«Право на свободу, право на любовь»

Право на свободу, право на любовь (fb2) - Право на свободу, право на любовь 1023K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Витальевна Мазуркевич

Наталья Мазуркевич Право на свободу, право на любовь

Пролог

Город не спал. Внизу, в долине, жизнь не переставала бить ни на секунду. Яркие вспышки фейерверков над цирком, радуга над ратушей и флаг над парламентом. Все это соткалось из сотен маленьких шариков, замерших и переливающихся под воздействием чар трех сотен первоклассных магов. День независимости империи.

Я фыркнула. День независимости в тоталитарном государстве. Смешно, если бы не было так грустно. И я улыбалась, как и сотни других, вышедших на балконы своих квартирок людей. Уйти в дом было нельзя. Пусть холодно — ранняя весна редко баловала теплыми ночами, но если поддаться слабости и вернуться. Если хоть кто-нибудь из соседей подаст жалобу…

Я не смогла сдержать дрожь, вспоминая, что случилось со Сведригой. Она всегда смеялась над этими глупыми запретами, всегда… Все кончилось, когда на них донесли. Приятель ее отца, господин Дрог решил подняться в должности и донес. Так семья Сведриги исчезла. За одну ночь, за один час, что я спала, из соседней квартиры испарилось целое семейство. Утром, когда я привычно вышла на балкон, чтобы перекинуться с подругой парой слов и договориться о вечерней прогулке, по ту сторону перегородки стояла совсем другая, незнакомая женщина. Их переселили ночью. Почему ночью? Они не спрашивали. Да и непринято это было.

Нельзя интересоваться переменами, нельзя задавать вопросы, нельзя думать и смеяться. Ничего нельзя… Я хмыкнула. Да, в нашей самой лучшей и образованнейшей империи нельзя думать. Ведь это так просто. Жить и не задавать вопросов.

Последний взрыв в небе и крик ликования. Я не могу сказать, чем он вызван в большей степени, радостью, что можно вернуться в дом, или истинным восхищением достижениями империи. Неважно. Я открываю дверь и возвращаюсь в комнату, падаю на мягкий диван и плотнее закутываюсь в плед. На столике рядом стоит чашка с остывшим за полчаса чаем.

Мне не спится, и я иду за новой. Привычно наливаю кипяток, кидаю пакетик, три ложки сахара, размешать и попробовать. Горячо, обожгла кончик языка, но неважно. Вернулась в комнату и затянула штору — не хочу, чтобы кто-то видел мою жизнь. Такое обычное желание и такое сложное в исполнении. Здесь не принято ничего скрывать. Это не вписывается в систему, это не должно существовать.

Щелкаю по пульту, на экране снова Гордон Трикс, советник по общественным делам. Сегодня он весь день работает. Пропагандирует правильный образ жизни, сулит льготы и подарки. Сегодня… Я смотрю на часы и понимаю, что представление скоро закончится. Не больше часа и снова репортажи с мест событий. Восстание на Западе, или волнения на Юге, а может Север снова хочется отделиться? Все повторяется, все повторяются, все ненавидят центр, а ты в нем живешь, и поделать ничего нельзя. Да и страшно. Что если сошлют на тот же Север. Сколько там можно протянуть, если делать ничего не умеешь?

Все кто живет здесь, в центре, не приспособлены к жизни вне. Это политика страны, в каждом секторе — свои условия, и смена невозможна. Смена — смерть. Я даже не представляю, чем живет Север, никто из соседей не представляет. Центр живет одним — войной и развлечениями.

Здесь готовят солдат, и здесь царит рай удовольствий. Мне пока рано и для первого, и для второго, а потому я просто живу, пока не исполнится семнадцать. Осталось чуть больше месяца и мне дадут билет. Или в школу искусств, или в академию вооружений. Только бы в искусства…

Глава 1

Тяжело просыпаться после бессонной ночи. Хмурое серое небо, серое. Над городом всегда смог и нет других цветов. Да и нужно ли? Откинуть одеяло, потянуться, прошлепать босыми ногами по теплому полу. Гостиная, кухня. Заварить чай, открыть холодильник. Раз бутерброд, два. Откусить кусочек, запить чаем и сесть, скрестив ноги, на диван.

Пульт. Два щелчка. Лицо императора во весь экран. Эйвор Таргелей, император Великой империи Таргелеев. Пепельный блондин, с жестким, властным лицом, серыми стальными глазами и прямым носом. Все девчонки сохнут по нему, а у него уже седьмая жена. Надолго ли? Никто не знает.

Я прислушалась к его голосу. Приятный. Так и должно быть. У всех политиков приятный голос. Они тоже заканчивают школу искусств. И если я попаду туда, то возможно и сама когда-нибудь стану одной из них, тех, что вещают с экрана. Если…

Все чаще меня начали одолевать неприятные мысли. Что если моя медицинская карта удовлетворит армию? Что если оценки будут недостаточно, или наоборот слишком высоки. Что если… таких если было так много, что я уже и сама запуталась, что считать хорошим, а что дурным знаком. Оставалось только ждать. Жить и ждать. И надеяться.

Отключила звук, чтобы не расстраиваться заранее. Опять что-то не поделили с соседями. Тоже частое явление. Строка внизу экрана подсказала — будет совет. Опять закроют все движение, и передвигаться останется разве что пешком. Плохая новость.

Подошла к окну и раздвинула занавески. Да, город уже начали закрывать. Далеко-далеко возводился заслон. Сияющий колдовской свет, который изолирует столицу от всего остального мира. Его построят маги… Я видела их всего один раз. Ученика, но он уже тогда был чудесный и далекий.

Их обучали с самого детства, прививали любовь к империи и императору, к местному образу жизни. Они получали почет и уважение с самого рождения, и зачастую становились бичом обычных граждан. Их положение было так высоко, что император прощал им почти все. А потому все знали негласные правила выживания: никогда не попадайся на глаза магу, иначе жизнь твоя уже ничего не будет стоить.

Чай кончился. Я вернулась на кухню и помыла чашку. Сама, как и всегда. Почему? Просто некому было это сделать. Я жила одна. Лет с десяти, до этого в семье. То в одной, то в другой, то в третьей — неважно. Я даже лиц этих людей не помнила. Не нужно было.

Закончив с уборкой, вернулась в спальню, распахнула шкаф и кинула на кровать короткие брюки, или длинные шорты, не знаю, как лучше сказать. За окном холодно, а потому из нижних ящиков мной была вынута пара сапог. Они закрывали ноги до самого колена, и я не должна была замерзнуть. Кофточка с длинными расклешенными рукавами — дань моде, благо что теплая. И короткая курточка. Все темное.

Сбегала в ванную и причесалась. Собрала свое богатство — гриву до пояса в два хвостика, перехватила каждый еще несколькими резинками, чтобы волосы не выбивались. И с этими двумя импровизированными лиловыми кнутами вышла из квартиры.

Дверь захлопнулась сама. Я даже не слушала есть щелчок или нет. Не требовалось. Умный дом, умная дверь, только люди глупые. Спустилась вниз и махнула рукой. Платформа не появилась. Потрясла головой и рассмеялась. Глупая, смотрела же новости, город перекрыли. Хорошо еще, что клуб, в который я собралась, был неподалеку.

Когда я проскользнула через силовое поле, что стояло во всех подобных заведениях на входе, чтобы не допускать нежелательных элементов в здание, то практически все уже заняли свои места. Быстро обежала половину и плюхнулась на свое место, чтобы еще три часа слушать про современную поэзию. Я ее не любила, поэзию, но исправно посещала собрания, даже писала что-то, но так, средненько, или даже совсем ужасно. Просто для галочки, чтобы было. Так многие поступали, быть иным не хотел никто.

Слово взял Бенедикт, пожалуй, самый талантливый из всех нас, дожидавшихся решения своей судьбы. Он уже даже публиковался и получил письмо от императора с благодарностью за труд. Конечно, никто не сомневался, что император даже в глаза работ Бенедикта не видел, но тем не менее… Завидовали ему все и предрекали школу искусств. Ведь иначе и быть не может, верно?

Я подошла к нему после его выступления. Не знаю почему, просто хотелось. Письмо придет ему уже завтра, в день семнадцатилетия, и почему-то мне казалось важным поддержать его. Почему именно поддержать? Я не могла понять своего порыва.

— Ты молодец. — Подошла к нему, коснулась руки, сжала его пальцы. Бен улыбнулся. Как-то неправильно, слишком робко для уже сформировавшегося юноши, почувствовавшего свою силу. Впрочем, уверенность придет. Обязательно.

— Спасибо, — поблагодарил он, улыбнулся и отвлекся на Марту.

Я не обижалась, зная, как она ему нравится. Завидовала, конечно, в тайне надеясь, что я когда-нибудь полюблю кого-нибудь так же сильно, до глупостей, до желания проводить с ним каждый день своей жизни. Смешно, право слово. И не осуществимо. Бен и Марта исключения, а они только подтверждают правила.

На улице лил дождь. Холодные потоки воды смывали с тротуаров пыль и заставляли горожан сидеть по домам. Перемещаться в ливень на своих двоих — глупое и недостойное занятие, которое мне так нравилось. Пробежать под холодными струями дождя, почувствовать их ободряющее прикосновение к коже, хоть на мгновение представить себя за пределами закрытого города — столицы.

Да, я знала, что многие мечтают занять мое место, знала, что количество столичных жителей ограничено, знала, что за пределами столицы жизнь невозможна, но не мечтать о том, чтобы хотя бы взглянуть на нетронутые империей территории, не могла. Пусть и понимала, смелости выйти даже за силовое поле, охраняющее город мне не хватит.

Дождь начал стихать, и ничего не оставалось кроме как вернуться в дом. Не хотелось видеть горожан, которые с осуждением будут смотреть на глупую девочку-подростка, которая мечтает о несбыточном, заставляя родителей платить за врачей.

Обжигающая вода в ванной, чашка горячего шоколада и последствия устранены. И снова пульт, снова экран и его величество. Изо дня в день. Не выключая экран, я прошла в спальню, упала на кровать, провела рукой по мягкой гладкой поверхности, наслаждаясь. Улыбнулась, глядя в потолок и сделала мелкое движение пальцами, как будто резинку растягивала. Повинуясь жесту, прямо надо мной появилась небольшая панель с полной информацией о клиенте, то есть обо мне. Простейшая магия и современные технологии, которые доступны каждому жителю столицы, позволяли узнать, сколько денег на счету, до какого числа требовалось оплатить услуги, когда явиться на осмотр и все остальное.

Я улыбнулась, заметив очередное изменение баланса. Пусть и неизвестно, кто переводит мне деньги, вероятно фонд поддержки сирот или еще что-то подобное, но увеличение платежных средств вселяло надежду, что пушечным мясом я не стану, иначе зачем тратить на меня столько? А ведь действительно тратят немало. У всех моих друзей, даже у того же Бенедикта, содержание много меньше. Чья же я? Этот вопрос тревожил меня уже так много времени, что почти перестал восприниматься вопросом. Так, факт из жизни. Таинственный и неподдающийся разгадке.

Солнце еще было высоко, и его лучи даже пробивались сквозь серый смог над городом, сквозь защитный купол, сквозь затемненные стекла домов. Видимо, перемещался кто-то важный, раз всем затемнили стекла. Возможно, даже сам император.

Взглянуть хотелось неимоверно, но нельзя. Это объясняли с младенчества, и все, кто хотел жить, запоминали правила быстрее, чем изучали азбуку. Только когда окна вновь обрели прозрачность, я бросилась на балкон. Дворец сиял, готовясь принять гостей. А мне… признаться, стало грустно и обидно. Быть запертой в своей квартире, выходить только на собрания клуба и ждать. Последнее было особенно мучительным. Не спасали ни игры, ни экран с программами, ни мечты. О чем прикажете мечтать, если неизвестно, будет ли завтрашний день и какой он будет.

Решив все же не поддаваться упадническим настроениям, я потянулась, повыбрасывала из шкафа точные копии сегодняшнего утреннего облачения и, наскоро переодевшись, отправилась поднимать себе настроение.

В клуб ярких чувств пускали с шестнадцати и, познав впервые это развлечение, я еще долго приходила сюда каждый вечер, пока не приелось. Так часто происходит: то, что поначалу занимает все наши мысли, кажется единственным глотком свежего воздуха в общем смраде, со временем превращается в такой же ад, как и все остальное. Так и клуб.

Поначалу я прибегала сюда ежедневно и проводила каждую ночь, танцуя с такими же, дорвавшимися до мнимой свободы детьми. После, с каждым прожитым днем, стала замечать всю тщетность этого времяпрепровождения. Постепенно и оно начало надоедать, и посещения свелись к минимуму. Так я начала читать.

Пожалуй, я бы и в тот день пошла в библиотеку, но она располагалась слишком близко ко дворцу и вход наверняка закрыт, как и платформы перемещения, а вот клуб… До него можно было рукой подать и я не сдержалась и бросилась туда. За красками, за эмоциями, за настроением и мечтами. Пусть бессмысленными, на один вечер, но такими желанными.

Пройдя через силовое поле на входе, увидела, как проявляется панель и быстро списываются деньги. Неважно, завтра получу еще. В два раза больше истраченного. Почему-то у моей панели была именно такая особенность, словно кто-то просматривал мои дневные траты и выделял больше, чтобы девочка ни в чем себе не отказывала. Я и не отказывала, просто… много не хотелось. А деньги капали.

Хоть было еще не очень поздно, людей в клубе оказалось достаточно. С трудом отыскав себе местечко, я махнула бармену, и мне принесли сок и еще один вкусный напиток без грамма алкоголя — еще одна особенность панельки. Информация о клиенте передавалась тут же всем работающим в заведении, и продать подростку несоответствующие продукты уже никто не мог. В противном случае, закрытие заведения будет самым мягким наказанием владельцу и обслуживающему персоналу.

— Спасибо, — поблагодарила я, принимая из рук служащего высокий, не менее полулитра, стакан апельсинового сока.

Юноша, кажется, он был даже младше меня, молча поклонился и ушел. А мне стало стыдно. Он был из слуг, касты неприкосновенных, обслуживающих нас, избранных. И за то, что я с ним заговорила, могли наказать. Его. Бросаться ему в след и извиняться я не стала. В таком случае, последует наказание. Опять же, для него.

Единственное, что я могла сделать, это открыть панель и перечислить заведению вознаграждение за обслуживание. Они и сами разберутся, кто угодил госпоже и, может, станут лучше обходиться с мальчишкой.

Чтобы больше никому не мешать, я ушла в самый угол второго, балконного этажа, с которого прекрасно просматривался танц-пол, да и музыка не так сильно била в уши. Зря, здесь предпочитали сидеть особенные посетители.

Когда ко мне подошел странный улыбчивый молодой человек, я даже немного обрадовалась, все же меня нельзя было назвать первой красавицей школы. Так, суррогат местного производства, без естественного цвета волос, бывший когда-то и рыжей, и русой, и брюнеткой (какой угодно — индустрия позволяла иметь любой цвет), с подправленными современной косметологией лицом — кукла, подделка, ущербное создание, как мне порой казалось. Но видимо, не все были так категоричны.

— Познакомимся? — не спрашивая позволения, юноша сел за мой столик и сцапал ладонь. Стало противно, но я сдержалась. — Какая холодная. Согреть?

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась и попыталась вырвать конечность из его захвата. Не получилось. Зато ощутила стойкий запах алкоголя.

— Зря ты так, детка. Я и заставить могу, — он рассмеялся и потянул меня к себе, буквально роняя на столик. — Ну же, идем со мной. Я заплачу. Деньги у меня есть. Магам хорошо платят.

Сказать, что я ощутила в этот момент, когда он прямо заявил о своей принадлежности к высшей касте, было сложно. Дикий первобытный страх? Не знаю, но так я не боялась никогда. Он был пьян, сильно пьян, и совсем не думал. Он был магом, а значит, ему простят все, что угодно. В груди стало больно, тело расслабилось, падая безвольным кулем. Ему это не понравилось. Дернул, заставляя идти за ним, недовольно прикрикнул. Я не слышала: шумела музыка, страх не позволял думать. Я просто шла за ним, как на убой. А в голове билась только одна мысль: глупое создание, зачем ты вообще забрело сюда сегодня?

— Смотрите, какая детка, — хвастался маг, сажая меня между собой и еще кем-то. Мне было все равно, страх сменился апатией.

— Шикарная, — признал кто-то и больно схватил за подбородок, поворачивая лицо к себе. — Пожалуй, я возьму ее себе.

— Так нечестно, — совсем по-детски заявил маг, — я первый увидел!

— А я старше, — ухмыльнулся его визави. — Ну-ка, иди ко мне.

Он потянул меня на себя, и я снова оказалась сидящей, но уже между совсем другими людьми. И, кажется, это был не конец. Спустя полчаса, когда я уже почти перестала реагировать даже на свет — не знаю, они ли в этом повинны или их чары — маги определились. И один из них потащил меня куда-то. Но не успел.

— Эйг, — суровый окрик и к нам подошел другой, более взрослый маг. То, что это был именно маг, становилось понятно по страху, резко возникшему в глазах моего мучителя. Так боятся только сильного. Только того, кто может не просто напугать, а способен навсегда прервать твое существование. И сейчас этот кто-то смотрел на моего временного хозяина. Вот только мне страшно не было, скорее — радовалась, что и он кого-то боится, что этот маг растерял всю свою властность и силу. — Что ты делаешь?

— Э… милорд…

— Прикосновенность проверил? — оборвал его звуковыделение мужчина.

— Нет, — серея, ответил юноша.

— Будешь наказан. — Быстрый взгляд на погрустневшую физиономию старшего ученика и мужчина разрешает: — После того как закончишь свои дела. Только прикосновенность проверь.

Юноша кивнул и, больно ухватив мою кисть, активировал панельку. Без разрешения владельца, так могли делать только маги или служба порядка. Пару секунд просмотра, и он недоуменно качает головой.

— Я не понимаю…

— Что вы не понимаете, Эйг? — хмурится его начальник, сам берет мою кисть, открывает панель. Смотрит на нее пару минут и молчит.

Первым не выдерживает юноша:

— Почему запрет? Она же из местных, обычная кукла.

— Заткнись, — грубо оборвал его маг, отцепил его пальцы от моего запястья и приказал: — Возвращайся и передай всем, кто там развлекается, две недели карцера.

— За что?

— За глупость, — раздраженно пояснил маг и пошел к неработающей платформе, таща меня за собой.

Адрес он посмотрел сам, ругаясь и цедя сквозь зубы непонятные слова, активировал платформу, и мы переместились прямо в холл моего дома. После перемещения стало еще хуже. Каждый шаг давался с трудом, и я упала, чудом не расшибив себе нос. Как звали чудо, подхватившее меня у пола, я не знала, но была благодарна.

— Тише, сейчас все будет хорошо.

Он взял меня на руки — меня никто не брал на руки, никогда и… это было бы приятно, если бы не ситуация. Ситуация пугала, как и он сам. Маг аккуратно донес меня до квартиры, открыл и уложил на кровать. Ушел, судя по звукам извлекаемой посуды, недалеко, до кухни только. Вернулся с полным воды стаканом, помог сесть и насильно влил жидкость в рот. Я не хотела, отплевывалась. На большее сопротивление сил не было.

— Нужно. Один глоточек, — уговаривал он. Я отпивала один и снова валилась на кровать. Он усаживал и уговаривал вновь. И так, пока весь стакан не опустел.

— Не надо, не хочу больше, — попросила я, но он только улыбнулся, сверкнул своими серыми глазами и ушел. За новым стакан. Полночи он заставлял меня пить. По глотку. Маленькому, но неотвратимому.

К рассвету мне стало лучше, голова перестала кружиться, да и стакан больше не падал из рук.

— Хорошая девочка, умница, — произнес маг, укладывая в постель. Сам присел на краешек.

— Кто вы? — тихо спросила, неумолимо клонило в сон.

Он ответил, но я уже не услышала.

Солнце уже успело скрыться за пеленой серого тумана, и обычный полумрак, присущий столице, сменился тьмой. Но во дворце никто не заметил перемен. Здесь царили музыка, танцы и смех.

Гордые собственным происхождением, придворные дефилировали по залу, демонстрируя последние достижения косметологии на своих лицах и изменения материи на себе. Одежда аристократов поражала воображение. Если горожанин мог позволить себе драгоценности, то что уж говорить об истинных хозяевах жизни. Паутинка жидкой платины, скользящей по ткани, меняющей рисунок при каждом шаге, россыпи золота и серебра на рукавах и подолах, и, наконец, пламя. Замершее, холодное волшебство, подвластное только избранным. Маги посетили бал.

Перед ними тут же образовался живой коридор. Хоть они и были лучшей партией для дочерей аристократов, семьи не спешили договариваться о браке. Исключение составляли лишь благородные семьи из одаренных. При такой свадьбе оба супруга были равноправны, отдать же дочь за мага для простого аристократа значило передать ее в собственность мужу. Впрочем, ради закрепления престижа семьи, шли и на это.

Лейворей — советник императора, разменявший уже не первое столетие — приветливо кивнул своему коллеге, лорду Сейдору, возглавлявшему делегацию магов. Коротко кивнув подопечным, Сейдор направился к давнему приятелю.

— Здоровья императору, — поприветствовал глава магов коллегу.

— Процветания империи, — ответил Лейворей. — Что-то случилось?

— Барьер установлен, — пояснил мужчина.

— Это все?

— Почти. Но сам понимаешь…

— Разумеется, — тихо откликнулся его визави, глядя в удаляющуюся спину приятеля. Настаивать на ответе было глупо, и Сейдор своим уходом избавил их обоих от неловкости. И пусть любопытство не желало уступать, Лейворей задавил его одной только силой воли. Не нужно задавать вопросов. Ответы могут не понравиться.

Советник еще раз оглядел бальный зал в поисках полезных ему людей, кивнул Гордону Триксу и поспешил покинуть собрание. Это молодым магам здесь было интересно, а вот Лейворею, для которого эти стены напоминали тюремные, хотелось иного.

Приемная императора была пуста, но секретарь — молоденькая девушка со вздернутым носиком, сияющими от осознания собственной успешности глазками и рыжими локонами — не позволила войти.

— Его величество занят, — одернула она советника и вновь открыла свою рабочую панель. Прошлась по именам, зацепилась за одно из них, нахмурилась и, не разбирая дороги, побежала в кабинет императора докладывать.

В приемную она вернулась бледная и с трясущимися руками.

‘Невиновата’, - заключил он, зная о привычке повелителя наказывать на месте. Видно, просто напугал, чтобы расторопней была.

Девушка спешно развернула панель, но выбрать что-то не могла, пальцы соскальзывали.

— … Такого больше не повторится, — донеслось до советника из-за прикрытой двери.

— Надеюсь. Проследите лично.

— Как вам будет угодно.

Сейдор покинул комнату хмурясь. Маг привык к гневу императора и так остро не реагировал, просто принимая к сведению. Все же удобно быть одаренным, можно было закрыться от воздействия его величества. Не до конца — сила Таргелеев сносила любые барьеры — но ослабить атаку получилось.

Кивнув приятелю, не оборачиваясь Сейдор покинул приемную. Наступил черед Лейворея предстать перед владыкой.

Эйвор Таргелей пребывал в скверном расположении духа. Мальчишку-мага следовало наказать за своеволие. А еще совет и очередные проблемы с провинциями. И неймется же им. Да еще Эрика со своими глупостями. Неужели пора сменить супругу, раз уж эта не справляется со своими обязанностями и ведет себя как императрица. Забыла куколка, зачем она ему. Что ж, он напомнит.

Хищно усмехнувшись, мужчина благосклонно кивнул советнику.

— Лейворей?

— Ваше величество. — Советник поклонился и, только получив позволение, сел. — Прошу прощения, но в этом месяце предстоит распределение некоторых весьма неоднозначных молодых людей, некоторых из них вы брали под свой контроль. А потому без вашего решения мы не можем обойтись.

— Я помню, — скривил губы Эйвор. — Кто в этом месяце?

— Мальчики или девочки?

— Мальчики, — выбрал император, открывая панель, которая растянулась на весь стол. — Кто?

— Бенедикт Эттель, начинающий поэт. Есть неплохие работы. Выиграл пару конкурсов…

— Вооружения, — скучающим тоном распорядился Эйвор. — Не мне вам объяснять, что неплохие поэты могут стать неплохими ораторами, более того, будучи публичными людьми, они становятся крайне неудобны. Слишком много берут на себя и не ценят жизнь, предпочитая нести в массы свою идею. Глупцы. Зачем они мне?

— Незачем, ваше величество, — улыбнулся Лейворей. Он предвосхищал такой ответ. Что ж, угадал.

— Дальше? — нетерпеливо потребовал монарх.

— Кирин…

По лицу Эйвора скользнула тень муки, исчезнувшая за маской равнодушия мгновение спустя. Он быстро выбрал знакомое имя в списке и открыл изображение.

— Столько времени прошло…

— Да, ваше величество. Скоро ей исполнится семнадцать, и мы бы хотели узнать ваше решение.

— Искусства. Разве может быть иначе?

— Конечно, нет.

— Отлично, — кивнул Эйвор и распорядился: — Пусть подготовят список достойных кандидатов. Я обещал устроить ее судьбу и свое обещание я сдержу.

— Как вам будет угодно.

Я проснулась после полудня. Все тело ломило, и выползать из-под одеяла до ужаса не хотелось. С трудом открыла глаза, уныло взглянула на потолок, усеянный звездами. Среагировав на мое пробуждение, он начал стремительно меняться. Минута, и голубое небо над головой. Мгновение и шторы, повинуясь программе, разъехались в стороны, пропуская лучики света в комнату.

— Завтрак, — скомандовала я, активируя еще и куклу-слугу, вещь дорогую, но для лентяев незаменимую, а мне было слишком плохо, чтобы шлепать на кухню самой.

Пока я боролась с остатками сна и разминала затекшую за ночь руку, кукла принесла чай, сырники и растопленный шоколад. День начинал приносить радость. Вот настроение было совсем уж тяжким. Унылое, серое, как и настоящее небо, а не подделка на потолке.

Закончив работу, кукла ушла в свой шкаф. Обычный грубо сколоченный ящик. Гроб, как я его называла. Можно было, конечно, завести обычных человеческих слуг, но я не хотела. Слуг держали аристократы или маги, и быть, как они, мне претило. Глупо, у них было все, им завидовали, впрочем, и у меня хватало на жизнь с избытком. На любую жизнь, пока она у меня есть.

Расправившись с завтраком, все же выползла из-под одеяла, потянулась. В неприспособленной для сна одежде было неудобно, а я, видимо, так устала, что забыла ее снять. Попыталась вспомнить вчерашнюю ночь, но не смогла. Заболела голова, и я предпочла сдернуть с дивана накидку и, укутавшись, выйти на балкон.

Город ожил. Вероятнее всего, за ночь успел снять ограничения на полеты и в небо поднялись привычные глазу столичные кары. Были ли они в других регионах? Сомнительно. На работу одного такого кара расходовалось прорва энергии, и позволить себе заряжать его могли далеко не все даже в столице.

— Приятного дня, — пожелала мне соседка, выходя на балкон с тазиком полным постиранных детских вещей.

— Как дела у Софи? — с трудом припомнила имя их дочери, отпила из чашки, глядя на серое даже в полдень небо.

— О, вы помните? — удивилась она, устраивая тазик на полу и то и дело наклоняясь, чтобы достать какую-нибудь вещь и повесить на веревочку. Пережиток жизни в секторах. В столице никто не сушил белье на балконе. Оно становилось грязным и очень жестким. Для подобных вещей в каждой квартире имелась хозяйственная комната.

— Конечно, вы же мои соседи. — Я слабо улыбнулась и вернулась в дом, плотно закрыв за собой дверь. Соседка любила петь, а я, признаться, не любила ее слушать. Но пусть лучше поет, чем лезет в мою жизнь. А она могла. Все провинциалы могли, уже позже они привыкнут к новой жизни и поймут, что соседям, как и всем окружающим, на них плевать.

Легкой вибрацией браслет напомнил о своем существовании и новом сообщение. Вероятно, пришло оповещение об увеличении баланса. Привычно коснулась запястья, активируя, и едва не упала. Пришло оно. Распределение.

Сердце сорвалось на галоп, в глазах потемнело, трясущимися руками растянула экран, тронула значок письма, открывая…

Искусства… Сколько облегчения мне принесло это слово. Не удержалась на ногах, села прямо на пол, улыбнулась. Еще раз, и еще, еще. Смех. Он вырывался сам, против моей воли. Искусства. Спасибо. Спасибо богам, если они есть. Спасибо духам, призракам, да кому угодно. Искусства… Я не умру. Не умру. Не умру…

Не знаю, что думали соседи, слушая, как я стучу по полу, прыгаю, бегаю по квартире и кричу. Неважно. По щекам катились слезы. Но это были добрые слезы, правильные, живые. Да. Я смогу плакать. И смеяться. И жить. И даже полюбить смогу. Наверное.

Но сейчас даже это наверное было совершенно ничтожным по сравнению со всем остальным. Господи, спасибо, спасибо, что ты любишь меня!

Обессилев, я упала на ковер, раскинула руки и просто улыбалась потолку.

А за два квартала от меня пытался сдержать слезы Бен. Ведь мужчины не плачут. Не плачут ведь. И он пытался не плакать. Пытался.

— За недосмотр, преступную халатность, едва не повлекшую за собой гибель особого человека, по закону империи вы подвергаетесь ссылке в действующую армию. За особые заслуги перед короной, ссылка заменена понижением в должности и переводом вас на службу в школу искусств. Ваши обязанности вам объяснит директор. Возражения?

— Никак нет. — Сероглазый маг с презрением взглянул на бюрократа, излагавшего ему волю императора.

— Отправляйтесь. Вы вступаете в должность через час.

Глава 2

До школы добиралась на поезде. Специально пришла пораньше, чтобы успеть выбрать себе купе. Не хотела подсаживаться ни к кому, не хотела пускать кого-то к себе. А так — щелчок и все помещение в твоем распоряжении.

Судя по всему, так поступали многие. Я пришла за час, с одним рюкзачком за плечами, а на платформе уже толпились студенты, заскакивали в вагоны и вихрем проносились по нему, выбирая местечко получше. Что останется первогодкам, которых обычно привозили точка-в-точку, я не знала. Впрочем, думать о ком-то еще… О себе бы подумать успеть в этой суете.

Пришлось пройти пару вагонов — свободных купе не было. Только в самом хвосте поезда пустовал целый вагон. Его все обходили стороной, словно он был для прокаженных. Опасливо косились на двери, а когда я коснулась ручки, и вовсе отвернулись. Никто не предупредил, никто не остановил, никто не вмешался. Как и всегда.

Вагон казался пустым, но таковым не являлся. Было слышно, как кто-то играет на скрипке. Не удержалась, пошла на звук и осторожно заглянула. Это было не купе в обычном его понимании, не квадратная комнатушка с четырьмя местами, это был хвост поезда. Скругленное большое помещение с чистыми, без единого пятнышка, стеклами почти по всему периметру. И здесь было светло. По-настоящему. Даже небо не казалось таким серым как обычно. Даже смога, прикрывающего купол, не было. Неужели это все зависит от стекла?

— Ты кто? — насмешливо осведомился скрипач, складывая инструмент в футляр. Я посмотрела на него и… испугалась. Он был пепельным блондином. А у нас… У нас только аристократы ходили с таким цветом. Цвет императорской фамилии. По оттенкам можно было понять к какой семье принадлежит ваш знакомец, а скрипач… Он был пепельный, императорский, злой.

Я бросилась к двери прежде, чем смогла понять, что со мной происходит. На него не смотрела, отводила глаза, смотрела в пол — все только бы не видеть блондина. Это оскорбление смотреть на него, я не ровня. И то, что вошла…

Коснулась ручки, дернула на себя, но ничего не произошло. Еще раз, второй, третий. Дверь не поддавалась.

— Я заблокировал, — весело пояснил юноша, подходя ближе. — Идем, я приглашаю в гости. Все же лучше, чем

на коврике сидеть.

— Простите, я не должна была… — начала было оправдывать. Он оборвал:

— Но ведь зашла? Раз зашла — оставайся.

— Я не хочу мешать, — осмелилась поднять глаза. Он улыбался. Только сейчас, немного успокоившись, смогла разглядеть его белую, лукавую, но никак не злую улыбку.

— Не помешаешь, — уверенно сказал он, оглядел ее с ног до головы и предположил: — Первый курс?

— Да, — несмело выдохнула я, дернула на всякий случай ручку двери и, тяжело вздохнув, села на край полукруглого дивана. Юноша сел напротив.

— Отлично. Тогда запоминай, когда спросят, кто взял кураторство, скажешь Хельдеран с пятого курса.

— Хельдеран, — неверующе повторила. Нет, он не был наследным принцем или сыном советника. Он был бастардом, но признанным. И пусть на престол претендовал в числе последних, все же был близок к императору.

— Слышала обо мне? — юноша поморщился.

— Да, — честно призналась.

— Дай угадаю, только хорошее? — он самодовольно усмехнулся, но глаза лукаво блеснули. Серые, словно туманная дымка.

— И плохого, — не выдержала, улыбнулась и тут же замерла, не зная, как он отнесется к правде. Хельдеран рассмеялся.

— Значит, я не ошибся. — Он поднялся на ноги, подошел ко мне, коснулся тремя пальцами лба и толкнул на спинку дивана. — Пиу. Да расслабься ты уже. И привыкай. Ты теперь мой подопечный первоклашка, будем часто видится. Так что можешь начинать вкушать прелести моего покровительства и наслаждаться поездкой. Хочешь чего-нибудь?

Я покачала головой. Есть на самом деле не хотелось, но даже если бы это было не так, призналась ли?

— Как тебя зовут?

Он отошел к барной стойке, извлек пачку сока и налил в стакан.

— Держи. Попробуй. Пила такой? Он настоящий, южный.

Хельдеран приглашающее махнул рукой. Подошла и даже пригубила. Вкусно.

— Спасибо.

— Не за что. Можешь еще что-нибудь открыть, если хочешь. Отец платит. — Последнее он сказал с неприкрытой яростью в голосе, словно… был зол на императора? Но разве можно злиться на его величество? За что? Мне это было непонятно. Но осуждать — осуждать не стала. А он ждал. Ждал, что скажу что-то дурное о нем, ждал, со злостью глядя на меня. А я не знала, как поступить.

— Хель, опять запираешься?

Сначала дернулась ручка, а после открылась и дверь. На пороге стояли обнявшись двое. Парень и девушка. Она, судя по расцветке, стояла в иерархии много выше, чем ее кавалер, но глядя на них, я не видела их неравенства. Они были едины. Странно.

— О, так ты не один!

Девушка отцепила от себя чужие руки и приблизилась ко мне. Рассмеялась, заметив, как прямо пытаюсь сидеть, хотела было повторить действие блондина, но удержалась.

— Привет, ты кто? Я — Манир, это — Теренс, а ты?

— Кирин.

— Добро пожаловать в семью, — ни с того ни с чего она бросилась обниматься. Пришлось потерпеть, к тому же пусть это и было странно, но и приятно. В каком-то роде. Наконец, Манир успокоилась и улеглась на диван, закинув ноги на спинку. — А ты чья?

Я ждала этот вопрос. Он не мог не прозвучать. Даже удивительно что Хельдеран упустил его из виду. Или не успел?

— Не знаю. — Все теперь будет презрение. Или жалость. Лучше презрение. Оно закаляет, не дает пустых иллюзий, заставляет почувствовать свое место и, как ни странно, идти дальше.

— Понятно. — Манир хлопнула меня по плечу. — Да не переживай ты так. По статистике тридцать процентов населения столицы не знает своих родителей, еще пятнадцать не знает кого-то одного. Так что… Ты просто попадаешь в каждого третьего.

— Я не знаю свою мать, — признался Теренс, усаживаясь прямо на ковер у дивана и принимая из рук Хельдерана бокал с красной жидкостью. Вино? — Хель… Хель знает, но счастья ему это не приносит. Так что. Может тебе повезло даже больше нашего.

— Может, — механически согласилась я. Их было жалко. Нет, говорил Теренс весело, как будто ничего не происходит, но глаза, сжимающиеся губы, преждевременная морщинка на лбу. Да, вероятно, мне даже лучше. Мне не нужно гадать, почему я осталась одна, не нужно подозревать мать или отца, не нужно подозревать весь мир.

— Что тут опять за запах? Кто пустил депрессию в наш дружный коллектив?

— Не ты, Димитрий, не ты, — заверила вошедшего Манир, поднялась, чтобы наградить его дружеским поцелуем в щеку.

— А мне? — Теренс всплеснул руками.

— И тебе, — согласилась девушка, чмокая и его тоже.

Наблюдать за ними было смешно. Словно смотришь какую-то постановку, комедию, и только грусть в глазах каждого, боль. Которую они старались унять, выдавала реальность всего происходящего.

— Хель завел себе первоклашку? — А вот и обо мне опять вспомнили. Встретилась взглядом с Димитрием. Зеленые, — меланхолично отметила про себя. — Нравлюсь? Могу махнуться с Хелем. Я скучать не дам.

— Нет, спасибо, — открестилась и даже отсела подальше. — Юноша рассмеялся. Тряхнул вороной гривой и развалился на противоположной стороне дивана. Теперь понятно, почему он такой большой.

— Джина? — Манир наконец оторвалась от Теренса.

— Сестра поехала со своими. Выросла малявка, — с удовольствием и гордостью произнес юноша.

— Отправляемся, — меланхолично заметил Хель, занимая место у стекла. Рядом пустовало еще одно и я ушла к нему. Идти пытаться найти свободное купе было бессмысленно, а оставаться в компании этих троих… Они были мне чужды. А Хель как будто нет.

Села рядом, попыталась словить его взгляд, но ничего не вышло. Словно сейчас юношу ничего не интересовало. Он бездумно смотрел куда-то вдаль, даже не замечая, как меняется пейзаж. А он менялся.

Расплывались очертания шпилей, исчезали серые колонны зданий, оставались далеко позади наблюдательные башни — семь штук по периметру городского массива. Появлялись деревья. Порой даже цветущие. И цветы-первоцветы проносились мимо — первые яркие краски на пути к новой жизни.

Внезапно все исчезло. Нет, поезд, они все остались на своих местах, но вот за окном была пустота и темнота. Неосознанно сжала подлокотники кресла и почувствовала теплую ладонь на своих похолодевших пальцах.

— Все в порядке, — Хель был спокоен. — Просто проезжаем защиту. Сейчас все вернется. И… Уже вернулось. Смотри!

Я быстро взглянула по ту сторону и, честно, захотелось буквально поцеловаться со стеклом. По ту сторону царило лето. Зеленое. Яркое-яркое. До рези в глазах, до полного упоения. Непередаваемое, неописуемое, нереальное.

Щека прикоснулась к чему-то холодному, и я поняла, что не сдержалась и таки поцеловалось со стеклом. Рядом раздались смешки, а после меня обняли, взяли за руку и начали указывать направление. Я была благодарна Хелю: без его наставлений наверняка пропустила бы что-то, а так… Он управлял моим взглядом, владел моим слухом, рассказывая все, что знал об окружающем мире. И даже тихий, звонкий смех Манир не был обиден. Потому что они тоже были рады, искренне рады вернуться сюда.

Поезд прибыл до обидного скоро. И пусть с платформы тоже виднелся лес, но одно дело знать о том, что там внутри, а другое — видеть, слышать и даже чувствовать запах, когда в нарушение всех правил они приоткрыли окна.

— Пора. — Хель подал мне рюкзак, сползший у двери, и протянул руку. — Нужно обменяться контактами. Так я смогу тебя найти, в школе.

— Спасибо, — протянула ему руку с браслетом. Он коснулся его своим, устанавливая соединение, выждал и кивнул.

— Все, теперь я тебя найду. Но если понадоблюсь раньше, глянь контакты. И вам еще дадут школьные списки. Там все есть. Не стесняйся и обращайся.

— Хорошо, — кивнула как примерная ученица. Он странно рассмеялся и попытался взъерошить волосы.

— Хель, всего пару часов стал наседкой, а замашки-то уже есть.

— А сам-то, Димитрий? — вмешалась Манир, подхватывая Теренс и Димитрия под руки. — Хель, мы уходим. Ты с нами?

— Разумеется. — Юноша подхватил футляр со скрипкой и пошел следом за друзьями. Я осталась в купе одна. Еще раз огляделась, пытаясь понять было ли это на самом деле или показалось, и, выдохнув, покинула помещение.

На платформе царил хаос. Люди сновали туда-сюда. Кто стремился быстрее присоединиться к знакомым, кто руководил погрузкой багажа, кто просто пытался сориентироваться в этом беспорядке. Для меня это все было в новинку.

В школе все ходили парами или тройками по интересам, классы между собой не пересекались, дисциплину соблюдали все и напороться на опаздывающего было просто невозможно. Здесь же… Такого количества разношерстных людей я не видела никогда. Разве что на балконах, но и тогда все стояли кучками, а здесь… здесь было страшно потеряться.

Я еще раз осмотрела окружающих и споткнулась. Темный, русый, рыжий, блондин — эти непривычные цвета буквально давили. Таких как у меня лиловых, или красных, на худой конец синих волос почти ни у кого не было, а те у кого были жались, пытаясь не захлебнуться в толпе.

— Первый курс, просьба собраться у тридцать второй арки, — приятный голос заставил облегченно вздохнуть. Про нас не забыли.

Я постаралась сориентироваться. На колонне, у которой я остановилась передохнуть, значился номер двадцать семь, значит, мне нужно пройти еще четыре проема, и в пятом уже встретят. Воспрянув духом, быстрым шагом направилась к двадцать восьмой, а там и дальше. Все остальные ‘цветики’ тоже ручейками потекли в этом же направлении.

Там нас ждали. Три женщины, двое мужчин внимательно осмотрели лица всех новоприбывших. Лично мне, их интерес не понравился: слишком в нем было плотоядности, как будто мясо на ужин выбирали — не иначе. Наконец подошел последний из ‘цветиков’ и от группы встречающих отделилась женщина.

Немолодая, что было странно при нашем уровне медицины, даже красивой ее можно было назвать с трудом, она цепко оглядела каждого, кивая каким-то своим мыслям, и сказала:

— Приветствую вас в вашем новом доме. Раз вы попали к нам, то мы приложим все усилия, чтобы помочь раскрыть ваши задатки. Но прежде вам необходимо пройти проверку.

— Разве, Крис? — Ее речь прервал один из мужчин. Темноволосый, с военной выправкой, он больше подходил бы для вооружений. Что он делает здесь? — Мы уже выбрали. Зачем мучить детей, сейчас разберем, а на медосмотр уже группками поведем.

— Как угодно, милорд, — названная Крис недовольно поджала губы и сделала шаг назад. — Вы первым выбираете?

— Нет, заберу шлак, — не стесняясь в выражениях сказал он и усмехнулся. Я сглотнула: такие порядки мне больше напоминали рассказы о вооружениях, чем об искусствах. — Эйдан, ты первый.

Вперед вышел другой мужчина. С короткими платиновыми волосами, бледный и казалось бы даже больной, с впавшими глазами. Руки у него немного тряслись, как будто он волновался, хотя сейчас волноваться были должны мы. Он прошел мимо каждого, кого-то брал за руку — я отдернула, не выдержала такой бесцеремонности. Темноволосый рассмеялся и погрозил мне. Машинально отступила назад — его я боялась больше.

— Хорошо, — прервал мои мысли. Вскинула голову, чтобы не пропустить его выбор и снова столкнулась взглядами с темноволосым. Он смотрел внимательно и именно на меня. Мурашки сами пробежали по коже. — Ты, ты, ты и ты. — Быстро выбрал блондин.

Из наших рядов вышли трое мальчиков и девочка. Высокие, не ниже ста семидесяти. Опасливо покосились на блондина, но пошли следом и даже улыбались. Слова про шлак больно резанули по самолюбию всем, и даже то, что ты вынужден идти за кем-то мало адекватным, уже заставляло улыбаться. Хотя бы из вредности. Демонстрируя превосходство.

— А теперь я, — вперед неожиданно вышел темноволосый. Дамы неодобрительно фыркнули, но ему было все равно. — Тина, Кирин, Дэйн, Тордак, идут со мной.

— Что? — вырвалось у меня. Темноволосый усмехнулся, на этот раз довольно доброжелательно и повторил: — Вы четверо идете со мной. Руку?

Он подошел ближе и протянул мне ладонь. Быстро оглянулась по сторонам: остальные ‘цветики’ пребывали в глубоком шоке, а вот дамы смотрели внимательно, словно пытались понять с чего такое внимание. Одна из них внезапно улыбнулась, догадавшись, и отвела взгляд. Мне бы ее догадку, а пока — протянула военному свою ладонь.

Не дожидаясь, пока остальные придут в себя, он пошел вперед и потянул меня за собой. Мы шли не останавливаясь до тех пор, пока не кончилась платформа. После сошли куда-то на тропу, хотя я заметила большую дорогу, даже уровень с разметкой для каров имелся. Темноволосый шел быстро, но со временем и мы подстроились под его шаг. Дыхание, сорвавшееся на беге, начало восстанавливаться.

Шли молча полностью предоставленные собственным мыслям. Я обернулась, пытаясь понять, о чем думают ребята — они сочувственно улыбнулись. Не смогла удержаться-улыбнулась в ответ. Вот и союзники.

Остановились уже в лесу. Мужчина выпустил мою руку, которую я с удовольствием забрала и даже за спину спрятала, вызвав его смешок. Ребята только сочувственно переглянулись.

— Итак, думаю, всем интересно для чего я выбрал вас?

— Шлак? — предположил тот, кто откликнулся на Дэйна. Темный с золотыми прядками, как любили краситься любители гонок.

— Ты в это веришь? — чуть склонив голову, с прищуром оглядел темноволосый юношу.

— Нет, милорд.

— И правильно. При всей ‘случайности’ выбора. Кураторы всегда знают, кого забирают.

— И к чему слова о шлаке? — Тина, зеленоволосая, как русалка, тряхнула своей гривой.

— Что бы было интереснее. Мне. Вам это популярности не прибавит.

— Тогда зачем? — решила внести свою лепту в поддержание разговора. Впрочем, надежды, что нам ответят честно, не было.

— Чтобы вы не совершали глупости и не сближались с недостойным кругом. Вам для сохранения лица в дальнейшем не нужны конфликты сейчас, поэтому пусть они сами обходят вас стороной. Надо будет — свита появится сама. Выберете ее собственноручно. Думаю, вам это знакомо.

Ребята усмехнулись и переглянулись. Втроем, а после с интересом уставились на меня.

— А ты чья? — Закономерный вопрос, вот только ответ их не порадует. Но открыть рот мне не дали.

— Случайных людей здесь нет. Запомните это, ребятки. Вы — одна команда, учиться будете вместе. Велика вероятность, что и работать. А потому научитесь сотрудничать. Все ясно?

— Предельно, милорд. — Вот и Тордак поучаствовал.

— Отлично. Раз все ясно, вот ваше первое задание. Вас четверо, флагов в лесу тоже четыре. Вы должны найти и принести мне каждый по флагу. Мы не пойдем в школу до тех пор, пока все не принесут свои флаги. Вперед. — Мужчина махнул рукой, давай отмашку и спокойно присел на поваленное дерево. Подумал, вырвал травинку и начал посасывать, все видом демонстрируя, что уж он никуда не спешит.

— А если мы не справимся до заката? — вопрос мучил всех, но задал его Дэйн, принимая огонь на себя.

— Значит, будем искать в темноте.

— А еда?

— Справитесь — пойдем перекусим. До тех пор — что найдете в лесу, все ваше. И я бы поторопился. — С этими словами мужчина устроился на дереве, словно это был особенно удобный лежак. Впрочем, в том, что он не спит, не сомневался никто.

— Рин, — меня позвала Тина, — иди к нам. Нужно подумать.

Я кивнула и подошла. Дэйн, судя по всему, был если не старшим, то главным в этой тройке и, разумеется, заговорил он.

— Нужно решить идем все вместе или делимся на пары.

— Пары?

— Да, плутать по одному — не лучший выход, Кирин. — Удивительно, что даже не смотря на глупый по их общему мнению вопрос — Тина не сдержалась и фыркнула, а Тордак и вовсе закрыл лицо руками — Дэйн даже не повысил голос. — Кроме того, мы втроем знакомы и справимся, а тебя оставлять без присмотра… Куратор Красс правильно сказал, нам вместе жить и работать. Остальные будут против нас и чтобы занять свое место, следует держаться вместе.

‘Куратор Красс, — про себя отметила я. — Они знают его, значит, куратор — известная личность?’

— Хорошо, как решите, — не стала спорить. Они и правда лучше моего разбирались в таких играх. Дэйн пришел на поезд в камуфляже — видно, любит полевые игры, или предполагал, куда нас отправят. Тордак — удивительно, что он попал в искусства с его мускулатурой. Тина — она больше напоминала лазутчика, маленькая, эффектная, но в то же время неуловимо незапоминающаяся. Отвернувшись, я почему-то не могла вспомнить, как она одета, или черты лица, хотя стоя перед ней проблем с запоминанием не было. Что я делаю среди них?

— Вот и славно. Кирин идет со мной. Тина, Дак, выдвигаемся.

Не говоря ни слова, эти двое припустили в лес. Дэйн взял меня за запястье и повел в противоположную сторону.

Здесь царило лето, и очень скоро мне захотелось расстегнуть куртку, что я и сделала. Ласковый ветерок трепал волосы, заставляя то и дело поправлять челку. Но это были такие мелочи по сравнению с солнышком, которое грело руки, голубым небом без вечного барьера, пряным запахом леса, которым хотелось надышаться. Мне не верилось, что на ближайшие пять лет искусства станут моим домом. Не верилось, но так хотелось. Просто чтобы иметь возможность ходить в лес, в настоящий, естественный лес. С травами, птицами, животными… Последние вызывали трепет, было страшно, но взглянуть на них хотелось до невозможного.

Запястье сжали сильнее, привлекая внимание, и я посмотрела на своего спутника. Дэйн остановился и молча указал на одну из веток. Неужели флаг? Проследила за рукой и замерла. Белка. Маленькая, коричневая, с пушистым-пушистым хвостом. Она держала в лапках какие-то веточки. Мгновение, и скрылась в кроне дерева.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я Дэйна. Он усмехнулся, и мы пошли дальше. Складывалось впечатление, что белки для него не в новинку. — Ты уже был в лесу? — Дэйн кивнул, внимательно рассматривая дорогу. — Часто?

— Каждый месяц, — не глядя на меня, сухо ответил юноша. — Отец охотник, и хотел, чтобы я перенял его страсть. Я перенял.

— Везет, — решила не спрашивать про отца: захочет — скажет.

— А ты раньше не бывала? — вернул вопрос Дэйн, остановился и махнул на землю. Он сел первым, словно не боялся испачкаться. Хотя в его одежде это было немудрено.

Повторила его маневр, опустившись на иголки. Долго ерзала, боялась запачкаться, но вроде бы нашла приемлемое положение. Уселась, подтянув к себе колени и обняв их руками.

— Нет, как-то не сложилось в прогулками на природе.

— Безвылазно в столице? — посочувствовал Дэйн.

— Угу, — более равнодушно, чем следовало ответила я. Он понятливо улыбнулся и сделал совсем уж непозволительное: подсел и обнял за плечи.

— Могу пригласить к нам на выходные. Хочешь?

— Хочу.

— Тогда приглашаю.

— С радостью принимаю твое предложение, — отозвалась я. — А твои родители не будут против?

— Против школьных друзей? Нет, что ты. В искусства попадают только избранные, и, если ты здесь, то будешь хорошей партией. А значит, тебя примут в любом аристократическом доме.

— Даже если я не…

— Даже если ты не. Правда, сомневаюсь, что твоя родословная хуже наших. Иначе бы просто не прошла цензуру. Здесь учатся только наследники, чтобы бы не говорила пропаганда.

Наследники и я. Почему-то мне не верилось, что я могу быть одной из них. Скорее произошла ошибка. Какая-нибудь очень глупая и трагическая ошибка. Да, иначе быть не может. Но так хочется остаться. Так хочется…

— Ты приуныла, — заметил Дэйн. Поднялся и встал напротив меня, так чтобы солнце не заставляло щуриться. — А уныние нам ни к чему. Идем. Нам еще нужно флаг забрать у Тины.

— Они его уже нашли?

— Они все нашли. Сейчас разберем по одному и сдадим куратору, пусть порадуется.

— Подожди. Как они их нашли? Ведь нам же не говорили, где они висят. И так быстро…

Дэйн задумчиво оглядел меня, словно решал, сказать или промолчать. Но, вероятно, слова куратора о доверии и команде взяли свое. Юноша наклонился к самому уху и шепотом произнес:

— У Тины есть способности. Никто из посторонних не должен знать, понятно?

— Способности? Она из магов? — изумилась я. Магов забирали с самого детства. Не может быть, чтобы сделалось исключение. Или может? С каждым часом проведенным здесь, с ними, я все больше убеждалась, что нам говорят далеко не все и все незыблемые законы империи прописаны лишь для простых людей.

Дэйн кивнул и предупредил:

— Если кто-то узнает, я лично тебя прикончу.

— Я могила, — подняв руки вверх, пообещала.

— Хорошо, идем.

И снова пошли. На этот раз шли совсем медленно. Вел Дэйн и, складывалось впечатление, что они заранее договорились о месте встречи, что они знали этот лес.

— Ты здесь уже был?

— Нет. Но был мой брат, и дядя, и отец, и все друзья. Они рассказали, — предвосхищая следующий вопрос ответил юноша. — А ты совсем ничего не знаешь о здешних местах?

— Ничего.

— Тогда надейся, чтобы с личным куратором повезло.

— Надеюсь, — улыбнулась я, вспомнив о Хеле. Если первое впечатление меня не подвело, то с ним мне повезло. По крайней мере, так тепло и уютно мне еще ни с кем не было.

— Моим куратором будет сын друга нашей семьи. Он из Клетонов. Будущий граф Клейтон — Саймон Клейтон, — с гордостью похвастался Дэйн.

— Ты так говоришь, как будто от статуса куратора что-то зависит!

— Конечно, зависит. Молись, чтобы тобой именитая особа заинтересовалась. Свита куратора становится и твоим окружением. А если твой куратор в свите, то и ты не поднимешься дальше лакея. У Саймон третья по значимости свита. Лучше только у Димитрия и Хельдерана. Но ты не бойся, я за тебе попрошу, и будем с Саймоном. Для старта хорошая площадка.

Тропинка, на которую вывел Дэйн начала спускаться. То и дело попадались большие камни, но гладкие, совсем безо мха, как будто на них часто сидели и заботились об их состоянии.

— Сейчас еще немного пройдем и все, — сказал юноша, заметив, что я начинаю уставать: не привыкла к таким спускам-подъемам. Дыхание сбивалось, и идти становилось все сложнее.

— А Хельдеран, он какой?

— Хель? Он школьный принц, — несколько недовольно откликнулся юноша. — Бастард императора. С ним лучше дружить. Перейдешь дорогу — пожалеешь.

— Он отомстит?

— Нет, не он сам. Мстить предпочитает Димитрий, а они друзья. Тоже в одной команде были, да и сейчас не расстаются. Так что любой, кто обидит принца, будет иметь дело с ним. А будущий герцог Кассель унаследовал от отца не только внешность. Вот его остерегайся.

— Хорошо, — пообещала я, припоминая Димитрия. Да, он мне и так не понравился, так что и без предупреждения я не собиралась встречаться с ним больше необходимого.

— А чем вызван интерес к Хелю? Хочешь познакомиться?

— Уже, — призналась я. Дэйн споткнулся и быстро развернулся ко мне.

— Ты знакома с Хельдераном?

— Он сказал, что будет моим куратором, — призналась. Под внимательным взглядом Дэйна мне было не по себе.

— Вот как. Тогда ясно, почему Красс от тебя все вопросы отводит. Императорская семейка хранит свои секреты. Но нам-то могла сказать! — последнее прозвучало с долей обиды.

— Но это никак не связано! Мы случайно в поезде встретились.

— Ага, и он по доброте душевной предложил стать куратором. Рассказывай! — Дэйн рассмеялся.

— Это правда, — совсем растерялась я, потупилась, не желая встречаться с его издевательским взглядом.

— Эй, ты серьезно? — он тронул меня за плечо, потормошил — пришлось на него посмотреть. — Ладно, пусть будет случайность. Но в таком случае ты невероятно везучая, Кирин. И я честно признаюсь, что хочу, чтобы и мне так везло.

— Повезет, — пообещала я.

— Ну, если специалист мне так говорит.

Дэйн протянул мне руку, и я ее приняла. Мир был снова установлен.

Тина и Тордак сидели на темных, прогревшихся камнях. Подставляя лицо солнцу и довольно жмурясь, они больше напоминали двух кошек, блаженно растянувшихся на подоконнике. Флаги держала Тина, и они свисали с камня четырьмя яркими тряпками.

— Проблем не возникло?

— Нет, — отрицательно кивнул Тордак, махнул, указывания на соседние камни, вытянул ноги и едва ли не лег, распластавшись, на собственном. — А вы как? Поговорили?

— Да, у нее куратор Хель. — На мой негодующий стон никто внимания не обратил.

— Ну я же говорила, что она наша, — с удовлетворением попеняла Тордаку Тина, подскочила, выпрямляя во весь рост на камне, и махнула флагами. — Ну что, команда, вместе и до конца?

— До конца.

— До конца.

— До конца.

Глава 3

Если Красс и удивился нашего быстрому возращению, то виду не подал. Хмыкнул удовлетворенно, поднялся и бодро зашагал к темной башне школы. Издалека она выглядела просто высоким столбом, но вблизи оказалось, что она не просто высокая — она громадная. Не меньше полусотни этажей, каждый по три-четыре метра, а уж сколько в окружности… Сколько же там помещений?!

Миновали главный вход — куратор Красс почему-то не желал вести нас тем ходом, нырнули в непримечательную дверцу, оказываясь в полупустом, если не считать двух человек, помещении. Люди о чем-то переругивались между собой, но, судя по расслабленным лицам, спор носил характер ритуала и мог как затихнуть, так и вспыхнуть в любой момент к удовольствию обеих сторон.

Заметив нас они замолчали, пока один из них — среднего роста, спортивного телосложения и с шрамом на скуле не подошел поздороваться с куратором.

— Ваши, милорд?

— А чьи еще?! Хорошие детки. Полтора часа и все четыре флага.

— Да, толк выйдет, — покосился на нас другой. Признаться, было неприятно ощущать себя зверьком в зоопарке или того хуже в лаборатории, но стерпела. Тина нахмурилась — ей происходящее тоже удовольствия не приносило. Дэйн и Тордак лучше владели собой.

— Трикс уже прибыл, у него сейчас группа Терни, твои следующие, вы как раз успели.

— Подождал бы, — неприязненно бросил куратор. Мы переглянусь: такое явное неприятие Гордона Трикса, советника по общественным делам, вызывало любопытство. — Орлы, все слышали? Сейчас вам уделит крупицы своего драгоценного внимания сам советник. Кто желает быстрее отправится в аудиторию на свидание с нашим великим?

Тордак фыркнул и почему-то глянул на Тину. Девушка поморщилась и присела на край стола.

— Подождет.

— Не хочешь с дядей встречаться? — Дэйн подошел к ней, взял за руку. — Он может быть нам полезен. Ради общего блага, не для себя — идем. Пора уже прекратить запираться в собственной комнате. Хочешь отомстить — сделаем это вместе. Мы же команда.

— Хорошо, — наконец согласилась Тина после пятиминутного молчания. Выпрямилась, расправила плечи, становясь выше — хотя маленькой ее назвать было сложно — и, нацепив на лицо непроницаемую маску презрения, первой шагнула к двери.

— Вот и славно. — Красс перехватил инициативу и повел к нужной аудитории.

Я шла последней. Смотрела, как мелькают туфельки Тины — так легко и быстро она шла, как чеканит шаг Тордак, как бесшумно шагает Дэйн. Я легко представляла их вместе — удачная, успешная команда. И я. Как я впишусь в их круг? Смогу ли? Дэйн обернулся и ободряюще улыбнулся. Не смогла удержаться, губы сами растянулись в ответ. И я поняла, что обязательно впишусь. Ведь… теперь есть, кому мне помочь и кому хочу помогать я.

Коридор, по которому мы шли, отчаянно петлял, словно пытался запутать, сбить с пути. Стены то и дело меняли свой цвет, утомляя глаза. Освещение иной раз моргало, оставляя то в полной темноте, то ослепляя до потери ориентации. Промучавшись, не нашла ничего лучше, кроме как вызвать панельку, и поставить ей темный фон и придерживать руку у глаз, чтобы смотреть на мир через нее. Да уж, а если разобраться, то на мир и смотрят так, через призму денег, власти и влияния, ведь панелька показывает все это, демонстрирует наш уровень и стоимость. Заставляет нас самих смотреть на себя как на объект, как на товар, думать, во сколько оценят твою жизнь. Грустно.

Красс остановился у вычурной двери с резными завитушками, призванными, видимо, изображать вьюнок или еще что. Внизу же сидел кролик-проводник, как в детской сказке. Правда, с каждым днем она все больше переставала восприниматься сказкой, скорее ужасным издевательством, ведь уйти куда-нибудь от системы невозможно. Разве сколупнуть браслет и отправится в лес. Но и он небезграничен. Рано или поздно выйдешь к защитному полю, а без браслета его не перейти. Замкнутый круг. Чтобы жить нужен браслет, чтобы уйти тоже нужен он.

Первой в помещение вошла Тина. Девушка даже дверь пнула, словно пытаясь кому-то что-то доказать. Скорее всего — себе. Лично мне ее поведение казалось неоправданным, но Тина была более живой, нежели я. Стало тоскливо.

Выждала, пока зайдут все и, только почувствовав легкое прикосновение куратора к плечу, последней шагнула на встречу с великим Гордоном Триксом, тем, кто являл собой вершину карьеры в искусстве. Блондин, как и все видные чины. Он сидел, вальяжно развалившись на стуле, закинув ногу на ногу. Кончик косы, в которую был собраны его волосы, перекинут через плечо. Да, вот и еще один маркер столицы и ее аристократов. Коса. Только работники искусства могли сохранять ее — военным волосы обрезались тут же.

При виде Тины, мужчина довольно усмехнулся, плавно поднялся, желая обнять племянницу, но девушка посторонилась. Гордон только брови приподнял, выражая удивление. Ни досады, ни гнева, ни, тем более, ярости не отразилось на его лице — он был профи. Во всем.

— Кристина, поздравляю. Лорд Красс, не могли бы вы оставить нас с детьми наедине.

— Конечно, — недовольно сказал куратор, но вышел.

— Итак, дорогие мои, поздравляю вас с поступлением. Думаю, в данной компании не нужно говорить, какие надежды мы на вас возлагаем и прочую чушь для обывателей и мелкого дворянства.

— Не нужно, — согласился Дэйн, подхватил стул и уселся.

Тина присела на край стола, за который недавно сидел Гордон. Тордак отошел к двери, закрывая по чистой случайности не захлопнувшуюся дверь. Я отошла к противоположной стене. Таким образом, министр оказался в самом центре нашей еще не дружной, но команды.

— Познакомились, — довольно отметил Гордон. — Отлично. Ваши семьи написали вам письма, ознакомитесь вечером.

Мужчина извлек из кармана пиджака четыре конверта. Четыре? Я недоуменно проследила, как он отдает по одному каждому и последний протягивает мне. Мне? Взглянула ему в глаза — он лишь улыбнулся и кивнул на посылку. Забрала. Прочту вечером. Вот только чего мне ждать? Кому вдруг понадобилась моя персона? И для чего? Последний вопрос особенно пугал.

— Ко мне вопросы имеются? — Гордон замер у двери. — Нет? Хорошо. Мне пора на съемку. Тина, я горжусь тобой. Мы все гордимся.

Не оборачиваясь, он оттеснил Тордака и быстрыми шагами покинул комнату, оставляя нас наедине с собственными мыслями. Их было много, метались туда-сюда, сосредоточиться получилось с трудом. Судя по задумчивым лицам остальных, вопросы имелись. Но никто ничего не спросил, не окликнул. Что же. Правила игры и здесь остаются неизменны: ничего лишнего. Хочешь знать — найди ответ сам.

Дэйн зло сжал конверт и сунул в карман. Тина не читая выбросила в стоящую в углу комнаты урну. Тордак ухмыльнулся и запустил письмо самолетиком в обжитое Тиненым посланием место. Я? Я не смогла — сложила и сунула в карманам. Да, это малодушно, совсем не соответствует поступкам моей новой компании. Но отказаться? От чего отказаться? Это они знают содержание писем. Уверенна, что знают. Как и адресантов. А я даже такой малости лишена. Нет, я не откажусь. Хоть слово, хоть полслова, но это моя жизнь. Моя!..

А на душе было горько, как будто я совершаю ошибку, как будто предаю своих, как будто… нет, хватит.

Красс вошел без стука, прошелся по лицам каждого, заглянул в мусорку, но ничего не сказал. Я была ему благодарна.

— Ну что, ребятки, пообщались? Вот и славно, а теперь руки в ноги и получать спецсредства.

— Спецсредства? — мой собственный голос. Даже не вериться — сама спросила.

— Еще бы, станешь ее краше, лиловая.

— Краше?

— Всего лишь краску сводить будем, — ткнула в бок Тина и добавила: — Здесь не принято щеголять индустрией. Ценно истинное. Так что придется пожить как в секторах, без масок, имплантатов и краски. Не такая уж большая жертва, если разобраться.

— Не такая уж…

Несмотря на призывы Красс ускорить шаг, мы брели совсем медленно. Наверное, хоть все и строили мужественные лица, отказываться от красоты не хотелось: слишком привычная маска, слишком необходимая в нашем обществе, где малейшая слабость может и обернется крахом.

У меня тряслись руки, когда работники медцентра выдавали небольшой ящичек с очистителями. Мне — небольшой. Тине пришлось остаться: у нее нашли импланты. Юноши — им было проще. К мужчинам общество снисходительнее и не нужно так радикально исправлять недостатки природы, как нам. Они и краску смыли прямо на месте, еще и подстриглись.

Дэйн стал много светлее, исчезло золото с волос, загар поблек, а Тордак… этот как был смуглым шатеном, таковым и остался.

Возвращались втроем. Красс куда-то ушел, передав нам на браслеты карту. Дэйн, как самый знающий, вел на по коридорам, пока не застыл напротив широких двустворчатых дверей. На ней уже стояли наши имена.

— Вперед в новую жизнь? — хохотнул здоровяк Тордак и первым приложил браслет напротив своего имени. Буквы засияли и продолжили гореть даже после того, как он вошел.

— Показывают, кто на месте, — пояснил Дэйн. — И во всех аудиториях тоже прикладывать надо, и в библиотеке. Это — он кивнул на браслет, — наш ключ ко всему, что здесь есть. И плюс, помогает службе безопасности знать обо всех передвижениях. Не удивлюсь, если они и разговоры слушают. Да, спецы?

Браслет ничего ему не ответил, даже панелька не появилась, но мне стало не по себе. Одно дело предполагать, другое время слышать от другого. Волнение опять накатило волной, участился пульс, и мне пришлось глубоко вдохнуть.

Больше не выжидая поднесла браслет к имени и шагнула в нашу общую, на четверых, гостиную. Большая панель на стене — для любителей шоу и чтобы не пропустить выступлений императора, три дивана, игры, вдалеке, стол с рельефной картой, даже рояль имелся. Все — что угодно, лишь бы дети не плакали. В очередной раз вспомнились слова о случайности. Да уж, случайностей здесь не бывает и быть не может. Зачем разбазаривать имперскую казну на плебеев.

— Народ, комнаты нам тоже выбрали. И имена кураторов уже указаны. У мелкой действительно Хельдеран.

— А у тебя? — откликнулся Дэйн.

— Критер, — едва удержался, чтобы не сплюнуть, Тордак. Судя по свисту Дэйна, этот куратор являл собой нечто незначительное, если не пустое место. Черт! Уже и сама начала делить людей на классы. Нельзя, нельзя, нельзя… и сама не лучше. Любая жизнь священная, любая… и нет тех, кто выше. Нет. Просто не существует.

Прошла мимо Дэйна быстрее, чем следовало, оглянулась и столкнулась с его прищуренным взглядом. Он качнул головой, справляясь, все ли в порядке. Нашла в себе силы кивнуть и скрылась в своей новой комнате.

Гостиная? Еще одна только личная? Не удержала смешка. Да уж, какие тут случайности. Три двери, как и в моей квартирке. Кабинет, спальня, ванная. Бросилась туда — так хотелось умыться, смыть с себя пыль и, если получится, избавиться от этих мыслей. Чужих. Они не могли быть моими. Или могли?

Поставила ящичек на раковину, открыла воду и, не целясь, плеснула себе в лицо. Холодно — зажмурилась сразу же, набрала на ощупь еще и плеснула вновь. Да, так правильно. Потерла горячую кожу… еще раз плеснула. Нащупала полотенце и вытерла глаза. Челка мокрыми сосульками свисала вниз.

Я еще раз взглянула на ящичек, открыла, и взяла первый флакон. Его содержимое помогало обесцветить волосы, назначение другого — вернуть природный пигмент. Вымыла голову и нанесла первый, подождала положенный срок и смыла. Глянула в зеркало — как без этого! — да уж блондинка из меня была бы славная. А теперь второе. Его полагалось не только нанести и смыть — здесь требовалось время. А потому, после нанесения, я замотала голову полотенцем и, проверив письмо — вдруг умудрилась потерять? — отправилась в спальню.

Панель на всю стену была и здесь, и я не удержалась — включила. Нет, не ради выступлений. Просто было интересно, что показывают на новом месте. А показывали театральную постановку и, судя по одежде зрителей, все это происходило в школе.

Заныл желудок, напоминая, что неплохо было бы и поесть, и я с ним согласилась. Вот только куда идти со своей проблемой? Раньше, я бы просто сходила на кухню или, если совсем лень матушка лютует, заказала на дом, но какая система здесь? Решила рискнуть и коснулась браслета. После того, как мы пересекли порог школы, количество опций увеличилось.

Кроме баланса денежных средств, медицинской карты, пары контактов из прошлого, имелся путеводитель по школе, список преподавателей этого года, справочник учеников с контактами — Хель был отмечен звездочкой, график сдачи отчетных работ, шкала баллов, и — слава императору! — меню. Рискнула и заказала всего по чуть-чуть.

Дождавшись, пока очередная разработка техников и магов не принесет заказ, я свила себе гнездо из одеяла и взялась за конверт. Руки предательски тряслись, и я даже уронила его однажды. Я хотела его открыть и одновременно боялась. Слишком многое от него зависит и слишком ничтожны могут быть мои надежды. Надежды? Рассмеялась в голос. Я на что-то надеюсь? Глупо, так глупо.

Открыла конверт, надорвав уголок письма. Болезненно прикусила губу, словно не бумага пострадала, а я сама. Бережно извлекла пожухлый лист обычной писчей бумаги — такие редко использовали и раньше, развернула и принялась читать.

‘Дорогая моя девочка,

Прости, что я не могу сказать тебе это лично. Я так горжусь тобой. Горжусь, что ты выжила в этом мире, горжусь, что стала такой умницей. Я уверена, ты у меня еще и красавица, пошла в отца. Как жаль, что я не могу тебя увидеть. Как жаль. Судьба дала нам мало времени, которое я потратила неправильно. Прости, мне так жаль. Жаль… я так часто это повторяю. Прости меня и за это. Я любила тебя. Всегда любила, мое солнышко, моя девочка, моя дочка. Прости, что я ушла так рано, прости мою человеческую слабость, прости и…

Он позаботиться о тебе. Он обещал мне сделать все, чтобы ты была счастлива. И я верю ему, он обещал. Пожалуйста, проживи свою жизнь счастливо. Проживи ее так, чтобы не плакать, как твоя глупая, безнадежная мать. Прости’.

Дальше стояла подпись, но я не могла разобрать: чернила намокли и расплылись. Сохранилась только первая буква родового имени Т, далее следовали красивые, но абсолютно бесполезные разводы. Непроизвольно понюхала бумагу, словно она могла хранить отголосок той, что писала на ней.

— Мама… — сказала вслух, пытаясь понять, что я чувствую к этому слову. Человека я не знала. Только слово и вот теперь ее письмо. Ее извинения, ее воля. Жить и не плакать. Жить и не плакать! Не плакать?! Как можно не плакать, зная, что мама была. Что она была, а мне не сказали! Не дали ее увидеть! Не дали даже попрощаться! С мамой…

В груди было больно. Все сжималось. Какие-то спазмы… Так тяжело. Как будто я ее знала, как будто… а разве важно знала ли. Ведь мама…

Одеяло было мокрым, когда я, наконец, успокоилась. Мокрым и соленным. Не чета полотенцу, что успело высохнуть. Не чета всему холодному и пустому миру вокруг.

Как в тумане еще раз прошлась по строчкам. Он… Наверное его имя стояло в несохранившемся фрагменте. Там, где точно виднелись разводы, как на подписи, где были следы от слез. Таких родных и таких далеких. Тех, что я никогда не увижу. Она была в этом уверена. И… мне передалась грустная обреченность женщины, что писала свои тревожные слова.

Он… кого она могла так назвать? Того, кто меня содержал? Но почему за все эти годы он так и не появился? Ни разу. Ни на минутку. За что?

По браслету прошлась рябь, привлекая внимание, — кто-то хотел поговорить. Сбросила — отвечать не хотелось. Следом пришло письмо. Уже привычное, на браслет. Выдохнула и развернула.

‘Уведомление о вступлении в права наследования’.

Пролистала длинный список, от первых пунктов которого мне поплохело, я опустилась вниз, чтобы увидеть внизу короткую приписку: ‘В соответствии с законом империи в ваше распоряжение поступает герцогство Таргон в центральном секторе, в ваше имя вносится изменение. По последней поправке оно звучит так Кириниса, герцогиня Таргонская’.

Если бы панелька не являлась экраном браслета, она бы упала. Таргонское герцогство исконно принадлежит императорской семье. Исконно, всегда, нарушений быть не могло. Он? Он — это император? Сам его величество Эйвор? Он… мой родственник? Но в таком случае…

Я сползла с кровати, быстро пересекла комнату, оказалась в ванной и рывком сняла полотенце.

Крика не было, я просто не могла говорить: голос отказал.

Пепельный блонд. Проклятый пепельный блонд. Как у Хеля, как у наследника, как у императора и… как у меня.

Не веря тронула прядь, потянула вниз, пока не стало больно. Да, никакой ошибки. Это были мои волосы, мой цвет и доказательство принадлежности к семье. Самой могущественной семье в империи. Но почему мне никто не сказал? Ведь прошло столько времени с моего рождения. Ведь…

— Рин, ты где? Ты в порядке? — крик раздался в комнате, и до меня долетел только глухой отголосок. — Рин?!

Шум приближался, пока с той стороны не рванули дверь. Рвали и застыли на пороге. Я обернулась к вошедшему и автоматически сделала шаг назад. Не выдержала и разрыдалась. Было больно и пусто в груди. Как же тяжело.

Хель оказал рядом слишком быстро, но я не обратила внимания. Просто в одно мгновение он меня обнял, прижал к груди и медленно принялся гладить по голове. Я плакала, а он стоял и гладил. Терпеливо, заботливо, очень бережно и так приятно.

— Спасибо, — шепотом поблагодарила я, едва кончились слезы. Поток кончился сам, так же внезапно, как и начался, оставив после себя немым укором мокрую рубашку юноши.

— Успокоилась?

— Почти, — охрипшим голосом призналась я.

— Ничего. Пройдет. Бывало и хуже, — постарался улыбнуться Хель, но даже проучившись до выпускного курса, он не смог овладеть искусством искренней улыбки. Хотя… на то она и искренняя, чтобы не поддаваться лицедеям.

— Хуже? — любопытство все же пересилило.

— Да, иногда цвета оказывались темнее, чем изначально и тогда… Тяжело остаться без семьи, когда привык к ее поддержке.

— А наоборот?

— А наоборот сама узнаешь. Если захочешь, — последнее он сказал особенно серьезно.

— Я… ты не откажешься… ведь… — Было страшно потерять его, только обретя. И ребята… Что они скажут? Как отнесутся? Посчитают, что обманывала, что играла их чувствами? От этих мыслей защипало в носу, предвещая очередной поток.

— Тс, и так глазки красные. — Хель взъерошил мне волосы и все же улыбнулся. Горько, но даже от его попытки утешить стало теплее.

— Совсем некрасивая?

— Очень красивая, — оспорил юноша.

Он взял меня за руку и вывел в спальню, посадил на кровать, а сам сел на пол напротив. Хель молчал, а я не знала, что говорить, и решила просто не мешать думать. Он старше и лучше осведомлен о высших слоях. Но один вопрос у меня был, и когда тишина стала поистине пугающей, я его задала, пытаясь разбить отчуждение, которое с каждой минутой становилось все ощутимее.

— Почему ты пришел?

Хель непонимающе уставился на меня, и пришлось повторить. Только со второго раза он расслышал вопрос. Улыбнулся и, поднявшись, уселся рядом, толкнул, чтобы я смотрела снизу вверх и мрачным шепотом, в котором смеха было больше, чем темноты, сказал:

— Одна нехорошая маленькая девочка не ответила на мой вызов. Заставила поволноваться.

— Прости.

— Неважно, — отмахнулся Хель. Краем глазом задел прикроватный столик, где каким-то образом оказалось письмо, и напрягся. — Я взгляну?

— Да.

Повторять не пришлось — письмо перекочевало в руки юноши мгновенно. Я с тревогой и надеждой следила за ним: может, он поймет больше моего? Расскажет мне хоть немного больше о матери?

— Это все?

— Еще вот, — протянула ему руку, открыла панельку и дала прочитать письмо. — Что мне делать?

— Отдыхать, — выдохнул Хель, дочитав послание до конца. — Все остальное за пределами наших возможностей.

— Отдыхать?

— Да, ложись спать. Я вернусь утром и скажу, что мы будем делать. И не бойся, я своих не бросаю. Никогда. А с тобой мы не просто свои, а, судя по всему, семья.

— Спасибо.

Хель кивнул и медленно вышел. Не знаю, что он сказал остальным, но до самого утра никто меня не тревожил.

В коридорах школы царило оживление. Да, это был их день, день учеников. Уже завтра, с самого утра, они оденут форму — свою для каждого года обучения, вновь окунутся в правила, начнут жить от задания к заданию, пытаясь затаиться во время проверки. Получится не у всех, но на то удача и непостоянна. А сегодня это был их день — день свободы.

Хель натолкнулся на компанию знакомых, но даже не махнул им рукой. Не время для забав и не место. Ему необходимо было подумать. Кирин, странная девочка, попавшая в искусства без каких-либо видимых на первый взгляд оснований. Кирин, его так внезапно появившаяся подопечная, удивительно трогательная в своем непонимании и попытках разобраться, в своем смущении и страхе. Кирин — его сестра?..

Хель знал по меньшей мере трех кандидаток в ее матери, если Кирин — дочь императора, если нет — кандидатур оставалось всего две. С одной он был знаком, другая… о другой не принято вспоминать. Нет, он понимал, что сам разобраться не сможет, но идти к отцу? Стоила ли новая знакомая таких усилий? Хель зло прикусил губу. Знакомая? Нет, она его семья. Однажды приняв, он не будет от нее отказываться. Даже если сам император запретит. Даже если… хотя как раз из-за императора он проявит больше стараний. Идти наперекор отцу стало в некотором роде делом чести для принца.

Дэйну не спалось. Он слышал крик Кирин, видел, как к ней пришел Хельдеран, запер дверь и остался больше чем на час. А после школьный принц запретил ее тревожить, запретил даже заходить. Жэйн подчинился: ссориться с Хельдераном в первый же день — он не самоубийца. И пусть Димитрия не было на горизонте, никто не мог поручиться, что тот не появится за его спиной в следующий миг.

Убедить Тордака остаться в комнате было довольно просто: знакомые не первый день, здоровяк всегда слушал более тонкого и гибкого коллегу, предпочитая перекладывать ответственность на него. Идеальный исполнитель для всех видов поручений, чем Дэйн пользовался, покровительствуя выходцу из не самых благородных семей столицы.

Но все же, несмотря на внешнее спокойствие, Дэйн волновался. Не нравился ему интерес принца к члену его, Дэйна, команды. Пусть куратор, но подобная забота — примчаться в первый день — больше напоминала семейную обеспокоенность, чем долг старшего товарища. Кураторство как институт создавалось больше к выгоде старших, обретавших в лица подопечного верного слугу, здесь же и подавно не было следов подчинения, скорее забота. А в купе с поведением Красса… девчонка не из простых. Неужели императора или наследника? Это требовалось обсудить с отцом.

Зал перемещений был пуст: никто из преподавателей не стремился вернуться в столицу в тот же день, что прибыл на место службы, и Хель их понимал. Ему саму было до красности жаль уходить из школы во дворец даже на пару часов и, если бы не веская причина, он остался бы у себя, сыграл с Димитрием во что-нибудь или присоединился к празднику в общем для всего курса холле. Но причина имелась, и прикоснувшись рукой к арке — пустой формальности, которая впрочем придавала шарма залу, активировал переход. Подобное мог сделать любой член императорской фамилии с нужным доступом, и у принца он был.

Дворец не спал никогда, и это утомляло. Хель поморщился, снова оказавшись здесь. Опостылевшая за каникулы твердыня вновь принимала его в свои стальные объятия.

— Хель, дорогой, ты уже вернулся?

Как на заказ в зал — двойник школьного — заглянула ее величество императрица. Седьмая, как ее звали. Имя запоминали только самые незначительные сеньоры, более знатные прекрасно осознавали что уже скоро место Седьмой займет Восьмая, а там и до Девятой недалеко. Уж лучше наладить отношения с наследником, чем заниматься сотрясением воздуха с женой императора.

— На пару минут, — неохотно откликнулся юноша. — Где отец?

— Его величество у себя. Если желаешь, я могу…

— Я сам, — оборвал ее Хель и, не оглядываясь, прошел мимо. Как зло прищурилась ему вслед Эрика, юноша уже не видел. Да и обратил бы он внимание на неудовольствие бывшей фаворитки? Вряд ли.

Хель миновал охрану, раскланялся с одним из старших братьев — Эдмондом, пока наконец не добрался до отцовского кабинета. Секретарша у входа опасливо выглядывала со своего места. Новенькая, — отметил мимоходом Хель и постучал. Дверь открылась сама — император был прекрасно осведомлен, кто решил нарушить его спокойствие.

— Хельдеран? — сухо осведомился его величество Эйвор Таргелей, даже не отрываясь от просмотра какой-то сводки сообщений.

— Отец, — зло откликнулся Хельдеран. — Мне так жаль отрывать тебя от дел.

— Дальше, Хель, — поторопил мужчина.

— Мне нужен доступ к истории нашей семьи.

— Основание? — Эйвор все же оторвался от экрана, закрыл его и насмешливо усмехнулся. — Мальчик решил узнать свою семью поближе?

— Некоторую ее часть.

— Вот как, — протянул Эйвор. — И кто же тебя так заинтересовал?

— Девочка из школы. Кирин. Кто она нам?

— Кто она нам? Разве не все равно? — император откинулся на спинку кресла, внимательно глядя на своего чересчур нахального потомка. Говорить в таком тоне с ним? Да уж, смелый мальчик. И глупый.

— Это не смешно. — Зло сощурился Хель. — И я имею право…

— Не имеешь, — оборвал его отец. — Все твои права — результат моей доброй воли. Даже право на жизнь.

— Так забери ее! — крикнул юноша. — Я не просил тебя. Мать тоже. В том, что я такой, виноват ты!

— Заберу, — пообещал Эйвор, серьезно кивая. — Когда придет время.

— Когда придет время?

— Еще не пришло, — издевательски утешил мужчина.

— И когда оно придет?

— Ты узнаешь, — пообещал Эйвор. — Ты узнаешь, мой мальчик. А пока вернемся к девочке. Тебе понравилась Кирин?

— Что ты о ней знаешь?

— Все. Разве может быть иначе.

— Она твоя?.. — Хель не смог заставить себя продолжить.

— Нет. Семья — священна. А свою сестру… я любил ее, но как брат. Осквернять семейные узы не в моих правилах. И, признаться, рад, что мой сын поддерживает мои принципы.

— Не каждый из твоих сыновей, — поддел Хель.

— Это ненадолго, — заверил Эйвор. — И раз уж ты влез не в свое дело, надеюсь, ты справишься с кураторством. Я не хочу, чтобы малышка страдала.

— Она уже страдает.

— Значит, ты плохо выполняешь свою работу и понесешь наказание. Сделай так, чтобы в школе ей нравилось, пусть найдет друзей, познакомишь ее с людьми из вот этого списка.

Главная панель браслета Хеля открылась сама по себе.

— Это сложно.

— Я не прошу невозможного, — заметил мужчина. — А сложности укрепляют характер. Всю информацию о девочке ты получишь чуть позже, прочтешь школе. И последнее — она ничего не должна знать.

— Ничего? Да она в ужасе. За столько лет ты мог хоть как-то подготовить ее, или забрать во дворец. Как меня. Почему?..

— Эйтина просила вырастить ее вдали от всего этого, — император поморщился. — Последнюю волю сестры я не мог нарушить.

— Или не хотел?

— Не зарывайся. — Хеля оттолкнуло к стене, и он едва не ударился затылком. — Пока твое место только на ступеньках, но станешь сильнее — я позволю тебе подняться.

— Как прикажете, — выдохнул Хель. В глазах его плескалась ярость.

— Хороший мальчик. Больше искренности и я тебе поверю. Что-то плохо учат в твоей школе. Мне нужно провести инспекцию?

— Не стоит.

— Как скажешь.

— Кирин… Что я могу ей сказать?

— Скажи, что ее мать была мне дорога, что она часть нашей семьи и получит поддержку. Этого достаточно. Прощай.

Император вновь вернулся к прерванным делам. Хель подождал минуту и ушел. Так было в этот раз, так было и раньше. Без изменений.

Браслет ощутимо нагрелся, заставляя Дэйна проснуться: пришел ответ от отца. Юноша сел на кровати, откинул одеяло — в комнате было жарко — и открыл послание. Уже первые строки заставили его выругаться. Следить? Наушничать? Втереться в доверие? Отец превзошел себя. Раньше он хотя бы не требовал доносить, хотя друзей выбирал сыну заранее. Интересно, как скоро его женят для блага семьи?

Дэйн тряхнул головой, отгоняя нерадостные мысли, и еще раз взглянул на сообщение. Причин подобного распоряжения отец не приводил. Верно, считает, что сын сам поймет. Но Дэйн не понимал. Не понимал, чем вызван весь этот интерес. Столько усилий, отца, куратора Красса, Хельдерана… Да она что, принцесса?! Этого ему еще не хватало. В таком случае, лучшей партии для него отец не найдет, а пойти против семьи Дэйн не сможет. Юноша прекрасно это понимал. Значит, следить? Хорошо, если этого требует отец. Но доносить Дэйн не станет. Не станет!

Стена выдержала удар.

Глава 4

Как ей надоел весь этот шум! Визгливые голоса дворянок, заискивающие взгляды младших лордов, презрение высшей аристократии и задумчивый интерес магов. Они преследовали ее, совали палки в колеса, заставляли забыть о своей роли и сорваться. Хорошо еще, что император смотрел на ее срывы сквозь пальцы. Пока.

Хотя по его улыбкам, которыми он одаривал некоторых из придворных дам, Эрика понимала, что ее время на исходе и стоит поторопиться. Только от нее самой мало что зависит. Найти иного покровителя, чтобы остаться при дворе? Смешно, право слово. Не бывает бывших императриц, только покойные… И зачем она согласилась на эту авантюру? Хотя… выбора особенно и не было.

Этот мальчишка, Хельдеран. Неужели им нужен он?

Наследник не обладает силой отца, он не станет помехой ни для кого. Пустой напыщенный индюк. Такого и убивать не обязательно, отправить в ссылку, обеспечить его гурманские наклонности и все. Больше его ничего не интересует. Да никто и не позволит проявлять интерес.

— Эрика, где ты потеряла моего отца?

Женщина едва удержалась от обычной портовой ругани: при всей своей никчемности его высочество Арье обладал одной неприятной чертой — появляться, когда о нем вспоминали. Вот и сейчас наследник плавной походкой приближался к ней, заставляя отступить и подпереть колонну — о бегстве речи не шло.

— Его величество изволит заниматься делами.

— Делами? Или мой брат решил навестить папочку?

— Желания Хельдерана мне неведомы, мой принц, — усмехнулась Эрика, но улыбка померкла, стоило ей встретиться взглядом с наследником. Было в них что-то, что заставляло пугаться и говорить. Говорить обо всем, что бы не спросили. Эрика не любила его взгляд и предпочитала избегать.

— Вот как? А твои желания, каковы они?

— Я… служу вашему отцу, — с трудом выбрала самый нейтральный вариант женщина. На языке у нее крутилось совсем иное, но годы тренировок все же делали свое дело. Только бы принц не повторил вопрос: второй раз уклониться не удастся.

— Вот как? — улыбка принца была в высшей степени задумчивой. — А мне? Мне ты служить не хочешь?

— Я жена вашего отца, проявите уважение! — прошептала Эрика. Такой наследник ее пугал — вкрадчивый, любезный, опасный. Что заставило его так быстро измениться? Или все, видимое раньше, — маска? Тогда… его нужно убрать. Избавиться как можно скорее, пока не стало непоправимо поздно.

— Я уважаю вас, Фрея, но не как жену моего отца. Подумайте о моем предложении.

Арье взял ее безвольно повисшую руку, нежно прикоснулся губами и ушел, оставляя седьмую императрицу наедине с собой.

Это был провал. Полный и безоговорочный. И сейчас ей следовало собрать вещи и вернуться к своим, молясь, чтобы по их душу пришли лишь маги, чтобы император не принял участие в охоте, чтобы был шанс выжить.

Эрика, больше известная под именем Фреи в среде недовольных режимом, быстро оказалась в своих покоях, выставила служанок и подошла к окну — взглянуть, как сегодня стоят караулы. Закусила губу не найдя знакомых лиц, резко крутанулась к кровати, от чего немного закружилась голова, и сжала руки в кулаки.

Если Арье в курсе происходящего, из дворца она выйдет разве что вперед ногами, но как много знает наследник? И как далеко простирается доверие императора к старшему сыну? Последний вопрос занимал Эрику несказанно. Сыграть на гордости Эйвора? Император не привык делиться и посягательство на свою собственность не простит даже сыну. Что если ей удастся подставить этого нахала?

Игра стоила свеч, и Эрика усмехнулась. Пусть, пусть ей перекрыли отход, но есть ли у самого принца надежный тыл? Эйвор немилосерден, он не простит сыну копание под себя, а предложение Арье чересчур уж попахивало изменой. Что ж, в худшем случае она потянет за собой принца. Пойдет ли он на собственную гибель — Эрика считала, что нет.

Император изволил работать, а потому, приняв ванну, женщина отправилась спать. Она знала, что Эйвор не придет и не позовет ее этой ночью, знала, с кем он будет сегодня, но ничего кроме легкой досады — тяжело признавать, что тебе предпочли другую — не испытывала. Наоборот, так было даже лучше: больше времени для мыслей, больше возможностей узнать структуру дворца. За почти два года отношений с императором ей удалось зарисовать всего четыре этажа — дальше путь ей был закрыт.

Арье в мрачной задумчивости шел по коридорам дворца в сторону покоев Хельдерана. С братом следовало поговорить, но не это занимало мысли самого праздного за всю историю династии принца. Пожалуй, если бы кто-нибудь увидел его сейчас, то ни за что не поверил слухам о веселом, даже распутном нраве принца, скорее бы принял его за министра Касселя или главу магов лорда Сейдора.

Эрика, нынешняя жена его отца, седьмая на его памяти, сорок третья из числа фавориток и первая из тех, кто чего-то стоил. Арье уважал собственную мать, но той не хватило смелости сделать главный поступок в жизни — отказать императору. А Эрика, — он усмехнулся, — да, в ней есть сила, если даже за эти годы она не стала верной тенью своего супруга. Обычно, фавориткам хватала куда меньшего срока, чтобы сорваться.

В покоях брата горел свет, выдавая его присутствие. Неужели младший решил остаться в ненавистном дворце на ночь? Непохоже на него. Арье и сам не любил дворец, предпочитая одну из резиденций фамилии на окраине. Там можно было хоть на немного подышать воздухом свободы, подумать и просто постоять в тишине. Без свиты, без дружков, без фавориток. У него их было пять, и только с одной он был по-настоящему близок. Остальные? Память хрупкая вещь, а он научился играть с ней даже лучше отца.

Хельдеран оказался в кабинете. Юноша что-то искал в столе, выдвигая то один, то другой ящичек, и не находя искомого. Недовольные складочки пролегли по его лбу, губы были сжаты. Приходу старшего брата он также не обрадовался: наградил хмурым взглядом, чуть вздернул брови и кивнул вверх.

— И я рад тебя видеть, — откликнулся Арье, усаживаясь в хозяйское кресло и резко задвигая ящик. Реакция не подвела Хеля, и пальцы уцелели. — Проблемы?

— Не твое дело. Лучше о себе побеспокойся!

— Отец опять грозился? Право, смешно.

— Он был серьезен, — сквозь зубы выдал юноша, хлопнул дверцей шкафа и направился к выходу. — Счастливо сгинуть.

— Тронут твоей заботой, но я еще поживу. А вот ты… Не хочешь ничего у меня спросить?

— Не горю деланием.

— А рассказать? — Арье склонил голову, внимательно изучая младшего родственника.

— Это тем более не твое дело, — резко ответил Хель, но дверь запер, оставаясь в одной комнате с братом.

— Так уж и не мое, если ты рвешь и мечешь. Нам ждать пополнение в семье?

— Ты знаешь!

— Просто предположил. И?

— Узнай у отца сам.

— Неужели не скажешь? Я могу помочь.

Хельдеран задумался. С одной стороны, он не доверял Арье, с другой — тот мог посоветовать что-то стоящее. Но какой ценой? В бестолковость брата Хель особенно не верил: маски были у всех, и у него самого, но и настоящему также веры было мало. Честнее сказать, вовсе не было. Доверчивые не выживали в этой семье. А он, Хель, был ее частью долгих пятнадцать лет, с тех пор, как его забрал император.

— Гарантии?

— Клятва принца. — Хель заливисто рассмеялся. — Клянись здоровьем своей собачки.

— Она не… — зло начал Арье.

— Клянись.

— Клянусь здоровьем Дри.

— Идет, — кивнул юноша. — У нас есть двоюродная сестра, Кирин.

— Хм, дядюшка Карон постарался?

— Нет, тетя. — Имени называть не было необходимости. Тетя у принцев была только одна. Эйтина Таргелей, младшая сестра императора, скончавшаяся шестнадцать лет назад.

— Понятно. — Смех исчез из голоса Арье. Тетю он любил, хоть и видел редко. Но все же она была единственным светлым человеком в этом дворце. Единственным, кто мог повлиять на императора, единственным, кто мог пойти против него и единственным, кому он простил предательство и пытался спасти. Да, тетю уважали все старшие дети Эйвора. — Как девочка?

— Плохо, — признался Хельдеран. — Ей никто не говорил, а сейчас это ее потрясло.

— Как ты узнал о ней?

— Случайно встретил в поезде по дороге в школу. Она мой первоклашка.

— Взял кураторство? — понятливо осведомился Арье. — Пригласи ее на каникулы к нам, а лучше на выходные. Через месяц после начала учебы у вас есть неделя для подготовки проектов, верно? Возьми ее с собой.

— Во дворец? — с сомнением проговорил Хель.

— Нет, в мою резиденцию. Отец отдал замок на востоке столицы мне.

— Ты же понимаешь, что, если использовать это время, мне придется пригласить всю ее команду?

— Приглашай. Думаю, их родители будут счастливы.

— Даже не сомневаюсь.

— Тогда через месяц я жду вас у себя в гостях.

Арье поднялся со своего места и, касаясь пальцами стола, а после стены и двери, покинул кабинет брата. Ко всему прочему ему теперь необходимо было просмотреть всю информацию о сестре. Имя он собирался выяснить через школьную базу, а остальное для принца с высшим допуском было лишь вопросом времени.

В его покоях царил полумрак. Сведрига не любила включать свет, не любила гостей, которых он привлекал. Она многого не любила, разве что питала слабость к наследнику. К тому, кого раньше считала напыщенным ублюдком без грамма чести и совести, а оказалось совсем иначе.

Принц прошел внутрь, плотно прикрыв за собой дверь, миновал гостиную, досадливо скривившись от вспыхнувшего при его движении освещения, заглянул в спальню и с сожалением был вынужден уйти. Во-первых, он не хотел будить свою Дри, во-вторых, его ждала работа, в-третьих, Арье считал, что стоит держать подругу дальше от государственных дел, пусть даже они преломлялись через призму семьи.

Он работал не меньше часа, когда девушка пришла. Несмело замерла в дверях, кутаясь в большой белый шерстяной платок, который несмотря ни на что забрала с собой даже во дворец. Она так и стояла, пока Арье, отвлекшись, случайно не заметил ее краем глаза, не поднялся, не привлек к себе и губами коснулся лба.

— Иди спать, — тихо сказал он, отстраняясь. — Простудишься.

— Нет, — так же тихо ответила она и лукаво улыбнулась. И было неясно: то ли она не собирается спать, то ли уверенна, что он не даст ей простудиться.

— Нет? — переспросил он, прижимая ее к себе.

— Нет, — еще раз подтвердила она. Прижалась щекой к его груди, провела рукой по его щеке и остановилась, обнимая. — Я скучаю без тебя.

— Я знаю.

— Мне нужно уйти?

— Только если отдыхать. Скоро мы уедем в резиденцию, и ты сможешь гулять по замку. А пока…

— … я должна сидеть здесь и не попадаться на глаза императору. Я знаю, — с грустью закончила Сведрига. — Но мне тяжело здесь. Если бы только разрешил мне выйти в город.

— В город — нельзя. Тебя не должны узнать.

— И письма нельзя…

— А у тебя остались там друзья? — усмехнулся принц. — Кто-то такой же сумасшедший, как и ты?

— У меня была подруга, — тихо проговорила Сведрига. — Милая девочка. Немного младше и куда как осмотрительнее.

— Да? И как звали ангелочка что столько тебя терпел?

— Кирин, — горько ответила Сведрига. — Ты прав, мне нужно отдохнуть.

И она медленно вышла, оставив его одного.

Принц покачал головой и рассмеялся. Да уж, судьба любит сюрпризы.

Просыпаться не хотелось. Под одеялом оказалось так тепло, мягко и уютно, что мой организм с полного одобрения хозяйки не желал не то чтобы выползать из своего укрытия, но даже открывать глаза и смотреть на этот кошмарный мир. Здесь, под надежным покровом дремы, было слишком хорошо, чтобы сдаваться без боя, а потому, когда кто-то пришел меня будить, я только поглубже зарылась в подушки, подоткнув одеяло так, чтобы его не могли достать из-под меня. Мечты-мечты. Как они хрупки! Как жестоко издевается реальность, как щекочет пятки, как…

Недовольно открыла правый глаз, одновременно прижимая ноги к себе и спасая их от вражеского покушения. У кровати пыхтя от усердия стоял Дэйн и Тордак и явно развлекались побудкой. Украдкой взглянула на окно, и губы сами расплылись в улыбке — Хель пришел.

И если усилия ребят я могла проигнорировать, то заставлять ждать Хельдерана, который обещал порядок действий, было неправильным. Он обещал помочь и объяснить, что сказать ребятам.

Я села на кровати рывком, столкнулась взглядом с Дэйном, который тут же отвел глаза, как будто и не он минуту назад пытался меня защекотать.

— Простите, — бросил он и вышел. Тордак последовал за ним, только виновато передернул плечами напоследок и скрылся за дверью. Мы остались с Хелем наедине.

Юноша обернулся и присел на край моей кровати. Он также отводил взгляд, но вот его реакция была мне совершенно непонятна. Если вчера вечером он не был шокирован произошедшими в моей внешности изменениями, то почему сейчас ведет себя так, словно я тяжело больная и он не хочет меня огорчать.

— Что-то случилось? — не выдержала этой тишины я.

— Все хорошо. Я, — он замялся, — поговорил с ребятами. Они обещали не обижать мою кузину.

— Так я все-таки твоя сестра?

— Да. Мы родственники. И один из моих братьев, принц Арье, приглашает тебя в гости для знакомства. Также он пригласил всю твою команду. Так что через месяц, когда вам дадут неделю для подготовки проектов, он ждет всех нас у себя. Если согласна, я скажу ему, а когда настанет время, зайду за тобой и провожу.

— Это обязательно? Куда-то ехать? — Мне было не по себе. Перспектива обрести настоявшую семью манила, но не станет ли только хуже? Ответ я не знала.

— Необязательно, но ему бы очень хотелось с тобой познакомиться. Не беспокойся, компания будет весьма скромная. В своем доме брат предпочитает иметь немного гостей — так меньше шансов нарваться на соглядатая.

— Принц боится соглядатаев? — развеселилась я. Почему-то жизнь принца представлялась куда более радостной, чем обычных горожан — приемы, балы, новый гардероб, а получается… Улыбка исчезла сама собой.

— Не любит. Как и я. Они доставляют определенные проблемы.

— Понятно, прости.

— Ничего, — Хель улыбнулся, показывая, что не сердится. — Что мне сказать брату?

— А ты, ты сам пошел бы к нему?

— Это полезно. К тому же, лучше знакомится с родней по одиночке.

— Чтобы никого не забыть?

— Чтобы минимизировать ущерб, — поделился собственными наблюдениями юноша.

— Тогда я согласна.

— Хорошо. Обсудим твое поведение в школе. Сейчас ты оденешься и пойдешь со мной в столовую. Сегодня у вас организационные моменты, так что занятий в привычном их понимании не будет. Будут тесты и распределение по направлениям. Члены одной команды могут попасть в различные линии развития, но сдавать будете вместе. Обычно делают постановки. Так есть возможность проявить себя у каждого члена команды не зависимо от линии. Актеры, музыканты, художники, писатели могут работать над одним проектом. Также вы можете обратиться за помощью к магам. У каждого курса есть свои кураторы из магов, которые могут помочь вам с иллюзиями или декорациями, если вдруг вы не владеете пока должным уровнем мастерства.

— Все понятно?

— Пока — да.

— Дальше. Собственно здешнее общество. Преподавателей уважаем всех, хотя с нашим цветом, — он накрутил прядку на палец, — можешь не опасаться проблем с ними. Ссориться с нашей семьей им не с руки. Большая часть финансирования поступает из личной казны императора, так что мы здесь священные животные.

— Почему животные?

— Глазеть можно — трогать нельзя. Увидишь, сколько людей сегодня будет следить именно за тобой, — пояснил Хель и продолжил: — С учениками можешь не разговаривать вовсе. Это обычная практика. Вас уже поделили на команды условно равных. Велика вероятность, что именно с ними ты будешь строить свое будущее и дальше. Кроме того, ты автоматически входишь в мою команду и можешь разговаривать с ребятами. Они тебя, к слову, поздравляют. Свою окружение — свиту, как их здесь называют, — покажу за едой. Со временем у тебя появится своя: это те люди, которые могут оказаться полезны в какой-то момент или которые не вызывают жгучей неприязни. Поверь, здесь это достижение.

— Не сомневаюсь. — Кирин вспомнила, что ей говорил Дэйн и тяжело вздохнула.

— Не переживай, справимся. Этот год здесь еще есть я, так что постараюсь устроить твою жизнь по высшему разряду.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарила я и смутилась. — Можно я тебя в щеку поцелую? Я видела, так делают.

Хель на несколько мгновений опешил, но вскоре отошел: он действительно видел нечто подобное в отношениях Димитрия и его сестры. Что ж, раз уж и у него теперь есть сестренка…

— Давай, — согласился он и пригнулся, чтобы мне было удобнее.

Смущенно чмокнула в подставленную щеку и отстранилась. Почему-то было смешно. И судя по задорному блеску в глазах принца — нет, брата! — ему тоже было забавно.

— Одевайся давай, я выйду и подожду в вашей гостиной.

— А как ты вошел? Там же только наши имена?

— Смешная. У куратора допуск расширенный. К подопечному везде войдет.

— И ванную?

— Если вдруг сознание потеряешь, — серьезно ответил Хель. — Все, не отвлекай меня. Завтрак вот-вот начнется.

На завтрак мы не опоздали, хоть и пришлось повозиться. В конечном итоге, Хель не выдержал, быстро выложил из шкафа форму и даже помог заплестись. Не знаю, была ли у него раньше практика с укладкой волос, но справился он по высшему разряду. Судя по одобрительным взглядам Дэйна и Тордака, они тоже признали парикмахерский талант принца.

Идти под руку с Хелем было странно. Приятно с одной стороны, но непривычно: нам уступали дорогу, а вслед смотрели так пристально, что я начала сомневаться все ли в порядке с моей спиной и не торчит ли в ней что-то неучтенное.

— Хорошо держишься, — похвалил Хель, когда мы уселись между Манирой и Димитрием.

Девушка дружески хлопнула меня по плечу, а вот Димитрий сцапал ладошку и поцеловал, наслаждаясь произведенным эффектом. Нет, не на меня, хотя, признаться, он меня смутил, но на наших наблюдателей, которые на минуту замолчали, а после зал наполнился голосами.

— Она — моя сестра, — предупредил Хель друга.

— Все же сестра, — лениво проговорил Димитрий и подмигнул мне. — Не переживай, семья друзей это святое. Только по согласию. — И уже мне: — Но я за тобой поухаживаю, имей ввиду.

— Хорошо, — только и смогла ответить. Димитрий заставлял теряться, отводить глаза и смущенно улыбаться. И он об этом прекрасно знал, как, впрочем, и вся его команда.

— Отстань от ребенка! — недовольно проворчала Манира. — На нее и так много обрушилось. Ты ведь не знала, правильно я понимаю?

— Не знала, — подтвердила я, глядя в пол.

— Не переживай, так даже интереснее. Сравнишь, как меняется мир, когда ты становишься обличен пусть мифической, но властью.

— Плохо меняется, — признала я. — Раньше был спокойнее.

Ответить никто не успел. К нашему столу подошел Теренс, а за ним спешила кукла, подобная моей неживой служанке.

— Налетай! — провозгласил он и, развернув стул спинкой вперед, уселся внимательно осматривая компанию.

Помимо меня и команды Хеля за столом присутствовали еще две девушки и трое юношей. Одна из девушек ревниво следила за Димитрием, вторая — за первой. Я предпочла отвернуться, чтобы не встречаться глаза лишний раз с темноволосой смуглой красавицей. Димитрий заметил мой маневр и строго глянул на девушку. Та виновато потупилась и больше глаз не поднимала.

— А еда всегда в компании куратора?

— Нет, первый раз, чтобы расстановку сил показать. Глянь по сторонам, увидишь как все друг друга оценивают.

— А мы? Мы тоже оцениваем?

— Нет, глупенькая. — Димитрий покровительственно погладил по голове, но тут отдернул руку, встретив недовольный взгляд Хеля. — Мы на высшей ступеньке, так что нам все равно.

— А бывают смены состава?

— Очень редко, — с грустью признала Манира. — В прошлом году от нас ушла Моника. Сейчас она с Саймоном Клейтоном. Но это закономерно, их семьи устроили им помолвку. Так что, вероятно, Саймон поднимется в нашем негласном рейтинге.

— Или упадет на дно, — с угрозой сказал Димитрий. Судя по всему, он собирался поспособствовать краху более удачливого на любовном фронте конкурента. А там… глядишь, и Моника вернется.

— Дим, успокойся. Если тебе так важна Моника, ты можешь обратиться к ее семье с официальным предложением.

— Отец не позволит, — хмыкнул юноша. — Да и не настолько она хороша, чтобы ради нее…

— Вот! — наставительно подняла палец Манира, глядя на меня. — Ты только их послушай, недостаточно хороша. А сами-то в любви клянутся, фиалки за уши суют. С ними ухо востро держать надо.

— Я запомню, — пообещала и вернулась к еде.

Теренс раздобыл, казалось, все, что было на кухне — столько вкусностей выставила кукла. Половину из этого богатства я видела впервые и ориентировалась на вкус Хеля, повторяя его выбор. Он заметил, улыбнулся и, взяв мою тарелку, заполнил ее, как он считал, самый вкусным. Во многом наши вкусы сошлись, и после трапезы на краю тарелки осталась отложена всего шестая часть.

— Дим, что у нас первым? — Манира отставила тарелку и, используя панельку как зеркало, принялась приводить в порядок прическу. Быстро оглядевшись по сторонам, я заметила, что не только она озабоченна своим внешним видом: прическу поправляла большая половина девушек.

— У тебя актерское, у Теренса — декорирование, Хель, свое знаешь?

— Музыка, — улыбнулся юноша. — А у самого?

— Пейзажка, — пренебрежительно бросил Димитрий. — Вот уж счастье в лесу сидеть и травинки зарисовывать.

— И не говори, — усмехнулся принц, знавший что от так называемой ‘пейзажки’ друг получает истинное удовольствие. Вот только не вязался этот трудоемкий процесс с репутацией балагура. — Кирин, тебя ожидает твоя команда.

Хельдеран кивнул в сторону застывших у выхода Дэйна, Тордака и рыжей, похожей на лису, Тины.

— Я пойду?

— Конечно, — кивнул Хель и предупредил: — Я зайду к тебе перед ужином.

Я кивнула и улыбаясь бросилась к команде. Тина только головой покачала, оценивая мою пробежку. Ну и пусть.

— С возвращением, — поприветствовала девушку я. Она изменилась. Рыжая, с веснушками, острым носиком Тина была неуловимо похожа на себя прежнюю, но и так отличалась от нее, что я чувствовала, будто стою рядом с незнакомым человеком. — Ты — интересно выглядишь.

— Скажи уж прямо — не очень, — усмехнулась девушка, беря меня под локоток. — А вот ты изменилась в лучшую сторону.

— В лучшую?

— Да уж, притягательности добавилось на двести пунктов.

— Это не зависело от меня. — Стало грустно и как-то горько. Тяжело осознавать, что теперь во мне видят только ступеньку к трону, к императорской семье, к тем, кого я даже не знаю.

— Знаем, — примирительно обнял за плечи Дэйн.

— Точно, — гулко согласился Тордак.

Мы вышли к лестницам и хотели было спуститься, когда увидели, как поступают старшие ученики. Вместо того, чтобы обходить пол-этажа, чтобы оказаться с другой стороны, они быстро пробегали небольшие узенькие мостики. Некоторые из них были под наклоном и вели на два-три этажа выше или ниже. Спускаясь или поднимаясь по ним можно было сэкономить время, как и поступали сони и старшие.

Признаться, мне было страшно идти по нему, но Дэйн и Тордак, сказали, что уже пользовались этими переходами и все будет в порядке. Первой шла Тина, которую страховал Тордак, Дэйн замыкал и шел прямо за мной. Это успокаивало, и я немного приободрилась, начала идти быстрее, даже почувствовала себя птицей, когда ветер ударил в лицо. Тина рассмеялась, и мы вместе с ней. Обычный переход становился забавным и очень важным делом. Девушка-лисичка начала весело подпрыгивать, нарушая технику безопасности, да и законы здравого смысла. Неудачно приземлилась и едва не сорвалась — Тордак успел подхватить, крутанувшись и ухватившись за ее рукава.

А ветер бил в лицо, и земля стремительно приближалась. Страшно не было, только в самом начале, когда нога соскользнула. А полет… он захватывал. Наверное, так даже лучше. Еще мгновение и конец, и больше не придется думать, бояться или что-то решать. Глаза закрылись сами. Мгновение и все. Мгновение…

— Леди, возможно, вы не заметили, но вы не дома и помогать вам наслаждаться солнышком не входит в мои обязанности. — Насмешливый и слишком живой для посмертия голос, разорвал мои раздумья.

А после я почувствовала, как съезжаю, словно по горке, кто-то держит меня за талию, опускает и ноги касаются земли. Обычной, еще холодной с утра, земли. Я делаю шаг назад, открывая глаза, но меня не отпускают.

Мужчина все так же придерживает за талию, внимательно смотрит в мои глаза, словно пытается прочесть в них нечто важное. Минута и он отпускает меня. Но я не отхожу, смотрю вверх, где в двух метрах над нами клубится воздух, образуя мягкую подушку. Он меня поймал.

Вновь смотрю на своего спасителя и улыбаюсь. У него такие красивые серые глаза, как у принца в сказке, как… неважно, мне слишком хорошо, и я смеюсь. Без причины, просто от нарастающего счастья, от той легкости, что появляется в организме.

Он молчит, хмуро разглядывая мое счастливое лицо. А мне кажется, как будто я его уже видела. Пытаюсь вспомнить, но мысли ускользают. Путаются, заплетаются, исчезают. А он стоит и смотрит. С грустью, с сожалением и непонятной мне обреченностью.

— Магистр, что-то случилось?

Он отвлекается на подбежавшего мужчину. А мне все равно, я смеюсь, без остановки. Пришедший странно на меня смотрит. Это даже смешно!

— Чуть не разбилась, — поясняет сероглазый.

— Ясно, — понятливо кивает тот другой. — В лазарет отнесете? Ее еще час трясти будет, если не весь день. Как осознает, так и…

— Отведу, — без капли радости говорит маг, а второй быстро уходит, как будто не хочет составлять нам компанию. Лазарет? Зачем он мне? Мне хорошо! Смотрю на мага с непониманием. А он только тяжело вздыхает и поднимает меня в воздух. И мне снова хорошо. Вот бы до лазарета была долгая-долгая дорога.

Глава 5

На отбор я все же успела: хорошо иметь в штате школы магов-целителей. Четверть часа и все в норме, если, конечно, не считать излишне приподнятого настроения, но кому оно мешало перед прослушиванием?

Дэйн, который бросил остальных и побежал в лазарет, шел со мной рядом. Уверенно держал меня за руку, не отпуская ни на секунду. Я не протестовала: было в этом что-то — вот так идти держась за руки на глазах у всех. Почти все уже убежали на отбор, но редкие зрители нам все же попадались.

Прослушивание проходило в репетиционном зале, как было указанно на карте академии. Свободных мест не было, но Тина с Тордаком заняли нам два кресла, и мы сели все вместе. Рыжая сидела понурившись и избегала моего взгляда.

— Прости, — выдавила она с трудом — не привыкла извиняться. — Я… это из-за меня получилось.

— Все нормально, — быстро заверила я, переводя взгляд на сцену. Там собирались петь. — Нам тоже придется петь? Но я не умею.

— Я тоже, — подтвердил Дэйн, опасливо косясь на залитый светом кружок. Так вот что может напугать этого смелого парня!

— И не надо. Это уже определившиеся. Их сейчас по группам в зависимости от диапозона голоса раскидают и займутся нами. Художников уже поделили: они портфолио принесли. Актеров по внешним данным разбросали.

— А мы?

— А вы по всем кругам ада. Вокал, танцы, рисование и прочие прелести.

— А сама-то? — не выдержала я.

— Тина — актриса, — примирительно пояснил Тордак. — Ей уже пришло распределение. Можешь свой проверить, вдруг прислали.

Не очень и рассчитывая на такой подарок, послушно открыла собственную школьную карту. Аудитория 607. Недоуменно показала ребятам.

— Вот. Тебя уже тоже куда-то внесли, — Тина дождалась конца выступления светло-русой девочки и поднялась. — Идем, у меня 605. А вы оставайтесь, неудачники.

Несмотря на обзывание, парни почему-то только рассмеялись и погрозили подруге. Да, мне еще долго придется идти к понимаю их поступков.

К неудовольствию остальных зрителей, которым приходилось подниматься, чтобы нас пропустить, мы все же выбрались из зрительного зала. Идти по мостикам мы больше не рискнули, опасаясь свалиться во двор. Быстро добрались до лестницы и принялись подниматься.

— Почему здесь не поставят переместители?! — риторически вопросила Тина. — Неужели так сложно?

— Конечно, сложно. — Сверху, облокотившись на перила и глядя на нас сверху вниз, стоял Димитрий. Формы на нем не было, как и не держал он и принадлежностей для рисунка. — Представь, как все разленятся. А так прошелся с десяток этажей и тело в порядке. Ни тебе лишних часов гимнастики, ни потраченных нервов преподавателей. Все сугубо добровольно. Хочешь есть — топай на первый. Хочешь спать — возвращайся на надцатый. Гениально же?

— Еще как, — согласилась я с Димом. Он рассмеялся и изобразил поклон, словно благодарил публику.

— Клоун, — неодобрительно отозвалась Тина и дернула меня за руку. — Идем.

Мимо Димитрия девушка пронеслась как новейший кар на гоночной трассе, я только плечами пожала и помахала вслед удаляющемуся юноше. Тот смеясь кивнул каким-то своим мыслям, показал мне большой палец и быстро исчез из поля зрения.

— Дурак он, — фыркнула Тина, останавливаясь и заглядывая в лестничный пролет. Юноши не было. — Ты его знаешь?

— Димитрий, он друг Хеля, я с ними завтракала.

— Димитрий Кассель? — Тина побледнела. — И я только что назвала его…

— Да, но отходчивый. Все хорошо будет.

— Надеюсь, — как-то без особого оптимизма отозвалась девушка.

— А ты разве его не видела раньше?

— Только со спины, — призналась рыженькая. — Мы из разных кругов, да и он нечасто появляется на людях.

— Ясно, — что еще сказать — я не знала. И как всегда делают в таких случаях, огляделась вокруг, пытаясь отвлечься. — О, мы почти пришли. Еще один этаж и будем на месте.

— Да, — пробормотала тина, но было заметно, что она нервничает. — Ты иди, я еще немного посижу.

— Уверенна?

— Да, иди, — махнула девушка и опустилась на ступеньку. Оставлять ее не хотелось, но и что говорить я не знала. Плохой из меня утешитель — разве что кукла проникнется. А кукол утешать не нужно. У них просто нет функции настроения и обиды.

Дверь аудитории 607 не отличалась от всех остальных дверей, но я не смогла открыть ее сразу, как любую другую. Мне понадобилось долгих четыре минуты, чтобы успокоиться, поднести браслет и войти, потянув на себя ручку.

Здесь было очень светло и пусто. Пусто в обоих значения. Аудитория представляла собой хореографический зал с зеркалами и станком. У дальней стены имелась скамейка, поставленная, вероятно, для перерывов и в качестве склада вещей. И все: больше здесь никого и ничего не было. Я пришла первой?

Как оказалось — почти. Из-за зеркал внутренняя дверь была почти незаметно, и я едва не пропустила выход преподавателя. Это была невысокая девушка — хотя сколько ей лет на самом деле я бы не бралась судить! — с собранными в хвост волосами, в обтягивающих штанишках и майке, на ногах кроссовки, что намекало — сегодня к станку нас не поставят. И ведь Хель говорил, что первый день испытания…

— Имя? — окликнула меня девушка.

— Кирин.

— А, из Таргелеев, — кивнула своим мыслям девушка. — Сама разомнешься?

— А разве мы не должны дождаться остальных?

— Остальных? — фыркнула она. — Ты думаешь, кто-то еще придет на наш урок?

— Да, — кивнула, смутившись, я.

— У нас индивидуальные занятия. Позже, если захочешь, возьмем еще кого-нибудь из лучших. А пока займемся тобой. Тренировочная форма в шкафчике, пяти минут хватит? — Я кивнула. — Тогда время пошло.

Она открыла мне дверь, из которой сама вышла, придержала, пока не зайду, и отправилась подбирать музыку. Индивидуальные занятия? Что ж, хотя бы не опозорюсь перед всеми, — подумалось мне. Настроение поднималось. Тем более целитель посоветовал физическую активность, чтобы организм справился с последствиями вмешательства. А раз уж и возможность подвернулась — последуем его совету.

Я справилась даже раньше — всего за две минуты. И надо признать, пожалела. Ведь иначе у меня бы было на две минуты больше покоя. А так одной только разминки два часа, а растяжки! И мадам Тиа сказала, что это только начало…

С занятия я только что не выползала. Хотелось принять ванну, хотелось лечь на пол прямо здесь и не вставать, а от осознания того, что еще по лестнице четырнадцать пролетов наматывать, становилось так грустно, что позывы спать прямо тут, обретали с каждым мгновением все большую притягательность.

— Спать в коридорах запрещено правилами, — сухо сказал кто-то, дергая меня вверх. Злодей, а так хотелось прикорнуть. И пусть это попранная честь, но будем считать — и так есть на самом деле! — что я об этом ничего не знаю.

— Плохие правила, — простонала я и с трудом подавила вскрик. Это нужно быть очень везучей, чтобы напороться на одного и того же человека дважды за день. Мага данное обстоятельство, судя по его хмурому лицу, тоже изрядно напрягло. Хотя, не знаю, это все лишь мои догадки. Просто на его лице читалась досада, а что ее вызвало… Я не могла сказать наверняка.

— Имя и курс.

— Кирин, первый. А вы разве не знаете? Вы же помогали мне сегодня утром.

— Тебе? — он с удивлением прошелся взглядом по моему лицу, фигуре и кивнул. — Точно.

Следующие его действия повергли меня в легкий шок. Он цепко взял меня за руку с браслетом, открыл ученическую анкету с указанием достижений (с гордостью заметила там пометку мадам Тии — все же не зря пять часов поохала) и распорядился:

— Выговор за нарушение дисциплины.

— За что?

С мукой на лице маг повторил:

— За нарушение дисциплины.

— Но я не нарушала!

— Неужели? — он так это сказал, что, пожалуй, чтобы не слышать этого и не видеть издевательски вздернутых бровей, следовало соглашаться не раздумывая на любое взыскание.

— Да, — тихо ответила я, даже отступила на шаг, чтобы хоть расстояние добавило уверенности.

— Хорошо. Можете обжаловать у директора, — с таким видом предложил он, что гиблость дела чувствовалась даже до его начала, но упрямость, почему-то, решила проснуться в самый неподходящий момент:

— И обжалую, — подорвалась с места и даже пару шагов сделала. Обернулась и напоролась на его насмешливый взгляд.

— Удачи, — пожелал маг, сверкнул сталью глаз, но почему-то мне показалось, что он улыбается, что его забавляет ситуация.

Когда он пошел за мной — я в этом убедилась.

— Кабинет директора в другой стороне, — подсказал он, когда я в очередной раз вызвала карту и попыталась понять, что я делаю не так и почему вожделенная дверь все не появляется.

— Спасибо, — поблагодарила я и зашагала в противоположном направлении. Обойдя весь этаж, к цели я так и не приблизилась.

— Его здесь нет, — хмуро поставила в известность мага.

— Я знаю, — спокойно отозвался он. В отличие от меня, мужчина вместо квеста с обходом этажа предпочел посидеть прямо на полу, отмечая финиш и старт.

Слов не было. Решив больше не поддаваться на уловки этого нехорошего человека, я открыла карту и принялась разбираться в ней. Кабинет все никак не находился, и я приуныла.

— Директора сейчас нет в школе, поэтому его кабинет пустует и не отмечается, — снизошел до объяснения мужчина. — В его отсутствие все дисциплинарные вопросы решает его заместитель.

— Его искать тоже гиблое дело? — тихо спросила, съезжая по стенке рядом.

Смешно мы, наверное, бы смотрелись со стороны, но на мое счастье на этом этаже никого не было. Только свет в коридоре, но вряд ли кто-то был бы столь любопытен, что следил за мной.

— Почему? — равнодушно откликнулся маг. — Его как раз найти не сложно.

— Но вы не скажете, где искать.

— Скажу, — усмехнулся он.

— И?..

— Прямо перед тобой. — Он явно забавлялся ситуацией. А мне… мне было не смешно. И зачем я решила показать характер.

Быстро подорвалась, поднялась и поклонилась.

— Простите мою дерзость.

Он резко перестал смеяться. Тоже поднялся, дождался, пока я выпрямлюсь, и сказал:

— Бунтарство тебе больше идет. Дай руку.

Молча протянула ладошку, проследила, как он открывает учебную карту и стирает взыскание.

— За то, что не побоялась спорить, — пояснил он, натолкнувшись на мой недоумевающий взгляд. Щелчком закрыл учебную карточку. Панелька вернулась к исходному состоянию начала работы, хотя должна была закрыться совсем. ‘Маг’, - мысленно простонала я и дернулась свернуть экран полностью, когда мужчина, прищурившись, заметил что-то важное для себя.

Думаю, вполне очевидно, что руку я освободить не смогла. Он перехватил мое запястье и развернул личную карточку. Внимательно вгляделся и, судя по изменившемуся лицу, едва удержался, чтобы не выругаться. Сворачивать информацию он не торопился, а потому я спросила:

— Вы увидели все, что хотели?

— Даже больше, — признал он, задумчиво оглядывая меня с ног до головы, и как-то совсем не к месту сказал: — Поздравляю с поступлением.

— Спасибо, — недоумевая ответила я, размышляя чем вызвано изменение в его поведении. Разве у него нет информации на всех учеников? Да и не примечательная я совсем. Разве что цвет волос… Да у него и самого они не многим темнее, а если принимать во внимание его социальный статус мага, то он наверняка если не ровня, то никак не ниже.

— Я провожу вас, — серьезно сказал он и подал руку.

Да, идти под руку с ним было даже страньше, чем с Хелем. И пусть никто не смотрел — на этаже никого не было — я чувствовала себя неуютно. Впрочем, коситься на своего сопровождающего мне это не мешало. Сейчас, когда не издевался и не насмехался, можно было рассмотреть его правильные черты лица, чуть хищный нос с едва различимой горбинкой, брови вразлет, тонко очерченные губы. Тут я смутилась и отвернулась. Так разглядывать даже не преподавателя — ответственного за дисциплину! — это прямое ее, этой самой дисциплины, нарушение. И если он едва не сделал мне выговор за сон в коридоре, то на что пойдет, если заметить такой совсем неученический интерес!

Тяжело вздохнув, не удержалась и бросила последний, как мне казалось взгляд, прежде чем послушно уставиться в пол, и замерла. Он улыбался. Смотрел прищурившись и со снисхождением улыбался.

— Понравился? — Он говорил так спокойно, как будто мы обсуждали цвет обивки, хотя иной раз эта тема вызывала куда больше эмоций, чем было у мага в голосе.

— Простите?

— Вы находите меня красивым? — ровно повторил он. Видно, после нашей предыдущей беседы про дисциплину, мужчина окончательно уверился, что имеет дело с полной идиоткой.

— Нет, — отрицательно покачала головой я. Признаваться не хотелось, да и странно бы это выглядело. Впрочем, самого мага странность нашей темы обсуждения, казалось, не беспокоила. Как будто это этично!

— А чем тогда вызван ваш интерес? — Я не нашлась, что ответить. Своего лица мне было не видно, но, боюсь, в этот момент оно было далеко от аристократической бледности и едва ли не вырвало первенство у помидора. — Впрочем, оставлю на вашей совести. Но если вдруг… Хотя нет, это излишне.

Он не договорил, оставляя мне возможность самой додумать. Мыслей было много, но одна другой нелепей, и я предпочла отвлечься на созерцание дороги. А шли мы на самом деле причудливо: не в направлении лестниц, а в обратном, если можно так сказать о круге. Остановились у аудитории 417, и маг, даже не беспокоясь, что может кого-то потревожить, вошел. Я последовала следом и едва не закричала от восторга. Платформа переместителя! Портал местного пользования! Он здесь был.

— Идем, — маг кивнул на платформу и, дождавшись, пока я встану рядом, активировал перемещение.

Мы вышли в другой, такой же пустой, как и предыдущая, аудитории. Выходя я оглянулась и заметила другой номер — 1017.

— То есть порталы в каждой аудитории, чей номер заканчивается на семнадцать?

— Молодец, — похвалил за внимательность маг, а мне стало так тепло на душе, как будто конкурс выиграла. Почему мне так важна его оценка?

— А на жилых этажах тоже есть порталы?

— А ты видела, чтобы ими пользовались? — резонно спросил мужчина.

— Нет, не видела, — припомнила я. Там все ходили по лестницам, но, что казалось странным, не выглядели уставшими. — Значит, только на учебных этажах?

— Верно, — кивнул маг.

— А почему нам не сказали? — удивилась я, пытаясь вспомнить не упоминал ли нечто подобное Хель. Вспомнить не получалось, зато тут же выплывал эпизод с Димитрием. И ведь действительно, он, хоть и стоял на лестнице, запыхавшимся не выглядел. Это только мы страдали от подъемов.

— А вам всегда говорят обо всем? — резонно заметил маг.

— Не всегда, — зачем-то ответила на риторический вопрос я. Просто… хотелось с ним поговорить.

— Обычно первокурсники начинают подозревать к концу первой недели, — проговорил маг.

— Тогда зачем вы мне показали?

— Решил уберечь себя от внеплановых перемещений во дворик? — предположил он. — Не люблю экстренные побудки ради безопасности учеников.

Я смутилась: мог бы и не напоминать про утренний инцидент. И пусть, что сама виновата, но он ведь старше и вообще — это его работа.

— Вы и так обошлись мне крайне дорого, — к чему он сказал последние слова, я так и не поняла, а спросить не успела: мы остановились у дверей блока нашей команды. Судя по тусклым именам остальных, их еще не было в комнатах. Я замялась, не зная, что сделать, но этого не потребовалось. Он ушел сам — просто исчез, пока я размышляла.

В комнатах было темно. Вероятно, кто-то из ребят отключил функцию автоматического освещения, чтобы не мешать остальным, а я и в полумраке чувствовала себя комфортно и свое отделение — если называть на дворцовый манер — целые покои! — нашла быстро и даже не спотыкаясь.

Щелкнула выключателем, на несколько секунд зажмурилась, и, привыкнув, вновь вернулась к движению. Упала на кровать и пару минут таращилась в потолок. Послетренировочная усталость брала свое, и тело каменело, давая понять, что ближайший час не поднимется, что бы не думал нахальный желудок. Мозг примерил этих двоих, напомнив про доставку в комнату. Быстро набрав заказ, снова улеглась звездой на кровати. Незаметно для себя задремала и, лишь когда доставили заказ, проснулась, лениво показала на прикроватный столбик и задумалась о необходимости перетащить в спальню стол побольше, раз уж трапезничать здесь входит у меня в привычку.

Гнездо из одеял свилось быстро — сказывался опыт. Доставка тоже не подкачала, и удобно устроившись на кровати, включив экран, я кушала, просматривая новости школы. Главной темой, конечно же, стало распределение первоклашек и… я. Странно было видеть собственное изображение на экране и слушать рассуждения о новом представителе семьи Таргелеев. К моей радости, это быстро закончилось и мое изображение, снятое за завтраком, сменилось улыбающимся лицом Кристины. Судя по фону, ее снимали дома — по крайней мере, в школе я таких пейзажей не заметила, — обстановка больше напоминала дворцовую, чем школьную. Далее следовала коротенькая справка о дочери уважаемой семьи Трикс. Когда изображение лисички сменилось Дэйном, я уже не удивлялась. Да, условно равные участники команды. Происхождение, связи семьи, часть вероятного наследства — все это определяло рейтинг в школе, который транслировался повсеместно, на все ученические экраны.

Теперь ясно, почему здесь так мало общения. Если в первый же день, вся школа узнает о твоем положении, то и оценивать тебя будут не по личным показателям, а по положению твоей семьи. И никто не подойдет к изгою, ведь это бесполезно.

Хлопнула дверь, выдавая чье-то возвращение. Я щелкнула выключателем, заставляя экран потухнуть, и босиком прошла в общую гостиную. На диване, держась за кровоточащий нос, сидел и тихо ругался Тордак. Заметив меня, он быстро поднялся и ушел к себе.

— Я могу помочь? — не спросить я не могла.

— К себе иди! — наверное, он сказал это, я плохо разобрала его слова.

Признаться, что делать я не знала: никогда не сталкивалась, а если и разбивала коленку, то целитель был всегда близко, как будто его закрепили за моим домом, чтобы он был под рукой всегда. Хотя, в свете последних событий, вероятно, так оно и было.

Ничего не делать было выше моих сил, и я сделала единственное, на что хватило воображения, — связалась с Хелем. Он спокойно выслушал, сказал заказать большой кусок нетающего льда и обещал появиться через пару минут.

Лед доставили очень быстро — скорее всего, он значился в безотлагательных заказах. Хель пришел чуть позже и не теряя времени зашел к Тордаку. Двери его пустили, хоть он и не был куратором юноши.

— Рин, ты не подскажешь, куда подевался Хель? — На пороге нарисовался Димитрий собственной персоной. — Пригласи меня войти.

— Входи, — непонимающе проговорила я, и тут же была заграбастана в объятия.

— Благодарю за великодушие. — Он поставил меня на ноги и отстранился, наслаждаясь моим недоумением и смущением. — Да не смущайся ты так, мы же одна команда с Хелем, так что считай — одна семья. Где он кстати? Система показывает, что здесь, но что-то я его не вижу.

— Он с Тордаком. У него что-то с носом, кровь текла…

— Ну да, — протянул Димитрий. — Первый день во всей красе. Где они?

Я молча указала на дверь, ожидая, что Димитрий не сможет войти. Юноша был иного мнения и беспрепятственно миновал порог, оставляя меня в одиночестве.

Дэйн и Кристина не появлялись, заставляя меня начать переживать и за них. Не хотелось, чтобы и с ними что-то случилось.

Первым вышел Димитрий. Хмурый, собранный, с руками в карманах. Он глянул на меня и улыбнулся.

— Не переживай, принцесса. Жить будет.

— Почему у него была кровь?

— Первый день, — спокойно ответил Димитрий, как будто это было само собой разумеющееся. — Смотрела школьные новости? Там ваш рейтинг. Его все старшие смотрят.

— Чтобы знать, с кем дружить?

— Нет, — покачал головой юноша. — Чтобы выбрать себе игрушек. Рейтинг семьи — своеобразный щит. Куратор — тоже щит. А если не повезло ни с первым, ни со вторым — а поверь мне, невезение с первым провоцирует второе — то самая вероятная дорога для таких учеников служение более удачливым. Отказался быть собачкой — получил. И сила тут ничего не решает. Вся свита поучаствует в укрощении игрушки.

— Но это бесчеловечно!

— Ты видишь здесь людей? — вздернутые брови лучше слов выразили его отношение к моим словам. — Здесь не люди, здесь элита. И поверь мне, в наших слоях иерархия значит гораздо больше, чем среди горожан.

— И ничего нельзя сделать?

— Разве что у него сменится куратор, — расплылся в улыбке Димитрий. Он понимал, что последует за его словами.

— А ты бы не мог…

— Мог бы, но не стану. Зачем мне так поступать? Твой друг — игрушка, и забирать его у хозяина — портить отношения с ровней. Пусть мы и выше них, но они наши прямые подчиненные.

— Пожалуйста, — тихо попросила я.

— Нет, малыш, — он покачал головой. — Я не буду ввязываться в это. Ведь мне ничего за это не будет.

— А если…

— Рин, ты, конечно, можешь пообещать мне что угодно, но за тебя решает Хель и семья. Так что не позорься, прими как есть. Можешь завести себе ‘собачку’, спасешь какого-нибудь беднягу.

— А я могу забрать Тордака?

— Нет. Хель не позволит, и я тоже. Выбирай из незанятых игрушек. Закон хорошего тона. Правда, если тебе его подарят, то возражений не будет. Я понятно объяснил?

— Более чем. Спасибо, — резко ответила я и отступила на пару шагов, когда он протянул руку. — Не подходи ко мне.

— Хорошо. Ты сама подойдешь, когда поймешь, как я прав. И еще, видишь, твоей остальной команды нет. Они прекрасно понимают, что должно было случиться с Тордаком. Так происходит в каждой команде. Есть слабый, которого будут унижать. Несмотря ни на что. А вы должны тренировать выдержку и улыбаться тому, кто издевается над вашим другом. Это неизбежность. Прими ее и наслаждайся. — Димитрий хотел сказать еще что-то, но передумал и, слегка поклонившись, попрощался: — До встречи, наивная принцесса.

Я вернулась в комнату. На душе было мерзко и гадостно. Я чувствовала себя грязной. Как будто упала в лужу и сейчас вся эта жижа стекает по волосам, лицу, рукам…

— Рин? — Хель появился в дверях, задумчиво взглянул на мое лицо, подмечая перемены, не говоря ни слова, сел рядом. Обнял, прижимая к себе, погладил по волосам.

Сколько мы так сидели, я не знаю. Время не воспринималось вовсе, была только боль, которая сменялась обидой, после — злостью, и наконец — печалью. Обреченность. Вот как я могла бы охарактеризовать это состояние. Понимания тщетности усилий. Понимание, которое порождает равнодушие. Точно такое же равнодушие я читала в глазах Хеля. Ему было все равно на страдания Тордака, все равно, что так поступают каждый день. И мне становилось больно от осознания, что с таким равнодушием он смотрел на кого-то из своих, на Манир или Теренса.

— Боль уйдет, — пообещал он. — Нужно только потерпеть.

— Уйдет? А если нет?

— Уйдет, — грустно улыбнулся Хель. — Моя — ушла. И твоя скоро иссякнет. Есть то, что мы не в силах изменить, и наши попытки только сделают хуже. Помни, не повторяй ошибок своего глупого брата. Не лезь в его жизнь. Так ты сделаешь мальчишке только хуже. Ведь он — отвод для злости и зависти, которую все испытывают к вам. Жестокая практика, но проверенная. Хочешь отомстить его обидчику? В команде Риста есть слабое звено.

— Я не хочу быть как они, — всхлипнула, не смогла сдержать слез.

— Не будь, — разрешил Хель, поцеловал в макушку и поднялся. — Все пройдет, не переживай.

И он ушел.

Кристина и Дэйн вернулись поздно, зашли ко мне, пожелали спокойной ночи и разошлись. К двери Тордака они даже не подошли, а я стояла у порога и не могла заставить себя постучать. Просто не могла.

Глава 6

Следующее утро началось раньше обычного. Среагировал браслет на поставленный будильник, и легкая, чуть покалывающая волна прошлась по телу, сбрасывая все путы сна, и тут же стихла. Из-за прямого контакта с телом, браслет улавливал все изменения в состоянии носителя и никогда не перегибал палку.

Потянулась, разминая мышцы, подошла к шкафу и вытянула форму. Кто-то упоминал про три дня свободного облачения, когда позволялось носить свое, и, взглянув на время, я включила комнатный экран. Для выбора он подходил куда как лучше, а подтверждение заказа все равно придет на браслет. Прежде чем браслет выдал напоминание о завтраке, я успела выбрать необходимый минимум, и на завтрак отправилась в благодушном настроении. Ровно до тех пор, пока не вышла из комнаты и не столкнулась с Тордаком.

Я не могла смотреть ему в глаза, было стыдно, как будто если не из-за меня он пострадал, то с моего молчаливого одобрения. И самое мерзкое, что я понимала: это повторится, и именно с моего молчаливого согласия.

— Прости, — ничего больше я не сказала, выбежав из гостиной в коридор. Добежала до ближайшего учебного этажа и через переместитель на первый.

Выдохнула только там. Мне все чудилось, что Тордак смотрит мне в спину. И я боялась обернуться, чтобы не встретиться с его осуждающим взглядом. Или с равнодушным — это было бы больнее.

В столовой почти никого не было — даже в такой далеко не ранний час многие предпочитали спать, да и заказать завтрак в постель было куда проще, чем спускаться. Интересно, почему в столовой все же были люди? Смотр свит? Возможно.

Я нашла взглядом стол, за которым мы сидели вчера утром с Хелем, и улыбнулась Манир. Она помахала рукой, приглашай присоединиться. Отказываться не стала — опустилась рядом с ней.

— Уже придумала заказ? — спросила она у меня, щурясь от солнца. Его лучи как раз падали на наш стол, заставляя опускать голову. Прямо как перед императором. Вроде бы и тепло и греет, но быть рядом, смотреть — нестерпимо больно.

— Нет.

— Тогда я возьму для тебя то, чем Хель кормил, идет? — Я кивнула.

— Посиди здесь, я сейчас закажу и вернусь. — Она улыбалась, бодро шла к поварам, а я не могла отделаться от мысли, что с ней могли поступать так, как с Тордаком.

— Ты грустная, — заметила девушка по возвращении. — Что-то случилось?

— Димитрий назвал это — первый день, — говорить о произошедшем не хотелось и я подменила понятия. Заметила и рассмеялась. Процесс пошел: то, что мне неприятно, я опускаю, говоря только о том, что хотелось бы и что красиво и привлекательно.

— А, разбор игрушек, — протянула Манира. — Да такое случается. А вот и наш заказ!

Она так быстро перешла от одного к другому, что я не сдержала удивления, во все глаза уставившись на нее. Она так легко говорила об этом, так просто, как будто сие действо было само собой разумеющееся и не несло ничего отвратительного. Хотя, возможно, для нее так и было.

Мы поели в молчании, хотя по началу Манир и пыталась рассказывать о новом браслете, который ей пообещал отец на выпуск, но я не могла ее слушать. Равнодушие убивало, хотя как раз ко мне она была внимательна. Сейчас. А если бы со мной случилось то, что с Тордаком? Если бы за спиной не встал Хель, если бы цвет был темнее, что случилось бы тогда?

— Стала бы игрушкой, — спокойно ответила Манир, а я поняла, что последние мысли озвучила, так они меня волновали.

— Ты так говоришь, как будто это в порядке вещей! — с обидой сказала ей.

— Вполне. Просто у тебя никогда не было игрушек. Хороший хозяин знает, когда остановится, чтобы игрушка не умерла, но учит подчинению. Это полезно, уж поверь.

— Ты так говоришь… С тобой никогда не играли! — это вырвалось прежде, чем я подумала. А после было поздно. Но Манир только рассмеялась.

— Играли. Моя семья не столь влиятельна, чтобы оградить меня. Но мой хозяин многое мне дал. И если бы меня спросили, согласна ли я еще раз пройти тот первый год — я бы ответила да. Со временем приходит понимание, Рин. Ты и сама поймешь, как важно расставить всех по отведенным им местам. Просто пока ты еще так мало понимаешь.

— Тогда я не хочу этого понимать!

— Твое право. У дочери семьи Таргелей есть и такая привилегия. Разумеется, если разрешит император. Спроси у него, и ты узнаешь свою судьбу.

— Спросить? У императора? Это невозможно.

— Он глава твоей семьи. Заботиться о тебе — его обязанность. Спроси. Я уверена, он ответит. Старшие заботятся о младших, а хозяева заботятся об игрушках. Я расскажу тебе. Не все дети здесь одинаково обеспечены. Даже среди дворян есть более привилегированные, и пробиться в их свет так же тяжело, как из секторов попасть в столицу. Но путь есть. Игрушка. Хозяин вводит тебя в свой круг, ты получаешь новые знакомства, связи. И плата за это минимальна — послушание. Глупцы не понимают этого, и хозяевам приходится их ломать. Добровольно — все иначе. Просто научись видеть плюсы. И твой друг пусть учится. Ад — это только начало, уже вскоре он осознает, что поднимается вверх, а путь… он всегда тяжелый.

— Манира-Манира, кто тебе разрешил пугать нашу Рин? — Насмешливый голос Димитрия прервал речь девушки.

— Я разве пугаю? — рассмеялась в ответ Манир и посторонилась, предоставляя юноше возможность сесть между ними.

— На меня заказала? — сменил тему Димитрий, но вместо того, что уделять свое внимание Манир, он смотрел на меня.

— Конечно, так и знала, что ты присоединишься, — с намеком произнесла девушка, и подтолкнула к нему большую тарелку, на которой с четырех сторон лежали небольшие порции разных блюд. — Теренс и Хель?

— Теренс ушел в мастерскую, сказал, хочет проверить какую-то идею, а Хель разговаривает с братом, — пояснил Димитрий.

— С Густавом? — Манир непроизвольно выпрямилась, расправила плечи, чуть вздернула подбородок.

— Нет, с Арье.

— А что наследнику нужно от нашего Хеля?

Кажется, я знала, что понадобилось кронпринцу от Хеля, но промолчала. Я не чувствовала себя комфортно в компании Димитрия и Манир первоначально, а сейчас к этому добавилось еще и опаска. Несмотря на все слова Хеля о свите, Красс о команде, мне эти люди казались чужими и опасными.

— Семейные дела, — развел руками Димитрий, но мне показалось, что он знает, о чем говорили братья. Он, Димитрий, вообще знает больше, чем показывает. Порой в его улыбке, в его глазах за насмешкой мне чудилось что-то иное. Что-то так похожее на боль.

— Ты никогда не делишься своей информацией! — упрекнула девушка, отправляя в рот кусочек мяса.

— Вот такой я, — развел руками юноша.

Доедали в молчании. Складывалось впечатление, что они замолчали из-за меня. Димитрий хотел что-то сказать, но при Манир не мог. А девушка в свою очередь не могла поддерживать разговор в одиночку — Димитрий оставался глух к ее попыткам.

Я доела первой, поднялась из-за стола, встретилась взглядом с Кристиной, которая входила в столовую. Глаза мы отвели одновременно, как люди связанные одной неприличной тайной.

— Торопишься? — Димитрий ухватил меня за локоток у самого выхода.

— Да. — Я не хотела с ним разговаривать.

— Манир тебя расстроила? Жаль, но теперь ты знаешь, что становится с игрушками. И видишь: им это нравится.

— Их заставили это полюбить! — не согласилась я.

— Наивная принцесса.

— Я не…

— Наивная? Ты такая. Вера в лучшее — самая большая ошибка. И я надеюсь, я очень надеюсь, что сестре моего друга эта вера принесет только разочарование, а не гибель. Мир жесток, но, если ты не хочешь этого видеть — найди для себя стену. Того, кто возьмет на себя все решения. Он заберет твою свободу, но мир перестанет быть жесток. Он просто станет маленьким, ограниченным стенами твоего дома, твоего кара. Но ты больше никогда не увидишь несправедливость. Не потому, что она исчезнет — она вечная, просто тебе не дадут на нее смотреть. Ты этого хочешь?

— Нет, — ответила тихо, почти шепотом. Он был прав, совершенно, абсолютно прав. Так горько прав, но… он не лгал.

— Тогда смотри. Учись выживать. Улыбайся, когда тяжело. Выбирай, несмотря на последствия. Только так и никак иначе, ты сможешь узнать, кто ты есть на самом деле, чего стоишь.

— Ты заставляешь меня идти по головам.

— Если это твой путь — вперед, — пожал плечами Димитрий. — Мне пора.

Он ушел, а я осталась одна стоять у лестницы, смотреть вниз, на пустой двор. Солнечные лучи мягко целовали зелень листвы, ветерок обдувал траву. Мне подумалось, что верно там звучат колокольчики, высаженные чье-то заботливой рукой. Взгляд скользнул дальше и я вздрогнула. Даже в этом саду, утопающем в зелени, были места пустые, такие, где ничего не росло, куда не проникал ни ветерок, ни солнечные лучи. Места, где растения не могли выжить, но куда год за годом будут сажать обреченные образцы.

Жестокий мир, жестокий порядок, но если мне повезло, виновата ли я в этом? Виновата, что надо мной солнце, и ветерок ласково треплет косу. Виновата ли я в том, что не среди обреченных? Мне хотелось думать, что нет.

На занятие я пришла раньше на полчаса, но мадам Тиа уже была в зале. Она кивнула мне и отправила переодеваться. Мой персональный тренировочный ад начинался. Он длился так долго, что сумел выбить все мысли из моей головы. И я была благодарна. Так становилось легче, приятнее, проще. Ведь не думать сложно, разве что одни мысли вытеснят другие. И тренировка вытеснила. Остались только упражнения, связки, повторы, боль, которая сменилась усталостью и облегчением.

С тренировки я выползала, но была абсолютно счастлива. Мыслей в голове не было вовсе, только цель — добраться до ванной и отлежаться в теплой водичке. В таком благостном расположении духа я и ковыляла до 417 аудитории, не глядя по сторонам. И по закону подлости врезалась в кого-то. Насмешливый голос, раздавшийся следом, заставил меня застонать. Опять! Ну как так можно!

— Выговор за нарушение дисциплины.

Спрашивать, за что я не стала, внося разнообразие в очередную встречу. Сомневаюсь, что маг придумал бы что-то иное, а слушать про ‘нарушение дисциплины’ не хотелось.

— Апелляция?

— Допустим, — разрешил он, глядя на меня сверху вниз. Это было даже смешно. И я не выдержала и улыбнулась. Странно, но он ответил на улыбку.

— Вы неправы! — пафосно сказала я.

— И это все? — он вздернул бровь.

— Да, — постаралась как можно увереннее ответить я.

— Принимается. Но вы, адептка, пообещаете быть внимательнее и впредь не врезаться в людей.

— Не врезаться в вас? — и дернуло что-то переспросить!

— В людей, — усмехнулся маг и продолжил свой путь. А я… я стояла и думала над тем, что он только что сказал. И насколько он относится к людям в наших условиях. Ведь все, даже дети знали, что назвать мага обычным человеком нельзя, они иные. Следовательно… Нет. Я его не понимаю! Совсем не понимаю.

Мне стало смешно. И я рассмеялась. Прямо посреди коридора, под удивленными взглядами тех, у кого, как и у меня, закончились тренировки, и кто спешил в свою комнату. И все же, что бы он не говорил, таких задумчивых в школе десятки, а цепляется он только ко мне. Странный маг!

Я вернулась в свою комнату, миновала общую темную гостиную — никто еще не вернулся — и закрылась в ванной. Вода успокоила ноющие мышцы, парочка зелий, что я влила, вернула энергию и, к сожалению, прежние мысли.

Сидя у себя, я слышала, как хлопнула дверь, но не знала, кто вернулся. Решила проверить и все же вышла. Вернулся Тордак. Быстро оглядела его на наличие повреждений и чуть успокоилась — видимо, обошлось. Он заметил меня, сделал шаг вперед, но я отступила в коридор и быстро спряталась за дверью своего сектора.

— Спасибо.

Мне показалось, или он и правда это сказал? Поблагодарил меня? За что?

Приоткрыла дверь и глянула в щелочку. Он стоял напротив.

— Я… прости… — Говорить с ним оказалось даже труднее, чем представлялось. Я избегала его взгляда.

— Мне… не за что прощать тебя. И спасибо за Димитрия.

— За Димитрия? — От удивления даже забыла про стыд.

— Да, он — Тордак усмехнулся — поговорил с моим куратором.

— Поговорил?

— Да, очень вежливо и серьезно. Мой куратор, — юноша казалось выплюнул это словосочетание, — согласился с доводами милорда Касселя и обещал не повторять своих предосудительных действий. Спасибо тебе.

— Но это же он тебе помог?

— Димитрий сказал, что ради меня он и пальцем бы не пошевелил. И благодарить я должен тебя. И… спасибо, что вмешалась. Я знаю, не принято так делать, но… спасибо. Я… мне было невыносимо чувствовать себя игрушкой.

— Я представляю, — и чуть помедлив предложила: — Зайдешь?

Он зашел, а мне стало тепло. Всегда приятно помогать кому-то и приятно знать, что помощь была нужна. Я была благодарна Димитрию. Он пусть и говорит жестоко, но поступки у него другие, добрые и отзывчивые. Наверное, он начинает мне нравится.

Мы заказали ужин. Пока его собирали и доставляли, я успела заправить постель, и теперь мы вместе удобно устроились на ней. Я, пользуясь правом хозяйки, еще и подушку обнимала. Общих тем для разговора было немного, а те, что были, годились разве что для совместной печали, а потому совершенно логично, что был включен экран. Смотреть школьные новости не хотелось, и в ход пошли имперские. Все же, пусть мы и находились на обособленной территории, но подчинялась она империи и находилась в самом ее центре.

Было время новостей — хотя в империи оно занимало добрую половину всего экранного времени, и показывали сектора. Тордак нахмурился, задумчиво слушая диктора, а я рассматривала его. Не буду лукавить, в политике я понимала мало — необходимости не было, а меняться так быстро… Нет, это просто невозможно.

— Что-то интересное? — поинтересовалась я у юноши.

— Что? — он сразу не понял, чего я от него добиваюсь, так был увлечен. — Ах это, просто у моей семьи основная часть владений именно в восточном секторе.

— А разве ты не из аристократии? — Поняла, что сморозила глупость и извинилась: — Прости, я не хотела тебя задевать, просто…

— Ничего, — он улыбнулся вполне дружелюбно, и я немного перевела дух. — Видишь ли, то что аристократия предпочитает жить в столице, не исключает того, что наши владения находятся в секторах. Моя семья владеет землями у границы Восточного и Центрального сектора, и все такие конфликты — он кивнул на экран — влияют на наши доходы и положение. Но даже если в своем секторе, ты самый процветающий и родовитый, то в столице — ты никто. Разве что не кастовый раб. Просто неудобный человек, которого следует держать близко.

— Кастовый раб? — переспросила я. Нет, рабов я, конечно, видела, слуг тоже, но чтобы их делили на касты — с таким я не сталкивалась.

— Дети рабов, — пояснил Тордак. — Второе-третье поколение — каста. Им уже не вырваться из круга. В столице такого нет, разве что кто-то своего привезет и подарит. Хотя некоторые торговцы ездят за этим в сектора. Так получается дешевле. Всего лишь на разрешение раскошелиться.

— Я не хочу в сектора, — тихо проговорила я. От спокойствия, с каким Тордак рассказывал, мне становилось дурно. — Неужели там нет кукол. Зачем столько рабов?

— Куклы дороги. Для их создания требуется магия и технологии, а развитие секторов искусственно тормозят. Так что рабы — самая ходовая рабочая сила.

— А у вас разве нет магов? — почему-то в отсутствие магов не верилось совсем. В столице они хоть и редко пересекались с горожанами, но регулярно.

— Маги — привилегия столицы, — пояснил Тордак. И как ему не надоело мне объяснять? Видно же, что особого удовольствия он не испытывает, но продолжает отвечать. — К тому же, секторам не доверяют. Они присоединились относительно недавно, и порой восстают.

— Очень часто, — поправила я, а юноша хмыкнул, как будто я была неправа. — Вам всегда не нравятся наши порядки.

— А они должны нам нравиться? — веско возразил Тордак.

— А разве нет? Вы же сами вступили в состав империи.

Такого искреннего, злого смеха я в жизни не слышала. С недоумением взглянула на юношу, задумчиво прошлась в воспоминаниях по всему, что знала про Восточный сектор, и приуныла. Я знала совсем немного, а то, что знала, судя по недовольству Тордака, действительности не соответствовало. Нет, я. Конечно, понимала, что доля пропаганды во всем сообщаемом присутствует, но насколько великая…

— Ты совсем ничего не знаешь? — наконец, спросил юноша, долго выдыхая, как будто он успокаивался.

— Восток вступил в состав империи чуть больше ста-полтораста лет назад на добровольной основе, — Тордак хмыкнул, — в ходе переговоров был найден компромиссный вариант в правлении. Исконной аристократии сохранили ее права, но был назначен наместник. Сейчас эту должность занимает Карон Таргелей, брат его величества Эйвора Таргелея. Основной промысел региона — гончарство, сельское хозяйство, ткачество. Все. Что тебя так развеселило?

— Добровольная основа? — Он зло усмехнулся.

— Но было же заседание, ваши князья голосовали. И раз Восток вступил, то значит все верно. Вы сами приняли это решение. Иначе была бы война, а бунты — просто недовольство.

— Голосование было, — подтвердил Тордак. — Мой дед принимал участие, но вот решение… Все высказались против, но вот подсчеты вели не мы. И знаешь, это оказалось важнее, чем истина. Ответственными за результаты были имперцы. Они и объявили то, что было угодно.

— Но вы могли подать протест. При вступлении в состав — это законно.

— Протест? Он был подан. Тот, кто его подал, скончался спустя час. Разумеется, от несчастного случая. Оскорбила мага, а тот не сразу понял, что смутьян не владеет силой и защититься не сможет. Народу об этом не сообщалось. Для них аристократия полный составом приняла предложение империи, чтобы сохранить свой статус. Так народ отвернулся от нас, а мы стали никем в империи. Как видишь, выиграли только ваши: новый торговый придаток, новая зона добычи сырья, новые рабы.

— Прости, — чувствовала себя крайне плохо. Хотя такое развитие событий закономерное, история переписывается всегда. Но ведь в столице в это верят. Секторами сами вступили: об этом говорили по всем экранам, да и переселенцы всегда лестно отзывались об империи. Вот о секторах они вспоминать не любили, но ведь на периферии всегда хуже!

— Я не виню. Просто… я забыл, что ты не всегда была в верхах. Дэйн, Крис — они знают правду. Там не принято скрывать от детей способы и средства. Хотя нашим знакомством сиятельные родители недовольны.

— Но если все было так, то почему вам позволяют помнить о случившемся?

— А разве мы можем что-либо изменить? Поднять восстание? Народ отвернулся от нас. Отвернулся!

— Но вы ведь бунтуете!

— Мы? Нет. Мы уже давно поняли всю тщетность, все бунты устраивают… — договорить он не успел. Браслет вспыхнул красным и юноша обмяк, падая на кровать. Я с ужасом взглянула на свой передатчик — никогда раньше он не активировался сам. Успокаивало только одно — мой красным не был.

Распахнувшиеся двери были закономерным исходом нашего разговора. На пороге стоял блондин в типичной одежде мага. И глаза у него были колючими, не такими, как у сероглазого. Казалось, он хочет причинять боль. По мне он только мазнул взглядом, а вот Тордак удостоился пристального внимания.

Маг подошел к нему, коснулся вспотевшего лба, проговорил нечто неразборчивое и браслет потух. Вместе с этим расслабился и юноша. Мужчина постоял еще некоторое время, словно хотел удостовериться, и, поклонившись мне, вышел, бросив напоследок:

— Благодарим за сотрудничество, ваша светлость.

И он ушел, даже не оглядываясь, не ожидая никакого подвоха, как будто я была своя, одна из них. А мне было мерзко. От того, что Тордаку досталось, от этой благодарности и от собственной глупости. И я первый раз в жизни сделала самую большую глупость, по имперским законам, которая каралась денно и нощно — начала пытаться вскрыть браслет.

Когда вернулись Дэйн с Кристиной, Тордак все еще не пришел в себя. Я пару раз мерила ему пульс, чтобы удостовериться, жив ли он. Но пульс, и вздымавшаяся грудь немного успокаивали.

Дэйн ничего не спрашивал — подошел к Тордаку, взглянул на браслет и, качая головой в знак неодобрения, сказал:

— Вот опять он подставляется. Знает же, что можно говорить, а что нет. — И уже мне: — Много секретов разболтал?

— Секретов?

— О жизни в секторах, — пояснила Кристина, присела на кровать — я порадовалась, что ложе просторное, — и коснулась, как прежде маг, лба юноши. — В порядке, но воспитательную дозу боли ему, конечно, дали. Скорее всего еще и память почистили.

— Ясно, — Дэйн и кивнул и снова взглянул на меня. — Сильно разочаровал? Я помню, как он мне рассказывал. Сначала врезать хотелось, так мерзко было, но к нам службы защиты не приходили.

— Значит, твой отец разрешил. Это же не мы решаем. К тому же, у тебя ограниченный доступ к браслету. Не забывай, кто твой отец. Вероятно, он поговорил с другом, и за твоей частной жизнью так не следят. Да и не говорим мы о всяком. Это Тор на рожон лезет за правое дело. О чем он думал, когда пытался говорить с Кирин о секторах.

— Со мной нельзя? — это было бы даже чуточку смешно, если бы не было так грустно.

— Если ты под покровительством его величества, то не стоит. У тебя явно стоит ограничение, и если ты можешь говорить все, что заблагорассудиться, то речь твоих собеседников отслеживается. И если там возникают определенные группы слов, то собеседник приравнивается к угрозе и, — Кристина указала на Тордака, — наказывается.

— Он не будет помнить, что случилось, — вдруг сказал Дэйн. — Так что не поднимай тему, если не хочешь повторного визита. Тордак и так неблагонадежен, до депортации совсем немного осталось. А уж ради тебя канцелярия может ускориться и уедет от нас наш друг. Крис, закругляйся, еще немного и засекут.

— Уже. — Кристина отстранилась от юноши, который начал хмуриться и, наконец, открыл глаза.

— Рин, что ты здесь делаешь?

— Это ее комната, — насмешливо откликнулся Дэйн. От прежнего задумчивого и обеспокоенного Дэйна не осталось ни следа. — Это ты, друг, набрался где-то, ввалился к девушке, отрубился — герой. А теперь еще и интересуешься, что она здесь делает!

Тордак покраснел, спешно поднялся и путаясь проговорил:

— Прости… я… Я поблагодарить хотел. За помощь. Извини, что помешал.

Он быстро вышел, но по тому, как юноша держался за стенку, было понятно — ему все еще плохо.

Дэйн дождался, пока он выйдет, прежде чем что-то комментировать. Кристина также молча проводила взглядом друга и, только убедившись, что он ушел к себе, сказала:

— Спасибо, что вмешалась.

— И вы туда же? Я ничего не делала.

— Димитрий никому просто так не помогает и, если он вмешался, значит, просил кто-то из важных ему людей. Тордак для будущего герцога — пыль, мы не в тех отношениях, чтобы просить, так что остаешься ты. И, Рин, — Дэйн замялся, — тебе еще наверняка скажут, но… он хорошая партия. Присмотрись.

— Ты мне теперь всех сватать будешь? — не могла не поинтересоваться. Было даже противно такое слушать. Опять ощущать себя товаром и продавцом одновременно. Собственным продавцом.

— Нет, — Тина искренне рассмеялась, как будто не чувствовала всей напряженности, — с этим справиться Хель. Это, можно сказать, его обязанность как старшего брата и куратора.

— То есть кураторы тоже сватовством занимаются? — выдохнула я.

— Еще как, — подтвердил Дэйн. — К выпускному курсу тут почти все или помолвлены, или женаты. А на первом тебе просто покажут, кто хорошая партия. К тому же устраиваются встречи выпускников, там тоже многих знакомят.

— А есть способ не знакомиться?

— Есть. — Тина поднялась и отошла к окну, словно не хотела, чтобы мы видели ее лицо. — Помолвка или свадьба. Но поверь, лучше уж знакомиться. Пока нет договора между семьями, можно гулять. А как появиться, ты уже ничего не изменишь. — Девушка выдохнула и, повернувшись к нам, усмехнулась. — Да не переживай, у тебя все в порядке будет. Хель не выберет никого ужасного.

— Скорее уж император, — предположил Дэйн. — Сомневаюсь, что список для Кирин будет составлять бастард. Более чем уверен, у Хеля на руках одобренный отцом перечень и выходить за его рамки не рекомендуется. Попроси у брата список. Так будешь знать, на кого смотреть можно, а кому твое внимание будет дорого стоить.

— Как Тордаку?

— Хуже, — уверенно ответил юноша, щелкнул по браслету, быстро глянул на время и попрощался:

— Прошу меня извинить.

— Он бы еще официальней прощался, — усмехнулась Тина, садясь рядом. — Прогонишь или составить компанию, сестра по несчастью?

— Составить, — согласилась я с перспективой, глянула на остывшую еду и предложила: — Закажем еще?

Заказали.

Глава 7

Я начала привыкать. Человек вообще, как показывает практика, привыкает ко всем и ко всему. И я привыкла. К ранним подъемам, к занятиям до полного изнеможения с мадам Тиа, к вечерним посиделкам с командой, к полному безразличию всех за пределами моего маленького круга или, наоборот, к такому навязчивому вниманию, что становилось дурно.

Приглашение, переданное Хелем, стало по-настоящему отдушиной в этой рутине. Радовались и ребята. Я не могла сказать, что больше их вдохновляет — возможность выбраться из привычного круга или перспектива увидеть кронпринца, что, наверняка, будет положительно оценено их семьей, — но это было и не так важно. Я привязалась к ним, и мне просто было спокойно с ними. С ними и с Димитрием.

Да, этот странный, немного циничный, но искренний, как мне казалось, человек плотно вошел в нашу компанию. Даже Хель проводил с нами меньше времени, чем этот чудаковатый юноша. А в кругу своих он был именно таким — чудаковатым. Он мог развеселить нас в самой пучине отчаяния, мог заставить смеяться, когда хотелось плакать, он… он все мог. И он был в списке.

Я набралась храбрости, или просто смирилась, и попросила у Хеля список. Юноша отдал. Неохотно, с горечью в глазах, как будто в этом списке он был виноват, он протянул мне переписанный вручную лист. Семнадцать позиций. Так много и одновременно так мало. Чужие люди, один из которых должен стать родным. Там был Димитрий, и от этого становилось тоскливо. Словно наше общение с ним было продиктовано чужой волей, навязано извне. Словно у нас не было выбора. Хотя… был ли он у нас.

В любом случае, мы продолжали общаться. И мне все чаще казалось, что если у меня потребуют немедленного ответа, с кем я свяжу себя в будущем, это будет Димитрий. По крайней мере, он не заставлял меня плакать, не заставлял сожалеть. Он действительно был стеной.

С тех пор, как он присоединился к нам, жизнь стала гораздо легче. Вот только оставалась память. Память о самом начале, о лицемерии, о жестоких порядках и о сломленных, но счастливых от этого, людях. И глядя на Димитрия, мне иногда казалось, что я снова вижу все это.

— Ты в порядке?

Он всегда появлялся, когда я грустила. Не верил, что это не грусть, а просто задумчивость, и предлагал вызвать на дуэль все мои страхи. Я непроизвольно улыбалась, он брал меня за руку, целовал тыльную сторону ладошки и чинно устраивался через стол. Впрочем, такая его отдаленность не мешала юноше вредничать и, стоило отвлечься, в тарелке оказывались какие-то совершенно непонятные кусочки — он считал, что я плохо питаюсь — или исчезали ранее выбранные овощи.

— Теперь — да, — улыбнулась ему. Ему нельзя было не улыбаться. Он умел очаровывать, умел быть милым, умел располагать. Он был хорошим актером, пусть и предпочитал рисовать.

— Я так смешон? — он рассмеялся, усаживаясь напротив.

Сказать ‘нет’ я не могла. Димитрий раздобыл где-то шутовской колпак и с преувеличенно серьезным лицом говорил все фразы.

— Очень, — кивнула я. — Ты с кем-то поспорил?

— Я так предсказуем?

— Просто я не знаю иного способа заставить тебя пожертвовать имиджем трагического героя.

— Врушка, уж кто-кто, а ты знаешь, — попенял он. А я улыбалась, вспоминая о его представлениях. Да, я знала, как заставить его быть смешным. Ради меня он шел на такое. Впрочем, никто в школе, кроме разве что Хеля, не мог безнаказанно смеяться с выходок Димитрия. Месть за насмешки была слишком быстрой и болезненной, а потому позволять себе дурачиться он мог постоянно.

— Знаю, но никому ничего не скажу.

— Вот и умница. — Он кивнул и жестом подозвал какого-то паренька. — Принесешь нам заказ?

— Конечно, милорд.

Димитрий довольно кивнул, щелкнул по браслету и сообщением отправил пареньку требуемое меню. Я не одобряла такого использования посторонних, но отказываться от благ своего положения Димитрий не собирался. А понаблюдав, и я пришла к выводу, что лучше мелкие поручения Димитрия, которые тут же переводили ученика в разряд его свиты, чем быть грушей для раздраженных старших.

— О, вы уже вместе. Как не придем, а Кирин уже не одна, — возвестила о приходе компании Кристина.

— Спускайтесь пораньше и возможно вы сможете застать ее одну, — посоветовал юноша. — Готовы к путешествию? Мы пойдем порталом вечером, соберите, что хотите взять, но немного. Принц обеспечивает своих гостей.

— Готовы, — усмехнулся Тордак и кивнул на Дэйна. — Кто-то собрался за два дня и на чемоданах сидит.

— Предпочитаю быть подготовленным, — равнодушно отозвался приятель.

— Делаешь успехи, — похвалил Димитрий, взглянул куда-то за спины компании и чуть нахмурился. — Должен вас оставить. Встретимся вечером.

Подхватив тарелку, он медленно, ни разу не сбившись на бег, но целеустремленно, ушел. Я проводила его взглядом, но быстро потеряла за спинами окружившей его свиты. Возникли какие-то проблемы?

Быстро взглянув на браслет, послушно отразивший время, я поняла, что проблемы могут начаться у меня, если не потороплюсь. Мадам Тиа решила, что мы должны начинать раньше, чтобы к моменту прихода остальных учеников, я уже успела разогреться и не позорила свою новообретенную семью.

— Я пойду, — дожевывая на ходу, бросила я и направилась к выходу из столовой. Он уже был так близко, когда в очередной раз все пошло совсем не так. Нет, я не споткнулась, не поскользнулась, не зацепилась ни за что, не врезалась… Врезались в меня.

Судя по округлившимся глазам бедняги, он уже понимал всю степень своей невезучести. Со стороны свиты Димитрия послышались выкрики, не предвещавшие ничего хорошего незадачливому ученику, а все остальные, напротив, затихли и внимали, в ожидании шоу.

Что-то холодное медленно стекало по рукаву и капнуло на руку. Пиджак был испорчен, и бедняга — паренек в очках — прекрасно это понимал.

— Винс, ты не хочешь ничего сказать? — вкрадчивый голос Димитрия напугал даже меня. Я обернулась, желая взглянуть на своего друга, но он притянул ближе, обнимая за талию и не давая посмотреть на лицо. — Мы ждем извинений.

— Пр… простите.

— И это все? — так ласково Димитрий еще никогда не говорил. Замолчала даже свита, не желая привлекать внимание своего короля.

— Я… я понесу любое наказание.

— Любое?

— Хорошо, — уже спокойно сказал юноша, убрал руки и развернул меня к себе. — Переоденься.

— Не наказывай его. Каждый может оступиться, — поспешно попросила я, пока меня еще не вытеснили из столовой.

— Я и не собираюсь его наказывать, — сказал Димитрий, вызвав вздох облегчения у провинившегося бедняги. — Иди.

— Спасибо, — не удержалась и благодарно сжала его пальцы.

На выходе столкнулась с Хелем. Брат был задумчив и даже не заметил, что пиджак я сняла раньше, не желая, чтобы пятно появилось и на блузке. Он приветливо махнул мне рукой, но ничего не сказал, полностью погруженный в свои мысли.

Возвращаться к себе в комнату было несколько утомительно, да и времени требовало немалого. Впрочем, появляться перед мадам Тиа в неподобающем виде также не сулило приятностей, скорее наоборот. Было в этой леди что-то, что заставляло видеть в ней нечто большее, чем учительницу танцев. То ли внимание, с которым она прислушивалась к любым моим словам, то ли напряженность, что возникала порой стоило ушибиться или просто порезаться бумагой. К последнему она была особенно внимательна и даже иногда водила к целителям. И как вся эта забота совмещалась в ней с тягой к мучительству на тренировках, никто из ее учеников не понимал.

Наскоро переодевшись, я почти успела к началу занятия. Но, как известно, почти не считается, И Тиа, сделав огромные глаза, махнула на дверь, дескать, опоздала, так и не появляйся. Сказать, что я обрадовалась, было равносильно молчанию. Получить целый свободный день! Даже осознание того, что влетит мне за это чуть позже, не омрачало этой радости.

Так уж получилось, что погулять по школе не сталкиваясь с любопытными взглядами окружающих можно было только во время занятий, но занятия у младших курсов занимали почти весь день. Даже ели мы в классах, заказывая еду на всех. Правда, Тиа выгоняла в коридор, не желая, чтобы класс провонял и мы постоянно отвлекались на запахи.

Поэтому, проведя в школе уже почти четыре недели, я почти ничего не успела посмотреть. Только из-за спины Хеля или Димитрия, или тогда, во время поисков директора, в сопровождении мага. Его я, кстати, последнее время встречала совсем уж редко. Возможно, он и вовсе покинул школу, а может просто появлялся лишь в случае необходимости. В любом случае, я даже начала скучать. Ведь он был один из тех, кто не подходил и не смотрел с жадностью за всем, что я делаю.

Пользуясь всеобщей занятостью, я спустилась на первый этаж. Вышла во дворик, где чуть не завершился мой памятный полет, огляделась и, убедившись, что никого нет, с радостными криками пробежала до фонтана. Отдышалась и уселась на бортик, набрала в руки воды и хотела совсем по-детски умыться, когда услышала:

— Нарушение дисциплины. И почему я не удивлен?

Оборачиваться, чтобы посмотреть, кто заметил мой ‘неподобающий’ поступок, не было необходимости. Стоило о нем вспомнить, а лучше сказать — забыть обо всем и расслабиться, как он появился во всей своей сероглазой красе.

— Присоединитесь? — наверное, глупо было предлагать такое ответственному за дисциплину, но он, хмыкнув, присел невдалеке от меня на бортик.

— Разве у вас не должно быть занятий? — Да уж, чего еще можно было от него ожидать.

— Мадам Тиа меня отпустила, — пояснила я. Маг хмыкнул, но комментировать не стал.

Все веселье с его приходом испарилось, и теперь даже мне казалось глупостью сидеть здесь вот так, на бортике, балансируя на грани, но уходить первой не позволяла гордость. И я продолжала сидеть, искоса разглядывая собеседника. Он же подобными причудами не страдал и смотрел прямо, не пытаясь даже скрыть своего любопытства.

Наклонилась чуть вперед, зачерпывая воду — все же решила умыться, раз ничего другого не оставалось. Теплая вода коснулась лица, ручейками стекая вниз, и испарялась, не касаясь ворота блузы. Легкий кивок легко объяснил чье вмешательство предупредило намокание.

— Возьмите, — он протянул мне чистый носовой платок. — Не думаю, что появление в таком виде добавит вам уважения.

— Разве здесь есть еще кто-то?

— Старшие классы, — пояснил маг, — имеют более свободное расписание. Некоторые из них и вовсе предпочитают заниматься вечерами, а утро посвящают прогулкам или более интересным занятиям на открытом воздухе. Большинство назначает встречи здесь, поэтому, — он плавно соскочил на землю, — предлагаю вам сменить местоположение.

Чуть поклонившись, он предложил мне руку, как будто мы были на приеме.

— Зачем вы так себя ведете?

— Как?

— Иначе, чем требуют правила.

— Иначе? Мне казалось, я был вежлив. Неужели я огорчил этим вас? — с иронией поинтересовался маг.

— Нет, просто, — я замялась. Его поведение вот уже который раз шло в разрез с моим представлением о смотрителях, да и о магах. Раньше он вел себя как шут, а сейчас был похож на лорда на приеме. — … Ничего.

— В таком случае — прошу.

Я приняла протянутую руку, соскочила на землю и медленно — а он и не требовал быстроты — последовала за мужчиной. Когда мы проходили через арку, я слышала чужие голоса, но никого не увидела: они прошли мимо. А я… честно признаться, я даже не знала, чего мне хотелось больше: чтобы они нас увидели, или чтобы никто не заметил нас вдвоем. Сердце тревожно билось, когда маг притягивал меня чуть ближе, чем позволял этикет, чтобы пропустить очередную компанию старшеклассников. Возможно, он заметил, мою реакцию, но ничего не сказал, продолжая все так же загадочно улыбаться и вести меня дальше от школы.

Только у самой кромки леса он отпустил мою руку, а мне вдруг стало холодно без того тепла, что он мне дарил. Но просить его вернуть, как было, я не стала: так было совсем неверно, и даже очень глупо, а потому сделала вид, что мне все равно.

В лесу было зябко. Пусть солнечные лучи и проникали сквозь кроны, но согреть этот холодный, обособленный от всего мир они не могли. Как не могли прогнать и свежесть. И капельки росы все еще виднелись на редких, пробившихся сквозь еловые иголки, травинках. И запах… Этот запах просто лишал покоя. После столицы, после клубов, после всех тех ароматизаторов, что мы так привыкли использовать, этот первозданный, сильный аромат заставлял забыть обо всем.

— Вам здесь нравится. — Утверждение. В голосе мага не было ни крупицы сомнения.

— Вам тоже, — тихо откликнулась я, глубоко вдыхая. Наверное, этот лес будет моей самой большой потерей и самым лучшим воспоминанием о школе.

Мы заходили все глубже. Тропинка изгибалась, раздваивалась, огибала деревья, собиралась в одну или вовсе обрывалась. Но мы шли, маг знал дорогу, а мне было интересно, куда же мы идем, и очень волнительно от того, что мы шли вместе.

Вспомнился Димитрий. Он тоже любил лес. Частенько приходил сюда с мольбертом, выбирал какой-нибудь укромный, не видимый с тропы уголок и сидел до самого вечера, не отрываясь от своего занятия. Я ходила с ним однажды, гуляла неподалеку, иногда приближалась, чтобы заглянуть через плечо, но он не реагировал. Словно в тот момент его не было в этом мире, словно он провалился в другой и не выберется, пока не закончит рисунок.

— Вы часто сюда приходите? — Зачем он это спрашивает?

— Иногда. Одной сюда сложно попасть, — уклончиво ответила я, останавливаясь. Мой спутник тоже остановился, одной рукой едва касаясь ствола.

— Да, ваш статус, — протянул он, помрачнев.

— Он вам не нравится?

— Очень нравится, — глухо откликнулся мужчина. — А как вам жить в новом для себя мире?

— В новом? О чем вы?

— Я о той девочке, которую видел раньше. О той робкой, милой девочке, что однажды зашла не туда и попала в неприятности. О той, которой чужды были чужие страдания. О той, что просила за друга. Сегодня — вы другая.

— Все люди меняются, — тихо откликнулась я. Почему-то в его словах мне слышалось сожаление и разочарование. Как будто я что-то сделала не так, как будто я плохой человек, как будто во мне умерло все хорошее. — Изменения неизбежны.

— Вы правы, — усмехнулся маг. — Избежать их мало кому удается, как и сохранить себя.

— На что вы намекаете? — не сдержала я вопроса.

— Я? Намекаю? Вы ошибаетесь.

— Но к чему это все?

— Хотел увидеть своими глазами.

— Увидеть что?!

— Кого.

— И кого же?

— Новую вас. Вам же нравится все, что происходит вокруг. Приятно же быть первой, быть среди лучших. Сознайтесь. Приятно ведь?

— Да. — Я не понимала, чего он хочет от меня.

— Приятно чувствовать свою власть над другими? Знать, что первому вашему слову может сломаться чужая жизнь? Знать, насколько вы ценны…

— Достаточно, — резко одернула я. — У вас нет оснований, чтобы говорить мне такие вещи. Вы…

— Я прав, — тихо сказал мужчина.

— Нет, вы не правы. Все не так, — мне было горько от его слов, хотелось защититься, оправдаться. — Школа — это другое. Там нельзя быть собой. Просто нельзя. Вы не понимаете! Даже вас, даже с вами что-нибудь случиться, если я… все, что вы скажете. Я не хочу никого терять. Просто не хочу.

Я сорвалась. Я еще сама этого не понимала, но остановиться слезы, взять себя в руки, заставить прекратить. Все это уже было выше моих сил. Я почти упала на землю — съехала по дереву. Так горько мне не было даже в школе, когда Тордак пострадал из-за своих слов мне, даже когда я видела, что с ним сделала в первый день, даже когда…

Меня подняли и аккуратно обняли, не давая упасть. Молча гладили по голове, пока я плакала. Тихие слова едва долетали до меня, но от них горечь в душе только усиливалась:

— Плачь, девочка, плачь. Так правильно, так нужно. Тебе нужно поплакать. Ты ничего не изменишь, а потому просто плачь.

Сколько это продолжалось, я не знаю. Просто в один момент слезы иссякли и осталась пустота. Но это была светлая пустота. Я даже улыбнулась: наконец все, что не могло проявиться, нашло свой выход, — и я была благодарна. Благодарна этому странному человеку, который лучше меня знал, чего мне так не хватает здесь. Но…

— Простите, я не должна была так поступать. — Понурилась я. С контролем возвращалась и способность оценивать свои поступки, а плакать в присутствии посторонних — даже не команды — это явное нарушение этикета, да и проявление слабости. И мне становилось стыдно.

Он бережно коснулся моего лица, приподнял за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза, и серьезно сказал:

— Это не слабость, девочка, это сила. Сила быть собой, сила признавать свои желания и свои недостатки, сила, которую многие утрачивают. У тебя она есть, и постарайся ее сохранить.

Я промолчала: мою недавнюю истерику вряд ли можно было назвать проявлением силы — скорее признанием беспомощности, но я была благодарна, что он не стал меня винить. Очень благодарна.

— Вернемся? — предложил он, отступая на шаг. Я кивнула, отводя глаза.

Да, необходимо вернуться. Пройти в ванную и умыться холодной водой, чтобы больше ничего не напоминало о недавней слабости. Можно даже сунуть голову под струю ледяной воды. Все, чтобы прийти в себя, вспомнить, кто ты есть и какова твоя роль.

До здания школы я избегала смотреть на своего спутника: несмотря на его слова, боялась увидеть осуждение. Ведь одно дело слова, сказанные тебе в лицо, и совсем другое мысли. То, что не говорят в силу каких-либо причин. То, что можно увидеть случайно и… Больно.

Я слишком отстранилась от всего, чтобы заметить этот камень. Хотя, зная себя, порой и камня не нужно, чтобы споткнуться и полететь в жесткие объятия земли, брусчатки или поцеловаться с асфальтом.

— Где болит? — Он не стал задавать глупых вопросов в духе ‘Вы в порядке?’, не стал тратить время. Да и ответ ему не требовался, ведь уже спустя мгновение он, едва-едва касаясь пальцами разбитого колена, аккуратно заживлял ранку.

— Я безнадежна, — тихо призналась.

— Нет. — Вот и все, что он ответил. Не стал вдаваться в рассуждения, как это делали почти все, соблюдая правила такой своеобразной игры. В нее часто играют люди. Сначала говорят о себе плохо, а после ждут, что их начнут переубеждать. — Я отведу вас к целителям.

— К целителям? А вы разве нет?..

— Я не из них, — усмехнулся маг. — У меня другая специализация. А всякую работу должен делать профессионал. Я лишь только облегчил вашу боль.

— Понятно.

Мой спутник разговорчивостью не отличался. Но может так и лучше? Меньше вероятность привязаться, меньше конфликтов, меньше слов…

Он действительно довел меня до лазарета, сдал с рук на руки целителю и удалился. А мне показалось, что он меня бросил, хоть я и понимала, что он ничего мне не должен и даже его забота, верно. Была продиктована обязанностями.

— Постарайтесь больше не ушибаться. — Целитель и тот не отличался многословностью, убеждая меня, что такая экономия слов — черта всех магов и вырабатывается в процессе обучения. Иначе как можно объяснить подобную скупость, если она присуща всем представителям профессии?

Поднявшись к себе, я поняла, что пропустила обед. Наверняка бы и вовсе забыла про еду, но пришло уведомление от Хеля с напоминанием. Непроизвольно улыбнулась, принимая заботу. Пусть мы и стали видеться реже, но вот такие маленькие, но ценные крупицы я получала ежедневно, и от них становилось легче.

Брать много вещей я не стала. Во-первых, я так и не обзавелась обширным гардеробом, а во-вторых, нам предстояло жить у принца всего неделю и необходимости в нарядах на все случаи жизни откровенно не было. Впрочем, всегда можно заказать с доставкой что-то новое в случае острой надобности.

Уложив в рюкзак нехитрый скарб путешественника, я все же заказала перекусить. Судя по часам, до возвращения Кристины оставалось не меньше часа, а расписание мальчиков и вовсе колебалось изо дня в день, и я не рискнула бы предсказать, во сколько они появятся сегодня. К вечеру — это единственное, что было определено.

Усевшись на кровати, я взялась за пульт. Смотреть новости школы уже порядком поднадоело и на экране появились новости империи. Признаться, я даже успела отвыкнуть от этих лиц. Гордон Трикс в новом костюме, Сара Эгорт с невероятно высокой прической, советник Лейворей, комментирующий новую поправку в законодательстве.

Это все казалось сном, таким далеким и незначительным. И я не могла поверить, что изо дня в день мое утро начиналось с этих лиц, что я могла узнать каждого по голосу, что определяла статус новости по скорости речи диктора… Сейчас этот мир был очень далеким, и подобное обстоятельство меня несказанно радовало.

Новости шли друг за другом: сменялись картинки, люди, голоса. Но ничего не менялось. И в этой пугающей неизменности была своя прелесть: прелесть знать, что произойдет завтра. Взбунтуется Юг — он давно не подавал признаков жизни, повысит цены Восток, Запад закроет границы, и только столица продолжит веселиться. Пир во время чумы. А чума-та — вечная.

— Смотришь этот опиум?

Хель пришел незаметно. Мой милый старший брат. Он хмуриться, неодобрительно качает головой, но и сам ловит доносящиеся от экрана слова.

— Решила узнать, что происходит в империи, — пожала плечами я и выключила новости. — Но как вижу, все по-старому.

— Пока правит династия ничего и не изменится, — фыркнул юноша. — Все собрала?

— Да. — Кивнула на сумку. — Решила много не брать.

— Хорошо. Думаю, твоя комната готова, а значит и гардероб полон.

— Моя комната?

— Разумеется. В каждом семейном замке у каждого из нас есть свои покои. Это твою команду поселят в гостевых, а у тебя будут собственные.

— И в императорском дворце? — рассмеялась я.

— Тем более там, — серьезно подтвердил Хель, оборвав мой смех. — Если ты не возражаешь, я бы хотел уже отправиться. Не люблю большие компании. Твоих приведет Димитрий. Ему самому нужно задержаться в школе для, — юноша хмыкнул, — решения кое-каких проблем. Идем?

Он подхватил мою сумку, перекинул через плечо и остановился в дверях, выжидающе глядя на меня. И я пошла за ним.

У переместителей уже собралась очередь, но перед нами все расступались. Да и шли мы в другую сторону. Как пояснил брат, все в основном перемещались в столицу, наш же путь лежал на окраину и не в общий зал перемещений в ближайшем городе, а в сам замок, и открывали для нас персональный проход.

У самого прохода я внезапно остановилось. Коленки просто подогнулись, и я повисла на брате. Никогда не думала, что буду так тревожиться от простой процедуры. Просто… я еще никогда не перемещалась так далеко, а байки про неудачные перемещения всегда были в ходу.

— Не бойся, наш путь уже проверили. Маги не могут допустить, чтобы кто-то из императорской семьи пострадал. Но если желаешь, — Хель выцепил взглядом одного из служащих и жестом подозвал его к нам. — Проверьте еще раз. Моя сестра беспокоится.

Мужчина кивнул и молча шагнул вперед, перемещаясь. Так же молча, с таким же непоколебимым выражением лица он и вернулся. Ни слова упрека, что мы заставили его оторваться от работы.

— Благодарим за работу, — сухо произнес Хель, заставляя мага поклониться. — Ну что, идем?

Я несмело кивнула. Боюсь предположить, что обо мне подумает этот несчастный, если брат прикажет ему еще раз пройти сквозь переместитель, ведь ‘сестра не верит, что все в порядке’. Нет, такого позора я допустить не могла и, пусть несмело, но шагнула вперед.

Как и предполагалось, никаких эксцессов не произошло. Даже легкой головной боли, что так часто появляется при переходах, не было и в помине. Да уж, для семьи императора готовили самое лучшее.

Мы вышли в небольшом помещении без мебели: считалось, что посторонние предметы отрицательно влияли на точность работы переместителей. Хель быстро оглядел меня с ног до головы, убеждаясь, что все мои опасения были просто опасениями, и первым направился к выходу из зала прибытия замка.

Уже за дверями нас ждали. Одетый в черное пожилой мужчина и молоденькая девушка, которая с любопытством рассматривала сначала моего брата, а после уделила внимание и мне. И, судя по ее поджавшимся на мгновение губам, сравнение было не в мою пользу. Впрочем, было бы странно, если бы девушка отдавала предпочтение мне, а не брату, все же юношей он был довольно (а если не кривить душой, то очень) красивым.

— Милорд, поздравляю с прибытием. Ваши покои уже подготовлены. Проводить вас?

— Лучше уделите внимание моей сестре. Кирин здесь впервые, господин Трас. Кроме того, найдите другую служанку — эта не подходит, — отрезал Хель, с недовольством оглядывая девушку. Та побледнела и даже непроизвольно отступила на шаг.

— Милорд, — только и выдохнула она.

— Играть бесполезно. Трас, выведите ее из замка. Думаю, Арье не будет возражать.

— Как прикажите, милорд, — слуга поклонился и, цепко — слишком цепко для обычного слуги — ухватив за локоть девушку, повел ее куда-то вглубь коридора.

Провожая их взглядом, я пропустила появление еще одного действующего лица. Холодный, мне даже хотелось сказать северный, блондин. Первое, что приходило на ум, стоило его увидеть — вьюга. Холодная и беспощадная, но вместе с тем притягивающая неочерствевших сердцем детей. Ведь так красиво наблюдать за танцем снежинок, подхваченных сильным, уверенным ветром. Таким казался и он, этот молодой блондин с прямым взглядом, на дне которого то и дело вспыхивали искорки интереса.

— Брат, — он обратился к Хелю, подтверждая наше кровное родство, весело улыбнулся мне, оборачиваясь всем корпусом и склоняясь, чтобы легко мазнуть губами по ладони. — Сестра.

— Брат пришел лично нас встретить. Я польщен, — тон, каким Хель это говорил, не оставлял сомнений в том, что как раз польщенным юноша себя чувствовал в меньшей степени.

— Оставь этот тон, — резко произнес Арье, недовольно сверкая сталью светлых глаз. — Ты настраиваешь сестру против меня.

— Он не… — решила вмешаться я и заработала любезную улыбку кронпринца.

— Я знаю, Кирин, что вы не позволите этому мальчишке испортить отношения между нами. Но мне очень неприятно, что он пытается испортить нам вечер. Думаю, его стоит наказать. Хельдеран, я не желаю видеть тебя за ужином. И Кирин я провожу сам. Ты же… дорога нисколько не изменилась.

Не давая вставить ни слова, меня взяли под локоток и решительно повели в противоположном, куда скрылись слуги, направлении. Я быстро оглянулась на Хеля, но он улыбнулся и показал большой палец, призывая меня не волноваться по пустякам. Да уж, весело в этой семейке обстоят дела.

Идти долго не пришлось: хозяин замка не скупился на локальные переместители, а у меня совершенно неожиданно возник вопрос: что же будет, если порталы выйдут из строя? Кто-нибудь из аристократов вообще знает, что такое лестница и, самое главное, где она находится в энном здании. Да и есть ли она здесь вовсе?

— Я, конечно, не брат, — вдруг произнес Арье, — но то, что вы хотите что-то узнать, ощущаю.

— Нет, ничего, — замялась я. С чего это он, право? И при чем здесь Хель?

— Да? Будем считать, что я ошибся, — усмехнулся принц, остановился, к чему-то прислушиваясь, и, усмехаясь себе под нос, словно случилось нечто ему очень приятное и выгодное, продолжил путь.

Остановился он перед резной дверью. От нее еще пахло деревом, и становилось понятно, что сделали ее совсем недавно и по заказу специально для этого места. Право войти первой Арье уступил мне, убрав руку с локтя и чуть подтолкнув вперед. Дверь ушла легко, и я оказалась… Смех вырвался сам по себе. Моя квартира в столице. Кто-то полностью перенес сюда привычный мне быт. И где только понаходили? Некоторые предметы и я покупала у антиквара, а в свободном доступе их и вовсе днем с огнем не сыскать было. Хотя о чем это я. Если Арье хоть немного похож на Хеля или Димитрия (особенно Димитрия), то разорить музей для него не стало бы проблемой.

— Нравится? — мягко спросил принц, застывая на пороге. Судя по всему, заходить он не собирался, только убедиться, что все прошло хорошо и уйти так же бесшумно, как появился.

— Это мой дом, — тихо ответила я. — Спасибо, что создали его еще и здесь.

— Рад, что смог угодить своей сестре. — Арье кивнул. — Располагайтесь. Ваша служанка скоро к вам придет. За безопасность не волнуйтесь. Раз уж здесь брат, он не допустит к вам никого, у кого даже в мыслях будет вам навредить.

— Даже вас?

— У меня таких мыслей нет, — усмехнулся Арье. — А планы… Планы есть у каждого из нас.

Глава 8

К себе Хель не пошел. Не любил он свои дворцовые покои, а Арье скопировал именно их, вероятно, желая досадить младшему брату. Вместо этого Хель поднялся в северную башню. Здесь никто не жил после случившейся пару сотен лет назад истории. В то далекое время власть императора еще не была неукоснительно следуемой истинной и находились герои, или глупцы, что посягали на императорскую фамилию.

Последнее удачное покушение состоялось именно здесь. Здесь же и изменился последний из Гелеев, став основателем другой, более сильной династии Таргелеев. Говорили, что именно здесь он утратил свою человечность и обрел нечто большее.

Хеля эти старые сказки не беспокоили. Он не боялся домыслов, не пугался страшилок, да и знал юноша, что история обретения силы императорским родом была совсем иной. Тогда умерла сестра императора. Умерла от рук своего венценосного брата. Умерла ради процветания рода. Умерла ради своих детей. Впрочем, дети не выжили: не смогли принять дар богов, умерев от захлестнувшей их силы. Даже взрослые не все справились с отдачей, а кто выжил, уже никогда не был прежним, поседев в один миг. И все последующие поколения несли на себе метку этой далекой жертвы, а народ считал, что это благословение — светлые чистые локоны императорской семьи.

В старой части замка мало кто появлялся без причины. Холод и сырость, не смогли изгнать и поныне. Огонь не грел, ветер не пробегал между этих стен. А чары… здесь все утрачивали дарованные силы. Почему кронпринц выбрал местом своего обиталища этот замок, гадали до сих пор.

Хель шел по скрипучему, местами рассыпавшемуся в прах паркету, обходил рухнувшие колонны. Время не пощадило это место. Пыль, забвение и пробирающий до самых костей мертвый холод. И дух, на встречу с которым шел юноша. Дух, который был его единственным другом. Но прежде его ждал первый император из рода Таргелеев Эйнак.

Одна из ступенек проломилась, когда Хель ступил на нее. Чудом юноша удержался от падения. Жажда жизни была слишком сильна в этом молодом теле, чтобы позволить своему хозяину сорваться и полететь вниз, сквозь прогнившие перекрытия, навстречу собственной гибели.

Эйнак обитал под самой крышей, на чердаке, в окружении старых картин, карт и телескопов. Не пощадив башню, время сделало исключение для этого безрадостного места — лаборатории покойного императора. Здесь все словно застыло, осталось в том далеком ненавистном прошлом. И теплая кровь на столе и полу никак не могла остыть.

— Ты опять пришел? — покойный император был не в духе. Хотя, как раз в духе он и был — тень, вот и все, что от него осталось. Бессмертная тень, привязанная к месту своей главной ошибки.

— Не мог же я забыть про деда, — в тон ему ответил Хель. Подошел к столу, поднес ладонь к крови. — Все еще теплая.

— Она всегда теплая, — недовольно откликнулся призрак. — Тебе ли не знать. А все так же проверяешь. Знаешь ведь, когда она остынет, я исчезну, а до тех пор я вынужден прозябать именно здесь. А дорогой внук все никак не решит мою маленькую проблему.

— Решения нет.

— Слабак! — гаркнул Эйнак. — Выход всегда есть. Ты не готов платить.

— Ты уже заплатил однажды.

— И заплатил бы еще раз, — в ярости воскликнул призрак. — Этой ценой куплены все ваши жизни. И как бы я не сожалел, я бы сделал это снова. Снова и снова, пока не получилось. Я и делал так. Все ради своей семьи.

— Да уж, твои братья и сестры, племянники, были очень рады умереть. Так рады, что их проклятия не дают тебе уйти.

— Я получил силу. Ты получил силу. Ту самую. Что привела тебя ко мне, ту самую, что не дала умереть. Знаешь, как ее хочет твой брат? Всю до крупицы. И он ищет. Ищет настойчиво и кропотливо. И найдет. И вся моя былая мощь перейдет ему, а не тебе. Он станет равен Эйвору.

— Пусть забирает. Мне твое проклятие без надобности.

— Ты сам его часть, этого проклятия. Забыл?

Хель ощутил, как на его горле сходятся призрачные руки, как медленно перекрывают ему воздух и… отпускают.

— И что же ты остановился? Вы так похожи с отцом. Одни угрозы и демонстрация силы.

— Не сравнивай меня с этим слабаком! — гнев исказил лицо призрака. — Он отступился. Не смог забрать положенное себе, мне пришлось вмешаться и завершить ритуал самому. Но это не то, совсем не то… Ничего, Арье сможет. У него получится.

— Что у него получится?

Призрак усмехнулся и погрозил:

— Эн нет, ты не узнаешь. Ты слишком слаб, как и твой отец. Ты не справишься, и знать тебе не стоит. Ненадежный, трусливый, бесполезный…

Хель только поморщился: призрак не был оригинален, награждая его подобными эпитетами каждую встречу. Но юноша терпел. Терпел ради другого, более важного, что открывалось ему здесь. Эйнака видел любой представитель их семьи — проклятые потомки проклятого императора. А вот Ее видел только он, слышал мысли, чувствовал желания. Его грань их общего наследия. Его и императора, что вмещал в себе все.

Призрак императора продолжал о чем-то вещать, но юноша его уже не слышал. Он сосредоточился на другом, более тонком звуке: где-то невдалеке звенели колокольчики. Она любила колокольчики, носила веточку в волосах. Они же остались с ней и после смерти.

Принц поднялся под самую крышу, аккуратно перешел по балке к небольшому окну и вылез на крышу. В лучах заходящего солнца полупрозрачный силуэт Литы был почти неразличим, и только колокольчики безошибочно указывали путь к ней.

— Ты опять пришел. — Ее голос сам был как переливы колокольчиков. Звонкий, радостный, открытый. Она даже журила его с улыбкой.

— Хотел увидеть вас снова.

— Я знаю, — улыбнулась мертвая девушка. Она подкупала, заставляя и самому расплыться в улыбке или плакать вместе с ней. И от одной мысли, что ее собственный брат оборвал эту нить, становилось мерзко.

— Как вы, госпожа?

— Ты все так же зовешь меня госпожой? — Она обернулась к нему, протянула призрачную руку, пытаясь коснуться щеки. Хель почувствовал ее холодное прикосновение, но ему было тепло. Закаменевшая маска, в которую превращалось его лицо при встрече с Эйнаком, вновь обретала человеческие черты. — И все такой же напряженный.

— Как и все, кто остался в другом мире.

Девушка рассмеялась.

— Ты как всегда тактичен. Но можешь сказать правду. Я знаю, что мертва, и давно смирилась с этим обстоятельством. Тем более слушая изо дня в день Эйнака, поневоле начнешь считать собственную гибель подвигом.

— Он так считает?

— Нет. Но ему так удобнее думать. Что бы не говорил мой брат, ему тяжело было решиться. — Лита замолчала. — Я помню его лицо в тот день, помню сжатые губы, помню голос. Он боролся сам с собой, в нем боролся человек и император. Но к правлению его готовили всегда, и император в нем победил. Но он правда не хотел. Он был другим. Поверь мне, Эйнак был другим. И я… я бы простила его, если бы он не зашел так далеко. Если бы он не забрал будущее у всей семьи, если бы взял силу только для себя. — Девушка рассмеялась. Глухо. И даже колокольчики не могли скрыть ее печали. — Брат сказал бы, что я смешна.

— Вы не смешны, госпожа.

— Я не госпожа. Зачем ты зовешь меня так?

— Вы достойны.

— Глупый мальчик. — Он поднялась, оказавшись выше его, по-матерински прижала к своей груди, погладила волосы… призраку не составляло труда уйти от земли. Земля не держала ее, не принимала в свои материнские объятия, и Лита могла ходить везде. Могла, но не хотела. Ведь единственный, кто видел ее, кто делал ее существование светлее, приходил сам. Он напоминал ее маленького сына, и принцесса надеялась, что и ее ребенок стал таким же, как этот юноша. Таким же, но более счастливым. — Мой глупый мальчик.

А Хель не возражал. Ему было тепло от ее присутствия, от ее объятий. Тепло и спокойно. Как рядом с Кирин. Воспоминания о сестре омрачили его радость.

— Я должен спросить.

— О чем? — Лита не разжимала объятий, продолжая закрывать своего потомка от мира.

— О сестре.

— Эрика беременна? — У Литы взметнулись брови, так она была удивлена.

— Нет. Не Эрика. Это дочь Эйтины.

— Эйтина… Эйти?.. — Девушка отстранилась. На ее лице отразилось понимание и… сожаление. Как будто она чувствовала вину за что-то совершенное в прошлом. Словно от нее зависело что-то. — У нее была дочь?

— Есть. Она сейчас здесь.

— Здесь… Не знакомь ее с Эйнаком. Он не должен знать, не должен ее увидеть. — Лита тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. И Хель понял, кого так часто видел в Кирин. Понял, почему предложил незнакомой девочке стать его первоклашкой.

— Она похожа на вас, госпожа.

— Похожа на меня? — мертвым, хотя каким еще может быть голос призрака, спросила Лита. — Насколько похожа?

Хель прищурился, пытаясь разглядеть привычные черты в полупрозрачной дымке очертаний призрака, и охрипшим шепотом сказал:

— Абсолютно.

— Эрика, ты что-то хотела? — Император даже не оторвал глаз от чтения.

— Ваше величество, — выдохнула, то ли задыхаясь после быстрого бега, то ли негодуя, женщина. — В вашей семье пополнение. Мы должны устроить праздник. Зачем скрывать девочку у кронпринца?

— Какую девочку? К чему ты заговорила о принце? — Эйвор недовольно оторвался от своих дел, взглянул на супругу. Глаза полыхнули алым.

— Кирин в доме Арье? — переспросил он, одновременно проводя пальцами по столу, вызывая архив. Нашел племянницу, открыл текущее местоположение… — Пригласи их к нам. Немедленно. И сама отправляйся. Проследи, чтобы никто не остался в замке. Хотя наследника с его игрушкой можешь оставить.

— Как угодно вашему величеству. — Эрика склонилась в поклоне, пряча вспыхнувшие в глазах самодовольные искорки. Что ж, ваше высочество. Вы хотели сыграть с ней, Эрикой. Она сыграет с вами. Сыграет и обязательно выиграет. Недолго вам еще носить титул кронпринца, ой как недолго.

Довольно усмехаясь, Арье направлял к себе в покои, где его уже должна была ждать Сведрига. Встречаться ни с братом, ни с сестрой, ни с, тем более, командой Кирин, он не собирался, а потому уверенно предвкушал сегодняшний вечер в компании любимой. Ему еще предстоял непростой разговор с девушкой, но принц не без оснований считал, что сможет убедить ее поучаствовать в небольшом представлении. И если удастся правильно сыграть, уже никто не помешает им быть вместе. Ведь победителей не судят, верно?

Слуги склоняли головы и отступали в тень, завидев господина, но принц их не видел, увлеченный своими мыслями. Он не заметил, и как сжал зубы один из новеньких, на свое счастье не упоминавший в мыслях принца.

Дверь в его покои была чуть приоткрытая, выдавая недавнее возвращение Сведриги. Девушка любила гулять в парке и большую часть времени, когда Арье был занят, проводила именно там, предпочитая компанию цветов людям.

Сведрига возвращалась вечером. Веселая, с яркой улыбкой на лице, венком из полевых цветов — один на голове, а другой, в руках, — для него. Обходила сзади и быстро напяливала ему на голову, отбегая в сторону. Он делал вид, что ему не нравится эта ее привычка, но хранил первый подаренный ему венок.

В этот день девушка вернулась раньше него и, стоило принцу переступить порог, бросилась ему на шею.

— Ты вернулся. — Она зарылась лицом ему в грудь, ткнулась носом в шею, посмотрела ему в глаза. — Что-то случилось?

— Ничего, с чем я не мог бы справиться, — заверил Арье, целуя девушку в кончик носа. — А как прошел твой день?

— Скучно. Ты же сам знаешь, что цветник здесь небогатый, а то, что я посадила распустится только к осени.

— Зато луга тебя радуют. — Он кивнул на свежий букет полевых цветов. — Я же просил тебя, не ходить одной.

— Я была не одна, — соврала девушка. — И потом, если бы ты давал мне хоть какую-нибудь работу…

— Работу? — удивление принц сыграл мастерски. — Над этим нужно серьезно подумать.

— Подумай, — согласилась девушка, отстраняясь и пеняя: — Но ты думаешь над этим уже больше полугода.

— Для тебя все лучшее, — развел руками принц и, будто бы раздумывая, начал: — Пожалуй, я бы мог поручить тебе одно задание.

— Задание?

— Да. У нас в гостях сейчас моя кузина. И я был бы рад, если бы ты присмотрела за ней.

— Я? Присмотрела? — удивленно воскликнула Сведрига. — Я и она? Ты думаешь, сиятельная госпожа потерпит рядом любовницу брата?

— Не говори так о себе, — скривился Арье. — И она другая. И я хотел бы, чтобы вы подружились. Так было бы лучше для нее и для нас. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, но…

— Не переживай, у тебя все получится.

— Хорошо, — сдаваясь, тихо ответила девушка. — Если ты уверен, то и я поверю.

Лежать на собственной кровати, пусть и ее точной копии, было приятно. Родной потолок радовал глаз, а мягкая постель под спиной намекала на заслуженный отдых. И хоть сегодня отдых был совсем незаслужен — прогуляла ведь уроки! — но организму, почувствовавшему приближение вожделенного сна, было все равно на подобные мелочи. Даже ужин отошел на второй план, чуя возможность выспаться вволю. И если по-хорошему требовалось сначала дождаться команду и проследить за их размещением. То по-плохому… да, именно по-плохому мы и поступим.

Как стало ясно позднее, поступать плохо совсем нехорошо. Справедливое возмездие нагрянет обязательно: будь то ответственный за дисциплину маг, кар, обрызгавший любимые штаны, или настойчивый стук в дверь посреди второго сна. Как бы то ни было, ничего приятного стойкое постукивание пальцев по двери не предвещало. Конечно, можно было притвориться спящей, но кто даст гарантию, что никто не проверит?

А потому, едва попав ногами в туфли — вещи так и не удосужилась разобрать, я потопала открывать дверь. Широко распахнула, сонно глянула на пришелицу, припоминая, что мне обещали служанку, и тряхнула головой, сбрасывая наваждение.

На служанку эта светловолосая женщина никак не походила. Слишком много величия, или, что было бы точнее, пафоса, было в ней. В расправленных плечах, широко поднятом подбородке и чуть прищуренном взгляде, которым она удостоила меня. Казалось, что она стремится запомнить во мне все вплоть до складки на штанине или мелкого зреющего прыщика. Последний удостоился ее отдельного внимания. Не знаю, что она подумала про себя — вероятно, нечто не совсем лестное, но мимику свою проконтролировала, не дав отразиться на лице ни единой эмоции.

— Вас направил принц? — Конечно, я сомневалась, что Арье мог прислать ко мне подобную женщину: не верилось мне в ее низкий статус, тем более, принимая во внимание цвет волос.

— Император, — кратко ответила женщина и выжидающе посмотрела на меня. Я была удивлена и даже скрыть этот факта не пыталась. Все же не каждый день монарх желает тебя видеть, а в моем случае даже вероятности никогда не возникало. Никогда. До этого года.

— И что я должна делать? — медленно спросила я.

— Просто последовать за мной. — Впервые за все время в голосе пришелицы появилось что-то хоть отдаленно напоминающее доброжелательность.

— Прямо сейчас? Или у меня есть время собраться?

— Все необходимое тебе предоставят, — заверила женщина и улыбнулась. — Его величество просто хочет познакомиться с племянницей. И мне было интересно на тебя взглянуть, потому и вызвалась передать его волю. Я Эрика, — пояснила женщина и выжидающе на меня посмотрела.

Я смутилась. Да… До такой степени отвыкла от новостей, что не узнала ее величество при встрече. Сама императрица пришла ко мне, а я с сонных глаз чуть не выставила ее служанкой.

— Кирин, — проявила ответную вежливость и представилась. — Простите, что я…

— Ничего, — сделала успокаивающий жест Эрика. — Я понимаю, что все слишком внезапно и ты не была готова. Вещи можешь не брать, — заметив, что я шагнула в сторону рюкзака, сказала она. — Сборы займут время, а император не любит ждать. Даже семью.

— У меня все собрано. Я не успела ничего разложить, а служанка не понравилась Хелю и…

— В таком случае — бери, — разрешила Эрика. — И поторопимся.

— А брат? И разве мы не должны предупредить кронпринца? Невежливо уходить не попрощавшись.

Эрика рассмеялась и, наставительно вздернув палец, сказала:

— Вежливость определяется императором. И вот заставлять ждать его — невежливо. Но можешь не беспокоиться, Арье сообщат — я распорядилась. Что касается бастарда, ему уже должен был прийти приказ явиться к переместителю. О твоей команде позаботятся отдельно, — предугадывая мой вопрос, сразу ответила Эрика.

Поскольку других причин задерживаться у меня не нашлось, а игнорировать приглашение императора для большинства людей, к которым я себя все еще относила, — глупость несусветная несовместимая с благоприятным продолжением жизни, я подхватила рюкзак и посеменила за Эрикой, пристально ее разглядывая (благо глаз на затылке у женщины не оказалось).

Высокая, чему способствовали каблуки, бодро цокающие по каменному полу, с шикарными густыми волосами, выкрашенными в присущий правящей фамилии цвет, в длинном узком платье, заставляющем передвигаться маленькими шагами, отчего казалось, что женщина просто плывет над полом, Эрика заставляла обращать на себя внимание. Даже меня ее походка, ее взгляд, да и весь облик вынуждал соответствовать стандартам дворцового поведения. Признаться, мне даже стало стыдно за свой неопрятный после сна вид, но я предпочла сделать вид, что нисколько не переживаю, и гордо пройти мимо двух магов, ожидавших нас у перехода.

Что удивительно, вышли мы не в общем зале и даже не в небольшом кабинете, предназначенном для вип-гостей, а просторном помещении, оформленном под гостиную. Хотя, присмотревшись повнимательнее, я не могла не признать, что гостиная — единственная функция данной комнаты. Все же в кабинете или в зале встреч не могло быть столько мягкой мебели, а уж про небольшие круглые подушечки с пожеланиями и вовсе не следовало говорить.

— Добро пожаловать во дворец, — отвлекая меня от изучения обстановки, сказала Эрика. — Прости, я решила немного отложить твое знакомство со светским обществом и попросила перенести нас в мои покои. Пусть это и сложнее для мага, но ведь могут у нас, девочек, быть свои капризы? — Она лукаво улыбнулась, хотя глаза оставались внимательными и цепкими. Оценивала мою реакцию? Зачем?

— Спасибо, вы просто моя спасительница, — в лучших традициях барышень воскликнула я. Разум окончательно проснулся, а вместе с ним и осторожность с неприятием вторжений в собственный мир. А никак иначе, чем вторжением, я такое пристальное внимание назвать не могла. Конечно, существовал вариант, что Эрика стремиться узнать меня лучше, чтобы закрепить свои позиции при дворе, но… Императрица не могла не знать, что я не представляю никакой ценности: все мое отношение к семье так и оставалось номинальным, никакой власти мне не перешло. И признаться, последнему обстоятельству я была неимоверно рада.

— Не стоит благодарности, — закономерно откликнулась Эрика. От былого внимания на ее лице не осталось и следа: даже глаза потеплели. — Я была рада познакомиться с таким очаровательным ребенком, как вы.

Пусть я себя ребенком уже года два как не считала, но промолчала и даже благодарно улыбнулась. Надеюсь, искренне — в школе все же неплохо учили. И пусть актерское мастерство пока не входило в мою программу, но парочку уроков от Кристины прослушала и даже поупражнялась вместе с ней.

— Вы… очень добры, — чтобы засмущаться, не пришлось прилагать особых усилий, просто вспомнить, где я теперь нахожусь. Вот уж действительно повезло — ничего не скажешь. Если для адекватного восприятия поездки в гости к кронпринцу, Хель вечерами рассказывал мне забавные истории про этого самого принца, то шутить насчет императора — таких среди нас не водилось, и сейчас мне было очень не по себе от нахождения здесь.

— Мы же одна семья, — искусственная белоснежная улыбка осветила лицо императрицы. И дело было вовсе не в идеальности зубов, их цвета или чего-то там еще, просто… я не верила в ее искренность. Не верила и все тут. Почему я не могла объяснить себе, ведь ничего плохо Эрика мне не сделала. Более того, проявила заботу, несвойственную моей семье. Несвойственную? Да, она чрезмерно добра, хотя мачеха так поступать не должна и, судя по редким отзывам Хеля, и не поступает. Поэтому мне кажется, что она играет? Как бы то ни было, выбирать не приходилось.

— Да, это чудесно. — Еще одна ничего не значащая фраза. — А вы не подскажите, где я могу найти Хельдерана? Мне очень совестно вас утруждать, но… мне сложно без него, не поймите меня неправильно.

— Думаю, он скоро появится и заберет вас. Сомневаюсь, что у нас осталось много времени, но если у вас есть вопросы…

— Вы стали обращаться ко мне иначе, официальнее, — заметила я изменение.

Эрика сделала хитрое лицо и, поднеся палец к губам, тихо сказала:

— Мы же во дворце. А здесь свои правила. Я могу научить вас, если пожелаете. — Женщина протянула вперед руку так, чтобы соприкоснулись браслеты, устанавливая связь. — Можешь обращаться ко мне в любое удобное время.

— Спасибо, я ценю ваше расположение.

Сказать что-либо еще я не успела. Хель не стал стучаться, не стал он и приветствовать императрицу — просто ухватил меня за руку и вытянул из, как он позже выразился, ‘обители гадюки’.

По коридорам мы пронеслись со скоростью взбесившегося кара: я даже не успела рассмотреть группу придворных, которые от удивления остановились и застыли как вкопанные. Хель все шел куда-то, сворачивал и сворачивал, то поднимаясь, то спускаясь по лестнице, пока наконец не успокоился и не остановился, затянув меня в какие-то покои.

Присутствие на стене самого принца в маскарадном костюме, больше подходившем для детского утренника, чем для дворцового бала, заставило хихикнуть: так вот какой он — нелюбимый портрет Хеля! Сомнений, что я оказалась на территории брата, больше не возникало: слишком уж недовольно выглядел Хель, когда я разглядывала портрет и оригинал, сравнивая, насколько изменился принц за два года с момента работы художника.

Наконец, словно придя в себя, юноша стянул с кресла накидку и набросил на раму, полностью скрывая ненавистное изображение. Снять его он не мог — мать находила изображение милым, а отец… император, видимо, за что-то решил наказать сына. Или приучить быть выше все этого. В любом случае, пока замысел его величества плодов не принес: Хель продолжал скрывать портрет от посторонних глаз, крайне негативно реагируя на все с ним связанное.

— Когда-нибудь я его сожгу, — мечтательно проговорил принц, подошел ближе, забирая у меня рюкзак, и отвернулся. Устало провел по лицу, подошел к окну, задергивая шторы. Вспыхнул свет, более яркий, чем в коридорах, а потому на пару секунд мне пришлось зажмуриться. Когда проморгалась, столкнулась с сосредоточенным взглядом брата. Ему, судя по всему, такие игры освещения нисколько не помешали: в руках принца виднелся бокал полный вина. Другой бокал примостился на столике недалеко от меня.

— С прибытием во дворец, — сухо сказал принц и закончил: — Аминь.

— Все настолько плохо?

— Хуже разве что знакомство семейный ужин, — скривившись от плохих воспоминаний, сказал Хель, залпом выпил весь бокал и отставил пустую посуду. — Переночуешь у меня. Это лучше, чем опять идти у всех на виду, радуя бездельников новой сплетней.

— Вряд ли они успели что-то разглядеть, — несмело предположила я.

— Эти? Успели. И увидеть, и оценить, и цвет соотнести. Так что мы будем или несчастными влюбленными, которые в тайне поженились, а теперь пришли предстать пред очами императора, или братом и сестрой. Еще одному внебрачному ребенку никто не удивится, но играть начнут грязно. Так что сиди уже здесь. Пусть отец сам решает эту проблему. — Хель медленно выдохнул, сел на краешек подоконника, избегая смотреть на меня, и добавил: — У тебя появится охрана. Пожалуйста, не повторяй моих ошибок и не убегай.

— Ты убегал? — Представить, что самый ответственный человек из всех, кого я знаю, мог убегать от охраны, было выше моих сил.

— Убегал, — безрадостно подтвердил принц. — Думал, отцу не все равно и он сам меня найдет. Он даже не вышел. Как занимался делами, так и продолжил работать, да и остальным запретил отвлекаться. А я… обиделся еще больше и сбежал в город.

— Но тебя же нашли?

— Нашли, — признался принц. — Мертвым. Зашел в неблагополучный район, увидел разборку… Очнулся уже во дворце, но, Рин, я помню, что мне пробили сердце. Это очень, очень больно. Поэтому я прошу тебя, не убегай.

— Не убегу, — откликнулась шепотом. То, что Хель говорил, не укладывалось в рамки принятого. Маги не могли вернуть к жизни. Никто не мог. Это было просто невозможно. Но брат говорит так уверенно… Я совсем запуталась. — Но что если меня тоже убьют?

— Первый раз — ты не умрешь. Просто — во дворце небезопасно. И все члены нашей семьи уже исчерпали свой лимит. Поэтому, постарайся не умереть. Второй раз, ты уже никогда не вернешься.

Второй раз умру? То есть я могла уже успеть побывать на том свете и не знать? Вдруг это произошло в детстве. А если нет? Если опасности никогда не было, то мне не стоит бояться однажды оступиться? Сложно. Как же сложно со всем этим.

— А если… я уже умирала?

— Ты не умирала, — Хель усмехнулся. — Все бы это заметили.

— А если никто не видел? Я всегда была одна, опекуны не интересовались…

— Нет, Рин, вся императорская семья заметила бы. Мы бы все знали. И маги бы почувствовали. Твоя смерть открыла бы тебя определенный дар — одну из граней семейного, — Хель хмыкнул — благословения. И тебя бы нашли. Обязательно бы забрали. Любой силой нужно уметь управлять, а уж силой императора — с ней надо учиться жить.

Хель выглядел странно. Очень странно. Грусть на его лице вдруг сменились улыбкой, но от этой улыбки мне становилось дурно. Как будто он предвкушал нечто приятное для себя и очень неприятное для других. Заметив, что я побледнела, брат нахмурился, поднялся, чтобы посмотреть на себя в зеркале, и досадливо прикусил губу.

— Прости, этого больше не повторится, — сказал он, вновь становясь самим собой. — Дворец… он меняет нас. Не люблю здесь находиться.

— Я понимаю, — тихо откликнулась я.

— Идем. Я покажу, где ты можешь переночевать.

Хель, и правда, показал мне, где я могу отдохнуть, по-джентельменски уступив даме свою спальню. Так уж получилось, что в личных покоях императорской семьи гостевые комнаты предусмотрены не были, а спать на диване, как сказал брат, мне было бы зазорно. Тем не менее, сам он довольно перебрался спать в гостиную, что заставило меня усомниться в названной причине. С другой стороны, если принц спит в своей гостиной — это причуда, а если незнакомая девушка… да уж щекотливая ситуация. Тут и цвет волос не поможет — навредит только.

Обстановка спальни также не вселяла оптимизма: кто же так не любит Хеля, что сделал ее больше девчачьей, чей подобающей юноше. Вероятно, матушка его высочества решила таким экстравагантным образом намекнуть сыну на необходимость скорой женитьбы? Нет, вряд ли. Если кронпринц до сих пор не женат, то что уж говорить о бастарде.

Но, как бы то ни было, резное беловато-розовое трюмо предназначалось вовсе не для принца, а уж про занавески с лилиями и говорить нечего. Это больше подошло бы мне, чем ему. Внезапно пришедшая мне мысль, заставила подорваться и, несмотря на веселенькую, со звездочками, пижаму вылететь в гостиную на всеобщее обозрение.

Первым среагировал Димитрий, закашлявшись и отвернувшись, Теренс замешкался, но получив увесистый тычок под ребра от Манир, развернулся на каблуках, уставившись в стену.

— Простите. — Судя по ощущениям, щеки у меня привлекательной свекольной окраски. Вот что мешало прежде, чем выходить, окликнуть брата, один ли он? А сейчас… по правде сказать, я не знала, что делать в таких ситуациях: то ли содрать с кресла покрывало, то ли идти переодеться.

— Мы на минутку, — оповестила всех Манир и кивнула на дверь спальни. — Идем.

Я с облегчением выдохнула, оказавшись за надежными дверями. А Манир… девушка сотрясалась от беззвучного смеха, заставляя меня сомневаться, что по ту сторону не происходит чего-то подобного.

Отсмеявшись, девушка отпустила стенку, на которую опиралась, и, выпрямившись, изрекла:

— Умеете вы выбирать момент, ваша светлость.

Я предпочла промолчать — только недовольно зыркнула на нее, чтобы перестала издеваться над маленькими. Как будто я специально?!

— Я не собираюсь это обсуждать, — холодно сказала я, еще и зыркнула презрительно, как Кристина делала в минуты творческого просветления.

— Не буду настаивать, — весело отозвалась Манир. — А взгляд хорош. Запомни его и потренируйся, судя по тому, что сказал нам Хель, куковать нам всем во дворце до конца недели, а программа здесь — девушка задумалась, подбирая слова, — насыщенная. Еще успеет надоесть.

Обреченный вздох не возымел действия. Зато привлек внимание к моему виду и:

— Рин, это кто так одевается для выхода? Мужчин нужно поражать, но не пижамой же! — ‘Смотря какой пижамой’, - философски заметила я про себя, но озвучивать благоразумно не стала, не желая вступать в дальнейшие дискуссии о назначении той или иной одежды. — Ничего. Сделаем из тебя красавицу! Сам император не устоит!

— Манир, мне кажется, ты слишком усердствуешь. Да и откуда здесь будет одежда моего размера? — пошла на попятную я, заметив непередаваемую гамму чувств на лице собеседницы. Да, если это был блеф, то Манир величайшая актриса современности! Я, перехватив ее взгляд, на полном серьезе подумала, что минуты мои сочтены, ибо гнев этой гидры я просто не переживу, и в то же время, от той боли, разочарования и обиды, что плескались в ее глазах, становилось дурно. Ты в ней просто захлебывался, не в силах отвернуться, моргнуть или хоть как-то прервать зрительный контакт.

— Вот так бы сразу, — довольно протянула девушка. — Сейчас закажу все, что нужно.

Все, что Манир посчитала нужным, нам принесли три служанки, уважительно покосились на довольную заказчиц, и молча скрылись. Как им повезло.

Полтора часа, которые эта дьяволица уделила мне, были не сравнимы ни с чем. Даже мадам Тиа по сравнению с Манир в косметическом экстазе была доброй тетушкой, подкармливающей своих подопечных и всячески опекающей от всего злого мира.

Когда наконец эта добрая девочка оставила меня в покое, я боялась смотреть на себя в зеркало, ожидая увидеть там нечто столь ужасное, что от потрясения голос отнимется. После того, как Манир самозабвенно драла мне волосы, это было вполне обосновано. Но, взглянув на себя в зеркале, я поняла, что страдания мои были не так уж и напрасны. Непослушные волосы, которые отказывались иметь дело со мной, теперь выглядели красиво, опрятно и были уложены в высокую пышную прическу. Маленькая диадема аккуратно сидела между прядками, поблескивая искорками. Памятуя, где мы находимся, я боялась предположить, сколько может стоить эта прелесть на моей голове.

Впрочем, если стоимость прелести еще поддавалась хотя бы примерной оценке, то вот во сколько обошлось платье достойное императорской фамилии с почти настоящим (облегченным серебром и камнями), я не бралась предполагать. А Манир только отмалчивалась. Видимо, мое имя есть в каком-то местном списке, если по первому требованию доставили столько всего.

— Вот теперь другое дело.

Мне наконец-то позволили подняться и гордо вывели в гостиную, не дав даже взглянуть в зеркало.

— Мальчики, ну как вам? — звонко поинтересовалась Манир, привлекая внимание всех находившихся в комнате мужчин. А их заметно прибавилось.

Хель, Димитрий и Теренс заняли один диван, уступив другой мужской половине моей команды. Кристина расположилась в кресле. Еще одно было занято высоким, хоть мне и сложно было судить об этом в его сидячей позе, пепельным блондином с хищным лицом.

Именно на него были устремлены все взгляды, когда мы вошли, а теперь… теперь все также смотрели на него, словно ждали разрешения, словно он был здесь самым важным человек. Словно…

Это был император.

— Леди, несказанно рад иметь возможность видеть вас здесь. Дворец ждал вашего возвращения. — Он поднялся одним слитным движением, прошел разделявшее нас расстояние и подхватил мою безвольно повисшую руку. — Сожалею, но сейчас я вынужден вас оставить. Мой визит имел целью только увидеть вас и представить вашего личного стража. Эйстон, вернитесь к нам.

На зов императора распахнулась едва заметная дверца, что вела на балкон. Я избегала смотреть на императора, и взгляд мой блуждал где-то внизу, поэтому первым, что я увидела, были сапоги. Такие носили маги. Удобные, без лишнего глянца, но стоившие порой больше, чем вся обувь аристократа средней руки. После брюки — тот же традиционный черный цвет, в тон рубашка. Камзола новоприбывший не носил.

Я взглянула чуть выше, по длинной шее, уверенному подбородку, искривленным в лукавой улыбке губам, правильному носу и… привычным серым глазам с насмешкой.

— Эйстон, вот ваша подопечная. Эту неделю вы отвечаете за ее безопасность. Просчетов быть не должно.

— Да, ваше величество.

— Рассчитываю на вас, — довольно сказал император и вышел. А я все никак не могла отойти от увиденного. Мой утренний спутник, придирчивый и насмешливый маг. Он — мой личный страж?

— Миледи? — маг подошел чуть ближе и наклонился, чтобы поцеловать мою руку. Вырвала, не дав ему этого сделать. Почему? Сама не понимала, что заставило так разозлиться.

— Думаю, магистр, сегодня мы обойдемся без ваших услуг, — вмешался Димитрий, поднимаясь, чтобы проводить гостя. Или таким образом, он хотел дать понять стражу, что ему здесь не рады?

— А компания лорда Станда в такой поздний час может скомпрометировать леди. Прошу вас, покиньте эту комнату.

— Вот как, — усмехнулся сероглазый лорд. — Моя компания может скомпрометировать леди? А разве вас, моя дорогая Манир, не компрометирует нахождение здесь? Как мне известно, вы прибыли во дворец совсем с другим кавалером.

— Своя команда дороже.

— Вот как. Значит, вы считаете, что можно поступиться честью ради своей команды.

— Можно, — несмело предположила девушка.

— В таком случае, не думаю, что будет зазорно сообщить вашему жениху, где вы проводите ночи. Он, наверняка, оценит вашу преданность команде. — Хоть тон, каким говорил мужчина не изменился ни на грамм, оставаясь нейтральным, угрозу в его голосе услышали все. И зачем все это?

— Чего вы добиваетесь? — тихо, но в повисшей тишине, мои слова прозвучали неожиданно громко, спросила я.

— Отвечаю на дерзость этой милой леди, — спокойно пояснил сероглазый. — Она — самое уязвимое звено вашей команды и в первую очередь будет страдать именно она. Вы готовы на это пойти?

Последние слова Эйстона предназначались совсем не мне, судя по досаде промелькнувшей на лице Димитрия.

— Сегодня вам лучше уйти, — вмешался Хель. — Моя сестра устала и не станет покидать покои. Если желаете, можете занять пост охраны, но для вашего же удобства будет лучше оставить нас одних в этот раз.

— Конечно, ваше высочество, — спокойно согласился маг, но, пожалуй, все понимали, что, посчитай он нужным, мужчина бы остался. И что это только что происходило? Не верилось мне, что все только из-за меня.

Дождавшись, пока за мужчиной закроется дверь, я с недоумением уставилась на Димитрия. Именно он начал эту конфронтацию, поэтому и объяснение было логично доверить именно ему.

— Дим, что происходит?

— Не сейчас, — бросил юноша, потом взглянул на мое ошарашенное лицо и смягчился: — Прости, Рин, мне нужно поговорить с отцом. Это не займет много времени и, когда вернусь. Я отвечу на все твои вопросы. А пока, я занят. Простишь меня?

Я только кивнула, переваривая поведение друга. Таким я не привыкла его видеть. Таким он был совершенно чужд. Таким он был на самом деле?

— На этом разойдемся, — как хозяин покоев, инициативу взял Хель.

Все спокойно поднялись и медленно принялись покидать чужую территорию. Последней уходила Кристина, которая жестами показала, что хочет о чем-то поговорить. Я вопросительно посмотрела на брата. Он едва заметно кивнул, разрешая. Кристина вышла вслед за всеми, но я уже знала — она вернется.

Спустя полчаса, когда я уже готова была на стенку лезть, пытаясь вытащить все шпильки из прически, появилась Кристина. Хель галантно открыл ей дверь, провел ко мне и неслышно вышел, оставляя нас наедине говорить о своем о женском. Впрочем, я не была столь наивна, чтобы полагать, что никто не услышит наш секретный девчачий разговор. Слышали, более чем уверена, что слушали. Но поделать с этим мы ничего не могли, а значит, просто игнорировали.

— Помочь? — предложила девушка, а я испытала к ней огромную, просто непередаваемую благодарность. В четыре руки процесс освобождения меня от шпилек начал протекать гораздо быстрее. Разговор же все никак не начинался. Наконец Кристина решилась:

— Я не знаю, правильно ли поступаю, — начала она с долей неуверенности. Как будто собиралась сказать что-то неприятное и сомневалась в степени его значимости. Бывает же так, что поступок вроде бы и плохой, но не столь значителен, чтобы портить из-за него отношения. Вот и в данном случае, мне казалось, дело имеет именно такую окраску, но все же:

— Если это касается меня, то я хочу знать.

— Касается, — призналась Кристина. — Тебя и Димитрия.

— Димитрия? — в памяти вновь ожил недавний инцидент, больно резанув по самому сердцу.

— Да, то, что он сделал с тем парнем.

— С тем парнем? — нахмурилась я, вспоминая, кто досадил моему неофициальному спутнику настолько, чтобы он принял меры.

— Утром, криворукий первокурсник, — напомнила выжидающе Кристина.

— Да я его помню, — согласилась я, недоумевая, как он может быть связан и со мной, и с Димитрием. Да, инцидент имел место, но я простила этого юношу и Димитрий простил. В душе заворочался червячок сомнения, оставляя неприятный осадок от воспоминаний. Действительно, а простил ли его мой спутник? После сегодняшних его слов я начинала верить, что и он не столь идеален, как мне стало казаться. — Что случилось?

— Его наказали, — коротко сказала Кристина. — Очень жестоко наказали. Я хотела узнать, это сделали по твоему желанию или нет? Просто… я не могу спокойно разговаривать с человеком, который настолько несдержан.

— Несдержан?

— Я сомневаюсь, что у семьи паренька хватит средств, чтобы восстановить его внешность. Актером он уже не будет никогда.

— Восстановить внешность… Крис, я не понимаю. Я..я ни о чем таком не просила. Я даже не знала. Нет, этого быть не может. Димитрий бы не стал так поступать.

Я говорила и говорила, оправдывалась, даже начала угрожать. Я отчаянно ей не верила, пыталась не верить. Но Крис была спокойна так, как может только уверенный в своей правоте человек, как очевидец, как… участник? Последнюю мысль я пыталась отогнать, но… Но почему она пришла? Чтобы рассказать мне обо всем этом? Зачем ей это? Кристина никогда не была на стороне слабых. И сейчас она приходит, чтобы сообщить мне то, что наверняка разрушит наши с Димитрием отношения. Нет, в этом нужно разобраться. Взвесить все и постараться узнать из другого источника. Хель, я спрошу у брата. Он должен знать, он должен сказать мне правду. Должен!

Глава 9

Моему внезапному интересу Хель был не рад. Он с раздражением взглянул на Кристину. Девушка не выдержала его тяжелого взгляда и отступила на пару шагов. Брат только хмыкнул, не комментируя ее поступок. Тем не менее, он был недоволен ее трусостью, хотя я не знала, пожалуй, никого, кто бы смог выдержать его взгляд и не дрогнуть. Даже Димитрий опасался брата, но со мной Хель всегда был добр.

— Димитрий проучил кого-то. Я слышал об этом, — подтвердил Хель. Кристина с облегчением выдохнула. Все же идти на открытую конфронтацию с принцем ей не хотелось. Это было видно по всему: по лицу, по тому как она отводит взгляд, по ее закрытой, словно девушка защищалась, позе. Но что же заставило ее прийти, если внимание Хеля ей сложно переносить? Или она действительно думала, что я не спрошу у брата? — Но, - Хель сделала паузу, — по словам моего друга, а ему я склонен верить, ничего, кроме вывернутого запястья — в чем он сам был виноват — я не заметил. И в свете всего сказанного вами, леди Трикс, мне очень любопытно, кто распускает эти слухи и более того, дает им подтверждение. Как, вы говорили, зовут пострадавшего?

— Микаэль Эндер.

Хель зашелся необъяснимым смехом.

— Да леди, горазды вы врать. Но тем проще узнать истину.

Посмеиваясь себе под нос, брат подошел к экрану, коснулся его браслетом и вызвал кого-то. Сначала ничего не происходило, но чуть позже экран мигнул, выдавая нам изображение того самого паренька из школы. Да, я его вспомнила. Именно он тогда разозлил Димитрия.

— Привет, Мика.

Того, кого назвали Микой, мы застали уже в постели. Потянувшись, отчего мне сразу вспомнились кошки, он расплылся в улыбке, разглядев вызывающего. Если я что-то понимаю в этих способах связи, то и он передал сигнал браслета на большой экран. Иначе как бы мы его так хорошо видели?

— Хорошей ночи, Хель. Ты хочешь сделать эту ночь еще лучше? — промурлыкал парень.

— Не с тобой, — беззлобно ответил брат. — Я хотел уточнить, Димитрий сильно тебя отделал? Ходят слухи, что ты теперь инвалид.

— Ох, увольте. Эти сплетники! Совсем нет покоя.

Юноша начал подниматься, нисколько не смущаясь поехавшей вниз простыне.

— Здесь леди, — одернул друга (?) брат.

— О, в таком случае, мои извинения, дамы.

Простыня остановилась на бедрах, давая возможность оценить торс этого инвалида. А смотреть было на что. Не удивлюсь, если он участвует в съемках рекламы. Вот совсем не удивлюсь!

— Так что же случилось между вами с Димитрием?

— Он меня отверг, — пожаловался парень. — Нашел себе какую-то блондинку из приближенных и ушел к ней.

— И ты пришел в школу?

— А что мне оставалось делать? Попросил знакомого об одолжении, позаимствовал форму. Должен же я был взглянуть на нее. А эта…

— Это моя сестра, — предупредил Хель, оборвав его зарождавшийся поток эпитетов.

— Сестра? — переспросил тот.

— Двоюродная. Она племянница императора.

— Молчу-молчу, — Микаэль изобразил раскаяние. — Значит, то, что Димитрий ходит с ней, это работа?

— Разговаривай с ним сам, — открестился от перспективы быть сводником Хель. — Вы эту кашу заварили, вы ее и решайте. Уверен, как с ним связаться ты знаешь.

— Знаю, — кивнул странный парень. — А ты сейчас во дворце? Был бы рад увидеться.

— Во дворце. Но я могу быть занят.

— Ты и не найдешь парочку минут для своего близкого друга? Я тебя умоляю…

— Обсудим это в другой раз, — резко сказал Хель, разрывая связь.

Он обернулся к Кристине, и вот сейчас страшно стало даже мне. Ничего хорошего лицо брата не предвещало. Скорее, оно угрожало. И я порадовалась, что его гнев вызван не мной.

— Вы не хотите объясниться, леди Трикс?

— Я… я не знала.

— Не знали чего? Вы имели наглость заявить, что Димитрий избил данного молодого человека. Чего вы хотели добиться своей клеветой?

— Я не знала, что это ложь, — отводя взгляд, сказала Кристина.

Я смотрела на нее, и мне становилось горько. Зачем она так поступила? Хотела нас поссорить? Но ради чего? И еще мне было стыдно. Стыдно, что я поверила ей, что допустила саму мысль о подлости своего друга. Выбрала правдоподобную ложь вместо невероятной истины. Усомнилась.

— Не знала, что это ложь? Но знать, что это правда, вы также не могли. Кто вас просил поговорить с Кирин?

— Никто, — слишком быстро ответила Кристина. Как будто она ждала этого вопроса. — Меня никто не просил. Я сама решила это сделать.

— Сама решились соврать своей подруге? Члену своей команды? — не отступал Хель. Он подошел к ближе к Кристине, пытался поймать ее взгляд. Мне было сложно понять, зачем ему это, но… он смог заглянуть в ее глаза и все изменилось.

— Кто сказал тебе прийти сюда?

— Это было мое решение, — мертвый голос, который никак не мог принадлежать Кристине, вырвался против ее воли.

— Кто подтолкнул тебя к нему? — ровно спросил Хель.

Кристина замерла, бессмысленно уставившись в одну точку. Она молчала. Сама не знала ответа или забыла? В любом случае, Хель не смог добиться ответа и повторив вопрос. Тишина. Словно ничего и не было.

— Иди, — бросил брат, и Кристина послушно направилась к двери, не обращая никакого внимания ни на меня, ни на Хеля.

Дождавшись, пока девушка выйдет, Хель повалился на кресло, запрокинул голову, а я заметила тонкую струйку крови, медленно текущую по губам, подбородку…

— Хель…

— Все в порядке, — тихо откликнулся он. — Сейчас все пройдет, не беспокойся.

Я не очень верила, что все может быть хорошо при кровотечении, но брат говорил так уверенно, как будто сталкивался с этим не единожды.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Ничего, — слабо усмехнулся Хель. — Я переоценил свои силы, вот и расплачиваюсь.

— Это твой дар. То, как ты заставил ее говорить?

— Одна из его граней. Не люблю использовать его так, — скривился Хель. — Но иногда приходиться.

Я села напротив, с тревогой наблюдая за братом. Кровь начала останавливаться, но вот его костюм уже пришел в негодность: на воротнике виднелись красные пятна.

— Кристина. Почему она так поступила?

— Ей приказали, — уверенно ответил брат и предвосхищая все вопросы: — Император.

— Император? — тихо повторила я. Ответ брата никак не укладывался у меня в голове. Император против Димитрия. Но ведь… Димитрий есть в списке, переданном мне братом. Зачем его величеству выступать против собственных кандидатов? Этого я понять не могла.

— Не бери в голову, — посоветовал Хель. — Отправляйся лучше спать. Выступать против отца крайне неразумно, лучше подождать и узнать, чего именно он хочет и как далеко готов зайти.

— Наверное, ты прав.

Глаза и правда уже слипались, и мне приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы не спать. Но оставлять брата в таком состоянии… Нет, дворец точно не для меня. Если кровь и предательство здесь обычные вещи, я не смогу здесь выжить. Я не могу не верить никому, просто не умею. А поверить и обмануться — это больно. Слишком больно для меня.

— Рин. — Хель поднялся на ноги, подошел ко мне и взял за руку. — Иди отдыхать. Со мной действительно все будет хорошо. Я справляюсь.

— Не влияй на меня, — тихо попросила я.

— Я не колдую, — вымученно улыбнулся брат. — Но мне было бы гораздо легче, если бы я знал, что ты отдыхаешь. Иди спать. К дворцу нужно привыкать постепенно, а для этого требуются силы.

И я ушла. Просто оставила его одного в гостиной. Как в тумане залезла в кровать и заснула, едва голова коснулась подушки.

Мне снился сад. Просторный яблоневый сад. Весь в цвету, деревья с белыми и розовыми лепестками. И мелкий нежный дождик, когда ветерок потревожит ветви. Я бегу по тропинке вдаль, к ручью, туда, где стоит беседка и меня ждут. Мама? Я не могу вспомнить, но бегу. Бегу с надеждой и предвкушением, с ожиданием чуда. Я так скучала, так скучала…

Я выбегаю к беседке. Вижу его спину, вижу, как он оборачивается. Но мной взгляд направлен на его руки. Он принес, он обещал и выполнил. Он… Я поднимая глаза, чтобы посмотреть на лицо того, кого я так ждала и… Просыпаюсь.

Император. Мне приснился наш великий император. И он в моем сне принес мне куклу. Большую, в мой детский рост, куклу. Ту, что до сих пор лежит у меня дома. Ту, с которой я никогда не расставалась до поступления в школу искусств. Ту, что я считала, осталась от мамы.

Утро началось внезапно, как всегда бывает, когда оказываешься в незнакомом месте без какой-либо готовой программы мероприятий. Ты просто открываешь глаза и понимаешь, что наступил новый день. И каким он будет полностью зависит только от тебя.

И хоть от меня мало что могло зависеть в списке в списке мероприятий, но вот лишить меня права самой оценивать свой день никто не мог, а собиралась сделать его чудесным. Вопреки всему.

Завтрак подали в спальню. Не знаю, как они подгадали момент моего пробуждения, разве что у дверей стояли и слушали, хотя… Взгляд сам упал на браслет. Могли и по изменившимся показателям определить. Тем не менее, завтрак был куда как уместен и очень меня обрадовал.

Поскольку Хеля уже не было в покоях, мне не хотелось здесь задерживаться. Но и куда идти, я не представляла. Впрочем, никто не отменял связь.

Наевшись вдоволь, так, что на меня с жалостью смотрели служанки — ребенок совсем ничего и не съел, я попыталась вызвать Хеля по браслету. Но то ли во дворце блокировалась связь (что странно, учитывая вчерашний сеанс с Микаэлем), то ли Хель был так занят, что не мог ответить.

По хорошему, мне следовало остаться в комнатах, чтобы не заблудиться где-нибудь в коридорах, но разве можно усидеть на месте впервые попав во дворец? Любопытство так и тянуло меня к двери и постепенно (минутки за две) оно одолело сопротивление разума.

— Леди желает прогуляться? — Этот насмешливый голос скоро начнет преследовать меня в кошмарах.

— Лорд Эйстон, вы решили напугать меня с самого утра?

— Утро подходит к концу, — заметил мужчина, предлагая мне руку. То есть он рассчитывал на мой испуг? Злость вспыхнула сама собой, и я вырвала свою руку из его пальцев.

— Мы не настолько знакомы, чтобы гулять так.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь нас осудит, — заметил мужчина, но теперь он шел на шаг позади. Как и полагалось личному стражу.

Я промолчала, не желая вдаваться в дискуссии. Да и сомневалась я, что смогу выйти победительницей из нашего спора. А если победа даже призрачных очертаний не имеет, зачем портить себе весь день. Подумав так, я улыбнулась и даже более бодро зашагала вперед. Чтобы спустя каких-то пять минут остановиться на развилке.

— Смею предположить, что леди хотела посмотреть дворец?

Его насмешливый тон я стерпела. Все же, лорд Эйстон был прав, да и при всех перестановках, я сомневалась, что он перестанет быть выше по положению в школе. Впрочем, даже если бы это было иначе — грубость не лучший путь.

— Если у меня нет других обязательств. Вы случайно не знаете?..

— Император не назначил вам обязанностей, — серьезно ответил Эйстон. — Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится на территории дворца. Выходить за его пределы пока не позволено.

— И чем бы вы мне рекомендовали заняться? — вопрос был совсем не праздный, все же сидеть весь день в четырех стенах не хотелось. А видеться с Кристиной после вчерашнего… Нет, это слишком. Пускай она и не виновата, но… сложно, слишком сложно и неприятно.

— Времени около полудня, а значит во дворце еще не так много гостей. Большинство приближенных предпочитает работать во второй половине дня и ночью и сейчас, вероятно, отдыхают. Поэтому вы могли бы совершить небольшую прогулку по дворцу, по той части, куда не пускают посторонних, а после полюбоваться на парк. Его, если мне не изменяет память, планировкой занималась четвертая императрица.

— Хорошо, мы начнем с дворца, — согласилась я.

— Позволите вашу руку? — Эйстон учтиво поклонился.

— Вы не считаете это вольностью, ваша светлость?

— А должен? Если вы лаете мне право вести вас по дворцу, значит, позволяете стать спутником на этот день. Далее, мы были представлены друг другу императором. Таким образом, наша прогулка не может считаться нарушением придворного этикета. — Он улыбнулся и добавил: — Можете представить, что мы гуляем по школе. Там вам ничего не мешало просто получать удовольствие. Вашу руку?

Я медленно протянула ему свою ладошку. Все же он был прав: и про этикет, и про школу. И, за что я была ему благодарна, он не упоминал про список. Хотя, уверенна, он знает о его существовании, и не удивлюсь осведомленности о кандидатах.

— Благодарю.

В той части дворца, где предпочитало жить императорское семейство, и правда не было посторонних. Их сюда просто не пускали. Даже навстречу нам непроизвольно выступил один из гвардейцев, но тут же отступил назад, усмотрев мой цвет волос. Церемонный же поклон и вовсе заставил уверовать в то, что обо мне уже знают все, кому позволено знать больше официальной версии. Или объявление уже было?

— Лорд Эйстон, — я никак не могла привыкнуть называть его на ты, как часто поступали в отношении личных стражей, — возможно, вы знаете. Император сообщал что-нибудь обо мне?

— Официальное приветствие состоится вечером, — подумав, ответил мой спутник. — Но дворец полнится слухами, а с вашей внешностью утаить что-либо будет сложно. — Мы минули гвардейцев и теперь шли в гордом одиночестве. Но это было и лучше: мне не хотелось, чтобы нас слышали посторонние. — Вы очень похожи на вашу матушку.

— Вы знали ее? — тихо спросила я. Надрыв, который я услышала в собственном голосе, мне не понравился, но сделать с ним что-либо… Сейчас мне не удавалось взять чувства под контроль. А мама… я ее не помнила, но так жаждала узнать. Хоть что-нибудь. Хоть самую малость.

— Сожалею. — Маг остановился и повернулся ко мне лицом. — Мне не довелось застать вашу матушку, но мой отец хорошо о ней отзывался. И я не думаю, что найдется хоть один человек, который бы мог сказать о ней дурное.

— Спасибо, — прошептала я.

Мужчина промолчал, но взял меня за руку, хоть так и не полагалось, сжал холодные пальцы и быстро зашагал в противоположном ранее выбранному направлении.

Не знаю, что о нас подумали гвардейцы, когда мы едва только попав на территории императорской семьи буквально выбежали обратно, но разве это так важно? Не знаю, что хотел показать мне мужчина, но его целенаправленность, уверенность в правильности своего решения передалась и мне.

Мы остановились у закрытых дверей. Ни гвардейцы, ни кто бы то ни был перед ней отсутствовали. Но по тому холодку, что пробегал по спине, едва только взгляд касался ручек, становилось понятно: просто так сюда войти не получится. Но не попробовать… Руки сами потянулись к дереву, толкнули его вперед.

— Я подожду вас здесь, — голос мага ворвался в мои мысли. Я моргнула, возвращаясь к реальности, и с удивлением посмотрела на распахнувшиеся створки. — Это императорская галерея. Никто кроме членов семьи не сможет сюда зайти. Только с личного разрешения повелителя. Я дождусь вас здесь, не беспокойтесь.

Я не беспокоилась: я знала, что он меня дождется. Просто знала. Без каких-либо сомнений и возражений разума. Как будто это уже произошло.

Двери закрылись за моей спиной, отрезая от всего остального мира. И вспыхнул свет. Тысячи маленьких искорок заблестели под потолком. Заблестели, освещая длинную — мне было видно конца — галерею. Наверное, здесь были все, кто имел хоть какое-то отношение к семье. Но первый же портрет заставил меня остановиться в непонимании.

Смуглый, кареглазый брюнет насмешливо смотрел на меня с портрета, тысячелетней давности. Позади него бушевало море, а он только улыбался, как будто стихия не могла причинить ему вреда, как будто он повелевал ею, как будто она оберегала его. Кандер Аст-Гелей. Я даже не знала этого имени, никогда не слышала: его не упоминали в школе, не было его и в книгах, но именно с него начиналась портретная галерея императора.

Следующий портрет был призван увековечить женщину. Невысокая пышка с добрыми зелеными глазами и рыжими косами. Тирала Аст-Гелей. Жена? Возможно. За ее спиной также проглядывалось безграничное море. Спокойное, равнодушное и невозмутимо чистое. И этого имени не было в нашей официальной истории.

Не было и следующих людей. Гвендолин, Энан, Кардалина, Лорден-Крейтон — все эти имена были для меня чужими, пустыми и неважными, но именно с них начиналась семейная история. Именно они были нашим началом. Среди них не было никого с таким же цветом волос, как и у меня. Никого. За десятки поколений.

Первый портрет светловолосого мужчины появился тогда, когда я уже устала идти вперед. Родители, дети, внуки — здесь были собранны все. И все они отличались от нас нынешних. Все они улыбались. Не губами, там порой плясало пренебрежение к художнику, всей этой необходимости долго стоять неподвижно — глазами, душой, всей позой. Было в них что-то свободное, то, что мне казалось, уже давно утратили мы.

Постепенно блондинов на портрете становилось все больше, перебирались оттенки, пока наконец на появился так хорошо знакомый любому имперцу пепел.

Эйнак Таргелей. Высокий — это было заметно даже на портрете — мужчина, с правильными, но какими-то хищными чертами лица, пронзительными, со светлыми, будто выцветшими глазами, и жесткой ухмылкой. Первый император уже знакомой всем и каждому династии. Ее основатель и благодетель. Человек, подчинивший огромные территории. Великий император.

Я впервые видела настолько четкий его портрет. Казалось, он стоял напротив. Живой, телесный и хмурый. Его глаза прожигали насквозь, не оставляя ни одного уголка твоей души для тебя. Казалось, он видел все.

Я непроизвольно отступила назад, но так и не смогла отвернуться. Он не отпускал меня. просто, не позволял уйти. Страх душил, не давал мыслить трезво, но уйти, разорвать контакт… Нет, это было невозможно. И от осознания невозможности, собственной слабости, безысходности, хотелось плакать.

Первая слеза скатилась по щеке. Холодная, мокрая и реальная. Я моргнула, и видение ушло. Передо мной вновь был обычный портрет. Портрет моего далекого предка, которого я никогда не увижу. Да, никогда не увижу. Больше никогда, мне не будет так страшно. Никогда…

— Кирин?

Я вздрогнула. Слышать собственное имя из этих уст все еще было странно. Даже более странно, чем видеть на лице этого человека тревогу и понимать, что причина ее я.

— Ваше величество. — Я спешно присела в реверансе.

— Это лишнее, — скривился Эйвор Таргелей. — Внутри семьи мы редко соблюдаем условности. Разве что кто-то провинился. В ином случае незачем подвергать семью унижению. Ты со мной согласна?

— Да, ваше величество, — тихо откликнулась я. Император довольно усмехнулся и предложил мне руку.

— Я хотел сам показать тебе галерею, но раз уж ты сама нашла ее, мне остается только присоединиться к просмотру. Полагаю, у тебя возникли вопросы?

— Эти люди, Аст-Гелеи, Гелеи…

— Это наши предки. Такими они были в те далекие времена, — спокойно подтвердил император. Идти рядом с ним было очень спокойно. Такого чувства защищенности у меня никогда не было прежде. И, если бы сейчас мне предстояло вновь вернуться к портрету Эйнака Великого, я бы не испугалась, ведь я знала, что меня защитят. Так глупо, но рядом с императором мне было по-настоящему тепло.

— Они не такие, как мы с вами, — все же решила озвучить свои мысли. С каждой проведенной рядом с этим мужчиной минутой, я все больше начинала верить ему. Почему? Я не могла этого объяснить, но оставаться непредвзятой становилось все труднее.

— Они другие, — подтвердил Эйвор. — Таким был весь наш род до обретения силы. Хельдеран, вероятно, уже рассказал тебе про наш дар.

— Немного, — призналась я.

— Я просил его этого не делать, — улыбнулся уголками губ мужчина. — Но как и все, о чем я его прошу, он выполняет в точности наоборот. Им так легко управлять. Ты же и в список заглянула, верно? Еще до моего разрешения. Он не мог не показать его тебе.

— Простите, но я не знаю, о чем вы говорите, — постаралась, чтобы голос звучал увереннее, но видно актерское мастерство не моя стихия, а уж в присутствии императора.

Эйвор рассмеялся. Весело, звонко. И эхо подхватило его смех, разнося по всей галерее. Хорошо. Что у дверей не было стражи, иначе они бы испугались: так искажал звуки коридор.

— Я не ждал иного ответа от ребенка моей сестры, — пояснил Эйвор. — Ты очень похожа на Эйтину. Внешне. Судьба у тебя будет другая.

— Другая судьба?

— Счастливая, — пояснил он. — Я не смог уберечь сестру, но я уберегу тебя. — Он внезапно остановился, повернулся ко мне и ласково коснулся волос. — Я обещаю защитить тебя от всего.

— Не нужно. — Меня испугала его откровенность. — Лучше защитите меня от себя.

— Это невозможно, — с непонятной мне грустью ответил Эйвор. — Но я найду того, кто сможет. Даю тебе слово императора.

Я молчала, не зная, что можно ответить на такое. Но ответа он и не требовал. Мы продолжили путь, минуя все новые светловолосые портреты, пока наконец не остановились перед одним из последних. С него на нас смотрела моя взрослая копия.

— Мама…

Я подошла ближе, привстала на носочки, чтобы лучше разглядеть каждую черточку дорогого лица. Едва удержалась, чтобы не коснуться холста. Но тогда бы все волшебство видения распалось. И я смотрела. Просто смотрела на такое родное лицо.

Все начало расплываться перед глазами, а мне в руку лег холодный носовой платок. Император.

Я обернулась в поисках поддержки, поймала обеспокоенный взгляд своего… дяди? И бросилась к нему. Больно. В груди все сжималось, становилось тяжело дышать. И слезы, соленые капли так и текли по щекам, губам, подбородку.

Лоб уткнулся в теплую ткань. Меня аккуратно прижали к груди. И принялись гладить по голове, утешая без слов. А слезы продолжали течь.

Не знаю, какая полагается награда за порчу имущества высшего аристократа, коим являлся император. Но я сполна ее заслужила. Рубашка его величества промокла весьма основательно.

— Простите, — что я еще могла ему сказать? Пообещать так больше не делать? Нет. Я знала, что сорвусь снова, если приду сюда. Просто сорвусь.

— Это я должен извиняться. Не нужно было разрешать тебе входить сюда.

— Нет…вы не можете…

— Уже поздно что-либо менять. Но если бы мог, я бы не позволил, — спокойно сказал император. — Идем, твой страж должно быть тебя заждался.

К выходу мы шли медленно. Я то и дело оглядывалась, запоминая дорогу, вспоминания мамино лицо на портрете, пытаясь найти в своей памяти хоть частичку прошлого, где мы были вместе.

— Ваше величество, — позвала я. Мужчина остановился и выжидающе посмотрел на меня. — Почему вы мне снились? И та кукла… — я понимала, что несу какую-то чепуху, но… — я думала ее подарила мама, но во сне это были вы. Я не понимаю.

— Я подарил куклу, — медленно подтвердил император. — Но ты была совсем маленькой и забыла. Дети часто забывают незначительные моменты своей жизни.

Незначительные? Нет, я так не думала. Мне был слишком дорог этот подарок, чтобы забыть. Я ведь считала его маминым. Маминым, а не императорским. Но сон говорил об ином. Да и не крохой я там уже была, чтобы забыть. Или… мне помогли забыть.

— Понятно, — медленно протянула я. Очарование императора постепенно развеивалось. — Ваше величество?

— Да, Кирин?

— Почему мне нельзя покидать дворец?

— Не покидать. Выходить за пределы. Если ты желаешь посетить дворец матери, ты всегда можешь воспользоваться порталом. Я запретил только прогулки вне дворцовых стен. Я ответил на твой вопрос?

— Да, милорд.

— Необязательно звать меня милордом наедине. У меня есть имя. — Император остановился у дверей. — Иди, Эйстон должно быть тебя заждался.

— А вы?..

— У меня еще есть дела здесь. Некоторые портреты изменились с моего последнего посещения и необходимо распорядиться, чтобы ими занялись, — в голосе императора слышалась едва скрываемая досада, но лицо было благодушно, как и положено старшему родственнику. — Лорд Эйстон уже рассказал тебе о приеме? Пара часов вечером, я не хочу утомлять тебя. С семьей ты сможешь познакомиться завтра, хотя многие прибудут уже к вечеру.

— Да, он сказал.

— Отлично. — Император подтолкнул меня в спину. — Иди, галерею придется закрыть на некоторое время.

Он остался стоять по сторону дверей, когда они распахнулись, чтобы выпустить меня.

Мой личный страж терпеливо подпирал стенку, заплетая свою гриву в косички. При виде меня он поднялся и предложил руку, даже не попытавшись распутать уже готовые косички. Впрочем, они начали распутываться сами, как будто кто-то невидимый озаботился сохранностью образа сурового лорда-мага.

— Оставьте, — попросила я. Ему и правда шли эти мелкие косички на висках. Так он казался не таким серьезным и чуточку добрее. А уж с его вечно насмешливым взглядом и усмешкой, эти маленькие змейки и вовсе выглядели крайне органично.

— Хотите, чтобы я походил на выходцев Юга? — удивленно заметил Эйстон, но разрушение кос остановил.

— Юга? — я задумалась. Да, точно, сегодня я уже видела такие прически у некоторых из предков. Так значит, они были южанами?

— Да, так было принято среди, как мы сейчас это называет, цвета аристократии. Но там внимание уделялось не столько косам, сколько вплетенным в них бусинам. По их цвету и количеству можно было судить о славе воина.

— И кто вы, судя по вашим косам? — не преминула уточнить я.

— Лорд Эйстон, — усмехнулся мужчина. — Я же не южанин.

— А были бы южанином?

— Был бы южанином — украл бы свою прекрасную собеседницу, — рассмеялся маг. — У них похищение невесты в чести.

— Но я не невеста.

— Невеста, — улыбнулся Эйстон. — очень завидная невеста, так что готовьтесь, ваша светлость. Вечер будет не из легких.

— Но ведь мой страж мне поможет? — смеясь спросила я. От прежнего расстройства и следа не осталось.

— Как будет угодно леди. — Мужчина еще и поклонился, и руку поцеловал. Но было видно, что и ему смешно. — Но в таком случае вам придется терпеть меня весь вечер.

— Лучше знакомое зло, — состроила умную рожицу я. Долго не выдержала и рассмеялась. — Вы предлагали осмотреть сад, думаю, самое время воспользоваться вашим предложением.

Сад простирался на многие километры вперед, а начинался сразу же за дворцом. Шла вторая половина дня, и полуденное солнце медленно клонилось за горизонт, превращая зной в бархатную теплую дымку.

Как и всегда бывает в такие часы, сад наполнялся посетителями. Парочки всех возрастов выходили на прогулку, чтобы насладиться свежими ароматами расцветающих трав, пройтись по опадающим на дорожки лепесткам отцветающих деревьев, вдохнуть чистый ветер, подставляя лицо его ласковым объятиям, и провести время наедине.

Только здесь, предоставленные сами себе, обитатели дворцовых покоев могли почувствовать себя свободными. До известной грани, но… Как порой приятно отдаться во власть иллюзий.

Несмотря на благоприятный для прогулок час и обилие гостей, никто не обращал на меня внимания. Словно здесь все сословные границы стирались и было совсем не важно, кто ты: обладатель редкого пепла или темноволосый смуглый простолюдин. Хотя последних в императорский сад не пускали.

— Посторонись! — Громкий вопль сзади заставил меня отшатнуться. Но, судя по мгновенной реакции прижавшего меня к себе стража, уворачиваться следовало в другую сторону.

— Митара, — недовольный окрик раздался спустя пару мгновений, но остановить пронесшийся мимо нас вихрь не смог. — Мита, здесь не место для побегов.

Высокий, светловолосый мужчина, как две капли воды похожий на императора, остановился рядом с нами.

— Ваше высочество, — поспешил приветствовать Карона Майкла Таргелея Эйстон.

— Лорд, — мужчина кивнул ему в ответ, внимательно оглядел моего спутника и перевел взгляд на меня. — Кирин? — с удивлением выдохнул он. — Эйвор решил вернуть тебя во дворец? В его стиле, — заметил глава всего Восточного сектора.

— Ваше высочество, — только и нашла что сказать я.

— Ваша светлость, — вернул мне титулование Карон. Называть его дядей, как впрочем и императора, у меня язык не поворачивался. — Рад видеть вас взрослой. Вы стали поистине украшением нашей семьи.

— Благодарю за…

— Не стоит, Кирин, — одернул он. — Если Эйвора и стоит опасаться, дела империи для него занимают первое место, то я могу позволить себе побыть другим. Поэтому опустим некоторые условности, хорошо? Я стараюсь избежать их плена, но каждый раз, как оказываюсь во дворце…

— Ваше высочество, это вы потеряли? — С недовольством на лице к нам приближался одетый в форму гвардейца маг. Возможно, кого-то бы и мог ввести в заблуждение его маскарад, но только не жителя столицы. Эти холодные колючие глаза умели отличать все, кто хоть раз их видел. А здесь их видели часто.

— Благодарю, Айстор, но в ваших методах не было необходимости, — с укоризной взглянул на мага Карон и перевел взгляд на его ношу: мужчина за ворот держал невысокую темноволосую девочку, лет на шесть-семь младше меня. Она зло сверкала глазами, вырывалась, пыталась пнуть обидчика, но против квалифицированного мага… все ее старания были обречены. Если и попадет, то удар пройдет сквозь мужчину, не причинив ему вреда. Такие уж они, эти маги.

— Нарушение порядка в императорском саду карается гораздо строже, — напомнил названный Айстоном. — Но нам сообщили о вашем пожелании. Изволите забрать или нам провести воспитательную беседу?

— Никуда я с вами не пойду! — девочка в руках мага отчаянно дернулась.

— В этом нет необходимости, — распорядился принц. Айстон недовольно скривился, но не подчиниться приказу не мог и поставил девочку на землю.

Едва ее ноги коснулись твердой поверхности, она забежала за спину Карона. Маг неодобрительно хмыкнул.

— Ваше высочество, если мне позволено будет сказать, — начал он.

— Не позволено, — быстро пресек любые разговоры Карон. — Благодарю за верную службу. Дальше мы справимся сами.

— Как угодно милорду. — Маг поклонился, но та злоба, с которой он взглянул на притаившуюся за спиной принца девчушку, могла бы сжечь весь сад, если бы он дал ей выход. Но… принц приказал отступить.

— Прошу прощения, — извинился перед нами Карон и ловко поменялся местами с девочкой. Теперь она стояла прямо перед ним в нашем окружении. — Митара, разве я разрешал тебе убегать?

— Но ты не говорил, что я должна оставаться в комнате! — весомо, если бы не злые слезы в глазах, сказала девочка.

— Тебе нужно было просто подождать. Ты без браслета, если потеряешься, мне будет сложно тебя найти. Но если ты согласишься его надеть…

— Никогда не соглашусь! — Она даже руки за спину спрятала.

— Если ты продолжишь вести себя неразумно, я сам его на тебя надену, — серьезно сказал принц. — И слезы не помогут. Мы поняли друг друга?

— Лучше бы ты оставил меня дома! — с обидой воскликнула девочка.

— Ты же хотела увидеть столицу? Если нет — могу отправить тебя назад прямо сейчас. Мне это сделать?

— Нет, — тихо, сглатывая и опустив глаза, ответила девочка.

— Вот и славно, — кивнул принц, присел, позволяя ребенку взобраться на свою спину.

Я с изумлением наблюдала эту картину. Принц крови, второй человек в стране, катает на своей спине ребенка не самого лучшего происхождения, судя по ее совсем уж нетипичной для столицы внешности. Это казалось так нереально, что я ждала, что вот-вот проснусь и это чудо прервется.

— Карон, ты взял Митару? — холодно поинтересовался император, появляясь в начале дорожки.

— Решил показать ей мир за границей сектора, — так же холодно отозвался Карон. — Ты имеешь что-то против?

— Не хочу, чтобы ты сходил с ума, если она потеряется. — Мне послышалась неприкрытая угроза в словах императора. — Тебе стоило бы позаботиться о ее безопасности. Я даже готов внести свой вклад. — Он усмехнулся и посмотрел на девочку. — Митара, в покоях Карона тебя ждет подарок. Я был бы признателен, если бы ты примерила. — Девочка промолчала, прячась за принцем. — Карон, жду тебя через четверть часа.

И не обращая ни на кого внимания (впрочем, все и так старались менять направление завидев императора), Эйвор покинул парк.

— Сожалею, но наше знакомство придется перенести, — сказал Карон. — Митара, ты помнишь дорогу?

— Да, — робко кивнула девочка.

— Хорошо, но не убегай. Иначе мне придется пойти на уступку брату. Ты все поняла?

— Я не буду убегать, вернусь в свою комнату и буду тебя ждать.

— Умница, — похвалил Карон, наклонился и поцеловал ее в лоб. — Будь хорошей девочкой. Тогда, когда вернемся, сможешь побыть плохой. Обещаю не сердиться.

По тому, как медленно он уходил, было видно, что принц сомневается. Митара же так и стояла на месте, не делая ни единого шага в сторону дворца. Наконец, Карон скрылся из виду, а девочка отошла к дереву и села под ним.

— Тебя проводить? — осторожно спросила я. Запомнить всю планировку дворца с первого раза я не смогла, и если бы не мой спутник заблудилась бы тут же. Вероятно, девочка тоже не знает куда идти?

— А вы знаете дорогу? — Она несмело глянула на меня из-под длинных, как у куклы, ресниц.

— Мой спутник знает, — прошептала ей на ушко, бросив взгляд на Эйстона и поймав его кивок. — Идем?

Глава 10

Покои Карона Таргелея, принца династии, охранялись едва ли не лучше всех в императорском секторе. Помимо охраны предоставленной императором, у дверей дежурили и одетые в форму восточного сектора коротко подстриженные молодые люди с чересчур незапоминающимися лицами.

Заметив Митару, они в темпе расступились и, придержав двери, пропустили нас. О том, что мы можем как-то навредить их начальнику и речи не было. Неужели они настолько доверяли спутникам девочки? Или это моего стража все знали в лицо?

— Спасибо. — Митара кивнула, поблагодарив стражу, и с интересом посмотрела на меня. — Что мы будем делать?

— Делать? — переспросила я, несколько удивленная таким быстрым переходом из категории малознакомых лиц в доверенные или, по меньшей мере, неопасные.

— Да, до ужина еще есть время. — Девочка указала на часы на камине. Я даже немного позавидовала: и сама бы не отказалась от таких.

— А ты идешь на ужин? — удивилась я.

— Карон говорил, что возьмет. А если он обещал, то непременно сделает, — пожала плечами девочка. — Ему можно доверять?

Учитывая, что выжидающе девочка уставилась на меня, не доверяла она магу.

— Можно, — шепотом, для большей таинственности, сказала я и, поднеся палец к губам, призывая хранить молчание, добавила: — Только это тайна.

Митара рассмеялась и тут же с преувеличенной опаской, принялась на цыпочках красться в соседнюю комнату.

— Нам туда, — шепотом пояснила девочка, коснулась дверной ручки и потянула на себя. Я зашла следом.

Небольшая гостиная, хотя проще было назвать ее предбанничком, имела еще два входа-выхода. И вот в один из них и подалась Митара, то и дело оглядываясь на меня.

Она так и осталась ждать у двери, пока в комнату не зашел Эйстон, и только после этого щелкнула замком.

— Я не люблю чужих, — объяснила девочка, прошла к окну и затянула шторы. Теперь в комнате царил полумрак, который совсем скоро начнет все больше темнеть, пока, наконец, предметы не потеряют своих очертаний.

— А разве мы не чужие? — поинтересовался Эйстон, опираясь спиной на стену и складывая руки на груди. Его ситуация забавляла — это было видно по глазам, но ничем другим он своего пренебрежения не выдал, оставаясь в рамках этики личных стражей: дела объекта защиты всегда приоритетны и необсуждаемы.

— Вы — да, — согласилась девочка, — но она — нет.

— Я нет?

— Ты другая, — пояснила малышка. — Как Карон. Он отличается от его величества.

Девочка замолчала то ли не желая продолжать, то ли не считая нужным объяснять элементарное для нее знание. Вместо этого она обошла кровать, осторожно тронула небольшую синюю коробочку приоткрыла крышку и тут же закрыла, недовольно оттолкнув ее в центр кровати.

— Позволите взглянуть? — маг сделал шаг вперед и, дождавшись равнодушного пожатия плечами, заглянул внутрь. — Из последнего выпуска, — прокомментировал Эйстон подарок императора. — Полностью готов к работе. Примерите?

— Он не снимется, если примерю, — с негодованием отказалась Митара. — А я не хочу, чтобы за мной следили. Это… кощунство так поступать.

— На Востоке не носят браслеты? — заинтересовалась я. Память не преминула выдать эпизод с Тордаком, но у юноши был браслет и он не был столь категорично настроен именно против данного аксессуара.

— Вольные не носят браслетов, — с гордостью сказала девочка. — Вольные не кланяются вашему идолу.

— Идолу?

— Императору, — скривившись пояснила девочка. — Но нас осталось так мало…

— Больше, чем хотелось бы империи, — усмехнулся Эйстон и добавил: — Такие разговоры не сделают вам чести, юная леди. Его высочество будет недоволен.

— Его высочество разрешает мне говорить!

— Но не со всеми, верно? — Девочка помрачнела. — С леди Кирин не стоит говорить о политике. Его величество будет крайне недоволен.

— Его величество не мой господин.

— Но он господин вашего хозяина, — спокойно пояснил Эйстон. — Будет лучше, если мы уйдем и все вместе сделаем вид, что ничего не было. Кириниса, — официально обратился ко мне маг, — вам еще нужно успеть переодеться к ужину. И, как мне сообщают, — он взглянул на браслет, — у вас весьма настойчивые гости. Мое почтение, Митара.

Маг взял меня под локоток и вывел из комнаты. Девочка ничего не говорила, лишь грустно провожала меня глазами. Как будто уже не в первый раз ее так стремительно покидали.

— Зачем? — едва оказавшись в коридоре, громко спросила я, вырывая свою руку из захвата. — У нас еще есть время.

— Вам не стоит общаться с, — Эйстон усмехнулся, — вольными. Они несколько далеки от идеологии, но сил отстоять свой уклад у них не нашлось. А эти их речи — бесполезная трата времени.

— Возможно, но… У нее нет браслета, почему?

— Они не приняли империю, — спокойно ответил маг. — Но император простил их дерзость.

— Но если он простил их, почему их так мало? — мне не давал покоя этот вопрос. Ведь, если они являются частью нашего сообщества, почему о них никто не знает?

— Им подарили прощение, позволили жить на прежних местах, но… закон не защищает вольных. Они вне закона, а значит рабы. Большинство столичного обслуживающего персонала именно из их числа. Разве вы не заметили сходства?

Я замерла. Да, сходство с теми, на ком никогда не останавливался взгляд, было. Смуглые, невысокого роста, темноволосые люди с несколько более узкими глазами, чем были у нас. Быстрые и незаметные, стремящиеся как можно лучше выполнить свою работу и скрыться с глаз, ведь все привлеченное ими внимание оборачивалось наказанием. Для них. Любой столичный житель мог легко выместить злобу таким образом, а если еще и высказать недовольство поведением раба… Да уж, приятного мало. Но это вольные? Эти избитые судьбой люди — вольное гордое племя? Здесь должна быть ошибка. Просто обязана.

— Сходство есть, но разве стали бы вольные рабами. И если император их простил…

— Леди Кирин, вы поражаете меня. Прощение императора — ни в коем случае не защита. А уложение о долгах еще никто не отменял. Как и трудовой кодекс. Никто не может получить работу не будучи имперцем. Принадлежность империи должна быть подтверждена чем? — Эйстон поднял правую руку чуть выше и обнажил запястье, демонстрируя браслет. — Любой, кто отказывается от ношения устройства идентификации, выпадает из системы государства. Он не может претендовать ни на какие права и пользоваться правами. Никто не возьмет на работу вольного, они не контролируются системой.

— Тогда как им выживать?

— Смирить свою гордость, — жестко ответил маг. — Но им это уже не поможет. Выбор сделали их предки, нынешнее поколение только расплачивается за недальновидность прародителей. Всех вольных ждет рабство, только так они смогут войти в нашу систему.

— И дети? — Мне опять вспомнилась Митара.

— И дети, — равнодушно подтвердил маг. — Но если вы беспокоитесь о девочке — это излишне. Карон ревностно относится к своей собственности. Да и вы сами видели, Митаре предлагают свободу. Происшествие беспрецедентное, но девочка сама отказывается. Так что последствия на ее совести.

— Это неправильно, — прошептала я, тяжело выдохнула, сжимая пальцы в кулаки. Больно осознавать, что не в силах изменить чужую судьбу. Больно осознавать, что и над своей не властен.

Эйстон вел меня по пустым коридорам. Никто не шел нам навстречу, никто не сворачивал с пути, никто не следовал за нами. Императорский сектор как будто вымер.

— Куда мы идем?

— Ваши покои готовы. Ни к чему стеснять принца, — пояснил маг. — Кроме того, ваши гости ожидают вас именно там. Будет невежливо игнорировать их присутствие.

— Гости? Кто желает меня видеть?

— Один весьма невежливый молодой человек.

— Димитрий?

— Именно он. Мне присутствовать?

— А вы можете уйти?

— Постоять за дверью, — усмехнулся мужчина. — Иное будет нарушением моих должностных обязанностей.

— Но разве вы не нарушите их, оставшись за дверью?

— Миледи, разве я давал вам повод усомниться в моих способностях? В случае с этим вашим гостем я могу проконтролировать ситуацию и стоя за дверью, но если вы мне не доверяете, я не откажусь поприсутствовать при встрече. Думаю, это будет познавательно.

— Вы не можете!

— Могу. И вы только что дали мне повод это сделать.

Я подавилась на полуслове. Вот как с ним можно разговаривать?! Он же совершенно невыносим и это… мой преподаватель? Нет, преподавателем я его не ощущала. Разве что такой дисциплины как ‘способы перевернуть все с ног на голову’. Да и то я бы сменила… наставника.

— Прошу.

Мне вежливо придержали дверцу, пропуская внутрь.

Димитрий при моем приближении тут же поднялся и легко кивнул, отдавая дань почтения. Он бы не преминул и легонько коснуться губами руки, но, заметив вошедшего следом лорда Эйстона, сжал зубы и остался стоять.

— Вы не оставите нас? — вежливо, но непреклонно, так, что просьба больше напоминала приказ, осведомился Димитрий.

— Моя подопечная высказала неуверенность в моих способностях обеспечить ее безопасность при моем нахождении в другой комнате. Соответственно, я не могу пойти вам на уступки. Да и ваша репутация, Димитрий, заставит любого задуматься о нравственности. Таким образом, разве я могу оставить вас наедине?

— То, что я хочу сказать, касается только нас с Кирин.

— Вас с леди Киринисой. Проявите уважение, вы во дворце и, насколько мне подсказывает моя память, вы не были представлены при должных обстоятельствах. И, пока официальный опекун леди не разрешит, вы не можете оставаться наедине.

— Ваша репутация также не отличается кристальной чистотой, — язвительно откликнулся Димитрий.

— Моя репутация в свете не имеет никакого отношения к моей работе. А последняя не вызвала нареканий со стороны опекуна леди. Но, юный лорд, если вы и впредь желаете пообщаться со мной о вопросах репутации, не лучшим ли будет решением отпустить леди отдыхать? День у миледи выдался непростой.

— Прошу меня извинить, — Димитрий вновь поклонился мне. — Если ваш сопровождающий позволит, я бы хотел пригласить вас завтра на прогулку. По императорскому парку. Мы не выйдем дальше первых границ сада.

— Я… — но ответить мне не дали.

— Миледи рассмотрит ваше предложение, — пообещал маг и пренебрежительно вздернул бровь. — Это все?

— Это все, что я могу сказать при вас, — особенно выделил вторую часть Димитрий и уже мне: — Мое почтение, миледи.

Ответить я не успела, Димитрий буквально выскочил из гостиной. Только что дверью не хлопнул. Я с укоризной посмотрела на совершенно спокойного мага. На губах этого сероглазого наглеца блуждала легкая улыбка, а в глазах не было ни капли раскаяния.

— Вы специально не дали нам поговорить!

— Разумеется. — Он даже не стал отпираться.

— Почему?

— Вы желаете знать? — Лорд Эйстон сделал шаг ко мне, оказываясь в непозволительной близости.

— Да, — с губ сорвался полушепот. Я боялась отвести взгляд от его лица, чтобы не пропустить… Не пропустить что?

— Этот день, — тихо начал он, своим дыханием щекоча мне ушко, — вы отдали мне. И я не желаю делить это время с кем-либо еще.

— Вы…

— Я, — усмехнулся маг, заглядывая мне в глаза. — Или вы желали бы видеть здесь кого-то другого? Признайтесь? — Он наклонился совсем близко. Еще чуть-чуть и он коснулся бы моих полуоткрытых от удивления губ. — Признайтесь, вы бы хотели видеть здесь другого?

Я не смогла соврать. Глядя ему в глаза, чувствуя его дыхание, слыша, как быстро бьется мое встревоженное сердце… Я не смогла соврать.

— Нет…

Он улыбнулся, осторожно положил руку мне на пояс, не давая отстраниться, и осторожно, как это бывает в первый раз, коснулся губами моих губ. Нежно, как легкий ветер, как флер весенних ароматов. Бережно, как будто боялся разбить. И чувственно, как может только уверенный в себе мужчина. Он подчинял, заставлял покориться, раствориться в нем и… не встречал сопротивления.

И когда он отстранился, выпустив меня из своих объятий, лишив своей близости, меня накрыло разочарование и горькое осознание. А он улыбался, стоял и улыбался, понимая, что больше я не смогу его забыть. А мне становилось больно. Больнее с каждой секундой. И стыдно. Потому что этого не должно было произойти, не должно было случиться, я не должна была…

Я сбежала. Бросилась в соседнюю комнату, не глядя, куда я попала, и заперлась, благо замок здесь имелся. И только там, оставшись наедине с собой, я провела пальцами по припухшим губам и разрыдалась. Навзрыд, не думая о том, что он услышит. Ведь… он все равно услышит, но не поймет.

Пожалуйста, пусть он ничего не поймет! Пусть думает, что обидел. Пусть винит меня за детскость. Пусть… пусть просто злится. Но, пожалуйста, пусть ничего не поймет. Я не хочу, чтобы понимал, не хочу… Пусть лучше уйдет.

И я сидела на полу не чувствуя холода, сидела, обнимая коленки и глупо смотрела в потолок, не в силах подняться. А слезы текли. Медленно, но не переставая. А я понимала, что не смогу без него. Без этого нахального мужчины. Нахального, но надежного. Странного, но терпеливого. Далекого, но такого родного.

И я не знала, что скажу Димитрию. Как смогу пойти с ним на прогулку. Ведь он ждал, он был терпелив. А я… мне было неприятны его поцелуи, хоть дальше обычных чмоков мы не зашли. Но он ждал, он давал мне время, а я… Я не смогла ответить ему тем же.

Я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я успокоилась и вышла. Наверное, глаза еще были красные. А может и нет. Мне было все равно: слезы забрали с собой все чувства, осталось только одно — пустота. И это было прекрасно: не думать ни о чем, ни о чем не переживать, ни в чем не сомневаться. И я думала, что все так и останется, я просто посмотрю ему в глаза, извинюсь за свое поведение и уйду переодеваться к ужину. Ведь совершают люди ошибки, поддаются глупым порывам. И я поддалась. Я же могу быть слабой, я же человек… Обычное, слабое создание с правом на ошибку.

Он не заметил моего возвращения: слишком был сосредоточен. Мужчина сидел в кресле в гостиной, и смотрел куда-то перед собой. Он казался бы совершенно спокойным, но его пальцы стучали по подлокотнику в такт мыслям, то медленно, то яростно.

— Вы должны забыть все, что произошло сегодня, — тихо, но как можно тверже сказала я, вырывая его из раздумий.

Мужчина поднялся тут же, смерил меня взглядом, останавливаясь на лице, но промолчал. Только губы превратились в две тонкие напряженные линии.

— Я готов понести ответственность, — спокойно, как будто давно уже все обдумал, сказал маг.

— Мне ни к чему ваши жертвы, — я тоже успела подумать.

— Это не жертва.

— Хорошо, — выдохнула я. — Это не жертва для вас, но не для меня. Вы свободны. Не думаю, что мне грозит опасность здесь.

— Я не могу вас оставить.

— Можете. Если это приказ.

Мужчина промолчал, но такая покорность далась ему с трудом. Мне на мгновение даже стало страшно, когда я вспомнила про возвращение в школу. Ведь он тоже там будет. И власть будет на его стороне. Но пути назад уже не было, и мне оставалось ждать.

Он покидал мои комнаты медленно. Очень медленно. Словно ждал, что я остановлю. И… мне хотелось его остановить. Все же даже один день проведенный в окружении мало знакомых людей заставляет привязаться к тому единственному, кто был с тобой всегда. А именно он был со мной. Пусть и тенью, но надежным и верным тылом. И оставаться одной мне до жути не хотелось, но и видеть его я просто не могла.

Перед глазами снова вставал Димитрий. Его доброе лицо, понимающие глаза и бесконечно притягательная, располагающая улыбка. Он был бы мне хорошим другом, но смогу ли я быть с ним? Ведь, как не старалась, я не влюбилась.

Я глянула на браслет, желая узнать время, и поняла, что у меня осталось еще около двух часов. Так много и так мало. Много — для одинокого сердца, что грустит, и мало — для того, кто ищет. А сейчас, оказавшись во дворце, я понимала, как мало мне осталось до момента выбора.

Коснулась браслета, нашла список и перевела его на экран в гостиной. Двенадцать имен. Десять из которых просто буквы, два из которых — часть моей жизни. И я не смогу выбрать никого из этих двоих: один — слишком дорог, другой — слишком близок.

Наверное, это бич империи, делать друзей непримиримыми врагами, которые всю жизнь будут мстить друг другу за погубленную судьбу. Мне такого не хотелось. Значит, остается еще десять кандидатов. Но как мне увидеть их, выбрать того, кто хотя бы не противен? Но того, кого я смогу всегда отпустить. Почему отпустить? Браки аристократов редко счастливые, чаще — это временные союзы для рождения детей. Люди сходятся, делают свое дело и просто расходятся, больше никогда не собираясь. А зачем, ведь общего у них всего ничего — только дети, которые со временем поступят точно так же, полностью перенимая образ жизни родителей, становясь верной опорой империи, преданные только императору.

Десять имен. Невелик выбор, но это лучше, чем узнать мужа на свадьбе. Десять имен, десять незнакомых мужчин. Разного возраста, разного положения, разного влияния, но условно одобренных императором. Их он готов терпеть.

Узнать возраст по лицу я не могла, а потому просто выбрала до тридцати пяти. Осталось всего четыре кандидата. Почему именно столько? Я не представляла себе никого, кто был бы старше меня в три и более раз, рядом. А при современной медицине жизнь продлевали и до трех сотен, сохраняя тело молодым и красивым. Но душа, сознание… вряд ли мы сможем сосуществовать. Слишком разные натуры, дети каждый своего времени. Нет, если и выбирать себе спутника, то он хотя бы должен меня слушать. И слышать. Хотя это из разряда нереального.

С сожалением я посмотрела на первого кандидата. Арон Глэн. Сложно было не оценить по достоинству этого молодого светловолосого мужчину едва разменявшего третий десяток. Он был красив, но при этом оставался мужественен. Широкие плечи, высокий рост, ни единого лишнего грамма веса. Сложно было не заметить его в толпе. Сложно было не увлечься.

Даже у меня, некогда далекой от театральных подмостков, была его фотография. В шкафу, под стопкой одежды, чтобы никто не нашел, но была. И я доставала ее иногда, чтобы полюбоваться на образец настоящего мужчины, каким он казался с экрана. Ни на один спектакль я так и не пошла, чтобы не разрушать иллюзию суровым клином реальности. И теперь я могу его выбрать? Я бы просто хотела на него посмотреть. Но смогу ли удержаться от испуга, увидев его настоящее лицо, или навсегда останусь его преданной поклонницей. Как мне казалось, ответ был уже совсем рядом.

Следующим мне с экрана иронично улыбался Фуад Эстерга. Южанин, семья которого так и не перебралась в столицу, но осталась править Югом. Один из ближайших соратников императора, крупнейший поставщик драгоценных камней и полулекарственных, а попросту просто наркотических, трав в столицу. Вдовец. Тридцать пят лет. Дети — уже есть. Ему я могла пригодиться разве что для статуса. Ведь по любви южане женятся впервые, а все последующие браки просто формальность. Возможно, он именно этим привлек императора? Стоило подумать. Все же во мне жила надежда, что с племянницей императора он будет обращаться иначе, нежели любой южанин со своей законной супругой.

От таких размышлений мне становилось грустно. Трудно выбирать себе спутника оценивая его по наряду, а уж того, с кем предстояло провести годы — и вовсе невозможно.

Третьим и, пожалуй, самым интересным персонажем был некто Вард Вайлин. Информации о нем практически не было, только стандартные анкетные данные, как то возраст, место рождения, рост, вес и последним значился род занятий — маг. На этом данные заканчивались и даже изображения не имелось. Помнится, точно такая же ситуация была с Анданом Эйстоном. То есть это Вард Вайлин может оказаться любым человеком во дворце. Веселенькая перспектива. Хотя может так и правильно. Если он мне понравится сам по себе, а не из-за списка.

В груди больно кольнуло. Мне уже успел понравиться один из магов. И ничего хорошего это не принесло. Более того, как теперь с этим всем разбираться я не знала. Нельзя никем увлекаться. Просто нельзя, это нарушение правил дворца. Это нарушений правил выживания здесь. А жить с человеком без любви… Как ни подумаю, так мерзко становится. Неужели ничего нельзя сделать? Но если я выберу лорда, что помешает императору точно так же, как и недавно Димитрия, выставить в неприятном свете. И хорошо если только в неприятном. У нас же монархия, любой каприз императора — закон для граждан.

Я с силой зажмурилась. Нет, не хочу обо всем этом думать. Просто не хочу. Но надо. Правила выживания говорят о том, что самое ценное в нашей жизни информация, и лучше просмотреть предоставленный минимум, а после поискать и в других местах.

Последним, кто подходил мне по возрастному критерию, оказался почти мой ровесник — всего девятнадцать. Сын советника Лейворея, по слухам личного друга императора. Юноша, который мог выбрать любое учебное заведение, но который предпочел армию. С изображения мне улыбался стриженный под ежика юноша с темными, как смоль, волосами. Красится? Скорее всего.

При службе в армии наравне с остальными, лучше не выглядеть лордом, хотя бонусы от начальства и так будут. Ведь не может быть, чтобы руководство не знало сына ближайшего советника в лицо.

— А где твой страж?

Хель пришел как всегда внезапно, но к месту. Быстро взглянул на экран, хмыкнул при виде юноши, и вздернул бровь:

— Нравится Актор?

Я пожала плечами. Он хотя бы не пугал меня своими южными замашками, да и на вид был довольно мил. Загорелый, с искренней, хотя это могла быть и великолепная игра, улыбкой, добрыми синими глазами. А про его тело и вовсе можно было ничего не говорить — сразу становилось понятно, что тут постаралась не медицина.

— Он сегодня будет, — усмехнулся брат. — Отец решил представить тебя еще и малому кругу. Из твоего списка это Лейвореи, Эстерга и Эйстоны. Сможешь посмотреть на них поближе. И даже потрогать, — насмешливо закончил Хель. — Актор вряд ли будет иметь что-либо против.

— Ты говоришь, как будто с ним знаком.

— Рин, конечно, я с ним знаком. Я со всеми ними знаком если не лично, то заочно. А Актор, к тому же, сын ближайшего советника, как думаешь, много времени его отец проводит во дворце? А здесь принято приучать детей к делам семьи с самого детства. Он еще ходить не умеет, а солдатики у него уже полная копия армии. Со всеми подробностями и навыками. Такое минивойско из активных кукол. Устраивай сражение или выставляй караулы, они будут нести службу, а ты просто смотри.

— И какой он?

— Служить под его командованием я бы не хотел, — честно признался Хель. — Выживаемость у его отряда, конечно, на уровне. Но он очень многое делает из личных симпатий, как впрочем и все здесь, так что если новенький ему чем-то не угодит, да и еще и будет обделен происхождением… Он не вернется. Его просто не будут спасать.

— И никто не вступится? За простолюдина? — Хель вздернул брови. — А зачем? Количество жителей столицы строго лимитированное число. Если появится место, возьмут кого-то более полезного и благонадежного. Тот, кто за меньшее, будет готов боготворить благодетеля. Но мы отвлеклись, ты уже выбрала, как пойдешь на ужин? Если хочешь произвести впечатление, стоит поторопиться.

— А оно того стоит? Это впечатление?

— Стоит, — серьезно ответил брат. — Первое правило столицы: неважно, есть у него что-либо или за душой ничего, выглядеть ты должен как сам император, и тогда ты получишь все, что хочешь.

— Пока о сопернике не узнает твой отец.

— Умный вовремя отступит, — заметил Хель. — Зачем ты отослала Эйстона?

— Я не хочу об этом говорить, — поморщилась я. Да уж, меня теперь все будут об этом спрашивать?

— Он сделал что-то не то? — не отступал брат. Хель присел рядом на диван и обнял меня за плечи. — Мне-то ты можешь сказать?

— Он ничего не сделал. Не стоит беспокоиться. И, как ты говорил, умный вовремя отступит?

— Хорошо, больше спрашивать не буду. — Примирительно поднял руки вверх принц. — Но впечатление же производить будем?

— Будем, — улыбнулась я брату. Он кивнул и быстро поднялся. Подошел к двери и пропустил в комнату целую толпу незнакомых людей в устрашающих нарядах. Такие только на экране появлялись во время модных показов. Ужас настоящий. — У вас час, чтобы сделать из юной леди принцессу.

И он ушел. Просто ушел, оставив меня на растерзание этим хищникам, которые, судя по плотоядным ухмылкам, уже давно ждали своего часа. Я в который раз пожалела, что людям летать не дано. Ведь окошко совсем рядом, а там ищи меня с северным ветром.

Неожиданно усмехнувшись один из ‘модных’, будто издеваясь, подошел к окну, дернул за ручку, проверяя закрыто ли, и дал отмашку остальным начинать. Мне оставалось только послушно засеменить за девушками и позволить себя одевать и красить.

Час пролетел быстро и почти безболезненно. Но по сравнению с работой Манир это были такие мелочи, что и упоминать жалко. А еще, что сразу бросалось в глаза, пока девушки работали, они ни разу не помешали друг другу до того их движения были оточены и слажены.

Опять синий. Лазурное платье с открытыми плечами, которые прикрывал невесомый, полупрозрачный, расшитый серебряной нитью шарфик. Ожерелье, на которое я старалась не смотреть, чтобы не дай Боже камни не потускнели от взгляда. Не расплачусь же… Хотя, я же не знаю, сколько у меня содержание.

— Миледи что-то не нравится? Сменить украшения? — мгновенно поинтересовалась девушка, что застегивала на мне эту прелесть.

— Нет, все в порядке, просто… Это же очень дорого.

— Да, — мечтательно простонала девушка. — Это вашей матушки. На данный момент по оценкам экспертов стоимость комплекта, — она кивнула на браслеты и серьги, которые еще предстояло надеть, — больше ста миллионов платежных единиц.

Я едва не подавилась. Да уж, столько на своей шее я еще не носила. Если высокой зарплатой считалось двести-триста единиц, то да уж… Проще украсть набор, чем меня. Хотя, теперь понятно, чем откупаться стоит.

Переместив идентификационный браслет повыше, на запястьях застегнули украшения из набора. Тяжелые, неудивительно, что набор столько стоит. Если его делали уже после открытия облегченных сплавов… да уж, представить страшно, сколько на мне драгметаллов. Интересно, кто подарил это все маме?

— Ваша светлость, мы закончили. — От меня отошла девушка, что колдовала над моим лицом. И пусть никаких неприятных ощущений я не испытывала, внутри сидел страх, вдруг там вышло что-то не то и я теперь страшная.

— Все закончили? — попыталась я хоть немного соответствовать образу капризной аристократочки. — Я хочу зеркало.

Зеркало принесли тут же. Как будто держали наготове. А может, и держали, просто макушкой я ничего не видела позади себя.

Увиденное заставило меня немного засомневаться в выборе направления. По сравнению с этим милым, но на вид совершенно недалеким чудом, образ, созданный ранее Манир, казался придорожным чучелом. Здесь же все было идеально. Идеальный разрез глаз, идеальный нос, идеальные губы, идеальная кожа… Так вот сколько ты стоишь, идеальное лицо на вечер! Час работы дворцовой команды и неограниченный резерв платежных единиц.

— Вам нравится? — тихо поинтересовалась та из девушек, что укладывала волосы.

— Это не я, — честно ответила. — Я не могу быть такой.

— Можете, — добродушно протянула другая. — Все могут быть красивыми. Просто не все хотят. И если подопечный не хочет, даже мы не сможем помочь. Да и никакая магия не справится.

— А я хочу быть красивой? — закономерно переспросила я.

— Взгляните и решите сами. — Мне вновь продемонстрировали зеркало. — Хотите что-нибудь изменить?

— Нет, — тихо проговорила я, привыкая к своему идеальному виду. Он был несколько необычен, но не лишен очарования. Наверное. Просто мне он казался ненастоящим. Милым. Красивым, притягательным и ненастоящим. Но если все придут идеальными, мне лучше не выделяться. Да, так будет лучше.

Глава 11

Семейный ужин с участием приближенных императора больше напоминал смотр войск. По крайней мере, мне показалось именно так, когда, стоило мне переступить порог, меня тут же смерили пристальным взглядом с два десятка женщин всех возрастов и, задумавшись, вновь вернулись к прерванным делам.

Хель, которые стоял рядом со мной и держал под руку, хмыкнул. После, подумав, наклонился и пояснил:

— Не нашли к чему придраться.

— А если бы нашли? — шепотом поинтересовалась я.

— Если бы нашли, то к нам бы уже спешила какая-нибудь тетушка и с искренним участием рассказывала на весь зал, где и как ты облаж… допустила вольности в трактовке образа для представления семье.

— Понятно.

Интерес мужчин был более длителен, но не столь явен. От их взглядов, что удивительно, мне не хотелось спрятаться за спиной брата. Хотя в первый миг, словив на себе взгляд одного из мужчин (советника Лейворея, — подсказал Хель), я непроизвольно отступила на шаг. Советник снисходительно улыбнулся и отвлекся на молодого человека, перед собой. К нам он стоял спиной, но по темному ежику волос я догадалась, что это его сын.

— Актор, рад тебя видеть.

Конечно же, первым делом мы пошли знакомиться именно к ним. Я с осуждением покосилась на брата, но он был спокоен и уверен в своих действиях, так что мне оставалось только послушно семенить за ним, думая, как не наступить на подол длинной пышной юбки.

Юноша обернулся, поджал губы при виде Хеля и… улыбнулся мне.

— Хельдеран, взаимно. Слышал, ты делаешь успехи в изучении искусства, — юноша хмыкнул. Так вот что он не одобрял!

— Как и ты в военном деле, — вернул ему спорный комплемент Хель. На этом разговор должен был угаснуть, но Актор вновь вспомнил обо мне.

— Не представишь мне свою спутницу? Леди, очарован вами.

Он наклонился и в нарушение правил — все же нас еще не представили — поцеловал мне руку. Неожиданно приятно — губы у него были теплые и совсем не мокрые, как у некоторых. Но я думала не об этом, мне было смешно. Почему? От его слов об очаровании. На меня ведь и в самом деле повесили своеобразный щит, чтобы чужие располагающие чары не смогли принудить к чему-то. Вот только побочным эффектом такой защиты было то самое очарование, которое ныне исходило от меня.

— Вы не единственный, кто покорен моей кузиной, — вернул нас к реальности строгий голос Хеля. Хотя, все это было явно наносное. Если бы он не хотел, то просто не стал бы нас знакомить. А в данном случае… Брат хочет, чтобы этот вечер принадлежал Актору? — Леди Кириниса Таргелей. Титул, полагаю, вам известен.

— Разумеется, — усмехнулся Лейворей-старший. — Приятно знать, что в семью вернулась прекраснейшая ее представительница.

— Только не скажите этого при императрице, — усмехнулся Хельдеран. — Кирин, я хотел бы познакомить тебя с еще один человеком. — И уже Лейворейям: — Разрешите откланяться.

Советник кивнул и возобновил прерванный разговор с сыном, вот только Актор краем глаза все равно следил за нами.

— Как он тебе? — поинтересовался брат, едва мы отошли на достаточное расстояние, чтобы быть вне зоны слышимости моих новых знакомых.

— Сложно судить на первый взгляд.

— Не беспокойся, я более чем уверен, что тебя пригласят в гости. Твоя задача просто определить, не претит ли тебе их компания.

— Нет, все в порядке, — подумав, сказала я. Все же Актор имел приятную внешность и, наверное, у нас найдется о чем с ним поговорить.

— Хорошо. Тогда приготовься, Эстерга проявляет к нам слишком живой интерес, чтобы удержаться от знакомства.

Я бросила взгляд в сторону, указанную братом, и действительно, к нам шел уже видимый мной на изображении мужчина. Даже в угоду дворцу он не стал переодеваться в имперский костюм и щеголял в каком-то халате.

— Ваше высочество, — конечно же, он обратился к Хелю первым, — вы не представите мне свою очаровательную родственницу.

Несмотря на всю свою кажущуюся благодушность, Фуад Эстерга мне не понравился ни капельки. Если на изображении он был довольно интересен, то в жизни казался более хищным и отталкивающим. Он смотрел прямо, даже не скрываясь, как будто оценивал предложенный ему товар. И такое отношение коробило.

— Леди Кириниса, позвольте вам представить Фуада Эстергу, князя Южного сектора. Лорд, рад представить вам мою кузину Киринису Таргелей.

— Моя дорогая. — Вот уж кому протягивать руку было противно, но приличия следовало соблюдать. — Вы поистине украшение вечера. Могу ли я рассчитывать на вашу благосклонность?

Если князь так завуалировано предлагался на роль спутника, то он заслужил четкое и беспрекословное нет. И я почти успела ему об этом сказать, когда к нам подошел еще один человек, который заставил меня смутиться.

— Леди Кириниса Таргелей отдала этот вечер мне, князь. Будет невежливо пытаться убедить ее сменить решение. Вы так не считаете?

Князь считал иначе, но говорить об этом вслух поостерегся, только зло прищурился и поспешил откланяться. А мне… мне было приятно, что он вмешался, пусть я и смутилась от напоминания.

— Леди, ваше высочество, — по очереди приветствовал нас лорд Эйстон, в первую очередь назвав меня. После Фуада с его пренебрежением, это было особенно приятно.

— Лорд, — благосклонно кивнул Хельдеран. — Вы что-то хотели?

— Леди позволила мне думать, что в этот вечер ее спутником буду я. Вы передумали, Кириниса? — И он посмотрел прямо на меня. Серые глаза смотрели внимательно, с тревогой, пытаясь заметить любые отголоски чувств. И это было приятно. Чувствовать, что ему не все равно. И лорд не сказал про очарование. Щит не работал против него?

— Нет, этот вечер ваш. — Мои губы сами растянулись в улыбке, заметив его искреннюю, как мне показалось, благодарность. А мысли… мысли были совсем далеко. И пусть я буду жалеть утром, но этот вечер я все же проведу с ним.

— Ваше высочество? — с намеком произнес маг, протягивая руку мне. — Не беспокойтесь, я в состоянии защитить вашу кузину.

— Не сомневаюсь, — сухо, но без явного неодобрения ответил Хель, взглянул на меня с немым вопросом и получил отрицательный кивок. Нет, все в порядке. Вмешиваться не стоит.

Пока император не пришел, гости имели возможность пообщаться между собой и активно пользовались таким подарком. Интересно, сколько времени осталось до того, как нас почтит своим вниманием его величество? У меня даже начинал просыпаться голод, но садиться за стол до прихода монарха — дерзость. И судя по взглядам на часы, не только меня посещали подобные мысли.

— Я бы хотел извиниться, — тихо сказал Эйстон, когда мы отошли достаточно далеко от чужих ушей. Он еще и проговорил что-то едва разборчивое, но вероятно способствующее безопасности.

— Я принимаю ваши извинения, — быстро ответила я. От воспоминаний о произошедшем кровь приливала к лицу, и мне пришлось отвернуться, чтобы никто не заметил столь явного расположения или же недовольства (кто как интерпретирует).

— Но… — он слишком хорошо разбирался в интонациях, чтобы не уловить просящееся продолжение.

— Но мне бы не хотелось, чтобы это повторилось. Да, я благодарна вам за свое спасение от этого южанина, но не думайте, что вам позволено больше, чем ему.

— И в мыслях не было, — заверил меня мужчина, усмехнувшись. Не поверил. Впрочем, я бы и сама не поверила, после нашего поцелуя. Но так же нельзя!

— Рада, что наши мысли совпадают.

— Вы даже представить себе не можете насколько. — Он еще и шутит! Или… я быстро взглянула на своего кавалера. Шутит. Он улыбался, а значит все, что он говорит не всерьез. Или всерьез, учитывая, что маг всегда вот так насмешливо зыркает?

— Вы случайно не знаете, император задерживается? — решила перевести разговор в иное русло. Увы, новая тема была еще куда более животрепещущей, ибо напрямую касалась еды.

Пожалуй, если бы некоторым из собравшихся предложили продать империю за возможность прямо сейчас покушать, то в числе предателей родины появилась молодая кровь. Более опытные, года присутствующие на подобных ужинах, держались более стойко, но тоже поглядывали на часы.

— Лорд Эйстон. — К нам подошел советник Лейворей. На этот раз один, без сына. — Вы решили вернуться к светской жизни?

— Ненадолго, — усмехнулся маг, а я ощутила, как он придвигается ближе, становясь за моей спиной. — А вы, я смотрю, частый гость таких мероприятий?

— По роду службы. Как, впрочем, и вы.

Советник перевел взгляд на меня, а я смотрела ему за спину, где в дверях появилась, пожалуй, самая странная пара сегодняшнего вечера. Тут даже южанин со своим халатом мерк, что уж говорить про остальных. Вот уж кто не боялся выглядеть иначе. Хотя, если брат императора хоть немного похож на венценосного брата, то неудивительно, что он может позволить себе быть любым. Конечно, с молчаливого одобрения монарха.

Карон Таргелей первым вошел в зал сегодняшнего собрания, жестом поприветствовал кого-то из самых любимых родственников и рывком вытянул из-за спины свою юную спутницу. Митара нервничала, неуютно чувствуя себя под взглядами разряженных господ, которые с пренебрежением рассматривали ее простую зеленную рубашку, темные брюки и сапоги на высокой подметке. Но, спустя пару мгновений, девочка приосанилась и уже как ни в чем не бывало… пошла к столу? Карон не препятствовал, неторопливо следуя за ней.

— Признаться, я думал, он не будет брать ее с собой, — признался советник и обратился ком не: — Вы выбрали лорда своим спутником?

— В этот вечер — да.

— Жаль, Актор был очарован.

— Он бы сам мог выразить свое почтение, — заметил маг не без скепсиса. — Вместо этого пришли вы. Не находите странным?

— Нет. Кому как не мне знать собственного сына, — равнодушно, как будто его совсем не волновал тон Эйстона, сказал Лейворей-старший. — Рад, что император вновь благоволит вам. Ведь тот недосмотр произошел по вашей вине. Леди Кириниса могла пострадать.

— Пострадать может каждый из здесь присутствующих. Даже вы, советник, — Эйстон говорил тихо. Но угрозу в его словах расслышала даже я. Советник же чуть прищурился и иронично улыбнулся:

— Вам так кажется?

— Иногда на меня находит… предвидение, — пояснил сероглазый маг. Краем глаза я уловила, как по его пальцам начали прыгать искорки.

— Вот как. — Советник тоже их заметил. — В таком случае, мне лучше поберечься.

И он ушел. Просто взял и ушел, даже не попытавшись что-либо изменить в своем поражении. Вот только меня больше занимало другое:

— Милорд. — Я развернулась к нему лицом и вскинула голову, чтобы видеть его глаза, и застыла. Он не улыбался: не было ни привычной насмешливой ухмылки, ни бесенят в глазах, ни просто привычного прищура. Вместо этого была ледяная маска отчужденности: он ждал, что я ему скажу, и ничего хорошего не предвидел.

— Миледи? — он выжидал, предпочитая слушать, нежели говорить. Не хотел случайно выдать что-либо еще?

— То, о чем говорил советник… Это правда? Я могла пострадать по вашей вине? Когда такое было?

— До вашего поступления в школу искусств, — признал маг. — Группа старших учеников решила отдохнуть в городе. Один из них повел себя неэтично, более того, не проверил прикосновенность.

— Прикосновенность? — вздернула брови. Нам о таком не говорили.

— Да, на всех браслетах стоит та или иная степень. У вас — абсолютный запрет. Он этого не учел, за что и понес наказание.

— Вы так просто об этом говорите… Но где здесь ваша вина?

— Моя вина? Возможно, я не усмотрел за подопечными. И, ваша светлость, не нужно говорить об ошибках и прощении за них. Вы лучше меня, уверен, знаете, как предпочитают проводить время маги в городе.

— Но этого никогда не волновало аристократов. — Я хотела его оправдать? За что?

— Мы не нуждаемся в оправдании. Это одна из прелестей обладания силой. Есть квота на, — Эйстон нахмурился, подбирая слова, — на ‘изыски’. И если маг нарушает лимит, его ждет наказание, если нет — власть закроет глаза. Это еще один механизм регулирования численности жителей столицы. Как естественный отбор.

— Тогда почему?..

— Прикосновенность, — прервал меня мужчина. — Есть те, кого нельзя трогать. Высшие чины, их дети, родственники — у всех есть та или иная степень запрета, которая зависит от положения и значения для империи. И. выходя на охоту, каждый маг должен убедиться, что жертвы нет в списке запретных людей. Вы в нем были, но ученик проявил халатность и не убедился в этом. Я, как его куратор, тоже понес наказание. Поэтому я и говорил, что наша первая встреча стоила мне дорого. Именно эта встреча, а не ваше головокружительное падение.

Но я уже не слушала. Ученик мага, прикосновенность, охота, клуб… Голова отозвалась болью, а перед глазами все поплыло. Взгляды, чужие прикосновения, какой-то горькие напиток, стакан воды, стакан воды, из которого меня заставляют пить. Еще и еще. По глотку. А мне плохо, так плохо, что мыслей не остается, все тело ломит, и каждый глоток — испытание. Медленное, мучительное испытание, и голос… Знакомый голос, который уговаривает выпить еще и терпеливо держит стакан. А потом снова, и снова, и снова… Пока я не засыпаю, последний раз взглянув в такие знакомые серые глаза.

Знакомые. Серые. Глаза.

Глаза мага, который мне помог, но и глаза того, кто равнодушно смотрел сквозь меня, пока не увидел браслет. Пока не увидел запрет. И если бы его не было…

Я вырвала руку прежде, чем смогла бы внятно объяснить свой поступок. Эйстон не останавливал и даже не пошел за мной, когда я быстро пересекла черту, отделявшую нас от шума придворных. И пусть они не слышали нашего разговора, но не видеть не могли и теперь заинтересовано, я бы даже сказала жадно, следили за развитием событий. А мне хотелось быть далеко. Так далеко, чтобы никого не видеть, не слышать и даже не чувствовать. Особенно — чтобы не видеть его.

Я обернулась, чтобы еще раз посмотреть на него, и едва не споткнулась, столкнувшись с его холодным, как тогда, вымораживающим взглядом. Было больно. От воспоминаний, от того равнодушия и от осознаний… Осознания того, что он-то помнил все. Помнил и прикидывался. Просто играл со мной. Играл в друга, играл в защитника. А защита мне требовалась от него самого. От таких, как он. Лживых, двуличных тварей, которые приходят развлекаться, а после заставляют забыть.

И даже то, что он мне помог, было мерзко. Помог, узрев запрет. А если бы его не было, этого запрета? Он бы остался там, в клубе, и нашел и себе девочку на ночь, не интересуясь даже именем, без мыслей об уважении чужой воли. Маг… Он всего лишь маг. А я… глупая, доверчивая… дура!

И так противно стало. Просто противно. А в груди все сжалось, как будто… Слезы, только не здесь, не сейчас, не при всех. Почему все случилось именно так? Почему?

Теплая ладошка коснулась руки.

— Ты в порядке? — Митара обеспокоенно смотрела на меня своими большими и не по-детски серьезными глазами. — Давай выйдем отсюда, а то ты уже плакать собираешься. А зачем радовать придворных крыс?

Она говорила спокойно и даже не стеснялась окружающих, которые негодующе (расслышали про крыс) вскрикнули.

— Идем. — Я быстро кивнула соглашаясь. Только прежде нашла Карона и поймала его согласный кивок, направленный своей подопечной.

Придворные негодовали. Это было видно по тому, как они расступались. Семья? Мне было слоэно сказать, кто из присутствующих здесь — семья. Хель? Хель быстро шел к нам с Митарой и, судя по глазам, которые уже начали отливать красным, ничего хорошего мага не ждало. Арье? Принца не было, как и императора с супругой.

Мы уже уходили, когда я, закрывая за собой дверь, увидела, как к Эйстону подходит советник Лейворей и довольно усмехается.

В коридоре было пустынно, если не считать нескольких стражников в одежде магов. Эти предпочитали не обременять себя оружием и вальяжно отдыхали прислонившись к стене. Один даже сполз на пол и задумчиво пялился в потолок.

Наш резкий выход заставил их подхватиться и изобразить бурную деятельность охраны дверей. Вылетевший же следом Хельдеран и вовсе промотивировал самых ленивых вытянуться по струнке смирно.

— Кирин? Что он тебе сказал? — в отличие от Митары он не смог говорить спокойно.

— Не кричите, пожалуйста, — попросила девочка, полностью игнорируя его сияющие красным глаза. — И вообще, вам лучше держать себя в руках и уйти. Это не мужские разговоры и ваше присутствие все только усугубит.

И он послушал. Застыл, как будто не понимая, что он здесь делает, а после спокойно вернулся в зал. Митара запрокинула голову, останавливая кровь.

— Прости, я пойму, если ты обидишься, но он здесь лишний, — понурилась девочка.

— Нет, он действительно лишний.

— Тогда идем. Не люблю говорить при чужих, — она зло покосилась на магов. — Стоят, слушают.

Она повела меня куда-то вглубь дворца. Не знаю. Как она здесь ориентировалась — вероятно как и я, то есть никак — но отошли мы от стражи далековато, прежде чем девочка наконец остановилась и кивнула прямо на пол. Сама она без лишних раздумий уже уселась.

Я видела только ее силуэт, в полумраке потревоженной нами комнаты. Свет Митара не стала зажигать, да и мне было проще так. Злость уже начала медленно утихать, и становилось просто больно, но я знала: скоро пройдет и она, — и на ее месте вновь возникнет пустота. Как и было до школы искусств. Как было всегда.

— Что он тебе такого сказал? — прямо спросила Митара. Без осуждения. Без сочувствия. Просто задала вопрос. Так обыденно. Как будто ее совсем ничего не волновало. И ее спокойствие начало передаваться мне. Девочка снова запрокинула голову.

— Напомнил о нашей первой встрече, — с сожалением выдохнула я. Без злости и обиды, которые ушли по воле моей собеседницы, мое поведение стало казаться совсем уж глупым.

— А ты не знала, как вы познакомились? — удивление сквозило в ее голосе.

— Не знала, что наша первая встреча была такой. Я думала, она произошла позже, — призналась я, и все же опустилась на пол. Платье помнется, но разве уже время думать о благопристойном виде.

— А она не такой, как ты хотела? — допытывалась Митара.

— Она была совсем не такой.

— И было бы лучше, если бы его там не было? — продолжала девочка.

— Нет… хорошо, что он там оказался, — выдохнув, призналась я.

— Тогда почему ты плакала? Он сделал что-то не так?

— Так. — Перед глазами вновь встала картина с лечением. А если бы не он тогда, что бы со мной произошло? Что бы случилось?

— Но к чему слезы?

— Он… сделал это, потому что был должен. А если бы у меня не стоял запрет? Что тогда? — Хоть Митара и не могла видеть меня, я закрыла лицо руками. Снова было больно, как когда с уже поджившей раны отбирают запекшую корочку крови.

— Но ведь этого не произошло? — заметила девочка. — А если этого не произошло, почему ты злишься на него из-за гипотетически возможных ситуаций? Я не могу сказать, что не понимаю тебя, но… Это глупо. Если бы я злилась на Карона за все, что он мог сделать или не сделать.

— Он и не сделал бы, если бы не запрет!

— Тогда скажи спасибо императору, — девочка фыркнула. — И все. Тебя только это расстроило? То, что он помог по обязанности?

— Да… я не знаю… я уже ничего не знаю.

— А как он мог помочь тебе по какому-то другому поводу, если вы были даже не знакомы? Кирин, ты хоть и из императорской семьи, но такая глупая! Телепатов очень мало, и влюбиться с первой мысли никто не в состоянии. И потом, разве так уж важно как прошла ваша первая встреча, если все закончилось благополучно? Зато теперь он тебя опекает! По-настоящему заботится. Разве это не важнее?

Она говорила, а я все больше расстраивалась, ведь… она была права. Эта десятилетняя девочка было мудрее, чем я. Или просто она могла обойтись без эмоций, без порывов, без глупых мыслей.

Внезапно Митара поднялась на ноги, замерла, прислушиваясь к чему-то, а после быстро взяла меня за запястье и потянула к выходу.

— Идем, больше здесь находиться нельзя.

— Почему?

Ответить девочка не успела. Откуда-то издалека раздался женский вскрик, а после голос императора, который с каждой секундой звучал все ближе. Митара дернула меня к себе, отчего я больно ударилась об угол ниши, и уселась прямо за вазоном с цветами. Я последовала ее примеру, стараясь не думать, на что будет похоже мое платье после таких приключений. Хорошо еще, что косметика не потекла, проявляя чудеса стойкости.

Вспыхнул свет, разгоняя ставший привычным сумрак. Я зажмурилась в первый момент, а после — пожалела, что открыла глаза.

В комнате было трое, не считая нас с Митарой. Девочка и вовсе сидела, закрыв глаза ладошкой и закусив до крови губу. А я смотрела на вошедших.

У дверей, прислонившись к косяку и разглядывая потолок, с отсутствующим видом стоял его высочество кронпринц. Посреди комнаты возвышалась фигура императора, а вот у стенки, стараясь втиснуться в нее, замерла императрица.

Только сейчас она не выглядела императрицей. Порванное платье, потекшая от слез и крови косметика. На ее лицо было страшно смотреть. И нос уже, кажется, был сломан. Да и царапина на щеке больше походила на специально нанесенный удар, нежели на случайную травму.

— Эрика, моя дорогая Эрика, — ласково говорил император, приближаясь к супруге. Она попыталась отодвинуться, но по обе стороны уже был воздушный барьер. Император не оставлял путей для отхода. Никогда и никому.

— Он соврал вам. Я не знаю, что он говорил, но он врал вам. Он врал, — отчаянно прокричала Эрика, пытаясь уклониться от пальцев императора. А он медленно, словно издевался, касался ее избитого лица, провел по щеке, заживляя порез, приподнял за подбородок, заставляя запрокинуть голову, и медленно поцеловал в разбитые губы, слизывая кровь.

— Арье мне соврал? — медленно, словно нехотя, отстранился император, оставив руку на шее своей жены. — И в чем же? Расскажи мне свою версию. Или тебе помочь, Фрея? — Глядя, как бледнеет женщина, император удовлетворенно усмехнулся. — Рад, что именно ты решила поиграть эту роль. Будет приятно избавиться от такой головной боли. Но, — он сделал паузу, — ты можешь облегчить свою участь. Имена, место встречи. Просто скажи их мне, и смерть будет быстрой.

— Нет, — женщина отрицательно качнула головой и закашлялась, когда император сдавил горло. Она попыталась оттолкнуть его, но ничего не получилось. Вот только… она увидела меня. — Кир… рин?

Император обернулся на ее взгляд. Я испуганно шагнула назад, оступилась и упала, задев Митару. А с ней… с ней было что-то странное. Как будто ей было непросто страшно, но ей было больно. Физически больно от всего происходящего в комнате.

— Кирин? — император сделал шаг к нам. Лицо его разгладилось, даже улыбка на лице появилась, но я видела только глаза. Такие же, пылающие алым светом глаза, как были совсем недавно у Хеля. Мужчина задумчиво взглянул на меня, моргнул и вот они уже обычные, светло-голубые, как и положено людям.

Пользуясь тем, что император отвлекся. Эрика попыталась отойти в сторону, но вскрикнула от резкой боли. Вместе с ней, не выдержав, застонала и Митара.

— Арье, довольно. Подожди, пока не уйдем, а после займешься вплотную. Список имен оставишь у меня. На ужине можешь не появляться.

— Да, ваше величество, — глухо ответил принц. Его глаза не были алыми, только ободок зрачка горел ярким багровым светом.

Эйвор не ответил, подошел ко мне и протянул руку, помогая вылезти. Смотреть ему в глаза я боялась, даже заставить себя коснуться его руки было сложно, после воспоминаний о том, что он только что делал.

— Там Митара? — спокойно спросил император. Я кивнула. Его лицо напряглось, а после — ваза просто рассыпалась. — Митара? — он говорил ласково, но без того пугающего подтекста, что появлялся в разговоре с Эрикой. — Идем, Карон будет недоволен, если ты заболеешь.

И он взял девочку на руки.

Мы отошли довольно далеко, прежде чем я услышала пронзительный крик, разнесшийся, вероятно, по всему дворцовому комплексу. Но никто даже глазом не повел. Стража, что при нашем приближении ожидала, чтобы продемонстрировать почтение императору, даже глазом не повела, услышав вопли умирающей императрицы. Казалось, это никого не удивляет.

Императорский кабинет в этот уже ночной час, был пуст и мрачен. И даже яркий свет, вспыхнувший при нашем приближении, никак не исправил это впечатление.

Мужчина аккуратно уложил Митару на диван, быстро подошел к столу и щелкнул по экрану, впечатанному в столешницу, вызывая кого-то. На экране появилось лицо советника Лейворея.

— Ваше величество?

— Ужин отменяется. Перенеси все на завтра. Передай Карону, что я жду его у себя. Митара со мной, так что пусть не задерживается. Лорда Эйстона также вызови. Кирин была одна — это его провинность.

— Да, ваше величество, — без тени недовольства ответил советник. Экран погас, оставляя нас втроем. Хотя учитывая состояние Митары, которая старалась лежать как можно выше задрав подбородок и тихо плакала, можно было вполне себе заявить, что мы остались наедине с императором.

— Ваше величество… — не зная, что сказать, начала я.

— Мне жаль, что ты увидела этот неприятный эпизод, — поморщившись, сказал Эйвор, подошел к бару и извлек два стакан. — Что ты будешь?

— Воды, — тихо попросила я, глядя, как он достает бутылку родниковой воды. Самой дорогой.

— Держи. — Мне протянули стакан. Даже со льдом. — Ничего не хочешь спросить?

— Почему вы так поступили с ней?

— С Эрикой? — Эйвор отхлебнул воды. — Ее тяга к самоубийству начала переходить все возможные пределы. Я готов был закрывать глаза на некоторые ее ошибки, но не на откровенную глупость. Пытаться связаться с вольными из дворца. Вся связь контролируется, даже ее имитатор браслета.

Он замолчал, отпивая еще, после взял новый стакан и наполнил его до краев. Мне предлагать не стал, подошел к Митаре, которая уже не плакала, только тяжело дышала и, приподняв голову, начал аккуратно поить.

— Кирин, что вы там делали? — он говорил устало. Без злобы или раздражения, без осуждения или покаяния.

— Мы хотели поговорить без свидетелей.

— И выбрали зал казней? — вздернул брови император.

— Казней? — Такое назначение этого пустого помещения, где были одни только цветы, мне в голову не приходило.

— Мы не зажигали свет. Просто поговорили.

— С Митарой? И что же тебе сказала любимица Карона?

— Она помогла мне понять себя.

— Понять себя? — Император убрал стакан от губ девочки и как-то грустно добавил: — Да, это она может.

Он наклонился и коснулся ее лба. Температуры не было. После быстро прошел к столу, открыл верхний ящик и достал браслет. Не говоря ни слова, быстро защелкнул его на руке девочки. Браслет моргнул, активируясь, и плотно обхватил ее запястье. Митара дернулась, попыталась содрать его с себя, но было уже поздно.

— Ты слишком уязвима, чтобы ходить без защиты, — спокойно сказал Эйвор, заводя руки девочки за голову. — Я пошел на уступки, не отправив тебя ко всем остальным наделенным силой, но с каждым разом ты все дальше переходишь черту. А иметь дело с невменяемым братом я не желаю.

Он не стал оборачиваться к ней, но я видела, как ему в спину смотрят злые глаза ребенка. С болью смотрят, как после предательства. Но император даже не обернулся.

— Идем, я провожу тебя в твои комнаты, раз Эйстона здесь нет.

В дверях мы встретились с Кароном.

— Я надел ей браслет, — поставил брата в известность император.

— Спасибо, — тихо, едва слышно произнес принц и быстро вошел в кабинет.

Идти под руку с императором было непривычно. Он шел широким уверенным шагом и, хоть пытался подстроиться под меня, все равно через минуту снова задавал темп. Сказывалась привычка.

— Ты была одна. Где ждал Эйстон? — это был закономерный вопрос, но ответа у меня не было.

— Мы оставили его в зале, — решила умолчать, по какой именно причине.

— И он послушал? — нахмурился император.

— Это был приказ, — я попыталась сгладить ситуацию.

— Приказ ничего не значит, если идет в разрез со здравым смыслом. Он не мог оставить тебя одну. Даже следуя приказу, — холодно пояснил император. — С завтрашнего дня у тебя будет новый страж.

— Не надо…

— Это не предмет для обсуждений, — прервал император.

Больше разговор не начинался.

Глава 12

Второй день во дворце. Второй день моих импровизированных каникул, предназначенных для подготовки проекта. Второй день, который я жду с волнением и страхом. Слишком быстро здесь все меняется, слишком быстро обретает иные краски, слишком быстро решаются судьбы. Все слишком быстро. И мне страшно здесь находиться, но уйти… куда я смогу уйти?

Я смотрела на собственные пальцы, сжатые в кулаки. Пора брать себя в руки, пора что-то делать. И, пожалуй, мы начнем с проекта, а значит следует повидать свою команду. Пусть там и Кристина, но ведь не виновна она в играх императора?

Завтрак мне принесли прямо в покои. Накрыли в столовой, дождались, пока я выйду, и спешно покинули комнату. Слуги, по правилам дворца, должны были быть незаметны. А рабы никогда и не стремились попадаться на глаза хозяевам.

Я успела отвыкнуть от завтраков в одиночестве, и потому неосознанно поглядывала на дверь, ожидая, что кто-нибудь войдет и присоединится. Но никто так и не пришел. Даже новый страж, которого обещал император. Звякнула вилка, когда я слишком сильно сжала зубы. Хоть вчера мне и казался верным такой исход, я сама хотела заменить личного стража, а уж после открывшейся правды… Но подумав, поговорив с Митарой… теперь мне было совестно, что лорда Эйстона отстранили. А все моя глупость и импульсивность.

Десерт я не доела: отставила тарелку и поднялась с места. Стул качнулся, но устоял, пойманный за спинку. Да уж, тренировка лучший выход сейчас, раз даже утром, после целой ночи, мне все еще не по себе.

Вещи, что я брала в гости к кронпринцу, нашлись спустя пять минут поисков. Захватив с собой спортивный костюм, быстро вышла из покоев, чтобы натолкнуться на уже знакомого мне молодого человека.

— Доброе утро, миледи. — Актор был в военной форме империи, с гербом на воротнике и манжетах. — Император выделил меня в ваше пользование, чему я несказанно рад.

— Лорд? — удивленно спросила я, останавливаясь. Хотя, если учесть, что и Эйстон — лорд, то неудивительно, что нынешний страж не уступает по происхождению предыдущему.

— Можете называть меня по имени. Актор. У нас не такая уж и большая разница, а потому — зачем возводить стены? Кроме того, смею предположить, ваш кузен не худшего обо мне мнения. — Юноша подал мне руку.

Он открылся, позволил называть его по имени, и если я не отвечу, значит не принимаю его вообще. А после слов про Хельдерана, он просто выбора мне не оставляет. Не отвечу расположением на расположение, значит, усомнюсь в выборе кузена. Или сам Хельдеран играл в дружбу с ним. Оскорбление, это будет именно оно. Пусть и в рамках этикета, но обидное.

— Можете называть меня Кирин, — разрешила я после раздумий. В конце концов, ничего не случится, если еще один человек будет обращаться ко мне по имени.

— Благодарю за оказанную мне честь, — сказал и, заметив мое недоумение, рассмеялся юноша. — Так принято говорить, — пояснил он.

— В таком случае, что следует сказать мне? — обратилась за советом я. Этот смех, веселый, заливистый, эхом разнесшийся по коридору, был настоящим, и не поддаться на его чары было бы слишком сложно, даже невыполнимо. Будь я несколько циничней, сказала бы, что он умеет играть в искренность, использовать ее в своих целях. Но вдруг у него нет целей, просто я становлюсь паранойиком?

Актор задумался, с интересом, будто решал, что же мне ответить, рассматривая меня. Смотреть было особенно не на что, учитывая мой вчерашний парадный облик, — обычные темные штанишки, туника и спортивные тапочки. Еще и кулек под мышкой с примерно таким же комплектом для тренировки, чтобы в мокром не ходить.

— Леди в таком случае следует загадочно улыбнуться и позволить кавалеру все додумать.

— Последую вашему совету, — и я закономерно улыбнулась. Это было совсем не сложно, одно влечет за собой другое. И если улыбнулся собеседник, тяжело никак не прореагировать.

— Счастлив оказаться полезен вам, — продолжил меня смущать Актор. Он как будто задался такой целью. Эйстон, конечно, тоже заставлял меня краснеть, но юноша решил переплюнуть все успехи конкурента. Вот только, что он не говорил, мне все равно вспоминался сероглазый маг. А я ведь даже не успела извиниться. — Смею предположить, что во дворце вы еще ориентируетесь не очень удачно. А потому готов предоставить вам свои познания. Куда вы собирались пойти?

— Мне бы хотелось найти свою команду, — помедлив, ответила я. — Вы знаете, где их поселили?

— Думаю, мы сможем это узнать. Кто с вами в одной команде?

— Кристина Трикс, Дэйн…

— Да, я их знаю, — кивнул сам себе Актор, коснулся браслета, вызывая экран, открыл ‘дворец’ и быстро, я бы так не смогла, просмотрел список гостей. Здесь и так можно? Я не удержалась и попыталась повторить. Мой список вышел гораздо более обширным, чем у стоявшего рядом юноши.

— Вы не знаете, почему?.. — я показала ему свой список, который еще и не думал заканчиваться. Все новые имена вспыхивали в перечне. Даже император. Я с удивлением воззрилась на имя монарха в списке. То есть, теоретически, я могу связаться даже с ним?

— Члены императорской семьи обладают расширенным списком. К примеру, у меня в дворцовом списке лишь те, кого я лично знаю и они по той или иной причине сейчас во дворце. У вас же, если мое предположение верно, должен быть весь список гостей и слуг, кто находится на обозначенной территории.

— И маги?

— Маги, стража, слуги, рабы. У вас должны быть обозначены все.

— Значит, мне проще самой найти ребят?

— Нет, у вас слишком много людей. А я уже нашел. Поэтому нам следует немножко подкорректировать маршрут.

И мы пошли в противоположную сторону. Опять стража, маги в одежде гвардии. Выход из императорской части дворца больше походил на пересечение государственной границы. У дверей жались придворные, желающие подать прошение или же засвидетельствовать уважение его величеству или гостившему наследнику. Были здесь и леди от мала до велика, в дорогих платьях, с высокими прическами и грудью на изготовку. Рядом с некоторыми из них стояли почтенного возраста господа, вероятно родители или временно исполняющие их обязанности.

— Узнали, что император вновь свободен, — тихо пояснил Актор, притягивая меня к себе. Как оказалось, такое неподобающее поведение было продиктовано вовсе не желание оказаться поближе, а понятиями элементарной безопасности, ибо в такой толпе можно было запросто потеряться или получить пару колотых ран каблуком, или веером.

Я уже было решила спрятаться за спиной своего стража, когда один из магов резко вышел вперед и объявил:

— Ее светлость Кириниса, герцогиня Таргонская.

Вкупе с моим цветом волос и хоть какими-то знаниями географии и линий наследования… Да, теснить нас перестали мгновенно и начали подобострастно кланяться. Актор хмыкнул и быстро протянул меня через образовавшийся живой коридор.

— Хм, значит, уже всем объявили, — себе под нос сказал юноша, дождался, пока я отдышусь после гонки, и поинтересовался: — Сколько вы будете гостить во дворце?

— У нас есть еще шесть дней до представления своей постановки, — уклончиво ответила я. Сказать что-либо более точно, я не видела возможности, ведь теперь мое время принадлежало вовсе не мне. — У вас какие-то соображения?

— Вас должны представить подданным. Не только столице, но и секторам. Поскольку у вас всего шесть дней… Вероятно, в школу вы вернетесь с опозданием. Проекты уже успеют сдать.

— Но…

— Я не закончил, — прервал юноша. — Скорее всего, для поддержания репутации ваше выступление поставят во дворце, и покажут некоторые моменты из него по секторам. Плюс конференция. Но здесь можете не переживать, все вопросы вам предоставят заранее. С ответами, разумеется. Вам останется только выучить их.

— Это все? — с облегчением выдохнула я, но как оказалось слишком рано.

— Его высочество Хельдеран посещал военные базы империи. Солдаты должны знать за кого умирают. В вашем случае, вероятно, будет иметь место посещение Военной Академии. Если позволите, я проведу вам там экскурсию и познакомлю с подчиненными мне ребятами.

— Если одобрит император.

— Думаю, его величество не станет возражать. Это только укрепит позиции вашей семьи и поддержит репутацию.

— Это все?

— Предположу, что да. Но… как решит император.

— Как решит его величество, — тихо повторила я. Да уж, сейчас воспоминания трехмесячной давности казались из разряда фантастики. Тогда мне казалось, что я несвободна. Теперь же я понимаю, насколько широко простирались мои крылья.

Не знаю, то ли мы шли кружными путями, то ли все собрались у дверей в императорскую часть дворца, но коридоры были пусты. Я слышала, как привычно чеканит шаг мой спутник, как откуда-нибудь доносится стихающий лязг стали гвардейцев, как уронили вазу, и она разлетелась осколками.

В этом весь дворец. В нем кто-то есть, и ты слышишь его присутствие, но и в нем пусто, как будто все обитатели стали тенями, бестелесными и глухими к течению жизни. Как будто и ты призрак, скованный призвавшим тебя заклятием, без права покинуть свою темницу.

Чтобы войти, пришлось прикладывать браслет. Анализатор пискнул и открыл двери, заставив меня еще раз взглянуть на собственный индентификатор. Теперь он универсальный ключ?

— Во дворце вы можете зайти к кому пожелаете, — пояснил Актор. — Высший уровень доступа.

Я не ответила: все же дверь уже была открыта, а там, если верить браслету, располагались покои Кристины. Идти утром и без приглашения к Дэйну и Тордаку я не решилась.

Кристина была у себя. Девушка стояла перед зеркалом и кривлялась, разминая мышцы лица. Дальше, на диване, оккупировав стол и расстелив на нем ватман, сидели юноши и что-то тихо, но ожесточенно обсуждали.

— Доброе утро, — поздоровалась я, хотя от утра уже почти ничего не осталось. Солнце уже нещадно пекло, в меру своих возможностей.

— Кирин? — Тордак был слишком удивлен, чтобы сказать что-либо еще.

Удивление читалось и на лице Дэйна, который едва не выронил карандаш. Кристина была более спокойна: девушка просто отвлеклась от зеркала и, скрестив на груди руки, подошла к ребятам, присела на подлокотник.

— Вы не рады меня видеть? — почему-то мне именно так и показалось. Как будто я теперь была изгоем.

— Мы… не ожидали, — дипломатично пояснил Дэйн, поднимаясь, но смотрел он не на меня. Пристального внимания со стороны юноши удостоился Актор. Вот только внимание Дэйна было никак не положительным. Мой новый страж юноше не нравился. Очень не нравился, судя по прищуру и поджатым губам. Хотя… такое чувство, что во дворце нет ни единого человека, который бы нравился всем без исключения. Разве что… император. За признание в безразличии или антипатии следовало наказание. Поэтому…

— Не ожидали?

— К нам уже заходил один из секретарей его величества и объяснял важность твоего пребывания во дворце. Проект нам обещали засчитать заочно. Более того, уже засчитали. Можешь проверить отметки в списке школы.

Я так и сделала. В графе оценки стоял высший балл. Высший балл за происхождение? То есть и учеба превращается в фарс. Никто же не поставит императорской фамилии меньше чем отлично. Инстинкт самосохранения не позволит. А если ходатайство от самого императора…

Говорят, добиться успеха может каждый. И с каждым прожитым днем во дворце, в школе для избранных, в окружении обличенных властью, я понимала, как это все-таки идея. Только идея, ведь ей никогда не стать реальностью. Не допустят. Потому что все уже определенно.

— А чем вы занимаетесь? — я кивнула на бумагу, испещренную, как оказалось при ближайшем рассмотрении, чертежами и набросками.

— Хотели устроить тебе сюрприз, — понуро ответил Тордак. — Но раз ты увидела…

— То приму участие, если вы не возражаете, — предложила я. Все же форму я с собой взяла, да и подарок судьбы, в лице императора, в виде ‘отлично’ по проекту тоже неплохо было бы отработать.

— Нет, конечно, — рассмеялся Дэйн и почему-то насмешливо усмехнулся Актору.

Кристина повела себя странно. Она просто подошла ко мне и обняла, сильно прижимая к себя. Я едва успела ответить.

— Я так рада, — шепотом сказал она. — Что ты осталась прежней.

— Уже не прежней, — покачала головой я.

Девушка улыбнулась и отпустила меня.

— Тогда за дело? — Тордак, как же я скучала по всем вам!

— Вы нас не оставите? — Дэйн усмехнулся Актору. — Девочкам нужно больше свободы, а в вашем присутствии…

— Я подожду за дверью, — холодно ответил страж и покинул помещение. А мне было совестно заставлять его ждать в коридоре. Он ведь тоже человек.

— Зачем? — с осуждением я посмотрела на ребят, но они были глухи.

— Наушников следует выгонять, — непримиримо заявила Кристина. Она еще и сходила к двери, проверить, плотно ли закрыта.

— Знаешь, таким отношением вы только хуже и делаете. А если он не наушник? То так он им станет. Просто потому что его таким видят. Так если к тебе относятся как к злодею, что ты потеряешь, если станешь им?

Ребята промолчали, но было видно, что я их не убедила. Хотя они больше живут в этой атмосфере, значит ли это, что им во многом виднее?

— Не страдай. Актор не маленький и как пользоваться браслетом знает. Стражей часто оставляют у дверей, и если бы они постоянно стояли — толку бы от них в реальном бою. — Дэйн подошел к стене, внимательно ее изучил в поисках чего-то и усмехнулся, отыскав. Браслет был нещадно втиснут в ставшую мягкой стену и: Вуаля. — Юноша указал на начавшие проступать контуры кресла. — Это же дворец. Маги здесь работают считай бесплатно, поэтому силу никто не экономит.

Он уселся в полностью проступившее кресло, попружинил на нем, чтобы доказать, что оно настоящее, и поднялся. Мебель медленно принялась втягиваться обратно, превращаясь в какое-то густое желе. Через минуту стена полностью втянула его в себя и ничто не выдавало недавних изменений.

— Так что не такой уж и бедный твой страж. Посидит, поиграет во что-нибудь. Или книгу прочтет из серии ‘Сто тридцать пять советов начинающему тирану. Как заставить себя уважать’.

— Ага, или ‘Военная психология. Методы давления на психику окружающим. Сто и одна причина мучительных смертей командиров’, - внесла свой вклад Кристина.

— Нет, — вступил в разговор Тордак. — Эти книги он, считай, сам писал. Тот еще отморозок. Но хватит об этом. И так жизнь веселая, еще немного и лопату брать придется.

Все согласно кивнули и вновь засели у стола. Я смотрела на наброски того, что хотели сотворить мальчики под декорации. Кристина оценивала размер зала и его форму, а мальчики… Нет, я в их разговоры вдаваться не буду. Ну не разбираюсь я в том, как что нужно гнуть и чем обрабатывать. Не разбираюсь — и Слава Богу!

Очень быстро устав от мальчиков и их обсуждений, мы переглянулись с Кристиной и, прокравшись через спальню в гардеробную за спортивным костюмом для девушки, на цыпочках покинули покои. Хотя, судя по тому, как грохнула дверь, Дэйн с Тордаком в пылу обсуждения не услышали бы, даже если бы кар врезался в дверь.

— Леди. — Актор плавно поднялся из точно такого же, как показывал Дэйн кресла. — Вы решили оставить своих кавалеров? — В его голосе слышалось нескрываемое ехидство.

— Наши мальчики, — начала Кристина, — настоящие мужчины, и, когда речь заходить о мужской работе, они стараются выполнить ее по высшему разряду. К сожалению, нам с Кирин нюансы металло-и деревообработки не столь интересны.

— Как жаль, — с показной грустью откликнулся мой страж. — Я бы мог многое вам рассказать на эту тему.

— Воздержитесь от подробностей, — попросила Кристина, демонстративно закрывая уши руками. — Я слушаю их со вчерашнего дня. И чего только они не обговаривали — хватит на целый трактат.

— Сочувствую, два дня в компании не самых лучших представителей сильного пола…

— А вы считаете себя лучшим? — Кристина незаметно указала мне на стража. Она намекает на его хвастовство? Это неудивительно, мужчины — те еще сплетники, а если выпьют… да уж, женщины более сдержанные. А эти спьяну все расскажут. Кто, где и куда пошел, что, с кем и зачем делал, и про результат не забудут хвастнуть. Детский сад.

— Не из худших, — признал юноша.

Вдаваться в подробности его достижений мы не стали. Кристина взяла меня под руку и, оставив стража позади — когда еще выпадет удовольствие идти перед Лейвореем, пусть и младшим! — повела меня в выделенный нам зал.

В открытой части дворца становилось оживленнее. То ли придворных прогнали от дверей переходного коридора, то ли после бессонной ночи все только-только проснулись, но факт оставался фактом: все больше людей встречалось нам на пути. Они останавливались, сбивались с шага, увидев меня, но очень быстро уходили, заметив за спиной стража. Сына советника во дворце знали очень хорошо.

Выделенный нам зал мало чем отличался от школьного. Две стены с зеркалами и станком, одна тренажерная, и одна стеклянная почти до самого пола. Впрочем, здесь были занавески, чтобы избавиться от любопытствующих с улицы. Пусть и второй этаж, но магов это может инее остановить.

— Оставьте нас, — распорядилась Кристина. Актор выжидающе взглянул на меня, но я кивнула, подтверждая распоряжение. Не любила я посторонних на тренировке. Тем более таких посторонних. Из списка.

Мы остановились только к вечеру, когда красный свет заглянул в окна, намекая, что мы едва не пропустили ужин. Для меня же это было свидетельством того, что придется вновь одеваться к приему. На сей раз официальному, в присутствии придворных, которых по случаю великого события прибавилось. Стоило вспомнить об этом, как радость, с таким трудом появившаяся на душе, вновь сникла.

Я не хотела никуда идти, не хотела никого видеть, не хотела улыбаться и не хотела видеть кандидатов. В том, что будет присутствовать весь список, не приходилось сомневаться. И только одного человека мне хотелось видеть. И одновременно — нет. Слишком стыдно смотреть ему в глаза. А не взглянуть — я просто не смогу удержаться. Я это понимала.

Коридор пустовал, если не считать моего стража. Он сидел, вытянув вперед ноги и разглядывая носки дорогих туфель. Кристина презрительно фыркнула, но Актор проигнорировал ее пренебрежение. Он плавно поднялся и подал мне руку.

— Нет, — я отказалась. В памяти всплыло воспоминание о похожем жесте со стороны Эйстона и предложении быть спутницей на предстоящем вечере. И если сероглазому магу я готова была ответить положительно, то этому военному — нет. Он был для меня чужим. Даже несмотря на его физическую привлекательность.

— Прошу прощения за дерзость. — Ни один мускул не дрогнул на лице юноши, но меня всю последующую дорогу не оставляло ощущение, что он недоволен.

Кристина тоже чувствовала эмоции Актора, судя по быстрому взгляду, брошенному назад, и последовавшему покачиванию головы. Не одобряла? Вот только что именно.

— Сколько у нас времени до приема?

— Два с половиной часа, — сверившись с информацией на браслете, ответил Актор. — Ваши помощники уже ждут вас. Рекомендую сразу же последовать к ним, не тратя время на посещение вашей команды.

Да уж, симпатии у них, видимо, взаимные. Как и непереносимость друг друга. Или это передается воздушно-капельным путем и я уже обречена? Не хотелось бы начать ненавидеть всех и вся.

— Ты приглашена? — тихо спросила у Кристины. Я не питала надежд, что Актор нас не услышит, но говорить громко не собиралась.

— Нет. Но будет мой дядя. Ты его помнишь. Вероятно, и наш куратор посетит представление.

Куратор Красс… Мои воспоминания о нем были весьма смутные. А все потому, что после первой же недели он нас бросил. Не в прямом смысле конечно, но больше в школе мы его не видели. Впрочем, на браслеты исправно приходила информация с советами и рекомендациями. Димитрий говорил, что его призвали в военную академию для решения какой-то проблемы, но нам едва ли не все равно. Учителя в школе мало в чем могли повлиять на своих подопечных, если установленный порядок не нарушался. А он, установленный традициями нашего общества, был неизменен и почитаем. Выживает только сильнейший.

— Вероятно…

Кристина отстала на одном из поворотов, так и не ступив с нами в императорскую часть дворца. Очереди у входа уже не было, и некоторые стражи, те, что из магов, с облегчением уселись на полу. Завидев нас, они не встали. Впрочем, для личного самоутверждения мне и требовалось поднимать всех этих людей. Пусть лучше отдохнут. Мне до сих пор было не по себе, стоило вспомнить утреннюю толпу с их алчущими едва ли не крови лицами.

В моих комнатах было тихо. И я даже успела подумать, что у меня есть лишняя минутка, чтобы привести себя в порядок самой, но, как оказалось, во дворце не только слуги умеют быть незаметными. Если бы не страж за спиной, я бы в первый момент не просто отступила назад, а убежала сверкая пятками от неожиданности. Меня уже ждали.

Актор понимающе хмыкнул и удалился. Начался новый этап истязаний и, помня о вчерашнем вечере, мне подумалось, что перекусить в своих покоях будет не лишним.

Белый. Снежно-белое платье с серебром и платиной. Наверное красиво, но мне не нравилось. Эта новая я была совсем чужой, чуждой мне своей холодной красотой. Даже глаза, казалось, заледенели под стать наряду.

Хлопнула дверь, выдавая чей-то приход. Я обернулась ожидая увидеть Актора или Хеля, но это был император. Суровый, бесчувственный, холодный Эйвор Таргелей в своем черном камзоле. Усмехнулся — и те, кто работал над моим образом, облегченно выдохнули и спиной покинули комнату. Мы остались одни.

— Кирин. — Голос дяди был спокоен. — Ты очень похожа на мать.

Я предпочла промолчать. По тому, что я слышала о матери, я не могла сказать, что та была снежной принцессой. Разве что по цвету волос. В остальном — она была слишком человечна для своей семьи. И она умерла.

Я сглотнула. Вспоминать о маме было больно, но забыть не получалось. Все напоминало о ней, весь дворец, все люди, что теперь окружали меня. Все это было частью ее жизни. Ее — не моей. И я все острее это ощущала. Но уйти — куда я могла уйти?

— Благодарю вас, дядя. — Эйвор кивнул, принимая формулировку. Он настаивал на имени, но называть своего повелителя по имени у меня до сих пор язык не поворачивался. Слишком неправильно это звучало из моих уст.

— Сегодняшний вечер полностью твой. Но я бы хотел, чтобы ты присмотрелась к особым людям. Ты же понимаешь, о чем я говорю? — Я была бы рада не понимать. Но…

— Я сделаю так, как вы хотите, дядя.

— Иного и не ожидал. — Губы императора растягивают в едва заметную улыбку, но очень быстро все человеческое исчезает с его лица. Игра начинается. — Нас уже ждут.

Люди, люди, люди… куда ни посмотри — люди были везде. Спереди, позади, по правую руку или по левую. Заискивающие взгляды снизу вверх, оценивающие — сверху. Оценивали меня — император за подобное по отношению к собственной личности карал нещадно.

Калейдоскоп лиц, красок, имен. А представление все еще идет. Настоящая мука. Я не могу их выносить и оборачиваюсь назад. Дядя…

Император сидел позади, на троне. Он нахмурился, заметив мой взгляд, и тот, кто стоял передо мной, исчезает, скрываясь в толпе. Все делают шаг назад. Представление завершилось. И ничего не скажут те, кто не успел, ибо такова воля императора. А я благодарна. Благодарна за прекращение цирка, благодарна, что могу спокойно вздохнуть.

Трапеза. Изысканные блюда, красивая сервировка, но я не чувствовала вкуса. Не чувствовала никакого наслаждения. Все смотрели только на меня, только в мою тарелку, подмечая, что я ела, как ела и что отражалось на лице. Противно. Не привыкла так трапезничать, не привыкла к вниманию, не привыкла быть одна против всех. И место рядом пустовало…

Император сказал, что этот день мой. И место рядом — место моего спутника. Актора я не выбрала, и оно осталось свободным. Свободным и привлекательным, а значит — придется танцевать.

Так случилось. Едва заиграла музыка ко мне подошли, протянули руку, приглашая на танец, но я смотрела на императора. Он кивнул — и я послушно протянула ладонь мужчине. Какому? Лиц я уже не видела. Не замечала просто. И только голос…

Арон Глэн. Кумир подрастающего поколения. Если Гордона Трикса знали по новостям, то Арона Глэна по развлечениям. Он был их принцем, их королем, их повелителем. Мужественный и прекрасный. С мягким баритоном голоса. С вечной улыбкой на губах и обаянием через край.

У меня вырвался смешок. Дворец меняет. Я едва узнала его голос в толпе сладкоголосой лести, едва вспомнила его. А ведь раньше — променяла бы годовые каникулы за шанс побывать с ним в одной комнате. Детский кумир. Так не должен ли он остаться в детстве?

Теплая ладонь на талии, другая — бережно сжимает мои пальцы. И шаг. Первый, пятый, десятый. Поворот. Юбка закрутилась слишком сильно, демонстрируя всем туфли. Ну и пусть. Шаг навстречу, провернуться в кольце рук партнера и выскользнуть, как вода. Плавно, быстро и невозвратимо. И вновь встреча, касание пальцев, улыбка и разрыв. Побег. В сторону, назад или за спину партнера. Неважно, но ничто не удержит стихию, ничто не удержит меня.

Музыка стихает. И вместе с ней стихают и страсти, меркнут краски — и я отворачиваюсь от своего детского кумира, так и не заглянув ему в лицо. Не хочу разочаровываться. Детские желания и мечты должны остаться там, чтобы было чем восхищаться, вырастая.

— Леди Кириниса?

Вот и снова. И снова. И снова. И снова. Все повторяется. Я не смотрю на лица — только на подборок, на плечи, на руки. Танец. Есть только он. Есть только партнер. А после — мы расстанемся, разойдемся и забудем. Так зачем знакомиться — и я не смотрю в глаза.

Десять, одиннадцать, пятнадцать — я устала считать. Сколько еще танцевать? Нет, это излишне. Я чувствовала, что мне нужен отдых. Отдых вдали от всего. Но был только балкон. Перед глазами плывут краски, я быстро ухожу, краем глаза замечая мужчину в темном, как у императора, наряде. Охрана?

Холодный воздух ударил в лицо насыщенным запахом озона. В парке едва кончился дождь, и в редких лужах отражался желтоватый приглушенный свет фонарей. И тишина. Долгожданная, столь желанная тишина. Я обернулась назад, чтобы убедиться, что за стеной все еще идет бал. Гости по-прежнему танцевали и смеялись, лишний раз заставляя понять, что я — только повод для внеочередного развлечения.

Взгляд скользнул дальше, выхватывая тень человека, но самого стража я не видела.

— Кто здесь? — Медленно принялась отходить обратно к двери, чтобы в случае чего вернуться в бальный зал.

— Вы не должны гулять в одиночестве, — спокойно, если не сказать равнодушно, произнес такой знакомый голос. Но сейчас он был чужим — холодным и безразличным.

— Лорд Эйстон? — я заозиралась в поисках мужчины, но темнота никогда не была моим союзником, как, впрочем, и полумрак.

— Леди. — Учтивость. Пустая учтивость без намека на чувства, на отношение, на хоть что-то, что бы выделяло меня из череды других леди. Все правильно, все по этикету. Но в груди все сжимается от боли, и от горького осознание — заслужила.

— Вы не могли бы показаться? — тихая просьба, которая вряд ли будет удовлетворена. Но тень начала прояснятся.

Он не изменился. Ни капельки со вчерашнего вечера. Все такой же и… не такой. Красный, едва заметный ободок, вспыхнул пламенем, когда мужчина взглянул мне в глаза. Такой же огонь, какой был у Арье.

Эйстон замер, глядя сквозь меня куда-то вдаль. Темные аллеи парка занимали его больше, чем одна невезучая я.

Молчание затягивалось.

— Вы желаете чего-то еще? — первым нарушил тишину маг. Чуть вздернув брови и поджав губы, как будто от неудовольствия, он наконец посмотрел на меня.

— Нет. Но… — я облизнула пересохшие губы. Никогда раньше так не делала, но все бывает впервые. — Вы меня не помните?

— Как я могу забыть вас? — с пренебрежением, граничившим с издевкой, сказал маг. — Как я могу забыть свою головную боль?

— Никак… — такого я не ожидала. Совсем не ожидала. А он продолжал, и алое пламя все сильнее расползалось по его некогда серым глазам:

— Глупая бесталанная девчонка, от которой одни проблемы.

— Это не так, — шепотом выдохнула я. Дышать становилось тяжело, горло сдавливало спазмом.

— Разве? — Он сделал пару шагов ко мне, я отступила, уперевшись спиной в перила балкона. Холодно и больно…

— Вы ошибаетесь. Все не так…

Шепот. Только шепот. В надежде, что он услышит. В надежде, что отступит, что уйдет.

— Не так? — Злая усмешка. — Что ж, леди виднее.

Я не ответила. Горько во рту, больно в груди и глаза щиплет. Я не верила. Не верила, но видела собственными глазами. Видела, как он меня ненавидит. Ведь у Хеля глаза горели от раздражения, от гнева, от переполнявшего его негодования. А теперь таким стал он — сероглазый маг. И даже робкая надежда, что все это просто кошмарный сон, что это влияние императора, что это ложь и обман, медленно затухала в боли обманутых ожиданий.

А он наклонялся. Медленно, словно любуясь моим побледневшим лицом, моей мукой. Наклонялся, чтобы…

Теплые губы мазнули по виску. Дыхание мужчины сбилось, и он с трудом отстранился. Глаза больше не горели алым. Он взглянул на испуганную меня, притихшую, вжавшуюся в холодный камень, до синяков сжавшую его руку, в надежде защититься…

— Прости… — тихое, такое знакомое, ласковое ‘прости’. Но мне больно. Очень больно, чтобы простить. Но глаза серые. Снова серые, родные и нежные. И в них боль. Боль за меня? Но ведь…

— Вы знаете, что произошло?

Он обреченно кивнул и отступил на шаг.

— Я никогда больше к вам не подойду, — напрягшись, говорит он. Отступает в тень, чтобы исчезнуть, но…

— Я вас прощаю! — почти крик. Но он останавливается, оборачивается ко мне и все застывает. Мир вокруг просто замирает, выцветает и… снова тишина. И медленные тихие шаги, выдают чье-то приближение.

— Кирин?

Император?

— Ваше величество. — Мне все еще было больно, когда он пришел. И он это видел. Не мог не видеть. — За что?

— Он тебя недостоин, — с досадой выговаривает мужчина, подходит ближе и легко касается ушибленных мест. Боль уходит. Физическая боль, но в остальном.

— Тогда почему вы позволили?

— Всегда должен быть выбор.

— Даже если его нет.

— Даже если все решено?

— Ничего не решено.

Император оперся на перила, взглянул куда-то далеко, в самую тьму парка.

— Ты думаешь, он идеален?

— Он другой. Не как все здесь, — осторожно ответила.

— Да, он талантливый, — хмыкнул мужчина. — Это он — твой выбор?

— Я не знаю, — честно отвечаю, и мне становится настолько все равно, что даже холод уходит. Я просто не замечаю его. Не замечаю ничего. Как будто мира вокруг не существует, и есть только я.

— Времени остается все меньше. Вернись на бал.

И я иду к двери. Не оглядываясь.

Смотр будет продолжаться, но сейчас мне все равно. И радостно бликует красный ободок уже на моих на глазах.

Глава 13

Каково это, когда чужая воля заменяет твою собственною? Никогда раньше я не чувствовала этого в такой же степени, как это происходило сейчас.

Шаг. Еще один. И еще. Дверь открылась как будто и без моего вмешательства, отгородив от происходящего вне зала. Я хотела обернуться, в глубине души отчаянно желала сделать шаг назад, покинуть этот зал, полный фальшивых улыбок, остаться в одиночестве, но вне…

Улыбка появилась сама собой. Пары расступились, давая мне возможность пройти в центр, где уже ждал Актор. И снова танец. Пустой, глупый танец, но я улыбалась. Улыбалась партнеру, улыбалась гостям, улыбалась этому миру, несмотря на застывшие слезы в пылающих алым огнем глазах.

Так вот как чувствуют себя куклы. Нарисованная улыбка, тело движется, как угодно кукловоду, и нет чувств, нет мнений. Нет ровным счетом ничего. Только оболочка, которая всем нравится. Точнее — нравится хозяину. Остальным и вовсе нет дела до твоего вида. Если доволен господин — больше никто не станет думать и переживать.

Актор вел уверенно, плавно лавировал между других пар. Последнее, впрочем, происходило и вовсе без труда с нашей стороны: все боялись столкнуться с главной парой вечера на глазах у императора. А он вернулся. Дядя. Быстро прошел у стены, подозвав Лейворея-старшего, и сел на свой трон, что-то оживленно обсуждая с господином советником. Увидеть больше мне не позволили. Круг вновь сомкнулся.

— Вам оставили возможность говорить? — Актор был слишком проницателен для неосведомленного лица. Неужели и он испытал на себе подобное?

— Да, — сказала я, убеждаясь, что безмолвной марионеткой меня все же не сделали.

— Мы можем уйти отсюда, — предложил юноша, останавливаясь прямо посреди зала.

— Но разве это не пренебрежением гостями?

— Нам с вами это позволено, — заверил меня партнер.

— А только вам?

— Нет. Как и вам. Но вместе — мы можем уйти. Ваш выбор?

— Я не хочу здесь оставаться, но разве император позволит… — меня все еще терзали сомнения. После того, как дядя сказал оглядеться и выбрать, уходить было чревато наказанием.

— А мы узнаем это у него.

Император позволил. Задумчиво взглянул в лицо Актору, усмехнулся краешками губ и отпустил нас. И это после его слов. Неужели дело в Акторе? Он выбирает его? И мне стоит поступить так же?..

Коридоры дворца впервые казались мне настолько темными. Аже стражи было не видать, или я просто их не замечала. Вокруг как будто никого не было. Никто не попадался нам на пути, когда мы шли… куда мы шли?

— Постойте, — попросила я, останавливаясь. Актор замер, все так же находясь впереди и держа меня за руку. — Куда вы меня ведете?

— Подальше ото всех, — честно ответил юноша. Я не могла видеть его лица-слишком темно было в коридоре, но вот яркий ободок алого цвета подсказывал, что император все еще с нами. Пусть и не физически, но он влиял на наши поступки. Влиял на наши решения, на наши судьбы, на нас.

— Что вы должны сделать? — вопрос был неуместен, но не задать его я не могла. Нельзя играть против Эйвора Таргелея, но играть по его правилам не зная этих самых правил — значило проиграть. И пусть я понимала, что никогда не смогу сравниться с ним ни в чем, но просто идти по предопределенному пути, думая, что выбираю его сама, — так нельзя поступать.

— Скорее, чего я не должен делать, — усмехнулся Актор. — Я не должен касаться вас. Только так, за руку, как сейчас. Иное не позволено.

— А вы хотите иного?

— Вы хотите услышать честный ответ?

— А вы дадите его мне?

Смех пронесся по коридору.

— Нет, вам никто не скажет правды. Или — никто не солжет. Здесь дворец, и полутона заменяют нам все слова. Здесь никто не лжет, но все лицемерят, здесь никто не честен, но все благородны. Это дворец, миледи. Это совсем другой мир, где верить можно всем и никому. Вы просто должны научиться понимать, когда лгут не вам.

— И вы солжете мне?

— Уже лгал.

— Вы так просто говорите об этом, — смех вырвался сам собой. Резкий, неприятный, отвратительный.

— Как и молчу. Но, быть может, мы продолжим путь?

— Куда вы меня ведете?

— В город, — коротко ответил Актор. — Хочу показать вам его.

— Я жила в столице с рождения.

— Вы жили в другой столице. А сегодня мы побываем везде. Конечно, если вы согласны.

— Император…

— Император не запретил нам этого. А все, чего не коснулся запрет, — позволено. Только ваше решение.

— Но мы вернемся, если я скажу.

— Конечно, вернемся.

— Вы лжете.

— Лгу. Но вы же мне верите?

— Я никогда вам не поверю.

— Даже если я вам докажу свою преданность?

— А вы ее докажете?

— Если вы посчитаете это необходимым.

— Так мы ни к чему не придем.

— Да, тогда давайте сделаем первый шаг и посмотрим, куда он нас приведет.

— Я не хочу его делать.

— Тогда я вас оставлю.

— Оставьте!

И он ушел. Бесшумно, без единого лишнего слова, оставив меня в темноте наедине с собой. А я корила себя на малодушие, за страх, за собственную слабость. Но я не доверяла ему. И Актор не мог не знать этого. Возможно, это только оправдания, но бежать с ним в ночной город было бы глупостью, обреченной на провал. И… кто сказал, что он сам знает столицу? Он знает ту ее грань, с которой сталкивался, но ведь грань — это не весь кристалл, не весь город без остатка, не все его жители, не все улочки и дороги!

— Кто здесь? — тихие шаркающие шаги и знакомый детский голос. Ну да, кто еще ходит во тьме? Митара.

— Митара?

— Это мое имя, Рин. Странно, что ты используешь его для ответа на вопрос, — с долей негодования ответила темнота, а после меня взяли за руку. — У тебя глаза едва-едва светятся, — как бы между прочим сказала девочка. — Император что-то от тебя хотел? Не отвечай, это и так понятно.

— Спасибо. — Я была за многое ей благодарна, не только за понимание, но и за то, что всегда появлялась. Когда была нужна. А сейчас была нужна именно она. Ведь в чем-то мы были похожи, но смелости в этой девочке было больше чем во мне.

— Да не за что. Только что ты в этой части дворца забыла? Здесь в основном слуги живут, потому и темно ночью. Им не положен свет.

— Я шла не одна. А почему здесь ты?

— Карон не ушел на прием. А я не хотела с ним оставаться. — Я не видела ее лица, но даже так, по голосу, становилось понятно, что девочка не хочет продолжать эту тему. И я не стала задавать вопросов.

— Спасибо.

Теперь она благодарила меня. Благодарила за то же самое, что прежде заставило меня быть признательной. За умение промолчать в нужный момент. Поддержать без лишних слов.

— Ты уже была здесь? — Тишина стала угнетающей, и я не выдержала. Митара же, судя по всему, чувствовала себя комфортно в темноте.

— Нет, но я жила так, как они сейчас, — призналась девочка. — И теперь я прихожу сюда, чтобы не забывать. У Карона… У него тоже есть слуги во дворце, но туда я боюсь ходить. Боюсь увидеть там прежнюю себя, но здесь… здесь я не увижу себя, а не прийти — просто не смогу обойти это место.

— Какое оно? — внезапно даже для самой себя спросила я, усаживаясь на пол. Платье испортится, но… да, я не привыкла беречь свои наряды. Хоть и дорогие, для меня они не представляют ценности. Вот он итог, если будешь иметь все, что пожелаешь. Все, что можно купить.

— Жутковатое. Безымянное. Ты можешь посмотреть, если хочешь.

— Здесь темно.

— Пока да, но ты можешь зажечь свет. Они — нет, но тебе позволено больше. Только ты этим совсем не пользуешься.

— Свет, — приказала я и зажмурилась, так ярко вспыхнули светильники.

И я увидела Митару, скрючившуюся, прижимающую к себе коленки, устроившую на них свой подбородок и старающуюся не смотреть перед собой. А перед ней находилась дверь. Обычная железная дверь, с облупившейся краской.

Первое неидеальное место в идеальном дворце.

И нет ручки. Дверь можно только толкнуть вперед. А вот удастся ли выйти — никто не скажет наверняка. Не видно ничего под дверью — выверенный зазор. И я бы не пошла туда, ни за что бы не сделала шаг, если бы не равнодушное спокойствие, вспыхнувшее с новой силой, едва я начала волноваться, — подарок императора на эту ночь.

Помещение было довольно тесное. Это даже по выхваченному освещенному из коридора куску было заметно. Низкий потолок, в полтора раза ниже, чем в коридоре, и двухэтажные металлические кровати по периметры. И запах. Камфора или что-то еще более крепкое, что перебивало, наслаиваясь, на совсем другой аромат. Кровь. Здесь скрывали именно ее запах.

Скрипнула кровать, и кто-то смелый, шаркая босыми носами по полу, вступил в освещенную площадь. Мальчик, лет двенадцати-тринадцати — не больше, жмурясь от яркого света, пытался разглядеть гостей.

— Уже время? — Хриплый голос, будто сорванный совсем недавно.

— Нет, еще отдых, — ответила из-за моей спины Митара и потянула к выходу, пока не проснулись остальные.

Но проснулся, как оказалось, не только мальчик. Подслеповатая (она больше опиралась на руки, чем доверяла глазам) женщина, которой на вид было не меньше пятидесяти, тоже подошла к выходу.

Я отшатнулась. Таких морщин, выцветших глаз и седых волос не было ни у одного имперца. Пепел — был, но не седина.

— Мама! — мальчик бросился к женщине, вцепился в ее руку и попытался оттащить от двери. — Не иди. Я пойду! Я! Заберите меня, я лучше. Маму… — он заплакал, — маму не трогайте!

— Ирвин, иди спать, — устало сказала женщина. — Господам лучше знать, сколько нам отведено времени. Мое — на исходе. — И уже нам: — Не слушайте его, простите. Он еще мал и глуп. Он не знает, что говорит. Он…

— Митара!

Странно было бы думать, что нас никто не хватится. И если моя ночь была выторгована у судьбы, то за Митарой закономерно пришли. В ярком свете, недовольно жмурясь, как будто он причинял ему неудобства, у стены замер его светлость Карон Таргелей.

— Кирин? И ты здесь? — он был удивлен встретить здесь и меня. Удивлен искренне и не скрывал этого.

— Я заблудилась. — Упоминать Актора и его приглашение не стала. Мне хватило зрелища Эйстона под гнетом чужой воли.

— Ясно, — вот теперь он мне не верил, но говорить что-либо еще не стал. Не при слугах? — Возвращаемся наверх, — коротко распорядился он, подошел к двери и резко, едва не оставив мальчонку без пальцев, закрыл ее. — Ну же, или, Кирин, ты хочешь объясняться с Эйвором?

— Нет, — шепотом ответила я. А если бы он случайно попал мальчику по пальцам? Но герцога этот вопрос волновал меньше всего.

— Митара. — Он положил руку ей на плечо, но девочка отшатнулась в сторону, не желая терпеть прикосновение.

— Не хочу. Отпусти меня!

— Тара, — в голосе мужчины появились угрожающие нотки. — Сейчас мы должны вернуться. Это необходимо. Кирин пойдет с нами, — добавил он после некоторых раздумий и ласково: — Ты совсем не спала прошлой ночью. Нужно отдохнуть.

Возможно, они говорили бы еще долго: Митара не хотела никуда уходить и сторонилась к стене, — но нас прервали. Гвардейцы, только с другими знаками отличия, целеустремленно прошли по коридору, не забыв поклониться каждому из нас, открыли давешнюю дверь и выволокли ту женщину. В ее глазах стояло облегчение, понятное только матери сумевшей спасти своего ребенка. Пусть и заплатив собственной жизнью.

— Куда вы ее ведете? — Я заступила им дорогу даже неожиданно для самой себя. И откуда только смелость взялась? Нет, определенно дворец действовал на меня дурно. А что если это все сон? Просто сон, который я просматриваю одной из ночей. И все, что происходит, нереально. А утром мне предстоит проснуться, но проснусь ли я прежней? И смогу ли промолчать, когда вновь увижу жестокость?

— Ваша светлость, отойдите в сторону, — вежливо, но хмурясь, обратился ко мне старший из группы.

— Куда вы ее ведете?

— Ваша светлость… — тон изменился.

— Не забывайтесь, — вмешался Карон, видимо усмотрев в раздражении гвардейца неуважение ко всей фамилии.

— Приносим свои извинения, — устало и равнодушно, как будто эта формальность уже в зубах навязла, потеряв всякий смысл, ответил мужчина.

Карон кивнул, принимая извинения, и подтолкнул Митару в спину, в сторону выхода из коридора. Девочка не шла, неотрывно глядя на меня. Даже та женщина, что застыла за спинами своих конвоиров, и она смотрела мне в лицо.

— Ваша светлость, все наши действия одобрены имперским советом и лично его величеством. Прошу вас освободить дорогу.

— Я освобожу, — тихо заверила я, чувствуя, как накатывает спокойствие. Вероятно, мои глаза снова начали алеть. — … когда вы ответите на мой вопрос: куда и зачем вы ее ведете? Слугам тоже нужен отдых.

— Она отдохнет, — криво усмехнулся гвардеец. — Не переживайте, ваша светлость. Ее отдых уже совсем близок. Как и ваш. Ревой эстес апуде.

Потолок над своей кроватью я скоро начну ненавидеть. Ведь он был следующим, что я увидела, когда вновь открыла глаза. Потолок и яркий солнечный свет, который прорывался сквозь тяжелые гардины, и слепил глаза.

Болела голова, напоминая, что прожитый накануне день был не таким уж и радостным. Как того хотелось бы организму. Ломало все тело, словно я не танцевала, а носила кирпичи по лестнице. Вверх-вниз, пока не загорелся рассвет. А с рассветом, измученная добралась до кровати. Вот только всего этого не было.

Бал, мой сероглазый маг, Актор, уводивший меня из зала, Митара, темный коридор и освещенная комната. И люди. Обычные люди, не имперцы. Замученные. Мать и ее ребенок. Дожили ли они до рассвета?

Я встала так резко, что перед глазами поплыло. Встать без последствий я смогла только спустя пять минут, когда вновь вернула себе полный контроль над телом и зрением.

Держась на всякий случай за стенку, я вышла из спальни. В гостиной, присев на краешек дивана, находился посторонний. По одежде, слегка надменному взгляду, который при виде меня потеплел, заставляя усомниться в собственном зрении, я опознала в нем мага. По ли душу он здесь появился? По мою…

— Ваша светлость, позволите вам помочь?

Его прислали, чтобы справиться с моей утренней слабостью? Я горько усмехнулась: все ради лучших мира сего. Все ради фамилии.

— Помогайте. — По опыту школы искусств я уже знала, что им достаточно прикосновения, чтобы исправить легкое недомогание, как у меня сейчас.

— Вот и все, — маг убрал руки спустя пару минут нашего контакта.

— И вы ничего мне не посоветуете? — по памяти я знала, что целители не любят, когда их труд игнорируют и каждый раз напутствуют своих пациентов, угрожая не помогать в следующий раз. И пусть это был только ритуал — целители всегда оказывали необходимую помощь, но было в нем что-то особое, саркальное для меня, а здесь нет и этого.

— А должен? — удивленно вздернутые брови на лице мужчины. Интересно, сколько ему?

— Ваши коллеги так поступают, — нерешительно проговорила я.

— Мои коллеги не работают при дворце, — усмехнулся целитель, поднимаясь. И пусть на вид ему было не больше тридцати, такого выражения глаз, равнодушного и пустого, я не видела даже у императора, а он жил уже давно.

— А вы давно здесь работаете?

— Очень давно, ваша светлость. Вашу мать я прекрасно помню, если вас интересует этот вопрос.

— А…

— И маленького императора. И его брата. — Целитель с неудовольствием воззрился на меня. Уйти он по правилам не мог, пока я его не отпущу, но вот делать вид, что он получает удовольствие от нашего общения — маг врать не стал. Я ему мешала, и он это всячески демонстрировал. Даже взглянул на свой браслет, намекая на время и возможный вызов.

— А слуг?

— Помнить слуг? — он был удивлен. — Зачем? Они постоянно меняются. В этом нет необходимости, и я бы вам не советовал к ним привязываться.

— Что с ними происходит?

— Ваша светлость, мне кажется, вы все еще нездоровы. Вернитесь к себе. Я должен поговорить с императором.

— Просто ответьте мне. И я больше ничего не спрошу. Но я не могу понять… вчера… куда их вели? — перед глазами снова встала седая женщина. Она была молода. Она просто обязана была быть молодой, но седина… Мука, оставившая свой след. Это было не время. Это сделали люди. За что?

Мужчина вздохнул, с укоризной посмотрел на меня, словно осуждал, и медленно начал:

— Не все болезни можно вылечить силой целителя. Иногда требуется жертва.

— Их убивают?

— Если нет другого выхода, — скривился маг. — Жизнь слуги — ничто по сравнению с жизнью господина. Так стоит ли сожалеть? Лишний год жизни хозяина разве не стоит десяти лет раба? Здесь уже давно нашли ответ. Теперь я могу идти?

— Можете, — почти шепотом откликнулась я. Перед глазами так и стояло лицо постаревшей за других женщины. Чем она была повинна? Тем, что была слаба.

Целитель не стал испытывать судьбу и удалился, едва получил позволение. У меня же пропал аппетит. Мысли о завтраке вызывали тошноту и отвращение. Как вообще можно есть то, что приготовил обреченный?

Дверь открылась беззвучно. Механизм, как и все во дворце, был отлажен до невозможности. Мой страж с самого утра приступил к своим обязанностям. Я не стала оборачиваться: не хотела его видеть. По крайней мере, пока у меня есть хоть какая-то иллюзия выбора.

— Леди, вы уже позавтракали? — Он был снова учтив и вежлив.

— Я неголодна.

Медленно прошла к окну. Парк уже не пустовал. Слуги сновали с поручениями, убирая последствие вчерашних празднеств. Еще немного и первые посетители отправятся на прогулку, чтобы вновь насладиться видом и ароматом первых летних цветов. Уже совсем скоро.

— Вы молчаливы сегодня.

— Мы обсудили с вами все вчера.

— Я должен извиниться.

— Не должны, если не хотите.

— Я хочу, — выделяя каждое слово ответил Актор. — Я не должен был…

— Это неважно. — Подняла руку вверх, обрывая его на полуслове. — Вы мой страж, вам ни к чему относиться ко мне иначе, чем к вашей временной хозяйке. Выполняйте свои обязанности. Этого будет достаточно.

— Но сегодня.

Юноша подошел ближе. Он встал за моей спиной, так близко, что чувствовала исходившее от него тепло. Слишком близко для простого служащего.

— Шаг назад, — приказала я.

— Даже вашему жениху не позволите подойти ближе раба?

— Одному из возможных, — зло отозвалась я, уходя в сторону. Поведение Актора раздражало. Если стража еще можно было терпеть, то ‘жениха’… он переходил границы, и ничего кроме раздражения и злости его поведение не вызывало.

— Вы можете все изменить, — усмехнулся юноша.

— Вы слишком прямолинейны для сына советника, — заметила я, следя, чтобы между нами было не менее пяти шагов.

— А слишком терпеливы для племянницы императора. Как видите, мы не подходим нашим статусам. Не это ли нас роднит?

— У нас нет ничего общего.

— Вы так считаете? — Не знаю, чего он добивался, но мне все сильнее хотелось избавиться от его общества.

— Я в этом уверенна.

— Пусть так… — судя по всему, он хотел еще что-то сказать на эту тему, но внезапно замолчал. Только после небольшой паузы продолжил, но уже совсем в ином тоне: — Мне поручили сопровождать вас во время посещении Академии вооружений. Вам помогут собраться.

Мой первый полет на каре. Даже представить сложно сколько уходит энергии на что, чтобы удержать его в воздухе! Но он того стоил. Я никогда не видела центр столицы с неба, и только сейчас поняла, насколько неслучайной была застройка, насколько кропотливо архитекторы выстраивали свои проекты, чтобы даже с неба город был памятником всей империи Таргелеев. Мы летели над миниатюрной, если можно так сказать о тысячах километров, копией всего государства, в центре которого стоял дворец, являя всю мощь нынешней власти, всю зависимость секторов от центра, ведь все дороги вели к нему оплоту императорской власти.

Академия вооружений располагалась в отдалении, на острове Рикта. И, если стоило пересечь негласную границу между Школой искусств и империей, жизнь становилась ярче, то в случае с обителью будущих военных атмосфера все больше давила на тебя безысходностью, заставляла вдыхать аромат скорой смерти и боли. Здесь не было счастья, не было радости, только серые, черные и коричневые цвета. Железо, дерево и форма. Серая у учеников и черная у преподавателей.

И вдруг стало так неудобно за свое лиловое платье. Ведь никто из сопровождения не надел ничего цветного. И только мне выпала честь выделятся. Но честь ли?

На нас оборачивались, стоило кару опуститься посреди площадки перед самым входом. Сесть дальше не позволяла техника безопасности, которой следовала увеличившаяся по случаю выездного мероприятия охрана. Припарковаться же ближе уже не позволяли колонны крыльца и ступени, расположение которых делало несколько затруднительными маневры.

Нас встречали. Не сказать, что почтить меня своим вниманием вышло все руководство, но эти подчеркнуто почтительные маски я буду помнить еще долго. Вероятно, именно этих людей выбрала эталоном моя охрана, мгновенно преобразившись в таких же безэмоциональных истуканов. И куда только исчезли те живые люди, что с четверть часа назад вполголоса шутившие друг с другом?

Мы прошли мимо караульных. Я старалась не смотреть на лица. Ведь этим людям не повезло: мало кто по доброй воле выбирал вооружения, скорее — они выбирали их. И настигали по воле императора. И мне, которой каким-то чудом повезло больше, было стыдно смотреть им в глаза, но мне предстояло врать им. Лгать с улыбкой на губах и верой в собственные слова.

Мерзко. С каждым днем я все больше чувствовала себя грязной. И отмыться не было никакой возможности. Хотя — нет, одна все же была, но смелости, чтобы ею воспользоваться… Я никогда не отличалась ею. Никогда.

Подниматься не пришлось долго. Видимо, по случаю высоких гостей руководство пошло на уступки и открыло доступ к порталам. Курсанты путались в их расположении, спешно оглядывались и уносились к более привычной лестнице.

Меня усадили в самый центр, уступив место председателя. Актор, более привычный ко всему этому, присел справа и даже попытался ободряюще сжать мою руку. Я быстро убрала обе ладони на колени. Принцесса должна быть смелой и стойко выносить превратности судьбы. И хоть принцессой была моя мать, мудрость, а скорее вынужденность такого поведения, я старательно пыталась применить к собственному характеру.

Я улыбнулась, быстро перейдя от вымученного оскала к искренней радости. Что ж, будем считать, что Школа уже научила меня главному, а чему не смогла она — помог дворец.

Улыбаясь, заставить себя поверить, что все прекрасно, оказалось проще. Я наконец оторвалась от разглядывания пола и обуви окружающих и взглянула на лица. Вероятно, они, как я, пытались казаться добрее, чем есть. Но мы учились в разных школах, и сквозь их попытки я ясно видела усталость и раздражение. Они были не так счастливы, как мне расписывал Актор, что ради мероприятий дворца их открывают от курсантов. И мне бы чувствовать себя виноватой именно по этому, но тут я искренне радовалась: минус один день измывательств. Вот и все, что я могла дать бедным учащимся.

— Леди Кириниса. — Слово взял один из тех, что смотрели на меня прямо, даже не стараясь сделать вид, что их внимание случайно. Нет, они смотрели оценивающе, как будто прикидывали, что они будут делать, если я вдруг сойду с ума и брошусь на них. Их таких было трое, и мне показалось, что они похожи между собой. Хотя под этим ежиком волос, с гладко выбритой головой, все обители Академии были чем-то похожи. — Ваше выступление запланировано через три часа в зале собраний. Перед этим мы бы хотели предложить вам экскурсию по главному зданию с посещением учебных комнат.

Мужчина замолчал, выжидающе взглянул на меня, как будто я могла перечеркнуть весь их план. Но ведь, что дозволено императору, никак не дозволено мне. Даже думать грешно об отклонениях от плана.

— А мы не помешаем вашим подопечным готовиться? — Пожалуй, только такой вопрос могла бы задать наследница.

— Они готовы пойти на такие жертвы, — усмехнулся другой, самый молодой, судя по лицу, мужчина. Он, как и предыдущий оратор смотрел на меня несколько иначе, но его интерес был скорее сочувственным. Видимо, оценка, данная мне, едва ли отличалась от ноля. Интересно, какой он критерий использовал?

— В таком случае… — задерживаться дольше необходимого в окружении вояк мне не хотелось.

Я поднялась, оправила платье и покосилась на дверь, ожидая, когда среагирует охрана.

— Вы не выбрали себе сопровождающего, — напомнил первый.

— Мне совестно отрывать вас от дел. Думаю, мой страж не откажет в маленькой просьбе и побудет сегодня еще и гидом. Актор, не окажете любезность?

Обращаться к юноше было неприятно, но терпеть за спиной кого-то незнакомого… Мне и приставленной с утра охраны хватало. А должны прибыть еще и журналисты, чтобы увековечить мой позор. И все это через три часа. Неужели пора начинать считать секунды?

— Конечно, Кирин, как прикажете. — Актор насмешливо усмехнулся собственному начальству и сделал шаг вперед, оказываясь на одном со мной уровне. Мне показалось, или это было демонстративной акцией, но для кого из присутствующих мой страж так старался?

Спрашивать в присутствии верхушки Академии я поостереглась. Любопытство любопытством, но помогать удовлетворить сей грех остальным я не хотела.

Коридор пустовал. То ли занятия продолжали идти, то ли курсантом просто запретили показываться на глаза высокой делегации. Но, каков бы ни был верный ответ, мы не встретили никого, пока не спустились на первый этаж, в холл.

— С чего желаете начать осмотр? — Актор был вежлив и улыбался, как заправский экскурсовод, желавший заставить незадачливых туристов потратить свои кровные на сувениры и другую дорогую, но малоценную дребедень.

— А с чего бы вы рекомендовали? — поддержать игру порой куда проще, чем объяснить, почему ты это хотел избежать.

— Я куратор у одной из групп. Мы могли бы начать с них. В их дисциплине я уверен. Лично занимался воспитанием, — хмыкнул юноша. А меня затошнило. Лично занимался? Дрессировал? Как для цирка? Как будто это не люди вовсе.

— Хорошо, мы начнем с них, — решила я и даже протянула руку своему стражу. Все же незнакомая обстановка заставляла идти на жертвы. Главное, вымыть после руки до локтей с мылом или еще с каким-нибудь антибактериальным средством.

Актор вел уверенно, не увеличивая, но и не снижая темп. В жилом корпусе, куда мы свернули, уже не было столь безлюдно. Курсанты то и дело выбегали из комнат и неслись по поручениям своих старших. Глаза прятали в пол, не решаясь на нас смотреть, но мне хватало синяков, которые они тщетно старались скрыть. И это Академия вооружений?! Здесь должны готовить элиту? Да разве вырастет из этих запуганных мальчишек тот, кто не будет мучить личный состав, как мучили его? Разве они смогут быть полноценными людьми? Именно людьми, в полном смысле этого слова. Да для меня даже марионетки императора большие люди, чем зарвавшиеся садисты с манией величия, мучившие личный состав. А семью? Там они тоже будут по законам военного времени жить? Отвращение. Вот что у меня вызывали такие люди. Отвращение и гнев, ненависть, объяснить которую я не могла. И с таким человеком я иду рядом?!

Актор остановился у одной из дверей и, не стучась — как будто и не существовало никаких прав на личное пространство, вошел. Я заглянула следом, спустя две минуты, давая возможность обитателям комнаты подготовиться. И я была права в своем решении, если от крови мне просто стало дурно, то что бы случилось от лицезрения самого ‘обучения’ вежливости, как назвал это Актор, удивленно обернувшийся на мой вскрик… Я бы не смогла это вытерпеть.

Глава 14

На коленях посреди комнаты, обессилено опустив голову, стоял юноша. Его лица не было видно, а глаз он не поднял, когда я вошла. Его буквально вздернули на ноги, чтобы курсант, пошатываясь, встал в строй.

Я видела, как зло на него посмотрел Актор. Именно на него, а не на тех, кто явно принимал участие в ‘обучении’ и кто быстро спрятал за спину руки со следами чужой крови.

— Убрать здесь, — распорядился мой страж и сделал шаг назад, поворачиваясь ко мне лицом, спиной закрывая курсантов. — Приношу свои извинения. Младшие еще не все освоились, и коллектив помогает им лучше следовать правилам, — пояснил Актор, искоса следя за своими подчиненными.

— Ему нужно к целителям, — тихо проговорила я, пытаясь разглядеть пострадавшего.

— Мужчину украшают шрамы.

— Если он выживает, — скривилась я, делая шаг в сторону, чтобы Актор не закрывал мне обзор.

— Выживет, в общежитии не умирают.

Юноше не нравилось, что я ищу избитого курсанта, но вмешаться он не мог. Субординация была на моей стороне, как бы ему это обстоятельство не досаждало. Наконец, я увидела того, кого искала. Юноша отошел на задний план, стремясь укрыться от внимания посторонних за снующими туда-сюда коллегами. Что-либо сделать с побоями он даже не старался.

— Остановитесь, — я говорила тихо, но услышали все. Движение застыло мгновенно, все вытянулись по струнке, и даже пострадавший шагнул в строй. Он и был мне нужен.

Темные, короткие волосы, впавшие глаза, обвисшая кожа на лице, рассеченная бровь, губа разбита и желтеющий синяк на скуле. Ему явно доставалось не в первый раз. Но в глазах… в глазах все еще была решимость. Он не собирался подчиняться, не собирался жертвовать самоуважением, выбирая если не смерть, то муку. И я… я даже завидовала ему. Его силе воли, его решимости, его таланту. А смотрел на меня, словно пытался узнать и…

— Кирин? — вздох полный удивления и недоверия.

Актор мгновенно задвинул меня за спину, убирая с линии возможной атаки. Но нападения не последовало.

— Кирин?! — недоверие сменилось узнаванием и… надеждой?

Я замерла, пытаясь вспомнить этот голос. Да, я слышала его раньше, не в таком плачевном состоянии, когда он был полон гордости и силы, когда тихо читал свои стихи, когда возбуженно рассказывал о своей первой маленькой, но уже победе.

— Бен?

— Да, — тихий, облегченный ответ. Он боялся, что это окажусь не я. Боялся, что дни его будут сочтены, хотя… скорее он боялся за семью, ведь в нашей доброй стране вина ложится на всех близких, а вот самого виновника могут и пощадить, чтобы он имел возможность любоваться деянием своих слов или рук.

— Миледи, вы его знаете? — ради разнообразия в разговор вмешался не Актор, который нахмурился и о чем-то напряженно думал.

— Это мой друг. Из жизни до дворца.

— Ясно, — мужчина удовлетворился ответом и обратился к кому-то из своих. — К целителю, после — отчитаешься. — И уже мне: — Вы собираетесь встретиться с ним после своего выступления?

— Если это возможно, — проговорила я. — Я была бы рада вновь увидеть хоть одного из своих прежних друзей.

— Я внесу в ваше расписание.

Вот и все. Как легко все решилось, стоило появиться неведомой силе, обличенной властью, пусть и такой смехотворной, как моя. И как сложно было все изменить, находясь внутри. Смешно, право слово. Смешно, если бы не хотелось плакать.

Я проводила взглядом Бенедикта, которого уводил один из моей сегодняшней свиты. Его сокурсники теперь уже не излучали такой уверенности в себе, как пару минут назад, ошарашено переглядываясь и пытаясь по лицу Актора понять, что с ними будет. И честно, глядя на мрачного, как грозовая туча, юношу, даже мне становилось не по себе, что уж говорить о его прямых подчиненных. И… что-то мне подсказывало, что подобные забавы, свидетелем которой я случайно стала, проводил на постоянной основе и с разрешения непосредственно начальства, а значит в произошедшем есть вина моего стража.

— Актор. — Юноша криво усмехнулся: ждал, что я обращусь к нему. — Здесь всегда так?

— Обычно все более сдержанны, — постарался смягчить юноша. — Вероятно, сегодня ваш друг допустил очень грубую ошибку и отряд решил преподать ему урок.

— Вероятно, такие уроки здесь происходят постоянно, — предположила я, заглядывая ему в глаза. Если лицо может соврать — глаза никогда.

— Более или менее, — отвечать прямо юноша не стал. — Таков заведенный порядок. Не думаю, что ваша Школа в рамках традиций очень уж отличается от моей.

— Отличается, — не задумываясь ответила я, а после… Первый день, избитый Тордак, виноватые лица друзей… да, где бы ты ни был, а жестокость сопровождала везде. И статус. Проклятое положение, которое давало возможность издеваться над окружающими или лишавшее права сопротивляться. Так или иначе, ты всегда был по одну из баррикад, чувствуя все ‘прелести’ своего положения.

— Хм, значит я давно там не был.

— Вы там бываете? — мое удивление было искренним. Пожалуй, все, что угодно, лишь бы не смотреть на выжидающие лица курсантов, готовые заискивать перед хозяином.

— Мой брат учится там. Лоран предпочел искусства, военному делу. Семья не имела ничего против. Карьеру министра ему прочат уже давно.

— А вам? — я медленно направлялась к выходу. Пусть запаха крови уже не чувствовалось, но мне было журно от необходимости находиться здесь. Свита неслышно повторяла мои шаги, следуя к выходу.

— Мне достаточно воинского поприща. Не люблю гражданские дела, — признался Актор, расслабляясь. Наше отступление он не мог не заметить, и извинился: — Приношу свои извинения. Переоценил новичков.

— Все совершают ошибки.

Это было сказано со стороны дверей. Я обернулась на звук, надеясь не разочароваться и… улыбка сама возникла на губах. После того, как я ощутила на себе влияние императора, его поведение уже не казалось мне таким… нет, оно все еще было неприемлемым, но то, что он сопротивлялся, то, что выбирал меня, не следуя воли повелителя…

— Лорд Эйстон. — Я не думала, что можно так ненавидеть, но Актор не любил сероглазого мага, в его голосе слышалась явная жажда убийства. — Что привело вас сюда?

— Как и вас, воля императора и желание угодить милой леди. — Мужчина улыбнулся мне, заставляя сделать шаг вперед.

Все же рядом с ним чувствовалась совсем другая атмосфера, и здесь, в месте, где каждый камень, казалось, хочет погрести тебя под собой, это было сродни спасительному островку.

— Вас прислал император? — не веря, но отчаянно надеясь спросила я. Если его прислал император, значит Эйстона простили и хоть чуть-чуть, но я могу побыть рядом. В последний раз. Или, если дядя позволит, в первый раз в качестве своего избранника. И боюсь, выбрать кого-либо еще я просто не смогу, ведь улыбка сама просится на губы, стоит мне увидеть его.

— Косвенно, — серьезно проговорил сероглазый маг. — Его величество выказал обеспокоенность вашим душевным состоянием, миледи, и решил, что знакомое лицо в этих мрачных стенах сможет скрасить ваше путешествие.

— И вы намерены остаться с нами и после окончания официальной части? — вмешался в беседу Актор. Он кивнул кому-то из свиты и намеревавшегося пройти мимо нас курсант немедленно оттеснили к другому переходу.

— До самого вечера, пока леди Кириниса не вернется во дворец.

— А вам не кажется, что ваше присутствие в поместье моей семьи будет неуместно? Мы сможем обеспечить леди защиту. Моему отцу служат ваши коллеги.

— Тех из моих коллег, кто служит не императору, едва ли можно назвать магами. Удивлен, что вы не осведомлены об уровне их дара, ваша светлость, — вздернув брови, как от удивления, пояснил Эйстон. — Таким образом, я занимаю положенное мне место в свите миледи. Но если сама леди Кириниса будет возражать, я уйду. Итак, — он обратился ко мне, — как я должен поступить?

— Останьтесь, — чувствуя недовольный взгляд Актора, все же позволила я. С Эйстон мне было спокойнее, ведь даже вчера он сумел сдержаться, сумел нарушить приказ императора. Сумел ослушаться ради меня.

В груди потеплело, а когда маг подал мне руку, и вовсе захотелось летать. Не знаю, умеют ли это маги, но я чувствовала, что как никогда близка к тому, чтобы освоить это искусство. Летать. Пусть без крыльев, пусть без магии, но летать сердцем — теперь я знала, каково это.

— Продолжите экскурсию или мне взять на себя вашу работу? — насмешливо проговорил маг, обращаясь к сыну советника.

— Я продолжу, если ее светлость отдохнула? — Актор ничем не выдал своего гнева, хотя слова мага звучали в высшей степени оскорбительно.

— Мы можем продолжать, — разрешила я, кладя ладонь на руку мага.

Свита учтиво отступила на шаг, только тот, кто интересовался Беном, теперь шел в полушаге от нас. Актор возглавлял процессию.

Больше эксцессов не возникло. Судя по всему, посещение подчиненных Актора не входило в обговоренную программу, потому что, если бы не этот инцидент, мое мнение об Академии кардинальным образом бы отличалось от нынешнего.

Все те курсанты, кого мы видели, посещая занятия, встречали в коридорах между обозначенными залами, были вежливы, ухожены и красивы. Мы как раз заканчивали обход, когда я все же решила поинтересоваться у одного из курсантов, что следовал за нами, чтобы мы ‘не заблудились’. Присутствие Актора им не мешало думать, что мы можем сбиться с пути. Видимо, начальству моего стража доложили о его самовольстве.

— Прошу прощения…

— Миледи?

Свита остановилась и расступилась, пропуская ко мне курсанта.

— Прошу вас представьтесь.

— Курсант Эдмунд Крайт.

— Эдмунд, — лицо юноши дернулось, как будто ему было непривычно обращение по имени. — Ваши родители?..

— Барон и баронесса Крайт, — легко ответил Эмунд. — Ваша светлость, вероятно, видели их на балу для приближенных. Ваш наряд очень понравился моей матушке, и она хвалила вашу грацию в танце.

— Благодарю, — протянула я, отворачиваясь. Вот и нашелся ответ. Пусть курсанты и носили одну форму, все знали, кто кем является за пределами Академии.

— Рад служить, — донеслось мне в спину. Голос у юноши был довольным, хотя я успела отвернуться. А так не полагалось делать в воспитанном обществе. По крайней мере, так казалось мне раньше.

— Все хорошо? — шепотом поинтересовался Эйстон, почувствовавший изменения в моем настроении. Свита молчала, хотя я не сомневалась, что они слышат каждое мое слово, а потому говорить откровенно я не стала.

— Да, все в порядке, — улыбнулась, как учила Кристина. — Здесь очень красиво и здорово все организовано. Курсанты вежливы, как и подобает их высокому званию. Настоящий оплот военных сил нашей империи. Думаю, курсанты рады, что им удалось поступить сюда.

И промолчим, что решение принимали не они. Зачем об этом говорить? Принцессе такого знать не положено. А картинка… картинка и правда красивая, если только не вспоминать о Бене.

— Мой друг? Как он?

С посещением учебных залов мы уже успели закончить, а потому медленно шли на обед. Не в столовой. Руководство в лице навещавшего нас время от времени лорда-управляющего объяснило нам, что не хочет стеснять курсантов и меня нашим обоюдным присутствием в одной комнате.

— Ваш друг присоединится к нам за обедом, — просмотрев сообщение на браслете, ответил главный из безликих сопровождающих.

— Спасибо.

Мужчина учтиво кивнул и вновь отстал на полшага.

Для обеда выделили один из залов для переговоров. Удивительно, но здесь их было не меньше десятка. Просторные прямоугольные комнаты с круглым столом.

Я предпочла сесть подальше от двери и заняла место у окошка, пусть охрана и неодобрительно хмыкнула. Или мне показалось на фоне явного желания хоть как-то очеловечить их в своем представлении? Ответа не было.

Набрав в свою тарелку всего понемногу, я отошла к окну. Глупо, конечно, считать, что этот нехитрый маневр скроет меня от глаз свиты, но хоть чуть-чуть побыть одной отчаянно хотелось. Бенедикта еще не привели, и я могла в полной мере насладиться тишиной.

Эйстон, как будто знал, что мне хочется побыть наедине с собой, остался у стола и не позволил Актору подойти ко мне, перегородив ему дорогу и отрицательно покачав головой. Я благодарно ему улыбнулась. Маг кивнул и вернулся к столу. Его внимания отчаянно добивался отвечавший за расписание мужчина.

Наслаждаясь едой и тишиной, я не заметила, как в комнату ввели Бенедикта и, вручив ему тарелку с едой, отправили ко мне. Юноша так и остался бы молча стоять за моим плечом, если бы случайно не зацепился за стул и он не скрипнул, привлекая внимание.

— Бен… — я не знала что ему сказать, даже смотреть на него было больно. Что бы я не говорила свите и военным про Академию, но в душе я ненавидела ее порядки, ненавидела место, творившее из людей садистов, ломавшее их устои, делавшее глупое оружие из некогда порядочных и адекватных юношей и девушек. Или — заставляющее страдать тех, кто решил не сдаваться.

— Кирин. — И он улыбнулся до боли знакомой улыбкой. Такой, от которой на сердце становилось легче. И пусть ему самому было больно, он улыбался, чтобы сделать легче друзьям. Он не изменился. Совсем. Ни капельки. Он так и остался нашим Беном, который открывал вечер своими стихами и закрывал полными одобрения аплодисментами всем и каждому. Он был слишком хорошим для этого места, но он был именно здесь. В Аду.

Повисла неловкая пауза. Бен отвел глаза и, пытаясь преодолеть неловкость попытался есть, но не прошло и минуты, как подавился.

— Прости!

— Прости!

Глаза отвели оба.

— Ваша светлость, все в порядке? — Распорядитель, назовем его так, задумчиво разглядывал нас с Беном. — Молодой человек портит вам аппетит?

И почему мне показалось, что в словах мужчины была угроза?

— Нет, с ним даже помолчать приятно, — пресекла любые поползновения в нашу сторону я. Сделавшие было пару шагов, охранники отступили. — Я была бы рада поговорить со старым другом наедине. Это возможно?

— Под мою ответственность, — видя, что распорядитель колеблется, вмешался Эйстон. Пожалуй, благодарить его у меня скоро улыбок не останется, но это было приятной необходимостью, больше напоминавшей веление сердца, чем долга.

— Соседняя комната свободна, — подсказал Эйстон. — Я провожу.

Смежная с нашей временной столовой комнатка и правда была совершенно свободна. Свободна даже от мебели, что было странно для ее расположения. Вряд ли переговоры или обсуждения могли вестись здесь, разве что здесь сдавался практикум по привентимным мерам. Хотя, зная империю — так оно и могло быть. По тому, как сглотнул Бен, я поняла, что мои догадки недалеки от истины.

Эйстон проявил тактичность и вышел, оставляя нас наедине. Поверил мне? Или знал, что Бен не способен причинить вреда кому-то живому? Да, вооружения для бывшего поэта были каторгой.

— Кирин, ты?.. Таргелеи… Но как?

— Я не знаю, как так получилось. Это вышло без моего участия, — попыталась улыбнуться. — Родителей не выбирают, сам знаешь.

— Но тогда почему ты жила одна? Ходила в наш клуб? Разве династию не учат отдельно?

— Династию? Я не принцесса, нет.

— А выглядишь, как она.

Мне стало грустно. Если даже Бенедикт начал принимать меня за истинную наследницу Таргелеев, значит меняюсь и не в лучшую сторону.

— Это неудачная шутка, — попыталась как-то исправить ситуацию.

— Прости, — Бен виновато отвел глаза. — Думал, тебе будет приятно. Марта бы прыгала от счастья от подобной возможности: не просто выйти за аристократа, но и самой иметь статус.

В его словах звучала горечь и разочарование. Неужели его Прекрасная Дама оставила бедного поэта?

— Марта…

— Она ушла. Сказала, что я не подхожу ей. Она хочет спокойствия, уюта, достатка, а я не смогу ей это дать.

— Но как же… вы казались такими счастливыми.

— Любовь бывает жестокой. А я был слишком счастлив, чтобы замечать нюансы.

— И где она сейчас? Она тоже здесь?

— Нет, — Бен покачал головой. — Ей не прислали распределение — ей прислали место работы. Видно, решили не тратить зря времени и средств, а избавляться — она никому не успела помешать. — ‘А ты успел’. — Но это все в прошлом, лучше скажи, каково теперь тебе?

— Неопределенно, — подумав, ответила я. — Раньше все было ясно: куда идти, что будет завтра, как я должна поступать. Мы ничего не решали, мы делали, как заведено. Но знаешь, в том мире было больше жизни, больше возможностей. А дворец… Дворец подчиняет, медленно меняет тебя и начинаешь думать совсем иначе. Думать, поступать и постоянно оглядываться назад, на трон, пытаясь предугадать реакцию. Там, как тебе сказать, у тебя есть возможности, но ты не в праве их использовать. Ты можешь и одновременно не можешь ничего с этим сделать: только смотреть и ждать.

— Но ты выглядела довольной, рядом с Актором, — имя моего стража он выдавил с трудом.

— Помнишь, когда мы все вместе смотрели кадры с официальных мероприятий? Они все выглядели счастливыми. Помнишь? И мы завидовали им, хотели оказаться на их месте, хотели хоть на долю секунды пожить их жизнью…

— Я помню это.

— Помнишь… Теперь я там, с ними и… там нет счастья. Совсем. А улыбки — Школа искусств для того и создана, чтобы зрители верили картинке. И я тебя прошу, не приходи сегодня на мое выступление. Мне придется врать. Врать так, чтобы вы верили. Восхищались и ненавидели, желали оказаться на моем месте… И знаешь, я бы уступила его. Потому что оно не мое. Я не чувствую его своим и порой мне хочется…

— Тс, — Бен приложил палец к губам. — Если здесь никого нет, это не значит, что они не слушают.

— Слушают, — я горько улыбнулась и подняла руку с браслетом. — Я даже видела, что случается, если говорить непозволительные вещи. Поэтому тебе лучше молчать. Если хочешь жить — молчи.

— А если я не могу молчать?

Я не ответила: здесь я была не советчик. Здесь он должен был решить сам, а зная Бена… мне уже было горько.

— Пообещай мне, что не станешь делать глупостей.

— Ты же знаешь: я не даю обещаний. Но я был бы рад, если бы мы встретились еще раз и уже не здесь.

— Я тоже.

— Тебе не придется врать сегодня. Только пообещай, что будешь стоять ровно. И не плакать.

— Бен, нет…

— Я уже давно все решил. А сегодня — это будет не впустую.

— Перестань! Ты с ума сошел?! Кому станет легче?

Ответить Бенедикт не успел: дверь открылась, пропуская Эйстона в комнату.

— Что бы вы ни задумали, молодой человек, но за одно то, что вы огорчили мою леди, вам полагается наказание.

— Я готов принять любое! — выпалил юноша.

— Любое? — маг зло усмехнулся. — Не нужно разбрасываться словами. Я ведь могу привести в исполнение любой приговор.

— Нет… — голос охрип от тревоги. — Лорд Эйстон, милорд, пожалуйста, не надо… Вы же…

Он в два шага оказался рядом, приобнял за плечи и прошептал мне на ушко:

— Я помогаю, хорошая моя, просто подожди. — И уже Бену: — Карцер. Две недели. Наказание вступает в силу с этого момента. Исполнять.

— Как прикажете, милорд, — каким-то неживым, бесцветным голосом отозвался юноша и медленно, как будто в тумане, отправился выполнять приказ.

— Вы?..

— Так он не наделает глупость, — пояснил маг, отходя на шаг. — Но, ваша светлость, мой вам совет, забудьте про все, что было с вами до Дворца. Ничто уже не повторится и пытаться вернуть их — заведомо проигрышный вариант. Просто живите и попробуйте найти хорошее в настоящем.

— Я уже нашла, — слова вырвались сами, заставив меня покраснеть.

— Тогда не теряйте этого. И не отказывайтесь от своей мечты, — серьезно сказал маг, не давая мне понять, заметил ли он что-либо. Впрочем, было бы глупо надеяться, что мужчина пропустил мои слова мимо ушей. Как я успела заметить, что здесь слышали все, но использовали лишь в нужный момент, и чего будет стоить моя поспешность известно только высшим силам. Или — императору.

— Благодарю вас за совет, — чинно откликнулась я, делая шаг назад. — Нам нужно возвращаться, разве не так?

— Да, ваша охрана обеспокоенна столь долгим отсутствием.

— Долгим?

— Даже минута, проведенная вдали от вас, будет казаться им пыткой. Они отвечают за вас, ваша светлость. Несмотря ни на что, они обязаны вас защищать. И если не смогут предвидеть и предотвратить — в столице всегда найдется место более предусмотрительным.

— А вы? Вы тоже обязаны меня защищать?

— Я должен за вас умереть, если потребуется, — усмехнулся Эйстон. — Маги связаны клятвой с императором и его семьей. Иначе многие бы давно сменили сторону, но клятва…

— Император достоин уважения, — прервала я его. Маг и так был слишком откровенен для сложившейся ситуации.

— Вне всякого сомнения.

Эйстон склонил голову и, пропуская меня вперед, придержал дверь.

Нас ждали. И если раньше комната казалась просторной, то сейчас здесь едва умещались все желающие выразить императорской семье почтение. Впрочем, для меня свита организовала свободный коридор. Так, что никто не приближался к моей особе ближе, чем на три шага. Но если присутствие журналистов и военных меня напрягало, то появление Хельдерана едва не заставило меня ускорить шаг.

Хель мужественно вытерпел мои хватания его за руку, ободряюще сжал ладонь и хмуро посмотрел на готовых к подвигам корреспондентов. Их пыл заметно поугас, стоило им встретиться взглядами с недовольным принцем. Что бы ни говорили сплетни, но его высочество Хельдеран был куда большей страшилкой для журналистов, чем обаятельный Арье с его убийственной вежливостью. Вот только как мне показалось, кронпринц все же был опаснее. Он с такой же милой улыбкой перережет горло незадачливому свидетелю. Непроизвольно мне вспомнилась кончина императрицы. Да уж, даже принимая во внимание подчинение, хотя я вполне могла спутать его с проявлением силы самого принца, Арье равнодушно следовал указам императора. Равнодушно и привычно, как будто давно привык заниматься подобным. Хотя кронпринц всю жизнь и прожил во Дворце.

— Ваше высочество, вы прибыли специально, чтобы поддержать кузину? — поддал голос один из журналистов. Судя по его одежде, купленной явно не на зарплату, по усмешке на губах и тому особенному прищуру сытого кота, который не встретишь больше ни у какого класса в империи, данный конкретный журналист, если можно, конечно, его так назвать, являл собой образчик аристократа. Что он делал здесь? Вероятно, развлекался и по тому, что вопрос был адресован Хельдерану, моя персона его появлению никак не способствовала.

— Кто это? — шепотом поинтересовалась у Эйстона. Актор, стоявший за спиной брата, с силой выдохнул.

— Энтони Розенберг, граф Эльдский, ваш очень далекий родственник. Право наследования его семья утратила не так давно, и наш друг любит развлекаться подобным образом.

— И император позволяет?

— Пока Энтони полезен и не переходит рамки, — пояснил маг. — Вы хотите, чтобы я вывел его?

— Это привлечет внимание, — вмешался в разговор Актор. — Не стоит. Часть нынешней беседы пойдет в эфир.

— Ясно.

Хельдеран же, нисколько не смущаясь, отвечал на вопрос:

— … семейных уз. Таким образом, вполне закономерно мое появление здесь.

— И вы не считаете, что появление ее светлости может посеять вражду между другими наследниками?

— Я, как и мои братья, принадлежим к одной семье. Кирин также является ее частью. Лучшей и прекрасной частью. С чего бы нам предаваться глупой вражде? Разве что, — Хель мечтательно улыбнулся, — мы соревнуемся за внимание нашей милой сестры. Но вам этого не понять, Энтони, в вашей семье, насколько я знаю, не признают девочек.

— Прошу прощение, ваше высочество, но речь сейчас не обо мне.

— И о вас в том числе, — Хельдеран усмехнулся. — Вы ведь относите себя к нашей семье? Или меня неверно информировали? О, вероятно, говоря о вражде между братьями, вы имели в виду себя? В таком случае я крайне не рекомендовал бы вам приближаться к моей кузине ближе, чем на двести метров. В противном случае ваше присутствие может быть расценено как угроза и да, привести к вражде между нами.

— Вы неверно меня поняли, — холодно ответил на заявление принца Энтони, но взгляд его то и дело возвращался к охране, как будто он ждал, что в его сторону сейчас направится кто-то из них.

— Я надеюсь на это. Вы же понимаете, в нашей семье недопонимания быть не должно. Император благоволит к Кирин, учтите это при формулировании ваших вопросов и освещения наших ответов в ваших изданиях.

Никогда раньше я видела, чтобы гробовая тишина образовывалась так быстро и качественно, но после упоминания императора здесь, казалось, вымерло все. Ни скрипа, ни гула, ни даже дыхания — со стороны журналистов не было слышно ничего. Звук собственного сердца показался мне оглушающе громким на фоне этой мгновенно образовавшейся тишины.

— Еще вопросы, лорды, господа? — Хель был учтив до невозможности. Позади усмехнулся Эйстон. — В таком случае, просим вас пройти в зал для выступлений и подготовиться. Ошибок быть не должно.

— Да, ваше высочество.

Так слажено не отвечали даже курсанты на показательных выступлениях, которые любили транслировать в день независимости. По сравнению с идеальной координацией акул пера и экрана, маневры солдат смотрелись жалкими потугами показать коллективную работу.

Комната очистилась от лишних людей в считанные минуты. Даже военные, которые в принципе были хозяевами сегодняшнего мероприятия, поспешили покинуть зал переговоров, оставляя нас наедине друг с другом.

Я поднялась со своего места, потянулась, пытаясь стряхнуть с себя путы усталости. Удивительно, но после ежедневных занятий в танцевальном классе я чувствовала себя лучше и менее уставшей, чем здесь после трех-четырех часов не слишком быстрой ходьбы.

— Ты в порядке? — Хель подошел ко мне и обнял. Я положила ему голову на плечо, обнимая в ответ.

— Спасибо, что пришел.

— А разве я мог бросить свою сестренку? — улыбнулся принц, отстраняясь, чтобы щелкнуть мне по носу.

— Следы останутся! — надув губки, сообщила я и, не выдержав, рассмеялась.

— Подкорректируют. Не в первый раз работают, — хмыкнул Хель. — Ты знаешь, что будешь говорить?

— Примерно, — неохотно призналась я. От необходимости выступать перед столькими людьми, зная, что все далеко не так радужно, как предстоит освещать, меня подташнивало.

— Может пригодиться. — Хель расстегнул пиджак и вынул сложенный вчетверо лист. — Здесь кое-какие наброски, я вчера написал.

— Спасибо!

Его забота была так трогательна, что у меня непроизвольно слезы на глазах навернулись и пришлось быстро приходить в себя, чтобы после глаза не казались красными.

Выждав полчаса, чтобы все успели подготовиться, пережив лакирование собственной внешности, в окружении охраны, которой заметно прибавилось из-за появления Хельдерана, мы направились в главный зал Академии.

Организаторы не поскупились как на декорации, превратив обычно мрачное место в некое подобие дворцового бального зала, так и на зрителей. Даже имея представление о том, сколько человек учится в школе искусств и, зная, что здесь их обучалось гораздо больше, мне не верилось, что собрались только военные и курсанты.

Ступеньки, что вели на трибуну, были слишком высокими, чтобы я могла спокойно поднимать по ним в платье. Подол так и норовил попасть под ноги и приходил идти очень осторожно. Мои мучения кончились довольно быстро. Стоило мне споткнуться, как идти больше не пришлось. Воздух сам поднял меня на трибуну, напоминая о сопровождавшем нас маге. Я благодарно кивнула, обернувшись в сторону охраны.

Первым к кафедре вышел Хельдеран. Принц очаровательно улыбнулся аудитории, отчего на хмурых лицах девушек, которых здесь было целое отделение, мгновенно появился задор. Попасться на глаза принцу мечтала любая, а чтобы не ударить в грязь лицом — улыбка и только улыбка: зачем принцу безрадостная дворцовая сушеная вобла?

— Здравствуйте, дорогие мои. — Хелю сдержанно поаплодировали. — Думаю, многие из вас знают, что в нашей семье случилось значимое событие. Мы… Я, мой старший брат принц Арье, мой отец… Вся наша семья испытывает радость и гордость. Наконец мы смогли познакомиться со своей сестрой и племянницей, с новой герцогиней Таргонской. И радость, которую испытываем, мы бы хотели разделить с вами, ведь и вы, вы все, наша семья. И преисполненный гордостью от порученной мне миссии, я представляю вам свою кузину. Кирин!

Не знаю, чего хотел добиться отступлением от официоза Хель, но более бурные аплодисменты, чем предназначались ему, он мне обеспечил. И курсанты смотрели теперь с благосклонным интересом, а не пытаясь скрыть осуждение или зависть. Вот только чему завидовать? Впрочем, у меня было то, с чем так скоро могут расстаться они. У меня была жизнь и, поскольку женщин семьи на поле боя не отправляли, шансов ее сохранить также было больше, чем у большинства присутствующих.

Я медленно выдохнула, собираясь с силами и успокаиваясь, чтобы вновь взглянуть на аудиторию с восторгом, непередаваемой радостью от нашей встречи, с верой в наше общее прекрасное будущее. Я заставила себя поверить в то, что мне предстояло сказать, в то, что написал мне Хель, в то, что ежедневно передают на все экраны. Поверить и принять, осознать всю важность имперской политики, и… заставить поверить всех, разделить эту веру. Да, я была хорошей принцессой, правильной дочерью семьи в эти несколько минут.

— В первую очередь мне бы хотелось поблагодарить всех здесь собравшихся и всех тех, кто будет смотреть это выступление с помощью экранов. Я не знаю ваших имен, судьба не дала мне такой возможности, но я знаю, что все мы — одна семья. Семья, разбросанная по разным секторам, разным частям свет, но семья.

Этот год стал для меня переломным. Всего два месяца назад я даже не знала, что моя мать была герцогиней, не знала своего дядю, кузенов и кузин, я не знала, какой мне сделать выбор, куда пойти, куда податься. Но я знала, что я не одна. Империя заботилась обо мне, как и о каждом из вас. Как о каждом из нас!

Все мы — это империя. И империя — это все мы. Каждый из нас, независимо от пола, возраста или положения. Мы все причастны к своему будущему и своему прошлому. Все мы строим нашу великую страну. И только нам решать, какой она будет. Только нам решать, выстоим ли мы, сможем ли сохранить свою независимость.

И сейчас, стоя здесь, в Академии вооружений, перед всеми вами, я понимаю, что будущее империи, наше будущее, в надежных руках. Я смотрю на вас сейчас, и я не вижу вчерашних школьников, я вижу оплот, силу нашей великой страны. Силу, которая сможет изменить мир, силу, которая защитит наш мир, силу, которая построит лучшее будущее для своих детей. Вашу силу, вас, тех, без кого империи придет конец.

И я, стоя здесь, перед вами, обещаю, что и я сделаю все, чтобы империя — вы! — могли мной гордиться. Будущее империи в наших руках, так давайте построим его вместе!

Глава 15

Мало кто знал, что в первые часы после рассвета в императорском парке можно встретить не только слуг, спешно приводящих в порядок вверенные их ухаживаниям территории. Редко, но порой кто-то замечал фигуру высокого блондина, уходившего далеко вглубь заповедных территорий. Но уж точно никто никогда бы не узнал в этом уставшем понурившемся человеке великого императора.

А он любил гулять на рассвете и считал, что нет ничего лучше, чем после утомительной ночи прогуляться по настоящему лесу, подышать хвоей или просто пройтись по росе. Мало кто разделял пристрастия правителя, да и редкому знакомцу он бы позволил составить себе компанию. За годы правления Эйвор привык быть один, привык справляться самостоятельно, привык брать ответственность за все.

Лицо император тронула легкая усмешка. Он вспомнил сестру. Только она разделяла его пристрастия, порой сбегая от нянек и встречая рассвет с ним, сидя на крыше или в лесу, расстелив мгновенно промокавшее покрывало на полянке. И вместе с воспоминаниями о сестре, Эйвор мыслями вернулся к племяннице.

Кирин была похожа на мать. Похожа, но отличалась. Слишком прямой была выросшая вне дворцовых стен девочка, прямой, но такой же ранимой. Он это видел, знал, что порой заставляет ее плакать, знал, что делает больно, но понимал, что иначе просто нельзя. К дворцу нужно не привыкать, дворец нужно понять. Понять и прочувствовать, чтобы научиться жить по его правилам. Правилам, которым подвластны все, даже правители.

Ухнула в последний раз, задержавшаяся сова, защебетали птицы, дрозд настойчиво принялся за работу. Мир не останавливал свое вращение ни на мгновение, не останавливалась и жизнь. Быстротечная, даже для бессмертных, короткая, даже для магов. Эйвор многое бы отдал, чтобы остановить время, чтобы перестать куда-то идти, чтобы просто опуститься на колени где-нибудь в лесу и насладиться одиночеством и свободой. Но он не мог, он был несвободен с рождения. Некогда третий наследник престола, ныне великий император. Он знал, что такова была его судьба с рождения — быть принцем и им умереть, или править, но в эти утренние часы он жалел, что не родился свободным, где-нибудь на окраине своей могучей страны, куда еще не пришла обреченность его мира.

Первые дни лета. Еще холодные, с пронизывающим ветром, но уже согревающие сердца зеленью и ароматом трав. Но не страшны порывы тому, кто не чувствует холода, чье тепло давно ушло в прошлое вместе с чувствами. Мало что было способно заставить переживать императора, ко многому он привык, что-то считал частью своего мира, но еще оставились эмоции, от которых он хотел, порой отчаянно мечтал избавиться и не мог отпустить.

Отказаться от памяти, то и дело подкидывающей болезненные воспоминания, он не мог. Отказаться от любви — не осталось бы тогда ничего от благородного третьего принца, умевшего жить не только для себя. Отказаться от сожаления — только оно и оставалось ему, оглядываясь назад и вспоминания прошлое.

И сейчас он сожалел. Эрика могла не умирать, у нее был выход, он предоставил ей выбор, но она выбрала глупость и смерть. Девочки, Эйвору было жаль, что они увидели его таким. Для Кирин он пытался быть лучше, чем есть, ради памяти сестры. Митара… Император усмехнулся. Он понимал, почему брат так с ней возится, почему предпочитает ее общество всем остальным. Искренний ребенок, который чувствует окружающих. Ребенок, который стремится быть подальше от него. Умный ребенок. Не по годам умный.

Но были и другие. Как мотыльки на огонь, они летели к нему, готовы удавить друг друга за малейшую его милость. Клопы Дворца. Никчемные кровососущие твари, желавшие стать ближе к трону, чтобы набить животы. Падальщики, избавиться от которых не смог ни один его предшественник. Свита — глупая формальность, освященная традициями. Эйвор признавал лишь охрану из собственных магов, свита же… он не любил ее присутствия, но иногда приходилось терпеть. И он терпел, как и его предки.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, падая на бледное лицо мужчины. Он прикрыл глаза рукой и прищурился, глядя на небо. Он очень давно не выбирался на прогулку, уже успел и забыть, каким ярким бывает солнце, каким ослепительно белым видится оно, каким…

— Простите, это не вы потеряли?

Эйвор медленно обернулся, чтобы с укором или гневом взглянуть на окликнувшую его незнакомку. А девушка невозмутимо стояла у дерева и держала на ладони большой мужской перстень, очищенный от земли, но еще недостаточно чистый, чтобы не понять, где она его нашла.

— Кольцо? — зачем-то переспросил мужчина, удивленный, что его не узнали. В противном случае девушка уже должна была шарахнуться от ужаса, а после изобразить почтение на бледном личике и поклонится. Но ничего не происходило.

— Да, а разве вы видите что-то еще? — Она насмешливо (!) улыбнулась и подошла ближе. — Я случайно нашла, когда гуляла. А здесь, сами видите, больше никого нет, вот я и решила… — и девушка, наконец, смутилась от собственной смелости. Заговорить с незнакомым мужчиной, не представленным и даже не рекомендованным ей ее родными. — Простите, я наверное ошиблась. Это ужасно. Пожалуйста, извините.

Незнакомка попыталась убежать, но Эйвор был быстрее. Холодные пальцы сжали девичье запястье.

— Вы делаете мне больно, — тихо, глядя ему прямо в глаза, сказала девушка. — Отпустите меня.

— Кто ты? — император был немногословен, предпочитая изучать ее лицо, нежели слова. Сейчас она поймет, кто перед ней и… все будет как и всегда. Впрочем, любопытство девушка уже разбудила: попасться ему на глаза во время прогулки? К тому же незапланированной. Или это случайность или семья девушки всерьез включилась в игру, призом в которой было ни много ни мало — трон императрицы.

Эйвор внимательно вглядывался в черты лица незнакомки, стараясь определить, к какой семье она принадлежит. Чтобы попасть в императорский парк, а после и заповедник, девушка должна быть из аристократов. Блондинка, что для дворца вовсе и не удивительно. Золотистые прядки в легком беспорядке от ветра. Зеленые глаза испуганно смотрят на него, а губы недовольно поджаты. Да, детка явно не на кухне служит. Итак, каким же будет ее ответ?

— Эва, — внезапно просто представилась девушка. В ее глазах он увидел надежду. Бедняжка боялась, что он спросит имя семьи? Какая глупость, он и так все узнает.

Привычным жестом откинул края рукава, высвобождая браслет, вызвал экран и…

— Пожалуйста, не делайте этого. Я поняла, я не имела права к вам обращаться. Я больше не буду разговаривать с магами. Да вообще ни с кем не буду, но не надо сообщать семье!

— Не сообщать семье?

— Да, если можно. — Девушка с такой надеждой посмотрела на мужчину, что он сам не понимая почему, отпустил ее руку с браслетом, продолжая удерживать за другое запястье.

— Я могу взглянуть? — Эйвор кивнул на сжатый в кулаке девушки перстень. Эва разжала ладонь, демонстрируя мужчине украшение.

— Вы знаете, чье оно? — с любопытством поинтересовалась девушка, разминая запястье и пытаясь вытащить свою руку из хватки мужчины.

— Догадываюсь, — сухо откликнулся император, убирая перстень в карман. Эйвор знал, кому принадлежало украшение. Вот только тот, кто являлся его хозяином уже долгие годы не покидал своих комнат. С самого момента смерти, а значит, потерял игрушку кто-то другой. И этого человека ему следовало найти побыстрее, пока он не нашел свою цель. А пока придется Кирин потерпеть дополнительную охрану, личного стража может и не хватить.

— Я вам мешаю? — голос Эвы нарушил его раздумья. — Я могу уйти, если вы меня отпустите.

— А если не отпущу? — усмешка вышла какая-то совсем не радостная, скорее угрожающая, понял император, замечая, как замирает девушка.

— Тогда я не смогу уйти, — шепотом ответила она, стараясь не делать резких движений. Эва уже сотню раз успела проклясть собственное любопытство и жажду приключений, что заставили ее выбраться в парк ночью, не предупредив ни мать, ни отца, ни служанок. Вот и показала родителям, как она относится к их намерениям. Да лучше бы в комнате сидела, чем сейчас здесь стоять!

— А вы этого хотите? — Эйвор продолжил пикировку, но мыслями он был уже далеко за пределами леса. К Кирин должен присоединиться Хельдеран, и Эйстон просил позволить… Что ж, в сложившейся ситуации — он позволит ему быть рядом.

— Хочу, — как-то совсем обреченно отозвалась Эва и поежилась. Ей показалось, что ее обнимает холодный ветер, медленно распространяя стужу по телу, заставляя остыть кровь. — Мне холодно, отпустите, прошу вас.

— Иди, — позволил император, отпуская девушку. После взглянул на нее еще раз, запоминая, и кивнул, намекая, чтобы она уходила. У него опять появились дела, требующие незамедлительного решения.

Эва быстро пересекла лес, выбежала в парковую зону и, не сбавляя темпа, принялась искать свое окно во дворце, через которое она и вылезла на прогулку. Как назло, ничего не выходило, а слуги начали подозрительно посматривать в ее сторону, что также не вселяло уверенности в своих действиях.

Наконец, ей удалось разглядеть специально оставленный на подоконнике горшок с цветком, но пришлось оббежать гостевое крыло не единожды, и теперь девушка не могла показаться на глаза родителям, чтобы не вызвать в них подозрения.

На ее счастье, все спали. Слуги же поостереглись будить госпожу в такую рань и ждали за дверью, шепотом переговариваясь на насущные темы. Поскольку слуг они брали с собой, Эва даже понимала о ком или о чем шла речь.

Впрочем, на то, чтобы слушать чужие пространные разговоры, времени у девушки не было: необходимость привести себя в порядок, прежде чем кто-либо проснется или войдет, заставляла тут же отправиться в ванну.

Теплая вода приятно согревала замерзшие руки, стекая прохладными каплями в раковину. Девушка непроизвольно потерла запястье. Холод чужих рук все еще не проходил. Ей пришлось растирать запястья, чтобы они согрелись и кровь вновь принялась разносить тепло по всему телу.

Приняв ванну и сменив одежду, расчесавшись и подкорректировав косметикой синяки под глазами, Эва вернулась в спальню и упала на кровать, раскинув руки. Этим вечером ей предстоит улыбаться, пожалуй, самому страшному человеку в империи. Обнадеживало лишь то, что такими же улыбчатыми оскалами запасутся и первые красавицы других сектор, не говоря уже про родную столицу. В общем, Эва разумно предположила, что шансов заинтересовать его величество, внезапно овдовевшего при невыясненных обстоятельствах, у нее нет, и от этой мысли на душе у девушки стало легче. Уже совсем скоро она с родителями вернется в родное поместье на окраине столичного сектора и продолжит мучить мадам и месье, преподававших в ее пансионе.

В школу искусств родители ее не отдали, предпочитая видеть дочь каждые выходные, а не во время каникул. Для семей древней аристократии, которая давно отошла от политики, такую поблажку делали. Впрочем, для многих девушек высшего сословия, на которых семья также не возлагала надежд на фронте имперской службы, делали такое же исключение. Ни к чему дамам зря тратить время, ведь леди должна уметь быть леди, а не служилой, как любили называть их в пансионе. Поэтому тут и там открывались подобные пансионы хороших манер, выпускницу которых умели выглядеть мило и невинно, а большего для образцовой жены аристократа и не требовалось.

Раз в год их всех собирали на бал выпускниц, и все ученицы имели возможность увидеть, как складывается судьба их предшественниц. Вот и Эва знала, что в конце года ее сговорят за сына соседа, объединяя таким образом территории двух семей. Сговорили бы, если бы не внезапно овдовевший император, внесший раздор в ее размеренную жизнь.

Упускать такой шанс, подбадриваемые директрисой пансиона, ее родители просто не желали и, не слушая возражений, даже залезли в долги, чтобы платье для приема у их дочери было лучшим из всех возможных. На здравое предположение, что лучше, чем в самой столице, купить вряд ли удастся, родители просто махнули рукой.

Эва печально вздохнула. С Миккой, сыном соседа она по крайней мере виделась раз в год и ничего против его кандидатуры не имела. Он не был толстым и противным, не был и заносчивым щеголем, а значит — он был просто идеальной кандидатурой по сравнению с теми, кого она ежегодно лицезрела на балах выпускниц.

Император же… Она никогда не представляла себя при дворе. Просто знала, что не впишется и все. Да и не принято было в Риендере, где проживала семья, упоминать столицу без необходимости. Здесь жили по своим привычным законам, предпочитая решать свои делать без вмешательства посторонних. Даже странно, что семья Грандельер, ее семья, решила принять участие в новых смотринах. Знать бы еще как выглядит император!

В свои двадцать с небольшим, Эва предпочитала не лезть в политику, как, впрочем, и ее достопочтенный батюшка. Если же и возникала необходимость ознакомиться с каким-то указом, то делалось это в ратуше в обществе таких же, как и глава семейства Грандельер, провинциальных, если можно их так охарактеризовать, аристократов за чашкой чая или бокалом вина. И уж точно на такие собрания не брали женщин.

Деньги же — Эва никогда не рассматривала наличность. Как почти все жители империи, принадлежавшие к аристократии, она платила простым прикосновением браслета. Слишком уж накладно было бы искать монетки или тем более банкноты, чтобы расплатиться за ее, весьма недешевые покупки. Впрочем, по столичным меркам ее траты были просто смешны, и девушка поняла почему, едва только они вышли из портала.

Здесь все было дорого. Так дорого, что у нее впервые случился шок, и Эва еще долгое время не могла отойти от увиденной цены. Да уж столица — дорогое удовольствие, если это конечно считать удовольствием, в чем лично она сомневалась.

Увы, ни сомнения, ни желания наследницы семьи Грандельер не учитывались, когда дело касалось поддержания статуса, а потому, науськанные директрисой, которая сумела пробудить в папеньке родовую гордость, они все же прибыли, чтобы Эва блеснула на балу и, если судьбе будет угодно, попалась на глаза императору или другому родовитому и более приятному для папеньки аристократу, нежели Микка. Чем за последний год Микка успел разочаровать папеньку, для Эвы оставалось загадкой, ответ на которую не хотел давать ни один из участников конфликта.

Тяжелый вздох вырвался из груди девушки: ей все здесь казалось мишурой, порой завидной (кому же не захочется ловить на себе завистливые взгляды!), но пустой. И только ее утренняя прогулка была другой, настоящей. Кто он, встреченный ею в лесу, привыкший повелевать?

В принадлежности мужчины к высшей аристократии она не сомневалась. Но даже настолько суженный круг все равно оставался невообразимо широким для девушки из провинции. Возможно, будь у нее здесь подруги, она бы описала им виденного мужчину, но завести подруг у Эвы не получилось. Может позже она разузнает, кто он? И хоть при воспоминаниях о нем, ее руки вновь чувствовали холод, забыть его не получалось. Интерес разгорался с новой силой. Так и хотелось узнать: кто, как и она, любит гулять на рассвете? Неужели и здесь, в этом пропащем месте, есть еще живые люди?

Ее пришли будит спустя час, когда Эва, уставшая после прогулки, дремала, лежа на застеленной кровати. Служанка осторожно подошла к госпоже и тихо позвала:

— Ваша светлость, пора просыпаться. Ваши родители просили вас присоединиться к ним за завтраком.

Девушка сладко потянулась и, открыв один глаз, простонала:

— Что-то я задремала. Платье очень помяла?

— Ничего, я знаю, как привести вас в порядок, — улыбнулась Синта, ее служанка, и помогла госпоже подняться.

Если в столице солнце только вставало, вступая в полную силу, то на востоке, пусть и центрального сектора, уже сложно было смотреть на небо так, чтобы не щуриться, спасаясь от яркого белого пламени, норовившего выжечь глаза. Свет не всегда милосерден, и сейчас он был враждебен к вышедшей на балкон Сведриге.

Девушка задумчиво смотрела на запад, где должен был сейчас просыпаться Арье. Принц обещал вернуться за ней сегодня, и она ждала всю ночь, так и не справившись с бессонницей. Едва закрывала глаза, как ей начинало мерещиться, что она проспала, или он забыл о ней, или бросил. И от таких снов наяву ей становилось не по себе.

Еще больше тревоги в ней вызывало появление нового члена семьи. И пусть девочка, как говорил принц, не могла стать помехой, пусть она никогда не сможет занять место ее принца, Сведрига продолжала беспокоиться. И с каждый днем ее беспокойство все больше перерастало в неприязнь. В неприязнь к той, кого она так и не смогла увидеть. И от воспоминаний о приказе императора, которым он запретил новоявленной герцогине гостить у них, в душе поднималась стойкая неприязнь. Не к императору — к девочке, которую правитель оценил важнее своего законного наследника, ведь о принце он так никогда не беспокоился.

Сведрига раздраженно сжала перила балкона. Нет, просто невозможно, чтобы Арье впал в немилость императора. Ее прекрасный принц, единственный, кто казался ей настоящим в этом болоте, единственный, кто любил ее, не мог проиграть из-за какой-то девчонки. А потерю расположения императора Сведрига понимала именно, как проигрыш. А проигрышей у будущей принцессы, коей она рассчитывала стать, быть не могло.

— Леди грустит? — глухим, как будто он доносился издалека, голосом поинтересовались сзади.

— Прошу прощения? — Сведрига обернулась на звук. Позади, в тени замка, она увидела нечеткий силуэт мужчины. Это показалось ей странным, но девушка знала, что в замке случайных людей не бывает, к тому же о ее значимости для хозяина знали все слуги, а потому риск сводился к минимуму. Ведь никто в здравом уме не тронет возлюбленную принца!

— Вы грустили, — утвердительно отметил мужчина. Он не делал попытки приблизиться, и Сведрига никак не могла разглядеть его лица.

— Да, вы правы, — осторожно признала она, пытаясь хотя бы по голосу узнать этого человека. На ум как назло ничего не приходило. Слуг с такими глухими, бесцветными голосами в ее окружении не было.

— И что же смущает сердце юной леди? — продолжал допытываться незнакомец. Сведриге же в его тоне слышалась насмешка, как будто он прекрасно осведомлен, какие мысли занимают ее этим утром.

— Не пристало леди делиться девичьим с посторонними, — усмехнулась девушка и сделала пару шагов, желая покинуть балкон.

— Но вы же не леди, — рассмеялся мужчина. Сердце девушки сбилось с ритма. Это был болезненный удар: сначала сделать вид, что уважаешь, а после — стряхнуть с небес на землю. Да, Сведрига не была леди — по рождению простая горожанка, пусть и столичного региона, она никогда бы не смогла стать леди, да и сейчас это были лишь ее мечты. Мечты, ради которых она готова была на все, лишь бы подняться выше. Стать той, перед которой открывают дверь, которой кланяются, а не заставляют терпеть и прогибаться. И это была еще одна причина, по которой она втайне, боясь признаться себе, чтобы случайно не проговориться при принце, ненавидела его новообретенную сестру. Ненавидела и завидовала. Ведь с ней могло случиться то же самое. Могло, но не случилось. Шанс на счастливое будущее достался другой. Достался без труда и усилий, просто упал с неба. Ей же сыпались одни кирпичи.

— Не вам судить! — прошипела Сведрига, лицо ее было перекошено от злости. Одно дело говорить самой себе, другое слышать от окружающих. И простить посторонним пренебрежение она не могла. Как и реагировать спокойно.

— Не мне, — усмехнулся мужчина. — Но я могу вам помочь. Если, конечно, вы согласны помочь мне.

— Что от меня требуется? — Решение далось Сведриге легко, как будто кто-то подтолкнул в спину, помогая сделать ‘правильный’ выбор.

— Самую малость… — загадочно проговорил незнакомец и шагнул вперед.

Слова застряли в горле девушке, скованные недоверием и страхом.

Солнце нещадно лизало своими беспощадными лучами веки принца. Простонав, он перевернулся на другой бок, намереваясь таким образом избежать настойчивого внимания светила, но даже лежа лицом к стене, он все равно чувствовал жару.

Поморщившись, он открыл глаза и в долю секунды выморозил воздух в комнате. Спать стало приятнее, но, увы, проснувшийся мозг уже ни за что не хотел вновь погружаться в спячку. Принц взглянул на затянутые шторы, которые уже не в силах были сдерживать полуденное солнце, и поднялся с кровати.

Этот прием спутал все его планы. Он хотел еще вчера отправиться за Сведригой, чтобы забрать ее во дворец, но пришлось помогать отцу. Эрика поведала им много интересного, и информация требовала быстрого реагирования, а император оказался, разумеется, занят.

Принц медленно прошел к окну и распахнул шторы. От яркого света в первый момент он утратил способность видеть. Ну и пусть — глаза не лучшие помощники при дворе, слух порой преподносит куда больше правды.

Взгляд сам собой упал на руки принца. Арье поморщился, на пальце виднелся след, как от кольца, но самого украшения не было. Это могло стать проблемой. Впрочем, если оно покоится на дне какого-нибудь пруда — пусть там и остается. Ничего, кроме облегчения принц не испытает, а предок подождет. Не за чем ему портить принцу жизнь еще и во дворце, здесь и так желающих было не счесть.

— Ваше высочество. — В дверь постучали и, медленно раскрывшиеся створки, позволили Арье разглядеть Сведригу.

— Я не помешала? — девушка была соблазнительно прекрасной, и знала об этом. Иначе просто не стала бы так призывно улыбаться и тут же закрывать за собой дверь, заставляя посторонних остаться по ту сторону.

— Разве ты можешь мешать? — хрипло ответил принц, притягивая девушку к себе. Как же ему ее не хватало!

— Это решать тебе, — усмехнулась красавица и коснулась пальцами губ принц. — Подожди, ты должен сначала мне ответить.

— Ответить? — Арье не хотел ждать, ощущая вожделенное тело рядом.

— Да, — лукаво улыбнулась Сведрига. — Ты должен мне пообещать.

— Все, что угодно? — рассмеялся принц, считая поведение любимой еще одной игрой.

— Все, что я пожелаю, — подтвердила девушка, приникая к его губам. — Пообещай мне.

— Обещаю, — легко согласился принц, тем не менее взглянув на глаза любимой. Подчинения он не увидел, а значит — это всего лишь ее личная игра.

Не все во дворце противились солнцу, предпочитая пережидать его лучи в комнатах или просто спать. В просторной, оформленной в лиловых тонах комнате, на подоконнике, поджав под себя ноги, сидела Митара, лбом касаясь холодного стекла.

В соседней комнате ходили слуги, убирая покои принца, и только сюда им было запрещено заходить. Не потому, что девочке было больно смотреть в обреченных глаза — хоть это и было так, нет, она была под домашним арестом, как назвал это Карон, заперший ее ночью. Он знал, что она не любит оставаться одна, а ночью всегда держит дверь открытой, чтобы убежать к нему, если приснится кошмар. Думал, что она будет просить не запирать ее, как она делала это всегда. Думал, но ошибся.

Она ничего не сказала. Ни единого слова он не услышал от нее ни за ночь, которую провел в кабинете — Митара видела свет лампы, пробивавшийся из-под двери. Он беспокоился, поэтому вел себя так: не ушел спать, зная, что она может позвать. Она не позвала, но точно как сейчас, просидела всю ночь у окна.

— Госпожа. — Щелкнул отпираясь замок. — Его высочество сказал, что вы можете пойти прогуляться.

— А он? — Девочка сползла с подоконника, босиком подошла к двери и заглянула в кабинет принца. Карона не было.

— Его высочество вызвал император, — отчиталась служанка. — Он приказал проследить, чтобы вы поели.

— Я не голодна, — отказалась от еды Митара.

— Его высочество предполагал такой ответ и велел передать вам это. — К ним подошла другая служанка и протянула девочке пакет. Уже по запаху Митара поняла, что ее обеспечили бутербродами. — Также он просил проследить, чтобы вы обулись.

— Это все? — Девочка послушно влезла в ботинки.

— Да, госпожа. — Служанка поклонилась. — Если у вас нет распоряжений, мы пойдем.

— Спасибо, ничего не нужно, — подтвердила девочка. Ей и правда хотелось уйти: слишком давили стены. И если рядом с Кароном, она готова была это терпеть, то без него становилось совсем невыносимо и хотелось бежать.

Щелкнул браслет, привлекая внимание. Митара еще не успела к этому привыкнуть и дернулась, едва не стукнувшись о стену. Девочка не любила на него смотреть и никогда не открывала панель управления. Словно в ответ на ее нежелание прикасаться к украшению, экран появился сам.

— Митара? — голос у Карона был взволнованный.

Девочка промолчала — только рукой махнула, чтобы сбить ненавистный экран.

— В порядке, — облегченно выдохнул принц и исчез, заставив браслет вновь вернуться к первоначальному, неактивному состоянию.

Митара медленно выдохнула. Как бы ни был ненавистен браслет, как бы она не обижалась на Карона, отказавшегося его снимать, его забота отзывалась теплом в ее душе. Ей было приятно, что он о ней помнит. Было важно его внимание, пусть она и дулась на него при посторонних и даже при нем. А он, вероятно, понимал, что творится у нее в голове, раз продолжал игнорировать попытки вывести его из себя или заставить бросить в чувствах что-нибудь весьма дурное.

Она шла улыбаясь, по зеркальной галерее — самому быстрому пути в сад от ее комнаты, когда услышала чужие голоса и быстро выбралась в открытое окно. Нет, они не были незнакомы ей — разве что один, женский она не слышала раньше, а вот кронпринца Митара узнала с первых слов. И слова его ей не понравились:

— … убивать ее.

— Но ради нас? Ради меня? разве это такая большая плата? Зато мы сможем, наконец, быть вместе. И никто, даже твой отец не сможет нас разлучить! — с надрывом говорила женщина.

— Ты безумна!

— Нет, это ты слеп, если не понимаешь. Он — нам помогает! Он заботится о нас. Никому нет дела до наших чувств, никому. А он понял меня. Он готов нам помочь, если мы поможем ему. И сила… ведь он обещает ее тебе. Не кому-то еще — тебе!

— Рига, нет. — По тому как четко проговаривал слова принц, девочка поняла, что он рассержен, но старается себя контролировать. — Я и так оказываю ему услуги, но это чересчур.

— Ты обещал мне, — тихо, как будто и не она срывалась на крик только что, проговорила женщина. — Разве твои обещания ничего не значат?

— Рига, возьми свои слова назад.

— Нет. — Митаре не было их видно, но девочке показалось, что говорившая качает головой. — Ты обещал мне. Ради нас. Ради… нашего ребенка.

— Ребенка?

— Да, у нас будет малыш. А если твой отец узнает, разве он не прикажет его убить? Разве…

— Не прикажет.

— Но разве ты можешь быть уверен? А если… как ты защитишь нас от него? Ведь император сильнейший маг. Сильнейший. И если он захочет… Пожалуйста, ты же можешь. Ради нас. Меня и малыша.

— Рига…

— Защити нас, — она говорила почти шепотом. — Ведь если узнают…

— Сведрига, ты не понимаешь!.. — отмахнулся принц, но в его глазах поселилась тревога.

— Нет, ты не понимаешь! Ты отказываешься понимать! Значит… мы совсем тебе не нужны.

— Рига, хватит!

— Ты обещал, — затихая, проговорила девушка. Митара с трудом разбирала ее слова.

— Рига. — Принц подошел к возлюбленной.

— Ты обещал мне. Обещал! — с обидой простонала Сведрига. — Разве твои слова ничего не значат?

— Обсудим позже.

Принц поднял ее на руки, и девушка положила голову ему на плечо. Наверное, она продолжала что-то шептать принцу, но Митара этого уже не слышала.

Высунувшись из своего укрытия, девочка заглянула в галерею. Зеркала еще отражали удалявшуюся спину наследного принца и направленный на девочку удивленный взгляд. Сведрига заметила ее присутствие!

— Арье, остановись, — попросила девушка, дождалась, пока ее поставили на ноги, и указала на Митару. Девочка отшатнулась к выходу. Хотелось сбежать, но если принц хоть вполовину силен как император — бегство не поможет.

Принц нахмурился, заметив ее. Не узнать он ее не мог: их представляли всего пару месяцев назад, когда наследник посещал восточный сектор.

— Митара, — Арье говорил ласково, и девочка может и поверила бы его тону, если бы не чувствовала фальшь глубже, в его сердце, в его чувствах.

— Ваше высочество. — Митара склонила голову, как и полагалось, приветствуя наследника престола. Взгляд сам собой упал на ненавистный браслет и она впервые пожалела, что прослушала объяснения Карона, как им правильно пользоваться. Иначе — она бы тут же позвала его.

— Что ты здесь делала? — неторопливо пошел в ее сторону Арье. Сведрига застыла за его спиной, с тревогой глядя на своего мужчину.

— Я хотела прогуляться по саду, — тихо откликнулась Митара, отступая на пару шагов.

— Что ты успела услышать?

Принц в одно мгновение оказался рядом, положил руку ей на плечо, другой приподнял подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Алые, они полыхали пламенем. Митара сглотнула.

— Не бойся, я не сделаю больно, — заверил ее принц. — Я уважаю дядю, и не буду обижать тебя. Но… что ты успела услышать?

— Вы… — Митара не хотела говорить, но слова начали вырываться сами. Медленно, но неотвратимо. Против ее желания. — Вы хотели кого-то убить. И император…

— Достаточно, — Арье улыбнулся. Его лицо разгладилось, как будто больше он ни о чем не волновался, или просто ее ничего больше не тревожило?.. Глаза слипались, и она ничего не могла поделать с накатывающей слабостью.

Девочка наверняка упала бы, если бы принц не подхватил безвольное тело. С каким-то сожалением посмотрел на ребенка, на морщинку на лбу и, быстро выхватив платок, запрокинул ей голову, пытаясь остановить потекшую носом кровь.

— Арье?

— Помоги, — попросил принц, придерживая девочку за плечи.

— Что ты сделал? — шепотом спросила Сведрига, удерживая платок.

— Убрал лишние воспоминания, — поморщился принц. — Но, видимо, не один я так поступил за последнюю неделю. Чтобы добиться таких последствий, нужно не менее пяти чисток памяти за короткий срок. Не думал, что дядя увлекается подобным.

— А это не может быть кто-то еще? — заволновалась Сведрига.

— Еще? — принц прищурился, коснулся ладонью лба девочки и выругался. — Отец. Нам лучше оставить ее здесь.

— Отец? Император?

— Да, с ее памятью играет не дядя. Его величество, видно, также скрывает что-то от брата.

— Но что мы будем делать?

— Я убрал следы. Забери платок и уходим. Лучше, если ее найдет кто-то другой.

— А браслет?

— У нее ограниченный доступ извне. Связь с определенными людьми и отслеживание местоположения. Не беспокойся. Идем.

Отобедав с родителями, как того требовала семейная традиция, Эва вышла из столовой. Сейчас она мало напоминала себя утреннюю: новое платье, макияж и даже драгоценности. Для обычной прогулки в парк на нее надели целое состояние!

Девушка недовольно покачала головой. В родном городе так не поступали, но столица… Эва тяжело вздохнула: ходить на каблуках под весом украшений, которым была не одна сотня лет и облегчить их никто не додумался, было весьма утомительно. Но ни в каком ином наряде матушка не готова была отпустить чадо, покорять сердца почтенной публики.

Смирившись с неизбежностью, Эва выстукивала каблуками ритмичную мелодию, пересекаясь гостевую часть дворца и выходя к зеркальной галерее. Пока девушка блуждала утром, она заметила этот путь в парк и теперь решила проверить, насколько он краток. Матушка, услышавшая ее примерный маршрут, разулыбалась. В свою бытность невестой, она также гостила во дворце, намереваясь участвовать в балу дебютанток, и знала, что зеркальная галерея не только самый быстрый путь в парк, но и место, где пересекаются два главных сектора дворца — императорский и гостевой. И, пожалуй, найти лучшее место для встречи потомственного аристократа во дворце не было.

Эва медленно шла по коридорам, осматривая выставленные на обозрения публики картины и другие предметы искусства. Поскольку любителем скульптуры девушка не являлась, портретно-пейзажные выставки занимали ее куда больше. В галерею она вошла глубоко погруженная в свои мысли и вскрикнула, увидев лежавшую на полу девочку.

На детском лице были видны следы запекшейся крови. Проверив бьется ли сердце, Эва коснулась браслета девочки, намереваясь связаться с опекуном. Игнорируя боль, которую причиняло ей прикосновение к чужому браслету, девушка вызвала последнего, кто разговаривал с девочкой.

Ожидание не длилось долго, а когда, наконец, Эва столкнулась взглядом с последним собеседником девочки, то непроизвольно сглотнула. Он был до ужаса похож на того, кого она встретила раньше, утром, когда одна гуляла по парку и случайно зашла в лес. И она решила бы, что это он, если бы не одно но. Тот, другой, стоял за спиной мужчины, которого она только что вызвала.

— Что с Митарой? — быстро спросил вызванный. Его рук Эва не видела, но с уверенностью могла предположить, что он отслеживает их местоположение. И действительно, по браслету прошла световая волна, пока он вновь не стал обычным металлом. Миг и экран погас, чтобы вспыхнуть вновь, но уже другой человек смотрел на девушку. Блондин, от воспоминаний о котором по коже бежали мурашки, а дыхание перехватывало не то от страха, не то волнения.

— Карон будет у вас через минуту. В каком состоянии девочка? — спокойно уточнил мужчина. Эва подняла руку ребенка, показывая хозяйку браслета.

— Хорошо. Побудьте с ней, нужно будет ответить на кое-какие вопросы, — сухо проинструктировал мужчина, прерывая связь.

Эва испытывала смешанные чувства: с одной стороны — облегчению ее не было предела, с другой — разочарование. Все же девушка рассчитывала, что ее узнают и удивятся, но такой холодности, такой отстраненности… Она ожидала чего-то другого.

Едва ли запыхавшись, но очень быстро в коридоре появился опекун девочки. Он быстро присел рядом с ней, ухватив за запястье, и Эва отшатнулась. Маг.

В Риендере подотчетных лишь императору волшебников никто не любил, как, впрочем, и любых других управленцев, что приходят на новое место и начинают существенно влиять на его развитие. Но если управленца еще можно заставить изменить свою политику, то мага… те подчинялись только императору. А перечить повелителю — дураков в Риендере не держали.

Вот и сейчас Эва, сглотнув, отступила на пару шагов, но бежать к себе и отвлекать мужчину не стала. К тому же, кто знает, как могут расценить ее бегство? А неприятности Эве не были нужны. И так слишком многое свалилось на нее за сегодняшний день.

Наконец, светловолосый, что выдавало в нем близость к императорской фамилии, а то и прямую принадлежность к ней, поднялся и перевел взгляд на девушку.

— Благодарю вас за помощь, оказанную моей подопечной, — вежливо произнес мужчина, поднимая девочку на руки.

И пусть Эва не считала, что так уж и помогла, просто связавшись с ним, она кивнула, принимая слова блондина.

— Надеюсь, вы не откажетесь ответить на пару вопросов? Это может нам существенно помочь, — мягко уточнил светловолосый, но Эва не сомневалась, что в случае отказа разговор пойдет уже совсем других тонах.

— Я мало что видела, но если вам это поможет, — пожала плечами девушка и застыла. К ним неспешно шел тот самый, ее утренний знакомец. Вот только теперь за его спиной шли еще двое с равнодушными лицами и в форме гвардейцев. А позади… Он привел целую группу, которая тут же приступила к поискам. Мужчина же подошел к блондину и девочке.

— Как Митара?

— Уже лучше, — сухо ответил опекун девочки. — Но я буду настоятельно просить тебя объясниться.

— Об этом поговорим позже. — И он перевел взгляд на Эву, прищурился и усмехнулся. — Уже успел ее расспросить?

— Думал, ты этим займешься. Ведущий менталист в семье все же ты, ваше величество, — непонятно к чему съязвил тот, что пришел первым. Но девушку поразило другое. Ваше величество? Эва еще раз взглянула на блондина, он насмешливо ей кивнул.

— Займусь, не переживай.

— За тебя? — рассмеялся было опекун, но услышав тихий стон ребенка, посерьезнел. — У нее должна была быть сумка, пусть поищут. А пока, если ты, конечно, не возражаешь, мы вернемся к себе. И как только ее состояние придет в норму, мы возвращаемся на Восток.

— Ты спрашиваешь позволения? — взметнулись брови у императора.

— Я ставлю тебя в известность, — слишком резко для того, кто говорит с самим правителем, отрезал мужчина. — И брат, держись от нее подальше.

— Если сочту нужным, — рассмеялся его величество. Но взгляд, которым он проводил парочку, был вовсе не веселым — скорее сосредоточенным и… обеспокоенным?

Впрочем, придаваться долгим раздумьям Эве не позволили. Едва спина восточного наместника (а в этом девушка уже даже не сомневалась) скрылась из виду, император обратился к ней. И, как и утром, Эва почувствовала, как стужа сковывает ее сердце, как стынет кровь и не остается ничего кроме страха. В следующее мгновение мужчина отвел взгляд.

— Идемте. Нам есть о чем поговорить, — бросил император и быстрым шагом отправился в свою вотчину. Девушке пришлось спешно догонять его величество.

В гостях у императора, как и у любого высокого аристократа, за исключением отца Микка, Эва ни разу не была. Она с жадным интересом рассматривала обстановку, пользуясь равнодушием монарха, который так и не задал ни одного вопроса, стоило им остаться наедине.

— Не думал, что придется говорить с вами вновь, — холодно заметил мужчина, закидывая ногу на ногу, но так и не глядя на свою собеседницу.

Эва с облегчением выдохнула: когда он не смотрел на нее, сердце билось в привычном ритме и холод не проникал во все уголки ее души.

— Ваше величество… — попыталась оправдаться Эва, но Эйвор отмахнулся от ее слов.

— Довольно. Утром вы произвели на меня лучшее впечатление, так к чему же портить его сейчас? Называйте, как будто мы давно знакомы или не называйте вовсе. На своей территории я предпочитаю избегать подхалимов.

Девушка вспомнила совершенно уж неуважительное поведение принца Карона (подумав, она пришла к выводу, что это был все же он: других братьев у императора не осталось) и фыркнула.

— Так-то лучше, — поощрил император, чуть наклоняясь в ее сторону. И пусть между ними был стол, Эва заметно занервничала. — А теперь расскажи мне, как ты оказалась в галереи?

— Я шла в парк, — тихо ответила девушка. Она разглядывала собственную юбку, не в силах поднять взгляд выше: слишком сильно чувствовала пронзительный холод, который, стоило ему посмотреть на нее, вновь сковывал ее чувства и сознание. — Простите, здесь очень холодно.

— Холодно? — переспросил Эйвор, а после… она готова была поклясться, что он рассмеялся. — Я попробую сдерживать себя, — заверил он. — И давно вы страдаете?

— Впервые утром.

— Недолго, — отметил мужчина. — Большинство ждет неделю, чтобы высказать мне свое почтение и на коленях просить о пощаде.

— Я должна встать на колени?

— Нет, что вы! — он вновь рассмеялся. — Вам хватило ума не делать из меня монстра и сказать почти сразу. Это похвально.

Эва несмело подняла глаза и тоже улыбнулась: мороз отступил и теперь она могла спокойно смотреть на своего собеседника.

— Но если всем неуютно, почему вы не контролируете себя всегда? — сказала, а после едва не стукнула себя по лбу, как какая-то плебейка. Додуматься сказать такое императору! Пусть ее прах отдадут матери…

— Тогда это будет доставлять неудобство мне, — спокойно ответил Эйвор. — Но вы отклонились от темы. Опишите мне все, что вы видели, когда вошли в галерею.

И Эва описала. Все, до мельчайших деталей, не упуская даже собственное состояние и мысли. Она говорила и говорила, и сама удивлялась, откуда столько подробностей всплывало в ее голове.

— Ясно, — прервал ее император. — Я услышал все, что хотел. Вы можете идти.

Недоумевая, Эва поднялась, ожидая, что поднимется и император, но тот остался сидеть, погруженный в свои мысли.

Только когда она сделала шаг, чтобы переступить порог, вслед ей донеслось:

— Ваш первый танец должен быть свободен.

Глава 16

Выступление кончилось уже с полчаса назад, а я все не могла отдышаться. То и дело дыхание срывалось, и приходилось приложить большие усилия, чтобы вновь успокоиться. Так и казалось, что кто-то смотрит, ждет от меня каких-то слов, заверений. Ждет и надеется. А я лгу ему прямо в глаза. Лгу, с беззаботной улыбкой, как будто верю в собственные слова, как будто не знаю, что твориться за стеной, как ломается судьба каждого их слушателей. Вооружения? Лучший выбор?! Ха, да это самое ужасное, что могло приключиться. Самое отвратительное, но неотвратимое.

Дрожь прошла по всему телу, заставляя сглотнуть и напрячься. Мы снова летели на каре, но рассматривать город у меня не было никакого желания. Кто-то назовет это грузом на сердце, кто-то совестью, но даже если это была и она, то с этого дня я удачно ее продала, введя в заблуждение сотни, а то тысячи людей. Это было мерзко.

Кто-то ободряюще сжал мою холодную ладонь: руки так и не согрелись, несмотря на то, что мы покинули гостеприимные стены Академии вооружений. Далее следовали гости, в лице советника Лейворея и его семьи, и кар быстро направлялся на территорию их владений.

— Не переживай, больше выступать не придется, — проговорил Хельдеран. — Если не пойдешь в политику, можешь дальше жить спокойно. Женщинам семьи не обязательно посвящать себя искусству лжи, вам отдают благотворительность.

— Благотворительность? — у меня вырвался смешок. — Сначала уничтожить чужую жизнь, а потом с ласковой улыбкой отдавать им крохи с барского стола? Разве это не унизительно?

— Когда речь идет о выживании — унижения нет.

Повисла пауза.

Актор не лез в наш разговор, предпочитая давать инструкцию пилоту. Его тихий голос слышался мне даже сквозь дверцы. Командный голос, так это вроде бы называлось? Но вот и он смолкает, а кар начинает ощутимо крениться. Мы прилетели? Вероятнее всего.

Хельдеран поджимает губы и разминает шею, попутно выглядывая в окно. Я тоже взглянула: мы садились, медленно планируя на площадь перед трехэтажным особняком. На дворец строение даже отдаленно не походило.

— Дворцы только у высоких лордов, кто происходит из династии. Лейвореи, что показательно, ни разу не сумели породниться с короной, — насмешливо поясняет Хель, с насмешкой глядя на вышедшего к нам Актора. На лице последнего читалось явное неудовольствие, высказывать которое он, впрочем, не стал.

— Ваша светлость, вы не устали? — он обратился ко мне. — Если желаете…

— если ее светлость будет что-то желать, вам об этом сообщу я, как назначенный лично его величеством страж. Вы же, юный лорд, сейчас всего лишь наследник, поэтому не переходите рамки дозволенного вам, — вмешался Эйстон, первым из нас поднимаясь со своего места.

Он подал мне руку, когда я делала шаг на каменную площадку, и после не отпускал до самого дома. Только когда мы переступили порог, он отступил, занимая положенное ему место за спиной. Хельдеран наоборот взял меня под локоток.

Слуг разглядеть не удалось: одетые в однотипную темно-зеленную форму люди мелькали слишком быстро мимо торопившегося принца и меня, которая пыталась догнать его в своем длинном платье. Как за нами успевал Эйстон, как и то, почему Хельдеран так спешит — для меня оставалось загадкой.

Принц остановился только на третьем этаже, когда холл, дворецкий и слуги остались далеко позади. Здесь же никого не было, но я не решилась сообщить Хелю о недопустимости его поведения (все же мы находились в гостях), но смолчала. Вряд ли брат разбирался в ситуации хуже меня, скорее он экономил нам время и уберегал от неприятных ситуаций.

— Вижу, Хельдеран, ты избегаешь приветственные речи и в этот раз.

— Предпочитаю получать их по почте, нежели выслушивать на пороге, — без заминки ответил Хельдеран. — Моя сестра устала, не думаю, что было бы хорошей идеей заставлять ее ждать на пороге. Сегодня ветрено, а у Кирин слабое здоровье.

Я не стала уточнять, что здоровье меня еще ни разу не подводило.

— Да, ты прав. — Советник был настроен весьма миролюбиво к нам, когда же старый интриган смотрел на сына, глаза его мрачнели, как и в случае, когда он натыкался на Эйстона за моей спиной. Памятуя о том, кто спровоцировал наш конфликт с сероглазым магом, и мое настроение при виде советника менялось в худшую сторону. Эйстона же ситуация забавляла. Иначе чем объяснить его насмешливую улыбку, адресованную советнику? — В таком случае, прошу к столу.

Приглашение оказалось весьма кстати. Если в Академии мне приходилось заталкивать в себя еду, то сейчас желудок откликнулся на призыв покушать весьма благожелательно.

Ради удовлетворения гастрономических пристрастий пришлось спускаться на второй этаж, где у дверей сиротливо крутился официант, ожидая, когда ему представиться шанс проводить гостей. Хель сделал вид, что ничего не замечает и сам открыл дверь, первым ступая в столовую.

Нас уже ждали. Миловидная и слишком юная, чтобы быть женой советника, леди быстро поднялась с диванчика у окна и присела в реверансе, приветствуя принца. На нас она не обращала никакого внимания, всецело и преданно любуясь Хелем. Он же не выглядел счастливым.

— Франческа, вы оказываете мне честь, украшая наше общество, — со скрипом выдавил из себя Хельдеран. Я хотела спросить у него, чем вызван такой негатив, все же леди была весьма хороша, но это было бы некультурно отвлекать брата от ухаживаний за девушкой. А он ухаживал: подвел к столу, отодвинул стул. И все с той фальшивой улыбкой, от которой неподготовленный зритель мог получить инфаркт. И никто! Никто не выказал неодобрения. Ни леди, которая не могла не видеть истинного к ней отношения, ни советник, ни даже Актор.

Мне помог присесть за стол Эйстон, устраиваясь по правую руку. Актор занял позицию слева, хотя мне хотелось бы видеть там Хельдерана, но принца не отпустила Франческа, что-то шепотом говоря ему на ухо.

— Леди Франческа официальная пара принца на мероприятиях, — пояснил Эйстон и добавил: — Ее выбрал сам император.

Недоумение на моем лице сменилось пониманием. Я и сама не питала страсти к кандидатам из списка. Вероятно, Хель также выбирал себе меньшее зло. И если это меньшее зло, то кто тогда большее?

— Да, получив уведомление от сына, что к нам прибудет еще и принц, я послал за леди, — довольно усмехнулся советник. — Как хозяин, я же должен думать об удобстве своих гостей.

Прищурившись, Хель наградил Актора долгим взглядом. Что-то мне подсказывало, что лучше молодому офицеру сменить род своей деятельности, иначе брат вполне мог в будущем отправить его в самое неблагоприятное место, которое он, наверняка, отберет с особым усердием.

— Да, милорд был так мил, что даже прислал за мной мага, чтобы я успела собраться, — томно выдохнула Франческа. Пока она говорила шепотом, мне было куда проще ее воспринимать, ныне же — я сочувственно переглянулась с братом.

Советник занял свое место во главе стола, и трапеза началась. Я же все думала об одном вопросе, который никак не мог проясниться:

— Ваша светлость, — советник повернулся ко мне, — к нам разве не присоединится ее светлость?

— Моя жена? — переспросил Лейворей. — Ей нездоровится, и она отдыхает на Юге. Там более мягкий климат и нет таких волнений.

Уточнять каких именно волнений и где, мужчина не стал. Впрочем, этого и не требовалось. Столица никогда не была спокойным местом для знати. Ближе к императору — не всегда безопаснее.

— А по мне, так здесь идеально, — шумно высказалась леди Франческа, отпивая вина из бокала.

Признаться, я пропустила момент, когда оно появилось на столе. Мой бокал, впрочем, исчез весьма быстро: Эйстон поставил его на поднос проходившего мимо официанта.

— Ее светлость не будет пить?

— Император просил воздержаться от спиртного, — сухо сообщил маг. По его тону становилось неясно, действительно ли было такое распоряжение или его придумал сам Эйстон. Тем не менее, благодарность от Хельдерана и от меня он заработал.

— Как прошло ваше выступление? — попытался завязать светскую беседу советник. К моему облегчению, ответить мне не позволили.

— Это вы сможете увидеть на экране, когда журналисты обработают картинку, — отрезал Хель. Ему приходилось не только слушать речь советника, но и пытаться выделить здравое зерно в рассуждениях собеседницы, а даже мне было это сложно. Если о том, что бывает мгновенная перманентная краска для волос я знала: меня так и красили, то в последнем выпуске косметики с уникальным омолаживающим эффектом уже не разбиралась. В Школе искусств вопрос косметики даже не поднимался, а самой следить за веяниями моды… Теперь это делали за меня.

К моему удивлению, в разговоре о косметике решил поучаствовать маг. Неужели Эйстон решил наладить отношения с Хелем? Или желание досадить советнику с сыном было столь велико, что ради этого маг готов был пойти на компромисс с принцем?

— Франческа, — Эйстон опустил необходимое ‘леди’, отчего у девушки мелькнуло раздражение на лице. Впрочем, она быстро взяла себя в руки, подобравшись, как гончая, почувствовавшая зверя. — Вы же позволите так себя называть?

— Мы же здесь все друзья, — не стала отвечать прямо девушка. Сейчас, когда ее улыбка застыла, будто приклеенная к лицу, стали заметны несвойственные юным девушкам морщинки. И чем статичней было ее лицо, тем больше она старела.

— Леди Амбресс, — все же перешел на официальный тон маг. — Вам не кажется, что ваше увлечение омолаживающими процедурами выдает некоторые ваши тайны. Разумеется, мы, как ваши друзья — все присутствующие оскалились, подтверждая сей факт — не выдадим ваших маленьких тайн, но не выдавайте их и вы. В противном случае, вы можете начать стареть очень быстро. От козней неблагожелателей, разумеется.

— Я учту, — пообещала Франческа, вновь оживая, но прежней миловидности она лишилась. Теперь и мне были видны случайные проявления ее истинного возраста.

— Сколько ей? — тихо спросила я у мага.

— Много, — так же тихо ответил он и предупреждая вопросы пояснил: — испытание Франческой проходит каждый принц. Скоро уже истечет срок и у Хельдерана.

— А сама Франческа?

— Она любит играть, — подернул плечами маг. — К тому же, рядом с принцем можно найти себе очередного мужа, который через год-другой отправится ко всем предыдущим ее мужьям. В небытие.

Он говорил об этом так спокойно, как будто ничего зазорного и уж тем более трогательного, заставляющего пережить, в его словах не было. Но ведь оно было! Мы говорили о смерти. Говорили, наслаждаясь едой и выпуская когти друг в друга ради развлечения, из простой привычки досадить окружающим.

Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что советник поднял руку, останавливая разговоры. Франческа с неудовольствием замолчала и также взглянула на меня.

— Ваша светлость, еда не пришлась вам по вкусу? — вкрадчиво осведомился советник. А я… я представила себе повара, которому одним словом могла перечеркнуть карьеру, если не лишить жизни.

— Еда превосходна, — натянуто улыбнулась я. — Просто я в первые в такой дружеской обстановке и не хочу мешать вам наслаждаться обществом друг друга, но участвовать — мне не хватает знаний и опыта.

— Опыт придет со временем, — усмехнулся советник. — Когда Хельдеран был у нас в гостях впервые, он вел себя куда менее уверенней.

— Меня ждало бы то же самое, если бы брат не решил составить мне компанию. Я очень благодарна ему за этот поступок. — Я перевела взгляд на принца. Он был серьезен и не скрывал этого.

— Моя сестра еще очень наивна, — холодно заметил он. — И я бы не хотел, чтобы вокруг нее были не те люди.

— Нам с сыном тоже этого бы не хотелось, — сухо подтвердил Лейворей и поднял бокал: — Пусть ее светлость не окружают лишние люди.

Первой выпила Франческа, хотя именно ее присутствие было здесь самым неуместным. Я же сидела и смотрела на серьезные лица присутствующих. Еще пару мгновений назад они насмехались друг над другом, но стоило перейти грань и все подобрались, как будто словесная пикировка могла перерасти в драку.

Дальше ели молча. Даже черная вдова не проронила ни слова, усердно орудуя ножом и вилкой. Она как никто другой знала, когда и как правильно себя вести. Единственная в своем роде, кому удалось жить при дворе без переездов очень долгое время.

Хельдеран ел, как будто не чувствовал вкуса. Хмурясь, отпивал из бокала, так же хмурясь, перешел к десерту. И, если бы я сама не пробовала удивительно мягкий, тающий во рту пудинг, подумала бы, что повар переборщил с сахаром.

— Вы позволите пригласить вас на прогулку? — впервые за всю трапезу подал голос Актор. До сих пор он сидел молча, предоставляя главную роль своему отцу, но теперь бразды правления перешли к нему.

— Если ненадолго, — косясь на Эйстона, проговорила я. Маг кивнул, соглашаясь с необходимостью.

— Вы позволите?

Он поднялся со своего места, помог отодвинуть стул и подал руку. Хельдеран было поднялся, чтобы последовать за нами, но его остановил советник?

— Ваше высочества, поскольку вы здесь, мы может безотлагательно прояснить несколько моментов. Прошу вас пойти со мной.

Отказать принц не мог. Положение, оно порой закрывает перед нами двери выбора. И как бы тяжело не было признать, управляет человеком. Вот и сейчас, желая быть в другом месте, Хель медленно выдохнул, переглянулся с Эйстоном, который никуда отлучаться не собирался, и направился вслед за советником.

Леди Франческа пошла с нами, то и дело пытаясь привлечь внимание мага. Но, что грело мне душу, мужчина даже не смотрел в ее сторону.

Ухоженные, без единой соринки или листочка, дорожки, выложенные фигурным камнем, отшлифованным и окрашенным в фиолетовые тона. Дорожка двоилась, троилась, расходясь в разные части сада. И вероятно, если бы мы смотрели сверху, то и здесь нашлась бы целая картина, но мы просто шли по этим цветным камням под пение первых птиц.

Актор привел нас к беседке, не выдержал поединок взглядов с магом и уступил ему место. Эйстон присел рядом со мной, юноше же досталось место у Франчески. Незавидное, должна признать.

— Вы нас не оставите? — спросил Актор, понимая, что наедине нас не оставят, но все же бывают в жизни чудеса.

— Не оставлю. Иначе это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, — усмехнулся маг. — Все же знают характер повелителя.

— Леди Франческа, — юноша перевел взгляд на женщину, которая делала незаинтересованный вид, прислушиваясь с каждой секундой все внимательнее. — Матушка разбила новый цветник, не желаете взглянуть? Думаю, вы будете первой из гостей, кто удостоился такой чести.

Не знаю, упоминание первенства или любовь к цветам побудило леди исчезнуть в глубинах парка, но уходила она спешно, как будто ей угрожали.

— Милорд, я должен повторить свою просьбу. — Актор в отличие от нас продолжал стоять.

— Я же должен повторить свой отказ, — усмехнулся маг. Его забавляла ситуация. Это чувствовал даже наш визави, в раздражении постукивая пальцами по бедру.

— Что ж… В таком случае, я буду говорить при вас. Леди Кириниса, я официально предлагаю вам рассмотреть мою кандидатуру.

— Актор, я…

— Вы не должны отвечать сейчас, — не дал мне договорить юноша. — Вашим ответом будет выбор на балу. Если вы согласны, то первый танец вы подарите мне. Если — нет, то я постараюсь больше не попадаться вам на глаза.

— Вы…

— Я умею проигрывать, — резко ответил юноша. — Если бы не семья, я даже не стал бы задавать этот вопрос. Но, сами понимаете, мы не всегда властны над собой.

— Не всегда… Я дам вам ответ в той форме, которую вы выбрали, — тихо, но с благодарностью, ответила я. Каким бы он ни был, что бы о нем не говорили окружающие, Актор был аристократом и был честен. Хотя… говорят, этот недостаток проходит, когда первое становится сутью.

— Благодарю, — он повернулся в сторону выхода и собрался спуститься по ступенькам вниз, когда я вспомнила:

— Вы не вернетесь с нами во дворец?

— Нет, миледи, — Актор обернулся. — У вас уже есть личный страж, а как кандидат я не могу претендовать больше чем на час вашего времени. Всего доброго.

И он ушел, оставляя нас с Эйстоном наедине. И от осознания я почувствовала, что краснею. Маг сидел рядом, пусть и не вплотную, но я слышала его дыхание. Его запах с мускатными нотками также не давал отвлечься. И он молчал: просто находился рядом, ожидая, но не подталкивая. Казалось, ему было все равно, будем мы сидеть здесь весь день или вскочим вслед за Актором. Он готов был к любому исходу, но…

— Мы должны объясниться прежде, чем вернется ваш кузен, — с усталостью проговорил Эйстон, провел ладонью по лицу, как будто избавлялся от паутинки, запрокинул голову и выдохнул, закрывая глаза.

— Объясниться?

— Да.

— И что вы хотите сказать?

— Что я не лучший выбор, — признал Эйстон. — Есть более достойные кандидаты.

Я шумно выдохнула, но взяла себя в руки.

— И на ком вы рекомендуете остановить свое внимание?

— Даже он, — Эйстон кивнул в сторону, куда ушел Актор, — будет лучше меня.

— А с чего вы взяли, что я думаю о вас?

— А это не так? — с иронией переспросил маг. — В таком случае, я спокоен. Ибо я — не лучший выбор.

— Решать не вам, — тихо ответила, поднимаясь. Оправила юбку и, не дожидаясь мага, спустилась на дорожку. Внешне я пыталась остаться спокойной, но его поступок пришелся по душе. Пожалуй, скажи он выбрать его — я бы разочаровалась. А так… он думал обо мне. Думал и беспокоился. А что дальше… у нас еще будет время. Теперь — будет.

Хельдеран ждал нас на крыльце, стоя в тени колонны, и, щурясь, смотрел на площадку с каром. По его лицу было заметно, что удовольствия от общения с советником он не получил, даже наоборот пострадал, что укладывалось в мои представления о Лейворее.

Нас он встретил с облегчением и быстрым шагом, чтобы как можно меньше оставаться на территории проклятого поместья, направился к транспорту. Мы не заставили себя ждать.

Дворец принял нас взволновано. Хель, спешно вызванный императором, отправился по делам, едва мы ступили на твердую землю. Эйстон на пару минут застыл, как будто находился за пределами собственного тела, а когда пришел в себя резко изменил маршрут. В императорскую часть дворца мы попали кружным путем. Но даже в своих комнатах, мне было слышно шевеление. Кто-то ходил по коридору, кто-то и вовсе бегал, тихие разговоры велись за закрытыми дверьми.

— Что-то произошло? — Я так и не присела, ожидая, что и меня могут куда-то позвать.

— Работает следственная группа, — кратко ответил Эйстон, после минутной заминки. — Вам не о чем беспокоиться.

— Но вы же не уйдете? — С ним мне было куда спокойнее.

— Нет, ночь мне приказано провести в гостиной.

Я с трудом удержалась от улыбки, которая так и норовила вылезти.

— Но что случилось во дворце?

— Ничего серьезно, — натянуто улыбнулся маг. — Любая информация будет сообщаться с разрешения императора.

— Ясно. — После упоминания императора даже желание спрашивать отпало. Все, что идет через Эйвора Таргелея и канцелярию, не узнает никто до тех пор, пока сам великий не разрешит.

Молча подошла к окну, открыла, впуская обманчиво теплый воздух, полный аромата трав. Закрыла глаза, вспоминая все, произошедшее за день, скривилась от собственного поступка и улыбнулась, вспомнив поведение стража.

Едва слышно отворилась дверь и тоненький голосок несмело обратился ко мне, заставляя вернуться к реальности.

— Госпожа, меня прислали помочь вам переодеться.

Ребенок. До этого ко мне приставляли только взрослых. С ними что-то случилось? Тревога появилась сама собой. Еще и памятная ночь, когда мы увидели слуг и место их обитания.

— Госпожа, я могу вам помочь? — Девочка с опаской косилась на Эйстона, стараясь оказаться как можно дальше от него.

— Да, идем, — попыталась ободряюще улыбнуться я, но, судя по тому, как девочка отступила на шаг, это было излишне.

В спальню, а после и в гардеробную я зашла первой. Девочка шла за мной молча, останавливаясь как вкопанная, едва я толкала дверь. Лицо у малышки было бледным, что впрочем отличало всех жителей столицы, но глаза слишком впали, чтобы это можно было списать на случайность.

Мне было не по себе, когда она помогала мне снять платье, вынимала шпильки из прически и застывала за спиной, ожидая указаний. Мои прошлые помощники наоборот предпочитали действовать самостоятельно, желая скорее разобраться с проблемой, девочка же как будто тянула время.

— Ты хочешь остаться здесь на ночь? — Она дернулась, как будто я ее ударила.

— Нет, госпожа, — очень тихо ответила она, отводя взгляд. — Просто я… если я вернусь слишком рано…

— Твоя помощь может мне понадобиться позже, — решила уточнить предыдущий вопрос. — Скажем, ночью захочется яблочного пирога. Ты бы не хотела оказать мне услугу, сходив за ним?

— Я… с удовольствием. Да, госпожа. Только мне нужно сообщить начальнику, что вы забираете меня на всю ночь. Я… могу это сделать? — в ее голосе была надежда и недоверие, то же отражалось и на лице. Раньше, я не думала, что бывает так, но сейчас видела собственными глазами.

— Да, ты можешь это сделать, — разрешила я и добавила: — Как только поможешь мне одеться. Не могу же я выйти к ужину вот так.

Девочка улыбнулась. Впервые за все, проведенное здесь время. Да и мне стало смешно, представив, как я в одной рубашке до середины бедра пойду ужинать с придворными ехиднами, а если там будет император… на этом этапе веселье угасло мгновенно.

— Я сделала что-то не так? — испугалась девочка, делая шаг назад и прижимая ручки к груди, как кролик.

— Нет, — поспешила разуверить ее. — Просто… мысли не всегда веселые.

Девочка тяжело вздохнула. Да уж, у нее веселым мыслям точно не откуда браться.

— Кому ты служила прежде?

— Госпоже Митаре, — тихо ответила девочка, помогая мне влезть руками в рукава рубашки.

— Митара уехала?

— Нет, госпожу забрал его светлость. Они отбыли еще днем на Восток.

— Днем? Так торопились?

Я задумалась. Неужели таковым было наказание за своеволие? Впрочем, для Митары позволение вернуться в родной сектор скорее стало бы подарком. А подарков мы не заслужили.

— Господин принес госпожу. Она спала. Я не знаю точно, видела мельком. Там кровь была. Точно была, — шепотом, боясь говорить громче, произнесла девочка и опасливо прикрыла рот ладошкой. — Госпожа…

— Я никому не скажу, — успокоила ее. — Но во дворце лучше молчать. Даже если спрашивают.

— Я запомню, госпожа, — пообещала девочка, утыкаясь взглядом в носки новых туфель. На ней вся одежда была новая. Слишком новая и неношеная, чтобы быть ее собственной, и слишком неудобной. Для собственного выбора девочки.

— Тебе бы переодеться.

— Мне выдали это, перед тем как отправить к вам, — виновато развела руками девочка. Голову она так ни разу и не подняла.

— Ты не смотришь мне в глаза. Это имеет основания?

— Господа не любят, — уклончиво ответила девочка.

— Я разрешаю. Будем считать, что здесь островок воли, — заговорщицки наклонилась к ней и приподняла детскую головку за подбородок. — И я не госпожа, я Кирин. Договорились? Но только если нас никто не видит.

— До… договорились, — повторила девочка. Но я не поверила, что она перестанет звать меня госпожой.

— Дальше я справлюсь сама, иди отпросись у своего начальника, — разрешила я. Мне и правда оставалось всего ничего: застегнуть пуговицы и влезть в туфли.

Когда я вышла в гостиную, чтобы единственный зритель оценил мой наряд, Эйстон стоял у открытого окна. В комнате ощутимо пахло летом, но в душе вновь поселилась холодная поздняя осень. Мрачная и промозглая.

— Зря вы так, миледи, — тихо проговорил он. — Вы жестоки.

— Я жестока? — я удивилась. Ничего жестокого или предосудительного со стороны собственной совести я не сотворила.

— Жестоки.

— И в чем же?

— Эта девочка. Вы решили поиграть в куклы?

— С чего вы взяли?

— Порядок дворца не может нарушаться. Панибратству не позволено быть. Для вас это может и игра, но если она ошибется хоть раз, хоть единожды назовет вас по имени…

— Вы все слышали.

— Я отвечаю за вашу безопасность. И да, я слышал весь ваш разговор. И так же его может услышать другой заинтересованный человек. Как думаете, сколько проживет эта девочка?

— Но я же сама…

— Ваша светлость, есть правила, которые следует соблюдать. Если вы, по положению, по своему статусу, по своей удачи, в конце концов, можете себе позволить отступать от норм, то остальные не обладают такой привилегией. Ваша доброта, напускная должен заметить, — это ваша жестокость. Вы заставляете верить в доброе в этом мире. Но мир от этого добрей не станет. И пусть не вашими руками, но из-за вас пострадают те, кто имел несчастье вам довериться.

— Хватит! Я не хочу это слышать!

— Как будет угодно вашей светлости, — ровно, как будто ничего не произошло, сказал Эйстон и поклонился. — Я должен оставить вас одну и выйти в коридор?

— Да. Это было бы чудесно, — едва сдерживая вспыхнувшую злость, выбрала я. Было больно. От его слов. От правдивости его слов. Заигралась. Я просто заигралась. Прошла пара дней, а я уже играю людьми. Теми, кто слабей.

Мягко закрылась дверь, давая понять, что я осталась наедине с собственными мыслями. И… как бы я не хотела слышать все, что мне только что сказал мужчина. Как я не хотела признавать собственную вину. Но благими намерениями… Вот только дорога не моя, так я расчищаю ее другим.

Девочка пришла спустя полчаса, замерла за моей спиной, когда я просматривала новости по экрану, и так и простояла все время до ужина. Я не разрешила ей сесть. Не разрешила говорить. Да, правила следует соблюдать. Для каждого мира — свои правила.

Вот только уходя, я заглянула ей в глаза. И там была благодарность. За что? Я никогда этого не узнаю. Ведь спрашивать слуг — это недостойно моего мира. А правила нужно соблюдать.

Ужин проходил в молчании. Как в насмешку над моим нежеланием видеть кого-то чужого, в столовой, куда следовало явиться согласно приглашению, собралась только семья. Даже охрана осталась за пределами комнаты. Пожалуй, самой дальней родственницей здесь была именно я: места Карона и Митары, которую он брал с собой постоянно, пустовали.

Хель присутствовал, но говорить о чем-то большем не приходилось. Взгляд принца был устремлен куда-то далеко, и я в серьез опасалась, что вилка не найдет его рта, прочертив линию на щеке. Но сказывался опыт, и Хель ни разу не ошибся.

Арье… кронпринц напротив был сосредоточен на происходящем. Слишком сосредоточен, чтобы его интерес мог показаться случайным. С ним что-то происходило. Что-то не совсем приятное. Он то и дело хмурился, на лбу пролегала морщинка, слишком чуждая его юному лицу.

Император. Эйвор Таргелей поражал. Человек, забот у которого было куда больше нашего, лукаво улыбался. Вот только не тогда, когда его взгляд останавливался на пустующем месте брата. Едва это происходило, все менялось: леденел взгляд, каменело лицо, а пальцы впивались в столовые приборы, ломая хрупкий металл.

Никто не произнес ни слова до самого десерта. Тут же из-за стола поднялся император, вытер руки салфеткой, хотя применительно к Эйвору это был скорее акт привычки, нежели необходимость, и распорядился:

— Хельдеран, ты должен навестить дядю. Арье, контролируешь ситуацию здесь. Кирин, — его голос смягчился, — жду тебя, когда закончишь. Эйстон отведет, одна не гуляй.

Отвечать никто не стал, да и не требовалось. Если даже подданные спешили исполнить волю повелителя, то семья, как никто другой, знала, чем карается невыполнение приказов. О двенадцатом принце империи Таргелеев до сих пор вспоминали шепотом. Изменников не принято помнить, помнят лишь наказание.

Десерт был слишком сладок, а потому лишь попробовав суфле, я встала из-за стола. Братья остались наедине.

Меня ощутимо потряхивало, когда я делала первые шаги в сторону кабинета императора. Не думать о сегодняшней дне не получалось, и мне все казалось, что где-то я успела наломать дров и правитель вызвал меня к себе, чтобы напомнить о долге.

Эйстон шел рядом, то и дело ненавязчиво касаясь моей руки и вырывая из неприятных переживаний. Видимо, чувствуя мою тревогу, он позволил себе эту вольность. Я слабо улыбнулась: никого визит к императору не оставлял равнодушным.

Заветная дверь появилась перед глазами внезапно. Еще совсем недавно, я считала ступеньки, шаги, изучая рисунок на паркете, но вот мы уже замерли перед входом в святая святых императора. Медленно выдохнув. Я постучала и вошла. Как оказалось, слишком рано я начала нервничать. Секретарь недоуменно взглянула на меня, заметила фамильные черты и выпрямилась в то же мгновение.

— Его величество ожидает вас.

Благодарно кивнув расслабившейся было девушке, которая, впрочем, уселась на самый краешек стула, готовая подорваться по первому слову, я медленно подошла к двери и потянула на себя. В рабочем кабинете императора мне еще не доводилось быть, разве что о личных комнатах я имела представление.

Прежде, чем я зашла, император читал чье-то личное дело. Оно так и осталось висеть в открытом состоянии, когда сам мужчина поднялся, чтобы поприветствовать меня.

— Присаживайся. — Он указал на стул напротив. — Утомительный день?

— Немного, — уклончиво ответила я, присаживаясь на краешек, как та секретарь из приемной.

— Не стоит со мной лукавить, — мягко предупредил император. — Давай забудем хоть на пару минут, кто мы есть и просто поговорим.

— Разве можно об этом забыть? — тихо спросила я, заглядывая в его глаза. — Разве так будет правильно? Мне казалось, дворец не поощряет забытья даже на мгновение.

— Это верно, — усмехнулся император. — Всегда стоит помнить, кто перед тобой. Но сейчас я хочу поговорить с тобой, как дядя. Как брат твоей матери. Как твой старший родственник. Человек, который крайне заинтересован в твоем благополучии.

— Я благодарна вам.

— Не стоит, — он отмахнулся. — Все, что я делаю, продиктовано моим желанием. Так что это я должен благодарить тебя за предоставленную возможность.

— Благодарность от императора?

— От дяди, — поправил Эйвор.

— От дяди-императора? — Мне почему-то стало смешно от нашего разговора. И, судя по улыбке императора, не лукавой, не злой, не мстительной, а какой-то открытой и немного уставшей, и ему доставляло удовольствие разговаривать со мной. И даже красные ободки моих зрачков, отражавшиеся в столешнице, не портили нашу беседу: разговаривать с великим стало легче.

— От дяди-императора, — в тон мне подтвердил Эйвор. — И раз уж мы затронули семейный вопрос, я бы хотел узнать появились ли фавориты в списке.

— Я… я знаю, кого выберу, — тихо ответила, вновь избегая смотреть на мужчину. — Только… если вам не понравится, то…

— Этот выбор я доверяю тебе, — заверил мужчина. — Но пусть все будет по правилам. Свой выбор ты огласишь на балу.

— Так скоро?

— Помолвки в императорской семье привычное дело. К тому же, ты же хочешь избавиться от навязчивого внимания придворных? Поверь, от него столько проблем. Иной раз враг желанее.

— Хочу. — Я с ужасом вспомнила последний выход в свет: на утро я даже лиц не помнила всех тех, кто приглашал меня на танец.

— Тогда перед окончанием бала, я предоставлю тебе возможность выбрать. Любого человека из списка.

— А если…

— Чужак в нашу семью не войдет, — отрезал император. — Мне было достаточно твоей матери, чтобы позволить повториться происшедшему. Только список, Кирин. Со временем ты поймешь, что так будет лучше для всех.

— Я понимаю.

— Вот и славно. Если этот вопрос решен, то поговорим о твоем выступлении сегодня. Тебе понравилось?

— Разве это имеет значение?

— Для меня — имеет. Ложь должна быть приятной, должна доставлять тебе удовольствие, позволять чувствовать, что ты выше всех тех, кто внимает. Власть должна приносить хоть какую-то пользу, Кирин.

— Власть должна приносить пользу…

— Именно, Кирин. И ты должна решить, хочешь ли ты играть на этом поле. Не пешкой, но королевой.

— Но ведь пешки — это тоже люди.

— Нет, пешки — те, кто идет в расход, те, кто добровольно жертвует свою свободу и волю.

— Разве так бывает?

Император рассмеялся.

— Еще как бывает. Люди не любят решать, не любят брать на себя ответственность, они втайне ищут того, кто бы ими правил, того, кто заберет их свободу и даст им спокойствие. Ведь выбор — это ответственность, а брать на себя ответственность… Это сколько будет беспокойства!

— Но… это не правда. — Я тряхнула головой, отгоняя от себя дурные мысли. Чтобы люди добровольно становились рабами? Бессловесными слугами?!

— Неправда? Вспомни тех, кто прислуживал тебе, кто был на балу, кого ты видела во дворце. Разве все они из ‘вольных’? Нет, они жили в столице, но не знали своего места, пока не отдали себя дворцу. Теперь они здесь. Придворные, слуги, рабы — они все здесь. Они все в той или иной мере отдали свою свободу дворцу.

— Вам, они отдали себя вам.

— Именно.

— Они нашли того, кто решит за них. Того, кто будет виноват в их бедах, кто понесет ответственность. Я — не они буду отвечать за все содеянное. И это им нравится. Ведь они всегда смогут переложить вину на меня, оставаясь честными и чистыми. Эти подхалимы.

— Не все такие.

— В той или иной мере — все. Просто, ты слишком мало живешь здесь. Год-два и ты поймешь правила игры. Правила великой игры, которая идет здесь ежедневно. Можешь играть — ты уже королева, но… — император усмехнулся. — … не заиграйся. Повелитель может быть только один.

— Вы.

— Умница.

— Но если я не буду играть?

— Даже не попробуешь? Я разочарован. Только играя, ты сможешь сохранить право выбора. Иначе — я решу и за тебя.

— Если я начну играть — игра будет управлять мной. Не я.

— Правда и это. Но объективной истины, как ты знаешь, нет. А истина дворца: хочешь выбирать — забери выбор другого.

— Это неправильно.

— Это жизнь.

Император поднялся из-за стола, провел пальцами по столешнице и обошел вокруг, становясь за моей спиной. Холодные пальцы коснулись лба.

— Я могу забрать память о сегодняшнем вечере. Если, конечно, желаешь.

— Пожалуйста…

Глава 17

Просыпаться без будильника, просто по велению отдохнувшего организма — ни с чем не сравнимое удовольствие. А просыпаться, чувствуя запах свежей сдобы, ванильного сахара и фруктов, — удовольствие вдвойне.

Я сладко потянулась, покидая объятья такого чудесного сна. Пожалуй, эта ночь была лучшей из всех проведенных мною во дворце. И пусть сновидения не посетили меня, но и кошмаров я не помнила.

— Ваша светлость, позавтракаете в столовой или подать сюда?

— Сюда, — мурлыкая себе под нос от удовольствия, распорядилась я, наконец, открывая глаза.

Судя по яркому солнцу, от которого не спасали даже плотные шторы, время близилось к полудню. Скосив глаза на браслет, я облегченно выдохнула: ничего не проспала. Впрочем, если бы от меня требовалось незамедлительно явиться, браслет не позволил бы прохлаждаться в кровати.

Вчерашняя девочка-слуга принесла откуда-то из недр гардеробной столик и, дождавшись, пока я усядусь поудобнее, установила его на кровати так, чтобы мне было удобно есть. Спустя пять минут, когда девочка разложила все приготовленное, я с удовольствием откусила кусочек от булочки, запивая сладким чаем. Мир постепенно окрашивался все в более радужные тона.

Завтрак не занял много времени, и я соскользнула с постели, оделась в подобающий ее светлости наряд (почему-то это опять было платье), чтобы вновь взглянуть на браслет. На этот раз, чтобы узнать планы на вечер. Дни моего здесь пребывания были на исходе и совсем скоро нам предстояло вернуться в школу, вновь окунаясь с головой в учебу и тренировки. Я ждала этого (если говорить честно), ждала того момента, когда увижу темную башню, буду завтракать в общей столовой и не придется терпеть чье-то общество, не придется казаться совсем другим человеком.

— Как госпожа желает провести свой день? — тихий голос девочки, заставил меня оторваться от счастливых воспоминаний.

— Нам выдали какие-то рекомендации?

— Сегодня бал. Его величеству будут представлять потенциальных невест. Весь цвет придворной аристократии соберется.

— Бал уже сегодня? — переспросила я в недоумении. Так скоро? Я думала у меня больше времени.

— Императорский, но ваше присутствие ожидается, — заучено проговорила девочка, не поднимая глаз.

— Хорошо. Распоряжения по поводу наряда?

— На ваше усмотрение. К шести часам подойдут специалисты, чтобы помочь вам выбрать.

Я про себя усмехнулась. На мой выбор специалистов. А что, звучит всяко лучше, нежели ‘оденешь то, что скажут’. Впрочем, в вопросах моды я разбиралась не лучше, чем в теории магии, а потому пусть делают свое дело.

— До шести часов у нас что-нибудь запланировано?

— Господин страж ничего такого не говорил, — покачала головой служанка.

— Он здесь?

— Ожидает в гостиной.

Эйстон, и правда, ждал меня там, усевшись в кресло и просматривая последние новости по экрану браслета. Мельком заметила свое изображение и отвернулась: не хотела вспоминать про выступление перед ‘народом’.

— Хорошая картинка, — прокомментировал маг. — Гражданам понравилось. Поздравляю, у вас, ваша светлость, появились первые почитатели. — И он пролистал страницу до конца, позволяя оценить ее размер. Он впечатлял.

— И никто не написал ничего плохого? — это казалось невозможным.

— Самоубийц в нашем мире мало. Почти все уже скончались, — заверил Эйстон. — Поэтому выступления Трикса, какие бы они не были, имеют рейтинг одобрения в девяносто восемь процентов. Еще два сбрасывают аналитики, чтобы цифра не казалась совсем уж утопичной.

— Ясно. — Девяносто восемь процентов одобрения, вот оно как. А сколько просто промолчало? Не могла же только я, когда жила в городе, в душе кривится от всего нашего быта. Но… самоубийц действительно не осталось. С исчезновение Сведриги мой мир потерял половину цветов.

— Решили попробовать себя на поприще безотказного почитания? — Он говорил, усмехаясь, с веселыми искорками в глазах, вот только мне чудилось в его словах неодобрение. Чудилось ли?

— Политика не для меня, — твердо ответила, стараясь для убедительности посмотреть ему в глаза. Маг скривился по непонятным мне причинам: решил, что я играю?

— Хорошее решение для юной барышни, — снисходительно похвалил он, а у меня начали закрадываться подозрения, что он специально себя так ведет. Ведь не может человек так быстро измениться без веской причины! Насколько же веский у него повод, что Эйстон так старается?

— Почему вы так себя ведете? — спросила прямо, не оставляя ему лазеек для уклонения. В обществе это посчитали бы грубостью, но здесь и сейчас другого пути не было.

— Как так? — вздернул брови маг. — Если вам что-то не нравится, вы всегда можете сменить стража.

— Я не хочу никого менять! Мне хорошо с вами! — выпалила прежде, чем подумала: настолько меня задела мысль о возможной замене! А после — смущенно покраснела, поняв, что и кому я сказала.

А он… он как будто этого и добивался, поднялся, подошел ближе (слишком близко для соблюдения правил), коснулся пальцами щеки и тихо-тихо произнес:

— Я благодарен за оказанное мне доверие, но…

— Император согласен!

— Вы говорили с его величеством обо мне? — Он прищурился, награждая меня оценивающим, как будто видел впервые, взглядом.

— О всем списке. — Признаться, что думала только о нем, было стыдно.

— Кирин, — я посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда. — Если все, что вы испытываете ко мне — это легкая влюбленность, то я советую (я настоятельно рекомендую!) вам отказаться от моей кандидатуры. Этот вариант далеко не лучший. Со временем вы найдете того, кто вам куда ближе меня.

— Мне нужно решить к балу, — тихо призналась я. — И, несмотря ни на что, вы единственный, кто…

— Не нужно говорить это вслух.

— Но это правда!

— Малыш, я не идеален. Неидеален настолько, что если бы ты узнала все стороны моей души, ты бы бежала от меня с криком ужаса.

— И вы покажете их мне? — грустно улыбнулась.

— Нет. Ты никогда их не увидишь! Я обещаю, — серьезно, как будто заключал какой-то договор, произнес Эйстон.

— Этого достаточно.

— Если миледи так считает.

И он снова превратился в того насмешника, который был мне знаком.

— Его величество не говорил, чем мы должны заниматься до бала? — На всякий случай уточнила.

— Нет, подобных распоряжений не поступало, — спустя пару минут раздумий, во время которых взгляд мага был расфокусирован, ответил Эйстон. — Но вас хотела увидеть леди Кристина Трикс.

— Мы можем ее навестить?

— Да, в этом нет ничего зазорного. Ее статус позволяет вам включить леди Трикс в категорию друзей.

Фыркнула не сдержавшись. Впрочем, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Вел Эйстон: я не считала возможным полагаться на интуицию, ведь в таком случае мы или заблудимся, или напоремся на нечто нежелательное. Мужчина же знал не только куда идти, но и выбирал дорогу, меняя направление, едва на горизонте (видимом только ему) возникал неприятный собеседник. А таковым этим утром для меня был бы любой малознакомый дворянин, число которых, у меня складывалось впечатление, во дворце увеличивалось с каждым днем.

— Сейчас во дворце гостит множество аристократических семей с дочерьми, — пояснил Эйстон. — Место императрицы не может быть вакантно. Поэтому едва оно освобождается, семьи стремятся упрочить свое положение через брак дочери и императора. Или кого-то из принцев. Его высочество принц Арье постоянно страдает от домогательств. Вероятно, именно это побудило его завести постоянную любовницу и даже взять ее во дворец. — Судя по холоду, прозвучавшем в последней фразе, избранницу принца Эйстон недолюбливал.

— Она вам не нравится?

— Она не нашего круга, — просто сказал мужчина. — Разорившихся семей аристократов достаточно, но все они равны нам, они наследники древней крови. И смешивать ее с рабами — недопустимо. Если принц не понимает это, ему помогут решить.

Уточнять, какой именно выбор подразумевается, Эйстон не стал. Вот только по тону, по прищуру, по плотно сжатым губам, было очевидно, что ничего хорошего избранницу принца не ждет.

— Но почему такая жесткая неприязнь?

— Вам кажется это дикостью? — Эйстон посмотрел на меня и улыбнулся. — Во дворце не существует неоправданных деяний. Император — сильнейший маг в стране, его дети — это он сам, они все унаследовали часть его дара, которая увеличится при коронации. Но и до тех пор их сила велика. Чем древнее кровь, тем одареннее и сильнее будет ребенок, тем безболезненней пройдут роды. Если же одаренным будет лишь один из родителей…

— Ребенок умрет?

— Смерть детей у нас не допускается. Умрет мать. Дитя унаследует часть дара отца и попытается получить равнозначную долю от другого родителя. Чаще всего недостающую часть добирают за счет жизненной силы. И чем слабее мать, тем больше заберет ребенок.

— А если дара не будет у отца?

— У ребенка его тоже не будет. Так случается практически всегда.

— Практически?

— У вас есть дар. У всей императорской фамилии есть дар. Но за вас платили кровью.

— Мама? — Во рту пересохло, и вырывался только шепот.

— Ее высочество не могла допустить, чтобы ее дитя осталось без защиты.

— Но…

— Она очень любила вас. Как и всякая хорошая мать, думая о вас больше, чем о себе. Для дворца это нетипично, — добавил Эйстон, останавливаясь. — Вас уже ждут. Я сообщил о вашем приходе Леди Трикс.

Кристина и правда уже ждала меня в комнате. Совсем как в Школе она сидела на подоконнике, подобрав под себя ноги, и соскочила только чтобы поприветствовать меня. Я отмахнулась, с грустью глянула на вновь обетованный подоконник, свое платье и Кристину.

— Давай помогу? — предложила она. Судя по тому, как быстро она управилась с усаживанием и меня на свое любимое место, ей не впервой было заползать в платье.

— Ты что-то хотела? Эйстон сказал…

— Я хотела увидеть подругу, если это, конечно, позволительно, ваша светлость, — тон ее был шутливым, но я не обманывалась по этому поводу.

— Вам, миледи, позволено все и даже больше, — в тон ей ответила я, с удовольствием наблюдая, как Тина облегченно выдыхает, сбрасывая с трудом удерживаемую маску. Да уж, врать особенно близким людям сложно. И пусть мы знакомы не так долго — мы из одной команды.

— Кирин, я так рада тебя видеть, — призналась девушка. — Я думала, ты уже не будешь прежней.

— Не буду прежней?

— Хельдеран изменился после первого публичного выступления. Я боялась, что и ты…

— Нет, я останусь с вами. Но… Хель продолжает общаться со своей командой. Они даже в школу едут в одной вагоне.

— Эта традиция, — грустно заметила Кристина. — И общаться он продолжил только с Димитрием. Но тот ему полезен. А чем тебе могу быть полезна я?

— Видимо, есть чем. Мне разрешили с тобой дружить. — Я думала насмешить ее подобным заявлением, но девушка только кивнула.

— Это хорошо. Значит, нам позволено видеться.

Повисло молчание. Напряженное, тяжелое, пусть это было невозможно, но я чувствовала, как на плечи давить невидимый груз, видела как нас отделяет стена отчуждения, как растет пропасть между нами. И я понимала Хеля. Понимала и принимала его выбор, его поступок. Потому что и я сама, сидя сейчас с Кристиной, видела пропасть между нами и понимала, что она будет расти. Расти с каждым днем.

Мы и раньше не были откровенны в большей, чем того требовала команда, степени, а ныне… Дворец терпит только ровню. А мы уже никогда не будем на одном уровне. И не были.

— Дэйн, Тордак? — Я не знала о чем еще говорить. С одной стороны хотелось спросить совета, с другой — я сомневалась, что Тина ответит честно, что она поймет, что… Этих сомнений было слишком много.

— Дэйна вызвал отец, будет проводить головомойку.

— За что?

— За то, что упустил тебя.

— Упустил?

— А ты не заметила? Он же весь месяц о тебе пекся, помогал, беседой развлекал, — Тина усмехнулась и совсем уж неподобающе для друга добавила: — Его отец хотел, чтобы вы подружились. Но результатов Дэйн не добился, когда это было возможно, а уж теперь…

— Подожди, значит Дэйн так поступал?..

— Отец приказал, — с каким-то удовлетворением проговорила Кристина.

— Зачем ты мне это говоришь? Он же твой друг. Вы давно знакомы.

— Да, он мой друг. И по-дружески я оказываю ему услугу. Чтобы ты знала и сразу пресекла любые попытки. Его отец смирится — а Дэйн не будет выглядеть глупо.

— Хорошо, я постараюсь сохранить его репутацию.

— Постарайся. Твоя уже никогда не изменится. Дочь императорской семьи — это навсегда. И поддержка рода — тоже навсегда.

— Звучит лучше, чем все есть, — призналась я, обнимая коленки. К счастью, платье было без корсета и можно было спокойно наклоняться, не напоминая раскладушку.

— Долг перед семьей. Об этом говорят только внутри рода, — хмыкнула Тина. — И у меня он есть. Но, если ты претендуешь на поддержку семьи, то должен чем-то жертвовать во имя ее процветания.

— Тебе уже огласили твою жертву? — спросила просто, чтобы поддержать разговор.

— Да. Если ты не выбираешь Актора Лейворея, семья отправляет ему предложение о браке.

— Актору?

— Да, он выгодная партия. Отец не хочет упускать шанс. Дядя обещал поспособствовать. Ты же не станешь выбирать его?

— Нет.

— Вот и славно.

Кристина соскользнула с подоконника и помогла спуститься мне.

— Я хотела пригласить тебя на чай.

— Это очень мило, — натянуто улыбнулась.

— Ты не против еще одной гостьи? Она скучает во дворце, пока Арье пропадает по делам.

— Нет, ты можешь пригласить всех, кого считаешь необходимым, — вежливо проговорила я, все еще обдумывая помолвку Кристины и Актора. Но ведь он ей совсем не нравился? Как можно так резко менять даже не мнение — перечеркивать всю жизнь.

Из покоев Кристины мы не вышли — всего лишь прогли в другую комнату, где на полу, за низеньким столиком, сидела девушка. Темноволосая, с длинными, аккуратно подстриженными волосами, челкой, скрывавшей лоб. Она медленно отпила из небольшой круглой чашки, поставила ее на столик и поднялась, давая возможность разглядеть ее лицо.

Я непроизвольно отступила: никогда я не верила в призраков, но сейчас готова была поверить. Передо мной стояла Сведрига. В дорогом платье, с прической, с драгоценностями на запястье и шее. Она кивнула, приветствуя, Кристине, перевела взгляд на меня и побелела, как лист бумаги.

— Кирин…

— Рига…

— Вы знакомы? — недоуменно спросила Кристина, наблюдая, как две ее знакомые сравниваются цветом лица с первым снегом.

— Да, — выдохнула я, с неверием глядя на Сведригу. Это была она. Моя соседка, моя подруга, та, кто поддерживал меня в трудные минуты и не давал шагнуть к грани. Это была именно она. Здесь. В проклятом дворце, который она так не любила, который считала символом тирании.

— Сведрига, — негодованием Кристина обратилась к гостье, — ты же просила познакомить тебя с ее светлостью, а оказывается вы знакомы. Так я напрягалась зря?

— Нет, не зря, — я благодарно улыбнулась хозяйке покоев. — Если бы не ты, мы бы не встретились. Спасибо.

Сведрига молчала. Постепенно бледность уходила с ее лица, но улыбка так и не появилась. Даже наоборот: в ответ на мою — она стремительно погрустнела и отвела взгляд, как будто чувствовала за что-то вину. Но… если она винит себя за то, что оказалась во дворце — здесь и я не безгрешна. Мы обе оказались впутаны в хитросплетения жизни императорской семьи, ведь Рига же здесь с Арье, если припомнить слова Кристины.

— Тогда чаю? — предложила Кристина, которой не нравилась эта молчаливая беседа между двумя гостьями, проходившая без ее непосредственного участия.

— Да, это было бы чудесно, — и опять говорила я. — Рига, я так рада…

Она остановила меня жестом, как бы говоря ‘не нужно, я и так все понимаю’.

— Я тоже рада тебя видеть, Кирин, — ее голос дрогнул, почти смазав ‘рада’, но я не обратила внимание. Мне просто было очень хорошо. Хорошо видеть ее живой, здоровой, сидящей передо мной.

— Чай, — напомнила негодующая Кристина, и мы быстро наполнили себе чашки. Больше не разговаривали: Кристина хмурилась — она-то считала, что познакомит нас и будет объединять беседой, а получилось… Почему никогда не получается так, как она задумывает? — негодовала девушка, отставляя чашку подальше.

У меня щелкнул браслет, привлекая внимание.

— Простите, — извинилась я, поднялась на ноги и быстро вышла в коридор. Эйстон удобно расположился в выбранном себе кресле. Стоять, как в почетном карауле он и не собирался.

— Что-то случилось?

Эйстон поднялся, внимательно и холодно, как профессионал на работе, оглядел меня и спросила:

— У вас еще не прошел шок. Что такого вам показала ее светлость, Кирин?

— Ничего, — сглотнула я. На ум пришли слова мага. Он же тоже говорил про Арье и, вспоминая принца, упоминал и его любовницу. Сведрига?!

— Вы разволновались, — констатировал мужчина. — Думаю, дальнейшим пребыванием у леди Трикс мы можем пренебречь.

— Я должна попрощаться! — напомнила прописную истину я.

— Не в вашем положении. Ваш статус позволяет приходить и уходить без разрешений и иных условностей. Считается, что дела государственной важности могут отвлечь вас в любой момент.

— Но это же не так!

— Так принято считать, — усмехнулся Эйстон. — Вас никто не осудит. Не посмеет.

Я не стала отвечать, что в данном случае дело не в посмеет или нет, а в том, как я себя буду чувствовать, проигнорировав важного для себя человека.

— Подождите меня здесь, — не дожидаясь протеста, я шмыгнула в комнату, нашла нужную дверь и, распахнув ее, попрощалась:

— Мне жаль, но нужно уйти.

— Ничего, — отмахнулась Кристина. Она была удивлена моим возвращением. Сведрига же кивнула — больше своим мыслям, чем мне, но это было неважно. Главное — теперь я не чувствовала себя предательницей.

Эйстон не стал ничего говорить, просто взял за руку и отвел в покои. По дороге нам попадались люди, но замечая моего спутника, оценивая цвет моих волос, привычно исчезали с пути. И если раньше меня немного задевало их поведение, то сейчас мне было абсолютно все равно. Я шла, улыбаясь всем и каждому, и только один человек, которому и были посвящены эти улыбки, не видел их. Но я верила — она чувствует то же самое.

Едва мы переступили порог гостиной, Эйстон плотно закрыл дверь, как мне показалось, даже щелкнул замок, а после он коснулся браслета, сделал с ним что-то и произнес:

— Теперь я хочу знать, что заставило вас так разволноваться.

— Разволноваться? — Попытка была хорошей, но мага обмануть не удалось. Он видел меня сразу же после встречи, а на простой подарок такое не спишешь.

— Вы были удивлены, а после — радостны. Что вы увидели у леди Трикс?

— Кого, — подсказала я, а губы снова растянулись в улыбке.

— И кого же? — Эйстон был настроен не так миролюбиво как я. А я не понимала, почему он так себя ведет.

— Сведригу, — как будто это объясняло все, ответила я.

— Сведригу? — повторил Эйстон, а после дернулся. — Ваша светлость, подождите меня здесь, пожалуйста.

И он стремительно вышел.

Я подошла к двери и прислушалась, пытаясь понять, зачем моему стражу выходить. И только услышав отголоски его разговора, поняла, почему он предпочел уйти. Эйстон был зол. Очень зол и раздосадован. И он связался с императором.

У меня внутри все похолодело, когда я поняла, с кем он разговаривает. А он назвал имя Сведриги. Назвал — как приговор подписал. Но за что? Просто за то, что в прошлой, преддворцовой жизни мы дружили? Несправедливо! Это так несправедливо! Почему сейчас, будучи членом самой сильной семьи в империи, я не могу ничего сделать?! Совсем ничего. Как будто кто-то играет мной, полностью игнорируя мои собственные желания и чаяния.

— … быть не должно.

На этом их короткий разговор кончился, а мне пришлось вернуться и сесть на диван, делая вид, что я не слышала слов Эйстона.

— Ваша светлость, прошу прощение за мою отлучку.

Он подошел ко мне, поцеловал руку, но это не вызвало никаких приятных чувств. Как можно радоваться его прикосновению, если он так поступает с дорогим мне человеком. Как можно быть счастливой рядом с тем, кто никогда не примет…

— Кирин, я вас чем-то расстроил? — Я не ответила, но Эйстон и не требовал ответа. — Вы пошли за мной. Но я же просил…

Он сел в кресло, откинулся на спинку и застонал.

— Я не буду оправдываться. Все мои действия продиктованы заботой о вас. Вы должны это понять.

— Я понимаю, — тихо ответила.

— Вы еще слишком юны, — заметил мужчина. — Все, что делает император, все, что делаю я, вам на благо. — Эйстон медлил, подбирая слова. — Ваша новая знакомая… Сведрига, она уже не первый день во дворце, а как он меняет — вам известно. Она изменилась — не могла не измениться, а значит — играет по здешним правилам. Какой бы хорошей она не была раньше, вы должны помнить — это было раньше. Теперь все изменилось. Вы и сами изменились: пара дней во дворце меняет сильнее, чем годы изоляции.

Я не хотела ему верить: ни единому его слову, ни единому звуку, но… слишком четко представляла себе все, что Эйстон говорит. Вспоминала себя. Ту себя, что мерзла на балконе, что с презрением смотрела на лица с экрана, ту, что считала, что все можно изменить и исправить, ту, что никогда не желала лжи и не лгала. Ту, часть которой еще не была мне чужда, ту, что еще верила в лучшее, отчаянно цепляясь за воспоминания.

Говорить что-либо я боялась: понимала, что Эйстон ответит честно, совершенно искренне и невообразимо больно. Пожалуй, кроме Хеля, он был единственным, кому я доверяла. Он был тем, кто меня не обманывал и говорил все, даже неприятные истины. И молча уходя из гостиной, закрывая за собой дверь спальни, я понимала, что только он может заставить меня поверить в худшее, но я так не хотела этого! Не хотела. Чтобы прошлое ушло окончательно. А Сведрига… — Она была лучшей моей частью, она была памятью о прекрасных днях.

Я упала спиной на кровать, оставляя ноги на полу. Платье помялось, но такие мелочи уже никого не волновали. Я просто лежала, раскинув руки, а из глаз текли слезы. Слезы счастья и бесконечной печали, понятные лишь тому, кто находил, но видел, как утекает сквозь пальцы все, что осталось от заветной находки.

Время шло. Медленно, или быстро. Я уже не ощущала этого. Браслет молчал, как будто понимания мои чувства, не звал меня и маг, оставаясь в комнате. И…я была ему благодарна. Этот был один из тех моментов, что нужно переживать в одиночестве. Отгрустить и идти дальше, но если кто-то вмешается — это не закончится: чувства найдут подпитку, и слезы с новой силой хлынут по щекам.

Меня не трогали до ужина, когда юная служанка аккуратно не заглянула внутрь и не застала меня апатично лежавшую поверх покрывала.

— Госпожа, пора готовиться к приему, но прежде вам стоит восстановить силы. Желаете отужинать здесь или подать в столовую?

— Здесь.

Время вновь пошло своим чередом.

Глава 18

То, что стилисты вновь потрудились на славу, я поняла, уже выходя из гардеробной. Приятно чувствовать себя красивой, но еще приятнее чувствовать восхищение со стороны небезразличного тебе человека, а я его чувствовала. Эйстон, который и сам сейчас больше походил на лорда, чем на мага, переодевшись в темный с серебром камзол, с довольной улыбкой подал мне руку. Он напоминал сытого кота, который важно шествует у ног хозяйки, с той только разницей, что это я семенила за ним, переступая на слишком больших для меня каблучках.

— Миледи, вы очаровательны, — шепотом отметил маг, пропуская меня вперед. — Ваш избранник будет счастливейшим мужчиной на этом вечере.

— А разве счастливейшим будет не моя дядя? — съехидничала я. И откуда только взялось эта веселость?

— Чувства императора мне не ведомы, но чувства вашего избранника я с уверенностью могу предположить, — усмехнулся Эйстон.

— А если это будете вы? — не удержалась от шпильки я. — Разве вы не советовали выбрать кого-то еще?

— И не отказываюсь от совета, — кивнул мужчина. — Но если выбор падет на меня, то и я буду счастливейшим.

— Вы говорите об этом слишком безрадостно, — попеняла я.

— Я мужчина, — насмешливо заметил маг.

— Но сейчас вы мой спутник и могли бы сделать приятное даме.

— Лучше я подарю вам цветы.

И столько иронии было в его словах, что я почти обиделась. Вот только… не могла я долго на него обижаться. Просто — не могла. Меня радовала его близость, его надежность, тепло его руки, которое я чувствовала, и мой предстоящий выбор. И казались совершенно глупыми все прежние сомнения, все отговорки, оправдания, что я искала, чтобы не быть рядом с ним.

Император? Он сам составил список, и если я ему хоть чуточку дорога, хоть в память о матери, хоть из невозможной среди нас привязанности к племяннице, то он позволит. Позволит выбрать его, позволит быть с ним, позволит больше не бояться. Никого и никогда.

И даже мысли о Димитрии, который посвящал мне все свое время в школе, ушли куда-то в даль. Ушли, как нечто несущественное и невероятно отдаленное. Ушли, как песок сквозь пальцы, ушли бесследно и навсегда.

Мы покинули императорскую часть дворца, присоединяясь к десяткам других пар и целых семей, кто спешил, как и мы, выразить почтение императору и стать свидетелями эпохального зрелища, пусть и повторявшего в империи с завидной регулярностью, — помолвки его величества.

К моему удивлению, ставок не делали. Впрочем, памятуя о том, кто бы был частью спора, это даже не удивляло.

Нас пропускали без задержек: кланялись придворные — теперь уже мне, кивали министры — здесь уже я пыталась изобразить реверанс, но Эйстон не позволял, нахально протаскивая вперед, маги, как было принято, выражали почтение жестом, возвращаясь к прерванным делам. И только у самых дверей, распахнутых так, что можно было залететь на каре, мы остановились.

С обреченной грустью разглядывая толпу, как солдат из почетного караула, стоял Актор, выискивая меня глазами. Эйстон отошел на шаг, словно не хотел влиять на мое решение. Но… все равно влиял. Я не могла не чувствовать его запах, не могла не представлять его, не могла не слышать его дыхание, не могла забыть его имени. Даже среди сотен гостей, я все равно чувствовала его рядом, за моей спиной. И от одного этого становилось спокойно.

Я покачала головой и отступила назад, касаясь удивительно холодных пальцев Эйстона, которые тут же сжали мое запястье и… потеплели. Как будто он беспокоился, волновался из-за моего решения, ожидал его и надеялся. И мне стало тепло.

— Я выбираю вас, — тихо, но мне казалось, слышал весь мир, сказала я, вверяя свою руку этому странному и самому честному мужчине. И он взял ее, словно давая обещание уже не отпускать. Взял и уверенно, как будто имел право решать, повел меня под своды тронного зала. Я не возражала.

Первый танец я танцевала с ним. Под чужими взглядами, осуждающими, непонимающими, откровенно завистливыми и оценивающими. Я танцевала с ним и улыбка не сходила с моих губ. И даже когда кавалеры менялись дамами и моим партнером стал император, улыбка не дрогнула. Ни на мгновение. И Эйвор Тергелей кивнул. Довольно или просто разрешая, но он кивнул, делая меня самой счастливой здесь. Самой, безмерно и всепоглощающе счастливой, какой может сделать только первая ответная любовь.

И мир, казалось, был счастлив вместе со мной. Даже та девушка, с кем танцевал мой невероятно ужасный дядя, приходила в себя и, казалось, наслаждается оказанной ей честью. По крайней мере, ее щечки перестали алеть, а бледность ушла с лица. Ну и пусть, что красные ободки поселились в ее глазах, ну и пусть, если это заставит ее сделать первый шаг. Ведь император уже выбрал. Выбрал, иначе не смотрел бы на нее с улыбкой, не кивал ее словам и… не смотрел ее досье в своем кабинете. Теперь я видела ее наяву, девушку, что заинтересовала дядю. И сейчас, глядя на них, я думала, что и у них все будет хорошо. Ведь восемь это вечность, вот и они пусть будут вместе навсегда. Незачем империи девятая императрица, если один взгляд на восьмую заставляет императора улыбаться.

Сколько мы кружились в танце, я не знала. Как будто усталость ушла, впервые поступив по-человечески, давая нам возможность насладиться легкими касаниями друг друга, движениями в одном ритме, чуть сбитым дыханием, но нашим общим. И мне хотелось, чтобы танцы не заканчивались, но протокол диктовал свои условия.

Я не смогла прийти в себя, едва только остановилась музыка, и только спустя минуту, мы скрылись за спинами настороженно взирающих на происходящее придворных. А смотреть им было на что. Император делал предложение. И пусть даже вставая на одно колено, он сохранял осанку и взгляд его обещал всем мучительную смерть, но это зрелище стоило десятка лет, и все стремились как можно ближе подойти к негласной черте.

Мы же отходили к стене. Под укрытие тени, подальше от суеты.

Внезапно Эйстон нахмурился и сделал шаг в сторону, открывая экран браслета и вглядываясь в сообщение. Он не ругался: его воспитание не позволяло грубостей при девушке, но ничего хорошего о том, кто прислал уведомление и о том, кто вообще устроил крупную неприятность, такую, что требовала присутствия императора и его, как одного из самых сильных магов, в его мыслях не промелькнуло.

Решение требовалось незамедлительно, но Эйстон медлил, словно размышляя, в каком случае дело кончится меньшей кровью.

— Нет, я не должен оставлять тебя, — простонал маг, делая шаг назад и обнимая меня за плечи, привлекая к себе. — Они справятся сами.

— Справятся? Кто?

— Мои… бывшие ученики, — помедлив, ответил Эйстон, медленно вдыхая мой запах. — Вкусно.

Я зарделась, в душе довольная, что он похвалил выбор. Вот только…

— Ученики? Что-то случилось?

— Они справятся сами, — холодно и слишком резко, чтобы не выдать свое волнение, отрезал маг. — Я должен дождаться конца церемонии и передать тебя императору. Только в этом случае, я мог бы уйти.

— Идите сейчас, что может случиться здесь? — я кивнула в сторону придворных, императора, где-то на противоположной стороне мелькнуло лицо старшего принца.

— Нет.

— Идите. Я думаю, дядя вас оправдает.

— Нет, ваша жизнь и безопасность важнее чьей-либо еще. И если вы доверили мне себя — я не уйду, оставляя вас без защиты.

И он не ушел. Пусть я то и дело ловила его взгляды, направленные на распахнутые двери, он не ушел, продолжая обнимать меня и медленно и глубоко дышать, как будто мой запах его успокаивал. Я не возражала. И мне с ним было хорошо, но я понимала, что его тянет уйти, ведь где-то за пределами дворца творится что-то плохое с дорогими ему людьми. И едва только император закончил, получив ответ, мы быстро направились к нему.

Эйвор Таргелей довольно усмехался, принимая поздравления. Его невеста несмело кивала, предпочитая прятаться за спиной жениха. Император не возражал, ибо такая модель поведения женщины полностью укладывалась в принятые в семье нормы.

Я попыталась ободряюще ей улыбнуться, но, боюсь, вышло совсем иначе. Девушка вздрогнула и коснулась руки императора, словно ищу защиту. Неужели здесь даже искреннее счастье считается угрозой?

Маг быстро поклонился, не совсем так, как от него ждали, судя по неодобрительным взглядам. Брошенным ему в спину, но его величество не обратил внимания на дерзость, и придворные вынуждены были смолчать, поджав от зависти губы.

— Ваше величество, я вынужден обратиться с просьбой.

— Насчет моей племянницы? Я даю свое согласие, — усмехнулся Эйвор, желая повернуться к собственной невесте, которая начинала скучать.

— Благодарю, это честь. Но есть еще один вопрос, по которому я должен обратиться. Мне или вам нужно немедленно отбыть в Крепость, — последнее слово Эйстон выделил, как будто намекал на какое-то определенное укрепление, если это было конечно оно.

— Иди, — посерьезнев позволил император. Он колебался, видимо решая, не требуется ли и его внимания, но взгляд на девушку за плечом внес свои коррективы. — Кирин, вас еще не представили. Эва — моя невеста, — я учтиво склонила голову, — Кириниса — моя единственная племянница и, на данный момент, моя самая близкая родственница из женской половины семьи. Думаю, представлять принцев не стоит, они чаще появляются на публике.

— Да, их высочеств я уже запомнила, — тихо призналась девушка. — Могу я поговорить с вашей племянницей наедине?

— Если недолго. Бальный зал не покидать, — распорядился монарх и отошел от нас, давая возможность поговорить без его мужских ушей.

Признаться, слова девушки о разговоре прошли мимо меня: я смотрела вслед уходившему магу, и на душе становилось тоскливо, начинали скрести кошки, как будто должно было произойти что-то, что не укладывается в картину моего привычного мира.

— Кириниса? — осторожно позвала девушка… Эва, напомнила я себе. Зажмурилась, пытаясь избавиться от видения уходящего мага, и растянувшись в улыбке, хотя теперь никакой радости я не чувствовала, обратила внимание на говорившую.

— Можно просто Кирин. В семье не приняты условности, а ты теперь ее часть.

— В семье, — задумчиво повторила девушка, забавно хмуря лобик и ничуть не думая о морщинах. Даже Франческа была аккуратна в выражении эмоций, чтобы не пришлось бежать за помощью к магу, а тут… будущая императрица и совершенно не озабочена собственным внешним видом! Она уже начинала мне нравиться.

— Семья императора. Тебе еще устроят бурное знакомство с родственниками, — поделилась опытом я, то и дело бросая взгляд куда-то в сторону. Мне казалось, что за мной наблюдают, но я никак не могла понять, откуда смотрит невидимый зритель.

— Вам… — Она снова нахмурилась. — Тебе устраивали подобное, — она остановилась, подбирая слова, — развлечение?

— Да, но дальних родственников я как не знала, так и не помню, — призналась я и добавила: — У меня плохая память на драгоценности, а ничего другого в том водовороте платьев и костюмов я не успевала разглядеть. Только блеск.

— Понятно.

Эва замолчала. И я прекрасно ее понимала: я и сама не знала, о чем нам говорить. Впрочем, девушку стоило похвалить: разговаривать сразу после того, как тебя огорошил предложение руки, сердца и вороха проблем сам его величество, не каждому под силу, она справилась. И справляется.

Я нашла глазами императора. Эйвор разговаривал с советником, бросая частые взгляды на нас. Заметив мой интерес, император прервал беседу и чуть приподнял голову вверх, словно интересовался, все ли в порядке. Я спешно кивнула и отвернулась: обращаться к его величеству только потому, что мне ‘показалось’ думалось глупым и даже позорным. Еще и отвлекать его от советника, чтобы старый плут позже припомнил мне это недоразумение.

Но даже от понимания. Что император совсем рядом, нервозность и не думала исчезать — скорее усиливалась, заставляя чувствовать себя даже не в чужой тарелке, а вовсе на вертеле над огнем. И ощущение, что горячее пламя лижет кожу, все больше соответствовало действительности. И хотелось броситься вон из зала, забежать в ванную и прямо в одежде встать под душ.

Я начала задыхаться, перед глазами все поплыло и Эва исчезла из моего поля зрения. А после я почувствовала, как кто-то твердо ведет меня к выходу. Почему к выходу? Потому что с каждым шагом дышать становилось легче, и я быстро семенила рядом с… я глянула на своего спасителя и облегченно выдохнула. Сведрига. Кто лучше, чем она мог понять, что мне плохо?! Ведь только ее я не могла провести. Никогда.

— Спасибо, — слабо поблагодарила я.

— Не за что, — улыбнулась подруга, но что-то в ее тоне было неправильное. Она извинялась?

— Нет, ты, правда, мне помогла. Очень.

Мы шли по какому-то коридору. Шли, несмотря на то, что я понимала, что должна вернуться в зал, понимала, что император разозлится, что он будет искать, но… ноги сами послушно шли, как будто и не меня вовсе слушались.

— Куда мы идем? — не нашла ничего лучше, чем спросить. Хотела остановиться, чтобы передохнуть, но не смогла.

— Здесь недалеко, — успокоила меня… или себя Сведрига?

— Рига, что происходит?

Мне стало как-то совсем невесело.

— Ничего. Мы просто идем в гости, — отмахнулась девушка. В ее голосе появилось раздражение.

— Мне нельзя никуда уходить. Император…

— Да сдался тебе твой император! — рыкнула она и, больно вцепившись мне в руку, поволокла меня дальше. И только сейчас я заметила, что на руке не хватает браслета. По телу прошла судорога, и я наконец-то остановилась, споткнувшись и упав на пол.

Больно… лицо залила теплая жидкость. Кровь?

Сведрига выругалась и вздернула меня на ноги, резко вытянула из кармана носовой платок и прижала его к моему лицу. Дышать было сложно, а сквозь ее платок…

— Рига… за что? — я хотела сказать это четко, глядя ей в глаза, но вышли только отдельные звуки, на которые она не обратила внимание.

Было гадко. Не от пролитой на себя крови, не от грязного платья, подол которого порвался — от ситуации. От того, кто причиняет мне боль. Ведь это было предательство? Я не понимала, куда и зачем она меня тащит, но от самого факта, что это делает она, сердце сжималось, рвалось на куски и разлеталось осколками. Рушилась, превращаясь в прах, моя последняя детская дружба. Рушила из-за дворца. Да, он меняет. И сейчас я понимала это лучше, чем никогда.

— Пришли, — шепотом, как будто не веря, что все получилось, выдохнула Сведрига.

Мы стояли в полупустой комнате, где остатки мебели были прикрыты полупрозрачными белыми покрывалами, как иногда поступают при ремонте, чтобы защитить от пыли. Огонь не зажигали, чтобы разглядеть конструкцию портала, хватало его собственного света.

— Идем.

Девушка толкнула меня в спину, заставляя сделать шаг вперед. И я снова пошла, механически, без собственного контроля, в ту сторону, куда меня толкнули. Перед глазами стало темно, боль ушла — я потеряла сознание.

Насколько приятно просыпаться самой под ласковые поглаживания солнышка, настолько же отвратительно неприятно приходить в сознание по воле случая, действовавшего чужими руками. Меня не стали обливать водой, как часто случается в подобных ситуациях, не стали бить по щекам, просто в один миг чувствительность вернулась, усиленная в сотни раз. Я закричала: мне было больно от простого прикосновения, даже холодный пол под спиной ощущался пыточным ложем.

— Достаточно, она очнулась, — констатировал тусклый голос, как будто у его обладателя совсем не было сил.

— Хорошо, — легко согласился другой. Этот голос я знала, не сказать, что хорошо, но не запомнить голос кузена… Арье, это он стоял надо мной и просто смотрел. Мое состояние пришло в норму, и теперь ничто не мешало с укором взглянуть ему в глаза. Он отвел взгляд. — Поднимайся. У нас еще много дел.

И хоть времени у них, судя по недовольству Сведриги — в ее сторону я старалась не смотреть, да и держалась она за моей спиной, — было всего ничего, принц меня не подгонял, терпеливо дожидаясь, пока поднимусь на ноги.

Я не торопилась, понимая, что их поведение не предвещает для меня ничего хорошего. Уж слишком возбужденной была Сведрига, как бывало только в самые ответственные моменты ее жизни, слишком виноватым выглядел принц, которому, видимо, претил его поступок, и только тот, кто остановил Арье, был молчалив, спокоен и холоден. В прямом смысле этого слова. Его уже ничего не интересовало в этом мире, разве что забота о собственном посмертии. И у меня складывалось нехорошее впечатление, что его посмертие связано со мной.

В резиденции кронпринца не было слуг. Вероятно, их всех отпустили заранее или услали в отпуск за несколько дней, чтобы никто не задумался о причинах. Тем не менее, дворец был пуст. Даже свет не горел, но никому кроме меня и Риги, ориентировавшейся по светлому силуэту призрака, темнота не мешала.

Мне хотелось сделать шаг в сторону, скрыться в коридоре, выбежать на балкон — сделать хоть что-нибудь, лишь не идти покорно за старшим принцем, не подниматься по лестнице, все выше и выше, преодолевая ступеньку за ступенькой, навстречу неотвратимому. Хотелось — но не получалось. Только болела сильнее голова, и разум подсказывал, что упасть с лестницы будет куда печальнее, чем прожить пару лишних минут. А в том, что дело кончится моей кровью, даже сомневаться не приходилось — иначе не было бы всего этого, иначе они бы просто попросили. Рига бы попросила. Ведь если бы у них был другой выход?..

А если его и нет, разве они в праве? Я сглотнула комок, но слез не было. Сейчас, когда загробный холод я чувствовала спиной, стоило призраку остановиться, слез не было. Ни горьких, ни соленных — никаких. Было пусто внутри, как будто этой части во мне больше не существовало, как будто она исчезла с предательством последнего близкого мне с детства человека.

Мы поднимались все выше, а мне казалось, что опускаемся в подвал, в огромный темный лабиринт, который всегда найдется под дворцом. С камерами, прикованными узниками, стонами и криками. Но мы шли наверх, к луне и звездам, к их холодному бесчувственному свету, который по преданиям греет мертвых. Неужели и я скоро почувствую его тепло? Мне не хотелось знать ответ.

Дверь на входе в башню не скрипела, как не скрипел и паркет. Старое, полурассыпавшееся дерево вновь обретало прежний лоск, как будто готовилось к предстоящему. Мы поднимались вверх, и я видела, скольких ступенек не хватало в лестнице, чувствовала, как прогибаются доски. Прогибаются — но выдерживают.

И как насмешка над тлеющими перекрытиями, сияла, обитая железными пластинами, покрытая лаком дверь. Именно ее и открыл Арье. Мы пришли.

Здесь горели свечи. Слишком много, как мне показалось. Их запах был настолько тяжелым, что становилось трудно дышать. А света напротив, почти не было, как будто их главное предназначение иное — отравлять всех, кто посетит чужую обитель, удушать их, заставлять раскаяться в минутном любопытстве.

Щелкнул замок, отрезая нас от всего остального мира, и если раньше я слышала шаги двоих, Сведриги и Арье, то сейчас к ней прибавились третьи. Как будто призрак вдруг обрел плоть.

Я хотела обернуться, чтобы убедиться, удостовериться, что мне показалось, но он сам предстал передо мной. Высокий мужчина, с оценивающим, пронзительным взглядом черных глаз, странной прической, какие были приняты довольно давно, судя по видимым мной портретам предков, острым носом, который не красил его и при жизни, а ныне и вовсе нелепо смотрелся на красивом лице. И я знала его, видела, в галерее, но глаза были светлыми. Ныне же…

Эйнак Таргелей учтиво поклонился и, не спрашивая разрешения, взял меня за руку. Его ладонь была теплой. Такой теплой, что на миг я решила, что и не его вовсе видела минуту назад, что не от его присутствия холод бежал по коже, что это не он заставлял сердце срываться с ритма. Но память была беспощадна.

— Моя милая, мы не представлены, но полагаю глупо предполагать, что моего имени ты не знаешь, — мужчина вопросительно вздернул брови.

— Я вас знаю.

— В таком случае, можно оставить формальности.

Он был доволен. Он улыбался. Он торжествовал. Я видела это, видела четко и ясно, как будто могла читать души.

— Арье, подготовь все, — распорядился Эйнак, кивая в сторону стола.

Я пригляделась и сжала до боли кулаки. Ногти впились в кожу, оставляя некрасивый след. Но это мало волновало меня и вовсе не волновало остальных. Какое им дело до моей крови, если уже скоро она потечет как эта…

Я впервые видела, кровь без жертвы. Раньше, ту сторону комнаты от меня заслонял Эйнак, но сейчас он отошел, пропуская кронпринца, и я смогла разглядеть тонкую струйку, стекающую вниз со стола и образующую лужу на паркете.

— Исток нашей силы, — с удовлетворением отметил император и уже тише: — И я не жалею. Ни на секунду.

Последние его слова были адресованы не нам: он смотрел перед собой, смотрел в пустоту, словно видел то, что не было доступно мне.

Эйнак замер и с спустя мгновение удовлетворенно усмехнулся.

— Мой портрет во дворце сожгли.

— Отец? — равнодушно переспросил принц, убирая с запятного стола лишние предметы. Я бы возможно посмеялась, но сама способность смеяться покинула меня.

— Глупый мальчишка. Мне это не помешает. Поторопись, пусть я и укрыл дворец от перемещений, они скоро будут здесь. Рига, ты должна стоять рядом, когда мы начнем.

Девушка кивнула и послушно переместилась к столу, аккуратно переступая через кровь.

— А теперь и вам, ваша светлость, пора, — проговорил Эйнак, все так же галантно подавая руку. В его голосе не было ни насмешки, ни торжества. Он не жалел, но и не радовался, просто знал, что произойдет и готовился наблюдать. Я снова не могла контролировать себя. Впрочем, кто я для него, простая кукла, которую нужно довести до нужной точки и сломать, чтобы вновь играть, но уже с другой.

Стол был теплый, как будто с него только что встал другой человек. И кровь была теплой. Та, что не моя. Моя потекла внезапно. И даже боли не было. Ничего не было. Только холод. Холод, холод и нарастающая пустота.

Я видела как упал на колени Арье, исчезая из поля зрения, как вскрикнула Сведрига, как на ее груди проступает кровь, как разрастается пятно, слышала ее крик, как она звала кронпринца, но он был слишком занят, чтобы видеть, что происходит с его любимой.

Наверное, все же любимой, ведь он пошел против императора, против своего отца, против… меня? Скорее нет, просто… при дворе не выбирают средств. А я была средством. Средством, которому позволили почувствовать себя чем-то большим. И пусть. Час, два, радости, блаженства и веры, но они у меня были. Значит, моя жизнь была прожита не зря.

На щеку капнул воск, словно заменяя одинокую слезинку. Эйнак склонился, чтобы убрать ее, и поцеловал меня в лоб. И его прикосновение было теплым, живым, таким родным и болезненным, ведь он был моей семьей. Что бы ни было, но он был одним из нас.

Он отстранился, а я видела на манжетах его рубашки кровь. Риги ли? Мою ли?

— Мою… — тихий голос, прошептал ответ на ухо.

Я широко распахнула глаза от удивления, замечая за спиной покойного императора девичью фигуру, и…

Смерть приходит внезапно, но всегда — срезать свой колосок.

Глава 19

Первый вдох вышел болезненным. Никогда не дышала огнем, но вероятно это были бы сравнимые ощущения. Легкие рвались и плавились, как будто успели позабыть, что такое дыхание. Воздух пробивался с трудом, царапал, рвал горло, заставлял кашлять, не давал ни мгновения передышки. И я начала дышать.

Медленно, глубоко, вымучивая каждое движение, переживая муки ада… даже умирать было легче. И от этой мысли мне стало так смешно. Но воздуха на смех не хватило, и я закашляла.

Зрение вернуться не успело, впрочем, как и слух, но я чувствовала, что лежу на чем-то холодном и гладком, чувствовала чью-то теплую ладонь на лбу и надеялась, что это не новый виток моей смерти. Дышать становилось все легче, словно воздух изменялся, понимая мою ситуацию. Но, скорее всего, привыкал организм.

Слух вернулся раньше зрения. И теперь я слышала чье-то прерывистое дыхание совсем рядом. Вероятно, это был тот, кто держал, не отпуская, мою руку, тот, кто делился собственной силой. Если бы могла, я бы наверное встрепенулась от открывшегося мне знания. Чужая сила? Теперь и я ее чувствую?

Чувствовала! Как медленно она распространяется по телу, облегчая дыхание, согревая остывшую кровь, возвращая меня к жизни. Чужая сила, которая поддерживала, помогала моей собственной?!

Я снова закашлялась. Смеяться еще не получалось. Сила. У меня есть собственная сила, а значит — я не умерла. Я буду жить. Это просто была инициация, как у Хеля, как у остальных. Ведь первая смерть — не смерть, он говорил, что мы всегда возвращаемся. И я вернулась. Вернулась!

Радость, всепоглощающая, вытеснила боль. Или это чужое вмешательство запустило ускоренное восстановление моего собственного тела? Я видела, как затягиваются раны у магов, видела, как они поднимались и снова шли в бой — эти кадры любили показывая, запугивая и заставляя восхищаться силой главной опоры империи. Я видела это не раз, но сейчас это происходило со мной. И от того накала энергии, того тепла, что поднималось откуда-то из груди, меня охватывало желание творить. Сделать хоть что-нибудь, дать этой силе выход.

Я открыла глаза.

Голова была повернута набок, и я видела, как рядом течет кровь. Не моя — автоматически определила. Посмотрела прямо и встретилась с внимательным взглядом императора. Не Эйнака, а своего дяди. Он держал свою ладонь над моей, и щедро делился силой и… кровью.

Я не чувствовала боли, но видела, что у меня разрезано запястье. Симметрично оно было рассечено и у императора.

— Что?.. — сил хватило на одно слово.

Так вот как оно — чувствовать себя всемогущим, но внезапно понять, что все это лишь видимость.

— Организм восстановить сложнее, чем кажется, — тихо пояснил мужчина. — Но раз уж пришла в себя, дальше сама. Мне нужно помочь Андану.

Андану? Мне еще плохо удавалось удерживать мысль, но это имя слишком много значило, чтобы игнорировать его. Помочь Андану? Помочь моему сероглазому чуду? Что происходит?

С трудом, но мне удалось сесть. Кровь остановилась, и запястье быстро затягивалось новой, еще совсем тонкой кожей. Организм восстанавливался, приходя в себя. Но так было лишь со мной.

В углу комнаты, как будто, пока я отсутствовала, здесь прошел ураган, сметая с полок, пола, все и всех, лежала сломанной куклой Сведрига. Я помнила, как Эйнак пробил ей сердце, сейчас даже помнила то, что он сказал про нее — ‘грязная кровь’, но она рядом со мной. А сейчас ее тело, как какой-то мусор, было брошено в угол.

Арье… Я попыталась найти взглядом старшего принца, но его не было. Ни его, ни его вещей — ничего. Я осталась одна в разрушенной, комнате, где должна была умереть.

Звуковая волна заставила инстинктивно сжать голову. У меня носом пошла кровь. А что творилось в эпицентре? Я боялась себе представить — и представляла. Отмахивалась — но картинки возвращались с каждым взрывом внизу, с каждым криком, с каждым сотрясением пола.

— Сражаются. — Мне почудился тихий голос сверху. Я взглянула туда и засмеялась. Истерически, без остановки, но тихо-тихо. Под потолком висел призрак. Еще один, женский. И если и ему нужна моя кровь. Сил бояться уже просто не оставалось. Только смеяться.

— И не спросишь, кто я? — Девушка подлетела ближе, опустилась рядом и коснулась моей ладони. Холод хлынул в тело — я отдернула руку.

— Думаю, вам уже надоел этот вопрос, — слабо улыбнулась я. Несмотря на то, что ее близость, заставляла меня мерзнуть, я не чувствовала угрозы.

— Да уж, сколько поколений я наблюдаю одну и ту картину, и все задают один и тот же вопрос.

— А что спрашивали вы?

Призрак погрустнел и серьезно ответил:

— За что? Я спрашивала ‘за что?’.

— И он ответил?

— Да, он ответил. Только я не хотела знать и не простила.

Пол вновь сотрясся. Дерево начало тлеть. То же самое происходило и с общей обстановкой комнаты. Все, что не было разрушено до сих пор, стремительно старилось.

— Тебе пора уходить.

— Уходить? Куда?

— Вниз по лестнице, — призрак махнула на двери. — Эйнак проигрывает. А как только он уйдет из этого мира, все здесь станет таким, каким должно. Ты не видишь, но там, где ты сейчас, уже прогнили все доски и только чары удерживают их, но стоит им исчезнуть… Тебе нужно уходить.

Она помогла мне подняться, подав руку и вздернув вверх. Я удивленно взглянула на ту, что еще мгновение назад была неосязаема.

— Вы…

— Все возвращается к началу. И кровь, наконец, перестанет течь.

Девушка с грустью взглянула на истончающуюся струйку, которая все же текла вниз.

— И сила императора?..

— Сила останется с вами, — пообещала она. — Я не могу отменить то, что сделано. Но теперь ритуал будет бесполезен. Ты не умерла, а духи не любят шуток. Второй раз они не примут ту же жертву, а больше в роду нет девочек, с кровью Эйнака, с его благословением.

— А если у императора родится дочь?

— Убей ее, история не должна повториться. Иди уже. — Она подтолкнула меня к выходу.

На пороге я обернулась: стены уже обветшали, еще чуть-чуть и начнет меняться пол. Я побежала вниз по ступенькам. Туда, где умирал навсегда первый император из рода Таргелеев, где проливалась проклятая кровь.

Я не добежала до конца лестницы: проломилось перекрытие. Ирония судьбы: выжить с пробитым сердцем, и умереть от простого падения. Это казалось настолько нелепым, что я перестала падать. До земли было не меньше трех метров, но я больше не падала.

Без необходимости идти выбраться оказалось несложно. Я скользнула в окно с выбитой рамой и оказалась за пределами проклятой части дворца.

Северная башня рухнула за моей спиной.

Я хотела найти его величество, узнать, где сейчас мой сероглазый страж, но они нашли меня сами. Как я оказалась на руках у Эйстона, представить было сложно, ведь мое тело продолжало висеть над землей. Но, видимо, это было слишком малой преградой для человека с такой силой, сжавшего мои плечи, что я возмущенно ойкнула.

— Все хорошо, хватит, — недовольно уперла кулачки ему в грудь.

Мужчина ослабил хватку, но на землю не отпустил, держа меня в объятиях.

— Никогда не оставлю тебя одну!

— Это я никуда не уйду, — поежившись, от недавних воспоминаний, проговорила я.

— Вот славно. — Император как и всегда был немногословен. Он стряхивал с рук чужую кровь, которая превращалась в льдинки и легко слетала с его пальцев. — Кирин, браслет.

Эйвор Таргелей протянул мне тонкий обруч из какого-то светлого металла. Молча защелкнула на запястье: даже мыслей не возникло отказаться от этого подарка. Мнимая свобода? В моем случае — это была безопасность. Тем более, если меня нашли даже без браслета, то неужели обреченное на провал сопротивление стоит сил?

— Арье?.. — я вспомнила, что меня смущало во всей сложившейся ситуации: я нигде не могла найти старшего принца. Я видела как за спиной императора к нам приближаются гвардейцы, как устало опускаются на землю в ожидании приказа те из магов, кто шел сам. Но старшего принца не было нигде.

— Это имя вычеркнуто из списка семьи, — холодно ответил император. — Титул кронпринца перейдет другому моему сыну.

— Вы его убили? — почему-то судьба кузена волновала меня больше, смерти бывшей подруги. Что-то во мне надломилось от ее предательства и теперь я не знала, смогу ли поверить кому-нибудь настолько, как верила ей. Впрочем, ответ был передо мной. Я уже верила ему как себе. Единственному, кто мне не врал. Моему лорду Эйстону?.. Нет, Андану. Теперь, именно Андану. И как я хотела сказать ему это вчера (вчера ли?), но выйдет только сегодня. Не сейчас — когда уйдет император, когда я смогу обнять его и наконец-то забыться.

— Он мой сын, — усмехнулся Эйвор, оборачиваясь к гвардии. — Возвращаемся во дворец. Здесь больше не требуется наше вмешательство.

И император ушел. Не так быстро и прямо как обычно — его все же ощутимо шатало после недавней схватки, но уверенно и жестко, не отступая и не останавливаясь ни на миг. Они ушли в замок, оставляя нас наедине. И только сейчас я позволила себя вцепиться в державшего меня на руках мужчину и разрыдаться. Все пережитое накануне, весь страх, что я испытала, все дурные мысли, вся пережитая боль, уходила со слезами. Я возвращалась к жизни. К настоящей жизни. К жизни, а не стерильному существованию.

Сколько ему пришлось держать меня на руках, я не знала. Время не поддавалось счету, не поддавалось измерению, но ничего не продолжается вечно и мы ушли по уже остывшим следам в замок. На землю меня так и не опустили.

Я не хотела спать, не хотела пить горькое зелье, не хотела оставаться в неведении о том, что произошло. Но разве я могла не подчиниться целителю? Могла, но его поддержал не только император, зашедший ко мне, но и Андан. Теперь я не звала его иначе. Только так. Только по имени. Возможно, это было глупо, помолвка еще не состоялась, мы не были представлены двору, как пара, и он мог отказаться — я могла передумать, но стоило мне подумать о разрыве и в груди становилось пусто. И я надеялась, я отчаянно верила, что император не передумает. Несмотря ни на что, позволит нам остаться вдвоем. Позволит мне быть с ним.

Мне снилась школа. Не искусств, а моя первая, родная школа, где я училась целых три года до очередного переезда, на этот раз в столицу. Маленькое здание, куда утром приходило всего двадцать учеников. Разных возрастов, разного сословия. Мы тогда жили слишком далеко от города, чтобы кто-то кичился происхождением. Все были равны и все жили мирно.

Переезд с окраины региона в столицу принес много разочарований. Я видела угрюмые лица одноклассников, видела, как они смотрят на беззаботно гуляющих аристократов, как зло встречают каждого новенького, не считая его достойным своего, столичного внимания. И я видела Сведригу. Как в первый день нашего знакомства. Одну, сидящую на скамейке и поедающую свой обед. Мало кто брал в школу обед — но она брала. И я стояла и смотрела, как она ест. Хотела подойти к ней и сесть рядом. Я так и сделала тогда, в день нашего знакомства. Но сейчас — я прошла мимо.

Сон ушел. Я открыла глаза.

В комнате было темно, как будто я проспала сутки. Едва слышалось чужое дыхание где-то в углу. И запах, терпкий запах принятого мной лекарства. Я скосила глаза вбок и тихо простонала. Еще одна порция отвратительная на вкус. А мне и так было горько после просмотренного сна. Горько и даже обидно, что та я, оказалась умнее, не пойдя на поводу у глупого порыва подружиться хоть с кем-то. Друзей нужно выбирать. Тщательно, так, чтобы они не предали. Но будут ли это друзья?

— Госпожа, вы проснулись?

В кресле зашевелились. По голосу я узнала свою служанку. Хорошо, что пока меня не было, ее никуда не перевели!

— Да, я проснулась, — проговорила в потолок я, отворачиваясь.

— Милорд целитель наказал вам выпить вторую порцию. Вы не должны вставать раньше полудня завтрашнего дня.

— А сколько уже прошло?

— Трое суток, как вы спите. Его величество, — в ее голосе появилось благоговение, — заходил каждый день, а лорд Эйстон почти все время здесь проводил. Также вас навещал его высочество принц Хельдеран. Но его увел император.

— Хель в порядке?

— Милорд Хельдеран объявлен наследником его величества.

Я улыбнулась. Если Хель унаследует трон… Да, наша жизнь изменится. Но к лучшему ли? Теперь я не готова была ответить на этот вопрос.

— Что-нибудь еще? — Я все же протянула руку за лекарством. Поморщилась, чувствуя его горечь, но выпила.

— Дворец готовится к свадьбе его величества. Госпожу Эву представили…

Продолжения я не услышала, опять погружаясь в целебный сон. На этот раз без сновидений.

Пробуждение вышло странным. Я не чувствовала под собой кровати, хотя ладони сжимали одеяло, натягивая его до самого подбородка. Спину приятно согревал теплый ветерок, ласково скользящий по коже. Ветерок? По коже?

Я открыла глаза и упала на кровать. Падать было невысоко, но все же ощутимо. Я спала в воздухе? Но как? Почему? Я с недоверием оглядела собственные руки, как будто именно через них должна была идти новообретенная сила. Никакого другого объяснения моему странному положению сна я не находила.

— Госпожа? — На шум пришла служанка. — Вы проснулись?

Вопрос звучал странно, но тем не менее я кивнула.

— Его величество пригласил вас к себе, когда вы будете в состоянии его навестить. Вас проводят.

— Хорошо. И сколько времени прошло?

— Двое суток, — понятливо ответила девочка и вышла. Руки у нее мелко тряслись, как будто она боялась находиться со мной в одной комнате.

Я встала с кровати, одернув пижаму, и отправилась переодеваться. Есть не хотелось, как будто меня питала не еда, а что-то другое. Если и это последствия обретения силы, то теперь становиться ясно, как маги на посту могут не есть сутки, а то и больше. Просто — они не хотят есть. Совсем.

Выбирая самостоятельно, я выбрала вовсе не платье, и теперь на меня из зеркала смотрел мальчишка-сорванец. Что ж, в этом были свои плюсы.

Выходя в коридор, я ожидала увидеть там Андана, но сероглазого мага не было. Вместо него замер другой маг. Светловолосый, как и все обитатели дворца, но с цепочкой на шее. У Эйстона такой не было, поэтому она бросилась мне в глаза.

— Ваша светлость, вы готовы идти?

— Да, — сухо ответила я, больше погруженная в свои мысли. Меня волновало отсутствие Андана. Впрочем, если он перестал быть моим стражем после недавней ‘ошибки’, это понятно. А если император оказался слишком недоволен его поведением, и стоило мне уснуть?.. Нет, я не верила в это, но тень сомнения все же портила мне настроение.

— Лорд Эйстон, он в порядке?

Мой сопровождающий остановился и с интересом взглянул на меня.

— Вы запомнили имя своего стража?

— Да.

— Я сообщу императору, — сказал он и вновь повел меня по коридорам дворца.

Секретарь императора поднялась со своего места, едва открылась дверь. Ее глаз я так и не увидела — она не поднимала головы, пока мы шли к нужной двери. Страж остался стоять у порога.

Император был не один. Эва? Та девушка, которой он сделал предложение, сидела перед ним и внимательно слушала. Заметив меня, Эйвор прервался.

— Эва, отдохни у себя. Тебе сообщат, когда мы продолжим.

Девушка без промедления вышла. Не оглядываясь, но виновато понурившись, как будто она знала, что произойдет нечто не очень приятное. Я сглотнула.

— Ваше величество?

— Кирин, мы наедине, — напомнил император, намекая на иное обращение.

— Дядя, вы хотели меня видеть?

— Хотел, — подтвердил мужчина, поднимаясь со своего места и подходя ко мне ближе. Он взял меня за руку, и я почувствовала, как холодок бежит по пальцам вверх, к запястью и дальше. — После ложной смерти, дар начинает проявлять себя в полной мере. И я бы хотел знать, чем обладает моя племянница.

— Я… я еще не успела разобраться.

— Но ты же самостоятельно выбралась из башни. Мне не пришлось вмешиваться.

Перед глазами вновь встал полет вниз, полет, который так и не закончился смертью.

— Я летала, — тихо призналась я. — Врать императору, когда он держит тебя за руку, было страшно. Казалось, он поймет и накажет. А как наказывает император… Я не хотела знать, что случилось с Арье.

— Тебе понравилось? — продолжал допытываться Эйвор.

— Мне было страшно, — честно призналась, как будто ему было дело до моих страхов!

— Ничего, со временем это пройдет.

Со временем? Значит, я сегодня выйду из этих дверей. Но тогда почему Эва отводила взгляд?

— Спасибо… за заботу.

Император нахмурился, посерьезнев. Словно вступительная часть завершилась, и мы переходили к самому главному, для чего он меня позвал.

— Кирин. — Мне стало страшно. Всегда, когда начинают с имени, впереди идет нечто весьма неприятное. — Мы должны обсудить список еще раз.

— Обсудить еще раз? Но я же…

— Арье нас покинул. Я назначил наследником Хельдерана и теперь на его плечи ляжет куда больше, чем он готов вынести в одиночку. От свиты своего брата он неразумно отказался, а значит, ему нужно думать о своей. Кроме того, своим поступком он пошатнул равновесие при дворе. И чтобы его восстановить, мне нужно принять меры.

— Меры?

— Да, есть семья более достойная, чем у лорда Эйстона. И я хотел бы видеть их ближе к трону.

— Видеть ближе к трону…

— Да, я настаиваю на твоем браке с другим человеком. Он будет нам полезнее.

— Нет, — выдохнула раньше, чем дослушала.

— Кирин, — холодно одернул император.

— Нет, я этого не сделаю.

— Я могу приказать, — намекнул император.

— Не сделаю.

— Девочка моя, — его голос стал ласковым, почти что медовым.

— Я уже выбрала. Никого другого мне не нужно. Пожалуйста, вы же обещали! — Мне было больно. Просто до слез, до темной пелены перед глазами, до сжавшегося сердца, сбившегося с ритма. Больно и обидно. Хотя разве я вправе обижаться? Я ведь принадлежу не себе. Я принадлежу семье. И она решает… Но зачем было давать надежду? Зачем…

— Обещал, — повторил император. — Что ж… Возможно так будет и лучше. — И он коснулся столешницы, разворачивая свернутый экран разговора. — Андан, мы тебя ждем.

Маг зашел спустя пару минут. Бледный, осунувшийся, как будто не ел и не спал очень долгое время. Император хмыкнул, чуть склонив голову и рассматривая его.

— Кирин, ты еще можешь отказаться от него. Маг — не лучший выбор, моя дорогая.

Я промолчала, не желая вдаваться в долгие разговоры. Мне хотелось уйти отсюда. Уйти вместе со стоявшим передо мной человеком, который смотрел на меня. На меня, не на императора, смотрел с тревогой и вниманием.

— Я жду окончательный ответ вечером. И запомни, Рин, в нашей семье разводов не бывает.

— Я помню, — кивнула императору и подошла к магу.

Из кабинета его величества мы вышли вместе.

Дворцовый парк был пуст, как будто стражи получили приказ никого не пускать. Расцвели первые летние, по-настоящему душистые цветы, птицы беззаботно пели, а смелый кузнечик прыгал через вымощенную камнем дорожку.

— Кирин, ты можешь передумать. Я не буду осуждать. Я не лучш…

— Я уже решила, — прервала я его и дернула в сторону от дорожки. Я не хотела, чтобы нас видели, не хотела, чтобы были слухи, но поговорить с ним наедине — этого я хотела безусловно.

— Ты уверена?

— Я… хочу, чтобы ты меня поцеловал, — выпалила и покраснела. Но… это же лучший ответ, правда? Мне казалось, что да.

Он сделал шаг ко мне и теперь стоял совсем близко. Так, что я чувствовала его дыхание на своей коже. Мягкое, щекочущее дыхание. Теплое, согревающее все клеточки моего все еще мерзнувшего тела. В нем была жизнь, уверенность, мягкость и нежность. Хотелось хоть на мгновение ощутить все это, раствориться в его заботе, забыть обо всем. Бережное прикосновение его губ стало ответом на мои желания.

— Ты уверенна в своем решении?

Я подняла голову, заглядывая в его серые глаза. В них читался тот же вопрос. Вопрос, адресованный мне. Вопрос, ответ на который был ему важен, ответ на который он примет. Любой ответ. Даже если я оттолкну и уйду. Он все равно его примет. Я чувствовала это.

Улыбка появилась сама, и шаг к нему вышел непроизвольно.

— Да, — тихое разрешение, и его глаза потемнели.

Нет, не как грозовое небо — как бархат, как мокрые камни на пляже, как вековое серебро. И это завораживало, заставляло… нет, здесь не было никакого принуждения, только желание, стремление увидеть, прикоснуться, раствориться в чужом тепле.

Мягкое прикосновение губ. Висок, скула, уголок рта. Очень бережно и аккуратно, но мне… мне хотелось большего. Меня необъяснимо тянуло к Адану, и я позволила себе сделать ответный шаг. Коснуться его губ, почувствовать их мягкость, услышать его едва сдерживаемый стон…

Он держал меня крепко, как будто боялся отпустить, боялся, что я уйду, упаду и растаю, но рядом с ним не было страшно. Весь мир сейчас был он. Он был рядом со мной. Мой. И рядом.

Я вдыхала его запах, чувствовала вкус, ощущала его руки на своих плечах, скользила по его плечам и… совсем не думала. Впервые не думала ни о чем, просто… все мысли были с ним сейчас.

— Кирин? — он отстранился. И я увидела его нерешительность, он сомневался в своем поступке?

— Я выбираю тебя. Только тебя, но если ты…

— Глупенькая, — негромко рассмеялся он и притянул меня к себе. — Ради тебя я на все готов.

— И быть моим миром?

— Только стеной. А мир… мы посмотрим его вместе.

И меня снова поцеловали…

Стоит ли говорить, что вечером император не услышал ничего нового.

Эпилог

В комнате было темно, но никого из присутствующих это не смущало. Оба маги, мужчины не испытывали трудностей в отсутствии освещения. Скорее наслаждались отсутствием яркого света, столь привычного для дворца. Между ними, на столике, стояло два бокала с вином, как будто они отмечали удачную кампанию.

— Я выполнил все согласно нашему договору. Думаю, вы уже получили подтверждение. — Эйстон усмехнулся и отпил вина.

— Да, ты справился со своим заданием. Но, признаться, в один момент я начал сомневаться в твоем успехе. — Император рассмеялся. — Впрочем, ты меня не разочаровал.

— Было бы неуместным расточительством проигнорировать ваше предложение и приложить не все усилия. Я надеюсь, мои труды были не напрасны?

— Нет, можете отбывать уже завтра. Западный сектор теперь в вашем распоряжении. До тех пор, пока Кирин убеждена, что вы — ее половинка.

— То есть навсегда, — уточнил Эйстон, поднимаясь. — В таком случае, я лучше скрашу ее одиночество, чем ваше.

— Она должна быть счастлива, — прищурившись, напомнил Эйвор.

— Будет. Я в этом очень заинтересован. Как и в Западной провинции.

— Ты неисправим.

— Я предупредил твою племянницу, что я — не лучший выбор. Но если такова ее воля… — Эйстон развел руками. — Не вижу ничего плохого, чтобы не получить от тебя бонус.

— На ‘вы’, - напомнил император. — Не хватало еще проговориться при Кирин о нашем знакомстве.

— Не проболтаюсь. Должен же быть кто-то, кому она бесконечно доверяет.

— И кто готов ее продать.

— Я не продал, — усмехнулся маг. — Я лишь взял то, что она сама мне предложила. Так поступил бы каждый из списка, верно? Вы же ко всем нашли свой ключик?

— Именно.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg