такой власти и такого влияния, чтобы приказать кому-то сделать это за него…

— Берите своих людей, Формут, — сказал Стар. — Двоих. Двое пускай остаются здесь. И пойдемте-ка к господину Второму Кормчему Таглибу. Если кто и может что сделать…

«На самом деле, лучше бы идти прямо к Первому Кормчему, — мысли Стара неслись, обгоняя друг друга, в то время, как его самого — и Формута, быстроты ради залезшего в тот же портшез — несли по улицам Мигарота быстрым шагом. — Лучше бы идти к Первому Кормчему, потому что Райна почти наверняка похитили люди Альмаресов, а они связаны именно с ним… Или не похитили? Или Райн все-таки ошибся, говоря, что эти покушения, мол, суть эзотерические выверты Драконьего Солнца — а на самом деле все было настоящим? И теперь тело астролога уже благополучно спустили в Рит…

Что ж, вероятно. Очень даже. Со счетов такой вариант сбрасывать не стоит».

Как ни странно, Второй Кормчий принял посла Ди Арси сразу же — даже не понадобилось передавать через слугу, что визит неофициальный. Да, а Первый Кормчий, этот гад, небось помурыжил бы под дверью как следует. Более того, Второй Кормчий оказался не один — вместе с ним мирно распивал горячий чай из фарфоровых пиал пожилой благообразный господин с Драконьим Солнцем на шее. Стар скорее догадался, чем узнал в нем маэстро Галлиана, старшего Магистра в Мигароте (сколько их тут? Трое, четверо?).

— Господин посол, вы очень кстати, — радушно улыбаясь, произнес господин Таглиб. — После разговора с вашим замечательным астрологом я все не мог дождаться, когда же у нас получиться поговорить наедине…

— Прошу меня простить, я пришел не для обычного разговора, — резко бросил Стар. — Господа… капитан Таглиб, маэстро Галлиани… маэстро Гаев пропал. Я думаю, был похищен или убит. К сожалению, я не располагаю необходимыми средствами и связями для розыска пропавшего — здесь, в Мигароте. Но я думаю, что в ваших интересах помочь мне его разыскать.

Галлиани и Таглиб переглянулись.

— Безусловно, моя Гильдия окажет вам любую посильную помощь, чтобы разыскать пропавшего Магистра, — развел руками Галлиани. — Боюсь, наши возможности здесь тоже не столь велики. Нас всего четверо пожилых людей, плюс ученики и слуги… Хотя, если вы назовете мне точную дату рождения Магистра Гаева, я постараюсь как можно быстрее — скажем, в течении трех-четырех суток — выполнить все расчеты, которые помогут вычислить его местонахождение! И я с удовольствием пошлю своих слуг на поиски…

— Я тоже буду рад помочь господам послам, — осторожно произнес Таглиб. — Но мои возможности как одного из Трех Кормчих не так уж велики. Если бы заручиться поддержкой…

— К единорогам поддержку! — Стар шагнул вперед: ярости его не было предела. — О какой поддержке идет речь, когда речь идет о ВАШИХ шкурах! О вашей власти, не о моей! Вы, похоже, еще не поняли: у тех, кто похитил Гаева, сейчас оказался единственный и уникальный источник информации о ВАШИХ планах! Если ваши враги используют эту информацию, чтобы очернить вас перед лицом всего остального города, знать не знающего о высокой политике и сделках, которые вы проворачиваете — как вы думаете, будет ли у вас возможность хотя бы сохранить то, что имеете? В этом городе, а? Среди этих жителей, приученных к известной доле вольности?.. Ну, Второй Кормчий Таглиб! А я, во имя всех богов, подолью масла в огонь: если Гаев окажется мертв, я, не колеблясь ни секунды, объявлю его предателем, который за моей спиной и вопреки моему слову договаривался с вами о продаже города Хендриксону — и подтвержу все, что он там признает Альмаресам под пыткой! Так и знайте.

— Вы… откажетесь от своего соратника? — охнул Таглиб.

— Если это похоронит вас — то еще как! — оскалился Стар. — Для этого я даже с Альмаресами на союз пойду, если все равно будет поздно! Гаев, между прочим, шуточки такого рода обожает. Так что, господа? Вы будете мне помогать?..

* * *

— У Альмаресов есть три небольших домика в разных частях Мигарота, которые они время от времени используют по различным надобностям, — сухо вещал Таглиб, явно до крайности недовольный всем происходящим и своим в нем участии. — Я приказал своим доверенным людям осмотреть все три…

— Как они смогут их осмотреть и понять, что кто-то в этом доме содержится? — довольно резко спросил Стар.

Чтобы как-то сдержать свое нетерпение и не расхаживать по комнате Таглиба взад и вперед, он упал в огромное темно-зеленое кресло (возможно, хозяйское, сейчас он меньше всего был склонен задумываться на этот счет) и расслаблено откинулся на спинку. Никаких нервных движений, руки спокойно лежат на подлокотниках…

— О, поверьте мне, когда в доме кто-то содержится — это видно.

— Не всегда, — Стар отмел его слова движением руки. — Есть множество способов скрыть присутствие пленника. Любой мало-мальски профессиональный…

Стар замолчал. Он и так уже сказал достаточно: еще пара слов — и Таглиб решит, что Стар в свое время занимался политическими похищениями или профессиональными убийствами. Несмотря на то, что у него этого «своего времени» было не так уж и много: все-таки крайняя молодость в некоторых делах скорее мешает, чем помогает.

Хотя и так уже решил — вот он, этот взгляд из-под бровей…

— Интересная вы пара, милорд Ди Арси, — подал голос Галлиани. Он никуда не ушел, так и сидел в другом кресле, еще больше похожий на громадного нахохлившегося филина.

Стар не ответил.

— Так что вы предлагаете, господин посол? — бросил Таглиб. — Врываться во все дома по очереди с боем? Это…

— Если понадобится, — резко бросил Стар. — Вообще же в этом нет необходимости. Если вы сообщите мне адреса — проникновение внутрь я беру на себя.

— Вы думаете, что в состоянии потягаться с людьми Иберроса? — вкрадчиво, но гневно произнес Таглиб. — В одиночку? Или с вашими четырьмя кнехтами и вооруженной прислугой? И с чем я останусь, когда все закончится? С трупами хендриксоновского посольства и успешной провокацией Альмаресов? Не так, так эдак? Милорд Ди Арси, вы же понимаете, что это могло быть провокацией другого рода: они могли захватить вашего… астролога как приманку!

Стар встретился с ним взглядом:

— Назовите мне адреса, — процедил он. — Как я уже сказал, дальше начнутся мои проблемы.

Правая рука его давно лежала на эфесе меча, ноздри раздувались, глаза горели холодной, запредельной яростью. Юный разгневанный бог, да и только. Поднимется из кресла и уничтожит всех, сотрет до состояния золотых пылинок, кружащихся в луче света.

— Постойте, постойте! — Галлиани вдруг примирительно поднялся с кресла, вскинул руки. — Быть может, нет нужды вламываться во все их… тайные резиденции. Мне совершенно случайно стало известно, что особенно деликатные дела сеньора Альмарес предпочитает обстряпывать на дому господина Солиньи…

— Солиньи-палача? — Таглиб стремительно обернулся к Галлиани. — Магистр, вы никогда не говорили мне, что Солиньи работает на Альмаресов.

— Я же говорю, это стало известно мне случайно и относительно недавно, — Галлиани погладил белую бороду. — К тому же старческий ум ненадежен: мы, старики, так легко ошибаемся.

— И где же находится этот дом?

— Милорд, неужели вы думаете, я держу в голове точный адрес?.. — Галлиани покачал головой. — Помню, что это где-то в стороне рабочих предместий…

— Магистр, эта информация в ваших интересах, — Стар тяжело посмотрел на Галлиани. — У вас профессиональная память. Вы должны помнить все — и чуть больше.

— У меня дополнительное условие, — вдруг сказал он Галлиани, распахивая полуприкрытые веки — и стало видно, какие у него красноватые, прошитые кровеносными сосудами белки. — Вы расскажете мне все, что вы знаете о Райне Гаеве. О его семье, происхождении, о Драконьем Солнце, которое он, по слухам, обрел… О, нет, в разумных пределах — я вовсе не требую от вас разглашать личные тайны вашего друга! Просто… расскажете мне наиболее полно все то, что, по вашему мнению, можете мне доверить. Если мы найдем его живым — вы можете даже сначала проконсультироваться с ним и узнать, что, по его мнению, вы можете мне доверить. Но — условие останется в силе в любом случае.

Стар нахмурился. За долю мгновения он успел перебрать тысячи вариантов, зачем бы Галлиани знать о Райне, потом мысленно махнул на все рукой. Главное — найти астролога, и чтобы он, мать его, оказался живым и относительно невредимым. А там можно будет разбираться со всем остальным.

— Хорошо, — сказал Стар. — Но только если мы обнаружим Райна по указанному адресу.

— Ну нет, юноша, — Галлиани приподнял уголки губ. — Мы меняем информацию на информацию. А уж окажется ли она полезной — это не дело продавца. Я и так предоставил вам самые мягкие условия.

— Что ж, хорошо, — кивнул Стар после секундного раздумья. — Говорите.

— Улица Черного Голубя, дом под зеленой крышей сразу за часовней Тота, — мгновенно произнес Галлиани. Видимо, тренированная память астролога с годами не ослабела.

* * *

— О чем вы договаривались со Вторым Кормчим?

— О чем вы… — нужно потянуть время. Нужно просто протянуть время, и тогда, может быть, ничего и не будет. Эта холодная вода — она такая вкусная, когда несколько капель попадают на губы. О, конечно, рано или поздно он все им скажет. Рано или поздно — но не сейчас. И даже, наверное, не через минуту.

— Ты встречался с Галлиани, со Вторым Кормчим и старшинами цехов. Они торгаши и думают только о своих выгодах; не колеблясь, продадут город любому, кто заплатит. О чем ты сговаривался с ними?

— Галлиани — Магистр… как и я… мы обсуждали науку… а Таглибу я… давал консультации… как сеньоре Альмарес…

Слова даются тяжело, почти за каждое приходится сражаться. Еще тяжелее сражаться за мысли. Но леди Альмарес просится на язык сразу, немедленно — потому что вот она, сидит у дальней стены, похожая на черного грача в своих мрачных одеждах, и обстановка импровизированной пыточной камеры ее ничуть не пугает. Чего они от него хотят….

Как болят руки. В особенности плечи. Они его подвесили за руки; хорошо еще, не на дыбе распинали. Ну да, дыба большая, а подвал маленький. Она бы сюда просто не влезла. Зато влезло множество другого полезного инструментария — в отцовских книгах, посвященных медицине и палачеству, и половины не описывалось. Знатные специалисты в Мигароте.

— Ты подтвердишь, что продал этим предателям Мигарот? — медленно говорит какой-то незнакомый человек с темной пушистой челкой, что лезет ему в глаза. Райн его никогда не видел, он произносит слова с акцентом Радужных Княжеств, как Стар…

Иберрос, кстати, тоже говорит с акцентом. Вот он, Иберрос — рядом с женой. Это хорошо. Пусть он уж лучше будет здесь, а не там, где Стар сможет до него добраться. Слышишь, Ди Арси? Нам нужен Иберрос живым! Даже и потом он понадобится нам живым.

— Вы порицаете… посланника… за то, что он выполнял свой долг?.. Герцог не простит вас…

— Я задал тебе вопрос по существу, — спокойно говорит палач и применяет к Райну тот инструмент, которым сейчас пользуется.

Смерти нет.

Их глаза искрятся серебряной и золотой пылью — смерти нет, родные мои люди! Высокое синее небо в зеленой лозе густого вьюнка, и нежными глазами горят в лимонно-солнечной глубине бледно-розовые чаши цветов. Небо мои, куда же ты уходишь от меня, далекое, невозможное, в белых венах тонких облаков…. Красавица моя, любовь моя бесконечная, твои волосы, как ночь, твои глаза — как глубокие воды в омутах, в полынье, там, в небесной выси… руки твои — как зеленые ветви, приникнут к моим ранам, утешат мою боль… душа моя, любовь моя, я скитался по пустынным дорогам, мои волосы прошила серая пыль, но я снова…

— На каком языке он говорит?

— Это язык Шляхты, дорогая.

— Что же, он все-таки признается? Или рассказывает что-нибудь полезное? Проклинает нас?

— Нет, похоже… похоже, это стихи. Любовные стихи.

— Вот как! — разочарование в голосе сеньоры Альмарес столь сильно, что оно почти освещает подвал мертвенным синем сиянием. — Тогда, полагаю, мы от него не добьемся ничего. Очень жаль. Он убил пятерых моих людей — я надеялась…

— Сеньора, если мне дозволено будет вмешаться… У меня есть идея.

…Тут так чудно пахнет: ясный день, клевер, молоко и мед. Ты вышиваешь птиц, пролетающих сквозь кольца, ты вышиваешь смерти с бледными лицами и длинными носами, строящих лестницу вверх… Любимая моя, нежная моя, сердце мое, прости, что так далеко от тебя, прости мне каждую рану, каждый вдох, каждую секунду, что я вдали… Великодушное небо мое — прости…

Вечная боль моя, дыхание мое, прерванное на выдохе, мой последний вечер и мое первое утро — не сердись. Я очень хотел бы жить, я хотел быть рядом с тобой, но эта лестница уже зовет меня. Она взбирается спиралью все выше и выше, и каждая ступенька поет собственной нотой — не пропустишь.

— Господин астролог! — его голову оттягивают назад за волосы. — Ты, кажется, уже себя похоронил. Но ты заблуждаешься. У тебя есть возможность вернуться домой… ты, кажется, женат? Только признайся…

Слова… как же тяжело даются слова…

— Если вы… отпустите меня… и поможете скрыться… я… расскажу, где герцог назначит встречу с предателями из Армизона. Я знаю.

— Какими предателями?!

— Армизон… сдастся… они сдадут город. Вскоре. Они напуганы. Герцог… устроит встречу. Я точно знаю.

— Это все ваши звезды вам сказил?! — это голос леди Альмарес. Надо же…

— Звезды не бывают чьими-то, — его еще хватает на то, чтобы улыбнуться. — Но я знаю. Герцог говорил мне… о своем удобном тайном убежище… в окрестностях Армизона. Если вы… отпустите меня живым…

— Он заведет нас в ловушку… — с сомнением произнесла леди Альмарес. — Люди, которые читают стихи под пытками…

— Он мог красоваться, — Иберрос, кажется, размышлял. — Захоти он завлечь нас в ловушку, он начал придумывать и изобретать раньше. Какой смысл терпеть пытки… Хотя, пожалуй, имело бы — если бы ловушка готовилась заранее, и он хотел бы завлечь меня наверняка. Но Гаев просто не мог это скоординировать — он даже голубей не посылал. Да и в любом случае… сложная комбинация, рисковать жизнью, чтобы выманить за стены города один конный отряд?.. Нет, Матильда. Меня больше беспокоит не то, заманивает, а то, насколько точно он знает…

— О, господин мой, я слышала из самых заслуживающих доверия источников, что его алхимия точна. А вы знаете мои источники.

— Знаю.

Снова рывок за волосы — и черные глаза Иберроса смотрят прямо в глубину мутно-голубых, чьи веки дрожат от напряжения.

— Говори, Гаев.

Прошу тебя, сыграй эту музыку.

Только не говори им всем, что смерти нет, — это так очевидно, что никто не поверит.

* * *

Увы — время как нарочно работало против них. Улица Черного Голубя — скорее не улица даже, а проулок — располагалась на другом конце города, по ту сторону Рита. Следовало пересечь реку, однако Большой Мост заняла процессия жрецов и паломников, справляющих большой праздник Кшатра-Варьи. Праздник не принадлежал к категории особо значимых — иначе там требовалось бы присутствие всех Трех Кормчих, или хотя бы кого-то одного из них — однако верующих все же хватило, чтобы запрудить сам мост (в центре его приносили жертву круторогого барана, и кое-кто из горожан даже нанял лодки, чтобы посмотреть на представление снизу) и прилегающие улицы. Что же касается малых мостов, то по одному, который они избрали, как раз перегоняли с рынка нераспроданных баранов — и это вылилось в изрядную задержку.

— Кто позволил гонять животных по центру города?! — распалился Таглиб, которому, кажется, передалась часть Старова напряженного нетерпения. — За ними же навозу потом по колено!

— Мой капитан… — заметил Начальник Личной Охраны Второго Кормчего, Лоретти, — это ведь было ваше распоряжение! По выходным дням торговцам в городе не должно чинить никаких препятствий… а уборка навоза производится за счет дополнительного рыночного сбора.

— Ах, вот как… — Таглиб откинулся на подушки кареты. — Мудрое решение, мудрое…

«Из-за вашего мудрого решения нам приходится ждать каких-то баранов!» — Стар еле удержался, чтобы не сказать это вслух. Время. Время. Райну все равно не поможешь руганью со Вторым Кормчим, а вот повредить можно запросто. Время…

Ну, только останься в живых. Самолично вспорю тебе живот и намотаю кишки на рукоять шпаги, а потом повешу на ближайшую стенку. И еще прилеплю плакат: чтобы все, умеющие читать, видели — здесь висит самый большой идиот всех времен и народов. Если ты мертв — тогда тем более. Не будет тебе надлежащего погребения, свиньям скормлю — жирным мигаротским свинкам. Все какая-то польза.

Убью.

Лишь бы живой. Лишь бы опять сказал какую-нибудь идиотскую глупость, лишь бы дал опять понять, что все шло по плану — по твоему плану — что все это какая-то грандиозная ошибка. Клянусь честью, спущу с тебя четыре шкуры.

…А когда они пересекли мост, и проехали большую часть города — удивительные мигаротские улицы с вишнями и жасмином, с причудливыми, сказочными барельефами на фронтонах зданий, с берущими за душу разлетами арок, прекрасными, будто разлет бровей любимой женщины, и настала пора спешиться (карета не протискивалась дальше в лабиринт тупичков и переулков) — их настиг взмыленный человек в простой черной одежде и черной шапочке. К этому времени уже почти стемнело — но следовало винить не позднее время, а низкие, грозовые тучи, опустившиеся на город. Духота последних дней давала себя знать, грозя разразиться ужасающей грозой. Человек немедленно подскочил к Таглибу — стражники и носильщики даже не дернулись, видно, хорошо знали его — и что-то зашептал ему на ухо.

Таглиб обернулся к Стару.

— Около часа назад личный отряд Иберроса с ним во главе выступил из Ворот Кормчего Аттоло… если вы не знаете, это недалеко отсюда. Иберрос-и-Альмарес возглавлял его. Я не вижу иной причины, которая заставила бы его выступить, кроме информации, полученной от вашего друга.

Стар побледнел и выпрямился, по-прежнему сжимая руками широкий ремень.

— Я тоже, — сказал он. — Но дом Солиньи необходимо взять.

— Ариман вас побери, Ди Арси! — рявкнул Таглиб. — При чем здесь уже астролог! Иберрос нападет на Хендриксона, и Мигарот окажется втянут в войну! Война с Хендриксоном не может быть короткой! Погорит торговля, погорит… все погорит! Вы же прибыли сюда заключать мир! Пошлите герцогу весточку, предупредите…

— У меня нет никакой связи с герцогом, — произнес Стар белыми губами. — Но если вы сейчас же не скомандуете своим людям выдвигаться к дому под зеленой крышей, и если Хендриксон одержит победу над Иберросом и Мигарот останется без защиты — я самолично предложу совету Ноблей выдать вашу голову на золотом блюде как залог мира! Вместе с подагрической ручкой леди Альмарес — она же дама, ее следует пощадить!

И дом был оцеплен.

Очевидно, леди Альмарес уже уехала отсюда. И вообще в доме было не так уж много людей: сам Солиньи и двое слуг. Все вооруженные. Слуг удалось взять живьем, с Солиньи Стар сражался сам и убил его. Он сам не понял — и не помнил — как это произошло. Вот они ворвались в большую гостиную, обставленную по мигаротской моде мрачно и тяжеловесно, вот он видит в луче серого света из окна высокого темноглазого, молодого еще человека с черной челкой, в темно-красном костюме и с особыми нашивками, выдающими его высокий ранг палача, вот он выхватывает шпагу — а вот уже Солиньи лежит на полу, неестественно скрючив руку — мешает шкафчик с расписными тарелками. И шпага Солиньи лежит у его руки.

«Я знаю… что бы ни было с Райном — это его рук дело».

Стар почему-то не сомневался, что Райн здесь, или был здесь совсем недавно. Вот как вошел в дверь, так и не сомневался. Нельзя почти год находится рядом с человеком, и не научиться узнавать его присутствие — тем более, когда речь идет о таком человеке, как Райн — по крайней мере, в нынешнем своем состоянии Стар в этом не сомневался. Теперь это чувство стало почти болезненным, почти жгучим — в кончиках пальцев, ледяным комом в животе…

Но в подвале его не оказалось. Да и сам подвал был тесен — особенно никого не спрячешь. Там даже дыбы не было, только другие инструменты — чуть менее известные в народе, но и более действенные. Да и кроме того, говорят, что хорошему палачу только и надо, что факел, кусок веревки и жертва. Некоторым, особенно продвинутым, не нужно и факела.

Да, там было все, но астролога не было… Хотя его присутствие ощущалось особенно невыносимо.

— Ну что, Ди Арси? — голос Таглиба метался в глухом квадрате каменного мешка, наращивая гнев, сравнимый со старовой недавней яростью. — Ну и чего мы добились? Только потеряли время, которое…

Стар молчал. Он стоял, прислонившись лопатками к стене, и молча слушал Таглиба, который говорил о чем-то — о том, что теперь, если Иберрос со своим небольшим отрядом умудрится захватить Хендриксона в плен или там на что он еще нацеливался, то всем не поздоровится, и послу Ди Арси в первую очередь, и пусть он будет благодарен, если это его голову пошлют на серебряном подносе, а то ведь могут и замуровать, по старинному мигаротскому обычаю…

И тут что-то словно толкнуло Стара в спину между лопаток. Он оторвался от стены, которую подпирал, и страшным, сорванным голосом произнес:

— Ломайте стену!

…Потому что камни этой стены были чистыми, не покрытыми копотью от факелов. И кроме того- он проверил ногтем — раствор свежий…

Да, Райн оказался за стеной. Висел, прикованный за наручники, глаза закрыты, на щеке ожог, под глазами — жутчайшие синяки, лицо опухло, губы синие… мертв?!

Нет, он дышал — и даже открыл глаза, когда с него сбили оковы и плеснули в лицо воды.

— А… Ди Арси… — сказал он слабым-слабым голосом, чуть улыбнувшись. — Ты молодец… Теперь у них один выход: сделать тебя губернатором…

Сказав этот бред, астролог окончательно отрубился.

* * *

Когда Райн пришел в себя, по черепичной крыше над его головой колотил дождь. Закрыв глаза, он лежал и думал о превратностях судьбы, и о том, как же хорошо сейчас на улицах Мигарота, где пахнет свежей вишневой корой, и где ливневые потоки смыли грязь, помои и нечистоты. Ему представлялись величественные, бескровные сражения серых и синих туч в небесной вышине, бодрые удары дождевых струй по булыжной мостовой…

«Да, я предпочитаю только такие войны…» — думал он.

Сквозь опущенные ресницы комната выглядела странно. То слишком большая, то слишком маленькая… более того, она начинала кружиться вокруг, выписывая мертвые петли. Наконец ему удалось распахнуть глаза и даже как-то их сфокусировать — и он обнаружил, что лежит все-таки на узкой койке у стены какой-то темной комнаты, не поймешь даже, в городском доме или в деревенском… Скорее, в деревенском: слишком просторная. Из-за неплотно прикрытой двери он слышал какие-то голоса — они что-то говорили на повышенных тонах. Два голоса Райн узнал. Ди Арси и Галлиани. Два других он не то не слышал раньше, не то не смог вспомнить. Ну и ладно.

Все должно было пройти хорошо. Он рассчитывал гороскоп и знал, что все пройдет хорошо…

Под ребрами растекалось горячечной болью, горло саднило. А вот остальное тело плавало в блаженном покое, будто его и вовсе не было. Одеяла мягкие, шерстяные, пахнут чем-то… А плевать на все. Спать. Спать… Дождь так мерно идет…

Все же естественные надобности тела заставили его по крайней мере сесть: голову сразу же повело, и пришлось пережидать, сцепив зубы. Потом ему удалось сложное акробатическое упражнение — свеситься через край кровати и поискать там ночной горшок. Ну слава звездам, нашелся…

Правда, сперва его в горшок вырвало.

Благодарный жизни и судьбе, он заснул опять.

Когда он второй раз открыл глаза, его, кажется, куда-то несли или везли — во всяком случае, стены вокруг качались. Нет, это не стены… это стенки кареты. А стук — это не дождь, это копыта. Они едут.

— Очнулся? — спросил Ди Арси. — Ну наконец-то. Чего-то ты разоспался, друг мой.

— С тобой выспишься, как же, — ответил Райн, не открывая глаз. — Где мы?

— Едем сейчас по Мигароту, так что если ты надумал проситься по нужде, придется подождать, пока до посольства доберемся. Мы тут отсиживались сутки в предместьях, в личном доме Галлиани… Решалось, на каком мы сейчас свете. Если бы Иберрос выиграл…

— Иберрос не мог выиграть, — перебил его Райн.

— О да, конечно, — голос Стара практически крошился. — Теперь я тоже это понял. Ты не подставился бы Альмаресам, если бы Хендриксон мог проиграть. Опять твоя проклятая астрология.

— Во-первых, не только великое искусство, но и вера в провидческие способности миледи Аннабель… Она не могла не сообщить мужу, что у нас тут творится. Во-вторых, не проклинай великое искусство, — ответил Райн, по-прежнему держа веки сомкнутыми. — Оно тебе не раз шкуру спасало.

— Мою шкуру я как-нибудь спасу сам. Лучше бы заботился о своей.

— А если я не умею?

— Учиться пора, не маленький.

Райн только улыбнулся.

Кажется, он просыпался еще несколько раз, но слишком смутно и ненадолго, чтобы запомнить это. Наконец он очнулся по-настоящему.

На сей вокруг него была холодная, большая и роскошно обставленная комната. С ума сойти, даже шкаф с книгами там имелся. Когда Райн сел и проморгался, он увидел у этого шкафа Стара, который стоял с какой-то книгой в руках и внимательно разглядывал астролога.

— Встать сможешь? — спросил Стар.

— Я прекрасно себя чувствую, — кивнул Райн. — У меня всего-то и было, что один приступ — это после пыток — и сотрясение головы… последнее, кажется, от того, что вы ломали стену.

— Ну извини.

— Извиняю. В любом случае, мне нужно было только отлежаться, и благодарю, что вы предоставили мне такую возможность…

— Вообще-то, у тебя еще была сломана часть пальцев на руках и ногах, — хмуро сказал Стар. — Обрати внимание, повязки уже наложены.

— Благодарю. Крайне ценю помощь… — Райн спустил ноги с постели. — Полагаю, я способен не только встать, но даже и пройтись. И, возможно, даже что-то съесть.

— Очень хорошо, — кивнул Стар с непроницаемым видом. — Потому что вскорости состоится церемония торжественного вручения мне ключа от города и провозглашения меня военным губернатором.

— Вот как? — Райн изобразил на лице простодушное удивление. — Я так долго спал? Хендриксон уже вошел в город?

— Нет. Они решили вручить мне ключ заранее. Чтобы задобрить Хендриксона и меня. Хендриксон разгромил Иберроса вчистую. Самого взял в плен. Город остался без командования и без элитного отряда, командиры ополчения готовы передраться между собой… все по-нашему плану, — голос Стара звучал безрадостно.

Райн засмеялся, но закашлялся и умолк.

— Великолепно! Друг мой, ты понимаешь, что происходит?.. Ты взял город без единого удара мечом… ну, если не считать ту мою потасовку с убийцами. Великолепно! Представляешь, какие теперь пойдут слухи?..

— Слухи меня не волнуют! — неожиданно рявкнул Стар. — Можно подумать, менее эффектно нельзя было это все сделать… Ну да, здрасьте, буду я военным наместником через полгода после официального начала карьеры… но какого Ормузда ты так подставился?!

— Информации из другого источника они бы не поверили, — пожал плечами Райн. — А нужно было, чтобы поверили. Мои расчеты были точны… Я знал, где окажется Хендриксон. Ну сам посуди… когда я тебя обманывал?.. По-другому было нельзя.

— Убью, — сказал Стар безнадежно. — А если бы они тебя убили?

— У меня был удачный день по гороскопу. Ну ладно, так где мои парадные штаны?

Часть II. Женщины астролога

Ральф Мединский, «Рождение Империи»

…По разному можно говорить нынче о кампании 3026 г., однако одно остается несомненным: никто не думал и не предполагал, что в столь кратчайшие сроки Великому Герцогу удастся захватить столь обширные территории. Многие умы со страхом ожидали небывалых потрясений. Гнев божий, как предрекали они, должен обрушиться на мерзавца, преступившего древнее правило — один бог, одна страна… Сиятельнейший герцог не считался с этим, объединяя под своей рукой земли во власти разных богов.

Тем не менее, ни тогда, ни позже, боги никак не показали, что недовольны действием своего самопровозглашенного паладина. Желая умилостивить высоких владык, Хендриксон строил храмы и заказывал новые гимны, покровительствовал художникам и поэтам. Возможно, сии действия и снискало благорасположение небожителей. Возможно, были иные причины, о которых нам, людям незначительным, знать не полагалось и не полагается.

Итак, гнева божьего не последовало. Однако Его Сиятельство и сам превосходно справился с ролью карающей десницы Кшатра-Варьи. Уже в конце июня Кормчие Мигарота пошли под руку Хендриксона и самостоятельно выбрали в военные губернаторы Астериска Ди Арси. Не успели высохнуть чернила на вассальном договоре, как проверенные войска герцога огнем и мечом прошли по вновь завоеванным землям, стирая с лика Быка многие селения и города, оставляя целые области выжженными и негодными для проживания, тогда как другие совершенно нетронутыми. Недальновидно и неразумно, однако, было бы объяснять его действия кровожадностью и злобой. Многие ученые мужи до сих пор удивляются, каким образом герцогу удалось не выпустить ни одной из приобретенных в столь короткий срок территорий. Они, однако, забывают, что не так сложно подчинить голодного человека, как сытого, и уж подавно, проще всего взять власть над голодным, которого накормил, или же над сытым, которому пригрозил голодом.

Участь многих смертных, оказавшихся на его пути, достойна сожаления, однако, разрушив эти земли и устроив их по-своему, герцог заложил основы того, что в будущем стали называть Империей.

Август 3026 г. н. э.

Солнце уже садилось, в сосновом лесу по-вечернему пахло смолой, когда в сожженное дотла село въехали вельможи. Все они восседали на прекрасных лошадях, оружие и одежда их выдавали нешуточное богатство и высокое положение: если бы на пепелище нашелся хоть один сведущий человек, он мог бы, пожалуй, различить сияние изумрудов, опалов и аметистов. Увы, сведущего человека не было, да и просто людей тоже почти не осталось.

Еще этим утром жители села не ждали беды, ибо война закончилась, отшумев где-то далеко, за лесом. Поэтому прятаться в замке правителя они не спешили, а весть о войсках нового властителя, пришедших на постой к их сеньору, встречали всего лишь с опасливым любопытством: а ну как герцог Хендриксон, прежде никогда не дававший на разграбление земли, что он считал своими, если не врут слухи, на сей раз не удержит бравых вояк? Ну как начнутся грабежи да насилия?.. Тем более, что этот отряд вел не сам герцог, а один из его доверенных военачальников…

Кто же знал…

Маленькую девочку, что пряталась сейчас под разрушенным и все еще тлеющим остовом крыльца родного дома, звали Несси. По крайней мере, так называла ее мама — и папа, когда ему случалось найти минутку для младшей дочери. Теперь-то — Несси знала это — они ее больше уже никак не назовут. А может быть, никто не назовет ее вообще.

Несколько дней назад Несси видела во сне и отряд воинов, и пожар, и Черного Человека, и даже то, что ей надо спрятаться в погребе за бочками с рассолом, сразу как только войдут двое солдат и начнут рубить ее родителей, братьев и сестер. До того Несси никогда не снилось таких ярких снов, и когда она рассказала его маме — путано, как могла, ибо в свои четыре года еще владела речью не так хорошо, как взрослые, — мать только посмеялась. Ну и успокоила дочку: не бойся, маленькая, мама с тобой, никто тебя не тронет… Никакой Черный Человек.

Однако теперь мамы не стало, а все произошло, как во сне. Несси щипала себя за руку, чтобы проснуться, но не получалось.

И вот, когда она увидела всадников, медленно движущихся по главной улице, Несси сразу поняла, что один из них — это он. Тот самый, из сна.

Они приближались, и в тихом вечернем воздухе далеко разносились слова — сперва только обрывки, так, на грани слышимости, потом — целые фразы.

— … ффу, ну и запах!

— Что вы хотите, Жан, здесь…

— Ах, мой милый рыцарь Эльфрик, здесь тот цветик не растет!

За сим последовал взрыв смеха, как в любой хорошо знакомой компании, где достаточно лишь намека на шутку.

— Цветы вообще не растут на пепелище, — произнес тихий голос, в котором не было и намека на смех, и Несси сжалась от страха в своем убежище, ибо поняла: вот он. Нигде-то от него не укрыться.

— Мы знаем, магистр, — заметил тот же самый, что говорил про цветик. — И Эльфрик тоже это знает!

Новый взрыв смеха прозвучал еще гаже предыдущего.

— О, полагаю, что через пару лет этот пепел станет благодатным удобрением для цветов всякого рода, — ответил на это Черный Человек. — Но еще не сейчас.

— Бери больше, — заметил другой голос, напугавший Несси еще сильнее, до слез, потому что она слышала его не во сне, а наяву — всего несколько часов назад. Это когда она вылезла из подвала, думая отползти через огород — и с ужасом увидела высокого человека в броне, что распоряжался перед группой воинов с алыми мечами.

«Из выживших, — говорил он, — добивайте мужчин, детей и женщин не трогайте».

Тон у него был такой скучный и страшный, что Несси тут же юркнула назад, под крыльцо, и сидела там, боясь выбраться, а потом прямо перед ней обрушилась балка, и выбираться стало тем более страшно, даже когда люди уже ушли.

Собеседники называли этого человека «его милость».

Даже неизвестно, кто их них страшнее — «его милость» или «черный человек». А они вместе. Все, дальше жизни не будет, она просто остановится, вот прямо сейчас — замрет, как смола в вечернем теплом воздухе.

— Кто-то прячется под тем крыльцом, — заметил вдруг четвертый голос, что до сих пор молчал. — Могу поклясться, я видел, как там кто-то пошевелился.

— У вас всегда были зоркие глаза, Лорк, как положено трубадуру… — легкомысленно заметил шутник. И добавил с явным отвращением: — Ребенок, наверное. Или животное. Не прикончить ли нам бедное создание из жалости?

— Думаю, не стоит, — заметил вдруг Черный Человек. — Это может быть то, зачем мы сюда приехали.

— Ключ к власти над всем Закатом, так что ли? — спросил Шутник.

— Жан, мне не нравится ваш тон при разговоре с магистром, — холодно произнес его милость. — Извольте соблюдать необходимое почтение, а то ведь я могу решить, что вы не уважаете моего друга.

— Не стоит, ваша милость, — отозвался Черный Человек. — Сэр Жан пока не переступил определенных рамок. Когда переступит — я приму меры самостоятельно. Пока же… позвольте, господа, задержать вас на несколько секунд.

Черный Человек спрыгнул с коня; шаги его, когда он направлялся к убежищу Несси, звучали необыкновенно отчетливо.

Он остановился совсем рядом со входом под развалины и сказал:

— Пойдем со мной. Я знаю, что ты здесь.

Несси, разумеется, никуда не пошла. Она только еще глубже забилась в свое убежище. Ей показалось: Черный Человек побоится сунуться под еще тлеющими деревяшками.

Не побоялся. Полез и вытащил ее. Напуганная до смерти, Несси даже не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и понес.

— Не бойся, малышка, — сказал Черный Человек. — Теперь тебе ничто не грозит. Ну? Не дрожи ты так, я тебя не обижу. В чем дело?

— Я видела… — прошептала Несси. — Во сне.

— Вот как? — Черный Человек не замедлил шага. — Значит, ты должна знать, что с этого момента я буду твоим отцом.

Закатное солнце прорезало ряд сосен двумя широкими клинками рыжих лучей, когда всадники остановились на опушке леса у обрыва. Четверка разделилась еще раньше: двое поскакали прямо в Армизон, двое решили сделать крюк.

На опушке около источника они спешились. Один тот час опустился на колени и принялся яростно умываться в ледяной воде, обильно поливая из горстей голову и шею. Другой же проверил, как там маленькая девочка, что ехала в седле перед ним, и помог ей напиться из большой походной фляжки. Девочка молчала и дрожала, зубы у нее стукались о металлическое горло фляги, но она хотя бы держалась на лошади. И не боялась животного. Уже хорошо, а то пришлось бы привязывать к седлу, как поклажу, или держать все время.

Его спутник тем временем закончил умываться и выпрямился, откидывая со лба мокрые кудри.

— Ненавижу это, — процедил он сквозь зубы. — Почему я? Мы?

— А кому еще милорд мог такое поручить? — спросил второй — его девочка Несси называла Черным Человеком, и он действительно был одет во все черное, только плащ расшит белыми знаками звезд и планет. — Кто еще не наделал бы лишнего?

Умывавшийся — его милость — мрачно возразил:

— А мы, по-твоему, не наделали?

— Иначе страну не удержишь, — пожал плечами магистр. — Кроме того, тебе это полезно. Если говорить о долгосрочных целях.

— Иногда я начинаю думать, что ты и впрямь сволочь и бездушная скотина.

— Отлично. В следующий раз и пытаться не буду тебя утешать. Вольно же жаловаться на дороговизну, уже ударив по рукам с продавцом!

Если бы кто сейчас заглянул в глаза магистру, он бы… нет, он вряд ли бы понял их выражение.

— Слушай, — сказал его милость после паузы. — Я с ног падаю, так спать хочу. Поехали домой.

— Поехали, — согласился магистр. — Быть может, герцогиня со свитой приедут сегодня.

— Почему они должны приехать? — насторожился его светлость. — Я впервые об этом слышу!

— Потому что я писал им, — пожал плечами магистр. — Из-за этой вот малышки. Правда, возможно, приедет только Вия. Я соскучился по ней…

— Ты способен соскучиться? Не верю!

* * *

Погода в конце августа в этих краях стояла плохая, и когда корабль находился уже в часе-другом перехода от Армизона, качка усилилась настолько, что стала не хуже морской. Рит — река действительно очень широкая, в большинстве мест, если стоять на одном берегу, другой еле увидишь. На удивление всем, миледи Аннабель Хаксли, герцогиня Хендриксон, и ее вечная молчаливая спутница госпожа Гаева не мучились дурнотой и даже не отлеживались в крошечной каюте, что предоставил им капитан: простояли на палубе, как приклеенные. Ни качка их не смущала, ни соленые брызги.

Вия, правда, знала, что миледи Аннабель вовсе не такая твердокаменная, как хочет показаться. На самом деле ее мутило, стояла она у борта корабля совершенно зеленая, и под руку свою маленькую и легкую спутницу держала вовсе не из желания выказать дружеское расположение. Просто миледи не без оснований считала, что в тесной и грязной каморке без окон переносить качку куда как хуже, чем на ветру. Правда, холодный ветер, несмотря на летнее время, норовил до онемения выстудить лицо, но из двух зол….

Самой Вии — благодаря за-радаганским предкам — холод не досаждал. Она даже стояла на палубе, откинув капюшон и спокойно подставляя небу лицо оттенка красной глины. Все люди герцога и все его войско все равно знали, что у астролога жена не то с юга, не то с севера, но не такая, как все нормальные люди. Мертвая хватка герцогини на плече тоже не мешала: Вия была куда выносливее, чем на первый взгляд позволяло ее тщедушное сложение.

— Адвент уже видно? — спросила миледи Аннабель.

От дурноты у нее мутилось в голове и зрение становилось хуже — она так говорила. Возможно, врала — уловка, чтобы заставить свою неразговорчивую спутницу пересказывать ей пейзажи берегов, и таким образом протянуть между ними неосязаемую ниточку разговора.

— Там же поворот, миледи, — пожала плечами Вия. — Но вот та деревенька на берегу и по суше от Армизона недалеко. Так что к полудню точно пристанем.

— Ты выдержишь, если придется потом скакать? — спросила миледи. — Мы не останемся в Армизоне, поедем сразу к Адвенту. По пути соединимся с мальчиками.

— Выдержу.

— Хорошо. Задерживаться нам некогда. Но и рисковать твоим здоровьем я не хочу. Если почувствуешь себя хуже, говори немедленно. Не забудь, что я вижу будущее, а не настоящее.

Вия кивнула.

У нее был выкидыш перед самым путешествием — уже второй за полгода. Райн и Стар занимались «умиротворением» риринской области, и некому было ей запретить сопровождать герцогиню. А миледи Аннабель, разумеется, и не думала ничего запрещать. Да и в любом случае, провидице виднее.

Вот Фильхе попробовала спорить, когда миледи Аннабель отправляла ее в Шляхту. Без толку. Ее даже Стар уговаривал долго: Вия при сем не присутствовала, но патетические рыдания и возгласы из покоев бывшей саламандры до нее долетали. В виде ящерицы Агни ей все-таки нравилась куда больше. Интересно, характер «тела» может как-то влиять на характер существа, которое его занимает?.. Или просто ящерице мы склонны прощать больше, чем человеку? То, что во взрослой женщине нас раздражает, в симпатичном существе с ладонь длинной будет умилять…

Тогда, во время уговоров, Стар пришел к Райну за подмогой — твоя, мол, была идея — но астролог с саламандрой разговаривать не пошел. Сразу отправился к миледи, и той хватило всего пары минут при закрытых дверях. Что говорилось там, Вия тем более не слышала, — голоса не повышал вообще никто, — хотя пара соображений у нее имелась.

Миледи, пожалуй, единственная, кому удается заставить Агни делать хоть что-то.

«Я не вернусь в Чертову Крепость, — подумала Вия с мимолетным ожесточением. — У нас не так уж много времени. Можно сказать, совсем нет. Это у миледи в крепости дочка — меня там никто не ждет».

Впрочем, решение «не возвращаться» было давно уже принято, и миледи, кажется, о нем знала. Знала и не спорила. А возможно, Виино присутствие рядом с мужем — даже если ему вдруг взбредет в голову сорваться с места еще в какую дальнюю поездку — ее полностью устраивало.

В отличие от Райна. Он, кажется, предпочел бы держать ее как можно дальше от себя — и от Стара. Вия догадывалась, почему.

«Это его любовь, — тихо шепнула Сестра с самого дна души. — Он тебя бережет».

«Ревнует, — тускло отозвался один из ее дядьев. — Ревнует, девочка моя, и правильно делает: есть в тебе что-то такое эдакое, и отношения твои с Астериском я бы тоже простыми не назвал…» — и прочие его соратники поддержали его уверенным гомоном.

«Ревнует, — ехидно отозвался менестрель, — только не тебя к юному Ди Арси, а Ди Арси к тебе: что я, не знаю? Насмотрелся на подобные игры…»

А старый племенной шаман и Сумасшедшая Хельга молчали, привычно многозначительно, как бы подразумевая: нет, девочка, не все так просто, совсем не просто… Ты же знаешь его щемящую нежность, ты же знаешь, что он любуется тобой, как небом, а еще ты знаешь то, что растет в нем опаснейшим семенем, парализуя разум и волю….

Вия привычно уже игнорировала и гул голосов, и молчание, стараясь вслушаться туда, глубже, где начинались неизведанные поля и дороги ее собственного «я»: место, куда только Райн и отваживался заходить. Там было сумрачно и ничего не разобрать.

Важно то, что ей нужно действовать, и пусть она не знает пока, как, одно очевидно: ей нужно сохранить мужа живым. В остальном она разберется.

Палубная команда уже свернула паруса, вот они уже взялись за весла (на Островах гребцов-невольников не держали, а судно было островным), и крепостные стены Армизона — не такие мощные, как Мигаротские, несмотря на широко известное божественное происхождение, — приближались с каждым рывком. И холодный ветер с Рита постепенно стихал, мягчел, как будто смирился уже, что ему не удастся задержать корабль.

…Райн нарушил все ожидания Вии: он ждал ее в порту. Она-то думала, что им придется в городе разузнавать, где именно войска герцога встали лагерем, и то еще, возможно, точных сведений не будет. Тогда им останется только ждать, покуда Райн и Стар не вернутся. Однако им не пришлось даже посылать гонца, чтобы сообщил об их прибытии коменданту и приготовил экипажи: Райн уже стоял на причале — этакий черный мазок на сером пасмурном фоне. Около него кутался в черный гармаш длинноносый унылый секретарь Ральф. Стара нигде не было видно, хотя Вия привыкла, что они с Райном надолго не разлучались.

Миледи сошла на берег первой, сразу после охранения, и Райн церемонно раскланялся с нею: «Как прошло ваше плавание? Для меня честь снова видеть вас, миледи». Вия шла следом, и на людях Райн тоже только склонился к ее руке, даже не поцеловал… а пальцы у нее были затянуты черной перчаткой, и вуаль на лицо она все-таки опустила.

Они не виделись всего около месяца — однако Райн за этот короткий срок умудрился ощутимо осунуться, так что лицо разом показалось куда старше. Вия подумала с почти божественной отстраненностью: подсчитать бы, сколько седины прибавилось под этим ужасным черным беретом.

— Рада вас видеть, господин мой, — сдержанно произнесла Вия. И тихо: — Рассчитал наше прибытие?

— Да, — кивнул Райн. — Можешь удивляться, но это действительно очень важно: чтобы вы приехали именно сегодня. Сам бы я долго не справился.

«Стар бы сказал, что я хорошо выгляжу. И миледи не преминул бы сделать комплимент».

— А где Стар?

— В резиденции, отсыпается. Сегодня всю ночь почти совещался с господами военачальниками… — Райн улыбнулся углом рта. — К счастью, до утра не дотянули, а то бы бочки не хватило.

— Я удивлена, милорд, что вы еще стоите, — ответила Вия ему в тон.

— Мне, как чудаку-магистру, позволены некие послабления… господа рыцари знаю т мою слабость по этой части и относятся с благородной снисходительностью. Ну что, вы поедете в одном экипаже с миледи, моя госпожа?

— Конечно. А вы за нами верхом?

Он кивнул.

— Значит, встретимся в Губернаторском Доме. Кстати сказать, он ничего, лучше, чем в Адвенте. Вам понравится.

Их везли от порта не самой удачной дорогой: мрачные дома-лачуги, крепко сбитые, но без малейшей фантазии. Ничего похожего на строгую симметричность Мигарота или тяжеловесную помпезность Медины-дель-Соль — город без фантазии. Вокруг Армизона, несмотря на красивое название, не было ореола кипящей жизни. Духовный облик Армизона напоминал собою серый дождливый день, а вовсе не горячий источник, бьющий из-под снега: Вия даже усомнилась, каким взглядом она смотрит — внутренним, «сонным» оком, или обычным внешним взглядом.

Гехерте-геест, возбужденно-напряженный в иных городах, к Армизону остался безразличным.

«Большинство городов по Закату такие, малышка», — усмехался в глубине памяти менестрель, подкидывая соответствующие картинки. Вия машинально перебирала их, как в забытьи перебирают четки, но не всматривалась. Она даже ни о чем особенно не думала, просто радовалась тому, что увидела Райна — ее тревоги и сомнения отступили. И еще радовалась тому, что миледи явно полегчало после того, как она ступила на твердую землю: она даже улыбалась чему-то, выглядывая из окна кареты.

«А я не сказала ему о выкидыше, — подумала Вия. Впрочем, на улице это делать было бы совершено неудобно… — Но ведь и он не спросил меня о самочувствии… Неужели знал?.. Его гороскопы — вещь исключительная».

До губернаторского дома они доехали быстро. В нем действительно удобств оказалось больше, чем в Адвенте: хотя бы из щелей не дуло, а если дуло, то не из всех. Райн снова обменялся любезностями с миледи, после чего проводил Вию в комнату, которую им предстояло занимать — всего одну (впрочем, и дом был не очень велик). Едва закрыв дверь, Райн тотчас схватил жену в объятия, прижал к себе, зарылся пальцами в ее волосы, стащил тонкую нитяную сеть, рассыпал по плечам черные пряди, поцеловал лоб, щеки, губы…

— Как же я скучал по тебе… — тихо, нежно сказал он, и тут, как всегда, Вия забыла обо всем: и о своих невеселых мыслях, и о неясном будущем, и о цели миледи, с какой она приехала в Армизон и притащила за собой Вию…

— Постой, — она все-таки отстранилась. — Райн, у меня был выкидыш.

Вот так, сразу и прямо. Без всяких «я должна тебе сказать» и всего прочего.

— Я знаю, — серьезно ответил он.

— Ты знал?

— Я знал, что время нашего ребенка еще не подошло, я же тебе говорил… кроме того, ты сама еще растешь, зачем тебе рожать? Так что я только рад, Фьелле.

Вия вздрогнула: Райн держал обещание и использовал это имя очень редко. Но каждый раз это было как прикосновение раскаленного прута к открытой ране. Особенно потому, что астролог, когда хотел, мог изъясняться весьма проникновенно.

— Зато у меня есть для тебя новости…. Наверное, они тебе скорее понравятся, чем нет. Во всяком случае, я здорово рассчитываю, потому что я прямо не знаю, что делать, если нет, — при этих словах вид у него был самый сконфуженный. — В общем… я нашел ту самую пророчицу, третью. Которая видит прошлое.

— Вот как… — Вия нахмурилась, потому что мгновенный страх — его план исполняется! — прошил ее молнией от макушки до пяток. — И что?

— Это девочка. Маленькая девочка четырех лет от роду. Она потеряла всю свою семью во время войны. И я ее удочерил. Родители звали ее Несси, а полного имени она не помнит. Так что будет Ванессой.

— Ох… — Вия убрала свою руку из его и села на кровать, занимавшую большую часть их небольшой комнаты. В голове ее роилось множество мыслей, множество голосов говорили самое разное, и она не знала, кого слушать, а еще менее знала — что делать. Материнство, в которое она сама не верила (два выкидыша прошли мимо нее, потому что даже своим внутренним, шаманским взором она не могла видеть свое дитя, как будто знала заранее, что оно не родится), вдруг нахлынуло на нее со страшной, небывалой силой.

Да нет, не материнство. Девочке четыре года, самой Вии — пятнадцать. Она никак не может быть ей матерью, хотя, вероятно, способна так называться.

— Раз ты назвал ее Ванессой, — сказала Вия, еле шевеля непослушными, разом похолодевшими губами, — пожалуй, я сделаю так, чтобы она не звала меня сестрой.

Вия тотчас захотела взять свои слова назад: выходило, будто она обвиняет Райна в том, что он заставляет ребенка тянуть ношу своих призраков, а она, Вия, мол, не настолько жестока.

Райн присел на корточки около кровати, заглянул ей в глаза.

— Очень хорошо, — сказал он. — Сейчас ты собираешься отчитать меня за то, что не дело — использовать детей в искупление собственных ошибок?.. Ну прости. Если бы у нас с тобой по-настоящему родилась дочь, я бы назвал ее именно Ванессой.

— Ты играешь нечестно, — теперь Вия улыбнулась.

— Прости… — он снова беспомощно, сконфуженно улыбнулся. — У нас с тобой будет ребенок. Сын. Обещаю тебе. Я знаю, как это для тебя важно. Но что поделать… мне все равно надо было ее найти.

— Я хочу увидеть ее, — сказала Вия решительно, — где она?

— В соседней комнате, — сказал Райн. — Спит. И, по-моему, видит кошмары.

Она в самом деле лежала в соседней комнате, совсем маленькой, на низкой лежанке. Рядом сидела и что-то пыталась вязать в неверном заоконном свете служанка — Райн отпустил ее движением руки. Девочка оказалась премиленькой. Худенькая, бледная, но черты лица — даже по такой крохе видно — очень правильные, а чисто отмытые волосы разметались по подушке плавленым золотом. Вырастет настоящая красавица…

Девочка металась по подушке. Она не стонала, но дышала тяжело, а проснуться явно не могла, и на лбу выступил пот.

Ребенок. Дочка.

Вия осторожно накрыла рукой одну из маленьких рук, сжимавших край одеяла — и так странно было, что ее собственная миниатюрная ладонь вдруг оказалась больше!

Вторую руку она положила девочке на лоб.

Дух-хранитель даже не нужно было просить: легким дыханием тумана он скользнул от нее к девочки, обвивая их обоих плотным коконом молчания. Здесь, в этом коконе, было спокойно и хорошо, здесь жило тепло, способное защитить и хотя бы отогнать дурные сны — если уж ничего более…

«Я не могу быть ей матерью, — внезапно осознала Вия, держа в своей руке уже обе маленькие ладошки — теперь не судорожно сжатые, а расслабившиеся. — Но я могу ее защитить… и буду защищать!»

Две недели спустя, конец августа 3026 г.

Так ведут себя совсем крошечные дети. Они то и дело подтаскивают и суют взрослым в руки игрушки, веточки, шишки, камешки — красивые, блестящие. Все новые ветки, шишки и камешки: гляди, смотри, вот они, какие красивые! На! Мне совершенно не жалко, все для тебя. Все равно как небо, солнце, земля и облака: они общие и принадлежат тебе и мне, напополам.

Так ведут себя дети, уверенных в мире и в себе.

Несси держалась не так. Получив красный шерстяной мячик, из которого со всех сторон для красоты торчали петли, она так и сидела на лавке в саду ратуши, зажав его в руках, и задумчиво рассматривала, будто не в состоянии понять, что мячик от нее никуда не денется.

Вия сама подогнала на нее одно из платьиц, подаренных женами городских ноблей, и оно смотрелось на девочке очень ладненько: розовое с желтым, самые модные в этом сезоне цвета. Дамы не только рядятся в них сами (даже те из них, чей цвет лица находился с нынешней модой в жестоком диссонансе), но и наряжают детей. И Ванессе они действительно шли. Но — вот беда! — ее не интересовала ни новая одежда, ни сверкающая после недавнего дождя зелень в саду.

Ранее Вия уже потеряла надежду оживить ее праздничными иллюминациями закатов, и восходов, обрадовать звездным небом, отраженное в Рите. Она несколько раз выводила девочку погулять вечерами, но без толку.

Ничего не интересовало Ванессу.

Но она не пророчествовала. Никогда не говорила двусмысленностей, не обнаружила знаний больше, чем следовало бы ожидать от детей ее возраста, и вообще казалась самой обыкновенной, только очень замкнутой — а чего бы еще вы ожидали от четырехлетней девочки, которая только что потеряла всю свою семью?..

Гехерте-геест показал, что дух ее бродит «смутной дорогой», и это все, что Вия сумела понять на сей счет.

В этот день, когда Вия доделала красный мячик для нее, девочка, кажется, проявила тень интереса. Она посмотрела на свою приемную мать круглыми синими глазами, красивыми, точно у искусно сделанной куклы из восточных земель, и сказала:

— Красивый.

— Почему красивый? — попыталась ее разговорить Вия. — Потому что красный?

— Да.

— Красный — как что? — спросила Вия. Про себя она уверена была: девочка скажет «как кровь». И тогда, по крайней мере, станет ясно, что она видит в кошмарах по ночам и отчего кричит.

Но девочка просто, не опуская своих ясных глаз — если бы Вия точно не знала, что с Райном они не родня, она могла бы подумать и наоборот — проговорила:

— Как солнце, если на него смотреть сквозь пальцы.

— Любишь солнце?

— Нет.

Вия вздохнула. Села рядом с девочкой — юбки ее собственного темно-зеленого блио прошуршали таинственной скороговоркой, как вода в искусственном ручье, что звенел рядом по камням.

— Но мячик ведь тебе нравится?

— Нравится.

— А солнце — не нравится?

— Черный человек — как солнце.

Вот это уже слишком походило если не на предвидение, то на очень уж четкое восприятие Райна. Вия уже знала, что именно его девочка называет Черным Человеком, и черный плащ астролога тут не при чем.

«Я же говорил тебе, — захихикал Менестрель. — Этот парень никогда не ошибается. Если он притащил ребенка, то зачем-то она ему нужна».

«Не слушай его, — Сестра словно бы положила руку ей на плечо, заставляя сердце вздрогнуть от боли: именно поэтому Сестра говорила так редко. Однако она все чаще теперь выступала вперед, когда дело касалось Ванессы, словно не в силах сдержать свою нежность перед беспомощными человеческими детенышами. — Не слушай! Мало ли, какую чепуху повторяют дети? Райн обогрел ее, взял в теплый дом — вот она и зовет его солнцем».

Вия немедленно встала со скамейки и присела перед Ванессой на колени, не обращая внимание, что земля и травяной сок грозят испортить подол ее одеяния.

— Дорогая моя, — сказала она спокойно. — Почему ты думаешь, что он солнце?..

— Потому что он жжется, и колется, — немедленно ответила девочка. — И после него пепел.

— Какой пепел?

— Как в пустынях. Там, куда солнце уходит. Там пустыни, на многие дни пути. Только колючки растут. И песок сыплет. Там скелеты под песком лежат. И люди совсем высохшие. Мертвые.

Сказав это, она умолкла, как будто описание мертвых людей под песком полностью исчерпывало идею солнца.

«Вот те на! — засмеялся менестрель. — А откуда девочка знает о существовании пустынь к западу, а? Неужели ты думаешь, что в ее богом забытой деревеньке хоть кто-то имел об этом хоть малейшее понятие, девочка? Ну, тогда ты просто идиотка, что не удивительно!»

Старый шаман только многозначительно усмехался, и — Вия была уверена — будь у него борода, он бы непременно ее поглаживал. Длинными, крепкими скрюченными пальцами, которые она помнила с неожиданной живостью.

— Несси… милая моя… откуда ты знаешь про пустыни? — спросила Вия.

— Ну… так просто, — Ванесса пожала плечами. — Сказалось.

— Ты их видела? — настаивала Вия. — Во сне? Кто-то тебе рассказывал?

Над ними в ветвях акации, листья которой уже начинали съеживаться и желтеть к осени, пела какая-то птица. Вия не знала голосов здешних птиц: вдоль Рита жили многие такие, какие не встречались более нигде. Желтый лист пролетел мимо, а девочка спрятала лицо в кружевах платья на груди, пытаясь уйти от ответа. Вия тотчас отпрянула: она не хотела пугать ребенка. Сердце сжало острой, злой беспомощностью за себя и на Райна, который навязал ей вот это… И тут ребенок проговорил:

— Нет, я просто знаю. Просто говорю, а оно оказывается так. Там раньше было море, потом трава, потом лес, потом трава, а потом стали пустыни.

— И ты раньше не знала?

— Когда заговорила — тогда узнала… — девочка вдруг снова посмотрела на Вию, и девушка заметила слезы в глазах у приемной дочери. — А у Черного Человека — у него внутри… как там… не отдавайте меня ему! Пожалуйста! — и тут она кинулась к Вии, вжалась маленьким дрожащим телом в шелк ее платья.

Пораженная, госпожа Гаева гладила волосы Ванессы, ее спину, и думала, что же такое она могла видеть в Райне… или, учитывая, что видит она прошлое, а не будущее и не настоящее — «а есть ли разница, девочка моя? — тихо спросил старый Шаман, и молча баюкала кукол позади него Сумасшедшая Хельга».

Вия потянулась к духу своему, к кокону теней, что вечно следуют за человеком от рождения к смерти и обратно по другой стороне Земли, неумело притворяясь одной тенью, и попыталась вытащить из нее лишнее слово. И еще прежде, чем вытянула ответ, догадалась сама.

Ванесса действительно не знала заранее. Этот ребенок еще слишком мал, чтобы ее голова сумела вместить в себя детальное понимание — да и способна ли на это вообще человеческая голова?.. К миледи Хендриксон правда приходит в снах, и поэтому остается смутной и неполной, как любое сновидение.

Святая — сумасшедшая, и никто не знает, насколько полно ее видение Настоящего. А эта девочка просто говорит что-то, не до конца понимая собственные слова, и только тогда это становится истинным знанием.

Райна она боится не потому, что хорошо понимает его, а потому, что понимает только часть.

Но почему же он приснился ей заранее?.. Ведь Райн говорил ей, что она видела его во сне в виде Черного Человека… ведь малышка не должна быть способной видеть будущее.

— Чем занимаетесь, мои леди? — услышала Вия тихий голос за спиной.

Сразу же мир сделался совершенно другим. Исчезли серые тени и смутная дорога, голоса в голове стали просто мыслями, гранями ее собственного я — каким бы размытымэто «я» ни оказалось, — а сад — просто садом. Не туманным пространством неопределенности событий.

Позади нее стоял Райн и держал в руке плетеную корзину.

— Я принес свежих вишен, — сказал он, улыбаясь. — Мы с Ди Арси ездили надзирать за строительством форта.

— На границе с Фиолетовым Княжеством? — спросила Вия.

— Да, именно, — в разговор вступил Стар, неслышно вывернувший из-за яблони. — Мадам, позвольте… — протянул Вии букетик клевера. — Набрал по дороге. Проезжали через такой луг — что просто загляденье. Букет, конечно, скромный, но, быть может, вы найдете его достойным хоть на полчаса оттенить вашу красоту.

— Если бы из твоих слов наплести кружев, они бы как раз пошли на подол парадного наряда и еще бы на рукава осталось, — усмехнулась Вия, послушно принимая букетик.

— Миледи, столь обильные украшения оставьте менее прекрасным, — Стар прижал руки к сердцу и был награжден саркастической улыбкой Вии и тычком локтем в бок от Райна.

Ванесса молчала и смотрела на них широко открытыми глазами.

— А вам — ромашка, — откуда Стар вытащил этот цветочек, Вия так и не поняла; возможно, прямо из воздуха. — Можете заложить его за ухо или съесть — я слышал, за Ритом делают салат из ромашек.

Зачаровано глядя на Стара, девочка взяла цветок и воткнула его в мячик.

— Погодите, — Вия нахмурилась. — Так если форт на границе с Фиолетовым… не означает ли это, что скоро войска Герцога двинутся за Анхерскую балку?

Райн и Стар на мгновение замерли. Переглянулись. Желтые листья пронеслись мимо них, кружась, и один лег Райну на плечо, а второй опустился у носка старова сапога.

— Вот не знал, что ты смотрела карты, — принужденно улыбнулся астролог.

— Тогда бы тебе стоило убирать их со стола, когда ты заканчивал расчеты, — сухо парировала Вия. — Итак. Я права?

Райн кивнул.

— Я прослежу, чтобы он оставался подальше от переднего края, — вступил Стар. — Не волнуйся, все…

— Ты плохо меня знаешь, — Вия нарочно посмотрела в глаза Стару, избегая взгляда мужа. — Я волноваться не собираюсь. Но если ты думаешь, что удержишь его от чего либо — то ты плохо знаешь и его тоже. И уж точно ты не удержишь его от убийства. Или многих убийств.

Между ними тремя повисла напряженная тишина. Именно Райн был одним из тех, кто предлагал герцогу планы «зачистки» — и, хотя Стар спорил с ним до хрипоты, все же Райн сумел всех убедить. Даже известного своей несговорчивостью Бресильонского.

Вия никогда не спорила с мужем на людях, но это не означало, что она соглашалась с ним. Райн знал цену человеческой жизни не хуже, чем она; он слишком хорошо выучил, что это такое — жертвовать меньшим ради большего. Она же, в отличие от него, знала, насколько бывает больно умирать самому.

Еще один пожухлый лист опустился в лукошко с вишнями. Серая труха на глянцевом темном боку.

«Какое у него усталое лицо», — подумала Вия про мужа.

Ванесса подергала Вию за подол.

— Что, хорошая моя? — она снова присела рядом с девочкой на корточки, с благодарностью постигая еще одну причину, почему взрослым нужны дети: они позволяют отвлечься от неприятной темы.

— А Черный Человек уже убил одну Ванессу, — шепотом сказала она Вии. — Он специально так меня назвал, чтобы тоже убить?

Ральф Мединский «Рождение империи»

…Теперь все нижнее и почти все среднее течение Рита принадлежало герцогу Хендриксону. Вопрос был только в том, как овладеть Радужными Княжествами.

Возможно, умы, привычные к чтению политической карты, скажут, что после овладения этой областью падение Княжеств — только вопрос времени, особенно, если заручиться поддержкой правительства Медины А такая поддержка, благодаря вмешательству своей руки в жреческих кругах, у герцога имелась — или, по крайней мере, гарантия невмешательства, купленная армизонским серебром, мигаротским золотом и щедрыми посулами.

Что же касается Княжеств, то, говоря о неизбежности их падения, обычно забывают, что планы герцога были гораздо сложнее, чем обычно представляется. Так, с достаточной долей определенности можно говорить, что его проницательный ум желал не просто выстроить империю — но и выстроить ее достаточно быстро. Возможный гнев богов при этом был далеко не единственным соображением, которое герцог принимал во внимание.

Одно можно было сказать наверняка: теперь герцог Хендриксон и два его сообщника были куда ближе к цели чем тогда, когда они начинали. Что можно назвать значительным достижением, особенно, если учитывать, как много людей скорее отдалились от цели, чем приблизились к ней, несмотря на свои попытки.

<следует три тысячи знаков о сущности судьбы, ее влияния на людей и обстоятельства, роли удачи и целеустремленности отдельных личностей>

С более земной, рациональной точки зрения, у многих радужных графов и баронов хватало и запасов, и денег, и упрямства, чтобы сопротивляться еще не один год. Как говорил лорд Бресильонский, стуча кулаком по ладони и брызгая слюной, если не случится чуда, эти «ненужные земли» должны продолжить оттягивать значительную часть отнюдь не безразмерных герцогских войск. Не безразмерных даже тогда, когда они получили всех возможных ополченцев и рыцарей Риринской области.

Однако и отказаться от этих завоеваний тоже было невозможно: это означало бы получить у себя в тылу пусть не такое мощное, но крайне упорное сопротивление.

Даже не объединившись, графы были способны больно кусать. А если вдруг они объединятся…

На Юге поднимал голову небезызвестный барон Ди Арси: после загадочной смерти нынешнего графа Ферье он заявил свои права на графство целиком, напоминая о браке его сестры с безвременно погибшим виконтом. Его люди даже пытались разыскать саму женщину, бесследно исчезнувшую после ранней кончины супруга: по княжеству ходили дикие слухи, что она сбежала не то в Священную Империю, не то в Шляхту, не то и вовсе за Радаган.

Однако в ретроспективе самым удивительным в этой обстановке представляется следующее: вместо того, чтобы безотлучно находиться во главе одного из отрядов герцога, на самом пике наступления на Фиолетовое Княжество, Стар Ди Арси прибывал далеко от княжеств вообще, на другом берегу Рита. А именно: совершал паломничество в один из монастырей Исиды через земли Священного Княжества.

Волею судеб ваш недостойный слуга оказался очевидцем этого предприятия…

Конец августа 3026 г.

— Мне очень не хочется оставлять вас даже ненадолго, — мягко, увещевательно проговорил Райн. — Но сама знаешь: сейчас мне надо безотлучно находиться при Старе. Так что я поеду с ним, кружной дорогой.

— Я все понимаю, — ответила Вия почти нетерпеливо.

Она и в самом деле не терпела это расставание. Все сегодня казалось ей лишним. Первые дни осени до безобразия напоминали лето, и все-таки ей казалось, что что-то кончается, безвозвратно уходит вместе с солнцем, которое с каждым днем все сокращало свой путь по небосводу. Птицы беспокоились — скоро улетать. Беспокоился и гехерте-геест, тревожно подпевая силам, ожидающим Самайна. Ламмас в этом году прошел тревожно, неспяще — с четвертинкой луны в до странности пустом небе.

На Самайн луна будет полной.

Один Райн оставался спокойным — время, кажется, не касалось самой его сути, хотя Вия точно знала, что с весны он вырос почти на два дюйма. Он вообще стал очень быстро расти, а она — нет. Иногда Вия чувствовала себя старше и мудрее по сравнению с мужем, иногда — совершенно хрупкой и беззащитной. Особенно вот как сейчас, когда не могла его понять, несмотря на все свои личности.

— Дорогая моя, пожалуйста, помни, что я не прошу от тебя ничего сверх. Я отдаю вам Ральфа в основном, потому, что он по здоровью не вынесет той скорости, с которой мы собираемся совершить этот поход. Прислушивайся к нему, он очень много полезного знает о расстановке сил, хотя и не старше нас с тобой.

Вия кивнула: молчаливого, застенчивого секретаря Райна она знала и уважала.

— …Но основные решения должна принимать ты. Ты знаешь, почему. Я ничего от тебя не требую. Если будет так, как увидела герцогиня — хорошо. Не будет — переживем. Если ты и впрямь найдешь сестру Анну, не пытайся… не пытайся уговаривать ее. Просто изложи ей все, как есть.

— Конечно, — кивнула Вия.

Ну почему он говорит так ласково каждый раз, пока отсылает ее? И почему он поясняет все детали только в последний момент, как будто она раньше должна была догадаться?

— …Я надеюсь, что мы нагоним вас в монастыре, но если мы не появимся до конца декабря — отправляйся на встречу с лордом Далли, нас не жди. Звезды говорят, что мы появимся, но не дают полной гарантии.

Хоть бы он раздражался, нервничал — так было бы легче. А так, когда у него в глазах появлялось такое извиняющееся выражение, Вии хотелось взять меч и встать на защиту своего астролога. Если бы она могла.

— Почему ты не говоришь мне не ходить одной за Радаган?

— Госпожа моя, потому что я все равно знаю, что вы пойдете. Если сочтете нужным.

Если не любовь эта мягкое приятие, эта всепринимающая отстраненность — то что же?

— Больше всего меня беспокоит, что ты будешь с Ванессой и Фильхе, — на лице Райна отразилось довольно сильное сомнение.

— Как-нибудь справлюсь, — Вия пожала плечами.

— Мерзлую саламандру ты не согреешь, — мягко проговорил Райн. — Даже и не пытайся. Это грустно, но, по-моему, ее следует предоставить самой себе. Либо время поможет, либо нет.

— Не думаю, что тут что-то поможет, — Вия передернула плечами. — И как тебе могло прийти в голову, что я попытаюсь как-то пытаться ей помочь? Безнадежное дело — врачевать душу женщины, от которой отвернулся ее единственный мужчина.

— Она не женщина, — грустновато улыбнулся Райн. — Она все-таки саламандра. А ты — шаманка. Я же знаю, ты чувствуешь ответственность за существа, подобные ей. И в тебе куда больше сострадания, чем ты сама себе признаешься.

— О, во мне по восемь порций чего угодно, и греха, и добродетели, — Вия холодно улыбнулась. — Ну что ж… кажется, вам пора ехать, мой господин.

— Я хотел проводить тебя, — покачал головой Райн.

— Этот отряд, — Вия окинула глазами довольно обширный обоз, который догружали впопыхах, под командованием незаменимого Ральфа, и вооруженных всадников, что даже и не пытались изобразить готовность — и так было ясно, что двинутся они куда позднее намеченного часа. — И что — догонять потом армию галопом, по грязи после вчерашнего дождя?.. Милорд, вы ужасающе недальновидны. Кроме того, спасите же, наконец, вашего друга: он жестоко скучает.

Стар не то чтобы скучал, но его и в самом деле осадили: в его ноги вцепилась маленькая Ванесса. В отличие от других высокопоставленных вельмож, Стар никогда не отгонял ее, и она почему-то, с другими обычно скромная, даже и не пыталась вести себя с ним с подобающей церемонностью.

Рядом с напряженной улыбкой на красивых полных губах статуей застыла Фильхе. Она дергала край фиолетовой шелковой накидки, солнце горело в рыжих волосах. Если не знать, их втроем можно было принять за семью, но сложно было сказать, чье внимание докучает молодому рыцарю больше.

— Пожалуй, вы, как всегда, правы, сударыня, — чуть улыбнулся Райн. — Заберу-ка я Ди Арси, а то и в самом деле рехнется… Моя любовь с вами.

— Разумеется, вы, астрологи, привыкли иметь дело с несуществующим, — кивнула Вия.

Райн только улыбнулся и пошел прочь.

Вия видела, как он взял Стара за локоть, как тот обернулся к ней и конфузливо помахал рукой. Он выглядел настолько же свежим и счастливым, насколько Райн — усталым и преждевременно постаревшим. Предчувствие погони, битвы всегда окрыляло его.

«Каждый раз, когда я смотрю на своего мужа, у меня почти разрывается сердце, — сказала сама себе Вия. — Каждый раз, когда я смотрю на его друга, я улыбаюсь. Какое же чувство — любовь? Оба? Ни одно?»

— Моя госпожа! — Ральф подошел к ней, запыхавшись, веснушки ярко пылали на бледном лице. — Двое петушков подрались, пришлось одного прирезать; мамаша Дарди спрашивает, не возьмете ли вы вместо оставшегося лишнего ягненка?..

Начало сентября 3026 г., Тингленский тракт

Сперва Ванессе очень понравилась рыжеволосая жрица с ее завитыми кудрями, ароматом благовоний и роскошными одеждами. Но уже на второй день пути, когда они только пересекли Рит, Ванесса увидела сон, от которого проснулась, плача. Вия обняла ее, стала успокаивать, и из обрывочных слов девочки поняла, что та видела, как в рот Фильхе залезла ящерица и сожрала ее изнутри. Еще она сказала, что то, что осталось от изначальной Фильхе, сейчас невозможно страдает.

Вия утешила ее, как могла. Но могла она немного: разве что сказать, что в жизни происходит много такого, с чем нам просто приходится смиряться. Очевидно, в голове Ванессы это как-то совместилось с гибелью ее родителей.

Нет, Ванесса не стала Фильхе бояться. Она просто почему-то стала относиться к ней, как к ящерице. Без всякого почтения и даже вежливости, которое пристало бы возрасту и сану жрицы — пусть и бывшей.

Экипаж двигался по дороге через высокий сосновый лес. Могучие стволы достигали нескольких обхватов. Солнечные лучи, не уступающие им в ширине, просвечивали лес до самого дня, пятнали рыжую подстилку опавшей хвои, скользили по экипажу, по коленям и рукам путников через зашторенные окна.

— Вышел раз и вышел два, во поле растет трава, три-четыре, в небе дыры, пять, за нею будет шесть, что посеешь, то и съешь…

Вия сама удивилась себе: стишок читала Ванесса на арейском — училась счету. Но в голове у себя Вия переводила его на лагарт и удивлялась тому, как зловеще он звучал без рифмы. Лагарт приходил к ней проще и естественнее других языков.

— Скоро привал? — спросила Фильхе. — У меня спина затекла.

— Привала сегодня не будет, — ответила Вия. — Мы должны добраться до монастыря Изиды к вечеру, если не будем останавливаться. Ты забыла? Об этом говорили еще вчера вечером.

— Я не обязана держать все это в голове, — холодно произнесла бывшая жрица и постучала тонкими пальцами по подоконнику кареты. — В конце концов!

Фильхе хорошела, когда раздражалась, и знала об этом. Возможно, это отчасти и объясняло несность ее характера.

«Очень типично, — думала Вия про себя довольно язвительно, или же это думал кто-то из ее сущностей, — затолкать меня в экипаж с женщинами и детьми. С другой стороны, кто-то же должен за ними приглядывать».

Путешествовать на север зимою — поступок, далекий от мудрости. Хорошо еще, что назад, на Острова, зимовать, они поплывут на корабле: рандеву с сэром Далли, одним из «морских рыцарей» Бресильонского, уже назначено. Даже несколько точек рандеву: если они не успеют на первое.

А они могут не успеть. Кроме гнева владык, который может обрушиться на них в Священной Империи, есть и чисто дорожные неприятности: сломанные оси, плохая погода, глупость проводников…

За месяц своего путешествия к северу они сполна уже вкусили всех прелестей пути. Шестьдесят вооруженных всадников надежно ограждали их от любых неприятностей на дороге — не было такой банды разбойников, которые пожелали бы связаться с людьми герцога Хендриксона. Но даже они не могли защитить, например, от комаров.

— Вот десяток будет вскоре, это значит, видно море, вот одиннадцать кричат черно-лаковых галчат, вот молчат двенадцать чаек…

— Лучше бы ты замолчала! — воскликнула Фильхе, с неприязнью глядя на Ванессу.

— Сама замолчи! — не осталась девочка в долгу.

— Это невыносимо! — воскликнула Фильхе. — Почему я должна это терпеть?

— Потому что ты сама вызвалась, — отрезала Вия.

Фильхе замолчала. С Вией она никогда не спорила — наверное, саламандра не могла возражать шаманке.

— …Вот тринадцать отвечают… — упрямо продолжила бубнить Ванесса, — вышел раз и вышел два, во поле растет трава…

* * *

К вечеру, когда стены монастыря наконец-то показались в виду путников, Вия уже давно ехала верхом — не выдержала и дезертировала из кареты, оседлав своего бессменного, бесценного и совершенно нестерпимого Гая. Фильхе тоже избавилась от соседства с Ванессой, оседлав лошадь. Карета, таким образом, оказалась в полном распоряжении Ванессы. Она чуть ли не по пояс высовывалась из окна, глазела по сторонам — наслаждалась от души. Может быть, этот ее речитатив и был четко рассчитанным способом выгнать взрослых?.. Вия не знала точно, но смотреть на повеселевшую приемную дочку было приятно.

Первыми в ворота постучался Ральф в сопровождении капитана их вооруженной охраны. После коротких переговоров, которые Вия пережидала со всевозрастающим нетерпением, женщинам с секретарем и двумя охранниками позволено было за определенную мзду войти в стены монастыря. Остальные должны были расположиться лагерем у стен.

Вия никогда не бывала в стенах монастыря Исиды. Не доводилось это и никому из ее личностей, поэтому она осматривалась по сторонам с тщательно скрываемым любопытством.

Монументальная каменная стена с бойницами ничуть не удивила ее. Удивило другое: лошадей увела женщина в простой темной робе с подвязанными веревкой волосами. Она поприветствовала путешественниц и пожелала утонуть в милостях богинях.

Вия умудрилась как-то ответить в подходящем духе, однако про себя пожелала лучше уж оставаться на плаву: тонуть в продуктах деятельности кого бы то ни было ей не слишком хотелось.

В кузнице во дворе монастыря Вия тоже заметила женщин, которые, весело переговариваясь, убирали инструменты. Женщины мели двор, женщины работали в небольшом огороде — в общем, все выглядело так, как будто в небольшом монастыре вовсе не было мужчин, даже на тех работах, которые традиционно считались прерогативой сильного пола.

Нетрудно было догадаться, что, в случае набегов соседних сеньоров на земли монастыря или разбойных нападений, на стены с оружием вставали тоже женщины.

Может быть, именно поэтому здесь было так много молодых? Может быть, их влекла относительная свобода?

Вия не думала, что она смогла бы жить в изолированном мире и уж тем более ей не хотелось бы служить божеству. Особенно женскому. Испытывать на себе все бабские капризы, помноженные на бессмертие и безнаказанность — благодарю покорно!

Однако, не встреть она Райна и не будь она шаманкой, это могло бы показаться выходом…

«Во всяком случае, — сказала она себе, — я понимаю Анну Ди Арси… или как стала ее фамилия в браке?»

Лишний раз она одобрила совет Райна: ночевать в монастырях Исиды везде, где они случаются по пути, прочувствовать их дух, проникнуться их идеалами.

Их проводили в комнаты-кельи — не очень большие и скудно обставленные. Маленькую Ванессу Вия попросила разместить вместе с ней, и для этого поставить вторую скамью. Это было сделано, но в результате их комнатушка показалась еще меньше, чем она была на самом деле. Хорошо хотя бы, что не пришлось изыскивать место для третьей персоны:: несмотря на настояния Райна, она так и не взяла с собой служанку, не считая няньки для Ванессы.

Когда они уже умывались ко сну, в дверь постучали.

Вия открыла сама. Но эта последняя осталась в обозе: девочка ее не любила.

На пороге кельи стояла совсем молоденькая девушка со свечой.

— Благородная госпожа Гаева… — сказала она. — В нашем монастыре сейчас проживает гостья из Великой Шляхты… Она смиренно просит позволения увидеться с вами, если вы располагаете временем. Она извиняется за то, что помешала вам отдыхать, но знает, что вы отправляетесь завтра на рассвете, а значит, другого времени не будет.

— Из Великой Шляхты? — переспросила Вия. — Что ж, с удовольствием. Как будет удобнее — мне придти к ней или ей ко мне?.. У нас не слишком много места.

— У нее тоже. Она просила, если вы любезно дадите свое согласие, проводить вас в монастырскую библиотеку. До отхода ко сну еще три четверти часа, и Старшая Мать сказала, что она не будет возражать против небольшого нарушения правил, если вы задержитесь за разговором.

— Благодарю за разрешение, — кивнула Вия. — Ну что ж, проводите меня.

Свеча двигалась по коридорам, и Вия шагала, пытаясь не прислушиваться к голосам богини, которые, казалось, отражались от стен древнего здания. Она представляла себе бесчисленные поколения монахинь, которые служили здесь и истирали подошвами мягких туфель каменный пол. Ей казалось, что их мольбы и темные страхи собрались здесь, выстроили это место ничуть не хуже каменной кладки.

Да. Ей всегда было не по себе в древних рукотворных местах. Древние леса, где все произошедшее впитывали корни, ощущались совершенно по-другому.

Гехерте-геест испуганным зверем свернулся у нее на плечах, воротником обмотал шею. Иногда духи тоже льнут к людям, пытаясь согреться.

«Какой же должна быть библиотека Исиды? — подумала Вия. — Столько слов, оживших в подобном месте… Мне не стоит ходить туда без бубна».

Но возвращаться за бубном было поздно.

Наконец, шаркая тапочками, юная монахиня провела ее в помещение, где на каменных стеллажах лежали свитки пергамента и папируса, стояли относительно новые кожаные книги — изобретение последних двух-трех веков, не более. Вдоль стеллажей шел длинный деревянный стол, тоже, кажется, новый — при этом освещении нельзя было разобрать. За ним сидела высокая женщина с волосами, покрытыми капюшоном.

Увидев Вию, она поклонилась по обычаю дочерей Исиды. Вия ответила поклоном на поклон, как ей показалось, довольно неуклюже.

— Меня зовут сестра Анна, — сказала женщина. — Я — Младшая Сестра Старшей дочери из храма Исиды-в-камне, что в Северной Шляхте. А вы, моя госпожа, Виола Гаева, жена знаменитого астролога светлейшего герцога Хендриксона?

Когда женщина говорила, ее лицо как будто все время только и ждало возможности сложиться в улыбку. Уголки красиво очерченного рта чуть вздрагивали, приподнимаясь, и видно было, что двух передних зубов у женщины нет.

В остальном же она удивительно напоминала Вии кого-то. Она явно где-то видела эту бледную кожу, эти светлые вьющиеся волосы, эту горделивую, почти королевскую посадку головы, эти светло-зеленые глаза — очень необычное сочетание! Но где? Вряд ли долго, она бы запомнила…

Женщине было что-то около двадцати пяти. По всей видимости никогда не рожавшая, она выглядела удивительно свежей и светлой — как будто от нее по темной библиотеке разносилось сияние. Даже гехерте-геест на шее Вии слегка расслабился, перестал стеснять дыхание.

— Да, меня зовут Виола Гаева, — кивнула Вия, — и мой муж действительно состоит на службе у Светлейшего Герцога. Но сейчас я путешествую вне касательства к его делам, навещаю родственников.

— Ох, простите меня! — воскликнула сестра Анна. — Вы, должно быть, подумали, что я буду выспрашивать вас об этих ужасных боевых действиях или о чем-нибудь в этом роде? Или, не дай бог, буду просить каких-то одолжений для кого либо? Нет, вы меня не так поняли! Просто так вышло, что я была знакома с Райном Гаевым. Несколько лет назад и очень недолго. Я бы хотела узнать, как он поживает.

«Не может быть, — подумала Вия несколько ошарашено. — Неужели это та самая Сестра Анна, на поиски которой мы отправились? Северная Шляхта — все сходится… Правда, Райн никогда не говорил мне, какой именно Исиде был посвящен монастырь, в котором его выхаживали — наверное, и сам не знал».

— Так это вы? — спросила Вия. — Сестра Анна из того монастыря, где лечили моего мужа?

— Так он говорил обо мне? — лицо Анны осветилось. — О, как я просила Исиду не оставлять его все эти годы — я счастлива, что теперь он у герцога и вполне устроен… Дорогая моя — вы позволите называть вас так? Сколько же ему теперь? Шестнадцать, семнадцать? А вам? Вы давно женаты? Вы простите мне такие бесцеремонные вопросы?

— Мне пятнадцать, — сказала Вия, гадая, спросить или не спросить прямо. — Райну — чуть больше шестнадцати, женаты мы с прошлой осени, скоро год. Сестра Анна… я не возражаю против расспросов, если только вы позволите и мне спросить кое-что.

— Безусловно, — спокойно проговорила монахиня. — Но что же мы стоим? Садитесь. Я не хозяйка здесь, так что вы могли бы и не ждать моего приглашения.

Они уселись на тяжелые стулья за тяжелым библиотечным столом — Вии потребовалось нешуточное усилие, чтобы отодвинуть один для себя.

— Скажите, — сказала Вия. — Не вы ли приходились женой наследнику графа Ферье, сеньора Зеленого Княжества?

Веселье и мягкость мигом покинули лицо сестры Анны. Она выпрямилась прямо и машинальным жестом подхватила ткань грубого одеяния у ворота, как будто там могла бы быть фибула, символизирующая в Княжествах дворянское достоинство.

— О да, — сказала она неживым голосом. — Когда-то мне и в самом деле довелось быть виконтессой. Каким же образом магистр Гаев догадался об этом?

— Это не он, — сказала Вия. — Ведь вы так же — сестра Симона и Астериска Ди Арси, не так ли?

Сестра Анна чуть отвернулась.

— О, — сказала она, — так значит, Симон разыскивал меня столь неуклюже, что все-таки навел на след своих противников. Во имя всех богов! — воскликнула монахиня с горечью. — Неужели вы все не понимаете, до чего иллюзорна власть в Радужных Княжествах? Наследие по женской линии — и не наследие вовсе, мой дражайший брат мог с тем же успехом разыскивать призрак Аугурена Великого — говорят, он ведь до сих пор еще дремлет где-то.

— Симон даже не ищет в этом направлении, — сказала Вия. — Да и я нашла вас случайно. А узнала — потому что слышала о вас от второго вашего брата. И теперь я поняла: вы очень похожи на вашу мать, я видела ее мельком.

— Исида всемогущая! — сестра Анна вдруг подалась вперед и схватила Виины руки прежде, чем она успела их отдернуть. — Так это правда! Этот юный военачальник Хендриксона, этот Ди Арси — он не самозванец! Он действительно Стар?! Стар жив?!

«Ну Райн, — подумала Вия. — Я тебе это припомню».

Вслух же она сказала другое, крепко сжав в ответ руки сестры Анны.

— Да, сестра. И вы можете очень помочь ему — ему и астрологу Гаеву тоже.

В такие моменты Вия испытала смешанное чувство гордости собой и презрения к себе же — но ей было не привыкать.

* * *

Они покидали монастырь на следующее утро. Туман был так густ, что в нем бесследно таяли служебные здания монастырского двора, серая кладка крепостной стены, острая многосекционная крыша конюшни. Невидимые лошади сонно всхрапывали там, какой-то жеребчик нервно ржал, и заспанный конюх его успокаивал.

Мелкие духи непогоды струились вдоль стен, прыгали и кривлялись между дворовых плит. Чем ближе к Радагану — чем больше становится этих мелких духов. Это просыпается, освобождается от гнета завоеванная земля.

Впрочем, на свет божий — на свет, которым управляет Семерка под предводительством солнечного бога Ахура-Мазды — они все равно выходить не рискуют. А вот так, когда туман.

— Прощайте, сестра, — сказала сестра Анна, прижимая руки к груди. — Я буду за вас молиться.

— И вы прощайте, дорогая моя, — кивнула Вия, касаясь руки старовой сестры из окна кареты. Это был один из хорошо усвоенных ей уроков: с помощью прикосновений людьми можно управлять. Можно заставить их поверить в твою искренность, заставить их чувствовать то, что ты хочешь. — Помните, о чем я вам говорила.

— Да, — сестра Анна улыбнулась краешками рта, поглядела куда-то поверх крыши экипажа Вии, как будто там можно было разглядеть что-то, кроме тумана. — Конечно, я спрячусь. Симон Ди Арси меня не найдет. Впрочем, — она улыбнулась чуть заметнее, — не думаете, что герцог Хендриксон найдет меня тоже. Если только его жена действительно не провидица, как говорят.

Вия улыбнулась в ответ на эти слова.

— Она действительно провидица, — сказала девушка. — Ровно в той же мере, в какой мой супруг — всевидящий астролог, для которого не существует тайн. Она не будет вас искать.

— О, какое утешение, — заметила Анна. — Ладно же. К делу. Вы просили меня написать письмо — вот оно, — она достала из-под пелерины на груди желтый конверт и протянула Вии. — Но… госпожа моя, там два письма. Одно — моему дорогому брату. Другое — маэстро Гаеву. Вы говорили мне, что они всегда вместе теперь?

— Это так, — кивнула головой Вия.

— Значит, доставив письмо одному из них, вы неминуемо доставите и второму, — продолжила Анна твердым голосом. Теперь, когда она заговорила о делах, а не просто о светских любезностях, стало хорошо заметно, что на лице у нее успели образоваться преждевременные морщины, а глаза — красные от недосыпания. Должно быть, всю ночь писала при свечах. — неудивительно, Вия и сама едва сомкнула глаза. Правда, в ее случае это произошло не из-за срочных и неотложных дел — их-то как раз и не было — а из-за пустых мыслей, прокручиваемых в голове по многу раз.

На самом деле за свою жизнь Вия не помнила, когда же ей удавалось по-настоящему крепко спать. Разве что во время обучения в зарадаганских пещерах — когда она уставала настолько, что дух ее отправлялся в полет над цветущими папоротниками без всякой медитации. Так что ей было не привыкать.

— Хорошо, — сказала Вия, принимая пакет.

— И вы не рассердитесь, что я пишу вашему мужу? — сестра Анна улыбнулась почти озорно.

— Нет, — покачала головой Вия. — Это ваши дела. И были они задолго до меня.

На самом деле ее сердце — одно из восьми или даже девяти сердец — ощутимо кольнуло, но она не собиралась в этом признаваться.

— Вы можете прочитать его, — сказала Анна. — Оно совершенно невинно. Нет, не так — вы должны прочитать его! Я прошу вас об этом. Возможно, это поможет Райну.

— Мне нужно и его разрешение, знаете ли, — ответила ей Вия довольно-таки сухо. — Без него я, пожалуй, не рискну.

— Да хранит вас Исида, — сказала сестра Анна. — И все другие боги.

«По крайней мере, — думала Вия, устраивая поудобнее на подушках спящую Ванессу, когда они отъезжали от монастыря, — теперь Симону Ди Арси будет значительно сложнее ее получить. Она предупреждена и, кажется, в самом деле не хочет становиться игрушкой в политических играх…»

Мысль о письме зудела на сердце запекшейся раной. Ужасно хотелось вскрыть конверт и посмотреть. Фильхе ехала верхом снаружи — можно было бы…

Но читать чужие письма?

«Райн бы прочел, — вкрадчиво сказал ей менестрель. — Если бы ему это нужно было бы для его целей».

«Она же тебе разрешила, — резонно указала сестра. — Да и Райн не рассердится».

«Все суета сует», — сказал шаман.

Вия поджала губы и засунула плотный конверт в сундук под сиденья.

Конец сентября 3026 г., Ингерманштадт, Священная Империя

Если бы Вия могла читать воспоминания Стара Ди Арси так же легко, как она читала воспоминания своих личностей, она бы поняла, что золотые и алые листья лежали на засыпающей земле этой осенью точно так же, как той, восемь лет назад. Это неправда, что годы не повторяют один другой. Прожилками облаков в небе, жаждущими криками птиц, умирающими саламандрами под корнями деревьев — годы повторяются. Пусть не как близнецы, но как родные братья, схожие внешне, но разные помыслами.

Этот год был братом предыдущего.

Все-таки Вия этого не знала: для нее октябрь, щедро одаряющий землю на прощание, был обыкновенным октябрем. А Фильхе чувствовала — и поэтому злилась более обыкновенного. Когда они достигли Ингерманштадта, столицы Священной Империи, и остановились в доме одного из Магистров, с которым Райн вел переписку, — тот жил уединенно и любезно предоставил им целую половину — она почти безвылазно сидела у себя в комнате или прогуливалась по унылому городскому садику. Два шага вдоль, три поперек и еще сколько-то по диагонали. Целая одна цветущая роза.

Нельзя сказать, чтобы Вия жила намного более оживленно, однако она, в вуали и в сопровождении одного-двух воинов эскорта, совершила две-три прогулки по городу, прошлась по рынкам. Кроме обычного городского запаха — нечистоты, свежая выпечка и съестное — Ингерманштадт, построенный необычайно просторно, с широкими сточными канавами, пах дождем, камнем и особенной помпезностью. Вия помнила ее еще по тем дням, когда она странствовала здесь вместе с учителем, старым лекарем, но тогда нарочитость здешних нравов еще не так бросалась в глаза. Теперь — бросилась.

Ей принесли приглашение одна-две довольно знатные дамы. Вия приняла два первых, остальные же отклонила, под предлогом того, что ей некуда приглашать наносить ответные визиты — и еще, что неприлично женщине, живущей без мужа, много одной выходить.

Никаких интриг в женском обществе она не пыталась вести: отговорки были совершенно правдивыми. Как всякий человек, усвоивший светские условности в достаточно позднем возрасте и ценой зубрежки, Вия предавала им иногда чересчур большое значение. Кроме того, все эти визиты были ей невыносимо скучны.

Еще она зашла в городскую библиотеку, что содержал Храм Воху-Маны, и принесла им довольно значительное пожертвование.

Ко двору Вия попасть даже не пыталась: жена придворного астролога герцога, она обладала слишком скромным статусом. Она ожидала Райна и Стара, которые должны были, расквитавшись со своими делами в Радужных Княжествах, вскоре появиться.

На пятый день слуга вошел к ней и сообщил, что к ней пришла с визитом некая дама в черном.

Вию удивил тон слуги: он говорил с уважением, даже почтительно. Необычное дело в этом доме — старый магистр распустил своих домочадцев.

— Она ждет в зеленой гостиной, — сказал слуга. В самой фразе не было ничего необычного: зеленую гостиную хозяин дома отдал Вии и Фильхе. Однако ей показалось, что молодчик очень выделил голосом это «она».

Вия поспешила в комнату. Она носила название «зеленой» от того, что там были светильники зеленого стекла и инкрустация на сундуке из какого-то зеленого камня. Гостья, женщина в платье глубокого, красновато-коричневого цвета, стояла как раз возле этого сундука, разглядывала узор. Неудачное сочетание цветов.

— Госпожа Гаева? — женщина обернулась к ней, и Вия отметила, что одета она по-вдовьи (чепец с черными лентами), что лет ей что-то около сорока — то есть уже немолода — и что росту она не слишком высокого, хотя и выше Вии. С сестрой Анной, например, не сравнить.

Кстати, о сестре Анне. Появилось у Вии какое-то смутно знакомое чувство дежа вю — будто случившееся в монастыре до какой-то степени повторится. Но эта женщина, к счастью, никого ей не напоминала. Хотя взгляд карих глаз был до некоторой степени обвинительным — как будто она уже знала Вию, и как будто Вия уже успела ей насолить.

— Именно она, — сказала Вия, кивнув. — С кем имею честь?

Женщина сделала что-то вроде книксена на здешний манер и ответила просто:

— И я — госпожа Гаева. Ядвига Гаева, личная травница Ее Императорского Величества, к вашим услугам. И мне хотелось бы узнать, приходимся ли мы родственницами, или только однофамилицами.

«Да, — подумала Вия с оттенком самоиронии. — Если пускаешься на поиски прошлого, надо быть готовым к тому, что оно начнет настигать тебя на каждом перекрестке».

— Вряд ли мы можем быть родственницами, — сказала Вия. — Вам достаточно взглянуть на меня… впрочем, тут не слишком хорошее освещение.

— О, ваш цвет кожи уже стал по городу притчей во языцех, — язвительно ответила женщина. — Именно это заставило меня предполагать… Да, от Райна вполне можно было бы ждать чего-то в этом роде!

— Райна? — спросила Вия, склонив голову. — Откуда вы…

— Не притворяйтесь глупее, чем вы есть! — бросила Ядвига Гаева. — Как будто вы не поняли! Нет, не могу поверить, что он вам не рассказал… И ведь Игорь узнал же его, говорил же он мне…

Она нервно прошлась взад вперед по комнате, разминая пальцы, закусив губу. Освещение в Зеленой гостиной было и впрямь неважное — как везде в доме, окна тут размером не отличались — однако в нем дама вдруг стала казаться удивительно помолодевшей и похорошевшей.

— Вы — мать Райна? — спросила Вия. — Целительница?

Она и на самом деле догадалась гораздо раньше, почти сразу. Просто поверить не могла. И не просто потому, что не ожидала встретить ее в Священной Империи. Она знала, что родители Райна были мертвы, а потом ожили, и это мешало до конца поверить в их реальность. Даже сейчас она чувствовала себя так, как будто рядом с нею в комнате находился призрак.

— Ведьма, — женщина остановилась и пристально уставилась на Вию. — Уж от тебя-то таиться нечего… посвященная. Я же говорила, от Райна этого можно ожидать, — она глубоко вздохнула. — Ну ладно. Может быть, хотя бы вы расскажете мне, почему он ушел из дома? Почему не давал о себе знать? Хотя… полагаю, он не дал себе труда объяснить это.

— Да, — сказала Вия. — Я… не интересовалась.

— Тогда вам не помешало бы знать, — произнесла целительница ядовито и очень зло, — что он все-таки свел своего отца в могилу. Тот так и не смог оправиться от его ухода. И Рая… А впрочем, вам едва ли есть до этого дела. О, какая разница! Вы, зарадаганские святоши, всегда игнорировали жизни обычных людей… А уж женщины-гули!..

— Что? — Вия невольно подалась вперед. — Вы имеете в виду, что есть другие женщины-гули? Что я не единственная?

— Вы не знаете? — женщина сощурилась, сделала паузу. — Ну ладно. Что ж, тогда я буду последней, кто просветит вас в вопросе. Я зашла только для того, чтобы окончательно выяснить — мой ли сын тот человек, о котором говорят по всему Закату. Теперь удаляюсь.

— Вы даже не хотите знать, когда он прибудет, чтобы увидеть его? — спросила Вия.

— Пусть лучше не приближается ко мне, — с горечью проговорила травница. — С вами наедине я еще могу держать себя в руках — вы не виноваты, несчастное существо. Но его… о, я боюсь, что не выдержу, и прокляну его — а это последнее дело — проклинать своего сына. Все равно что плюнуть на могилу своих родителей.

С этими словами она покинула комнату прежде чем Вия успела спросить у нее хоть что-нибудь еще. Даже не о мистических откровениях, деятельности ведьмы или гулях. Даже вполне прозаическую вещь: а что, собственно, делает вдова опального шляхетского дворянина при дворе единственного на Закате императора? Неужели в самом деле банально зарабатывает себе на жизнь?

* * *

Дом магистра спал. Угомонились слуги, что праздновали на кухне прохождение Юпитером оси влияния Сатурна. Угомонились собаки. Угомонились зеваки на ночных перекрестках Ингерманштадта, которые, как раньше казалось Вии, не успокаивались ни за что и никогда.

За стенами дома торжествовал белый туман, пахнущий сточной канавой, и ночные духи. Те из них, что поменьше, с веселым гиканьем гонялись друг за другом — Вия чувствовала их возню даже сквозь сон. Те, что покрупнее, скользили вдоль домов, окутывали шпили своими саванами, тосковали о недостижимой луне и не доставляли шаманке никакого беспокойства.

Тем не менее, этой ночью она спала плохо.

Дух ее, такой же неприкаянный, как ночные странники, ходил по Ингерманштадту, танцевал на кончике шпиля ратуши, взлетал высоко, к осеннему черному небу с редкостно крупными звездами. Во сне они казались еще крупнее, иногда даже как будто шептали что-то.

Потом она проваливалась в трясину, где мимо нее скользили невнятные вооруженные тени. Иногда она оказывалась в строю, одной из них. Тогда нужно было одно — бежать и бежать вперед, все равно. Впереди звала цель, о которой нельзя было думать и к которой нельзя было не стремиться. Она ускоряла сердце, разгоняла кровь и заставляла руки стыть до того, что, казалось, на пальцах вырастали ледяные когти.

Порою Вия отчасти вспоминала себя, и тогда она понимала с мучительной остротой, что ей каким-то образом нужно остановить этот сводящий с ума бег, что впереди кое-что похуже просто скрытой в белом тумане пропасти, но она не могла произнести ни слова, как это часто бывает во сне.

Вия проснулась с бьющимся сердцем, и без всякого удивления услышала всхлипы и метания Ванессы.

«Интересно, — подумала шаманка, — это ее сон проник в мой, или наоборот?»

Она поднялась с кровати, обняла девочку (она спала на отдельной кроватке в ногах у Вии), разбудила, начала гладить спутанные светлые волосы.

— Они мееертвые… — рыдала Ванесса, вцепившись в Виины плечи. — Они меертвые, а бегут… там так страшно…

— Ну, ну, — приговаривала Вия, сама удивляясь глубине своего сострадания и нежности. — Успокойся, хорошая моя, золотко мое. Все уже кончилось, все уже кончилось, все уже прошло…

— Не-ет… — Несс по-прежнему сотрясалась от рыданий, крупно и неприятно. — Не кончилось! Ты не понимаешь… Они… они мееертвые, но не меертвые! Они одежду свою ищут…

— Одежду? — переспросила Вия.

— Ага! Кольчуги… и мечи… а болото — оно чавкает, и, и…

Ванесса задохнулась, а Вия снова принялась ее успокаивать.

Типичный сон о прошлом, без всякого сомнения. Если оно так, то, Вия знала по опыту, уже завтра Ванесса будет вспоминать его относительно спокойно. Очевидно, с проблеском солнца кошмары утрачивали для нее ту крайнюю степень реальности, какой наделяет их детское воображение.

— Все хорошо, милая, — приговаривала Вия. — Они больше сегодня не придут.

По ее словам гехерте-геест уже распахивал серые крылья, готовый защищать человеческого детеныша от любого зла.

— Мамочка… — всхлипнула Несс. — Ма-ам…

— Все хорошо, — ответила Вия. — Ты как, спать еще будешь? Или вставать уже? Утро скоро.

Несс что-то промычала неразборчиво и спрятала лицо поглубже в складках одежды у Вии на груди.

— Не «уууу», а спать будешь? Или есть будешь? Или молока тебе? — выспрашивала Вия дотошно, сама удивляясь, сколько радости доставило ей это неожиданное доверие ребенка.

Несс ничего не отвечала.

«Но ведь я никак не могу быть ей матерью… никак…»

И тут же Вия подумала о Ядвиге Гаеве. Какого это, в самом деле — считать, что твой сын тебя предал? И хуже того, что он стал самым распоследним мерзавцем, отказавшимся от своего рода до такой степени, что и на улице не признает при случае…

Баюкая Ванессу, Вия только начала понимать, насколько тяжело.

* * *

По совпадению, посланец от госпожи Ядвиги Гаевой прибыл на следующий день как раз тогда, когда Вия пыталась подробнее расспросить Ванессу о ее сне. Без особенного успеха, правда, однако шаманка честно пыталась выполнить просьбу Райна: записывать, с как можно большим количеством подробностей, все сны Ванессы — безразлично, хорошие или плохие, похожие на пророчества, или нет.

— Дорогая моя, это было далеко отсюда? — спросила терпеливо Вия.

— Далеко, — ответила Ванесса, разглядывая в руках статуэтку воина с мечом. Старый магистр не сердился, когда брали его вещи, чем девчонка от души и пользовалась — кажется, не было такой статуэтки, которую бы она не покрутила в руках и такой картины, которую чуть бы не обнюхала.

Вия терпеливо черкнула ответ Ванессы на листочек: процедура опроса девочки у нее уже успела сложиться.

— Далеко — по времени или по месту?

Ванесса нахмурилась, почесала нос.

— По времени… — сказала она.

— Эти воины… их было много?

— Да, очень.

— Сколько много? Больше, чем стражников нас сопровождает?

— Да, гораздо больше.

Пожалуй, точнее у четырехлетней девочки, которая не умеет считать, не выведаешь.

— Можешь описать, как они были одеты?

— Ой, такие… латы.

— Железные, цельные? Нагрудники? Литые, как у сэра Локка?

— Нет, не как у сэра Локка… Такие… кольчуги, вот. И нагрудники. Мечи очень красивые…

— Красивые — с камнями? С узором?

— Не-а, — тут лицо Ванессы потеряло выражение скуки и она произнесла с удовольствием. — Колдовские мечи. Страшные!

— По ним было видно, что они колдовские?

— Ага. Они это… колдовским огнем светились. Как ты светишься, когда меня спать уговариваешь.

То, что она светится во сне, стало для Вии откровением. Впрочем, если подумать, ничего удивительного в этом не было.

Разговор тянулся и тянулся. Ванессе то было интересно, то она начинала зверски скучать. Вия тогда старалась не затягивать, говорила о чем-нибудь другом. Подробности сна все яснее и яснее становились перед глазами. Под конец Ванесса разошлась и даже описала большие деревья — какие, по мнению Вии, не могли расти нигде на свете, кроме как за Радаганом, в ее родных краях.

Доспехи, насколько она поняла, на воинах были почти современные — впрочем, кольчуги ведь не менялись уже несколько сотен лет, только последние годы кое-кто в войске герцога стал использовать литые нагрудники и даже литые детали обмундирования. А вот гербы на груди, которые смогла рассмотреть Ванесса в своем кошмаре, казались почему-то смутно знакомыми: ну что же это может быть такое, сломанный дуб на фоне трех скал?

У Вии было восемь памятей — но ни одна из них, увы, не отличалась точностью записей счетовода. Ей казалось, что где-то она уже встречала воспоминание о таком, но точно понять, где и когда, оказалось свыше ее сил.

Главное и важное, что она узнала — это то, почему воины эти казались такими страшными. На их лицах Несс увидела печать смерти — и в то же время они не умерли. Они продолжали влачить какое-то странное подобие жизни, они гнались за кем-то в молочном тумане среди гигантских древесных стволов — по крайней мере, так Вия поняла ее слова.

—..И у них отрубленные головы были на пиках, — сказала Ванесса.

— Человеческие? — уточнила Вия.

— Не-а… Кошачьи… как у такой большой кошки, только с кисточками на ушах, пояснила Ванесса. — Ма-ам… мне скучно. Я есть хочу!

— Сейчас пойдем есть, — машинально ответила Вия, пораженная до глубины души, что Ванесса вновь назвала ее мамой. Она-то думала, что вчера ей это показалось. Но нет.

Правда, девочка никак не пояснила свой выбор и вообще отнеслась к своему обращению как к должному.

Тут-то, когда Вия собралась уже звать слугу с обедом (Вия и Ванесса завтракали и обедали вдвоем, иногда в обществе Фильхе, а на ужин их приглашал к себе хозяин, который поздно вставал), в дверь постучались, и запыхавшаяся кухонная девчонка сказала, что мальчишка принес записку для госпожи, и не прикажет ли госпожа дать ему что-нибудь?

— Дайте ему хлеба с сыром, — кивнула Вия, — а записку давайте сюда.

Записка оказалась очень вежливым извинением от госпожи Ядвиги Гаевой за «недостойное поведение» третьего дня, и приглашением для госпожи Виолы Гаевой зайти к ней в гости сегодня в Седьмом Часу, или когда госпоже будет угодно. Адрес прилагался.

Вия только брови приподняла.

— Тебя опять куда-то приглашают? — спросила Ванесса.

— Да.

— А мне нужно ходить? У них собаки противные…

В прошлый раз, когда Вия приняла одно из приглашений, у дамы оказались мелкие собаки невиданной раньше Вией породы. Они пристали к Ванессе и никак не отвязывались.

— Думаю, нужно, — вздохнула Вия. — Это ведь твоя бабушка.

— У меня есть бабушка? — удивилась Ванесса.

— К сожалению, есть.

* * *

Госпожа Гаева жила недалеко от дворца. По всей видимости, жилье не было ее собственным домом, но, в отличие от Вии, она не гостила, а платила хозяйке за проживание. Еще Вии показалось, что она живет там не так уж давно — или же проводит в доме совсем немного времени.

Ядвига Гаева приняла ее в крошечной гостиной. В отличии от Зеленой в доме магистра эта была совершенно белой: из всей мебели — два массивным сундука, старинных, с изображениями солнца на крышке — и круглый стол в середине. Простые окна не были застеклены или даже затянуты слюдой.

Вия немедленно пожалела, что привела с собой Ванессу — но особого выбора, с другой стороны, у нее не было. Она очень редко оставляла девочку одну дома — не потому, что с ней могло что-то случиться, а потому, что Ванесса не хотела надолго оставаться в одиночестве. Как человек, постоянно имеющий дело с духами, Вия прекрасно ее понимала.

— Ох, вы с ребенком… — на лице Ядвиги отразилось совершенно нормальное, человеческое смущение хозяйки, которой негде разместить гостей. — Даже не знаю, как и…

— Мам? — дверь в комнату приоткрылась, и на мгновение туда заглянул темноволосый, очень симпатичный мальчик лет восьми. Он бросил любопытный взгляд карих глаз на Вию, и немедленно обратился к Ядвиге:

— Мамочка, прошу прощения, вы просили меня не выходить, но я подумал, может быть, мне можно поиграть в саду?

— Вот и выход, — решила Ядвига. — Полагаю, ваша дочь не откажется поиграть в саду с моим сыном? Там сейчас хорошо, только земля сырая. Но Влад не позволит ей сидеть на земле.

Теперь она говорила почти сердечно.

— Ванесса? — Вия вопросительно посмотрела на маленькую пророчицу. — Поиграешь в саду с мальчиком?

— А там растет душистый горошек? — спросила Ванесса.

— Растет, — сказала Ядвига, опять же без ласковости, но и без раздражения или без нетерпимости. — Еще там растут астры, они еще цветут. Розмарин и разрыв-трава. Влад покажет тебе разрыв-траву.

— Тогда ладно, — соизволила Ванесса.

— Идите, дети, — легкими движениями Ядвига подтолкнула их в спину. С детьми она обращалась с тем же спокойным авторитетом, что и с домашними животными. Только их мнение выслушивала.

И при этом она непреклонно отказывается от другого своего ребенка. А что же ее дочь? Ведь она даже не упомянула про Раю, даже не попыталась расспросить про нее.

Когда они уселись на сундуки, Ядвига начала явно заранее отрепетированное.

— Прошу еще раз извинить за мое поведение, — она сложила руки на коленях, и Вия обратила внимание, насколько эти руки старше ее лица, еще моложавого. — И за прием. Здесь практически ничего нет, мы с сыном редко бываем в этом доме — по большей части живем при дворе. Я должна объясниться… — она вздохнула. — Нет, объясняться бесполезно: это будет слишком похоже на оправдание.

Вия смотрела на нее и не понимала, что общего у ее мужа с этой несгибаемой и совершенно неукротимой женщиной. Упрямство, быть может?

Ядвига Гаева была Вии неприятна. Не из-за их довольно злой пикировки недавно, а просто так. Неприятна. И даже ее разговор с ребенком — кстати, совершенно не похожим ни на Райна, ни на Раю — этого впечатления не исправил. Будь у Вии шерсть на загривке, она бы сейчас стояла дыбом. Гехертее-геест давно реял вокруг ведьмы на расстоянии, боялся напасть прямо.

— Так вот. По поводу гулей. Когда я поняла, что вы о них не знаете, моим первым порывом стало не рассказывать вам ни за что и никогда. Но потом я сообразила: зачем-то же вы приехали в Империю. Да к тому вы ожидаете прибытия своего мужа. Райн вполне может решить отправиться на тот берег Радагана, вместе с вами или в одиночку, и вы попытаетесь найти сведения о гулях. Мне бы не хотелось, чтобы мой сын и его жена попали в беду по моей вине.

Она сделала паузу, и Вия подумала, не ждет ли женщина благодарности.

— Мне понятны ваши мотивы, — сказала она.

— О, — Ядвига суховато улыбнулась, — еще бы. Кстати, это милое дитя ведь не родня вам? И, судя по возрасту, она вряд ли может быть даже дочерью Райна.

— Райн нашел ее и удочерил, — кивнула Вия.

— Кажется, я даже догадываюсь, почему, — заметила Ядвига. — Ну ладно, это обождет. Главное вот что. Гули… вы, должно быть, знаете, что они утратили разум, потому что их прокляли нынешние боги?

— Нет, — Вия покачала головой. — Это знание не передавали от учителя к ученику в шаманских пещерах. Но мы знали, что гули раньше были другими.

— Насколько мне известно, шаманы всегда предпочитали полунамеки конкретному знанию… Другими. Да, вроде того. Они были человеческим племенем. Славились своей красотой и мудростью. Женщины других племен изобрели румяна, чтобы только казаться похожими на гулей… Но потом, когда новые боги пришли на наши земли, они прокляли тех, кто до конца оставался верен старым богам. А те, когда только превращались в драконов и сохранили еще достаточно сил… Вы, может быть, не знаете даже, что драконы — это и есть прежние боги? Нет, не все, конечно — только старые. Молодняк — просто глупые звери.

Белый свет лился в распахнутые окна. «Приворотное зелье, по медяку за пузырек!» — кричал за окном мальчишка. А другими глазами Вия видела, что комната совершенно пуста, ни духов, ни теней. Только солнечный свет пересекает ее от края до края. Интересно, видит ли это Ядвига?

— Догадывалась, — Вия склонила голову. — А ничего, что вы это говорите — вот так?..

— Я для ока божьего невидима, так же, как и те, кто рядом со мной, — пожала плечами Ядвига. — Не видят меня и старые божества. Я не знаю, отчего так случилось, но последние лет десять я то и дело чувствую выгоды такого положения дел.

«Ну конечно, — поняла Вия. — Как бы ее видели новые боги, да и старые тоже, если в этой реальности ее быть не должно?» Тут же она подумала, не породило ли вмешательство Райна — ведь Драконье Солнце тогда, фактически, создало новую вселенную — подобные же слепые пятна для богов в других отношениях, но ничего определенного ей на ум ни пришло. Она продолжила слушать.

— Так вот, Старые Боги стали драконами, чтобы закрепиться на рубежах дальнего севера. Они даровали гулям исполнение одного своего желания. Тогда старейшины племени, уже сходящие с ума, обменяли свой человеческий облик на разум для своих женщин. И женщины гулей с тех пор разумны. Более того, внешне они ничем не отличаются от людей — если не считать довольно маленького роста и красной кожи.

— Так я… — Вия нахмурилась.

— Да, — сурово кивнула Ядвига. — Если вы считали, что вы исключительны — мне придется вас либо разочаровать, либо обрадовать. Вы не полукровка. Вы — обыкновенная гульская женщина.

— Ясно, — сказала Вия. — Продолжайте. Что же еще более неприятного вы не хотели мне рассказывать?

— Не хотела, но придется. Такие вещи больно знать. Я ведь… — она запнулась. — Не важно. Дело в том, что все гульские женщины — бесплодны.

Вия снова ничего не ответила и никакой реакции не показало. Только сердце бухнуло особенно гулко — «Но ведь Райн обещал мне ребенка!» Она не знала, кто из них врет — мать или сын. Или астролог прочел среди звезд что-то, недоступное ведьмам?

— Их рождается очень мало, — продолжала Гаева-старшая. — Они управляют расой гулей, но для продолжения рода гули похищают человеческих женщин. Те живут у них, покуда рожают мальчиков. Когда человеческая женщина рожает девочку-гуля, ребенок при рождении убивает ее. И забирает ее разум. У девочек-гулей есть такая способность… как я понимаю, этим своеобразным способом сработало благословление Старых Богов, — Ядвига посмотрела на Вию особенно пронзительно. — Должно быть, вы знаете?

— Знаю, — кивнула Вия и почувствовала что-то вроде головокружения.

— Мне довелось разговаривать с некоторыми женщинами-гулями, — довольно спокойно произнесла Ядвига. — Меня поймали, когда я была совсем девчонкой. Но они увидели, что я посвященная, и велели мужчинам отпустить меня. Мужчины-гули подчиняются своим женщинам беспрекословно, хотя едва понимают человеческую речь. У меня сложилось впечатление, что все эти дамы воспринимали себя как гулей — но в то же время обладали воспоминаниями о своей прошлой жизни. Точнее, о жизнях своих матерей. И считали себя как бы перерожденными прежними личностями. Они даже носили старые имена. Сперва я решила, что вы тоже… гораздо старше, чем выглядите. Но теперь я понимаю, что это не совсем так.

— Нет. Свою мать я не убивала. Но вопрос моей личности — есть она у меня или нет — меня не тревожит. Продолжайте, пожалуйста.

Ядвига приподняла брови.

— Собственно, уже осталось рассказать не так уж много. У женщин гулей есть свое достаточно обособленное поселение в их горах. Там же держат и «разводных» человеческих женщин, очень строго стерегут, но заботятся не так уж плохо. Я, например, питалась там гораздо лучше, чем в доме моей наставницы… — Ядвига пожала плечами. — К счастью для гулей, они живут дольше обычных людей. Может быть, лет двести. Поэтому мужчины не так уж часто совершают набеги на соседние человеческие поселения в поисках новых производительниц. И поэтому окрестные человеческие поселения еще не объединились и не стерли гулей с лица земли.

— Они пытались, — возразила Вия. — Просто гули — очень хорошие воины.

— А людей очень много и они очень настырные, — не согласилась Ядвига. — Ну да ладно. Это уже материи отвлеченные, это меня не касается.

* * *

«Интересно, он врал мне?» — думала Вия, шагая по улицам Ингерманштадта.

Столица Священной Империи оказалась меньше, например, Медины или Мигарота, здесь до всего можно было дойти пешком. Королевская травница жила не так далеко от дома старого магистра — не помеха даже для маленьких ножек Ванессы. А если что, ее всегда мог взять на руки один из стражей охранения.

Красота глубокого золотисто-рыжего света, на закате затопляющего колодцы улиц, совершенно не трогала Вию. Серая мгла гехерте-геест казалась холодным, не греющим воротником вокруг ее шеи. Тот чувствовал настроение своей спутницы, и, кажется, злился. У Вии совершенно не было желания его успокаивать. Наоборот, ее сдерживаемый гнев был готов уже прорваться волной, раскидать сумасшествие по всем окружающим домам, по всем этим сытым горожанам в засаленной ночной одежде, что сейчас укладываются спать или принимают гостей при свечах. Да как они смеют? Да как они смеют жить нормальной жизнью и быть счастливыми, когда она, Вия Гаева, только что выяснила, что ее муж лгал ей, да еще и самым ужасным образом, какой только можно вообразить?

Почему он обещал ей, что у них будет ребенок?

Неужели он не знал, как это для нее важно, каким ужасом для нее станет такая насмешка?

Или он как астролог знал больше, чем его мать — ведьма? Возможно, у женщин-гулей все-таки могут быть дети — при каких-то условиях? Может быть, у них могут быть дети от людей? В конце концов, ведь Вии дважды удавалось забеременеть.

«Нельзя слишком злиться, — говорила себе Вия, комкая подол темно-фиолетового блио, тяжело расшитого тесьмой по местной моде. — Злость порождает хаос, а только хаоса нам сейчас и не хватало…»

— Мам, глянь, какие голуби! — Ванесса дернула ее за юбку. — А можно, мы их завтра покормим?

— Можно, моя дорогая, — отозвалась Вия.

Может быть, удочерение маленькой провидицы Райном — это и был его ответ на ее затаенные страхи? Вот только как его рассматривать?

Ариман, Ормузд и все прочие его забери, скорее бы он уже приехал!

Вия решила, что, если это будет в ее силах, она сделает все, чтобы он встретился с матерью. В конце концов! — как говорит Фильхе. Почему она должна получать последствия его опрометчивых поступков исключительно на свою голову?

Октябрь 3026 г., Ингерманштадт

Райн и Стар прибыли совершенно неожиданно, рано утром, и Вия позорно проспала их приезд. Она оторвала голову от подушки, очень плохо соображая (во сне ее дух странствовал настоящими дорогами, и она видела очень много такого, что ей совершенно не понравилось). Золотое солнце запятнало подушку, неприятно согрело щеку. Никак невозможно было догадаться, отчего это так шумят внизу и хлопают дверями, и когда дверь в ее комнату распахнулась и вошел Стар, неожиданно бледный и стремительный, Вия даже не успела испугаться.

Он порывисто сел на стул подле Вии, схватил ее руки в свои и прижался к ним лбом.

— Слава всем… — проговорил он от избытка чувств и словно бы не смог найти, кого в таком случае стоит благодарить. — Слава всем звездам, и всем, от кого это зависит!

— Стар! — заледенев от страха, Вия выдернула у него руки и села на кровати, порадовавшись, что спит в плотной ночной рубахе — а то бы пришлось краснеть. — Что случилось? Что с Райном?

Стар тяжело вдохнул и выдохнул, на щеки ему вернулся румянец. Он рассмеялся.

— О, прости меня, прости, я тебя напугал! С Райном все в порядке, прекрасно себя чувствует, цел и невредим… Просто знаешь ли ты, моя дорогая, что еще с полуночи весь Ингерманштадт судачит о разорванной на куски благородной даме из приезжих? Так, что новость даже добралась до предместий!

— Я говорил тебе, что она цела, — проговорил с улыбкой Райн. Он стоял, прислонившись к косяку, и неторопливо стаскивал перчатки с рук. — А ты не верил.

— Как всегда, самый заботливый муж в мире! — настроение Стара показалось Вии немного неестественно взвинченным.

— Не самый, — возразил Райн. — Из тебя бы муж вышел гораздо лучше, Ди Арси, если только дама не возражала бы против постоянных измен. Но сейчас я рекомендую тебе прилечь отдохнуть — а то рана откроется.

— Рана? — Вия нахмурилась. — Ты был ранен.

— Пустяки, — махнул рукой Стар, — всего пара швов. Пожалуй, этот зануда прав: я действительно падаю с ног. Ну, до скорого свидания, моя прекрасная леди.

Он поцеловал Вии руку и вышел — только полы плаща полоснули.

С его уходом в комнате стало очень тихо, только курлыкали голуби за окном.

— Ты ведь действительно совсем не волновался? — спросила Вия.

— Волновался, — сказал Райн. Только тут Вия заметила, что и он бледнее обыкновенного — раньше это не бросалось в глаза, потому что он стоял в темной половине комнаты. Теперь же подошел и тяжело сел, почти рухнул на пол у ее постели.

— Ты тоже был ранен, — сказала Вия. Она не спрашивала, она сразу же поняла это.

— Да, — кивнул Райн.

— Ты имел основания подозревать опасность для меня?

— Не то чтобы… — Райн слабо улыбнулся. — Я очень боялся за тебя как раз потому, что не имел этих оснований.

Он взял ее ладонь и осторожно сжал.

— То есть? — спросила Вия, не зная, к чему ей готовиться: к одному из его парадоксов, или к по-настоящему плохой новости.

— Видишь ли, — проговорил Райн, — я перестал понимать звезды. Я утратил свое искусство. Стар об этом не знает.

Часть III. Боги не вмешаются

Мальчик-лотошник прошел мимо, его призыв затих за углом. Тут же под их окнами дети затеяли сложную игру. Они говорили на местном диалекте, Вия понимала только, что они много считали, и довольно часто кого-то называли козлом.

Шаманка сидела, пропуская через пальцы светлые волосы Райна — длиннее, чем прежде, но все еще совсем-совсем короткие — и старалась не искать в них седину.

— Каким… это кажется тебе? — наконец спросила она. — Как ты можешь ничего не понимать?

Вии казалось всегда, что нужно просто смотреть внимательно, и тогда окружающий мир сам откроет тебе свои тайны. Шаманы силой не берут.

Но Райн постигал Вселенную не так, как она: не чувствами, не зрением — разумом. Шаманы не слишком-то верили в разум: они знали, до чего он сложен и как легко может пойти вразнос.

— Странновато выглядит, — кивнул Райн. — Звезды все те же, они не подвинулись на небосклоне. Когда я пытаюсь прочесть их и истолковать, сперва все понятно. Когда я начинаю лезть глубже, то значения противоречат друг другу, ни один аспект не сходится, результаты совершенно дикие. Я подумал было, что разучился считать или что память мне изменяет, — Райн усмехнулся. — Полез в таблицы. Проверил, как у меня получается сводить приход с расходом и потребление с закупками для нашей разлюбезной армии — я о той, которой командует Стар. Нет, считаю я по-прежнему, и в уме не хуже, чем на бумаге. Память моя тоже никуда не делась — хочешь, процитирую на память страницу из Сканди Странника? Любую, на твой выбор?

— Я не читала Сканди Странника, — покачала головой Вия. — То есть начала и бросила. Скучно.

— Правда? — удивился Райн совершенно по-человечески, что случалось с ним нечасто. — А мне показалось, интересно. Правда, я читал ее в лет в шесть…

Вия подумала: ничего удивительного, что ее муж стал таким — если он читал Сканди Странника в шестилетнем возрасте.

— Ты не знаешь, а с другими астрологами не случилось ли того же?

Говоря так, Вия думала: боги не властны над путями звезд, но они властны над путями этого мира. Возможно — только возможно — они попытались изменить саму суть астрологии так, чтобы никто, в том числе и Райн, не смог понять, что они замышляют и помешать им. А что они замышляют, в самом-то деле?

— Я еще не успел поговорить с магистром Розеном, — Райн назвал имя их хозяина, — но, когда он встречал нас у дверей, сей достойный господин показался мне редкостно довольным жизнью. Кажется, его распирало от желания мне что-то рассказать, но я извинился, сказав, что мне прежде всего хочется поговорить с тобой с дороги. Полагаю, мое желание показалось ему вполне естественным.

— Расскажи мне, что с тобой случилось, — попросила Вия.

Райн как будто напрягся — по крайней мере, ей так показалось. По затылку это не так ясно, как, скажем, по спине.

— Я-то знаю, что самый близкий человек тебе не я, — добавила она. — Но Стару ты тоже рассказать ничего не можешь — тебе надо, чтобы он в тебя верил. И мне не хочешь — тебе надо, чтобы я не слишком волновалась за тебя. Бедняга, ты совершенно запутался.

— Я невыносим, правда? — Райн, кажется, вымученно улыбнулся.

— Всего лишь невозможен, — поправила Вия. — Расскажи, пожалуйста. Как все было… Иначе я стану волноваться больше.

Ральф Мединский, «Рождение империи»

Завоевание Радужных Княжеств дорого стоило Сиятельному Герцогу. Нынешние ученые могут сколько угодно высмеивать существование духов и призраков, заселяющих тамошние леса, однако, как известна, вера часто бывает так же материальна, как и настоящая, плотная действительность. Покуда воины армии Хендриксона и Ди Арси твердо верили в то, что с ними сражаются не люди, или хотя бы существа, кои невозможно постигнуть рассудком, их сила духа не могла противостоять ударам судьбы.

Кроме того, армии местных баронов, хорошо знающие свои дороги и тропы (в леса, по словам очевидцем, даже они заходить не отваживались) были вполне телесны. Особенно же общий дух пал, когда Ди Арси и Гаев на исходе сентября оставили войско и устремились на север, в Священную Империю. Путешествие их, вероятно, было организован заблаговременно. Ваш покорный слуга не принимал в этом участия, однако не видит иного объяснения, как они достигли Ингерманштадта в рекордный двухнедельный срок. Никому ни до, ни после не удавалось повторить такого.

Злые языки поговаривали, что глава армии и его советник бежали после поражения у Танадовы, однако если трезвый ум возьмется анализировать события того времени, он без труда сможет обнаружить, что переговоры с Великими Герцогами Священной Империи были не просто необходимы — в той ситуации они оказались единственным условием, могущим привести к конечному выигрышу. Нет никакого сомнения, что герцог Хендриксон одобрил план. Извольте видеть, господа <…>

Сентябрь 3026 г., Радужные княжества, Танадовское поле

«Погиб!»

Крик ударил в голову обухом топора, древком копья, брошенного издали, ожег сердце, как кнутом по телу. Погиб, это ясно! «А как же Вия?!» — вот о чем он подумал.

Стар соскочил с взмыленной лошади, стремительно ворвался в палатку медиков. Рыцарь был страшен: залитый кровью врагов, перепачканный сажей, с рукою на перевязи, мокрые от пота кудри прилипли к голове.

Над Танадовским полем пахло гарью, тянуло дымом, который мешал видеть: это люди Стара подожгли лес, чтобы согнать воинов барона Мерлена к востоку и не дать им укрыться на опушке: жители Княжеств могли заходить в лес безбоязненно до определенного предела. Ди Арси не обращал на это внимание: он мог бы найти палатку лекаря в какой угодно чад.

— Милорд! — воскликнул потрясенный лекарь и отшатнулся, давая Стару пройти.

Жив! Все-таки жив! А гонец сказал, что… врал? Может быть, сорвал и в другом? Бывает, почудиться может всякое… пусть, пусть будет бредом, обманом зрения! Стар простит, не будет разыскивать вестового, не будет и наказывать — только пусть окажется, что был не прав!

Астролог еще дышал — натужно, с хрипом. Он был без доспехов — не то уже сняли, не то он так без них и рванулся в бой… постоянно же жаловался: тяжело мол, неудобно, движения сковывают. То же мне, ловкач! Так и не научился драться по-благородному, все на кулаках… кто тебе поверит, что ты аристократ, босяк, выходец с края света! В детстве читал книги да дрался с крестьянскими детьми, что порою ели лучше тебя, — вот вся твоя оружейная школа…

— Милорд, вы успели, он вас звал…

Запах гнилой крови, каких-то лекарских снадобий, застарелых повязок, прочих неприятных продуктов поврежденных человеческих тел. От койки больного пахло не сильно, но чем-то смутно знакомым… снегом, что ли? Шуточки памяти, мать их…

Стара замутило, едва он шагнул ближе. Ди Арси стиснул зубы и сделал еще шаг — если Райн в сознании… если он еще видит и слышит… если может что-то сказать…

И вот когда Стар увидел друга вблизи, он понял, что имел в виду гонец, когда прокричал, задыхаясь от дыма: «Перерублен пополам, сэр!» Кто-то рубанул от души. Наверное, надеялся раскроить от плеча до паха — рана, с которой не живут долее пары ударов сердца. Не получилось что-то, видно — но разрез все равно вышел знатным, рассек кости и плоть, врубился в тело… еще немного — и откромсал бы руку с половиной туловища. Крови пропитала лежанку, стекла на пол.

Нет, гонец не покривил душой, когда сказал, что астролог уже мертв — с такими ранениями, и правда, не живут. А он вот — умудрился выгадать какие-то секунды. Даже не потерял сознания — чем держится?! Глаза, прищуренные от боли, все-таки открыты… всегда были светло-голубые, а сейчас посерели, белок розовый от лопнувших сосудов.

— Стар… — кажется, он попытался поднять руку в каком-то жесте. Стар поймал его запястье, и охнул: умирающий высвободился и вдруг вцепился в ладонь друга мертвой хваткой. Ну да, случись им мериться силой, Райн всегда побеждал. Тоже мне, книжник… не из тех, кто только перо могут поднять с чернильницей, да и то, если чернильница не очень тяжелая.

— Что? — спросил он, не зная, как прозвучит его голос; кажется, прозвучал страшно — лекарь вздрогнул.

— Прогони, — отчетливо выговорили окровавленные губы. — Прочь… всех. Понял?!

— Хорошо.

— Они не должны… видеть.

С этими словами астролог вдруг прикрыл глаза и откинулся на своем ложе — Стар только сейчас понял, что все это время он силился приподняться, заглянуть ему в лицо. Хватка разжалась, выдох прошелестел слишком тихо, слишком спокойно.

Стар почувствовал, что сердце у него леденеет. «Прочь всех…» И что, он это должен будет рассказать Вии?! А что она скажет ему?!

И еще зудела какая-то мысль на краю сознания… про крах и еще про какую-то гибель, более страшную… что-то про планы и важность их и вообще… У Стара не было сил даже отогнать ее.

Райн погиб — и это значит, что Драконье Солнце погибло вместе с ним. Наверное. Стало быть, вскорости боги обнаружат и его, Астериска Ди Арси, а с ним и Сьена Хендриксона. Их тщательно взлелеянным планам, их мести, их будущему и смыслу их жизни придет конец. Отчего-то это казалось не важным. Слишком часто под этим солнцем и под этой луною обрываются планы и свершения.

Гораздо важнее то, что произошло только что. Только что на глазах у Стара умер один из самых близких ему на этом свете людей и, пожалуй, единственный, с кем Стар мог быть до конца откровенен — умер глупо и мучительно, оставив после себя жену и приемную дочь.

Ахнул лекарь.

— Он дышит, милорд! Н-не может быть!

Стар порывисто втянул воздух. «Прочь всех! Понял?!» Он ждал Стара! Ждал, чтобы сказать это…

— Прочь! — рыкнул Ди Арси, чувствуя, что вот-вот сорвется на крик. — Все вон!

— Милорд… — ахнул лекарь.

— Я что, должен повторять приказы?!

— Но ему же нужно…

Стар знал, что лекарь прав. Промыть рану. Может быть, зашить ее… может быть… да мало ли что нужно умирающему, который вдруг отказался умирать! Но еще он знал, что Райн рассчитывал на него — и этого доверия Стар подвести не мог.

— Еще одно слово, старик…

Все. Повторять не пришлось — они послушно убрались: и коновал этот с его помощниками, и пара воинов, откуда-то взявшихся в лекарском шатре… И Стар остался с астрологом один на один, только солнце светило сквозь серый полог, да Райн дышал с присвистом, неровно… неровно… а потом все ровнее.

А потом он открыл глаза.

— Слава звездам… — улыбнулся Райн слабо. — Я уж думал, помру…

— Что это было?!

— Помнишь, я говорил, что человеческим оружием меня не убить? Ну вот ты и видел… только я не хотел, чтобы все… видели. Пришлось сдерживаться… ох, не приведи судьба еще раз! Знал бы ты, как это адски больно!

— В Медина-дель-Соль ты валялся долго… — медленно сказал Стар, сам не понимая, чего в нем больше: злости ли, облегчения, изумления.

— Сравнил! — фыркнул Райн. — В Медина-дель-Соль было все-таки оружие бога… Полагаю, знаменитый меч твоего брата дал бы тот же эффект… Ох, слушай, удали этого лекаря, что меня лечил. И помощников его тоже. Пусть другие будут. Я думаю… думаю, раны не затянутся до конца, но станут… менее опасными. Им никто не поверит, если они расскажут… новые не поверят, что раны и в самом деле были такими ужасными… и будут только слухи, самое большее. Слухи — это даже хорошо…

— Почему раны не затянутся до конца? — спросил Стар.

— Потому что это… не панацея… — непонятно произнес Райн. — Только страховка. На самый крайний случай. Ты скажи, мы хоть победили?

— Войскам я скажу, что победа, — с горечью произнес Стар. — Танадовское поле мы удержали, что да, то да. Однако цена…

— Цена… ты ранен, Ди Арси. Правый бок. Все… я спать…

И в самом деле заснул.

«Какая чушь! — хотел сказать Стар. — Меня даже не задели!»

Но сначала все-таки поднес ладонь к правому боку, как было сказано — и ощутил прореху в кольчуге. А ладонь окрасилась красным.

* * *

По пологу палатки бегали странные тени. Стару казалось — выйди за порог лагеря, и реальность поглотит другая жизнь. Странная, как неприкаянный сон. Там, за маршрутом часовых, бродили по залитым луной полянам единороги — прекрасные и смертоносные. Там кружились в танце разноцветные лесные феи. Там где-то играли среди опадающих листьев саламандры — сородичи, с которыми Агни порвала ради него.

А здесь, за плотными холщовыми стенами шатра, жило тепло очага, раскладной столик, тени на потолке, и Райн что-то писал. Отросшая прядь волос — астролог обычно стригся очень коротко, но вот, видно, подзабыл — торчала хохлом на лбу и уже успела перепачкаться в чернилах. На щеке у Райна тоже красовалось чернильное пятно. Это оттого, что астролог все-таки лучше владел правой рукой, чем левой — а сейчас правая рука у него лежала на перевязи. Время от времени он морщился — наверное, от боли — но продолжал работу. Судя по его виду, любому, кто дерзнул бы его отвлечь, грозило как минимум семь лет несчастья.

— До предела странная война… — проговорил Стар словно бы в пустоту. — По дорогам двигаться можно только днем. Лагерем в лесу не расположишься, если сначала ты три раза не обойдешь этот чертов лагерь посолонь или что ты там делаешь…

— Я не обхожу его посолонь, — рассеянно заметил Райн. — Я просто велю старейшинам леса вас не трогать на отдыхе.

— Вот об этом я и говорю, — с горечью произнес Стар. — Между тем, даже твоих сил не хватает, чтобы запретить им не трогать нас совсем. И что мы имеем в итоге? Мои ненаглядные соотечественники могут прятаться в лесах до бесконечности и до бесконечности же шерстить наши обозы — а в глазах местного населения, естественно, злодеями выглядим мы.

Стар хотел было добавить «особенно в свете резни в Желтом княжестве» — но не сказал. Он никогда этого не говорил после того, как они подобрали Ванессу. Потому что нужно было либо сразу порвать всякие отношения и с Райном, и с Хендриксоном, и отказаться от их плана — либо уж терпеть. Они лучше знали, как завоевывать мир в сжатые сроки.

— Да, — мечтательно проговорил Райн, — представляешь, лет через триста? Легенда о вожде разбойников из местных лесов, покровителе сирых и убогих… Естественно, незаконный или младший сын одного из местных дворян — да вот хоть Ди Арси…

— Иди ты!

Райн отсутствующе улыбнулся и углубился в свои расчеты снова, как в тысячу вечеров до этого. Заухала сова.

«В сущности, — думал Стар, и мысли после тяжелого дня плыли у него в голове как глубоководные рыбы, — когда он вот так выглядит, я бы его убил за одну эту улыбку. Но я ведь люблю его, я должен радоваться, когда он вдохновляется и счастлив. В чем же дело?»

Стар чувствовал, в чем дело: щемящая тоска, которая никогда не покидала Райна, в такие моменты, на фоне его общего оживления, выступала особенно сильно.

Кроме того, Стар чувствовал, что расчеты Гаева, скорее всего, снова означают что-то не слишком приятное.

— Легенда, — сказал Райн.

— Ты о чем? — удивился Стар, отвлекшись от своих мыслей. Оказывается, незаметно для себя он почти заснул — по палатке и в самом деле поплыли рыбины, виляя плавниками. Серебристые, пестрые, с яркими золотыми глазами-топазами…

— Об этом самом, — вздохнул Райн. — Побить легенду может только легенда. Ты помнишь балладу о Лебедином озере?

— Которую? — зевнул Стар. — Каноничных версий с десяток, а если мы все перепевы возьмем…

— Ну ладно, что-нибудь не такое известное, — настаивал Райн. — О Рысьем отряде, Королевиче-Соколе, Каменном Хозяине — все что угодно, где были могучие воины, скрывшиеся во тьме веков могучим волшебством… Таких сказок рассказывают в каждом деревенском доме по пяток.

— Вот-вот, — кивнул Стар. — С пяток — это ты еще скромно…

— Ваше превосходительство! — полог палатки бесцеремонно откинулся, туда заглянул оруженосец Стара — очень серьезный и вежливый мальчуган лет двенадцати, заменивший Легиса, погибшего у Фийята. — Аскольд, знаменосец Алого отряда, повздорил с правофланговыми из Тальмора, они схватились за ножи! Клаус их разнял, но они требуют вас, милорд!

— Иду, — рыкнул Стар, соскакивая с койки. — Вот никогда не дают побеседовать о поэзии!

— И не надейся, что тебе так легко удастся отвертеться от разговора, — заметил Райн, возвращаясь к тетради. — У меня все записано, — он осторожно постучал пальцем рядом с тетрадью, опасаясь смазать чернила.

— Ага, — легкомысленно кивнул Ди Арси. — Разберемся.

Он легкой походкой вышел из шатра, глубоко вдохнул мягкие, прозрачные запахи засыпающего леса. Глухая чернота схлопнулась над ним: никакой игры теней больше не было. Только ночь, беспросветная и одинаково равнодушная к интригам богов и людей.

Стар сказал, нарочито с ленцой и призраком затаенного гнева, якобы бушующего уже за горизонтом:

— Что за шум, господа? Почему вы не даете товарищам отдыхать перед боем?..

* * *

— Возвращаясь к нашему разговору, — произнес Райн неумолимым, как судьба, тоном, когда Стар, после часового разбирательства, ввалился в шатер не вполне трезвый и принялся со стоном снимать сапоги.

— Уйди… — неразборчиво промычал Ди Арси, свалившись лицом в подушку.

— Не уйду, мне некуда, — возразил Райн. — Надо решать сейчас, потому что завтра мы покинем войско. Максимум, послезавтра, но до полудня.

— Чего? — Стар поднял голову и мутно уставился на астролога. — Гаев, ты сейчас отряд не сдвинешь.

— А я не говорил про отряд, — терпеливо повторил Райн. — Я говорил про нас с тобой. Дорогой мой Ди Арси, как побороть легенду?

— Другой легендой? — спросил Стар. — Обычно так с ними и борются. Еще пойдет много-много сытой жизни, чтобы про легенду и думать забыли.

— Ну, много-много сытой жизни мы, к сожалению, даже самим себе обеспечить не можем, — улыбнулся Райн. — А если задаться целью поймать легенду, то нам нужно брать человек десять и ехать к Вии, не дожидаясь декабря.

Стар до сих пор сдерживался и не говорил Райну, что он думает о перспективе двигаться через Пол-Заката через осеннюю распутицу. Но тут уж он возмутился:

— Гаев! Ормузд тебя побери, какой бы замечательным ни оказалась твоя очередная затея — как ты его видишь?! Три недели, а то и четыре, минимум, до Ингерманштадта, еще не пойми сколько уламывать его императорское лысейшество, и там покуда вернемся к армии — и все, уже никакой войны не выйдет! Снег, дождь и каша на дорогах.

— Ты же мне сам говорил, что до середины ноября в этих краях воевать можно — а то и до снега?

— Говорил! — воскликнул Стар. — Но ты думаешь, мы обернемся к середине ноября?

— Думаю, мы обернемся до его начала, — спокойно подтвердил Райн. — Я даже знаю, как. А ты не спросишь зачем?

— Какой смысл спрашивать? — пожал плечами Стар. — И так ясно, что это мне не понравится. Ты что, получил знаки, будто где-то на севере можно поднять Лебединое Воинство или кого-то вроде них из давно заслуженных могил?

— Почти… — улыбнулся Райн. — Ну, скажем так, я получил подтверждение, что это вполне вероятно. А так это или не так — нам уж придется выяснить у Ванессы.

— Знаешь, что я думаю по поводу того, чтобы втягивать ребенка во все это? — обреченно поинтересовался Стар.

— Ты мне уже говорил. Но что делать? У нее уже есть дар, тут никто ничего не в силах изменить. Мы с тобой были немногим старше.

— Не знаю, как ты, а я был старше почти вдвое, когда меня впервые коснулось… это все… — проговорил Стар, задумчиво глядя в полог.

У него вдруг закололо в левом боку, зашитом. Кто его знает…

— Ну-ну, — усмехнулся Райн. — Лично тебя десница божия коснулась при рождении. Кстати, как там Кевгестармель? Не беспокоит?

— На удивление, нет, — отозвался Стар. — Так только… ворочается иногда. Думаю, он ждет чего-то. Ты не знаешь, чего?

Райн промолчал и вернулся к записям. «Ну да, — подумал Стар горько. — Лгать он мне не хочет. Потому что тогда его вечной козырной карты у него уже не останется…»

Прошло еще несколько минут, одинаково сонных, полутемных и теплых. Уже сквозь сон Стар слышал твердый голос астролога, который излагал ему свои соображения. Тихо, на лагарте, чтобы нашлось мало умельцев подслушать — но все же вполне разборчиво. Как всегда, звучало это разумно. На первый взгляд.

— Ормузд с тобой, — хмуро сказал Стар наконец. — Я пока не вижу смысла в этой капании — после Танадовы-то уж точно. Так что ладно. Если и прервем кампанию на зиму, вряд ли это что изменит. Когда, говоришь, надо выступать? И кого ты оставишь с армией? Нужно, чтобы эта твоя… лесная братия… их не трогала.

— Провожатый будет, — спокойно сказал Райн.

— Тогда вели поднять нас завтра пораньше. Нужно еще депешу Хендриксону отправить.

— Я напишу. Ты прогляди только и печать свою шлепни.

Много позже Стар как будто видел сон, как Райн поил единорогов своей кровью и что-то им приказывал. Он не был уверен, сон ли это на самом деле.

* * *

Мир, что раскрылся вокруг них и потом вновь сомкнулся, вбирая в себя конный отряд, точно жаждущий путник собирает в ладони воду из родника, походил и не походил на настоящий. Те же сосны, те же дубы и липы, тот же осенний туман, тот же невнятный стук дятла и седина росы в траве. Но Стар что-то чувствовал. Может быть, чувствовал бог внутри — из самого центра его существа потянуло холодом, и стало чуть более пусто.

Они оказались здесь внезапно. Ничего не было кругом, когда отряд до свету покинул лагерь; ничего не было, пока неизвестная Стару тропинка свела их к ручью, и пока они ехали вдоль воды. Только кони фыркали, то и дело нагибая головы, чтобы напиться.

А потом по левую руку от них выплыла вершина Карнгейского холма, на котором Стар еще совсем недавно приказывал поставить сторожевую вышку. Вышка тоже была там, в клочьях тумана, неразличимо плывущих над вершиной, но часовой отчего-то не заметил их. Возможно, задремал.

И потом оно случилось.

Они просто шли и шли, и деревья были те же, и туман тот же, но Стару почему-то показалось, что это уже совсем другое место. Туман скоро исчез, и под ногами у них разостлался ковер разноцветных, праздничных листьев, а небо вдруг стало прозрачно-ясное, непостижимо голубое.

В ярком свете все вокруг показалось более весомым, более значимым. Даже тени здесь выглядели резче, а голоса рождали эхо, как под куполом храма. Райн подвел свою кобылу к Старовой и тихо сказал:

— Отдай, пожалуйста, приказ, чтобы воины твои никуда далеко не отходили. Даже поохотиться или за водой. Даже по нужде. Если кому-то что-то нужно — пусть говорит. Мы остановимся и подождем его.

— А что? — спросил Стар.

Он знал своих людей и прекрасно понимал, что в лесу — даже в здешнем лесу — они не заблудятся.

— Ну, — сказал Райн, — ничего особенного. Отстать могут. Потеряться. Мы сейчас очень быстро поедем.

Но ехали они не быстро, почти шагом. По лесу даже рысью двигаться сложно, это вам не поле. Иногда они выходили на дорогу, чаще блуждали какими-то тропами. Ни разу им не встретились даже феи, ни разу из чащи не послышалось гневное ржание единорога, которое Стар давно научился отличать от ржания обычных лошадей. Но приказ, отданный с утра, соблюдался отрядом твердо.

И все-таки, когда они расположились на привал, двое молодых латников, посланных за водой, вернулись очень нескоро. Они оправдывались: вроде, ненадолго отошли, вот она, речка, только что проезжали! — а так запутались, что час не могли выйти.

— Я виноват, — сказал Райн. — В следующий раз остановимся прямо у воды.

Стар отвел друга в сторонку и, прихватив за ворот плаща (осторожно так) спросил:

— Это ты Драконьим Солнцем со временем играешь?

— Не со временем, — покачал Райн головой. — Это я так… фокусы небольшие. Попросил лес нас побыстрее пропустить. Он это может. Но аккуратнее надо: повезло, что эти два олуха вообще вернулись.

Когда они вышли к Каменному Поясу всего на третий день, Стар уже ничему не удивлялся.

Горы преодолеть оказалось далеко не так легко и просто. Не было никакого ускорения времени, не было ничего, что могло бы помочь путникам, и ближе к вершинам уже дули холодные осенние ветры, шел снег и ледники грозили расползтись. Но перевалы еще не были закрыты и, как уверяли старожилы, не закроются до декабря.

Они покупали козье молоко в крохотных, отрезанных от богов и людей деревушках, где над небом довлели серо-голубые пики гор, и казалось, что нет ничего важнее и проще этого пути вперед — все равно куда…

Даже цветные облака, которые стало отчетливо видно с высокого утеса, не вызвали прежней тоски — возможно, потому что в этот раз Стар не покидал родную землю на неимоверное количество лет. То, что он сейчас пытался эту землю завоевать, в расчет не шло.

Они спустились с гор. Еще день пути до Рита — по дорогам, на которых уже установилась власть герцога Хендриксона, часто меняя лошадей — потом по Риринской области на том берегу, потом по самой Священной Империи. Как сказал Райн, не более недели. Не более! Менее двух недель — и они окажутся в Ингерманштадте, увидят Вию и Фильхе…

Эта перспектива будила в Старе сложные чувства: С одной стороны, он соскучился, а с другой — они с бывшей саламандрой расстались не самым лучшим образом. Она считала, что он от нее устал, — и, в целом, была права. Но Стар не хотел обижать свою женщину: Фильхе не была ни в чем виновата. Не была и Агни. Просто так… ну, если угодно, так сложились звезды.

Именно звезды в ту ночь были особенно яркими и крупными. Райн еще с вечера казался странно молчаливым и сосредоточенным, даже ел как-то машинально — хотя обычно астролог на аппетит жаловался не более, чем любой молодой человек, проводящий много времени на свежем воздухе. Пока не погасли последние сполохи заката и на горы удушающим одеялом осенней листвы не свалилась глухая темнота, он пытался что-то не то читать, не то писать. Потом пробовал и при свете костра, но Стар пригрозил отправить его спать силой.

— Может, врукопашную я тебя и не одолею, — сказал ему Стар, хотя на самом деле был уверен, что одолеет, пусть и не сразу, — но двоим воинам это удастся без труда. А я отдам такой приказ, можешь быть уверен: невыспавшийся астролог мне не нужен, особенно завтра, когда нам надо будет доложиться Хендриксону.

— Мы не будет докладываться Хендриксону, — сказал Райн. Он был очень бледен — или это только при свете костра так казалось?

— С чего это? — нахмурился Райн. — Хендриксон должен быть сейчас в ставке в Армизоне. Даже если его там нет, проходить мимо и не завернуть — не просто легкомыслие, это, дорогой мой, с изменой граничит!

— Это не измена, — сказал Райн. — Сам знаешь, что Его Сиятельство дал тебе самые высокие полномочия. Нам сейчас нельзя заезжать в Армизон, нельзя терять время. И так есть вероятность, что мы не успеем закончить кампанию с Радужными Княжествами в этом году.

— О! — сказал Стар. — Вот ты и признался. Значит, все-таки есть?

— Не так громко. Если хочешь, отойдем куда-нибудь в сторону.

Рядом никого не было, да и говорил астролог тихо, но Стар понял, о чем он — кто-то из латников мог подслушивать, а будить преждевременно панику в отряде глупо.

— А в лесу мы наткнемся на кого-то, кто присел под кустик как раз в пределах слышимости. Совершенно случайно, подчеркну. Так значит, мы можем не успеть.

— Можем. Все зависит от Ингерманштадта.

— Но разве ты не знаешь точно? Брось. Раньше ты был уверен.

— Астрология — это искусство, — проговорил Райн так, что Стару показалось: на самом деле своими словами он что-то тщательно прячет, возможно, какое-то знание. — В ней не всегда можно говорить определенно. И вот сейчас есть вероятность, что мы не успеем. Я не говорю, что после этого дело нельзя будет окончить к нашему удовлетворению; просто тогда потребуются совсем другие усилия.

— Ты темнишь, — прямо сказал Ди Арси. — Почему? Что ты знаешь?

— Ничего особенного, — быстро произнес Райн, отвернувшись. — Но прошу тебя — поспешим.

— Все это угрожает тебе лично? — прямо спросил Стар: пальцы вцепились в кожаный ремень.

— Нет, — легкая улыбка. — Ни в малейшей степени.

И Стар, как всегда, ничего не смог ему возразить.

Начало октября 3026, Ингерманштадт

В покоях Фильхе, как всегда, горело множество свечей, и при задернутых окнах стояла удушающая жара. Сейчас бывшая жрица и бывшая саламандра сидела перед зеркалом из полированной бронзы — очень старая вещь, боги знают, как она тут взялась — и расчесывала длинные рыжие волосы. Кроме этих волос ничто не прикрывало ее тело. Стар, валяясь на кровати, любовался ею.

— Что все-таки за женщину убили здесь прямо перед нашим приездом? — спросил он. — Об этом много говорили. Какую-то знатную.

— А! — Фильхе пожала плечами, скривив губы. — Это была бывшая фрейлина императрицы. Та вывезла ее из дома, из Дойшеля, когда только вышла замуж за императора. Потом дама ей надоела, императрица ее выставила. Домой женщина почему-то не вернулась, а обосновалась в столице… Уж не знаю, на что жила, но ее и как звать забыли. И тут — пожалуйста, тело нашли в совершенно неподобающем виде. Говорят, никто не ожидал от нее такого фортеля! — Фильхе хихикнула.

— Неужели не искали виновных? — спросил Стар.

— Искали, только никого не нашли… — Фильхе обернулась к нему. — Стар! Я не понимаю, почему ты расспрашиваешь меня об этом! Я… я так тебя ждала, и не слышу даже ни одного вопроса о том, как мне было тут, и вообще… — губы у нее задрожали.

Стар нимало не сомневался, что слезы эти притворные. А впрочем, может быть, и нет… Агни, видно, снова забыла, что в этом теле повадки молоденькой девочки смотрятся смешно.

Он быстро сказал:

— Огонечек мой, просто, пойми, я смертельно перепугался за тебя! Когда мы остановились неподалеку от Ингерманштадта, до нас дошли слухи, что убили какую-то знатную иностранку. О чем я мог подумать?.. Либо Вия — либо ты. Я был на грани безумия! Если бы с тобой что случилось, я бы разнес этот город по камешку…

— А, — Фильхе дернула плечом, как будто не смягчившись, — не бери в голову.

— В каком же виде нашли ее тело? — спросил Стар. — Может быть, ты все-таки…

— Слышать больше об этом не хочу! — заявила она. — Если хочешь знать, все это путешествие прошло отвратительно! Вия так изменилась, ты даже представить себе не можешь! Я чувствую, что она больше не любит меня — а ведь мы были такими подругами! Все из-за этой маленькой чертовки — совершенно несносный ребенок! Во имя Ормузда, ее надо будет отдать на обучение в монастырь как только хоть немного подрастет…

— Совершенно с тобой согласен, — Стар подошел к Фильхе, вынул гребень у нее из рук и поцеловал в изгиб плеча, там, где он переходил в шею. Думал Ди Арси в это время совершенно о другом.

А именно — об убитой фрейлине. Нечасто все-таки убивают безобидных старых приживалок, особенно если они не замешаны ни в какой интриге. Или замешаны?.. Возможно, если некая интрига имеет место, это будет полезно. Узнать, во всяком случае, стоит.

* * *

— Ну чего я вам могу рассказать-то по этому поводу? — магистр Розен почесал седые волосы под беретом, вздохнул и задумчиво сплюнул в блюдечко шелуху от тыквенной семечки. Часть шелухи до блюдца долетела, часть прилипла к седой жидкой бороде. — Ну вот там сейчас при дворе они… все. Интригуют. А что интриговать?

Стар потихоньку сжал кулаки под плащом и посмотрел на Райна — но тот хранил на лице выражение самого доброжелательного внимания.

Розен не принадлежал к огромному количеству корреспондентов Райна, щедро раскиданных по половине континента. Он возник на их горизонте относительно недавно — его порекомендовал Галлиани. Причем, что самое интересное, порекомендовал не лично Райну, а Стару, в конце их памятного разговора в Мигароте, когда Райн еще метался в забытьи после пыток.

Едва увидев этого хромого смешливого старикашку себе на уме, Стар решил: его внешний вид — хитрая маскировка, на самом деле Розен — подлинный игрок теневой политики Ингерманштадта, а, следовательно, и всей Священной Империи.

Однако чем дальше, тем больше появлялось причин в этом мнении разочаровываться. Осведомленность Розена сводилась к обычным городским слухам, особенным аналитическим умом его реплики тоже не блистали, и знакомств в высшем эшелоне у сего адепта Великого Искусства не имелось: его услугами пользовались, преимущественно, зажиточные мастеровые и окрестные дворяне из мелких или очень провинциальных.

— Кто интригует против кого, маэстро? — спросил Райн.

— О, да все, ровным счетом все! Императрица против императора — теперь, когда она беременна, ух как все вокруг нее закипело! Кто-то ставит на сына, кто-то — на дочку… Одним словом, мясцом торгуют, да, — Розен потер друг о друга. — Ну и император… того. Она из других семей, Ее Величество-то. И сами… те, кто правят. Великие герцоги…. Понимаете, ага? — он захихикал. — Его мудрейшество старший жрец Одина, опять же… и жрец Ормузда, они-то… Уууу!

Стар чуть прикрыл глаза. В доме у астролога-алхимика ему тоже не нравилось: мрачно, пыльно, слишком много драпировок и слишком мало света. Слуг совсем распустил. Удивительно, как они при таком порядке еще половину дома не растащили.

Плохо, что Вия с девочкой живут тут почти месяц. Женщинам и детям нужны свежий воздух, почтение и уют. Надо быстрее заканчивать с делами здесь и вывозить всех из этого тяжкого города. Вонь стоит в три раза сильнее, чем в Мигароте — а Мигарот в три раза больше.

— Понимаем, — кивнул Райн. — А с королевской семьей Белых Гор, часом, никто из них не связан?

— Да как же не связан! — Розен захихикал. — Да все они повязаны. Вы у кого угодно спросите: жрец-то сыночка-то своего незаконного — о! За принцесску их сосватал, как раз в прошлом году дары возили… Ну и это… Говорят, травница-то придворная… К ней из Белогорского королевства как раз… за советом и помощью, то се… Принимала, да. Ожерелье подарили. Рубиновое. Ох, камни, огнем горят!

— А как королевская травница — знаете вы ее? — поинтересовался Райн. — Что она за человек?

— Человек как человек, мне ли не знать! Радикулит вот лечила… Мы люди маленькие, однако тоже кое что… по мелочи, туда, сюда… Куда ж без маэстро Розена! Опять же, спрашивала она меня… про молодого магистра Драконьего Солнца… Вот как вы сейчас спрашиваете.

И глаза у него блеснули неожиданной, острой хитростью.

«Хорек, — неприязненно подумал Стар. — Чего еще и ожидать от рекомендации Галлиани! Ясно же, что люди его — это не наши люди, это так. Контакты. Может и так повернуться, а может и эдак…»

К его удивлению, Райн поджал губы — даже тень человеческих эмоций появилась на его умиротворенном, ласково вопросительном лице.

— Значит, хорошо знаете… — проговорил он. — А встречу устроить сможете?

— Так она во дворце дежурит до конца недели, — будто бы огорчился хорек Розен. Но тут же переменился в лице, снова мелькнули коричневые лапки с выступающими костяшками. — А отчего и нет. Записочку-то передать… оно завсегда.

Стар посмотрел на Гаева — и чуть было не отпрянул. Лицо у Райна на мгновение сделалось такое, что хоть сейчас хоронить.

— Ядвиге Гаевой-то… да пожалуйста… — продолжил Розен.

Тут Стару стало все ясно. Он вспомнил и другое: каменный колодец под лесным сводом, женщину с бриллиантовыми сережками… Он тогда сунул голову в ключевую воду, и эта вода обожгла кожу могильным холодом.

Нельзя спокойно смотреть в глаза матери, которая думает, что ты предал ее.

* * *

Ингерманштадский императорский дворец, Элизиум, стоял на одном месте уже больше тысячи лет.

Это было удивительное сооружение, расползшееся на несколько акров. Периодически он выгорал, время от времени разрушался, иногда менял хозяев. Бараки для слуг спешно переделывались в жилье для господ, обветшавшие башни, что занимали когда-то фрейлины королевы, отводились под складские помещения или комнаты камергеров. Первые этажи становились подвалами, последние достраивались — замок помнил гораздо больше, чем сам хотел бы.

Таковы многие здания на Закате — они пережили сами себя. Их никогда не перестраивали, потому что истории не позволялось двигаться вперед: одни короли и князья сменялись других, оттачивалось искусство паркового садоводства и дворцовой интриги, фрейлины изощрялись в вышивании и изготовлении ядов.

А Элизиум собирал внутри себя паутину, старые фрески и предания.

Одно из них гласило: во дворце можно спрятать все, что угодно, и отыскать место для всего. Безусловно, в том числе и для маленькой приватной встречи.

У одной из задних дверей во дворец — в Элизиуме множество входов и выходов, парадных и черных — Райна встретила толстая служанка в заляпанном переднике. Угрюмо огляделась — но других светловолосых людей в берете с совиным пером поблизости не наблюдалось.

— За мной, ваша милость, — сказала она. — Да пригибайтесь: здесь низко.

Липкая противная паутина, свисающая с низких потолков, мигом испакостила берет.

«Наверное, изнанка блистающего хоровода небесных светил едва ли краше, чем изнанка блистающей придворной жизни, — подумал Райн. — Пыльно, противно. И некому наведаться со шваброй».

— Тут, ваша милость, — сказала служанка. — Ее милость сейчас прибудет.

Райн вошел, подивившись про себя, что мать позволила ему первым добраться до места встречи. Давать преимущество в территории? Не в ее характере.

Комната была длинной и узкой, с окном, больше похожим на щель. Всей мебели — низенькая скамеечка да пыльный покров.

Райн подошел к окну. Оно выходило в парк, где можно было видеть аккуратно подстриженные деревья, зеленые лужайки и выровненные по форме кусты. Мужчина и женщина — он не мог отсюда по одежде разобрать, кто — стояли под опадающим кленом и, кажется, кокетничали.

— Сударь, — произнесли откуда-то из-за плеча Райна.

Он обернулся и сразу увидел свою собеседницу. Женщина в просторном темном платье.

— Сударыня матушка, — сказал Райн. — Рад видеть вас в добром здравии. Как поживает мой брат?

Она сделала реверанс.

— Благодарю вас, сын. Я тоже рада нашей встрече. У вашего брата также все хорошо, я передам, что вы справлялись о нем.

Он поклонился. Она села на стул.

— Итак, — произнесла Ядвига Гаева. — Что вы хотели обсудить со мной?

— Возможности, — произнес Райн. — Тысячи новых возможностей. Которые держит в руках Его светлость рыцарь Оливы.

Он заговорил. Возможно, его речь текла легко и плавно, возможно, его слова вместо щедрого послеполуденного солнца золотили пылинки в воздухе. Но самому Райну казалось, будто он плетет паутину не хуже дворцовой, и невыносимо тяжело было на сердце, ибо он не знал, правильно ли поступает. Впрочем, сомневаться астролог как раз права не имел.

— Таким образом, сударыня, — произнес Райн своим самым мягким и самым убедительным голосом, — вы видите, что мы союзники, с какой точки зрения ни посмотри. Вам выгодно то, что я предлагаю, мне выгодна ваша помощь, — «выгодна» он выделил голосом.

— А… конечно, — согласилась Ядвига Гаева. — Узнаю породу. Вы, конечно же, уже собрали обо мне все сведения, какие только можно? Знаете и мое положение при дворе, и какое влияние я имею на Их Величества…

— И какого не имеете, — кивнул Райн. — Совершенно верно.

— Тогда вы, должно быть, знаете, что я связана с его святейшеством Унтер-Вотаном. Вы же предлагаете мне развязать войну против его интересов.

— Я предлагаю вам в первую очередь больше, чем может предложить его святейшество.

— Его святейшество пользуется всемерной поддержкой императора, — «Проще говоря, — подумал Райн, — он-то тут и правит». — Вы предлагаете мне больше, чем способен предложить император?

— В некотором смысле. Может ли он дать вам поддержку настоящего союзника, сударыня.

Она приподняла руку, словно хотела поправить волосы, но опустила ее на колени, не коснувшись чепца.

— Прошу вас объяснить.

— Извольте, сударыня. Вы служите Его Величеству уже сколько — года два, кажется? За это время вы значительно облегчили его состояние, возможно, именно благодаря вам был зачат наследник. Однако неужели вы думаете, что даже после рождения принца Георгию Гаеву будет пожаловано поместье? Не смею сомневаться в честности Его Величества, однако рассудите сами: вы выгодны Его Величеству именно в том качестве, в каком сейчас. Как только вы обретете земли — вы обретете независимость.

— И что же должно измениться после того, что вы предлагаете? — спросила Ядвига, вскинув голову.

Райн залюбовался ей, да так, что у него сжалось сердце. Эта до предела знакомая складка у рта стала глубже — настоящая морщина. Только справа, слева нет. Эти густые брови, которые она никогда не выщипывала, повинуясь моде, остались такими же. Вот только чепец… Райн помнил: когда он был маленьким, мама никогда не закрывала волосы. Носила распущенными, или в косе, или подхватывала бечевкой у лба, чтобы не мешали, как крестьянские женщины.

Таких красивых волос, как у матери — густых, длинных, рыжевато-каштановых — Райн больше ни у кого не видел.

— Ну, сударыня, не мне вам объяснять, с вашим жизненным опытом, — пожал плечами Райн. — Сеньор, держащий землю на вражеской территории, никогда не может быть полностью независим от сюзерена. Даже менее того. Ведь у вас нет собственной армии — или я ошибаюсь?

Ядвига никак не прокомментировала этот намек на собственную уязвимость. Даже кулаков не сжала.

— Итак, — сказала она после короткой паузы, — говорите по сути, Райн. Что вы от меня хотите?

* * *

Ингерманштадская мозаика, которую Райн обдумывал последние несколько месяцев, наконец начинала складываться. Обрастала готовыми именами и лицами поверх умозрительных схем, прорезалась картинками настоящих мест, запахами и ощущениями. В Элизиуме — пыль, паутина и память. В главном храме Одина, по совместительству жилище Унтер-Вотана, пахнет благовониями, дымом курительниц, вязкостью незнакомого говора, которым пользуются его жрецы, потому что, видите ли, для этого языка есть руны.

Ингерманштадт, древний, каменный, много раз перестроенный и переделанный, обретал свое лицо. Не город ремесленников и торговцев, как Мигарот. Не вотчина дворян и художников, как Медина-дель-Соль. Город-столица, город многочисленных полунезависимых чиновников, наезжающих сюда из всех концов Священной Империи, город храмов и степенных, не думающих особенно о прибыли, в отличие от южан, обывателей. Город невыносимо сложных интриг, интриг без особенной цели и смысла, текущих под поверхностью обычной жизни, город, утонувший сам в себе.

Стар все это чувствовал лучше. Для Райна сражение за статус оставалось в рамках чисто академического знания — он не понимал, какие выгоды всерьез будут проистекать из того, что одна фрейлина на приеме усядется на два места ближе к королеве, чем другая. Он вспоминал сплетни шляхетского двора (до их глухого угла они долетали с большим опозданием, но все-таки долетали). Там — звенели шпаги и лилась кровь. Здесь лился в лучшем случае яд, а звенели только церковные гонги.

Содержанием борьбы стали какие-то неосязаемые привилегии, какое-то влияние, какая-то власть, сущность которой Райн мог ухватить только умом, но не сердцем.

Они со Старом разбирали расклад, сидя в комнате Ди Арси у магистра Розена при свечах. В осеннем вечере за окном шелестел невидимый за закрытыми ставнями дождь.

— Значит, смотри, — говорил Стар, расхаживая по комнате. — Кто у нас тут есть? Император. За него вроде бы Унтер-Вотан, но на самом деле жрец не за него. Там целая группа… как бы их назвать?.. Они и старшее дворянство, и одновременно вроде как держат должности в Империи от императора. Потом у нас есть герцоги нескольких концов. Герцог Олаусс, граф Шпеервальд, герцог Бартонби и герцог Унтрехт. А, и еще эрцгерцогиня Динстаг регентшей при сыне.

— Лихо ты их в одну кучу, — улыбнулся Райн. — Они тоже не вместе. Слишком их много.

— Понятное дело, что они тоже каждый за себя, — кивнул Стар. — Но лично у меня не хватает мозгов с ними со всеми разбираться по отдельности. Ясно одно: все хотят примерно одного и того же — не дураки же они. Им всем война выгодна. Им это владения делить. Такого, как в Мигароте, тут не будет — чтобы одни против войны, другие за. Тут все за, такой это город.

— Такая эта страна, — Райн задумчиво постучал костяшкой указательного пальца по разложенной перед ним карте. — Видишь, в чем дело… Они каждый хотят именно свое влияние повысить. Земли это не такие богатые, как на юге, торговля тоже не сказать, чтобы процветает. Разве что в городах — и то… Провинция возделывает землю и почитает это за счастье. То же и землевладельцы. У кого вотчина больше, тот и богаче. Поэтому когда мы им предложим дележ земли — тут в первую очередь пойдет дело к тому, ближе к кому найдется эта самая земля, которую будем делить.

— Ну, вариант-то тут только один, — Стар наклонился над картой, и Райн слегка отодвинулся, давая место. — Кто тут? Бартонби, Динстаг и Шпеервальд немного задевают.

— Ну вот и дождалась эрцгерцогиня, — улыбнулся Райн. — Несмотря на громкое наименование, она из этой пятерки наименее влиятельна. Последние поколения так сказались. Поэтому сейчас пойдет игра — если мы будем договариваться, то с кем мы будем договариваться? Кому пойдут все лавры?

— А кто увидит в этом возможность и в самом деле восстановить императорскую власть в прежнем объеме, такой, какой она должна быть? — Стар сощурился.

— А, — заметил Райн. — Это тоже вопрос, не правда ли?

— Что по этому поводу говорят звезды? — заметил Ди Арси довольно легкомысленно. — Ты, небось, уже знаешь ответ.

— Звезды, мой добрый друг, — произнес Райн наставительным тоном, — никогда ничего не говорят просто так. В первую очередь они советуют проявлять инициативу.

— Во имя Аримана и всех его демонов! — Стар запрокинул голову, черные кудри до плеч метнулись по вишневому сукну камзола. — Как я тебя ненавижу в такие моменты!

Тон его совсем не был ненавидящим.

Райн ничего не ответил.

* * *

— Его превосходительство сиятельный скипетр, владыка всех скипетров вселенной, правая рука Одина!

Так тут объявляли вещи — как живых людей.

Райн вздохнул, переступил с ноги на ногу и постарался не зевать. Умом он понимал, откуда взялась вся эта говорильня, и чего этим пытаются добиться. Священная Империя — такая же фальшь, фрески по сырой штукатурке, как любая другая империя на Континенте. В чем плюс этого конкретного государства — они сохраняют видимость внешних элементов, подгоняют суть под оболочку. Самое смешное, что он, Райн Гаев из Северной Шляхты, занимается ровно тем же самым. Если у них получится… а у них может получиться…

— Милостью Ее Превосходительства, королевский кубок!

Вошла фрейлина в тяжелейшей, расшитой множеством самоцветов накидке, с фигурной чашей на расписной подножке. Поклонилась и встала по левую руку от трона.

Он опять не спал почти всю ночь, разыскивая ошибку в расчетах. Бесполезно. Даже смысл старых записей не давался ему.

Под утро огонек свечи начал двоиться и троиться: казалось, будто смотрит из темноты напряженный, тяжелый взгляд, не в силах понять, какая из населяющих комнату теней и есть молодой астролог. Райн знал, что это вовсе не кажется, поэтому он погасил свечи и отправился спать. Лег поверх одеяла, в одежде, осторожно, чтобы не разбудить Вию.

Она тоже пожалела его будить с утра. В результате Стар растолкал его за час до приема — только-только добраться. Райн еле успел плеснуть в лицо воды, нацепить берет с совиным пером и новый плащ — на новый камзол времени уже не оставалось. Поэтому приходилось мрачно кутаться в черный бархат и радоваться, что никто не видит за тканью с вышитыми символами планет кожаные заплаты на локтях.

Зато сапоги были новые и жали. Со временем разносятся, а сейчас неудобно. Не надо было соглашаться на перешивку полуготовых, но в выборе одежды Райн больше всего ценил скорость.

Это Стар заставил заказать.

Райн украдкой посмотрел на Ди Арси. Тот стоял на ряд ближе к трону. Из своего укромного места под светильниками Райн отчетливо видел только его скучающий профиль. Остальное заслоняла какая-то дама в меховой муфте: во дворце, несмотря на духоту, было холодно. Причем так, как будто уже наступила зима: изо рта вылетал пар. Спасибо, хоть без чада обошлись: освещали тут лампадами. Иногда сверху капало масло, но Райн предусмотрительно встал так, чтобы на него не попадало.

Даже профиль Ди Арси выглядел подтянутым и строгим. Детская припухлость щек, еще заметная год назад, теперь совершенно покинула Рыцаря Золотой башни. Настоящий герой во всей красе. Сказал пару любезностей соседке слева, хорошенькой рыжей девочке. Вот наклонился к своей соседке справа, этой, с лисьей муфтой, что-то сказал ей на ухо — дама захихикала. Уложился точно в паузу между очередным вносом и выносом (кажется, на сей раз какого-то обсидианового ножа, для благословения собравшихся). Чем этот нож прославился, Райн прослушал.

«Какой он молодец, — подумал астролог с нежностью, всегда удивлявшей его самого. Как всегда в такие минуты он отделил это чувства от себя, отставил в сторону. — Стар здесь на своем месте. В сущности, он где угодно на своем месте: идеальная приспособляемость. Он не лазутчик, ему не хватает хитрости, но он прекрасный наблюдатель. Как же он дорог мне, как я люблю его — и ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал, насколько. Это все осложнит».

Прием тянулся и тянулся. Он был посвящен дню рождению одной из принцесс — двоюродной сестре нынешнего императора. Дама лет пятидесяти очень походила на остальных представителей своей фамилии — чопорная, бесцветная и почти незаметная. В черном платье она терялась на фоне темных же драпировок. Смотреть на нее не хотелось, и Райн в очередной раз изучал тех людей, с которыми так или иначе ему придется взаимодействовать во всем этом предприятии.

Первый очень походил на свое имя — род Бартонби четыре сотни лет назад переселился с Островов, и сохранил в себе немало прагматичного, живого и здорового островного духа. Он даже напоминал герцога Хендриксона — несгибаемым выражением лица и пшеничным оттенком волос. Это был широкоплечий высокий бородач с веселыми серыми глазами, которые блестели над красными щеками. Стоял он на приемах всегда широко расставив ноги, а за плечами у него полоскался темно-вишневый плащ с гербом, вытканным золотым шитьем. Накидки с гербом последние лет десять почитались в Элизиуме почти дурным вкусом, но Элиус Таффель, герцог Бартонби, не желал подстраиваться под веяния моды. А может быть, просто про них не знал.

При всем том нельзя было бы заподозрить этого человека в простодушии: Райн знал, что через земли герцога протекает Лира, единственная судоходная река в Империи. Лира также проходит через Малые Королевства (включая Саммерсонское Белогорское), впадает в Рит — значит, Мигарот, значит, торговля. Торговля — это значит, деньги. Именно деньгами он и побивал ближайших своих соседей: Шпеервальд, Динстаг и даже саму императорскую вотчину, Ингерманландию.

Кстати, о соседях.

Эрнст Теодор Ганнер, Граф Шпеервальд, единственный граф в этой сиятельной компании. Ну вот так исторически совпало, что графство расширилось и приобрело определенный вес. А переименовывать не стали — официально великих герцогств четыре и, говорят, уже много поколений Шпеервальды роют носом землю, чтобы статус их вотчины повысили. Это можно использовать. Все равно как тягу королевской травницы получить имение для своего сына, взамен того, которое шляхетский король отнял у ее мужа.

Когда Григорий Гаев погиб первый раз — тогда у этой женщины оставались сын и дочь — она и думать не думала ни о каком возврате имения. Продолжала странствовать и лечить кого попало, как будто для нее ничего важнее не было на свете. Или как будто она не хотела видеть этого дома и этих детей.

Нет, Райн, стой, сейчас не о том надо думать.

Возвращаемся к Шпеервальду. Молодой еще парень, лет двадцать, наверное. Бледный, спокойный, задумчивый. Лицо мало что выражает, а известно про этого аристократа еще меньше. Живет уединенно, при дворе мало с кем общается. Но у Шпеервальда граница со Шляхтой и с Зарадаганскими областями длиннее, чем та, что по Риту. Выгодно ли ему то, что может предложить Райн? Будет ли он готовить нападение на Шляхту?

Райн мимоходом подумал, не означает ли вся эта игра то, что Шляхту надо будет отдать Шпеервальду. Чтобы попасть туда, герцогу Хендриксону пришлось бы провести войска через всю Империю — кто ему это позволит?..

Ладно, поглядим.

Далее. Эрцгерцогиня Динстаг. Вот она, сидит на низеньком стуле без подлокотников. Вообще-то сидеть в присутствии императора — а этот худосочный мужчина уже как-то незаметно занял трон — не полагается, но эрцгерцогини Динстаг дарована такая привилегия. Еще в позапрошлом столетии. Нынешняя носительница имени пользовалась привилегией вовсю: не только сидела, но еще и разложила на коленях рукоделие, довольно сложную вышивку. Райн подумал о Вии, и о ее вышитых птицах.

Тереза Блаусвисс ничем не напоминала Вию. Среднего роста худосочная блондинка с завитой челкой. Тяжелое бархатное платье, темно-коричневое по местной моде, ей не слишком шло. Стар бы, наверное, сразу сказал: тут надо что-то зеленое, воздушное… или пастельных тонов. Но на этом фоне кожа дамы казалась болезненно белой, производя почти неземное впечатление, а плечи — особенно хрупкими. Возможно, в этом и состоял расчет.

Вот тонкие пальцы с крупными суставами отложили рукоделие и извлекли из крошечного ридикюля нюхательные соли… плохо стало? Да, здесь душно. Холодно, душно, а по ногам дует сквозняк. Впрочем, дамам, наверное, легче: блио в этом сезоне волочатся по полу, а вот штаны в моде короткие. И чулки. Чулки — это, конечно, хорошо, но в промозглом ингерманландском климате Райн предпочел бы длинные брюки поверх сапог.

Далее. Утрехт.

Герцог Унтрехтский, Фридрих Вильгельм Таллеман. Красивый мужчина в возрасте: орлиный нос, густые брови, внушительная осанка. Говорят, что он глуп, и говорят даже, что непроходимо глуп — если так, то на императорском приеме он свою глупость ничем не демонстрирует. Наряд у него, правда, вычурный, да и яркий чересчур — от дикого сочетания цветов даже у Райна, ничего не понимающего в моде и в одежде вообще, начиналась дикая резь в глазах. Вряд ли Утрехт пригодится… а впрочем, заранее никого нельзя сбрасывать со счетов.

Олаусс? Сгорбленный старик, сухой и мрачный. Говорят, у него нет детей, и в этом его трагедия. Сейчас он вовсю обхаживает императора — точнее, тех, кто близок императору — с тем, чтобы тот разрешил передать титул его племяннику, а не младшему брату, отцу оного. Вот он, и племянник рядом — заботливо поддерживает дядюшку под локоть. Надо же, какой юный! Младше Райна. Интересно, удастся ли это как-то использовать — или Олаусс и вовсе не является частью головоломки? Владения у него далеко, он, говорят, абсолютно лоялен императору — человек большой чести, патриот Империи.

Если бы Райн мог просчитать движение светил, он знал бы точно.

Но он не мог.

Астролог жестко, до боли прикусил губу. «Прекрати, — сказал он себе. — Это переутомление. И неуверенность в себе. Ты распутаешь этот чертов клубок — ты обязан его распутать. И снова будешь мыслить здраво».

Ему казалось, что с каждой бессонной ночью, проведенной над тетрадью, время его жизни начинает скользить все быстрее и быстрее, а он только и может, что смотреть со стороны в странном оцепенении.

Потом наваждение пропадало.

Почти.

«Хорошо, что Розен смог познакомить меня с секретарем Унтер-Вотана, — размышлял Райн дальше, пытаясь подавить зевок. — Интересно, как он воспримет меморандум?»

Меморандум написал Ральф. Райн его вычитывал и правил, как мог, но в целом письмо получилось очень хорошим. Сегодня после приема его обязательно надо передать секретарю.

Еще одно дело — надо попытаться познакомиться с кем-то из этой блистательной пятерки. Проще всего с герцогиней, представиться воздыхателем. С другими нет совершенно никаких зацепок. До чего же плохо, что каждое государство на Континенте так отделено друг от друга, почти лишен династических и других связей, если бы не торговцы и гильдии…

С другой стороны, если бы боги не препятствовали контактам между правящими семьями, сейчас бы у Райна, возможно, и были рекомендации от кого-нибудь — но ему бы пришлось разбираться уже с двумя уровнями проблем.

«Ладно, — думал он, переступая с ноги на ногу — ступни затекли немилосердно. — Все это… все это после приема. О, все звезды, хоть бы дожить!»

* * *

Они буквально вывалились из душного зала в коридор.

— Слава всем звездам! — облегченно произнес Райн. — Я уж думал, нас там совсем замаринуют.

— Ты обратил внимания на верховного жреца? — спросил Стар, расстегивая ворот котты. — Как ты думаешь…

— Пойдем скорее, а то дверью прихлопнут, — Райн взял Стара за локоть и отвел на пару шагов от двери. И если бы Стар не знал, что астрологическое провидение Райна не распространяется на такие мелочи, он бы решил, что это сработал один из звездных анализов. Ибо дверь зала по их правую руку резко распахнулась.

Оттуда вышел массивный низкорослый человек, стриженный полукругом — под шлем. Кольчуги или доспеха на нем, правда, не было. Камзол темных тонов не выдавал его статус, хотя по мечу на поясе несложно было узнать дворянина. Кроме меча у человека имелся топорик с посеребренной рукоятью, который почему-то не отобрали мажордомы.

Стар еле успел метнуться и перехватить занесенную для удара руку незнакомца — к счастью, пустую. И еще порадовался, что выхватил меч — выучка тела сказалась.

Только когда человек легко отпрыгнул по каменному полу шага на два, Стар понял, что удар — или угроза — предназначались не ему, а Райну.

— Кто вы, господин? — процедил Стар на местном наречии. — Извольте объясниться и ответить за оскорбление!

— Игорь Клочек, свободный рыцарь, к вашим услугам, — резко ответил человек — на лагарте, но с сильным акцентом, какого Стар до сих пор не слышал. — Готов принести извинения любым удобным для вас способом в любое удобное для вас время — но я, черт побери, должен переговорить с этим человеком.

— Магистр под моей защитой, — бросил Стар, пытаясь сообразить, что у них общего может быть с Райном. Что этот тип из Шляхты, несомненно, — но как астролога могут достать старые долги оттуда, если он покинул родину лет двенадцати от роду?

— Я знаю, — сказал Клочек. — Еще я знаю, кто вы, милорд Ди Арси. Я служил Его сиятельству Хендриксону.

— Еще того не лучше, — усмехнулся Стар, отпуская руку Клочека. — Я требую ваших объяснений.

— Сколько угодно, — рыцарь пылал изнутри тяжело контролируемой яростью. — Не знаю, как с этим обстоят дела в Радужных Княжествах или на Островах, но в Шляхте всегда принято было уважать свой род и свою семью. Этот же человек не ответил на мое приветствие и притворился, что не знает нашего языка. В Речи нет слов, чтобы назвать такое поведение!

Стар оглянулся на лицо Райна — тот был бледен и не улыбался, вопреки своему обыкновению.

— Милорд Ди Арси, — сказал он. — Позвольте. Ничего страшного. Я поговорю с уважаемым рыцарем.

— Поговорю?! — воскликнул Стар на игиле. — Он тебя скорее убьет, а потом будет разбираться! Ты в глаза его посмотри. Не знаю, что вы там не поделили…

— Я не буду его убивать, — поморщившись, сказал рыцарь на игиле одновременно с райновым: «Он не будет меня убивать».

Клочек осекся и посмотрел на них обоих с некоторым даже удивлением.

— Он не будет убивать, — повторил Райн. — Он не будет этого делать ради моей матери, которая этого ему не простит. Не так ли?

— Будь ты проклят! — Клочек сжал кулаки. — Сладкоречивый ублюдок! Ты и твой…

— А вот по этому поводу, — Райн резко побледнел, — прошу вас молчать. А то мне все-таки придется вызвать вас на поединок. И кто бы на нем не погиб — госпоже Гаевой это принесет только горе.

Игорь Клочек стоял, чуть покачиваясь с пяток на носки.

Райн добавил несколько слов на своем родном языке. Игорь зло ответил что-то — слово или два. Потом резко развернулся и пошел прочь по коридору.

— Да, — сказал Райн совершенно невозмутимо. — Мне следовало поинтересоваться, куда же он делся. Я успокоился на том, что в воинстве Хендриксона его нет — а следовало бы догадаться, что он мог отправиться к матери.

— Он кто? — напряженно спросил Стар.

— Старый друг семьи.

— Кого он имел в виду? «Ты и твой…»

У Стара мелькнула шальная мысль, кого он там мог иметь в виду — вспомнился Мигарот и резкий голос Таглиба «вашего… астролога» — но это было бы уже несколько чересчур. Хотя… мало ли что как выглядит со стороны.

— Моего отца, — у Райна дернулась щека. — Видишь ли, он считал, что отец погубил жизнь матери. Тетя Ванесса думала, что мать погубила отца… Они были бы идеальной парой, да вот беда — друг друга они тоже терпеть не могли.

— Ого, — Стар смерил взглядом расстояние по коридору.. — Он имеет здесь какой-то вес? Может тебе навредить?

— В здешней политике? — Райн потер лоб. — Сомневаюсь. Кто он такой? Так, эмигрант, клинок на чьей-то службе. Просто неприятно.

— Тогда какого Ормузда, — процедил Стар, едва удержавшись, чтобы не схватить астролога за плечи, — какого Ормузда ты не узнал его на улице? Какого сделал вид, что ничего не слышал о своей же семье?

— В самом деле, — Райн чуть улыбнулся. — Как ты думаешь, почему?.. Прошу меня извинить: у меня еще встреча с почтенным Йозефом Майдном. Как раз после приема.

После чего развернулся и пошел прочь. Не вслед за Игорем, а в другую сторону. Черная фигура в зеленых бутылочных сумерках Изумрудной галереи. Стар даже не успел спросить, кто такой, ко всем единорогам, Йозеф Майдн.

* * *

Иной раз мне кажется: если звезды остановились, то и солнце следующим утром не взойдет.

Влезши в это, я уже не имею права остановиться. Мне приходится тащить себя за шиворот, силой убеждая, что каждое принятое решение является верным. Если бы я был целым, я бы давно сломался.

Мне бы хотелось верить, что это кошмар. Возможно, так оно и есть, и я сошел с ума. Иначе отчего мне не повинуются знаки и цифры?.. Но в моем безумии и смятении милосердное забытье бежит меня.

Я все время боюсь. Очень.

Я не знаю, что делать. Совсем.

Мне кажется, что каждый шаг уводит меня все глубже в трясину. И то, что здесь так любят зеленую отделку, отнюдь не помогает.

* * *

Игорь Клочек обнаружился там, где Райн его совершенно не ждал — а именно, в охране эрцгерцогини Динстаг.

Если бы расчеты положения Юпитера по отношению к Луне по-прежнему что-то говорили ему, он мог бы предсказать и то, как именно Клочек вздумал поправлять свое положение, и то, почему он все-таки покинул Хендриксона, хоть и сохранил к нему уважение. Иными словами, Райн не выглядел бы на встрече с эрцгерцогиней полным идиотом.

И ладно бы просто идиотом — это-то Райна как раз не слишком волновало. Местное высокое дворянство — не та публика, на которую он ставил. Хуже, что идиотом по совместительству выглядел Стар, от имени которого Райн попытался затеять разговор.

Райн вспоминал, как герцогиня приняла его попытки вежливо представиться.

Взгляд сверху вниз, нетерпеливое движение руки и холодное молчание — мол, да как вы смеете, какой-то мелкий дворянчик из Шляхты, совсем не моего круга!

Вот хорошо бы знать, до какой степени сохранилась былая дружба Клочека с Ядвигой Гаевой.

То, что она вообще сохранилась, не вызывало ни малейшего сомнения, но вот на какой основе?

«Проще говоря, спят они или нет? — размышлял Райн с некоторым раздражением, откинувшись на спинку стула. Из распахнутого окна веяло холодным осенним воздухом, но вставать и захлопывать ставни было лень. — И нужно ли мне это хоть каким-то боком? А может быть, дядя Игорь влюблен в эрцгерцогиню? Или, скажем, питает к ней возвышенные чувства, как к своей прекрасной даме? От него можно всего ожидать… В каком качестве эрцгерцогиня держит его рядом с собой? Верно ли, что он дает ей советы, или это ложное ощущение?»

Дверь скрипнула, Райн прекратил раскачиваться на стуле и опустил ноги со стола.

— Ванесса? — ласково спросил он.

Девочка, что нерешительно держалась за дверь в комнату, настороженно кивнула.

— Иди сюда, — сказал Райн.

Девочка послушно пересекла комнату, сделала книксен.

— Моя дорогая, ты что-то от меня хотела? — продолжил астролог.

— Да, господин Гаев, — кивнула девочка. С самого начала она упорно отказывалась называть Райна отцом. Он ожидал, что после того, как Ванесса приняла Вию в качестве матери, в отношении его собственного статуса тоже наступит перемена — но нет, ни в малейшей степени. Даже наоборот: если раньше девочка обращалась к нему на «ты», то теперь начатки светского воспитания взяли вверх, и «ты» сменилось почтительным «вы». Ладно еще на игиле разница не слышна…

На игиле Ванесса говорила уже довольно бегло: сказывалось общение с охранниками и слугами Хендриксона. Но все равно Райн предпочитал общаться с нею пока на арейском.

— Я видела сон сегодня, — начал ребенок очень неуверенно.

— Да? — подбодрил ее Райн. — А маме ты рассказала?

— Нет, пока не рассказала… — Ванесса вскинула на Райна ярко-синие, сапфировые глаза — то-то они сердец разобьют, когда она вырастет! — Я видела, как вы подобрали для меня ожерелье. Уже давно.

— Вот как? — Райн почувствовал, как сердце у него забилось чаще. Неужели все-таки он действует правильно? Неужели все идет по плану?..

В конце концов, так ли нужна ему астрология, когда у него под рукой столько провидиц?..

Если только…

Если она сама попросила…

Нет, нет, рано делать выводы. Сумасшедшая надежда погубит еще вернее, чем отчаяние.

— Какое ожерелье? — спросил Райн, желая проверить.

— Золотое, с сапфирами, — упрямо продолжила Ванесса. — Я знаю, что это для меня, потому что вы одну секцию вытащили, и показывали ее старику. Специально подогнали.

— Ага, — кивнул Райн. — Ты совершенно права, золотце мое. Специально для тебя подгонял.

Он подошел к своей седельной сумке, что, небрежно отброшенная, валялась в углу, залез туда и вытащил с самого дна Благословенное Ожерелье, завернутое в кусок беленого холста.

Он сам застегнул золотую застежку на тонкой шее.

— Ну как? — спросил Райн заботливо. — Не тяжело?

— Не-а, — Ванесса схватилась за ожерелье обеими ручонками. — Теперь мне не будут сниться кошмары?

— Нет, — покачал головой Райн. — Кошмары тебе сниться будут. Но ты сумеешь с ними справиться.

* * *

Райн никак не мог понять, выгодна ли жрецу Одина война. С одной стороны, традиционно воюющие боги… а с другой, жрец входил в придворную коалицию вместе с придворной травницей и кое с кем еще, и из клира, и из влиятельного дворянства, кто ощутимо противопоставляли себя интересам герцогств. Райн никак не мог понять, в чем тут дело — хотят ли они просто по-другому делить добычу, или и в самом деле причина в том, что они и в самом деле против боевых действий как таковых.

Вряд ли последнее. Не зря же Стар — или не Стар? — говорил, что в этом городе все за войну.

Райн все никак не мог понять, что лучше с этими священниками — торговаться или запугивать. Пока он следовал первой тактике — по крайней мере, на этой аудиенции с Унтер-Вотаном. Чтобы организовать ее, потребовалось потратить так много драгоценного времени и немало просто драгоценных камней.

— Герцог Хендриксон всегда отличался большим благочестием, — проговорил Райн.

— Это, безусловно, так, — благосклонно ответствовал верховный жрец. — Однако же император Теодор не менее благочестив.

— Безусловно, на императора следует обращать внимание в первую очередь, — кивнул Райн. — Но ведь ясно же, что на новых землях… так или иначе… будут свои особенности. Безусловно, боги, которые там и жили, никуда не денутся от того, что земля сменит властителей. Однако ведь логично, что каким богам подчиняется император — тем и должны подчиняться его подданные?

— И как же на это посмотрят, например, слуги Осириса?

— Точно так же, как их господин. А боги благоприятствуют Хендриксону, вы хорошо это знаете.

— О, лучше многих, лучше многих… — усмехнулся жрец. — Все это, однако, быстро не решается… не промочить ли нам горло?

— Отчего нет… — кивнул Райн.

Сам же он про себя раздумывал, не вытащил ли жрец из его слов больше, чем они на самом деле заключали. Вышло так, что Райн намекнул, что там, наверху — может быть, не в самой Семерке, но под ними — идет некий передел власти. Убийство Кевгестармеля более двадцати лет назад запросто могло оказаться первым ударом в этой борьбе. И хотя Райн не совсем хотел говорить именно это, получилось, что он как бы на нечто подобное намекнул.

Вошел слуга с подносом, поставил на стол. Один кубок сразу же взял священнослужитель, и жестом предложил Райну угощаться из другого.

— А что ваш патрон, этот молодой Ди Арси? Восходящая звезда воинства герцогства, так же прекрасен и горяч. Можно ли на него рассчитывать?

— На него можно рассчитывать в том плане, что он непременно делает то, за что берется, — кивнул Райн. — Не было еще такого, чтобы он обещал положить к ногам герцога некую область — и в итоге не клал.

Не стоит уточнять, что все это случалось только потому, что Стар терпеть не мог делать какие-то обещания или публичные заявления. Всякий раз Райну приходилось долго его уговаривать.

Солнечный луч, пронизывая разноцветный витраж забранного витой решеткой окна, ложился на полированное дерево мозаичной столешницы набором разноцветных игральных костей. Розовое пятно задело край малахитового кубка, заставило алмазную изморозь по его краю вспыхнуть закатным пламенем.

А вот само вино, фиолетовое, с баскских виноградников, темным слитком лежало в кубке.

— Ваше здоровье! — Райн подчеркнуто спокойно отсалютовал кубком и поднес его к губам.

Очень, очень сладко. До приторности.

Он опустил кубок и чуть припечатал его об столешницу — руки жреца, перебирающие священные четки из сандалового дерева, не дрогнули. Сухие, ловкие пальцы с аккуратно подровненными ногтями.

Россыпь секунд упала сразу — серебряными монетами на парадную скатерть. Глухим стуком.

Неужели?.. Да, точно. «Я идиот, — подумал Райн. — Я такой идиот, что это даже преимущество…» Еще он тоскливо подумал об астрологических расчетах — но привычного инструмента больше не было под рукой. Оставалось только блефовать.

— Вот видите, я знал заранее, — Райн говорил спокойно, даже с некоторым сожалением. — Я принял противоядие.

— Вы… — руки жреца замерли.

— Я не мог не знать, — убедительно произнес астролог, смахивая со лба внезапно выступивший пот вместе с прядью волос. — Чего вы хотели от Магистра Драконьего Солнца?..

Он не стал улыбаться — знал, что не получится.

— А все-таки чувствуется, — сказал он вместо этого и поморщился, поджимая губы. — Вы слегка переборщили.

Сначала он хотел добавить — «вы что, быка свалить задумали?», но передумал. Судя по глазам, жрец прекрасно додумал несказанное, потому что пальцы его сжали четки, а чисто бритое лицо отчетливо изменилось.

— А теперь, может быть, поговорим серьезно? — спросил Райн, не меняя вежливого тона.

Ди Арси убил бы его за такие игры.

— Быть может, — жрец попытался улыбнуться. — Итак. Скажу прямо — мой Господин не против расширения империи. Боги и в самом деле благоприятствуют Хендриксону. Можете принять к сведению, что они даже до нас, своих жрецов, доводят это… Но вы! Но против вас, магистр, они настроены категорически. Боги хотят, чтобы вы умерли — и не нам, их слугам, препятствовать в этом…

«Этого не может быть, — подумал Райн. — Если бы боги действительно хотели, чтобы я умер, они бы нашли способ. Не так уж они беспомощны. К счастью, им нужно совсем другое… И Унтер-Вотан подозревает это.»

— Вы хотите знать, чем же Хендриксон добился такого благоволения? — тихо сказал Райн. Ему было невероятно плохо, его мутило. — Просто так этого не сказать. И хорошо, если не сказать. Я — знаю точно. И за мной охотятся.

— Вы думаете, что вы выйдете из этого дома? — спросил священник.

— Приказывали ли вам меня убить любой ценой? — спросил Райн. — Даже ценой вашей жизни?

Священник молчал.

— Поверьте, пока ваши Господа не осмелятся ни на что, кроме как на очень скромные и аккуратные покушения. Потому что ежели вы пойдете в открытую, то с вас сдерет шкуру Ди Арси, а потом Хендриксон добавит. После чего, они, вероятно, откажутся играть по правилам. А Богам это будет очень неприятно. Куда неприятнее, чем то, что могу сделать им я — они, кстати, даже еще толком не знают, что.

— Вот как? — жрец поднял бровь. — Вы так-таки уверены, что за вас будут мстить?

— Если бы не был уверен, — тонко усмехнулся Райн (на самом деле его просто перекосило), я не пришел бы к вам в дом. И не… выпил бы, — он постучал по краю кубка.

Побледневший, жрец отступил в сторону.

— Итак, — напряженно произнес Райн. — Вы не будете препятствовать тому, что мы делаем?..

— Как вы…

— И вы поговорите с Игорем Клочком. Мне совершенно не хочется нарываться на его дикий взгляд каждый раз, когда я просто иду людными местами.

Жрец промолчал. По уму ему следовало спросить «О ком вы говорите?», но, видимо, он не усомнился, что Райн знает наверняка.

На самом деле это была только догадка. Райн голову сломал, отчего бы Клочек, человек, помешанный на доблести и военной добыче, мог покинуть хлебное место при Хендриксоне. Престарелых родителей у него не было, подданным он был Шляхты, а не Священной Империи… а вот если он посвятил свой меч Одину — что не редкость, почти все военные отдавали предпочтение Одину, Арею или Кшатра-Варье, из какой бы страны ни происходили — тогда вполне понятно, что он мог прийти на зов церкви.

Ну, хотя бы с этим ясно. Как и с тем, что агентура жреца шире, чем можно было бы предположить. Интересно, только ли при герцогине у него свой человек?..

* * *

Ежели у вас есть свободный доступ в Элизиум — а Стар, как посол, уже побывавший на нескольких приемах, таковым располагал — то нет ничего проще, чем найти укромный уголок для встречи в дворцовом парке. При этом можно даже проявить известную придирчивость. Стар, например, питал определенную слабость к фонтанам. Тот, у которого он назначил эту встречу, уже пересох. Бортик его местами обвалился и, судя по тому, как буйно разросся вокруг дикий виноград, уже давненько эти места садовники посещали только для того, чтобы отдохнуть как следует.

День выдался для осени редкостно солнечный, и даже облетевшие листья, сухими горами громоздившиеся под ногами, не вызывали ощущения запустения. Солнце ярко светило сквозь высохшие стебли, и Стар, сидя на бортике фонтана, всей кожей впитывал в себя ощущение покоя, неподвижной старости — чувство, которое его посещало в Элизиуме частенько.

Какую бы песню написать, чтобы она пошла Ингерманштадту, где леди в тяжелых платьях не поднимают глаз, но носят у пояса богато украшенные кинжалы?.. Что за мелодия зазвучит в тон искусно выстроенным мостам и набережным, голосистым торговкам на рынках? Что за аккорды впитают мощь времени и незримое очарование таких вот крошечных заводей в потоке жизни?

В Радужных княжествах было слишком больно, чтобы писать или петь. Может быть, здесь получится?..

Сухие листья давно уже шелестели под чьим-то шагами, и теперь Стар наконец-то повернул голову к человеку, вышедшему к фонтану. Это был Игорь Клочек, собственной персоной. Интересно, он и впрямь тучен, или это кольчуга под одеждами?..

— Благодарю, что вы приняли мое предложение, — Стар спрыгнул с бортика. — Признаться, я не ожидал, что вы придете.

— Как я уже сказал, против вас я ничего не имею, — пожал плечами Клочек. — Я уважаю герцога Хендриксона, а вы ведь его воспитанник?

— Вроде того, — кивнул Стар. — Я очень рад, что у вас нет против меня предубеждений… Но, предполагаю, вам интересно, отчего Его сиятельство и я оказываем покровительство магистру Гаеву?

— Есть такое, — Клочек поморщился. — Однако догадываюсь, что у этого мальчишки есть в запасе не один трюк, как бы добиться благожелательного отношения… Его отец был такой же — а сын пошел в отца.

«Что это? — подумал Стар. — Неужели нарывается? Или проверяет, как я отреагирую? Хочет понять, до какой степени Райн пользуется моим покровительством? А если я спущу, уйду от ответа…»

— Мне кажется, не только в отца, — серьезно сказал Стар. — Умоляю вас принять мои слова только за то, чем они являются… Ведь, как я понимаю, мать магистра, госпожа Гаева, сейчас тоже занимается тем, что ищет благосклонности сильных мира сего?

— К чему вы ведете? — нахмурился Клочек.

— К тому, что лично я хочу помочь госпоже Гаевой, матери моего друга, — сказал Стар. — Видите, я честен с вами. Мне действительно больно видеть, что она вынуждена служить, тогда как могла бы получить свое по праву. И, поверьте, ее сыну это больно не меньше.

— Тогда почему об этом говорите со мною вы, а не он? — спросил Клочек.

— Потому что магистр Гаев о нашем разговоре не знает.

Заметив колебания Клочека, Стар улыбнулся.

— А вы проверьте меня, — и тронул эфес.

Этот соотечественник Райна был ему симпатичен; почему-то Стар не сомневался, что он примет вызов как должное.

Клочек вытащил меч. Хороший был меч, дорогой — и довольно старый. По виду рукояти, решил Стар, наверное, делали лет двести назад. Либо в наследство получил, либо — скорее — добыл где-то, как трофей. Но давно. Видно уже, что меч этот с хозяином — как единое целое. И вообще, хороший боец.

Клочек медленно пошел в сторону, выискивая, когда бы ударить. Стар усмехнулся, и тоже обнажил меч, пошел в другую сторону.

Вечный танец… кружимся друг вокруг друга, присматриваемся… Главное, ступать медленно, главное — не моргать. Главное, следить за ногами противника, следить, чтобы не оступиться самому…

Потом — несколько первых ударов, пробных, как первые ласки. Потом начинается то, что Шарль Ди Арси называл «даром даров» — начинается битва.

Дуэль один на один — это совсем не то, что бой отряд на отряд. Нет боевого безумия, нет яростного ощущения спешки. Ты почти спокоен, у тебя нет страха, кровь не кипит. Мир становится четче, яснее, одно движение, один жест значат гораздо больше, чем тысяча слов на любом из языков Быка. Тихо до одурения. В сердце этой тишины рождается то, что можно счесть правдой…

Мечи высекли искры — и тяжело оттолкнулись. Игорь Клочек и Стар Ди Арси стояли друг напротив друга, тяжело дыша.

— Неплохо для юноши, — усмехнулся Игорь. — Пожалуй, в настоящем бою я бы вас сделал. Слишком уж вы честно деретесь.

— В настоящем бою я бы дрался по-другому, — пожал плечами Стар. — А сейчас зачем?.. Вы же открыто сказали, что зла на меня не держите.

— Мне могли бы заплатить за вашу гибель.

— Кто? Все тут понимают, зачем мы прибыли сюда. Всем здесь выгодна война. За гибель магистра Гаева — еще могу понять. Но моя жизнь сейчас многим нужна в том виде, в каком она есть. Да и не похожи вы как-то на наемный клинок.

— А между тем, я им был, — покачал головой Игорь Клочек. — Давным-давно. Пока не встретил Ядвигу… в ту пору, когда у нее вовсе не было фамилии. Ну да это неважно. Вы хотите ей помочь. Как?

— Мы хотим, чтобы герцогиня Динстаг и граф Шпеервальд либо герцог Бартонби вступили в войну с Малыми Королевствами.

— Императрица будет против, — сразу же сказал Клочек.

— Зато император — за… это не так уж и важно на самом деле. Тут другое. Мы готовы будем предоставить нашу помощь эрцгерцогине… скажем, обеспечить ее войскам подвоз части провианта из Риринской области — ведь вам наверняка известно, что денег у эрцгерцогини немного. А за это будем просить содействия — ну и в частности, чтобы она выделила некоторые земли из завоеванных госпоже Ядвиге Гаевой — то есть ее сыну. Как вы полагаете, это достаточно интересное предложение для вас?

Клочек нахмурился.

— И что же вы хотите от меня?

— Хочу, чтобы вы перестали мешать Райну. И помогли бы ему поговорить с эрцгерцогиней. Не так уж и много, верно?..

Клочек помолчал. Потом сказал:

— Вы хорошо деретесь, милорд Ди Арси. Я подумаю.

— А, и еще один вопрос, — произнес Стар в спину. — Меня заинтересовали кое-какие обстоятельства смерти госпожи Нарау, бывшей фрейлины Ее Величества. Я слышал, что эрцгерцогиня помогала ей деньгами. Вы ничего об этом не знаете?

— Я был с ней знаком, — пожал плечами Клочек. — Жалко девочку. Только это было обычное ограбление: ее нашли в канаве с раскроенной головой. Не стоило ей выходить ночью одной — к любовнику, что ли…

— Девочку? — Стар приподнял брови. — Сколько же ей было…

— Лет семнадцать, не более.

* * *

— Право, вы просто ставите меня в тупик, магистр, — сказала эрцгерцогиня с милостивой улыбкой и протянула Райну руку.

У герцогини были чрезвычайно грустные глаза, и Райн лишний раз поразился, как это она умудряется выдерживать атмосферу интриг и постоянного давления, в которой существует. Что дает ей силы? Любовь к сыну? Любовь к власти? Некий фаворит, о котором никто не знает?

— Чем же? — спросил астролог, склонившись над предложенной рукой.

— Еще вчера мое окружение было в один голос настроено против вас. Однако уже сегодня рыцарь Клочек сам хлопочет о нашей встрече, и Его Преосвященство, который один не оставляет меня в годину скорби, говорит, что не возражает… Вы удивительно умеете располагать к себе.

Из чистого звучания ее нежного голоса становилось яснее ясного — за ним стоят поколения и поколения строжайшей придворной выучки.

— Никакого особенного обаяния у меня нет, — сказал Райн. — С господином Клочеком я встречался до этого, но мы не имели случая перемолвиться словом. Не знаю, почему он вдруг изменил свое мнение.

Про себя Райн гадал, что же сработало вернее — его вчерашний разговор со старшим жрецом или же записка, переданная Ядвиге Гаевой. Записку могли еще не передать…

— Что бы вы, магистр, хотели предложить мне? — спросила женщина.

— Я могу сказать, что звезды больше чем когда либо благоприятствуют расширению пределов, — сказал Райн. — Сейчас для этого даже не надо особенных усилий. Садовники рыцаря Оливы хорошо потрудились над тем, чтобы плод созрел; подставь руку — и он упадет.

— Я почти ничего не понимаю в садоводстве, — проговорила она, прикрыв рот веером. — Но, сдается мне, для этого нужны сильные руки?..

— Рук, имеющихся в распоряжении Вашего Высочества, вполне хватит. Спросите у сэра Клочека, если не верите мне.

— Но… кому-то это может быть не по нутру, — эрцгерцогиня опустила крашеные ресницы. — Например, Ее Величеству… или даже Его Величеству… Разве могу я и помыслить о том, чтобы перечеркнуть планы этих сиятельных господ?

— Когда планы многих и целесообразность сходятся на острие неизбежности, разве в силах воля одного или даже нескольких людей противостоять этому? — мягко спросил Райн. — Поверьте мне, я — астролог, я знаю лучше.

— Ах, магистр… То, о чем вы говорите, почти беспримерное дело… Я, слабая женщина… — она умолкла словно бы в нерешительности.

«Такая слабость сродни слабости тонкого стилета в филигранных ножнах», — подумал Райн. Вслух же он сказал:

— В том-то и дело, Ваше Высочество. Никто не станет ожидать от вас подобного. Ваше оружие — уговоры и дипломатия. Но решительное наступление… Никто не сможет возразить вам ни словом, если вы, именем вашего сына, возьмете то, что ваше по праву!

— Ах… — сказала герцогиня и, кажется, задумалась. Потом спросила:

— Это вы передали моему секретарю, Йозефу, удивительный прожект?

— Я, Ваше Высочество.

— Это все так ново для меня… Мне надо подумать… — она помедлила. — Помнится, вы женаты, магистр?

— Именно так.

— Насколько я знаю, люди Великого Искусства и особы вашего круга часто берут в жены женщин, сведущих в целительстве?..

— Моя супруга еще очень молода и едва ли опытна в подобных вещах. Но вы правы, она владеет некоторыми познаниями.

— Я хотела бы поговорить с нею, если возможно, завтра: здоровье мое последнее время пошатнулась… Как вы считаете, не согласится ли она посетить меня?

— Возьму на себя смелость сказать, что госпожа Гаева почтет это за честь.

— Тогда я ожидаю ее завтра после обеда, когда ей будет угодно. Возможно, с ней я передам некоторые соображения, касающиеся нашей беседы…

Райн выходил от эрцгерцогини с частящим сердцем и ощущением тревоги, которое никак не изгонялось до конца. Зачем было вызывать Вию, он не совсем понял — чем боги не шутят, может быть, и впрямь слабое здоровье?..

Одна есть.

Шпеервальд или Бартонби — хотя бы один из двух. И еще Олаусс… с ними сложнее. Олауссу нужно такое, что Стар не в силах ему предложить: благосклонностью у императора он не владеет. А между тем Олаусс куда нужнее Шпеервальда, хотя, казалось бы, почему?..

Стар причины не знает. Сначала он отказался слушать, а потом Райн решил, что проще и ничему ему не говорить. Но причина очень проста — Рысье воинство.

* * *

Герцог Бартонби пил за троих, ел за четверых, а его звучный голос, казалось, можно было услышать в другом конце Ингерманштадта. К Стару он воспылал благоволением еще до того, как увидел его, и практически немедленно после первого приема в Элизиуме пригласил на псовую охоту.

Охота должна была занять целый день — совершенно бесценный день, который можно было потратить на деловые связи. Надвигались декабрьские бури и распутица, войска по-прежнему завязли в Радужных Княжествах, требуя решительных мер. Стар ни секунды не колебался, принимая приглашение.

Элиус Таффель не был колеблющейся эрцгерцогиней, которая за семь лет вдовства так привыкла избегать претендентов на свою руку, что уклончивость превратилась в основную черту ее характера. Он говорил прямо — по крайней мере, заговорил, после того, как погоня за оленем увела Стара и самого Таффеля далеко от егерей, и даже лай собак затих в отдалении.

— Вот что, Ди Арси, — сказал он, понизив голос до того, что его и в самом деле плохо стало слышно среди древесных крон. — О мигаротском деле я осведомлен преотлично. Я заметил, как вы стравили одних с другими. В Ингерманштадте этот номер не пройдет.

— Да, — беззаботно заметил Стар. — Я заметил, что ваши знатные роды только снаружи изображают битву кошек с собаками, а на самом деле давно поделили все меж собою: кошки ловят мышей, собаки — крыс, и все довольны.

Бартонби басисто рассмеялся.

— Клянусь честью, отличное сравнение! Ингерманштадт уже настолько стар, что удивительно, как мыши и крысы еще не посыпались из всех щелей… Ну так что, Ди Арси, вы хотите предложить шавкам, пока еще совсем не одряхлели?

— Как вы тонко заметили, ситуация осталась почти такая же, как в Армизоне, — пожал плечами Стар. — Его высочество герцог Хендриксон желает по справедливости разделить Континент между самыми достойными домами: миссия, которую возложили на него боги.

— Вот как? — Бартонби хмыкнул. — Так прямо и возложили?

— Вы видели хотя бы один знак божественного гнева с тех пор, как он начал свой поход? — спросил Стар. — Разве это не ответ на ваш вопрос?..

— Резонно, милорд Ди Арси. Продолжайте.

— Извольте. Да вы сами обо всем догадались, герцог. Вы ведь давно облизываетесь на малые королевства: Белогорию, Саммерсон… мне продолжать? Если бы не их союз с Эмиратами, едва ли им удалось бы так долго уходить из-под эгиды Священной империи. Сейчас Хендриксон готов предложить вам редкостный шанс.

— Хендриксон хочет вторгнуться в Эмираты? — барон задумчиво выпятил губу. — Однако же! А по зубам ли кус?

— Нет того, что было бы не по зубам Светлейшему герцогу, — твердо произнес Стар.

— Мой дорогой Ди Арси, вы молоды. Я повидал достаточно завоевателей, про которых говорили, что они могут все. Если бы это хоть раз оказалось правдой, мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали.

Они ехали не спеша, бок о бок. Лес кончился, лошади вышли на открытое место. Широкое поле волнообразно вздымалось пологими холмами, высокая пожухшая трава шелестела под ветром.

— О, самое место, — Бартонби приподнялся на стременах, высматривая собак. Стар последовал его примеру.

Свора с егерями действительно уже катилась на них от дальней опушки леса: здесь два зеленых рукава окаймляли поле. Нужна была целая стая, чтобы не дать зверю уйти обратно и укрыться в чаще. Стару уже рассказали, что вблизи Ингерманштадта это было чуть ли единственное подходящее поле для псовой охоты: кругом все больше холмы да леса. Зачем Бартонби вообще привез сюда свору борзых? Действительно не может ни дня прожить без охоты?

— Вот здесь, Ди Арси, настоящая жизнь, — сказал Элиус Таффель, с горящими глазами наблюдая за копошением на окошке леса. — Все эти ваши политики-шмалитики… Кажется, подняли? Да, точно! Давайте, Ди Арси! Я должен это видеть!

Стар послал лошадь в галоп следом за ним.

…В этот раз олень ушел от собак, но Таффель, кажется, ничуть не расстроился. Басовито распевал и вообще казался довольным жизнью. Когда они ехали назад, Стару вновь удалось навести разговор на нужную ему тему.

— Вот что, Ди Арси, — сказал Таффель. — Я верю, что этот малый, Хендриксон, настроен серьезно. Но я не поверю в благоволение богов, пока вы не подчините Радужные Княжества.

— Сами боги не могут их подчинить, — нахмурился Стар.

— Вот именно.

— Так вы что же, ожидаете, что Хендриксон станет сильнее богов? — спросил Стар с насмешкой.

Но вместо насмешки встретил взгляд герцога Бартонби — и понял. Тот тоже догадался… как догадался старик Галлиани. Должны быть, планы Хендриксона видны как на ладони — и то, что о них до сих пор не распевают жонглеры во всех мимохожих тавернах просто говорит о том, что никто по-настоящему не мог в это поверить.

— А разве это не то, что вы хотите, Ди Арси? — тихо спросил он. — Так и передайте Хендриксону. Я готов буду выступить, когда торговые маршруты снова безбоязненно пройдут через перевал Собаки и по течению Ненны.

* * *

Вия с некоторым волнением взирала на предстоящий визит к Терезе Блауссвис. Райн честно сказал ей, что понятия не имеет, зачем той потребовалось поговорить с Вией.

— За медицинским советом проще было обратиться прямо ко мне, — он пожал плечами. — Единственное, что мне приходит в голову: каким-то образом она узнала, что ты шаманка.

— Вот как? Значит, спрос на шаманизм есть не только в ветхих деревеньках.

— Ну да, — кивнул Райн. — Будь иначе, шаманов и ведьм давно бы уже перебили. Беда нынешних богов в том, что их молитвы не дают альтернативы старой магии. Они весьма неохотно тратят свои чудеса на простых людей. Просто ты еще не сталкивалась с высшим обществом.

Вия промолчала. На самом деле ее предыдущие личности имели кое-какой опыт на этот счет.

— Если она попросит вытравить плод или навести порчу, я не буду этого делать, — в конце концов сказала она.

— Я не думаю, что эрцгерцогиня настолько прямолинейна, — чуть улыбнулся Райн, но глаза остались серьезными. — Скорее всего, она попросит что-то вроде обряда ясновидения… Астрологам приходится убеждать клиентов принять их вычисления на веру, в этом их беда. Шаман может ткнуть клиента носом. Возможно, герцогине требуется наглядность.

Когда Райн провел Вию за руку по каменным ступеням особняка в центре Ингерманштадта, вошел с нею в комнату, представил ее герцогине и откланялся, Вия поняла, что он ошибался.

В глазах Терезы Блауссвисс горел тот знакомый огонь фанатизма, который Вия привыкла видеть на лицах отчаявшихся женщин. Здесь он уже подернулся пеплом лет, но жегся от этого не меньше. Время не всегда лечит.

Определенно, это не нежелательная беременность. Какое там у нас самое частое невыполнимое желание? Воскрешение мертвых?

Первым делом герцогиня предложила Вии вина.

— Я предпочла бы воды, ваше высочество, если вы не против, — сказала Вия, присаживаясь.

— Значит, то, что говорят о шаманах, правда? Вам и в самом деле нельзя пить спиртное?

Да, вот в этом Райн оказался прав. Вия решила не отпираться:

— Нежелательно, моя госпожа.

Эрцгерцогиня позвонила в колокольчик, и слуги вскорости принесли для Вии хрустальный кубок, наполненный водой. Выглядел он великолепно, особенно на эмалированном подносе. Древняя история, каждый предмет — произведение искусства…

Вии внезапно стало очень тоскливо, и больше всего захотелось вернуться в ту лесную пещеру, где она жила, пока шаманы приводили в порядок ее тело и разум. Хорошо бы увидеться с наставниками снова… При условии, что они согласятся принять ее, изменявшую принципам древнего пути.

Вия сидела и пила воду. Эрцгерцогиня сидела и нервно комкала платочек у себя на коленях. Темно-коричневое платье, как всегда, казалось, слишком тяжелым для нее. То ли она держала паузу, то ли и в самом деле не знала, как начать?..

В любом случае, Вия не собиралась облегчать ей задачу.

— Вы знаете… — леди Блауссвисс сжимала и разжимала пальцы; костяшки у нее хрустели. — Я позвала вас, чтобы попросить об одолжении. Видите ли… ваш муж обратился ко мне с одной просьбой. Я… я не могу сказать, что твердо уверена, что то, что он хочет, принесет благо мне или моему сыну… Я всего лишь слабая женщина. И вот… Я подумала… Вы знаете, я потеряла мужа семь лет назад.

— Сочувствую вашему горю, — кивнула Вия.

Герцогиня сжимала пальцы, и Вия наконец поняла, что это не игра. Пусть Райн сколько угодно характеризует ее, как опытного политика, но эта женщина так долго играла роль флюгера на ветру не в последнюю очередь потому, что на самом деле была этим несчастным, неуверенным во всем существом.

— Не в горе дело, — перебила она ее с неожиданной страстностью. — Я просто… хочу еще раз услышать… понимаете? Я так хотела бы еще раз услышать своего мужа, хотя бы просто… хотя бы понять, понимаете? Правильно ли я все делаю? Вы сами женщина, вы должны понять!

«Нет, — подумала Вия. — Я мужчина больше чем на половину, я привыкла умирать от голода в клетке, но не просить о помощи и совете».

— У вас, шаманов, есть власть над смертью…

Нет, власти над смертью у них нет. Но разговор с духами, в том числе и с духами мертвых — это, собственно, сама суть шаманизма. Это не запретное искусство. От такой просьбы нельзя отказаться.

— Если вы поможете мне, — продолжила герцогиня, как будто ободренная ее молчанием (голос ее стал тверже), — я награжу вас. Независимо от исхода. И… если я приму решение… — ее тон снова потерял силу, — оно ведь может оказаться и тем, которого желает магистр Гаев.

Вия держала кубок в обеих руках, и смотрела, как солнце играет в хрустальных гранях.

— Скажите, — сказала она. — Я знаю, что ваша семья связана с жрецами Одина. Ваш муж никогда не принимал никаких обетов? Не был служителям никакого бога?

— Нет, — голос Терезы Блауссвисс сорвался, выдав радость согласием Вии. — Никогда! С Одином был связан мой отец, он посвятил меня, когда я болела в детстве… нет, Карл никогда не был… Он только постоянно делал пожертвования храму.

— Очень хорошо, — кивнула Вия. — Потому что иначе обряд мог бы стоить жизни мне и все присутствующим — то есть вам. Далее. Согласны ли вы будете отдать самую дорогую вам вещь, связанную с вашим мужем? Подчеркиваю: самую дорогую лично для вас, не обязательно в денежном смысле. Ее нужно будет уничтожить.

На самом деле, брать непременно самую значимую вещь не требовалось, тут достаточно просто эмоциональной связи. Но в таких случаях шаманы предпочитали перестраховываться — чтобы не подсунули, не дай духи, какую-нибудь завязку для рукава, про которую покойный раз сказал, что она «миленькая».

В глазах женщины плеснул страх.

— Своего сына я не отдам! Если это цена…

— О чем вы? — Вия сохранила серьезное лицо, хотя менестрель внутри рассыпался не менее чем десятком ехидных эпиграмм. — Я говорила о «вещи». Например, его любимое седло или что-нибудь в таком роде. Или украшение, которое он вам подарил и очень любил на вас видеть — это было бы лучше всего. Духи не требуют наносить ущерб живым ради мертвых.

«Это делают только люди».

* * *

Стар вернулся с охоты грязный, промокший, донельзя уставший, и нельзя сказать, чтобы окончательно довольный переговорами с Бартонби. Он ненавидел подобные исходы больше всего: когда вроде бы до чего-то и договорились, и в то же время совершенно нельзя понять, до чего.

Да, безусловно, Бартонби будет готов выступить на их стороне, если они подчинят Радужные Княжества. Но это понятно всем; да что там, герцог Хендриксон наверняка мог предсказать такой исход еще лет за пять до начала своего Великого Похода! Дипломатическая миссия Стара как раз состояла в том, чтобы уговорить значимые силы Священной Империи на войну, не дожидаясь определенных результатов. И что из этого вышло? Покуда ничего. У Райна с Динстаг не заладилось; правда, на очереди еще Олаусс, но Стар почему-то сомневался в исходе. Да Олаусс и не граничит… Шпеервальд? Никаких контактов. С Бартонби тоже не получилось. Императорский двор — по-прежнему темная лошадка, если не считать весьма смутной зацепки с Ядвигой Гаевой.

Итак, размышляя в подобном ключе, Стар взбежал на крыльцо дома господина Розена, и тут же почуял неладное. Уже держась за ручку двери, молодой человек понял, что ни Райна, ни Вии в доме нет, зато есть кто-то посторонний. Вроде бы знакомый, но определенно не добрый.

Да, совершенно точно: в холле ждал Игорь Клочек, и выглядел он еще более мокрым (хотя и менее грязным), чем Стар, и взбешенным донельзя.

— Ди Арси! — воскликнул он басом, еще более неприятным из-за колючего шляхетского акцента. — Во имя Ормузда, только попробуйте сказать, что вы ничего об этом не знаете!

— Господин Клочек, потрудитесь объяснить, какого… черта вы врываетесь в дом, где я проживаю, пугаете всех и грозитесь мне с порога! Да объясните убедительно, а то у меня был не слишком приятный день, и я обрадуюсь возможности с кем-нибудь подраться.

Клочека как будто сразу подменили: ярость в глазах не потухла, но лицо как будто разгладилось, и даже руку он снял с эфеса меча.

— Помилуйте, Ди Арси, не надо демонстрировать на мне вашу маску недовольного аристократа. Вам не идет.

— Тогда и вы оставьте образ воплощенного гнева. Что случилось?

— Еще одна девушка найдена мертвой, таким же образом, как и госпожа Нарау. Голова разбита. Брат девушки — мой хороший знакомый, поэтому я узнал о случившемся из первых рук. И, вообразите себе, это именно та красотка, с которой вы так оживленно разговаривали и даже прогуливались по галерее третьего дня! После того, как вы расспрашиваете о гибели госпожи Нарау!..

Стар подобрался. Он очень смутно помнил девицу, с которой любезничал на очередном малом приеме в Элизиуме — да кто их запоминает?.. Так, вроде бы, глаза у нее были серо-голубые, а волосы с рыжеватым оттенком. Росточку небольшого…

— Уж не подозреваете ли вы, что я повинен в ее смерти?

— Нет, вы сегодня весь день были на охоте. Однако вы так расспрашивали меня в прошлый раз, будто подозревали о чем-то. Ди Арси, если вы выгораживаете кого-то из своей свиты…

— Я никого не подозреваю, Ормузд вас подери! — рявкнул Стар, причем все-таки забылся и назвал не того бога. — Неужели вы считаете меня таким человеком, чтобы я покрывал в моем окружении безжалостного убийцу?!

— Я считаю, что вы — человек результата, — холодно произнес Клочек. — Как и мой знакомый Гаев. Если вам нужен безжалостный убийца — вы будете его покрывать.

— О, я перебил немало народу — но еще не поднялся до таких высот политики, чтобы спокойно отпустить мерзавца, разбивающего головы девушками! — вскипел Стар. — Должно быть, я не соответствую высоким стандартам, принятым в этом городе.

Игорь смотрел на него в упор, и некстати Стару вспомнился их давешний поединок. Потом Клочек склонил голову и произнес:

— Прошу прощения, я и в самом деле судил поспешно. Если вы желаете вызвать меня…

— Нет, — мотнул головой Стар. — Я понимаю, что вы расстроены гибелью сестры вашего друга. Расспрашивал я о несчастной леди Нарау лишь потому, что вести о безжалостно убитой иностранке заставили нас с Гаевым чуть не загнать коней по дороге сюда: мы испугались, что речь шла о леди Вии.

— Дважды прошу прощения, — Клочек снова кивнул. — Я упустил из виду это соображение. Разрешите откланяться?..

Стар посторонился, пропуская его к двери. На пороге Клочек обернулся, и лицо его показалось сразу же очень старым.

— Ей было всего пятнадцать лет. Понимаете, Ди Арси?.. Когда короля Ярослава сместили, по улицам Грозны нельзя было ходить молодым девушкам. Я не думал, что увижу что-то подобное в мирное время, в столице Священной Империи.

Когда он вышел, эти слова — «пятнадцать лет» — отозвались в голове у Стара набатом. Он схватился за ручку двери изнутри, как будто силился задержать Игоря. Как-то сразу все это вместе сложилось у него: и расколотая голова, и слова, будто бы фрейлина Нарау была очень красива, и возраст… и даже рыжеватые волосы безымянной для него покойницы.

Стар удержался и никак не проявил своего отчаяния наружно. Кто-нибудь из слуг мог заметить.

Как он сказал? «Я не стану покрывать в своей свите безжалостного убийцу». И ведь верил своим словам, идиот!

* * *

Шаманский обряд проводится на границе. Лучше всего границы во времени — полдень или полночь. Между временами года тоже сойдет. Еще нужно взять маску. В Виином случае — раздеться.

Вия знала, что символы много значат для духов — по крайней мере, так ее учили. Последнее время она стала значительно сомневаться в этом. У одних шаманов обряды работали, у других — нет. Не так важно одеть маску покойника, как сердцем принять свою смертность. Не так важно надрезать ладонь, как надорвать душу, впустить в нее иной мир.

Собственная душа иногда казалась Вии пустырем, перехоженной территорией, сквозь которую пролегали тропинки музыкантов, королей, нищих и сумасбродов. Со временем она начала находить в этом удовольствие.

Шаманка договорилась с эрцгерцогиней, что обряд они производить будут вечером, перед темнотой. Для этой цели был выбран небольшой домашний храм, ранее посвященный Одину, но потом очищенный в виду того, что крыша совсем обвалилась. Теперь крышу восстановили, но храм еще ждал освящения и пока никому не принадлежал.

Они расположились на мраморных ступенях перед алтарем. Когда-то в центре круглого углубления рос могучий дуб, теперь он засох, и молча корячился там, распространив ветви над храмом.

Две женщины устроились на одной из ступеней, причем эрцгерцогини пришлось повозиться, раскладывая свои многочисленные юбки. За сим нехитрым занятием Тереза Блауссвисс выглядела такой беспомощной, что Вии пришлось подавлять нечестивые желания ее внутренних личностей предложить свою помощь. Еще не хватало, чтобы приняли за бывшую камеристку.

Ступенью выше Вия расположила жаровню.

Итак, огонь был разведен, и после некоторого внутреннего колебания эрцгерцогиня вытащила из крошечной барсетки на запястье небольшой лазурный кулон.

— Вот… это Карл подарил мне. И очень любил на мне видеть, как вы и просили.

Вия внутренне поморщилась: жаровня, в общем-то, не предназначалась для плавки золота. Потечет, прилипнет… Тут бы бросить в текущую воду… Но делать нечего.

— Когда я вам скажу, вы бросите его в огонь, — произнесла Вия спокойным, немного отчужденным тоном. — Но до того запомните несколько вещей. Мы окажемся в месте, которое может показаться вам странным, а может оказаться и знакомым. Мы можем пробыть там долго, а можем вернуться в один миг. Вы не должны ничего бояться, там это бесполезно. Страх погубит вас и меня вернее всего. Кроме того, вы должны подчиняться всем моим приказам и следовать за мной след в след. Я знаю, что нужно делать; вы нет. Сможете ли вы сделать?

Эрцгерцогиня кивнула.

— Все, что угодно, — твердо сказала она.

— Да, есть риск, что кто-то из нас не вернется оттуда. Или — вернется не в своем уме. Такое случалось. Вы все еще хотите продолжать?

Эрцгерцогиня кивнула. Лицо ее вовсе не выражало уверенности, но решимость в глазах не истаяла.

— Бросайте, — сказала Вия.

И, когда золотая вещичка, сверкнув, полетела в пламя, Вия ударила в барабан.

Первый звук обухом ударил по нервам эрцгерцогини. От жаровни уже начинал подниматься дым, и Вия видела, как расширились ее глаза, как капли пота выступили на висках. Она начала бить один из ритмов, глухой, четкий. Не для рождения, не для исцеления, не на погибель, не на удачу — на воспоминания.

Гехерте-геест дрожал в предвкушении, вился вокруг. Вот-вот он подхватит отделившиеся от тел души и понесет их туда, куда не добраться просто так. Тени шевелились по углам, и от этого столбы золотого предвечернего света, падающие в узкие окна, становились ярче.

Главное — не отводить взгляд от этих женских глаз напротив, в которых ожидание и страх борются двумя драконами над океаном отчаяния. Тогда рано или поздно откроется проход, тайный лаз, узкая тропка в обход вековечный стены, что отделяет «это» от «того» и «нас» от «них».

Глаза Вии расширились тоже — ибо в них ударил нездешний, яркий свет.

* * *

В мире духов тоже рос лес, но там уже наступила зима.

Зима прекрасна. Яркая буффонада зеленого лета, избыточная, где-то даже вульгарная пестроцветность осени сменяется изысканной элегантностью серо-белой гармонии. Легкая вязь звериных следов на снегу рассказывает никем до этого не слышимую повесть.

Гехерте-геест, похожий сейчас на Гая, только гнедой, а не вороной, нервно переступал тонкими ногами. Поехали, госпожа! Здесь не нужно бояться диких зверей: оголодавшего в берлоге медведя, сбившихся на зиму в стаю волков… Здесь нужно бояться самого леса.

Вия легко вспрыгнула в седло. Юбки не мешали.

— Ну! — она подала руку эрцгерцогине, растерянно глядящей на нее. — Чего вы ждете?

— Я не думала…

— Не думали, что мир духов так похож на настоящий? — спросила Вия. — Это зависит от того, в чьей компании путешествовать. Ну же, а то нас найдут!

Эрцгерцогиня не стала спрашивать, кто их может найти — видимо, фантазии хватило. Не так ловко, как Вия, но все же довольно споро она взгромоздилось на стоически перенесшего это гехерте-гееста позади шаманки.

— А теперь говорите, куда ехать, — скомандовала Вия.

— Я?!

— Это ведь вашего мужа мы ищем. И ваш медальон, наверное, сейчас плавится и портит вашу же жаровню. Кстати, поищите его.

Обе они завертели головами, и Тереза вскрикнула — она первая заметила медальон, висящий на веточке заснеженной осины чуть в стороне от них.

— Отлично, — чуть улыбнулась Вия. — Очень быстро. Да не бойтесь же, ваше высочество, я вам говорила. Все идет хорошо.

Когда они подъехали к осинке поближе, медальона там уже не оказалось. Эрцгерцогиня уже без подсказки начала вертеть головой, и вскоре они увидели медальон чуть дальше — висящем на пушистой еловой ветке.

Вия направила коня туда.

Снег был очень рыхлый, гехерте-геест шел шагом. Было тихо, сверху лился свободный серый свет. Этот лес был лишен даже тех звуков, которые можно услышать зимой в обычном лесу: тиньканья синиц, стука дятла, шелеста падающего снега. Тишина обкладывала уши ватой.

— Мне кажется… это место всматривается в нас, — тихо произнесла мадам Блауссвисс.

— Нет, — коротко ответила Вия, которая держала защиту, а поэтому говорить ей стало тяжело. — Обычный лес всматривается. Это место в нас вгрызается.

— Я могу чем-то помочь? — спросила эрцгерцогиня.

— Высматривайте вашего мужа. Думаю, что скоро…

И в самом деле: не успела Вия закончить фразу, как поворот тропы (или, во всяком случае, прогалины между росшими густо стволами) открыл женщинам небольшую проплешину. Там упало дерево; у его густо засыпанного снегом ствола возился в снегу какой-то человек в теплом плаще. То ли искал что-то, то ли пытался встать.

— Карл! — вскрикнула эрцгерцогиня, добавила еще какую-то фразу на непонятном Вии языке и буквально скатилась с лошади на снег.

Вия ругнулась: сказано же было, ничего без нее не делать!

Но в человеке она не чувствовала угрозы; вот и в самом деле, еще секунда — и эрцгерцогиня обнимается с каким-то изможденным черноволосым мужчиной. Он казался удивленным донельзя и словно сослепу щурил карие глаза.

— Тереза, ты? Но как…

Вия не слушала дальше. Она спешилась, не отпуская поводьев. Если высокой Терезе снегу было по колено, Вия сразу утонула в нем почти до середины бедер. Гехерте-геест покосился на нее лиловым глазом, всхрапнул. Будто бы говоря: «Ну, госпожа, когда отделаешься от этого груза, мы с тобой славно погуляем здесь вдвоем?» Она давно не выводила гехерте-гееста на такие прогулки — опасалась спровоцировать кошмары Ванессы. Тот, понятное дело, заскучал.

Она похлопала коня по шее. Погуляем, как не погулять…

Жеребец напрягся. Всхрапнул. Потом заржал и рванулся с места, опрокинув Вию в сугроб. Ошеломленная, она вскочила — гехерте-геест просто не мог себя так повести! Но повел. Вот он, скачет впереди… нет, уже не скачет.

Разумеется, лошадь растаяла бесследно, не оставив даже следов на снегу. Вия оглянулась. Лес был безмолвен.

— Что случилось? — спросила за спиной нервно эрцгерцогиня Динстаг.

— Пока еще ничего, — ответила Вия, сильно покривив душой.

Она потянулась к тому креплению на поясе, под плащом, куда надевала бубен. Теперь там висел изогнутый кинжал.

Шаманка отцепила оружие, взяла в руку и начала медленно отступать к эрцгерцогине.

— Ваше высочество герцог Динстаг, — сказала она, не оглядываясь. — Еще немного — и вам пора уходить. Имейте это в виду…

— Да, я, собственно… — начал герцог.

Но что он хотел сказать, Вия так и не услышала. На нее накатило острое, давящее предчувствие — зверь совсем рядом, вон у тех елок. Пока еще его не видно, но вот качнулась ветка, открыв кусок лохматой шкуры; вот скрипнул снег под могучими лапами… а вот его уже можно рассмотреть.

Медведь медленно побрел к ней — на четырех лапах, вроде бы не атакуя. Вия ждала. Спасения не было. Она не знала, что за неведомое существо приняло этот облик, ибо не чувствовала его. Кто угодно мог закрыться звериной шкурой — чтобы спрятаться от молодой шаманки, не нужно много сил.

У нее будет только один удар. И, если повезет…

Теперь зверь стоял на расстоянии вытянутой руки, так что Вия различала иней у него на морде. Шаманка изо всех сил избегала смотреть зверю в глаза. Только глянула краем глаза, стараясь не встретиться взглядом — и нашла силы удивиться.

У существа на морде не было места для глаз. То есть… просто пустота выше носа и ниже лба. Можно было не отводить взгляда.

Очень много вас тут, женщина. Кому-то придется потесниться.

Рука богини легким жестом схватила пучок вииных душ, как жнец хватает пучок колосьев; в левой руке сверкнул серп, который не стал менее осязаемым только оттого, что его тут не было. Фрейя, владычица зверей, магии и зимы, покинув медвежью шкуру, была воистину прекрасна.

Вия упада на колени, схватившись за горло; свет померк перед ней. Лучше бы медведь…

— Владычица! — сдавленно вскрикнула эрцгерцогиня Динстаг сзади; скрипнул снег — наверное, упала на колени.

«Не тронь! Мое!» — что-то из самой-самой глубины Вии прыгнуло вперед и вверх, но не стало отбивать колосья назад — вцепилось в руку богини мертвой хваткой, пропороло острыми, чуть загнутыми клыками белую светящуюся плоть.

Фрейя крикнула и разжала руку — надломленные колосья осыпались в снег, вспыхивая прозрачными искрами.

Женщина! — удивленно воскликнула богиня, стряхивая существо с руки. Она казалась скорее удивленной, чем сердитой. — Это тебе не принадлежит.

Щеря зубы, красное клыкастое создание шлепнулось перед богиней, принимая позу готовности к бою. Была бы у него шерсть — оно бы щетинилось.

«Не твое! Мое! — кажется, это, клыкастое, не умело говорить. А если и умело, то только самые простые слова — те, которым успела научить… — Сестра моя!»

Твоя?.. — прекрасное лицо богини выражало удивление и хищный восторг — эти существа умели ценить хватку обладателя. — Вот не ожидала… А что! Это тоже выход… Не бойся, я не обижу тебя…

Богиня присела на колени перед Вией — прямо в снег — протянула руку и коснулась ее лба костяшками длинных сильных пальцев лучницы.

Твое должно принадлежать тебе. Твое всегда будет принадлежать тебе.

Богиня начала подниматься, и тут клыкастое прыгнуло снова. Оно не прощало ошибок.

* * *

Наверное, Стару стоило подождать и заняться разговором с Фильхе позже. Наверное. Следовало успокоиться, проверить все еще раз. Но так вышло, что он только представил ее лицо — и ноги сами понесли его наверх.

Фильхе сейчас редко выходила из своей комнаты. Несколько раз наведалась в храмы, но общалась не со старшими жрецами, а пыталась получить кое-какую информацию от младших жриц и послушниц. Толку ее экспедициях оказалось мало.

В остальное же Стар не представлял, что она делает целыми днями. Валяется на розеновском диване, обитом фиолетовым бархатом? Вышивает? Тоскует?

Фильхе совсем неплохо вышивала…

Теперь Стар получил некоторое представление о том, как она проводит дни.

Он все-таки постучался.

— Стар! — она как всегда узнала его еще издалека, по шагам.

Дверь распахнулась приглашающе, будто сама собой. Фильхе-Агни была прекрасна: бледная кожа, большие, золотистые глаза, яркое пламя волос, ниспадающее на плечи… Желанная, восхитительная женщина, его друг с самых детских лет, его любовница, его тайная и явная страсть. Он не мог без нее.

Он сгреб ее в объятия прямо на пороге, закрыл дверь пинком, зарылся лицом в ее волосы. Стар Ди Арси не знал, как будет смотреть в глаза своей женщине и вообще что с ними будет, когда он выскажет ей все, зачем пришел, и поэтому хотел запомнить этот момент. Наверное, так гладят смертельно раненого скакуна, перед тем, как перерезать ему глотку.

— Агни… — Стар оторвался от нее, внимательно посмотрел на женщину.

— Уже много лет Агни, — женщина чуть насупилась, но видно было, что по-настоящему она не хмурится.

И что-то в ее тоне, очень хорошо знакомом, словно выбило Стара из колеи. Тихим голосом он сказал сразу, без околичностей и проверок:

— Я знаю, что ты убивала женщин. Фрейлину Нарау, и ту, рыжую, с которой я любезничал в Элизиуме.

Агни напряглась. В лице она, однако, не изменилась — привычка Фильхе владеть собой. Уже одно это дало Стару основание для подтверждений.

— Почему ты думаешь, что это я? — спросила она, отстраняясь от него.

— Потому что они обе были очень молоды. И потому что у них были расколоты головы, — Стар потер собственный затылок. — Я помню, как Фильхе хотела расколоть себе голову, когда ты потеряла над ней контакт.

— Прежде всего, она хотела убить тебя, — надменно бросила Агни.

— Да. Это тоже, — кивнул Стар. — Видимо, эти бросались на тебя… — он протянул руку и резко отогнул ворот ее просторной домашней котты. С возгласом Агни отпрянула, но тут же поправилась:

— Да это просто синяк! Стукнулась где-то!

— Синяк на шее — это странно, — Стар покачал головой. — Но как бы то ни было… Я не собираюсь тебя обличать.

— Меня оболгали! — яростно бросила Агни. Она принялась нервно выхаживать по комнате, заламывая руки; длинный шлейф блио волочился за ней по полу, описывая причудливую траекторию. — Мне больно, что ты так не веришь мне! Мне, которая столько лет следовала за тобой! Я обещала тебе не делать попыток выбраться из этого тела — и я не делала!

— Но ты не клялась мне. Ты обещала.

— Что за силу имеют клятвы, если не верить обещаниям? — спросила она свысока.

Стар сделал к ней шаг, заглянул в приподнятое лицо. Оно внезапно показалось ему посмертной маской.

У него действительно не было никаких особенных доказательств. Он не хотел идти к Райну за подтверждением. Он мог бы найти эти доказательства. Она могла бы стоять на своем и обидеться за его неверие. Все, что угодно. Шелуха отношений скатывалась с них, как лавина с гор.

— Нет, — сказал Стар. — Я не хочу доказывать. Я не хочу слышать твоих клятв. Потому что я могу придумать тысячи причин, по которым ты могла бы обойти… и главное: ты не человек. Тебя не интересуют люди, ты не стала одной из них. Должны ли тебя связывать людские меры. И даже данное мне обещание… я ведь не хозяин тебе.

— Ты просто хочешь меня обвинить, — сказала Фильхе. — Я надоела тебе, ты ищешь способ от меня избавиться!

Это снова были не те слова. С каждой своей репликой она убеждала Стара, что человеческое ей чуждо. Она не обижалась — она капризничала. Она приняла обвинение в двух убийствах как некую фигуру речи, как очередной поединок в словесной баталии.

Печалится ли огонь о зданиях, которые разрушил? Даже если огонь принял человеческую форму.

— Агни… — тихо произнес Стар. — Если это ты… я прощаю, что ты нарушила обещание. Я не буду требовать с тебя нового. Но я не знаю, просто не знаю, что с тобой делать.

— Это я, — ответила Агни, глядя ему в глаза. На сей раз в ее словах звучал вызов. — И ничего со мной не надо делать. Все прекрасно, как есть. Я обещала тебе не покидать это тело — и я в самом деле не пробовала. Я просто кое-что забирала у этих девчонок. Чтобы поддержать молодость. Чтобы ты любил меня по-прежнему. Ты прав, я не человек — как и твой астролог. Из-за него погибло куда больше людей, чем из-за меня. Я помню твой рассказ о деревне, где вы нашли эту Несс. Что же? Ты же не хватаешься за голову из-за его зверств.

Стар схватился за голову, запустил пальцы в черные кудри.

— Агни… не покидай этот дом, пока мы не уедем отсюда. Очень тебя прошу, — проговорил он со всей твердостью, на какую был способен. — Потом… я подумаю, что делать потом. Но пока у меня нет другого выбора.

«Даже если бы я хотел выдать тебя Клочеку, — подумал он, — сделать так — значит, положить конец всем нашим планам в этом городе, потому что слух разойдется мгновенно».

— Хорошо, — сказала Агни. — Я сделаю, как ты просишь. Я никогда не могла отказать тебе, Астериск.

Теперь в голосе ее звучала печаль, хотя лицо по-прежнему ничего не выражало, и только безумно горели золотистые глаза.

Стар вышел прочь, аккуратно затворив за собой дверь. Он еще сложно бы чувствовал прижавшееся к нему тело.

Ди Арси спустился вниз на несколько ступеней. Нужно было бы до конца, но сил не было. Почему-то ступени словно дрожали под ногами. В бою он никогда ничего подобного не чувствовал.

На секунду Стару нестерпимо захотелось туда, в бой — где кровь кипела, обжигая мысли паром азарта, где все казалось ярче и лучше во сто крат. Захотелось махать, рубить, сжимать коленями мускулистую конскую спину, и не думать, что его собственные руки могут предать его, его собственная душа — выйти из тела и зажить отдельной жизнью…

Он сжал перила, так, как хотел сжать собственное слабодушие, навсегда изгоняя его из сердца. Что, подумаешь, бывает. Он знал, что Агни — не человек. Он поверил, что она с ним навсегда, но, строго говоря, это ведь не обязательно правда…

— Ди Арси! — услышал он знакомый голос.

То был голос Райна, но звучал он странно. Стар поднял голову и встретился с астрологом взглядом.

Гаев стоял у подножия лестницы, и казался таким бледным, будто не выходил на улицу по меньшей мере недели две; а выражение лица у него было — брат-близнец женщины, оставшейся на верху.

Стар подумал, что он ранен, и тут же машинально схватился за меч (он не снял его, когда шел разговаривать с Фильхе), думая, куда сейчас придется скакать. Но Райн вдруг разлепил губы и сказал с ощутимым усилием.

— Вии очень плохо, Ди Арси. Она… возможно, умирает. Она лежит в гостевых покоях.

Вот тут Стар понял, что пять минут назад ему было очень хорошо.

— Опять?.. — спросил он, имея в виду выкидыш. Но астролог покачал головой.

— Она… делала то, чему ее учили в лесах, ты понимаешь. Что-то не вышло. Я… не предвидел этого.

Но Стар уже не слушал его, не мог разобрать вины, читаемой в этом голосе даже менее искушенным слушателем. Он уже пролетел мимо, направляясь в гостевые покои.

Что-то билось у него в голове, что-то еще более странное, чем тогда, когда он думал, что умирает астролог. Тогда ему показалось, что света больше не стало; теперь — что и не было никогда.

Откуда-то он знал — может быть, ему подсказывали изнутри — что Вии на ее шаманских тропах встретился бог и помешал ей. Если так, богу не жить.

* * *

Она лежала в комнате на первом этаже. Просто спокойно лежала, словно это был обычный сон. Страшное, заострившееся лицо темнело на белой подушке.

Эрцгерцогиня прислала своего личного врача, и Райн тоже уже откуда-то вытащила еще одного. Врач эрцгерцогини сказал, что молодой госпоже следует пустить кровь, а так все в порядке; другой тоже сказал, что все в порядке, и посоветовал приложить пиявок и заварить какие-то травки. Обоих врачей Райн вежливо выставил, травки осмотрел сам, отобрал часть и вручил их служанке, велев приготовить отвар, а пиявок выкинул.

Обычное самообладание возвращалось к нему на глаза: того и гляди улыбка на губах появится.

— Я убью его, — сказал Стар, сжимая кулаки. — Кто бы это ни был.

— Если это в самом деле кто-то из тех, на кого ты думаешь, то нам сначала придется хорошо поработать. Пойдем, — Райн положил руку ему на плечо. — Здесь мы уже больше помочь не сможем. Вия придет в себя. Поговорим в соседней комнате.

Соседняя комната — малая гостиная — могла предложить гостям дома хороший стол и удобные деревянные стулья. Райн распорядился принести ужин и кувшин с вином.

Стару не особенно хотелось есть; впрочем, запах жареной рыбы оказался приятен. Он ел и злился на себя: нужно было что-то делать с Фильхе — вот только что? — и с Вией непонятно… Еще у него ужасно чесались руки вскочить на коня и сегодня же отправиться в долгий и трудный путь обратно в Радужные Княжества. Там была война, и холод, и раскисшие дороги… там он знал, что следует делать. Не тут со всей этой чертовой дипломатией… Да пусть Райн варится в ней, сколько ему будет угодно!

Хорошо хоть решение проблем с Фильхе можно отложить. Стар понимал, что сейчас самое важное — не наделать скоропалительных глупостей. Это не поле битвы, где все решают секунды…. Поле битвы! Да нет, именно оно сейчас вокруг него — но битвы странной, когда не видно врага, когда все удары приходятся в пустоту, и ты не знаешь до самого конца, какой из них привел к победе или зачеркнул все шансы на нее…

За окнами уже стемнело, но Стар знал, что еще не поздно.

— Пойду поговорю с моими всадниками, — сказал Ди Арси. — Давненько я не навещал наших людей в нерабочей обстановке.

— Погоди немного, — попросил Райн. — Мне нужно с тобой поговорить.

На секунду Стару показалось, что Райн спросит насчет Фильхе — и напрягся. Даже с ним он не хотел — да и не мог — обсуждать свою женщину. Тем более с ним. Но он сказал другое:

— Мы практически добились всех наших целей в Ингерманштадте. Нам нужно было, чтобы по крайней мере приграничные герцоги поддержали Хендриксона, когда он развяжет войну с королевствами на севере. И мы почти этого добились. Эрцгерцогиня и Бартонби — это главное. Остальные могут пойти или не пойти, это уже не так важно… может быть, нам даже лучше будет, если они не вмешаются: зачем слишком усложнять ситуацию?.. Но скорее вмешаются, когда поймут, что боги не будут возражать. Пример Таффеля и леди Терезы их подстегнет.

— Может быть, и вообще не было нужды в этой их говорильне, — передернул плечами Стар. — Не так уж силен страх богов…

— Ну, если бы Император успел сказать веское слово вперед — то герцоги бы все-таки не рискнули против него пойти. А теперь он просто не успеет: мы ударим практически одновременно.

— У тебя все получается слишком просто. Я же говорил тебе: мы не до конца уболтали Таффеля. Да и леди Блауссвисс… Ты так уверен, что она выступит на нашей стороне? И не передумает?

Райн улыбнулся. Потер ладонью лоб.

— Да, хорошо что ты напомнил про Таффеля. Это-то и была основная цель разговора. Я помню, ты говорил мне: Таффель согласится помочь, если мы завоюем Радужные Княжества. Тогда, мол, он поверит, что гнев богов и в самом деле на него не обрушится. Ну вот для этого-то нам и нужен Олаусс.

Ситуация с герцогом Олауссом сразу встала перед глазами Стара как живая после слов Райна. У герцога не было детей, и он хотел объявить наследником сына своего младшего брата. К сожалению, для этого требовалось утверждение императором, а тот не торопился давать таковое. Можно было бы усыновить мальчика и тем самым обойти закон — но, к сожалению, отец того был с герцогом в очень неприятных отношениям и ни за что не дал бы согласия…. тем более, что это означало, что он сам наследства не получит.

— А этот-то как связан с Радужными Княжествами?

— Не он, а его владения. Они на севере, Радаган как раз внешняя граница. Рукой подать до родных мест Вии.

— А что там? — нахмурился Стар. — Уж не гулей ли ты собрался звать в союзники?

— Позвал бы и гулей, если бы это было нужно.

— Спятил, — уверенно произнес Стар.

— Да нет… у меня есть некоторые основания думать, что это не безнадежно. Ну да ладно. Главное, что есть в Зарадаганье: это место захоронения Рысьего Воинства.

— Нет, все-таки спятил, — Стар хмыкнул. — Эти-то тут причем? Даже если они правда существовали, на кой Ормузд тебе потребовалось вытаскивать из болот ни в чем не повинные останки? Уж не хочешь ли ты, чтобы Вия провела какой-нибудь ритуал… даже если бы это и было возможно…

— Ди Арси, — Райн вздохнул устало. — Послушай, я говорю тебе правду. Когда я начал все объяснять подробно, еще там, в Княжествах, ты не захотел меня слушать. А сейчас мы уже слишком далеко зашли, чтобы отступать.

Стар почувствовал, что в нем закипает раздражение.

— Не разговаривай со мной так, будто я не способен усвоить твои объяснения, — бросил он. — Ну да, не стал слушать; дураком был. Так начни сначала.

Райн бросил вымученный взгляд на дверь.

— Хорошо. Если вкратце, то ты же прекрасно знаешь: Радужные Княжества находятся под властью древних сил, которые не преодолеть обычными человеческими средствами. А вот если разбудить дух легендарных воинов, то вполне может получиться. И поверь мне, это не только моя идея. Что-то подобное видела миледи в своих снах; мы это обсуждали с ней, но не были уверены до конца… до моих последних вычислений. Милорду герцогу я тоже написал об этом, хотя, каюсь, он действительно не в курсе всех деталей. Но поездку в Ингерманштадт мы с ним обсуждали давно — равно как и то, что может потребоваться поехать в Зарадаганье.

— Так, — резко произнес Стар. Вы обсуждали. А сообщить об этом мне вроде как и не обязательно?

Райн устало опустился на стул, посмотрел на Стара снизу вверх.

— Хендриксон ведь говорил тебе, что нам придется обратиться к Древним силам, чтобы отвоевать Княжества. Ты разве не помнишь?

Стар припомнил: да, эта тема несколько раз поднималась. Но ему не слишком-то улыбалось разговаривать о подобных вещах: в такие моменты начинало особенно остро ощущаться огненное, кровавое присутствие бога внутри.

— А я… несколько раз заводил с тобой об этом речь. Ты вроде как переводил разговор, или находились более неотложные дела… Да вот даже сейчас: я хотел попросить тебя насчет Олаусса, а вместо этого мы ходим вокруг да около.

Стар разжал кулаки. А что если и впрямь… он и в самом деле переводил разговор. Он не любил этих райновых «так говорят звезды» или еще чего-то. Он не любил мистики. Он не любил… Ладно.

Обида не ушла — осталась звенящая досада. Все-таки они многое играли вокруг него: Хендриксон и Гаев. Да что сделаешь! Иногда Стару и самому казалось, что он может только мечом махать и очаровывать девушек; правда, в иные моменты сама мысль о том, что его могут обойти, вызывала взрыв хмельной ярости.

Но если не доверять астрологу и Хендриксону, то кому вообще можно доверять? Хендриксон — друг его отца, тот, кто почти заменил отца самому Стару. Райн… сложно описать, кто он все-таки есть. Единомышленник, непременное условие его плана? Друг? Да нет, не дружба это, пожалуй… Стар вспомнил, о чем он думал на Танадовском поле, когда решил, что Райн умирает. Кто-то вроде брата — с ним не дружишь по-настоящему, но именно ему доверяешь последнюю линию обороны. Просто удивительно, как астролог умудрился стать всем этим всего лишь за год.

Все это пронеслось в голове у Ди Арси в один миг и все это было очень не четким. Но он нашел в себе силы сказать спокойно:

— Извини, если так. Что же ты хотел?

— Мне кажется, у меня завтра-послезавтра будет приступ, — просто сказал Райн, и Стар мысленно обозвал себя олухом: Райн так точно научился предсказывать эти свои болезни, что немудрено было о них и вовсе забыть… а забывать нельзя. Как и о «Драконьем солнце», непременном условии их плана, которое медленно убивает Райна изнутри. — А сейчас нужно действовать быстро. Поэтому я хотел попросить тебя поговорить с герцогом Олауссом и его племянником.

— Что ты придумал? — спросил Стар, пряча внезапно возникшую неловкость за деловым тоном. — Ситуация-то безнадежная…. Или Ядвига Гаева все-таки смогла повлиять на императрицу?..

Райн как-то странно на него посмотрел:

— Нет, я не просил мать. Я не думаю, что она может оказать какое-то влияние на императрицу на этом этапе. Речь о другом. Я говорил с Главным Жрецом Одина… как раз пока Вия была у госпожи Блауссвис. Есть способ помочь эрцгерцогу. Если в храме объявят, что было знамение, что мальчик на самом деле приходится ему сыном — то закон о наследовании удастся обойти. В таком случае герцог сможет без проблем усыновить его официально.

— А мальчик и на самом деле его сын? — спросил Стар.

— Понятия не имею, — Райн пожал плечами. — Вообще-то такие слухи были, но какие-то слухи всегда есть… Заметь, у Олаусса вообще не было никаких детей, даже внебрачных. Я, конечно, не составлял его гороскоп, но могу предположить… впрочем, это неважно. Я попросил Ральфа организовать нам встречу с герцогом или кем-то из его доверенных лиц. Он должен завтра утром доложить. Ну вот и если я буду в отключке, то придется тебе самому съездить. Говорить нужно будет следующее…

* * *

Вия приходила в себя медленно. Мир плыл и качался вокруг нее. Носились какие-то лица, она не узнавала их. Некий голос что-то шептал в глубинах души — она не слышала его. Нечто происходила, но она не была уверена, что именно.

«Мне нельзя, — словно уговаривала она кого-то. — Нельзя, чтобы проходило много времени. Время дорого… здесь, в Ингерманштадте, время дорого… нужно уходить, нужно идти на север…»

Откуда пришла эта мысль — что нужно идти на север, на полночь — она не знала. Просто она взялась, и не подлежало никаким сомнениям, что это было так, а не иначе.

Потом она как-то сразу пришла в себя. Она лежала на постели, в одной из комнат в доме мэтра Розена — она поняла это сразу, но помещение узнала не сразу. Комната была очень длинная и узкая, с темными балками на оштукатуренных стенах, с единственным окном. У окна на табурете сидел Райн и читал какую-то книгу. Лица его не было видно, он повернулся к свету.

Вия довольно долго смотрела на него, пытаясь вспомнить, что произошло. Она помнила снег, помнила лес. Помнила, что гехерте-геест сбежал. Это очень плохой знак… как знать, говорили старые шаманы, когда дух покидает тебя, может быть, жизнь покинет следующей?

Она попыталась понять, покинул ли ее дух, но не смогла.

Тогда она мысленно попробовала ощутить свою разделенную на восемь частей душу — так человек, пробудившись ото сна, мысленно проверяет тело. Что-то было не так с ней, она не могла понять, что. Будто нога затекла… или нет?. Но Вия не знала: может быть, это нормально — чувствовать себя подобным образом?

Райн обернулся. Какое-то мгновение глаза его были отрешенно-равнодушными, как будто он еще находился мыслями в книге, но потом он увидел, что она очнулась, и явственно обрадовался.

— Вия! — он покинул окно и подошел к ней, склонился над постелью. — Тебе лучше? Хочешь что-нибудь? Хочешь пить?

Вия поняла, что ей в самом деле хочется пить, и кивнула. Пока Райн поил ее из чашки, она пыталась сообразить, сколько времени прошло.

— Что с эрцгерцогиней?

— Утром снова прислала гонца, справлялась о тебе. Знаешь ли ты, что проспала сутки?

— Хорошо, что так мало, — пробормотала Вия. — Значит, она здорова и в своем уме?

— Я очень рад, что ты можешь сказать о себе то же, — Райн выделил «ты» интонацией. — Что случилось? Ты… встретила кого-то?

— Ты знаешь? — пораженно спросила Вия. Она подумала, не вернулось ли к нему его астрологическое провидение, но не спешила радоваться.

— Стар почему-то уверен в этом. Так он прав?

— Прав… — Вия кивнула. — Я… точно кого-то встретила. Только не помню, кого. Райн… возможно, тебе следует меня опасаться. Если боги, или кто там это был… в общем, они могли что-то сделать с моим разумом. Я слышала такие истории. Если они знают, что ты замышляешь против них…

— Никто не знает, что я замышляю против них, — резко произнес Райн. — Ты — ближе всех к пониманию, но я не думаю, что даже ты… а впрочем, кто знает? Возможно, мои планы прозрачнее, чем мне хотелось бы думать. Впрочем, не волнуйся, мой друг, — он взял ее руку в свои, поцеловал ее пальцы. — Через тебя они вред мне не причинят. Не волнуйся об этом. Пока отдохни. Самое большее… я боюсь, что они навредят тебе.

— Со мной ничего не будет, — резко ответила Вия. Резче, чем собиралась.

— Милый друг… — Райн провел рукой по ее волосам, задержал руку и прикрыл глаза, будто запоминая ощущение. — Я расскажу тебе чуть позже, что мы сделали в городе. Пока же знай: нужно готовиться к путешествию в землю твоих предков.

— Предков?

— Гулей. Так вышло. Мне очень не хотелось бы подвергать тебя такому риску… хотя, полагаю, рисковать тебе там придется меньше, чем всем остальным. Но, видимо, никак по-другому этого не сделаешь.

Вия глубоко вздохнула.

— Ты говорил мне об этом еще давно, когда еще дар был с тобой. Я не вижу, что изменилось с тех пор. Я обещала помогать тебе — и я буду помогать.

Райн кивнул. Он взял ее руки и прижал ко лбу.

— Вия…. - тихо сказал он очень глубоким, нежным тоном. — Я не знаю, что бы я делал без тебя. Ты даешь мне силы жить.

И сказав так, он вдруг побледнел, глаза его распахнулись. Вия почувствовала странное: ее будто снесло порывом белого ветра. Будто все, что было в комнате, и в доме, и вокруг потеряло значение.

Она знала: это один из приступов Райна. Подобное чувство уже как-то накрывало ее, но никогда столь сильно; впрочем, Райн всегда стремился уйти подальше заранее и никогда еще не держал ее за руку. Вия почувствовала, что она то ли возносится куда-то, то ли проваливается… и не было названию ее ощущениям.

На мгновение ей показалось, что весь мир лежит внизу. Она видела очертания Быка, видела Острова, видела бурное море вокруг, видела льды на Полуноче и Полудне, видела северное сияние и водопады в драконьей стране, видела вековые деревья в бескрайних лесах к югу, о которых даже еще не знал… видела даже второй континент, за морем, чьи боги не были пришлыми, но и не были теми древними, что приняли облик драконов.

На секунду ей даже показалось, что она понимает полностью и до конца, что такое Драконье Солнце. Возможно, даже лучше его создателей. Но понимание пришло — и схлынуло.

Глаза Райна закатились, он упал лицом на ее покрывало, так и не выпустив руку. Вия знала, что теперь он пролежит так долго. Может быть, несколько часов, может быть, пару дней.

Она положила руку на его затылок, осторожно погладила мягкие светлые пряди и еще какое-то время сидела так, прежде чем позвать слугу.

* * *

Потом Вия лежала в полусне. Приходил Стар; ей казалось, что она должна ему что-то сказать, но разговора не получилось: он спешил куда-то. Она только помнила, как звенел и дрожал его голос в полутьме комнаты. Гехерте-геест… куда ты пропал? Почему ты оставил меня?..

Еще Вии казалось, что ей очень одиноко. Она не могла объяснить, почему.

* * *

Наконец им все же удалось поговорить. Это было дня через два. За окном шел военный парад. Это что-то значило, но Вия не могла сообразить со сна, что именно. Смеялись дети. Голубое небо за открытыми ставнями отдавалось звоном колоколов, лихо и ясно.

— Ну что? — спросила Вия. — Как успехи?

— Разве Райн не говорил тебе? — спросил Стар. Он стоял у окна и глядел на улицу, улыбаясь. Ему нравился парад императорской кавалерии, нравились красивые лошади, нравилось, как празднично сверкает солнце на пороге зимы. Он наслаждался этим от всей души, отринув мрачные мысли о темном колдовстве, что висело над землями, которые им предстояло покорить. Или нет, не так; мрачные мысли всегда были с ним — темная взвесь на дне бокала с вином — но он не позволял им заслонять от себя жизнь, словно бы даже не осознавая, что в этом его сила. Вия почувствовала невыразимую нежность к нему. Она все еще не вполне хорошо себя чувствовала, поэтому сидела в кровати, но подумала, что с удовольствием бы встала и обняла Стара… но нет, кажется, мысль про объятие была не ее, а Сестры, которая была всегда ласкова со всеми.

— Райн не особенно успел, у него случился приступ посередине нашего разговора. Он пришел в себя?

— Да, еще вчера. Съездил со мной по делам, потом заснул и спит до сих пор. Слаб, конечно. Меня беспокоят эти приступы: они, кажется, учащаются.

— Да, так оно и есть. Разве Райн не говорил тебе, что так оно и будет?

— Вроде, говорил… с ним никогда толком не поймешь, — Стар наморщил лоб. — Проклятое Драконье Солнце! Я не я буду, если не придумаю, как вытащить его из Райна. Пусть ему плевать, что случится с ним, когда он достигнет своей цели — мне нет.

Вия промолчала. Она лучше Стара понимала, что на уме у ее мужа. Но почти физически не могла сказать об этом: каждое лишнее слово могло оказаться предательством. Если таков его путь, она не может помешать ему пройти его до конца. Всякий должен платить за свои ошибки. Но права помочь Стару это у нее не отбирает.

— Аналогично, — сказала Вия. — Можешь рассчитывать на мое содействие в этом предприятии.

Стар посмотрел на нее и кивнул.

— Да, ты лучше меня разбираешься во всей этой мистике.

— Не сказать что по-настоящему разбираюсь. Драконье Солнце по сути своей, как мне кажется, противно природе шаманизма… Если бы я могла побывать на севере, где я училась! Там…

Тут Вия почувствовала: вот оно, вот эта мысль из сна! На севере она сможет узнать, что такое Драконье Солнце, сможет поискать гехерте-гееста… Да мало ли что еще можно сделать на севере, в краю хвойных лесов и серых скал, по которым она отчаянно скучала даже под разноцветным небом Княжеств.

И ведь Райн тоже говорил про север…

— И ты туда же! — воскликнул Стар. — Так может, это и в самом деле судьба?

— Изложи обстановку, — попросила Вия снова. — Пока я не знаю, я ничего не могу придумать.

— Ну что… Твоя эрцгерцогиня таки начала собирать войска. Со множеством оговорок, как всегда… но это уже кое-что. Вчера вечером мы подписали тайное соглашение, — Стар ухмыльнулся. — Она заставила нас поклясться священными именами.

— Вот как? Чьими же, интересно?

— Ха, будешь смеяться: взяла Фрейю и Кевгестармеля с одной стороны и трех каких-то древних божеств с другой, причем один дракон, объявила их воплощениями пяти стихий и… ты смеешься? Ты можешь себе представить меня, клянущегося именем Кевгестармеля? А Райн улыбался…

— Он тоже там был? Сразу после приступа?

— Шатался, но поехал. Как ты представляешь, чтобы я называл имена богов без его присутствия?.. — в голосе Стара прозвучала такая неожиданная горечь, что Вия не знала даже, к чему это можно отнести.

— Многие на Закате сейчас, когда боги ослабли, творят свою собственную религию, — решилась Вия попробовать. Будь что будет… если он догадался, может быть, она сможет обсудить с ним это? Было бы хорошо для разнообразия получить союзника.

— Надо думать, — усмехнулся Стар. — Вия… я хотел с тобой поговорить кое о чем.

«Нет, — поняла Вия по смене интонации. — Не догадался. И не о Райне он будет сейчас говорить…мне знакомо это стыдливое выражение твоего лица, мой дорогой… это Фильхе и только она».

— Вот что, — сказал Стар, садясь на стул, — я… недавно я обнаружил, что Фильхе убила как минимум двоих женщин. Здесь, в Ингерманштадте.

— Она нарушила слово? — резко спросила Вия, выпрямляя плечи. Лиричное настроение как рукой сняло. Если саламандра сбросила те хрупкие узы верности, которые держали ее рядом с людьми, от нее можно ожидать всего, чего угодно.

— Нет! — так же резко ответил Стар. — Во всяком случае, она говорит, что не собиралась забирать их тела, и я склонен ей верить. Что мне остается еще?.. Я не смог бы находиться с ней под одной крышей… Проклятье, я думал, что я и раньше не смог бы! Нет. Я должен тебе это объяснить…

— Да нет, не должен, — Вия прикрыла глаза и покачала головой.

— Ну так хочу, если уж не должен!

И, расхаживая по комнате, Стар буквально в двух фразах, коротко и сжато, обрисовал ей ситуацию с Фильхе. Объяснил он и почему не хочет выдавать ее Игорю Клочеку.

— Здесь смешалось все: и мой страх за судьбу миссии, и мое… во имя всех богов, я ведь люблю ее!

«Ты это говоришь очень легко, — подумала Вия. — Ты, наверное, говорил эти слова многим. А кому нет?..»

Шаман в ее душе качал головой. Он-то знал: чувство, выраженное словами, часто умирает от слишком яркого света. Ди Арси был весь — огонь и свет. Но поэтому-то самое сокровенное он никогда не умел в себе увидеть.

— Да, я понимаю, что она не человек, — продолжал Стар с горечью. — Убийство человека для нее — как для нас затоптать ящерицу. Но я думал, что она понимает… что она согласна соблюдать эти условия, чтобы жить в человеческом теле. И что мне делать — запирать ее в башне, а ключ носить с собой, чтобы она ни с кем ничего не сотворила и не пострадала сама?..

— Женись на ней, — сказала Вия.

— Что? — Стар удивленно посмотрел на нее.

— Ты верно сказал, но только отчасти верно. Агни не человек; но Фильхе была человеком, и ничто человеческое ей не чуждо. То, что получилось в итоге, не совсем та Агни, которую ты знал. Саламандра тебя не ревновала…

— Ты так думаешь, — Стар криво улыбнулся, видно, что-то вспомнив.

— Пусть так! Но она не ревновала меня к тебе, например, когда мы путешествовали вдвоем… то есть втроем, считая ее. А сейчас в ее поведении изрядная доля ревности. Боязнь утратить привлекательность, страх старости и смерти — это тоже чисто человеческие черты. Поверь мне, я достаточно знаю о духах леса. Чего-чего, а смерти они не боятся.

Вия перевела дух. Стар смотрел на нее с таким странным удивлением, что сразу стал выглядеть совсем подростком.

— И вот это человеческое, что ревнует и боится, сводит ее с ума. Женись на ней; этим ты вполне удовлетворишь мещанскую сторону ее натуры.

Стар шагнул в сторону кровати.

— Нет, — сказал он как-то растерянно, без намека на ту полководческую твердость тона, на ту печаль умудренного опытом поэта, которые демонстрировал только что. — Это невозможно!

— Отчего же? — спросила Вия даже с некоторой холодностью. — Оттого ли, что Хендриксон задумал женить тебя на своей малолетней дочери или подобрать еще какую-нибудь политически выгодную партию? Неужели это тебя остановит?

— Нет, не в том дело! — Стар мотнул головой. — Просто… я никогда не думал о женитьбе.

«Конечно, он думал, — сказал Вии один из ее кузенов, по имени Тендаль. — Он похож в этом на любого ответственного отпрыска благородной фамилии. Конечно, всякий должен взять жену, которая позаботится об имени рода».

«Конечно, он думал, — сказал Вии менестрель. — Но он же романтичный юноша, да и родители жили в счастливом браке… небось до сих пор мечтает найти какую-нибудь прекрасную даму и спасти ее от ужасного плена… клянусь коленями Ормузда, мне такие мальчики нравились!»

«Конечно, он думал, — шепнула Сумасшедшая Хельга. — Как не думать! Представь себе замок, старый, с рвом и крепостным валом… вроде такого, где он жил или даже прямо этот самый. Разве ж таким рыжим женщинам место в подобной глуши?»

— По-моему, вы немного лукавите, милорд Ди Арси, — заметила Вия.

— Просто я не могу жениться на Фильхе, — предельно честно ответил Стар. — Вот на тебе бы — женился!

И вдруг резко замолчал.

«О, это плохо… — сказала внутри Сумасшедшая Хельга. — Жалко, что он понял…»

Стар закрыл и открыл рот. Вия буквально видела, как он хочет найти какие-то слова, обратить все в шутку…

Нет. Не хочет.

Стар побледнел и быстрыми шагами пошел к двери.

— Стой! — сказала Вия.

Он послушно остановился.

— Пожалуйста, не надо переживать из-за этих слов, — сказала она. — Я поняла их правильно. Я знаю, как ты относишься ко мне, Стар. И знай, что ты пользуешься с моей стороны таким же доверием. Я вовсе не буду теперь думать, что ты изнываешь от любви и еле сдерживаешься, чтобы не прикончить Райна и не запеть серенады под моим балконом.

Плечи Стара ощутимо расслабились. Он обернулся.

— Ну, — сказал он, — насчет серенад… не судите поспешно, моя госпожа. Ну не преступление ли с моей стороны, что я до сих пор не посвятил тебе не единой?

* * *

«И значит, остается Шпеервальд, — думал Райн, стоя рядом с магистром Розеном в боковой улочке. Парад императорских частей проходил мимо, сверкая начищенными пиками копий. — Так ли он важен? Таффель и Динстаг уже дадут значительную силу… Ну, при условии, что Таффель выступит. Олаусс, как сказал Стар, согласился на мой план… Завтра в храме Унтер-Вотан объявит о знамении, и старик получит возможность усыновить своего племянника… опасаться нечего…»

Райн знал, что Шпеервальд все-таки понадобится. От этого не отвертеться. Во-первых, вчера они со Старом получили депешу от Хендриксона, где он просил поспешить с разрешением северного вопроса. Во-вторых, если не позаботиться о Шляхте, им может взбрести в голову придти на помощь Малым Королевствам — а зачем нужна лишняя неразбериха? В-третьих, Ванесса видела сон. Собственно, из-за этого сна Райн сейчас и стоял тут, предложение Розена «прогуляться» было вторичным.

— Маэстро Гаев? — услышал Райн за спиной.

Он обернулся.

В тихом переулке, где едва хватало места этой процессии, стоял бледный молодой человек в костюме богатого купца — собственно, тот самый Шпеервальд, о котором думал Райн.

— Чем могу служить вам… господин? — спросил Райн.

— На игиле, пожалуйста, — проговорил Эрнест Ганнер на этом языке: он говорил бегло, хоть и с довольно сильным акцентом. — Не хотелось бы, чтобы наш разговор услышали.

— Как пожелаете, — Райн поклонился. — Разрешите представить вам моего спутника: магистр Розен, мой коллега. Он понимает игиль.

— Рад служить, — сказал Розен. — Если… эээ… господин не возражает, я пока пройдусь…

— Я думаю, это нам с магистром Гаевым лучше пройтись, — проговорил Шпеервальд, подходя к Райну вплотную. Стража окружила их полукольцом. — Не откажете?

— Конечно, нет, — Райн улыбнулся. — Буду рад.

Прогулка оказалась недалекой и привела их на берег реки, забранной камнем. Парад остался далеко позади. Стража тоже приотстала: стояли неподалеку, потея под жарким солнцем — наверное, последний такой теплый день осенью. Здесь яркое солнце бросало блики только с начищенных тазов двух прачек, что стирали белье чуть выше по течению и переговаривались низкими, далеко слышимыми над водой голосами.

— Итак, — сказал Эрнест. — Я все ждал, пока вы, маэстро, или ваш патрон свяжетесь со мной… но ничего подобного не происходило, хотя, кажется, вы не обделили вниманием ни одного из моих коллег.

— За исключением Унтрехта, — мягко поправил Райн.

— О да. Старина Унтрехт. Впрочем, со мной связался человек Таффеля… — Шпеервальд задумчиво смотрел на воду. Райн подумал, что задумчивость этого человека сродни маске. На самом деле он, конечно, эмоционален — и изо всех сил старается это скрыть.

— Вот что, магистр Гаев. Не буду ходить вокруг да около. Я — за войну, — он сделал паузу.

— Этого следовало ожидать, мой господин.

— Я настолько за войну, что готов был бы напасть на Саммерсон хоть завтра… если бы был уверен, что боги не вмешаются.

«Сейчас он потребует доказательств, как Бартонби», — решил Райн. Почему-то он вдруг почувствовал усталость. Один и тот же разговор, пусть и в разных вариациях, им со Старом приходилось здесь повторять по несколько раз. Этот город ловит их в свой лабиринт.

— И я это сделаю, — жестко продолжил Шпеервальд.

Райн вскинул на него взгляд.

— Да, господин магистр, — улыбнулся граф уголком рта. — Я чувствую, как колесо истории готово повернуться под нашими руками. Наконец-то настал день, когда мы действительно можем забрать земли, чужие лишь в силу исторической случайности.

— Исторической случайности? — переспросил Райн.

— То, что Малые Королевства попали под покровительство Фрейи, а не Одина и его сына Тора — лишь случайность, не более того. До этого древнее королевство Роган объединяло их все… вы, должно быть, не знали про это?

— Читал давным-давно… конечно, я не обладаю вашими познаниями, — Райн на всякий случай еще раз поклонился.

— Книги… многому могут научить, — пробормотал Шпеервальд.

«Сумасшедший историк, — подумал астролог. — Так вот кто он такой!»

Чем дальше, тем больше он убеждался: в большинстве случаев люди сами заведут себя туда, куда ты хочешь. Нужно лишь наблюдать за ними.

— Как только герцог Хендриксон вторгнется в Эмираты или в Малые Королевства с полудня… — проговорил Шпеервальд, — я выступлю тоже. Можете положиться на мое слово.

«Вот как, — подумал Райн. — И все-таки на слово, данное с глазу на глаз, да еще так просто, я не могу положиться. Договор с эрцгерцогиней, несговорчивость Бартонби — они как-то вернее».

— Взамен я хочу кое-что…

— Да, мой господин?

— Чем Унтер-Вотан обязан вам?

— То есть?

— Не уходите от ответа. Я заметил, что Унтер-Вотан переменил политику после разговора с вами с глазу на глаз… мои люди донесли.

— Магистр Розен — ваш? — спросил Райн.

— Скажем так: иногда я оплачиваю его услуги, — кивнул Шпеервальд. — Но я в том числе и переписываюсь с некоторыми другими членами Гильдии Магистров. Звезды очень помогают ориентироваться в непрочном сегодняшнем мире.

«Интересно, — подумал Райн, — входит ли Галлиани в число его корреспондентов? И что именно посоветовал Шпеервальду старый астролог?»

— Возвращаясь к Унтер-Вотану: вероятно, донесли не только мне — многие гадают теперь, что вы ему предложили. Большинство сходится в распространении культа Одина на новых землях… ни для кого не секрет, что у Богов особое отношение к Хендриксону. Но мне кажется, дело в ином. В чем же?

— Зачем вам это знать? — спросил Райн.

— Мне нужно понять, как широки границы вашего влияния на Унтер-Вотана.

— Чтобы я попросил его посодействовать… изменению вашего титула? — спросил Райн. — Боюсь, не настолько широки.

— Что ж… — начал Шпеервальд.

— Но ваш титул может изменить Хендриксон, — проговорил Райн. — Что насчет… королевского?

— Королевского? — переспросил Шпеервальд. — Разве сам Хендриксон…

— Светлейший Герцог мыслит иными категориями, — перебил Райн. — Он с удовольствием примет под свое крыло несколько… скажем, великих князей. Этот титул выше герцогского, равен королевскому. И при этом вам ничто не помешает оставаться графом в Священной Империи.

— Великий князь… — Шпеервальд покатал слово на языке. — Что ж… Это, кажется, титул из Земли Главных Богов?

— Не совсем, — покачал головой Райн. — Этот титул когда-то носил глава Великой Шляхты, пока пятьсот лет назад их не стали прозывать королями. Ваша Светлость… разве наносить удар по Саммерсону так уж удобно? Насколько я помню, участок границы там не так уж велик. Опять же, интересы Хендриксона не распространяются на Шляхту.

— Вот как? — Эрнст Ганнер хмыкнул. — Кажется, я понимаю, почему вы не подошли ко мне раньше.

— Это было бы преждевременно, пока я не знал позиций остальных герцогов, — кивнул Райн.

— Но все же… — граф внимательно смотрел на Райна, будто пытался увидеть малейшие признаки лжи. — Ведь Ра…

— Боги не будут вмешиваться, — перебил Райн. — А шпионы герцога доносят, что Шляхта сейчас в хаосе. Старый король умер, — «король, который приказал казнить моего отца», — новый еще в пеленках. Окраины ропщут от налогов, столица голодает. Время удобно как никогда.

— Кажется, это ваша родина…

— Да, — кивнул Райн. — Моя родина.

— Вы страшный человек, маэстро.

— Осмелюсь возразить, милорд. Всего лишь дальновидный.

Они со Шпеервальдом проговорили еще долго и условились встретиться снова — на сей раз в расширенном составе. Райн чувствовал себя полным подонком.

Часть IV. Истинные имена

Лес на исходе осени, готовой просыпаться морозом, стоял почти опавший, почти звенящий. Так всегда бывает: еще вчера деревья топорщились ворохом будущей лесной подстилки, и вот уже на следующий день вся эта хрустящая масса заняла надлежащее ей место.

Раскопки в болотистой местности лучше проводить тогда, когда землю уже подморозило, но не сковало холодом окончательно. До сих пор погода им благоприятствовала.

Стар предпочел бы остаться в Ингерманштадте. Там задержался Ральф — он парень ничего, соображает, сделает все, что надо. Однако Стару было бы спокойнее, если бы он сам проследил за подготовкой войск к походу. Райн утверждал, что холода задержаться в этом году ровно настолько, чтобы войска эрцгерцогини успели взять одну-две приграничные крепости: например, Эльзбург и… и что там еще? Такая, на карте на примерном пригорочке была на карте, на «К»…

Еще охотнее он вернулся бы в Радужные княжества — если удастся такое же ошеломительно быстрое путешествие через зачарованный лес — и возглавил бы подготовку армии к зиме.

Но, если верить Райну, поход за Рысьим воинством — это необходимый этап Великого Плана. А завоевание Княжеств — этап, следующий по номеру. Если же не верить Райну, то все вообще теряет смысл.

Так что Райн послушно ехал на Ястребе бок о бок с Райном и графом Стадтведером, новым наследником герцога Олаусского.

— Я, честно говоря, не думал поначалу, что ваш план с церковью сработает, — очень серьезно сказал оный племянничек. Звали его Герберт, был он хорош собой и прекрасно держался в седле. — Чем вы воздействовали на этого святошу? Я имею в виду, как вы заставили его…

Они были в пути уже третьи сутки, а это располагает к известной откровенности. Тем более, что Райн, конечно, как всегда пустил в ход свое неявное обаяние, заставляющее малознакомых мужчин доверять ему, а в женщинах пробуждающее чувства, более или менее близкие к материнским.

— Да я, собственно, не заставлял, — пожал плечами астролог. — Понимаете, Герберт, если уж он начал про рога, то и про копыта добавить придется, — Стар не слышал раньше этой поговорки на арейском, но запомнил. — Сделав один шаг мне в помощь, он уже не мог отказаться от всего остального.

— Какой шаг вам в помощь? — Герберт нахмурил соболиные брови. Нет, ну красавец все-таки!

— Он оставил меня в живых, — улыбнулся Райн. — Хотел сначала отравить, думал, что наш визит подорвет власть императора. Потом изменил свое мнение.

Герберт улыбнулся.

— Боги меня хранят, — добавил Райн. — Как и Светлейшего герцога.

Ястреб ушел вперед — надоело бедолаге идти шагом — но все же голоса свежеиспеченного герцогского наследника и астролога продолжали долетать до Стара в пронизанной близким дождем хмари осеннего леса. Гулко, далеко, но слышно все.

— …Вы очень ловко обошлись с остальными герцогами. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, как все они стали есть у вас и вашего… Ди Арси прямо из рук.

— Ну, есть из рук — это некоторое преувеличение. И немного странно называть господина Ди Арси — моим. Скорее уж я — «его». Он руководитель посольства, я лишь что-то вроде советника.

— Да, конечно, — серьезно кивнул Герберт. — Когда слепого музыканта ведет по дороге пес, кто главней — пес или музыкант?.. Но простите меня, сравнение неудачно: пес не обладает свободой воли.

Стар усмехнулся про себя. Интересно, Герберт считает, что он уехал так далеко, что не слышит, или проверяет реакцию? Если последнее, тогда в чем дело? Они не нравятся мальчику? Да нет, вроде бы, ничего такого раньше не проявлялось. Или Стадтветер изо всех сил хочет подраться?

Если и так, то, признаться, делает это немного топорно…

— Да, сравнение, в самом деле, неудачно, — довольно сухо заметил Райн.

— Прошу прощения еще раз, случайно соскользнуло с языка.

— Извинения приняты, — кивнул Райн.

«Нет, — подумал Стар, — скорее, действительно, прощупывает почву. — И просто не подумал, что я хорошо слышу. Привык к старому дядюшке? А может быть, сам глуховат?»

Стар еще очень недолго вел дипломатическую деятельность, но уже насмотрелся на то, какие глупые ошибки иногда совершают люди по самым глупым причинам.

— Но, признаться, — продолжал Герберт, — вся эта затея меня немного настораживает. Восхищает — и настораживает. Поднять из болота Рысье Воинство, захороненное множество столетий назад?.. Все это напоминает не то легенду, не то, уж простите, детскую сказку. А вы, магистр, кажетесь человеком здравомыслящим.

— А чем же вы тогда назовете саламандр и единорогов, как не детской сказкой? — с любопытством спросил Райн. — Между тем, и те и другие превосходно себя чувствуют в Радужных Княжествах. Отчего бы не попробовать справиться с одной легендой другой?

— Они там и правда есть? У нас считается, что это пустые слухи…

— Новости разносят жонглеры, а среди них об этом говорить не принято. Боги карают. Никому не приятны напоминания о своих ошибках… Но тише. Мне кажется, я слышу шум реки.

Радаган — речка относительно неширокая. На этом участке границы она несла свою воду по лесному коридору меж тонконогих унылых осин. Здесь, на полуночи, вся растительность худосочная.

Узкая лесная дорога делала плавный крюк, обегала обрыв и спускалась прямо к броду, который обозначала посеревшая от времени грубая веревка, натянутая над водой. Стар какое-то время стоял на берегу в гордом одиночестве, глядя, как крутятся в течении мелкие желтые и коричневые круглые березовые листья. Было холодно, и лес с той стороны ничем не отличался от леса с этой.

Потом Райн и Герберт подъехали к нему. Животные переступали с ноги на ногу, оставляя во влажной глине глубокие следы.

— Течением сильно сносит, — пояснил Герберт. — Конными переходить не стоит, лошади могут испугаться. Сказать по совести, весь лес на той стороне… нехороший. У нас туда только подростки ездят, проверят храбрость.

— Вы в том числе? — посмотрел на него Райн с интересом.

— Дважды, — ответил Герберт. — Очень нехороший лес. Звери, правда, непуганые. Зато лошади шарахаются.

— Шаманская магия?

— Может быть, и шаманская. Но мне кажется, это запах гулей. Здесь неподалеку где-то в скалах одно из их племен засело. На наш берег Радагана они не ходят, слава Одину. А вот на том…

Вия подъехала к ним, остановила своего черного зверя вплотную к смирному райновскому Быстрому (как рассказали конюхи, имя это была дано жеребенку чтобы немного выправить его тихий нрав). Гнедой попятился.

— Охотники прислали гонца, — сказала Вия. — Скоро возвращаются. Будет свежее мясо.

— Хорошо, — кивнул Герберт. — Спасибо, леди, что принесли это известие.

— Не за что, ваша светлость.

— Моя госпожа, вы не знаете, не была ли река раньше шире? — с любопытством обратился к Вии Стар.

— Как будто нет, — Вия мотнула головой.

— Так с чем же связано то, что она стала естественной границей? Ведь в здешних краях есть реки и побольше.

Герберт оглянулся с любопытством: его объяснение тоже интересовало.

— Как мне рассказывали… учителя, — проговорила Вия безразличным тоном, — когда-то все пространство на том берегу занимали льды. Давным-давно. И Радаган был первой рекой из всех к югу, которая не замерзала зимой. Из-за течения. За ней начинались земли, пригодные для жилья. А та сторона считалась миром мертвых. Вон на том пригорке когда-то хоронили, а здесь, где мы сейчас стоим, брали воду для омовения новорожденных.

Все посмотрели на пригорок (был он совсем близко и ничуть не выглядел зловеще). Герберт, видно, сделал какое-то нервное движение, потому что конь его всхрапнул и попятился.

— А отчего же тут переправа… и спокойно все так? — впервые в голосе герцогского наследника прозвучали почти детские нотки.

— Я же говорю, это было очень давно, ваша светлость, еще до Богов. Даже из зарадаганских племен не помнит никто.

Кто-то из людей Герберта окликнул его; юноша отправился отдать распоряжения по подготовке к переправе, а Райн спросил жену:

— Скажи, разве до Богов был ледник?.. Я находился под впечатлением, что климат как раз был теплее, пока не ушли Старые Боги. Они же были огненные, разогревали землю.

— Ну да, — Вия дернула плечом и внезапно улыбнулась. — Я на самом деле только что все придумала. Даже шаманы не знали, отчего граница проходит по Радагану. Наверное, так устроилось слишком давно.

Стар улыбнулся, но подумал, что чувство юмора у Вии очаровательно. Хотя по большей части кажется, что она его вовсе лишена.

* * *

Караулы состояли из людей Ди Арси и Стадтведера вперемешку. Последним Стар не то чтобы не доверял, но доверять никому нельзя вообще в таких делах. Герберт, верно, думал так же. Караулы двух партий исправно дублировали друг друга, и оба военачальника исправно проверяли их по вечерам.

Вскоре выяснилось, что мера отнюдь не напрасна.

Первая ночь после переправы через Радаган выдалась неспокойной. Где-то незадолго до полуночи Вия вышла из шатра, где они расположились вчетвером (на одной половине Вия с Ванессой, на другой — Райн со Старом, но и Райн и Стар оба часть ночи несли вахту) и, придерживая у горла серый шерстяной плащ, окаймленный вышивкой в виде рябиновых листов, подошла к Стару.

— Мой господин, — сказала она, потому что их могли слышать. — Мне кажется, что в лесу кто-то есть.

Все было тихо и спокойно, но Стар тут же приказал своим людям удвоить внимание. Герберт, посмотрев на него, сделал то же самое.

Из леса никто не вышел. Стар не вглядывался в темноту за кругом света, зная, что это дело почти зряшное; он на всякий случай обходил сдвоенные посты (Герберт двигался по кругу ему навстречу), как вдруг услышал из центра лагеря сдавленный возглас.

Возглас принадлежал Райну, и Стар сам не понял, как оказался около того самого шатра с обнаженным мечом — успел раньше всех. Впрочем, спешить было особенно некуда: астролог, имевший такой вид, будто он еще и не ложился, церемонно раскланивался с очаровательнейшей незнакомкой.

В круге света от костра было видно, что это молодая темнокожая девушка среднего роста с толстой черной косой, скрытой по северной моде под сеткой. Одета она была в шелковое блио странного кроя, мало подходящее для лесных прогулок. Плаща не носила, даже самого легкого, но и замерзшей не выглядела.

Да нет, не просто темная у нее кожа — темно-красная, такого же цвета, как у Вии.

— Наконец-то я вас нашла! А то пришлось так долго бродить по лесу, что я даже сбила туфли… Вы здесь главный? — она обращалась к Райну, и говорила при этом на лагарте — явно родном для нее языке. Во всяком случае, для Стара ее акцент был еще менее заметен, чем Райнов, а астролог знал это наречие очень хорошо.

— Меня зовут Райн Гаев, магистр Великого Искусства, к вашим услугам, миледи, — коротко произнес астролог. — Начальником же этого лагеря по сути, если не по форме, можете считать вот этих господ, которые сейчас спешат сюда с оружием наперевес. Очень рад вам представить моего господина и друга, храброго рыцаря милорда Ди Арси — и доблестного маркиза Герберта Стадтведера, будущего герцога Олаусского.

Герберт, уже подоспевший к ним — что характерно, действительно, с мечом наперевес — поклонился. Стар не мог бы поклясться в этом наверняка, но ему показалось, что юноша покраснел. Еще бы — такая красотка!

— Осмелюсь ли я узнать, что привело вас сюда? — витиевато продолжал Райн, покуда Стар и Герберт стояли, пораженные красотою девушки.

Она ничуть не походила на Вию; во всяком случае, не чертами. В лице ее светилось столько неземной грации, столько обаяния, что все прочие женщины перед нею представали грубыми слепками, подделками под настоящее. Как дикие гули, которых Стару случалось видеть — а было пару раз — были страшилищами, животными, так эта казалась богиней. Нет, лучше богинь, много лучше! Без высокомерия, без божественной отстраненности…

Стар на всякий случай сжал ладонь на рукояти меча, ибо мысль о богах сразу вызвала у него в памяти события десятилетней давности. Ну его. Богам богово, человеку — человеково.

И в любом случае, от этакой куколки нечеловеческого происхождения, в легком блио расхаживающей ночью в лесу поздней осенью, ничего хорошего не жди.

Он поморгал, словно зашел с яркого света, и попытался вспомнить, о чем говорил Райн… Ну да, конечно, интересовался, каким ветром это чудное видение сюда занесло.

— Я пришла сюда повидаться с моей сестрой, — ответила красавица с самой любезной интонацией. — Как только я узнала, что она здесь, я не могла ждать! Велела моему отряду ждать, а сама отправилась сюда.

При этих словах у Стара похолодели ладони, и он едва не выругался вслух. Захотелось бросить все и бежать удваивать посты, но он принудил себя стоять на месте. Раз уж эта красотка возникла здесь так играючи, дергаться бесполезно. Одна надежда: она в самом деле хочет только поговорить.

— Вашему отряду? — переспросил Райн.

— Ну да, — кивнула она. — Каждую женщину должен сопровождать отряд мужчин. Разве у вас, людей, не так? Вы же сопровождаете мою сестру?

— Осмелюсь уточнить, моя госпожа, — почти медоточиво (во всяком случае, Стар подумал так) произнес астролог, — выходит, что сейчас где-то вокруг лагеря ожидает отряд гулей?

— О да, — кивнула девушка. — Но вы не бойтесь, они не нападут.

Стар сжал зубы.

— То есть я не подразумевала, что вы не слишком храбры, — тут же поправилась девушка-гуль. — Простите меня: человеческий этикет так сложен! Но они действительно не нападут.

— Быть может, вы устали с дороги? — предположил Райн. — Мы можем предложить вам горячую пищу и вино…

— Я хочу увидеть свою сестру, — перебила его девушка. — Отчего вы ее прячете?

— Они меня не прячут, — Вия, уже полностью одетая, даже в теплом капоре, вышла из шатра. — Мне просто нужно было немного времени. Я очень рада увидеть одну из моих… сестер.

Вия смотрела на мужчин таким взглядом, какого Стар давно у нее не видел. Здесь было и спокойствие, было и обреченность. С запозданием Ди Арси вспомнил, что как-то ведь Райн говорил ему — гули могут выйти с ними на контакт. И, если понадобится, он использует и гулей тоже. А почему нет, в самом-то деле? Вия, должно быть, тоже слышала об этом. А раз слышала, то обдумывала чаще и глубже, чем Стар. Ее родичи, как же иначе?

— Я бы хотела поговорить наедине, — спросила Вия. — Мои лорды, — она обращалась теперь ко всем мужчинам сразу, — полагаю, не будет опасности, если я приглашу мою родственницу в наш шатер для разговора? Вы ведь будете рядом.

Стар и Герберт переглянулись. Они думали об одном и том же. Ормузд знает, сколько гулей засело в темноте вокруг. И в то же время Райн — он ведь на что-то такое и рассчитывал, вероятно?

Ну и кроме того, шатер в центре охраняемого лагеря.

Стар посмотрел на астролога.

Тот как будто прикрыл глаза на секунду.

— Полагаю, просьбу дамы можно уважить, — решительно проговорил Стар, глядя на Герберта.

Тот картинно вложил меч в ножны.

— Воля дамы — закон, — кивнул молодой человек.

— Ох, спасибо! — девушка-гуль сделала реверанс. — Благородные господа, я ведь не представилась! Меня зовут Анне.

— Примите и мою благодарность, — Вия кивнула и увела гостью в шатер.

Стар сжал зубы. Горели факелы, в темноте, за палатками, таились гули… Прекрасная гостья, соткавшаяся из темноты и шороха осенних листьев — сюжет для песни, да как бы песня не обернулась старинной балладой ужасов! Поездка за мертвой легендой заставила их столкнуться с легендой живой и вполне себе враждебной… остается только надеяться, что астролог знает лучше.

— Может быть, сразу ее убить? — спросил Герберт у Стара. Говорил он тихо, но, кажется, опять недостаточно — в шатре могли слышать. Да что, мальчик и в самом деле глуховат?.. — Она может… она такая же сильная, как… самцы?

— Кто ее знает, — ответил Ди Арси сквозь зубы, нарочито понизив голос. — Впервые вижу гульскую женщину. Если она правда пришла сюда не одна — а покажите мне того, кто пойдет по лесу в шелковом платьице и умудрится не порвать его о ветку — то стоит хоть волосу с ее головы упасть, и на нас тут же… выскочат.

— Интересно, сколько их? — раздумчиво вопросил Герберт в воздух.

Райн пожал плечами.

— Сколько бы ни было, — сказал он достаточно громко, чтобы точно услышали в палатке, — мы просто не могли отказать в желании леди, проделавшей такой долгий путь.

* * *

Анне совсем не походила на представление Вии о женщинах-гулях. Раньше она вообще не думала, что они бывают; после разговора с Ядвигой стала представлять их похожими на себя: невысокими, мрачными, молчаливыми, подавленными весом древнего проклятья.

Анне же была высокой, ладно сложенной, полногрудой (некоторые личности Вии при виде нее думали неизменно об альковах и стогах сена), улыбчивой и говорливой. Если не сказать болтушкой. Вдобавок, у нее были ужасно ловкие пальцы. За разговором она нанизывала на струны разноцветные бусины, которые достала из поясного кошеля, пояснив, что не умеет сидеть без дела.

— Разговор без дела — это позор, — пояснила она. — Закон такой. Вообще, законы у нас очень строгие. Когда живешь маленькой компанией, иначе нельзя.

Рассказывала она очень буднично, и сидела на мягкой подушке в виной палатке, поджав ноги (широкая юбка это позволяла) тоже очень буднично.

— А сколько вас всего? — спросила Вия.

Ей было очень не по себе. Почему-то очень хотелось, чтобы при их беседе присутствовали Райн и Стар. Но, в общем, и без того тут было много народу. Она, Фьелле… и еще восемь личностей. И ее гостья, Анне… а у той сколько личностей — не понять.

— Ну, вот знаешь, всего в истинном народе сейчас четыре племени. Но одно совсем далеко, где-то чуть ли не в самой Драконьей стране. Про них мы ничего не знаем, и ходят слухи, что даже мужчины там разумны. Не видела, врать не буду. Остальных — еще три. С ними мы иногда поддерживаем контакты, обмениваемся отрядами. Я сама со своим отрядом была переведена из Кривого Зуба в отрочестве, а так, конечно, живу в Черном Лесу.

— С отрядом?

— Ну да, за каждой из нас закреплен ее отряд. Самцы. От трех до пяти десятков, у кого как. Они нам служат.

— Вы их самцами зовете? — Вия вспомнила, как Анне говорила «наши мужчины».

— Угу. Среди своих. При чужих — даже если женщина из соседнего племени — нужно говорить «мужчины». Или на обряде. Но какие они на самом деле мужчины! Делают все, что мы прикажем. Только могут немного. Достать что-нибудь — пожалуйста. А вот белье постирать… — и Анне весело засмеялась. — Еще бы: с такими-то лапами!

— И где сейчас твой… отряд?

— В лесу остались, я же сказала… Да, в общем, — Анне погрустнела, — с ними иногда скучно. Я так тебе завидую! Живешь с настоящими мужчинами! Даже… — Анне слегка покраснела. — Вышла замуж за одного из них… Счастье, наверное, да?

— Вероятно, — Вия сдержанно пожала плечами. — Меня ведь иначе воспитали, чем вас. Для меня нормально, что женщина выходит замуж. Или замуж, или в монастырь Изиды, или в приживалы при родичах. По-другому не бывает. Если в детстве продали в храм, еще можно стать жрицей.

— Да, — кивнула Анне. — Я помню. Смутно. У нас ведь память матерей. И личность их… отчасти. Я тебя хотела спросить… как тебе удалось выжить?

— Случайно, наверное. Очень трудно было. В детстве хотели убить, но меня спасла тетка, сестра матери. А потом просто повезло: я попала к шаманам. Они…

— Нет, я не о том, — перебила Анне. — То есть, извини, это все очень интересно, но, в общем, мы когда узнали, что одна из нас у людей живет, что-то такое и думали. Мне другое покоя не дает: как ты с ума не сошла?

— Прости?

— Ну как же! Мы же теряем разум, когда удаляемся от самцов. У нас ведь разума нет изначально, — Анне улыбнулась. — Мы с рождения то ли убийцы, то ли самоубийцы: ведь чужая личность нашей становится, нет у нас ничего иного… Ну вот как отходим от своих, так сразу и падаем — куда-то глубоко. А ты ничего, на плаву держишься. В чем дело? И как… из прошлой жизни воспоминания… не тревожат?

— Которой из? — спросила Вия. — У меня их восемь.

— Ой! — Анне выронила плетение из рук и прижала ладони к щекам — совсем простецким жестом. — Ой бедняжечка!

Тут Вии стало даже немного смешно.

— Вот наверное поэтому с ума и не сходишь, — подвела черту Анне. — У тебя их слишком много, они друг друга уравновешивают. Хотя я бы спросила Хильду, она ужасно умная… Или Бергдис. А может быть, нужно спросить древних богов? Они иногда отвечают…

— Постой, — перебила ее Вия, — давай, может быть, со мной разберемся позже? А то там мои мужчины, как ты говоришь, мерзнут на улице. Расскажи мне, зачем ты пришла сюда.

— А я еще нет? — Анне посмотрела на Вию честными глазами. Жонглер внутри у шаманки буркнул: «Притворяется, стерва». И старый шаман тоже сказал: «Гляди в оба, девочка». — А! — просияла Анне. Выражение лица у нее при этом было совсем ненаигранное. — Тут нам всем стало являться в снах Рысье Воинство и говорить, что придет его госпожа. Ну и просить выпустить. Вот я и хотела спросить: госпожа их — это не ты случайно?

* * *

Сырая, уже промороженная сверху первыми холодами земля очень неохотно отдавала лежалых мертвецов. Если бы не даровая тягловая сила, которую пригнала Анне, ничего бы, наверное, не вышло.

С гулями сработались отлично. Они оказались совсем не свирепыми, даже добродушными. Не тупей иных работяг на деревенских стройках. Ратники Стара с ними сговорились вмиг. Начали обмениваться всяким пойлом — гули, оказывается, тоже гнали какой-то самогон. Даже приловчились общаться жестами. Поглядев на один такой разговор, Вия сначала подумала, что они обсуждают женщин. Нет, как потом выяснилось, ездовых лошадей и достоинства прямых и изогнутых сабель.

— Ой, ну вот можно подумать, — сказала Анне как-то, сморщив носик, — уж чем-то они отличаются: есть у них мозги в голове или нет!

— А разве женщины чем-то отличаются от безмозглых самок животных? — это толкнулся под руку менестрель; Вия сама не заметила, как кинула на Анне ироничный взгляд из-под приподнятой брови. — Так же будут прихорашиваться и заботиться о птенцах. Срам какой. Смотреть противно.

— О чем ты? — нахмурилась Анне. — Я разве что-то сказала?.. А все-таки ты мотай на ус, сестра: мы, женщины-гули, мудро живем. Может, и ты когда-нибудь захочешь так. Когда устанешь от своих мужчин.

Тут Анне бросила многозначительный взгляд на Стара Ди Арси, который поодаль о чем-то разговаривал с Дюкером, старшиной отряда. Наверное, обсуждал, хватит ли фуража: в промокшем осеннем лесу, где сплошные осины да ели, пополнить его оказалось не так-то просто. Грибов на весь табун не насобираешь.

Что имела в виду Анне, то ли просто всех мужчин в целом, то ли конкретно непростые отношения Стара и Райна, осталось для Вии загадкой. По мнению шаманки, в голове у Анне все скакало, словно стая саранчи. Как будто не было у Анне человеческой памяти. Вии казалось, их гостья так и не поняла до конца, что значит, например, их с Райном брак. Она все время так говорила о нем, будто он был Вие собратом-шаманом, чуть ли не конкурентом к тому же. А Стара, с другой стороны, считала как бы не мужем…

Впрочем, Анне им помогла. Не только точно указала то место, где пятьсот лет назад было болото, схоронившее Рысье Воинство, но и тягловую силу выделила.

Вия спросила Анне: «Это ваши старшие женщины распорядились нам помогать?»

Анне только плечами пожала. «Стала бы я их спрашивать! Нет, кое-кто был бы не против… А кое-кто точно изорался бы весь… Ну и ладно. Вернусь с победой, там и посмотрим».

Что за победа, она так и отказалась пояснить. Вии только казалось — и «ее мужчины» с нею согласились — что среди женщин-гулей имелись разные партии. Что партии эти по-разному смотрели на завоевания Хендриксона, про которые то ли в воде посмотрели, то ли просто услышали слухи.

Стар вообще отказывался считать Анне союзницей. Звал в союзники Райна — что, мол, твои звезды говорят? Райн отмалчивался, только задумчиво улыбался. Вии, самой глубокой, самой юной и нежной ее сущности, становилось страшно от такой его улыбки: Она-то знала, что звезды для астролога молчали.

Тогда-то она и сказала, что просит поверить Анне. Что считает — надо рискнуть.

Свою роль в этом сыграли и сны Ванессы, которая продолжала утверждать, будто видит Рысье воинство похороненным где-то здесь. Они и в указании места с Анне сошлись.

Одно было неприятно: думать, что где-то не так далеко отсюда, может быть, в скалах, может быть, в неведомой лесной чащобе, стоит город гульских женщин. И что они оттуда молча следят за ними и строят разные козни. Может быть, их мысли, так же как у Анне, тоже скачут стаями вспугнутой саранчи.

И вот уже на второй день из грязи начали постепенно показываться бесформенные грязные обломки, которые становились кусками доспехов. Тут даже воины и гули притихли: они побаивались призраков. Смолкли шутки и грубые попытки помериться, чем в голову взбредет: теперь в осеннем лесу раздавался только тоненький голосок Ванессы, которая с совершенно естественным оживлением, держа Вию за руку, продолжала говорить:

— А вот этот топор… им знаешь, мам, как надо бить? Берешь его в две руки — и замахиваешься, и вот так… А потом дядька, который вот этот панцирь носил, он так здорово умел: сначала подножку подставит, а потом так и еще вот так…

Послушав такие разговоры пару раз, Стар и Райн подошли к Вии не сговариваясь, с разных сторон.

— Знаешь что, свет души моей, попроси своего замечательного ребенка помолчать, — сразу сказал Ди Арси. — А то, чего доброго, мои молодцы сочтут ее ведьмой. Нам всем не поздоровится.

— Действительно, Вия, не могла бы ты немного успокоить Несс? — кивнул Райн. — Пусть не говорит всякого прежде времени. Тени тут очень плотные. Ты разве и сама не чувствуешь? Разбудит — не успеешь оглянуться.

Вия чувствовала это смутно: гехерте-геест так и не вернулся к ней, а без него глаза ее были слепы на тропах духов. Теперь она хорошо понимала, как трудно было Райну признаться, что силы прозрения покинули его. Сама она так и не решилась сказать о своей потере. Зато Вия чувствовала другое, и удивлялась, что Райн этого не знает: покуда на шее у Ванессы было ожерелье с синими камнями, бояться духов ей не следовало.

Однако доводам Стара Вия вняла и строго-настрого запретила Ванессе высказывать вслух свои наблюдения: «Мертвые люди обижаются, что ты про них так бесцеремонно. Благородные дамы и кавалеры так не поступают».

Вскоре после этого разговора у Райна был приступ. Ночью. Утром и днем он лежал неподвижный, бледный и глухой ко всему. Ванесса отказалась даже приближаться к Вии, когда она сидела у постели мужа — и вот почему, Вия решительно не могла понять. Ни своим чутьем, ни внутренним взором она не могла рассмотреть над Райном решительно никаких теней во время его приступа. Райн не уходил тропами духов, но никто и не приходил к нему. И в своем теле он тоже отсутствовал. Вия не знала, где он пребывал.

Где-то к полудню сон астролога стал обычным, просто очень глубоким — и Вия рискнула выйти из шатра, подышать воздухом. Она знала, что теперь Райн проспит как минимум до вечера, а то и до завтрашнего утра. Приступы становились все продолжительнее и повторялись чаще. Правда, переносил их Райн, как ни странно, легче: чувствовал их приближение загодя, не мучился головной болью после. И он не боялся. Вии было страшно, а ему нет.

Снаружи выдался на удивление ясный день — небо над осинами и елями сияло чистотой и синевой. Ни дать ни взять, специально умылось. В воздухе чувствовался мороз, но до сих пор еще оставался намек на летнее тепло — приворотная осенняя смесь, от которой нет противоядия.

Вия огляделась — и неподалеку, на песчаной косе, где росли высокие стройные сосны, увидела знакомую фигуру. Стар бродил там, между стволами, в виду лагеря, и даже издали Вия почувствовала, что ее отважному рыцарю грустно.

Чуть подобрав юбку, она направилась туда — не прямо, а так, чуть наискось, будто гуляет. Ее маневр увенчался успехом: довольно скоро они встретились.

— Как ваш супруг, моя леди? — тихо спросил Стар, и Вия поняла: да, грустен, и она даже знает причину этой грусти.

— Спит, — ответила Вия. — А как вы, мой лорд?

— Сам не знаю, — довольно резко ответил Стар. — Ты заметила, что эти его приступы теперь гораздо чаще?

— Заметила. Мне даже кажется… — она замолчала.

— Да, — мрачно кивнул Стар. — Он им чуть ли не радуется. Как будто сам их вызывает. Чтоб я знал, как… Они ведь связаны с Драконьим Солнцем, Ормузд их подери. Нам оно нужно, нужна эта сила, но… — Стар замялся.

— Ты боишься, что он умрет, оттого, что Солнце прорастает через него? — спросила Вия.

— Я? Будь я проклят, если боюсь! Когда этот идиот окочурится, я вздохну… — Стар осекся. — Мои извинения, моя леди.

Вия усмехнулась совсем по-мужски — это странновато смотрелось на ее лице.

— Ничего, я поняла, что ты хотел сказать. А почему ты у него сам не спросишь?

— А почему ты не спросишь? — обратился к ней Стар. — Он ведь тебе муж.

«Потому что я знаю… во всяком случае, знаю больше, чем ты».

— Потому что я знать не хочу, — коротко сказала Вия. — Я понимаю, что отговорить его не удастся. Но он мой муж. В отличие от большинства современных дам я сама его выбрала. И я буду помогать ему во всем, что он делает.

— Ты разве не хочешь понять, как спасти его?

— Я не хочу, чтобы он умер, — ответила на это Вия. — Но и он этого не хочет. Он просто смирился со своей смертью заранее, считает, что это как заплатить цену.

— И он смирился с тем, что придется оставить тебя? Или Ванессу? Я не понимаю его.

— Я с самого начала знала, что он собирается умереть, — пожала плечами Вия. — Может быть, собирайся он жить долго, и не предложил бы мне брак…

Она встретила взгляд Стара и добавила:

— Ты прав. Я не собираюсь с этим мириться.

— Я не позволю ему сбежать! — тихо и яростно произнес Ди Арси. — Слышишь, бесценная моя леди? Я не позволю этому чертовому, неблагодарному ублюдку погибнуть — все равно, через два года или через десять лет! Я заставлю его прожить самую обыкновенную жизнь, и умереть дряхлым стариком, чтобы он проклинал мое решение и собственную немощь — слышишь, Вия.?.. Я много размышлял последнее время. Тут поблизости должны быть твои шаманы… ты можешь устроить мне свидание с ними? Они ближе всех к Древним Богам, они должны разбираться в их путях. Если ты сама не знаешь о том, как сковать духов, так может, они…

— Стар… — проговорила Вия. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев его запястья.

…Все в осеннем лесу исчезло. Не было больше палаток, не доносилось шума работы из раскопов. Синее небо засверкало так, что стало больно глазам, а сухой сосновый бор в мгновение ока стал огромным зеркальным озером, из которого лишь торчали молитвенно воздетые к небу ветви. На одной такой ветви они и стояли, балансируя неведомо как.

Стар — и богиня.

У богини были синие глаза, и косы, уложенные вокруг головы, и платье, отороченное мехом. Она сияла красотой, будто зимний день, так же ослепляя. Фрейя, зимняя колдунья, Волчица, владычица любви и тайн, стояла перед рыцарем Серебряного Колокола, и младший сын Шарля Ди Арси еле удержался, чтобы не склониться перед одной из тех, кто убил его отца.

Да — у этой богини были глаза, в отличие от Воху-Маны. Она бестрепетно встретила взгляд Стара.

— Рада приветствовать одного из нас, — сказала она. — Ты ведь был моим мужем.

— Не я, моя леди, — он нашел в себе силы покачать головой. Уже очень давно Кевгезстармель не давал о себе знать, и сейчас Стар меньше чем когда-либо ощущал в себе бога.

— Нет, ты, — ответила Фрейя. — То, что тебе охота изображать из себя смертного щенка — это твои дела. Ты всегда был эксцентричен. А может быть, ты увидел шанс поквитаться с нами и затеял свою игру?.. Ну, воля твоя — хотя ты-то должен помнить, что мы играли по правилам. Мы не изгоняли тебя.

— О чем вы? — спросил Стар. — Госпожа, несмотря на всю мою радость от присутствия столь прекрасной особы, я вынужден спросить: что вы делаете здесь? Точнее, что здесь делаю я? Как это вышло?

— Я пряталась в шаманке, — отвечала богиня. — Нет, мне трудно поверить, что ты забыл это! Шаманов легче всего ловить на тропах духов: так мы их и погубили — кроме тех, кто перебрался поближе к драконам. А ее хранителя я держала на расстоянии. Впрочем, это второстепенно. Времени у нас не так уж много — секунда по человеческому счету, пока длится ваше прикосновение. Видишь, как мы деликатны? — продолжала она со смешком. — Мы ни к чему не принуждаем ни тебя, ни ее. Мы всего лишь даем тебе шанс спасти этого талантливого астролога.

— Вы хотите предложить мне его жизнь? — Стар приподнял брови, стараясь оставаться спокойным, хотя внутри у него вскипало море ненависти. Теперь они не просто совершают неумелые покушения на жизнь Райна — они еще и пытаются торговаться, как будто он заложник у них в руках. Неслыханная наглость. Божественная.

— Не будь поспешным, — величественно покачала головой Фрейя. — Ты не знаешь, о чем я говорю. Ты думаешь, это мы, боги, пытались убить Райна Гаева? Ты заблуждаешься. Сейчас все мы — и Олимпийцы, и Египтяне, и Асы, и Вискондил, и даже Амеша-Спента, равно как два их Господина — все мы дрожим в страхе перед смертью Райна Гаева, хоть мне и очень тяжело в этом признаваться.

Стар знал, что боги делятся на группировки — но никогда не слышал перечисленных Фрейей названий. Он выгнал из головы все лишние мысли — будет жить, обдумает после. Сейчас он готовился к бою.

Но с другой стороны, очень показательно, что Фрейя дает ему так много сведений… либо часть ее заведомо ложно, либо Фрейя хочет от него чего-то неизмеримо более ценного.

— Твоя любовь, — продолжала Фрейя, — оказалась в перекрестье интриг. Драконье Солнце появилось давно, мы слышали о нем и привыкли страшиться. Но возможностей его мы не знаем. Знаем лишь, что смерть Райна Гаева впустит в мир катастрофу, которая способна уничтожить не только нас. И иначе — пока астролог жив, ничего не случится. Мы заинтересованы в том, чтобы он жил. Мы думаем, что знаем способ, как оставить его в живых.

— Если так, — спросил Стар, — зачем вы пытались убить его?

— Думаешь, что гуль в Мигароте — наша работа? — с интересом спросила Фрейя. — Хорошенького же ты мнения о нас, раз думаешь, что мы станем связываться с этими вонючими тварями!

«Только потому, что они вам не подчинятся», — подумал Стар.

— Нет. И рана при Танадове — плод лишь его неосторожности. Да и про яд священнику говорили не мы.

— Про какой яд? — удивился Стар. И тут же проклял себя за это удивление: перед лицом врага нельзя выказывать разногласий или неосведомленности в своем стане. Ладно. Проехали.

Но Фрейя только покачала головой.

— Если ты не знаешь об этом, лучше тебе спросить у самого астролога. Что скажу тебе я: оба покушения устроили Драконы.

— Зачем им это нужно? — Стар нахмурился. Рука у него давно бы уже лежала на эфесе меча — но в этом мире Косы почему-то с ним не было, и это казалось наихудшим предательством из возможных.

— Затем, что они боятся собственного творения, — услышал Ди Арси глубокий звучный голос — и обернулся.

Старый знакомец Воху-Мана в своей серо-коричневой мантии с капюшоном висел прямо над глубокой, прозрачной водой, не отбрасывая тени. Стар сжал зубы.

— А вы думали, меня так просто убить? — спросил бог, улыбаясь. Сейчас у него тоже были глаза: карие, в обрамлении морщин, улыбчивые. — Юноша, зря вы так решили… Я просто ушел, когда почуял в вас соратника. Кроме того, я понял, что вашего… друга убивать было бы более чем преждевременно. Как я порадовался тогда, что сперва нанес ему несмертельную рану!

— Вы врете, — тихо произнес Стар. — Еще не знаю в чем, но вы врете мне!

— Мы не лжем, — ответила Фрейя, вновь овладевая вниманием Стара (мучительно тяжело было поворачивать голову от одного собеседника к другому, осознавая, что один из них всегда за твоей спиной). — Ты можешь спросить у Кевгезстармеля. Мы не врем тебе, потому что мы не хотим пробуждения Драконьего Солнца. А Драконы хотят, чтобы оно проснулось сейчас, потому что боятся. Райн Гаев копит его мощь: копит умело и умно. Потом он убьет себя, и мощь Драконьего Солнца обратится не только против нас, но и против самих Драконов. Люди останутся одни, неспособные управлять этим миром. Последуют катастрофы, одна хуже другой. Да и ты сам погибнешь, Ди Арси: ты ведь тоже один из нас. Спаси себя и своего друга!

— С чего мне верить вам? — резко спросил Стар.

— Мы уже ваши союзники, Ди Арси, — произнес Воху-Мана. — Это мы помогаем Хендриксону. Вы никогда не спрашивали у него, чем он держит богов? Что мы должны ему? Почему мы разрешаем ему покорять область за областью?

— Нет, не спрашивал.

— Удивительное доверие! Сколько живу на свете, все восхищаюсь людьми и их обычаями… Ах, ваша доверчивость так удобна! Причина-то, в сущности, одна, юноша. Он торговался с нами за смерть Кевгезстармеля. Да, мы просили герцога и вашего отца убить бога. Но торговался с нами только Хендриксон. Ему-то плата и досталась. А ваш отец попросил только гарантий безопасности, да, на беду себе, плохо сформулировал просьбу.

— За что вы его и убили, — теперь Стар говорил спокойно: упоминание об отце и Хендриксоне странным образом заставило его взять себя в руки.

— О нет, — ответил Воху-Мана. — Мы вернули вашего отца, как и обещали юному Симону. Мы никогда не врем, глядя в глаза — можете спросить герцога.

Стар молчал, но разум его работал быстро: в этом разговоре приходилось думать на десять ударов вперед, словно в поединке с опытным противником… нет, с двумя опытными противниками.

Барона Шарля Ди Арси вернули в осенний лес, где поблизости не оказалось челяди, — а у его старшего сына был огненный меч, которым он уже убил одного родственника.

— Но потом мой отец погиб? Он ведь не может быть жив, верно? Симон стал бароном, мама… — он хотел добавить, что мать оделась в траур, но прикусил язык.

— Тело его до сих пор в овраге, в лесу близ Арси. Ну, где вы охотились. Часть костей растащили звери, а большая часть невредима: опадом завалило. Вы можете попытаться разыскать его и похоронить достойно, если хотите, юноша.

В голосе Божественного Мудреца звучало сочувствие.

— Его убил Симон?

— Да.

И тут все-таки Стар не выдержал и сделал то, что никогда нельзя сделать, если говоришь сразу с двумя врагами: зажмурился. Наивное, детское взметнулось в душе: отгородиться, не видеть, не знать… Неужели мой брат такой плохой?! Нет, может быть, и не такой — не был таким. Но, преступив закон раз, трудно остановиться. Да и… боги могут врать. Нет никаких способов проверить — в этом сне. И тут он в их власти.

— Что вы хотите мне предложить? — резко выдохнул Стар, открывая глаза вновь.

— Ничего особенного, — Вия смотрела прямо на него, и по ее взгляду было понятно: она ничего не заметила. Ее пальцы уже не касались его руки. — Или почти ничего. Всего лишь мои скромные силы. Если тебе нужно свидание с шаманами — я устрою его. Но мне кажется, что от них ты услышишь мало дельного.

— Нет, что ты, — вымученно улыбнулся Стар. — Твои силы — это очень, очень много. Вместе мы просто не можем потерпеть неудачу. Я подумаю, как это лучше сделать, и ты подумай — мы ведь не можем просто так сесть на лошадь и поехать к шаманам? Или можем? Поговорим завтра.

Сам он сомневался вопреки всему. Боги! Неужели боги не так глупы, как он думал? Во что он вляпался с этим астрологом? Что на самом деле случилось год назад в Медина-дель-Соль? Ормузд подери вас всех!

Правду ли они сказали ему, что Райн планирует собственную гибель — и гибель его, Стара?

Стар резко отвернулся и, избегая взгляда Вии, вприпрыжку сбежал с холма. Не сейчас. Все что угодно, только не сейчас. Не ты, моя госпожа. Во всяком случае, пока я не разберусь с этим.

* * *

В лагере Стар моментально налетел на Райна. В буквальном смысле налетел: песок склона посыпался из-под ног, и пришлось схватиться за астролога, чтобы затормозить.

— Эй, куда ты? — с улыбкой воскликнул Райн. — Так не терпится в Радужные княжества? Не волнуйся: послезавтра поедем.

— Послезавтра? — опешил Стар. — Неужели все раскопали?

— Не все, — Райн посерьезнел. — Но ведь далеко не все из воинов согласятся пойти с нами. Несс спросит их, кто хочет снова воевать. Мы возьмем только тех, кто изъявит желание.

Стар в зародыше придушил в себе вопросы: как это доспехи имеют собственное мнение и как это Райн позволяет маленькой девочке говорить с мертвецами — ясно же, что ответит астролог. И чего не ответит. И про Несс тоже ясно: провидица, мать вашу. Стар уже иногда даже забывал, несмотря на возраст малышки, что она не родная дочь Райна и Вии: уж больно на них походила.

— Все ясно, — кивнул Стар. — Полагаю, спрашивать она будет этой ночью?

Он смотрел на Райна, но на самом деле его мысли были далеко: думал Стар о недавнем разговоре с богами. Собственная возможная гибель в результате взрыва Драконьего Солнца его не очень беспокоила — поди еще докажи, что старина Кевгезстармель по-прежнему в нем, а не загнулся от тоски. Больше его интересовал яд и покушение какого-то священника на Райна, о котором они упомянули. Интересно, что за священник? В Мигароте, в Радужных Княжествах или в Ингерманштадте? Как бы выведать это у Райна?..

Ах да, и еще одна неприятная мысль: если боги не соврали, о чем еще умалчивает астролог?

Райн между тем отвечал на его вопрос:

— Именно. А завтра утром мы с нашей гостьей Анне отправимся к ее племени, поговорить о союзе.

— Они нас пропустят? — удивился Стар.

— Да: ее и нас с тобой. Отряду придется остаться. Анне считает нас обоих мужьями Вии — мы не стали ее разубеждать.

— Слушай, Гаев, я знаю, что тебе «звезды сказали» и тому подобное. Но позволь невежественному рыцарю, не имеющего твоей мудрости, заметить, что лезть в лагерь врага, о котором мы ничего не знаем — деяние, достойное глупцов.

Райн тихо рассмеялся.

— Послушай, эта красавица появилась в центре нашего лагеря так, что никто ее не засек. Ни твои отборные следопыты, ни гербертовы. Я уверен, что, пожелай она, вполне могла бы устроить нам всем крупные неприятности. Но она не хочет. Кроме того, она гарантирует нам безопасность, и Вия ей верит. Да и оставлять оружие нас никто не заставляет.

— Да, — Стар широко улыбнулся, — безусловно, если уж умирать от когтей гулей, то лучше умирать с оружием в руках, забрав в могилу одного-двух! Тут ты прав, о астролог. Хорошо. О чем же мы будем говорить с ними?

Про себя Стар размышлял, удастся ли ему встретиться с шаманами, о которых рассказывала Вия. Вряд ли они живут очень далеко отсюда — один-два дня пути на север, если судить по рассказам Вии о детстве. Но времени не остается. Каждый день драгоценен, если они собираются закрепиться в Княжествах.

А почему, собственно, нужно тайно? Что в этом такого? Ну хочет он повстречаться с полуночными шаманами, приобщиться к древней мудрости… Это только с точки зрения богов преступление.

И тем не менее ощущение было четким: нельзя, чтобы Райн знал. И почему-то особенно нельзя, чтобы знал, что они с Вией союзники в этом плане.

— Пойдем, — сказал Райн, беря Стара за рукав. — Пришло время поговорить об этом серьезно.

И в той же сосновой роще, среди высоких точеных стволов под синим небом, Райн рассказал Стару вот что.

Гули, говорил он, управляются женщинами. Но женщины-гули бесплодны и рождаются они редко: одна девочка на десять-пятнадцать мальчиков. Поэтому гули вынуждены похищать человеческих женщин, которые живут у них и рожают им детей. Большинство этих женщин умирает после двух-трех родов; другие, однако, остаются в долинах гулей надолго и пользуются некоторыми правами — это рассказала Анне. Многим такая жизнь даже нравится.

Гули никогда не смогут мирно соседствовать с людьми — ведь кто согласится, чтобы их дочерей и жен ждала почти верная смерть?.. Женщины-гули, правда, не считают такую судьбу хуже, чем обычно выпадает на долю крестьянок (тут Райн криво улыбнулся), но вряд ли отцы отдадут своих дочерей на изнасилование длиннолапым монстрам с той же охотой, с какой сбывают их с рук замуж в соседнее село.

Гули медленно вымирают, мужчины-гули — тупеют. Пятьсот лет назад их было много больше; тысячу лет назад они составляли целое государство, которое располагалось на землях Драконов. Потом и Драконы их изгнали. С тех пор они вынуждены жить маленькими анклавами. Это племя может рассчитывать лишь на снятие проклятия.

— И ты готов им это обещать? — поразился Стар. Неприятно поразился.

Райн решительно кивнул.

— Драконье Солнце может сделать и это. Оно способно ослабить богов… ослабить драконов. Это значит — снять проклятье.

— Так ты рассчитываешь использовать Драконье Солнце и против богов, и против Драконов?

— А как иначе? Ты ведь понимаешь: если мы ослабим богов, то Драконы тотчас возьмут свое, и окажутся едва ли не хуже захватчиков.

— Нет, я не понимаю, — Стар мотнул головой. — Мы говорили с тобой о том, что Хендриксон сможет создать мощное государство, которое будет влиять на умы людей, а с ним — и на суть богов. Потому что боги питаются силой людей, и если люди станут верить по-другому…

— О да, — кивнул Райн. — Люди могут изменить богов. Но для этого нужно, чтобы боги не могли изменить людей. Вот затем я и должен использовать Драконье Солнце.

— Как? — нахмурился Стар. — Разве ты можешь управлять его силой? Я думал…

— Разумеется, могу, — кивнул Райн. — Я уже раз повернул время, помнишь? Другое дело, что я предпочитаю не пользоваться своими возможностями. Но, когда наступит удобное время — я рассчитываю изрядно насолить и богам, и Драконам. Этот мир не достанется ни тем, ни другим, — Стар нечасто видел астролога таким серьезным. Его светлые глаза потемнели, став гораздо теплее; он стоял, освещаемый солнцем, и Стар подумал, что нужно быть полным дураком, чтобы сомневаться в самом близком своем соратнике. Райн может многое умалчивать — но он никогда не лжет. Он говорит со звездами, он, очень может быть, и в самом деле знает лучше. В конце концов, именно воля и решимость Райна привели их сюда — а поведут еще дальше.

Но знает ли он, что это Драконы, а не боги, совершают на него покушения?..

Стар захотел рассказать Райну о недавнем видении — но какое-то чувство, то самое, что заставило не говорить о шаманах, удержало его. Не недоверие, нет. Желание защитить. Райн не ценит своей жизни; он самоотверженно растит Драконье Солнце в себе и, если окажется, что его смерть необходима для победы — астролог с удовольствием принесет эту жертву. Ну а Стар не согласен с этим. Стару важнее, чтобы Райн тоже выжил. Чем меньше он будет говорить об этом Райну — тем больше у него будет шансов помешать этому упрямцу. Однако позаботиться о мерах предосторожности необходимо.

— Я с тобой, — сказал Стар, опустив руку астрологу на плечо. — Как и обещал.

В этот момент Стар совсем забыл о том, что изначально ведь это Райн обещал помогать ему.

* * *

Стар заканчивал заносить на бумагу свой недавний разговор с богиней — неожиданно для себя самого, в стихах, а не в кратком стиле официальных донесений для Хендриксона — когда услышал шевеление за матерчатой стенкой.

— Стар, — тихо проговорила Вия, — ты не спишь?

— Нет, — он отложил перо и прикрыл папирус, на котором писал, другим листом. — Входи.

Она отдернула полог и вошла: Стар увидел, что на соседней половине пусто. Вия же была одета в теплый плащ с капюшоном, как будто собиралась на улицу.

— Райн повел Несс к раскопу, — пояснила Вия. — В этот раз она должна говорить не во сне. А ночью — потому что луна. Поэтому я приглашаю тебя на прогулку — в другую сторону, — Вия чуть отвела в сторону плащ, в который была одета, и показала висящий у пояса бубен. Встретив непонимающий взгляд Стара, она пояснила: — Сегодня последняя возможность поговорить с шаманами. Ты же хотел.

— Мы встретимся с ними в мире духов? — спросил Стар.

— В некотором роде. Наяву. Пойдешь?

— Разумеется, — Стар бросил полный сожаления взгляд на стол. Чернила еще не высохли, свиток не скатаешь. И убрать его в стол так, чтобы не заострить внимания Вии, не получится. Ладно — даже если предположить, что чьи-нибудь нежелательные глаза увидят его, скорее всего, зритель решит, что Стар просто пишет новую песню.

— Мы возьмем с собой охрану, — предупредил Стар.

— Не понадобится, — Вия покачала головой. — И даже будет лишним: охрана может демаскировать нас для гулей. Но далеко от лагеря мы не уйдем.

— Рискнем, — кивнул Стар.

Про себя он решил, что всегда успеет выиграть несколько минут, чтобы Вия успела убежать: она ведь хорошо видит в темноте.

Стар рассчитывал, что ему придется приказывать своему часовому пропустить их (а также собирался вызвать подкрепление) — но вместо этого Вия за руку потащила его к одному из секторов, которые охраняли люди Герберта. Стар опомниться не успел, как они оказались за пределами круга костров, в лесу.

— Как ты это сделала? — спросил он.

— Анне научила, — пожала плечами Вия. — У гулей есть кое-какие фокусы.

— Мне все меньше и меньше нравится идея отправиться к ним завтра.

— Нет, они не причинят вреда ни мне, ни вам. По крайней мере, Анне искренне в это верит. Она сумасшедшая, но не глупая.

— Сумасшедшая? — чуть удивился Стар.

— Мне кажется, все женщины-гули сумасшедшие. Или должны быть такими. Представляешь, Анне считает меня спокойной и разумной, будто человек — меня! — Вия тихонько засмеялась. — Ведь они поглощают разумы своих матерей — помнишь, я говорила тебе? Где уж тут не сойти с ума.

Стар кивнул, потом сообразил, что Вия идет впереди, да еще в темноте не увидит его кивка, и сказал:

— Да.

Ночь была лунная, опавшие листья не мешали свету, поэтому они могли идти вперед. Вия привела Стара на небольшую полянку в лесу, образованную упавшим стволом.

— Здесь, — сказала она. — Садись.

Стар послушно устроился на стволе (кора влажно пахла прелью), Вия села рядом. Положила бубен между ними. Все вокруг казалось серым: серое небо, лунный свет… Стар представил, как Ванесса сейчас вдумчиво, по-детски ответственно перебирает одну за другой древние кольчуги под внимательным взглядом Райна — и ему стало не по себе. Но он отогнал эту мысль. Ничего Несс не будет; она с удовольствием говорит о Рысьем Воинстве, ей нравится само это предприятие. Девочка с радостью плавает в мире духов, и если уж Вия спокойно отпускает ее, то ему и в самом деле беспокоиться не о чем.

О чем задумался? — спросила Вия.

— О Ванессе, — честно ответил Стар.

— Она хорошая девочка, — тихо проговорила Вия. — Но одержимая. Нельзя вставать между одержимым и его страстью — ни для кого не будет ничего хорошего. Тут слишком много одержимых, мой господин. Думай о вопросе, который хочешь задать и об ответе, который хочешь получить.

Стар кивнул. Вия слегка коснулась бубна.

Нет, она не била в него. Она лишь слегка ударяла кончиками пальцев, склонив голову в сторону, будто прислушивалась. Тугая кожа тихонько гудела, и казалось, что этот низкий удивительный гул рождается где-то далеко… за высокими горами, за глубокими долами, за белыми снегами, в нескольких днях пути на полночь и на восход… Стар как будто спал — и как будто не спал. Он видел глаза Вии, темные в темноте.

«Я пришла к вам, — говорила Вия, — пришла такая, как есть: слабая, неискусная, без сил и без мыслей. Пришла припасть к вашей мудрости еще раз, если только пустите…»

Тихо гудел бубен. Без насмешки, без отказа. Спрашивай, раз пришла, гудел бубен. Тот, кто однажды пил из родников Анарги, тот, кто видел в снах пустоши и тропы, кто собирал тысячу и семь трав на горных лугах Караймы, тот всегда наш, тот никуда не уйдет отсюда. Но на что тебе ответы?

Как наяву видел Стар пещеру с низким потолком, малый бездымный костерок, нестарого — или не выглядящего старым человека перед костром. Перед человеком бубен. Вот он кидает в костер щепотку каких-то трав, и пламя становится зеленым.

«Ответы нужны не мне, а этому рыцарю, который пришел сюда с открытым сердцем. Грядут ужасные дела; мы хотим узнать, чему мы можем помешать, а чему — помочь. Для этого я хочу узнать… Наш мир — суть три части: земли богов, земли людей и нижние земли. Почему нижние земли погружаются в воду?»

Почему она спрашивает так? Стар хочет узнать про Драконье солнце… отчего про это?..

Но сейчас нет возможности перечить Вии, и Стар слушает, и быстрые мысли проносятся у него в голове, и он понимает: нет, все правильно! В сердце вспыхивает благодарность: Вия говорит то и тогда, что нужно сказать — она идет от самого истока и помогает ему понять глубже. Как же хороша все-таки эта молчаливая девочка-женщина, как горит ее душа!

Человек складывает руки на коленях. Руки его лежат спокойно. Он говорит и не говорит, тени слов колышутся на стенах пещеры.

Как погружается в воду нижний мир, так и мир людей испытает это на себе. Станет меньше детей, меньше радости, странные существа появятся на странных дорогах. И не будет никого, кто предостерег бы людей, потому что почти не осталось сведущих.

А потом и до богов дойдет черед. Погибнут все, никто не спасется.

«Что же делают боги?»

Боги ужесточают законы. Еще тридцать лет назад боги отдали приказы. Новые молитвы были вознесены. Почитателям Ра была запрещена свинина: полуденные области Шляхты голодали или впадали в ересь, потом беда настигла и полуночные — ослабленные, они пали перед болезнью. Арес запретил полный доспех — и все монархи мира переправляли нагрудники на мечи. Фрейя наслала на свои земли мор за неповиновение, а Кевгезстармель предписал орденским девам хранить себя для него… Потом Кегезстармеля убили — и духи сказали нам: «Боги куют щит».

«Что же делают Драконы — бывшие боги, запертые среди льдов и водопадов на закатной полуночи?»

Много сотен лет назад драконы создали меч. Духи сказали: он должен разрушить наш мир и создать новый, где драконы снова будут править во всем блеске и славе. Никто не знает, где хранили его, но мы считаем — они отдали его людям. Возможно, он уже начал действовать. Возможно, то, что происходит в нижнем мире — результат его силы.

«Что можете сделать вы?»

Этот вопрос вам не нужен. Вам нужно знать, что можете сделать вы — и вы можете многое. Ты ушла от нас со сметенной душой, возвращаешься — с твердой волей. Человек, что рядом с тобою — не простой судьбы. У нас нет времени поговорить с духами о нем, но я и сам вижу, что не зря ты привела его к нам.

«Тогда ответьте мне, учителя! Сколько времени осталось? Сколько времени пройдет, пока лунная вода не затопит нижний мир и не начнет проходить в наш?»

Мы не можем ответить.

Гул умолк.

Магия — если то была магия — уходила. Они сидели посреди темнеющего в лунном свете леса, на бревне, держась за продолговатое тело бубна с двух сторон.

— Они все знают! — воскликнул Стар. — Они все знают, но ничего не делают.

— Они знают очень мало, — устало проговорила Вия. — Шаманы наблюдают, проводят, предупреждают — но не действуют. Они рассказали нам — это уже много. Кроме того, Ол… тот, кто говорил с нами от имени Лиурфа, Варга и Ола… я его знаю. Они пытаются что-то делать, иначе и быть не может. Но Стар! Ты понял?

— Что? — спросил Стар.

— Драконье Солнце… — проговорила Вия. — Мне кажется… оно и есть «меч» драконов. Мне кажется, что оно… и открыло канал от Луны к нижнему миру — тогда, когда Райн повернул время. И теперь нижний мир утопает в лунной силе. И Райн знает об этом. Знает… и что-то хочет сделать. Он не только о целях Хендриксона думает.

Она пошатнулась, вцепилась в Стара, чтобы не упасть — бубен полетел в траву. Вия охнула, как будто это она упала. «Ей же больно, — понял Ди Арси. — У нее голос дрожит — и не потому, что она говорит о таких вещах. Она просто устала».

Он обнял Вию, поцеловал в висок — и почувствовал, что дрожит она вся, не только голос.

— Сейчас… все пройдет, — проговорила шаманка с усилием.

— Ну, — сказал Стар, — Райн копит силу Драконьего Солнца. Ты веришь, что он может использовать ее?

— Да, — тихо ответила Вия. — Не верю, но знаю.

— Значит, все хорошо, — твердо произнес Стар. — Потому что я верю в Райна.

И, сам не зная, отчего, но, говоря это, он поцеловал Вию по-настоящему — крепко и решительно.

Он еще подумал — странно, что боги не явились.

Когда поцелуй иссяк, прекратился — сам, как прекращается водопад сухой листвы после того, как потрясти дерево — Вия спрятала лицо в ладони и сказала:

— Стар… Извини меня.

— Это ты меня извини, — ответил он. — Просто знай, что как бы оно ни повернулось, я защищу тебя. И Райна тоже.

Вия покачала головой:

— Я не о том. Я не сказала тебе… И Райну не сказала. Ему и не скажу. Мой гехерте-геест, дух-хранитель, так и не вернулся ко мне после того случая с эрцгерцогиней.

С этими словами она встала, оправила плащ и решительно пошла вперед, показывая Стару дорогу из леса.

Стар думал, что остаток ночи спать ему не придется — нет, едва он лег на свою лежанку и прикрыл глаза, как сон подобрался мгновенно. Глаза закрылись сами собой, звуки отдалились куда-то. Сквозь сон он слышал, как Райн пришел, привел Ванессу, как Вия укладывала девочку спать — на своей половине. Как Райн отдернул полог, снял сапоги и вытянулся на лежанке напротив старовой. Но как астролог уснул, Стар уже не слышал — заснул сам.

Даже во сне, казалось, ему думалось: что это был за поцелуй и что он значил для них? Почему ему вообще вздумалось…

Нет, все тут получилось легко и просто. Очень естественно. Не было страсти, была потребность друг в друге, тянущая за кончики пальцев, льнущая к губам. Никто из них не ощутил себя предателем. Ничего не изменило между ними. Это все родилось из того же: как они раньше, больше года назад, ехали бок о бок, по лесам и по горам, и говорили о том, о чем прежде ни с кем не говорили… Может быть, слишком рано они нашли тогда астролога?

Но Стар не чувствовал страсти — этого огня, сжигающего весь мир, кроме предмета твоих чувств. И не хотелось ему немедленно увозить Вию прочь и заключать в башню родового замка (даже если бы и был родовой замок). И страшно было даже подумать о том, чтобы отнять ее у Райна — разве он не видел, как теплеют глаза астролога, когда он смотрит на свою супругу? И разве не видит он, как самоотверженно Вия пытается спасти мужа?

Он просто понял с особенной отчетливостью, что хочет совета Вии, ее помощи, ее поддержки — ничего подобного он не испытывал к Агни-Фильхе. И к сестрам своим он относился совершенно иначе. Так что же это было за чувство, горькое и чистое?

Что это, слишком сложно для того, чтобы быть названным, или слишком просто?

Так смятение и сумятица вошла в его сон. Стару казалось, только Вия своими спокойными, тонкими пальцами может развязать эти узлы. И только Райн — разобраться в том, что получится после.

А гехерте-геест… ведь то, о чем она говорила — об этом же говорили и боги. Значит, богам можно верить — в этом? А если верить в этом, можно ли во всем остальном?

А ведь Вия доверилась Стару в том, в чем не смогла довериться мужу…

На этой мысли Стар уснул уже окончательно, чему даже во сне обрадовался — ведь вставать нужно было еще до света. Спать оставалось всего ничего.

* * *

Край водяных чаш — вот как могло бы прозываться племя Анне. За массивными воротами, устроенными прямо в скале, открывалась долина, надежно спрятанная меж серых каменных стен, на вершинах которых лепились искривленные сосны. Со многих скал бежали водопады. Крохотные, как ручейки, еле видные, петляющие во мхе — и бурные, шипящие и искрящиеся потоки, вздымающие собственные радуги. Они были повсюду: за каждым поворотом тропинки, внизу, под каменным мостиком, наверху, на скальных уступах. Насыщенный влагой воздух звенел и искрился даже в неярком осеннем свете.

Никого, кроме Вии и двоих ее спутников, не пропустили за ворота, поэтому некому было сокрушаться о том, что уж больно неверен путь отступления, и как бы в таком влажном воздухе не отсырели тетивы луков. Вия видела: Стар подмечает повороты и переходы, думает, где бы спрямить путь — и в то же время искренне восхищается. «Года два назад, — подумала Вия, хотя не знала Стара два года назад, а знала только чуть больше года, — он был бы совсем сам не свой, складывал бы песню на ходу и только что не пел бы ее».

Что касается Райна, то он смотрел вокруг со спокойной улыбкой, как всегда, а потом вдруг сказал:

— Напоминает одно место.

— Какое место? — удивился Стар.

— Страну драконов.

Вия увидела, как при этих словах просияли глаза Ди Арси, и как он стал оглядываться с удвоенной радостью — еще бы, поглядеть, на что похожа Страна Драконов! Вия не могла бы даже мысленно упрекнуть друга за его мальчишество: то была одна из самых дорогих ей черт.

А потом под водопадами стали попадаться чаши. Большие и маленькие, целые и разбитые, каменные и глиняные, покрытые затейливым узором и со следами пальцев ли гончара, долота ли резчика — множество. В каждую низвергалась вода и продолжала бежать дальше веселым потоком.

— Так и мы, — безмятежно сказала Анне, перехватив взгляд Вии. — Всякий из нас — чаша на краю обрыва. Сами пусты, поток наполняет нас и проходит дальше. Поток не прервется, когда мы исчезнем.

— Глубокий обычай — расставлять такие символы на самом виду, — заметила Вия.

— О, нет! — Анне рассмеялась. — Это просто… Ингмар-старейшина три поколения назад делала, очень много их, и ставила вот так под потоками. Другие решили, что красиво, вошло в моду… Дни ведь длинные, вечера тоже.

— Некоторые из них — настоящие произведения искусства, — Стар отвесил поклон, не сходя с лошади: женщины говорили достаточно громко, чтобы мужчины их слышали.

— На самом деле, все, — пожала плечами Анне. — У нас нет другого искусства.

От самых ворот их сопровождала только Анне и ее отряд гулей. Других женщин и посторонних гулей они не видели, даже ворота открыл непонятно кто. И вот перед ними появилось селение… Или город?

С дюжину невысоких домов в два-три этажа, похожих на башни выныривали там и сям из густых зарослей. Вия решила, что летом все их было бы не разглядеть — так плотно обступали башни кусты и деревья. У небольшого озера, куда сбегались ручьи и речушки долины, возвышался настоящий замок — но миниатюрный, без крепостной стены и рва, будто обнаженный. Крыши были раскрашены в разные цвета, витражи чуть светились даже сейчас — и Вия подумала, что в солнечную погоду замок сияет, как драгоценность.

«Это могла бы быть моя родина», — подумала Вия со странным чувством. И чуть сильнее сжала шею Гая коленями, чтобы поспеть за остальными — чуткий конь-демон в шпорах не нуждался.

А скалы вокруг чернели выходами пещер — круглыми, овальными, треугольными, бесформенными… всякими.

— В пещерах живут мужчины, — сказала Анне. — Кроме тех, кого мы выбираем временно служить нам или тех, кого мы награждаем. А мы живем вот в этих башнях — у каждой из нас своя. Вон та, под бирюзовой крышей, самая молодая — ей триста два года. Дворец же у нас место общих встреч и хранилище памяти.

Когда они достигли озера — а оно оказалось ближе, чем подумалось Вии — она поняла, что замок, который так ей понравился, был, по сути своей игрушкой. Декорацией, как жонглерские подмостки: кибитка раскладывается, и задник предстает то пещерой жрецов-отступников, то палубой корабля со снастями на заднем фоне. Замок оказался больше зажиточного купеческого дома: Вия решила, что он целиком надстроен вокруг одного большого зала. Башни слишком маленькими: и ребенку было бы тесно, а в иные из окон нельзя было, наверное, и руку просунуть.

Навстречу из ворот замка им вышли другие женщины-гули.

Все они носили разноцветные шелка, их головы поверх широких и длинных кос — у всех смоляно-черных, у некоторых — с сединой — охватывали золотые и серебряные венцы искусной работы. Лишь на одной венца не было, и ее серебристо-седые волосы распущенными лежали на плечах.

Все они казались красивыми настолько, что Стар сделал жест, будто собирался прикрыть лицо ладонью — Вия видела, еле удержался — и даже Райн замер в ошеломлении. Казалось, встреча с Анне могла бы их к этому подготовить, но нет: собранные вместе, женщины гулей ослепляли. И что такого в их лицах цвета красной глины? Что такого в их глазах — у всех самую малость раскосых, миндалевидных? Что такое в их соболиных бровях?.. Все остальное — разное: носы и губы, подбородки и щеки, рост, стать, походка… Но — одна на всех грация, одна плавность движения, одна величавость. Красивейшая из человеческих королев, с детства приученная к престолу, искусная в танцах и полная здоровья и силы могла бы выступать так… наверное. Вия сама не заметила, как и она сама задохнулась, и та часть ее, что принадлежала мужчинам, зашлась в мучительном созерцании, когда невозможно отвести глаз.

«Прекрати! — одернула шаманка саму себя. — Почему я не такова?»

Анне обернулась к ней, будто прочитала ее мысли.

— Ты росла среди людей, сестрица, — сочувственно произнесла она. — И многого не знаешь. Видишь, какие мы? Как мы ходим? Какая искусная вышивка на наших нарядах? — на наряды Вия даже не глядела. — А слышала бы ты, как мы поем, какие легенды слагаем!.. Погоди, сестра: ты еще слишком молода, и не успела расцвести. Когда твое тело перестанет расти, ты, наверное, будешь красивейшей из нас… — и Анне рассмеялась, — ну, то есть когда твои волосы как следует отрастут и мы тебя отмоем!

Вия встряхнула головой. Ну да, конечно: с дороги… А волосы у нее до сих пор только ниже плеч, с тех пор, как она их обрезала после смерти лекаря. Слова Анне отозвались чем-то забытым, похороненным в душе. Ведь никогда не думала всерьез, не примеряла чужую судьбу — хватало трудностей. А хорошо, а славно бы быть красивой! Тогда бы…

«Тогда бы тебя не в клетке везли на продажу, а в закрытых носилках, под большой охраной, — трезво сказал ей один из двоюродных братьев. — И этот рыцарь, Ди Арси, не успел бы тебя отбить. Ну и где бы сейчас были все мы?»

Вия поджала губы. Родич прав, спасибо ему. Она гуль — но она и человек тоже. Красота может стать как благом, так и проклятьем, в зависимости от обстоятельств. Какова была бы судьба этих красавиц, если бы не охраняли их стаи безмозглых полумужчин-полуживотных и если бы не жили они за оградой?

«Может быть, — подумала Вия, — если Анне права, и я еще вырасту, и стану такой же, как они, мне придется прятать лицо не из-за красной кожи — об этом-то уже многие знают и привыкли, и при дворе Хендриксона я давно не надеваю вуали — а чтобы, не дай то духи, моя внешность не помешала Райну… или Стару. Мало радости, если им придется все время драться из-за меня!»

— Меня зовут Бергдис, — сказала седовласая женщина. — Я — старейшина первого народа по праву избрания. Мы рады приветствовать у себя нашу потерянную сестру и ее мужей.

Райн спрыгнул с лошади — заранее они договорились, что здесь астролог должен быть во всем первым («Хотя бы, — заметил Райн, — чтобы ты в случае чего успел вытащить меч»). Стар последовал его примеру.

— Меня зовут Райн Гаев, магистр Великого искусства, — безмятежно отвечал Райн.

— Меня зовут Астериск Ди Арси, рыцарь Серебряного колокола, командир Ноттских всадников и доверенное лицо Сьена Хаксли, герцога Хендриксона, — проговорил Стар.

Райн, тем временем, помог спешиться Вии. Стар предложил руку Анне — и та приняла ее легко и грациозно, как будто ей все время помогали с лошадями. Впрочем, может быть, и помогали.

— Меня зовут Виола Гаева, — проговорила Вия. Неожиданно она удивилась: раньше девушка не замечала, но, оказывается, теперь она была всего на полголовы (или даже меньше) ниже Райна. Прежде разница была куда больше — а ведь Райн тоже вырос за последний год.

— Мы рады знакомству, — поклонилась Бергдис. — Молодая сестра, не позволите ли преподнести вам и одному из ваших мужей, тому, который лучше владеет мечом, подарок — в знак нашей радости… и извинения?

— Извинения — за что? — спросила Вия. Ей было отчего-то не по себе: что за подарок они хотят преподнести ей… и Стару, выходит? После вчерашнего было неловко называть его «мужем»: еще недавно в разговоре с Анне это не вызывало и половины чувств.

«Ой, да ладно, девонька, — хихикнула Сумасшедшая Хельга. — Год замужем, а строишь из себя!.. Ведь ничего-то и не было.»

Вия оглянулась на спутников. Райн кивнул; Стар слегка пожал плечами.

Она обернулась к Бергдис.

— С радостью приму ваш дар — и отвечу тем же, если найдется что-нибудь достойное. Но за что вы хотите извиняться?

— Мы допустили, что ты росла не с нами, — с печалью в голосе ответила Бергдис. — Чаши показали нам, что из этого проистекли для тебя многие печали.

«Ага, — подумала Вия. — Так значит, они все-таки гадают по чашам! А Анне сказала — просто украшение».

Бергдис оглянулась на женщин. Те расступились, вышли вперед две. Каждая из них несла на руках подушку; на подушках, сверкая каменьями, лежали два кинжала: один большой, похожий на короткий меч, другой гораздо меньше, как раз ей по руке. Она так и не поняла, откуда все это взялось: кажется, еще минуту назад у женщин в руках ничего не было.

Женщины явно ждали, что она приблизится. Вия сделала несколько шагов вперед, обернулась, поманила Стара за собой. Тот двинулся следом и, когда рука Вии уже готова была лечь на рукоять кинжала, она услышала — или не услышала, а спиной почуяла — какое-то движение воздуха.

Шаманка резко обернулась, одновременно приседая и нашаривая на бедрах метательные ножи — она носила походное блио с потайной шнуровкой по бокам, как раз для этих целей. Но сперва было непонятно, в кого метать: позади нее творилось что-то странное: спина Стара, алые спины полуголых, намазанных перьями косматых гулей с перьями в волосах… В нос ударил резкий, острый запах, Вия чихнула и прежде разума рванулась прочь — куда угодно, лишь бы подальше от вони! Это, видно, и сохранило ей свободу передвижения: оказавшиеся у нее за спиной, когда она обернулась, женщины-гули хотели ее схватить, но не ожидали, что гостья будет двигаться им навстречу. Вия заехала головой кому-то в подбородок, вырвалась у кого-то из рук, кому-то засветила локтем, а кому-то коленом. Шнуровка не выдержала, лопнула — хорошо, что под блио были обыкновенные штаны и мужские походные сапоги, пошитые на ее ногу. Против шелковых туфелек женщин-гулей — как они в них по скалам ходят?! — говорить не о чем.

Уже потом, обсудив дело с мужчинами, Вия разобралась, что же произошло.

Женщины-гули ожидали, что Вия и Стар подойдут к подушкам с кинжалами, а в это время гули должны были окружить Райна. Но, видно, кто-то подал сигнал раньше времени — или Стар что-то учуял шестым чувством. Он развернулся, увидел гуля, который бесшумно прыгал со скалы — и, выхватив меч, первым делом кинулся на него. Позднее Стар не мог сказать, отчего поступил сразу и решительнее: ведь в долине гулей гули могли появиться и просто так, без особенно угрожающих намерений.

Эта заминка дала Райну возможность сообразить, что к чему, и тоже вытащить меч — пусть и медленнее, чем Стар. Еще секунда — и астролог с рыцарем стояли спина к спине в круге оскаленных гулей, тогда как Вия выцарапывалась из кольца их женщин. Наверное, она бы не догадалась, что делать — но тут взвизгнула Анне (ее держали за локти):

— Иди к ним! Самцы тебя не тро… хррр!

Ей зажали рот, но Вия уже ужом скользнула к кругу гулей-воинов и как-то то ли между ними протиснулась, то ли прокатилась у кого-то между ног — впоследствии Вия не могла вспомнить. Она кинулась к своим мужчинам и, раскинув руки, встала напротив — довольно глупая поза, если вспомнить, что гули стояли кольцом.

— Не сметь! — крикнула Вия на лагарте.

Гули зарычали, кое-кто начал переступать с ноги на ногу. Вия, стараясь не мигать, смотрела в лица-морды — лица ее народа. Круглые зеленые или желтые глаза — «как у кошек» — круглые уши, смоляные пряди волос, грубые шкуры и невразумительные, утратившие цвет тряпки вместо одежды, бугристые от мышц тела, руки метут землю… Она смотрела на них — и не чувствовала глубокого, внутреннего ужаса, который часто посещает женщин в подобных ситуациях. Она уже знала насилие — но не боялась его; не боялась зверства и буйства. Странным образом, она чувствовала жалость.

— Не сметь, — приказала Вия уже спокойно. — Они мои.

— Вия, — пробормотал Стар, еле двигая губами — от ярости. — Отойди… пожалуйста.

Судя по тону, вместо «пожалуйста» он морально готов был сказать нечто другое.

— Она права, — как всегда не согласился с ним Райн. — Они видят в ней богиню.

Видно, он слышал, как кричала Анне. А может, так догадался.

— Взять ее! — вдруг приказала из-за спин гулей невидимая Бергдис. — Арне, взять!

«У них бывают имена?» — слегка удивилась Вия.

Самый большой и медлительный из всех — у него в волосах уже было много седины, а выпирающие клыки пожелтели — выдвинулся из молчаливого круга. Нерешительность в звериных желтых глазах таяла с каждым шагом. Вия как воочию видела его мысли: самый верный, самый преданный, много лет. Если божественная, обожаемая, любимая хозяйка велела — то, значит, можно… значит, можно поднять руку на такую, как она.

Нутром Вия почувствовала: если у этого Арне получится — его ждет смерть. В назидание. Наверное, сама Бергдис его и казнит — и, быть может, в качестве вознаграждения постарается сделать это быстро.

Гуль сделал еще шаг.

Тогда Вия яростно зарычала — и метнулась к нему первая. Из оружия у нее были только короткие метательные кинжалы, но это не имело значения.

Убивать — легко, как она когда-то сказала Стару. Легче, чем что-либо другое.

Когда они дрались с единорогами на Ламмас прошлым летом, Вия была одурманена и не понимала, что перед нею — живые враги из плоти. Плоть этих была более чем очевидна, один запах чего стоил.

За жизнь своих мужчин она была готова заплатить нужную цену. Если это значит еще миллион душ в ней — значит, пусть будет так. Она не сойдет с ума. Не имеет права.

Труп Арне еще оседал на землю, хрипя кровью из прорванного горла, а Вия поняла: его душа не войдет в нее. То ли нет у него души, то ли на гулей не распространяется ее проклятье — и, визжа яростно и торжествующе, она врезалась в круг нападающих. Она слышала еще, что Стар издал боевой клич где-то рядом, увидела блеск его Косы — а потом все окончательно потеряло значение: вот они, ее враги рядом, вот они, те, кого она должна защищать, за спиной. Красное на красном, земля и скалы — ну, гули-богини, примите кровавые жертвы!

А потом что-то ударило ее в спину — будто каменная плита придавила — и, застонав, она упала на колени, въехав правой рукой прямо в чей-то распоротый живот. Вия силилась обернуться — но не могла даже поднять и повернуть голову из-за огромной тяжести. Как будто на нее упала каменная плита.

— Довольно! — проговорил властный голос, в котором Вия едва узнала голос Райна. Муж ее стоял где-то далеко позади; это его слов отражалось, как в храме. — Вы думали, что хозяина Драконьего Солнца возьмешь такой малостью? Где Те, кто приказал убить меня? Почему Они сами не вышли вперед и не совершили казнь — а послали тех, кого прокляли и предали? Послали — на смерть? Отчего так?!

— Пощади, — услышала Вия. Она поняла, что это Бергдис и, повернув голову, увидела, что старейшина сидит на земле, на коленях, опираясь на землю одной рукой и протягивая другую вперед. Даже в этой позе старуха умудрялась выглядеть изящно.

— Поклянитесь, что не будете замышлять против меня! — резанул ответ.

— Это я обещаю тебе с радостью! — твердо сказала Бергдис. — Даже Драконы не в силах требовать от нас больше одной попытки.

«Так вот что, — подумала Вия, — вот оно…»

Мысль, нечеткая, но все же понятная, появилась у нее — а ведь Бергдис сейчас заодно и показала, что готова разговаривать с Райном: выдала ему «заказчиков». Интересно… Но ведь они всерьез хотели его убить. Всерьез. А что же Анне? А Анне помешала. У нее своя игра — какая?

Почему-то это казалось очень важным — понять, что хочет Анне, пусть Вия сейчас едва могла думать от ужасной тяжести и от противной мути, что поднималась с каждым вздохом откуда-то из глубины живота. Да, а что ты хотела, девочка? Разве такое напряжение проходит даром?

— Итак, — сказал Райн. — Сейчас я умерю тяжесть моего гнева — если мы отзовете своих слуг.

— Они не будут нападать, — ответила Бергдис. — За кого ты их принимаешь? Теперь, когда они увидели, что ты — как бог…

Тяжесть ушла. Вия по-прежнему стояла на четвереньках, втягивая изо всех сил в себя ломкий, прохладный воздух. Потом она села на колени, вытащила руку из трупа… Кровь еще дымилась и даже текла — все заняло, наверное, меньше минуты. Она подняла руку к глазам — и внезапно заплакала.

Слезы просто текли и текли, не хотелось двигаться, не хотелось говорить, не хотелось реветь. Все тело болело — ну, это как раз понятно: она почти не упражнялась, и короткое напряжение тяжело ей далось. А еще Вию внезапно начала бить дрожь. Она обняла себя за плечи, не обращая внимание, что пачкает блио… ладно, все равно уже шнуровка лопнула.

Райн прошел мимо и коснулся рукою ее плеча, ободряя. Прошел дальше. Вия видела, как он неестественно прямо держал спину и как напряглись его лопатки под тканью котты — и поняла, что ему досталось куда больше, чем он показывает. Может быть, ему сейчас больше всего хотелось свалиться, как после приступа.

— Не следует ли нам перейти в более удобное для переговоров место? — спросил он.

Теплая ткань плаща легла Вии на плечи, и по запаху она узнала — старов. Ну да, Стар всегда одевается теплее.

— Замерзнешь, — сказала Вия, выпрямляясь и пытаясь отдать Ди Арси плащ. — Тебе нужнее.

— Да ну, — отмахнулся рыцарь Серебряного колокола. Потом произнес сквозь зубы: — Ты бы видела это, Вия! У него голова была — там где вершины скал. Великан!

— В лунном сиянии, да, — согласилась Вия. — Я уже видела, помнишь?

Стар кивнул. Он смотрел вслед астрологу каким-то совершенно незнакомым Вии взглядом.

* * *

К вечеру погода испортилась. На небо наползли облака, густые и косматые, вода в озере покрылась мелкой рябью. Когда они вышли из дома переговоров, сильный ветер немедленно взъерошил Стару волосы, охладил его лоб. Ди Арси подумал, что так сильно он никогда еще не уставал от дипломатических кунштюков, неважно, что на сей раз парадом рулил Гаев.

С другой стороны, Гаев рулил парадом почти всегда. Просто здесь, на территории гулей, он делал это явно. Всякая мистика, древние народы, драконы, судьба — его, засранца, стихия.

Впрочем, Райн добился, чего хотел. Женщины гулей пообещали ему не помогать Драконам в предстоящих событиях (пусть Стар, например, пока еще очень смутно представлял, что это за события, и сомневался, что Райн представляет лучше, несмотря на всю свою астрологию). Что толку от нейтралитета одного небольшого племени — тоже вопрос. Но на безрыбье…

Стара преследовало глухое раздражение. Он не видел смысла в том, что они как дураки согласились съездить с Анне, хотя и подозревали ловушку. И выбрались они из этой ловушки только чудом, потому что Райн снова продемонстрировал часть возможностей Драконьего Солнца. Если говорить по совести, Стар бы вообще предпочел про это Солнце забыть.

Никак не назовешь гениальной тактической комбинацией. Зряшная потеря времени и сил — это тогда, когда на юге, в Княжествах, дорог каждый день! Сколько бы Райн не уверял, что снега этой зимой не будет до января…

Стар подобрал с берега камешек, взвесил на ладони. Получится добросить до середины озера?..

До середины камень не улетел, плюхнулся значительно раньше, взметнув к облакам серую пленку брызг. Стар наклонился за вторым — а ну, врешь, докину! Сколько тут воды-то всего?.. — и тут его окликнули.

— Милорд Ди Арси! — он обернулся.

Чуть выше по берегу стояли Вия и Анне — стояли нарочито рядом, соприкасались рукавами. Поодаль от них, тоже парочкой, замерли Райн и старуха Бергдис. Что это еще за диспозиция?..

Стар не сомневался, что Райн постоянно ведет какие-то переговоры за его спиной. Частенько астролог даже посвящал его в содержание таких переговоров — если не полностью, то в общих чертах. Но первый раз было так, чтобы этот ормуздов Гаев умудрился с кем-то договориться, пока Стар присутствовал при этом и глаз с оного лица не сводил (а Ди Арси весь разговор отслеживал тетку, чтобы она ничего не придумала). Перемигивались они, что ли? Или мыслями обменивались?

— Я бы хотела пригласить вас на прогулку, — сдержанно сказала Бергдис, когда Стар приблизился. — В искупление тех неудобств, которые вы пережили по недоразумению.

Стар всегда любил дипломатическую речь. Тебя пытаются убить, потом называют это «недоразумением», а ты обидчика не имеешь права даже на дуэль вызвать. Ну что ж, значит, будем дипломатами.

Прогулка привела их к узкой скальной тропинке, вдоль которой гулял сильный ветер и свистел наверху, в скалах. Райн и Бергдис шли впереди, Стар с Вией за ними, Вия замыкала.

Подниматься по тропинке оказалось довольно тяжело: ветер будто специально дул навстречу. Вой ветра над головами тоже не прибавлял радости: вроде бы и понимаешь, что это не гнев рассерженных духов, но приятного все-таки мало.

— Все это мне не нравится, — проговорил Стар тихо. Он не был уверен, что Анне не может их слышать — при такой диспозиции слова впереди идущего слышно плохо, но кто знает возможности гулей. — По-моему, Анне знала о ловушке.

— Она надеялась, что ловушки все-таки не будет, — пожала плечами Вия. — Понимаешь, у нее тут тоже своя игра. Мы поговорили. Она надеется с нашей помощью попасть в фавор. Она тут на птичьих правах: ее считают сумасшедшей.

— Да? — Стар едва удержался, чтобы не обернутся на Анне.

— У нее была сестра-близнец, которая умерла во младенчестве. Здесь это плохой признак: мол, никогда не знаешь, кому перешла душа. Анне все приходится доказывать.

— И как насчет фавора?

— Ты же видишь. Она сопровождает Бергдис, когда та готовится сделать очень важную вещь.

— Какую? — спросил Стар. — Ты знаешь?

— Я догадываюсь. Разрушить основы мироздания, кажется. Тише.

Стар вздохнул. Как ни странно, его настроение от реплики Вии улучшилось. Как бы то ни было, это не просто ловушка — Райн добивался от Бергдис еще какой-то информации, и он скоро ее получит.

В принципе, Стар ведь что-то такое и подозревал…

Тропинка, больше похожая на коридор в скалах, кончилась небольшой площадкой. Вокруг стояли высокие серые камни — необработанные глыбы со стесанной стороной. Тонкий слой почвы порос вереском — сейчас пожухшим.

Здесь не было слышно ветра, от камней веяло теплом. Стар подумал, что место это — удивительно спокойное.

— Эти камни стоят тут очень давно, — сказала Бергдис без всякого пафоса, деловито и строго. — С самого начала. Столько же времени их хранят гули.

Стар пригляделся — и увидел, что камни испещрены мелкой вязью каких-то письмен. Письмена не выглядели старыми — наверное, их подновляли. А может быть, Бергдис лжет. Особого доверия к старухе Стар не испытывал.

— У каждой долины гулей есть на сохранении какой-то древний секрет, у многих и не один, — продолжала Бергдис. — Нам достался этот. Гулям он почти бесполезен, потому что мы не можем выбраться из долины. Раньше нам и в страшном сне не могло прийти в голову доверить его людям.

— Но раньше не было силы, способной бросить вызов вашим хозяевам, — пожал плечами Райн.

— Да, — кивнула Бергдис. — Это так. Но если бы не то, что Драконье Солнце скрывает тебя от ока богов — и ваших, и наших — я никогда бы не подумала даже привести тебя сюда. Теперь же… я в любом случае ничего не теряю.

— Позволите ли переписать? — поинтересовался Райн.

— Вы знаете эти письмена? — ответила вопросом на вопрос Бергдис.

— Это древний язык, на котором раньше говорили по всему Быку. Все наши языки пошли от него. Есть несколько ученых, которые расшифровывают старые надписи и которые хорошо разбираются в нем… я могу позаимствовать их знания, и они не догадаются, для чего это было нужно.

«Держи карман шире, не догадаются, — мрачно подумал Стар. — Если ты будешь искать этих людей через Галлиани. Старик наверняка догадается… или ты уже успел свести какие-то свои знакомства?»

Бергдис задумалась.

— Нет, — сказала она. — Лучше потратить еще немного времени сейчас. Вы и впрямь будете записывать — а я буду диктовать. Имена каких земель вам нужно знать?

И тут Стара словно обухом по голове ударило. Истинные имена стран и областей — вот что хотел получить Райн от Бергдис, и вот что она ему сейчас предлагала! Власть над всем Закатом, то, что Райн обещал Хендриксону — вот она. Настоящая. Не временная. Не та, которую милостиво выдали Хендриксону боги — бери все, до чего сможешь дотянуться, покуда жив, как крошки смахнули со стола — но та, которая продлится поколениями.

Не зная имени земли, невозможно подчинить ее и управлять ею. Сколько ни сжигай деревни, сколько ни устраивай переселения народов, земля отвергнет незнающего правителя и повернется к тем, что смогут позвать ее по имени. К богам, например.

На Континенте имена земель знали только боги и старшие жрецы. Но связаться со жречеством через Фильхе не удалось…

В один момент все стало кристально ясно Стару. Так вот что было истинной целью Зарадаганской поездки — вовсе не древние доспехи, с помощью которых можно, якобы, переломить ход кампании в Радужных княжествах! А этот секрет — секрет стратегически опасный, который полностью изменит расстановку сил на Закате. Если удастся сохранить в тайне от всех прочих, что Рыцарь Оливы владеет этим знанием… кто знает, может быть, Хендриксон и победит богов.

— Пусть решит мой друг Ди Арси, — сказал Райн. — Пусть он назовет земли, которые рассчитывает удержать — потому что это его детям править этими землями. А вовсе не Хендриксону.

Сказать, что Стар был ошарашен — значит, не сказать ничего.

* * *

Той ночью Стару Ди Арси снился сон. Он ничем не походил на видения богов; сумбурный, путаный как все сновидения. Сначала они долго ехали какой-то широкой равниной вместе с Райном, причем Стар все время пытался выучить его какой-то песне, а астролог отказывался. Если же и брал какую-то ноту, то это выходило у него так фальшиво, что лучше бы и вовсе не пытался. Третьей с ними должна была бы быть Вия, но во сне она все время превращалась то в Агни, то во Фрейю (скакун под ней тогда становился сгустком чистого огня), а то и вовсе исчезала. Стару почему-то становилось легче, когда она уходила — во сне он знал, что это не просто Вия, а соглядатай. Он потащил астролога все дальше и дальше: во сне Райн, в отличие от яви, ему не перечил. Равнина куда-то исчезла; они долго шли по пустыне, потом по лесу, спускались куда-то пещерами; за поворотом скального коридора мелькнули казематы под ратушей Адвента, потом Райн сказал, что над ними протекает речка Флер — вот-вот будет Янтарный брод, и тогда придется спешиться.

«Что ты мелешь, — хотел сказать Стар, — мы ведь и так идем пешком!», но не успел, потому что Райн пропал. Каким-то образом Стар Ди Арси оказался в подвале под замком Арси, что в Зеленом княжестве — ну точь-в-точь такой же, каким Стар его помнил: горы хлама, бочки с соленьями и дверь в винный погребок. Стар однажды был там с отцом, и помнил, что там узко, тесно, и всего один ряд бочонков. Обычно дверь эта всегда была заперта; ключ от этого погреба имелся только у отца, даже у матери его не было.

Во сне же дверь оказалась приоткрыта, оттуда выбивались языки огня — именно огня, а не просто света.

Во сне Стар даже не подумал о том, чтобы потушить огонь. Он знал, что нужно войти в эту комнату — ну и вошел, проще простого. Жара он совсем не чувствовал.

За дверью оказалась, как ни странно, комната, которую он обычно занимал в Чертовом Замке — только обстановка чуть пороскошней: изукрашенная тяжелая мебель по моде Священной Империи вместо простой, принятой на Островах. Балдахин с кистями над кроватью… Кровать, кстати, была раскрыта, простыни смяты и засыпаны черными перьями вперемешку с тлеющими углями. Ничего не горело и даже не думало.

А по комнате расхаживал черноволосый курчавый юноша в кожаной одежде необычного кроя и безоружный… а нет, не безоружный: к креслу прислонился трезубец в рост человека, странного вида: с длинными зазубренными лезвиями (полмеча каждыми). Впрочем, во сне Стар знал, что такое оружие бывает; знал, что оно называется шот и даже, кажется, умел им пользоваться — левое плечо знакомо заныло.

«А, привет! — сказал юноша весело. — Здоров же ты упираться, братец! Насилу тебя сюда затащил».

Глядя в его веселое, хищное лицо, Стар сперва подумал: «Это отец в молодости». Потом решил, что нет, не отец, а Симон (у отца волосы не вились), а потом догадался, что у юноши его лицо. Ну, почти. Этот был постарше: у него уже росли усы и бородка.

Поняв их сходство, Стар почти сразу сообразил, что это Кевгезстармель. Он бы и раньше его угадал, да традиционные изображения этого бога были уж очень примитивны, и на них и это одеяние, и это оружие выходили совершенно непохожими.

На всякий случай Стар положил руку на рукоять Косы: разумеется, меч был с ним и во сне.

«Не трогай железяку-то, — оскалился Кевгезстармель. — Тезка. Ни к чему она. Додумался тоже — свой сон разносить! Ты мне пока в своем уме нужен».

«Нужен, значит? — спросил Стар. — Чтобы тело мое захватить?»

«Иди ты к Ормузду в задницу, и тело свое захвати, — мрачно посоветовал Кевгезстармель и рухнул в кресло. — Тоже мне, драгоценность! Оно и так мое, по праву: если бы не я, ты бы даже не родился. Можешь астролога своего спросить. Но сейчас на поверхность вылезать в такой ситуации — дураков нет».

«То есть как? — удивился Стар. — То есть ты специально тут сидишь?»

«Ну да. А чего я там забыл, снаружи? То есть нет, конечно, сначала я рвался, пока не понимал, чего вокруг тебя творится. Кстати, поздравляю: вкус на баб у тебя хороший, почти как у меня».

«Чего ты хочешь? — спросил Стар. — Зачем снишься мне сейчас? Не снился, не снился, и вот…»

«Женушку свою почуял, — хмыкнул Кевгезстармель. — Дражайшую вертихвостку Фрейю… И разговор я ваш с ней слышал… и она меня, кажется, учуяла. Ну да это ничего. Они сейчас со мной ничего сделать не смогут — и с тобой тоже. Ты и я, мы им оба нужны. Главное, что я под их дудку больше плясать не буду. Хватит, наигрался!»

Странный он был, Кевгезстармель. Молодой какой-то, без ожесточенности, без наслаждения яростью. Да и безжалостным не выглядел, каким должен бы.

«Что смотришь? — спросил Кевгезстармель. — Гадаешь, куда мой огонь делся?»

«Вроде того», — кивнул Стар.

«Вот пусть и они погадают, — хмыкнул бог. — Так что, парень, я тебе хочу сказать: хочешь верь, хочешь не верь, но я твой союзник сейчас. Доказательство — что выбраться ни разу не пытался после того случая и не вредил тебе никак. А сейчас слушай важное. Фрейя тебе правду сказала. У нас было соглашение с богами. Мы знали, что одному из нас нужно воплотиться среди людей, чтобы стать новым богом… таким богом, который совместит в себе божественное начало и человеческое. Иначе тут нам не закрепиться, и Нижние Земли не осушить. Мы решили бросить жребий… ну, ужесточили требования к пастве, каждый по чуть-чуть. Ра вот свинину запретил, Тор — спиртное… все думали, его свергнут. Нет, пришли за мной! Хотя уж я-то всегда всем все разрешал, пока они воевали вдосталь и жертвы мне приносили, — Кевгезстармель мрачно рассмеялся. — Наверное, потому и возмутились: распустил я их, вот что. Вот так и легли гости; братец Вискондил подкинул твоему папаше и горе-завоевателю заколдованное оружие — а дальше рассказывать-то нечего, дальше ты все знаешь».

«И что теперь хотят боги от меня?» — напряженно спросил Стар.

«Да пустяки! Чтобы ты Драконье Солнце обезвредил и все-таки богом стал. Ну, то есть со мной вместе. Может, они нас даже в вотчину обратно пустят — не зря же они ее не разобрали… Хотя, думаю, сначала попытаются убить. Но уже после того, как мы свою божественность докажем — до этого и пальцем не коснутся, им мученик нужен».

«О чем ты говоришь? — не понял Стар. — Какой мученик?»

«А, не бери в голову. В вашей земле такого еще не случалось, а они такое видели… ну и мы с Виском тоже, от того и сбежали. Только они хотят все контролировать; хрена с два выйдет, скажу тебе».

«Что тебе нужно? — повторил Стар. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе вернуться?»

«Не-ет, — протянул Кевгезстармель, — я хочу, чтобы ты помог мне тихо пересидеть. Наоборот, я тебе, тезка, говорю: даже если тебя на куски резать будут, я не покажусь. Мне что? Ты помрешь, я в еще кого вселюсь, как эта твоя саламандра — кстати, хороший выбор, я уже говорил?»

«Что, надоело быть богом?» — усмехнулся Стар.

«Надоело, — Кевгезстармель согласился неожиданно серьезно, глаза полыхнули пламенем. — Ох как надоело за пять тысяч лет, Астериск Ди Арси! Но не только это. Я так тебе скажу: из-за этого твоего друга скоро очень неприятно станет на этом Континенте быть богом. Они не понимают, придурки; думают, можно удержать. Я так не думаю, я пострашнее видел, чем этот их… назаретянин. Когда люди хотят сотворить себе бога из человека — они его сотворят. Спроси Вискондила, если что. Хотя вряд ли ты его найдешь; думаю, этот индюк сейчас в самую глубокую щель забьется, чтоб лишь бы не увидели…»

Он вдруг встал с кресла (вроде бы туда не садился!), пересек комнату — Стар обнаружил, что каким-то образом стоит у камина, хотя и не отходил от порога. Потом положил руки на плечи Стара. Они были одного роста, глаза на одном уровне — странное очень чувство, вроде как и в зеркало смотришь, а вроде как и нет.

«Везучий ты, парень, — сказал Вискондил с непонятной грустью. — Все тебе помогают, сволочь ты эдакий. Даже этот твой… которого ты другом зовешь… и тот тебя не оставит. Вот мне бы так».

Потом он толкнул Стара в камин, и алые языки пламени столкнулись над ним, закрывая отвернувшегося уже бога.

А дальше были удивительно мирные сны: про голубые озера, над которыми склонялись ивы. Стар гулял берегами этих озер, видел прекрасных танцующих девушек в зеленых венках. Потом на берегу появился белый единорог; Стар хотел крикнуть им, предупредить — добежать он не успевал — но девушки только смеялись и гладили животное по спине, а то стояло смирно и ничуть не вредило им. Потом девушки и единорог затеяли хоровод на лужайке, откуда-то набежали овечки, появился Лорк, читающий лекцию про сельское хозяйство, мама, ткущая шерсть…

Стар проснулся рано — еще до того, как лагерь начал сворачиваться. Выспался он отлично и едва мог вспомнить свой разговор с богом. Помучившись немного, он составил то, что смог припомнить, в некую систему. Что-то там было насчет того, что он хорошо выбирает женщин, и что бояться Кевгезстармеля ему не надо, и что боги сказали правду по поводу того, как тот был убит и почему… Ладно. Что это было? Правда ли он с богом говорил, или просто… расстройство ума от треволнений?

Или он видел то, во что хочет верить: соблазнительно было бы думать, что Кевгезстармель больше не потревожит его.

Ладно. Слова бога никак не противоречили его собственному мнению; разве только эта мысль про то, что из Кевгезстармеля с самого начала хотели сделать бога какого-то нового вида — чушь какая-то. Но в таких играх все равно нельзя полностью доверять никаким сведениям, уж это он от Хендриксона усвоил твердо.

И первоочередных действий слова Кевгезстармеля не отменяют.

— Столько богов на мою бедную макушку… — пробормотал Стар. — Они скоро друг другу пятки отдавят.

И пошел по обычным утренним делам, вполне человеческим.

* * *

Еще до обеда они отправились в путь. Доспехи Рысьего воинства — нагрудные панцири, фрагменты перчаток, шлемы с украшениями, на которых истлела конская щетина — двигались в обозе, в специальном возке. Воины Старова отряда в шутку рядились, кому какие надевать в случае чего. «Эй, командир, а вы-то возьмете себе вон тот панцирь, с позолотой?» «Чур за мной, если что, тот топор…» «А я эти аримановы причиндалы и в руки-то брать буду только в перчатках! Кто его знает, чего они…»

— Тише вы, — осадил их Стар. — Понадобится — так большей чести не будет, чем одеть эти доспехи. С такими ребятами, как вы, и с такими цацками, как эти железки, мы мигом очистим Княжества от всякого отродья древних!

Стар сам не вполне верил в то, что говорил. Скажем так, верил наполовину — и ему было неловко, что он называет родичей Агни «отродьем». Ну а как еще, с другой стороны?

Ему верили.

Они очень быстро миновали Радаган — куда быстрее, кажется, чем шли до лагеря — и распрощались с людьми Герберта.

— Нам нужно заглянуть по дороге еще в одно место, — сказал Гаев. — А вас, ваша светлость, ждут дома.

Герберт только пожал плечами. Разумеется, словам астролога он не доверял ни на грош — тем более, что Гаев так и не рассказал ему, что произошло в деревне гулей. Но кроме того наследник герцога понимал, что есть вещи, которые даже союзникам не сообщают. Он распрощался с положенной улыбкой и даже пригласил и Ди Арси, и Гаева побывать в его вотчине, случится им оказаться поблизости.

— Может быть, и окажемся, — кивнул Райн. — Кто знает превратности судьбы?

— Вы, магистр, — поклонился Герберт.

И все вежливо засмеялись тоном умных людей, при которых пошутили. Стару показалось или нет, что смех Райна был немного натянутым, без его обычной естественности? Впрочем, последнее время ему часто казалось, что астрологу не по себе.

Когда разъезжались, Стар смотрел вслед этому молодому человеку и думал: а его Райн для чего притащил с собой? Для того, чтобы тот провел их через свои владения? Разве нельзя было взять провожатого попроще?

Впрочем, Стар догадывался: Райн делает то же самое, что в Мигароте, что в Ингерманштадте, что, в известном смысле, в Медина-дель-Соль. Дает себя рассмотреть. Производит впечатление. И очень тщательно выбирает людей, на которых оное впечатление нужно произвести.

Может быть, он и прав. Хендриксон тоже считал, что главное — в людях. Но Стар бы на их месте меньше всего был бы расположен становиться странствующим жонглером… своего рода. «Глядите, как я умею играть на лютне, стоя вверх головой! А еще я могу завоевать полконтинента с одной небольшой армией, только сегодня и только для вас, всемирно известный завоеватель и его труппа дрессированных гулей!»

Когда они расстались с Гербертом, лес снова ушел под копыта с сумасшедшей скоростью. Снова всем было приказано двигаться след-в-след и ни в коем случае не отставать. Отряд перестроили так, чтобы обоз оказался сразу за астрологом и Старом, которые ехали впереди. Воины, составлявшие эскорт Вии и Фильхе в Ингерманштадте, удивлялись: ведь это означало, что придется двигаться как полудохлые ослы. Те же, кто пришел с Райном и Старом из Княжеств, повиновались молча.

И снова пришло это чувство: вроде и лес вокруг тот же самый, но как-то подозрительно быстро меняется: только что был ельник без конца и края, и вот уже — сосновый бор, а там и до березового леса с разнотравьем, не до конца еще пожухшим, рукой подать. Небо очень быстро просветлело: тучи, окутывавшие их столько дней, разошлись, и воцарился вокруг уже знакомый Стару по первому переезду ясный, хрустальный свет. Лес вокруг преисполнился тишины и значимости. Снова Райн вел их одному ему ведомыми тропами.

— Неужели этот лес подчиняется тебе так же, как в Княжествах? — спросил он Райна.

— Не так же, — астролог ответил неохотно. — Но я ведь и не подчиняю его. Я прошу. Земля, конечно, спит, но не воображаешь ли ты, что даже богам удалось подчинить ее полностью?

Стар поспрашивал Райна о богах еще немного, но добился малого. Тогда он переключился на тему о пророчестве Райна, что он тогда так походя выдал на поляне среди каменных обелисков — мол, что потомство Стара будет править империей.

— Да спроси у герцогини, она лучше видела, — вздохнул наконец Райн. — Я только могу тебе сказать вот что: ты никогда не думал, почему у тебя, несмотря на все похождения, детей нет внебрачных?

Стар только язык прикусил. Действительно, даже с Фильхе… Но она, может быть, свои меры принимала — он не спрашивал. Ему это как-то в голову не приходило.

— Вот, — весомо подвел черту астролог. — По сочетанию Марса и Луны в твоем гороскопе я бы сказал, что детей у тебя и вовсе будет мало. Скорее всего, один. Скорее всего, сын. Вероятность один к десяти. И, по некоторой совокупности признаков, скорее всего, непростой ребенок. Наверное, это его и видела миледи Аннабель на троне в Адвенте — ну да я не хочу лезть в дела пророков там, где этого можно избежать.

— Почему она мне ничего не сказала, если видела это? — если бы Стар не держал поводья, он бы, пожалуй, схватился за голову.

— Она и герцогу ничего не сказала, — чуть улыбнулся Райн. — Думаю, причины очевидны?..

Так разговор ни к чему и не привел.

Он отводил Ястреба от Быстрого, с мрачным чувством: боги правы, Райн ведет свою игру. Собственную. Стара он посвящает хорошо если в треть всего, что делает. И, похоже, это игра в определенном смысле против Хендриксона тоже — то, что сказал Райн сейчас, не наводит ли на такую мысль?..

С другой стороны, Райн, как правило, говорит только то, что хочет сказать — даже если кажется, что он говорит больше.

«Мне надо начинать свою игру, — думал рыцарь Серебряного колокола, сгорбившись в седле — за эту посадку его еще отец бы минимум оставил без лакомств на неделю, а максимум — вполне мог и выпороть. — Надо, Ормузд меня раздери ежедневно утром и вечером, думать самостоятельно! Боги — это ключ… но это и подвох. Что получится, если я поверю хотя бы части из того, что они говорят?.. Рассказывать Райну и Вии — или нет? Может быть, они того и ждут, что я расскажу — а может быть, им надо, чтобы я не рассказывал?.. Ладно, как бы то ни было — от еще одного разговора ничего не случится. Едва ли они могут влиять на меня через Вию — а то бы давно уже это сделали. Во всяком случае, Вию от Фрейи нужно избавить…»

Стар привык делать то, что надо. Даже если зубы болят — так не хочется. Новая встреча с богами — задачка из того же ряда. Сделай морду кирпичом и перетерпи, и ври, сколько сможешь, потому что не ты один запутан в это дело.

Тут еще все дело в Вии. Нужно высвободить ее, оговорить ее безопасность. Это прежде, чем затевать что-нибудь еще.

Но как? Силой тут не выйдет: Стар не знал, что получилось бы, попробуй он выпустить на богов Кевгезстармеля из глубин своей души. Даже если бы он мог… если последний сон был не совсем сном, тот просто не выйдет. Неужели старый бог войны струсил? Что же это страшное такое, что грозит этим богам — и, кажется, грозит из-за Драконьего солнца?

Да, вопросик из того же ряда: отчего боги вообще пришли в наш мир? Ведь все знают, что они откуда-то извне, и что там они были сильны и могущественны. Мало кто сомневается — хотя чаще это шепчут про себя — что боги не просто пришли сюда, а сбежали. От хорошей жизни воевать со старыми хозяевами земли не берутся. Но вот от чего именно они сбежали?

Раньше Стар склонен был считать — и Хендриксон с миледи, кажется, поддерживали эту мысль — что боги просто загубили свои старые миры, и подобным образом губят сейчас Землю Быка.

А если это не так? Если их вынудила уйти какая-то внешняя опасность — и эта самая опасность сейчас снова ломится сюда, уже в их мир? И что если Райн — действительно орудие этой внешней силы? Не на это ли намекал Кевгезстармель?.. Если это, конечно, был бог, а не его собственные, Стара Ди Арси, подспудные опасения.

Но каков бы ни был источник, а версия-то остается.

Значит, нужно действовать уловками. А для этого — снова, хоть ты тресни — встречаться с богами еще раз. Но что для этого нужно?.. Когда он просто касается Вии, ничего не происходит. Видно, их связь регулирует Фрейя, просто от прикосновения ничего не происходит. Придется ждать, пока сами боги решат поговорить.

А пока ехать в этом непонятном пространстве — не пространстве и надеяться, что Райн Гаев, со своей всегдашней проницаемостью, не догадается о его секрете. Потому что хотя Стар и решил, что не будет действовать против Райна — почти наверняка и боги, и старина Кев именно этого и добиваются — тем не менее сообщать астрологу о своих мыслях пока рановато. Хотя бы потому, что это может быть небезопасно и самому Гаеву.

Особенно накануне этой заварушки с Рысьим воинством, которое еще хрен знает каких сил потребует от астролога.

* * *

— Понимаешь, — рассказывал астролог вечером накануне прибытия к отряду в шатре, — эти доспехи до сих пор пропитаны душами тех, кто остался под болотами. Все они были знатными воинами и отважными в бою. Умели забывать себя, когда надо… Не суть. В то время многие были такими. Но сейчас прошли века — и воины стали легендой. Люди верили в Рысье воинство так же, как верили в тех же самых саламандр и единорогов. Ну и в богов заодно.

— Силы древних существ и богов идут из разных источников, — внезапно не согласилась Вия, которая присутствовала при разговоре: она шила. И, не поднимая глаз от шитья, произнесла: — Первые были до людей, и рассчитывали остаться после. Вера им не так уж и нужна.

— Ну, — сказал Райн. — Когда мир меняется, его законы меняются. Если тут есть кто-то, кто может черпать силу от веры — так будут поступать и все остальные. Изгнанники теперь не столь уж независимы, как прежде… а могут стать и еще менее зависимыми. Короче говоря, сила людей, как она есть, может с ними потягаться.

— Чем эта сила отличается от самовнушения? — усмехнулся Стар.

Райн улыбнулся, вытянул руку и легонько, кончиками пальцев, коснулся складок котты на груди Ди Арси.

— Уж ты отлично знаешь, что такое источник силы внутри человека. Или за последний год забыл?

Стар сжал зубы.

— Оставим, собственно, веру в стороне, — сухо сказал он, отгоняя от себя мысль от Кевгезстармеле и вообще обо всей божественной авантюре. — Что ты, собственно, от меня хочешь? Чтобы я нарядил в доспехи какой-нибудь элитный отряд своих всадников, и отправил их на передовую, заявив, что теперь древнее колдовство оградит их от рогов и когтей? Ну и что это нам даст?

— Это даст нам победу, — сказал Райн. — Потому что этот отряд будет непобедим — как было непобедимо Рысье Воинство.

— Которое в конце концов сложило головы в Зарадаганских болотах.

— Ну, на каждую силу найдется большая. Собственно, на это мы и уповаем.

Вия закончила шов, откусила нитку и подала Стару наружный кожух — такой носят поверх доспеха в жаркий или дождливый день.

— Подойдет? — спросила она.

— Какой смысл одевать легендарные доспехи, если никто их не увидит? — приподнял Стар бровь.

— Ты не будешь их одевать, — покачал головой Райн. — Не имеешь права. Как раз… по этому по самому. Но ты всех возглавишь. Только не лезь на рожон: магия отряда должна тебя защитить, раз ты его ведешь, но лучше лишний раз не проверять.

— А Рысье Воинство признает его за своего? — спросила Вия.

От того, что она это спросила, Стару стало легче: все-таки Вия тоже была не в курсе этого авантюрного плана.

— Если Ванесса им так скажет, то да. Из-за ожерелья они считают ее хозяйкой.

— То есть вы считаете, что эти духи, которые вселятся в наших воинов, будут мне подчиняться? — спросил Стар. — Ну и затею вы задумали. Будь я нормальным полководцем, я бы зарубил ее на корню.

— Но ты ведь не зарубишь? — спросил Райн. — Ну, брось. Тебе всегда нравилась эта мистика.

— В другой жизни, — буркнул Стар, подхватывая кожух.

Он представил вот что.

Вспомнились безмолвные леса накануне Ламмаса. Вспомнились разноцветные хороводы фей, четко различимые на фоне темных сосновых стволов. Вспомнилось тяжелое, зловещее молчание единорогов и их опущенные рога, поблескивающие в лунном сиянии — хоть единорогов он и видел только мертвых, но теперь Стару казалось, что память о том, что по-настоящему произошло на поляне начинает возвращаться к нему. И рыцарь увидел воочию: отряд людей, закованных в древнее железо, движется по этим лесам, сквозь которые уже двадцать лет целеустремленно прорастает к небу древняя сила. И другая сила, не менее древняя, раздвигает тьму и мрак — огнем и кровью.

Виола Безымянная спела бы об этом длинно и протяжно, в ритме похоронного плача — но кто и зачем будет слагать такую песню?

Что стоит — выпустить такую силу на свободу? Сможет ли Райн контролировать ее этим своим ожерельем Гиллиана — кто его видел, того Гиллиана? Удастся ли потом отыграть все назад, загнать эту силу под гнет?

И главное, ради чего все?

Стар еще очень недолго был полководцем, но он знал, что войны не выигрывают вмешательством мистических сил. Войны, как правило, выигрывают те, у кого больше денег. Или лучше организация. Или найдется один-два гениальных полководца — но последнее случается редко и все больше в древних преданиях.

То, что затеял Райн, нужно было для другого. В частности, для того, чтобы прославить на весь Закат непревзойденного Астериска Ди Арси, любимца удачи.

Стар порадовался, что больше не возил с собой герцогинино зеркало — а то бы глядеть на себя не смог, на этакого удачливого.

Он вышел из шатра. В воздухе здесь, по другую сторону гор, висела холодная сырость. Горел костер, лениво переговаривались воины их охранения. Кто-то ругался, кто-то настраивал лютню. Где-то призывно заржала кобыла: не сезон, но, видно, невтерпеж ей… Стар глубоко вздохнул. Хорошо рассуждать о всяком нездешнем, но как быть, если вот он вокруг — реальный мир, плотный, осязаемый?..

Он вспомнил похожий вечер два года назад, когда они гнались за Райном. Только было лето. Точно так же ржали лошади, когда они нагнали торговый караван, и точно так же кто-то сидел с лютней. А потом была вершина того верескового холма и явление бога народу. М-да.

Ему показалось, что он вот-вот что-то поймет. И про Райна, и про самого себя, и про Хендриксона, и как жить дальше — но, как часто бывало в подобных случаях, Стар удержал сам себя от этой мысли. Решение принято, ставки были сделаны им почти десять лет назад.

Если план Райна ускорит отвоевание Княжеств — он, Стар, в лепешку расшибется, а поможет этому. Потому что дальше, на юге, Зеленое Княжество. И Симон. К которому у Стара после разговора с богами еще множество вопросов.

Стар не заметил, как ноги сами принесли его к лошадям. Зачем — непонятно. Не успокаивать же нервную кобылу он собрался? Да и не его эта лошадь. Его Иллирика осталась в Адвенте, а здесь только Ястреб и две другие — Черныш и Бриска. Он пошел вдоль ряда, думая навестить Ястреба — как вдруг увидел Вию. Он смог ее рассмотреть, потому что она стояла чуть поодаль, где, отдельно от всех, привязан был ее демонический Гай. Возле девушки на траве стоял зажженный фонарь. Она гладила коня по морде, а тот млел.

Вия тоже заметила Стара и кивнула ему. Должно быть, она вышла из шатра сразу следом за ним, потому что, кажется, стояла здесь уже довольно давно. Наверное, пока Стар бесцельно бродил вдоль границы лагеря.

— Похоже, — сказала она. — Помнишь? Та ночь, когда я Гаем обзавелась.

— Да, я тоже подумал, — согласился Стар, но уже рассеяно. Он проворачивал в уме другое: удастся ли отбить у леса хотя бы Лосиную пустошь силами его отряда — так называли, правда, отнюдь не пустошь, а довольно обширные сосновые леса — а если удастся, то обойдется ли без пожаров. Лесные пожары — штука страшная, даже зимой. Если бы Агни могла договориться с саламандрами… стоп, не думать об Агни.

— Спасибо, Стар, — вдруг сказала Вия.

— Ты о чем? — он обернулся к ней.

— Тебе многое не нравится из того, что затевает Райн, — ответила она. — Но ты терпишь. Ты пока позволяешь ему…

— Что ты знаешь о его затеях такого, чего не знаю я? — спросил Стар.

— Все, что знаю, я тебе так или иначе говорила, — пожала плечами Вия. — А многого сказать не могу.

— Обязательства верной жены? — приподнял брови Стар.

— Другие обязательства, — скучным тоном ответила Вия. — Я вот думаю… ты почти ничего не знаешь ни о ведьмах, ни о шаманах. А Райн — знает. Ну, только про ведьм, но общего на самом деле больше, чем кажется. И у них, и у нас есть ответственность. Перед тем, как все устроено. Ну и то, что узнаешь… другими путями… об этом даже говорить не принято.

— Когда мы гнались за Райном, ты мне говорила, — напомнил ей Стар.

— Тогда я жить не собиралась, — пожала плечами жена астролога.

И, несмотря на свои смутные мысли и вполне уже оформленные тревоги, Стар внезапно ощутил радость. Как бы то ни было, а Вия собирается жить. Это уже стоило всего.

Даже, в конечном счете, этой дурацкой затеи с доспехами мертвецов, которая еще неизвестно, удастся ли. Все-таки Райн спятил. Мало ему было для его личной легенды истинных имен земель?.. Вон от список: затвержен Старом наизусть, жжет изнутри…

Стар улыбнулся, повернулся к Вии, собираясь сказать ей, как он рад и счастлив, что она сумела одолеть свой кошмар. Вия улыбнулась ему в ответ и чуть коснулась его руки.

Этого, разумеется, хватило.

* * *

На сей раз не было ни озера, ни небесного света. Декорации не менялись; осенний лес вокруг оставался осенним лесом. Даже плащ она не сменила: так и стояла в Вииной одежде. Только ростом стала каким-то образом выше, хотя блио сидело на ней как родное: их со Старом глаза оказались на одном уровне.

— Здравствуй, Ди Арси, — сказала она. — Мой муж говорил с тобой?

— Понятия не имею, о чем вы, — Стар нашел самообладание приподнять брови. От ледяного — не злого, а именно совершенно равнодушного — синего взгляда богини было не по себе.

— Я знаю, он не удержался бы, — пожала она плечами. — Но это только хорошо. Я хотела, чтобы ты проверил наши слова. Теперь ты убедился, что мы не врали тебе?

— Так вы хотите сказать, что это не было сном? — спросил Ди Арси.

— Да, какая разница? — женщина дернула плечом. — Смертные придают слишком большое значение отличию сна от яви. Лорд Ди Арси, у меня не очень много времени. Я хочу спросить, какое решение ты принял?

— Какое решение я могу принять, если не знаю, чего вы от меня хотите? — резонно задал вопрос Стар.

— Я же сказала! — ответила она почти раздраженно. — Мы хотим, чтобы ты сохранил жизнь своему другу. Обо всем остальном можно поговорить позже — вероятно, ты сам решишь потом, что можешь сделать еще кое-что. Но пока достаточно одного.

— Жизнь — это понятие растяжимое… — пробормотал Стар.

Про себя он гадал, почему Фрейя ни словом не обмолвилась про то, о чем говорил Кевгезстармель — будто боги хотели сделать из падшего божества сверхорудие… или, если угодно, сверхбога, который позволил бы им пользоваться силой людей?.. Или Стар что-то не так понял? Ди Арси даже сам перед собой не притворялся, что понимает что-то в мистике или в теологии.

— Не играй словами! — сказала она. — Может быть, нам встретиться в другой раз, когда ты все обдумаешь получше?

Тут Стар и вовсе растерялся — или даже разозлился.

— Я вас не вызывал! — резко сказал он. — Будь моя воля, вы бы совсем со мной не разговаривали — или разговаривали бы не так!

— Я — твоя богиня! — воскликнула Фрейя.

— А я был бы богом, если бы захотел, — Стар сощурился. — Это ведь вам что-то от меня нужно, а не мне от вас? Я всегда приношу положенные жертвы. Раз так, то и слушаете меня.

— И что ты хочешь? — Фрейя явственно смирилась. Стар отметил про себя: как бы то ни было, а он и в самом деле нужен богам… Странно, почему на переговоры пришла она, а не Воху-Мана? С Мудрецом было бы сложнее — тем более, что он один раз чуть было не одолел Стара на мечах, и Стару было бы тяжело сражаться с ним на словах. А эта — слишком легко выходила из себя и будто бы уступала инициативу…

Или не уступала? Ведь начал Стар с того, что не хотел ее слушать — а теперь он заставляет выслушать себя и даже удерживает богиню на месте!

Если он выставит ей условие, он пропал, он у этих богов на крючке.

— Я выставляю вам условие, — сказал Стар, явственно ощущая, как за спиной невидимый тюремщик поворачивает ключ. — Я обещаю вам — я даю слово — что сделаю все, что в моих силах, чтобы Райн Гаев остался жив… — он сделал паузу, — если от этого не будут зависеть жизнь или благополучие Вии Гаевой, Ванессы Гаевой или миледи Аннабель Хаксли, герцогини Хендриксон. Но взамен я хочу, чтобы вы доказали, что вам можно верить. А там мы продолжим разговор.

— Какого доказательства ты хочешь? — спросила богиня надменно.

— Покиньте тело Вии Гаевой и пустите ее гехерте-гееста к ней обратно.

— Это невозможно, — сухо сказала богиня Фрейя. — Уйти могу, но пустить гехерте-гееста?.. Она будет знать о наших разговорах и донесет мужу. Это исключено.

— Она не донесет мужу, это я беру на себя, — твердо сказал Стар.

— Ты не можешь быть уверен.

— По-моему, причина совсем в другом, — медленно и зло проговорил Ди Арси. — Вы, миледи Фрейя, знаете, что если гехерте-геест вернется, то вы не сможете так просто захватить душу моей… госпожи Гаевой. Вы хотите оставить страховку. Но это не пройдет. Если вы так могущественны и столько знаете — вы найдете еще способы поговорить со мной. А иначе мне плевать на вас. Я сейчас же пойду к астрологу — уж он придумает, как избавить жену от вас с помощью Драконьего Солнца!

— Драконье солнце работает не так. Оно не может…

— Вы уверены? — жестко спросил Стар. — Вы же сами говорили: это драконья игрушка, вы о ней ничего не знаете. Итак, госпожа Фрейя: я выставил свое условие для продолжения переговоров. Или так — или ничего.

Внезапно Фрейя улыбнулась. В синих, словно светящихся глазах, мелькнуло что-то похожее на теплоту.

— Я ведь была богиней любви, рыцарь, — сказала она.

И исчезла.

С неба шел снег. Белые, кружащиеся хлопья.

Вия стояла перед ним и смотрела на него как-то ошарашенно, снизу вверх, как положено.

— Стар… — начала она.

Ди Арси сделал шаг к ней навстречу — и внезапно поскользнулся: то ли на пожухлой листве, то ли на корне дерева. Мир перевернулся, молодой рыцарь пребольно ударился пятой точкой — аж слезы на глазах выступили.

Вия наклонилась над ним, протягивая руку.

— Стар… — проговорила она неверящим голосом. — Мой гехерте-геест вернулся… Ох, что со мной было… Что это? Ты знаешь, что?

А Райн говорил, что снег не выпадет до января…

* * *

— Вот что я хочу от вас, — сказал Стар тем, кто надел на себя доспехи Рысьего воинства. — Не удивляйтесь тому, что будет происходить — прежде всего, с вами. Не верьте своим глазам. Выживите. Победите. На вас и на вашем оружии — древнее благословение самой нашей земли. Она хочет быть свободной! За Хендриксона — и за ваши будущие поместья в этих благословенных местах, раздери Ариман всех единорогов!

То, о чем говорить, сказал ему Райн.

То, как говорить, Стар придумал сам.

Ральф Мединский, «Рождение Империи»

<…> Стремительный натиск Астериска Ди Арси во второй половине ноября и в декабре 3042 г. современники во многом были склонны объяснять причинами мистическими. Ваш покорный слуга помнит еще дикие слухи, которыми обрастали таверны на Закате, будто ворота мхом: что якобы Ди Арси вместе со знаменитым Магистром Драконьего Солнца предприняли сказочный марш на самую полночь, в глухие льды, где раздобыли легендарные мечи Рысьего Воинства, дарующие победу в любой схватке. Должен сказать, что, безотносительно того, насколько осуществимо добраться из южных Радужных Княжеств в Зарадаганье и обратно чуть более чем за месяц (да к тому же надо учитывать документально подтвержденное пребывание Райна Гаева в Ингерманштадте, и тот факт, что в то время дороги без попечения Солнцеликого Императора были еще хуже, чем теперь), нужно помнить, что самому Рысьему Воинству эти мечи никакой победы не дали. История учит нас, жалких своих слуг, что никакая победа еще не была достигнута за счет колдовства и мистики, пусть заступничество богов часто перетягивало чашу одиночного сражения. Победу, как правило, одерживают те, у кого больше денег и лучше организация — да простят меня за столь приземленный и неромантичный подход.

Таким образом, даже если бы вооружение отряда Ноттских всадником древним оружием и имело место, это никак не могло бы стать решающим фактором. Обратимся же к причинам, вызвавшим столь быстрое разрешение затянувшейся осенней кампании. Ваш покорный слуга рискнет высказать несколько соображений…

<следует подробный анализ тактико-экономической ситуации в Радужных Княжествах в 3042 г.>

Ральф Мединский, «Книга позолоченного века»

<…>Как я уже писал в другой своей скромной работе, затеянной исключительно чтобы оттенить достоинства Солнцеликого Императора посредством моей немощной писанины, быстрое завоевание двух третей Радужных Княжеств можно объяснить единственно военным гением Астериска Ди Арси. Но как же быть с пребыванием его в Ингерманштадте, о котором не просто ходили слухи, но и имеются документы — например, дневниковые свидетельства эрцгерцогини Терезы Динстаг о личном знакомстве с г-жой Гаевой?

Ваш недостойный слуга в то время по делам службы великого астролога как раз прибыл в Ингерманштадт в начале осени. Я сопровождал супругу господина Гаева, которая с присущим ей тактом и спокойствием разослала некоторые письма, подготовленные ее мужем. Таким образом, когда Великий Астролог прибыл в город, ему осталось только встретиться с некоторыми лицами, однако они с женой отбыли на следующий же день. По необходимости я оставался в городе еще некоторое время, потом отправился за ними на полдень. Астериск Ди Арси все это время пребывал со своим отрядом в Княжествах, но ничего не предпринимал, ожидая известий от магистра и герцога, без которых ему нельзя было действовать (об этом я также в меру своих возможностей постарался поведать в «Рождении Империи, или истории военных кампаний 3024–3029 гг. со схемами, иллюстрациями и жизнеописаниями величайших мужей и полководцев эпохи»). Возможно именно это несвойственное ему бездействие, а также то, что госпожа Вия Гаева действительно предприняла путешествие в родные места (но раньше этим летом, ибо зимой за Радаганом стоят ужасные морозы) и послужило основанием для легенды, будто бы Астериск Ди Арси и магистр Гаев тоже были за Радаганом, да еще вместе, да еще тогда, когда никакие разумные причины кроме божественного вмешательства не могли бы оправдать их присутствия там…

Примечания

1

Карочио — запряженная волами повозка, на которой укреплялось отрядное знамя. Рыцарям и оруженосцам рекомендовалось держаться неподалеку от «своей» карочио. Если знамя падало, рекомендовалось пробиваться к ближайшему, еще стоящему.

(обратно)

2

Кер (La Kere) — рыцарь с боем проезжает вражеский строй насквозь и возвращается обратно. Считалась идеальной тактикой.

(обратно)

3

Вообще-то по всему Закату флюгеры на свои дома разрешается устанавливать только знати. Однако в Мигароте такой привилигией по традиции пользуются цеховые старейшины и мастера — чем вовсю и пользуются.

(обратно)

4

Мелкая мигаротская монета. В отличие от серебряной «башни», имеет хождение по всему Закату.

(обратно)

5

Котта — род верхней одежды (как мужской, так и женской, но мужская — чаще всего по колено или выше, женская — до щиколоток), без рукавов или со съемными рукавами (могли быть другого цвета или из другой ткани). Застегивалась на пуговицы, подпоясывалась.

(обратно)

6

Блио — род женской одежды, что-то вроде платья, скроенного без разделения юбки и лифа, с длинными, чаще всего разрезными рукавами, из-под которых проглядывают рукава нижней сорочки-камизы. Как правило, без застежек, но могли быть завязки на вороте. Украшались вышивкой и поясом.

(обратно)

7

Ввиду узости городских улиц, передвижение верхом или в упряжной повозке в Мигароте, как и в большинстве старых городов, возможно далеко не везде. В частности, в Мигароте в ходу легкие портшезы с паланкинами, одно- или двухместные.

(обратно)

8

…значит, все-таки из знатных… — по обычаю, только дворянам разрешалось носить одежды определенных цветов и яркости. Исключения издавна делалось для комедиантов, шутов и обитателей городского дна.

(обратно)

9

…капитан — по традиции мигаротских Кормчих при обращении называют «капитанами», что логично.

(обратно)

10

Камиза — нижняя рубашка, изначально из козьей шерсти, позднее — льняная или даже шелковая.

(обратно)

Оглавление

Пролог. Привет из прошлого

Часть I. Небо над Мигаротом

Часть II. Женщины астролога

Часть III. Боги не вмешаются

Часть IV. Истинные имена Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg