«Горький ветер свободы »

Горький ветер свободы (fb2) - Горький ветер свободы 1531K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Александровна Куно

Ольга Куно Горький ветер свободы

Пролог

Фамильная библиотека рода Эльванди была обширной и при этом весьма неоднородной. Проявлялось последнее как в содержании хранившихся здесь книг, так и в их оформлении, а равно и в способе хранения. Так, художественная литература сочеталась здесь с научной, хотя научная бесспорно преобладала. История магии, география, алхимия, искусство ведения военных действий, энциклопедия лошадей… и весьма незначительное количество модных на сегодняшний день любовно-приключенческих историй и сборников баллад. Здесь можно было найти как последние книжные новинки, напечатанные в современных арканзийских типографиях, так и не столь высокотехнологичные образцы, написанные каллиграфическим почерком галлиндийских монахинь. Иные же книги и вовсе больше напоминали тетради, исписанные почерком, весьма далеким от каллиграфического, зато существовавшие в единственном экземпляре и содержавшие порой чрезвычайно ценную информацию. Наконец, одни тома хранились в высоких книжных шкафах с искусной резьбой и прозрачными стеклянными дверцами, в то время как другие стопками пылились на простых деревянных полках.

В этом же помещении хранились и документы – те, которые не являлись особо секретными. Библиотека выполняла заодно и функцию архива.

Я сидела за массивным письменным столом, склонившись над очередной рукописью, и периодически делала заметки на полях, не без труда продираясь сквозь витиеватости иностранного текста. Особенность иртонского языка заключалась в том, что все слова писались слитно, без пробелов, и определить, где заканчивалось одно слово и начиналось следующее, можно было лишь по особенности написания букв. Дело в том, что все буквы в данном языке имели два варианта написания, один из которых предназначался как раз для обозначения конца слова. Поговаривают, что такая замысловатость была введена в алфавит специально, чтобы усложнить задачу чужакам вроде меня, вздумавшим посягнуть на национальное культурное достояние иртонцев. Я, однако же, не сдавалась и, несмотря на все трудности, в силу упорства и полученного в свое время образования справлялась вполне неплохо.

Дверь я оставила приоткрытой: посещать библиотеку в общем-то никому не возбранялось. Гости, секретари, распорядители, воины гарнизона, кастелян и прочие обитатели армона, включая даже слуг низшего ранга, имели полное право взять себе для чтения книгу на выбор. С моего, разумеется, ведома. Хотя не могу сказать, чтобы такое происходило часто, несмотря на то что грамотность являлась в Галлиндии делом нередким. Тем большим было мое удивление, когда в библиотеку не вошла, а буквально влетела девушка, работавшая в армоне цветочницей, то есть ежедневно декорировавшая жилые комнаты и роскошные арочные коридоры букетами, венками и прочими украшениями из садовых цветов.

Агнесса – а именно так звали девушку – никогда не отличалась особой любовью к чтению. Вообще не припомню, чтобы она хоть раз приходила сюда за книгой. Но больше, чем само ее появление, меня удивляло то, что случилось это именно сегодня – в день, когда цветочница выходила замуж за молодого плотника Марко. И в библиотеку она вбежала в пышном белоснежном наряде невесты, с распущенными волосами, по традиции украшенными светлыми лентами разных оттенков.

Я моментально позабыла о рукописи и отложила в сторону карандаш.

– Агнесса, что-то случилось? – встревоженно спросила я.

– Да! – последовал ответ. От быстрого бега у девушки сбилось дыхание. – Госпожа архивариус, мне срочно нужна книга!

– Книга? – удивилась я. Как я уже упоминала, книги и в обычное-то время не вызывали в цветочнице особого интереса, а уж сейчас? – Агнесса, у тебя же свадьба на носу! Ну, заходи ко мне дня через два, подберем тебе что-нибудь по вкусу.

– Я не могу дня через два! – Цветочница так отчаянно замотала головой, что от мельтешения бледно-розовых, желтых и голубых лент у меня зарябило в глазах. – Мне сейчас надо! Срочно!

– Как это сейчас? – совсем растерялась я. – Агнесса, но у тебя же свадьба… – я бросила взгляд на часы, – …через СОРОК МИНУТ?!

– Так мне же именно для свадьбы книга и нужна! – воскликнула Агнесса. – Для брачной ночи.

– Для брачной ночи? – медленно, с расстановкой повторила я. Уж не знаю: то ли у меня со слухом проблемы, то ли с головой, то ли не у меня… То ли день сегодня просто не задался.

– Именно! – поспешно подтвердила цветочница. – Без книги я просто никак.

Мне сразу же представилась спальня, специально подготовленная для новобрачных. Романтические свечи, ваза с фруктами, красивое постельное белье, обнаженный жених на кровати… и невеста в белом пеньюаре, жадно перелистывающая страницы романа.

– Агнесса, – я постаралась говорить медленно и успокаивающе, – я совершенно уверена, что в первую брачную ночь вы с Марко найдете, чем заняться, и без чтения.

– Если я не получу нужную книгу, то не найдем, – расстроенно покачала головой девушка.

– Э… скажи-ка, – луч понимания начал озарять мой мозг, но как-то очень медленно, – а какая книга тебя так интересует?

Цветочница покраснела, опустила глаза в пол, но тут же решительно подняла взгляд.

– Ну как, какая? – понизив голос, проговорила она. – Про это самое. Про брачную ночь.

Я сглотнула.

– Понимаете, – продолжила объяснять девушка, – я ведь девственница. – Она произнесла эти слова с виноватым видом, словно в невинности невесты было нечто предосудительное. – И совсем-совсем ничего про это не знаю. То есть просто не знаю, с какой стороны подойти к вопросу.

– Ну, с какой стороны подойти, я думаю, ты разберешься, – постаралась поддержать ее я. – Полагаю, вопрос будет стоять… достаточно остро. Да и потом, Агнесса, я уверена, что твой жених отлично во всем разберется и научит тебя.

– То есть вы хотите сказать, – брови цветочницы гневно сдвинулись, – что у Марко уже были женщины?!

Хм. Осечка. Мне следовало более тщательно выбирать выражения.

– Нет, – осторожно возразила я, – я не хочу этого сказать. Я почти совсем не знаю Марко, поэтому мне ничего не известно об этой стороне его жизни. Вполне вероятно, что он девственник. Я просто имела в виду, что природа поможет. Подскажет вам, как быть.

– А если не поможет?

Агнесса выглядела весьма скептически: похоже, ждать милостей от природы было не в ее характере.

– Вы понимаете, госпожа архивариус…

– Просто Сандра, – перебила я ее.

– Сандра, – согласилась Агнесса. – Дело в том, что даже если Марко все уже знает, ну не могу же я проявить себя совсем невежей!

Я вздохнула и задумчиво уставилась в стол. Соответствующие книги в библиотеке, конечно, могли и быть, но я понятия не имела, где и что именно искать: как-никак моя специализация совершенно иного рода…

– Послушай, Агнесса, – нахмурилась я, – я, конечно, все понимаю, но почему же ты пришла сюда именно сейчас? Ну почему было не заглянуть в библиотеку за неделю или хотя бы денька за два до венчания?

– Да потому, – зашептала Агнесса, полная уверенности в собственной правоте, но не желающая, чтобы ее ненароком услышали посторонние, – что я рассчитывала на предсвадебный курс. Я была абсолютно уверена, что там все подробно и доходчиво объяснят!

Я понимающе вздохнула, после чего покачала головой. Предсвадебный курс – да, именно так это называлось. Беседа или, можно сказать, лекция, которую жрица и жрец проводили в день свадьбы с невестой и женихом соответственно. Лично я, поскольку замуж ни разу не выходила, понятия не имела о том, что же именно рассказывали во время этих бесед. Но, видимо, совсем не то, на что рассчитывала Агнесса. А рассчитывала, кстати сказать, вполне справедливо. Уж если религия велит блюсти целомудрие до свадьбы, могли бы хоть в таком случае обеспечить людей минимальными знаниями!

– И что же, совсем ничего не объяснили? – сочувственно поинтересовалась я.

– Ничего стоящего, – мрачно сообщила Агнесса. – Мужа во всем надо слушаться, ни в чем ему не перечить, обеспечивать все условия для работы и отдыха, уважать и штопать носки…

– Уважать и штопать носки, – размеренно повторила я. – Даже не знаю, что важнее. А насчет брачной ночи что же – совсем ничего не сказали?

– Ну, не так чтобы совсем ничего, – призналась Агнесса, но почему-то закатила глаза. – Правда, не именно про брачную ночь, а… ну, вообще.

– Ну так тем лучше! – обрадовалась я. – И что же сказала жрица?

– Что заниматься этим надо ни в коем случае не для удовольствия, а исключительно для продолжения рода, – бесцветным тоном, словно зазубренный текст, произнесла Агнесса. – И не слишком часто. Лучше всего – по понедельникам и четвергам.

– А почему именно по понедельникам и четвергам? – искренне заинтересовалась я. – Чем, например, пятницы хуже?

– Не знаю, – пожала плечами цветочница, – вроде бы как именно по этим дням самые высокие шансы зачать ребенка.

– Постой-ка, но сегодня же вторник! – сообразила я. – И что же вам теперь делать?

Агнесса лишь многозначительно развела руками.

Я напряженно задумалась. Нет, у меня самой, конечно, было несколько больше опыта в обсуждаемом вопросе, чем у цветочницы, но просвещать ее на этот счет самолично было как-то неловко.

– Ладно, попробую поискать какие-нибудь книжки, хотя ничего не обещаю, – сдалась я. – Понимаешь, я ведь специалист по истории магии, а это совершенно иная сфера.

Бросив очередной напряженный взгляд на часы, я принялась рыться в стопках книг, затем обошла несколько книжных шкафов, открыла один из них и принялась водить пальцем по корешкам. Агнесса следила за моими действиями, нервно комкая в руках белый платочек.

– Вот! – Я вынырнула из-за дверцы с увесистым томом в руке. И громко зачитала название: – «Путеводитель по семейной жизни для женщин».

– Давайте сюда скорее! – возбужденно воскликнула Агнесса.

Я не стала медлить, освободила место на столе и, водрузив на него тяжелую книгу, принялась просматривать названия глав. В скором времени нужная часть нашлась: «Руководство по поведению в первую брачную ночь».

Мы с Агнессой склонились над книгой. Я принялась зачитывать вслух:

– «В первую брачную ночь молодой жене надлежит, сняв с себя одежду и аккуратно повесив ее на спинку стула…» Заметь: аккуратно! – вытянула указательный палец я. – «…лечь на брачное ложе». И обрати внимание: про день недели ни слова! – снова прокомментировала я. – Так, что там дальше… – Мой палец вернулся к нужной строке. – «Лечь следует на спину и обязательно укрыться одеялом».

– Укрыться? В брачную ночь? – с некоторым сомнением спросила Агнесса, видимо, все-таки отдаленно предполагавшая, чем именно в эту самую ночь предстоит заниматься.

– Здесь так написано, – пожала плечами я. – Может быть, это для того, чтобы не замерзнуть раньше времени? Хотя книга арканзийская, там климат даже жарче, чем у нас… Ладно, давай читать дальше – может быть, станет понятнее. Итак… «Далее новобрачная должна расслабиться, закрыть глаза, прочитать молитву, а затем позволить своему мужу делать с ней все, что он пожелает».

Я подняла на Агнессу осоловелый взгляд. Инструкция, прямо сказать, восхищала как уважением к молодой жене, так и обилием деталей.

– И что, это все?! – с возмущением спросила цветочница.

Не совсем, – ответила я, снова заглянув в книгу. – Здесь есть еще один параграф. «Жена ни в коем случае не должна отказывать своему мужу в чем бы то ни было. Строжайше запрещается громко стонать и тем более кричать, ибо это может негативно воздействовать на психику мужа, а также привлечь внимание соседей. В случае если жена не будет следовать данному пункту инструкции, муж вправе зажать ей рот рукой».

Я с шумом захлопнула книгу.

– Это все или там еще что-то было? – подозрительно спросила красная как рак невеста.

– Кажется, было что-то еще, но это неважно, – злобно заявила я, отшвыривая книгу на пол.

Никогда в жизни так не поступала с книгами, испытывая перед ними почти священный трепет, а вот сейчас не смогла отказать себе в удовольствии.

– Эти арканзийцы совсем лишились ума, – по-прежнему зло процедила я. – Если, конечно, он у них вообще когда-нибудь был. – Тут я навряд ли была справедлива, но у меня имелись собственные причины не любить арканзийцев. – И любопытно: какого года эта книга? Очень надеюсь, что она была написана пару веков назад. Все-таки она рукописная, а в последнее время они печатают книги в типографиях… В любом случае, – я, обернувшись, посмотрела на валяющийся на полу том, открывшийся на произвольной странице, – в печку ее! В общем так, Агнесса, очень тебя прошу: забудь все, что мы с тобой только что прочитали.

– А курс? – уточнила девушка.

– Курс тоже забудь, – твердо заявила я.

– Но что же мне делать?!

Агнесса в общем-то не возражала против того, чтобы забыть все рассказанное и прочитанное до сих пор. Девушкой она была для этого достаточно адекватной. Но вот отсутствие достойной альтернативы приводило ее в отчаяние, а часы продолжали безжалостно тикать.

– Я же даже целоваться не умею! – выпалила она. – Вот скажет жрец: «Жених, можете поцеловать невесту» – и что я тогда буду делать???

Сандра, дорогая, привет! – Ренцо вошел в библиотеку с романтическим букетом внаглую сорванных в саду тюльпанов. – А я как раз проходил мимо и подумал… О, Агнесса! – воскликнул он, только теперь заметив девушку. – Прими мои поздравления! Ты прекрасно выглядишь! Только знаешь, если откровенно… – он наклонился поближе к Агнессе и, понизив голос, произнес: – По-моему, ты слегка переборщила с румянами.

– Это ее естественный цвет лица, – печально отмахнулась я.

Тема нашей с Агнессой дискуссии и правда подействовала на девушку куда лучше свекольного сока.

– Да? – удивился Ренцо. – Не замечал.

Но цветочница не позволила ему развить эту мысль.

– Дон Ренцо! – с жаром воскликнула она. – А ведь вы можете мне помочь!

При этом она жадно вцепилась кастеляну в рукав, чем привела последнего в недоумение.

– С радостью, а чем именно? – осведомился он, бросая в мою сторону удивленный взгляд.

– Понимаете, у меня через двадцать пять минут венчание. – начала было объяснять Агнесса. Но, поняв, что в случае подробного рассказа оставшиеся двадцать пять минут рискуют превратиться в двадцать, набралась смелости и просто выпалила: – Научите меня целоваться!

Ренцо слегка опешил, хотя парнем был в принципе не робкого десятка.

– Целоваться? – повторил он. – Агнесса, милая, я вообще-то с радостью, но… как к этому отнесется твой жених?

При этом Ренцо покосился на меня, поскольку в действительности моя реакция на такие уроки тревожила его куда сильнее.

– Да что вы, дон Ренцо! – вскинула руки Агнесса. – Как вы могли такое обо мне подумать? Я же приличная девушка и вот-вот выйду замуж! Я имела в виду совсем другое.

– И что же?

Ренцо казался совершенно сбитым с толку.

– Давайте вы будете целоваться с доньей Сандрой, а я внимательно посмотрю, как это делается, – объяснила цветочница.

Мы с Ренцо переглянулись.

– Ну… в принципе… – с сомнением протянула я. – В общем-то, почему бы и нет? Мы ведь можем пойти невесте навстречу – правда, Ренцо?

Затея, конечно, была, мягко говоря, странная, но меня утешало то, что Агнесса попросила продемонстрировать ей всего лишь поцелуй. А ведь могла бы попросить и что-нибудь другое. А заниматься этим другим напоказ попахивало бы патологией. Не говоря уже о том, что наши с Ренцо отношения пока до этой стадии не доходили.

– Можем, – подтвердил Ренцо, после чего, нисколько не стесняясь, привлек меня к себе.

Агнесса наблюдала за нами чрезвычайно внимательно, подходила то справа, то слева, настолько близко, что я даже чувствовала тепло ее дыхания на своей коже.

– Скажите, дон Ренцо, а… руку обязательно держать вот здесь? – уточнила она у кастеляна, обнимавшего меня в данный момент за талию.

– Необязательно, – ответил Ренцо, прервав для этой цели поцелуй. – Можно опустить ее ниже. Изобразить?

– Не надо, не надо, – пошла на попятную цветочница. – Я все поняла. Пожалуй, что лучше так.

Чуть позже цветочница отдалилась, и я понадеялась, что на этом показательное выступление можно считать оконченным. Но нет, она сразу же вернулась, прихватив со стола чистый лист бумаги и карандаш, и принялась делать зарисовки. Опять же то с правой стороны, то с левой.

– Ну как, теперь ты удовлетворена? – спросила я, когда и эта стадия обучения подошла наконец к финалу.

И тут же прикусила язык, почувствовав, что спросила, кажется, что-то не то.

Не совсем, – закономерно призналась Агнесса. – Нет, вы не поймите меня неправильно, я вам очень признательна, но… Как-то все-таки не хватает практики. В теории вроде бы понятно, а вот как действовать на самом деле, все равно немного не ясно.

Мы с Ренцо снова переглянулись. Лично я уже была готова предоставить ему возможность поцеловаться с Агнессой, дабы окончательно успокоить девушку, но как же быть, если цветочница сама, в силу собственного целомудрия, не готова к такому ходу?!

– Послушайте, а у меня появилась идея! – внезапно воскликнула я. – Ренцо, ты не мог бы сбегать к целителям?

– К целителям? – нахмурился Ренцо. – Зачем?

Видать, заподозрил, что я надумала попросить у них для Агнессы что-нибудь успокоительное.

– У них есть специальные куклы, – поспешила развеять это заблуждение я. – Для обучения новичков. Они выглядят похожими на людей, в человеческий рост, и, по-моему, у них даже рот открывается, чтобы можно было отрабатывать искусственное дыхание. Попроси у них одну такую куклу, скажи, что нам надо совсем ненадолго!

Ренцо вернулся быстро, благо лаборатория целителей находилась недалеко. Он действительно приволок в библиотеку большую куклу, судя по лицу – мужского пола, хотя более характерные половые признаки у нее отсутствовали. Мне сразу подумалось, что отрепетировать с ней брачную ночь точно не получится. Но вот рот у куклы действительно был приоткрыт, так что на минимальную работу над поцелуем можно было рассчитывать.

– Ну что ж, Агнесса, дерзай! – предложила я, взглядом многозначительно указывая на часы.

Цветочница и сама понимала, что времени в обрез, и потому жеманиться не стала. Быстро примерилась и принялась целовать куклу в губы. Сначала очень осторожно, будто имела дело с заколдованной лягушкой, потом более уверенно.

– Ну как? – с интересом, я бы даже сказала – взволнованно, спросил Ренцо.

– Вроде бы получается, – прервавшись, радостно сообщила Агнесса.

– А он отвечает на поцелуй? – поинтересовался Ренцо. – Ну а что? – стал оправдываться он, заметив мой неодобрительный взгляд. – Кто их, лекарей, знает: мало ли как они изготавливают своих кукол.

– Без малейшей магии, уж можешь мне поверить как специалисту, – откликнулась я.

– Ладно, – удовлетворенно заявила цветочница. – Кажется, теперь я чувствую себя более подготовленной.

Она подхватила куклу и, придерживая ее другой рукой за голову, собралась отнести к стене, чтобы не оставлять посреди комнаты.

– Ой! – взвизгнула вдруг девушка. – Кажется, он укусил меня за палец.

– Я же говорил! – Глаза Ренцо мгновенно загорелись интересом.

– Не больно? – озабоченно спросила я.

– Почти нет, у него же нет зубов, – как-то растерянно ответила Агнесса. – Просто рот закрылся. Но дело в том, что… я не могу теперь вынуть палец: губы не разжимаются.

– То есть как? – недоуменно нахмурилась я.

– Ну-ка дай-ка, – по-мужски вмешался Ренцо, подошел и попытался разжать кукле губы. Спустя секунд пятнадцать он в недоумении развел руками. – Действительно не разжимаются, – признал он. – Будто вцепился мертвой хваткой.

– И что же теперь делать? – задала самый животрепещущий вопрос Агнесса.

Часы, совершенно равнодушные к человеческим проблемам, показывали, что до церемонии бракосочетания осталось десять минут. Маятник продолжал неумолимо раскачиваться.

Не до конца убежденная неудачей Агнессы и Ренцо, я подошла к девушке и попыталась избавить ее от домогательств куклы сама. Увы, меня ждало все то же разочарование. Искусственный кавалер не желал расставаться со своей законной добычей.

– Ну… Может быть, раз такое дело, придется пойти прямо так? – неуверенно предложила я. – Время-то идет.

Что-то заставляло меня сомневаться в согласии жреца отложить венчание под тем предлогом, что невесту укусила за палец кукла мужеского полу…

Ренцо громко прокашлялся, по-видимому, представив себе эту картину: невеста идет к алтарю, волоча за собой искусственного мужчину.

– Боюсь, гости решат, что одного мужа тебе мало, – сообщил Агнессе он. – А главное, жрец может запутаться, кому из мужчин задавать вопросы.

– Ренцо, это не смешно! – шикнула на кастеляна я, хотя и сама никак не могла определиться: тревожиться за цветочницу или рассмеяться от нелепости ситуации.

– Я, может, и пошла бы на свадьбу вместе с ним, – Агнесса с ненавистью взглянула на куклу, – но он укусил меня за тот самый палец!

– Какой «тот самый»?

– Безымянный! На левой руке! Тот, на который надевают кольцо!

Мы с Ренцо погрустнели. Да, бедствие принимало все более серьезные масштабы. Без возможности надеть обручальное кольцо невесте на палец свадьба точно не состоится.

Послушай, Агнесса, а зачем тебе вообще выходить замуж? – спросил вдруг неунывающий Ренцо. – Смотри, какой мужчина! Правда, в постели с ним делать особо нечего, – он многозначительно взглянул на паховую область куклы, увы, лишенную каких бы то ни было достоинств. – Зато целоваться, как мы уже выяснили, он умеет, целеустремленности ему тоже явно не занимать, готовить для него не надо, и он никогда не скажет тебе грубого слова. К тому же готов поспорить, что по ночам он не храпит! А если потребуется, думаю, его вполне можно будет приспособить в качестве мышеловки.

Цветочница покосилась на кастеляна, как мне показалось, не столько рассерженно, сколько задумчиво.

– Нет, я Марко выбираю, – все-таки постановила она. – Я с ним уже давно знакома. А этого парня уже ненавижу. Ах ты, гадина! – воскликнула она, для пущей убедительности стукнув куклу ногой по вышеупомянутой паховой области.

Что удивительно, в этот момент челюсти куклы разомкнулись, и Агнесса изумленно извлекла на свет покрасневший, но в остальном вполне невредимый палец. То ли нежная кукольная психика не выдержала ругани, то ли удар по весьма специфическому месту, невзирая на отсутствие половых признаков, оказался чувствительным даже для искусственного мужчины. А скорее всего, подействовал метод, который, как я не раз замечала, срабатывает на ура с самыми высокотехнологичными приспособлениями. Заключается этот метод в том, чтобы как следует (и совершенно не технологично) по этому приспособлению стукнуть.

Какое-то время Агнесса с молчаливым изумлением взирала на столь неожиданно высвободившийся перст, затем обхватила его пальцами второй руки, словно боялась, что по дороге к алтарю с ним может еще что-нибудь приключиться, после чего, наспех поблагодарив нас с Ренцо, стремительно выбежала из библиотеки. Судя по часам, до начала бракосочетания оставалось две минуты. Учитывая, что церемониальный зал находился на том же этаже, что и библиотека (здесь располагалась основная часть нежилых помещений), а также тот факт, что невесте вообще дозволительно немного опоздать, никаких проблем в этом отношении не ожидалось.

Мы с Ренцо решили, уж коли так сложилось, тоже поприсутствовать на церемонии. Только направились туда более неспешно и степенно, как того требовало наше положение. Как-никак Ренцо являлся кастеляном, а это, по сути, второй человек в армоне. Мой статус – статус архивариуса – тоже был далеко не последним и весьма уважаемым. Несмотря на то, что я являлась рабыней, о чем красноречиво свидетельствовало магическое изображение красного дракона на тыльной стороне моей левой ладони. Изображение, которое невозможно было ни смыть, ни закрасить, ни свести при помощи магии.

Часть первая

Глава 1

За несколько месяцев до этого…

На невольничьем рынке в Остане, как и всегда по четвергам, было не протолкнуться. Поскольку этот мало чем примечательный в остальном городок находился на морском побережье, именно сюда корабли работорговцев привозили похищенных в далеких странах рабов, и именно здесь пираты, как правило, заключали сделки с покупателями.

Происходило это на главной городской площади, которая, впрочем, выглядела значительно менее внушительно, чем в иных населенных пунктах. Здесь было грязно, шумно и до неприличия многолюдно, а также пахло гниющей рыбой (сказывалась близость порта) и нечистотами, которые по местным обычаям было принято выливать из окон прямо на улицу. При этом площадь, невзирая на свою функцию, была не слишком широкой, а имела скорее вытянутую форму. Даже дома здесь жались друг к другу, отвергая такое чуждое здешним местам понятие как личное пространство.

Хотя территория Арканзийского государства и была огромна, она по большей части состояла из пустынных земель, совершенно непригодных для жизни в силу фактического отсутствия источников воды. Напиться здесь можно было лишь из редких колодцев, местонахождение которых было известно разве что немногочисленным племенам кочевников. С учетом же невыносимой жары под палящим солнцем и промозглого ночного ветра, а также ядовитых змей, прекрасно маскирующихся в желтых песках, пустыня становилась не более чем бесполезным числовым показателем, составлявшим большую долю площади Арканзии, – однако же с гордостью вписываемым во все документы. Реально же здесь существовало не так уж много городов, располагавшихся по берегам редких речушек. Все эти города были густо заселены, если не сказать – основательно перенаселены. Рожать детей в Арканзии было принято много, не слишком задумываясь о том, как их впоследствии содержать. Перенаселение в сочетании с погодными условиями способствовало нищете, легко распространяющимся эпидемиям и окутывающему улицы смраду, давно уже превратившемуся в норму жизни для местных жителей. Постоянная нехватка места приводила к тому, что улочки бывали порой неимоверно узкими – такими, что зачастую полные местные дамы передвигались по ним бочком. Дома же все чаще превращались из традиционно низких в трех и даже четырехэтажные. Когда повзрослевший сын женился и обзаводился собственной семьей, найти место для нового жилища было непросто, и с некоторых пор в таких случаях к родительскому дому стали пристраивать новый этаж.

Разительный контраст с этой не слишком привлекательной картиной представляли армоны и дворцы неслыханных размеров, каждый из которых являлся торжеством красоты, чистоты и роскоши. Истинные произведения архитектурного искусства с многочисленными башнями, длинными аркадами и балконами, выходящими на морской берег или на цветущие сады с фонтанами. Имелись здесь также бани и бассейны, содержание которых становилось возможным благодаря системе водопровода – специально прорытым тоннелям, по которым вода доставлялась из местных речек прямиком во дворец.

Казалось бы, при таком вопиющем неравенстве богачам следовало бояться мятежей. Но, во-первых, стража бдела, а во-вторых, народ, для которого рабство являлось нормой жизни, принимал как должное и резкие контрасты в социальной иерархии. На то и эмиры, чтобы жить по-королевски.

И вот сейчас все сошлись к центру площади, чтобы поглазеть на «улов», доставленный из далеких северных земель командой «Зеленой русалки», знаменитого судна работорговцев. Богачи, желавшие приобрести живой товар, бедняки, случайно проходившие мимо, жильцы домов, окна которых выходили на площадь, – все приготовились наблюдать за очередным зрелищем. Отнюдь не из ряда вон выходящим, но все равно любопытным. Девушек пираты с «Зеленой русалки» всегда отбирали что надо.

Их было семь – молодых женщин в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, которых загнали на каменное возвышение. Лесов в Арканзии росло мало, и древесина ценилась дорого, а вот камня было в избытке. Теперь девушки, измотанные, испуганные и окончательно дезориентированные, жались друг к другу в самом углу помоста. Молодой мужчина с обветренным лицом и модными среди моряков короткими волосами – боцман «Зеленой русалки» – прохаживался по возвышению взад и вперед, подобно дрессировщику, зорко следящему за поведением вверенных ему животных.

Некоторые из зевак качали головами. Не из жалости. Просто вид у девушек был, мягко говоря, не самый лучший. Не товарный. Грязные, нечесаные, в перепачканной, местами порванной одежде, некоторые босоногие, смотрелись они, прямо скажем, не лучшим образом. Конечно, работорговцы могли бы немного постараться, чтобы показать товар лицом. Однако специфика их работы заключалась именно в том, чтобы распродать рабов как можно быстрее, нередко – с уценкой, и снова как можно скорее отчалить за новой партией товара. Поэтому зачастую их покупателями оказывались работорговцы классом повыше, предпочитавшие не заниматься разбоем, а просто привести рабов в надлежащий вид и уж потом перепродать их по другой цене, куда более высокой.

Я тоже была сейчас среди этих девушек, стоявших на возвышении, словно какие-то заморские диковинки, и не видевших вокруг ничего, кроме жадных до зрелищ глаз. Первую из нас, Аррету, боцман вызвал вперед. Она не хотела идти, но не решилась противиться его повторному, полному раздражения и угрозы жесту. Шагнула вперед, а затем медленно пошла вдоль края каменной площадки, туда, а затем обратно, как обучал нас всех Черный Пират. Именно так мы называли на своем языке боцмана.

Зрители внимательно наблюдали за перемещениями Арреты, разглядывали ее так, будто она была не человеком, а в лучшем случае лошадью, и параллельно слушали комментарии боцмана. Говорил он по-арканзийски, поэтому сама Аррета не могла его понять – в отличие от меня, ибо я в свое время успела освоить этот язык.

– Взгляните, какая ценная рабыня! – разглагольствовал пират. – Ей двадцать шесть лет, она хороша собой, как видите, блондинка. – Зрители довольно закивали: блондинки здесь, в южных землях, являлись большой редкостью. Потенциальные покупатели продвинулись вперед, грубо оттеснив обычных зевак. – Она абсолютно здорова, не страдает никакими хворями. Способна выполнять физическую работу. Кроме того, хорошо умеет шить и вышивать. На протяжении семи лет занималась этим в своем родном городе. Прежние клиенты были очень ею довольны.

«Хорошо, что Аррета ничего не понимает», – думала я, с жалостью глядя на несчастную, запуганную девушку, послушно семенящую по возвышению. Вся эта речь была бы унизительной, даже если бы разговор шел о продаже животного.

– Хорошо шьет, говоришь? – вступил в диалог полный мужчина лет сорока, подобравшийся совсем близко к помосту. – И халат может сшить? И рубашку? И женское платье?

– Конечно же может, мой господин, даже не сомневайтесь! – рассыпался в заверениях боцман, хоть и не мог знать ответа наверняка: ведь он даже не удосужился проконсультироваться на этот счет с самой портнихой.

Впрочем, учитывая талант и опыт Арреты, полагаю, пират был не так уж неправ.

Немного подучившись, она без особого труда освоит специфику кроя здешней одежды.

– В таком случае беру ее, – постановил покупатель. – Я расширяю свою мастерскую, и мне как раз нужна новая портниха со свежим взглядом.

– Цена стандартная – тридцать динаров, – объявил боцман.

– По рукам.

Вот так и заключили сделку, решив тем самым судьбу Арреты. Что ж, можно сказать, это был далеко не самый плохой вариант. Во всяком случае, мужчина явно покупал ее не для плотских утех – ей предстояло вернуться к своему любимому занятию, к тому, что она делать умела и делала хорошо.

В последние дни пути это стало основной темой разговоров. Страдания по безвозвратно утраченному прошлому отошли на второй план. Теперь девушек в первую очередь волновало: что же будет дальше? Хуже станет или лучше, чем сейчас? В какие руки они попадут? От кого станет зависеть их судьба? Станут ли они беззащитными наложницами похотливых эмиров? Или хотя бы горничными или поварихами в приличных домах? Попадут ли в армон или в бордель?

К тому моменту я уже практически не принимала участия в этих обсуждениях. Меня, как, несомненно, и многих других, не устраивал ни один из обсуждаемых вариантов, пусть даже и самый что ни на есть «удачный».

Я хорошо помнила, с чего все началось. Помнила, как весь находившийся на городской окраине район, в котором я жила, в одночасье оказался выжжен дотла – ни домов, ни вишневых садов, ни фонарных столбов, ни клумб с благоухающими розовыми кустами. Помнила, как обвалились догорающие доски моста, гостеприимной дугой переводившего нас через реку к центральной части города. Помнила много трупов, лежавших в неестественных позах на мостовых. В том числе и тела хорошо знакомых мне людей. И помнила, как девушек, в том числе меня и некоторых моих соседок, согнали к отдаленной и неприметной бухте. Там нас поджидал корабль с черными парусами.

Потом было долгое, утомительное и во всех отношениях премерзкое путешествие по морю. Нас большей частью держали в трюме, где было тесно, душно и дурно пахло. С этого момента мы превратились из людей в вещи, и это транслировалось нам весьма доходчиво. Нет, на нашу честь никто не покушался. Товар нельзя портить – это первое правило работорговца. Если и били за ослушание, то так, чтобы не оставалось синяков. Зато могли ограничить в еде или на время лишить питья – страдание, когда кругом можно видеть неограниченное количество соленой морской воды, практически нестерпимое. Многим из нас первое время было невыносимо плохо и без всяких наказаний, просто от непривычной морской качки. Настолько плохо, что даже о душевных страданиях, связанных с нынешним незавидным положением, мы забывали начисто. На второй день большинству стало гораздо легче, но некоторые промучились и два дня, и три. Изредка нам разрешалось подниматься на палубу, чтобы вдохнуть свежего морского воздуха. Все это время за нами, конечно же, неусыпно следили.

Помнила я и то, как у одной из нас, худенькой светловолосой девушки Рекки, обнаружилась глубокая рана на ноге, полученная в процессе похищения. Рана гноилась, и корабельный лекарь лишь пессимистично покачал головой. О да, я хорошо помнила, как обошлись с этой девушкой. Как поступают с негодным товаром? Его выбрасывают за борт.

Сейчас, стоя на каменном возвышении, я помнила все это как нельзя лучше. И не волновалась о своем будущем так, как остальные девушки. Для меня все уже было решено и не подлежало ни малейшим сомнениям. И дело тут было не только в собственной моей судьбе. Не только в том, что моя жизнь, установившаяся, размеренная и справедливая, изменилась в одночасье. Дело заключалось в том, что я просто была не готова жить в мире, в котором возможно подобное. Я отказывалась от этого мира. Совершенно осознанно, раз и навсегда. И теперь точно знала, как мне следует действовать, чтобы сорвать планы Черного Пирата.

И вот наступила моя очередь.

– Эй, ты! – крикнул боцман.

Он так и не удосужился выучить наши имена, хотя за те десять дней, что длилось путешествие, времени для этого было предостаточно. Но, право слово, не зовет же рыбак по имени пойманных карпов!

– Иди сюда, твой черед. И юбку разгладь!

Он говорил на нашем, северном, наречии, поскольку понятия не имел, что я понимаю арканзийский язык. А я не спешила восполнять этот пробел в его знаниях. И теперь, подняв голову и сделав лишь один шаг вперед, выступая из группы сбившихся в углу женщин, громко сказала все на том же северном наречии:

– Не пойду.

От внезапного отказа боцман оторопел, даже ненадолго застыл на месте и молчал, словно у него язык прирос к нёбу. Впрочем, от этого недуга он быстро избавился.

– Иди сюда, шалава!

Вообще-то он использовал несколько иное слово, значительно более грубое, но я, пожалуй, не стану его переводить.

Зрители не понимали произносимых нами слов, не считая употребленного боцманом ругательства, но общий смысл происходящего начал доходить до них достаточно быстро. Публика оживилась, толпа придвинулась к возвышению.

– Не пойду, – снова спокойно повторила я, и только глаза мои смотрели дерзко, с вызовом, даже с ненавистью.

– Ты немедленно сделаешь все, что я тебе скажу, – с не меньшей ненавистью объявил Черный, – иначе я прямо сейчас возьму тебя за волосы и протащу по площади.

– Попробуй!

Я специально сделала еще один шаг ему навстречу, показывая, что не боюсь и понимаю всю нелепость угрозы. Конечно, у него хватит сил, чтобы исполнить обещанное. Но что толку? Ведь таким образом он лишь продемонстрирует собственную неспособность заставить рабыню подчиниться. А значит – собственную несостоятельность.

– Иди сюда! – рявкнул он, теперь уже по-арканзийски.

И все-таки схватил меня, правда, не за волосы, а всего лишь за руку.

Я плюнула ему в лицо. Отвратительный поступок. Грязный, неэстетичный, недостойный. Но разве сейчас это имеет значение? Проведя больше недели в раскачивающейся деревянной камере, пропахнув рыбой, а потом и блевотиной, разом утратив все, что было у тебя в этой жизни, станешь ли задумываться о таких мелочах, как эстетика?

Даже не знаю, достиг ли мой плевок цели, но унизительности произошедшего было достаточно. Тем более что публика отчаянно заулюлюкала. Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих всерьез был на моей стороне, но посмеяться над пиратом многие были не прочь. Мои недавние подруги по несчастью отступили подальше, рискуя свалиться с помоста, но всем своим видом демонстрируя, что они вовсе не со мной, что это я одна сошла с ума, они же не имеют к происходящему ни малейшего отношения.

– Ах ты тварь! – разозлившись не на шутку, боцман выхватил из-за широкого кожаного пояса длинный нож.

А я в очередной раз шагнула ему навстречу, ибо только этого и ждала.

Существуют категории людей, которые не годятся на роль рабов. Любой пират-работорговец знает это наверняка. Одни тяжело больны и оттого не способны выполнять даже самую элементарную работу. Другие сходят с ума от выпавшего на их долю несчастья. Третьих полностью парализует страх – настолько, что перекрывает даже инстинкт самосохранения. Четвертые же просто не согласны мириться с новой действительностью. Не согласны до такой степени, что предпочитают пойти на смерть. Я относилась именно к их числу.

Во всех этих, прямо скажем, достаточно редких случаях результат был один. Пираты не считали нужным возиться с негодным товаром. В любом улове попадается гнилая рыба. В любой партии товара обнаруживается брак. Рабов, проявивших свою непригодность, незамедлительно убивали. Во-первых, для того, чтобы избавиться от ненужной долее обузы. А во-вторых, для устрашения остальных. Видя, какая участь постигает непокорных, другие рабы лишний раз подумают, прежде чем проявить характер.

– Гнусный недоношенный ублюдок, без сомнения ненавидимый даже собственной матерью, – сказала я, с легкостью выдерживая взгляд боцмана и почти улыбаясь. Преследуя разом две цели: окончательно доказать свою непригодность и довести Черного Пирата до белого каления.

Мне удалось и то и другое.

– Ах так? Сама выбрала свою судьбу!

И он занес надо мной руку с ножом. Да, выбрала, и именно сама. И ты не смог отнять у меня этого права. Потому что я не раб, а все-таки человек, пусть даже знак красного дракона навеки оплетает теперь мою ладонь.

Я не испугалась и даже ни на дюйм не отстранилась. Еще мгновение – и вожделенная сталь коснется наконец моего сердца. И остановит его, остановит в тот момент, когда оно еще бьется в ритме, заложенном свободным человеком.

Но в этот самый момент с площади неожиданно раздался мужской голос:

– Стой! Я ее покупаю.

Нож застыл в руке, так и не приблизившись к моему телу. Мы с боцманом замерли, в равной степени удивленные, одновременно уставившись на покупателя, который проявил столь своеобразный вкус в выборе рабыни. Впрочем, удивление было отнюдь не единственным среди весьма противоречивых чувств, обуревавших каждого из нас. В пирате жажда наживы боролась с уязвленной гордостью и злобой, которые диктовали ему немедленно и несмотря ни на что расправиться с обнаглевшей девчонкой. Меня слова покупателя и вовсе выбили из колеи. Мгновение назад я точно знала, чего хочу, и была готова это получить. Теперь же запоздало пришли и страх, и сомнения, и ненависть к сорвавшему мои планы мужчине, и благодарность ему же за предоставленную возможность еще хотя бы недолго задержаться на этом свете. Я не могла понять саму себя и, как и боцман, продолжала стоять, тупо пялясь на неожиданно появившегося покупателя.

Он сильно выделялся на фоне окружившей помост толпы. Иностранец – это видно даже такому чужаку, как я. Одет совершенно иначе, чем местные. Они – в каких-то странных, на мой вкус, халатах светлых оттенков, застегнутых на многочисленные пуговицы. (У меня-то на родине халат – одеяние сугубо домашнее и в первую очередь женское, а здесь это явно мужская верхняя одежда. Женщины – те носят платья, хоть и совершенно иного кроя, чем у нас на севере). У этого же одежда более… нормальная, что ли. Опять же – на мой взгляд. Темные брюки, белая рубашка, расстегнутая настолько, насколько того позволяли приличия, меч в дорогих ножнах на кожаном поясе. Камзол, снятый, по-видимому, из-за жары, мужчина держал в руке.

Не местный, да. И тем не менее это и не мой соотечественник. Южанин. Это видно и по пепельно-черным волосам, немного не доходящим до плеч, и по темным глазам – отсюда цвет точно не разобрать, – и по относительно смуглой коже. Относительно – потому что она, безусловно, смугла для северянина, но вот для арканзийца, наверное, даже несколько бледновата.

Мужчина был чужеземцем, но в его поведении не чувствовалось смущения или растерянности, даже в самой малейшей степени. Наоборот, осанка – идеальная, движения – уверенные, взгляд – ледяной и высокомерный. И на меня не устремлен вообще. Только на боцмана. А тот, кажется, принял решение.

– Шестьдесят динаров, – заявил он, направив на меня нож и повернувшись к потенциальному покупателю лишь вполоборота.

– Что?!

Покупатель и бровью не повел, а вот его спутник, гневно нахмурив брови, шагнул поближе к возвышению. Видимо, соплеменник покупателя. Та же масть, вообще тип внешности похожий. Этот пошире первого в плечах, тоже темноволосый, правда, глаза светлее, кажется, зеленые – говорят, у южан это не такая уж редкость. Движения тоже уверенные, но менее сдержанные; сейчас он и не думал скрывать своего возмущения.

– Ты только что говорил, что тридцать динаров – стандартная цена! – заявил он, с легкостью запрыгивая на возвышение. – А эта рабыня явно не самая послушная. С какой же стати теперь шестьдесят?

А с такой, – ничуть не смутившись и откровенно зло ответствовал боцман, – что мне было нанесено оскорбление, и если я продам вам эту рабыню, мне придется оставить его безнаказанным. А это нанесет большой урон моей тонкой душевной организации. – Иронию, возможно, и оценили, однако не засмеялся ни один человек. – Но я готов, так и быть, пойти на сделку со своей честью, при условии, что вы заплатите мне тридцать динаров в качестве компенсации за поведение этой девчонки. Уж если она вам так приглянулась. Плюс тридцать динаров – ее собственная стоимость. Итого шестьдесят.

Я покраснела как рак, до того унизителен был этот разговор, хоть ведшие торг и не подозревали, что я понимаю их речь. Лучше бы этот ублюдок все-таки зарезал меня минуту назад…

– Компенсация? Ты в своем уме? Да это грабеж среди бела дня! – настаивал спутник покупателя. – Да если бы не мы, ты не получил бы за нее ни ролла!

– Зато получил бы моральное удовлетворение, – отрезал боцман. – И потом, здесь, в Остане, правила устанавливаем мы, арканзийцы, а не какие-то чужаки из Галлиндии.

Словно в подтверждение его слов, двое пиратов, до сих пор державшиеся в стороне, вскочили на возвышение.

Спутник покупателя недобро прищурился.

– Неужто? – вкрадчиво осведомился он, не особо испугавшись этого подкрепления. – Скажи-ка, мне только кажется или по установленным в вашей же Арканзии законам запрещено прилюдно убивать не то что женщину, но даже собаку?

Черного Пирата, не слишком уважавшего любые законы, в том числе и арканзийские, данное заявление не смутило, и этот унизительный торг мог бы продолжаться еще долго, а не исключено, что перерос бы и в драку, если бы не оклик покупателя:

– Ренцо, просто заплати ему столько, сколько он просит.

Голос прозвучал спокойно, но жестко и возражений не допускал. Спутник покупателя, не скрывая собственного недовольства, отсчитал шестьдесят динаров, вернул их в кошель, а оставшиеся монеты скинул себе в карман. После чего перебросил кошель боцману. Тот, со своей стороны, вручил мужчине конец веревки, которой было обмотано мое запястье. Будто собачий поводок или лошадиные поводья. Не знаю, в который раз за последнее время меня буквально-таки перемкнуло от чувства унижения и стыда, всепоглощающего, накрывающего с головой. Ну что ж, теперь этот брюнет вправе повести меня хоть на край света… хоть гораздо ближе – например, к себе в койку.

Конечно, можно было устроить шумную сцену. Вырываться, кричать, кататься по земле. Но что толку? Боцмана я успела узнать за время морского перехода и потому могла предсказать его реакцию. И предугадала ее совершенно правильно: все бы случилось так, как я хотела, если бы не неожиданное вмешательство покупателя. Но вот чего ждать от этого Ренцо и уж тем более от его немногословного и похожего на глыбу льда спутника, я понятия не имела. Не стоило дразнить их сейчас, играя в бессмысленные, да и противные мне самой игры. Следовало внешне смириться и немного подождать. Я все равно сумею исполнить задуманное.

Я бросила последний взгляд на собравшихся на противоположном краю возвышения девушек. Тех, с кем мы вместе провели последние, прямо скажем, не самые приятные десять дней жизни. С некоторыми из них мы были знакомы и прежде, по прошлой жизни. Сердце сжалось от чувства ностальгии. Непродолжительного. Это были завершающие ноты. Впереди – ненависть и туман.

Впрочем, следует отдать мужчине должное: тянуть меня за собой, как скотину, он не стал. Веревку из руки не выпустил, но в остальном вел себя вполне пристойно. Сказал: «Идем» – и, думая, что я не понимаю арканзийского, знаком предложил мне следовать за ним. Первым спрыгнул с возвышения и затем помог спуститься мне. От прикосновения его рук я почувствовала себя премерзко, хотелось закричать и оттолкнуть брюнета, хотя, повторюсь, говоря объективно, ничего непристойного или похотливого в его движениях не было.

Он просто помог мне спуститься. Так или иначе, я сдержалась, разве что вдох сделала особенно резкий, но кто же это заметит?

Мой новый хозяин (меня буквально передернуло от такой мысленной формулировки, но ведь она соответствовала действительности!) убедился в том, что все прошло, как надо, после чего молча развернулся и зашагал в ведомом ему одному направлении. Впрочем, Ренцо, наверное, тоже знал, куда мы идем; я же пребывала в полнейшем неведении, и, ясное дело, просвещать меня на сей счет не собирались. Впрочем, они все еще не знали, что я понимаю их язык, а я вовсе не намеревалась снабжать их такой информацией.

– Идем, – снова повторил Ренцо (видимо, обходиться со мной совсем уж без слов было для него, в отличие от его спутника, трудновато) и указал мне направление.

Собственно, оно было предсказуемым, ибо указывал он в спину удалявшемуся с площади иностранцу.

– Как тебя зовут? – спросил по пути ведший меня мужчина. Веревку он, к слову, продолжал держать, хотя ни разу не потянул меня силой и вообще старался вести себя аккуратно.

Я не отреагировала, продолжая поддерживать легенду о том, что арканзийский для меня – не более чем череда бессмысленных звуков.

– Я – Ренцо, – произнес мой надсмотрщик, приостанавливаясь, прикладывая руку к груди и четко выговаривая слова. – Ренцо Аглари. А это, – он указал на моего хозяина, – дон Данте Эльванди.

Последний, как ни странно, тоже приостановился и не без любопытства наблюдал за попыткой знакомства.

Я слушала, сохраняя безразличное выражение лица. Стало быть, дон. В сущности, это мало о чем говорило. И так понятно, что не пастух и не подмастерье. А в остальном право называться доном имели очень многие. Все аристократы – само собой, по праву рождения. Но не только. По сути, дон – это любой уважаемый член общества. Военный офицер – хотя эти, как правило, являлись одновременно и аристократами. Высококвалифицированный специалист. Лекарь, скульптор, ученый. Даже торговец – правда, только высшей категории. Иногда титул дона даровался и по более абстрактным причинам, за те или иные заслуги перед страной или ее правителями. К слову, наверняка и сам Ренцо тоже дон, просто не счел нужным выпячивать свой статус при знакомстве.

Гораздо важнее тут было другое. Дон – это не местный титул, не арканзийский. И не северный, не из моих краев. Такой титул существовал в Галлиндии – государстве, граничившем с Арканзией. Я знала об этом исключительно благодаря общему образованию. Сказать, что мне было так уж много известно о Галлиндии, не могу, но, если судить по обрывочным сведениям из энциклопедий и случайно прочитанных книг, она была более цивилизованна, чем Арканзия. Более цивилизованна в нашем, северном, представлении. С точки зрения самих арканзийцев, это скорее мы являлись безнадежными варварами. Но точка зрения арканзийцев мало меня волновала.

Некоторым образом Галлиндию можно было считать самой южной из северного блока стран. Язык там использовался арканзийский. Это было место, где южная природа сочеталась с северным мировоззрением. Пальмы – с аккуратностью северных садов, смуглость кожи – со строгими нарядами, знаменитые арканзийские бани – со светскими балами. Смешение культур, переплетение ментальностей. Но вряд ли все это будет иметь для меня хоть какое-то значение.

– Сандра.

Я все-таки решила ответить на вопрос Ренцо. Не раскрывая при этом знание его языка. Ответила – и тут же почувствовала презрение к самой себе. Словно поддалась, пошла навстречу, начала смиряться с тем, с чем мириться не могла и не имела права.

Ренцо молча кивнул. Никаких «очень приятно» говорить не стал: наверняка при общении с рабыней это неуместно, к тому же все равно он считал, что я его слов не пойму. Данте тоже коротко кивнул, давая понять, что принимает информацию к сведению.

– Если ты закончил с лирическими отступлениями, то нам пора поторопиться, – обратился он к Ренцо. – Близится время встречи, и мы не заинтересованы в том, чтобы оскорбить этих людей. Особенно на их территории.

– Вовсе они не оскорбятся, – поморщился Ренцо, но шаг вслед за Данте прибавил. Я подстроилась под их темп. Ничего сложного в этом не было: шли они быстро, но отнюдь не бежали. – Это же арканзийцы. Для них здесь прийти вовремя – это все равно, что проявить слабость. Чем больше человек позволяет себе опоздать, тем он респектабельнее.

– Где ты успел понахвататься таких познаний? – усмехнулся Данте.

– Я все-таки здесь далеко не в первый раз, – откликнулся Ренцо. – И не во второй, как ты. Да и вообще, редко, что ли, нам приходится иметь с ними дело?

Я слушала и выхватывала потенциально важную для себя информацию. Первое: мои спутники явно недолюбливали арканзийцев. Второе: с местными у них были какие-то дела. И третье: по-видимому, статус Ренцо был ниже, чем у Данте, однако их отношения представлялись достаточно близкими. Решения принимал Данте, но Ренцо был с ним на «ты» и позволял себе вступать в споры. Да и вообще в их общении ощущалась легкость, как между друзьями.

– То-то и оно, что нередко, – отозвался между тем Данте, умудряясь пробираться через толпу местных бездельников, почти не замедляя шага. – И я предпочитаю лишний раз не рисковать. Нам с ними еще путешествовать без малого неделю.

Путешествовать? К тому же не только с этими двумя, а еще и с какими-то арканзийцами? Час от часу не легче! Как будто мне и так было мало приключений. Я со всей возможной жесткостью пресекла на корню приступ жалости к себе. Давай, Сандра, давай, еще разревись тут у них на глазах. Им точно понравится. И вообще, для чего они меня купили? Это оставалось полнейшей загадкой. Ренцо – тот хотя бы пытался торговаться, но Данте с легкостью заплатил баснословные деньги за рабыню, проявившую высшую степень непокорства. Почему? Пока я видела только один вариант ответа: он из тех господ, которым нравится ломать людей. Им доставляет удовольствие давить на человека со свободной волей, бить, унижать, издеваться и в конечном счете превращать в жалкое, окончательно сломленное пресмыкающееся. Внешне, конечно, южанин был совсем не похож на такого человека, напротив, вид он имел вполне приличный, я бы даже сказала благородный… Но подобные люди почти всегда выглядят со стороны именно так. И полноценно раскрываются лишь при близком знакомстве, каковому не приведите боги состояться.

Впрочем, бояться не стоит. Опасаться – да, но не бояться. Я сумею разрешить ситуацию прежде, чем у них появится возможность причинить мне вред. Во всяком случае, только на это мне и оставалось надеяться.

– Почему ты решил купить эту рабыню? – Похоже, данный вопрос беспокоил не только меня, но и Ренцо. – Ты ведь понимаешь, момент сейчас не самый удачный.

Данте, однако, особой разговорчивости не проявил.

– Решил купить – и купил, – лаконично ответил он, пожав на ходу плечами.

Я могу тебя понять, – немного погодя продолжил Ренцо, – но ты ведь осознаёшь, что впереди у нас путешествие через пустыню? Сможет ли она его осилить? Посмотри на нее. – К слову, этого Данте не сделал. – Она явно измотана путешествием на пиратском судне. И ты собираешься прямо сегодня взять ее с собой в Дезерру? – Дезеррой называлась пустыня, располагавшаяся в северной части Арканзии. Дорога из Останы в Галлиндию лежала именно через нее. Стало быть, эти двое уже сегодня планировали пуститься в обратный путь. – Не лучше ли оставить ее здесь? Что если она просто не выдержит дорогу?

Однако Данте было не пронять.

– А у нее не будет выбора, – откликнулся он. – Выдержала плавание на корабле пиратов – выдержит и пустыню. Не такое уж долгое это путешествие. Да и не такое уж изнурительное.

Развивать тему не стали, да у них и не было такой возможности. В этот момент мы, по-видимому, достигли цели нашего путешествия – располагавшейся в нескольких кварталах от центра города таверны. Арочный вход оказался настолько низким, что даже мне пришлось, заходя, пригнуть голову, что уж говорить о моих спутниках. Ощущение было такое, будто впереди – не таверна, а пещера, каких великое множество в здешних горах.

Внутри картина оказалась совсем иной. Здесь все выглядело ухоженно, роскошно и даже, наверное, уютно. Наверное, потому что мое представление об уюте и о том, как должна выглядеть таверна, радикально отличалось от увиденного. Здесь не было ни столов, ни стульев, ни скамей. Ни свечей, ни канделябров, ни картин на стенах. Вместо этого – полы, устланные коврами и циновками. Места, предназначенные для посетителей и соответствующие нашим столикам, были условно обозначены на полу при помощи дополнительных мягких ковриков и многочисленных подушек разных размеров и цветов. Подушки были разбросаны, а точнее сказать, тщательно разложены в художественном беспорядке, создавая атмосферу беззаботности и одновременно делая пребывание на полу комфортным… Комфортным – это опять же в понимании местных, а не в моем. Вместо столов – просто дополнительные тростниковые циновки, вокруг которых, собственно, и располагались подушки. На этих циновках были расставлены подносы с кушаньями, узкогорлые кувшины, кубки и прочее. Посетители либо сидели, по-южному скрестив ноги, либо полулежали (я бы даже сказала «возлежали»), опираясь на подушки. Некоторые курили кальян.

Цветные занавески на узких окнах были умышленно задернуты, помещение наполняли светом низко висящие лампы. Стены были увешаны узорчатыми коврами. От переливов красного, желтого, черного, коричневого и оранжевого рябило в глазах.

Едва мы вошли, к нам сразу же подбежал слуга, одетый в широкие штаны, рубашку и жилет, и поклонился настолько низко, что практически согнулся пополам. Я ожидала, что у него хрустнет позвоночник, но парень распрямился с привычной легкостью и что-то шепнул Данте. Тот утвердительно кивнул, и слуга повел нас к одному из «столиков».

На ковре с немалым комфортом устроился полный мужчина невысокого роста, с загорелым лицом круглой формы и типично арканзийскими чертами, одетый в белые брюки и длинный белый халат, украшенный пуговицами из чистого золота. О последнем можно было догадаться даже невзирая на скудное освещение. Вообще этот мужчина выглядел холеным, богатым и полным чувства собственной значимости, коего нисколько не стеснялся.

За спиной у посетителя стоял еще один мужчина, вооруженный до зубов – судя по всему, телохранитель. А еще дальше, прислонившись к самой стене, стоял раб. Это было видно по его одежде, поведению и даже по тому, как виртуозно игнорировали его не только посетители, но и слуги.

– День добрый, высокочтимый дон Эльванди. – Посетитель обратился к Данте очень радушно, но с подушек не встал. Видимо, здесь это не было принято. – Да подарит он тебе множество хороших новостей, да будет полон тени и прохлады, и да будут благословенны все твои начинания.

– Благодарю тебя, высокочтимый Илкер-бей, – вежливо ответил Данте. На этом его приветствие было окончено.

– Присаживайся. – Если Илкер и был обижен лаконичностью ответа гостя, то не подал виду. Его слова сопровождались гостеприимным жестом. – Отведай всего, чего пожелаешь: нигде во всей Арканзии ты не найдешь заведения, в котором готовили бы вкуснее, чем в этой таверне.

Данте снова вежливо кивнул и, на мгновение взглянув на Ренцо, сел, без малейшего труда по-местному скрестив ноги. Ренцо же отвел меня к стене, туда, где стоял раб Илкера, тихо сказал: «Оставайся здесь» (не ожидая, что я пойму его слова, но суть была ясна по ситуации), после чего сел подле Данте. Это немного меня удивило: признаться, я ожидала, что он останется стоять наподобие телохранителя. Мне даже кажется, что и самого Илкера несколько сбила с толку данная вольность. Но Данте отреагировал на действия своего спутника как на нечто само собой разумеющееся, и это все решало. Должно быть, эти двое действительно были очень близки друг к другу по статусу.

Илкер меж тем подозвал слугу, и тот вновь склонился перед посетителями, хотя на сей раз и не так низко, как при приветствии.

– Чего ты желаешь отведать, дон Эльванди? – спросил вместо слуги Илкер, явно принявший на себя роль гостеприимного хозяина. – Я буду рад угостить тебя и твоего спутника. Быть может, вам придется по вкусу здешняя говядина?

– Благодарю, но мы уже отобедали, – откликнулся Данте. – Так что я ограничусь напитком.

– Что желает пить господин? – спросил слуга.

– Кофе, – ответил Данте.

– О, вы знаете толк в арканзийских напитках, – просиял в белозубой улыбке Илкер. – Лучше нашего кофе нигде не сыскать, тут вы совершенно правы.

– А вы, господин? – обратился слуга к Ренцо.

Тоже кофе, – немного помявшись, ответил тот.

По-моему, пить кофе Ренцо совершенно не хотел – возможно, он вообще терпеть не мог этот напиток. Но счел, что после предшествовавшего диалога заказать что-то другое было бы невежливо: такой поступок могли расценить почти как неуважительное отношение к хозяевам или во всяком случае бесцеремонность.

– Арканзийский кофе действительно лучший в мире, – прежним ровным голосом проговорил Данте. – И, что самое неприятное, ваши сограждане тщательно охраняют секрет его приготовления. Казалось бы, несложно достать все нужные ингредиенты – и все равно ничего похожего на ваш напиток не получается. Поручал своим людям эту задачу тысячу раз. И результат все равно нулевой.

Я присматривалась к Данте и пыталась понять, правду он говорит или просто лжет, чтобы доставить удовольствие собеседнику. Понять не смогла. Голос был равнодушным, выражение лица – бесстрастным.

Я повернула голову в сторону выхода. Нет, сбежать невозможно. Нет смысла рисковать. Слишком много народу, и не так уж они расслаблены, как может показаться. Да и снаружи весьма людно. Если эти поднимут шум, меня схватят моментально. Потому-то меня так спокойно и оставили в стороне, даже не привязали, хотя веревка на руке оставалась.

Уловив краем глаза какое-то движение, я поняла, что меня с любопытством разглядывает раб Илкера. Я ответила ему ничего не выражающим взглядом. Быть может, это странно, но ни симпатии, ни чувства солидарности я по отношению к нему не испытывала. Даже наоборот. Наверное, это было нелогично и даже несправедливо, но я ощущала по отношению к рабу почти что ненависть. Для меня он был частью той системы, которая выхватила меня из русла привычной жизни, поглотила и теперь стремилась раздавить. Этот человек – типичный арканзиец, стало быть, он не пленник, а потомственный раб. Он родился и рос рабом, и, следовательно, в его представлении здешний уклад в общем-то являлся нормой. Он не испытывал того чувства протеста, которое с головой поглощало меня. Мне казалось, что такие как он, и такие как Илкер, в равной степени несли ответственность за то, что рабство являлось нормой жизни в этой стране. Они оба с одинаковой готовностью играли ту роль, которая была отведена для каждого в этой бытовой и политической игре.

– Наши специалисты действительно ревностно хранят свои секреты, – с довольным видом подтвердил Илкер, в то время как расторопный слуга возвратился с кухни, неся в руке заставленный поднос. – Однако дело не только в этом. Настоящий арканзийский кофе может быть сварен исключительно на арканзийской земле. Попытайтесь сварить его за границей по тому же самому рецепту, пригласите для этой цели местного профессионального повара – и вкус все равно выйдет другим.

Возможно, такое рассуждение и могло показаться со стороны немного странным, но мне приходилось кое-что читать на эту тему. Арканзия была известна своего рода культом земли. Родная земля, почва семейного надела, города и, наконец, страны, имела в представлении этих людей огромное значение, почти что обожествлялась. Именно поэтому с арканзийцами было так сложно разрешать территориальные конфликты: любой из них, даже самый незначительный, мог с легкостью обернуться кровопролитной войной. Земля здесь считалась порой большей ценностью, чем человеческая жизнь.

Слуга опустил поднос на циновку, вокруг которой сидели собеседники. Расставил чашки, разлил по ним кофе из изящного кофейника, украшенного изображениями каких-то животных. Оттенок напитка был для меня неожиданно темным, а чашечки – непривычно маленькими. У нас кофе всегда подавали в чашках того же размера, что и чай. Эти же были меньше, должно быть, на две трети. По помещению мгновенно распространился вкусный запах кофе. Нам с рабом и телохранителем напиток, ясное дело, никто предлагать не собирался, но это – последнее, что меня огорчало.

Помимо кофе на подносе также стояла ваза, в которой возвышалась горка восточных сладостей разного цвета и формы.

– Селим-паша подписал бумаги, – неспешно произнес Илкер, когда кофе был практически допит.

Произнес как бы между прочим, таким тоном, словно речь шла о погоде. Но Данте вскинул голову, впервые за то время, что я за ним наблюдала, проявив какое-то подобие эмоций.

– Стало быть, договор заключен? – уточнил он.

Илкер неспешно кивнул.

– Селим-паша согласился с твоими условиями, – сообщил бей. – Он считает, что такая договоренность справедлива. Мы обязуемся отныне и в течение десяти лет уважать участок вашей границы протяженностью в пятьсот миль, за которым, в частности, лежат и твои личные земли. И получаем взамен свободный и беспошлинный доступ к нужным нам торговым путям. Однако договор вступит в силу лишь после того, как будет подписан вторично.

Данте понимающе кивнул. Я, кажется, тоже догадывалась, о чем идет речь. Учитывая ту роль, которую играла в представлении арканзийцев земля, договор между двумя странами должен был подписываться на территории обеих. В противном случае он не был освящен землей одной из сторон и, следовательно, не считался полноценным.

– Полагаю, сам Селим-паша слишком занят, чтобы отправиться со мной на территорию Галлиндии? – произнес Данте.

Тон его вопроса лишний раз укрепил меня в подозрении, что беседа, при которой я присутствую – не более чем ритуал. В действительности все уже решено и планы на ближайшее будущее всем известны.

– Ты совершенно прав, высокочтимый дон Эльванди, – подтвердил Илкер. – Однако я наделен всеми полномочиями, необходимыми для подписания второго экземпляра договора на твоей земле.

– Мне это известно, – кивнул Данте. – Стало быть, мы с тобой, Илкер-бей, отправляемся в Галлиндию, дабы окончательно скрепить заключенный союз?

– Именно так, высокочтимый дон Эльванди, да оценят боги по достоинству твою проницательность и мудрость.

– Когда же мы выезжаем? – Данте благоразумно проигнорировал воспевание собственных достоинств, которое являлось не более чем данью принятой на юге манере речи.

– Чем скорее, тем лучше, – ответствовал Илкер.

– Мы с доном Аглари готовы отправиться в путь в самое ближайшее время, – заверил Данте. – Наши вещи собраны и стоят наготове на постоялом дворе. Мы можем выехать через полчаса.

– Чудесно, – кивнул Илкер. – Я тоже успел подготовиться к путешествию. Если мы отправимся в путь в ближайшее время, то успеем проехать несколько часов, прежде чем солнце опустится в свою священную колыбель. Это самое лучшее время для путешествия по пустыне – раннее утро и последние часы перед закатом. Продвигаться по ночам тяжело и опасно, в дневное же время – слишком жарко, хотя этого нам в любом случае не избежать. Мои люди позаботятся об условиях для привалов и ночлега.

Данте благодарно кивнул. Впрочем, по-видимому, эта деталь тоже обговаривалась изначально.

– В таком случае я предлагаю встретиться через полчаса возле лавки стекольщика, напротив входа в бани, – сказал он.

Илкер согласно склонил голову.

– Ты хорошо успел изучить нашу часть города, это весьма похвально, – заметил он. И неожиданно посмотрел на меня в упор. – Я вижу, ты приобрел рабыню. Хороший выбор. Ее, конечно, надо отмыть и почистить, но после этого она будет вполне хороша.

Я старательно смотрела в пол, делая вид, будто не понимаю ни слова, лишь догадываюсь, что речь идет обо мне. Очень хотелось броситься на Илкера с кулаками, расцарапать ему лицо, нанести столько увечий, сколько успею, прежде чем меня сумеют остановить. В моей стране даже служанка, даже последняя распутная девка имела бы полное право влепить пощечину за подобные высказывания в свой адрес. Но мы находились очень далеко от моей страны.

– Для чего ты купил ее? – продолжал расспросы Илкер. – В качестве наложницы? Или для работы по дому? Насчет работы не знаю, но в постели она должна быть неплоха, в ней чувствуется темперамент. Правда, это может создать и проблемы. Но две-три порки, без сомнения, их решат. Или у тебя какие-то другие планы на ее счет?

Я усиленно боролась с собой, стараясь, чтобы ненависть не проявилась в устремленном на ковер взгляде, но это не помешало мне расслышать, как усмехнулся рядом раб Илкера. Это заставило меня лишний раз почувствовать, что местные рабы и рабовладельцы по-своему заодно, и укрепиться во мнении, что мне не следует отождествлять себя с арканзийскими невольниками и водить с ними дружбу.

Меж тем Данте равнодушно пожал плечами.

– Я пока не решил, для чего буду ее использовать, – ответил он.

– Но для чего-то ведь ты ее купил? – удивился Илкер.

– Для чего люди обычно покупают иностранные диковинки? – отозвался Данте. – В поездке мы все покупаем то, что распространено там, где мы гостим, и является редкостью у нас. Из Галлиндии обычно везут жемчуга, фарфор и лекарственные травы. Из Арканзии – ковры, специи и рабов.

– То есть ты приобрел ее в качестве сувенира? – понимающе спросил Илкер.

– Что-то в этом роде, – подтвердил Данте. – Но не только. В моей стране рабы, как ты знаешь, редкость. Так что красивая рабыня в армоне – это показатель высокого статуса.

– То есть это дело престижа, – покивал Илкер. – Что ж, одобряю. Полностью одобряю. Я грешным делом хотел предложить перекупить ее у тебя: что-то в этой иноземке есть… Но раз такое дело… Твоя причина важней.

– Увы, Илкер-бек, моя рабыня не продается, – покачал головой Данте, и в этом движении мне почудилась излишняя резкость. Излишняя, учитывая, что собеседник и так уже отступился от своей идеи.

Впрочем, мне сейчас могло почудиться все что угодно. Услышанный разговор был настолько унизительным, что руки ощутимо дрожали, а перед глазами плясали темные круги ярости.

– Что ж, полагаю, нам пора идти, – заметил Данте. – Время не ждет. Чем скорее мы отправимся в путь, тем большее расстояние сумеем преодолеть за сегодня. Если не ошибаюсь, до Бертана нам добираться около двух дней.

– Совершенно верно, дон Эльванди, – подтвердил Илкер.

Я понятия не имела, что такое Бертан, но это не слишком меня интересовало. По едва заметному знаку Илкера раб подбежал к нему и помог подняться на ноги. Данте и Ренцо, к счастью, встали самостоятельно. Лишь после этого Ренцо подошел ко мне, взялся, как и прежде, за конец веревки и знаком предложил выйти из таверны. Я послушно зашагала к выходу, тщательно унимая все еще бившую тело дрожь. Приближалось путешествие через пустыню, и я собиралась этим воспользоваться. Наступит момент, когда я перестану быть послушной.

Глава 2

Вскоре я поняла, почему встреча Данте и Илкера состоялась именно в этой таверне. Как выяснилось, постоялый двор, на котором остановились галлиндийцы, располагался совсем неподалеку. По дороге Ренцо немало удивил меня, незаметно сунув в руку нечто зеленое, покрытое белыми точками и шершавое на ощупь. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это – южная сладость, видимо, одна из тех, что подавали к кофе. При этом Ренцо действовал осторожно, будто опасался, что его поступок кто-нибудь заметит. Не могу сказать, чтобы я растаяла от такой заботы. Она казалась мне больше похожей на подачку, как когда голодной собаке кидают кость с барского стола. Или угощают куском сахара, стремясь таким образом приручить. Но я не собака, и со мной этот номер не пройдет.

Поэтому поначалу я даже не стала есть подаренный продукт, невзирая на острое чувство голода. Но и выбрасывать его не собиралась: все же я не настолько глупа. Кто знает, собираются ли меня кормить вообще, и уж во всяком случае неизвестно, с какой частотой.

В комнаты Ренцо и Данте меня вести не стали. Немного посовещавшись, оставили во внутреннем дворике. Это был совсем небольшой участок земли, огороженный со всех сторон высокой стеной. Так что почти тюрьма под открытым небом. Зато со скамейкой, на которую я и села, едва эти двое исчезли в здании. Какая же на меня накатила усталость! Именно в тот момент, когда я получила возможность ненадолго расслабиться. Сразу же выяснилось, что ноги нещадно болят. Да что там ноги, болела и спина, и вообще все тело.

Я напряглась, увидев, как в мою сторону устремилась девушка, работавшая на постоялом дворе. Небогатая, довольно скромно одетая, но и не рабыня: я не увидела у нее знака дракона, да и вообще, кажется, начинала отличать рабов от свободных людей по внешнему виду и манере поведения.

И чего она от меня хочет? Скажет, что нечего рабыням рассиживаться? Или и вовсе приспособит к какому-нибудь делу, чтобы рабочая сила не пропадала, пока хозяину я все равно не нужна?

Но вопреки моим ожиданиям девушка, сочувственно на меня посмотрев – кажется, я увидела в чьих-то глазах сочувствие впервые с того момента, как моя нога коснулась земли Арканзии, – вручила мне большой кусок хлеба и кувшин с молоком. Поблагодарив ее кивком головы, я с жадностью вцепилась зубами в хлеб. Ела совершенно неприлично, но сил на то, чтобы остановиться и скорректировать свое поведение, уже не осталось. Девушка сразу ушла, я же поглотила всю свою порцию в считанные секунды и стала столь же жадно запивать ее молоком. По подбородку потекла струйка, я вытерла ее резким движением и продолжила пить.

Хорошо, но мало. Угощение закончилось, а я бы, кажется, съела еще несколько раз по столько же. Я даже подумывала о том, чтобы подойти к девушке и попросить у нее еще. Но, во-первых, мне было не вполне удобно это делать: я ведь и за первую порцию заплатить не могла. А во-вторых, по легенде я не знала арканзийского языка и, следовательно, ничего не смогла бы ей объяснить.

И тут я вспомнила про припрятанный в платок подарок Ренцо! Извлекла его на свет и тут же съела. Я даже не успела почувствовать вкус, хотя местные сладости считались чрезвычайно изысканным яством. Но во всяком случае мой желудок стал хоть немного более полным. И хорошо, что я не съела эту зеленую штуку сразу: думаю, на голодный желудок от сладкого мне стало бы нехорошо.

В путь отправились на джамалях – это животные, весьма похожие на верблюдов и даже считающиеся их разновидностью. Тоже горбатые, точнее двугорбые, покрытые густым коричневым мехом. Идеально приспособленные к суровому климату пустыни. От остальных представителей семейства верблюдовых они отличаются главным образом тем, что, во-первых, способны развивать большую скорость (хотя, как правило, передвигаются, наоборот, неторопливо, экономя силы и ресурсы), а во-вторых, их ноги покрыты до колен очень толстой шкурой. Как я узнала позднее, эта особенность развилась у арканзийских джамалей как необходимое условие для выживания в здешних пустынях, таких как Дезерра. Дело в том, что эти места кишмя кишели ядовитыми змеями, и прочная шкура предохраняла верблюдов от укусов.

Наш отряд, в скором времени собравшийся на улице за стенами постоялого двора, состоял из восьми человек. Все, кроме меня, мужчины. По большей части это была свита Илкера. При нем были давешний телохранитель, двое рабов (включая того, которого я видела в таверне) и надсмотрщик, призванный следить собственно за рабами, равно как и прислуживать своему господину. Данте и Ренцо, со своей стороны, путешествовали вдвоем (если не считать меня).

Сперва я даже слегка удивилась тому, что рабы, как и все прочие, отправлялись в путь верхом. Даже я, для которой наверняка изначально джамаль предусмотрен не был. Это уже потом выяснилось, что путешествовать по Дезерре по-другому просто нереально.

Оседлать животное оказалось легко, гораздо легче, чем вскочить на лошадь: джамаль опустился на колени, и его туловище оказалось таким образом очень низко. Зато потом, когда я оказалась в седле, а он начал подниматься, мне резко стало не по себе. Меня раскачивало, будто на штормящем судне, и, почувствовав, что вот-вот упаду, я судорожно вцепилась обеими руками в деревянную ручку, приделанную к седлу спереди, видимо, специально для того, чтобы в случае необходимости помочь всаднику удержать равновесие. Рабы Илкера наблюдали за моим ужасом с усмешкой, телохранитель на всякий случай приблизился, чтобы помочь, если возникнет такая потребность; остальные просто не обращали внимания на рабыню. Мне все же удалось удержаться самостоятельно. Было по-прежнему страшновато: сидеть на джамале оказалось выше, чем на лошади, к тому же при движении по-прежнему создавалось легкое ощущение морской качки. В придачу и сидеть в седле (также принципиально отличавшемся от лошадиного и расположенном между двумя горбами животного) следовало не так, как я привыкла, а скрестив ноги, будто на циновке в таверне. Причина этого была выше моего понимания, и поначалу я все же настояла на том, чтобы сидеть так, как привыкла. К счастью, моя юбка была достаточно широкой, да еще и разорванной в нескольких местах, что позволяло свободно располагаться в седле.

Удивляло сперва и то, как тщательно одеты были мои спутники. Одежда их была из легкой ткани, но практически не оставляла обнаженным ни одного дюйма тела. Арканзийцы были буквально-таки закутаны в странно выглядящие темные хламиды. Наряд галлиндийцев был более привычен глазу, но и у них на головах были намотаны тюрбаны, примерно такие же, как у арканзийцев. Даже мне перекинули какой-то кусок светлой ткани, и я худо-бедно нацепила его на голову, чтобы избежать солнечного удара.

Первый день путешествия, вернее его остаток, прошел относительно спокойно. К езде на джамале я быстро привыкла. Эти животные безропотно следовали за тем, которого считали вожаком. Мы неспешно ехали вереницей, и управлять джамалем было практически не нужно. Что и хорошо, ведь я этого делать не умела. Один сложный момент возник, когда мой джамаль сильно заинтересовался росшими слева от нашего пути колючками. Шагнул в сторону и медленно опустил длинную шею, чтобы пожевать это сомнительное лакомство. Я же почувствовала, что вот-вот скачусь с седла носом вперед. К счастью, недисциплинированность верблюда была вовремя замечена, и телохранитель, соскочив с собственного джамаля, парой громких окликов и хлопком по боку призвал животное к порядку.

Солнце зашло чрезвычайно быстро. Вроде бы только-только начался закат – и вот уже пустыня погрузилась в темноту. Но арканзийцы, видимо, знали об этой здешней особенности, поэтому своевременно подобрали место для ночлега. Собственно, здесь и выбирать-то было особенно не из чего, куда ни кинь взгляд – огромный песчаный ковер да барханы. Спешиваться не торопились. Определив место, телохранитель медленно повел джамаля по его периметру, раскидывая по ходу маленькие красные камушки. Лишь после того, как эта работа была закончена, мы проехали на джамалях внутрь отмеченной зоны и уже там спешились. Такие приготовления нисколько меня не удивили, поскольку мне были известны свойства этих красных камней. Они имели магическую природу и часто использовались при изготовлении оберегов. Камушки должны были защитить место нашей стоянки от подстерегающих в пустыне опасностей. К примеру, отогнали бы хищного зверя и даже смягчали порывы не на шутку разошедшегося к ночи ветра.

Затем рабы Илкера стали устанавливать огромный шатер, один на всех, извлекая его составные части из крупной дорожной сумки. Высокий складной каркас из неизвестного мне материала, наверху тряпичная «крыша» и такие же тряпичные «стены» по бокам. Внутрь быстро покидали несколько маленьких ковриков – все, что возможно в походных условиях для удобства господ.

Затем один раб, Берк, занялся приготовлением пищи, а второй, знакомый мне по таверне Юркмез, принялся расседлывать джамалей: животные нуждались в отдыхе не только от наездников, но и от седел.

Я села на песок, стараясь держаться как можно дальше ото всех, и обхватила руками колени.

– Эй, ты! – крикнул Юркмез. Вообще-то он был в курсе, что я не понимаю арканзийского, но не счел нужным придать этому особое значение. – Что расселась, как госпожа? Давай помогай с джамалями!

Возможно, обратись он ко мне другим тоном, я бы встала и принялась помогать. Тем более что к животным я относилась хорошо. Но в этом окрике было столько презрительного высокомерия, словно передо мной был не раб, а по меньшей мере визирь. Вынужденный пресмыкаться перед Илкером, надсмотрщиком, да и многими другими, он решил, что сможет отыграться на мне. К тому же я дико устала, а говорить о моем настроении и вовсе бессмысленно. Я просто ненавидела весь мир. Тихо, но оттого не менее сильно.

Поэтому я сделала вид, что не понимаю его слов. Юркмез разозлился: смысл его приказа можно было понять и без знания языка, по жестам и по ситуации в целом. Но я лишь посмотрела ему в глаза, жестко и выразительно, с молчаливым вызовом, и он отстал. Продолжил заниматься джамалями в одиночку, что-то невнятно бурча себе под нос.

Изначально я собиралась бежать в эту ночь. Но усталость изменила мои планы. Кое-как прислонившись к стойке шатра, я просто уснула, даже не дождавшись, когда на костре дожарят мясо.

Проснувшись, я обнаружила, что лежу на песке, укрытая чем-то вроде плаща; под головой обнаружился еще один кусок ткани, сложенный в несколько раз, чтобы заменить подушку. Интересно, кто это так обо мне позаботился? Готова отдать голову на отсечение, что не Юркмез.

Желудок моментально напомнил о том, что я уснула не поев. Завтракали остатками вчерашнего мяса, кроме того, ели прихваченные с собой сыр и хлеб. Запивали водой, которую, однако, использовали очень экономно. С самого начала пути каждому из нас выделили по фляге, но фляги рабов были значительно меньше, чем те, что предназначались господам, равно как и свободным слугам – надсмотрщику и телохранителю.

Еда рабов тоже отличалась от еды хозяев. Фактически нам были щедро предоставлены объедки. Те куски мяса, что подгорели или просто были слишком жесткими. Кусок сыра с той стороны, что успела слегка заплесневеть. Впрочем, мой желудок не был настроен привередничать, тем более что во время путешествия на пиратском судне нас тоже не так чтобы шикарно кормили.

Тем не менее, когда время завтрака закончилось, а рабы и слуги занялись верблюдами и шатром, ко мне подошел Ренцо и безмолвно протянул кусок мяса и флягу с водой. Мясо выглядело совсем не так, как наше, оно было сочным и мягким. Фляга тоже была большой – видимо, принадлежала самому Ренцо. Я приняла мясо, кивнув головой в знак благодарности, и быстро его съела, а вот отпивать из фляги не спешила. Указала на свою собственную: дескать, у меня еще есть вода. Ренцо покачал головой и настойчиво вложил большую флягу мне в руки. Что ж, если он такой нежадный, не стану отказываться и сэкономлю немного собственной воды. В пустыне это может оказаться весьма полезным. Сделала несколько больших глотков и вернула флягу ее владельцу.

И краем глаза успела заметить, с какой неприязнью и завистью глядит на меня Юркмез. Что ж, по-своему его можно было понять. Хотя, с другой стороны, я не спешила придавать слишком большое значение произошедшему. Это хорошо, что я получила больше еды и воды. Но с точки зрения целей, которые преследовал при этом Ренцо… Я по-прежнему не сомневалась: он просто пытается приручить меня, как дикого зверька. Знала и другое: ему это не удастся.

Весь день, не считая непродолжительных привалов, мы провели в путешествии по пустыне. Выехали, когда солнечный диск только-только начал подниматься над барханами. Первые часы не останавливались вовсе, стараясь по максимуму использовать не слишком жаркое раннее утро. Постепенно солнце поднималось все выше, и жара становилась нестерпимой. И это притом, что небо сегодня было подернуто странной белесой дымкой, казалось бы, ослабляющей солнечные лучи. Даже само солнце было странным: совершенно белый круг, как будто луна, но только более яркая, на которую трудно смотреть.

Тем не менее жара была невыносимой. Пот стекал с лица струями, тем более что я все-таки не снимала с головы белую тряпицу, предохраняющую от солнечного удара. Зато максимально закатала рукава и раскрыла ворот платья. За что вскоре и поплатилась: кожа на лице и прочих столь неблагоразумно открытых солнцу местах покраснела и по ощущениям горела огнем. До нее больно было дотронуться. Особенно сильно пострадали руки, нос и щеки.

Во время привала, сделанного уже после того, как солнце стало клониться к западу, Юркмез обратился к надсмотрщику, ответственному за запасы воды, с просьбой заново наполнить его флягу.

– С какой это стати? – возмутился тот. – Ты получил ровно столько воды, сколько необходимо до конца дня.

Я гадливо поморщилась. Конечно, терять рабов они не хотели, а потому наверняка очень точно рассчитали, сколько воды необходимо каждому, чтобы не потерять сознание от обезвоживания. Но при этом не предоставили ни одной лишней капли.

– Но моя вода уже закончилась!

Юркмез демонстративно перевернул свою флягу горлышком вниз. Из нее и правда не вытекло ни капли.

– Стало быть, ты неэкономно ее расходовал, – и бровью не повел надсмотрщик. – До вечера ничего не получишь. А наперед будешь знать, как правильно пользоваться запасами.

Юркмез был очень зол, но больше ничего не сказал. Я подумала было: не поделиться ли с ним собственной водой? Путешествовать по пустыне, не имея возможности сделать глоток, очень мучительно. Я и сама как следует настрадалась, постоянно отказывая себе в питье из соображений экономии. Но, встряхнув собственную флягу и поняв, что там воды тоже осталось на донышке, проявлять самопожертвование не стала.

Немного перекусив тем, что перепало от щедрот хозяев, я уже привычно села с краю, прислонившись к стойке шатра, стараясь максимально спрятаться от солнца в отбрасываемой им тени. Лицо, руки и шею нещадно жгло. Должно быть, кожа как следует раскраснелась, во всяком случае рабы поглядывали на меня с усмешкой и пару раз тихонько обменялись язвительными, судя по интонациям, репликами. Я чувствовала себя так, будто у меня поднялась высокая температура. Желания жить это не прибавляло. Теплых чувств к хозяевам – тоже. Я вообще ненавидела сейчас все теплое. И как никогда хорошо понимала, почему у арканзийцев принято желать собеседнику тени и прохлады, а не света и тепла, как у нас на севере.

Человеческая тень упала внезапно на горячий золотой песок. Я вздрогнула и инстинктивно отпрянула, резко поднимая голову. Ренцо. Почему-то это заставило меня слегка успокоиться. Пожалуй, от этого человека я ожидала гадостей меньше всего. На втором месте, как ни странно, был холодный и немногословный Данте, а вот арканзийцев я боялась и ненавидела сильнее всех. Странно, с чего бы так? Ведь именно галлиндийцам я теперь принадлежу. Неужели стремление Ренцо меня приручить дает свои плоды? Но если так, чем я и правда лучше маленького дикого зверька?

Я вскочила на ноги и резко оттолкнула Ренцо, едва его рука коснулась моей щеки, предварительно опустившись в какую-то миску.

– Тсс… Тише, тише. – Ренцо примирительно выставил вперед руку, пока я пялилась на него ничего не понимающим взглядом. – Это для твоей кожи.

Он указал на миску, в которой обнаружилась какая-то густая желтоватая смесь, потом на мое лицо. Я начала понимать. Видимо, это какое-то средство для лечения обгоревшей кожи.

– Что тут случилось? – Голос Данте заставил меня повторно вздрогнуть.

Кажется, мой резкий скачок привлек его внимание.

– Ничего, – откликнулся Ренцо. – Пытаюсь обработать ей лицо, а она боится.

Данте неодобрительно покачал головой, переведя взгляд с моего носа на шею, а затем на руки.

– Она не местная, не знает, что в пустыне надо как следует закутаться, – заметил Ренцо. – Надо было ей объяснить, но как?

– Все равно не помогло бы, – заметил Данте. – У нее слишком белая кожа, не такая, как у нас. Лицо все равно бы сгорело. Ладно, попытайся объяснить ей, что она должна пользоваться мазью регулярно.

Он сам шагнул ко мне, указал на миску с желтой смесью и заглянул в глаза. От страха у меня мороз пробежал по коже.

– Это, – Данте почти коснулся пальцем мази, – надо наносить на кожу. – Он показательно провел пальцем по своему лицу.

Еще раз посмотрел мне в глаза, словно хотел достучаться до самых глубин сознания, и вернулся в шатер. Я вздохнула с облегчением.

– Давай. – Теперь ко мне снова подошел Ренцо. – Я покажу в первый раз, как это делать.

Я позволила ему приблизиться и, напряженно следя за каждым движением, предоставила возможность помазать обгоревшие участки кожи. Ренцо набирал мазь щедро, толстым слоем. Она была жирной и прохладной, отчего по настрадавшейся коже сразу же распространялось приятное ощущение. И, сколь это ни странно, мягкое прикосновение смуглых пальцев галлиндийца не так чтобы было мне неприятно.

Мазь осталась при мне и на удивление быстро помогла. Кожа начала немного шелушиться, но к вечеру боли и ощущения жара почти не осталось.

За день я снова смертельно устала, но на сей раз это не могло изменить моих планов. Этой ночью я была намерена бежать. Куда? Что я собиралась делать дальше? Эти вопросы волновали меня в последнюю очередь. Бежать. Перестать быть рабыней. Никогда больше не увидеть человека, считающего себя вправе называться моим хозяином. Никому не позволить совершить надо мной насилие – в каком бы то ни было значении этого слова. Все остальное – побоку. Если ради этого придется умереть – а вероятнее всего, так оно и будет, – значит, я готова умереть.

Я сделала вид, будто легла спать, как и прошлой ночью. Дождалась, пока стихнут все разговоры и все улягутся. Выждала еще некоторое время. Возможно, спят не все. Вполне вероятно, что надсмотрщик и телохранитель по очереди бдят, ненавязчиво следя, чтобы все было в порядке. Все, что мне оставалось, – это пойти на риск. И надеяться, что ночная темнота окажется на моей стороне.

Правда, ночь стояла звездная. Белесая дымка рассеялась, и теперь от неба трудно было оторвать взгляд. Говорят, самое звездное небо можно увидеть либо в пустыне, либо в открытом море. В открытом море я побывала лишь однажды, но тогда нас держали в трюме, да и погода стояла неидеальная. Словом, было не до звезд. А сейчас, невзирая на всю сложность, даже обреченность моей ситуации, я с трудом опустила глаза, переключаясь с усыпанных яркими точками небес на грешную землю.

Большую флягу, полную воды, я выкрала заранее. На какое-то время хватит, а дальше… Я не загадывала так далеко. Главное – вырваться отсюда, уйти достаточно далеко, чтобы меня не смогли найти. Ну а потом. Оставалось надеяться, что меня ждет более легкий конец, чем смерть от жажды.

Наконец решившись, я очень медленно поднялась на ноги. Сделала несколько осторожных шагов по, увы, шуршавшему под ногами песку. Никто не пошевелился. Я перескочила через условное ограждение, выложенное красными камнями, и бросилась бежать. Сперва неуклюже – уж больно непривычно было бегать по песку, – но затем все быстрее и быстрее. Не оглядываясь, чтобы не сбавлять темпа. Направляясь к барханам, за которыми меня стало бы не видно. А сильный ветер (неожиданно сильный – все-таки магические камни основательно сдерживали его порывы) вскоре занес бы мои следы новым песком.

Увы, хоть я и не оглядывалась, но очень скоро услышала, как позади скрипит под чьими-то ногами песок.

– Стой! – крикнули затем.

Я и не подумала подчиниться. Наоборот, собрала в кулак всю волю, все силы и рванула так, словно мне вовсе не нужно было дышать. Если сейчас меня поймают – даже думать не хочу, что случится тогда. Не говоря уж о том, что второго шанса бежать может не представиться.

Но, несмотря на все мои отчаянные старания, расстояние между мной и моим преследователем неумолимо сокращалось. И в какой-то момент я почувствовала, как его рука грубо вцепилась в мое плечо. Я вырвалась. Он снова меня схватил.

Я продолжила отчаянно вырываться, как никогда чувствуя себя загнанным зверем. Наконец, мне удалось освободиться, и я побежала было дальше, но преследователь снова меня перехватил. На сей раз я не удержалась на ногах, он тоже потерял равновесие, и мы оба упали на остывший за темное время суток песок.

– Идиотка! – рявкнул Данте. Поднявшись сам, он буквально вздернул меня на ноги, словно я была тряпичной куклой. – Чего ты хотела этим добиться?!

Тяжело дыша, я подняла голову, но отвечать или нет, решить так и не успела. Данте резко сжал мое запястье, глядя куда-то в сторону.

– Ш-ш.

Я повернула голову, проследив за его взглядом. Ее нетрудно было разглядеть, несмотря на ночное время. И дело тут даже не в обилии звезд. Карахские гадюки слабо светятся в темноте. Уж не знаю отчего – быть может, природа позаботилась таким образом об их потенциальных жертвах.

Такая гадюка находилась сейчас в паре ярдов от нас. То есть очень близко. Я застыла, позабыв о руке Данте, все еще сжимавшей мое запястье. О карахских гадюках, как и о многом другом, мне доводилось читать, но, право слово, лучше бы я была менее образованна. И почему только я не учла, что они водятся именно в здешних пустынях? Зато я точно знала, что передвигаются они стремительно, атакуют мгновенно, а их яд смертелен. Казалось бы, подобный исход вполне соответствовал моим недавним планам. Но смерть от укуса такой гадюки не только смертельна, но и чрезвычайно мучительна. Человек умирает не сразу. Сначала его парализует, причем постепенно, частями. Сперва отказывают ноги, затем действие яда распространяется дальше по телу. Еще какое-то время человек живет, не способный ни двигаться, ни говорить. И лишь потом паралич дыхательных путей приводит к смерти.

Наши спутники, сбежавшиеся на недавний шум, резко остановились, едва завидев синеватый силуэт змеи на песке. Нас отделяло от них по меньшей мере ярдов десять. Приближаться никто не спешил, и тут они были правы. Им все равно не успеть на помощь. Зато подвергнутся риску сами.

– Тише, – одними губами произнес Данте. – Не шевелись.

Я и не собиралась. Карахские гадюки не нападают на людей без причины. Но вот любое неосторожное движение на близком расстоянии могут воспринять как угрозу собственной безопасности, и тогда от них практически нет спасения. И как теперь быть?

Я осторожно покосилась на Данте. На самом деле для него существовал единственно правильный вариант дальнейших действий: толкнуть меня в сторону змеи, а самому воспользоваться моментом и отскочить на безопасное расстояние. Пока гадюка будет занята мной, у него будет время уйти. Змеи не способны сосредоточиться на нескольких объектах сразу.

Все равно обоим живыми из этой передряги не выйти. И, конечно же, он предпочтет пожертвовать рабыней, тем более такой непокорной. Тем более что именно из-за нее он сам и оказался в этой ситуации. Я внутренне сжалась и лишь удивлялась, почему он медлит. Не так уж легко послать человека на верную смерть, даже если этот человек – раб? Или банальнейшим образом жалко шестидесяти динаров? Но ведь жизнь все равно дороже.

– Готов поспорить, – Данте говорил едва слышным шепотом, скривив губы в слабой усмешке, – что ты сейчас очень хотела бы толкнуть меня этой твари навстречу.

Он говорил, не глядя в мою сторону и не рассчитывая, что я хоть что-то пойму. У меня же расширились глаза от удивления. Надо же, до чего похоже мы мыслим. И насколько разную картину происходящего при этом выстраиваем. Мне даже в голову не пришло толкать к змее Данте. Я лишь ожидала такого поступка от него.

Меж тем я неожиданно поняла, что его пальцы больше не касаются моей руки. От этого почему-то стало страшнее. То ли я решила, что он вот-вот бросит меня змее, то ли просто это прикосновение внушало хоть какое-то чувство безопасности. Не знаю.

Я даже не заметила, как Данте поднес руку к поясу. Просто внезапно совсем рядом мелькнул клинок, а спустя секунду брошенный нож отсек гадюке голову. Тишина ночной пустыни сразу же нарушилась громкими возгласами и хрустящим под ногами песком: наблюдавшие эту сцену бросились к нам.

Я в изумлении взирала на своего спутника. Да, я видела, что нож непростой. В рукояти – синий магический камень, из очень редких, усиливающий смертоносное действие оружия. Но что с того? Данте все равно должен был действовать стремительно и при этом метнуть нож точно в цель идеально выверенным движением.

Впрочем, возможности долго раздумывать над этим у меня не было. Данте практически сразу же схватил меня за плечо и поволок обратно к шатру. Остальные шли кто рядом, кто позади. Остановились лишь после того, как вновь оказались в спасительном окружении красных камней.

– Я уважаю твою смелость и меткость, дон Эльванди, – лишь теперь заговорил Илкер, – и все же неразумно было так рисковать. Тебе следовало пожертвовать рабыней, чтобы спастись самому. Неужели тебе настолько ее жаль?

В его словах слышалось нескрываемое неодобрение.

Жаль? – с удивлением переспросил Данте. – В моей стране, почтеннейший Илкер-бей, похоже, иные представления о том, как следует себя вести мужчине. Воин не должен намеренно искать неприятностей, ибо это неразумно, а воину следует быть разумным. Однако, если неприятности сами нашли его, отступать и тем более прятаться за женскую спину негоже. Мужчина должен быть в состоянии самостоятельно решить проблему, в противном случае его перестанут уважать.

– Что ж, понимаю, – медленно кивнул Илкер. – Такое понятие о чести все еще представляется мне не вполне благоразумным, однако не нам менять то, что устанавливалось веками.

– Вот именно, – холодно подтвердил Данте. – У тебя есть наручники или веревка? – повелительно обратился он к надсмотрщику. – Позаботься о том, чтобы она опять не сбежала.

Я зло усмехнулась. Теперь все снова встало на свои места. Мы вернулись к системе взаимоотношений «хозяин – раб». Но прежде чем надсмотрщик, приготовив веревку, оттащил меня в сторону, я вздернула подбородок и посмотрела Данте прямо в глаза – так, как не имела права делать рабыня. Демонстрируя тем самым, что все равно не собираюсь принимать свою судьбу.

Эта выходка не укрылась от внимания Илкера.

– Твоя рабыня слишком непокорна, – заметил он. – Не только потому, что попыталась бежать. Она вообще позволяет себе слишком многое. Тебе следует ее усмирить. Я могу дать несколько советов, которые позволят сделать это быстро и с гарантированным результатом.

– Благодарю тебя, Илкер-бей, – без особой благодарности в голосе откликнулся Данте. – Я сам сумею укротить собственную рабыню. Но я намерен заняться этим после того, как возвращусь в свой армон. Там у меня будут для этого все средства.

«Значит, мне ни в коем случае нельзя оказаться в его армоне», – заключила я, пока надсмотрщик, вывернув мне запястья, грубо связывал их за спиной. Затем он взял вторую веревку и с ее помощью привязал первую к стойке шатра. Так меня и оставили, словно сидящую на цепи собаку.

Впрочем, туда мне и дорога. Раз не смогла сбежать и умереть тоже не решилась – значит, все вполне заслуженно. Во всяком случае, закономерно.

Все разошлись. Господа ушли спать в шатер, рабы устроились снаружи. Я не ложилась, все сидела, кое-как прислонившись спиной к узкой опоре, и в конце концов задремала, откинув голову назад. Руки быстро затекли, голова то и дело скатывалась набок, вырывая меня из дремы. Постепенно я все же погрузилась в более глубокий сон. А пробудившись, почувствовала, как сердце от ужаса подскочило к горлу.

Незаметно подкравшийся сзади Берк зажал мне обеими руками рот. Задрав голову, отчаянно мыча и инстинктивно пытаясь высвободиться, я увидела над собой его лицо. А тем временем спереди ко мне подошел Юркмез. Склонившись так близко к моему лицу, что в нос ударил запах его пота, он тихо, но очень жестко сказал:

– Теперь ты узнаешь, где твое место. И навсегда запомнишь урок. Не будешь больше строить из себя недотрогу.

Он задрал мне юбку и принялся раздвигать сведенные ноги. Несмотря на весь охвативший меня ужас, я догадалась сделать один неожиданный ход. Вместо того чтобы бороться с Юркмезом или просто сопротивляться без конкретной цели, сосредоточилась на Берке. Мне удалось с силой укусить его за палец. Он отдернул руку, а я, воспользовавшись этим, громко закричала. Спустя секунду он исправил свою ошибку, но было поздно. Стенки шатра зашевелились.

Даже не знаю, зачем я стала кричать. На что рассчитывала? После всего, что произошло этой ночью, вполне логично было ожидать, что господа лишь с усмешкой понаблюдают за развлечением рабов. Или, на худой конец, разгонят последних и примутся за дело сами. Надо же и вправду показать рабыне, где ее место! Должно быть, я кричала просто от безысходности. А может быть, и нет.

В конце концов, кто-то ведь все-таки укрыл меня тогда одеялом и подложил под голову импровизированную подушку.

Первыми из шатра выскочили галлиндийцы. Берк не успел сориентироваться, и Ренцо ударил его, кажется, по лицу, и так сильно, что раб не удержался на ногах. Я глубоко вдохнула: руки раба, помимо того, что зажимали мне рот, периодически прикрывали и ноздри, отчего становилось трудно дышать.

Юркмез оказался более проворным и быстро отскочил от меня на порядочное расстояние. Но это ему не помогло: Данте с легкостью повалил его на землю, после чего наступил рабу на шею. Тот отчаянно захрипел, потянувшись руками к горлу. Но Данте даже не подумал сдвинуть ногу, обутую в крепкий дорожный башмак. Я ненадолго зажмурилась: казалось, что во все стороны вот– вот брызнет кровь.

Меж тем свободные арканзийцы тоже выбежали из шатра. Данте повернулся к Илкеру и холодно произнес:

– Высокочтимый Илкер-бей, твой раб посягнул на мою собственность. Собственность, которой даже я сам еще не успел воспользоваться. Я не убил его только из уважения к тебе. Но если подобное повторится, я буду считать себя вправе убить его, не спрашивая на то твоего позволения.

Договорив, Данте все-таки убрал ногу, и Юркмез со сдавленным хрипом отполз в сторону.

– Ты совершенно прав, дон Эльванди, – хмуро произнес Илкер, успевший быстро оценить ситуацию. – Поверь, такое больше не повторится, а мой раб будет сурово наказан.

– Очень на это надеюсь. – Данте отвернулся, демонстрируя, что считает инцидент исчерпанным, после чего приказал надсмотрщику снять с меня веревки.

А затем знаком велел мне следовать за ним в шатер. После всего, что успело произойти за эту ночь, я чувствовала себя настолько потерявшей ориентиры, что просто послушно пошла следом, даже не задумываясь о том, для чего это нужно.

Пожалуй, и хорошо, что не задумывалась, поскольку ничего особенного не произошло. Мне просто велели ложиться спать. Устланное циновками пространство шатра было условно поделено на галлиндийскую и арканзийскую части. Меня определили в угол первой. При этом Данте поручил надсмотрщику и телохранителю присматривать за мной – видимо, остаток ночи им в любом случае предстояло поочередно дежурить.

Сколь ни удивительно, я быстро уснула. Поскольку ночь выдалась короткой, путешественники позволили себе поспать утром чуть дольше и встали не затемно, а уже после рассвета. Солнечные лучи с легкостью проникали сквозь крышу шатра. Внутри было тепло и душно. Куда только делся ночной порывистый ветер?

Я протерла глаза спросонья и только теперь поняла, что меня разбудило. Доносившиеся снаружи крики. Крики, следовавшие за свистом рассекаемого плетью воздуха. Илкер исполнил данное Данте обещание наказать виновных.

Глава 3

Бертан оказался небольшим городком, лежавшим на нашем пути. Он расположился там, где суровая природа пустыни отступала благодаря слиянию двух узких речушек. Здесь они солидно величались реками, хотя после тех рек, что доводилось видеть мне (когда и другой берег-то при плохой погоде непросто разглядеть), напрашивалось скорее слово «ручей». Помимо этих источников здесь был один бьющий из-под земли родник и два колодца, так что воды оказалось достаточно, чтобы в долине между речками возникло небольшое поселение.

Впрочем, размеры размерами, а к строительству здесь подошли основательно, так что Бертан действительно выглядел как город, пускай и не был обнесен стеной. Добротные каменные дома, хорошо сохраняющие ночную прохладу; многие из них двух– и трехэтажные – известный способ поселить на относительно маленьком пространстве побольше людей. Небольшая, но аккуратная городская площадь с помостом и башней, на которой даже размещались внушительные часы. Лавки с такими товарами, как глиняная посуда, ковры и полупрозрачные ткани, модные среди обитательниц здешних богатых домов. Здесь было значительно чище, чем в Остане. Чище и не так шумно.

Как я поняла, места на постоялом дворе были заказаны для нас заранее; не иначе Илкер или даже его хозяин (как его там? кажется, Селим-паша?) успел отправить сюда гонца. Однако сам двор еще следовало найти. Мы остановились, чтобы спросить дорогу у торговца, сидевшего возле дверей своей лавки. Напротив был расположен храм – светлое одноэтажное здание с куполообразной крышей, и возле него – высокая башня, на верхушке которой располагалась открытая всем ветрам площадка. Такие башни возводились при храмах для того, чтобы любой человек мог, поднявшись, приблизиться к богу. Вот только все окна здания были почему-то занавешены черной тканью. Прямоугольный кусок черной материи был также прикреплен к каменной стене башни, и его периодически принимался трепать ветер. Странный контраст. Вроде бы в Остане я не видела ничего подобного. Хотя могла, конечно, просто не заметить. Да и вообще, много ли я успела там увидеть?

– Что это? – спросил у торговца Ренцо, указывая как раз на ту самую черную ткань. Ага, стало быть, нормой это здесь не является, и я не единственная, кто обратил внимание на данную деталь. – В городе траур?

– Скорее, в самом храме, – с грустью ответствовал торговец. – Вчера одна девушка спрыгнула с самого верха. – Он устремил взгляд на башню. – Ей не было еще и семнадцати лет.

– Известно, почему она так поступила? – хмурясь, спросил Ренцо.

Торговец кивнул.

– Она была рабыней. Хозяин обратил внимание на ее красоту, ну и… – Он замолчал, дескать, сами все понимаете. – Нет, он, конечно, был в своем праве, – понизив голос, продолжил торговец, обращаясь исключительно к галлиндийцам, – но я, признаться, не одобряю такого поведения. Жестокость по отношению к рабам к добру не приведет, не зря в некоторых городах за нее стали наказывать по закону. – Он опасливо покосился на наших арканзийских спутников, после чего более нейтральным тоном закончил: – Вот потому и траур.

От услышанной истории мне стало основательно не по себе. На глаза даже навернулись слезы – так живо я представила эмоции, испытанные совершенно незнакомой девушкой в последние минуты ее жизни. Никогда прежде я не замечала за собой такой сентиментальности. Но, видимо, слишком легко оказалось сейчас отождествить себя с той неизвестной рабыней. Я медленно подняла взгляд и завороженно посмотрела на открытую со всех сторон площадку.

Вот оно, идеальное решение. И как только это сразу не пришло мне в голову? Главное – получить возможность подняться на такую башню, но, раз туда пускают рабов, это должно удаться и мне.

Меж тем торговец объяснил нам, как проехать на постоялый двор. Оказалось, что именно на его территории находился привлекший наше внимание храм. Постоялый двор предназначался, в частности, для знатных господ и, кроме всего прочего, обеспечивал их возможностью вознести свои молитвы, не выходя для этой цели на улицу. Судьба определенно была ко мне благосклонна.

Рабов, разумеется, селили отдельно от их хозяев. Господа с комфортом отдыхали в комнатах второго и третьего этажей, все их распоряжения выполняли местные слуги. Рабов же устраивали на первом этаже, где для них были отведены две комнаты – одна для мужчин, другая для женщин.

В то время как господ и их свободных слуг сопроводил наверх хозяин двора, нас препоручили здешнему надсмотрщику. Тот сразу же повел нас в предназначенные для рабов помещения. Сначала завел Берка и Юркмеза в спальню, отведенную для мужчин. Я успела мельком заглянуть туда через распахнутую дверь. Просторное помещение, главным образом заполненное лежащими на полу матрасами. Они были разложены в несколько рядов; некоторые пустовали, на других сидели или лежали рабы, а рядом валялись мешки с их скудными пожитками. Дверь за новичками закрылась и была заперта, после чего мы направились к точно такой же комнате, только женской.

В течение всего этого непродолжительного пути я приглядывалась к здешнему надсмотрщику. Вел он себя вполне корректно, даже вежливо, а у него на шее висел небольшой камень с вырезанным на нем изображением дерева – религиозный символ. Стало быть, человек он набожный. И я решилась.

– Скажите, господин, – робко произнесла я, держа глаза долу. Язык с трудом слушался, голос звучал хрипло, так я отвыкла разговаривать. – Дозволено ли рабам возносить молитвы в храме?

Надсмотрщик посмотрел на меня с интересом и, кажется, благосклонно.

– Конечно, – заверил он. – Перед Господом все люди равны, и каждый из них имеет право помолиться Ему под куполом или под небом.

Это было традиционное выражение. «Под куполом» означало в основном здании храма. «Под небом» – в башне, на приближенной к небесам площадке.

– Это непреложный закон веры, – наставительно добавил надсмотрщик.

– В таком случае могу ли я вознести свои молитвы под небом прямо сейчас, прежде чем отдыхать после путешествия?

Я добавила взгляду робкой надежды.

– Конечно, дитя мое, – умилился надсмотрщик. – Можешь оставить свои вещи на спальном месте и пройти со мной.

Так я и поступила. Не выходя на улицу, мы прошли в башню по внутреннему коридору и остановились возле винтовой лестницы. Здесь караулили двое – смотритель и смотрительница.

– Рабыня хочет подняться и вознести свои молитвы, – известил их надсмотрщик.

У тех не возникло ни малейших вопросов: сообщение было воспринято как должное. Смотрительница коротко меня обыскала, дабы убедиться, что я не пронесу наверх оружие. Стандартная процедура в храмах, и, надо сказать, особенно унизительной сейчас, когда я проходила ее в статусе рабыни, она мне не показалась. Затем меня пропустили к лестнице.

– Когда ты спустишься, – произнес напоследок надсмотрщик, – один из служащих укажет тебе дорогу в комнату.

«Служащих, как же! – подумала я. – Скорее уж стражников». Впрочем, это уже было неважно. Возвращаться я не собиралась.

Ступенек оказалось много. Я не считала, но думаю, что все сто, а может, и больше. Добравшись до верха, я подошла к каменному ограждению и остановилась, чтобы отдышаться. Перила заканчивались на уровне моей талии. Случайно упасть – очень маловероятно, а вот сброситься намеренно – вполне реально.

Все еще пытаясь восстановить дыхание, я посмотрела вниз. Голова сразу же начала кружиться. Высоко. Я инстинктивно отпрянула от ограждения, но сразу заставила себя вернуться. И снова посмотрела вниз. Купол храма, двор, переплетение городских улиц. Движущиеся по ним люди кажутся маленькими. Вон кто-то поехал на джамале… Я зажмурилась. Прыгать резко расхотелось. Эх, нечего было останавливаться, чтобы отдышаться! Право слово, какой в этом смысл, если все равно собираешься покончить с собой? А теперь, когда я успела постоять, оглядеться и задуматься, стало жутко.

Соберись, Сандра! Возьми себя в руки! Ты не можешь отступить! Может быть, это твой последний шанс сохранить человеческое достоинство! Или ты хочешь дождаться, пока тебя приволокут в армон, и там Данте станет «укрощать» тебя при помощи «имеющихся у него средств»? Докажи, что ты – не вещь, а живой человек и тебя невозможно лишить права выбора, хотя бы такого.

– Страшно?

Я вздрогнула при звуках этого голоса и обернулась. Данте стоял возле лестничного проема. Я прижалась спиной к ограждению, вцепившись обеими руками в перила.

– Ты ведь знаешь наш язык, – произнес между тем Данте, и это не было вопросом. – Не притворяйся, что не понимаешь.

Его слова немного сбили меня с толку, но я быстро рассудила, что лгать больше не имеет смысла. Я все равно сброшусь вниз, так какая разница, признаюсь ли сейчас в обмане? И я заговорила.

– Как ты узнал?

– Сначала просто догадывался. Но сегодня, когда тот парень рассказал историю покончившей с собой рабыни. Ты смотрела на башню с таким вожделением, словно здесь поселился мужчина твоей мечты. Так что у меня не осталось ни малейших сомнений в том, куда ты первым делом направишься.

Он сделал шаг в мою сторону.

– Не подходи! – крикнула я. – Я все равно прыгну.

И полуобернулась к перилам, не намеренная позволить ему приблизиться.

– Хорошо, хорошо. – Данте замер на месте и вытянул руку ладонью вперед. – Я не стану подходить. Но ты ведь и сама не хочешь прыгать, верно? Все-таки это очень страшно – вот так взять и одним движением закончить все.

Его голос звучал спокойно, почти расслабленно, только глаза смотрели напряженно и словно испытывающе.

– Страшно, – без тени смущения согласилась я, глядя на него с вызовом. – И той девушке вчера тоже было страшно. И все-таки она прыгнула.

– Не равняйся на совершенно незнакомого человека, – поморщился Данте. – Откуда ты знаешь, есть ли между тобой и той девицей хоть что-нибудь общее?

– О, общего между нами более чем достаточно! – с горькой усмешкой заверила я.

– Разве я хоть чем-нибудь тебя обидел?

Я криво усмехнулась. Вы только посмотрите на него: сама невинность!

– Нет. Конечно же нет! – саркастично ответила я. – Ну разве что самую малость. Например, велел привязать меня к столбу, как дворовую собаку.

– Тут ты сама виновата, – не принял упрек Данте. – Зачем пыталась бежать?

– Затем, что я – не вещь, а живой человек, – зло отрезала я. – И потому считаю себя вправе идти туда, куда захочу.

– В данном случае – на свидание с ядовитыми змеями? – Теперь сарказм прозвучал в голосе Данте.

– Даже если и так, – продолжила я стоять на своем.

– Ты не могла бы придумать более убедительный аргумент? – поморщился он. – Впрочем, давай я тебе подскажу. На самом деле ты не можешь простить мне того, что я тебя купил, верно?

– Ладно. – Я грустно усмехнулась и как-то разом сбавила тон. – В том числе и это. Но самое главное: ты уже дважды помешал мне умереть. И сейчас пытаешься сделать это в третий раз.

– Понимаю, – кивнул Данте, и, как ни странно, на сей раз в его словах сарказма не было. – Это убедительный повод для ненависти. – Он немного помолчал, вглядываясь мне в глаза, что было непросто, учитывая разделявшее нас расстояние. – Сандра, а почему ты так сильно хочешь умереть? – спросил он затем.

– Смеешься? – скривила губы я. Уж больно очевидным казался ответ.

– Даже и не думал.

– Да потому, – в запале эмоций я даже отпустила перила и сделала шаг в его сторону, – что кучка бандитов, с которой сотрудничает весь ваш юг, ворвалась в мою жизнь и лишила всего, что у меня было. У меня не осталось ни дома, ни родины, ни друзей, ни приятелей, ни работы, ни привычных вещей. Даже любимых платьев и – представь себе такую мелочь – коллекции статуэток из малахита. Меня разом лишили всех прав – как заработанных кровью и потом, так и причитающихся просто по праву рождения человеком. Из всего, чем я обладала совсем недавно, осталось лишь одно – человеческое достоинство. Меня и этого стремятся лишить. Но это – то единственное, чего я никому не позволю сделать.

Гордо вскинув голову, я была готова ответить на любую его реакцию – недовольство, презрение, смех или вполне логичное заявление, что теперь я – его собственность и обязана ему подчиняться. Но Данте лишь как-то вяло усмехнулся и почти одобрительно склонил голову.

– И снова убедительно, – заметил он. – Продолжай. Еще немного – и ты, пожалуй, меня самого уговоришь прыгнуть вниз. Знаешь, как в знаменитой истории о самоубийстве дона Луиса. Не слышала?

Я мотнула головой, совершенно сбитая с толку. Какой еще дон Луис? С какой стати меня должна интересовать чья бы то ни было история в тот момент, когда я собираюсь с силами, чтобы спрыгнуть с башни на мостовую?

– Дон Луис покончил с собой, – принялся рассказывать Данте, будто я его об этом попросила. – Велось дознание, при каких обстоятельствах это произошло, и в ходе этого дознания допросили свидетеля. Тот рассказал, что дон Луис шел через мост и вдруг увидел человека, собиравшегося броситься в бурную реку. «Стойте! – окликнул он самоубийцу. – Не делайте этого! Давайте просто спокойно поговорим. Уверен, мне удастся убедить вас, что существует другой выход». Они разговаривали десять минут. Потом, взявшись за руки, прыгнули в воду.

– Хочешь сказать, тебе самому доводилось когда-то задумываться о самоубийстве? – с ярко выраженным недоверием в голосе осведомилась я.

– Доводилось, – подтвердил он.

– И что же тебе помешало? Страх?

– И страх тоже. Но главное – ответственность. Я знал, что есть люди, за которых я несу ответ.

– Ну, а вот я теперь ни за что не отвечаю, – отвергла аргумент я.

И только тут заметила, что он уже приблизился ко мне на несколько шагов – когда только успел? – и теперь вытягивает руку в мою сторону.

– Не смей ко мне прикасаться! – крикнула я и метнулась обратно к перилам. – Отойди!

– Хорошо, – подчеркнуто спокойно сказал Данте и покорно отступил на пару шагов. – Сандра, скажи, откуда ты родом? – резко сменил тему он.

Так резко, что в очередной раз сбил меня с толку. Под шквалом охвативших меня сейчас эмоций работать головой, просчитывая его действия, было чрезвычайно сложно.

– Из Астароли, – все-таки ответила я.

– Астароль, – задумчиво повторил Данте. – Никогда там не бывал, но слышал. Говорят, в тех краях растут необычайно высокие сосны. А климат очень холодный.

Нормальный там климат, – огрызнулась я. – Такой, какой должен быть, без этой вашей удушающей жары. А сосны – да, растут. Там необыкновенные сосновые боры и кедровые леса. А еще реки – это настоящие реки, а не то убожество, которое вы так называете здесь.

– А чем ты там занималась? – продолжил расспрашивать он.

Я невесело усмехнулась.

– А тебе очень хочется это знать? Что ж, ладно, пожалуйста. – Мне даже хотелось произнести это в последний раз. – Сандра Эстоуни, специалист по теоретической магии, автор диссертации на тему «Свойства магических амулетов», сотрудничала в качестве консультанта с тремя музеями и периодически вела семинары в двух столичных университетах.

Данте впечатленно присвистнул.

– Что, доволен? – враждебно спросила я. – Рабыни с высшим образованием стоят дороже? Может, теперь ты даже не страдаешь из-за того, что потратил на меня целых шестьдесят динаров?

– Я не страдал из-за этого с самого начала, – отозвался Данте.

– Неужто такая полезная покупка? – съязвила я.

– Просто я сразу понял, что в итоге эта покупка обойдется мне куда дороже, – не остался в долгу он. – Ладно, Сандра, давай без глупостей. – Он вдруг словно решился и сделал шаг в мою сторону. Я сжала зубы и судорожно вцепилась в перила. – Отойди от края. Ничего плохого с тобой не случится, даю тебе слово.

Слово? – фыркнула я. И, глядя вверх, проговорила нараспев, словно зачитывала наизусть отрывок из книги: – «Я сам сумею укротить собственную рабыню. Но я намерен заняться этим после того, как возвращусь в свой армон. Там у меня будут для этого все средства». – Коротко ухмыльнувшись, я с той же интонацией продолжила: – «Твой раб посягнул на мою собственность. Собственность, которой даже я сам еще не успел воспользоваться». – Я особенно выделила слово «еще».

Я могла бы продолжать, но Данте меня остановил.

– А ты умеешь слушать, – усмехнулся он. – И пользоваться тем, что другие думают, будто ты их не понимаешь. Это очень хитро. Я бы даже сказал, по-южному.

– Хочешь меня оскорбить? – вскинулась я.

– Чем? – удивился Данте.

– Ненавижу юг, – процедила я сквозь зубы. – И не желаю иметь с ним ничего общего.

– Много ты юга-то видела? – фыркнул Данте. Кажется, мои слова его задели. – К тому же юг югу рознь. Галлиндия, к примеру, мало общего имеет с Арканзией.

– Не знаю, для меня вы все на одно лицо, – пробурчала я, отлично зная, что лгу. А также осознавая, насколько мои слова невежливы и недопустимы не то что для обращения рабыни к хозяину, но и вообще для нормального человеческого общения. Но именно так прорывался сейчас наружу мой протест против всей сложившейся ситуации.

– Так-таки все? – проницательно спросил Данте, похоже, на этот раз совершенно не обидевшись, тем более не разозлившись. Словно отлично разгадал и мою ложь, и ее причину. – Даже Ренцо и Илкер?

В ответ на столь конкретный вопрос лгать не хотелось.

– Нет, Ренцо и Илкер не на одно, – призналась я.

– Ну, вот видишь. Скажи, Сандра, – прищурился Данте, – что ты думаешь об Илкере?

– Сказать тебе правду? – осведомилась я.

В данном случае лгать я точно не собиралась.

– Только правду, – усмехнулся он.

Пожалуйста. – В моем голосе звучал вызов. Хочешь правду? Ладно, сейчас ты ее получишь. – Илкер себе на уме. Он хитер, лжив и опасен. Весьма неглуп, но чрезвычайно самодоволен, а это несколько мешает трезвости ума. Он из тех, про кого говорят: «Мягко стелет, да жестко спать». Может часами рассыпаться в дежурных комплиментах и изысканных похвалах, а потом с легкостью воткнуть нож в спину. Но не просто ради удовольствия – он не настолько жесток, – а если это будет выгодно ему или тому, кому он подчиняется. Селим-паше, если не ошибаюсь.

Данте слушал мои слова с улыбкой, а под конец и вовсе рассмеялся.

– Однако же ты умеешь составлять психологические портреты! – отметил он. – Пожалуй, я не рискнул бы попросить тебя рассказать, что ты думаешь обо мне самом. Уж слишком точно у тебя выходит. Но если ты за такой короткий срок так хорошо разобралась в характере Илкер-бея, – Данте снова посерьезнел, – почему принимаешь за чистую монету то, что я говорил ему? Полагаешь, я стану откровенничать с человеком, который, как ты верно заметила, может в любую минуту вонзить между лопатками нож, стоит только подставить ему для этого спину?

Я удивленно заморгала. Отчего-то не ожидала, что мои слова настолько попадут в цель.

– Ну не тебе же, – протянула я.

– Отчего ты так решила? – удивился он. – При нынешних обстоятельствах – именно мне, стоит мне дать малейшую слабину хоть в каком-нибудь отношении. Так что каждое мое слово выверено и тщательно продумано. И, прости, в расчете не на притворяющихся глухонемыми девушек, а именно на Илкер-бея.

Я молчала. Потому что не знала, что говорить и чему верить. Говорил ли он правду Илкеру тогда или мне сейчас – или и вовсе лгал в обоих случаях? Откуда мне знать? В сущности, я почти незнакома с этим человеком, к берегам которого меня внезапно прибило всесокрушающей волной судьбы.

Мощный порыв ветра, и без того весьма сильного на такой высоте, пронесся по площадке, растрепав мои волосы. Они попали на лицо, и я на миг отвернулась, чтобы убрать пряди за уши. А когда повернулась обратно, Данте уже стоял совсем рядом. Каким-то образом он умудрился пересечь разделявшее нас расстояние совершенно бесшумно. Или я просто не услышала его из-за ветра?

Я вздрогнула, но на сей раз уже не стала кричать, чтобы он не смел приближаться.

– Отпусти перила и пойдем отсюда, – мягко сказал он. – Повторяю: ничего плохого с тобой не случится.

Я смотрела на него исподлобья, по-прежнему ни на что не решаясь. Я знала: он просто-напросто пользуется тем, что я дико устала и совершенно запуталась. Но ничего не могла с собой поделать.

– Если бы я тебя купил, чтобы повысить свой статус, или относился как к вещи, то уж точно не стал бы очертя голову бежать за тобой за периметр красных камней, – добавил Данте, видя мои сомнения и словно пытаясь загипнотизировать. – Отлично зная, чем это чревато.

И я сдалась. Со вздохом отступила от перил. И, опустив голову, позволила подвести себя к лестничному проему.

Но на ступеньку шагнуть не успела, поскольку нам навстречу как раз поднимался Илкер. Я услышала, как Данте почти бесшумно выругался у меня за спиной.

– Ты решил вознести молитву богу, дон Эльванди? – дружелюбно улыбаясь, спросил Илкер.

Тяжело дыша, он вынес свое немаленькое тело на площадку и с удовольствием подставил лицо прохладному ветру. Следом за ним в проеме возникла фигура бессменного телохранителя.

– Именно так, досточтимый Илкер-бей, – вежливым тоном ответил Данте. – Полагаю, и ты пришел сюда с той же целью?

О да, – подтвердил Илкер. – У нас в Арканзии принято возносить свои молитвы всякий раз, как мы добираемся до обжитых мест после путешествия по пустыне. В знак благодарности за то, что нам удалось пронести свои жизни через мертвые пески.

– Ну что ж, не буду тебе мешать. Мы уходим и предоставим тебе возможность молиться в тишине и спокойствии.

Данте произнес эти слова таким тоном, словно буквально горел желанием оказать своему спутнику услугу. А вовсе не собирался уйти отсюда в любом случае.

Мы стали медленно спускаться. Сначала я, потом Данте. Не потому, конечно, что он галантно пропустил меня вперед как женщину. Просто хотел быть уверен в том, что мне не взбредет в голову метнуться наверх и все-таки перелезть через перила. Напрасная предосторожность: в данный момент я была слишком измотана, чтобы решиться на такой шаг. «Ничего плохого с тобой не случится». Интересно, что это означает? Если, конечно, он вообще говорит правду. Видимо, то, что со мной не обойдутся как с той шестнадцатилетней девочкой. И не станут пороть плетьми, если, конечно, я не совершу чего-нибудь совсем уж из ряда вон выходящего. Не заставят голодать. И даже тяжелой работой не будут загружать сверх меры.

«Ничего плохого»… Действительно, чего еще может желать рабыня? Самореализации? Комфорта? Личного пространства? Уважения? Свободы? Вот еще, глупости какие!

«Ничего плохого». Все-таки надо было прыгать. А раз не решилась, значит, туда мне и дорога.

Данте время от времени поглядывал наверх и разговоров со мной во время спуска не заводил. Когда лестница закончилась, нас без вопросов пропустили. Смотритель возвратил Данте его оружие, после чего мы вместе пошли дальше. Поскольку рабыня сопровождала своего господина, задерживать ее никто не стал.

Мы прошли обратно по коридору, связывавшему храм с постоялым двором. Затем, вместо того чтобы продолжить идти прямо, повернули налево. При этом Данте продолжал пропускать меня вперед, явно давая понять, что мы идем вместе. Я остановилась.

– Меня поселили вон там.

Я указала рукой в обратную сторону – туда, откуда мы только что свернули.

– Я знаю, – невозмутимо сказал Данте и продолжил идти, как шел, ничуть не смущенный такой ошибкой.

Или не ошибкой? Куда в таком случае меня ведут?

Когда мы стали подниматься по парадной лестнице, все стало очевидно. Второй этаж, длинный коридор. Мы прошли по устланному мягким ковром полу.

– Имей в виду, – тихо шепнул на ходу Данте, – вероятнее всего, каждое слово, произносимое в моей комнате, прослушивается. Так что – ничего лишнего.

Неведомо откуда возникший слуга почтительно распахнул нужную дверь и склонился перед Данте так низко, что мне разом припомнился служащий таверны в Остане. Вполне предсказуемо, что у этого парня позвоночник тоже не сломался. Напротив, с легкостью распрямив спину, он весьма бодро проводил нас в комнату и подобострастно осведомился, будут ли у господина какие-нибудь пожелания. Мое присутствие его, кажется, нисколько не удивило. Впрочем, и правда: что тут особенного, если хозяин намеревается провести ночь – или менее продолжительное время – со своей рабыней?

– Моя ванна готова? – холодным тоном господина, разговаривающего со слугой, спросил Данте.

– Да, мой господин, – снова раболепно поклонился слуга. – Горячая ванна ждет вас.

«Любопытно», – подумалось мне. Вообще-то, насколько я знала, на юге, в отличие от севера, не слишком жаловали ванны. Здесь предпочитали бани, обладавшие каким-то особенным местным колоритом. Сама я весьма отдаленно представляла себе, как выглядят эти самые бани. Так или иначе, видимо, на постоялых дворах приходилось ограничиваться более скромным способом мытья. Но лучше, чем ничего. Наверняка и ванны были доступны лишь самым знатным и почетным постояльцам. И уж точно не рабам. Тем предоставляли для мытья одно ведро воды и пару тазов на всю комнату, это я заметить успела.

– Хорошо, – милостиво кивнул Данте. Холодный и отстраненный. Глыба льда, как и тогда, в начале нашего знакомства. Да и на протяжении большей части совместного пути. Маска? Или маска была там, на обдуваемой ветром площадке? – Позаботься о том, чтобы сюда принесли еще один матрас.

Слуга с удивлением оглядел кровать.

– Матрас? – уточнил он.

– Именно. – Теперь в голосе Данте сквозило раздражение. – Матрас. И пусть положат его вот здесь. – Он указал на свободное место на полу ближе к двери. – Не думаешь же ты, что я собираюсь пускать в свою постель грязную рабыню?

Я сжалась при этих словах, хотя хорошо понимала, что вероятнее всего это все та же игра, рассчитанная на посторонние уши, каковых здесь, по-видимому, предостаточно. И все равно от такого обращения становилось не по себе, тем более что в словах Данте было много крайне неприятной правды. Страшно даже подумать о том, как долго я как следует не мылась. И это учитывая сначала плавание в битком набитом трюме, а потом путешествие по дикой жаре. От меня пахло потом, моя одежда пришла в плачевное состояние, я не меняла ее уже не знаю даже сколько дней. Немытые волосы висели космами, ведь за неимением щетки я все это время расчесывала их только при помощи пальцев.

Обогнув кровать, я отошла к окну, прижимая ладони к пылающим щекам. Слуга ушел, и Данте запер за ним дверь.

– Иди. – Он кивнул в сторону смежной комнатки. – Тебя ждет ванна.

– А… ты? – удивленно спросила я.

– Пошел бы с тобой, да, боюсь, вдвоем не поместимся, – фыркнул Данте. – Давай, давай.

И пару раз нетерпеливо махнул рукой в сторону ванной – мол, сколько тебе можно объяснять.

Пожав плечами, я поплелась в ванную комнату. Выходит, меня все-таки хотят «отмыть». Вопрос лишь в одном: это просто такая забота или хозяин все-таки вознамерился воспользоваться рабыней «по назначению»? И именно для этого меня сюда привел? В сущности, а для чего еще было приводить рабыню к себе в комнату?

Чувство протеста хотело было взыграть во мне с прежней силой, но ударилось лбом о непробиваемую стену усталости, отступило и махнуло на все рукой. А уж когда я своими глазами увидела ванну и поднимающийся над горячей водой пар, никаких сил на сопротивление и вовсе не осталось. Слишком велико было желание погрузиться в эту самую воду. Тем более что рядом обнаружились и мочалка, и моющие средства, и несколько мягких полотенец.

Надо отметить, что ванна здесь была весьма своеобразной. Сразу видно, что этот предмет в целом на юге не в ходу, так что его создатели не слишком озаботились комфортабельностью и дизайном. Больше всего ванна напоминала бочку. Внутри располагалась перекладина, призванная выполнять функцию скамейки: на нее можно было сесть. То есть ванну здесь принимали не лежа, как у нас, а сидя. Вода при этом доходила человеку либо до груди, либо до шеи – тут уж все зависело от роста.

Я осторожно покосилась на дверь. Вернулась, плотно ее закрыла. Никакого засова не обнаружила. Увы, возможность запереться изнутри здесь не предусматривалась. Раздеваться было как-то страшновато. Может, искупаться прямо как есть, в одежде? Заодно и платье постираю. Я поморщилась. Глупо, конечно. Ладно, рисковать так рисковать. В конце концов, Данте все равно, если захочет, сделает со мной все что угодно. Решившись, я скинула одежду и, оставив ее прямо на полу, влезла в ванну.

Боже, какое блаженство… Я прикрыла глаза, позволяя себе расслабиться впервые за две недели. Потом дотянулась до мочалки и принялась тереть ею свою многострадальную кожу. Затем взялась за волосы. Потом снова расслабилась, просто откинула голову назад, прикрыла глаза… и вскоре задремала.

Не знаю, как долго я спала, но разбудил меня стук в дверь и довольно громкий голос Данте:

– Сандра! Ты собираешься провести там всю ночь?

Я тряхнула головой. По телу пробежала дрожь. Кратковременный вечерний сон в сочетании с резким пробуждением не слишком хорошо сказался на нервной системе. Я поспешила выбраться из воды и потянулась к своей одежде. Да, надевать на себя ТАКОЕ, да еще и сразу после ванны, было просто кощунством. Немного подумав, я решилась и закуталась в два сухих полотенца; одежду же оставила, где была. Ума не приложу, что делать завтра: не в полотенцах же выезжать в путь. Видимо, придется собраться с духом и все-таки влезть в эти обноски.

Искушать судьбу, дожидаясь, пока Данте сам ворвется в ванную комнату, раздраженный моей неторопливостью, не хотелось. Поэтому, откинув назад мокрые волосы и убедившись в том, что полотенца держатся на теле хорошо, я вышла.

Данте лежал на матрасе, уже скинув с себя часть одежды. И правда не хочет пускать рабыню в свою кровать, даже после того, как она приняла ванну? Я напряженно остановилась поблизости, лихорадочно прикидывая, как себя вести. Для начала мрачно на него посмотрела, взглядом давая понять: ты занял мое место.

– Ложись, – призывно произнес он, указывая при этом на кровать.

Я выпучила глаза.

– А.

– Я не люблю, когда слишком много разговаривают, – громко и достаточно жестко сказал Данте, многозначительно кивая головой в сторону двери. Действительно считает, что каждое слово могут подслушивать? – Как там говорят у вас на севере? «Молчание – золото»?

– «Слово – серебро, молчание – золото», – автоматически поправила я.

– Тоже неплохо, – кивнул он. – Отчего-то северные пословицы всегда нравились мне больше южных.

И снова указал мне на кровать все тем же небрежным жестом: дескать, ты все уже поняла, так что до сих пор здесь делаешь?

Стола в комнате не было, но на полу, точнее на ковре, в одном месте были составлены подносы с различными закусками. Тарелку с некоторыми из них я обнаружила и у себя на кровати.

Удивляться я уже устала, бояться, злиться и каждую минуту ожидать подвоха тоже. Поэтому, мысленно плюнув на все на свете, просто поела, забралась под одеяло и уснула.

Глава 4

Проснулась я глубокой ночью. Судя по заглядывавшей в окошко луне, до рассвета все еще было далеко, и тем не менее я чувствовала себя вполне выспавшейся. Сев на постели, оглядела комнату и с удивлением обнаружила, что Данте и не думал спать. Он полулежал на матрасе и читал какую-то книгу в свете двух свечей, горевших в стоявшем на полу канделябре.

Я нахмурилась. Что это ему не спится? После долгого пути такое бодрствование казалось несколько странным.

Данте на секунду поднял глаза, чтобы глянуть в мою сторону, после чего продолжил читать, видимо, решив, что я сейчас снова усну, повернувшись на другой бок. Собственно говоря, я именно так и попыталась поступить. Но, как ни странно, спать уже не хотелось. Вероятно, две не слишком продолжительных дремы – в ванне и в кровати – перебили сон. А может быть, события последнего дня попросту слишком взбудоражили нервную систему.

Я тихонько села на кровати и снова посмотрела на Данте. Он продолжал читать. Пламя свечей создавало игру света и тени на его лице. Я в очередной раз удивилась, вдруг отметив, что, кажется, уже почти не боюсь этого человека. Хотя, в сущности, не так уж это было и странно. Если бы он хотел причинить мне зло, уже много раз мог бы это сделать. Нет, можно было, конечно, предположить, что сейчас он просто втирается ко мне в доверие, лелея далеко идущие страшные планы. Но, право слово, ради чего такие сложности? Если бы я была значимой персоной – тогда конечно. Но менее значимую персону, чем я, сейчас, увы, трудно было представить.

Я хотела заговорить с ним, но вовремя вспомнила, что этого делать нельзя, раз он опасается подслушивания. Интересно, что это: паранойя или адекватная оценка ситуации? Поскольку я успела немного узнать Илкера, не удивлюсь, если последнее.

Повернув голову в сторону окна, я вдруг обнаружила совсем рядом с кроватью белые листы бумаги и пишущие принадлежности, видимо, любезно предоставляемые знатным постояльцам. Немного поколебавшись, я взяла в руки лист. Он оказался непривычным на ощупь, каким-то шершавым. Вспомнилась литература о том, из чего в разных странах производят бумагу. Порой из совершенно невообразимых материалов, сильно отличающихся от древесины. Например, из слоновьего навоза. Уж не в Арканзии ли? С деревьями здесь плохо, так что вполне может оказаться что-нибудь подобное. «Правда, слоны здесь не водятся», – с чувством облегчения припомнила я. И тут же приглушила излишний оптимизм: слонов здесь, может, и нет, а вот навоз всегда найдется.

Отмахнувшись от глупых мыслей, я совершила еще большую глупость и принялась водить пером по бумаге. «Почему ты не спишь?» – написала я по-арканзийски. Затем, вспомнив студенческие годы, сложила лист «птичкой» и, прицелившись, отправила в полет. Как и предполагалось, послание приземлилось прямо на раскрытой книге.

Данте удивленно поднял брови, покосился на меня, оглядел своеобразно сложенный лист и лишь после этого его развернул. Дотянулся до своих вещей, среди которых тоже нашлось перо, и что-то написал все на том же листе. После чего, сложив последний прежним способом, переслал его мне обратно.

Я развернула бумагу. Под моим вопросом совсем иным почерком было написано: «Бессонница для меня – обычное дело. А ты почему не спишь?»

Я задумалась над ответом. Привычным с тех, прежних, времен движением провела мягкой стороной пера по подбородку – вверх и вниз. «Не знаю», – честно написала я, наконец.

«Птичка» снова отправилась в полет. На этот раз Данте перехватил ее прежде, чем она успела приземлиться. По-моему, не без азарта. Я и сама чувствовала какой-то странный, необъяснимый и нелогичный азарт от столь странного и нелогичного общения. В скором времени «птичка» снова вернулась ко мне.

«Лучше все-таки выспись, – было выведено знакомым теперь почерком. – Завтра снова трудный день».

«Знаю».

Я немного подумала и приписала: «Илкер действительно для тебя опасен?»

Данте тоже задумался, прежде чем коснуться бумаги пером. Возможно, подбирал слова, а может, решал, отвечать мне или не отвечать. Раскрыв вернувшуюся «птичку», я прочитала: «В данный момент – нет. Но может стать опасным». Я кивнула, принимая к сведению.

Как ни странно, именно сейчас, в таком не способствующем расслаблению контексте, мне отчаянно захотелось спать. Я зевнула. «Спокойной ночи!» Бумажный голубь опять перелетел на другой конец комнаты.

«Спокойной ночи! – пришел ответ. – Надеюсь, за оставшееся время тебе не придет в голову свежая идея перерезать мне горло».

Я удивленно вскинула голову. Данте с усмешкой подмигнул мне, и оставалось только гадать, писал ли он в шутку или пытался прикрыть этой усмешкой реальное опасение. А может, он именно поэтому до сих пор не спит, и никакая бессонница тут ни при чем?

«Почему ты оставил меня здесь, если ожидаешь подобного?»

Беззвучный смешок.

«Во-первых, я достаточно хорошо разбираюсь в людях. А во-вторых, как знать, может, я, как и ты, не слишком дорожу жизнью?»

Едва я успела дочитать эти строки, как Данте отложил книгу и одним дуновением затушил свечи, таким образом давая понять, что «разговор» окончен. Теперь темноту комнаты разгонял только бледный свет краешка луны, заглядывавшей в окно, но постепенно исчез и он. Я спустилась пониже, положила голову на подушку и укрылась одеялом. И быстро уснула, так и не успев как следует обдумать смысл последних строк.

На сей раз я проснулась, когда уже рассвело. Проснулась оттого, что Данте довольно беспардонно тормошил меня за плечо.

– Пора вставать, – объявил он, едва я разлепила глаза.

Вот сейчас ощущения, что я выспалась, не было вовсе.

Данте уже был одет и выглядел бодрым и свежим, будто бы и не бодрствовал до середины ночи. Взяв лист бумаги, который мы использовали ночью для переписки (оказывается, я все это время проспала, зажав его в кулаке), Данте аккуратно сжег его в пламени оказавшейся зажженной свечи.

– Можешь пройти в ванную, – заметил он, наблюдая за тем, как пламя стремительно пожирает бумагу. – Мы выезжаем через четверть часа.

Я поспешила воспользоваться его предложением. Правда, полотенца за ночь соскользнули, и мне пришлось провести некоторое время, обматываясь ими под одеялом.

Умывшись, я со смесью сожаления и брезгливости посмотрела на свою одежду, так и лежавшую на полу. Тяжело вздохнула. Надо было постирать ее с вечера, сейчас бы уже успела высохнуть. Но что не сделано, то не сделано. Одеваться в грязные, потные, рваные обноски не хотелось так, что хоть плачь. Но – надо, никуда не деться. Не в полотенцах же залезать на джамаля. Не говоря уж о том, что кожа в этом случае сгорит моментально.

Мое внимание привлек осторожный стук в дверь, выходившую из комнаты Данте в коридор. Я прислушалась и даже из любопытства слегка высунулась из-за дверцы ванной. Данте открыл. В комнату вошел вчерашний слуга. В очередной раз поклонился, подобострастно осведомился, как спалось господину. Господин ответил, что хорошо, тоном, недвусмысленно намекавшим, что пора переходить к делу.

– Вот, господин, – произнес слуга. – Платье для рабыни, как вы вчера и приказали.

Уже не знаю, в который раз за последние сутки я удивленно выпучила глаза. Платье? Для меня? И когда он успел отдать такой приказ? Должно быть, вчера вечером, пока я дремала в ванной.

Понимая, что облачаться в старую одежду уже не придется, я снова как следует закуталась в полотенца и вышла из ванной. Мое новое платье лежало на матрасе.

– Вот, – кивнул на него Данте. – Держи. Оно лучше подойдет для путешествия по пустыне.

О плачевном состоянии, в которое пришла моя собственная одежда, он деликатно умолчал.

Забрав платье, я снова удалилась в ванную, чтобы выйти оттуда уже прилично одетой. Прилично и непривычно, но тут уж грех жаловаться. Платье с широкой юбкой, длинными рукавами и высоким воротом действительно идеально подходило для предстоящей поездки. Оно было трехцветным и сочетало черный, зеленый и оранжевый, хотя, на мой взгляд, последний цвет был здесь совершенно лишним. На ткани – типичный южный узор из витиеватых линий.

Я бросила последний взгляд на свою старую одежду, которой предстояло остаться здесь, на постоялом дворе, в качестве мусора. Чувство брезгливости резко ушло, сердце сжалось от ностальгии. Я еще не ушла, но уже тосковала по этим вещам. Ведь это было единственное, что я привезла с собой из Астароли. Одна из последних ниточек, связывавших меня с прошлой жизнью. И, кстати сказать, когда-то это было хорошее платье. Я даже помню, в какой лавке его покупала.

На глаза навернулись слезы, и я поспешила выйти из ванной.

В коридоре нас уже поджидал Ренцо, а пару минут спустя из комнаты напротив вышел, приветственно улыбаясь, Илкер, снова сопровождаемый телохранителем. «Похоже, эти двое и спят вместе», – подумала я с мысленной усмешкой. Как выяснилось, я была не так уж далека от истины: Илкер занял покои, состоявшие из двух смежных комнат, и телохранитель, никогда не отходивший далеко от своего господина, ночевал в соседней спальне.

Разумеется, тот факт, что я вышла вместе с Данте из его покоев, не остался незамеченным. Ренцо лишь многозначительно взглянул на друга, а вот Илкер не счел нужным воздерживаться от комментария. Деликатность – как минимум в нашем, северном, понимании – была в Арканзии не в чести.

– Я вижу, ты не терял времени зря, дон Эльванди, – просиял Илкер, одобрительно причмокнув губами. – И то верно: время не для того нам дается, чтобы тратить его впустую.

Ох уж мне эти заумные философствования, в особенности от человека с такими маленькими хитрыми глазками! Лучше бы поучился не лезть не в свое дело. Хотя какое там!

– Да, – подтвердил Данте, по-хозяйски обнимая меня рукой за плечи. – Рабыня провела эту ночь со мной, и теперь она повышена в статусе.

Илкер благосклонно кивнул, принимая данную информацию к сведению и, видимо, считая ее если не само собой разумеющейся, то как минимум вполне логичной.

Я спорить, конечно, не стала, да и вообще не так чтобы была сильно шокирована сложившейся ситуацией. На фоне всего, что мне довелось пережить, это была, в общем-то, ерунда. Пусть думают, что хотят. К тому же Данте, если он прав в отношении Илкера, поступил весьма умно. Нельзя признаваться таким людям в том, что просто пустил к себе в покои рабыню, чтобы дать ей возможность отдохнуть, принять ванну, наесться и провести ночь в нормальной кровати.

На первом этаже к нам присоединился надсмотрщик с рабами Илкера. Мы вышли во двор, оседлали уже подготовленных джамалей и продолжили путь.

За пределами Бертана тоже простиралась пустыня, но уже немного иная, нежели до сих пор. Здесь был не только один сплошной ковер из горячего песка. Справа и слева возвышались горы, правда, совсем не похожие на те, что были знакомы мне по родным местам. Сравнительно низкие – по высоте я бы, пожалуй, скорее назвала их холмами, – песчаные, голые, с редкими окошками естественных пещер. Их подножие напоминало чьи-то гигантские опустившиеся на землю лапы. На обрамленной горами равнине, по которой мы и ехали, тут и там виднелись пусть чахлые, но все же деревца. Кое-где – сухая трава; стало быть, хоть временами эта равнина зеленела. Высокие, в человеческий рост, кактусы – и вовсе в изобилии. Один раз мы проехали мимо русла высохшего ручья. Но в некоторых местах источники воды по-прежнему встречались, в том числе, вероятно, и под землей, за счет чего хоть какая-то растительность продолжала здесь существовать. Ехали мы, опять же, не всегда по песку, иногда это была скорее почва, правда, сухая и имевшая желтоватый оттенок. В таких местах можно было встретить даже небольшие рощицы, хотя деревья опять-таки были чахлыми, почти без листвы, и особой тени не давали.

На привалах меня перевели в шатер, подтверждая тем самым повышение в статусе. С едой и питьем тоже стало лучше, Ренцо не приходилось теперь передавать мне лишние куски потихоньку, таясь от посторонних глаз. Сложность представляло теперь мое мнимое незнание языка. Раньше оно приносило пользу, теперь же невозможность обменяться с Данте хотя бы парой слов стала восприниматься как досадная помеха. Данте, по-видимому, относился к этому так же. Поэтому в какой-то момент просто взял и заговорил со мной. Я ответила, поняв, что он ожидает от меня именно этого. На удивленное замечание Илкера о том, что рабыня вроде бы не знала арканзийского, у Данте был готов ответ:

– Как оказалось, она изучала арканзийский язык у себя на севере. Когда попала в среду, ей потребовалось время, чтобы освоиться. Теперь она может говорить без особого труда.

Данте посоветовал мне держаться поближе к нему и к Ренцо и подальше от арканзийцев. Это соответствовало моим собственным ощущениям, так что я старалась следовать его совету. Тем не менее удавалось это не всегда. Как-то раз, оказавшись в обществе рабов, я поймала на себе откровенно враждебный взгляд Юркмеза и более спокойный – Берка.

– Повезло девчонке, – заметил последний, обращаясь к своему приятелю.

– Конечно, – скривил губы тот. – У нас ведь нет такой же возможности приблизиться к господину.

– А вы попытайтесь, – не стала отмалчиваться я. Слишком уж долго держала рот на замке. – Господа – они всякие бывают. Может, и вам повезет?

Постепенно я начала делить с ними работы по уходу за джамалями. Начала со своего, к которому успела привязаться. Я люблю животных, к тому же отчасти чувствовала в джамале такое же бесправное существо, как и я сама. Быстро научившись с ним управляться, я посмотрела-посмотрела на возившегося в тот день с остальными джамалями Берка… и молча принялась за очередного верблюда. Отношения с Берком быстро улучшились. Нет, мы не стали ни друзьями, ни приятелями, к чему я ни в коем случае и не стремилась; скорее это было своего рода молчаливое соглашение о мирном сосуществовании. Юркмез же был менее воздержан, продолжал злиться и бурчать себе под нос, но ни на что большее не решался.

Как-то раз во время привала, когда с трапезой было покончено и Берк разливал господам сваренный на огне кофе, Илкер задал Данте следующий вопрос:

– Дон Эльванди, скажи, отчего ты до сих пор не женат?

Я сидела позади Данте, ближе к стенке шатра, и потому не видела выражение его лица, однако голос прозвучал, как и обычно, вежливо, но прохладно.

– А отчего тебя заинтересовал этот вопрос, почтенный Илкер-бей?

– О, прости, если я вторгся в излишне приватную тему, – поспешил покаяться Илкер. – Просто у нас в Арканзии жениться принято рано. Ты же, если не ошибаюсь, в скором времени переступишь за грань третьего десятка?

– Через год, – кивнул Данте.

– Вот мне и стало любопытно, идет ли речь о неких культурных различиях между нашими странами, – невинно произнес Илкер.

– Вероятнее всего, именно так, – спокойно подтвердил Данте, отпив немного кофе. – В моей стране мужчины, как правило, не торопятся связывать себя брачными узами.

Ренцо согласно усмехнулся.

– Мы предпочитаем подольше блюсти свою свободу, – заметил он.

– Воистину различия между нашими культурами огромны, – покачал головой Илкер. – В Арканзии юноша не считается полноценным мужчиной до тех пор, пока не обзаведется первой женой. И чем больше у человека жен, тем более солидным он является в глазах общества.

– Каким же считается идеальное число жен? – В голосе Данте мне почудилась насмешка.

– Мужчина может позволить себе иметь столько жен, сколько он способен обеспечить, – важно ответил Илкер. – Ограничений в этом отношении нет, все зависит от его благосостояния. Отчасти именно поэтому число жен – и, конечно же, их качество – является показателем статуса арканзийца.

Я поморщилась, услышав в данном контексте слово «качество». О женах Илкер рассуждал так, словно они были коврами или предметами мебели.

– Три жены – это вполне достойная семья для обеспеченного человека, – продолжал распространяться он.

– Вот как, – хмыкнул Данте, переглянувшись с Ренцо. – А сколько жен у тебя, достопочтенный Илкер-бей?

– Четыре, – с гордостью ответствовал тот.

– Четыре. – Данте покачал головой, похоже, молчаливо транслируя, что самому ему такого образа жизни не понять. – Что ж, по-видимому, это признак чрезвычайно высокого статуса в твоей стране.

– Именно так, дон Эльванди, – степенно покивал Илкер. – И, кроме того, позволь указать тебе на одну ошибку. Ты и твой друг, – вежливый кивок в сторону Ренцо, – говорили о том, что женитьба лишает мужчину свободы. Позволю себе, на правах человека старшего, заметить, что это вовсе не так. Женитьба не ограничивает свободу мужчины. Самое главное – это правильно воспитывать своих жен и позаботиться о том, чтобы они не позволяли себе лишнего.

– Воспитывать? – уточнил Ренцо. – И как же, например, это делают в Арканзии?

– Строго, – ответил Илкер. – К женщинам непременно следует проявлять строгость, иначе они быстро выходят из-под контроля.

– И все-таки, не могли бы вы привести конкретные примеры? – не отставал Ренцо.

– Полагаю, главное средство – это порка, – поморщился Данте.

Совсем необязательно, – возразил Илкер. – Порка – это крайняя мера, хотя в некоторых случаях необходимая. Но в большинстве ситуаций можно обойтись другими методами. К примеру, купить по подарку всем своим женам и даже наложницам и только провинившуюся обойти вниманием. Это будет не только неприятно само по себе, но и заметно для всего гарема. Станет поводом для слухов, перешептываний, насмешек. Женщины быстро усваивают подобные уроки. Что же касается порки, то мне приходилось применять эту меру лишь дважды.

– Лишь дважды? – неспешно повторил Данте.

Ренцо откровенно скривился. Похоже, мои спутники подобного обращения с женами не одобряли и даже не считали нужным особенно тщательно это скрывать. Впрочем, Илкер то ли не заметил реакцию своих собеседников, то ли просто не подал виду.

– Дважды, – деловито подтвердил он.

– И в чем же заключалась причина? – осведомился Ренцо. – В супружеской измене?

– Ну что вы! – поморщился Илкер. – За такое у нас не порют. На этот случай в нашей стране предусмотрена смертная казнь. Нет, проступки были хоть и серьезные, но не настолько постыдные. К примеру, когда у моей самой молодой жены стала слишком часто болеть голова, пришлось прибегнуть к публичной порке. Удивительно, но головные боли чудесным образом исцелились. Больше она не отказывала мне ни разу.

– Вижу, ты большой знаток семейной жизни. – Голос Данте прозвучал бесцветно.

– Верно, – охотно согласился Ренцо. – А вот скажи мне, Илкер-бей, меня давно интересовал один вопрос. У нас, если мужчина умирает, его жена остается вдовой, наследует часть его имущества и получает право самостоятельно распоряжаться в дальнейшем собственной жизнью. Но у вас после смерти мужа остается целый гарем. И что же происходит с этим гаремом дальше?

Уж не знаю, хотел ли Ренцо разрядить обстановку, подшутить над Илкером или и вправду выяснить ответ на свой вопрос. К слову, действительно любопытный.

О, это очень сложная и щекотливая тема, – протянул Илкер. – Случаи бывают разные. Многое зависит от порядка наследования, принятого в данном конкретном клане. Чаще всего гарем переходит по наследству брату покойного или его старшему сыну.

Ренцо неожиданно развеселился.

– Вот, наверное, сынок радуется, – гоготнул он, – когда ему достается несколько жен, по возрасту годящихся ему в матери.

– Среди жен наверняка найдется хоть одна молодая, – возразил Илкер. – Кроме того, если отец был богат, то в гареме будут не только жены, но и наложницы. А в наложницах немолодых и некрасивых не держат.

Допив кофе и довольно погладив свой внушительный живот, Илкер поднялся на ноги.

– Я ненадолго оставлю вас, господа, – заявил он. – Простите, нужда. А потом пригляжу за своими людьми.

Я кашлянула, прикрыв рот рукой. Ох уж эти южные манеры! И как им только удается совмещать витиеватость, даже изысканность речей с такой вот беспардонной прямотой? Мог бы и не уточнять, с какой именно целью покидает шатер.

– Хороший вопрос, – заметил Данте, разворачиваясь к Ренцо. Сейчас его голос звучал веселее и куда как более живо. – Очень уместный. Гарем по наследству… Эти арканзийцы решительно ненормальные.

– Интересно, а что происходит, если близкого родственника мужского пола просто нет? – решил развить тему Ренцо. – Или есть, но у него недостаточно средств, чтобы содержать гарем? Как они поступают в таких случаях? А может быть, – в его глазах блеснули задорные искорки только что родившейся идеи, – может быть, они дают объявление в газету? Ну а что, – легкомысленно ответил он на красноречивый взгляд Данте, – дают же у нас объявления люди среднего сословия, которые хотят создать семью. Что-нибудь в духе. – Он сомкнул кончики пальцев и задумался. – «Молодой гарем ищет нового мужа.»

– Вдовствующий. Молодой вдовствующий гарем, – негромко подсказала я со своего места.

– Точно! – Ренцо довольно потер руки. Данте усмехнулся. – Итак. «Молодой вдовствующий гарем ищет…»

– Здесь еще должна идти информация об авторе объявления, – включился в игру Данте. – Должен же тот, кто откликнется, знать о них хоть что-нибудь.

– «Молодой вдовствующий гарем без вредных привычек», – предложила я.

– Так, я должен все это записать, – решительно заявил Ренцо.

Он извлек из своей сумки писчие принадлежности и лист бумаги. Я перебралась поближе. Данте предложил мне кофе, но я отказалась. Тогда он налил еще себе. Раба к этому моменту успели отослать, но галлиндийцы, в отличие от Илкера, прекрасно справлялись с такими вещами самостоятельно.

– Что там должно идти дальше? – спросил, отрывая перо от бумаги, Ренцо. – Какая информация?

– Обычно бывает про возраст и параметры фигуры, – подумав, ответил Данте.

– От шестнадцати до тридцати двух, – предложила я.

– И 90-60-90, – не стал оригинальничать Данте.

– Причем первые и последние 90 – у разных женщин, – хохотнул Ренцо, с энтузиазмом строча текст.

– А 60 – у всех в сумме, – брякнул Данте.

– Нет, этого я писать не буду, – возразил Ренцо. – Слишком нереалистично.

– Как и все твое объявление, – не остался в долгу Данте.

– Неважно, – отмахнулся Ренцо. – Я хочу его написать. Итак. Гарем ищет… кого?

Я прищурилась, припоминая подобные объявления в наших газетах.

– Обеспеченного перспективного мужчину для серьезных отношений, – продиктовала я.

– Отлично! – Ренцо в восхищении заскрипел пером. – Теперь, видимо, должны идти более подробные требования к кандидату. Какие будут предложения? – Он обвел нас с Данте вопросительным взглядом.

– Сколько там лет гарему? – щелкнула пальцами я. Сама же придумала, сама же запамятовала.

– От шестнадцати до тридцати двух, – сверился с текстом Ренцо.

– Значит, «не старше сорока восьми лет», – предложила я.

– Логично, – кивнул Ренцо. – Если будет слишком старый, скоро придется строчить новое объявление.

– Холостой, – небрежно подкинул еще одну идею Данте.

– Это правильно, – согласился Ренцо. – Муж, у которого уже имеется свой гарем, нам не нужен. Эдак между двумя гаремами отношения могут не сложиться, пойдут ссоры, конкуренция, может, даже драки.

– Правильно, – подтвердил Данте, – так что пусть будет холостой.

– Либо вдовец, – уточнил Ренцо.

Данте удивленно посмотрел на товарища.

– Как он может быть вдовцом, если у них в ходу гаремы?

– А вдруг весь гарем умер? – проявил упрямство Ренцо.

– Что, эпидемия? – насмешливо изогнул бровь Данте.

– Несчастный случай, – настаивал Ренцо. – Извержение вулкана.

– Лучше оставь просто «холостой».

На моих губах постепенно невольно расцветала улыбка, впервые за долгое время. Было неожиданно, забавно и одновременно приятно смотреть, как эти двое просто дурачатся. Правда, Данте и сейчас вел себя довольно-таки сдержанно, но уже не походил на глыбу льда, как большую часть времени до сих пор.

К тому же сейчас у меня с галлиндийцами нашлась некая точка соприкосновения. Судя по тому удовольствию, с которым Данте и Ренцо подшучивали над арканзийцами, особо нежных чувств к последним они не питали. Я же попросту ненавидела Арканзию и все, что было с ней связано. Возможно, незаслуженно, но кто бы мог меня в этом упрекнуть?

Стали обсуждать окончательную формулировку. В итоге Ренцо торжественно зачитал нам с листа текст следующего содержания:

«Объявление.

Молодой вдовствующий гарем, без вредных привычек, возраст от шестнадцати до тридцати двух лет, размеры 90-60-90 (причем первые и последние 90 – у разных жен), ищет обеспеченного перспективного мужчину для серьезных отношений. Не старше сорока восьми лет, холостого, с железными нервами и крепким здоровьем (а то предыдущий долго не продержался). Извращенцам и однолюбам просьба не беспокоиться».

Глава 5

Со времени нашего выезда из Бертана прошло несколько дней. Как мне объяснили Данте с Ренцо, до следующего поселения, Эльварды, оставался еще приблизительно день пути. А оттуда было уже рукой подать и до Галлиндии. Оба явно ожидали возвращения на родину с нетерпением. Насколько я успела понять, компания арканзийцев вынуждала их постоянно быть начеку, а это рано или поздно утомит кого угодно.

По мере приближения к Эльварде природа становилась все менее пустынной. Рощи, пусть пока еще достаточно чахлые, встречались все чаще. Среди выгоревшей травы тут и там попадались живые цветы, вроде маков и местного аналога одуванчиков с листьями непривычной формы.

Я даже не успела понять, откуда они появились и как им удалось приблизиться так быстро. Кажется, несколько человек стремительно сбежали по горному склону, выскочив из какой-то очередной пещеры. Другие спрыгнули с деревьев, в кронах которых до сих пор прятались. В нас полетели камни и несколько стрел. Телохранитель Илкера почти сразу упал на землю и остался лежать без движения. Другая стрела угодила в бок джамалю, на котором ехал Данте. Несчастное животное протяжно застонало, рухнув передними ногами на колени, и Данте, не сумев удержаться, перелетел через голову верблюда. К горлу галлиндийца тут же приставили нож.

К нападавшим успели подтянуться несколько человек на джамалях. Видимо, они скрывались немного дальше, так как всадника заметить было бы значительно легче, чем пешего. В общей сложности их оказалось около полутора дюжин, что делало попытку сопротивления совершенно бессмысленной. Одеты по-разному, но все в тюрбанах, как и положено в этой местности. Большинство – в черном, некоторые, напротив, в белом, но у всех одежда потрепана и перепачкана. Причем, учитывая специфику грязи, на черном она выделялась сильнее. Все смуглые, загорелые, с арканзийскими чертами лица.

– Я – Альтан из Батура, Освободитель рабов, – торжественно объявил один из тех, что на джамалях, выезжая вперед. – Борец с несправедливостью и несущий возмездие. Тех из вас, кто является рабами, я провозглашаю отныне свободными людьми. – Он обвел взглядом Берка, Юркмеза и меня, безошибочно определив в нас рабов по знаку дракона. – Всех же остальных, – его прищуренный взгляд стал крайне недобрым, – мы будем судить по нашему закону.

Нечто в его интонации заставляло предположить, что ничего хорошего по этому закону господам не полагается.

Как я уже говорила, оказывать сопротивление не имело смысла. Да, насколько я могла судить, рабы и не рвались этого делать. Видимо, я все же не вполне верно оценивала до сих пор рабов-арканзийцев. Как вскоре стало ясно, захватившая нас группа состояла именно из таких рабов – бывших рабов, как они утверждали, – бежавших от своих хозяев либо освобожденных так, как была только что освобождена я сама. На знак дракона это самоуправство, разумеется, никак не влияло: он по-прежнему извивался на тыльной стороне левой ладони решительно всех членов банды. Назвать эту компанию армией освобождения отчего-то не поворачивался язык.

Нас всех – как «бывших» рабов, так и хозяев, провели к месту стоянки нападавших. Те, что были на джамалях, ехали впереди, указывая дорогу; пешие, окружив нас, продвигались следом. Вооружены они были кто во что горазд: луки, ножи, палки, камни. По земле ступали сравнительно спокойно. Здесь путешествовать пешком было менее опасно, чем в Дезерре: змеи хоть и водились в этих местах, но все же не в таких количествах; к тому же днем они в основном спали, прячась под камнями, и выползали наружу только ночью.

Думаю, в первую очередь именно по причине ночных опасностей пустыни лагерь освободителей был окружен все теми же красными камнями. При этом он был значительно больше, чем пространство, отводившееся для наших привалов. Как-никак здесь находилось куда больше людей. К тем девятнадцати, что совершили нападение, добавилось еще человек пять-шесть дожидавшихся в лагере, в основном женщин. Сперва я удивилась, как этим людям удалось достать столько охранных камней. Но, припомнив, как один из них склонился над убитым телохранителем, и увидев сейчас, как он же принялся добавлять к «ограждению» новые камушки, сделала соответствующие выводы.

Меж тем нас с Берком и Юркмезом приняли вполне тепло, как «братьев и сестру», по собственному выражению освободителей. Иностранное происхождение «сестры» нисколько их не смущало. Но остальным пришлось хуже. Илкера, надсмотрщика, Данте и Ренцо привязали к деревьям. И вновь иностранное происхождение не сыграло для здешних хозяев никакой роли: к галлиндийцам отнеслись точно так же, как к уроженцам Арканзии. То одни, то другие освободители принимались прохаживаться мимо пленников, глядя на них с такой ненавистью, которая, казалось, могла разжечь под деревьями костер. Периодически в сторону привязанных летели плевки и горсти песка. Похоже, эти люди изрядно натерпелись в свое время от собственных хозяев, раз так ненавидели теперь всех, кто официально носил статус свободного человека. Определенно, в свое время я поспешила с выводами, решив, что арканзийские рабы во всем заодно с хозяевами. Удивило меня и то, что Берк с Юркмезом практически сразу же присоединились к остальным в издевательстве над пленниками. Удивило, но вскоре показалось донельзя закономерным, хоть я и не смогла бы в тот момент сформулировать, почему.

Сама же я старалась держаться от происходящего подальше. Села на песок, обхватив руками колени, почти так же, как сидела во время привалов прежде, до нашей ночевки в Бертане. Тихо поблагодарила женщину, с ободряющей улыбкой принесшую мне еду и флягу с водой. Но взгляд то и дело возвращался к деревьям и привязанным к ним людям.

А потом подошел Альтан.

– Наступило время казни, – объявил он.

– Казни? – подняла голову я. – Я думала, будет суд.

– Наш суд краток, – недобро усмехнулся Альтан. – Все рабовладельцы приговариваются к смерти, и приговор обжалованию не подлежит.

– Мой хозяин – галлиндиец, – заметила я. Впервые я назвала Данте «хозяином», и не ощутила при этом прилива всепоглощающей злости. – Он вел себя со мной корректно. Ничем не обидел. Заботился.

– Давно он тебя купил? – проницательно спросил Альтан.

– Неделю назад, – призналась я. – Чуть больше.

– Он просто не успел проявить свою сущность, – скривил губы Освободитель. – К тому же нам все равно, как именно рабовладельцы обращаются с рабами. Достаточно того, что они считают себя вправе владеть другими людьми.

Видя, что спорить с Альтаном совершенно бесполезно, я сменила тактику.

– Из этих четверых только двое – рабовладельцы. Один из арканзийцев – надсмотрщик. Один из галлиндийцев просто сопровождает своего товарища.

– Мне это известно, – откликнулся Альтан. Видимо, успел переговорить с рабами Илкера. – Надсмотрщик – это еще хуже, чем рабовладелец. А оба галлиндийца, без сомнения, заодно. Но ты права в одном: арканзийские пленники действительно интересуют нас куда больше. Наши основные претензии – именно к ним.

– Значит?..

Боги, а почему меня так волнует судьба Данте и Ренцо? Не я ли совсем недавно ненавидела их обоих? Не я ли желала только одного – оказаться как можно дальше от них, если понадобится, то даже на том свете? Зачем же теперь я рискую расположением Альтана, выгораживая чужих мне людей?

И тем не менее ответ Освободителя заставил мое сердце сжаться.

– Значит, арканзийцев мы казним сегодня, а галлиндийцев оставим на завтра. Пускай проживут еще одну ночь. А нам и завтра понадобится развлечение. Жизнь в пустыне нелегка – людям необходимо выпускать пар.

И Альтан зашагал дальше, уведомляя соратников о сегодняшних и завтрашних планах.

Вскоре все выстроились в подобие очереди напротив тех деревьев, к которым были привязаны Илкер и надсмотрщик. Каждый из рабов держал камень, а некоторые – сразу два, в обеих руках. Среди собравшихся были и Берк с Юркмезом.

– Хочешь принять участие в побиении камнями? – спросил меня кто-то из рабов.

Я покачала головой.

Я старалась не смотреть, но то и дело поворачивала голову в сторону деревьев и разъяренной толпы. Я старалась не слушать, но, даже заткни я уши, крики все равно достигли бы моего сознания. Казнь длилась долго. По-моему, бывшие рабы специально кидали камни так, чтобы не сразу задеть жизненно важные органы. Я успела обратить внимание и на их лица – перекошенные от ненависти. Броски сопровождались злобным «Так тебе!», причем иногда это были выкрики, а иногда едва слышный шепот. Женщины бросали камни не менее, а то и более ожесточенно, чем мужчины.

Наконец все было кончено. Сначала стихли вопли пленных. Потом постепенно сошел на нет шум толпы.

Я сидела в стороне, обхватив руками колени, и мое тело била дрожь.

Трупы так и оставили привязанными к деревьям в окружении россыпи камней. Освободители, как ни в чем не бывало, стали возвращаться к своим делам.

– Идем, мы устраиваем торжественную трапезу! – гостеприимно протянул мне руку какой-то мужчина.

Руку, каких-то пару минут назад кидавшую камни в живых людей. На ней даже оставалась пыль с этих камней, он не счел нужным ее стряхнуть.

– Торжественную трапезу? – бесцветным голосом переспросила я. – В честь чего? В честь казни?

Я все-таки пересилила себя и подала ему руку. Он помог мне подняться на ноги.

– И это тоже, – ответил мужчина. – Но главным образом в честь свободы. Мы празднуем ее каждый вечер. Наша жизнь непроста, – посерьезнев, объяснил он. – Мы живем в тяжелых условиях, держимся подальше от городов, перебираемся по пустыне с места на место, благо наперечет знаем все здешние колодцы. И неизвестно, как долго это продлится. Так что каждый новый день свободы для нас – это праздник.

Бывшие рабы и правда стали праздновать. Ели, пили, шумно переговаривались, потом кто-то даже начал петь. Вскоре к нему присоединилась еще пара голосов.

– А что теперь будет с нами? – спросила я у Альтана, когда подвернулся удобный момент.

– Вы теперь свободные люди, – торжественно ответил тот. – Так что вправе поступать, как захотите. Можете остаться с нами. А можете уйти в жилые места. Один городок находится не так далеко отсюда. Но только должен предупредить: раба, путешествующего в одиночку, поджидают крупные неприятности. Однако, если захочешь рискнуть, это твое право.

Я кивнула, осмысливая информацию.

– Что же ты выберешь? – полюбопытствовал Альтан.

На этот счет у меня не оставалось ни малейших сомнений. С окружающими людьми у меня точно не было ничего общего.

– Я отправлюсь в город, – ответила я. – Хочу попытаться вернуться на родину. Знаю, что это рискованно, но моя цель стоит того.

– Понимаю, – кивнул Альтан, принимая мой ответ.

– Однако, – продолжила я, – с твоего позволения, я бы хотела остаться здесь до утра. Путешествовать ночью слишком опасно. К тому же я хочу посмотреть на завтрашнюю казнь.

И вновь Альтан принял мое решение.

– Конечно. Тебе помогут здесь устроиться. А завтра мы отдадим тебе твоего джамаля и обеспечим всем необходимым, чтобы добраться до Эльварды.

– Благодарю тебя, – кивнула я.

Мой взгляд скользнул в сторону пленников, которым как раз поднесли воды. Сделавшие это рабы показательно плюнули в чарку. Галлиндийцы от воды отказались. И тогда я окончательно решилась.

Пили бывшие рабы не только воду. Когда настала наиболее торжественная часть вечера, они пустили по кругу фляги, наполненные другим напитком. Как мне объяснили, это была настойка из плодов какого-то росшего в здешних местах кактуса. Не так чтобы очень вкусная, зато прекрасно дурманящая голову. Эти люди действительно проживали каждый свой день, как последний. И старались брать от жизни все. Кроме того, родившиеся и выросшие в положении рабов, за которых все решает хозяин, они не умели планировать наперед. Жить сегодняшним днем было для них наиболее естественным состоянием.

Я пить здешнюю дурь не стала. Ненавижу, когда что-то дурманит мне голову, а сейчас для этого тем более было не время.

Что ж, как говорится, трезвый пьяного не поймет. Настойка стала действовать очень быстро. Уровень веселья среди окружающих резко повысился, координация движений существенно ухудшилась. Несколько пар начали целоваться на самом виду, а вскоре поцелуи переросли в более откровенные ласки. В составе одной из этих парочек я с облегчением заметила и Юркмеза. Признаться, я опасалась, что сейчас, когда ни Данте, ни Илкер не могли его остановить, он попытается закончить начатое несколько дней назад и снова станет меня домогаться. Существовали, правда, неплохие шансы, что здешние хозяева все же встанут на мою сторону, но стопроцентной уверенности в этом у меня не было.

Постепенно освободители стали укладываться на траву. Одни заснули, другие неподвижно лежали с открытыми глазами, устремленными в одну точку, и время от времени начинали громко хохотать. Затем снова застывали. На внешние раздражители не реагировали. Я проверила это, подойдя к нескольким из них и проведя рукой прямо перед глазами. Потом взяла флягу с водой и направилась к галлиндийцам.

Деревья, к которым их привязали, росли на расстоянии всего пары ярдов одно от другого. Я подошла к Данте и молча поднесла ему воду. Он открыл рот, и я наклонила флягу так, чтобы он смог из нее напиться. Данте не останавливался долго, почти захлебывался – тогда я осторожно отодвигала флягу, – и снова продолжал пить. Обходиться без питья в пустыне – мучительная вещь.

– Спасибо, – выдохнул он наконец, когда воды в крупной фляге осталось не больше половины.

Я перешла к Ренцо, напоила и его, параллельно оглядывая лагерь. Если кто-то и бодрствует, то ничего совсем уж крамольного в том, что я решила напоить пленников, не увидит.

– Спасибо, Сандра, – сказал Ренцо, устало прикрывая глаза. – Вот мы и поменялись местами.

Я в последний раз огляделась, лишний раз убеждаясь в том, что за нами никто не наблюдает, а уж услышать разговор не сможет точно.

У меня есть к тебе деловое предложение, – заявила я, опираясь рукой о дерево, к которому был привязан Данте. Он взглядом дал понять, что внимательно слушает. – Я помогаю вам бежать и ухожу вместе с вами. А ты, – я пристально посмотрела ему в глаза и с нажимом продолжила, – отпускаешь меня на все четыре стороны в тот момент, когда я этого захочу.

– Договорились, – не раздумывая, согласился он.

Больше не задерживаясь, я вернулась в центр лагеря. Похоже, все спят. Что ж, риск, конечно, есть, но тут уж либо рисковать, либо бездействовать. Раздобыть нож оказалось легко. Найти, где освободители сложили оружие и личные вещи галлиндийцев, тоже. Я то и дело озиралась, а в остальное время напряженно вслушивалась в окружающую тишину. Пока все было спокойно. Меня никто не окликнул и не попытался остановить. И тогда я решилась на наиболее рискованный шаг. Наиболее рискованный потому, что он был самым шумным и самым заметным. Спасало лишь то, что животных разместили в стороне от людей, за деревьями, которые частично скрывали мои действия. Я принялась седлать трех джамалей. Тех, на которых прежде ехали Ренцо, я и Илкер. За время нашего путешествия я научилась правильно обращаться с животными, поэтому сейчас действовала быстро. Когда я закончила и джамали были оседланы, у меня вдруг возникла еще одна идея. Присев возле остальных седел, я стала методично перерезать подпруги. Теперь, даже если бывшие рабы проснутся и за нами организуют погоню, они не смогут преследовать нас верхом: на то, чтобы починить седла, понадобится время. А путешествовать пешком в ночное время слишком опасно. Да и не догонят нас пешие.

Я готовила побег, а в голове крутилась мысль: «Что ты творишь?!». Нет, сомнений не было, я приняла окончательное решение и, как ни странно, была совершенно уверена в его правильности. Я не сомневалась, скорее, удивлялась самой себе. Еще совсем недавно единственным, чего я хотела, была свобода. И раз полноценная свобода с избавлением от клейма в виде дракона невозможна, я хотела хотя бы избавиться от хозяина. От необходимости подчиняться. Пусть даже для этого мне пришлось бы умереть. И вот, казалось бы, что может быть лучше? Я встретила единомышленников, меня освободили, я не должна выполнять ничьих приказов, не являюсь ничьей вещью. Быть может, по законам Арканзии все и не так, но какое мне дело до ее законов? Казалось бы, все желания исполнены. Радуйся и воспользуйся появившимся шансом. Но вместо этого я ставлю под угрозу свою жизнь и свободу. Зачем? Чтобы спасти от смерти тех, кого до недавнего времени считала своими злейшими врагами? И что изменило мое к ним отношение? Ночная переписка при помощи глупой студенческой «птички»? Или не менее глупое объявление о вдовствующем гареме?

Разобравшись с джамалями, я в последний раз обошла лагерь. Присмотрелась к лежавшим на земле людям, прислушалась к их дыханию. Вроде бы спят. Насколько чутко, не знаю. Наверное, под действием настойки сон бывает глубоким, но кто его знает, как долго продолжается это действие. К тому же оставалась вероятность, что кто-то эту настойку не пил.

Решившись, я быстро вернулась к галлиндийцам и перепилила ножом связывавшие их веревки. Правда, веревки оказались прочными, толстыми, и на это занятие ушло больше времени, чем я предполагала. Затем молча указала мужчинам в сторону джамалей, а сама быстро прихватила пару фляг с водой, после чего тоже метнулась к животным. Данте придержал моего верблюда, пока я садилась. Ренцо с трудом удержался в седле, когда его джамаль неспешно поднялся на ноги.

– Руки затекли от этих чертовых веревок, – тихо покаялся он.

– Да, я знаю, – многозначительно подтвердила я и посмотрела на Данте.

Мне было интересно, увижу ли я в его взгляде хотя бы намек на чувство вины. Или исключительно уверенность в собственной правоте, как тогда, во время разговора в башне?

Как ни странно, увидела. А может быть, мне показалось: свет луны, пускай и полной, слишком обманчив. Так или иначе, прежде чем оседлать собственного джамаля, Данте на секунду сжал мою руку.

– Спасибо, Сандра, – негромко сказал он. – Обещаю, я не останусь в долгу.

Ответить я не успела.

– Где? Куда? – громко спросил кто-то спросонья.

Еще несколько человек зашевелились, просыпаясь.

Мы погнали джамалей прочь. К счастью, это были не обычные верблюды, а их более быстроногие собратья. Луна указывала нам направление, в котором следовало двигаться, и освещала наш путь. Когда же она уступила место красному диску поднявшегося из-за гор солнца, мы не остановились, торопясь как можно скорее преодолеть расстояние, отделявшее нас от Эльварды.

Мы немного беспокоились о том, чтобы не заблудиться. Мои спутники никогда прежде не путешествовали по этому маршруту и о направлении знали лишь по разговорам с арканзийцами. Однако около полудня для нас нашлись провожатые.

Было самое жаркое и потому самое тяжелое время суток. Вода у нас пока еще оставалась, но мы ее тщательно экономили. Поэтому, завидев впереди большой отряд, я сперва подумала, уж не начались ли у меня галлюцинации от жары. Вторым на очереди оказался страх: что если мы столкнулись с очередной компанией «освободителей»? Но эту мысль я отмела очень быстро. Ехавшие нам навстречу люди были одеты в военную форму и хорошо вооружены. Не знаю, был ли это повод для радости, но о беглых рабах речь точно не шла.

Прежде чем мы успели поравняться с отрядом, командир сделал своим людям знак остановиться, а сам выехал нам навстречу.

– Дон Эльванди? – спросил он, безошибочно обратившись к Данте.

– Разве мы знакомы? – нахмурился тот.

– Нет, но мы как раз ехали вам на помощь, – откликнулся командир.

Меж тем еще один человек отделился от отряда и подъехал ближе к нам. Он, в отличие от остальных, не был одет в военную форму; при этом одежда выдавала в нем человека весьма богатого.

– Дон Эльванди! – горячо воскликнул он. – Как же я рад видеть тебя в добром здравии!

– Карталь-бей? – щурясь, проговорил Данте, и мужчина в штатском радостно закивал.

– Он самый, дон Данте.

Я с чувством немалого облегчения заметила, что и Данте, и Ренцо стали куда менее напряженными с этой минуты.

– Что же ты делаешь здесь, посреди пустыни? – удивился Данте.

– Еду к вам на выручку, как и сказал многоуважаемый капитан. До Селима-паши дошли слухи о том, что в этих местах орудует банда беглых рабов. Беспокоясь о вас, он отправил меня вам навстречу. Не успел я выехать из Эльварды со своим отрядом, как мы повстречали капитана, – улыбнулся последнему он.

Только теперь я поняла, что мы встретили не один отряд, а два: об этом говорили различия в форме, которые можно было, приглядевшись, заметить.

– Именно так, – подтвердил капитан. – Мы направлялись на поиски бандитов, которых давно пора уничтожить, и выехали из города практически одновременно с Карталь-беем и его людьми. А поскольку выяснилось, что наши цели отчасти совпадают, мы решили продолжить путь вместе.

– Отчего же эта банда не была уничтожена до сих пор? – мрачно спросил Ренцо.

Его суровость легко было понять: не очень-то приятно оказаться привязанным к дереву, мучиться от жажды и смотреть, как забивают камнями твоих спутников, точно зная, что на рассвете то же самое сделают и с тобой.

– Не так-то это легко, – нехотя признался капитан. – Они отлично знают все здешние колодцы и постоянно кочуют с места на место. Прочесывать пустыню – дело непростое. Но я надеюсь, что на сей раз мы с ними разделаемся.

– Я не вижу с вами Илкер-бея. – Лицо Карталя приняло озабоченное выражение. – Значит ли это, что с ним что-то случилось?

– Увы, – подтвердил Данте. – Илкер-бея и его слуг убили беглые рабы. И его собственные рабы принимали в этом участие.

– Вот же мрази! – процедил капитан. – Никакой благодарности к своему хозяину!

Мрази – согласна. Благодарность? А, собственно говоря, было ли за что ее испытывать? Впрочем, свои мысли я оставила при себе. И правильно сделала, поскольку моей персоной и без того заинтересовались.

– А эта рабыня? – сурово спросил капитан, определив мой статус по клейму на руке. – Тоже имеет к ним отношение?

– Нет, – отрезал Данте. – Это моя рабыня, и только благодаря ей мы с моим другом остались живы.

Что ж, во всяком случае, он счел нужным за меня заступиться. Приятно, когда кто-то помнит добро.

Капитан скользнул по мне еще одним взглядом, на сей раз скорее заинтересованным, чем суровым, и снова переключил свое внимание на Данте.

– Расскажите, когда вы с ними повстречались и, если возможно, где. Помогут любые ориентиры.

Данте ответил на все вопросы капитана, Ренцо периодически дополнял. Я подумала, что теперь для солдат действительно не составит большой сложности разыскать рабов. Хотя, если те сообразят, чем чреват для них наш побег, и вовремя покинут лагерь… Все может быть. Признаться, в этой игре я не желала победы ни той, ни другой стороне. У рабов, несомненно, были все причины для того, чтобы так сильно ненавидеть господ. Но если бы они сами превратились в рабовладельцев. Что-то подсказывало: они оказались бы не менее жестокими хозяевами. Так что, пожалуй, я даже не хотела знать, каким будет итог этой погони.

Когда расспросы закончились, капитан вежливо попрощался с Данте, Ренцо и Карталем, после чего повел своих людей вперед, вглубь пустыни. Мы же в сопровождении нового посланника Селим-паши и его отряда направились в Эльварду и через два часа уже были на месте.

Ночевать в городе Данте вроде бы не собирался, но на постоялый двор тем не менее заехали, чтобы передохнуть, пообедать и сменить джамалей на лошадей. Наше путешествие по пустыне подошло к концу.

Ренцо о чем-то договаривался с хозяином постоялого двора, мы же с Данте и Карталем стали медленно подниматься по лестнице на второй этаж. Мужчины шли впереди, я отставала на пару ступенек. В какой-то момент Карталь обернулся и посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

– Так ты говоришь, эта девочка спасла из плена тебя и твоего друга, дон Эльванди? – осведомился он. – Как такое возможно?

– Они сочли ее своей, поэтому не тронули. – Данте говорил медленно и с явной неохотой. Он вообще не был любителем поболтать, в отличие как от Илкера, так и, похоже, от Карталя. – Она дождалась, когда все уснут, и помогла нам сбежать.

Лаконично и без лишних подробностей.

Карталь снова оглянулся. Я опустила глаза. Мне не слишком понравился его взгляд.

Тебе надо как-нибудь ее поощрить, – заметил арканзиец. – Такая преданность – редкость. Рабы как животные. – Он понизил голос, но я все равно услышала. – Их нужно правильно дрессировать. Поощрять нужное нам поведение, наказывать за ненужное. В последнее время люди разучились правильно воспитывать рабов, и вот результат – в наших пустынях. – Он печально вздохнул.

Я стиснула зубы – так, как регулярно делала в начале пути. Нет, бей, или как тебя там, «воспитание» здесь совершенно ни при чем. То, что происходит в ваших пустынях, – плод вашего насквозь прогнившего общества, где к людям относятся, как к скоту.

– Ты можешь подарить ей какую-нибудь побрякушку вроде браслета, – продолжал советовать арканзиец. – Можно даже подороже, из тех, о каких рабыни даже не мечтают. Возможно, потратишь лишние деньги, зато, поверь, за это она будет готова целовать тебе ноги. И не только ноги, – добавил он с многозначительной ухмылкой, такой слащавой, что меня чуть не стошнило прямо на ступеньки. – Впрочем, можно обойтись и без трат, просто отблагодарить ее в постели. Кстати сказать, – его улыбка стала еще более сладкой, – если у тебя не будет времени или настроения, я мог бы посодействовать тебе в этом вопросе. Поверь, она останется довольна.

Я на секунду прикрыла глаза. Замерла, схватившись за перила, чтобы не споткнуться. Нет, я не собираюсь терпеть подобное отношение! Возможно, я проиграю, окажусь в нищете, погибну, но терпеть этого все равно не стану.

Конечно, изливать свой гнев в обращенных к Карталю словах не имело смысла, и я не стала этого делать.

– С твоего позволения, я сам разберусь, как мне отблагодарить рабыню, – ответил Данте тем ледяным тоном, каким умел говорить.

Но мне этого было недостаточно. И прежде, чем мужчины направились в комнату, где слуги уже накрыли для них обед и куда мне вход был заказан, я обратилась к Данте:

– Господин, вы позволите? Всего пару слов.

Данте кивнул.

– Отправляйся в трапезную, Карталь-бей, – сказал он арканзийцу. – Я догоню тебя.

После чего отвел меня в конец коридора. Карталь, и не подумав последовать совету Данте, остался на месте, старательно прислушиваясь. К счастью, мы находились от него на достаточно большом расстоянии, а подойти ближе он все же не решился.

– Ты обещал отпустить меня, как только я этого захочу, – без обиняков заявила я Данте. – Так вот, я хочу уйти сейчас. Поэтому к тому моменту, когда вы закончите трапезу, меня здесь уже не будет.

– Сандра, сейчас у меня нет возможности говорить, – ответил Данте, ненавязчиво повернув голову в сторону Карталя. – Подожди день или два.

– Мне не нужны разговоры, – отрезала я. – Я просто сообщаю тебе, что ухожу. Желаю удачи в твоих делах с арканзийцами. Это все.

Я попыталась было развернуться и уйти, но Данте крепко схватил меня за руку. Карталь следил за нами со все возрастающим интересом. Чуть не приплясывал на месте, но переместиться ближе позволить себе, как видно, все-таки не мог.

– Нет, не все, Сандра, – процедил Данте, от которого тоже не укрылся повышенный интерес арканзийца. – Я тебя не отпускаю. Сейчас ты пойдешь в ту комнату, где тебе положено находиться, и останешься там до тех пор, пока мы отсюда не уедем.

– Ты обещал, что отпустишь меня по первому моему слову, – стиснув зубы, напомнила я. – Выходит, ты лгал?

Полагаешь, в тех обстоятельствах у меня были другие варианты? Сандра, разговор окончен. Ты никуда не уходишь и едешь со мной в мой армон. Там мы поговорим. А сейчас я с тобой разговаривать не могу, – прошипел он. Сделал шаг в сторону Карталя, но снова обернулся. – Имей в виду: попытаешься самовольно уйти – я заявлю о побеге рабыни. В этом городе тебя найдут за пятнадцать минут.

Вот теперь он, не оборачиваясь, зашагал к Карталю.

– Рабыня проявляет характер? – сразу же осведомился тот.

– Нужно было уладить кое-какие дела, – разочаровал его Данте, дав нашему разговору абстрактное и одновременно тривиальное объяснение.

Эти двое ушли, а я осталась в пустом коридоре. Медленно опустилась на пол, прислонилась спиной к стене. Тело вновь начала бить нервная дрожь. Лжец! Лучше бы он остался там, у «освободителей», и погиб, как Илкер!

Меня передернуло от этой мысли. Нет, наверное, все-таки не лучше. Пусть живет. А вот мне все-таки следовало сброситься с той башни. Если бы я получила такую возможность сейчас, я бы не испугалась.

Глава 6

Спустя полтора часа мы выехали с постоялого двора и направились в Галлиндию, до границы с которой, как выяснилось, от Эльварды было рукой подать. По обрывкам чужих разговоров я поняла, что Карталь как представитель Селим-паши взялся подписать нужный договор на территории Данте вместо погибшего Илкера. Отряд Карталя пересел на лошадей. Меня спросили, умею ли я ездить верхом, и, получив положительный ответ, выделили лошадь и мне. Карталь, Данте и Ренцо ехали в карете.

Поначалу мне хотелось переговорить с Ренцо. Что, если его точка зрения на исполнение обещаний отличалась от позиции Данте? Но, учитывая разные способы передвижения, равно как и постоянное присутствие внимательных к любым мелочам арканзийцев, возможности для этого не предоставлялось, и вскоре мне стало все равно.

Да, постепенно мною овладела апатия. Я с равнодушием отметила, как изменился пейзаж вскоре после того, как мы въехали на территорию Галлиндии. По-прежнему палящее солнце, по-прежнему юг, но здесь уже было значительно больше растительности. Пусть и не такие густые, как на севере, но все-таки леса. Заросли камышей и кустарников, за которыми угадывались змейки ручьев. Потом дикие места сменились возделанными полями, а те – оливковыми рощами.

Еще пара часов – и мы выехали к армону. Он тонул в зелени – тоже местной, южной. Я равнодушно отметила большое количество пальм. Причем двух разных видов: одни были сравнительно низкими и «пушистыми», стволы их почти полностью скрывались за широченными листьями; другие, наоборот, высокие и практически голые, лишь по несколько длинных листьев на самом верху. Сам армон был построен из какого-то незнакомого мне серого камня с розовыми прожилками. Кажется, три этажа плюс еще мансарда – по крайней мере, такое впечатление складывается, если судить по форме крыши и верхним окнам. По размерам – что-то вроде маленького дворца, в духе тех, в которых наши, северные, правители любят проводить редкие дни отдыха.

Мы въехали во двор; один из солдат, спешившись, взял мою лошадь под уздцы. Я тоже послушно спустилась на землю и, когда меня позвал Данте, равнодушно последовала за ним.

Вошли в армон. Прохладно. Потолки высокие. А сам зал не слишком большой. Впереди лестница. Широкая, но кверху сужается. Солдаты отстали: их собирались расположить в другом здании. Остались только Данте, Ренцо, Карталь и я, явно чужая на этом празднике жизни. А также подоспевшие к прибытию хозяина слуги. Карталя уже провожали вверх по лестнице, вероятно, в предоставляемые ему покои. Предварительно они с Данте договорились встретиться через полчаса для подписания договора. Видимо, с таким важным делом тянуть дольше необходимого не хотели.

Наконец, Данте повернулся ко мне.

– Сандра, нам надо переговорить… – начал было он, но тут к нему подскочил какой-то молодой человек, очень высокий, в очках и с кипой бумаг, которые он буквально прижимал к сердцу.

– Дон Данте, рад приветствовать вас на родине! – быстро заговорил он. – Прошу меня простить, но это очень срочно. Вы долго отсутствовали, и у нас накопились дела, в которых совершенно необходима ваша подпись. А главное, полковник Фернандес прибыл полчаса назад со срочным сообщением. Если с подписями еще можно подождать, то я боюсь, что полковник.

Юноша, кажется, мог бы долго еще продолжать, но Данте его прервал.

– Понял, понял, – не без раздражения, но в то же время достаточно благодушно кивнул он.

Снова повернулся ко мне, в задумчивости прикусил губу, потом поманил к себе человека лет сорока из местных. По манере держать себя я определила в нем дворецкого и, как вскоре выяснилось, не ошиблась. Данте что-то коротко ему сказал – видимо, дал распоряжения на мой счет; во всяком случае, оба в какой-то момент посмотрели на меня. Меж тем молодой человек, прижимавший к груди бумаги, умудрился сложить руки в молитвенном жесте, после чего устремил тоскливый взгляд на висевшие справа от лестницы часы.

– Наш разговор состоится, но позднее, – сказал мне Данте и, дав Ренцо знак следовать за ним, поспешил наверх за уже взлетевшим по ступенькам юношей.

Ренцо доброжелательно мне подмигнул и тоже зашагал на второй этаж. Дворецкий молча показал направление. Я равнодушно проследовала в указанную сторону.

Мы вышли в коридор, добрались до другой лестницы и начали спускаться. По-прежнему пребывая в состоянии апатии, я не сразу сообразила, что происходит. Просто бездумно брела туда, куда указывал дворецкий. И только увидев дверь с решетчатым окошком, подозрительно напоминающую вход в тюремную камеру, заметила следующего за дворецким стражника. На каком этапе он к нам присоединился?!

Не успела я толком испугаться и оказать хоть какое-то сопротивление, как меня затолкнули в камеру и заперли дверь. Я осталась одна в маленькой полутемной комнате. Кое-какой свет все-таки проникал через высоко расположенное и тоже зарешеченное окошко. Видимо, оно выходило наружу над самой землей. На полу – один лишь тонкий матрас. И еще небольшое углубление, о назначении которого нетрудно догадаться. Больше ничего.

Я не стала плакать, нет. Вообще со времени похищения я не проронила ни слезинки. Вместо этого я расхохоталась. Громко и не сдерживаясь. Навзрыд. Потом, резко перестав смеяться, бросилась к двери и забарабанила в нее изо всех сил. Никакой реакции снаружи не последовало, но я ее и не ждала. Отступила от двери, а потом, вернувшись, изо всех сил толкнула ее плечом. Еще и еще.

Конечно, даже в тогдашнем своем состоянии я отлично понимала, что не сумею выбить дверь. А если бы даже сумела, толку от этого было бы немного. Но дело было не в этом. Люди думают, что бьющаяся в окно муха безмозгла и потому не понимает, что перед ней – стекло. Но что, если дело совершенно в другом? Что, если она прекрасно понимает, что наружу не выбраться, но просто не хочет продолжать жить в душной закрытой комнате? И предпочитает разбиться о стекло, лишь бы не оставаться запертой в этой ловушке?

Кажется, я разорвала рукав. Кажется, разбила руку в кровь. Один раз даже ударилась головой. Несильно: все-таки сработал инстинкт самосохранения. Боль немного помогла отключиться от эмоций. А потом они как-то разом схлынули.

К тому моменту, когда за дверью камеры зазвучали голоса, я лежала на матрасе спиной к выходу и смотрела в стену.

– Если не будешь отпирать быстрее, я оторву твои кривые руки! – Голос Данте звучал приглушенно из-за запертой еще двери.

Ключи зазвенели как-то очень нервно и продолжали позвякивать так еще достаточно долго. Наконец дверь распахнулась. В камеру вошли. Кто именно, я не видела, поскольку продолжала лежать без движения, глядя в одну, произвольно выбранную точку на стене. Уже потом я узнала, что вошедших было трое: Данте, дворецкий и давешний стражник. Именно он так долго боролся с ключами.

– Сандра! – позвал Данте.

Я не пошевелилась.

– Спит? – тихо спросил он, потом подошел ближе и легонько потряс меня за плечо.

– Сандра!

Я снова никак не отреагировала, но он увидел, что у меня открыты глаза. И не только это.

– Откуда у нее кровь на руке? – Данте распрямился и, судя по звуку его голоса, повернулся к своим спутникам. – В придачу ко всему ты еще и посмел ее ударить?

Кажется, в его голосе звучала злость, но я не стала заострять на этом внимание. Какая разница? Я устала от спектаклей. Мне надоели слова. Они все равно ничего не стоят.

– Я к ней даже не притронулся! – воскликнул, оправдываясь, дворецкий.

– Значит, ты? – На сей раз ледяной тон предназначался стражнику.

– Да вы что! – От волнения тот даже забыл о правилах субординации. – Я ничего ей не сделал! Только дверь запер и сразу ушел!

– То есть хотите сказать, она сама себя покалечила? – рявкнул Данте. Но через пару секунд пробурчал себе под нос: – Хотя она, пожалуй, могла бы.

– Вот видите, – поспешил подхватить дворецкий.

– Ты лучше молчи! – гневно отрезал Данте. – Это в любом случае твоя вина! Какого дьявола ты привел ее сюда?

– Я же говорил, дон Эльванди, именно так я понял ваш приказ, – сбивчиво принялся объяснять, видимо, уже не в первый раз, дворецкий. – Вы сказали временно ее куда-нибудь определить. Я подумал, что раз знак дракона…

– Помолчи! – резко осадил его Данте. – Не зли меня еще сильнее. – Он снова повернулся ко мне и мягко позвал: – Сандра!

Я по-прежнему молчала и не шевелилась. Мне было все равно, хоть ногами бейте.

– Сандра, пойдем отсюда.

Я продолжила смотреть в стену. Это только кажется, что камень однообразный. На самом деле в нем есть разные прожилки, трещинки. Вот одна, похожая на молнию, бежит по стене снизу вверх…

– Ужин для заключенной! – радостно сообщил какой-то новый голос.

Он прозвучал настолько бодро и громко, что ударил по ушам. Я даже вздрогнула от неожиданности, впервые хоть как-то отреагировав на происходящее в камере.

– Для заключенной? – холодно повторил Данте.

Что-то в его тоне и взгляде заставило вошедшего мигом растерять всю бодрость.

– А… я зайду попозже, – осторожно предложил он и, видимо, попытался сразу же выскочить в коридор, поскольку дальше последовал окрик Данте:

– Стоять! – После чего он уже более ровным голосом добавил: – Принес ужин – ставь.

Второй стражник послушно опустил тарелку, наполненную чем-то невразумительным, на пол, совсем рядом с круглым углублением. Заметив это краем глаза со своего места, я с трудом подавила позыв снова расхохотаться. Можно же было сразу выкинуть содержимое тарелки в яму, зачем вообще пропускать его через желудочно-кишечный тракт несчастного заключенного?

– Вон! – коротко бросил Данте, едва тарелка оказалась на полу, и второй стражник поспешил исполнить приказ.

Уверена, оказавшись за пределами камеры, он вздохнул с облегчением.

– Сандра!

Данте хотел снова потрясти меня за плечо, даже поднес руку, но, видимо, увидел кровь на разорванном рукаве и передумал.

Что, накормить меня собираешься? Сам ешь эту гадость, если хочешь. А мне и так хорошо. Я не голодна, хотя, кажется, в последний раз ела давно. И пить тоже не хочу. Вообще ничего не хочу.

Зато похожая на молнию трещина по-прежнему притягивает взгляд.

– Так, Сандра, вставай!

Голос Данте зазвучал более настойчиво.

– Сандра, – продолжил он после недолгого молчания, – сейчас мы отправляемся в гостиную. Ты пойдешь сама или хочешь, чтобы я тебя туда отнес?

Хотя последние слова и прозвучали как угроза, они оказались настолько неожиданными и так плохо вписывались в контекст произошедшего, что я, поморгав, оторвалась от созерцания стены. Ладно, раз уж меня никак не хотят оставить в покое.

Я встала с матраса и с непроницаемым выражением лица медленно вышла из камеры.

Снаружи остановилась, но только потому, что запамятовала, куда идти дальше. Стражник вышел следом, за ним Данте. Дворецкий собирался покинуть камеру последним, но Данте неожиданно преградил ему дорогу.

– А ты посиди здесь и подумай, как впредь принимать поспешные решения, – заявил он. – Вон и ужин как раз принесли.

И захлопнул дверь.

Стражник вопросительно посмотрел на хозяина, видимо, предполагая, что это всего лишь такая шутка. Но тот лишь выжидательно изогнул бровь – мол, чего медлишь? – и стражник послушно запер камеру.

– Идем!

Это уже было сказано мне. Тон был вроде и мягче, но возражений не допускал. Равнодушно пожав плечами, я стала подниматься по лестнице вслед за Данте. Потом был коридор, потом вторая лестница – та самая, парадная, сужающаяся кверху. Данте несколько раз оглядывался, но ничего не говорил. Один раз коротко отдал какое-то распоряжение встретившейся по пути служанке. Я не вслушивалась.

Наконец мы вошли в комнату. Действительно гостиная, но какая-то маленькая. Наверное, гостей принимают обычно не здесь. Впрочем, это не удивительно. Сколько гостиных в армоне? Должно быть, с десяток, если не больше. Эта, видимо, являлась частью личных покоев. Мое предположение подтвердилось, стоило получше оглядеться по сторонам. Через открытую дверь в соседнюю комнату можно было увидеть край кровати. Не могу сказать, чтобы меня это взволновало. Я осматривалась с прежним равнодушием.

– Сандра! – позвал Данте.

Я подняла на него несколько дезориентированный взгляд.

– Сядь.

Он сам подвел меня к небольшому двухместному дивану с зеленой обивкой и усадил на мягкое сиденье. Пожалуй, наличие нормальной мебели где-то в глубине души радовало. Кресла, стулья, диваны. А не эти их дурацкие ковры, циновки и подушки.

Я прилежно сложила руки на коленях. Смотрела в сторону.

Данте опустился передо мной на корточки и поймал мой взгляд.

– Сандра, прости, – сказал он, взяв меня за руки. Аккуратно, за самые кончики пальцев. – Никто не собирался заключать тебя под арест. Это моя вина. Я велел дворецкому где-нибудь тебя разместить. Имел в виду одну из гостевых комнат, а он неверно истолковал мой приказ. Но злого умысла не было. Правда.

Я бесстрастно пожала плечами. Допустим. Вполне вероятно, что так. Какая, в сущности, разница?

– Покажи мне свою руку, – попросил, поднимаясь, Данте.

И уже начал ее осматривать, но я резким движением отстранилась. Вот прикасаться ко мне ни к чему. И вовсе не потому, что я боюсь физического насилия. Просто не хочу чужих прикосновений. Довольно в мою жизнь и в мое личное пространство вторгались все, кому не лень.

Данте нахмурился, но настаивать не стал.

– У тебя гусиная кожа, – вместо этого заметил он. – Ты замерзла.

И снова пожатие плечами. Замерзла? Не знаю, я вроде бы ничего не чувствую. Хотя это логично: в камере наверняка было холодно. Да, похоже, что замерзла: руки Данте кажутся горячими – значит, мои, наверное, ледяные.

А он зачем-то снял свой камзол и набросил мне на плечи. Ну вот, теперь я, кажется, работаю вешалкой.

– Я верю, что не было злого умысла, – отсутствующим голосом сказала я, предпочтя вернуться к предыдущей теме разговора. – Что теперь? Куда меня отправят? На кухню? Или, может быть, на конюшню?

Во мне снова стала просыпаться злость. Она пока еще не пробудилась окончательно, скорее так, медленно ворочалась, напоминая о себе. И где– то краем сознания я чувствовала, что это лучше, чем всепоглощающая апатия.

– Сандра. – Данте вздохнул. – Можно я сяду?

Он указал взглядом на место рядом со мной.

Я безразлично передернула плечами. Он же здесь хозяин, так с какой стати спрашивает?

Данте расценил мой жест как согласие и, наверное, был прав. Я и сама не понимала себя сейчас до конца. Он опустился на диван, развернулся ко мне лицом и снова заговорил.

– Сандра, – его голос прозвучал сейчас очень мягко, – как ты думаешь, почему я тебя купил? У тебя есть какие-нибудь предположения?

Я в первый раз подняла на него глаза. Есть ли у меня предположения? О да! По меньшей мере три. Беда в том, что все они противоречат друг другу. Поэтому я высказала совершенно нейтральную версию:

– Тебе понадобилась рабыня?

Эти слова почему-то вызвали у него слабую улыбку.

– Нет, Сандра. У меня вообще нет рабов. Видишь ли, я ненавижу рабство. Напрасно ты так удивляешься, – заметил он, видя мой недоверчиво-вопросительный взгляд. – Во-первых, здесь не Арканзия. В Галлиндии многие отрицательно относятся к рабовладельческому строю. Здесь работорговля давно объявлена вне закона, хотя люди по-прежнему могут привозить рабов из-за границы. Но делают это все реже и реже. А во-вторых, – он немного помолчал, будто не очень хотел вдаваться в подробности, но затем все-таки продолжил, – моя кормилица была рабыней. И в молодости успела немало настрадаться по этой причине. До того, как попала в Галлиндию. Моя мать умерла рано, так что кормилица была очень близким мне человеком. Так что у меня есть свои личные причины быть противником рабства.

– Тогда почему ты меня купил?

– Разве это не очевидно? Потому что не хотел допустить, чтобы тот ублюдок, которому место по меньшей мере за решеткой, а скорее на виселице, тебя убил.

– Ты спасаешь так всех рабов? Выкупая их на деньги из собственного кармана?

Данте усмехнулся, уловив мой сарказм. Я все еще ему не верила, точнее сказать – не знала, верить или нет, и он это понимал.

– Нет, – признал он. – Я не такой альтруист. И вообще далеко не ангел, как ты верно заметила. Но не всех рабов пытаются убить прямо у меня на глазах. А кроме того, – он задумчиво сощурился, глядя в сторону, будто что-то вспоминал, – не скрою, мне понравилось то, как ты себя повела. Совершенно безрассудно и при этом решительно. Не согласная расстаться с человеческим достоинством. Тот пират был уверен, что ты целиком и полностью в его власти; ты же манипулировала им, заставив поступать именно так, как хотела того сама. Ты могла бы притвориться покорной, а потом использовать эту способность к манипуляции, чтобы возвыситься над другими рабами. В рабовладельческом обществе таким образом можно подняться очень высоко. Но ты не захотела идти таким путем, и это мне тоже понравилось.

Я смотрела на него, чувствуя себя сбитой с толку, и по-прежнему не знала, верить или нет.

Я совершенно случайно оказался на невольничьем рынке, – сказал Данте. – Просто через него лежал кратчайший путь к таверне. Я не собирался никого покупать. И в том, что я тебя выкупил, не было ровным счетом никакого меркантильного интереса.

В дверь постучали, словно специально для того, чтобы дать мне время собраться с мыслями. В комнату вошла служанка, принесшая на подносе кубок с каким-то напитком.

– Пунш, как вы и велели, дон Данте.

Она поднесла было напиток ему, но Данте кивнул в мою сторону. Служанка опустила поднос на маленький столик, совсем крохотный (поднос занял его целиком), затем с легкостью приподняла столик и поставила его напротив меня. Сделав реверанс, она удалилась.

– Пей, – посоветовал Данте. – Согреешься.

Я подняла на него затуманенный взгляд и впервые почувствовала, что мне действительно как-то зябко. Камзол несильно помогал, поскольку был всего лишь наброшен на плечи, а не застегнут на все пуговицы.

Я взяла кубок и сделала осторожный глоток. Напиток был, как и положено, горячим. Вино или даже несколько разных вин, какие-то пряности и фруктовый привкус. Организм действительно начал прогреваться. Я отпила еще.

Когда количество жидкости в кубке уменьшилось вдвое, я вернула его на столик и все-таки задала свой вопрос:

– Если все так, как ты говоришь, почему ты не мог мне этого объяснить раньше? Почему делаешь это только сейчас?

– Ну, первое время я полагал, что ты не знаешь языка, – напомнил Данте.

– То, что у тебя нет злых намерений, можно дать понять и другими способами. – Я отказывалась принимать вину на себя.

Можно, – согласился Данте. – Но была еще одна проблема. Я ведь намекнул тебе на это в Бертане. Мы постоянно находились под присмотром арканзийцев. Ты достаточно наблюдательна и не могла этого не заметить. Сандра, я отправился за границу не просто так. На протяжении многих лет арканзийцы регулярно совершали налеты на наши земли. Я молчу об экономических убытках, но при этом гибли люди. Я долгое время вел переписку с Селим-пашой, пока наконец мы не достигли некой потенциальной договоренности. Дальше была необходима встреча, а затем заключение письменного соглашения.

Слушая, я машинально взяла кубок и постепенно допила пунш. Попутно сопоставляла рассказ Данте со своими собственными выводами, основанными на той обрывочной информации, которую мне удалось собрать в дороге. Теперь восполняла пробелы и исправляла неточности.

– Дело было настолько важным, что мне пришлось самолично отправиться в Арканзию, – продолжал Данте. – Ни с кем другим переговоры вести бы не стали. Брать с собой большой отряд я не счел целесообразным. Численный перевес в любом случае оказался бы на их стороне, при этом арканзийцы восприняли бы такой поступок как выражение угрозы и отреагировали бы соответственно. Поэтому я взял с собой только Ренцо: он знаком с местной культурой, а в случае надобности хорошо управляется с мечом. И в целом все прошло успешно. Но с этими людьми ни в чем нельзя быть уверенным окончательно, до тех пор пока на бумаге не поставлена самая последняя подпись. Видишь ли, Сандра, это юго-восток. Там очень многое отличается от того, к чему ты привыкла на севере. Да и от нашей галлиндийской ментальности тоже. Среди прочего на востоке ценят силу. Зачастую ценят выше, чем справедливость и тем более честность. Честность с их точки зрения вообще важна лишь между «своими». Обмануть чужого можно и зачастую даже почетно. Но я сейчас не о том. С позиции арканзийца, заключать договор можно только с сильным партнером. Это одно из главных условий. Если потенциальный партнер проявляет слабость, от него с легкостью избавляются. И дальше заключают соглашение с более сильным игроком, пришедшим на смену первому. Либо не заключают вовсе. Понимаешь, что это означает?

– Догадываюсь, – кивнула я. – Если бы ты проявил слабость, арканзийцы с легкостью избавились бы от тебя и разорвали договор, который так и не был заключен до конца.

– Совершенно верно, – одобрительно сказал Данте.

– Значит, ты ходил по лезвию ножа, – заметила я. Он хмыкнул: я явно не сообщила ему ничего нового. – Мало ли что взбрело бы в голову этим людям. И что они восприняли бы как слабость, учитывая разницу менталитетов.

– Справедливо, – подтвердил Данте. – Однако помогало то, что я неплохо знаю их менталитет. И одну вещь я знаю точно, – очень серьезно продолжил он. – Сострадание к рабу является в Арканзии признаком слабости.

Я опустила глаза, делая выводы. Данте внимательно на меня смотрел, следя за моей реакцией.

– Я не мог напрямую протранслировать тебе свои намерения, – проговорил он, увидев, что я уже сумела сложить два и два. – Если бы меня решили убрать – а такие решения принимаются на востоке очень легко, – то убили бы и тебя, и Ренцо. А на приграничные земли продолжились бы набеги, в ходе которых гибнут десятки людей. Лучше от этого не стало бы никому. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Сандра. Но, к сожалению, у меня были связаны руки. Ренцо мог позволить себе чуть больше как подчиненный, и он пользовался этой возможностью. Но и его свобода действий была существенно ограничена.

Я вспомнила намеки, которые Данте делал в свое время касательно Илкера. Вспомнила навязчивое присутствие Карталя. И то, насколько по-разному Данте вел себя со мной в присутствии арканзийцев и когда мы остались в Бертане один на один.

– И несмотря на это ты спасла нам с Ренцо жизнь, – добавил он, аккуратно взяв мою руку в свою. – Хотя на тот момент имела все основания считать нас своими врагами. Если ты думаешь, что я об этом забыл, ты сильно заблуждаешься.

Я пожала плечами, глядя в пол. Я не считаю врагами людей, которые уступают мне свою постель. Но дело не в этом.

– Так ты отпустишь меня? – тихо задала я свой самый главный вопрос. Тот, на фоне которого меркли все прочие неясности, ошибки и недоразумения.

Данте запрокинул голову и тяжело вздохнул. Сердце екнуло и упало куда-то вниз: ответ был понятен без слов.

Выпустив мою руку, Данте встал с дивана и прошелся по комнате.

– Сандра, как я уже сказал, мне не нужны рабы. Так что, поверь: я отпустил бы тебя хоть сегодня, как ты говорила, на все четыре стороны. Но дело не во мне. Ты ведь знаешь, что я при всем желании не в силах избавить тебя от этого?

Он указал на украшавшего мою руку дракона. Я мрачно кивнула. Да, это было мне известно.

– Никто не может, – подтвердила я.

Увы. Люди научились использовать магию камней для того, чтобы ставить клеймо. Но никто не умеет его снимать. Обыватели, конечно же, нашли этому объяснение. Дескать, боги решают, кому быть рабом, а кому нет. И человек – в том числе и хозяин раба – не вправе идти против их воли. Сам я не склонен искать объяснения в области сверхъестественного. Полагаю, люди просто не научились сводить такие знаки. Все это означает одно: я могу тысячу раз тебя отпустить, но в глазах людей ты все равно останешься рабыней. Да, я нарушил слово, не дав тебе уйти в Арканзии, как ты того хотела. Но что бы произошло, поступи я иначе? Рабыню, путешествующую без хозяина, задержали бы очень быстро. В лучшем случае первый встречный рабовладелец попросту забрал бы тебя себе, и кто знает, каким человеком он бы оказался.

Признаться, меня передернуло при мысли о такой перспективе. Я почему-то об этом не подумала, а ведь сейчас слова Данте прозвучали совершенно логично. Что делает прохожий, обнаруживший на дороге чужую собственность, скажем кошель с монетами? В редких случаях пробует найти хозяина. Но чаще всего забирает кошель себе. Кошель или что-нибудь другое, что плохо лежит. В данном случае «плохо лежала» бы я.

– Что же тогда в худшем случае? – пробубнила я, глядя в сторону.

– В худшем ты попала бы в руки властей, – ответил Данте. – Тогда тебя могли бы казнить как беглянку. Поэтому отпустить тебя на территории Арканзии я не был готов ни при каких условиях. Именно потому, что ты спасла мне жизнь. В Галлиндии дело обстоит несколько иначе. Как я уже говорил, здесь не слишком жалуют рабство. Работорговля запрещена, а у рабов, привозимых из-за границы, значительно больше прав, чем все в той же Арканзии. Тем не менее ситуация далека от совершенства. Раб остается рабом, и путешествовать в одиночку с клеймом чревато серьезными неприятностями. Во-первых, здесь проживает много арканзийцев, а об их отношении к рабам тебе известно. Во-вторых, и среди местных отношение встречается всякое. Есть люди, которые считают, что с рабом, а тем более рабыней, можно позволить себе то, что недопустимо со свободным человеком. Да, в здешних судах к рабу не относятся как к вещи, но прав у свободных людей все равно больше. И расклад «слово свободного против слова раба» редко решается в пользу последнего. Известен не один случай, когда преступники пытались повесить всех собак на ни в чем не повинного человека с клеймом. Нередко им это удавалось, хотя в последнее время ситуация и начинает меняться к лучшему. Два таких дела получили большой резонанс.

Хмурясь, он снова прошелся взад-вперед по комнате, хрустнул костяшками пальцев.

– Сандра, я буду говорить прямо: риск попасть в беду с драконом на руке очень велик и в Галлиндии. А я не хочу, чтобы ты попала в беду.

По мере того как он говорил, мои плечи опускались все ниже и ниже. Нет, на сей раз я верила Данте. Зачем ему было лгать? Ведь проверить правдивость его рассказа проще простого: достаточно совсем немного поговорить с кем-нибудь из местных.

Данте подошел ко мне и опять присел на корточки напротив.

– Поэтому я хочу предложить тебе одно решение, – сказал он.

Я подняла на него скептический взгляд. Какое тут может быть решение?

– Ты останешься в моем армоне, – продолжал Данте. – Выберешь себе занятие по вкусу. Все, что захочешь. Армон большой, вариантов много. Будешь получать жалованье, соответствующее твоей должности. И станешь жить жизнью, ничем не отличающейся от жизни свободного человека. Делать выбор за тебя я не собираюсь, но успел немного над этим подумать. Специалист по теоретической магии здесь, к сожалению, не требуется, но есть сферы, где твои знания вполне могли бы пригодиться. К примеру, здесь есть группа лекарей, которые, помимо лечения больных, проводят эксперименты, изобретая новые способы врачевания. Они пользуются для этих целей магическими камнями, и консультации специалиста наверняка придутся им очень кстати. Есть советники по международным связям, им всегда не хватает людей, знающих иностранные языки. Кроме того, вакантна должность архивариуса.

– Архивариуса? – невнятно пробормотала я. – И в чем заключается его работа?

Язык заплетался, отражая тем самым хаос, творившийся сейчас у меня в душе. Когда Данте начал говорить о выборе занятия по вкусу, я, признаться, подумала о таких опциях, как мытье полов, приготовление пищи и прополка грядок. Поэтому, когда Данте внезапно заговорил о квалифицированной, профессиональной работе, я подняла голову, расширила глаза и, кажется, даже приоткрыла рот от удивления. И никак не могла понять: радоваться мне, продолжать сетовать на судьбу или просто вылить себе на голову ведро холодной воды. Последнее, пожалуй, было бы наиболее уместным.

– В армоне есть архив, – охотно принялся объяснять Данте. – Он совмещен с библиотекой. Там хранятся документы, много книг, в том числе по теоретической магии, и даже кое-какие артефакты, сделанные на основе магических камней. Правда, все они давно вышли из использования и особой ценности не представляют, за исключением исторической. Но, быть может, и научной тоже. Время от времени мне бывает нужно просмотреть те или иные документы либо отрывки из определенных книг; и то, и другое может оказаться как на арканзийском, так и на других языках. В частности, там есть литература на твоем родном языке, и еще на иртонском. Ты знаешь иртонский?

– Да, – кивнула я, все еще реагируя на окружающий мир так, словно видела его сквозь пелену тумана. – Мы в университете изучали.

– Отлично. Правда, поскольку архив совмещен с библиотекой, на архивариуса также ложатся чуть более тривиальные обязанности – помогать с выбором книги тому, кто хочет взять себе что-нибудь почитать. Но, скажу тебе честно, такие люди в библиотеку заходят нечасто. Те же немногие, кто читает регулярно, уже сами отлично все там знают. В свободное время ты запросто могла бы заниматься научной работой – если, конечно, захочешь. А если со временем надумаешь сотрудничать с каким-нибудь университетом, я тоже не стану возражать.

– Подожди. – Я остервенело потрясла раскалывающейся головой. – С каким университетом? Я же рабыня, и ты сам сказал, что даже в Галлиндии мои права более чем ограничены.

Данте улыбнулся, сел рядом и положил ладонь на мою руку, разом скрывая от глаз знак дракона. Это прикосновение не напугало: почему-то, наоборот, стало спокойно и тепло.

– Сандра, сразу видно, что ты жила в обществе, слишком далеком от рабства. Ты просто плохо представляешь себе, как тут все работает. Даже в Арканзии раб может очень высоко подняться в доме свое го хозяина. Иные рабы во дворцах эмиров имеют большую власть, чем свободные и могущественные визири. Их уважают, перед ними склоняют головы, все их приказы выполняются неукоснительно. В Галлиндии же раб может многого достичь и за пределами хозяйского дома. Не так давно один человек с клеймом раба даже попал в парламент. Главный лекарь местного лазарета – тоже раб. Получивший высшее образование и имеющий многолетнюю успешную практику. Но за каждым из них стоит хозяин. Который поддерживает их и обеспечивает защиту. Видишь ли, козни, интриги, борьба за власть – все это в равной мере может встретиться на пути к успеху как свободному, так и рабу. Но у раба намного меньше шансов победить в такой борьбе – если за ним, опять же, не стоит хозяин. Свободный человек, обладающий достаточной властью. В общем, можешь не сомневаться: если в перспективе захочешь работать с каким-нибудь музеем или университетом, у тебя появится такая возможность.

Я с силой потерла виски, все еще несколько ошалело глядя перед собой. Потянулась к кубку, но оказалось, что он уже опустел. Как-то сама не успела заметить, как выпила все до последней капли.

– Я прикажу принести еще, – сказал Данте и позвонил в колокольчик прежде, чем я успела отказаться.

Пока он отдавал распоряжения явившейся на зов служанке, я пыталась думать, но мысли путались.

– У тебя есть какие-нибудь предпочтения? – спросил Данте, вновь садясь рядом. – Что-нибудь из того, что я перечислил? Или другие идеи? Ты не обязана решать сразу, можешь сначала просто пообвыкнуться и присмотреться к тому, что есть в армоне.

– Архивариус, – негромко проговорила я. – Это звучит наиболее… подходяще.

Тут мне не требовалось глубоко задумываться. Иметь возможность закрыться в библиотеке казалось сейчас самым что ни на есть лучшим вариантом.

– Я почему-то так и подумал, – кивнул Данте. – И еще одно. Если захочешь – а я думаю, ты захочешь, – мы можем составить письменный договор.

– Договор? – удивилась я. Мой мозг, казалось, был готов взорваться. – Разве может быть договор между. – было не очень легко выговорить эти слова, – .между хозяином и рабом?

– Еще как может, – просветил меня Данте. – В Галлиндии, конечно, не в Арканзии. Но здесь законы на этот счет строги. Если подписал договор – изволь его соблюдать. Как ты сама понимаешь, такие документы ограничивают исключительно права хозяина.

Понимаю. Конечно, ведь права раба ограничены по определению.

Так вот, – продолжал Данте, – если захочешь, мы можем подписать договор, согласно которому твои обязанности в этом армоне ограничиваются работой архивариуса, с соответствующим профессии и квалификации жалованьем. После этого я, даже если захочу, не смогу заставить тебя делать что-либо другое. Даже если слягу с тяжелой болезнью и попрошу стакан воды мне подать, ты сможешь бодро помахать у меня перед носом бумагой и сказать: «Обойдетесь, дон Данте, много пить вредно».

Из моей груди вырвался нервный смешок. Данте тоже улыбнулся.

– Это настолько близко к свободе, насколько возможно, Сандра, – мягко сказал он затем.

Смятение по-прежнему преобладало над прочими эмоциями и, видимо, читалось в моем взгляде. Но Данте, кажется, принял его за недоверие, поскольку тут же пересел за небольшой письменный стол со словами:

– Я могу набросать этот документ прямо сейчас.

Стук в дверь возвестил о возвращении служанки с очередным кубком пунша.

– Это для доньи Эстоуни, – бросил ей Данте, не отрываясь от своего занятия: он уже писал что– то на листе бумаги.

Служанка поставила кубок на уже стоявший возле дивана столик и удалилась.

– Доньи? – напряженно переспросила я.

– А как ты думала? – изобразил удивление моей непонятливостью Данте. – Ты – архивариус высокой квалификации. Состоишь на уважаемой должности в армоне. Это автоматически присваивает тебе титул доньи.

– Даже… – Я приподняла было левую руку.

– Даже несмотря на это, – перебил меня Данте, не глядя. – Я же говорил: клеймо не препятствие для высокого статуса. И относиться к тебе будут соответственно, можешь мне поверить. Ну вот, готово. – Он поставил размашистую подпись внизу листа. – Если хочешь, можешь забрать с собой и пока не подписывать. В сущности ведь это ограничивает меня, а не тебя.

Данте подошел и протянул мне бумагу. На ней было написано точно то, что он и говорил. Договор между доном Данте Эльванди и доньей Сандрой Эстоуни. Должность архивариуса. Жалованье. Никаких других обязанностей. И подпись.

Я уже не читала, лишь тупо смотрела на текст и даже не сразу поняла, что глаза заволокло пеленой слез. Листок стал расплываться перед глазами. А потом я зарыдала.

– О нет, – пробормотал Данте, отступив от дивана.

Сделав круг по комнате, он вернулся обратно. Теперь, по прошествии времени, я знаю: как человек, скупой на прилюдное выражение собственных чувств, Данте плохо представлял, как вести себя с женщиной, которую до такой степени захлестнули эмоции. Впрочем, на тот момент мне было не до размышлений над его реакцией. Слезы словно прорвали плотину, и я даже не пыталась их остановить: слишком безнадежным было бы это занятие.

Данте осторожно положил руку мне на спину.

– Ну, тише, – пробормотал он, не слишком представляя себе, что еще сказать. – Все плохое уже позади.

Эти слова заставили меня разрыдаться еще сильней. Сама не знаю, как и в какой момент это произошло, но вскоре оказалось, что Данте прижимает меня к себе, легонько поглаживая по спине, а я рыдаю ему в рубашку. Некоторое время спустя рыдания чуть поутихли, и я начала, глотая слезы, рассказывать. Как приехала из центра нашего небольшого города, где жила последние годы, в свой старый дом на окраине, поближе к морскому побережью. Как из-за выдававшихся в море и загораживавших обзор скал выплыли и быстро причалили несколько чужеземных кораблей. Как на улицах началось светопреставление – горели не просто отдельные дома, а целые районы, а люди гибли один за другим от пиратских мечей. Потом большинство нападавших ринулись в центр города, другие же, набрав пленных, рванули обратно к кораблям.

Рассказывала о той панике, что царила на судне, когда нас загоняли в трюм. О крупном камне, который казался раскаленным, когда его насильно прижали к моей руке. Как я взвыла от боли, которая, правда, очень быстро прошла, и как потом увидела на руке клеймо, которое никогда уже нельзя будет снять. Про раненую девушку, которую выбросили за борт…

Когда я закончила говорить, слезы хлынули с новой силой.

– Ш-ш… – Данте снова прижал меня к себе, и я продолжила рыдать в безнадежно вымокшую рубашку. – Ты очень сильная девочка. Все закончилось. Ты в безопасности.

Постепенно я перестала плакать, лишь изредка всхлипывала, по-прежнему уткнувшись ему в грудь. Данте вдруг взял меня на руки и, поднявшись с дивана, понес в спальню. Не успела я испугаться, как он уже уложил меня на кровать и укрыл одеялом.

– Эту ночь поспишь здесь, – сказал он. – В свои новые покои переберешься завтра.

– А ты? – нахмурилась я, хотя в мягкой постели глаза сразу же начали слипаться.

– А я уже привык, – усмехнулся он. – К тому же должен ведь я как-то компенсировать тебе недоразумение с дворецким. Будем считать, что если вычислить среднее арифметическое, то тебя приняли здесь, как положено.

– Ладно, – согласилась я, слегка обнаглев от усталости и сонно обнимая подушку. – Если мне что-нибудь понадобится, я пришлю тебе «птичку».

И практически мгновенно уснула. Только успела почувствовать, как мне поудобнее подоткнули одеяло.

Глава 7

Проснулась я утром оттого, что солнечный луч беззастенчиво проник в комнату сквозь прореху, оставленную не до конца задернутой гардиной.

Луч яркого южного солнца, палящего и обжигающего, но одновременно дарящего свет и жизнь. Солнце, под которым мне предстояло научиться существовать.

Я долгое время лежала на спине, вытянув руки поверх одеяла, и думала. Не пыталась прийти к определенным выводам, не стремилась ни в чем себя убедить. Просто раскладывала по полочкам ту информацию, что обрушилась на меня вчерашним вечером. Вчера было только ошеломление. Сегодня способность мыслить возвратилась. Сон сделал свое дело, предоставив мозгу возможность самостоятельно рассортировать новые факты и пристроить их среди прочих знаний. Теперь оставалось лишь медленно пройтись вдоль полок и все как следует рассмотреть.

Самое главное и судьбоносное: похоже, у меня появился шанс на нормальную жизнь. Конечно, не легкую. Я в чужом мире, который по-прежнему кажется мне враждебным. Мой собственный мир остался далеко и, вполне вероятно, сожжен и разграблен. А здесь – чужой язык, чужие люди, даже солнце чужое. И мне, несомненно, придется регулярно сталкиваться с недоверием и презрением, потому что я – чужая и ношу клеймо. Придется отстаивать свое право на уважение и человеческое достоинство. Но с этим я справлюсь, а по-настоящему легкой жизнь не была и раньше. Главное, что это право у меня есть. И скоро появятся занятия и цели, пусть пока незначительные, пусть сиюминутные, но это уже помогает жить, а не выживать.

Негромкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и как-то разом вспомнить, что я нагло расположилась в чужой постели. Я тут же обратила внимание, что кровать очень большая, на такой и трое с легкостью поместятся. Постель мягкая и уютная. И матрас необыкновенно удобный. Интересно, чем они их здесь набивают?

– Сандра? – спросили снаружи. – Ты не спишь?

Данте задал вопрос не слишком громко, вероятно, чтобы не разбудить меня в случае, если я еще не проснулась.

– Нет, – поспешила ответить я.

Быстро села на постели и хотела было закутаться в одеяло, но потом сообразила, что так и проспала всю ночь в платье, так что выглядела сейчас не слишком опрятно, но относительно пристойно. Соскочив с кровати, я стала поспешно причесываться при помощи пальцев. Результат наверняка был нулевым, но мысль о том, чтобы поискать здесь гребень, в голову даже не пришла.

– К тебе сейчас зайдет горничная, – сказал, не открывая двери, Данте, – а потом выходи завтракать.

Я чуть-чуть успокоилась, поняв, что он не войдет прямо сейчас. Но тут же напряглась, сообразив, что мне предстоит столкнуться один на один с незнакомым человеком. Из местных.

Но горничная вошла, сказала: «Доброе утро, донья» – и поставила на прикроватный столик кувшин с теплой водой. Потом выудила откуда-то таз, помогла мне умыться и вручила мягкое и почему-то теплое полотенце. Спросила, нужно ли мне что-то еще, я ответила, что гребень, и она извлекла оный из глубокого кармана своего передника. Видимо, там хранилось много всего полезного. Потом служанка присела в коротком реверансе и удалилась, а я, собравшись с духом, вышла в соседнюю комнату.

Со вчерашнего вечера здесь не изменилось ничего, кроме двух вещей. Во-первых, на диване – не на том, где мы разговаривали с Данте, а на втором, более длинном, – была разостлана постель. Что ж, по крайней мере, у себя дома он, уступив мне свою кровать, устроился с большими удобствами, чем на постоялом дворе. Во-вторых, сейчас здесь был накрыт стол.

Сам Данте выглядел бодрым и свежим и одновременно имел более домашний вид, чем тот, к которому я привыкла. Волосы слегка влажные после утреннего умывания, ворот рубашки распахнут, рукава закатаны, на ногах – домашняя обувь, судя по виду – не такая крепкая и тяжеловесная, как для выезда.

Данте жестом указал на стол, и я молча присела на один из стульев. Стол был уставлен тарелками со всевозможными традиционно утренними блюдами и закусками. Я даже задумалась, могла ли все это принести одна горничная или здесь постарались сразу несколько слуг. Любопытно было и то, как вполне привычная мне еда, весьма распространенная на севере, сочеталась здесь с типично южной, столь характерной для Арканзии. С одной стороны, самый обыкновенный омлет, булочки с джемом, овощи вроде огурцов и помидоров. С другой – арканзийский хлеб, плоский и круглый, немного напоминающий лаваш, и множество маленьких тарелочек с совершенно незнакомыми мне салатами, по большей части непривычно острыми. В качестве питья – легкое галлиндийское вино. Эта страна вообще славится на весь мир своими красными винами, уж очень хорошие у них здесь виноградники. Так мне, во всяком случае, доводилось слышать.

– Как спалось? – спросил Данте, усевшись справа от меня (стол был квадратный, рассчитанный максимум на четырех человек). Взял булочку, разрезал ее вдоль и стал неспешно намазывать одну половину джемом.

– Отлично, – честно сказала я и почему-то сразу же ощутила от этого признания чувство вины, заставившее меня прикусить губу. Я ведь все-таки спала в чужой постели.

– А тебе? – осторожно спросила я, покосившись на застеленный диван.

– Превосходно, – ответил он. – Ненавижу постоялые дворы. Разбитые посреди пустыни шатры – тем более.

Я понимающе кивнула. Трудно было не согласиться. Только мне хотелось еще добавить к этому списку битком набитый трюм посреди неспокойного моря.

Последовав примеру Данте, я начала завтрак с характерных для севера блюд. Никакого желания приобщаться к кулинарной культуре Арканзии – равно как и к чему бы то ни было арканзийскому – у меня не было.

– Доброе утро!

Широко распахнувшаяся дверь и бодрое приветствие Ренцо всколыхнули спокойную атмосферу комнаты подобно тому, как легкий весенний ветерок врывается в торжественно застывший поутру лес.

Ренцо вошел в покои Данте, ничуть не беспокоясь о таких мелочах, как этикет, – я бы даже сказала, по-свойски. Как я уже успела выяснить, он исполнял в армоне обязанности кастеляна, то есть являлся здесь вторым человеком после Данте. Однако за время нашего совместного путешествия нетрудно было понять, что этих двоих связывали далеко не только рабочие отношения.

Тем не менее при виде меня Ренцо резко остановился и многозначительно присвистнул.

– Ого! – воскликнул он, нисколько, однако, не смущенный. – Я вижу, кто-то не терял времени даром. – Одобрительный взгляд в сторону Данте. – Хотя… – Теперь его взгляд скользнул по застеленному дивану, затем закономерно перескочил на приоткрытую дверь в спальню. – Беру свои слова назад: похоже, ничего интересного здесь не происходило.

– Соблюдай приличия, – поморщился Данте. – Дай девушке спокойно освоиться.

Я же с удивлением обнаружила, что слова Ренцо нисколько меня не смутили. Возможно, на интерес других людей к той же теме я бы отреагировала совершенно иначе. Но в легкомысленном исполнении кастеляна монолог прозвучал вполне безобидно.

А что тут такого? – Ренцо беззаботно пожал плечами и подмигнул мне. – Постелей две, спали вы по отдельности, стало быть, и я ничего зазорного не сказал.

– Почему ты так в этом уверен? – Склонив голову набок, я с легкой усмешкой посмотрела на кастеляна. – Может быть, мы спали вместе, сначала здесь, а потом там? – Я кивнула сперва на диван, а затем на дверь в спальню.

Данте в первый раз за утро ухмыльнулся, как мне показалось, одобрительно, хотя и не без удивления.

– Ну что ж, если так, завидую черной завистью, – развел руками Ренцо, кажется, и не думая принимать мои слова за чистую монету.

Не дожидаясь приглашения, он беззастенчиво плюхнулся на стул слева от меня.

– Как спалось? – поинтересовался у него Данте.

– Хорошо, но мало, – отозвался Ренцо, принимаясь намазывать какую-то зеленую массу – из числа южных салатов – на круглый хлеб. – Пришлось основательно поработать. Официально заявляю, что твой личный секретарь – зануда, каких поискать! – Официальное заявление прозвучало не слишком солидно, поскольку было сделано с набитым ртом. – Зато я уже избавил тебя от арканзийцев, – добавил он, дожевав.

Я хотела спросить, уж не при помощи ли яда, но предпочла промолчать. Кажется, моего предыдущего выступления для начала было более чем достаточно.

– Что, так рано? – нахмурился Данте.

Впрочем, он выглядел удивленным, но никак не расстроенным.

– Что ж поделать, если эти ребята рано встают, – пожал плечами Ренцо. – К тому же они страшно спешили продемонстрировать свой экземпляр договора паше.

– Ты должен был меня разбудить, – проворчал Данте. – Еще не хватало, чтобы Карталь почувствовал себя оскорбленным моим невниманием.

– Не учи меня политике, – отмахнулся Ренцо. – Я был сама любезность. Зная, как сильно кое-кто «любит» рано вставать, в красках расписал нашим гостям, какая масса неотложных дел свалилась поутру на голову несчастного дона Эльванди и буквально-таки погребла его под своим весом. Думаю, они до сих пор под впечатлением, едут назад, горько оплакивая твой загубленный отдых. Наверняка даже джамали роняют в пути скупые джамалевые слезы.

– Наверняка, – кивнул Данте. – Особенно учитывая, что арканзийцы уехали на лошадях.

– Вот потому джамали и плачут, – не моргнув глазом, нашелся Ренцо.

– Странно. Я бы на их месте радовался.

– Ты не любишь, когда на тебе ездят арканзийцы? – изобразил удивление кастелян.

– Я вообще предпочитаю, чтобы в моем окружении было как можно меньше арканзийцев, – вполне серьезно отозвался Данте. – Без них меньше шума и меньше интриг. Так что уехали – и слава богу.

– А как же законы гостеприимства? – шутливо попенял ему Ренцо.

– Я предпочитаю гостей с севера.

Я сосредоточилась на еде, делая вид, будто не заметила в последних словах намека на собственную персону.

– Дворецкого выпустили? – сменил тему Данте, потянувшись к очередному блюду. На сей раз он, как и Ренцо, сделал себе бутерброд из арканзийских продуктов, только салат выбрал не зеленый, а красный. Из перца, наверное.

Я решилась тоже попробовать.

– Да, сегодня утром, – со смешком подтвердил Ренцо. – Я отправил его первым делом проследить за подготовкой покоев для Сандры.

Я чуть не подавилась от такой новости.

– То есть мне теперь ожидать сюрприза вроде змеи за каждой диванной подушкой? – мрачно поинтересовалась я.

Это предположение заставило кастеляна громко рассмеяться. Данте оно тоже повеселило, хотя тот всего лишь сдержанно улыбнулся.

– Полагаю, вам смешно, потому что речь идет не о ваших подушках, – пробормотала я.

И насторожилась в ожидании их реакции. Во мне боролись сейчас противоположные чувства: с одной стороны, в такой непринужденной обстановке хотелось раскрепоститься; с другой – я все-таки помнила, что мой нынешний статус несоизмеримо ниже статуса остальных присутствующих. Да что там нынешний! С Ренцо я бы еще могла потягаться за счет своего высшего образования и профессиональной карьеры, но до аристократа уровня Данте мне и раньше было чрезвычайно далеко.

Впрочем, мои слова лишь заставили собеседников рассмеяться еще веселее, что послужило аргументом в пользу раскрепощения.

– Сандра, ты примерно представляешь себе, насколько сложно получить место дворецкого в таком армоне, как этот? – поинтересовался Ренцо. – И насколько легко его потерять? Поверь, сам дворецкий представляет себе это очень хорошо. И отлично понимает, что, если с комнатами хоть что-то будет не так, в случайное совпадение никто не поверит.

Я промолчала, хоть и не разделяла оптимизма Ренцо. Если дворецкий – человек мстительный, то он найдет способ отыграться. Впрочем, это уже мои проблемы. И по сравнению с недавними они не так уж велики.

– Я солидарен с Ренцо, – спокойно заметил Данте. – Дворецкий вряд ли тебя потревожит. Но если возникнут какие бы то ни было недоразумения, извести меня незамедлительно.

Или меня, – вклинился Ренцо. – Впрочем, я и сам за ним присмотрю. Ну как, вы что-нибудь решили? – спросил он, отпив кофе из фарфоровой чашки, значительно более крупной, чем те, в которых подавали тот же напиток в арканзийской таверне.

Я не была уверена, что именно он имеет в виду, но моего ответа и не ждали.

– Да, – сказал Данте, на мгновение положив руку мне на плечо. – Отныне Сандра занимает в армоне должность архивариуса. Вчера я поставил свою подпись на соответствующем контракте.

– Значит, архивариус, – покивал Ренцо, и его задумчивый взгляд посерьезнел. Впрочем, совсем ненадолго. – Готов поспорить, что число любителей чтения в армоне в ближайшее время повысится, – озорно подмигнув, отметил он. – Во всяком случае, среди мужской половины его обитателей. Да что там, я и сам уже испытываю желание прочитать пару-тройку книжек!

Я невольно улыбнулась и постаралась компенсировать сей факт, неодобрительно покачав головой.

– Ренцо, придержи коней. – А вот неодобрение в голосе Данте показалось вполне искренним.

Отстаивать свои права Ренцо не стал.

– Ладно, молчу, – покладисто и без особого расстройства откликнулся он.

– Есть какие-нибудь новости от искателей? – Данте задал этот непонятный мне вопрос, когда завтрак почти подошел к концу.

– Вроде бы нет; по крайней мере, мне ничего такого не передавали, – ответил Ренцо. – Правда, по словам твоего секретаря, они несколько раз наведывались за время нашего отсутствия. Но, кажется, пока без особых результатов.

– Черт его знает, может, оно и к лучшему, – пробормотал Данте.

– Не скажи, – не согласился Ренцо.

Я сидела молча, не стремясь вклиниваться в их беседу и спрашивать, о чем, собственно, идет речь. Но мужчины сами вспомнили о моем присутствии и о том, что данная дискуссия мне неинтересна. Или меня не касается.

– Сандра, какую ты предпочитаешь горничную – молодую или средних лет? – спросил Данте, уже вставший из-за стола.

– А что, разве мне полагается горничная? – искренне удивилась я.

Ренцо столь же искренне удивился моему вопросу.

– Конечно, – ответил он. – Ты же архивариус. Любому человеку на такой должности полагается личный слуга, горничная или камердинер. – Склонив голову набок и щелкнув пальцами так, будто его осенила догадка, он шутливо добавил: – Кажется, я понял! Ты предпочитаешь камердинера?

Я глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках и не ответить слишком резко.

– Я говорю о том, – я сделала еще один глубокий вдох, – что в армоне, насколько мне известно, нет других рабов. Это так?

– Так, – подтвердил Ренцо.

– Значит, горничные – свободные люди?

– Ну да.

– И вы хотите сказать, что свободная женщина может стать моей служанкой? – Я постучала указательным пальцем правой руки по тыльной стороне ладони левой.

– Да, – как ни в чем не бывало ответил Данте.

Я покачала головой.

– Лучше не надо. Я вполне в состоянии одеваться самостоятельно… и что там еще делают горничные.

– Сандра, ты опять недопоняла, – прикрыв глаза, принялся объяснять Данте. – Служанка у женщины с клеймом дракона – нормальное дело даже в Арканзии.

Да, но там и служанки тоже являются рабынями, – продемонстрировала кое-какие познания я. – А тут совсем другое дело. Неужели это не очевидно? – я страдальчески поморщилась, кляня на чем свет стоит их непонятливость. – Свободная служанка будет считать, что совершенно не должна подчиняться рабыне. Будет недовольна такой несправедливостью и быстро меня возненавидит. Пойдут мелкие пакости, сплетни, потом – пакости более крупные. Зачем оно мне надо?

Данте опустился на стул возле меня, предварительно развернув его так, чтобы сидеть ко мне лицом.

– Ты опять не поняла, – покачал головой он. – Как к тебе станет относиться служанка, будет зависеть совсем не от этого. – Легкий пренебрежительный жест в сторону клейма. – Кричи на нее по поводу и без, бейся в истерике из-за любой мелочи, заявляй, что она – безрукая дура, и, будь ты даже самой королевой, – злословие и сплетни тебе обеспечены, причем такие, что не отмоешься. Веди себя с ней как с человеком – и она ответит тебе тем же.

В его тоне было столько спокойствия и столько уверенности, что вносить дисгармонию раздуванием спора не хотелось. И я промолчала, хотя и осталась при своем мнении. Мне казалось, что любая горничная в этом армоне почувствует себя оскорбленной, если ее обяжут прислуживать рабыне. Выместить свою злость на Данте не сможет, так что в той или иной форме достанется именно мне.

– В любом случае, – тон Данте, кажется, уловившего мои сомнения, стал более твердым, – ты – донья, и, следовательно, тебе полагается горничная. Отходить от традиционных правил приличия я не собираюсь. Так что у меня к тебе только один вопрос: ты предпочитаешь видеть на этой должности женщину молодую или постарше?

Я задумалась. Молодая, наверное, станет сплетничать со свойственной юности энергией. С другой стороны, мне припомнилось еще по прошлой жизни в Астароли, какими изощренными сплетницами бывают порой женщины среднего возраста. У молоденькой служанки хотя бы будут другие интересы вроде обаятельных камердинеров или мускулистых стражников. А вот для женщины постарше злословие вполне может оказаться главной страстью. К тому же есть высокие шансы, что такая служанка надумает учить меня жизни, справедливо решив, что имеет на то право, раз по возрасту годится мне в матери. А тут уж и у меня будут все шансы быстро выйти из себя.

– Лучше молодую, – определилась я.

– Отлично. – Рука Данте потянулась к колокольчику.

– Я распоряжусь, – перехватил инициативу Ренцо. – Мне все равно пора идти. Заодно проверю, что там с комнатами для Сандры.

Весело подмигнув на прощанье, он вышел из комнаты.

Взгляд Данте упал на мой порванный рукав.

– Мы так и не занялись твоей рукой, – заметил он и попытался коснуться моего предплечья, но я поспешила отдернуть руку.

– Ничего страшного. Это ерунда. Я все сделаю сама.

Мысль о том, что меня будут трогать (легкое секундное касание – не в счет), сильно пугала. Я сразу начинала испытывать к окружающим, включая Данте, то же недоверие, что и сутки назад.

К счастью, настаивать он не стал.

– Хорошо. Сейчас тебе принесут платье; я велел подобрать что-нибудь более-менее подходящее. Дальше тебе надо будет сшить новую одежду. В армоне есть портные. Просто скажешь горничной, когда будешь готова их видеть. Они сами придут к тебе, чтобы снять мерки. Вместе с ними определишь все детали. Только запомни: ты – архивариус, это достаточно высокий статус, и одежда тебе нужна соответствующая. Как минимум – несколько платьев для работы, один костюм для верховой езды и одно платье на случай торжеств.

– Все это будет стоить сумасшедших денег, – запаниковала я. – А я даже не знаю, какое у меня будет жалованье.

– Оплату подобных вещей я беру на себя, – отозвался Данте. – Ты работаешь на меня, и в моих интересах, чтобы у тебя было все, что для этого требуется.

– Э нет, это так не работает, – замотала головой я. Обмануть меня было не так-то просто. – Одно дело – всевозможные инструменты, писчие принадлежности и прочие предметы, необходимые для работы. И совсем другое – личная одежда. Не надо морочить мне голову.

Конечно, я понимала, что, как правило, у раба нет своего имущества и все, чем он пользуется, – в том числе и одежда – обеспечивается хозяином. Но Данте сам сказал, что мы играем по другим правилам. Что я буду работать за жалованье, по контракту и, следовательно, буду жить почти как свободный человек. А свобода предполагает обязанность оплачивать свои расходы. И меня устраивало принять на себя эту обязанность, лишь бы забыть – насколько это было возможно – о том знаке, что «украшал» теперь мою левую руку.

– Давай договоримся так, – решительно обратилась я к Данте. – Пусть стоимость платьев частями вычитается из моего жалованья. Понимаю, что одного жалованья на их оплату не хватит. Тогда пусть казначей – или кто там у вас этим занимается? – вычитает постоянную сумму до тех пор, пока я полностью не расплачусь.

Я требовательно взглянула на Данте. Он улыбнулся уголками губ и, немного подумав, согласно кивнул. И свое молчаливое обещание сдержал.

Гораздо позднее я узнала, что он просто назначил мне завышенное жалованье, в результате чего, выплачивая из оного свой долг за новые платья, я получала стандартную для архивариуса сумму. Однако на тот момент мне даже в голову не пришла такая возможность.

Данте вскоре ушел по своим делам, а в комнату почти сразу же постучалась присланная Ренцо горничная. Действительно молодая, двадцать с небольшим – должно быть, года на три-четыре моложе меня. Темненькая, смуглая – как и все на юге, – с пушистыми вьющимися волосами, то и дело выбивающимися из прически.

– Донья Эстоуни? – спросила она, одновременно приседая в реверансе.

И заодно устремляя на меня осторожно-изучающий взгляд.

«Ну, а кто же еще? – мысленно хмыкнула я. – Или у дона Эльванди в личных покоях обычно торчит по десятку девиц, так что попробуй определи, кто есть кто?»

– Просто Сандра, – решила поправить я.

Девушка взглянула на меня настороженно. На ее лице отобразилась работа мысли.

– Донья Сандра, – скорректировала она, выбрав компромиссный и потому наиболее приемлемый вариант.

– Договорились. – Я улыбнулась. – А как твое имя?

– Бьянка, – тоже улыбнулась девушка, приседая в чисто символическом, совсем уж коротком реверансе. – Я принесла вам два платья. Какое вы хотите надеть?

Мы прошли в спальню, и она разложила платья на кровати. Я, долго не раздумывая, выбрала то, что лежало справа – неброское, бежевого цвета. Не платье моей мечты, конечно, но сейчас мне было, в общем-то, все равно, во что одеться, лишь бы действительно неброско, лишь бы не привлекать к себе лишнего внимания. Впрочем, на это у меня было мало шансов – как из-за дракона, так и из-за других внешних особенностей.

– А можно потрогать? – тихо спросила Бьянка, с нездоровым интересом разглядывая мои волосы.

– В принципе можно, – опасливо ответила я.

Бьянка осторожно коснулась пряди, потом пощупала ее, будто проверяла качество ткани в лавке.

– Они действительно настоящие? – восторженно спросила она. – Не крашеные?

– Крашеные? – удивилась я. – Да нет, настоящие.

– Здорово. – В голосе девушки звучало восхищение. – Никогда таких светлых не видела. Прямо как… – она задумалась, подбирая сравнение, – … как солнечный свет.

Ах да, конечно. Здесь ведь совсем нет светловолосых женщин, как, впрочем, и мужчин. Вообще-то мои волосы не такие уж светлые. Я всегда иронично определяла себя как «темную блондинку». То есть волосы светлее, чем у шатенок, но до многих знакомых блондинок мне было далеко. Но все, конечно, познается в сравнении, и на юге мои волосы – светлее некуда. В сочетании с белой кожей, оттенок которой далек от местного, даже невзирая на загар, – гарантия того, что не привлекать внимания и раствориться в толпе у меня шансов нет.

Впрочем, и толпы поблизости пока не наблюдалось. Бьянка же вела себя вполне корректно. Я видела в ней настороженность, любопытство, быть может, некоторое озорство, но никак не враждебность. Пока оправдывались скорее прогнозы Данте, нежели мои опасения. Что ж, посмотрим, как сложится дальше.

Бьянка помогла мне переодеться, после чего мы отправились в предназначенные для меня покои. По дороге девушка рассказывала, где что расположено, и я старалась запоминать, но быстро поняла, что в данный момент это бесполезно. Слишком много новой информации; мой мозг решительно отказывался поглощать ее в таких количествах. Я только поняла, что спальни большинства слуг расположены на первом этаже и что меня туда не повели.

Предоставленные в мое распоряжение покои состояли из двух смежных комнат, спальни и гостиной. Спальня была выдержана в голубых тонах, гостиная – в зеленых. Обстановка достаточно богатая. К счастью, это проявлялось не в показной роскоши, которая непременно выбила бы меня из колеи, а скорее в качестве мебели, картин и прочих предметов интерьера. И, конечно же, ковров. Полагаю, на юге в любом уважающем себя доме ковры должны быть шикарными. Даже если их стелют в комнатах прислуги. В моей новой спальне ковер был мягкий и пушистый, синего цвета. Он покрывал весь пол, и по нему просто невозможно было ходить иначе, чем босиком. Ноги будто тонули в густой траве. В гостиной же ковер был, наоборот, жесткий, украшенный витиеватым черно-зеленым узором.

Теперь вставал вопрос, что делать дальше. Можно было просто посидеть в одиночестве. Можно, наоборот, попросить Бьянку показать мне армон. Можно отправиться в библиотеку и осмотреться на новом рабочем месте. Можно вызвать портных. Но прежде чем посвящать себя любому из этих занятий, мне страстно хотелось совсем другого.

– Скажи, Бьянка… – Я немного стеснялась, но выбора не оставалось, да и ничего предосудительного в моем вопросе, на самом-то деле, не было. – Где у вас тут моются? Я вижу, ванной в покоях нет.

Ванной действительно не было. Принадлежности, необходимые для умывания, стояли на специальном столике в спальне – таз, бутыль с какой-то специальной жидкостью, рядом на стуле – чистое полотенце. Но ведь этого недостаточно.

– Ванной? – непонимающе переспросила Бьянка. – Ах, ну да. Нет, у нас такого почти не бывает. А моются в банях.

Ну да. Конечно. В банях. Ну почему у них здесь все не как у людей?! Я даже не знаю, с какой стороны к бане подойти.

– И в армоне тоже? – на всякий случай уточнила я.

– Конечно, – кивнула Бьянка, явно с трудом себе представлявшая, как могло быть иначе.

Выяснилось, что в армоне было две бани – одна для слуг, другая для господ. Для господ – это далеко не только для Данте, хотя и для него, конечно, тоже, но и в целом для всех, кто носит титул дона или доньи. По словам Бьянки, при личных покоях Данте была еще некая «маленькая баня» – я предположила, что речь шла об аналоге ванной комнаты, – но обычно он предпочитал пользоваться баней полноценной, то есть общей.

Раздельных бань для мужчин и для женщин также не было. Однако на входе всегда стоял слуга, следивший за очередностью и за тем, чтобы обитатели армона не вламывались друг к другу непрошенными. Здесь существовали условия очередности – у слуг попроще, у господ построже. Совместное купание мужчины и женщины допускалось только для семейных пар. Если несколько человек хотели посетить баню приблизительно в одно и то же время, очередность определялась их статусом в соответствии с социальной иерархией, в тонкостях каковой соответствующий слуга разбирался досконально. На первом месте, естественно, стоял хозяин армона, на втором – кастелян, ну а кто за кем следовал дальше, я представляла себе плохо.

– А мне-то в какую баню идти? – задумчиво проговорила я, озвучивая собственные мысли.

– В господскую, конечно! – удивилась вопросу Бьянка.

И эта туда же.

Я взглянула на нее исподлобья, поджав губы. Отчего-то казалось, что меня с моим драконом развернут прямо на входе, а это будет куда более унизительно, чем если я сразу пойду в баню для слуг.

– А что вас тревожит? – непонимающе нахмурилась Бьянка.

Я криво улыбнулась. Есть вещи, признаваться в которых нельзя, особенно подчиненным. Но – в данном случае можно сказать «к счастью» – меня тревожила далеко не одна вещь.

– Я никогда в жизни не была в бане, – понизив голос, призналась я. – У нас на севере это не принято. Образно говоря, не знаю даже, с какой стороны к этим баням подходить.

Глаза Бьянки вдруг как-то странно загорелись.

– А знаете, – проговорила она, явно подбирая слова более осторожно, чем обычно, – вообще-то если господам нужна помощь – ну там, намылиться или вот показать, что да как, – то их может слуга сопровождать.

И, прикусив губу, посмотрела на меня с плохо скрываемой надеждой. Теперь я, кажется, начинала понимать. Обычно слугам запрещено посещать господскую баню. Но если самому господину требуется сопровождение – тогда другое дело. А господская баня наверняка по целому ряду признаков лучше, чем предназначенная для простолюдинов. Вот Бьянка и обрадовалась: у нее появился шанс попасть туда, куда обычно вход слугам заказан.

Что ж, меня такой расклад целиком и полностью устраивал. Во-первых, я и правда совершенно не представляла себе, что такое эта баня и с чем ее едят. Во-вторых, такой внезапно выпавший Бьянке счастливый шанс вполне мог послужить залогом наших хороших взаимоотношений в будущем.

– Тогда решено: пойдем вместе, – постановила я, и Бьянка довольно просияла.

– Я сбегаю к ним туда и договорюсь, – жизнерадостно предложила она.

– Хорошо, – кивнула я.

Тоже по-своему жизнерадостно. Если меня теперь развернут и отправят в баню для слуг, то во всяком случае не лично, прямо на входе, а через служанку. Психологически это казалось менее унизительным.

Однако мои пессимистичные прогнозы не оправдались. Вернувшись, по-прежнему довольная Бьянка сообщила, что баня свободна и мы можем идти. Она прихватила для нас обеих сменную одежду и гребни, сказав, что все остальное найдется в изобилии на месте.

На входе действительно стоял слуга, который пропустил нас без единого слова, почтительно поклонившись.

Баня состояла из трех помещений. Первое – небольшое, с широкой скамьей – предназначалось для раздевания и одевания. Здесь было довольно-таки жарко. Второе, самое главное, в сущности и являлось баней. Здесь было очень просторно, жарко и влажно. Вдоль стен располагались каменные скамьи, в центре комнаты – круглое каменное возвышение, на которое, как оказалось, тоже полагалось ложиться. Камень был очень теплым, но не настолько горячим, чтобы вызывать неприятные ощущения. На скамьях стояло несколько сосудов. В них полагалось набирать холодную или горячую воду, чтобы впоследствии обливать себя, сидя или лежа на теплом камне. В дальнем конце помещения располагалось два небольших бассейна, опять же, один с холодной водой, другой – с горячей. Полагалось окунаться то в один, то в другой. Но лично я проявила упрямство и лезть в холодную воду отказалась категорически, ограничившись горячей.

Чувствуя себя чистой и разомлевшей, я даже не хотела идти проверять, что там в третьем помещении, но Бьянка уж больно настаивала. И неудивительно – ведь, как оказалось, именно там находилось то, что не имело аналога в бане для слуг. Войдя, я увидела еще несколько совсем маленьких бассейнов – в таких можно было только сидеть, но никак не плавать. Все они были горячими. В одном вода бурлила. В другом она была странного оттенка и имела довольно неприятный запах, но Бьянка уговорила меня туда влезть, объяснив, что это из-за каких-то содержащихся в воде и чрезвычайно полезных для кожи веществ. Словом, каждый бассейн оказался особенным и непохожим на остальные. Из бассейна с бурлящей водой я просто не хотела выходить.

Кажется, хоть что-то начинало примирять меня с жизнью на юге.

Глава 8

Вернувшись из бани в свои новые покои, я свалилась спать и, к своему стыду, должна признаться, что проспала почти до самого вечера. Видимо, сказалось накопившееся за последние недели напряжение.

На следующий же день я решила наведаться в библиотеку, хоть меня никто и не подгонял. Но мне самой хотелось заняться делом, вместо того чтобы чувствовать себя девицей непонятного статуса, праздно шатающейся по чужому дому. Для начала я собиралась просто осмотреться на новом рабочем месте, разобраться, что где лежит, какие там хранятся документы и книги. А также амулеты – я хорошо помнила, что Данте упоминал и их.

Я как раз закрывала свою дверь, когда из соседней комнаты в коридор вышел седовласый мужчина лет пятидесяти пяти – шестидесяти. Невысокий и полный, но при этом подтянутый, что бывает свойственно людям, ведущим непраздный образ жизни. Смуглый, как и положено южанину. Одет, быть может, и не как аристократ уровня Данте, но точно не как слуга.

Я напряглась, не зная, чего ожидать от соседа. Просто тихонько пройти мимо не удалось: он сразу повернулся ко мне, явно намеренный начать разговор – с той легкостью, которая опять-таки свойственна жителям юга. На севере церемоний, как ни крути, больше.

– Полагаю, вы – донья Сандра Эстоуни? – слегка склонив голову, осведомился он.

Внутренне подобравшись, я встретила его взгляд.

– Именно так.

– Я сразу так и подумал. У вас очень характерная внешность. Позвольте представиться: дон Бенвенуто Росси, лекарь. Заодно заведую здешней лабораторией, в которой мои подопечные шалопаи проводят медицинские исследования. По совместительству ваш сосед.

Отвечая на его жест, я протянула руку, и он от души ее пожал. Это было не вполне куртуазно, зато очень по-дружески.

– Вы позволите задать вам один вопрос?

Любопытство, читавшееся во взгляде лекаря, заставило меня снова напрячься. О чем он сейчас спросит? О драконе? О моем месте в армоне? О том, при каких обстоятельствах я повстречалась с Данте?

– Я вас слушаю, – прохладным тоном откликнулась я.

– Вы ведь приехали с севера, не так ли? Из Астароли, если слухи правдивы?

Я утвердительно кивнула, еще более напряженно ожидая продолжения.

– И вы, насколько я понял, учились в Северном Астарольском университете? – воодушевленно продолжил дон Росси. – Скажите, пожалуйста, вам случайно не доводилось встречаться там с профессором Ренуаром Скоттом? В свое время он преподавал на кафедре медицины и даже, если не ошибаюсь, ею заведовал.

– Честно говоря, нет, – с чувством немалого облегчения ответила я. – Но я училась совсем на другой кафедре – теоретической магии. У нас не было лекций по медицине.

– Конечно, конечно, я понимаю, – поспешил заверить меня лекарь. – Просто понадеялся на случайное совпадение. Было бы интересно узнать, как поживает сейчас этот старый лис. Давненько мы с ним не виделись – с тех самых пор, как я читал курс лекций в Астарольском университете.

– В самом деле? Вы бывали на севере? – спросила я, искренне увлекшись разговором.

– О да, – мечтательным тоном ответил лекарь. – Правда, уже давненько. Лет эдак пятнадцать назад, я полагаю. Так что, вполне возможно, старина Скотт с той поры уже ушел на покой.

– Ах ты, старый проныра! – воскликнул совершенно незнакомый мне голос. – Уже успел познакомиться с нашей новой соседкой! А меня даже не счел нужным оповестить!

Из комнаты напротив вышел еще один мужчина, должно быть, ровесник лекаря, только высокий и менее полный, но зато широкий в плечах. Небольшую лысину на его макушке обрамляла благородная седина.

– Позвольте представиться, – обратился ко мне второй сосед, – Гаэтано Терро.

Он тоже взял мою руку в свою, но не для пожатия, а для поцелуя. Росси многозначительно закатил глаза.

– Вы тоже лекарь? – предположила я.

Терро буквально просиял.

– Вот видишь, старый циник? Девушка с одного взгляда определила то, чего ты никак не можешь понять вот уже несколько десятилетий! Совершенно справедливо, донья, я действительно лекарь, – куда более мягким голосом произнес он.

Росси скептически хохотнул.

– Лекарь! Как же! Не слушайте его, донья, – доверительно сказал он. – Никакой он не лекарь, а самый настоящий самозванец. Шарлатан.

– Кто шарлатан? Я шарлатан?!

Лысина Терро мгновенно покрылась красными пятнами.

– Ну не шарлатан, не шарлатан. Самозванец, – примирительным тоном «исправился» Росси.

– Уже не первый десяток лет ты меня оскорбляешь, – пробурчал Терро. – Донья, я самый настоящий лекарь. Имею не меньшее право называться таковым, чем эта бездарность, – добавил он, кивнув в сторону «коллеги».

Тут уж настала очередь Росси рассердиться не на шутку.

– Кого это ты назвал бездарностью? – вскинулся он.

– А кого ты назвал самозванцем? – парировал Терро.

Я лишь молча переводила взгляд с одного на другого и обратно. Вспомнив о моем существовании, Терро снова расплылся в улыбке.

– Одним словом, донья, я – лекарь с особой специализацией. Я лечу животных. Зверей и птиц.

– Ага, и букашек, – вставил Росси.

– Если когда-либо у вас возникнет потребность в моих услугах, – продолжил, начисто игнорируя его, Терро, – буду счастлив помочь.

– Зачем донье могут понадобиться твои услуги? – фыркнул Росси. – Она же не заведует псарней и не пасет овец. Хотя… Донья, – он снова вежливо обратился ко мне, – если когда-нибудь у вас в покоях сломает ножку таракан, вы всегда можете обратиться за услугами к доктору Терро.

Мне сразу как-то очень живо представился таракан с загипсованной ногой – отчего-то именно задней правой, – ползущий по комнате и с грохотом сталкивающийся то с одним предметом мебели, то с другим.

– Да будет тебе известно, Бенвенуто, – с достоинством произнес Терро, – что лечить животных гораздо тяжелее, чем людей. К ним значительно труднее найти подход. Для этого требуются терпение и выдержка, которыми ты не обладаешь.

– Донья, вот объясните мне, непонятливому, – попросил Росси, беря меня под руку, – чья работа важнее: того, кто спасает человеческие жизни, или того, кто избавляет собак от блох?

– Вы знаете, собаки представляются мне значительно более ценными членами общества, чем некоторые люди, которых мне доводилось встречать, – призналась я, легонько подмигнув Терро.

При этом он все еще держал меня за руку. Рукав случайно завернулся, и лекарь обнаружил следы от моих позавчерашних попыток себя покалечить.

– О боже, что это у вас?! – воскликнул он с ужасом, никак не свойственным людям его профессии, привыкшим наблюдать куда более серьезные повреждения, чем царапина и синяк.

– Ничего, ерунда. – Я поспешила высвободить руку и одернуть рукав.

– Э нет! Покажите скорее. – В интонации лекаря появилась настойчивость.

– Право, не стоит…

Но я все же нехотя протянула ему руку. Он внимательно осмотрел ранку, пощупал синяк. Я поморщилась: было больно. Синяк вообще оказался внушительным: мало того что он был крупным, так за последние сутки еще и приобрел живописный фиолетовый оттенок.

– Или я ничего не понимаю в медицине, – проговорил Росси, что заставило его приятеля многозначительно хмыкнуть (дескать, можешь не продолжать), – или вашу рану даже не обработали.

Терро подошел поближе.

– Вынужден согласиться с коллегой, – заметил он.

– Да нечего тут было обрабатывать, право слово, – попыталась отговориться я, отлично помня, что вина тут целиком и полностью моя. Данте хотел заняться рукой, но я ему не позволила, съежившись при первом же его прикосновении, как запуганный воробушек.

– А ну-ка, голубушка, пройдемте сейчас же ко мне, и я займусь своими прямыми обязанностями, – решительно заявил Росси.

Ах ты, старый ловелас! – воскликнул Терро. – Уже и девушку в свои покои затащить пытается, это при первом-то знакомстве! Донья, имейте в виду: этот человек – известный дамский угодник. Я бы на вашем месте не рискнул оставаться с ним наедине в его комнате.

Я высоко подняла брови. Признаться, опасаться Росси в этом смысле казалось мне несколько странным, учитывая, что он годился мне даже не в отцы, а почти что в деды. Сам Росси, похоже, подумал о том же.

– Да как тебе не стыдно, старый завистник! – парировал он. – Позор на твою седую голову! Дамский угодник! Это все когда было?

– А когда бы ни было, – отрезал Терро. – Горбатого могила исправит. Пойдемте лучше в мои покои, донья. Уверяю вас, я справлюсь с вашей раной ничем не хуже этого аморального типа.

– Даже и не вздумайте идти с ним, донья! – вскинулся Росси. – Если он станет лечить вас своими препаратами, вы рискуете назавтра закукарекать петухом или обрасти шерстью! Пойдемте со мной, я все сделаю как надо. И уверяю вас, его инсинуации совершенно беспочвенны.

– Черта с два! – ответил на последнее утверждение Терро. – Ладно, донья, не тревожьтесь, – добавил он, видя, что я уже подошла к двери Росси, поддавшись напору последнего. – Я не оставлю вас наедине с этим развратником. Пойду вместе с вами, так что вам ничто не угрожает.

Не сдержав ухмылки, я подумала, что в такой компании мне действительно ничто не угрожает: эти двое будут рьяно защищать меня друг от друга. А учитывая, что никакой угрозы ни от того, ни от другого не исходит изначально, шансы нарваться на неприятности и вовсе нулевые.

Двое врачевателей не прекращали препираться практически ни на минуту. Но руку мне чем-то обработали, в результате чего и царапина, и синяк исчезли впоследствии удивительно быстро.

Потом я все-таки отправилась в библиотеку. Найти ее оказалось несложно. Дверь была заперта, но у меня уже имелся ключ. Оказавшись в библиотеке, я немного подумала, а затем все же заперлась изнутри. На всякий случай, чтобы никто не тревожил. Хотя снаружи и так вроде бы не было людей. Данте оказался прав: библиотека являлась, мягко говоря, не самым посещаемым местом в армоне.

Оставшись в одиночестве, которое никто не грозил нарушить, я огляделась. Просторная комната, кажущаяся, однако, тесной из-за обилия заставленных книгами стеллажей. В общем, именно так и должна выглядеть библиотека. Напротив входа – стол со стулом, предназначенный для архивариуса. Стульев для посетителей, кажется, не предусмотрено, хотя, быть может, что-то обнаружится за стеллажами. Большое окно, немного грязноватое, но из него, кажется, открывается красивый вид. И запах. Почти неуловимый, но правильный книжный запах, какой и должен быть в библиотеке.

Я медленно опустилась на единственный стул и снова огляделась, на сей раз с другого ракурса. Меня охватило чувство, очень напоминающее ностальгию. Университетская библиотека, конечно же, отличалась от этой, и все-таки сходства было больше, чем различий. Интересно, осталось ли что-нибудь от той библиотеки? Существует ли еще Северный университет? И чем вообще закончилось вторжение южан? Сумели ли власти остановить нашествие на город? Пострадали ли только прибрежные районы или волна разрушения докатилась и до самого центра? Надо будет попробовать это выяснить. Я вдруг поняла, что теперь наконец-то оказалась в том положении, когда имею возможность получать информацию. Могу спросить у Данте или Ренцо, а если они не знают (что вполне вероятно, ведь они только что вернулись из поездки), то обязательно выяснят и дадут мне знать.

Стараясь отвлечься от грустных мыслей, я встала и распахнула окно. Это далось мне нелегко: кажется, его давно никто не открывал, поэтому защелка заедала. Но в итоге я справилась. Комната с наслаждением вдохнула свежий воздух. Я высунулась наружу и осмотрелась. Внизу – сад. Каменные статуи, фонтаны, немного дальше – беседки. Все утопает в зелени. Густой, как и в наших садах, но одновременно совершенно другой. Пальмы, кипарисы, пихты. Даже дубы и клены, которые время от времени здесь встречаются, сильно отличаются от своих северных сородичей. Настолько сильно, что опознать их возможно только по форме листьев.

Я подняла взгляд и вдалеке, на вершине холма, увидела храмовую башню. В груди сразу же похолодело. Вспомнилась такая же башня в Бертане. Площадка, открытая всем ветрам. И мостовая внизу, под площадкой. Такая далекая и одновременно притягивающая к себе взгляд. И девушка, которую я никогда в жизни не видела. Та, которая, в отличие от меня, решилась и прыгнула. И почему-то вдруг подумалось: а что сталось с тем, из-за кого она так поступила? Испытывает ли он угрызения совести? Или считает, что кругом прав?

Мысли, как бывало прежде, пустились в свободный полет, постепенно отдаляясь от изначальной истории, и в голове начали рождаться совершенно новые образы…

Я села за стол, взяла чистый лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу – благо все необходимые письменные принадлежности были предоставлены в мое распоряжение – и принялась писать. Время от времени вставала, ходила кругами по небольшому, свободному от стеллажей участку комнаты, останавливалась у окна и снова садилась за стол. В итоге на листе появились следующие строки:

Бедный султан, постучаться к тебе позволь: Ждут на пороге послы из далеких стран. Я понимаю твою о невесте боль, Но предстоит отвлечься от личных ран. Не поселилась у девы в душе весна, Выбрала вместо свадьбы холодный пруд. Разве же это повод лишаться сна? Плач по младой глупышке – напрасный труд. Ты – государь, а это тяжелый крест. Но не найдется завидней тебя жених. Можешь ты выбрать из тысячи ста невест, Можешь жениться разом на всех на них. Лучшие чувства заводят порой во зло. Истина эта, как капля слезы, проста. Не понимала девица, как ей везло, — Вот и надумала вниз головой с моста. Зря ты кусаешь губы и хмуришь лоб: Будет тебе богатство, любовь, почет. Вроде любил какой-то ее холоп. Кто же такую мелочь берет в расчет? …Только забыть о деве тебе невмочь. Будет отныне у ложа свеча гореть. Тысяча минет ночей и за ними – ночь… Сказкам султан не сможет поверить впредь.

Тот день я почти целиком провела в библиотеке. Осматривалась, изучала хранившиеся здесь книги, выясняла, что где расположено. Сделала лишь один перерыв на еду, а заодно пообщалась с портнихами. Они сняли мерки, и мы немного обсудили фасоны будущих нарядов. Не могу сказать, что мне на сто процентов понравилось все, что было предложено. Мне хотелось, чтобы платья были более привычными, более похожими на те, что носят на севере. Но, во-первых, я недостаточно разбиралась в шитье, чтобы объяснить портнихам, чего именно хочу, да еще и на арканзийском. Во-вторых, не была уверена в том, что северные фасоны будут сочетаться с южными тканями. И, в-третьих, не горела желанием выделяться на фоне окружающих еще и нестандартной одеждой. Мне и цвета волос хватало.

Официально я вступала в должность архивариуса на следующий день. Я привела себя в порядок, выбрала наиболее строгое платье из тех временных, что висели сейчас в моем шкафу, и в сопровождении Бьянки отправилась в библиотеку. Каково же было мое удивление, когда, едва достигнув нужного коридора, я услышала гул голосов и завидела впереди самое настоящее столпотворение. И если поначалу я надеялась, что все эти люди пришли в какое-то другое место по соседству, то вскоре пришлось принять очевидное: их целью была именно библиотека. Что же им там так неожиданно понадобилось?

– А книги скоро выдавать начнут? – спросила встрепанная женщина лет тридцати, с беспокойством поглядывая на висящие в коридоре часы.

– Да вроде бы скоро должны, – прошамкал в ответ какой-то старичок.

– А по сколько штук в одни руки? – озабоченно спросила совсем молоденькая девочка. – А то мне, похоже, целых три нужны, а я не знаю, дадут или нет.

– Ишь чего захотела, целых три! – возмутился всезнающий дедушка. – Сначала одну книгу возьми, прочитай, возверни назад, а уж потом за следующие принимайся!

– Дрэго, не нагнетай! – поморщился сероглазый парень лет двадцати пяти. – Не бойся ты, Кристи, наверняка сколько нужно, столько тебе и дадут.

– Карлота, а ну-ка передвинься в конец очереди, тебя тут не стояло! – гневно воскликнула какая-то женщина средних лет.

– Это как это не стояло? – возмутилась в свою очередь Карлота. – Да я, может, еще до рассвета сюда пришла! Отошла просто на минутку.

– Эй, люди добрые, кто-нибудь знает, а книги-то хоть свежие? – выкрикнула еще одна женщина, державшая в руках плетеную корзину.

– Свежие, тетя Зита, только что из-под курицы! – хохотнул все тот же молодой парень, что недавно заступался за Кристи.

– Нет, ну а правда, их хоть недавно написали? – ничуть не обидевшись, продолжала настаивать женщина.

– Какие недавно, а какие и лет четыреста назад, – ответил кто-то из собравшихся.

– Четыреста лет?! – изумилась женщина. – Поди, врешь!

– Вовсе и не врет, – поддержали ответившего. – И более древние есть.

– Вот это да, – разочарованно покачала головой женщина. – Ох и дурят же нашего брата! Да кому ж интересно, кто и что написал четыреста лет назад? Того человека и в живых-то нет давно!

– И правда, Зита, кому такое может быть интересно? – продолжал веселиться все тот же молодой. – Вот лучше ты сама сядь да и напиши пару-тройку книжек. И всем будет интересно, потому что новое ведь, свежее, да и спросить есть с кого, если что не так!

– А что? Вот возьму да и напишу! – беззлобно откликнулась та.

Я слушала все это, остановившись в тени и прижавшись к стене. Бьянка последовала моему примеру. Мысли лихорадочно метались в голове. Данте утверждал, что в библиотеку почти никто не приходит. Лгал? Да нет, с какой бы стати? Тем более что я и сама вчера имела возможность убедиться, насколько здесь обычно бывает тихо. За весь день ни один человек не пришел. И вдруг – такое. При этом люди, которые здесь собрались, сказать по правде, не производили впечатления особо читающих. Их вопросы тоже свидетельствовали о том, что посещение библиотеки для них в новинку. А некоторые, судя по всему, и книгу-то в руках едва ли когда-нибудь держали. Ну, разве что пока грамоте обучались – совсем уж неграмотные вряд ли сюда бы пришли. И как это понимать?

Народ действительно сбежался в библиотеку из-за нового архивариуса, как предсказывал Ренцо? Но кастелян говорил исключительно о мужской части обитателей армона, к тому же он, без сомнения, шутил. Конечно, можно было бы предположить, что слуги – а в основном толпа состояла именно из них – просто сбежались под благовидным предлогом, чтобы поглазеть на прибывшую с севера диковинку. Но в этом случае они бы и разговоры вели совершенно другие. Ничего не понятно…

В очередной раз выглянув из своего укрытия, я увидела, как несколько человек отчаянно бьются «за место под солнцем», то бишь за место в очереди поближе к входу в библиотеку. Понятно. Если сейчас отворить дверь, они ворвутся все разом и всё там разнесут. Я судорожно сглотнула, представив себе масштаб разрушений. Сдается мне, не случайно вся эта «радость» свалилась на мою голову в первый же рабочий день. Но с этим разберемся позже. Похоже, кто-то просто не понимает, что после похищения, клейма и путешествий в трюме и через пустыню меня уже невозможно выбить из колеи подобными мелочами.

– Бьянка, слушай внимательно, – быстрым шепотом заговорила я с горничной. – Беги назад и приведи сюда первого попавшегося стражника, или можно даже лакея, но только такого, покрепче. Скажи: надо проследить, чтобы люди соблюдали очередь, заходя в библиотеку.

– Я-то сбегаю, а если он откажется? – засомневалась Бьянка. – Скажет, что это не его обязанность и все такое?

– Значит, вежливо так, и главное, спокойно, хорошо, Бьянка? – скажи ему, что если библиотеку сегодня разгромят, то дон Эльванди накажет не только архивариуса, но и тех, кто мог предотвратить эту неприятность, но остался в стороне.

Поняла. – По губам Бьянки скользнула победная улыбка. Видимо, она уже была не прочь сказать такое какому-нибудь заносчивому стражнику и даже надеялась, что тот не сразу откликнется на мою просьбу. – Все сделаю.

Бьянка убежала к противоположному концу коридора. Поскольку ее присутствие не осталось незамеченным, пришлось и мне демонстративно зашагать навстречу собравшимся. Ничего, Сандра. Ты не рвалась привлекать всеобщее внимание, но это далеко не самое страшное, что может произойти с человеком.

– Дамы и господа! – громко произнесла я, остановившись в нескольких шагах от библиотеки прежде, чем меня успела обступить голосящая толпа.

Люди замерли, оборвав на середине выкрики в духе «Мне срочно нужна книга по кулинарии, и посвежее!».

Ну что ж, начало хорошее. Надо продолжать говорить до тех пор, пока Бьянка не справится с поставленной задачей. Ладно. Не зря же я периодически вела семинары в астарольских университетах. Хоть в чем-то пригодятся прежние навыки.

– Я рада приветствовать вас в библиотеке, – объявила я, нацепив на лицо гостеприимную улыбку. – Как вы знаете, эта дверь, – я торжественно указала на вход, и люди немного расступились перед ним, – ведет в архив рода Эльванди. Полагаю, вам известно, что это очень древний архив, в котором содержатся чрезвычайно ценные книги. Как я понимаю, вы пришли сюда, чтобы позаимствовать для чтения некоторые из них.

Собравшиеся закивали. Но прежде чем коридор вновь наполнился громкими возгласами, я продолжила:

Чтение – это чрезвычайно полезное и похвальное занятие, и каждый из вас, безусловно, получит то, зачем пришел. В библиотеке хранится множество книг на самые разные темы – от философии до математики и от истории магии до садоводства. Здесь можно найти как книги арканзийского производства, так и иртонские рукописи. Некоторые книги чрезвычайно дорого стоят. Поэтому я очень вас прошу, когда начнется прием, заходить в библиотеку по одному, в порядке очереди. Крупные предметы, – я многозначительно посмотрела на здоровенную корзину женщины, требовавшей «свежие» книги, – будет лучше оставить снаружи.

Тут уж подошел стражник, которого Бьянка, по-видимому, успела ввести в курс дела, и я со спокойной совестью отперла дверь библиотеки. Мы с горничной вошли внутрь, я заняла свое рабочее место, и минуту спустя Бьянка объявила, что первый посетитель может заходить.

Уж не знаю, как снаружи в конечном итоге определили очередность, но первой в библиотеке оказалась невысокая девушка, одетая довольно похоже на Бьянку. Войдя, она остановилась у порога и напряженно огляделась, явно чувствуя себя в здешней обстановке непривычно.

– Здравствуйте. – Я ободряюще улыбнулась. – Как вас зовут?

– Карлота Грейдо, горничная, – ответила та, подходя поближе.

– Очень приятно, Карлота. – Я исходила из того, что мое имя посетителям известно. – Вы пришли, потому что хотите что-то почитать?

– Да, – как-то не слишком уверенно откликнулась девушка. – Мне нужно несколько книг. – Она извлекла откуда-то из складок платья список и принялась зачитывать чуть ли не по слогам: – «История моды», «Уход за кактусами» и «Шелковая одежда глазами моли».

– А раньше вы увлекались чтением на эти темы? – спросила я, испытующе глядя на горничную.

– Н-не очень, – призналась та.

– И что же заставило вас расширить свой круг интересов? – продолжала допытываться я.

Горничная немного помялась, а потом ответила:

– Если честно, сама я чтением вообще не увлекаюсь. Но мне сказали, что современной горничной без этих знаний просто никак.

– Без ухода за кактусами? – решила уточнить я.

– Ну, вроде как вдруг дону Данте взбрендит… То есть вдруг дону Данте придет в голову светлая мысль украсить армон комнатными растениями. Тогда нам, горничным, придется за ними ухаживать, а мы не знаем как, – объяснила девушка.

– А чего за кактусами-то ухаживать? – фыркнула Бьянка. – Поливай раз в неделю, а то и в две. Кактус – это чай не орхидея. О чем там целая книга-то?

– Мне, признаться, интереснее узнать про моль, – заметила я. Однако оставалась другая вещь, куда более интересная. – Карлота… Вы позволите вас так называть? – Девушка кивнула, и я продолжила: – А скажите, пожалуйста, кому именно взбрен… то есть пришла в голову светлая мысль посоветовать вам почитать всю эту литературу?

– Нашему дворецкому, – без малейших угрызений совести наябедничала девушка. – Он еще пригрозил, – полушепотом добавила она, – что если я не буду всего этого знать, то и в армоне мне не место.

– Понятно.

Я удовлетворенно улыбнулась. Все вставало на свои места. Ну что, дон Данте и дон Ренцо, большие знатоки психологии слуг, и кто из нас оказался прав? Браво, очень удачный ход, господин дворецкий. Заставить меня весь первый рабочий день трудиться не покладая рук, носясь от полок к посетителям и обратно. Вынудить меня почувствовать себя не архивариусом, а именно библиотекарем. И заодно понадеяться на то, что ворвавшаяся в помещение толпа сметет с полок и повредит хотя бы несколько ценных книг. И тогда дон Данте поймет, какую совершил ошибку, поставив столь некомпетентного человека на столь ответственный пост. Вы же при этом вроде как ничего предосудительного не сделали. Ну, порекомендовали персоналу повысить квалификацию. Кто вас за это осудит?

План ответных действий созрел в голове практически сразу. Взяв лист бумаги, я аккуратно написала на нем имя горничной, а ниже – названия всех трех книг.

– Вот как мы поступим, Карлота, – сказала я затем. – Вы можете пока идти. Я оформлю ваш заказ как полагается, найду необходимые книги и извещу вас, когда вы сможете их забрать.

Следующим посетителем оказался садовник – коренастый мужчина лет сорока с на удивление мягкими, при его крепком сложении, глазами. Ему также было поручено ознакомиться с литературой о кактусах: то ли у дворецкого был пунктик на этом виде растений, то ли просто не хватало фантазии. Конкретного названия садовник не дал, поэтому я сделала себе пометку найти для него что-нибудь вроде «Место кактуса в рационе мышей».

Третьим оказался тот самый парень, что заступился в коридоре за девушку. Выяснилось, что его звали Марито и он был камердинером Данте.

– Мне нужна книга по основам медицины, – небрежно сказал он. – И по возможности, – он шутливо свел руки в молитвенном жесте, – какой-нибудь очень тоненький томик. Чтобы в нем было как можно меньше страниц и как можно меньше медицинских терминов.

– А вы уверены, что вам вообще нужна эта книга? – задала закономерный вопрос я.

– Уверен, что не нужна, – честно откликнулся парень.

– Почему же вы тогда за ней пришли?

– Да дворецкий голову заморочил. Дескать, любой порядочный камердинер должен знать, как оказать первую помощь своему господину, если тот вдруг надумает упасть с лестницы.

– А вы что? – поинтересовалась я.

– А я ответил, что я не порядочный, – откликнулся парень.

– И как?

– Не помогло, – улыбнулся он. – И главное, ну не ерунда ли? С какой стати дону Данте падать с лестницы? Учитывая, что алкоголем он не злоупотребляет.

– Так-таки никогда не злоупотребляет? – полюбопытствовала я. Сама не знаю зачем.

– Никогда, – заверил камердинер. – Ну, кроме разве что одного случая.

Мне, конечно, очень захотелось расспросить, что же это был за «один случай», но я сдержалась и не стала. Вместо этого поступила так же, как и с предыдущими посетителями: записала, как его зовут и что ему нужно, и отправила восвояси.

Поток посетителей оказался немаленьким, и все-таки наступил момент, когда он иссяк. Теперь я заперла дверь изнутри – хорошего понемножку – и приступила ко второй части работы. Стала отыскивать запрошенные книги и складывать их в стопки на столе. Времени это заняло порядочно. Я еще не успела как следует ознакомиться с библиотекой, да и порядок на полках был не сказать чтобы идеальный. Тем не менее ближе к концу дня, утирая пот со лба, я с удовлетворением отметила, что все готово.

Теперь оставалось самое главное. Я села за стол, освободила место для листка бумаги и, немного подумав, вывела следующие строки:

«Господин дворецкий,

поскольку любой порядочный начальник и учитель непременно должен обладать теми знаниями, коих требует от своих подчиненных, предлагаю Вам самому ознакомиться с рекомендованными Вами же книгами. Жду Вас через два дня в библиотеке, где Вы сможете пройти экзамен по содержанию прочитанного. В случае, если Вы провалите данный экзамен, я буду вынуждена обратиться к дону Эльванди с сообщением о Вашей профнепригодности.

С искренним уважением,

донья Сандра Эстоуни».

Для того чтобы доставить адресату все собранные книги, пришлось привлечь двух крепких мужчин. Каждый отнес дворецкому по очень внушительной стопке. На верхушке одной из них балансировало написанное мной послание.

Темной-темной ночью – или, если говорить точнее, поздним вечером – тишину ведущего к библиотеке коридора нарушил жуткий шорох и скрежет. Как будто страшное чудовище медленно ползло по армону… или самый обыкновенный человек просто тянул за собой по полу огромный мешок. Достигнув приоткрытой двери библиотеки, шум прекратился.

– Входите, господин дворецкий! – громко сказала я, зажигая свечу.

Ни секунды не сомневалась, что он сегодня же заявится, дабы возвратить все книги на место, но делать это, пока обитатели армона не улягутся спать, не станет. Не захочет, чтобы история разлетелась по окрестностям, превратившись в сплетню. Ладно, я и не настаивала.

Обреченный вздох. Затем дворецкий, сделав последнее усилие, затащил мешок внутрь.

– Что ж вы так с книгами неаккуратно обращаетесь? – пожурила его я. – А вдруг страницы помнутся? А книги-то ценные, свежие, некоторые только что из-под курицы! – брякнула я, припомнив давешний разговор. Настроение, сколь ни удивительно, было бодрое.

– Только что… что? – не понял дворецкий.

– Неважно, – махнула рукой я.

Он тоже не стал заострять на этом внимание – думаю, списал мою странную реплику на плохое знание языка.

– Вы решили пройти экзамен прямо сейчас? – с вежливой улыбкой повстречавшего мышь удава поинтересовалась я. – Весьма похвально. С чего начнем? С кактусов? Или лучше все-таки с моли? Только имейте в виду, – поспешила продолжить я, видя, что он собирается заговорить, – у меня богатый опыт отыскивания шпаргалок. Так что сжульничать не удастся. Хотя, – я окинула задумчивым взглядом набитый книгами мешок, – даже не представляю, в каком месте вы могли бы спрятать шпаргалку нужного размера…

– Донья Сандра, ну зачем вы так? – обиженно просипел дворецкий. – Нехорошо, право слово.

«Надо же, уже и донья», – подумала я про себя, а тем временем недоуменно изогнула брови.

– Что нехорошо, господин дворецкий? Может быть, вы сомневаетесь в моей квалификации? Не беспокойтесь, у меня есть высшее образование.

– Вот зачем вы так, а? – гнул свою линию он. – Я, между прочим, по вашей милости чуть воспаление легких не получил в этой чертовой камере.

– Я, между прочим, по вашей милости чуть рассудка не лишилась в этой чертовой камере, – бесстрастно парировала я.

– Я только выполнял свои обязанности, – вскинул голову он.

– И выполнили их из рук вон плохо, – отрезала я. – Ну так как, – я немного сбавила тон, – будем как-то уживаться вместе или продолжим эту игру? – И я кивнула на мешок с книгами.

Дворецкий тоже посмотрел на подборку учебной литературы, прикинул масштабы намечающегося экзамена и вздохнул.

– Ладно, будем уживаться, – кивнул он. – Полагаю, дон Эльванди об этом уже знает? – спросил он, отчего-то с укоризной. И вновь посмотрел на книги.

– Представьте себе, нет, – откликнулась я. – И, с учетом благополучно пройденного экзамена, полагаю, что и не узнает.

Однако, как выяснилось, я ошиблась. О произошедшем, в более или менее полном объеме, Данте все-таки узнал. Правда, без моего участия. Возможно, благодаря своему камердинеру.

Это выяснилось день спустя, когда Данте пришел в библиотеку, неся в руке какую-то бумагу.

– Сандра, мне нужно перевести этот документ с твоего языка. Сможешь?

– Конечно.

Я приняла бумагу, радуясь возможности ненадолго окунуться в родной язык. Словно получила возможность, заглянув в окошко, увидеть кусочек своего прежнего мира. Это напомнило мне, что я собиралась поговорить о своей родине с Данте. Я посмотрела на стул, который по моей инициативе был поставлен здесь для посетителей, но Данте садиться пока не собирался, и я спросила:

– Данте, скажи… Могу я кое о чем тебя попросить?

– Конечно. О чем идет речь?

Я прикусила губу, не решаясь вот так просто завести разговор на столь волнующую меня и одновременно болезненную тему.

– Давай все-таки сначала документ, а потом все остальное. – И я приступила к переводу текста, состоявшего, впрочем, всего лишь из нескольких строк.

Тем временем Данте обошел стол, остановился возле меня и мягко опустил руки мне на плечи.

– Я слышал, вчера в архиве были проблемы? – заметил он.

– Ничего серьезного. – Я пренебрежительно пожала плечами, по-прежнему ощущая прикосновение его ладоней. – Я уже все решила.

– Мне это известно, – подтвердил Данте. – Но ты могла бы сразу обратиться с этим ко мне. И проблема решилась бы еще быстрее.

– Могла бы, – согласилась я, дописывая текст перевода. – Но мне надо учиться самостоятельно справляться с проблемами, которых теперь, учитывая мой новый статус, – я приподняла руку с драконом, – будет много.

– Сандра, – укоризненно покачал головой Данте, – поверь, здесь, в армоне, этот статус практически ни для кого не играет роли. Постарайся просто о нем забыть.

– Это будет сложновато, – начиная злиться, откликнулась я. – Ведь даже ты, кто сделал для меня больше всех остальных вместе взятых, прекрасно об этом статусе помнишь. Разве ты позволил бы себе с такой легкостью прикасаться к молодой незамужней женщине, если бы не понимал, пусть где-то в глубине сознания, что она тебе принадлежит и потому ты имеешь на это полное право?

Я выпалила все это на одном дыхании. Руки Данте резко отдернулись, будто их обожгло кипятком. Он отошел и вернулся к месту для посетителей.

Я сидела, низко опустив голову и проклиная все на свете.

– Ты слишком остро все воспринимаешь. – Данте старался говорить небрежно, но его лицо превратилось в каменную маску. – Здесь, на юге, к подобным вещам относятся проще. Но я сожалею, если мое поведение тебя оскорбило. Так о чем ты хотела меня попросить?

Я впилась глазами в стол. Какие теперь могут быть просьбы, после моей отповеди?

– Неважно, – покачала головой я. – Забудь.

– Как же вы, северяне, невыносимы! – воскликнул вдруг Данте, разом выходя из образа каменной глыбы. – Ох уж эта ваша привычка сказать «а» и наотрез отказаться говорить «б»! Неужели нельзя быть чуть попроще?

– Это так сильно раздражает? – улыбнулась я, все еще держа голову опущенной.

Все-таки сейчас, когда он кричал, я чувствовала себя значительно комфортней, чем один на один с его недавней ледяной маской.

– Раздражает. – Данте усмехнулся. – Возможно, потому, что я и сам такой же. Ладно, давай, говори, что это была за просьба, – быстро сменил тему он.

– Я просто хотела спросить: не мог бы ты узнать, что стало с Астаролью? – решилась я. – Чем закончилось то вторжение? Мне очень важно это знать.

Данте понимающе кивнул.

– Астароль далеко, и у меня пока очень мало информации, – сказал он. – Я отправлю гонцов и извещу тебя, когда что-нибудь станет известно.

– Спасибо. – Я с искренней благодарностью приложила руку к груди.

– Да не за что, – вздохнул он, направляясь к выходу с полученным от меня переводом.

Возле двери он остановился и обернулся.

– Приношу свои извинения за оскорбившее тебя поведение. – Его голос снова был ледяным. – Больше это не повторится.

И он ушел. А я, чувствуя себя круглой идиоткой, вдруг осознала: это действительно не повторится и… мне жаль.

Часть вторая

Глава 1

Я неспешно прогуливалась по укромным закуткам прилегавшего к армону сада. Хоть наступивший сентябрь и считался здесь месяцем летним, невыносимая жара, стоявшая весь август, наконец-то спа́ла, что позволяло гулять не только вечером, но и днем. Особенно в тени, которой на здешних дорожках было в избытке. Я в очередной раз окинула взглядом окружающую зелень. Красиво, ничего не скажешь. Очень красиво. Огромные кусты, напоминающие папоротники, разные виды пальм, высокие треугольники кипарисов, фруктовые деревья (апельсинов, лимонов и мандаринов здесь было вдоволь). Словом, все, что способно расти и зеленеть в жарком галлиндийском климате.

Красиво… Да только теперь я знала цену экзотике. Это путешественнику, ненадолго прибывающему в далекие края, с тем чтобы затем возвратиться к прежней жизни, экзотика кажется невероятно притягательной. Но человек, вынужденный заменить ею свой дом, понимает: в первую очередь экзотика – это чуждость. Будь то пальма для северянина или голубые сосны для южан.

Прошел целый месяц с тех пор, как я поселилась в армоне Данте. И я по-своему привыкла. Привыкла и к жаркому климату, и к странной одежде, и даже к изображению дракона на руке. Привыкла к библиотеке рода Эльванди и к обязанностям архивариуса. (Обязанности библиотекаря мне, не считая первого рабочего дня, приходилось исполнять крайне редко.) Данте был прав: по большей части люди действительно относились ко мне без предвзятости. Сколь ни удивительно, но здесь, в стенах армона, мой дракон и вправду не играл большой роли. Меня воспринимали как архивариуса, как донью и – конечно, не без этого – как диковинку. Тоже своего рода экзотику. Дальнейшее, как Данте верно заметил в самом начале, зависело от меня. Поведение человека во многом определяет отношение к нему окружающих. Я держалась с достоинством, но без высокомерия и, кажется, сумела вызвать к себе уважение.

С Данте и Ренцо мы и вовсе общались очень часто. Нередко обедали вместе, а иногда даже и завтракали. Шутливые дискуссии вроде той, когда мы дружно составляли объявление об ищущем мужа гареме, стали частью нашей повседневной жизни. Кроме того, Ренцо, похоже, пробовал за мной ухаживать. Абсолютной уверенности в этом у меня не было: в принципе, все его поступки можно было расценить и как дружеский жест. Однажды он подарил мне срезанную в саду розу. В другой раз всучил какие-то экзотические фрукты, название которых я так и не запомнила. Сказал, что какая-то родственница прислала ему целый мешок, так что один он не справится. А однажды принес мне прямо в библиотеку горсть южных сладостей, заявив, что на мою худобу и бледность боязно смотреть. Дальше таких жестов кастелян не заходил, и это меня радовало. Даже не потому, что я имела что-то против Ренцо. Он был по-своему симпатичен и привлекателен. Но больше всего на свете я стала ценить спокойствие.

Было, однако же, кое-что еще. Одно «но», стоявшее как между мной и Ренцо, так и между мной и полноценным спокойствием. Это препятствие звалось Данте. Дон Эльванди сдержал свое слово и ни разу со времени нашего памятного разговора не вышел за установленные мною рамки. Он не пытался ни домогаться, ни ухаживать и вообще, похоже, начисто игнорировал меня как женщину.

Казалось, тут бы мне и обрадоваться, но – увы. Что-то внутри меня отказывалось мириться с таким положением дел.

И этому «чему-то» всякий раз становилось обидно, когда мое особенно красивое платье или удачно уложенные волосы замечали все вокруг – но только не он. Лишь однажды, когда я сделала совершенно новую, непривычную для здешних жителей прическу – заплела волосы в косу и уложила на голове наподобие короны, – он, проходя мимо, на мгновение остановился и сказал:

– Раньше ты так не ходила. Тебе идет.

Но это было сказано холодным, бесстрастным тоном. Не комплимент, а констатация факта.

Нет, не могу сказать, что Данте был со мной особенно холоден. Он проявлял ко мне вполне дружеское отношение – в рамках своего темперамента, который, конечно, радикально отличался от темперамента того же Ренцо. Последнее, кстати, по-своему удивительно, поскольку чисто внешне эти двое были довольно-таки похожи. Оба – классические южане: смуглые, черноволосые, кареглазые. У обоих – четко очерченный подбородок, прямой нос и специфический разрез глаз, опять-таки характерный для жителей юга. И при всем при этом энергичный, неунывающий Ренцо, хоть и отнюдь не был мне противен, не вызывал во мне столь сильных эмоций, как его друг. Хотя, сложись все наоборот, жизнь могла бы оказаться значительно проще.

Я много раз повторяла себе, что все дело – в чувстве благодарности, которое не следует путать с чем-то большим. Что проявлять чисто женский интерес к Данте с моей стороны как минимум глупо. Ведь даже если что-то и могло между нами произойти, это оказались бы не более чем кратковременные и необременительные отношения хозяина и его рабыни, что являлось в южных землях нормой жизни, не стоящей даже мимолетного упоминания. Что цена таких отношений была бы грошовая, а вот расплата с точки зрения моих душевных сил оказалась бы несоразмерно высокой. Но мысли пока оставались мыслями и на эмоции не слишком влияли.

Погруженная в себя, я сидела на скамейке, но, вздрогнув от неожиданности, чуть не соскользнула с нее на землю, когда в мое убежище, перескочив через широколистный «папоротник», вторгся предмет моих размышлений.

– Данте? – удивленно выдохнула я. – Что ты здесь делаешь? – С перепугу этот вопрос прозвучал слегка укоризненно.

– Ты удивишься, Сандра, но я тоже иногда прогуливаюсь по своему саду, – насмешливо сообщил он.

– В таких удаленных его уголках? Что-то не замечала, – пробурчала я больше из принципа, хотя сердце до сих пор сильно колотилось от неожиданности.

– Ладно, можешь считать, что я прячусь, – не стал настаивать Данте.

– Прячешься? – заинтересовалась я. – От кого?

– От людей, – доверительно, словно раскрывая страшную тайну, сообщил он.

С моих губ слетел смешок. Вообще-то это была моя прерогатива.

– Чем они так тебя допекли? – полюбопытствовала я.

Данте тяжело вздохнул.

– У меня намечаются большие проблемы, – признался он. – Ты обратила внимание, какое сегодня столпотворение в армоне?

Прикусив губу, я вынужденно покачала головой. Да, утром я слышала, как кто-то прискакал в армон. Позже по двору процокали копыта еще чьей-то лошади. Но, погруженная в свои размышления, я не придала этому особого значения, а потом и вовсе ушла вглубь сада, откуда не было слышно подъезжающих к армону визитеров.

– Арканзийцы вторглись в Галлиндию? – не на шутку встревожившись, спросила я о первом, что пришло мне в голову.

– Что?

По удивленному взгляду Данте я сразу же поняла, что сморозила глупость, и потупилась, ожидая соответствующей реакции. И тут почувствовала, как его ладонь накрыла мою сжавшую край скамейки руку. Это было первое его прикосновение после того разговора в библиотеке. Но стоило мне поднять глаза в стремлении понять, значит ли оно хоть что-то, помимо желания успокоить, как он сразу же отдернул руку.

– Сандра, никакие арканзийцы сюда не ворвутся, – мягко сказал он секунду спустя. – У нас подписан договор с Селим-пашой. Но даже если бы – я подчеркиваю: если бы – произошло вторжение, до армона они бы добраться не успели. Мы бы остановили их гораздо раньше, как делали всегда. Тебе ровным счетом нечего бояться.

Его ладонь снова приблизилась к моей, но замерла на полпути.

Настала моя очередь вздохнуть. Я отвела взгляд. Легко сказать «нечего бояться». При любом упоминании Арканзии и ее уроженцев мои внутренности сводило от гремучей смеси эмоций, не последней из которых являлся страх. Я ненавидела арканзийцев – до дрожи, до судорог, до зубовного скрежета, – но и постыдно боялась тоже. Даже не знаю, что страшило меня сильнее – судьба, уготованная в случае вторжения лично мне, учитывая моего дракона, или возможность того, что эти люди во второй раз разрушат до основания мой дом.

Дом? Я подумала так об армоне Данте?

Надо сказать, что время от времени жители Арканзии наведывались к Данте по делам. В этих случаях я всегда заботилась о том, чтобы нигде с ними не пересечься, благо ни малейшей необходимости в моем присутствии на таких встречах не было.

– Так что же произошло? – деланно бодрым голосом спросила я.

Данте не стал томить меня ожиданием ответа.

– Искатели наконец нашли месторождение, – ответил он.

Я впечатленно присвистнула. Это действительно было важным событием. На данный момент я уже знала, что искатели – это специалисты, ищущие месторождения магических камней. Профессионалы определили (по таким косвенным признакам, как свойства почвы и энергетические колебания), что на принадлежащей Данте территории находится одно из магических месторождений. Но где конкретно, сказать не могли, равно как и не могли определить, залежи каких именно камней спрятаны под землей. Поиски начались уже давно, за несколько месяцев до моего приезда в армон, но до сих пор велись безрезультатно. И вот теперь, как оказалось, результата все же удалось добиться.

Тут следует кое-что пояснить. Ни один человек сам по себе не обладает магическими способностями, но мы можем обретать их, используя те ресурсы, которые нам щедро дарит природа. Основным источником магии являются магические камни. Существуют разные их виды, и у каждого – своя направленность действия, как правило, весьма общая и абстрактная. Придать камню более конкретное предназначение – задача обрабатывающих его людей. Уже знакомые нам красные камни имеют защитную функцию; синие, напротив, ориентированы на агрессию и потому нередко используются при изготовлении оружия; есть камни с целительными свойствами – их используют в своей работе лекари. Всевозможным амулетам, содержащим осколки таких камней, я и посвятила свою диссертацию.

Некоторые камни были редкими, залежи других встречались довольно часто. От этого зависела и ценность того или иного вида. К примеру, красных оборонительных камней было сравнительно много, а вот синих, способствующих удачной атаке, – раз-два и обчелся. Кстати, именно такой камень украшал рукоять кинжала, которым Данте убил в Дезерре змею.

– И что это оказалось за месторождение?

Естественно, мне было чрезвычайно интересно.

Во-первых, разные камни – это действительно совершенно разная история. А во-вторых, как-никак эта тема имела некоторое отношение к моей научной работе.

Данте выдержал соответствующую случаю паузу, после чего многозначительно произнес:

– Смешанное.

Тут я и вовсе опешила. Смешанное? Но этого просто не могло быть! Смешанные месторождения встречались чрезвычайно редко. Там можно было найти камни самых разных видов. В том числе и такие, каких вообще нигде больше не сыщешь. К тому же вследствие близости залегания разнообразные камни оказывали друг на друга взаимное воздействие, длившееся на протяжении многих веков, что придавало им совершенно особые свойства. Словом, если на землях Данте отыскали именно такие залежи, то это была редкая удача.

– Чем же в таком случае ты недоволен?! – воскликнула я, вскакивая со скамьи. – Это же практически невероятное везение!

– Угу. То-то и оно, что слишком уж невероятное, – насмешливо хмыкнул Данте, напротив устраиваясь на скамейке поудобнее. – Подозреваю, что и стоить оно мне будет невероятно дорого.

– В каком смысле дорого? – удивилась я. – Наоборот, ты сможешь заработать на нем целое состояние.

– Сандра, у меня уже есть целое состояние, – усмехнулся моей неискушенности Данте. – И поверь, мне его вполне достаточно. Оно дает мне все, что нужно… и многое, что НЕ нужно, тоже. А это месторождение принесет с собой очень много головной боли.

Я снова уселась рядом с ним на скамью.

– Давай подробнее.

– Ну, во-первых, как ты правильно заметила, добытые камни придется теперь продавать. Не набивать же ими сундуки, – пожал плечами Данте. – А поскольку товар, мягко говоря, непростой, со своей спецификой, продавать его кому попало нельзя. Придется тщательно проверять потенциальных покупателей, решать, поставлять ли камни за границу… В общем, не буду загружать тебя лишними деталями, но дел будет достаточно, чтобы держать в тонусе пол-армона; я уж не говорю о специалистах, которых придется поселить здесь на постоянной основе.

Я согласно кивнула. Да, если задуматься, головной боли здесь, конечно, порядочно. Лично я представления не имела, как подступиться к такому делу, с чего начинать. Но это явно было не все. В конце концов, для этих целей можно нанять профессионалов, хотя окончательные решения по поводу сбыта на них, разумеется, не перекинешь.

– Но есть еще и «во-вторых», – произнесла я вслух, внимательно глядя на Данте. – И, полагаю, оно касается тех, кому захочется прибрать месторождение к рукам?

– Ты совершенно права, – с нарочито беззаботным видом произнес Данте. – Такое месторождение точно не останется без внимания: любители чужой собственности непременно найдутся.

– Но ведь земля, на которой находятся залежи, принадлежит тебе, – нахмурилась я. – Есть кто-то, кто может претендовать на нее по вашим законам?

– Строго говоря, нет, – ухмыльнулся Данте.

– А если нестрого?

А если нестрого, – он принялся загибать пальцы, – то хозяина вожделенного имущества можно убить, чтобы его земля перешла к наследникам. Можно оклеветать перед королем, чтобы землю у него отобрали и передали человеку «более достойному». А можно самому затесаться в род Эльванди – например, женить его наследника на своей дочери.

– У тебя есть конкретные опасения? – хмурясь, спросила я.

– Нет. Пока нет, – покачал головой Данте. – Все это – стандартные схемы, которые нередко задействуют, когда речь идет о солидном куше.

– И что ты станешь делать?

Моя тревога возрастала с каждым словом.

Данте небрежно передернул плечами.

– То, что должен. Прослежу за тем, как начнут разрабатывать месторождение. Королю я уже написал. Ну а заодно имеет смысл более серьезно отнестись к системе охраны. Сандра, не волнуйся, – добавил он, заметив, как я с силой сцепила руки. – Похоже, я тебя запугал. А в сущности, я просто брюзжу оттого, что мне лень заниматься кучей новых дел, ставших неизбежными после открытия искателей. Запомни: тебе ничто не угрожает. У меня хорошие отношения с королем – настолько, насколько такое вообще возможно. А уж арканзийцам он эти залежи никогда не отдаст. Сейчас, когда в Галлиндии обнаружилось столь значимое месторождение магических камней, король ни за что не уступит его другому государству.

– Данте, – сердито проговорила я, распрямив плечи, – а тебе не приходило в голову, что я могу беспокоиться не за себя, а, например, за тебя?

Он посмотрел на меня вопросительно, я бы даже сказала, испытывающе, и, кажется, собирался что-то сказать, но в этот момент через все тот же многострадальный куст перескочил Ренцо.

– Вот ты где! – воскликнул он, обращаясь к Данте, но одновременно приветственно подмигивая мне. – Отдохнул? Тогда давай, вперед: к тебе уже выстроилась очередь из целых пяти человек. Все жаждут тебя лицезреть и главное – обсудить дальнейшую судьбу камней. А также ту выгоду, которую они с этого поимеют.

– Меня не было-то всего ничего, – проворчал Данте, поднимаясь, однако же, со скамьи. – Когда их успело собраться так много?

Ренцо с усмешкой развел руками.

– Некоторые камушки, знаешь ли, заставляют двуногих развивать поразительнейшую скорость. Притом, заметь, без всякой магии.

– Ладно, пойду, – проворчал Данте. – Ты ведь все равно не оставишь меня в покое, раз уже нашел.

И он, перескочив через все тот же куст в обратную сторону, зашагал по дорожке к армону. Мы с Ренцо последовали за ним. При этом кастелян повторил маневр Данте, я же предпочла куст обойти.

– Вообще-то наш дон Эльванди вовсе не лентяй, – отчего-то счел нужным оправдать передо мной друга Ренцо. – Он так раскапризничался, потому что ненавидит общаться с большим числом людей. Данте предпочитает общение с себе подобными в строго выверенных дозах.

– Дело не только в этом, – возразила я. – Обладание новым месторождением может таить в себе угрозу, и он хорошо это осознает.

– Ты полагаешь? – задумчиво спросил Ренцо. – Что ж, наверное, он прав… Да, надо будет немного подкорректировать работу стражи.

– Данте говорил точно о том же, – невольно улыбнулась я.

– Логично. Я обязательно этим займусь.

Добравшись до армона, мы с мужчинами разошлись: они направились в левое крыло, заниматься вопросом залежей, а я – в правое, в библиотеку. Решила, что, коли уж за компанию вернулась в армон, имеет смысл заглянуть на свое рабочее место.

Не успела я сесть за стол и открыть ящик с документами на перевод, как в библиотеку, предварительно постучавшись, зашли двое посетителей. Это были Марито и брюнетка с живым взглядом и румяным лицом, в которой я без труда узнала его сестру Рианну.

Эти двое ни разу ко мне сюда не заходили, не считая того случая месяц назад, когда дворецкий отправил камердинера Данте, как и многих других слуг, за совершенно не нужными ему книгами. К тому же, насколько мне было известно, брат и сестра нередко цапались друг с другом, пусть и полушутя. Тем более любопытно было узнать, что заставило их совместно посетить библиотеку.

– Дону Эльванди понадобились какие-то бумаги из архива? – высказала предположение я.

– Нет, – покачала головой Рианна. Девушка держалась робко, что в целом было ей несвойственно. Видимо, атмосфера библиотеки была ей непривычна и внушала некоторое благоговение. – Нам нужна книга, – собравшись с мыслями, сказала она. – Что-нибудь по психологии мужчин и женщин. Вы не могли бы нам помочь?

– То есть просто по психологии? – уточнила я.

– Нет, – упрямо повторила девушка. – По психологии мужчин и женщин.

Я хмыкнула, мысленно сделав себе заметку отставить в сторону книги по психологии лошадей, енотов и, на всякий случай, игуан.

– А все-таки, вы не могли бы поточнее сказать, что именно вас интересует в психологии? – осведомилась я. – Тема ведь обширная.

– Мы поспорили, – призналась Рианна. – О том, кто из нас лучше разбирается в психологии противоположного пола. Я сказала брату, что он ничего не понимает в женщинах. И по-прежнему стою на своем.

Последние слова она произнесла твердо, глядя Марито прямо в глаза.

– А я, со своей стороны, заявил, – насмешливо ответил тот, не отводя взгляда, – что разбираюсь в женщинах совсем неплохо, зато сестра ничего не смыслит в психологии мужчин.

– Словом, мы поспорили, – подытожила Рианна. – А кто может нас рассудить? Женщины будут на моей стороне, мужчины – на стороне Марито. Вот мы и решили обратиться за ответом к книге. Вы можете нам что-нибудь порекомендовать?

Я бы могла, конечно, порекомендовать им обоим не заниматься глупостями. Но мне отчего-то захотелось посодействовать. Возможно, оттого, что именно подобные перепалки придавали армону жизни, превращая его из резиденции в дом. Как минимум, лично мне они позволяли на время почувствовать себя именно дома, а не посреди чужой страны в окружении столь же чужих мне людей. И чуть-чуть приобщиться к тому, чего сама я была лишена, причем как сейчас, так и прежде, в Астароли. А именно – к теплу семьи.

Поэтому я встала со стула, прошла к стеллажам и принялась просматривать корешки.

– Думаю, раз так, то вам нужны тесты, – определилась я, вытаскивая несколько книг.

– Тесты? – непонимающе переспросила Рианна. Переглянулась с Марито, но ему, похоже, нечего было сказать.

Я нахмурилась. Слово «тесты» казалось мне международным, но, быть может, на местном наречии существовал свой аналог этого термина? Увы, даже если и так, я его не знала. А может, ребятам просто незнакомо само понятие?

– Это такие вопросы для проверки знаний, – объяснила я. – На каждый вопрос дается несколько вариантов ответа, и нужно выбрать правильный.

– О, с этим даже ты, Марито, справишься! – язвительно заметила Рианна. И на менее оптимистичной ноте закончила: – Может быть.

Не дожидаясь продолжения дискуссии, я быстро выбрала из нескольких книг одну, вернула остальные на место и прошла к столу.

Думаю, вот это вам подойдет, – сказала я. – Здесь как раз про мужскую и женскую психологию, а в конце приведены тесты. Хотите попробовать?

– Давайте! – воодушевилась Рианна. – Прямо сейчас поставим этого зазнавшегося женоненавистника на место.

– Это я-то женоненавистник? – захлопал глазами Марито. – Ты что-то путаешь.

Однако возражений на предмет проверки знаний он не высказал. Пролистав книгу, я нашла ту ее часть, где начинались вопросы.

– Ну что ж, готовы? – осведомилась я.

Оба энергично кивнули.

– Хорошо. Вопрос первый. По женской психологии, то есть адресован тебе, Марито. – И я стала зачитывать: – «Если женщина говорит “нет” – это означает…» Варианты ответа: «а» – «Да»; «б» – «Нет»; «в» – «Может быть»; «г» – «Может быть, да»; «д» – «Может быть, нет»; «е» – «Может быть, да, а может быть, и нет». – Я подняла глаза и выжидательно посмотрела на камердинера. – Выбирай.

Марито задумался. Рианна тоже сосредоточенно насупила брови.

– Вариант «в» – «может быть», – почти уверенно объявил наконец Марито.

Я отыскала страницу, на которой приводились ответы.

– Неверно! – со злорадством непонятной природы (видимо, именуемой женской солидарностью) сообщила я. – Правильный ответ: «Ни один из приведенных ответов не верен».

– А какой же верен на самом деле? – заинтересовалась Рианна.

– Здесь не указано, – развела руками я. – Продолжим?

– Давайте продолжим, – согласилась девушка.

– Следующий вопрос – про психологию мужчин, то есть для женщин, – проинформировала я.

– Сейчас мы посмотрим на тебя в деле, сестренка, – в предвкушении потер руки Марито.

– «Если мужчина говорит “нет” – это означает…»

– Нет! – уверенно выпалил камердинер, забыв, что вопрос предназначался его сестре.

– Такой вариант отсутствует, – усмехнулась я.

Рианна довольно рассмеялась.

– Какие же варианты там есть? – удивился Марито.

– Зачитываю. Итак, «Если мужчина говорит “нет” – это означает: “а” – “Я не слышал вопроса”; “б” – “Не мешайте мне спокойно пить эль”; “в” – «вообще ничего не означает».

Мы в задумчивости помолчали.

– М-да, похоже, у женщин диапазон все-таки как-то шире, – констатировала я, посчитав количество ответов.

– Я выбираю вариант «в», – решила между тем Рианна.

Брат и сестра посмотрели на меня, ожидая вердикта. Я заглянула в конец книги.

– Увы, – разочаровала девушку я. – Правильный ответ: «Все приведенные ответы верны». Идем дальше? Марито, опять твоя очередь. Вопрос: «Если женщина о чем-то просит, это следует сделать, потому что.» Варианты ответов: «а» – «… женщина – существо ранимое»; «б» – «…женщина – существо возвышенное»; «в» – «… не сделать – себе дороже». Какой выбираешь вариант?

– Ну, тут уж точно третий! – воскликнул Марито.

Я проверила и, отчего-то почувствовав себя немного виноватой, пробормотала:

– Здесь написано: «Автор книги и сам не знает ответа».

– Давайте еще какой-нибудь вопрос посмотрим, – стремясь замять неловкую паузу, предложила Рианна.

Давайте, – воодушевилась я и приступила к следующему пункту. – Вопрос про мужчин. «Если мужчина сделал женщине дорогой подарок – это значит, что…» Варианты ответов: «а» – «…он хочет с ней обручиться»; «б» – «.он хочет на ней жениться»; «в» – «.он просто хочет».

– Думаю, что «а», – подумав, ответила Рианна. – Если бы «в», он мог и подарком подешевле обойтись.

– Зришь в корень, дорогая сестра! – подхватил Марито. – Наконец-то ты хоть что-то начала понимать в мужчинах!

Усомнившись, однако, в верности их рассуждений, я заглянула в раздел ответов… и обреченно зачитала:

– «Мужчина и сам не знает, чего он хочет».

Брат и сестра озадаченно переглянулись.

– И что нам делать-то? – озвучила общую растерянность Рианна.

– Предлагаю объявить ничью, – посоветовала я.

– Пожалуй, годится, – решил Марито. – Похоже, сестрица, мы с тобой оба провалились.

И они примирительно ударили по рукам.

– Если хотите, возьмите книгу с собой, полистайте на досуге, вдруг что-нибудь интересное найдете, – предложила я.

– А можно? – неуверенно спросила Рианна.

– Конечно, можно, – отозвалась я.

Выдавать слугам книги не возбранялось. Кроме того, мне было крайне трудно представить себе Данте увлеченно листающим это пособие и сосредоточенно выбирающим между вариантами ответов «б» и «в». А вот выбрасывающим данную книгу в окошко – очень даже легко.

Глава 2

Прошло еще две недели. У Данте с Ренцо серьезно прибавилось дел, однако жизнь постепенно входила в более-менее привычную колею. Какие-то дела им, правда, пришлось отложить, для исполнения других – нанять новых людей, специализировавшихся на добыче камней. И все до поры успокоилось. Даже время на наши совместные трапезы снова появилось.

Кроме того, Данте периодически заглядывал ко мне в библиотеку – либо по делам, связанным с архивом и переводами, либо для того, чтобы сообщить интересовавшую меня информацию. Он наконец-то стал получать от своих людей сведения об Астароли. И я жадно ловила каждое слово, несмотря на то что ничего радостного в поступавшей информации не было.

От Астароли мало что осталось. Нападавшие разрушили большую часть города и разграбили все, что только можно было разграбить. Увы, Астароль была городом небольшим, но при этом богатым. Внушительной армией вследствие своих размеров не обладала. Наверное, было предсказуемо, что однажды этим воспользуются. Подкрепление из столицы прибыло слишком поздно. Нападавших изгнали, но к тому времени многие районы города успели фактически сравняться с землей.

Когда вернулся первый гонец и Данте лично пришел сообщить мне плохие новости, я думала, что расплачусь. Приготовилась сдерживать слезы и даже подумала о том, что, если это не удастся, можно будет отойти за стеллажи под тем предлогом, что мне нужно найти книгу по срочному заказу. Но слез, как ни странно, не было. Возможно, потому, что подсознательно я была давно готова к таким новостям. А может быть, никакие новости не могли потрясти меня сильнее, чем вид собственной улицы, изуродованной черным дымом, клубы которого поднимаются над домами, застилают небо и мешают дышать. А мимо мечутся люди, и все больше и больше пятен крови покрывает холодную мостовую…

Нет, я не плакала. Я лишь сидела, уставившись в одну точку, и слушала, а когда Данте договорил, просто кивнула в знак того, что все поняла, благодарна за информацию и он может идти. Он ушел не сразу. Какое-то время стоял, прислонившись плечом к стене, и якобы рассматривал книжные полки, а в действительности наблюдал за мной. Я отлично это знала, но почему-то данный факт не раздражал меня и не смущал. Наоборот, от присутствия Данте было как будто чуть теплее. Именно от такого – молчаливого, неназойливого, почти незаметного. Без утешений, без соболезнований и без попыток отвлечь глупыми шутками или разговорами на отвлеченные темы. Я же просто сидела и долго смотрела в одну точку, в то время как мой мысленный взор блуждал по улицам, которых уже несколько недель как не существовало на этом свете. Я заглянула в булочную, которая давно уже сгорела, прошлась по аккуратной и чистой набережной, с которой дети никогда уже не будут любоваться на проходящие мимо корабли, купила пару леденцов в кондитерской, которую давно сровняли с землей…

Выходит, у меня действительно не осталось прежнего дома. И если хоть какой-то дом был, то только здесь, в Галлиндии. А был ли? Пока я и сама не знала ответа на этот вопрос.

Помимо Данте, сообщавшего мне впоследствии более точную информацию об Астароли, обнаружился еще один источник новостей. Как– то раз ко мне зашел дон Бенвенуто Росси. Лекарь был очень расстроен и казался постаревшим лет на десять. Когда я спросила, в чем дело, он рассказал, что его старый друг Ренуар Скотт, преподававший на кафедре медицины Северного астарольского университета, как выяснилось, погиб во время атаки на город. Видимо, интуитивно почувствовав, что никто не поймет его в этой боли так, как я, он пришел в библиотеку. И еще долго сидел, попивая то прихваченное с собой вино, то принесенный Бьянкой чай и рассказывая мне о больших научных достижениях своего друга, а также о тех проказах, которые они вместе совершали в юности.

Он ушел, а я долго еще оставалась под впечатлением от этих историй и все думала о том, кто из моих собственных университетских знакомых остался в живых, а кто – нет. Хотя бы за тех немногих, что успели разъехаться из Астароли до вторжения, я могла быть относительно спокойна.

И, взяв лист бумаги, я снова принялась выводить на ее белизне синий узор слов:

Сидел в высокой башне звездочет. Имел он и достаток, и почет, Но вряд ли отдавал себе отчет, Насколько были знания полезны. Он часто запирался изнутри И целый час, а может, даже три, Нередко – от заката до зари В темнеющую вглядывался бездну. В час волка, скорпиона и совы, Порой цветенья ведьминой травы Он вглядывался в звезды, но увы, Они давать ответа не хотели. Но он трудился с ночи до утра, В любую непогоду и ветра, И в зиму, что на облачность щедра, И в самые суровые метели. В высокой башне не было окон, Но слишком много ставилось на кон: Столь важный он исследовал закон, Что недосуг задуматься о стуже. Он все искал последнюю черту, Меж небом и землею на мосту. В высокой башне, будто на посту, Он жил – и мир покинул на посту же. Знал больше всех живущих, ну так что ж? Он думал, что цена познаньям – грош, Покуда самой сути не найдешь. И, с каждым днем все более печально, Забыв о выполненье прочих дел, Он в небо необъятное глядел, Как будто силясь высчитать предел Вселенной, беспредельной изначально. Шло время. Звездочета больше нет. Он за собой оставил яркий след, Его со школы знает целый свет: В большом долгу небесная наука. Но есть загвоздка важная одна, И в этом не ученого вина: За редкие открытия цена — Вседневное отчаянье и му́ка.

В тот день Данте перехватил меня в коридоре.

– Сандра! Можно с тобой переговорить?

– Конечно.

Благо его покои находились недалеко, мы прошли в располагавшуюся там гостиную.

– У меня есть к тебе одна просьба, – сказал он, когда мы уселись друг напротив друга (я, по собственному выбору, в кресло, он – на диван). – Это никак не вписывается в сферу твоих обязанностей, но твоя помощь может оказаться для меня очень важной.

– Сделаю все, что в моих силах, – не задумываясь, ответила я.

Он кивнул в знак признательности.

– Слушай. В ближайшее время в армон приезжает гостья. Ее зовут Айгуль-ханум. Она – старшая дочь Текер-бея, человека, довольно известного среди арканзийской знати.

– Это званая гостья? – нахмурилась я, уже подозревая, каким будет ответ.

Не так чтобы, – усмехнулся Данте. – На днях мне написал ее отец – попросил предоставить ей кров, когда она будет проезжать через мои земли по дороге в галлиндийскую столицу. Дескать, девушка отправилась навестить свою дальнюю родственницу, а Текер-бей волнуется и хочет обеспечить дочери максимально комфортные условия во время поездки.

– Но тебя в этом что-то не устраивает, – отметила я. – Что именно? То, что она из Арканзии? Думаешь, таким образом бей хочет за тобой пошпионить?

– Сомневаюсь, – покачал головой Данте. – В этой стране не принято использовать для подобных целей женщин, тем более знатных. Но ты права: я не слишком доволен таким поворотом. И дело даже не в национальности гостьи. Ты знаешь, я недолюбливаю арканзийцев.

– Ты это мне рассказываешь? – хмыкнула я, намекая, что мое собственное отношение к подданным Арканзии куда как хуже.

– И тем не менее в данном конкретном случае проблема в другом, – продолжал Данте. – В конце-то концов, знатной молодой женщине действительно негоже останавливаться на постоялых дворах сомнительной репутации, и дать ей приют – мой святой долг, на что и напирает в письме ее отец.

– Но… – подтолкнула его к продолжению я.

– Но штука в том, что я кое-что знаю про Текер-бея, – заметил Данте. – Например, то, что ехать из его имения в нашу столицу через мои земли – значит делать огромнейший и совершенно неоправданный крюк. Неоправданный – если, конечно, для этого нет другой причины, не указанной в письме. Кроме того, я никогда не слышал, чтобы у этого семейства были родственники в Галлиндии, пусть даже дальние. Да и вообще, отправлять незамужнюю девушку в путешествие одну – пускай со слугами и рабами, но без присмотра родственников мужского пола, с точки зрения арканзийцев, совершенно недопустимо. И тот факт, что отец Айгуль-ханум пренебрег столь строгим правилом, наводит на определенные мысли.

Я задумчиво водила подушечкой одного пальца по накрашенному бледно-розовым лаком ногтю другого.

– Незамужняя девушка в гостях – это ведь большая ответственность, – проговорила я. – Малейшая неосторожность со стороны хозяина-мужчины, случайное несоблюдение этикета, неудачное стечение обстоятельств – и гостья уже скомпрометирована.

– И что остается в этой ситуации делать хозяину? – подхватил Данте, улыбнувшись моей догадливости. – Конечно же, жениться на бедняжке.

– В противном случае он наносит страшное оскорбление самой девушке, ее отцу, а заодно и всей арканзийской знати, – приняла эстафету я. – Да и среди галлиндийцев приобретает репутацию человека бесчестного. При этом такой пустячок, как смешанное месторождение магических камней, отлично примирит обиженную сторону с «незапланированным» браком.

– Красивая схема, правда? – Данте говорил таким тоном, будто описываемая ситуация вовсе и не касалась его лично и он просто давал высокую оценку чьей-то изобретательности.

Это его спокойствие немного меня нервировало.

– А… ты сам не рассматриваешь вариант на ней жениться?

Я постаралась задать этот вопрос как можно более небрежным тоном.

– На арканзийке? – изогнул брови Данте.

– Фи! Ты не можешь отвергать женщину из-за ее национальной принадлежности. Это нехорошо и не по-джентльменски, – попеняла я, с трудом удерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.

– Давай будем считать, что я не джентльмен, и на этом закроем тему, – предложил Данте. – Хотя дело тут не в крови. Культура страны накладывает на большинство ее жителей свой отпечаток. И отпечаток, накладываемый обычаями Арканзии, мне не по вкусу. А уж заполучить в тести Текер-бея – это все равно, что поселиться на вулкане. И потом, на данный момент я вообще не планирую сочетаться браком.

Теперь чувство облегчения окончательно сменило напряженность, разливаясь по телу приятным теплом. Хотя, черт побери, мне-то что за дело?!

– Как я понимаю, отменить ее приезд нельзя? – Я постаралась настроиться на деловой лад.

– Нельзя, – подтвердил Данте.

– Значит, в общении с ней тебе придется быть крайне осторожным.

– Совершенно верно. Но есть кое-что еще, возможно, более важное.

– Что именно? – нахмурилась я.

– Как ты догадываешься, она приезжает не одна. С ней будет свита, и в том числе ее главные сопровождающие – пять личных рабынь.

– И что же?

Пока я не видела в этом большой проблемы.

– Видишь ли, насколько мне известно, эти девушки, помимо того что обладают необыкновенной красотой, всецело преданы своей госпоже и выполняют для нее самые разные задания, в том числе и… щекотливого характера.

Я все еще смотрела непонимающе.

– Например, соблазнить нужного мужчину, – терпеливо пояснил Данте.

– И что? – хихикнула я. – Потом Текер-бей предъявит тебе претензию: мол, сударь, вы соблазнили мой гарем?

Я думала, что удачно пошутила, но, как оказалось, была излишне самонадеянна.

Почти, – на полном серьезе ответил Данте. – Видишь ли, Сандра, – продолжил он, видя, как насмешливое выражение на моем лице сменяется ошарашенным, – тут играют роль те самые культурные особенности. Конечно, если я – пускай и невольно – скомпрометирую Айгуль-ханум, мне придется на ней жениться, и это как-то загладит ситуацию. И тем не менее для южанки это большой позор. Поэтому на такой шаг Текер и, по его наущению, Айгуль пойдут разве что в самом крайнем случае. А вот рабыни – это совсем другое дело. Видишь ли, скомпрометировать чужих рабынь – значит нанести оскорбление их хозяину (если, конечно, он сам не дал на то дозволения). А как уладить конфликт в случае подобного оскорбления? Женитьба на его дочери – весьма неплохой способ. Так что твоя шуточная версия об обесчещенном гареме недалека от истины.

Я пыталась постичь логику арканзийцев, хотя, признаться, этот процесс давался с трудом. Специфика отношений в рабовладельческом обществе была мне слишком чужда.

– Как бы то ни было, в чем заключается проблема? – с некоторым раздражением осведомилась я. – В конце концов, ты – взрослый мужчина и отлично понимаешь, в чем состоит их план. Ты что же, так-таки не способен держать себя в руках и не позволять себе лишнего?

Данте подался вперед, в результате чего его лицо оказалось совсем близко к моему.

– Способен ли я держать себя в руках? – с придыханием спросил он. – Когда пять эффектных женщин, профессиональных соблазнительниц, обступят меня со всех сторон? Станут одновременно ласкать меня своими нежными руками, вырывать из объятий друг друга, чтобы отвоевать себе право подарить мне поцелуй, бороться между собой за близость со мною? Так способен ли я буду держать себя в руках?

Я сглотнула. После таких слов мне уж и самой начало казаться, что я бы не устояла перед напором пяти красавиц.

Конечно, способен, – неожиданно ответил Данте, спокойно отстраняясь. – Но, – он поднял вверх указательный палец, – только при условии, что буду в здравом уме и твердой памяти. Не под действием алкоголя или других специфических препаратов. Не внезапно разбуженный ото сна. И так далее. А арканзийцы весьма изобретательны в подобных вопросах. Так что случиться может всякое. И полагаться на себя одного на все сто процентов было бы с моей стороны самонадеянно.

– Чего же ты ждешь от меня? – нахмурила брови я.

– Чтобы ты помогла мне с ними справиться, – просто ответил он. – Будь начеку. Следи за ними. Присутствуй вместе со мной на встречах с этой компанией. Думаю, Айгуль-ханум я смогу взять на себя, а вот с ее свитой мне понадобится помощь.

– Но в каком качестве я буду присутствовать на встречах? И с какой стати эти девицы станут воспринимать меня всерьез? – усомнилась я.

– С той стати, что я так хочу, – спокойно отозвался он. – С той стати, что ты занимаешь в армоне высокую должность и являешься моим приближенным лицом. С той стати, что я даю тебе официальные полномочия общаться с гостьями от моего лица. Поверь, этого более чем достаточно. Не только для меня, но и для арканзиек. Ты все еще в чем-то сомневаешься?

Он видел, как я на него смотрела. Со скептицизмом, с недоверием, в попытке разгадать, что стоит за этой просьбой.

– Почему ты просишь об этом именно меня? – спросила я напрямик. – Есть ведь Ренцо. Есть твоя личная охрана.

Конечно есть, – согласился Данте. – И все они будут при деле. Ренцо обязательно будет участвовать в совместных трапезах и прочих мероприятиях. Охранники тоже будут начеку. Но не забывай: они все – мужчины. А значит, те женские фокусы, которые эти девицы попытаются использовать против меня, могут сработать и на остальных. Ты же – женщина, и в этом твое огромное преимущество. Тебя они не сумеют сбить с толку. Именно поэтому мне очень нужен твой свежий взгляд. Ты сохранишь хладнокровие скорее, чем все остальные.

Вполне вероятно, что это действительно было так. Но вот сейчас хладнокровие все больше мне изменяло.

– Данте, брось, – поморщилась я. – В армоне полным-полно женщин. Так почему же из всех ты обращаешься именно ко мне?

Данте слегка склонил голову набок и посмотрел на меня как-то странно, будто ждал, что я вот-вот сама разгадаю ответ.

– Потому что тебе я доверяю больше, чем другим женщинам армона, – сказал он затем.

Это было неожиданно. И лестно. Но одновременно не снижало степень моего раздражения. Быть может, даже, наоборот, повышало. Почему он привел меня для этого разговора именно сюда, в свои покои? В место, где мы однажды вместе ночевали, пускай и в разных постелях? В по-своему интимное место, наконец? Что хотел этим сказать? Ведь он откровенно дразнил меня буквально минуту назад, когда придвинулся так близко, что его губы почти касались моего уха, когда с придыханием в красках рассказывал о том, что будет, если его начнут соблазнять одновременно несколько прелестниц. Что все это значило? Он хотел показать, как много я потеряла, отвергнув его полтора месяца назад? Хотел посмотреть на мою реакцию? Или просто счел, что в его покоях, да еще и на столь близком расстоянии, наш разговор точно не будет подслушан? Увы, я сильно подозревала, что правда заключалась именно в последнем. И это заставляло меня злиться еще сильнее. Мне вдруг как никогда захотелось самой проявить инициативу, опрокинуть его на диван, прижать всем телом, захватить его наглые губы, так беззастенчиво шептавшие недавно мне на ухо, обжечь их таким горячим поцелуем, который заставил бы его скинуть эту свою вечную маску холодного безразличия!

Но я, разумеется, сдержалась.

Айгуль-ханум приехала в армон рода Эльванди два дня спустя. Прибыла в сопровождении доброго десятка слуг, среди которых были и упомянутые Данте рабыни. При взгляде на них Ренцо присвистнул, да и мне, признаться, захотелось сделать то же самое. Роскошные, раскованные, женственные, в чем-то такие похожие, а в чем– то – совершенно разные. На любой вкус – от кареглазой брюнетки с высокой грудью до субтильной рыжеволосой девушки с зелеными глазами. И одежды на них всех было необыкновенно мало: приспущенные рукава обнажают загорелые плечи, разрезы на юбках открывают взгляду лодыжки и икры. Наряд, допустимый для рабыни и никак не приемлемый для свободной женщины, пусть даже самого низкого сословия. Стоит ли уточнять, что я ничего подобного не носила.

Сама Айгуль выглядела, конечно же, значительно более пристойно. Ее одежда была закрытой, но тем не менее не скучной, весьма нарядной и украшенной модными в Арканзии лентами. Невероятно длинные черные волосы девушки были заплетены в две тугие косы, доходившие ей до бедер. Это какой же длины будут волосы, если их расплести? Я покосилась на Данте. Уж не прикидывает ли он, как эта девушка будет выглядеть неглиже и с распущенными косами? Наверняка зрелище весьма впечатляющее. Тем более что Айгуль была худая, довольно высокая, с хорошей фигурой и большими темными глазами. Но Данте стоял по-прежнему холодный, бесстрастный, с натянутой улыбкой вежливости на лице.

Он поприветствовал девушку, как велел обычай. Следом поздоровались и мы с Ренцо, вышедшие встречать гостью вместе с Данте. Таким образом мы демонстрировали особый статус его приближенных.

Девушку проводили в отведенные для нее покои отдохнуть с дороги.

– Если вы не станете возражать, ваших рабынь мы поселим этажом ниже, в отведенном для слуг крыле, – вежливо произнес Ренцо.

Возражать Айгуль не стала.

Наконец все разошлись по своим комнатам.

До ужина встречи хозяина с гостьей не предполагалось. Однако же расслабляться я не спешила. Вместо этого, предварительно подготовившись, отправилась прямиком в комнаты, отведенные для рабынь.

– Здравствуйте, девушки! – бодро заявила я, входя.

Как я и ожидала, все они находились в одной комнате, хотя получили в свое распоряжение две. Одна из девушек сидела на низкой кровати, еще три – на покрывавшем пол ковре (как видно, от привычки легко не отделаешься), а пятая в момент моего появления стояла возле зеркала.

Рабыни ответили на приветствие, хотя и не слишком воодушевленно. По-моему, я помешала какому-то обсуждению. Теперь они внимательно разглядывали меня, с совершенно неприкрытым, не вписывавшимся в мало-мальские рамки приличия интересом. Впрочем, арканзийские понятия о приличиях порой глобально отличались от моих собственных, так что, быть может, их поведение вполне соответствовало южным нормам. Взгляды арканзиек были не так чтобы враждебными, но и не дружелюбными тоже – скорее высокомерными и оценивающими. Да-да, высокомерие было не чуждо и рабыням; тут весь вопрос заключался в их статусе, определенном хозяином. В силу той же логики девушки, заметив моего дракона, не отнеслись ко мне как к существу, не стоящему внимания. Данте внятно дал понять, что я являюсь чуть ли ни его правой рукой, а при таком раскладе, рабыня я или не рабыня, большого значения уже не имело.

– Как устроились на новом месте? – все так же бодро поинтересовалась я. – Все хорошо? Или, может быть, вас что-нибудь не устраивает?

Девушки переглянулись, пожали плечами: мол, вроде бы все в порядке. Я удовлетворенно кивнула и воодушевленно продолжила:

– Чтобы вы не скучали, я, как архивариус и по совместительству человек, заведующий в этом армоне библиотекой, принесла вам несколько книг для легкого чтения.

Я с большим удовольствием освободилась от оттягивавших руки томов. «Легкое чтение» на поверку оказалось весьма тяжелым.

– Видите ли, – я слегка понизила голос, придав ему доверительные интонации, – дон Эльванди очень не любит, чтобы по армону ходили без дела. Кроме того, он чрезвычайно ценит образованность и начитанность, причем среди как вельмож, так и конюхов. К примеру, совсем недавно его камердинер приходил ко мне за монографией по психологии. Словом, очень рекомендую вам ознакомиться с этими произведениями, которые дон Данте считает наиболее достойными образцами галлиндийской художественной литературы. Книги написаны по-арканзийски, так что языкового барьера не возникнет. Надеюсь, вы все обучены грамоте?

Я задала этот вопрос таким тоном, словно неграмотным, если таковые присутствовали, лучше было сразу встать с места и отправиться из армона восвояси.

– Обучены, – ответила за всех одна.

– Очень хорошо, – обрадовалась я. – В таком случае мы сделаем так. Сейчас я раздам вам книги, вы их прочитаете, а затем мы обсудим сюжеты и основные мотивы произведений. Таким образом, вы сможете поддержать разговор о литературе, если дон Эльванди пожелает поднять эту тему. Конечно, прочитать это все до ужина вы не успеете, – признала я, глядя на толстенные тома. – Давайте сделаем так: каждая из вас прочитает первую треть выделенного ей произведения. А за ужином мы обсудим прочитанное.

Девушки энтузиазма не проявили, но и выступать в открытую против пожелания хозяина армона не стали. Знал бы еще сам хозяин, что у него такие пожелания!

– Отлично. – Позитивность и энергичность с моей стороны были необходимы, чтобы не дать им возможности опомниться. – В таком случае начнем. Скажите, вот вы любите сладкое? – спросила я, обращаясь к рабыне с роскошной женственной фигурой, которая явно не страдала от недоедания.

– Ну… вообще-то да, люблю, – усмехнувшись, призналась она.

– Прекрасно! – обрадовалась я. – В таком случае эта книга для вас. – И протянула ей томик, на обложке которого красовалось название «Сладкая смерть».

Дальше в ход пошли книги «Высокие чувства», «Раскаяние на берегу пруда», «Уместен ли катарсис на рабочем месте?» и так далее.

Быстренько распрощавшись с гостьями, я удалилась. Но предварительно попросила Бьянку покрутиться поблизости. Если удастся, подслушать, о чем говорят рабыни, а также моментально известить меня, если они надумают покинуть свои комнаты. Была, конечно, вероятность, что мне удалось занять их делом до ужина, но гарантировать послушание с их стороны никто не мог. К слову, в последнем своем опасении я оказалась права.

Я же отправилась к Данте, поскольку хотела обсудить с ним кое-какие нюансы касательно сегодняшнего ужина. Нам с Ренцо предстояло участвовать в трапезе наравне с Айгуль и самим Данте; рабыням же, по пожеланию гостьи, должны были накрыть отдельный стол (говоря точнее, постелить специальные циновки) в той же комнате, на некотором расстоянии от нас. Я планировала поговорить с Данте о деталях, но не застала его. Марито сообщил, что хозяин отправился в баню. Что ж, привести себя в порядок перед ужином с гостьей – это логично, даже если не собираешься на ней жениться.

Я вернулась к себе. Казалось бы, все, что возможно, сделано, но я продолжала чувствовать себя как на иголках. На месте не сиделось. Мне все казалось, что что-нибудь пойдет не так. Когда же я почти сумела убедить себя, что до самого ужина никаких неприятностей можно не ожидать, в комнату вошла Бьянка.

– Какие новости? – тут же спросила я.

– Там ужасная слышимость, – пожаловалась девушка. – У нас в армоне слишком хорошая звукоизоляция.

– Да, это существенный недочет, – согласилась я. – Надо бы поговорить об этом с доном Эльванди. Тебе совсем ничего не удалось услышать?

– Когда Клара приносила им напитки, дверь открывалась, и вроде бы они говорили о том, что намерены пойти в баню. – И Бьянка развела руки в извиняющемся жесте: дескать, ничего более ценного разузнать не удалось.

Ну что ж, помыться с дороги перед ужином – это логично…

Стоп.

В душу закрались очень нехорошие подозрения. Оставалась последняя надежда.

– Скажи-ка, Бьянка, а как ты думаешь, в какую баню они пойдут? – поинтересовалась я. – Наверное, для слуг, да?

Девушка задумалась.

– Нет, вряд ли, – покачала головой она. – Они – приближенные гостьи, состоят у нее на хорошем счету. Ухоженные такие. Нет, думаю, им полагается идти в господскую баню.

Я соскочила с кровати и вылетела из покоев, скрипя зубами. Ну конечно, в господскую! С каких это пор я стала так пренебрежительно относиться к рабам? Баня для слуг, как же! Сама-то в какую хожу? И вовсе их не мытье с дороги интересует!

Они каким-то образом прознали, что Данте сейчас именно там, и намерены воспользоваться ситуацией. Тут ведь даже и соблазнять никого не надо, хотя в бане это, пожалуй, не слишком сложное занятие. Если голого мужчину застанут в таком месте с голыми женщинами, вопрос решится сам собой. А было между ними что-нибудь или они просто о катарсисе беседовали, никого уже не заинтересует. Подгоняемая этими мыслями, я побежала еще быстрее.

На входе в баню, конечно же, стоял лакей. Но разве это остановит пятерку решительно настроенных девиц? Меня, например, не остановило. Я просто рявкнула: «Никого сюда не пускать!» и проскочила внутрь прежде, чем он успел опомниться.

– Но там же дон Эльванди! – воскликнул мне в спину лакей.

– Знаю! – крикнула, не прерывая бега, я. – Потому и иду!

Могу только гадать, что именно подумал на сей счет лакей, но останавливать меня, что характерно, не стал. Как видно, решил, что, если женщина с такой скоростью бежит к обнаженному мужчине, ей лучше не мешать (не то и самому мало не покажется).

Первую комнатку, предназначенную для переодеваний, я миновала очень быстро. Вбежав в основное помещение бани, закрыла за собой дверь. Жаль, засовы не предусмотрены.

Здесь было очень-очень жарко, в одежде – особенно. Платье сразу же стало неприятно липнуть к телу, лоб покрылся испариной.

Поднимавшийся в воздух пар несколько ухудшал видимость, но Данте я обнаружила быстро. Он стоял на самом краю одного из бассейнов. Разумеется, абсолютно голый.

Мокрые волосы липли ко лбу и шее. Смуглая кожа блестела, покрытая крохотными капельками. Поджарый живот, родинка на плече, короткий шрам на левом боку. Мускулы присутствуют, но не перекачаны настолько, чтобы на них становилось неприятно смотреть.

Увидев меня, Данте, со своей стороны, играть в гляделки не стал. Расширил глаза от удивления, оступился и рухнул в бассейн, на краю которого стоял. Раздался оглушительный всплеск, брызги полетели мне в лицо и на одежду. Интересно, какая там вода – холодная или горячая? Вечно я путаю эти два бассейна.

Размышляла я об этом довольно-таки хладнокровно. Шансов утонуть у Данте не было. Куда как серьезнее была следовавшая за мной по пятам проблема.

– Как водичка? – осведомилась я, подходя ближе и на всякий случай даже протягивая ему руку.

Но Данте моего благородного жеста почему-то не оценил.

– Какого черта ты здесь делаешь?! – заорал он, едва отплевавшись от попавшей в рот воды и протерев глаза.

Ого! Таким я его еще ни разу не видела. На моей памяти он никогда так откровенно не выходил из себя.

– Вырабатываю в тебе выдержку, – жестко ответила я. – Хочу проверить, как ты отреагируешь, когда на моем месте окажутся одновременно пять голых девиц.

– Что ты несешь? – начал было Данте, но, кажется, пока он говорил, смысл моих слов дошел до него в полной мере. – Черт! – снова заорал он.

Однако же из бассейна вылезать не торопился.

– Данте, я знаю, как выглядит мужчина, – просветила я его, стремясь успокоить хотя бы в этом вопросе.

– Сандра, лучше помолчи! – рявкнул он. – Не то я сообщу тебе, что даже если бы я и не был в курсе, как выглядит женщина, то теперь ты неплохо меня проинформировала.

Вздрогнув, я опустила взгляд на свою одежду. М-да, забрызганное водой и прилипшее к телу платье довольно неплохо демонстрировало окружающим все изгибы и выпуклости, характерные для женской фигуры. Взгляд Данте, к которому начало возвращаться самообладание, недвусмысленно подтвердил, что я поняла его слова совершенно правильно.

– Так, будем просто ждать гостий или все-таки попробуем что-нибудь предпринять? – осведомилась я, даже не пытаясь прикрыться руками – все равно бесполезно.

– Они точно идут сюда?

– Еще как идут. Думаю, даже летят, на крыльях э… не то чтобы любви, но чего-то подобного, – съехидничала я. – Думаю, им надо было отыскать необходимые вещи в своих сундуках, только поэтому я успела быстрее.

Данте тихо выругался.

– И что делать?

– Здесь никакого запасного выхода нет? – спросила я, оглядываясь.

– Сандра, это баня! – простонал Данте. – Баня, а не тюрьма! Отсюда никто не роет подземный ход!

– Очень плохо! – констатировала я. – Значит, так. – План действий медленно, но все-таки формировался в голове. – Идешь в дальнюю комнату и тихо сидишь там, пока они не уйдут.

Как же здесь жарко! Кажется, сегодня банщик все-таки переборщил с температурой. Или это оттого, что Данте выбрался из бассейна и снова предстал передо мной в первозданном виде? Я старательно подняла взгляд повыше.

– Постараюсь их спровадить.

После этих слов я повернулась к нему спиной и стала поспешно стягивать с себя платье. О том, наблюдает ли Данте за этой картиной, старалась не думать. Точнее, старалась убедить себя, что мне все равно. В любом случае, платье, пришедшее в нынешнее плачевное состояние, и так мало что скрывало. Раздевшись, я поспешила завернуться в полотенца.

– Ты еще здесь? – спросила я, не оборачиваясь.

Ответом мне был звук захлопнувшейся двери. Ну да, конечно. Вот теперь он не здесь. Когда все самое интересное закончилось.

С моей точки зрения, впрочем, все самое интересное только начиналось.

Я успела выскочить в предбанник как раз вовремя, чтобы перехватить ввалившихся туда красоток. Как я и предполагала, наличие снаружи лакея их не остановило.

– Девушки! – воскликнула я прежним бодрым голосом. – Вы тоже решили прийти помыться? Надо же, какое совпадение!

Рабыни, еще не успевшие раздеться, сверлили меня подозрительными взглядами, то и дело в нерешительности посматривая друг на друга.

– А я как раз начала купаться. Думала уж, придется сидеть в одиночестве, – вдохновенно врала я. Наградой мне было удивление и последовавшее за ним разочарование на их лицах. Да, не случайно они сюда собрались, это точно. Выведали каким-то образом, что в баню направляется Данте. Ну ничего, пускай теперь считают, что получили неверную информацию. – Как чудесно, что вы ко мне присоединились! Теперь мы прекрасно проведем время. До ужина ведь еще пара часов. Будем обсуждать книги. Вы ведь уже начали их читать, верно? Успеем поговорить и о катарсисе, и о смерти, и о покаянии…

На миг мне показалось, что катарсис случится с одной из них прямо в бане. Но обошлось. Девушки попереглядывались, потом пошептались. Все это время я с гостеприимной улыбкой удава призывно указывала на дверь в баню. Посовещавшись, рабыни объявили, что, кажется, передумали мыться и сходят сюда в другой раз. А пока пойдут почитают.

На этом данный виток истории был закончен.

Но победить в бою еще не значит выиграть войну. Ибо через два часа состоялся ужин.

Сначала мы вчетвером с гостьей, Данте и Ренцо чинно сидели за столом, в то время как рабыни ужинали в стороне. Но, высидев положенные по этикету четверть часа и расправившись за это время со своей порцией, я потихоньку перекочевала к расположившимся на циновках девушкам.

– Ну что, приступим к обсуждению? – радостно осведомилась я, усаживаясь возле них. – С какой книги начнем?

Девушки молчали.

– Стесняетесь? – «понимающе» улыбнулась я. Чем-чем, а стеснительностью рабыни точно страдали в последнюю очередь. – Тогда давайте начну я. Думаю, первым делом нам с вами следует определить разницу между темой и мотивом в литературном произведении. Это поможет дальнейшей дискуссии, сделает ее понятнее и одновременно глубже. Итак, тема – понятие значительно более абстрактное, чем мотив, и весьма многогранное…

Я говорила и говорила. Слова находились легко, содержание иногда соответствовало действительности, а иногда – нет. Я, как-никак, была по образованию отнюдь не литературоведом. Но умных слов нахваталась и из этой области, а поймать меня на неправильном определении такого термина, как «семантическое поле», вряд ли бы сумел кто-то из присутствующих.

После того, как собственно ужин подошел к концу, разделение между нашими двумя компаниями стало немного менее четким. Господа пересели кто на диван, кто в кресло. В гостиную пришел музыкант и ненавязчиво заиграл мелодию, призванную служить приятным фоном во время общения. Разносивший напитки и сладости лакей подходил как к компании Данте, так и к нам. Затем, следуя указанию Данте, он вышел, оставив поднос на низком столике.

Когда Ренцо полностью завладел вниманием Айгуль, рассказывая свои коронные забавные истории (запас которых был просто неисчерпаем), Данте отошел в сторонку и подозвал меня к себе.

– Любопытная дискуссия на тему катарсиса, – с легкой иронией заметил он. – Только я не все понял.

– А в этой теме никто не понимает всего, – откликнулась я. – Тем она и хороша. На нее можно рассуждать до бесконечности.

– Именно этим, я так чувствую, ты и вознамерилась сегодня заниматься? – усмехнулся он, скосив глаза на прислужниц гостьи.

– Приблизительно.

Я решила не вдаваться в очевидные нюансы вроде того, что бесконечность сегодняшним днем не исчерпывается.

– Я в тебе не ошибся, – отметил Данте. – А ты еще спрашивала, почему я обратился за помощью именно к тебе. Ну кто еще, скажи на милость, мог бы придумать – а главное, исполнить! – нечто подобное?

– Автор той книги о катарсисе, которую я выдала для чтения одной из этих милых девушек, – не задумываясь, ответила я.

– Кстати, где ты раскопала эту книгу? – оживился Данте. – Неужели в моей библиотеке?

– Ну конечно же в ней, – откликнулась я. – Где же еще?

Тем временем одна из рабынь поднесла бокал с вином своей госпоже. Та сделала небольшой глоток.

– А вы, дон Данте? Выпьете со мной? – спросила, призывно улыбаясь, Айгуль.

– Ну конечно же, – проявил галантность Данте.

– Я принесу, – вызвалась рабыня и вернулась обратно к подносу.

Я нахмурилась. Вроде бы ничего подозрительного: девушка просто взяла один из бокалов, которые наполнил вином перед уходом лакей, и понесла прямиком Данте. Вот только мой взгляд задержался на указательном пальце державшей бокал руки. Точнее сказать, на надетом на палец кольце. Это было кольцо с крупным зеленым камнем, который в действительности являлся обманкой. Внутри он был пустым, и созданный таким образом тайничок нередко служил вместилищем яда, наркотиков и прочих не одобрявшихся обществом порошков. Такие кольца были редкостью, но я хорошо о них знала благодаря своей профессии: подобным образом изготовлялись некоторые магические амулеты, поэтому я не только описывала данную систему в своей диссертации, но и имела возможность ознакомиться с аналогичными кольцами из музейных коллекций.

Возможно, я и не догадалась бы, что на палец рабыни надет именно такой перстень, если бы она не проявила небрежность, недостаточно плотно закрыв крышку тайника, имитировавшую верхнюю часть камня. Раз крышка приоткрыта, значит, рабыня уже успела высыпать содержимое тайника в бокал, воспользовавшись тем, что оказалась вне поля моего зрения, пока я разговаривала с Данте. Вот и общайся после этого с людьми о катарсисе!

Что было делать? Прилюдно обвинить рабыню – значит нанести оскорбление не только ей, но главным образом ее госпоже. А это чревато весьма нехорошими последствиями, в первую очередь опять же не для меня, а для Данте. Вот черт бы побрал всю эту их южную систему, при которой люди не отвечают за свои слова и поступки сами!

В общем, я поступила крайне просто и совершенно неприемлемо для взрослого человека с высшим образованием. То есть подставила рабыне подножку. Она споткнулась, удержать равновесие сумела, но бокал выронила. Разбиться он не разбился, но все содержимое, разумеется, вылилось на пол. А поскольку вино было сладкое, Джекки, лохматый рыжий пес Данте, тут же подбежал к образовавшейся лужице и вылакал все без остатка.

«Ну что ж, удобная штука – собака, – подумалось мне. – Пол мыть не надо».

– Ох, простите, я такая неловкая! – воскликнула я, торопясь помочь девушке. – Право, я очень сожалею, это целиком и полностью моя вина!

– Вашей рабыне следовало бы быть поаккуратнее. – В голосе Айгуль сквозило столько желчи и недовольства, что я убедилась окончательно: она отлично знала, что было в предназначенном для Данте бокале.

Я покаянно вжала голову в плечи, ожидая от Данте показного выговора, но он лишь пожал плечами:

– Равно как и вашей.

Не скрою, мне было приятно. Да, я сделала это ради него, и он отлично понимал, по какой причине. И тем не менее Данте мог бы для виду вылить на меня ушат недовольства. Вместо этого он фактически за меня заступился.

По-прежнему держа глаза долу, я отошла от господ подальше и уселась на циновки, якобы демонстрируя таким образом чувство вины и покорность. Дескать, мое место именно здесь. Рабыня поступила так же, кидая на меня злые взгляды, но вслух ничего не говоря. Подсыпать что-нибудь в другой бокал она не имела возможности: во-первых, я бдительно за ней следила (сохраняя при этом весьма покаянный вид), а во-вторых, ее тайник был пуст, и вряд ли она носила при себе запасной. А вот другие рабыни могли, хотя соответствующего кольца я ни у одной из них не заметила. Но есть и другие способы – к примеру, спрятанные в корсете флакончики. Так что я старалась быть начеку.

– Хочешь, я расскажу тебе о семантическом поле? – примирительно предложила я уронившей бокал девушке.

Та шарахнулась от меня, как черт от ладана.

Рабыни приуныли, господа тоже притихли. Даже Ренцо молчал, подбирая очередную веселую историю. А вот Джекки неожиданно оживился.

Засуетился, забегал по комнате. Затем подбежал к Айгуль, встал на задние лапы, обхватив передними ее правую ногу, после чего принялся делать весьма неприличные движения.

Вскрикнув, Айгуль дрыгнула ногой, пытаясь избавиться от наглого животного. Но не тут-то было. Пес оказался не только наглым, но и настойчивым и выпускать объект своего внимания не собирался. Айгуль вскочила на ноги и попыталась убежать от собаки, но Джекки передвинулся вместе с ней, не прерывая своего занятия.

– Что делает эта собака?! – возмущенно воскликнула девушка.

Данте и Ренцо как-то подозрительно и синхронно отвернулись. Я, в общем-то, хотела сказать: «Ваша правая нога только что потеряла девственность», но это было бы нарушением всех возможных норм этикета.

– И в самом деле странно: что такое случилось с псом? – Мой удивленный взгляд был предсказуемо направлен на обладательницу кольца с тайником.

Та отвела глаза.

– Уведите отсюда этого пса! – распорядился наконец Данте.

– Просто из комнаты или куда-то конкретно? – уточнил специально вызванный по такому случаю слуга.

Он уже ухватил Джекки за ошейник и, несмотря на все старания последнего, удерживал пса на расстоянии от Айгуль.

– Так, чтобы он не мешал нашей гостье, – откликнулся Данте. – Пожалуй, будет лучше всего временно отвести его на псарню.

Слуга склонил голову и удалился вместе с Джекки. При этом пес сопротивлялся, пытаясь удержаться в комнате всеми четырьмя лапами, в результате чего его перемещение за дверь сопровождалось громким скрипом царапающих пол когтей.

Ну что ж, должно быть, в скором времени количество щенков в армоне существенно увеличится. И я ни капли не удивлюсь, если многие из них окажутся рыжими.

Тем временем одна из рабынь Айгуль переместилась ко мне поближе.

– Скажи, откуда берутся такие волосы, как у тебя? – восхищенно спросила она.

Ее вопрос показался мне забавным, учитывая, что сама девушка была рыженькая, а в моей стране рыжие волосы встречались значительно реже, чем светлые.

– Оттуда же, откуда любые другие, – улыбнулась я, не переставая, однако же, поглядывать за остальными рабынями. – С рождения.

– И это не специальная краска? – продолжала допытываться она.

Я покачала головой.

– Там, откуда я родом, такие волосы не редкость. Блондинок у нас примерно столько же, сколько брюнеток.

– То есть у половины женщин такие волосы, как у тебя? – изумилась рабыня.

– И у половины мужчин тоже, – дополнила я. – Ну, не совсем такие же. У кого-то светлее, у кого-то потемнее. Оттенков много. Но вообще блондинов – примерно половина.

Все это время я не переставала краем глаза наблюдать за действиями других рабынь. Все они сидели на своих местах и козней пока как будто не строили. Так что я продолжала беседовать с девушкой о цвете волос до тех пор, пока не услышала вдруг шипение Данте. Я мгновенно обернулась на этот не столько громкий, сколько резкий и неожиданный звук.

– Ах, прошу прощения, я такая неловкая! – покаянно воскликнула Айгуль, торопливо пряча в кулаке какой-то предмет.

– Ничего страшного, – поспешил по-джентльменски заверить ее Данте, на секунду прикладывая палец ко рту.

Похоже, он чем-то укололся.

Вроде бы ничего подозрительного, но произнесенные Айгуль извинения уж больно походили на мои собственные. А рыженькая рабыня, расспрашивавшая меня про блондинок, имела уж слишком довольный вид.

Извинившись, я подошла к Ренцо и торопливо отвела его в сторону.

– Что произошло? – встревоженно спросила я.

– Айгуль передавала Данте книгу и случайно уколола его своей заколкой, – пояснил кастелян.

– Случайно? – подозрительно переспросила я.

– Так это выглядело. Ты сомневаешься?

– Ренцо, зачем ей заколка, учитывая, что ее волосы заплетены в тугие косы? А даже если она нужна, почему была не на голове, а в руке? И именно в тот момент, когда рука, казалось бы, занята другим предметом? И наконец, почему заколка настолько острая? Я ведь правильно понимаю: Данте укололся до крови?

– Да, – подтвердил Ренцо. – Хм… Полагаешь, теперь он уснет и проспит сто лет, пока его не разбудит поцелуем прекрасная принцесса?

– Боюсь, до поцелуя дойдет гораздо раньше, и принцесса будет не одна, а целых пять, – мрачно описала я эту радужную картину. – Так что предлагаю срочно вывести его отсюда под каким-нибудь благовидным предлогом. Во избежание сюрпризов.

– А если все это действительно простая случайность?

– Возможно. Но лучше перестраховаться.

– Согласен.

Я шепотом изложила ему свой нехитрый план, после чего вышла из комнаты. Быстро переговорила с дежурившим снаружи стражником и вернулась к гостям.

Несколько минут спустя стражник, тяжело дышащий и взъерошенный, ворвался в гостиную.

– Дон Эльванди, пожар в южном крыле! – воскликнул он. – Перевернулся канделябр, огонь быстро распространился по коридору. Мы начали эвакуировать людей.

Данте подскочил с кресла.

– Простите, Айгуль-ханум, я вынужден на время вас покинуть.

– А что же делать нам?

Девушки в панике заметались по комнате.

– Прошу вас оставаться здесь, – вежливо, но настойчиво произнес стражник. – На данный момент эта часть армона – самая безопасная. Поверьте, здесь вам ничто не угрожает. В случае, если огонь начнет распространяться, мы заблаговременно выведем вас наружу. А пока, в целях вашей безопасности, – с нажимом уточнил он, – никуда не выходите из этой комнаты.

Девушки послушались. Мы же с Ренцо последовали за Данте.

– Что там могло произойти? – хмурясь, бросил он, быстро двигаясь в направлении южного крыла.

– Данте, постой! – окликнула я его. И, нагнав, уже тихо добавила: – Никакого пожара нет.

– То есть?

– То есть мы придумали это, чтобы увести тебя подальше от охотниц за приданым, – пояснил Ренцо. – Вернее сказать, Сандра придумала.

– Хм, неплохая идея, – похвалил, расслабляясь, Данте. – Признаться, они порядком мне поднадоели. Но вернуться все равно придется: не могу же я исчезнуть совсем и даже не попрощаться с гостьей перед сном.

– Не придется, – возразил Ренцо. – Не стоит тебе туда возвращаться.

Я приложила палец к губам, и кастелян понял смысл этого знака. Не следовало пока рассказывать Данте о наших предположениях касательно укола. К чему запугивать его прежде времени? Не слишком приятно сознавать, что в твою кровь ввели неизвестный препарат, который скоро начнет действовать. А что если это всего лишь мои домыслы?

– Я вернусь сам и объясню, что ты вынужден заниматься тушением пожара, – вызвался Ренцо. – Самолично таскаешь ведра, спасаешь из огня детей, котят… и кого еще оттуда обычно спасают?

– Прекрасных девушек, – подсказала я.

– Прекрасных девушек не надо, – возразил Ренцо. – Не то у этих шести возникнет нездоровое желание броситься в огонь, дабы оказаться в числе спасенных. Придется и вправду поджигать армон.

– Давай обойдемся без лишнего драматизма, – посоветовал Данте.

– Хорошо. – Ренцо был сама покладистость. – Я скажу, что ты хоть и не тушишь пожар сам, но вдохновенно руководишь процессом. И побуду с ними еще немного, пока они не вознамерятся отправляться спать.

– Отличная идея, Ренцо! – похвалила я. – Расскажи им еще несколько своих историй.

– Я бы с удовольствием, – задумчиво проговорил кастелян. – Беда в том, что с некоего момента все, что мне приходит в голову, это истории о собаках. И я опасаюсь, что меня неправильно поймут.

– Ты хотел сказать «правильно», – ухмыльнулась я.

– Ну, скажем так, «нехорошо поймут», – вывернулся Ренцо.

Данте зевнул, с трудом успев прикрыть рот рукой.

– Хорошо, что мы ушли, – отметил он, замедляя шаг. – Похоже, они немало меня утомили. В сон клонит.

Мы с Ренцо взволнованно переглянулись. Похоже, это все-таки не был безобидный укол. Вот только что за гадость попала Данте в кровь? Простое снотворное?

– Поговори со стражей, пусть постараются под предлогом пожара проследить, чтобы девицы не покидали своих спален, – шепнула кастеляну я.

– Сделаю, – кивнул он. – А то если нынешнее зелье похоже на то, которое вылакал пес, Айгуль-ханум рискует остаться без ног.

Несмотря на шутку, я видела, что Ренцо относится к ситуации весьма серьезно. Сказать по правде, у нас в Астароли девицу запросто можно было бы привлечь за такое к суду. Даже при том, что ее отец – высокопоставленный вельможа. Данте, как ни крути, тоже не мальчик из приюта. Вызвали бы алхимиков, опросили свидетелей… Но Астароли фактически больше нет. А здесь приходится играть по местным правилам. То есть хитрить, изворачиваться и интриговать. Все-таки я терпеть не могу юг.

По мере приближения к своим покоям Данте все чаще спотыкался, хоть, кажется, и не переживал из-за этого факта, даже усмехался собственной неловкости. Мы с Ренцо помогли ему войти и усадили на диван. Затем кастелян собрался уходить.

– Пойду посмотрю, как там наши охотницы за приданым, – сказал он. – Сандра, ты со мной?

– Нет. Пожалуй, я лучше останусь. Они, конечно, не рассчитывали на такой поворот, но кто их знает? Вдруг попытаются пробраться и сюда? Лучше покараулить.

– За дверью будет дежурить охрана, – напомнил Ренцо.

– Ага, как и в бане, – съехидничала я, хотя не была уверена, в курсе ли Ренцо той истории. – Нет, лучше я все-таки проконтролирую ситуацию сама. Но ты скажи охраннику, чтобы был настороже.

– Сандра. – Ренцо в нерешительности прикусил губу. – Если ты здесь останешься, там, снаружи, это могут неправильно понять.

– Могут, – согласилась я. – Как и в первую ночь, которую я провела в армоне. Ренцо, поверь, – моя рука дружески легла ему на плечо, – после вот этого, – короткий взгляд на знак дракона, – все остальные пятна на моей репутации – такая ерунда!

– Ты неправа, – заявил кастелян, глядя мне прямо в глаза. – Ты ошибаешься, Сандра, и я хотел бы тебе это доказать. В любом случае, извини. Я просто хотел предупредить.

– Спасибо, я все понимаю, – ничуть не обиженно кивнула я.

Ренцо ушел. Я закрыла за ним дверь и даже на всякий случай заперла на замок, пока он переговаривался с поставленным снаружи стражником. Что ж, будем надеяться, что ночь пройдет спокойно. Данте ляжет спать, я пристроюсь где-нибудь в гостиной, а наутро девицы благополучно уедут. Они ведь здесь, по легенде, только проездом. Да и оставаться в доме холостого мужчины на продолжительный срок, путешествуя вот так, без сопровождения близких родственников мужского пола, для арканзийской девушки – легкий способ погубить свою репутацию. Причем поскольку приехала она по собственной инициативе, Данте такой расклад ни к чему не обяжет.

– Сандра! – позвал меня Данте, отрывая от размышлений. – Садись.

Я подошла и опустилась рядом с ним на диван.

– Ты хотел о чем-то поговорить? – спросила я, вглядываясь в его лицо. Глаза как-то странно блестели.

– Поговорить? – переспросил он.

Говорил нечетко – язык, похоже, ворочался с трудом. Все признаки указывали на действие какого-то препарата.

– Сандра, ты такая красивая! – Его рука без малейших колебаний погладила меня по голове. – И у тебя такие необыкновенные волосы!

Загорелые пальцы поигрались с прядью, потом коснулись моей щеки. Меня словно обожгло от этого прикосновения. А губы Данте уже были совсем-совсем близко, и его дыхание обжигало кожу еще сильнее.

– Данте…

Я попыталась отсесть подальше, но его руки обхватили мою спину и не позволили отстраниться.

– Перестань наконец убегать.

– Данте, отпусти, – через силу проговорила я, чувствуя, как его рука спускается по шее к ключице, и невольно отзываясь на это движение. – Это просто наркотик, тебя чем-то опоили.

– Наркотик? – переспросил Данте, впрочем, без особого интереса: теперь его рука исследовала сквозь ткань платья мою грудь. – Впрочем, тем лучше.

В его словах не было никакой логики, но это и неудивительно. Он коснулся губами моих губ, и я не выдержала, ответила на поцелуй. Голова закружилась, перед глазами вспыхнули сотни ярких звездочек. Тело отзывалось на его прикосновения такими сумасшедшими ощущениями, что я полностью теряла контроль над собой. Что ж такое?! Я-то никакого наркотика не принимала!

– Отпусти, – повторила я, отстраняясь от его губ немыслимым усилием воли.

– Зачем? – Он как будто удивился моим словам. – Не собираюсь тебя отпускать. Неужели ты до сих пор не поняла?

Поддавшись его пальцам, платье сползло, обнажая плечо. Данте тут же впился в него губами. Затем его рука принялась пробираться дальше под ткань.

Что же мне делать?! В голове метались мысли о возможных действиях. Позвать на помощь стражника? Дверь заперта, но я сумею до нее добраться. Впрочем, тогда и стражник не нужен, можно просто выскочить вон. Или запереться в спальне? Наверняка Данте быстро забудет обо мне и просто уснет. Или вылить ему в лицо стакан воды? Или.

Последнее «или» пугало сильнее всего. Потому что я точно знала, чего хочу на самом деле. Я хотела остаться и дойти до конца.

В самом деле, почему бы нет? Он хочет меня, а я хочу его. Мы оба давно не маленькие дети. Что тут такого?

Что тут такого? Не лги сама себе. Данте находится под воздействием какого-то зелья. Ему нужна не ты. На твоем месте его бы устроила абсолютно любая. Но эта мысль, хлещущая по лицу почище пощечины, – еще полбеды. Намного хуже другое. Отдаться ему сейчас – значит воспользоваться его состоянием. Украсть то, что мне не принадлежит. Сделать то, чего он на самом деле совершенно не хочет. И чем я в таком случае лучше тех девиц, что подсунули ему это зелье? Выходит, что они сделали всю грязную работу, а я снимаю сливки?

Нет, нельзя поддаваться напору Данте и собственным чувствам. Ни в коем случае нельзя.

Но с другой стороны… Ведь он же хочет меня на самом деле. Это очевидно. А раз так, разве в моем поступке будет что-то дурное? Сейчас не возникнет тех сложностей и тяжелых последствий, которые были бы неизбежны при других обстоятельствах. Назавтра Данте наверняка ничего не вспомнит. Этот случай никак не испортит наших отношений. Я не стану питать ложных, изнуряющих душу надежд. И, во всяком случае, сейчас он точно не смотрит на меня как на рабыню. Исключительно как на предмет страсти.

– Данте, ты же буквально сегодня пытался выставить меня вон из бани, – со стоном напомнила я, когда его губы в очередной раз блуждали по моей шее.

– Разве? – прошептал он, предпринимая попытку стянуть с меня платье. Я сопротивлялась. – Это потому, что я чертов идиот. А ты – красивая, обжигающая холодом льдина.

Льдина? Я даже невольно обиделась на такие слова. Да это он – настоящая глыба льда! Именно таким было сравнение, которое пришло мне в голову, когда я впервые его увидела. Именно он начисто игнорировал меня как женщину все эти недели.

И сейчас в нем тоже говорил всего лишь дурман. И именно поэтому я обязана его оттолкнуть. Было бы унизительно и бесчестно поступить по-другому…

И я перестала удерживать платье. Будь что будет. Возможно, я тысячу раз пожалею об этом. Но не сейчас.

Данте шумно выдохнул, когда мое платье оказалось на полу. Его руки и губы заскользили по моему телу, не спрашивая моего мнения на этот счет. Тело отзывалось почти что болью, захлебываясь от нахлынувших на него ощущений. Я стянула с Данте камзол. Попыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, но из-за его собственных действий сосредоточиться на этом было просто нереально. Пуговицы буквально выскальзывали из пальцев. Наконец, расстегнув всего две или три – на что, казалось, ушла целая вечность, – я вдруг сообразила, что можно обойтись и без этого процесса, после чего рывком стянула рубашку через голову. Данте – так и быть – на миг оторвался от моего тела, чтобы высвободиться из рукавов, но его пальцы не удерживались на расстоянии от моей кожи ни секундой дольше.

– Подожди. – все-таки прошептала я.

Но Данте и не думал ждать, а я и сама уже не понимала, зачем это говорю. Задыхаясь, принялась исследовать губами его собственную смуглую кожу. Перед глазами снова проскользнул короткий шрам. А потом Данте преодолел последний разделяющий нас барьер, и мир просто растворился.

Я зажмурилась, откидываясь назад и впуская его в себя. Вцепилась руками в его плечи, как в единственное, за что вообще стоило держаться в этом мире. Движения Данте были порывистыми и жадными, а потом он склонил ко мне голову и впился в губы так страстно, что я забыла о необходимости дышать.

Следуя неожиданному для самой себя порыву, я оттолкнула его, перевернула на спину и, перекинув ногу, устроилась сверху. Он не возражал, только неслышно прошептал что-то одними губами. Разобрать слов я не могла, но это явно было нечто одобрительное. Он и вправду поспешил воспользоваться ситуацией, открывавшей ему много новых возможностей для ласк.

Потом я упала на диван рядом с Данте, даже не знаю как уместившись на столь узком пространстве. Долго-долго лежала, не в силах унять безумно колотившееся сердце и частое дыхание.

Данте сразу уснул, я же спать и не думала. Сначала просто лежала, наслаждаясь собственными ощущениями и для полноты эмоций прижимаясь к его пылающей коже. Открыла глаза и довольно долго бездумно смотрела в потолок. Потом повернула голову и, прижимаясь щекой к подушке, с нежностью посмотрела на спящего Данте. Он лежал на боку, подложив руку под голову, ресницы едва заметно подрагивали, а губы были слегка приоткрыты. Я собиралась тихонько, чтобы не разбудить, поцеловать его, и тут сердце словно сжали в ледяном кулаке.

Он выглядел сейчас таким расслабленным, беззащитным и уязвимым. Он не отдавал себе отчета в том, что происходит. А я этим воспользовалась.

Я с тихим стоном прикрыла глаза. Что же я натворила? Как бы сама отреагировала, если бы кто-то меня опоил, а Данте аналогичным образом воспользовался ситуацией? Кажется, теперь я никогда себе этого не прощу. И как я завтра утром посмотрю ему в глаза?

Я осторожно встала, подхватила с пола платье и отошла ко второму дивану. Быстро и тщательно оделась, так, словно могла тем самым перечеркнуть все, что успело произойти. Хотелось поскорее уйти и запереться в своих покоях, но… Личные переживания личными переживаниями, однако причина моего пребывания здесь никуда не делась. Айгуль и ее рабыни по-прежнему находятся в армоне, и, кто знает, вдруг они найдут способ пробраться сюда этой ночью. Наверное, сейчас мое бдение меньше всего похоже на бескорыстную помощь, и от этого на душе становится совсем паршиво. Тем не менее я сделаю то, что должна. То, что обещала.

Я села на диван и закрыла глаза. Обхватила плечи руками, будто от холода. Глупо было рассчитывать, что в моей жизни что-то наладится. В сущности, я осталась похороненной там, в Астароли. А здесь я только обуза – и для других, и для себя. Данте, Данте, зря ты остановил того боцмана…

Из-под опущенных ресниц вытекла слеза.

Вскоре я погрузилась в тревожную дрему.

Мы с Данте проснулись более-менее одновременно. Воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули резко. Меня будто обухом ударили по голове. Сердце снова зачастило.

– Сандра?

Я подскочила, услышав голос Данте. Что-то он сейчас скажет?

– Что произошло вчера вечером?

Данте приподнялся на локте и отчаянно хмурил лоб.

– А ты не помнишь? – с замиранием сердца спросила я.

– Очень смутно, – признался он. – Помню, как мы ужинали и как эта девица опрокинула бокал. Потом Ренцо рассказывал свои истории. А дальше все как в тумане.

– Помнишь, как укололся заколкой Айгуль?

– Да.

– Это была не случайность. Она подстроила это, чтобы ввести тебе в кровь какое-то дурманящее средство.

– Вот, значит, как. – Данте приложил пальцы к вискам; видимо, у него болела голова. – Это многое объясняет.

– Мы с Ренцо предположили, что это было сделано умышленно, – продолжала я, – поэтому вывели тебя из гостиной под предлогом пожара.

– Да-да, припоминаю что-то подобное, – подтвердил Данте.

– Ну вот, – кивнула я. – А потом мы отвели тебя сюда.

– Вот этого я уже совсем не помню, – признался он. – А что потом?

Сердце забилось с удвоенной скоростью, руки вспотели.

– Ничего, – смалодушничала я. – Ты лег на диван и почти сразу уснул. А я на всякий случай осталась здесь на дежурстве.

– И… все? – спросил он, как-то странно хмурясь.

– Все, – подтвердила я. Врать, так врать. – А что?

– Нет, не обращай внимания, – замотал головой он. – Видимо, мне просто приснился сон.

Я поспешила отвести глаза.

Глава 3

Полтора часа спустя состоялся совместный с гостьей завтрак. Я потратила это время на то, чтобы с грехом пополам привести себя в порядок после ночи, проведенной не слишком спокойно и не слишком комфортно. Кажется, мне это удалось весьма относительно – возможно, сказывалось подавленное состояние духа. А вот вошедший в гостиную Данте выглядел безупречно – так, словно вчерашним вечером не произошло ровным счетом ничего необычного. И даже гостеприимно улыбнулся Айгуль-ханум. Гостеприимно и, как мне показалось, проникновенно. Это заставило почувствовать неладное меня, но не гостью.

Вскоре к нам присоединился Ренцо, и мы приступили к завтраку. Сначала ничто не прерывало тишину, кроме стандартного в таких случаях звона посуды.

– Мои девушки ходили сегодня в южное крыло, – заметила как бы между делом Айгуль. – И не обнаружили там никаких следов пожара.

Она устремила на Данте недовольный взгляд, требуя объяснений.

Данте и бровью не повел.

– Да, мои люди умеют быстро ликвидировать следы подобных происшествий, – сказал он. – И, между прочим, – он холодно улыбнулся, – у меня для вас подарок.

Губы Айгуль, несомненно решившей, что Данте избрал такой способ извиниться, тронула улыбка.

– Благодарю вас, дон Данте, – чинно произнесла она. – Это было совершенно необязательно.

– Ну почему же, я думаю, это совсем не лишнее, – возразил Данте, вручая ей коробочку.

Девушка поспешила откинуть крышку.

– Что это? – нахмурилась она.

– Коллекция заколок, – с небрежным видом произнес Данте. – Обратите внимание: все они довольно острые. Вы ведь именно такие предпочитаете?

Теперь настала его очередь устремить на гостью весьма тяжелый взгляд. Девушка закусила губу и промолчала.

– Погода сегодня чудесная, самая что ни на есть подходящая для дороги, – небрежно откинувшись на спинку стула, продолжил между тем Данте. – Солнечно и не слишком жарко. Надеюсь, ваш путь будет приятным.

Следующие две недели я провела в угрызениях совести. Периодически мне удавалось, путем приведения различных логических доводов, убедить себя, что ничего такого уж ужасного не произошло. Ненадолго это помогало, но вскоре совесть начинала давить с новой силой. Я даже стала подумывать о том, чтобы признаться Данте в случившемся, – и будь что будет, но стыд, в сочетании с инстинктом самосохранения, не позволял так поступить. Однако однажды я, не выдержав, пошла окольным путем.

В то утро мы снова завтракали втроем с Данте и Ренцо.

– Сандра, ты как-то подавленно выглядишь в последнее время, – заметил кастелян. – У тебя ничего не случилось?

– Да нет. – Я небрежно покачала головой и отправила в рот очередную порцию салата. – Ренцо, – я специально обращалась к кастеляну и говорила таким тоном, будто кардинально меняю тему, – можно кое о чем тебя спросить? Как мужчину.

– Если как мужчину, то не можно, а нужно, – усмехнулся тот.

– Почему именно Ренцо, а не меня? – осведомился Данте.

– Ну ладно, ответьте оба, – пожала плечами я. – Хочу разобраться в разнице между мужской и женской психологией. Кстати, твой камердинер не так давно тоже интересовался этой темой… Так вот, представь себе ситуацию. – Я снова смотрела на Ренцо, якобы обращаясь в первую очередь к нему. – Допустим, ты проводил время в трактире или где-нибудь еще и много выпил.

– Бывает, – хмыкнул Ренцо.

– И дальше какая-то женщина провела с тобой ночь.

– Еще лучше! – обрадовался кастелян.

– Ты не понял, – помотала головой я. – Допустим, что это не та женщина, с которой бы ты стал проводить время, если бы был трезвым.

– Что, страшненькая? – предположил Ренцо.

– Да нет, – возразила я. – Ну… просто не такая. Допустим, не в твоем вкусе. Как бы ты отреагировал на эту ситуацию? Рассердился бы на эту женщину? Возненавидел ее?

Я затаила дыхание, словно готовилась услышать приговор.

– Я бы страшно отомстил, – зловещим голосом сказал Ренцо.

– Как? – нахмурилась я.

– Напоил бы ее и тоже затащил в постель!

Негромкий смех Данте вывел меня из состояния оцепенения.

– Ренцо, я серьезно! – обиделась я.

У меня решается такой важный вопрос, а он тут шутки шутит!

– А она что, потребовала после этого, чтобы я на ней женился? – уточнил кастелян.

– Нет, – покачала головой я. – Ничего подобного. Допустим, она вообще ушла, пока ты спал. И больше никак о себе не напоминала.

– То есть она полностью вычистила содержимое моих карманов, пока я спал?

– Да нет же! – Я даже притопнула ногой от возмущения.

– То есть ситуация такая, – решил прояснить Ренцо. – Женщина, нестарая, нестрашная, но не в моем вкусе, совершенно бескорыстно поделилась со мной своей лаской, когда я был пьян и, следовательно, меня особенно сильно тянуло на любовь. А потом исчезла, чтобы ни в коем случае меня не потревожить, никак не пыталась портить мне жизнь и не потребовала ничего взамен. Так?

– Ну, в принципе, можно сказать и так, – признала я.

– Сандра, да ты описала идеальную женщину! – воскликнул Ренцо. – С какой стати ты решила, что я должен был бы ее возненавидеть?

– Ну как ты не понимаешь? – Я всплеснула руками; раздражение боролось во мне с чувством облегчения. – Она же воспользовалась тем фактом, что ты был пьян и плохо соображал, что к чему.

– Главное, чтобы удачно воспользовалась! – хихикнул Ренцо. – Нет, Сандра, я серьезно, – продолжил он, видя, что шутливый ответ меня не устраивает. – Если в итоге ей хорошо и мне тоже, то в чем тогда проблема?

– Данте, а ты меня понимаешь? – спросила я, снова напрягаясь.

– Кажется, да. – Голос Данте прозвучал предельно серьезно, а взгляд был мрачным, даже злым. Он подсел ко мне поближе и, взяв за плечи, развернул к себе. – Сандра, признайся, ты ведь не случайно затеяла этот разговор. – Сердце замерло, не решаясь напомнить о себе очередным ударом. – Кто-то опоил тебя и воспользовался ситуацией, так?

Сердце, поняв, что можно продолжать биться, принялось делать это с удвоенной силой. Я облегченно рассмеялась.

– Нет, Данте. Честное слово, нет. – Я приложила руку к груди. – Ты же знаешь, я почти не пью. Так что это было бы затруднительно. Просто… мне действительно интересно знать, как на такое реагируют мужчины.

Данте с явным облегчением отпустил мои плечи и снова отсел чуть дальше.

– Так что ты скажешь? – напомнила о своем вопросе я.

Он пожал плечами.

– Я тоже редко пью настолько много. Но в целом… не вижу причин не согласиться с Ренцо. Не знаю, как ваши северные мужчины, Сандра, а мы с Ренцо не монахи. Хотя не думаю, что разница между севером и югом в этом вопросе так уж принципиальна. Так что, если все произошло к взаимному удовольствию, я действительно не вижу здесь проблемы.

– Спасибо, – сказала я, вкладывая в это слово больше, чем мог догадаться Данте.

Да, это было не совсем прощение. И, конечно, он не знал, что речь идет о нем самом. И тем не менее это было настолько близко к исповеди и отпущению грехов, насколько я могла себе позволить. С тех пор я перестала так сильно переживать из– за нечистоплотности своего поступка.

Зато другой повод для переживаний остался неизменным. После случившегося две недели назад долее невозможно было скрывать от себя простую истину: я неравнодушна к Данте. И мне становится все труднее и труднее поддерживать с ним прежние дружески-деловые отношения. Держаться на расстоянии. Распространять вокруг себя легкий холодок и чувствовать такой же холод в ответ. Пора положить всему этому конец. События двухнедельной давности лишь показали, насколько это необходимо.

– Сандра!

Погруженная в раздумья, я не заметила приблизившегося Ренцо.

– Да?

– Хочешь пойти на цирковое представление?

– Куда? – удивилась я.

– На цирковое представление, – повторил кастелян. – В город приехал бродячий цирк. Данте такие развлечения не любит, а я собрался идти и подумал: может быть, ты захочешь тоже пойти… со мной?

Я собиралась отказаться. Мысль о том, чтобы выйти за пределы армона, пугала. С другой стороны, можно ли всю жизнь сидеть взаперти? К тому же во взгляде Ренцо было сейчас нечто уязвимое, словно он побаивался моего отказа. И я подумала: почему бы нет? Я только что решила, что чувства к Данте пора обрывать на корню. Ренцо за мной ухаживает, это становится все более очевидным. Он хороший друг, у него отличное чувство юмора, он довольно привлекательный мужчина. Прямой, жизнерадостный, легкий. И он, в отличие от Данте, не является моим хозяином, а значит, между нами не будет стоять этот барьер. С Ренцо у нас могло бы что-то получиться.

И я пошла. И не пожалела. Не могу сказать, чтобы я так уж безумно любила цирк, но такая «вылазка», безусловно, пошла мне на пользу. Я развеялась, отвлеклась от тяжелых мыслей, просто прикоснулась к новому для себя пласту жизни в этом городе.

А на следующий день Ренцо пригласил меня в местную чайную. Вот тут я разволновалась и даже попыталась отказаться.

– Почему нет? – нахмурился Ренцо. – Мне показалось, что вчерашняя вылазка в город тебе понравилась.

– Понравилась, – подтвердила я. – Но это другое. Пойми, дело не в тебе. Я просто не хочу, чтобы на меня пялились все кому не лень.

– С чего ты взяла, что все станут на тебя пялиться?

Я закатила глаза.

– Ренцо, не надо отрицать очевидное. Мои волосы и мой дракон. И то и другое будет привлекать всеобщее внимание. Я совершенно к этому не готова.

– Но в цирке ведь не пялились, – напомнил он.

– Вообще-то пялились, – возразила я, – но не слишком сильно. Поскольку люди пришли туда, чтобы смотреть представление. А чайная и тому подобные заведения – это совсем другое дело. Туда люди, в сущности, для того и приходят, чтобы поглазеть на окружающих.

– Сандра, не переживай, – доверительно шепнул мне Ренцо. – На меня тоже постоянно пялятся девушки. Куда бы я ни пошел. Честное слово! – воскликнул он, отвечая на мой смех. – Но я же не расстраиваюсь. Не опускаю руки. И продолжаю ходить и по чайным, и по тавернам, и по борде… в смысле, кабакам – и ничего! Пускай смотрят, я не гордый!

– С тобой вообще можно о чем-нибудь поговорить серьезно? – осведомилась я.

– Нельзя, – невозмутимо сообщил он. – За серьезностью обращайся к Данте.

Вряд ли Ренцо мог полноценно понять значение брошенного на него в ответ взгляда.

В конечном итоге я сдалась. И вновь не пожалела. Да, на меня посматривали, но ничего совсем уж вопиющего не происходило. Особенно учитывая, что к определенной доле нездорового внимания я успела привыкнуть в армоне Данте.

Зато мне по-настоящему понравилась атмосфера галлиндийских чайных, которые разительно отличались от арканзийских. Здешние заведения были значительно более похожи на северные, но с приятной местной спецификой. Порядочное расстояние между круглыми столиками, свободно расставленными по просторному помещению, оберегало личное пространство посетителей. Огромные окна, почти во всю стену, в изобилии пропускали внутрь солнечный свет. Столики нередко сервировали так, чтобы посетители сидели к окну лицом и могли наблюдать за происходящим на оживленной городской улице.

А еще мне понравился тот факт, что здесь было принято приходить в чайную в одиночку. И спокойно сидеть, глядя на прогуливающихся за окном горожан, или читать прихваченную с собой книгу. И со временем я тоже стала приходить сюда одна. Решиться в первый раз было тяжело, но я переборола себя – и не пожалела. Да, на меня косились, но никто не подходил, громких замечаний не делал, да и вообще особой враждебности в атмосфере я не почувствовала. А вскоре совсем привыкла. Приходила с книгой и сидела, время от времени поглядывая в окно. Впитывая городскую атмосферу, которая, сколь ни удивительно (а может быть, и вполне закономерно), начинала мне нравиться. Работники и завсегдатаи чайной быстро стали воспринимать меня как «свою».

– Да, я хочу говорить с хозяином армона.

Довольно потрепанная на вид девица, обладавшая явно не самым высоким статусом, но зато незаурядным самомнением, с легкостью выдержала тяжелый взгляд привратника. Маленький ребенок, которого она держала на руках, тихонько пискнул, но пока решил не плакать.

Привратник многозначительно оглядел девицу сверху вниз, пройдясь глазами по распущенным волосам до плеч, блузе из дешевой ткани, вызывающе приоткрывающей плечо, длинной, расширяющейся книзу юбке и явно не новым башмакам.

– И как прикажете доложить о вас дону Эльванди? – осведомился он, даже не стараясь скрыть сквозящую в голосе насмешку.

«Кто ты такая, чтобы с тобой согласился встретиться сам хозяин армона?» – говорил его взгляд.

– Передайте дону Эльванди, что к нему пришла Анита Ворно. – Слово «донья» предсказуемо не прозвучало, но если привратник и порадовался этому факту, то слишком поторопился. – Мать его ребенка. – И гостья демонстративно приподняла повыше младенца, который пригрелся у нее на руках.

– Я провожу вас в комнату, где вы сможете подождать.

Теперь голос привратника звучал растерянно.

Став невольным свидетелем этой сцены, я поспешила прямиком в кабинет Данте.

– Как дела? – осведомилась я, входя в комнату и рассеянно оглядывая книжные полки.

– Все в порядке. – Данте нахмурился, почувствовав в моем голосе жесткие интонации. – Что– то случилось?

– У меня – нет, – заверила я. – Скорее у тебя. Помнится, не так давно ты говорил, что вы с Ренцо не монахи?

– Наверное, говорил, – все еще хмурясь, отозвался Данте. – Если нужно, могу повторить. И что же? Тебя в этом что-то не устраивает?

– Меня?! – изобразила удивление я. – Ну что ты, меня решительно все устраивает. Проблемы ведь не у меня, а у тебя.

– Это какие же проблемы?

Проблемы в лице одной юной и предприимчивой дамы, которую твой лакей в данный момент провожает в приемную и которая утверждает, что она – мать твоего ребенка, – с непонятным мне самой злым удовольствием сообщила я.

– Что? – фыркнул Данте. – Ерунда. У меня нет детей.

– Неужели? И откуда, интересно знать, такая уверенность? Учитывая, что ты, как сам говоришь, не являешься монахом?

Данте собирался что-то ответить, но в этот момент в комнату постучали. Лакей вошел, прикрыл за собой дверь (чего обычно в таких случаях не делал) и тихо произнес:

– Дон Эльванди, там к вам посетительница… Молодая женщина с ребенком. Ее зовут Анита Ворно, и она утверждает, что этот ребенок – ваш сын.

Я внимательно наблюдала за Данте и видела, как по его лицу пробежала волна удивления, быстро сменившаяся привычным непроницаемым выражением.

– Анита Ворно. – медленно повторил он. – Что ж, зови ее сюда.

Лакей с поклоном удалился. Я решила последовать его примеру, правда, без поклона.

– Ты куда? – осведомился Данте.

– К портнихе, – бодро заявила я. – Пойду закажу себе новое платье. У нас ведь скоро ожидается свадебное торжество?

– Стоять! – рявкнул Данте.

Я послушалась. Могла бы, конечно, рассердиться или обидеться на повелительный тон. Но я и без того была слишком сердита и потому этот нюанс оставила практически без внимания. На кого именно я злилась и с какой стати? Отличный вопрос. Но вразумительно на него ответить я бы не смогла. Что совершенно не мешало мне испытывать упомянутые чувства.

Вскоре лакей объявил:

– Анита Ворно.

Девушка вошла, по-прежнему держа на руках младенца.

– Здравствуй, Данте, – сказала она. – Очень рада тебя видеть после всех этих месяцев.

– Я слушаю тебя. – Из слов Данте можно было заключить две вещи: с Анитой он действительно знаком, но встрече, в отличие от нее, не рад. – Присаживайся.

Правила гостеприимства – прежде всего.

Сам Данте тоже сел, и я последовала их примеру, главным образом под давлением его тяжелого взгляда.

– Вот, – девушка на миг скромно опустила глаза, – я пришла, чтобы познакомить тебя с твоим сыном. Правда, он замечательный?

Данте бросил довольно непродолжительный взгляд на ребенка и снова пристально уставился на гостью. Та сидела, закинув ногу на ногу, и всем своим видом демонстрировала, что чувствует себя как дома. И намерена продолжать чувствовать себя так в этом армоне на протяжении последующих лет шестидесяти.

– Замечательный, – подтвердил Данте, главным образом из вежливости. И, холодно сверкнув глазами, поинтересовался: – Сколько ему?

– Два месяца, – ответила Анита.

Данте задумался, явно погрузившись в вычисления. Судя по тому, как он помрачнел, расчеты сходились.

– Позвольте я угадаю? – расплылась в неискренней улыбке я. – Вы двое… – я щелкнула пальцами, подбирая подходящее слово, – … подружились ровно одиннадцать месяцев назад?

– Ровно-неровно, но приблизительно одиннадцать месяцев, – пробурчал в ответ Данте.

– Прекрасно. – Я снова подарила ему неискреннюю улыбку.

– Данте, неужели ты сомневаешься в том, что это действительно твой ребенок? – «изумилась» Анита. – Да ты только взгляни, как сильно он на тебя похож! Не правда ли? – обратилась она ко мне.

– О да, несомненно, сходства просто масса! – поспешила воодушевленно заверить я. – Данте, ну, сам посуди, – обратилась я к по-прежнему скептически настроенному мужчине. – Две руки, две ноги! Голова одна, и мозгов в ней пока так же мало, как и в твоей. И действует на одних инстинктах. Право слово, твоя точная копия!

Последние слова я произнесла достаточно тихо, но Аните и первых хватило, чтобы больше не искать поддержки с моей стороны.

– Значит, ребенок мой? – изобразил любопытство Данте, проигнорировав мою реплику. – Хм. Очень интересно. И почему ты сообщаешь мне об этом только сейчас?

– Не решалась, – опустила глазки Анита.

Выглядело это донельзя ненатурально. Скромность не шла ей вовсе.

– Значит, не решалась, – кивнул Данте. – А как насчет этого?

И он извлек из ящика стола небольшой перстень с круглым коричневым камнем. Я одобрительно хмыкнула: мои слова насчет нехватки мозгов можно было взять обратно.

Есть камни созидательные – их, например, используют для повышения урожая, а также в медицине, с целью ускорения регенерации. А есть, напротив, камни с противосозидательным эффектом, как раз такие, как этот коричневый. Именно на одно из применений таких камней намекал сейчас Данте. Зачать ребенка, когда на палец кого-либо из партнеров надето такое кольцо, совершенно не реально.

Однако у Аниты готов был ответ.

– Я просто сняла его тогда с твоего пальца, – повинилась она. – Видишь ли, ты был пьян и не заметил. А я подумала… В общем, ты мне так понравился, что я решила: если вдруг бог будет милостив и подарит мне ребенка, то пусть он будет похож на тебя.

«Угу, с двумя руками, двумя ногами и пьяный», – подумала я.

– А потом я снова надела кольцо на твой мизинец, – с самым что ни на есть невинным видом сообщила Анита.

Вся эта история прозвучала так неправдоподобно, что я уверилась в одном: шансов сделать актерскую карьеру у Аниты не было. Но она, кажется, нацелилась на карьеру совсем другого рода.

– Подержи-ка пока ребенка, милая.

Не дожидаясь моего ответа, девушка сунула младенца мне в руки. Сказанное сверху вниз «милая» вполне однозначно демонстрировало: дракона у меня на руке она хорошо разглядела.

– Донья Эстоуни – архивариус, а не нянька, – отрезал Данте.

– Ну и что? – Анита невинно похлопала глазками. – Она ведь здесь для того, чтобы выполнять твои распоряжения? Вот пусть немного погуляет с ребенком, пока мы с тобой обсудим наши дела.

Кажется, Данте собирался поставить ее на место, но я встала и со словами: «И правда, пожалуй, мне стоит прогуляться» направилась к выходу.

Однако шла я достаточно медленно, чтобы услышать продолжение разговора.

– Давай начистоту, Анита. Чего ты хочешь?

Голос Данте звучал настороженно и, по-моему, устало.

– Ну, мне казалось… – в словах Аниты, напротив, было полно кокетства, – что ты как порядочный человек решишь узаконить наши отношения и дать ребенку свое имя.

Ясное дело, ни больше ни меньше. Я вышла из кабинета. С меня было довольно.

…Я прижимала к груди крошечного младенца, и по моему сердцу разливалось щемящее чувство счастья. Материнский инстинкт, до сих пор дремавший в глубине моего сознания, внезапно пробудился и нашел путь наружу, накрыв меня с головой. Ребенок был настолько очаровательным, настолько хорошеньким, настолько совершенным… И, что немаловажно, это был ребенок Данте. Пусть не от меня, пусть от другой, даже случайной, женщины. Все равно это – его ребенок. В его жилах течет кровь Данте. И от этой мысли чувство нежности, которое я испытывала к этому крохотному созданию, перехлестывало через край.

Черта с два! Возможно, правильная женщина на моем месте испытывала бы именно такие чувства. Мое же состояние было несколько иным. Я держала ЭТО на вытянутых руках и не знала, как с ним обращаться и что делать. Ребенок плакал. Вопил на высокой ноте, и я понятия не имела ни по какой причине это происходит, ни как его успокоить.

– Бьянка! – радостно воскликнула я, увидев подоспевшую наконец-то горничную. – Какое счастье, что ты пришла! Помоги мне скорее! Как ты думаешь, чего он от меня хочет?

Бьянка осторожно приблизилась, обошла кругом, посмотрела на мальчика.

– Даже не знаю, – задумчиво проговорила она. – Может быть, он голодный?

– Чудесно! – процедила я. – Только вот беда: у меня сегодня, как назло, с молоком перебои. Что будем делать, если он голодный?

– Так пусть мамаша его покормит, – рассудительно сказала Бьянка.

– Пусть, – согласилась я. – Но сложность в том, что у мамаши в данный момент совсем другие дела. Надо искать кормилицу. Ты не знаешь, здесь в армоне у кого-нибудь есть грудные дети?

Должны же быть, по логике вещей. Слуг здесь проживает немало, многие из них семейные.

– А знаете, он не есть хочет, – заметила Бьянка. – Он же весь мокренький! Потому и плачет. Ему пеленки надо поменять.

– Пеленки. Поменять, – «глубокомысленно» повторила я. Все бы хорошо, но я с трудом могла себе представить, как меняют пеленки. Впрочем, начинать следовало с другого вопроса: – А где мы возьмем сухие пеленки?

Ребенок кричал все громче, и от этого искать решение проблемы становилось еще труднее.

– Дайте мне минут двадцать, я их у кого-нибудь найду, – оптимистично вызвалась Бьянка.

Мысль о том, чтобы еще двадцать минут держать это чадо на вытянутых (уж теперь-то точно вытянутых!) руках, в то время как оно продолжит вот так вот вопить на одной ноте, привела в ужас.

– А побыстрее решить проблему нельзя? – взмолилась я.

Бьянка оказалась человеком понимающим.

– Я сейчас что-нибудь приспособлю вместо пеленок, – кивнула она и полезла в шкаф, где хранилось постельное белье. – Сможете его пока распеленать?

– Попробую.

Распеленать ребенка все-таки должно быть легче, чем запеленать.

Я положила младенца на торопливо расчищенный Бьянкой столик. Освободить малыша от пеленок действительно оказалось не так уж сложно. Оставшись голым и относительно сухим, он вскоре успокоился. Даже улыбнулся мне, и было что-то такое в этой детской улыбке, от чего сердце и вправду чуть-чуть защемило.

Но ненадолго. Потому что дальше ребенок занялся делом.

Видимо, пеленкам досталось не все. Вполне внушительная струя ударила мне в левый глаз, пробежала по волосам, описала дугу, забрызгав ковер, и, наконец, в качестве апогея попала на голову самому ребенку. Признаюсь откровенно, прежде я никогда не думала, что при этом процессе возможно намочить свои же собственные волосы. Как оказалось, возможно.

– Меткий мальчик, – произнесла я вслух после того, как все нецензурные мысли миновали, оставшись неозвученными.

– Да, они такие! – со знанием дела заверила Бьянка, передавая мне кусок чистой тряпки.

Я поспешила утереть глаз и щеку.

– Вы только не отходите от него, чтобы не упал! – распорядилась горничная, заканчивая разрезать на пеленки белую простыню.

Я сглотнула. Инстинкт самосохранения как раз-таки требовал отойти подальше. Лучше всего – выбежать из комнаты и закрыть за собой дверь. В противном случае, как показала практика, трудно оказаться вне зоны обстрела. Но я мужественно сдержалась.

Ребенок снова улыбнулся.

– Как дела?

Я осторожно заглянула к Данте полтора часа спустя. Обнаружив, что он один, зашла в кабинет. Остановилась у стола, за которым он сидел.

– Ты в порядке?

За это время я успела подрастерять ту злость, что охватила меня в самом начале, когда появление Аниты застало всех врасплох.

– Да, – устало улыбнулся Данте.

– Чем закончилось общение с Анитой?

– Она пока останется здесь в качестве гостьи.

Я молча кивнула, принимая это как данность.

Опустила руки на спинку стоявшего рядом стула.

– Ты ей веришь?

Данте криво усмехнулся.

– Смотря в чем. В трогательную историю о том, как она воспылала ко мне страстью с первого взгляда, не верю ни на грош.

Я тоже ухмыльнулась, не менее криво. Такое недоверие нисколько меня не удивляло.

– А ребенок? – спросила я. – Думаешь, это действительно твой сын?

Данте вздохнул.

– Не знаю. – Немного подумал и, покачав головой, повторил: – Понятия не имею. Никаких доказательств того, что это действительно мой ребенок, она не представила, но и быть уверенным в том, что это не так, я тоже не могу. Поэтому пока и оставил ее здесь. Хотя поводов для сомнения предостаточно. Обрати внимание, насколько вовремя она появилась.

– Именно тогда, когда ты стал хозяином месторождения камней и эта информация успела сделаться достоянием гласности, – озвучила его мысль я.

– Именно. И это наводит на подозрения. Но, увы, не гарантирует, что она лжет.

– Ты женишься на ней, если выяснится, что ребенок действительно твой?

Я постаралась морально подготовить себя к тому, что ответ окажется положительным.

– Нет, – ответил Данте. – Это исключено. Но я, конечно же, не брошу своего ребенка. Признаю его и обеспечу всем необходимым.

– А… как отнесется к такому решению общество? – проговорила я, стараясь скрыть за этим вопросом собственное чувство облегчения. – К тому, что ты не женишься на матери своего ребенка?

Данте безразлично, мне показалось, даже как– то брезгливо пожал плечами.

– Общество такое решение не одобрит, – ответил он. – Но неравный брак оно не одобрит тем более, а брак с Анитой, сама понимаешь, был бы, мягко говоря, неравным. Так что оглядываться на общество в таких вопросах не имеет смысла. В сущности, мне от их одобрения ни холодно, ни жарко.

Он встал из-за стола, прошел совсем близко от меня и подхватил висевший на спинке стула камзол. Действительно, становилось зябко. Причем снаружи в дневное время по-прежнему было жарко, а вот стены армона уже не успевали нагреться за день и источали впитавшийся в них ночной холод.

– Совсем забыл, – нахмурился он. – Анита передала тебе ребенка. Надеюсь, это не доставило тебе слишком много хлопот?

– Нет. – Я рефлекторно поднесла руку к левой щеке, хоть и успела основательно умыться. – Зато теперь я точно знаю, что хочу девочку. Ну, если у меня вообще когда-нибудь будет ребенок.

– Почему именно девочку? – полюбопытствовал Данте.

– Э… по чисто техническим причинам.

– Сандра!

Ренцо окликнул меня, когда я направлялась в свои покои. Я остановилась, поджидая кастеляна.

– Я слышал, тебе сегодня досталось от новой визитерши?

– Да нет, – поморщилась я. – Так, ерунда.

– Жаль, что меня не было, когда она приехала. Что она вообще из себя представляет?

– Ты до сих пор ее не видел?

– Увы. Меня не было довольно долго. Но то, что я слышал, мне не понравилось.

– Не думаю, что смогу сообщить тебе что-нибудь более приятное, – пожала плечами я. – Она довольно-таки хваткая особа, из тех, которые своего не упустят.

– М-да, единственное, чего нам не хватает, это такой особы в качестве хозяйки армона, – пробормотал Ренцо.

– Не думаю, что до этого дойдет, – возразила я.

– Полагаешь, удастся вывести ее на чистую воду? – обнадеженно спросил Ренцо.

Честно говоря, плохо представляю себе, каким образом, – призналась я. – Но Данте в любом случае не настроен столь глобально идти ей навстречу.

– Но, полагаю, вариант признать ребенка он обдумывает всерьез?

Я молча кивнула. Ренцо знал своего друга достаточно хорошо.

– Ты выглядишь усталой, Сандра, – мягко сказал он. – Кажется, тебе все-таки досталось сегодня.

Я покачала головой:

– Все в порядке.

Ренцо нежно провел подушечкой большого пальца по моей щеке. Потом наклонился и коснулся губами моих губ. Его прикосновения были очень осторожными, мягкими, будто он боялся меня спугнуть и ожидал, что я могу в любую секунду его оттолкнуть. Но я не стала этого делать.

Тем не менее долго искушать судьбу Ренцо не стал. Отстранившись, он легонько провел пальцем по моей нижней губе и заглянул в глаза.

– Только не торопись, хорошо? – тихо попросила я.

Он все понял. Кивнул, прикрыл глаза в знак согласия.

– Спокойной ночи! – сказал он затем, улыбнувшись.

– Спокойной ночи! – Я ответила ему тем же.

Он все-таки поцеловал меня еще раз на прощанье, очень коротко и целомудренно.

И я отправилась в свои покои.

– Ну, как вам вчера понравилось нянчиться с ребенком? – не без усмешки осведомилась Бьянка, расчесывая с утра мои волосы.

Я принужденно рассмеялась.

– Лучше не напоминай. – Я вздохнула. – Похоже, я просто не создана для этого.

– Многие так думают, – отмахнулась Бьянка. – Пока не заведут своих.

– Ну, до этого мне точно далеко, – хмыкнула я. – Сначала желательно по меньшей мере обзавестись мужем, а об этом речи пока не идет.

Сказать по правде, я старалась как можно меньше задумываться на данную тему. Вряд ли с моим драконом у меня вообще были перспективы выйти замуж. Но, впрочем, я не считала это самой насущной из своих проблем.

– Знаете, как в таких вещах бывает? – беззаботно улыбнулась Бьянка. – Сегодня кажется, что далеко, а завтра – раз! – и уже совсем близко. Между прочим, – она доверительно понизила голос, – дон Ренцо очень обаятельный молодой человек.

Я подняла брови, изображая удивление.

– Я видела вас вчера вечером здесь, в коридоре, – ответила на невысказанный вопрос Бьянка, явно не считавшая такое наблюдение поводом для неловкости. – Дон Ренцо действительно очень хорош. Многие в армоне обзавидуются. Но дона Данте жалко.

– Что ты имеешь в виду?

Нахмурившись, я обернулась, чем помешала Бьянке и дальше работать над прической. Но служанка была не в обиде.

– Ну как же? – изобразила удивление она, а глаза светились радостью: все-таки пообсуждать подобные темы – излюбленное занятие многих девушек. – Дон Данте к вам неровно дышит. Ему не слишком приятно будет увидеть, что вы предпочли другого, да к тому же его подчиненного.

Упрека в ее словах не было; Бьянка просто рассуждала вслух на интересную ей тему.

– Брось! – фыркнула я. – С чего ты решила, будто дон Данте испытывает ко мне что-то подобное? Я тоже его подчиненная, как и дон Ренцо. Просто отношения у нас дружеские, только и всего.

Дружеские, ага. – Горничная даже не считала нужным скрывать сарказм. – Если хотите знать мое мнение, то от такой дружбы дети рождаются, – заявила она.

– Глупости какие! – вспыхнула я.

Оттого, что я один-единственный раз ворвалась к нему в баню, – а о другом Бьянке известно не было, – никаких детей появиться не может.

– С вашей стороны, может, и глупости, – согласилась Бьянка. – Но точно не с его. Неужели вы сами не видите, донья Сандра?

– Да что я, по-твоему, должна видеть, Бьянка?! – спросила я с бо́льшим раздражением, чем следовало. – Что? Цветы он мне дарит, комплименты говорит, сладостями угощает, руки целует? С какой стати ты сделала такой странный вывод?

– А вы не заметили, как он меняется в вашем присутствии? – ответила вопросом на вопрос Бьянка. – Впрочем, как вам заметить? Вы же его в другое время не видите.

– И как же, интересно знать, он меняется? – Я добавила в голос побольше скептицизма. Но ни за что бы не пропустила ответ.

Бьянка неопределенно качнула головой.

– Мягче становится. Нежнее. Более… теплым, что ли. Как будто обидеть боится.

– Просто он знает, какой реакции от меня можно ожидать, – улыбнулась я, припомнив наш с Данте первый разговор, состоявшийся на вершине башни.

Бьянку такой ответ явно не убедил, но она решила подойти к теме с другой стороны:

– А вы сами совсем никаких чувств к нему не испытываете?

– К дону Данте?

– Да.

– Бьянка, не смеши меня. – Лгать в лицо не хотелось, говорить правду – тем более. – Где он и где я?

Не так уж и далеко, – возразила девушка. – Вы с ним из одного теста. Я просто подумала, – она лукаво ухмыльнулась, – может быть, вам поэтому было в тягость вчера с младенцем нянчиться? Это ведь, как говорят, его ребенок?

– Да в сущности, не так уж это было и в тягость, – пожала плечами я. – Симпатичный, на самом деле, ребенок. Он мне даже улыбнулся два раза.

– Так ему же два месяца? – удивилась Бьянка.

– Ну да, – подтвердила я. – А что?

– В два месяца дети обычно еще не умеют улыбаться, – пояснила она. – Чаще всего только в три начинают.

– Ну, а этот, стало быть, раньше начал, – вновь пожала плечами я.

И тут весь смысл сказанных Бьянкой слов достиг моего сознания.

– Бьянка, ты молодец! – воскликнула я и выскочила из комнаты, так и не дав горничной закончить прическу.

Далеко бежать было не нужно. С трудом успев своевременно затормозить, я постучала в одну из соседних дверей.

– Донья Сандра? Очень рад вас видеть!

Росси говорил совершенно искренне. В подтверждение своих слов лекарь широко распахнул дверь, приглашая меня войти. Я благодарно приняла приглашение.

Внутри меня ожидал сюрприз: мне навстречу со стула поднялся Терро. По-видимому, до моего прихода оба лекаря – человеческий и звериный – пили чай.

– Донья Сандра, как это замечательно, что вы зашли! – воскликнул Терро, пододвигая мне третий стул. – Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее, не дожидайтесь, пока этот склеротик вспомнит о правилах гостеприимства.

– Кто склеротик? Я склеротик? – возмутился Росси. – Да я как раз собирался пригласить донью выпить с нами арканзийского чаю.

– Ты собирался, а я пригласил. – Терро лукаво мне подмигнул.

– Зато чаю нашей гостье смогу налить только я! – торжественно объявил Росси, незамедлительно приступая к делу.

Он подошел к буфету с прозрачными дверцами и извлек оттуда чашку с блюдцем из того же сервиза, что и стоявшая уже на столе посуда – светло-зеленая, с причудливым золотистым рисунком.

– Дон Росси, у меня к вам возникла одна просьба, – сказала я, прижимая руки к груди.

– К нему? А почему не ко мне? – обиделся Терро.

– Ну… Речь в данном случае идет о человеческом организме, – извиняющимся тоном объяснила я.

– Ты все понял? – торжествующе обратился к коллеге Росси. – Тараканы у доньи Сандры пока не болеют, так что ты не у дел.

Я кашлянула. С чистотой в армоне у Данте все было в порядке, так что тараканы у меня в покоях не водились. Только в голове. А уж эти были здоровы, бодры и веселы и в лечении явно не нуждались.

– Я отлично могу помочь и с человеческим организмом, – заверил меня Терро, игнорируя слова приятеля. – В свое время я даже был лучшим студентом на соответствующем курсе.

– Сколько десятилетий назад это было? – замахал на него руками лекарь. – Ты давным-давно все позабыл, старый склеротик! И потом, ты ведь ушел с факультета, после того как провалил экзамен!

– Когда это такое было? – возмутился Терро.

– Вот! Я же говорил – склеротик! – победоносно объявил Росси.

– Господин Росси, – несмотря на то удовольствие, которое оба, без сомнения, получали от распри, я была вынуждена вклиниться в дискуссию, – скажите, вы можете определить возраст грудного ребенка?

– Если получу возможность его осмотреть? – деловито уточнил лекарь.

– Разумеется, – подтвердила я.

– Определенно, – ответил на мой вопрос Росси. – Дату рождения, конечно, не назову, но смогу назвать возраст с возможной погрешностью до двух недель.

– Я думаю, этого будет достаточно, – кивнула я. И сразу же вскочила на ноги. – Простите, дон Росси, мне надо срочно переговорить с доном Данте. Если не возражаете, я допью свой чай немного позже.

– Он же остынет! – крикнул мне вслед лекарь. – Я приготовлю вам новый!

Терро тем временем уже доказывал, что может определить возраст ребенка ничуть не хуже, чем Росси.

Ребенка осмотрели. Вывод был сделан однозначный: мальчику около четырех месяцев. «Никак не меньше трех с половиной», по словам Росси.

При разбирательстве с Анитой я не присутствовала, но в тот же день горе-невеста уехала из армона. Правда, не без увесистого кошелька, который Данте все-таки выдал ей на содержание ребенка.

Назавтра Данте пришел ко мне в библиотеку.

– Вчера я так толком и не успел сказать тебе спасибо, – заметил он, остановившись у моего стола. – И тем не менее я чрезвычайно тебе благодарен. Похоже, ты как-то незаметно превратилась в моего ангела-хранителя.

– Я тут ни при чем, – замотала головой я, стараясь унять ускоренно заколотившееся сердце. Так всегда бывало, если я встречала Данте неожиданно, не успев психологически к этому подготовиться. – Это Бьянка заметила нестыковку.

– Значит, перед Бьянкой я тоже в долгу, – согласился Данте. – И все-таки сопоставила факты именно ты.

Он опустил руку на спинку стула для посетителей, собираясь отодвинуть его, чтобы сесть. Я поспешно поднялась с собственного места. Стул архивариуса был намного дороже и удобнее, чем стул для посетителей, и я чувствовала, что из нас двоих лучшее место должен занять Данте.

– Сиди. – Он откровенно поморщился, разгадав причину моего смятения. Кажется, мое поведение ему по-настоящему неприятно. А я ведь пыталась поступить так, как было бы правильно. – Это твое рабочее место, а я здесь своего рода гость.

– Вообще-то это твой армон.

– Спасибо за напоминание. Полагаешь, сидя на более скромном стуле, я моментально об этом забуду?

Я пожала плечами. Спорить на данную тему уж точно не имело смысла.

Я говорил вчера с Анитой, – сообщил Данте, закидывая ногу на ногу. Будто хотел наглядно продемонстрировать, что ему и на этом стуле вполне удобно. – Оказавшись прижатой к стенке – в фигуральном смысле, – она призналась. Ребенок действительно был зачат за пару месяцев до нашего с ней знакомства. Видишь ли, меня с самого начала несколько удивил тот факт, что Анита заявилась сюда лишь сейчас, когда стало известно про найденное месторождение. Да, это событие сделало меня существенно богаче, вернее, в скором времени сделает. Но я и прежде не бедствовал. И раз уж эта женщина была заинтересована в подобном браке, непонятно, почему она не обратилась ко мне еще во время беременности. Или хотя бы сразу после того, как ребенок родился. Теперь же все встало на свои места. Настоящий отец мальчика – человек также весьма состоятельный. И сначала Анита пыталась добиться брака с ним. Но из этого ничего не вышло. А вскоре после того, как он окончательно отрекся и от нее, и от ребенка, ушей Аниты достигла история о залежах магических камней, найденных на моей земле. Тогда-то ей и пришла в голову эта затея. Она решила, что у нее появился шанс устроить свою судьбу еще лучше, чем при настоящем отце ребенка.

– Понимаю, – вздохнула я. – Что ж, к счастью, из этого плана ничего не вышло.

– С твоей помощью, – подчеркнул он.

– Данте… – Я поджала губы, опасаясь задавать следующий вопрос. Данте мог рассердиться и имел бы на то все основания. И все-таки мне слишком сильно хотелось понять. – Прости меня, я знаю, что это не мое дело, но… как случилось, что ты связался с такой женщиной, как Анита? Нет, я не имею в виду ее социальное положение, – поспешила добавить я, – но просто… как сказать… характер?

Все-таки я совершенно неспособна предсказать реакцию Данте на то или иное действие с моей стороны. Такой, казалось бы, невинный поступок, как попытка уступить ему стул, привел его чуть ли не в бешенство. А вот весьма наглый, в сущности, вопрос, который я решилась задать лишь в силу слишком острого интереса, Данте воспринял совершенно спокойно. И не замедлил с ответом.

– Это был случайный и одноразовый эпизод. Я был тогда… скажем так, сильно расстроен. И, думаю, общение с Анитой – далеко не самое худшее, что я тогда сделал.

Расспрашивать о причинах я не решилась, а сам Данте рассказывать не стал.

Глава 4

Наутро после свадьбы цветочницы Агнессы я позволила себе поспать подольше, чем обычно. Вообще-то я планировала провести на церемонии бракосочетания четверть часа, а затем вернуться в библиотеку. Но, слово за слово, пообщавшись то с одним, то с другим гостем, я задержалась. Празднование переместилось из храма в холл на первом этаже армона, и в конечном итоге мы с Ренцо оставались там до самого конца вечера.

Проходя на следующий день мимо кабинета Данте, я услышала непривычно громкие голоса. Нет, кабинет был достаточно просторным, чтобы в случае необходимости вместить много народу, и здесь порой собирались вполне многолюдные совещания. Да и вообще, хоть Данте и предпочитал тишину, посетители не были такой уж большой редкостью. Но сейчас все было не как обычно: в кабинете явно назревала ссора. Разговор велся на повышенных тонах, притом голоса Данте я не слышала. Зато другие, незнакомые мне люди, кажется, были готовы поругаться не на шутку.

– Что происходит? – спросила я у подошедшего с противоположного конца коридора Ренцо.

– Не знаю, – весело пожал плечами тот. – Пойдем вместе выясним.

Я мешкала, сомневаясь, следует ли мне заходить в такой момент, но Ренцо подтолкнул меня в спину. В итоге мы оба прошли в кабинет.

Помимо Данте, сидевшего за своим столом, здесь находилось еще человек шесть, но спорили друг с другом двое.

– У нас с вами была четкая договоренность! – восклицал полный мужчина в тесноватом камзоле, который явно не без труда застегивался на животе. – Вы поставляете мне пятьдесят розовых камней – я плачу двадцать пять тысяч. Но это, – он разжал ладонь и продемонстрировал два камня, – не стандартный розовый велтист! Эти камни почти вдвое мельче обычных, да еще и с прожилками, которых быть не должно! Это некачественный товар!

Что же я могу поделать, если вы хотите получить свой товар срочно! – эмоционально размахивая руками, ответил щуплый мужчина лет сорока. Мне доводилось видеть его прежде, и, кажется, он был управляющим по делам залежей. В частности, решал различные вопросы с покупателями. – Да, камни отличаются от стандарта, поэтому мы снизили цену на пятнадцать процентов. К тому же еще и даем вам в подарок вот это! – И он продемонстрировал мешочек, наполненный тонкими прозрачными пластинами треугольной формы. – Не понимаю, что вас не устраивает!

– Я понятия не имею, что это за осколки, но они меня не интересуют! – отрезал торговец. – Вы пытаетесь всучить мне мусор, который никому не нужен и задаром! Давайте мне камни нормального размера и цвета, о каких мы договаривались с самого начала!

– Где я их вам сейчас возьму? Ну вот где?! – завопил управляющий, оглядываясь на остальных присутствующих в поисках поддержки.

Я тихонько приблизилась к спорящим, вытянула шею, вглядываясь в содержимое мешочка. Потом посмотрела на камни, продемонстрированные торговцем. Несколько точно таких же камней лежали, раскатившись по столу Данте.

Расширив глаза, я тихо отступила назад и потрясла Ренцо за руку.

– Нам срочно надо поговорить, – шепнула я ему и потянула за собой в коридор.

– Ренцо, в это необходимо вмешаться! – воскликнула я, едва мы оказались снаружи и закрыли за собой дверь. – Сделка, которую пытается предложить управляющий, не вписывается ни в какие рамки! Послушай меня: то, что торговец так пренебрежительно обозвал осколками, – это же ценнейший магический ресурс! Из них делают «слезы русалки», которые впитывают солнечный свет, а потом используются вместо свечей!

– Серьезно? – удивился Ренцо. – А я думал, «слезы русалки» – это камень овальной формы и именно таким его добывают из залежей.

– Это распространенная ошибка, – отмахнулась я. – На самом деле их добывают именно в виде таких «осколков».

– А почему тогда они всегда бывают одной и той же формы? – не сдавался Ренцо.

– Потому что овальная форма позволяет наиболее эффективно использовать их возможности, – нетерпеливо объяснила я. – Но форму им придают уже при обработке. Ренцо, то, что ты этого не знаешь, совершенно нормально, но вот управляющий обязан быть в курсе таких вещей! Он чуть было не отдал бесплатно, в качестве довеска, ценнейшую находку!

– Понял, – сосредоточенно кивнул Ренцо.

– И еще. По поводу камней. Зеленоватые прожилки – это эффект, создающийся за счет того, что месторождение смешанное. Если не вдаваться в детали – такие камни вдвое мощнее обычных. Возможно, кое-кто из торговцев и думает, что в любой сфере главное – размер, но здесь они сильно ошибаются.

Прокашлявшись после последнего заявления, Ренцо попросил меня немного подождать и никуда не уходить, после чего снова исчез в кабинете. Вскоре доносившийся оттуда шум спора стих. Потом голоса снова потихоньку зазвучали, а кастелян вернулся в коридор вместе с Данте.

– Сандра, а теперь повтори, пожалуйста, все, что несколько минут назад сказала мне, – попросил Ренцо.

В кабинет мы вернулись уже втроем.

– Насколько я понимаю, вас не устраивают условия заключенной между нами договоренности, – обратился к торговцу Данте, снова сев за свой рабочий стол.

Тишина восстановилась моментально. Мы с Ренцо встали у Данте за спиной.

– Вы совершенно правы, дон Эльванди, – с поклоном подтвердил торговец. – С учетом сложившейся ситуации это именно так.

– Стало быть, вы не намерены заключать сделку на оговоренных ранее условиях? – еще раз уточнил Данте.

– На оговоренных ранее – не стану, – вновь подтвердил торговец.

– Отлично, – бесстрастно объявил Данте. – Сделка отменяется. Поскольку спор разрешился, господа, я вас оставлю: у меня срочные дела, – произнес он, вставая со стула и умышленно игнорируя отвисшую челюсть торговца. – Дон Джаннини, я хочу побеседовать с вами здесь ровно через час.

Управляющий кивнул, что-то растерянно пробормотав в ответ.

Ближе к вечеру Данте зашел ко мне в библиотеку.

– Как твои дела? – спросил он, окидывая книжные полки равнодушным взглядом.

Я уже знала, что это значит. Когда он так смотрит на книги, стало быть, пришел ко мне с определенной целью, но по той или иной причине не торопится начать разговор.

– Все хорошо, – ответила я.

– Нам надо кое-что обсудить, – заявил Данте, усаживаясь на стул. Все тот же, для посетителей.

Но на этот раз я не пыталась возражать.

– Что именно?

– Когда ты приехала в армон, мы подписали соглашение касательно твоего статуса и твоих обязанностей.

– Да.

Я напряглась не на шутку.

– Так вот, я хотел бы его пересмотреть.

Я взволнованно сжала пальцами подлокотники. Интересно, мне сейчас задают вопрос или ставят перед фактом?

– И какие же изменения ты хочешь внести?

– Я все обдумал и понял, что совершил большую глупость, определив тебя в библиотеку. Впрочем, возможно, для начала это было то, что нужно. Это помогло тебе акклиматизироваться в армоне и завести здесь знакомства. Но сейчас мне нужно от тебя совсем другое.

– Что же?

Мой голос источал лед, при этом я инстинктивно вжалась в спинку стула. Случилось то, чего я, в общем-то, ожидала с самого начала? Данте решил, что благородство благородством, но, в конце-то концов, в его распоряжении – купленная на невольничьем рынке рабыня, и глупо этим не пользоваться?

– Мы неправильно использовали твой потенциал, – ровным голосом продолжал Данте. – Ты обладаешь редкой квалификацией, в то время как исполнять обязанности архивариуса способны многие. Сегодня мы чуть было не совершили большую ошибку со сбытом камней, и все потому, что по-настоящему хороших специалистов в этой области днем с огнем не сыщешь. Да, есть люди, разбирающиеся в одном конкретном виде камней. Но не во всех сразу. Ты же написала диссертацию по амулетам. Признаюсь, я не сразу связал одно с другим. Но ведь амулеты – это, по сути, магические камни в действии. То есть фактически ты – специалист по камням?

– Некоторым образом, – осторожно сказала я. – Не по всем в равной степени, конечно же. Но разные главы моей диссертации действительно посвящены свойствам и применению разных камней; кроме того, в свое время нас возили на практику на некоторые месторождения… по большей части в качестве бесплатной рабочей силы, конечно, но кое-какая польза для нас в этом тоже была.

Я говорила больше, чем нужно, и не вполне отдавала себе отчет, зачем это делаю.

Вот именно поэтому я делаю тебе новое предложение, – заявил Данте, воспользовавшись паузой в моем рассказе. – Я хочу, чтобы ты оставила должность архивариуса и вместо этого сосредоточилась на камнях. Мне необходим высококвалифицированный специалист, который сумеет правильно классифицировать найденные рабочими камни. Определит, к какому виду они относятся и как их можно использовать. Ведь такая работа подходит тебе гораздо лучше, чем нынешняя, разве не так? – заметил он, окидывая беглым взглядом библиотеку. – Камни – это твоя прямая специальность.

– Можно сказать, что да, – подтвердила я.

– Будешь работать в паре с человеком, разбирающимся в ценах и вообще в цифрах, – продолжал Данте. – Одной из твоих задач будет определять степень ценности камня, но забивать голову вычислениями тебе не придется. Кроме того, ты будешь сотрудничать с управляющим. Новым, которого сейчас мне подыскивают. Старого я уволил. Ну, так как? Переписываем договор?

Я сосредоточенно глядела в стол. Когда Данте предложил мне место архивариуса, это уже можно было считать небывалым везением. Но теперь речь шла не просто о достойном занятии, а о работе по специальности. Если бы такой человек, как Данте, предложил мне подобную должность в Астароли, это считалось бы отличной карьерой. В происходящем было нечто сюрреалистичное, и я с трудом удержалась оттого, чтобы ущипнуть саму себя за руку.

– Конечно, – насильно вернула себе дар речи я.

– Отлично. – Все тот же деловой тон. – Бумаги оформит мой секретарь. Он же выяснит точный размер жалованья. Но, думаю, это раза в два с половиной больше того, что получает архивариус.

Я дважды моргнула ресницами. В два с половиной? Что вообще делают с такими деньгами?

Данте, это совершенно лишнее, – поспешила покачать головой я. – Серьезно. Ты даже не представляешь, насколько я тебе благодарна за твое предложение. Но такие деньги мне просто не нужны. Я и так почти ничего не трачу. Платить за еду мне не надо, за жилье тоже, за одежду и то я плачу только благодаря тому, что очень сильно настаивала. Ну, сам посуди: зачем мне такое огромное жалованье? Сэкономь хотя бы на этом.

– Ты спасаешь меня от голодной смерти, – сухо рассмеялся Данте. – Припомни: благодаря твоему сегодняшнему вмешательству я выгадал значительно бо́льшую сумму, чем та, о которой мы говорим. Так что давай обойдемся без самоуничижения. Ты будешь получать столько, сколько получал бы любой другой человек твоей квалификации на твоем месте.

Мне оставалось только согласно кивнуть.

– Вот и хорошо.

Данте поднялся с места и направился было к двери, но почти сразу же остановился и резко развернулся.

– Как тебе удается сочетать такое самоуничижение с такой гордостью?

Я вздрогнула от столь неожиданной смены как темы, так и тона, который больше не был ни деловым, ни сухим.

– И ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос, – продолжал между тем Данте. – Когда я сказал, что предлагаю внести изменения в наш договор, о чем ты подумала?

Он был в ярости, теперь я видела это совершенно ясно.

– Ни о чем, – опустила глаза я. – Просто сначала не поняла, что именно ты имеешь в виду.

– Врешь, – отрезал Данте, и я точно знала, что взгляд его горящих гневом глаз устремлен прямо на меня. – Я отлично видел, как ты побледнела и вжалась в стул. Чего ты от меня ждала? Что я воспользуюсь своим положением? И каким конкретно образом? Впрочем, можешь не отвечать – я и сам догадываюсь! Черт тебя побери, Сандра, как долго ты собираешься меня бояться?! Чем я это заслужил? Почему Ренцо ты ни капли не боишься? Чем он лучше меня?

Я молчала, снова вжавшись в кресло, а в виски больно стучалась мысль: о чем он сейчас говорит?

Мне только кажется, или с темы страха он перешел совсем на другое?

– Он не лучше, – хрипло ответила я, заставляя себя поднять глаза. – Вы просто разные, только и всего. Ты просто гораздо серьезнее и…

Я замолчала, чувствуя, что несу чушь. Но что я могла сказать? Правду? Ты – мой хозяин, а Ренцо – нет? И потому пропасть между тобой и мной настолько широка, что ее никогда нельзя будет преодолеть, как бы сильно мне этого ни хотелось?

– Что «и»? Я настолько серьезен, что внушаю страх? Ладно, оставь, – устало отмахнулся Данте. – К завтрашнему дню тебе приготовят новый кабинет. Тогда обсудим детали.

С этими словами он покинул библиотеку.

На следующий день я вступила в новую должность. Придя к Данте за инструкциями, с удивлением выяснила, что мое рабочее место расположено всего в двух дверях от его кабинета. Но, видя, как внимательно он следит за моей реакцией, вслух высказывать удивление не стала.

Познакомилась с Фредиэно Бруни, тем самым специалистом по ценам и вычислениям, которого упоминал накануне Данте. Это оказался приятный в общении человек лет пятидесяти. Умный, подтянутый, деловой и в меру разговорчивый. То есть хорошо понимающий, где проходит грань между приятным разговором за чашкой чая и отвлекающей от дел болтовней. Мы быстро поладили.

Рассматривая камни через увеличительное стекло, поднося их к окну, чтобы увидеть игру света на гранях, внося записи в специально заведенную тетрадь, я с щемящим чувством вспомнила, насколько любила всегда свою работу. Что не случайно посвятила этому делу много лет жизни, нередко отказывая себе в иных удовольствиях. Чувство благодарности к Данте действительно не знало границ, но выражать его я больше не рисковала, поскольку наши отношения оставались натянутыми.

Однако буквально через несколько дней Данте пришел ко мне совсем в другом настроении.

В его походке, в том, как он держался, было что-то легкое, непринужденное и даже чуть-чуть мечтательное. Он тепло мне улыбнулся, разом перечеркивая всю напряженность последних дней.

– Сандра, у меня хорошие новости. И одновременно просьба.

Он еще раз обезоруживающе улыбнулся. Я не могла не улыбнуться в ответ.

– Я нашел способ раз и навсегда решить проблему назойливых невест, – сообщил Данте.

– Неужели? – изумилась я. – Дай-ка попробую угадать. – Его хорошее расположение духа передалось и мне. – Ты планируешь массовое отравление всех незамужних женщин в округе?

– Попробуй еще, – покачал головой он.

– Хочешь избавиться от своего состояния? Подаришь его первому встречному, чтобы невесты докучали ему, а не тебе? Подашься в монахи?

– Холодно. Нет, Сандра, я просто женюсь.

– А…

Я так и застыла с открытым ртом, хотя его решение было и вправду самым логичным. Действительно, единожды женившись, можно избавиться от проблемы охотниц за состоянием.

– У тебя уже есть кандидатура? – спросила я, чувствуя, как все застывает внутри.

Да, – радостно кивнул Данте. – Есть одна женщина. Я не первый день с ней знаком, но только недавно понял, насколько важное место она заняла в моей жизни. Она действительно необыкновенная, не такая, как все. Поверь, это не только мое субъективное мнение. Она очень красива и очень горда. И, к сожалению, холодна, как лед. В этом главная проблема. В отличие от тех женщин, что приезжали в армон с известной тебе целью, она не проявляет ни малейшей заинтересованности. Она относится ко мне доброжелательно, но никогда не выходит за рамки дружеского общения.

Я слушала, затаив дыхание. То, что он говорил, казалось подозрительно знакомым… Но ведь этого же просто не может быть! Не может быть, чтобы он имел в виду то, о чем я подумала. Эти мысли надо срочно выкинуть из головы, пока не стало слишком больно…

– И тем не менее я намерен добиться ее расположения и согласия выйти за меня замуж, – заключил Данте. – Раньше или позже, но донья Эльнора Лучия Рокка станет моей женой.

Не успела. Правильно настроиться не вышло, и на миг показалось, что я падаю вниз с высокого каменного утеса. Эльнора Лучия Рокка.

– Судя по двойному имени, это, видимо, очень знатная женщина? – безжизненным голосом уточнила я.

– Да. В ее семейном древе переплетаются ветви двух старинных родов, отсюда, по традиции, два имени, – подтвердил Данте. – Я немного богаче ее, ее происхождение – чуть более знатное. В целом мы – подходящая пара. – Он криво усмехнулся. – Остается только ее в этом убедить. И именно поэтому я хотел обратиться к тебе.

– Ко мне? – удивилась я.

Видишь ли, если я просто подойду к ней на каком-нибудь приеме и сделаю предложение, она наверняка мне откажет. Приехать к ней с визитом без приглашения было бы достаточно дерзко и точно не пошло бы на пользу делу. Поэтому я решил написать ей письмо. Рассказать о своих чувствах и одновременно предоставить возможность спокойно все обдумать и дать ответ тогда, когда она сама сочтет нужным. Я думаю, такой подход будет в случае с этой женщиной самым правильным. Но как передать такое письмо? Отправить с обычным посыльным? Исключено. Его должен передать кто– то из моего окружения, доверенное лицо, и только из рук в руки. Ты – женщина, и, следовательно, поручить тебе такое деликатное дело логичнее всего.

Я сглотнула.

– Согласишься мне помочь, Сандра? – Его рука коснулась моей. – Просто вручить письмо – и все. Ответ она наверняка пришлет в другой день. Конечно, если она станет тебя расспрашивать и ты в красках распишешь мои многочисленные достоинства, – саркастическая ухмылка, – я не буду возражать. Но это необязательно. Можешь просто заявить, что тебе нечего добавить к содержанию письма.

Я сидела, стиснув зубы. Меньше всего на свете мне хотелось выполнять эту просьбу. Собственными руками вручать его письмо другой женщине. Рассказывать ей, какой хороший из него получится муж. Но – это была его просьба. И я не смогла отказать.

– Хорошо, – медленно произнесла я, облизав пересохшие губы. – Если только она согласится меня принять.

Я хваталась за соломинку.

– Согласится, – заверил Данте. Соломинка разломилась на две половинки, и я, со свистом рассекая воздух, полетела вниз. – Спасибо, Сандра. Я очень тебе признателен.

Армон доньи Эльноры Лучии Рокка располагался в живописной зеленой долине, уютно устроившейся между поросшими лесом холмами. Архитектурно он отличался от резиденции Данте, но, пожалуй, свидетельствовал о приблизительно таком же уровне жизни. Эти двое и вправду подходили друг другу, как минимум в том, что касалось их социального статуса. Об остальном я могла пока только гадать.

Соблазн прочитать письмо Данте, пока я ехала в карете, был чрезвычайно велик, и все же я удержалась. По прибытии меня попросили подождать, пока о моем деле сообщат донье Эльноре. Я понадеялась, что, заметив дракона, меня все-таки не допустят к хозяйке, но нет, напротив, меня провели к ней всего несколько минут спустя.

Нет, конечно же, я не рассчитывала увидеть перед собой уродливую горбатую женщину, хромающую на одну ногу, косоглазую, да в придачу еще и не первой свежести. И тем не менее то, что я увидела, превосходило все ожидания. Я была разбита в пух и прах. Эта женщина была настолько хороша собой, что в нее просто нельзя, невозможно было не влюбиться. Правильные черты лица, не лишенного в то же время изюминки, красивый разрез проницательных серых глаз, роскошные волосы, изящная фигура. Возраст точно не определить; молодая, но не юная – как говорится, женщина в самом соку, обладающая определенным жизненным опытом и при этом не утратившая еще ни капли привлекательности (я могла бы даже поспорить, что в восемнадцать лет она, напротив, была менее хороша, чем сейчас). Все это дополнялось идеальными манерами. Чувство собственного достоинства ощущалось в каждом ее шаге, в каждом жесте, но при этом не переходило в отталкивающую людей гордыню. Так выглядит и ведет себя человек, полностью довольный собой и потому не испытывающий ни малейшей потребности в том, чтобы унижать или третировать других.

– Проходите, донья Эстоуни, – приветливо произнесла она, поднимаясь мне навстречу.

Она не могла не знать про моего дракона и тем не менее вела себя более чем гостеприимно. Фактически как с равной. Я была окончательно деморализована. «Что ж, Сандра, о такой хозяйке можно только мечтать». Хорошо, что мне так вовремя предложили стул.

Не скрою, я много о вас слышала, – говорила Эльнора, в то время как служанка разливала по чашкам ароматный чай. Над изысканным сервизом зазмеились тонкие струйки пара. – И мне было весьма любопытно с вами познакомиться. Не стану спрашивать, как вам нравится в Галлиндии. Предполагаю, что все вокруг буквально извели вас этим вопросом, – проницательно усмехнулась она.

Я ответила сдержанной улыбкой. Этот вопрос действительно считал нужным задать каждый встречный и поперечный.

– Обычно люди ожидают легкого и короткого ответа, – пояснила я. – А его не существует. Мне, безусловно, нравится здесь больше, чем в Арканзии. Но меньше, чем в Астароли.

– Родина есть родина, – задумчиво проговорила Эльнора. – Даже если там тяжело. Даже если она лежит в руинах. Однако вы очень хорошо говорите на нашем языке, – заметила она. – Даже почти без акцента.

– Моя профессия предполагает знание языков, – сказала я. – Так что я изучала арканзийский еще в университете. А за последние три месяца, погрузившись в среду, дополнила и отточила эти знания.

– Три месяца – не такой уж и долгий срок. Видимо, у вас незаурядные способности к языкам. Но я совсем вас заболтала. Чем обязана вашему визиту?

– Я здесь по поручению дона Эльванди. – Чем скорее я покончу с этим делом, тем лучше. – Он прислал вам письмо.

И я вручила Эльноре конверт.

Я пристально наблюдала за лицом хозяйки армона, пока она читала письмо. Почти сразу же на нем отразилось искреннее удивление. Сперва тонкие дуги черных бровей поползли вверх, затем их обладательница нахмурилась, продолжая вчитываться в текст. Дошла до конца и, сосредоточенно сжав губы, перечитала несколько предложений.

Неожиданно, – произнесла наконец она и лишь потом подняла на меня глаза. – Полагаю, донья Эстоуни, вам известно содержание этого письма?

– Только суть, – ответила я.

– «Только суть», – с интересом повторила Эльнора. – Как любопытно сформулировано! И как правильно. Казалось бы, что может быть важнее сути? Но иногда суть оказывается куда менее значимой, нежели детали.

Она еще и философствует! Ей только что сделали предложение, которое способно перевернуть всю ее жизнь, но вместо того чтобы радоваться, переживать или раздумывать над ответом, она рассуждает на абстрактные темы!

– Вы собираетесь ответить сейчас или предпочитаете подождать? – вернула ее внимание к письму я.

– Пожалуй, сейчас, – проговорила Эльнора, потянувшись к чистому листу бумаги. – Или все-таки нет… О таких вещах полагается как следует подумать, не правда ли?

Ее взгляд опять обрел сфокусированность, и она посмотрела на меня с новым интересом.

– Должно быть, дон Эльванди очень вам доверяет, раз передал это послание именно с вами, – заметила она. – Впрочем, о чем я говорю? Конечно, он вам доверяет, иначе вы бы не занимали свой нынешний пост.

– Вы знаете о моей новой должности? – удивилась я.

– Я вообще стараюсь быть в курсе событий, – улыбнулась Эльнора. – Во всяком случае, тех, которые касаются примечательных людей. А вы, без сомнения, таким человеком являетесь.

Не уверена, что я была сильно польщена, но и обижена не была тоже: Эльнора явно не намекала на что-либо неприятное.

– Пожалуй, я все-таки возьму немного времени на размышления, – постановила Эльнора, вновь неожиданно для меня сменив тему. – Скажем, два дня. Вы сможете приехать сюда за ответом послезавтра?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я была уверена, что на сегодняшнем визите моя миссия закончится.

– Если это нужно… да, пожалуй, я могла бы.

– Отлично. Половина пятого вам подойдет?

– Подойдет, – обреченно кивнула я.

Половина пятого или любое другое время – какая разница? Раз уж мне все равно придется выпить этот бокал до дна.

Данте, конечно же, ждал моего возвращения, но на его вопросительный взгляд я могла лишь ответить, что донья Рокка прочитала письмо, немного удивилась и ответа пока не дала.

А через два дня я снова отправилась к ней.

Поскольку мне было назначено точное время, я боялась опоздать и потому, как водится, приехала немного раньше положенного. Сидеть в карете, выжидая, было бы странно, так что я отпустила кучера и медленно направилась к крыльцу, стараясь максимально растянуть время. Несмотря на ранний приезд, ждать в одной из приемных меня не заставили, напротив, сразу препроводили к хозяйке армона. Здесь я нашла гостеприимно накрытый стол; все было готово для чаепития.

– Сожалею, я немного не рассчитала время и приехала слишком рано. – принялась оправдываться я.

Но Эльнора лишь отмахнулась от извинений с присущими ей легкостью и изяществом.

– Бросьте, донья Сандра, – я ведь могу вас так называть? Я не настолько занятой человек, чтобы меня нельзя было навестить на пять минут раньше запланированного.

«Положим, не на пять, а на пятнадцать», – с очередным приливом чувства неловкости подумала я, покосившись на часы с маятником, но говорить этого вслух, конечно, не стала.

– Присаживайтесь, донья Сандра, – оторвала меня от размышлений Эльнора.

Я послушалась. Служанка снова принялась разливать по чашкам приятно пахнувший чай. Кажется, аромат сегодня отличался от позавчерашнего. Видимо, это был какой-то другой сорт.

– Готова поспорить, что вчерашний дождь показался вам не более чем легкой моросью, – с улыбкой заметила Эльнора. – А между тем для нас, южан, это было самое настоящее событие.

– Я не очень-то люблю дождь, – призналась я. – Так что не слишком скучаю по обильным осенним ливням севера.

– Значит, хоть чем-то Галлиндия вам угодила, – отметила Эльнора. – Как минимум климатом.

– Кроме тех случаев, когда речь идет о безумной жаре, – добавила ложку дегтя я. – Но в целом – да, пожалуй, здешний климат мне нравится.

– Во всем находятся свои плюсы и минусы, – кивнула Эльнора. – Я приготовила письмо для дона Эльванди.

Она протянула мне запечатанный конверт. Я с благодарностью приняла его и положила в висевшую на поясе сумку.

– Полагаю, вы хотите знать, что в этом письме? – проницательно заметила Эльнора.

О да, еще как хотела! У меня буквально руки чесались разорвать этот самый конверт!

– Не буду скрывать, что действительно была бы не против, – с напускным равнодушием произнесла я.

– Что ж, не вижу причин не удовлетворить ваше любопытство. В любом случае вы в скором времени узнали бы ответ. В этом письме я отказываю дону Эльванди и сообщаю, что, к сожалению, не могу принять его предложение руки и сердца.

От изумления я чуть было не выронила из рук чайную ложечку. А потом подумала про то, как воспримет эту новость Данте. С учетом всех обстоятельств это, должно быть, покажется странным, но в тот момент мне стало по-настоящему его жаль.

– Дон Эльванди, несомненно, расстроится, – сказала я вслух.

– К сожалению, это вероятно, – не стала спорить Эльнора, – и действительно меня огорчает. Но, согласитесь, это не является достаточно веским доводом в пользу того, чтобы я изменила свое решение.

Тут я не могла с ней не согласиться.

– Я вижу, вы все-таки удивлены, – заметила Эльнора.

– Скажем так: это не было мне очевидно, – осторожно призналась я.

– Потому что дон Эльванди – весьма достойный человек и вполне подходящая партия, – задумчиво закончила за меня Эльнора.

– Дон Эльванди действительно в высшей степени достойный человек, – подчеркнула я, ибо в ее словах мне послышалось нечто вроде сарказма.

И тут же одернула саму себя. Что я делаю? Пытаюсь ее переубедить?

Я в этом не сомневаюсь, – отмахнулась, поморщившись, Эльнора. – Но что с того? Мы живем в мире мужчин, донья Сандра. В этом вся беда. Они убедили нас в том, что нашей главной и, в сущности, единственной целью должно быть замужество. В том, что нам следует с радостью бросаться в объятия того, кто осчастливит нас своим предложением – при условии соблюдения пунктов «а», «б» и «в». Никогда не позволяйте мужской части общества заморочить вам голову, донья Сандра. – Она немного помолчала. Вытянула холеные пальчики с аккуратно подпиленными ногтями, слегка прогнула их кверху, затем тихонько постучала по краю стола. – Если же говорить конкретно обо мне, то посудите сами. Я – взрослая свободная женщина, финансово независимая и не обремененная никакими обязательствами. Грубо говоря, я делаю, что захочу, когда захочу и как захочу. – Она улыбнулась, чуть-чуть лукаво. – Мой быт налажен и полностью меня устраивает. Здесь все заточено под мои вкусы и предпочтения. Зачем же мне отказываться от этой свободы? А выйдя замуж, я непременно должна буду от нее отказаться. Придется считаться с мнением мужа, его вкусами, его предпочтениями. Да что там, придется фактически отдать себя с потрохами в руки малознакомого человека. Ведь, как я уже говорила, мы живем в обществе мужчин. Так зачем же мне столь сильно себя ограничивать? Зачем вносить в свою жизнь такие резкие изменения, учитывая, что меня все устраивает и мне всего хватает?

Ее речь звучала столь здраво, и одновременно в этом отрицании самой идеи брака было что-то столь неправильное, что я невольно улыбнулась.

– Как насчет любви? – поинтересовалась я.

– Любовь, – кивнула она. – Закономерный вопрос. Не могу сказать, донья Сандра, чтобы мне было незнакомо это чувство. Однако поверьте, и здесь тоже вполне можно обойтись без брака.

– Интересное суждение.

Я старалась говорить осторожно. Не приниматься же откровенно спорить с хозяйкой армона, право слово. К тому же ее точка зрения действительно была интересной.

– Просто отличное от общепринятого, донья Сандра. Не более того. К тому, что отличается от общепринятого, всегда относятся с подозрением. Но если преодолеть эту подозрительность, можно открыть для себя много нового.

Через десять минут я откланялась.

– Благодарю вас за компанию, донья Сандра, – сказала Эльнора, прощаясь. – Заезжайте как-нибудь еще. Просто так, без приглашения. Всегда буду рада видеть вас у себя в гостях.

– Без приглашения не смогу, – улыбнулась я. – Вы ведь только что меня пригласили.

– И в самом деле. Как глупо с моей стороны, – рассмеялась она. – Ну, значит, приезжайте по приглашению. И передайте дону Эльванди мои сожаления. Я не сомневаюсь, что он еще найдет себе более подходящую партию.

Глава 5

– Нет, я не собираюсь так просто сдаваться!

– Данте, но, право слово, что ты можешь сделать? Эльнора совершенно уверена в своем ответе, у нее не было никаких сомнений. Она приняла решение.

Сначала мне было ужасно тяжело сообщать Данте неприятную новость об отказе Эльноры. Я очень ему сочувствовала и надеялась хоть как– то поддержать. Однако постепенно его нежелание принимать ее отказ как данность начинало раздражать.

– Ничего страшного, – в очередной раз возразил Данте. – Приняла одно решение, примет и другое.

– Данте, она производит впечатление умного, рассудительного человека, – устало откликнулась я. – А не капризной девчонки, меняющей свое мнение по пять раз на дню.

– По пять – не по пять, но она может изменить решение, если я попытаюсь добиться ее расположения.

– Каким именно образом? – тоскливо спросила я.

Не знаю, что раздражало больше: его упрямство или тот факт, что оно направлено на завоевание отнюдь не моего сердца.

– Я что-нибудь придумаю, – заверил Данте. – Должен же быть способ поухаживать за ней так, чтобы она это оценила.

У тебя навязчивая идея, – округлила глаза я. – Если женщина говорит «нет», это значит «нет». Назойливые ухаживания со стороны человека, который нам не нравится, только раздражают.

– А если нравится? – парировал Данте.

– Тогда не отказывают изначально.

– Так-таки всегда? – изогнул бровь он.

Я невольно вздрогнула, таким проницательным вдруг показался мне его взгляд. Словно он намекает на мои собственные чувства. Но нет, этого не может быть. Он влюблен в другую женщину и, следовательно, слеп ко всему остальному. Если бы он понимал, как я к нему отношусь, и собирался при этом жениться на Эльноре, то не стал бы мучить меня подобными разговорами.

– Бывают ведь случаи, когда мужчина женщине в целом нравится, но ее останавливают другие причины.

Я снова покосилась на Данте. Тон вроде бы нейтральный, взгляд уже скользит по комнате.

– Бывают, – признала я, стараясь говорить как можно более равнодушно.

– Вот и подскажи мне, как можно в таких случаях добиться вашего расположения!

– Что, я?!

– Ну не могу же я спросить саму Эльнору! Ну же, Сандра, помоги мне! Скажи как женщина: какие ухаживания ты не смогла бы проигнорировать? Какой поступок обязательно запал бы тебе в сердце?

Я сглотнула, поднимая на него страдальческий взгляд.

– Ну, подари ей что-нибудь, – проворчала, сдаваясь, я. – Цветы там или ваши южные сладости. Или травку какую-нибудь.

– Травку? – непонимающе нахмурился Данте. – Сандра, она вроде бы как не корова.

– Да я не про эту травку, а про ту, из которой чай заваривают, – огрызнулась я. – Она чаи разные любит ароматные. Арканзийские.

Это все не то! – воскликнул Данте. – Слишком банально, примитивно, если на то пошло. Такое может сделать абсолютно любой. Допускаю, что женщине приятны такие подарки, но покорить ее этим нельзя.

– Данте, ты что хочешь – чтобы я вот прямо сейчас на этом месте сообщила тебе, чем можно покорить почти незнакомую мне Эльнору Рокка?! – взвилась я, окончательно теряя самоконтроль.

– Не Эльнору Рокка. Тебя, – спокойно сказал Данте. И снова тот же прямой взгляд, заставивший мое сердце ненадолго остановиться. – Скажи, что могло бы покорить тебя. Уверен, это поможет и с Эльнорой.

Я громко застонала, схватившись руками за голову.

– Не знаю, Данте! Не знаю! Теоретически можно было бы попробовать совершить какой-нибудь безумный и одновременно романтический поступок. Спеть серенаду. Пробраться к ней в армон через забор и влезть по плющу в окно. Но это же все не твое, Данте! Это не ты. Ренцо, наверное, мог бы сделать что-то подобное. А ты не станешь.

– Значит, не стану? – Он резко развернулся. – Ты так в этом уверена, да? Считаешь, что Ренцо способен на безумство ради женщины, а я не способен? – Он откровенно злился, и я пожала плечами, опуская глаза и задаваясь вопросом: случайно я его разозлила или все-таки намеренно? – Потому что я более серьезный, да? – припомнил он мою собственную фразу. – Другими словами, скучный, сухой и невзрачный? Верно? Так вот, – продолжил он, не давая мне вставить слово, – я докажу, что это не так! Как ты сказала? Пробраться в армон через забор и влезть в окно? Отлично, вот так я и поступлю! И ты будешь свидетельницей!

Я принялась шарить рукой у себя за спиной, нащупала стул и опустилась на сиденье. Слово «свидетельница» звучало в таком контексте подозрительно похоже на «соучастница».

– А я-то тут при чем? – простонала я.

Однако разжалобить Данте не удалось.

– При том, – отрезал он, не снисходя до объяснений. – Завтра отправляемся верхом.

Вот так и случилось, что на следующий день мы вместе выехали из города. Добрались верхом до постоялого двора, располагавшегося неподалеку от армона Эльноры, и там оставили лошадей, а сами якобы отправились прогуляться. Погода была осенняя, но осенняя по-галлиндийски, а следовательно, достаточно теплая, хоть и с прохладным ветерком. По небу рассыпались совершенно безобидные облака – белые, хрупкие, далекие; словом, неспособные пролиться дождем.

– До армона полчаса пути, – рассказывал Данте. Он как будто забыл о своем недавнем запале. Вел себя совершенно спокойно, словно вовсе не планировал вытворять никаких нехарактерных для себя глупостей. И на меня как будто уже не сердился; наоборот, был более чем обходителен, поддерживая по дороге, следя, чтобы я лишний раз не наступила на шаткий камень и не шагнула в рытвину. – Сначала минуем рощу, потом перейдем через узкий ручей, а дальше будет рукой подать до боковой ограды. Я хорошо знаю эти места. – Выражение его лица стало задумчивым и менее холодным, чем обычно. – Много гулял здесь в детстве.

В скором времени, однако, выяснилось, что с детства Данте здесь кое-что изменилось. В частности, редкая рощица успела превратиться в труднопроходимый лес. Нет, это, конечно же, не был один из тех густых лесов, которые росли у нас на севере и по которым можно долго-долго брести, не видя из-за крон неба. Расстояния между деревьями здесь были порядочными, сосны казались чахлыми, по-настоящему широкие стволы можно было пересчитать по пальцам. Зато здесь росло много-много колючих кустарников. И вот продраться через эти заросли казалось порой практически нереальным.

Даже не знаю, как именно назывались эти кусты. Впрочем, здесь, на юге, очень многие растения обладали такой неприятной особенностью – были утыканы колючками. Причем это было свойственно не только сугубо южной растительности, но также кустам и цветам, знакомым мне по северной природе. Во всяком случае, выглядит очень похоже. Все то же самое, только щерится колючками. Даже одуванчики – и те колючие! То-то мне ни разу не приходилось видеть, как местные дети срывают их, чтобы подуть.

В придачу ко всему, местность здесь была неровная – то подъем, то спуск, и иногда достаточно резкий. Вот так протиснешься с трудом между колючими ветками, а нога уже начинает съезжать по податливой земле куда-то вниз.

Словом, из леса мы выбрались исцарапанные, перепачканные, взъерошенные, усталые и выглядящие совершенно неромантично. Данте ругался сквозь зубы и уже успел дважды попросить у меня прощения за то, что потащил в такую чащу. Я заверила, что не сержусь, особенно учитывая, что он как минимум пять раз спасал меня от падения.

Далее мы вышли к воде.

– Это и есть тот самый «узкий ручеек»? – осведомилась я, оглядывая преградившую нам путь ленту воды.

Не полноводная река, конечно, но ярдов пятнадцать вширь, наверное, будет.

Глаза Данте от этого зрелища округлились, и он выругался несколько громче, чем во время нашей «увеселительной прогулки» по лесу. Посмотрел назад, на возвышавшийся за спиной лесистый холм. Потом вперед, на негостеприимно бегущую мимо воду. Видимо, решил, что преодолеть это препятствие будет все же легче, чем возвращаться назад прежней дорогой. И принялся стягивать с себя камзол.

– Перейдем на ту сторону, – решительно заявил он. – Точнее, я перенесу тебя на руках. Не возражай, – добавил он, поняв по моему лицу, что я собираюсь сделать именно это. – Я сам втянул тебя в эту авантюру, так что мне и расхлебывать.

– Хорошо бы не в буквальном смысле, – заметила я.

– В буквальном смысле не придется. Черт бы побрал эти обильные дожди, на которые мы все так не могли нарадоваться! Но все равно здесь неглубоко. Так что я перенесу тебя на ту сторону, и ты не промокнешь. Подержишь?

Он протянул мне камзол. Я взяла. Подняв меня на руки, Данте шагнул в воду.

Поначалу казалось, что мы действительно отделаемся сравнительно легко. Все-таки Данте был в сапогах для верховой езды, и они не промокали. Но вот беда: любые сапоги промокают, если вода затекает сверху в голенище. А ее уровень быстро стал для этого достаточно высоким. Данте, конечно, не жаловался, но я все видела и сама.

Вскоре стало еще глубже. Вода дошла ему до пояса. Данте перехватил меня, поднимая повыше. Однако еще пара шагов – и стало очевидно, что это не поможет. В итоге мы оба как следует вымокли, прежде чем выбрались на противоположный берег.

Отряхнувшись и, насколько возможно, отжав юбку, я огляделась. До армона действительно оставалось всего ничего. Тем временем в очередной раз дунул ветерок – казалось бы, легкий, но я все равно поежилась от холода и обхватила себя руками за плечи.

– Ну как, ты все еще собираешься залезть к Эльноре в окно? – осведомилась я. – Не знаю, покоришь ли ты ее в таком виде, но ошеломишь так точно!

– Какое окно, какая Эльнора? – Данте произнес эти слова на удивление пренебрежительно. – Нам надо срочно оказаться в тепле и переодеть тебя в сухую одежду, чтобы ты не простудилась! Надевай! – Он снова вручил мне свой камзол, который я благополучно сохранила сухим, держа в вытянутых кверху руках, и успела всего минутой ранее возвратить владельцу. Убедившись в том, что я послушалась, он продолжил излагать свой новый план: – Добираемся до ограды и идем вдоль нее. Надеюсь, что здесь отыщется какой-нибудь боковой вход.

Боковой вход не отыскался. Мы шли и шли, а ограда все тянулась и тянулась. Ни ворот, ни самой крохотной калитки, ни людей, у которых можно было бы спросить, далеко ли ближайший вход. После очередного порыва ветра я громко чихнула и поплотнее запахнула камзол.

– Так, мне это надоело, – объявил Данте, имея в виду, конечно, не мое чихание, а отсутствие ворот. – Ну, вот что. – Он окинул меня извиняющимся и одновременно оценивающим взглядом. – Придется все же перелезть через ограду. Это единственный способ быстро доставить тебя в теплое место.

От неожиданности я снова чихнула. По изначальному плану через ограду должен был перелезать только Данте. Предполагалось, что я спокойно понаблюдаю за его действиями со стороны. Теперь же выходило, что подвиг придется совершать на пару.

– Вообще-то я не умею лазить по заборам, – честно предупредила я.

– Ничего, я помогу, – обнадежил Данте. – Это несложно.

Абстрактно говоря, я была с ним согласна. Изгородь невысокая, а главное, это не сплошной забор, а переплетение прутьев, лазить по которым, должно быть, одно удовольствие. Даже странно, что архитектор и хозяева армона так беспечно отнеслись к вопросу безопасности. Но вот если говорить конкретно… О том, что именно я и вот прямо сейчас должна через эту ограду перебраться… Вот тут-то она сразу начинала казаться мне высокой и неприступной.

Впрочем, долго раздумывать и сомневаться я не стала. А куда, собственно говоря, деваться? Не назад же, через «ручеек» и «рощицу» к постоялому двору?

Перебраться на другую сторону действительно оказалось не так уж сложно. Главным образом, конечно, благодаря помощи Данте. Соскочив на землю, я вздохнула с облегчением.

Мы с Данте зашагали в сторону армона. Наша «прогулка» заняла много больше времени, чем предполагалось, и уже успело стемнеть, но здание приветливо светилось яркими окнами.

И тут я поняла, что хозяева вовсе не проявили беспечность, окружив здание столь удобной для воров изгородью. Поскольку в нашем направлении с громким лаем бежала целая свора крупных собак.

Сама бы я, наверное, растерялась. Но Данте, оценив расстояния до изгороди и до армона, рявкнул мне в ухо: «Быстро!» – и, не дожидаясь, пока я выйду из состояния оцепенения, потянул к стене здания. К счастью, плющ действительно имелся здесь в изобилии и оказался крепким. Никогда не подозревала в себе способностей к лазанью, но, как оказалось, огромные и голодные на вид собаки отлично стимулируют их проявление. Должно быть, мы с Данте поднялись на уровень второго этажа, прежде чем, наконец, замереть и передохнуть, попутно убеждаясь в том, что опасность миновала.

– Что будем делать?

Посмотрев вниз, я запоздало испугалась и с новой силой вцепилась в плющ.

– Придется лезть в окно! – ответил Данте.

Вообще, именно такой поступок на сегодняшний день и планировался, но при совершенно иных обстоятельствах. Так или иначе, я была согласна с Данте, поскольку другого варианта попросту не видела.

Ближайшее окно оказалось наглухо закрытым. Пришлось подняться еще на один этаж. Теперь, когда собаки остались далеко внизу, лазанье стало даваться мне тяжелее, но с помощью Данте я сумела взобраться выше. Он постучал в окно. Горевшие в комнате свечи давали надежду на то, что на сей раз мы будем услышаны.

И действительно, окно распахнулось почти сразу. К счастью, Данте успел вовремя пригнуться, поскольку открывалось оно наружу.

– Данте?!

Ну что ж, можно сказать, цель была достигнута: ошеломить Эльнору моему спутнику, без сомнения, удалось.

– Добрый вечер, Эльнора. – Данте постарался изобразить на лице светскую улыбку. – Я надеюсь, что не слишком шокировал тебя столь поздним визитом.

– Как ты здесь оказался? – проморгавшись, проговорила хозяйка армона.

– Да вот, шел мимо и решил заскочить, – небрежно откликнулся Данте.

– Подумал, что пора бы немного подкрепиться? – понимающе спросила Эльнора. – Вообще-то гостиная этажом ниже.

– Э… Ты не будешь возражать, если я войду здесь и спущусь по лестнице?

– Ну, если ты действительно так предпочитаешь.

Эльнора посторонилась, пропуская его в помещение, оказавшееся спальней.

– Вообще-то я не один, – сообщил Данте, залезая на подоконник.

И протянул мне руку, помогая забраться следом.

Эльнора наблюдала за этим процессом, разинув рот. Возможно, видеть влюбленных мужчин, влезающих в окна спален, ей приходилось. Или как минимум слышать об их существовании. Но чтобы мужчина забрался в опочивальню к даме сердца через окно, прихватив с собой еще одну бабу – то ли на всякий случай – вдруг хозяйки не окажется дома, то ли чтобы не заскучать вдвоем, – такого ей ни видеть, ни слышать точно не доводилось.

– Донья Сандра?! – Опомнившись от шока, она бросилась к окну, чтобы помочь мне. В итоге меня втянули внутрь за обе руки. – Господи, да вы насквозь промокли! Это… Это просто ужасно! Данте, как ты мог?!

– Данте тоже промок насквозь, – поспешила заметить я, видя, что сам он заступаться за себя не спешит.

Упрек Эльноры представлялся мне не вполне справедливым, учитывая, что Данте сделал все, что мог, лишь бы я не промокла в ручье.

– Да пусть делает все, что его душе угодно! – фыркнула хозяйка армона, скользнув по одежде Данте нарочито равнодушным взглядом. – Но втягивать в свои дурачества вас?! Это просто верх эгоизма!

– Эльнора, вообще-то это вышло не так чтобы умышленно, – язвительно заметил Данте, видимо, все же уставший молча сносить упреки.

– Так, сейчас не время это выяснять, – отмахнулась Эльнора. – Первым делом надо вас согреть. Может быть, вам стоит спуститься в баню? – Этот вопрос был адресован мне.

– Нет-нет, спасибо, – замотала головой я, чувствуя, что это было бы слишком неудобно. – Все совсем не так плохо. Если бы я могла переодеться в сухую одежду… этого было бы более чем достаточно.

Эльнора поджала губы, явно так не считая. Но, видимо, решила, что спорить со мной и давить не станет.

– Хорошо. Сейчас я распоряжусь, чтобы вам принесли все необходимое.

Она позвонила в колокольчик, вызывая служанку.

Двадцать минут спустя мы с Данте сидели на диване, опустив ноги в тазы с горячей водой. На пододвинутом к дивану столике стояли чашки с не менее горячим чаем. К этому времени мы оба успели облачиться в сухую одежду. На мне было одно из платьев Эльноры, Данте же получил, за неимением лучшего варианта, одежду кого-то из старших слуг.

– Как вы себя чувствуете, донья Сандра? – спросила Эльнора, самолично укрывая мои колени теплым пледом.

– Чудесно. Право слово, я уже в полном порядке. Вам не нужно было так утруждаться…

И, не успев как следует зажать пальцами переносицу, я громко чихнула.

– Нет, вы все-таки простудились! – В тоне Эльноры снова послышалось возмущение, предназначенное, как быстро выяснилось, отнюдь не мне. – Данте, у меня просто нет слов! Как ты мог довести девушку до такого состояния?!

– Донья Эльнора, Данте ни в чем не виноват! – вновь заступилась за своего спутника я.

Отчего-то упреки Эльноры задевали меня сильнее, чем того, кому, собственно говоря, были адресованы.

– Это потрясающе! – покачала головой она, усаживаясь в кресло. – Данте, как тебе это удается? Ты не только втянул девушку в передрягу, но еще и добился, чтобы она при этом стояла за тебя горой. Хотела бы я знать, чем ты заслужил такое отношение.

Донья Эльнора, он действительно его заслужил. – Я понимала, что поступаю глупо, так активно защищая Данте перед женщиной, которая в известном смысле являлась моей соперницей. Но поступить по-другому не могла, особенно учитывая, насколько важным человеком она была для Данте. – К тому же в моем состоянии нет ничего серьезного. Не более чем легкая простуда. Поверьте, бывают вещи значительно более страшные. И именно в таких вещах Данте помог мне как никто. Так что мое хорошее отношение он, бесспорно, заслужил.

Ну вот, кажется, я начала выполнять вторую часть просьбы Данте, а именно – расписывать Эльноре его достоинства. Однако, что интересно, на этот аспект ни он, ни она особого внимания не обратили. Вместо этого оба опустили взгляд на изображение дракона у меня на руке.

– Вам не повезло встретить на своем пути очень плохих людей, – проговорила Эльнора, и теперь ее тон был куда более серьезным, чем когда она отчитывала Данте.

– Полагаете, просто не повезло? – мрачно хмыкнула я. – Таких людей настолько много, что вряд ли это можно назвать всего лишь неудачным стечением обстоятельств.

Перед глазами пронеслась вереница лиц и событий. Черный Пират, Илкер-бей, Юркмез с Берком, самодовольный Карталь. То, что творили хозяева. То, на что были способны рабы. По меньшей мере Арканзия была в моем представлении заполнена людьми, которых язык никак бы не повернулся назвать хорошими.

– Наверное, вы правы, – грустно кивнула Эльнора. – В любом случае то, что случилось с вами, в высшей степени несправедливо. И, думаю, ни один человек не застрахован от подобного.

В последнем я сильно сомневалась. Очень трудно было представить на моем месте саму Эльнору. Да и Данте тоже. Думаю, он бы просто не сдался в плен живым. Но в целом для людей такого статуса, как у этих двоих, подобный риск если и существует, то по определению сведен к минимуму. Чего не скажешь о таких как я. Тем более удивительным – но не сказать чтобы неприятным – стало для меня сопереживание со стороны Эльноры.

– Были люди, которым не повезло значительно сильнее, чем мне, – пробормотала я.

На глаза неожиданно навернулись слезы, застав меня саму врасплох. Надо же, прошли месяцы, а воспоминания до сих пор столь же ярки. Я с головой погрузилась в новую жизнь, моим вниманием завладели работа, интриги охотниц за состоянием Данте, книги и камни. Но отринь на секунду всю мишуру, отодвинь ее в сторону, словно занавеску, – и увидишь все те же картины, терпеливо дожидающиеся своего часа в закоулках памяти.

Девушка, которую бросили за борт. Ее взгляд. Ее крик.

Я прикрыла глаза, стараясь выровнять разом сбившееся дыхание.

– Донья Сандра! Сандра! Вам плохо?

Я с трудом сфокусировала взгляд. Эльнора уже не сидела в кресле, а стояла, склонившись надо мной.

– Нет. – Я слабо улыбнулась. – Все в порядке.

– Было очень глупо с моей стороны завести разговор на такую тему, – злясь на саму себя, воскликнула Эльнора. – Простите.

– Не извиняйтесь. Строго говоря, я сама перешла на эту тему.

– В любом случае с этого момента мы будем говорить о другом.

И Эльнора сдержала слово. К теме рабства разговор действительно больше не возвращался. Ни одного взгляда даже не было брошено на мое запястье – а я привыкла замечать это. Только светская болтовня о вещах забавных, а порой заставляющих задуматься, но не переживать. Поддерживать легкий и одновременно нескучный разговор хозяйка армона умела блестяще. А еще через час нас, обсохших и согретых, отправили в карете домой.

Данте к теме своих отношений с Эльнорой больше не возвращался – возможно, потому, что испытывал передо мной неловкость за случай с неудавшимся «подвигом».

А вот саму Эльнору я в скором времени повстречала. Мы столкнулись в моей любимой чайной. Точнее сказать, я сидела за столиком, а Эльнора подошла, увидев меня. Долго мы в тот раз не общались. Присоединившись ко мне на пару минут и поинтересовавшись моим самочувствием, она спросила:

– Донья Сандра, вы не могли бы как-нибудь заехать ко мне в армон? Я бы хотела кое о чем с вами поговорить, но этот разговор не для чайной. – Она огляделась, намекая на немаленькое число посетителей. – Думаю, я не отниму много вашего времени.

Я пообещала заехать на следующий день и слово сдержала. К моему удивлению, на этот раз, в отличие от наших предыдущих встреч, Эльнора выглядела несколько нервозной. Неспокойно ходила по комнате, пару раз напряженно сцепила руки, неоднократно выглядывала в окно, хотя вряд ли рассчитывала увидеть там что-либо интересное.

– Присаживайтесь, донья Сандра, – рассеянно промолвила она, в очередной раз бросая взгляд на облачное небо. – Как вы себя чувствуете? Простуда прошла?

– Да, большое спасибо, – кивнула я, удивляясь все больше. О том, что последствия нашей с Данте «прогулки» остались в прошлом, я уведомила ее еще вчера в чайной.

Эльнора постояла еще немного, а затем решительно подошла к креслу и села напротив меня.

– Я хотела кое-что рассказать вам, донья Сандра, – произнесла она. И нервно улыбнулась. – Но, говоря откровенно, немного боюсь.

Я тоже улыбнулась, стремясь ее подбодрить, но одновременно недоумевая, что такого важного и пугающего она могла мне сообщить.

– Мне казалось, что вы совсем ничего не боитесь, – призналась я.

– В самом деле? Я произвожу такое впечатление?

Похоже, мои слова ей польстили.

– Да, – искренне кивнула я. – Вы производите впечатление очень уверенного в себе человека. Твердого, самодостаточного и не знающего сомнений.

Улыбка на лице Эльноры стала более веселой.

– Я действительно уверена в себе – в большинстве случаев, – подтвердила она. – Но это не означает, что я не знаю сомнений. Я ведь все-таки живой человек, хоть и самодостаточный.

Тут мне нечего было возразить, да она и не ждала от меня возражений.

– Словом, возвращаясь к делу… Донья Сандра, если вы помните, несколько дней назад я отказала дону Данте, великодушно предложившему мне стать его женой.

Я утвердительно кивнула.

– Вы спросили тогда, в чем заключается причина такого решения. Я прочитала вам целую лекцию, – Эльнора усмехнулась, – и по-прежнему готова настаивать на каждом своем слове. Но дело в том, что я рассказала тогда не все.

Я продолжала внимательно и вежливо слушать. Не скрою, ее слова разжигали любопытство. Но, с другой стороны, она имела полное право держать свои причины при себе. Ничто не обязывало Эльнору делиться ими со мной, и мне казалось неприличным призывать ее к откровенности.

Однако в подобном призыве она и не нуждалась.

– Так вот, главная причина, донья Сандра, заключается в том, что я не интересуюсь мужчинами.

– Простите? – Я не сразу поняла, к чему она клонит.

Эльнора улыбнулась.

– Я не интересуюсь мужчинами, – неспешно повторила она. – Меня гораздо больше привлекают представительницы моего собственного пола.

– А…

Теперь до меня дошел смысл ее фразы, но ответных слов я не находила.

– Да, мне нравятся женщины, – подтвердила Эльнора, прочитав понимание в моих глазах. Кажется, мое замешательство слегка ее позабавило, хоть и не стало неожиданностью. – И в частности, в данный момент мне, признаюсь, нравится одна определенная женщина. Эта женщина – вы.

И она обезоруживающе улыбнулась.

Дар речи не вернулся, скорее, наоборот, покинул меня окончательно, помахав на прощанье рукой. Я приоткрыла рот и снова закрыла его, так и не издав ни звука.

Нет, конечно же, я знала о существовании таких женщин. К слову, в Астароли их было больше, чем на юге, или, правильнее сказать, в более демократичном северном обществе они реже скрывали эту свою особенность. В частности, в университете их было не так уж и мало. Но, во-первых, я никогда не общалась с ними близко. Во-вторых, мне всегда казалось, что подобные предпочтения характерны для женщин, внешне невзрачных и не слишком привлекательных для мужчин. Во всяком случае, я никак не ожидала подобного от такой роскошной женщины, как Эльнора, у ног которой с легкостью могли оказаться все холостяки Галлиндии. А в-третьих, сама я никогда не становилась объектом интереса таких женщин. Или, во всяком случае, об этом не подозревала.

Я вижу, что вы удивлены, – понимающе улыбнулась Эльнора. – Вы помните, как в первый раз приехали сюда с письмом от Данте? Я собиралась сразу же дать ответ, но потом изменила решение. Мне незачем было раздумывать целых два дня, донья Сандра, – призналась она. – Я с самого начала точно знала, что откажу Данте, по понятным вам теперь причинам. Но вы вызвали у меня искренний интерес, и мне захотелось еще раз вас увидеть. Именно поэтому я солгала, будто хочу немного подумать. Чтобы появился повод повторно пригласить вас к себе.

Теперь я уже не просто не знала, что сказать, а даже и не пыталась думать в этом направлении. Единственное, на что меня хватало, это поддерживать свой рот в закрытом состоянии, дабы не сидеть с откровенно отвисшей челюстью.

– Потом вы появились здесь вместе с Данте. Таким способом и в таком виде, что я даже не знала, как реагировать, – рассмеялась Эльнора. – То ли восхищаться, то ли удивляться, то ли сочувствовать. Впрочем, одно несомненно: вы вызвали во мне желание вас защитить. – Она немного помолчала; во взгляде появилось мечтательное выражение. – Я отлично понимаю, донья Сандра, что вы не такая, как я, – улыбнулась затем она. – Но и вы должны меня понять. Вами просто невозможно было не увлечься.

В устремленном на меня в этот момент взгляде было столько восхищения, что мне стало страшно неловко и захотелось поскорее залезть под стул. И в то же время кольнула мысль: вот если бы Данте хоть раз посмотрел на меня так же!

– Ваши удивительные волосы, – произнесла между тем Эльнора, склонив голову набок. – И глаза. И удивительно нежный цвет кожи. Но дело даже не во внешности. Вы – другая. Вы так разительно отличаетесь от всех южных женщин, с которыми мне когда-либо доводилось общаться. У вас иной темперамент, вы более сдержанны – и одновременно более свободны, поскольку не зависите от тех условностей, что навязываются южанкам в процессе воспитания. Вы по-своему бескомпромиссны, это видно по вашим глазам. Вы умны и горды, но не тщеславны. Вы умеете быть преданной. И вас ужасно хочется защищать! – Она виновато развела руками – дескать, что я могу тут поделать?

Я заставила свои мозги шевелиться, невзирая на состояние шока. Надо было что-то сказать: не могу же я вечно сидеть здесь каменным изваянием! Однако Эльнора, угадав мои мысли, вытянула вперед руку, давая понять, что она еще не договорила.

– Я хотела, чтобы вы все это знали, донья Сандра. Но вам не стоит беспокоиться. Да, на каком-то этапе я действительно собиралась предложить вам более близкие отношения. Но не теперь. Не после того, как увидела вас вместе с Данте. Тут все слишком очевидно. Ваша преданность, ваша забота, готовность простить ему все, что угодно, да просто то, как вы на него смотрите, – все это говорит само за себя. Я понимаю, что ваше сердце занято, и не стану вмешиваться там, где все равно опоздала. Хотя скажу прямо: при иных обстоятельствах я бы поборолась с Данте за вашу симпатию.

Вот теперь она дала понять, что договорила.

– Донья Эльнора, – выдохнула я, – мне в самом деле очень неловко, но я буду честна. Как вы справедливо заметили, мои предпочтения в делах любви отличаются от ваших. И я почти готова сказать «к сожалению». Поскольку, честное слово, во многом вы могли бы дать фору всем знакомым мне мужчинам. Вы действительно внушаете восхищение. И, право, хоть вы и дали объяснение своему ко мне отношению, я по-прежнему считаю его совершенно незаслуженным. Я – обычный человек, не представляющий из себя ничего особенно интересного.

Безусловно, я никак не могла ответить на чувства Эльноры. И тем не менее восхищения в моих глазах было сейчас, наверное, не меньше, чем в ее собственных.

– Было бы странно, если бы вы сказали иначе, – проницательно улыбнулась Эльнора. – Что ж, благодарю вас за комплимент. И простите, если я вас ненароком шокировала. Если когда-нибудь вам понадобится помощь, знайте, что у вас есть здесь надежный друг.

Я искренне ее поблагодарила.

Рассказывать о состоявшемся между нами разговоре Данте я сочла нецелесообразным.

Глава 6

Стоя у окна, я еще раз подняла камень повыше и осмотрела его в солнечном свете. Изъян определенно есть, пусть и небольшой, но мощность все же будет не та. Вернувшись к столу, я взялась за перо. Ладно, опишем все как есть, а дальше пускай у Фредиэно болит голова, какую именно назначать цену.

– Привет! – В дверном проеме появилась фигура Ренцо. – Я искал Данте и решил заодно заскочить.

– Привет.

Я улыбнулась и призывно махнула рукой. Ренцо вошел.

– Хочешь чаю? – Я повернулась к подносу, на котором стоял заварочный чайник с узким горлышком и, помимо моей чашки, всегда имелась на всякий случай еще одна, чистая.

– Нет, – отказался Ренцо. – Забежал на минутку.

По правде сказать, я испытала облегчение. К тому моменту я уже осознавала, что окончательно запуталась в своих отношениях. С одной стороны, факт оставался фактом: Ренцо не вызывал во мне тех чувств, что Данте. С другой – мне по-прежнему казалось, что мои чувства к Данте следует перебороть, преодолеть, поскольку никакого совместного будущего у нас в любом случае быть не может. Следовательно, можно и даже правильно будет построить отношения с другим человеком.

Возможно, более активная позиция со стороны одного из мужчин, будь то Данте или Ренцо, помогла бы мне разрешить собственные сомнения. Однако оба как будто выбрали для себя политику выжидания. Отношения с Ренцо топтались на месте, ограничиваясь редкими и в большинстве случаев не слишком страстными поцелуями. Складывалось такое впечатление, что большее кастеляну и не нужно. Данте тоже продолжал вести себя, как прежде. То холодно, то с дружеской теплотой. То держался отстраненно, то вдруг позволял проскользнуть неким полунамекам, после чего я подолгу сидела в своих покоях и думала: правильно я истолковала его слова или все-таки нет?.. Невольно начинало казаться, что иметь дело с женщинами и вправду лучше. Эльнора, во всяком случае, значительно быстрее расставила все точки над «и».

– Данте нет на месте, – заметил Ренцо, – а мне надо его найти, чтобы кое-что уточнить. Есть несколько новых торговцев, с которыми мы еще не сотрудничали, но теперь планируем подписать договор. Так вот, я хотел выяснить, сможет ли Данте встретиться с ними в четверг.

– В четверг – вряд ли, – нахмурилась я. – Попробуй перенести на другой день.

– Разве на четверг запланированы какие-то дела? – удивился Ренцо.

– Да, Данте собирается заехать к какому-то своему приятелю… Не помню имя, кажется, начинается на «Н». В общем, это какое-то личное дело, но все равно дело – у них вроде бы намечается серьезный разговор. А поскольку тот живет за городом, думаю, Данте не будет в армоне практически целый день. Так что попробуй перенести торговцев на среду или пятницу.

– Ладно, если ты так уверена. – с некоторым сомнением кивнул Ренцо. – Просто странно, что он ничего мне не сказал и не позвал с собой.

Это никак не связано с делами армона, – объяснила я. – Там какой-то деликатный вопрос. Я сама не знаю подробностей, по-моему, тот приятель попал в щекотливое положение и собирается попросить у Данте денег. В любом случае, он хочет поговорить один на один. Поэтому Данте и не предложил тебе присоединиться.

– Ну ладно, не предложил так не предложил, – усмехнулся Ренцо. – Пожалуй, обижаться не буду.

– Думаю, не стоит, – согласилась я.

С делами удалось расправиться очень быстро, и я решила съездить в полюбившуюся мне чайную. Прихватила книгу (посещение библиотеки с некоторых пор сопровождалось легким чувством ностальгии) и отправилась в город.

Я уже допивала чай, когда цокот копыт за окном возвестил о прибытии сразу нескольких всадников. Ничего незаурядного в этом событии не было, поэтому я даже не стала отрывать глаз от книги. Сделала это лишь после того, как прибывшие вошли в чайную, громко стуча каблуками сапог для верховой езды.

Все они, за исключением одного, носили одинаковую черную форму, но вот о чем именно она свидетельствует, я не знала.

Между тем несколько человек окружили мой стол.

– Ваше имя? – официальным тоном спросил один из них.

– Сандра Эстоуни, – ответила я. Разнервничавшись, даже забыла про «донью».

Мужчина, задавший вопрос, быстрым движением схватил меня за руку и вытянул ее, демонстрируя своим товарищам клеймо. Я вскрикнула от неожиданности.

– Дон Лоцци, это она? – спросил он затем.

Остальные расступились, пропуская вперед того самого мужчину – единственного, кто не был одет в форму.

Она, конечно она! – воскликнул он, глядя на меня с радостью и одновременно откровенной неприязнью. – Я ее узнал. Она была здесь в тот день, когда у меня пропал кошель. Это она его украла!

– Что?! – возмутилась я. – Для того, чтобы разбрасываться подобными обвинениями, у вас должны быть хоть какие-то основания! Лично мне ваше лицо не кажется знакомым. Но даже если мы и посещали это заведение в одно и то же время, готова поспорить, что кроме нас двоих здесь находилось еще немало народу. Почему вы решили, что именно я что-то у вас украла?

– Зубы заговаривает, – заявил незнакомец мужчинам в черном, которые, по-видимому, являлись местными стражами порядка. К своему ужасу, я увидела, что те кивают в знак согласия. – Сюда ходят приличные люди, которые не промышляют кражами, – вновь повернулся ко мне он. Выражение лица было такое, будто бедняге приходилось разговаривать с гадюкой. – А вот ты наверняка затесалась в порядочное общество именно затем, чтобы воровать кошели!

От возмущения я вскочила на ноги, но рука человека в форме тяжело опустилась мне на плечо, заставляя снова сесть.

– Я ничего подобного не совершала, – обратилась я к стражу порядка, стараясь сохранять видимое спокойствие, хотя руки начинали трястись. – Этот человек ошибается или же умышленно вводит вас в заблуждение.

«Потерпевший» лишь усмехнулся. Прочитать его мысль было легко: «Кому поверят – мне, уважаемому господину, или тебе, неизвестно откуда взявшейся рабыне-чужестранке?». Увы, поведение людей в форме целиком и полностью подтверждало его точку зрения.

– Мы во всем разберемся, – заверил меня страж порядка таким тоном, что я сразу поняла: ни в чем особо разбираться не будут. Эти люди уже нашли своего виноватого, точнее виноватую, и напрягаться им теперь ни к чему. – Прошу вас добровольно пройти с нами.

– Куда?

Я все еще пыталась сохранять спокойствие, но сердце колотилось в бешеном ритме.

– К месту вашего заключения, – последовал бесстрастный ответ.

– Что значит «заключения»? – возмутилась я. – Мы ведь с вами только что пришли к выводу, что в ситуации еще надо разобраться?

– Простите. К месту вашего временного заключения, – со смешком исправился человек в форме. – Извольте встать и пройти с нами, пока мы не применили силу.

Я резко вскинула голову, услышав эту угрозу. Данте был прав. Вот он, мир, в котором существует рабство. Пусть даже здесь не Арканзия. Все равно. Любого конфликта, малейшего навета достаточно, чтобы виноватым выставили именно человека с драконом.

Мне, разумеется, пришлось подчиниться приказу.

– Господа! – окликнул стражей порядка хозяин чайной, с которым я была знакома и который до сих пор молча наблюдал за развитием событий. – Эта женщина – рабыня самого дона Данте Эльванди. Не думаю, что он обрадуется, узнав, что вы взяли ее под арест без его ведома.

Я с силой сжала спинку стула, с которого только что встала. Надо же, не ожидала помощи с этой стороны. Хотя тот факт, что единственным моим шансом на спасение являлась формулировка «рабыня дона Эльванди», заставил болезненно поморщиться.

– Это действительно так? – спросил меня человек в форме.

Я утвердительно кивнула.

Стражи порядка стали о чем-то тихо переговариваться, периодически бросая взгляды то на меня, то на хозяина чайной.

Хорошо, – постановил наконец все тот же мужчина в черном, что общался со мной все это время. – Поедем сейчас в резиденцию дона Эльванди и поговорим с ним.

Меня довольно-таки бесцеремонно подтолкнули в сторону выхода. Обменявшись последними взглядами с хозяином заведения, я вышла на улицу. Здесь поджидала карета с зарешеченными окошками. Не имея особого выбора, я села внутрь; рядом и напротив тут же расположились двое мужчин. Еще один поехал на козлах кареты, остальные – верхом.

Мы подъехали к армону. Так хорошо знакомое место – и такие новые обстоятельства. Мужчина в черном коротко переговорил с привратником, который во время этого диалога таращился на меня с таким интересом, будто впервые увидел; потом нас пропустили внутрь и попросили подождать. Сбежались слуги, стали наблюдать за нами, перешептываясь, но подойти близко никто не решался. Мои щеки наверняка приобрели пунцовый оттенок. Сейчас я ненавидела цвет своей кожи: на смуглых лицах южан румянец не так бросается в глаза. Мало того, что слуги видели меня в сопровождении стражи, так еще и наверняка успели прослышать, по какому обвинению я арестована.

Еще несколько минут – и лакей повел нас на второй этаж. Стало быть, Данте дома и согласился нас принять. Или его нет, и вместо него нас ждет Ренцо? В любом случае мои щеки стали еще горячее.

Но до кабинета Данте мы не дошли. Он сам быстрым шагом шел нам навстречу. Брови нахмурены, глаза метают молнии.

– Как вы посмели арестовать моего человека? – голос звучит не только холодно, но и грозно.

Намеренно проигнорировав преграждавшего ему дорогу стража, он заставил последнего посторониться, встал возле меня и положил руку мне на плечо. Я испытала такое острое чувство облегчения, что чуть не расплакалась. Нет, я не сомневалась, что Данте ни на секунду не поверит в историю о воровстве. Но он мог рассердиться на то, что я покидала армон, предварительно его не уведомив. Мог просто не оказаться на месте. Да и вообще, попав в такой переплет, как я, трудно оставаться уверенным, что тебе помогут, даже если в теории и имеешь для этого основания.

– Против этой женщины выдвинуто обвинение в воровстве, – формальным тоном сообщил мужчина в черном.

– Ну так задвиньте его обратно, – отрезал Данте, и в его голосе не было даже намека на иронию.

– Простите, дон Эльванди, но мы не можем этого сделать, – вежливо, но твердо ответил страж. – Обвинение выдвинуто совершенно официально, написана соответствующая бумага, делу дан ход. Истец – уважаемый человек…

– Кто? – перебил его Данте.

– Дон Женнаро Лоцци, – последовал ответ.

Данте нетерпеливо передернул плечами.

– В первый раз слышу про этого «уважаемого человека». В чем конкретно заключается обвинение?

– Дон Лоцци утверждает, что пятого числа этого месяца в чайной на улице Южного ветра Сандра Эстоуни украла у него кошель, в котором находились деньги и, главное, драгоценности на общую сумму в три тысячи динаров.

Я в ужасе расширила глаза. Ничего себе сумма! Нормальные люди не носят с собой в кошелях даже десятой ее части.

– Я впервые слышу про этот кошель! – в очередной раз возмутилась я.

– Сандра, подожди пока в сторонке, – обратился ко мне Данте.

Прозвучало это примерно как обращение к ребенку: «Помолчи, пока взрослые дяди разговаривают».

– Ваш уважаемый человек – большой оригинал, – продолжил разговор со стражами порядка Данте. Мыслил он явно так же, как и я. – И, видимо, большой любитель острых ощущений, раз ходит по чайным, нося такие суммы в кармане.

– Это его право, – заметил мужчина в черном, в общем-то, тоже резонно.

– Быть может, стоит просто выплатить этому человеку означенную сумму, чтобы уладить конфликт? – подал голос подоспевший из собственного кабинета Фредиэно.

Если недавно мои щеки горели огнем, теперь я почувствовала, что кровь отлила от лица. Да, деньги, конечно, могли бы уладить конфликт, и Данте достаточно богат, чтобы позволить себе заплатить такую сумму. Но сделать это фактически означало признать, что я действительно виновна в воровстве. Можно сказать, что Данте таким образом возвратил бы потерпевшему украденное. Как я смогу оставаться после этого в армоне и смотреть людям в глаза? Хотя, наверное, я не о том думаю, и уж лучше всю жизнь прятать взгляд, чем сесть в тюрьму.

Не знаю, что изначально собирался ответить Данте, но, прежде чем заговорить, он точно успел увидеть, как я побледнела.

– Нет, – отрезал он. – Донья Эстоуни невиновна, следовательно у меня нет причин платить из своего кармана за право «уважаемых людей» на рассеянность.

– Мы непременно расследуем это дело, как положено, – пообещал мужчина в черном.

Я мрачно хмыкнула: раньше он явно не собирался этого делать.

– Вы? – пренебрежительно фыркнул Данте. – Я сам расследую это дело, как положено, тут вы можете не сомневаться. Меня не устраивает, когда против моих людей выдвигают голословные обвинения. Полагаю, на данный момент мы всё обсудили? В таком случае вы можете идти.

– Подозреваемую мы забираем с собой, – твердо заявил страж.

В его голосе было столько уверенности, что я испугалась. И вопросительно посмотрела на Данте: неужели это правда? Они действительно имеют право так поступить, невзирая на все влияние Данте?

– Глупости, – отрезал он. – Донья Эстоуни останется здесь. Если у вас возникнут к ней вопросы, вы всегда сможете приехать сюда, чтобы их задать.

Что-то в его тоне заставило меня заволноваться еще сильнее. Уж слишком резко он говорил.

– Простите, дон Эльванди, но мы не можем так поступить, – подтвердил мои опасения мужчина в форме. – Как я уже говорил, против вашей рабыни выдвинуто официальное обвинение. Мы находимся на королевской службе и не имеем права данное обвинение проигнорировать. По закону мы обязаны заключить вашу рабыню в тюрьму до выяснения всех обстоятельств дела. Если невиновность доньи Эстоуни будет доказана, мы незамедлительно освободим ее из-под стражи.

Я почти не обращала внимания на говорящего, наблюдала лишь за реакцией Данте, и все внутри цепенело. Он свел брови к переносице, напряженно думая; сжатые губы превратились в тонкие полоски. Стало быть, все, что говорит представитель закона, справедливо.

– В таком случае она останется под арестом в моей тюрьме, – после мучительной паузы объявил Данте.

Его тон не подразумевал возражений. Страж казался растерянным.

– Ну… В принципе, пожалуй, я не вижу причин для отказа, – согласился он наконец. – Но мы оставим своего человека, дабы он проследил, что все сделано, как положено. Прошу прощения, дон Эльванди, но таковы наши обязанности.

Оставляйте, – пренебрежительно пожал плечами Данте, недвусмысленно демонстрируя свое отношение не только к их человеку, но и, похоже, к институту права в целом.

Отойдя в сторону, он поманил своего секретаря, уже успевшего присоединиться к массе прочих свидетелей, и стал быстро отдавать какие-то распоряжения. Говорили они очень тихо, так что ни я, ни стражи ничего расслышать не могли.

Мужчине в черном пришлось прокашляться, чтобы привлечь к себе внимание. Данте закончил переговариваться с секретарем и лишь после этого соизволил снова снизойти до стражей порядка.

– Если позволите, нам надо допросить подозреваемую, – произнес мужчина. – Мы собирались сделать это в участке, но, раз она остается здесь, полагаю, вы сможете выделить нам какую-нибудь комнату для этой цели?

– Разумеется, но только в моем присутствии, – предупредил Данте.

Страж возражений не имел.

Далее я битый час отвечала на многочисленные, но однообразные вопросы в одной из гостиных армона. В основном они касались того, как я провела злосчастное пятое число. Где была, что делала, с кем общалась и кто сможет это подтвердить. Желательно по минутам. К сожалению, я быстро вспомнила, что чайную в тот день действительно посещала. И свидетелей этому можно было найти массу. А вот свидетеля, который бы видел, как я НЕ крала у дона Лоцци кошель, увы, найти было нереально.

Наконец утомительный допрос закончился, и стражи порядка, за исключением одного, покинули армон. Остался один человек в форме, явно далеко не самый главный. Его задача была проследить за тем, чтобы меня действительно заключили под стражу.

Данте препоручил меня охраннику из армона, предупредив его, что представитель закона может только наблюдать и этим его полномочия ограничиваются. Пообещал в скором времени к нам присоединиться. И ушел, оставив меня наедине с двумя мужчинами.

Здешний охранник, кстати сказать, оказался тем самым парнем, что посадил меня в камеру, когда я впервые пересекла порог армона. Но, похоже, он хорошо помнил прежний опыт – обращался ко мне предельно вежливо и старался по возможности держаться в сторонке, чтобы его потом не в чем было упрекнуть.

Ощущение дежавю. И как-то оно совсем не грело. Как ни крутись, как ни старайся, сколько ни работай и ни приживайся, а все равно я вернулась к тому же самому положению, с которого началась моя жизнь в Галлиндии. И вряд ли в будущем что-то изменится. Я криво усмехнулась, следуя за стражником вниз по темной лестнице. Вот так и буду переселяться в тюрьму раз в несколько месяцев. А что? Лет пять – и я начну чувствовать себя в камере, как дома.

Пока мы спускались, навстречу успело подняться с полдюжины слуг. Понятия не имею, что все они могли делать там внизу. Добравшись до подземелья, отведенного под тюрьму, мы стали приближаться к месту моего заключения. Тому же самому, куда меня определили в прошлый раз.

Однако, дойдя до камеры, я остановилась как вкопанная. Нет, на дежавю это было решительно непохоже. Все, что угодно, только не дежавю. Честно говоря, в первый момент мне даже хотелось извиниться, сказав, что я ошиблась дверью.

Камеру освещали свечи, горевшие в многочисленных канделябрах. Окошко было, несомненно, зарешечено, но пряталось за веселенькой оранжево-зеленой занавеской. Весь пол был покрыт мягким светло-оранжевым ковром. К дальней стене придвинут диван, на нем в творческом беспорядке раскиданы подушки. Даже не представляю, как его просунули в дверь. На маленьком столике – чайный сервиз. В одном углу – высокая ваза с цветами. Другой отгорожен ширмой.

Агнесса, опасно балансируя на стуле, оплетала решетчатую дверь свежесрезанными цветами.

– Здравствуйте, донья Сандра! – приветливо улыбнулась она. – Я тут как раз заканчиваю. Извините, приказ совсем недавно поступил, не все успела.

– Н-ничего, – ошеломленно проговорила я.

– Что здесь происходит? – хмурясь, выдохнул городской стражник.

– Доставили подозреваемую к месту заключения, – спокойно отозвался его местный коллега, которого, похоже, успели предупредить о произошедших в тюремном интерьере изменениях.

Мужчина в форме не нашел, что ответить.

– Прошу вас, донья Сандра. – Парень вежливо указал мне на камеру.

Пожав плечами, я шагнула внутрь. Ноги тут же утонули в мягком ворсе ковра. Пожалуй, тут и на полу можно сидеть. Но я прошла к дивану.

– Там сбоку книжки лежат, если вам интересно, – заметила все еще стоявшая на стуле Агнесса.

– Спасибо, – кивнула цветочнице я.

Пока читать не хотелось.

– А дверь запереть? – напомнил страж порядка.

– А зачем? – удивленно воззрился на него наш стражник.

– То есть как? Чтобы заключенная не сбежала.

Наш парень посмотрел на него как на полного идиота.

– Вот ты бы сам отсюда сбежал? – поинтересовался он, указав на великолепное убранство камеры. – Лично я бы сюда из дома переселился.

– Только кто же тебя пригласит? – усмехнулась, заканчивая работу, Агнесса.

Тот согласно вздохнул и протянул ей руку, помогая спуститься с опасно покачивавшегося стула.

– Донья Сандра, а можно я здесь пока посижу? – спросила цветочница. – Ну, чтобы вам нескучно было.

– Сиди.

Я не видела причин возражать, хоть и чувствовала: что-что, а скука мне в этой жизни точно не грозит.

Агнесса уселась на ковер, по-южному скрестив ноги, благо широкая юбка позволяла.

– Тут и на диване места полно, – подсказала я, чувствуя некоторую неловкость оттого, что девушка устраивается на полу.

– Ничего, – откликнулась цветочница, – мне тут очень удобно. Давно не видела такого ковра! А вы, может, прилечь захотите.

Она с откровенной насмешкой покосилась на представителя закона, скромно сидевшего снаружи на простеньком стуле.

– Агнесса! Ну ты-то могла меня известить, что донья Сандра здесь! – послышался возмущенный возглас Бьянки. – Почему я обо всем узнаю последней? Может, ей что-то нужно уже давно? Может, я что-то могла принести?

– Нет, Бьянка, как видишь, мне ничего не нужно, – заверила я, предоставляя вошедшей в камеру горничной самой убедиться в справедливости моих слов. – Лучше присаживайся.

Девушка посмотрела на меня, потом на Агнессу и в итоге тоже устроилась на ковре.

– Бьянка, не стесняйся, на диване много места, – запротестовала было я.

– Нет, донья Сандра, на диване я где угодно могу посидеть, а такие ковры днем с огнем не сыщешь! – возразила Бьянка. – Ух ты! – раздалось полминуты спустя откуда-то из недр длинного ворса. – Вот это да! Какой он мягкий!

Невольно позавидовав, я подумала, а не испробовать ли и самой ковер на мягкость. Опасливо покосилась на мужчину в форме… Ладно, не буду, а то еще расценит как попытку укрыться от органов власти.

Донья Сандра! – В дверной проем просунулась голова Фредиэно. – Вот вы где! Я вижу, вы решили сбежать от работы. А вот и не выйдет! Я принес вам несколько документов на подпись.

– Дон Фредиэно, я как-то не в настроении сейчас работать, – капризно отозвалась я. – Обстановка, знаете ли, не располагает.

Тем не менее я протянула руку и документы приняла.

– Мы с вами – деловые люди, занимающиеся важной работой, – попенял мне Фредиэно. – Мы не можем себе позволить просиживать штаны, не делая ровным счетом ничего полезного.

Обращался он вроде как ко мне, но при этом пристально смотрел на стража порядка.

– Мне понадобится перо и чернила, – напомнила я.

– А здесь что же, нет? – изумился Фредиэно.

– Я сбегаю, принесу, – подскочила Бьянка.

– Да не надо! Тут все есть, – возразила Агнесса. – Вот!

И она достала откуда-то из угла камеры маленький поднос с писчими принадлежностями.

Тяжело вздохнув – отвертеться от работы не получилось, – я пододвинулась ближе к столику и стоявшему на нем канделябру и стала просматривать документы. В черновой версии все они были мне знакомы, но я считала необходимым пробежаться взглядом и по окончательной, убеждаясь, что между этими двумя вариантами нет существенных различий. Не то чтобы я не доверяла Фредиэно или секретарю Данте, просто считала, что если я где-то ставлю свою подпись, то и ответственность за это целиком и полностью лежит на мне.

– Ну, как идут дела?

Теперь из темноты коридора возник Данте. Начисто проигнорировав присутствие стража порядка, прошел в камеру, оставив за собой распахнутую дверь.

«Вот теперь, когда ты вернулся, неплохо», – подумала я.

В камере действительно как будто бы сразу стало теплее.

– Все в порядке, – сказала я вслух и улыбнулась.

Он ответил мне тем же, огляделся и прошел к дивану. Ну наконец-то, мне все-таки не придется восседать здесь одной, возвышаясь надо всеми, подобно статуе!

– Что это? – нахмурился Данте, неодобрительно глядя на бумаги.

– Я принес донье Сандре кое-какие документы на подпись, – признался Фредиэно.

– С этим могли бы и подождать, – поморщился Данте.

– Я прихватил только наиболее срочное.

– Да мне нетрудно, – поспешила вмешаться я.

Еще не хватало, чтобы у Фредиэно возникли проблемы. Тем более учитывая, что он наверняка притащил сюда эти бумаги с единственной целью отвлечь меня от грустных мыслей.

– Больше никакой работы, – отрезал Данте. – Не только сегодня, но и ближайшие два дня.

– Почему два дня? – разволновалась я. – Ты думаешь, столько меня продержат под арестом?

– Дурочка. – Его голос прозвучал очень мягко, а рука, против обыкновения, легла мне на плечо. Высвобождаться я и не подумала. – Два дня – это тот минимальный отпуск, который ты получаешь после этой истории. А выйдешь ты отсюда в ближайшие часы. Мои люди роют носом землю и скоро выяснят, что стоит за этим обвинением. Готов поспорить, это не окажется сложной задачей.

– Кто-то идет, – заметил Фредиэно, прислушиваясь.

После этого замечания все притихли, и я действительно уловила шум приближающихся шагов. Еще полминуты, и в дверном проеме появилось лицо лакея.

– Донья Эльнора Лучия Рокка, – объявил он.

Я вскочила с дивана. Данте тоже встал, хотя менее поспешно. То ли его чувства к Эльноре были менее сильными, чем он пытался в свое время продемонстрировать, то ли он сумел их перебороть. И без того стоявший Фредиэно почтительно склонил голову.

Эльнора вошла в камеру быстрым шагом.

– Донья Сандра! – первым делом воскликнула она, устремляясь мне навстречу и игнорируя присутствие всех остальных. – До меня дошли сведения о том, что произошло, и я сразу же поспешила к вам. Уверяю вас, это самое смехотворное обвинение, какое мне доводилось слышать. И я уверена, что ситуация в ближайшее время прояснится. Я уже поручила своим людям разобраться в этой истории. Не сомневаюсь, они в кратчайшие сроки найдут доказательства вашей невиновности.

– Дорогая Эльнора, – Данте поцеловал ей руку в знак приветствия, – спешу тебя уведомить, что ты могла не беспокоиться. Мои люди занялись этим делом раньше.

– Вот и посмотрим, кому удастся раньше его закончить, – с вызовом ответила Эльнора, от которой не укрылся прозвучавший в голосе Данте сарказм.

– Почему бы вам не присесть? – сыграла роль гостеприимной хозяйки я.

И подала пример, усаживаясь на диван. Эльнора и Данте, стрельнув друг в друга глазами, расположились по обе стороны от меня.

– Что происходит? – В камеру быстрым шагом вошел Ренцо. Немного замешкался, обнаружив здесь неожиданно много народу. – Сандра, я только что вернулся в армон и узнал. Этому Лоцци стоило бы оторвать его безмозглую голову или по меньшей мере некоторые другие части тела.

– Наверное, – пробормотала я.

Сама же подумала, что оторвать что-нибудь ненужное стоило бы даже не Лоцци, а скорее всей правоохранительной системе, которая с легкостью готова осудить человека безо всяких улик на том лишь основании, что на руке у него – клеймо дракона, а обвинение выдвинул «уважаемый господин».

Ренцо немного постоял возле дивана, но, поскольку там уже сидели трое и места для него не оставалось, он устроился поблизости на ковре, скрестив ноги, как и Агнесса.

В течение последующего получаса к нам присоединились дон Росси с доном Терро, а также Марито с Рианной. Лекари то и дело начинали друг с другом препираться, то же самое происходило между камердинером и его сестрой, так что скучно в камере точно не было. Когда Рианна и Агнесса стали спорить о различиях между галлиндийскими и северными вальсами, Ренцо предложил позвать музыкантов. Данте с Эльнорой, по-моему, были только за, но решение оставили за мной. Я поинтересовалась, не побеспокоим ли мы таким образом соседей, возможно, не привыкших к подобному шуму. В ответ Данте просветил меня, что соседи здесь отсутствуют, поскольку тюрьма в армоне давно уже не используется по назначению. Благо соответствующее заведение имеется в городе. Услышав об отсутствии соседей, наш стражник страдальчески возвел глаза к потолку. Видимо, и правда с радостью переселился бы сюда из дома. Должно быть, там у него соответствующий вопрос стоял остро.

В конечном итоге я все же сказала музыке «нет», решив, что не стоит превращать мое заключение в еще больший фарс, чем уже имел место в тюрьме.

А примерно через час к нам присоединился невзрачно одетый мужчина среднего роста, обладавший неприметной внешностью, но острым взглядом. Похоже, я никогда прежде его не видела, а может быть, просто не обращала внимания по причине все той же незапоминающейся внешности. Мужчина подошел к Данте, что-то шепнул ему на ухо, и тот, извинившись, покинул камеру.

Минут через десять он вернулся и сообщил, что все могут быть свободны: приказ об аресте отменен и представление окончено.

– Ну вот, а так хорошо сидели! – сокрушенно вздохнул Марито.

Я, в отличие от камердинера, предпочитала сидеть пусть плохо, зато не в тюрьме. Но все остальные, похоже, не разделяли моего воодушевления и хотели задержаться в камере подольше. Агнесса напоследок с наслаждением щупала мягкий ковер, лекари упорно выясняли, кто из них лучше учился в институте, а Рианна рассказывала заинтересовавшейся Эльноре о тестах, которые они с Марито проходили у меня в библиотеке.

Секретарь Данте вручил стражу в черной форме какие-то бумаги, и тот торопливо ретировался, явно предпочитая не привлекать к себе лишнего внимания.

– Данте, что происходит? – спросила я.

Все-таки хотелось узнать подробности и, в частности, понять, висит ли по-прежнему надо мной обвинение.

– Сейчас расскажу, – кивнул Данте и снова сел на диван.

Все, как по команде, замолчали и приготовились с интересом слушать.

– Я ведь тебе говорил, что мои люди быстрее разберутся в этом деле, – с победоносной усмешкой обратился Данте к Эльноре.

– Мужчины! – фыркнула она, закатив глаза. – Переходи лучше к делу.

Перехожу, – не стал возражать Данте. – Вместо того чтобы проверять алиби, допрашивать свидетелей и перерывать вверх дном чайную, мои люди немного покопались в делах уважаемого человека Женнаро Лоцци. – Слово «дон» Данте опустил, и наверняка умышленно. – И, как оказалось, ставку сделали верно. Выяснилось, что уважаемый человек – азартный игрок. Азартный и при этом никудышный. Не такое уж редкое сочетание. Он неоднократно просаживал в карты крупные суммы, за что, естественно, получал разнос от своих домашних. Происходило это настолько эмоционально, что их соседи оказались в курсе всех подробностей. А не так давно – говоря точнее, четвертого числа этого месяца – он имел неосторожность поставить на кон некоторые фамильные драгоценности своей жены. Видимо, супруга Лоцци, хорошо зная его слабость, просто-напросто перекрыла ему доступ к семейному бюджету. Так что, отправляясь в очередной притон, он прихватил вместо денег обнаруженные в шкатулке украшения, а именно – ожерелье и серьги. И проиграл.

Данте немного помолчал, не то переводя дыхание перед продолжением рассказа, не то просто давая нам возможность оценить ситуацию и самим додумать дальнейшее.

– Стоимость украшений – это еще полбеды, – продолжил он. – Значительно хуже был ожидаемый справедливый гнев супруги, которую дон Лоцци, по всей видимости, немало боится. Вот он и решил, что лучший способ выйти из положения – это обставить все как кражу. Сообщил жене, что застежка ожерелья сломалась, вот он и понес его к ювелиру, а на всякий случай прихватил заодно и серьги. По дороге назад заскочил в чайную, а выйдя оттуда, обнаружил, что украшения пропали. Однако жена ни за что бы не поверила в эту историю, не выдвини он официального обвинения.

– Но почему он обвинил именно донью Сандру? – возмущенно воскликнула Бьянка.

Видимо, всем остальным ответ был понятен, поскольку они синхронно опустили глаза, избегая встретиться со мной взглядом. Я кисло усмехнулась. Догадаться и вправду было несложно.

Он приметил в чайной рабыню, – объяснил Данте, тоже глядя куда-то в сторону. – Одинокую, никого не сопровождавшую. И решил, что это будет идеальная жертва. Ошибся, – мстительно добавил он.

– Может, этому уважаемому человеку какой-нибудь несчастный случай устроить? – кровожадно осведомился Ренцо. – Или, к примеру, счастливый случай с несчастным исходом?

– В этом нет нужды. – Глаза Данте сощурились не менее кровожадно. – Мы пойдем совершенно законным путем. Я намерен подать ответный иск, с обвинением в клевете.

– А разве клевета в адрес рабыни – это такое уж большое преступление? – удивилась я.

Та серьезность, с которой окружающие восприняли последнее сообщение Данте, удивляла вдвойне. Ну, сболтнул уважаемый человек что-то не то. Ошибся. Неужели закону есть до этого хоть какое-то дело?

– В адрес рабыни – небольшое, – признал Данте. А потом многозначительно и очень недобро улыбнулся. – Но клевета на дона Эльванди в этих местах является преступлением более чем серьезным. И наказание последует весьма суровое.

– Разве он тебя тоже оклеветал? – не поняла я.

Все остальные, похоже, поняли. Что поделать, северянину не так легко вникнуть в некоторые особенности жизни на юге.

– Все, что касается рабыни, касается и хозяина, – пояснил Ренцо. – Если, конечно, последний сочтет нужным именно так расценить ситуацию. Лоцци просто не догадывался, с кем связывается. Ему же хуже. Впредь будет умнее. Если, конечно, голова на плечах останется.

– Голова останется, – спокойно заметил Данте. – А вот имущество – вряд ли.

Я тут подумала, – невинный взгляд Эльноры скользнул по потолку, – что из-за клеветы этого человека мне пришлось потратить массу своего времени, да и средств тоже. Отвлечь людей от неотложных дел… Пожалуй, я тоже подам на Лоцци иск. За компанию.

Данте согласно кивнул.

– В любом случае, засиживаться здесь не стоит, – объявил он. Встал с дивана, подавая остальным пример, и протянул мне руку. Ренцо, в свою очередь, поспешил подать руку Эльноре. – Если, конечно, никто не хочет задержаться в камере на несколько дней. Я в целом не имею возражений.

Вот тут все разом заторопились на выход.

– Сандра, как я и предупреждал, у тебя впереди два выходных, – напомнил Данте, когда мы вышли в коридор. – Надеюсь, на протяжении этого времени я не увижу тебя на рабочем месте.

Глава 7

– Данте, можно к тебе на минутку?

Как мы и договаривались, я честно провела два дня не работая. Исключительно отдыхала, читала книги – и думала. И лишь теперь, утром четверга, вернулась к работе.

– Заходи.

Данте куда-то собирался. Одежда и обувь для верховой езды, через спинку стула перекинут плащ. Обойдя стол, Данте сложил вдвое какой-то лист бумаги и спрятал за пазуху. Потом пристегнул кошель к поясу, предварительно проверив его содержимое. Я вспомнила, что как раз сегодня он собирался на встречу со своим приятелем.

– Надолго едешь? – спросила я.

– К вечеру вернусь. Ты хотела что-то спросить?

Он сел на свое обычное место и жестом предложил мне устраиваться напротив.

– Да, у меня есть одна просьба. – Я опустилась на краешек стула. – Это касается моего жалованья.

– Я слушаю.

Данте, бесспорно, был удивлен. Просьбы о прибавке к жалованью он от меня никак не ожидал. А что еще может просить человек касательно своего жалованья? Однако же я сумела оказаться оригинальной.

– Тебе нужны деньги?

Данте подумал, что угадал причину моего прихода. Как бы не так.

– Наоборот, – покачала головой я. – Не нужны.

– Ты хочешь, чтобы я понизил тебе жалованье? – насмешливо спросил он. – Это срочно или может подождать месяц-другой? Я, знаешь ли, должен освободить пару-тройку комнат в армоне для денег, которые на тебе сэкономлю.

– Нет, я не хочу, чтобы ты понизил мне жалованье, – улыбнулась я. – Скорее, я пришла просить, чтобы ты поменял форму выплаты. Так сказать, расплатился со мной не деньгами, а натурой.

– Прямо сейчас?

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, можно сейчас, – покладисто согласилась я. – Видишь ли, как я уже упоминала, мне действительно не нужны деньги. У меня их уже накопилось больше чем достаточно. А ведь я почти ни на что их не трачу. Раньше я хотя бы расплачивалась в чайной… – Я на секунду отвела взгляд в сторону, а потом решительно продолжила: – Но больше, по всей видимости, этого делать не стану.

Я с опаской взглянула на Данте. Он мог бы начать меня переубеждать, объясняя, что после происшествия с Лоцци никто даже не рискнет подойти ко мне близко. Но, к моей радости, этого не произошло. Данте отлично понимал, что события трехдневной давности начисто отбили у меня охоту не только посещать чайные, но и вообще выезжать в город. Как ни крути, а мне в очередной раз красноречиво указали на мое место. Наглядно продемонстрировали, что я могу сколько угодно заниматься любимой работой, носить дорогую одежду и приносить пользу обществу, но все равно остаюсь рабыней. И за пределами армона любой «уважаемый человек» может в любую минуту ткнуть меня в это носом. Так что волей-неволей я возвращалась в золотую клетку, ограничивая свою жизнь вполне осязаемыми барьерами.

– В общем, я бы хотела спросить, не будешь ли ты против, если я возьму себе вместо жалованья несколько камней. Говоря точнее, два. И никаких денег в течение полугода. Так приблизительно окупится их стоимость. Чему ты усмехаешься? – Я подозрительно воззрилась на Данте.

– Сандра, не знаю, как у вас на севере, – вкрадчиво произнес он, – а у нас на юге практически любой человек, занимающий такую должность, как у тебя, давным-давно бы прикарманил себе несколько камней. Никому бы об этом не сказал и, уж поверь мне, никак бы не соотносил этот вопрос со своим жалованьем.

– Данте, ты же отлично знаешь, что это не мой случай, – поморщилась я. – Собственно говоря, я могла бы купить камни на накопленные деньги. Но какой в этом смысл? Покупать пришлось бы у торговцев, где-нибудь в городе, причем в виде амулета, поскольку простые, неограненные, камни по одному не продают. А мне совершенно не нужны амулеты, я достаточно хорошо разбираюсь в камнях, чтобы эффективно их использовать и в необработанном виде. И я подумала, что так будет проще всего.

– Бери камни и не беспокойся об остальном. Кстати, а для чего они тебе понадобились? – полюбопытствовал он.

После истории в чайной мне захотелось дополнительно себя обезопасить, – нехотя призналась я. Распространяться о своих резонах не очень-то хотелось, но Данте имел право на честный ответ. – Кто знает, какие неприятности могут настигнуть меня в следующий раз. И при каких обстоятельствах. Я бы хотела на всякий случай подстраховаться. Поэтому отобрала два камня. Один защитный, другой – для нападения. Стандартный набор. Но камни, не буду скрывать, очень высокого качества. Вот они.

И я положила на стол два крупных неограненных камня: один красный и один синий.

Данте взял их в руку, бесцельно взвесил на ладони и протянул мне.

– Я же сказал – бери.

– Только, будь добр, не забудь про жалованье, – напомнила я. – Чтобы казначей не бегал за мной в конце месяца.

Данте нарочито тяжело вздохнул.

– Если он начнет за тобой бегать, скажи, что дон Эльванди уже расплатился натурой, – посоветовал он. – Заверяю тебя, это надолго выбьет казначея из колеи.

– Главное, чтобы он не начал присылать к тебе всех слуг за такой формой жалованья, – лукаво улыбнулась я, стоя уже у двери. – Ну, если захочет оставить казну нетронутой.

– В этом случае он рискует быстро остаться без работы, – заметил Данте, оглядывая кабинет последним беглым взглядом.

Убедившись, что ничего не забыл, он тоже устремился к выходу.

Разобравшись с некоторыми накопившимися делами, я решила ненадолго выбраться на свежий воздух. По правде сказать, последние два дня я провела, не выходя из армона даже во двор, – настолько тягостное впечатление на меня произвела история с несправедливым обвинением. Казалось, стоит только высунуться наружу – и меня сразу же ждет очередная неприятность. Да и в целом настроение совершенно не располагало к прогулкам. А вот сейчас, немного поработав, что часто поднимало мне настроение, и понаблюдав не по-осеннему солнечную погоду за окном, я решила сделать перерыв и выехать – совсем недалеко – за пределы армона.

Буквально в десяти минутах верховой езды отсюда располагался парк, в чем-то уступавший нашему саду, а в чем-то существенно его превосходивший. Сначала, свернув с главной дороги на узенькую тропинку, можно было попасть в рощу, состоявшую в основном из диких сливовых деревьев, которые, как говорят, невероятно красиво цветут весной. За ними следовал миндаль, о котором говорили то же самое, а дальше – небольшой сад, уже не дикий, где встречались как цветочные клумбы, так и буйные заросли вечнозеленых растений, отлично чувствовавших себя в теплом южном климате.

Я приехала сюда сейчас, решив, что вряд ли так близко от армона мне может угрожать реальная опасность. В конце-то концов, невозможно бояться даже на несколько ярдов отойти от забора. Я собиралась погулять минут двадцать, а затем вернуться назад. Но планы пришлось несколько подкорректировать.

Как правило, здесь мне не встречалось много людей. Единственным островком жизни поблизости от парка являлся наш армон, но там был и свой, весьма красивый, сад. К тому же я имела привычку, спешившись и оставив лошадь во фруктовой роще, пробираться пешком через наиболее густые заросли. В глазах местных жителей такое предпочтение выглядело по меньшей мере странным. Но как было объяснить, что я просто скучаю по лесам – не рощам, а настоящим труднопроходимым лесам! – и пытаюсь хоть где-то отыскать места, близкие им по духу. Конечно, контраст в любом случае оставался разительным, но густые – по местным меркам – заросли хотя бы напоминали о том, какой (с моей точки зрения) должна быть настоящая природа.

Тем не менее я бы не обратила особого внимания на то, что в одном из таких наиболее диких уголков парка из-за деревьев раздаются голоса, если бы до моего слуха не донеслось имя «Эльванди». Инстинктивно замедлив шаг, я на цыпочках пошла на звук и замерла за пушистым кипарисом.

– Вы уверены в том, что он действительно приедет к мосту? – спросил незнакомый мужской баритон.

– Абсолютно. – А вот второй голос был мне знаком. – Он едет на встречу к Николя Видайо, а для этого необходимо перебраться через реку. Других мостов поблизости нет. Единственное, чего я не могу сказать, – это когда именно он там появится. Эльванди собирается сначала уладить в городе пару дел, а уж потом отправляться к Видайо. На это может уйти лишних часа три.

– Это не страшно, – произнес баритон. Судя по звуку, его обладатель с хрустом потянулся. – Я так долго этого ждал, что вполне могу подождать еще три-четыре часа, лишь бы потом все прошло, как надо. Отсюда вопрос: вы вполне уверены в том, что Эльванди поедет к этому Видайо?

– Уверен. Он не распространялся об этих своих планах, но мне удалось узнать о них через северянку.

– Сандру Эстоуни? – понимающе уточнил незнакомец.

Надо же, оказывается, мы все-таки знакомы, пусть и односторонне.

– Да. Она вообще оказалась весьма полезна. Благодаря ей мне удается получать ту информацию, которая в противном случае могла бы от меня ускользнуть. При этом мои расспросы не вызывают ни у кого подозрений.

– Что ж, я преклоняюсь перед вашей прозорливостью. Как вам удалось своевременно догадаться, что следует втереться к ней в доверие? Учитывая статус рабыни, такая догадка была, мягко говоря, нетривиальной.

– Я, как вы знаете, достаточно давно служу у Эльванди. Сумел хорошо его изучить за это время. – При этих словах у меня мурашки пробежали по коже. Вообще, чем дольше я слушала, тем меньше мне нравилось услышанное. – Я сразу понял, что северянка ему понравилась. Думаю, я даже понял это раньше, чем он сам. Поэтому уже там, в Арканзии, постарался потихоньку ее приручить. Помогал по мелочам, в то время как Эльванди, со свойственным ему снобизмом, изображал перед арканзийцами бесстрастного аристократа.

– Ну, там, где дело касается арканзийцев, снобизм – штука нелишняя, – неожиданно одобрил действия Данте баритон. – Впрочем, детали не так уж важны. Главное, что вам удалось завоевать доверие Эстоуни.

– Удалось, – подтвердил Ренцо, в то время как моя рука сама собой прижалась к горлу. – Я знал, что рано или поздно Эльванди приблизит ее к себе. Так и произошло.

– Стало быть, она – фаворитка Эльванди?

– Не фаворитка. Во всяком случае, не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Но неважно. Факт остается фактом: она упомянула при мне, что Эльванди едет к своему товарищу, а дальше все сопоставить и выяснить, к кому именно, не составило труда. Собственно, все остальное – дело техники. Теперь я точно знаю, что он появится у моста. Думаю, осталось уже совсем недолго. Надеюсь, ваши люди его не упустят?

– Конечно же нет. – Похоже, незнакомца обидел такой вопрос. – Мои люди – профессионалы, и все сделают, как надо. Убийство с целью ограбления – что может быть проще?

– Но вы уверены, что после смерти Эльванди месторождение действительно перейдет в вашу собственность? – с нажимом спросил Ренцо.

Да. У Эльванди нет своей семьи. Братьев тоже нет, так что вопрос наследования решится далеко не сразу. А между тем корона не заинтересована в том, чтобы разработка месторождения надолго прекратилась. Я же незамедлительно обращусь лично к королю. Напомню ему, что мои владения граничат с территорией Эльванди, и представлю доказательства тому, что около ста лет назад земли, принадлежавшие моему роду, включали в себя и тот участок, на котором обнаружили залежи. Так что право на владение месторождением отдадут именно мне. Можно считать, что это вопрос решенный. Я уже подготовил все документы. Однако монарх монархом, а дело надо будет решать и на месте. Тут действуем согласно договоренности. Первое время вы на правах кастеляна станете фактическим хозяином армона и всех земель. Я сразу въезжаю сюда вместе со своими людьми, вы же отдаете своим подчиненным приказ принять эти изменения как должное.

– Я все помню, – отозвался Ренцо. – Надеюсь, вы тоже не забыли о своей части обязательств. Я хочу получить бумагу, подтверждающую мои права на десять процентов от приносимого месторождением дохода.

– Вы ее получите, – небрежно заверил незнакомец. – Как только я получу от Его Величества документ, подтверждающий мои права на землю. Скажите, – вот теперь в его голосе сквозил истинный интерес, – каковы ощущения, когда предаешь друга за крупную сумму? Нет, я ни в коем случае вас не осуждаю, с моей стороны это было бы странно. Однако мне просто любопытно.

– Радость, что не за маленькую, – огрызнулся Ренцо.

Повисло напряженное молчание. Видимо, кастелян не хотел вдаваться в мотивы своих поступков и перечисление собственных эмоций. Но незнакомый мне сосед Данте упорно ждал ответа. И в этой игре в молчанку победу одержал последний.

Он мне не друг, – все-таки пояснил Ренцо. – Он – мой работодатель, а это совершенно разные вещи. Я дворянин, мое происхождение ничем не хуже, чем у этого хлыща Эльванди. Я получил такое же образование, жил в тех же условиях, вращался в том же обществе – до поры до времени. Вот только Эльванди посчастливилось родиться единственным сыном, а мне – нет. Учитывая то, как работают права наследования в этой стране, лучше бы наши родители ограничивались одним ребенком… Так или иначе, наступил момент, когда Эльванди получил все, а я остался ни с чем. Он – обладатель армона, земель, приносящих немалый доход, а теперь еще и крупного месторождения. Я же вынужден работать и управлять чужой территорией, для того чтобы вести существование, хоть как-то напоминающее мои прежние условия жизни. И если бы это различие между нами являлось результатом трудов Эльванди и моей собственной лени или его таланта и моей бездарности, я бы не имел ничего против. Но нет! Этот сноб ничем не лучше меня, однако я вынужден бегать и прыгать вокруг него, решая все его проблемы. Ренцо туда, Ренцо сюда! С этим человеком я не хочу иметь дела – почему бы тебе самому его не принять? На этой девице я не хочу жениться – почему бы тебе не отвлечь ее внимание своими остротами? Нет, – подытожил он, – Эльванди мне не друг.

Во время этого монолога голос кастеляна звучал мрачно. Иногда эмоции одерживали верх над самообладанием, и он почти переходил на крик. Затем снова брал себя в руки и говорил существенно тише, однако слова сочились злостью. Давно затаенной и только сейчас прорвавшейся наружу. Я слушала – и кровь стыла в жилах. Я даже не выдержала и осторожно выглянула из-за дерева. Никак не верилось, что исполнитель этой речи – Ренцо. Тот самый милый, обаятельный Ренцо, которого я и сама, как Данте, считала своим другом и с которым даже была готова попробовать перейти к более близким отношениям. Все-таки зрению мы доверяем гораздо больше, чем слуху. Недаром говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Что ж, выглянула и увидела. Только от этого, увы, ничего не изменилось.

– Понимаю. – Заодно я увидела обладателя баритона – темноволосого мужчину лет сорока, широкого в кости. – Что ж, десять процентов – это весьма внушительная компенсация за ваши страдания. В скором времени ваши проблемы решатся наилучшим образом. Однако, надеюсь, вы не обидитесь, если я попрошу вас сделать перед этим кое-что еще. Мне пригодится список людей из армона Эльванди, которые наименее лояльно отнесутся к грядущим переменам. Это существенно упростит мою задачу.

– Вам не грозит бунт, если вы это имеете в виду, – поморщился Ренцо. Потом нахмурился, будто о чем-то вспомнил, и спросил: – А что будет с северянкой? Учитывая ее… статус?

– А что ей сделается? – удивился сосед Данте. – Насколько мне известно, она – первоклассный специалист по магическим камням. Я не настолько глуп, чтобы терять такого специалиста. И мне совершенно безразлично, какие татуировки она носит на руке.

– Не думаю, что она согласится сотрудничать с вами, – предупредил Ренцо. – Она очень преданна Эльванди.

– Ничего, – ничуть не расстроился мужчина. По-моему, он даже улыбнулся. – Предоставьте мне самостоятельно решить этот вопрос. Я умею ценить преданных людей.

Мне показалось, или в этих словах звучала насмешка над собеседником?

– В любом случае, – сосед поднял глаза и посмотрел на быстро (слишком быстро!) перемещающееся по небу солнце, – пора действовать. Времени осталось мало. Вижу, вы уверены в том, что Эльванди проедет через нужный нам участок дороги. И все-таки я бы хотел, чтобы вы удостоверились в том, что все пройдет как надо.

– Я и сам собирался это сделать, – кивнул Ренцо. – Возможно, мне еще удастся его нагнать.

Понимая, что разговор заканчивается, я торопливо отступила подальше и спряталась под широкими листьями здешнего крупного папоротника. Из-за спешки действовать бесшумно не получилось, но дувший в моем направлении ветер благополучно унес звуки прежде, чем они достигли ушей заговорщиков. На его же работу можно было бы списать и легкое покачивание листьев папоротника, которое они могли заметить. Я ждала, затаившись в своем укрытии, но в поле моего зрения никто не появлялся. Вскоре я услышала приглушенный цокот копыт. Видимо, эти двое пришли в парк другой дорогой и теперь уехали, каждый в своем направлении.

Решившись вылезти из-под папоротника, я на цыпочках вернулась к месту своего наблюдения. Никого. Кусая губу от волнения, поспешила обратно – туда, где оставила собственную лошадь. Надо что-то делать. Данте вот-вот попадет в искусно расставленную ловушку. Это необходимо остановить, но как? Я понятия не имею, где именно он сейчас находится. Возможно, в городе, заканчивает свои дела. А может быть, уже едет к этому своему приятелю? Опять забыла имя, но это и неважно. Как бы то ни было, к мосту ведут две дороги. Одна чуть длиннее, но зато более удобна для путешествия. Вторая короче, но там много утомительных подъемов и спусков. Какую из них мог выбрать Данте? Да любую!

Я еще сильнее закусила губу и почувствовала во рту привкус крови. Думай, Сандра, думай! Много ли толку от мозгов, если можешь применить их только для написания диссертации? Все-таки вернее всего Данте, как человек благоразумный и никуда особенно не спешащий, выберет чуть более длинный путь. Ренцо спешит, но он наверняка захочет нагнать Данте до моста и, следовательно, поедет тем же путем. Я тоже хочу нагнать Данте, но, по всей видимости, мне лучше поехать более короткой дорогой. Во-первых, меньше шансов опоздать. Во-вторых, если я столкнусь по пути с Ренцо, он наверняка почувствует неладное. Да что там – я, в отличие от него, очень плохая актриса, так что раскусит он меня моментально. И в таком случае эта дорога окажется последней и для меня, и для Данте…

Меня передернуло при одной мысли о том, что Ренцо, тот самый Ренцо, может хладнокровно проткнуть меня мечом или ножом. Хотя, может, и не хладнокровно. Поинтересовался ведь он у этого соседа моей дальнейшей судьбой. Но, даже если он заколет меня с чувством глубокого огорчения, вряд ли мне будет от этого легче.

Сосредоточься, Сандра, сосредоточься! Пострадать всегда успеешь. Только сначала выживи и сделай так, чтобы выжил Данте. После этого можешь закрыться у себя в покоях, лечь на кровать, поставить рядом чашку горячего чая, взять в руки книжку и страдать сколько душе угодно.

Итак. Бежать за помощью точно некогда. Надо ехать короткой дорогой, так быстро, как никогда прежде не ездила, и молиться, чтобы в пути мне не повстречался Ренцо.

Я вскочила в седло. Если мне очень сильно повезет, то я не только доберусь до места первой, но и успею проехать назад по второй дороге, навстречу Данте, перехватить его раньше, чем это сделает Ренцо, и обо всем предупредить.

Я и сама понимала, насколько мизерны мои шансы. К тому же я могла что-нибудь просчитать неверно. К примеру, Ренцо мог тоже выбрать короткую дорогу. Но тут уж ничего не поделаешь, читать чужие мысли я не умею. В крайнем случае, если поговорить с Данте один на один не удастся, хоть успею крикнуть ему, что он в ловушке, – вдруг это хоть как-то повысит его шансы на спасение.

Я действительно никогда прежде не мчалась с такой скоростью. Лошадь, кажется, тоже. Впервые в жизни я пришпоривала ее, не зная жалости, а сама склонилась низко-низко, почти к самой гриве, предоставляя ветру беспрепятственно трепать мои безнадежно разметавшиеся волосы. Вверх – вниз, вверх – и снова вниз. Даже не знаю, как я не выпала из седла, пока мы неслись по этим холмам. Но я все равно почти не давала кобыле сбавить скорость, лишь изредка поглаживала ее шею, обещая, что скоро она сможет отдохнуть.

Тем не менее, конечно же, я не успела. Выехала к реке, вынужденно натянула поводья, замедляя бег лошади перед поворотом. Вот он, мост. А перед ним – четверо вооруженных мужчин. Нет, так, с первого взгляда, и не скажешь, что есть повод для беспокойства: носить при себе оружие – практика совершенно нормальная и вовсе не означает, что его обладатель – преступник. Наоборот, стоит себе у моста обычная веселая компания. Решили дать отдых лошадям и заодно потравить байки. Только глаза смотрят внимательно, сосредоточенно, даже муху пролетающую заметят, не то что путника.

А я запоздало понимаю, что мои светлые волосы не могут не привлечь к себе внимания. Стало быть, они поймут, кто я такая. И что имею отношение к Данте. Примут за случайное совпадение? Или нет?

Но отступать поздно, и я неспешно, с видом «Прекрасная погода, не правда ли?» приближаюсь к ним. А по другой дороге почти одновременно со мной к ним приближаются Данте и Ренцо. Данте явно ничего не подозревает. Видимо, Ренцо придумал какую-то легенду и напросился в попутчики. А может, еще раньше убедил Данте взять его с собой. В сущности, откуда мне это знать? Я слышала только об изначальном плане Данте ехать в одиночку. Но с тех пор много воды утекло.

Я поравнялась с убийцами чуть раньше, чем Данте с Ренцо. Я видела руки, с готовностью сжавшиеся на рукоятях. Видела арбалет, эдак ненавязчиво, словно случайно, оказавшийся в руках одного из мужчин. Вроде бы перекинут был неудобно, сейчас он только куртку поправит и снова вернет оружие на место…

Сердце застучало чаще в предчувствии беды, и одновременно внутри что-то оборвалось. Если бы Ренцо не был предателем, если бы все, что я услышала, было его тщательно спланированной игрой, сейчас он не приехал бы сюда с Данте. Данте остался бы в армоне, нарушив тем самым коварные планы своего соседа. Или прибыл бы сюда в сопровождении целого отряда, который перебил бы этих людей – всех, кроме одного, чтобы этот один мог впоследствии дать показания.

Но вот они здесь, Данте и Ренцо, вдвоем, и больше никого.

– Леди?

Я вздрогнула от этого обращения, прозвучавшего со стороны одного из преступников. Счет шел на секунды, но я успела удивиться. Если он хочет избавиться от меня, как от свидетельницы, зачем так вежливо обращаться? Можно подумать, что приличный человек просто интересуется, как проехать до ближайшего трактира. Что он может спросить таким тоном? Предпочитаете ли вы смерть от кинжала или от стрелы?

– Простите, – все так же вежливо продолжил он, встретив мой непонимающий взгляд, – я только хотел поинтересоваться, не знаете ли вы, который из этих мужчин – дон Данте Эльванди?

Ах да, конечно. Странная ирония судьбы: они с Данте настолько похожи. Убийцам же, скорее всего, дали только словесный портрет жертвы, а под него подходили оба приближавшихся к мосту всадника.

Впоследствии я долгое время испытывала безотчетное чувство вины, вспоминая по ночам тот свой поступок. Хоть и пыталась уговорить себя, что поступила правильно. Но в тот момент решение созрело само собой. Если все это – чудовищная ошибка и никакого убийства в действительности не планируется, то Ренцо ничто не угрожает. А если все, что я услышала, правда – значит, он сам выбрал собственную судьбу…

– Вот он.

С этими словами я указала на Ренцо.

– Благодарю вас.

Вежливость, от которой мурашки бегут по коже. И он дает товарищам знак. А Данте и Ренцо как раз подъехали совсем близко.

Кажется, ни один из них не успел понять, что происходит, а метко брошенный нож уже пробил грудь кастеляна.

– Быстрее! – крикнула я, уже успев к тому моменту поравняться с Данте.

Много времени на то, чтобы сориентироваться в ситуации, ему не потребовалось. Мой окрик вырвал его из первичного оцепенения. Помочь Ренцо он не мог, справиться в одиночку с четверыми – тоже. Без малейшей жалости пришпорив несчастных лошадей, мы с Данте помчались прочь от моста, стремительно углубляясь в лес – увы, по-южному редкий.

Что-то просвистело в воздухе, и я почувствовала, как левое плечо ожгло болью. Но это не заставило меня разжать поводья. Я много суток плыла, запертая в трюме пиратского корабля. Я кричала от прикосновения выжигающего клеймо камня. Я знала, что такое боль, и готовилась к смерти. Меня не остановит такая глупость, как раненое плечо.

Поначалу нас преследовали, но как-то не слишком азартно. Что бы ни говорил сосед Данте, то ли он не объяснил своим людям, что хочет представить все как разбойное нападение, то ли для него самого это не было по-настоящему важным. А может, он вообще хотел обставить дело так, будто за убийством стояли не грабители, а, к примеру, тот же самый Ренцо? Так или иначе, за нами некоторое время гнались, а потом, когда на дороге начали то и дело появляться одинокие путники, перестали, предпочтя, очевидно, не поднимать лишнего шума.

Глава 8

Мы сбавили темп и поехали рысью, чтобы немного отдышаться, но и не слишком резко останавливать лошадей после безумной скачки. И лишь убедившись в том, что нам действительно удалось окончательно оторваться от погони, позволили себе реальную передышку. Спешились, предоставив лошадям возможность свободно бродить по лугу. До города оставалось недалеко, на дороге встречались конные и пешие путешественники, так что место казалось относительно безопасным.

– Что произошло? – крикнул Данте, едва его ноги коснулись земли.

Я прислонилась к древесному стволу, силясь прийти в себя после скачки. И что я сейчас скажу? И не вызовет ли мой рассказ недоверие? Я устало вздохнула. Скажу, как было. Лгать я не умею и не люблю. А поверит или не поверит… Что толку гадать?

– Убить хотели тебя.

Я закуталась в плащ. То ли было по-настоящему холодно, то ли меня просто начинало знобить. Ноги тоже грозились вот-вот отказаться меня держать, и я опустилась на траву. Данте вскоре последовал моему примеру. И я рассказала ему обо всем. Сначала в двух словах. Потом, следуя его просьбе, подробно. Не увиливая и не скрывая деталей. Рассказала о том, как стала случайной свидетельницей встречи Ренцо и хозяина близлежащих земель. Передала содержание их разговора. Призналась и в своих дальнейших действиях. К концу рассказа дрожь стала настолько сильной, что я была не в состоянии ее сдерживать.

Данте по-прежнему молчал, сжав губы и глядя в сторону. Я не могла прочитать по его лицу, как он отнесся к моему рассказу. Успела только заметить: он понял, о ком идет речь, когда я упомянула таинственного соседа.

– Ты мне не веришь, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла я, заглядывая ему в глаза.

Данте нахмурился, моргнул. Ему как будто было сложно сфокусировать взгляд, переключиться с собственных мыслей на происходящее вокруг. Наконец он посмотрел на меня более осмысленно. И снова нахмурился.

– Не верю? Да нет, почему. Я верю тебе, Сандра. Не сомневаюсь, что ты сказала мне чистую правду. От этого она не становится более приятной, но это не твоя вина.

– Ты веришь в то, что Ренцо тебя предал? – невольно удивилась я.

Данте криво усмехнулся.

– Почему, ты думаешь, я не рассказывал ему о некоторых своих планах? Нет, я не ожидал от него ничего подобного, но… Не думаю, что ты поймешь меня, Сандра. Ты слишком прямой человек, чтобы это понять. Так или иначе, я не доверяю людям. Я знаю, что такое предательство, и знаю не понаслышке. И понимаю, что предать может любой человек, даже самый близкий. Почти любой, – поправил сам себя он, глядя мне в глаза. – Год назад, – Данте снова отвел взгляд, – вернее несколько больше, меня предал тот, кто обладал безграничным моим доверием. С тех пор я готов к подобным поступкам. Выработал иммунитет.

– А тогда не был готов? – спросила я.

Ветер трепал исстрадавшиеся волосы. Мне вспомнился другой такой ветер – тот, что свободно разгуливал над высокой квадратной площадкой, расположенной на самой вершине храмовой башни. И признание Данте в том, что он тоже однажды хотел свести счеты с жизнью. Тогда я считала, что он просто придумал это, заговаривая мне зубы. Но, может быть, я ошибалась.

– Не был, – подтвердил он. – И позволить себе такую неготовность можно только один раз. – Данте тряхнул головой, будто отгоняя воспоминания. – Но речь сейчас должна быть не обо мне. Тебе гораздо тяжелее. Для тебя Ренцо действительно был близким человеком. И тем не менее ты пожертвовала им, чтобы спасти мне жизнь.

В его устах вся ситуация обретала настолько искаженный смысл, что мне захотелось кричать. Данте пытался приписать мне самопожертвование, которого я не совершала. И всю историю наших взаимоотношений с Ренцо истолковывал настолько превратно, что я просто не смогла промолчать. Вдруг почувствовала, что страшно устала держать все в себе.

– Да я встречалась с Ренцо только потому, что он похож на тебя! – выкрикнула я, с ужасом осознавая смысл собственных слов. Истину, которую всегда знала где-то глубоко внутри, но в которой никогда не решалась себе признаться.

Данте резко вскинул голову. Он промолчал, но его взгляд буквально пригвоздил меня к стволу.

– Что ты смотришь? – Я даже не понимала, кричу или говорю шепотом. Я вообще не слышала себя. – Ты же всегда такой холодный и отстраненный. Ледяная скульптура, а не человек! Ты даже не замечал моего присутствия. Смотрел, но не видел. Вот я и стала искать другого. Если бы ты хоть словом мне намекнул, что не доверяешь Ренцо, я бы никогда в жизни не стала рассказывать ему то, о чем умолчал ты сам!

Мне плевать, что ты рассказывала Ренцо! – Данте вновь резко тряхнул головой, не позволяя мне увести разговор в этом направлении. Схватил меня за руку и с силой сжал запястье. – Значит, это я холодный и отстраненный? А кто сжимался, будто от удара, всякий раз, как я пробовал сделать шаг навстречу? Кто на каждое мое прикосновение реагировал как на попытку изнасилования? Разве к тебе можно было подойти? Я думал: ладно, пройдет время, ты привыкнешь, освоишься, и все изменится. Но нет, куда там! Прошли месяцы, а ты так и не научилась мне доверять. И готова расценить любое неосторожное слово как стремление напомнить тебе о драконе.

– Я доверяю тебе! – возмутилась я.

– Неужели? – Пальцы Данте сжались на моем запястье еще сильнее. – А кто совсем недавно решил, что я разрываю наш договор? Нет, Сандра, ты не доверяешь мне вовсе. Ты все время ожидаешь, что я подойду к тебе с позиции силы. Черт, да я голову сломал, как заставить тебя забыть это идиотское предубеждение! Даже втянул тебя во всю эту эпопею с невестами только потому, что понадеялся: вдруг ты хотя бы так увидишь во мне мужчину? Думаешь, иначе я стал бы впутывать тебя в историю с этой интриганкой Айгуль? Я был уверен, что отлично справлюсь с ситуацией и сам. Хотя потом и выяснилось, что я ошибался, но это уже потом. Да что там, я так отчаялся, что повел себя и вовсе как подросток, придумав сватовство к Эльноре! Подумал, что, может, хоть ревность заставит тебя перестать видеть во мне только хозяина, который в любой момент способен обидеть.

– Что значит «придумав»? – нахмурила брови я. Старые подозрения всколыхнулись, выбросив на побережье сознания вопросы, на которые тогда так и не нашлось ответа. – Разве ты не передал ей письмо с предложением руки и сердца?

– Передал, – пренебрежительно отозвался Данте. – Готов поспорить, Эльнора дико удивилась. Я ведь отлично знал о ее предпочтениях и характере. Сочетание первого со вторым давало полную гарантию того, что она откажет. Поэтому я мог со спокойной совестью сделать ей это предложение и не опасаться последствий.

– А зря. – Я вдруг невольно улыбнулась. – Как раз зная о ее предпочтениях, мог бы и опасаться.

– Почему? – нахмурился Данте.

– Потому что отправил меня с письмом к возможному конкуренту, – пояснила я.

Пару секунд Данте продолжал хмурить брови.

– Черт! – выдохнул он затем. – Это как-то не пришло мне в голову.

– Тебе много чего не приходит в голову. – Единожды улыбнувшись, я уже не могла вернуть себе серьезное выражение лица. – Например, то, что еще немного – и ты оторвешь мне руку.

Он непонимающе опустил глаза на собственные пальцы, сжимавшие мое запястье так, что ладонь уже начинала неметь. И поспешно отпустил мою руку.

Я потрясла обескровленной кистью. Но Данте не собирался долго держаться от меня на расстоянии. Через секунду его ладони легли на мои пылающие щеки. А потом он наклонил голову и поцеловал меня.

Этот поцелуй – мягкий, нежный, но одновременно таивший в себе страсть, которая вырвалась наружу лишь однажды, под действием арканзийского зелья, заставил меня зажмуриться и послать к черту все сомнения. Казалось, все тело отзывается на него сладкой и мучительной болью. Но руки Данте опустились ниже, обхватили мои плечи – и тут я вскрикнула от боли совсем иного рода, когда он невольно задел свежую рану.

– В чем дело?

Данте успел заметить, как я схватилась за плечо, и поспешил снять с меня плащ, не утруждаясь спросить мое мнение на этот счет.

– Ты ранена? – воскликнул он. – Какого же черта ты все это время молчишь?

– Это не рана, – поморщилась я, инстинктивно прикладывая руку туда, где под порванным рукавом алела длинная полоска. – Просто царапина.

Болт только чуть-чуть меня задел. Я успела проверить… как могла.

Ну да, осматривать саму себя было не слишком удобно. Но это же все-таки плечо, а не спина.

– «Как могла», – неодобрительно фыркнул Данте.

Аккуратно, чтобы не задеть рану, взялся за мой рукав и рванул ткань. Оголив плечо в достаточной степени, внимательно осмотрел оставленный арбалетным болтом след.

– Действительно царапина, хоть и довольно глубокая, – признал он, продолжая крепко держать мою руку холодными пальцами. – Повезло.

Он заглянул мне в глаза, а потом неожиданно привлек меня к себе.

– Тебя ведь могли убить, – тихо произнесли его губы, почти касаясь моей макушки. – Убить из-за меня.

– Возможно, сработал защитный камень. – Слова Данте заставили меня ощутить неловкость, и я попыталась спрятать это чувство за хладнокровными рассуждениями. – Я ношу его в мешочке на шее, вместе со вторым. Я его еще не активировала, времени не было, но, может быть, он все же отвел стрелу в сторону. Ты ведь тоже носишь защитный камень в каком-нибудь амулете?

– Ношу.

Мою теорию, конечно, невозможно было проверить. Возможно, стрелявший убийца просто оказался недостаточно метким. Не так уж и легко попасть в быстро движущуюся мишень. А для того, чтобы перезарядить арбалет, пришлось бы слишком долго стоять на месте. Но камень мог сыграть свою роль. Конечно, красный камушек – это отнюдь не то же самое, что непробиваемая броня. Он не спасет своего обладателя от прямого удара в грудь. Не испепелит нападающего на месте. Такие эффекты – для сказок и мифов. Наука же свидетельствует совсем о другом. Камень может отогнать змею, может предупредить об опасности – если правильно его использовать. Может немного сбить с курса пущенную в цель стрелу. Так же, как камень нападения может, напротив, подправить траекторию ее полета или усилить удар ножа. Но ни один камень не заменит ни верную руку, ни воинский профессионализм, ни стратегический склад ума.

Я даже не поняла, для чего Данте скинул камзол, а он между тем с силой дернул край собственной рубашки, отрывая от нее длинный лоскут. И туго перевязал мне плечо.

– Вариант плохой, но за неимением лучшего сойдет, – сказал он. – У тебя хватит сил добраться до армона? Осталось недалеко.

– Конечно, хватит.

Дорога в армон действительно заняла меньше получаса.

Предполагаю, что наше появление вызвало фурор. Мы оба прибыли далеко не в самом лучшем виде: у меня было разорвано платье, у Данте – рубашка, и вряд ли такая пикантность ускользнула от взглядов слуг. Но, к счастью, на тот момент я слишком устала и была слишком переполнена эмоциями, чтобы придавать этому какое-либо значение.

Когда мы приехали, Данте сразу же отвел меня в баню – «чтобы не заболела». Я уж было решила, что он собирается составить мне компанию, но Данте не пошел дальше порога, где велел лакею позаботиться, чтобы меня не беспокоили. Он же распорядился, чтобы Бьянка спустилась сюда и принесла мне все, что нужно. И отправился к себе, где, вероятнее всего, воспользовался собственной ванной комнатой. Во всяком случае, когда мы снова встретились полтора часа спустя, он был умыт, причесан и одет с иголочки.

Слуга, присланный пригласить меня в покои Данте, проводил меня до входа, распахнул дверь и с поклоном удалился. Внутри, помимо хозяина покоев, я обнаружила его секретаря.

– Сандра, проходи, садись. – Данте встретил меня у двери и провел к дивану. – Пожалуйста, перечисли как можно более подробно приметы человека, которого застала разговаривающим с Ренцо. А также содержание их беседы.

Я кивнула и принялась рассказывать. Секретарь записывал. Думаю, что Данте все помнил и без меня, но происходившее здесь сейчас являлось полуофициальной дачей свидетельских показаний.

Закончив писать, секретарь коротко пересмотрел текст, еще немного над ним поколдовал и сообщил Данте, что закончит работу у себя. После чего ушел, не прекращая сосредоточенно проглядывать на ходу исписанные страницы.

Когда за секретарем закрылась дверь, Данте посмотрел на меня в упор и неодобрительно покачал головой.

– У тебя на плече нет повязки.

Его взгляд упал на левый рукав моего платья. Если бы под ним была повязка, это, конечно, было бы заметно.

– Это и не нужно, – пожала плечами я. – Там действительно простая царапина. Она уже не кровоточит.

– Снимай платье, – со вздохом распорядился Данте.

Я даже не поняла, что смутило меня сильнее: само распоряжение или сопровождавший его вздох.

– Снимай что? – переспросила я.

– Платье, – все тем же тоном повторил Данте.

Кивком головы он указал мне на столик. Тот стоял чуть позади дивана, поэтому я раньше не обратила на него особого внимания. Теперь же увидела, что там были приготовлены чистые тряпицы для перевязки и миска, в которой теплая вода была, вероятно, смешана с каким-то целебным раствором. В лекарствах я не разбиралась, но ощутила приятный травяной запах.

– Обещаю, что не буду тебя разглядывать, – фыркнул Данте, кажется, позабавленный моим замешательством. – Но раной заняться нужно. Потом снова оденешься.

– Хорошо.

Я развязала шнуровку, которая, к счастью, располагалась не на спине, а на груди, и выбралась из надетого после бани платья. Теперь на мне оставалась только тонкая обтягивающая рубашка без рукавов, доходившая до середины голени.

Бросив взгляд на Данте, я обнаружила, что он застыл, чуть расширив глаза, полностью погруженный в созерцание. Причем разглядывал отнюдь не лицо.

– Ты же обещал не смотреть! – напомнила я, не столько рассерженная, сколько позабавленная такой реакцией.

Данте с видимым трудом отлепил взгляд от того участка моей рубашки, где она облегала упругую грудь. Но продержался совсем недолго и снова возобновил созерцание.

– Давай просто считать, что я солгал, – предложил он.

Однако затем попросил меня сесть и все-таки приступил к перевязке. Впрочем, его взгляд по-прежнему регулярно возвращался к точкам, не имевшим к моей ране ни малейшего отношения.

– Зато я видела тебя голым в бане, – мстительно сообщила я, в то время как он промывал царапину вымоченной в растворе тряпкой.

Было больно, но лишь самую малость.

– Я тебя тоже, – парировал Данте.

– Это не считается, – выкрутилась я. – Я стояла к тебе спиной.

– Считается, – возразил он. – Я говорю о другом случае.

– Каком же? – Я в недоумении нахмурила брови.

Таком, – насмешливо отозвался он. – В Арканзии, на самом первом постоялом дворе. Ты заснула в ванне. Думаешь, я тогда пропустил это зрелище?

Своего Данте добился: вот теперь я все-таки покраснела от смущения.

– Мог бы меня разбудить, – упрекнула я.

– Ни в коем случае, – не согласился он. – Во-первых, зачем? А во-вторых, представь, как бы ты в тот момент отреагировала, если бы проснулась от негромкого покашливания и обнаружила в ванной комнате меня?

Я сглотнула. Да, на тот момент я бы отреагировала очень плохо. Трудно даже представить, как именно.

Данте отложил на стол первую тряпицу и взял вторую, на этот раз чтобы перевязать плечо. От его прикосновений по коже бежали мурашки, хоть он и не делал ни одного лишнего движения. Когда он склонялся над раной, я полуобнаженным телом ощущала жар, исходивший от его лица.

– Не слишком туго? – спросил Данте, закончив накладывать повязку.

Я покачала головой.

– У тебя самого горячий лоб.

Потянулась к столу, окунула в по-прежнему теплую воду еще одну тряпицу. Отжав, поднесла к лицу Данте и медленно провела ею по лбу. Он шумно втянул носом воздух. Я вернула руку обратно, пройдясь по его лбу в другую сторону, а затем медленно спустилась по щеке. Он поймал мою руку, отбросил тряпицу в сторону и схватился за подол нижней рубашки. Такую роскошь, как в случае с платьем, – право снять ее самостоятельно – он мне не предоставил. Рванул рубашку через голову, в момент растрепав уложенные после мытья волосы.

Потом поцеловал меня – горячо, страстно, настойчиво, совсем не так, как в прошлый раз. Вдруг многозначительно усмехнулся и потянулся к оставленной на диване тряпице. Медленно провел сверху вниз по моей шее, после чего припал к ней губами, повторяя ими путь влажной материи. Отстранился и снова обмакнул тряпицу в миску с водой. С плавной неспешностью, от которой мурашки волнами пробегали по телу, стал спускаться от шеи все ниже и ниже к груди. Крупная капля, сорвавшись, заскользила по коже. Данте слизнул ее языком, обжигая влажную кожу своим горячим дыханием. Затем снова отстранился и продолжил работать тряпицей. Спустился вниз по левой груди и медленно провел влажной тканью вокруг соска. Потом проделал то же самое с правой грудью.

Я поняла, что с меня довольно. С силой, почти со злостью, отшвырнула тряпку и вцепилась в пуговицы его рубашки. Он был настолько идеально одет, что это начинало раздражать, чтобы не сказать больше.

Рубашку чуть было не постигла участь предыдущей, разорванной по пути к армону. Но обошлось. Данте помог мне избавиться от этого предмета одежды, а потом и от брюк, после чего подхватил меня на руки и отнес в соседнюю комнату на кровать. Ту самую, где я однажды уже ночевала, но только в гордом одиночестве.

Сбросить обувь было делом нескольких секунд. Лежа на постели, я отвела в сторону упавшую на лицо прядь и обнаружила, что Данте снова внимательно рассматривает мое тело. Сколь ни глупо, я ощутила запоздалую неловкость. И даже скрестила руки, прикрывая грудь. Но Данте лишь покачал головой, давая понять, что вот теперь он уже точно не собирается меня спрашивать. Развел мои руки и, вытянув их вверх, прижал к кровати. Я инстинктивно попыталась высвободиться, но не тут-то было: держал Данте крепко. А в следующее мгновение его губы и язык заскользили по моей груди, заставляя волны дрожи пробегать по телу. Я приоткрыла рот, но звуки отказывались вылетать из пересохшей гортани, разве только едва различимые вздохи. Я заметалась на кровати, изгибаясь, насколько того позволяли руки и губы Данте. И тут его бедра надавили на мои, раздвигая их в стороны. Мысли окончательно спутались; ощущения были настолько упоительными, что заполнили все мое сознание.

Потом Данте укрыл нас обоих одеялом. Прижавшись к нему всем телом, я нащупала губами его грудь и одновременно почувствовала, как он поцеловал меня в макушку. Ощущение невероятной расслабленности уступило дорогу сонливости.

Я приоткрыла глаза, повернула голову – и взгляд упал на кисть левой руки. Знак дракона равнодушно взирал на меня с моей собственной кожи. Возникло такое чувство, словно меня окатило волной холодной воды. В сущности ведь ничего не изменилось. Я по-прежнему рабыня и, видимо, останусь ей навсегда. Я по-прежнему принадлежу Данте. Я являюсь его собственностью, как вот эта вот подушка, как армон, как магические камни. Сегодня он просто-напросто взял то, что давно уже было ему положено. И если не делал этого до сих пор, то исключительно из собственной порядочности. Как же это невыносимо – осознавать, что ты – вещь…

Нет, я ни в чем не винила Данте. Я не считала, что он привел меня сюда как рабыню. «Не привел – подсказал противный внутренний голос. – Он не приводил тебя. Он прислал за тобой слугу».

Я закатила глаза, сердясь на этот голос, а следовательно, на себя саму. Но это не помогало не слышать. Я поймала себя на том, что ожесточенно кутаюсь в одеяло.

– Данте. – проговорила я, не поворачивая к нему лица.

– Что?

– Ты не будешь возражать, если я пойду на ночь к себе?

– Не буду. – В его голосе присутствовали нотки разочарования. – Если тебе так лучше, иди.

– Хорошо. Спасибо.

Нет, я не собиралась в очередной раз идти на попятную, разрывая наши отношения. Но мне было важно сохранить за собой хотя бы кусочек самостоятельности. Иллюзию собственной жизни в виде собственной комнаты. Своих покоев, где меня никто не увидит. Где я смогу отгородиться от всех и спокойно все обдумать. Или просто полежать, обхватив руками колени.

Думая об этом и по-прежнему стараясь не встречаться с Данте взглядом, я выскользнула из спальни в гостиную, оделась и подошла к двери. Осторожно ее приоткрыла… и тут же закрыла снова; мимо как раз проходил лакей. Прикусив губу, я подождала несколько секунд, после чего повторила попытку. Лакей быстро удалялся по коридору, но ему навстречу шагала цветочница. Пришлось снова оставить лишь узкую щелку. Да что ж такое? Прямо проходной двор!

– В чем дело?

Я вздрогнула от неожиданности, поскольку голос Данте прозвучал над самым моим ухом. Не заметила, как он подошел.

– Ни в чем, – откликнулась я, чувствуя, как зачастило разволновавшееся сердце. – Просто. Там все время кто-то бродит, – наябедничала я, оборачиваясь.

– И что с того?

Не понимает? Или отказывается понимать?

– Не хочу, чтобы видели, как я отсюда выхожу.

– Почему? Когда ты сюда входила, тебя это не смущало.

– Просто не хочу, чтобы они думали, будто.

– Будто что?

Помогать мне изъясниться Данте явно не планировал. Более того, теперь его голос звучал более жестко, чем вначале.

Я поджала губы и промолчала. Но это его не устроило.

Так что же? – Он легонько тряхнул меня за плечи. – Что они подумают? Опять все то же самое, да? Хозяин и рабыня? Из любой другой комнаты ты вышла бы спокойно, но только не из моей?

Я отвернулась, сжав губы еще плотнее. Да, он угадал верно. Неужели мои мысли написаны у меня на лице? Мне действительно казалось, что любой, видя, как я выхожу из покоев Данте, интерпретирует это именно так: хозяин наконец-то затащил в постель зарвавшуюся рабыню. Ну, так ей и надо. Нечего строить из себя недотрогу, если носишь на руке знак дракона.

– Значит, хозяин, да? – снова словно прочитал мои мысли Данте. Захлопнул дверь и потащил меня обратно к кровати.

Я даже вскрикнула оттого, насколько неожиданными и резкими оказались его действия. Сейчас он не был ни мягким, ни нежным и каждым своим движением демонстрировал, что не собирается спрашивать мое мнение о происходящем. Опрокинул меня на постель. Теперь мое туловище лежало на кровати, а ноги свешивались на пол.

Когда Данте резким движением задрал мое платье и нижнюю рубашку, я ничуть не удивилась. Сейчас мне все-таки покажут мое место. Наверное, давно пора. Но того, что последовало за этим, я не ожидала вовсе.

Данте опустился передо мной на колени. Очень нежно, даже бережно погладил внутреннюю сторону бедра. Настойчиво, но совсем неагрессивно надавил на ноги, заставляя их раздвинуться пошире. А затем опустил между ними свою голову.

Я судорожно вдохнула воздух и еще долго не могла выдохнуть. Пальцы запрокинувшихся рук с силой вцепились в одеяло. Голова металась из стороны в сторону. Сначала я тихо стонала, кусая губы, потом начала кричать, и мне было совершенно все равно, услышит ли меня кто-нибудь из коридора и что об этом подумают. Прикосновения Данте были то уверенными и настойчивыми, не дававшими ни малейшей передышки, то, напротив, короткими и едва ощутимыми, и эти перепады окончательно сводили с ума. Зрение, слух, обоняние и способность мыслить разом отключились: им просто не было места рядом с этими всепоглощающими, невероятными ощущениями. Наконец я закричала совсем громко, подалась ему навстречу, а потом обессиленно застыла. Данте остановился не сразу, удостоверяясь, что действительно довел дело до конца. И лишь потом его голова появилась над кроватью.

«Нет, так точно не занимаются любовью с рабыней», – мелькнула в пробуждающемся с трудом мозгу первая мысль. Потом мозг решил, что пробуждаться не желает, и снова застыл на грани беспамятства.

Я слышала, как Данте лег рядом, но оказалась неспособна даже повернуть голову, чтобы в этом убедиться. Просто продолжила лежать, чуть приоткрыв рот, чтобы легче было справиться с учащенным дыханием, и устремив перед собой остекленевший взгляд.

– Ну как, все еще хочешь пойти к себе?

Вряд ли мне только почудилась язвительная интонация в вопросе Данте.

– Даже если захочу, мне слишком лень шевелиться, – призналась я, с трудом заставив себя покачать головой.

– То-то же!

– Ты специально этого добивался?

Я попыталась добавить в голос капельку упрека, но, по-моему, получилось плохо.

– Естественно.

Да, укоризна точно не сработала: тон Данте был исключительно самодовольным.

– Ладно, сдаюсь.

Последние силы ушли на то, чтобы окончательно избавиться от одежды, ибо спать в ней не хотелось. Оказавшись под одеялом, я все-таки перекатилась набок, коснулась губами плеча Данте, после чего практически сразу уснула.

Проснулась я, когда сквозь занавески в спальню уже проникло утро, и сразу же почувствовала необыкновенно вкусный запах. Должно быть, именно он меня и разбудил. Немного полежала, затем приподнялась на локтях. Наверное, в тот момент я походила на слепого щенка: глаза спросонья еще не разлепила, но уже потянулась на запах.

– Доброе утро!

Я открыла глаза. Данте, в брюках, но с обнаженным торсом, выглянул из соседней комнаты. Значит, он успел встать и выйти из спальни, а я ничего не услышала? Крепко же я спала…

– Доброе! – улыбнулась я. И не справилась с искушением сразу перейти к главному: – А что это так вкусно пахнет?

– Марито заходил, принес завтрак. Выходи.

Я спешно села, спустила ноги с кровати и нащупала оставленные там с вечера туфли. Хм. Обувь – это хорошо, но по традиции к ней должна бы прилагаться хоть какая-то одежда. Надеть вчерашнее платье, конечно же, можно, но это достаточно долгий процесс, а есть хотелось очень сильно.

А вот и оно – решение! Рубашка Данте, лежавшая на краю кровати, пришлась очень кстати. Я надела ее, застегнула на несколько пуговиц, подвернула слишком длинные рукава и посмотрела вниз. Самые интимные места прикрывает – во всяком случае, пока я стою.

Но, видимо, я что-то сделала не так, поскольку, стоило мне выйти в соседнюю комнату, как Данте застыл, глядя на меня как-то очень подозрительно.

– В чем дело? – невинно спросила я.

Может, ему не нравится, когда посягают на его одежду?

– Сандра, ты очень хочешь есть? – медленно произнес Данте.

– Очень, – энергично кивнула я.

– Ладно, – нехотя сказал он, не сводя с меня пристального взгляда. – Но постарайся делать это недолго.

– Почему?

Я села за стол и схватила ближайшую ароматную булочку (при этом рубашка, разумеется, приподнялась, обнажая далеко не только ноги). Привычно разрезала ее ножом и намазала один из местных салатов. Помидор, сладкий и острый перец, зелень, специи, все мелко нарезано и потушено на мелком огне. Капелька густой красной массы попала на палец, и я с удовольствием ее слизнула. А вытаскивая палец изо рта, встретила немигающий взгляд Данте.

– Ты очень не вовремя проголодалась, – сообщил он.

И все-таки мы сначала позавтракали. Точнее, я, поскольку сам Данте, кажется, лишь без аппетита пожевал немного хлеба. Стоило же мне отставить тарелку в сторону, как он схватил меня и, перекинув через плечо, понес в спальню.

– Больше не надевай ее, если захочешь держать меня на расстоянии дольше десяти секунд, – предупредил он, срывая с меня рубашку.

Некоторое время спустя мы сидели на кровати, опираясь на прислоненные к изголовью подушки. Моя голова покоилась на плече Данте. Но полной умиротворенности препятствовало одно воспоминание, раз за разом заставлявшее зубастую совесть вгрызаться в беспомощное сознание.

– Данте… – Наконец решившись, я подняла голову и устремила на него виноватый взгляд. – Если говорить откровенно, то, что случилось вчера. В общем, это произошло с нами не впервые.

Он ни капли не удивился, что, в свою очередь, не могло не изумить меня.

– Тогда, в день приезда Айгуль?

Я кивнула.

– Стало быть, это все-таки был не сон. Почему ты сразу мне не сказала? – со вздохом спросил он, привлекая меня к себе.

Я опустила глаза, хоть он и не видел в этот момент моего лица.

– Мне было стыдно за свой поступок. – Кровь прилила к щекам, наверняка заставив их сильно покраснеть. – Ты сердишься?

– Сержусь, – безапелляционно подтвердил Данте. – На то, что ты сразу не сказала все, как есть. Ты хоть представляешь, насколько все могло быть проще, если бы ты просто сразу сказала правду?

Он говорил не сердито, лишь укоризненно. Я подняла голову, встретила губами его губы.

– Больше так не делай, – улыбнулся он затем.

– Больше не ложиться с тобой в постель, когда ты нетрезв или что-то в этом роде? – уточнила я.

– Ложиться обязательно, – возразил он. – Но потом рассказывать мне обо всем и во всех подробностях. Хотя можно и не рассказывать. Можно демонстрировать более наглядно.

Я тихонько рассмеялась. Ласково провела рукой по его плечу и груди.

– Что это? – Рука остановилась возле короткого шрама, который я замечала и раньше. – Тебя ранили? Арканзийцы на границе?

Улыбка разом сбежала с его лица.

– Нет. Не арканзийцы.

Данте прикрыл глаза. Он не шевелился, только грудь его вздымалась и опускалась в ритме дыхания. Могло бы даже показаться, что он уснул, но я была уверена в обратном.

– Ты помнишь, я говорил, что полтора года назад меня предал близкий человек? – спросил он, глядя прямо перед собой. – И я на время сорвался, совершая не свойственные для себя поступки?

– Помню, – кивнула я. – И даже думал о том, чтобы покончить с собой, но тебя остановило чувство ответственности.

Он коротко усмехнулся, отдавая дань моей хорошей памяти.

– Ну, мысли – это только мысли. Но да, я говорю о том самом случае. Я встретил одну девушку, Сандра. Очень красивую… – Он слабо улыбнулся. – Совсем не похожую на тебя. Брюнетку, конечно же. Она отвечала мне взаимностью, мы быстро стали любовниками. Сказать по правде, я совершенно потерял от нее голову, чего не случалось со мной прежде. Я даже начал подумывать о том, чтобы сделать ей предложение, но не успел… Я отлично помню, что в ту ночь было необычно ветрено, я даже велел растопить камин. Она впервые осталась у меня до утра. Нам долгое время было не до сна, потом я все-таки погрузился в дрему. Последняя мысль была о том, что на свете нет более счастливого человека, чем я. – Губы Данте снова искривила улыбка, словно он насмехался над собственной глупостью. – Эта мысль действительно вполне могла оказаться последней, – продолжил он. – Но я отчего-то проснулся в нужный момент. Даже не знаю, что меня разбудило. То ли она была недостаточно осторожна, то ли сработало чутье на опасность, то ли бог решил меня спасти. Так или иначе, полностью избежать удара я не смог, но успел отвести ее руку. Видимо, она долго примерялась, чтобы попасть прямо в сердце.

Я слушала, не перебивая, но с силой сжав его запястье. Да, после того, что ему пришлось тогда пережить, предательство Ренцо – это и правда не самое страшное.

– Рана вышла неопасной, хотя кровоточила сильно, – продолжал Данте таким знакомым мне отстраненным тоном. – Она хотела ударить вновь, но я перехватил ее руку, и началась борьба. Дралась она изо всех сил, как дикий зверь, понимая, что это ее единственный шанс на спасение. Но, даже раненый, я был сильнее. Так что я быстро скрутил ее, а тем временем на шум сбежались слуги.

Данте замолчал и снова посидел, прикрыв глаза.

– Зачем она это сделала? – тихо спросила я.

Его губы дрогнули, но в улыбке так и не растянулись.

– У меня был двоюродный брат, – буднично объяснил он. – Который был не прочь завладеть моим состоянием. А именно он наследовал армон и все земли в случае моей смерти. Как выяснилось, он ее и подослал. С самого начала. Сперва хотел, чтобы она втерлась ко мне в доверие, приблизилась, насколько это возможно, кое-что разведала. А потом дал приказ убить.

– Она была наемницей?

– И его любовницей тоже. Думаю, он обещал, что женится на ней и она станет хозяйкой всего. Думаю также, что он не собирался выполнять это обещание.

– И что было дальше?

– Дальше дело приняло неожиданный оборот. Дебора – так ее звали, Дебора Гласелло, – стала умолять меня защитить ее и не выдавать моему кузену. Дескать, сейчас, когда попытка покушения провалилась и его планы по ее милости вышли наружу, он ее убьет. Просила спасти ее от этой участи, твердила, что не хотела меня убивать, что именно поэтому так медлила с ударом, в результате чего я и остался жив. Взывала к нашей любви, к моей мужской чести и к чисто человеческому состраданию.

– А ты?

– Я знал, что она говорит правду. В том, что касается кузена. Что он обязательно избавится от нее, а средства у него для этого были. И тем не менее я вышвырнул ее на улицу. Практически сдал ему с рук на руки.

– И?..

Я поежилась, уже понимая, каким будет продолжение.

– И он ее убил. – Данте говорил нарочито спокойно, но при этих словах его лицо все-таки исказила болезненная гримаса. – Три дня спустя ее тело нашли в реке.

Тишина повисла в воздухе камнем, готовым в любое мгновение рухнуть с высоты вниз.

– Она это заслужила, – прервала молчание я.

– Возможно.

Данте снова смотрел мимо меня невидящим взглядом. Мне оставалось лишь опустить глаза. Он чувствует свою вину за смерть этой женщины и будет испытывать это чувство всю жизнь. Так же, как я ощущаю вину за гибель Ренцо. Хотя, казалось бы, все правильно и логично. Злоумышляли они, а не мы. Если бы я не подставила Ренцо, погиб бы Данте. Если бы Данте в свое время дал слабину и пощадил Дебору, наверняка вскоре был бы убит. И все равно. Совести не объяснишь. Она не всегда умеет быть объективной.

Поэтому я больше не стала ничего говорить. Просто обняла Данте и прижала к себе. Говоря языком тела: я буду с тобой, что бы ни случилось. Постараюсь встать щитом между тобой и любым врагом. Даже если этот враг – твоя собственная совесть.

Данте тоже прижал меня к себе – так сильно, что на какой-то момент у меня зашлось сердце.

– Может быть, поэтому я не смог пройти мимо тогда, в Остане, – тихо проговорил он. – Ты была настолько другой. Если ненавидела, значит, говорила это в лицо. Она готова была убить, не испытывая при этом ненависти. Ты же была честна, даже когда желала мне смерти. Я не знал, станешь ли ты когда-нибудь мне другом, но точно знал, что ты не предашь. Никогда.

Глава 9

Последовавшие дни и недели были одновременно похожи и непохожи на мою прежнюю жизнь в армоне. Я так же работала с камнями, была окружена теми же людьми, и даже мои покои остались при мне. Но наши отношения с Данте, конечно же, изменились безвозвратно, и эти изменения отразились почти на всех сферах жизни. Я быстро перестала бояться, что про нашу связь узнают, и большую часть времени ночевала теперь в его покоях.

Постепенно я снова стала выезжать в город и чувствовала себя при этом в относительной безопасности. Правда, в чайных больше не сидела. Выезжала исключительно по делам, рабочим или личным.

Соседа Данте, затеявшего опасную игру с целью завладеть чужим месторождением, арестовали. Данте решил дать делу официальный ход и, более того, обратился с жалобой к королю. Один раз меня вызвали в суд для дачи показаний. А вскоре обнаружились и другие улики: когда по-настоящему хорошо знаешь, что искать, найти зачастую бывает несложно. Словом, и с этой стороны опасность осталась позади.

Шло время, и я даже смирилась с разницей в статусах, которая, как казалось раньше, лежала между мной и Данте разверзшейся пропастью. Во всяком случае, я почти сумела убедить себя в том, что смирилась. В конце-то концов, отношения развивались прекрасно. Да, меня иногда тревожил вопрос «А что же дальше?», но в такие моменты я старалась поскорее отвлечься от него на насущные проблемы. Ответа у меня все равно не было. И я скорее отрубила бы себе руку, чем обратилась с этим вопросом к Данте.

Что же касается рабского статуса в целом, то нет, внутренне я с ним не смирилась. Разве что по-своему привыкла. Но, несмотря на то что выхода, казалось бы, не было, все чаще читала книги, посвященные теме рабства и тому виду камней, при помощи которых выжигалось клеймо дракона. Сперва неосознанно, под маской праздного любопытства, а затем и сознательно, я искала упоминания о средстве, которое позволило бы избавиться от клейма. Но, увы, не находила.

Правда, частичное решение проблемы поступило с совершенно неожиданной стороны. Однажды утром я получила посылку, состоявшую из небольшой коробочки и прилагавшегося к ней письма. Вернее будет сказать, анонимной записки следующего содержания:

«Уважаемая донья Эстоуни!

Я знаю, что вмешиваюсь не в свое дело, и заранее прошу за это прощения. Однако я подумал, что плоды моих трудов окажутся для вас полезными. Полного освобождения от рабства, как известно, не существует, однако мне удалось разработать средство, делающее клеймо невидимым. Если вы намажете знак дракона мазью, которую я отправляю вам вместе с этим письмом, ни один человек не сможет его увидеть.

Еще раз простите за вмешательство в вашу частную жизнь, но, испытывая к вам искреннюю симпатию и уважение, я счел его допустимым в данной конкретной ситуации. Поскольку, как вы понимаете, производство такого крема не вполне законно, предпочитаю сохранить инкогнито.

С наилучшими пожеланиями, доброжелатель».

Разумеется, я не спешила воспользоваться мазью. Спрятать клеймо, чтобы оно хотя бы не мозолило глаза мне же самой, было бы приятно, однако это не было бы избавлением от рабства в полном смысле слова. Поэтому чрезмерно сильных эмоций у меня появление такой мази не вызывало. Следовательно, я была способна мыслить логически и спокойно, не торопясь разобраться, что к чему.

Воспользовавшись собственными знаниями о работе магических камней и помощью кое-кого из лекарей, работавших в нашей лаборатории, я постепенно сумела разобраться в природе этой мази. Во-первых, убедилась в том, что она действительно предназначена именно для той цели, которую указал автор письма. Во-вторых, выяснила, из каких ингредиентов она изготовлена. Так что теперь, если бы я действительно надумала регулярно пользоваться мазью, ее всегда можно было бы изготовить в любых количествах. Правда, как упомянул автор письма, это было бы не вполне законно: прятать рабское клеймо – это некоторым образом то же самое, что скрывать свою личность. Но я была уверена, что этот вопрос Данте в случае необходимости смог бы уладить.

Тем не менее пользоваться мазью я пока не спешила. Не покидало чувство, что это не более чем очередной способ закрыть глаза на нерешенную проблему. К тому же ореол неизвестности, окружавший автора письма, несколько тревожил.

Так что на данном этапе я продолжала штудировать книги. Все, что нашлось в нашей библиотеке на интересующую меня тему, я уже перечитала, поэтому теперь приносила книги из города. Что-то брала в городской библиотеке, что-то покупала в книжных лавках, в том числе тех, где продавались старые и редкие экземпляры. Однако пока мои поиски были безуспешны. Лишь в одной книге мне удалось отыскать упоминание о рабе, который избавился от клейма. Однако ни слова не было написано о том, каким образом он это сделал. Тем не менее, если верить книге, выходило, что снять клеймо все-таки возможно, пусть это и случалось чрезвычайно редко. Может быть, только однажды. И я продолжала поиски, хотя надежда была крайне зыбкой. Ведь упомянутого в обнаруженной мной книге человека могло и не существовать на самом деле. Или он мог избавиться от клейма при помощи такой же мази, как та, что хранилась сейчас у меня в покоях.

В тот день я ненадолго вышла из кабинета, а возвратившись, обнаружила там Фредиэно, сидевшего за столом и листавшего очередную книгу, которую я принесла из библиотеки. Я часто проглядывала эти книги именно здесь, в перерыве между делами.

– Простите, Сандра. – Он сразу же отложил книгу. – Я пришел обсудить с вами привезенные вчера камни и случайно наткнулся…

Я прикусила губу. Что сказать: я воспринимала данную тему как слишком интимную, и оттого мне не нравилось, когда в нее кто-то вторгался без моего ведома. Более того, я испытывала острое чувство неловкости. Увидев книгу, Фредиэно, конечно же, понял, какие эмоции я испытываю в связи с собственным клеймом. А выставлять свою слабость напоказ было неприятно.

– Ничего. – Я выдавила из себя ничего не значащую улыбку, прошла к столу и села на свое место.

Фредиэно немного посмотрел на меня, словно хотел сказать что-то еще, но колебался.

– Знаете, Сандра, – все-таки решился он, – у одного из моих родственников большая коллекция редких книг. Возможно, там есть что-нибудь, что вас заинтересует. Вы не будете возражать, если я это выясню?

Чувство неловкости никуда не ушло, но отказываться, конечно же, было глупо. Да и потом, что особенного в том, что я хочу избавиться от клейма? Чего здесь стесняться? Это стремление совершенно естественно и очевидно.

– Конечно, не буду, Фредиэно, – ответила я, предпочтя, однако же, смотреть при этом на бумаги. – Спасибо.

Я не возлагала на библиотеку родственника Фредиэно особых надежд. Это была не более чем еще одна попытка из множества. Однако тут меня ожидал сюрприз. Ибо прошла всего неделя, и Фредиэно пришел ко мне в кабинет с новостями.

Он держал в руках неизвестный мне фолиант, и по лицу Фредиэно я сразу поняла, что он что-то нашел. А еще поняла, что это «что-то» не слишком меня обрадует.

– Мой родственник, о котором я вам говорил, передал мне некоторые книги, – не стал ходить вокруг да около Фредиэно. – Я позволил себе просмотреть их, и мне удалось обнаружить нечто интересное…

Он замолчал, и его взгляд иначе как виноватым было не назвать. Я непонимающе нахмурила брови.

– Здесь сказано, что избавиться от клейма невозможно? – высказала предположение я.

Мне показалось, что это лучше всего объяснило бы испытываемую собеседником неловкость.

– Нет-нет, – поспешил возразить Фредиэно. – Как раз совсем наоборот. В этой книге, которая является достойным доверия источником, написано, что способ освободиться от рабства существует. Более того, это способ достаточно подробно описан.

– В чем он заключается? – Мои глаза жадно заблестели, рука сама собой потянулась к книге. Сердце заколотилось быстро-быстро, стало трудно дышать. – Вы ведь это прочитали?

– Прочитал. – Фредиэно передал мне книгу, но взгляд его был по-прежнему беспокойным, и это не укрылось от моего внимания.

– В чем дело? – Усилием воли я заставила себя положить том на стол. – Садитесь. – Дождавшись, пока он сядет на стул, я тоже опустилась рядом, хотя больше всего мне сейчас хотелось ходить кругами по комнате, с каждым разом все больше ускоряя шаг. – Я вижу, вас что-то беспокоит, Фредиэно. Что-то не так? Этот способ. Он противозаконен? Или попросту невыполним?

– Нет-нет, – снова поспешил разуверить меня Фредиэно. – Это совершенно законно и выполнимо, я бы даже сказал, относительно легко выполнимо. Но дело в том, что вы не сможете осуществить это в одиночку. Для этого вам должны помочь, и не кто-нибудь, а один конкретный человек.

– Какой человек? – спросила я, хмурясь еще сильнее.

– Дон Данте. Избавить раба от клейма может только его официальный хозяин.

Я почувствовала, как морщинки на лбу разглаживаются, и едва не засмеялась. Если так, то навряд ли с избавлением от дракона возникнут проблемы. Данте, без сомнения, сделает то, что будет нужно, даже если это окажется нелегко.

– Думаю, дон Данте не станет возражать, – сказала я вслух.

Фредиэно подозрительно быстро отвел взгляд. Я терпеливо ждала продолжения, хотя с каждой секундой это давалось все тяжелее.

– Видите ли, Сандра, тут все несколько… непросто, – туманно проговорил он наконец. – Дело в том, что избавление от клейма требует определенной жертвы, и эту жертву должен принести хозяин.

Я напряженно сцепила руки.

– Какую жертву?

– Свободу. – Фредиэно развел руками и виновато улыбнулся. – Решение этой сложнейшей, казалось бы, проблемы очень простое и логичное, как и бывает обычно в подобных случаях. Свобода раба в обмен на свободу хозяина.

– Но что это значит? – На лбу вновь пролегли морщинки, на этот раз гораздо более глубокие. – Хозяин что, должен поменяться с рабом местами? Сам стать рабом?

Да, вряд ли такой вариант устроит Данте. Да я и сама бы, скорее всего, на это не пошла.

– Это один из вариантов, – кивнул Фредиэно. – Но не единственный. Согласитесь, мало какой господин, сколь бы хорошо он ни относился к своему рабу, пошел бы ради него на нечто подобное. Но есть и другой способ, менее драматичный.

– Какой?

– Брак. Если хозяин женится на своей рабыне, он отдает ей часть своей свободы. То же самое, если хозяйка раба выходит за него замуж.

Я приложила пальцы к виску, глядя перед собой расширившимися глазами. Ну что ж. Да, я действительно не знаю, как отнесется к этому Данте. И сообщить ему об этом, конечно же, будет непросто. Что сказать? «Женись на мне, тогда я навсегда избавлюсь от клейма?» С другой стороны, мы с Данте не чужие люди. Я могу рассказать ему все, как есть. Конечно, он сам примет решение. Но… Возможно, я рассуждаю сейчас с излишним оптимизмом, но что если в конечном итоге все решится как нельзя лучше во всех отношениях и для нас обоих?

– Что ж. Я очень благодарна вам за информацию, Фредиэно, – проговорила я. – А остальное со временем разрешится… так или иначе.

– Это еще не все. – На этот раз он смотрел мне прямо в глаза, и этот сочувственный взгляд не обещал ничего хорошего. – Видите ли, Сандра. Дело в том, что дон Данте знает об этом способе.

По спине пробежал холодок.

– Что значит «знает»?

– То, что я рассказал вам сейчас, дону Данте уже известно, – повторил Фредиэно.

– Вы ему рассказали? – уточнила я.

– Нет. Но я заходил на днях к нему в кабинет и видел точно такую же книгу. – Он указал на лежавший на столе том. – Как вы понимаете, я обратил внимание на знакомую обложку. Видимо, дон Эльванди искал то же самое, что и вы. И нашел.

И предпочел не сообщать мне о результатах поиска? Это было настолько чудовищно, что я не была готова в такое поверить.

– Наверное, вы что-то перепутали, и это просто похожая книга, – решительно заявила я.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Фредиэно. – Я брал ее в руки.

– Значит, он просто не успел ее прочитать.

Снова все тот же сочувственный взгляд, за который хотелось чем-нибудь в него кинуть.

– Если хотите, я могу вам показать, – вздохнув, предложил Фредиэно.

Я колебалась. Не хотелось опускаться до проверок. Хотелось дождаться, когда Данте сам расскажет мне обо всем. А что, если не расскажет? Если бы это касалось любой другой темы – возможно, даже моей жизни, – я бы отказалась проверять. Но неизвестность в данном конкретном вопросе уже сейчас словно разрывала мои внутренности на куски.

– Идемте.

Я вышла в коридор и, не глядя по сторонам, зашагала в сторону кабинета Данте. Идти было недалеко. Если бы Данте оказался на месте, у меня появилась бы возможность сразу получить и информацию, и объяснения. Но Данте в тот момент в армоне не было.

Оказавшись в кабинете, Фредиэно прошел к столу – не к тому, за которым обычно работал Данте, а ко второму, стоявшему у стены и покрытому стопками бумаг. Только сейчас, помимо бумаг, здесь лежала и книга. Фредиэно протянул ее мне.

Я воспроизвела в памяти принесенный им том. Действительно похожа. Но это еще не гарантия…

– Откройте. – Он кивнул на книгу. – Видите? Там загнута страница.

И я открыла. В текст не вчитывалась, но по отдельным его фрагментам нетрудно было понять, что речь идет именно о том способе избавиться от клейма, о котором только что рассказал Фредиэно. Однако главным здесь был не текст. Сказать по правде, я очень быстро перестала обращать на него внимание. Более того, стоило попробовать сосредоточиться на словах, как они расплывались у меня перед глазами. Потому что гораздо важнее были заметки на полях. Ничего особенного – стандартные краткие записи о том, что важно, что несущественно, откуда докуда читать. Но почерк. Было очевидно, что эти заметки сделаны рукой Данте. Значит, он действительно читал. Действительно знает. Но ничего не сказал мне. Почему?

– Его все устраивает, как есть, Сандра. – Фредиэно словно прочитал мои мысли. Но это было и нетрудно: предполагаю, что все мои эмоции были написаны в тот момент у меня на лице. – Вы не должны думать о нем слишком плохо. Вы много значите для дона Данте, это я могу вам сказать с уверенностью – а я, поверьте, немало повидал в этой жизни. Он очень хорошо к вам относится. Может быть, даже любит. Но женитьба… Видите ли, Сандра, женитьба – это вообще сложный шаг для любого мужчины, – виновато улыбнулся он. – А ваш брак с доном Данте – это, кроме всего прочего, мезальянс. И даже не из-за этого, – он указал взглядом на мое клеймо. – Это, как вы понимаете, после свадьбы исчезнет. Но даже тот факт, что вы северянка, вызовет толки, пересуды и общественное неодобрение. А вы к тому же, насколько я понимаю, не принадлежите к северной аристократии. Увы, на людей простого происхождения, таких как вы и я, в высшем свете смотрят с предубеждением. А дон Данте – аристократ до мозга костей. Что еще важнее, он вхож в высшее общество. Он знаком с королем и зависим от короля – от его одобрения и покровительства. Вы сами понимаете, что подобный брак навряд ли будет одобрен Его Величеством. Ну, и потом. – Он немного поколебался и все-таки продолжил: – В сущности, для чего дону Данте что-либо менять? Судите сами. Вы вместе. Он получает все преимущества семейной жизни. При этом имеет возможность заботиться о вас, как если бы вы уже были его женой. За вас он стоит горой – мы все имели возможность в этом убедиться. Предполагаю, что ради вас он даже готов рискнуть жизнью. Но жениться… зачем? Он знает, что вы никуда от него не денетесь. Не сбежите, не уйдете к другому. Это, – еще один взгляд на дракона, – гарантирует, что вы всегда будете рядом. А ведь мужчины нередко женятся именно для того, чтобы привязать к себе понравившуюся женщину, опасаясь, что если они промедлят, то могут ее потерять. У дона Данте же таких опасений нет. Вам не следует винить его, Сандра. Повторюсь, его достаточно легко понять, к тому же он действительно очень хорошо к вам относится. В сущности, вы получаете почти все, что могла бы иметь жена. Стоит ли так уж сильно переживать из-за остального?

Я рассеянно огляделась, ища, куда бы сесть. Стула под рукой не оказалось, и я просто опустилась на пол, по-южному скрестив ноги – так, как успела научиться.

Да, Фредиэно прав. Вероятно, женитьба Данте действительно не нужна. Возможно, он был бы и не против, но брак со мной противоречил законам высшего общества. И если бы речь шла только о браке, я бы смирилась. Но клеймо… Ведь он же знает, как много это для меня значит. Он знает, что я не могу спокойно жить, осознавая, что являюсь рабыней. И он не счел нужным даже рассказать мне об этом способе? Пусть даже сообщив при этом, что не готов к нему прибегнуть?

– И что же мне теперь делать? – спросила я в никуда, едва шевеля губами.

У вас есть два варианта, – послышался ответ. Фредиэно опустился рядом на корточки и сочувственно положил руку мне на плечо. – Вы можете смириться с нынешней ситуацией и продолжать жить в армоне, как прежде. Вас ждет безбедное существование, участие и забота, а это, как вы сами понимаете, совсем немало. Или… если такой вариант вас не устраивает, вы можете уйти. Я, как и многие в армоне, знаю, что вы получили средство, позволяющее скрывать клеймо. Это открывает перед вами новые возможности. Вы могли бы уехать туда, где вас никто не знает, и там начать все сначала. С вашей специальностью, с вашей незаурядной квалификацией, вам не составит труда получить хорошую должность. Через год или два вам гарантировано безбедное существование и приличное положение в обществе. Хотя, конечно, такой вариант более трудоемкий, так что, если вы спросите моего совета… разумнее будет остаться.

Разумнее. Да, он прав. Но, кажется, разумные поступки не по моей части. Бросать оскорбления в лицо Черному Пирату, напрашиваясь на удар ножа, было неразумно. Равно как и спасать собственного хозяина от банды жаждущих крови рабов. Но иначе я не могла.

– Есть еще один вариант, – глухо проговорила я. – Астароль начали отстраивать. С недавних пор туда стали отправлять корабли с добровольцами, желающими оказать помощь. Я могла бы сесть на такой корабль.

– Вполне, – согласился Фредиэно. – Конечно, это далеко не самый легкий путь. Но это было бы благородно с вашей стороны.

Я подняла на него хмурый взгляд. О благородстве я думала сейчас в последнюю очередь. Я просто бегу, а если бежать, то куда же, как не домой?

– Не говорите ни о чем дону Данте, – попросила я. – Мне нужно подумать и принять решение.

– Хорошо, – склонил голову Фредиэно.

Думала я недолго.

В тот день мы увиделись с Данте после того, как он вернулся в армон. Я надеялась, что он расскажет мне о книге, но этого не произошло. Все было как всегда. И на следующий день я решилась.

Собралась быстро. Собственно, практически все вещи я оставила на месте, не намеренная забирать ничего лишнего. Взяла кое-какие деньги, поскольку без них в дороге – никуда, а я честно их заработала. Взяла также два магических камня, предназначенные для защиты и для нападения; их я тоже успела отработать. Плюс кое-какие мелочи, опять-таки нужные в дороге. А также присланную коробочку с мазью.

Оглядев на прощание комнату с пробуждающимся щемящим чувством, села за стол и написала для Данте короткую записку:

«Я видела книгу у тебя на столе. Теперь мы оба знаем, что я никогда не смогу избавиться от клейма. Я ни в чем тебя не виню. Но жить так дальше тоже не могу. Я слишком загостилась на юге и уезжаю домой. Постарайся меня понять, как я постаралась понять тебя.

Я люблю тебя.

Прощай,

Сандра».

Я попросила Фредиэно отдать это письмо Данте вечером, когда я буду уже далеко.

В путь отправилась верхом, желая в последний раз вдохнуть воздух улегшейся меж холмами долины и надеясь, что дорога притупит душевную боль. К закату я планировала добраться до соседнего городка, где можно было нанять экипаж, который довез бы меня до гавани. Там, как я уже знала, можно было сесть на корабль, отплывающий из Галлиндии в Астароль.

Я ехала уже три часа. Оставшиеся позади холмы надежно скрыли за своими мощными спинами армон, в котором я провела несколько месяцев жизни. Впереди – лишь трава да цветы, и вдалеке – очередная гряда холмов прячет с глаз горизонт. Я придержала лошадь, решив дать отдых себе и ей. Спешилась и отпустила поводья, предоставляя кобыле возможность спокойно пощипать траву. Вытащила из-под одежды мешочек с магическими камнями, который носила на шее. Отчего-то именно они казались теперь последней ниточкой, связывавшей меня с армоном.

Перед отъездом я активировала оба камня, так что теперь они в течение суток будут наиболее эффективно выполнять свои функции. Неактивированные камни тоже работают, но слабее. Исключение составляют амулеты: заключенные в них камни в активации не нуждаются. Однако и сфера их действия более ограниченна: камень выполняет лишь ту функцию, на которую настроен амулет.

Я немного погрела камни в руке, а затем раскрыла ладонь. И недоуменно нахмурилась. Один из них – красный, то есть предназначенный для защиты, странно мерцал. Словно внутри него пульсировал сгусток света. Я прикрыла глаза, силясь вспомнить, что это может значить. Для стандартных красных камней подобное нехарактерно. Но камни из смешанных залежей обладают особыми свойствами. А мой к тому же достаточно давно хранится вместе с камнем нападения, так что их взаимодействие продолжалось до настоящего момента…

Да, есть. Такое мерцание – сигнал об опасности. Камень начинает пульсировать, когда опасность подбирается близко к его владельцу. При этом опасностью может оказаться как враг, так и неодушевленный предмет, – скажем, сосулька, грозящая упасть с крыши прямо ему на голову. Впрочем, какие в Галлиндии сосульки?

Я рванула к лошади, которая, не успев далеко отойти, мирно щипала травку всего в нескольких шагах от меня. Взяла ее под уздцы. Лошадка посмотрела на меня удивленно и, кажется, укоризненно. Что ж ты, хозяйка, спокойно покушать не даешь? М-да, если правду говорят, что у животных чутье на опасность, значит, с моей кобылой что-то не так. Или никакой опасности все-таки нет?

Я огляделась. Странно все это. Об опасности камень сообщает лишь в том случае, если она подобралась совсем близко. Десять ярдов, пятнадцать, от силы двадцать. Однако все, что находится на таком расстоянии, я отлично вижу. Здесь нет деревьев, нет крупных камней или чего-то подобного, за чем можно было бы спрятаться. Огромный луг и ничего кроме травы. А трава не так высока, чтобы в ней мог затаиться человек. Подобное возможно посреди северной природы, а здесь, на юге, такого не бывает. Может быть, змея? Но нет, мне много раз говорили, что в этих землях змеи не водятся. Данте шутил, что все они уползли в Арканзию.

Ничего не понимаю. Остается разве что сосулька, притом она должна упасть прямо с неба. А между тем над головой нет даже туч. Грозы не ожидается, стало быть, молния не ударит. Что же тогда?

Догадка осенила настолько внезапно, что у меня перехватило дыхание. По всему видно, что мне опасность не угрожает. Во всяком случае, не настолько близкая, чтобы ее мог засечь камень. Но ведь у него есть и другой хозяин. Если камень принадлежит мне, а я принадлежу Данте, то камень некоторым образом является и его собственностью. А если так…

Я не стала додумывать эту мысль. Просто вскочила в седло и понеслась обратно, в сторону холмов и армона.

Все быстрее и быстрее, как в тот день, когда я узнала про предательство Ренцо. Глаза слезились от дувшего в лицо ветра. Я изредка бросала взгляд на камень, лишь затем, чтобы убедиться: пока ничего не изменилось. О своем намерении покинуть страну я уже позабыла, равно как и о недавней обиде на Данте. Только бы успеть! Никогда себе не прощу, если не успею.

Ехать, как ни странно, пришлось недолго. До армона оставалось еще далеко, когда я увидела фигуру на вершине холма. Данте. «Он знал, куда я поехала, и помчался за мной», – вспыхнула догадка. Вот только после холмов можно было продолжить путь разными дорогами. Он не мог знать, которую я выберу, поэтому остановился на возвышении, с которого открывался хороший вид в разных направлениях.

Однако меня Данте пока не видел. Сначала смотрел в другую сторону, а затем дорога увела меня в объезд холма, и его силуэт также скрылся из виду. Но спустя минуту я услышала громкий, полный отчаяния крик:

– Сандра!

Мне не было смысла кричать в ответ: ветер дул не в том направлении. Он бы не услышал. Наконец обнаружив тропинку, по которой лошадь могла подняться по склону, я поспешила наверх. Бросила взгляд на камень. Свет по-прежнему пульсировал. Вывод один: кто-то преследует Данте. Скорее всего, едет за ним от самого армона. Но почему в таком случае он до сих пор не напал? Хотел отъехать подальше во избежание случайных свидетелей? Вполне вероятно.

Данте не смог бы услышать мой крик, зато до меня отлично доносились звуки с вершины. И потому я услышала, как с Данте заговорил тот, второй, человек. Не доезжая немного до самого верха, я остановила лошадь, спешилась, набросила поводья на ветку сосны и дальше продолжила подъем пешком, быстро, но стараясь при этом не привлечь к себе внимание. Благо те самые деревья, за которыми, вероятно, прежде скрывался от Данте преследователь, теперь помогали оставаться незамеченной мне.

– Она уже далеко, Эльванди, – со спокойствием, плохо прикрывавшим торжество, произнес голос. – Ты не сумеешь ее остановить. Как видишь, близкие люди бегут от тебя, чтобы спастись.

– Не знаю, о чем ты говоришь, Фредиэно, – раздраженно откликнулся Данте. – И тем более мне непонятно, что ты здесь делаешь.

– Намереваюсь с тобой расквитаться, как видишь. Стой на месте, не то пристрелю прежде времени!

– Расквитаться? – Теперь голос Данте тоже звучал нарочито спокойно. – За что же, позволь узнать?

– За мою дочь, Эльванди, – произнес Фредиэно. – За то, что ты убил мою дочь.

– Полная чушь! Понятия не имею, о чем ты говоришь. Я никогда не убивал женщин.

– Разве? А вот одну все-таки убил. Что такое, по-твоему, убийство, Эльванди? Ты полагаешь, что убийство – это только когда спускаешь с тетивы стрелу или собственной рукой наносишь удар? Нет, Эльванди. Убийство – это еще и когда осознанно отправляешь человека на смерть.

– Вот оно что. Я, кажется, начинаю понимать.

– Очень хорошо, – кивнул Фредиэно. – Моя настоящая фамилия – Гласелло. Дебора была моей дочерью.

К этому моменту я стояла всего в нескольких шагах от Фредиэно, прячась за зелеными ветвями кипариса. Осторожно выглянув из своего укрытия, я увидела, что он стоит напротив Данте, нацелив ему в грудь заряженный арбалет.

– И что же? – хладнокровно поинтересовался Данте. Мне припомнилось, что так же хладнокровно он говорил со мной, когда я отчаянно готовила себя к прыжку с башни. – Может быть, ты не в курсе, что твоя дочь сама пыталась меня убить?

– Мне нет до этого никакого дела, – отрезал Фредиэно. – Она была моей дочерью – и сейчас ее нет из-за тебя. Я тщательно собирал информацию. Я выяснил, что она умоляла тебя пожалеть ее и защитить от того ублюдка. Ты этого не сделал. И она умерла. Я собирался расквитаться с вами обоими, но ты меня опередил: оказал мне услугу, убив своего кузена на поединке. Можешь считать, что за это я подарил тебе целый год жизни.

– Думаю, ты так долго ждал не поэтому.

Я сжала кулаки, лихорадочно соображая, что же делать. Наверняка Фредиэно сильнее меня физически, к тому же он вооружен. Но он не знает о моем присутствии, в этом мое единственное преимущество.

Я осторожно извлекла на свет камень нападения. Сам по себе он Фредиэно не остановит, а оружия у меня нет… Оглядевшись, подобрала с земли обычный камень. Прикусила губу, напряженно думая. Снова опустила камень и стала рыться в заплечной сумке, стараясь при этом не создавать шума.

– Конечно же нет, – произнес между тем Фредиэно. – К тебе не так-то просто подобраться. Вокруг тебя вечно крутится уйма народу. Из армона ты почти всегда выезжаешь с сопровождением. Но, как видишь, я сумел преодолеть это препятствие.

Наконец моя рука нащупала то, что я так отчаянно искала, а именно – ленту. Самую обыкновенную ленту, которой я стала затем приматывать магический камень к подобранному с земли обычному.

– Я готовился долго и тщательно, – продолжал Фредиэно. – Вскоре после случившегося я узнал, что на твоей территории ищут магическое месторождение. Рано или поздно его должны были найти, и я взялся за дело. В финансах я разбирался и прежде; теперь было необходимо освоить более узкую специализацию, связанную с камнями. Я это сделал. А также познакомился с нужными людьми, которые в нужный момент снабдили бы меня рекомендациями. Правда, я немного опоздал: ты взял на эту должность другого человека. Но в скором времени мне все же повезло, и он был уволен, а я попал на его место. Так я проник в твой армон. А дальше понял, что в моем плане не последнюю роль должна играть моя напарница.

– Сандра.

Услышав свое имя, я инстинктивно выглянула из-за кипариса и увидела, что руки Данте сжаты в кулаки.

Именно, – довольно подтвердил Фредиэно. – Я счел, что так будет правильно – чтобы гибель пришла к тебе через твою женщину. Так же, как моя дочь умерла по вине своего мужчины. По твоей вине. К тому же было очевидно, что северянка является твоим слабым местом. Стало быть, логичнее всего было ударить через нее. Однако я был осторожен, не спешил и быстро понял, что подкупить ее или как-либо еще склонить на свою сторону не удастся. Она была слишком преданна тебе, хоть ты и не заслуживаешь ничего подобного. Зато у нее тоже было слабое место.

– Что ты с ней сделал? – В голосе Данте звучала злость, маска спокойствия окончательно слетела с его лица.

– Ровным счетом ничего, – невинно откликнулся Фредиэно. – В данный момент она спокойно направляется к побережью, чтобы вернуться к себе на север. И правильно делает. Любому мало-мальски приличному человеку не место рядом с таким, как ты. Но ты перебил меня, а я не закончил. Изволь проявлять уважение к моим сединам.

На лице Данте ясно читалось, что он думает о сединах Фредиэно. Он даже собрался было что-то сказать, но передумал, хотя вряд ли из уважения.

Так вот, – Фредиэно был твердо настроен завершить свой монолог, – у северянки было слабое место – рабское клеймо. Узнать об этом не составило труда: это было очевидно. Эмоции Сандры вообще читаются очень легко, будто открытая книга; лицемерие не является ее сильной стороной. И я стал работать. О да, я работал очень серьезно. И мне удалось то, с чем не справился ни один из вас. Я нашел упоминание о способе избавиться от клейма. Сначала я, разумеется, не знал, в чем именно заключается этот способ. Просто рассчитывал, что, открыв эту тайну, получу полную власть над твоей рабыней. Но все оказалось еще лучше. Найдя ответ, я понял, что не придется ни шантажировать Сандру, ни напрямую предлагать сделку. Я просто раздобыл две одинаковых книги, в которых описывается способ избавления от клейма. Сначала передал одну из них тебе. Я был почти уверен, что ты не захочешь жениться на рабыне и, следовательно, не станешь ни о чем ей рассказывать. Впрочем, оставался небольшой риск, что ты все-таки решишься взять ее в жены. Однако даже в этом случае ты не побежал бы делать ей предложение сразу. Тебе потребовалось бы время на то, чтобы все обдумать и окончательно определиться. Поэтому я действовал быстро и на следующий же день после того, как ты получил книгу, пошел со вторым экземпляром к ней. Сообщил, как именно можно освободить раба. А также рассказал, что ты об этом знаешь. Знаешь, но молчишь. Поверь, это произвело на нее сильнейшее впечатление. Особенно когда она убедилась в истинности моих слов.

Мне показалось, что сейчас Данте набросится на него с кулаками, невзирая на арбалет. Но он сдержался.

– А дальше все было легко. И предсказуемо. – Фредиэно говорил, как ни в чем не бывало, хотя отлично видел реакцию Данте. – На всякий случай я подтолкнул ее к мысли о побеге, но, думаю, она и без моей помощи решила бы так поступить. Правда, ее могло удержать на месте клеймо, но тут я постарался заблаговременно, подбросив ей якобы присланную от анонимного доброжелателя мазь, которая позволяет замаскировать дракона. И вот результат: Сандра Эстоуни спешит подняться на корабль и стряхнуть прах Галлиндии со своих ног. Твоя любовница от тебя отреклась. Лучший друг предал, ближайший родственник пытался убить. Ты остался один. И будет только справедливо, если теперь ты умрешь.

Счет шел на доли секунды. Стрела могла в любой миг соскользнуть с тетивы. И я решилась.

Большую часть жизни прожив у моря, я много плавала, поэтому мои руки нельзя было назвать слабыми. Но меткостью я никогда не отличалась, а подобранный мной камень был не так уж тяжел. Я могла промахнуться или всего лишь ранить Фредиэно, обеспечив ему, конечно, крайне неприятные ощущения, но не причинив при этом серьезного вреда. И тогда он вполне мог успеть убить одного из нас. Я прекрасно осознавала, что, если первая попытка окажется неудачной, шансов на вторую уже не будет. Однако времени на размышления не было. Я сделала все, что могла, а дальше – как повезет. Оставалось лишь понадеяться на свойства активированного камня нападения.

Выступив из-за дерева, я успела поймать ошарашенный взгляд Данте. Размахнулась и со всей силы бросила камень во Фредиэно. И сразу же поняла, что промахнулась. В лучшем случае он заденет плечо…

Но нет. Магия нападения сделала свое дело, направив бросок и усилив удар. Камень попал Фредиэно в голову, и тот, выронив арбалет, упал на землю. Думаю, он даже не успел понять, что произошло. Я же отступила в сторону, стараясь не смотреть.

А еще через мгновение мы с Данте бросились в объятия друг друга.

– Зачем ты сбежала? – укоризненно прошептал он минутой позже, так и не размыкая рук.

– Прости. – Теперь мне действительно было стыдно. – Я не подозревала, что Фредиэно может затевать нечто подобное. Просто он сказал, что ты все знаешь и скрываешь от меня правду. Это было… очень больно.

– И ты не могла просто совсем немного подождать? – с горечью спросил Данте.

Мне нечего было сказать в ответ. Но он и не ждал ответа. Лишь, прижимая меня к себе, коснулся подбородком моей макушки, и я словно могла видеть его устремленный в темнеющее пространство взгляд.

В ту ночь, вернувшись в армон, мы были близки. Нежно и до боли пронзительно. Как будто в последний раз.

Глава 10

Горький ветер свободы кружит над водой, Над волнами вздымается пена. Пожилой небосвод, облаками седой, Мне укажет дорогу из плена. Отдалился причал, и сжимает кольцо Пустоты необъятное море. Хоть играючи брызги приносит в лицо, Этот ветер по-своему горек. Я, к намеченной цели идя напролом, Наконец-то добилась Исхода. А раз так, то, наверное, мне поделом, Что горчит на поверку свобода.

Данте пришел за мной на следующий день, когда я сидела в своих покоях, доедала круглый южный хлеб, отдаленно напоминающий знакомый северянам лаваш, и собиралась отправиться работать в кабинет. Он коротко постучал в дверь, вошел и сказал, чтобы я срочно следовала за ним. Вид у него был чрезвычайно серьезный. Я не заставила себя ждать.

Мы вышли из здания и быстрым шагом пересекли внутренний двор. Еще немного прошли вдоль ограды, пока наконец не добрались до одноэтажного здания, рядом с которым возвышалась увенчанная открытой площадкой башня.

Храм.

Хмурясь, я прошла следом за Данте внутрь.

Здесь царила полутьма: свет скупо проникал в здание через узкие окна. Несколько скамей, цветные ковры, расписанные фресками стены и алтарь, у которого жрец проводит богослужения. Сейчас он был единственным человеком, находившимся кроме нас в храме.

– Я привел невесту, – произнес Данте, едва мы переступили порог. – Можно начинать церемонию.

– Что?!

Я застыла на месте, совершенно ошарашенная таким заявлением.

– Разве тебя что-то не устраивает? – осведомился Данте.

– Меня? Нет. Не то чтобы. Но…

Я не знала, что сказать. Кажется, при других обстоятельствах я запрыгала бы от счастья. Но сейчас все было как-то странно. Общие познания, равно как и собственная интуиция, твердили, что все это должно происходить по-другому. И оповещение невесты о том, что она, собственно говоря, этой самой невестой является. И свадьба в целом. Нет, не то чтобы я так уж сильно нуждалась в гостях, поздравлениях, шуме и суете, свадебном платье, фате и прочих атрибутах традиционного венчания. В конце концов, все это такая мишура по сравнению со значимостью самого факта бракосочетания. И все же. Та внезапность, с которой все происходило, полное отсутствие свидетелей, совершенно нехарактерная для свадьбы атмосфера – все это заставляло испытывать вместо радости чувство тревоги.

– Данте, а ты уверен? – спросила я, в то время как жених, не услышав от меня реальных возражений, уже тянул меня за собой к алтарю.

– Уверен, – отозвался он. – Давай приступим. Не будем задерживать жреца.

Свадьба, главное на которой – не задерживать жреца? Жених, который уверен в своем решении, но радостным при этом совсем не выглядит? Невеста, которая и вовсе совершенно ошарашена происходящим?

Однако объективных возражений у меня по-прежнему не было. И, то и дело озираясь, будто в надежде хоть где-нибудь найти объяснение происходящему, я послушно встала рядом с Данте перед алтарем.

– Дети мои. – принялся произносить традиционные слова жрец.

Я была как в тумане и не слишком вслушивалась в его речь, тем более что она произносилась на древнем арканзийском наречии.

– Сандра Эстоуни, согласна ли ты стать женой Данте Эльванди?

– Согласна.

– Данте Эльванди, согласен ли ты стать мужем Сандры Эстоуни?

– Согласен.

– Обменяйтесь обручальными кольцами.

Только теперь я заметила, что на алтаре лежат два кольца, каждое из которых украшено крошечным зеленым камнем. Эмгри, символ единения. Этот камень относился к магическим, хотя ни о каких его особых магических свойствах не было известно. Данте надел более маленькое кольцо на безымянный палец моей левой руки. Я взяла второе и надела его на палец Данте.

– Властью, данной мне Единственным Богом, объявляю вас мужем и женой.

Я подняла было глаза на Данте, но тут почувствовала жжение на тыльной стороне левой ладони. Опустила взгляд. Клеймо таяло на глазах, становясь все более блеклым. Прошло меньше минуты – и оно исчезло, будто светлая кожа никогда и не знала, что такое изображение дракона. Я была свободна.

Сняв толлен – покрывало, надевавшееся на голову и плечи во время проведения церемонии, – священнослужитель отошел от алтаря. Перемолвился парой слов с Данте, затем простился со мной. Данте тем временем перебрался в другую часть храма и стоял, разглядывая украшающие стену узоры.

Проводив взглядом покидающего храм жреца, я подошла к Данте и остановилась у него за спиной. Собиралась положить ладони ему на плечи, но мои руки застыли, так и не поднявшись, когда я услышала холодное «Уходи».

– Что? – переспросила я, хотя прекрасно разобрала это слово.

Но я хотела услышать больше. И мое желание исполнилось, хотя обрадоваться этому было бы трудно.

Ты получила то, что хотела. – Голос Данте звучал глухо, будто издалека. Он полуобернулся и бросил взгляд на мою левую руку. – Ты ведь именно к этому стремилась, верно? Так что теперь тебе не на что жаловаться.

– Не на что, – тихо подтвердила я.

– Вот и хорошо. А теперь уходи. Уезжай туда, куда хотела. – Данте с силой сжал зубы и поспешно отвернулся, чтобы я не видела его лица. – Убирайся!

Внутри все словно окаменело. Казалось, я не смогу не только шевелиться, но и дышать, и было удивительно, что воздух каким-то непостижимым образом продолжает проникать в легкие.

– Но… – Я опустила глаза, хотя он и не мог меня видеть. – Хорошо.

Неимоверным усилием воли заставив себя двигаться, я развернулась и на негнущихся ногах вышла из храма.

Раз он так хочет, значит, я уеду. Я ему не нужна? Он имеет на это право. А у меня, к счастью, есть дом.

Я вздрогнула, осознав, что, мысленно произнося слово «дом», сразу же подумала об армоне. Нет, это не то. Армон – это только временное пристанище. Место, где было много хорошего, и место, где было непросто. Но есть Астароль. Астароль восстанавливают, и для того, чтобы там все стало, как прежде, нужна помощь. И именно этим я поеду заниматься.

Сбор вещей не занял много времени. Пусть я и взяла с собой чуть больше, чем вчера, когда отправлялась в бега, но все равно битком набивать сундук не собиралась. Сменная одежда и обувь, заработанные деньги, которые пригодятся в первое время, защитный магический камень (второй, предназначенный для нападения, исчерпал свой магический потенциал во время вчерашних событий) да несколько необходимых мелочей вроде гребня. Написано и передано посыльному письмо Эльноре с теплыми словами прощания и благодарности. Вот и все.

На этот раз я отправилась в путь не верхом, а в одолженной у Данте карете. Бьянка, прочитавшая и не отнимавшая от глаз платочка, вызвалась меня проводить.

День в пути, ночевка на ничем не примечательном постоялом дворе, еще пара часов езды – и вот оно, море. Выйдя из кареты, я с минуту постояла, прикрыв глаза, вдыхая ни с чем не сравнимый воздух побережья и слушая мерный шум набегающих на берег волн. А потом отправилась выяснять, идет ли в ближайшее время какой-нибудь корабль в Астароль. Это не заняло много времени. Начальник порта сообщил, что корабль есть, отчаливает буквально через полчаса и пассажиров вроде как набирает, если, конечно, еще остались места.

Места оставались. Я внесла плату за путешествие, после чего вернулась к карете за вещами. На прощание мы с Бьянкой обнялись, и обе прослезились. У меня даже не было адреса, на который мне могли бы писать. В сущности, для галлиндийцев я появилась из ниоткуда и уезжала теперь в никуда.

Я еще чуть-чуть постояла на берегу, наблюдая то за суетившимися на палубе матросами, то за чайками, летавшими над самой водой, раскинув крылья. А затем решительно зашагала по пирсу к своему кораблю.

Помощник капитана, приятный обходительный мужчина лет тридцати, помог мне взойти на борт, как и другим пассажирам.

– Я вижу, вы тоже с севера? – улыбнулся он, явно намекая на цвет моих волос.

– Да. – Я выдавила из себя ответную улыбку. – Из Астароли.

– Приятно видеть, что есть люди, которые возвращаются туда, невзирая на временные сложности, – произнес он. – Что ж, буду рад в скором времени сказать вам: «Добро пожаловать на родину!».

– Благодарю вас.

Подоспевший матрос принял мои вещи и понес их в каюту. Я последовала за ним. Заглянула в крохотную комнатку с кроватью и круглым окошком, в которой едва хватало места, чтобы развернуться, и снова поднялась на палубу.

– Отдать швартовы!

Матросы по-прежнему суетились, сновали по палубе, перекидывали какие-то канаты. Боцман – нисколько не похожий на Черного Пирата – отдавал распоряжения. Судно начало медленно отдаляться от причала.

Я стояла на корме и смотрела на постепенно удалявшийся берег. Где-то там за подернутыми дымкой холмами оставался армон, сад с оливками, кипарисами и апельсинами, маленький храм с расписанными стенами… и Данте. Недавняя обида на то, что он прогнал меня, за ночь сошла на нет. В сущности, я доставила ему немало неприятностей. Сложностей, по крайней мере. Он имел право так решить. И ведь в конечном итоге он все-таки подарил мне свободу. Самое большее, о чем я только могла мечтать.

Я провела рукой по гладкой коже на том месте, где прежде темнело изображение дракона. И сразу наткнулась на кольцо с крошечным зеленым камушком.

– Ты сделал свое дело, – тихо сказала я ему. – Напрасно ученые сомневались в твоей магической природе.

Слеза медленно скатилась по щеке, и я поспешила вытереть глаза. Ни к чему теперь плакать. Впереди новая жизнь… или старая? Пожалуй, я совсем запуталась. Во всяком случае, я надеюсь, что у Данте все будет хорошо. Теперь, когда ему перестанет морочить голову беспокойная северянка с больным самолюбием. Правда, из-за меня он не сможет больше жениться. Но по крайней мере, у него появился безотказный способ отделываться от нежеланных невест.

Проскользнула мысль о том, что я тоже не смогу больше выйти замуж. Проскользнула – и растворилась, ни капли меня не задев. Мне было все равно. Вступать с кем-либо в брак у меня не было ни малейшего желания. Не после того, как я встретила Данте.

Слезы снова выступили на глазах, застилая мир почище утреннего тумана. И почему-то вспомнился Данте, поспешно отворачивающийся от меня к стене храма. Почему он не хотел, чтобы я видела его лицо? Не потому ли, что ему было слишком больно от нашего расставания?

Я со всей силы сцепила пальцы, но даже не почувствовала боли. Шелуха обиды окончательно слетела, и я вдруг увидела все, что произошло, в новом свете.

Да, Данте был резок и даже груб. Да, он велел мне уезжать восвояси. Но действительно ли он этого хотел? Ведь бросился же он за мной следом позавчера, не раздумывая и не позаботившись даже об охране, как только узнал о моем отъезде. «Сандра!» Полный отчаяния крик, услышанный в тот день, прозвучал в ушах настолько явно, что я даже вздрогнула и невольно огляделась. Что я сейчас творю? В нем говорила обида, а я уже села на корабль!

Что-то хрустнуло, и я непонимающе уставилась на свои побелевшие пальцы. И снова устремила взгляд на изрядно уменьшившийся в размерах берег. Данте воспринял мой недавний побег как предательство. Я просто решила, что так будет лучше для всех, но он… Он отнесся к этому иначе. Он был уверен, что я никогда его не предам. В отличие от той, от дочки Фредиэно, которая пыталась вонзить ему в грудь нож. И тут я сбежала. В его глазах – тоже по-своему предала. Конечно же, он обижен. И тем не менее сделал для меня то, на что, должно быть, не пошел бы ни один другой мужчина: отдал мне собственную свободу, чтобы избавить от рабства.

Взгляд снова сфокусировался, размытые очертания предметов приобрели четкость. Я должна вернуться. Я не могу уплыть сейчас в Астароль!

«Постой, не совершай глупостей, – вмешался внутренний голос. – С чего ты взяла, что Данте хочет твоего возвращения? Он четко сказал, чтобы ты уезжала. Недвусмысленно дал тебе понять, что в качестве жены ты ему не нужна. Все остальное – не более чем твои домыслы».

«Пусть, – упрямо ответила я. – Пусть домыслы, пускай я не нужна ему как жена. Значит, я просто буду рядом. Специалист по камням ведь ему нужен? Нужен человек, который готов поддержать в трудную минуту? Отогнать излишне назойливых девиц, помочь разобраться в свойствах камней, перевести документ, наконец? А если он вообще не хочет видеть меня у себя, пускай во всяком случае скажет об этом в лицо, не отворачиваясь, и не под влиянием свежей обиды, а через пару недель».

Я снова посмотрела на берег. Уже совсем далеко… Рука нащупала висевший на шее мешочек с камнем.

– Господин старший помощник! – окликнула я. Он повернулся и приветливо мне улыбнулся. – Не могли бы вы выполнить одну мою просьбу?

– Конечно, госпожа Эстоуни, все, что в моих силах.

– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы по прибытии в Астароль все вещи из моей каюты были пожертвованы на восстановление города и нужды местных жителей.

– О, это очень щедрый поступок, но я уверен, что вы сможете распорядиться об этом сами, как только мы прибудем в…

Он не договорил, поскольку с ужасом понял, что я собираюсь сделать. А мгновение спустя я уже прыгнула в воду.

– Человек за бортом! – закричали на корабле.

– Утопленница! – завизжала какая-то пассажирка.

Однако она очень быстро получила возможность убедиться в том, что «утопленница» вполне резво плывет в сторону берега.

Рыбы не менее резво метались в стороны, провожая ошалелыми взглядами ненормальную пассажирку. Я же замечала их лишь краем глаза, сосредоточившись на собственных движениях и следя за дыханием. Плавала я хорошо, и опыт был немаленький. Но и расстояние предстояло преодолеть весьма приличное.

И наступил момент, когда я действительно очень сильно устала. Берег существенно приблизился, но до него по-прежнему нужно было плыть. Достать ногами до дна было пока нельзя. Я чувствовала, что еще немного – и наглотаюсь воды, а после этого дыхание окончательно собьется, и плыть станет очень тяжело. И тут меня стало словно выталкивать на поверхность. Или, наоборот, воду отталкивало от меня. Я испытала чувство невероятного облегчения, поняв, что защитный камень работает. Оберегает меня от источника опасности, как отгоняет в пустыне змей или меняет траекторию полета стрелы, пущенной в своего хозяина. Сейчас источником опасности была вода – и камень не позволял мне полностью в нее погрузиться.

Я напряглась, из последних сил продвигаясь к берегу. Камень камнем, но на место он меня не доставит, да и его охранный эффект рано или поздно ослабнет. К этому времени мне необходимо добраться до суши.

Добралась. Ноги коснулись дна раньше, чем я того ожидала. Сначала для того, чтобы голова оказывалась над водой, приходилось стоять на носках. Собрав в кулак последние силы, я проплыла еще немного. Теперь стоять было чуть проще.

Я попыталась отдышаться и отвела мокрые волосы за уши. Но, как оказалось, расслабилась рано. Сейчас, когда уровень опасности снизился, камень ослабил свое действие, и стремившаяся к берегу волна накрыла меня с головой. Я заметалась в попытке преодолеть стихию и тут почувствовала, как чьи-то руки подняли меня над водой.

Между тем волна схлынула, и снова стало более мелко. Я закашлялась и протерла глаза.

– Ты ненормальная! – как-то подозрительно радостно воскликнул державший меня человек и понес к берегу.

Я не возражала, лишь лихорадочно пытаясь понять: это действительно он или у меня начались галлюцинации?

– Как ты здесь оказался? – спросила я, когда мы вышли из воды.

– Ну, я же по традиции ношу тебя на руках всякий раз, как ты намокнешь, – отозвался Данте.

Я вгляделась в его лицо. Глаза вроде бы улыбаются. Я тоже позволила себе улыбку. Он усмехнулся. Я рассмеялась в голос. Он тоже.

Данте осторожно опустился на колени, а потом мы оба с хохотом повалились на песок. На берег набежала волна, легонько лизнув мой рукав. Но ближе подобраться уже не смогла и обиженно откатилась обратно в море.

– Данте! – Он склонился надо мной, и я положила руки ему на плечи. – Прости меня. Я – круглая дура. Я знаю, что обидела тебя, но, пожалуйста, поверь, я этого не хотела. Наверное, ты прав и я ненормальная, но я никогда не простила бы себе, если бы уплыла.

– Я сам полный идиот, – покачал головой Данте. – Я прогнал тебя и весь день смотрел в окно. А вечером вдруг осознал, что стою у окна в твоем кабинете. И что никогда не прощу себе, если ты уплывешь. Я велел оседлать коня и скакал всю ночь. А когда добрался сюда и узнал, что твой корабль уже отплыл, проклял все на этом свете. И бесцельно бродил по берегу, когда вдруг увидел в воде тебя. Признаться, сперва я подумал, что после бессонной ночи у меня начались видения.

Я снова засмеялась – так похоже это было на мои собственные мысли. Потом приподнялась повыше и нежно погладила его по щеке. Сквозь кожу проступала едва ощутимая щетина.

– Не прогоняй меня, – попросила я. – Я готова быть тебе кем угодно. Если захочешь, мы спрячем кольца и никому не скажем о том, что произошло в храме. Позволь мне просто быть рядом.

Сперва я встретила чрезвычайно серьезный взгляд, но несколько мгновений спустя в нем заиграли лукавые искорки.

– Надеешься увильнуть от исполнения супружеского долга? – осведомился Данте, склоняясь к моему лицу.

Наши губы соприкоснулись, и я снова опустилась на песок.

– Ты собираешься стребовать его с меня прямо сейчас? – спросила я после долгого поцелуя.

– Почему бы и нет? – прошептал Данте. – Коли уж нашу первую брачную ночь мне пришлось провести в седле.

– Действительно, почему бы и нет? – усмехнулась я. – Только в таком случае следует собрать деньги за просмотр с собравшихся здесь матросов.

По-прежнему прижимая меня к земле, Данте повернул голову. Несколько матросов действительно ошарашенно пялились в нашу сторону, а один даже подошел довольно-таки близко.

– Я это… – проговорил он, несколько смутившись. – Того. Предложить хотел. У нас там костер. Если захотите обсохнуть.

Его уши приобрели пунцовый оттенок, что произвело на меня неизгладимое впечатление. Краснеющий матрос – это было нечто из области галлюцинаций.

– Спасибо! Мы скоро придем, – благодарно ответила я.

– Только закончим наш разговор, – подхватил Данте.

– Разговор. Ага, понятно, – пробормотал матрос и, постоянно оглядываясь, пошел назад к своим товарищам.

– Деньги, говоришь? – повторил за мной Данте. – Радостно сознавать, что ты заботишься о нашем семейном бюджете.

– Нам ведь придется нанимать экипаж на обратный путь, – деловито напомнила я. – Надо же как-то компенсировать расходы.

– Можем провести несколько сеансов, – включился в планы по спасению семейного бюджета Данте.

– Можем, – согласилась я.

Данте нехотя поднялся и протянул мне руку, помогая встать. А вот отпускать ее не торопился: наоборот, крепко сжал ладонь и заставил меня подойти к себе вплотную.

– Даже не вздумай снимать кольцо, – сказал он, глядя мне в глаза. – Теперь ты – моя жена и никуда от этого не денешься.

– Как видишь, я и не собираюсь никуда деваться, – ответила я, опуская взгляд на собственную вымокшую одежду. – Ты отдал мне часть своей свободы там, перед алтарем. Я тоже отдаю часть своей тебе. На этот раз – совершенно добровольно.

Целуя Данте в губы, прижимаясь к нему всем телом, полностью игнорируя пробирающийся сквозь мокрую одежду ветер, я жалела только об одном: что матросы даже не думали никуда уходить.

Эпилог

– Вот так. Теперь чуть-чуть правее.

Я балансировала, стоя на стуле, и, вытянув руки, нанизывала камни на длинную веревку. Агнесса, расположившаяся на соседнем стуле, обвивала вокруг веревки податливый стебель цветка.

– Да, хорошо!

Закончив с последним камнем, я спустилась с опасно накренившегося было стула на пол и, отряхивая руки, оглядела плоды наших с цветочницей трудов. Агнесса движением профессионала переместила цветок на пару дюймов и тоже спустилась вниз.

Теперь над входом в парадный холл под потолком тянулась роскошная гирлянда, в которой красные и синие камни чередовались с разноцветными стеклянными бусинами и цветами. Гирлянда определенно радовала глаз, но подлинная ее задача состояла вовсе не в том, чтобы украшать помещение. Камни защиты переплетались здесь с камнями нападения в тщательно высчитанной пропорции, составляя продуманный до мелочей узор, а стекло должно было за счет собственных свойств усиливать их эффект. Теперь, если бы в зал вошел человек, злоумышлявший против хозяина камней, красные стали бы красиво и, главное, заметно переливаться, а синие незамедлительно нанесли бы по врагу удар, по своей силе пропорциональный исходящей от него опасности. Впрочем, смертельным этот удар в любом случае не будет. Скорее послужит для нас своеобразным сигналом тревоги.

Я довольно потерла руки. Для того чтобы попасть к ведущей на второй и третий этажи лестнице, было необходимо пересечь этот холл. Следовательно, потенциальный злоумышленник не сумеет незаметно проникнуть в жилые или рабочие помещения.

– Вот видите, как красиво получилось! – восторженно воскликнула Агнесса. – Цветы я буду регулярно менять, вы не переживайте. А вы говорите «искусственные»! Ну разве же с искусственными цветами так бы смотрелось?

Я улыбнулась и легонько пожала плечами. Внеся предложение об искусственных цветах, я пыталась облегчить Агнессе жизнь. Но раз она сама к этому не стремится, то не буду спорить – живые цветы, конечно, красивее. Благо у нас на юге в них и зимой не будет нехватки.

Снаружи донеслось громкое «Апчхи!».

– Это, наверное, Марито, – рассмеялась Агнесса. – Подхватил простуду. Представляете, в такую-то теплынь!

– Думаю, это скорее вирус, – сочувственно заметила я.

Простудиться в такую погоду и правда было бы трудновато. Май выдался на удивление теплым… Впрочем, мне объяснили, что по местным меркам это обычная погода для конца весны.

В дверях появился камердинер, сжимающий в руках носовой платок. Глаза у него были красные, нос распух, да и щеки пылали. Только я собиралась выразить ему свое сочувствие, как камни под потолком тревожно замерцали.

– А-а-а! – закричал Марито, когда в него ударил небольшой разряд вроде маленькой молнии. Особой боли он не причиняет, но опыт все равно не из приятных.

Я изумленно вытаращила глаза на камердинера. Агнесса уперла руки в бока, подозрительно щурясь, и укоризненно покачала головой.

– Марито, ну уж от тебя я никак не ожидала, – расстроенно проговорила я.

– Чего не ожидала? – не понял камердинер.

– И у него еще совести хватает спрашивать! – возмутилась Агнесса. – Ах ты, подлец такой, вредитель, змея подколодная! Пригрел тебя хозяин на свою голову!

– Эгей, Агнесса, какая муха тебя укусила? Язык-то придержи! – опомнившись от удивления, начал злиться Марито.

– Это меня, значит, муха укусила? – не позволила заткнуть себе рот Агнесса. – Вы на него только поглядите! А кто против дона Данте злоумышляет?

– Кто? – непонимающе уставился на цветочницу камердинер. И отпрянул, прочитав ответ у нее в глазах. – Я?! Ты что, грибов каких-нибудь объелась? Всегда говорил, что работа с растениями до добра не доведет!

– Измена – тем более, – отрезала Агнесса. – Вон камни-то всю правду показали, их не обманешь! – И указала на висевшую над нами гирлянду.

Марито поглядел на камни и сопоставил данное новшество с недавно полученным разрядом.

– Ничего не понимаю, – почесал макушку он. – Да вы, наверное, слишком сильную защиту установили! Небось она в любого, кто войдет, стрелять будет.

– Марито, вот ты где! – в холл, запыхавшись, вбежала Рианна. – Насилу тебя нашла. Говорила же: отлежись, нечего в таком состоянии по армону шастать.

Агнесса победоносно взглянула на камердинера:

– Ну, что я говорила? Как видишь, камни так реагируют далеко не на всех. Рианна вошла – и ничего.

– Да, Марито, – вынужденно подтвердила я, – все это выглядит как-то нехорошо.

– Да донья Сандра, ну вот чем хотите клянусь, не злоумышлял я против дона Данте! – воскликнул камердинер. – Да если бы я хотел ему навредить, сколько раз уже мог бы!

Я собиралась ответить, но не успела. В дверном проеме появились как всегда неразлучные Терро и Росси.

– Ну, и какой из тебя после этого лекарь? – говорил Терро, отчаянно жестикулируя. – Какой, я повторяю, лекарь?

– Не болтай ерунды, – огрызнулся Росси, правда, как-то вяло. – Одно с другим вообще никак не связано.

– А вот и связано! Еще как связано! – притопнул ногой Терро. – Ибо истинный лекарь умеет не только исцелить недуг, но и предотвратить его, если для этого…

Договорить он не успел: камни под потолком замигали, вспыхнул на мгновение синий огонь, и разряд ударил прямо под ноги Росси. Тот подпрыгнул от неожиданности и отскочил обратно к порогу, где уже переминался с ноги на ногу Марито. При этом Терро вошел в помещение совершенно беспрепятственно.

– Что это такое? – растерянно воскликнул Росси.

Мы с Агнессой переглянулись. Я в крайнем изумлении принялась нащупывать спинку стула.

– Дон Росси, а вы… что же.

Я мотнула головой, словно отгоняя наваждение. В предательство лекаря не верилось никак. Но вот же они, камни, и Терро они не тронули.

Лекари все еще ждали объяснений, но говорить, в чем тут дело, было очень неловко. К счастью, на помощь пришла Агнесса, которая, тоже недоумевая, вкратце изложила им суть дела.

– Сандра, вот ты где!

Данте с некоторым удивлением посмотрел на Росси и Марито, застывших на пороге, потом перевел взгляд на нас с Терро, Рианной и Агнессой, вошел в холл… и получил свою порцию разряда.

Что это, черт побери, такое?! – воскликнул он, переведя ошарашенный взгляд с гирлянды под потолком на свои чуть дымящиеся брюки. – Сандра, ты пишешь вторую диссертацию? Не подскажешь ли, скольких людей не стало, пока ты писала первую?

Я не ответила по той простой причине, что мне отказал дар речи. Пододвинула поближе нащупанный наконец стул и обессиленно опустилась на сиденье.

– Добро пожаловать в наш клуб, дон Данте! – воскликнул Марито, давясь от хохота.

Рианна, Терро и Росси тоже хихикали.

– Данте, надеюсь, ты не собрался покончить с собой? – пробормотала я, вновь обретя способность говорить.

Только так можно было объяснить тот факт, что камни отреагировали на Данте как на угрозу самому же Данте. Или… мне? В принципе, я, как жена Данте, тоже была хозяйкой его имущества, а следовательно, и камней. Поэтому если бы Данте злоумышлял против меня, камни отреагировали бы так же. Но такой бред я даже принимать всерьез не собиралась.

– Ничего не понимаю, – пробормотала я, прижимая пальцы к вискам. – Я же все так тщательно просчитала! Эти камни должны были указывать на тех, кто замыслил против тебя что-то дурное. Это система защиты! – принялась оправдываться я.

– Дорогая, ты только не волнуйся. Система защиты в целом хорошая…

Данте снова опустил опасливый взгляд на брюки, которые, к счастью, уже не дымились. А потом громко чихнул.

– Ты что, болеешь? – обеспокоенно нахмурилась я.

– Кажется, заболеваю, – признался он. – Ничего особенного, так. В горле першит.

Теперь кусочки головоломки начали складываться в единую картину. Я вскочила со стула.

– А вы, дон Росси? Вы тоже заболели?

– Да, – недоуменно кивнул тот. – Так, знаете ли, легкое недомогание.

– Вот я и говорю: какой же ты после этого лекарь? – тут же подключился к разговору Терро. – Хороший лекарь никогда бы не подхватил подобный вирус. Потому что есть такое слово: про-фи-лак-ти-ка.

– Кажется, теперь все понятно, – выдохнула я, даже не зная, радоваться или огорчаться своему открытию.

С одной стороны, конечно же, хорошо, что в армоне нет предателя. С другой – это же получается, что вся моя система защиты идет коту под хвост…

– Я перестаралась и сделала слишком чувствительную защиту, – объяснила я, отвечая на вопросительные взгляды собравшихся. – Камни остановили Марито и дона Росси, поскольку они являются носителями вируса и, следовательно, представляют потенциальную опасность для Данте. Ну, потому что могут заразить, – на всякий случай пояснила я.

– А я? – удивился Данте.

– А ты можешь заразить меня, – объяснила я. – Поэтому, в общем-то, камни выполняют свою работу. Но только не совсем так, как я хотела. Честно говоря, я как-то не подумала о таком сценарии. – Я вздохнула. – Похоже, придется все это перерабатывать.

– Ничего, – усмехнулся Данте и обнял меня за плечи. – Уверен, ты справишься.

– Откуда ты знаешь? – пробурчала я, все еще расстроенная.

– Потому что ты упорная и никогда не останавливаешься на полпути, – усмехнулся он.

Я улыбнулась в ответ, прижимаясь к нему покрепче. Да уж, в чем-в чем, а в этой черте моего характера Данте имел возможность убедиться. А значит, с охранной системой в конечном итоге все будет в порядке.

Оглавление

Пролог

Часть первая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Часть вторая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg