«Роза с шипами»

Роза с шипами (fb2) - Роза с шипами (Империя дракона - 3) 775K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Альбертовна Якобсон

ИМПЕРИЯ ДРАКОНА

Часть Третья

РОЗА С ШИПАМИ

НОЧНЫЕ ВИЗИТЫ

Пожертвовать всем ради мгновения. На это может решиться только глупец, но я всегда отличался удивительным безрассудством. Поэты тоже жертвуют жизнью, ожидая миг вдохновения. В отличии от них я еще вдобавок любил рисковать. Кидаясь в самые опасные приключения, я обычно хотел доказать свою смелость, но на этот раз меня привлекала возможность досадить Одиль. Побывать у нее в гостях на положении призрака и выйти из этого осиного гнезда, которое она называет замком, невредимым.

Пожалуй, ее королевская резиденция была единственной на свете, в которую без позволения не могут проникнуть невидимые гости. Мои подданные могли проникнуть без разрешения куда угодно, но только не сюда. Все остальные окна и двери были для них доступны, несмотря на бдительных часовых и привратников. Мои эльфы могли пройти невидимыми мимо любых охранников, пролететь через чердачные оконца, протиснуться легким дымом в самые узкие щели или даже просочиться сквозь стены, но в случае с Одиль ни один из этих фокусов не срабатывал. Ее пряхи несли свой дозор получше любых часовых, а в случае необходимости на месте вершили правосудие. Ни разбойнику, ни заговорщику, ни злому духу не было хода в замок королевы.

Мне удалось усыпить бдительность прях. Я смог преодолеть ограждавшие замок чары и подлететь к окну тронного зала. Я равнодушно скользнул взглядом по элегантным гостям, наряженным для бала. Великолепный трон, стоявший на возвышении под пурпурным балдахином показался мне убогим в сравнении с тем, который ждал меня в моем замке. Канделябры искусной ковки, развешанные над зеркалами, тоже выглядели слишком грубыми, если сравнить с теми, которые долго выковывали цверги специально для моих бальных залов. Я оставался хладнокровным до тех пор, пока какая-то стройная девушка не высвободилась из тесного круга кавалеров. За спинами бойких почитателей даже мне было сложно ее рассмотреть, но как только она отделилась от толпы свет всех свечей сосредоточился на ее фигуре. Платье из розового газа с завышенной талией очень шло ей. Атласная лента охватывала грудь и собиралась в бант на спине. Королева заставила Розу довольствоваться самыми простенькими украшениями, но даже не будь Роза принцессой мало, кто был бы в силах отвести от нее взгляд.

Свободно она чувствовала себя недолго, лишь до тех пор, пока ряды гостей не поредели. Только в зале стало посвободнее, как до Розы добрались-таки назойливые соглядатаи. С одной стороны одетый во все черное пожилой учитель музыки начал читать ей наставления, с другой подскочила суровой внешности гувернантка. Мне даже показалось, что сейчас злобная парочка доведет это красивое дитя до слез, но Роза проявила недетскую рассудительность. В ответ на довольно бесцеремонные нотации, она очень мило улыбнулась, сказала что-то колкое и свободной походкой двинулась прочь из-за зала, оставив своих наставников ахать от возмущения.

Наверное, кроме меня никто не заметил, что ей на глаза навернулись слезы. Я почти чувствовал ее отчаяние, когда она быстро шла, почти бежала по темной галерее, направляясь в свои апартаменты. Даже не будучи чародеем можно было понять, что даже мрачный миазм нависший над Рошеном был бы для нее предпочтительнее общества завистников.

Мне захотелось утешить девочку, только как это сделать. Пробуждая дракона, князь рассчитывал на то, что тот будет пугать людей, а не сочувствовать им. Как бы то ни было, я проник в покои принцессы, невидимый для глаз и неприкосновенный для чар.

Даже лучи единственной горевшей в спальне лампады не могли высветить из тьмы мой силуэт. Как я и догадывался, Роза сидела на постели и плакала. Я бесшумно двинулся к ней и слегка погладил ее по волосам. Меня она не видела, но прикосновение ощутила и отпрянула, как от огня. Я случайно задел узелок ленты и та выпала из ее волос, такая же тонкая, как дорожка от слезы на щеке принцессы.

-- Не плачь, дитя! - произнес я, стараясь придать своему голосу приятное звучание и звуки прокатились по спальне, как волшебная музыка. Роза встрепенулась, на мгновение мне даже показалось, что она меня видит.

-- Кто ты? - настойчиво спросила она, явно все еще ощущая рядом мое присутствие.

-- Я - твой друг, хотя другие люди считают меня своим заклятым врагом.

-- Где ты? - Роза, сощурившись, смотрела в правильном направлении, но никого не видела. - Покажись мне, прошу тебя, - шепнула она, и вряд ли кто-то оказавшийся на моем месте мог отказать в просьбе такому очаровательному созданию.

-- Еще не время, - предосторожности ради, я отступил подальше от света лампады, по крайней мере, мне удалось заинтересовать девушку своим необычным вторжением и она больше не плакала. - Хочешь, я принесу тебе несколько украшений или любую вещь, о которой ты мечтаешь, - без особой надежды предложил я, вряд ли она захочет принимать подарки от призрака. - За ночь я мог бы облететь всю землю и принести для тебя диковинки из самых дальних стран.

-- Значит ты ангел? - ее вопрос поставил меня в тупик.

-- Иначе, как ты можешь облететь всю землю за одну ночь? - рассудительно продолжала Роза.

-- Так же, как я прилетел сюда. Я живу в дальней стране, в том государстве, которое ты не сможешь найти ни на одной карте.

-- Так красиво? - уже более радостным тоном осведомилась она. Роза вела свой допрос с поистине детским азартом.

-- Да, - согласился я. - И там еще очень опасно.

-- И ты не боишься там жить?

-- Нет, - на столь наивный вопрос я ответил вполне серьезно, даже не засмеявшись. - Для меня местный правитель не представляет никакой угрозы.

-- Почему?

-- Потому, что это я сам!

На миг Роза даже замолчала от изумления. Мне показалось, что она сейчас испугается и начнет звать на помощь, но она по-прежнему заинтересованно смотрела в пустоту, как раз в то место, где стоял я.

Убедившись, что она не различает мой силуэт, а смотрит лишь в том направлении, откуда звучит голос, я приблизился к ней и снова коснулся ее волос.

-- Ты еще красивее, чем на сцене! - восхищенно заметил я, и ощутил, как ее тонкие плечи вздрогнули от изумления.

-- Да, я был там, чтобы наблюдать за тобой, - ответил я на невысказанный вопрос. - Кстати, глупо было говорить, что в театральной ложе ты видела ангела.

-- Но я правда видела, - Роза потянулась за свечой, но я даже не прикоснувшись к канделябру стоявшему на столике одним мысленным усилием отодвинул его в сторону, так, что ее пальцы чуть-чуть не достали до медной ручки. Лампада тоже стала светить чуть слабее, я не стал тушить ее полностью, ведь в отличие от меня Роза не могла различать краски в темноте.

-- Ты поведала об ангеле всему двору?

-- Всего нескольким людям, но они слишком уж насторожились и даже не сумели, как следует изобразить недоверие, - с презрением объяснила Роза. Развитие проницательности в ней опередило годы. Живя при дворе, в кругу сплетников и интриганов волей-неволей начнешь изобличать ложь и лукавить не менее умело, чем окружающие.

-- Может, все-таки покажешься мне? - Роза встала с постели, сделала несколько неверных шагов по ковру. Она вытянула руки вперед, как лунатик, пытаясь нащупать кого-то в пустом пространстве.

-- Мой вид введет тебя в заблуждение, - терпеливо пояснил я. - Запомни, принцесса, случайно брошенный на незнакомца взгляд может проложить тебе самую прямую дорогу к вратам ада.

Я давал ей тонкий намек, немного перефразировав то, о чем уже однажды говорил. Узнает ли она мой голос? Или просто догадается? Обычно ей хватало полуслова, чтобы додуматься до истины.

-- Значит твоя внешность обманчива, если у невидимки вообще может быть какая-то внешность, - Роза опустилась на кушетку и тихо засмеялась. - Не все то золото, что блестит. Верно?

-- Да, - более точно выразиться никто не мог. Я встал на одно колено перед кушеткой, где сидела Роза и погладил ее по плечу. - В твоем живом и уязвимом мире я всего лишь ...тень. Тень прошедших времен. Ты согласна назвать меня своим другом.

-- Да, - не задумываясь ответила она и как бы желая объяснить такое безрассудство поспешно добавила. - Кроме тебя у меня никого нет.

Такое искреннее признание не оставило бы равнодушным даже Винсента. Роза ясно дала понять, что кроме меня никто еще не разговаривал с ней на равных. А может она имела в виду, что никто в этом огромном замке не хотел понять ее, заглянуть ей в душу и обнаружить там удивительную одаренность. Прочесть ее мысли я просто не мог, они были мне недоступны. Читать мысли других людей я мог, как по раскрытой книге, но в случае с Розой эта книга была окована железным окладом и закрыта на замок.

Во всяком случае, теперь я чувствовал себя обязанным встать на защиту обиженного ребенка. Иногда Роза напоминала мне очень красивую куклу, которая по случайности попала в плохие руки. Я не мог оставить ее без утешения и поэтому несмотря на риск каждую ночь возвращался к ней, влетал через окно, и только если она спала принимал видимый человеческий облик. Выглядеть, как в ранней юности было для меня привычней чем прятаться в пустоте или летать над миром на золотых крыльях. Оставалось только надеяться, что никто не заглянет в спальню Розы и не увидит, как ангел молиться у ее постели. На самом деле я не молился, я просто не помнил никаких молитв, к тому же считал, что чародею грешно произносить их. Я вставал на колени у кровати Розы лишь для того, чтобы прочесть над ней свои заклинания. Моя черная магия постепенно связывала нас прочной нитью.

Чаще всего я приносил Розе подарки - маленькие, но изящные вещицы, которых с избытком хватало в моей сокровищнице. Не имея возможности уловить ее мысли и таким образом узнать, что бы она предпочла, я выбирал, полагаясь на собственный вкус. Помню, Флориан учил меня, если хочешь понравиться девушке, почаще делай ей подарки и будь как можно более учтив, красавица не станет даже от принца терпеть грубого обхождения. Следуя этому совету, я каждый раз захватывал с собой камею, ожерелье, диадему или просто нитки крупного жемчуга, но Роза была не из тех кого можно прельстить подарками. Она хотела увидеть меня. Сразу было ясно, что долго терпеть отговорки Роза не собирается.

Для меня само присутствие в замке было довольно неудобным. Я всеми порами кожи ощущал давление чужой и весьма сильной магии. Иногда мне даже казалось, что пора оставить на подушке у Розы последний подарок - черную бархатную маску и улететь навсегда, но тем не менее я каждый раз возвращался, заранее готовясь к ощущению дискомфорта, которое непременно будет преследовать меня в замке Одиль.

Пора было кончать с ночными визитами и всей этой мрачной романтикой. Если продолжить такое времяпровождение, то будут запущены и дела империи, и контроль над Ларами и расшифровка свитков. Другой бы поклонник довольствовался на моем месте тем, что подобрал ленту, выпавшую из волос Розы, но мне этого было мало. Я все больше убеждался в том, что Розе не место среди людей. Ее так же сильно влечет к потустороннему миру, как когда влекло меня самого.

Один раз мне пришлось срочно улетать, поскольку к Розе постучалась горничная. Случайно я захватил с собой какой-то предмет. Это была книжечка в мягком кожаном переплете. Первой моей мыслью было, что ее надо вернуть обратно, но постепенно благие намерения улетучились и я раскрыл книгу, наверное потому, что заранее знал - это дневник принцессы.

Что она пишет?

Шестое июля: В замке появился новый менестрель. Бесполезно спрашивать сенешаля о том, кто принял его на работу, кто вообще впустил ее в замковые ворота, юноша, как будто возник из пустоты и теперь играет на каждом пиру. Он некрасив, возможно, из-за слишком сильно загара, но звуки его виолы очаровывают зверей. Когда он играет канарейки в клетке ведут себя так, словно готовы выполнить любой его приказ, а охотничьи псы боязливо жмутся к стенам, когда менестрель проходит мимо них. Часто я ловлю на себе его взгляд. Он смотрит так, будто знает о чем я думаю. Так пристально только маги присматриваются к тем, на ком лежит печать зла. Я начинаю задумываться, а вдруг этот менестрель знает о том, что по ночам меня посещает ...некто, безымянный, невидимый и таинственный.

Дальше становилось интереснее. Я знал, что не имею права это читать, но удержаться не мог.

Седьмое июля: Я снова слышала его голос, доносящийся из пустоты. Я почти чувствую его прикосновения. Я больше не спрашиваю его "кто ты", потому что заранее знаю ответ. Сон? Иллюзия? Самообман? Я не стала жертвой ни одного из этих трех предположений. Теперь я точно знаю, у меня есть невидимый друг.

Восьмое июля: Шантель поймала меня за руку в темном коридоре, где не было никого кроме нас двоих, и я испугалась. Из всех королевских прях Шантель самая странная. Ее кошачьи глаза, как будто заглядывают в душу и смеются над тем, что видят там. Она не угрожала мне, не пыталась поцарапать своими острыми ногтями, но мне все равно было страшно. Шантель чем-то напоминает хищника, ухоженную избалованную пантеру, которая охотиться не потому, что голодна, а просто из прихоти. Она долго смотрела на меня, а потом назвала бедняжкой, сочувственно покачала головой и добавила, что я наверное даже не подозреваю о том, что меня посещает демон. В ней все - сплошь притворство. Ни одному слову Шантель верить нельзя, но на этот раз сложно было не поверить. Что ж, если она права, то это значит, что я ... влюблена в демона.

Девятое июля: Снова жду, что он явится ко мне. Шантель посоветовала мне запирать покрепче на ночь все окна. Боюсь, как бы она не попробовала препятствовать его приходу, ведь тогда она сделает меня вдвойне несчастной. Если бы только назойливые придворные так настойчиво не лезли в чужое дело, тогда жить бы было намного легче.

Десятое июля: Прошлой ночью случилось невероятное. Я увидела его и узнала. Я проснулась где-то в полночь, посмотрела на ночное звездное небо и в проеме арочного окна возник силуэт прекрасного златокудрого юноши. Таких, как он нет ни в столице, ни при дворе. Он будто пришел из другого мира - того мира где есть эльфы с бледной мерцающей кожей и другие неизвестные нам существа. Первой моей мыслью было то, что окно находится на самом верхнем этаже замка, до него нельзя добраться просто так, да даже если б моя спальня располагалась в самом низу надо еще преодолеть ров. Ночной гость парил над землей, и его плащ развевался на ветру, как живой лоскут огня, красный на фоне темного неба. Не помню взобралась я на подоконник до того, как он протянул мне руку или после, помню только бешеный полет над спящей столицей, круговорот красок, звуков, ночных огней. Весь город лежал внизу под нами, как в каком-то сказочном сне, чердачные трубы, шпиль ратуши, купола собора, дороги, лентой извивавшиеся мимо домов, и даже обтянутая кожей крыша какого-то экипажа. Я цеплялась за камзол того, кто нес меня над землей, даже не сразу поняв, что для человека лететь не естественно, а противоестественно. Он легко спустился вниз, в город, мы упали на крышу экипажа и быстрый ветер, преследующий ездоков, ударил нам в лицо. Смех моего спутника напоминал серебристый перезвон. Мы оба смеялись, потому что нам было весело мчаться по спящему городу на плоской крыше кареты, за спиной ничего не подозревавшего, подвыпившего возницы. Лошади тревожно ржали, почуяв присутствие чужих. Чтобы не упасть, я старалась все время держаться за моего таинственного знакомого, а когда наутро проснулась, то поверила бы, что все это был сон, если б в моей руке не осталась отполированная золотая пуговица, вырванная с кусочком бледно-синей парчи.

Теперь у меня есть доказательство того, что все это мне не приснилось. Значит, голос звучащий из пустоты не был самообманом и не во сне я видела, как костяной гребень сам по себе взмывает в воздух, чтобы расчесать мне волосы. Его держала рука невидимого гостя. Я надеюсь, что этот гость еще придет...

Я закончил читать, сунул дневник в карман и решил, что во что бы то ни стало должен его вернуть. Наверное, я совершил просчет, взяв Розу с собой всего на один полет, но разве можно было удержаться. Порывшись в гардеробе, я нашел тот камзол, который одевал вчера и убедился в том, что одной пуговицы не хватает. У Розы, действительно, есть доказательство того, что ее посетило создание из другого мира, но она достаточно умна, чтобы быть скрытной и не рассказывать никому о своих секретах. Если б она рассказала, в замке на следующую ночь меня бы ждала ловушка. Поскольку мне удалось свободно проникнуть внутрь, не встретив ни капкана, ни расставленных сетей, то можно было полагать, что Роза промолчала. Оставаясь невидимым, я обошел большую часть замка, и случайно заглянул в комнату, где работала портниха. Она подкалывала булавками шлейф подвенечного платья, а рядом стояла и давала указания сама королева. Мне не хотелось, чтобы Одиль почувствовала мое присутствие, и не хотелось также уходить, не узнав, зачем здесь свадебный наряд. А слова "завтра примеришь его на принцессу", в конец разозлили меня. Значит, таким испытанным путем Одиль решила приобрести союзника в войне, и сейчас этот претендент на руку принцессы въезжает в столицу, тайно, под прикрытием ночи, чтобы планы не сорвались.

Я дождался, пока в комнатке никого не останется, а потом взломал дверь, подошел к манекену и разорвал наряд отросшими в миг на руке золотистыми когтями. Они появлялись лишь тогда, когда дракону остро требовалась жертва. Клочья разодранной фаты и искромсанные лохмотья не могли удовлетворить потребность в крови. Мелкий жемчуг, содранный с платья, хрустел под ногами, когда я уходил прочь. В эту ночь я не посетил Розу, у меня появилось дело поважнее. Я спешил на другую не менее важную встречу.

Я был зол, как никогда. Даже Перси, любезно встретившей меня у ворот столицы и предложившей мне коня, чтобы не обыскивать город пешком, на всякий случай отошел в сторону, едва успев передать мне поводья. Хорошо, что он учел мое желание, до того, как я взломал первую попавшуюся конюшню. В таком настроение, как сейчас, я был способен на все. Когтистую руку я прятал в складках плаща, но конь, хоть это был наказанный эльф, испуганно храпел подо мной. Такой седок обрадует не каждого, ведь если я не найду своего конкурента, то, чтобы выпустить гнев раздеру горло любому подвернувшемуся животному.

Я догнал того, кого искал на пустынной и темной улочке. Черный плащ развевался у меня за спиной, когти на руке накались и обжигали. Светила луна. Мой соперник, как раз расседлал и стреножил коня, оставил его в платной конюшне и теперь искал незакрытую таверну. Из кабака, куда он до этого успел заглянуть, его выманила одна из моих фей - красивая, крылатая, ловкая интриганка, решившая, что во всем надо помогать императору. В замок он собирался ехать днем. Интересно, что он подумал, увидев перед собой всадника с ослепительно-белой кожей - олицетворение ангела смерти. Читать его мысли у меня не было времени. Ярость отнимала много сил, в том числе и магических.

-- Кто вы? - прошептал он и чуть попятился с дороги. В голосе явно различался испуг, некий благоговейный трепет перед высшим знамением.

-- Знаешь старую пословицу "в полночь по городским улицам скачет смерть"? - надменным тоном поинтересовался я и вынул из-под плаща руку, ставшую золотистой клешней. Он даже не успел вскрикнуть. Острые когти впились в ни чем незащищенное горло. Кровь заструилась по вышитому воротнику, и моя ярость начала остывать. Я оставил труп прямо на мостовой. Точно так же я когда-то оставлял свои кровавые послания к Одиль на дорожках королевского леса. Только на этот раз послание предназначалось не только ей. Разорвав на мертвом теле кафтан и рубашку, я орудуя острым когтем, как ножом или стилем, нацарапал на груди убитого свою записку. В отличие от бумаги, кожа рвалась и кровоточила, но выцарапанные буквы оказались более-менее ровными. Оставленное клеймо, всего несколько слов "тот, кого ты помнишь", должны были о многом сказать не только Одиль, но и Розе.

Где-то в отдаление раздался бой башенных курантов. Этот звук должен был стать последним, что жертва услышит перед смертью, но часы запоздали или просто я слишком поспешил. Вспомнив о том, что конь убитого остался в конюшне, я направился туда. Перси, спрятавшийся за углом вместе с очаровательной крылатой патриоткой, даже не попытался задержать меня. Мне вспомнилось, как химера жадно загрызла лошадь Франчески, точно также я в эту ночь расцарапал горло чужому коню и тем, кто были достаточно глупы, чтобы не вовремя заржать. Спокойно стоять в стойлах остались только те, кто признал во мне наиболее сильного, чем все, кто до сих пор отдавал приказы.

Я ушел, оставив за собой кровавый след. Рука, принявшая нормальный вид, была намного приятнее, чем тяжелая клешня, но даже на ровной коже осталась размазанная кровь. На утро в городе поднялся сильный шум. Перси, который остался, чтобы последить за событиями, потом обо всем мне доложил. Его всегда интересовали скандальные новости, особенно, когда он сам знал, кто стал причиной переполоха, а люди вокруг только сплетничали и строили предположения. Одиль тоже узнала, кто виновник шумихи, вернее догадалась, прочтя кровавую строку. А Роза даже если ей не разрешили приблизиться к месту преступления, наверняка, услышала новости от придворных. Я был уверен, что у нее хватит сообразительности, чтобы соединить детали головоломки. Она сопоставит факты и догадается, что это ее таинственный друг оказал ей очередную услугу.

Сомневаюсь, что Розе хотелось раскланиваться перед тем, кого ей выберут родители. При таком своеволии как у нее предпочтительнее было бы сделать выбор самой, и она его сделала. Она выбрала худшее из всех зол.

Пренебрегая доводами рассудка, как только стемнело, я снова отправился к уже знакомому окну. Оно находилось очень высоко надо рвом, и было недоступно для того, кто не умеет летать, как уже заметила в своем дневнике сама Роза. Обычно створки окна были гостеприимно распахнуты, но на этот раз кто-то закрыл их на задвижку, а перед стеклом запер свинцовый переплет. Шантель слишком быстро строила догадки, даже Винсент не подозревал, где я провожу ночи напролет, а она уже что-то заподозрила. Полетав немного перед окном, я решил притаиться под карнизом, чтобы никому из караульных не бросился в глаза золотистый крылатый змей. Для часового, который не верит в сверхъестественное, такое зрелище оказалось бы довольно подозрительным.

Как только Роза вошла в спальню, я ощутил ее приход по легким шагам. Она тут же открыла окно и отодвинула переплет. Она ждала меня, но увидела на подоконнике только то, что ей было давно обещано - мою театральную маску. Я успел легко подбросить ее наверх краем крыла, так, что Розе, наверное, показалось, что предмет материализовался из воздуха. Я знал, что сейчас Роза вертит маску в руках и хочет задать какой-то вопрос в пустоту. Мне очень захотелось взглянуть на нее, ведь этот визит может стать последним. Легко оторвавшись от стены, к которой прижимался и взмыв наверх на уровень окна, я ошеломил ее. Роза приоткрыла рот от удивления, но слова замерли у нее на губах. Она видела перед собой очень красивое, свившееся кольцами и похожее на золотистого морского конька существо. Только вот драконы не бывают так безобидны, как морские коньки. Другая бы девушка на месте Розы удостоилась такого зрелища лишь в том случае, если бы она была выбрана моей следующей жертвой. Но Роза, как я уже заметил, была особенная. Слишком смелая для того, чтобы позвать на помощь, она крепко прижимала к себе маску и молча, но с интересом взирала на столь необычное явление.

Существо из другого мира взмахнуло крыльями и исчезло, а Роза все не отходила от окна.

Я спустился во внутренний двор замка с определенной целью. Часовые, посмотревшие с бастионов вниз, увидели бы перед собой всего лишь вельможу, который вполне может гостить в замке или состоять в свите короля. Глубокий колодец, наполненный водой, помог бы крылатому змею мигом исчезнуть, нырнув вглубь и вынырнув уже в ближайшей реке, вода из которой по прорытому в слоях грунта тоннелю поступала в замок. Только пока исчезать было не от кого. Во дворе остался только один худой и довольно странный на вид паренек. Тот, кого я искал. Менестрель с обгоревшей кожей. Он ловко приписывал свое несчастье тому, что загорел во время путешествия по пустыне, но даже при такой ловкости, как у него, он не мог справиться с завистливыми конкурентами. Музыканты, давно освоившиеся при дворе, не хотели терпеть новичка. Теперь, когда дело приняло самый серьезный оборот, Генри потихоньку убежал из пиршественного зала и в одиночестве размышлял над своими неудачами. Точнее он думал о том, куда ему податься теперь.

Он даже потушил фонарь, чтобы никто его не побеспокоил. Ведь кто-то из словоохотливой челяди, завидев огонек, может прийти посплетничать, а Генри в его нынешнем положении предпочитал гордое уединение. Неудобно было лезть к человеку, когда он хочет побыть один, но, возможно, я был именно тем, кого Генри давно ожидал.

Он ощутил, как кто-то прикоснулся к его плечу, но когда обернулся, я стоял уже далеко от него. По его радостно загоревшимся глазам сразу можно было понять, что встреча с неземным существом это то чудо, о котором он мечтал много лет.

-- Монсеньер...Ваше величество, - Генри запутался, явно не зная, как ко мне обратиться.

-- Достаточно одного монсеньера, - милостиво разрешил я. - "Ваше величество" - по моему мнению звучит слишком напыщенно, к тому же в стране, где уже есть один король.

-- К тому же, королей слишком много, но вашего могущества у них у всех вместе взятых нет, - подхватил Генри. Он явно многое знал или успел выспросить.

-- Кто рассказал тебе обо мне? - спросил я, хотя уже заранее знал ответ.

-- Они, - Генри покосился на освещенное окошечко за ажурным железным переплетом. Там находилась мастерская шести прях.

-- В трудное положение ты попал, Генри. В общем, как и любой менестрель. Вроде бы и не слуга, и не ровня придворным. Так что-то среднее между представителем искусства и искателем временной работы.

-- Если б нашелся господин вроде вас, которому я мог бы служить постоянно, - ловко ввернул Генри. Малый сам набивается на службу, так почему бы его не пригласить.

-- Вот только на что ты пригоден? Есть у тебя какой-нибудь особый талант, который был бы небесполезен для хозяина вроде меня.

-- Например?

Я щелкнул пальцами, высекая искры огня, из которых сложился в воздухе крошечный силуэт парящей птицы. Демонстрация чар произвела на Генри сильное впечатление.

-- Например, магический талант, - пояснил я.

-- Любая птица, - Генри указал пальцем на тающий в воздухе силуэт, - и любое животное не смогут устоять против звуков моей виолы.

-- Ты очаровываешь только зверей?

-- Людей, к сожалению, не могу. Иначе мое нынешнее положение не было бы столь плачевным, - с искренней горечью заявил он, явно набиваясь на сочувствие.

-- Ладно. Завтра ближе к ночи выходи из замка и иди по направлению к пустоши. Дойдешь до распутья дорог, постарайся встать подальше от креста и жди. Ровно в полночь я пришлю за тобой кого-нибудь. Моих подданных ты сразу узнаешь. Ничего не бойся, иди за проводником, даже если это будет гном или эльфийский острослов, или крылатая капризная леди. Их вид не должен смущать тебя, как и их манеры, иначе ты не сможешь прижиться среди нас.

Глаза Генри вспыхнули благодарностью, но я сделал ему знак молчать.

-- И так уже сказано слишком много, а здесь чужая территория и чужие шпионы.

-- А почему вы не хотите этим всем завладеть? - искренне изумился Генри.

-- Потому, что здесь нет ничего такого, на что я мог бы позавидовать, - резко бросил я перед тем, как оставить Генри в прежнем одиночестве. Хотя теперь у него появилась крошечная надежда.

Я решил, что поручу Генри следить за живностью в подвалах одного театра. Для человека такая работа, конечно, совсем не сахар, но если менестрель сможет очаровать своей игрой крыс, то никому от этого вреда не будет. Главный театр в своей империи я назвал "Театром Теней", в память о том зловещем представлении, которое я видел в долине. Крысы водились в подвалах не потому, что я не мог их истребить, а потому, что приберегал такую жуткую армию на случай любой войны. Натравив крысиные полка на любой из довольно привлекательных городов Анри или Одиль можно навсегда отбить у них охоту связываться со мной. Вот только в мое отсутствие будущие военные силы не хотели вести себя смирно. Никому кроме меня они не подчинялись, да ни у кого и не возникало желания с ними возиться. Зато Генри своей музыкой сможет заманивать их назад в подвалы каждый раз, когда им захочется поискать пищу в костюмерной или зрительном зале.

Поблуждав в лесу, я заметил группу лесорубов, в обязанности которых входило обеспечивать топливом королевский замок. Довольно привлекательный юный паж, который отлично разбирался в лесной жизни, отговаривал их рубить молоденькие деревья и указывал на засохшие стволы, как раз пригодные для растопки. Он и сам взял топорик, чтобы помогать дровосекам. Смышленый мальчишка оказался настолько красивым, что я сам позавидовал ему. Я попытался узнать, как его зовут, но в его довольно спутанных мыслях прочел только женское имя. К тому же сами мысли были почти недоступны. Мне показалось довольно странным, что он затвердил в памяти имя принцессы. Может заманить его в чащу и расправиться с еще одной жертвой. Я попытался мысленно подозвать его к себе, но ничего не добился. Только с третьей попытки я достиг успеха. Паж обернулся, очевидно, заметил мой силуэт среди деревьев и послушно пошел за мной вглубь леса.

-- Подожди! - меня окликнул женский голос. Паж снял с головы берет, и ему на спину упала волна длинных локонов.

-- Роза! - на этот раз я был, правда, ошеломлен. Я, конечно, знал, что у нее вошло в привычку разгуливать по улицам в наряде пажа, но не думал, что однажды этот маскарад даже на меня произведет подобное впечатление.

За моей спиной глухо заухала сова. Звук показался мне зловещим. Взгляд Розы устремился куда-то за мое плечо, и зрачки расширились от ужаса.

-- Я знала, что это дерево проклято, - произнесла она, указывая рукой вперед.

Там находился как раз тот раскидистый вяз, под которым я оставлял разодранные туши животных, чтобы о них доложили Одиль, но теперь я не ощущал запаха крови. Вся пролитая здесь кровь давно впиталась в землю, и к страшным воспоминаниям вдруг примешался еще один пугающий звук, скрип сухой ветки и трение веревки, будто что-то тяжелое раскачивается над землей. Повешенный! Я понял это еще до того, как обернулся и подвешенный на суке покойник напомнил мне большую тряпичную куклу. Вернее это была повешенная. Женщина в красном платье с посиневшей кожей.

-- Это Дженет - моя служанка, - вдруг сказала Роза. - Та самая, у которой не было вредной привычки проверять, что делает госпожа по ночам при зажженных свечах.

Сова села на ту самую ветку, к которой крепилась веревка.

-- Ненавижу этот старый вяз, - проговорила Роза.

-- Я тоже, - я вспомнил, как именно в этом месте разделался с егерем, служившим Одиль. Это было жестоко, но тогда мне казалось, что таким способом я смогу напомнить ей о том, что хищник бродит рядом и его надо остерегаться.

Роза высоко занесла топорик, прицелилась и хотела метнуть его в птицу, нагло разглядывающую нас со своего необычного насеста.

-- Зачем? - поинтересовался я.

-- У этой совы слишком пронзительный взгляд, - Роза нехотя опустила топор, но все еще крепко держалась за древко. - Никогда не видела сову с красными глазами.

-- А летучих мышей ты видела?

-- Тех, которые летели за моей каретой из самых Лар? Они до сих пор всюду меня сопровождают, прячутся в стенных нишах, гнездятся на крыше, прячутся по пыльным чердакам. Мерзкие твари, но смышленые.

-- Не обижай их, - шутливо предостерег я. - Сами они на вид довольно невзрачны, но зато ценят красоту. Раз ты им так сильно понравилась, значит, они не дадут тебя в обиду.

-- Хочется в это верить, - Роза тяжело вздохнула, отошла от меня на несколько шагов и присела на пень. За ее спиной на ветках раскидистой липы расселись то ли светлячки, то ли бродячие огоньки. Тяжелый сладкий аромат липового цвета смягчал запах разложения. Я знал, что Одиль довольно жестока, но то, что она казнит служанку за такую малую провинность, как не интерес к подслушиванию даже для меня оказалось неприятным сюрпризом.

-- Завтра меня отошлют из замка. Я подслушала один разговор, - Роза обиженно надула губки. - Я не хочу уезжать.

Она разговаривала со мной, как со старым знакомым или просто принимала все происходящее за сон. Я прислонился спиной к стволу ясеня, скрестил руки на груди и лихорадочно размышлял, а может пригласить ее с собой в мою мрачноватую страну. Тогда жизнь там, наверное, станет несколько светлее.

Год, который я дал ей на раздумья еще не прошел. За год она могла и передумать. Я вынул из замерзших рук розы древко топора, подошел к зловещему дубу с висельником, размахнулся и сделал на толстом стволе небольшую зарубку.

-- В память о том, что мы встретились здесь, - пояснил я вздрогнувшей Розе. Заточенной лезвие рассекло шероховатую кору, глубоко вонзилось в древесину, и из свежей раны засочился липкий сок. Как жаль, что топор не достал до сердцевины, вдруг ни с того ни с сего подумал я, и дерево отозвался мне глухим утробным стоном. Такое ведь невозможно, но я четко различил в ночи этот стон и даже бросил быстрый взгляд вверх, чтобы убедиться, что повешенная не воскресла.

-- Ночью в лесу все звуки кажутся зловещими, - я попытался улыбнуться, подошел к Розе и взял ее руку, чтобы поцеловать, но в этот миг откуда-то метнулся пушистый серый комок. Острые когти полоснули меня по щеке, и нетопырь понесся прочь. Не тот нетопырь, которого послал я.

-- Все в порядке, ты можешь идти, - я прижал ладонь к щеке, чтобы Роза не видела, как кровоточащая рана сама собой исцеляется.

-- А ты? - Роза обернулась на ходу.

-- Я хищник и хочу свернуть голову этому зверьку.

Дождавшись, когда она ушла, я стал прислушиваться, не раздастся ли из глубин еще один стон или мерное хлопанье крыльев. Вместо этого я услышал только тихое постукивание и бряцанье, исходящее из-под земли. Где-то здесь находилась лестница, ведущая под землю, но я не собирался прикладываться ухом к сырой, кишащей червями почве, чтобы установить точное направление. Мои гномы не стали бы работать здесь, значит это кто-то другой. Словно в ответ на мои мысли из-за вяза вынырнула угловатая, лишь немного прибавившая в весе фигура Анри. Он словно материализовался из пустоты, подскочил к пню и стал придирчиво оглядывать землю вокруг него.

-- Хоть бы платок обронила, - с легким укором произнес он. - Никогда не встречал таких осторожных девушек. Обычно у любой можно стащить хотя бы сережку, но только не у этой.

-- Что еще ты затеял? - я только сейчас вспомнил, что все еще держу в руке топор, и занес его повыше, метя в ничем не защищенную голову Анри. На нем не было шлема, хотя все остальное тело прикрывали тронутые ржавчиной латы, поэтому мне и показалось, что он пополнел. До этого он был не толще скелета.

-- Нравиться? - усмехнулся он. - Я решил, что в этих латах выгляжу более впечатляюще.

-- Разве? - мне, честно говоря, было все равно. На мой взгляд хоть в доспехах, хоть в плаще, хоть в костюме арлекина Анри оставался все тем же неугомонным борцом за свои права.

-- Ты подался еще и в разведку?

-- Разведка никогда не помешает, - с видом философа кивнул Анри. - К тому же я решил прибавить к своим владениям заброшенную сторожевую башню у самых границ и, представляешь, никто не попытался мне помешать. Самые выносливые члены моего ордена работают под землей кирками и лопатами, прорывая тоннель, и на это тоже всем наплевать. Люди привыкли жить на земле, а не под ней, так что моя задумка вряд ли представляет для кого-то интерес.

-- Какая задумка?

-- Подземный город, - победоносно сообщил Анри. - После полнолуния в твоей империи я стал чувствовать себя значительно лучше и у меня появились светлые идеи. Дневной свет слишком губителен для таких созданий, как мы, не легче ли было бы иметь запасное убежище в слоях почвы - город со множеством тоннелей и лабиринтов. Лично мне эта идея нравиться.

-- Глупая идея, - вместо ожидаемой похвалы я как обычно честно высказал то, что думаю. - Если предпочитаешь образ жизни, как у крота, то это твое личное дело. Кстати, что у тебя с рукой.

Я заметил, что одной латной рукавицы не достает и на обнаженной запястье видна глубокая свежая рана. Крови, конечно же, не было, только капли какой-то жижи, отдаленно напоминающие кровь.

-- Так, поранился о корень дерева, - Анри попытался притвориться, что рана пустяковая. - У этого дуба очень длинные корявые корни.

Он сквозь зубы процедил ругательства в сторону раскидистого вяза.

-- Есть успехи на поле брани? - с легкой иронией спросил у него я.

-- А разве они могут быть, - огрызнулся Анри. - Ты же нам не помогаешь.

Он опять разозлился. Стоило только над ним подшутить, как за этим следовала яростная вспышка гнева.

-- До встречи, - сердито буркнул он. - Я и без тебя одержу победу.

-- Как хочешь, - дипломатично заметил я и крикнул ему вдогонку. - А зачем тебе понадобилась вещь принцессы?

Он не хотел отвечать, но не без помощи моих чар споткнулся о выпирающий из земли корень и распластался на земле.

-- Вот дрянь, - выругался он, поднявшись и изо всех сил пнул крепкий дубовый ствол ногой. Лучше от этого никому не стало, только Анри поморщился от боли. Он, очевидно, забыл, что закован в доспехи.

-- В этих железяках так трудно двигаться, - пожаловался он. - Ты, кажется спросил зачем мне нужна ее вещь? Хочу опробовать одно приворотное заклятие, которыми торгует старик - предсказатель судьбы. Знаешь, самое удивительное, что он сумел предсказать эпидемию чумы в Ларах. Он рассказал о ней еще до того, как она началась, но естественно ему мало кто поверил. А теперь он говорит, что существо, которое очень любило играть на скрипке, скоро вырвется на свободу.

Анри стряхнул сухие листья, прилипшие к нагрудной пластине, при этом раздался противный скрежет металла о металл. Когда Анри разжимал пальцы, залязгала латная рукавица. Звук был еще более неприятным, чем уханье отлетевшей совы.

-- Ты хочешь узнать свою судьбу, так приходи в Виньену. Провидец вернулся, и он помнит тебя, - Анри глухо издевательски засмеялся. - Юноша с ангельской внешностью, внутри которого сидит зверь, кто это может быть кроме тебя? А существо, любившее играть на скрипке? О нем я ничего не знаю.

Он быстро скрылся за толстым стволом вяза и лязг металла, раздававшийся при его неловких движениях, тут же стих. В латах Анри был довольно неуклюж или просто пытался сделать вид, что они сковывают его ловкость. Разве можно понять, что твориться в голове у этого мошенника?

Во всяком случае, он исчез с поверхности земли, а я вспомнил о своем желании свернуть голову гадкому зверьку. Ни одна летучая мышь не решилась бы на меня напасть, если б не влияние другого сильного чародея. Для того, чтобы выяснить что к чему мне надо было всего лишь повернуть кольцо с печаткой, вернуться в Лары, и основательно встряхнуть Винсента, если он еще не успел сбежать из дома. Как ни странно он уже ждал меня на пороге и первый накинулся с упреками.

-- Ты же сам сказал, что ни один из нас не должен приближаться к этой девушке? - Винсент редко терял контроль над собой, чтобы разозлить его, надо было задеть за живое.

-- Где ты раздобыл такую послушную летучую мышь? - вместо ответа поинтересовался я.

-- Даже от службы тебе некоторые умудряются уклониться. На колокольне осталось с десяток этих мерзких тварей. Выглядят они не лучшим образом, но зато когти у них острые.

-- Кажется, ты завидуешь тому, что моя кожа не изуродована шрамами, как твое горло.

-- На тебе все заживает, как на собаке, - Винсент фыркнул и виновато опустил голову. С ходом времени и приобретением большего опыта в чародействе он сам менялся. Каштановые волосы стали еще более шелковистыми. Даже мельчайшие мимические морщинки под глазами и те разгладились, а сами глаза вместо темно-карего приобрели теплый ореховый оттенок. Смотрись Винсент хоть иногда в зеркало, он бы никому не завидовал. Правда шрамы на шее так и не зарубцевались, но ведь их всегда можно прикрыть шейным платком или жабо. В любом случае того преобразившегося Винсента, который стоял передо мной сейчас они несколько не уродовали, напротив добавляли его личности некоторую таинственность.

Винсент не попытался застегнуть распахнувшейся воротник камзола, понимал, что я все равно знаю о его самой крупной неудаче.

-- Ну, что спалишь меня вместе с домом или пустишь в ход когти? - устало поинтересовался он.

-- Я бы с радостью, но не хочется наводить беспорядок в собственном жилище, - мрачный юмор и на этот раз меня не подвел.

Винсент расценил это, как шутку и лучезарно улыбнулся.

-- Значит, я прощен, - заключил он.

-- В последний раз.

С улицы донесся какой-то шум и Винсент пугливо оглянулся в сторону окна.

-- Почему-то у меня такое чувство, что вот-вот прилетит кто-то, готовый раскроить мне горло, - признался он. - Наверное, сказались несколько дней плохой погоды и то, что по площади по ночам шаркает горбун в мантии и короне. Мне кажется, он ищет тебя точно так же, как пес идет по следу.

-- С ним Камиль?

-- Камиль регулярно посещает "Марионетту", но после того, как Роза сошла со сцены, пьеса больше не пользуется таким успехом. Он хочет написать что-то новое и найти способную актрису, но пока у него не вышло ни того, ни другого.

-- Театр всего лишь прикрытие для его грязных планов, - мне захотелось метнуть в сторону площади струю огня, чтобы испепелить князя и его ищейку. Камиль ищет меня и, наверное, уже жалеет о том, что так легко впустил из рук картину. Возможно, со временем портрет приобрел бы ту же силу, что и аметист. Кстати, что касается аметиста, то я уже на протяжение довольно длительного срока не ощущал рокового притяжения.

-- Тебе надо было бы строить планы на будущее, а вместо этого ты бегаешь за девчонкой, сам не зная для чего, - снова зазвучал голос Винсент, тихий, как шелест орешника. За все время пребывания в огражденном чарами доме я слышал только этот голос, сладкий, тягучий, полный яда. Винсенту надо было бы выступать с речами в королевском совете, а не сидеть добровольно взаперти. Если он не терял рассудок от злобы, то умел убеждать слушателей в своей правоте, точно так же, как убедил крестьян из моей деревни в том, что их хозяин дракон.

-- Тольке не рассказывай мне длинную душещипательную историю о том, что хочешь обвенчаться, - съязвил Винсент. - Ты никого не любил и тебя ничем не проймешь. Ты как будто сделан из камня.

-- Никого не любил? А как же моя семья...

-- Если бы ты испытывал к так называемой семье хоть какие-то теплые чувства, то давно бы уже расправился с князем.

-- Легче сказать, чем сделать. Он все еще силен. Не забывай, что это он учил меня, а не я его. И кто дал тебе право так неуважительно говорить о моих родственниках.

-- Почивших родственников, - угрюмо поправил Винсент. - Ты выглядел среди них явно лишним, как один-единственный эльф в замке полном людей. Твои родные боялись тебя, потому что знали о том, кем ты станешь.

-- И скрывали это от меня, - подумал я вслух.

-- Зато я с самого начала во всем признался тебе честно, - тут же ввернул Винсент, забыв упомянуть о том, что это случилось после двух неудачных попыток лишить меня жизни.

-- Да, конечно это метод шакала переметнуться на сторону сильного, - рассмеялся он, угадав мои мысли. - Но, запомни, даже крысы бегут с тонущего корабля, а я остался следить за Ларами. Это значит, что твои шансы на успех все еще больше чем у кого бы то ни было. Если победишь всех своих врагов, то, хоть для меня это и утрата, но принцесса достанется тебе.

-- Утрата? - переспросил я.

-- Ну мне конечно не хочется, чтобы она связывалась с тобой, - ушел от прямого ответа Винсент. - Ты ведь даже не человек, ты оборотень, животное, но ей кажется все равно. Каждый сам делает свой выбор.

Кто я для нее? Тень при свечах, голос в пустоте, незримый и опасный гость. Хорошо еще если ее дуэньи до сих пор не позвали священников, чтобы меня изгнать. У меня осталась только ее лента, но повертев в руках этот розовый кусочек атласа я, может, смог бы узнать о чем она думает.

Ленту я изрядно потрепал, но узнать ничего не смог. Винсент убеждал меня заняться политикой, уладить дела с отцом Анри, он так и не оставлял надежды на то, что король передаст трон мне. А сам Винсент наймется к Розе прислугой, чтобы помогать ей. Конечно же, пуститься на такую крайность я ему не разрешил, да и кто возьмет в слуги такого странного субъекта, за которым водится дурная привычка все время носить траур.

Месяц высоко в темном небе засиял ярче, и мне показалось, что к серебристому оттенку гало примешался красноватый. Меня тянуло в небо, ближе к месяцу, потому что на чьей-то руке раскалился злосчастный аметист. Я схватился за подоконник и выругался в адрес князя. Как не вовремя. Кожа горела, и самое главное я догадывался, кому на этот раз выпал страшный жребий. Винсент благоразумно подхватил со стола пару книг и побежал прятаться на чердак. Наверху щелкнула, закрываясь, щеколда, вспыхнула свеча. Весь дом был предоставлен мне, как и весь город, но на этот раз оказалось бы мало даже спалить Лары. Ни одно злодейство не уняло бы огонь в крови, но я решил испытать судьбу. Первой моей жертвой стала повозка, одиноко тащившаяся по проселочной дороге. Она тут же оказалась в драконьих когтях, бочки с пивом откатились с нее в разные стороны. Остальные превратились в щепки, как и вся телега с тентом, упряжкой, с ободьями колес. Но пара мулов и извозчик не могли заменить ту, которая была избрана для меня на эту ночь. Обрученная со смертью. Я должен облететь весь мир, но найти ее. Однако искать долго не придется, видимая мне одному фиолетовая нить тянулась напрямик, а место нахождения кольца магнитов тянувшего к себе я всегда мог безошибочно определить.

Вперед по млечному пути, туда, где кто-то осужден на смерть. Вместо девушки я бы мог принести в жертву карету, спокойно катившую к городским воротам, но уже знал, что это будет напрасная жертва.

Освобожусь я лишь тогда, когда жертвой станет сам князь. Пора избавиться от того впечатления, которое произвел на меня когда-то злой гений, и найти оружие против него. Оружие, которое, я не сомневался, скрыто в манускриптах. Магия против магии. Зло против зла. Коварство определит сильнейшего.

Я увидел свою жертву сквозь огромные окна, окружающие то ли какое-то помещение для заседаний совета, то ли бальный зал. Оно могло быть и тем и другим. Присматриваться не осталось времени. Меня влек золотой цвет, одно-единственное яркое пятно во всем темном пространстве. Разбив когтями стекло и даже не ощущая боли от острых осколков, цепко впившихся в драконью шкуру, я проник внутрь. Подавляющих размеров зала была достаточно вместительна даже для меня. Пустоту в желудке заполнил надоедливый грызущий голод. Вслед за ним возросло чувство злобы ко всему живому. Это чувство было не моим. Яркая золотая точка, как будто манила. Я сам не понял, как в когтях очутилось что-то продрогшее и хрупкое, похожее на маленького зверька. Так замирает от страха в когтях хищника белка или куница. И все-таки когтями я ощущал не мех, а более шероховатую материю. Парча! С первой попытки определил я. Золотая парча. В памяти всплыло, как острый осколок стекла, имя. Франческа! Мне ведь не хочется, чтобы с красивым существом, которое я сейчас тащу на заклание случилось то же, что и с Франческой. Лучше принести в жертву кого-то другого. Или множество жертв, чтобы голод точно утих. Одного возницы с повозкой было недостаточно, значит нужно выбрать десяток, сотню крестьян. По счастью вблизи ощущался запах дыма, мяса, дров, вспаханных полей. Там деревня. Я ринулся вперед, даже не задумываясь о том, какой собираюсь причинить вред. Деревня, действительно, была рядом, и огонь не миновал ее.

ЧТО ГЛАВНОЕ В БОЮ?

Ветки кипарисов цеплялись за одежду, царапали лицо, когда я продирался мимо них в чащу. Колючки терновника и низкие сучья дубов тоже делали свое дело. В темноте все деревья одинаковы. У всех цепкие длинные ветки, которые вместо того, чтобы пропустить хозяина леса, пытались вцепиться в кожу, как живые тонкие пальцы.

На царапины я старался не обращать внимания, все равно они скоро заживут. Вся лесная живность и птицы и звери поняли, что меня лучше не беспокоить. Даже голодные волки пристыжено притихли, потому что поняли: появился более грозный хищник еще голоднее чем они. Волки сами могут в одночасье стать для него пищей.

Для меня самого трудности были привычны. Сложнее всего было оберегать от случайных ранений свою ношу. Облако золотой парчи, так похожей на саван Франчески, жгло мне пальцы. Надо было быть осторожным, ведь если какая-то сухая ветка расцарапает кожу девушки, которую я нес на руках через весь лес, то мне же самому придется ее лечить. Где-то поблизости должна была находиться избушка егеря, но дойти до нее по сугробам оказалось не просто. Я пешком дошел до самой черты своей империи, а здесь всегда зверствовал лютый мороз. Колкий снегопад раздражал заживающую после царапин кожу. Груз, который почти ничего не весил, начал оттягивать руки.

Вот и избушка. Я почти с радостью устремился туда, вышиб ногой дверь и не сразу почувствовал, что чей-то пристальный взгляд буравит мне спину. Я обернулся. Никого. Позади только снежная мгла. Ни один волк, привлеченный запахом крови, не рискнул бы подобраться ко мне ближе, чем на несколько метров.

-- Если ты не в силах свершить правосудие, то это сделаю я, - прохрипел у моего плеча знакомый голос. - Давай сюда девчонку.

Я отшатнулся, прежде чем узловатые пальцы успели вцепиться мне в плащ. Омерзительный горбатый силуэт впервые вызвал у меня настолько сильное отвращение, что я захотел убежать от него. Блеск короны, как будто в насмешку надвинутой на морщинистый лоб все еще напоминал о прежнем величии.

-- Уходи, - почти зашипел я на Ротберта. - Здесь проходит черта моих владений, ты не переступишь ее при всем желании. Твое правосудие глухо и слепо, но даже если б было иначе, добыча принадлежит только мне.

-- Так значит война? Ты хочешь сражаться? - бессильная ярость заставила князя повысить голос.

-- Как только вам будет угодно, - с холодной любезностью пояснил я. Мне даже не доставило удовольствие то, что он топчется у самых границ и не в силах пересечь их. Я оставил его за порогом, а сам чуть наклонил голову, чтобы не стукнуться о притолоку и скрылся в дверном проеме. Дверь сама собой с шумом захлопнулась, как будто разгораживая два мира.

Избушка егеря давно уже пустовала. На стенах слоя пыли и паутины. В очаге холодная зола. На полу полчища вредоносных насекомых. Смогу ли я привести в порядок такую халупу. Даже для меня это бы оказалось утомительной работой, но выбора не оставалось. Тараканы и клопы сами разбежались, безошибочно почуяв опасность, исходящую от меня. Они уползли очень быстро и на до этого залепленном крошечными тельцами полу четко проступили глубокие борозды от когтей. Волк не может так сильно расцарапать доски пола, да и не один другой зверь не смог бы. Царапины были нанесены с небывалой яростью.

Локтем я задел и опрокинул чащу, стоявшую на грубо сколоченном столе. Из нее выкатилась мерзкая липкая масса и разделилась на мелкую капель. Пиявки. Кто притащил их сюда? Кто мог принести саму чащу? Домик больше не пустует, это ясно, но кому понравиться жить в холоде и грязи? Липкий ком пиявок растекся по полу. От моих ног они предпочли убраться подальше, видимо, сработал инстинкт самосохранения. Одна капля моей крови и эти склизкие ползущие тельца воспламенились бы.

Одна чистая койка и попона тут же стали кроватью для Розы. Навязчивая мысль о том, что ее гладкий лоб мог бы быть уже залит кровью, а тело выпотрошено, никак не исчезала. От этой мысли меня прошиб холодный пот.

Какое-то существо снаружи пихнуло дверь. Та скрипнула и приоткрылось. Кто-то принюхался к воздуху и, видимо, почуяв меня, понесся прочь сломя голову. Значит, новый жилец не станет нас беспокоить. Что ж, это даже хорошо.

Роза успела сильно замерзнуть, но я знал, что может ее спасти. Самовозгорающаяся кровь, которая убила бы пиявок, может вернуть ей жизненное тепло. Я огляделся по сторонам в поисках ножа и не найдя его, без церемоний перегрыз вены у себя на запястье и приложил кровоточащую кисть к ее посиневшим губам.

-- Только не умирай, - мысленно попросил я. - Кто, кроме тебя, сможет разделить со мной мои темные пристрастия к древней магии. Может быть, если ты будешь рядом, мне станут понятны все до единого древние письмена.

В хижине было еще холоднее, чем в лесу. Казалось, ледяной ветер сочится во все щели. Я мог бы разжечь огонь в очаге одним вздохом, одним мановением руки, но вместо этого зачем-то стал искать поленья, трут и кочергу. Пустая поленница не подавала надежд. Ни огнива, ни трута найти не удалось. На топливо я разломал пару ненужных стульев, быстро щелкнул пальцами, высекая несколько искр, и поспешно обернулся на Розу, надеясь, что она еще не очнулась. А если б очнулась, странное бы перед ней предстало зрелище - чародей высекает пламя из ничего и ломает зазубренные доски с такой легкостью, будто это тонкие прутики. Гвозди из разломанной мебели посыпались на пол. Их перезвон мог бы разбудить и мертвого, но Роза не просыпалась еще очень долго.

Я присел на корточки и начал ощупывать царапины на полу. К пальцам цеплялись мелкие занозы, доски пола поскрипывали, но я с удивительной упорностью продолжал водить ногтями по полу, будто таким образом мог понять, что за животное оставило эти следы. Интересно, если б меня самого заперли за стальную дверь смог бы я точно так же исцарапать ее когтями?

Сильвия тоже когда-то скреблась в дверь моего лесного домика, но добилась только кровотечения из-под ногтей, а глубоких следов не оставила. Какой бы зверь не царапал пол избушки, но он был взбешен и он искал кого-то. Точнее, не кого-то, а меня.

-- Кто ты? - голос Розы вывел меня из оцепенения.

-- А ты разве не помнишь?

Она только смотрела на меня красивыми, пустыми глазами. Глазами, в которых не осталось никаких воспоминаний.

-- Где дракон?

-- Дракон? - я чуть было не расхохотался, глупо, глухо, потерянно, но вместо этого лишь пожал плечами и солгал. - Я не знаю.

И это вместо того, чтобы честно признаться "он перед тобой".

Я прислушивался к нечеловеческому шепоту моих подданных в воздушной высоте, к тихим осторожным шагам волков по снегу, к возне пауков в щелях и думал, что из этих звуков Роза может уловить, а что нет. Возможно, она тоже слышит, как отголоски беседы эльфов врываются в вой снежной бури, как какой-то дух зловеще смеется, заглянув в трубу, и этот смех эхом отдается в дымоходе. Присматривается ли она ко мне в поисках ангельского нимба над головой или пытается рассмотреть черного двукрылого спутника, который, вспомнив о прошлом, вырвался из оков человеческого тела и вновь, как тень, стоит у меня за плечами.

-- Ты тоже стал его жертвой? - Роза приподнялась и с сожалением смотрела на меня.

-- Да, - хоть раз я ответил правду. Когда-то давно моя жизнь была принесена на жертвенный алтарь, чтобы мой теневой спутник - дракон обрел наивысшую силу. Теперь он неотъемлемая, темная часть меня. Он больше не обособленное чудовище, а всего лишь черная душа в прекрасном теле. Он был повелителем, а я слугой, до тех пор, пока не смог приручить его. Он тьма, а я его светлое отражение, его оболочка, его маска.

Вспомни ту маску, которую я оставил у тебя на подоконнике и ты поймешь в чем моя сущность, попытался сказать я Розе одним взглядом, но она либо не поняла, либо истолковала все по-своему. Да и помнит ли она о какой-то маске? Помнит ли она что-то вообще?

-- Роза? - осторожно позвал я. Мне показалось, что хоть она и здесь, но ее душа где-то далеко, возможно все еще в когтях дракона.

-- Ты знаешь мое имя? - она насторожилась.

Отлично, она хотя бы не забыла, как ее зовут. Она забыла только меня и, очевидно, все что связано со мной.

-- Помнишь вечер в "Марионетте" и страшную пьесу автора по имени Камиль?

-- Что-то помню, - она озадаченно покачала головой. - Мотивом послужило убийство маркизы в Виньене. Теперь я знаю, кто ее погубил, но автор-то откуда мог знать, что ее убил дракон?

-- Может быть, он сам видел, - неуверенно пробормотал я.

-- А может быть, он сам ее убил, а за перо взялся, чтобы свалить вину на дракона, - Роза устало уткнулась подбородком в колени и произнесла. - Если бы он это видел, он бы не стал об этом писать.

-- Да-да, наверное, - поспешно подтвердил я. - Если б я был в своем уме, я бы тоже никогда не стал писать о существе, которое на протяжение многих веков было причиной людского страха.

Мне нужно было о чем-то говорить. Страх перед тем, что на смену какофонии шепотов и звуков вдруг наступит гнетущая тишина, заставлял меня болтать о чем угодно. Даже без тишины, среди паутины нот и созвучий Роза выглядела неживой. Она застыла в одной позе, как манекен и в зрачках ее глаз отражались языки пламени.

Огонь резво плясал в печи, но не поедал скудные остатки топлива. Роза, кажется, даже не заметила этой странности. На всякий случай я взял кочергу и сделал вид, что ворошу содержимое очага.

Впервые мне пришлось подстрелить оленя, не чтобы отомстить Одиль, а чтобы обеспечить принцессу ужином. Готовить еду и горячие напитки я никогда не умел, поэтому полагаться пришлось исключительно на колдовство. Мои охотничьи навыки и при жизни-то сводились к тому, что дичь зажаривали оруженосцы. Оставалось надеяться, что Роза не станет задумываться о том, откуда вдруг на пустом столе появился мех с вином и бокалы.

-- Скажи, ведь он может вернуться за своей жертвой? Его ничто не остановит? - Роза теребила пальцами попону и не отрывала глаз от огня. Я догадался, что она имеет в виду дракона, но не хочет больше произносить само слово "дракон". Не хочет поминать вслух злую силу.

-- Если он захочет тебя найти, то замки для него не преграда. Ни эта дверь, ни даже эта стена, - я с такой силой ударил кулаком по стенке, что, кажется, сам домик пошатнулся. Отлетела крошевом штукатурка, и посыпались мелкие щепки. В ровной кладке осталась вмятина, а я даже не ощутил боли. Пальцы лишь чуть-чуть онемели.

-- Тебя могут запереть за стальными дверями, в темнице, в подземелье, в высохшем колодце на краю света и все равно он отыщет тебя. Прилетит на запах твоей крови, потому что...

Меня начало тошнить от аромата зажаренного мяса. Мне стало бы плохо от запаха любой еды, потому что я был голоден, но есть не мог. Мой голод не имел ничего общего с человеческой пищей, он требовал жертв.

-- Поэтому тебе надо скорее бежать отсюда, - я закончил фразу совсем не так, как хотел и поспешно положил на стол кошель золота. - Наймешь экипаж на дороге. Если дела пойдут совсем плохо, пережди в любой церкви.

По крайней мере, там тебя не смогут тронуть ни мои подданные, ни князя, чуть было не добавил я.

Как только она заснула, я вышел в морозную ночь, бродить по чащобе. Лучше задрать оленя, чем принцессу. В ту ночь я выискивал любого мелкого зверька, чтобы его кровью купить ее жизнь. Даже волки оказались достаточно хитры, чтобы попрятаться от меня. А вот встреться мне на лесной дорожке человек, он бы даже не заподозрил опасности. Любой встречный, окажись он здесь, предложил бы мне свою компанию и был бы беспечен до тех пор, пока не заметил в моих глазах одержимый блеск и не понял, что идет рядом с собственной смертью.

Одна лань все-таки попалась мне в когти. До тех пор, пока ярость во мне не утихла после удачной охоты, я даже не замечал, что по чаще за мной крадется какой-то странный зверь. Когда оставлял тушу на снегу, я слышал, как кто-то когтями раздвигает кустарник и с жадностью следит за каждым моим движением. Цепочки следов на снегу не было, но сам преследователь был. Можно было поклясться в том, что этот некто, вопреки всем законам природы, вообразил себя хищником, а меня жертвой. Для него игра была полна острых ощущений. К тому же, я так отчаялся, что даже не замечал его. Пусть ползает или летает по лесу, все равно любой хищник бессилен в сравнении со мной.

Отпустить Розу на волю мне не удалось. Утром, через час после ее ухода, я понял, что опасность крадется за ней по следу точно так же, как крадется за мной самим безликий когтистый преследователь. Кроме солдат Анри, заметивших Розу в небольшой придорожной таверне, за ней еще гнались и другие, невидимые враги. Мне осталось только запастись терпением, приготовить сани и ждать на одной из лестных дорог. Когда Роза заблудилась и потеряла надежду уйти от преследователей я снова любезно предложил ей свою помощь. Она взяла предложенную ей руку и забралась в сани, как многие до нее. Сколько девушек уже проделало со мной один и тот же путь в санях до замка и все они остались там в безмолвной мраморной галерее.

Во время поездки я долго гадал, у какого старьевщика Роза успела приобрести поношенного вида камзол, бриджи и высокие сапоги. Одежда было явно ей чуть-чуть велика и не предназначена для холодной погоды. Вокруг воротника тянулась всего одна полоска бурого меха, слишком жесткая для нежной кожи шеи и щек. Роза, кажется, чувствовала себя во всем этом вполне удобно и что самое удивительное выглядела даже красивее чем раньше. Возможно, мальчишеский наряд подчеркивал ее хрупкость. Во всяком случае, красавице снова удалось меня растрогать и для этого ей не нужно было плакать или жаловаться. Она даже не произнесла ни слова, просто подняла на меня красивые, усталые глаза и я тут же принялся ее жалеть. Даже отдал ей плащ, чтобы она не замерзла.

-- Надвигается буря, - я первым нарушил молчание. - Переждешь непогоду в замке.

-- В замке? В этой глуши есть замок? - в очаровательном голосе послышалось пренебрежение.

-- Что за империя без замка? - усмехнулся я, подумав, что без собственной крепости не производил бы должного впечатления на подданных. Роза на это ничего не сказала, но посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Она до сих пор видела одни чащобы и убогую избушку, а я вдруг заговорил о государстве.

-- Как тебя зовут? - после паузы поинтересовалась она.

Что ответить? Я уже привык, что моего имени никто не спрашивает, что мне вслед летят оскорбительные выкрики "дракон", "демон", "злой дух". Крестьянам, которые шли на меня с вилами и ножами, было все равно: есть у меня имя или нет. Имя дается при крещении. Так откуда же оно может быть у дракона?

-- Эдвин, - нехотя назвался я и тут же с насмешкой подумал, несчастный смазливый Эдвин, лучше бы королевские советники отрубили ему голову до того, как нагрянул князь со своим пожаром, своими требованиями, своим темным легионом.

-- А как дальше? Титул? Родовое имя? - Роза с трудом могла меня понять, но я лишь холодно улыбнулся и великодушно разрешил.

-- Просто Эдвин.

Знала бы она, что называть императора по имени это в любой стране редкая честь, не только в империи теней, духов, эльфов, словом, проклятых и необычных существ.

-- Взгляни, мы почти у цели, - я указал на узорчатые зубцы башен, вздымавшиеся над лесом на фоне удивительно-яркого синего неба. До этого Роза увлеченно наблюдала за тем, как надоедливые птицы кружат около меня, ожидая поручений, а в существование замка упорно не верила. Увидеть - значит поверить. А башни, ворота и бастионы были вполне осязаемы. Правда, не было ни часовых, ни привратников. Все двери в моем замке открывались и закрывались сами, но только получив разрешение от одного-единственного хозяина. Колдовство самый надежный сторож, самый сложный замок без ключа. Роза даже не подозревала, в какую крепость она вступает.

Она почувствовала себя неуютно лишь, когда заметила во внутреннем дворе полукруг кольев, воткнутых в землю. Не то, чтобы частокол зрелище необычное, просто на верхушке каждого из кольев красовалось по отрубленной голове. В пропитанном факельной смолой воздухе не ощущалось запаха гниения. Головы моих врагов, предателей или нежеланных гостей, случайно вторгшихся на территорию империи, были давно отделены от трупов, но, казалось, все еще жили. Казалось, вот-вот веки какой-нибудь головы откроются, а мертвые уста поведают о своих мучениях. Человеческие лица со временем разлагались и превращались в черепа, а лица нечеловеческих существ вечно оставались неизменными, страдающими и немного удивленными. Они словно не хотели верить в то, что конец все-таки наступил. Я надеялся, что следующий кол украсит голова князя.

Двери замка распахнулись, но Роза не решалась войти. Кони в упряжке саней били о землю копытами с такой яростью, будто желали затоптать и девушку, и кучера и всех, кто попадется им на пути.

-- В чем дело? - без слов поинтересовался я. Наказанные эльфы отлично меня понимали. У одного коня из ноздрей вырывался пар, почти пламя. Мне пришлось встать между ним и Розой.

-- Твоя смерть у тебя за спиной, - в коротком ржание можно было различить и горечь, и смех. Я сам готов был засмеяться, потому что за спиной у меня стояла всего лишь Роза.

-- Она тебя погубит, - опять короткий смешок.

Я обернулся на Розу и тут же пожурил себя за это. Конечно же, она ничего не поняла. Она просто не могла понять того, что звучало простым лошадиным ржанием для человеческих ушей.

Для Розы давно уже были приготовлены апартаменты, необходимые вещи и лучшие наряды, какие только удалось найти. Я не надеялся, что когда-нибудь мне удастся заманить ее в замок, но все-таки притащил со всех сторон света все то, что как мне казалось ей понравиться. У меня даже в голове помутилось от радости, что Роза останется в замке. Зачем мне теперь ее скульптурная копия, раз есть она сама. Хотелось смеяться в лицо каждой статуе встречающейся на пути, в лицо собственному отражению в бесчисленных настенных зеркалах, но мой смех в пустом замке был бы неуместен.

Надо было разогнать тварей, гнездившихся в подземельях, строго-настрого приказать каждой гарпии и химере, чтоб не смели подбираться близко к моей гостье. И еще мне очень захотелось навестить Винсента. Не для того, чтобы похвастаться перед ним, а чтобы проверить: не стряслось ли в Ларах еще чего необычно. Город ведь все-таки я уже привык считать своим.

Винсент побледневший и чем-то напуганный ждал появления кого-то другого, но только не меня. Я даже подумал не вызывает ли он тайком духов в моем доме. В комнатах на втором этаже все было перевернуто, мебель опрокинута, рамы картин разбиты, а на дорогом узорчатом ковре остались рваные полосы, будто кто-то подрал его когтями.

-- Забери это отсюда, - Винсент вместо приветствия указал на единственный не опрокинутый круглый столик в помещении так, будто на нем лежал источник всех его бед.

-- Не спрашивай меня ни о чем, - Винсент сам с сожаление смотрел на порванные полотна, разбитые вазы, разодранные на клочки книги. - Я все здесь приведу в порядок, как только убежусь, что нахожусь в безопасности.

-- Какая может быть опасность, - я постарался успокоить его, как ребенка, но Винсент еще больше вспылил.

-- Ты, что считаешь, что я сам исцарапал стены, сорвал картины и порвал собственные книги?

-- Ну, если ты перед этим по привычке зашел в кабак...

-- Я из дома не выходил уже пару дней, - Винсент то ли оправдывался, то ли обвинял. - Как долго ты не шел. Я уж подумал, что мне всю жизнь придется сторожить эту проклятую штуковину. Клянусь, больше ни одной ночи не проведу наедине с твоей скрипкой.

Он снова выразительно указал в сторону стола. Теперь я тоже разглядел, что на столешнице лежит сверток, который я уже когда-то держал в руках и сам принес домой. Только пятна крови на тафте выглядели более свежими и густыми, чем в ту ночь. Не надо было разворачивать ткань, чтобы догадаться, что в нее завернута скрипка.

С улицы донесся какой-то звук. Винсент выругался, подскочил к окну и плотно закрыл створки. Щелкнул под тонкими проворными пальцами висячий замочек. С каких это пор Винсент решил запирать окна на замки.

-- И что мне делать с этой скрипкой? - я подхватил сверток и ощутил, как прочные струны даже сквозь ткань трутся о кожу так, словно хотят порезать пальцы.

-- Выброси ее! Закопай где-нибудь в лесу, на кладбище, в пустыне, вобщем подальше от людских поселений, там, где она никому не сможет причинить вред.

Я так и не понял, кого Винсент имел в виду сказав "она", скрипку или кого-то одушевленного. Он говорил об этом потрескавшемся инструменте так, будто тот был живым. Мне самому вспомнились кровавые слезы, сочившиеся из трещин, и я тут же ощутил под пальцами влагу. Мне стало как-то не по себе. От увещеваний Винсента атмосфера вокруг стала угнетающей, будто в помещение прокрался страх.

-- Ладно, я сожгу ее или зарою в лесу, можешь не волноваться, - пообещал я и тут же забыл о своем обещании.

-- Кстати ты не видел больше горбуна у себя под окнами?

Винсент устало, отрицательно покачал головой.

-- Даже если он здесь был, я не обратил внимания?

-- А Анри не беспокоил тебя?

-- У него полно своих проблем. Говорят, он хочет вырыть целый город под землей.

-- И как ты к этому относишься?

Выразительные, лучистые глаза Винсента озорно блеснули.

-- Одно могу сказать точно, королем ему не быть, - предрек он и самодовольно усмехнулся, будто всегда готов приложить руку к свержению с трона болезненного и недалекого наследника.

-- Шрамы так и не зарубцевались, - я с сожалением взглянул на горло Винсента. - Если бы я мог их излечить...

-- Вряд ли. Она еще слишком сильна, - Винсент поднес руку к вороту, будто хотел застегнуть его, но передумал и безвольно опустил пальцы. - Не беспокойся, я уже привык к тому, что я меченый.

Он привык. А я не мог привыкнуть к глубоким, на несколько миллиметров, полоскам с рваными краями, которые рассекали его идеально белую, нежную кожу. Казалось, что некая темная сила, с которой он заключил договор, взмахнула когтями и оставила на нем свою печать. А ведь это было нечестно, я тоже, очертя голову, пустился в изучение темных наук, как и он, но клеймо на себе носил один Винсент. Я же, как и при жизни оставался безупречным до первого взрыва ярости, до первого пробуждения злобы. Как только кому-то удавалось возбудить во мне злость, дракон вырывался наружу.

-- Шорох, шелест, скрежетание...Мне до сих пор кажется, что кто-то скребется в окно, что шуршат в ночи чьи-то крылья, - Винсент попытался рассмеяться, чтобы прогнать от себя страх, но смех вышел горьким и слабым.

-- Я победил его, Винсент, - мне вдруг безумно захотелось поделиться с ним своей радостью, мигом своего триумфа. - Ты даже представить себе не сможешь. Мне это тоже казалось невозможным, но я победил, я спас девушку, предназначенную для казни.

Винсент недоверчиво сощурился. Из его груди вырвался то ли вздох, то ли тихий истеричный смешок.

-- Эдвин, ты...Неужели ты решил подставить свою красивую бессмертную голову под топор из-за какой-то девчонки. Я понимаю, для меня не было зла в шутках со смертью, я мог десять раз взойти на эшафот и сбежать, моя жизнь ровным счетом ничего не стоила. А ты добился почти всего и теперь играешь с огнем.

Опять наставления. Винсент стал напоминать мне озабоченного, очаровательного Флориана, который вместо того, чтобы заниматься делами государственной важности наказывает мне покрепче запирать ставни. У него ведь даже не хватило духу объяснить, что окно я должен закрывать не от хищных птиц, вражьих стрел, лазутчиков или какой другой напасти, а от Деборы. Полупрозрачной, сияющей Деборы, у которой за спиной трепетали крылья.

-- Я не играю с огнем, Винсент, - строго пояснил я. - Я сам создаю пламя и князю надо молиться, чтобы однажды оно не обрушилось на его голову. Я и так слишком долго медлил.

-- Ты считаешь, что став избавителем одной жертвы, ты разом перечеркнешь весь черный список князя. Будь уверен, он еще пополнится.

-- Невозможно! Перстень остался у Розы и при первой же возможности я уничтожу его. Нет кольца - нет оков.

-- У Розы? Она ведь сейчас в гостях у кузины. Я точно знаю, выспросил у надежных людей.

Винсент не мог поверить в то, что впервые надежные информаторы его подвели.

-- Я был уверен, - он сокрушенно покачал головой и непокорные каштановые кудри упали ему на лоб. За прошедшее время они стали чуть длиннее и при малейшем движении лезли в глаза, так что Винсенту постоянно приходилось заправлять их за уши.

-- Никому нельзя верить, особенно мне, - я решил чуть подтрунить над Винсентом, но сказал чистую правду. Несчастен тот, кто доверится такому опасному созданию, как я. Роза правильно делала, что относилась ко мне с подозрением.

Винсент облегченно вздохнул, поняв, что я намереваюсь унести скрипку с собой. Я уже спрятал ее под полой плаща, стараясь не обращать внимания на алые, сочащиеся из трещин слезы, оставлявшие пятна на и без того заляпанной кровью тафте.

-- Эдвин, - Винсент окликнул меня, когда я уже собрался уйти. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и всматривался в меня долго и внимательно, будто пытаясь определить, отнесусь ли я серьезно к тому, что он хочет сказать. - У тебя не одно убежище, но где бы ты ни был, не впускай к себе никого незнакомого.

Я усмехнулся, сочтя Винсента весьма наивным. Неужели после всего пережитого он не понимает, что несчастен тот, кто постучится ко мне в дверь. Будь у такого гостя добрые или злые намерения, демону все равно. Если вдруг ко мне заберется полуночный убийца, рассчитывая найти жертву, то для него будет неприятным сюрпризом нежданно-негаданно очутиться в когтях дракона. Так было со всеми, кто нападал на меня. Я оборачивался лицом к злоумышленнику и, встретившись со мной взглядом, тот отступал в неописуемом ужасе, понимая, что бежать уже поздно, ведь все его страхи стоят перед ним, воплотившись в одном наполовину аристократичном, наполовину демоническом существе.

Выйдя из дома, я обернулся и заметил, что оконные рамы, действительно, исцарапаны. Штукатурка слетела, и неровные углубления притягивали лунный свет, будто, специально, чтобы выделить каждую шероховатость, каждую стружку, зацепившуюся за карниз. Возможно, такие же мелкие, неразличимые для простого прохожего царапинки остались и на каркасе крыши, и на поверхности дымоходной трубы, и даже на мостовой у крыльца. Недавно я видел точно такие же следы от когтей, только не в Ларах, а очень далеко отсюда, на дощатом полу избушки, затерянной в дремучем лесу. Хотя вряд ли и те, и другие царапины нанесло одно и то же существо. Никому больше не под силу за такой короткий срок преодолеть огромное расстояние, как это делал я. Разве только немногим избранным, таким, как Перси, плутоватый Камиль, мой возница и самые талантливые подданные. Им всем незачем было царапаться в мои окна или зябнуть от холода в продуваемой снежными ветрами избе.

Сжимая скрипку под мышкой, я шагал по темному городу легко и непринужденно, будто студент музыкального факультета, только что отпущенный на каникулы. По внешнему виду про нас с Винсентом можно было сказать, что мы как раз в том возрасте, в котором предписана интенсивная учеба. Однако, бодрая походка молоденького труженика наук ни чуть не совпадала с моим настроением. Внутри все было напряжено, как струна. Я вслушивался в каждый звук, каждую вибрацию чьих-то слишком вольных мыслей, но не улавливал того, чего опасался. Никто в городе не помышлял о восстании. Иначе я бы тут же ощутил это, проходя мимо какого-нибудь темного окна, за которым в данную минуту, или даже пару дней назад шептались заговорщики. Дракон был суров, но больше не устраивал казней, не лишал титула именитых особ, не отбирал львиную долю городских сокровищ, а лишь малую, почти символическую ежегодную дань. Так не все ли равно стало жителям, кому платить налоги дракону или королю. К тому же дракон редко жаловал местное общество своим появлением. Так, что люди могли шептаться о том, будто они во власти дракона, но не разу золотая когтистая лапа не стучала к ним в окно посреди ночи. Страх не угасал, но и не воспламенялся. Ко мне в Ларах уже успели привыкнуть, к моим быстрым неслышным шагам по ночной мостовой, к исчезнувшему из поля зрения дому, к золотому размаху крыльев и музыкальному свисту в заоблачной высоте.

Скрипка Деборы весила не тяжелее стопки книг, но вдруг начала оттягивать руку. Под боком раздалось неприятное "дзинь - дзинь", будто я ненароком задел струны. Вряд ли это было возможно в том положении, в котором я нес свой груз, но звук раздался точно, резкий, певучий и пронзительный, он рассек тишину. От этого возникло ощущение, будто произошло что-то необратимое, например, лопнула редкостная струна, которую уже нельзя заменить или вырвалась на волю некая дремавшая до сих пор сила.

На лбу бисером выступил холодный пот, как если бы что-то меня напугало. Но, что могло испугать меня? Сама такая мысль абсурдна. Что может вызвать у меня страх? Пустые улицы, темные окна, эхо собственных шагов или тихое надоедливое шуршание крыльев где-то позади, в переулке или на соседней улицы. Шелест то приближался, то отдалялся, будто где-то за моей спиной парил проказливый неугомонный дух.

Я нес скрипку небрежно на сгибе локтя, как учебник и, честно признаться, хотел выкинуть ее в первую же придорожную канаву, чтобы не слышать больше этих навязчивых тренькающих или шуршащих звуков. От такого поступка меня останавливала лишь предосторожность. А вдруг какой-то бродяга захочет поднять скрипку и сам того не сознавая, пробудит зло, дремлющее где-то далеко в обожженной солнцем и огнем пустыне.

На улице ведь никого нет, впереди лишь дорога и площадь, а над ней куб беззвездного неба. В высоте ни духов, ни фей, ни ангелов. Я во всем городе единственное сверхъестественное существо, не считая Винсента. Наверное, он был прав, все зло в скрипке. Впервые у меня возникло чувство, будто кто-то летит за мной, прячется и выжидает. Так и не поймав с поличным никакого преследователя, я вернулся в замок и вместо того, чтобы надежно спрятать скрипку в музыкальной комнате положил ее на самом видном месте.

Раньше я жил один и мне не надо было ничего прятать. Надо было понять, что Роза окажется куда более любопытной, чем ее скульптурная копия в нише. Среди целой коллекции музыкальных инструментов скрипка была бы не так заметна, но на столе, попорченная и обернутая окровавленной тряпкой она выглядела более чем вызывающе.

-- Я никого не убил, - предупредил я вошедшую Розу. Я ощутил, как она похолодела, заметив кровавые пятна и раздробленный инструмент, не хочется ведь оказаться в затерянной в глуши крепости наедине с маньяком.

В новом платье на кринолине Роза выглядела восхитительно и как-то неестественно. Слишком красивая для того, чтобы оказаться живой она словно и вправду выступила из темной ниши. Просто на свету появились детали, которых я не замечал: очень длинные ресницы, нитка жемчуга на шее, и венок из роз в волосах.

Недоступная Роза здесь в замке, хотя раньше это казалось невозможным. Про себя я поклялся, что никогда не расстанусь с ней, как бы не злилась против нас судьба.

-- Ты поранился? - она шагнула ближе, пытаясь рассмотреть такие же кровавые пятна, как на тафте и на моей одежде.

-- Нет, - я был даже шокирован, за мое здоровье до сих пор никто не волновался. - Кровь не моя.

-- А чья?

-- Чья-то, - я неопределенно повел плечами. - Разве теперь можно определить чья? Это просто находка, подарок судьбы, можно даже сказать военный трофей. Жалко ее выкидывать, вот и ношу с собой.

-- А играть умеешь? - Роза хотела прикоснуться к струнам, но передумала.

-- Сумею если захочу, - под этим подразумевалось, что магия позволит мне все, что я пожелаю. - Только пока мне не хочется, увлечение музыкой осталось в далеком прошлом.

-- В далеком? - с подозрением переспросила Роза. Она пристально всматривалась в мое лицо, пытаясь выискать хоть одну морщинку, но это были тщетные поиски. Она так и не решилась задать такой обычный для людей вопрос "сколько тебе лет", потому что боялась услышать правду. Я и сам сбился со счета, слишком много всего произошло с тех пор, как я освободился из своеобразного учебного класса князя. Я помнил лишь дату своего рождения и то, что моя жизнь оборвалась в двадцать с небольшим лет, но это было так давно. Так многое с тех пор изменилось, а я остался прежним. Возможно, Розу ожидает то же самое, остаться такой как сейчас и не измениться никогда. Об этом она узнает, когда осмелеет, когда сможет понять без страха, что из этой крепости невредимым выйти на свободу может только полноправный чародей.

-- Кто-то сильно ненавидел эту вещь, - Роза указала на царапины, пересекающие корпус скрипки.

Я усмехнулся, вспомнив, что у Винсента для подобной ненависти были все основания. Он ненавидел Дебору, и не скрывал этого. Он испытывал неприязнь ко всем вещам, которые напоминали ему о ней. Как появились на инструменте эти изъяны? Скорее всего Винсенту хотелось уничтожить предмет, который был так ей дорог. Только вот скрипку исполосовать когтями гораздо легче, чем залечить уже нанесенные шрамы на коже. Изучив Винсента, я мог сказать, что даже мелкая месть для него предпочтительнее бездействия, но почему-то захотел проверить, как все было на самом деле. Я вложил ногти в полосы самых глубоких царапин и провел из сторону в сторону, будто заново соскабливая полировку. А затем быстрая ослепительная вспышка в мозгу. Я прикрыл веки, чтобы сосредоточиться. Назад. В прошлое. Что можно там найти? Ночь. Лес. Пронзительный волчий вой. Холод, пробирающий до костей. Хрустящий снег под ногами. Я сижу в охотничьем домике и беседую с королем, которого утром спас, смотрю на его перебинтованную руку. Укус волка оказался весьма болезненным, бинты пропитались кровью. Стоит ли задуматься о том, сколько людей загрызли эти серые хищники? Тогда я не стал об этом думать, а Винсенту пришлось. В это самое время он спиной прижимался к стволу дерева и пытался одним-единственным догорающим факелом отогнать от себя крупного разъяренного волка. Такая борьба больше напоминала заигрывание. Пытаясь защититься, Винсент только дразнил нападающего. Факел погас, а меч Винсент носил при себе крайне редко, очевидно, считая такую ношу слишком тяжелой. Как бы то ни было, в руках у него осталась только скрипка, которую он охотно подставил под когти зверя. Когда покалеченный инструмент уже валялся в снегу, Винсент конечно вспомнил с помощью каких чар можно усмирить зверя. Нанесенного вреда уже было не исправить. Подобные ситуации, наверное, повторялись не раз до той самой ночи, когда расстроенный, впервые испытавший ревность Винсент без сожаления отдал мне свой трофей.

Я уже решил было, что это забавный эпизод, конечно не для потерпевшего, а для наблюдателя, но вдруг увидел еще что-то расплывчатое и неясное, будто смотрел сквозь мутное стекло. Размытые краски сливались в причудливое сочетание черноты с белыми пятнами. Странная картинка, озвученная глухим мерным хлопаньем, будто стая голубей разом сорвалась с места и устремилась в полет. Почему-то я подумал, что если попытаюсь заглянуть глубже, то увижу что-то страшное или по крайней мере неприятное, поэтому поспешно убрал пальцы с когда-то ровной поверхности.

- Ты ведь не хочет уходить отсюда, из этого замка? - обратился я к Розе. - Вокруг много странностей, но я успел убедиться, что ты отважная. Скажи, ведь одна окровавленная тряпка не может тебя напугать? Кроме пугающего, здесь должно найтись хоть что-то, что тебе нравится. Правда?

-- Ну...Мне нравишься ты, - Роза спрятала руки за спиной, будто чувствовала, что перстень мешает нам говорить на равных. Никому, кроме нее, не удавалось так часто ставить меня в тупик. Вот и на этот раз я застыл от изумления. Разве можно произвести в ранг кумира того, кого молва признала отверженным, напастью, злодеем. Наверное, можно раз Роза так решила. Ей удалось увидеть прекрасное возвышенное создание там где другие видели жестокого и неумолимого, извергающего пламя врага.

Возможно, я бы счел красавицу безумной или притворщицей, если бы она говорила это, зная, что я дракон, но она не знала, и я надеялся, что не узнает как можно дольше. Мне было наплевать на мнение Ротберта, считавшего меня бесшабашным и неблагодарным повесой, как и на мнение людей, прозвавших дракона худшим из зол, но презрение Розы могло бы обжечь меня куда сильнее, чем я сам обжигал своих жертв. Как так вышло, я сам не знал. До сих пор никому не удавалось пленить меня. А ей удалось.

В последнее время я только и делал, что ругал себя на чем свет стоит и восхищенно наблюдал за Розой, а дело с манускриптами так и не сдвигалось с мертвой точки. Кому-то, наверняка, стало бы интересно, зачем мне еще большая сила и новые заклятия, раз я и так уже способен покорить подавляющую часть мира, но я всегда стремился к большему, даже если это стремление могло сжечь меня самого.

Любой бы остановился на достигнутом, окажись он в замке, где подвалы забиты сокровищами, где неодолимая сила, витающая в вышине, выполняет все его приказы. На полках выстроились в ряд книги, которым бы позавидовала сама Одиль. Роза называла их "черными книгами" и держалась от них подальше. Я был уверен, она уже успела услышать обольстительный призывный шепот, доносящийся с резных из розового дерева стеллажей, притулившихся в самом дальнем углу библиотеки, тот самый шепот, который не раз тревожил меня на первой стадии моего обучения. Я привык к бесплотным собеседникам, а затем научился использовать их в своих целях. Беседы с ними для новичка были познавательны. Но, странно, наверное, оказаться одной в библиотеке, где в глазах рябит от бесчисленных пестрых корешков и вдруг услышать, как чей-то бестелесный голос пытается втянуть тебя в беседу, смеется, шутит, уговаривает, дразнит на все лады или пристает с подозрительными предложениями. Роза сразу должна была понять, что звуки исходят не от живого существа, притаившегося за шкафами, не от клетки с канарейками и уж тем более не от тихо тикающих часов в ореховом корпусе. Даже человеку с очень хорошим слухом сложно поверить, что книги вдруг обрели голоса, но Роза поверила. Поэтому рядом с чередой уставленных увесистыми томами полок больше ни разу не прошелестел ее длинный ажурный шлейф.

Лично я без страха прикасался к любой из книг. Излишняя неестественная разговорчивость меня ни чуть не смущала. Иногда даже не нужно было заходить в библиотеку, стоило только пожелать, и нужный том сам оказывался передо мной на столе и раскрывался на требуемой странице. Вот и сейчас я без особого интереса просматривал один из томов. Страницы переворачивались сами по себе. Стороннему наблюдателю могло показаться, что их перелистывает ветер.

Роза постепенно начинала привыкать к тому, что самые обыденные проблемы здесь решаются каким-то непостижимым образом. Все, начиная от приготовления пищи и кончая уборкой и обогревом помещения, происходило само собой. Роза не разу не видела, как я растапливаю камин или зажигаю свечи, но, тем не менее, в замке было тепло, а освещение никогда не было ни чрезмерным, ни слишком слабым.

Цветные иллюстрации мелькали необычно ярким калейдоскопом. Причудливые зловещие символы чередовались с простыми буквами, и те и другие были для меня одинаково легко понятны. Стоило усвоить какой-то язык, будь то древние наречие или диалект соседней страны и он становился для меня, как родной. Поэтому, наверное, я и чувствовал себя всюду, как дома. Мне не стоило труда изъясняться на том или ином языке, наоборот, звучание иноязычных слов было странно приятно. Хоть какое-то разнообразие.

Роза, насколько я понял, ненавидела две вещи: вышивание и изучение чужих языков, потому что и тому и другому ее обучали насильно. Первому, потому что каждая барышня волей-неволей должна знать толк в рукоделье, второму, чтобы понимать комплементы послов. Это ущемляло ее гордость. Стремиться к знаниям лучше всего добровольно, а не из-под палки. Я разделял ее мнение о том, что плохие учителя могут внушить ненависть к самому интересному предмету. Князь, благослови господь его нерадивость, редко лез мне что-то объяснять, поэтому и не успел отбить самостоятельного ученика от любознательности. Я до сих пор не пытался стать ничьим наставником, но был уверен, что если стану, то сумею вдохнуть в ученика любовь к своему темному искусству.

Другой барышне можно было всучить в подарок корзинку с вязанием, набор иголок, ниток или в крайнем случае ожерелье и считать, что сполна рассчитался с ней за все услуги. Но если б я попытался навязать Розе в подарок канву для вышивания, то она бы по крайней мере обиделась. Ей нужно было совсем другое. Поэтому я подобрал для нее в арсенале самый изящный и легкий мушкет, шпагу с гардой, усыпанной мелкими бриллиантами. А еще я опрометчиво пообещал научить ее фехтовать, будто не знал, что приобретенное мастерство она всегда успеет применить против меня же. Конечно, оружием владеть она и так умела, успела взять тайком несколько уроков фехтования у отца и редких сговорчивых учителей. Но она, как и я, всегда стремилась к большему. Когда-то я был одним из лучших рыцарей, предпочитал шпагу перу, меткость лучника была для меня привычней, чем точность и аккуратность прописей, стрелы безошибочно попадали в цель, а вязь букв, испещрявшая бумагу оставалась непонятной, но в одночасье все изменилось. Рука, привыкшая к мечу, к перу приспособиться не может, но во время пленения я был так молод и безрассуден, что, очевидно, привык бы не только к чистописанию, но даже к серпу или мотыге, если б князь стал настойчиво объяснять, что в том мое великое предназначение. Поэтому я и ненавидел его, он сумел лишить меня свободы выбора, но гордости лишить не смог.

-- У тебя красивое кольцо, - как бы между прочим заметил я, при этом стараясь не отрывать глаз от книги, чтобы не выказать излишнего любопытства.

-- Оно довольно тяжеловато, - Роза болезненно поморщилась, но руку продолжала держать за спиной, хотя пальцы затекли.

-- Почему же ты его не снимешь?

-- Не могу, - лаконичный ответ, а за ним короткий обрывок мысли "наверняка, останется шрам". Неужели мне удалось уловить ее мысль. Отбросив в сторону все фокусы, я самостоятельно перевернул страницу и сделал вид, что читаю, а сам из-под полуопущенных век наблюдал за ней.

-- Я попробовала воспользоваться мылом, но, увы, - Роза сделала театральный вздох. - Стоит прибегнуть к крайнему методу, взять что-то острое, скажем, бритву, но здесь ни одной бритвы нет.

-- Она здесь попросту никому не нужна.

-- И ни одних ножниц здесь тоже нет. Разве ты никогда не стриг ногти.

-- Вообще-то...- я чуть было не ляпнул "нет", но вовремя сдержался и как по приказу перевел взгляд на свои ровные чуть удлиненные, но с виду ухоженные ногти. Они вырастали только в тех жутких случаях, за которыми Розе лучше было не наблюдать, а в остальное время не росли совсем, как впрочем и волосы. Для меня это было вполне обычно, но у людей непременно возникли бы вопросы: а почему это он не такой, как мы, здесь что-то не так.

-- Если тебе нужны ножницы, я где-нибудь найду, - под "где-нибудь" имелось в виду в первом попавшемся доме, где отсутствуют хозяева или в неистощимых запасах Перси, который уже не раз успел обойти чужие жилища до меня.

-- Я не говорила, что мне нужно что-то определенное, я просто искала что-нибудь острое. Шпага слишком велика, к тому же никто даже не потрудился ее заточить.

-- Разве? - я как-то не очень об этом задумывался, привык к тому, что в замке сталь не ржавеет, проверить на деле остроту клинка как-то не приходилось, давно не представлялось случая схлопотать вызов на дуэль. В последнее время я по большей части обходился любыми другими навыками, но только не военными.

-- Это подойдет, - Роза протянула тонкую руку и с удивительной легкостью вытащила у меня из-за пояса тесак.

-- Смотри не порежься!

Роза, наверное, считала, что лучше потерять палец, чем жизнь, но я ее мнения не разделял, поэтому рукоятка тесака неуловимо выскользнула и ударилась о стол.

-- Я вполне изобретателен, чтобы придумать менее болезненный способ, - пояснил я, бесцельно перевернул следующую страницу и заметил незнакомую иллюстрацию. То есть я не помнил, чтобы она раньше встречалась в этой книге, но то, что было изображено внутри причудливого переплетения виньеток было уже где-то видено раньше. Дерево - могучий вековой дуб, узловатые корни, шапка листвы и сук с телом повешенного. Я вспомнил все почти сразу, припомнил даже, что сделал зарубку точно в том самом месте, где она нарисована на картинке. "На память о нашей встрече", так я тогда сказал, размахнулся топором, рубанул по стволу, и дерево отозвалось долгим глухим стоном. На картинке все, что я видел было повторено до мельчайших деталей и даже то, чего я не заметил, когда стоял под вязом. Тогда я только ощутил присутствие какой-то скрытой силы, но не догадался в чем ее источник. Под корнями в рыхлой пористой почве поблескивал какой-то металл. Давно под деревом среди таких же цепко сплетенных сетью корней мне удалось найти клад, но на этот раз ничто не указывало на зарытые в лесу сокровища. В земле покоилось что-то совсем не похожее на скопище монет, не по блеску, ни по очертаниям. В корнях запутался меч с длинным широким даже слегка не заржавевшим лезвием.

Анри ведь тогда поранился. До сих пор было неясно зачем ему понадобилось вертеться рядом с вязом и зачем Одиль казнила провинившуюся служанку именно там. Я бы так и не догадался, но как обычно книга дала ответы на все. У кого еще мог я спросить совета, как не у этих ветхих страниц? Я любовно погладил переплет.

-- Ты знаешь, что сейчас происходит у тебя на родине?

-- Догадываюсь, - невесело протянула Роза. - Стрельба, смерть, баталии. Война может нанести ущерб ни чуть не меньший, чем от его налета.

Она опять заменила слово "дракон" местоимением. Может, она просто не хотела называть зло по имени и скорее всего мне просто показалось, что вместо "его" она хотела сказать "твоего".

-- Если бы ты смогла положить конец войне, ты бы это сделала?

-- Да, наверное, - она неопределенно пожала тонкими плечами. - Но я не могу.

-- За то я могу, - я с треском захлопнул ссохшийся переплет. - По крайней мере мне кажется, что могу.

-- Тебе это выгодно?

-- По твоему я могу оказать кому-то помощь только из выгоды?

-- Я не знаю, - со вздохом прошептала Роза, и наши глаза встретились. Она заметила размах черных крыльев в голубой дужке глаз, я готов был в этом поклясться - заметила и отвернулась.

Не знаю, к какой очередной темной бездне завели бы меня мои мысли, если б я не уловил звуков чьего-то нежданного присутствия внизу на первом этаже в просторном холле замка. Отправившись туда с твердым намерение изничтожить незваного пришельца я схватил за шиворот всего лишь Винсента. Он и до этого был перепуган и принялся просить меня о позволении остаться в замке на ночь с настойчивостью чуть ли не брошенной любовницы.

-- Всего одна ночь, а завтра я соберусь с силами и смогу дать отпор кому угодно, - Винсент то говорил на повышенных тонах, то неразборчиво лепетал. Понять его было совершенно невозможно.

-- Ты напуган, - я схватил Винсента за локоть и потащил за собой по лестнице в более теплые и уютные помещения. Он не сопротивлялся.

-- От страха твоя кожа становится белее мела, а сам ты походишь на покойника. Лучше согрейся и выпей чего-нибудь покрепче, чтобы прийти в себя. Для оригинальности интерьера мне вполне хватает тех голов на кольях во дворе, еще один труп в замке ни к чему.

Я насильно усадил Винсента на софу, сунул ему в руку бокал, а сам стоя наблюдал за ним свысока и с презрением.

-- Если не скрипка, то тогда что же произвело на тебя подобный эффект в этот раз? Арфа, лютня, виолончель, целый призрачный оркестр? Говори, не стесняйся. Раз уж пришел на ночь, то должен развлечь меня рассказом.

-- Я просто не хотел сегодня ночью сидеть в одиночестве. Лучше завтра. До завтра я успею обдумать способы самозащиты.

-- Кто-то снова ломился в окна или двери?

-- Не ломился, скорее царапался, - Винсент сдавил бокал так, что хрусталь чуть не треснул. - Она умоляла меня впустить ее.

-- Кто именно? - Роза появилась внезапно. Она уже приспособилась к тишине все время царившей в пустом замке и сама научилась двигаться бесшумно.

-- Ваше высочество! - Винсент поспешно вскочил на ноги и раскланялся настолько изящно, насколько мог. Я и не подозревал, что он с кем-то может быть так учтив.

-- А вы тоже были на поле боя?

-- Простите, - не понял Винсент.

-- Откуда у вас эти шрамы? - Роза коснулась собственного горла, словно чтобы уточнить, что она имеет в виду.

-- А эти, - впервые Винсент покраснел. - Не успел вовремя увернуться. Теперь проклинаю себя за собственную неловкость, моя госпожа.

Он опустил лицо, но щеки у него все еще горели. Я не рассчитывал, что даже одно из моих чудес способно вернуть румянец на его щеки. До сих пор мне казалось, что Винсент окаменел. В нем больше нет ни слез, ни восприимчивости к загару, ни краски смущения. Оказалось, что я ошибался. На самом деле он не только выглядел как школьник, но и чувствовал себя точно так же в тех редких случаях, когда над ним не нависала опасность и не на кого было ощетиниться всеми ежовыми иголками.

-- Я мог бы вылечить его, но он сам отказался от моих услуг, - как ни смешно, а я сказал это, желая проявить себя благородным.

-- Ты целитель? - удивленно переспросила Роза, и я тут же понял, что допустил промах.

-- Я изучал много наук, - не очень уверенно стал объяснять я. - Не знаю можно ли назвать медициной тот способ исцеление, который применяю я, но действует он безотказно.

-- К сожалению, многие настолько щепетильны, что не в силах уплатить назначенную цену за такое исцеление, - очень некстати решил поддержать беседу Винсент.

-- И какова же цена? - голос Розы звучал в проклятом замке, как эхо церковных колоколов и точно так же, как когда-то они резал мне слух.

-- Цена не для всех приемлема. Точнее для многих она слишком высокая.

-- Какая же? Назови ее!

-- Душа исцеляемого, - помявшись немного, ответил Винсент, заранее отводя глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом. Сейчас он выглядел точь-в-точь, как нашкодивший ученик и уже боялся наказания.

-- Винсент просто шутит, - прокомментировал я. - Он считает, что будучи обладателем незаурядного черного юмора, он может стать незаменим в любом обществе.

На этот раз Винсент, действительно, засмущался, но ответить дерзостью не посмел.

-- Я счастлив, что оказался в вашем обществе, примадонна, - Винсент наклонился, чтобы поцеловать бледную узкую ладонь Розы, но она чересчур поспешно спрятала руку за спиной.

Опять промах, констатировал я про себя. Винсент назвал ее примадонной, пытаясь этим сказать, что уже однажды видел ее в театре, но Роза-то про театр не помнила. Естественно такое вульгарное обращение к королевской особе, к тому же из уст до сих пор вежливого молодого человека показалось ей довольно подозрительным. Она с надеждой посмотрела на меня, будто спрашивая "зачем ты пригласил этого сумасшедшего, разве мало нам общества бесплотных голосов в библиотеке?"

Я мог только виновато улыбнуться и объяснить, что Винсент слишком устал с дороги и теперь хочет отдохнуть, против чего сам "уставший" начал яро возражать. Он вертелся рядом с Розой, как черный, проворный и озорной злой дух. Она прятала обе руки за спиной, наверное боялась, что если этот странный, тощий, бледный незнакомец коснется губами ее кожи, то она умрет. Мы с Винсентом отмечены злом, мы безошибочно можем понять, что многие смертные с первого взгляда влюбляются в нас, но горе тому, кого мы полюбим в ответ.

Я терпел приставания Винсента лишь до тех пор, пока он не начал навязывать Розе те же самые стихи, которые когда-то предлагал Франческе - высохшие ветхие бумаги, на этот раз перевязанные новой атласной лентой. Неужели он не понимает, что это плохое предзнаменование дарить живой то, что принадлежало покойнице. В один миг я пересек комнату и ударил Винсента ребром ладони по запястью. Страницы с сухим шелестом разлетелись по комнате. Мне удалось вышибить их из его рук, прежде чем их коснулась Роза.

-- Что ты...- Винсент схватился за рукоять палаша, который так некстати оказался при нем. Раньше он часто пренебрегал оружием, но теперь носил его в целях самозащиты. Он забывал о чарах и хватался за сталь только в том случае, когда опасность почти настигала его.

-- Уже слишком поздно для долгих бесед.

Винсент чуть попятился, заметив в моих глазах тот хищный блеск, который появлялся лишь перед предстоящей схваткой. Сражение для меня тот же азарт, что для игрока карты. Никому даже имея при себя палаш не хотелось играть с драконом в кошки-мышки.

Мне хотелось запереть Винсента на ночлег в какой-нибудь башне с летучими мышами, или в подвале с крысами, но надо было проявить чуть большее гостеприимство к тому, кто взял на себя смелость называться моим приятелем. Убедить двух моих прехорошеньких гостей разойтись по своим комнатам оказалось не сложно. После такого взрыва ярости, они оба ощутили себя жертвами запертыми в крепости наедине с хищником. Они одновременно покинули комнату, Роза, шурша юбками и Винсент, бормоча оберегающее заклинание, оба невыразимо прекрасные и оба беззащитные перед самой слабой вспышкой моего гнева. Мне даже захотелось извиниться перед ними при первой же возможности, но только после того, как я исполню, что задумал. По одиночке они еще влияли на меня не так сильно, но вдвоем у них был шанс даже из демона сделать праведника.

По дороге к вязу мне ничего не стоило убить и освежевать кабана. Мне нужна было плотная, толстая шкура животного, которую трудно разорвать. Все мелкие лесные звери и птицы с хлопаньем, гомоном и поскуливанием унеслись от хищника с золотой клешней вместо левой руки. Хищника в обличье человека, который легко спрыгивает с ветки самого высокого дерева, настигает жертву и безжалостно раздирает тушу сверкающими когтями.

Меч, зарытый под корнями вяза, голыми руками доставать было нельзя. Мне нужен был именно этот клинок, почти живой и удивительно кровожадный. Меч, который сам рвется в бой, и достать его можно лишь при трех условиях. Первое из них - висельник, второе зарубка сделанная точно посередине причудливого рисунка под корой. Я сделал ее сам еще тогда, не подозревая зачем. И третье условие - постараться остаться в живых, если уж меч оказался в твоих руках.

Изрядно попотев, человеку удалось бы разрезать несколько выпиравших из земли корней. Мне удалось разорвать их руками. Если б кто-то наблюдал за мной, он бы не поверил в происходящее. Я вытащил меч так легко, словно он лежал на дне уже разрытой ямы, а не под пластами почвы, которую приходилось разгребать ногтями, а спутанные жирные корни разрывать. Я заметил, что скользкие упитанные тельца земляных червей, которые обычно кишели, ползали и извивались в комьях земли здесь лежат неподвижно. Все черви уже не были ни пронырливыми, ни продолговатыми, они были рассечены чем-то острым на мелкие кусочки. Задумавшись, я не заметил, как что-то под уцелевшими корнями зашевелилось. Толстые корни были разрублены в мгновение ока, хотя я не прикасался к ним. Я вытянул вперед руку, чтобы нащупать выступающую из земли рукоять. Она уже почти легла мне в пальцы и вдруг что-то острое, скользкое и холодное рассекло мне ладонь. Жгучая боль ужалила одну руку, но второй я успел схватить все еще влажную от крови шкуру и намотать ее на стальное лезвие. Моя кровь оросила землю, но рана быстро затягивалась. Я закатал меч в рулон из плотной кабаньей кожи и крепко обвязал заранее приготовленной для этой цели бечевкой. Прочные узлы вряд ли можно было разрезать одним махом. Надо было бы найти еще несколько пеньковых веревок, так на всякий случай. Однако, если вблизи меча прольется человеческая кровь, то мало будет даже парусного каната, чтобы сдержать очередной отчаянный порыв. Вот то оружие, которого не хватает до полной победы отцу Анри. Я взял на себя миссию наследника престола, определил, что может быть главным в неравном бою. Теперь я мог принести на поле бое это главное и единственное средство победы.

Я отошел от разрытой ямы, обернулся, и разрыхленная земля мгновенно сомкнулась плотным пластом, погребая под собой остатки корней, червяков и комочки чернозема, пропитавшегося нечеловеческой кровью. Сук повешенного пустовал, а зарубка на стволе срослась, будто ее и не было. Теперь это просто вяз, и никакого опасного клада под толщей земли, и корней. Клад я уносил с собой в руках, прикрыв его от любопытных глаз полой плаща.

НЕРУШИМЫЕ КЛЯТВЫ

Цепочки следов на снегу не было, но я ощущал, как кто-то крадется за мной, теща себя надеждой, что я слишком беспечен, чтобы заметить преследователя. На нейтральной территории присутствие соглядатая было еще не так ощутимо, но здесь в моем собственном лесу присутствие второй тени являлось, по крайней мере, наглостью. Кто-то выл и бормотал у меня за спиной, но я старался не обращать на это внимания. Рано или поздно шпион допустит ошибку и сам выдаст себя.

Роза плотно прикрыла окна, как когда-то это делал Винсент и не потому, что в помещение было холодно. Наоборот, растопленный камин создавал атмосферу удушающей жары, но голубое, цвета льда платье Розы будто источало холод. Холод исходил и от скрипки, на которую принцесса изредка косилась с подозрением и тут же отводила взгляд.

-- Я видела ее по другую сторону окна, - без предисловий сказала Роза. - Эдвин, это невероятно, но она парила там над крутизной.

-- Кто? - я снял плащ и неловко поправил мокрые от снежинок волосы, они все время падали на лоб, как жидкое золото и мешали сосредоточиться.

-- К стеклу прижалось лицо девушки, белое, белее мела. Сначала я даже подумала, что это раскрашенная маска, какие носят актеры.

-- Какая она была, эта девушка? - где-то внутри подобно червям закопошилось неприятное подозрение.

-- Странная, - Роза хотела объяснить все одним словом, но не смогла. - Замерзшая, злая и очень красивая. По щекам у нее текли слезы. Кровавые слезы, точно такого же цвета, как те густые пятна на тафте.

Я рывком распахнул окно и высунулся из него насколько смог, чтобы осмотреть карниз, но ни веревочной лестницы, ни выступающих фронтонов здесь не было, только ровная, высокая, неприступная стена - гладкая каменная кладка без малейших зацепок над головокружительной вышиной.

-- Зачем только я...- мне не хотелось договаривать до конца "зачем я связался с нечестью, дьяволицей, скрипачкой". Ведь проще было сказать ей убирайся прочь со всеми своими манускриптами и не смей переступать порог, но уже было поздно.

Я, наверное, был так ошеломлен, что не среагировал на какой-то вопрос, так что Роза истолковала все по-своему.

-- Если я мешаю...- она прикусила губу. - Мне осталось только собрать вещи и уйти, если я лишняя.

-- Стой!

Она отвернулась от меня, и вскрикнула потому, что я уже стоял перед ней и загораживал дверной пролет. Роза удивленно обернулась к окну, где я секунду назад стоял, ища там двойника, но его не было, только метель врывалась в распахнутые ставни. Непостижимо, чтобы кто-то мог так быстро переноситься из одного места в другое.

-- Никуда ты не пойдешь. То есть, я хочу сказать, что буду рад, если ты останешься. Очень немногие могут прожить в этой цитадели больше дня, так, что я не хочу остаться без компании.

Роза только пожала плечами, вернулась к окну, чтобы закрыть ставни, прекращая поток сыпавшихся на ковер снежных хлопьев. Щелкнула маленькая задвижка. Увы, она не преграда для острых когтей той, которая умеет летать. Даже стальная дверь для таких существ не помеха, кому, как ни мне об этом знать.

В коридоре раздались шаги проснувшегося, как обычно, ближе к вечеру Винсента. Всего за день он успел изменить своим привычкам. Строгий, достойный гувернера в почтенных летах наряд немного оживили пышные длинной почти до ногтей манжеты, жемчужные запонки и белый кружевной воротник, полностью закрывавший покалеченные участки кожи. Хоть немного разнообразия. Мне уже порядком надоело терпеть тащившегося за мной по пятам подростка в черном, олицетворявшего смерть. Конечно, черный цвет скрадывал отсутствие тени, но здесь в замке не перед кем было деликатничать. Мы все отлично понимали друг друга. Кажется, даже Роза начала догадываться, что имеет дело с существами сверхъестественными, хотя они и пытаются притвориться перед ней простыми людьми.

Винсента можно было понять. Я сам предпочитал простую, удобную одежду, но ради гостьи решил принарядиться и даже заглядывал в зеркало чаще, чем обычно, просто, чтобы удостовериться в том, что на моем лице не отражается внутренняя жгучая злоба, что оно так же неизменно, красиво и бесстрастно, как всегда и черные порывы души не могут отразиться на нем.

Стоило Винсенту заметить меч и он все понял без лишних объяснений.

-- Давно пора, - почти промурлыкал он, явно удовлетворенный перспективой нашей победы.

-- Кстати, Анри сбежал с поля боя.

-- Кто такой Анри? - насторожилась Роза.

-- Наш бывший подопечный, - пояснил я.

-- И при том очень неблагодарный малый, - тут же вставил Винсент. - Мы защищали его как могли, предоставили кров, нетрудную работу, а он...

-- Он не из войск моего отца? - по тону Розы стало ясно, что этим она и взволнованна.

В ответ я отрицательно покачал головой, чтобы как-то ее успокоить. Роза тоже обладала даром понимать меня без слов. К тому же, Винсент поспешно добавил свое неоспоримое "нет", прежде чем продолжить.

-- Так вот, Анри безвылазно сидит в полуразрушенной сторожевой башне, той что на стыке двух границ рядом с кладбищем. Он заперся там и надумал писать депешу ко двору ее величества с предложением перемирия.

-- Перемирия? - мне это показалось странным. - Зачем?

-- Чтобы объединиться против общего врага. Против дракона.

Я попытался рассмеяться и весьма остроумно заметил:

-- Им ли тягаться с ним? Спроси у ее высочества, и она подтвердит, что им всем вместе взятым не одолеть это адское животное.

Винсент ошеломленно воззрился на меня, потом перевел взгляд на молчаливо наблюдавшую за нами Розу.

-- Разве она..., - только и смог пробормотать он, поднося руку ко лбу. - Так ты ей ничего не сказал?

Он явно не посмел досказать вслух "Эдвин, ты последний негодяй", но подумал именно об этом.

"Надоевшие мне вещи свалены в чулане, и ты можешь взять их себе. Это меняет дело?", мысленно обратился я к Винсенту, пробуя избитый способ - подкуп, чтобы он ненароком не проболтался Розе.

На лице Винсента промелькнуло удивленное выражение. Он явно взвешивал заманчивое предложение, но и внезапно проснувшейся честности изменять не хотел. В результате перспектива получить обновки усыпила совесть. К тому же, я успел напомнить ему, что просился в замок он лишь на одну ночь, а задержался здесь несколько дольше и уходить явно не очень хотел. Кому захочется после тепла, уюта и защиты монолитных стен возвращаться назад в заснеженные, продуваемые ветрами леса.

"И все-таки ты должен быть честнее", так же мысленно ответил Винсент, прежде чем принять столь прельстившее его предложение.

Решающая битва. На стороне Одиль полководцы долго спорили, не стоит ли дождаться наступления темноты, ведь стрелы лучников все равно не достигают цели, в то время, как меткость противника наносит сильный ущерб. Сам враг, будто заговорен от стрел. В сумерках можно будет одолеть недруга численностью. Именно численность войск Одиль я как раз и собирался сократить, будь то при свете дня или в обжигаемой факельным дымом тьме.

Бой все-таки дали на рассвете. Я не стал предупреждать его величество о своем приходе, пусть мое появление станет внезапностью и для своих, и для недругов. Мысленно я поздравил отца Анри, его войска уже продвинулись на другое поле, вглубь владений Одиль. Вторжение вражеских войск ей помогало сдержать только количество ее рыцарей и наемников, почти вдвое превышающее противников. И все же передвинуться так далеко - это существенный прорыв, ясно, почему Лары ненадолго оставлены в покое. Позади войск остались выжженные пахотные поля, вытоптанные луговины, загрязненные ручьи и сломанные подлески. Широкое поле, освещаемое восходом, стало новой ареной для кровавой битвы. Все, как обычно, истасканные по всем страницам истории причины для войны, стратегии и баталии. Избитый способ выяснения отношений между странами и присущий военным действиям хаос, разорения, переполох. Никто не ожидал, что на этот раз в дело брани вмешается могущественное, нечеловеческое существо. Не в облике дракона, такую наглость я себе позволить на этот раз не смог, иначе все присутствующие стали бы для меня всего лишь пешками на зеленой доске орошенного кровью поля. Я бы дохнул на них огнем, и этим решил все дело. Придя сюда в уязвимом облике, я испытывал всю остроту ощущений.

Стоило мне появиться посереди арены бойни, как я одним быстрым ловким движение содрал защитный покров со своего меча. Сталь и до этого рвалась в бой. Меч учуял запах свежепролитой крови. Стоило ему оказаться рядом с мельчайшей царапиной, как он рвался рубить и резать все, что может истечь кровью. Так было и на этот раз. Я специально одел темно-бардовый плащ, чтобы кровь не была слишком заметна на нем. Крепко сжимая рукоять, я направлял оружие только против врагов, хотя сверхъестественная сталь вначале протестовала против такого произвола, ей хотелось резать всех подряд, а не только тех, на кого укажет хозяин. Меч до сих пор не хотел признавать кого-то своим хозяином. Я добился некоторой власти над ним, но эта власть могла оказаться временной.

Однажды я ощутил, как кто-то наблюдает за мной в подзорную трубу. Наверное, на меня смотрели, как на чудо. Кто этот безумец, который рвется в гущу сражения без шлема, без лат, даже без легкой кирасы, в одном легком плаще, празднично расшитом жемчугом камзоле, с всего одним мечом, не прихватив с собой ни лука, ни аркебузы. Неуязвимый для пуль или стрел, до сих пор не тронутый взрывом пушечного ядра, он, действительно, представляет собой нечто уникальное, нечто, что не входит ни в какие рамки правил жизни и законов природы.

Самым удивительным оказалось то, что мне удалось добиться своего. Остатки войск Одиль предпочли отступить, еще до того, как солнце достигло зенита. Может быть, ближе к полудню мне только показалось, что на солнце легла мрачная тень. Я устал, а меч все еще требовал крови. В ушах все еще звучало эхо разрывающихся снарядов, звенящей картечи, криков, команд и стенаний. Я поспешно отправился к кромке леса, окаймлявшего поле, вонзил меч в землю по самую рукоять, а сам обернулся к небу. Да, действительно, диск солнца заволокли темные тучи с проблесками алого отлива. Казалось, что в высоте носится хоровод погибших душ и раздается эхо их голосов, проклинающих, пугающих, обвиняющих меня в неописуемом злодействе.

-- Ну и проклинайте, - огрызнулся я в небесную высоту, а потом с присущим мне одному черным юмором добавил. - Все равно, я уже проклят.

В этот миг кто-то чересчур проворно вытащил меч из земли. Я не успел ничего сделать, не успел даже обернуться. Тяжелая кованая рукоять больно ударила меня по спине. Удар такой силы, что у нормального человека ,скорее всего треснули бы позвонки, мой позвоночник, однако уцелел. Я всего лишь ничком упал на землю. В ладони впились острые камешки и комочки жесткой земли. Настолько быстро, насколько мог я обернулся лицом к противнику, полагая, что это какой-нибудь дезертир, решивший ограбить богато одетого вельможу. Ошибка, какую допускали многие до него. Однако, увидев нападающего, я поспешно отполз как можно дальше. Занесенный над моей головой меч не предвещал ничего хорошего.

-- Какого дьявола вы...- выругался я на князя, попытался подняться, но ноги будто окаменели. - Вы, наверное, окончательно сошли с ума.

-- Как тот сумасшедший доктор, который чуть не прикончил тебя, ради того, чтобы выпотрошить тушу на лекарства. Интересно, а были бы они чудодейственными, как он и полагал.

-- Отдайте меч, - я пришел в себя, стряхнув боль, как наваждение и приподнялся на локтях. - Что вы себе позволяете?

-- Я решил, что ты предпочтешь умереть в этом своем первоначальном и любимейшем облике, а не в шкуре зверя.

Лезвие рассекло воздух над моей головой, словно играя, и двинулось к груди, разорвало ворот рубашки, царапнуло по шее. Я зачарованно наблюдал за чуть окровавленной сталью, как кобра за заговорщиком змей.

-- Вы решили, что переманить меня на свою сторону не представляет для вас никакой выгоды или подумали, что я не сумею защитить себя.

Меч рвался вперед, к сонной артерии, чтобы отомстить мне за свое временное порабощение, чтобы осуществить реванш и перерезать яремную вену. Как-то не хотелось, чтобы попутно он выколол мне глаз, поэтому я лежал смирно, опираясь на локти и пытаясь одним мысленным усилием заставить князя остановиться.

-- Отведите руку назад, - приказал я. - Не тешьте себя надеждой, что застали меня врасплох.

-- Если тебя это утешит, Эдвин, то я могу рассказать будущим поколениям чародеев, что в миг своей смерти ты был необычайно красив. Ты, наверное, хочешь попросить меня о том, чтобы я прислал ей твою прекрасную, нетленную голову, - князь рассмеялся, глухо, мстительно, удовлетворенно. - Обещаю, что сделаю это, заверну ее в окровавленное полотно, как ты завернул скрипку, и отдам твоему чудесному ангелу для прощального поцелуя.

Роза целует мертвые уста отсеченной головы, видение мелькнуло в мозгу, как вспышка. Она бы это сделала, если б была влюблена.

-- Назад! - приказал я Ротберту, сосредоточив все свои силы. Он отступил лишь на шаг, не в силах сопротивляться моему взгляду, но и не желая полностью подчиниться. Как же он упорен и как кровожаден, как сильно хочет изничтожить свое же собственное творение. Я хотел бы сейчас обернуться зверем, но почему-то не мог.

Внезапно что-то звякнуло. Это меч ринулся вниз. Я едва успел откатиться в сторону и сталь, пронзив землю, ушла в почву по самую рукоять. Эту рукоять никто не держал. Меч выпал из рук князя. Я изумленно поднял голову, но увидел только конец пугающей пантомимы. Сгорбленная фигура в мантии согнулась и пятилась от креста, точнее крестообразного кинжала. Потом черный дым и одиночество, я остался наедине с тем, кто не погнушался прийти на помощь такому созданию, как я.

-- Кинжал был освящен? - только и смог спросить я у короля, устало прислонившись к покрытому шероховатой корой стволу осины. - Не отвечайте, я и так понял. Иначе он бы ...Да, кстати, а как вы нашли меня в такой нужный момент?

Он наклонился надо мной. Живая теплая рука тронула мое плечо, словно проверяя смогу я сам встать или нуждаюсь в дружеской поддержке.

-- Нет, не надо, не прикасайтесь ко мне, - начал слабо сопротивляться я. - Сейчас может последовать вспышка ярости и ...я неузнаваемо изменюсь. Вам опасно находиться рядом со мной.

Я бы мог просто оттолкнуть от себя руку помощи, но боялся, что даже мое легкое прикосновение может причинить человеку боль. Когда его величество снял с себя пушистую мантию из горностая и попытался накинуть мне на плечи, я даже ощутил неловкость.

-- Все в порядке. Я почти никогда не ощущаю холода. Он, - я указал в сторону, где исчез черный дым. - Он застал меня в момент слабости, иначе сам был бы уже мертв.

-- Твоя помощь неоценима. Никто до сих пор не проявлял такой отваги, - звучал где-то высоко надо мной знакомый размеренный спокойный голос, каким может обладать только мудрый человек. - Клянешься ли ты принять свое наследство, когда придет срок.

-- Я уже клялся когда-то...- мне вспомнились двери, окованные цепями, неземные шепчущие голоса и цепкие жестокие пальцы провожатого на моем запястье. - Я дал клятву ...барону Раулю, и он вверг меня в ад. Он заставил поклясться, что я вернусь туда, под землю, к его безжалостным, созданным темной наукой записям. С тех пор началось безумие. Я утратил свободу, стал рабом своих нечеловеческих пристрастий. Вы не поймете. Барон Рауль...вы его не знали. Он...его глаза так ярко горели во тьме, а кожа обтягивала лицо, как череп, он нес факел и говорил о том, что я особенный, что я его наследник, а голоса за запертыми дверями заливисто смеялись и что-то обещали, они пели, что я тот, кто должен вернуться к ним.

Мои бессвязные бормотание едва понятные мне самому никого не запугали, а напротив вызвали у короля сочувственное восклицание:

-- Бедный мальчик!

-- Я не мальчик, - я почти грубо стряхнул его ладонь со своего плеча. - Я намного старше вас. Даже, когда ваши предки возводили свой первый замок, я уже был ...не "стар", это слово вряд ли может охарактеризовать человека, который принадлежал к людям всего двадцать два года. Скорее можно сказать "вечен".

-- Вы предлагаете мне престол, - я выдавил короткий, хриплый смешок. - Мой отец тоже был королем. Он погиб, пытаясь отстоять меня у заинтересованных моими талантами чародеев. Теперь я сам обрекаю людей на гибель. Вы живы до сих пор не потому, что вы монарх, просто вы первый, кто едва зная меня смог заглянуть мне в душу. Я имею в виду не в душу дракона, а в мою настоящую почти утраченную человеческую душу.

И вместо того, чтобы оттолкнуть того, кто только что сознательно совершил грех - спас дьявола, я прислонился к его плечу.

-- Мы квиты, - произнес я, вспомнив зимний лес, холод и волков. - Вы только, что расплатились и больше ничем не обязаны демону.

Жизнь за жизнь. Король вернул мне долг. Только вряд ли здесь имел место жесткий расчет.

-- Если только, конечно, вы сделали это в силу долга, - уже без обвинения в тоне добавил я, заранее зная, что долг здесь ни при чем.

Он ничего не возражал мне, наверное, знал, что я должен выговориться, чтобы облегчить душу. О таком собеседнике можно только мечтать. Все с кем я волей и неволей общался до этого любили поговорить сами, но не умели слушать.

-- Вы хотите спросить меня о том, что побудило демона спасти короля? - я не прочел его мысли, а просто догадался. - Такой поступок трудно объяснить. Иногда даже у меня возникает внезапное побуждение сделать что-то доброе. Я не верю в судьбу, но именно она в то утро привела меня к вам, возможно, для того, чтобы вы доказали мне, что я не так низко пал, как думал.

По коже пробежала дрожь при мысли о том, что все было предначертано. До сих пор я видел мрачные подземелья, широкую спину барона Рауля впереди себя, его седую шевелюру, дымный факел в старческих узловатых пальцах. Я иду за ним, сам не зная для чего, хочу остановиться, но вдруг проводник оборачивается ко мне и вместо знакомого морщинистого чела я вижу оскал черепа, замечаю, что бархатный кафтан давно изъеден молью и червями, а на костяшках пальцев, вцепившихся мне в запястье, совсем не осталось плоти. Картинка была четкой, как воспоминание, хотя в жизни такого фрагмента не было. Я пал в тот миг, когда пообещал барону, что вернусь за обещанным мне, проклятым наследством.

-- В любом случае мои беды вас не касаются, - этими словами я будто пытался освободить и его, и себя от груза всех невзгод. Я вспомнил, как сражался сегодня, как наносил удары, жестоко, расчетливо и в полном молчании. Это больше всего пугало соперников - мое безмолвие, отсутствие боевых кличей, натужных вздохов, победоносных восклицаний. Я наносил удары с плотно сомкнутыми устами, кричали мои жертвы, а я молчал. Ни стонов, ни радости, ни молитвы за усопших. На время я стал бесчувственным во имя великой цели - победного конца войны.

-- Вы победили, - улыбнулся я.

-- Это твоя победа, - вполне обосновано возразил король, и у меня не нашлось слов для возражения.

-- Как бы тебе не было трудно, ты должен унаследовать то, что отвоевал. Ты не найдешь здесь никаких черных книг и никаких призраков, ничего, кроме венца. Ни в одном из подземелий Виньены не заточены злые духи.

-- Вы заблуждаетесь, - слишком дерзко возразил я. - В любом государстве можно встретить существо подобное мне. Я побывал почти во всех странах мира и всюду безошибочно узнавал в толпе хотя бы одного своего собрата.

Я едва удержался от того, чтобы прямо заявить "Анри сбежал и вам срочно нужна замена, поэтому даже злой дух вам подойдет, лишь бы только он поклялся не ускользнуть". На самом деле такое заявление было бы полным лицемерием, я отлично понимал, что на пустующий престол самого захудалого княжества найдется не один претендент, возникнут споры, конклавы, выборы лучшего и как бы еще кандидаты не перерезали друг друга. Из милосердия никто не станет дарить корону.

-- Никто бы на моем месте не отклонил столь великодушного предложения.

-- Так ты даешь клятву вернуться за своим наследством?

Последний вопрос, как звон набата, других предложений уже не будет. "Даешь ли ты клятву?" Я посмотрел на луч солнца, пробившейся сквозь дымку туч и сказал:

-- Даю!

А за этим будь что будет.

Винсент бы не простил мне отречение от такого дара, этой мыслью я утешал себя по дороге домой. Получить в добавок к Ларам еще и Виньену, наверняка, было пределом его мечтаний. Как немного ему надо для того, чтобы стать счастливым в отличие от меня. Он был рад всему, любой мелочи, даже просто хорошей погоде, а я, добившись столь многого, по-прежнему пребывал в меланхолии. Винсент когда-то честно признался, что был бы счастлив оказаться на моем месте, но вряд ли он с его взбалмошным поведением и склонностью к мелких махинациям смог бы удержать власть. Он не был прирожденным властелином ни для обычной страны, ни уж тем более для моих вспыльчивых, коварных подданных, к тому же из-за своего легкомыслия постоянно был вынужден ходить по острию ножа.

У Розы отсутствие физических или тайных сил заменяла небесная красота. Стоило задуматься о том, насколько она была необыкновенной, раз все остальные прекраснейшие мира сего были либо казнены, либо обращены в мрамор, а она одна осталась в живых. Избранная и неотразимая, она даже у Винсента вызвала побуждение поделиться с ней своими тайными знаниями. Мне даже не хотелось думать о том, что станет с этими двоими, если что-нибудь случится со мной. Случай на поле боя доказал, что меня самого можно было бы лишить жизни. А если я погибну, кто же тогда защитит их? Уже через час после моей смерти все проклятое общество с ликование накинется на моих гостей, так, что потом будет не собрать даже останков. То есть, Розу они попытаются разорвать на клочки в первую очередь только потому, что она очень красива, а Винсент еще может попробовать убедить кого-нибудь, что он незаменимый компаньон.

Честно говоря, о Винсенте можно было особо не беспокоиться. Он всегда находил способ выпутаться из опасного положения, ведь не зря же он просидел хоть и не полный срок обучения, но все-таки в школе чернокнижия. Роза черных книг сторонилась, оружием владела чуть лучше, чем посредственно, но все-таки недостаточно хорошо, чтобы выжить среди многочисленных недоброжелателей. Вернуться обратно домой? Она бы предпочла смертную казнь. Единственное, что она могла бы сделать это вернуться назад в "Марионетту" и надеяться, что никто не отыщет ее среди множества других актрис.

Моя крепость неприступна, но я не могу отсиживаться в ней вечно, империя обширна, как целый мир, но иногда меня тянет к людям, к всплескам жизни на узких улочках незнакомых городов, к маскарадам в Ларах, к толпе человеческих созданий, не подозревающих о том, что между ними затесалась смерть и принимающих меня за равного. Рано или поздно тяга к приключениям заставит меня покинуть любое убежище и тогда в одном из темных уголков человеческого мира возликует и заточит когти поджидающая опасность. За себя я никогда не боялся, просто знал, что заведя подопечных, не имею права оставить их без защиты, а это уже дополнительный повод, чтобы с удвоенными силами стремиться к победе. Манускрипты! Только я вспомнил о них, о запертых дверях лаборатории, о притягательной власти заклинаний и уже было направился к подвалам, как где-то в снежном мраке за свинцовым переплетом окна замаячил лучистый оранжевый огонек. Он не сверкал на одном месте, а быстро двигался сквозь метель, словно кто-то быстро бегущий вперед нес в руках фонарь. Кто-то решил навестить меня темной ночью, в пургу. Кто бы мог быть этот смельчак. По собственному желанию никто не захотел бы долго продираться сквозь заснеженный дремучий лес с одной -единственной целью - погостить у меня в темницах.

Скрипнули цепи вращающейся лебедки. Это я приказал подняться решеткам. Ворота отворились неслышно, будто петли были заботливо смазаны маслом, потому что мне захотелось услышать шаги вошедшего, и определить по вибрациям звука кто пришел, но шагов не было слышно. Только гнетущая, подавляющая тишина и мириады огоньков на вспыхнувших без тресках свечах в просторном холле. Я слишком быстро спустился туда и про себя отметил, да, свечей, действительно слишком много. Их жар мог бы быть болезненным для того, кто привык прятаться от солнца. Благо, что рожденное из ничего пламя жара не источало. Множество оранжево-красных язычков трепетало на фитилях, но тепла не было. Под высоким, расписанным великолепными фресками куполом потолка не было никого, кроме двух необычайных созданий, которым тепло ни к чему. Кровь в моих венах нагрелась так, будто я готов был дохнуть огнем, если бы сейчас я прикоснулся к Анри, то одно легкое касание руки обожгло бы его не милосерднее крапивы.

Я уже хотел было спросить его зачем этот ночной визит, ведь до полнолуния еще далеко, в небе еще только нарастает серп месяца, чуть более плотный, чем несколько суток назад, да и зачем ему было показываться мне раз уж он пришел, ведь выглядел Анри красиво, даже более - одухотворенно, только его глаза застила пелена алого сияния.

-- Зачем...- только и сорвалось с моих губ, но Анри уже бросился ко мне, вцепился длинными тонкими пальцами в воротник моего камзола. Я заметил, что хоть кожа и выглядит снова молодой, но сквозь нее просвечивают косточки и тонкая сеточка синих вен.

-- Что ты хочешь? Это какой-нибудь очередной трюк? - я был смущен и разгневан. Кровь бурлила и закипала внутри, но Анри было все равно, что прикосновение к моей коже обжигает его и без того нездоровую плоть.

-- Эдвин, ты ведь всегда был милосердным, правда? - горячо зашептал он. - Не отвечай. Я знаю, ты солжешь только, чтобы укрепить свою репутацию злодея, но если бы ты не был снисходителен, ты бы давно убил и этого лжеца в черном, и красотку. Если бы в тебе умерло все человеческое, ты бы не стал терпеливо выслушивать жалобы моего отца, ты бы бросил меня самого в темном лабиринте призрачного города.

-- Я не хотел, чтобы ты стал очередным шпионом князя, вот и все. Милосердие здесь не причем, - конечно же, я лгал. Мне просто стало жаль несчастное, очаровательное создание, плачущее на ступенях чужого крыльца и я решил спасти его. Я же тогда не знал, что Анри доставит нам столько хлопот, а даже если б и знал, то не смог бы поступить иначе. Я всего лишь сделал для него то, что сделал бы для одного из своих братьев, если б застал их рыдающими на улице под открытым небом. Внезапно ко мне пришло озарение. Даже сейчас смотря на светлую, отливающую серебром шевелюру Анри я видел юного Флориана. Мой брат точно так же стриг волосы, и они обрамляли голову короткой шапкой кудрей, был точно так же наивен в военных делах и вообще в политике, но в отличие от Анри он бы ни за что не позволил себе выказать такую бурю эмоций.

-- Ты забываешься, - я отстранил от себя Анри, как можно более мягко. - Ты не имеешь права спорить со мной или заставлять выслушивать твое мнение. Я здесь повелитель, а не твой наперсник.

-- Да-да, - невразумительно забормотал Анри. Тонкие, цепкие пальцы вновь поймали краешек моего камзола и намертво вцепились в парчу. - Если бы ты мог стать кому-то товарищем, ты бы не стал отнимать чужое наследство.

-- Ничего я не отнимал, всего лишь принял то, что мне навязывали...

-- По истине щедрая подачка!

-- Если бы ты не сбежал?! А если бы вернулся, то смог бы еще разжалобить отца.

-- Вернуться? - Анри горько усмехнулся. - Вернуться и снова потерять всю свою красоту. Нет, Эдвин, пусти меня назад!

-- Что? - я немного опешил. - Опять шутки? Или козни?

-- Нет, я, правда, хочу назад. Покрашу волосы хоть дегтем, полностью изменю свой облик, войду сюда, как новый безызвестный эльф. Мы придумаем мне новое имя и другую историю, но зато я навеки останусь молодым и не почувствую больше могильной, земляной сырости.

Он поморщился, как от боли.

-- Это пребывание под землей так изменило тебя.

-- Подземелья и драгоценные руды, это все, что осталось от начала мироздания, поэтому древние драконы так любят и то, и другое. Под землей я чувствую себя лучше, но не могу отделаться от ощущения, что в этой самой земле лежат пласты грунта, ползают черви и гниют покойники. Там тишина и духота, а я ...когда я там мне вспоминается божественная музыка резиденции фей и ...не те солнечные лучи, что в небе, а те, что в твоих волосах. Глупо было думать, что кто-то кроме тебя способен возглавить этот сверхъестественный мир.

Анри наконец ослабил хватку, отстранился от меня и поднял на меня лицо, так, что я смог увидеть две алые тонкие полосы, пересекающие его щеки. Что это? Слезы? Я не мог в такое поверить. Кровавые слезы. Значит ли это, что по мертвым венам Анри вновь струится живая кровь. Багряные капли скатывались с ресниц, очерчивали веки, текли по скулам. Я коснулся их кончиками пальцев и ощутил липкую, тягучую жижу. Может, это всего лишь пурпурная краска - один из новых фокусов Анри. Чтобы убедиться я слизнул слезу и ощутил на языке привкус крови, железа и огня. Я даже не заметил, что от едва ощутимого прикосновения моего языка, Анри вздрогнул, будто его щеку обожгли горячим углем. Таково уж касание драконьего жала. На чистом лице Анри осталась чуть заметная жженная печать, словно кто-то быстро прижал печатку к капле жидкого воска.

-- Так ты пустишь меня назад?

-- Нет...Я не могу.

-- Почему? - Анри вскрикнул так, что дрогнул расписной плафон потолка. Эхо устремилось ввысь к бельведеру купола.

-- Я не могу доверять тебе, - простой ответ на сложный вопрос.

-- А им ты можешь доверять? - заорал Анри, указывая рукой куда-то в направлении блистательной резиденции, где он провел не так уж много времени.

-- Если кто-то из них переходит границы дозволенного, то его голова оказывается на шесте под моими окнами, а твоя голова все еще у тебя на плечах, радуйся этому.

-- Ты не можешь выгнать меня, как бездомного щенка.

-- Я и не выгоняю. Приходи каждую ночь в конце месяца, пей, веселись и гуляй на свободе до следующей полной луны. Другие не могут позволить себя такой вольной жизни.

-- Пустые отговорки. Ты просто не хочешь сделать кого-то счастливым. Таков твой закон, которого придерживается все неотразимое общество.

-- Я все уже сказал. Ты не глух и не нуждаешься в повторении, - я резко развернулся, хлестнув его плащом.

-- Ты считаешь, что будешь вечно блистать, как солнце. А та, черная тень, что следует за тобой. Либо она со временем поглотит тебя, либо жители Виньены поймут, насколько черна твоя душа.

Анри выкрикивал это, как будто специально для Розы, неподвижно застывшей на верхнем лестничном пролете.

-- Когда я подобрал тебя, я не знал, что ты способен на такую сильную ненависть, - я обернулся к нему с прощальной, притворно-любезной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

-- Я бы выцарапал тебе глаза, если б смог, отсек бы твою голову, - Анри в бессильной ярости ударил по ближайшему к нему резному комоду, так что зазвенела золоченая утварь: подсвечники, вазы, бокалы. Тот самый комод на котором я оставил свой меч, мелькнуло в голове, еще до того, как раздался хруст рассекаемой чем-то острым кабаньей шкуры и свист предмета, пролетевшего в воздухе. Точно, я вернулся домой, завернул меч и небрежно бросил его возле зеркала на комоде.

Что-то острое, стальное вонзилось бы в меня, но я вовремя выставил вперед левую руку. Боль обожгла. Жгучий укус каленого железа. Я успел перехватить рукоять правой рукой и теперь крепко держал ее, но левое запястье сильно кровоточило. Теплый алый фонтан дымился и вспыхивал искрами огня, соприкоснувшись с плитами пола. Отсеченная кисть все еще дергалась в последних судорогах. Пальцы сжимались и разжимались. Изящные, красивые пальцы, на одном из которых сияло кольцо с печаткой. Впервые я смотрел на собственную узкую ладонь, как на нечто чужеродное и испытывал легкое сожаление. Потом я вонзил меч между плитами пола, так, чтобы он не смог вырваться, поднял отсеченную кисть и приставил ее к обрубку запястья. Всего миг и вены начали соединяться с обрывками вен, срослись сухожилия, с легким треском восстановились расщепленные кости. Я чуть пошевелил пальцами, восстанавливая кровообращение, и где-то на верхней ступени лестницы раздался изумленный вздох, спрятавшейся за перилами Розы. Она прижалась к медной гарпии украшавшей верх лестницы и со страхом смотрела вниз.

-- Настоящий демон! - в восклицании Анри тоже прозвучало доля страха.

-- Пошел вон! - здоровой рукой я отшвырнул его к распахнувшимся дверям. Ветер, ворвавшийся в холл, затушил часть свечей.

-- Кто захочет остаться с драконом, - Анри глянул на язычки пламени, плясавшие в луже, вытекшей из моего запястья крови. Над лужицей все еще клубился черный дымок.

Анри отполз от порога, поднялся на ноги, но споткнулся о ступени и скатился во дворик, в самый центр частокола.

-- Я не хотел, - зашептал он, будто еще на что-то надеялся, но в ответ услышал неизменное "убирайся" и предпочел последовать этому совету. На этот раз я спеленал слишком бойкое лезвие еще крепче, оставил его в подвале, а сам запер двери и поднялся наверх. В левой руке еще ощущалась слабость, но на запястье не осталось даже шрама. Кожа была безупречно гладкой и чистой, как всегда. Я уселся на перила самого высокого балкона, перекинул ноги через балюстраду и пытался разглядеть в снежном вихре удаляющийся от замка огонек. Я решил, что никогда больше не впущу Анри в свой замок. Холодный промозглый ветер дул в лицо, трепал упавшие на лоб локоны, снежинки кололи щеки. Я ощущал какое-то странное удовольствие от того, что сижу на морозе, а ветер яростно развевает плащ у меня за спиной.

-- Ты отпустил его из жалости? - Роза тоже вышла на балкон, ничуть не боясь продрогнуть. В бальном платье абрикосового цвета, как паутиной, покрытом воздушным газом, она выглядела воплощением совершенства. Бриллианты сверкали в браслетах на ее запястьях, в ожерелье на шее, в тонком венчике на голове и от их блеска ее кожа казалось такой же бледной, как снежный вихрь над долиной.

-- Я сомневаюсь, что демон может обладать такой добродетелью, как жалость или сострадание, - я попытался угадать, что из слов Анри она слышала и восприняла всерьез, а что нет.

-- Зачем ты себя так называешь?

-- Я так привык, - я подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. Сидя на балюстраде, я наверное выглядел ожившей статуей, безмолвным стражем, наблюдающим за событиями внизу. Стоит только прыгнуть вниз, и я обращусь в дракона или разобьюсь об острые валуны в замерзшем рве?

-- Ангелы бессмертны, - тихо молвила Роза за моей спиной.

-- Я знаю.

-- И тебя тоже нельзя убить.

Она коснулась моего запястья, пытаясь отыскать шрам, но шрама не было, только тонкий обруч золотого кольца. Мне показалось, что Роза пытается определить: обручальное оно или нет, и чья это печатка. Я не знал слезы ли это у нее на щеках, или просто снежинки тают, коснувшись ее кожи, знал только, что никогда раньше не видел такого прекрасного и возвышенного создания. А потом поцелуй, как во сне в доме аптекаря, как в предсказании князя. Только моя голова до сих пор была на плечах, тонкая алая полоса не отделяла шею от туловища, а я уже ощутил холодное прикосновение губ музы к моим губам.

Я открыл глаза, на ресницах остались капли от талых снежинок, но тень, мелькнувшая в зрачках, была слишком четко видна. Роза ее увидела и ...узнала меня. Всего лишь на миг в ее глазах промелькнуло узнавание, она отошла на шаг, не в силах произнести или прошептать роковое слово "дракон".

-- Ты убила бы меня, если б могла? - прямо спросил я.

Она только отрицательно покачала головой. В затянувшейся паузе раздалось едва слышное, но решительное "нет" и я улыбнулся уголками губ, радостно, почти удовлетворенно.

- А ты бы сжег меня в одном из своих массовых аутодафе, если б захотел?

-- Нет...никогда, - я тоже резко мотнул головой, словно отрицая даже возможность подобной своей причуды. - Только не тебя.

-- Почему?

-- Потому что ты это самое лучшее, что было у меня в жизни, - я сказал не задумываясь, но это была неопровержимая истина. Даже в тот вечер, когда направила на меня мушкет Роза все равно оставалась единственным светлым пятном в моей жизни. Я пытался понять, не уловила ли она легкую странность или архаичность моей речи, а может необычную изящность жестов, присущую прошлому столетию, не насторожило ли это ее. Вряд ли. Роза сразу поняла, что я существо из другого века и это ее не пугало, а напротив восхищало.

Где-то в гуще метели метнулось такое же белое, как и снег существо. Только благодаря особенной остроте зрения мне удалось рассмотреть его. Роза моей зоркостью не обладала, но насторожилась, услышав знакомый шелест. Я все же пытался отыскать взглядом очертание огромных, нежных, как у голубя крыл, но их уже не было, осталось только непривычное ощущение дискомфорта, будто кто-то посторонний пытается вторгнуться в мои владения.

Предусмотрительности ради я вывел Розу с балкона и крепко закрыл стеклянные двери. Стекло - хрупкая преграда, но все-таки лучше, чем открытая щель для неизвестного лазутчика.

-- Она что-то хочет от тебя, иначе зачем возвращается снова и снова, - Роза, нервно сжав кулачки, прошлась по комнате, остановилась перед столиком и удивленно воззрилась на все еще не спрятанный окровавленный кусок тафты. Он остался, а скрипки не было. Кто-то унес ее с собой. Первой мыслью было, Винсент! Но рассудительность взяла свое. Зачем Винсенту снова воровать предмет, с которым связаны переживания не только далекого прошлого, но и последних дней. Поразительно, как ему вообще захотелось поднимать скрипку, после того случая в лесу с волком. Другой бы так и оставил ее в снегу.

-- Эдвин, у меня нет ни огненного дыхания, ни крыльев, ни когтей, чтобы себя защитить, - в голосе Розы послышались то ли капризные, то ли обиженные нотки. - Стрелять я умею, конечно, но не слишком метко.

-- Если у дракона есть подопечная, то никто не посмеет причинить ей вред, - самоуверенно заявил я.

Даже если Розу мои слова отчасти и убедили, мушкет она все равно собиралась все время держать под рукой. Я никогда не спал с оружием под подушкой, но решил, что Роза может делать, как угодно, лишь бы только у нее не возникло желания сбежать из замка.

-- Если б я умела колдовать, - произнесла Роза. Может мне только показалось, что бриллиантовые капли от венчика засияли у нее на лбу чуть ярче, чем вообще способны сверкать драгоценности.

-- Что? - я был крайне удивлен. - Повтори!

Меня самого насильно заставили штудировать азбуку чернокнижников, заперли под землей, чтобы я не отрекся от тайного занятия, поэтому я не мог поверить в то, что кто-то без принуждения готов просидеть хоть час над моими дьявольскими книгами.

-- Неужели ты, правда, на это готова, Роза? - это многим облегчало мне задачу, ведь с самого начала я выбрал ее, как ученицу, ту, что унаследует мои навыки, но долгое время не знал, как подойти к делу. - Ты подумала о последствиях, когда сделала такой вывод?

-- А ты о них подумал, когда взялся за изучение черных книг?

-- У меня не было выбора.

-- А у меня был? Как только я увидела тебя в толпе на балу в Ларах, то поняла, что ты пришел за мной.

-- Точно так же я приходил за многими, за всеми, кого собирался убить и они тоже внезапно понимали, что я их судьба, которой не миновать, - в памяти пронеслась долгая череда красочных, страшных фрагментов. - С тобой все было иначе. Я взлетел на балкон того дома, чтобы причинить боль кому - нибудь из тех, кого там найду, а поранился сам.

-- Я еще долго ждала, что где-нибудь на рынках, площадях или ассамблеях в толпе промелькнет твой плащ, тот самый алый шитый звездами. Если внимательнее присмотреться к златотканому узору вокруг этих звезд, то можно увидеть несколько символов, которые никак нельзя отнести к безобидным наукам.

Я наклонил голову, признавая ее догадливость.

-- Когда я впервые увидела крылатую девушку за окном, мне показалось, что у нее изранены и окровавлены пальцы, ведь вполне возможно, что она скреблась об оконную раму, требуя, чтоб ее впустили. Но потом...можно было, наверное, сразу рассмотреть, что у нее вместо ногтей очень острые когти.

-- И что ты хочешь этим сказать?

-- Она такое же создание, как ты, а я - нет, - Роза тряхнула длинными круто завитыми локонами, так, что они заструились по плечам и по корсету. - Пока нет, - чуть изменив интонацию, добавила она.

-- Я совсем не хочу, чтобы ты стала таким же проклятым, потерянным существом, как изгои нашего общества, - попытался возразить я.

-- Они не ущербные и не потерянные, они прекрасны, - настойчиво возразила Роза.

-- Если присмотреться то в каждом из них ты найдешь хоть какое-нибудь маленькое уродство, просто они очень умело прячут свои недостатки под роскошным одеянием, - как я мог объяснить ей, что такие дефекты, как, например заостренные уши у эльфов, непременно существуют для того, что указать на их неземное происхождение. У кого-то из фей глаза были разного цвета, кто-то прятал под расшитыми бисером перчатками шестой палец или наоборот пытался скрыть недостаток одного из пяти. Слишком длинные тонкие пальцы, будто паучьи лапки, и заостренные ногти, да еще и крылья за спиной у очаровательных дам, разве все это не доказательство того, что в каждом члене блистательного общества есть какой-то недостаток, что каждый из них будто бы помечен высшей силой, чтобы люди смогли сразу угадать в своей толпе присутствие чужеродных существ, то есть тех, кого они прозвали проклятыми. Благо, что цивилизация с давних времен пошла вперед, крылья можно скрыть под просторной накидкой, а заостренные ушки под модной шляпкой и все это не вызывая никаких подозрений, естественно при соответствующей погоде, а не в жару. Знойным летом Винсент в своем наглухо застегнутом воротнике выглядел более, чем подозрительно. Из всего собрания я был пожалуй единственным, кого сверхъестественная природа не отметила никаким внешним уродством, кроме тени в зрачках, разумеется, и кроме зверя, притаившегося глубоко внутри меня. А людей, как известно, особенно придворных, внешность интересует гораздо больше, чем состояние души. Немногим смертным дано заглянуть вглубь, в самые прорези прекрасной маски, копирующей человеческое лицо, и заметить там нечто необъяснимое.

-- Ты обвинишь меня в излишним цинизме, но я склонен думать, что весь блеск и роскошь, вечная феерия, царящая в кругу фей - это всего лишь внешнее прикрытие для внутренней пустоты, - попытался объяснить я Розе. -Царство, где нет других чувств, кроме желания повеселиться и исподтишка поиздеваться над смертными, обречено было бы на медленное увядание. Все блистательное собрание перессорилось бы и разбрелось по разным сторонам, если б не было того, кого принято называть душой общества, того, кто, собрав вокруг себя существ с разными интересами, смог бы объединить их, поэтому однажды ...довольно давно человек, которого я назову князем, начал настоящую охоту за ребенком, отмеченным десницей судьбы.

-- Чтобы отдать этого ребенка в когти фей?

-- Чтобы сделать из него своего ученика...Независимо от желания самого обучаемого, просто потому, что ему суждено было стать некоторого рода смесью, наполовину таким же проклятым, как они, - я кивнул в сторону юга и резиденции фей, - наполовину человеком, чтобы свободно разгуливать и в том и в другом мире, вне подозрений людей и вне опасности возле убийц.

-- Этого я как раз и хочу, стать настолько опасной, что эти существа не посмеют меня тронуть, а внешне остаться самой собой, чтобы ни у кого не возникло подозрений, - Роза чуть не захлопала в ладоши от восторга по поводу того, как точно я выразил ее мысль.

-- Ты видела горло Винсента?

Такой прямой вопрос несколько ее обескуражил. Уже без радостной улыбки Роза сдержано кивнула.

-- Его шрамы это предупреждение тебе и всем, кто пойдет по моему пути. Занимайся тайными науками, сколько пожелаешь, принцесса, но помни, один неверный шаг и точно такая же печать может остаться на тебе.

Ну, вот, я уже начал ее напутствовать, а ведь сам за миг до этого лицемерно пытался предостеречь от неправильного пути. Конечно же, я должен был сразу заметить, что постоянно таскаясь туда сюда с колдовскими книгами, манускриптами и разными трюками, я оказывал на Розу дурное влияние. Кумиру хочется подражать, а я вместо того, чтобы показать пример достойный подражания, отпускал двусмысленные замечания, намекал на некую тайную силу, входил и выходил из замка, при этом не открывая дверей, будто просачиваясь сквозь стены. Никогда не пользовался ни кресалом, ни трутом, ни огнивом, чтобы высечь искры для разведения огня, никогда не пытался объяснить, что мы не замечаем поваров, лакеев и прочих слуг в замке, потому что они настолько вышколены и деликатны, что не смеют показываться гостям на глаза. В общем, перечень недостатков можно было бы перечислять до бесконечности, но Роза, очевидно, сочла все эти мелкие фокусы грандиозными возможностями.

-- Ты ведь пообещал, что не станешь меня убивать, правда? - с трогательным выражением лица переспросила Роза.

-- Я пообещал? Нет, скорее поклялся. А если я кому-то даю клятву, то она нерушима.

-- И ты научишь меня тайным искусствам? За мою душу?

Я отрицательно покачал головой, не желая назначать столь высокую цену.

-- Только за то, что ты красивая.

Не сдержав радости, Роза захлопала в ладоши и рассмеялась, чудесный, заливистый смех, а в его нотах, как будто, звенит эхо церковных колоколов. Только после того, как она замолчала, я расслышал, что чьи-то острые коготки скребут подоконник.

-- Наверное, просто птица, - без особой уверенности предположил я.

-- Нет, не птица, - Роза тут же насторожилась, но звуков больше не было.

-- Не бойся, какой-нибудь голубь клюнул стекло и всего-то. ..- я не успел договорить, а где-то под дверью ближайшей гостиной уже скреблись о пол чьи-то когти. Я очень надеялся, что это просто одна из химер решила выбраться из цокольного этажа, хотя понимал, что вряд ли кто-то посмел бы нарушить мой приказ и открыто бродить по замку.

-- Подожди здесь, - велел я Розе и пошел в направление шума. Царапины на полу под дверьми остались, но никакого животного рядом не было, только чей-то темный силуэт маячил возле картинной галереи.

-- Я всего лишь хочу выразить вам свое почтение...после стольких лет, - раздался заунывный чуть с хрипотцой голос и длинная рука в плотной охотничьей перчатке потянулась ко мне. Движение слишком стремительное для простого приветствия.

Я отшатнулся в сторону раньше, чем некто успел коснуться меня. Персон, вынужденная прятаться в тени, естественно, доверия не внушает. Словно ощутив мое сомнение неизвестный шагнул вперед, так чтобы ступить в круг отсветов от далеких бра. Что-то знакомое проскользнуло в этих осторожных, чуть ли не робких движениях, которые в любой миг могут приобрести молниеносную и опасную быстроту. Тонкая полоса света легла на руку в перчатке. Такие толстые из прочной кожи рукавицы надевают только для соколиной охоты, чтобы когти сокола не поранили ладонь, но сейчас перчатка служила скорее маскировкой для формы руки, чем защитой для кожи. Вторую, не прикрытую ни чем руку пришелец прятал за спиной.

Посчитав излишними долгие ожидания и приветствия, я схватил его за рукав и потянул на свет. Даже слабых бликов от далеких свечей мне вполне хватило, чтобы рассмотреть ...пажа Деборы. Я быстро оттолкнул его и он упал. Рука, которую он до этого прятал за спиной вцепилась в ковровую дорожку на полу и плотная пушистая ткань хрустнула так, будто ее рассекли острые когти.

Где-то щелкнула раскрываясь оконная рама и я рванулся назад, искать Розу. Я не ожидал увидеть, как белая крылатая фигура стремительно и угрожающе надвигается на мою гостью. Роза отступила к стене, невольно опустилась в кресло, подвернувшиеся на пути к отступлению. Прежде, чем я успел что либо сделать, когтистая рука Деборы рванула кружево на корсаже. Когти бы несомненно полоснули по шее, если бы вдруг под ожерельем не блеснуло что-то тонкое, ослепительно-золотое, маленькое распятие, которое Роза всегда носила на цепочке.

Короткое, мерзкое шипение и белый силуэт исчез, будто свечу задули, а ветер все еще хлопал створками распахнутого окна.

Заметив меня в пролете дверей Роза уже хотела спрятать крест, но я отрицательно покачал головой.

-- Мне он больше не причиняет боли.

-- Почему? - я скорее угадал вопрос по ее округлившемся губам, чем услышал.

-- Наверное, потому, что во мне проснулась любовь к ближнему, - я конечно не имел в виду все "ближних" подряд, а только ее одну.

На плече возле порванных кружев остались царапины. Роза обиженно надула губки, заметив три тоненькие алые полоски, ну, точь-в-точь, как избалованное дитя. Она стала искать шаль, или хотя бы мантилью, чтобы прикрыть кровавую метку, но ничего рядом не обнаружив, попыталась просто подтянуть оборванные кружева.

Хоть в чем-то я мог оказать ей помощь. Одно легкое прикосновение моих ногтей к ее царапинам и они затянулись, будто их не было совсем. Ну разве кто-то кроме меня может так ловко услужить даме. На лице Розы промелькнуло уважение. Ее явно заинтересовало, каким способом можно добиться такого мастерства. Вместо того, чтобы раскрыть исцеляемым свои тайны, я как всегда, молча улыбался.

-- Я принесу тебе голову этой ведьмы, - пообещал я.

-- Нет, это сделаю я! - в дверном проеме застыл обманчиво-хрупкий затененный силуэт. Винсент! Он сделал шаг к свету и робко улыбнулся. - Я только зашел попросить разрешения взять твой новый меч. То самое недавнее приобретение.

-- Ты стал гораздо смелее.

-- Мне надоело жить в страхе...К тому же я знаю, где она спит днем.

Внезапная храбрость Винсента удивляла. Ненадолго он утратил прежнюю беспечность. Даже когда правильный овал его лица из-за колебания свечей на расстоянии сливался в одно белое пятно, можно было догадаться, что на этом лице написана решимость. Никогда прежде мне не доводилось видеть его сосредоточенным и серьезным. Раньше он либо подшучивал, либо злился, а теперь вдруг начал выказывать силу воли.

-- Почему вместо меня это хочешь сделать ты?

Винсент молча поднес руку к застегнутым краям воротника. Других объяснений не потребовалось. И я, и Роза уже давно успели заметить, что он стесняется того, что стал меченным.

-- Я боюсь ее когтей, а она боится огня. Если бы ты пошел со мной шансы были равными, но придется ограничиться обычным факелом, - Винсент подчеркнул "если", потому что был уверен, в решающий миг моя рука дрогнет и я не смогу убить создание, некогда вызывавшее у меня восхищение.

-- Ты бы мог просто одолжить мне твой экипаж и твоего кучера, чтобы он подождал меня у ворот города? - попросил Винсент.

-- Какого города? - Роза заинтересовалась. - И зачем тебе связываться с этим сомнительного вида кучером? Я сама умею править лошадьми и смогу дождаться тебя, а если Эдвин захочет последовать за нами, то ему карета ни к чему.

Я был далеко не в восторге от того, что Роза ночью будет разъезжать по городам и весям в сопровождении не менее сомнительного, чем мой кучер Винсента. Надо было предложить ей сходить в "театр теней", в резиденцию фей, к озеру, где плавают лебеди, куда угодно, лишь бы только это место находилось в пределах империи, а не во внешнем мире, откуда я забрал ее с таким трудом. Но Розе хотелось приключений, поэтому я кивнул в знак согласия. Мое согласие в данном случае означало, что Винсент может взять меч, а Роза любой понравившейся ей экипаж и норовистых, бешеных коней.

-- Ни в коем случае не снимай с них узду, - предупредил я, когда Роза осматривалась скакунов в стойлах.

В ее взгляде промелькнуло подозрение, но она не стала ни о чем спрашивать, а лишь согласно кивнула. Блузка из белого батиста, вышитый вельветовый жилет и бархатные бриджи, одетые на ней, явно были без спросу позаимствованы из моего гардероба, но я предпочел не обратить на это внимания. Роскошная хоть и не по размеру одежда на Розе смотрелась несколько лучше, чем на мне. Такого красивого кучера у меня еще никогда не было. Роза заткнула за пояс мушкет, одела высокие кожаные сапоги до колен, перевязала волосы атласной лентой. Ей не хватало только шпаги, но я подозревал, что вместо шпаги в сапоге спрятан кинжал.

Я очень надеялся, что Розе не захочется ни стреноживать, ни гладить, ни вычищать скребницей шкуру лошадей. Я сам запряг их в легкую, без украшений и гербовых знаков черную карету.

-- С этой четверкой коней ты за час преодолеешь такое расстояние, которое с другими не одолеть и за день, - я потрепал каштановую гриву одного из скакунов, чего раньше себе никогда не позволял. Они не нуждались в ласке, они рвались на свободу и были ,пожалуй, чересчур яростны в своем стремлении вырваться.

-- Помни одно, крепко держи поводья, выпустишь их кони умчаться назад в мои конюшни и вы с Винсентом останетесь без кареты.

-- Ну ведь ты выручишь нас...всегда? - Роза едва улыбнулась уголками губ, очевидно, уверенная в моих силах.

Я любил называть ее своей подопечной, но в этот момент подумал, что если б родители Розы, что мало вероятно, добровольно доверили ее под мою опеку, то мне бы головой пришлось отвечать за такую долгую ночную прогулку воспитанницы.

Роза легко вскочила на козлы. Как это было не удивительно, а кони не попытались проявить норов, брыкаться, храпеть и быть копытами до тех пор, пока поводья не выскользнут у нее из рук. Должно быть, они тоже ощущали, что Роза прижилась в этом мире и начала постепенно утрачивать свои человеческие страхи и привычки.

Я выбрал белоснежного с русой гривой коня и последовал за ними. Алые, словно налитые кровью и огнем, глаза моего скакуна составляли неприятный контраст с его кипенно-белой, молочного цвета шкурой. То, что на нем не было ни единого пятнышка или неровности цвета уже говорило о том, что конь неземного происхождения. Русая грива спуталась, несмотря на старания моих невидимых конюших, разве можно расчесать эти непослушные солнечные ниточки. Дробный стук конских копыт по мощеным дорогам и тропинкам не привлекал ничьего внимания. Мы ехали в том направлении, в котором не поедет ни один человек, сохранивший хоть частицу здравого рассудка. Винсент указывал путь к зачумленному Рошену. Конечно, чума уже не так там зверствовала после того, как я забрал свитки. Пляска смерти замедлила свой ритм, но я все еще предполагал, что на опустевших улицах можно увидеть пляшущую процессию демонов с литаврами, тамбуринами и бубенцами, звон которых возвещает о триумфе заразной болезни. Возможно, где-то еще звучат трубы и рожки, а духи подлетают к окну, чтобы оставить на стекле все еще обитаемого дома дыхание заразной болезни. Как хорошо, что Роза ограждена моими чарами и не подвержена никаким заболеваниям, как я сам. С тех пор, как капля самовозгорающейся драконьей крови обожгла ей небо и язык, по ее венам разлилось пламя, которое вечно будет оберегать ее от чумы, от старости, от смерти. Крошечная доза моего огня в крови - защита от всех болезней, но вряд ли старик-аптекарь смог бы использовать его, отняв от жизни и смешав с в большинстве случаев бесполезными медицинскими порошками.

Роза умело правила лошадьми. Черная карета въехала в распахнутые ворота города, с грохотом прокатилась по главной площади, свернула в переулок, а оттуда легко понеслась к месту, выбранному мною для убежища. Я скакал прямо за экипажем, там, что меня можно было заметить в заднее окошечко. Винсент знал, где находиться склеп. Он застал меня там во время сна и успел много приметить. Мы приблизились к полосе тумана.

Роза натянула вожжи. Карета остановилась, медные спицы колес мерцали в свете месяца, выглянувшего из-за облаков. Кони недовольно били копытами о брусчатую мостовую. Плотные сизые клубы тумана расступились лишь при моем приближении.

Винсент взял с собой меч, горящую лампу, наполненную маслом, с сужающимся к верху стеклянным колпаком, который можно легко разбить, выпустив огонь наружу.

Дебора боится огня, вспомнились мне его слова. Огня и железа.

Она, наверное, следила за мной, когда я перетаскивал принесенные ею свитки из убогой лесной лачуги в великолепный и знаменитый в те дни Рошен. Теперь город был печально знаменит, но болезнь уже погасла, унеся с собой все жертвы, какие могла. Удивительно, но за пределами Рошена чума не распространилась. Заразу переносили не крысы и не заболевшие, виной всему - моя беспечность. Я должен был сразу понять, что у манускриптов, переданных мне, есть целый сонм хранителей. Вот так мне удалось уничтожить город, который мне так нравился без огня, всего лишь на время оставив здесь свое проклятое наследство.

Раскаяние захлестнуло меня внезапно и так же быстро прошло. Чьи это крылья так соблазнительно шелестели над городом ночи напролет? Дебора! Спит ли она сейчас на одном из саркофагов, накрывшись собственными крыльями, как плащаницей, с руками сложенными на груди, как у покойницы и с венком увядших жасминов в волосах. А сломанная скрипка кровоточит где-нибудь на ступенях, возле мраморных херувимов.

Одной рукой придерживая поводья, Роза достала мушкет, всегда готовая выстрелить во тьму, раздираемую внезапным воплем или шелестом крыльев. Винсент вышел из кареты, спрятав меч под плащом. Зачем-то он еще взял с собой кирку и лопату, будто готовился рыть могилу. Он быстро направился к склепу, и его шаги отдавались гулким эхом в зажатом между каменными зданиями пространстве. Вот, как можно было определить местонахождение склепа, по звуку эха. Если бы в квадрате зданий отсутствовала стена склепа, эху было бы не от чего отражаться в том направление. Поразительно, но за все эти годы никто не догадался ступить в полосу тумана и прислушиваться к эху собственных шагов.

Я оставил скакуна у коновязи и поспешил за Винсентом, сам не зная для чего. Заходить в склеп я не собирался, просто хотел посмотреть.

Двери склепа легко поддались. Я заметил знакомые статуи херувимов на ступенях лестницы с распростертыми крыльями и молитвенно сложенными ладонями. Такие прекрасные и одухотворенные. Один ангел простер руку вперед, будто благословляя, но он не мог дать благословения на то, что собирался сделать Винсент. На одной мраморной ступени что-то блеснуло. Скрипка. Рядом лежал смычок. Дебора оставила ее прямо на ступенях, как ненужную вещь или как приманку.

Тонкие пальцы Винсента начали возиться с узлами, чтобы освободить меч от пут. Веревки поддавались с трудом, и с уст Винсента уже было слетели ругательства, но то ли он не посмел богохульствовать в склепе, то ли решил, что любой самый слабый звук может спугнуть его жертву. Сам он двигался бесшумно, как тень и дыхание его почти не было слышно, вот только острый и несдержанный язык часто становился врагом своего хозяина.

-- Ведьма! - тихо, но злобно прошипел он и где-то во тьме шевельнулись крылья.

Я не хотел спускаться вниз. Вдвоем с Винсентом на узкой лестнице нам было не разойтись. Один из нас непременно наступил бы на скрипку, а это создало бы некоторый шум, не говоря уже об окончательной поломке чудесной реликвии.

-- Почему ты так уверен, что она здесь, - мысленно спросил я у Винсента и словно в ответ мне в глубине склепа, в черном глубоком провале под лестницей вновь кто-то шелохнулся. Какой знакомый шорох, будто шелестит, как осенняя листва, платье дамы, медленно пересекающей зал.

На гладкой поверхности мраморных ступенек появилась шероховатость, которой раньше не было. Все те же самых следы от когтей, настолько острых и крепких, что могли расцарапать даже камень.

Винсент обнажил меч и начал спускаться вниз, в темное неописуемое урочище.

-- Позволь мне всего лишь раз дохнуть огнем, и все будет кончено! - все так же мысленно попросил я Винсента, но он отрицательно тряхнул головой. Кажется, шанс совершить подвиг мутил ему кровь. Его рука сжимала меч не менее уверенно, чем моя. Как вообще такие тонкие пальцы способны поднять тяжелую кованую рукоять с длинным лезвием? Перед третьей ступенью Винсент задержался и нагнулся, чтобы поднять скрипку. Пальцы его левой руки уже сомкнулись на грифе, и вдруг из мрака вынырнули другие когтистые тонкие руки и обхватили запястье Винсента. Когти безжалостно вонзились в плоть повыше рукава, оставляя кровавый след. Винсент, ругаясь и плюясь в соперника, пытался высвободиться. С высоты из-под самого затянутого слоями паутины купола на Винсента набросилась вторая противница. Бледная фигура с огромными крыльями кинулась на него с быстротой птицы и вцепилась в его плечо, вынуждая выронить меч. Один против двух. Силы неравны. Молниеносным движением я схватил за шиворот пажа Деборы и выволок его из склепа. Он пытался сопротивляться, шипел, кусался, царапался, но с таким же успехом он мог царапать несгибаемую сталь. Из дверного пролета до меня все еще доносились звуки борьбы, зловещие шипение, стон, случайно тронутых струн скрипки, слабый запах лампадного масла, крови и жасминов. Дебора хотела расцарапать Винсенту лицо и он полоснул ее лезвием по запястью, по той самой руке, которая недавно безжалостно разорвала корсет и кожу принцессы.

Я услышал хлюпающий звук и нехотя представил, как отрубленная конечность падает на ступень в лужу крови, и мне стало почти дурно. Дебора ведь так чудесно играла на скрипке. Если бы эта скрипка не таила в себе зла.

Держа за шиворот своего пленника, я утаскивал его подальше от склепа, в круг оранжевого света от каретного фонаря.

-- Это ведь ты крался за мной по этим самым улицам, следил из-за угла, царапал мостовую когтями, как сорвавшаяся с цепи собака, - на ходу приговаривал я, не ожидая от жертвы никакого ответа. - Больше не ты, ни твоя госпожа не сможете летать во тьме и наводить страх на случайных путников.

-- Ваше высочество, вы ведь не позволите ему убить меня, - запричитал он, заметив Розу, ждавшую на облучке кареты. Кони взволнованно заржали и забили копытами, словно хотели затоптать мою жертву. Роза натянула поводья, чтобы сдержать их.

-- Смотри, как я поступаю с предателями, - я смотрел на пленного, но слова были обращены к Розе. Высвободив из-под плаща руку, уже успевшую покрыться золотистыми чешуйками и когтями, я занес ее над горлом приговоренного. Со мной такая сцена происходила не однажды, но Роза наблюдала такое представление впервые. Она даже чуть подстегнула коней и карета подъехала поближе, так, что рассеченное тело, оказалось в пятне света от подвешенного на крючке фонарика, освещавшего путь лошадям. Я спокойно наблюдал за тем, как моя рука приняла прежние очертания, а Роза с интересом медика рассмотрела порезы и будто передразнивая, оставленное когда-то послание произнесла:

-- Тот, кого я помню.

Попов под лучистый свет изрезанное тело стало сморщиваться, кожа почернела, кости начались крошиться в прах.

-- И никаких следов, - Роза перевела взгляд на мою уже совершенно нормальную, даже не испачканную руку. - В своей области ты достиг гениальности.

-- Надеюсь, что не только в столь плачевной области? - я указал на обуглившиеся останки.

-- О, - иронически протянула Роза. - Вокруг тебя ореол страшной славы, но я имела в виду, что никто еще не умел так запутать след. Ночью ты мог опалить целое поселение, а наутро разгуливать по соседнему городу и с абсолютно невинным выражением лица делать вид, что, как и все, изумлен новостями о пожаре. Точно так же ты поступал и с теми, другими девушками?

-- Да, случалось, - неопределенно кивнул я, хотя сразу понял кого она имела в виду. Знала ли она по именам всю бесконечную череду исчезнувших или убитых женщин, или была наслышана только о случае с маркизой?

Из склепа донесся душераздирающий крик. Розе снова пришлось успокаивать коней. Винсент вышел из склепа мрачный и бледный, будто оставил там полдуши. Плащ он снял, чтобы завернуть в него свой ужасающий трофей. Он запрыгнул в карету легко, даже не воспользовавшись подножкой и буркнул что-то насчет того, что коней надо гнать к ближайшему кладбищу или лесу.

Роза вопросительно взглянула на меня, прежде чем стегнуть лошадей. Карета тронулась дальше в путь, только после того, как я согласно кивнул. Наш ночной вояж вряд ли бы замечен кем-то, кроме призраков. Цокот копыт по безлюдным улочкам и площадям сам по себе напоминал о таинственных историях про привидения. Роза задержала карету только у здания городской библиотеки.

-- Столько книг пропадают зря, - с унынием протянула она, не упомянув уже про ювелирную лавку, где в витрине поблескивали украшения и с разбитыми стеклами мастерскую портного.

-- Не вздумай брать ничего из здешних вещей, - предостерег я. - Ты же понимаешь, что все это принадлежит трупам, сгнившим от чумы.

Роза молча подстегнула коней. Они уже готовы были слушаться ее без всяких понуканий. Мы проезжали мимо пустующих особняков, площадей, палаццо и шато, книжных лавок, кузен, башмачных мастерских. Вымерший город. Мимо мелькали колодцы с высокими коньками черепичных крышец и призывно стоящими на краю ведрами и ковшами. Как бы не блестела в свете месяца отравленная болезнью вода, она все равно оставалась ядом.

Мимо засохших персиковых садов, каштанов и виноградников, стелилась полоса заросшей, нехоженой дороги. Винсент потребовал остановить карету у леса. Он взял с собой только сверток, кирку с лопатой и отправился в чащу, послав мне вместо объяснения зловещую, торжествующую улыбку и воздушный поцелуй Розе.

Я догадывался, что он собирается зарыть скрипку под корнями какого-нибудь дерева. Там откуда ее никто не сможет выкопать. Да, и кому кроме меня пришло бы в голову выкапывать яму в дремучем лесу в поисках, зарытых там сокровищ. Интересно, собирался ли Винсент зарыть вместе со скрипкой отсеченные голову и кисть Деборы. Чего стоила ему борьба с ней? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на отрубленную голову, которая наверняка окажется нетленной, но чтобы она украсила один из кольев во дворе замка. Это было бы уже кощунством и лишним напоминанием о тех временах, когда Дебора в сопровождении пажа обходила города и деревни, с одной только целью, заиграть ночью на своей скрипке и выманить из дома растрогавшуюся жертву. Для того, чтобы пошалить не стыдно было даже изобразить ангела рыдающего под чьей-то дверью или молящегося перед распахнутым окном башни так называемого избранника. Как все переменилось, а силуэт феи с молитвенно скрещенными руками за моим окном остался в памяти навсегда. Тогда это была просто безымянная, безликая, таинственная фея, а теперь ее мертвая голова весь наш путь лежала на коленях Винсента, бережно обернутая в плащ.

-- Как долго, - Роза начала нервничать, коням тоже не хотелось долго ждать. - Неужели, чтобы вырыть яму требуется столько времени?

-- Он должен закопать все это, как можно глубже, - без особой уверенности попытался объяснить я. Образ Винсента орудовавшего лопатой как-то не ассоциировался с ветреным беспечным повесой, который только и ищет повод отдохнуть за стаканом вина. В отличие от меня ему наверное впервые приходилось усердно применять физический труд. Несмотря на расстояние и звуки ночного леса, я слышал, как стучит лопата о твердую почву, задевает корни, звенит наткнувшись на камни. Где-то далеко протяжно запели струну арфы и немного заостренные уши лошадей зашевелились, внимая мелодии. Мой конь тоже прислушался, но я вонзил ему шпоры в бока раньше, чем он успел рвануться с места. А вот карета медленно покатилась вперед, хотя Роза не погоняла коней.

-- Эдвин, что мне делать? - она пыталась посильнее натянуть поводья, но лошади упрямо тащились вперед.

-- Прыгай с облучка, я тебя подхвачу, - я узнал арфу Камиля и решил, пусть кони несутся в болото или туда, куда он их зазывает. Если им так хочется освободить стойла для новых провинившихся то пусть, хотя вряд ли уздечки отпустят их далеко.

-- Ты же сам велел не выпускать вожжи ни при каких обстоятельствах, - Роза изумленно обернулась на меня. Карета отъехала уже на десяток другой метров, и мне пришлось нагнать ее. Хорошие рессоры смягчали тряску. Хотя карета и подпрыгивала на ухабистой дороге, Розе удалось не свалиться с облучка. Плач арфы был таким сладкозвучным и таким зловещим. Будь я простым смертным, сам бы свернул с дороги и стал бы продираться сквозь валежник и купы кустов, к тому омуту, где расположился призрачный арфист, но я уже успел наслушаться во время заключения и личных опусов Камиля, и его тирад. Для меня его игра со временем стала не слаще завывания волынки или волчьего воя в лесу.

С шага кони перешли на бег. Быстрый аллюр вскоре сменился галопом. И вот уже бешеная скачка без препятствий по безлюдной неухоженной дороге. Одно препятствие все же появилось. Какой-то всадник ехал нам на встречу. Конь под ним бежал резвой трусцой, пока не почуял приближения злых духов и не вздыбился. Карете и одинокому наезднику на узкой дорожке не разминуться.

-- Стойте! - велел я коням и одним мысленным усилием без движений рванул поводья так, что коням пришлось остановиться.

-- Повелитель волков! - услышал я восторженный возглас путника.

Какими судьбами? Неужели Селвин? Прежде чем я успел что-то сообразить, он уже спрыгнул с лошади и повел упирающегося коня за собой в поводу, чтобы приблизиться к нам. Его конь упорно не хотел поравняться с моей каретой.

-- Простите, теперь я должен обращаться к вам "ваше высочество", - поспешно извинился он.

"Ваше высочество", эти слова мигом перенесли меня на сотни лет назад к пышному двору, козням, интригам, почти вынесенному мне смертному приговору, обратно в столицу, осаждаемую нечистой силой.

Роза тоже воззрилась на меня в крайнем изумлении. Наверное пыталась определить то ли встречный повредился умом, то ли я лгун. Одно из двух. Я только виновато пожал плечами и нехотя вынул ногу из стремени, чтобы тоже спрыгнуть на землю. Неудобно разговаривать со знакомым сидя в седле.

-- Миледи, я восхищен, вам уже дважды удалось остановить взбесившихся коней, - он снял шляпу перед Розой, которая хотела было сказать "это не мне удалось, разве вы не поняли, что за вожжи дернула не я", но разумнее было промолчать.

-- Дважды! А когда же был первый раз? - заинтересовался я.

-- Года полтора назад, - хоть и с трудом, но Селвин постарался припомнить точную дату. - Тогда миледи тоже удалось остановить карету. Если бы не она, то любимая шестерка королевских коней могла бы переломать копыта или затоптать тех, кто встретиться по пути.

Селвин едва удерживался от того, чтобы не назвать миледи амазонкой. Очевидно, во время упомянутых событий прекрасная леди по привычке щеголяла в кафтане пажа.

-- Вас тогда так и не смогли найти, чтобы выразить благодарность, - снова обратился Селвин к Розе.

-И не удивительно, - вздохнула Роза. - Я очень спешила пересечь границу. Мне показалось, что в Виньене не совсем безопасно ...для приезжих.

Селвин, конечно, понял не все, но из вежливости постарался хотя бы кивнуть.

-- И это называется друзья! - за спиной я услышал быстрые решительные шаги Винсента. С чуть забрызганной кровью лопатой с уже поломанным черенком, киркой и ручным фонариком, он вырос на дороге внезапно, как привидение.

-- А ведь обещали подождать. Что за лицемерие.

-- Я ничего не обещала, - шутя, пропела Роза и поудобнее расположилась на козлах.

-- Вам удалось обмануть самого лукавого лгуна, - прошептал Винсент, так, что расслышали только я и Роза. Человеческий слух Селвина не был приспособлен для того, чтобы улавливать едва слышный шепоток.

Его конь брыкался, пытаясь пятиться от нашей компании. Селвин из последних сил удерживал его под уздцы.

-- Что за срочное поручение привело вас в лес в столь поздний час? - из вежливости поинтересовался я, хотя уже прочел в всегда доступных мыслях Селвина, что он отстал от сопровождающих и заблудился. А зловещая песня арфы окончательно сбила его с пути. Весьма способному в прочтение чужих мыслей Винсенту тоже было скучно слушать объяснения, зато Роза ловила каждое слово. Для нее в новинку было и прозвище "повелитель волков", и то, что вельможа из враждебного ее отцу лагеря вдруг оказался моим приятелем. Упоминание о каком-то поместье, где Селвин регулярно выставляет охрану и часовых, навело Розу на неприятное подозрение о том, что ее новые друзья слова произнести не могут, не соврав.

Винсент с невозмутимым видом спрятал в карету все свои принадлежности рудокопа, а воспитанный при дворе Селвин предпочел не спрашивать о том, что нам понадобилось закапывать в чащобе в глухую полночь.

-- Может быть монсеньер, то есть его высочество позволит нам заночевать в своем поместье? - чинно спросила Роза, с мастерством истинной актрисы пытаясь придать своему голосу жалостливые нотки.

Винсент нервно закусил губу, вспомнив о том, как я чуть было не выгнал его из этого самого поместья, только за то, что он пробрался туда украдкой.

Перед Селвином я бы выглядел самым жестокосердным злодеем, если бы отказал в приюте двум таким обворожительным детям. Если Роза вдруг обнаруживала, что ей лгут, то начинала вести себя, как капризный ребенок, которого невозможно не пожалеть. Так что слова "как-нибудь в другой раз" застыли у меня на языке.

-- Если моим друзьям так угодно, - без особой радости, но вежливо отозвался я. Селвин был рад, что не придется самому блуждать в поисках дороги. Даже заблудиться вместе с такой веселой компанией менее страшно, чем одному. Если бы он догадался, что за адская компания впряжена в нашу карету, но догадался не он, а его конь, которого мне удалось усмирить одним лишь приказом.

Вынужденно приглашая их на ночлег, я старался не думать о том, что если вдруг живущие вблизи крестьяне вновь возьмутся за свои вилы и факелы, то смертным гостям, окажись такие в поместье во время моей отлучки, обеспечен вечный ночлег на кладбище. Опять все зависело от моей своевременной защиты. Винсент и Роза, кажется, уже привыкли к тому, что я ношусь с ними, как с подопечными и ни чуть этим не смущались.

Когда вдали показался фасад дворца, ослепительно-белый, как венцом, украшенный рядом кариатид, Роза подумала о том, что это место ее мечты. Я совершенно четко уловил ее мысль. Ее интересовала каждая деталь: портики, фронтоны, мраморные ступени перед входом и даже заброшенный фонтан. Часовые добросовестно несли свою службу, а где-то у пограничной черты моих владений, наверняка, во избежание новых неприятностей был выставлен караул. Уже смекнувший о моем новом положении Винсент ликовал. Он был бы счастлив пожать руку Селвину за счастливое известие, но опасался, что от легкого прикосновения чародея не только хрустнут человеческие кости, но и неуловимо пристанут некие флюиды зла, для людей чреватые неудачами и бедами.

" Скоро все это будет твоим", про себя напевал Винсент, припоминания пышные праздники и особняки Виньены. Только я слышал, как беспечный радостный смех Винсента серебристым звоном рассыпается в тишине. Он уже представлял себя в мечтах первым министром, и это были довольно смелые мечты.

Я старался не думать о том, что в нескольких милях отсюда из опустевшего замка Франчески разъехались все родственники. Крепость опустела, а специально нанятые для этой цели рабочие и плотники, заколачивают все окна и двери, под предлогом того, что ...Нет, о таких предлогах открыто не говорят, потому что бояться. Только отъехав на многие мили от злачного места, самые смелые тайком шепчутся о том, что крепость стала пристанищем призраков, что через нее каждую ночь отворяются ворота в иные миры.

Теперь кузнецы отливают решетки, чтобы припаять их к окнам, столяры готовят плотные доски, которыми забьют двери крест накрест и ...вся крепость будет в полном распоряжении тех, кого только я знаю по именам.

Безрадостная перспектива жить по соседству с обществом, от которого я едва сбежал, лишь на миг омрачила мое существование. Я твердо решил, что шести рыжеволосым дамам с их проклятьями и веретенами в замке не место. Надо разрешить белокурой, крылатой Анжелетт смело бродить по опустевшим коридорам замка и охранять его от всех: от духов, от грабителей, от родственников, которые вполне могут надумать вернуться, если страшная репутация их наследства хоть на миг будет утрачена. Кроме Анжелетт в подвалах смогут поместиться несколько цвергов, а на чердаках было бы неплохо расположиться неунывающему обществу еще нескольких необычных существ. Анжелетт с ее крыльями, бледным ликом и коварным взглядом, и Перси с его острыми ушами - вполне достаточно, чтобы спугнуть кого угодно.

Кое-что Розе уже удавалось. Самые простые фокусы, но Винсент был восхищен. Теперь он восторженно называл ее инфантой теней, слово "принцесса" по его мнению было слишком избитым и простонародным. Пока что все мастерство инфанты ограничивалось лишь тем, чтобы нарисовать в воздухе причудливые виньетки или передвигать на расстояние легкие бьющиеся предметы, при этом часто нанося ущерб. Над другим новичком так неумело начинающем практиковаться в тайных искусствах я бы просто посмеялся, но для Розы это было достижение. Я знал, что с ее упорством и стремлением к самосовершенствованию она добьется многого. Возможно даже большего, чем я, ведь ее талант не сдерживает неограниченная власть темного спутника, стоящего за спиной и никакой князь не собирается использовать ее дар в своих махинациях.

Во всяком случае, Роза первой узнала о назревающим бунте. Демонический хозяин вернувшийся в поместье не мог не вызвать толков и пересудов у черни. Многострадальный господский дом, которому вначале приписывалось присутствие призраков, а потом власть вельможи - демона не мог снова не стать объектом всеобщего интереса. Как только в ряду высоких прямоугольных окон зажегся свет, как в маленьком амбаре на краю деревушке собралась группа смельчаков, решивших покончить со злом. Отчаянные дураки, рвущиеся навстречу собственной смерти, находились всегда, но на этот раз прознал про их замысел ни Винсент и ни я, а Роза. Она тут же бегом бросилась к деревне. Пурпурные юбки вихрем обвивали ее лодыжки и издалека создавалось впечатление, что она не бежит, а летит, обгоняя ветер. Накидка из лилового дамаста парусом развевалась у нее за спиной. Я последовал за ней. Яркая преимущественно алых тонов одежда, как знамя манила вперед, к деревне. Приход знатной дамы к простеньким, деревянным домам мог удивить кого угодно, к тому же если эта дама бледна, невесть чем взволнованна и даже не пытается поправить накидку на обнаженных плечах, потому что какие-то неуловимые флюиды, разнесшиеся по воздуху интересуют ее куда больше, чем собственный внешний вид и все окружающие. Роза оттолкнула рукой подвернувшуюся на пути крестьянку и пошла дальше, по посыпанной гравием дорожке на не для кого, кроме нее, неуловимый запах предательства. Розу гораздо больше интересовало то, что может видеть она одна, чем то, что доступно всем. Она бесцеремонно отталкивала со своей пути, как взрослых прохожих, так и детей. Маленькая, пятилетняя девочка восторженно уставившаяся на прекрасную леди предпочла отойти в сторону, уступая ей путь и спрятаться за стеной избы. Другие дети тоже прятались за срубом колодца или углом сарая, чтобы наблюдать за Розой с безопасного расстояния. Они восхищались ею издалека, но приблизиться опасались. Очевидно, чувствовали, что в красавице появилось нечто загадочное, недоступное их пониманию. Заметив глинобитные стены амбара с соломенной крышей, Роза остановилась. Звуки, которые она уловила на расстояние здесь еще больше усилились. Звяканье серпов, неприятная возня точила по лезвию ножа, запах просмоленных факелов, завалявшийся где-то цеп, оглобли, лемех отвинченный от плуга - все, что может стать оружием в неравной и опасной борьбе само собой задвигалось и зазвенело при приближении Розы. Все острое и пригодное для боя, давно собранное и спрятанное в амбаре в ожидании моего возвращения само собой пустилось в пляс по велению принцессы, тем самым до смерти напугав пятнадцать смельчаков, до этого храбро обсуждавших ночное нападение. Даже грабли и вилы могут стать непобедимым оружием, если их касается колдовство.

Первые испуганные крики, донесшиеся из закрытого квадратного здания, произвели на Розу неизгладимое впечатление. Она, как зачарованная, неподвижно стояла на одном месте, еще не в силах осознать, что страх поселившейся рядом это ее рук дело. Для нее все начиная от запаха сена и зерна, и кончая лязганьем ножей слилось воедино и зазвенело в голове одним словом - предательство!

Тем, кто находился внутри амбара, теперь и хотелось бы опрометью выбежать оттуда, но щеколда на двери не поддавалась. Роза обняла себя руками за плечи и посмотрела на небо, на проплывающие мимо бежевые и сизые облака. Ничто не предвещало грозы. Никто из наблюдателей не смог бы сказать, откуда вдруг возникла ослепительно блеснувшая кривая молния, и почему она ударила не в какое-нибудь дерево, а коснулась соломенной крыши амбара. Пламя вспыхнуло мгновенно. Я успел добежать вовремя, чтобы обхватить Розу за талию и оттащить ее подальше от посыпавшихся во все стороны снопов искр. Ворох шелковистых локонов хлестнул меня по щеке, когда Роза обернулась, чтобы посмотреть на амбар, превратившийся в один большой пылающий факел. К моему удивлению, пламя не перекинулось на другие дома. Огонь пожрал стены только одного здания и рассыпался пеплом по обугленному пяточку земли.

Уходя из деревни, я ощущал направленные мне в спину враждебные взгляды. На Розу, бледную и обессилевшую, никто не смотрел с ненавистью. Винили во всем только меня. Никто не решался произнести обвинения вслух, но удушливая атмосфера враждебности и страха еще никогда так сильно не давила на меня. Розу скорее всего тоже успели причислить к моим жертвам, и только Винсент, встретивший нас у самого порога, начал восторженно расхваливать достоинства инфанты теней.

-- Какой фейерверк вы устроили, - приговаривал он, следуя за Розой по пятам. - И какое точное попадание в цель, ни одного промаха.

Он бы все еще продолжал превозносить умение Розы, если бы она не захлопнула дверь будуара прямо у него под носом. От меня двери закрывать было бесполезно. Не успела Роза подойти к трюмо, как я уже стоял там, весьма бесцеремонно загораживая ей вид на собственное отражение.

-- Никогда не думала, что причиню кому-то столько же зла, сколько причинял ты, - изящный бантик розовых губ сложился в обиженную тонкую линию.

-- Эти люди хотели причинить зло нам, - весьма резонно возразил я. То, что Роза пыталась защитить меня, уже было весьма трогательно, и я не знал, как выразить словами свою признательность и восхищение.

-- Только не рискуй больше так. Обещаешь? - почти просительно начал настаивать я. - Сложись все немного иначе, и ты бы могла пострадать.

-- То есть попасть под нож бунтовщиков, - весьма точно прокомментировала она. - Это никогда не поздно. К тому же, я была в опасности уже много раз. Жизнь при дворе, где я выросла, сама по себе была непредсказуема и опасна, и где же тогда был прекрасный монсеньер. Почему не попытался защитить меня от зависти, козней и злых языков.

-- Роза...

-- Ты считаешь, что я должна блуждать по темным коридорам замка, без новых впечатлений, без известности, без славы. В то время, как о тебе знают все.

-- Думаю, ты уже испытала миг своей славы в маленьком театре "Марионетта", вечером, третьего июня, в прошлом году. Публика рукоплещет своим идолам, пока они молоды и хороши собой, не правда ли?

- Да, я что-то помню, - Роза поднесла ладонь ко лбу, меж изящными дугами бровей залегла настороженная морщинка. - Шум, аплодисменты, целый гром восторженных криков, огни рампы и таинственный, ангелоподобный зритель в ложе над сценой. А потом букет цветов от тайного почитателя. У меня их было двое, ангел и демон. Первый исчез из ложи, даже не досмотрев спектакля, а второй внимал каждому слову до самого конца, сидя по центру, весь в черном, и под его воротником были видны шрамы от когтей скрипачки.

-- Я был одним из твоих немногих титулованных поклонников, - подтвердил я.

-- Заиметь такого поклонника для девушки значило оказаться в первом попавшемся колодце с разодранным горлом, - невесело пошутила Роза. - Думаю, обычно подобные ухаживания плачевно кончались для предмета поклонения.

-- Я ни за кем никогда не ухаживал, - резко возразил я. - И никому не поклонялся, но в тот вечер что-то перевернулось внутри меня. Сцена видела одну из лучших своих примадонн, а я решил, что такая актриса слишком хороша для смертных.

Роза задумчиво постукивала пальцами по гнутой спинке дивана. Выдерженный в алых тонах будуар сам по себе напоминал ей зрительный зал "Марионетты".

-- А ведь в тот вечер я сразу поняла, что за мной следит сверхъестественное создание. Это так печально и притягательно - поддаться соблазну и влюбиться в ангела, - Роза устало опустилась на софу, приятно зашуршали пышные юбки. Она выглядела точь-в-точь, как красивая фарфоровая кукла, никакого намека на то, что мгновение назад она приобщилась к запретным искусствам. На ее чистом лбу даже темное колдовство не могло оставить своего отпечатка.

-- Подумать только, ангел и демон одновременно в зрительном зале, и оба оказались одинаково порочными, - вздохнула Роза.

В последнее время она переняла от меня привычку постоянно на что-нибудь сетовать. Сравнение с Винсентом меня раздражало. Вряд ли меня можно было считать таким же трусливым и жуликоватым, как его. Конечно, грехи за мной водились ничуть не меньшие, чем за ним. Иногда Розе было неприятно и страшно осознавать, что внутри ее кавалера сидит зверь.

-- Ты хочешь меня обезглавить? - я не колеблясь протянул ей свою шпагу рукоятью вперед. Она уже успела получить от меня несколько уроков, так что я имел возможность убедиться - фехтовать она научилась мастерски.

Роза с подозрением посмотрела на эфес, покрытый гравировкой, на изящные переплетения гарды, словно подозревала, что стоит протянуть руку, как железо расплавится и обожжет ей пальцы.

-- Тебе ни в чем нельзя доверять.

-- Многим людям тоже. Сколько раз при дворе тебя пытались втянуть в интриги или обмануть, - тут же парировал я и попал в цель. Губки Розы обиженно надулись. Правду можно отрицать, но изменить нельзя. Она могла бы сказать в ответ любую колкость, но назад ко двору ей возвращаться никак не хотелось.

-- Да, доверять мне нельзя ни на грош, - подтвердил я. - Многие совершали ошибку, поверив мне, и что с ними со всеми стало? То же, что и со скрипачкой. Я сам долгое время плел интриги, наводил страх на окружающих, цеплялся за совершенно пустую до появления музы жизнь. Я был неуязвим до нашей встречи, но если ты вдруг захочешь нанести мне роковой удар, - я метко и с яростью швырнул шпагу к ее ногам. - То я даже не стану сопротивляться.

-- Неужели я такое наказание? - робко поинтересовалась Роза.

-- Ты мой крест, но ...за это я люблю тебя лишь сильнее, - я скрестил руки на груди и отвернулся к зеркалу, сам стесняясь того, что так глупо открыл свои чувства.

-- А почему же ты не сказал об этом еще тогда, когда без приглашения явился на бал?

-- Я не хотел к тебе приставать, - заявление достойное смеха, я еще тогда мог одним прикосновением переломать ее хрупкие косточки, а вместо этого кланялся, юлил и извинялся. - Честное слово, мне не хотелось так нагло кому-то навязываться. К тому же, что я мог предложить...

-- Что? Весь город к тому времени уже принадлежал тебе, - Розу возмутила такая показная скромность. Она даже подняла шпагу с пола и теперь нервно вертела в руках эфес, очевидно, считая, что лучше вонзить ногти в него, чем в кожу собеседника.

Роза, словно проверяя, насколько честны мои слова, приставила кончик шпаги к моему горлу, но, не встретив никакого сопротивления, отвела ее в сторону. Я не собирался ни дергаться, ни защищаться, даже если б она решила полоснуть по коже лезвием. Хотел иметь красивого домашнего котенка, так теперь не жалуйся на царапины. Более точного сравнения я сейчас подобрать не смог. От иных женщин не знаешь, как отделаться, но пустить к себе Розу, все равно, что приютить бездомного котенка, за день к нему привыкаешь, а через неделю уже не можешь без него жить.

- Давай не будем ссориться, - со своей обычной холодной любезностью предложил я. Впервые мне доводилось идти на мировую.

Тем же вечером я отправился в Виньену. Теперь я знал, что если не Винсент, то Роза сможет подавить любое восстание, даже не притронувшись к оружию, и не прибегая к долгим ораторским выступлениям, чтобы усмирить толпу, как это когда-то делал я. После ее сегодняшнего выпада вряд ли у кого-то в ближайшее время могло возникнуть бесстрашное желание вновь ринуться на поместье. Хотя храбрецы всегда могут найтись. Безрассудных хватает. А еще больше находится заблуждающихся, тех, кто взглянув на чародея, видит лишь беззащитную невинность и не может предположить о существование внутренней несокрушимой силы.

Селвин рассказал мне о том, где на этот раз расположились шатры предсказателей. Легкой неслышной поступью я двигался через опустевшие к вечеру кварталы и небольшие площади, к самым окраинам города. Даже моя обычная неторопливая походка по скорости напоминала бег. Я спешил, но боялся ускорить шаг. Пытался оттянуть немного время встречи и собраться с мыслями. О чем я хочу расспросить старика? Неужели на этот раз я решил дать выход затаившейся ярости? Такое взволнованное настроение уже не предвещало ничего хорошо. Я ощупал левую руку под плащом. Гладкая кожа, никаких когтей и чешуек, но мне почему-то казалось, что ногти начали опасно заостряться, а ледяная кожа разгорячилась и пылала, как в лихорадке.

По пути мне не встречалось прохожих, и я был этому рад. Подошвы сапог уже не касались брусчатой мостовой, я несся в нескольких сантиметрах над неровной почвой, и земля не тянула меня. Такую легкость и свободу в полете ощущает только ветер.

Мимо мелькали фасады, балконы, слабый свет в чьих-то окнах. Мне нравилось парить над землей и ощущать себя властелином всех этих опустевших, безлюдных улочек.

Где-то впереди раздались шаги. Я поспешно спрятался у торца какого-то здания, сам не зная зачем мне сдалась такая предосторожность. Тук - тук-тук. Чьи-то тяжелые каблуки молоточком простучали по мостовой. В мозгу мелькнула неприятная догадка, что сейчас, я наверное, увижу горбуна. Ожидая, я затаился в сгустке тьмы, но мимо прошел всего лишь какой-то господин в черном. Высокий, крепкого телосложения, с непринужденной, размашистой походкой, он был вполне обычен, ничего выдающего и в тоже время что-то в нем показалось мне странным. Вот только что? Я провожал взглядом широкую спину. Лицо, обмотанное до глаз черным шарфом, я рассмотреть не успел. На лоб прохожего была надвинута широкополая шляпа. Обычный знатный бездельник, не знает, как найти средство от бессонницы, вот и мерит шагами город. И почему только в шагах каждого прохожего мне чудиться поступь князя?

Только когда незнакомец скрылся за углом, я понял, наконец, в чем моя оплошность. Я не успел прочесть его мысли. Такого со мной еще никогда не случалось. За исключением, конечно, Розы, но случай с ней можно снять со счетов, поскольку она особенная. Обычно когда кто-нибудь в толпе на краткий миг вызывал моя интерес, то я без труда мог узнать о нем все. В этот раз я почему-то не успел.

Шатер предсказателя я отыскал быстрее, чем рассчитывал. Знакомый узор слишком сильно выделялся на фоне пестрых, пастельных или одноцветных палаток разного сброда. И почему только каждый раз мой провидец пытается затеряться в обществе шарлатанов? Неужели считает, что чем гуще палаточный городок, тем менее заметен его собственный шатер, вытканный сложными, свившимися в длинный орнамент, запретными символами.

Никакая цыганка не встретила меня у порога, и я вошел без предупреждения, приподняв кусок ткани над входом. Ногти зацепились за рваные полосы. В прошлый раз в складках шатра не было дыр. Может, какое-то животное успело поохотиться за колдунами до меня. Внутри шатра стоял тяжелый аромат благовоний, и было мало света. Кругом распространялись запахи, но я не мог точно определить, что может так пахнуть. Шафран, амбра или просто жженная полынь? На треножнике тлел брикетик благовоний. Кто-то нарочно сжег множество ароматных свечей и какой-то травы, чтобы никакое существо подобное мне не смогло уловить запах крови. Но я уловил. Даже в смешение множества ароматов, я не мог не почуять смерть. Дым, клубившейся под куполом шатра, понемногу рассеивался. Кроме сияющего хрустального шара на подставке и двух- трех висящих над ним лампад другого освещения здесь не было. Я рассмотрел соломенный тюфяк на полу, несколько прямоугольных ковров, вытканных причудливыми арабесками, подушечки с похожим узором валялись то там, то тут и некоторые из них были порваны, будто чьими-то когтями. С потолка свисали кисеты всевозможных трав и засушенных цветов: белена, полынь, сушеный вереск.

Когда я в гневе и раздражении уходил из этого шатра, здесь еще не было навалено столько всякой-всячины: вещей, как необходимых, так и ненужных для столь необычного ремесла, как гадание. От того момента, когда я впервые вошел в шатер и удивился тому, что кто-то обладающий тайным знанием разменивается на предсказание судьбы, меня теперь отделяла мембрана времени. Все изменилось. Я наткнулся мыском сапога на что-то мягкое и скользкое. Чье-то тело на жесткой подстилке. Не обращая внимания на боль от ожога, я сорвал с подвесных тонких цепей одну из раскаленных медных лампад и нагнулся, чтобы рассмотреть лицо мертвой цыганки, остекленевшие глаза, приоткрытые, словно в крике губы и глубокий, свежий шрам на шее. Я прошел дальше, зацепился рукой за гамак и порвал его. Я уже знал, что в кресле в углу найти второй труп. Он сидел в кресле, а кровь струилась по подлокотникам с запястий, разодранных каким-то зверем. Я приблизился, преодолевая брезгливость. Шаг, еще шаг. Вот я уже перед креслом, протягивая руку, чтобы тронуть труп за плечо, чтобы содрать колдовской амулет с морщинистой шеи. Неприятный, хлюпающий звук, и отрезанная голова слетев с шеи, упала к моим ногам. Спутанное гнездо седых волос покрыло ковер у меня перед ногами. Кому только понадобилось приставлять отрезанную голову обратно к шее? Разве только какому-то извращенному и опасному шутнику. Он справился со своей задумкой ловко, обескуражил даже меня. А еще удивительнее было то, что он нежданно-негаданно довершил то, что собирался сделать я сам.

Благовония и все прочие ароматические масла предназначались для того, чтобы отбить зловонный трупный запах. Гниение уже тронуло посеревшую плоть, хотя раны были свежими, будто недавно нанесенными и тонкая полоса кожи вокруг ран оставалась чистой. Странно. Я покачал головой, выражая полное недоумение и едав удержался от того, чтобы зажать ноздри. Еще рано было убегать с места чужого преступления. Мне надо было еще кое-что сделать. В один прыжок я оказался у стола с хрустальным шаром, порылся в ящиках. Ничего не найти я просто вытряхнул на пол их содержимое. Баночки с мазями, пучки трав, саше грудой вывались на пол. Колода карт на миг взмыла в воздух, как осенний листопад при дуновении ветра и веером рассыпалась по ковру. Рядом с обычными тройками, шестерками, дамами, валетами и тузами выпали три карты таро: висельник, колеса фортуны и смерть. Вот бы Винсент рассмеялся, если бы ему бессмертному вдруг выпала карта смерти. Он бы потом еще долго подшучивал над шарлатаном. Но в этом случае шарлатан или провидец, как его не называй, уже сам был мертв. В нижнем ящике мне удалось нащупать что-то плоское. Наверное, книга в кожаном переплете. Я достал ее, открыл и вместо печатной книги нашел внутри переплета лишь рукописные страницы, аккуратно сшитые друг с другом. Тетрадь или вернее самодельный блокнот для записей. Интересно, о чем же писал ясновидящий? Вместо обычных алфавитных букв бумагу испещрили витиеватые символы, которые вряд ли были бы понятны даже хорошо образованному человеку. Я смог прочесть их без труда. Открыв страницу наугад, я наткнулся на запись, сделанную числом позже моего ухода:

"Пророчество сбылось! Он пришел, красивый и смертоносный, каким его и описывал мой властелин. Еще ни разу злу не удавалось выбрать себе такую безупречную оболочку. Идеальная маска, ни одного изъяна, лишь глаза выдают его сущность. Я встретился с ним взглядом и испытал такой же страх, как когда впервые ночью, в уединении, в кругу вызвал моего владыку. Но мой властелин может не все, его власть ограничена, а этот...в отличие от сатаны он свободен и неотразим. Как он смог увидеть шатер и прочесть символы? Впервые столкнувшись с ним, разве можно поверить, что этот мальчишка и есть самый могущественный из нас. Когда он только переступил порог, я тоже почти не верил, но...за ним летел черный, чудовищный спутник, мрачное, крылатое, свирепое творение с двумя горящими рубиновыми глазами - тень Люцифера. С собой он привел двоих, знатного смертного и чернокнижника. Второму, не взирая на порочность души, удалось сохранить юный, почти по-детски невинный лик.

Златокудрый демон ушел разгневанным, и я знаю однажды он вернется, но тогда уже будет поздно".

Поздно! Что он имел в виду? Поздно для кого? Я с опаской взглянул на мертвые тела, будто они могли на миг ожить и дать мне ответ. Может подсказка в записях. Я пролистал блокнот. Обо мне больше не было ни одного упоминания. Первая обветшавшая страница была датированная прошлым столетием. Как-то не очень верилось, что старику было не семьдесят и не восемьдесят, а больше ста лет. Всюду речь шла о каком-то повелителе, а на последних страницах о госте, который должен прийти со дня на день. Вряд ли предсказатель судьбы мог знать, что приду именно я, значит, он ждал кого-то другого. Строки были пронизаны ожиданием, волнением, осознанием неизбежности грядущего. Попадались краткие упоминания о чьих-то судьбах, о уделе неизвестных, безымянных визитеров, которые иногда допускались в невидимый другим шатер и ни одного слова о моей судьбе. Даже провидец не мог заглянуть так далеко. Границы вечности ему были недостижимы. Перед уходом я погасил все лампады, чтобы они не стали причиной пожара. Раз Виньена предназначена мне в наследство, значит, я должен заботиться о каждом ее уголке. Я поклялся, что здешних великолепных строений никогда не коснется огонь, и пока что успешно сдерживал свою клятву. Город, который принадлежит мне не по праву силы, а по праву наследства. Разве это не поразительно? Хотя бы из соображений благородства я должен был относиться гуманно по отношению к его жителям. Даже если они избегают, боятся и сторонятся наследника с репутацией злодея, это еще не повод разрушать их жизни и дома. К тому же в Виньене мне стало нравиться все: каждая арка, каждое дерево, каждый камень на главной площади. Розе тоже понравиться здесь, когда она не будет ощущать погони у себя за спиной или крадущихся тихих шагов преследователя по собственным следам.

Я возвращался назад по тем же окраинам города, минуя главные улицы и широкие проспекты, где даже ночью можно было повстречать частые патрули и бодрствующих зевак. Я касался рукой каменной кладки зданий, ощущал на лице капли моросящего дождя. Кроме частого дробного стука дождинок по каркасам крыш и окнам, других звуков не было. Только проходя мимо одного дома с низкими подвальными оконцами, я услышал звуки менуэта, тихие, едва различимые. Они доносились откуда-то из-под земли, скорее всего из самого глубоко подвала. Даже, когда этот дом остался позади, мелодия все еще повторялась в голове, звенела в ушах.

В поместье возле заросшего сорняками фонтана я обнаружил еще одного мертвеца. Длинное двуствольное ружье взорвалось у него в руках. Обезображенная рука запуталась в плюще, обвивавшем фонтан. Рядом валились брошенный кинжал и пищаль. Я накрыл погибшего его же курткой, чтобы не видеть разнесенное взрывом почти до кости лицо. Выяснить у Винсента или Розы, что произошло, не представлялось возможным. Винсент на все вопросы отвечал, что он ничего не знает, а Роза только заявила, что по ее мнению кремневое ружье - опасная вещь, особенно, если стрелок не умеет им пользоваться. Она прижимала к себе мою книгу и утверждала, что ни в чем не виновата.

-- Он целился в окно, скорее всего, решил подстрелить Винсента и мне очень захотелось как-то помешать, а потом раздался взрыв, - Роза пожала плечами, давая понять, что ей трудно это объяснить.

-- Избавься от тела, сбрось его в колодец, - после минутного раздумья предложила она.

-- Что с тобой происходит? - я опустился на одно колено, перед креслом, где сидела Роза.

-- Я не знаю, - она еще крепче прижала к груди книгу, тонкие кисти рук цепко обхватили переплет и на миг мне почудилось, будто сквозь ее зрачки на меня взглянул один из вредных озорных духов, обитающих на страницах книги.

-- Может, вам будет безопаснее вернуться в замок? - предложил я.

-- Иначе нас обвинят в убийствах? - тут же ощетинился Винсент.

-- Я просто считаю, что тебе как-то надо разнообразить свое унылое существование, здесь нечем заняться, и ты вынужденно бездельничаешь, а в окрестностях замка найдется много интересных занятий.

-- Ты считаешь меня лакеем или егерем? - Винсент посчитавший, что я говорю это специально, чтобы унизить его перед Розой сжал кулаки.

-- Успокойся, пока я не послал тебя чистить конюшни.

Строгое предупреждение немного его охладило, но он все еще продолжал злиться.

-- Лучше будет если ты займешься каким-то физическим трудом, чем если будешь вынужден еще раз спасаться от виселицы, - уже более мягко пояснил я.

Винсент буркнул что-то невразумительное, покраснел и отошел к окну, сделав вид, что его очень заинтересовал зяблик, пристроившийся на карнизе.

-- Почему ты так уверен, что в замке нам будет безопаснее, - вдруг подала голос Роза. - Здесь, вокруг поместья бродят самые обычные бунтовщики, возомнившие себя силачами. Я научилась оберегать и себя, и тех кто рядом, от их ножей и серпов. А даже если б не научилась, часовые тоже сумели бы сделать несколько метких выстрелов. Кто-то заботливо расставил здесь целый гарнизон военных, и я даже стесняюсь спросить кто? Потому что твои темные дела, как я ни настаивай, все равно останутся без объяснений. Факт в том, что здесь я смогу постоять за себя, а там, в замке, разве нам под силу справиться с теми демонами, которые кланяются тебе.

Винсент кивнул, признавая ее правоту. С моими подданными он не мог тягаться ни умом, ни ловкостью, ни изворотливостью. Единственное, что ему оставалась в сражении с их полчищем, это сдаться на милость победителям.

Селвин скорее всего проболтался о том, что поместье охраняют солдаты короля. Роза пыталась догадаться, что за отношения могут связывать меня с врагом ее родни. Действительно, сложно догадаться, что способно сблизить монарха и дракона? Не может быть добровольного союза между обладателем венца и тем, кто пролетелся по миру, неся огонь и разорение. Роза пристально вглядывалась в мое лицо, силясь прочесть на нем, то ли это я силой и угрозами заставил короля передать мне власть, являлся ему в ночных кошмарах до тех пор, пока он сдался и отдал скипетр, то ли это сам король поддался тому же обману, что и все, принимающие меня за ангела и соблазнил обещанием наследства.

В любом из двух вариантов мне выпадала роль отпетого негодяя. Любопытно было представить, как я являюсь каждый раз в полночь в королевскую спальню, сажусь в изножьях кровати и медленно свожу его величество с ума или как используя обворожительную внешность и красноречие пробую обольстить всех при дворе, начиная от министров, и кончая сенешалем, герольдами и даже местной прислугой.

-- Если выясниться, что я виновен в череде убийств, потрясших не только окрестности, но и другие города, то эти же самые часовые первыми поволокут моих друзей на костер, - я попытался воззвать к разуму двух беспечных слушателей, но это было бесполезным занятием.

-- До сих пор никто ведь не узнал, - вполне резонно возразила Роза.

-- И не узнает пока ты не проболтаешься, - подхватил Винсент.

-- Любой твой лакей легко может выгнать нас из замка, который нам не принадлежит, ведь мы тебе никто, а для обитателей империи мы просто двое чужаков, - как бы между прочим заметила Роза.

-- А если я сделаю тебя своей наследницей, - я приблизился к ней в плотную и не смог понять, что вспыхнуло в ее глазах гнев или страх? Смог только разобрать, как она едва слышно, почти скорбно прошептала:

-- Никто не согласиться с таким выбором.

-- Ночь для раздумья. Время, чтобы разобраться в хитросплетениях прошлого, - я сидел на широком каменном подоконнике, под арочным сводом окна и запоминал колющее звенящее страхом ощущение головокружительной высоты. Я сам высоты не боялся, потому что имел крылья, а вот для смертных забравшихся под самый купол небес страх становиться уже не ощущением, а живым, стоящим рядом и угрожающим существом. Наверное, такое же тихое, но всеобъемлющее присутствие страха ощущала Роза, находясь в моей империи, в окружение духов. Я сам привык к своим подданным и управлял ими, но человек, попавший в их круг, мог ощутить себя мишенью, в которую вот-вот посыплются стрелы.

-- Возможно, это наказание мне за все мои ночи, когда я соблазнял, заманивал, убивал, - я говорил тихо, вполголоса, но ощущение того, что кроме единственного слушателя моим словам внимают даже стены, не проходило. В королевских апартаментах было прохладно и темно. Я попросил разрешение одним взмахом руки погасить весь огонь и в камине, и в бра, и в многосвечных канделябрах. Звездного света, льющегося сквозь не застекленное окно, мне было вполне достаточно не только, чтобы хорошо различать предметы, но даже, чтобы читать. За последнее время мое зрение стало еще острее, и не надо было превращаться в дракона, чтобы разглядеть предметы и лица издалека или с высоты.

-- Когда я впервые увидел ее, мне стало больно, - я имел в виду Розу, хотя до этого разговор у нас шел о том, как хитра и коварна Одиль.

-- По-вашему, положение наследника было бы более прочным, имей он невесту, - без труда угадал я мысль его величества. - К сожалению, это невозможно. Я не переступлю больше порог святого места. Когда я в последний раз стоял у алтаря, там лежало тело той, кого я нехотя погубил, а ее безрассудный родич пытался изгнать меня с помощью распятия. Неприятная тогда вышла сцена. Не будь я драконом, у меня бы был шанс обменяться кольцами с живой избранницей, а не с трупом. А теперь даже будь у меня нареченная, венчание с таким, как я в любом случае было бы кощунством.

И вновь неприятное ощущение, что за перегородкой стен кто-то бродит. Королевская резиденция это то место, где даже в пустой зале нельзя говорить без опасения быть подслушанным.

-- Я соперничал с Одиль еще задолго до того, как вы о ней узнали. Мы с ней одной породы, но в отличие от меня она бы никому не призналась в своем двуличии, - разговор постепенно перешел в монолог. Теперь говорил один я, вернее жаловался на свои неудачи и злоключения, а король внимал мне, спокойно, не перебивая, размышляя над каждой фразой и пытаясь домыслить то, в чем я сам не осмелюсь признаться.

За окном расстилалась ночь. Мне хотелось переступить через подоконник, распахнуть крылья, ринуться прочь и лететь пока хватит сил. Неважно куда. Главное, чтобы попутный ветер охладил разгоряченный лоб, изгнал из головы мятежные, дурные мысли. Мысли, которые как будто посылает мне кто-то другой. То же самое я чувствовал, когда совершал свои первые злодеяния. Тогда мне тоже казалось, что моим телом руководит чужой разум. Разум князя.

Звездная ночь за окном была безмятежна, но в этой ночи затаился кто-то, угрожающий мне. После долгого ночного бдения я поддался уговорам короля и остался с ним на весь день. При дворе ко всему могли привыкнуть. Целые народы покорялись тиранам и узурпаторам, так почему бы придворным не свыкнуться с присутствием молчаливого и таинственного наследника за плечами монарха. Нарядная, праздная толпа в тронном зале, снующая по коридорам челядь, охранники, герольды, послы - я рассматривал всех, но не мог избавиться от неприятного ощущения, будто упустил из общей картины самую важную деталь. Я вышел на балкон, чтобы понаблюдать за закатом и вновь почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. На меня смотрел кто-то, кого не видел я сам. Но где он мог находиться? В толпе? В зарослях бузины и рододендронов в висячем саду? Прятаться за гобеленом или возле лобного места на главной площади, хорошо обозреваемой из окон дворца?

Заходящее солнце пылало, как огненный шар. Так должно быть сгорает феникс. Мне захотелось устремиться вслед за закатом и сгореть, рассыпаться пеплом, чтобы чьи-то злые глаза уже не могли украдкой наблюдать за мной.

Прочь грустные мысли. Я тряхнул золотыми кудрями, и они рассыпались по воротнику камзола. Пора подумать о важных делах, например о том, как обезопасить существование моих друзей. Я решил, что не стану больше слушать возражений, а просто заманю Розу и Винсента в экипаж под предлогом того, что пора немного попутешествовать и отвезу в безопасное место. Единственным местом, которое я считал безопасным, был мой замок, поскольку туда не мог проникнуть никто лишний. Ни один захватчик и ни один гость не был в силах переступить порог, не получив на то разрешение хозяина.

Мой конь вел себя на удивление смирно. Такое поведение скорее говорило о затишье перед бурей, чем о покорности, но я уже привык к изменчивому нраву осужденных. Я протянул было руку, чтобы потрепать его по холке и тут только заметил, что русая грива заплетена в косички. Рука застыла в воздухе. Пальцы сами собой дрогнули и сжались в кулак, будто желая нанести удар невидимому насмешнику.

-- Простите! - главный конюший, державший поводья прокашлялся и виновато опустил глаза. - Я всех конюхов опросил и грумов, и кучеров и форейторов. Никто не знает, как это случилось.

-- Наверное, шутки домовых, - добродушно усмехнулся я, пытаясь изобразить беспечность присущую королевскому любимцу. Что угодно лишь бы только не выдать свои истинные чувства. К тому же, зачем ругаться на беднягу, который и так напуган. - А вы не пытались расчесать его?

-- Если бы гребенка не сломалась, - конюший пристыжено потупился.

-- Все в порядке. Я справлюсь сам, - опершись о луку, я легко запрыгнул в седло. Стремя неприятно звякнуло под подошвой сапога и, конь вдруг попытался вздыбиться, но я с силой натянул поводья.

-- Вы так добры, - конюший был тронут. С чего бы вдруг тот, о котором ходят страшные слухи, простил ему мелкую провинность.

-- За городом в лесу по ночам такое случается, - он на миг перехватил удила, чтобы задержать меня и предупредить. - Постарайтесь добраться домой до темноты, ваше высочество.

Я впился ему в лицо долгим, пристальным взглядом, словно пытаясь угадать черты одного из тех крестьян, которые предупреждали меня о том же давно, много столетий назад. Мозолистая рука невольно соскользнула с конской шеи. Я ничего не сказал на прощание, только пришпорил скакуна, вынуждая его сорваться с места и нестись галопом. Обращение "ваше высочество" каждый раз будило неприятные воспоминания. События повторяются. Опять я принц и за мной следит неизвестный преследователь. Ну разве это ни клише? Как и когда-то давно соглядатай дышал чуть ли ни мне в темень, но оборачиваясь я не видел никого. Разве можно застать врасплох того, кого не видишь. С таким же успехом можно ловить дым.

Винсент наверняка бы сказал, что у меня разыгралось воображение. Поэтому я ни в чем не стал признаваться ни ему, ни даже Розе. Жил же я когда-то сам по себе без их жалоб и советов. И это время казалось теперь самым темным этапом моей жизни.

На то, чтобы проехаться в моем обществе по близлежащим городам они согласились сразу. Все вещи Розы уместились в одну коробку. Юбки, корсеты, шали и расклешенные накидки, свернувшиеся в многоцветный ворох, не представляли собой особой тяжести, если б не колдовская книга, бережно положенная поверх них. У Винсента же вообще не было никакой поклажи. Даже палаш, который он носил на перевязи, куда-то бесследно исчез. Зато появились несколько тетрадей и несессер для письменных принадлежностей. Винсент собирался писать то ли стихи, то ли свои загадочные формулы. А может быть письма тех очередным избранным, кого он на этот раз хочет довести до белого каления. Я отпустил довольно плоскую шуточку о том, что если у него со времен юности и остались где-то друзья по переписке, то они, должно быть, уже стары, как мир. Винсент смущенно покраснел, но отшучиваться не стал. Такая безропотность могла означать только то, что он в чем-то виноват.

На сей раз Роза отказалась от обязанностей возницы. Кони сами тянули карету, стараясь поспевать за мной, одиноким седоком, иногда оглядывавшимся на них. Они были рады хоть раз обойтись без кнута, но вряд ли их тянуло к достопримечательностям ближних городов. Окажись они на запруженной людьми и экипажами улице, и тогда не миновать их ярости, затоптанных прохожих, сломанных телег, выбитых камней из мостовой.

Винсент всю дорогу насвистывал какую-то фривольную песенку до тех пор, пока я не выбрал место для остановки. Небольшой трактир, который чем-то привлек мое внимание, возможно тем, что был расположен в таком месте, где проезжая дорога разветвлялась и почти граничила со входом в мои владения. Как ни странно, хозяин трактира выбежал нам навстречу, волнуясь и довольно потирая руки, словно в ожидании прибыли.

-- Как долго вы не ехали! Мы уже начали бояться за вас, - затороторил было он, но тут же замолчал, встретив мой удивленный и подозрительный взгляд. Ни он первый пугается, заметив выразительные лазурные глаза, блеснувшие под полями шляпы.

-- Возможно, его величество, как обычно, предвосхищая события, оплатил наш обед, - весело предположил Винсент, выбираясь из кареты и подавая руку Розе.

-- Да-да. Точно. Ваш обед...вернее ужин уже оплачен, - тут же согласился хозяин. Меня поразило то с какой быстротой он готов согласиться со всеми нашими предположениями.

-- Кем? - строго спросил я, надвигаясь на тучную фигуру владельца придорожного трактира. Моя лошадь ржала и била о землю копытами, заставляя полного пугливого человечка с еще большей нервозностью теребить промасленный фартук.

-- Тем, кого вы только что назвали, конечно, - ловко вывернулся он и я хлопнул в ладоши, словно аплодируя его находчивости. Глухой звук хлопка немного успокоил лошадь.

-- Ладно, тащи свой хваленый ужин, - милостиво разрешил я. - Мои спутники голодны.

Он как-то странно покосился на моих спутников. Уж не подумал ли, что словом голод я пытался объяснить не их обычный аппетит к еде, а некое опасное пристрастие. Винсент в элегантном черном одеяние и Роза, кутавшаяся в бархатный палантин выглядели поистине неземными созданиями, скорее таинственными и непредсказуемыми гостями, пришедшими невесть из какого мира. Возможно, им требовалось нечто более жертвенное, чем просто зажаренная курица. Может быть, их голод сродни голоду волков, поджидающих в чаще заблудившегося путника. Дурак так и не смог понять, что самую большую опасность представляю я, а не мои тщедушные, прелестные провожатые.

В трактире никого не было кроме самого хозяина и служанки Лоретты. Очевидно, в это время года заведение переживало свой мертвый сезон. Никаких путешественников, никакой прибыли. А если затишье вызвали другие причины, то в этом стоило разобраться. Роза не жаловалась и не капризничала. Наоборот, ей было интересно посидеть за простым дубовым столом, а не на званом обеде.

Я заметил, что пиво в кувшине стоявшем на столе покрылось корочкой плесени, но Лоретта словно извиняясь быстро сделала реверанс и подхватив кувшин скрылась в подсобном помещении. Под потолком не было никаких связок чеснока, пряностей или трав, никакой глиняной или керамической посуды на пыльных полках в углу, зато стены кое-где покрылись паутиной. А стекла в окнах то ли испачкались, то ли запотели и стали выглядеть не лучше мутной слюды, но, возможно, я просто придаю значение таким деталям, которые другим не слишком заметны. В трактире драконья зоркость ни к чему, можно расслабиться и все-таки я ощущал, будто кожу мне колют мелкие иголочки. Мне было здесь неуютно, несмотря на привычный для кухни звон тарелок, звяканье крышки подпрыгивающей на кастрюле с супом, запах жареной крольчатины, теста и парного молока. Что-то было здесь не так, но я ощущал лишь обычный ароматы: укроп, репейный лук, морковь, приправы и никакого следа страха или крови. Разве только, кто порежет палец ножом во время приготовления пищи.

-- Повезло же тебе, - заметил Винсент, вальяжно развалившись на стуле.

Роза скинула с плеч палантин и теперь длинными тонкими пальцами расчесывала пряди волос. Она тоже заметила паутину на стенах и почему-то насторожилась.

Вскоре перед нами на столе оказались закуски. Семга, эль и ржаной хлеб для Винсента, кусок творожного пирога для Розы и сырое мясо для меня.

-- Всего лишь соленая рыба, - Винсент скорчил недовольную гримасу и даже не прикоснулся к вилке. Он рассчитывал хотя бы на жареного цыпленка, но решил, что один день можно объявить постным и стал отщипывать хлеб.

Мои собственные столовые приборы, ложки и вилки звякнули под пальцами. Я с удивлением обнаружил, что они из чистого серебра. Откуда в такой дыре серебро? А куски сырого, неаккуратно нарезанного мяса на тарелке, украшенной филигранью выглядели пугающе и отвратительно. Почему-то я ощутил тошноту.

-- Я бы предпочел похлебку, - сказал я хозяину, и тот предпочел побыстрее убраться на кухню. А я заворожено смотрел на кровь, которая как соус или подливка стекала на столешницу. Так подшучивать надо мной любила Одиль. В пустом желудке заурчало, а мозг озарила вспышка. Воспоминание! Тело маркизы Сабрины в колодце, похожее на точно такой же кусок разделанного мяса. Потом другое, третье убийство. Интересно, что мне подали на этот раз просто зарезанную овцу, барана, индейку или нечто, что нельзя называть. Я схватил за запястье проходившую мимо Лоретту. Одной рукой удерживая ее, второй я инстинктивно нащупал нож.

-- А ты разве не знала, что подавая мне это, сможешь разбудить зверя, - непроизвольно зашипел я, будто кто-то другой вкладывал слова в мои губы.

Роза нервно сжалась на своем месте и боязливо посматривала на меня. Она жалела, что книга слишком далеко, оставлена в карете, иначе можно было бы прижать переплет к груди и чувствовать себя за ним, как за каменной стеной или хотя бы ощутить хрупкую защиту, надеясь, что знакомые голоса, доносящие со страниц, смогут образумить меня.

Винсент тоже сидел, как на иголках, но благоразумно молчал, опасаясь, что его вмешательство ни к чему хорошему не приведет.

Один взмах широкого зазубренного лезвия и я мог бы распороть кожу на запястье Лоретты, перерезать вену и удовлетворить зверя. Я знал, что мои глаза мерцают красноватым блеском, наблюдая за тем, как бьется синяя жилка у нее на шее. Точно так же быстро и взволнованно бился пульс на ее руке. Я с трудом подавил спазм боли в пустом желудке и выпустил руку служанки.

-- Простите, - пробормотал я. Я смотрел на девушку, но извинения были обращены к моим спутникам.

-- Ну и запугал ты нас, - вполголоса пробормотал Винсент, уставившись в свою тарелку. Он подождал пока служанка убежит, и только после этого шепотом предложил:

-- Если тебе совсем плохо, пойди, задери оленя, как ты делал это не раз.

-- Нет, я чувствую себя отлично и совсем не голоден, - чуть бравируя, солгал я. - Просто мне хотелось бы знать, кто пригласил нас на ужин? Не сам ли Люцифер? Хозяин такой бедной забегаловки и его вполне мог принять за коронованную особу.

Раньше я не перед кем не извинялся и не чувствовал себя виноватым, но сейчас мне было стыдно за то, что пришлось разыграть перед Розой такую сцену. Если бы она не знала о том, кто я есть на самом деле или если бы за столом присутствовали другие персоны, то Винсент сам бы извинился перед публикой, сославшись на то, что его друг припадочный и не всегда в состояние себя контролировать.

Виновато потупившись, я опять стал разглядывать содержимое своей тарелки, и не сразу заметил, что прочная серебряная вилка, которую я верчу в руке, согнута пополам. Я отбросил ее в сторону. Ничего удивительного. Не самое страшное перепортить всю кухонную утварь, главное, не дать выход энергии, готовой разнести все это место в щепки.

-- Эдвин, что ты делаешь? - Винсент испуганно следил за тем, как я ногтями отщипнул кусочек сырого мяса и уже готов съесть его. Поразительно, но до того, как Винсент заговорил, я сам не осознавал, что делаю что-то непривычное.

-- Что за дьявольщина! - я вскочил со своего места, опрокинул стул и отправился искать хозяина. Уже через секунду я схватил его за шиворот с твердым намерением вытрясти или выбить из него всю правду. На этот раз я не мог позволить пройдохе юлить и врать. Я-то знал, что король не мог предугадать в каком трактире мы остановимся и о моей реакции на кровь он тоже ничего не слышал, ведь в тот день, когда волк разодрал руку его величества, я был рядом, сидел и разговаривал с ним, вдыхал запах раны и бинтов, но не подавал никаких признаков звериного голода.

Как добиться честного признания! Я осмотрел кухню. Ножи вряд ли будут убедительной угрозой. Нужен более весомый довод, чтобы добиться истины. Кипяток на плите. Может припугнуть служанку, что я ошпарю ей лицо. Нет, вряд ли она обо всем знает так же хорошо, как ее наниматель. Вид отбивных подгорающих на раскаленной жаровне навел на удачную мысль.

-- Для тебя будет лучше назвать его имя, - бесстрастным голосом предупредил я. Угроза, кажется, приобрела еще больший вес оттого, что была произнесена ровным, совершенно безразличным тоном. От того, кто ничего не чувствует, сострадания ожидать нельзя.

-- Что? - испуганно переспросил мой заложник.

-- Назови того, кто заплатил тебе за эту неудавшуюся авантюру. Он ведь заплатил серебром, той самой филигранной посудой, на которой ты подал еду?

Я подтащил упирающегося человека настолько близко к стоявшей в углу жаровне, что искры от угольков полетели ему за шиворот, но я потушил вспыхнувший было на его одежде язычок пламени одним ударом ладони. Так, наверное, кошка играет с мышкой, расчетливо и жестоко.

-- Он не назвал своего имени, - быстро пробормотал хозяин трактира, как раз перед тем, как я приготовился повторить свой вопрос. - Посуда - аванс. Завтра ночью он собирался принести деньги, мою долю и Лоретты, но только в том случае, если мы сделаем все так, как он захотел. Теперь, наверное, он уже не придет. Он, как будто, чует, где кто потерпит неудачу задолго до того, как это произойдет.

Я немного ослабил хватку и отодвинулся чуть в сторону от жаровни, волоча за собой и пленника. Для него не было бы таким большим потрясением, если бы на него накинулся Винсент или даже мои взбесившиеся кони. Больше всего его поразило того, что из всей компании ночных гостей страшен оказался тот, у кого до сих пор был самый невинный вид.

-- И этот платежеспособный клиент, научивший тебя, что делать, - я усмехнулся одними губами, в уме шевельнулось смутное подозрение. - Он был горбат?

-- Нет, - удивленный возглас, но не фальшивый. В отрицании не было лжи.

-- А какой он был?

-- Статный, как вы...ну может чуть-чуть пополнее, - он окинул меня оценивающим взглядом, будто силясь примерить на меня шкуру того безымянного гостя. - И рост примерно ваш. Он, конечно, был чуть постарше и глаза у него были более злые.

-- Он был в черном?

-- Трудно сказать, - у говорившего все время от страха либо заплетался язык, либо образовывались подозрительно своевременные пробелы в памяти.

Я сильнее сжал на нем свою стальную хватку, так, что чужие кости под моими пальцами напряглись, готовые хрустнуть, надави я на них чуть сильнее.

-- За что, господин? - запричитал узник. - Я же правда не мог рассмотреть в темноте какого цвета его одежда. Ночью любой цвет сойдет за черный. А он к тому же потребовал, чтобы я затушил фонарь, когда буду разговаривать с ним за порогом трактира. Я бы не разглядел даже того, о чем уже сказал, если бы его глаза не мерцали в темноте. Сияющие белки и зрачки, как два красных огонька, света исходившего от них было достаточно, чтобы не споткнуться о собеседника, но не больше.

-- Был бы ты чуть-чуть умнее, не стал бы связываться с тем, кто прячется в потемках, - уже более миролюбивым тоном пожурил я. Голос не был злобным, но звенел пустотой. Мне вспомнилась далекая ночь во дворе замка моего отца и гость, приехавший в сумерках. Гость, которому со страхом и почтением кланяются особы королевской крови.

Я не стал предупреждать трактирщика о том, что завтра этот же самый клиент может вернуться, но не с деньгами, а чтобы перерезать горло сговорчивому хозяину и забрать назад свое серебро.

-- Путешественники здесь бывают так редко. Средств на жизнь не хватает. Мы не могли не согласиться, - щебетала Лоретта, заламывая руки, когда я проходил мимо нее. Шпага зацепилась за котелок с каким-то варевом, и он опрокинулся на девушку. Я выскользнул из кухни еще до того, как она успела закричать. Перед глазами все еще стояли ее ошпаренные запястья, когда я велел Розе и Винсенту идти обратно в экипаж. Сам я схватил нож, который до этого успел глубоко вонзить в свою порцию мяса, смел на пол посуду и на столешнице нацарапал всего два слова. Нож глубоко вонзался в гладко обтесанную сердцевину дерева, оставляя буквы, которые уже не сотрутся. "Остановись, преследователь!" Надпись, сделанная ножом, напоминала чеканку грубой работы. Окончание этого предупреждение можно было угадать уже по тому, как яростно и глубоко прорезало столешницу лезвие и на последней букве сломалось. Послание носило характер угрозы. Не надо было быть провидцем, чтобы это угадать. Я был уверен, что завтра злоумышленник вернется и без труда догадается, чья рука оставила ему сообщение.

Роза не стала возражать, поняв, что я намерен отвести ее назад в замок. Она с полуслова поняла, что ее друг с тяжелым прошлым вновь решил выяснять отношения с кем-то из бывшего круга общения. А в каком обществе я мог заиметь ссоры, долги и обещание мести, кроме привычной компании нелюдей.

-- Ты привык распоряжаться нами так же, как городами, обреченными на сожжение, - под согласный кивок Винсента заметила она.

-- Я пытаюсь уберечь тебя от такой же судьбы, какая много сотен лет назад была уготована мне, - полностью проигнорировав возмущенного моей напористостью Винсента признался я. - У меня не было права выбора, впутываться в дела тьмы или нет, но тебе я всегда хотел предоставить свободу решения.

-- Эдвин, - Роза покачала головой так осуждающе, будто я сказал что-то донельзя наивное. - Ты очень странный, но ты мне нравишься. Те приступы, которые случаются с тобой временами ...это страшно, конечно, но не так уж значительно.

-- Неужели? - я усмехнулся уголками губ. Ложь ли это или Роза привязалась ко мне, как к редкостному цепному зверю.

-- Прости!? - она прочла мои мысли без труда и обиженно поджала губы. - Ты никому никогда не веришь?

-- До сих пор некому было доверять, - смущенно признался я.

-- Мне просто хотелось сказать, что ты не такой злой, как те с кем я жила до этого. Все эти чопорные и напыщенные особы при дворе так скучны. А ты - тайна. Тайна всегда притягательна.

Роза без дрожи пожала мою холодную руку. Трудно же ей приходилось в окружении тех, кого она считала чужими. Впервые для кого-то я стал меньшим из зол. А может быть она тоже искала родственную душу. До сих пор мною восхищались, но никто не пытался меня понять. Теперь я сам с трудом осознал, что тогда при первой встрече на балу Роза оказалась выше всех заблуждений. Смотря на элегантного кавалера, она смогла отбросить предрассудки, логику, суеверия и заглянуть ему в душу, в душу демона, в душу дракона и найти там то, что давно искала.

Я крепче сжал ее ладонь. Дружеское пожатие или любовное? Я точно не мог сказать. Любовь пронзает сердце, а мое сердце было окутано оболочкой мрака. Возможно, все-таки даже в этой оболочке наконец-то образовалась брешь. Я поднес руку Розы к губам, и впервые не ощутил желание разорвать зубами тонкую бьющуюся от волнения жилку на запястье. Роза боялась, что сейчас опять начнется один из приступов кровожадного бешенства, но он не последовал. Просто легкий поцелуй и никакой жажды крови. Смерть осталась где-то позади, с тысячами тысяч безымянных людей, а Роза...отныне она будет такой же вечной и неуязвимой, как и я. Я так решил, и я смогу сделать ей такой подарок. Для такого опытного чародея, как я нет ничего невозможного.

Скоро почерневшее кольцо на ее пальце рассыплется в прах и, возможно, с его исчезновением сотрутся из памяти страшные фрагменты искалеченных женских судеб. Потемневший аметист уже начал крошиться. Ржавчина с перстня осыпалась и исчезала, скользнув по кремовому атласу платья Розы. Так рушатся все преграды на моем пути. Если бы я сам попытался приложить хоть сколько-нибудь усилий для достижения цели, то срок отчаяния и неизвестности сократился бы вдвое. На этот раз я не собирался ждать пока случай решит все за меня. Нужно было самому выследить темную личность, пытающуюся нанести мне удар исподтишка или через посредников. Однако, поджидать злоумышленника до следующей ночи возле трактира я не собирался. К тому же, усердие могло оказаться растраченным впустую. Ведь если мой недруг такой всезнающий и опасный, каким описал его перепуганный трактирщик, то он уже давно мог прознать о том, что его затея потерпела крах. Почему-то я был уверен, что он еще вернется на место предполагаемого преступления и прочтет оставленное там послание, но сделает это в тот момент, когда посторонних не будет рядом. Тень может проникнуть в любую щелку или выскользнуть через дымоход, и нет смысла ставить силки в том месте, где она скорее всего ожидает засады.

Сейчас главным для меня стали бдительность и острота мысли. Я ведь, в конце концов, чародей. Нет больше нужды шататься по ночным переулкам, крепко сжимая эфес шпаги, в поисках грабителей. Мне вообще больше не нужны ни шпага, ни мушкет для того, чтобы одолеть врага. Там где людям требуется физическая сила, мне надо было применить всего лишь ум. Собственное, незаурядное даже среди магов, развитое в течение столетий мышление, которое помогло мне не только заполучить тайную силу, но и приручить дракона, до этого повелевавшего мной. Теперь моя двойственность была не так хорошо заметна, как в тот период, когда отцовские звездочеты ополчились против меня. Конечно, это небольшое достижение, учитывая то, что меня самого теперь было довольно трудно принять за обычного человека. Слишком яркая красота вызывает подозрение суеверных, поскольку в чести еще легенды, сочиненные смертными о моей империи. Неужели, будучи королевским наследником, а потом и королем, мне все время придется ходить потупившись, чтобы взглядом не выдать никому своего неземного происхождения.

Добравшись до замка, я первым делом отправился в свою лабораторию. Крутые ступеньки, закручиваясь в спираль и образуя множество поворотов, спускались вниз. По ним вряд ли можно было идти быстро, не сломив шею. Я уже достал ключ, которым нужно было провести крест -накрест по поверхности двери, чтобы отомкнуть надежные колдовские запоры. На последней ступеньке я остановился и прижался ухом к дубовой двери. Мне почудилось, что за перегородкой я слышу голоса. Обворожительные, шепчущие, обещающие что-то голоса. Точно такой же приступ оцепенения и волнения я ощущал тогда, когда впервые услышал речи, исходящие из ниоткуда. Если эти голоса и предлагали мне что-то, то поистине нечто грандиозное. Но я опасался. Посулить-то они могут все. Наобещают что угодно в зависимости от того, о чем мечтает тот, кто услышал их. Они умеют угадывать желания и сулить их исполнение каждому, но не каждый сможет заставить их выполнить клятву. Слишком многие гибли или пропадали втуне, оступившись на преступном пути колдовства, а я до сих пор оставался жив и неуязвим и останусь до тех пор, пока не совершу роковой ошибки. Главное не ошибиться. Я прижался лбом к двери, пытаясь заглянуть в тонюсенькие щели между досками, чтобы увидеть, как серебристый дымок кружит по лаборатории, садиться на мебель и оставляет после себя сверкающий осадок. Сладкозвучные и зловещие голоса не умолкали. Они говорили на том языке, который люди не смогли бы понять. Человек не может произнести таких сложных, богатых оттенками и переливами звуков.

Они готовы были дать мне любые клятвы. Верить им или нет? Я не поверил. Вместо того, чтобы стоя за порогом ожидать обещанных даров, я отворил дверь и сквозь рассеявшейся дым двинулся к своему рабочему столу. На нем лежало все то, что я оставил: писчая бумага, чернильница из куска песчаника, песочница, перья. Никаких изменений, не считая того, что осадок мерцающей серебристой пыли тонким слоем покрыл все предметы. Даже медный подсвечник и гладко отполированный человеческий череп на краю стола серебрились от крошечных пылинок. Пыль, как будто, пыталась найти и разъесть те немногочисленные записи, которые я успел сделать, но они были предусмотрительно убраны в плотную кожаную папку. Расшифровать-то удалось совсем немного, а кто-то уже пытается помешать мне. Я не был уверен, что кто-то мне препятствует, но даже если бы было так. Можно уничтожить исписанную бумагу, но нельзя отнять у меня не так давно приобретенный талант исцелять раны и недуги. Перед работой надо было сосредоточиться. Пытаясь собраться с мыслями, я долго сидел без движений, сжимая пальцами перо и смотря в пустые глазницы черепа, и иногда мне казалось, что в них вспыхивает золотистый свет.

Пытаться разгадать содержание манускриптов иногда казалось мне почти бесполезной работой. Мне совсем не хотелось приниматься за это занятие. Веки тяжелели, голова болела и вообще было бы гораздо интереснее побродить по замку или сходить в "Театр теней", но я упорно продолжал работать, будто предчувствовал, что результаты этого занятия хоть и небольшие скоро будут мне очень нужны. Если бы меня не клонило в сон каждый раз, когда я больше часа просиживал над манускриптами. Вот и сейчас свинцовая тяжесть в голове, онемение в пальцах, буквы, символы и цифры из-под пера выходят какими-то кривобокими. Надо быть внимательнее, одернул я себя, это же не просто письмо, которое можно строчить почти неразборчивыми каракулями. В той азбуке, которую я годами изучал, стоит только чуть сильнее нажать на перо или сделать больший наклон, чем обычно и у символов, выведенных на бумаги, будет уже совсем другое значение.

В помещении без окон с закрытой дверью я вдруг кожей ощутил легкий ветерок и мое самочувствие значительно улучшилось. Вдруг само по себе мне многое стало понятно, и не нужны были больше ни догадки, ни вычисления, ни тщетные напряжения и концентрация мыслей. Вся сложная математика колдовства отошла на задний план. Я понял все без нее. Перо в моих пальцах нервно забилось, как пойманная птичка, будто хотело вырваться и писать без посторонней помощи. Я с силой вжал его в бумагу, и страница разорвалась. Нужно скорее записать все, что я усвоил. Я скомкал порванный листок, выкинул его и принялся за записи, как вдруг кто-то рядом со мной вздохнул. Тихий, глубокий, грудной вздох, так шелестит ветер в аллеях лиственниц. Кто-то стоял рядом со мной. Кто-то вошел хотя дверь заперта и теперь можно почувствовать чье-то неслышное, почти неощутимое присутствие в пустой лаборатории. От этого по коже пробежал холодок. До сих пор я думал, что только мне одному дано незаметно проникать в помещение сквозь узкие щели. Оказывается кроме меня был еще кто-то такой же одаренный, о чьем существование я до сих пор не подозревал. Я поднял голову, чтобы взглянуть и оценить нежданного соперника. Свеча вспыхнула ярче, давая достаточно света, чтобы я увидел Розу. Надо же, вот так соперник. Я почувствовал, как уголки губ трогает улыбка. Я и не услышал, как она вошла. Не заметил сияния над ее головой. Ее голову венчала моя корона - подарок, который я сделал ей по возвращению в империю. Над чистым лбом Розы этот венец с изящными зубцами, крупными жемчужинами и рубином выглядел подобием роскошного нимба. Я всегда считал, что корона это больше женское украшение, чем мужское, поэтому без всякого сожаления отдал Розе символ своей власти. Пусть муза носит венец. Ей он очень идет.

Еще я отдал ей марионеток, которых подобрал когда-то Перси. Это они красиво причесали ее длинные локоны и туго зашнуровали белый атласный корсет на и без того тонкой талии. Не может же леди обойтись без служанок, а мне эти глупые кокетливые куклы нужны не были. До сих пор они сидели на чердаке вместе с сундуками со старым хламом и двумя-тремя гарпиями, и чудом остались целы. Так, что я смог преподнести Розе еще один подарок, который пришелся ей по душе.

Роза хоть и не сказала ни слова, но была удивлена, что я не левша, но левой рукой могу писать так же хорошо, как и правой. На самом деле я писал левой рукой только, когда правая слишком уставала, и справлялся вполне успешно, но сейчас растерялся и выпустил перо. Вместо того, чтобы мягко опуститься на бумагу оно повисло в воздухе, будто ожидая приказа. Очевидно, легкий взмах рукой был воспринят, как приказ и перо, скользнув вниз, быстро заплясало по бумаге, аккуратно выводя все то, что я хотел записать.

Роза чуть не присвистнула, наблюдая за такими чудесами, но вовремя вспомнила, что на ней изысканный дамский наряд, а не видавший виды костюм пажа. Те манеры, которые привычны для мальчишки пусть и ряженого, для элегантной дамы были неприемлемы.

-- Когда ты рядом даже со мной происходят невозможные вещи, - не задумываясь, сболтнул я и только мгновение спустя понял, что ее присутствие принесло мне нежданное озарение. Она всего лишь встала возле стола, и мне вдруг стало понятно то, над чем до этого я бился долго и безрезультатно.

Снова работа сдвинулась с мертвой точки и на этот раз помощь пришла от Розы. У меня в мозгу будто взорвались сотни сверкающих искр и, из-под пера начали выходить символы, которые до этого были для меня просто непонятными значками, а теперь складывались в длинные формулы, обещавшие принести пользу. Я жадно следил за движениями пера из-под полуопущенных век, стараясь запомнить все, не упустив ни одной самой мелкой детали. Роза осматривала лабораторию, прикасалась к ярлычкам на флаконах с эликсирами и мазями, словно хотела узнать названия всего того, что есть в фармакопее чародеев. Свитки ее тоже заинтересовали. Она выбрала один и осторожно развернула. Никому кроме нее я бы не позволил прикасаться к своим вещам. Я уже привык, что все, чем владею я, принадлежит так же и Розе.

-- Ты можешь это прочесть? - спросил я.

-- Да, - она на миг оторвалась от манускрипта и посмотрела на меня с таким странным выражением в расширившихся изумрудных глазах, будто видит меня впервые.

-- Ты видишь там нечто такое, с помощью чего ты смогла бы одолеть даже меня?

-- Возможно. Я не уверена, - она положила свиток обратно, точно в то место откуда взяла, ни отклонившись ни на миллиметр. - Во всяком случае, у меня не хватит опыта, чтобы применить это на практике. Да, я бы и не стала. Зачем?

-- Не стала бы сражаться со мной, даже имея на это силу? За это я должен как-то отблагодарить тебя.

-- Согласна, - кивнула Роза и задумалась. - Ты лучше всего выразишь свою благодарность. Если преподашь мне еще один урок фехтования...и танцев. Я знаю, на втором этаже есть просторный бальный зал, видела через замочную скважину.

Танцы? Я задумался. Всего одного слова хватило, чтобы в ушах снова зазвенели одному мне слышимые ноты, которые обычно сопровождают па менуэта.

Винсент удивлялся каждый раз, когда мы с Розой брали шпаги из арсенала, как заговорщики, собравшиеся на запрещенную законом дуэль, уходили в какую-нибудь отдаленную галерею.

-- Ты готовишь из нее офицера? - как-то раз попытался упрекнуть меня Винсент. Он был согласен учить ее азам магии, но дуэли, шпаги, копья, мечи, словом любое способное порезать оружие вызывало у него неприязнь.

-- Она должна уметь защищаться, - объяснил я, выбирая себе подходящую шпагу.

-- От кого? - чуть ли не с насмешкой поинтересовался Винсент. "Уж не от тебя ли?" с ехидцей вопрошали его прищуренные глаза.

От кого? Я сам толком не знал, поэтому просто обобщил:

-- От всех, в том числе и от нас с тобой.

-- Я понял...- последовал тяжелый вздох, означавший, что Винсент успел устать от наставлений и предостережений. Он что-то обиженно фыркнул, заметив, что я уже скинул камзол, оставшись только в блузе и вышитом жилете, легко подхватил шпагу с тяжелым эфесом и судя по всему готов к тренировкам. Роза, нарядившаяся примерно так же, уже ждала в галерее, а Винсента в нашу компанию никто не приглашал. Да, он и сам вряд ли бы решился расстаться хоть на миг со своим теплым черным кафтаном и жабо, только ради удовольствия доказать, что как дуэлянт он мог бы заказывать гроб уже до первого поединка.

-- Поэтому я и пошел в школу чернокнижия, - обиженно буркнул он, прочтя или угадав мои мысли. - Я не такой, как мой брат, я не собирался грабить прохожих, а потом служить его высочеству и, в конце концов, молиться о спасении души в горящем городе, не имея возможности взлететь ввысь над горящими крышами и умчаться прочь.

-- Да, точно ты предпочел уехать за день до пожара.

-- Я приглашал тебя с собой, - уже в который раз повторил Винсент, словно желая поднять свою цену в моих глазах. Похоже, он, действительно, считал это предложение самым большим благодеянием в своей жизни. Если бы тогда я бросил все и сбежал вместе с ним, то представляю, как бы мы жили, двое начинающих неопытных волшебников с великими надеждами, без гроша за душой и с пагубной склонностью одного из них вечно попадать в неприятности.

Сейчас у нас по крайней мере была крыша над головой, а тогда еще до знакомства со мной у Винсента не было ничего кроме перспективы оказаться на плахе. Что с ним случалось не однажды, как я понял из его жалобных рассказов.

Несколько дней уже прошло с тех пор, как я оставил в трактире послание неизвестному. Оно, наверное, уже было найдено и прочитано. Я пока не знал, где мне найти злоумышленника, а сам он ко мне явиться не мог, на территорию моих владений еще никто не проникал без разрешения, кроме скрипачки и ее пажа, но то был случай особый. Их обоих манила скрипка. А безызвестного преследователя, очевидно, привлекал только я сам. Он шел по следу за мной и собирался причинить зло только мне.

Нужно было вернуться в Виньену и побродить по улицам, быть может в каком-нибудь переулке я столкнусь с тем, кого ищу и узнаю его, почую по запаху или замечу в его глазах ненависть, направленную на меня.

Меня не оставляло настойчивое чувство, что мы с ним должны встретиться в Виньене. Однако вместо того, чтобы бродить по улице я направился прямиком во дворец. С недавних пор я стал частым гостем его величества. Никто не подозревал о том, какие беседы ведут король и наследник. Мы говорили не об управление страной, мы рассуждали о тайнах, которые другим знать не дано. На этот раз меня ждало послание. Король хранил у себя запечатанное сургучной печатью письмо и при первой же возможности вручил его мне.

-- Как выглядел посыльный? - это было первым, что я должен был знать, чтобы набросать предположения.

-- Посыльного не было.

-- Как это? - я с недоверием смотрел на короля, до сих пор не распечатанное письмо обжигало кожу.

-- Оно лежало на столе в кабинете, а рядом стоял кто-то, кто ищет тебя, - рука короля неуверенно легла мне на плечо. - Я не знаю его, Эдвин. Он всего миг простоял здесь, а потом его уже не было. Только слышались его удаляющиеся шаги под окном, мерная, звучная, дробная поступь.

-- Будто молот отбивает ритм по наковальне, - закончил я за короля и взломал печать. Из конверта вместе со свернутым листком бумаги выпало что-то тяжелое. Золотая монета, которую обтесали по краям так, что она приняла форму пятиконечной звезды.

-- Жаль, на нее уже ничего не купишь, - пошутил я и подбросил ее на ладони. Звездочка на миг блеснула в высоте и, упав мне на ладонь, чуть оцарапала кожу. Король почему-то смутился, увидев этот знак, а, может, его смутило только то, что моя царапина мигом зажила. Я не был уверен. Письмо оказалось всего-навсего коротенькой запиской с указанием адреса какого-то особняка и точного времени, когда я должен туда прийти. Все четко и формально, будто я получил одно из отпечатанных по шаблону приглашений на званый обед. Я бы, пожалуй, и счел приглашение одним из тех, которые неминуемо получает такая важная персона, как наследник престола в любой стране, если бы не подозрительно позднее время мероприятия, куда я должен попасть и приписка внизу, сделанная размашистым с сильным наклоном почерком. " Я жду тебя" и обязательное условие "Приходи в черном!"

Это было уже слишком личным, намекающим на какие-то особые отношения между мной и тем, кто писал приглашение именно для меня, а не для целой череды гостей. Что за нелепость? Почему я должен идти куда-то поздним вечером, со странной монетой, которая, скорее всего, заменит мне пароль, к тому же еще и одевшись в траур.

-- Не ходи! - тихое, но настойчивое предупреждение короля вывело меня из раздумий.

-- Вы ведь не прочли письмо и не можете знать, о чем оно.

-- Я узнал их знак.

-- Это? - я поднял и показал ему звезду. На обрезке монеты сохранилась чеканка, которой сейчас уже не было. Похоже, мне досталась старинная монета, давно вышедшая из обращения.

-- В письме указан адрес, по которому ты должен прийти или в одном из темных ночных переулков тебя будет ждать провожатый в маске?

-- Здесь указан адрес, - я перевел подозрительный взгляд с записки на задумчивого, настороженного чем-то короля.

-- Тебе не нужно туда идти, - снова предостерег он. - Лучше я отправлю туда роту, нет, целый полк лучших, отборных военных. Тех, кто закален в сражениях. Там нужны ружья, пики и штыки. Нужно арестовать всех, кто затеял это.

-- Вы считаете, что я попаду в западню, из которой не смогу выбраться. Стоит мне только ...- я хотел сказать стоит "мне только дохнуть огнем", но тогда все жители Виньены увидят дракона, а если даже я и не превращусь у всех на глазах, а справлюсь с неприятностями другим методом, то все догадаются о существование в городе колдуна. В любом случае в до этого спокойной Виньене пойдут разговоры о сверхъестественных, мистических событиях.

-- Я всегда смогу сам защитить себя, вы же знаете...

-- Речь идет не о тебе, - прервал меня король. - Эти люди, которые устраивают по ночам свои тайные собрания, они даже не знают о том, кто ты есть, они метят в представителя той власти, которую ты унаследуешь.

-- Если бы так, - если бы это были просто заговорщики, если бы кто-то не поджидал именно меня, не юного, молчаливо наследника, а кровожадного, всемогущего дракона.

-- Они уже заманили к себе несколько молодых людей, таких как ты. Сыновей советников и министров. Эти юноши пропали и больше никто их не видел. Почему-то их интересуют только молодые. Каждый из пропавших по началу тоже считал все это только интересным приключением. Их должны были ждать в условленном месте. Там они видели провожатого в черной рясе, в колпаке и в маске, расставались с друзьями и больше уже не возвращались. А тебе известно то место, где происходят собрания, то, что не смог бы выяснить ни один шпион и ты не хочешь говорить. Надеешься, что справишься со всем сам?

-- Я всегда справляюсь со всем самостоятельно. Кроме того случая, когда вы выручили меня, - я виновато опустил голову, словно признавая, что однажды все-таки просчитался. - Вы хотите отрядить солдат, чтобы справиться с восставшими, бунтовщиками, революционерами. Дьявол их знает, кто они такие? Он же скорее всего их и возглавляет, если только верна моя догадка, - мрачно усмехнулся я. - Мне в борьбе с ними не нужны ни штыки, ни ружья, ни ордера на арест всей банды. Если что-то пойдет не так, то одно мое дыхание решит все проблемы.

-- А утром в Виньене будут строить догадки о том, почему сгорел какой-нибудь особняк со всеми подвалами и флигелями и отчего самое главное занялся пожар.

Король тяжело вздохнул, будто думая, стоит ли созывать конклав для обсуждения государственной проблемы.

-- Это дело власти, а не твое справиться с непорядками. Нельзя так безрассудно рисковать жизнью из-за всего подряд.

-- Да, точно представители власти всегда только отдают распоряжения, а более мелкие чины отправляются на их исполнение, - со скрытой иронией кивнул я. Сам я надеялся только на себя, а не на исполнителей и всегда, даже в случаях с Перси, придерживался морали: доверяй, но проверяй.

-- Вы не понимаете, - я широким жестом обвел пространство вокруг себя. - Все это нисколько не касается страны. Это послание предназначено не наследнику, а дракону. У меня тоже, как выяснилось, есть враги, не только оставшиеся в живых, но и успевшие поднакопить достаточно сил для решающего сражения. Зачем ваша гвардия будет рисковать там, где оружие не имеет никакой силы против колдовства. Там ждут меня, а не людей со слишком вольным бунтарским мышлением. Если я не приду, то встреча будет назначена в другом месте. Уже не в Виньене, и даже не в Рошене, оправляющемся после эпидемии чумы, а где-нибудь в тропических лесах, в джунглях, в необитаемой болотистой местности, в каких-нибудь богом забытых пещерах, опустевшей после налета демонов деревне или в самом аду. Встреча может состояться, где угодно, но она состоится. Этого не миновать.

Я все еще сжимал в руке скомканную бумажку. Монету я засунул в карман. Она мне еще пригодится. Это мой пропуск, опознавательный знак, чтобы тот, кто стоит на дверях, все понял и склонил голову перед императором или в страхе попятился в сторону, узнав в лицо господина дракона.

-- Я должен пойти, - повторил я, будто пытаясь убедить самого себя. - Сам не знаю почему, но должен. Кто-то зовет меня. Не только тот, чьей рукой написано письмо, но тот, кого я знаю и встречи с которым страшусь.

Я чуть не засмеялся. Кого мне бояться, но страх не оставлял меня, противный, липкий и назойливый, как пыль, приставшая к бархатной одежде.

Трепетное ожидание, гложущая неизвестность, чувства смешались и в голове настойчиво, как бабочка в сачке забилась мысль "я должен идти". Но перед этим у меня еще остались важные дела. Я должен был обеспечить безопасность и права на наследство Розы. А сделать я это мог только одним способом.

Вернувшись в замок, я начал беспокоиться, не обнаружив Розы в ее апартаментах. Одну за другой я распахивал створчатые двери, обходил все залы, проверил даже на чердаке. Я зашел в ее спальню и не заметил на привычном месте колдовской книги. На столе поблескивали только кольца, броши и диадемы, целый клубок блистающих ожерелий и связка разноцветных лент. На постели разбросаны ее платья, легкие и яркие, как ворох осенней листвы.

Где-то глубоко под землей в подвале вспыхнул огонек одинокой свечи. Я почувствовал это, услышал, как заржавевший замок по чьему-то повелению слетел с петель. Мне ничего не стоило за один миг преодолеть множество ступенек и наткнуться на то, отчего я пытался избавиться. Предмет, который я хотел запрятать как можно дальше, блистал передо мной во всей своей красе. Картина с ангелоподобным, прилежным учеником и черной тенью вместо наставника. Свеча горела возле картины, освещая резную раму, которую не тронули ни пыль, ни плесень. Влажная температура подвала ни чуть не повредила холсту.

Роза стояла чуть в стороне от картины. Она ничем не выдавала своих чувств, но я понял, что она разглядывает холст со страхом, чуть ли не с благоговением.

-- Ты боишься, но портрет тебе нравится? - скорее утверждение, чем вопрос. Роза обернулась на мой голос, ее губы сложились, чтобы произнести чуть слышное:

-- Да! - в голосе все тот же едва уловимый благоговейный трепет.

-- Он все еще стоит за твоей спиной? - с сомнением спросила она.

-- Нет, теперь он сидит во мне ...и он почти приручен.

-- Да уж, видела я, как он приручен, когда ты чуть не зарезал эту девушку в трактире, - Роза то ли говорила испуганно, то ли выжимала из себя потуги на шутку, но они звучали в полутемном подвале так же неестественно, как если бы она попыталась выдавить из горла хриплый смех. Зачем смеяться, когда хочется плакать? Только для того, чтобы внушить себе, что все не так уж плохо, как есть. Винсент привык быть оптимистом. Роза же не склонялась ни в число тех, кто веселится без причины, ни в число тех, кто без повода сокрушается. Ее чувства могло затронуть только что-то, что, действительно, имеет значение.

-- Я видела его тень в твоих глазах, когда ты принес меня в избушку, - она тихо вздохнула. - Я думала тогда, что ты меня спас.

-- Разве это было не так?

-- По-настоящему ты спас меня еще тогда, когда ...убил того, кто претендовал на мою руку. А, когда ты сжалился и привез меня в замок - это было неоценимой помощью. Конечно, мне здесь иногда бывает страшно, но я не хочу уходить.

Роза наклонилась и осторожно прикоснулась к картине, провела пальцем по изгибу черного крыла, будто заново рисуя его контур, потом коснулась изящного бледного овала лица, на которое будто солнечные нити спадают золотые локоны и отдернула руку, словно коснулась самого солнца, которое ободрало, обожгло до боли ей пальцы. Удивительно, но я не ощутил той боли, какая последовала от прикосновения Франчески. Никто не касался моего обнаженного сердца, оно болело совсем по другой причине.

-- Ты хочешь взять картину себе? - участливо спросил я, готовясь если понадобиться преподнести ей еще и этот подарок.

-- Нет, - Роза отрицательно покачала изящной, чернокудрой головой. - Я предпочитаю оригинал.

Ее корона блеснула встретившись с лучом от свечи. Свеча. Огонь. Я вспомнил мои ночные налеты и пожары. Одно дыхание и рождалось пламя. Но глядя на меня сейчас нельзя ведь было сказать, что я являюсь причиной пожара. Даже если бы кто-то из пострадавших от моего огня встретил меня в человеческом облике он бы так и не узнал, что это я его покалечил и сжег его жилье. Так и с огоньком свечи. Пока что он едва теплиться, но дай ему чуть-чуть топлива, поднеси его к деревянным балкам потолка и он взорвется языками пламени, целой стихией огня. Сейчас я спокоен, вежлив и хорош собой, но стоит кинуть в меня одну искру и наружу вырвется чудовище, все самое темное и злое, что прячется во мне, при первой вспышке гнева обретает власть. Я хотел бы объяснить все это Розе, высказать свои опасения вслух, рассказать ей обо всех своих мыслях, но она и без слов многое понимала. Поэтому, я просто приблизился к ней, легко, грациозно и неслышно, как и положено двигаться в сумерках хищнику, выбравшемуся на охоту. Она не вздрогнула, когда я прикоснулся к ее плечам, хотя кожей ощутила холод моих ладоней.

-- Играя с огнем ты рискуешь обжечься, - предупредил я, пытаясь в короткую фразу вложить все те предостережения, которыми нельзя пренебрегать встретившись лицом к лицу с такой опасностью, как я.

-- Я уже обожглась, - возразила Роза просто, без стеснения. Зачем скрывать истину? В ее словам мне послышалось что-то роковое? Что-то что неизменно присутствовало между мной и жертвой каждый раз, когда я убивал. Но на этот раз все происходило иначе. Мы были здесь совсем одни, стояли друг к другу почти вплотную, но я не собирался проводить кровавую линию по ее изящной шее. Просто не мог. Рядом с нами была только свеча и безымянный портрет без всякой подписи на нижней багете рамы. Роза знала дракона по имени. Так пусть она узнает и мою историю.

-- Пойдем, - я взял ее за руку и повлек за собой. - Я хочу показать тебе одно место, которое мне очень понравилось.

Свеча за спиной потухла, так, будто кто-то невидимый затушил ее одним резким выдохом. Экипаж уже был приготовлен. Возница ждал моих распоряжений, и с одного молчаливо кивка понял, куда должен доставить меня и мою леди.

-- Ты имеешь право все знать, - заметил я, когда Роза устроилась на мягком сидении в бархатной полутьме кареты. Луна плыла за окном, будто сопровождая экипаж. Ночь подходящее время для такого признания, никто ничего не услышит и меня самого не прервет никто, кроме волков, воющих где-то в чаще леса. Я рассказал Розе всю историю своей жизни, как на исповеди, точно так же, как сейчас я записываю ее на бумаге, опасаясь, что бой часов очень некстати прервет признания, не доведенные до конца. Моя исповедь, будто немного облегчила грехи и я уже не ощущал себя законченным злодеем. Роза не боялась находиться в закрытой, мчавшейся вперед карете наедине с драконом. Хотя вокруг глухая ночь и полное безлюдье. Она выслушала все внимательно, только заметив один раз, что если бы я был настолько подлым, как говорю, то я бы не стал рассказывать ей ничего вообще. Легче было притвориться несчастным, обделенным удачей и натерпевшимся от судьбы изгнанником, чем признаваться в своих злодеяниях.

-- Возможно, ты права, - согласно кивнул я, и ощутил, как свет луны жжет кожу раскаленным серебром. Это могло означать только то, что где-то в ночи под лучами того же лунного света бодрствует кто-то, желающий мне зла. Кто-то, кто назначил мне встречу. Тот, кто будет ждать меня, и к кому я приду только для того, чтобы сорвать маску неизвестности и взглянуть своему страху в лицо.

Возница умело правил каретой. Лишь под колесами иногда поскрипывал гравий. Цоканья копыт вообще было не слышно, никто не должен знать о том, что ночью некий таинственный господин совершает вояж в своем экипаже и куда лежит его путь, очерченный бледной лентой лунного света.

Карета остановилась, не доехав дюжины ярдов до места назначения. Для моего возницы было опасно туда соваться. А поскольку я дорожил его умением ухаживать за моими норовистыми скакунами, то разрешил ему находиться вдалеке, вне опасности. Легко выпрыгнув из кареты, я не стал дожидаться, пока кучер опустит подножку, а сам обхватил Розу за талию и помог ей сойти на землю. Гравий захрустел под ногами. Узкая тропинка извивалась между зарослей крапивы, дрока и терновника. Зеленые ростки подорожника пробились на обочине. Я шел легко и быстро, почти не задевая толстые плети кустарников, не чувствуя ожогов крапивы. Впереди тропинка расширялась, был виден сложенный из кирпичей фасад с порталом, тонкой резьбой на карнизах и сложенными из кусочков цветного стекла витражами. На фоне темно-синего неба золотились купола и очертания крестов.

-- Это же церковь! - Роза крепко вцепилась мне в рукав и заставила остановиться.

-- Конечно, церковь. Ты удивлена? - сначала я выбрал для своей цели старинную базилику на окраинах Виньены, потом мне понравилась красивая часовня в центре города и только недавно, пролетая над лесом, я заметил эту старую церковь. Она не была заброшенной, но немногочисленные прихожане не останавливались рядом с ней глухой ночью. За церковной оградой благоухали цветы, плющ вился по кромке стены, чуть не доставая до выпуклой стенки алтаря. Подходящей, немноголюдный приход. Вряд ли здесь достаточно дьяконов и служек, чтобы регулярно просматривать церковные записи. То, что я собираюсь сделать до поры до времени сохраниться в тайне.

-- Нет, ты не можешь туда войти, - испуганно запричитала Роза. Она еще крепче схватилась за мой камзол, так что чуть не треснула парча и потянула назад. - Пожалуйста, только не в церковь.

Похоже, она, действительно, верила, что стоит мне только переступить порог и я сгорю, как сгорает феникс, но уже без возрождения.

-- Пойдем! - бесстрастным тоном отозвался я, перехватил руку Розы и потащил ее через распахнувшуюся калитку к двери, которая уже, скрипнув, отворилась, а затем в притвор. На одном подсвечнике уже вспыхнула одинокая свеча, потом еще несколько свечей. Не слишком яркое освещение, чтобы никто не заметил свет, озаривший витражи, но вполне достаточное, чтобы я мог ориентироваться в помещении. Роза пугливо оглядывалась по сторонам, рассматривала фрески на стенах и удивлялась, как это до сих пор нас не поразила молния.

-- Не бойся. Надо быть смелее, - посоветовал я, и направился к низенькой кафедре, на которой распахнулась пухлая тетрадь с записями, сделанными в разных числах последних нескольких лет, разными почерками и разными чернилами. Страницы зашелестели, переворачиваясь. Я успел рассмотреть множество подписей, десятки свидетельств о венчание. Наконец раскрылась чистая страница. Страница, которая будто бы ждала, когда я распишусь на ней.

-- Ты догадываешься, что я собираюсь сделать?

Роза неуверенно кивнула и приблизилась.

-- Это святотатство, - прошептала она.

-- Это гарантия твоей безопасности, - я обернулся к ней и протянул ей руку ладонью вверх. Если бы кто-то сейчас заглянул в окно или в щель приоткрытой двери, то он бы подумал, что видит двух ангелов, два призрачных, мерцающих силуэта в пустом храме.

-- Я не собираюсь устраивать свадьбу фей. Традиционное бракосочетание при луне, сопровождаемое церемонией эльфов - для нас с тобой это все равно, что языческий обряд. Я собираюсь всего лишь оставить расписку в этой книге, чтобы осталось какое-то свидетельство ...Иди сюда, если доверяешь мне.

Никто бы не смог устоять, если бы я поманил его за собой. Роза колебалась всего минуту. Чернила в чернильнице давно высохли. Я тщетно искал запасной флакон. Запись без чернил не сделаешь. Но мне нужно ее сделать. Без этого я отсюда не уйду. Мне нужно не так уж много, всего-то принадлежности для письма. Как ответ на свои молитвы я нащупал в кармане острое лезвие. Каждому воздается по его вере. Все это время я упорно верил в то, что я демон, значит и в моем венчании должно присутствовать нечто мистическое, то, чего не случается с простыми людьми. Ради Розы я уже однажды принес в жертву несколько капель своей крови. Стоит ли это повторить? Я сомневался всего миг. Что такое для любви самопожертвование? Лезвие рассекло вену на запястье и я отшвырнул его прямо в пустую чернильницу. На коже из пореза ниже закатанного рукава выступила кровь. А вот перо попалось прямо под рукой. Железное перо! Я вздрогнул, будто только что осознал, что перо целиком сделанное из железа не могло находиться в церкви. Оно попало сюда каким-то другим образом. Его не мог принести не священник, ни кто-то из прихожан. Дурное предзнаменование или наоборот благословение? Кончик пера больно кольнул кожу, словно был предназначен для того, чтобы царапать до крови. Я боялся, что самовозгорающаяся драконья кровь оставит жженый след на бумаге, но страница не вспыхнула и не обуглилась, когда я начал писать. Из-под пера выходили не прожженные следы на листе, а ровные алые буквы. Я нацарапал запись о нашем бракосочетание в таких словах, какие смог сочинить, подделал подписи священника, якобы венчавшего нас, но на самом деле давно умершего, двух свидетелей, которых тоже уже не было в живых, расписался внизу сам, еще раз обмакнул перо в кровь и протянул его Розе.

-- Не хватает только согласия невесты, - прошептал я, боясь повысить голос хоть на октаву и услышать эхо собственного голоса.

-- Я согласна, - всего за миг Роза успела обдумать все, и решив, что еще до этого уже окончательно свернула с праведного пути приняла у меня перо. Кровь на железном, остро заточенном кончике блеснула, как лучик заходящего солнца. Роза нацарапала свою подпись. Перо скрипнуло и осталась лежать возле раскрытой книги, в которой еще не успела высохнуть сделанная кровью запись. Никто не догадается, что это кровь. Просто, красные чернила и никакой тайны.

Я спрятал книгу на полках среди множества других, а на кафедру положил другую еще не заполненную тетрадь. Во всяком случае теперь если со мной что-то случиться Роза сможет доказать, что имеет полное право унаследовать все, что принадлежало мне.

Еще одна нерушимая клятва. Не только устное обещание, но засвидетельствованный документ. И не имеет значения, что мертвые свидетели уже не смогут ничего подтвердить. Раньше я бы не решился на такой роковой шаг, не стал бы ломиться в двери храма только ради того, чтобы связать свою судьбу с какой-то девушкой. Не так уж давно я чувствовал себя плохо возле всех церквей, а всех самых красивых девушек считал лишь мимолетным увлечением. Я утешал себя тем, что вытворяю все это не ради собственного удовольствия или остроты ощущений, а ради того, что обеспечить безопасность Розы. В конце концов с ней одной я имел право поступить честно, даже спросил ее согласия. Одиль бы силой стала тащить ее к алтарю ради собственной выгоды, а я все-таки поступал гуманно. По крайней мере я сам так считал. Роза не возражала, значит не имела ничего против. Она вообще старалась никогда ни в чем мне не возражать, опасаясь разбудить разгневанного зверя. На этот раз она бы не побоялась перечить даже дракону, если бы была не согласна. Никто не мог сделать выбор за нее. Когда калитка захлопнулась за нашими спинами, Роза оглушительно звонко захохотала, так, что даже возница ожидающий нас вдалеке услышал и вздрогнул, чуть не свалившись с козел. Он не был человеком, но смех Розы пробрал его страхом до костей.

-- Я просто подумала о том, что для мамы это было бы ударом, - успокоившись и приняв смиренный вид, объяснила она. - Если я вернусь на родину, меня ждет костер.

-- Я как-то об этом не подумал.

-- О чем?

-- О реакции ее величества на демонического зятя. Предполагать, что ждет нас при встрече с ней и жутко и смешно, - если сегодня ночь для шуток, то я тоже намеревался шутить. Мой звенящий, нечеловеческий, зловещий смех тоже прорезал тишину, и если бы мой кучер был человеком, он бы перекрестился, вскрикнул "но!" и погнал лошадей во всю прыть от места, где по ночам раздаются такие звуки. На счастье он был слишком хорошо вышколен для того, чтобы бросить пассажиров одних без экипажа в такой глуши.

-- А ты бы не мог как-нибудь в полночь явиться к маме и потребовать от нее приданого, - жалобным тоном попросила Роза.

-- Зачем? - я был искренне удивлен.

-- Я очень хочу заполучить один медальон, который она никогда не давала мне поносить. Очень изящный, с гравировкой. Мама говорила, что он принадлежал ее убитой каким-то душегубом подруге.

-- Леди Селине?

-- Да. Ты ее знал.

-- Не очень хорошо, - я поднес руку ко лбу, словно проверяя не начался ли у меня жар от такой безумной ночи. - Я не знаю, как тебе правильнее все объяснить. Дело в том, что я даже не знал, как ее зовут, когда...

-- Понятно, - Роза поджала губки, осознав какую болезненную тему внезапно затронула. - Но медальон все равно будет мой. Даже если ты мне его не принесешь, я сама его украду. Теперь я императрица и имею право собирать дань даже с тех, кому ты до сих пор предоставлял некоторые льготы. Ведь правда?

До встречи с Винсентом у Розы никогда не было мыслей о налогах или воровстве. Пообщавшись совсем немного с отъявленным мошенником она уже успела нахвататься от него дурных манер.

-- Делай, что хочешь, - устало вздохнул я. Сейчас я был в таком приподнятом настроение, что готов был согласиться с чем угодно.

-- И еще я хочу бокал крепкого вина, - потребовала Роза. - Я никогда не пила ничего крепче чая. Один раз мне предложили что-то похожее на бордо, но моя компаньонка тут же выхватила кубок. Конечно, я не собираюсь уподобляться таким поклонникам бутылки, как Винсент, но сегодня особый случай, его надо отпраздновать.

Мы праздновали чуть ли не до рассвета, сгоняв Винсента в погреб за лучшей бутылкой вина, а потом на кухню за земляничным тортом и конфетами. Он не мог понять, отчего нас двоих раздирают беспричинные приступы смеха, но угощению был рад. Он даже не стал строить предположения о том, чьи именины мы отмечаем. Наверное, боялся, что мы либо уже забыли точные даты своих дней рождения, либо вошли в заговор, чтобы жестоко подшутить над ним.

Полосу неба озарил восход и я понял, что у меня остался всего один день. Еще не пробило семи утра, а я уже стоял в королевских апартаментах. Внезапно вырос перед королем, будто возник из пустоты. Я забыл спросить у него о самом главном, о том, что волновало меня больше всего. Если король и был удивлен моим внезапным появлением, то виду не подал. И могло ли его теперь хоть что-то удивить, после тех невероятных вещей, которые случались на его глазах с тех пор, как он впервые увидел меня.

-- Вы упомянули, что видели кого-то, когда нашли письмо. Опишите его? - потребовал я.

-- Это трудно сделать. Он стоял в тени, потом я видел лишь его спину, когда он расхаживал под окном. Вчера он вернулся. Стражники заметили незнакомца с тяжелой поступью, разгуливавшего под окнами. Незнакомца, который искал тебя.

-- А вы его вчера видели?

-- Мельком. Никто бы не успел его арестовать. Он слишком быстро исчезает, растворяется в ночи. У него отвратительный грудной кашель и горящие красным светом глаза. Это все, что я могу о нем сказать.

-- Это он, конечно же он, - я схватился за голову, внезапно осознав истину. Вчера в манускриптах я смог прочесть, что за мной по следам идет тот, кого я давно знаю. А кто же это может быть, кроме князя?

-- Горбун!? Вы видели горбуна? - спросил я. В голосе зазвучала не прошенная надежда.

Король отрицательно покачал головой и вместе с этим коротким кивком надежда улетучилась. Я то полагал, что уже все знаю, а оказалось, что не знал ничего. Не знал, кто именно назначил мне встречу и для чего. В голове настойчиво и пронзительно зазвучали предупреждения разума, важные, но уже запоздалые. В мозгу билась одна фраза, которую я желал бы, но не смел повторить вслух "Не Ротберт! Это был неизвестный, а не князь!" Я допустил ошибку, но вместо того, чтобы сдаться на милость судьбы, вновь начал строить предположения. Не Ротберт. Тогда кто?

ПРИ ДВОРЕ ТЕНЕЙ

Я начал собираться на встречу только за час до назначенного времени. Расстояние для меня ничто. За миг я окажусь в любом нужном мне месте, надо только повернуть перстень на руке. Больше всего меня удручало обязательство одеться в траурные цвета. От моего дурного расположения духа пострадало прежде всего зеркало. Мой кулак впечатался в трюмо, и вместо овального стекла с амальгамой на полу теперь валялась груда осколков. Как будто зеркало виновато в том, что за мной увязался следопыт.

По собственному мнению в черном камзоле я выглядел, как школьник только что похоронивший родню, но очень некстати вошедший Винсент присвистнул и заметил, что темное мне к лицу. За несвоевременный комплимент я готов был его убить. Благо, у меня оставалось не так много времени на пререкания. Я собирался еще побродить по городу до назначенного часа встречи, чтобы присмотреться к толпе, прислушаться к мыслям тех, кто меня заинтересует, подслушать чьи-то разговоры. Возможно, жители Виньены проболтаются о чем-то, о чем мне будет полезно услышать. Я все-таки позволил себе в качестве небольшого попустительства белые манжеты и кружевной воротник, и ощутил себя школьником не только внешне, но и в душе. С такой оглядкой может действовать только ученик, пытающийся прогулять уроки. А мне все-таки не перед кем отчитываться. Я могу вести себя более свободно, даже раскованно. Уже сотни лет позади с тех пор, как я стал сам себе хозяином.

-- Не ходи! - Роза попыталась остановить меня, как только я решил, что пора пуститься в путь.

-- Ты боишься за меня? - я попытался не выдать изумления. Зная о том, кто я, вряд ли можно испытывать страх перед тем, что отправляясь ночью в путь, я могу стать жертвой душегуба или грабителя. Подвернись такой на моем пути, он сам станет жертвой. Кто-то мог этого не знать, но Роза знала.

-- Не бойся, - с легкой бравадой заявил я и добавил совсем не то, что хотел. - Если со мной что-то произойдет, то тебе достанется не такое уж скудное наследство.

-- И демоны в качестве склонных к восстанию крепостных, - Роза тяжело вздохнула и прислонилась к тонкой мраморной колонне. Ее юбки приятно зашелестели. Каждый раз, когда волновалась, она принималась теребить пальцами оборки. Я заметил, что ее пальцы стали более тонкими и длинными, чем были до этого. Совсем, как у феи.

-- Скорее всего, я вернусь еще до утра, - снова бравада, кажется, я как и Винсент становлюсь оптимистом.

-- А можешь и не вернуться вообще, - вполне резонно заметила Роза.

-- Неужели тебя это расстроит?

-- Конечно! Разве я ничем не отличаюсь от тех крестьян, которые сбиваются в толпу, чтобы убить своего хозяина?

-- Роза! - я обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей в глаза, так, чтобы она хорошо рассмотрела двукрылую тень, постоянно маячившуюся в зрачках и лазурной дужке вокруг них. - Ты любишь дракона!?

-- Любовь слепа, - обреченно вздохнула Роза. Она улыбнулась, пытаясь придать всему сказанному видимость шутки, но улыбка вышла печальной, точно так же улыбались мраморные губы статуи Ланон Ши, грустно, с умилением, чуть зловеще, но все-таки с бесконечной тоской о всех поэтах, о каждом гении, который отдал ей свое сердце в обмен на миг вдохновения.

- Я думал, что статуи не оживают, но однажды проснулся и как будто прозрел, и ангел поцеловал меня в доме аптекаря за миг до предполагаемого покушения на мою жизнь, - я вспомнил холодный, мраморный поцелуй, вкус крови на своих губах.

-- Мне пора, - я легко, грациозно взмахнул плащом, как делал каждый раз перед тем как исчезнуть, отвесил шутливый поклон и был такой. Но даже, когда я уже устоял на освещенных фонарями улицах Виньены под моросящим дождем, меня преследовало одно видение, будто лавровый венец на мраморном челе музы превращается в терновый.

Дождь накрапывал, но не касался моей одежды. Орошенные влагой булыжники под ногами чуть поблескивали. Лужи отражали фасады домов. Фонари выстроились в две шеренги по сторонам дороги, по которой я шел, неприкосновенный ни для мелкой капели дождя, ни для ветра, ни для холода.

Опять звуки менуэта. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. У меня еще есть в запасе полчаса. Можно пройтись по кабакам, заглянуть в театр, послушать о чем идут разговоры у подвыпивших горожан. Быть может, кто-то, кому вино развяжет язык сболтнет мне что-то интересное. Я попытался читать мысли редких прохожих. Самые обыденные мысли о тепле очага, ждущим дома ужине и постели. Ничего что могло бы меня заинтересовать. Мимо прогрохотал экипаж. Я успел уловить мысли какой-то дамы и даже заглянуть в ее прошлое, богатое событиями, но вполне заурядное, если бы не одна мелкая деталь. Дама ехала на собрание. В такой час гости уже разъезжаются с ассамблей, а не едут на них. Я проводил взглядом экипаж, но больше не успел узнать ничего важного. Какая-то парочка одетая в черное вынырнула из-за угла. Сначала я принял мальчишек за двух студентов. Они все время оглядывались и о чем-то оживленно перешептывались, как две мрачные тени на пустой улице под дождем. Тени не отброшенные каким-либо предметом, а возникшие сами по себе, как отдельные существа.

Тень должна следовать за кем-то. Она не может появиться из ничего, вопреки всем законам природы. Только у Винсента не было своей собственной тени. До сих пор я так считал, но у этих двоих случайных встречных теней, тоже не оказалось. Их самих я мог назвать не иначе, как тенями. Странные мысли и еще более странный шепот, обрывки которого долетали до меня, но смысла я уловить не мог, как не старался, будто кто-то вклинился между мной и говорившими, и старался не дать мне понять, о чем они говорят.

Первым побуждением было последовать за ними. Я уже приготовился бесшумно и тихо двинуться в том же направлении, что и они, но тут же остановился. Зачем мне выслеживать тех, о чьих намерениях я могу только догадываться. Что они сами планируют, стоя и болтая под дождем? Вдруг они только того и ждут, чтобы кто-нибудь увязался за ними.

-- Вы тоже идете на собрание? - чуть нагловатый, мужской голос прозвучал как будто издалека, из мрачной бездонной пропасти.

Я резко обернулся, чуть не сбив с ног говорившего. Ему пришлось применить чудеса ловкости, чтобы вовремя отскочить в сторону, при этом устояв на ногах, а не сев в первую же дорожную лужу. Он, как и те двое был одет в черное и напоминал тень, проворно улизнувшую от хозяина.

-- Можно мне с вами, - не дожидаясь ответа, попросил он. Ну и проныра! Я еще даже не успел с ним заговорить, а он уже набивается в компанию.

Я нехотя скорчил пренебрежительную гримасу, разглядывая одеяние более глубоких темных тонов, чем даже у Винсента. Рядом с глухим, высоким воротничком бледное овальное лицо выглядело отдельной гипсовой маской, которая плывет по воздуху сама по себе и гадко ухмыляется. Даже ладоней не было видно, их прикрывали длинные рукава и плотные лайковые перчатки. Иссиня-черные, как у цыгана волосы были завиты по последней моде и почти не промокли под дождем. Кончики мелких волнистых прядей касались воротника. Внешность щеголя, но густые угольно-темные брови над лукавыми глазами придавали ему нечто цыганское.

Если бы подошедший ко мне был одет во что-то старое, то я бы подал ему мелкую монету, сопроводив подаяние советом отстать от меня. Но этот субъект ни в чем не нуждался. Было видно, что его одежду скроил отличный портной. А черный цвет можно было приписать эксцентричности или принадлежности к какому-то узкому кружку лиц, которые встретившись в толпе должны с первого взгляда узнавать друг друга.

- Сразу видно, что вы новенький, но уже на особом положении, - он окинул меня наглым взглядом. Суженые зрачки лихорадочно поблескивали мечась туда-сюда по сияющим белкам глаз.

-- С чего вы взяли?

-- Ну, у вас плащ вышит золотыми нитями. Никому из старобывцев это не позволено.

Он нервно переминался с ноги на ногу, будто ожидал от меня какой-то особой реакции на замечание.

-- Так вы позволите составить вам компанию. В такие места удобнее ходить с кем-то, а не по одиночке.

-- Отвяжись, - прошипел я и почти грубо оттолкнул его с дороги. Свет в окнах кабака в такую непогоду особенно манил теплом и уютом. Переступив порог, я окинул быстрым, но внимательным взглядом все столы, примеряясь к кому из посетителей мне лучше всего было бы подсесть и завязать беседу. А в общем зачем к кому-то подсаживаться? Я уже совсем забыл о своих способностях. Стоит мне только позвать кого-то, и он сам послушно подсядет ко мне, чтобы завести разговор. Я занял дальний столик у очага и стал из-под полуопущенных век разглядывать не новую и неброскую одежду посетителей, мундиры двух капралов, расположившихся у окна. Здесь не было никого в черном. Вполне обычная ношеная одежда, вполне обычные люди. Никаких загадок. Лишь только капралы закончили пить и покинули кабак, как под окном начал кто-то неуверенно топтаться. К стеклу прижалось бледное лицо с горящими глазами. Издалека оно могло показаться белым размазанным по стеклу пятном, но я хоть и сидел далеко, а сразу ощутил, что за мной пристально наблюдают глаза того странноватого типа, минуту назад заговорившего со мной на улице. Он уставился на меня так неотрывно и пронзительно, будто свято верил в свою силу одним взглядом вызвать меня на улицу.

Не разочаровывать же беднягу, усмехнулся я про себя, встал из-за стола и двинулся к выходу, но вместо того, чтобы подойти к двери, открыть ее и очутиться на сквозняке, как того желал от меня наблюдатель, я вплотную приблизился к окну, постоял секунду неподвижно, сверля насмешливым взглядом моего визави. Нас разделяла только хрупкая тонкая стеклянная перегородка. Его лицо все еще было плотно прижато к ней с противоположной стороны. Я чуть наклонился, едва не коснувшись лбом места на уровне его лба и дохнул на стекло. Теплое вспыхнувшее оранжевыми язычками дыхание. Он тут же отшатнулся в спасительную гущу дождя, но успел увидеть, как пламя поползло по стеклу, принимая форму гибкого золотисто-оранжевого змея с раздвоенным жалом. Апельсинового оттенка, свившееся кольцами тело лишь мгновение льнуло к стеклу, а потом рассыпалось пеплом, прежде, чем кто-то из присутствующих успел обратить внимание на мой небольшой фокус.

Я не собирался сжигать ни одного здания в Виньене, пламя не должно было затронуть ни одного деревянного стропила потолка. Я просто хотел припугнуть соглядатая.

Затем я распахнул дверь и вышел в дождливую ночь.

-- Змей! - услышал я восхищенный вздох увязавшейся за мной темной личности. - Как же я раньше не догадался! Виверн, гивр, певец ветра или кто там еще? Я прочел целую книгу о драконах, но там все так спутано. Вы мне не напомните.

Я стоял скрестив руки на груди, с видом бойца, готового к сражению и, наверное, смотрел на него с таким презрением, что наглец поспешно стал извиняться.

-- Простите, - он заискивающе усмехнулся, но счел правильным отступить на шаг другой. - Вам, наверное, неприятно об этом говорить. Лучше поговорим о чем-нибудь другом, более приятном. Сегодня вы впервые украсите наше общество? Удивляюсь, кто только сумел вас завербовать.

-- Тот, у кого железная силы воли и пристрастие к риску, - ледяным тоном отозвался я.

-- О, тогда все понятно. Можете его не называть. У ночного караула тоже есть уши, - он проворно спрятался за угол, ожидая пока упомянутый полуночный караул промарширует мимо.

Я пошел вслед за солдатами, стараясь держаться вблизи фасадов. Черная одежда помогает слиться с ночью. Если бы не непокрытая златокудрая голова я сам бы стал напоминать ночную тень.

-- Его величество усилил бдительность, - горячо зашептал нагнавший меня, так до сих пор и не назвавшийся попутчик, когда дробные звучные шаги солдат затихли вдали.

-- Неужели? - я насмешливо, как скептик изогнул бровь, будто ни в грош не ставил говорившего.

-- Всюду охрана. Нынче ловят всех, кто выступает за ограниченную монархию.

-- И чем же она будет ограничена? Волей колдунов?

-- Ну, не все настолько просвещены, чтобы додуматься до сути замысла. Всюду найдутся недовольные, готовые выступить за республику. Мы даже листовки распечатали в подполье, чтобы пополнить наши ряды простыми людьми. Не каждый, кто приходит к нам, знает про колдовство. Вот только, когда узнает, а рано или поздно это все равно случается, то уйти уже нет возможности. Вот, посмотрите! Ну разве не здорово придумано?

Он сунул мне в руку листовку, отпечатанную на обычной бумаге, на простом печатном станке, буквами, а не тайными символами. На первый взгляд все в порядке, никакого намека на присутствие чего-то сверхъестественного, если бы не крошечный отпечаток птичьей лапы внизу листа - лапы коршуна. Один намек все-таки был, достаточно прозрачный для таких существ, как я и совершенно незначительный, почти незаметный для людской публики.

-- Гениально, - с сарказмом отозвался я. - Но рассчитано на серые массы, точнее на тупиц, а не на личностей, знающих толк в нашем ремесле.

-- А-а, наверное, - растерянно кивнул мой попутчик. Он сам еще плохо во всем разбирался и сложные колдовские термины не имели для него значения, должно быть, совсем недавно свернул на преступный путь, даже толком не поняв, зачем ему это понадобилось.

-- Главное есть лозунг и общая цель. Кто-нибудь всегда клюет на подобные уловки и маленькая группа магов обретает толпу себе в поддержку. Марионеткам нужен кукловод. Новоприбывшим не обязательно знать всю правду, главное, чтобы они послужили цели главаря, но вы - особый случай.

-- Это не ваши слова, - перебил я. - Так говорил до вас кто-то другой.

-- Естественно тот, кто вас пригласил.

-- Какой же он сведущий и остроумный, - протянул я. Глуповатый сопровождающий даже не заметил насмешку, с какой это было произнесено. Сам он болтал без умолку и все в пустую, лишь бы только поговорить и не отстать от меня, а для этого ему приходилось бежать довольно быстро. Пустозвон, обозвал я его про себя и еще ускорил походку. Монета лежала в кармане. Я достал ее и зажал в кулаке, как только ступил в тот квартал, где было назначено место встречи.

Пора было решать либо расстаться с провожатым, либо пойти вместе. Я решил остаться в гордом одиночестве. Ловкая болтливая тень, маячившая у меня за плечами, уже успела мне надоесть. Про себя я уже успел окрестить привязавшегося ко мне спутника болтуном, но из вежливости все-таки спросил его имя.

- Как меня зовут? - он был удивлен, даже несколько ошарашен, будто просьба представиться в их тайном кружке считалась бесцеремонностью. - У нас нет имен. Только прозвища. Нам придумывают клички, чтобы никто не смог никого выдать. С ума можно сойти от того количества верноподданных, которые шастают по окрестностям, пытаясь хоть что-то о нас разузнать. Такие на все готовы, чтобы хоть кого-то из нас поймать.

-- Тени неуловимы, - беспечно отозвался я, пытаясь сделать вид, что мне скучно слушать про то, о чем я и так уже отлично знаю. Да и сам собеседник не замечал, что сообщает мне что-то новое. Он почему-то считал меня крайне просвещенным во всех этих планах, а говорил о них все, что знал только для того, чтобы не иссякла общая тема для разговоров.

-- Конечно, - совершенно серьезно, без малейшего намека на насмешку кивнул он на мое замечание. - К сожалению, некоторые из новеньких еще не успели свыкнуться со своим положением при дворе теней. Они не привыкли сливаться в единое с темнотой. А ведь это наша мораль - быть почти незаметными и неуловимыми в темноте. Ночь - наше время.

-- Время, когда у людей есть только свечи, чтобы разгонять мглу, - со знанием дела подхватил я. - Огонек свечи легко задуть. Люди боятся ночи, а мы в ночи ставимся сильнее, поскольку можем нанести удар из темноты, как из-за угла.

-- Точно, - кивнул он, словно признавая мудрость так хорошо сформулированных мыслей. - Признаться, я был очень удивлен, заметив вас на улице. Вы единственный из нас, кто не красит волосы в черный цвет. Это уже говорит о том, что вы особенный.

-- Сильнейшему всегда полагаются привилегии, - заметил я таким строгим тоном, что болтун предпочел выдержать минуту почтительного молчания.

-- Если я вам вдруг понадоблюсь вы легко меня найдете, - поняв, что я пока не расположен к дальнейшему поддержанию знакомства, он протянул мне руку для пожатия, но заметив, что я не спешу вынимать рук из карманов тут же виновато ее опустил. - Наш господин прозвал меня Находчивым, поскольку я легко выпутываюсь из всех неприятностей и даже помогаю остальным. Так он меня и зовет Находчивый злой дух.

Его улыбка больше напоминала оскал, хоть он и попытался придать ей толику дружелюбия.

-- Твой господин, - строгим тоном поправил я. - У меня есть союзники, есть враги, но хозяина никогда не было и нет. Я сам себе хозяин.

Я резко развернулся, плащ взвился за спиной и слегка хлестнул рядом стоящего.

-- Зови меня Драконом, - бросил я через плечо. - И ради собственной безопасности остерегайся застать меня в плохом расположении духа.

Я подошел к фасаду ничем неприметного дома, расположенного по той стороне улицы, где все здания плотно прилегали друг к другу с боковых сторон, но я четко разобрал адрес на латунной табличке у крыльца соседнего дома. На нужном мне здании никакой таблички с указанием адреса не было вообще, но по номерам близстоящих домов можно было догадаться, какая цифра должна была бы значиться на доме, втиснувшемся между ними. Об этом мог догадаться каждый, кто умел считать. Все фасады в дождливой полутьме выглядели темными и неброскими и, тем не менее, нужный мне дом даже ночью напоминал сорняк, цепко приклеившийся ко всем соседним стенках, до каких только смог дотянуться. Свет подвесных фонарей над другими коваными крылечками, размытыми пятнами ложился на мостовую, но не доставал до порога, который мне предстояло переступить. Когда-то я уже проходил мимо этого дома, смотрел на наполовину ушедшие под землю зарешеченные окошечки подвала, за мутными стеклами которых слабо золотился свет.

Дверь распахнулась еще до того, как я постучал. Изнутри пахнуло жаром, дымом от табака и какими-то благовониями. Странный субъект в черном, которого язык не поворачивался назвать простым привратником как-то по особенному воззрился на меня, будто мой приход означает для него нечто вроде знамения. Он, будто следуя некому модному образцу, тоже был бледен, худ и вся его поза выдавала настороженность. Я прищурился, разглядывая его. Нет, не просто сторож, скорее цербер, лицемерно скрывающий за бледностью и худобой свои истинные хищные повадки. Один из тех псов, что сторожили вход в мою темницу, только в более тщедушном облике. Злу нужна маска, метнулось в моей голове и я тут же осознал, что собственную идеальную маску так использовать и не научился, даже сейчас из моих подозрительно прищуренных глаз льется ослепительный, лазурный свет, а мудрость, которую я должен был бы скрывать за видимостью беспечности неким внутренним мерцанием озаряет юное лицо.

Я разжал кулак и показал монету. Минута колебания и цербер, такую кличку я ему дал, испуганно отшатнулся во тьму. Если бы не бледные пальцы, через секунду неуверенно схватившиеся за дверной косяк, можно было бы подумать, что привратник решил оставить свой пост, но сохранить в целости шкуру. Он неуверенно вернулся на прежнее место, бормоча то ли проклятия, то ли извинения. Еще секунда и он отвесил мне учтивый поклон, чуть ли не коснувшись при этом земли.

Может, мне только показалось, что в глубине здания я снова слышу отзвуки менуэта, вижу тени, вальсирующие парами по хорошо навощенному паркету. Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждения, но музыка продолжала звучать в голове, тихая и настойчивая.

Закрыв дверь, цербер достал свечу и начал лихорадочно рыскать по ящикам старого комода в поисках огнива. Лунного света, проникавшего сквозь немытые мутные окна, ему было вполне достаточно, но он боялся не угодить мне отсутствием хоть и скромной, но иллюминации. Он выругался про себя, не найдя огнива. Его черты заострились, выдавая то, что он лихорадочно раздумывает, ища выход из положения.

Один неуловимый взмах руки и маленький медный подсвечник с гнутой ручкой оказался в моей ладони. Цербер стоял, хватая рукой воздух. Он так и не понял, как мне удалось так ловко выхватить у него свечу.

-- Вниз по лестнице, правильно? - холодным, любезным тоном осведомился я, едва уловимо кивнув в сторону винтовой лесенки с заржавевшими перилами, убегавшей в подвал. Он охнул, быстро кивнул и схватился освободившейся от подсвечника рукой за горло, будто боялся, что если не доглядит, то я вырву у него сонную артерию так же легко, как отнял свечу.

Я отошел на шаг, наклонился, дохнул на фитиль, и от моего дыхания свеча вспыхнула ярким, теплым огоньком.

Вниз по ступеням. Как раз в подвал. В то место, откуда донеслись в первый раз очаровательные звуки. Нужно было наклоняться, чтобы не задеть низкий потолок, а потом, чтобы не удариться головой о притолоку. Если у самого дома был довольно невзрачный, почти убогий вид, то подвалы в нем напротив напоминали анфиладу бальных залов. Мрачных, просторных, облицованных мраморными плитами залов, словно предназначенных для того, чтобы в них танцевать, но никто здесь не танцевал. Присутствующие даже не повышали голос, если они о чем-то переговаривались между собой, то только шепотом. Когда я вошел все взгляды не устремились на меня, но я понял, что каждый успел меня заметить, украдкой разглядеть и составить собственное мнение. Много народу, в основном мужчины, дам было мало, всего несколько, скорее всего, чтобы как-то украсить безликое теневое общество. Шелест шифоновых юбок хоть и черных немного смягчал атмосферу гнетущей тишины, в которой шепотом произносились множество диалогов, не слышимых и неразборчивых для постороннего. Я чувствовал себя именно посторонним. К тому же мне стало немного неловко. Вокруг царила атмосфера подавляющей, величественной тишины, а хор шепчущих голосов казался всего лишь отдаленным жужжащим роем, который теряется в огромном пространстве. Высоко над головами довлели арочные своды потолка, с паутиной, травинками, пробившимися сквозь камни и летучими мышами, от чего в обстановке появлялось что-то зловещее. Потолок казался даже чересчур высоким, а просторы залов необъятными. Как зодчему удалось создать такое впечатление запертой в тесных подвалах вселенной. Ведь не у одного дома даже самого вместительного, не может быть целого дворца под сваями. Многочисленные гости всего лишь молекулы в необъятном звездном пространстве, от такого впечатление начинает кружиться голова, даже у того, кто привык летать, не ощущая ни страха, ни притяжения земли. Почти такие же чувства я испытывал, оказавшись в зале под куполом. События тех дней живо воскресли в памяти. Мысли так же трепетали, как и при взгляде на то собрание. Тогда я был единственным человеком в обществе проклятых. Сейчас ситуация изменилась, и я был склонен думать, что в мою пользу. Все присутствующие были новичками, не так давно свернувшими на преступный путь, а я драконом способным уничтожить их всех. Однако даже от сознания собственного превосходства увереннее я себя не чувствовал. Ощущение неловкости не исчезало. Я был единственным, кто позволил себе белые манжеты и воротник. Даже эти мелкие детали очень сильно выделяли меня из душного муравейника одетых в черное посетителей. У всех, даже у женщин волосы были подозрительно темного насыщенного оттенка. Пройдоха, встретившийся мне по пути, проговорился ведь, что это обязательное условие, красить волосы в черный цвет. Встреться мне здесь кто-то из знакомых, я, пожалуй, его не узнаю, не без усмешки подумал я.

Какая-то дама проводила меня завлекающим взглядом. По черному стоячему воротнику рассыпались такие же антрацитовые черные пряди, прежде, скорее всего, отливавшие агатовым оттенком. Мушка на щеке еще более подчеркивала белизну лица. Стоило только прикрыть его темным веером, и дама полностью слилась бы с полутьмой.

Света в зале было недостаточно, и даже неясно было, откуда здесь вообще брались тусклые световые блики. Только свеча в моей руки ярко полыхала, но уже не так ослепительно, как раньше. Огонек стал грязновато-оранжевого оттенка и грозился от любого колебания воздуха погаснуть. Ну и пусть. Я снова подую на фитиль, и он займется огнем от моего дыхания.

Через арочный проход я перешел в другую залу, занял свободный низенький столик в углу и поставил подсвечник на него. Звук меди, ударяющейся о столешницу, был смягчен все той же подавляющей тишиной, от которой у меня уже звенело в ушах. Столики в зале были расставлены у стенок, чтобы центр оставался свободным для движущихся туда-сюда, бесшумных теней.

Я то рассчитывал на шумный прием с угрозами, взмахами кулаков и обличительными речами, а тут вдруг очутился в центре полного безразличия к собственной персоне, что случалось со мной крайне редко. Создавалось ощущение, что никто меня и не ждал, и никому я не нужен в бесконечном просторе, где присутствующие- тени заняты только сами собой. Можно встать и уйти, и никто не задержит меня, не попросит остаться, никакая мстительная когтистая рука не вцепиться в меня у выхода, запрещая переступить порог. Я бы так и поступил, просто выскользнул в дверь, не ожидая пока злые духи потребуют с меня особой платы за вход. Ничто бы не удерживало меня здесь, если бы не странная реакция привратника на мое появление, если бы не монета, все еще отягощавшая карман, если бы не косые взгляды, которые, хоть я и не замечал наблюдающих, всюду следовали за мной. Здесь все были предупреждены о приходе особенного гостя и о том, что к нему не следует приставать.

И зачем только я прячу монету в кармане, как реликвию? Я достал ее и бросил так, что она звякнула о столешницу. Орел или решка? Что бы выбрал я, а что бы досталось невидимому партнеру, который займет место напротив? Я уставился в пустоту. Сидит ли напротив меня незримый наблюдатель? Я не успел рассмотреть, какой стороной упала монета. Как только она коснулась стола, свеча потухла, будто кто-то сидящий напротив дунул на нее, но не пламенным дыханием, как я, а обжигающим, зловонным, ледяным. Таким жгуче студеным выдохом, который смог бы погасить даже костер.

Мне показалось, что воздух вокруг стал спертым, пахнущим сыростью и плесенью. Стало душно, и я расстегнул воротник, потом наклонился, чтобы снова зажечь фитиль от своего дыхания, но не смог вздохнуть, чья-то ледяная, белая, как слоновая кость рука накрыла мою ладонь. Кто-то сидевшей по другую сторону стола наклонился и холодные губы обожгли мне лоб. Я отшатнулся и поднес пальцы ко лбу, пытаясь нащупать не осталась на гладкой коже уродливая печать.

-- Добро пожаловать в ад, мой ученик, - слова, тихие и шелестящие, как эхо водопада прозвучали и перед тем, как окончательно стихнуть их отзвук на миг повис в пустоте. Отзвук удивительного, молодого, бархатистого голоса. Богатый оттенками, мягкий тенор звучал бы еще лучше, если бы не излишняя чувственная проникновенность, если бы не скрытая нота зла, едва уловимая, но мне все-таки слышимая. Голос глубокий и сладкий, но кончик языка говорившего, как будто смазан ядом.

Я поднял голову и посмотрел перед собой. Пустота. Никого сидящего напротив. Неужто я стал жертвой галлюцинации, а может кто-то незримый, но проказливый, действительно, решил свести меня с ума.

Я откинулся на спинку неудобного, колченогого стула, резко качнувшегося подо мной и устало вздохнул. Легкий вздох, но от него свеча занялась так, что мигом растаял весь воск и искры посыпались на медный подсвечник.

Кто-то стоял уже сзади меня и ,шутя, массировал мне плечи, так, что кожу, словно кололо иголками. Я обернулся. Опять никого. Ни смеха, ни вздоха, ни малейшего намека на чье - то присутствие возле меня.

" Ну если не хочешь показываться, тогда прощай!", с досады подумал я и приготовился уже вскочить на ноги и демонстративно уйти, но кто-то уловил мою мысль и тихо, ехидно засмеялся.

Я обернулся за плечо, осмотрел все столики, располагавшиеся позади, но хрупкие, тщедушные фигуры разбившихся на пары посетителей за ними не наводили на мысль о существование возле них какой-то особой силы. К тому же все они были заняты обсуждением чего-то друг с другом, никто не сидел в одиночестве.

Тогда я развернулся назад к изрезанной ножом неровной столешнице и вдруг столкнулся с взглядом пары пронзительных черных глаз. Ястребиный взгляд. Так смотрит только голодный хищник и под его проницательным взглядом жертву пробирает мороз.

Я удивленно смотрел на молодое, удивительно гладкое лицо. Губы уже приоткрылись, чтобы произнести знакомое имя, но я не смог. Не хватило доверия, или мне просто показалось неправильным назвать истасканным и опороченным именем того, кто почти неузнаваемо переменился. Он не сидел возле меня, хотя казалось стоит протянуть руку и я коснусь его, ощущу под пальцами черный бархат его кафтана, холодок ониксовых пуговиц и вельвет плаща. Бледное пятно лица маячило где-то за отдаленным столиком впереди и светилось каким-то внутренним светом, отчего создавалось впечатление, что Ротберт совсем близко.

Таинственное преображение. Даже я так ни разу не изменялся. Он помолодел. Ни морщинки, ни горба, ни единого седого волоска в иссиня-черных волосах. Вьющиеся кончики прядей чуть касались стоячего воротника, лоснились и поблескивали, будто смазанные маслом. Совсем, как оперение ворона.

Неужели Ротберт? Таким я видел его впервые, высокомерным, глубоко чувствующим собственную значимость в глазах окружающих. Он тогда даже не кивнул в ответ на поклон Флориана, потому что знал, любой король может быть повержен, а обладатель тайного таланта даже после многих неудач проложит себе дорогу к славе. Если он стремился к славе и власти, то достиг цели. Потерял блистательное светлое общество и создал себе новое темное в подражание тому, которое упустил. Увы, это был только блик, бездарная карикатура на моих прекрасных подданных. Эти два места отличались, как рай и ад, а границей между ними пролегал мир смертных. Ротберт правильно сделал, что назвал это место адом. Я добровольно спустился вниз, под землю, никак не ожидая встретить здесь его. Неведомо где пролегают границы между измерениями. Я всего лишь переступил через порог, а очутился совсем не там, где ожидал.

С первой нашей встречи прошло слишком много времени и я отогнал воспоминания о ней. Как я уже сказал, Ротберт полностью переменился, неузнаваемо и неуловимо. Это был он, прежний, и в то же время какой-то другой, обновленный, приукрашенный и еще более горделивый. На этот раз к гордости добавились циничность и верткость. Он стал неуловим. Черты тоже приняли несколько другую форму, ни горбинки на носу, ни жесткой линии губ. Жестокое выражение никуда не исчезло, но лицо стало более привлекательным. А его наряд?! Он словно пародировал меня. Такого же покроя одежда, такие же грациозные, небрежные и свободные жесты. Он двигался с такой же грацией, копировал мою улыбку. Я смотрел на его жесты и видел в них насмешливое подражание своим. Какая жалкая карикатура!

Не так давно, встретившись с Ротбертом - горбуном в лесу на границах моих владений я сломал его посох и возомнил, что отнял у бывшего достойного соперника способность колдовать. Победа столь легкая и незначительная, что я даже не упомянул о ней в своих хрониках. Как же я был наивен!

Это случилось еще до того, как кто-то начал меня преследовать. Я даже не смог вычислить врага, хотя все данные к разгадке были передо мной. Не хватило догадливости или просто я был слишком самоуверен.

Князь не только снова силен и молод, он еще и пытается изобразить мое зеркальное отражение. Вот это и впрямь похоже на галлюцинацию. Со стороны мы наверное выглядели, как Люцифер и ангел, один из которых упорно отказывается поверить, что когда-то у них было нечто общее. Но мы правда были похожи. Только у одного волосы были золотыми и кружева белыми, а у другого черными.

Ротберт поднялся из-за стола, быстро, легко и почти неуловимо, как тень. Он двигался с той кошачьей грацией, которая до сего момента была присуща только мне. Почти неуловимый взмах узкой бледной руки, фосфоресцирующей во мгле. "Следуй за мной!" Жест был понятен, как слова, потому что был моим. Точно так же я манил за собой свои жертвы. "Эдвин, ты ведь не хочешь подраться у всех на глазах. Шумное разбирательство нам ни к чему. Хочешь победить снова? Хочешь овации от публики теней? Неужели решил, что аплодисменты в моем обществе будут предназначаться тебе?"

Я даже уже не мог понять чьи это мысли. Ротберта? Или я сам поддавшись новому фокусу начал сочинять за него речь, чтобы себя же раздразнить перед решающей дракой. Минуту я сидел неподвижно. Впервые я был по-настоящему ошеломлен или это просто эффект неожиданности. Только, когда широкая спина, обтянутая черным бархатом мелькнула в арочном проходе дверей, я легко вскочил из-за стола и не теряя достоинства медленно пошел следом. Все-таки изяществом ему со мной не сравниться, сделал вывод я, приходя в себя. Да, он оделся так как я, но дуэлянт из него не получится. Даже скинув с плеч тяжесть лет, князь оставался слишком грузным, чтобы равняться с мальчишкой. А я никогда и не старел. Так, что с чего мне переживать. Во всем мире не найдется моего двойника.

Оказавшись на лестнице я ускорил шаг, а потом стремглав выбежал на улицу, прямо под проливной дождь. Ротберт уже стоял на мостовой, на приличном расстоянии от меня. Он обернулся и вновь поманил за собой. Пряди цвета воронова крыла упали на лоб, намокли и прилипли к коже. Мне казалось, что он уже успел подпитаться моей энергией и стал выглядеть еще моложе. "Копия, пародия, лицедей", я продолжал про себя ругаться на него. Темный, как ночь силуэт уже скрылся в гуще дождя. Я кинулся за ним, но наткнулся всего лишь на Камиля. Единственный рыжий, щеголевато наряженный в зеленое повеса среди теней. Он загородил мне путь и нагло ухмылялся, очевидно считая, что я поддамся на его трюки и первым начну ссору. Я намеревался всего лишь пройти мимо.

-- Опять в услужении, - я грубо оттолкнул его с дороги, - Ну, поздравляю, Камиль, как драматург, ты провалился по всем статьям.

Замечание кольнуло его даже несколько больнее, чем я рассчитывал.

-- Неправда, я написал хорошую пьесу, - обиженно взвился Камиль позади меня и вдруг снова оказался передо мной, загородив дорогу, быстро и неуловимо, еще проворнее, чем его хозяин.

-- Я же не виноват, что лучшая актриса сбежала. Ты увел ее у меня, - Камиль яростно сжал кулаки. - Ты правильно высчитал, что кроме нее кругом одни бездарности и некому посодействовать драматургу в достижении успеха. Ты на что угодно готов пойти, чтобы досадить мне, а твои слуги они в лепешку разобьются лишь бы только лишить меня публики, так и шныряют по театру во время представления. Лучше бы они щипали прохожих на улице, чем тех, кто уже заплатил за билет. Нет, же, всего мира твоим прихвостням мало, им нужна еще "Марионетта". Мой театр, моя актриса, мой реквизит. Они устроили осаду, но капитуляции не дождутся.

Воспользовавшись тем, что я расстроен, Камиль совсем обнаглел.

-- Ты даже решил расстаться с холостяцкой жизнью, лишь бы только Роза не вернулась на сцену, хотя для тебя это немыслимый подвиг, - Камиль повысил голос, и уже не говорил, а кричал, так громко, что из какого-то приоткрывшегося окна на него выплеснулась струя каких-то помоев, а потом полетел еще и старый кувшин. Понадобилось все его проворство, чтобы вовремя отскочить в сторону и сохранить в хорошем состоянии свою одежку. Кувшин разбился где-то в миллиметре от головы Камиля, ударившись о стену. Осколки полетели в разные стороны, но ни меня, ни никса не задели.

-- Я еще с ними разберусь, - недовольно пробурчал Камиль, покосившись в сторону захлопнувшегося окна. Он, кажется, совсем не осознавал угрозы того, что закричи он снова и какие-нибудь добропорядочные разбуженные посереди ночи горожане не пожалеют еще одного горшка, лишь бы хорошо выспаться перед предстоящим рабочим днем. Не у всех же такая легкая и оригинальная занятость, как у Камиля. Он бодр и проворен даже глухой ночью, а какой-нибудь хозяин лавки может торговать только днем, но уж никак не в полночь. Я бы мог ему это объяснить, но решил не терять зря времени. Все равно Камиль ничего не поймет и только сильнее ощетиниться.

-- А его милость похорошел, правда? - язвительно усмехнулся Камиль, отряхивая невидимые пылинки с кафтана. - Конечно, не такой красавчик, как ты, но некоторым женщинам он уже успел понравиться. Например, служанке Лоретте, она так бездарно пыталась с ним кокетничать, а после того, как ты ее ошпарил, в нее будто бес вселился. Она еще с порога велела нам убираться, заперла двери, плакала, но ты же сам знаешь, что мне никакая замочная скважина тесной не покажется. Любой щелки хватит, чтобы в нее пролезть. В общем, девушки, которую ты переманил на свою сторону, больше нет и ее хозяина тоже.

-- Как и предсказателя с его гадалкой? Верно? - меня словно осенило, надо было сразу догадаться. - Случай с ними должен был бы стать для тебя притчей, чтобы ты понял, как твой хозяин расправляется с надоевшими слугами.

-- Ты сам отказался от моих услуг, когда я их тебе предлагал. Так, что же мне оставалось делать, как ни держаться надежной стороны. Его милость ни разу не пытался меня прогнать взашей или...- он тут же осекся, не желая ни словом, ни помышлением возвращаться к тем временам, когда приходилось терпеть упряжку.

-- Ну, был бы ты чуть-чуть посговорчивее, Эдвин, - Камиль тряхнул рыжими кудрями и они пламенной струей заискрились под дождем. Привычный, отвлекающий жест, чтобы никто не заметил тяжелого, разочарованного вздоха. Он то надеялся, что ему удастся меня пронять, а я оставался горд, упрям и даже не замечал его приставаний.

-- Шел бы ты своей дорогой, - я отпихнул его в сторону, и ускорил походку, но Камиль быстро, крадучись, бежал следом и отставать не намеревался.

-- Мне приказано идти за тобой, - стал оправдываться он, когда мое терпение все-таки лопнуло и я, резко обернувшись, схватил его за шиворот и поднял над землей.

-- Ты никогда не понимаешь без повторения, - я выпустил его воротник, и только благодаря своей способности постоянно ловчить, Камиль не плюхнулся в лужу, а устоял на ногах.

-- Повторений не нужно, - пробормотал он, отряхивая на этот раз, действительно, испачканную брызгами из луж одежду. - Я всего-то хотел заключить сделку. У вас я так понимаю назревает разбирательство, - он опасливо покосился в ту сторону, где недавно скрылся князь. - У его милости я, как правая рука, честно, - похвастался он, чуть съежившись под моим скептическим взглядом. - Без меня многое осуществить не так просто. Где сейчас обойдется без проворного слуги. Сам как ни старайся, а быстро со всем не справишься.

-- Короче, - перебил его я. - Что ты этим хочешь сказать?

-- А-а, так, значит, мне все-таки удалось хоть чем-то заинтересовать вторично ваше высочество, наследника престола, - радостно почти с триумфом протянул он.

-- Ладно-ладно, я все скажу, - Камиль ловко увернулся от моей руки, уже вцепившейся было ему в воротник. - Я предлагаю свой временный уход за кулисы. Весь мир твои подмостки и князя, деритесь, сколько хотите, я не увяжусь следом. Я возьму отпуск, до тех пор, пока вы не выясните отношений, князь нигде не сможет меня отыскать. Если ты победишь, то мне ничто и не грозит, если он одержит верх, то я всегда смогу сочинить трогательную историю о том, что ты держал меня взаперти, нарочно, чтобы ему досадить. Такое уже случалось как-то раз, так, что подозрений не вызовет. Только не подумай, что я пытаюсь упрекнуть тебя в отсутствии оригинальности.

Он чуть попятился, заранее высчитывая, в какую сторону будет выгоднее увернуться от моего кулака.

-- Если еще короче и понятней, то я не буду вредить тебе, если ты позволишь Розе снова выйти на сцену. Пожалуйста, она должна сыграть маркизу еще раз. Хотя бы один раз, это принесет нам неплохую прибыль. И одна десятая прибыли будет твоей, - в голосе Камиля звенели и сменяли друг друга то просительные, то подкупающие нотки.

-- Неужели ты считаешь, что все время можешь держать ее под замком? - Камиль всячески пытался склонить меня к нужному ему самому решению.

-- Почему твой хозяин сбежал? - я оглядывался по сторонам, тщетно ища проворное, могущественное существо, только что ускользнувшее от меня и затерявшееся в темном лабиринте городских улиц. - Он сам пригласил меня и исчез. Это по крайней мере невежливо. Возможно, эту грубость объясняет страх, который он, обретя наконец-то благоразумие, начал испытывать передо мной. Приумножив свою силу он должен был стать умнее, а любой у кого сохранилась хоть малая толика разума бежит, завидев меня.

Я всего лишь провоцировал Камиля на какое-нибудь новое откровение, а сам прислушивался ко всем окружающим звукам. А вдруг вместо капель дождя по какой-то крыше барабанят кончики длинных паучьих пальцев Ротберта. Вдруг, он уже успел незаметно вернуться, вскочить на какой-нибудь карниз и теперь с высоты и с усмешкой наблюдать за двумя непроходимо тупыми спорщиками. Что заставило меня остановиться, и набиваться на драку с Камилем, всего лишь его настойчивость или нечто большее? Возможно, присутствие кого-то третьего, исподтишка подбивающего нас обоих на ссору.

-- Ты слишком мнителен, - с презрением фыркнул Камиль. - Считаешь, что все, кто знает толк в колдовстве, должны падать на колени, когда ты проходишь мимо или хотя бы пугаться до обморока при твоем появлении. Теперь ты не сильнее князя, у него тоже есть свое тайное общество. Все, кто приходит к нам..., - он яростно сверкнул глазами, будто пытаясь выразить, как он восхищен этими смельчаками. - Они злые, опасные и обладают редкостной силой. Они избранные.

-- Скорее отвергнутые, - возразил я.

-- Даже те чародеи, которых ты бы побоялся пустить на задворки своей империи? - отдышавшись, с все тем же нагловатым блеском в глазах осведомился Камиль.

-- Изгнанные из рая стекаются в ад. Эти люди принадлежали злу еще задолго до того, как князь позвал их, иначе бы они не услышали зова, не взяли ваших листовок, просто бы не заинтересовались и прошли мимо. Я чуял их по запаху, когда мимо проносился экипаж, или проходили парочки, похожие на тщедушные тени. Слишком слабые для того, чтобы самостоятельно добиться успеха в жизни они обратились за помощью к колдовству и попались в ваши сети. Трудно ли совратить с праведного пути тех, кто уже и так с него сошел? Ты тоже ходил по улицам, раздавая брошюры и превознося великие идеи, которые существование свое продолжат только в словах? Гордишься, что с помощью вранья заманиваешь в это новое подпольное общество тех, кто выйти из него уже никогда не сможет?

-- Какой же ты злой, - Камиль сделал вид, что он глубоко обижен. - Хорошо, что ты так вовремя порвал с князем. Одни твои проповеди отпугнули бы большинство тех, кого удалось завербовать

-- Похоже тебе все-таки пришлось потрудиться, уговаривая их, иначе бы ты так не радел о большинстве, даже если бы я подослал под ваши окна своих агитаторов, - желания подразнить Камиля все-таки оказалось сильнее, чем стремление бежать в ночь. Погоня могла и не принести пользы. Дробь дождя на одной из ближайших крыш сменили хлопки чего-то более тяжелого и крупного, чем капель. Чьи-то подошвы, плоские с низким скрипучим каблуком. Кто-то ступает по крыше, осторожно и по-кошачьему мягко. Кто-то, кто, как и любой представитель семейства кошачьих сможет выпустить когти, как только захочет.

-- Что поделаешь? Люди стали подозрительны во всем, что касается наших собраний, - Камиль неприязненно поморщился, явно что-то припоминая. - А для князя важна численность. Его подданных должно быть больше, чем твоих.

-- Иначе силы будут не равны, - я не удержался от того, чтобы съязвить. - При всем твоем старании Камиль там, - я непроизвольно махнул рукой назад, в сторону дома, из которого ушел. - На вашем собрании, конечно, много заблудших, но это ни целый народ или даже не целый город. В каждом из тех пожаров, причиной которых я становился, сгорало больше людей. Ваше общество всего лишь одна десятая часть тех, кто уже пошел за мной.

-- Я никого не вербовал, - тут же начал возражать Камиль. - Я вообще никому из них не хотел показываться на глаза.

-- Не хотел расставаться с привычным цветом своей шевелюры? - я скрестил руки на груди и вызывающе усмехнулся. Больше не слышно было ничьей крадущейся поступи, но я был уверен что кто-то затаился рядом. Ощущая вблизи присутствие врага, дракон не может ошибаться.

-- Не смей меня оскорблять, иначе ...- Камиль сжал кулаки.

-- А что ты сможешь сделать? - я стал надвигаться на него. Как надвигается опасность, легко, проворно и неотвратимо.

-- Я...- Камиль лихорадочно соображал, как с честью выйти из положения. - Ну, я ...буду секундантом на дуэли, в том случае если у Анри или у кого-нибудь обиженного тобой наберется достаточно смелости, чтобы бросить вызов, - голос храбрый, но сам Камиль благоразумно попятился. Недалеко как раз располагался перекресток и было легко свернуть за угол.

-- Ты? - я недоверчиво изогнул бровь. - Да, ты всего лишь шут, скоморох. Бежишь за сто миль от места, где может случиться драка.

-- А ты ничего не можешь сделать без колдовства, даже развести огонь в печи или достать книгу с полки, - Камиль на секунду умолк, поняв, что сам обличил себя в шпионаже. - Ты тоже никогда бы ни с кем не стал драться, не применив магию, - уже более спокойно добавил он.

-- Как же нам скоротать время, чтобы не убить друг друга в ожидании князя? - пошутил я, но Камиль отнесся к заявлению серьезно.

-- Сыграем в карты! - предложил он, тут же ловко извлекая из внутреннего кармана жилета пеструю с золотым тиснение колоду.

-- На мою голову?

Камиль отрицательно и шаловливо покачал рыжеволосой головой.

-- На твою брачную ночь, - весело предложил он.

Я уже собрался бросить его и уйти, но его предложение заставило меня развернуться. Даже не вспомнив о колдовстве, я с размаха ударил Камиля по лицу. При всей своей ловкости увернуться на этот раз он не успел. Мой кулак впечатался ему в челюсть и неудавшийся драматург упал прямо на мостовую. Колода карт веером рассыпалась рядом с ним.

-- Ты мне зуб сломал, - то ли жалобно, то ли обвиняюще протянул Камиль. Во всяком случае, говорил он уже не с апломбом, и даже не думал бежать за мной вслед, не выдержав приличного расстояния между нами. Мне уже было как-то все равно, станет он шпионить или нет. Я приглядывался, пытаясь различить темную фигуру князя, фосфоресцирующие руки и лицо, но вокруг вздымались только крыши, без смутных силуэтов над черепицей, даже без птичьих гнезд. Никто не прятался за трубой, и не летел по воздуху. На пустынной улице я был единственным существом, которое манили к себе небеса. Я поступил так, как захотел. Одним быстрым прыжком очутился на самой высокой крыше. Мои ногти оставили глубокие царапины на черепице - след дракона, напоминание о том, что я был здесь, а потом даже если кто-то и заметил из окна блеск золотых крыльев, то он смог бы принять пролетевшего над Виньеной дракона всего лишь за сновидение.

СЕКРЕТ ПРЕОБРАЖЕНИЯ

Рыхлый мокрый снег хрустел под ногами. Сапоги увязали в густом белом ковре и оставляли глубокие следы. От самой границы я шел до замка пешком, как если бы снова стал простым человеком. Мне нужно было поразмышлять в одиночестве. Нужно было додуматься до того, как князю удалось столь чудесным образом перемениться. Ну же, Ротберт в обмен на какое бесценное сокровище ты смог купить молодость и красоту?

С яростью вырывая ноги из снежной топи, я делал быстрые шаги, вкладывал в них всю свою энергию, будто хотел протоптать замерзшую землю под снегом. Оставить на ней пламенеющий след от своих подошв. Пригоршни снега отлетали в стороны, сыпались за отвороты сапог, но мне не было холодно, и я не опасался заболеть, драконий огонь согревал меня изнутри, бодрящими струями растекался по венам, оранжевой лентой обвивался вокруг сердца достаточно сильного для того, чтобы качать не обычную человеческую кровь, а горящую лаву, смешанную с кровью. Даже на морозе я ощущал восхитительное согревающее тело тепло, которое по воле случая не раз обращалось в адский огонь. Как вообще стройное юное тело может вмещать в себя такую разрушительную силу, смесь крови и огня, нечеловеческую ярость и наконец второе "я" с огромными крыльями и драконьей пастью, которое временно свернувшись, как джинн в бутылке, дремлет где-то внутри меня. Возможно, такое двуличное создание, как я, задача куда более неразрешимая, чем нежданное омоложение одного дряхлого старика.

Можно было сколько угодно пытаться сделать вид, что мне наплевать на то, что Ротберт снова стал молодым, но на самом деле мне было далеко не безразлично все, что происходит при его дворе теней. Мыслями я вновь и вновь возвращался туда, видел дам и кавалеров в черном, вертлявого находчивого демона, сотни безликих и безымянных последователей зла и прекрасное, бледное, фосфоресцирующее лицо моего собственного злого гения.

Как это могло произойти, снова задал я себе вопрос, который уже много раз оставался безответным. Но на этот раз подобно галлюцинации перед взглядом возникло знакомое, неизменное, всегда насмешливое лицо Камиля и его голос шепнул над ухом "а как ты думаешь, почему мы похищали только молодых?"

Я брел наугад, не разбирая пути. Казалось, что дорога сама привела меня домой. Долина расстилалась перед замком, пустынная и белая, как только что вытканное однотонное полотно. Даже я при всей моей зоркости не сразу смог заметить существо, свободно и грациозно, движущиеся мне навстречу. Белизна на фоне белизны. Гордый с белой гривой единорог был почти неотличим от окружающего снега. Рог украшенный жемчугом чуть наклонился, приветствуя меня. Других знаков почтения не последовало. Единорог не стремился унестись по первому моему приказу. Он поднял на меня золотистые в разноцветных крапинках глаза, и я понял, это слуга Розы. Ее подданный, ее добровольный пленник...навечно.

Теперь наступила моя очередь присвистнуть от удивления, но я никак не выказал своих чувств, просто прошел мимо и ворота крепости распахнулись передо мной. Как я могу осуждать это своевольное животное? Разве я сам не пленился Розой?

Замок, просторный и великолепный, вернул мне ощущение покоя и сознание собственной власти. Множество комнат, залов, галерей, где за каждым поворотом скрываются таинственные силы, подвластные лишь одному-единственному владыке. Ну разве всего этого недостаточно, чтобы вызвать благоговейный трепет. Почему бы не поколдовать просто так, ради собственного удовольствия и чтобы ощутить свою силу. Я никогда еще не пускал в ход чары просто ради озорства, в отличие от многих и многих моих слуг. Стоило ступить на лестницу и пушистый ковер, устилавший ступени зашуршал под ногами ворохом осенней листвы. Нарядные, желтые, пурпурные, багряные листья поднялись и закружились под потолком, еще более пестрые, чем наряды гостей на карнавале. Я погладил медную голову гарпии, неподвижно сидящей на перилах и услышал, как изнутри истукана донеслось довольное урчание, чуть ли не мурлыканье. Мне не нравился траур, так зачем же его терпеть. Я провел ладонью по рукаву, ощутил под пальцами мягкий бархат и ...никакой черноты, ее сменил щегольски- фиолетовый оттенок.

Ротберт, конечно, сумел бы испортить настроение кому угодно, но я решил не поддаваться на его провокацию. Надо отыскать Винсента и заставить его так же сменить траур на более приятные цвета, чтобы он не стал живым напоминаем о собраниях теней. Также стоило разрешить Розе завести хоть целый зверинец. Так я думал до тех пор, пока не застал саму Розу за изучением очередной магической книги. Сама-то она была, как всегда, прекрасна, но вот мерзкая тварь на правах питомца расположившаяся у нее на плече сразу вызвала у меня неприязнь. Кажется, гремлин. Я точно даже не знал, как можно обозвать это существо с очень длинными когтями, слишком крупной для хрупкого, почти по-кошачьи гибкого туловища головой и неприятной мордочкой.

Роза сидела на софе, сосредоточенно листая книгу, а маленький бесенок расположился на ее обнаженном плече и крепко вцепился коготками в кружевную оборку на корсете, будто боялся, что если хоть на миг выпустит кружево, то у него отнимут хозяйку. Коричневые глазки-бусинки то поглядывали вниз на книгу в руках Розы, то настороженно озирались по сторонам.

-- Он миленький, правда? - Роза подняла глаза и лучезарно улыбнулась, увидев меня.

-- Да? Наверное, - неуверенно пробормотал я, срочно думая, как избавиться от этой облезлой крысы, которую язык как-то не поворачивался назвать милым существом.

-- Давай я лучше принесу тебе котенка или двух, - подумав, предложил я.

-- Зачем? - удивилась Роза. - Ты думаешь, котята смогут долго прожить в таком месте. Ты только вспомни про свои подвалы и тех, кто там обитает.

Роза резко встала и захлопнула книгу. Гремлин поспешно вцепился когтями в локон хозяйки, чтобы не упасть. Интересно за кого он ее принимал за добрую госпожу или за приемную маму. На меня он уже начал шипеть, очевидно, решив, что такой подозрительный гость, как я, может причинить вред его благодетельнице. Такой наглости никто из тварей, прятавшихся в закутках моей страны, еще себе не позволял.

-- Он маленький, - Роза с сочувствием покосилась на приемыша. - Гораздо меньше, чем все эти мерзкие чудовища в подвале. Они бы снова попытались его избить, если бы я его с собой не забрала. Мне даже удалось с помощью твоей книги залечить ему синяки и царапины. Сам ведь знаешь, какими смелыми могут быть твои подданные с теми, кто слабее их.

-- Она ради тебя бросила все, что имела, а ты даже не позволяешь ей завести домашнюю зверушку, - Винсент взял меня за локоть и оттащил в сторону. Он пытался шептать так, чтобы Роза не слышала, но она научилась внимать едва различимым колебаниям звуков.

-- Оставь его, Винсент. Лучше отнеси книги назад в библиотеку, иначе нам сделают выговор за беспорядок, - голос Розы резонирующим эхом отозвался от стен, эхом способным создать в пустоте музыку.

Винсент подчинился безоговорочно. Никогда еще он не был так услужлив и проворен.

-- Случилось самое худшее? - спросила Роза, как только он ушел. Ее выразительные, бездонные глаза смотрели на меня и казалось видели насквозь.

-- Это начало конца, - я скрестил руки на груди и прислонился спиной к холодной стене. Если бы по этой стене сейчас пробежало пламя и обожгло меня, я бы ни чуть не удивился.

-- Ты не поразишь меня, если скажешь, что мы переступили черту и время близится к концу света, - честно признался я Розе, намного честнее, чем мог признаться даже себе самому. - То, что мне довелось увидеть, не может произойти только так. Время развернулось вспять всего лишь для одного мрачного создания, значит ли это, что для всех других вот-вот пробьет последний час?

-- Только не для нас, - уверенно улыбнулась Роза, и от ее улыбки как будто стало теплее. - И не для моего подопечного. Он очень хочет жить, и он голоден. Ты не знаешь, чем можно накормить его?

Я очень надеялся на то, что это не случай химеры, нацелившейся закусить моей знакомой графиней. Во всяком случае, уже прошло довольно много времени, а существо на плече у Розы так и не попробовало запустить когти в ее плоть. Значит, без человеческого мяса вполне можно обойтись. Мысль утешительная.

-- Смотри, чтобы эта тварь ее не искусала, - повелительно шепнул я вернувшемуся Винсенту.

-- Я понял ...понял, - он едва смог вырвать у меня свою тощую сильную руку, в которую я нехотя запустил заострившиеся ногти. - Смотри не оцарапай никого сам.

-- Постараюсь, - пообещал я таким тоном, что Винсент предпочел попятиться.

"А как же крысы в подвалах твоего театра", молчаливо напомнил Винсент, его губы были плотно сомкнуты, а красивые, орехового оттенка глаза искрились вызовом. Глаза, которые теперь могли изменять свой цвет от карего, до золотистого и медового. Целая палитра всевозможных оттенков вокруг одних крошечных зрачков. Эта внутренняя, яркая, как фейерверк, радуга с лихвой искупала привычку наряжаться в черное. Винсент не был безликой безымянной тенью или незнакомцем, поджидающим жертву в темноте. Он был именно тем, неповторимым и бесконечно обаятельным Винсентом, у которого хватило смелости, чтобы последовать за мной через века.

И он был прав, к крысам в театральных подвалах я не испытывал никакой брезгливости, и к маленькой твари, цеплявшейся за длинные упругие локоны Розы, я тоже особого отвращения не испытывал, только опасался, что этот необычный питомец может, пусть даже и нечаянно причинить ей вред. Ведь когти у него довольно длинные и клыки не короче. А так, он даже немного симпатичнее, чем прочие мохнатые и крылатые жильцы в погребах. А разве статуи гоблинов и ифритов, протянувшиеся устрашающей шеренгой по крыше замка были более безобидными? И в конце концов разве не ко мне так часто прилетал личный ворон, располагавшейся то у меня на плече, то на спинке кресла, не у меня ли в лаборатории стоял тигель, вокруг которого ползала саламандра, а под воротами замка иногда бегал крупный волк, с которым мы давно свели дружбу.

-- Я совсем забыл про Генри и про серую голодную армию под театром, - подумал я вслух и вместо того, чтобы скинуть плащ, поплотнее запахнул его. - Я иду в Театр Теней.

-- Я с тобой, - Роза подхватила изящную бисерную сумочку, высыпала все ее содержимое на стоявшее рядом канапе и предложила гремлину забраться внутрь, что он быстро и охотно сделал.

Место, где раздаются звуки цимбал, ситаров и флейт, но не видно ни музыкантов, ни инструментов, манило ее. Сцена, где дают представление призраки, привлекала. Никакой фантазии в пьесах, никаких выдуманных сюжетов, духи повторяли лишь те события, которые когда-то имели место в жизни. Зато сам зрительный зал, не говоря уже о сцене и кулисах, выглядел фантастическим. Иллюзорная красота обстановки казалось вот-вот рассыплется в прах, оставив после себя лишь болезненно прекрасное, навязчивое воспоминание. То воспоминание, которое сладостной тоской ложиться на сердце человека, побывшего среди фей, заставляя все краски жизни блекнуть перед желанием вернуться назад.

-- Не хватает только название, - заметила Роза, остановившись возле кариатид, украшавших вход.

-- Название, должно быть, - кивнул я, а про себя добавил "чтобы Камиль не смог спутать это место с "Марионеттой"". На скрижали над створками дверей, будто выведенные чьей-то проворной рукой стали появляться слова. Витиеватые буквы обозначили название театра, вместо точки широким росчерком некто поставил закорючку, к который тут же стали прибавляться следующие завитки и в результате вокруг надписи образовалось подобие виньетки. Я критически оценил очередное свое творение и решил, что на сегодня оно вполне сгодиться, потом можно будет вернуться и оставить роспись поаккуратнее, а где-нибудь снизу присовокупить отпечаток когтей хозяина - неоспоримое доказательство того, что театром владею я.

Роза расположилась по центру пустого партера и осторожно пристроила на колени сумочку, в которой смирно сидел ее питомец. Освободившись, он радостно запрыгал по золоченым спинкам кресел.

Разыскивая Генри, я поднялся на самый верхний ярус, и с высоты мне казалось, что маленькая агрессивная обезьянка прыгает вокруг изящной в человеческий рост фарфоровой куклы, которую кто-то нарядил в лиловый муслин и посадил в кресло в самом центре пустого театра.

В мозгу вдруг вспыхнуло ослепительное видение, Роза входит в зал под куполом, в тот самый зал, в который когда-то вошел я. Ее волосы развеваются в порывах холодного, зимнего ветра, как живое полотно. На ней никаких украшений ни короны, ни кружевных митенок, но она сияет, как солнце, потому, что ее платье сшито из золотой парчи. Грациозная, стремительная походка создает впечатление полета. И вправду идет ли она или летит над мраморным полом? Одетые в черное члены собрание, как стройные силуэты, так и безобразные, жмутся к стенам при виде ее, корчатся в муках, как вампиры, в гробницу которых вдруг ворвался солнечный свет. Пятятся от нее и адские псы, когда-то сторожившие мою темницу. Сам князь падает перед ней на колени, хочет схватиться за подол ее платья, но отдергивает руку так быстро, будто обжегся. Роза, как ангел возмездия внимает его мольбам безжалостно и сурово. Роза парит над землей, а князь всего лишь ползает по полу, как отвратительный, темный осьминог, царапает ногтями мраморные плиты. Роза безмолвно наблюдает за ним, прижимая к светящемуся золотому корсету маленькую черную книжечку? Что это за книга? Молитвенник или одна из моих колдовских книг?

Видение рассеялось, как дым. Осталась только Роза, не жестокая и беспощадная, а миловидная и относительно скромная, до тех пор, пока кто-то не захочет ее обидеть. Она внимала звукам кифары, а гремлин уже устроился у нее на коленях.

-- Пора вести армию в бой, Генри, - сказал я менестрелю, как будто из пустоты возникшему за моей спиной. Я даже не обернулся, а продолжал стоять облокотившись об обитый бархатом барьер. Высота, ограниченная рядами лож, казалась еще более головокружительной. Как будто заглядываешь в колодец.

-- А ведь зрение людей близоруко по сравнению с моим. Что бы они смогли разглядеть отсюда? - усмехнулся я. Генри, который, несмотря на злоключения происшедшие с ним, все еще оставался человеком только тяжело вздохнул.

-- Не посчитай, что я хочу взять измором тех, кого не могу осилить, - предупредил его я. - Хочется их немного припугнуть вот и все. Инстинкты хищника заставляют меня играть с жертвами.

Занавес с пышной бахромой давно уже бесшумно поднялся. На сцене плясали цветные огоньки. Слышалась кантилена. Ничто не указывало на то, что посереди такой идиллии, под самым потолком театра, чуть ли не на уровне подсобных помещений, двое сговариваются о том, какой напастью в очередной раз потрясти мирные улицы еще одного города.

-- Выпусти мои полчища и руководи ими, - выразительно и свирепо прошептал я, попытался сфокусировать взгляд на сцене, но увидел только общество Ротберта. - Ни одно жилище добропорядочных горожан пострадать не должно, только дома тех, кто ночью наряжается в черное и идет на тайное собрание. Ты узнаешь их без труда, Перси поможет тебе. Пусть крысиные полка грызут их вещи, мебель, одежду, их печатные станки и листовки, пусть царапают и кусают их самих, если застанут дома. Вся ночь в вашем распоряжении, пусть мои питомцы хоть разок полакомятся чужим имуществом. Наутро вы вернетесь назад, и законопослушные жители Виньены останутся в счастливом неведении о том, что происходило ночью.

-- Будет сделано, монсеньер, - легкий шелест сукна или ситца, Генри отвесил низкий поклон за моей спиной и понесся в подвалы. Длинные балахон, который он нашел в костюмерной и теперь использовал в качестве верхней одежды, волочился за ним по ковровой дорожке. С виолой он не на миг не расставался. Даже сейчас какая-то из струн дернулась и звякнула сама по себе.

Может заставить призраков сплясать пассакалию, или устроить мистерию на манер той, которую я наблюдал ночью в долине? Роза была довольна уже тем, что увидела. Она подняла глаза вверх, в затененный угол верхнего яруса и несмотря на расстояние безошибочно различила меня. И снова в ее зрачках мелькнул и исчез один из тех проказливых духов, что дразнили меня со страниц книги. Сложно ли было понять чувства Розы? Она вспомнила свой дебют. Там на сцене "Марионетты" она чувствовала себя девочкой, впервые испытавшей славу, здесь она ощутила себя королевой.

Бронзовые статуи ифритов распахивали тяжелые свинцовые крылья над парапетом. Снежинки кружились вокруг величественных и мрачных изваяний, и таяли, едва успев коснуться поверхности статуй. Снегопад над замком становился все сильнее. Белое конфетти над галереей страха. Два ряда ужасающих скульптур, выстроившихся на крыше наподобие стражей, могли испугать кого угодно, но только не меня. Розу, державшуюся возле моей спины их вид пробирал страхом до костей. Она знала, что они живые, что их тяжелые бронзовые лапы обрушаться на тех, на кого укажу я. Я не совсем понимал ее. Разве можно бояться их, раз она не боится меня. Наружный вид меня, конечно, не обличает, но если заглянуть с малопривлекательной изнанки, то я более опасное и кровожадное создание, чем они все, эти крылатые, когтистые, отталкивающего вида демоны.

Среди них, как будто в насмешку над злом затесался один единственный великолепный, отлитый из меди ангел, и его распластавшиеся за стройным телом громадные крылья занимали куда больше места, чем нетопыриные, заостренные крылья ифритов.

-- Он похож на тебя, - заметила Роза, рассматривая одухотворенное, без тени зла, но неподвижное лицо.

-- Таким я был когда-то, - коротко бросил я.

-- Когда был человеком?

Абсолютно невинный вопрос затронул какую-то болезненную струнку. Я взглянул на ангела, и мне почудилось, что уголки его губ тронула едва заметная, лукавая улыбка. Поспешно отвернувшись, я чуть не споткнулся о постаменты других статуй.

-- Впервые я увидел этого ангела очень давно, в безымянном городе за мостом, здесь всего лишь копия, - проговорил я скороговоркой, надеясь скинуть с плеч груз прошлого, всего лишь поведав о нем Розе. Этой красивой, юной девушке, у которой в сумочке сидит маленький монстр, а в гардеробе спрятана колдовская книга. Красавице, которая привыкла ко мне и не требует, чтобы я изменился в лучшую сторону. Роза и не подозревала о том, что может одним своим обиженным вздохом убедить даже демона, что в присутствии дамы необходимо вести себя хорошо, и при случае щегольнуть остроумием и манерами.

-- Их здесь целая рать, - страх Розы прошел, она с восторгом огляделась вокруг, развела руки в стороны и сделала пируэт, будто пытаясь разом обнять всю галерею. - И каждый из них...

Она не решилась договорить " готов сражаться во имя тебя", решила, что в присутствии грозных изваяний будет оскорбительно говорить о них, как о гончих псах.

-- Они поступят так, как я прикажу, - я произносил правду как есть, не стесняясь отсутствием щепетильности. Истуканам не ведомы обиды. Двое сфинксов, дремлющих в центре, ряд горгулий, ифритов, гоблинов и других крылатых существ, которым люди не придумали названий - все они были сделаны из бронзы и меди, но в тоже время полны жизненной энергией. Они все осознавали мою власть над ними и лишнее упоминание об их зависимом положении не могло никого оскорбить. Они смирились с тем, что несвободны и даже ощущали гордость от того, что их таких разных и непохожих друг на друга объединяет в один легион власть более могущественного, чем они все существа. В них не могло быть никаких добрых чувств, но иногда мне казалось, что по-своему они любят меня.

Возможно, если бы я оказался в беде, то одно из этих изваяний расправило бы крылья, самовольно сорвалось с места, оставив пустой пьедестал, и устремилось на выручку. Может быть, если б Роза, в волосах которой сейчас мелким крошевом блестели снежинки, а в голове не было ни одной мысли о побеге вдруг надумала сбежать, то медный ангел слетел бы со своего постамента и все с той же лукавой улыбкой встал у дверей, преграждая ей путь, как самый надежный и неподкупный часовой.

Уже оказавшись в тепле и уюте замковых покоев, я начал размышлять о том, как поступить дальше. В камине раскололось бревно, и посыпались на экран снопы искр, будто даже твердое полено не могло вытерпеть напряжение, которым давили на него мои мысли. Стоило только разозлиться и все на чем бы я не сосредотачивал взгляд, начинало биться или колоться без видимой причины.

Какая мораль или предосторожность могла помешать мне всего лишь вернуться в Виньену, спрятаться за углом и, выждав, когда Ротберт войдет в двери своего убежища, дохнуть огнем с высоты на его дом, чтобы вспыхнули все подвалы. Тогда, вероятнее всего, князь уже не сможет спастись, и будут с лихвой отомщены не только годы заточения, но и все те жизни, которые унес пожар в замке моего отца. Я имел в виду только замок и самых близких людей, потому, что жизни целой страны не искупить, принеся в жертву всего лишь горстку падших людей, преступников, теней, использующих ночь, как маскировочный костюм.

Жажда отмщения на миг воодушевила. Что если Ротберт тоже окажется в самом пекле и ощутит вкус огня, тот самый вкус, который я ощущаю постоянно на кончике языка, даже просто, когда сглатываю слюну. Он никогда не узнает, что значит чувствовать примесь огня в своей крови, но зато узнает боль от ожогов. Даже если он успеет выбежать на улицу, мой огонь все равно настигнет его и тогда ...тогда он, как огненный факел начнет метаться по улицам Виньены и от моего наследства останутся одни пепелища. Я нахмурился. Нельзя быть до конца уверенном в том, что князь не сможет потушить пламя, от которого уже занялась его одежда всего одним магическим словом или, что не успеет добежать до первого фонтана, а потом отсидеться где-нибудь, и с мрачным торжеством наблюдать, как пылает город, завещанный мне. Я почти услышал его пугающий, гомерический хохот, разносящийся над пожаром, хохот, который никак не может вырваться из горла странноватого, красивого, молодого человека. Я представил себе белый, светящийся овал лица, округленный, гладко выбритый подбородок, твердые, но чувственные губы, но не смог представить, как из них вырывается сатанинский смех. Насмешка и злорадство исходили от того первоначального одержимого и уродливого князя - горбуна, но только не от современного, модно одетого в подражание мне господина.

Я поспешно спустился в свою лабораторию и прижался ухом к закрытой двери, надеясь вновь услышать манящие обещания, увещевания, клятвы. Никаких голосов и никаких обещаний, будто сила заключенная в манускриптах угасла и умерла, похоронена под грудой бумаг с менее сильными заклинаниями. С досады я ударил кулаком по двери, так, что затрещали филенки, но сама дверь ни на дюйм не сдвинулась петель. Ни трещинки, никакой надежды на то, что ее удастся взломать даже с помощью моей разрушительной силы. Не то, чтобы сам дуб, из которого она сделана был таким крепким, просто нужно было провести по ней ключом крест на крест, чтобы она отворилась. Заклятие охраняло права хозяина на собственность от всех, если нужно, даже от него самого.

Достав ключ из кармана, я обычным способом открыл дверь, и понял, что в лаборатории что-то не так. Никаких звуков, никакой атмосферы ожидания чудесных фокусов, все кругом напряжено, как струна. Точно таким же неуловимо опасным бывает затишье перед бурей. Надо было бы позвать Розу, чтобы она просто молча посидела в обитом кашемиром кресле, которое самовольно чуть шаркая по полу гнутыми ножками подобралось к столу, будто специально для нее. Когда Розы рядом не было, работа шла из рук вон плохо. Но сейчас мне не захотелось ее беспокоить, наверняка, она возиться со своим отвратительным питомцем.

Я сгреб первую попавшуюся охапку свитков и разбросал их по столу. Первое появление Розы в моей лаборатории дало мне ключ к возможной расшифровке всего, что когда-то лежало в сундуках под землей. Когда-то все эти, обладающие тайной силой, записи отказывались лежать спокойно. Даже в Рошене они вызвали эпидемию чумы, а здесь в самых недрах замка с ними почему-то не происходило ничего из ряда вот выходящего. Никакая разрушительная сила не просачивалась сквозь щели в филенках дубовой двери и не рвалась крушить статуи в коридорах. И опять с языка чуть было не сорвалась та же самая фраза "затишье перед бурей".

Я словно впал в ступор. Неподвижно сидел и ждал, что какой-нибудь голос, раздавшийся из пустоты, вновь начнет играть со мной в шарады. Но никаких голосов не было, ни связных, обольстительных речей, ни даже невнятного, похожего на абракадабру бормотания. Вообще ничего. Будто я разом утратил все свои таланты. Обретенное от тьмы, к тьме же и возвращается, пропадает так же быстро и неуловимо, как было когда-то принесено в дар. Пустое занятие. С досады я ударил кулаком по горке свитков, которые каким-то образом уже успели сложиться треугольной пирамидой посереди стола. С шелестом, похожим на шептание они разлетелись, но вместо того, чтобы мягко приземлиться на пол, развернулись в воздухе и начали кружить на уровне стола. Так в хмельном забытье колода карт самовольно с намеком на поддразнивание кружиться над головой неудачливого игрока. В глазах черепа лежавшего на столе мне тоже почудилась усмешка, едва уловимое злорадство в оскале голых зубастых челюстей.

Прежде у меня никогда не было ни бреда, ни галлюцинаций, но теперь мне казалось, что я схожу с ума. От непрестанного кружения пергаментных и бумажных свитков зарябило в глазах. Как они могли так быстро и вольно мелькать здесь, словно в хороводе, ведь пространства для этого слишком мало. Белый с мазками чернил, шелестящий круг все теснее сужался вокруг моего лба. Из темных уголков лаборатории начали медленно и грациозно выступать какие-то фигуры. Вернее только очертания фигур, расплывчатые и незавершенные, будто только что сотканные из тумана. Духи, пером создателя, заключенные на исписанных символами страницах. Духи, которых нечаянно освободил я. Преодолев грань, отделявшую мир манускриптов от действительно, они еще не успели утвердиться в новом измерении. Сколько здесь этих эфемерных созданий - десятки, сотни, тысячи? Нельзя на глазок установить численность тех, кто не облечен в плоть. Все они сгустки мутных воздушных масс и каждый может просочиться в любую щель.

Ледяные пальцы коснулись мне темени, провели от макушки по затылку. Кто-то нагнулся ко мне, и холодное дыхание ласкало щеку.

-- Какой красивый мальчик, - прошипел глубокий, контральтный, чуть с хрипотцой голос. Голос, обращавшийся не ко мне. - Давай, возьмем его с собой, и тогда дракон сможет жить сам по себе, этот хорошенький упрямец больше не сможет сковывать его волю.

Я попытался скинуть с себя цепкую руку, но не смог. Не привыкший употреблять физическую силу вместо колдовской, под воздействием одного жуткого мгновения я готов был изменить этой привычке, будь у меня сейчас под рукой стек, и я хлестнул бы им существо позади себя. Вряд ли это принесло бы вред призрачному захватчику, но я по крайней мере доказал бы самому себе, что все еще способен к самозащите.

-- Да, мальчик, пойдем, - еще одна пара ледяных рук вцепилась мне повыше локтя, стала ощупывать ключицу. Голос был более грубый, но такой же убаюкивающий, лишающий воли к сопротивлению, как и первый. - Пойдем с нами, мы полюбили тебя очень давно, еще тогда, когда ты пришел к нам. Совсем ребенок, златокудрый, испуганный и прекрасный, но уже тогда обладающий удивительный, всепобеждающим упорством. Мы решили, ты будешь наш. Что тебе эта девчонка? Она тогда тебя даже не знала, а мы изучили каждую струнку твоей души. Мы ревнуем тебя к ней. Ведь ты же не хочешь, чтобы мы сходили с ума от ревности, когда это было тогда, когда ты бросил нас одних в склепе Рошена? Иначе наше безумие нанесет ущерб всему окружающему.

И никакого игривого смеха в намек на то, что все это злая шутка. Вполне обоснованный, нескрываемый шантаж. Если я не пойду, они начнут ломать и крушить все, что находиться рядом, вцепятся острыми, длинными зубами в плоть тех, кого успеют поймать. Стоило покоситься вверх, и я видел неровные, желтоватые зубы того, кто пытался взять меня в полон. Не зубы, а клыки, сверкающие из-под губ воскового цвета, а над ними заметна кожа, растрескавшаяся как пергамент. Призраки, искушавшие меня в Рошене, были злобны, но прекрасны, а в этих, постепенно обретающих более осязаемую оболочку не было и следа красоты. Даже очертаний человеческих тел не было, только пурпурные, изумрудные и фиолетовые силуэты чудовищ. Трудно было сказать на кого они похожи, на ящериц, змей, других пресмыкающихся или непохожи на никого вообще. Некоторые пришельцы имели человеческий рост, но коричневые хламиды с капюшонами скрывали как лица, так и тела.

Дыма в лаборатории стало куда больше, чем может дать один огарок свечи. Сквозь этот едкий, разъедающий дым глаза ко мне приблизилась такая же эфемерная дама, чем-то похожая на Сильвию. С такой же копной рыжих волос, в полупрозрачной бежевой робе. Она вцепилась мне в рукав и потянула за собой, в сгущающееся отдающее смрадом и свечным запахом облако дыма. Я бы подчинился, если бы вдруг не заметил, что ноги ее ниже колен обтянуты не кожей, а броней мелких чешуек, а твердые, чуть ли не куриные, коготки царапают пол. Никакая она не дама. Я с силой вырвал руку, и странное творение напустив на себя обиженный вид поползло назад в туман.

-- Зачем ты отталкиваешь нас? - перед стулом, где я сидел, на коленях стояла сама Ланон Ши и золотые крылья, аккуратно сложенные за ее спиной тихо трепетали. Каждое перышко в них переливалось всеми оттенками червонного золота. Величественная и горделивая она вдруг опустилась до того, чтобы ластиться к кому-то, как кошка к хозяину. Белокурая головка просительно легка мне на колени, чуть заостренное, изогнутое, как миниатюрное крыло ухо резко выделилось на фоне нежной щеки.

-- Пойдем, - шепнула она. - Предоставь дракона ему самому, и в крови у тебя больше не останется ни яда, ни огня, ты станешь самым прекрасным из нас. Мы все тебя любим, а не только она одна.

Она, наконец, оторвала голову от моего колена, заглянула мне в глаза. У нее лицо Розы, не без содрогания подумал я, а вот глаза пустые, будто ни жизни, ни выразительности в них не осталось.

-- Вы говорите, что давно знаете меня, - нашел в себе силы произнести я. - Зато я вас совсем не знаю. Вы мне чужие. До заточения я не слышал и не видел вас.

-- Конечно, не видел, - насмешливо подыграл голос за моей спиной, намеренно передразнивая и искажая мою испуганную интонацию. - Ты был такой сонный и уставший, что даже своего провожатого, как следует рассмотреть не смог. Не смог понять, что за сила движет им. Тебе так хотелось назад в постель, а пришлось идти в подземелье. И кто бы решился разбудить его высочество посереди ночи? Для людей ведь это такое неурочное время. Провожатого выбрали и подбили на столь неблаговидный поступок мы, чтобы он привел тебя к нам, и мы смогли бы взглянуть на того, ради кого пролежим в цепях столько лет. Мы первые оценили тебя по достоинству и решили, что ты нам подходишь.

-- Для чего? - спросил я, чтобы выиграть время, но все новые и новые руки или лапы тянулись ко мне из дыма, чтобы прилепиться к камзолу, как паучьи лапки. Я чувствовал, что дракон, затаившийся внутри, не хочет помогать мне. Он хочет на свободу, хочет жечь и крушить, а во имя великой цели собственного освобождения можно безжалостно продать смертного юношу Эдвина каким угодно духам, любому, кто захочет забрать его с собой. Ну и что, если дьявол потеряет свою идеальную маску, зато он снова очутиться на воле и ни на краткий отрезок времени, а уже навсегда.

Дым сгущался. Я знал, что свитки, мелькающие быстрым круговоротом над головой, источают ту силу, которая железным обручем пытается стянуть мне лоб. Паутина магических знаков оплетала сознание, пробовала лишить воли к сопротивлению. Я ощущал себя, глупо и бестолково, попавшим в плен паутины до тех пор, пока где-то не запели струны. Что это была за музыка, арфа, лира, какой-нибудь щипковый музыкальный инструмент, а может быть целое трио? При всей своей эрудиции этого бы сказать никто не смог, но духи, обступившие меня, заслышав музыку, содрогнулись. Так дрожит осенняя листва от порыва ветра. Красавица, стоявшая передо мной на коленях, вдруг вскочила на ноги, одно быстрое неуловимое движение, как будто распрямилась зажатая пружина. Ланон Ши грязно, злобно выругалась и попятилась назад в дым. Я и не думал, что этот с виду милый ангел способен так ругаться и гримасничать. Если все феи падшие ангелы, то и Ланон Ши не исключение.

- Кто только что играл? - крикнул я, будто надеясь, что Роза и Винсент, оставшиеся наверху могут меня услышать.

Я распахнул дверь, и даже не собираясь тратить время на запоры, хотел кинуться наверх, но путь мне преградила Роза. Интересно, давно уже она стояла под порогом? Она поднесла палец к губам, приказывая мне молчать. Я, наверное, стоял на пороге, как истукан, смотря на нее, и ей пришлось оттолкнуть меня с пути, чтобы пройти в лабораторию.

Роза кинула на кресло лютню, взяла перо, обмакнула его в чернила и без труда развязала узелки на папке с моими записями.

-- Да? - переспросила она, прислушиваясь к чему-то, чего я не слышал. Потом быстро и проворно исписала клочок бумаги и протянула его мне.

-- Давай же, лети в Виньену, - приказала она, пытаясь насильно втиснуть бумажку в мои онемевшие пальцы. - Ты нашел то, что сможет лишить силы твоего наставника.

-- Я был неосторожен, - вместо того, чтобы взять у нее ключ к решению всех проблем я пробормотал обычную банальность и решил, что этого вполне достаточно.

-- Я слышала, как они вошли, будто хлопнула, открываясь, какая-то существующая только в нашем воображении дверь.

-- Это ты играла на лютне? Я бы никогда не догадался, что обычная лютня может издавать такие звуки.

-- Так ты пойдешь в Виньену или предпочтешь подождать, пока твой злой гений постучится в наши двери? - проигнорировав мою реплику серьезно спросила она.

-- Он не посмеет, - я резко выпрямился, и как будто снова стал сам собой, нет больше наивного мальчишки, теперь я снова одно целое с драконом.

-- Они бы тоже не посмели, если бы не почувствовали, что ты расстроен, - с легкой укоризной сказала Роза. - Я имею в виду твоих невидимых друзей, тех с кем ты уже очень давно, ни один век тому назад, начал вести вашу темную игру в шарады.

-- Никогда не заигрывай с красоткой, если не готов с ней обручиться, сказал бы Винсент, - я попытался выдавить слабое подобие улыбки. - Мои притворные друзья уже давно выводили рулады, но только сегодня решили, что я близок к тому, чтобы оступиться, как и все те, кого они соблазняли обещаниями власти до меня.

-- Ладно я отправляюсь назад ко двору теней, но это останется у тебя, - я зажал ее пальцы, державшие клочок бумаги, в кулак. - На всякий случай.

Только сейчас я заметил, что мой камзол изорван во многих местах. Из обожженных по краям дыр выглядывал белый батист рубашки. В таком виде на ассамблею не пойдешь. Что ж, видно сама судьба велит еще раз облачиться в черное.

Роза настаивала на том, что будет сопровождать меня, но мне не хотелось рисковать ни ею, ни даже Винсентом, который тоже был не прочь почтить своим присутствие общество теней. Очутившись на улицах Виньены, я ощутил сырость и влагу, как если бы недавно прошел дождь. Был вечер, но в некоторых домах никто не спешил зажигать свет. В тех домах, где не осталось ни свечей, ни керосиновых или масляных ламп, после крысиного нашествия. Теперь я без труда мог определить, особняки, снятые на время квартиры на вторых этажах или каморки тех, кто пошел за князем. Черный цвет бархатной одежды, как будто приобщал меня к сонму тайн, ревниво оберегаемых новой княжеской свитой. Только золотые локоны, хоть и на фоне черноты, но все-таки выдавали во мне чужака. Все слуги князя безликие тени, кто-то пытающийся так или иначе щегольнуть своей индивидуальностью тут же резко выделяется на их фоне. Я надел заранее приготовленную для этой цели черную треуголку и сам, как они все, легко слился с темнотой.

Дракон внутри меня уже успел распрощаться с мыслью о свободе. Он присмирел, зато я получил возможность осознать, что я не его маска. Я не просто его оболочка, а хозяин. Это он сидит внутри, как в клетке, а не просто прикрывается мной. Если я пожелаю, то он вырвется только для того, чтобы изничтожить то мрачное осиное гнездо злодеев, на которое укажу я. Но я не позволю ему сжечь ничего вдобавок к этому.

Я не стал ни стучать в дверь нужного мне дома, ни взламывать ее, а только коснулся пальцами замка и он без щелчка открылся. Не встретив у дверей цербера, я прошелся по прихожей, заглянул в тамбур, но нигде никого не нашел. Либо все опять собрались в подвале, либо у них на сегодня назначено другое место встречи. Я спустился вниз. Подавляющих размеров залы уже не произвели на меня прежнего впечатления. Вокруг не витали флюиды черной магии. Прошлый раз, я как будто, видел это место сквозь призму, а сейчас это были просто заброшенные подвальные залы с потрескавшимися стенками и стойким запахом плесени.

-- Наконец-то, - донесся до меня знакомый голос из дальнего уголка залы, оборудованного под гостиную. - Добро пожаловать, монсеньер дракон.

-- Добрый вечер, Шарло, - поздоровался я с Находчивым злым духом, стараясь не заметить, как поразил его, назвав по имени. Он даже выронил бокал, из которого собирался пить, но вовремя успел нагнуться и схватить его на лету, так что ни одна капля черной жидкости не пролилась на пол. Так молниеносно не может двигаться даже тень.

-- Браво! - произнес я одними губами, но он понял, что я смеюсь над ним, и смутился.

-- Вы сомневаетесь в том смогу ли я назвать ваши имена? - я насмешливым взглядом обвел всю собравшуюся публику, их было мало, в уменьшенном количестве они уже не казались роем теней, просто фарфоровыми манекенами, обряженными в черное. Куда подевались все остальные? Смогу ли я прочесть планы всего общества в мыслях этих пустоголовых служителей зла.

Здесь были всего две дамы, обе черноволосые, в почти одинаковых платьях, с кружевными кокетками, прикрывавшими плечи и шею. Их можно было принять за близняшек. Обитое черным кашемиром кашне и клавесин остались в распоряжении двойни. Кавалеры тесным кружком стояли в углу. Они смотрели на меня с ревностью и неверием, как на невозможное в природе, но чудесное явление.

Мрачная обстановка. Мне захотелось раскрасить их костюмы сандалом и кармином, всеми самыми стойкими красками, чтобы хоть как-то расцветить их невзрачность. Я бы не пожалел цветной глазури, чтобы раскрасить своды потолка, а по углам было бы не плохо расставить пальмы в кадках и банкетки. Тогда это был бы зал для приемов, а не черное урочище.

Всего несколько трехсвечных шандалов снабжали светом убогое помещение. Здесь не было ни картин, ни гербариев, ни акварелей - ничего из того, чем принято украшать помещения.

Грациозно и бесстрашно я двинулся ближе к сборищу. Я не старался придать своим движением гибкость пантеры готовой к прыжку, но все равно выглядел хищником.

-- Гонория, Присцилла, - кивнул я дамам, решив, что в каком бы падшем обществе не находился, а женщин все же надо приветствовать в первую очередь. Они вздрогнули, услышав свои имена. Возможно, даже став подругами, они знали только прозвища друг друга, а сейчас впервые услышали настоящие имена и испугались, что одна из них случайно или под пыткой может проболтаться о другой.

-- Сантино, Кловис, Лестер, Айвес, Элистер, - я по очереди назвал каждого присутствующего и каждый был поражен тем, как легко без всяких усилий мне удалось раскусить его. - Того, кто прячется за колонной, кажется, зовут Ройс. Я прав?

Последний присутствующий, вышел из своего укрытия с видом пойманного преступника, спрятал руки за спиной и прошипел себе под нос что-то злобное. Ему вряд ли было больше шестнадцати-семнадцати лет. Самый юный из всех присутствующих. Видимо, развитие порочности в нем опередило возраст.

-- В чем дело? Вы смущены тем, что я предпочитаю имена собачьим кличкам?

-- Монсеньер сам забыл представиться, - прошипела Гонория, та самая дама с мушкой на щеке, которая заметила меня в прошлый визит.

-- Нет, не забыл, миледи, - я отрицательно покачал головой и снял треуголку, чтобы ничто больше не скрывало моей главной привилегии, золотых локонов. Их цвет мог сказать многое...но только потерпевшему от меня. - Мое имя Дракон.

-- Дракон, - с гневом выдавила Присцилла и яростно хлопнула сложенным веером по спинке кресла, где сидела ее подруга. - Ты пришел сюда, чтобы приговорить нас к сожжению или в качестве союзника? А может хочешь обложить нас данью? Нам нечего отдать. Все, что у нас было стало добычей крыс.

-- Этих отвратительный грызунов, которых неизвестно кто выпустил из клетки и натравил на нас, - подхватил Ройс. Несмотря на юный возраст голос у него был хриплый и гнусавый, как у взрослого мужчины или вернее, как у старика.

-- Это были хорошо обученные грызуны, но я пришел поговорить не о них.

-- Тогда о чем же? - с вызовом спросила Гонория. - Вы единственный кто смог отсюда добровольно уйти, но вы вернулись назад. Зачем? Быть может вас привлек кто-то из нас?

Ее губы сложились в кокетливую улыбку. Бледная тень от женского жеманства.

-- Шарло заинтересовал меня, - честно признался я, и улыбка тут же сошла с ее губ. - Такой талантливый малый и вдруг в ваших погребах. Я считаю вопиющей несправедливостью то, что у него до сих пор нет собственной колдовской мастерской.

-- Монсеньер так добр, - Шарло принял все мои высказывания за чистую монету и стал шарить по низкому столику, ища нетронутый бокал. - Не хотите ли выпить?

-- Нет, - отрезал я. Полупустой графин с какой-то густой жижей не внушал особого доверия. - В другой раз, - уже менее резким тоном добавил я. - А теперь давайте поговорим на все общие темы, какие только сможем найти обоюдными усилиями. Я так хочу! Хочу, чтобы вы рассказали мне о себе и о том, какие крайние обстоятельства довели вас до этого места. Голод, нищета или обычная алчность и стремление познать запретное?

Присцилла виновато опустила голову. Ее одну аристократкой назвать было нельзя. Скорее всего шляпница или помощница модистки, которой природа дала со свирепым взглядом, но очень хорошенькое личико.

-- Вам нас не понять, - пробормотала она.

-- Да, не понять. Я никогда не голодал и не подрабатывал плотником, но, думаю, был бы счастлив стать простым дровосеком, лишь бы только не знать о всех тех ужасах, которые мне довелось пережить. Можно родиться в семье столяров и даже не подозревать о том, какой плачевный жребий выпал детям из королевской семьи. Я не пытаюсь никого судить, просто хочу сказать, что иголка и шитье, которые забросила Присцилла, принесли бы ей куда больше пользы, чем обманчивое обещание власти.

В Сантино и Лестере я узнал ту парочку теней, мысли которых на дождливой улице были мне недоступны. Сейчас рядом не было князя, и я мог безошибочно угадывать каждую легкую вибрацию их взвинченных до предела нервов. Но держались они стойко, страх был написан у них в мозгу, но не на лицах. Только у Ройса брови дергались от нервного тика. Чего он боялся, виселицы, разоблачения или гнева князя.

-- В старые времена все было иначе, чтобы стать чернокнижником, мало было войти с кем-то в коалицию. Наоборот нужно было отлучиться от общества и пройти особый экзамен. А там уже высшая власть решала принять новичка или отвергнуть.

-- Да, расскажи нам о старых временах, - подхватил Шарло. - Расскажи о том, как тогда становились колдунами. О том, как вы устаивали шабаши, как судили себе подобных. О том, как призраки, феи и ламии пробирались в деревни, чтобы украсть детей. О том, как благородных белокурых принцев сжигали на кострах только за то, что один из них стал возлюбленным темных сил.

-- Что ты сказал? - я мгновенно метнулся к нему, и прежде чем он успел что-то сообразить или сделать схватил его за шиворот. - Повтори! Откуда ты смог об этом узнать? Кто тебе сказал.

Он попытался вырваться, но я перехватил его за волосы и прижал головой к столу. Сальные пряди скользнули по ладони, я тут же выпустил их и заломил руки ему за спину.

-- Значит, ты не хочешь говорить? - я заметил острый крюк, вбитый в стену, такие обычно вбивают в притолоку двери для одежды и фонаря. Было невозможно дотянуться до него рукой, но мои пальцы чуть-чуть удлинились, вцепились в крюк и вырвали его из стены. Раскрошенный камень и штукатурка посыпались вниз, на волосы моего пленника.

-- Так ты будешь говорить? - спросил я, занося крюк над его головой. Другие тени было рванулись ему на помощь, но переглянулись и, видимо, пришли к обоюдному согласию, что двух дерущихся безумцев разнимать опасно.

Железный крюк уже начал опускаться, но тут вдруг кто-то перехватил мою руку за запястье.

-- Не вздумай обижать моего слугу, - предупредил бархатистый, грудной тенор. Никакого зла или предостережения в голосе, но, слушая его, я ощущал привкус чего-то ядовитого. Обернувшись, я заметил бархатный плащ, такого же покроя, что и мой, рассмотрел фибулу, сделанную в форме усыпанного гранатом скарабея и только потом перевел взгляд на лицо. Лицо, в котором я силился найти, хоть одну знакомую черту, но не мог.

-- Какая многообещающая встреча, - попытался выдавить я из себя, однако облечь мысли в слова не получилось. Пересохшие губы приоткрылись, но голос куда-то пропал, дерзость угасла под жестоким обаянием его взгляда.

-- Пойдемте, ваше высочество, - мягко почти ласково промурлыкал он, но паучьи пальцы еще крепче, как стальной наручник, обвили мое запястье. Я сделал усилие и сбросил их с себя.

-- Нам ведь так о многом надо поговорить, - все на тех же мелодичных, добросердечных тонах произнес князь. Изящные брови чуть нахмурились, будто их хозяин обижен непочтением к своей персоне, но готов простить невежде несоблюдение этикета. Жест присущий только мне, было странно и неприятно угадывать свою мимику в лице визави, как в зеркале.

Князь выглядел лет на восемь-девять старше меня, но вел себя так, будто он моей отец. С терпеливостью, готовой вот-вот обратиться в строгость, по-хозяйски, но с показной любовью. Точно так же родитель при чужих хвалит своего ребенка и гладит по голове, а, отойдя подальше от свидетелей, начинает ругать.

Поднявшись на уровень груди, бледная ладонь, как светлячок засияла в полутьме и поманила за собой. Но я не спешил идти за князем. Его поведение меня настораживало. Если бы он вел себя, как обычно, ругался, топал ногами, орал на всех присутствующих, то это бы меня ни чуть не смутило, но такая покладистость и вежливость вызывала подозрение именно потому, что прежде никогда не была присуща вспыльчивому характеру князя. Он всегда был спесив, а теперь так сдержан, но все равно во всех его жестах и речах проглядывало коварство, тщательно скрытое за любезностью и от того еще более опасное.

-- Принц? Наследник! - восторженно прошептала Присцилла и посмотрела на меня уже совсем другим взглядом, полным уважения.

Шарло, в мгновение ока отскочивший в самый дальний угол, настороженно озирался по сторонам и отряхивал костюм.

- Мы с тобой еще разберемся, - предупредил я, указывая на него рукой так, будто намеревался пихнуть в грудь, если б между нами не лежали несколько метров пустой залы.

- Я знал, что он лазутчик, - торжествующе вскричал Ройс, но кто-то, кажется Кловис схватил его за шиворот и встряхнул, может, даже ударил таким своеобразным методом пытаясь призвать к молчанию.

-- Простите его мсье Дракон, он здесь недавно и еще не знает, как следует себя вести с титулованными особами, - в извинявшемся выговор выдавал иностранца. Хрипотцу в голосе, едва уловимый акцент и извинения можно было бы принять за потуги на насмешку, если бы не испуг, исказивший черты говорившего.

Прежде чем последовать за Ротбертом я еще раз обернулся на ряд стройных почти неотличимых друг от друга теней. Оденьте двух чернокудрых молодых людей одинаково и они волей-неволей приобретут некоторое сходство. В обществе князя все были похожи друг на друга, не только внешне, но и по характеру. Единственного буйного товарища Кловин и Сантино держали за плечи и готовились сделать ему выговор.

Гонория ободряюще улыбнулась мне. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, кто из этого зала ей нравиться больше всех остальных.

-- Так ты идешь или нет? - злобный вопрос прозвучавший где-то в моей мозгу слишком резко отличался от слов Ротберта, предназначенных для публики. Куда-то исчезла прежняя медоточивость. Стоило только остаться наедине в какой-то крошечной каморке, где я раньше не был и Ротберт начал вести себя иначе. При свидетелях он делал вид, что не замечает мою грубость, а вспыльчивость принимает за ребячество, но сейчас, когда мы остались одни, несмотря на внешнее спокойствие князя можно было сказать передо мной голодный зверь, готовый драться не на жизнь, а насмерть.

Он сжал кулаки, на тонких сильных пальцах блеснули драгоценные кольца, нанизанные в таком количестве, что скорее напоминали броню, чем украшение. Мне казалось, что все они надеты на увеличенные до человеческого размера и выбеленные паучьи лапы, которые несмотря на некоторое видоизменение сохранили гибкость и хватку.

Впервые мне выдалась возможность хорошо рассмотреть князя в близи. Теперь он не стремился никуда убежать, и я мог запомнить каждую черточку бледного неподвижного лица. Первое впечатление не было ошибочным. На мелового цвета коже не было ни единой морщинки, даже мимические складки под глазами и в уголках губ начисто отсутствовали, будто передо мной в полумгле светилось не живое лицо, а маска, сделанная из алебастра. Может быть, стоит прикоснуться к нему и я обнаружу всего лишь бюст, а черное одеяние окажется колонной, где он поставлен. Но прикасаться к Ротберту мне совсем не хотелось. Зачем лишний раз ощущать липкие, паучьи объятия и петлю на шее.

-- Почему ты не пошел за мной в прошлый раз? - сердито прошипел он, но даже при такой интонации его тенор не утратил приятного звучания.

-- Обстоятельства помешали, - я имел в виду Камиля, но решил лишний раз не подставлять и без того запуганного слугу под хозяйский кнут.

-- А вам ...тебе захотелось заманить меня на плаху? - я решил, что разговаривая с человеком, который выглядит немногим старше меня вполне могу обращаться на "ты".

-- У тебя в голове один только эшафот. Вечно оглядываешься на виселицу, как скрывающийся преступник.

-- А разве мы с тобой когда-нибудь были законопослушными горожанами. Хоть раз мы ехали в гости не для того, чтобы выбрать себе жертву или не вертя в руках драгоценности, снятые с трупа?

Он мог все отрицать, сославшись на то, что только я один разъезжал по гостям, выискивая очередную жертву, но не смог. Вспомнил, для чего однажды заявился к моему отцу и как выбрал из толпы гостей в качестве жертвы меня самого. Не то, чтобы упоминание о старых грехах его укололо. Что такое для него чья-то поломанная жизнь, чтобы раскаиваться за нее. Он проглотил оскорбление только для того, чтобы вернуть его сторицей.

Он скрестил руки на груди, совсем как я. Бледные, правильных очертаний губы сжались в упрямую линию. Нежная кожа на веках резко и красиво контрастировала с густыми, длинными ресницами поразительно темного оттенка. А огромные миндалевидные глаза постепенно приобретали выражение моих. Ротберт все сильнее походил на меня и, как это не странно, хорошел. Я ненавидел его и в то же время не мог отвести от него глаз, настолько он стал красив.

-- Ты догадываешься, зачем ты мне понадобился теперь? - вдруг спросил он и вновь пронзил меня своим тягучим взглядом.

-- Это я и намеревался выяснить, - не задумываясь, выпалил я и провокационно усмехнулся. - Наши пути давно разошлись, так зачем же мы можем быть нужны друг другу.

-- Понятно, - процедил Ротберт, как будто для одного себя. Из-под губ выглянул ряд поразительной жемчужной белизны зубов, с резко заостренными, как у тигра, резцами. Фибула - скарабей на его плаще искрилась, то рубиновыми, то опаловыми тонами, будто была сделана не из граната, а из многоцветья всех существующих в мире каменьев.

-- Мне удалось сбросить с себя горб и ту омерзительную сморщенную оболочку, которую приходилось таскать на себе, как черепаший панцирь, - Ротберт вдруг заговорил со мной, как с другом - ровесником, которому можно пожаловаться на свои горести и встретить понимание. К счастью, я был достаточно искушен, чтобы не купиться на такую простую уловку и слушал его без участия. Хотя другому бы польстило, что глава целого общества разговаривает с ним на равных.

-- Как выяснилось, у молодости есть не только положительные, но и отрицательные стороны, - усмехнулся он, будто сумел повернуть время вспять к событиям недельной или двухнедельной давности. - Юности завидуют, но ее не уважают, не признают, что за ней тоже может быть право первенства. Мне пришлось доказывать даже этим молокососам, что я, действительно, обладаю властью и не позволю никому из них сбежать от меня. Не смешно ли? Сбросив почтенный возраст, я столкнулся с неуважением тех, кто считает себя старше, а на самом деле их и на свете не было, когда я уже прожил сотни лет. Не считай, что я пытаюсь тебя разжалобить, но колесо судьбы обернулось так, что я понял какого все эти годы приходилось тебе.

-- Колесо судьбы или нечто другое, то, что к судьбе никого отношения не имеет? - с подозрением переспросил я.

-- Неважно, - он небрежно, но грациозно взмахнул своей светящейся рукой. - Скажу только, что несмотря на все ущербные последствия такого эксперимента, мне понравилось чувствовать себя таким же, как ты. Глядя на свое новое окружение, я гордился тем, что стал самым неотразимым среди них, но, как наказание, опять появился ты, Эдвин и я снова убедился, что прекраснее тебя никого нет. Ты, как кара небесная шатался по Виньене, распугивая моих новобранцев, будто доказывал, что ты единственное в окрестностях существо более сильное, чем все мои подданные. Теперь, когда мы снова встретились, мне нужно кое-что от тебя.

-- Что именно? - надменно спросил я, уже тоном голоса давая понять, что он ничего не получит.

Длинные паучьи пальцы потянулись ко мне из мрака. Их скользкие, липкие подушечки едва коснулись моих скул, а я уже почувствовал отвращение.

Ротберт почти вплотную приблизился ко мне и прошептал:

-- Твое лицо!

-- Что? - я оттолкнул его так стремительно, что не рассчитал силы и мои ногти полоснули его по щеке. Из пяти глубоких рваных царапин брызнула кровь. Он прижал руку к лицу, но кровь сочилась сквозь пальцы, капала на камзол. Ее вытекло гораздо больше, чем может вытечь у человека, и я брезгливо отступил от густой лужицы, образовавшейся на полу. Мои ногти удлинились и стали золотыми, и я поспешно спрятал руку за спину, чтобы не было искушения царапать его снова и снова, пока от этого привлекательного молодого господина не останется только ободранный кусок мяса.

-- Повтори, чего ты пожелал?

Я сомневался, что со ртом, наполнившимся кровью, он сможет произнести членораздельный ответ, но все-таки попытал счастья, а вдруг он захочет ответить мне мысленно.

Ротберт с ответом не спешил. Он отнял руку от лица. Кровь все еще капала на пол, но я понял, что капает она не со щеки, а с его пальцев. Царапины с его лица исчезли, так же быстро и бесследно, как исчезли бы с моего.

-- И еще мне нужна твоя империя, конечно же, - уже более уверенно сказал он. Никаких требовательных ноток, он собирался отвоевать то, что хотел приобрести.

-- Все, кто обитают в ней, тебя ненавидят, - спокойно, сдерживая рвущийся наружу гнев возразил я.

-- И что с того. Они уже привыкли подчиняться тебе. Они не могут обходиться без верховной власти. Что если сменить сильного, но ветреного господина, на более могущественного.

-- На более самонадеянного, - поправил я. - Свое могущество еще надо проявить в чем-то большем, чем в заманивании глупых подростков и более взрослых отщепенцев в свои сети.

-- Они могут обидеться, услышав тебя.

-- Думаю, они отучены от дурной привычки подслушивать чужие разговоры, - я с трудом разжал руку в боевой готовности сжавшуюся в кулак. Золотые ногти впились мне в ладонь, и теперь из нее тоже капала кровь. - Так ты хочешь установить республику не только в Виньене, но и в моей империи?

-- И ты поверил в эти россказни, - он хрипло, укоризненно засмеялся. - Республика будет отменена, как только я займу твердые позиции или...Не все ли равно, как называть верховную власть в той области мира, которая будет принадлежать мне? В любом государстве, не только в том, которое завешано тебе, может вспыхнуть революция, но править освобожденной от земного властелина страной будет не народ, а дьявол. Ты ведь так меня прозвал? Именем, которое все знают, но бояться произнести вслух. Вспомни зал совета и бунт в деревне, Эдвин. Толпой правят не добрые побуждения, а те духи, с которыми ты свел тесную дружбу в моих темницах. Тот, кто поднимает толпу на восстание, пробуждает демона. Этим я сейчас и занимаюсь.

-- Сможешь ли ты этих восставших демонов удержать? - я указал рукой в том направлении, где остались тени, но имел в виду совсем не их.

-- А ты считал, что не существует в мире такой темной силы, которая бы подчинилась кому-то другому, а не тебе? - на этот раз в голосе прозвучала нескрываемая насмешка. - Ты только взгляни на себя со стороны. Демон - наследник трона. И все придворные, все министры и советники уже успели смириться с такой кандидатурой, потому что за тобой не только преимущество силы, но и подкупающая галантность, видимость честности, в конце концов, красота, которая восхитит толпу. Тебе не надоело терпеть покровительственное отношение к себе старого короля. Он считает, что преимущество возраста дает ему право опекать тебя, подсознательно твой приемный отец отказывается верить в то, что это он младше тебя. Маска дает нам плюсы, и я хотел бы ту маску, которую носишь ты, чтобы носить ее самому.

-- Ты обезумел, - с языка невольно сорвалось то, о чем я подумал еще в самом начале нашего разговора.

Я отошел от него подальше, словно, как и любой нормальный человек, сторонился буйно помешенного, но он нырнул ко мне изо тьмы, вцепился мне в предплечье и собирался прошипеть какую-то колкость, может даже проклятие, но тут где-то далеко в оставшемся наверху городе зазвонили колокола. Звуки, донесшиеся с расположенной высоко над нашими головами мостовой, как будто пробудили меня ото сна. Стук колес экипажа, звон упряжки, чьи-то торопливые шаги и бой часов, двенадцать или одиннадцать. Посчитать удары я не успел. Такие знакомые звуки, на дне мрачной подземной ямы они слышались мне совсем по-другому. Так, наверное, в глубине ада демоны внимают ударам часов, ожидая полночи - часа своей власти.

Ротберт отодвинулся от меня, начал пятиться куда-то во тьму. Он ничего не говорил, но уловив обрывок его мыслей я понял, что ему стало плохо, что какая-то связующая струна между ним и его правом на присутствие в этом городе оборвалась и он срочно должен спешить в какое-то место, где холодно, сыро и темно. В то место, в которое он не хочет возвращаться, но должен для какой-то неведомой мне цели. Он обязан вновь и вновь возвращаться туда до тех пор, пока не найдет себе источник, из которого сможет черпать недостающие силы. Значит, у него все еще есть слабости, хотя вначале я думал иначе.

Убедившись, что Ротберта рядом нет, я покинул тесную комнатку. В вышине, отделенной от меня толстыми слоями монолитного потолка, в Виньене раздался стук копыт, и я внезапно почувствовал, что там по темным закоулкам улиц мечется существо, некогда знакомое мне. Один - единственный настоящий неуловимый призрак среди целого громадного поселения смертных.

Я решил вернуться обратно, к тесному полукругу теней, но не успел миновать и одной залы, как столкнулся с пареньком, одетым в черное и с удивлением обнаружил, что это Винсент. Он даже не сделал попытки улизнуть в темноту и отсидеться где-нибудь в стенной нише.

-- Монсеньер чем-то разгневан, - игриво спросила, только что спустившая по винтовой лесенке в подземелье Роза. Она бережно раскачивала меховую кошелку в левой руке, так как качают, наверное, только колыбельку. Сначала мне показалось, что ее сумочка по краям украшена покрытыми лаком львиными когтями, но потом заметил любопытную мордашку ее питомца. Его острые, кошачьи ушки настороженно к чему-то прислушивались. Роза таскала гремлина за собой повсюду и я, хоть это и странно, начал ревновать.

А она молодец, не допустила ни одной оплошности, отметил я про себя, как только понял, что Роза стала поразительно похожа на одну из дам при дворе теней. Черное платье из шифона было по линии обнаженных плеч отделано пышным темным пухом, что придавало ей сходство больше с лебедем, чем с тенью, но принять ее за постороннюю было бы невозможно. Кружевные перчатки по локоть, веер и даже простое деревянное колечко на среднем пальце были черными. Корону заменила темная камелия на затылке. Волосы Розе красить было без надобности. Единственное, что не давало ей слиться с темнотой это чистая, мерцающая кожа лица и бриллиантовый аграф, скреплявший бархотку на ее шее. Я присмотрелся к нему и впервые ощутил страх. Он был сделан в форме топорика прислоненного к плахе.

-- Это модно здесь, носить на себе крошечные эмблемы смерти, - виновато прошептала Роза, поднося руку к шее и касаясь аграфа. - Так сказать миниатюрный гербовой знак, означающий то, что все вошедшие в тайное общество оставили смерть позади себя и не страшатся ее, как ты. Князь во всем стремиться подражать тебе.

Роза надела на лицо маску, украшенную перьями и для человеческого зрения стала бы неотличима от тьмы, но я продолжал видеть изящные контуры ее фигуры и пуховую оторочку на плечах. Несмотря на то, что оделась, как тени, даже оказавшись среди них, Роза бы осталась яркой, как померанцевый цветок.

Белый единорог, вынырнувший откуда-то из глубокой мглистой дыры и потершийся о перчатку Розы резко контрастировал со всем, что находилось кругом.

-- Ты и его привела с собой?

Роза обхватила тонкими руками его шею, погладила испещренный мелкими жемчужинами рог у него на макушке.

-- У меня любовь к животным, ты тому пример, - сказала она вызывающе, но достаточно тихо, чтобы никто кроме нас двоих не мог ее слышать.

Я с трудом силился понять, как ей удалось выйти из замка и тем более пересечь границы империи без моего на то разрешения.

" Ангел, преградивший ей путь, был неподкупен не для какого золота, но перед поцелуем Розы устоять не смог", послал мне мысль Винсент, и поспешно отступил на шаг, будто я собирался отрепетировать на нем все те упреки в неповиновении, которые полагались медной статуе.

-- Мы возвращаемся домой, - скомандовал я, но Роза только нахмурилась и отрицательно покачала головой.

-- Я еще не успела со всеми здесь познакомиться, - вполне серьезно объяснила она. - Я не собираюсь сводить с ними дружбу, но хочу их изучить.

Не успела она отойти на десяток шагов, как перед ней вырос тот самый подросток Ройс и учтиво поклонился.

-- Мадемуазель не угодно будет сыграть на клавесине, - предложил он. - Сейчас это вполне безопасно, похоже на то, что ушли все, кто может испортить нам настроение несвоевременным гневом.

Он заметил меня, и слова замерли у него на губах. Такой гримасы испуга я еще не наблюдал ни у кого. То ли собратья его, как следует, отчитали, то ли он наконец-то понял, кто я на самом деле. Во всяком случае, хоть это и казалось невозможным он стал бледнее чем был до этого.

"Я не успел уйти", сказал я мысленно, слова звучали, а мои губы в этот миг кривила усмешка.

-- Я сыграю как-нибудь в другой раз, мой друг, - любезно улыбнулась Роза.

Ройс что-то пробормотал побелевшими губами, схватил и поцеловал ее затянутую в перчатку руку, а потом скрылся в покровах мглы.

-- Вот, видишь, я могу с ними ладить, - в голосе Розы угадывалось едва заметное торжество. Она была горда собой. Довольна тем, что окружающее даже не подозревали о том, что при случае она может стать такой же опасной, как я. Похоже, ей нравилось вести двойную игру, притворяться и про себя насмехаться над теми глупцами, которые настолько очарованы ею, что готовы поверить любым ее словам.

Интересно, какую биографию они с Винсентом успели себе сочинить, чтобы стать здесь желанными гостями. Комедия достойная пера Камиля. Если бы он и заметил Розу здесь, то промолчал бы о том, кто она такая из профессиональной солидарности. Меньше всего он хотел, чтобы его любимую актрису разорвали в клочья в подземельях князя. Он ставил на ее игру, как на козырную карту. Для того, чтобы избежать встречи с самим князем, Винсент и Роза, видимо, были достаточно умны и ловки.

-- Мрачновато здесь, но весело, - сказала Роза, быстро промелькнув возле меня в темноте и поманив нас с Винсентом к лестнице. Ступеньки - путь из ада на землю извивались спиралью и устремлялись ввысь.

-- Они все так очаровательно просты, - Роза кивнула назад, туда, где в подвальных залах остались ее новоиспеченные друзья. - Впервые я столкнулась с такой бесхитростностью. При дворе обычно все учатся скрытности, а эти дурачки даже не пытаются умолчать о своем намерение захватить окрестные государства. Другие бы на их месте прятались за углом и боялись говорить в полный голос, а они кричат во всеуслышанье о том, что они избранники темных сил.

-- Ты все-таки решила не оставаться с ними на ночь? - с сарказмом осведомился я, прекрасно осознавая, что если бы сам не застал их, то ни Розу, ни Винсента можно было бы не ждать до утра.

-- Сегодня уже бесполезно, - отозвалась Роза. - Почуяв твое присутствие, они бы уже не проболтались ни о чем действительно важном. По выражению этого тупого болтуна Шарло, ты напугал их своей излишней горячностью.

-- Если бы не их страх передо мной, то вы бы ночевали сегодня в этом общежитии? - я с пренебрежением оглядел прихожую, куда мы вышли и широкий вестибюль за ней, где было мало мебели, но много паутины. - Здесь редко наводят порядок.

-- А зачем? - пожала изящными плечами Роза. - Тени не в состоянии самостоятельно поднять метлу, поэтому им нужно завлечь тех, кто выполнит за них грязную работу.

-- Моих подданных? - насмешливо осведомился я.

-- Жителей Виньены, - поправила Роза, так серьезно, будто не заметила насмешки. - Всех тех людей, которые купяться на их обещания.

Мы вышли на улицу. Ночной ветерок трепал локоны Розы. Винсент с облегчением вдохнул свежий воздух. Он был рад выбраться из того вертепа, куда ему пришлось последовать за Розой, а может он чувствовал себя увереннее, не в замкнутом пространстве, а там, где было больше возможностей защищаться. Он ведь привык к непостоянности, к тому, что в любой миг может возникнуть потребность в кулаках, секире, ноже, спрятанном в сапоге или том оружие, которое с неизменной ловкостью сможет применить только он, а именно в колдовской силе. На любой заставе, где принято обезоруживать путников, у него могут отобрать шпагу, но только не способность колдовать, потому что она спрятана внутри него самого, еще более надежная и незаметная, чем стилет в кармане.

Изящные ноздри Винсента расширились. Он уловил какой-то далекий запах, принюхался еще раз и слегка тронул меня за рукав, словно призывая к чему-то.

-- Ты чувствуешь? - спросил он.

Я и сам уже уловил вдали запах крови, но не предал этому значения, может в какой-то мясной лавке разделывают тушу кабана или в ближайшем кабаке зажаривают на вертеле мясо.

-- Нет, Эдвин, - Винсент понял, о чем я думаю и отрицательно покачал головой. - Ты вечно пытаешься найти всему безобидное объяснение. От этого исходят все твои проблемы. Сегодня кого-то казнили на площади...казнили из-за тебя. Его величество, как цербер, стережет твои права. Достаточно намека на заговор и тут же летят с плеч чьи-то головы.

-- Я всюду приношу несчастья, - с мрачным юмором усмехнулся я. - Так почему же ты, как тень следуешь за мной?

-- Потому что я такой же, как ты, - ни чуть не смутившись, ответил он. - Да, ты жесток, но ты еще и красив. Потеряв тебя, я потеряю единственное, что придает моей темной жизни золотую окраску. Ну, довольно об этом, - он передернул плечами, словно отгоняя от себя какую-то непрошеную мысль. - Я хочу развлечься сегодня вечером. Там в трактире пьют и играют в карты.

-- Так пойдем туда, - Роза поправила на лице черную с перьями маску и сразу же превратилась в какую-то незнакомую даму. Лишь из прорезей незнакомой маски сверкали знакомые зеленые глаза. Она подмигнула мне и легко понеслась по улице вслед за Винсентом. Маленький гремлин в ее раскачивающейся на локте сумочке довольно урчал.

Единорог затаился у торца какого-то здания, там, где никакие любопытные прохожие не смогли бы заметить его, а даже если б и заметили, то в тени приняли бы за простую лошадь, привязанную к ограде. Рог, нырнувший во мглу, был незаметен для людей.

Я отлично понимал, что у людей нет ни моей зоркости, ни моего чуткого слуха или обоняния. Я сам когда-то давно был человеком и мог сравнить, как близоруки и глухи люди по сравнению с драконом. Так как же тогда стража короля могла заметить кого-то из теней Ротберта. Как кто-то из них мог быть схвачен и обвинен в заговоре против наследника. Я чувствовал, что на площади на шесте гниет голова кого-то из слуг князя, возможно, того, кто занимал определенный пост при дворе и естественно окружающим показалось странным, что их знакомый вдруг резко изменил свои вкусы и стал отдавать предпочтение всему черному. Только вот одной этой странной привычки слишком мало, чтобы отправить кого-то на плаху.

Когда я вошел в трактир Роза уже грела руки возле каминной решетке и объяснила служанке, какой напиток ей приготовить, а Винсент сидел за круглым столиком в компании игроков и не стесняясь пил из чужой бутылки. К счастью, никто еще не заметил, что он делает какие-то странные жесты пальцами перед тем, как перемешать колоду или раздать карты. Не заглядывая ему через плечо я мог сказать, что козырей у него уже больше, чем карт в руках у его партнеров, и не потому, что он шулер, который достает их из кармана. Любой, кто был не слишком пьян смог бы заметить, что взяв какую-то карту из колоды Винсент едва бормочет губами какие-то неразборчивые, непонятного звучания слова и невидимая рука стирая с карт все, что было там изображено заново рисует символы козырей, бубны, трефы, червы, кресты, в зависимости от того, что выпало, а заодно и тузы всех четырех мастей. Винсент изобретателен, конечно, но неосторожен. Будь хоть кто-то из его собутыльников более трезв, и непременно возник бы вопрос, а почему все старшие карты уже не однажды выпали ему одному, а партнерам осталась лишь непригодная мелочь.

Я рассмотрел компаньонов Винсента, какой-то капрал, двое людей непонятной профессии и сын трактирщика, который сам, изучив науку нечестной игры, впервые попался впросак и не потому, что был недостаточно ловок, а потому, что все карты, спрятанные в его карманах вдруг куда-то исчезли или попросту изменили свой вид. Он сидел за столом с унылым видом богатого наследника, который чувствует, что вот-вот проиграется в пух и прах, но тем не менее от игры отказаться не в силах.

Девушка обслуживавшая Розу, смотрела на нее с уважением. Не каждый вечер приходилось видеть в подобном заведении такую элегантную даму. Роза вежливо отказалась от ужина, пригубила бокал с горячем пуншем и тут же сморщила носик. Не слишком изысканные напитки, предназначенные для посетителей трактира вряд ли могли удовлетворить принцессу.

Она поставила бокал на край стола и положила рядом свою сумочку, чтобы ее менее взыскательный, чем она сама дружок смог незаметно высунуть голову и допить остатки пунша.

Винсент выиграл. Кто-то из его партнеров, выругавшись, бросил свои карты на стол и отошел подальше от игрока, за спиной которого как будто стоял дьявол, легко пособляющий ему в игре, им же самим и изобретенной. Другой более смекалистый игрок попытался сказать что-то о жульничестве и уже было нащупал нож в кармане, но Винсент легко и быстро перехватил его запястья. У бедняги на лбу тут же выступил пот, он не ожидал почувствовать в тонких гибких пальцах проворного мальчишки железную хватку. Винсент шепнул ему что-то, всего пару слов, после чего проигравший поспешно встал из-за стола, пробормотал что-то неразборчивое, то ли проклятия, то ли извинения и поспешно вышел из трактира.

-- Здесь скучно, пойдем в другое место, - Роза подошла ко мне и положила руку мне на локоть.

Я кивнул Винсенту. Он поспешно сгреб со стола монеты вместе с картами, готовый бежать за нами, куда бы мы не позвали его. С карманами, набитыми монетами он чувствовал себя увереннее. Зачем ему было только дрожать от страха перед гневом дракона в моем замке. Он ведь вполне мог прожить сам. Играть в разных тавернах и игорных домах каждый вечер и уходить с карманами полными золота, переезжать из города в город, из поместья в поместье, притворяться тем, кем он не был, чтобы войти в любе выбранное им общество или напротив являться не пряча ни своих намерений, ни способностей к хозяевам какой-нибудь усадьбы, чтобы запугать их и заставить завещать ему все, чем те владеют.

Вместо вольной жизни на широких дорогах мира Винсент предпочел выбрать сожительство на птичьих правах с драконом и начинающей чародейкой, только потому, что так ему было интереснее. Мы были единственными, кто понимает его.

-- Сегодня я богат, - Винсент запустил руку в карман, в так его звучному веселому голосу не менее радостно звякнули червонцы. - Пойду, куплю цветы для Розы или конфеты. Подарок зависит от того, какая лавка сегодня припозднилась цветочная или кондитерская.

Выигрыш вернул ему хорошее настроение. Роза, услышавшая его великодушное предложение, что-то недовольно фыркнула, как капризная домашняя кошечка, которой вдруг предложили то, что она совсем не любит.

Мимо проехал фиакр. Я обнял Розу за талию и оттащил подальше от колес, прогрохотавших по мостовой. Пассажир, вылезший из наемной кареты, увидев нас, удивленно вскрикнул. Он проворно юркнул назад и, кажется, крикнул кучеру "гони!"

-- Это же Шарло! - вскрикнула Роза. - Он видел нас вместе. Теперь он всем разболтает, что мы знакомы.

Она подобрала рукой юбки и кинулась бегом вслед за отъезжающим фиакром. Ну, сейчас она упадет. Я хотел кинуться вслед и поддержать ее, заметив выступающий из мостовой булыжник. Но Роза не упала. Ее подошва легко оттолкнулась от выпирающего камня и вдруг Роза оказалась в дюйме над землей. Мостовая послужила ей всего лишь стартовой площадкой, дорожкой для разбега, чтобы после прыгнуть и взлететь. Теперь был виден только вихрь юбок, обвивавших ее ноги. Так легко оттолкнувшись от земли мог взлететь только я, поэтому вначале я не поверил, что это Роза так быстро летит за экипажем, что это ее тонкая ладонь вцепившись в вожжи вырвала их из рук кучера. Лошади испуганно заржали и вздыбились, почуяв присутствие сверхъестественного создания. Фиакр чуть не перевернулся. Винсент подоспел вовремя и сумел успокоить животных таким способом, каким это можем только мы - чародеи. Мы можем добиться смирения от необъезженного жеребца так же легко, как заставить его понести. Для Шарло это стало сюрпризом. Он никак не ожидал, что кто-то может остановить лошадей на бегу.

-- Вылезай! - Роза с неженской, я бы даже сказал нечеловеческой силой потянула его из кареты. Он оцарапал руку об опущенное оконное стекло, упал на мостовую, прямо под колеса и начал бормотать себе под нос какие-то ругательства, больше похожие на причитания.

Кучер вздрогнул, рассмотрев в отблесках каретного фонаря, что у человека, сидящего на мостовой нет тени.

Я переступил через оцепеневшего от страха Шарло, поднял поводья и вручил их кучеру. Движение было быстрым и неуловимым, так, что бедняга даже не смог рассмотреть, когда я успел нагнуться за поводьями к земле, к самым копытам лошадей и при этом не запутаться в постромках. Он только видел, как я подошел, заметил, как на миг вожжи ускользнули из его поля зрения, а через секунду уже очутились в его руке.

-- Поезжайте! - я счел своим долгом расплатиться с кучером. Мне не нужен был лишний свидетель, заметивший наследника престола ночью в сомнительной компании, а потом трезвонящий об этом во всех кабаках столицы.

Когда фиакр скрылся за поворотом дороги, я обернулся к Шарло.

-- Что вы собираетесь с ним делать? - из-за угла, проворно, как мотылек, вынырнула Присцилла. На расстоянии нескольких шагов за ней следовал Кловис, в отличии от нее вряд ли сочувствующий своему сотоварищу.

-- Этот сумасшедший напал на монсеньера, - поспешно объяснила Роза, пнув Шарло носком башмачка. - Мы едва успели оттащить его в сторону, пока он не расцарапал монсеньеру лицо. Нельзя оставлять ему без присмотра, иначе он кого-нибудь покалечит.

-- Но еще десять минут назад он был в здравом уме, - недоверчивая, как обычно, Присцилла остановилась в нескольких шагах от нас и не решалась приблизиться.

-- Я же сказала тебе, Цилла, он взбесился, - очевидно, Роза уже достаточно близко сошлась с девушкой, чтобы называть ее сокращенным именем. - Лучше помоги мне держать его, пока он не успокоиться.

Винсент поднял руку, словно призывая всех к молчанию и вдруг в его пальцах ярко вспыхнул смоляной факел, появившийся буквально из ниоткуда.

-- Я покажу вам отчего он лишился рассудка, - громко сообщил он и свободной рукой поманил за собой всю компанию. - За мной, друзья мои!

Он тихо, ехидно засмеялся, будто пытаясь сообщить мне, что друзьями ему эти мелкие грешники никогда стать не смогут. Присцилла прикрыла ладонью глаза, защищаясь от факельного света.

Роза тут же кинулась вслед за Винсентом, которой смело шествовал вперед по улице, как мрачный факельщик, явившийся из других веков. Наверное, только я мог заметить, что Роза не бежит, а парит в паре дюймов над землей. Для других же взметающиеся на лодыжках оборки создавали впечатление быстрого бега.

Площадь! Винсент решил отвести нас на площадь. В мозгу возникла четкая картинка лобного места, и я зажмурился, будто топор палача готовился отсечь мою голову, а не ударить по шее какой-то женщины. Неспешными размеренными шагами я преодолевал то же пространство, которое мои компаньоны за такое же время успевали пересечь бегом. Я замыкал процессию. Винсент стремглав несся впереди.

Вместо того, чтобы следовать за всеми, я сверкнул в проулок, пересек площадь по диагонали и первым оказался у эшафота. Топор, спрятанный в сене, так и оставили у плахи, никто бы не решился украсть его. Тела не было, но голова насажанная на шест показалась мне чем-то знакомой. Сам я так же поступал с отрубленными головами своих врагов, насаживал их на колья для устрашения всех, кто захочет впредь идти мне наперекор. Так почему же в этот раз при созерцании уже знакомой картины я вдруг почувствовал трепет. Хотя, нет, зрелище не было знакомым, еще никогда отсеченная голова не оставалась одна на пустынной площади без стражей, без любого намека на караул. Любой, кто хотел смог бы забрать ее, но кому захочется утащить столь страшную ношу. Разве что мне?

Не лицо, а маска смерти, бледная и застывшая, что же знакомого я мог найти в ней. Крашеные черные локоны спадали на впалые щеки, но у корней золотился рыжий пробор. Странно! Она мертва, а волосы продолжают расти и видно, что прежде они были огненно - рыжими.

-- Сильвия? - с сомнением прошептал я.

-- Нет, она называла себя Викторией - победой, - заметил подоспевший Кловис. - Это она научила нас, как вести себя в темном городе.

Присцилла шикнула на него, чтобы он не вздумал еще что-то сболтать.

-- К тому же, она пыталась занять высокое положение при королевском дворе и могла добывать для вас некоторую информацию, - понимающе усмехнулся я.

-- Она так столько всего знала и многому могла бы нас научить, - Присцилла опустилась прямо на землю, обхватила колени руками и стала напоминать бездомного котенка, свернувшегося калачиком прямо под чьи-то забором.

Я глянул еще раз на голову Сильвии. Может быть, ущелье, куда я однажды забрел все еще существует, хотя страна, где оно находилось давно уже стерта во прах. Может быть, где-то возле сохранившейся залы под куполом ждет обезглавленное тело. Кто бы подумал, что уходя с площади я буду нести с собой страшную ношу, обернутую полой плаща - отрубленную и все еще кровоточащую голову Сильвии.

-- Ты сумасшедший, - причитал Винсент, с опаской смотря на сверток, лежащий передо мной на столе. - Сначала скрипка, теперь это, - он указал на предмет обернутый белой батистовой скатертью, на которой уже алели крошечный красные пятнышки. Предмет по форме и объему напоминавшей крупную головку сыра или шар, обмотанный тряпкой.

-- Надо быть безумцем, чтобы красть из-под носа у палача то, что он должен захоронить.

-- Я тоже так считаю, - кивнул я, сам не в силах объяснить зачем взлетел над плахой и снял с шеста то, что должно было бы остаться там, пока не сгниет. Возможно, я был должен это сделать в независимости от собственного желания, должен был отнести голову Сильвии туда, где я ее впервые увидел, тогда еще насажанную на изящную шею, кокетливую, улыбающуюся в зеркальце, но ...мраморную. Возможно, она снова обратиться в камень, если я положу ее назад на консоль. Вот только, как отыскать то место среди серой равнины, даже во времена процветания страны моего отца не каждому удалось бы найти арку и попасть через нее в зал для собраний, спрятанный на самом дне ущелья.

-- Что ты собираешься с этим делать? - Роза подошла к столу так неслышно, что я заметил ее лишь, когда она уже очутилась рядом. - Давай я зарою ее в саду недалеко от твоего театра или под виноградником, там почва рыхлая и ...

-- Нет, Роза, не надо, - я перехватил ее руку, потянувшуюся к свертку. Я не был в восторге от того, что она и Винсент, пытаясь проявить щенячью верность, всюду следуют за мной и пробуют, как могут решить за меня мои проблемы. Вот теперь я, действительно, готов был поверить в то, что если бы я вздумал спуститься в самый ад, то Роза ничуть не испугавшись последовала бы за мной, как и обещала когда-то. Надо было бы радоваться таким проявлениям привязанности, но я боялся за Розу, боялся, что однажды по привычке увязавшись за мной, она переступит порог того пекла, откуда уже не сможет выйти. Я не собирался подвергать опасности тех, кого люблю. Я сам мог со всем справиться. Просто, я привык вести игру с жертвой и в этот раз события затянулись лишь потому, что мне вздумалось поиграть точно так же и с врагом. При чем с боеспособным врагом. От того, что Ротберт вновь накопил силы и мог мне противостоять, игра становилась интереснее, а ощущения острее.

-- Не вздумайте больше бегать за мной по ночным улицам, иначе...- прошипел я, смотря на Розу, но предостережение было обращено, как к ней, так и к Винсенту.

-- Ничего ты мне не сделаешь, - победоносно улыбнулась Роза. - Взгляни, ты даже не хочешь сильнее сжать мне руку, чтобы случайно не оцарапать ногтями, а ведь при желании мог бы без труда переломать кости и кому-нибудь более сильному, чем я или он, - она кивнула в сторону Винсента. - Не лицемерь, Эдвин. Опасаться надо не прогулки по ночным улицам, а того, кто нас во время нее сопровождает, то есть тебя.

Роза видела меня насквозь, наверное, с того самого момента, когда впервые заметила, как в моих глазах трепыхаются теневые крылья дракона. От нее ничего было не скрыть. Я сам поведал ей историю своей жизни. Она знала обо мне все.

Я вспомнил забавный эпизод, происшедший с нами в Виньене как раз после того, как возмущенного и оскорбленного тем, что его сочти безумным, Шарло увели с площади двое расстроенных слуг князя. Присцилла плакала, отходя от места казни. Слезы смывали грим, наложенный на лицо, смазывали тушь с ресниц, так, что девушка становилась похожей на довольно бездарную актрису. Кловис вел себя более мужественно и крепко держал за шиворот повредившегося умом собрата, чтобы тот не вздумал накинуться на кого-то из прохожих, болтая всякий бред и тем самым разоблачить все тайное общество. Площадь опустела, но за ней в узких улочках еще громыхали экипажи. Чьи-то лошади, почуяв то ли дракона, то ли запах смерти, исходивший от моей ноши, понесли, но Роза кинулась прямо на середину дороги, преграждая им путь. Окажись на ее месте кто-то другой, я был бы уверен, что кони затопчут его, но за Розу уже можно было не бояться. Излишнюю опеку с моей стороны она бы сочла придирчивостью. Когда ее и экипаж разделяло уже несколько шагов, лошади захрапели, вздыбились и, кажется, были бы рады броситься назад, лишь бы только не приближаться к изящной женской фигуре неподвижно застывшей в узком проулке.

На карете я разглядел королевский герб и немного смутился от того, что первым не поспешил на помощь благодетелю, решившему оставить мне свою державу. Никто из придворных не оказался бы в этот миг таким нерадивым, как наследник. Им ведь не хотелось, чтобы я так быстро унаследовал трон. Именно потому, что боялись меня, они ни в коем случае не желали скоропостижной кончины своему правителю.

Когда король вышел из кареты, чтобы поблагодарить прекрасную спасительницу, Роза в мгновение ока уже успела перелететь расстояние, разделявшие ее и коней, шикнула что-то угрожающее в ухо мускулистому белому жеребцу и схватилась за поводья, будто пытаясь доказать, что этим простым способом и усмирила лошадей. В том, чтобы просто натянуть вожжи, нет ничего сверхъестественного.

-- Они уже успокоились, - Роза потрепала одну лошадь по холке. Та была настолько напугана, что стерпела ее прикосновение. Любой конь стерпел бы даже укус гремлина, который проворно высунулся из сумочки и с азартом следил за животными, готовясь запрыгнуть кому-то на гриву, но Роза спрятала руку с сумочкой за спиной.

-- Сиди тихо, - шепнула она своему питомцу и тут же натянуто улыбнулась, будто ничего и не произносила.

-- У вас ведь есть брат, - король всматривался в лицо Розы, пытаясь угадать в нем что-то знакомое. - Это ведь ваш брат или кузен оказал мне точно такую же услугу, кажется, год тому назад.

-- У ее высочества нет брата, - подал я голос, заставив короля обернуться назад, туда где стоял я. - У нее никого нет, кроме меня. Она любит выручать людей из беды не считая при этом, в который раз она им пособляет в первый или во второй и уж тем более не присматриваясь к вензелям на их карете.

Я понимал ошеломление его величества. Для любого, даже заранее предупрежденного было бы ударом увидеть своего преемника ночью на улицу в компании с девушкой, проявившей слишком большое милосердие, чтобы считать ее врагом.

-- Эдвин приютил меня, - пояснила Роза. - И если вдруг в одной из тех стран, которые мы посетим, меня вздумают отправить на эшафот, то некому будет вступиться за меня, кроме него.

Она изящно пожала плечами, но реверанса не сделала. Зачем? Перед ней всего лишь земной правитель, а она сама, возможно, очень скоро будет провозглашена властительницей той империи, куда больше не ступит нога человека.

- Я знаю, меня долго не было у вас, - я легко взмахнул полой плаща, имитируя размах драконьего крыла. - Что поделаешь? Есть дела, которые не терпят отлагательства.

-- Зато сегодня я могу пригласить вас обоих, - даже у его величества не хватило бы смелости договорить, что вдвоем мы будем самой прекрасной и необычной парой, переступавшей когда-либо порог земного дворца.

Роза опустила ресницы, пытаясь скрыть безрадостное выражение своих глаз. Ей совсем не хотелось тащить гремлина во дворец, туда, где он может покусать не таких безропотных, как бессловесные кони, гостей. Я поплотнее прижал к груди свою ношу, стараясь прикрыть ее плащом, насколько это возможно и все равно мне казалось, что взгляд короля видит сквозь ткань, что мой земной покровитель смотрит и различает под слоем бархата мертвую, отсеченную от тела голову, которую я прижимаю к груди.

-- Как-нибудь в другой раз, - пробормотал я побелевшими губами. А про себя добавил "только не сейчас, ни с головой Сильвии, которая откроется на обозрение придворных, как только лакей снимет с меня плащ".

Неприятный разговор остался позади, а страх разоблачения не прошел. Что бы я сделал, если бы кто-то стащил с меня накидку и, окликнув ночной караул, указал им на бледного, златокудрого юношу, который несет в руках голову казненной.

Его величество ободряюще и с понимаем улыбнулся мне, решив, что я хочу приятно провести время с живой девушкой, а я всеми силами пытался укрыть от его глаз мертвую.

-- Сколько в жизни невзгод, - пробормотал вслух Винсент, а про себя добавил "наверное, столько же, сколько было подружек у Эдвина".

Я на него не обиделся. Сам хорошо помнил, что большинство наших неприятностей исходило от моих бывших компаньонок, например от Деборы. Когда она пыталась отомстить, Винсенту пришлось нелегко, и теперь он опасался повтора такой же ситуации.

Винсент ходил из угла в угол, размышляя, что предпринять, если на этот раз в окно дома в Ларах начнут царапаться ногти безголовой мстительницы. Роза нервно вертела в руках какой-то блестящий предмет, в котором я без труда узнал медальон леди Селины. Цепочка от него куда-то бесследно исчезла.

-- Она порвалась, когда Винсент пыталась забрать медальон, - объяснила Роза. Вернее надо было сказать "отобрать", но принцесса смутилась.

-- Тебе недостаточно украшений? - я спросил это без упрека или сарказма. Мне, действительно, хотелось предложить ей что-то такое, получив что, она поймет, что привычку воровать можно оставить таким неимущим, как Винсент. Я взял канделябр, дохнул на свечи, чтобы они вспыхнули и поманил ее за собой.

-- Пошли. Я хочу показать тебе кое-что.

Роза отнеслась к предложению недоверчиво, но, в конце концов, любопытство пересилило страх. Не стану же я заманивать ее в ловушку в собственном замке или увести подальше от единственного свидетеля, чтобы отчитать. Если мне надо было угрожать или ругаться, то я не стесняясь делал это в присутствии Винсента.

Я провел ее по винтовой лестнице в подвальный этаж, но не туда, где находилась моя лаборатория, а еще ниже, в самые недра земли. За изогнутой спиралью лестницей упирались в низкий потолок створчатые двери, украшенные резьбой и барельефами. Двери в неизвестность. Точно так же, как теперь Роза чувствовал себя я, когда барон Рауль вел меня в свои подземелья, к страшному кладу спрятанному в них. Двери перед которыми стояла Роза не были окованы цепями, но за ними в подземном колодце дремал змей - страж, охранявший сбережения своего хозяина.

-- Входи! Не робей! - свободной рукой я схватил руку Розы и потянул ее в распахнувшиеся двери, мимо колодца под свод арочного прохода, за которым по мгле разливалось ослепительное сияния. Здесь, в подземелье, я хранил не только те сокровища, которые достались мне вместе с замком, но и то, что удалось собрать или накопить мне самому во время моих приключений. Кроме груды золотых монет и не оправленных, крупных драгоценных камней, тут было все, чем можно было привлечь любую женщину. Но мне не был нужен никто, ни знатные дамы, ни юные барышни, ни актрисы, ни куртизанки, ни королевы. Все женщины встречавшиеся на моем пути рано или поздно становились жертвами, так зачем же дарить им драгоценности, если рано или поздно они все равно очутятся на дне колодца.

-- И это все твое? - Роза восхищенно разглядывала сундук с откинутой крышкой, где поблескивали различные ожерелья, но не решалась к чему-либо прикоснуться.

-- Нет. Не мое. Это все твое, - поправил я. - Можешь смело взять любую вещь, которая тебя заинтересует.

За один день Роза не смогла бы перетащить к себе и сотой части этих сокровищ, но даже не будь я так богат, все, чем я владел я бы предложил ей. Для меня сокровищница была всего лишь мертвым блеском слитков золота и россыпи драгоценных камней, всего того, что напоминало мне о прошлом. Существует поверье, что драконы копят сокровища лишь для того, чтобы в изменяющимся, населенном людьми мире сохранить воспоминание о прошедшей эре. Ведь драгоценные руды это то, что существовало на земле со времен первобытного мира. Древностью драгоценных камней определяется для дракона их ценность. Смотря на скопище опалов и алмазов, я вспоминал казну моего отца, конечно, менее богатую, но не менее блестящую.

Подолгу я никогда не просиживал в своей сокровищнице, не предавался воспоминаниям часами и не спал на грудах рубинов. Мне было достаточно только бросить взгляд на стены, украшенные янтарем и бирюзой, на крупные карбункулы и сундуки с браслетами, ожерельями и жемчужными бусами - безделушками, которым я уже отчаялся найти применение, поскольку носить их пристало только девушке.

Мне бы хотелось посмотреть, как все эти серьги с подвесками, клипсы или кольца будут смотреться на Розе, как тяжелое ажурное ожерелье из бриллиантов, которое она рассматривала, снежным узором обовьет ей шею, плечи и закроет большую часть корсета. Все эти вещи, которые для людей были бесценны, я бы подарил ей, как простые игрушки, но, очевидно, в дань старым привычкам и скромности, которую ей пыталась привить Одиль, Роза выбрала одно простенькое сапфировое колье.

-- Оказывается, мы не такие бедные, как я думала, - с восторгом заметила она, наблюдая за тем, как переливается в свете от канделябра ее находка. - Мама сказала, что если я останусь с тобой то умру либо голодной, либо насильственной смертью. Наверное, она не догадывалась, что ты богат.

-- Я никогда ей об этом не говорил, - согласился я.

-- К тому же, я ведь явилась к ней затем, чтобы потребовать медальон, вот она, наверное, и подумала, что мы живем довольно скромно, - шепотом призналась Роза и отрицательно покачала головой, когда я предложил ей примерить диадемы.

-- Мне не удобно забирать столько всего сразу, я лучше зайду сюда еще раз, - предложила она. - Чтобы убедиться, что все это существует не во сне.

Она еще раз окинула взглядом ларцы с изумрудными и алмазными гарнитурами, коллекцию корон, любой из которых позавидовали бы земные монархи, золотую утварь, которая не поместилась на кухне и за ненадобностью была свалена в углу у входа. Я прикоснулся к витому малахитовому столбу, поддерживающему потолок и так же, как стены украшенному каменьями. Прикосновение было твердым и жестоким, будто своим жидким огнем я собирался обжечь холод окружающей тверди.

-- Чего стоит все это по сравнению со счастьем видеть рядом живое создание, способное тебя полюбить? - спросил я, как будто, у самой природы, предписывающей дракону жить в одиночестве возле груды сокровищ, холодных и бесполезных. - В компании со всем этим я чувствовал себя одиноким, появилась ты, и я понял, что кому-то нужен. Так, что все это по праву твое. Считай, что это вознаграждение за то, что ты вернула в одного погубленное сердце стремление к жизни, объяснила падшему ангелу, что он все еще способен летать. Не только летать, но и радоваться полету. Помни, в какой бы горящий город ты не попала, чтобы вынести тебя оттуда, мои крылья всегда выдержат нас двоих.

-- Да, возможно, - Роза пожала мою руку, будто хотела скрепить какую-то клятву. - Но у меня крыльев нет, так, что я могу предложить тебе только сердце.

-- Но это уже большее, на что я мог рассчитывать, - рассмеялся я, вспомнив, что когда впервые увидел ее считал себя чуть ли не самым проклятым и злокозненным созданием, которое ни от кого не может ожидать к себе доброго отношения, а поэтому обязано губить всех подряд. Тогда я решил, просто спрятаться и предоставить Розе право выбрать лучшую жизнь чем со мной, но судьба рассудила иначе.

Роза все-таки решилась взять с собой еще пару вещиц, венчик с жемчужными подвесками и венок из бриллиантов. И то и другое очень ей шло.

-- А я знаю, что князь был бы счастлив иметь хоть тысячную долю того, к чему ты относишься так пренебрежительно, - игриво заметила она, радостно прошуршав юбками по ступенькам лестницы.

-- Мечта ростовщика, - отозвался я и про себя решил, что подметил очень точно. Ротберт привык со всеми и из-за всего судиться так, будто они были его должниками.

-- Ростовщик? - Роза нахмурила бровки. - Я бы скорее назвала его скупщиком человеческих душ, как те, о которых пишут в сказках. Посмотри, все эти слуги-тени ведут себя так, будто продались ему всего лишь за обещание.

-- Возможно, - я не мог не согласиться, что со стороны все выглядело именно так.

-- Нам с Винсентом надо радоваться, что ты не перенял привычки своего наставника. Иначе, где мы сейчас бы жили в какой-нибудь конуре или в казематах, - Роза обогнала меня на лестнице и первая очутилась в холле. Света от канделябра, который я держал высоко над головой ей вполне хватило, чтобы не споткнуться на ступеньках.

-- Так мы отправимся искать ущелье, чтобы отнести туда голову твоей бывшей зазнобы, - тоном избалованного ребенка осведомилась она.

-- Роза, я разговаривал с этой женщиной всего два-три раза за жизнь и поверь впечатление от этих разговоров у меня сложилось крайне неприятное, - я поднес руку ко лбу, словно пытаясь удержать в голове разум, которого вот-вот лишусь. - Откуда ты вообще что-то можешь знать о моих планах?

-- А эта женщина, вернее эта сильфида, она ведь сошла с ума после того, как ты ее прогнал. Верно?

-- По-моему, она еще до встречи со мной была помешанной, твердила что-то о каких-то секретах, о короне, оставленной в безлюдном городе. Теперь эта корона моя, но счастье не в венце.

-- Молись о том, чтобы твой наставник это понял, - пошутила Роза.

-- Ты считаешь, что он был бы счастлив, заполучив мои жезл и скипетр?

-- Ему ведь нужно от тебя что-то еще? - Роза нахмурилась, будто ей не нравилось высказывать такую страшную догадку вслух. - Он бы не ходил за тобой, как влюбленный, если бы хотел всего лишь отбить у тебя трон. Тогда бы это была война, а не игра, не разговоры, затянутые на всю ночь, как серенады, не хитрости, а открытый бой. Он не стремиться драться с тобой, а это может означать только одно. Ему не хочется во время битвы повредить что-то, что он хотел бы присвоить себе в целости.

Роза протянула руку и коснулась моей щеки.

-- Ему нужна твоя внешность ангела. Вот почему ему страшно вступать в бой. Он боится поранить тебя или изуродовать. Воспользуйся этим. Давай нападем первыми. Ты же не станешь щадить такого подлеца только за то, что привык к его обществу во время заточения.

-- Если честно, то это ты должна была бы пожалеть его. Ведь он в какой-то степени приходиться тебе родней.

-- Судя по твоим рассказам, за свою жизнь он менялся, как хамелеон. Если у него и остались близкие родственники, то вряд ли даже они смогут признать в нем сородича. Он изменился так, что и они примут его за чужака.

-- Роза, - я хотел объяснить ей то, чего не мог понять сам. - Я никогда не боялся его. Страха я никогда не перед кем не испытывал. Скорее, я его ненавидел, но вначале уважал в нем величественного незнакомца. Лишь только он перестал быть незнакомцем, как вся аура величия тут же спала, при близком рассмотрении мне открылась вся его мелочность, злоба, алчность и вместо уважения я стал относиться к нему с насмешкой. Так бывает, когда смотришь на актеров. На расстояние оркестровой ямы они еще могут показаться привлекательными, но вблизи видишь только слой грима. Я имею в виду, конечно, не тебя, на сцене "Марионетты" в тот вечер ты была единственным и случайным исключением.

-- Выходит, ты церемонишься с ним только потому, что он частичка того времени, которое теперь кануло в небытие? - Роза направилась в свои апартаменты. Я, как тень, беззвучно и неотступно следовал за ней по покоям замка. Мне не хотелось оставаться без компании, лучше просто наблюдать за тем, как Роза прячет в ящик комода драгоценности, как изящно садиться в резное кресло-качалку перед камином. Мне нравилось молча следить за ее движениями, которые стали такими же легкими и невесомыми, как мои. Нравилось присутствовать рядом с ней, смотреть, как она записывает в тетрадь какие-то заклинания или стихи, но молчать и не мешать ей ничем, разве только помочь поднять перья или бумаги, если они упадут со стола. Так, наверное, только ангел-хранитель может наблюдать за своей подопечной, всегда быть рядом с ней, но оставаться безмолвным, любить ее, но не рассчитывать на ответные чувства. Так было с того самого мига, как я увидел ее впервые. Сама Роза знала, что некий крылатый дух охраняет и любит ее, но никто из ее близких об этой любви не догадывался.

Теперь вдруг самой Розе захотелось оградить от опасности меня. Она мяла в руках ту самую бумажку с колдовской формулой, которую до этого пыталась отдать мне. Кресло раскачивалось само, а Роза сидела в нем неподвижно, легкая, как пушинка и таинственная, как призрак.

-- Прочти свои заклинания, и они приведут нас к храму, который ты назвал залом под куполом, - Роза первой прервала молчание.

-- Ты, правда, хочешь пойти туда вместе со мной?

-- Я хочу взглянуть на это место, - Роза легко и бесшумно поднялась из кресла. Оно еще долго продолжало качаться, будто в нем осталась сидеть ее тень. Сама принцесса прошлась по комнате, погладила гремлина, который спал на ее муфте, заглянула в шифоньер, где пестрели радужными цветами ее платья. Я знал, что она ищет свой камзол и шпагу, но не может вспомнить, в котором из шкафов их оставила.

-- Там мы можем встретить Ротберта и подсмотреть, каким образом он научился продлевать молодость, - не задумываясь, произнес я, будто кто-то шепнул мне в ухо подсказку.

-- Разве он может причинить тебе какой-то вред? - удивилась Роза. - Может ли он придумать какой-то способ, чтобы оборвать жизнь бессмертного создания? Есть ли вообще какой-то способ оборвать твою жизнь?

Я внимательно посмотрел на нее и сказал то, о чем подумал:

-- Если ты меня бросишь, я этого не переживу.

-- А, что ты сделаешь? - рассмеялась она. - Как ты сможешь убить себя?

Вопрос ударом колокола отдался в сознание. Действительно, как? Прыгнуть с высоты и разбиться? Тщетно. Даже если я не раскрою в последний миг крылья, а разобьюсь, то каждая клеточка тела все равно восстановиться. Ударить себя ножом? Бессмысленно. Выпить яд? Бесполезно. Надрезать вены? Рана тут же срастется.

-- Единственное, что можно сделать, это обезглавить меня, - предположил я.

-- Пока ты в человеческом обличье никто не решиться на такое святотатство, - возразила Роза.

-- Никто из людей, - поправил я. - Только вот, у меня язык не повернется назвать князя человеком.

-- Князь слишком ценит твои безупречные черты лица. А, значит, опасаться нам нечего, - Роза все-таки нашла в нижнем ящики шкафа то, что искала: камзол, бархатные панталоны, жилет, сапоги и, конечно же, шпагу в ножнах.

-- Собирайся, - кивнул я, радуясь тому, что все время рядом будет живое и красивое существо. В одиночестве путь в ущелье мог бы показаться бесконечным. - Я должен сказать королю, чтобы даже в случае моего исчезновения он не отдавал власть Анри, если тот объявиться. Нужно предусмотреть все.

Я уже стоял возле открытого окна, за которым мерно кружились снежинки, и собирался улететь, но остановился, вспомнил, что надо похвалить Розу за то, как она впечатлила Камиля.

-- А знаешь, автор пьесы мечтает о твоем возвращении на сцену.

-- Я, конечно, понимаю, что ты считаешь "Тень и маркизу" пасквилем, но, задумайся, автор не только опорочил твое честное имя, но сделал тебя, дракона, знаменитым героем, по крайней мере, на подмостках.

-- Утешительно, - пробормотал я, улыбнувшись уголками губ. Роза сказала еще что-то, но ее слова были обращены уже только к снежной круговерти за распахнутым окном. Кажется, она говорила, что подозревает некоторую фантазию в пьесе, но считает, что в жизни все было иначе. Я не расслышал, потому что спешил. Уже шагая по улицам Виньены, я на ходу вспоминал слова, которые вместо актера полагалось бы произносить мне. Конечно, Камиль присочинил, никакого разговора между мной и Сабриной ни разу не состоялось. У меня просто тогда не хватило времени вести с ней беседы, но богатая фантазия автора вкладывала в мои уста те реплики, которые я мог бы сказать только Розе, а не жертве. Я попробовал повторить про себя какой-то куплет и понять есть ли в стихах что-то оскорбляющее меня или Камиль всего лишь воспользовался тем, о чем мы с ним болтали в темнице. Жаль, что нельзя запомнить всю пьесу с первого раза.

Я остановился, взглянул на диск луны высоко над крышами домов и припомнил Розу, стоящую на сцене. Как красиво и складно она произносила свою речь. Мою речь Камиль написал так, что она смогла бы подойти, как ему самому, так и любому из волшебных существ. На улицах никого не было, никто бы меня не услышал, разве только какая-нибудь фея, желающая услужить, но пока что прячущаяся в проулке. Шепотом я повторил стихи Камиля, ответ незнакомца на вопрос маркизы "кто ты?"

-- Я созданье той страны,

Где природа с смесью зла

Нас рождает вопреки

Всем уставам бытия

Мы свои среди теней

Мы крылаты и горды

Вечно в прятки средь людей

Мы за то играть должны.

И кто-то из темного переулка отозвался на мой шепот глухим, понимающим смехом. Таким многозначным смешком может только один бандит приветствовать другого. Я огляделся по сторонам, но никого не заметил.

Во дворце я не стал никого беспокоить. Зачем будить короля? Он непременно начнет отговаривать меня от опасных затей или предлагать свою помощь. Пренебрегая дверью, я воспользовался окном второго этажа, сел за стол в королевском кабинете, написал короткое письмо королю и запечатал королевской же печатью. По крайней мере, так всем будет понятно, что такую печать мог оставить только наследник, но чтобы его величество уж точно ничего не перепутал я прилепил снизу крошечный оттиск своего перстня-печатки, который король, наверное, уже давно заметил у меня на руке. Во всяком случае, это лучше, чем отпечаток драконьего когтя на конверте.

Мне пришлось еще заглянуть в припозднившуюся специально для преемника короля мастерскую портного. Я заказал там платья для Розы и обещал, что зайду забрать их как-нибудь ночью. Для принца, которого считали неженатым, это был странный заказ. Хозяин мастерской понял меня по-своему и на всякий случай представил мне несколько миловидных девушек - швей. Кому не охота, чтобы дочь или племянница ходила в фаворитках. Внутри меня дракон зло рассмеялся, но я сам ощутил только чувство неловкости и теперь явился за вещами только ночью, когда весь штаб работниц уже спал. Лампа на окне за приопущенной шторой сообщала мне, что сам владелец еще не спит.

Я забрал сверток и пеструю шляпную коробку, объяснил, что спешу к даме и был даже рад, когда за моей спиной закрылась дверь. По крайней мере, один-единственный человек во всей Виньене мог подтвердить, что по ночам меня ждет фаворитка, а не демон, которому я продал душу.

Надо было скорее возвращаться к Розе, но я мельком взглянул на луну, уже переместившуюся в небе левее над шпилями города и вспомнил еще одну сценку из пьесы, маркиза спрашивает что-то насчет рождения, юности, зари, а дракон в облике кавалера таинственно отвечает и в словах раскрывается мое прошлое:

Свою первую зарницу

Увы, вспомнить не могу,

Помню мрачную темницу

И оплывшую свечу,

Звон цепей и шелест платья,

Голос демона во тьме,

Рок всесилен и объятья

Рано смерть раскрыла мне

По мнению Камиля такому откровенному признанию Сабрина поверить просто не могла. Кем она могла посчитать привлекательного молодого человека, как не притворщиком, решившим с какой-то целью разыграть из себя демона. Я все еще слышал ее ответ произнесенный устами Розы:

Смерть? Метафора иль шутка?

Скольких, притворившись им

Ты сумел лишить рассудка

Появлением своим.

Я тряхнул головой, словно пытаясь прогнать какие-то мысли. Мне надо спешить домой, а не читать чужие стихи. До того, как Роза открыла мне глаза на то, что автор талантлив я считал пьесу весьма оскорбительным сочинением.

Ощутив чье-то легкое дыхание у себя на затылке, я обернулся. Фигура, прислонившаяся к стене, мастерской портного показалась мне настолько знакомой, что я даже не задался вопросом "кто это?"

-- С каких это пор ты наряжаешься в платья? - с усмешкой спросил меня кто-то, хотя ничьи губы не шевелились и слова звучали так, что слышны были только мне. Будь даже сейчас рядом какой-то прохожий, он бы ничего не услышал.

-- Они для девушки, - вслух ответил я, не задумываясь о том, что если наблюдатель на самом деле ни о чем меня не спрашивал, то мои слова могут показаться ему странными.

-- Для девушки? - то ли эхо, то ли сдавленный смешок. - Ты хочешь сказать, что какая-то девушка, поселившаяся у тебя, сможет прожить достаточно долго, чтобы все это перемерить?

Слова прозвучали и опять неясно были сказаны они вслух или только вторглись в мое сознание.

-- Подойди! - велел я не вслух, а мысленно, так, что ни одно живое создание не смогло бы противостоять приказу, но фигура не выступила из темноты, а напротив нырнула глубже в нее и скрылась за углом дома.

Во мглистом проулке уже никого не было видно, но я почему-то был уверен, что кто-то манит меня вслед за собой. С коробками в руках бежать за кем-то вдогонку было неудобно, поэтому я поставил их у цоколя какого-то здания с расчетом, что потом вернусь за ними. Даже если кто-то и пройдет мимо, то не заметит ни свертков с платьями, ни пестрых шляпных картонок. Посторонние не могли увидеть того, что принадлежало уже не их миру, а мне, точно так же, как прохожие не видели купленного мной дома в Ларах, хотя и знали, что он не снесен, а стоит где-то рядом в дразнящей близости от них.

Вслед за кем идти, если не слышно ни шагов, ни чьих-то запыхавшихся вдохов и выдохов вблизи, а они ведь должны были быть с учетом того, что кто-то со скоростью выпущенной стрелы убегал от меня. Ничьих следов на неровной брусчатке остаться просто не могло, но я шел как по протоптанной дорожке. Если бы я позвал кого-то за собой, то от моих подошв даже на булыжниках остался бы глубокий огненный след. Меня, возможно, никто на этот раз и не звал. Может быть, всего лишь где-то в прочной, словно проволочной сети различных драконьих инстинктов слабо затеплилось предчувствие опасности, какое возникает иногда только у ясновидящих.

Мне не надо было выбирать направление, ноги сами привели меня на площадь, к тому самому месту, откуда я забрал мертвую голову Сильвии. Мертвую ли? Четко и явственно прозвучавший в моем мозгу вопрос встревожил бы кого угодно. А вдруг, даже отсеченная от тела она до сих пор жива и когда я выну ее из батистовой обертки, заменившей саван, то мертвые губы слегка шевельнуться, чтобы предостеречь меня от чего-то.

На площади горел всего один смоляной факел - крошечный оранжевый с красной сердцевиной огонек, видный издалека. От пламени шел грязный зловонный дымок, но он был недосягаем не для чьего обоняния, ведь вокруг царила пустота, а сам факел, как будто, висел в воздухе над эшафотом, без подставки или держателя. Была ли площадь пуста? Нет, так всего лишь казалось. Человеческий глаз не мог различить того, что видел я, сонма темных изящных, изысканно задрапированных в черный вельвет и муар силуэтов. Всего лишь тени, неразличимые во тьме. Различим был только огонек в центре столпотворения теней, а всех остальных, даже факельщика, нагло забравшегося на помост укрывала в своих надежных объятиях благословенная ночь. Ночь была их излюбленным временем.

Сначала я наблюдал за ними, прислонившись к фасаду дворца, темными окнами выходящего на площадь. В отличие от них щегольские зеленые тона моей одежды и ярко-изумрудные складки плаща в приятном контрасте с золотом волос сразу привлекали внимание даже на расстояние, но я еще долго оставался незамеченным никем из общества теней. Они были слишком увлечены тем, что говорил им факельщик - Шарло. Вернее он не говорил в полный голос, а обращался к толпе шипящим почти не различим для людского слуха шепотом, но и мне и его сотоварищал все было отлично слышно.

-- Почему мы медлим? - Шарло жестом призванным призвать внимание собравшихся поправил свои сальные, по-цыгански темные волосы и их вьющиеся кончики рассыпались по стоячему воротничку, обрамили узкое лицо каким-то неземным черным пламенем. Бездна в его глубоко посаженных глазах была еще чернее ночи. - Чего нам ждать? Зачем прятаться от каждого проходящего мимо отставного солдата, отсиживаться в подворотнях, выжидая пока промарширует мимо самый малочисленный караул. К чему нам бояться королевской гвардии или расквартированных кавалеристов, их ружей, сабель, подписанных его величеством ордеров на арест? Мы сами армия. Для чего нам скрываться, когда мы уже давно могли бы править этим городом, а его до этого такие смелые жители ходили бы в страхе перед нами. Наш владыка говорит, что его учение единственное правильное, он открыл нам свои тайны и мы теперь его любимцы, поскольку поверили ему и последовали за ним, а всех инакомыслящих он отдает в наше распоряжение.

Шарло пытался щегольнуть своей образованностью и красноречием, хотел выглядеть оратором, но вместо этого напоминал шипящую гадюку, которая обнаглела до того, что не по праву пытается влезть на возвышение, вместо того, чтобы ползать по камням и песку.

Я был удивлен тем, что большинство собравшейся публики внимает ему с интересом и если бы их бледные, фарфоровые лица все время не были так бесстрастны можно было бы даже сказать с участием.

-- До сих пор мы жили только за счет того, что ловили в ночных переулках тех, у кого нет ни револьверов, ни поддержки закона, чтобы от нас защититься, - переведя дыхание, продолжил Шарло. - Почему-то их остро отточенные, специально для того, чтобы наводить страх на припозднившихся прохожих ножи нас не пугали. Хорошо еще, что недавно была война, и в карманах пойманных нами дезертиров и мародеров мы находили неплохую прибыль. Потом в наше распоряжение остались только полуночные грабители. Посмотрите, вместо того, что захватить Виньену в полное свое распоряжение, мы очищает ее кварталы от преступников. Других средств к существование, кроме тех, какие мы извлекли из разбойничьих кошелок, у нас пока нет. А стоит нам только разграбить ночью один из этих великолепных богатых дворцов, в которых безделушек больше, чем нужно хозяевам, как на нас тут же начнут охоту те самую караульные роты, от которых мы пока что так ловко прячемся. Не может же так продолжаться вечно?

-- Конечно, не может, - тихо прошипела из толпы женщина, в которой я узнал Присциллу. Ее едва слышное восклицание в толпе теней показалось оглушительно громким. Никто, кроме не до сих пор не посмел возвысить голос, чтобы прервать речь Шарло.

-- Что ты предлагаешь делать? - тут же выступил вперед, осмелевший после ее заявления и всегда нагловатый Ройс.

-- Я уже говорил, - Шарло выпрямился и приосанился. - Довольно отсрочек, задержек, отговорок. Я думаю, час уже настал. Куранты вот-вот пробьют, но еще до их боя самых бдительных часовых пробудят более страшные звуки. Сделаем то, что задумали! Сегодня или никогда!

Шарло демонстративно указал рукой, сжимавший черенок факела в сторону королевского дворца. Победный клич, сопровожденный таким простым и в то же время красноречивым жестом, зловещим гулом прозвучал в ночи. Но даже если спящие горожане что-то и услышали, то им это показалось не более, как протяжным криком удода или баклана, на побережье предвещающего беду морякам, но неизвестно, как очутившегося здесь на городской площади.

-- Идти на дворец! Да, ты совсем рехнулся, - менее импульсивный, но за то более рассудительный Кловис скрестил руки на груди и оперся плечом о перила деревянной лесенки, ведущей к лобному месту. На дне его спокойных аквамариновых глаз мелькнула насмешка. Вернее глаза у него были разного цвета, один целиком аквамариновый, а второй на три четверти синий. Я видел это даже с такого расстояния. Глаза разного цвета - верная примета того, кто обещает стать способным колдуном.

-- Права была эта красотка, которая объявила тебя чокнутым, - уголками губ Кловис усмехнулся. Легкий и проворный, он готов был в любой миг кинуться на любого, кто посмеет ему возразить. - Надо же наша очаровательная Инфанта Теней оказалась не хорошенькой пустышкой, как ты нам объяснил, а даже ...не просто умной, а по-настоящему мудрой и проницательной. Она ведь первая заметила, что ты свихнулся, а мы еще сомневались: верить ей или нет.

-- Ты просто пленился ее кукольным личиком, - нахально заявил Шарло, на всякий случай чуть отступая назад, чтобы между ним и Кловисом сохранялась достаточная дистанция для возможного побега. - Нам здесь не нужен влюбленный. Мы должны думать о своем будущем, о процветание, об успехе, а не исправлять грамматические ошибки в твоих любовных канцонах. Лучше убирайся отсюда, пока цел, в наших рядах нет места малодушным и трусливым. Трусы рано или поздно становятся предателями. Нам не нужна такая помеха. Иди, пой серенады под окнами фаворитки дракона. Ты мог бы вместе с нами стать один из повелителей мира, а вместо этого предпочитаешь быть ее слугой. Прочь отсюда! Спеши к своей милашке и молись о том, чтобы ее покровитель не ошпарил тебе лицо своим огненным дыханием.

-- Замолчи! - сквозь зубы процедил Кловил. Подкалывания попали в цель. Он был разозлен так, что разорвал ногтями лацканы своего кафтана. От шелковых отворотах на рукавах теперь остались одни отрепья, но Кловис почему-то решил, что это лучше, чем оставить одну растерзанную тушу от своего строптивого собрата.

-- Не в бровь, а в глаз, - злорадно усмехнулся Шарло. - Эта смазливая девчонка сильно тебя задела.

Я сам собирался расквитаться с Шарло уже за то, что он назвал Розу фавориткой дракона, но медлил, мне было интересно, что он скажет. Любопытно, узнать о секретных планах врага из его же собственных уст.

Без посредничества соглядатаев или шпионов я мог узнать куда больше, чем мне бы доложили они. Шарло убеждал толпу с таким усердием и так самозабвенно. Он даже не подозревал, что дракон за ним наблюдает и не в замочную скважину, не в щель или окна, а стоя рядом, на виду и даже не пытаясь спрятаться за углом. И все равно я оставался существом, проникнувшим в этот мир через узкий не используемой людьми тоннель, соединяющий два мира. Я продолжал чувствовать себя шпионом, подсматривающим за собранием на площади и в целом за всем человечеством из крошечной замочной скважины в двери, отделяющий один мир от другого.

-- Я не собираюсь слушать, как оскорбляют честную девушку, - Кловис стряхнул с кафтана невидимые соринки, развернулся на каблуках и собирался уйти, но грозный окрик Шарло остановил его.

-- Не вздумай рассказать что-то нашему блистательному монсеньеру дракону иначе князь вырвет тебе язык.

Кловис обернулся, сжал кулаки, так что побелели костяшки пальцев. Ему хотелось бы спровоцировать обидчика на дуэль или хотя бы потасовку, но он знал, что Шарло с легкостью избежит вызова, объяснив это тем, что он теперь республиканец и не собирается терпеть аристократические замашки, а от кулачного боя он бы попросту сбежал. Разве кто-то может сравниться с ним в скорости бега?

-- Чему ты мог научиться в бездельной дворянской семье, кроме молитв, фехтования и философии? - гадко усмехнулся Шарло. - Ты предпочитаешь слова труду, медлительность молниеносным действиям. Для тебя важнее долгие часы досуга, чем быстрый путь к славе и выгоде. Мы не можем лениться, как ты. Зачем мы явились на площадь под покровом ночи, когда все спят и некому нам препятствовать. Да затем, что отсюда пролегает самая прямая дорожка к дворцу. Мы налетим неслышно, стремительно и нежданно. Никто не сможет нам противостоять. Разве ты сам редко подбирался со спины к тем темным личностям, которых мы обворовывали и обезоруживал их. Ты сам действовал, как тать в ночи, а теперь пытаешь разыграть из себя моралиста.

-- А ты предлагаешь нам взять штурмом дворец, даже не получив на это приказ князя. Лучше дождаться повеление владыки, чем действовать по собственному почину. Так мы хотя бы сможем рассчитывать на его поддержку. А сейчас где он? С какой крыши он наблюдает за нами и смеется над нашей глупостью. Мы погибнем, а он найдет себе других, еще более раболепных и услужливых последователей.

-- Ты несешь ересь, - решительно возразил Шарло.

-- Я имею на то полное право, раз я уже изгнан, значит должен хоть чем-то заслужить испорченную репутацию изгоя, чтобы у вас не осталось никаких сожалений обо мне.

Кловис обвел то ли вопросительным, то ли насмешливым взглядом полукруг черных фигур, разомкнувшийся для того, чтобы освободить ему проход и вновь обратился к Шарло.

-- Хотя бы потуши факел, чтобы никто из часовых не заметил огонек самовольно ползущий по дорожке к парадному входу. Мы все предпочитаем аскетический образ жизни, рядимся в черное, как монахи, но те то всего лишь носят рясы и тонзуру, а мы еще вдобавок прячемся от каждого прохожего, одетого в мундир. Если ты такой ярый аскет, Шарло, то ты не должен ощущать отсутствие комфорта из-за того, что рядом нет огня. Тени достаточно лунного света. Раньше ты быстрее всех ускользал к решеткам канализаций, если рядом грохотала телега, везущая осужденных на казнь. Теперь ты вдруг осмелел, предлагаешь идти к королевской резиденции. Что ж, иди!

-- Я предлагаю не только это, - злобно сощурился Шарло, будто пытаясь установить какую-то нить взаимопонимания между ним и собой. - Разве тебя ни чуть не прельщает вторая часть плана?

-- Попытайся осуществить этот замысел и даже если тебе не утащат в каземат от самых дверей дворца, то, считай, что ты сам подписал себе смертный приговор.

Кловис на миг задумался, словно не знал, как точнее выразить свои опасения.

-- Пойми, - попытался объяснить он. - На кону не только твоя жизнь. Это тот случай, когда вместе с зачинщиком гибнут все последователи. Тебе мало перерезать горло правителю Виньены, ты хочешь добровольно спутаться с тем, от кого другие, все самые опасные и порочные, готовы бежать сломя голову. Поверь, ты ищешь того врага, который забавы ради расправлялся с личностями, куда более значительными, чем ты. Тебе ли его одолеть.

-- А я и не предлагаю с ним драться, - возмущенно возразил Шарло. - Схватка с ним равносильна самоубийству. Не один ты так дальновиден, чтобы это понять. Я пытаюсь втолковать тебе, что если он примчится помогать старику, то мы незаметно и совершенно безнаказанно сможем вытащить у него часть тех сокровищ, отсутствия которых он даже не заметит. То, что для него простой хлам, для нас бы было полезным приобретением.

-- Он может уже все знать о твоих планах, - уверенно заявил Кловис.

-- Откуда? - беспечно, совсем, как готовый напроказить хулиган отозвался Шарло. - Кто мог его предупредить. Неужели его величество послал ему депешу? Но он ведь ничего не знает о наших замыслах. Никто не знает.

-- Он все знает, - Кловис пробовал, как мог убедить злоумышленников в своей правоте, пытался своим серьезным тоном в противовес игривым шуткам зачинщика создать на площади атмосферу страха. У некоторых, действительно, по коже пробежал холодок. Сразу было ясно, что Кловис знает, о чем говорит. Непоколебимая уверенность в себе возвышала его над другими. Не имело значения даже то, что он стоит внизу под помостом, а Шарло проповедует с возвышения для эшафота, как с кафедры.

-- Вспомните, у него всевидящие глаза. Нет такой бунтарской или даже безобидной мысли в наших головах, которая бы ускользнула от него. За ним наивысшая сила, а за нами только гордыня и мятежные бредни того, кто по всей очевидности утратил рассудок.

-- Это значит, что ты на его стороне, - взвился Шарло.

-- Я даже не знаю, как его зовут. Знаю только, что он могущественнее нас всех.

-- А что для тебя значит его имя. Зовись он хоть господином Люцифером. Разве продажной душонке не все равно, от кого получать вознаграждение? Возможно, он уже купил твой голос, но не мой. Нам все равно, какая за ним сила, главное у него есть клад, оставленный без присмотра где-то в снегах. У него погреба, полные золота...

-- Но кроме золота он еще обладает огненным дыханием, - вполне резонно возразил Кловис. Из всей компании он, похоже, был самым рассудительным.

-- Ты ведь не хочешь, чтобы на твоей коже остались такие ожоги, будто ты побывал в печи? Не бывает ведь тени со жженными шрамами.

-- Не слушайте его, - обратился Шарло к толпе. - Он из кожи вот лезет, чтобы хоть на секунду отсрочить наше продвижение ко дворцу. Именно потому, что я предусмотрителен, я в первую очередь веду вас туда, а только потом к золотым копям. Кроме короля некому предупредить нашего красавца-злодея. Даже если кто-то из придворных и мог бы предостеречь его от опасности, то не пошевелил бы и пальцам, потому что все бояться его. Никто не станет спасать того, кто впоследствии непременно захочет отнять жизнь у собственного спасителя. Мы будем богаты, а князь будет доволен нами. А этого глупца надо будет запереть в каком-нибудь подвале, чтобы он не вздумал нам мешать, - он указал факелом на Кловиса.

-- Заприте его на складе, в каменоломне или еще лучше утопите под мостом. Вы же видите, что он сторонник дракона. Все, кто вступают в какой-нибудь сговор с демоном, кончают свою жизнь в петле и он не думает прийти на выручку своим сподручным. Он со всеми обходиться, как с врагами.

-- Ошибаешься, Шарло, я никогда не затеваю ссору первым, но если кто-то попытаться затеять со мной вражду, то гнев мой будет ужасен, - я сказал это мысленно, так, что услышать мог только сам Шарло и он услышал. Факел выпал из его руки, перелетел через деревянный бортик помоста и погас, ударившись о камни мостовой. Я не хотел видеть вспыхнувшего огня, поэтому позволил факелу не зажечь деревянные балки, а отлететь подальше и погаснуть, так сказать поддержал его своей незримой силой и затушил на расстоянии.

Кловис не слышал моих слов, но, руководствуясь каким-то внутренним инстинктом, обернулся.

-- Монсеньер, - он опустил голову с виноватым видом, словно пытаясь объяснить " я приму ваш гнев, если он падет на меня, но я больше не с ними". Неестественно черные кудри легли на лоб и закрыли глаза, но я различил морщинки в уголках глаз. Он был моложе меня на каких-то пять-шесть столетий и ему тоже было двадцать с небольшим, как в последний день моей человеческой жизни, но он выглядел старше меня, наверное потому, что в свои юные годы уже был удручен и натерпелся от превратностей жизни.

Шарло от удивления приоткрыл рот, но произнести ничего не смог. Он заметил меня только сейчас и наконец-то осознал, что просчитался.

-- Что с тобой? Ты сделался нездоров? - насмешливо спросил я и двинулся к лобному месту быстрыми, стремительными шагами. Шарло уже цепенел от страха, а я вел себя, как никогда, самоуверенно. - Ты хотел отправиться в такую даль, как к моим погребам и не боялся тягот долгого пути, а когда я сам пришел к тебе, чтобы выслушать челобитные ты оробел и уже не помнишь, о чем хотел попросить. Даже девушки не бывают такими скромницами, но возможно, твоя застенчивость обусловлена всего лишь почтением к такой значительной и именитой персоне, как дракон?

Я говорил с достоинством, но двигался легко и проворно, как мальчик на побегушках или лисица, почуявшая зайца, но толпа теней расступилась передо мной, как перед весьма уважаемой особой. Кто-то шарахался от меня в сторону, другие стояли оцепенев. Вокруг и вправду царила атмосфера благоговейного трепета или страха.

Пренебрегая лесенкой, я стремительно запрыгнул на помост, легко оторвавшись от земли и преодолев высоту - прыжок ягуара. Только хищник действует так хладнокровно и расчетливо. Я стоял рядом с Шарло, разрешая ему пятиться назад, но, загораживая путь к лесенке, без которой спустится он просто не мог. Прыжок с высоты помоста был бы для него неприемлемым риском, он же не хотел подвернуть лодыжку или сломать кость. А моей гибкости и неуязвимости ему чуть-чуть недоставало.

-- Ладно, молчи, - милостиво разрешил я. - Не надо быть чародеем, чтобы прочесть все по выражению твоих глаз. Ты хотел золота?

Я щелкнул пальцами и на помосте прямо у ног Шарло появился тяжелый, окованный железом ларец. Деревянные доски и балки прогнулись под его тяжестью. Крышка сама собой откинулась, и присутствующих ослепил яркий блеск груды червонцев.

-- Они настоящие? - Присцилла, как легкокрылая бабочка взлетела по ступенькам на помост, опустилась перед ларцом и стала разгребать монеты ладонями, словно это был золотой песок.

-- Думаю, не помешает чуть разнообразия? - снова легкий быстрый щелчок моих неестественно длинных пальцев и поверх золота невидимая рука сыпанула гость каменьев. Часть их рассыпалась, но только Присцилла кинулась собирать и ощупывать их, как прямо под ее пальцами они раскрошились в радужную пыльцу. Стенки ларца начали утрачивать свои очертания и в конце концов растелись по доскам лужей мокрого песка, да и та мгновенна исчезла, будто ничего и не было. Монеты еще со звоном раскатывались в разные стороны, но золотым дождем оставались не долго. Все выглядело, как своеобразный оптический обман. В первый миг это кругляки из золота, а во второй уже шипящие угольки. Шарло побоялся прикоснуться к сокровищам, как к зачумленным и теперь был этому рад. Присцилла поняла, что ее одурачили и обиженно надулась, но сказать что-либо забоялась.

-- Ты хотел сразиться со мной? - предположил я, расстегнул камзол, извлек из внутреннего кармана остро отточенный стилет и протянул его Шарло.- Возьми, попробуй поранить меня.

-- Ты сумасшедший, - Шарло отшатнулся. Он не мог больше разыгрывать показную беспечность. Вот и хорошо, мне с самого начала претила его наглость. Наконец-то он стал вести себя, как нормальный человек, и не заискивал, и не пытался показать, что он выше всех. Маска сорвана, а под ней вместо тени, просто пугливый опасающийся за сохранность своей шкуры негодяй.

-- Я в здравом уме, - спокойно возразил я. - А вот сохранил ли рассудок ты. Разве здоровый человек может наблюдать такие галлюцинации, как те, что только, что возникли перед тобой. Разве люди, сохранившие хоть капельку ума, могут даже во сне увидеть вот это?

Я продемонстрировал ему то, что показывал многим, рассек свою чистую бледную кожу лезвием, задел подкожную вену и погрузил пальцы в рану, чтобы на них осталось несколько кровавых капелек. Конечно же, порез затянулся сам собой, но многим из зрителей показалось, что шрам сгладился на моей коже, лишь только ее коснулся лунный свет. Обычное поверье, лунный свет касается тела и не упокоенный дух возвращается в него. Я начитался достаточно страшных книг, чтобы знать об этом, но вот только к моей неуязвимости лунный цикл никакого отношения не имел. Я взглянул на обновленную кожу, вытер кровь с пальцев о носовой платок, завалявшийся в кармане и с усмешкой, от которой любых демонов пробрал бы страх сообщил Шарло:

-- Если бы ты был в своем уме, ты бы ничего подобно не увидел.

Я так же легко спрыгнул с помоста и уже более любезно добавил:

-- Я всего лишь пытался убедить тебя, что золото можно получить только от того господина, которому служишь верой и правдой, а не путем грабежа. Не думай, что я фокусник, а ларец всего лишь трюк. Если бы ты хоть раз посетил цирковой балаган, то усвоил бы, что такой фокус людям продемонстрировать не дано. Подумай хорошенько над тем, что ты видел. А пока, я советую всем разойтись по домам.

-- Да, я ухожу, - Кловис скинул с плеч короткий черный плащ и метко швырнул его под ноги Щарло. - Довольно с меня черноты.

Он быстро зашагал прочь. Без плаща он был похож на птицу, лишившуюся своих обвисших крыльев. Плащ, как потрепанное оперение валялся у эшафота.

-- Никто не сможет уйти от нас, - угрожающе крикнул ему вдогонку Шарло. - А ты, - вдруг обратился он ко мне. - Почему ты не сожжешь нас всех. Если ты умеешь дышать огнем, то почему до сих пор не испепелил всех своих врагов.

-- Я не могу, - отозвался я. - Не могу оставить только горстку золы от всех подряд. Иначе лишу работы палачей, которые денно и нощно дежурят в пыточных комнатах моего замка. Им же тоже надо на ком-то практиковать свое ремесло, чтобы я не прогнал их за ненадобностью.

Шарло притих. Перспектива оказаться в моих застенках его мало прельщала.

-- Я вернусь еще не скоро, но выберу подходящий момент, - сообщил я, уходя. - Я преподал тебе урок, а теперь даю время на размышления. Задумайся, Шарло о том, что ты только, что видел и сделай вывод для себя сам быть может ночные прогулки плохо сказались на твоем душевном состоянии, может только что ты видел то, чего не видели другие и, наконец, быть может я, дракон, существую лишь в твоем больном воображении.

Я взмахнул светящейся, как светлячок во тьме кистью руки так, словно посылая их всех в пучину забвения, и нырнул в тот переулок, где уже затихали за поворотом шаги Кловиса. Я знал, что кто-то стремительный и непредсказуемый следует за ним, ловко перепрыгивая с одной крыши на другую, прячась за трубами и выступами карнизов, царапая когтями черепицу и все время пристально наблюдая за фигурой молодого человека, которая с высоты выглядит всего лишь точкой, ползущей по узким улочкам.

Опять ловкий, точный прыжок. Чьи-то когти уцепились за выступ сложенной из кирпича трубы и оцарапали его. Скрипнул водосточный желоб, слегка задетый окованным железом каблуком чьего-то сапога. Кловис, конечно же, всего этого не слышал. Он не мог так чутко улавливать присутствие другого хищного существа рядом с собой, его слух не был так обострен, как мой, а мышление не срабатывало так быстро. По сравнению со мной он был близорук. Так, кого же он мог заметить на крышах, если даже я догадывался о существование преследователя не потому, что заметил его, а по звукам, которые он создавал при передвижении. Даже мне с трудом удалось отличить его от обычной дворовой кошки, вскарабкавшейся на крышу.

-- Не оборачивайся! - я нагнал и оттолкнул Кловиса в сторону так, что какой-то тяжелый стеклянный предмет, брошенный сверху, просвистел рядом и разбился о мостовую. Один острый осколок убил мышь, неосторожно вынырнувшую из-под подвальной решетки. Кловис от моего толчка упавшей на землю, не так далеко от разрезанного тела зверька едва сдержал тошноту.

-- Еще чуть-чуть и это были бы вы, - я отшвырнул краем сапога мерзкий трупик туда где ему было и место, за решетку канализации.

Юноша судорожно сглотнул и кивнул, словно пытаясь сказать "благодарю!"

Кто-то спрыгнувший с крыши теперь стремглав убегал от нас по запутанным улочках. Человек не может остаться цел и без ушибов, спрыгнув с такой высоты. Другой бы сейчас был при смерти, решись он на такой маневр, а этот по-прежнему был полон энергии и уносился прочь чуть ли не в припрыжку. Ну разве не обезьянья ловкость.

-- Чем я мог заслужить вашу помощь? - Кловис поднялся на ноги и отрхивался от грязи.

-- Обычно помощь требуется от мен. Но, поверьте, если мне вздумается напасть на вас из-за угла, то никакая подмога облегчения не принесет.

-- Он не даст мне уйти. Правда? - Кловис обернулся, словно вид пламенеющие следы, оставшиеся на камнях от чьих-то подошв.

-- Он силен, но не всесилен, - я вспомнил, что сам не только выбрался из темницы, но и разорвал все отношения между нами.

-- Что вы хотите этим сказать? - Кловис с надеждой обратился ко мне, как к кому-то более умному и опытному, кто сможет ответить правильно на любой вопрос.

-- Отсидитесь где-нибудь, а там, кто знает, может события повернуться в вашу пользу.

-- Отсидеться? Как беглецу? - в голосе прозвучало сомнение. Кловис не был уверен, что сможет бездействовать долгое врем и не устать от этого. Он был из тех для кого любой труд был лучше вынужденного безделья. Даже дела бесполезную работу он бы знал, что жизнь продолжается и может быть однажды труд принесет успех, а таиться где-то и бояться за себя для него было равносильно погребению.

-- Вы и есть беглец, - напомнил ему я, хотя он и так это знал.

-- И где же буду скрываться, они разбредаются по городу, как только наступает ночь, такие же многочисленные и неотвратимые, как покров мглы, опускающийся на землю к вечеру.

-- Я бы предложил вам уйти в монастырь, но боюсь хоть это и единственное спасение, для вас оно будет неприемлемо.

-- А можно укрыться где-нибудь еще? - желание продлить свою жизнь все-таки взяло верх над юношеским безрассудством.

Вместо ответа я махнул рукой в сторону округлый золотистых куполов вздымающихся чуть выше церковной колокольни.

-- Только там, - молвил я и добавил. - Только не подумайте, что хочу сделать из вас причетника или церковного служку, но если сумеете все-таки добраться туда, то на улицу вам лучше пока не высовываться.

Я развернулся и хотел идти, но он остановил меня.

-- А Инфанта, действительно, живет у вас? - нерешительно спросил он.

-- Да! - легко сорвалось с моих губ. - Она назвалась Инфантой?

-- Она разрешила называть ее Инфантой Теней или Розабеллой, - признался он. - Настоящих имен друг друга мы не знали, пока вы не пришли к нам.

-- Мне нельзя слишком задерживаться, но я прослежу, чтобы ты благополучно добрался до паперти, в остальном надейся только на себя, - я не стал добавлять, что меня уже заждалась Роза. Он и так был немного расстроен.

-- До встречи, - попрощался я с Кловисом у дверей, а про себя добавил "если ты еще будешь жив".

По пути забрав подарки для Розы, которые остались нетронутыми только благодаря покрову невидимости, иначе бы их яркая обертка привлекла к себе кого-нибудь даже в поздний час, я отправился обратно в замок. Еще до того, как пролетел над площадью, я уже знал, что она пуста. Все тени разбрелись. Не осталось на помосте ни следов Шарло, ни даже брошенной накидки Кловиса. Стороннему наблюдателю показалось бы, что ничего и не произошло. Мне и самому показалось неестественным то безмолвие, которое последовало за бурей. Шторм миновал, огонек в ночи потух, а ярость если и не остыла, то хотя бы была вынуждена неохотно, но временно поутихнуть.

В замок я вернулся в тот самый момент, который будто нарочно дается нам судьбой, чтобы научиться противостоять искушению. Несессер для письменных принадлежностей, который я не раз замечал у Винсента одиноко лежал на столе, а сам хозяин куда-то отлучился. Вещь выглядела бы брошенной, если бы рядом на настольном пюпитре не лежал наполовину исписанный листок, а испачканное чернилами перо не успело еще вернуться в свою лунку во внутренности несессера. Стопка испещренных аккуратным бисерным почерком листов лежала поверх чистой бумаги. Чернильница из куска песчаника была наполовину пуста, маленькие склянки и флаконы с разноцветными чернилами были предназначены специально для того, чтобы выделить в рукописи наиболее важные строки. Ножик для затачивания перьев на кончике лезвия был окрашен алыми чернилами, будто автор вскрыл себе вены, чтобы расписаться кровью под эпилогом произведения. Роспись, сделанная кровью чародея в миг опасности вспыхнет огнем, чтобы оградить его авторские права, но против моего подсматривания мелкое колдовство бессильно.

Я искушению противостоять не смог. Я давно догадывался, что Винсент пишет книгу, скорее всего, собственную биографию. Что-то вроде длинной исповеди. А мне так хотелось бы узнать, что он пережил до первой встречи со мной и во время нашей долгой разлуки, а копаться в его мыслях или спрашивать напрямую мне не позволяли то ли лень, то ли излишняя деликатность. Я боялся, что как только начну читать, какой-то злой дух посмеется надо мной, сказав, что рукопись всего лишь приманка, чернильные абзацы растекутся по бумаге, а сама бумага рассыплется папирусной пылью, но ничего подобного не произошло. Я устроился в кресле перед камином, почти воровато оглянулся на дверь, подумать только, я чувствовал себя вором в собственном доме, но откинув в сторону совесть и мораль начал чтением и был несказанно удивлен. Никаких признаний со стороны Винсента. Для этого обаятельный проныра был слишком осторожен. То, что я держал в руках, было историей моей собственной жизни, то есть того ее отрезка, за которым наблюдал Винсент. Неисправимый романтик, он то ли с помощью Розы, то ли по собственной инициативе превратил весь роман в любовно-приключенческую историю. Вымысла в книге, конечно же, было больше, чем правды. Если бы Винсент посмел изложить на бумаге всю мою подноготную, этого я бы ему не простил. Поведать всю истину о себе это только мое право, не может же ловкий прихлебатель исповедоваться за меня. К счастью, Винсент решил проявить себя фантазером. Чуть ли не на каждой странице пел дифирамбы моей внешности. Мне, конечно, было лестно. Даже больше, я впервые был смущен. Оказывается, Винсент видел во мне благородное, чуть ли не благословенное существо, которым я никогда не был.

-- Выскажешь свое мнение? - раздался вдруг за спинкой кресла голос Винсента. Роза уже тоже успела неслышно прокрасться в комнату, а мне почудилась, что и она и Винсент не вошли через дверной проем, а выросли прямо из-под земли.

-- Для кого это? - Роза смиренно сцепила руки за спиной и заинтересованно разглядывала недавно принесенные коробки.

-- Уж явно не для него, - заметил я про гремлина, который орудуя лапками гораздо ловчее, чем человек руками уже успел снять с коробок крышки и восторженно ощупывал когтями мягкую оранжевую юбку с рюшами. Кажется, он посчитал, что весь этот ворох нарядных тряпок принесли сюда специально для того, чтобы устроить ему из них уютное гнездышко для сна.

-- Так как тебе мои первые ...ну почти первые литературные пробы, - настаивал Винсент.

-- Ты хочешь сказать, что что-то сочинял до этого? - усмехнулся я и тут же встретился с его осуждающим взглядом. Разве можно шутить в тот момент, когда кто-то открылся перед тобой в самом важном. - Ну, я думаю, что никто никогда еще не делал злодея положительным героем.

-- Хм...- Винсент явно ожидал нечто большее, хотя бы похвалу за свои труды, но вместо того, чтобы укорять меня за неучтивость, он кивнул в сторону несессера и предложил. - Открой секретное отделение. Там есть скрытая пружинка, надави на нее.

Мне не хотелось опять прикасаться к его личной вещи, неприкосновенность которой уже и так была поругана, но раз Винсент предложил сам. Я легко открыл тайник и вытащил оттуда пачку писем. На конвертах не было адреса. На половине из них витиеватым почерком кто-то надписал заглавную букву "В", на другой половине стояло что-то вроде отпечатка измазанной красными чернилами подушечки пальца. Все письма уже были распечатанными, я развернул первое выбранное наугад и зачитал вслух:

-- Почтенный! Я ваш скромный бывший секретарь, выполнявший при вас обязанности главного помощника, архивариуса, домоправителя, бухгалтера, эконома, старшего повара и т.д. и т.п. - перечислять все прочитанное у меня не было сил. От того, что я уже зачитал вслух, костенел язык. Пропустив три строчки, я продолжал. - Преодолевая врожденную робость, беру на себя смелость потревожить вас не благодаря наглости и нескромности, а в силу тяжких обстоятельств. Наш сиятельный монсеньер завладел не только Ларами, но и каждым акром земли вокруг них, и мне не осталось даже угла, где я мог бы приклонить голову, не опасаясь ежеминутно, что она вот-вот слетит с плеч. Найдись хоть краешек на складе, хоть погреб, хоть подвал, где можно было бы ютиться без опасения, что пролетевшая мимо летучая мышь не заглянет в щелку и не доложен своему властелину о том, что в городе появился лишний. Ни один чердак, увы, хоть и выглядит необитаемым на самом деле таким не является. Всюду живут, летают или гнездятся слуги нашего солнцеподобного монсеньера. Ваш покорный слуга ни в коем случае не стал бы беспокоить вас просьбой о заступничестве, прекрасно сознавая, что таковое будет для вас непосильной обузой. Вы, наверное, пожелаете спросить почему бы мне не уехать из Лар, поэтому я заранее отвечу, что во-первых защитное кольцо чар не впускает и не выпускает из города никого, о чем вы сами отлично осведомлены, а во-вторых жить где-либо в другом месте мне не по средствам. На этот счет осмелюсь напомнить, что вы так и не уплатили мне три четверти моего постоянного ежемесячного жалованья, впрочем, как и всю сумму целиком за последний месяц. Только не подумайте, что я на вас в обиде. Я бы мог жить своим обычным промыслом, если бы все кошельки в городе не были наперечет у слуг нового повелителя. Там, где стал промышлять один сильный грабитель, более мелким делать нечего. Повторяю, что не потревожил бы вас, если б не крайняя нужда. Недавно я прослышал, что каким-то образом вам удалось найти средство, возвращающее юность. Вы всегда упрекали меня в том, что я слишком юн, но время идет, сейчас сидя в моем хрупком убежище, двери которого могут в любой миг разлететься от огненного взрыва или визита страшного гостя, я чувствую себя дряхлым стариком. Даже, рука дрожит при письме и не в силах аккуратно вывести буквы. Прошу, откройте мне секрет вашего преображения хотя бы в награду за то, что я один год, семь месяцев, двадцать девять дней и пять часов до того, как вы не вполне вежливо погнали меня вон, состоял у вас на стольких должностях. Служил вам верой и правдой и такое внезапное увольнение мог объяснить либо опустевшей казной, либо появлением нового фаворита, но я на вас не в обиде. В качестве вознаграждения за все те услуги, что оказывал вам, я из бесконечного уважения к вашей особе не требую ни гроша денег, только вышлите мне рецепт, чтобы я смог, как и вы, омолодиться. Посткриптум. Чистый лист бумаги, чтобы вы зря не тратились, прилагаю. Приложил бы и почтовую марку и воск для печати, если бы мы с вами пользовались обычными почтовыми пересылками. Заранее вас благодарю, вечно ваш, Винсент.

-- Как хорошо, что я не вел с тобой переписку, - облегченно вздохнул я, прочтя письмо. - В письменных объяснениях ты проявляешь ту дотошность, за которую в жизни тебя бы просто поколотили.

-- А ведь все это ради тебя, - обиженно надул губы Винсент. - Хотел помочь, но пока не вышло. Знаешь, что этот расфуфыренный индюк написал в ответ? Что знаться не желает с попрошайками. Тогда я обратился к нему снова так же в письменной форме, но уже не с просьбами, а с угрозами. На подлецов влияет только строгость. Ко мне тут же пришел вежливый ответ с извинениями, еще более дотошными, чем мои, но открыть свою тайну хитрец не решился, якобы он вообще не знает о чем идет речь, мол, нет у него от общества никаких секретов и он нижайше просит меня больше не писать, поскольку средств на секретаря нет, а сам он ради каких-то писем от работы отрываться больше не сможет.

-- Он прислал тебе твои письма обратно?

-- Да, решил, наверное, что каждый лист бумаги для меня ценность, а может счел плохой приметой держать у себя вещи того, кто вот-вот попадется в когти монсеньера дракона. Только не подумай, что я дал ему наш адрес в Ларах. Письма я каждый раз находил в дупле вяза. Их приносили вороны. А свои клал под подушку, загадывал перед сном имя адресата, а наутро они исчезали - уже были в его руках.

-- Забавно, - согласился я. - Для меня самого новость, что ты оказывается находишься в таком бедственном положение.

-- Ну...- Винсент залился краской. - Положение, правда, будет бедственным если я отнесу свои каракули поближе к печатным прессам.

-- Кто на это согласится? - рассмеялся я. - Вспомни печальный опыт Камиля, которому пьесу -то в один не популярный театр удалось пробить только путем угроз?

-- Мой случай совсем другой, - самоуверенно заявил Винсент. - К тому, же ты в состояние купить для нас хоть все книжные лавки в Ларах и не один печатные станок, и не один десяток пар рабочих рук. А если не купить, то захватить. Золото или угрозы не все ли тебе равно, чем расплачиваться.

-- Я, возможно, скоро сам попадусь в когти к твоему почтенному бывшему работодателю, а ты хочешь сделать из меня книжного героя.

-- За то, если князь снова заставит тебя встать на прежнюю стезю, то, возможно, у барышень за которыми ты будешь являться прежде всего на ночном столике ты найдешь свою биографию с нежной бархатной закладкой, и тебе не придется никого обольщать, они уже будут влюблены в тебя.

-- А если говорить не о девушках? Как же взбудораженное суеверное крестьянство, подозрительные миряне, солдаты, молодчики, торговцы, собственники? Ты думаешь, они все будет любить того, огненное дыхание которого в любой миг может обрушиться на крыши их домов и обратить мирную ночь в пытающий ад. Никто начиная от министров и кончая многострадальными студентами не желает себе такого конца.

-- Перестань бить на жалость, Эдвин. Люди большинством недоверчивы. Они сочтут весь мой труд всего лишь авторским вымыслом.

-- А тот разбойник, которого я пощадил? Он потом всем желающим рассказывал обо мне. Что если выжил кто-то, успевший покинуть горящий город и заметить меня. Им тоже не поверят.

-- Конечно нет. Бывает в книгах проходит та грань, за которой вымышленный герой обретает плоть. Он уже живет сам по себе и может слишком затронуть впечатлительных. Спроси у Розы. Она подтвердит.

Роза, в этот миг искавшая способы сманить свернувшегося клубочком гремлина со своих новых платьев, с сомнением взглянула на Винсента и пожала плечами.

-- Франческа бы подтвердила, - вздохнул он. - Ты был для нее прежде всего персонажем из легенды.

-- Хватит спорить, - Роза оставила тщетные попытки выманить из лапок своего дружка хоть один наряд и обернулась к нам.

-- Эдвин! - она шурша облаком шелковых юбок подошла ко мне. - Уже прошло несколько часов, а сверток все еще у нас на столе. Пойми, я не могу терпеть возле себя мертвую соперницу.

-- Тогда нам предстоит долгий путь, в котором не помогут ни географические карты, ни компас, ни даже путеводная звезда.

-- Зато нас выручит твоя магия.

-- Я на это надеюсь, - скромно потупился я. Роза была уверена в моих силах в то время, как сам я сомневался в них.

На сборы ушло немного времени. Взять с собой в дорогу мне нужно было совсем немного, несколько свитков, которые я из предосторожности сунул за пазуху, флягу с вином и немного еды на случай если Роза проголодается. Ни в подзорной трубе, ни в компасе я не нуждался. Сверхчеловеческая зоркость заменяла первое, а чутье и способность к ориентации в любом незнакомом пространстве другое. Оружие я брал с собой не в целях самозащиты, а по привычке. Мне нравилось, когда на боку бренчит шпага, а в кобуре припрятан мушкет, тогда я становился похож на простого человека, у которого не могут в минуту опасности на голой руке отрасти драконьи когти. Под мышкой я нес окровавленный сверток, прикрывая еще полой плаща.

Роза была уверенна, что до места назначения нам придется бог весть сколько идти пешком, поэтому долго выбирала обувь с прочной подошвой, перемерила ботфорты, ботинки на шнуровке и даже некоторые из моих пар сапог прежде чем подобрала то, что пришлось ей по вкусу, но, несмотря на все ее подсчеты до места мы добрались в считанные минуты. Океан остался позади, а перед нами лежал пустынный материк.

-- Неужели когда-то эту пересохшую почву можно было возделывать и засеивать, - Роза критически осмотрела густые мазки от золы на своих кожаных сапогах. - Ох, Эдвин, я с трудом верю, что когда-то здесь мог стоять даже самый маленький поселок не то, что целая страна.

-- Но она находилась именно здесь, там, на побережье, стоял замок, в котором я жил. Не в одиночестве конечно, а среди целого муравейника придворных, советников, консулов, слуг и многих бездельников, которые неизвестно чем промышляли и на что шли, лишь бы только остаться близ тени королевского трона. Там был порт, - я махнул рукой в сторону песчаного берега. Песок теперь смешался с пеплом и давно утратил привычный желтый цвет. - Близ порта процветал город, шла торговля, купеческие суда приплывали сюда от самых дальних берегов, а потом вахтенные с кораблей даже могли видеть огонек на маяке, но причалить к берегу уже не могли. Тогда мир еще помнил, что страна моего отца существует, но добраться до нее уже никто не мог, мешала незримая преграда, и постепенно все государство исчезло с карты мира. Ты, конечно, не поверишь, что когда-то эта пустыня цвела и плодоносила. Теперь даже если кто-то и поселиться здесь, то засохшая земля уже никогда не даст всходов.

Я глянул в сторону волн, лизавших опаленные берега. Лишь пенные валы остались неизменным. Адский огонь вспыхнул, пожрал страну и угас, а океан остался.

-- Как бы мне хотелось посадить князя на тот самый галеон, отказав ему и в команде, и в якоре и в пристанище, у какого бы то ни было берега, чтобы он скитался по всем широтам, уже никому не смея причинить вред. Тогда бы он наконец понял какой меридиан жизни открывался передо мной, когда я покидал пылающую родину.

Впереди лежала только голая равнина под ночным небом, но вдруг где-то вдали я различил огонек, дым от костра, запах гари. Сначала метнулась безумная мысль, что та страшная ночь вернулась, что как в театре теней сейчас все будет разыграно заново, но я стану уже не участником представления, а просто зрителем. Но представления теней не может быть там, где не осталось никакой памяти о прошлом, ни домиков, ни камней, ни даже просто потомков, ничего, что могло бы напитать энергией бесплотные существа, которые любят являться кому-то, а не пустому пространству. Значит, все-таки материк не так пустынен, как я посчитал.

-- Пойдем, посмотрим, кого сюда занесло, - я схватил Розу за руку. - Может, кто-то потерпел кораблекрушение или был выброшен за борт с пиратского корабля. Рыбацкие лодки тоже могли сбиться с курса во время шторма.

Роза спрятала волосы под нарядный бардовый берет и стала похожа на мальчика.

-- Я не видела лодки у берега, - возразила она. - Не видела даже плота или доски, которая могла поспособствовать спасению пассажиров с тонущего корабля. Сюда можно добраться только одним способом: прилететь или воспользоваться помощью такого проводника, как ты.

Мы подошли к костру достаточно близко для того, чтобы рассмотреть тех, кто сидел вокруг, но чтобы они не смогли заметить нас. Я обхватил Розу за талию и взмыл с ней в воздух, на несколько метров от земли, чтобы смотреть на то, что происходит внизу без опасности быть замеченным.

У костра грелся всего один мой знакомый, остальных людей я не знал. Ройс, вытянувшийся на расстеленной на земле попоне и занимавший самое удобное место у огня выглядел щупленьким школьником, затесавшимся в солидную компанию взрослых. Я удивлялся, как его компаньоны в грубой одежде, небритые, привыкшие к трудностям разбойничьей жизни, не оттолкнут его чуть в сторону, чтобы поудобнее рассесться самим.

Ройс с сожалением посмотрел на обглоданные кости, валявшиеся у костра, и чтобы как-то утешиться прильнул к горлышку наполовину пустой бутылки. Один-единственный подросток в черном рядом с людьми одетыми в овчинные жилеты, заштопанные полотняные рубашки и простые штаны выглядел как-то странное, даже противоестественно, будто для человеческого восприятия он оставался незаметен и только мы с Розой видели его, потому, что были такими же неуловимыми созданиями, а те, кто сидел у костра даже не подозревали, что возле них разлегся злой дух и наблюдает за ними. Брови Ройса сошлись на переносице, пальцы нервно выдирали ниточки из попоны, будто он, действительно, был невидим и размышлял, чтобы ему такого шепнуть на ухо этим мужланам, чтобы подбить их на потасовку. Ведь злому духу больше пристало пакостить, чем просто наблюдать, но никаких подходящих уловок он выдумать не мог, поэтому просто лежал у костра и молчал.

-- Становиться холодно, - заметил кто-то из не внушающей доверия компании. - Может, сходим обогреться в твои пещеры или ущелье. Где, кстати, этот горный кряж, о котором ты говорил. Я прошел пешком пару миль, чуть не заблудился, но так ничего и не заметил, ни утеса, ни скалистой гряды, ни даже обычного камня под ногами. Проклятый остров. Никому больше не позволю затащить себя в такое место.

Некоторые из сидящих у огня, хоть им не было холодно, поежились от его слов.

-- Никуда мы не пойдем, - повелительным тоном сообщил Ройс. - Господин велел нам дожидаться здесь и следить за всем, что происходит вокруг.

-- Что здесь может произойти?

-- Что-то интересное, - глаза Ройса озорно блеснули. - Если бы ты умел читать, то я дал бы тебе просмотреть ту историю, которую мне удалось стащить, но к изучению грамоты ты относишься, как к грехопадению. Зачем учиться читать и писать, если можно расписываться ножом на горле тех, кто припозднился и у кого монеты звенят в карманах? - Ройс рассмеялся, звонко и ехидно. - А поскольку ты безграмотен, мой друг, то тебе придется довольствоваться тем, что я могу изложить устно.

-- А ты видел того демона, о котором идет речь в рассказе? - заинтересованно спросил кто-то другой, очевидно, тот, кто немного разбирал по слогам и кое-что прочел самостоятельно.

-- Я больше не хотел бы видеть его вблизи, на солнце можно смотреть только на расстоянии, да и то глазам становиться больно, - Ройс снова приложился к бутылке и блаженно, как пьяный, усмехнулся. - Как плохо приходится тем недальновидным разбойникам, которые встретят случайно сверхъестественное существо и по незнанию решат ограбить его, как простого смертного. Хотел легкой выгоды, а нагнал свою смерть, - Ройс сделал щелчок пальцами, будто хотел дать сигнал, чтобы сценка из книги особенно понравившаяся ему повторилась перед глазами. - Представляешь, ловишь ты молоденького щеголя, шепчешь ему на ухо "кошелек или жизнь", а он вдруг оборачивается к тебе, и ты понимаешь, что попытался напасть на самого дьявола, хочешь опрометью бежать, чтобы спастись, но уже не можешь, поскольку добровольно оказался в его когтях. Что бы ты сделал, окажись ты в такой ситуации? Что бы сделал в этом случае самый смелый из вас?

Ройс обвел вопрошающим, требовательным взглядом полукруг своих собутыльников.

-- Ну, - расхрабрился один, особо много выпивший. - Главное в таком случае не пугаться, надо давать отпор.

-- Да, что ты? - скептически усмехнулся Ройс.

-- Я бы пустил в ход нож. Я бы вырвал ему когти, - срочно пытался спасти свою репутацию хвастун, но в насмешливом взгляде Ройса плясали чертики. Не то, чтобы он слишком много выпил, ведь иным путем, как через сильное потрясение он не мог уверовать в мою силу. Похоже, с ним произошло что-то, благодаря чему уже не было надобности втолковывать в его ветреную голову, что дракон непобедим.

Подумать только, Ройс, взбалмошный и бесшабашный, вдруг усвоил для себя хотя бы одну истину.

-- Я знаю, как обычно бывает с простачками, которые переоценивают свою стойкость, - вдруг заявил он. - Меня настигло разочарование. Я затеял флирт и попался в капкан. Так это и происходит, ты видишь, что мимо пробегает красивая девушка, не желающая ни на миг задержаться возле тебя, догоняешь ее, ловишь за руку и вдруг понимаешь, что поймал собственную смерть, которая хотела повременить, дать отсрочку, поэтому и уносилась от тебя стремглав, а ты сам нагнал ее.

Ройс снова отхлебнул из бутылки, пил он крошечными глотками, больше для свидетельства, что он свой в компании, но с расчетом остаться трезвым.

-- С тех пор, как меня обманули, я все время вижу один сон. Сон о ней. Она пробегает мимо, я хватаю ее за запястье и вдруг вижу, что кожа, к которой я прикоснулся, унизана крошечными язвами чумы. Она оборачивает ко мне бледное лицо, на котором алым огнем полыхают глаза и заглянув в них я вижу укор. Гибель хотела обойти меня стороной, но я сам последовал за ней.

-- Ты пьян, - по - дружески хлопнул Ройса по плечу, тот, кто сидел к нему ближе всех.

-- Бутылка наполовину полна, - оптимистично заявил Ройс.

-- Да, точно, никто еще не хмелел, выпив так мало, - подбодрил его смельчак и добавил. - А все-таки, как бы ты не уверял нас в нашем бессилии, я бы не опешил, как все остальные от одних пылающих глаз, того, кого поймал с ножом к горлу, я вы вырвал жало твоему дракону. Перережь ему горло, и он не сможет ни кусаться, ни дышать огнем. Ты просто считаешь, что тебе досталась меньшая доля выпивки, поэтому злишься и хочешь нас запугать.

-- Ты считаешь, что полбутылки для него мало, чтобы свалиться под стол, - мой вопрос прозвучал не вслух, а только в сознание хвастуна. Мне было забавно наблюдать с высоты, как он оглядывается по сторонам, пытаясь отыскать незнакомца, голос, которого только, что слышал.

-- Наверное, ветер, - наконец прошептал он, хотя сам не был в этом уверен. Ему просто надо было ободрить себя чем-то.

-- Ветер? - скептически переспросил Ройс. - Здесь от малейшего ветерка давно бы уже поднялся смерч, посмотри кругом одна зола.

-- Твое безумие заразительно, - встрял другой собеседник. - У меня такое чувство, что кто-то наблюдает за нами, кто-то, кого мы не видим.

Я сжал покрепче талию Розы и весело, звонко захохотал, будто от остроумной шутки. Смех собеседники услышали, но меня не увидели. Поскольку звук исходил сверху, то казалось, что он исходит отовсюду, со всех сторон пустынной местности.

Больше колких замечаний не последовало. Смех звякнул, как колокольчик и затих, но ни у кого из услышавших веселые зловещие переливы язык не поворачивался произнести хоть слово. А вдруг следующая их реплика пробудит к жизни нечто более страшное, чем просто леденящий душу звук. Ройс поежился, как от мороза, присел на корточки, закутался в попону и прошептал что-то одними губами, словно желая призвать кого-то на помощь. Он один из всей компании, кажется, понял, что смех исходил с высоты и поэтому упорно уставился в землю, как будто боялся заметить того, кто может наблюдать сейчас за ним, повиснув в воздушном пространстве прямо над головами тех, кто в отличии от крылатых созданий прикован к земле.

Конечно, я бы предпочитал надорвать живот от смеха, чем размозжить кому-то голову, но дракон внутри меня зашевелился. Ему было бы все равно если б его порицали, он гордился бы каждым злым словом, полученным в свой адрес, но смеяться над ним и не верить в его силы это уже серьезное оскорбление.

-- Что с тобой? - мысленно спросила Роза. Она ощутила, что рука, которая сжимает ее талию раскалилась не, как плоть, а как кусок железа. Это уже не тонкие, привыкшие к эфесу шпаги и перу пальцы касались ее бархатного камзола, а длинные золотые клешни. Когти настолько острые, что стало неприятно мне самому, непроизвольно дернулись, желая хоть кого-то оцарапать. А ведь мне совсем не хотелось причинять этим бездельникам зло. Они просто шутили, храбрились друг перед другом, к тому же сильно выпили и вряд ли могли возложить на себя ответственность за собственное бахвальство, но дракону было все равно.

-- Не поминай лихо, пока оно тихо, - шепнул я на ухо Розе и ощутил, что мой голос изменился, утратил свою красоту и звучность, стал низким и хриплым, как шипение, а от дыхания веяло огненным теплом, куда более жгучим, чем от костра.

Я поставил Розу на землю, как можно дальше от костра, чтобы она не смогла добежать до меня, пока я не закончу расправу. Сам я направился к подвыпившим людям медленно, надеясь, что если оттяну миг встречи, то злость немного утихнет и я смогу пощадить хоть кого-то. Дракон не мог целиком вырваться из той клетки, которой служило ему мое тело, но его костистая лапа, выбравшись наружу, пыталась направлять все мои действия.

Из дружного кружка у огня кто-то встал, поплотнее запахнул овчинный жилет и стал рыться в тюках с провизией. Я узнал того хвастуна, который обещал вырвать дракону когти, прежде чем тот успеет напасть на него. Он встал на колени, пытаясь достать с самого дна тюка еще не тронутый бурдюк с вином. Прежде чем остаться одним на пустынном материке ловкачи запаслись стегаными одеялами, чтобы спастись от кусачего ночного мороза и отменной едой. Я легко перепрыгнул через какой-то баул. Абсолютно бесшумное движение не могло привлечь ко мне ничьего внимания. Первая жертва была уже намечена. Лжесмельчак, оторвавшийся от группы сотоварищей был легкой мишенью. Он не знал о моем стремительном приближении и изготовки к броску, но скорее всего нутром ощутил что-то нехорошее и вздрогнул. Он выронил из рук какой-то пакет, на землю высыпались простенькие медные табакерки, яблоки, сухари и блеклые кружочки серебряных монет. От рассыпанных понюшек табака над золой поднялось не менее грязное облачко. Мой хвастун закашлялся, прочистил горло и выругался сквозь зубы совсем по-будничному, даже не замечая, что сейчас в его жизни произойдет роковая перемена. Он был уже почти у меня в когтях. Ему бы думать о последнем покаянии, а он попытался собрать с земли пожитки и не прекращал шарить вокруг до тех пор, пока концы моих сапог едва не задели ему ладони.

Внутренне он содрогнулся, это было понятно потому, как медленно, словно желая отдалить роковой миг, он вздернул голову, чтобы взглянуть на подошедшего. Удивительно, но он не принял меня за очаровательного незнакомца, хоть я прятал клешню за спиной. Он узнал смерть в лицо. Неужели образ, созданный на бумаге был так ярок, что читатели могли сразу же узнать в жизни прототип? А может, это на моем лице была написана такая ярость, что принять меня за безобидного прохожего было просто невозможно.

Ройс встрепенулся у костра. Он не видел меня, зато я хорошо разглядел его, хрупкую шею, которую я легко переломлю, как только разделаюсь с первой жертвой. Так называемая жертва попыталась отползти, но я схватил ее за шиворот и сильным рывком поставил на ноги. Острые, словно специально заточенные золотые когти гладили покрытую жесткой щетиной щеку. Пленник дрожал, понимал, что от этой простой ласки на его коже могут остаться неизлечимые рубцы.

-- Ты же хотел встретиться со мной, - прошептал я, почти коснувшись губами проколотой мочки уха. - Ты хотел проверить насколько это просто - убить дракона. Так, где же твоя решимость.

Рукоять палаша торчала у него из-под жилета, но он даже не попытался притронуться к ней, осознавал, что такой слабый акт самозащиты окажется бесполезным. Любая попытка вырваться из золотистых когтей обречена на провал. Под изнеженной кожей моей человеческой руки, которой я сжимал его плечо, пленник ощущал стальные мускулы и понимал, насколько ничтожны его силы перед таким коварным и загадочным созданием. По его телу оцепенением разливался страх, во мне напротив проснулся демон. Я хотел драться, хотел, чтобы плененный оказал мне сопротивление, тогда ярость разгорится сильней.

-- Я все понял, - усмехнулся я. - Ты рассчитывал, что наше столкновение произойдет в темном переулке, среди спящего города, а здесь одна пустошь. Поэтому ты смутился.

Быстрый легкий кивок непокорной златокудрой головы и в серой пустыне забрезжил свет, очертания узких улочек и тесно прижатых друг к другу домов выплывали из небытия, будто видение затонувшего города под килем корабля. Вот мы стоим на узкой улочке, колпак ближайшего фонаря издает совсем мало света, будто мы видим его сквозь толщу воды. Всего лишь мираж. Узник не предпринимал попыток вырваться, тогда я сам вытащил у него из-за кушака палаш и протянул ему рукоятью вперед.

-- Бери, покажи, насколько легко ты сможешь вырвать мои когти!

Как только онемевшие пальцы сжались вокруг рукоятки, я совершенно хладнокровно и расчетливо полоснул пленника по горлу. Город с притушенными огнями навсегда остался его предсмертной галлюцинацией. Передо мной вновь лежала пустыня и полыхал все-тот же костер. Раскаленная головня из него откатилась к моим ногам. Я перешагнул через нее. Ройск первым встрепенулся и вскочил с места. Только это спасло его от гибели. Он крикнул что-то типа того, что его товарищи должны защищаться, что им уплачено вперед за то, чтобы они стерегли границы, но всего через какую-то долю минуту у его ног валялись одни кровавые ошметки. Паренек попятился, измышляя, как бы на этот раз выжать из своего хитроумия хоть одну полезную идею. Он лихорадочно обдумывал план спасения, но время его поджимало. Он ловко перепрыгнул через костер, чтобы меня и его разделила стена огня, но оступился, упал и вроде бы подвернул лодыжку, а может вывихнул голень, я не был уверен. По крайней мере, что-то у него было повреждено, потому что, несмотря на угрозу для жизни подняться и бежать Ройс не мог.

-- Глупец, огонь это моя стихия, - подсказал я и для пущей убедительности щелкнул пальцами. Костер тут же потух. Затем один легкий вздох в сторону тлеющий угольков и пламя разгорелось с новой силой. Посыпались искры. Перед глазами возник все тот же мираж. Пустынная улочка, площадь с фонтаном за поворотом, расплывчатые очертания фонарного столба и девушка, которая бежит по извивающейся между домов дороге. Прекрасная леди, как будто только, что убежавшая с бала, проходившего в одном из городских особняков. На ее ногах бальные туфельки, роскошное пурпурное платье приятно шуршит, а за спиной, как знамя, развеваются длинные темные локоны. Она подбегает ближе и вместо размытого белого пятнышка выступают из темноты контуры лица. Я узнаю ее. Роза! Она хватает меня за локоть, нежно и властно, но разве в силах она остановить смертоносную золотую клешню, уже занесенную над головой мальчишки.

-- Эдвин, остановись!

Ее крик вывел меня из оцепенения. Видение рассеялось. Город-призрак исчез, растворился в пустоте, из которой возник. Вокруг лежала все та же равнина, а на обнаженных плечах и руках Розы уже не сверкали бриллианты, на ней был все тот же мужской костюм, а волосы собраны под беретом.

-- Ты же не станешь убивать ребенка, - Роза посчитала свой довод самым убедительным и просительно посмотрела на меня.

-- Ребенка? - изумился я. - Да ему уже давно пора маршировать в каком-нибудь полку и есть сухой паек в армейской казарме, а не изнывать от безделья. Незанятый человек добыча злых сил. Если бы этот лентяй ходил в школу, то у него не было бы время строить козни и посещать собрания теней.

-- А может он сбежал из школы, - предположила Роза. - Она, как утопающий хваталась за соломинку. - Ты же сам знаешь, что желания обучаемых очень часто расходятся с требованиями их наставников.

Красавица решила сыграть на самых болезненных струнах моей души, и ей это почти удалось. Я сам натерпелся от Ротберта, но мало верил в то, что Ройс хотел для себя лучшей судьбы, чем прочили ему попечители.

Роза обхватила покрепче меня за локоть и как это ни удивительно когти на руке мгновенно укоротились, золотой блеск стал тускнеть, а чешуйки разглаживаться, обретая видимость обычной ровной кожи.

-- Отпусти его, - настаивала Роза. - Он еще может исправиться, а лишние рабочие руки никогда не помешают.

-- Да, не смейте трогать меня, - подхватил Ройс. - Иначе я расскажу Инфанте о том, что вы братаетесь с пажами.

-- Что ты ей скажешь, мерзавец? - я рванулся вперед и у Розы едва хватило сил удержать меня.

Ройс для надежности отполз как можно дальше и только с расстояния, которое ему показалось безопасным, продолжил свою мысль.

-- Думаете, ей понравится узнать, что вы завели такую нежную дружбу с прислугой. Как только она об этом узнает, то может выгнать взашей вашего хорошенького дружка, что вам вряд ли придется по душе, ведь из всех присутствующих вы пощадили только его. А если дела обернуться хуже, то она может просто-напросто от вас сбежать к кому-нибудь другому. Где вы потом ее разыщите?

-- Думаешь я не догадаюсь нанести визит в холостяцкую квартиру Кловиса? - спросил я, не вслух, конечно, а мысленно, так, чтобы слышал один Ройс и эффект был поразительным. Наглец приоткрыл рот от изумления и так и не сумел его закрыть.

-- И все равно она успеет отколотить вашего пажа, а вы не посмеете за него вступиться, - нахально заявил он, как только опомнился.

-- Повтори-ка! - Роза рывком сняла берет, и восхитительные, шелковистые локоны каскадом рассыпались по ее плечам.

-- О-о, - только и смог протянуть Ройс и тут же поднес ладони к векам, полагая, что если, как следует, протрет глаза, то возможно картина изменится, если бы он носил очки, то принялся бы протирать их, решив, что подобная метаморфоза может быть эффектом запотевших стекол.

-- Я начинаю видеть мир сквозь призму своего восхищения вами, вы должны меня извинить, - галантно объяснил он, как только сумел взять себя в руки. И объяснение, и запоздалое желание показаться вежливым выглядело еще более нелепым от того, что Ройс сидел на земле и успел перепачкаться золой.

-- Что будем с ним делать? - спросил я у Розы. - Отпускать на волю его нельзя, иначе он еще успеет нам напакостить.

-- Давай сдадим его в монастырскую школу или в какой-нибудь закрытый пансион, откуда его не выпустят, пока он не освоит хороших манер.

Роза молитвенно заломила руки. Ей не хотелось лишаться преданного поклонника, но и оставлять его на свободе она считала опасным. Я бы направил его прямиком в казармы, но Роза, кажется, считала, что такому изнеженному существу больше подойдут щадящие условия. Хорошо, еще не предложила сдать его в институт благородных девиц, предварительно снабдив его своими старыми платьями и каким-нибудь театральным париком, чтобы он не слишком отличался от местных холеных воспитанниц.

-- Видишь, Ройс. Дама хочет, чтобы я тебя пощадил, - я сказал это таким тоном, будто все еще взвешивал, каковы его шансы на выживание.

-- Вы же ей не откажете? - Ройс радостно приподнялся на локтях. На его лице расцвела по-детски счастливая почти что искренняя улыбка.

-- Ты хочешь указывать мне, как вести себя? - угрожающе прорычал я и окинул его таким свирепым взглядом, что Ройс поежился.

-- Ну, я только хотел сказать, что это не по-джентельменски отказывать даме в такой незначительной просьбе, - тут же переиграл он, по заострившемся напряженным чертам его лица было заметно, что Ройс лихорадочно обдумывает, как выкрутиться из весьма неприятной ситуации. - Но вам лучше знать правила этикета. Вы уж не обессудьте я человек безграмотный, всего лишь повторяю то, что услышал от других.

Он съежился, не смел больше ни отползать в сторону, ни шевельнуться, понял, что ему с его травмой не увернуться даже от прыжка леопарда, не то, что от драконьих когтей. Вот теперь Ройс, действительно, стал похож на испуганного, хорошенького ребенка, который нашкодил и теперь дрожит перед наказанием. Жаль, но меня было не подкупить его показной убогостью и уязвимостью.

-- Я...я слышал, что если красивая дама просит кавалера о какой-нибудь мелочи, то грех ей отказать, - заикаясь, пролепетал Ройс. - Конечно, при условии, что просьба не дорогостоящая и не слишком значительная. То есть случай как раз наш. Вам не кажется?

Он взглянул на меня с очаровательной улыбкой.

-- Отлично, - я не менее обаятельно улыбнулся ему в ответ, но улыбка вышла зловещей. - Если твое помилование такая мелкая просьба, то ее можно и не исполнять. Конечно, Роза поплачет не конкретно из-за твоей многообещающей загубленной жизни, а из-за того, что ей отказали в ее мелочном капризе, но, как только я подарю ей что-нибудь более дорогостоящее, чем твоя жизнь, например крупный опал и она тут же с легкостью простит мне твое убийство.

-- Почему ты молчишь? Сам проси пощады или читай молитву, вдруг он разжалобиться, - тихо напутствовала Роза.

-- Я впервые столкнулся с таким бессердечием, госпожа и просто не могу найти слов, - жалобно пискнул Ройс. Он, очевидно, надеялся, что растроганная просительница подыщет нужные слова вместо него.

Ройс опасливо дернулся назад, как только я наклонился вниз. К его удивлению, вместо того, чтобы мигом раскроить его горло я начал рыться в одном из тюков. Вытряхнув на землю какие-то свертки, набитые табаком трубки и мотки пеньковой веревки, я наконец-то нашел один крепкий кусок бечевки и проверил его прочность.

-- Что вы собираетесь делать? - подозрительно сощурился Ройс. Прежде чем он успел что-то сообразить, я молниеносно рванулся вперед, схватил его запястья и крепко-накрепко стянул их веревкой.

-- Инфанта! - только и успел жалобно вскрикнуть он, но Роза, даже если б и могла его выручить из теперешнего плачевного положения, то делать бы этого не стала.

-- Он, конечно, все еще сможет кусаться, но царапаться уже не сможет, - прокомментировал я, закрепляя последний узел. - Вперед, приятель, нам предстоит долгий путь.

Я подтолкнул его и Ройс, огрызаясь и бормоча что-то злобное, нехотя поплелся вперед. Идти со связанными за спиной руками ему, конечно, было неудобно, но в любом случае Ройсу повезло больше, чем его товарищам. Он ведь был жив, а они мертвы. Так я ему и сказал, желая чуть-чуть взбодрить, но Ройс прошипел в ответ что-то далеко недружелюбное.

-- Только не бей его, - попросила Роза более бодрой походкой шагавшая за нами. Ее локоны рассыпались по спине и искрились в свете зарождавшейся луны. - Ройс и так весь в синяках. Если ты переломаешь ему кости, то он уже не сможет мне прислуживать.

С надутыми губками и обиженным выражением личика Роза сама напоминала капризного ребенка. Ее волновало только то, будет ли Ройс добросовестно ей служить, поэтому она и просила для него пощады, а то, что он плетется по пустоши, прихрамывая, чертыхаясь и, возможно, ощущая сильный голод и головокружение от похмелья ее не очень-то разжалобило.

Ройса еще можно было понять. Он избрал нелегкую долю мошенника и авантюриста, решив, что таким образом быстрее добьется успехов, завербовался в общество теней, прятался от каждого военного мундира, храбрился перед менее проворными тенями, считал всю Виньену сплошным полотном ночи и вдруг встретил одну яркую звезду. В его возрасте еще не так страшно увлечься красавицей на несколько лет взрослее его, куда ужаснее осознать, та, кого он считал честной девушкой на самом деле склонная к чародейству и порочности, соблазнившая самого дьявола натура и имя ее Инфанта Теней.

По крайней мере, такой неисправимой злодейкой Розу теперь считал Ройс, и от этого она стала для него еще более привлекательной. Сама Роза легко угадывала его мысли и едва могла сдержать смех.

-- Неужели я, правда, такая беспринципная, как он считает? - восторженно спросила она, так, что услышал только я. Ее губы улыбались, а слова звучали в моем мозгу.

-- Если бы он мог хоть о ком-то составить правильное мнение, то занимал бы соответствующее положение в более многообещающей организации, чем штаб шпионов Ротберта, - ответил я вслух и этим несказанно изумил Ройса. Он решил, что я снова снизошел до того, что поговорить с ним и ошарашено огрызнулся.

-- Что?

-- Ничего. Иди вперед! - я подтолкнул его в спину и зря. Мне же самому потом пришлось поддерживать Ройса, чтобы он не упал.

-- Никогда больше не отправлюсь в поход с хромым, - зарекся я от такой напасти, когда озорной и довольно наглый спутник оперся мне о плечо и очутился чуть ли не в моих объятиях.

-- А по чьей вине я стал хромым? - недовольно пробурчал он. - Вы могли бы вылечить меня в два счета. Одно ваше дружеское прикосновение, пара заветных магических слов и я бы прыгал, как кузнечик, вместо того, что спотыкаться на каждом шагу. Отказывать ближнему в помощи, это уже жестокость.

-- Это мера предосторожности, - резонно поправил я, однако обрадованный тем, что Ройс может еще хромать самостоятельно, а не опираясь на меня. - Если бы ты был в состоянии бежать, то тебя бы давно уже и след простыл.

Надо же было взвалить на себя такую обузу. Если бы не такой медлительный спутник, то я давно бы уже добрался до ущелья или хотя бы до той местности, где нужно его искать.

Я все время подгонял Ройса, но уже только приказами, а не толчками. Мне не хотелось тащить его на себе, поэтому пришлось приноравливаться к его медленной походке. Впервые я радовался тому, что вокруг нет зарослей пихтовых деревьев, кустов боярышника и кизила. Хорошо, что тот мертвый лес, по которому я когда-то проезжал во владения барона Рауля исчез с лица земли. По пустынной местности наше продвижение вперед заняло куда меньше времени, чем, если бы пришлось продираться через буреломы, обходить стороной овраги и мелкие попутные селения. Среди пустоши я тут же определил, в каком направлении нужно идти, чтобы побыстрее оказаться возле распахнутой крышки люка. Цепи были порваны, осколки звеньев смешались с золой, будто их разнесло сильным взрывом. На самой окованной железом прочной крышке с внутренней стороны виднелись следы от когтей. Дебора была сильна, но процарапать себе путь на свободу даже ей удалось ни сразу.

Отсюда можно было легко высчитать, как пройти к ущелью, но так ли легко будет его найти, если за столетия и оно, как город за мостом покрылось завесой, не позволяющей увидеть его. Я заглянул в черную дыру люка. Когда-то над этим местом возвышались подвальные двери, а еще выше над винтовой лестницей вздымались неприступные стены баронской крепости. Тогда они казались мне нерушимыми, но время доказало обратное. Все подвержено разрушению, кроме золотистой оболочки дракона и того колдовского сооружения под стеклянным куполом, которое Роза назвала храмом. Этот храм возник без помощи земных зодчих и как все простые постройки не мог быть уничтожен драконьим огнем. Я хотел еще раз увидеть мрачноватое, чудесное, нерукотворное здание, возникшее буквально из ниоткуда и, возможно, служившее и вотчиной, и молельней, и тайной мастерской тому, кто так неузнаваемо преобразился. Возможно, там куда не ступала ни разу нога человека и кроется секрет возвращенной юности князя. Однажды, я посетил тот храм и смог невредимым уйти оттуда только потому, что мое перевоплощение уже началось. Наполовину я стал волшебным созданием, и нечисть, гнездившаяся там, приняла меня за своего. Теперь я хотел вернуться в храм еще раз, но уже на полных правах. На правах императора всех тех, кого люди зовут проклятыми созданиями.

Прежде чем я успел что-либо предпринять Роза проворно нырнула в люк.

-- Я хочу посмотреть, - крикнула она. Распахнутый темный зев подземелья, как будто, приглашал и меня спуститься вниз. Я подтолкнул вперед Ройса, а сам пошел за ним. Надо же было следить, чтобы он не сбежал. Такой проныра, наверняка, кинулся бы прямиком к своему хозяину и начал жаловаться на то, что вторгнувшейся на чужую территорию захватчик нанес ему физический и моральный ущерб. Сам он прежде чем сообразил, что надо защищаться был покалечен и теперь просит своего господина отомстить за страдания верного слуги.

-- Быстрее, - велел я ему, не заботясь о том, что в отличии от меня Ройс плохо видит в темноте и может оступиться на лестнице. Огрызаться у него уже не было сил или просто истощился запас ругательств, которые он бы мог направить в мой адрес. А может быть, Ройс наконец осознал, что лучше не прекословить тому, кто запросто может запереть его в подземелье. Во всяком случае мой пленник молчал и старался переступать через ступеньки насколько это возможно проворно.

Роза уже спустилась вниз и исследовала выпуклые надписи на стенах. На лестнице было темно, но выгравированные вдоль по стенам строчки иероглифов издавали слабое красноватое свечение, совсем как тлеющие угольки.

-- Осторожно, они могут раскалиться, - предупредил я, вспомнив собственный горький опыт.

-- Да, они теплые, но обжечь не могут, - Роза провела пальцем по нескольким выдолбленным в стене знакам. - Они точно такие же, как в твоих манускриптах.

-- Ты можешь их прочесть?

-- И ты тоже. Здесь скопированы те заклятия, которые ты уже знаешь. Есть даже несколько строк, где сказано о тебе и о существах тебе подобных, - Роза оглядела стены, потолок, тонкие металлические трубки органа. - Это место ждало тебя и ты пришел.

Она отряхнула пыль с маленькой низкой тумбочки и села перед органом.

-- Интересно, он все еще может издавать звуки? - Роза с сомнением оглядела запыленной, покрытый тонким слоем паутины мануал, преодолев брезгливость, пробежала пальцами по клавишам, уже утратившим былую белизну. В ответ на эти прикосновения орган издал несколько чистых, высоких звуков и, мне показалось, что стены и потолок до этого пребывавшие в безмолвии содрогнулись от неожиданной музыки.

-- Я и раньше знал, что вы умеете играть, но теперь уверен, что у вас музыкальный талант, - оживился Ройс.

-- Да, меня заставляли учиться играть на клавесине или фисгармонии, хоть на арфе лишь бы только по команде садиться за инструмент и развлекать гостей, но я всегда делала это без особого энтузиазма, как марионетка по воле кукловода, а сейчас...- Роза чуть отодвинулась и убрала подальше ноги от ранее позолоченных, а теперь запыленных педалей внизу. - Я не могла вызвать такие звуки, это сам орган.

Возможно, во время заточения Дебора тоже не раз присаживалась на эту самую тумбочку и чудесно, вдохновенно играла. Я представил ее, белое крылатое создание сидящее за органом и рождающее сладкозвучную мелодию, вообразил себе длинные тонкие пальцы, скользящие по мануалу, крылья, трепещущие за спиной, злые, красивые глаза и сложную запутанную паутину помыслов о мести. Гораздо проще было представить Розу, сидящую за спинетом и с недовольным видом пытающуюся правильно играть по нотам. Наверное, в такие моменты, когда ее заставляли развлекать гостей она, действительно, злилась, обиженно поджимала губки и была похожа на прелестную, механизированную куклу, сделанную для того, чтобы на нее любовались. Дебора с крыльями и планами мести и Роза с кукольным личиком и каскадом непослушных локонов. Вторая была мне милее.

Почему-то у меня возникло безотчетное желание поскорее оттащить Розу от органа, но прежде, чем я успел рвануться к ней, она еще раз коснулась клавиш. На этот раз орган ответил ей не мене сильными и чистыми, но немного зловещими звуками. При чем музыка длилась несколько мгновений после того, как Роза оторвала руку от мануала.

-- Странно, - прошептала она таким тоном, словно надеялась, что сейчас орган сам по себе вздрогнет и пропоет ей о том, почему такая странность происходит. Орган молчал, но в этот миг где-то высоко над нашими головами зазвонили колокола. Сначала, мне почудилось, что вернулись те времена, когда я во весь опор мчался на охоту за вепрем, а на какую-нибудь деревенскую колокольню поднялся звонарь и дернул за канаты, привязанные к язычкам колоколов. Однако, тот вечер остался далеко позади, и вокруг уже не было ни лесов, ни деревень, ни церквей. Ничего, кроме пустоши. Если бы рядом еще находился какой-нибудь водоем, пруд или озеро, то я бы поверил в легенды о затонувших колоколах, но рядом не осталось никаких озер или рек, не было даже канав, заполненных водой. Драконий огонь когда-то пересушил их все. Остался только океан, но мы отошли от побережья слишком далеко. Никакие звуки с берегов, даже пушечные залпы пиратского корабля не могли отозваться эхом здесь, а колокольный звон с минуту продолжался, оглушительный и чистый, исходящий из пустоты.

-- Эхо той колокольни, что когда-то возвышалась рядом с крепостью, - нехотя пояснил Ройс. - Здесь ведь когда-то стояла крепость, я прав, монсеньер?

-- Да! А ты откуда знаешь? - я грубо тряхнул его за плечо.

-- Хозяин сказал, - пробормотал он и жалобно, явно рассчитывая на сострадание Инфанты пискнул, - отпустите.

-- Такой звон раздается каждую ночь? - спросил я, не слишком поспешно освобождая его плечо от своей хватки.

-- Нет, только перед тем, как произойдет какое-то несчастье, побоище, ссора между колдунами, стихийное бедствие или...

-- Или суд над тем, кто нарушил законы волшебного общества, - окончил я за него, вспомнив про суд над Деборой. Тогда я слышал эти самые колокола и несмотря на то, что меня отсюда тогда отделял океан, звучание было не менее звонким и неприятно режущим слух.

-- Какой вы осведомленный, - пробурчал Ройс, кажется, после временной передышки к нему вернулась способность язвить. Надо было бы дать ему какую-нибудь работу потяжелее, чтобы утомить его и тем самым отбить охоту болтать. Пока у меня не было возможности доверить ему какой-нибудь полезный труд, поэтому я решил, что для его же собственного блага лучше заставить его шагать вперед, чем изнывать от лени, стоя на одном месте.

-- Ты уже не так сильно хромаешь, как несколько минут назад, - подметил я, подталкивая его назад к лестнице. - Пошли, Роза, мы не можем всю ночь сидеть здесь.

Роза взбежала по ступенькам наверх куда более резво, чем мы. Ее ступни почти не касались твердой почвы, я уже и забыл, как легко и проворно она умеет парить над землей.

-- Раз твой хозяин так много тебе рассказывает, то ты должен знать, где располагается ущелье, - предположил я.

-- Помилуйте, монсеньер, откуда же я могу это знать, - взмолился Ройс. Как легко и правдоподобно он лгал, при этом не испытывая никаких угрызений совести.

От ворот крепости надо было идти влево, чтобы добраться до той поляны, где я убил вепря, но как определить с какой стороны находились когда-то ворота? С южной? С северной? А может они вообще выходили на запад или восток. Таких подробностей я уже не помнил и вместо того, чтобы ломать голову коснулся манускрипта у себя за пазухой, шепнул одно заветное слово и взглянул на пустошь уже совсем по-иному. Равнина осталась той же серой равниной, но я видел на ней прямо над люком призрачные очертания давно сгоревшей крепости, глубокий кювет перед крепостной стеной, решетки, амбразуры для пушек, темные провалы окон и даже подъемный мост, перекинутый через ров. Значит, когда драконий огонь обрушился на страну, мост был опущен. Я улыбнулся краешком губ. Картина из тех времен, когда я был счастлив и беспечен, вновь возникла передо мной, а за ней лежал знакомый ландшафт. Роза тоже что-то увидела и прошептала, что я неподражаем.

Ройс нервно моргнул, недоверчиво покосился на меня и буркнул что-то типа того, что я - сущий дьявол. Теперь я знал, куда идти. Призрачные очертания поселка манили меня к себе блеклыми, едва мерцающими огоньками. Совсем как огни святого Эльба, садящиеся на мачты, борта и такелаж обреченного на гибель корабля. Когда я гостил у барона Рауля, на дворе стояла зима, вот и теперь передо мной возник зимний мираж. Местности представала передо мной такой, какой я ее запомнил. Покрытые снегом луговины, замороженные пастбища, затянутые коркой льда ручейки и ветки ясеней, кипарисов, осин, тесно переплетенные между собой и припорошенные кружевом снега. Холода не ощущалось. Зимнюю стужу того сезона, когда я побывал здесь, мне возрождать не хотелось. Стоило прикоснуться к деревьям или купам кустов и моя рука прошла бы сквозь них, поскольку они не существовали реально. Это была всего лишь призрачная копия того, что когда-то существовало здесь.

Я быстро нашел ту поляну, где когда-то победил вепря, а от нее узкая дорожка змеилась над крутизной и кончалась у самого ущелья. В отличие от всего восстановленного мной по памяти пейзажа оно призрачным не было, но вот заметил бы я его, если б не стал колдовать? Навряд ли. Ротберт хорошо заботился о неприкосновенности своего убежища.

Я глянул вниз, в разверзшийся темный зев и оно показалось мне кратером вулкана. С виду вулкан остыл, но что если вот-вот начнется извержение и огненная лава снесет все то, что мне удалось наколдовать и нас троих. И все-таки несмотря на дурные предчувствия я отправился искать высеченные в камне ступеньки.

-- Ни за что не найдете, - буркнул Ройс, но оказался не прав. В мгновение ока я отыскал лестницу и заметил внизу ту же арку, которая стояла здесь столетия назад. Она ничуть не изменилась и не потрескалась, но теперь изменился я сам и мог прочесть надпись, высеченную на фризе. "Лишь проклятый войдет сюда, станцует, выпьет с нами, провеселится до утра, и пусть затянется игра, но мы оставим у себя того, кого так ждали". И подпись внизу сделанная уже на другом языке, том самом, который я так долго не мог расшифровать в манускриптах и сейчас не сразу узнал символы из-за причудливых завитушек, которыми они были окружены. "Духи здешних мест". Что ж вполне вероятно. Только в речах духов может проглядывать такое озорство и намек на неизбежность принятого ими решения, если они решили утащить кого-то из смертных к себе или вообще добиться какой-то определенной цели, то они будут проказить и хулиганить до тех пор, пока осуществят задуманное.

Я спустился вниз по ступенькам и прошел в арку, не зная, что услышу, подступившись к храму гнетущую тишину или торжествующий гимн духов, празднующих возвращение того, кого они мечтали бы навечно оставить у себя. Меня надоедливым эхом преследовали мысли Ройса. Впервые я пожалел о том, что могу запросто улавливать мысленные причитание тех, кто находится рядом. Я предпочел не знать, что Ройс про себя твердит о том, что недостаточно иметь по всем уголкам мира припрятанные кубышки с золотом, надо еще быть кавалером достойным дамы. Никто не захочет жить долго с ангелоподобным, но жестокосердным кавалером, поэтому мне и приходилось так часто убивать дам, которые, по мнению Ройса, пытались разорвать со мной отношения.

-- Хватит! - наконец оборвал я его.

-- Что? - Ройс, конечно же, меня не понял.

-- Не думай обо мне так плохо, - предупредил я. - Что ты можешь знать о моих отношениях с дамами?

Оставив ошарашенного Ройса на берегу, я стал искать челнок, которой непременно должен был по-прежнему ждать меня у берега. Мне он был уже не нужен, я ведь мог пролететь над гладью воды самостоятельно, без лодки, но хотел убедиться в том, что меня здесь ждут. На этот раз у берега была пришвартована не бедная посудина, а гондола с острым носом, закрытой бархатом кабинкой и длинным, продетым в уключину веслом. Я оценил ее с первого взгляда. Ни одна роскошная барка не могла по изяществу и красоте сравниться с ней. Выходит, раз я стал императором, значит и отношение ко мне изменяется.

-- Мы полетим или поплывем? - из вежливости спросил я у Розы. Мне интересно было узнать ее мнение о такой торжественной встрече.

-- Конечно, поплывем, - ответил вместо нее Ройс. - Я не собираюсь переправляться через реку вброд.

-- Замолчи! - велел я ему, чувствуя, что мое терпение вот-вот лопнет. Ройс с его резкими, наглыми замечаниями уже успел мне до смерти надоесть.

-- Вы забыли, что я-то летать не умею, - захныкал он, пробуя снова вызвать жалость. - Инфанта подтвердит, что для больного или покалеченного лезть в ледяную воду равносильно самоубийству.

-- Ты жив только благодаря Инфанте, - оборвал я одной строгой репликой все его жалобы. - Как она решит, так и будет. Если она разрешит тебе сесть в гондолу, пожалуйста, на здоровье, но если ей захочется посмотреть, как ты барахтаешься в воде, то тебе придется немного поплавать.

-- Она же не такая жестокая, - в восклицании Ройса послышался испуг.

-- Я хочу расположиться в фельце, а ты будешь грести, - Роза, как истинная леди оценила роскошную обстановку гондолы и решила выбрать для себя закрытую кабинку с занавесями и подушечками, а меня отправить на корму, как простого гондольера. Я не мог на нее обижаться и сказал:

-- Будь по-твоему!

Роза кинулась исследовать местечко, как будто, нарочно предназначенное для нее. Я потащил было упирающегося Ройса за собой на корму, хотя он и кричал, что на сквозняке простынет, но грести не понадобилось. Весло выскользнуло из уключины и легло поперек кормы, а гондола сдвинулась с места и поплыла сама по себе. Не нужно было ни отталкиваться от берега, ни сопротивляться сильному течению, против которого она шла. На опасных поворотах весло соскальзывало поближе к воде и начинало грести, но в остальные моменты движения гондолы были такими плавными и стремительными, будто ее подталкивали вперед незримые крылатые спутники - духи, ожидающие меня.

Роза распустила волосы и отстегнула перевязь со шпагой. Ей понравилось внутреннее убранство гондолы и то, как легко мы неслись против течения.

-- Если бы госпожа соблаговолила рассечь лезвием веревки на моих запястьях, то я был бы счастлив и благодарен, - заискивающим медоточивым тоном заговорил Ройс. Он умел льстить, но на Розу его комплименты и улыбки не произвели никакого впечатление. Она на треть вытащила из ножен лезвие, полюбовалась, как сверкает остро отточенная сталь в отблесках далекого лунного света, и убрала назад. Ее тонкие пальчики поглаживали эфес, а на лице играла совершенно очаровательная, шаловливая улыбка.

-- Пожалуйста, - захныкал Ройс, опасливо косясь в мою сторону. - Хотя бы ослабьте узлы. Бечевка так крепко затянута, что ободрала мне кожу.

Было сразу заметно, что Инфанта и пальцем не пошевелит, чтобы его освободить, но Ройс все-таки пробовал искушать судьбу. Неужели он всегда продолжал надеяться на удачу, даже в самые отчаянные моменты. Он попробовал поднатужиться и самостоятельно разорвать путы, но, естественно, у него ничего не вышло, зато запястья он, действительно, ободрал. Если минутой раньше он выдумывал про увечья ради красного словца, то теперь у него были все основания жаловаться на ссадины, но, получив их, он, наоборот, прикусил язык.

-- Знаешь, если бы мы плыли в маленькой рыбацкой лодчонке, то благодаря тебе давно бы уже перевернулись и искупались в холодной воде, - чарующим тоном обратилась к нему Роза. - Ты можешь хоть минуту посидеть спокойно? Ради меня?

-- Только ради вас, - Ройс тут же оставил попытки освободиться, то ли своим смирением рассчитывая вызвать побольше жалости, то ли рассчитывая выхлопотать награду за услужливость. Ну, прямо, как хозяйская собачонка, не без злорадства отметил я, еще чуть - чуть и чтобы заслужить похвалу он будет исполнять те команды, на которые обычно отзывается только пудель.

Ройс мои мысли прочесть не мог, поэтому был на меня не в обиде. Он же не знал, что про себя я окрестил его собачкой, а вслух я разумно решил этого не произносить во избежание нового скандала. На воде, вблизи входа в храм, возможно, за секунду до решающей схватки с местными духами наша словесная перепалка ничем хорошим не закончится.

Вдруг я ощутил резкий толчок, будто какая-то невообразимая, тяжелая птица камнем ринулась в ущелье с высоты и ударилась о борт гондолы. Острые, медные коготки поскребли по борту, но звук был слышен только мне. Мои спутники не смогли бы отличить скрежетание от тихого журчания воды.

Никакая птица залететь в ущелье не могла. Для этого мало было спикировать вниз. Невидимая преграда помешала бы любому вторжению. Ни один путь кроме как через арку сюда не вел. Хватило бы птичьих мозгов на то, чтобы слететь вниз по линии высеченных в камне ступенек и пролететь не над аркой, а порхнуть в ее узкий проем. Этим вопросом я не стал долго задаваться, потому что решил, что если бы у птички были ум, чутье или хотя бы инстинкт самосохранения то она ни за что не полетела бы сюда. Даже слечь от выстрела из охотничьего ружья лучше, чем попасться в когти обитающей в ущелье нечисти. Ни один орел, ястреб, гриф или коршун не решился бы залететь сюда. Да и зачем? В водоеме не водилось рыб. Птице здесь делать нечего. И все-таки меня не оставляло настойчивое ощущение того, что где-то за моей спиной острые когти держаться за лепное украшение борта и широкие медные крылья размахнувшись, осеняют своей тенью гондолу.

Я не стал оборачиваться потому, что не ощущал опасности позади. Она исходила спереди, из того места, куда нас несло по прихоти провидения. Что бы за существо не распахнуло свои крылья над водой, оно всего лишь сопровождало нас и не стремилось причинить нам вред.

Я первым заметил мраморные ступеньки и вход занавешенный шторой с кистями. Своеобразный, роскошный причал. Еще до того, как нос гондолы ударился о выступ нижней ступеньки, я перепрыгнул через борт и очутился на берегу. Мне не пришло в голову отыскать канат и измерить дно. Я даже не предполагал, что основание лестницы упирается в дно. Плоским, натертым до блеска мраморным ступеням не нужна была твердая опора, они высились прямо над водой древние, как само мироздание и еще более вечные, чем мир вокруг них. Ведь страна окрест ущелья ныне сравнялась с землей, а храм из мрамора, залов разделенных бархатными занавесями и зеркал доказал свою непоколебимую прочность.

Роза обнажила шпагу и пошла вперед. Ройс, поняв, что пути к отступлению отрезаны, с унынием бросил последний взгляд на гондолу и поплелся за нами. Кто-то позади нас царапался и махал крыльями, прячась за борт гондолы, но мне уже не было до него дела.

Роза приподняла рукой тяжелую занавесь, кисти с мягким шелестом приподнялись, откуда-то извне блеснул свет, и вдруг острая плеть терновника вцепилась в руку Розе, обвила запястье, как живая извивающаяся гадюка. Острые шипы царапнули кожу, порвали до локтя рукав. Роза тихо вскрикнула, заметив, что такие же ветки ползут к ней со всех сторон входа. Ветки шиповника, унизанные тонкими цепкими иголочками справа и колючий терновник слева. Камзол Розы был безнадежно испорчен, а кожа оцарапана. Прежде, чем я успел кинуться на выручку, Розы рывком освободила руку, которой сжимала шпагу и размахнулась. Один удар и все терновые плети извивались уже на ступенях, навсегда отсеченные от корней. Второй, третий удар и от шиповниковых колючек не осталось и следа. Ветки валялись в воде вместе с несколькими цветками и ягодами.

-- Как глупо, я хотела сразиться с противником, а вместо этого использую шпагу, как серп, - Роза попыталась прикрыться обрывками камзола и рубашки. Ее тонкие исцарапанные плечи были обнажены.

-- Хотя бы ее раны вы вылечите, - буркнул Ройс у меня за спиной, не особо рассчитывая на внимание или отзывчивость.

-- Да, сейчас, - все-таки отозвался я, тем самым до крайности удивив своего пленника. Он, действительно, посчитал, что моя жестокость достигла апогея, но не мог же я быть жесток с единственным красивым созданием, которое без памяти любил.

Сначала мне надо было освободить руки, избавиться от страшной ноши, которую я все время нашего похода прижимал к груди. Мертвая голова оттягивала руки. Каждый миг я боялся, что сверток сам собой распеленается и голова выскользнет из моих пальцев, как мячик резво покатиться по земле, подпрыгивая и хохоча. Сейчас разворачивая выпачканную скатерть, мне хотелось для надежности ухватиться покрепче за волосы отсеченной головы, намотать их себе на руку, чтобы она не вырвалась и не укатилась в какой-нибудь темный провал, откуда я ее уже не достану.

В помещение, куда мы вошли, ничего не изменилось. Все те же зеркала на стенах, занавеси со всех сторон, прикрывающие входы и выходы. Великолепный трельяж отражает совершенную женскую фигуру, изваянную из мрамора. На ней настоящее струящееся складками платье, одна рука кокетливо поднята вверх и в ней зажато зеркальце, вторая тонкая кисть, как будто готова вот-вот взмыть ввысь, чтобы жеманно поправить прическу. Мраморная богиня так прекрасна, что у любого смертного возникло бы безотчетное желание поцеловать ее в губы. Вот только у статуи не было головы. Я посмотрел на три отражения в трех зеркалах. В каждом из них отражалась безголовая скульптура. Однажды она самовольно сдвинулась с места и трельяж разом опустел, но королевский порт, куда она пришла разыскивать меня наполнился криками испуганных и умирающих.

Я осторожно развернул голову. Она не вырвалась из моих пальцев, не подкатилась к консоли наподобие мячика. Нет, она даже не вызвала отвращения, какое обычно возникает у живого при соприкосновении с мертвой, липкой от гниения плотью. Она больше не могла вызвать даже страх от созерцания результата работы палача, потому, что обратилась в мрамор. Мраморная фигура не могла быть казнена на площади перед толпой стражей, горожан и зевак. Статую можно было разбить, но не казнить на эшафоте. Я аккуратно положил голову вниз к изящным пальчикам мраморной ступни, выглядывавшей из-под мягким оборок платья.

-- Можно я сниму его, - попросила Роза.

-- Что? - я не сразу догадался, о чем она говорит.

-- Эдвин, мне нужно во что-то переодеться, - стала убеждать она. - Я не могу все время придерживать рукой эти лоскутки.

-- Да, действительно, - я поспешно отстранился от статуи. Конечно, Роза отлично знала, что в моих силах одним легким касанием без ниток и швейной иглы соединить обрывки ее одежды. Я мог легко поправить дело без всякой штопки, но если бы дело было только в порванном кафтане. Розе хотелось примерить платье, снятое с мраморного тела обезглавленной богини. С тех пор, как меня здесь не было, нежная материя изменила свой цвет.

Роза использовала одну из штор, как ширму и вышла к зеркалам, чтобы проверить идет ли ей позаимствованный наряд. Платья цвета акации хорошо оттеняло ее кожу, подчеркивало стройность точеной фигуры. Два матерчатых миндальных цветка на обнаженных плечах и волна шуршащих оборок по подолу придавали ей трогательный и неземной вид. Роза была похожа на богиню и три зеркала сразу, словно конкурируя друг с другом, жадно ловили ее отражение. Она легко спрыгнула с консоли, отошла от трельяжа и зеркала тут же опустели.

На всякий случай Роза нагнулась и подняла с пола свою шпагу. Даме оружие не идет, она это понимала, но не могла сознательно продвигаться навстречу опасности, не будучи вооруженной. Роза спрятала за спиной руку, в которой сжимала эфес шпаги и одарила ошеломленного Ройса обворожительной улыбкой.

-- Я понимаю, даже ты шокирован таким воровством, - произнесла она, расправляя рюши на подоле. - К сожалению, тебе не понять, как сильно женщин влекут наряды. Ты привык общаться с тенями. В дурной компании привыкаешь к дурным манерам. Присцилле и Гонории достаточно маски, мантильи, кружевного бурно, лишь бы только все вещи были черной масти, а я предпочитаю яркие цвета: золотой, зеленый, алый...

Роза изящно пожала плечами, будто не зная, что еще прибавить к сказанному. Она считала, что небольшой монолог снимет с нею всю вину за содеянное. Извиняться перед безголовой красавицей она посчитала лишним, да и зачем приносить извинения если Сильвия мертва и голову ее уже не прирастить назад к туловищу.

- Я постараюсь вернуть его потом, - вздохнула Роза. - А пока ...любая вещь становиться гораздо практичнее, если служит живым людям, а не мрамору.

Мы ведь не совсем люди, хотел поправить я, но Ройс встрял первым.

-- Вы принижаете свои достоинства, Инфанта, вероятно из скромности, - затараторил он. - В отличие от двух упомянутых дам вас привлекают не только ажурные тряпицы, вы еще носите при себе оружие, как настоящий боец, вы, наверняка и стреляете получше всякого стрелка, иначе не таскали бы на поясе мушкет, вы и шпагой владеете мастерски. Я еще не встречал никого подобного вам.

-- Замолчи, - я не удержался и уже, наверное, в десятый раз со всей силы тряханул его за плечи. Он надоел мне похуже любой назойливой моськи, которая бегает по дворам в поисках хозяина и цепляется к каждому прохожему. Жаль, что разорвать горло или хотя бы покалечить Ройса для острастки, даже просто отколотить его за наглость я не мог. Такое проявление звериной жестокости с моей стороны напугало бы и расстроило Розу. Каждый раз, когда я убивал кого-то невольно вздрагивала и она, потому что боялась, что сама может стать следующей жертвой.

Я восхищался ею каждый раз, когда думал, что она могла бы сбежать, а вместо этого предпочитала ежеминутно жить в опасности, но рядом со мной, чем на воле, но без меня. Из невидимого гостя я превратился в ее друга и даже заметив тень дракона в моих глазах Роза не отреклась от меня. Леди Смелость. Если раздавать прозвища, то я бы величал принцессу именно так. Она даже оружием хотела владеть мастерски лишь за тем, чтобы при случае сражаться на стороне того, кого люди прозвали дьяволом. Дракон или ангелоподобный незнакомец, находясь в любой из своих двух ипостасей, я мог доверять только Розе и не единой живой душе кроме нее.

-- Мы пойдем туда? - Роза имела в виду памятную залу. Сама она никогда не заходила в нее и тем не менее указала в верном направлении. Как ей удалось вычислить в какую сторону повернуть, ведь все проходы были прикрыты совершенно одинаковыми занавесями.

Я вспомнил шустрого рыжеволосого пажа с мандолиной и невольно усмехнулся. Ах, Камиль, сколько времени прошло с тех пор, как ты был беспечным расторопным музыкантом, с тех пор ты успел ощутить прочность узды и стремян и, наверное, понял, что не из всех ситуаций можно выкарабкаться с помощью обмана.

Ройс настороженно поглядывал то на меня, то на Розу. Он уже не строил планы побега, по воде далеко не убежишь, грести веслом или стоять за штурвалом со связанными руками тоже не слишком удобно, да и зачем предпринимать бесполезные попытки удрать, если там за занавесью сейчас, может быть, колдует его хозяин. Считал ли Ройс князя своим благодетелем или был достаточно сообразителен для того, чтобы понять, что хозяин в любой миг может бросить своего юного невзыскательно слугу на произвол судьбы и найти не менее бестолковую замену.

-- На этот раз я пойду первым, - я уже двинулся к порогу, через который переступил лишь однажды сотни лет назад, но так и не смог позабыть о своем визите сюда. Сначала я не обратил внимания на жалобный вскрик за своей спиной, ведь Роза вполне могла уколоть Ройса булавкой или толкнуть. Я решил, что она может распоряжаться жизнью пленника по своему усмотрению. Если он нужен ей в качестве бесплатного слуги, то придется мириться с его присутствием в чуланчике своего замка, если ей взбредет в голову пустить его на корм акулам или сдать властям, как одного из заговорщиков то я ей в этом только посодействую. Я бы даже первым столкнул его в пучину рыбам на корм, чтобы избавиться от соглядатая, но, увы, голос на сей раз моливший о пощаде, Ройсу не принадлежал.

Я обернулся и увидел, что на полу лежит мой давний рыжеволосый знакомый. Его кафтан цвета вешней зелени жестоко изорван, а к обнаженному горлу приставлен кончик шпаги. Роза уверенно сжимала эфес, а Камиль и хотел бы отползти или увернуться, но для этого ему не хватало пространства.

-- Кажется, я пропустил самое интересное! - я даже присвистнул от такой неожиданной встрече. Когда я пытался вызвать Камиля на дуэль, он упорхал со скоростью мотылька, а Роза победила его без боя. Камилю не нравилось быть повергнутым, но поделать он ничего не мог. За любым его движением последовал бы легкий укол шпаги, а на никсе царапины не заживали так быстро, как на мне.

-- Он прятался в тамбуре, - Роза указала на одну из приподнятых занавесей. Желтые густые кисти на ней все еще тревожно колыхались. - Он подсматривал за нами. Он - шпион, а шпионов в живых оставлять нельзя.

Роза выжидающе посмотрела на меня.

-- Ты его не узнала, - поразился я.

-- Он не из числа моих знакомых, - отрезала Роза и надавила кончиком острия на горло Камилю. Сейчас капнет кровь, подумал я и не ошибся.

Камиль судорожно вздохнул. Ройс для безопасности забился в самый дальний угол и на этот раз боялся даже пикнуть, чтобы не привлечь к своей незаметной персоне ничьего внимания.

-- Да, я помню его, - вдруг проговорила Роза, сильнее сжимая ладонью эфес. - В тот вечер в "Марионетте" я видела его. Когда публика покидала театр после окончания представления, он шнырял в толпе так проворно, что о его намерениях было нетрудно догадаться. Я правильно угадала, этот пройдоха промышляет тем же, что и Винсент.

Я не совсем понял ее, и Роза пояснила:

-- Ну, он - карманник?

Роза спросила с удивительной искренностью, будто правда сомневалась в профессии Камиля, хотя про себя давно уже окрестила его вором, про то, что такая плутоватая личность может быть тем самым талантливым драматургом не могло быть и речи. Какое заблуждение и в то же время частично правда.

-- Он автор всех тех памфлетов, которые ты забавы ради выучила наизусть и декламировала перед переполненным зрительным залом, - сообщил я, но никаких попыток вызволить Камиля не предпринял.

-- Разве? - изумилась Роза. - А может, ты меня разыгрываешь? Как такой непоседа мог просидеть хотя бы час за письменным столом, корпя над своим произведением.

-- Я тоже так считал, - Розе удалось меня развеселить. Может быть, сейчас я стоял на пороге своей гибели, но, тем не менее, был готов рассмеяться, как безумный. Что за комедия ошибок? Розу - мою императрицу считают моей же временной фавориткой, меня самого вместо императора окрестили темной личностью, припрятывающей по всевозможным урочищам мешки награбленного добра, а Камилю, который был одновременно и стихоплетом и жуликом, все-таки решили придать какую-то целостность, приписав ему школу профессионального воровства.

Мне не за чем было его обелять в глазах Розы, но я все-таки не сдержался.

-- Все его угрозы мне казались пустыми, а он сам абсолютно никчемным, но, когда он вдруг взялся за перо и сумел приложить непосильный для себя труд с одной-единственной целью - навредить мне, вот тогда я, действительно, на него разозлился.

-- Прости, но даже с твоих слов я представляла автора более солидным, взрослым человеком, а он ...ну, вылитый бродяжка-сирота, который сбежал из приюта и промышляет, чем может, - Роза поняла свою ошибку, но шпагу от шеи Камиля не убрала. Острие уже оставило маленькую ранку, блеснуло и повисло в опасной близости от яремной вены.

-- Кстати, я давно пытался с вами переговорить, но ваш телохранитель меня к вам не подпускал, - Камиль облизал пересохшие губы, предпринял слабую попытку улыбнуться и опасливо покосился в мою сторону. Я ответил ему угрожающим взглядом, но оскорбление предпочел пропустить мимо ушей. Зачем ссориться, как на базаре. Мелкие перебранки не дело аристократа. Все равно в бедственном положение сейчас не я, а Камиль. Ему стоит посочувствовать, а не ругаться на него.

-- Конечно, я не думал, что наша с вами встреча состоится при таким необычных условиях. Мне немного неудобно, хотя, наверное, вы этого не заметили, - Камиль попытался приподняться на локтях, но испугался опасного блеска стали перед своим носом. - Вас, кажется, теперь нужно называть Инфантой. Я тоже хотел выбрать себе псевдоним, но вспомнил изречение работодателя о том, что люди скорее окрестят красивым именем собаку, чем меня и в общем передумал.

-- Ближе к делу, - потребовала Роза. Лезвие пощекотало Камилю грудь в левой стороне, где билось сердце, разорвало уцелевшую ткань и царапнуло по коже.

-- Тогда в театре вы тут же согласились стать моей протеже, а теперь пытаетесь убить, - Камиль испугался и разозлился одновременно.

-- Что? - Розе показалось, что она ослышалась.

-- Не догадываетесь? Ах, ваше высочество, неужели вы не заметили, что на афишах стояло чужое имя. Это я в тот вечер толкнул под колеса экипажа неудачницу. Мы с ней повздорили, - быстро добавил Камиль таким тоном, будто это извиняло его поступок. - Чтобы дать вам шанс прославиться я был готов абсолютно на все.

Еще одна уважительная причина, цинично прокомментировал я про себя.

-- Я знаю, вы все понимаете, обо всем догадываетесь, - продолжил Камиль немного изменив интонацию. - Миром правит бал. Кругом множество несправедливостей и ошибок. Мне не нужна была ставленница местных вельмож для моей пьесы, я искал талант...и нашел его, но некто оказался ловчее меня.

Камиль скосил глаза в мою сторону и в них блеснула такая злоба, что другому на моем месте стало бы страшно.

-- Довольно, - велел я, как только наступила пауза. - Ты нас растрогал, Камиль, но у нас еще больше дел, чем у самых занятых людей и мы не можем слишком долго выслушивать твои жалобы. Я мог бы спросить тебя, где твой хозяин, но ты скорее откусишь себе язык, чем признаешься в такой малости. Поэтому, я сделаю выводы сам, раз самый верный прихвостень его милости здесь, значит и князь где-то поблизости.

-- Оставь его, Роза. Давай один раз проявим милосердие - пощадим талант, без которого меломаны многое потеряют, - я уверенно шагнул и отдернул занавесь. - Время не ждет. Пошли!

Кисти легко всколыхнулись, легче, чем рожь на полях от дуновения ветра и мне почудилось, что каждый, кто ступит в просторную залу, сам станет невесомым. Тяжелая ткань тоже весила не больше былинки и совсем не отягощала ладонь. Из открывшегося проема выскользнул лучик неестественного голубоватого света. Я думал, что такое свечение возникает лишь на кладбище, когда поднимаются из могил виллисы или в подводном царстве, в чертогах водяных. В этом свечение, казалось, можно утонуть, а в ушах звенело от всеобъемлющей тишины, царившей под высоким, вздымающимся из бездны к самым небесам куполом. За прозрачным прочным стеклом плыли по небу свинцовые облака. Скоро разразиться гроза, решил я, и сам по себе возник вопрос, а где разразиться шторм, в реальном мире близь океана или в необъятном непоколебимом мире духов, спрятавшемся на глубине ущелья.

-- А, знаешь, Камиль, ты мне нравишься, - проговорила Роза где-то далеко позади и, к своему удивлению, я не услышал в ее голосе сарказма.

-- Вы лжете! - Камиль отшатнулся от нее так быстро, словно она сошла с ума, ударился головой о стену и затих. - Вы говорите это специально, чтобы я перешел на сторону вашего красавчика, - он проговорил это с такой привычной злостью, что я сразу понял, обозвать он старался меня.

-- Ложь-это грех, - одернула его Роза со строгостью чуть ли не учительницы. - Неужели ты считаешь меня способной наврать? А может, ты считаешь, что князь или одна из его прислужниц станут ассистировать тебе в театре куда лучше, чем я.

Роза отняла шпагу от его горла, изобразила вид оскорбленной невинности и указала взмахом острия Ройсу путь следом за мной. Сама она вошла третьей. Занавесь за ее спиной, хоть я и не забыл закрепить ее шнуром, тихо колыхнулась и упала, словно закрылся театральный занавес и теперь со сцены, ярко освещенной рампой актеры вынуждены уйти назад за обшарпанные кулисы, туда где в одном из темных коридоров или у неприметного выхода вполне может затаиться и поджидать убийца с ножом.

Я старался не думать о том, чьи незримые руки развязали туго затянутый в стенной скобе шнур, распушили кисти и стряхнули пылинки с бархата. Мне не хотелось задумываться о невидимом гондольере, так ловко управлявшимся с веслом. Я и так знал, что меня здесь ждут и все уже давно подготовлено ко встрече, но ждет меня совсем не Ротберт. Колдовское искусство началось не с него. Высшие существа вошли сюда первыми, человек последним. Возможно, я сам был всего лишь марионеткой в руках высших сил, пока не одолел дракона внутри себе и не изучил азы всех запретных наук.

Роза подняла взор на купол и вскрикнула. Я сам уже успел заметить то же, что и она и содрогнулся от отвращения. Прямо к выпуклому стеклу с внутренней стороны прилип небольших размеров черный дракон. Его шкура блестела, словно глянцевая, скользкое продолговатое тело льнуло к стеклу, словно пытаясь слиться с ним, получить мощный электрический заряд от молнии, которая вот-вот сверкнет в грозовом небе. Острые кожистые крылья чем-то напоминали мне плащ-крылатку промелькнувшей в Виньене на чьих-то плечах. Только вот на чьих? Отвратительное, продолговатое, лоснящееся тело висело высоко над полом. Зрелище внушало суеверный страх. Я ждал, когда сверкнет молния. Вспышка вскоре озарила залу, заставив блеснуть какой-то предмет, застрявшей между мраморных плиток, которыми был выложен пол. Я наклонился и поднял перстень с чьим-то фамильным гербом. Именная вещица явно принадлежала кому-то из Виньены. Я разобрал инициалы, выгравированные на кольце, и попытался узнать имя владельца. Для меня это было нетрудно. Одно небольшое усилие и имя, открывшееся мне, всколыхнуло воспоминание о тех именитых особах, чьи дети следовали за обществом теней и пропадали втуне. Перстень принадлежал сыну министра, юноше немногим старше двадцати. В этом возрасте еще только стоишь на пороге жизни и можешь ожидать успехов, особенно если ты родился в знатной, состоятельной, обладающей влиянием семье. Мне было искренне жаль парнишку, который из безрассудной смелости откликнулся на приглашение теней, последовал за ними и не вернулся уже никогда.

Крылья черной твари оторвались от стекла с неприятным шлепком, будто были к нему приклеены. Я ожидал, что за падением драконьего тела на пол прозвучит новый неприятный шлепок, но он не последовал. Лишь взвился в вышине, медленно планируя вниз, темный короткий плащ и чьи-то ноги в высоких кожаных сапогах мягко приземлились на пол. Быстрый, неслышный прыжок и твердая, уверенная посадка.

-- Ко мне явился лучезарный гость. Это хорошее предзнаменование, - прошелестел мягкий, бархатный тенор и рассыпался, как звоном золотых монет, чистым, красивым смехом. И все-таки в приятных нотах угадывалось нечто зловещее. Они были сладкозвучными, но не безмятежными. Даже у Ройса по спине пробежал холодок.

-- Простите, господин, - заикаясь, прошептал он, но Ротберт не удостоил его даже взглядом. Темные, бездонные, как пучина глаза впились в меня долгим взглядом. Глаза, в которых можно было утонуть. Я опять, как будто видел свое зеркальное отражение, и оно казалось мне бесконечно обаятельным.

-- Прикажите, что-нибудь сделать, ваша милость? - из-за спины князя, как неуловимая тень, выступил Шарло. Неслышно было, как он подобрался, будто вырос из-под земли.

-- А что ты сможешь сделать, республиканец? - презрительно отозвалась Роза. Всего одна реплика, но произнесенная таким уничижительным тоном, что Шарло тут же стушевался и даже отступил на шаг назад.

-- Я не перебегал на чужую сторону, - робко хныкал Ройс, но, поняв, что к нему на сей раз никто не прислушается, замолчал. Да, и кто станет слушать какого-то подростка? Его голос звучал притихшим и слабым в подавляющих размеров, просторной, казалось, необъятной вселенной под куполом. Даже звонкие речи таких сверхъестественных созданий, как мы с князем теряли свою окраску и звучность во всеобъемлющей, приглушающей все звуки тишине.

-- Объяснись! - потребовал я от Ротберта, показывая ему на вытянутой вперед ладони найденное гербовое кольцо.

-- Ты ведь сам уже строишь догадки и хочешь проверить насколько они верны? - вкрадчиво спросил он, бросая быстрый взгляд из-под полуопущенных век на мою спутницу.

-- Жаль, что ты не привел с собой твоего знакомого Селвина, - тут же с легким недовольством заметил князь. - Он бы пригодился нам больше, чем девчонка. Насколько, я успел заметить, он молод, здоров и из деликатности не смеет оказать никому серьезного сопротивления.

-- Наверное, ты также сожалеешь о том, что я не привел с собой своего приемного отца. Если бы он был здесь, то сложная операция по захвату власти прошла бы куда легче и безболезненнее. Ты бы сумел заставить короля подписать манифест о своем отречении от всех прав на трон, не так ли? - я спрашивал одно, а думал совсем о другом. Смутные догадки, зарождавшиеся в мозгу, отдавали такой животной жестокостью, что я не хотел бы в них верить. Но сомневаться было нельзя. Кому, как ни мне знать, что ради достижения своей цели Ротберт способен абсолютно на все.

-- Зачем мне нужен этот старик? - надменно осведомился он, тем самым подтверждая мое предположение.

Шарло за спиной хозяина гадко усмехнулся.

-- Нам нужны только молодые, здоровые и привлекательные, как вы, монсеньер, - пояснил он. - Как вы думаете, почему мы заманивали в ловушку только молодых?

-- Об этом я и спрашиваю. Куда девались все те молодые люди, получившие от вас послание? Я знаю, что каждый из них был не в силах уклониться от встречи. В ночное неурочное время они спешили в темный переулок города, встречались там с вашим посланником, следовали за ним и пропадали без вести. Почему они не могли просто выбросить ваше приглашение и всю жизнь обходить мимо указанного там места? С помощью каких ухищрений или шантажа вы, тени, умеете заманивать людей в свои сети.

-- Так уж вышло, что в любой преуспевающей семье за сыновьями водятся мелкие грехи. Не так трудно сыграть на том, что для человека более всего болезненно, особенно если можешь читать его мысли. Ты вряд ли отнесешься к моим изобретениям с пониманием, Эдвин. Тяга к благородству в тебе была настолько сильна, что ты никогда не хотел опускаться до мелочных злодеяний.

-- Он всегда предпочитал грешить по-крупному, - тихо произнесла Роза. Ее голос показался более чистым и громким чем наши. Только он мог по-настоящему нарушить окружающую тишину.

Князь покосился в ее сторону, и мне показалось, что под густыми опущенными ресницами в его глазах промелькнул страх.

-- Ты считаешь, что сможешь спасти его? - обратился князь к Розе. - Для него спасения нет. Он, как и я, проклят.

-- Я заставлю его покаяться, - не задумываясь, ответила она. - Или начну грешить вместе с ним.

Она не сочла нужным добавить, что фактически уже начала заниматься вторым. Слова были и не нужны. Князь и так ощутил некий колдовской магнетизм, исходящий от моей спутницы.

-- За Эдвина волноваться не стоит, - чуть бравируя, заявила Роза. - Если темная сила, ныне пособляющая ему во всем, станет его врагом, то за него вступлюсь я. А если духи этого места со временем решат, что вам пора расплатиться с ними сполна. Кто тогда станет молиться за вас? У вас никого нет, кроме сотен теней за плечами.

Роза не угрожала, просто ставила собеседника перед непреложным фактом, и на какой-то миг ей удалось обескуражить даже князя.

-- Я знаю тебя? - присматриваясь к девушке Ротберт сощурился, будто свет, исходящий от нее, слепил ему глаза, как солнце.

-- Нет, меня вы не знаете. Неосведомленность - ваш худший враг. Однако мне знакомо ваше лицо, вы очень похожи на женщину, которая часто обижала меня.

Тонкий намек. Роза осторожно прощупывала почву, прежде чем делать какие-то выводы. Если бы князь был более догадливым, то ему бы пришло в голову сравнить ее с Одиль.

-- Так что же на счет похищенных? - Роза решила продолжить допрос вместо меня. - Из ваших объяснений можно понять, что те сыновья чиновников, которые живы до сих пор, хоть чем-нибудь больны. Больная кровь, печень, сердце, десна, зубы, хоть какая-то мелкая порча и человек вам уже не подходил. Возможно, те, кто остался в живых сами еще не знают, что где-то внутри них зреет болезнь, а те, чью молодость вы отняли уже, наверняка, обратились в высохшие мумии, в которых уже никто не сможет признать своих родственников.

-- Они обратились в прах, - со знанием дела поправил Шарло, предусмотрительно не делая ни шага вперед, чтобы не оказаться слишком близко к нам.

-- А где же ножи для ритуальных убийств, таблички с магическими письменами и сосуд с остатками молодой крови? - с легкой насмешкой осведомилась Роза. - Кажется, вы не любите оставлять улики на виду. Хотя никто сюда не придет, здесь никого никогда не было, кроме тех, кого вы приводили с собой и тех духов, что кружат сейчас под потолком и стоят у вас за плечами.

Шарло пугливо обернулся, но никого не заметил и сделал разумный вывод, что это обычная провокация, но Ротберт с тенью уважения чуть ли не страхом спросил у Розы:

-- Ты видишь их?

-- Да. Для того, чтобы прозреть и увидеть рядом с людьми чуждый человечеству мир мне не понадобилось смазывать глаза волшебной мазью, как в случаях описанных в тех книгах, которые Эдвину достались от вас.

-- Как выглядят духи, которых ты увидела?

-- Не так красиво, как Эдвин, но у них тоже есть крылья и коготки на тонких пальцах. У них прозрачные тела и лица белые, как посмертные маски. Они стройные и выглядят хрупкими, но на самом деле очень сильны, гораздо сильнее, чем мощные крылья у них за спиной.

-- Где они? - Ротберт тоже ощутил неудобство.

-- Повсюду, - беспечно отозвалась Роза. - Вы призывали их и они помогали вам, но вы никогда воочию не видели их, хотя они везде, парят над нашими головами, стоят и впереди и позади. Мы можем пройти сквозь их строй и не ощутить ничего, кроме колебания воздуха, но если вы попробуете сейчас прикоснуться к Эдвину, то их реакция будет бурной и непредсказуемой. Он им нравиться, они ждали его слишком долго и они очень ревнивы.

Ротберт немного сомневался. Он не знал сочиняет Роза или говорит правду. Стоит ли верить девчонке, которая может оказаться еще большей лицемеркой, чем Одиль.

Словно уловив его сомнения, Роза добавила:

-- Когда-то Эдвин пришел сюда сам. Не надо было сжигать страну, можно было назначить ее всю выкупом за жизнь принца и народ восхищенный им и старшие добропорядочные братья согласились бы с таким условием. Тот за кем вы так долго охотились, был в ваших руках, но вы позволили ему уйти и не из христианского милосердия. Вы сами не знаете, почему прогнали его, просто кто-то крылатый и невидимый склонился к вашему уху и шепнул, что мальчишку нужно пощадить и вы не смогли не последовать совету.

-- Хозяин, не давайте ей нагонять на нас страх, - горячо зашептал Шарло. - Она же просто сочиняет. У очередной девочки монсеньера богатое воображение. Она приписала ему лучшие качества, даже не задумываясь о том, что, возможно, через пару недель последует за предшественницами.

Ротберт отпихнул Шарло, как надоедливую мошку. Таким небрежным жестом можно отмахнуться только от мухи, а я уже было подумал, что пройдоха стал доверенным лицом князя и занял твердые позиции.

Он был обижен настолько, что даже расхрабрился. Ущемленная гордость добавила ему смелости. Шарло уверенно бросился ко мне.

-- Я докажу вам, что девчонка лжет, - крикнул он, собираясь толкнуть меня. Я выставил руку вперед, чтобы защититься, но Шарло не успел подбежать ко мне на расстояние вытянутой руки. Он зашипел, будто от боли. Наблюдая со стороны можно было подумать, что его волосы встали дыбом и закрутились в колтун, но я то знал, что это чьи-то ледяные пальцы вцепились ему в кудри и дернулись со всей силы. Жестокая хватка того, кого видела Роза, и не видели мы усиливалась и вдруг ослабла, так, что Шарло не сохранил равновесия упал прямо на пол. Он еще легко отделался. Я уже думал, что некто схвативший его вырвет у него клок волос или даже снимет скальп. Он должен был радоваться такому счастливому исходу, а вместо этого что-то недовольно пробурчал и тут же тишину рассек звук сильного удара. Кажется, Шарло получил оплеуху только за то, что выругался в мой адрес. Уродливое бардовое пятно расплылось у него по щеке, можно было различить особенно яркие отпечатки семи тонких пальцев. Семь пальцев вместо пяти. Что же это за существа? Я с трудом мог насчитать семь-восемь фей, которые некогда не снимали вышитых перчаток, чтобы скрыть шестой пальчик или наоборот недостаток одного из пяти. Они никогда не выставляли напоказ то, что считали дефектом, а духи здешних мест, словно бросая вызов, пытались доказать, что они разительно отличаются от всех тех, с кем мне приходилось сталкиваться до этого.

Я обернулся к Розе, желая спросить о чем-то, но она проворно отскочила от меня. Ее взгляд испуганный, как у загнанного зверька, словно пытался мне сообщить: "если я прикоснусь к тебе, то тоже получу пощечину". Оценив ее рассудительность, я сдержанно кивнул, давая понять, что все понял и отошел от нее подальше. Конечно, мне было неприятно, что даже Роза шарахается от меня, как от прокаженного, но поделать я ничего не мог.

Ее внезапное отстранение было для меня, как пощечина. Князь, видя мою растерянность, понимающе ухмыльнулся, мол, он предупреждал меня, что я зверь, а никто из более-менее непорочных невест не станет терпеть рядом с собой хищника. Понять и оценить меня могла только такая же хищница, Одиль, но и та не вытерпела долгого срока и с радостью сбежала при первой возможности. Роза, правда, заявляла, что любит всех животных подряд, но в глазах Ротберта ее отступной маневр подтверждал обратное.

-- Девочка права. Они здесь, Эдвин, - уже более серьезным тоном произнес Ротберт. - Теперь я тоже чувствую их давление на окружающее пространство и на нас, но моих грандиозных планов они не нарушат. Они незримые, и они повсюду, но между нами сейчас никто не стоит.

Он быстро метнулся ко мне, так, что расстояние между нами сократилось до одного шага. Гибкий, проворный, неуловимый соперник, однако, не посмел дотронуться до меня. Он огляделся по сторонам. В его прекрасных глазах застыла настороженность. А ведь с тех пор, как мы с ним не виделись, он стал еще привлекательнее и моложе. Я только сейчас это отметил, когда его лицо очутилось напротив моего, и я разглядел каждую обновленную клеточку чистой кожи, каждый волосок длинных густых ресниц, изящные дуги бровей. Просто так, без причины и оплаты, он, как выяснилось, похорошеть бы не смог. Наверное, заманил в ловушку и убил еще кого-нибудь, не без сарказма сделал вывод я. Если бы не отобранные жизни этих юнцов, смог бы он скинуть с плеч горб и омолодиться? Теперь по достижению цели, как часто ему приходилось выманивать какого-то простачка из уютных салонов Виньены, чтобы совершить уже знакомый обряд для поддержания того, чего достиг.

-- Довольно часто, - угадав, о чем я думаю, кивнул он. - Каждую неделю нужен кто-то новый. Человеческая юность так быстротечна. Одной отнятой молодой поры надолго не хватает. Поэтому я и хотел заполучить тебя. Твоя молодость длится вечно. Это то, что мне нужно. Люди и колдуны по сравнению с тобой второсортны. Их нужны сотни, с годами тысячи, а ты один смог бы обеспечить мне юные лета на века.

-- Это бессмысленно, - с уверенность заявил я. - Меня нельзя принести в жертву, я сам убийца. Выпив хоть каплю моей крови, вы сгорите изнутри, вспыхнете, как один огромный смоляной факел и рассыплетесь пеплом, а я несмотря на рану или пожар останусь тем самым бессмертным фениксом, который возродится из огня.

-- А я и не собираюсь совершать жертвоприношение. Мне не нужна твоя кровь, я завидую твоей красоте, а не той пламенной жиже, которая растекается у тебя по венам и не раздвоенному драконьему жалу. Ты знаешь, я сам попробовал превращаться в дракона по собственному желанию и подобное перевоплощение оказалось не из приятных. Конечно, ощущение собственного могущества было замечательным, но чувствовать себя внутри отвратительной чешуйчатой шкуры - это не для меня. Другое дело твоя сверкающая золотая оболочка, мой прекрасный, идеальный дракон благородного окраса. Я уже, кажется, говорил тебе, что золото - благородная расцветка, она подчеркивает все твои преимущества, дает тебе право первенства. А твоя человеческая оболочка тем более бесподобна. Она-то мне и нужна.

Ротберт говорил, а сам оглядывался по сторонам, словно силясь заметить едва уловимое трепыхание крыльев тех, кого нельзя было увидеть. Вдруг легкое колебание воздуха или очертания чьего-то призрачного силуэта, промелькнувшие в вышине всего на миг, подскажут ему, что замышляют хоры духов, окружающие нас. Я уже понял, что стойкая нерушимая стена тишины в зале это на самом деле вовсе не тишина, а бессловесный, невообразимый шепот хора духов.

-- Они, конечно, бросятся защищать тебя, но уже будет поздно. Как только я стану выглядеть, как ты они запутаются, - проговорил князь.

-- Ты сумасшедший, - без насмешки, но с тенью сожаления прошептал я. - Несчастный, обезумевший завистник, который на протяжение столетий во всеуслышанье порицал того, кому завидовал, а теперь вообразил, что нашел способ уподобиться предмету своей зависти. Даже мне сложно поверить в тот бред, на основе которого ты сочинил целую лекцию. Превратиться в меня! - я коротко усмехнулся. - Это уже не возможность колдовства, это твоя собственная безумная фантазия.

Я, действительно, считал, что от избытка злых чувств князь все-таки спятил, поэтому и не принимал никаких мер, чтобы оттолкнуть его от себя или приготовиться к самозащите. Мне было почти жаль его, жаль пытливый изобретательный ум, который поглотило безумие.

-- Ах, Эдвин, ну какой же ты самоуверенный, - Ротберт придвинулся еще ближе ко мне, его губы шевелились почти рядом с моими губами.

-- Осторожно ...за вашей спиной, - предостерегающе крикнула Роза. Ее длинные волосы развевал невесть откуда ворвавшейся ветер, и они обрамляли лицо темной вуалью. - Отойдите, иначе она вопьется вам в затылок.

Роза видела кого-то у него за плечами, а я не видел. Видел только яркое нестерпимое сияние, исходившее из глаз князя. Смотрел на круто завитые темные локоны, рассыпавшиеся по бархатному воротнику, на нежную кожу на веках и гордо поднятую прямую шею. Не в моих силах было понять, почему Ротберт так стремится походить на меня, ведь он же сам так пригож. Для него, наверное, составляет трудность каждую неделю добывать агнца на заклание ради поддержания своей красоты, но разве не он сам велел мне уничтожать целые города, а сколько там было молодых? Вполне достаточно для того, чтобы он мог каждую ночь выманивать из кабака или игорного дома какого-нибудь порочного юнца и оставаться молодым в течение целых сотен лет. Он решил разом купить себе долгие беспечные годы, уплатив за них жизнью одного вечного существа, но принесет ли это ему желанный результат. Что если в его расчетах не все верно? Может, никаких подсчетов и не было, а князь всего лишь повредился рассудком и нафантазировал все, о чем говорил. В его глазах не было маниакального блеска, но он, как самый настоящий маньяк, внушил себе, что всем его несчастьям придет конец, если он выследит и притащит к жертвенному алтарю одну-единственную жертву - меня.

-- Если не хочешь получить телесные повреждения, отойди в сторону. Роза оказалась права первый раз, когда предупреждала Шарло, а теперь она предупреждает тебя. Мне не хочется лечить раны сразу двум негодяям только потому, что один из них противоречил мне и втягивал в дискуссии, а второй напутствовал меня в колдовстве.

-- Они не успеют, - по тому, как Ротберт вздрогнул, было ясно, что он сам лишь наполовину верит в свои утверждения. - Их нападения не так молниеносны, а я успею исполнить свою задумку быстро. Я долго практиковался на других прежде, чем подступиться к тебе. Всего одно прикосновение, и все переменится.

Он метнулся ко мне проворнее тени, обхватил ладонями мое лицо. Где-то за моей спиной пронзительно вскрикнула Роза. По зале под куполом прокатился долгий гул. Через миг это уже будет не пустая зала, а растревоженный муравейник. Через какую-то долю мгновение кто-нибудь из моих демонических поклонников вцепится когтями в идеальную, гладкую, светящуюся кожу князя, но весь фокус заключался в том, что при желании князь мог успеть сделать все, что хотел за один миг. Его губы приоткрылись и под ними блеснул ровный ряд жемчужно-белых зубов с двумя заостренными, как у кошки резцами. Темно-красный длинный язык, чуть было не лизнувший меня в губы, напоминал раздвоенное жало. Ротберт стремился припасть к моим губам и выпить из них всю жизнь. Как просто! До такого даже я не додумался. Всего один поцелуй, подобный смерти, и меня не станет, а тот, кого я презираю, продолжит мою жизнь за меня, в моей оболочке, с моими способностями, с моей властью над целой империей. Кто, кроме Розы, поймет, что это уже не я? Даже если после подобной смены ролей под моими глазами и в уголках губ залягут несколько морщинок, а голос станет более хриплым, то люди сочтут это естественной возрастной переменой, а феи и эльфы решат, что хоть в чем-то я да просчитался.

Что мешало мне оттолкнуть Ротберта? Гордость, временное бессилие или соблазн ощутить то, что наступит после конца, что ждет меня за чертой смерти? То же, что ощутили мои братья, сгорая в заточении, в запертом замке, отделенной от внешнего мира стране. Вспышка, а за ней забвение, и пусть Ротберт сам возится, терпит и сталкивается с неблагодарностью жителей империи. Вряд ли они станут ценить его спесь и нововведения. Такая быстрая и абсурдная мысль была всего лишь лицемерием. Мне хотелось хоть каким-то мгновенным страданием искупить то, что на мне лежит часть вины за гибель близких родственников. Я всегда мог собраться с силами и отпихнуть в сторону нападающего, даже если змеиное жало князя приникнет к моим губам и вопьется в язык, то я всегда смогу отстранить его так же легко, как сбросить с руки кусающегося хорька.

Где-то в вышине раздался шелест крыльев. Сейчас я проявлю силу воли и освобожусь, решил я. Хотелось укусить со всей силы ледяные губы, пытавшиеся отнять у меня жизненное тепло, ощутить на языке вкус крови князя, сломать один из его длинных резцов, но я бездействовал, словно ожидая чего-то, и вдруг кто-то отпихнул князя в сторону вместо меня. Где-то в высоте прозвучал раскат грома. Сначала я решил, что это моя рука непроизвольно нанесла удар Ротберту - привычный жест самозащиты в решающий миг никогда не зависел от моего решения. Когда мне что-то всерьез угрожало, сам собой срабатывал инстинкт самосохранения и даже, если б я по собственной воле решил погибнуть, то никак бы не смог остановить мгновенную реакцию самообороны. Свинцовые облака под куполом озарила вспышка молнии, и каким-то непостижимым образом прорвавшись сквозь стекло изогнутая молния нацелилась ударить вниз в то место, где только что стоял князь. Удар пришелся бы по мне, если бы какое-то когтистое тяжелое существо не оттолкнуло меня в сторону и не накрыло собой, чтобы защитить от искр, посыпавшихся во все сторону от раздробленной мраморной плиты в полу.

А ведь это молния меня бы убила, пронеслось в мозгу, если бы, конечно, я не возродился из пепла, как феникс. Я не делал попыток подняться. Гладкий мраморный пол обжигал холодом голые кисти рук и запястье. Холод, исходящий от пола, просачивался даже сквозь одежду и опалял грудь. Так холодно, наверное, бывает только в склепах, облицованных мраморными изразцами и отгороженных от мира живых прочной окованный железом дверью. Будь я человеком и не подоспей вовремя помощь, то мне самому можно было бы сооружать мемориальную плиту. После удара молнии и мгновенного воспламенения не осталось бы останков, которые можно захоронить, только пепел и несколько тлеющих искр.

Кто-то тяжелый и холодный накрыл меня собой, и я чувствовал себя, как внутри шатра. Я с трудом приподнялся на локтях, стараясь не стукнуться головой о металлическое туловище того, кто решил принять на себя удар, чуть было не сразивший меня. Что-то царапнуло пол возле моей ладони, и я различил контур свинцового крыла. Острые перышки оставили царапинки на мраморном покрытии пола. Крылья! Я только сейчас понял всю необычность ситуации и был крайне изумлен. Кто-то накрыл меня своими крыльями, чтобы защитить. Я меньше всех нуждался в защите, но вел себя настолько глупо и легковерно, что кто-то из снисхождения решил меня спасать. А, может, не из снисхождение, может из любви?

Я перевернулся на спину и столкнулся глазами с вытянутым пугающим свинцовым ликом одного из моих ифритов. Зачем статуе ифрита было срываться с парапета замка и мчаться сюда, через непреодолимый простор, прятаться за бортом гондолы, таиться и готовиться к решающему броску только, чтобы выручить поработившего его хозяина. Такую верность можно было объяснить только бесконечной симпатией.

Истукан поднялся и расправил крылья. Если бы мы находились в небольшой комнате, а не в такой огромной зале, то эти крылья заняли бы собой все окружающее пространство. Лапы с острыми искривленными коготками, на которых стоял ифрит оставили на до этого ровном мраморе десять глубоких борозд. Чувствуя уверенность и поддержку, исходящую от моего слуги я тоже легко вскочил на ноги и отряхнул одежду. Со мной все было в порядке, я остался цел и даже не поранился, но почему-то ощущал странную усталость, скованность движений, будто вот-вот на меня обрушиться какой-то страшный недуг. Я говорил и двигался через силу, казалось, еще чуть-чуть и каждый шаг начнет причинять мне боль.

-- В чем дело? - спросил я у Ротберта, потому что был уверен, он знает ответ.

Он также поднялся на ноги, горделивыми жестами отряхнул костюм и поправил воротник, откинул со лба мягкие густые пряди и я заметил, что весь его лоб, как сеточкой покрыт мелкими кровоточащими шрамами. Над верхней губой виднелась ссадина. По щекам струилась кровь, и мне казалось, будто это кровавые слезы сочатся из его глаз. Не хватало только пары расплывшихся под веками синяков, чтобы испортить его красоту. Сам он бы не успел пораниться. Да и как? Никаких острых предметов вокруг не было, ни ножа, ни хомутных иголок, ни терки, об острые зазубрины которой можно было бы так рассечь себе лоб. Такое сотворить с князем могли только мои незримые, тайные обожатели, имен которых я не знал, и свести знакомство с которыми никогда не стремился.

-- Остались ли такие заповеди, которых ты не нарушил, - злобно прохрипел Ротберт и тут же поднес руку к губе. Ссадина начала кровоточить. - Ты убивал, обольщал, обманывал и оставался безнаказанным, но эти поступки еще не грех по меркам твоего проклятого общества. У волшебного народца вошло в привычку не признавать за собой никаких грехов. То, что у людей злодеяние, у них добродетель. Но даже у них существуют законы, которые ты умудрился нарушить, например ты жалел свои жертвы, братался с людьми и убивал своих волшебных собратьев. Но это еще не самое страшное, ты осмелился совершить то, на что не решился бы ни один из нас. Оглядись по сторонам, что окружает тебя? - вдруг спросил князь.

-- Стены храма, - не задумываясь, ответил я.

-- Вот именно, - он попытался ухмыльнуться, но тут же скорчился от боли. - Этот храм единственный предназначенный для таких, как мы. Только сюда могут свободно входить такие существа, а ты ...Осталась ли в Виньене такая церквушка или капелла куда ты не успел заглянуть. Тебе не однажды видели то на одной, то на другой колокольной башне в Ларах и по незнанию принимали за ангела. Обычное заблуждение, но будь ты не так светел ликом, то, возможно, по городам поползли бы слухи о нас и ни я, ни все мое общество, ни твое не смогло бы уже так спокойно разгуливать среди смертных. Какую вражду между двумя расами, человеческой и волшебной, ты мог бы разжечь. Но я забочусь не об этом. Ты совершил не один раз преступление, переступив порог святого места и не был бы наказан, как положено, если не решился на нечто большее.

-- Мое венчание?! Вы узнали о нем? - я чуть не кинулся на князя с кулаками, но внезапно ощутил боль в левом запястье.

-- Железное перо! - задумчиво пробормотал я, словно пытаясь соединить кусочки головоломки. Мозаика воспоминаний восстанавливалась быстро, но все еще оставались пробелы.

-- Как могло оказаться в церкви железное перо? - я не адресовал вопрос конкретно князю, просто пытался выдвинуть предположение. - Ведь это же плохая примета. С этим предметом связано столько страшных историй. Почему оно попалось именно мне в руки?

-- И кто подложил его тебе? - подытожил князь. Весь перечень вопросов был составлен, но кто же даст ответы?

Я ощутил, как под рукавом на запястье открылась и закровоточила рана, нанесенная кончиком железного пера. Густые капли крови окрасили влажным багрянцем рукав и манжету.

-- Ты стал корифеем во всех сложностях колдовства, но самого простого осмыслить не смог, - торжествующе провозгласил Ротберт и его речь, произносимая под аккомпанемент далекой гроза показалась мне гимном ночи.

-- Прости, Эдвин ты всегда мне нравился, - изображая легкое, возможно, лицемерное сожаление добавил он. - Ты мог бы заполучить страну своего отца, если б все обернулось чуть удачнее. У тебя могло бы быть будущее с Одиль, но ты предпочел не разделять власть пополам с ней, а выполнять капризы этого красивого ребенка, - он указал на Розу.

-- Этот красивый ребенок приходиться тебе ...- я хотел вымолвить "внучкой", но язык не повернулся бы назвать отцом или дедушкой того, кто так молодо выглядел. Шрамы, конечно, состарили его на год или на два, но не больше, к тому же, они начали постепенно затягиваться, исчезать, так легко, будто пятна на гладкой поверхности зеркала, которые можно стереть тряпкой.

Ротберт и без моих слов что-то понял и посмотрел на Розу уже совсем другим взглядом, испуганно, недоверчиво, почти затравленно. Он даже предположить не мог, что красавица Одиль всецело посвятившая себя колдовству способна родить дочь. Для девочки пошедшей по стопам Одиль Роза подозрительно тихо себя вела, не бросала на окружающих враждебные взгляды, не кричала, не отстаивала свои права, только наблюдала за нами, как зрительница в театре и даже не пробовала встрять в наш спор. Окажись Одиль на ее месте и тогда и мое лицо, и Ротберта украсили бы дополнительные царапины от ее коготков.

Князь заподозрил неладное, а Роза не спешила его ни в чем разубедить.

-- Ты все выдумываешь, - наконец произнес он не слишком уверенно. - Ты боишься, потому что скоро пробьет твой час.

-- Вряд ли, - прошептал я, в моем голосе звучала уверенность, но внутренне я не был уверен в себе. Можно заявлять с пафосом о чем угодно, а внутренне содрогаться при малейшем намеке на опасность, как это часто делал Шарло. Я ничего не боялся, если смерть и приблизиться ко мне, то у нее будет мое лицо, мой камзол в россыпи сверкающих бриллиантов, мой пурпурный плащ и моя непреклонность, ведь я сам господин смерть, так меня прозвали в народе.

-- Какой же ты упрямец, - тихо воскликнул князь.

-- Храбрец, а не упрямец, - поправил я, нащупывая у себя за пазухой туго свернутый трубочкой свиток. - Мне всегда было интересно испытать собственную смелость, встретиться со смертью лицом к лицу и понять, что никакой страх не властен надо мной. Именно поэтому я и ищу каждый раз эпицентр опасности, чтобы смело вступить в него и оценить, каковы мои шансы на победы, доказать стою ли я того, чтобы за мной оставалось право первенства.

Рукав рубашки уже пропитался кровью. Густые красные капельки катились вниз по манжете и окропляли ладонь. Свиток, к которому я прикоснулся, тоже пропитался моей кровью и мне почему-то показалось, что он нагрелся у меня на груди. От моей холодной кожи тепла не исходило, огонь струился только по венам, так каким же образом пергамент мог накалиться. Только из зева растопленного камина может исходить такой жар.

-- Тебе не кажется, что сама атмосфера в этом замкнутом и в то же время необъятном пространстве напоминает о приходе судного дня...по крайней мере для одного из нас, - жестоко намекнул Ротберт, вытирая тыльной стороной ладони кровавый пот с уже гладкого, без шрамов лба.

-- Для одного из нас? - как эхо повторил я и нахмурился. Зала, действительно, была слишком мрачной, а гул хора духов вполне мог напомнить о судном дне, на миг мне показалось, что я вижу их - сонм призрачных полупрозрачных и гибких, как тростник существ, которые кружат над полом, вьются над мраморными плитами, как стрекоза над водой. Очертания бледных изогнутых крыл замелькали в воздухи, если бы здесь было свеча, то регулярные, сильные взмахи множества крыл тут же бы затушили ее. Поэтому в зале и не было светильников, догадался я. Для освещения был предназначен стеклянный купол в вышине - потрясающая, гениальная выдумка зодчего теней, и какое невероятное стекло, хоть оно и прозрачно, а из него льется почти радужный свет в любое время суток. Жаль, что этого света недостаточно, чтобы разогнать мглу вокруг нас. Даже его лучи здесь кажутся тусклыми и скудными.

Я зажмурился, чтобы не видеть множества призраков, пронизавших все воздушное пространство вокруг нас. Мне не хотелось думать о плохом, только о приятном, о том, как я учу Розу аккуратно выводить пером на бумаге колдовские символы, о том, как читаю стихи ей вслух, как застегиваю у нее на шее новое ожерелье, преподнесенное в подарок. Да, лучше думать об этом, такие мысли придают сил и возрождают желание жить. Я вальсирую с Розой, а за моей спиной полощет крыльями, будто пританцовывая, огромная тень дракона, которой ни чуть не смущалась Одиль и которой немного побаивалась мой прелестная Инфанта. Я танцую с Розой, одной ладонью сжимаю ее тонкую ручку, а та рука, которую я положил ей на талию, как того требует танец, на самом деле вовсе и не рука, а золотистая с пятью изогнутыми когтями длань дракона. Нет, это не слишком безобидное воспоминание. Я постарался вспомнить, как учил Розу фехтовать в галерее статуй, как звенели наши шпаги под аккомпанемент ее веселого смеха, как следили за нами пустые мраморные глаза множества скульптур. Я сам звонко рассмеялся от таких приятных воспоминаний, чем немало смутил Ротберта. Конечно, он был ошарашен, наблюдая за тем, как я, почти, что перешагнувший через порог смерти, вдруг начинаю хохотать, как безумец.

Мои пальцы импульсивно сжали свиток. Я вытащил тугую трубочку из-за пазухи. Пергамент, испещренные множеством колдовских знаков, в том числе и тех, которые сформулировала и приписала в конце Роза, как будто напоминал мне о том, что главная непобедимая сила на моей стороне. Краем глаза я заметил, что Роза достала спрятанный под корсетом клочок бумаги и неуверенно комкает его в руках, словно спрашивая меня стоит ли ей вмешаться. Она лихорадочно соображала, не разозлюсь ли я потом на нее за то, что она посмела встать между мной и моим соперником.

Туго свернутый пергамент начал пульсировать в моих пальцах, как живое, вынутое из груди сердце. В первый миг я даже с ужасом подумал, а вдруг в предсмертных судорогам, мне удалось разорвать ногтями плоть и вытащить собственное сердце, так сильно было биение свитка в моей руке. Я разжал пальцы и выпустил его. Кровь стучала в висках, так, что все звуки в зале, шорохи, шепот, шарканье наших шагов слились для меня в одну сплошную череду ударов гонга. Только крик князя на миг выделился из какофонии звуков настолько, что даже я различил его и содрогнулся от отвращения.

Свиток не упал, а повис в воздухе высоко над полом, развернулся легко и гибко, как разворачивается рулон парчи. Слишком длинный пергамент, подумал я, столько метров, кривой линией опоясавших круг около князя, не удалось бы скатать в тонкую трубку. Колдовские символы ярко вспыхнули на желтовато-белой ленте свитка, особенно ярко загорелась надпись, сделанная Розой. Я все еще мог различить ее красивый ровный почерк в одном из двух концов сплошной ленты. Концы соединились, распались вновь и мне почудилось, что один свиток распался на множество тех, которые я оставил у себя в лаборатории. Они не могли очутиться здесь, но очевидно, где был один из свитков, там же оказывались и все остальные. Бумажными змейками они прильнули к телу князя, оплели его плотной паутиной, узорчатой, как морозный рисунок на стекле, но в то же время прочной и горячей. Я знал, что жар, исходящий от них способен опались. Так и случилось. Я первым заметил, что ресницы Ротберта опалены, что красные следы остались на его коже. Мне было любопытно и в тоже время неприятно наблюдать за этим. Роза за моей спиной тихо, обреченно вздохнула, будто признавая ту суровую, не знающую пощады действительность, с которой сталкивается каждый, ступивший на путь колдовства, и в которую она до сих пор отказывалась поверить. Шарло кинулся было помогать хозяину и тоже попал в сеть. Так мотылек летит на свечу. Шарло тоже обжегся, попытался освободиться, отползти подальше. Сейчас он бы стал умолять о пощаде даже меня, но вряд ли я стал бы его спасать, а может и не смог бы.

Свитки! Свитки! Свитки! Множество крутящихся, бумажных лент. Бумажная паутина, бумажные розы, распускающиеся во мгле и вспыхивающие, как искрами, колдовскими символами. Даже если бы перед нами сейчас разверзлась пропасть, наблюдающим не было бы так страшно. Ройс благоразумно не вмешивался и даже не попытался броситься на выручку хозяину. Мне казалось, что весь храм рушиться, что осыпаются стены и проваливается пол, открывая огненную бездну под сваями грандиозного древнего строения.

Я не верил, что обычные кусочки папирусной бумаги и пергамента способны создать круговерть смерти. Хотя обычными их называть было неправильно. Они всегда были чем-то большим, чем все подряд манускрипты и даже те магические письмена, которые истасканы по миру и не раз записаны для новичков на грифельной доске в школе чернокнижия. Сила, так долго дремавшая взаперти, теперь вырвалась и, решив восстановить справедливость, устроила дьявольский праздник. После долго бездействия надо было дать выход накопившейся энергии. Я следил за разворачивающимся передо мной апокалипсисом не как участник, а как свидетель. Князь оказался прав, для одного из нас настал сегодня судный день.

-- Не для меня! - прошептал я вслух, и рассеченная молнией плита тот час треснула, раскололась на шесть частей, а под ней в образовавшемся проеме блеснули язычки пламени. Огненная лавина. Храм был возведен не крепких сваях и плотно утрамбованной почве. Монолитный пол, как мост был перекинут через пламенную бездну. Тогда почему же в самом храме было так холодно, будто в царстве смерти? Я благоразумно отодвинулся от провала, хотя заранее знал, что пламя не обожжет меня. Я здесь желанный гость и духи, парящие под куполом не дадут причинить мне вреда, а вот князь с его спесью, сворой прихвостней и жертвенными ритуалами уже успел вызвать гнев здешних обитателей. Сейчас они смотрели на меня с высоты и одобряли мою магию. Их ободряющие взгляды в то же время были пугающими. Человека бы пробрала дрожь, но я чувствовал удивительное безразличие, даже когда заметил, что прочная паутина, обвившая князя со всех сторон, вспыхнула змейкой пламени. Огонь полз быстро, передаваясь с невероятной скоростью от символа к символу, опаляя прозрачную юную кожу на руках и лице. Камзол Ротберта распахнулся, и на груди также осталось жженое клеймо. Горящие свитки, приняв форму клешни, уже тянулись к тому месту, где должно было биться сердце, царапали и обжигали слой кожи, чтобы проникнуть под него.

Провал между тем расширялся. Я с какой-то отрешенностью наблюдал, как в паре дюймов от моих ног разверзается в полу проем, из которого вырывается пламя. Можно было подумать, что я просто наблюдаю за тем, как создается иллюстрация к одной из моих колдовских книг, а не являюсь участником и свидетелем реальных событий. Я видел, как растрескался пол под ногами князя, как его самого чуть было жадно не поглотила бездна огня. Он успел зацепиться пальцами за край не тронутых разрушений мраморных плит, но и они уже начинали трескаться, крошиться под его рукой.

Не задумываясь об опасности, я рванулся вперед, чтобы не пропустить ни один фрагмент. Князь продолжал с отчаянием обреченного цепляться за единственную опору. Его кафтан был изорван, кожа обожжена и усеяна кровоподтеками. Держаться за остаток мраморной плиты он мог только одной рукой, вокруг второй обвивался, как лента приставший к нему свиток. Длинная полыхающая символами спираль струилась вниз поближе к огню, но даже огонь не был в силах обратить ее в пепел.

Что бы сделал князь, окажись я сейчас на его месте. Наверняка, он бы наступил мне на пальцы, чтобы я поскорее погиб или вытащил бы меня с одной - единственной целью, чтобы довершить начатое и завладеть так понравившейся ему оболочкой, но мы не могли поменяться местами. Надо было чувствовать облегчение от того, что я уже больше никогда не попадусь к нему в тенета. Он погибал, а я оставался жить. Я должен был ощущать себя победителем и все-таки, когда юное, искаженное мукой лицо поднялось, чтобы взглянуть на меня я не мог удержаться от содрогания.

-- Спаси меня! - красиво очерченные, но покрытые опаленной засохшей коркой крови губы едва шевельнулись. В просьбе послышались требовательные интонации, и я отодвинулся подальше от пропасти.

-- Помоги мне, Эдвин! - князь повторил мольбу о милосердие уже более просительным тоном. Он был испуган. Ему не хотелось погибать. Я колебался всего мгновение. Почему я не могу протянуть ему руку помощи, ведь он просит об этом? Конечно, он не из тех от кого можно ждать благодарности, но если он снизошел до просьб о пощаде, я не могу отказать ему в помощи. Я кинулся было вперед, но тонкие гибкие руки обвили меня сзади за талию. С виду такие хрупкие пальцы вцепились мне в камзол железной хваткой.

-- Не смей! - прошептала Роза мне на ухо. - Ты погубишь всех нас, если спасешь его.

Да, я уже был готов его спасти на беду себе же и всему миру, но Роза удержала меня. Она верно подгадала момент, когда сможет оттащить меня подальше и урезонить. Благие намерения все еще продолжали тянуть меня вперед, чтобы я схватил слабеющую руку князя, унизанную царапинками и крохотными проколами, как укусами комаров. Магические символы жалили его беспощадно, а жар от огня опалял волосы и кожу. Концы темных локонов уже загорелись, а над ними как живая вилась и сияла лента длинного свитка. Меня все еще терзали сомнения, но Роза держала меня крепко. Ее тонкие длинные пальцы, предназначенные для игры на рояле, вышивания или чистописания, а не для драки, вдруг впились в меня с неожиданной силой. Она ничего не говорила, но я понял, что в порядке очередности ее ноготки раздерут мне сначала камзол, а потом и кожу, если понадобятся, но вырваться не дадут.

Я мог только наблюдать, как рушиться мраморная плитка, за которую уцепился князь. Пальцы с опаленной кожей все еще продолжали сжимать обломок мрамора. Бушующее пламя успокоилось только после того, как поглотило моего наставника. Внизу, в бездне огонь все еще продолжал бушевать, но искры уже не высыпались наружу, только свиток, уже утончившейся и ставший заметно короче, бумажным змеем вился над стеной огня. Раздался треск, от которого содрогнулся каждый камень в стене, каждая колонна из тех, что протянулись по краям залы. Я думал, что сейчас осыплются и стены, и остатки пола, но вместо этого мраморные плиты начали быстро восстанавливаться. Мелкое крошево и неровные осколки соединялись друг с другом, склеивались, стелились над бездной мраморным ковром. Восстановленный пол блестел, как отшлифованный. Он выглядел таким обновленным и еще более холодным, чем раньше. Мраморные плиты плотно соединенные между собой без единой царапинки или трещинки напоминали только, что застывшей ледяной каток, которого еще не успели коснуться ни полозья саней, ни коньки.

Если от князя остался хотя бы прах, то теперь он был замурован внизу, пол полом древнего храма.

-- Пойдем отсюда! - шепнула мне Роза и с силой несвойственной девушкам потянула меня к выходу. Я не мог понять, что так приятно шелестит в наступившем безмолвии пышные юбки Инфанты или крылья бесплотных обитателей храма.

-- Пойдем, если мы задержимся, то они уже не захотят отпустить тебя, - продолжала горячо шептать Роза мне в затылок. - Сейчас они сметены и растерянны, надо воспользоваться мигом их бездействия и ускользнуть отсюда.

Я только сейчас сообразил, что она смело дотронулась до меня и никакой невидимый страж не оцарапал ее за такую вольность. Стеклянный купол все еще отражал быструю пляску язычков огня, скрывшихся под полом. Калейдоскоп красных, оранжевых и золотистых бликов разгонял мглу неестественным волшебным фейерверком. Мне показалось, что я вижу в вышине четкие очертание нескольких пар крыл, заострение выступающих перышек, тонкие, как у античных богинь тела и худые, призрачные лица. Я бы остался еще на несколько минут, чтобы понаблюдать за восхитительным, захватывающим представлением, но Роза упорно тянула меня к выходу.

Ройса уговаривать не пришлось. Он бы убежал первым, если б его руки были свободны, и он бы мог поднять тяжелую занавесь, преграждавшую путь к отступлению.

-- Скорее! Скорее! - паниковал он. - Мы же все погибнем.

Роза все еще крепко сжимала меня за талию. Я заметил, что на ее обнаженных руках появилось несколько мелких царапин, будто следы от сразу нескольких кошачьих лапок. На ее чистой гладкой коже алые отметинки выглядели мелкими кустовыми цветками. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Я слишком хорошо ее знал, чтобы понять, что больно ей не только от ранок. Кто-то невидимый вцепился ей в корсет и пытался стянуть его так, чтобы она задохнулась. Коготки другого незримого духа уже подбирались к обнаженным плечам, играли локонами ее волос, словно предвкушая расправу. Здесь ее, похоже, оценили, как слишком красивую соперницу и собирались во что бы то ни стало погубить. Роза прижалась лбом к моему плечу, пряча лицо от невидимых, но опасных когтей и горячо зашептала что-то. Сначала я подумал, что она читает заклинание, но потом с удивление различил слова молитвы. Кто-то злобно зашипел за ее спиной, послышались пятящиеся шаги. На мраморном полу со всех сторон от нас остались выжженные следы чьих-то когтистых лап, а на стенке у самого выхода остался отпечаток фигурной линии не вовремя взмахнувшего крыла.

- Прекрати! - крикнул кто-то. Истошный вопль пронесся по зале, и сколько же в нем было боли. Другие свирепые голоса тоже ругались, злословили и приказывали Розе замолчать, но никто уже не смел прикоснуться к ней. Она была права, сказав Ротберту, о том, что сможет спасти меня. Ее молитвы оказались сильнее, чем даже мои чары. Пение, увещевание и шепот духов утратили свою беспечность и свою силу, стали злобными, сварливыми и далеко не привлекательными. От отвратительных, но необычайно сильных звуков, казалось, содрогнулся весь храм до основания. Стекло в куполе протяжно звякнуло. Мне показалось, что оно больше не выдержит напряжения от таких воплей и лопнет, а осколки посыплются вниз и поранят нас, но ничего подобно не случилось. Памятник древнего, нечеловеческого зодчества был незыблем и несокрушим. Нерукотворное строение нельзя было разрушить ни молотом, ни огнем, ни сотрясением земли.

В своих самых отчаянных мечтах я не мог вообразить, что на этот раз нас спасет не заклятие, позволяющее подружиться с духами, быть принятым ими за своего или хотя бы припугнуть их, а те красивые песнопения, которые я когда-то в далеком детстве слышал в нашей домашней церкви, и которые теперь повторяла Роза.

Свиток тонким, свившемся в мелкие колечки полотном все еще кружил в метре над плитами пола, но символы на нем горели уже не так ярко. Теперь это был просто бумажный змей, неумело спущенный с лески и нежданно выскользнувший из рук.

Духи все еще злобствовали. Их просвечивающие насквозь, словно сделанные из воздуха или воды силуэты хороводом кружили под куполом. Искаженные ненавистью лица словно пытались без слов объяснить " мы тебя не отпустим, мы слишком долго мечтали о тебе и одна праведная девчонка нам не помеха". Но это была лишь бравада и я, и они, и даже Роза, продолжавшая горячо шептать мне в затылок понимала, что сила уже не на их стороне.

Роза не могла прерваться ни на миг, чтобы скомандовать мне: "бежим". Стоило ей отвлечься от молитв и шепнуть мне хоть одно слово и духи снова набросились бы на нее, уже более стремительно, чем прошлый раз. Я без слов понял, что должен бежать отсюда, пока не буду замурован навеки со своими слишком преданными поклонниками точно так же, как прах князя замурован в огне под полом храма.

Ройс, тоже поцарапанный, терся у занавеси и тихо причитал. Никаких молитв он не знал, поэтому несколько особенно буйных моих почитателей решили отыграться на нем. Наверное, решили, что раз он в нашей компании, значит, мы будет жалеть ближнего больше, чем самих себя.

Я обхватил тонкое запястье Розы и уже сам потянул ее к выходу. По моему повелению занавесь отодвинулась сама, выпуская нас из залы, раздираемой воем тысяч и тысяч злобных неистовых голосов. Сотни свирепых интонаций сменяли друг друга, замолкали всего на миг, а потом продолжали выкрикивать угрозы нам вслед с новой силой. Неукротимая армия была побеждена всего лишь одной верующей девчонкой, так, кажется, кто-то из духов обозвал Розу, надеясь, что она обидеться, но она кажется напротив была польщена тем, что хоть кто-то счел ее праведницей.

Мы уже успели переступить порог залы, а за нами все кипело, шумело и грохотало. Взбудораженный рой духов был опасен, как шипящий котел с колдовским варевом. Такое сравнение на миг возникло у меня в голове и показалось единственным правильным. Мы с Розой уже спаслись, и не имело значения то, что за нашей спиной все еще раздавался рев и страшный грохот.

Ройс тоже успел перескочить порог почти одновременно с нами и только после этого вздохнул с облегчением. Занавесь с легким колыханием заняла прежнее положение. Пышная тяжелая материя, кокетливо покачивая кистями, навеки запахнула проход в мрачных храм. Хотелось верить, что навеки, что никто больше из тех безумцев, которые ищут славы и богатства посредством колдовства, не попытается убедить меня указать ему путь в мрачную залу под куполом. Только безумец может считать, что блага достигнутые путем зла принесут ему хоть крупицу счастья. Для себя я уже решил, что никогда больше не вернусь сюда и никого не подпущу близко к ущелью. Как Винсент охранял мост, так и я буду стеречь подступ к храму.

Как только занавесь отгородила проход, наступила прежняя тишина. Вопли нечистой силы остались за плотной перегородкой и уже не долетали сюда. И опять мне на ум пришло сравнение, что закрылся театральный занавес, и представление теней окончено. Какой-то кусок красочной материи защищал проход в залу надежнее, чем крепкие двери с замками.

Однако нельзя было принимать все происшедшее с нами всего лишь за безобидное представление. Глупо думать, что наше спасение было предопределено, что в том или ином случае кто-нибудь непременно пришел бы на выручку. Я, действительно, стоял на краю пропасти и чуть было не утянул с собой Розу. Страшно было даже подумать, что вместе со мной могла погибнуть и она. Неглубокие, но болезненные царапинки мелким бисером усыпавшие ее запястья живо напомнили мне о той опасности, в какой мы только что находились.

Духов рядом уже не было. Их неистовые душераздирающие крики уже не долетали до нас, но я знал, что там, в зале, сейчас свирепствует целый вихрь злобы и горького сожаления о том, кого они упустили. Если бы только они знали раньше, что златокудрого, проклятого принца уведет от них простая, смертная девчонка, то убили бы ее и заперли в том мрачном аду меня, прежде чем смогла произойти такая, по их мнению, несправедливость.

"Прощай, прекрасный, проклятый принц", - доносились до меня чудесные, сладкозвучные, как у райских птиц голоса из-за матерчатой перегородки, но я уже на опыте успел убедиться в том, что дивные звуки в любой миг могут взорваться свирепой злобой, а привлекательные призрачные лица исказиться в невероятных отвратительных гримасах.

Я непроизвольно двинулся назад к занавеси и коснулся пальцами кистей, чтобы уловить и запомнить их скорбь, их грусть, их последние прощание. Они печалились о том, что упустили меня после столь долгого ожидания, и эта печаль была для них непереносима.

"Прощай, ангел!", - донесся до меня непередаваемо очаровательный и печальный голос, теперь я знал, что, наверное, ощущали моряки бессильные противиться призыву песни морских сирен.

Прощание тоже было похоже на сладостный, меланхолический призыв, но в отличие от несчастных погибших мореплавателей я человеком не был и на обольщение не поддался.

"Восхищай людей, дракон", - шепнул кто-то из духов, подкравшийся к самой занавеси по другую сторону от меня. Я почти видел крылатое и сияющее, как ангел существо, которое вот-вот протянет руку, которая легко пройдет сквозь занавесь и коснется меня. - "Пусть живущие любуются тобой, как раньше, бояться тебя, как солнца, которое красиво, но может обжечь, пусть они радуются тому, что любой из них однажды может встретить на пустынной улице тебя и уверовать в то, что волшебство все еще существует. Король или последний бродяга один раз увидевший тебя в человеческом обличье уже на всю оставшуюся жизнь будет согрет воспоминаем о твоей неземной красоте. Над тобой больше нет ничьей власти, и ты не обязан губить всех подряд, ты свободен. Люди счастливее нас, потому что ты остаешься с ними."

Призрачные кончики пальцев, действительно, прошли сквозь штору, потом появилась и вся бледная рука, с изящной кистью, на которой блеклым свечением переливался браслет из каких-то невообразимых каменьев. Я чувствовал, что даже свинцовый ифрит сейчас не выдержит и попытается оттащить меня в сторону, что его тяжелые крылья вот-вот накроют меня, чтобы уберечь от зла. Мертвенно-бледным пальчикам духа так хотелось на прощание хотя бы коснуться моего камзола. Этот преданный жест разжалобил бы любого, но я вспомнил о том, что, возможно, эти же самые ноготки жестоко исцарапали Розу, и отшатнулся. Нельзя было забывать о том, как подло чуть было не поступили со мной эти призраки. Страшно было погибнуть, как Ротберт. Я был благодарен за свое спасение Розе и судьбе. Храм духов уже не манил меня, а отталкивал, я попятился от занавеси, бросил последний прощальный взгляд на место, где гнездились мои бывшие друзья и, наверное, впервые в жизни поднял руку, чтобы осенить себя крестным знамением.

ДО КОНЦА ВРЕМЕН

Я поднял с пола тот самый свиток, который должен был остаться в храме, но каким-то чудом вновь вернулся ко мне. Я сунул его за пазуху, надеясь вновь ощутить тепло, но тепла не было. Роза все еще была в шоке и напугана, но шептать псалмы не прекращала.

-- Ч-ч, - я зажал ей губы ладонью, чтобы она перестала молиться вслух, и указал на полки и сундуки с моими манускриптами. - Они могут разгневаться на тебя, и тогда нам придется бежать из собственного замка.

Ройс как раз сидел на окованной железом крышке одного из таких сундуков и воровато оглядывался по сторонам. Он до сих пор не мог понять, как мы сюда попали и откуда вдруг вокруг него, бедного сторонника теней, появилось такое изобилие. На удачу руки у него все еще были связаны, и украсть он простаки ничего не мог. Ни у кого не было ни времени, ни сил, чтобы освободить его от пут. Он напоминал наказанного за непослушания школяра, который с сожалением посматривает на погреб, полный пряников, но знает, что ничего не получит. Его привлекало все: табакерки, усыпанные изумрудами и сапфирами, изящной ковки чернильницы, золоченые подсвечники и канделябры, дорогие, массивные сундуки, павлиньи перья в фарфоровой вазочке, а крупный многогранный рубин в перстне, случайно оставленном на столе был для него неодолимым соблазном. В уме он прикидывал, сколько каратов весит такой камень и какую сумму за него можно получить у скупщиков краденого или даже в ювелирной лавке, хотя понимал, что на подарок рассчитывать нечего. Единственным одолжением, которое ему могут оказать в замке дракона, это убить быстро, не сводив предварительно в небезызвестную и малоприятную камеру пыток. Он, наверное, был наслышан о моих зверствах и уже примерял на свое до этого беспечное лицо унылую гримасу мученика.

Даже в таком скорбном расположении духа Ройса успело заинтересовать все, начиная от тяжелых неподъемных вещей и кончая мелочами. Он бы не отказался ни от реторт, явно сделанных лучшими стеклодувами из самого качественного материала, ни от ножей для разрезания бумаги с рукоятками, украшенными опалами, ни даже от мелких фигурных склянок, в которых я хранил на ряду с целебными мазями и противоядиями самые страшные ядовитые жидкости. Ройс по незнанию и то, и другое мог пустить с молотка, как лекарства от всех недугов, под предлогом того, что ему срочно нужно распродать имущество почившего дядюшки-аптекаря. Как неосторожно Ройс строил свои планы, сидя возле тех, кто легко мог прочесть его мысли.

Он уже не смел кокетничать с Розой, поняв, что роскошного замка у него нет и предложить ему девушке нечего. Появись здесь Кловис, Ройс и его бы разочаровал, объяснив, что одной холостяцкой квартиры и доходов со всего одного поместья, чтобы переманить Розу будет недостаточно. Я сначала обозлился на него, но потом решил прибегнуть к рассудительности. Посмел бы я сам приблизиться к Розе, будь я всего лишь младшим из трех принцев. Что бы я ей тогда предложил? Винсент бы с усмешкой ответил на такой вопрос, что для завоевания сердца девушки мало одного непередаваемого очарования, нужно иметь еще что-то за душой. Думаю, что Винсент уже не однажды проверил это на опыте, я и сам помнил с какой издевкой и насмешкой обращались ко мне пряхи, когда я был всего лишь узником.

Конечно, Роза не раз утверждала, что согласилась бы жить со мной и в шалаше, питаться кореньями, задранными оленями и пить простую воду из ближайшего ручья, но я предпочитал, несмотря на убеждения Одиль, обеспечить Розе сытую жизнь и кое-какой достаток. Не может же принцесса спать на подстилке и голодать до тех пор, пока дракон не притащит ей очередную задранную горную козу или газель.

Винсент, нежданно-негаданно ворвавшийся в лабораторию, крикнул что-то типа того, что благодарен небесам. Он с искренней радостью кинулся обнимать за талию Розу, а потом и меня, и при этом не переставал повторять, что больше никуда нас одних не отпустит.

-- Я почувствовал, что вы в опасности, - воскликнул он. - Хвала твоим тайным знаниям. Они выручили тебя, как обычно.

На его простосердечное замечание я ответил удивленным смехом. Винсент так твердо верил, в мои силы, что о каком другом выходе даже предположить не мог.

-- Что? - изумился он. - Разве я сказал что-то глупое?

-- Нет, - я отрицательно покачал головой и взглянул на Розу, словно спрашивая ее, стоит ли открывать нашу тайну. - Я поражен, Винсент. Я всегда рассчитывал только на свои волшебные чары и даже предположить не мог, что однажды меня спасут не они, а "Аве Мария" и другие молитвы, которые Роза помнила с детства, а я вообще никогда не знал.

Слишком искреннее признание. Винсент сразу заподозрил, что я разыгрываю его, но потом, очевидно, поверив в возможность даже такого поворота событий, понимающе кивнул. Он сам отлично знал, что в жизни возможно все.

Винсент бросил презрительный взгляд на Ройса, потом обернулся ко мне, словно желая спросить, куда отвести пленника в застенок или пока только в казематы. В уме он уже, наверное, подсчитывал в какую камеру его отвести лучше всего? Туда, где более сыро и грязно, чем в остальных и где самые прочные кандалы.

-- Не трогай его пока, - предупредил я. - Роза станет возражать.

-- Чтобы она пожалела такого замарашку? - чуть ли не вскрикнул Винсент. На самом деле он немного ревновал. Ему не нравилось то, что в замке появился кто-то молоденький и симпатичный и может составить ему конкуренцию. Он то и дело бросал на Ройса такие уничтожающие взгляды, что мальчишка съежился, подтянул коленки и боялся даже вздохнуть.

-- Зачем нам сдался этот беспризорник? - Винсент не мог поверить в то, что с ним вдруг обошлись так бесцеремонно. До сих пор он был единственным приятелем и доверенным лицом в моем замке, а тут я притаскиваю кого-то второго и чуть ли не объясняю, что Винсенту придется поделиться с ним своей койкой, потому что так пожелала Роза.

Ройс мог до сих пор устраивать словесные баталии со мной и храбриться в моем присутствии, но Винсент так по-хозяйски ведущий себя в обители дракона невольно внушал ему уважение и страх. Как удивительно! Меня самого, наиболее могущественного из всей компании, он даже не опасался, а Винсента, который сам прежде побаивался меня, Ройс испугался по - настоящему. Возможно, на него произвело впечатление то, что Винсент так свободно разгуливает по замку и может без опасения за собственную жизнь в любой миг стиснуть в дружеских объятиях меня и Розу. Последний жест выглядел довольно покровительственным, а то открытое презрение, которое Винсент выказывал чужаку как будто подтверждало его силу.

Я всего лишь вел с Ройсом перебранку и демонстрировал свою силу на других, а Винсент горел желанием переломать ему кости. Второе было внушительнее, поэтому Ройс притих и придвинулся поближе к Розе. Она как раз отряхивала от пыли, песка и приставших сухих листьев пышные оборки на своей юбке и ободряюще улыбнулась ему, словно хотела сказать "они совсем не злые, просто чуть-чуть нервные", но Ройса это не ободрило.

Я знал, что Роза рада нашему спасению, что она уже даже раскаивается за то, что занималась колдовством и разрешила мне обучать ее. Раскаивается, конечно, не на все сто процентов, а, возможно, только наполовину. На слишком бурную реакцию с ее стороны я не рассчитывал, поэтому был крайне изумлен, когда она кинулась ко мне и начала бить кулачками в грудь. Я стерпел несколько ударов, разумно решив, что их уж точно заслужил, а потом все-таки легко и осторожно перехватил ее запястья.

-- Что, Роза? - тихо спросил я. - Я сделал что-нибудь не так?

-- Не лицемерь! - предостерегла она. - Ты не имел права подставлять себя под удар. Что бы я стала делать, если б с тобой что-нибудь случилось? Куда бы я пошла? Назад к ее величеству, в тот вертеп, чтобы снова страдать при ее проклятом дворе?

Она правильно угадала, что я подумал об Одиль и о том, что не стоит слишком драматизировать, и тут же урезонила меня.

-- Она права, - вступился Ройс за свою защитницу. - Надо сначала расплатиться с девушкой, а потом уже лезть на рожон.

-- Что? - строго переспросил я, надеясь его припугнуть, но не тут то было. Ройс впервые в своей жизни захотел поступить благородно. Он даже забыл про собственный испуг и страх перед Винсентом, решив, что хоть чем-то должен отплатить благодетельнице.

-- Вы не имели права умирать, пока не обеспечите ее средствами к безбедному существованию, - разошелся он от праведного гнева. - Не пытайтесь притвориться, что такому собирателю сокровищ, как вы, это не по карману. В конце концов, дракон вы или нет?

На этот раз я не выдержал и не обращая внимания на предостерегающие крики Розы накинулся на наглеца с кулаками. Напрасно Ройс протяжно выкрикнул имя Инфанты Теней, даже она ему уже ни чем не могла помочь. Случайно и нехотя помог Винсент, который тоже решил поставить Ройсу пару синяков, а вместо этого случайно оказался между нами и сам получил один из ударов, предназначенных беспризорнику.

-- Вот теперь ты точно будешь записан в новобранцы, - пригрозил я Ройсу. - Рекрутов всюду недобор. А тебе давно уже пора кончать бездельничать.

-- Как ты посмел оскорбить императора, - накинулся на него со своей стороны Винсент.

-- Императора? - Ройс непонимающе воззрился на него, даже моргнул от удивления. Он не рассчитывал услышать, что кто-то, пускай даже пьяный, станет приписывать мне, дракону, королевское происхождение. То место, куда так боялась вернуться Роза, он, очевидно, тоже принял за нечто более легкодоступное и публичное, чем лучшие залы дворца ее величества королевы.

-- Похоже, ты не поверишь, пока не увидишь мой трон? - иронически предположил я, схватил Ройса за шкирку и вытащил из лаборатории. Роза и Винсент вышли следом. Я запер своим обычным методом дубовую дверь, благодарно улыбнулся, взглянув на перстень с печаткой, который перенес нас троих сюда и потащил своего пленника не в тронный зал, а на кухню. Я понял, что он голоден, как волк и продрог до костей. Одним мановением руки я разжег фаянсовую печь в углу кухни, заставил Ройса сесть на табурет, а сам уже решил было направиться в кладовку, но вспомнил, что даже там жесткой корки хлеба не найдется. Ройсу, по моему мнению, сошел бы любой заплесневелый бульон, но единственное, что я ему мог предложить это ароматную похлебку, булочку или марципан.

Пока я размышлял, также проголодавшаяся Роза уже лазала по кухонным шкафам в поисках пирожных, плюшек, слоек, пирожков или любых других кондитерских изделий, но нашла только коробочку шоколадных конфет и половинку ватрушки. Все остальное находилось как раз в том отделении шкафа, куда она побрезговала заглянуть. В обеденном зале нас давно ждал накрытый стол со всеми ее любимыми яствами, но не подозревающая об этом Роза вздохнула и изрекла:

-- Что ж, сегодня можно попоститься?

Она заметила в углу стола блюда с засахаренными фруктами и графин с сидром. И то, и другое показалось Розе весьма соблазнительным, но, сделав шаг по направлению к столу, она удивленно вскрикнула.

-- Опять вы? - Роза подозрительно смотрела на Камиля, который с унылым видом сидел на низкой тумбочке. По его настроению и позе сжавшегося в комочек бродячего щенка можно было сказать, что наступил конец света. Каким образом Камиль пробрался ко мне в замок? Почему пренебрег своим обычным страхом вновь занять место в одном из лошадиных стойл в конюшне? Почему его не прельщали ни сладости, ни шербет, стоящие прямо у него под носом. Возможно, он, правда, впал в депрессию. Ведь вполне, может быть, что он уже привык к Ротберту и даже любил его.

-- Ну, спасибо! - злобно прошипел он, заметив меня. - И куда я теперь пойду, Эдвин? Назад в твои конюшни?

-- Но ты свободен, - произнес я, само слово "свобода" показалось мне волшебным, но Камиль не разделял моего восторга, похоже он привык влачить рабское ярмо.

-- Будь ты проклят, - вместо благодарности за ободрение прошептал он. - Зачем тебе понадобилось лишать меня рабочего места?

На миг ему удалось смутить даже меня.

-- Князь использовал тебя и пренебрегал тобой, - слабо начал защищаться я от его упреков.

-- Он был не такой уж эгоист, - смело возразил Камиль. - Он разрешил мне сторожить одну реку. На жемчужины, которые я в ней находил мне удавалось купить приличную одежду и еду. Ты никогда бы не стал так обо мне заботиться.

-- Я никогда и не приглашал тебя на службу, - возразил я и тут же понял, что одной этой репликой мне удалось ранить его еще больнее.

-- Тебе хорошо, - взорвался он. - У тебя столько сокровищ, что ты мог бы скупить полмира, и еще бы осталось на карманные расходы. А куда теперь прикажешь идти мне? В театр, где у меня уже кончился срок контракта? На подмостки, с которых ты увел единственную звезду?

Бесполезно было объяснять Камилю, что я переманил Розу к себе не чтобы досадить ему, а совсем по другой причине. Он вбил себе в голову, что я во что бы то ни стало решил увести у него единственную актрису, посланную ему самим провидением специально для того, чтобы помочь достичь громоподобного успеха. Даже если бы я попытался растолковать Камилю, что все обстоит несколько иначе, он бы все равно упорно продолжал верить в собственную версию.

-- Ее высочество тоже оказалась довольно жестокой, - разочарованно подметил Камиль. - Еще два-три месяца назад она была такой отзывчивой доброй девушкой, а ты внушил ей интерес к колдовству, испортил такой покладистый характер. Внутренне она стала походить на тебя, смело сбежала от родителей, в надежде, что такой негодяй, как ты раздобриться и защитит ее. Она даже не пожалела того, кто приходиться ей дедушкой. Видишь, как дурно ты влияешь на всех, кто с тобой поведется.

-- Мой дедушка, наверное, со стороны матери, - глаза Розы вспыхнули живым заинтересованным огнем. - Это правда?

Я уныло кивнул в ответ, не зная, какой реакции ожидать на такое нечаянное откровение.

-- Почему ты мне раньше не сказал, я бы потребовала с него приданое, - Роза обиженно прикусила нижнюю губы, ровные жемчужной белизны зубки прокусили тонкую кожицу до крови. - Он ведь был князем и содержал всех этих теней.

Роза явно жалела, что упустила такой шанс.

-- А ведь если связать все ниточки твоего рассказа и того, о чем говорила мне мама, то получается, что мы прогадали, не признавшись твоему наставнику во всей правде. Выходило же, что я его единственная наследница.

Мне не нравилось, что Роза становиться такой же меркантильной, как Одиль, хотя я и понимал, что требовать приданое она собиралась не из жадности, а ради забавы. Ей интересно было хоть чем-то досадить чопорной родне, а потом посмеяться над ними. Я сам со смехом представил, как вытянулась бы помолодевшая физиономия Ротберта, если бы Роза объявила себя его единственной наследницей и потребовала бы из наследства небольшой аванс, чтобы хоть как-то покрыть расходы на свадьбу и праздничные гуляния в честь такого события для моих подданных.

Роза разочарованная тем, что упустила свой шанс нахулиганить, выронила из рук обитую розовым шелком коробочку в форме сердечка и конфеты с начинкой, как шарики раскатились по всем уголкам кухни. Откуда не возьмись резво выпрыгнул любимый питомец Розы и стал шарить лапками по полу, срочно спасая то, чем в противном случае могли полакомиться мыши или те же самые вылезшие из подвала химеры, которые когда-то обижали Розиного гремлина.

-- Ты даже в ущелье его таскала за собой?

-- Он прятался сначала у меня в кармане, а потом в волосах, - призналась Роза. - Он даже пытался оцарапать духов, которые напали на меня.

-- Смелый малыш, - заметил я без иронии, раз Роза любит эту необычную зверушку, которая, задрав хвост, лазает по всем уголкам замка, то и мне она должна стать симпатична.

Гремлин успел подобрать одну из конфет, разгрыз ее острыми зубками и прожевывал. Его глазки-бусинки с уважением смотрели на меня. Кажется, с тех пор, как он смог понаблюдать за моими колдовскими маневрами в зале под куполом, я стал для него настоящим героем.

-- А что мы будем делать с ним? - осторожно спросила Роза, указывая на Камиля. После того, как она поверила все-таки в его литературные призвания, то стала относиться к нему более уважительно. Еще бы, ведь он может сочинить еще какую-нибудь пьесу, в которой сделает саму Розу знаменитой героиней.

-- Да, что со мной делать? - иронически подхватил Камиль. - Выгнать взашей?

Роза звонко рассмеялась.

-- Ну, что вы, господин драматург, - то ли шутки ради, то ли для красного словца, но принцесса стала обращаться к нему на "вы". - Как можно отнестись без участия к такому таланту. Мы не такие бессердечные, чтобы прогнать вас за порог, предварительно не сделав небольшое пожертвование в пользу искусства.

Камиль посмотрел на нее уже не злым волчьим взглядом, а с благодарность. Пусть это всего лишь слова, а не материальная выгода, я ведь могу и не согласиться на пожертвования, но Камиль ни от кого в жизни не слышал добрых слов. А Роза вдруг снизошла до того, чтобы даже похвалить его. Внутренне он ужаснулся, заметив, что на Розе то самое платье, которое когда-то он видел на статуе сильфиды, но вслух пробормотал.

-- Какая изысканность, какой вкус. Ваше высочество обладает неподражаемой грацией. Появись вы на сцене в каком-нибудь наряде, хорошо облегающем фигуру, и произвели бы настоящий фурор. Вы уж простите за откровенность, но на прошлом выступлении костюм Сабрины был вам чуточку не по размеру. Зато на часть прибыли от единственного вашего выступления мне удалось приобрести новый реквизит, починить рампу и купить дюжину великолепных костюмов для роли маркизы. Все они ваши, если только вы соблаговолите вернуться в "Марионетту".

Камиль, очевидно, решил, что раз Роза сняла платье со статуи, то дела с пополнением ее гардероба обстоят совсем туго. Дракон ведь мог оказаться и в самом деле жадным, а Роза перед побегом могла и не успеть упаковать даже саквояж, не то, что забрать с собой из дома все те роскошные вещи, которые подобает носить принцессе. В противном случае она бы не покушалась на чужие тряпки. Камиль отлично знал, что я никогда не дарил своим знакомым дамам ни цветов, ни драгоценностей. От того, кто скупиться даже на букет для подружки нельзя ожидать чего-то большего. Наш спор с Одиль из-за медальона он тоже мог подслушать. Куда такому ограниченному уму, как у Камиля, домыслить, что до Розы на моем пути просто не встречалось такой дамы, которой бы я без раздумий предложил все, чем владею.

-- Всегда найдется выход из трудного положения, - попыталась убедить Камиля Роза. Он сам глубокомыслием не отличался и с жадностью ловил каждое ее предположение.

-- У Эдвина полно денег. Он вполне мог бы выкупить для тебя театр, при этом ничуть не обеднев, - по-хозяйски распорядилась она моими капиталовложениями.

Откупиться от Камиля! Такое мне в голову еще не приходило. Может быть, он бы сразу угомонился и перестал бы мне пакостить, если б я ему заплатил.

-- Он никогда на это не согласиться, - Камиль опасливо стрельнул глазами в мою сторону. - И вас он никогда не подпустит к "Марионетте" из вредности.

-- Я сама к тебе явлюсь как-нибудь темным вечером. На этот случай ты всегда должен держать для меня запасной костюм и афишу с моим именем.

-- А если на сцене вас заметит кто-то из вашей родни?

-- Я одену котурны, спрячу волосы под париком или шиньоном, сделаю безвкусный грим и никто из знакомых меня не узнает.

-- Ты думаешь, я позволю тебе играть роль этой покойницы, - подал голос я. Было бесполезно выговаривать им за то, что они не спросили моего мнения.

-- Если бы я однажды не выступила в этой роли, ваше величество не обратило бы на меня внимание.

-- Не правда! - уверенно возразил я.

-- Ты ведь подаришь Камилю театр, - принялась просить Роза. - А он сочинит для меня новую пьесу. Я знаю столько сюжетов, которые бы отлично смотрелись на сцене, если разбавить их виршами. Например, ты сможешь сочинить что-нибудь про Ланон Ши, а я сыграю ее роль?

Камиль не очень уверенно кивнул, прикидывая, на сколько строф хватит его даровитости, и удовлетворят ли очередные стихи Розу.

-- Хорошо, Камиль, если тебе так нужен театр, то я выкуплю его для тебя и оплачу первое представление, но после будешь жить самостоятельно на выручку от продажи билетов. Ты доволен, рифмоплет?

-- Я благодарен принцессе, - кивнул он и тут же отодвинулся подальше, чтобы уклониться от удара, если такой последует.

-- А можно мне чуть-чуть пожить в замке, - попросил он, как только понял, что его никто не собирается бить за вольность высказываний.

-- Ни в коем случае, - слишком поспешно вскрикнул Винсент. - Нам и самим здесь слишком тесно. Дракону ведь нужно соответствующее размерам пространство, - уже менее резко добавил он. - И не смотри на то, что сейчас он такой щуплый, как только отрастут крылья, Розе придется запираться в будуаре, а мне ютиться, где придется. Вокруг столько прислужников Эдвина гарпий, химер, ифритов. У нас все сараи наперечет, но если ты считаешь, что сможешь отбить место у кого-то из штаба когтистой прислуги, пожалуйста.

Винсент попытался изобразить любезную улыбку, хотя заранее знал, что ни с кем из хищных созданий Камиль сцепиться в схватке не захочет.

-- Думаю мне хватит "Марионетты", - тут же согласился Камиль. - Только запрети, пожалуйста, своим подданным куролесить во время представления. Они рвут когтями обивку лож, воруют реквизит, царапают актеров и наносят этим большой ущерб. У моей последней примы они вырвали клок волос, расцарапали самых щедрых завсегдатаев театра и...

-- Я разберусь с этим, - прервал я перечень жалоб.

-- И избавь меня от налогов на ближайшие пятьдесят или сто лет, - попросил Камиль. - Я имею в виду твой суровый налог на жизнь, с чиновниками я сам как-нибудь разберусь.

-- Испугаешь их до поседения, - предположил Винсент.

-- Я же сумел запугать директора "Марионетты", - огрызнулся Камиль. - Значит справлюсь и с остальными. Эдвина никому не одолеть, поэтому я и прошу его в случае неуплаты дани не сжигать мой театр.

-- Дареного назад не забирают. Успокойся, Камиль, - утешил его я.

Зачем мне нужно было сжигать хоть небольшое здание в городе, который всецело принадлежал мне. Только болвану может прийти в голову испепелять собственные угодья. Я представил, как огонь змейкой пробежится по улицам Лар, нагонит убегающих прохожих, перекинется на пышные карнавальные наряды, уподобит весь город одной пылающей стерне. Стоило только вообразить себе картину разрушения, и я тут же отрицательно покачал головой. Нет, даже если бы в самой "Марионетте" вспыхнуло восстание против меня, я бы уладил его другими, силовыми или хитроумными методами, не применяя при этом ни сокрушающей драконьей мощи, ни огня. Тяжелые времена позади, я покорил Лары, внушил горожанам страх и уважение к себе. Больше я не собирался наносить ущерб прекрасной архитектуре города. Конечно же, я мог просто отнять "Марионетту" у владельцев, а если они воспротивятся такому произволу то поступить с ними, как со скотом, предназначенным на убой, но решил поступить честно. Покупка дома в Ларах тоже была честной торговой сделкой. Тогда никто еще не знал, что приезжий аристократ не удовлетворится одним только домом, а час за часом неуклонно начнет подчинять себе все, что находилось окрест, квартал за кварталом, дюйм за дюймом и вот уже весь город во власти колдуна.

-- А, что нам делать с тобой, беспризорник? - обратился я к Ройсу. Раньше он болтал без умолку, а теперь мне впервые пришлось самому втягивать его в разговор.

Ройс рассеянно и уныло уставился на меня, будто я пробудил его от долгого забытья.

-- Что, ваше величество? - с несвойственной ему вежливостью переспросил он.

-- Не называй меня так, - строго предупредил я.

-- Как скажете, ваше ...- он вопросительно, с почти щенячьей преданностью уставился на меня, будто собачонка, которая не знает, чего ей ждать от хозяина похвалы или трепки. Уж не заболел ли он?

-- Раньше ты называл меня просто негодяем, что же изменилось с тех пор?

-- Ну, я же не знал, что вы...- Ройс не договорил, но обвел красноречивым взглядом все окружающее пространство. - А это, правда, императорский замок?

-- Можешь не сомневаться! - мне было весело наблюдать за ним. Он понять не мог, откуда в жилье дракона, привыкшего прятать награбленное по разным кубышкам и подвалам, вдруг может взяться столько предметов роскоши, не спрятанных под множество замков, а выставленных на обозрение гостям. Неужели скупой вместо того, чтобы припрятать дорогие ковры, гравюры и даже кухонную утварь под замок может выставить все это на показ и даже разрешить не только своей фаворитке, но и Винсенту попользоваться золотой и серебряной посудой. Ройс наверное решил, что причиной такой щедрости может быть только спрятанный где-нибудь в погребе рог изобилия.

-- Так как же мне поступить с тобой? - словно раздумывая вслух, спросил я. - В казармы ты не хочешь, работать не умеешь. Так что ты станешь делать?

-- Все, что прикажете, - уныло отозвался Ройс, очевидно, про себя уже решивший, что рассчитывать на милосердие нечего.

-- Запрем его пока в равелине, - бойко предложил Винсент, откуда-то извлек связку ключей и начал искать подходящий. - Нет, лучше в карцере. Там у него как раз будет время посидеть, поразмыслить над будущим, ничто не будет его отвлекать.

-- В карцере очень сыро? - поинтересовалась Роза. - Смотри, чтобы он не простудился. У нас же здесь не лазарет.

Кажется, она и Винсент, не сговариваясь, решили, что посидев немного в изоляции наедине с собственными мрачными мыслями и цепями, Ройс станет более учтивым и услужливым.

Я не сомневался, что Винсент уже высчитывает, которую из моих гарпий заманить в темницы к тому моменту, когда Ройс успеет заскучать.

-- Пока никаких тюремных заключений, - непререкаемым тоном заявил я. - Согласен, Ройс не умеет себя вести, но он же все-таки не пойманный шпион, он наш временный воспитанник, до тех пор, пока я не подышу ему место сержанта в каком-нибудь полку.

-- Вы очень добры, монсеньер дракон, - заикаясь, пробормотал Ройс. - Но нельзя ли мне пока пожить в замке. Я успел заметить, что здесь нет ни одного лакея и даже ни одного поваренка. Не думайте, что я осуждаю вас за то, что вы всех распугали, просто хочу предложить свои услуги, совсем ненадолго. Вы сами установите испытательный срок, а потом уж решите, стоит мне платить или нет.

-- Что за ерунду ты мелешь, - шикнул на него Винсент. В отличие от Ройса он знал, что и лакеев, и поварят, готовых работать на меня полно, просто они никогда не задерживаются в замке надолго после того, как выполнять работу и вряд ли кто-то посторонний сможет увидеть их. Ройс от страха лишился бы рассудка, когда заметил, что кто-то незримый месит и разделывает тесто, готовит чай или достает из печи раскаленный противень с пирожками для Розы. Со стороны все выглядело так, будто ложки, половники и кастрюльки переносятся с места на место какой-то волшебной силой.

-- Когда запасы оставшиеся после почивших кулинаров иссякнут, вам же нужен будет кто-то, кто сможет поджарить хотя бы яичницу, - запротестовал Ройс и, кивнув в сторону Винсента, добавил. - Вряд ли ваш хм...друг сможет хотя бы это.

Ройс растерялся не зная, кем назвать Винсента, чтобы не оскорбить ни его, ни меня, моим другом или деловым партнером. Под вторым он подразумевал соучастника грабежей, налетов, убийств и помощника по колдовству, но решил, что словом "друг" уж точно никого не обидит, и нехотя польстил Винсенту. Ему всегда хотелось считаться моим другом.

Ройс оказался храбрее, чем я полагал. Даже думая, что я разделал под нож всю свою челядь, он из кожи вон лез лишь бы только остаться у меня в услужении. Лучшего выбора у него просто не было, ведь Ротберта больше нет и вернуться не к кому.

-- Пойдешь, поможешь моему вознице вычистить конюшни, - я нашел - таки краюху не очень мягкого хлеба, головку сыра, бекон, одним быстрый движением сорвал с запястий Ройса веревки и вручил ему провизию, сочтя нужным добавить, что служить он мне пока что будет за стол и за кров.

-- И не спеши меня благодарить, если старший конюх хоть раз на тебя пожалуется, то попадешь в застенок, - мне не хотелось, чтобы Ройс обольщался прежде времени. - Будь поосторожнее с конями, если какой-нибудь из них затопчет тебя копытами, то я за твою смерть ни в ответе.

-- Ваши кони такие буйные? - Ройс потирал затекшие запястья и морщился от боли.

-- Они не кони, - признался я. - Просто выглядят, как существа с четырьмя копытами, но разве не вы, люди, выдумали байки о том, что если бес хочет появиться в нашем мире, то никогда не являться без хвоста и лошадиных копыт.

-- Понятно, - Ройс съежился, стеснительно отщипнул кусочек от хлебной мякиши, чтобы хотя бы едой отбить страх. Перспектива работать у меня в конюшнях уже не казалась ему такой заманчивой. Он бы и удрал, если б смог, в конце концов, можно какое-то время побродяжничать или сойтись с другими тенями, чтобы снова отбирать выручку у грабителей. Мысли Ройса крутились лихорадочной, малопривлекательной каруселью и я едва успевал улавливать их. Можно и сбежать, заключил он, но, взглянул на Розу, тут же приободрился и передумал.

-- Вот увидите, Инфанта, когда-нибудь меня повысят до камердинера, - мнительно заявил он, но ту же спохватился и добавил. - Я, конечно же, хотел сказать "ваше высочество", но оговорился.

-- Она не принцесса, Ройс, - с усмешкой возразил я, вновь взбудоражив в мальчишке сомнения.

-- Не принцесса, - разочарованно протянул он, вспомнил про Присциллу, которая тоже выглядела, как дама, а в действительности была шляпницей, вполне возможно, что Инфанта тоже может оказаться всего лишь хорошенькой белошвейкой.

-- Не смеши меня, Ройс, - оборвал я ход его догадок. - Что за нелепые предположения, ты же не считаешь, что я всегда мечтал о том, как бы в течение своей долговечной жизни остаться несчастным, одиноким и спать на горе сокровищ. Мне ведь тоже нужна была императрица.

-- Поздравляю, Эдвин, - Винсент крепко пожал мне руку. - Это по-настоящему благородный поступок. Не могла же Роза вернуться домой, после того, как столько времени прожила у тебя. Если бы даже ты дал ей сундук драгоценных камней в приданое, то все равно при дворе со скоростью лесного пожара распространились бы малоприятные слухи о том, что она якшается с нечистью.

-- А разве это не так? - я вопросительно посмотрел на Винсента. - Уж не причисляешь ли ты себя или меня к лику святых?

-- Ну ты же знаешь какие злые языки у этих светских сплетниц, - попытался отшутиться он. - Они бы раздули из искры пожар. Со мной -то случай особый, я не мог заработать на жизнь иначе, как чернокнижием, а вот за дружбу с тобой в человеческом обществе кого угодно отправили бы на костер.

Я представил Розу, вынужденную вернуться домой. Упала бы Одиль в обморок, увидев на пороге свою дочь в бесстыдном для такого возраста декольтированном вечернем платье, с гремлином на плече, который по-хозяйски держится за локон Розы и шипит на всех посторонних. Розу, которая в одной руке непременно бы сжимала корзинку, полную драгоценных камней, а в другой бережно несла колдовские книги. Прибавить к этому всему еще единорога, который охраняет в лесу повозку, груженную золотом, Ройса, ищущего рабочее место, и великолепные ожерелья и диадемы на Розе, которым позавидовал бы любой монарх. Для меня картинка получалась комической, но вот сочла бы Одиль все это смешным. У Розы бы конечно не за что не хватило духу продать украшения и купить себе на вырученные деньги небольшое поместье там, где никакая родня ее не отыщет.

-- Почему ты смеешься? - удивился Винсент.

-- Так представил кое-что.

От нечего делать Роза рассматривала рисунки на изразцах, которыми были отделаны стены и печь.

-- Все картинки разные, - с видом первооткрывателя заявила она. - Здесь изображены русалки, сирин и алканост, левиафан, медузы, а вот эта виньетка больше похожа на арабеску.

-- Ты всю ночь собираешься сидеть у печи?

-- Нет, - Роза поднялась от предохранительной решетки, над которой грела руки. - Пусть Ройс отправляется в конюшни, а мы поднимемся наверх.

-- А можно мне с вами, - начал клянчить Ройс. - Всего лишь небольшая экскурсия по замку и я ваш должник на всю жизнь.

-- Ты и так должник Розы. Если бы не она, лежать бы тебе уже давно на дне той реки, по которой мы плыли к ущелью.

-- Но здесь столько редкостей, я хотел бы все увидеть для расширения кругозора, - Ройс изо всех сил вцепился в последнюю возможность побыть еще немного в тепле и роскоши.

-- Пойдем, я покажу тебе самые интересные помещения, - худые цепкие пальцы Винсента, как наручник сомкнулись на запястье Ройса. - Мы начнем с цокольных этажей. Я объясню тебе предназначение каждого хитроумного изобретения, которое мы найдем в пыточной, в первую очередь Железной Девы. Ты знаешь как она работает?

Ройс попытался вывернуться, но не смог. Винсент держал его крепко, как мошку, застрявшую в паутине и беспощадно продолжал.

-- Там есть специальный рычаг, палач крутит его и иголки со всех сторон жалят того, кто заперт внутри станка. Знаешь, почему Железная Дева носит такое название? У этой хитроумной машины форма женской фигуры, более грубая, чем та, которой ты пленился, но все равно небезынтересная. Оказаться внутри нее правда не очень приятно, но для тебя это было бы познавательно. У нас есть и палач и подопытный, так чего же ждать?

-- Так вы палач? - взвизгнул Ройс.

-- Я сын виконта, - парировал Винсент. - Причем старший, а не младший, - это уже был камешек в мой огород, точнее в сторону того беспечного принца Эдвина, который сотни лет назад захлопнул дверь перед носом у Винсента.

-- Мой папаша был волен на язык, точь-в-точь как ты и жестоко поплатился за это, - назидательно объяснил он Ройсу. - Однако все к лучшему, если бы не столь болезненное падение и не жажда мести, то я может быть и не взялся бы вовсе за колдовские книги. В таком случае, как это не прискорбно, мы бы сейчас с тобой не познакомились.

Я со своей стороны предполагал, что Ройс предпочел бы никогда не знакомиться с Винсентом. Каким бы покладистым и работящем ни стал мальчишка, Винсент бы вечно обзывал его лентяем и предлагал вздернуть на дыбу.

-- Прекрати, Винсент, - приказал я. - Давай покажем ему музыкальный салон, а потом уже препроводим на конюшню.

-- Я сыграю на лютне, - предложила Роза. Так она и сделала. Играла Роза не ради того, чтобы блеснуть музыкальным талантом, а в своей обычной колдовской манере. Когда ее пальцы касались струн, то гасли, то загорались свечи, какие-то тени проворно, но бесшумно отплясывали в полутьме. Вокруг исполнительницы летали яркой стайкой разноцветные бабочки, появившиеся из ниоткуда.

Несколько рядов кресел, обитых лиловой парчой пустовали. Винсент сам присел на краешек софы, а Ройса заставил слушать музыку стоя.

-- Ты, возможно, еще сделаешь карьеру солдата, поэтому должен привыкать к по стойке смирно, - объяснил Винсент.

Ройс не унывая разглядывал музыкальные инструменты: клавесин, гармонику, клавикорды, прикидывал сколько они стоят и думал, что неплохо было бы стащить потом одну из скрипок или арф. Зеркала в золоченых рамах и хрустальные люстры под потолком тоже привлекали его, но он уже в уме прикинул, что они легко могут разбиться, к тому же слишком тяжелы. Осколки дорого не продашь, заключил про себя Ройс и переключил внимание на тонкие пальчики Розы, легко порхающие по струнам. Бабочки, порхавшие по воздуху им в такт из разноцветных всем скопом окрасились в черный, потом в лазурный цвет. По тому, как довольно улыбается Роза, каждый раз когда веселая стайка изменяет окрас можно было сказать, что это ее волшебство.

Я опустился в глубокое кресло и чуть было не задремал под музыку. Гремлин легко запрыгнул мне на колени, отгрыз несколько пуговиц с камзола, чтобы тот немного распахнулся и свернулся клубочком у меня на груди. Очевидно, прикасаясь к моей холодной коже, он чувствовал тепло драконьего огня, пульсирующие внутри и чуть ли не урчал от удовольствия. Почему-то мне он уже не казался таким облезлым. Я только надеялся, что он не захочет почесать свои коготки о мою кожу точно так же, как о камзол.

-- Я бы спела еще кантату, но не хочу отнимать у Ройса то время, которое должно уйти на полезные дела, - игриво заявила Роза. Она закончила играть и салон стал прежним, никакой игры то вспыхивающих, то гаснущих свечей, ни вальса призраков, ни цветных бабочек, возвращение из иллюзорного мира в реальный.

-- Марш в конюшни, - Винсент подтолкнул Ройса к выходу. - Надеюсь, теперь ты понял, что никто из твоих знакомых и даже твоих бывших начальников не смог бы заложить фундамент такого замка и не остаться после этого без гроша в кармане.

-- Не в деньгах счастье, - буркнул в ответ Ройс и получил бы затрещину, если бы мы с Розой так бдительно не наблюдали за ним, каждый со своей стороны салона. Винсент постеснялся еще раз отлупить его в присутствии Розы.

Я знал, что Роза способна произвести фурор в любом обществе, но не думал, что однажды в нее влюбятся даже слуги Ротберта. Ройс согласился драить мои конюшни. Винсент был благодарен мне за то, что я женился на ней и тем самым спас ее репутацию. Возможно, из церкви сейчас как раз выходил Кловис, сочиняющий очередные канцоны в честь недоступной инфанты. Где-то при дворе Одиль могли быть другие барды и восторженные оды, о которых Роза не знала, но которые были посвящены ей.

Гремлин уже сладко спал у меня на груди. Я сам об отдыхе не задумывался до тех пор, пока не устроился поудобнее в кресле и не почувствовал, как веки тяжелеют от желания спать. Я не спал уже так давно, а в замке полно мягких постелей и пуховых перин, которыми никто не пользуется. Я даже не помнил, как добрался до спальни, только помнил, что нес Розиного питомца так осторожно, что даже не разбудил.

Через час я уже проснулся в полной темноте. Куполообразный балдахин чуть колыхался, а мне казалось, что в окно снова стучится и бьет крыльями Дебора, а по шее у нее струиться кровь. Всего лишь иллюзия, но недалекая от реальности. Ведь в моей империи возможно воскрешение мертвых. Я почти видел тонкую, ровную, будто проведенную по линейке линию на шее Деборы и очертания ее роскошных, полощущих в воздухе крыл. Я ведь когда-то вскрыл себе вены, чтобы поднять Розу со смертного одра, так почему же кому-то не сделать нечто подобное для Деборы? Я посмотрел на свое запястье, чтобы проверить не кровоточит ли оно снова. Шрам зарубцевался еще до того, как я вышел из залы под куполом, осталось только маленькое красное пятнышко, как укол от иголки. Раны на моей коже затягивались так быстро, как стирается карандашный набросок с листа бумаги, но я знал, что всегда буду ощущать легкое покалывание в левой руке, кожу на которой я расцарапывал дважды, чтобы выручить свою возлюбленную. Первый раз в хижине, чтобы вылечить Розу и второй раз в заброшенной церквушке, чтобы заключить наш брачный договор. Кончик железного пера, как будто до сих пор щекотал кожу. Я отлично видел в темноте. Мрак по-своему расцвечивал комнату, и от этого все вокруг даже метель за окном казалась мне фантастической. Да и было ли все то, о чем я вспоминаю, была ли лесная избушка и церковь, и бал в Ларах или я все это просто вообразил, а принцесса уже давно лежит с разодранным горлом на дне какого-то колодца. Теплый шерстяной комок заворочавшийся у меня на груди быстро вернул мне ощущение реальности. Гремлин что-то недовольно фыркнул, спрятал когти в подушечки, чтобы нечаянно не оцарапать меня, перевернулся на другой бок и снова заснул. Если бы он не выглядел таким опасным, то его можно было бы сравнить с кошкой.

Роза тоже свернулась калачиком на краю кровати. Если бы не мертвенное свечение ее кожи и холодный блеск драгоценностей, то я принял бы ее за стопку кружевных покрывал. Платье в пышных малиновых оборках делало ее похожей на куклу. С украшениями она не расставалась даже ночью, и они искрились всеми гранями на ее шее, руках и в мочках ушей. Роза сама была, как великолепное украшение. На миг я вздрогнул потому, что мне показалось, что она мертва. Уж слишком бледной была ее кожа, но потом различил едва уловимое дыхание. Глупо было так расстраиваться, ведь я же знал, что даже по ошибке не стану царапать Розу, напротив я залечил ее кожу после нашего приключения в ущелье. Тогда ее локти и плечи выглядели так, будто она очень долго лазала в колючих кустах малины. Теперь все худшее было позади, но иногда, как вспышка, возникал страх от того, что однажды я могу проснуться и вместо живой красавицы увидеть рядом ее разодранный труп. Всего лишь наваждение. Оно не могло стать реальностью, во-первых я давно научился контролировать себя, во-вторых по венам Розы текла и смешивалась с ее собственной моя сверхъестественная самовозгорающаяся кровь, способная не только воскрешать из мертвых, но и дарить бессмертие.

Снег все еще кружился за окном, но были уже различимы в мглистой небесной высоте несколько тусклых звезд и они манили меня к себе. Я погладил чернокудрую голову и пригляделся к небу сквозь окно в мелких переплетах.

-- Обещай, что больше не отшатнешься от меня, - попросил я.

-- Да, обещаю, - Роза присела на кровати, зашуршало облако оборок, засверкали бриллиантовые нити, обвитые вокруг запястий, плеч и закрепленные на бретельках платья. Наверное, это ее прислужницы-марионетки придумали такой хитрый и оригинальный способ использовать украшения. Роза попыталась рассмотреть на котором делении циферблата находятся латунные стрелки часов и начала осматриваться по сторонам в поисках одеяла или хотя бы теплого пледа. На полу возле кресла лежала только шкура белого медведя. Я нащупал под боком свой плащ и отдал его Розе, чтобы она укутала обнаженные плечи.

-- Разожги огонь, - попросила она.

-- Исполнено, - поленья в камине вспыхнули как только она произнесла просьбу.

В том месте, где лежал плащ что-то блеснуло.

-- Совсем забыл. Можешь добавить это к числу своих личных сбережений, - я протянул Розе довольно ценную на вид парюру.

-- Откуда она?

-- Не из сокровищницы. Так, отнял у кого-то и решил преподнести тебе. Ну разве я не законченный злодей?

-- Да, наверное, - беспечно согласилась Роза, играя блестящими подвесками. - Но все равно ты лучше остальных.

-- Я - дракон, - тихо возразил я, когда она благодарно приобняла меня за талию, будто этими двумя словами можно было все объяснить.

-- Главное не пьяница, - Роза с улыбкой кивнула в сторону бутылки вина на ночном столике, которую я принес из погреба, но так до сих пор и не откупорил. - И ты не охотник за приданым, как многие мои бывшие знакомые. И даже не картежник.

Роза изумленно воззрилась на меня, будто сама не могла поверить в то, что нашелся-таки идеальный друг, который не подпадает ни под одну из самых дурных категорий.

-- Да, ты права. Я ни одно, ни другое, ни третье, - кивнул я.

-- Ну, так это как раз и замечательно, - счастливо рассмеялась она. - И все-таки я думаю, что вполне могу заявить права на тот дом, где собирались подданные князя.

Меня снова тянуло к небесам, но я чувствовал, что могу сопротивляться роковому притяжению. Небо с тусклыми крапинками звезд обладало для меня притяжением магнита. Ты проклял меня, злой гений, я снова хочу парить над землей и сжигать в огне своих врагов, но ты мертв и я чувствую себя свободным. Даже если я полечу куда-то опять то только по собственному желанию.

Я надеялся отдохнуть до рассвета, а потом нанести визит в Виньену, но не тут то было. Посереди ночи без стука вломился Винсент, таща в одной руке за шиворот упирающегося Ройса, а в другой щипцы, позаимствованные из моей лаборатории.

-- Ты знаешь, что собирался сделать этот мошенник, - Винсент встряхнул пленника и развернул его лицом ко мне. - Он успел стащить это, - Винсент показал щипцы, - и собирался вытащить гвозди, чтобы снять подкову с одного из твоих коней.

-- Я хотел подвесить ее над дверью на счастье, - пискнул Ройс таким жалостливым тоном, будто это было хоть и слабое, но оправдание. - Если прибить гроздь и подвесить ее прямо над притолокой, то она будет защищать замок от нечисти.

-- Хорошая идея, Ройс, - похвалил я его. - Но ты забыл об одной малости. В этом замке нет никого кроме нечисти.

-- И в конюшне тоже, - захныкал Ройс. - Лошадь выбила мне зуб копытом, когда я попытался позаимствовать всего-то одну подкову, - он указал на ссадину в уголках губ. - А ваш главный возничий...- он запнулся, будто не зная стоит ли сообщать о таком ужасе или нет, а потом набрался храбрости и выпалил. - У него уши заострены. Я сам видел, когда он снимал свою лисью шапку, что ушные раковины у него изогнуты в форме крыла летучей мыши.

-- Почему ты так нервничаешь? - перебил я его. - Неужели ты ничего подобного в жизни не видел?

По выражению лица Ройса было ясно, что ответ будет однозначным.

-- Ну и профан, - высказался Винсент. - Я то думал он давно уже околачивается среди твоих подданных.

-- Ты даже со связанными руками успел утащить что-то из лаборатории, - я осуждающе посмотрел на него.

-- Не из лаборатории, - запротестовал он. - Щипцы кто-то обронил на лестнице, я успел подобрать их еще до того, как вы заперли дверь.

Вот это ловкость. Еще чуть-чуть и Ройс смог бы составить конкуренцию и Камилю и Перси.

-- Надо наказать его, - предложил Винсент. - Я предлагаю дыбу и ...

-- Давай лучше подождем пока он еще раз проштрафиться, а потом я отдам его в твое полное распоряжение, - этой фразой я напугал Ройса больше, чем рассчитывал и похоже на ближайшие месяцев десять отбил у него всякую охоту воровать.

-- Опять ждать, - обиделся Винсент. - Он уже много раз нашкодил. Зачем ждать пока он сбежит от нас, прихватив с собой пару сковородок с кухни и все незанятые уздечки. Ты решил пощадить его потому, что его застал на месте преступления не ты сам, а кто-то другой. Думаешь, я могу соврать. Ты же не считаешь, что я доносчик?

Я так и считал, но вслух произнес:

-- Ты просто взял на себя слишком много обязанностей. Тебе под силу заниматься колдовством, ты почти профессионал, - о том, что он сбежал из школы чернокнижия, не успев ее окончить я предпочел умолчать. - И вместо того, чтобы занимать высшую ступень, ты как подобострастный управляющий следишь за младшими конюхами. Конечно, другой бы на моем месте был тебе благодарен, но я думаю вряд ли Ройсу удастся сбежать с мешком с награбленной утварью предварительно не побывав в когтях тех, кто охраняет мои границы. Лес может казаться необитаемым, но на самом деле это не так. К тому же, найти где проходит граница между двумя мирами для смертного воришки практически невозможно.

-- Кстати зуб был коренной, - снова начал жаловаться Ройс. - Вы не могли бы приставить его обратно.

Он разжал ладонь, показывая мне крошечный осколок и тут же вскрикнул, почувствовав, что из пораненной десны с невероятной скоростью растет новый резец. Ройс был так ошарашен, что даже забыл сказать "спасибо". Он просил о милости, но никогда особо не рассчитывал на нее.

-- Работай, как следует, и вместо конюшен будешь убираться в моих чуланах, - ободрила его Роза. - Там нет никакой нечисти, кроме моих живых кукол.

-- Живых кукол? - ошеломленно повторил Ройс, но в расспросы пуститься не успел, потому что Винсент уже выволок его за порог. Ройс явно взвешивал свои возможности, сможет ли он справиться с какими-то куклами или они на вид окажутся куда более зловещими, чем возница.

Под утро я отправил письмо с голубем, чтобы известить его величество о нашем визите и попросил оставить три места на ежегодном праздничном банкете. Я бы мог послать и ворона, но решил, что голубь будет смотреться привычнее. Незачем производить какие-то нововведения даже в почтовых пересылках пока я еще не коронован. Рассвет застал нас уже в Виньене. На этот раз Винсент увязался за мной и Розой. Я хотел найти дом, где проходили собрания теней и спуститься в подвал, но это оказалось лишним. Дверь давно была сорвана с петель и не королевскими стражами, а некой неведомой силой. На пороге осталось жженное пятно, будто еще недавно там полыхал костер.

Тусклый серый свет едва пробивался сквозь облака. Пасмурное утро делало картину разрухи еще более унылой. Ветер швырнул мне под ноги кучу листовок. Я нагнулся и поднял одну, чтобы в последний раз посмотреть на штампы и печатные абзацы распавшегося общества. Они, как будто, выцвели, утратили и яркость, и четкость, и всю свою былую значимость. Внизу понуро выделялась головка коршуна - личный эксклибрис Ротберта. Ветер разносил по улицам ворох точно таких же листов, они разлетались по мостовым, как белая поземка.

Окна дома были разбиты, решетки с подвальных окон сорваны, на рамах остался такой же пепельный след, будто и на них успели поплясать язычки пламени. Крышу наполовину снесло. Внутри покосившегося дома не чувствовалось прежней кутерьмы, будто там не осталось никого.

Я смял листок в руке и хотел переступить через порог, но тут из темного провала двери вынырнул какой-то угловатый юноша в черном. С уставшим бледным лицом он напоминал актера только что смывшего грим и щурился на тусклые утренние лучи так, будто они причиняли его глазам боль.

-- Что здесь произошло? - я поймал его за локоть.

Он посмотрел на меня устало и в то же время обреченно, будто увидел некое высшее существо, посланное отобрать у него жизнь.

-- Землетрясение, - пробормотал он пересохшими губами. - Никто в квартале больше не пострадал от него. Все дома стояли, как стоят и только наш содрогался от спазмов почвы под подвалами. А потом все вспыхнуло, как новомодный спичечный коробок. Занялись дверные проемы, рамы окон, на пороге каждой комнаты полыхал костер. За огнем налетел ураган...

Он говорил, стараясь не смотреть мне в глаза.

-- Я хочу пить, - вдруг проговорил он. - Но не воды, чего - то другого...Вы можете мне объяснить?

Я сам ничего не знал, но признаваться в этом не собирался.

-- Когда это произошло?

-- Вчера ночью, - ответил он и я выпустил его локоть. В час гибели Ротберта. Огонь из храма вырвался, но стал искать себе пищу там, где обитало зло. Пока мы с Розой наблюдали за духами, в одном дому Виньены без всякого драконьего дыхания разгоралось адское пламя.

-- Пойдем, - я потянул Розу за собой достаточно быстро для того, чтобы заметить другие фигуры в рваной черной одежде, оставшиеся на улицах. У них больше не было прибежища, и не было хозяина. В утреннем сияние они казались сиротливыми и опасными. Они слабы и потерянны, но их слишком много.

Ротберт мечтал одолеть численностью, но во многом просчитался. Я смотрел, как разбредаються по улицам Виньены бывшие представители двора теней. Когда-то такие горделивые и величавые теперь это были оборванные, жалкие подростки. У многих даже не хватало сил, чтобы идти и они пристраивались на земле под чьими-то окнами или садились на ступеньки у какого-нибудь крыльца. На бледных телах многих виднелись синяки и кровоподтеки. Мелкие царапинки на их спинах и плечах повторяли тот сложный узор, в которой свились мои манускрипты, когда убивали князя. Его придворные копировали его же участь и его раны. Все без исключения были изранены той паутиной, из которой едва вырвались. Можно было даже не расспрашивать никого, чтобы узнать про бумажную или пламенную паучью сеть, вцепившуюся в их тела и оставившую отметины.

Какая-то дама рыдала у колодца. В разорванном черном платье, с израненными плечами и ранкой на лбу, она напоминала молодую настрадавшуюся вдову, решившую свести счеты с жизнью. Вот так, кого-то кидал в колодец я, а кто-то лез в омут самостоятельно. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть зияющую на лбу рану - поцелуй Ротберта.

-- Возвращайтесь домой, - я осторожно положил руку ей на плече, словно этим жестом пытаясь внушить, самоубийство бесполезно, омут не охладить боли, а жажда не пройдет.

-- Да-да, - она размазала рукой слезы и смазала мушку со щеки, так что на лилейной коже осталась темная угольная полоска.

Я оттащил ее чуть в сторону от сруба колодца, от притягательного манящего блеска воды и острых камней. Не надо было оглядываться по сторонам и смотреть на потерпевших, жалких существ. И так можно было с уверенностью сказать, что от некогда величавого сборища остались одни отрепья.

-- Гонория! - Роза узнала в этой уставшей, вызывающей жалость женщине бывшую знакомую. А вот я не сразу ее узнал, настолько сильно исхудало и осунулось ее до этого кокетливое личико. В ней больше не осталось ни капли жеманности. На место ужимкам пришли отрешенность и тоска.

-- Что случилось? - спросила Роза. - Кто-нибудь помогал тушить пожар?

-- Да, - пробормотала Гонория. - Сбежались жалостливые соседи, даже ночной караул и никому из стражей не пришло в голову арестовать нас. Мы сами превратились в потерпевших.

-- Значит огонь удалось потушить водой? - Роза не могла поверить, что та бездна, которая однажды разверзлась перед нами, могла бы уступить напору водной стихии.

-- Причем здесь жбаны воды и помощь соседей, - Гонория закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. - Огонь погас сам, но только тогда, когда часы на башне пробили три.

-- А эта рана у тебя на лбу? - поинтересовалась Роза.

-- Она появилась сама, я бы не дала ни огню, ни этим бумажным змеям коснуться лица. Я была в маске, - запричитала женщина.

Значит, я был прав. Когда-то князь снизошел до того, чтобы поцеловать самую миловидную из теней и теперь на ее лбу горела печать.

-- Иди домой! - повторил я, обращаясь к Гонории. Она отняла худые ладони от лица и посмотрела на меня с легким восхищением, будто на сияющий осколок того мира, из которого навсегда ушла.

Я обратил внимание на ее руки. Черные потрепанные перчатки с митенками только частично скрывали порезы, протянувшиеся по рукам. Точно те же линии, по которым руки Ротберта обвили мои свитки, подумал я и поспешно отстранился от Гонории. Мне показалось, что вместо раны, на ее лбу горит алый крест. И не только на ее лбу, все тени, что встречались мне по пути, были отмечены тем же знаком, меткой, которая сияла только для меня.

Ну и хорошо, решил я, так я смогу отличить их от безобидной толпы везде и всегда, даже если они сменят свой траур на традиционный костюм из более приятных цветов.

Среди усталых, бездомных скитальцев я заметил одну величавую фигуру, в черном камзоле и легком алом плаще до колен. На его лице как влитая сидела черная в блестках маска, но даже сквозь нее для меня нестерпимо ярко сияли две скрещенные тонкие перекладины живого пламени. Из прорезей маски на меня устремился долгий, пристальный, ненавидящий взгляд, а потом безликий недоброжелатель легко перепрыгнул через стопку листовок, разбросанную по мостовой, и чересчур проворно свернул за угол. Я уже знал, кто прячется под маской. Знал, что другие, возможно, тоже скоро принарядятся в яркую одежду, чтобы слиться с толпой, но в душе останутся такими же черными, как их бывшее одеяние. По какой бы толчее не пробирался кто-то из них, я узнаю его по той метке, которую дано видеть только мне.

-- У них довольно побитый вид, - заметил Винсент так, чтобы услышали только я и Роза. - Их сотни и в каждом из них все еще живет частичка черной магии князя. Они немного сильнее людей, но они повержены.

-- Они оправятся не скоро, - я хотел развернуться и идти к королевской резиденции, но Винсент удержал меня.

-- Ты не хочешь расправиться с ними? - спросил он.

-- Зачем? - я удивился, как Винсент может испытывать ненависть и подозрение к этим несчастным потрепанным созданиям.

-- Если они сумели выбраться из пылающего ада, о котором рассказывают, значит, что-то с ними не так. Они поранены, но не опалены, чувствуют жажду, но вода в колодце их не привлекает. Где гарантия, что сегодня же ночью они не начнут ловить грабителей в переулках не чтобы отобрать награбленных кошелки, а чтобы утолить свою жажду их кровью.

-- О, ну тогда разбойников в Виньене станет гораздо меньше, - рассмеялся я, вспомнив забавный эпизод про грабителей, которые принимали меня за безобидного повесу. Вот только для них ситуация оказывалась в итоге далеко не забавной. С тенями все бы выглядело по-другому. Никто из них не действовал в одиночку. Они бы целой шайкой окружали какого-нибудь разбойника и со всех сторон накидывались на него. Несчастен тот, кто случайно вступит в их круг в ночное время, оглянется по сторонам и не найдет снисхождения ни в одном бледном, фарфоровом лице.

В неярком утреннем свете тени напоминали уже не бесплотных, неуловимых призраков, а искусных фарфоровых кукол, обряженных в уже не новый темный шелк.

-- Они придут в себя с наступлением темноты, а пока будут отсыпаться в каких-нибудь подвалах. Поверь мне, Винсент, они найдут укрытие еще до того, как начнут просыпаться горожане, - я развернулся по направлению к площади и королевскому дворцу.

-- Еще бы, утро-то воскресное, и у них еще полно времени, потому что по выходным редкие труженики встают рано, - пробурчал Винсент за моей спиной.

-- А не вызовет ли при дворе пересуды то, что мы явились без кареты, - заволновалась Роза. - Принцы крови не ходят на приемы пешком.

-- Мы скажем, что на нас в пути напали разбойники, - пошутил я.

-- Но вместо драгоценностей потребовали с тебя и с Розы по поцелую, - скептически пробурчал Винсент, покосившись на мой поблескивающий мелкой россыпью бриллиантов камзол.

-- Мы скажем, что угодно лишь бы только не признаваться, что карете ты предпочитаешь собственные крылья, - добавила Роза с легкой усмешкой. В ее волосах переливался пышный бант так же усыпанный бриллиантами. Он временно заменил корону. Роза объяснила свою скромность тем, что ей неудобно признаваться в том, что она императрица всех нечистых сил, к тому же такое простодушное признание окончательно испортит мою репутацию при дворе. Однако уже по роскошному наряду Розы можно было догадаться, что она куда выше чем первая фрейлина или даже княжна. Похоже, из нашей компании один Винсент предпочитал строгий костюм без драгоценных камней. Да у него их и не было, ничего кроме жемчужных запонок, которые я ему отдал, потому что мне самому они показались слишком простенькими. Винсент даже их оставил дома под предлогом того, что не хочет показаться вычурным. На самом деле он до сих пор боялся, что в порыве гнева я проговорюсь о чем-нибудь таком, что нам срочно придется спасаться бегством. Не хочется же в спешке потерять возле костра или плахи свои единственные сокровища и осчастливить ими палача.

Кого бы я ни привел вслед за собой ко двору, мои сопровождающие, будь они хоть самыми заурядными на вид, тут же приковали бы к себе всеобщее внимание, вызвали бы целый шквал сплетен, толков и слухов. А блистающие хрустальной, неземной красотой Роза и Винсент мгновенно стали предметом всеобщей зависти и страха. Они, как духи, выступившие из зазеркалья, неотступно следовали за мной. Многие предположили, что этим очаровательным злым духам я уже давно продал свою душу и теперь они выжидают момент, чтобы утащить меня за собой в бездну. Двое молчаливых и прекрасных созданий все время стояли за моей спиной, Роза в алом и Винсент в черном. И тот и другой цвет был символичным и вызывали подозрение. Цвет траура и цвет огня, какое зловещее сочетание.

Роза расправила рукой шлейф, усыпанный блестками. Он скользил за ней по коврам, как хвост кометы. Ей самой алое было к лицу. Я подметил, что к черным локонам и неестественно бледной коже очень идет всевозможные оттенки красного. Обнаженные плечи утопали в оборках, к высокому турнюру был прикреплен пышный бант, усыпанный мелкими рубинами и изумрудами. Не менее соблазнительным был розовый бантик губ моей спутницы, но у многих несомненно возникал вопрос зачем я привел с собой уже знакомую красавицу, когда вокруг полно дам, с которыми я еще не успел свести знакомство.

Я надеялся, что никто не заметит отсутствие тени у Винсента, но кто-то из министров настроенных против меня заметил и прошептал своему собеседнику всего одно слово:

-- Нечисть!

-- Надо изгнать их, пока венец еще не на его голове, - ответил тот так тихо, что никто бы не расслышал.

Роза осторожно повернула голову, решив, что сейчас самое время навострить ушки. Она все отлично слышала, даже песнь жаворонков за окном. В их отдаленном щебете она тоже различала обрывки разговора. Вместе с моей кровью ей передалась способность понимать речь птиц и зверей.

-- О чем поет та кукушка? - спросил однажды я у нее, когда мы гуляли по лесу.

-- О том, что тому ребенку осталось жить совсем недолго, - Роза указала в сторону играющих у опушки детей и оказалась права. Того, на кого она указала утащили вскоре ночью ради забавы и растерзали мои феи. Я конечно отчитал их, но отвадить от похищений навсегда не мог, иногда им необходимы жестокие забавы.

-- Сколькие из советников на нашей стороне? - донесся до меня обрывок разговора.

-- Не так много нашлось смелых, но и этого для начала вполне достаточно. Кто-то должен сделать первый шаг, а остальные присоединяться. Нужно только показать пример.

Заговорщики отошли в альков. Я следил за ними краем глаза.

-- Пойдем, - беззвучно произнесла Роза одними губами, но я сразу понял, что она зовет меня в опустевший во время праздника зал совета. Колесо судьбы вертится, история повторяется. Все то же самое, как и много лет назад. На миг в памяти пронеслись, как вспышки, перекошенные гневом лица и угрозы тех, кого давно уже не было в живых. Тогда я почти чувствовал свист топора возле своей шеи, а теперь одно безразличие. Тогда я был почти беззащитен, не считая дара оратора, искусства дипломата и собственного меча. На беззащитных стремятся напасть все и на меня тогда готовили нападение, поскольку решили, что я не смогу за себя постоять. Теперь сила была на моей стороне, я твердо знал, что сокрушительная мощь кроется во мне, и не собирался вступать в спор с теми, кого могу уничтожить быстрее, чем раздавить насекомых. Роза такое пристрастие пусть даже к мелочным уступкам не разделяла. Если я отказывался идти на бесполезную ссору, то ей не терпелось поссориться вместо меня, чтобы защитить права того, кого она считала своим единственным другом.

А все-таки мы восхитительная, неповторимая пара, с усмешкой подумал я. Я и Роза. Кто из нас двоих ангел, а кто демон? Разве можно это определить?

Голос за приоткрытыми дверями убеждал кого-то в том, что наследник совсем обнаглел, нет, чтобы заниматься колдовством в тайне, он не только начал демонстрировать всем свое превосходство, но еще и притащил с собой во дворец нечистую силу.

Сквозь щелочку в двери сочился свет лампад, шторы были задернуты, чтобы никто не догадался о внеплановом собрании. Роза не спешила разоблачить заговор, она прислушалась и с веселой улыбкой кивнула мне, словно желая сказать, присоединяйся, давай послушаем, что о нас тобой говорят.

-- Он привел с собой дьяволицу и какого-то вампира в черном, - продолжались увещевание. - Разве такое можно простить. Эта красавица задерет по крайней мере нескольких людей, прежде чем уйдет отсюда. Вы же помните, что произошло с маркизой Розье. Что если эти трое причастны к ее смерти.

Роза чуть не рассмеялась, услышав упоминание о себе и Винсенте, и поспешно зажала рот ладонью.

-- А ведь когда она погибла, наследник был во дворце, - сказал кто-то другой. - Думаете, это он мог ...

-- Нет, вряд ли. У него бы не хватило сил сотворить такое. Этот щеголь умеет только танцевать и фехтовать. Если слухи правдивы, то он недурно владеет мечом, если поставить его во главе полка, но Сабрину Розья задрало какое-то животное. Вполне может быть, что эти адские звери следуют ночью по темным улицам за нашим наследником, точно так же, как двое его личных демонов. Он продал душу этим тварям, и теперь они следят за ним, выманивают из бальных залов тех, кто общается с ним и оставляют их потом на дне колодца с разодранным горлом.

-- Одних предположений недостаточно, - рассудительно заметил кто-то. - Нужны улики, свидетели.

-- Разве мы не свидетели? Все мы видели, как крылатый демон иногда заглядывает в мир сквозь его глаза. И это не будет лжесвидетельством, если мы скажем, что слышали, как он велел своим адских псам убить маркизу.

-- Лучше было бы объявить его самого демоном и на этом закончить протокол, - предложила Роза красивым, чистым голосом, который ворвался в зал, как музыкальный аккорд и заставил все замолчать. Роза легким толчком распахнула двери и в зале повисла неловкая тишина.

-- Продолжайте! - Роза любезно улыбнулась и прошествовала в центр залы, шлейф плавно скользил за ней, драгоценности переливались и сверкали всеми своими гранями при каждом ее движение. Она напоминала звезду.

-- Я ни в коем случае не хотела вас прерывать, - все тем же приторно любезным тоном сообщила она. Улыбка застыла на ее губах, как приклеенная и было что-то зловещее в неподвижности ее улыбающихся уст.

Пауза затянулась. Внезапное появление Розы произвело на заговорщиков впечатление, а я и Винсент, появившиеся вслед за ней, были прямой угрозой того, что сейчас либо поднимется тревога и нежелательный скандал, либо двери сами собой захлопнуться и все присутствующие в зале разделят печальную участь Сабрины. Их найдут, как и ее, с разорванным горлом и остекленевшими глазами, но не в колодце, а застывшими в креслах, на ковре и за столом.

-- Раньше вы утверждали, что Эдвин...то есть его высочество - дьявол. Я хочу знать почему, - настаивала Роза своим приятным завораживающим голосом. - Дайте-ка подумать, а вдруг я сама догадаюсь. Красивых дам принято считать пустышками, но у меня было столько наставников и наставниц, что думаю, им удалось-таки вложить в мою голову хоть крупицу сообразительности.

Особенно она выделила наставников, будто давая понять, что они могут быть, как преподавателями, так и колдунами. Любой вариант возможен.

-- Я слышала, что дьяволу принято приписывать аристократическое происхождение, - повторила Роза ту фразу, которой когда-то я сам попытался оградить себя, как щитом, ведь предположение нелепое, не каждый дворянин может быть демоном.

-- Я согласно, что в этом есть некоторая нелепость, - Роза читала и мои мысли и всех присутствующих. - Но, если предположение верно, то нечистью может оказаться любой из этого зала. Ведь в сей досточтимой компании нет крестьян, если я не ошибаюсь?

Она вопросительно оглядела всех присутствующих, словно ожидая, что кто-то возразит. Не принцесса, а великая актриса. Такой больной укол собранию советников еще никто бы не смог сделать.

-- Ну, в таком случае, демоном может оказаться каждый из вас, - она подняла тонкую руку поблескивающую ниточками бриллиантовых браслетов и указала на зачинщика. - Например, вы, герцог. И вы лорд, и вы граф, - она перечисляла титулы и по очереди указывала на их обладателей. - И вы барон...хотя нет, думаю любой демон если бы у него осталась хоть капля гордости выбрал бы титул повыше.

Барон залился такой яркой краской стыда, что смог бы соревноваться цветом щек со спелой репой или томатами. Такое сравнение меня позабавило, но ничего более поэтичного о таком пухлом, запитом лице я придумать просто не мог.

-- Перед вами принц, и мне понятно, почему ваши сомнения и подозрения связаны именно с ним. Ведь наследник престола на головы выше всей аристократии. А такая значимая персона может, как вызывать всякие толки, так и подпасть под чье-то дурное влияние. С кем, как ни с его высочеством, по мнению света, должны быть связанны всевозможные оказии. Ведь любой злой дух почел бы за честь обольстить не баронета и даже не графа, - Роза как бы случайно указывала то на одного, то другого и не ошибалась в названии их титулов. - Однако принц для соблазнения куда более выгодный объект. Если бы этим злым духом была я, то притащила бы договор о продажи души и железное перо, чтобы проколоть вену именно королевскому сыну, а не какому-то там сельскому дворянину, - она махнула в сторону того младшего советника, который несколько лет жизни положил на то, чтобы пробиться из провинции ко двору. Его выдали и дрожь, и румянец.

-- Его высочество, я думаю, весьма признателен вам за то рвение, с которым вы охраняете интересы его страны. Вы даже не боитесь навлечь на себя гнев первого в государстве вельможи, поскольку должны проверить свои подозрения. Какая истовость, какое усердие! Я посетила много стран, но нигде еще не сталкивалась с такой добропорядочностью. Другие на вашем месте, даже если бы стали свидетелями преступлений принца, предпочли бы умолчать, но сохранить голову на плечах. А вы так смело рискуете своим благоденствием и благополучием, всего лишь из-за слухов. Вам повезло, что его высочество ценит вашу честность и ни чуть не обижается. Кстати, я слышала, был другой принц, неужели и он подпал под подозрение всего из-за своего высокого звания. Можно полюбопытствовать, он так разобиделся на словоохотливых земляков, что отправился искать счастья на чужбине среди менее честных, но более вежливых людей?

Молчание в ответ. Такая тишина, что даже падение листа показалось бы слишком шумным.

-- Г...Говорят, что он заболел и скончался, - промямлил заикаясь какой-то архивариус, составлявший необходимые бумаги за конторкой, младший сын баронета, вынужденный позаботиться о своей карьере сам. Ему было нечего теперь, но услужить и получить благодарность от именитой особы он был всегда рад.

-- Заболел и уехал, - тоскливо повторила Роза. - А я и не знала. Бедный Анри! Умереть в расцвете лет! А вы справили по нем поминки? - уже более живым тоном поинтересовалась она.

-- Н...нет, миледи, - пробормотал тот же архивариус, опасливо оглянулся на старших и тут же добавил. - Хотя, может быть, и справили, но меня не пригласили, поэтому я мог и не знать.

-- Боюсь, что господа решили ограничиться панихидой, - печально вздохнула Роза. - Думаю, в другой более просвещенной стране, где не верят в демонов, обвинение в адрес принца для обвинителей не ограничились бы одним аутодафе, - как бы между прочим заметила она.

-- Простите за назойливость, но вам не кажется, что сейчас самое время занимать места за праздничным столом. Опоздание может показаться невежливым? - Роза насмешливо изогнула бровь. Винсент отошел от дверного проема, словно давая понять загнанным в капкан заговорщиком, что путь на свободу открыт и пора бы этим воспользоваться.

Зашуршали короткие мантии, отодвигаемые стулья, зашаркали каблуки по паркету и вскоре весь зал опустел. Архивариус, выходивший последним, поклонился Розе так учтиво, что наклонись он на сантиметр ниже и коснулся бы лбом земли.

-- Проныра знает кому угождать, - отметил про себя Винсент, который в отличии от самого проныры знал, что Роза будущая королева.

-- Ну, как теперь можно выпить и развлечься? - спросил он вслух, обращаясь ко мне.

-- Выпить можно, но развлекаться будешь дома. Не вздумай показывать кому-то за столом свои магические фокусы.

-- Ладно - ладно, - Винсент поднял руки вверх, словно защищаясь. - Ну один-то фокус можно, только для острастки. Я могу сделать все так, что меня самого подозрение не коснется.

За длинным, накрытым узорчатой скатертью столом на банкете кружила пестрая с золотыми крапинками бабочка, которую Роза спустила со своей ладони. Никто, кроме заговорщиков, не заметил, как она сжала кулак, а потом разжала, но ладонь была уже не пуста и пестрела от крылышек бабочек. Роза показывала свой трюк только тем, в чьем молчание была уверена. Даже если бы она вооружившись ножницами пошла резать гобелены в тронном зале или привела бы с собой моего волка, чтобы он задрал жертву, то советники, с которыми она успела свети знакомство, остались бы немы, как могила. С теми, кто опасен и красноречив лучше не связываться. А Розу они не сговариваясь причислили к списку самых опасных существ, каких только может породить преисподняя. Красивая, как фея и коварная, как демон, она к тому же оказалась далеко не плохим дипломатом.

После тех деликатесов, которые готовили для нее по заказу мои повара, королевский стол ее не прельщал. Сначала Роза от скуки чистила острыми коготками мандарин, потом обрывала черенки от клубники, хорошо еще что ни ей, ни Винсенту не пришло в голову провести ногтями по столу, так чтобы разорвалась скатерть, и остались отметины на столешнице. Роза откинулась на спинку резного кресла, сжав в руках нетронутый бокал с вином. На нее смотрели, как на чудо. Дамы блистающая не только драгоценностями, но и красотой всегда вызывала восхищение одних и зависть других. А поскольку дама пришла со мной, то она становилась вдвое более интересной.

Я не ожидал, что в числе приглашенных увижу Кловиса, но он вошел в банкетный зал незадолго до полуночи, когда большинство гостей уже разошлось. Его приход предупредила черная птица, влетевшая в залу и долго кружившая под потолком. За Кловисом следовал кто-то в маске, а за порогом в дверном пролете толпились другие, похожие на сонм призраков тени.

Роза подошла и встала позади моего кресла, бесшумное кошачье движение, полное опасности и грации. Она давала понять, что в любой миг кинется сражаться за меня ни чуть не менее яростно, чем потревоженная львица. Тонкие ладони с длинными острыми ноготками гладили спинку моего кресла, небольшой нажим и на бархатной обивке остались три рваные полосы.

Кловис хотел поклониться, но некто в маске удержал его.

-- Довольно сентиментальности, - прошипел он, склоняясь к самому уху Кловиса. Я не только услышал его, но и узнал неприятную хрипотцу знакомого голоса. Шарло восстал из мертвых, но зачем же тогда он прячет свое лицо под маской. Чтобы сохранить инкогнито? Разве не к этому он всегда стремился, к безымянности, которая позволит ему остаться вне подозрений. Имя неоткрыто - преступник неуловим.

Я изготовился к легкому бесшумному прыжку леопарда. Мои ногти уже нетерпеливо скребли стол. Каждой клеточкой я ощущал присутствие врагов и ждал нападения, но никто не нападал.

-- Мы готовы служить тебе, - с удивительной покорность проговорил Кловис. Он стал еще бледнее, к внешней хрупкости присовокупилось постоянное ощущение вины, которое делало его похожим на смертника.

-- Вы? - переспросил я с легкой иронией.

-- Все наше общество, - кивнул он. - Точнее те, кто выжил.

-- Почему вы хотите служить именно мне?

-- Ты самый могущественный из всех, кого мы знаем, - ответил Кловис так, словно уже давно репетировал эту фразу, и теперь она постоянно вертелась у него на языке.

-- Ты убил нашего господина и теперь обязан сам позаботиться о нас, - злобно прошипел Шарло. Его губы едва шевелились под кружевом маски, и мне почему-то показалось, что они немилосердно обожжены, и Шарло винит меня в том, что обжегся, презирает удачу только за то, что та сопутствует мне, ненавидит мое могущество, мою гладкую не тронутую огнем кожу.

-- Ты хотел, чтобы в ту ночь обжегся я? - тихо спросил я у него. Никакого гнева или ненависти, только вопрос, произнесенный ровным бесстрастным тоном.

Шарло вздрогнул, поняв, что я могу читать его мысли. Он боялся находиться рядом с тем, кто знает обо всем, что твориться в его голове, но не хотел уйти, не высказав предварительно все, что накипело на душе, не подобрав слов, чтобы выразить всю свою ненависть.

-- А если поднести к твоей прозрачной коже зажженную свечу, останется ли на ней ожог? - смело, с едва сдерживаемой яростью пошел он в наступление. - Сможешь ли ты сгореть или жар от огня не причинит тебе никакого неудобства?

-- Ты хочешь это проверить? - я затушил ладонью свечу, а потом поднял руку вверх, чтобы показать ему, что ожога не осталось, только чистая кожа и линии судьбы, по которым вряд ли можно прочесть что-то кроме того, что я должен был умереть сотни лет назад.

Роза тихо вздохнула за моей спиной. Ее приводило в восторг то, как быстро затягиваются на моей коже все раны и тем не менее внутренне она содрогалась каждый раз, когда я рисковал. Незачем искушать судьбу и хвастаться, но я не мог удержаться от легкого апломба. Я ведь был уверен в том, что ни прикосновение огня, ни укус стали, ни удар ножа не смогут изуродовать меня или оставить шрам. Для самоуверенности у меня были все основания, но я не собирался вести долгую игру с теми, кто хотел восстать против меня.

-- Мои подданные - это легион, - произнес я, слова убедительно звучали в тишине, даже шепот казался бы громким. - Зачем к боеспособной армии нужно присоединять тот гарнизон, который все время придется защищать. Если бы вы разделяли взгляды моего народа, то стали бы одной из когорт или небольшой самостоятельной ротой в одном неисчислимом и сплоченном легионе нечисти, но вы сами не знаете, кто вы такие и на чьей вы стороне. Только знаете, что вы сами за себя и что все крупные города с наступлением сумерек должны становиться вашими охотничьими угодьями. Вам льстит перейти на сторону сильнейшего, но вы предадите с такой же легкостью с какой поддержали.

-- Ты гонишь нас прочь? - возмутился Шарло. В его шипящем хрипловатом голосе было столько гнева и злобы, что даже Кловису стало не по себе.

-- Он невежлив не потому, что имеет что-то против вас. Его разозлили собственные неудачи и боль, - пробормотал Кловис, пытаясь извиниться.

-- Да, монсеньер дракон, вы знаете, как больно обжечься? - с сарказмом осведомился Шарло.

-- Я знаю, - спокойно и многозначно выдохнул я и от моего легкого вздоха потушенный фитиль свечи вспыхнул ярким огоньком пламени. Я всегда опалял и губил кого-то, но однажды увидел на улице в дождь промелькнувшую в толпе людей бессмертную музу. Эта музы стала той роковой свечей, о которую обжегся я сам.

Тени толпились за дверями, не смея переступить порог, и от этого атмосфера становилась все более зловещей. Я как будто находился внутри солнечного круга, ступив в который призраки были бы сожжены.

Кловис опустил голову и пробормотал:

-- Простите, но если вы прогоните нас, то кто же тогда объяснит нам, как выжить?

-- А как вы жили раньше?

-- Раньше у нас был повелитель, а теперь мы остались одни, - возразил Кловис.

-- Так выберете себе вожака из своих же рядов или разойдитесь каждый в свою сторону. Почему вы остались вместе? Вы чувствуете одно и то же, вы мыслите одинаково, вы все скорбите о том могуществе, которое посулил вам князь, но которое погибло вместе с ним.

Я едва перевел дыхание, но отодвинулся от стола, потому что боялся, что от вздоха вспыхнет скатерть. Со стороны было незаметно ни ярости, ни огня, только безрассудный золотоволосый мальчишка опрометчиво спорил с толпой призраков, но пышные пионы и орхидеи в вазе на столе свернулись и завяли от близости огненного дыхания. А ведь смотря на меня со стороны нельзя даже предположить, что внутри меня кипит огненная лавина. Я всего лишь хотел спровадить все общество от себя подальше, пока в полную силу не проснулся мой гнев.

Вместо того, чтобы спровадить их, я зачем-то потребовал:

-- Сними маску, Шарло!

Какой демон подтолкнул меня на это. Шарло вначале опешил. Он не мог понять, как я узнал его под маской. По голосу? Но ведь сам он считал, что его голос изменился после пожара, стал более грубым и сиплым, так, что ему приходилось разговаривать громким шепотом. Через миг он уже взял себя в руки, пристально впился глазами в мое гладкое, не обожженное лицо и созерцание чужой, нескончаемой красоты вызвало в нем неудержимый гнев.

-- Зачем? - дерзко спросил он. - Ты недостаточно видел за всю свою жизнь на балаганных уродцев, которых показывают на потеху публике? Не успел за века насмотреться на цирковых лилипутов, карликов, глотателей огня, которые, я уверен, и во времена твоей юности, точно так же, как сейчас развлекали глумливую толпу?

-- Я не предлагаю тебе пойти в цирк, - спокойно возразил я. - Не предлагаю практиковать искусство йогов, стать мимом и канатоходцем. Только покажи нам свое лицо, чтобы мы убедились, что на нем остался поцелуй огня. Ты ведь можешь оказаться и лгуном.

-- Хорошо, монсеньер! - он демонстративно распутал узелочки завязок у себя на затылке, маска, как толстая темная корка отделилась от лица и осталась лежать в его ладони.

-- Доволен? - Шарло гордо вздернул вверх подбородок, чтобы я мог рассмотреть каждый ожог, каждый миллиметр коросты на щеках и шее. Ни кожа, а клубок засохших шрамов и все они были не багровыми, как у нормальных людей, а приняли неестественный белый оттенок, будто присыпанные мукой. Под верхней губой во время разговора неприятно выделялись два заостренных резца. Таких длинных зубов у человека не бывает. Шарло нехотя задевал ими нижнюю губу и на той оставались два крошечных кровоточащих прокола.

-- Шарло говорит, что мы теперь бессмертны, как и твои подданные, - робко, но с какой-то удивительной непосредственностью заявил Кловис. - Это правда?

-- Вполне возможно, - я смотрел на их худые, бескровные лица, на запавшие, мерцающие глаза. Только бессмертные сверхъестественные создание могут так разительно отличаться от людей.

-- Да, мы теперь вечны, как и ты, - поддакнул Шарло. - Князь говорил нам, что его колдовство сделает нас особенными, более быстрыми, умными и сильными, чем окружающие люди. Он сам умер в том пекле, но в каждом из нас осталась жить частичка его волшебства. К тому же мы не одинокие изгнанные из империи создания, которые не могут найти себе места в огромном враждебном мире смертных и вместе со своими крыльями и волшебной силой прячутся в подвалах, в катакомбах и на часовых башнях. Я видел много таких изгнанных фей с потрепанными крылышками, боязнью толпы и мечтами о том дне, когда они смогут просить прощение, упав ниц перед троном императора. Они спят среди пыли и паутины, ловят запоздалых одиноких путников, но испытывают страх перед шумной компанией. А нам нечего бояться, мы сами - толпа. Численностью мы превосходим полк солдат. Мы ловчее и сильнее, чем люди. Мы знаем те страшные тайны, какие смертным неведомы.

-- Так считают все проклятые, - возразил я. - Их много и все хвастают своей незаурядностью, но лишь единицам удалось подобраться близко к тайнам мироздания. Тем, которые молчат, потому что не хотят делиться приобретенными знаниями ни с кем.

-- Например ты! Ты кажешься необычайно юный и в тоже время успевшим приобрести жизненный опыт и это завораживает людей, - Шарло с завистью покосился на Розу. - Ты выбрал эту девчонку себе в ученицы? Тебе не нужны никакие союзники, ты предпочитаешь иметь возле себя ручную тигрицу, которая будет отстаивать твои права.

-- Ты считаешь меня недостаточно галантным? Я бы никогда не позволил девушке защищать себя. В любом нормальном обществе кавалеры, а не дамы должны выступать в роли защитников, но, видимо, ты привык ждать пока Гонория или та миленькая шляпница замолвят за тебя слово перед князем.

-- Дай нам на время одну из твоих колдовских книг, - потребовал Шарло.

-- Откуда ты знаешь, что у меня есть колдовские книги?

-- Хозяин не раз говорил, что ты обокрал его личную библиотеку.

-- Еще он сказал, что книги это приданое его дочери, - попытался как-то смягчить слишком резкое высказывание Кловис.

-- Я его внучка, так, что приданое пришло по назначению, - Роза кинула на Шарло гневный, пронзительный взгляд, а потом вдруг рассмеялась. - Тигрица, внучка хищника. Мне нравиться это название. Я так часто и явственно ощущаю свою принадлежность к семейству кошачьих, как только вблизи запахнет скорой дракой, - она демонстративно оцарапала ноготками обивку кресла еще раз, так, что из разорванного бархата посыпались стружки и набивка. - Хорошо, что ты сказал о книгах, сторонник республики, а то я уже было сочла себя бесприданницей.

Шарло бы залился яркой краской, если бы колдовство Ротберта не внесло в его кровь и кожу склонность к вечной бледности. Слово "республиканец" в устах Розы звучало, как оскорбление.

-- Если мы задержимся здесь слишком долго, то это вызовет нежелательные толки, - я давал понять, что теням пора разойтись, но Шарло, очевидно, решивший, что его гонят за порог, как попрошайку, вспыхнул праведным гневом.

-- Для кого сплетни нежелательны? Для тебя или дня нас?

-- Для обеих сторон, Шарло. Для меня все кончиться гораздо безболезненнее, я всего лишь лишусь прав на трон, на который никогда не притязал, а вас начнут преследовать, устраивать облавы с факелами, заступами, острогами, добропорядочные горожане и сельчане станут изыскивать все новые способы расправляться с вами, если только прослышат о вашем пристрастии к кровопийству и ночным грабежам.

-- Но если ты дашь нам на время попользоваться одной из твоих колдовских книг, то мы наберемся опыта и станем такими же неуловимыми как ты. Никто не сможет нас поймать или запугать. Пройдут века, мы наберемся опыта и станем мудрейшими существами в изменившемся мире. Я уже сказал, мы - толпа, благодаря превосходящей численности и приобретенным знаниям со временем мы станем сильнейшими. У твоих подданных есть только прекрасные оболочки и самолюбие, у меня нет красоты, но есть опыт, я знаю, как можно выбраться из огня.

Шарло говорил так самоуверенно. Высокопарная, восторженная речь всего лишь прикрывала его злость и растерянность. Он твердо решил уверовать в то, что раз стал таким же необычным, как его хозяин, то присвоил себе и частицу мудрости князя, пережившего множество поколений. О подобной группировке самоуверенных негодяев я прочел еще в темницах Ротберта на станице одной из многочисленных хроник. Это был абзац про статую Ланон Ши, про то, как толпа суеверных крестьян под предводительством одного сумасброда ворвалась во дворец, чтобы разбить изваяние музы, но ни серп, ни молот не смогли отколоть от нее ни кусочка, зато все восставшие были наказаны высшей силой, а поэт, влюбленный в нее, потом дрожащей рукой записал в хроники ту речь, которую, как ему показалось, желала произнести статуя и которую мне хотелось повторить для Шарло, очарованного каждым проблеском, исходящем из волшебного мира, каждым бликом от светящихся масок фей и драконьих крыл, но упорно желающим считать себя ровней моим подданным.

Я сам того не желая повторил стихи вслух:

-- Вас чарует каждый блик

Наших масок, но толпа

Ваша жизнь всего лишь миг

Рядом с тайной бытия

Эту тайну знаю я,

Но немы мои уста.

Автором двух последних строк могла быть лишь сама чудесная статуя и они замерли у меня на устах.

-- Отправляйтесь в Рошен, - посоветовал я. - Не так давно город пережил эпидемию чумы. Болезнь миновала, численность населения все растет, но осталось много необитаемые, отгороженных баррикадами кварталов, по котором якобы до сих пор гуляет чума. Если вы будете ловить и убивать бродяг на малонаселенных улицах, то это никого не насторожит. Ведь виной всему может быть затянувшая в трущобах Рошена пляска смерти. Не советую вам красть детей из колыбели или выманивать из богатых домов молоденьких служанок, как это делают иногда мои подданные. Зато, несмотря на все ограничения, вы можете попробовать установить в Рошене республику, раздать свои листовки и поставить на площади для Шарло кафедру оратора.

-- Мы не уедем из Виньены, - упрямо возразил Шарло. - Мы уже привыкли охотиться здесь.

По слуху резануло слово "охотиться", неужели Шарло считает дичью всех тех, кого намеревается поймать ночью в темных переулках.

-- Мой дядя умер от чумы в Рошене, - вдруг вступил в спор Кловис. - Он завещал мне там свой особняк и театр, которым владел. Я не хотел ехать туда, потому что боялся заразиться, но теперь болезни нам не страшны, так утверждает Шарло. Он говорит, что никакая чума не сморит нас, что даже из огня мы можем успеть спастись. Если я смогу заставить остальных послушаться меня, то могу на время поселить всех в моем новом особняке или предоставить им убежище в здании театра. Театр носит название "Покровитель искусств", а я стану покровителем изгнанников.

Он имел в виду в виду не только теней, а всех тех фей и эльфов, которые изгнаны из моей страны еще давно и вынуждены прятаться на чердаках, в амбарах, в заброшенных башнях или руинах. Он надеялся, что они явятся к нему и поделятся своими впечатлениями от вечной жизни, может, даже откроют ему какие-то секреты. Его самой сокровенной надеждой было то, что, однажды, изгнанная из империи Роза придет к нему и возглавит вместе с ним общество теней.

Этой его мечте не суждено сбыться, твердо решил я.

-- Ты самый разумный из присутствующих, Кловис, и если они так хотят кому-то подчиняться, то я передаю тебе свое права повелевать ими. А если кто-то посмеет не подчиняться, извести меня, всего лишь произнеси мое имя вслух или мысленно и я услышу, о чем ты думаешь. В случае неповиновения я всегда смогу установить справедливость.

Кловис, действительно, был похож на единственного трезвенника в компании подвыпивших и несущих настоящий бред приятелей.

-- Прикажи им уйти, - велел я.

Кловис нерешительно обернулся на собратьев, толпившихся у порога. Он ожидал сопротивления и собственного низложения, но раздалось только тихое недовольное шипение и бледные светящиеся лица исчезли в темноте коридора. Шарло неохотно отступил к двери.

-- И ты уходи, - приказал я Кловису.

-- Больше я не побеспокою вас, монсеньер, - Кловис бросил последний взгляд на Розу, улыбнулся уголками губ, но глаза его оставались печальны. Я знал, что еще долго не забуду его грусть и его молчаливое прощание. Он вышел из залы быстро и стремительно, словно растворился в ночи. Шарло еще продолжал рассыпать угрозы, но потом поспешно перепрыгнул через порог и как рысь набросился на охранника.

-- Остановись! - я мгновенно вскочил с места и оказался возле хищника и жертвы. Шарло уже успел сорвать острыми ногтями кокарду, разорвать воротник и расцарапать горло. Он даже сумел разоружить жертву, а стражник ни как не мог понять, откуда вдруг появилось это изуродованное, словно всплывшее из ночного кошмара лицо.

-- Убирайся! - я оттащил Шарло в сторону и поволок его к выходу теми коридорами, которые на счастье оказались пустынны. Для него оказался вполне подходящим и черный ход, а меня самого Роза потянула к парадной лестнице.

-- Негоже исчезать с приема таким образом, - тихо напутствовала она. - Нельзя, чтобы кто-то подумал, что ты воспользовался выходом для прислуги.

Если бы кто-то заметил, как она держит меня под локоть и что-то шепчет мне на ухо, то возникли бы уже не слухи, а неопровержимые доказательства того, что роза - демон, которому я продал свою душу, иначе, почему она следит за каждым моим шагом с таким рвением.

Селвин скромно ожидавший меня как раз внизу парадной лестницы решил воспользоваться былым знакомством.

-- Я хотел бы представить вам дам, которые претендуют на место фрейлин будущей королевы, - после формальных поклоном и приветствий тихо шепнул мне он. - Они считают, что благодаря знатности и образованию вполне могут рассчитывать на такую должность.

-- Ты знаешь, кто та леди, которую я привел с собой? - так же тихо спросил я.

-- Она знатна? - Селвин настороженно посмотрел на меня, опасаясь, что ему придется скрывать новость о моей помолвке с девушкой из обедневшей или не очень знатной аристократической семьи. Ведь Селвин жил с нами в поместье и, наверняка, успел заметить, что всем, начиная от вечерних туалетов и кончая щетками для волос и гребешками Розу обеспечиваю я.

-- Она знатна, но она в бегах.

Роза раскрыла веер, чтобы заслонить им улыбку. Она прочла мой ответ по губам или расслышала едва уловимый шепот и теперь едва сдерживала смех.

-- Вы познакомились с ней случайно не в Ларах. Я слышал, что там недавно царил произвол. Кто-то убивал знатных вельмож и градоначальников. Возможно, ей удалось убежать от всего этого хаоса и казней. Она тоже была приговорена? Вы спасли ее?

Предположений столько, что хватило бы на роман. Ах, Селвин, тебе бы собирать светские сплетни и на их основе сочинять трогательные рассказы. Вслух я шепнул более краткое объяснение.

-- Она дочь королевы Одиль, но не сообщай об этом широкому кругу слушателей.

-- Она же вас погубит, - Селвин, как утопающий вцепился в мою руку. - Ее, должно быть, подослали к вам, чтобы она вас отравила или убила, пока вы спите. Ее мать пойдет на все, чтобы в Виньене не осталось никого достойного наследовать трон, которым она сама так польстилась. Вы держите при себе обаятельного злого гения.

На самом деле он предпочел бы сказать, что я пригрел на груди змею. Роза закрыла лицо темным веером с россыпью топазов и зеркальной вставкой. Окружающие уставились во все глаза на это произведение искусства, на небольшой опал в форме сердца украшавший ручку веера, на колечко с гранатом на пальчике Розы и не заметили, что сама обладательница изящных украшений смеется так, будто услышала очень веселую шутку.

Винсент, тоже все слышавший, попытался сделать вид, что закашлялся. На самом деле смех душил и его. Гремлин, отсыпавшийся в маленьком ридикюле Розы, почувствовал, что его мягкое шелковое убежище раскачивается на локте у хозяйки и недовольно заворчал, но его никто не услышал.

-- Злой гений останется при мне, - непререкаемым тоном прошептал я на ухо Селвину и слегка подтолкнул его к ожидающим дамам. - Можешь сказать об этом будущим фрейлинам.

И Селвин сказал. Об этом можно было догадаться уже по тому, в каком глубоком учтивом реверансе присела перед Розой каждая из двух дам.

Задержись Роза чуть подольше, и комплиментам и любезностям не было бы предела. Какие бы высокие титулы не носили бы две представленные нам девушки для Розы они были просто Цецилией и Камиллой.

-- Вы взволнованны? - с поистине царским достоинством спросила Роза у них обеих. Ей очень польстило, что ее посчитали моим злым гением. В конце концов она родственница князя и имеет фамильное право считаться опасной. Ей нравилось, когда ею не только восхищались, но и остерегались ее.

-- Мы просто подумали о том, как судьба свела вместе двух таких прекрасных молодых людей, - заикаясь, пробормотала Цецилия, только потому, что затянись молчание еще чуть и это бы выглядело невежливым.

-- Своим знакомством мы целиком обязаны моему дедушке, - Роза обернулась на меня и подмигнула бы, но я и так понял, что возражать не имеет смысла. В какой-то степени сказанное было правдой. Если бы не князь меня бы, возможно, ждала совсем другая судьба.

Мы вышли из дворца, смеясь и даже не приказали заложить экипаж. К чему лишний раз эксплуатировать коней, кучера и грумов, если можно распахнуть собственные крылья и лететь без остановки сквозь ночь и мглу, к сверкающим в высоте звездам.

-- Держу пари, они обе пожалели о том, что у них нет такого дедушки, который обладал бы достаточным влиянием, чтобы представить внучек тебе при благоприятных или романтических обстоятельствах, - Роза прошла мимо фонтана и проследила взглядом полет черных воронов над площадью и дворцом. Такие же вороны, когда-то летели за мной и торжествовали, предрекая мой скорый переход в мир колдовства. Теперь я сам мог заставить этих птиц выполнять любые мои приказы, заставить работать их при мне хоть на правах почтовых голубей, если мне так захочется. Они свободно парили над площадью, распластав крылья, а по мощеной булыжником земле тянулись длинные тени. Тень Розы была обычной человеческой, но за моими плечами, как будто, застыл теневой дракон.

Я обернулся, чтобы посмотреть на знамя, полощущиеся на ветру и к своему удивлению различил так вышитый золотыми нитями силуэт дракона. Это король решил украсить свои вымпелы и флаги таким изображением в мою честь. Раньше люди пользовались изображениями драконов в надежде приобрести хоть часть могущества, присущего мне и моим подданным, но впервые кто-то изобразил на флаге сверкающий и опасный силуэт, чтобы доказать свое доброе отношение ко мне. Нити, которой были вытканы на знамени очертания крыльев, суждено было привязать меня навсегда к трону Виньены, но я все равно оставался свободен.

Мне вспомнилось прошлое, звон шпаг, сражение с волками, грохот экипажей по знакомым улицам Лар, танцующие пары в окнах бальных залов, запах упряжек и дождя. Теперь спустя годы все это казалось таким далеким, почти фантастическим. Мой собственный полет над Рошеном казался таким же далеким, как и нападение целой армии нечисти на страну моего отца.

Кто-то схватил меня за запястье. Худые паучьи пальцы обвились вокруг руки и сдавили ее, как наручником, но я не ощутил боли. Я даже не попытался бросить с себя пальцы Шарло. Он сам вскрикнул и выпустил мое запястье, когда появившиеся всего на миг из-под моей коже золотистые чешуйки жестоко оцарапали его.

-- Ты прождал под окнами четверть часа, чтобы переговорить со мной наедине? Значит, хочешь сообщить нечто важное?

-- Как мне надоели твои трюки, твоя жестокость, твоя самовлюбленность, - Шарло дул на пораненные пальцы, пытаясь облегчить боль, но она продолжала щипать его ободранную кожу. На его ладонях, как и на лице остались шрамы после пожара, а я случайно разбередил заживающие ранки.

-- Ты так хочешь заполучить колдовскую книгу и проклинаешь мою алчность, - я обернулся на Розу, стоявшую у фонтана, надеясь, что она не кинется защищать меня. - Поверь, Шарло, мне самому понадобилась уйма времени, чтобы расшифровать магические знаки. Я мог бы подарить тебе один манускрипт или несколько, но ты ничего там не поймешь.

-- Ты считаешь меня таким недалеким? - оскалился он.

-- Мнительным существам свойственна глуповатость, - кивнул я, решив, что нет смысла врать и расточать лживые похвалы там, где они неуместны. - Вместо того, чтобы отказать от колдовского ремесла, в которым ты окажешься полной бездарностью, ты будешь продолжать биться о глухую стенку до тех пор, пока не расшибешь себе лоб. Не думаю, что тебе хотелось бы разделить участь князя.

-- Мне хотелось бы обрести хоть половину твоего мастерства, - с пафосом возразил он.

-- И ты думаешь, что одной колдовской книги для этого достаточно? Не смеши, Шарло, тебе не хватило бы всей библиотеки князя и его искусницы - дочери, чтобы соперничать даже не со мной, а хотя бы с Винсентом.

-- Я слышал, есть школа чернокнижия, не далеко от ущелья за мостом и туда принимают всех желающих овладеть искусством колдовать. Один день в году карлик ждет новобранцев, чтобы перевести их через мост, всех тех, кто чувствует в себе призвание к изучению запретных наук, а через семь лет они выходят оттуда уже полноправными колдунами.

-- Об этом рассказала тебе женщина, назвавшаяся Викторией, но я бы назвал ее не победой, а мстительницей. Разве то, что она окончила школу чернокнижия, спасло ее от эшафота.

-- Она была мудрой, - возразил Шарло. - Она умела превращать воду в вино, свинец в золото. В ее кошельке никогда не кончались монеты, а любой ночной караул, заставший ее на месте преступления, маршировал мимо, потому что не мог отличить фигуру преступницы от сгустков темноты.

-- Тогда каким же образом она угодила под топор.

Шарло не знал, стоит признаваться или нет, а потом решил, что я блефуя притворяясь неосведомленным и выпалил:

-- Она искала при дворе сведения о тебе, королю это показалось странным. После выяснилось, что она возглавляет наше общество. Так решили королевские осведомители. Она могла бы легко выломать решетки в темнице и вылететь через окно, но не захотела. Почему? Можешь знать только ты. Она повторяла, что ты знаешь о ней нечто такое, что объясняет ее нежелание жить.

-- Ты забыл об одной мелкой формальности, Шарло, - выслушав его, заметил я. - За обучение придется расплатиться. Устно обучающимся во всеуслышанье объявляют о том, что за семь лет, проведенные под землей платить не надо, но в договоре есть один пункт и он самый важный. Каждый, кто выходит из-под земли на свет после окончания обучения оставляет у демонов свою душу. Но у тебя души нет и заплатить ты не можешь. Свою душу ты давно уже отдал князю и она похоронена вместе с ним под основанием храма, как и души всех теней. Поэтому вы и стали тем, что вы есть, кроме разве, что одного Ройса он был просто мальчишкой на побегушках, а не соучастником.

-- Ты врешь, - Шарло не хотел мне верить, хотя подсознательно понимал, что я прав. За моими плечами многовековый опыт. Я был знаком с волшебством, задолго до того, как самые старшие из его знакомых появились на свет.

-- Как ты думаешь почему у моего друга нет тени?

-- Что? - Шарло до сих пор этого не замечал. Признание стало для него полной неожиданностью.

-- У Винсента тени нет, разве ты не знал? Он умен и талантлив. Он учился в твоей хваленой школе чернокнижия, но вместо того, чтобы оставить там свою душу предпочел расстаться всего лишь с тенью.

Трое спутников Шарло топтались недалеко у фонарного столба и даже возле бледного пятна света были почти неотличимы от мглы. А где-то за поворотами улиц прятались несколько моих крылатых подданных всегда готовые прийти мне на подмогу. И так будет до скончания веков феи, легкие, как облачка будут прятаться в городах, бродить среди толпы и подшучивать над смертными, гномы работать под землей и если приложить ухо к мостовой города, то можно услышать непрерывный перестук их молоточков и тихое ворчание, единорог Розы будет носиться по лесам и подглядывать за играющими у опушки детьми, гремлин будет прятаться в муфте своей хозяйки, а дракон притворяться обаятельным юношей.

-- Так будет всегда, - повторил я вслух, и эхо моих слов растворилось в плеске струй трехъярусного фонтана.

-- Да, до скончания века, - пробормотал Шарло. - Мы обретем власть, вот увидишь, и пусть ты не дал нам прочитать о тайнах твоего колдовства, но мы найдем способ, чтобы все выяснить. Мы придумает собственные теории, методы и законы магии. Мы будем гулять по городам такие же свободные, сильные и неуловимые, как твои вассалы. Будем конкурировать друг с другом и отстаивать свое первенство пока хотя бы на улицах Виньены и Рошена, а потом во всем мире. Мы всегда будем рядом, общество теней, неотличимых от ночной темноты.

-- И мои подданные всегда будут здесь, в Виньене, в других городах, в лесах, на вервях, возле стремнин рек, в пустынях и в горах. Они сразу заметят вас натренированных взглядом, а вот вы не сможете отличить шелест их крыльев от тихого шепота ветра или колыхания ржи на полях. Они проказничают среди смертных, но они невидимы и неуловимы и они подчиняются мне. И так будет до конца времен. Мы будем шалить и развлекаться здесь, но принадлежать к своей империи.

-- Бьюсь об заклад, они все такие же золотоволосые и яснолицые, как ты. Тогда получается, что вы свет, а мы тьма и мы будем противостоять друг другу, - он отошел от меня, удаляясь назад к своим, к теням, потом обернулся и добавил. - До конца времен!

Я смотрел ему вслед, и пламя далеких фонарей и факелов у дворца играло бликами на моем лице. Угрозы Шарло не произвели на меня впечатления, это были не угрозы, а детский лепет, бравада потерпевшего. Мне хотелось забыть о существовании и самого Шарло и других бывших прислужников князя, но я не мог забыть Кловиса, потому что понимал, что ему сейчас очень больно. Я сам когда-то пережил точно такую же боль. Это было давно, еще тогда, когда я расстался с Розой после бала. Я до сих пор помнил, как тоскливо и одиноко мне было, когда я сворачивался клубком на крышке саркофага, чувствовал кожей холод от стен склепа и горы сокровищ на полу. Я дремал среди надгробий и золота, а думал о Розе и...Плакал ли я тогда? Или несколько алых, как рубины и жгучих, огненных слезинок, опаливших крышку саркофага это всего лишь моя фантазия?

Тени скрылись за углом какого-то здания или просто растворились в ночи. Они уже не имели для меня значения. Я поманил Розу за собой, и она охотно подала мне руку.

-- Бежим? - я потащил ее за собой, подальше от площади, от фонтана и от светящихся окон дворца. Земля скользила у нас под ногами. Наши ступни едва касались булыжной мостовой и отталкивались от нее легко, как при прыжке. Я чувствовал себя невесомым и знал, что Роза также ощущает себя всего лишь пушинкой в реке времени. Площадь осталась за углом, я сильнее оттолкнулся от дороги, и она осталась в нескольких дюймах от моих сапог. Роза тоже легко ступала по воздуху, придерживая рукой шлейф. Вот теперь он действительно напоминал беспокойно мелькающий в вышине хвост кометы. Никто не выглядывал из окон в поздний час и не видел невообразимо прекрасных даму и кавалера, которые ступают по воздушному пространству, как по твердой почве. Роза заглянула в окно третьего этажа, а потом даже в чердачное окно. Мы задержались только для того, чтобы передохнуть на покатой черепичной крыше и посмотреть с высоты на спящий город. На многих окнах шторы были задернуты, свечи в спальнях потушены.

-- Я ощущаю себя феей, - проговорила Роза, осторожно, боясь поскользнуться ступая по черепице. Она присела возле дымоходной трубы и оглядела мириады крыш, куполов и шпилей взглядом властительницы. Она представляла, что весь город со всеми его дворцами, площадями и ратушей принадлежит ей. Она почти чувствовала, что за ее спиной тоже вот-вот раскроются крылья, и она станет феей.

-- Мы можем ступать по воде так же легко, как по воздуху? - спросила она у меня.

-- Да. Не сомневайся, - я присел возле нее, облокотился о выступы фронтонов и стал следить за поворотами флигеля. Звезды сияли вверху, а внизу лежал город, который я никогда не собираюсь сжигать, и это было самым потрясающим ощущением, смотреть на то, что я никогда не уничтожу, а стану оберегать. - Ты хочешь вальсировать над водой? - спросил я у Розы, следя за экипажем, лениво ползущем по узкой, извилистой улочке под нами.

-- Да, хочу, - согласилась Роза, и мы чуть ли не час танцевали над поверхностью какого-то пруда загородом. Бродячие огни плясали в зарослях осоки и камыша, а мы с Розой вальсировали над мутной поверхностью воды, будто неслись по натертому, хорошо навощенному паркету. На глади воды между лилий, кувшинок и нескольких лотосов мелькали наши отражения. Если бы только какой-то запоздалый дровосек или углежог заметил нас, то впечатление от сегодняшней ночи осталось бы с ним на всю жизнь, но кругом никого не было, кроме стрекоз, цикад и кузнечиков в высокой траве. Почтовая карета в сопровождении двух охранников промчалась по проезжей дороге, но это было слишком далеко от пруда. Никто не заметил нас. Даже комарам и слепням не льстило искусать тех существ, одна капелька крови которых превратит любого насекомого в маленькую пылающую изнутри и вот-вот готовую взорваться искру.

Ближе к утру мы уже вступили в резиденцию фей. Очаровательная брюнетка в платье из золотой парчи и молчаливый златокудрый юноша в черном. Разве можно было сказать, что мы и есть теперешнее повелители общества волшебных существ, а не всего лишь наследники, ожидающие своего часа. Я заглянул мельком в одно из настенных зеркал и вынужден был отметить, что черный бархат мне к лицу.

Блистательное общество, как всегда расступалось передо мной, музыка при моей приходе затихала, а двери растворялись и запирались сами собой.

-- Не бойтесь! - громко произнес я, заметив их изумление. - Никого кроме себя самого я не заставлю носить трехдневный траур по моему наставнику.

Они знали, что я никогда не испытывал особой пламенной любви к князю и были немного испуганы и удивлены.

-- Во избежание бунтов и смуты, формальности надо соблюдать, - с печальной иронической улыбкой изрек я. - Каждый чародей, утратившей заботливого учителя, облачается в траур на три дня. Мой учитель никогда не был слишком заботливым, зато я сам усвоил его ошибки и буду внимательным наставником.

Я взял руку Розы в свою, ощутил холод поблескивающих бриллиантовыми кольцами пальчиков. Бархотка с аграфом в форме лебедя обтягивала ее точеную шейку, а в темных локонах сиял и переливался всеми гранями драгоценных камней мой венец.

Не надо было ничего объяснять. Моя корона на ее голове и так сказала больше, чем могли значить слова. Присутствующие были удивлены. Никто из них не посмел бы прикоснуться ко мне. Они боялись обжечься, опасались положить руку мне на локоть и нащупать под бархатным кафтаном кожу жгущую, как раскаленная лава солнца. Моя кожа, действительно, могла обжечь, но только в случае острой необходимости в самозащите. Подданные же решили, что раз Роза пожала в ответ мою руку, и это прикосновение не испепелило ее всю, то, значит, в ней и вправду есть нечто особенное.

Чудесное, зловещее место, подумал я, обводя взглядом зал. Все в нем предстало мне в новых красках. И еще более зловещая, но восхитительная публика. Вместо звука фанфар приход властителя здесь каждый раз встречала почтительная тишина и сам не зная почему на этот раз я радовался тишине и безмолвию. Я с удовольствием смотрел на этих красивых, но проклятых созданий, однако, не хотел вступать в беседу и откровенничать ни с кем из них. Они почитали меня, как солнце, а разве можно свести близкую дружбу с солнцем без опасения обжечься. Мне не нужны были заискивающие друзья, которые смотрят на меня со страхом, как на светящейся во мгле, но раскаленный огненный диск.

Я представил себе, как на солнце ложится двукрылая тень дракона, и чарующе мечтательно улыбнулся.

-- Играйте! - кивнул я уже знакомому квартету. - Я знаю, что вы жить не можете без музыки.

Круг стройных крылатых фигур вокруг нас с Розой заметно оживился. Они боялись меня, но все равно, несмотря на гложущий их изнутри страх, выглядели свирепыми и опасными. Прекрасные дамы с крылышками в перчатках по локоть, чтобы скрыть дефекты пальчиков или в масках, прикрывающих излишне сияющую кожу. Я знал, что у тех, кто постоянное носит колпаки с вуалью, тиары или венки вполне может оказаться лысый затылок или странная жженная метка на шее, которую требуется скрывать все время ниспадающими на плечи и переплетенными цветочными гирляндами локонами. Все они неописуемо красивы, но каждый скрывает в себе какой-то крошечный дефект. Прячет под шелком и бархатом маленькое уродство подобно тому, как я ношу в себе сущность дракона.

Пестрое многоцветье парчи, шорох юбок, шелест крыльев. Какофония звуков, смешение ярких красок, шелест струй искусственного водопада в оранжерее. Я уже никогда не услышу шарканье горбуна, не увижу его порфиру ни возле фонтана в розарии, ни у причала, ни в этом зале, не услышу его скрипучий голос, объявляющий меня принцем-консортом. Оно и к лучшему. Прекрасный юный князь тоже больше никогда не встанет передо мной, требуя, чтобы я отдал ему свою жизнь, но стоит смежить веки, и я вижу узкую светящуюся ладонь, которая тянется к моему лицу, гладит щеку в тщетной попытке сорвать, как маску и оставить у себя мою юность и мою красоту.

Духи заперты в ущелье, а здесь нет никого кроме моей собственной, безропотно выполняющей приказы нечисти. Я испытывал восторг, зная, что такие хрупкие на вид и прелестные создания могут стать смертельно опасными. Стройные эльфы с золотистыми или антрацитово-черными кудрями, элегантные феи: блондинки, рыжие, шатенки, но нет среди них ни одной такой же блистательной и грациозной, как Роза. Имена и необычную внешность этих существ можно было описывать до бесконечности, но никто случайно доплывший до дворца и взглянувший на них сквозь замочную скважину не смог бы сказать, что хоть раз в своей жизни наблюдал за более великолепным карнавалом.

Я не знал, чего больше во взглядах устремленных на Розу восхищения или зависти. Гремлин, как всегда прятался в ее волосах. Густые шелковистые локоны, перекинутые через плечо хорошо скрывали его юркое тельце. А ведь малыш кинулся бы защищать ее при первый признаках опасности. Его коготки и глазки, как драгоценные камушки сверкали в ее кудрях. Я забрал из подземелий сумку с реликвиями, которые когда-то спас для меня Камиль. Распятие пришлось припрятать, чтобы никто из моих слуг случайно не обжегся о него, а кубок, полученный когда-то от гномов, я хотел подарить Розе. Если кто-то захочет ее отравить, то этот кубок обезвредит любой яд, но Розе перспектива все время пить из одного и того же бокала показалось безрадостной, и она отказалась от подарка. Она считала, что теперь стала такой же неуязвимой, как и я. Ее выбор пал на более дорогие сосуды с самоцветами и филигранью по краям, а чудесный дар остался при мне.

Анжелет в зале не было. Она и Перси стерегли замок графини, так, что все окрестным жителям он казался необитаемым, а предполагаемым наследникам - опасным. Я думал, что Анжелет предпочла бы не присутствовать на церемонии выбора императрицы. Ей хотелось, чтобы трон возле моего оставался пустым, но я решил иначе.

Розе больше хотелось пройтись по выложенным плитками тропинкам оранжереи. Она уже насмотрелась на необычных эфирных созданий. Цветок анемона, который она выловила в воде за бортом нашей ладьи и приколола к подолу платья, не увял, хотя прошло уже несколько часов. Ей интересно было проверить, так ли долговечны ирисы и орхидеи в здешнем саду.

Какой-то цверг вызвался сделать для Розы трон из лазурита. Я сам принес ей изящное резное кресло из слоновой кости, но решил, что еще один подарок не помешает.

-- Она еще более коварная, чем княжна, - шепнула на ухо своему кавалеру какая-то фея. Шепот не был бы слышен в зале с самой отличной акустикой, но о том, что произносилось в резиденции фей, тут же узнавало все общество.

-- Да, я такая! - холодно произнесла Роза, подобрала рукой шлейф и развернулась к выходу. Она улыбалась и мысленно добавляла: "вам придется с этим смириться". Она выглядела, как сама невинность, но была далеко не беззащитна.

Я почувствовал, как за моими плечами грациозно и угрожающе взмахнула крылами драконья тень. Этот черный гигант, ползущий по стене, пугал всех. Тень шевельнулась, и феи вздрогнули.

-- Я зайду позже, чтобы проверить еще раз все ли у вас в порядке, - произнес я, и совершенно обычная фраза в моих устах обрела волшебную музыкальность.

Роза, шурша каскадом золотистых оборок, прошла к дверям. Всего лишь красивая, хрупкая девочка в роскошном наряде, но мои подданные расступались перед ней, как перед самой великой королевой. Кавалеры ей кланялись, дамы неохотно, но почтительно приседали в реверансах.

-- Веселитесь, - на прощание предложил я. - И свободно гуляйте по Рошену. Вы можете смело вступать в битву с существами, поселившимися там вблизи человеческих жилищ. Должно же быть одно исключение - я разрешаю вам драться с ними.

-- Надолго? - тихо, будто боясь разбудить дракона, дремавшего во мне, спросила какая-то дама.

-- До скончания века, - отозвался я и вышел в распахнувшиеся двери, а драконья тень медленно уползла вслед за мной.

-- Вы не имели права бросать меня одного в Виньене, - Винсент грелся в кресле у камина и перечислял свои жалобы. - Мне пришлось вернуться во дворец и попросить экипаж, представляете, что обо мне подумал управляющий.

-- Не все ли равно. Еще до того, как ты заявился с просьбой мнение о нас при дворе сложилось далеко не лучшее, - возразил я.

-- А что подумал кучер, когда я приказал ему остановить карету в лесу, велел поворачивать назад без меня и скрылся в чащобе? - не унимался Винсент.

-- Он подумал, что ты спешишь на шабаш или просто решил прогуляться.

-- Эдвин, - осуждающе воскликнул Винсент. - Я волнуюсь о твоей же репутации.

-- Она давно погублена. Еще до нашего с тобой знакомства при дворе отца меня уже считали проклятым, но благоразумно помалкивали.

-- И все-таки ты мог выслать за мной собственную карету или сани, тогда мне бы не пришлось от самых границ империи добираться до замка пешком и слушать манящие голоса, которые убеждали меня свернуть к замерзшему болоту.

-- Они хотели утопить его? - восторженно предположила Роза. - Твои невидимки?

-- Наверное, - я отлично знал их нрав и мог предположить, что без злого умысла они не стали бы вступать в беседу ни с кем.

-- Но за что? - изумился Винсент. Он положил ноги на пуфик, пытаясь согреть замерзшие во время долгой ходьбы по сугробам ступни.

-- Им не нравится мерзнуть на зимнем ветру в то время, как ты занял теплое и комфортное место в замке, - пошутил я и, кажется, попал в точку.

Со стороны окна до нас донеслись чьи-то мелодичные всхлипывания, потом ворчание. Всего лишь на миг на морозном узоре проступили едва различимые овальные лица, а в следующую секунду духи уже отлетели от карниза и затерялись в пурге.

-- Мне нравятся твои подданные, - заявила Роза. - Они никогда не смеют возразить тебе, сплетничают умеренно, не спорят с тобой, не вытаскивают тебя из постели под предлогом того, что ты должен принять того или другого посла и вообще они во всем слушаются только тебя. Им не нравится, что я отняла у них твое внимание. Большинство из них шаловливы, но очень привлекательны и не имеет значения то, что они готовы расцарапать мне лицо когтями.

-- Как бы то ни было, они боятся тебя.

-- Почему?

-- Ты моя ученица, - я указал в сторону библиотеки, хаотичного нагромождения колдовских книг на полках, на письменных столах и даже на полу. Все эти книги Роза решила изучить от корки и до корки и если понадобится использовать приобретенные знания в целях самообороны.

-- Ты думаешь многие заметили, как тени ворвались к нам на застолье? - Розу волновало только то можно ли как-то использовать против нас, то, что я долгое время сидел после пиршества за столом и беседовал с мрачными бледнолицыми незнакомцами, возникшими буквально из пустоты или это будут обычные рутинные сплетни, с помощью которых никак нельзя поднять вопрос о лишении меня наследства.

-- Если кто-то их и заметил, то, думаю, догадался, что они проникли во дворец через окна и балконы, а не через адские врата.

-- Они стали очень ловкими, - задумчиво произнесла Роза. - Иногда они передвигаются так стремительно, что можно подумать - они выросли из-под земли, а не вошли через дверь или окна.

-- Ты не хочешь, чтобы я лишился трона Виньены? - напрямую спросил я у Розы.

-- Трон еще не твой, - возразила она.

-- Ну тебе бы хотелось вдобавок к империи стать значимой еще и в людской стране?

-- С этой страной еще может произойти все, что угодно, - пожала плечами Роза. - Если ты сам больше не будешь жечь города, то тот же самый Шарло из подлости как-нибудь ночью обольет керосином и подпалит все твои блистающие идеальной архитектурой кварталы. У него нет огненного дыхание, зато он хитер на выдумку.

-- Даже если он такое задумает, я ему не позволю, - решительно заявил я.

-- На всякий случай всегда надо иметь запасной вариант, - Винсент извлек откуда-то, казалось, прямо из воздуха сложенный вчетверо листок бумаги. - Написано рукой некой Шантель. Я так понимаю, эта женщина, доверенная Одиль. С одной стороны новость не слишком приятная, Эдвин, твоя бывшая знакомая прознала о том, что ты наследник Виньены и требует, чтобы ты оплатил из казны короля расходы на гувернанток и учителей, которые обучали Розу. Список всего, что нужно оплатить прилагается, включая и расходы на войну, - Винсент помахал исписанным мелким почерком клочком бумаги. - Но с другой стороны, замечательно то, что ее величество признала тебя своим зятем, это значит, что ты можешь претендовать на наследство Розы, то есть на престол.

От подобных наглых заявлений я разозлился еще больше, чем от притязаний Одиль. Кулаки непроизвольно сжались, чтобы ударить Винсента, но вместо этого я только выхватил письмо.

-- Адресовано мне! - я обнаружил свое имя и упоминание о том, что я снова принц на оборотной стороне конверта. - Почему же ты скрывал это от меня?

-- Я не скрывал, просто забыл, да и не хотелось тебя лишний раз беспокоить, когда ты занят или устал, то бываешь очень злым, - Винсент обернулся к Розе и деловым тоном спросил: - Вы ведь единственный ребенок в семье.

-- Да, я единственная дочь, - Роза с полуслова поняла его и добавила. - Кроме меня наследников нет.

-- Здесь не написано, что меня признали зятем, - я внимательно изучил письмо. - Меня здесь не называют ни племенником, ни кумом, ни сватом. Я им никто. Письмо чисто официальное, даже прозвище "дракон" здесь не упомянуто.

-- Но ведь от тебя требуют покрыть все деньги, истраченные на принцессу, включая стоимость каждой шпильки. Разве это не значит, что ты признан лицом ответственным за единственную наследницу?

Я бросил быстрый взгляд на список долгов. И правда, все учтено, оплата каждого преподавателя, компаньонки, не слишком шикарного гардероба, принадлежностей для вышивания, музицирования, верховой езды и нескольких драгоценностей. В общем, все начиная от колыбели и кончая последним ужином при дворе. Шантель не мелочилось бы до такой степени, если б ей не пообещали проценты с тех налогов, которые удастся собрать с наследника престола и плевать на то, что этот наследник на самом деле демон. Я хорошо изучил Одиль и знал, что ей все равно, откуда и каким способом добыты сокровища, лишь бы только они достались ей и никому другому. Про себя я решил, что Одиль та женщина, которая для материнства ни в коем случае не предназначена, но вслух этого, естественно, не сказал, опасаясь нарваться на возражения. Такая полная и очаровательная безответственность во всем была присуща только Одиль. Никакой заботы о ребенке. Письмо написано в таком тоне, будто Роза моя бедная родственница, которую я отдал на воспитание при дворе и забыл за это уплатить.

-- Ты ведь не отдашь ей ничего из наших сокровищ? - жалобно пискнула Роза за моей спиной.

-- Конечно, нет, - утешил я ее, но, подумав, добавил, - разреши мне только заплатить твоим учителям, ведь благодаря им ты так чудесно играешь и поешь. Думаю, Одиль не слишком щедро их вознаграждала.

-- Они очень боялись ее и рады были работать только за спасибо, лишь бы только сохранить голову на плечах. А иногда даже благодарностей было не слышно.

-- Вот и надо бы их отблагодарить.

-- За что? - возмутилась Роза. - Ведь все свое недовольство жизнью они вечно выплескивали на обучаемую, то есть на меня. Тебе бы самому не понравилось, если бы тебя посадили за пяльцы или спинет, и чуть ли не били по пальцам, чтобы ты ровно клал стежки или правильно играл по нотам.

Мне это никогда и не грозило. Я учился ратному искусству не потому что меня заставляли, стоило мне только заявить, что рыцарство не моя стезя и ристалище бы с удовольствием заменили охотами и балами, но слишком сильным во мне было стремление сражаться лучше других. Я бы тогда со старанием обучался и грамоте, если бы это не было запрещено. Как умно был продуман запрет, если я не умею читать, то попадись мне в руки колдовская книга, и она останется для меня непонятной и безвредной, однако, судьба рассудила иначе.

Роза обхватила меня тонкой рукой за талию и всячески пыталась выманить письмо.

-- Не обращай внимания на этот бред, Эдвин, - стала просить она. - Они же завидуют тому, что ты до сих пор меня не убил, а окажись любая из них на моем месте, то давно бы уже гнила на дне колодца.

А знай они, что Винсент живет с нами и о том, что Роза уже практикует магию, то удивились бы, как мы до сих пор не поубивали друг друга из-за моих сокровищ и прочих соблазнов.

-- А как же вознаграждение учителям? - осторожно спросил я.

-- Посадим их по разным карцерам, это достаточное вознаграждение за то, что они мучили девочку с малолетства, - Винсент извлек откуда-то и начал пересчитывать все те же тяжелые железные ключи.

-- Правильно, - Роза даже захлопала в ладоши от радости, так ей понравилась эта идея.

-- У нас есть равелин с прочными замками и для Шантель, если она заявится на переговоры, - Винсент отстегнул от связки и положил себе в карман чуть тронутый ржавчиной ключ с овальной головкой.

При подсчете выяснилось, что все суммы, затраченные на Розу, составляют не больше десяти тысяч червонцев. Обычно на принцесс даже самого захудалого княжества тратят гораздо больше. Похоже, бедняжку держали в черном теле.

Перечень расходов на экипировку, еду и фураж для армии был гораздо длиннее. Одиль учла каждую пушку, каждый подвоз провизии, каждое ружье и шинель. Конечно, для меня оплатить все это из своего кармана было мелочью, но не хотелось показаться слабовольным, готовым вновь потакать любым капризам бывшей княжны.

-- Шантель будет ждать нас на лесной тропинке возле самых границ, - задумчиво произнес я и спросил, - мы впустим ее на территорию империи.

-- Ни в коем случае, - встрепенулась Роза, заглянула в список через мое плечо и только изумилась. - Подумать только, мама подсчитала каждого убитого на поле боя, а ведь раньше ее никто из погибших и раненых нисколько не волновал. Точнее, смерти не беспокоили ее до тех пор, пока армия оставалась мощной, но с тех пор, как на поле боя появился ты...

Роза мечтательно прикрыла веки, словно представляя обескураженное выражение на чудесном нестареющем лице Одиль.

-- Мы сами пойдем ей навстречу, - заявила Роза, подхватывая отороченную соболем накидку и вельветовые перчатки с опушкой из меха белой лисы.

-- Я велю подать сани, - вызвался Винсент.

-- Никаких саней, - тут же возразила Роза. - Мы пойдем пешком. Я кое-что придумала.

Сама она преодолела лесную дорожку до границ бегом, а Винсент, тащившейся сзади, не спешил и боязливо оглядывался по сторонам, опасаясь как бы мои веселые подданные не стали снова манить его к болоту.

Я первым заметил Шантель. Элегантную даму в зеленом вечернем платье, кутавшуюся в теплое манто. На такой стуже нужна была, по крайней мере, пелерина, а не выходной наряд и тем не менее я не мог не отметить, что зелень муара очень выгодно сочетается с рыжими, уложенными в плетенку кудрями. Несколько прядей выбивались на бледный лоб. Шантель тревожно озиралась по сторонам, каждый бельчонок, лазавший по стволу, тут же привлекал ее внимание и вызывал опасения. Ей не хотелось долго оставаться на опасной территории, но жадность не позволяла уйти.

-- Как хорошо, что ты здесь, - Роза подбежала к ней, среди веток быстро замелькали ее золотистые юбки и мягкие складки ярко-синей накидки. - А где твое веретено? И куда делись твои подруги?

За спиной Розы почти мгновенно появился я, и Шантель предпочла сделать шажок назад. Винсент, как призрак в черном, маячил за ветвями деревьев позади нас.

-- Матушка вспомнила обо мне как раз вовремя, - с детской очаровательной непосредственностью заговорила Роза. - Нам как раз некуда податься на ночлег. Я думаю, для нас и нашего друга дома никогда не пожалеют свободную спальню и три места за столом.

-- Дома? - как эхо переспросила Шантель. - Разве твой дом теперь не в кладовой, где дракон хранит свои сбережения.

-- Сбережения? - в свою очередь решил уточнить я.

-- Все то, что вам удалось забрать из казны Виньены, - Шантель сжала кулачки.

-- Ах, вот что, - я едва сдержал порыв смеха.

-- Их уже нет, - поспешно возразила Роза. - Мы все потратили.

-- Точнее, они проигрались в пух и прах, - Винсент вышел из-за деревьев и изобразил на лице самое невинное выражение.

Шантель даже не поняла, что и он, и Роза ее всего-навсего разыгрывают.

-- Неужели ничего не осталось? - она недовольно сморщила носик, с досады вонзила коготки в кору ближайшего дерева и оставила на стволе глубокий след.

-- Ничего, кроме того, что на мне, - Роза чуть распахнула накидку, но даже если бы она этого не сделала, Шантель смогла бы оценить корону на ее голове и рубины, как звездочки, вспыхивающие в мочках ушей. Уже эти украшения стоили целое состояние, и Шантель была удивлена, почему Роза до сих пор не решилась это продать.

Я схватился ладонью за живот, пытаясь сдержать позыв хохота.

-- Колики, - едва удерживая смех, пояснил я удивленной Шантель.

-- Не лги, - она сделала еще шаг назад, очевидно, решив, что у меня из ноздрей вот-вот вырвется огненное дыхание.

-- Успокойся, Шантель, я же еще не успел обернуться драконом, - я думал, что утешу ее, но вместо этого пристыдил. Она вспыхнула, поняв, что я могу читать или угадывать ее мысли.

-- Почему ты не захватишь какой-нибудь город, если вам негде жить? - с подозрением спросила она.

Теперь уже готов был рассмеяться и Винсент.

-- Я бы захватил, - попытался оправдаться я. - Но если сожгу хоть хижину, то на престол Виньены претендовать уже не смогу. Видишь ли, мой приемный отец знает о том, что внутри меня сидит демон. Поэтому он и выбрал меня в наследники, говорит, что у него тяга к опасной красоте и силе. К тому же страну надо защищать, а людям в последнее время это стало не под силу. Король дал мне время, чтобы я смирил ярость и исправился, только в этом случае трон будет моим.

Я понял, что разыгрывать шантажисток гораздо приятнее, чем накидываться на них с угрозами. Роза скоро и из меня сделает неплохого актера.

-- На сцене тебя ждет громоподобный успех уже за одну твою лучезарную внешность, - мысленно подбодрила меня Роза. - Представляешь, сколько будет у тебя поклонниц, готовых видеть в тебе красивого, златокудрого выходца из бедной семьи, а не демона, не дракона. Такой поворот событий был бы увлекательным, даже твою крылатую тень зрители назвали бы сценическим эффектом.

-- Исправиться? Что это значит? - насторожилась Шантель.

-- Ну, посещать мессы в первую очередь, а в притоны не заходить никогда, - с видом мученика признался я. - Как прикажешь выйти из такого щекотливого положения? Отказаться от трона?

-- Нет-нет, ты ведь волшебник ты что-нибудь придумаешь, - Шантель поднесла руку ко лбу, словно уже обдумывала что-то сама и тут-то тонкие сильные руки Винсента обхватили ее сзади за талию.

-- Попалась! - торжествующе объявил Винсент, и не имело значения, что добыча бьется, как птичка в силках. - Теперь-то уж точно наш равелин не будет пустовать.

-- Равелин, - пронзительно вскрикнула Шантель. - Вы же не хотите сказать, что завладели подземельями князя. Зачем, Эдвин? - она смотрела на меня с отчаянием хитрой пойманной лисички. - Ведь это же не я придумала запереть тебя в равелине. Ты хочешь, чтобы я посидела на твоем месте и ощутила, как тебе приходилось трудно, но ведь твое заточение это правда не моя идея. Мне вообще было все равно, кого запрут под замок тебя или другого чародея. И я не хотела дразнить тебя, пока ты сидел там за своими черными книгами в окружении духов. Я ведь знаю, что с огнем играть опасно.

Не знаю, насколько искренним было ее раскаянье. Устно она готова была покаяться, в чем угодно лишь бы только не угодить в тот самый равелин, где я впервые открыл для себя тайны и соблазны мира духов.

Есть ли место для сожаления в ее черной душе? Шантель решила, что я завладел теми лабиринтами и темницами, в которых провел много лет наедине с призраками и свечой. Да, меня тошнило от одного воспоминания о закопченных стенах, дразнящих голосах и процессии из шести проказливых чаровниц, довольно часто мелькавшей мимо прочных решеток. Вслух я, конечно, этого не сказал. Пусть Шантель думает, что я уподобился князю. Если она решит, что я унаследовал самые плохие черты из характера Ротберта, то в дальнейшем будет учтивее и осмотрительнее в отношениях со мной.

-- Откуда ты узнала о том, что меня и правителя Виньены связывает в некотором роде деловое соглашение? Кто-то из вас шпионил за мной?

-- Нет, - тихо пробормотала Шантель. - За тобой не уследишь. Сегодня ты в одном городе, завтра твоих следов уже нигде не найти. Мы искали тебя или дом, принадлежащий тебе в Рошене, но нашли только какого-то грубияна в маске. Скорее всего паяц, он ушел из какого-то театра, бродил по улицам и шептал, что непременно расквитается с тобой за то, что ты его изуродовал.

-- Вы не постеснялись пристать к нему с расспросами?

-- Он сам хотел выговориться, облегчить душу перед кем-то. Уже заметив шрамы на его ладонях, мы тут же поняли, что кроме тебя никто не смог бы так его обжечь. Он опасливо посматривал на небо и твердил, что заставит дракона заплатить за смерть своего господина. Ну, мы с Пантеей решили, что в первую очередь ты должен рассчитаться с нами...

-- Почему ты обращаешься к нему на "ты"? - Роза едва сдерживала гнев. - Даже если твое знакомство с венценосной особой когда-то было очень близким, ты не имеешь право грубить монарху, к тому же при свидетелях.

-- Ей уже нечего терять, - дипломатично заметил Винсент. - Все равно она приговорена и спастись не может.

Шантель рванулась изо всех сил, но Винсент удержал ее за талию, а потом обхватил ей запястья и заломил за спину.

- Она чуть меня не оцарапала, - пояснил он, обиженно фыркнул и добавил. - Совсем, как скрипачка.

- Более близкое знакомство с тобой удалось свести Камилю, не так ли, Эдвин? - Шантель, как гарпия пыталась рвануться из тисков и накинуться на меня. Она пришла в ярость, вспомнив что-то про Камиля. - Иначе за что ты стал бы дарить ему театр и оплачивать его расходы, если бы между вами не завелось особо сердечной дружбы?

-- Разве ты не все время ссорился с этим рыжим оборванцем? - удивился Винсент и чуть было не выпустил Шантель.

-- Они никогда не могли относиться друг к другу равнодушно, без ссор и ревности, - на свой манер объяснила Шантель.

-- Я тоже не могу относиться к Эдвину равнодушно, - вдруг заявила Роза. - Пока я жива, никто из вашего проклятого братства не посмеет к нему подойти, ни ты, ни твои последователи, ни жадные драконоборцы, которых при дворе, я уверена, найдется не мало. Соблазнить или обокрасть его вам удастся только через мой труп.

-- И через мой, - поддакнул Винсент, сдавив запястья пленницы так, что она вскрикнула от боли.

Мы находились довольно близко от пограничной черты, так, что нам было слышно, как завыли и загоготали где-то далеко в необозримой чаще нечеловеческие голоса моих слуг. Шантель вздрогнула, но не от пронизывающего холода.

-- Их же там сотни, - прошептала она.

-- Да, ряды почитателей монсеньера многочисленны, - подтвердил Винсент.

-- Нет, я туда не пойду, - она стала вырываться еще яростнее, но самые отчаянные ее попытки ни к каким результатам не привели. Винсент уже имел опыт с подобными Шантель созданиями, и, видимо, за пленниками ему приходилось наблюдать не раз.

-- Я отведу ее в камеру пыток, - для острастки предложил он.

-- Пыток, - Шантель скорчила презрительную гримасу. - Ты даже железо на огне накалить не сумеешь, не получив ожогов. Куда тебе разобраться в том, как используют принадлежности палача?

-- Он разберется, - утешил ее я. - Винсент долгое время работал в инквизиции.

Шантель притихла. Нам удалось сильно припугнуть ее и я решил, что с шутками пора кончать.

-- Отпусти ее, Винсент! - приказал я.

-- Отпустить? - он уставился на меня в полном недоумении, словно пытался определить шучу я или просто-напросто спятил.

-- По-моему, до сих пор ты сам рьяно возражал каждый раз, когда я пытался притащить в замок новых постояльцев.

-- Ну, сейчас-то речь идет не о лучших покоях, а о темницах в подвальном этаже, - Видя, что его возражения на меня не действуют, Винсент пробурчал что-то насчет того, что он обижен и нехотя отпустил заложницу.

-- Замок? - Шантель потирала запястья. - Ты хочешь сказать, что отремонтировал разрушенный замок князя.

Я отрицательно качнул головой, и кончики золотистых прядей упали мне на ресницы.

- Так значит "замок" это название гостиницы, - упавшим тоном произнесла Шантель. - Интересно чем вы расплачиваетесь за проживание, и не придет ли счет за это к ее величеству?

Похоже, Шантель расценивала меня по своим же меркам.

-- Я не настолько бессовестен, как ты думаешь, - вслух сказал я.

-- Выходит, это хозяин гостиницы платит тебе налог на жизнь, предоставляя апартаменты, слуг и стол, - начала она строить предположения. - Жаль, что мы с Пантеей не умеем никого запугать точно так же, как ты.

-- В моем замке нет другого хозяина кроме меня, - тихо произнес я и оглянувшись на спутников добавил. - И там никогда не будет других гостей кроме Розы и Винсента.

-- Роза, - повторила Шантель с какой-то странной интонацией. - Ее вырастили, воспитали, дали образование, содержали при дворе в течение двадцати одного года и нескольких месяцев. Мы с подругами заботились о ней, как о собственном ребенке, а она оказалась такой неблагодарной, сбежала с демоном...

-- Я хотел бы изменить твое мнение о ней, - я вынул из кармана и вложил в руку Шантель огромный опал в золотой оправе, подумал и добавил к нему еще пригоршню мелких камней. - Их стоимость вполне возмещает все то, что вы затратили на воспитание принцессы, и покрывает расходы на войну.

-- Какое чудо, - Шантель радовалась, как ребенок, наблюдая за тем, как свет луны заставляет вспыхивать разноцветными искрами грани драгоценных камней.

-- Надеюсь, я купил для Розы право выбора. Теперь она может остаться со мной навсегда, если захочет.

-- Ты обольстил ее из мести, - Шантель подняла на меня огромные влажные глаза. - В тот день, когда она родилась, я видела тебя во дворце. Ты впорхнул в окно вместе с вечерними сумерками, и легковерные няньки приняли тебя за ангела-хранителя новорожденной. Ты слегка качнул колыбель, а потом исчез.

-- Не помню, - я прикоснулся к вискам, пытаясь привести в порядок быстрый ток мыслей и воспоминаний. Да, однажды я залетел в окно какого-то дворца. Мне захотелось убить дитя в люльке, сжечь весь дворец с челядью и гостями, но я удержал порыв, взглянул на длинные темные ресницы на щеках ребенка и гнев прошел. А может это под опасным воздействием Шантель в моей памяти рождаются те образы, которых на самом деле не было.

-- Ты уже тогда задумал соблазнить девочку и таким образом отомстить нам, - настаивала Шантель. - Ты знал, что она не сможет устоять перед тобой. Дурная кровь тянется к родственной ей порочности.

-- Будь так на самом деле, я бы не стал покупать для Розы свободу, а оставил бы девушку вам на растерзание, - я порылся в кармане, достал оттуда крупный цветок, камелию выточенную из изумруда и усыпанную бриллиантами, как росой. - Возьми еще и это, - я сунул цветок в руку Шантель и добавил. - За то, что Роза осталась жива мне нужно быть признательным либо вам, либо вашей нерадивости.

Сама Роза что-то недовольно прошептала за моей спиной.

-- Как монсеньер благороден, - сказала Шантель с легкой издевкой.

-- Я стараюсь загладить былые грехи, - с юмором ответил я. - Лучший способ для этого благотворительность.

-- И все равно ты должен быть благодарен нам за Розу, - Шантель легко, как газель, перепрыгнула через поваленное дерево и побежала прочь, унося свою добычу. Рыжие кудри, как пламя мелькали между ветвей.

-- Ты поступил со мной нечестно, - заявила Роза, остатки вежливости мешали ей заговорить об этом в присутствии Шантель. - Ты обещал, что не станешь им платить.

-- Это просто подарки и они взяты не из сокровищницы.

-- Тогда откуда? - насторожилась Роза.

-- У меня есть личные запасы в разных местах земного шара. Есть небольшая казна, припрятанная в склепе в Рошене.

-- В склепе? Ты не брезгуешь даже такими местами? - Роза была слегка изумлена.

-- Я раньше спал в склепе. Тогда у меня еще не было замка, - я откинул локоны со лба и попытался примирительно улыбнуться.

-- Мне тоже раньше было негде голову приклонить, - признался Винсент. - Я позарился на тот же самый склеп, потому, что он носил дурную репутацию и его редко посещали, но Эдвин занял его раньше меня. Из-за собственной медлительности я остался на улице и пустился во все тяжкие, получил титул, нажил небольшое состояние и открыл в Виньене салон для таких же темных личностей, как я сам, но судьба вновь поступила со мной жестоко.

Винсент присел на пень и коснулся своего горла. Я знал, что ему страшно расстегнуть воротник и вновь увидеть раны, изуродовавшие его идеальную светящуюся кожу.

-- Дебора поступила с тобой куда более жестоко, чем судьба, - заметил я, скрестив руки на груди, словно опасался, что мой гнев на скрипачку может выплеснуться на какое-нибудь дерево, которое я искромсаю когтями. - Она ведь могла просто выставить тебя за дверь и объяснить, что воровать нехорошо, но зачем же было тебя калечить.

Винсент только горько усмехнулся в ответ и пробормотал что-то типа того, что жизнь очень несправедлива.

-- Ты заслуживаешь чего-то лучшего, чем всю вечность носить на себе клеймо, - я опустился на одно колено перед пнем, где он сидел и коснулся его воротника. Вокруг нас кружился снегопад, в кронах деревьев гулял зимний ветер, но я не ощущал холода. Драконья кровь огнем текла по моим венам и согревала меня изнутри, та самая кровь, которая легко могла подарить исцеление Винсенту.

-- Не надо, Эдвин, - Винсент смутился, но не отпрянул от моих холодные пальцев, ловко расстегнувших воротник. - Пусть все останется, как есть.

-- Шрамы сами собой не пройдут, - как бы между прочим напомнил я. - Ты на всю жизнь останешься меченым.

-- Да, - в его глазах вспыхнул дьявольский огонек. - Пусть любой, кто восстанет против тебя в Виньене, случайно заметит на моей груди сатанинскую метку и отшатнется. Эдвин, я хочу видеть страх в глазах тех, кто попытается на дуэли распороть шпагой не только мой кафтан, но и кожу. И, кроме того, такое необычное клеймо помогает мне сохранить индивидуальность, - попытался пошутить он. - Без него я был бы заурядным мошенником, каких множество, а, взглянув на отметину, можно сказать, что я совершил что-то из ряда вон выходящее, какое-то невероятное преступление и меня надо бояться.

Я сокрушенно покачал головой.

-- Ты отказываешься от слишком щедрого дара, Винсент.

Он только пожал плечами и шрамы, на его шее и груди обозначились четче. Несколько темно-красных, неровных и неприятный на вид линий. Печать Деборы. Человеку, наверняка, было бы очень больно, но Винсент либо боли не испытывал, либо успел свыкнуться с ней за годы. Я коснулся одной глубокой, незаживающей борозды. Ранки совсем не затянулись с тех пор, как я видел их в последний раз.

-- Я запомнила Винсента благодаря этой примете, - шепнула Роза. - Он сидел тогда в ложе и смотрел на меня с таким выражением, будто собирается нанести мне такие же раны.

-- Я просто был восхищен, - возразил Винсент.

Я был взволнован и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, слегка прикусил себе язык. Железный, смешанный с огнем привкус крови застыл во рту, обжег неба. Я приблизил лицо к шее Винсента так, словно хотел коснуться поцелуем его шрамов и капелька крови с моих губ упала ему на кожу. Винсент вскрикнул и отстранился. Моя кровь обожгла его, попала на рану, проникла в его собственную кровь и прокатилась жидким пламенем по венам. На его обескураженном мальчишеском лице в миг промелькнула гамма чувств: сомнение, обида, мучение. Он не думал, что я решусь причинить ему боль после всего того, что мы пережили вместе, но боль была минутной. Удивительно, но всего капелька - молекула моей крови сделала его сильнее и краше. Темные борозды шрамов медленно и неуловимо разглаживались, сухая поврежденная кожица вокруг них снова становилась ровной и прозрачной.

Я поднялся на ноги и с первого взгляда оценил чудодейственность исцеления. Никаких шрамов не осталось только почти неразличимые для глаза белые полоски тянулись по тем линиям, где когда-то прошлись коготки Деборы.

-- Ты снова безупречен, - не требуя благодарности, улыбнулся я. - Ни одного изъяна. С такой прекрасной внешностью даже мое блистательное общество приняло бы тебя за своего.

Винсент тихо мелодично рассмеялся. В холодную зимнюю пору его смех напомнил шелест листвы, а в карих глазах засветилось тепло.

-- Для тебя это оказалось так просто, так достижимо, а я мучился много лет, листал свои потрепанные книжки, записи других чародеев, мемориалы и каждая страница подсказывала мне один и тот же прискорбный ответ - исцеление невозможно.

Он ощупал свою обновившуюся гладкую кожу, хотел застегнуть пуговки воротника, но передумал и оставил кафтан распахнутым, будто боялся, что если опять наглухо запахнет воротник, то потом снова обнаружит у себя на горле все те же отметины.

-- Я, наверное, должен сказать "спасибо", - запоздало предположил он.

-- Можешь не говорить, - милостиво разрешил я, и так было заметно, что он благодарен, возможно, впервые в жизни. Винсент редко выражал по какому-либо поводу детский, абсолютно бесхитростный восторг.

Я посмотрел в ту сторону, где скрылась в зарослях Шантель. Что мне сделать, чтобы она больше не вернулась, плюнуть через плечо или оставить в дупле дуба монетку, которую она непременно найдет и уже не сможет двинуться дальше, ведь я буду осторожен и приложу к ней заклятие. Оказывается, Шантель даже не знала, что мы живем в замке. Интересно, она считала, что я сплю на горке сокровищ, а Розе негде прилечь кроме какого-нибудь украденного паланкина, портшеза или гамака. Я представил, как обиделась бы Роза, если бы вместо пуховых перин я предложил бы ей переночевать на крытых носилках. Надо было догадаться раньше, что если бы пряхи знали о том, что я хозяин замка список вещей, которые нужно оплатить возрос бы вдвое.

Роза, напевая какой-то мотив из пьесы Камиля исследовала лес вокруг, проверяла, что спрятано в каждом дупле дерева и несколько раз находила там мелкие самоцветы, но у нее хватало сообразительности положить их обратно, чтобы не обидеть никого незримого.

-- Каждый участок леса кому-то принадлежит, - засмеялась она. - И не только леса, однажды под мостовыми Виньены я услышала тихий перестук молоточков. Никто, кроме меня, их не слышал, да даже если б и услышал, то принял бы за цокот копыт. В Виньене встретишь столько карет, повозок, дрожек и фаэтонов, сколько ни в одном другом городе. Хочешь, я покажу тебе то место?

-- Ты хочешь снова попировать при дворе?

Она только жеманно передернула плечиками. Я догадывался, что на самом деле она хочет проверить, не пришло ли к королю письмо от Шантель с требованием оплатить мое проживание в их темницах, так сказать, предоставленный кров и полученное там образование. Я подумал о недоступной, лучезарной Одиль, которая когда-то с таким равнодушием променяла наш уговор на трон. Роза шла впереди, но уловила мои мысли, обернулась и прошептала одними губами, так, чтобы лишь я смог разобрать:

-- Она жалеет о том, что упустила тебя!

Фейерверк в Виньене. Мириады сверкающих огней. Разноцветные взрывы искр, распускающиеся подобно пестрым крупным цветкам. Мы, как обычно, прибыли на праздник. Винсент шел за мной, как телохранитель. Роза в фиолетовом наряде с цветами в волосах напоминала редкостное, нездешнее создание. Я уже снял траур. Три дня истекли, и я смело мог выбирать что угодно из палитры оттенков, не опасаясь вызвать кривотолки. Короткий лазурного цвета плащ колыхался у меня за спиной, будто подчеркивая, что я не принадлежу ни к миру теней, ни к царству смерти, хотя могу оказаться господином смертью сам.

Кто-то протолкнувшийся через толпу и охранников быстро сунул в руку Розе клочок бумаги и матерчатую черную магнолию. Я попытался рассмотреть бледное лицо под капюшоном, но человек в длинной темной накидке уже проскользнул под алебардами стражей и быстрее тени скрылся в толчее.

-- От кого записка? - тихо спросил я.

-- Не знаю, - Роза осторожно развернула скомканную бумажку. Она повернула клочок на свет так, чтобы мог прочесть и я. Всего несколько слов "если почувствуешь, что он становится опасен, приходи к нам и будь нашей царицей, мы любим тебя" и подпись "Кловис".

-- Они боятся за тебя, - я не знал радоваться ли мне за Розу, у которой появились почитатели или строить догадки и подозрения.

Роза вдруг с отчаяньем взглянула мне в лицо и порывисто прижалась щекой к моему плечу. Восхитительные шелковистые локоны, темным дождем рассыпались по темно-красному бархату камзола.

-- Я боюсь за тебя, - произнесла Роза. Непроизвольно я поднял руку, чтобы погладить ее по голове. Я уже знал, о чем она хочет попросить меня.

-- Он знает, кто ты, - она имела в виду короля.

-- Да, - прошептал я в ответ. - Я не имел права обманывать его. Он бы и сам догадался, он умен и темная половина моего существа не может удержать его от слепой, отцовской любви. Он усыновляет и ангела, и демона, и ту и другую составляющую часть моего существа.

-- Обещай, что ты больше никому, ни единой живой душе не признаешься в том, что внутри тебя сидит демон, - потребовала Роза.

-- Иначе они решат избавить общество и будущие поколения от такой напасти, как я? - я шутил, для меня бросаться очертя голову в опасности по большей части всегда было шуткой, насмешливым вызовом, брошенным в лицо злой судьбе.

-- Клянись! - вполне серьезно прошептала Роза.

-- Клянусь, - я не мог ей в этом отказать. - Никто в Виньене никогда не узнает о моем проклятии.

-- Они знают, - Роза скомкала в руках записку и хотела швырнуть ее в пылающий зев дворцового камина, но не смогла, будто кто-то удержал ее за запястье.

-- Они всего лишь тени. Шарло - пария. Кловис не представленный ко двору и никому не нужный дворянин. Остальные - всего лишь черные силуэты на фоне тьмы. Никто не станет прислушиваться к изгоям.

-- Но они опасны, - Роза прикрепила булавкой к корсету черную магнолию, и чья-то тень отразилась в ее глазах. - Они будут ждать, но я не приду. У Кловиса есть армия теней, а у меня мой опасный ангел.

-- Только твой, - подтвердил я и решил, что навсегда останусь для нее ангелоподобным принцем, ни разу больше я не явлюсь ей в страшном облике дракона, но Розе было безразлично опалю я окрестности своим пламенным дыханием или нет. Ее тянуло к дремлющему внутри меня золотому змею точно так же, как когда-то на балу ее влекло к таинственному и бледному, золотоволосому юноше, возникшему, словно из самой пустоты.

Я уже не жалел, что тогда через окно проник, как вор, в освещенный незнакомый зал. Я искал там жертву, а нашел Розу. Роза - моя единственная воплощенная мечта. Округа полна зла, с приходом темноты по миру разбредаются тени, но пока со мной живет это красивое, несравненное создание в моей жизни будет свет. И не важно, что наполовину я принадлежал тьме.

Роза никогда не стала бы обвинять меня в том, что я улетаю из замка только для того, чтобы рыскать в поисках жертв по улицам темных городов. Она бы всего лишь очаровательно улыбнулась мне на прощание и пожелала счастливой охоты. Ну, разве можно мечтать о таком взаимопонимании. Даже Винсент боялся попадаться мне на пути, когда я спешу на охоту. Роза же с самого начала увидев тень дракона в моих глазах, подумала " Ну и что, пусть в тебе живет демон, все равно ты нравишься мне больше остальных". Тогда я впервые ощутил, что кому-то нужен, а теперь ради своей неотразимой подруги я готов был абсолютно на все.

Я надеялся, что ни под чьим капюшоном в толпе не блеснет огненно-рыжая шевелюра, что изумрудный шлейф одной из шести прях не заскользит по мостовым Виньены. Мои худшие опасения подтвердились, в королевском кабинете я нашел письмо примерно такого же содержание, как то, что недавно пришло ко мне самому. Текст отличался только тем, что в нем не было ни требований, ни угроз, только вежливые намеки. Особенно кидалась в глаза фраза: "только не подумайте, что мы хотим обвинить его в чем-то, ваш приемный сын пригожий и относительно честный мальчик, но, к сожалению, подвержен тем же смертным грехам, что и большинство молодых людей". Ни одного ругательства в мой адрес. Очевидно, плутовки сделали вывод, что король может и не знать о скрытой стороне моей натуры, поэтому выражения надо подбирать осторожно, чтобы случайно не обмолвиться о том, что навредит мне и сорвет их планы. Лицемерное сочинение кончалась заверениями в искренности авторов и наилучшими пожеланиями, а в поскриптуме, как бы между прочим сообщалось, что пусть за беспутным мальчиком водятся те же грехи и долги, что и за подавляющим большинством молодежи, это в сущности неважно и на общем фоне прегрешения выделялись бы не сильно, если бы этот пригожий ветреник не похитил принцессу, очевидно, по ошибке прихватив вместе с ее багажом шкатулку, полную драгоценностей.

-- Селвин! - я смял письмо в комок и обернулся ко всегда готовому оказать мне услугу виконту. - Если женщины, приславшие письмо, вдруг заявятся сюда и начнут что-то требовать, постарайся выгнать их из Виньены.

-- Но ведь если вы им что-то должны, то надо бы расплатиться, - неуверенно предложил Селвин. - Я мог бы встретиться с ними в каком-нибудь не слишком людном месте и уладить все без лишнего шума и без проволочек.

С тех пор, как познакомился со мной поближе, Селвин готов был сделать для меня что угодно. Он, правда, думал, будто пытается выручить меня из весьма неприятной ситуации. При всей своей отваге и дружелюбии, Селвин оказался весьма недалек. Он никогда не пытался выяснить, какой злой дух толкает меня на плохие поступки. Селвин считал, что даже если во мне и есть доля порочности, то волшебный талант укрощать волков, таинственность и в некоторой степени галантность с лихвой искупают все мои мелкие грехи. Если бы он только догадывался, что грешил я не по мелочам и не несколько дней своей жизни, а веками. Но даже если бы кто-то высказал ему такое предположение, то Селвин бы только рассмеялся.

-- Можно поговорить с тобой, как с другом, - я отвел его чуть в сторону, даже если кто-то прячется за дверью или портьерами, то он не должен слышать нас. - Этим фуриям я не должен ровным счетом ничего. Наше знакомство было шапочным, никаких близких отношений. Я жил тогда в крепости моего наставника и стал свидетелем тому, как они, не спросив на то разрешение хозяина, всего за одну ночь успели вывезти оттуда все ценные и редчайшие коллекции произведений искусства. После этого они надолго затаились, а теперь вдруг я нахожу в королевской почте письмо с беспочвенными обвинениями.

-- Вы ведь не способны совершить зло? - с неожиданной надеждой спросил Селвин.

-- Ошибаешься, - я высвободил рукав, в который он взволнованно вцепился. - Я совершил много плохих поступков, но я никогда не причинял зла ни одной из этих дам.

О том, что немало оскорблений когда-то нанесли мне они сами, я предпочел умолчать, негоже обвинять в чем-то молодых и привлекательных женщин, которые, как выяснилось, в случае острой необходимости всегда смогут выдать себя за пострадавшую сторону.

-- Значит, они вас оклеветали, - Селвин вспыхнул от возмущения. - Как такое возможно? Решиться навести поклеп на вас, - он непроизвольно сжал кулаки. - Кто только мог заставить вас спутаться с такой порочной компанией?

-- Когда-то я тоже был ребенком, - с печалью усмехнулся я. - Очень легко заманить в тенета порока кого-то неопытного и беззащитного. Негодяи всегда готовы воспользоваться чьей-то неосведомленностью, точно так же как когда-то один человек воспользовался моей. Он хотел, чтобы мир предстал передо мной в тех красках, какими выгодно разрисовать вселенную ему самому. Темные тона...- я вспомнил общество князя, ночной город и на миг замолчал. - Я оказался не таким безвольным, каким им хотелось бы меня видеть и теперь мне мстят.

-- Это же подло, - вспылил Селвин.

-- Ч-ч, тихо, - я выглянул в окно, надеясь, что не увижу за ним парящий в воздухе силуэт соглядатая, потом обернулся и прижал палец к губам, призывая к молчанию. - Не разглашай моей тайны.

Я загадочно улыбнулся и отметил, что Селвин совершенно очарован таким признанием. Теперь он будет считать меня и мучеником, и жертвой подлых интриг, и героем одновременно, ведь я вырвался из сетей зла.

-- Я сделаю ее величеству подарок, чтобы она простила мне похищение Розы, - сказал я. - Это будет мой первый дипломатический шаг.

Селвин, конечно же, не знал о полном сокровищ склепе в Рошене, поэтому предложил свою помощь, но я твердо заявил, что уладить конфликт между нами и соседями это теперь для меня дело чести.

Письмо я хотел порвать и выкинуть, но бесшумно подошедшая сзади Роза выхватила скомканную бумажку, развернула и прочла, прежде чем я успел что-то предпринять. Она ни чуть не расстроилось и не рассердилась, напротив, похвалила прях за изысканное чувство юмора.

-- Для меня так интересно было прочесть, что ты похитил меня только в качестве бесплатного и хорошенького приложения к моей поклаже, - засмеялась она. - Хотя шутка уже стала избитой.

-- Если придут новые письма Селвин тут же передаст их мне, не допуская больше такого рода почту до рук короля.

-- Его величество сказал, что я не стесняясь могу явиться за помощью, если у тебя вдруг возникнут неприятности.

Я заметил, что корсаж Розы украшает новая брошка в форме букетика, перевитого лентой, мелкие сапфиры имитировали капельки росы на золотых лепестках.

- Еще мне собираются подарить искусственный венок, фату и прелестное подвенечное платье...Боюсь придется рассказать о том, что есть церковь, где мы оставили документ, подписанный твоей кровью.

Роза коснулась пальцем броши и тихо вздохнула.

-- Естественно нам придется приукрасить рассказ, - подавленным тоном добавила она, будто речь шла о заговоре, в который ее втянули против воли. - Не знаю, как ты, а лично я никому не собираюсь говорить о твоем наставнике князе, о полночном венчание и железном пере.

-- Я тоже не настолько наивен, чтобы обнародовать такие вещи, - улыбнулся я. - Все представители волшебной расы иногда ведут себя, как шаловливые дети, но я на самом деле давно уже не тот бестолковый мальчишка, которого король видит перед собой.

-- Ах, Эдвин, - кокетливо, как настоящая шалунья вздохнула Роза. - Века проходят, твои опасные занятия удваивают твою силу с течением времени, но сообразительности у тебя так и не прибавилось, иначе ты давно отправил бы этих негодниц по разным карцерам, - Роза смяла письмо, бросила его на медный поднос, слегка прищелкнула пальчиками и бумажка вспыхнула ярким огоньком. Через несколько секунд от нее остался только пепел.

-- Ты меня оскорбляешь, - совершенно беззлобно, почти в шутку заметил я.

-- Ни в коем случае, - возразила она, - я никогда не сочла бы тебя глупым, просто, на твоем месте я бы давно уже расправилась со всеми, кто пытается с тобой враждовать.

Она обиженно тряхнула головкой, заставляя приятно зашелестеть каскад локонов. Ей не понравилось бы, даже если б я только в шутку предположил, что она в чем-то против меня.

-- Пусть все они живут, - примирительно вымолвил я. - Их ярость против нас бессильна.

-- Да, - согласилась Роза. - Они всего лишь мелкие сошки, так ты считаешь. Мельчайшие разбросанные по вселенной частички одного целого зла, но даже сплотись они в единое целое, а силе дракона противостоять не смогут.

Только, когда мы вышли из дворца, Роза с шаловливой улыбочкой призналась:

-- Знаешь, а его величество попросил меня следить, чтобы с тобой не случилось ничего плохого.

-- Тебя? - я хотел рассмеяться, но вспомнил, что однажды ее молитвы спасли даже меня - воплощенное зло. С какой же искренностью надо было молиться, чтобы спасти одного демона от армии ему подобных.

-- Очевидно, король разделяет мнение своих придворных о том, что я в некоторой степени нечеловеческое создание, - осторожно заметила Роза. - А, если я, действительно, обладаю сверхъестественными возможностями, то по их мнению сумею защитить тебя. Никто же не знает, что до этого было наоборот.

Мы шли по улицам Виньены и я искренне радовался тому, что в городе нет ни прях, ни теней, только несколько моих подданных, затерявшихся в нарядной праздничной толпе. Кроме них, меня, Розы и Винсента, нагнавшего нас, вокруг не было ни одного сверхъестественного существа, по крайней мере, я на это надеялся. Лишь иногда мне удавалось уловить присутствие рядом какого-то постороннего зла и проследить тропинку, бегущую от ворот Рошена. Шлейф Розы роскошным муслиновым хвостом скользил по мостовой, задевая обрывки конфетти и флажки, оставшиеся после праздника. Роза привыкла бродить по улицам в таких нарядах, какие подошли бы только для бала, и этим резко отличалась от толпы.

Какой-то щуплый, нарядный незнакомец выскочил из-за угла и чуть не сбил меня с ног. Я грубо оттолкнул его и хотел спросить, в чем дело, но, едва взглянув на меня, он тут же пробормотал извинения и скрылся в ответвление переулка. Может, мне только показалось, что где-то в области его лба я различил полосы алого сияния.

Тем же вечером мы уже были в Рошене и не благодаря быстрой карете, а с помощью моего умения легко и мгновенно преодолевать любые расстояния. Я не хотел вести Розу в городе, по которому не так давно гуляла чума. Конечно, Розе, как и мне, не грозило заразиться и умереть, но я все равно за нее боялся.

Город оживал. Некоторые кварталы еще оставались необитаемыми. Я имел в виду, не населенными людьми, потому, что тот, у кого есть волшебное зрение отлично знает, что в мире нет ненаселенного угла. На любом заколоченном чердаке или на безлюдной, перегороженной баррикадами улице Рошена всегда может обитать изгнанная фея или другие, неуловимые существа. На площадях горели факелы, слышался иногда грохот роскошных карет или телег, подвозивших в лавки партии товаров. В центре города открылись несколько театров, в темных окнах на фасаде дворца вспыхнул свет. Былое великолепие медленно возрождалось. Люди, не густым, но оживленным потокам спешили куда-то по главным улицам. Жизнь украсила город, точно так же, как весна украшает землю после долгой зимы.

Мы с Розой прошлись по главной площади, потом свернули в малонаселенные и даже в необитаемые кварталы. Винсент послал воздушный поцелуй фее, бледное личико которой лишь на миг показалось в чердачном окне заколоченного наглухо дома.

-- Похоже, в зачумленных районах собрались все отверженные, - пробурчал Винсент, ощутив, как кто-то невидимый наступил ему на полу плаща, когда он попытался взойти на крыльцо какого-то дома и содрать дверной молоточек, украшенный головкой льва.

Участок вокруг склепа по-прежнему был скрыт туманом и колдовством. Он находился в недосягаемости, как в очерченном круге и никто, кроме нас не смог бы войти туда. Кварталы вокруг него тоже были заброшены и необитаемы. В них чума свирепствовала еще более яро, чем во всем остальном городе. Чем ближе были свитки, тем сильнее становились духи болезни, безвредные для меня и смертоносные для человечества.

Я спустился в склеп только для того, чтобы найти достойный подарок. Винсент не пожелал больше зайти в то место, где обезглавил скрипачку, а Роза осталась стоять на лестнице, откуда ей и так отлично был виден блеск сокровищ, сложенных грудой внизу. Она гладила мраморные крылья статуй херувимов, напевала что-то и шептала. Она даже встала на цыпочки, чтобы поцеловать в губы самое красивое изваяние ангела и мраморные губы статуи в ответ растянулись в лукавой, но нежной мимолетной улыбке. Никто не оставался к Розе равнодушным. Для меня это не было чудом, я успел заметить улыбку, прежде чем уста застыли в прежней неподвижности, успел услышать тяжелый шорох слегка взмахнувших от удовольствия при поцелую крыльев и был немного ошеломлен.

Я даже забыл, что искал, но тут под руку мне попалась изящная эбеновая шкатулка с крупным янтарем, вправленным в крышку. Нужно было бы подобрать более дорогой, например, малахитовый ларец, но я решил, что сойдет и первая находка. Я быстро наполнил бархатную внутренность шкатулки мелкими драгоценными камушками, положил сверху еще несколько украшений: бриллиантовое колье, гарнитур из изумрудов, который несомненно подойдет к ярко-зеленым глазам Одиль и перстень с алмазом. Этого вполне бы хватило, чтобы обрадовать даже самую капризную особу, но я понимал, что от Одиль вряд ли дождусь хотя бы благодарной улыбки.

Когда мы вышли из склепа и пересекли полосу тумана, я разглядел, что в свете далекого дымного факела возле необитаемого бедного квартала стоит стройная дама. В дорогой накидке с капюшоном и синей кружевной полумаске она напоминала призрак. Красиво очерченные чуть припухлые губы сложились в коварное полуулыбку. Только они были и видны под темным кружевом маски. Наверное, именно так и должны выглядеть сказочные вампиры - изысканные, но опасные аристократы, которые, чтобы скрыть свой порок ночью выскальзывают из дома и пробираются на охоту в бедняцкие кварталы. Разве смогут не мечтающие уже о чудесном явление бедняки устоять перед возникшей из мглы прекрасной дамой. Манящие объятия смерти. Я чуть было сам не очутился в них. Кристиан спас меня, а не обокрал, только теперь я начал понимать это.

-- Одиль, - неуверенно произнес я.

Прекрасное видение стремительно двигалось к нам, будто скользило по воздуху. Не было слышно звука шагов, но фигура приближалась к нам. Бледная рука вынырнула из - под накидки и Роза, пронзительно вскрикнув, с проворностью ловкой маленькой белки юркнула за мою спину.

-- Возьми, - я протянул ей шкатулку. - Это все, что я могу тебе дать.

Под маской этого было не видно, но я знал, что Одиль нахмурилась и чуть ли не с завистью посмотрела на роскошный, сшитый неземными портнихами наряд Розы. Была Одиль довольно или нет, но шкатулка моментально исчезла из моих рук, даже прежде чем я успел разжать пальцы. Я просто ощутил, что сжимаю пустоту, хотя всего секунду назад прикасался к гладкому тяжелому предмету.

-- Она очень мила, - снисходительно заметила Одиль про Розу. - В таких кружевах, с такими цветками в локонах даже дурнушка выглядела бы прехорошенькой. Тебе повезло, что она снизошла до тебя.

-- Я сам это знаю, - почти грубо ответил я. Рука Розы вцепилась в мой плащ так крепко, что чуть не разорвала ткань. Я чувствовал ее частое взволнованное дыхание у себя на затылке. Твердые крупные жемчужинки, которыми был расшит ее корсет больно врезались мне в спину.

-- А ей повезло, что она осталась жива даже после того, как свела дружбу с тобой, - глаза Одиль жестоко блеснули в прорезях маски.

-- Прощай, - произнес я без всякого сожаления.

-- До встречи, дракон! - высокомерно бросила она через плечо, а в следующий миг мягкие полы ее накидки уже колыхались в запутанном лабиринте заброшенного квартала.

Одинокий красивый силуэт так живописно смотрелся среди улицы с закрытыми ставнями и заколоченными дверями, где еще недавно безумствовала эпидемия. Под накидкой колыхнулись оборки красочного платья, а на башмачках будто выросли крылья, и с их помощью Одиль исчезла еще прежде, чем поравнялась с нагроможденной поперек улицы баррикадой. Еще одно сверхъестественное существо в безлюдном пустынным месте.

Неужели такие отношения, как у нас с Одиль устанавливаются между каждой тещей и зятем? От всех этих бесконечных требований, жалоб и претензий голова пойдет кругом у любого. Мне казалось, что стоит только прижать ладонь ко лбу, и я почувствую обычный лихорадочный жар. Лучше не вспоминать про новую родню, а подумать о чем-то приятном, о том, как красиво выглядели Роза и мраморный ангел, слившиеся в поцелуе, статуя и девушка. Роза и меня называла именно ангелом. Похоже, у нее пристрастие ко всем красивым, крылатым созданиям.

-- И особенно к тебе, - сказала она, как всегда, безошибочно угадав мои мысли.

Винсент нагнал нас на одной из людных улочек. Ему совсем не хотелось встречаться с Одиль, поэтому он самостоятельно бродил по городу, ожидая пока мы останемся одни, без опасной и надоедливой компании.

-- Как легко дышится, когда рядом нет ни одной из твоих шести кумушек, - заметил он.

-- Ты прав, - кивнул я и обратил внимание на одного нарядного вельможу, проворно лавировавшего между прохожими. На первый взгляд в нем не было ничего примечательно, кроме элегантности, но стоило ему поднять на меня взгляд из-под широких полей шляпы и внутренне я содрогнулся от отвращения.

-- Легко дышится в любом месте, где нет нежелательных и зловещих посетителей, - произнес я, провожая взглядом незнакомца. Когда он быстро проходил мимо меня, в тот самый момент, когда мы поравнялись и на миг глянули друг другу в лицо, я чуть было не крикнул ему "я знаю тебя", хотя на самом деле я его не знал, только знак, оставленный на нем злом, был хорошо знаком мне. Незнакомец уже нырнул в переулок, а я все еще видел перед глазами сияющий алый крест на его лбу.

По миру тени бродят так же свободно, как и мои подданные. Так будет до конца времен, сказал Шарло и я знал, что он прав.

Стоило мне выбраться на отдых в регион моей страны, где царило вечное лето, и я забывал о борьбе света и тьмы. Мне нравилось лежать на луговине, ощущать под пальцами головки бархаток и васильков, и жевать горькие на вкус травинки. Я следил за яркими спинками божьих коровок, мелькавшими в траве, за белками, разгрызающими фундук где-то высоко на ветках деревьев. Тягучий пьянящий аромат роз был не сравним ни с каким другим наслаждением. Я ощущал счастье от того, что к моим рощам никогда не притронуться пилы и топоры лесорубов, а в моих чащобах ни разу не вспыхнут костры браконьеров. В тех лесах, куда не может ступить нога человека не раздаться вовеки ни одного охотничьего выстрела, высокую траву не тронут косари, у быстротечной реки не появиться ни одна прачка с корзинами белья, а высокая рожь и пшеница на полях так никогда и не дождутся жнеца.

Мой волк часто бродил здесь, но охотиться на кроликов и куропаток уходил в пограничные со смертным миром чащи, да и то в редких случаях, в основном за мясом, паштетом и разными объедками он прибегал на кухню в замок. Хищник сделался ручным.

Миртовые цветы и чайные деревья навевали какие-то воспоминания. Смотря на поля хмеля и маков, я вспомнил свои беседы с гномами. Во время наших разговоров нас не окружала такая великолепная, не тронутая никем природа. Роза сменила корону на только что сплетенный венок и собирала маргаритки на солнечной лужайке. Вокруг нее вертелся, пытаясь привлечь внимание хозяйки, единорог. На фоне пестрых зарослей цикорий и первоцветов его белое тело напоминало о свежевыпавшем снеге, а рог во лбу переливался чудесным узором из жемчужин. От того, что рядом вечно вертелись какие-то необычные создания, Роза сама казалась призрачной картинкой. Вот и сейчас единорог терся мордой ей об руку, а из корзинки для пикника выглядывал гремлин. Он уже успел закусить какими-то кренделями, и был весьма доволен таким полдником, но ему не нравилось слепящее летнее солнце, поэтому он безвылазно сидел в глубине корзинки. Я был рад, что он обходиться обычной едой и только иногда с жадностью накидывается на сырое мясо. Мне не хотелось, чтобы однажды любимый питомец Розы набросился на нее саму или на снующих по лесу белок. Однако будет довольно неплохо приучить его ловить мышей, если таковые решаться заглянуть на кухню или в столовую.

Море подсолнухов на ближайшем лугу золотилось в сияние дня. Приятно журчала вода. В речке уже плавало несколько выброшенных Розой с моста венков. Они не тонули, а стремительно неслись по течению. Моим водоемам не нужны ни дамбы, ни плотины. Река никогда не выйдет из берегов.

-- Ты царица, - подумал я, смотря на Розу и, кажется, повторил это шепотом. - У меня никогда не было царицы, но я отдал трон тебе. Всем отверженным, проклятым и проказливым, волшебным созданиям тоже нужна коронованная госпожа.

В вересковой пустоши чей-то смех зазвенел, как колокольчик. Кто-то был обрадован моим решением. Роза улыбнулась и помахала рукой каким-то созданиям, промелькнувшем среди вересковых цветов.

Я вспомнил, что ранним утром она нашла на распутье брошенный башмак, в котором поселились крошечные эльфы. Роза проявила заботливость и спрятала его в цветах вереска, там, где ни мои кони, ни мой экипаж не сможет случайно растоптать миниатюрное жилище. Роза даже не поленилась заштопать дырочки на башмачке и теперь у нее появились благодарные друзья.

Мне понравилось целый день бродить по луговинам и полям, чувствовать, как спелые колосья щекочут отвороты сапог, как пригибается к земле клевер. Я прилег и чуть было не заснул на лугу. Здесь было гораздо спокойнее и приятнее, чем в замке среди полуживых статуй, летучих мышей, портретов, как будто подглядывающих за моими действиями и спорящих между собой иждивенцев. Винсент очень любил запугивать Ройса армией, что становилось причиной частых жалоб, шумихи и ссор. Однако, как только я припугнул Ройса, что если он не прекратит ругаться и причитать, то я отправлю его в семинарию, все скандалы тотчас прекратились. Ройс предпочел помалкивать, а Винсент оказался слишком совестливым для того, чтобы нарочно загонять парнишку в одно из тех мест, которому, как известно, все злые духи предпочли бы костер.

По крайней мере, на ближайшее время дискуссии прекратились. Винсент молча, но бдительно следил за Ройсом во избежание новых попыток к шалостям или воровству. Ройс так же в полном молчании вычищал стойла, натирал до блеска медную утварь, по ночам аккуратно чистил туфельки моих волшебных слуг и только изредка начинал причитать о том, что во всех его несчастиях виновата роковая встреча с монсеньером драконом.

Я смеялся, вспоминая его бормотания и моему смеху вторил стрекот кузнечиков в высокой, не скошенной траве. Вместо эха раздавался мягкий шелест крыльев райских птиц. Стоило только представить, как Ройс, терпящий тяготы муштры и уборки в казармах, вдруг начинает громким шепотом посылать проклятия в адрес дракона и всех его прислужников и меня начинал разбирать беззаботный смех. Наверное, такого солдата сочли бы сумасшедшим, но с другой стороны будучи сержантом и размахивая какой-нибудь грамотой подтверждающей то, что его полк защищен от нападений со стороны дьявола, Ройс смог бы убедить многих в своей значимости. Пусть пока остается в замке, решил я. Роза права, лишний слуга никогда не помешает, особенно если временами он способен становиться молчаливым и безропотным.

Роза, невеста дракона, супруга императора, кто, взглянув на эту кокетливую неукротимую и необычайно красивую шалунью, смог бы сказать, что она столько пережила. Лишь посмотрев на Розу, целующуюся в склепе со статуями ангелов, можно было предположить, что ей знакомо колдовство и не чужды запретные тайны.

Чтобы без помех вести свои записи я взломал дверь в заброшенной башне. Она находилась не так далеко от замка, но вокруг нее не зверствовал мороз, а простирались вечно зеленые, как джунгли леса. Благоухала сирень, журчала вода в недалеком роднике. По каменным стенам ползли лианы и вьюнки, и от этого старая башня напоминала иллюстрацию из волшебной сказки. Я разводил огонь в камине на самом верху, раскладывал на столе свои хроники и чистые листы бумаги, которые еще предстояло заполнить. Ползущие по стене плетни роз добирались до моего окна, с каждым днем разрастались все сильней, и однажды придя в башню, я заметил, что колючие ветки с красными и белыми цветами уже добрались до моего стола и наполняют комнату сладким, божественным ароматом.

Я никогда не говорил Розе, что записываю историю своей жизни, но иногда представлял, как она, шурша платьем, поднимется по спиральной лестнице, встанет за резной спинкой стула и, заглянув в рукопись через мое плечо, начнет делать исправления или давать советы.

К тому же, мне было стыдно признаться ей в том, что я выплеснул все свои чувства и мысли на бумагу, запросто признался во всех своих преступлениях и готов поставить под признаниями свою подпись и гербовую печать. Возможно, если бы мое избранное общество узнало о том, что я вопреки мной же установленным законам пишу целую исповедь и надеюсь, что когда-нибудь еще неизвестный нам начинающий чародей найдет ее и прочтет, то нашелся бы очередной смельчак вроде Камиля, готовый поднять восстание. Я тешил себя мыслью, что какого-нибудь злополучного юнца, направляющего стопы в школу чернокнижия мое письменное признание либо вдохновит, либо заставит свернуть с преступного пути. Не у каждого отчаянного храбреца возникло бы желание пройти через все то, через что прошел я. Я очертя голову кидался в приключения, не сулившие ничего хорошего, но жалеть о погоне за недостижимым мне не пришлось. Не рискнув жизнью, я бы не стал императором. Не став прекрасным демоническим созданием, я бы не смог покорить Розу. Не знаю как бы рассудил другой на моем месте, но по-моему встреча с Розой стоила того, чтобы ради нее сотни лет терпеть дракона внутри себя.

Откажись я от участи чародея и, возможно, не смог бы дожить до того волшебного мига, когда принцесса и демон встретились на балу. Утратив мою вечно юную оболочку, дракон бы вырвался наружу и стал бы крушить все по своему желанию. Умри я еще человеком и, скорее всего, в момент смерти тень за моими плечами обрела бы плоть, кровь и огненное дыхание, но я был жив, а дракон приручен. Дракон - моя ужасающая половина, мой порок и мое могущество. Он был и остался неотделимым от меня, и, в конце концов, покорился мне. Лишь иногда я чувствовал, как внутри меня пытается восстать демон, как боль пронзает сердце, словно чьи-то золотые когти, как сводит живот от вспышки внутреннего негасимого огня. Пламенная кровь ежеминутно растекалась по венам, кровь дракона, способная подарить вечную юность. Привычным жестом я откинул волосы со лба и взглянул на свое отражение в оконном стекле. Я никогда не изменюсь. Это отражение гораздо более долговечно, чем портрет, миниатюра или картинка.

Плетни роз цепко обвили стол. Я писал, а вокруг, сложенной аккуратной стопкой бумаги, вился и разрастался живой венок из пышных ароматных цветов. Ветерок доносил сквозь приоткрытое окно благоухание яблоневого цвета. Я слышал, как вода неслась по стремнине реки, как непрерывно стучали молоточки гномов под землей, как осторожно ступали по тропинкам лоси. Где-то стремительно пронеслась лань, задела ветку клена и несколько фигурных листов почти беззвучно упали на дорожку, но я улавливал каждый звук. Все шорохи и шелесты ночи были для меня легко различимы. Если бы кто-то вздумал пусть даже шепотом переговариваться о чем-то в моем лесу, то я легко мог расслышать слова разговора. Даже сидя высоко в башне, я ощущал себя полновластным правителем моей империи.

Перо скрипело о бумагу, когда я писал им самостоятельно, как прилежный ученик, но стоило мне захотеть отдохнуть или помечтать, и оно плавно выскальзывало из рук и само маневрировало над рукописью, оставляя ровные аккуратные строчки. Наклон букв и причудливые завитушки на красных строках точь-в-точь копировали мой почерк. Ворон, сидевший на спинке моего кресла, закопошился и ворчливо каркнул. "Пора двигаться к эпилогу". Я был с ним вполне согласен, но мне не хотелось кончать повествование. Я повернул голову к своему питомцу и с прежним мальчишеским озорством улыбнулся ему. Он любил мое улыбку, мой лучезарный взгляд, мое идеальное нестареющее лицо. Для того, чтобы подкупить вечно недовольного чем-то товарища стоило только улыбнуться. За одну улыбку он готов был для меня на все. Мой ворон был уже стар, но умирать не собирался. Все мои друзья так или иначе становились вечно живущими. Мои верные слуги, моя возлюбленная, мои избранники, я старался подарить долголетие всем, кого любил.

Удовлетворенный проявлением хозяйского внимания ворон замолчал, а я решил добавить еще несколько строк о судьбе Винсента. Я наверняка сделаю его своим приближенным, когда займу трон Виньены. Мне бы хотелось назло всем чопорным и суеверным придворным назначить этого ловкого и обаятельного злого духа первым министром, но Винсент снисходительно заявил, что ради дружбы он согласиться стать министром иностранных дел, я полагал, чтобы уладить наши бесконечные долги, займы и ссуды с Одиль. На случай если этот пост будет занят, и его не удастся освободить даже применив колдовство, Винсент был согласен заведовать военными делами, торговыми, тайными коллегиями или казной, в общем пойти на любую указанную из высших должностей лишь бы только не расставаться со мной. Когда я спросил его о том, с чего бы это он готов, рискуя жизнью, стараться ради такой темной личности, как я, он, который знает, что внутри привлекательной оболочки сидит демон и звериных инстинктов в наследнике престола куда больше, чем человеческих, Винсент обиженно ответил, что я единственный, кто обошелся с ним по-человечески. Наверное, он до сих пор был благодарен мне за то, что я позволил ему остаться у себя, а не выставил за порог.

Кловис открыл театр и несколько торговых лавок, чтобы хоть как-то заметать следы злодеяний своего общества. У них ведь не было такого сильно покровителя, как я и им пришлось учитывать то, что к людям, имеющим хоть какое-то полезное занятие, закон относиться более терпимо, чем к бездельникам. Кловис напрасно ждет свою царицу, она останется со мной. Тени бродят по ночным улицам, пакостят, грабят и, наверняка, отнимают жизни. Мои легкокрылые слуги, которые тоже не прочь проказить и шутить в темных городах вступают с тенями в ссоры и драки, и каждый раз побеждают. Так будет, наверное, всегда, пока не прекратиться течение времени, дней, лет, столетий...Вряд ли даже десятки веков смогут положить конец существованию тех, кто вечен, их борьбе друг с другом, их секретам, их любви.

Вот и все. Исповедь закончена. И не надо посыпать написанное песком из медной песочницы на краю стола, чернила мгновенно высыхают сами. Рукопись не сгорит, даже если я спалю башню, потому что между обычных букв затесались некоторые колдовские символы, которые не опытный глаз может принять за обычные рисунки или помарки. Их по несколько на каждой странице и только чародей поймет, что они значат. Я отложил перо, отодвинул пальцами разросшиеся плетни роз, без риска пораниться о шипы. Теперь надо спрятать стопку листов, испещренных ровным каллиграфическим почерком и магическими знаками.

Я осматривал башню, ища надежное место, и вдруг уловил насторожившие меня звуки внизу. Я ведь запер дверь на висячий замок и окружил башню невидимой стеной своих чар. Мне, чтобы выбраться отсюда достаточно было одного окна, но никто не смог бы различить освещенный квадратик стекла в высоте. Однако, стройная фигура в темной накидке огибает ели, а за ней послушно следует единорог.

Мне показалось, что я слышу щелчок карабина и выстрел, но висячий замок слетел с петель сам по себе. Я произнес защитное заклинание, но оно не помогло, таинственная гостья проникла сквозь заслон и переступила порог.

Я уже хотел отдать приказ гарпии, дремавшей у секретера, но тут различил знакомую легкую поступь на лестнице, блеск золотой короны и призрачное мерцание белого, как водяная лилия, платья. Еще ослепительнее сияла бледная и гладкая, как мрамор кожа. Роза! Она пришла ко мне.

Шипение в стеклянных ретортах не могло перекрыть приятный шелест тафты и шум крыльев лесных птиц, всюду следующих за Розой. Единорог преданно дожидался ее за порогом. Моя царица, моя муза. На винтовой лестнице слышны ее шаги, но ступеньки не скрипят. Знает ли Роза, что волшебные часы над разожженным камином по-особому отмеряют то время, за которое я должен был успеть записать историю своей жизни. Розе может не понравиться то, что я написал о ней в таком духе. Она уже приобрела опыт в колдовстве, и любая рукопись может воспламениться, стоит Розе прошептать лишь слово.

Через мгновение Роза постучится ко мне в дверь и, конечно же, я впущу ее, но сначала лучше спрятать рукопись на всякий случай. Гарпия указала мне крылом на тайник, ключ от которого я уже несколько дней носил на цепочке на шее. Отлично, именно там я и спрячу свое творение. Оно пролежит там до тех пор, пока кто-то такой же безрассудный, смелый и увлекаемый колдовством, как я не найдет и не оценит его. Возможно, первой о нем узнает Роза и осудит меня. Ну и пусть, все равно я не стану ничего приукрашивать. Теперь я чародей, а не поэт, покровитель искусств, но не менестрель. Да, я стал императором, но поклоняюсь всего одной - единственной музе - ей. Заколдованные часы вот-вот отобьют назначенный срок, и тогда начнется новый век. Эпоха моей царицы. А если она захочет перечеркнуть все мои признания, сочинив собственную версию? Что ж, я даю ей на это свое благословения. Стрелки приблизились к назначенному часу. Срок был невелик, но я успел исписать даже больше страниц, чем рассчитывал. Осталось только подписаться, покрепче сжать перо и вывести в конце листа имя и титулы, которые никогда не хотел присвоить себе юноша, поневоле отданный во власть колдуна и победивший его. Впереди века, демон дремлет внутри меня и он покорен. Стоит ли подписываться под таким откровением, но Роза уже ждет, и время на раздумья нет. Перо скрипнуло в последний раз, гордо подписав: "Эдвин, наследник Виньены, волею судьбы властелин в Империи Дракона".

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg