«Хитросплетения тьмы»

Хитросплетения тьмы (fb2) - Хитросплетения тьмы (Сиреневый черный - 2) 983K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жанна Лебедева

Жанна Лебедева Хитросплетения тьмы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Сердце зверя

В слоне и в корове, в жреце и в собаке, И в том, кто собак поедает во мраке, И в том, что дряхлеет и что созревает, Единую сущность мудрец прозревает. (С) «Бхагавад Гита»

Прекрасная Нарбелия очнулась в полной темноте от того, что безумно замерзла. Сначала она плотно зажмурила глаза и резко открыла их снова, приняв происходящее за ночной кошмар, но сон как рукой сняло — абсолютная тьма вокруг и промозглый могильный холод оказались реальностью. Закусив губу до боли, королевская наследница попыталась вглядеться в плотный мрак магическим зрением, но глазам стало больно, и голова загудела, словно с тяжелого похмелья.

— Тианар, — позвала она севшим, неузнаваемым голосом, — Тианар, ты здесь? Что случилось?

Ответом послужило молчание.

— О, Тианар, — снова прошептала Нарбелия, ощущая как первые, зудящие мурашки страха гадко щекочут спину.

Попытавшись взять себя в руки, девушка сжала кулаки. Вместо шелковой перины, на которой, будучи гостьей волдэйского убежища, она привыкла засыпать, пальцы скользнули по жесткой поверхности, укрытой грубой тканью. Вместо невесомого нежного одеяла в руках оказался колючий шерстяной плед, пахнущий овцой. Такие пледы обычно лежали в каретах, чтобы укутываться от холода во время долгого пути или хранились в беседках для ночных встреч…

Сообразив, что оказалась не там, где привыкла засыпать последнее время, Нарбелия затаила дыхание, прислушиваясь. Похоже, в непонятном месте она находилась одна. Попытка усилить тонкость собственных чувств магически, чтобы проверить догадку, обернулась острой болью в висках. Что-то пресекало любые попытки колдовства. Нарбелия прислушалась к звенящей пустой тишине своим обычным слухом. Ничего. Чутье подсказывало, что врагов поблизости нет. Стиснув зубы, наследница сорвала с руки изящный перстень и швырнула его на пол. Помещение озарил тусклый огонек волшебной безделушки, подаренной кем-то из льстивых придворных Высокого Владыки. Вещица творила колдовство сама по себе, обладателю стоило лишь кинуть ее оземь, так что на этот раз боли от применения магии Нарбелия не испытала.

Слабого света едва хватило, чтобы озарить все пространство. То была земляная комната или пещера. Сперва она показалась Нарбелии совершенно чужой, но потом девушка отметила, что размеры помещения совпадают с размерами покоев, в которых они с Тианаром гостили. Правда, на месте балкона оказалась круглая земляная ниша, а на потолке, где плавали по зеркалу декоративные лебеди, чернело влажное пятно, посреди которого торчали витиеватые желтые корни.

Нарбелия села, резко отбросив в сторону плед, и оглядела себя. К счастью, ее шелковое ночное платье не изменилось. Редкая ткань, расшитая драгоценным бисером, переливалась даже в скудном свете магического кольца. Девушка помотала головой — что за наваждение! Как они с Тианаром вообще тут оказались?

Память рисовала смутные эпизоды, не давая мыслям сформировать какую-либо четкую картину. Война с Северными. Союз с Гильдией Драконов. Поход на гоблинскую деревню и гибель драконьей предводительницы, могущественной Эльгины. Поиск мага-некроманта, благодаря которому отряд Тианара потерпел поражение. Пленница. Девка-замарашка, якобы связанная с таинственным магом… А что дальше?

Память отказывалась воспроизводить ясно прошедшие события. Кажется, они с Тианаром отправились куда-то, и у нее, у Нарбелии была какая-то важная миссия. А какая? Наследница сдавила виски указательными пальцами, заставляя себя вспомнить. В мыслях сам собой возник герб с летящей ласточкой и дорога через серый гнетущий лес. Ласточка. Волдэй! Эльфы Западного Волдэя. Именно к ним отправились они с Тианаром тогда… А что потом? Что же потом?

Нарбелия снова мучительно напрягла память. Комната с округлым балконом и лебедями на зеркальном потолке. Эта комната. А что еще? Подземелье и пленники в нем… Были? Вроде бы были… Девка, хранящая след того самого мага, что убил Эльгину. Ее память нужно было вычитать и стереть. Да, точно. Нарбелия очень четко вспомнила некрасивое измученное лицо пленницы и ее непокорный усталый взгляд. Глаза королевской наследницы гневно блеснули. Гадина! Все из-за нее! Из-за той мерзкой уродины, сидящей в клетке. Мерзавка так и не открыла своих мыслей. Все было зря. Ну и черт с ней!

Нарбелия еще раз внимательно огляделась и снова прокрутила в голове все, что смогла вспомнить. Воспоминаний осталось катастрофически мало. Большая часть прошедших событий исчезла из памяти напрочь, и виной тому было мощное колдовство. Это Нарбелия понимала наверняка.

Колдовство… Наследница закусила губу еще сильнее, ощутив, как в горло тонкой струйкой просочилась кровь. Как она, опытная бывалая колдунья, могла блуждать в мороке столько времени! Как Тианар мог не заметить, что вместо роскошного дома их обителью стало сырое промозглое подземелье! Как посмели эльфы из Волдэя так дерзко обойтись с влиятельной наследницей Короля и благородным сыном Высокого Владыки? Как они посмели?!

Нарбелия гневно скрипнула зубами и обратила взор туда, где раньше находилась дубовая дверь, окованная железом. Теперь там громоздилась куча осыпавшейся земли — выход завалило.

Гнев уступил место страху. Собрав волю в кулак, принцесса постаралась взять себя в руки и несколько раз глубоко вдохнула затхлый подземный воздух. Попала, так попала. Нельзя сказать, что угрожающее положение было для Нарбелии в новинку. Являясь королевской наследницей, она зачастую рисковала жизнью, подвергаясь покушениям или ввязываясь в сомнительные интриги и авантюры. Девушка умела сражаться с помощью магии и отлично владела оружием — наемные убийцы давно обходили ее стороной. Но теперь все оказалось гораздо хуже, чем обычно. Враг, неимоверно сильный и совершенно невидимый, запер молодую волшебницу в подземной ловушке, лишив возможности колдовать. Верный Тианар таинственно исчез. Сердце тревожно сжималось, заставляя принцессу рисовать в голове пугающие картины того, что случилось с возлюбленным.

— Тианар, — еще раз безнадежно позвала Нарбелия.

Сквозь давящую ватную тишину послышался глухой звук шагов. Он донесся из-за завала и затих. Кто-то стоял по другую сторону перекрытого выхода из ненавистной земляной комнаты.

— Тианар, это ты? — настойчиво поинтересовалась наследница и, не получив утвердительного ответа, сжала кулаки.

Образовавшуюся тишину нарушил звук посыпавшейся земли — кто-то раскапывал проход. И то был не Тианар.

Стараясь двигаться бесшумно, Нарбелия попятилась от освещающего комнату кольца в дальний темный угол. Наткнувшись на небольшой грубый табурет, она подняла его и выставила перед собой, в качестве оружия.

А, между тем, кто-то продолжал копать. Задрожала земляная куча, на которую девушка смотрела не отрываясь, покатились на утоптанный пол комья земли. «Еще пара секунд, и я тебя увижу! — подумала наследница, крепче сжав в руках свое ненадежное оружие, — пара секунд, и я узнаю — кто ты!»…

* * *

Непроглядная ночная тьма упала на Ликию, растеклась по окрестностям черными извилистыми ручьями, просочилась в дома, утопила в себе сады и парки, замутила воду городских каналов и прудов. Сгинули в ней дороги и мосты, мраморные фигурки нежных дриад умоляюще потянулись к небу, но, не в силах вырваться, утонули в безжалостном темном плену. Одни лишь уличные фонари, потускневшие, помутневшие, но не покоренные этим гнетущим мраком светили в ночи, оставляя надежду на то, что незримое утро уже пробивается из-за горизонта алым отблеском будущей зори.

Наполняя тишину замерзшего города дробным клацаньем копыт, по улице, между сонных домов шел огромный конь. Он двигался шагом, будто крался, боясь потревожить сон жителей Ликии, скрывающихся за темными окнами с озябшими розами на подоконниках. Две всадницы не торопили своего скакуна, понимая, что он пробежал без продыху много миль. Теперь цель их путешествия находилась совсем рядом. Они с замиранием сердца ждали желанной встречи…

На подъезде к Ликии Тама и Айша не узнали город. Теперь его полностью окружала стена. Грубая, наспех построенная из блестящих темных камней, она совершенно не гармонировала с прекрасными садами и невесомыми строениями культурной столицы Королевства. Не так давно, покидая Ликию втроем, вместе с Ташей, Тама и Айша застали начало грандиозной стройки.

Несмотря на стену, въезд по-прежнему остался свободным. Кованые ворота были распахнуты настежь и приглашали путниц к визиту. Холодная погода стала неприятным сюрпризом для девушки и гоблинши, успевших привыкнуть к сухому и горячему воздуху степи. Не в силах согреться Тама куталась в тонкий плащ, а Айша, делала вид, что не замечает непогоду.

Решив не ждать утра, они направились ко дворцу Лэйлы. Засыпанные снегом сады покорно склонили свои ветви, мирясь с дерзкой зимой. Каналы, пруды и лужи затянул тонкий хрустящий лед. Когда тяжелое копыто коня наступало на гладкие зеркала, украсившие мостовую, они трескались и со звоном разваливались на десятки мелких льдинок.

Розовый дворец Лэйлы на фоне всей этой первозданной белизны казался причудливой раковиной, забытой кем-то на снегу. Привратник, закутанный с ног до головы в теплый овечий плед, прокашлялся, а потом, узнав о цели визита странных гостей, поспешил доложить о прибывших принцессе Лэйле.

Когда ворота открылись, подруги спешились и, передав поводья привратнику, поспешили на встречу с хозяйкой Ликии. Несмотря на поздний час, та ждала их в тронном зале и выглядела как всегда торжественно и величественно. Белая мантия, отороченная мехом горностая, струилась по ступеням, ведущим к трону; гордую голову венчала диадема с подвесками из горного хрусталя, такого же прозрачного и холодного, как сковавший каналы Ликии лед. Прекрасная Лэйла узнала ночных гостей. Когда-то они уже посещали ее дворец, но тогда девушек было три.

— Подойдите, — мягко сказала она.

Тама, растерявшись, осталась на месте, а Айша решительно шагнула вперед.

— Мы ищем принцессу Ташу. До нас дошли слухи, что она жива, и находится здесь, в Ликии.

— Она была здесь. Ее спасли из плена и привезли в Ликию. Я дала ей убежище, но, некоторое время назад ваша подруга исчезла из города.

— Пропала? — испуганно переспросила Тама, схватившись за сердце и открыв рот.

— Как пропала? — не поверила ушам Айша. — Что произошло?

— Она ушла. Сама. Даю вам слово, что ее не похитили и не пленили снова. Мои сыщики отыскали следы, которые таинственно исчезли, растворились в садах Ликии, — заверила гостей Лэйла, чуть отводя глаза в сторону.

В ее словах не было лжи, но кое-что хозяйка Ликии все же не досказала. Рядом с отпечатками ног Таши, ищейки отыскали следы существа, говорить о котором прекрасной Лэйле совершенно не хотелось. Кагира, грозное порождение мрака, волей судьбы возвратившееся с той стороны. Это он увел юную принцессу из Ликии, скрыв все следы и словно растворившись в тени густых садов и парков…

— Выходит, все зря? — всхлипнула Тама, — все наши надежды, ожидания…

— Не реви, — одернула подругу хмурая Айша, — она жива и свободна. Если ушла, значит, таким было ее решение. Значит, такова судьба.

Несмотря на показную твердость, в голосе гоблинши звучали трагические нотки, а расстроенная Тама давилась всхлипами. Лэйла чуть склонила голову, отчего хрустальные льдинки на диадеме огласили тишину зала мелодичным звоном.

— Я приношу вам свои извинения за то, что не смогла уберечь девушку, и прошу вас быть гостями Ликии, остановившись в моем доме. Здесь вы сможете дождаться известий о пропавшей подруге…

Так Тама и Айша остались в Ликии. В розовом дворце им выделили комнату с видом на сад, верного Таксу поставили в конюшню. В сердцах девушек все еще теплилась надежда на встречу с пропавшей подругой. Каждый день они ждали новостей, но новостей не было.

Спустя пару дней в Ликию прибыли из лаПлава. Байрус Локк лично возглавил отряд воинов, отправившись в Королевство из свободных земель. Его мало интересовала судьба отыскавшейся невесты, гораздо более молодого генерала волновало состояние дел при дворе Короля, и путешествие в Ликию было для него лишь поводом вырваться из-под опеки влиятельной матери. Генерала ждало разочарование — наследница лаПлава исчезла. Надо сказать, сильно его это не расстроило. По возвращению в провинцию, Байрус решил объявить о гибели Таши, а в ближайшее время намерился провести время в столице. Устав прозябать на окраинах, он мечтал оказаться поближе ко двору, чтобы из первых рук узнать о последних событиях Королевства и планах Короля. Молодой генерал больше не думал о своей неудачной свадьбе. Судьба пропавшей Таши не волновала его совершенно. Пропала и пропала. А если попробует вернуться домой — пожалеет. С чувством выполненного долга Байрус погнал коня на запад, даже не предполагая, что его несостоявшаяся невеста жива, и продолжает свой путь в компании слуги ночи и смерти, убийцы убийц, создания весьма странного, таинственного и непредсказуемого…

He is a midnight mover Coming in the night — going with the light. He is a midnight mover He can't go on in the sunlight… (С) «Midnight mover», Accept

…Они шли садами Ликии. Учитель знал какие-то неведомые тропы, что петляли среди бесконечных цветников, павильонов и клумб. Шаги Кагиры были легки, будто он совсем не имел веса. Таша, напротив, еле передвигала ноги, тяжесть которых казалась слоновьей. Она брела позади, буравя взглядом огромную спину своего спутника. Ей очень хотелось пойти рядом с Учителем, но поравняться она не решалась, уж слишком внушительно и сурово тот выглядел. Массивную фигуру скрывал бесформенный тяжелый плащ, под которым что-то топорщилось и выпирало: то ли неровные отростки позвонков, то ли рукояти какого-то диковинного оружия, закинутого за плечи.

Кагира с его горбатой спиной и черной косматой гривой, мало походил на человека. Видом он скорее напоминал огромную шеспилапую гиену — Властелина Падали, как сказали бы гоблины. Таша видела живых гиен в степи, и звери эти внушали ей уважение. У них были крепкие лапы и неохватные длинные шеи, их спины поднимались горбом к небесам, а грудь имела невообразимую ширину. А еще все они были бархатные и пятнистые, гладкие, с короткой, как замша шерстью, обнажающей тугие складки кожи на изгибах большого тела. Все их естество выдавало могучую безжалостную силу, которая пленяла и завораживала…

Ночь отступила. Пушистые снеговые кучи и резные листья обмороженных южных деревьев подсветило сиреневое зарево. Из-за горизонта нетерпеливо рвалось отдохнувшее солнце.

Кагира и Таша миновали округлый каменный мост, пересекающий тоненький, как ниточка ручеек, схваченный у берегов звонкой коркой льда, и вышли к декоративной колоннаде, предваряющей вход в небольшую открытую беседку.

— Переднюешь здесь, — прошептал Кагира, осматриваясь по сторонам.

Таша удивилась, место показалось ей слишком открытым и совсем небезопасным, но Кагира успокоил ее, словно прочитав мысли:

— Не бойся, дитя, сюда редко заходят люди, их запах почти выдохся.

С этими словами он вошел в беседку. Таша последовала за ним. Внутри оказалось неуютно: на каменном полу заиндевели грибы и мох, деревянные лавочки покосились. К тому же в беседке совсем не было стен — крышу держали прямые белые колонны.

— Ложись и спи, — приказал Учитель.

— Здесь, — переспросила девушка неуверенно, — а если кто-нибудь придет?

— Я буду следить, — сказал Кагира, как отрезал, — холода не бойся, тому, кто связал свою судьбу со смертью, он не страшен…

Таша не стала спорить, послушалась и легла. За время бессонной ночи она устала и продрогла. Домашняя одежда, в которой она отправилась следом за Учителем, совсем не держала тепла. Несмотря на это, девушка быстро уснула, обняв себя за плечи и подтянув колени к животу.

Когда день разыгрался, солнце наполнило беседку теплом, и Таша наконец смогла поспать в удовольствие, пригревшись и расслабившись. Иногда кто-то проходил мимо, скрытый высокими стеблями померзшего дельфиниума и мальвы. Таша слышала глухие шаги и обрывки безмятежных разговоров. Время шло, дрема и сон сменяли друг друга, чередуясь. К вечеру принцесса полностью выспалась и, присев на край скамейки, стала ждать Учителя.

Кагира явился, когда полностью стемнело, и принес с собой зеленый мужской плащ, подбитый плотной шерстяной тканью. Таша примерила обновку — плащ оказался короток, видимо мужчина, что носил его, был низкого роста.

Они снова пошли в ночи и к утру достигли окраины Ликии. Опять пришлось останавливаться на день. На этот раз они пробрались в подвал жилого дома, и там, спрятавшись в пустую бочку из-под пива, Таша уснула. Кагира же снова куда-то пропал, испарился подобно призраку с первыми лучами солнца.

— Куда мы идем? — спросила Таша, когда они снова двинулись в путь.

— Разве это имеет значение, дитя? Разве место назначения важно? Запомни, что гораздо важнее само движение. Движение — это жизнь. Все живет, лишь, когда движется. Вот так, дитя. А замрешь, остановишься и будешь стоять. Застоишься — забудешь, как двигаться, и не поймешь уже тогда — живешь ты, или нет.

Таша кивала, понимая интуитивно, что Учитель говорит не буквально, а манипулирует какими-то своими образами и смыслами. Она больше вслушивалась не в сами слова, а в мелодию этих слов, в их музыку, гармонию и ритм. Тогда становилось яснее, перед глазами расходились кляксами цветовые круги, собирались калейдоскопом картинки, которые плыли на том уровне, где глаза переходят в веки. От этого становилось ясно. Но не так ясно, как когда все услышанное можешь описать или пересказать словами для остальных, а ясно где-то внутри, в глубине сознания. Ясно лишь для себя самого.

Кагира заговорил снова:

— И помни, дитя, что двигаются не только твои ноги, но и душа, и разум, и воля…

— А что такое воля? — решила выяснить Таша.

— Воля — это сила твоей души. Воля позволяет тебе поступать так, как ты хочешь, вопреки обстоятельствам. С помощью воли некромант заставляет мертвое изменяться и действовать против сути, с помощью воли еда может командовать едоком.

— Я уже слышала такие слова. Это трудно. Как может овца приказывать зверю?

— Может и овца, если найдет путь… — понижая голос, ответил Учитель.

— Какой путь? — еле слышно переспросила Таша.

— Путь к сердцу зверя… Когда-то давно, охотясь в пустынях, что лежат ниже Апара, я уничтожил выводок львов. Молодых животных и детенышей я изловил и отправил в зверинец апарского князя, но одна львица смогла улизнуть. После этого я наблюдал за ней. Львица мучилась от горя, она металась и ревела, оплакивая своих львят, потом смирилась, и, измученная голодом, напала на стадо газелей. Он поймала лишь одного новорожденного козленка, и не убила его, а стала кормить своим молоком…

— Горе свело ее с ума? — выдержав долгую паузу, рискнула спросить Таша.

— Не горе, дитя. Любовь, которая меняет все правила и законы. Любовь, которая иногда остается даже в зверином сердце…

Они шли дальше. Огромный мрачный Кагира, и испуганная, нелепо одетая Таша… Сердце зверя, полное любви. Может ли такое быть? Глупо врать себе, что не может. Девушка закрыла глаза, мысленно возвращаясь в подземелье. Она дала себе слово, забыть и не вспоминать о произошедшем там, но раз за разом нарушала собственный обет. Разве можно забыть огонь, рвущийся из груди наружу и ропот тела, переставшего повиноваться, ставшего неукротимым и чужим. И лед прикосновений, и сладкую судорогу ног, и закатившиеся глаза, и мимолетное ощущение того, что любишь весь мир…

Залившись краской, Таша яростно замотала головой, словно постыдные мысли можно было вытрясти наружу. Она и предположить не могла что в жутком подземелье, полном трупов и крови, остался еще кто-то живой. И теперь этот кто-то готовился отчаянно защищать свою жизнь в роковой схватке, возможно последней…

* * *

…Нарбелия среагировала мгновенно. Она грациозно и стремительно, как пантера, прыгнула вперед, размахиваясь своим импровизированным оружием для сокрушительного удара, едва из-под земляной кучи показалась рука. К несчастью наследницы, пришелец оказался быстрее, чем она ожидала. В воздух полетели фонтаном земляные комья, навстречу рванулась стремительная тень…

Сцепившись в воздухе, противники рухнули на пол, продолжая борьбу. Шипя от ярости, Нарбелия отбросила бесполезный табурет и впилась острыми ноготками туда, где под бурым капюшоном дорожной куртки скрывалось лицо врага.

Через несколько секунд все было кончено. Ледяные пальцы незнакомца сдавили горло красавицы, заставив несчастную беспомощно распластаться на земляном полу.

— Рад видеть вас в добром здравии, прекрасная госпожа, — произнес человек с фальшивой лаской в голосе и откинул капюшон.

— Мерзавец, что ты сделал с нами? Где Тианар? — Нарбелия узнала пришельца.

Это красивое, но мертвое лицо ей уже доводилось видеть. Нечестивый спутник лорда Фаргуса, нежеланный королевский союзник — мертвец Хайди. Пожалуй, его она меньше всего желала встретить сейчас.

— Мерзавец? Отчего же? — стальная хватка на горле принцессы ослабла, позволяя воздуху беспрепятственно наполнить легкие.

— Что ты сделал с Тианаром? Где он? — злобно прошипела Нарбелия, поднимаясь на ноги.

— Думаю, ваш сердечный друг поспешил убраться из этого места, чего и вам желал, — мертвец растянул губы в наигранной улыбке, заставив наследницу вздрогнуть от гнева.

— Хватит шутить! — быстро поднявшись, девушка яростно топнула ногой и сжала кулаки, — Негодяй!

— Я вижу, вы так прикипели к этим достойным вашего статуса апартаментам, что не хотите покидать их. Видимо, поэтому вы так неприветливы со своим спасителем!

— Спасителем? — лицо Нарбелии перекосило от недоумения.

— Я говорю о себе, если вы столь несообразительны, — усмехнулся мертвец, показывая зубы, — но, если я, на ваш взгляд, для подобной роли не гожусь, то можем вернуть все обратно — я зарою выход и оставлю вас наслаждаться одиночеством.

С этими словами он повернулся спиной, направляясь к земляной куче у прохода.

— Прощайте, несговорчивая госпожа, я…

— Погоди, — взвизгнула Нарбелия, содрогнувшись от одной мысли о том, что снова рискует остаться одна.

— Уже передумали, — произнес мертвец утвердительно и благосклонно кивнул головой, — тогда, прошу следовать за мной.

Слабого света кольца Нарбелии не хватало, чтобы осветить бесконечный земляной туннель, похожий на гигантскую кротовую нору. Следуя за мертвецом, девушка с отвращением оглядывала серые округлые стены с красными прожилками глины. Кое-где по их неровной поверхности скатывались капли воды, бледные голые корни торчали здесь и там, похожие на хвосты исполинских крыс. Сделав несколько шагов, Нарбелия остановилась и окликнула Хайди, идущего впереди:

— Эй ты! Куда ты направляешься?

— Пытаюсь отыскать выход, — ответил мертвец слегка раздраженно.

— Мы никуда не пойдем без Тианара!

— Тианара? Ха-ха, — ответом была усмешка.

Тонкие гладкие пальцы с отдающими синевой, но весьма ухоженными ногтями издали перед носом Нарбелии неприятный щелчок. Резкий костяной звук заставил девушку поморщиться.

— Очнитесь, принцесса! — продолжил разговор недобрый спутник, — ваш дружок сбежал отсюда, как и все остальные благоразумные и… живые.

— Он не мог! — наигранно нежный голос Нарбелии дрогнул и сорвался, став хриплым и скрипучим, как у древней старухи, — Он не мог! — крикнула она словно от боли.

— Он мог! Мог! — красивое лицо Хайди озарила улыбка триумфа, казалось, что страдания несчастной Нарбелии доставляют ему несказанное удовольствие, — не только мог, но и сделал. Он сбежал.

— Но почему? Почему? — принцесса отчаянно замотала головой, отчего ее роскошные русые волосы затрепетали, дождем рассыпаясь по плечам.

— Его можно понять — он хотел жить, и вам, скорее всего, желал того же! Не стоит его винить — так на его месте поступил бы каждый! Жизнь бесценна, а даму сердца можно найти и новую. В момент опасности вы стали ему обузой — лишним грузом, так что, осознайте уже — сейчас вы просто ненужная вещь, брошенная, забытая, и спасать вас некому.

Пропустив оскорбление мимо ушей, наследница тихо спросила:

— А ты… Зачем ты пришел и откопал меня? Зачем ведешь за собой?

— Ваше высочество представляет для меня большую ценность, — был ответ.

От этих слов угнетенная Нарбелия подняла, было, голову в надежде, однако, окончание фразы оказалось еще более ужасным и гадким, чем все предыдущие слова:

— Вы мне очень нужны, дорогая! Проклятая нора так глубока и запутана, что даже я умудрился в ней заблудиться. Неизвестно, сколько еще придется плутать здесь. Так вот, чтобы не обессилеть от голода я решил захватить вас с собой в качестве передвижного запаса провизии, так сказать, на крайний случай…

Итак, положение девушки оказалось просто кошмарным. Сердце бешено стучало, в голове нарастал гул — тщетная попытка заглушить осознание того, что она, такая желанная и прекрасная, оказалась ненужной, брошенной, забытой впопыхах, словно какая-то служанка или рабыня. Боль предательства мешалась в ее душе со страхом быть съеденной. Лишенная возможности колдовать, наследница могла положиться лишь на милость и сытость своего бессердечного «спасителя»…

* * *

Снег, что выпал так неожиданно, за пару дней растаял без следа. Казалось, не было никаких морозов — северные цветы подняли головки и деревья распрямили пригнутые снеговой тяжестью ветви. Лишь черные, скукоженные листья тропических растений напоминали о прошедших заморозках.

Лейла, молча, стояла на ступенях открытой террасы, которая, подобно морской косе, вела от дворца в самую глубь сада. Принцесса наблюдала, как слуги корчуют замерзшие пальмы и складывают их в запряженную волами повозку. Два огромных сфинкса, подобно белым статуям, замерли у основания длинной лестницы, завершающей террасу. Чудовища не шевелились, лишь слабое движение их гладких боков выдавало жизнь.

Несмотря на пробившееся сквозь пятна облаков солнце, воздух был холоден и влажен, однако, ликийская хозяйка довольствовалась лишь легким длинным платьем из серебряного блестящего шелка и плоскими сандалиями, украшенными крупными живыми цветами. Тонкие пальцы красавицы сжимали ножку золотой чаши, наполненной цветочным чаем.

В эти редкие минуты бесценного, нервного отдыха, Лейла позволяла себе расслабиться и на миг оторваться от своих тревог и забот. Она прикрыла подведенные серой краской глаза и блаженно потянула глоток ароматного напитка, дивно пахнущего цветами горячего летнего луга. От медового пряного вкуса потянуло в сон. Захотелось упасть на траву и уснуть, пригревшись в лучах солнца, просто, без пуховых перин и подушек, без гнетущих бархатных пологов, без жарких пледов и одеял. Как в детстве, когда они с сестрой без забот и хлопот гуляли по окрестным полям под чутким присмотром армии нянек, но с нерушимым ощущением внутренней свободы, наивной, детской, совершенно невозможной теперь.

Когда-то давно они с сестрой были не разлей вода. Все тайны, горести и радости они делили на двоих. Они выгораживали друг друга перед отцом и строгой бабкой, когда творили свои безобидные детские шалости, скучали, оказываясь друг от друга вдали.

Раздор между сестрами произошел много позже. Настал момент, когда уже взрослые дочери Короля должны были унаследовать власть. Старшей — Лэйле, прочили Королевство, Нарбелия — младшая, должна была получить пост хозяйки Ликии, независимого города. Нельзя сказать, чтобы сестры были довольны: спокойная и замкнутая Лэйла никогда не рвалась в Королевы, чего не скажешь об амбициозной и честолюбивой Нарбелии. Словно угадав желания сестер, судьба распорядилась вопреки ожидаемому. Бабка Лэйлы и Нарбелии, та самая, что построила Ликию — великий город, где процветают искусство и культура, находясь на смертном одре, призвала к себе внучек и побеседовала с каждой отдельно.

Лэйла пришла в покои старой Королевы одна и присела на стул возле ложа. В комнате было темно, задернутые гардины не пропускали солнечного света, поэтому горели свечи. Аромат ладана умиротворял, но, несмотря на это, Лэйла подрагивала от волнения — бабка редко общалась с сестрами-наследницами, значит, разговор предстоял важный.

— Итак, юная госпожа, готова ли ты слушать внимательно и отвечать мне честно? — спросила старая Королева, едва двигая губами.

Лэйла кивнула, всячески стараясь изобразить внимание, однако взгляд девушки был занят дивными картинами с изображениями красивейших пейзажей Ликии, развешанными по стенам спальни.

— Я вижу, тебе нравится мой город? — от Королевы трудно было что-то утаить.

Смущенная Лэйла кивнула опять.

— Город и вправду хорош, — подтвердила этот кивок старуха, поднимая утопленную в пуховой перине слабую руку и прикасаясь покривленными от времени пальцами к пышущей юным румянцем щеке внучки, — скажи, молодая госпожа, как, по-твоему, нужно править городом?

— Я думаю… — Лэйла мечтательно закатила глаза, принюхиваясь к бабкиной руке, теребящей ее за ухом, словно котенка, и замолчала.

Старческий запах мешался с ароматом дорогих духов, щекоча нос. Чихнув, девушка продолжила:

— Я думаю, чтобы править городом, надо стать городом. Надо представить, что к кончикам пальцев привязан каждый дворец, каждый дом, каждый храм, — увлеченно фантазировала она, — реки должны стать венами, улицы — волосами, главные ворота — ртом, а глаза… — про глаза Лэйла так и не успела придумать — сухая шершавая рука снова потрепала ее по щеке.

— Именно так, дорогая, именно так и должно быть, — удовлетворенно кивнула старая Королева, — а теперь, милое дитя, покажи мне свою руку!

Лэйла растопырила пальцы и послушно продемонстрировала раскрытую ладонь. Королева перевернула кисть внучки тыльной стороной вверх и протянула рядом свою. На желтой, словно сухой осенний листок коже виднелись почти стертые татуировки — корона, книга, стрела, головы волка, сокола, барса и змеи.

— Твоя рука очень хороша. Можешь идти…

После этого все поменялось: наследницей Ликии стала старшая из принцесс, а трон Королевы теперь ждал Нарбелию, которая была несказанно тому рада. Лэйла тоже не слишком расстроилась. Груз ответственности за все Королевство в перспективе тяготил ее, другое дело — управление одним единственным городом.

Как наивна она была тогда. Принцесса улыбнулась далекому прошлому, касаясь губами края чаши. Фантазия стала реальностью, и Лэйла действительно превратилась в город, посвятив его процветанию всю себя. Она полностью отдалась правлению Ликией, отказавшись от собственных потребностей и желаний. Став городской хозяйкой, она забыла обо всем. Все, чтобы она ни делала, служило одному главному делу — делу благополучия драгоценного града.

В последнее время произошло много событий. Развязавшаяся война тяготила неясностью целей. В глубине души Лэйла испытывала постоянный страх за будущее Ликии. Все вокруг встало с ног на голову: союзники Королевства стали врагами, а Северные захватчики — друзьями. Неведение причин происходящего угнетало, заставляя строить самые невероятные догадки. Единственной надеждой на торжество истины стал придворный сыщик — Франц Аро. Лэйла поставила на него и не разочаровалась. Молодой и уверенный в собственных силах, готовый отдавать работе всего себя, не ищущий богатства и славы, он, как никто другой обнадеживал ликийскую принцессу, которая всем сердцем чуяла неминуемую беду, смертельную опасность, надвигающуюся с запада на ее драгоценный город…

* * *

Уезжая из родного поместья, где он пробыл почти неделю на заслуженном отдыхе, Франц обернулся. Его мать стояла возле ворот, расстроено перебирая грубыми пальцами ножницы для стрижки кустов.

— Я скоро вернусь, мама, — скрепя сердце произнес Франц, где-то глубоко в душе уже понимая, что это обещание скорее всего окажется ложью.

— Я знаю, — одними губами ответила женщина, подсознательно разделяя тревогу сына.

И все же ее благородное неухоженное лицо выражало тайную надежду, вопреки сердечной боли. Так было всегда. Раз за разом муж и сын покидали дом, в котором давно уже были лишь редкими гостями. Но она не унывала, она привыкла ждать. Госпожа Аро сама затворила ворота и, подхватив метлу, принялась убирать двор.

Отдых в родном поместье не принес ее сыну радости. Франц быстро вернулся в Ликию и приступил к работе. Его кабинет, находящийся в одном из Сыскных Домов, где молодой сыщик работал, работал и работал, не жалея сил, служил ему также и почевальней, и столовой. Надо сказать, что спал он крайне мало и почти ничего не ел. Каждый день Аро посвящал раздумьям, тешась иллюзией, что мысли могут повернуть время вспять, и это позволит действовать заново, не упустить драгоценный шанс…

Несмотря на то, что поставленные загадки были разгаданы, Франц ощущал себя проигравшим, и от этого находился в состоянии подавленном и злом. Отправляясь с очередным отчетом во дворец Лэйлы, он не мог чувствовать себя спокойно, ему постоянно казалось, что придворные смотрят на него с усмешкой, а сама принцесса даже в похвалах скрывает укор. И укор этот заслужен: эльфийки погибли, все до одной, а убийца ушел из-под носа. Установить личность врага не вышло, не говоря уж о том, чтобы изловить загадочного травника.

«Кто ты такой, Хапа-Тавак — Белый Кролик?» — задумался Франц, массируя виски большими пальцами. Ясно было одно: этот Кролик, персонаж таинственный и страшный, пришел в королевские Земли без приглашения. Он вел себя по-хозяйски, уверенно и дерзко, не считаясь ни с кем и не боясь никого. При всей своей наглости, враг был крайне осторожен, Францу повезло, что он смог выяснить хотя бы его имя. Имя. Пока что оно было единственным достижением.

А между тем, слухи о Белом Кролике расползлись по Королевству. И если богатые горожане и королевская знать относились к ним скептически, то среди простого народа нарастала тревога. Селяне с ажиотажем рубили леса и парки, возводя вокруг своих домов неприступные стены из частокола. Всех девочек, девиц и даже молодых женщин, всех дочерей, внучек, племянниц, кузин и жен они теперь держали под присмотром. Деревни словно вымерли: не возилась на улицах малышня, не ходили поводу молодые хозяйки, незамужние селянки не стирали белье на пруду.

О Белом Кролике поползли всяческие перетолки и байки. Кто-то говорил, что это огромный великан с гор, рожденный троллем и человеческой женщиной, якобы его троллье начало пересилило, и он, сойдя с ума, стал людоедом. Другие болтали об оборотне с белой шкурой, который в полночь разрывает могилы и закапывает в них убитых девственниц. Звучали и вовсе странные истории: какой-то болтливый крестьянин кричал на ярмарке, что своими глазами видел огромного зайца, который ходит на задних ногах, подобно человеку, и курит трубку. Самое странное, что вместо заслуженных насмешек болтун тут же получил всеобщее признание, и истории про зайца посыпались градом: одни рассказывали, что видели его ночью возле домов, где есть молодые девицы. Якобы они углядели даже, как огромный зверь в сюртуке и монокле на одном глазу постучался в окно и попросил отсыпать табаку.

Выслушивая подобные рассказы от своих помощников, Франс лишь горько усмехался. Его расследование продолжалось, но никакого продвижения оно пока что не возымело.

Единственной зацепкой служило имя врага. Прозвище это, Хапа-Тавак, придумали северные гоблины, значит, и спрашивать нужно было у них. Именно поэтому, не слишком надеясь на удачу, Аро, в сопровождении небольшой свиты, отправился в Северный лагерь. Там его ждали. Принц Кадара-Риго получил письмо из Ликии, в котором Лэйла лично просила его оказать посильную помощь придворному сыщику.

Северных гоблинов в армии принца Кадара-Риго служило немного. Синекожие длиннорукие и молчаливые, они сторонились людей и нежити, их оружие, сделанное из костей невиданных морских тварей, тускло поблескивало на солнце, храня в себе холодные отблески далеких ледяных морей. Вытатуированные изображения зубастых чудовищ и хищных рыб покрывали голые торсы молчаливых воинов…

Франц отыскал гоблинов-северян за обозами, на самом краю лагеря. Они сидели возле костра и тихо переговаривались о чем-то. Цепкий взгляд сыщика тут же отметил, что палаток поблизости нет. Привыкшие к непогоде и низким температурам эти жители льдов не нуждались в укрытии. Похоже, местный климат был для них слишком жарким.

— Мотойё, — с напряжением в голосе произнес Франц, вспоминая транскрипцию такого приветствия, виденную им в одном из словарей Большой Ликийской Библиотеки.

— Мотайэ, — кивнул в ответ самый старший из гоблинов, в его глазах сыщик прочел благосклонность: приветствие на родном языке, прозвучавшее из уст человека Королевства, располагало.

Ничего не произнося более, гоблин ждал, внимательно глядя на Аро. Его соратники сидели молча, не проявляя никакого внимания к явившимся людям.

— Я пришел к вам за помощью. Мне нужен ответ на вопрос.

— Спрашивай, — склонил голову старший северянин, — я отвечу то, что знаю.

— Известно ли тебе имя «Хапа-Тавак»? — спросил Франц, не распыляясь более на отвлеченные разговоры.

Услыхав имя, гоблин не проявил никаких эмоций, однако внимательный Франц заметил, как на миг вспыхнули глаза собеседника.

— Известно, — медленно кивнул воин.

— Может, ты знаком с человеком, который это имя носил?

— Не знаком, — отрезал гоблин и замолчал.

Обнадеженный было Франц, разочарованно выдохнул. Зная немногословность гоблинов-северян, он понял, что любые новые расспросы бесполезны. Воин не скажет ему более ничего.

— Мотайэ, — справившись с нужной интонацией, произнес, прощаясь, сыщик.

Он уже собрался уйти, но за спиной прозвучало:

— Эт!

Решив, что «эт», это сокращение от «этта», Франц остановился.

— Стой! — повторил гоблин уже на языке Королевства, — я не знаю человека с этим именем, но когда-то я сражался со зверем, которому сам дал такое прозвище.

— Ты сражался с ним на Севере? — едва сдерживая волнение, спросил Аро.

— Нет. Я встретил его в Темных землях, — произнес гоблин, подкладывая в костер хворост.

Яркие всполохи огня отдавали бордовым и сиреневым. Казалось, рядом с этими дикими северными воинами даже огонь замерзает, становясь холодным. Темные земли — так гоблины называют Темноморье. Франц мысленно кивнул сам себе: «Ясно, наемники воюют далеко от дома, и этих угрюмых северян могло занести даже к Темным морям»…

— Почему ты назвал Хапа-Тавака зверем? — уточнил сыщик.

— Потому что он не человек: зверь или демон. Я видел беспощадных убийц-людей, и даже они испытывали трепет, убивая, а он, Хапа-Тавак, всегда был спокоен, словно хищник, для которого убийство лишь часть природного естества, — уклончиво ответил гоблин, протягивая руку к огню и пальцами вытаскивая из углей кусок испеченного в них мяса.

Языки пламени облизали синюю грубую кожу, но на клыкастом лице не дрогнул ни один мускул:

— Наемники из Ледяных Вод не знают страха, но Хапа-Тавака боялись все, — гоблин многозначительно посмотрел на своих более молодых товарищей, — даже я дрожал, когда над полем сражения поднимался его флаг с белым таваком, лежащим в золотом кругу на зеленой тверди. Даже самые отчаянные испытывали ужас.

— Чего же было в нем такого особенного? — Франц напряженно приблизился к гоблинам и присел возле их костра.

Молодые воины взглянули на него с неодобрением, но рассказчик благосклонно кивнул, указывая на место рядом с собой:

— Хапа-Тавак всегда носил светлый плащ и капюшон, скрывающий лицо, а еще, был огромного роста и не имел при себе совершенно никакого оружия. Однако вокруг всегда витал странный запах, вдохнув который, люди и гоблины падали замертво.

— Зачем ты воевал с ним?

— Я служил наемником в армии темноморского принца, решившего очистить свои земли от разбойников, а Хапа-Тавак был правой рукой самого сильного разбойничьего главаря, человека с прозвищем Золотая Карета.

— Подумать только! — не справился с волнением Франц, — я слышал легенду о Золотой Карете, но всегда думал, что это лишь сказка, как большинство слухов и домыслов о тайнах Темноморского края.

— Может и сказка, — старый гоблин ухмыльнулся, обнажив тупые желтые клыки, первый раз за весь разговор выражение его бесстрастного лица поменялось, — только правду о том, что происходит в Темной земле, здесь не расскажет никто. Мотайэ! — резким жестом он указал на лагерь.

Франц понял, что следует оставить гоблинов, больше они ничего не поведавют. Надо сказать, сыщик был вполне удовлетворен услышанным.

* * *

Лагерь Северных, уставших от оседлой жизни, постепенно приходил в движение. Оставив за спиной Ликию, они намеревались двинуться вглубь Королевства, пройти по южной границе и обложить столицу. Принц Кадара-Риго лично осматривал оружие, коней и доспехи своих воинов. Будущее тревожило молодого военачальника. Перед его армией лежал долгий путь по территории врага, укрепленные города, разозленные, сильные враги и абсолютная неизвестность далекого запада.

В очередной раз объехав лагерь, Алан остановил коня и посмотрел туда, где на фоне заходящего солнца вырисовывались угловатые фигуры. То были некромант и один из его черных всадников…

— Отправляйся на юго-запад, разведай, каков путь до Энии и Гроннамора, — приказал Ану своему мертвому слуге.

Фиро, сидящий в седле прямо и неподвижно, кивнул и накинул на голову капюшон. На фоне кровавого заката его фигура казалась черной тенью, выросшей на вершине покрытого невысокой травой холма. Мертвец тронул виверна пятками по бокам, и тот в развалку побрел вниз со склона, устало рявкнув, запрыгал по-вороньи, боком, а потом взлетел, чиркнув крыльями землю.

Некромант двинулся было в сторону лагеря, но цепкий взгляд его отметил кровавое пятно на том месте, где за минуту до этого стоял черный всадник.

— Лишь бы не издох, в противном случае Фиро придется ходить пешком, — вслух отметил Ану, вспоминая, как во время последней стычки, виверн мертвеца принял в открытое брюхо пару десятков стрел, — чертовы эльфы…

Спокойное время кончилось. Похоже, Король с союзниками решили взять инициативу в свои руки и, наконец, показать Северным, кто истинный хозяин на этой земле. Первыми пришли эльфийские отряды. Их задачей было намекнуть Кадара-Риго, что он гость, и армия его засиделась на одном месте.

Нежданный дождь из стрел, накрывший лагерь посреди ночи, не нанес Северным критического урона, но спать спокойно они больше не могли. Ану кровожадно усмехнулся, вспоминая ту ночь. Каждая эльфийская стрела нашла свою цель. Разленившиеся гоблины и люди метались по лагерю, на ходу хватая оружие, не в силах понять, откуда вообще произошло нападение. Оба черных всадника поднялись в воздух, и, попав под шквал из стрел, тут же стали похожими на ежей.

— Взять живьем! Командира мне принесите! Живьем! — крикнул им Ану, прикрываясь от выстрелов круглым гоблинским щитом, — Пошли, нани! Взять! Взять! — он тряхнул за шкирку оказавшегося под рукой мертвяка и толкнул его в сторону, откуда, по его мнению, стреляли.

Белая стрела, пущенная на голос, пробила щит и застряла в нем. Некромант с уважением взглянул на тонкое жало, глянувшее с его стороны сквозь обитое сталью дерево. «Чертовы эльфы!» — выругался он про себя, глядя, как сообразительные гоблины попрятались под деревянные столы и лавки походной кухни.

Спустя некоторое время вдали раздались лязг оружия, крики и глухое ворчание — мертвяки нашли противников, лишив их возможности стрелять и вынудив сражаться лицом к лицу. Тут не поздоровилось уже самим эльфам. Надо отдать им должное: поняв, что преимущество внезапности утеряно, те из них, кто остался в живых, сбежали от мертвяков не оставив следов, как они, эльфы, прекрасно это умели.

Виверн Широ с налета подхватил зубами командира ночных гостей, но тот, на свою беду, решил сопротивляться огромному зверю, всадив тому в шею тонкий длинный стилет; за что поплатился — черный монстр, обезумев от боли, не послушался седока и перекусил пойманного пополам.

Еще один эльф, зажатый мертвяками с четырех сторон, продолжал сражаться до последнего. Поняв, что плен неизбежен, он выхватил нож и отрезал себе язык. Захлебывающегося кровью, его приволокли и бросили к ногам принца Кадара-Риго. Тот, тоскливо посмотрев на пленника, кивнул одному из капралов:

— Позовите целителя, пусть остановит кровь, а потом гоните в шею — пусть убирается восвояси.

— Но, господин, он — единственный пленный, — попытался возразить кто-то из офицеров, но Кадара-Риго лишь ухмыльнулся:

— Он нам ничего не расскажет, даже под пытками. Что с него взять?

— Но, может быть, кто-то из магов сможет покопаться в его мозгах?

— Это рядовой солдат, он ничего не знает, — отрезал тогда принц…

Ану присел и провел рукой по кровавым каплям, окрасившим короткую траву. На руке блеснуло алым. Странно, кровь виверна всегда казалась ему коричневой и мутной, словно болотная жижа. Он поднес пальцы к носу, потянул ноздрями и ощутил металлический запах. Похоже, что мертвец убил кого-то в лагере без ведома своего господина. Узкие глаза некроманта почернели от гнева и превратились в тонкие щели. Поразмыслив, он достал из кармана штанов завалявшийся там кусок мешковины и промокнул им кровавое пятно.

Вернувшись в свою палатку, он подозвал Широ, ожидавшего возле входа. Альбинос послушно зашел внутрь и замер в центре шатра. Внимательный Ану тут же заметил, как нервно трепещут ноздри мертвеца, похоже, запах, появившийся в палатке господина, сильно его обеспокоил.

— Иди сюда, Широ, — позвал своего слугу Ану, — нюхай, — он грубо ткнул ему в лицо испачканной кровью тряпкой.

Глаза альбиноса вспыхнули, а на лице проступило недоумение, совершенно нехарактерное для молчаливого зомби. Он долго обнюхивал тряпку, водил по ней носом, замирал, сосредоточенно закатывая глаза.

— Что там? — озадаченно поинтересовался Ану.

— Кровь, — одним словом ответил мертвец.

— Черт, Широ, я знаю, что там кровь! — раздражено прикрикнул на него Ану, — чья она, идиот?

Мертвец молчал. Казалось, что на него наложили заклятие оцепенения. Озадаченный и разозленный Ану напряженно ждал. Наконец Широ заговорил снова:

— Это кровь моего брата.

— Какого еще брата, — не понял некромант.

— Это кровь Фиро, — неуверенно произнес альбинос, поспешно попятившись к выходу.

— Чья?! — Ану, решив, что ему послышалось, грозно двинулся следом, — я не ослышался?

— Это кровь Фиро, — повторил мертвец, глядя в глаза своему господину, и тот понял, что мрачный слуга его не шутит.

Надо сказать, что Широ был последним существом, которое Ану заподозрил бы в желании пошутить. Наверное, они друг друга недопоняли: возможно, запах Фиро так крепко пристал к его загадочной добыче, что даже в крови ее Широ учуял дух собрата. Возможно, мертвая кровь Фиро, получившего очередную рану, смешалась с живой кровью, той что на тряпице… Не раздумывая больше, некромант, уточнил:

— Я спросил про живую кровь. Чья она?

— Это кровь Фиро, — упрямо произнес альбинос.

Его немигающие, пустые глаза в упор смотрели на Ану. В их глубине внимательный некромант заметил беспокойство и страх. Зрачки мертвеца вздрагивали, то расширяясь, то сужаясь.

— Уходи, — приказал ему Ану, — Прочь!

Задернув полог палатки, некромант рухнул на корявый стул, сбитый наспех их нескольких поленьев, и обхватил голову руками. Живая кровь не могла принадлежать Фиро. Что это было тогда? Иллюзия, волшебство, могучий морок, умело наведенный вражеским колдуном? Ану вскочил на ноги и закрутился на месте, пытаясь уловить след магического присутствия.

Разбросав вещи по палатке, перевернув все, он выскочил на улицу и продолжил свои поиски там. В голову лезли всякие мысли. Он судорожно вспоминал то, что знал о тайнах эльфийской магии, об известных колдунах Короля. Лишь один образ всплывал в памяти, затмевая остальное: жуткое лицо с пустыми глазницами, насмешливое и надменное. Кагира. Похоже, Ану верно ждал его мести, похоже, время расплаты пришло, и эта кровь лишь смешок, брошенный в лицо неверному ученику, лишь напоминание о том, что судьба молодого некроманта еще будет вершиться четырьмя руками того, кто пришел по его следам из далекого прошлого, забытого и утаенного…

Вспомнив об Учителе, Ану свирепо скрипнул зубами. Страх исчез, уступив место ярости, глаза, ставшие на время глазами параноика, снова приобрели хищный огонь. Остановившись, некромант вдохнул полной грудью, ощущая, как, проходя сквозь тело, щекочет лодыжки нижний поток.

— Глупый старик! Хотел напугать меня дурацким фокусом! Моя сила беспредельна, моя воля, что весенняя река, сметает все на своем пути! — прошипел он сквозь зубы, наблюдая, как со всего лагеря к нему покорно ползут мертвяки, скулят и воют, восхищенно и испуганно взирая на своего повелителя.

Эти яростные слова не дошли до адресата, хоть тот и находился не так чтобы очень далеко от Северного лагеря. На некоторое время уверенность в собственном могуществе вернулась к Ану. Мертвецы слушались его беспрекословно и беспокойства не проявляли. Мертвяки благоговели перед ним, покорно склонялись и подобострастно ползали у ног. То было время спокойствия, лишенного всяческих тревог и воспоминаний о гнетущем прошлом. Покой продлился недолго, став очередной иллюзией, ведь избавиться от собственного прошлого так же тяжело, как избавиться от себя самого…

В то утро Ану рано покинул свою палатку и долго беседовал с принцем Кадара-Риго. Все их разговоры были посвящены будущим походам и битвам. Настала пора сниматься с насиженного места и выдвигаться на Энию. Оставив, наконец, Алана, некромант направился к себе, но шум и крики в центре лагеря заставили его свернуть с намеченного пути.

Возле походной кухни собралась огромная толпа людей и гоблинов. Они возбужденно кричали, махали руками и топали, неотрывно наблюдая за чем-то, скрытым от глаз некроманта широкими спинами.

Продравшись сквозь плотный круг орущей солдатни, Ану увидел сцепившихся мертвецов. Отчаянно хрипя и путаясь в длинных плащах, они рвали зубами кожаную защиту на руках, скрюченными пальцами раздирали сталь кольчуг, силясь добраться до горла друг друга. Оружие, запятнанное черной мертвой кровью, валялось тут же в пыли. Возле кружили несколько мертвяков. Они, словно обезумевшие, визжа и шипя, пытались ухватить за ноги кого-нибудь из дерущихся.

Стоящая вокруг толпа то и дело прорывалась азартными возгласами:

— Давай «черный», оторви ему голову!

— Ставлю золотой на «белого»! Ату его, парень! Ату!

— Кто-нибудь, отгоните прочь эту дохлую шушеру! Они только мешают делу!

— Назад, нани! — заорал Ану, врываясь в круг и пинком отшвыривая одного из крутящихся под ногами мертвяков, — Широ, Фиро, прекратить!

Действуя быстро и решительно, некромант ухватил альбиноса за капюшон и рывком оттащил в сторону. Тот зарычал и извернулся, пытаясь освободить голову, выкрутиться из превратившегося в удавку ворота плаща. Широ рвался так отчаянно, что чуть не сбил Ану с ног. Стоило некроманту пошатнулся, толпа охнула и подалась в стороны.

Тем временем Фиро поднялся на ноги и замер, грозно оглядывая окружающих. Черная, вязкая, похожая на деготь жижа покрывала его горло и грудь, он то и дело дергал головой, словно что-то, находящееся в области шеи, мешало ему. На миг ноги мертвеца подкосились, и он рухнул на одно колено, но тут же вскочил. Глаза его заволокло привычным туманом, в глубине которого полыхнули красные огни.

— Падай! Падай же! Я не собираюсь терять свое золото! — крикнул рослый солдат из первого ряда увлеченных зрелищем зевак.

— Подойди и добей меня, — спокойно ответил мертвец, встретившись с ним взглядом, после чего перепуганный крикун поспешно ретировался за спины товарищей.

В этот момент один из притихших было мертвяков направился к Фиро, озлобленно шипя и припадая животом к земле. Заметив это, Ану, продолжая удерживать вырывающегося Широ, изловчился и наступил на непокорного мертвяка ногой. Отчаянно взвизгнув, тот дернулся и неожиданно ухватил некроманта зубами за щиколотку…

Толпа загудела и, подобно волне, отхлынула еще дальше. Солдаты зароптали:

— Мертвяк укусил нашего некроманта. Вот это да! — шепнул один.

— Похоже, Ану, растерял всю свою силу… — начал второй.

— …и власть! — продолжил кто-то еще.

— Прочь отсюда, все! — прикрикнул на них некромант, в гневе раскрутив водоворот силы, который смел, переломал и расплющил неугодных мертвяков, а потом мощной волной ушел в гудящую толпу.

Спорить никто не рискнул, растеряв свой пыл, солдаты поспешили покинуть место драки. Ану мрачно осмотрел клочья растерзанной брони, валявшиеся на земле в луже черной крови, бросил брезгливый взгляд на мокрые пятна, оставшиеся от мятежных мертвяков. Посмотрев на Фиро, он приказал ему:

— Иди ко мне и жди там.

Когда один мертвец удалился прочь, некромант выпустил из рук капюшон второго, приговаривая:

— Не вздумай дурить, парень!

Палатка Ану находилась на краю лагеря Северных. Это был высокий шатер, состоящий из легкого деревянного каркаса, обтянутого промасленной плотной тканью, хорошо защищающей от дождя. Когда некромант, отослав Широ подальше от лагеря, вошел туда, Фиро уже ждал его.

— Что с тобой происходит? — серьезно спросил Ану, заранее зная, что ответа на вопрос он не получит.

Мертвец промолчал, продолжая неподвижно стоять в тени откинутого набок полога. Поняв, что никаких объяснений добиться не сумеет, Ану уселся на край деревянного стола, вынул из ящика трубку и принялся набивать ее табаком. Он не курил уже много лет, а трубку хранил как память. Теперь ему вдруг дико захотелось курить, ощутить, как легкие заполняет густой терпкий дым, почуять, как щекочет ноздри едкий запах крепкого немешаного табака. Щелкнув кремнем, некромант закрыл глаза и затянулся поглубже, мысленно проклиная Кагиру, желая ему погибели и боли, понимая, что желание это абсурдно и глупо, так же глупо, как слепая вера в то, что прошлые деяния можно вырвать или вычеркнуть из собственной жизни, словно неугодные страницы из детской тетради по письму…

* * *

Через пару недель пути они выбрались на старый тракт. Его скрывали сады Ликии, которые протягивались далеко за границы города. Тракт выглядел заброшенным, но по нему Кагира и Таша шли не одни. Им то и дело попадались люди, на вид бродяги и разбойники. Грязные, плохо одетые, они брели на юг, воровато озираясь и волоча на плечах мешки с нехитрым скарбом. Порой встречались и маги: угрюмые некроманты в темных одеяниях, щеголеватые боевые стихийники в дорогих одеждах кроя королевской армии, с огромными посохами и загорелыми лицами, испещренными шрамами былых сражений. Изредка Кагиру и Ташу обгоняли всадники. В такие моменты приходилось сходить с дороги и пропускать несущихся во весь опор коней. Время от времени по отходящим от тракта тропам Таша добиралась до соседних деревень, чтобы отдохнуть или купить немного еды. Кагира никогда не ходил с ней. Людей он сторонился.

Таше дорога давалась тяжело. Кагира сопровождал ее лишь после заката, или, когда красное тусклое солнце уже касалось горизонта. Днем ей приходилось идти одной, это требовало особого внимания, приходилось прятаться, едва услышав конский топот или человеческие шаги. Иногда приходилось идти сутки, или сутки с лишним, прежде чем в придорожных кустах начинала маячить заветная тропа.

Сначала Таша побаивалась в одиночку ходить в незнакомые деревни. Лишь безмерная усталость и запах горячей еды, подгоняли ее, придавая смелости и сил, чтобы просить крова. Но, все равно, страхи прошлого заставляли сердце сжиматься, горло пересыхать, а слова путаться. Как только она оставалась одна, в памяти тут же всплывали темные стены сырой камеры в катакомбах, и начинало казаться, что легкие наполняются спертым воздухом былой тюрьмы.

Постепенно страх ушел. Люди в деревнях почти не обращали внимания на невзрачную девушку в потертом мужском плаще, принимали ее то за бродяжку, то за наемную работницу, а увидав ликийские монеты, кормили и пускали на постой. После отдыха принцесса возвращалась на тракт к Кагире, и они снова пускались в путь.

Таше очень хотела расспросить Учителя о том, где он был, что делал в ее отсутствие, куда планирует направиться дальше. Расспросить его напрямую она не решалась, но однажды все же поинтересовалась, обращаясь к широкой, укрытой плащом спине:

— Что это за тракт?

— Старая ликийская дорога, — не оборачиваясь, ответил Кагира, — раньше она была популярной и благоустроенной. Вела из Апара в Темноморье через Ликию. Когда-то здесь проезжали пять повозок в ряд, и огромные караваны двигались с юга на восток и с востока на юг. Богатства заграничных купцов привлекли толпы разбойников, справиться с которыми ни Королевство, ни Ликия были не в силах. Тогда купцы стали искать другие пути, и тракт постепенно забросили. Сейчас им пользуются лишь те, кто хочет уйти из королевских земель, не привлекая к себе особого внимания.

— Мы тоже этого хотим? От кого мы прячемся, Учитель? — нахмурилась встревоженная Таша, — За нами никто не гонится?

— За теми, кто хоть раз позволил себе убежать, гонятся всегда. Иногда стоит уйти подальше, зарыться поглубже, лечь на самое дно…

— Выходит, это дорога ведет… на дно? — переспросила принцесса, понимая, что вопрос прозвучал нелепо.

— Она ведет в Темноморье…

Солнце клонилось к закату. Листва кленов и дубов, обрамляющих тракт, окрасилась кровью и золотом. С востока потянулись лохматые черные тучи.

— Иди в деревню, потрать ночь на сон, — кивнул Кагира на едва заметную тропу, змеей уползающую в темноту придорожной дубравы.

— У меня кончились деньги, — посетовала ученица.

Он замер на секунду, напряженно прислушиваясь и проводя раскрытой ладонью на уровне колен:

— Похоже, дитя, настало время проверить, на что ты способна, — Учитель повернул свое жуткое, пустоглазое лицо к принцессе и улыбнулся, обнажая зубы, — там самоходы, подходящая работа для некроманта.

Услыхав это, Таша растерялась. За время пребывания вместе с Кагирой она не выучила ни одного нового заклинания и не увидала ни одного свитка. Учитель говорил лишь туманные, далекие от ясного понимания слова, полные аллегорий и иносказаний. Честно признаться, обучение представлялось принцессе совсем не таким, поэтому, взяв себя в руки, она возразила:

— Но, как же мне быть, Учитель? Я не знаю заклинаний упокоения? Что я буду делать?

Медленно развернувшись, Кагира подошел к ней вплотную, навис, огромный, как скала, закрыв собой красное закатное солнце:

— Тебе не нужны заклинания, дитя. Некромант — не тот, кто может поднять мертвяков с помощью магии, а тот, кто заставляет их подчиняться, любым способом.

— С помощью воли? — догадалась принцесса, припоминая былые разговоры с Кагирой.

— И с помощью воли, и с помощью мудрости, и с помощью силы…

Закутавшись в плащ, Таша побрела через дубраву. Тропа петляла, прячась за могучие толстокожие стволы. Сквозь узор переплетенных крон уже проглядывало сизое небо, где-то вдали рыкнул гром. Мокнуть под дождем не хотелось, и принцесса прибавила шаг. Подойдя к домам, она остановилась, кругом не было ни души. Таша прислушалась, и ей показалось, что в тишине заворчал мертвяк. Затаив дыхание, она напрягла слух, но подозрительные звуки пропали, или растворились в шуме начавшегося дождя.

Поспешив к ближайшему дому, девушка громко постучала. В обитой коровьей кожей двери приоткрылось маленькое окошко, кто-то внимательно оглядел незваную гостью.

— Ты одна? — сурово поинтересовался низкий женский голос.

— Одна, — кивнула Таша, — мне нужен ночлег, я отработаю.

Тяжело грохнул засов и дверь отворилась. Принцесса шагнула в сумрачный коридор, который вел в темноту. Ее встретила высокая черноволосая женщина со свечой в руке. Свеча оказалась единственным источником света, от нее по стенам ползли корявые длинные тени.

— Иди за стол, ужинать будем, — пробасила хозяйка, указывая Таше путь, застучала засовами, запирая дверь, а потом придвинула к ней тяжелую деревянную чурку, — плата мне не нужна.

— Почему? Я могу принести хвороста или собрать ягод, — уточнила Таша.

— Не нужна мне твоя отработка, — нахмурилась хозяйка, — все равно завтра сама уйдешь…

Хозяйку дома звали Кора. Черноволосая, с грубыми чертами лица, статью своей она напоминала мужчину, двигалась уверенно и резко. Кора усадила принцессу за стол, вынула из очага большой казан с кашей, поставила его на стол, перед гостьей положила ложку и тарелку. Все та же единственная свеча освещала дальний угол комнаты. Взглянув за окно, Кора вздохнула хрипло и задула огонек.

— Почему нет света? — спросила Таша, чувствуя, как пышущая жаром, ароматная пища наполняет желудок.

— Чтобы мертвяки в окна не смотрели, — ответила хозяйка, усаживаясь рядом с Ташей и накладывая себе еды, — они на свет приходят и глядят, глядят в окна. Скребутся, бывает, в дверь — тогда всю ночь не спишь. Хорошо, что ходят они медленно и прыгать не умеют. Над нами крыша соломенная, если залезут — разроют.

— Ясно, — кивнула Таша, — глянуть бы на них, на мертвяков?

— Стемнеет — глянешь, — удивленно развела руками Кора, — чего на них глядеть-то? Не женихи, небось…

Вскоре в деревню явились самоходы. Три полусгнивших безглазых мертвяка. Они деловито прохаживались по не обнесенному забором двору, ворчали, скреблись в дверь, ковырялись в оставленных возле скотного двора свиных корытах и куриных кормушках. Один даже полез по прислоненной к стене дома лестнице, ведущей на чердак, но не удержался, потеряв равновесие, и неуклюже плюхнулся в кучу соломы.

Самоходы выглядели жалко. Таша ожидала увидеть кого-то пострашнее. Эти неуклюжие развалюхи не вызвали у нее беспокойства. Они смотрелись нелепо, таких можно палкой разогнать, не понадобятся и заклинания.

На недоумение Таши, Кора лишь грустно покачала головой:

— Эти лишь полбеды. Поскребутся и уйдут. Страшно, если приходит «она».

— Она? Кто такая «она»?

— Зомби. Мертвая женщина. Она даже днем нападает. Подстерегает тех, кто один ходит в лес, или на поле, и грызет. Спасу от нее нет. А ночью по дворам ходит и в окна глядит. Если чей взгляд поймает, может даже в окно влезть и жертву утащить. У Мориксов такое было. Мы поэтому свет не зажигаем.

— Понятно, — напряженно вздохнула Таша, глядя, как самоходы роются в куче старой соломы, сваленной возле курятника, а потом, поразмыслив, спросила — многих «она» убила?

— Четверых, — ответила Кора, — Грюна Морикса, Хишну Лаффир, Сольда Лаффира, и бывшего старосту Крокса.

— И больше никого? — уточнила Таша, задумавшись.

— Никого. Покусала сына Крокса, а однажды среди бела дня загнала толпу детей в реку. Слава небесам, что никто из них не потонул. Моя малышка Лона пошла ко дну и запуталась в старых сетях, каким-то чудом ей удалось освободиться и выплыть.

«Странное дело, — задумалась Таша, — держит в страхе всю деревню, а убила всего четверых. Ходит днем, значит — сильная, может охотиться в любое время, но, похоже, этого не делает». Озадаченная девушка принялась вспоминать все, что рассказывал ей Кагира про самоходов. Воспоминаний оказалось немного, и принцесса решила вернуться к Учителю и спросить его совета. Но это завтра. За окнами стемнело, и пошел дождь.

— Ложись спать, я постелила тебе на лавке, — голос Коры отвлек Ташу от мыслей.

Сон не шел. Укрывшись коровьей шкурой, принцесса неотрывно смотрела в черное окно. За ним, в шуме ливня, ей слышались стоны, всхлипы, бульканье и ворчание. Наверное, мертвяки до сих пор ворошили двор.

Наконец Ташу сморил сон, и она забылась на какое-то время, подперев голову согнутой в локте рукой. Положение такое было шатким, и через четверть часа принцесса проснулась от боли в запястье. Откинув шкуру, она села и принялась растирать затекшую руку. В комнате стояла тревожная тишина, сквозь которую пробивались тихие звуки дыхания Коры. Интуитивно взглянув за окно, Таша вздрогнула, ей показалось, что во мраке что-то шевельнулось. Собравшись духом, девушка встала и подошла к окну вплотную, затаив дыхание, прищурилась, силясь разглядеть хоть что-нибудь по ту сторону стекла.

Сначала она увидела лишь двор, перечеркнутый резкими штрихами дождя, но потом сквозь водяные струи проступил угловатый темный силуэт и, двигаясь, словно челнок, из стороны в сторону, начал медленно приближаться к Таше. Принцесса, почувствовав, как по спине пробежала неприятная струйка холодного пота, волевым усилием заставила себя остаться на месте…

Зыбкая фигура продолжала свое монотонное, сонное движение, а потом стремительно рванулась, приблизившись к окну в один миг. Вздрогнув всем телом от неожиданности, Таша вжала голову в плечи и зажмурилась. Когда открыла глаза, обомлела, из-за мутного, местами закопченного стекла на нее в упор смотрела «она» — утопленница-мертвячка.

Лицо, синее, опухшее, местами объеденное улитками и рыбами давно потеряло всякую симметрию, вокруг перекошенного рта, словно странное украшение, блестела прилипшая чешуя, длинные волосы, перепутанные с зеленой склизкой тиной, свисали плетьми, корявые пальцы, изогнутые, раздутые, осторожно касались стекла.

«Тук, тук, тук» — раздалось в тиши, и Таша еле сдержалась, чтобы не отпрянуть от ночной гостьи, но показывать страх было нельзя. Нервно прищурившись, так, что изображение стало нечетким, размытым, принцесса придвинула лицо к стеклу, становясь нос к носу с «ней».

— Чего тебе надо? Уходи! — прошептала, стараясь придать шепоту угрожающие ноты, — Пошла отсюда! Кыш!

Мертвячка замерла, склонила голову к плечу и, внимательно разглядывая Ташу, приложила одутловатый палец к стеклу, нарисовала на нем знак, похожий на букву «Х», а потом, из перекрестья линий вниз изобразила треугольник.

— Что это? — мгновенно забыв о страхе, спросила Таша.

«Она» не ответила, лишь кивнула уродливой головой, и снова странными зигзагообразными движениями удалилась в темноту…

В ту ночь Таша больше не спала. Утром, умолчав о ночном визите и пообещав хозяйке к вечеру вернуться, она ушла на поиски Учителя. Надежды на то, что он придет днем, почти не было, но срочность дела заставила принцессу надеяться на его приход. Сев под дерево возле ведущей к тракту тропы, девушка принялась ждать. И, несмотря на яркое солнце, Кагира все же появился. Он укрылся в тени кустов, и стоял там едва заметный глазу.

— Мне нужна твоя помощь, Учитель, — обратилась к нему обрадованная Таша, — там, в деревне, с самоходами бродит мертвячка-утопленница — очень странная.

— Чем же она тебя так удивила, дитя? — голос Кагиры мешался с шелестом листьев, а сам он казался призраком, обманом зрения, ловкой игрой теней и веток, раскачивающихся на ветру.

— Она не похожа на других самоходов, Учитель.

— Что же в ней особенного? — прошипел Кагира, выбираясь из темноты кустов и усаживаясь рядом с принцессой, — что показалось тебе странным, дитя, расскажи?

Неуверенно и тихо Таша пересказала Учителю события прошлой ночи. Он кивнул головой, а потом, обратив лицо к ученице, поинтересовался:

— Чего ты боишься? Почему не доверяешь собственным словам? Ты ведь хочешь рассказать еще что-то, но страх ошибиться заставляет тебя молчать. Не бойся ошибок, дитя, порой, истина кроется там, где мы видим лишь сомнительные догадки.

— Хорошо, — собралась духом Таша, вспоминая, как еще в лаПлава, на занятиях с гувернанткой получала обидный щелчок указкой по макушке за любое неверное предположение, — женщина из деревни сказала, что мертвячка убила четверых. Это странно, ведь «она» быстрая, дневного света совсем не боится, значит, жертв должно было быть гораздо больше, — Таша замолкла, по привычке зажмурилась, ожидая наказания, которого не последовало, и, удивившись, продолжила, — еще та женщина, из деревни, сказала, что «она» убивает селян, но то, что ест, не говорила. Странно для мертвяка. Я видела «ее» лицо, на нем блестела рыбья чешуя… — не закончила Таша, испугавшись, что последняя догадка покажется совершенно абсурдной.

— И что? Не молчи, дитя, говори, что ты об этом думаешь?

— Странные мысли в голову лезут, — растерялась девушка.

— Скажи мне, что пришло тебе на ум, — Кагира требовательно опустил тяжелую руку на ее плечо, длинные серпы ногтей матово блеснули на солнце.

— Думаю, что мертвячка не ест людей, и питается рыбой, — призналась Таша, тут же спохватившись.

— Похоже на то, — довольно кивнул Учитель, и на его страшном лице отразилось подобие улыбки.

— Что же мне делать? Как упокоить эту странную мертвячку? — беспомощно спросила девушка, — я вообще не умею никого упокаивать…

Кагира поднялся и, развернувшись огромной спиной к ученице, пошел прочь. Наполовину скрывшись в кустарнике, зомби остановился, и до принцессы донесся его свистящий голос:

— Мертвяков поднимает и упокаивает некромант — таковы правила. Самоходы — исключение из правил.

— Мне от этого не легче, — пробурчала уставшая от мыслей и догадок Таша.

— Запомни, дитя, все то, что неподвластно правилам, имеет свою причину.

— И что мне теперь делать? — прозвучало с надеждой, но вопрос этот адресата уже не достиг — за покачивающимися ветвями кустов сгустилась безмолвная тьма.

* * *

В столице Королевства, напротив, тьма будто отступила, когда любимая дочь, живая и здоровая вернулась ко двору отца. Явилась она со странной компанией и умолчала о произошедшем, сославшись на провалы в памяти и дурное колдовство врагов. Несмотря на то, что наследница выглядела так, словно перенесла тяжелый недуг, всеобщей радости не было предела. Нарбелия быстро пришла в себя и под присмотром многочисленных служанок, камеристок, фрейлин и лекарей за считанные дни вернула цветущий вид.

Тут же, мгновенно узнав о случившемся, в столицу с глубочайшими извинениями явился Тианар. Нарбелия приняла его холодно, ограничившись официальным приемом. И хотя на лице принцессы отражалось лишь доброжелательное безразличие, сердце ее сжималось от страданий. Тианар стоял перед ней, как ни в чем не бывало, и глаза его были прохладными и пустыми. В памяти Нарбелии проносились моменты их былой жизни, приключений, битв, любви, огненных ночей, которые они проводили вместе. Все это исчезло в один миг, все это стало прахом. При мысли о прахе, Нарбелии тут же вспомнилась злобная усмешка мертвеца Хайди, треклятого вестника предательства любимого.

После того приема Нарбелия уединилась в покоях и долго рыдала. Никто никогда не должен был видеть ее слез. Плакать она позволяла себе лишь при Тианаре, да и слезы те были не искренними, их назначение заключалось в том, чтобы заставить эльфийского принца исполнить очередной ее каприз… Теперь, сотрясаясь от рыданий, наследница Королевства проклинала Тианара в голос, а в мыслях умоляла его вернуться. Она понимала, что возврата не будет. На приеме они говорили и даже улыбались друг другу, даже танцевали. Правда руки принца, едва касающиеся ладони и талии Нарбелии были холодными, словно неживыми.

Принцесса снова вспомнила о Хайди… Негодяй, объявив себя спасителем, присосался, словно клещ. Не стесняясь, он потребовал награду у Короля, а принцессе заявил, что намерен остаться при дворе в столице Королевства. «Прибить бы его» — в сердцах подумала Нарбелия, но потом, вспомнив, что догадки Хайди о поступке Тианара оказались безупречными, смирилась. Такого соратника нужно было держать при себе, умного, хитрого, сильного и расчетливого. Расчетливость в данной ситуации являлась плюсом — с таким всегда можно будет сторговаться.

Надо сказать, что даже Нарбелия, огромная поклонница эльфов, на какое-то время потеряла к ним всякий интерес. Дипломатические отношения с Высоким Владычеством вела она, так что теперь все общение было прекращено.

Нарбелия страдала и боролась с собой, пытаясь сыскать поддержу отца. Король же, в свою очередь, постоянно корил дочь за то, что, несмотря на его неодобрение, та крутила шашни с эльфийским принцем Тианаром, и из-за ее неблагоразумия, а также волей злой судьбы, Тианар и Нарбелия оказались участниками страшных событий, виновниками которых были Высокие эльфы из Западного Волдэя.

Негодяи, охваченные жаждой золота, творили ужасные зверства в подземных катакомбах. Их пленниками стали по воле рока эльфийский принц и наследная принцесса. Именно там Тианар, презрев все любовные клятвы и обещания, бросил дочь Короля на растерзание извергам, а сам сбежал. Он рассчитывал, что наследница погибнет в подземелье, поэтому со скорбью объявил Королю о ее кончине. Но, волею судьбы, девушка спаслась от неминуемой смерти и вернулась домой живая и невредимая.

Нарбелия страдала, но все же в лебединой верности упрекнуть ее было нельзя. Она прекрасно понимала, что ссориться с Высоким Владычеством политически расточительно, да и просто глупо. Настала пора налаживать новые связи. Будучи подругой Тианара, она на всякий случай успела наметить еще одни отношения. Принц Кириэль, брат и главный конкурент Тианара, один из основных наследников и претендентов на престол в Эльфаноре, получил в свое время изрядную порцию ее внимания. Еще немного потосковав и вдоволь позлившись, Нарбелия отправилась к нему.

Длинную дорогу от столицы Королевства до Эльфанора она проделала верхом, с досадой вспоминая, как когда-то транспортом ей служила сама предводительница Гильдии Драконов, могучая Эльгина. Дорога казалась бесконечной. Чем сильнее Нарбелия отдалялась от королевского дворца, тем больше и больше ее удивляли те пейзажи, что представали перед глазами. Сначала тянулись окраины столицы, грязные, серые, полные наглых приставучих нищих, покалеченных наемников, краснолицых грудастых девок с туманными алчными глазами, жирно подведенными углем, и множества других неприятных людей, коих принцесса не привыкла встречать на своем сиятельном пути.

Быт простонародья не прельщал наследницу. Ее настроение снова испортилось. Спрыгнув на более-менее чистый островок мощеной камнем улицы, она поспешно подтянула стремена, так, чтобы постоянно клянчащие денег попрошайки не могли хватать ее за ноги. Великолепный эльфийский жеребец изабелловой масти с округлой шеей и щучьим профилем — подарок Тианара, испуганно таращил темные глазищи и тоненько, совсем по-собачьи, скулил. Он, так же, как и его хозяйка, не привык к этим узким улицам, полным людей, лошадей, ослов, волов и другого скота. Бродячие собаки в подворотнях провожали его плотоядными взглядами, так и норовили ухватить за ногу или пышный надушенный благовониями хвост. Идущий навстречу жирдяй в богатой безвкусной одежде хлестнул по морде нагайкой, не желая уступать дорогу всаднице. Нарбелия, которая путешествовала инкогнито, не стала учить негодника уму разуму, но запомнила его лицо, решив во что бы то ни стало отыскать и наказать потом. Поразмыслив, она все же кинула ему вслед простенькое заклятие, отчего толстяк неловко взмахнул руками и, разбив о камни лицо, растянулся на дороге.

— Он свое получил, Розовый Ветер, — обращаясь к коню, удовлетворенно произнесла наследница.

Потом потянулись пригороды и деревни, бедные, разоренные, совершенно не такие, как представляла себе Нарбелия. К ее огромному удивлению в них не оказалось счастливых нарядных крестьян, поющих на цветочных полях красивые песни. Люди на улицах попадались редко, да и смотрели они не по-доброму. Из одной покосившейся развалюхи выскочила худая косматая женщина и, увидав коня и плащ Нарбелии, сшитый по последней эльфийской моде, запустила во всадницу камнем.

— Проклятые эльфы! Вы привели Зверя на нашу землю! — завопила она.

Булыжник просвистел в сантиметре от головы принцессы. Опешив от удивления, она натянула поводья и открыла рот, чтобы призвать подданных к порядку, но из соседних хибар на подмогу крестьянке бросилась толпа чумазых оборванных детей, вооруженных палками и камнями.

— Эльфийская ведьма! Бей эльфийскую ведьму! — вопили они.

Разгневанная Нарбелия, решив более не церемониться с этим сбродом, развернула коня головой к толпе и, шепча заклинание, зажгла на раскрытой ладони огненный шар.

— А ну, прочь! Прочь пошли! — прикрикнула она на разбушевавшихся подданных, но те зашумели еще громче.

В наследницу полетели камни и палки. Она сделала дугообразный жест свободной рукой, создавая невидимый щит и отбивая атаку. Раздув прирученный огонь до небывалых размеров, она обрушила его на толпу. Люди с криком бросились врассыпную. Словно спичка вспыхнула крытая соломой хибара, а следом еще одна. Но Нарбелия уже не видела этого, она гнала своего верного скакуна прочь от злополучной деревни…

Нет в мире такого человека, который видел бы в своей жизни город, прекраснее Эльфанора. Укрытый скалами, стоящий посреди древнего леса, он возносил свои светлые башни, опутанные ветвями вековечных дубов, к небу. Его безлюдные улицы все еще хранили следы былого величия. Из-за бледных могучих стволов глядели каменные лики Высоких Владык, воинов и героев древности. Их безупречные мраморные тела растрескались, и в местах сколов уже зеленел влажный пушистый мох.

Всадница, рысью выехавшая на широкий проспект, придержала коня. Ей казалось, что в безмолвной тишине подковы скакуна звучат слишком громко. Она огляделась по сторонам, вокруг не было ни души. На въезде ее не остановили стражи, но жителям города они не были нужны. Весть о гостье уже давно достигла дворца Владыки. Ей навстречу послали провожатого.

Когда молодой эльф на белом коне, возникший словно из-под земли, приблизился, Нарбелия по привычке кокетливо склонила голову и томно прикрыла глаза. Незнакомец был необычайно хорош собой: высокий, с волосами цвета спелой пшеницы, падающими каскадом на широкие плечи.

— Прошу за мной, — сказал он совершенно безразличным тоном, даже не взглянув на гостью.

— Я не заставлю себя ждать, — лучезарно улыбнулась наследница, старательно затрепетав ресницами, но эльф снова проигнорировал ее и, коротко кивнув, направился в сторону дворца, не утруждаясь проверить, последовала ли за ним гостья.

Провожатый отвел наследницу в покои принца Кириэля и удалился. Нарбелия проводила его жадным взглядом и, наигранно вздохнув, поправила складки на роскошном платье, изрядно запылившемся в дороге.

Присев на шелковый диван, девушка оглядела просторную комнату, украшенную подвесными корзинами, полными цветов, и статуями единорогов и диковинных птиц. Рядом с диваном находился небольшой резной столик, на котором стояли перламутровая ваза с фруктами, бокалы-раковины и хрустальная бутыль с красным вином. В дальнем конце комнаты виднелся проход, укрытый шторами из легкого шелка. Они раздвинулись в стороны, и навстречу Нарбелии вышел высокий стройный юноша:

— Это ты, моя светлейшая госпожа! После того бала в столице Королевства я и не чаял встретить тебя, — обрадовано произнес он, присаживаясь на диван и обнимая наследницу за плечи, — ты так же прекрасна, как и год назад. Нет, ты стала еще прекраснее.

Падкая на комплименты Нарбелия зарделась и, полуприкрыв глаза, взяла ладонь эльфа в свои маленькие, унизанные перстнями руки:

— Ах, Кириэль, дорогой мой Кириэль, — прошептала она бархатным голосом, — ты же понимаешь, государственные дела не позволяли мне приехать к тебе, но теперь я здесь.

— До сих пор не могу поверить в это, дорогая. Ты, наверное, утомилась с дороги? — спохватился принц и громко хлопнул в ладоши, призывая слуг. — Позаботьтесь о моей гостье самым лучшим образом. Исполните все, что она попросит. Ты довольна, милая? — он ласково посмотрел на Нарбелию.

— Я так рада нашей встрече, что радость просто переполняет меня, — промурлыкала она.

Когда Кириэль удалился, к наследнице пришли две девушки и проводили ее в уже подготовленные покои. Красавицы. Их платья струились по полу лентами зеленого шелка, в длинные светлые волосы были убраны в аккуратные прически-пучки.

Следуя за эльфийками, Нарбелия невольно сравнивала себя с ними. Надо сказать, эльфийских дев наследница просто ненавидела. Конкуренция была слишком высока, несмотря на то, что ни в стройности, ни в точености черт лица и фигуры она им не уступала. Однако меж прекрасных дочерей Высокого народа Нарбелия была лишь равной среди равных, а это ее совершенно не устраивало.

— Что желает госпожа? — оказавшись, наконец, на месте, поинтересовалась одна из прислужниц.

— Уходите, — нервно бросила принцесса, кивая на выход, — я хочу остаться одна.

— Как пожелаете, — пожала плечами эльфийка, как показалось Нарбелии, обиженно и высокомерно.

После этого обе девушки ушли прочь.

Гостевые покои оказались просторными и уютными. Огромная комната с окном во всю стену открывалась видом на Эльфанор. В дальнем углу, укрытая бархатным балдахином стояла кровать. Посередине комнаты находился небольшой бассейн в виде морской раковины. В воздухе витал приятный запах цветущего сада.

Скинув изрядно надоевшее платье, Нарбелия погрузилась в теплую воду и, закрыв глаза, насладилась долгожданным отдыхом. Времени она не теряла, прокручивая в голове варианты предстоящих событий. Полдела сделано, Кириэль без ума от нее. Принцесса самодовольно облизнула губы. Теперь осталось выяснить, что ему известно про ее отношения с Тианаром и выдумать «правдивую» историю о том, что никаких связей с ним у нее не было. Вариантов имелось множество: изобразить пострадавшую, наивную дуру или благородную святошу. Теперь произошедшее в подземелье играло на руку, и Нарбелия могла обставить все так, как будто она стала жертвой чужих коварных интриг.

Предавшись размышлениям, наследница не заметила, как в комнату кто-то вошел. Открыв глаза, она вскрикнула. У входа стоял молодой эльф, тот самый, что встречал ее в Эльфаноре. Его взгляд следовал мимо нее, растворяясь в пустоте.

— Решили полюбоваться на то, как я принимаю ванну, — прищурившись по-лисьи, пропела наследница, приподнимаясь так, чтобы над водой немного показались красивые округлости груди.

— Принц Кириэль ждет вас к ужину. Через десять минут я за вами зайду, — не обратив внимания на вопрос, произнес эльф, развернулся и ушел.

Настроение Нарбелии безнадежно испортилось. Холодность молодого сопровождающего удивляла и злила ее. И даже внимание Кириэля, которым она, казалось бы, должна была довольствоваться, не радовало.

«Этот мерзавец еще поползает передо мной на коленях!» — пообещала себе принцесса, ожидая, когда затянувшиеся десять минут наконец пройдут, и можно будет взяться за наглого красавца с новыми силами.

Вместо ожидаемого юноши в дверь постучалась одна из девушек-прислужниц. Она принесла драгоценный наряд, присланный принцем Кириэлем венценосной гостье. Настроение принцессы немного улучшилось, когда она оценила всю роскошь подарка. Благородный бархат, схожий по цвету с сиянием золоторогой луны, усеивали мелкоограненные изумруды, сложенные в диковинные узоры. Эльфийка помогла надеть платье, уложила волосы принцессы и удалилась.

Оставшись одна, Нарбелия подошла к большому зеркалу в резной раме и, встретившись взглядом с собственным отражением, самодовольно улыбнулась. Переливы дорогой ткани мягко обвивали ее стройную фигуру, длинные золотистые волосы плащом укрывали ровную спину. Как же хороша…

— Следуйте за мной, — раздалось позади, и принцесса резко обернулась, поймав глазами взгляд эльфа, ожидающего в дверях.

— Как я выгляжу? — напрашиваясь на заслуженный комплемент, наследница покружилась на месте.

— Все так, как и должно быть, — прозвучал уклончивый ответ.

Раздосадованная Нарбелия, решив, наконец, взять быка за рога, хитро прищурилась, сделала несколько шагов по направлению к узорной арке двери, с ловкостью умелого актера грациозно споткнулась о подол, тонко вскрикнула и рухнула на предусмотрительно подставленные руки своего сопровождающего. Быстро обвив шею спасителя руками, она томно закатила глаза, затрепетала ресницами и потянулась к его лицу приоткрытыми губами.

— Держите себя в руках, — голос юноши прозвучал резко и раздраженно, — не испытывайте доброту господина Кириэля. Его не обрадует ваше поведение, да и мою невесту тоже, — с этими словами эльф отстранил от себя Нарбелию, жестко сжав пальцами ее хрупкие плечи, — прошу вас, следуйте за мной, — медленно повторил он, и поспешил покинуть гостевые покои.

Нарбелия, побелев от ярости, сжала кулаки, отчего ее острые ноготки больно кольнули нежную кожу изящных ладоней. Как, как этот обнаглевший прислужник смеет говорить такое ей? Ей — наследнице всех королевских земель, ей — небожительнице, волшебнице, красавице. Да все мужчины мира только и мечтают оказаться у ее ног, чтобы страстно выдохнуть: «Нарбелия, ты необыкновенная…» Как посмел этот наглый мальчишка заикнуться о том, что у него есть какая-то там невеста? Кто она такая? Какая-нибудь второсортная фрейлинка?

Терзаемая обидой, злобой и любопытством, Нарбелия подобрала злополучный подол и посеменила вдоль длинного светлого коридора, по правой стороне которого через широкие арочные окна открывался вид на синеющие вдалеке горы, высящиеся над древней дубравой. Принцесса остановилась, глядя на белые скульптуры облаков, такие плотные и витиеватые, что казалось, будто созданы они не мимолетным природным капризом, а кропотливым трудом великого мастера. Гнев и обида заставили сердце сжаться. Она снова вспомнила Тианара и, болезненно сглотнув, подавила подступившие слезы, а потом, взяв себя в руки, гордо зашагала вперед.

Выпрямив спину и вскинув голову, украшенную драгоценной диадемой, она вошла в зал, где шел пир, и во главе стола ее лично ждал сам Высокий Владыка.

Укрытый нежным льном стол ломился от яств. Огромный светлый зал был построен в далекой древности прямо посреди дубравы, и теперь стволы исполинских деревьев выглядывали из стен, а зеленые кроны уходили ввысь сквозь арки светлого, украшенного фресками потолка.

— Добро пожаловать на мой пир, дочь Короля, — приветствовал Нарбелию Владыка-эльф, чуть наклоняя голову в знак приветствия.

Лишь взглянув на него, наследница почувствовала дрожь в коленях. На серебряном троне перед ней восседал маг столь древний и могучий, что чуткая Нарбелия ощутила, как у колен забились волны растревоженного потока силы. В кристально-голубых глазах Высокого Владыки застыл многовековой лед тяжелых воспоминаний, событий и дум. Его длинные, в пояс, волосы, перехваченные на лбу тонким венцом, сверкали платиновой сединой. На гладком безусом лице не отыскалось бы и крошечной морщинки, но взгляд Владыки был взглядом глубокого старика, уставшего в бессмысленных спорах с вечностью.

— Кириэль, мой сын, усади гостью рядом с собой и позаботься о ней, — снова прозвучал его трубный голос, заставляя нижний поток содрогнуться от новой волны.

— Конечно, отец, — кивнул Кириэль, выходя навстречу принцессе и подхватывая ее за руки.

Только сейчас Нарбелия заметила, как ее новый «возлюбленный» похож на Владыку. Те же блистающие морозной голубизной глаза, те же благородные черты, та же царственная осанка… Сев рядом с ним, она затаила дыхание, чувствуя, как от мыслей о предстоящей ночи по спине ползут первые мурашки подогретого обидой озорного азарта.

Вспомнив про последнюю обиду, Нарбелия искала глазами молодого эльфа, в недавнем прошлом рискнувшего так дерзко с ней поступить. Долго пялиться на окружающих в открытую не позволял придворный этикет, поэтому наследница решила найти обидчика потом и обязательно свести с ним счеты. Месть не должна отвлекать от главного. Настала пора подумать о политике…

В очередной раз прокрутив в голове последние события, дочь Короля сосредоточилась на делах. Для начала она поблагодарила Владыку, его семью и его подданных за гостеприимство и прекрасный ужин, потом извинилась за подозрения, павшие на принца Тианара со стороны Королевства. Трудно представить, каких усилий требовало это извинение, ведь вина Тианара была очевидна, но Нарбелия, собрав всю свою волю и хитрость в кулак, удержалась от того, чтобы открыто выразить Высоким эльфам свое негодование. Королевство, обессилившее от войны, не могло спорить с ослабшим, но все еще сильным Владычеством, поэтому Нарбелия, со свойственным ей дипломатизмом, сообщила Высокому Владыке о досадном недоразумении, в котором она ни коим образом не винит его сына. Мир стоил дорого и ценился превыше всего, даже если то был худой мир.

* * *

Франц, привыкший во всем рассчитывать на себя, не ждал чуда от десятка младших сыщиков, отправленных во все концы Королевства на поиски следов волдэйских эльфов. Каждый день кто-то из них возвращался с отчетом о проделанных делах, и, в общем-то, не солоно хлебавши.

Почти смирившись с постоянными неудачами, Аро, услышав характерный стук в дверь, лишь устало вздохнул. Отперев замок личного кабинета, он увидел на пороге младшего сыщика Эмбли, за спиной которого маячила чья-то фигура.

— Г-господин Аро, — заикаясь, начал Эмбли, — п-позвольте д-доложить вам, о том, что я н-нашел од-д-ного свидетеля, к-который видел в-волдэйского эльфа в г-г-г-г… — от волнения Эмбли никак не мог выговорить слово «городе».

Его таинственный спутник устал ждать и, бесцеремонно отстранив младшего сыщика, зашел в кабинет, заставив Франца потесниться вглубь помещения. Немного помедлив и оглядевшись, незнакомец скинул плащ, оставшись в скромном сером одеянии, здорово смахивающим на перекрашенную одежду заключенного. Аро с трудом скрыл свое удивление, ведь перед ним стоял Высокий эльф. Шею того эльфа окольцовывала татуировка в виде ожерелья из терновника — клеймо Королевской тюрьмы. На его правой щеке сквозь фарфоровую кожу едва заметно проступало изображение воловьей головы, которое при невнимательном рассмотрении могло сойти за стертый с помощью магии шрам или тень, оставленную игрой света на впалой щеке. Однако внимательного Франца обмануть было не возможно. Эта воловья голова являлась отличительным знаком беглых каторжников.

— Подвинься. И жрать принеси! — посаженым, сиплым голосом произнес эльф, обращаясь к Аро, отчего младший сыщик, так и оставшийся за порогом, вздрогнул и испуганно забегал глазами.

— Как твое имя? — удивленно поинтересовался Франц, пропуская пришельца и глядя, как тот по-хозяйски оглядывает кабинет, а затем садится в стоящее у окна кресло.

— Зови меня Йоза.

— Не слишком подходящее имя для эльфа, — удивился Франц, вспоминая перевод этого слова с гоблинского.

— Зато вполне подходит для меня, — усмехнулся гость, и этот шипящий смех прозвучал жутко, — где моя жратва, мэйо.

— Не называй меня «мэйо», — неожиданно резко осадил его Аро, — я знаю, что это значит. Так вы, каторжники, называете низших надсмотрщиков, и слово это не самое благое. Так что умерь свой пыл, беглый.

— Откуда знаешь, — зло просипел эльф, непроизвольно хватаясь за щеку и тут же отдергивая руку.

— Я много чего знаю, — с жесткостью в голосе пояснил Франц, — еда будет, обещаю, а пока она готовится, ты мне кое о чем расскажешь.

— О чем знаю, о том расскажу, — уклончиво ответил гость, косясь на окно.

— Если решил убежать, то, предупреждаю сразу — окно зарешечено.

— И в мыслях не было, — миролюбиво развел руками Йоза.

За время короткой беседы Аро с его новоиспеченным гостем, младший сыщик Эмбли, набравшись мужества, все же переступил через порог и запер за собой дверь, получив одобрительный кивок Франца. С такими, как Йоза, следовало держать ухо востро, а двери и окна под надежными замками.

— Что ты хочешь от меня? — спросил сыщика эльф.

— Ты мне кое-что расскажешь, — Франц сложил на груди руки, заставляя себя не отводить взгляда от проницательных, тусклых, с болезненной краснотой глаз гостя.

— И что же ты хочешь узнать от бедного изгоя?

— Все, что тебе известно о пребывании «ласточек» Волдэя на землях Королевства.

— Вон оно что, — протянул эльф, закашлявшись в кулак, — сам я мало о них слышал, но за умеренную плату мог бы расспросить пару-тройку своих друзей…

— Так расспроси, — грозно приказал Франц.

— Не гони лошадей, любезный господин ищейка. Я вижу, — хрипло усмехнулся Йоза, — что нужен тебе гораздо больше, чем ты мне, поэтому сочту необходимым поторговаться.

— Не утруждайся, я готов купить твои слова по самой дорогой цене. За информацию я готов дать тебе свободу…

— Решил накормить меня сказками? — эльф смерил сыщика презрительным взглядом, — даже хозяйский прихвостень, вроде тебя, не сумеет избавиться от тюремных клейм.

— Избавиться — нет. Но, если помнишь, почти сотню лет назад в Королевской тюрьме была проведена Великая Амнистия. Твои клейма можно перебить ее печатями, так, что никто не заподозрит. Вы, эльфы, живете долго, а ты не так молод, как хочешь казаться.

Взгляд Йозы, восхищенный и злой, смерил сыщика с головы до ног, словно эльф проверял таким образом, соврал ему Аро или нет. Удовлетворившись, он осторожно и медленно кивнул:

— Каковы гарантии? — спросил, наконец, поднимаясь с кресла и направляясь к выходу.

— Мое слово. У тебя есть неделя на раздумья, — отрезал Франц не терпящим возражений тоном, и Йоза смирился, — пропусти его, — велел сыщик Эмбли.

— К-к-ккак? Он же уб-бб… — удивился тот, но поймав прямой взгляд Франца, осекся и выпустил эльфа из кабинета.

— Не убежит. Вернется за наградой, вряд ли кто-то еще предложит ему подобное, — произнес Аро, провожая взглядом гостя-пленника.

Сыщик не ошибся. Эльф исчез на некоторое время, но потом вернулся, одной ненастной ночью, самолично постучавшись в кабинет Франца. Явился он не с пустыми руками: принес с собой большой деревянный ящик, который и положил на дубовый стол перед Аро. Франц открыл ящик и вынул потемневшую от постоянной мойки деревянную кружку. Рядом на соломе лежал еще десяток таких же кружек.

— Что это? — спросил Аро выжидающе.

— Отсыпь мне лошадиную голову золота и дай сопроводительную грамоту неприкосновенности, как гонцу, тогда узнаешь.

— Так мы, вроде бы, уже сторговались? — нахмурился Франц, заинтересованно крутя в пальцах принесенный эльфом предмет.

— Свобода за «ласточек», а это — другое.

— Другого я не просил, — строго произнес сыщик, стараясь не показывать зародившийся интерес.

— Ты ведь не «ласточек» ищешь, — Йоза сделал несколько шагов вперед, нагнулся над столом, закашлялся, понижая голос, и продолжил, — я нашел их следы в столице Королевства, там, на задворках великого города, в дешевой таверне эльф из Волдэя встречался с кем-то, с каким-то человеком очень высокого роста в светлой одежде, украшенной изображениями цветов, — тут Йоза замолчал.

Франц, сжав в руках кружку, смотрел на него, не отрываясь. Эльф отступил от сыщика, ожидая:

— Продолжай, Йоза, ты получишь свое золото, — напряженно, словно боясь, что гость замолчит навсегда, произнес Аро, — я дам тебе полторы лошадиные головы драгоценностей и все документы, чтобы обрести неприкосновенность гонца.

Тогда, выдержав паузу, эльф сказал, кивая на ящик:

— Тот человек, что был с волдэйцем, прикладывал свои губы к одной из этих кружек…

* * *

Когда Таша вернулась в дом Коры, дверь оказалось открытой, но хозяйки не было. На столе стояли миска с лепешками и укрытая льняным полотенцем крынка с молоком. Мысленно поблагодарив женщину за еду, принцесса села за стол в раздумьях. Взяв одну лепешку, она откусила кусок и, медленно жуя, принялась чертить пальцем по столу, повторяя тот знак, что изобразила на запотевшем стекле мертвячка.

— Здравствуй, — прозвучало за спиной.

Услышав незнакомый голос, Таша поспешно обернулась. Возле большой закопченной печи стояла девочка лет десяти в светлом платье, запачканном на груди едой, босая, с заплетенными в две тонкие косицы волосами.

— Здравствуй, — поприветствовала ее принцесса, — ты, наверное, Лона, дочь Коры?

— Лона, — кивнула девочка и улыбнулась, — а ты — Таша. Я на печи сидела и все слышала. Я обычно к чужим не выхожу, но очень уж прятаться надоело.

— Ты от «нее» прячешься? — уже зная ответ, спросила принцесса.

— Да, — кивнула Лона, отчего ее косички, как тоненькие змейки поползли по плечам, — мама говорит, надо тихо сидеть и ждать.

— Чего ждать?

— Ждать, когда «она» упокоится.

— Сам собой никто не упокаивается, — огорчила свою собеседницу Таша.

— Как же быть?

Лона испуганно приблизилась, села напротив, взяла из миски одну лепешку и моментально сжевала ее. Внимательно осмотрев Ташу вблизи, девочка изумилась:

— Какие у тебя страшные руки, совсем как у старухи.

— Так получилось, — пожала плечами Таша, натягивая на кисти рукава платья, а потом, желая переменить тему, спросила, — расскажи мне, кто такая «она»?

— Ее звали Нара, — шепотом, словно боясь, что кто-то будет их подслушивать, начала Лона.

История, которую она поведала принцессе, не отличалась оригинальностью. Нара, дальняя родственница Коры, жила в их деревне вместе со своей старшей сестрой Мирикой. Жили они бедно, едва сводили концы с концами, и Кора, как единственная родственница помогала им, чем могла. Замуж сестер никто не брал — кому нужны безродные нищенки, не знающие даже своего отца? Но однажды все изменилась. В один прекрасный день в дверь к сестрам постучался солдат-наемник. Он сказал, что прислан отцом Мирики и Нары, храбрым генералом из знатного рода, который получил в битве роковую рану и, будучи на смертном одре, отправил своим дочерям прощальный подарок — ларец, полный золота и драгоценностей.

Так сестры нежданно-негаданно получили целое состояние. Жизнь их изменилась — теперь у них было вдоволь еды, они починили дом, купили коров и овец. К ним начали свататься женихи. Мирика согласилась выйти замуж за сына старосты из далекой деревни — красавца Сила. Соседи радовались за Мирику, поздравляли ее со скорой свадьбой, только Нара ходила чернее тучи и все отговаривала сестру от будущего замужества. Селяне посмеивались, осуждали девушку, решив, что она позавидовала счастью старшей сестры и сама влюбилась в красавца-жениха.

Настал день свадьбы. Праздничный караван из нескольких наряженных повозок отправился на родину Сила. Там молодые планировали жить дальше — по слухам, отец жениха подарил сыну новый дом с наделом земли. Провожать невесту отправились самые влиятельные и важные земляки, Кору с Лоной на праздник, конечно, не позвали.

Караван тронулся. Весело ржали кони с увитыми лентами и цветами гривами, звенели колокольчики на сбруях, за повозками струились гирлянды цветов. Жених был хорош и невеста прекрасна, как весна. Радовались гости, и одна лишь Нара, хмурая и печальная, сидела возле сестры, словно надеясь, что та передумает и отменит свадьбу. Этого, конечно, не произошло.

Через несколько дней провожающие вернулись с гулянья, они поведали печальную новость — когда свадьба проезжала реку, неуемная Нара бросилась с моста и утонула. Никто не пожалел ревнивицу и завистницу, все решили — пусть это будет ей уроком.

Таша слушала девочку внимательно, стараясь запомнить все до мельчайших деталей. История выглядела банально, но, все же, было в ней что-то настораживающее. «То, что не подчинено правилам, имеет свою причину» — говорил Кагира. Таша вздохнула, пока даже намека на эту самую причину углядеть она не смогла. Она, молча, сжала голову ладонями и сидела так, пока Лона не окликнула ее:

— Ну что? Что ты про это все думаешь?

— Думаю, что единственное верное решение — отправиться к Мирике и расспросить ее про подробности гибели сестры, — выдохнула принцесса.

— Не получится, — невозмутимо зевнула Лона, отправляя в рот новую лепешку, — Мирика теперь живет в другой деревне далеко отсюда.

— Подумаешь, пара дней пути, — возмутилась Таша, — у вас есть лошадь?

— Есть, правда старая, — с набитым ртом пробубнила девочка, — но лошадь тут не поможет.

— Почему?

— Потому что Сил — из далекой деревни, и как та деревня называется, никто не знает.

— Странно, — насторожилась Таша, — откуда же он тогда взялся?

— А откуда женихи берутся? — ответила вопросом на вопрос дочь хозяйки, — пришел свататься и все. Он такой красавец, что Мирика как его увидала, так и полюбила сразу.

— Понятно, — кивнула Таша, в душу которой все больше и больше закрадывались разные подозрения.

Все в этой истории было как-то расплывчато, неправдоподобно. Неожиданное богатство, красавец-жених, любовь с полувзгляда — сказка, да и только. А копнешь поглубже — ничего толком не известно. Решив попробовать еще одну зацепку, принцесса спросила:

— Послушай, Лона, а кто из твоих соседей был на той свадьбе провожатым?

— Староста был, без него такие дела не делаются, он и выкуп за невесту получил, жирный Грюн, он у нашего старосты первый друг был, Лаффиры еще, оба, и тетка Эмина… — перечислила, загибая пальцы, Лона, — а нас, вот, с мамой, не пригласили, — тут же обиженно добавила она, — а мы ведь сестрам самые близкие родственники…

Не дослушав жалобы девочки, Таша, вздрогнув от страшной догадки, переспросила:

— Грюн, Лаффиры, староста — то есть все те, кого «она» убила?

— Те, — испугавшись собственной болтливости, прошептала Лона, — все, кроме тетки Эмины.

Скрипнула дверь, Лона с быстротой кошки шмыгнула на печку и задернула грубую шторку из мешковины. В дом вошла Кора. Ее платье было перепачкано древесной смолой, к светлому фартуку прилипли щепки. Женщина вытерла пот со лба и села на лавку, прислонившись широкой спиной к каменной кладке печи.

— Тяжко, — пожаловалась она, — тяжко работать, когда чудище тебе в спину глядит. Так и ждешь, что на хребет прыгнет и горло прогрызет.

— Не прогрызет, — собираясь духом, произнесла Таша, — я обещаю.

Справиться с природной робостью принцессе удалось с трудом. Но страх нужно было преодолеть. Некромант не может быть трусом, даже когда дело не касается мертвяков. Таша поймала себя на том, что выполнить нелегкую работу она готова, но заявить об этом, да еще и попросить плату язык не поворачивается.

— Что ты сказала? — Кора подняла голову и в упор посмотрела на свою гостью.

Волосы женщины, перехваченные надо лбом цветным, скрученным в полоску платком, рассыпались по спине. Ее глаза, полные усталости и страха выразили недоверие. Поймав этот взгляд, Таша смутилась. Все заготовленные слова рассыпались, как зерна из худого мешка, так, что заново не соберешь. Засуетившись, Таша вскочила, заставив Кору вздрогнуть от неожиданности.

— Я могу помочь вам, — выпалила, наконец, принцесса, с трудом произнося слово «могу».

— Ты? — удивилась хозяйка, и на лице ее проявилось подобие разочарованной улыбки.

— Я — некромант, — уже более уверенно сказала Таша, — я упокою мертвячку…

В тот момент девушка едва удержалась от того, чтобы скрестить пальцы, ловя себя на лжи. Заявление получилось слишком громким для ученицы, не обладающей силой и не знающей почти никаких заклинаний. Конечно, будь в деревне одни мертвяки-мародеры, уверенности у Таши было бы значительно больше. Другое дело — сильная, быстрая мертвячка. Однако что-то подсказывало девушке, что в этом случае все дело решали вовсе не заклинания. Именно поэтому она осмелилась взять на себя ответственность за помощь жителям несчастливой деревни…

— Некромант-девушка? — с недоверием переспросила Кора, — Не думаю, что у тебя получится. Староста, когда был жив, нанимал некроманта. Тот заговорил мертвяков, и те не выходили неделю, но потом все началось опять, а староста поплатился за дерзость жизнью. Не уверена, что кто-то теперь захочет платить тебе. Некроманты ведь дорого берут за свою работу.

— Я возьму еду и все, — решила Таша, — возьму, когда она упокоится, а не просто затаится или уйдет.

— Попробуй, — слабо улыбнулась Кора, но в голосе ее не прозвучало надежды.

* * *

Пока робкая Таша, пересиливая страхи, готовилась выполнить первую в своей жизни ответственную и трудную работу, уверенная в своей неотразимости королевская наследница вела дела в Эльфаноре. То были дела политические и дела сердечные. Надо сказать, что политика быстро отодвинулась на второй план. Мысли о новой любви и предстоящей мести, будоражили душу Нарбелии, заставляя ее то вглядываться трепетно в профиль сидящего рядом принца Кириэля, то метать гневные взгляды в местных фрейлин, служанок и придворных дам, пытаясь вычислить негодную конкурентку — невесту молодого провожатого.

Несмотря на высказанную ранее благодарность эльфийским поварам, к яствам Нарбелия не притронулась, лишь чуть пригубила вина из серебряной чаши. Воспитанная с детства осторожность давно вошла в привычку. Принцессу не раз пытались отравить, поэтому голод страшил ее мало. Конечно, обнаружить яд в вине, сидя в качестве гостьи за столом Высокого Владыки было маловероятно, но потрясения последнего времени сделали Нарбелию невероятно подозрительной и нервной.

— Если хочешь, можешь отведать угощений с моей тарелки, — шепнул ей на ухо Кириэль, как будто догадавшись о страхах девушки.

— Нет-нет, я не голодна, — встрепенулась Нарбелия, мгновенно взяв себя в руки и зарумянившись.

— Тогда выпей еще вина и насладись музыкой. Мой дом — обитель покоя и благополучия. Здесь тебе нечего бояться. Отдыхай и забудь о заботах…

Бархатный голос принца убаюкивал, а выпитое на голодный желудок вино мутило голову. Только сейчас Нарбелия вдруг поняла, как она устала за последнее время. Она встретилась взглядом с Кириэлем. Глаза эльфа лазурно-голубые, с темной окантовкой радужек казались неземными. «Но он совсем не похож на Тианара…» — пронеслась в голове шальная мысль, и сердце сжалось от забытой боли. Нарбелия отвернулась, сделав вид, что ее отвлекли эльфийки, которые принялись петь и играть на лютнях. В душе наследницы кипела злоба, перемешанная с недоумением. Проклятый Тианар не отпускал ее. Ни простить, ни забыть его она не могла, и память о предателе мучила и ранила ее снова и снова.

Эльфийки в легких зеленых туниках с бубенцами на рукавах закружились в веселом танце. Нарбелия устало очертила взглядом их тонкие фигуры, и, подперев потяжелевшую голову изящной рукой, стала украдкой рассматривать тех, кто сидел за столами. Неожиданно ее взгляд наткнулся на миниатюрную молодую женщину в черно-красном платье, своей грубостью и юркостью выделяющемся среди пастельных красок эльфийского дворца. У незнакомки было некрасивое, заостренное к низу личико, из-под вздернутой верхней губы торчали два зуба, придавая своей владелице сходство с мышью.

— Кто это? — аккуратно поинтересовалась Нарбелия, приближая губы к чуть заостренному уху Кириэля.

— Ты не знаешь? — удивился тот, — это новая предводительница Гильдии драконов.

— Она? — изумилась Нарбеля, с досадой отмечая собственную неосведомленность.

— Это Миния из рода Ветрокрылов. Когда погибла Эльгина, Гильдия долгое время пребывала в хаосе. Но теперь власть в надежных руках. Миния — сильный дракон и талантливый политик.

Не переносившая похвалу в чужой адрес Нарбелия ощутила болезненный укол ревности и поспешила сменить тему, заговорив об охоте и балах. Однако неприглядное личико Минии она запомнила во всех деталях. Врага нужно знать в лицо, а то, что новая предводительница другом ей не будет, принцесса поняла интуитивно.

Музыка заиграла громче, эльфы поднялись из-за столов и принялись танцевать. Нарбелия не заметила, как оказалась в объятьях Кириэля, и тот закружил ее по залу. Опьяненная вином и прикосновениями легких сильных рук принца, она выгнула спину и запрокинула голову вверх. Над головой кружились дубовые кроны, перехваченные точно венцами легкими арками потолка. Все кругом было столь прекрасно и изыскано, что дурное настроение наследницы сменилась эйфорией ликования, но радость оказалась недолгой.

Когда Нарбелия выпрямилась и посмотрела за плечо Кириэля, в ее горле словно застрял твердый ком. Ее взгляду предстала пренеприятная картина: тот самый злополучный эльф-провожатый, что так неучтиво обошелся с ней, кружил в танце какую-то толстую девку. Нарбелия оглядела соперницу быстро и свирепо. Человек, не эльфийка, толстая, низкорослая, с носом, торчащим вверх, будто поросячье рыло.

— Кого ты там так разглядываешь? — удивленно изогнул брови Кириэль.

— Что это за… — Нарбелия сжала зубы, сдерживаясь, чтобы не произнести бранное слово, — за девушка?

— Это Клариса, невеста моего друга Лорина, — невозмутимо разъяснил Кириэль.

— Невеста? — вырвалось у наследницы непроизвольно, — но она же такая… — тут принцесса замялась, подбирая слово, которое не оскорбило бы дружеские чувства Кириэля, но в то же время смогло бы четко описать ситуацию, — пышная…

— Клариса — замечательный человек. В ней здесь все души не чают. Такая милая девушка.

Эти слова могла сравниться лишь с мощным ударом под дых. Глаза Нарбелии сузились от гнева. Переведя разговор на очередную отрешенную тему, оно вперилась взглядом в гадкую толстуху… Слава богу, магическая защита дворца Владыки не оставляла шансов на бесследное творение смертоносной магии, и лишь это обстоятельство удержало принцессу от убийства. Однако, ловкая колдунья Нарбелия не раз творила обидные шалости, расправляясь с неугодными ей дамами во дворце Короля. Она прищелкнула языком от удовольствия, когда свинья-Клариса поскользнулась вдруг на ровном месте, неловко взмахнула руками и, болезненно взвизгнув, неуклюже рухнула на спину. Ее платье задралось, предоставив взору окружающих полные короткие ножки в кремовых чулках, подвязки которых некрасиво врезались в толстые складки тела девушки.

Довольная результатом Нарбелия облегченно вздохнула, наблюдая за тем, как поверженный враг, кряхтя, поднимается на ноги. Как на зло, на помощь Кларисе тут же пришел оторопевший от неожиданного падения своей пассии Лорин. Он протянул ей руку и помог встать. Несколько эльфиек тоже поспешили к несчастной жертве. К удивлению Нарбелии их взгляды были полны тревоги и сочувствия.

— Ты в порядке? Больно ударилась? — наперебой защебетали они, а толстуха, в свою очередь, невозмутимо улыбнулась, показав неровный ряд мелких тусклых зубов, и громко заявила:

— Вот это умора! Жаль, что я не могла видеть себя со стороны! — она надула щеки, скорчила потешную гримасу и принялась изображать свое падение, — Вот так — бабах!

— Прекрати, Клариса! — давясь смехом, укорила ее одна из эльфиек, — Это не смешно! Ты могла сломать себе ногу или руку!

— Зато я была похожа на огромную тыкву, которая рухнула на пол со стола! — снова хохотнула подруга Лорина, заставив окружающих разразиться веселым смехом, — Что же вы стоите, давайте танцевать!

— Такая веселая, — восхитился Кириэль, — все время всех смешит…

Это стало последней каплей. Не поддержав всеобщего веселья, Нарбелия, мысленно поливая бранью всех и вся, отправилась в свои покои. Кириэль нагнал ее в длинном коридоре с арками, выходящими на горный хребет, поднимающийся над зелеными кронами деревьев.

— Что случилось? Ты так быстро ушла, — спросил он.

— Я устала, — бесстрастно ответила наследница, не глядя на собеседника.

— Я провожу тебя, — Кириэль взял ее за руку и потянул за собой, — только сначала покажу кое-что.

Подхватив подол длинного платья, девушка нехотя поспешила за эльфом. Миновав коридор, они свернули налево и оказались на тропе из легких каменных мостиков, петляющей между исполинских дубовых стволов.

— Идем, — повторил Кириэль, увлекая за собой удивленную принцессу, — а теперь смотри! Видела когда-нибудь такую красоту.

Подвесная тропа закончилась, и они оказались на круглой площадке с деревянными перилами, выбитой в стволе гигантского дерева. Оттуда открывался вид на горы, освещенные закатным солнцем. Игра света окрасила снежные вершины в диковинные цвета от лилового до золотого. Зрелище было живописным и величественным.

— Тебе не нравится? — удивленно поинтересовался Кириэль, заглядывая в лицо Нарбелии, которую вновь терзали думы о Тианаре.

Тианар никогда не был таким романтиком, но его жесткость и холодность будили в душе бурю чувств и эмоций. Как же сложно было его забыть…

— Эльфанор величественен, как и его Владыка, — ласково произнесла Нарбелия, опуская густые ресницы и кокетливо склоняя голову набок.

— И так же стар, — задумчиво продолжил Кириэль, печально оглядывая прекрасный пейзаж.

— Владыка не выглядит стариком, — удивилась принцесса.

— Время не властно над его ликом и телом, но душа отца измождена. Время правления подходит к концу. Скоро он передаст свой венец следующему.

— Кто же им станет? — осторожно поинтересовалась Нарбелия, — наследников четверо.

— Мои братья Римар и Фарнор отказались от престола. Я теперь единственный претендент.

— А как же Тианар? — непроизвольно вырвалось у девушки.

— Тианар не родной сын Владыки. Он на престол взойти не сможет и при желании.

— Как это не родной? — поразилась Нарбелия.

— Разве ты не знала? — невозмутимо ответил принц и пояснил, — однажды Владыка охотился в западных лесах. Он ранил оленя, но тот, разъярившись, напал на него и чуть не убил, если бы не помощь молодого эльфа, подоспевшего словно из ниоткуда. В благодарность за спасение Владыка назвал юношу своим сыном и взял с в Эльфанор.

— Вот как, — пробормотала принцесса, тщательно обдумывая услышанное.

— Ты опять нахмурилась, — Кириэль коснулся пальцами подбородка девушки и, развернув ее лицо к себе, заглянул в глаза. — Хватит говорить о делах.

Нарбелия запрокинула голову, всем телом подаваясь вперед, так, чтобы спутник непременно обхватил ее за талию. Оказавшись в объятьях принца, наследница закрыла глаза, чувствуя, как губы Кириэля отыскали ее губы, а теплые руки ласково скользнули по спине и плечам…

Неожиданно грянула музыка. Принц и принцесса отпрянули друг от друга, ища взглядами тех, кто так не во время их побеспокоил. Внизу на подвесном мосту, среди листвы, трое эльфов играли на флейтах, а несколько эльфиек кружились в танце, размахивая, как крыльями, рукавами длинных платьев.

— Не хочешь к ним присоединиться? — как ни в чем не бывало, предложил Кириэль.

— Нет, я очень устала, — таинственно улыбнувшись, ответила Нарбелия, — проводи меня в покои…

* * *

Прямые и могучие сосны, стоящие по берегам реки Гарон, затаили в густых кронах последние алые блики заходящего солнца. За их стройными рядами виднелись сиреневые треугольники гор. В вечернем сумраке спокойная и ровная как зеркало вода казалась медно-бурой. Уходящие вниз обрывами скалистые берега начали оползать лохматыми клоками тумана, цвета мутно-бежевого кипяченого молока…

Гарон нес свои воды туда, где на высоких скалах его левого берега начиналась территория, названная Западным Волдэем. Когда-то эта местность была обжитой и многолюдной. Представители многих народов проживали там в мире и согласии. Люди заготавливали лес и сплавляли его по реке, Высокие эльфы добывали в горах самоцветы и руду, а зимой к берегам Гарона причаливали свои легкие лодки северные гоблины-охотники, чтобы расставить силки в местных лесах. Тогда Волдэй слыл землей мира и свободы. Но потом все изменилось, и между народами наступил раздор. Эльфы прогнали людей на северо-запад, следом за ними ушли и гоблины. Высокое Владычество объявило Волдэй своим.

Плеск нарушил тугую тишину. О воду бились весла, дерзко руша царящее кругом безмолвие. По Гарону медленно двигался одинокий корабль. Издали он казался размытым серым пятном, почти неразличимым в тумане. То было гребное тихоходное судно, в котором проще всего угадывалась неспешная прогулочная яхта какого-нибудь вельможи: по бортам не висели щиты, отсутствовала носовая фигура, обычная для боевых кораблей. Куцые паруса покрывал яркий орнамент, а с боков имелись небольшие выступы-балконы, позволяющие наслаждаться видом или ловить рыбу.

Корабль этот был самым, что ни наесть, обычным. Лишь очень внимательный наблюдающий обратил бы внимание на то, как аккуратно он движется, словно боясь сбиться с невидимой линии, прочерченной по самому глубокому месту реки. Дело состояло в том, что корабль, словно шкатулка фокусника, имел двойное дно. Ниже ложного трюма находились потайные помещения, под которыми скрывался второй трюм, заполненный тяжелыми камнями. Камни эти являлись балластом, позволяющим укрыть под водой большую часть судна.

На носу, подбоченясь и крутя залихватский черный ус, стоял человек в зеленом щегольском костюме и зычно покрикивал на гребцов:

— Раз-два, щучьи потроха! Куда разгоняешься, шельма, Врата Волдэя уже близко! Табань, шельма, табань!

Весла четырех десятков гребцов послушно развернулись, тормозя о воду, и корабль начал медленно сбавлять скорость. Берега нависли серыми отвесными скалами. Впереди, округлой мраморной дугой поднимаясь над Гароном, возвышались Врата Волдэя.

Спустя миг, на палубе появился полноватый, одетый в длинную хламиду деревенского волшебника человек и, подойдя вплотную к крикливому щеголю, заискивающе поинтересовался:

— Как скоро мы прибудем, сиятельный господин Грир?

— Вполне скоро, щучья челюсть, вполне скоро, — важно ответил обладатель зеленого костюма, — Врата уже рядом…

Он хотел сказать что-то еще, но в доски палубы, прямо перед его начищенными до блеска высокими сапогами вонзилась стрела.

— Ох, ты ж, гибель подкоряжная, флаг забыли! Поднимай флаг, шельма! Скорее, скорее!

Через несколько секунд на одиноко торчащем посреди палубы флагштоке заплясало узкое оранжевое полотнище. Ответом на него послужила еще одна стрела с таким же оранжевым оперением.

— Пропускают, шельма, знают, что свои, — вытирая с обветренного красного лба капли проступившего пота, облегченно выдохнул Грир.

Пухлый пассажир дружелюбно улыбнулся и достал откуда-то из складок своей хламиды пирожок.

— Путешествия вызывают у меня бурный аппетит, — похвастался он, смачно впиваясь зубами в румяное тесто, — первое, чем займусь, так это отведаю местной кухни.

С такими словами толстяк направился на один из балконов и перегнулся через перила, роняя крошки в перечеркнутую белым отражением арки Врат воду.

— Осторожней, щучья грыжа, не упадите в воду! — заботливо предупредил Грир.

— Не переживайте, — оглянувшись через плечо пропел его улыбчивый собеседник, — я превосходно плаваю.

— Все вы, шельма, хорошо плаваете, пока на борту стоите. Мне вас велено доставить в сохранности, так что, шельма, не придумывайте. Если что, он мне за вас башку с плеч снимет.

— Он? — удивленно вскинул брови толстяк, поспешно уходя с балкона.

— Он, — кивнул Грир туда, где на высеченных в отвесной скале широких ступенях их уже ожидали хозяева этих лесов, стройность фигур которых не оставляла сомнений, то были эльфы, — господин Рамаль, проглоти его щука, а потом трижды выплюни и еще четырежды проглоти…

Усилиями гребцов судно подошло к берегу и прижалось боком к узкому причалу. Там уже ожидали. Высокий эльф в потертой замшевой куртке с тяжелой золотой цепью на шее вышел вперед. За его спиной остался еще один, коротко стриженный, с покрытым шрамами лицом, остальные трое, вооруженные луками, ждали поодаль. Впередиидущий швырнул Гриру небольшой кожаный кошелек, добавив:

— Проваливай и дорогу сюда забудь.

— Как прикажете, господин Рамаль, забуду, щука дохлая, как и в прошлые разы, шельма, забывал. А как понадобиться господину Рамалю, чтоб я вспомнил, так…

— Проваливай, — не вникая в его слова, настоятельно повторил эльф, красноречиво косясь на замерших в стороне лучников.

Замолкнув на полуслове и густо побелев, Грир метнулся в трюм, крича на матросов, чтобы те выгружали багаж пассажира, да поживее. Тем временем толстяк налегке сошел с палубы на каменистую площадку у подножья скал и дружелюбно протянул руку Рамалю. Эльф попятился, с омерзением глядя на пухлые замасленные едой пальцы. Остальные тоже посмотрели на прибывшего с недоумением и брезгливостью. Их можно было понять, ведь улыбчивый гость оказался полукровкой. Заметить то было почти невозможно, но, при внимательном рассмотрении, становилось ясно, что на щекастом лице добродушно поблескивают по-эльфийски миндалевидные, слегка раскосые глаза, а под кудрявыми короткими волосами прячутся чуть заостренные уши.

— Добро пожаловать, господин гонец, — сквозь зубы процедил Рамаль, так и не подав руки, — поднимите вещи наверх и убирайтесь прочь, — прикрикнул он на матросов, а потом, переглянувшись со своим коротковолосым собратом, кивнул одному из ожидающих в стороне эльфов, — отправляйся вперед и доложи господину Хапа-Таваку, что прибыл гонец из Шиммака…

* * *

Таша не спала. Она сидела на лавке возле окна и смотрела во двор, ожидая, что явится «она», но мертвячка в ту ночь так и не пришла. Вглядываясь в очертания старой повозки и соломенной кучи, девушка вспомнила о странном знаке, начертанном на окне. Крест и треугольник. Такого символа она никогда не встречала. Чтобы выяснить его значение, не дожидаясь утра, принцесса отправилась на поиски Учителя.

Ждать себя Кагира не заставил. Он, словно зная, что его ищут, молчаливой горой стоял на краю деревни, там, где широкая улица истончалась в тропу и, теряясь в кустах, уходила к тракту.

— Скажите, Учитель, знаком вам этот знак? — не теряя времени, спросила Таша, и начертила на черной утоптанной земле засевший в памяти рисунок.

Бесшумно приблизившись, Кагира присел, став похожим на черный валун, перегородивший тропу. Он взглянул на знак и тут же отрицательно помотал головой.

— Нет, дитя, такого знака я не видел ни в одном магическом трактате. Это не руна эльфов, не алхимический символ и не древнеапарский иероглиф…

Вернувшись в дом Коры ни с чем, Таша обнаружила, что хозяйки нет дома, а маленькая Лона снова выбралась из своего укрытия.

— Теперь все в деревне знают, что к нам пришел некромант! — похвасталась девочка.

— Уж ни ты ли всем про это рассказала? — насторожилась Таша, — Кора не разрешает тебе даже с печи слезать, а ты, что, ходила на улицу?

— Мама с утра ушла на заработки на соседний хутор. Там богатеи пчел разводят и нанимают работников, чтобы мед помогали собирать. За это дают фрукты из сада и сладкие соты. Мама вернется к вечеру, а, может, и вовсе проработает до утра.

— Ясно, — кивнула Таша, — раз уж ты все равно не сидишь на печи, помоги мне найти одного человека.

— Кого? — глаза девочки заинтересованно блеснули.

— Тетку Эмину.

Дом последней выжившей провожатой стоял в центре деревни. Двухэтажный, с красной черепичной крышей и белеными стенами, он красноречиво заявлял о достатке своих хозяев. Во дворе девочка, ровесница дочери Коры, сыпала зерно раскормленным белым курам, которые, толпясь и сердито кудахча, клевали короткий подол ее зеленого застиранного платья. Волосы девочки, скрученные в две витые рульки, растрепались возле лба и намокли от пота.

— Эй, Брита! — громко выкрикнула Лона, важно встряхнув косичками, — зови сюда тетку Эмину! У нас к ней дело есть!

— Не будет она с вами говорить, — не по-девичьи грубым голосом ответила Брита, вытирая пот со лба и отшвыривая ногой жирного бесхвостого петуха, норовившего ущипнуть ее за голую щиколотку, — Уходите!

— Позови тетку! Скажи, что к ней пришла девушка-некромант!

— Да хоть сам Король к ней приди, не станет тетка говорить. Она ни с кем общаться не желает.

Пока настойчивая Лона пыталась договориться с упрямой Бритой, Таша внимательно рассматривала темные окна дома. За ними что-то двигалось, бесшумно и быстро, что то опасное стремительное и злое. Не успела принцесса разглядеть странную тень, в доме раздался оглушительный крик. От неожиданности Лона подскочила на месте, Брита громко охнула, а расторопные куры опрометью бросились в стоящий неподалеку сарай.

Входная дверь распахнулась, гулко ударившись о резные перила крыльца, и оттуда, поддерживая подол пышной узорчатой юбки, выбежала полная пожилая женщина. На ее перекошенном от ужаса лице застыла гримаса немого крика. Промчавшись мимо Таши и девочек, женщина споткнулась о куриную кормушку и рухнула на землю. Следом на крыльце показалась «она». Не обращая внимания на свидетелей, мертвячка припала к земле и, опираясь на руки, стала медленно приближаться к парализованной ужасом жертве. Из-за дома показались гнилые рожи подоспевших мертвяков, потянулись корявые руки, злобное ворчание заполнило ленивую тишину дня.

Увидав «ее», Брита, отчаянно завизжала и бегом бросилась в сад. Напуганная до смерти Лона в надежде прижалась к Таше.

— Сделай что-нибудь! Скорее! — взмолилась она.

Таша сжала кулаки, чувствуя, как подкашиваются колени, и холодеет все внутри. О чем думала она, называясь некромантом и давая жителям деревни надежду на собственную силу.

— Чего ты ждешь? — шептала, всхлипывая, Лона.

«Некромант — не тот, кто может поднять мертвяков с помощью магии, а тот, кто заставляет их подчиняться, любым способом»… Любым способом… Выдохнув и собравшись духом, Таша сделала единственное, что пришло ей в голову — решила сразиться с мертвячкой врукопашную.

При свете дня «она» показалась принцессе еще страшнее и омерзительнее, чем при первой встрече. Хищница уже почти добралась до своей парализованной страхом добычи и, пригнувшись к земле, приготовилась к последнему прыжку. В этот момент Таша налетела с разбегу и, вскочив мертвячке на хребет, ухватила ту за щеки, просунув пальцы в смердящий зубастый рот. «Она» зашипела, как кошка, и повалилась на бок, желая скинуть с себя неожиданную противницу, но принцесса вцепилась мертвой хваткой, решив не отпускать мертвячку до конца. Девушка не чувствовала страха, лишь возбуждение и азарт. «Она» оказалась на удивление легкой, и ташиного веса вполне хватило, чтобы придавить врага к земле. Отчаянно захрипев и забулькав, утопленница рванулась из последних сил и все же сбросила с себя принцессу. Та попыталась снова ухватить «ее», но мертвячка мгновенно развернулась и принялась кусать девушке руки. Вскрикнув от боли, Таша разжала пальцы, глядя, как «она» стремительными зигзагами уносится прочь.

— Вот это да! — завопила Лона, пронзительным звуком возвращая принцессу к реальности, — я думала, что некроманты колдуют, а они, оказывается, дерутся! Здорово ты ее! Больше не полезет! Научишь меня мартвяков бить и на хребет им запрыгивать? Научишь?

— Да погоди ты, — тяжело выдохнула Таша, с трудом унимая трепет в груди.

Искусанные руки подрагивали, полученные раны краснели и раздувались на глазах. Скрипнув зубами от боли, принцесса отыскала взглядом тетку Эмину, которая, жалобно скуля, ползком пробиралась обратно к дому.

— Вы мне кое-что расскажете, — строго потребовала Таша, удивившись твердости собственного голоса, — что произошло на свадьбе Мирики?

От этих слов, перепуганная женщина заскулила еще громче и сжалась в комок. До Таши донесся тонкий жалобный голос, совершенно не подходящий этой массивной разодетой старухе:

— Мы поклялись никому не рассказывать… Жених Мирики не был сыном старосты, он оказался простым разбойником, польстившимся на легкое золото. Когда мы, провожатые это узнали, он предложил нам откупные, в обмен на наше молчание. Мы взяли деньги и забыли о случившемся, а Сил увез свою невесту-пленницу в неизвестном направлении.

— Значит, вы продали несчастную первому встречному проходимцу? — Таша посмотрела на старуху с презрением, а покрасневшая от возмущения Лона сжала кулаки.

— Сил обещал заботиться о жене, — слащаво пискнула тетка Эмина, пытаясь оправдаться.

— А Нара? — громко воскликнула Лона.

— Не уберегли мы Нару, — пустила слезу старуха, — не выдержала она расставания с сестрой, извелась…

— Ясно, — проворчала Таша, поворачиваясь спиной к злополучному дому и его неприятной хозяйке, — Пойдем отсюда, Лона.

Они двинулись обратно, к дому Коры. За спиной еще долго раздавались надрывные причитания тетки Эмины. Таша молчала, сжимая зубы до скрипа от подступившей злобы. Как она смеет рыдать и просить защиты? Хотелось бросить все и уйти, повернуть время вспять и позволить мертвячке убить эту подлую, гадкую старуху. Однако, вспомнив обещание упокоить утопленницу, девушка закусила губу, отгоняя прочь сомнения и недобрые мысли.

— Теперь все понятно, — перебила ее размышления Лона, — «Она» ведь больше не придет? Как думаешь?

— Не знаю, — тихо ответила Таша, пытаясь представить возможные варианты развития событий, — «она» не упокоена, значит, наверняка вернется.

— Ты права, — согласилась Лона. — Если «она» решила отомстить за сестру своим алчным соседям, то…

— То, не успокоится, пока не прикончит тетку Эмину, — продолжила принцесса.

Таша все больше и больше сомневалась в словах спасенной старухи, рассказ которой хоть и был правдоподобным, но все же здорово попахивал ложью.

Тем вечером Кора домой не пришла. Лона достала из небольшого, обитого кожей сундука пузырек с отваром райских ягод.

— Это снимет боль, — пояснила она, прикладывая смоченную тряпицу к рукам принцессы, и вдруг, резко отдернув пальцы, осторожно спросила, — а ты не превратишься в мертвячку от этих укусов?

— Нет, что ты! — успокоила ее Таша, смущаясь.

— Откуда знаешь? Вдруг превратишься? — изобразив недоверие, еще раз уточнила девочка, но вопрос этот был скорее шуткой, в глазах девочки уже блестели огоньки озорства.

— Вот, смотри, — Таша отодвинула перемотанной рукой край воротника, показывая шрам на шее, — видишь?

— Ого, — тут же восхитилась Лона, — повезло тебе тогда в живых остаться.

— Повезло, — кивнула принцесса, закрывая глаза и погружаясь в воспоминания…

Фиро… Она вспомнила их последнюю встречу, небесную чистоту глаз и мертвенный холод коснувшейся ее лица руки. Может ли мертвое стать живым? Может ли мертвое надеяться? Вспомнив рвущуюся к жертве мертвячку, Таша вздрогнула. Если мертвым движет жажда мести и ненависти, может ли двигать любовь? В раздумьях девушка провела пальцем по стеклу, непроизвольно повторяя знак, смысл которого так хотела понять.

— Зачем ты рисуешь мельницу? — тут же спросила Лона, отвлекая принцессу от раздумий.

— Какую мельницу? — не поняла Таша.

— Обычную мельницу — четыре крыла и домик, — прозвучал невозмутимый ответ.

Взглянув на рисунок, Таша изумилась простоте его значения. Неужели тайный знак оказался всего лишь схематичным рисунком?

— Значит, это мельница! Послушай, есть в вашей деревне мельница? — обрадовано спросила принцесса, восхищенно глядя на притихшую Лону.

— Нет, — взмахнула косами та, — Мы возим зерно к Трем Вязам и платим мельнику за помол. Мама говорила, что раньше у нас тоже была мельница, но ее смыло во время разлива, а развалины скрылись под водой.

— Отведи меня туда! — отчаянно произнесла Таша, не веря в собственную решительность, — отведи прямо сейчас!

* * *

Матросы подняли наверх четыре больших сундука и тяжелый ящик с крошечным решетчатым окошком, в котором кто-то тяжело дышал и возился. Вырубленные в скале ступени вели на плоскую открытую площадку, откуда, как с естественного балкона, открывался великолепный вид на Врата Волдэя.

Наверху гонца ожидал экипаж — просторная крытая повозка с мягкими сиденьями, занавесками на окнах и объемным багажником. Матросы погрузили туда сундуки, а когда настала очередь ящика, гонец запротестовал:

— Нет-нет, это со мной.

«Будто Короля встречаем» — поморщился Рамаль, перебирая пальцами золотую цепь у себя на шее. Он еле сдержал усмешку, глядя, как толстяк, пыхтя и неуклюже задрав подол своей хламиды, лезет в экипаж.

Колеса гулко застучали о камень. Лошади дружной рысью поспешили прочь от реки, туда, где непреступной серой скалой возвышалась главная цитадель Западного Волдэя. Стена невероятной высоты окружала ее кольцом, огромные ворота открывались с помощью мудреного механизма и вели в штурмовой коридор, который заканчивался еще одними воротами, за которыми находился внешний двор. Внутренний двор и замок возвышались вторым уровнем, отделенные от внешнего двора узкими лестницами. Все стены имели выдвижные рамы, с помощью которых можно было разом сбросить штурмовые лестницы. Несмотря на то, что руки эльфов предали этому месту вид изысканный и величественный, в архитектуре цитадели угадывались черты работы людей и гоблинов.

По узкому коридору экипаж въехал внутрь, а следом за ним сопровождающие всадники. Там их уже ждали. Рамаль спрыгнул с коня, во внешнем дворе его встретил Высокий эльф с длинными пепельными волосами. Эльфа звали Орнар, он был одним из глав Волдэя, а, по мнению Рамаля, одним из выскочек и бездельников, привыкших отсиживаться в цитадели и прикрываться чужими спинами.

— Господин Хапа-Тавак отлучился по делам и просил в его отсутствие развлечь гостя из Шиммака. Займитесь этим, Рамаль, — сказал Орнар властным тоном.

— С превеликим удовольствием, — хмуро кивнул Рамаль.

Перспектива общения с толстым полукровкой раздражала его несказанно. Эльф отыскал глазами гонца, который, охнув, выбрался их экипажа, потеряв равновесие, грохнулся плашмя на каменную брусчатку двора, но тут же поднялся, бормоча себе под нос то ли проклятия, то ли извинения. Он отряхнул испачканные пылью колени и, дружелюбно улыбаясь окружающим, обратился к Рамалю:

— Похоже, вам придется развлечь меня, пока сиятельный господин Хапа-Тавак отсутствует. Буду рад посмотреть все чудеса и богатства Западного Волдэя, — хохотнул он, игриво замахав пухлой рукой, — шучу-шучу. Но все же, дорогой Рамаль, похвастайтесь чем-нибудь интересным, дабы скрасить минуты ожидания.

— Собачек взглянуть не желаете? — эльф с напускным дружелюбием изобразил подобие улыбки.

Слава богу, в тот момент незадачливый гонец не мог видеть глаз Рамаля. Они сочились яростью, и казалось, что хватило бы одного только взгляда, чтобы гость упал замертво.

— Собачки — моя страсть, — гонец растянул рот в улыбке, — и уж поверьте, я в них толк знаю.

— Тогда, прошу за мной, — кивнул эльф и, резко развернувшись, быстрым шагом пошел прочь, не утруждая себя проверкой того, последовал ли за ним навязчивый гость.

Псарня находилась в дальнем конце внешнего двора, специально для того, чтобы лай ее многочисленных обитателей не мешал господам отдыхать. Псари, два Высоких эльфа-полукровки смиренно потупили взоры при виде старшего.

— Как видите, честь ухаживать за собаками мы предоставили вашим сородичам, — сквозь зубы прошипел Рамаль, желая подцепить гонца побольнее и поскорее вывести из себя.

— О, да, — невозмутимо кивнул тот, — за своими собаками я ухаживаю сам. На моей псарне одни только борзые кобели стоят целое состояние, так что вам вряд ли удастся меня удивить.

— Охотой не увлекаюсь, — холодно ответил Рамаль, — пустое занятие для толстобрюхих вельмож, скучающих в столице при дворе. Я воин, поэтому люблю темноморцев.

— Терьеров? — оживился гонец, — с удовольствием на них взгляну, сам держу одного. Всегда вожу его с собой в качестве охраны.

— Ну, так вот, смотрите, — Рамаль гордо кивнул на клетки, в которых, виляя хвостами-прутьями и пуская слюни из незакрытых отрезанными брылями пастей, топтались мускулистые гладкие собаки. Их короткая шерсть лоснилась, подчеркивая объемы округлых крепких мышц.

— Откуда вы их привезли? — поинтересовался гонец разочарованно.

— Эту линию разводят только в Волдэе, — похвастался Рамаль, и, достав из кармана неизменной куртки каменную трубку, принялся забивать ее табаком.

Ему несомненно следовало успокоиться: полукровка здорово раздражал его, и кроме пряного жгучего табака не было действенного средства, способного погасить ярость и успокоить нервы Высокого эльфа.

— Высокие, — выдохнул гонец разочарованно, — все пытаетесь переделать на свой лад. Разве это чистокровные темноморцы? К их маме что, борзая в гости забегала? Худые, длинные… Вам и впрямь это кажется красивым? Эх, господин Рамаль, пойдемте-ка со мной…

Рамаль даже опомниться не успел, наглый полукровка схватил его под руку и бесцеремонно поволок обратно к воротам.

— Я вам покажу, уважаемый, покажу настоящего темноморского терьера из королевской сотни…

Надо сказать, в тот момент Рамаль совершенно забыл о собаках. Его переполнял гнев, который из дипломатических соображений он никак не мог выплеснуть на гостя. Слава богу, гонец остановился посреди двора и указал на экипаж, на котором приехал, крича:

— Сорок Два! Ко мне, Сорок Два!

Дверь кареты отворилась, и оттуда на подметенные плиты двора спрыгнул пес. Издали он казался совершенно квадратным. Лишенная шеи голова выныривала из бугрящихся мускулами плеч. Широкий кожаный ошейник, упирающийся под нижнюю челюсть, отчеркивал ее от широченной груди. Уродливая морда с округлым, разделенным бороздкой лбом, была покрыта выступающими шрамами так плотно, что казалось, будто пес надел на голову ореховую скорлупу.

— Чистокровный, — злорадно улыбнулся гонец, — такой же, как вы, — добавил он в конце, а увидев, как побагровело от гнева лицо Высокого эльфа, тут же добавил, — не примите за оскорбление, господин Рамаль, вы же не хуже меня знаете, как берегут чистоту породы на псарнях при дворце темноморского Царя.

— Откуда у вас такая собака, — с недоверием поинтересовался Рамаль, пытаясь сделать оскорбительное ударение на слове «вас».

Поняв, что имел в виду Высокий, но в очередной раз проигнорировав скрытый укол, гонец приблизил лицо вплотную к уху Рамаля, отчего тот изобразил выражение крайней брезгливости, и многозначительным шепотом пояснил:

— Контрабанда, господин, она самая, на ней все и держится.

— Ясно, — отстраняясь, буркнул Высокий эльф, — пойдемте в дом, думаю, господин Хапа-Тавак уже вернулся и готов побеседовать с вами.

* * *

Появившись однажды, страх так и не исчез. Страх, совершенно непозволительный для некроманта, был загнан Ану в самую глубь собственного естества, но избавиться от него полностью у молодого мага так и не вышло. Ану всячески старался забыть, но горящие глаза Фиро и злобный рык альбиноса при малейшем напоминании являлись из памяти четко и ясно… А теперь еще эта драка, и чертов мертвяк, сдуру цапнувший его за ногу. «Это просто недоразумение. Укусил с испугу» — мысленно утешал себя Ану. Но здравый смысл подсказывал другое. Сила уходила, утекала сквозь пальцы, как вода из худого бурдюка. Он понимал это, но все еще пытался заглушить осознание реальности мыслями о случайности и безобидности последних происшествий. Слабость, немощность, эти слова нагоняли на Ану непреодолимый ужас. Порой ему хотелось бежать прочь, забыть обо всем, спрятаться куда-нибудь подальше, никого не видеть, не слышать, не знать.

Драка мертвецов довела его до предела. «Все это из-за крови… Почему раны Фиро истекли живой кровью? Это точно проделки старого Кагиры с его вечными идеями о воскрешении. Проклятый старик! Но почему Фиро? Почему он?» — нервно теребя в пальцах застежку плаща, думал Ану.

Решив проветриться, он вышел из палатки. Перед входом, прикованный цепью к раскидистому старому дубу, сидел Широ. Его горло сжимал ошейник-удавка, сшитый из толстой, подбитой серебряными шипами кожи. Мертвец был неподвижен, лишь иногда его упертые в землю пальцы изгибались, как когти, и судорожно скребли твердь. Тяжелая цепь тянула голову вниз, заставляя сутулиться так, что хребет шел на излом. Белые волосы свалялись и приобрели грязно-рыжий оттенок, какой бывает у нездоровой собаки светлой масти. Глаза альбиноса затянула плотная белая пленка, окаймленная налетом желтого гноя. Цепь была необходимой мерой. Непослушание следовало пресечь, а неоспоримого зачинщика драки наказать.

Выйдя из палатки, Ану бросил на мертвеца тревожный взгляд. На миг ему показалось даже, что на безразличном, пустом лице Широ мелькнуло выражение искренней обиды. Пройдя мимо альбиноса, некромант поймал себя на том, что испытывает неприятный озноб, чувствуя, как вперились ему в спину влажные, невидящие глаза. «Что будет, если он решит напасть на меня?» — непроизвольно мелькнула предательская мысль, случайной птицей пробившаяся сквозь ментальный заслон. Словно в ответ, снизу вверх по позвоночнику прошла волна страха, щекоча шею и поднимая дыбом волосы на затылке. «Нельзя даже думать об этом!» — изничтожая лишние эмоции, мотнул головой Ану и дважды стукнул себя ладонью по виску.

Сунув руку в карман, он вынул оттуда сложенное в несколько раз письмо, развернул, задумчиво глядя на ликийскую гербовую печать, венчающую аккуратные буквы, перечитал: «Господин некромант, я снова прошу вас оказать мне посильную помощь в нашем общем деле. Для расследования мне необходим острый нюх ваших верных слуг. Как вы поняли, я напал на след, и не могу позволить себе потерять его. Франц Аро.»

«Верные слуги…» — тоскливо ухмыльнулся Ану, убирая листок обратно в карман. «Пожалуй, стоит отправить к нему Фиро» — решил про себя некромант, понимая, что справиться с двумя непокорными мертвецами в настоящий момент он не в силах.

Вернувшись в свой шатер, он плотно подвязал скрывающий вход полог, зажег свечу, сел за наспех сколоченный походный стол и написал ответ: «Господин сыщик, я отправляю к вам Фиро, думаю, его чутья будет вполне достаточно. Ану.»

* * *

Лес нависал над рекой, цепляясь корнями за прибрежную кручу, высокий, темный. Ели, обросшие понизу белыми бородами мха, тянули к дороге колючие ветви, тщетно пытаясь коснуться путников. По дороге ездили нечасто. Две неровные колеи местами поросли травой, а местами заполнились водой, в которой плескались орды головастиков и водяных жуков.

— Долго ее идти? — спросила Таша, обращаясь к своей спутнице.

— Через ручей, и там, за поворотом, — обнадежила ее Лона, путающаяся в длинном шерстяном плаще своей матери, — там берег пологий, река расширяется в большой омут, а у берега, как настил, остатки мельницы — несколько столбов и часть пола. Сама увидишь…

Они преодолели звонкий лесной ручей, осторожно ступая по двум еловым стволам, перекинутым над стремниной. Миновав поворот, увидели, что дорога пошла под уклон, а лес расступился, открываясь широкой поляной, окаймленной изгибом реки. У самого берега действительно виднелись черные смоленые бревна и остатки грубых досок.

— Спустимся к воде? — спросила Лона, но ответом на ее вопрос стало хриплое рычание, раздавшееся за спиной, — Таша, это «она»!

Лона прижалась к принцессе, в поисках защиты. Из-за мохнатых лап придорожных елей на пришелиц смотрели мертвяки. Их глаза отражали свет, как зеркала. Во главе мертвой своры неподвижно стояла «она».

— Что тебе нужно? Иди прочь! — крикнула Таша, но голос предательски дрогнул.

В ответ мертвячка раскрыла рот в немом крике. Таша содрогнулась, взглянув в эту черную с синим глотку, забитую илом и панцирями прудовиков.

— Что ты хочешь, нани? Я пришла к твоей мельнице, что еще тебе нужно? — снова выкрикнула Таша, стараясь напустить на себя уверенный вид.

«Она» не ответила, двинулась навстречу своим неуловимым зигзагообразным ходом. Следом потащились и мертвяки, которых оказалось около двух десятков. Они разевали гнилые рты и клацали зубами, предвкушая добычу. Таша и Лона, сцепившись руками, отступили к реке. Словно почувствовав их приближение, бурая торфяная вода забурлила и вспенилась, завихряясь водоворотами.

— Я сражусь с тобой, если пропустишь девочку! — выкрикнула принцесса, обняв Лону и прижимая ее к себе. — Ты понимаешь?

Когда-то Ану говорил ей, что мертвяки бесчестны и вероломны, что им нельзя верить, а, значит, нельзя с ними и договориться. Может и так, но поведение этой мертвячки имело какой-то свой, особый смысл. Она словно пыталась что-то донести, что-то объяснить, но все попытки были тщетными, и от постоянных неудач утопленница все больше впадала в неукротимый гнев и слепое безумие.

— Пропусти, — яростно прохрипела Таша, поймав «ее» взгляд, всеми мыслимыми и немыслимыми усилиями заставляя себя не отводить глаз, — пропусти девочку.

К удивлению принцессы, почти не верившей в то, что мертвячка послушается, та склонила страшную голову и отошла в сторону, то же сделали и ее ужасные слуги. Поняв, что появился мизерный шанс на спасение, Таша погладила дрожащую девочку по голове:

— Ты должна уйти, — сказала она, подталкивая Лону в спину, — мимо мертвяков пройди медленно, а потом беги со всех ног.

— А как же ты? — раздался испуганный голосок.

— Я справляюсь, — был ответ.

Произнося эти слова, Таша поймала себя на лжи. Неуклюжая победа в драке с мертвячкой была чистой случайностью, глупым везением, и повторить подобное снова девушка не надеялась. Тем более что теперь «она» была не одна. Целый отряд безжалостных мертвых тварей скалился и возился в прибрежной траве.

Что спасает нас от зла? Что защищает, если нет в руке оружия, а в мускулах силы? Воля? Что такое воля? Чем она рождается, откуда берется? Может быть, из уверенности и неустрашимости, а, может, из отчаяния и надежды…

Глядя, как дрожащая девочка покорно идет мимо подрагивающих от ощущения близкой добычи мертвяков, Таша ощущала боль в голове. Она напрягла глаза так, что казалось, будто из них протянулись незримые цепи, способные удержать на месте голодную хищную стаю. Мертвяки тоже почувствовали напряжение принцессы. Злобно рыча, они косились на девушку, но встречая прямой отчаянный взгляд, трусливо отступали.

Как только Лона оказалась на безопасном расстоянии, Таша выдохнула, ощутив, как в голове предательски зазвенело, а перед глазами поплыли пятна. Понимая, что противостоять толпе противников она более не в силах, принцесса обреченно попятилась к воде. В этот момент мертвячка вскинула голову, в ее горящих глазах мелькнуло удовлетворение. Потом она снова беззвучно крикнула что-то и бросилась к Таше. Инстинктивно подняв руки, чтобы защитить горло от зубов, девушка зажмурилась. Приняв предплечьями удар, который оказался скорее толчком, Таша, качаясь, попятилась и рухнула в реку…

* * *

Получив письмо от Ану, Франц был обрадован и напряжен одновременно. Весть о том, что некромант не прибудет самолично, и сыщику придется общаться с его черным мертвецом один на один, наводила трепет. Приходилось держать себя в руках. Дело всегда стояло превыше всего, и глупые страхи не должны били отвлекать Аро от главного. Тем более что зомби, сопровождающие Ану, казались вполне адекватными и сознательными.

С такими мыслями сыщик покинул свой кабинет, вышел из Сыскного Дома в сад и выжидающе посмотрел на окрашенное алым закатом небо. Его ожидание длилось недолго. Вскоре среди малиновых и розовых облаков мелькнула черная точка. Она приближалась, обретая черты крылатого монстра, понукаемого всадником.

Виверн тяжело рухнул на землю, переломав растущие во дворе розовые кусты и перевернув мраморный вазон с петуниями. Попятившись задом, он обратил в бегство толпу слуг, явившихся на шум и пришедших в ужас от увиденного. Всадник натянул повод, заставляя монстра замереть на месте и не разрушать более один из прекраснейших садов Ликии. Спешившись, мрачный гость передал Францу свиток, в котором была указанна сумма, которую некромант просил за свою помощь.

— Господин Ану отправил меня к вам на тот срок, который будет необходим.

— Я благодарен, — стараясь говорить как можно тверже, ответил Аро, — прошу за мной.

Сыщик направился к двери, и Фиро двинулся следом. Позади раздался испуганный голосок одной из служанок:

— Господин Аро, что нам делать с этим зверем? Он разрушит весь сад. Боюсь, мы не сможем отвести его в гостевую конюшню…

— Лежать, — бросил через плечо Фиро, и виверн покорно улегся на землю, поджал под себя лапы и закутался в крылья, словно в плащ, — принесите ему воды, и он вас не побеспокоит.

Они зашли в Сыскной Дом и направились в кабинет Аро. Шепот испуганных слуг разносился по коридорам. Все старались поскорее убраться с дороги господина сыщика и его жуткого гостя. Едва завидев идущих, лакеи прятались за поворотами коридоров, а кто-то из горничных выставил в холл серебряную символику Святого Централа — перевернутый рогами вниз месяц, торчащий на шесте.

Оказавшись в кабинете Франца, мертвец осмотрелся внимательно и осторожно. Он долго и пристально разглядывал зарешеченные окна и мощные петли двери, потом принюхался, переводя взгляд со стола на большой шкаф с бумагами.

— Присаживайтесь, — Франц кивнул на одно из кресел, — я вынужден просить вас о помощи, это крайне важно для моего расследования.

— В чем заключается эта помощь? — тихо поинтересовался Фиро, проигнорировав предложение сесть.

— Я наслышан о вашем чутье, — волнуясь, сыщик поставил на стол ящик, принесенный Йозой, — одна из этих кружек хранит запах того, кто в ответе за все, что творилось в проклятом подземелье…

Услышав это, мертвец подошел и осмотрел содержимое ящика, в его глазах промелькнули искры интереса и недоумения. Он склонился над столом, и, щурясь, потянул носом воздух.

— Сложное дело, — сказал он, наконец, — на этих предметах следы сотен рук. Почему вы не обратились к магам?

— Они ответили мне то же самое, что и вы, — грустно ответил Франц, — неужели определить запах Белого Кролика невозможно?

— В подземелье Кагира говорил мне о том, что его запах наполняет все вокруг, но катакомбы были пропитаны магией, способной изменять реальность и заставлять чувства врать. Белый Кролик хорошо прячет свои следы, он уверен в собственной неуязвимости, — глядя Францу в глаза, мертвец задумался, замолчал на несколько секунд, а потом решил, — но я все же попробую найти его запах…

Франц, не отрываясь, смотрел, как Фиро тщательно обнюхивает каждую кружку, пытаясь определить по лицу мертвеца насколько тот близок к успеху. Сделать это не представлялось возможным. Лицо Фиро оставалось каменным. Наконец, оторвавшись от своего занятия, мертвец задумчиво произнес:

— Здесь слишком много губ и рук. Матросы, шлюхи, наемники, бродяги, путешественники — весь сброд королевской столицы, но вот эти две пахнут по-особому.

Он поставил перед Францем пару деревянных кружек: одну почти новую, а вторую совсем затасканную, потемневшую внутри от неаккуратного мытья, а снаружи затертую до блеска многочисленными прикосновениями посетителей столичной таверны.

— Из этой пил эльф. Высокий. Скорее всего, маг. От него пахло серой и ртутью…

— Алхимик, — воодушевленно перебил Франц.

— Возможно, — кивнул Фиро, — а из этой, — он указал на старую кружку, — пил человек. Я не знаю, кто он, но запах его пропитан ароматами трав и диковинных специй. Он мог быть кем угодно: поваром, купцом или травником.

— Понятно, — склонил голову сыщик, разглядывая полированную гладь стола, а потом взглянул в глаза своему мертвому гостю.

Сыщик с трудом заставил себя не отводить взгляд. Трусость была непозволительна. Начитанный Франц прекрасно знал, какое значение в общении с мертвыми имеют храбрость, воля и самоконтроль. В книгах по истории некромантии часто писали о том, что порой сила воли некроманта гораздо важнее, чем его предрасположенность к магии. Однако, как не пытался Франц собраться духом, его сердце стучало предательски громко. Наверное, сейчас он скорее предпочел бы оказаться один на один с диким медведем, чем с этим невысоким темноволосым человеком, закованным в черную тусклую броню, с костяными рукоятями неизменных мечей, торчащих из-за широких плеч. При первой встрече глаза мертвеца показались Францу совершенно бездушными, мутными и злыми, такими, какими и должны быть глаза адского исчадия, недоброй волей возвращенного в этот мир из-за смертной черты. В этот раз на сыщика смотрел человек. Если бы Франц встретил его впервые, то решил бы, что перед ним смертельно усталый или неизлечимо больной, но все же живой.

Странная иллюзия была слишком реалистичной. Франц предположил даже, что мертвец использует какую-то хитрую магию. Словно прочитав нестройные мысли сыщика, Фиро пугающе сверкнул глазами, а потом чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Вам не следует бояться за жизнь. Вы же знаете, что я всегда выполняю приказы своего господина.

Блик от лампы сверкнул на его обнажившихся зубах, отчего Франц невольно напрягся, улыбка эта на миг показалась ему оскалом.

— Прошу простить мое недоверие, — дипломатично извинился он, и, поспешив перевести тему разговора, гостеприимно поинтересовался, — если вам нужно отдохнуть с дороги, то гостевые апартаменты Сыскного Дома в вашем распоряжении.

— Этого не нужно, — отказался Фиро.

— Тогда оставайтесь здесь, в моем кабинете. Если пожелаете, слуги принесут вам сырого мяса и… вина…

— Путь принесут воды, — поправил мертвец, кивая, — я останусь здесь…

Отправившись в небольшую комнатку, приспособленную для ночлега, Франц приказал дюжине младших сыщиков неотрывно следить за гостем и его крылатым зверем, раз в три часа докладывая обо всем. Ясно, как божий день, что выспаться в ту ночь Францу не удалось. Он лежал на кровати, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за стен. Периодически ему чудились какие-то крики и шум, он вскакивал, понимая, что все это лишь обрывки нервозного сна и бред разыгравшегося воображения. Как только сыщик уснул более-менее спокойно и крепко, его разбудил Эмбли, громко постучавшись в дверь — три часа прошло. И так до утра…

Из выделенных себе на отдых шести часов Франц не поспал толком и получаса. Как оказалось, беспокоился и нервничал он зря. Оба раза Эмбли докладывал ему о том, что гость сидит на полу кабинета, смотрит в стену перед собой и, вероятно, спит.

— Запомните, Эмбли, ожившие мертвецы не спят, — раздраженно пояснил не выспавшийся Франц.

— К-к-к-как, ск-к-к-кажите, госп-п-п-падин Аро, — воодушевленно закивал Эмбли, — не сп-п-п-ят, так не сп-п-п-ят.

— Идите, Эмбли, — Франц устало указал помощнику на дверь, — через минуту я буду готов.

Схватив со стола кусок позавчерашнего хлеба, и сунув его в рот в качестве завтрака, Франц поспешил приступить к делам. Страшный гость, ставший причиной бессонной ночи практически всех обитателей Сыскного Дома, невозмутимо ждал в кабинете.

— Доброе утро, — вежливо кивнул мертвецу Аро, задумавшись, уместно ли вообще это приветствие, — вы ведь не спали?

— Я думал кое о чем, — Фиро взял со стола старую кружку и повертел в руках, — это разнотравие не идет у меня из головы, словно есть в нем что-то знакомое, словно обладателя этого запаха я уже когда-то встречал…

— В подземелье? — предположил Аро.

— Исключено. Я бы узнал. Тут другое. Это запах прошлого, которого я почти не помню, — задумчиво произнес черный всадник, а потом поинтересовался, — эти кружки — единственная ваша зацепка?

— Нет, — ответил Франц, — есть один человек — разбойник по имени Золотая Карета. Говорят, он был лично знаком с Хапа-Таваком. Я намерен отправиться на его поиски, и прошу вас сопровождать меня в этом походе.

— Как скажите, — невозмутимо кивнул мертвец, — господин Ану приказал мне помогать вам.

* * *

Королевство. Испокон веков соседями его были Владычество эльфов, Апарские княжества, свободные земли — это значило, что на той территории Королевство было единственным, и Король был единственным тоже. Именно поэтому Королевство звалось Королевством, а Король Королем. Древняя традиция, укоренившаяся еще с незапамятных времен, запрещала ему не только называть, но и даже помнить свое настоящее имя. Когда-то давно, еще до времен Ценрала, жрецы культа Икшу, процветавшего в тех местах, говорили, что страна без названия становится незримой для захватчиков, а властелин без имени неуязвимым для врагов. Теперь это казалось иронией. Врагов у Короля было предостаточно, а иные союзники тревожили гораздо сильнее, чем завоеватели из далеких земель. Не враги, а так называемые «друзья» заставили главу Королевства ввязаться в обременительную войну. И пусть союзники хором пели о ее скором конце, война продолжалась.

После жестоких битв на северных границах, напористые враги рванулись вперед. Они с успехом разгромили королевские войска в свободных землях и дошли до Ликии, с которой, заключили союз. Этот союз стал для Короля ударом — хозяйка города, принцесса Лэйла с легкостью отвернулась от отца и сестры, протянув руку захватчикам. Простить ее Король не мог, и теперь у него осталась лишь одна дочь.

Пробившись на восток, Северные осели там на время, приутихли, потеряли бдительность, а потом, вопреки ожиданиям, подобно разлитой из кувшина воде, растеклись по всей юго-восточной окраине. Один за одним пали крупные города — Эния и Гроннамор. В битвах Северные не знали жалости, наводя ужас на знатных и богатых жителей столицы, ожидавших скорого появления врагов под стенами великого города. Придворные шептались о страстях и злодеяниях, о вывешенных на стены отрубленных головах и съеденных живьем пленниках, о мертвяках и чудовищах Северной армии. Кто-то пытался бежать на Запад, кто-то уходил в свои загородные поместья, прознав, что захватчики не заходят в деревни и не трогают простой люд.

Король тревожился. От могучего союза с Гильдией драконов не осталось ничего. Предводительница Эльгина пала в битве с гоблинами, и гибель ее была весьма и весьма загадочной. Ходили слухи, что виновником поражения непобедимой драконши стал некий таинственный маг-некромант, однако, следов этого чудотворца до сих пор так никто и не отыскал. Так что, скорее всего, то были слухи, и драконшу убили черные всадники — мертвые прислужники Северных, сильные и беспощадные.

Без Эльгины Гильдия пришла в упадок. Борьба за власть превратилась в грызню между знатными родами, претендующими на расширение своего влияния. За короткое время сменилось четыре предводителя. Все они, друг за другом были убиты недовольными, теми, кто хотел занять желанное место сам. Одно время в Гильдии царило безвластие, именно поэтому, рассчитывать на озабоченных внутренними разборками драконов Королю не приходилось. Новые вести обнадеживали — очередной предводительницей стала молодая и амбициозная драконша из сильной и влиятельной семьи. Время анархии пришло к концу, настало время порядка…

С Высокими эльфами дела тоже обстояли не так, как хотелось бы. Королевство стало разящим мечом и прикрывающим щитом в руках Высокого Владыки. Эльфы слишком много требовали и слишком мало давали взамен. Поэтому все надежды свои Король возлагал на благоразумие Нарбелии — любимой дочери, единственной наследницы престола. Он с нетерпением ждал ее возвращения из Эльфанора, но она не спешила к отцу. Мысли принцессы не занимала политика. Предавшись новой любви, она забыла обо всем, и о времени, и о войне, и об отце…

Тем временем вторая дочь Короля, хозяйка Ликии Лэйла, не находила себе места. Ее удивительный город стал оазисом, островом в море войны, но кровавые волны грозились поглотить его в любую минуту. Лэйла боялась гнева отца, и не до конца доверяла Северным. Но еще больше принцесса страшилась незримого врага, играющего по своим правилам, преследующего свои цели, прикрывшегося этой войной, как маской. Франц Аро, молодой и талантливый сыщик оставался ее единственной надеждой. Узнав, что он отправился на новые поиски, Лэйла вздохнула с облегчением, веря, что однажды он отыщет, найдет, докопается до причин происходящего…

* * *

Тот, кого искал Аро вовсе не затаился и не спрятался. Он продолжал свои дела в стенах могучей цитадели Западного Волдэя. Он не знал страха и усталости, а соратниками его, грозные «ласточки», потомки древних родов, сильные и влиятельные, сосредоточили в своих руках всю власть Высокого Владычества…

Небольшой зал, украшенный по периметру декоративными колоннами в виде стилизованных лилий, находился в самом сердце цитадели. Этот зал использовали для советов главные эльфы Волдэя, поэтому места в нем было не так уж много. Обитые алым бархатом скамьи стояли полукругом. У одной из стен находился камин, сделанный в виде головы козодоя с раскрытым ртом.

Рамаль привел гонца на совет и с досадой отметил, что все места на скамьях уже заняты «выскочками и бездельниками». Пустует лишь одно, и вынужденная вежливость требует, чтобы на этом месте сидел гость.

— Проходите и располагайтесь, — процедил сквозь зубы Рамаль, отправляя полукровку вглубь зала, поближе к раззявленной козодоевой пасти, пылающей углями еще не разгоревшихся до конца дров.

Гонец, кряхтя, уселся, придерживая за ошейник пса, коего зачем-то притащил с собой. Орнар, чье место находилось по соседству, опасливо покосился на вываленный язык терьера, который, хрипло дыша, ронял липкие нити слюней на украшенный растительными узорами каменный пол.

Продолжая следить краем глаза за своим несуразным подопечным, Рамаль увидел, как в зал прошествовал Камэль и замер у входа. «Знал, кого взять себе в телохранители» — подумал эльф, разглядывая грубые шрамы, пересекающие лицо соратника. Камэль слыл одним из лучших мечников Волдэя, непревзойденным стрелком, к тому же он отличался небывалой даже для эльфа физической силой и ловкостью. Его характеру также следовало отдать должное: этот эльф был на редкость безжалостен и кровожаден, он презирал обычаи и традиции собственного народа, не стесняясь порицаний старейших, носил короткие волосы и плащ из волчьих шкур. Надо сказать, что волки, издревле служившие гоблинам, были у Высоких не в почете.

Следом за хладнокровным Камэлем в зал прошел человек пугающе высокого роста. Его лицо, наполовину скрытое светлым капюшоном длинной мантии простого покроя, озаряла улыбка. Улыбка эта выглядела совершенно искренней, казалось, что человек необычайно рад видеть всех присутствующих, словно совет был вовсе не официальной встречей, а посиделками закадычных друзей.

— Ну, вот мы и собрались, — ласково начал вошедший и сцепил на груди руки, украшенные серебряными кольцами тонкой работы, — очень рад видеть вас всех в добром здравии, — продолжил он, кивая одному из эльфов, отчего тот нехорошо закашлялся и поспешно прикрыл рот руками. — Будьте здоровы, дорогой мой Орнар. Сегодня у нас важный день. К нам прибыл посол из великого Шиммака, а мы, друзья мои, должны снабдить его добрыми вестями, которые он незамедлительно отнесет в свою страну.

По рядам эльфов прошел тревожный ропот. Слова Хапа-Тавака, а вещающим был именно он, растревожили их. Осенив всех присутствующих примирительной улыбкой, высокий человек успокаивающе произнес:

— Итак, друзья мои, я рад представить вам господина… — он выжидающе кивнул гонцу.

Тот, в свою очередь, снова закряхтел и, продолжая держать за ошейник собаку, попробовал привстать со скамьи, но из-за неудобной позы у него получилось лишь неуклюже приподнять зад.

— Зовите меня господин Пижма, — суетливо представился он.

— Господин Пижма, — важно повторил Хапа-Тавак, оглядывая из тени капюшона зашептавшихся эльфов, — кстати, господин Пижма, у вас прекрасная собака.

— Что есть, то есть, — хвастливо согласился гонец, — давай, Сорок Два, поприветствуй доброго господина! — обратился он к своему псу, но тот проигнорировав команду распластался на полу и принялся дышать тяжело и надрывно, — не хорошо, Сорок Два! — Пижма недовольно дернул питомца за ошейник.

— Мой друг, не ругайте собаку, — ласково произнес Хапа-Тавак, потирая большой и указательный пальцы правой руки, — это я виноват, прихватил с собой собачью мяту. Надо сказать, я поражен выносливостью вашего животного, обычно от подобного запаха собаки теряют сознание.

— Перед вами темноморский терьер, не забывайте об этом. Я долго путешествовал по Темной земле и повидал там много удивительных вещей, которые могут творить эти псы. Они сражаются со львами и быками, могут не пить по несколько дней, и не спать несколько ночей. В их груди бьются сердца героев, преданные и отважные. Такая собака будет защищать своего хозяина до последнего вздоха и убьет многих, прежде чем падет сама, — воодушевленно вещал гонец.

Собравшиеся эльфы слушали его вполуха. Их мало интересовали россказни этого пухлого любителя собак и баек. Пора было перейти к серьезным делам, а вошедший в раж рассказчик все не унимался:

— Но, знаете, что придумали хитрые темноморцы? О, вы даже не ведаете, что они творят. Решив убить человека, они похищают его собаку, вырезают ей сердце, а потом возвращают ее обратно. Лишенный сердца зверь, забывает обо всем и сам разрывает хозяина, которого раньше защищал.

— Вы хотите сказать, что этот пес может жить без сердца? — в голосе Хапа-Тавака прозвучало искреннее удивление и неподдельный интерес.

— До нескольких дней — это факт, — уверенно кивнул гонец.

— Что ж, просто прекрасно! Спасибо за познавательный рассказ, дорогой мой господин Пижма. А теперь давайте поговорим о наших делах, — высокий человек поднял вверх указательный палец, призывая присутствующих к вниманию. — Итак, господа, достопочтенного гонца наверняка интересует то, как обстоят дела с сосудами для эликсира, и почему еще ни одна партия так и не пересекла границ Шиммака?

— Очень хотелось бы знать, — вставил свою реплику Пижма.

— Причин много, друг мой, и вы меня, безусловно, поймете, — продолжил Хапа-Тавак, внимательно разглядывая лежащего у ног полуэльфа терьера, — во-первых, возникла проблема с северной дорогой. Протоптать тропу через Владычество и Королевство, конечно, труда не составило, а вот с гоблинами возник вопрос. Степь — их территория, и они не довольны тем, что мы собираемся водить там свои караваны.

— Недовольны? — удивленно переспросил гонец.

— А вы, мой друг, были бы довольны, если бы, к примеру, через вашу спальню проложили дорогу и по ней бы шатались толпы всякого сброда. Неприятное зрелище, правда? Вот и гоблины незамедлительно показали нам зубы… Еще одна проблема возникла с сосудами для эликсира. Фальшивые единороги не выдержали силы живительной магии и передохли по пути, а основную партию лесных эльфиек мы потеряли…

Рамаля, внимательно наблюдавшего за происходящим, поразило то, как смело и открыто этот огромный человек говорит о своих неудачах и промахах. Удивляло то, что там, где в пору юлить и изворачиваться, Хапа-Тавак говорит уверенно и честно, так, как есть… Гонца это, похоже, тоже подкупило. Он согласно кивал всем словам Белого Кролика, а потом обнадежено спросил:

— Наверняка вы нашли какой-то выход из сложившейся ситуации?

— Это вы, вы, мой друг, его нашли, — загадочно улыбнулся собеседник, — еще утром я мучительно соображал, как переправить к вам припасенных мною эльфиек, ведь их лесные братья обложили границы Владычества. Нас не пропустят в Шиммак, даже к степи подойти не позволят. Лесные эльфы — серьезные враги. Они непревзойденные войны, а их магия черпает силы из могущества древности.

— Нам ли бояться лесных? — прозвучал громкий уверенный голос.

Все присутствующие обернулись к двери и молчаливо уставились на Камэля, произнесшего эти дерзкие слова. Белый Кролик обернулся к вопрошающему и спокойно пояснил:

— Бояться не стоит, мой уважаемый Камэль, и в храбрости вашей и силе я также не сомневаюсь. Нам не нужно лишнее внимание, лишний шум. Пусть все, как и раньше, занимаются войной, а мы продолжим наши дела. Итак, господин Рамаль, будьте добры сообщить мне, остались ли еще на нашей псарне собаки той же чудесной породы, что и благородный спутник нашего гостя.

— Около дюжины чистокровных темноморских терьеров, — не понимая, к чему идет разговор, отчитался эльф.

— Вполне достаточно, — Хапа-Тавак заложил руки за спину, прошелся по залу и задумчиво посмотрел в окно. — Мой добрый Рамаль, зная о ваших связях и полезных знакомствах, я прошу вас в кратчайшие сроки отыскать и доставить в Волдэй опытного и умелого анатомиста. Не дожидаясь расспросов, я поясню свою мысль: мы вырежем сердца собак и заменим их сердцами эльфиек, благодаря этому мой эликсир обретет сосуды выносливые и прочные. Сердца лесных дев наполнят своей магией тела псов и позволят эликсиру настояться и достигнуть нужной консистенции. Теперь понимаете? Лесным эльфам нет дела до собак, и мы сможем перевезти их в Шиммак без особых проблем.

— Вы думаете, что это возможно? Сердце девы в груди зверя… — по рядам эльфов прошел ропот, но травник-гигант сделал предупреждающий жест рукой, и в зале наступила тишина.

— Я допускаю, что это вполне возможно и весьма удобно. Рискнуть стоит. Не забывайте, что у нас в запасе остался дракон…

— Которого так и не поймали, — заявил кто-то из присутствующих.

— Мы напали на след и отогнали дракона на восток, — осадил говорившего Камэль, — он лишен огня, поэтому опасности почти не представляет, так что за поимкой дело не станет.

* * *

Темная вода сомкнулась над головой, задушила, потянула мимо торчащих балок старой мельницы вниз, в бездну. Таша не могла пошевелиться, она медленно опускалась на дно, безвольная, отданная во власть разгневанной, черной реки, которая медленно поворачивала, крутила ее ослабшее тело, обращая ее лицом то к невидимому дну, то к сокрытому толщей воды небу. Глядя вниз, под себя, Таша ощущала волнение и трепет. Что-то было там, у самого дна, что-то разгневанное, злое, готовое уничтожить любого, рискнувшего приблизиться, и одновременно испуганное, молящее о спасении и защите…

На последнем дыхании Таша рванулась туда. Отступать было поздно, а разгадка тайны, похоже, находилась совсем рядом. В мутной тьме мелькнуло светлое пятно. Принцесса потянула руку, коснулась чего-то неуловимого, тонкого, белого. Воздуха не хватало, и она изо всех сил принялась грести руками и ногами, чтобы подняться наверх…

Насладившись глубоким вдохом, Таша выбралась на берег. Мертвяков не было, осталась лишь «она». Девушка шагнула навстречу, протягивая руку и показывая зажатый в ладони клочок белой фаты.

— Старуха соврала, — прошептала Таша, пораженная страшной догадкой, — разбойник убил тебя и твою сестру, а провожатым заплатил за молчание…

Мертвячка ничего не ответила. Словно не видя принцессу, она пошла к воде и, не издав лишнего всплеска, погрузилась в нее. Принцесса смотрела ей в след, ощущая, как от осознания случившегося сердце наполняется ужасом и болью. Правда оказалась слишком страшной. Как могло случиться такое, что за горсть золота селяне вверили судьбы несчастных сестер проходимцу, который убил их цинично и безжалостно. Бедная Мирика так и осталась лежать на дне, опутанная набитой камнями сетью и собственной белой фатой. А несчастная Нара поднялась и, терзаемая яростью и жаждой правосудия явилась за ответом…

— Таша! — громкий крик раздался со стороны тропы.

— Лона! Ты еще здесь? — взволнованно воскликнула принцесса, спеша навстречу напуганной девочке, — почему не ушла?

— Не знаю, страшно стало, вдруг ты утонула?

— Тем более надо было идти за подмогой, — укорила ее Таша.

Вдвоем они поспешили прочь от злополучного места…

Тайна сестер была раскрыта, и жизнь в деревне вернулась в спокойное русло. Нару и Мирику достали из омута и с почестями похоронили. Родственники провожающих, боясь новых проклятий и преследований, отдали взятое у разбойника золото единственной родственнице сестер — Коре, но она отнесла проклятое богатство на омут, к старой мельнице и бросила в воду.

Ташу не благодарили, благодарить некромантов за работу не принято, но и без оплаты не оставили. С ней рассчитались продуктами: сушеным мясом, сыром и лепешками. Кора подарила свое старое платье, и накидку из овечьей шерсти.

Так Таша вернулась к Кагире, и они продолжили свой путь. Дни тянулись за днями, а путники все шли на юг. Редкие пешеходы провожали их взглядами, всадники, проносясь мимо, обдавали грязью, летящей из-под лошадиных копыт.

Последние дни погода стояла прескверная. Небо разразилось грозой. Холодный дождь молотил по плечам и голове, укрытой капюшоном плаща. Дорогу размыло, и грязь липла к обуви комьями. Таша едва поспевала за Учителем, который, казалось, совсем не замечал непогоду. Их путь лежал к началу Темноморской дороги в городок под названием Алый Лем.

Устав от долгого молчания, Таша нагнала идущего впереди Учителя, поравнялась с ним и спросила:

— Могла ли я упокоить мертвячку силой?

— А ты пробовала? — в голосе Кагиры прозвучала усмешка.

— Пробовала. Не получилось: она убежала, но потом вернулась опять. Это было неприятно и гадко, словно я избила несчастное существо, которое пришло просить помощи. Я пожалела о своем поступке. Потом я говорила с «ней», просила ее отпустить девочку, и она послушалась, — голос Таши взволнованно подрагивал, слова путались, предложения получались нестройные и сбивчивые, — я говорила с ней на равных. Правильно ли я поступила?

— Ты и сама знаешь ответ. Мы все равны и едины, дитя. И земля, и поток, и люди, и эльфы, и гоблины, и живые и мертвые. Мы едины. Мы переходим из одного состояния в другое, как перетекает из сосуда в сосуд вода. Помни это. Помни, и не думай, что тот, кто стоит перед тобой, так уж сильно от тебя отличен. Смотри на него, как смотришь на свое отражение в зеркале. Мы все едины.

Учитель часто говорил загадками. Над его словами приходилось долго думать. Порой это раздражало девушку, ведь ответ, простой и точный, хотелось узнать поскорее. Запутавшись в мыслях Кагиры, она спросила с напором:

— Едины? Почему тогда одни пируют во дворцах, а другие гниют в подземельях? Почему одни рвутся к свету, а другие отдаются тьме? Почему одни убивают, а другие берут на себя их вину? Почему одни готовы любить, а другие бегут от любви прочь?

— Потому, что пирующие во дворцах, не замечают, что дворцы их давно стали склепами, а яства тленом, потому что свет, порой, заметен лишь из непроглядной тьмы, потому что честь и верность важнее смерти, потому что чаще всего бегут от любви те, кто любит по-настоящему…

— Если смерть не так сильна, как кажется, почему нет никого, кто смог бы вырваться из ее объятий?

— Ты сомневаешься в том, что возвращение к жизни возможно? — нависая над девушкой грозной тенью, прорычал Кагира.

Голос Учителя прозвучал так сурово и строго, что Таша мгновенно прекратила свои расспросы и испуганно втянула голову в плечи, спрятавшись поглубже в капюшон. Но потом, набравшись смелости и решив добиться своего, дерзко заявила:

— Сомневаюсь! Вы всю жизнь искали способ воскрешения из мертвых, но никого так и не вернули назад.

Кагира вздохнул глубоко и хрипло, опустился на землю и постучал ладонью по придорожной траве, приглашая Ташу сесть рядом.

— Подойди ближе, дитя. Я расскажу тебе кое-что о своем прошлом. Пусть эта история разрушит твои сомнения.

Таша, виновато потупившись, послушалась и села рядом с Учителем. Раскачиваясь из стороны в сторону, Кагира стал повествовать о былых временах. Его свистящий голос звучал монотонно и тихо, смешиваясь с писком птиц и шелестом листьев.

— Слушай, дитя. Это случилось давно. Когда мать моего последнего и единственного ученика бежала с семьей из Апара, она тайком провела через границу любимого коня. Если ты не знаешь, лошади и собаки считаются в Апаре бесценным достоянием, которое под страхом смертной казни запрещено вывозить за пределы государства. Нарушители этого закона жестоко караются, а животные, каким-либо образом пересекшие границу страны безжалостно уничтожаются. Мать моего ученика оказалась упрямой женщиной. Она спрятала жеребца и не показывала его никому. Апарские шпионы прознали о том, что драгоценного коня держат в одной из конюшен на окраине Королевства и прирезали его. Тогда, дитя, убитая горем хозяйка обратилась ко мне. Я пообещал ей поднять любимца, но, с одним условием — жеребец останется у меня. Тогда я начал творить свои опыты по воскрешению. К сожалению, конь так и не ожил до конца. Он застрял на границе между смертью и жизнью: ничего не ел, только пил воду, дышал, и сердце его билось, но плоть оставалась холодной и неуязвимой.

— Ты говоришь про Таксу — коня Фиро? — глаза Таши стали круглыми от удивления.

— Фиро он достался лишь после моей смерти, — уклончиво ответил Кагира, и в душу принцессы снова полезли неприятные догадки.

Поняв, что ученица готова засыпать его вопросами, зомби поднялся на ноги и, сердито фыркнув, погрозил ей узловатым пальцем с опасным ногтем на конце:

— Хватит расспросов. Пора идти. Настанет время, и ты узнаешь все, а на сегодня хватит…

Когда лес окружавший тракт, расступился, и на горизонте заблестели крыши домов, Кагира остановился и развернулся к Таше.

— Дальше двинешься одна, — сказал он не терпящим возражения голосом, — в Алом Леме возьмешь наемную карету, что едет в Сибр. Это последний королевский город, он стоит на границе с Темноморьем, там я тебя отыщу.

Не задавая лишних вопросов, Таша послушно кивнула. Кагира тенью скользнул в придорожный овраг и растворился в редкой траве. Принцесса восхищенно проводила его взглядом, недоумевая, как столь огромное существо может так ловко скрываться в местах, где и зайцу спрятаться было бы нелегко. Закинув на плечо кожаный мешок с нехитрыми пожитками: парой сухих лепешек и флягой воды, девушка миновала поворот, свернула на идущую через клеверное поле тропу и уверенно зашагала к виднеющимся вдали жилищам.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Башня ведьмы

А мы не ангелы, парень, нет, мы не ангелы, Темные твари, и сорваны планки, Но если нас спросят, чего мы хотели, Мы бы взлетели, мы бы взлетели. Мы не ангелы, парень, нет, мы не ангелы. Там на пожаре утратили ранги мы. Нету к таким ни любви, ни доверия, Люди глядят на наличие перьев… (с) «Мы не ангелы, парень» Люмен, Агата Кристи, Би-2

— Боги нимагу, боги нимагу! — надрывалась толстая разодетая купчиха, обмахиваясь пушистым веером из павлиньих перьев и тяжело дыша.

— Простите, госпожа, но у кареты, в которую погрузили ваши вещи, сломалась ось. Ее необходимо починить, — попытался оправдаться распорядитель отправок.

Услышав такое, купчиха двинулась на него всей своей огромной фигурой и грозно затрясла веером. В тот момент она напоминала осадную башню, завернутую в цветные покрывала, которая каким-то чудным образом оказалась в придорожной таверне.

— Я не могу ждать! — высокий голос звучал неимоверно громко и так пронзительно, что начинало звенеть в ушах, — почему из-за вашей несостоятельности я должна тратить свое драгоценное время?

— Но, госпожа, — затравленно озираясь по сторонам, снова попытался успокоить ее распорядитель, — может быть, кто-то из наших достопочтенных пассажиров согласится разделить с вами тяготы дороги, взяв вас в попутчики?

Осадная башня в юбке развернулась, оглядывая притихших посетителей таверны. Ее пронзительные темно-зеленые глаза придирчиво осмотрели каждого из присутствующих и, похоже, дама осталась крайне недовольна:

— Изволите шутить, — взвизгнула она, кивая в сторону притихшей семейной пары, сидящей за столом в окружении выводка отпрысков, — балаган с детьми мне не подходит, что может оказаться хуже, чем провести часы дороги в нескончаемом шуме. Пара пьяниц и назойливый миссионер Централа мне тоже не нужны.

Не удивительно, что внушительный вид недовольной купчихи не позволил никому из присутствующих возразить этим колкостям. На лицах людей отразилось подавленная неприязнь, но высказывать все, что думают, вслух они не стали. Таша, сидящая за дальним столом, вжалась в лавку. Хвала небесам, сердитая башня не уделила ей должного внимания. Подвел распорядитель:

— А вот милая девушка, которая наверняка не доставит вам особых неудобств, ведь так, молодая госпожа?

Обратился он к Таше, которая не сразу поняла, что коварный вопрос адресован именно ей…

Прибыв в Алый Лем, принцесса, как и велел ей Кагира, незамедлительно отправилась на станцию королевской доставки. Там следовало нанять карету и с комфортом добраться до Сибра. Так она и сделала: потратив основную сумму на аренду экипажа, спокойно пошла в таверну, решив побаловать себя вкусным обедом в ожидании отправления.

Впервые, оказавшись одна, Таша чувствовала себя так комфортно, ведь места более приветливого и жизнерадостного, чем Алый Лем, она, пожалуй, не встречала никогда. Залитый солнцем город полнился ароматом цветов и будоражащим запахом изысканной кухни, тянущимся из многочисленных таверн и забегаловок. По улицам разъезжали нарядные экипажи с королевскими гербами на бортах, кричали из окон гостиничные зазывалы.

Устроившись за уютным столом возле большого светлого окна таверны, Таша посчитала остатки денег и, заказав себе яичницу с беконом, щавелевый пирог и огромную кружку молока, мечтательно зажмурилась в ожидании пира.

Все шло прекрасно, пока в таверне не появилась толстая крикливая женщина. Казалось, ничто не могло испортить благостного настроения принцессы, поэтому, не обратив внимания на назревающий скандал, Таша отвернулась к окну, разглядывая гуляющих по улице прохожих. Она не сразу поняла, что взволнованный распорядитель указал злобной толстухе на нее…

— Эй, молодая госпожа, я к вам обращаюсь, — повторил раскрасневшийся мужчина, и Таша в недоумении повернулась к нему, ловя на себе оценивающий взгляд огромной купчихи.

— Эта девушка? — умерила свой пыл та, — другое дело, она худая и не стеснит меня в пути, надеюсь, к моменту отправки у нее не окажется с собой детей и животных!

— Что вы, что вы! Милая леди путешествует одна и будет рада разделить тяготы пути с такой чудной женщиной, как вы! — слащаво растекся в комплиментах распорядитель, бросая пронзительный взгляд на Ташу.

Поняв, что особых претензий эта робкая небогато одетая девушка не выразит, он удовлетворенно выдохнул. В силу характера, принцесса не нашлась, что ответить. Так и не научившись возражать наглецам в открытую, она подумала с досадой: «Надо было купить одежду подороже. Мнение бедняков никто не берет в расчет, а замызганное старое платье — первый признак того, что ты никому не нужен, и заступиться за тебя некому».

— Ваш экипаж готов, — обращаясь к Таше, а потом во весь рот улыбаясь купчихе, пропел распорядитель, — дамы, прошу!

Вздохнув, принцесса подхватила с пола свои нехитрые пожитки и поспешила наружу, боясь, как бы ее карета не отправилась в путешествие без нее. Похоже, здесь могло статься и такое.

На широкой площади стоял гам. Ржали лошади, скрипели колеса и упряжь, кричали, отыскивая попутчиков, пассажиры, распорядители прикладывали ладони к губам, чтобы громче объявить отправление.

Купчиха уже ожидала девушку возле кареты, куда дюжие слуги грузили бесчисленное количество огромных, под стать хозяйке, мешков и сундуков.

— Боги нимагу, милочка, — певуче произнесла попутчица, — надеюсь, ваш багаж не слишком велик?

— Он вас не стеснит, — неприветливо ответила Таша, перекидывая сумку со спины на грудь.

— Прекрасно, милая, просто прекрасно, — просияла купчиха, направляясь внутрь кареты, отчего железная подножка заскрипела и с неприятным звуком прогнулась, — поспешим!

Таша уныло полезла следом. Само собой, тучная попутчица заняла лучшее сиденье, лицом к ходу движения. Таше пришлось усесться напротив. Кучер щелкнул хлыстом, лошади дружно налегли, карета тронулась. За окном потянулись аккуратные белые дома, ухоженные и чистые. Их крыши с ярко-алой черепицей, выглядели до неприличия празднично и ярко. Весь Алый Лем, казалось, ждал праздника. Цветы на окнах, цветы на улицах, цветы в волосах женщин и гривах лошадей. Таша выглянула в окно, и улыбнулась, восхищенная видом. «Какой красивый город — подумала она, — как прекрасно в нем жить, наверное». От благостных мыслей девушку отвлекла недовольная реплика купчихи-соседки:

— Вы невоспитанны, моя милая! Вам следовало бы представиться, а не молчать вот так.

— Я — Таша, — виновато произнесла девушка, еще раз упрекая себя за то, что не настояла на путешествии в одиночку, без этой приставучей и всем недовольной женщины.

— А я — Эллавия Борхе, почтенная торговица южными экзотическими товарами, — с важностью похвасталась та, — продаю элитный табак, сладости, пряности, ткани и меха. И, прошу заметить, всего добиваюсь сама.

— Это здорово, — искренне восхитилась Таша, в глубине души немного завидуя напористости и уверенности соседки.

— А что делать, — вздохнула та, сложив на объемной груди пухлые, отделенные от рук жировыми перетяжками, кисти, — беднякам и простолюдинам тяжело чего-то добиться в этом мире. Я родилась в простой небогатой семье, и, как видите, весьма преуспела, несмотря на отсутствие титула и денег.

— Моя подруга была бы счастлива познакомиться с вами, — вспомнив Таму, вздохнула принцесса: в голове понеслись воспоминания о том, как в лаПлава они вместе с пастушкой гуляли по лугам и лесам, не ведая, что ждет их в ближайшем будущем, — она из простой семьи, но сил и энергии у нее хоть отбавляй.

— Я тоже всегда была такой, — милостиво кивнула Эллавия, — уверенной и целеустремленной. Поверь, милая, это залог успеха. Нужно всегда добиваться своего, несмотря на тех, кто уверяет тебя в крахе твоих мечтаний, — купчиха улыбнулась, и лицо ее вдруг, потеряв вид грозный и капризный, стало милым и приятным, — а вы, Таша, к чему в этой жизни стремитесь вы, чем занимаетесь, на что полезное тратите свою бесценную молодость?

Вопрос поставил принцессу в тупик. Рассказать правду она не могла, поэтому, на удачу, огласила лишь часть этой правды, искренне надеясь, что разговорчивая Эллавия сама домыслит что-нибудь подходящее и безобидное:

— Я — ученица.

— Обучаетесь при монастыре, — оправдала надежды соседка, и в ее голосе прозвучало плохо скрытое разочарование, — несчастная судьба родовитых девушек — бессмысленное прозябание в глуши с каким-нибудь престарелым учителем, который целыми днями толдычит то, что никогда не пригодится в жизни, — увидев напряженное выражение Таши, и приняв его за мину оправдания, она успокаивающе развела толстые руки так, что они коснулись бортов кареты. — Понимаю, понимаю, из-под крылышка влиятельных родителей вырваться сложно. Для таких, как вы, вся жизнь предрешена заранее. За вас решают все: что вы наденете, что будете есть на завтрак и за кого выйдете замуж. У вас наверняка есть жених?

— Был, — честно ответила Таша, погрузившись в неприятные воспоминания о семье Локк, — но я от него убежала.

— Похвальное проявление самостоятельности, — одобрила Эллавия и снова улыбнулась.

Удивительно, но улыбка сделала эту огромную женщину невероятно красивой. Таша даже залюбовалась ее. Такая свободная, сильная и элегантная, купчиха обладала «изящностью» большой пушистой кошки, почти шарообразной, но при этом дивно грациозной и изысканной. А имя у нее было просто прекрасное — Эллавия. Такое мягкое и настойчивое одновременно.

— Не самостоятельности, — отказалась Таша от лишних похвал в свой адрес, — это было отчаяние. Отчаянный побег.

— Отчаянный побег требует мужества, — удовлетворенно кивнула соседка, а потом, подумав, добавила, — вы уж простите меня, милая, за излишнюю строгость. Чтобы добиться должного уважения и удержать его, порой приходится вести себя сурово. Вас ведь расстроило мое соседство?

Таша хотела было соврать, но, подумав, решила, что прямолинейной Эллавии разумнее сказать обидную правду, чем откровенную ложь:

— Сначала — да, но теперь мне кажется, что ваша компания скрасит дорогу.

Купчиха снова лучезарно улыбнулась, сверкнув жемчужными зубами. Разговор продолжился. Эллавия принялась рассказывать Таше о своей лавке в Нарне и небольшом владении в пригороде. Услышав, как живот принцессы разоблачающе заурчал, она вынула из-под сиденья большой узел и достала два свежих пирога с мясом, бутыль розового вина, яблоки и шоколад. Вцепившись зубами в пышное тесто, вдыхая заманчивый аромат долгожданной еды, Таша, как прикормленная собака, поймала себя на мысли, что готова идти за этой женщиной на край света, а потом, сконфузившись от собственной продажности, покраснела и поперхнулась.

— Не смущайтесь, милая, — отхлебывая из бутыли, успокоила ее Эллавия, — вы бы тоже угостили меня, будь у вас деньги или еда. Я же вижу, что вы на мели. Простите, но это поношенное, старомодное крестьянское платье совершенно не подходит благородной юной особе. А ваши руки, похоже, вам пришлось потрудиться, чтобы заработать на жизнь. И работа вам досталась нелегкая. Не знаю, кем вы были, прачкой, скотницей или переборщицей на рынке, но такие руки проще отрубить, чем привести в нормальный вид.

— Скотницей, — соврала Таша, вспомнив коровьего мертвяка.

— Запомните, милая, всякая работа идет человеку на пользу. Труд — дело благородных, несмотря на то, что благородные порой так не считают…

Так неприятное на первый взгляд путешествие обернулось к юной принцессе совершенно иной стороной. Скандальная соседка оказалась вполне милой и добродушной женщиной, а долгий путь открылся мелькающими за окнами кареты густыми лесами и солнечными лугами.

К вечеру они достигли большого постоялого двора. Возле двухэтажного длинного строения стояли кареты: кучера распрягали лошадей и раздавали указания слугам, суетящимся возле кормушек, развешивающих на крючки сбрую и разводящих уставших коней на отдых под открытые навесы.

Таша первая выбралась из экипажа и принялась с интересом осматриваться.

— Посторонись, молодая госпожа, — угрожающе крикнул кучер, сгружая на землю многочисленные тюки и сундуки Эллавии.

— Несите их внутрь, милейший, не знаю, к сожалению, вашего имени, — спохватилась та, грузно вываливаясь из кареты следом за Ташей.

— Жан, — дружелюбно представился кучер.

— Ну, вот мы все и познакомились, — обмахнулась веером Эллавия и направилась внутрь постоялого двора, — а вам, милая, следует держаться подле меня, таким юным девушкам опасно оставаться в одиночестве на постоялых дворах, вроде этого.

— Почему это? — наивно поинтересовалась Таша, но на всякий случай вняв совету спутницы, поравнялась с той.

— Потому что в Темноморье с большим ажиотажем покупают молодых рабынь с севера, — вздохнула Эллавия, беря принцессу под руку и провожая к столу у окна.

Постоялый двор со звучным названием «Бриллиантовый шмель» оказался заведением на удивление приличным. Деревянные столы скрывались под чистыми льняными скатертями, на окнах благоухали герани и комнатные розы, тяжелые кованые люстры, свисающие с расчерченного дубовыми балками потолка, сияли блеском начищенного металла, а деревянный пол украшала мозаика с узорами в южном стиле.

Пока Таша восторженно глазела по сторонам, две нарядные служанки принесли блюда с жареной бараниной, пареными тыквами, хлебом и сыром, за которыми на стол последовала большая бутыль с вином, заботливо уложенная в плетеную корзину.

Глядя на добротные наряды служанок, Таша стянула плащ на груди, пряча от чужих глаз поношенное платье и ловя на себе понимающий взгляд Эллавии.

— Не печальтесь так, милая. У меня в багаже есть несколько платьев. Я подарю вам одно. Отдам служанкам на ночь, чтобы ушили, так что за завтраком вам будет нечего стыдиться…

После сытного ужина они направились в уютный маленький номер. Внутри пахло жасмином и медом. Окна смотрели на восток, поэтому занавески были тяжелыми, они не позволяли ранним солнечным лучам тревожить постояльцев. На стенах висели цветастые ковры и подвески из раскрашенных камней, оплетенных цветными нитями.

К счастью Таши, уступившей единственную кровать габаритной Эллавии, в комнате нашлось еще и кресло, в котором девушка беззаботно проспала до утра, свернувшись калачиком и укрывшись тонким хлопковым покрывальцем. Ночь выдалась на удивление теплой. Под окном надрывно пели цикады, а откуда-то из стены им громко вторил сверчок.

Проснувшись с первыми лучами солнца, Таша не поверила своим глазам: кровать, где, спала Эллавия, была аккуратно заправлена, а на льняном покрывале лежало платье. Купчихи в комнате не было, наверное, она встала еще затемно.

Сидя на кресле, принцесса некоторое время раздумывала, стоит ли вот так вот без спроса взять подарок, но, не обнаружив рядом собственного наряда, осторожно приблизилась и погладила рукой гладкую переливающуюся ткань. Вспомнилось, что когда-то в лаПлава у нее был десяток подобных платьев, большую часть которых она отнесла на рынок и продала за копейки перекупщикам. Были времена…

Платье Эллавии кроили по последней моде: узкий корсаж, высокий лиф, контрастная шнуровка и кружево, а юбка, наоборот, пышная, многослойная.

Довольная удачным утром и новым нарядом, Таша спустилась в таверну. Купчиха ждала ее за столом, полным еды.

— Долго спишь, дорогая, — строго обратилась она к Таше, — следует хорошенько подкрепиться перед выездом. Жан предложил срезать путь по западной дороге. Главный тракт переполнен каретами и повозками, к тому же, по слухам, нам навстречу из Сибра идут три купеческих каравана. Встреча с ними, знаешь ли, не самая большая удача — перекроют дорогу своими верблюдами, а мы потеряем в пути несколько суток.

— В обход, так в обход, — беззаботно пожала плечами Таша, — вам ведь виднее.

— Ну, вот и ладно, — ласково улыбнулась Эллавия; достав откуда-то из складок одежды небольшой мешок, она быстро сгребла в него остатки завтрака и сунула принцессе, — это наш обед и ужин, береги его как зеницу ока, милая…

Проводив глазами яркую вывеску «Бриллиантового шмеля» Таша вспомнила, что забыла поблагодарить Эллавию за щедрый подарок. В ответ та лишь благосклонно махнула веером:

— Не стоит, милая. Мне гораздо приятнее ехать в компании нарядной девушки, чем бедной замарашки — уж, прости мне мою прямоту…

Между тем скудные поселения, мелькающие за окнами, сменились кустистым подлеском, а вскоре дорогу окружили высокие лохматые ели. Под их длинными развесистыми лапами таилась тьма, а Таша искренне надеялась, что в ближайшее время они минуют этот старый угрюмый лес.

День клонился к вечеру, а лес не кончался. Потяжелевшее усталое солнце лениво цеплялось за остроконечные верхушки деревьев, а вскоре и вовсе исчезло за темной еловой стеной. Мрак выполз из-под пригнутых к земле ветвей и растекся вокруг, превратив корявые пни и замшелые камни в силуэты невиданных чудищ.

Таша поежилась, она искренне надеялась, что вскоре они достигнут какого-нибудь постоялого двора с горячим очагом, сытной едой и уютной кроватью, но время шло, тьма сгущалась, а лес обступал дорогу плотнее и плотнее.

— Ох, не нравится мне все это, — встревожено пробормотала Эллавия и, постучав в стенку, громко окликнула. — Эй, Жан, что там видно впереди?

— Ничего, госпожа, только этот проклятый лес, — раздался снаружи глухой голос, — хотя, подождите, впереди заметен какой-то свет.

Таша осторожно выглянула в окно и увидела, как из-за могучих темных елей пробивается слабый огонь.

— Далековато от дороги, — настороженно произнесла Эллавия.

Жан остановил лошадей и спрыгнул на землю:

— Скоро ночь, а другого ночлега нам пока не встретилось. Странно, ведь я не раз ездил этой дорогой. По моим расчетам мы уже час как должны были быть на постоялом дворе.

— Похоже, мы сбились с пути, — негромко сказала Эллавия, с кряхтением выбираясь из кареты и опасливо оглядываясь по сторонам.

— Невозможно, — категорично помотал головой Жан, — после «Шмеля» на пути не было ни одной развилки.

— Это и странно, — тяжело вздохнула купчиха, присматриваясь к мерцанию вдали, — выбора нет, придется идти туда, — она кивнула на огонь, — скорее всего там какая-то лесная сторожка или охотничий дом. Вот только кто ждет нас в нем? Будем надеяться, что не разбойники.

— Я пойду первым, — решил Жан, вытаскивая из-за пояса нож, и двинулся прочь от дороги.

Таша и Эллавия поспешили за ним, не желая оставаться в одиночестве. Лошади тревожно заржали им вслед, словно пытаясь отговорить от необдуманного похода.

Голубой пышный мох пугающе пружинил под ногами. Каждый шаг был шагом в неизвестность. Таше казалось, что ноги вот-вот провалятся в податливую, мягкую почву, на «дно» этого страшного леса, туда, где в рыхлой земле ползают черви и ветвятся бесчисленные корни могучих елей…

Свет все приближался. Пара шагов и стало заметно, что источник его раскачивается из стороны в сторону. Еще пара — и удалось разглядеть очертания небольшой прямоугольной постройки, наполовину скрытой замшелыми стволами.

— Что это? — испуганно прижимаясь к широкому боку Эллавии, спросила принцесса.

— Не знаю, милая, похоже на какую-то землянку…

Они приблизились вплотную и замерли, пораженные увиденным. Деревья расступились, открывая взгляду небольшую круглую поляну, сплошь покрытую серебристым воздушным мхом. Посреди нее находилась вовсе не землянка, то была перевернутая на бок огромная карета из дорогого черного дерева. Один из двух фонарей, располагающихся возле сиденья кучера, продолжал гореть, слабо раскачиваясь из стороны в сторону. Ни лошадей, ни людей рядом не было, упряжь висела на оглоблях, и с нее стекала какая-то прозрачная слизь. Такая же слизь в изобилии виднелась на раскрытой двери и подножке кареты.

Таша испуганно оглядывалась по сторонам. Сердце предательски стучало, руки похолодели, скованные ледяными путами наползающего страха.

— Есть кто живой? — неуверенно спросил Жан, осторожно заглядывая внутрь, — никого… Проклятье!

Кучер отпрянул назад: из темноты на подножку выползла большая белая улитка с кулак величиной, заинтересованно поводила усиками и не спеша уползла по днищу вниз. Таша вздрогнула всем телам, теряя остатки самообладания.

— Гадость, — брезгливо поморщилась Эллавия, которая держалась браво, хоть и тревожилась, — а это что? — купчиха указала на массивный светлый камень, лежащий в стороне.

— Валун… — начала говорить Таша, но тут же вцепилась в руку Эллавии, потому что «валун» двинулся и пополз в темноту, оказавшись еще одной улиткой, гораздо более внушительной чем та, что минуту назад покинула загадочную карету. Огромное существо бесшумно исчезло во мраке, оставив за собой слизистый след, в котором что-то блеснуло. Набравшись храбрости, Таша шагнула туда, чтобы разглядеть находку: в скользкой луже лежали стальные удила и несколько лошадиных зубов.

— Что здесь произошло? — испуганно шепнула принцесса, пятясь к купчихе и кучеру.

Странная карета и жуткие улитки породили в душе забытые страхи перед неизвестностью, таинственной угрозой, что кроется в темноте. Отсутствие Учителя лишило ее последних остатков храбрости. Когда он находился рядом, все было проще: казалось, что Кагира всегда за спиной и в любой момент придет на помощь — это придавало сил и смелости. К тому же, встреться на их пути мертвяк, Таша не испугалась бы, порадовавшись возможности попрактиковаться в своем мастерстве, но здесь, в этом зловещем, угрюмом лесу все обстояло иначе.

— Уходим отсюда, скорее, — прошептала Эллавия, утягивая за собой принцессу и подталкивая в спину остолбеневшего Жана, — быстрее!

— Что это было? — сбивающимся голосом спросила Таша у кучера, — вы сказали, что знаете эту дорогу…

— Наверное, у этой кареты ось сломалась. Путники попробовали починить ее, но не смогли, и поехали дальше верхом. Такое бывает, госпожа…

Пока они спешили к дороге, Таша раздумывала над словами Жана, понимая, что прозвучали они не слишком уверенно, хотя, и походили на правду. «Ночью и пень напугает» — успокоила себя девушка, вспоминая народную поговорку.

Лошади радостно зафыркали, заждавшись в одиночестве, и дружно рванулись, позабыв об отдыхе. Сон и усталость сняло, как рукой. Таша и Эллавия молчали, напряженно всматриваясь в окна, но тьма уплотнилась так, что разглядеть что-то толком стало невозможно. Света фонаря не хватало, лошади брели вслепую, то и дело спотыкаясь и останавливаясь, но Жан нещадно подгонял их, не желая задерживаться в гиблых местах. Таша моргала, напрягая глаза до боли, пока ее не сморил сон. Она не заметила, как, подперев голову рукой, провалилась в небытие…

* * *

Праздное существование и впрямь казалось волшебным небытием… К такой жизни Нарбелия привыкла быстро: балы, охота, снова балы и снова охота, приемы, выезды по столице, ужины, завтраки и обеды. Все это стало привычным, все это было обычным еще там, в Королевстве.

Принц Кириэль старался угодить ей подарками и вниманием, но в сердце красавицы невольно закрадывались мысли о другом. Она молила небеса, лишь бы тот, думать о ком без боли она была не в силах, покинул эти края навсегда. Однажды принцесса решилась расспросить о нем Кириэля, но принц резко помрачнел и сказал, что Тианара в Эльфаноре давно не видели, и это к лучшему. Решив более не испытывать судьбу, Нарбелия перестала говорить на щекотливую тему, всеми силами заставляя себя забыть. От долгожданного забытья ей сделалось легче. Тревоги как будто ушли, а небо над Эльфанором стало легким и безоблачным.

На душе у наследницы полегчало: вдали от королевских забот, недоброжелателей, войн и переделок она успокоилась. Перестав бояться тайных отравителей, девушка распробовала вкус местной кухни и через некоторое время обнаружила, что платье не сходится на талии, а грудь выпирает из корсажа на пару пальцев дальше, чем обычно. К счастью ее принц нашел эти перемены весьма положительными, и глаза его теперь скользили по фигуре Нарбелии с двойным усердием.

Кириэль был красив и статен, весел и силен, он ловко играл в шахматы и безупречно управлялся с оружием, он был щедр — почти каждый день, просыпаясь, Нарбелия отыскивала под своей подушкой драгоценные безделушки: колечки, серьги, подвески, броши… Но как ни пыталась принцесса обмануть себя и изобразить эйфорию безоблачного счастья, правда вылезала наружу, прямая и очевидная: с Кириэлем ей было скучно. Его азартное увлечение охотой раздражало, манера танцевать бесила, а веселые разговоры вгоняли в тоску.

Вскоре, следуя своей вольной натуре, Нарбелия начала, а вернее продолжила заглядываться на других юношей, благо статных красавцев в Эльфаноре хватало с избытком. Она закрутила пару мимолетных интриг, но, поняв, что кандидаты на роль ухажеров не слишком отличаются от того, что имеется, разочарованно опускала руки.

Молодой Лорин продолжал терзать ее сердце своим упрямством. Его неприступность вскоре ожесточила наследницу и превратила ее заинтересованность в ненависть, а ненависть в месть. Изощрившись, и зачаровав один из подаренных Кириэлем амулетов, она подкинула его ненавистной Кларисе. На следующий день несчастную соперницу свалила неизвестная хворь, но нетерпимой к чужому счастью Нарбелии этого показалось мало, и она, сославшись на пропажу злосчастного украшения, выставила девушку воровкой. Дело замяли, но Клариссу с тех пор во дворце никто не видел, ее увезли куда-то во избежание большого скандала.

Пока Кириэль предавался любимому занятию — охоте, принцесса собрала в кулак все свое обаяние и попыталась втереться Лорину в доверие. Изобразив мину искреннего сочувствия, она попыталась остаться наедине с юношей, но уловка провалилась. Неприступный Лорин отказался общаться с назойливой поклонницей и вскоре покинул Эльфанор вслед за своей пострадавшей подругой.

Неудача разозлила Нарбелию. Вкупе со скукой и непроходящей душевной тоской, она становилась все раздраженнее и беспокойнее. Попытка очередной интрижки взбодрила ее на время, но все снова закончилось ничем.

Кириэль, заметив, наконец, что его благородная гостья томится от печали, оставил охоту с друзьями, и начал проводить время с принцессой. Он завалил наследницу подарками, а потом поделился с ней тайной новостью — приближалось время, когда Владыка снимет с головы свой венец и передаст его преемнику. Кто будет этим приемником, гадать не приходилось.

Эта новость предала Нарбелии сил. Извечная жажда величия и власти заставила ее позабыть о любовных терзаниях и направить все свое внимание на того, кто по всему должен был стать ее ступенью на трон эльфийской Владычицы. Выжимая из себя всю нежность и заботливость, принцесса превратилась в ласковую и покорную голубку, целыми днями сладко воркующую вокруг причины своих надежд.

Нельзя сказать, что подобное притворство давалось ей просто. Нарбелия ненавидела играть по навязанным правилам, даже если правила эти писались самой судьбой. Свое недовольство и дурное настроение она изливала на прислужниц, которые, будучи не в силах ответить ей тем же, посылали в спину наследницы полные ненависти взгляды. Принцессу это волновало мало, ведь добыча, на которую красавица нацелила свой острый взгляд, сверкала золотом и переливалась драгоценными камнями, маня и предвещая великую силу и власть…

* * *

Карета остановилась так резко, что задремавшая Таша больно ударилась затылком о край окна. Мгновенно проснувшись, она тревожно посмотрела на Эллавию и поскорее выглянула наружу. Окружающий лес залило серым светом — было раннее утро.

— Что там происходит, милая? Что за непредвиденная остановка? — тут же разразилась возмущенными репликами купчиха и, нервно выхватив веер, принялась им истошно обмахиваться. — Безобразие! Выйди и узнай, что случилось, будь так добра.

Вздохнув, Таша нехотя приоткрыла дверь и, перепрыгнув треснувшую подножку, оказалась на земле. Происходящее встревожило ее: путь лошадям перекрыли два всадника, которых она сперва приняла за разбойников, но потом, разглядев форму егерей, немного успокоилась.

— Вот сопроводительные письма со всеми печатями и разрешениями. Я просто вез пассажиров в Сибр, — суетливо объяснялся кучер Жан, вынимая из сумы мятые желтые бумаги.

— Эта дорога закрыта, волей наместника Бенедикта. Никаких пассажиров и никаких карет здесь быть не должно, — скрипучим бесстрастным голосом произнес один из егерей, даже не глядя на бумаги.

— Но бумаги подписаны Королем, у меня не частный извоз, а королевская служба доставки, — не терял надежды кучер.

— Королевская дорога идет в обход этого леса. Здесь ваши писульки годятся лишь на розжиг для костра, — усмехнулся второй егерь и красноречиво передвинул притороченную к седлу алебарду, — так что советую не пререкаться более и следовать за нами. Шериф Ага решит, что с вами делать.

— Позвольте, позвольте, милейший! — раздался тонкий голос Эллавии.

Отстранив Ташу, она выбралась из кареты и, подобрав длинные юбки, решительно направилась в сторону всадников.

— Сядьте обратно, госпожа! Немедленно, — поспешил остановить ее один из них.

— Не смейте приказывать мне! Вы…

Договорить она не успела. Егерь приблизился к женщине и, оттесняя ее лошадью обратно к дверям кареты, настоятельно предупредил:

— Не советую спорить, госпожа. У нас приказ доставлять всех путников к шерифу. Эти земли таят в себе много опасностей. Только заботами нашего благословенного шерифа Аги нам удается сохранить свою землю от зла. Но успешная борьба требует безупречной дисциплины, поэтому, если вы не прекратите препираться в ближайшую минуту, мы применим силу.

Брови егеря, подобно грозовым тучам, угрожающе сошлись на переносице. Эллавия внимательно оглядела внушительную фигуру, усиленные стальными пластинами кожаные доспехи всадника, и благоразумно отступила.

Вздохнув и тихо выругавшись, Жан стегнул лошадей, направляясь следом за одним из егерей. Второй всадник отстал, оставшись позади кареты. Таша тревожно смотрела в окно, за которым тянулся густой ельник. Они свернули с дороги и двинулись прямо через лес. Взволнованно переглядываясь с Эллавией, принцесса напряженно раздумывала о том, что ждет их впереди. Все в груди неприятно сжималось. Воспоминания о плене снова всплыли в памяти, рождая неприятные ассоциации и чувства. Эллавия тоже помрачнела и сидела, молча, напряженно прислушиваясь и присматриваясь к пейзажу за окном. А там темные лапы елей опускались к самой земле.

— Почему вы согласились следовать за ними? — спросила Таша, пораженная неожиданной сговорчивостью купчихи.

— Чутье подсказывает мне, что сейчас нам разумнее остаться в компании этих вооруженных мужчин, чем продолжать путешествие втроем. Недобрый лес вокруг, очень недобрый. А то, что мы видели ночью… — тихо ответила Эллавия, прикрывая веером губы, — помнишь?

Таша отстранилась от окна, продолжая коситься в темную чащу. Лес становился все гуще. Под елями клубился черно-зеленый влажный мох, заползая на стволы серой растрепанной чешуей. По засохшим ветвям тянулись густые бороды черного лишайника.

— Черный мох — дурной знак, — покачала головой Эллавия, задергивая шторки на окнах, — это признак ведьмы. Думаю, та перевернутая карета, что попалась нам на пути, тоже дело ее рук.

— Ведьмы? — испуганно переспросила Таша, ежась от волнения, — вы имеете в виду какую-нибудь злобную колдунью?

— Нет, милая. Колдуны, колдуньи, маги и чародеи — это просто талантливые люди, способные овладеть волшебством путем долгой и кропотливой науки. Они обращают его в добро или во зло по собственной воле. Ведьма — суть иное. Она — создание тьмы, ее порождение и воплощение. Ведьма — не чудовище, не человек и не зверь. Она суть и смысл зла.

От этих слов принцессе стало жутко. Спокойная тихая дорога в приятной, как оказалось, компании неожиданно обернулась очередной пугающей интригой. Таша скрестила руки на груди, вцепляясь в полы плаща. Как ей хотелось в тот момент, чтобы слова Эллавии оказались домыслами.

К вечеру они прибыли в небольшой город, отделенный от леса стеной частокола. Деревянные дома, рубленные на века, не имели окон на первых этажах и стояли близко друг другу. Людей на улицах встретилось немного, да и те, кто встретился, при виде егерей поспешили убраться прочь, скрываясь в проулках и дворах.

— Смотри, — шепнула Эллавия, склонившись к уху принцессы, — видишь знаки на стенах? Защитные круги со звездами, многие верят, будто они спасают от ведьм. Недоброе место, — она расстроено покачала головой.

— Пожалуй, — тихо согласилась Таша, с тревогой понимая, как ей сейчас не хватает Учителя, — куда они нас везут?

— Скорее всего, к шерифу, — ответила купчиха, а потом решительно добавила, — мы скажем, что путешествуем вместе, чтобы не разлучили ненароком. Лишь бы Жан не проболтался, что хотел срезать дорогу. Запомни, милая, в наших интересах, чтобы все здесь думали, будто наш маршрут лежал через этот злосчастный городишко. В таком случае у нас будет меньше шансов сгинуть без следа в недобром захолустье…

— Стой! — раздался зычный окрик.

Жан остановил лошадей подле массивной каменной постройки, находящейся в самом центре поселения. Всадники спешились, один из них распахнул дверь кареты, призывая пассажирок выйти наружу.

— Возмутительно, — прошипела сквозь зубы Эллавия, — обходятся с нами, словно с преступницами.

— Или пленницами, — еще тише сказала Таша, чувствуя, как купчиха берет ее за руку, словно ребенка, который рискует потеряться в толпе.

В каменной стене открылась широкая двустворчатая дверь, и оттуда на свет выехал десяток всадников:

— Шериф Ага, мы поймали нарушителей, — громко отрапортовал один из егерей, но Эллавия тут же приструнила его сердитым окриком.

— Мы не нарушители, а путники, и, между прочим, имеем все необходимые бумаги на переезд. А ваши, с позволения сказать, халуи, задержали нас по каким-то немыслимым причинам. Это полное безобразие!

Один из всадников выехал вперед и недовольно осмотрел карету, лошадей, кучера, Эллавию и Ташу. Остановив взгляд на купчихе, он чуть прищурил внимательные темно-зеленые глаза и произнес высоким громким голосом:

— Я — шериф Ага, и задержали вас мои люди, по моему же приказу. Находиться в этих местах весьма опасно. Тут кишмя кишат разбойники, именно потому всех путников мы заботливо препровождаем в наш гостеприимный город, а потом, разобравшись что к чему, обеспечив соответствующую охрану и защиту, отправляем в дальнейший путь.

— Нас ждут в Сибре, милейший, — крепко сжав ташину руку, соврала Эллавия, — в письме мы сообщили, что срежем путь по западной дороге и прибудем раньше. Будет большой скандал, если мы не доберемся вовремя. У меня сорвется очень выгодная сделка.

— Мы не задержим вас надолго, — бросая сердитый взгляд на прибывших с «гостями» егерей, кивнул Ага, — а пока извольте отправиться в гостиницу, уважаемая госпожа, не знаю, к сожалению вашего, доброго имени.

— Мое имя — Эллавия Борхе, — снисходительно бросила купчиха, — а это моя племянница, Таша. Очень надеюсь, что случившееся недоразумение вскоре разрешится, и вы, шериф, этому поспособствуете.

Таша с ужасом подумала, что бы было, окажись она в подобной ситуации без Эллавии, и, мысленно поблагодарив навязчивого распорядителя из Алого Лема, благодарно посмотрела на спутницу…

Единственная городская гостиница не отличалась уютом. Темное трехэтажное строение с редкими маленькими окнами. Основную часть грязного, разбитого копытами множества лошадей двора занимали заросшие по краям травой ямы с водой. В темной жиже двигались силуэты каких-то подводных тварей. Завидев людей, они принялись шумно плескаться и высовывать из воды уродливые головы.

— Сорные рыбы, — пояснила Эллавия, заметив неподдельный интерес принцессы, — на моей родине таких называют «хныщами». Гадкие существа: едят все, что попадает в водоемы, от мусора до людей. Некоторые держат их, как свиней, откармливают отходами и помоями. Только мясо этих тварей имеет свойство приобретать вкус и запах того, чем их кормили. Запомни, милая, и лучше не ешь мясных блюд, приготовленных в этой таверне.

Таша поежилась. Место, в котором им не повезло оказаться, нравилось ей все меньше и меньше. Гостиница выглядела отталкивающе, пугающе, а в воздухе витала тревога, неуловимое чувство опасности, притаившейся вне видимости, за спиной, в темных дырах рыбьих прудов, в замшелых каменных строениях заднего двора, в хриплом лае собак за неказистым забором поодаль.

— Всегда будь рядом, поняла? — предупредила купчиха, крутя головой в поисках кого-нибудь из слуг, кто был бы способен дотащить до комнаты ее необъятный багаж, — не отставай ни на шаг…

Они не успели войти внутрь, за воротами затрубили рога. Невидимые собаки ответили глашатаям тоскливым душераздирающим воем. «Все на собрание, шериф Ага будет говорить!» — прокричали с улицы, и из гостиницы начали выходить люди. Их встревоженные напуганные лица не предвещали ничего хорошего. Эллавия попыталась двинуться против общего потока, но ее тут же развернули: «Все идут на площадь»…

Двигаясь в толпе, Таша крутила головой по сторонам, силясь понять, что ждет их в дальнейшем. Эллавия, не желая находиться в неведении, немедленно поинтересовалась этим у бредущей рядом женщины:

— Что тут происходит, любезная?

— Шериф собирает народ, чтобы сообщить об очередном преступлении, — нехотя ответила та, подняв на купчиху утомленные, очерченные тенью глубокой усталости глаза.

— Нас это не касается, мы тут проездом, — возмутилась спутница принцессы, подбирая подол и брезгливо перешагивая лужу грязи, размешанную множеством ног, идущих впереди.

— Мы сами ехали в Сибр, но к великому несчастью заплутали, и попали в этот проклятый городишко. Все мои деньги забрали, якобы для того, чтобы заплатить выкуп Разбойничьему Королю, только местные поговаривают, что никакого разбойника нет, — оглянувшись на мелькающих тут и там егерей, женщина приблизила лицо к уху Эллавии и тихо сказала, — все уверены, что в Игнии завелась ведьма…

— Бесспорно, любезная, бесспорно, — озабоченно пробормотала купчиха, отыскивая ташину руку и сжимая ее мягкими теплыми пальцами.

Казалось, на улицы вышел весь город, и как живая, угрюмая река, потек на центральную площадь. Там, на площади, перед шерифской резиденцией возвышался наскоро возведенный помост. На нем, вальяжно оперевшись на импровизированную трибуну выжидал сам шериф Ага. Удостоверившись, что большинство слушателей собралось, он жестом руки призвал присутствующих к тишине и заговорил:

— Жители Игнии и гости ее! Сегодня я с глубокой скорбью объявляю вам, что Золотая Карета снова требует дань, и мы с вами должны изыскать все средства, чтобы не навлечь на себя гнев Разбойничьего Короля.

После таких слов по рядам присутствующих прошел недовольный ропот, а солдаты шерифа угрожающе взялись за арбалеты.

— Мы платили ему неделю назад! У нас нет больше денег! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Твои воины даром едят свой хлеб, Ага! Научи их сражаться с врагом, а не лебезить перед ним! — поддержал возмутителя спокойствия еще один голос.

Лицо Аги помрачнело, а верхняя губа дернулась, как у беззвучно рычащей собаки, он терпеливо дождался, когда возгласы и шум стихнут, и, не теряя собственной важности и высокомерия, ответил:

— Золотая Карета настолько могуч и велик, что ему не составит труда раздавить этот город, как детский песочный замок, безжалостно и жестоко. Вы этого хотите?! — неожиданно голос шерифа набрал небывалую мощь и прогремел, будто раскат грома. — Что молчите, храбрецы?! То-то же… — смягчившись, Ага выдавил двусмысленную улыбку, и голос его снова стал высоким и спокойным. — Кроме того, сегодня я выношу обвинение башмачнику Мариусу за подстрекательство к бунту и разжигание агрессии со стороны разбойников. Взять его!

Расторопные дюжие егеря выволокли из толпы того самого человека, что обвинил шерифа в нежелании защищать город. Бедолага кричал и вырывался, но Ага лишь поморщился, кинув ему вслед:

— Провокатор, получишь пять кнутов, — и тут же перевел тему, отчего его голос вдруг сделался ласковым и располагающим, — может быть кто-то еще хочет задать мне вопрос?

— Что насчет ведьмы? Вы ищите ведьму, шериф? — хрипло прокаркала какая-то старуха из первого ряда.

— Оставьте меня с этими бреднями, госпожа Виллина. Не городите глупостей. Меня порядком доконала всеобщая одержимость ведьмами. Мы уже сожгли двух кандидаток, как оказалось невиновных…

— Так сожгите еще, — зашамкала госпожа Виллина, — потрясая клюкой.

— Такими темпами в нашем городе вообще не останется женщин, а если не прекратите истерию, я сожгу вас, — пригрозил горожанке Ага, но тут же лучезарно улыбнулся, обращая угрозу в шутку, — все это сказки, поймите уже это, дорогие господа, и подумайте о действительно важных вещах…

Таша с трудом дождалась конца этого безумного собрания, и в компании Эллавии, поспешила обратно в гостиницу. Всю дорогу, купчиха переговаривалась с людьми, идущими, рядом, расспрашивая и выспрашивая все, что можно, о происходящих в Игнии событиях. Говорили разное: и то, что Ага постоянно требует денег на откуп, о том, что из приезжих вытрясают все до копейки, и отпускают лишь потом, и то неизвестно, отпускают ли… О ведьме больше молчали, но в этом молчании крылся особый смысл: говорить про нее боялись, и поэтому лишний раз не говорили.

— Этот место — как мышеловка, — покачала головой Эллавия, запирая на засов дверь.

Им достался номер на втором этаже. Не слишком светлый и не очень чистый, но, будь даже эта комната будуаром эльфийской Владычицы, вряд ли они сумели насладиться желанным комфортом. Тревога и напряжение, вездесущий страх, пропитавший этот город, заставлял его новоявленных гостей молчать и прокручивать в голове все возможные объяснения происходящих в нем событий.

* * *

Чтобы не терять время и поскорее достигнуть южной границы Королевства Франц Аро и Фиро решили воспользоваться перемещением. Это была вынужденная мера — такой способ транспортировки отнимал слишком много здоровья и сил и применялся лишь в крайних случаях. Но цель оправдывала средства — за считанные секунды они оказались рядом с Алым Лемом. Дальше пришлось ехать верхом, дабы не привлекать лишнего внимания. Купив в ближайшей деревне пару сносных лошадей, они двинулись в сторону города.

Покачиваясь в седле, Франц не переставая раздумывал о том, что успел выяснить, вычитать, расспросить и разузнать о человеке по прозвищу Золотая Карета. Сведений было мало. Обрывки сказаний и легенд о разбойничьем короле, полумифическом персонаже нескончаемых сказок и баек. Якобы жил он где-то на юге, в лесах, окружающих Сибр, грабил и убивал купцов и крестьян, богатых и бедных, людей и нелюдей. Когда королевский юг был полностью разорен, собрав армию проходимцев и убийц, Золотая Карета двинулся в Темноморье. Там он начал бесчинствовать на землях принца Чикуры, который оказался большим ревнителем собственных владений и дал разбойникам решительный отпор. Нельзя сказать, что это далось ему легко, много крови ушло во мрак Темноморской земли, много воинов пало, но в конце концов Золотая карета потерял большую часть своих головорезов и ретировался обратно в Сибр.

Отвлекшись от мыслей, Франц тайком взглянул на своего спутника. Сыщик перестал испытывать страх от неприятного соседства, и теперь его распирало любопытство. «Интересно, кем он был при жизни?» — задумался Аро, чуть придерживая коня, чтобы немного отстать и разглядеть мертвеца без лишнего внимания. Конь Фиро то и дело спотыкался и фыркал, сотрясаясь от приступов дрожи гладкой гнедой шкурой. Страх перед нежитью — обычное явление не только для людей.

Не желая путешествовать рядом с неизвестностью, Аро впился взглядом в спину Фиро, присматриваясь к его посадке и движениям. В мыслях сыщика шел непрерывный анализ всех признаков, причин и обстоятельств, способных пролить свет на личность жуткого спутника. «Судя по виду, в день гибели ему было года двадцать два, а может и меньше — смерть юности не прибавляет, так что теперь уже сложно сказать наверняка. Судя по цвету волос — южанин, похож на апарца, но разрез глаз другой, значит, не полукровка, а, скорее, уроженец юго-восточных земель Королевства, из какой-нибудь богом забытой местности, наподобие Принии или Фирапонты.» Об этих землях Франц ведал крайне мало, только то, что они принадлежат Королю лишь номинально, а на деле ассимилированы Апаром. Знал он также, что люди, живущие там, темноволосы и часто смуглокожи из-за примеси апарской и темноморской крови. Аро слышал, что там правят военные князья, а Святой Централ почетают постольку-поскольку…

Франц продолжил внимательно наблюдать за Фиро. Судя по тому, как мертвец держался в седле, по его осанке и выправке, он происходил из благородной семьи. «Наверняка сын какого-нибудь знатного воина или князя» — мелькнуло в голове Аро. У мертвых свои повадки, но человеческие привычки и особенности у них остаются с тех времен, когда жизнь еще наполняла бренные тела.

— Если хотите спросить меня о чем-то, спрашивайте напрямую, — не оборачиваясь, заявил вдруг мертвец, сдерживая прянувшую от звука его голоса лошадь.

Франц ожидал, что спутник почувствует его пытливый взгляд и, поравнявшись, поинтересовался:

— Вы ведь.. — Аро еще раз пригляделся к цвету кожи собеседника, искаженному смертной серостью, и, решив, что он слишком светлый для принийца, продолжил, — …из Фирапонты?

— Да, — коротко ответил мертвец.

— И принадлежите к знатному роду? — осторожно продолжил свой расспрос сыщик.

— Это не имеет значения, — резко ответил мертвец, ясно давая понять, что продолжать подобный разговор не стоит.

— Извините, — тут же пошел на попятную Франц.

Сыщик погрузился в мысли, пытаясь вспомнить все, когда-либо услышанное о Фирапонте. Первое, пришедшее в голову — история с массовыми убийствами, случившаяся на юге-востоке лет десять назад. Мало ли что там могло произойти, но профессиональное чутье подсказывало Францу, что не следует упускать возможности выяснить подробности этого дела, которое, пусть и маловероятно, но все же могло быть связано с последними событиями в Королевстве.

Собравшись с духом, Аро снова пошел в наступление:

— Простите, но я вынужден расспросить вас еще кое о чем.

Глаза Фиро зло сверкнули, он тронул коня, чтобы тот поскорее обогнал лошадь сыщика и не шел наравне, но Франц не собирался отставать.

— Если вы жили в Фирапонте, значит, наверняка были свидетелем одних интересных событий…

— Вам это кажется интересным? — в голосе мертвеца прозвучало раздражение, он дернул повод так, что чуть не свернул голову коню, — а мне — нет.

— Простите, возможно, я выразился не совсем корректно, но, господин Фиро, ваши воспоминания могут пролить свет на наше общее дело. Ведь то, что произошло на вашей родине, имеет некие общие черты с последними поисками. Я не прошу вас рассказывать о себе, к тому же, путем определенного ряда последовательных умозаключений, я смог кое-что выяснить о вас и сам.

— Что же вы знаете обо мне? — в голосе Фиро прозвучали ноты напряженного интереса.

Почувствовав, что диалог получил продолжение, Аро тут же поинтересовался:

— Я расскажу. Только один вопрос перед этим? Ваше имя — оно настоящее?

— Да, — хмуро кивнул мертвец.

— Тогда, слушайте, — вдохновенно выдохнул Франц, — вы из Фирапонты, принадлежали к знатному роду. На вашей кольчуге я разглядел клеймо оружейного дома «Ронга», а судя по ее состоянию и по тому, как она сидит на вас, эта вещь принадлежит вам давно, и делали ее на заказ. Насколько я помню, «Ронга» продавали оружие только людям из высшей знати, на юго-востоке — только военным князьям. В Фирапонте таких было трое, три рода — Юста, Арагана и Хига… Ваше имя повторяет название местности, в которой вы родились, так называли вторых сыновей, которые, согласно традиции, должны были оставаться на земле предков и защищать ее от врагов, тогда как старшие отправлялись в походы и приобретали новые владения для рода. Значит, когда вы появились на свет, ваш род был самым влиятельным в Фирапонте, раз вся ее территория, должна была со временем уйти под ваше начало. Юста никогда не стояли у власти на востоке, ведь они пришли с севера и не успели утвердить свое господство. Остаются два рода, но о них, к сожалению, никто не слышал уже лет десять, здесь я — пасс.

Мертвец внимательно выслушал Аро, и лицо его выразило заинтересованность. Сыщик расценил это, как успех собственных догадок и просиял.

— Вы проницательны, что, в принципе, в порядке вещей для придворного сыщика, — задумчиво произнес Фиро, — когда ответите себе на последний вопрос, я расскажу вам то, что знаю.

— Идет, — дружелюбно улыбнулся Аро, принимая условие, — договорились.

«Арагана или Хиго?» — закрутилось в голове Франца. Согласно генеалогической истории Королевской знати, многие поколения этих семей делили влияние на границах Апара. Власть получали то одни, то другие, с попеременным успехом. Конечно, Франц мог выбрать ответ наугад, но не таков был его метод. Он всегда делал выбор на основании существенных логических выводов и не любил полагаться на судьбу. Решив подождать и как следует покопаться в собственной памяти, сыщик отстал от своего спутника и с расспросами более не лез.

Путь они продолжили молча, пустив заскучавших коней в галоп, пока на горизонте не показались крыши Алого Лема. Заезжать в город путники не стали, обогнув его по окраине.

Когда Алый Лем остался по левую руку, Франц достал из внутреннего кармана куртки карту и принялся внимательно изучать ее. Карта эта была перерисовкой из нескольких крупных географических трактатов, на ней Франц кропотливо вывел все опознавательные знаки, включая мосты, мелкие часовни и даже крошечные языческие алтари, еще не разрушенные вездесущими адептами Централа. Многочасовое штудирование исторических книг и путевых записок разновременных путешественников, именитых и не очень, дало определенные плоды. Круг поиска Золотой Кареты сузился до небольшой территории, находящейся между Сибром и Алым Лемом и сдвинулся на запад. Там карты путались, называя центром местности то город Игнию, то какие-то более мелкие поселки. Сама Игния, по разным сведениям находилась в различных местах, на одних картах чуть севернее, на других — западнее.

Несмотря на существенную долю неопределенности, Франц уверенно направился на поиски Игнии. Сперва пришлось ехать по многолюдному тракту, ведущему к Сибру, но после первой перевалочной станции дорога разветвилась: сыщик и его спутник повернули на запад.

* * *

Лес окружил их. Франц сверился с картой — дальше дорога должна была идти без развилок. Странным казалось то, что Игния лежала в стороне от этого пути, но на карте не значилось даже тропы, ведущей к городу.

Пока сыщик раздумывал, Фиро остановил коня и принюхался, внимательно глядя на огромную ель, раскинувшую ветви справа от них.

— Что там? — спросил его Франц, отрываясь от размышлений.

— Пахнет кожей, лошадьми и колесной смазкой, — ответил мертвец, съезжая с дороги и направляясь в сторону.

Его лошадь тревожно прижала уши и зафыркала, уходя копытами в сизую губку мха. Франц двинулся следом.

За елью они обнаружили колеса, доски и обрывки сбруи — все, что осталось от экипажа. Мертвец спешился, присел возле находки, еще раз принюхался и, наконец, указал сыщику на скопление еловой поросли, виднеющейся поодаль:

— Там…

Обнаружив еще две кареты, вернее то, что осталось от них, Франц озабоченно поинтересовался:

— Вы сказали, что пахнет лошадьми…

— Людьми не пахнет, ни мертвыми, ни живыми, а конский запах остался на сбруе.

— Похоже на разбойников, — предположил сыщик, — разорили экипажи, забрали коней, а пассажиров увели в рабство.

— Пожалуй, — кивнул Фиро, возвращаясь в седло и направляя коня к дороге, — только почему все вокруг пахнет слизняками?

— Вы сказали, слизняками? — не понял Франц.

— Ну, да, — кивнул мертвец как-то неуверенно, — я бы не обратил внимания, ведь лесной дух несет в себе части всех его тварей, но запах такой сильный, словно слизняк, проползавший там, был размером с медведя. Странно.

— Действительно странно, — не стал возражать Аро, — что ж, посмотрим, что будет дальше…

Когда они углубились в чащу, Франц еще раз сверился с картой и не на шутку встревожился, поняв, что указанных ориентиров им не встретилось.

— Впечатление такое, что мы сбились с дороги. Но разве это возможно? Развилок и перекрестков на пути не попадалось, — недоумевал сыщик, вертя в руках карту.

— Что-то не так в этом лесу, — понизив голос, ответил мертвец, словно опасаясь быть услышанным, — все вокруг как будто меняется, но взгляду этого не уловить. Вернемся назад, и пройдем путь заново, — предложил он, наконец, — и впредь будем внимательнее…

Лошади резво припустили рысью, стоило только развернуть их в обратную сторону. Они тревожно косили глазами по сторонам, и старались прибавить ходу. Франц воспринял это с пониманием: едва темная чащоба осталась за спиной, сыщика охватил неприятный пугающий трепет, словно чьи-то злые холодные глаза уставились ему в затылок. Трепет перерос в страх, а тот, в свою очередь, превратился в панический ужас. Захотелось пришпорить коня, и во весь опор помчаться без оглядки из этого зловещего места.

Аро с надеждой взглянул на спутника, и решительный, бесстрастный взгляд мертвеца предал сыщику немного уверенности. «Ему-то бояться нечего, и нечего терять» — с долей зависти подумал Франц, пытаясь успокоить растревоженную лошадь похлопыванием по шее.

Они миновали место, где обнаружились кареты. Лес немного просветлел. Вернувшись еще немного назад, сыщик и мертвец остановились.

— Где-то здесь, — внимательно оглядевшись, решил Фиро.

Он спрыгнул на землю и прошелся вдоль дороги, присел, отковыряв ногтями кусок утоптанной, серой почвы, тщательно обнюхал, даже попробовал на вкус, опустился на четвереньки и, словно зверь, прошел так несколько шагов, водя носом в сантиметре от земли. Франц не задавал вопросов, терпеливо дожидаясь того, что скажет ему спутник. Тот поднялся, наконец:

— Две дороги прошли в одном месте. Нижний поток разделен надвое, — он задумчиво посмотрел в темноту леса, из которой они только что вышли, неожиданно лицо его выразило тревогу и удивление, — смотрите!

Франц поспешно уставился в темную глухомань и обомлел. Прямо перед ними виднелась развилка: одна дорога шла прямо, а вторая, точно такая же, забирала круто на запад.

— Невозможно, — почесал голову сыщик, — как мы могли пропустить развилку.

Это «мы» прозвучало двусмысленно в купе с пронзительным взглядом, посланным чуткому и осторожному мертвецу, и несло в себе скрытое разочарование неожиданной невнимательностью последнего.

— Морок укрыл дорогу, — уверенно произнес Фиро, а потом добавил задумчиво, — лихие тут места…

От последней фразы Францу стало не по себе. Из уст мертвеца эти слова прозвучали слишком убедительно. «Чего я боюсь? — обратившись к собственной логике и разуму, мысленно вопрошал Аро, — незамеченная развилка, старые кареты, что в этом такого пугающего? Чего только не бывает на полузаброшенных, забытых богом и людьми дорогах? Мы прибыли сюда искать главаря с почти всемирной славой. Эта местность — разбойничья вотчина, царство головорезов и негодяев: так зачем я ищу какие-то иные объяснения для несчастной судьбы тех карет? Страхи — все от усталости и переутомления. Надо будет сделать передышку в Игнии, выспаться, поесть, а заодно избавиться от этой паранойи»…

Франц не считал себя великим воином. Проводя большую часть времени за книгами, тренировался он изредка, без особого интереса, но с пониманием, что хороший сыщик не может быть слабаком. Постоянные поиски и путешествия по самым разным местам научили его быть осторожным и всегда готовым к возможным переделкам. Искусство меча Францу так и не далось, единственным оружием, с которым он умел обращаться, был небольшой облегченный арбалет. Он и сейчас висел, притороченный к седлу специальным крюком, не мешающим при необходимости быстро отцепить оружие одним движением руки.

Топот копыт, раздавшийся из-за поворота, заставил Аро схватить арбалет и взвести его. Мертвец, едущий чуть впереди, остановился и развернул коня поперек дороги, прикрыв собой сыщика, который всегда путешествовал с охраной и не имел привычки носить доспехи.

— Снимайте стрелка, — бросил через плечо Фиро, — остальные — моя забота.

Спустя миг они разглядели тех, кто так спешил им навстречу. То был отряд из пяти всадников. Увидев зеленую одежду королевских лесных егерей, Франц поднял руку в приветствии, решив начать с диалога, но вновьприбывшие не поддержали его идею: щелкнул спуск, и взвизгнул арбалетный болт. Выстрел полагался мертвецу и должен был прийтись прямо в голову его лошади, но Фиро с ловкостью кошки поймал болт на лету и безразлично швырнул на землю.

— Взять их! — крикнул рослый широкоплечий предводитель отряда, всадники ринулись стеной.

Мертвец дал шпоры коню, забыв видимо, что под ним не боевой жеребец, а мирная деревенская лошадка, всю свою жизнь простоявшая в теплом стойле и совершенно несведущая в военном деле. Сойдясь грудь в грудь с огромным белым жеребцом могучего предводителя егерей, она испуганно взвизгнула и завалилась навзничь. Фиро, не растерявшись, выбрался из-под бьющегося животного, получив по спине удар тяжелым копытом взвившегося на дыбы белого жеребца, увернулся от нового удара, проскользнул под лошадиным брюхом, оказавшись сбоку от врага, вцепился руками ему в седло и повалил коня вместе со всадником.

За миг до этого, Франц прицелился, и метким выстрелом поразил руку арбалетчика противников, отчего тот взвыл и выронил свое оружие.

Уклонившись от нацеленного на него меча и не удосужившись вынуть из ножен свои, мертвец, тем временем, схватил за ногу очередного воина и, выдернув из седла, швырнул о ближайшее дерево.

— Хватит! Остановитесь! Именем наместника Бенедикта! — заорал предводитель егерей, поднимаясь на ноги и вскидывая вверх руку.

— Скажи своим людям, чтобы сложили оружие, а там поглядим, — грозно объявил свой вердикт Аро.

Пока поверженные егеря выполняли приказ, Фиро ухватил за щечный ремень свою лошадь и потянул, заставляя встать на ноги. Капюшон упал с его головы, повергнув в трепет разозленных и напуганных противников.

— Нежить… — шепнул кто-то в наступившей тишине, — еще одна беда на наши головы…

— Зачем вы атаковали? Мы ехали с миром, — продолжил допрос Франц.

— С миром? Два вооруженных воина, один из которых мертвец? — злобно усмехнулся командир, — У нас приказ останавливать всех, кто движется в Игнию.

— Чей приказ? — был вопрос.

— Приказ шерифа Аги… — прозвучало в ответ…

Под присмотром провожатых, которые благоразумно следовали позади, мертвец и сыщик въехали в город. Попетляв по молчаливым пустым улицам, они прибыли к резиденции шерифа, а затем, спешившись и оставив коней насторожившимся стражникам, незамедлительно поспешили в кабинет Аги…

— Как я погляжу, вы не слишком любезны с гостями, шериф, — начал Франц, с интересом разглядывая сидящего за столом человека.

— А с чего мне быть любезным? — поднял брови Ага, которому уже успели доложить о произошедшем, — вы пришли на мои земли без приглашения, разгромили моих людей, отвлекли от работы меня…

Внешность шерифа казалась весьма необычной. Его статная широкоплечая фигура, закованная в дорогую броню и перетянутая наискось зеленой отличительной лентой, совершенно не гармонировала со смазливым женоподобным лицом. Гладкие, рыже-каштановые волосы, затянутые на затылке в конский хвост, открывали высокий лоб и украшенные золотыми серьгами уши. На шее висел шерифский медальон с изображением грифона, сжимающего в лапах кинжалы.

Кабинет, где заседал самый влиятельный человек игнийской земли, находился в неприступном каменном строении, по мощности стен не уступавшем небольшой крепости. На фоне скромных деревянных домов, составлявших большую часть городского пейзажа, здание это смотрелось мощно и грубо. Сам хозяин вел себя не слишком гостеприимно, в его голосе и позе сквозили неприкрытое раздражение и презрение к незваным гостям…

— Позвольте, — жестко оборвал шерифа Франц, — ваши земли? Насколько мне известно, это земли Короля. А я — придворный сыщик Ликии, — он сунул руку за полу дорожной куртки, вынул оттуда небольшой свиток и небрежно кинул его на стол, — не присуждайте себе лишних полномочий, шериф.

Ага осторожно развернул бумагу и, въедливо изучив ее, помрачнел:

— Простите за неудобства, господин сыщик, — сказал он, наконец, цедя слова сквозь зубы, — положение в здешних местах не самое благое, поэтому мы даем решительный отпор всем вооруженным чужакам, а нежити тем более. Не извольте обижаться.

— Все ясно, — кивнул Аро, — и что же такого необычного произошло в ваших краях?

— Разбойники, — как бы невзначай развел руками шериф, изображая мину глубокого страдания, — места у нас глухие, знаете ли.

— Согласен, что глухие, — снова кивнул Франц, — такие глухие, что рядом нет ни одного торгового тракта. Странно, что разбойники тут обосновались.

— Они здесь были всегда, — щуря глаза и предавая лицу выражение пугающей таинственности, произнес Ага, — вы ведь слышали о Золотой Карете?

— Разбойничьем Короле? — стараясь не выказывать интереса, переспросил Франц, — легенды до меня доходили.

— Для вас, столичных жителей, все — байки да легенды, а для нас, провинциалов, это, увы, суровая правда, — презрительно оскалился Ага, меряя сыщика недовольным взглядом, — сколько раз я писал Королю о том кошмаре, что происходит в этих местах, сколько раз просил прислать армию…

— Я понимаю ваши тревоги, — прервал его Аро, — но сейчас не об этом. Я и мой спутник намерены остановиться в вашем городе.

— Остановиться? — на секунду лицо Аги неприязненно дернулось, но, справившись с собой, он все же выдавил слабую улыбку, произнося:

— Мой дом к вашим услугам!

— Не стоит, — отказался Аро, — Мы остановимся в гостинице.

— Гостиница у нас всего одна. И контингент в ней собирается не самый благородный. Места у нас глухие, дикие…

Пока Ага уговаривал нежеланных гостей остановиться у него. Франц краем глаза наблюдал за Фиро, который, сосредоточенно принюхиваясь, водил глазами по углам комнаты. Мертвец будто искал что-то, но не мог найти. Аро бегло обвел взглядом помещение: каменные стены, одинокий стол, за которым их встречал шериф Ага, деревянная стойка с оружием в углу, пара старых разбитых щитов и лошадиная упряжь, брошенная у входа.

— Спасибо, но я уже озвучил свое решение, — неуклонно заявил Франц, вежливо склоняя голову в прощальном поклоне и поворачиваясь к двери, — Благодарю за заботу, шериф, и приношу свои извинения за то, что пришлось причинить вред вашим людям.

— Значит, все-таки предпочтете гостиницу, — переспросил вслед гостям Ага, но вопрос его прозвучал впустую.

Люди Аги, ожидающие в коридоре, опасливо переглянулись, пропуская незнакомцев к выходу. Один из егерей шмыгнул в кабинет шерифа и тут же выскочил обратно. «Пока не трогать!» — шепнул он остальным, и тут же замер на месте. Пришелец в черной одежде обернулся, явно расслышав эти слова. Из темноты капюшона блеснули тусклые огни…

Отъехав подальше от дома Аги, Франц поинтересовался у спутника:

— Вас что-то обеспокоило там, в кабинете шерифа?

— Странный запах, — ответил Фиро, отпуская повод и позволяя лошади идти быстрее, — перед нами к Аге приходила женщина, а потом она словно растворилась в воздухе, растеклась повсюду, подобная потоку силы. Она была везде и нигде одновременно…

* * *

Сыщик хмурился, вспоминая неприятное лицо шерифа Аги и его рассказы о разбойниках. Разбойники. Что им делать в этих местах? Игния — укрепленный город с целой армией за стенами. Зачем он разбойникам? Что они могут тут поиметь? Что их привлекает? Непролазные чащи, в которых легко укрыться? Но по лесам шныряют люди Аги и никому не дают прохода, и ни о каком укрытии речь тут идти не может. Дорога, ведущая в Темноморье, находится гораздо восточнее…

Оставив лошадей у коновязи, Аро и мертвец поднялись на широкое деревянное крыльцо и вошли в темный холл. Таверна, занимающая все пространство холла, полнилась людьми. То были представители разных ремесел и разных сословий: лесорубы, торговцы, ремесленники, егеря. Люди шерифа сидели у стены, так, чтобы выход на улицу и лестница, ведущая в жилые комнаты второго этажа, хорошо просматривались. «Похоже, без присмотра нас не оставят» — усмехнулся про себя Аро.

Мертвец, тем временем, снова принялся принюхиваться. Он водил головой из стороны в сторону, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, не обращая никакого внимания на тревожные взгляды сидящих за столами людей. Его лицо на миг просветлело, а глаза блеснули живым, теплым светом, но мимолетная радость тут же сменилась привычной холодной маской…

Хозяином гостиницы оказался мужчина, высокий и тучный. Его лицо выглядело измученным, как у человека, который практически не спит. Одежда выглядела нестиранной и заношенной настолько, что могла вот-вот развалиться на куски. Выражение глаз несло печать постоянных переживаний, казалось, что-то гложет его изнутри, не давая никакой возможности заниматься и беспокоиться о чем-то, кроме своего внутреннего страха. Подле мужчины крутился улыбчивый юноша, по всей видимости, его сын.

— Нам нужна комната, — обратился к нему сыщик.

Хозяин кивнул нехотя, и указал на выход:

— Поднимайтесь на третий этаж по приставной лестнице со двора. И платите сразу, все. Возьми у них деньги, Игнир, да смотри, пересчитай все до копейки!

Франц отдал юноше кожаный мешок с монетами. Тот вожделенно протянул руку: рукав рубахи съехал к локтю, обнажив страшный шрам с поперечными рубцами от швов, уходящий под одежду. Парень поспешно одернул рукав и, услужливо склонившись, попятился прочь.

Поднимаясь по скрипучим расшатанным ступеням внешней лестницы, Аро размышлял обо всем, что произошло за последнее время их путешествия. Теперь сыщик был уверен: ужас, который охватил его в лесу, не иллюзия и не результат переутомления или перенапряжения. И солдаты шерифа Аги, и хозяин гостиницы, и посетители таверны — все были одержимы необъяснимой тревогой. В поисках подтверждения своих наблюдений, Франц обратился к Фиро, идущему позади:

— Что вы думаете об этом месте? Вам не показалось, что люди чем-то встревожены.

— Здесь царит страх, — согласился мертвец, — и ни у кого нет надежды. Они смирились и покорно ждут смерти, даже не пытаясь изменить судьбу. То, что напугало жителей города, должно быть, обладает великим могуществом, ибо никто не смеет даже подумать о борьбе с ним.

— В сведениях, что я получил про эти места, говорилось о разбойничьем терроре Золотой Кареты, — поделился слухами Аро, останавливаясь и поворачиваясь к мертвецу.

— Вряд ли разбойник, будь он даже великим королем, воином или магом, мог вселить в жителей такой бессознательный ужас. Разбойник — человек, и от него всегда можно откупиться, или отбиться, или сбежать. Даже мирный крестьянин берет в руки вилы, пытаясь защитить от грабителя свое добро. В Игнии целый гарнизон воинов, и они пребывают в страхе. В этом городе все смирились с судьбой и со смертью… Должно быть здесь что-то еще, — задумчиво ответил Фиро, обходя сыщика и открывая дверь на этаж.

В коридоре с единственным источником света, одиноким пыльным окном в дальнем конце, стоял затхлый запах отсыревшего дерева, плесени и мха. Скрипучие половицы местами провалились, у половины обшарпанных дверей не было ручек.

Комната не отличалась роскошью. Пара наспех сколоченных кроватей, убогий стол в углу, мутное окно без занавесок и толстый огарок свечи на подоконнике. Франц поморщился, мысленно попрощавшись с надеждой на непродолжительный, но комфортный отдых.

— Людей здесь не было давно, — удовлетворенно произнес мертвец, — крысы и пауки — завсегдатаи этого места.

Он подошел к окну и долго вглядывался в зеленовато-сизые зубцы еловых верхушек, поднимающихся из-за городской стены. Солнца видно не было, тяжелые низкие облака грозились разразиться дождем.

— Шериф Ага врет, — произнес, наконец.

— Я знаю, мы припрем его к стенке и заставим выложить все начистоту, но сначала прогуляемся по Игнии и сами разузнаем что к чему, — согласился Франц, понимая, что в подобном месте мысли об отдыхе не посетят даже самого усталого человека. Настолько неприятного помещения ему не встречалась давно, со времен посещения карцеров Ликийской тюрьмы, да и, те, пожалуй, выглядели несколько привлекательнее этого номера.

Они вновь вышли во двор и направились к коновязи. По пути Аро напряженно всматривался в муть разводных прудов, где то и дело мелькали над водой бурые спины и головы их обитателей.

— Могу я попросить вас кое о чем? — неуверенно произнес Франц, обращаясь к мертвецу, идущему впереди, — у меня здесь имелся осведомитель, жил он в этой гостинице, но пару месяцев назад связь с ним оборвалась, и теперь меня терзают сомнения…

Франц замялся, глядя на вспененную множеством гибких вертких тел воду, не зная, как более тактично озвучить свою просьбу. Однако мертвец и сам понял, о чем желает просить его сыщик.

— Эти твари — лучшее средство навсегда избавиться от человека или трупа, — произнес он, подходя к самой кромке воды и приседая.

Одно стремительное движение решило судьбу крупной жирной рыбины с руку размером. Перехватив добычу поудобнее, мертвец согнул ее пополам. Гадко треснув, сломался хребет, а из разрыва матовой чешуйчатой кожи полезли вывернутые наружу куски серого водянистого мяса. Фиро внимательно обнюхал его, а потом откусил кусок. От вида мертвеца, рвущего зубами еще живую рыбу, Францу стало нехорошо, но волевым усилием он заставил себя сохранить спокойствие.

— Что скажете? — спросил он, наконец, решив все же прервать трапезу своего спутника.

— Помои, очистки, крысы, кошки, кони, люди, — совершенно спокойно ответил мертвец, швыряя остатки недоеденной туши обратно в пруд и глядя, как идет рябью вода, и мечутся в панике сорные рыбы, стараясь ухватить лучший кусок от своего неудачливого собрата. — Не знаю, каким был на вкус ваш осведомитель, но шанс, что он сгинул в этой луже, велик.

Аро надеялся, что последнее слово в списке блюд, откушанных сорной рыбой, все же не прозвучит, но надежды его не оправдались. Игния нравилась ему все меньше и меньше, а ее шериф вообще вызывал чувство глубокой неприязни.

Судьба канувшего без следа подручного огорчила сыщика, но, не позволяя себе предаваться сантиментам, он принялся вспоминать все возможные сведения, полученные из этих глухих мест. В них сообщалось о разбойниках, о дани, которую горожане вынуждены платить, о собраниях на городской площади, расправах и казнях. Похоже, не разбойничий, а шерифский террор подавил жителей Игнии, и погрузил город в ужас. Негодяй Ага, собрав вокруг себя армию приспешников, решил поиграть в Короля и устроил беспредел. Сыщик печально вздохнул — все выглядело нарочито очевидным, а опыт подсказывал, что слишком легкие отгадки заведомо оказываются ложными.

В голове Франца крутились несколько адресов, которые когда-то ему благоразумно успел сообщить несчастный осведомитель. Среди людей, с которыми следовало пообщаться, значилось пятеро мелких торговцев и ремесленников. Искренне надеясь, что они смогут пролить хоть какой-то свет на происходящее вокруг, Франц вскочил в седло, и направил коня через деревянную арку на улицу. Цепкий взгляд сыщика уловил, что темное дерево ворот в нескольких местах отмечено грубо нацарапанными защитными символами. Кольцо рун и знак звезды, защищающие от проникновения ведьм, сыщик успел разглядеть ясно.

Фиро уже ждал его за воротами гостиницы. Его конь сердито фыркал и рыл землю копытом. Конь Франца тоже вел себя неспокойно — прижимал уши и тряс головой.

— Что же здесь творится, — гладя по шее испуганное животное, пробормотал Аро.

— Нижний поток колышется, словно море в грозу. Даже лошади это чувствуют, — произнес Фиро, сосредоточенно оглядываясь кругом, — и снова запах, что был в кабинете Аги.

— Вы сможете отыскать его источник?

— Нет. Запах ниоткуда не приходит и никуда не ведет. Он в воздухе повсюду…

Изрядно поплутав по узким улицам Игнии, они с трудом отыскали лишь пару из тех ее жителей, на которых указал осведомитель. Ничего нового горожане поведать так и не смогли. Единственное, что удивило Франца — все разговоры шли о ведьме, а разбойники не волновали почти никого. Самый разговорчивый информант — пожилой одноногий башмачник Ге покрутил пальцем у виска, рассказывая про массовые собрания Аги. «Наш шериф — большой глупец! Думает, мы совсем дураки, и поверим в эти разбойничьи сказки. Глупец, несчастный глупец, так безнадежно пытается скрыть правду о ведьме. Никто из нас уже давно не верит в Золотую Карету. А дань мы собираем лишь для того, чтобы Ага платил своим людям, ведь не делай он так, все его халуи давным-давно разбежались бы отсюда, только их и видели»…

Покинув башмачника, сыщик и мертвец несколько раз пересекли город из конца в конец по разным направлениям. Чем дольше они отъезжали от центра, тем чаще им попадались наглухо заколоченные, окованные железом ставни на окнах, заборы, увешанные связками перца и чеснока, двери, изрисованные тайными знаками. На самой окраине, подле покосившейся стены, исписанной защитными символами и заросшей розмарином, их слуха достиг зов глашатая: «Все на площадь! Шериф Ага зовет всех на площадь!»

Прибыв на площадь, сыщик и мертвец обнаружили огромную толпу народа, ожидающего чего-то в нетерпении и тревоге.

— Что опять? — переговаривались люди, почти не понижая голоса.

— Опять дань. Опять поборы, — звучали тут и там возмущенные реплики.

— А что делать? — вторили им соседи, — никто не хочет быть изгнанным за ворота или кануть без следа…

Надвинув капюшоны поглубже, так, чтобы никто не мог разглядеть их лиц, Аро и Фиро двинулись через толпу, внимательно наблюдая за происходящим вокруг…

* * *

Таша замерла, оказавшись в толпе без Эллавии. Она мысленно ругала себя за то, что умудрилась выпустить из пальцев край рукава купчихи, и потерять из вида ее внушительную фигуру. Девушка метнулась по сторонам, но с каждой секундой толпа становилась все плотнее, зажимая ее в тиски и лишая возможности двигаться.

— Куда прешь? — огрызнулась на принцессу богато одетая дама с измученным высохшим лицом.

— Стой на месте и не вертись, — толкнул в спину кто-то, стоящий позади.

Собравшись с мыслями, Таша успокоила себя тем, что всегда сумеет отыскать спутницу в гостинице, да и здесь, посреди этого живого моря людей вряд ли может произойти что-то непредвиденное. Ища подтверждение своим словам, она с надеждой посмотрела на солдат, расставленных тут и там по краям площади.

Происходящее с зеркальной четкостью напомнило все, что происходило здесь несколько дней назад. Снова на помост вышел Ага, и снова произнес свою речь о трудных временах, опасностях и разбойниках, окруживших Игнию. Снова зароптали люди, и крикливая старуха потребовала расправы над ведьмой, которая по-прежнему оставалась у всех на устах. Происходящее выглядело фарсом, какой-то странной игрой, безумной и жестокой. Время и пространство замыкались в круг, сжимаясь вокруг злополучного города, центральной площади и всеобщего страха. Находиться в этом бреду не было сил, как не было сил и для того, чтобы вырваться из кошмарного сна, превратившего реальность в недобрую сказку…

— Ты что здесь делаешь? — прозвучало за спиной, и холодные твердые пальцы сжали запястья девушки, не давая возможности двинуться.

Голос, тихий и спокойный, прозвучал возле уха, обдав щеку могильным холодом. Сердце Таши дрогнуло, подпрыгнув в груди, словно мяч. Невероятный сон продолжал набирать обороты, ведь то, что происходило теперь, казалось нереальным.

— Фиро, это ты? — спросила она почти беззвучно, не решаясь обернуться назад. В ответ стальные пальцы на миг чуть сильнее сдавили ее руки и тут же разжались.

— Когда все закончится, иди обратно в гостиницу, я найду тебя там…

Девушка поспешно обернулась, но уже не увидела того, кто говорил с ней секунду назад. Стоящие позади зашикали на нее, призывая обратить свой взгляд на трибуну, где Ага собирался объявить нечто важное.

— Итак, жители Игнии и гости ее! Сегодня настал день уплаты дани. Разбойничий Король явится за ней лично и все те, кто сомневался доселе в его существовании, наконец, осознают собственную неправоту…

* * *

По толпе прокатился испуганный ропот. Франц, стоявший, в центре площади, напрягся, и поспешил продвинуться ближе к трибуне. «Неужели правда придет?» — с надеждой подумал он, ведь Золотая Карета был изначальной целью их визита в Игнию. Наивность надежды казалась очевидной, от всего, происходящего в потаенном городке несло фальшью и какой-то особой игрой. Игрой, цели которой пока не прояснились. Решив для начала понаблюдать за происходящим вокруг, Франц внимательно смотрел на шерифа, выглядевшего особенно взволнованным и напряженным.

Взгляд Аги, выжидающе-тревожный устремился на север, туда, где окраина города выходила на склон высокого крутого холма, укрытого деревьями. Вершина холма открывалась безлесой проплешиной, похожей на лысину, сверкающую на голове старика.

— Мы оставили дань на вершине, среди деревьев, как делаем это всегда, — объявил Ага затихшим слушателям, — Смотрите! Смотрите на Роковой Холм, и вы увидите!

Франц напрягся, становясь одним живым воплощением внимания. Краем глаза он отметил, что Фиро, какое-то время рыскавший в толпе, стоит рядом.

Все глаза устремились на Роковой Холм, над площадью повисла тишина, в которой можно было различить напряженное дыхание множества ожидающих людей. Некоторое время ничего не происходило, но присутствующие ждали, и, наконец, на вершине произошло какое-то движение. По вершинам деревьев побежала рябь, пущенная незримым ветром. Скрипнули ставни домов, полетела вдоль улиц поднятая в воздух пыль.

Глядя во все глаза, Франц не поверил увиденному: на поляну из леса двинулось нечто сияющее, походящее на шаровую молнию огромных размеров. Приближаясь к вершине, оно обретало четкие формы: можно было различить пламенно рыжих лошадей в блистающей упряжи и карету, сверкающую золотыми бортами. Видно было, как проворачиваются колеса, пуская тысячи бликов по густой траве и окрестным деревьям. Невероятной видение замерло на миг, колыхаясь в воздушном мареве, огненные кони дружно рванулись, и карета исчезла в темном ельнике на другом конце поляны.

— Вы тоже это видели? — обратился к своему спутнику недоумевающий сыщик, но Фиро рядом не было, и Франц вздохнул в надежде на то, что мертвец без промедления отправился в погоню за таинственным экипажем. Вглядевшись в лицо шерифа, вцепившегося пальцами в дерево трибуны, Аро отметил нескрываемое волнение последнего.

— Расходитесь! Все! — выкрикнул Ага, разворачиваясь и уходя с помоста, — Дань уплачена.

Народ потянулся с площади, растекся по улицам и переулкам. Франц прислушивался и приглядывался, но окружающие словно проглотили языки. Лишь один старичок сердито проворчал: «Так всегда. Он приходит, и все глотают свои дерзкие языки. А потом опять — перетолки, сплетни, недовольство. Что творится кругом, что творится…»

Через некоторое время сыщика нагнал Фиро. Его лицо выглядело разочарованным:

— Я не нашел ничего. Никаких следов, — начал мертвец, и в его голосе прозвучали ноты оправдания, — даже трава не примята.

— Выходит, Золотая Карета — иллюзия? — не стал спорить Франц.

— Призрак, — кивнул мертвец, — а раз так, то сказать наверняка могу одно — разбойник мертв.

— Пора поговорить с шерифом начистоту, — решил сыщик, ловя одобрительный взгляд собеседника.

* * *

Предвкушение предало наследнице королевского престола новых сил. Скоро, совсем скоро Высокий Владыка должен был объявить имя своего преемника. И тогда она, Нарбелия окажется на расстоянии протянутой руки от венца Эльфийской Владычицы. Как же хорошо, как удачно все складывалось.

Довольно жмурясь от яркого солнечного света, пробивающегося между растревоженных озорным ветром легких штор, наследница протянула руку к столу и, отщипнув от сочной грозди винограда несколько налитых румяных ягод, отправила их в рот. Откусив еще кусок персика и запив все бокалом легкого вина, она поднялась со своего ложа и направилась к окну, взглянуть на столицу своих будущих владений.

Она смотрела на стройные пики высоких башен и гнутые спины изящных мостов, вздымавшихся над зеленым маревом дубовой листвы, на далекие горы, переливающиеся на солнце многоцветием пастельной радуги. Глубоко в душе снова заскреблось, засвербело, и в хорошенькой головке дочери Короля в очередной раз пронеслись мысли о том, что с гораздо большей охотой она разделила бы свою «добычу» с Тианаром.

— Хватит, — в голос выкрикнула Нарбелия, поспешно отвернувшись от окна, — хватит думать о нем…

Она сердито плюхнулась на диван и скрестила руки на груди. Но почему, почему, когда мечты всей жизни сбываются, обязательно найдется что-то, что омрачит радость и обесценит все усилия и ожидания, которыми полнилась до этого момента целая жизнь.

За дверью раздались поспешные шаги, и Нарбелия, сменив выражение досады, застывшее маской на ее прекрасном лице, натянутой миной высокомерия, обернулась ко входу. В комнату вбежала одна из эльфиек-прислужниц, пожалуй, та, которую наследница ненавидела несколько больше остальных. Эта девица позволяла себе шпионить за благородной гостьей, и, несмотря на просьбы последней убрать любопытную эльфийку из своей прислуги, никаких мер так и не последовало.

На прислужнице не было лица. Ее аккуратная прическа-пучек растрепалась, а свежая кожа отдавала могильной бледностью. Казалось, что девушка встретила на своем пути нечто несказанно ужасное.

— Там…к вам…гонец…ваш слуга, — прошептала она сбивающимся голосом, глядя на Нарбелию полными страха глазами.

— Какой еще гонец? Говори ясно, не кудахчи! — сердито проворчала наследница, бросая на прислужницу гневный и победоносный взгляд.

— Этот… человек, сказал, что он ваш верный слуга, и просил аудиенции с вами… но, — снова замялась эльфийка.

Нарбелия вскинула брови, ее лицо выразило смесь изумления и досады. За спиной прислужницы в дверном проеме появилась высокая темная тень. Сильная рука сжалась на предплечье эльфийки. Та вскрикнула, когда пришелец грубым жестом выставил ее за дверь.

— Ваш верный слуга — это я. Неужели забыли? — бескровные губы разошлись в жуткой улыбке, — а я помню, поэтому спешил сюда, в это неприятное и на редкость негостеприимное место, чтобы вы, моя дорогая принцесса, не остались без присмотра.

— Хайди, — голос Нарбелии переполнили раздражение и злоба, — зачем ты притащился сюда, мерзкий мертвец? Что обо мне подумают: у невесты принца Кириэля прислуга — нежить? Убирайся откуда пришел, это место не для таких, как ты!

— О, как я погляжу, вы не теряли времени даром. Это похвально, весьма. Правда, зная ваш любвеобильный характер, могу предположить, что принц Кириэль не единственный, кто удостоился вашего внимания.

— Да как ты смеешь! — не в силах более держать себя в руках, Нарбелия схватила со стола изящную вазу, вырезанную из витиеватого корня дерева, и замахнулась на «верного слугу», — думай, что несешь! Негодяй!

— Не стоит обижаться на правду, — неожиданный гость примиряющее склонил голову и развел руками, — назвавшись вашим слугой, я не шутил, а напротив, желал стать вам добрым другом и верным спутником, — он понизил голос, выглядывая за дверь, а потом наглухо запирая ее от лишних свидетелей, — таким, как мы с вами, нужно держаться вместе. Мы нужны друг другу. Вам необходим сильный и преданный помощник, а мне — место рядом с тем, кто обладает властью и имеет неплохие перспективы. Пока имеет.

— Что значит «пока имеет»? — сбавила обороты Нарбелия, задумчиво разглядывая собеседника.

Его лицо, хранящее остатки живой красоты, красноречиво говорило о том, что мертвец — уроженец Севера. Слухи о красоте северян доходили до Королевства ни раз. Странно, но речь новоиспеченного слуги отдавала сильным южным акцентом, похоже, большую часть жизни он провел в Темноморье или на его границах…

— Я ведь не просто так заявился в это гадкое место, — ответил Хайди, усаживаясь в тонконогое бархатное кресло и закидывая ноги на декоративный столик с цветочными вазами, — я принес вам новости из Королевства, те самые, которые не успел сообщить вам ваш отец-Король.

— Новости? Какие именно? — Нарбелия привстала со своего дивана, безуспешно пытаясь понять по невозмутимому лицу, о каких именно новостях пойдет речь: внутреннее чутье подсказывало, что хороших вестей подобные гонцы не приносят.

— Очень важные, дорогая. О том, что в Королевстве скоро взойдет на трон новая Королева.

— Фуух, — облегченно выдохнула Нарбелия, откидываясь на спинку дивана. — Разве это новости? Отец давно собирался передать мне бразды правления, он стар и немощен, заботы правителя ему уже не по плечу…

— Не так уж и немощен, раз решился на такое, — глаза мертвеца недобро прищурились, и в душу наследницы снова закрались сомнения.

— На какое «такое»? — переспросила она, повышая голос и упирая немигающий взгляд в мерцающие глаза собеседника.

— Король решил жениться, дорогая. Как я и сказал, в Королевстве скоро будет новая Королева…

— Замолчи! Не болтай ерунды! — отчаянно воскликнула принцесса, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. — Не может быть этого, слышишь? Не может такого произойти, грязный лжец!

— Вот она, благодарность за правду, — наигранно вздохнул мертвец, с довольным видом наблюдая истерику бушующей от гнева наследницы.

— Ты врешь! Врешь! — зарычала она, бросаясь с кулаками на собеседника.

Мгновенным движением он перехватил ее занесенную для удара руку. Безжалостные пальцы сомкнулись на тонком запястье, острые длинные ногти угрожающе промяли нежную кожу.

— А что ты хотела, Нарбелия? — стальной жуткий голос прозвучал рядом с лицом девушки, и в нем не было и тени насмешки, — пока ты, глупая шлюха, подставляла зад каждому проходящему мимо кобелю, дела в Королевстве решались без тебя.

— Я занималась вопросами государственной важности. Скоро Кириэль станет Высоким Владыкой и женится на мне! — выкрикнула в лицо мертвецу наследница, вырывая руку и болезненно потирая раскрасневшееся запястье.

— Он сделал тебе официальное предложение?

— Пока нет, но обязательно сделает. Он без ума от меня!

— Не ори на весь дворец, наивная дура, — грозно прошипел Хайди, меряя презрительным взглядом опешившую от происходящего девушку. — Твой Кириэль — пустоголовый кретин, помешанный на охоте и балах. Он просто кукла, которую дергают за ниточки десятки приспешников, наушников и советников. В государственных делах он ничего не решает сам. Будь ты Королевой, свадьба состоялась бы уже завтра, поверь мне, дорогая. Но если Король женится, у него появится новые наследники, а ты уйдешь на второй план, яснее сказать, останешься ни с чем, будешь бесприданницей-поберушкой. Эльфам такая Владычица не к чему.

Нарбелия обреченно опустилась на диван. Ее побледневшее лицо, словно грозовая туча, готовилось прорваться ливнем бессильных злых слез. Она никогда не плакала при свидетелях, но теперь самообладание покинуло ее, и предательские ручейки заструились по белым щекам.

— Ну что ты, дорогая, не стоит лить слезы раньше срока, — голос мертвеца стал мягким и бархатным, девушке показалось, что в нем прозвучали ноты искреннего сочувствия. — Время еще есть. Вернись в Королевство и поговори с отцом, ты ведь его любимая дочь.

Взяв себя в руки и одарив благодарным взглядом своего осведомителя, Нарбелия выглянула за дверь и прикрикнула на ожидающих в коридоре прислужниц:

— Собирайте мои вещи и готовьте карету. Живо! — потом, обернувшись к Хайди, спросила. — Кто она? Кто эта дрянь, решившая занять мое место на троне?

— Новая предводительница Гильдии Драконов — прекрасная Миния, — прозвучало в ответ.

— Эта крыса? — рявкнула Нарбелия, не веря ушам, — безмозглая гадина!

— Не такая уж и безмозглая, — задумчиво произнес мертвец, от нечего делать, распарывая острым ногтем бархатную обшивку подлокотника, — раз догадалась перехватить трех гонцов, которых послал за вами Король.

— Вот оно что, — прорычала себе под нос наследница, понимая, что война за ее престол уже началась; она прищурила глаза, с неохотой произнося фразу, которая казалась в данной ситуации необходимой, — спасибо за своевременную помощь…

* * *

Понимая, что его прижали к стенке, Ага обвел нежеланных гостей полными ненависти и укора глазами:

— Значит, вы пришли, чтобы выбить из меня правду, — усмехнулся он, с горделивым видом занимая привычное место в кресле за столом.

— Мы пришли говорить, рассчитывая на ваше благоразумие, шериф, — возразил сыщик, опускаясь на стул и буравя его немигающим взглядом, — мы не враги вам, хотя и, не стану лукавить, преследуем свою цель.

— Каждое существо в этом мире преследует свою цель, — горестно улыбнулся Ага, смерив оценивающим взглядом неказистого Аро, — и вы обязаны понять меня. Чтобы сохранить город от безумия, приходится использовать стальные перчатки.

— Есть вещи, которые мне интересны несколько больше, чем ваши методы правления, — оборвал его красивую речь сыщик, — лучше пролейте свет на сегодняшний цирк с Разбойничьим Королем, досадный фокус, что был сегодня на холме. Зачем вам понадобились все эти трюки, ведь то, что никакого разбойника нет, ясно как божий день.

— Ясно, но не всем, — опроверг его мысль шериф, — Золотая Карета помогает мне отвлечь горожан от истинной проблемы. Ведь зло, поселившееся в округе, гораздо страшнее любых головорезов, — подозрительно оглянувшись по сторонам, Ага перевалился через стол, и приблизил лицо вплотную к Францу, — вы наверняка слышали о ведьме? По глазам вижу, что слышали. Так, вот, то, что творится здесь, не просто суеверие или байки заскучавших провинциалов. Лес, стоящий вокруг Игнии, сошел с ума и стал опасным: немало путников, попавших в его чертоги, исчезли без следа.

— А мне казалось, что пропажа путников — дело ваших рук, — взгляд, который Франц бросил на Агу, был прямой и требовательный, но шериф выдержал его.

— Мне пришлось так поступить, — его голос стал еще тише и напряженнее, — до города доезжали немногие, а от всех тех, кто покинул его, оставались лишь разбитые экипажи вдоль дороги.

— Мы видели подобное, на подъезде к Игнии, — не выдавая тревоги, добавил Франц, — но не нашли следов убийства — ни коней, ни людей…

— Вы плохо знакомы с этим местом и не слишком прислушиваетесь к моим словам, — нервно бросил Ага, просверлив Аро рассерженным взглядом, — я повторю: лес вокруг вас безумен. Он породил жутких тварей, невиданных легендам и сказаниям — лисы с человеческими лицами приходят в дома, на улицы выбегают озверевшие барсуки и еноты, а гигантские улитки пожрали все, что осталось от несчастных, ехавших в тех экипажах.

Вспоминая недавнее прошлое, Франц коротко переглянулся с Фиро, и тот кивнул ему, молчаливо подтвердив слова шерифа. Аро и сам прекрасно помнил недоумение мертвеца, почуявшего запах гигантского моллюска.

— Если так, почему вы не обратились за помощью в столицу? Его Величество наверняка прислал бы сюда свою армию.

— Обращался, я же твердил вам, что обращался, — отмахнулся шериф, но выглядело это как-то неуверенно, и Франц, мгновенно уловив ложь, переспросил:

— А если честно? Не стоит лукавить, ваша фальшь сочится наружу.

— Честно? Хорошо. Давайте будем честными, и давайте пообещаем друг другу, что разговор наш останется между нами.

Аро кивнул, нехотя соглашаясь, ему порядком надоели увертки Аги.

— Я слушаю.

— Вы ведь из придворной знати. Наверняка потомственный сыщик, как это принято там, в больших городах, где подобные вам живут в достатке и роскоши, зная, что будущее давно предопределено, и все пойдет, как по маслу: служба, карьера, деньги, слава, уважение. Для нас, провинциалов, все обстоит иначе. Вы и представить себе не можете, чего стоило мне это место.

Надо сказать, карьерный путь Аги волновал Франца мало. Но решив выслушать все по порядку, он дал шерифу высказаться, и тот продолжал:

— Я полжизни положил на то, чтобы стать шерифам, я разогнал всех разбойников в округе и пережег всех ведьм, а, надо сказать, в реале таковой оказалась лишь одна. Когда я занял пост, Игния была крошечным поселком, а теперь это прекрасный укрепленный город, построенный моими руками, — сжатые кулаки гулко упал на стол, — а теперь мой город повергнут в хаос. Среди людей царит паника, лес сеет гибель, а все из-за того, что какая-то шальная ведьма вздумала подвинуть меня с трона…

— У вас нет трона, — оборвал его пылкую речь Франц, — выходит, дело в том, что вы боитесь за свое место? Ведь Король наверняка разжалует вас, прознав, что вы не в силах справиться с напастью.

— Вы проницательны, — коротко кивнул Ага, — именно поэтому я делаю все возможное и невозможное.

— Смущает одно — вы боретесь с ведьмами, а сами прибегли к весьма сомнительному колдовству…

— Вы о пришествии Золотой Кареты, — понимающе кивнул Ага, — ну, что ж, я поведаю вам и об этом. Увиденное вами — чудо, привидение, дух, назовите как угодно. Одно лишь скажу наверняка — оно нерукотворно и никакая магия здесь не причем.

— Значит, призрак, — Аро смерил собеседника строгим взглядом, — а зачем призраку деньги, извольте спросить?

— Деньги нужны мне — на жалование для солдат и в казну. Город обнищал, но я верю, что настанут лучшие времена, времена без ужаса и террора — тогда я восстановлю славу Игнии и расширю ее границы, превратив из захолустья в процветающую столицу юга… — захлебнувшись пылкой речью, Ага глотнул воздух, выдержав паузу, продолжил, — а то, что нужно призраку, мне неизвестно. Он приходит раз за разом и исчезает. Самое поразительное, что с приходом Золотой Кареты, ведьма отступает и один экипаж, покидающий город, достигает границы леса в целости и сохранности…

Хотя рассказ шерифа пролил некий свет на происходящее, многое так и осталось загадкой. Франц, привыкший находить всему логическое объяснение, полученными ответами остался недоволен. Он простил бы Аге любой фарс, любую ложь и игру, лишь бы призрак был рукотворным, а ведьмы не оказалось бы вообще. Судорожно крутя в голове все услышанное в разговоре, Аро спросил, наконец:

— Почему эта ведьма преследует жителей города? Нет ли в том вашей вины?

Похоже, шериф очень не хотел, чтобы такие слова прозвучали, но, пообещав говорить начистоту, слово свое сдержал:

— Когда я занял пост, мне пришлось уничтожить ведьму, жившую в этом городе. Ее звали Игнетта, и вина ее была стопроцентно доказана: она погубила почти половину жителей, за то, что в голодное время эти несчастные отправились в лес на поиски еды. Лес слыл ее вотчиной, и, похоже остался ею до сих пор…

— Вы уверены, что ведьма из прошлого умерла?

— Мы сожгли ее на Роковом Холме. Ветер в тот день поднялся до урагана, задул костер и свалил столб с телом в реку, по ту сторону холма. Все произошло под конец казни, так что выжить она не могла…

— Говорят, ведьмы живучи, — задумчиво произнес Аро.

— Исключено, — тут же резко оборвал его Ага, а потом, чуть смягчив тон, добавил, — даже если и так, на теле должны остаться ужасные следы, по которым ее было бы легко опознать.

Сыщик кивнул, не найдя, чем возразить. Из-за его спины прозвучал голос мертвеца, который молчал все предыдущее время, внимательно слушая разговор:

— Я чую запах вашей ведьмы в городе, а в день нашей первой встречи, этот запах витал здесь, в кабинете.

— Не может быть, — взволнованно пробормотал Ага, — не может быть такого…

— Я говорю лишь то, что чую, — повторил Фиро, подходя ближе к столу и тем самым заставляя Агу отпрянуть назад, вжавшись хребтом в спинку стула.

— Ко мне многие приходят, каждый горожанин вхож сюда…

— Постарайтесь вспомнить, — настоятельно пожелал Аро.

— В тот день… — задумался Ага, — заходила с жалобой старуха Виллина, трактирщик из «Красного оленя», булочник, башмачник, гончар, сын хозяина гостиницы, служанка из пекарни. Среди них лишь две женщины, да и те невинны как овцы: старуха — божий одуванчик, несмотря на скверность нрава, а девчонка — тихая и приветливая, лицо у нее чистое, в волосы светлые, без намека на рыжину…

— Все равно стоит проверить, — взбодрился Аро, радуясь, что появилась хоть какая-то зацепка, — где она живет?

— В пекарне, что на первом перекрестке после площади…

Посещение пекарни не принесло ничего, кроме досады. Служанки Сары там не оказалось. Никто не знал, куда пропала девушка, кто-то видел, что она отправилась на рынок за травами, но, то было с утра.

— Это не она, — тихо сказал мертвец, отвязывая лошадь от блестящего поручня на крыльце пекарни, — запах совсем другой.

— Остается старуха, — задумался Франц, забираясь в седло и правя обратно в гостиницу, — хотя, что-то подсказывает, что и она не та, кого мы ищем.

— Шериф мог позабыть о ком-то из посетителей, — вглядываясь в серую дымку леса, предположил Фиро.

— Мог, — согласился сыщик, разглядывая закрытые наглухо окна вторых этажей, — но он не производит впечатления человека рассеянного и забывчивого.

Взгляд Франца наткнулся на странный символ, намалеванный краской прямо на стене: цилиндрическое сооружение, похожее на бочку, сложенную из камней, заключенное в звезду и обведенное кругом. Под символом виднелись полустертые эльфийские руны. «Избегай зла» — гласили они, если Франц ничего не напутал с переводом. Остановив лошадь и осмотрев изображение в течении пары минут, сыщик задумчиво произнес, будто разговаривая сам с собой:

— А что мы вообще знаем о ведьмах? Я — только элементарные вещи, почерпнутые из сказок и легенд, то есть, почти ничего, а вы?

— Я не сталкивался с ними, — ответил мертвец, ожидая замешкавшегося сыщика.

Так, ни с чем, они вернулись обратно в гостиницу. Унылое покосившееся здание смотрело неприветливо темными окнами. Из разводных прудов тянуло затхлой грязной водой, где-то на заднем дворе обреченно выла одинокая собака.

В таверне было людно, впрочем, как и до этого. Вынужденным постояльцам гостиницы не хотелось сидеть в своих холодных, сквозящих многочисленными щелями апартаментах. Здесь, внизу, хоть и не чувствовалось обычного для подобных заведений уюта и гостеприимства, зато имелся неплохой грог и вполне приличное жаркое.

Уже на входе Аро уловил напряженный, сосредоточенный взгляд мертвеца. Сыщик проследил этот взгляд и увидел девушку, сидящую за столом в центре помещения. Он вспомнил ее сразу — та самая, что отыскалась в проклятом подземелье, а потом таинственно исчезла из Ликии. Она тоже заметила вошедших и замерла, казалось, даже перестала дышать. Франц еще не успел сделать и шага, а его спутник двинулся вперед и опустился на стул, напротив девушки. Аро поспешно устроился рядом и тихо поинтересовался:

— Надеюсь, вы покинули Ликию по собственной воле?

Девушка медленно кивнула, не глядя на сыщика, ее глаза заворожено рассматривали мертвеца.

— Путешествуете одна? — продолжил расспрос Аро и, видя испуг собеседницы, решил смягчить тон.

— Да, — тихо ответила Таша, и немного успокоилась, увидев, как Фиро чуть заметно кивнул ей — верно, о вмешательстве Кагиры лучше не распространяться.

— Простите, простите! — раздалось рядом, на стол упала огромная тень, — что вы хотели от моей спутницы?

Таша сжала зубы, искренне надеясь, что Эллавия не догадается и в этот раз заявить об их сомнительном родстве, но купчиха оказалась весьма проницательной, и, усевшись подле Таша, мягко поинтересовалась:

— Я вижу, вы знакомы с моей милой соседкой? Мы путешествуем вместе от самого Алого Лема, и, если бы не сие досадное недоразумение, давно бы были в Сибре.

— Вас задержали егеря? — спросил Аро, с долей страха разглядывая огромную купчиху, занявшую практически все пространство напротив него.

— Двое вооруженных мужчин. Но мы не стали возражать. После жуткого зрелища, увиденного ночью, — Эллавия зашептала, словно боясь, что ее услышит кто-то лишний, — перевернутая карета в лесу…

— Ясно, — кивнул Франц.

— Конечно, ясно, — воодушевленно закивала Эллавия, — ясно, как божий день. Это происки ведьмы, и не простой, а очень сильной и могущественной.

— Вы разбираетесь в ведьмах, если так легко определяете степень их мощи? — заявил Аро, едва скрыв сарказм, но, надо отметить, что в его словах крылась значительная доля надежды.

— Это же очевидно, — поджала пухлые губы купчиха, и в голосе ее прозвучала нота обиды, — весь лес ей подчинен. Вы видели жутких тварей, что ползают там? Огромных улиток? А этот мох, черный мох, он есть даже тут, в таверне, поглядите!

Эллавия закатила глаза к потолку, сыщик и Фиро тут же последовали ее примеру. Слабое освещение позволило лишь смутно разглядеть черные клочья, пробившиеся из щелей возле балок.

— Ведьма захватила лес, свела его с ума и натравила на город…

— Откуда у нее такая сила, — усомнился сыщик.

— Вы знаете, что такое ведьма, мой господин? — был ответ. — Ведьма не человек, не зверь и не нежить. Она — сама есть сила, что с родни потоку, только мощь свою она черпает из ярости и обиды, ненависти и мести.

— Насколько мне известно: ведьма — женщина, — заинтересованно продолжил сыщик.

— Чтобы существовать, ей нужна плоть, и лишь женское тело подходит для этого. Ведьм мужчин не бывает, — пояснила Эллавия, довольная, что отыскала такого внимательного слушателя.

— Она телесна — значит, уязвима, значит, ее можно отыскать и обезвредить.

— Не так то это просто, — улыбнулась купчиха, — ведьма все выворачивает наизнанку, все ставит с ног на голову, будет непросто поймать ее даже в небольшой Игнии.

— Посмотрим, — вежливо кивнул Франц, поднимаясь из-за стола, — а вас я настоятельно попрошу, будьте осторожнее и лишний раз не покидайте гостиницу…

* * *

Так прошло несколько дней. Франц и Фиро потратили их на безрезультатные поиски: они еще раз посетили пекарню, чтобы снова убедиться в непричастности служанки Сары к происходящему, на всякий случай встретились и со старухой Виллиной — там их тоже ждало разочарование и порция отборных проклятий вместо приветствия. Однако кое-что интересное эта встреча все же привнесла: как старожил Игнии, Виллина поведала сыщику о старинном гербе, на котором была изображена башня ведьмы, каменная бочка, заключенная в кольцо защитных рун.

Согласно легендам и преданиям герб появился в те времена, когда на одну из дочерей правителя Игнии пало проклятье — дева стала ведьмой. Ее заключили в башню, скрытую чащей леса, а на воротах города повесили защитный герб. К счастью для правителя, детей-наследников и родственников у него имелось в избытке: об этом красноречиво свидетельствовала популярность в здешних местах имен, начинающихся на «Иг». Поэтому про замурованную в башне Игнетту вскоре забыли. Забыли до тех пор, пока она, превратив тюрьму в неприступное убежище, сама не напомнила о своем существовании…

Больше старуха Виллина не смогла вспомнить ничего. Сыщик и мертвец попытались расспросить о башне людей пропавшего осведомителя, но они лишь пожимали плечами — Ага не раз посылал отряды на поиски логова ведьмы, но все было впустую.

Ведьма, в свою очередь, также времени даром не теряла. Обезумевший лес, отравленный смертоносными чарами, изливал свою ярость на Игнию и тех, кому не посчастливилось попасть на потаенную дорогу, ведущую в город.

Из последних объездов егеря шерифа Аги вернулись ни с чем. Только пара разбитых вдребезги карет попалась им на пути. Все это держалось в строжайшей тайне для жителей и вынужденных гостей. Градус страха в их крови и так был слишком высок. Но шила в мешке не утаишь: жуткие твари, порожденные недоброй волей, ринулись на улицы. Как только заходило солнце, из-за стены в город пробирались обезумевшие еноты и лисы. Ероша шерсть и яростно тараща пустые, безвольные глаза, они бросались на редких прохожих. К полуночи в Игнию приходили иные приспешники ведьмы — лисы с человеческими лицами вместо звериных морд. Они бродили вдоль домов, поднимаясь на задние лапы, заглядывали в окна, и, страшно закатывая глаза, сотрясали ночную тьму леденящим душу смехом…

Сразу после приезда егерей, Ага, скрепя сердце, послал за сыщиком. Пусть шерифу и не нравился этот невзрачный и неподобающе требовательный человек, но ситуация вынуждала к сплочению с любым обладающим силой союзником…

Когда Аро в сопровождении мертвеца явился, шериф запер дверь и поведал новости, принесенные последним объездом: егеря обнаружили совсем свежие обломки экипажа, среди которых угадывались останки лошадей и людей, превращенные в кровавое месиво. «Словно кто-то раздавил их огромным пестом в гигантской ступе… Они лежали прямо на краю дороги, и со всего леса к ним сползались белые улитки…» — пересказал Ага слова потрясенного увиденным объездчика.

Несмотря на полученные подробности, яснее ситуация не стала. Франц раздраженно тер пальцами виски: от изначальной цели своих поисков он ушел непозволительно далеко. Золотая Карета оказался просто призраком, и это означало одно — как и сказал мертвец, разбойника, скорее всего, нет в живых, а, значит, погибла надежда отыскать единственного свидетеля знакомого с Хапа-Таваком лично.

Покинув резиденцию Аги, сыщик устало посмотрел на заходящее солнце, тяжелое и алое, утомленно сползающее за неровный лесной частокол.

— Едем в гостиницу, хватит поисков на сегодня, — в его голосе чувствовались ноты разочарования, досады и злобы на самого себя.

Спешившись во дворе под аккомпанимент надрывного собачьего воя, они двинулись по шаткой лестнице на свой этаж, но Франц вдруг остановился на середине пути и сообщил спутнику:

— Вы идите, а я спущусь в таверну, выпью стакан воды…

* * *

Последние красные лучи с трудом пробивались сквозь пыльное маленькое окно. В комнате Таша была одна. Эллавия куда-то пропала, и принцесса не на шутку тревожилась из-за ее продолжительного отсутствия. Четверть часа назад слуги принесли из кладовки деревянную ванну и наполнили ее до краев водой пополам с травяным отваром.

В отсутствие пышнотелой, огромной купчихи, комната показалась Таше просторной. Правда, простор этот сопровождался холодом и темнотой, и вода для помывки успела порядком остыть.

Принцесса стащила платье, подаренное щедрой Эллавией, и, ежась, ступила на невысокую приставную лестницу. Темная вода колыхнулась, дробя расходящимися от центра кольцами отражение бледного девичьего тела. Погрузившись в воду, еще хранящую остатки тепла, Таша поджала колени к груди и замерла, оцепенела.

Она закрыла глаза, отсчитывая время вспять. Раз за разом вспоминая то, что произошло несколько дней назад. Полутемный зал пригостиничной таверны, разводы на лоснящемся, затертом столе, взгляд в упор, стук сердца, одного сердца. Глаза мертвеца, блестящие жизнью, чистые, словно ключевая вода… С того момента они больше не виделись, но сейчас принцесса точно знала, что Фиро рядом, здесь в гостинице…

Мысли в голове бились, как растревоженные мотыльки. Сердце трепетало, а пальцы, намертво вцепившиеся в предплечья, подрагивали. Разве могло все сложиться вот так? Разве могли они снова оказаться так близко? Снова вместе, опять разделенные невидимой, непреодолимой преградой. И преграду нужно было сломать, разрушить любой ценой…

Она встала на ноги, ощущая, как потекли по телу струи ниспадающей воды, и обласкали кожу ледяные пальцы сквозняка. Сердце прыгало так, будто хотело прорваться наружу через горло. От этой бешеной дроби дыхание сбивалось, отчего то и дело приходилось сглатывать предательский ком. Робость и страх исчезли, вместе с привычной осторожностью и неуверенностью. «Что я делаю?!» — пронеслась в голове мысль и тут же исчезла, уступив место взбудораженной нервной пустоте.

Оставив на полу цепочку мокрых следов, девушка дошла от ванны до кровати, подобрала скомканный плащ и накинула его на плечи, плотно сомкнув полы спереди. Капюшон укрыл наполовину вымоченные волосы. Не надев обуви, она бесшумно покинула комнату…

* * *

Сидя внизу, в таверне, и пристально вглядываясь в «стакан воды», а вернее в огромную кружку с дымящимся ароматным грогом, Франц ненароком задумался о том, что раньше, будучи при исполнении, он не позволял себе алкоголь. Однако холод, сковывающий ночью эти места, доконал его, и сыщик, оправдывал свою слабость тем, что кружка грога в данный момент навредит делу меньше, чем внезапная простуда, или какая-нибудь другая хворь.

В таверне было темно. Владельцы экономили на свечах, поэтому кругом царил сумрак, местами пробитый желтыми шариками слабых огоньков. С дровами, похоже, дела тоже обстояли туго. Печи топились еле-еле; и если внизу, рядом с кухней, тепло еще могло скопиться, то на верхних этажах при разговоре изо рта шел пар.

— Дурная погодка, — прозвучало с другого конца стола.

Франц вскинул голову, оторвавшись от мыслей, прищурился, глядя сквозь пламя тощей обтекшей свечи, на нежданного собеседника, а вернее, судя по голосу, собеседницу. Огромный силуэт, занявший все пространство напротив, и тонкий мяукающий голос мог принадлежать лишь Эллавии.

— Ваш грог пахнет розмарином, говорят, это защищает от ведьм, — мягко произнесла она и тут же добавила, спохватившись. — Надеюсь, вас не смутит моя компания?

Франц помотал головой, принюхиваясь к запаху напитка, но так и не смог выделить розмарин из щедрого букета приправ.

— Эта ведьма порядком доконала меня, — произнес он, — я бы с удовольствием опроверг ее существование, будь у меня соответствующие доказательства.

— Боги нимагу! Вы настолько сильно пугает все то, что не подвластно вашей логике? — певуче рассмеялась Эллавия, прикрывая губы неизменным веером.

— Мой метод основан на логике, и испуг тут вовсе не причем, — смущенно и несколько обиженно пояснил Франц.

Будь Эллавия мужчиной, он вел бы себя тверже, и немедленно поставил бы собеседника на место, но культивированный с детства стыд перед собственной неказистой внешностью в разговоре с противоположным полом мешал молодому человеку вести себя уверено, а чувствовать комфортно.

— Для эпохи, когда магию начали изучать в школах, где колдовство стало всего лишь подручным средством разумного человека, а хороший анатомист ценится выше умелого чародея, ваш взгляд на ситуацию вполне объясним. Вы, милейший, сыщик, а значит во всем придерживаетесь логики и здравого смысла, воля случая вам не ведома, так же, как и воля судьбы.

— Я ограничен временем, а значит, не могу себе позволить полагаться на случай.

— Порой, случай решает если не все, то очень многое, — таинственно произнесла Эллавия, порывшись в бархатных складках своей одежды, извлекла оттуда небольшой предмет и положила его перед Францем.

— Что это? — поинтересовался сыщик, с интересом разглядывая золотую кошачью головку, размером с грецкий орех.

— Ведьмы и духи живут в иной реальности, мистической, потусторонней. Люди не способны проникнуть туда, но есть существа, которые могут это делать. Говорят, кошка может заглядывать по ту сторону, а для того, чтобы увидеть злого духа, надо смотреть между кошачьих ушей, — полные пальцы сомкнулись на кошачьей головке и повертели ее перед носом Аро, — это прицел. Поставьте его на арбалет, и тогда сможете поразить ведьму, даже если она попытается затуманить ваш взгляд или отвести глаза… — Эллавия хотела сказать еще что-то, но обернулась на звук шагов.

Мимо стола, за которым происходила беседа, прошла Таша, с головы до ног закутанная в плащ. Она испуганно кивнула Аро и его собеседнице, глубже надвинула капюшон и поспешила к выходу из таверны.

— Дурная погода, милая, — мяукнула ей вслед Эллавия, — в такую погоду особенно хочется тепла…

Ее голос растворился в полумраке. В присутствии этой исполинской женщины Франц чувствовал себя неуютно. Он не смог бы объяснить, что его так беспокоило: то ли ее мерцающее в тусклом свете свечи бархатное платье, сливающееся с темнотой и делающее фигуру своей обладательницы безграничной, то ли слишком высокий тембр, напоминающий крик ночного животного, то ли глаза, темно-зеленые, с крупными, чуть вытянутыми в вертикаль зрачками, то ли странная прическа из двух кичек, укрытых треугольными кожаными чехлами, похожими на кошачьи уши. Аро поймал себя на странной мысли, что днем купчиха выглядела иначе: грузная, тяжелая, с потными потеками на выбеленном рисовой пудрой лице, медленная и неуклюжая. Сейчас она казалась совершенно иной, грациозной и жуткой, словно огромная кошка южных равнин. Ему вспомнились детские книги, привезенные из-за границы отцом. Сказки народов востока и юга, красиво оформленные, с цветными гравюрами и витиеватыми заглавными буквами в начале абзацев. Вспомнилось, как вечерами мать зажигала свечи и читала ему дивные истории о бесстрашных принцах, ужасных чудовищах, джинах и колдунах, о таинственных холь — женщинах-кошках, жрицах богини Холивейры, которая, кажется, являлась мифической женой барса Ханары, того самого, что был в почете у апарцев и других народов юго-восточной стороны…

Собравшись духом и решив, что причиной несвойственного ему суеверного трепета стал грог, Аро поднялся, прощаясь с купчихой вежливым кивком головы:

— Простите, но я вынужден вас покинуть, — произнес он, ощущая прилив уверенности, — завтра у меня много дел. Приятного вечера.

— Сядьте, — тихо сказала Эллавия, и в голосе ее зазвенел металл. — Сядьте, ваше присутствие там… — она многозначительно подняла глаза, — …сейчас будет лишним.

— Простите? — не понял Франц.

— Воля случая, — шепнула Эллавия, загадочно улыбнувшись, — то самое, о чем я вам говорила.

— Не понимаю… — парализованный прямым жгучим взглядом собеседницы, Аро покорно сел обратно на стул и замер, словно мышь, встретившаяся нос к носу с охваченной охотничьим азартом кошкой.

— Боги нимагу, вы слепой? — сердито тряхнула веером Эллавия, — милая девочка, с которой, я, волей доброй судьбы, оказалась в одной компании, только что прошла мимо нас!

— И…что? — Франц оказался в полном замешательстве, еще раз уверившись, что женская логика его рациональному уму неподвластна.

— О, боги! — всплеснула руками купчиха, громко роняя веер на стол, — вы, опытный сыщик, не заметили, как юная дева, совершенно нагая, прошла в полуметре от вас? Вы, правда, не понимаете? — она раздраженно сверкнула глазами, и зрачки ее показались молодому человеку совсем тонкими и длинными, как у хищника.

Щеки Франца зарделись румянцем стыда и досады. Нагая… Девушка действительно, скорее всего, была без одежды, ведь шла она босиком, и плащ ее был слишком плотно запахнут, а он даже не обратил на это внимание. Сыщик чувствовал себя школьником, мальчишкой, которого отчитывает строгая гувернантка. И отчитывает заслуженно: за неподобающую его статусу халатность, невнимательность и тугодумие. «Никогда больше! Никакого грога!» — неубедительно оправдался перед своей совестью Аро. Эллавия же, заметив его смятение, сменила гнев на милость и промурлыкала утешающее:

— Простите мою горячность, милейший друг. Вы, мужчины, порой бываете невнимательны к таким вещам, и в том нет вины. Девочка отправилась на свидание, я думаю, не стоит ей мешать.

— Но чем я мог ей помешать? — окончательно запутавшись, Франц сдался на милость могучей женщины, понимая, что разгадать смысл происходящего он не в силах.

— Если вы отправитесь в свою комнату, то окажитесь там лишним, — пояснила Эллавия без тени сомнения.

Быстро сложив все имеющиеся факты, Франц побледнел и уставился на купчиху в упор. Сыщик смог произнести только одно:

— Фиро?!

— А вы до сих пор не заметили, как ваш спутник и эта девочка смотрят друг на друга? — наклоняясь через стол, прошептала Эллавия, туша мощным дыханием ослабевший огарок свечи. — Я вижу нити, что были натянуты между ними задолго до встречи в этом лихом месте.

— Не может быть. Нет, — категорично мотнул головой Франц, — Мой спутник — мертвец, зомби, нежить.

— Ах, бросьте эти предрассудки, — собеседница одарила сыщика укоризненным взглядом, — вы придираетесь: хороший мальчик, и сразу видно, что из благородной семьи, а недостатки при желании можно найти у каждого.

Франц замолчал. У него больше не нашлось слов. Сказать, что он был поражен, значило не сказать ничего. Отвернувшись от Эллавии, он тупо уставился на кравчего, который, расценив этот взгляд, как призыв, тут же поинтересовался:

— Господин желает еще грога?

— Да, — отрешенно кивнул Франц, — пожалуй. Принесите еще.

Мысли, обычно последовательные и логичные, метались в его мозгу, словно взбеленившиеся зайцы. Пытаясь уловить в этом хаосе хоть крупицу здравого смысла, Аро принялся вспоминать все, что мог, о своем мрачном спутнике, и тут уже не Эллавия, а собственная логика привела сыщика в замешательство. Он вспомнил, как во время их приезда в гостиницу мертвец принюхивался, словно искал кого-то знакомого, и лицо его имело выражение искренней радости и надежды. Как сидел рядом с девушкой за столом, и взгляд его, действительно, казался теплее, чем обычно…

— Неужели, это правда? — обращаясь к купчихе, спросил Франц, но массивная собеседница за время его раздумий успела исчезнуть без следа.

— Ваш грог, — пышногрудая, улыбчивая служанка стукнула по столу полной кружкой.

— Спасибо, — кивнул Франц, тревожно глядя в окно, тьма за которым сгустилась плотной жирной массой.

Вспомнив недавно принятое решение, Аро не стал пить, обхватил кружку ладонью, успокаиваясь от прикосновения к теплому гладкому дереву. Другую руку он сунул в карман, пытаясь отыскать там затерявшиеся монеты, но рука его наткнулась на небольшой гладкий предмет. Франц вынул его — на ладони поблескивала крошечная кошачья голова с хитрым выражением на точеной большеглазой морде. «Воля судьбы, — подумал сыщик, — кажется, я начал понимать, о чем говорила Эллавия».

Он оглянулся по сторонам, как человек, собравшийся сделать нечто постыдное, поспешно окунул палец в кружку с грогом, и вывел на столе подле себя круг со звездой внутри — знак, защищающий от ведьм…

When the garden flowers, baby, are dead, Yes, and your mind, your mind is full of red, Don't you want somebody to love, Don't you need somebody to love, Wouldn't you love somebody to love, You better find somebody to love… (C) «Somebody t o love» Jefferson Airplane

Он не умел спать, поэтому, оказываясь в закрытом пространстве и располагая достаточным количеством времени для отдыха, обычно находил самый темный угол и какое-то время оставался там, подпирая спиной стену и созерцая немигающим взглядом пустое пространство.

Так было и сейчас. Только все существо его переполняла тревога. Что-то мешало, рвало изнутри, то отдаваясь глухой болью в спине, то подкатывая к самому горлу. Он периодически открывал рот и хватал воздух, словно рыба, выброшенная из воды на берег. Кольчуга лежала на полу, сброшенная оттого, что прилегающая к коже сталь жгла, как огонь, и одновременно порождала озноб. Рядом валялась перевязь с мечами, ремни которой теперь душили, пережимая грудь. Последнее время такое случалось с ним периодически, и он знал, что нужно просто переждать это состояние, перетерпеть. И ждал…

Шаги огласили тишину, царящую в коридоре, затихли возле входа. Он приподнял голову, принюхиваясь к знакомому запаху, мгновенно принесенному сквозняком через щель у пола, и замер, выжидающе глядя на дверь.

Скрипнули петли, в комнату вошла девушка. Нервно кутаясь в шерстяной плащ, слишком короткий, чтобы прикрыть босые ноги и голые щиколотки, она остановилась, не решаясь пройти дальше, беспомощно вгляделась в темноту, шагнула вперед, снова замерла, напуганная тишиной.

— Я знаю, что ты здесь, — выдохнула она, наконец, и голос прозвучал хрипло и неровно.

Мертвец, молча, вышел из тени, остановился, став темным силуэтом на фоне светлого оконного проема.

— Не говори ничего, — продолжила Таша, подтягивая скрещенные руки к подбородку и опуская голову вниз, — просто слушай… Ведь мне все равно кем быть для тебя. Буду, кем скажешь — любовницей, наложницей, рабыней… только не прогоняй меня и не беги сам…

С этими словами она шагнула навстречу. Плащ скользнул по ссутуленным плечам, падая на пол и обнажая тело, кажущееся серебряно-белым в слабом свете укрытой облаками луны.

Фиро стоял недвижно, вжавшись поясницей в подоконник. То, что творилось в душе, трудно было передать словами. Две части естества рвали его надвое, отчего казалось, что в основание черепа кто-то втыкает длинную острую иглу. Как мертвец он чуял аромат добычи, свежей крови и парного мяса, как живой ощущал запах женщины, молодой и разгоряченной, истекающей всеми соками, желанной и желающей его. Перед глазами дикой каруселью проносились спутанные обрывки прошлого: лаПлава, невинный поцелуй в конюшне… катакомбы, темнота, кровь, горячие бедра, сжавшие его голову, в порыве страсти чуть не свернувшие ему шею…

Он закрыл глаза, ощутив ветер, порожденный движением. Девушка подошла вплотную, схватилась руками за его ремень, притягивая ближе: нежные пальцы коснулись старого шрама на мускулистом животе, обожгли холодную кожу, как раскаленное железо. Губы приблизились к лицу, опалили жарким дыханием висок, шепча его имя…

Одним резким движением он прижал ее к себе, обнял, впиваясь пальцами в обнаженную спину, пьянея от запаха теплой кожи и звука трепещущего сердца:

— Мне не нужна ни наложница, ни рабыня… Только невеста нужна, слышишь? Только ты…

Она не ответила, а когда он попытался заглянуть ей в глаза, приподняв за подбородок, уткнулась лицом ему в шею. Тогда он еще крепче прижал ее к своей груди, стараясь укрыть от проклятого вездесущего холода и ночной тьмы. На миг ему показалось, что в дверном проеме двинулась огромная четырехрукая тень и исчезла, сверкнув бликами отраженных звезд на оскаленных в зловещей улыбке зубах.

Девушка подняла голову, ее руки легли на грудь мертвеца, ногти царапнули кожу. Наконец, он встретился с ней глазами. Взгляд ее был полон решимости и безграничной преданности, а губы чуть приоткрылись. Он потянулся к ним осторожно, но резкая боль вновь пронзила голову, растеклась по позвоночнику, лишая возможности двигаться и думать. Глаза Фиро потухли, сознание начало отключаться рывками, то бросая во мрак, то стремительно вырывая назад. Себя он уже не контролировал, падая, ткнулся лицом в плечо девушки, а потом сполз на пол, чувствуя, как она пытается удержать его, и разрывая тяжестью тела кольцо ее рук. К горлу подкатил ком, пальцы свело судорогой, а изо рта фонтаном хлынула черная мертвая кровь. Последнее что он слышал — крик, пронзительный, невыносимый, полный отчаяния и ужаса, а потом все поглотила тьма…

* * *

Крик, прозвучавший на верхних этажах, вернул Франца к реальности. Он вздрогнул и вскочил на ноги, разлив по столу кружку с нетронутым грогом. «Черт, зачем я послушал Эллавию, а теперь, наверное, уже поздно…» — он бегом выскочил из таверны и понесся по лестнице, ведущей наверх. Перед глазами мелькали жуткие картины разорванного девичьего тела, брошенного в крови посреди комнаты. «Может, успею? Вряд ли…» — билось в мозгу, когда сыщик ватной рукой приоткрыл дверь и вошел…

То, что предстало его взгляду, казалось нереальным. Посреди комнаты в темной луже лежал Фиро. Его глаза, пустые и тусклые, недвижно смотрели в потолок, а из приоткрытого рта густыми жирными змеями вытекала черная жижа. Подле него на полу сидела девушка, абсолютно нагая, вся перемазанная этой грязной мертвой кровью. Она беспомощно жалась к груди мертвеца и тихонько скулила от ужаса.

— Помогите ему, ради всего святого, помогите, — почти беззвучно прошептала она, глядя на Франца полными слез и отчаяния глазами, — вы слышите?…

Вняв просьбе, Аро присел возле распростертого тела и положил руку Фиро на грудь, желая определить сердцебиение, и совершенно забыв, что в данной ситуации такой поступок смысла не имел. Сначала он почувствовал лишь могильный холод, неподвижного, словно камень, тела, но потом его руку сотрясли тяжелые удары, идущие откуда-то из-под ребер мертвеца… Осознав невероятность происходящего, Франц резко отдернулся. Фиро медленно пошевелился, с трудом перевернулся на живот, поднялся на четвереньки, а потом встал на одно колено, невольно подчиняясь древнему инстинкту, не позволяющему мертвым лежать. Лунный свет озарил светлые татуировки, покрывающие спину: два пса, стоящие на дыбах и сцепившие лапы между собой. Их головы, скрытые под ужасными шрамами казались размозженными. Франц судорожно напряг память, собирая свои познания о собаках: белые юго-восточные лайки — араги. «Значит — Арагана» — отметил про себя сыщик…

Он не заметил, как в комнате оказалась Эллавия. Несмотря на свои внушительные габариты, она словно материализовалась из воздуха, совершенно бесшумно и неожиданно. Схватив в охапку ошалевшую от происходящего Ташу, она замотала ее плащ и повела прочь из комнаты, ласково приговаривая:

— Пойдем к себе, милая, нечего ошиваться тут в подобном виде. Все будет хорошо.

Голос купчихи звучал глухо и монотонно, словно мурлыканье кошки, ее тембр завораживал, и Таша подчинилась, покорно последовав за соседкой.

Оставшись наедине с мертвецом, который успел уже подняться на ноги и теперь стоял, пошатываясь из стороны в сторону, Франц напряженно поинтересовался:

— С вами все в порядке?

Вопрос казался глупым и неуместным, но Аро задал его лишь с одной целью — нарушить тяжелое безмолвие, наполнившее окружающее пространство.

— Все нормально, — ответил мертвец.

Голос его прозвучал как всегда твердо, но тело опять подвело: ноги подкосились, и он, не желая падать на пол, поспешно сел на стоящую рядом кровать.

— Что с вами произошло? — поинтересовался Аро, не желая пребывать в неведении последних событий.

— Отравился сорной рыбой, — вдруг на полном серьезе заявил мертвец, и, посозерцав несколько секунд полное недоумение Франца, изобразил некое подобие улыбки.

Зная упрямство Фиро, сыщик решил более не расспрашивать его о произошедшем. Вспомнив кое-что, Аро поинтересовался, переводя нежеланную тему в иное русло.

— Ответ на последний вопрос — Арагана, — сказал он, не поясняя подробностей, — но на исполнении обещания не настаиваю, ведь ответ я увидел на вашей спине.

— Ответ за ответ, — склонил голову мертвец, упирая ладони в колени, — сядьте, — он кивнул на табурет, стоящий в углу напротив, хотя, рассказ мой долгим не будет. Помню я немногое, кое-какие обрывки из прошлой жизни. Например, то, как однажды весной в Фирапонту пришел человек. Я не видел его лично, но те, кто встречал, говорили, что он выглядел крайне необычным. В чем крылась та исключительность, толком объяснить не мог никто. Человек пришел не один, с ним была молодая женщина, назвавшаяся целительницей. Сначала они лечили от хвори крестьян и заговаривали скот. Простой люд боготворил их, а знатные смеялись, думая, что все это сказки и притворство. Но когда на охоте кабан изодрал в клочья старшего сына Хиго, заговорили по-другому. Ни один лекарь не смог исцелить несчастного, кроме той самой целительницы. Она поставила княжеского сына на ноги за пару дней. Исцелившись, он собрал вокруг себя знатных молодых людей со всей округи и объявил им, что владеет секретом великой силы. Секрет заключался в том, что нужно есть человеческое мясо, политое особым зельем и оно, якобы, делало человека неуязвимым и всесильным. Многие сразу отказались от подобной затеи, но были и те, кто заинтересовался.

Потом началось все то, о чем вы наверняка слышали — убийства, поиск убийц и их наказание. Это все, что я могу поведать.

— Вы рассказали вполне достаточно, — благодарно кивнул Франц, поднимаясь с табурета и меряя шагами комнату от окна к двери и обратно, — согласитесь, все это похоже на предмет нашего расследования.

— Сходство есть, за тем исключением, что там, в Фирапонте великой силы никто так и не приобрел. Чудодейственное зелье было подделкой, и все человеческие жертвы оказались напрасными.

— А что стало с тем человеком, который пришел с целительницей? — в раздумьях поинтересовался сыщик.

— Он исчез почти сразу после того, как появился, — прозвучало в ответ, — исчез без следа.

— Значит, вы не встречались с ним лично, — разочарованно вздохнул Аро.

— Нет, — был ответ.

— Еще в Ликии вы сказали, что запах на кружке показался вам знакомым.

— Действительно так, — мертвец склонил голову, и черные волосы свесились вперед, закрывая лицо, — но помню я его еще с детства, и это не связано с теми событиями. Как будто не связано…

* * *

Таша рвалась обратно, но сильные руки огромной Эллавии удержали ее.

— Тише, тише… — шепнула купчиха, прижав девушку к себе и гладя по голове, словно рыдающего ребенка, — все будет хорошо…

— Фиро…ему плохо… отпустите… — утопая лицом в складках одежды своей пленительницы, всхлипнула Таша.

— Что ему сделается, твоему Фиро, — горячая ладонь Эллавии накрыла ташин лоб, — второй раз мертвому не умереть.

— Ему больно, — возразила принцесса, вновь попытавшись высвободиться из железных объятий соседки.

— Боги ведают, такая боль лишь на пользу, — вздохнула Эллавия, выпуская Ташу на волю.

— Откуда вы знаете? — напряженно сведя брови у переносицы, спросила девушка.

Она медленно попятилась к двери, но глаза купчихи стали вдруг необычайно яркими, словно две горячие свечи. Они заполнили все окружающее пространство, заставляя девушку смотреть лишь на них, неотрывно и заворожено. Таша замерла, склоняя на бок голову и приоткрывая рот. «Колдовство, как пить дать, колдовство» — пронеслось в голове. Спустя миг мыслей не осталось, а зеленый чарующий свет начал слепить. Принцесса заморгала глазами, беспомощная в этом невозможном сиянии.

— Ложись на кровать и спи, — мягкий голос Эллавии заставил девушку повиноваться.

Противиться не было больше сил. В охватившей разум полудреме Таша добрела до кровати и легла на одеяло.

— Вот и умница, — раздался над ухом ласковый голос Эллавии, — спи, милая… Спи…

Когда Таша проснулась, за мутным окном угадывалось солнце. Девушка медленно села, с ужасом вспоминая последние события. Чем быстрее на ум приходили детали произошедшего, тем сильнее горели щеки. Стыд и страх заставили сердце биться с удвоенной силой.

Покрывало сползло на пол, и принцесса вспомнила, что она совсем нагая. Беглый взгляд по сторонам решил проблему — одежда лежала рядом, на табурете, заботливо сложенная аккуратной стопкой.

Пока Таша одевалась, подоспела Эллавия. Она улыбнулась девушке и протянула ей блюдо с пирогами и лепешками.

— Спасибо, — отказываясь, помотала головой Таша.

— Не тревожься, — словно прочла ее мысли купчиха, — твой друг в порядке.

— Откуда вы знаете? — тут же встрепенулась девушка.

— Он приходил, когда ты спала, а потом ушел, — потрепала ее по плечу Эллавия, — а на заре твой друг и его спутник покинули гостиницу.

Таша не ответила, лишь кивнула, чувствуя, как сердце согревает приятное ощущение облегчения. Все в порядке… Она еще раз внимательно посмотрела на Эллавию, боясь неожиданно поймать ту на лжи. Но взгляд купчихи, прямой и довольный казался убедительным.

Они спустились в таверну и, не разговаривая, съели завтрак. Таша чувствовала себя подавленно. Все шло не так, как хотелось, все кругом выглядело враждебным и опасным. Еще большую опасность она находила в самой себе, ведь уже не первый раз сотворенное накануне казалось полным безумием потом. Как она могла отправиться куда-то ночью без одежды. Огонь стыда снова воспламенил щеки. Она украдкой глянула на Эллавию, которая сделала вид, что ничего не заметила.

Несмотря на то, что день обещал быть солнечным, в таверне царил сумрак. Маленькие мутные окна плохо пропускали свет, окрашивая серым редкие пробившиеся сквозь них лучи. В светлое время суток свечи не жги, поэтому днем здесь было темнее, чем ночью.

Принцесса и ее спутница принялись за еду слишком поздно для привычного завтрака, большинство столов уже опустели. Посетители гостиницы не любили задерживаться внизу днем. Одни возвращались в свои номера, другие отправлялись искать аудиенции у шерифа, чтобы просить разрешение на выезд.

Раз в несколько дней один из арестованных экипажей все же покидал Игнию. Это случалось сразу после очередного явления Золотой Кареты. Словно странный разбойник, смилостивившись, выпускал одного пленника из этих жутких мест, и даже всемогущая ведьма не могла тому препятствовать.

Франц и Фиро тем временем рыскали по окрестностям, пытаясь отыскать легендарную башню ведьмы, но ни прозорливость сыщика ни чуткий нюх мертвеца не приблизили их к цели. Ага, узнав об их поисках, скептически помотал головой: «Мы искали башню много лет, не думаю, что вы осилите эту задачу за пару дней». Аро и сам почти смирился с неудачей, но разочаровывающие слова шерифа всколыхнули его профессиональное самолюбие, и сыщик с новыми силами ударился в поиски.

В его отсутствие город встревожило неожиданное происшествие. Прямо среди бела дня на улицы Игнии вышел единорог. Он явился из леса и прошел через ворота, заставив обомлевшую стражу испуганно прижаться к стенам. Люди на улицах испуганно расступались и поспешно прятались в лавки и дома, ведь зверь, невиданный доселе никому из них, выбрался на всеобщее обозрение. Горожане сочли явление недобрым знаком, и на то были веские причины. Вид единорога повергал в трепет: это был могучий зверь огромных размеров. Его крепкие, увитые мускулами ноги оканчивались острыми, словно ножи, раздвоенными копытами, единственный витой рог был длинным, как солдатская пика и таким же смертоносным. Широкая лобастая голова и круглые, затянутые тугой шкурой бока носили следы многочисленных сражений. Однако, при всей своей впечатляющей грозности, единорог выглядел затравленным и нездоровым. Его глаза, нервно бегающие по сторонам, выхватывающие из толпы зевак тех, кто успел запастись кое-каким оружием, сочились потеками бурого гноя, налипшего к морде зверя сухими корками, к тому же он сильно хромал на заднюю ногу, перевитую грубым шрамом…

Таша и Эллавия не успели завершить трапезу: их внимание привлекли возмущенные крики, идущие со стороны двора.

— Прогоните эту тварь, гоните прочь! — узнавался в общем гомоне тоскливый трубный глас хозяина гостиницы.

— Убирайся в лес, отродье! — вторил ему мелодичный высокий голос Игнира.

Любопытные, среди которых непроизвольно оказались купчиха и принцесса, повалили из помещения на улицу, желая поглазеть на происходящее. Зверь стоял посреди грязного двора, по-лошадиному сердито прижимая уши и качая из стороны в сторону вооруженной тяжелым рогом головой.

— Не может быть, единорог… — зазвучали вздохи удивления.

— Дурной знак, очень дурной! — запричитали суеверные.

— Никакой это не знак, — тут же возразил кто-то из скептиков, — этих тварей сейчас развелось так много, что некоторые держат их на конюшнях, вместе с простыми лошадьми.

— Выпустите собак! — крикнул слугам сын хозяина, замахиваясь на единорога острогой, которой забивали сорных рыб, перед тем как отнести их на кухню.

— Собаки не идут! — прозвучало в ответ с задворок, — забились в сарай!

— Черт с ними, — прорычал Игнир.

Обронив несколько бранных слов в сторону струсивших собак и непутевых слуг, он одним ловким движением подскочил вплотную к единорогу и замахнулся острогой. Зверь заворчал низким утробным голосом и, взвившись на дыбы, взмахнул перед лицом юноши острыми копытами.

— Вот так храбрец, — прозвучало в толпе зевак мужское одобрение, — и не боится, что зверюга распорет его надвое своим рожищем!

— И такой красавчик, — громко проворковала на ухо товарке какая-то женщина.

Игнир снова замахнулся, и единорог попятился. В его больных безумных глазах мелькнул страх. Трудно было поверить, что такой огромный и сильный зверь спасовал перед каким-то мальчишкой.

— Вон! — обрадовано прокричал Игнир, чувствуя, что стал хозяином положения.

Он зазевался, оборачиваясь и бросая победоносный взгляд на сгрудившихся у крыльца зрителей. Улучив момент, единорог сделал один стремительный выпад и его рог, как меч рубанул юношу по груди. Белая рубашка окрасилась кровью и упала на землю, рассеченная надвое. По коже Иннира побежали красные ручьи. Однако он устоял и снова поднял острогу. Тело юноши выглядело жутко, и виной тому была не свежая рана, а множество старых шрамов, покрывающих руки, плечи, грудь. Белые бугристые полосы тянулись по животу и уходили вниз, за пояс холщевых штанов…

— Тебе не одолеть меня, — храбрясь, выкрикнул Игнир своему врагу, но лицо его, уже обескровленное и бледное выдало всю серьезность положения.

Понимая, что отчаянный юноша на грани, один из мужчин, стоящих в толпе зрителей, подхватил стоящую у стены метлу и бросился на помощь сыну хозяина. За ним последовали остальные.

Понимая, что противников слишком много, единорог поспешно отошел к воротам. Устало склонив голову, он обвел злобным взглядом присутствующих, и рот зверя открылся, рождая слова.

— Пусть говорящий с мертвыми придет…

Услышав эту противоестественную речь, Игнир вскинулся и, несмотря на боль от раны, безрассудно бросился на лесного пришельца.

— Уходи вон! Вон отсюда, монстр! — заорал он во всю глотку.

Поддержавшие храброго воителя постояльцы вторили ему дружным ревом. Единорог развернулся и неровной хромоногой рысью направился прочь от гостиницы.

Таша тревожно проводила зверя взглядом. Что-то недоброе крылось в этом пришествии. Единорог выглядел вполне настоящим, и слова его как будто были обращены к ней. Девушка огляделась, пытаясь найти между присутствующих хоть кого-то похожего на мага, но среди людей, воодушевленно обсуждающих случившееся, похожих не наблюдалось. «Я и сама не слишком похожа на ученицу некроманта» — рассудила Таша, снова внимательно изучив окружающих. Однако поиски эти успехом опять не увенчались.

За последние пять минут Игнира окрестили великим героем, и, решив, что победа над чудищем неплохой повод для праздника, постояльцы ринулись обратно в таверну. Разочарованно вздохнув, Таша пошла следом за всеми.

В момент не осталось свободных мест, застучали по столам полные пива кружки, засновали слуги, разнося еду. Впервые за долгое время кругом царило веселье. Люди устали в страхе ожидать своей судьбы и теперь наслаждались нежданным пиром. Герой дня, отбывший в свою комнату на лечение, вскоре явился к гостям, переодетый в белоснежную рубаху с глухим воротом, полностью скрывшую шрамы и рану. Его рыжие волосы, разметанные по плечам, и блестящие зеленые глаза привели в восторг юных посетительниц таверны. Таша вгляделась в красивое лицо молодого человека и отвернулась. Было в нем что-то безумное, пугающее: то ли лихорадочный блеск обрамленных пушистыми ресницами глаз, то ли хищная грация, совершенно не подобающая провинциальному простаку из дешевой гостиницы.

Встревоженная Таша прошла к лестнице, ведущей мимо кухонь на второй этаж. Она с надеждой взглянула на Эллавию, но та лишь махнула рукой — иди одна.

Оказавшись на этаже, девушка остановилась. Впереди в полумраке кто-то разговаривал: два голоса звучали из коридора — мужской и женский.

— Я знаю, господин Тикко, что вы задумали, — строго заявила женщина, — приказали слуге проверить упряжь и накормить лошадей. Похоже, вы собрались убраться из этого места самовольно.

— Мои дела не касаются вас, госпожа Клейр, — резко ответил мужчина, пытаясь уйти — его высокий силуэт двинулся в сторону темного проема открытой двери.

— Не так быстро, — остановила его женщина, понижая голос, — мы с сестрой отправимся с вами.

— С чего бы я стал брать вас с собой? — возразил мужчина, и в словах его прозвучали ноты нерешительности.

— В противном случае я подниму шум, и люди шерифа объяснят вам, чем грозит непослушание, — самоуверенно произнесла навязчивая собеседница.

— Собирайте вещи и поезжайте следом на своей повозке, — попытался избавиться от нее господин Тикко.

— У вас четверка великолепных упряжных, а у нас пара кляч, одна из которых повредила ногу. К тому же я подслушала, что вам известен безопасный путь, ведущий из Игнии. Так что не прикидывайтесь дураком, Тикко! — зло прошипела госпожа Клер, тут же смягчив тон, — мы едем с вами — это решено, и, естественно, мы с сестрой готовы заплатить вам за поездку…

— Ладно, ладно, госпожа Эльфийские Уши… Хорошо! — сквозь зубы прорычал мужчина, видимо смирившись с нежеланной компанией, — про безопасный путь никому ни слова, деньги вперед и никакого багажа.

— По рукам, — согласилась женщина, довольная, что смогла убедить Тикко взять их с сестрой с собой.

Во время этого тайного разговора, Таша предусмотрительно пряталась на лестнице, и вышла из убежища, лишь когда собеседники разошлись по своим комнатам. Взволнованная услышанным, принцесса мышью прокралась к своей двери и хотела шмыгнуть внутрь, но не успела. Мощный удар по голове вышиб из нее дух. «Свидетели нам не нужны» — прошумел над головой встревоженный голос Тикко. Не успев позвать на помощь, девушка слабо вскрикнула и беспомощно рухнула на пол…

* * *

Когда Франц и Фиро вернулись, перед гостиницей толпились егеря, и сам Ага явился туда верхом на холеном вороном жеребце, укрытом зеленой попоной с шерифским грифоном. Бросив повод, он раздраженно махал руками и кричал на подчиненных, отчего его высокий, и без того не слишком приятный голос то и дело срывался на хрип:

— Как вы могли пропустить их? Кто патрулировал ворота? Кто был в объезде? Пустоголовые бараны! Как вы могли позволить им сбежать без моего позволения?!

— Что произошло? — поинтересовался Аро, проезжая под аркой ворот и ставя свою лошадь вплотную к коню Аги.

— Одна из карет покинула Игнию без моего ведома. Глупцам надоело ждать позволения, и они решили самовольничать, — разразился гневной тирадой шериф, а потом добавил, наклоняясь из седла и понижая голос, — вы ведь понимаете, чем все обернется?

— Когда это произошло? — сосредоточенно спросил Франц, оглядываясь на Фиро, который замер перед воротами, тревожно нюхая воздух.

— На заре, когда все спали. Торговец из Алого Лема велел слуге запрячь лошадей и был таков. У глупца четверка королевских чистокровных, быстрая, как ветер — пронеслись мимо караула, так что эти сонные балбесы даже путь перекрыть не успели, — он кивнул на двух своих подчиненных, белых от страха и красноглазых от недосыпа.

Из окон на шум начали высовываться сонные лица слуг и постояльцев, кто-то вышел на ступени, заинтересованно прислушиваясь и приглядываясь к происходящему, кто-то наоборот поспешил задернуть серые занавески, не желая выдавать свое присутствие.

— Шериф Ага, торговец уехал не один, — тонким голосом заговорила одна из горничных.

Испуганно оглядываясь по сторонам, она спустилась с крыльца, и, кутаясь в шаль, подошла к шерифу.

— Что значит — не один? — переспросил тот, глядя на перепуганную женщину сверху вниз.

— С ним уехали две пожилые дамы, что прибыли сюда неделю назад. Они бросили свой экипаж и вещи, спеша присоединиться к побегу.

— Этого еще не хватало, — прорычал Ага, сжимая в кулаке подобранный повод, отчего лошадь его невольно попятилась. — Проклятье!

— С ними город покинула девушка, — прозвучало со стороны дороги.

Все обернулись на мертвеца, произнесшего такие слова. По взволнованному взгляду чуть прищуренных глаз, сыщик понял, какую девушку имеет в виду его соратник.

Не мешкая более и не предаваясь лишним расспросам, Аро направил коня прочь от гостиницы.

— Мы двинемся по следу! — крикнул он через плечо шерифу, который пытался успокоить толпу вываливших во двор постояльцев.

Громкий, озлобленный голос Аги утонул в недовольном ропоте раздраженных людей.

— Мы тоже уезжаем! Хватит терпеть этот плен! — раздавались там и тут сердитые голоса.

— Я пошлю следом за вами егерей, — крикнул шериф вслед сыщику и его спутнику, — но сначала угомоню этих безмозглых самоубийц…

Фиро гнал коня во весь опор, и Франц едва поспевал за ним. Когда ворота Игнии остались за спиной, дорогу моментально проглотил лес. Здесь, на выезде он казался еще мрачнее и гуще, чем на том пути, по которому сыщик и мертвец прибыли в несчастный город. Ветви елей врастали мох, превращая деревья в импровизированные шатры, скрывающие под собой непроглядный мрак, остатки вечной ночи, поработившей проклятые места. Тут и там из этого черного киселя вспыхивали вереницы крошечных точек и растворялись во тьме, словно их и не было. «Блуждающие огоньки» — подумал Франц, ощущая, как по плечам и спине расползаются холодные мурашки. Он бросил взгляд на Фиро, надеясь перенять хоть немного его уверенности, но даже мертвец казался если не испуганным, то сильно взволнованным. Глядя на мельтешение ярких точек, он озлобленно скалил зубы, как пес, и жуткие блуждающие огни отражались в его глазах кровавыми искрами…

— Здесь! — произнес мертвец, остановив коня на полном скаку, отчего тот осел на задние ноги, проскальзывая вперед по утоптанной почве.

Фиро вскинул руку, указывая на губку мха, изорванную следами колес и лошадиных копыт. Франц тоже увидел, моментально сделав вывод: карета на полной скорости свернула с дороги и ринулась в непроходимую чащу. Что-то вынудило беглецов так поступить, что-то оказалось на их пути и заставило броситься прямо в затаившийся опасностью лес.

Мертвец ударил коня ногами по бокам, но тот замер, как вкопанный, не желая сворачивать с дороги. Лошадь сыщика в ответ на понукания принялась козлить, а потом и вовсе повалилась на бок. Франц поспешно вынул ноги из стремян и спрыгнул на землю. Нужно было идти пешком.

След петлял между елей, их поломанные ветви красноречиво указывали на скорость и неуправляемость несчастного экипажа, который вскоре отыскался, усеянный полчищами улиток, деловито ползающих по обломкам деревянного корпуса.

Мертвец подоспел первым и принялся расшвыривать невозмутимых моллюсков в стороны. Он припадал лицом к доскам, крутился вокруг своей оси, надеясь учуять что-то, и, наконец, в глазах его мелькнула надежда. Он двинулся прочь от обломков, бросив сыщику через плечо:

— Она ушла в лес. Я пойду по следам, а вы вернитесь за подмогой!

Франц спорить не стал, понимая, что личная гвардия Аги в данной ситуации придется как никогда кстати.

* * *

То, что произошло накануне, она помнила плохо. Удар по голове погасил ее сознание на несколько часов. Очнувшись в темном и тесном пространстве, наполненном каким-то пыльным тряпьем, мешающим дышать, девушка с ужасом поняла, что заперта в дорожном сундуке, притороченном к заднему багажнику мчащейся кареты. Громко шуршали колеса, постукивала ось, дробили землю копыта тревожно храпящих и фыркающих коней, щелкая хлыстом, бранился кучер.

В отчаянии Таша попыталась открыть крышку своей малогабаритной тюрьмы, но удерживающие груз ремни не позволяли это сделать. «Этого еще не хватало! С другой стороны, хорошо, что вовсе не прибили» — с трудом двигая затекшей рукой, принцесса потерла голову. На затылке волосы слиплись коркой — полученный удар был неслабым.

Таша не успела подумать о том, что следует делать в подобной ситуации. Судьбы снова решила все за нее… Где-то впереди раздался страшный вопль, невыносимый, омерзительный и свирепый. Кони заржали надрывными, полными ужаса голосами; тонко и обреченно, словно испуганная женщина завизжал кучер…

На полном скаку карету развернуло. Звонко лопнул ремень, посыпались на землю сундуки и кутули. Удар о землю снова лишил Ташу сознания. Очнувшись, она обнаружила, что находится посреди леса, в куче разбросанного тряпья, обломков сундуков, каких-то мешков и свертков. В голове стоял предательский звон, пожирающей все окружающие звуки, которых, возможно и не было вовсе. Таша с трудом поднялась на ноги, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Беззвучно сглотнув, она обернулась вокруг, пропустив хоровод елок, подняла лицо к небу, видневшемуся между темных веток, потом, подавляя приступ тошноты, присела на корточки.

Звон в ушах постепенно исчез, и сквозь него пробился одинокий щемящий звук — отчаянное ржание лошади. Таша встала, вглядываясь в лесную чащу. Звук стал тише, потом исчез. Перебарывая новые приступы тошноты, девушка сделала несколько шагов туда, где по ее мнению должна была находиться дорога. Она не ошиблась, лес расступился, открывая взгляду поросшие по краям мхом колеи.

За ближним деревом мелькнуло что-то белое. Таша замерла, задержав дыхание и широко открыв глаза. Прямо перед ней на обочине стоял хромой единорог. Его огромная голова с больными глазами медленно повернулась в ее сторону. Девушка боялась дышать — белый зверь в дремучем лесу выглядел жутким призраком.

— Пусть говорящий с мертвыми придет… — раздалось из приоткрывшегося рта лесного духа, и на землю потянулись длинные нити слюны с клочками белой пены.

Бросив на девушку прямой тяжелый взгляд, зверь развернулся и не спеша пошел в лес по двум свежим колеям, расчертившим черную губку мха. Судорожно вздохнув, Таша двинулась следом.

Через несколько шагов единорог остановился и, поравнявшись с ним, принцесса вздрогнула от ужаса. Между двух гнилых пней валялась перевернутая карета. Из-под нее ручьями растекалась кровь, в которой деловито копошились улитки. Чуть в стороне находилось что-то непонятное, какой-то живой пульсирующий холм, оказавшийся множеством сбившихся в ком моллюсков. Новые и новые улитки сползались туда со всех сторон, заинтересованно топорщили рожки и вытягиваясь из блеклых панцирей. Следом за ними откуда-то из-под елей вынырнула лиса с человеческим лицом, бросив на зрителей полный ненависти взгляд, ринулась к общей куче, сунулась туда и вытянула из-под кишащих улиток часть лошадиной ноги…

Не в силах более созерцать жуткое зрелище Таша обернулась на единорога, но он уже мелькал светлой вспышкой далеко впереди. Не желая более быть свидетельницей кровавого пира, девушка поспешила следом. Казалось, что могучие деревья, прикованные к земле черными косами мха, выпрямлялись при виде белого зверя и хвоя их, тусклая и побуревшая, начинала сверкать изумрудной зеленью.

Лесная чаща окружала девушку со всех сторон, стараясь подавить, сломать и обернуть в бегство. Скрюченные корни вывернутых из земли деревьев тянулись в стороны, как чудовищные черные спруты, в образованных под ними ямах стояла густая коричневая вода, подернутая слабым налетом ряски. Впереди, за рядами еловых стволов в лесном сумраке угадывалось какое-то возвышение — холм или пригорок, покрытый плотным слоем черного губчатого мха.

Таша остановилась, вся внимание, а ее таинственный провожатый поднялся на возвышенность и исчез, словно растворившись в воздухе. Минуту девушка колебалась, но идти обратно в одиночку по страшной чаще она бы не решилась. Дорога была одна — вперед, туда, куда звал ее хромой единорог.

Принцесса поднялась на черный холм, и ее взгляду открылось свободное от леса пространство: пологий, местами изрезанный редкими рядами кустарника склон, ведущий к отдаленной реке. Прямо перед ней в землю уходило какое-то древнее сооружение, похожее на укрытую в почве каменную бочку гигантского диаметра. Подавив недобрые подозрения и страх, ставший последнее время постоянным спутником, девушка заглянула вниз. По внутренним стенкам бочки вела лестница, кольцами спускаясь к чернеющей в самом низу воде. Там сбоку в каменной кладке виднелось отверстие, подземные ворота — уходящие вглубь земли.

Пересилив стойкое желание развернуться и немедленно убежать в любом возможном направлении, Таша осторожно ступила на замшелый, растрескавшийся край неведомого колодца, а потом на ступени. Ее обдало сырым промозглым холодом и тухлым запахом застоялой воды, в которой она заметила движение, а потом разглядела вытянутые силуэты.

Оказавшись внизу, девушка увидела, что большую часть пространства занимал бассейн с сорной рыбой, прямо из него во тьму вели арочные ворота высотой в три человеческих роста. Таша выдохнула облегченно, подумав про себя: «По туннелю с водой мне не пройти, а кроме рыб тут ничего нет. Постою еще минуту и покину это жуткое место с чистой совестью».

В темноте прохода мелькнула белая вспышка. Таша вздрогнула от неожиданности и, присмотревшись, разглядела узкий приступок, тянущийся вдоль бассейна к воротам и далее в подземный ход. «Только не это» — поняв, что сбежать на середине пути не удастся, она, стараясь не дышать и не смотреть на оживившихся рыб, осторожно пошла по приступку вперед.

Миновав ворота, принцесса оказалась в длинном округлом коридоре, не таком непроглядном, как показалось сначала. Далеко впереди брезжил слабый свет, но через несколько шагов с двух сторон в стенах открылись взгляду черные дыры ходов, такие же высокие и широкие, как и ворота, ведущие в туннель.

Таша остановилась, боясь идти дальше. Свет тянул, но во тьме проходов крылось что-то недоброе, что-то угрожающее и неизбежное. «Хватит с меня подземных приключений» — решительно мотнула головой принцесса, отступая назад. Словно в ответ на ее мысли за спиной раздались звонкие удары копыт: на приступе, находящимся по другую сторону от Таши стоял единорог. Он пристально посмотрел на девушку и медленно пошел вперед. Обреченно вздохнув, принцесса продолжила путь, который казался бесконечным.

Туннель все тянулся и тянулся, а свет не становился ближе. Таша шла, без надежды прийти куда-то. Казалось, что путь замкнулся кольцом, словно во сне, где искомая цель всегда брезжит впереди, сколько ни сделай шагов. Наконец, коридор открылся большим помещением с округлым бассейном, позади которого принцесса с восторгом и ужасом разглядела россыпи золотых монет, закрытые наглухо сундуки и многочисленные шкуры невиданных девушке животных. Свод таинственного помещения открывался провалом, сквозь который в подземелье попадал свет. Прямо под дырой, на груде сундуков, кубков и тюков с мехами грозным монументом возвышалась карета из чистого золота. Возле ее передних колес, повисшие на остатках упряжи, наполовину утонувшие в россыпях золота, виднелись иссохшие пустоглазые мумии лошадей.

Таша замерла, внимательно рассматривая представшую картину. И снова из какого-то темного угла появился единорог, вскочил на крышу кареты, прыгнул вверх и исчез в провале потолка. В тот же момент далеко позади, в темном туннеле раздался оглушительный вопль, невозможный, надрывный, душераздирающий, не способный принадлежать ни одному разумному существу…

* * *

След петлял между деревьев и был свежим, отчетливым. Иногда он обрывался, разорванный слизистыми дорожками улиток, но тут же продолжался снова. Когда деревья расступились, глазам мертвеца предстал каменный колодец — след вел туда, и Фиро, не задумываясь, двинулся вниз по ступеням.

В нос ударил запах рыбного смрада, источаемого водоемом внизу. Многие поколения сорных рыб рождались, жили и умирали в нем.

Оказавшись на дне колодца, Мертвец принюхался, различив среди прогорклой тухлой вони еще свежий запах девушки и еще один — от большого и грязного живого существа. Так пахло в конюшнях или на скотных дворах, где дух потных, измученных работой животных мешался с вонью неубранных продуктов их жизнедеятельности. Однако запах потянувшийся из темного прохода не принадлежал рабочему скоту, его обладатель являлся существом хищным, это можно было сказать наверняка.

— Зачем ты пришел в наше святилище, наше убежище, наше заповедное место?

Голос раздался неожиданно, как эхо запрыгал по стенам, не давая возможности определить источник, от которого он шел. Голос не был мужским или женским, он был нереальным, холодным и ровным.

Фиро осмотрелся, но не сумел ни увидеть, ни даже почуять обладателя голоса. А тот, между тем, продолжал:

— Это место заповедно, ведь мы так решили. Тебя сюда не звали, зачем ты пришел?

— Пришел за тем, что мне принадлежит, — ответил Фиро, угрожающе наклоняя голову и осматриваясь исподлобья, — ты боишься меня, ведьма?

— Мы — сила, мы — ярость, мы — поток! И лес и камень — это тоже мы! Как можем мы бояться глупого дохлого араги?

— Тогда почему прячешься? И в городе прячешься и здесь, — мертвец замер, в надежде снова услышать звук, чтобы попытаться найти его источник.

— В городе мы — не сила, в городе мы — человек, — в голосе росло напряжение, он уже не был таким холодным и спокойным, — город — это тоже мы…

— Выходи на бой, раз не боишься, защищай свои владения, или я пройду по ним, как по прохожей дороге и заберу все, что ты мнишь своим, — руки мертвеца легли на рукояти мечей, беззвучно вытягивая оружие из ножен.

Ответом на дерзкие слова послужил оглушительный злобный визг, отразившийся от стен тысячекратным эхом. Вторя голосу ведьмы, из темноты подземелья ответил другой вопль, озлобленный и дикий.

— Сейчас придет наша кара, и ты узнаешь истинную силу, наглая падаль! — крикнула незримая ведьма, и во мраке хода раздались тяжелые шаги, сопровождаемые всплесками воды.

Мертвец стоял на месте, выжидающе глядя в арку ворот. Он хоть и смутно, но все же представлял, кто спешил к нему навстречу из темноты. Судя по мощи поступи и неспешным редким шагам, идущий передвигался на двух ногах, а значит, скорее всего, то был тролль, великан или огр. Самое главное, что грядущий противник оказался не бесплотен, и этим фактом мертвец был вполне удовлетворен.

Очертания грубой широкой фигуры разрешили все загадки, то был огр. Он вышел из пещеры и остановился посреди озера. Сорные рыбы заметались, силясь ухватить монстра за ноги, но ноги эти, огромные и толстые, как колонны, до колен скрывались под усеянной шипами бурой броней. Лицо гиганта, перекошенное и уродливое, красноречиво говорило о том, что тварь эту вывели специально, скрестив близких родственников. Подобные практики были запрещены, ведь уроды, рождающиеся в результате подобного кровосмешения, отличались не только огромной силой и чудовищными габаритами, но и совершенным отсутствием ума, дикой, необузданной яростью и практически полной неуправляемостью.

— Ну что? Нравится наша кара? — снова зазвучал голос ниоткуда.

Фиро крутанулся на месте, пытаясь поймать глазами источник звука, но успел заметить лишь смазанную тень. Хотя бы что-то, до этого ведьма не подавала и намека на свое местоположение.

— Даже не думай, грязная нежить! Знай свое место, пес! Неслыханная дерзость — чтобы безмозглые мертвецы кидались на ведьм! Мы — божество для тебя, мы все, а ты тлен, пыль! — грянуло с потолка и эхом раскатилось по темным углам каменного мешка, — Как посмел ты прийти в наш город и осквернить своим присутствием эту землю?

— С чего город стал твоим?

— Наш город носит наше имя, — прозвучало в ответ, — а твое имя сгинет во тьме!

Фиро не ответил. Не теряя из вида огра, он снова и снова пытался найти ведьму-невидимку, но та по-прежнему оставалась неуловимой.

Великан, тем временем, пошарил кругом красными, утопленными глубоко в черепе, глазами и, обнаружив противника, истошно заорал. Звук этот подобал воплю сотни недорезанных свиней, и был отвратительным и жутким. Узловатые пальцы на гигантских ручищах перехватили поудобнее дубину, сделанную из целого ствола дерева и усеянную металлическими шипами.

— Это — кара Герт. Это тоже мы. Давай, сражайся, глупая лайка… — голос ведьмы растворился в закружившемся вихре, темном, вспыхнувшем искрами какой-то блестящей пыли.

Огр снова взревел, а потом прыгнул стремительно и легко, словно огромный ловкий хищник. От прыжка его разлетелись в стороны тысячи водных брызг и прянули в стороны испуганные сорные рыбы. Дубина опустилась рядом с Фиро, чуть не задев мертвеца, но тот даже не моргнул. Уворачиваясь от нового удара, скользнул в сторону и рубанул монстра по руке — плотный наруч, закрывший конечность огра до локтя, отозвался скрежетом поврежденного металла, но не поддался сильной руке и острому клинку.

Второй удар мертвеца пришелся по животу, защищенному круглым набрюшником, третий ушел вбок, заставив гиганта взреветь от боли, но особого вреда не нанес — огр по-прежнему крепко стоял на ногах. Из раны вместо крови потек белый жир — природная защита, не позволяющая нанести чудовищу серьезную травму корпуса.

Отступив к стене, мертвец лихорадочно соображал, отыскивая слабые места могучего врага. Живот и грудь закрыты сталью, да и в принципе непробиваемы — на животе тот же жир, а на груди сросшиеся панцирем ребра — после одной из битв мертвец видел скелет сожженного магом огня огра. Горло неприступно — голова уходит в плечи, ведь шеи у твари нет. Остается одно — глаза.

Поднявшись по лестнице на высоту головы противника и выждав, когда тот приблизиться, чтобы нанести очередной сокрушительный удар своей дубиной, Фиро изловчился и прыгнул на плечи чудовищу. Поняв, что глаза под угрозой, огр бросил дубину, плотно закрыв освободившейся рукой верхнюю часть перекошенного лица, а второй попытался сбить наглого врага. Тот перелез на загривок, поняв, что добраться до глаз не получится, молниеносно убрал в ножны один из мечей, перевернул лезвием вниз второй и, схватив оружие двумя руками, со всей силы всадил его в затылок монстра.

Полагаясь на собственную силу, Фиро рассчитывал пробить череп противника, но меч предательски соскользнул в сторону, срезая длинный кусок скальпа, из-под которого блеснуло окровавленной сталью: череп огра закрывала вживленная под кожу стальная пластина — дело рук какого-то ловкого анатомиста.

Не ожидая увидеть нечто подобное, мертвец пропустил удар, за что поплатился — гигантская пятерня впечатала его в стену. «Глупая лайка!» — зазвенел в голове издевательский голос ведьмы. Оказавшись на полу, Фиро попытался подняться, но не смог. Взгляд угасал, по лицу холодными дорожками потекли струи крови, черные и алые, крупные капли упали на руки, на камни замшелого пола. «Глупая лайка!» — опять раздалось в голове, но то была не ведьма…

Отчетливо и ярко перед глазами поплыли картины прошлого: охота, звуки далекого рога, собаки, взявшие в кольцо огромного медведя, безуспешно пытающиеся его посадить. Если зверь опускал свой зад на землю, он был обречен, усадить его — являлось главной задачей лаек-медвежатников, но, казалось, такое дело было им не по силам. Те псы, что моложе, звонко брехали издали, метались, не рискуя подойти на шаг ближе, матерые собаки щипали хищника за ляжки, выдирая клочья густой шерсти и лишь раззадоривая его, только один старый араги с бельмом на правом глазу и пожелтевшей шерстью неподвижно стоял в стороне. Фиро ощутил боль в висках, воспоминание стало таким четким и явным — старый пес принадлежал его отцу… «Что ты стоишь, глупая лайка! Сажай его!» — мертвец не узнал своего голоса, но внутренний взор на секунду вырвал из недр прошлого его собственные руки, живые, дрожащие от напряжения, крепко сжимающие поводья лошади… Пес смерил его высокомерным, умным взглядом, совершил стремительный рывок, хватил зверя за ногу, выдирая зубами кусок плоти, отскочил, обежал ревущего медведя кругом с невиданной скоростью, почти ложась на бок в крутых поворотах, и снова укусил. Оглашая окрестности громогласным ревом, медведь тяжело плюхнулся на землю, и голос его, обреченный и гневный ушел в темноту…

Фиро вскочил в тот момент, когда шипастая дубина готовилась расплющить его о камни. Отскакивая и на ходу стирая с лица залившую глаза кровь, он уставился на громадные ножищи великана. До колен их защищали поножи, но мощные, перевитые мускулами бедра оставались открытыми. Собрав все силы, мертвец метнулся по краю бассейна, оказавшись на приступе почти у самых ворот, прыгнул и повис на ремне, держащем понож противника. Огр не успел среагировать. Хрустнула пронзаемая клинком плоть, и как не крепка была толстая кожа, сталь оказалась прочной, а удар сокрушительным…

Огр заорал, и крик этот был полон бессильной болезненной ярости. Он брыкнул ногой, сбрасывая на приступок назойливого врага, и, не сумев удержать равновесие, рухнул задом в воду, которая моментально забурлила, взволнованная месивом почуявших кровь сорных рыб.

Мертвец поднялся, пристально и спокойно глядя на то, как бьется посреди бассейна чудовищный огр. Мутная вода окрасилась бордовой кровью, монстр ревел и в агонии лупил дубиной, сбивая приступы и поднимая вокруг себя сонм рубиновых брызг.

Крепче сжав в руке оружие, Фиро снова прыгнул. Оказавшись на закорках у обезумевшего монстра, он размахнулся и всадил меч ему в глаз…

— Наша кара! Наш бедный Герт! — загремело отовсюду негодующе и громко, — ты поплатишься за это, дерзкая лайка! Исчезнешь, сгинешь, уйдешь в небытие…

Воздух закрутился водоворотом черного дыма, который, словно змея охватил мертвеца тугими кольцами и начал давить, неожиданно став материальным и плотным.

— Хочешь задушить того, кто давно не дышит? — прохрипел Фиро, высвобождая руку и пытаясь разжать железную хватку на горле.

— Мы разорвем тебя на куски и скормим рыбе, и тогда то, что есть ничто, станет тем, чего нет!

— Я вижу тебя, ведьма! — раздалось сверху.

Хватка разжалась, черный дым растворился в воздухе, завис едва видными клоками возле стен.

На лестнице, сжимая в руках свой неизменный арбалет, стоял Франц. Его глаза не отрывались от золотого прицела в виде кошачьей головы.

— Я знаю кто ты, ведьма! Тебе не укрыться! — крикнул он, медленно поворачиваясь в поисках цели.

— Что ты о нас знаешь, незваный гость. Как смеешь нам приказывать на нашей земле. Игния наш город. У нее наше имя. Игния — это есть мы!

— Это я уже понял, но, все равно, спасибо за подсказку, Игнир…

Звонко щелкнула тетива, выпуская в полет стрелу с серебряным наконечником. Она свистнула в воздухе, направленная в место, кажущееся на первый взгляд абсолютно пустым, и, достигнув цели, исчезла, словно растворившись в пустоте, а через миг взгляду сыщика предстала скорченная фигура человека, пораженного в левое плечо.

— Арестуйте его, — опуская оружие, отдал приказ сыщик, и люди Аги, спустившиеся в колодец следом за ним, осторожно двинулись в сторону того, кого никогда бы никогда не сочли ведьмой.

— Вы уверены, господин Аро? Ведь такого не может быть? — рискнул возразить один из егерей, — как мужчина может оказаться ведьмой?

— Вы слышали о том, что ведьма имеет привычку переворачивать все с ног на голову? — довольный удачей, Аро повторил слова, услышанные когда-то от Эллавии, — Игнир — не мужчина, вернее, раньше таковым не был. Превосходная работа неизвестного анатомиста, который, похоже, оказался самородком в своем ремесле…

— «Перешить» женщину в мужчину, — тревожно покачал головой егерь и тут же плюнул себе за спину из-под левой руки (суеверный жест, защищающий от беды), — избавь нас от подобного, создатель.

— Ради мести идут и не на такое, — задумчиво пожал плечами Франц, брезгливо осматривая останки поверженного огра, — Фиро, вы в порядке? — вспомнил он про мертвеца, который, с неподдельным интересом разглядывал плененную ведьму.

— В полном. Надо иди в туннель.

— Хорошо, — кивнул Франц, — двинемся туда.

Отправив гонца к шерифу Аге, и оставив ведьму-юношу на попечение его людей, Франц двинулся следом за Фиро в темный туннель. Когда слабо освещенное пространство впереди открылось им россыпями сокровищ, сыщик пораженно переглянулся с мертвецом, который тут же устремил свой взгляд на возвышающуюся впереди карету из золота.

— Там, — еле слышно произнес он и пошел вперед, утопая ногами в золотых монетах, словно в зыбучем песке.

Мертвец поднялся на гору сокровищ, осторожно принюхиваясь, прошел мимо замерших в позах бешеной скачки мертвых коней и встал возле открытой настежь двери драгоценного экипажа. Внутри он увидел желтый оскаленный скелет, укрытый клочьями золоченых, расшитых самоцветами одежд. Перед ним на коленях стояла Таша, ее руки касались скрюченных пальцев древнего трупа, а губы шевелились, бормоча заклинание.

Франц подоспел следом и замер изумленный, поравнявшись с мертвецом.

— Что вы делаете? — вырвалось у него непроизвольно.

— Он звал того, кто умеет говорить с мертвыми, — не поворачивая головы, ответила девушка, — я могу это сделать…

Наступила тишина, которую тут же нарушил шуршащий звук. Рука скелета поднялась и указала на стоящих возле входа в его обиталище людей.

— Подойдите… — прошамкал безгубый рот, — подойдите ближе…

Таша вскрикнула от неожиданности и попятилась назад. Налетев спиной на Фиро, повернулась к тому лицом и моментально вцепилась в руку мертвеца.

— Ты и есть — Золотая Карета? — спросил сыщик, делая шаг вперед.

— Я носил это имя, когда был живым, — клацнул зубами скелет, — а теперь я лишь прах, укрытый пылью сокровищ из прошлого…

— О чем ты хотел говорить? — поинтересовался Франц, догадываясь, каков будет ответ.

— О погребении. Я уже много лет томлюсь здесь без сна и покоя. Никто не приходил в это место по своей воле. Став призраком, я сам отправился к стенам города, но никто так и не последовал за мной…

— Город жил в страхе перед ведьмой, что захватила этот лес, — пояснил Аро.

— Игнетта… — прошипел бывший разбойник, издавая непонятный звук, похожий на тяжелый вздох, — здесь ее владения, вам следует быть осторожнее… Мой друг, белый зверь этих лесов, что привел вас сюда, сдержит ее, но это продлится недолго…

— Ведьма повержена. Мы заберем тебя отсюда и погребем с честью, — склоняя голову, заверил мертвого Франц, — но окажи нам последнюю честь, поведай одну из тайн прошлого: расскажи о человеке, известном как Белый Кролик — Хапа-Тавак.

— Хапа-Тавак… — повторил скелет, царапая длинными острыми ногтями золотую парчу подлокотника, — он — существо страшное и неведомое, хоть и носит облик человека. Хапа-Тавак пришел в южные земли, когда все они, от Темноморья до Алого Лема принадлежали не Королю, а вашему покорному слуге… Высокий человек, невероятно высокий, сначала я даже принял его за эльфа, он никогда не брал в руки оружия, но сила его крылась не в клинках. Его магия была столь смертоносной, что все враги, рискнувшие напасть на него падали замертво, не успев вынуть из ножен мечи. Он был мне достойным противником, и стал достойным другом. Достойным, но не верным… Хапа-Тавак пришел сюда ни с проста: он искал что-то в этих землях и лишь перед самой смертью я узнал, что это была за драгоценность — невзрачная трава, цветущая раз в год перед полнолунием. Когда я узнал его тайну — мое будущее решилось. Хапа-Тавак не щадил никого…

— Он убил вас! — воскликнула девушка, невольно вмешиваясь в диалог.

— Убил, — мертвая голова склонилась то ли в согласии, то ли в поклоне, — наш раздор вышел из-за молодого единорога, который по неосторожности угодил в охотничий капкан и повредил ногу. Хапа-Тавак несказанно обрадовался и заявил, что заберет зверя себе. Зная, что он поступит так не из добрых побуждений, я запротестовал. Будучи разбойником, я привык чтить духов леса, дающих лихим ватагам укрытие и пропитание. Вопреки мнению своего жестокого союзника, я вылечил единорога и отпустил на волю…

— И он отплатил вам добром, — кивнула девушка, крепче сжимая руку стоящего рядом мертвеца.

— Да, белый зверь совершил неслыханное — он отправился к людям, на поиски того, кто решится последовать за ним в это гиблое место, — произнес скелет, и голос его зазвучал слабее и тише.

— Почему Хапа-Тавак ушел отсюда? — вмешался Франц, понимая, что силы их бесценного собеседника на исходе, а узнать еще нужно предостаточно.

— Он не искал ни славы не богатств, его интересовало одно — чудесная трава, якобы дарующая жизнь. Хапа-Тавак искал это растение во всех частях королевства, и там, где находил, оставлял своих верных наместников. После моей смерти в меленьком поселке, Игнии, появилась ведьма — новая владычица этих лесов. Она держала в страхе людей и путников, поэтому никто не совался сюда. Хапа-Тавак заключил с ней договор, и Игнетта обязалась хранить леса с волшебными растениями от лишних глаз. Хапа-Тавак ушел, оставив ведьме свои потайные катакомбы, пару безумных огров, сокровищницу, полную богатств, и меня… больше я не слышал о нем ничего… Потом появился Ага — амбициозный и алчный, он не жалея сил боролся с нечистью и обустраивал Игнию. Разъяренная такой наглостью ведьма попыталась выжить его, но шериф был не лыком шит, и вскоре под радостные крики толпы Игнетта отправилась на костер… Я остался один. Легенды о ведьминой обители жили среди людей, и шансов, что кто-то из горожан придет сюда, не было. Собрав остатки сил, я преобразился в призрак и вышел к стенам Игнии. Люди смотрели на меня со страхом, но следом не шли. Вскоре они вовсе перестали выбираться за городские стены — ведьма вернулась и обрушила на город и его заносчивого шерифа все свою ярость… — голос рассказчика стал еле слышным шепотом, а потом и вовсе затих.

Рука скелета бессильно упала на мягкие подушки, голова поникла, и нижняя челюсть обессилено отвисла к груди.

— Золотая Карета! Вы слышите меня? — в надежде крикнул сыщик, но Фиро сделал ему знак рукой.

— В нем больше не осталось силы, он и так говорил слишком долго…

В тот же миг рот скелета двинулся, в последнем, вымученном движении, и из мертвых уст снова зазвучал еле слышный голос:

— Волшебный цветок, что искал Хапа-Тавак, он растет там, внизу, у речной излучины, найти его можно только ночью… — голова мертвого, сухая и легкая, оторвалась от шеи и рухнула на пол кареты, — там… — чуть заметно двинулись челюсти, а костлявая рука указала на проем в своде над сокровищницей и, вывалившись из рукава, оторванная, упала в подушки…

* * *

Когда они вернулись в первый зал ведьминой обители, там кишели солдаты Аги. Шериф прибыл лично, захватив с собой три десятка егерей. Сказать, что Ага был удивлен, значило не сказать ничего.

Он с пристальным интересом оглядел связанного Игнира, затем с опаской перевел взгляд на останки огра. Завидев шерифа юноша-ведьма зло сверкнул глазами и рванулся в своих путах. Он бессильно зашевелил ртом, желая выкрикнуть проклятье, но кляп не позволил сделать этого.

— Браво, сыщик, — с искренним восхищением произнес Ага, обращаясь к подошедшему вплотную Аро, — буду честен, я поражен увиденным, и весьма вам благодарен.

— Лучше благодарите моего спутника, это он отыскал подземную башню, — кивнул Франц в сторону Фиро, стоящего чуть позади.

— Я просто шел по следу, — тут же отказался от благодарностей мертвец, и Франц краем глаза заметил, как его пальцы крепко сжали руку стоящей рядом девушки.

— Ясно, — кивнул Ага, — одного в толк не возьму, как вы поняли что ведьма — этот мальчишка?

— Благодаря совету одной мудрой женщины, — признался Франц, — сам я, надо сказать, не слишком подкован в вопросе разных суеверий и легенд. Моя уважаемая собеседница рассказала о том, что ведьма имеет обыкновение переворачивать все с ног на голову. Сначала я не предал этому значения, но потом увидел в ее словах некую логику.

— Да уж, — развел руками шериф, — мы искали это место много лет. Но никогда не думали, что башня ведьмы уходит под землю, а не поднимается к небесам. Так же и сама ведьма — мы могли пережечь всех женщин в округе, и все бы было напрасно. Но как вы догадались, что Игнетта — мужчина?

— Сына хозяина гостиницы выдали две вещи: запах и имя, — пояснил Франц, — если честно, я до последнего был уверен, что мальчишка, лишь подручный, слуга, а, судя по имени, родственник ведьмы. Одно удивляет, воскреснув после казни в мужском обличье, она могла назваться любым другим именем, но не сделала этого…

— Игнетта всегда была очень горда, — развеял сомнения сыщика Ага, — ее имя указывало на размах ее власти и владений. Она смогла отказаться от собственного тела, но не от своего статуса владычицы этих земель. Мы давно позабыли об этом старинном южном обычаи — называть своим именем город, который ты построил.

— Теперь у вас все шансы переименовать Игнию в Агию, — устало улыбнулся Аро, — и возобновить старинный принцип, — вспомнив кое-что, он переменился в лице и озабочено добавил, — Фиро убил огра, но, по слухам, ведьму сопровождали два монстра…

— Второй огр пал еще в те времена, когда я, будучи юным отчаянным воином сражался с Игнеттой за эти леса. Тогда самодовольная ведьма не имела привычки прятаться, но, проиграв войну, поняла, что не обладает достаточной силой для открытой схватки, и поэтому решила действовать исподтишка. Надо сказать, это ей неплохо удавалось… до поры до времени, — рука шерифа доброжелательно опустилась на плечо Франца. — Возвращайтесь в Игнию, господин придворный сыщик, вы сотворили невероятное, но теперь вам следует отдохнуть. Я с удовольствием поведаю вам все, о чем спросите, но позвольте сделать это возле уютного очага за миской горячего жаркого и бокалом доброго вина…

— Пожалуй, нам следует принять ваше предложение, — пожав плечами кивнул Франц, бросив вопросительный взгляд на Фиро, но тот отрицательно мотнул головой:

— Я буду позже. Нужно довести дело до конца. А вы позаботьтесь о девушке.

Холодные пальцы разжались, отпуская руку принцессы. Она обернулась, глядя в глаза мертвецу, но тот молчал. Взгляд его, прямой и твердый, не терпел возражений, и девушка, подчинившись, последовала за сыщиком.

* * *

Жизнь в Ликии шла своим чередом, и о надвигающихся бедах никто из горожан даже не догадывался. Конечно, первое время их беспокоила огромная стройка, происходящая на границах города.

Старожилы качали головами — не к добру, испокон веков Ликия была открыта всему, и в том заключались ее незримые сила и защита. За всю свою историю культурную столицу ни разу не штурмовали. Даже во времена крупных войн, армии врагов и союзников обходили город стороной. Молодые ликийцы, напротив, считали, что древние традиции давно пора забыть, а стену, наконец, построить.

Хозяйка города тщательно скрывала свои тревоги, и лишь немногие из подданных ухитрились заметить ее беспокойство. Когда город укрыла ночь, старый чернокнижник Моруэл в сопровождении слуг прибыл ко дворцу. Лэйла встретила его лично и проводила в небольшой кабинет для секретных бесед, спрятанный в мансарде под самой крышей. Пропустив госпожу и колдуна, два огромных сфинкса сели у дверей, чтобы сохранить таинство переговоров от чужих ушей и глаз.

— Я догадываюсь, зачем вы позвали меня, госпожа, — тихо произнес старик, усаживаясь в кресло, стоящее подле мраморного стола на львиных ногах.

— Мне страшно, Моруэл, — произнесла Лэйла, глядя в глаза чернокнижнику, — последние события пугают меня все больше. И пусть все это время я пыталась гнать прочь дурные мысли, последнее время тревоги одолели меня.

Расправив складки черного струящегося платья, видневшегося из-под шелковой тигровой накидки, она села напротив Моруэла и провела тонким пальцем по укрытой узором поверхности стола. Старый маг внимательно проследил ее жест: в переплетении стилизованных ветвей и цветов проглядывало почти незаметное изображение ключа.

— Я понимаю, — кивнул он, — понимаю ваши опасения. И спешу их развеять. Ликия неприкосновенна, и, какими бы скверными не были ваши отношения с отцом и сестрой, вряд ли Король позволит кому-то захватить город.

— Даже, если это будут его союзники-эльфы?

— Безусловно. К тому же я не думаю, что Высокий Владыка решится на подобный беспредел, — уверил свою госпожу Моруэл, но лицо Лэйлы не стало спокойней.

— Меня тревожит не Владыка. Зло затаилось в цитадели Западного Волдэя. То, что творят «ласточки» давно перешло все границы. Убийство лесных эльфиек, нападения на мирные селения степных гоблинов — это только начало, я чувствую, я знаю… — нелюбимая дочь Короля вздохнула, тяжело и печально.

— Вы заключили союз с Северными, — напомнил чернокнижник, — у них сильная армия.

— Этого недостаточно, — решительно возразила Лэйла, — нам нужно больше союзников, ведь сила, что собирается на западе становится опаснее с каждым днем.

— Что вы намерены делать? — не предаваясь лишним расспросам поинтересовался Моруэл.

— Пошлю гонцов к лесным эльфам и степным гоблинам. А к вам у меня будет особая просьба…

На том тайный разговор был окончен. Моруэл покинул дворец Лэйлы и направился в свою подземную обитель, чтобы приступить к трудам. Просьба хозяйки города не удивила старика, с усердием крота он погрузился в вечную тьму своих книгохранилищ, чтобы еще раз проштудировать и пересмотреть все, связанное с легендой об эльфийском принце Ардане и его походе…

Никто из слуг розового дворца не смыкал глаз, если принцесса Лэйла не спала. И пусть в эту ночь всех фрейлин, пажей и горничных отослали по комнатам, никто из них не позволил себе отойти ко сну.

Тама и Айша сидели в саду, глядя на свет в окнах верхних этажей и тихо беседуя. Несколько садовников разгружали длинную подводу, заполненную пальмами в деревянных бочках. Эти растения, привезенные с юга взамен тех, что погибли во время холодов, следовало посадить в грунт, удобрить и полить.

Девушка и гоблинша притихли, проводив глазами экипаж Моруэла, спешащего восвояси. Поняв, что на сегодня ночное бдение окончено, они направились во дворец. На крыльце их встретил запыхавшийся испуганный паж.

— Вас ищет госпожа Лэйла! — выпалил он, испуганно глядя на Айшу, — это срочно!

— Что случилось? — Тама встревожено схватилась за рукав подруги.

— Не знаю, — аккуратно расцепив пальцы девушки, ответила гоблинша, — думаю, стоит поскорее это выяснить.

Когда Тама попыталась проследовать за подругой, паж остановил ее жестом:

— Только степная госпожа…

Оказавшись в кабинете Лэйлы, Айша уверенно подошла к сидящей в кресле принцессе. Та милостиво кивнула гостье на место напротив, но гоблинша вежливо отказалась, желая оставаться на ногах.

— Зачем вы меня позвали? — поинтересовалась она, не мигая глядя в глаза хозяйке города.

— Мне нужна твоя помощь, Айша. Я прошу тебя отправиться в степь с официальным предложением от Ликии о заключении союза с вашим народом.

— Ого, — не скрывая удивления, присвистнула гоблинша, — для меня это будут честью, — ее глаза сверкнули радостными искрами.

Жизнь в Ликии несказанно нравилась Таме, но для Айши подобное существование, праздное и сытое, казалось мучением. Она не решалась покинуть город просто так, пытаясь отыскать какой-нибудь повод или причину для отъезда. И вот судьба улыбнулась ей. Да и причина была особенной. Вернуться в родную деревню в качестве парламентера с документом государственной значимости, у Айши дух захватило от важности и серьезности происходящего.

— Тогда поспеши. Я отдам приказ подготовить лошадь и собрать все необходимое — деньги, документы, оружие, доспехи и еду. Дело не терпит промедлений…

Едва золотая заря поднялась над садами Ликии, гоблинша попрощалась с расстроенной Тамой и, пришпорив огромного черного коня, направилась к городским воротам.

* * *

Он недвижно сидел на краю каменной бочки, созерцая, как на дне ее сорные рыбы обгладывают стальные детали доспеха огра. Когда на землю опустилась тьма, Фиро покинул свое место и отправился вниз по склону туда, где на берег с реки наползал густой туман.

Он шел не спеша, прислушиваясь и принюхиваясь ко всему, что происходило вокруг. У ног клубился сиреневый вереск, а в нем там и тут виднелись полупрозрачные панцири улиток. Мертвец наступил на один, с хрустом раздавил его: внутри оказалось засохшее черное тело моллюска. Откинув в сторону останки улитки, он принюхался к трупному запаху, принесенному ветром, и через несколько шагов нашел мертвую лису. Ее тело скрючилось в неестественной позе, человеческие глаза с расширенными до предела зрачками остекленело смотрели в небо. Когда Фиро проходил мимо, лиса вдруг разразилась коротким истеричным смехом, а из перекошенного рта ее повалил черный дым.

Туман сгустился, впереди выросла гряда валунов, образующих некое подобие каменного коридора. Вглядевшись в их неровные ряды, Фиро двинулся дальше, прислушиваясь к гнетущей тишине. Через несколько шагов мертвец остановился, ощущая спиной чье-то могущественное присутствие.

Он поспешил обернуться: на большом валуне, растянувшись животом по гладкой поверхности и положив под голову обе пары перекрещенных рук, лежал Кагира. Его ленивая небрежная поза выражала скуку и безразличие, но тревожная рябь, колышущая нижний поток, указывала на то, что могучий зомби вовсе не так спокоен, как хочет казаться:

— Правильно делаешь, что не поворачиваешься спиной, — зашелестел его голос в звенящей тишине холодной ночи, — ожидая мести, приходится всегда быть на чеку, ведь так, мальчик?

— Я не боюсь твоей мести, — ответил ему Фиро, ловя взглядом движение длинных ногтей, невзначай царапнувших серый камень, и невольно восхищаясь силой темной воли этого существа.

Чудовищный монстр лежал, с легкостью пересиливая свою мертвую сущность. Мало кто из нежити мог творить такое, ведь лечь означило вернуться в изначальное состояние, предаться забвению, снова стать бездыханным телом, лишенным возможности продолжать свое бренное существование.

Тем временем, гигант благосклонно наклонил голову и произнес:

— Бояться не стоит. Наш с тобой расчет равноценен: я верну тебе жизнь за ту смерть, что ты подарил мне когда-то.

— Я не хотел убивать тебя, это был приказ моего господина.

— Я знаю. И не виню. Таково твое предназначение: открыть мне врата смерти и приблизить на один бесконечный шаг к великому знанию, которым я так жаждал овладеть.

В этих словах не было даже доли иронии, но Фиро не поверил ушам и напрягся, готовясь к нападению, к удару, к чему угодно, только не к продолжению странной беседы. Кагира же остался недвижен, и голос его, свистящий и тихий зазвучал вновь:

— Не ищи в моих словах ни лжи, ни насмешки. Все, что я сказал тебе, правда. Загадку бессмертия не разгадать за всю жизнь, для этого придется познать и иную сторону существования. Лишь умерев, я смог разведать тайну до конца…

— Если знаешь секрет, почему не воспользовался им сам? — усомнился в услышанном Фиро, напряженно следя за собеседником и готовясь в любой миг схватиться за мечи.

— Главный секрет воскрешения в том, мой мальчик, — усмехнулся Кагира, медленно укладывая голову на перекрестье рук и устремляя на мертвеца невидящий взгляд, — что мы ищем его не для себя, а для тех, кого любим. Тот, кто жаждет вечной жизни себе самому, всегда терпит крах. И мне вечная жизнь не нужна. Мои ученики продолжат то, что я начал. И пока будет жить мое дело, буду жить и я. И ты, Фиро, воскреснешь лишь потому, что одно горячее сердце по какой-то причине решило дать тебе этот шанс.

Кагира замолк. Фиро тоже молчал, чувствуя, как душа его наполняется смятением и страхом:

— Я не верю в воскрешение, разве может слуга тьмы вернуться к свету?

— Тьма забирает тех, кто ей порожден, и отпускает того, кто ей не принадлежит, — неопределенно произнес Кагира, покачивая из стороны в сторону тяжелой головой, — ты не ее порождение.

— Что ты знаешь обо мне! — резко ответил Фиро, отступая назад и наклоняя голову так, чтобы скрыть глаза под капюшоном.

— Лишь то, что мертвые не возвращаются назад без причины, а, значит, в прошлом у тебя остались дела, которые нужно завершить. Не думай, что свет примет тебя назад так вот запросто. Его прощение еще нужно заслужить. Когда ты воскреснешь, вместе с жизнью к тебе вернется и твое прошлое, — снова зашептал Кагира, приподнимаясь на руках и заставляя мертвеца отступить еще на пару шагов, — твое прошлое вернется, и тебе придется встретить его в одиночку, без помощи, без поддержки, без надежды. Ты ведь понял о чем я. Моя ученица должна пойти со мной, у нее свой путь, который необходимо пройти. С призраками прошлого ты сразишься один. Никто не встанет с тобой рядом, никто не согреет, никто не подаст руки. Только одиночество, отчаяние и скорбь станут твоими спутниками. Что ты будешь делать тогда?

— Приму бой, каким бы безнадежным он ни был, — решительно ответил Фиро, чувствуя, как по спине прошла волна дрожи, — а ты, Кагира, поклянись мне, что будешь защищать мою невесту, и, если нужно, отдашь за нее свою жизнь, смерть, бессмертие или что там у тебя есть…

— Слова, достойные воина, — кивнул мрачный собеседник, довольно скаля зубы, — каждый мой ученик — величайшее сокровище, гораздо более ценное, чем твой покорный слуга. Каждого своего ученика я берег, как зеницу ока, и теперь исключения не сделаю. Я смогу защитить ее… твою невесту, — произнося последние слова, монстр грозно рассмеялся, но тут же замолчал, удивленно глядя в туман.

— Над чем хохочешь, старый дурак! — прозвучал из-за камней высокий голос, — если сам позабыл, что такое любовь, оставь в покое тех, чьи сердца еще способны пылать огнем.

Фиро огляделся, пытаясь найти обладателя голоса, принюхался и замер настороженно:

— Кошка? — возглас недоумения вырвался у него непроизвольно.

— Эллавия, — довольно проворковал Кагира, оскаливаясь в улыбке, — поведай старому дураку, что верховная жрица-холь забыла в этой глуши?

— Обхожу дозором южные и восточные границы. Зло с запада не должно проникнуть на священные земли Крылатой Богини.

Из-за валуна, на котором лежал Кагира, вышла большая пушистая кошка. Она вальяжно обошла вокруг Фиро и бесшумно запрыгнула на соседний камень. Мертвец проводил ее полным недоверия взглядом. В отличие от многих других колдовских существ, холь всегда считались персонажами сказочными, в легендах и детских книжках их изображали прекрасными девами с кошачьими ушами, ублажающими удачливых путников в дивных рощах далекого юга. О верховных холь говорилось мало, лишь то, что они наделены некоторой колдовской силой и умеют превращаться в животных…

— Легенды врут, мой друг, даже прекрасные жрицы стареют, толстеют и дурнеют, — добавила вдруг кошка, в унисон мыслям мертвеца, — ведь мы не ищем вечной юности и бессмертия, в отличие от некоторых, — томно пояснила она, меряя четырехрукого зомби пронзительным взглядом горящих зеленых глаз.

— Ты зря язвишь, достопочтенная кошка, — ухмыльнулся в ответ Кагира, садясь на своем валуне и с хрустом заворачивая на бок голову, — чтобы противостоять злу, пришествия которого ты так боишься, нужно выяснить его первопричину. Или ты думаешь, что с приближением опасности будет достаточно выбежать из границ Королевства? Типично кошачье поведение.

— У Крылатой Богини достаточно сил, чтобы противостоять злу, — фыркнула кошка, с опаской косясь на мирно потягивающегося монстра, и перевела тему беседы. — Ты, словно избалованный ребенок, до сих пор играешь в живых кукол. Сколько было их у тебя, твоих подопытных, которых ты зовешь Учениками? Смерть не научила тебя ничему, вредный старик, ты снова мучаешь чьи-то души. Кто дал тебе право на это?

— Ты ошибаешься, кошка, — тут же возразил Кагира, — я не терзаю, я создаю их из ничего. По моей воле смерть оборачивается жизнью, а страх любовью, моя сила движет их вперед, и в моей власти решать, каков будет их путь…

Кагира поднялся на ноги, огромный и темный. Глядя на него снизу вверх Фиро снова почувствовал трепет, чувство, которого не испытывал очень давно. Кошка на соседнем камне тоже вскочила и, выгнув дугой взъерошенную спину, сердито прошипела:

— Любовь, как море, а море в ведре не удержишь, и твоя власть лишь иллюзия. Отпусти бедного мальчика, оставь его в покое.

— Знай, настырная кошка, что тьма расступиться лишь перед тем, кто отдаст ей все долги и пройдет свой путь до конца. Слышишь, Фиро? В ином случае ты застрянешь между жизнью и смертью до тех пор, пока две сущности не разорвут тебя пополам.

— Я не боюсь судьбы, — мертвец прямо взглянул в черные дыры глазниц Кагиры.

— Я знал, что не ошибся, поэтому, дам тебе время…

Широкий рот ощерился в улыбке, и громадная фигура плавно отступила в туман, клубящийся вокруг камней:

— У тебя есть неделя, по истечению которой моя Ученица должна вернуться ко мне, а ты — уйти…

Мертвец ничего не ответил, и, сжав зубы, продолжил свой путь. Краем глаза он заметил мелькнувшую среди камней кошку и тут же замер, настороженно глядя перед собой. Ветер, дующий с реки, принес запах. Сладкий аромат, немного пряный, похожий на смесь медуницы и мяты, тот самый, что был на кружке.

Фиро вдохнул его полной грудью, желая убедиться в правоте своей догадки. Запах стал еще отчетливее, оглушил, и мертвец замотал головой, щуря глаза, словно от боли. Мысли потоком понеслись в прошлое, а туман сгустился, наплывая со всех сторон, лишая ощущений времени и пространства. Когда он расступился, перед мертвецом лежала узкая тропа, обрамленная зеленой сочной травой. Привыкнув к тревожному запаху, Фиро пошел дальше.

— Куда мы идем, братик? — неожиданно раздалось впереди, прозвенело, поражая нереальностью звука и его чистотой.

— На поляну фей, — прозвучало в ответ уже вполне реально.

Стена тумана, огораживающая дорогу, выпустила на тропу белые длинные всполохи. Они поднялись вертикально, закрутились, свиваясь в жгуты и принимая очертания двух детских фигур: мальчика лет двенадцати и девочки лет четырнадцати.

— Не отставай, брат-собака! — весело крикнул мальчик, оборачиваясь к Фиро.

— Не зови его так! — сердито одернула спутника девочка, — он сын князя, и у него есть имя. Тебе попадет, если будешь обзываться!

— А вот и не попадет! Не указывай мне, сестрица! Я буду звать его так, как хочу, потому что он мой друг, — озорно прокричал мальчик, бегая вокруг сестры, и напевая, -

   Брат-собака, брат-собака,    Приди в мой дом!    В моем амбаре поселилась огромная крыса,    Она ест мое зерно!    Я позвал смелого охотника,    Но у крысы глаза, словно красные угли,    Испугался охотник.    Я позвал бравого солдата,    Но у крысы зубы, что острые скалы,    Испугался солдат.    Я позвал могучего чародея,    Но у крысы усы, словно крепкие копья,    Испугался чародей.    Брат-собака, брат-собака,    Приди в мой дом!    Приди и сразись с огромной крысой…

Последние строки растворились в непроглядном белом месиве, а вместе с ними сгинули и призраки детей, идущих куда-то в далеком прошлом. Фиро выдохнул, пытаясь избавиться от вырвавшихся из небытия воспоминаний, наполнивших сердце ощущением чего-то неотвратимого и ужасного, щемящей болью неизбежной беды и собственной беспомощности перед грядущим злом. Он не помнил, кем были те дети, но отчаянно хотел остановить их, запретить идти туда, куда они шли, вернуть назад. Он попытался крикнуть что-то, но голос пропал, из приоткрывшихся губ не вылетело и звука.

Наклонив голову, мертвец взглянул под ноги и увидел мохнатые толстые стебельки невзрачного растения, источающего запах, тот самый, что привел его в это место. Бледные цветы, сиреневые, с черными краями пушистых круглых лепестков прятались под голубовато-зелеными листьями.

Мгла разошлась в стороны, обнажая пологий склон, оканчивающийся глиняным пляжем и медленно текущую реку. Мертвец обошел поляну по периметру и сел на краю, тоскливо глядя в неспешную серую воду, отражающую неприветливое, затянутое облаками ночное небо. Он в надежде смотрел на отступивший к камням туман, ожидая снова услышать знакомые голоса, но кругом стояла тишина. Тогда он поднялся, пошел назад, подходя к валунам, обернулся и произнес, обращаясь к благоухающей пряным маревом траве:

— Значит, это был ты, Белый Кролик. Это ты пришел на мою землю в поисках такой же волшебной травы и принес с собой погибель… Теперь я знаю твой запах, и найду твои следы…

* * *

Несмотря на недовольство горожан, Ага все же не отдал Игнира-Игнетту на растерзание толпе. Ведьму заковали в цепи и, погрузив в укрытый посеребренной броней экипаж, отправили в столицу, чтобы отдать под суд лично Королю.

Жизнь города текла своим чередом. Люди, привыкшие жить в страхе, продолжали скрываться за непроницаемыми ставнями домов и чертить на воротах и стенах защитные знаки. Постепенно эта тревога отступила, ведь не было больше предвещающих беды собраний и арестованных экипажей. Кареты вынужденных гостей Игнии одна за другой покидали город.

Гостиница, в которой под носом у всех скрывалась ведьма, опустела. Люди спешили оставить это место, и, поскорее собрав свои пожитки, двинуться в путь. Чтобы не создавать панику и толчею, люди Аги выпускали экипажи за ворота в порядке строгой очереди с почти получасовыми интервалами.

Егеря с собаками непрерывно патрулировали лес, отстреливая бесноватых барсуков и енотов, единственных, кто остался в живых после падения ведьминой власти. Огромные улитки и жуткие хохочущие лисы то ли погибли, то ли ушли из игнийских лесов, останки некоторых из них обнаружились там, где стояла, вернее, уходила под землю легендарная башня.

По велению шерифа, каменный колодец и подземные туннели забросали камнями и засыпали землей, а склон реки, где росли в изобилии цветы забвения, обнесли неприступной стеной. Золотую Карету погребли рядом, на берегу. Все это делалось в тайне, ведь вместе с останками великого разбойника под огромный курган легли и все его сокровища. Ага не решился забрать их, боясь гнева мертвого владельца несметных богатств.

Удовлетворенный поисками, Франц Аро торопился вернуться в Ликию. Несмотря на начальные неудачи, под конец дела пошли неплохо: о Хапа-Таваке Золотая Карета поведал достаточно, и многие догадки сыщика оправдались. Рассказ мертвеца о событиях, происходивших в Фирапонте много лет назад, также обрел иные реалии и изменил самого рассказчика. Если сначала Фиро относился к делу без особого интереса, покорно следуя приказам, то теперь в его глазах появился лихорадочный блеск свирепого азарта. Раньше ему было все равно, а теперь дело касалось его лично. Франц не знал, что именно произошло с его спутником в прошлом, но воспоминания тех давних дней, как бы абсурдно то не звучало, задели мертвого за живое.

Запланировав отъезд на послеобеденное время, Аро отравился в гостиницу, желая заплатить остатки долга за проживание и содержание лошадей. Хозяина на месте не оказалось, и не мудрено: после произошедшего люди Аги арестовали мужчину, как соучастника ведьмы. Франц был искренне уверен в невиновности задержанного: отец Игнира поведал абсолютно правдоподобную историю о том, как дал кров и работу беспризорному юноше и, чтобы не вызвать лишних разговоров и перетолков, назвал того своим сыном. Однако спорить с Агой было сложно.

Деньги взяла старшая горничная. В отсутствие хозяина она приняла руководство на себя. Франц застал ее в таверне, раздающую направо и налево указания остальным слугам.

— Возьмите, — Аро протянул ей кожаный кошель.

Пока женщина придирчиво пересчитывала монеты, Франц огляделся по сторонам. Несмотря на обеденное время, в таверне не было ни одного посетителя, похоже, после случившегося все постояльцы успели разъехаться или переселиться на частные квартиры. В дальнем углу сыщик заметил одинокую женскую фигуру.

— Добрый день, — произнес он, садясь напротив.

— Здравствуйте, — кивнула в ответ девушка, опуская глаза в тарелку с похлебкой.

— Вы, как я вижу, не спешите покидать Игнию? — вежливо поинтересовался Франц.

— Мы с Эллавией отправимся во второй половине дня. Правда, она пропала куда-то с самого утра, и я ее жду, — пояснила Таша, а то была она, бросая на сыщика недоверчивый взгляд.

— Значит, у вас есть время, чтобы передумать. После того, как вы покинули Ликию, за вами приезжали из лаПлава, а потом в город прибыли ваши друзья, — поведал принцессе Аро.

— Друзья? — девушка вздрогнула и выронила из руки хлеб, — вы сказали, друзья.

— Две юные дамы: девица и гоблинша. Они очень опечалились, узнав о вашем исчезновении. Да и госпожа Лэйла встревожилась — негоже, чтобы в ее городе гости пропадали без следа. Так что подумайте. Вы можете отправиться вместе с нами. Фиро ожидает меня у городских ворот, но я хотел переговорить с шерифом, поэтому, полчаса на раздумье у вас есть, — закончил беседу Франц, поднимаясь из-за стола и кивая на прощанье.

— Я подумаю, спасибо, — тихо ответила принцесса, провожая сыщика взглядом.

Ее сердце разрывалось надвое от безумного желания отправиться в Ликию к друзьям вместе с Фиро, и осознания того, что Учитель ожидает ее в Сибре. Она обхватила голову руками и, прижав ладони к пылающим щекам, уставилась в тарелку.

— Вам велели передать вот это, госпожа, — раздалось над ухом.

Подняв глаза, Таша встретилась взглядом со старшей горничной. Та забрала из-под носа девушка опустевшую тарелку и положила на ее место записку.

— От кого это? — удивилась принцесса, недоверчиво глядя на сложенный пополам лист.

— Ваша соседка просила передать, когда уезжала, — женщина пожала плечами, собираясь уйти.

— Уезжала? — не поняла Таша, поскорее разворачивая таинственное письмо.

— Госпожа Эллавия покинула город еще на заре, — кинула через плечо старшая горничная, направляясь к кухне, — сразу велела кучеру править к городским воротам, пока там не собралась очередь из отъезжающих…

Но Таша уже не слушала. Полные недоумения глаза девушка скользили по неровным строкам, написанным неразборчиво, с использованием давно устаревших символов и букв:

«Отправляйся в Ликию. Тебя там ждут. Но помни — у тебя есть неделя на все. По истечению этого срока ты должна прибыть в Сибр. Я буду ожидать тебя там, как и было оговорено, моя Ученица»…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Господин Никогда

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья, С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор; Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте, И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер, И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore! (С) «Ворон» Э.По

Черный конь мчался во весь опор в сторону степи. Всадница, едва заметная на спине огромного скакуна, толком не спала уже несколько ночей. Она спешила поскорее покинуть границы Королевства и лесные заставы. Айша могла срезать путь через Диорн, но появляться в городе лесных эльфов она не хотела. Память предков заставляла юную гоблиншу испытывать неприязнь к этим существам.

В далекие времена лесные эльфы и гоблины, живущие по соседству, отчаянно воевали друг с другом. Эти войны не имели смысла, и велись скорее из-за природной ненависти, чем из захватнических целей. Гоблины не любили леса, да и огромной степи им всегда хватало. Эльфы, в свою очередь, боялись большого открытого пространства и никогда не стали бы строить там города.

Даже окружной путь не дал Айше возможности объехать лес по границе. Когда они с Тамой спешили в Ликию, им повезло. В тот раз две молодые особы не вызвали у лесных хозяев большого беспокойства. Теперь все обстояло иначе.

Оказавшись в темной чаще, Айша принялась озираться по сторонам. Стройные ряды прикрывающих друг друга сосен рябили в глазах рыжими стволами с шелушащейся тонкой корой. В темно-зеленых кронах, скрывающих небо, таилась опасность.

Пытаясь отыскать ее наверху. Айша упустила момент, когда из-за сосновой ряби ей навстречу вышел эльф.

— С каких это пор гоблины начали разгуливать по Эголору, — произнес он, окидывая бесстрастным взглядом огромного скакуна Айши, и тут же насторожился, уловив едва заметное движение ее руки к притороченному у седла топору.

Не ответив сразу, гоблинша смерила эльфа взглядом. Обычный, лесной, светловолосый и зеленоглазый, как и остальные его сородичи. Для Айши все эльфы были на одно лицо: смазливые, тощие и высокомерные. Если честно, она почти не отличала лесных от Высоких.

В глазах преградившего путь эльфа не было привычного высокомерия, его напряженная поза и бегающий взгляд выдавали скрытую неуверенность. Внимательная Айша тут же отметила болезненную красноту вокруг его радужек. Она донесла, наконец, руку до топора и нарочито положила ее на рукоять. Эльф тут же предупредил:

— Не стоит, лучники держат тебя на прицеле.

— У меня есть все необходимые бумаги, — уверенно ответила гоблинша, не убирая руки от оружия.

— Бумаги? — не понял эльф, припоминая, что степным гоблинам, в отличие от людей, чужда подобная бюрократия.

— Бумаги ликийского гонца, — Айша вынула из-за полы замшевой бурой куртки свитки, сложенные в деревянный тубус, перевитый шнуром с сургучовыми печатями.

— Артис, что там? — раздалось из-за деревьев, а через минуту рядом с первым эльфом появился еще один.

— Гоблин с бумагами ликийского гонца.

— Надеюсь, документы настоящие? — усомнился вновьприбывший.

Не удосужившись ответить, Айша подняла руку. Эльфам хватило этого жеста, чтобы разглядеть клеймо на сургуче. Они удивленно переглянулись. Тот, которого звали Артис, кивнул:

— Проезжай.

Айша тронула коня и, оставив эльфов за спиной, пустила в галоп. Дальнейший путь через лес был относительно спокоен, девушку никто не останавливал, и вскоре она благополучно достигла родной степи.

Степь, что океан. Мирный и тихий, он катит свои послушные воды вдоль берегов, становясь вдали от них необузданным и опасным. Такова и степь. Немыслимая без движения, она колышет свою огненную траву вдоль небольших гоблинских поселений и редких дорог, отважно пересекающих ее раскидистую гладь вдоль и поперек.

Когда на горизонте замаячила Гиенья Грива, сердце Айши участило свой стук. Там, на крошечном островке посреди степного океана ждала ее семья — братья, сестры и мать, в чьих глазах поведение дочери всегда выглядело странным.

Несмотря ни на что, мать никогда не оставляла Айшу без поддержки и понимания. И пусть в тайне она надеялась, что юношеский пыл бедовой дочки пройдет, и несносная девица, наконец, остепенится, осядет, заведет семью, забудет о своих бесконечных походах, амбициозных мечтах о боевой славе и великих победах, жизнь показывала, что такие, как Айша не меняются и с каждым днем лишь укрепляют свои позиции и убеждения…

Даже полностью восстановленная деревня несла на себе следы последних разрушений. Обожженная драконьим огнем земля в некоторых местах так и не поросла травой, и теперь черные обугленные пятна, словно старые шрамы, виднелись повсюду. Все, что осталось от великой драконши, давно разобрали на хозяйственные нужды: из огромных костей строили каркасы жилищ, куски непробиваемой шкуры использовали для крыш. Поверья гоблинов благоволили подобному использованию останков павшего врага. Считалось, так можно оставить при себе силу ушедшего в небытие противника.

Айша удивилась, не встретив на границе охранных отрядов. Своих всегда встречали и провожали до деревни. Непривычная тишина настораживала, похоже, большая часть воинов отсутствовала. Причины для того могли найтись разные: большая охота, совет или стычки с врагами. В наступившее нелегкое время последний вариант был не желательным, но самым вероятным.

На улицах Гиеньей Гривы ей почти никто не встретился. Редкие прохожие приветственно кивали, узнав соотечественницу.

Возле родного дома, отстроенного заново из найденных на пепелище обугленных кирпичей, камней и драконьих костей, Айша остановилась, с болью разглядывая уменьшившуюся раза в два постройку. Перед входом на вбитых в землю колышках висели горшки. Некоторые из них были разбиты, а потом наспех склеены глиной.

Спешившись, Айша поспешила внутрь. В нос ударил знакомый с детства запах похлебки из дикой свиньи. Мать крутилась возле очага, у ее ног, на земляном полу возился с нехитрыми игрушками подросший младший брат.

— Это я, — тихо произнесла гоблинша, — я вернулась из Ликии с вестями.

— Мы ждали тебя, — жесткие сильные руки обняли Айшу за плечи, — беспокоились.

— Куда все делись? Почему на улицах пусто? И на подъезде мне никто не встретился.

— Все уехали на север. Там снова видели эльфов, а недавно в степь явились шимакские войны верхом на летучих тварях. Они промчались совсем рядом с Гиеньей Гривой, а потом напали на соседнюю деревню. Не спокойно стало в степи. Чует мое сердце, что битва, разрушившая наши дома — это только начало…

— Я знаю, мама, знаю, — кивнула Айша, соглашаясь, — скажи, где сейчас старейшины?

— Все в деревне. На завтра назначен большой совет: в Гиенью Гриву вернутся все лучшие воины, и прибудут главы соседних поселений.

— Ясно, — кивнула Айша.

Новость обрадовала ее. Наконец-то гоблины поняли масштаб опасности, нависшей над родной степью. Объединение. Это значит — большая и сильная армия, та, что существовала в стародавние времена, та, которую панически боялись эльфы, а люди Королевства в ужасе звали Ордой…

* * *

Лишь ощутив то, чего тайно желал, самозабвенно ждал, о чем не смел мечтать и даже думать, понимаешь, как бесконечна тревога и мимолетно счастье…

Неделя, которая сначала виделась Таше невероятным подарком судьбы, вскоре обернулась злым роком. Девушка мысленно считала часы и, бросая умоляющий взгляд на солнце, беззвучно просила, чтобы оно оставило свой небесный ход и замерло, остановив время.

Что такое неделя? Жалкие семь дней. Чудо, что благодаря перемещению, они потратили на путешествие в Ликию меньше дня. И все же это был целый день, бессмысленный день тряски в седле, молчаливых взглядов и жуткой боли во всем теле — такова, уж, реакция на перемещение у большинства живых существ.

И все же даже в этом тяжелом дне присутствовали свои плюсы. Когда, оглушенная мощью перемещающего колдовства, Таша мешком рухнула из седла, Фиро поднял ее и посадил перед собой. Всю дорогу до Ликии, прижимаясь спиной к его холодной груди, она думала о том, как было бы хорошо, чтобы этот путь никогда не кончался…

И все же постоянный подсчет оставшегося времени не омрачил прибытие в древний город. Сердце Таши колотилось в предвкушении долгожданной встречи с друзьями. И пусть из-за отсутствия Айши радость получилась неполной, объятьям и разговорам двух подруг не было конца…

Тама не чаяла встретить принцессу так скоро. Пастушка не сразу узнала подругу: неровные обрезанные волосы, дорогое, но явно побывавшее в переделках платье с чужого плеча, осунувшееся усталое лицо и неестественно постаревшие руки…

Они ели досыта и болтали до самой ночи. Отказавшись от гостевых апартаментов, Таша осталась в небольшой комнатке Тамы. Сон не шел. Принцесса не смогла сразу рассказать подруге, что останется в Ликии ненадолго. Кроме того, она не стала вдаваться во все подробности произошедших со времени расставания событий.

Тама не настаивала. Она с удовольствием рассказывала о себе: как жила в Гиеньей Гриве, об обещании Нанги, о том, как в сопровождении Айши направилась в Ликию, и осталась работать горничной. Такая служба пришлась пастушке по нраву: жизнь в главном дворце большого города кипела. Надо отдать должное Таме — ведь своей мечты стать купчихой она не оставила, благо жалование позволяло каждую неделю откладывать небольшую сумму на будущее.

Когда подруги уснули, в окна уже пробивались первые робкие лучи восходящего солнца. Сморивший принцессу сон оказался недолгим. Она проснулась, не проспав и пары часов. Тама тоже встала рано, как требовала дворцовая дисциплина. В коридоре старшая горничная звонила в колокол, поднимая подчиненных и призывая их поскорее браться за работу.

Работы в тот день оказалось несказанно много.

— Как! Разве я не сказала тебе? Завтра будет большой бал, — восторженно выкрикнула Тама, подталкивая принцессу в сторону столовой, предназначенной для гостей, — мы обязательно пойдем туда. Ты — как гость. А я договорилась, что надену костюм одной из фрейлин, которая предпочла этому самому балу очередное свидание.

Следуя указанию подруги, Таша отправилась на завтрак. Путь оказался неблизким, он тянулся по бесконечным коридорам и галереям, выходящим в сад.

Что-то тревожное крылось в ликийских садах. Что-то таилось в их утонченной красоте, в экзотической изысканности, темное, злое, предвещающее скорую беду. И даже утреннее солнце не могло окрасить теплым светом мясистые листья монстер и стройные ствола пальм. Их краски оставались холодными, как вечная память о мимолетной зиме.

Таша долго вглядывалась в горизонт. Где-то там, за лесами, городами и реками стояла королевская столица, город, из которого расползалась в окрестные земли неуловимая тьма. «Интересно, каков он, Король? — промелькнуло в голове. — Знает ли, что творится в его владениях? Если знает, то в чем причина такой жестокости, а если нет, то почему? Как может Король быть столь несведущ в происходящем? Может, он болен, околдован или выжил из ума?»

С тяжелым сердцем девушка продолжила свой путь. Вот тебе и отдых — сплошные думы и тревоги. Хотя… В нос ударил манящий аромат сдобной выпечки, и Таша, забыв обо всем, поспешила на завтрак…

* * *

Когда карета въехала в столицу Королевства, принцесса Нарбелия не узнала город. Казалось, что в ожидании великого праздника или события даже с окраин убрали всю грязь, разогнали калек и нищих, забили глухими ставнями дома сомнительной радости. Столица цвела, что совершенно не подобало тяжелому периоду упадка в Королевстве.

Нарбелия задернула занавески и погрузилась в тревожные раздумья. Она не любила роскошные, тихоходные экипажи, предпочитая путешествовать верхом, но тревоги и разочарования последних дней окончательно лишили наследницу сил. Ее любимый конь — Розовый Ветер понуро брел рядом, привязанный поводом к фонарному крюку экипажа. Мертвец Хайди ехал верхом по другую сторону. Его лицо, скрытое капюшоном, тонуло во мраке.

Они въехали в центр. Здесь неподобающая роскошь стала еще заметнее. Спустя несколько кварталов перед каретой наследницы вырос королевский дворец — могучее сооружение, укрытое от окружающего мира высокой стеной, за которой раньше крылись полузаброшенные сады с неработающими фонтанами и само здание, прекрасное и величественное в своей исторической монументальности. Все это Нарбелия привыкла видеть, посещая резиденцию отца прежде, и всего этого она не узнала теперь.

Когда экипаж миновал ворота, картина, открывшаяся взгляду, поразила. Сады благоухали цветами, газоны были вычищены и пострижены, дорожки убраны и засыпаны свежим слоем цветной гальки, а возрожденные фонтаны вздымали к лазурным небесам сверкающие струи.

Созерцая это нежданное преображение, Нарбелия мрачнела, чувствуя, как сердце наполняется черной злобой. При ней здесь не было такого великолепия. И теперь эта красота должна достаться другой? Наследница сжала кулаки, острые ногти болезненно ткнулись в ладони. Ни за что!

Покинув экипаж, принцесса направилась прямиком в королевские покои. Придворные дамы, те, что попались на пути, проводили ее насмешливыми взглядами. Все они не раз попадались королевской дочке под горячую руку или становились жертвами «невинных шалостей».

— Король вас уже ждет, — слащаво пискнула одна из фрейлин, улыбаясь уголком рта и растекаясь в глубочайшем поклоне.

Не удостоив ту каким-либо ответом, Нарбелия распахнула тяжелые резные створы дверей и оказалась в приемном зале. В конце его на укрытом покрывалом из горностаевых шкур троне восседал Король. Полный и невысокий, с большой проплешиной, проглядывающей из-под золотого венца, он был облачен в красный с золотом бархат. Казалось невероятным, что у такого неказистого человека могла родиться столь прекрасная дочь.

— Я рад твоему возвращению, — произнес он, кивая Нарбелии, — у меня есть новости для тебя, радостные новости.

— Какие, отец? — с притворным любопытством поинтересовалась наследница, стараясь скрыть нарастающее раздражение, ведь фраза «радостные новости» звучала словно издевательство.

— Гильдия Драконов заключила с нами новый официальный союз. Время анархии прошло, и теперь во главе драконов стоят мощные силы древнего и влиятельного рода.

— Это все? — с надеждой поинтересовалась Нарбелия, вспоминая слова Хайди, ожидающего за дверьми.

— Это не главное! — торжественно поднял руку Король, а потом с довольным видом указал дочери на окно. — Взгляни на наш город. Давно ли ты выдела его столь прекрасным и процветающим? — не дав принцессе ответить, он продолжил. — Я восстановил его, поднял с колен, очистил от грязи и сброда. А знаешь почему? Потому что одна неземная женщина заставила мое сердце биться с новыми силами. После встречи с ней все изменилось, все встало на свои места…

— Я знаю о свадьбе, отец, — перебила его пылкую речь Нарбелия, не в силах слушать эти ужасные слова.

— Я рад, — искренне улыбнулся Король, — я счастлив, дочь моя, что ты бросила все свои дела в Эльфаноре и поспешила сюда, чтобы порадоваться за меня. Сегодня вечером будет ужин, на который прибудет моя прекрасная невеста. Я представлю тебя ей, будущая Королева должна познакомиться со своей новой падчерицей…

Гнев переполнял сердце наследницы, она еле сдержалась, чтобы не крикнуть в лицо Королю все, что думает о его предстоящем браке и новоявленной пассии, но расчетливый ум сохранил остатки трезвости, поэтому, совладав с эмоциями, Нарбелия лишь сдержанно кивнула, и, закусив до крови губу, вышла из приемного зала.

Добравшись до собственных покоев, она, дав волю чувствам, накричала на служанок и, выгнав их прочь, рухнула на огромную кровать, укрытую шелковым балдахином с изображениями райских птиц.

— Ну что, убедилась? — раздалось из затемненной ниши, в которой когда-то давно стояли ради украшения рыцарские доспехи.

— Ты здесь, — хмуро выдохнула Нарбелия, встречаясь взглядом с мертвецом и ощущая некоторое облегчение, — я тебя, вроде бы, уже благодарила.

— Похвальное проявление самообладания, — оскалился в улыбке Хайди, присаживаясь на светлый диван у стены, — я ожидал, что ты закатишь истерику и будешь умолять Короля отказаться от свадьбы.

— Ты меня плохо знаешь, — девушка села на край кровати и смерила сердитым взглядом собеседника, — какой смысл доказывать что-то человеку, которого одурманили приворотным зельем? К тому же я мало знакома с этой… «невестой», а врага надо знать, как самого себя, иначе победы не жди.

— Какие чудесные слова, — ухмыльнулся мертвец, соглашаясь, — вижу, что передо мной не только избалованная стерва, но и разумный стратег и политик.

— Хватит, — рявкнула Нарбелия, смерив собеседника яростным взглядом, — если хочешь сидеть тут вот так, следи за своим гнилым языком. А не то…

— А не то что? — усмехнулся Хайди, глядя прямо в глаза разгневанной девушке.

— А вот что, — не в силах больше сдерживаться, наследница метнула в него тонкую синюю молнию.

Зная, что большинство поражающих заклинаний бессильны против нежити, к тому же, желая лишь припугнуть зарвавшегося компаньона, она всадила ему в грудь облаченное молнией заклинание призыва.

— И что это? Призыв? — удивленно приподнимая брови, поинтересовался мертвец, стряхивая с одежды остатки синеватого пепла.

— Призыв, — злорадно сощурилась наследница, спрыгивая с кровати на пол и подходя к окну, — раз назвался верным слугой, будешь приходить по моему велению, словно волшебная белка из эльфийской сказки.

— Договорились, — пожал плечами Хайди, — как тебе вид из окна?

— Отвратительно, — прошипела Нарбелия, — отец для нее расстарался, для этой змеи. Сжечь бы все, чтобы ей не досталось.

— Сожги, — усмехнулся мертвец, поднимаясь с кресла и становясь рядом с наследницей, — тогда, в случае твоего коронования, получишь в распоряжение гору углей.

Нарбелия не ответила, послав Хайди переполненный яростью взгляд.

— Разрушение не лучший выбор. Простой народ тебя не любит, и очередным выплеском злобы его любовь не заслужить…

Неприятный разговор закончился и мертвец, наконец, покинул покои Нарбелии. Оставшись одна, девушка попыталась собраться с мыслями, но те путались, сбивались, то и дело окрашиваясь кровью мечтаний о жестокой расправе над соперницей. Миния. Это имя заставляло королевскую дочь морщиться от отвращения. Маленькая невзрачная крыса, когда успела она подобраться к Королю и втереться ему в доверие?

Стук в дверь оторвал принцессу от размышлений. В покои осторожно заглянул один из пажей, приглашая к ужину. За его спиной маячил целый отряд служанок, вооруженных гребнями, пудрой, лентами и другими вещами, необходимыми для приготовления к выходу ее высочества Нарбелии.

Решив, как обычно, поразить двор неземной красотой, наследница выбрала самое эффектное из своих платьев, и с ужасом обнаружила, что не влезает в него. Перепуганные служанки бросились за ножницами и нитками, обещая перешить наряд в считанные минуты. Скрипнув зубами, Нарбелия сложила руки на груди и принялась ждать.

Когда, наконец, все было готово, она, гордо вскинув голову, вышла из покоев и в сопровождении пары пажей направилась к большому обеденному залу.

В огромном помещении, украшенном цветами и флагами, накрыли длинный стол. Король восседал во главе, его наряд сверкал самоцветами и золотом, похоже, он потрудился надеть самые лучшие из своих одежд. Длинными рядами сидели напротив друг друга знатные придворные, однако места возле королевского кресла были свободными.

Окинув присутствующих высокомерным взглядом и сдержанно кивнув, наследница прошествовала через зал и села подле отца. Минии пока не было, и Нарбелиия наивно надеялась, что та не придет.

Руша последние надежды, из коридора зазвучали трубы герольдов, двери распахнулись и в зал ровными рядами вошли нарядные пажи в одежде, имитирующей драконью чешую. Они построились в два ряда, организовав коридор, по которому, подобрав подол длинного струящегося платья, прошествовала дама.

— Достопочтенная Предводительница Свободной Гильдии Драконов благородная Миния Ветрокрыл, — прокричал один из герольдов, и гостья сдержанно поклонилась Королю, а потом всем остальным.

На секунду ее цепкий взгляд задержался на лице наследницы, и той показалось, что глаза драконши блеснули насмешливыми искрами. Она прошла вдоль стола, и невозмутимо уселась подле Короля, прямо напротив Нарбелии. Та разглядывала соперницу в упор, скользя взглядам по дорогому шелку темно-зеленого платья с высоким воротом, удачно скрывающим недостатки и выгодно подчеркивающим немногие достоинства фигуры гостьи. Минии хватило одного уверенного взгляда в упор, чтобы заставить Нарбелию отвести глаза.

— Познакомься, дорогая дочь, это и есть моя прекрасная избранница, — воодушевленно кивнул принцессе Король.

— Мы уже виделись в Эльфаноре, — натянуто улыбнулась Миния, посылая королевской дочери очередной убийственный взгляд, — ее высочество не сочла нужным познакомиться со мной тогда, ее больше занимал флирт с каким-то эльфийским придворным.

Не дав удивленному Королю вставить слово, Нарбелия тут же пояснила:

— Я обсуждала детали свадьбы со своим женихом, будущим Высоким Владыкой — дело важное, поэтому мне было некогда размениваться на пустую болтовню по мелочам.

Миния благоразумно замолчала, а довольная собой Нарбелия принялась за еду. Похоже, соперница оказалась не такой уж непробиваемой, хотя, довольно настырной. До завершения ужина они больше не говорили. Лишь в конце, когда наследница окончательно расслабилась, Миния нанесла очередной удар, и, как оказалось, весьма болезненный:

— Если мне не изменяет память, вашим женихом считался принц Тианар?

Тианар. Это имя прозвучало раскатом грома. Тианар. Она ведь почти забыла о нем. Вернувшись из Эльфанора, первым делом сняла портрет принца со стены в своих покоях и, не решившись выкинуть сразу, спрятала за ширму в дальнем углу комнаты, туда, где хранила вещи ненужные, но ценные, избавиться от которых не поднималась рука… И снова сердце отозвалось тупой болью.

— Не стоит собирать слухи и верить всем сплетням, это дело пустоголовых фрейлин, — улыбаясь через силу, отмахнулась Нарбелия.

— Странно, ведь о вашей интрижке рассказал мне сам Тианар. Он частый гость у нас в Гильдии, и мой хороший друг. Принц даже сделал мне предложение, но, само собой, получил отказ, я ведь невеста Его Величества, — заискивающе глядя на Короля, промурлыкала Миния.

— Даже так? — фыркнула Нарбелия, не в силах контролировать свою злобу, — может, стоило согласиться на предложение принца? — громко царапнув ножками кресла пол, она встала и, коротко кивнув отцу, направилась прочь из зала.

— Ты уходишь, дочь моя? — расстроено поинтересовался ей вслед Король, — но ужин только начался?

— Мне нездоровится, отец, прости, — тихо ответила Нарбелия, повернувшись в пол-оборота.

Поймав торжествующий взгляд Минии, она царственно кивнула той, как обычно кивала служанкам, и, покинув обед, отправилась в свои покои. Там она переоделась в легкий длинный халат с запахивающимися полами, отороченными пуховой каймой, села на кресло возле окна и принялась размышлять о том, что делать дальше и как выстраивать начавшуюся игру. Так она просидела несколько часов, пока не завершился ужин, и в коридорах не затихли шаги расходящихся восвояси придворных.

Бесшумно прокравшись в покои, вернулся мертвец. Где он был и что делал все это время, Нарбелия не знала, но то, что он не терял времени даром, сомнений не оставляло.

— Слуги должны стучать, а не врываться в обитель господ по своему усмотрению, — бросила, не оборачиваясь, наследница, скорее для порядка, чем от раздражения.

— Как прошел ужин? — не обратив внимания на ее слова, поинтересовался Хайди, и, уже немного привыкшая к его манере общения Нарбелия почуяла в этом вопросе подвох.

— Отвратительно, — ответила она, выжидающе взглянув на собеседника, — как и следовало ожидать.

— И все-таки, стоило пересилить свое отвращение и досидеть до конца, — сбрасывая плащ на декоративную фигуру играющего на арфе эльфа, мертвец по-хозяйски прошелся по комнате и уселся на диван.

— Остаться, чтобы терпеть эту зубастую гадюку? Она, как оказалось, весьма остра на язык, а я слишком устала с дороги, чтобы тратить свои нервы и силы на бессмысленные пререкания.

— Конечно, дорогая, я понимаю. И для чего еще нужны верные слуги, как не для своевременной помощи своей госпоже.

— Договаривай, уже, не тяни, — не выдержала наследница.

— К концу пира, когда сытость и хмель развязали присутствующим языки, твоя будущая мачеха предложила Королю одну сомнительную интригу. Она заявила, что в нелегкое для всех время не стоит держать под боком предателя. Под именем этого самого предателя она имела в виду…

— Ликия… — не дослушав, ошарашено прошептала Нарбелия. — Ты врешь. Не может быть такого. Никак не может.

— А кто ей, Минии Ветрокрыл, запретит заявлять то, что вздумается? — усмехнулся Хайди.

— Нет, — решительно мотнула головой принцесса. — Нет. Отец на это не клюнет, он же не идиот. Какие бы подлянки не выкидывала моя дорогая сестрица, Ликия — священный город. Его не штурмовали даже во время самых кровопролитных войн, даже самые свирепые враги.

— Король почти согласился, а придворные поддержали его.

— Ты врешь! — Нарбелия вскочила с кресла, подбегая к мертвецу и пристально глядя ему в глаза. — Ты врешь, — повторила она тише, ощущая, как сильные пальцы ловят и пережимают ее запястье.

— Успокойся, — голос собеседника стал мягким, почти бархатным, — успокойся и научись доверять мне. Мы должны верить друг другу, мы же партнеры и друзья. Сядь.

Последняя фраза прозвучала жутко. Подчиняясь воле мертвеца, Нарбелия опустилась рядом с ним на диван, с отвращением ощущая слабый трупный запах и могильный холод бездыханного тела.

— Научись мне доверять. Я не враг тебе. Твои враги среди тех, к кому ты безуспешно набиваешься в друзья, и тех, кому необдуманно переходишь дорогу.

Тяжелая рука легла на плечо девушки. Та невольно покосилась на отдающие синевой пальцы с острыми ногтями, на массивное золотое кольцо с тусклым гербом и полустертыми буквами какой-то надписи, и почувствовала дурноту.

— Чего ты боишься? — переполненный опасной мягкостью голос прозвучал возле самого виска, — ты — сильный маг, умный и хитрый политик, ты — будущая Королева, или Владычица, а, впрочем, какая-разница… Твоя проблема лишь в одном, — губы, холодные, словно лед, на миг коснулись мочки уха девушки, заставив ее нервно дернуться, — в том, что ты шлюха…

— Замолкни! — резво огрызнулась Нарбелия, пытаясь сбросить с плеча руку обнаглевшего собеседника, но сделать этого ей не удалось, пальцы, словно стальные клещи, сжали предплечье. — Заткнись! Думай, что говоришь, отродье?!

— Только правду. А тебе следовало бы делать хоть какие-то выводы. Из-за чего все твои беды? Все из-за постоянных любовных похождений и интриг.

— С чего взял? — фыркнула принцесса, гневаясь еще больше.

— Сама подумай! Каким образом ты одна осталась в подземных катакомбах? Отчего проворонила визит драконов и помолвку Короля? Из-за чего тебя ненавидит половина фрейлин и придворных дам? Мне продолжить?

— Не нужно, — проворчала наследница, скрещивая руки на груди и вжимая голову в плечи.

По хмурому, обиженному лицу стало понятно, что она признала правоту Хайди, но старалась это всячески скрыть. Правда, режущая глаза, была болезненной и неприятной. Может, Нарбелия и была самодовольной вертихвосткой, но назвать ее дурой не посмел бы никто. Теперь казалось глупым спорить с очевидным, а провозглашенный мертвецом «титул», хоть и звучал обидно, но долю истины, безусловно, имел. Конечно, сама Нарбелия считала себе неотразимой сердцеедкой и часто недоумевала, чем вызывает такую неприязнь среди большинства окружающих. Теперь ей стало ясно, как ее легкомысленное поведение смотрелось со стороны. «Негодяй, как посмел сказать мне такое!» — кричала гордость. «Он прав, безусловно, в чем-то…во многом…во всем» — предательски откликался из глубин сознания здравый смысл. Скрепя сердце и сжав зубы, наследница сдержанно произнесла:

— Возможно, ты прав…частично…немного…иногда…

— А ты — умница, раз умеешь признавать чужую правоту — редкое ценное качество для подобных тебе особ.

Неестественная теплота голоса, закрадывающегося в душу, подкупала все больше, тусклый взгляд с поволокой гипнотизировал, заставляя верить словам и слушаться, и подчиняться из страха перед новым словесным уколом, в ожидании новой похвалы.

Все происходящее напоминало укрощение дрессировщиком опасного животного: крохи лакомства и тут же оглушительные щелчки хлыстом. Щелк — и зверь послушно замирает на тумбе, лакомство — позволяет почесать за ухом, а если покажет норов, то снова щелчок… Игра.

Сама не зная почему, Нарбелия поддалась этой игре, и пусть все правила были против нее, она, впервые в жизни, решила положиться на судьбу и пустить все самотеком. Будь что будет, а вдруг мертвец, эта «темная лошадка», и вправду окажется скрытым фаворитом назревающей гонки. Конечно, опасная игра могла обернуться крахом, но в этот раз осторожная Нарбелия решила рискнуть. Будь что будет.

— Я умею признавать чужую правоту, — наконец ответила она на похвалу, — но и тебе можно было обойтись без грубостей, не забывай, что я дочь Короля. Знаешь поговорку: «Крестьянин грешит, а Король вершит», — дернув плечом, попыталась освободиться от холодных пальцев.

— Ну, конечно, — захват разжался, гладкая холодная ладонь прошлась по ее руке, — только есть и другая пословица: «Крестьянин за грехи отдает курицу, а Король голову».

— Ладно, не пугай, — сама не зная почему, смягчилась вдруг наследница.

— Я вижу, ты сменила гнев на милость, и теперь доверяешь мне чуть больше.

— Признаю, что пока из всего моего окружения ты оказался самым полезным и надежным, — процедила Нарбелия, не привыкшая рассыпаться в комплиментах.

Произнося это, она поймала себя на мысли, что теперь, примирившись с навязавшимся союзником, почувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее, словно тяжелый камень упал с души, унеся с собой прежнюю агрессию и недоверие. Мертвец, и что? Кто остался рядом с ней? Надежен ли он — покажет время. Силен ли — покажет война. После недавних, не пережитых до сих пор окончательно сердечных терзаний, Нарбелия твердо поняла для себя одно: сильный союзник всяко полезнее страстного любовника…

Она усмехнулась про себя, понимая, какой самодовольной дурой была все это время. Тианар — снова, как вспышка, и опять ножом по сердцу. А ведь он превосходно играл обе вышеназванные роли: могучий и влиятельный принц, незабываемый возлюбленный, надежный… до поры до времени. Предатель.

Наследница с тоской взглянула на мертвеца. Падаль. Просто падаль, не человек, тень человека. Но, при всех недостатках — довольно сильная фигура в предстоящей шахматной партии.

Ее снова обуяла дикая, щемящая тоска по прошлым временам, беспечным интригам и походам. Как могла она вообще существовать здесь и сейчас, одинокая, преданная, брошенная, в неприятной компании бессердечного существа, заставляющего ее выслушивать какие-то гадости и острые, словно иглы, оскорбления…

— Чем предаваться мыслям о былом, лучше подумай о том, как не разбазарить то, что имеешь сейчас, — еле слышный шепот обдул прохладным сквозняком нежную шею Нарбелии.

— Сама знаю, — тоже зачем-то понизив голос до шепота, огрызнулась дочь Короля, но в словах этих уже не было прошлой ярости и неприязни.

Она повернула лицо к Хайди и наткнулась на прямой взгляд белесых, выцветших глаз. В их глубине, словно сокровища в темной пещере, затаились золотые искры. Наследница поймала себя на том, что не может оторваться от этого серого, безжизненного лица. Его красота и безупречность одновременно завораживали и пугали, отталкивали и притягивали. Страх, рождающийся в душе, не парализовывал, наоборот, горячил кровь и заставлял сердце отстукивать барабанную дробь.

— Нервничаешь? Не стоит. Спокойствие гораздо приятнее извечных тревог, — рука Хайди переместилась от плеча к запястью девушки, гладя взбугрившуюся мурашками кожу, — знаю, что не нравлюсь тебе, но…

В то, что произошло дальше, Нарбелия не поверила бы никогда в жизни, расскажи ей кто-нибудь о подобном вчера, даже за час до сего момента…

Прохладные пальцы сжали ее запястье и тут же отпустили. Рука мертвеца скользнула по ребрам наследницы и, проникнув между пол халата, легла на грудь. Принцесса вскрикнула от неожиданности и возмущения, но прикосновение, как назло, оказалось слишком приятным, и рука, хоть и была мертвой и холодной, все же, принадлежала мужчине, а мужчины всегда являлись самой большой слабостью и самым великим искушением наследницы трона…

Выгибая спину и откидывая голову на плечо Хайди, Нарбелия подставила мгновенно воспламенившееся тело холоду этих умелых и опасных пальцев, ухитрившихся укротить и подчинить норовистую девицу одним ловким касанием.

— Что ты делаешь? — взволнованно хватая губами воздух, выдохнула она.

— Просто говорю на том языке, который тебе понятен… — прозвучало в ответ.

Холодная рука опустилась вниз, к запаху шелкового подола. Настойчивые пальцы с силой разомкнули напряженные стройные бедра и протиснулись между ними. Нарбелия до крови закусила губу и закатила глаза, ощущая разгорающееся в животе пламя, и сырость под собой, мгновенно пропитавшую дорогой бархат диванной обшивки. Тем временем наглые пальцы принялись двигаться быстро и уверенно, вынудив девушку до неприличия округлить глаза и разразиться чередой исступленных стонов. Тут же другая рука зажала ей рот, заставив подавиться не успевшим вырваться наружу вскриком.

— Вот видишь, дорогая, ты шлюха, как и было сказано вначале, — раздалось над самым ухом, словно из небытия.

Шлюха или дура — теперь Нарбелии было все равно. Ее сознание унеслось прочь, оставив пылающее адским огнем тело на растерзание этим холодным властным рукам. Перед глазами все плыло туманной дымкой. Уже не контролируя себя, она принялась то грызть, то целовать зажимающую рот ладонь, потом вытянулась и замерла, тая от наслаждения, до хруста натягивая пальцы ног, вжимаясь затылком в твердое плечо…

Тело, не желающее более шевелиться, плыло в сладкой неге. Только одного ей хотелось теперь — взглянуть в глаза… Взглянуть в его глаза, увидеть, что в них.

Она повернула голову, встречаясь опьяневшим, безумным взглядом с Хайди, умоляюще всматриваясь в его непринужденное лицо, зажимая ноги, чтобы удержать руку, сильную и на удивление мягкую, словно лапа могучего безжалостного хищника. Потухший взгляд мертвеца был полон тоски:

— Не все забыл. Что-то еще помню, хотя, теперь я не по этой части, — прозвучала грустная насмешка, — когда жаждешь живого мяса, все остальное уходит на самый дальний план, и при всем желании даже этого я сейчас не оценю, — он обнюхал освободившуюся руку, потом цинично слизал остатки влаги. — Вкус крови затмевает все, даже сладость женщины…

— Ты… ты, — запинаясь, произнесла Нарбелия, невероятным усилием отрываясь от дивана и на нестойких, заплетающихся ногах отходя в сторону.

Она хотела сказать что-то. В голове мелькнули фразы: «Что ты себе позволяешь?», «Не смей так больше делать?», и тут же стерлись, исчезли. «Нет, нет… Как же не делать? Делать. Делать! Делать…»

— Иди. Потом договорим. Что-то мне нехорошо… — вырвались из высохших губ принцессы невнятные слова.

— Понимаю, дорогая, тебе стоит отдохнуть, — невозмутимо кивнул мертвец.

Он поднялся, направился к выходу, дойдя до двери, обернулся и еще раз обнюхал и облизал пальцы, медленно и красноречиво. Нарбелия, все еще пребывающая в ступоре, заворожено отследила плавное движение длинного языка, и ощутила дрожь в коленях. Ее безумные глаза метались по широкой груди и рукам мертвеца, по светлым волосам, по губам, обнажившим зубы в довольной улыбке.

— Иди уже, — процедила сквозь зубы наследница, понимая, что еще немного, и она набросится на своего недавнего врага, которого еще вчера мечтала убить, только сделает это совершенно с другой целью…

Когда дверь захлопнулась, Нарбелия рухнула на кровать и с глупой улыбкой на лице принялась созерцать складки на куполе балдахина. Здравый смысл, вырвавшийся, наконец, из небытия, ехидно подметил голосом Хайди: «Похоже, тебя укротили, дорогая моя тигрица; объездили, как молодую кобылу. И как? Каковы на вкус стальные удила?»

— Сладко, — вслух ответила сама себе наследница и, смущенная громкостью голоса, кокетливо прикрыла рот покрывалом. Потом, расхохотавшись, она закинула руки за голову и принялась кататься по одеялам, словно мучимая весенней охотой кошка. Эйфория необузданного, беспричинного счастья переполнила ее.

Вспомнив кое-что важное, Нарбелия спрыгнула с разворошенного ложа и осторожно направилась в дальний угол, к ширме. Достав оттуда припрятанный портрет Тианара, она прислонила его к стене и, уперев руки в боки, вгляделась пристальным взглядом в благородное и уверенное лицо принца. Она ожидала почувствовать в сердце привычный укол, но ожидаемой боли не последовало. Ничего не произошло: Тианар на портрете не вызывал совершенно никаких эмоций.

Довольная победой над собственной горечью, памятью и обидой, наследница радостно ударила по лицу бывшего возлюбленного ногой, с наслаждением слушая, как жалобно трещит под каблуком ее туфельки рвущийся холст. Удовлетворившись местью, она схватила изувеченную картину и безжалостно швырнула в окно, прошептав вслед:

— Прощай!

* * *

Утро больших надежд Айша встретила под звук голосов и лязг оружия — в деревню вернулись воины.

— Айша? Сестренка! Я и не чаял увидеть тебя… — заорал с порога Нанга и, не закончив фразу, хитро прищурился.

— Живой? — ухмыльнулась гоблинша, догадываясь, что брат наверняка загадал какую-нибудь обидную колкость — такая, уж, была у них манера общения друг с другом: поддевки «кто кого», насмешки и шутки.

— Не угадала, я хотел сказать «не в платье», — расплылся в довольной улыбке Нанга, — ты ведь отправилась в Ликию, а там все такие культурные! — он неуклюже присел в насмешливом реверансе, — думал, приедешь ты теперь в нашу глушь с парой худосочных пажей, в розовом платье с вооот-такенным подолом, и веником из павлиньих перьев на башке!

— Это ты у меня сейчас получишь веником по башке, — с наигранным бешенством Айша кинулась на брата, тут же заключив его в объятья. — Ты не изменился, — поднявшись на цыпочки, она добродушно потрепала юношу по голове, — такой же дурень и болтун.

— Хватит нежностей, сестренка, тебе это не идет, — напустив на себя строгий вид, отчитал девушку Нанга, — скажи лучше, где и с кем ты оставила нашу белокурую красавицу. А то я уже начинаю волноваться.

— Тама в Ликии, — успокоила его сестра, — при дворе принцессы Лэйлы.

— Значит, волноваться не о чем. Среди придворных полно пижонов, но совершенно не имеется настоящих крутых парней.

— Какие познания о придворной жизни, — Айша толкнула брата в бок, — скажи, тебя там пара худощавых пажей у входа не поджидает?

— Конечно, поджидает, — невозмутимо кивнул тот, — пара пажей и еще одна назойливая фрейлина…

Неожиданно дверь открылась, и в жилище заглянул Кабан.

— Это она, познакомься! — не растерялся Нанга, указывая на огромную клыкастую рожу соратника.

Айша сдавленно фыркнула, и, не в силах сдержаться, захохотала от души.

— Чего смеетесь? — обиженно пробасил Кабан, — Совет вот-вот начнется, а вы тут забавляетесь.

— Идем, — подтолкнул сестру Нанга, — нас тоже ждут…

Место совета племени представляло собой большую круглую постройку, сложенную из скрепленных глиной камней, крытых железом и ветками. В центре горел костер, вокруг которого собрались участники совета: старейшины и воины.

На невысоких постаментах, украшенных резной костью и укрытых шкурами, восседали пятеро старейшин — пятеро родоначальников главных семей Гиеньей Гривы.

Гоблины не разделяли людских и эльфийских понятий о знатности и родовитости. Важное место занимали семьи, в которых имелось большее количество сильных воинов, то есть женщины усердно плодили сыновей. Как правило, эти семьи-кланы оказывались наиболее зажиточными и процветающими, ведь для гоблинов, промышляющих ратным делом, военные походы являлись основным источником богатства.

У каждого из пяти старейшин имелось по несколько жен, права которых не были равными. В каждой семье всем заправляла одна жена-хозяйка, остальные подчинялись ей, основной их функцией значилось рождение и воспитание детей — и только. Редким исключением считалось наличие в одном доме двух главных жен: такое случалось в том случае, если одна из женщин становилась хозяйкой, а другая — воительницей. Сферы их влияния почти не пересекались, поэтому «домашняя» и «военная» жена не конфликтовали. Однако подобное происходило редко, ведь среди молодых поколений многоженство считалось неуместным пережитком прошлого, ровно как среди стариков бытовало мнение о том, что оружие в руках женщины — вещь совершенно непозволительная.

Галакши, «военная» жена Гыбры, самого многодетного и зажиточного старейшины давно стала исключением. Ни один, даже самый консервативно настроенный, житель Гиеньей Гривы не посмел бы упрекнуть гордую северянку за то, что при первой необходимости она поднимала оружие и шла на битву плечом к плечу с мужчинами.

Надо сказать, что в отличии от благоверной, сам Гыбра, который был намного старше жены, давно уже не брался за палаш. Поэтому на всех военных советах Галакши сопровождала его и, незаметно для других, сама вела переговоры и принимала решения, тогда как молчаливо сидящий на постаменте муж лишь внимательно слушал ее и повелевающее кивал головой…

Среди собравшихся присутствовали представители всех поколений. Не только старики и матерые воины, но и молодые гоблины, успевшие проявить себя в битвах и охоте. К их мнению прислушивались, ведь юность, которая порой бывает слишком пылкой, часто оказывается и весьма дальновидной. «У молодых свои глаза» — гласило одно из популярных изречений…

Войдя в помещение, Айша быстро оглядела присутствующих, среди которых она заметила Ришту, Мойру и других своих ровесников. Вглядевшись в лица друзей, она поразилась, как изменились они за последнее время: на них не осталось и следа былой беспечности и юношеской беззаботности. А ведь такого не случалось даже после самых серьезных походов. Теперь, все обстояло иначе: угроза, нависшая над родным домом, изменила всех.

— Свободные дети Степи! — окинув взглядом собравшихся, заговорил скрипучим голосом Гыбра. — Помните ли вы о силе и славе наших предков, о том, как когда-то мы были Ордой, одно упоминание о которой повергало в ужас Королевство людей и Владычество эльфов! И что мы видим сейчас? Рыцари Короля атакуют наши деревни, а эльфы Волдэя рыскают по степи и ведут себя, как хозяева. Что думаете вы об этом, воины и мудрецы?

— Нет им пощады! — выкрикнул высокий длиннорукий гоблин.

— Война! Война! — тут же поддержали его несколько голосов.

— Подожди Паучья Лапа. Дош, Гишма, Клык, и вы погодите, — подняла руку Галакши, призывая к тишине, — война давно началась, а наши силы не так уж велики.

— Не поджимай хвост, женщина! — огрызнулся огромный гоблин, с усеянной шрамами лысой головой, — среди нас достаточно отважных воинов, нам нечего бояться.

— Не чего бояться? — Галакши смерила его спокойным холодным взглядом, — ты, Камень, был в походе, когда на Гиенью Гриву напали люди Короля. Ты не видел всего, что происходило здесь. Победа досталась нам лишь волей Богини.

— В деревне почти не было воинов тогда, — настоял на своем огромный Камень, — теперь почти все вернулись. Теперь мы сила.

— Сила, но не армия, — поддержал Галакши старейшина, которого звали Ашгар, — в Гиенью Гриву пришел только один отряд, и кроме рыцарей в нем были эльфы и драконы. Они объединили силы, и этот союз не принесет добра никому. Гоблинам тоже пора объединяться, пора возродить мощь Орды.

— С кем объединяться? — усмехнулся кто-то из молодых, — своих соседей мы не видели по многу лет, общаемся и торгуем с парой ближайших деревень, а про остальных ведать не ведаем. Может, их и нет уж в помине.

— Не болтай глупостей, Кикра! Степь велика, если кинуть клич — отыщутся воины.

— Но захотят ли они объединяться, — хмуро возразил Камень, — что им до дел, которые творятся в пограничье?

— Если ты еще не понял, лысая твоя башка, — сердито рявкнула на него Галакши, — то дела эти скоро коснутся всех. Эльфы пришли к нам не для того, чтобы поупражняться в фехтовании. Они протоптали дорогу от Королевства до самого Шиммака и ходят по ней, когда им вздумается. Сколько деревень они уже разгромили, известно лишь Богине! А мы отбили один отряд и спим спокойно!

— Женщина права. Галакши права, — зазвучало отовсюду. — Мы должны отправить гонцов в Степь на поиски соседей, готовых взять в руки оружие и сражаться за свои земли.

— Даже собрав все племена и роды, нам не одолеть силу, что выросла на западе, — прохрипел старейшина Нашра, — эльфы, драконы, люди — слишком сильный альянс. Мы не справимся одни.

Среди присутствующих зазвучали возмущенные возгласы, но Нашра поднял вверх руку, призывая к тишине. Услышав, как гулко звякнули совиные кости на его браслете, гоблины затихли.

— Глупо сражаться с альянсом в одиночку. Даже если мы соберем Орду, нам будут нужны союзники. Подумайте, кто может стать ими?

Окружающие молчали: то ли не знали, что ответить, то ли не хотели произносить вслух.

— Те, против кого повернулись силы эльфов и Короля, — раздался в тишине звонкий голос.

Множество глаз устремили взгляды на юную гоблиншу, сидящую возле самого входа.

— Может, ты назовешь тех, кого имела в виду, Айша? — влажные глаза старого Нашры обернулись к говорящей.

— Ликия, — немного растеряв уверенность от всеобщего внимания, произнесла та, и тут же добавила, собравшись с духом, — хозяйка Ликии принцесса Лэйла хочет заключить союз с народом Степи. Она просила меня исполнить роль гонца и принести гоблинам вот это.

Поднявшись и подойдя к постаментам старейшин, Айша вынула из-за полы куртки запечатанный свиток и передала его Нашре. Тот сорвал печать и развернул его:

— Договор союза, — немного удивленно произнес тот, — мы должны обдумать такое предложение…

Гоблины говорили долго. Спорили и соглашались, решали и взвешивали, кричали и молчали. Когда совет, наконец, закончился, солнце опустилось за горизонт, и над степью взошла луна. Огромная, карминно-красная — недоброе знамение будущих кровопролитий.

Предложение Лэйлы пока осталось без ответа. Осторожные старейшины думали, взвешивая все за и против. Однако гоблины единогласно поддержали мысль о том, чтобы отправить гонцов по всей Степи. Среди тех, кто вызвался исполнить их роль, оказались Нанга и Айша. Они были единственными конными всадниками в деревне. Их скорость могла сыграть на руку. Ришту, который хотел отправиться с ними, попросили остаться, деревне нужны были сильные воины, и волчьи всадники в том числе. На время сборов Гиенья Грива не могла остаться без прикрытия.

В очередной раз попрощавшись с матерью, Айша и Нанга вышли из родного дома и направились к коням. Глядя, как младший брат теребит рукоять прислоненного к стене топора, Айша вздохнула:

— Когда-нибудь мы вернемся домой, а он уже будет великим воином.

— Не грусти, сестренка, — хлопнул ее по плечу Нанга, — неважно кем он будет, главное, что мы обязательно вернемся…

* * *

Рамаль быстро прошел мимо лающих гончаков и молчаливо лежащих мастифов. Встал в конце коридора, с тяжелым сердцем осматривая пустые темные клети. Из самой дальней раздалась возня и веселое собачье повизгивание. Нехотя, не желая, Рамаль направился туда и остановился, глядя на двух оставшихся собак.

После того, как Хапа-Тавак решил провернуть свою хитрую уловку, с псарни увели дюжину темноморских терьеров. Найденный где-то анатомист получил за операцию кучу денег и седину на пол-головы, ведь теперь и он и вся его семья попадали под надзор господина Камэля, а значит, в случае утечки информации рисковали своими головами. Дело было серьезным и требовало ловкости и большого умения. Анатомист, хороший знаток своего ремесла, сумел собраться духом и провести операции успешно. Все, кроме одной. Последний пес погиб, и Хапа-Тавак потребовал еще одного на замену.

Рамаль заглянул в угловую клеть, там, разделенные перегородкой наивно радовались и стегали по стенам хвостами два темноморских терьера. Барклай и Фреа.

Эльф не разделил их беспечной радости. Нахмурившись, окинул взглядом маленькую желтую суку, Фреа, оценил ее распертое в стороны просвечивающее снизу розовым брюхо. Должна ощениться на днях — операцию она не выдержит.

Рука Рамаля налилась тяжестью, когда он потянулся к крюку, на котором висели широкие, украшенные золотыми клепками ошейники и кожаные поводки. Второй терьер радостно залаял, предвещая прогулку. Он устал сидеть в темном и душном загоне.

— Идем, Барклай, — не глядя псу в глаза, позвал Рамаль, приоткрывая дверь клети, — идем.

Пес выскочил в проход и радостно закрутился вокруг ног эльфа. Тот опустил вниз руку с ошейником, и терьер послушно нырнул в него своей страшной мордой, украшенной частоколом открытых острых зубов. Наивный и неуклюжий, опасный и беспощадный, верный и доверчивый, как все псы.

Похолодевшей рукой Рамаль пристегнул карабин к кольцу ошейника. Его сердце сковал лед. Все внутри замирало от мысли о том, что он ведет на заклание единственное на земле существо, которое считало его своим другом. Которое он считал своим другом… Проклятый анатомист! Глупый неумеха! Как он умудрился загубить последнюю собаку, ту самую собаку, имени которой Рамаль не знал. Он не жалел ее, из-за нее пришлось отдать Хапа-Таваку Барклая.

Слеза злой безысходности прокатилась по щеке эльфа. Проклиная собственную сентиментальность, он решительно намотал на кулак поводок. Пес притих, уняв свою радость, словно понял, что вывели его вовсе не ради праздной прогулки.

Эльф и терьер неспешным шагом двинулись прочь от псарни. Рамаль смотрел вперед, чувствуя, как впервые за много лет к глазам подкатывают слезы жалости и обиды. Пес опустил к земле могучую голову и медленно цокал когтями по брусчатке.

— Прости, Барклай, — сказал Рамаль тихим, вкрадчивым голосом. — Так уж вышло, прости…

* * *

— Я не пойду, — заявила Таша, натягивая одеяло и забиваясь поглубже в постель.

Тама, которая проснулась уже давно и, переделав свои нехитрые дела, вернулась в комнату с долгожданным нарядом щедрой фрейлины, взглянула на нее удивленно.

— Ты что, заболела? Чувствуешь себя плохо?

— Нет, — тихо отозвалась принцесса из своего импровизированного убежища, — не пойду и все…

Тама сияла, а для Таши грядущий бал казался казнью. Что она будет делать там? Усталая, обросшая неровными, плохо подстриженными лохмами, с телом, покрытым синяками и ссадинами, полученными за время последних приключений, со страшными узловатыми пальцами, обломанными грязными ногтями. Во время скитальческой жизни все эти неприятные детали выглядели неотъемлемыми частями долгого и непростого ученичества, но бал… Бал слыл событием совершенно иного рода, и Таша, которая, будучи принцессой, успела в свое время отведать изрядную порцию околосветской жизни не могла себе позволить показаться на нем приблудной оборванкой.

— Ну что ты, — Тама присела на край кровати подруги и тихонько постучала рукой по одеялу. — Пойдем. Тебе надо развлечься, отдохнуть и мне тоже. Тебя же госпожа Лэйла пригласила. Не будь невежей.

Таша вздохнула, сбрасывая одеяло и руша свое укрытие. Бал. Не веселье, а проблема. Взахлеб наобщавшись с Тамой предыдущим вечером, она с ужасом вспомнила о Фиро. Почти два дня прошло. Сколько им осталось еще быть вместе? Да и какое там вместе. Они не виделись с прибытия — злая ирония. Вот уж когда учишься дорожить каждой минутой, каждым часом, каждым днем. Неумолимое время — даже реку можно остановить плотиной, а на него управы нет. Течет и течет, вроде бы с одной скоростью, а посмотришь на часы, и поймешь — вот час прошел, вот два, вот полдня. Когда ждешь, время тянется медленно, но, зато, если нет его вовсе свободного, лишнего — летит стремительнее сокола. Таков закон времени, закон жизни — злой рок, не закон…

— Не пойду, — ощущая в душе пустоту и обидную, плаксивую вредность, снова буркнула Таша, — и не проси.

— Аааа, это потому, что у тебя нет красивого наряда, — догадалась пастушка.

— Да, именно! — тут же закивала головой обрадованная неожиданно пришедшим ответом, принцесса.

Как назло, в тот же миг в дверь комнаты поскреблась служанка, которая принесла аккуратно свернутое зеленое платье.

— А, ну-ка, примерь! — обрадовано выкрикнула Тама, подхватила платье и неистово встряхнула, расправляя, — прехорошенькое.

— Да уж, — неуверенно согласилась Таша, вспоминая, что доверять щедрым восторгам Тамы следует не всегда.

В тот момент ей даже почудилось, что сейчас откуда-то из-за спины раздастся хмурое бормотание Айши, о том, что Тама, мягко сказать, не права, и платье вовсе не так хорошо, как считает наивная пастушка… Но за спиной никого не было. Таша вздохнула, без гоблинши команда казалась неполной. А ведь когда-то их отчаянное трио могло вынести любые тяготы и приключения, дать отпор любому врагу. Как вышло, что судьбы их разошлись, словно пути-дороги от перекрестка? Все в разные стороны.

— Даже Айше оно бы понравилось, — словно прочитав мысли принцессы, грустно добавила Тама.

Таша сдалась. Она стянула подаренное Эллавией дорожное платье и покорно подняла вверх руки. Тама ловко натянула наряд ей через голову.

— Вот, повернись… Ой, — пастушка разочарованно всплеснула руками, — короткое, совсем короткое.

К всеобщему разочарованию, платье оказалось непозволительно куцым, короче старого ташиного плаща — и щиколотки видно и голени, тут уж нечего говорить о взлетевшей под грудь талии и коротких рукавах.

— Ну, почему ты такая высокая? — ища оправдания для ситуации, выдохнула Тама. — Что же делать.

— Видишь, — плохо скрыв радость, одернула подругу Таша, — не нужно мне идти на бал, все к этому ведет.

Но решительную и целеустремленную Таму сложно было переубедить или остановить:

— Значит так, — заявила она, вытаскивая принцессу в коридор и кивая на огромные часы одной из дворцовых башен, — время у нас еще есть. Мы пойдем в гардеробную фрейлин и одолжим тебе красивую и подходящую одежду.

— Одолжим? — переспросила Таша, уловив лихорадочный блеск в глазах подруги, — скажи еще, что украдем?

— Одолжим, — сдвинула брови Тама, и уверенно тряхнула светлыми кудрями, — у этих фрейлин платьев просто завались, авось не обеднеют. К тому же мы все вернем, сразу после бала.

Не успела Таша опомниться, как они уже спешили по персиковому, отделанному мозаикой из раковин коридору, ведущему к узкой мраморной лестнице, винтом уходящей куда-то наверх.

— Только тихо, — предупредила Тама, — плохо будет, если попадемся. Вперед!

Тычок в спину заставил Ташу приблизиться к блестящим чистотой ступеням и взойти по ним на следующий этаж. Оказавшись в круглом холле с пятью буковыми дверями, обитыми серебром, Тама сосредоточенно вгрызлась в ноготь указательного пальца.

— Куда теперь? — взволнованно прошептала Таша.

— Не помню, — пересчитав двери слева-направо и справа-налево, отозвалась подруга-авантюристка, — кажется сюда, — она толкнула вторую справа дверь.

За дверью оказался открытый переход с легкими арками и невесомой крышей. Белый мрамор на полу сиял чистотой, и Таша невольно обернулась, боясь оставить следы. Переход привел их в маленький холл, за которым снова открылся коридор с дверями. Возле одной из них Тама остановилась.

— Здесь, — произнесла она довольным тоном, припала ухом к деревянному полотну и, убедившись, что за дверью пусто, вошла внутрь.

Таша шмыгнула следом, с ужасом расслышав, как в тот же миг покинутый коридор огласился звуком шагов. Следом раздались голоса. Принцесса тихо притворила дверь и, взглянув на Таму, побледнела. Лицо подруги выражало удивление и испуг, ведь комната, в которой они оказались, была вовсе не гардеробной, а кабинетом, с огромным шкафом в углу и столом по центру. Шкура белого льва на полу, с целой головой и когтями на лапах глянула на незваных гостей с укором. На миг Таше даже показалась, что эта страшная шкура — живая, сейчас откроет пасть и заорет на весь дворец об их с Тамой вторжении.

К счастью шкура промолчала. Да и криков особых уже не требовалось. Шаги в коридоре были все ближе, послышались голоса, обнаружение девушек оказалось неизбежным.

— Прячемся в шкаф, — скомандовала Тама, впиваясь пальцами в ташину руку и подтаскивая девушку к массивным полированным створам.

— Ох… — только и успела выдохнуть принцесса.

— Тихо! Молчок! — бешеным шепотом приструнила ее пастушка.

Они забились под какие-то полки, пахнущие бумагой и кожей. В кабинет вошли. Судя по шагам двое, судя по голосам — мужчина и женщина. Мужской голос принадлежал глубокому старику, а женский, его не представлялось возможным не узнать: то была принцесса Лэйла, хозяйка Ликии.

За дверцами шкафа скрипнуло дерево: вошедшие сели, а Тама и Таша затаили дыхание.

— Дайте мне, наконец, ответ, господин Моруэл, не томите, — зазвучал голос городской хозяйки, вкрадчивый и четкий, — я должна знать все.

— Не просите меня о невозможном, моя госпожа, — уклончиво ответил старик, — я не провидец, а всего лишь старый, выживший из ума чернокнижник.

— Ах, Моруэл, провидцы видят лишь туманное будущее, в котором еще ничего не предрешено, вы же смотрите в прошлое, где все свершилось, где все неизменно. Не лукавьте, что не разделяете моих тревог, это вы отыскали легенду о Белом Кролике, но, то был лишь зачин, я уверена, иначе не осталось бы в тайнах идущей войны такого количества белых пятен.

— Не думайте о кролике, — как-то неестественно вздохнул чернокнижник, — что вам до него? Пусть Лесной Князь льет слезы о своих дочерях и ищет мести в битвах. Ликия не город войны. Ликия неприкосновенна.

— Времена изменились, Моруэл, — голос Лэйлы чуть заметно дрогнул, — не пытайтесь успокоить меня так, как делали много лет назад, глядя по голове маленькую испуганную девочку. Вы ведь как никто другой изучили ту легенду. Эльфийки эльфийками, головы головами, но суть-то не в них. Все началось с ключа, которым так жаждал владеть эльфийский воин.

— Я понимаю, — понизил голос старик, словно догадавшись, что у беседы есть невольные свидетели, — но мало ли в нашем мире ценных ключей…

— Я знаю лишь один, — оборвала собеседника Лэйла, — тот, о котором говорила мне бабка, сравнивая наши руки и убеждаясь, что они одинаковы, как две капли воды.

— Я понимаю ваши тревоги, — замурлыкал Моруэл, стараясь придать тону умиротворяющие ноты, — но не тревожьтесь раньше того, как настанет время тревог.

— А оно настанет, — сказала нелюбимая дочь Короля уверенно и громко, — уже настало. Я не хочу, чтобы карта, скрытая в венах и татуировках моей руки, досталась врагам. Я не знаю истинной цены и назначения ликийского ключа, но предыдущая хозяйка города хранила его тайну всю свою жизнь, ровно, как и поколения ее предшественниц, — выпалив вышесказанное яростно и вдохновенно, Лэйла помолчала несколько секунд и устало спросила. — Я уже давно не та маленькая девочка, которой вы читали сказки перед сном, не пытайтесь оградить меня от реальности пустыми словами. Я знаю, что за ключом придут, я это чувствую. Взяв в руки власть над Ликией, я сама стала этим городом и отныне вижу гораздо больше того, что подвластно глазу.

Лэйла замолчала. Молчал и Моруэл. В шкафу, прижимаясь друг к дружке, задержали дыхание Таша и Тама. Эти несколько безмолвных минут показались Таше вечностью. Она с ужасом думала о том, что не хочет слышать подобных разговоров и становиться свидетелем чьих-то тайн. Прислушиваясь к темноте, девушка молила Центру, чтобы беседа колдуна и городской хозяйки на этом закончилась, но грозный пророк Великого Централа не привык размениваться по мелочам.

— Кроме вас никто не знает о карте и ключе, — произнес, наконец, старый волшебник.

— Только вы, и ни одна живая душа более…

— Ошибаетесь, — добавил, вдруг, Моруэл, и девушки сжались от страха, предчувствуя разоблачение, — выходите, незваные гостьи, — грянуло снаружи.

Пришлось выбраться, скрываться далее было глупо.

Глядя на перепуганных, красных от стыда подруг, Лэйла помрачнела и взгляд ее наполнился глубокой печалью.

— Как вы оказались здесь? — спросила она, наконец.

— Хотели одолжить у фрейлин платье для бала, госпожа, — честно призналась Тама, понимая, что вранье только усугубит их вину.

— Как глупо… — вздохнула городская хозяйка, и взгляд ее стал совершенно отрешенным, словно вместо девушек перед глазами оказалось лишь пустое место.

— Что с нами будет? Вы накажите нас? — волнуясь, поинтересовалась Тама, Таша в тот момент вообще не могла произнести ни слова.

Лэйла не ответила, помолчав, кивнула на резную дверь в конце комнаты, добавляя:

— Возьмите любые платья, какие вам понравятся, и забудьте о том, что услышали.

Присев в неуклюжих, поспешных реверансах, девушки метнулись в указанном направлении и, лихорадочно похватав с вешалок первые попавшиеся наряды, бросились прочь из роковой комнаты.

Уже в коридоре, глядя на белую от ужаса Ташу, Тама задорно рассмеялась:

— Да не переживай ты так! Чего только не бывает во дворце — здесь полным-полно всяких сплетен и тайн. Главное, что не влетело, а до остального нам дела нет.

Таша промолчала, хоть и не разделила спокойствия и беззаботности подруги…

Оставшись наедине с чернокнижником, Лэйла погрузилась в мысли. Ее красивое лицо отметила печать тяжелой думы. Заметив это, Моруэл произнес:

— Все верно, госпожа, не тревожьтесь, все верно. Такова воля судьбы…

Не бойся встать на самый край, Иди на риск, с судьбой играй. К золотой короне мчитесь кони, Только туда, только туда, где сегодня рай. С детства я хотела быть первой, Обо мне узнает земля, Буду, буду я королевой, Только дайте мне короля. (С) ОСТ «31 июня»

Нарбелия не прогадала, рассчитывая отыскать отца в рабочем кабинете. Как и прежде пару часов перед сном он предпочитал проводить в одиночестве. В такие минуты компанию ему составляли бокал старинного вина и любимая такса, спящая у ног на медвежьей шкуре.

Принцесса вошла без стука, огляделась по сторонам, словно боясь, что ненавистная драконша уже успела пробраться в обитель отца и что-то в ней поменять. Пока все оставалось на месте: Красный мрамор стен, колонны по углам, увитые резьбой в виде плющевых листьев, огромная люстра на сотню свечей, которую никто никогда не зажигал: отец всегда пользовался настольными подсвечниками, поэтому в кабинете царил уютный полумрак.

Спящая такса даже не подняла головы, Нарбелия ее знала с детства. Скользнув взглядам по высоким стеллажам из черного дерева, заполненным свитками, книгами, шкатулками, девушка подошла к массивному столу, украшенному по краю золотой чеканкой. Король поднял голову, оторвавшись от большой книги в кожаном переплете:

— Дочь моя, что привело тебя сюда в столь поздний час?

— Тревоги, отец, невыносимые тревоги о твоей судьбе и судьбе Королевства, — произнесла принцесса как можно более вкрадчиво и ласково.

— Не беспокойся, доброе дитя, сейчас моя душа переполнена ликованием. Ничто не приносит Королевству такого благоденствия, как вдохновение и счастье его Короля! Столица цветет, будто райский сад.

— Все это, конечно, хорошо, — отвела взгляд Нарбелия, стараясь не заглядывать в раскрасневшееся, счастливое лицо отца, — но твоя свадьба весьма обеспокоила меня. Это поспешное решение, пойми, отец!

— Конечно, все произошло слишком быстро, но истинную любовь не сдержишь, — мечтательно развел руками Король, — не беспокойся, Миния станет замечательной Королевой, с ее приходом судьба наших земель окажется в надежных руках. К тому же она красива, как ангел, подданные полюбят ее.

— Ты плохо знаешь эту женщину, — сердито выдохнула Нарбелия, не терпевшая подобных комплиментов в чужой адрес — ее голос моментально растерял всю напускную нежность, — она коварна и опасна.

— Это ревность, дитя мое, — печально улыбнулся Король, пытаясь уладить ситуацию, — я понимаю, ты верна своей матери, хоть и помнишь ее едва. Ты привыкнешь и поймешь меня…

— Как можно такое понять? — распалилась Нарбелия, — молодая проходимка окрутила старого Короля, заскучавшего в одиночестве.

— Не нужно так говорить, — лицо Короля помрачнело, — ты ранишь меня в самое сердце.

— Это не я раню твое сердце, — отчаянно выкрикнула принцесса, — это твоя потаскуха-Миния скоро вырвет его и сожрет на завтрак. Она гадюка, отец, подлая змея! Неужели ты настолько слеп? Где твоя прозорливость, мудрость? Где?

— Не дерзи, Нарбелия! Не зарывайся! — вскочил с места Король, и старая такса испуганно заскулила, забиваясь под ящики стола.

— Отмени свадьбу, отец. Отмени, пока не поздно. Послушай меня. Неужели ты позволишь, чтобы наше Королевство попало в загребущие лапы какой-то драконши? Ты забыл, что у тебя есть наследница?

— Ах, вот в чем дело, — голос Короля вдруг стал холодным и презрительным, — ты расстроилась, что власть перейдет не в твои руки? Как низко, дочь моя… — он вздохнул разочарованно и печально, — не беспокойся, я не оставлю тебя без наследства: ты получишь в свое распоряжение Ликию.

— Что? А как же Лэйла?

— Лэйла предала Королевство, и за это лишится своего трона.

Нарбелия почувствовала холод в пальцах рук и ног. Мертвец не соврал — Миния и впрямь восстановила отца против сестры. Все услышанное звучало просто отвратительно, гадко, подло. Дрянная авантюристка с крысиными зубами, не успев стать Королевой, навела свои порядки — надумала лишить трона обеих дочерей Короля. Дрянь. Нарбелия сжала кулаки и скрипнула зубами. Проклятье. Проклятье! Проклятье…

Опустив голову, она направилась в свои покои. Разговор так ничем и не окончился, а все попытки отговорить отца от свадьбы провалились. Разные мысли метались в голове наследницы, все они были рождены яростью и жаждой мести. Она вспоминала все самые мощные и убийственные заклинания, воскрешала в памяти имена знакомых убийц и названия ядов. Осознав — решить проблему по-хорошему не выйдет, принцесса поняла, что пойдет на все.

Нельзя обвинить Нарбелию в том, что она опустила руки: сколько заклинаний было прочитано, сколько наемных убийц послано, сколько служанок подкуплено. Однако королевская невеста оказалась крепким орешком, весьма крепким, чтобы теперь уже бывшая наследница обломала об нее свои прекрасные зубки. Ярости и гневу последней не было конца. Она била посуду и закатывала истерики горничным. Служанки боялись лишний раз подходить к ее покоям.

Наконец, день свадьбы настал. Столица ликовала, утопающая в цветах, пестрящая лучшими нарядами ее жителей, наполненная ароматом угощений, вынесенных на площади и разложенных на укрытых белыми скатертями столах, специально для простого народа. В этот день каждый мог подойти к королевскому столу и поесть досыта. Богатые брезговали яствами, уступая свое место нищим и беднякам, которые дружно толпились возле постоянно пополняемых блюд, вознося хвалу небесам, благословенному Королю и его прекрасной невесте.

Для обеспечения охраны и порядка солдаты со всех окрестных гарнизонов были присланы в столицу. Они патрулировали улицы площади и парки. Охрану дворца утроили, боясь новых выходок неизвестного недоброжелателя, совершившего за последнюю неделю несколько покушений на Минию. К великому утешению Короля, сама драконша не слишком беспокоилась об этой напасти, ее личные телохранители — два мага-эльфа прекрасно справлялись со своей задачей, да и сама невеста вовсе не была беззащитной.

С раннего утра от Короля не отходили многочисленные слуги, пажи, парикмахеры и швеи. Одни укладывали ему волосы, другие пудрили лицо, третьи брызгали благовониями нижнюю одежду, четвертые подгоняли расшитый рубинами алый камзол так, чтобы сидел безупречно.

Когда, наконец, все приготовления были закончены, а если говорить точнее, к обеду великого дня, Король, в сопровождении телохранителей, знаменосцев и пажей покинул дворец, отправляясь в самый величественный храм Объединенного Централа, находящийся на площади Святого Центры, совсем недалеко от королевского дворца. Расстояние, которое можно было за несколько минут преодолеть пешком, отец Нарбелии проехал в нарядной карете, запряженной шестеркой великолепных эльфийских коней темно-игреневой масти.

Там, по всем правилам этикета, он остановился, ожидая картеж невесты. Она не заставила себя долго ждать. Подъехала к ступеням храма на открытой повозке из перламутра, укрытой белыми норковыми шкурами и запряженной белоснежной парой редких в этих местах северных упряжных.

Увидев будущую венценосную чету, оттесненные от проездов охраной, толпы зевак восторженно загудели, выкрикивая поздравления и благодарности Королю и его невесте. А тот, взяв под руку Минию, ступил на мраморную лестницу, идущую между рядов колонн, ко входу в храм. Внутрь храма, согласно обычаю, в тот день не пускали никого, кроме царственного жениха и его благородной невесты.

Лишь один человек во всей столице не разделил всеобщего праздника и торжества. Нарбелия. Мрачная и злая она уединилась в своих покоях, отправив прочь королевского пажа, сообщившего, что Король ожидает дочь на церемонии. Дабы сохранить лицо и не выглядеть в глазах дворцовых сплетников обиженной жизнью скандалисткой, бывшая наследница сослалась на сильное недомогание, что отчасти являлось правдой. Она действительно чувствовала себя нехорошо. Не стоило и гадать, что явилось причиной этой хвори — лютая злоба, точащая сердце, постоянное недоедание и недосып. Нервы были на пределе, силы тоже.

Захлопнув наглухо окно, специально, чтобы не слышать радостные крики и веселую музыку, Нарбелия задернула тяжелые портьеры и, бессильно рыдая, рухнула на кровать. Воцарившиеся в ее комнате тишина и мрак не дали покоя, наоборот, создали ощущение пустого склепа, в котором ее, законную наследницу, оставили одну, более ненужную и неважную своему Королевству и отцу. Она рыдала и рыдала, уткнувшись лицом в мягкую перину, до тех пор, пока сквозь собственные всхлипы не различила тихий стук в дверь.

— Хайди, это ты, — разочарованно выдохнула Нарбелия, и тут же отвернулась, пряча от пришельца распухшее красное лицо, — что, на свадьбу не пригласили?

— Зря рычишь, дорогая, хотя, сейчас это тебе несказанно идет — с таким лицом ты и вправду похожа на бульдога, у которого из-под носа утянули кость.

— Это тебя давно пора скормить бульдогам, мерзкая падаль! — поворачиваясь, выкрикнула принцесса, получив долгожданный объект для излияния своего гнева, — ненавижу тебя, всех ненавижу! Вокруг одни враги и негодяи! Трусы и предатели! Ублюдки и подлецы!

— Угомонись, — злобно прошипел в ответ ее мертвый слуга, — хватит психовать. Этим делу не поможешь.

— Уже ничем не поможешь! Поганка-Миния охомутала Короля. Я — нищая бесприданница! Это конец, конец…

— Возьми себя в руки, дура. Ты все еще принцесса и королевская дочь! Не ной, словно битая служанка, — спокойные прежде глаза мертвеца полыхнули оранжевым огнем.

— Да, пожалуй, — Нарбелия гневно откинула волосы и направилась к выходу, — пора положить конец этому цирку.

— Что ты задумала? — в голосе Хайди промелькнуло беспокойство.

— Убью крысу прямо сейчас…

— Не вздумай! Убьешь — станешь преступницей межгосударственного масштаба, и тебя повесят, не посмотрят, что благородных кровей.

— Пусть попробуют, — глаза наследницы налились кровью, — пусть рискнут, — на концах тонких пальчиков полыхнули опасные искры, — познают мощь моей силы.

— Миния тебе не по зубам, — понижая голос, произнес мертвец, отслеживая все движения Нарбелии.

— Не родилась еще та стерва, которой я не смогу свернуть шею! — голос бывшей наследницы превратился в злобное шипение.

Собирая в ладонях электрические комки силы, Нарбелия направилась в коридор. Хайди нагнал ее в дверях и схватил за руку:

— Стой.

— Не смей трогать меня, — прошипела Нарбелия, толкая его в грудь.

Мертвец перехватил ее за запястья, и она снова зарычала, как дикая разъяренная кошка:

— Не смей меня останавливать, ты мой слуга! — рванулась, отскочила, развернувшись спиной, кинулась в проход.

Сильные руки обхватили ее сзади. Одна обвила шею, вторая талию, оскаленные зубы клацнули возле украшенного золотом и брильянтами уха:

— Не дури, истеричка. Сегодня убьешь Минию и насытишься местью, а завтра, стоя на эшафоте пожалеешь о содеянном.

— Не пожалею! Ничто не может быть слаще желанной мести…

С этими словами девушка рванулась из последних сил. Хайди удержал ее, крепче пережав горло, впиваясь рукой в нежный живот. Неожиданно под пальцами что-то шевельнулось — от неожиданности мертвец ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Нарбелию. Она стояла тяжело дыша.

— Ты…ты почему не сказала? — напряженный взгляд Хайди пересекся с осоловевшими глазами принцессы, — чей ребенок?

— Кириэля, — еле слышно произнесла принцесса.

— Ты врешь, — прозвучало в ответ, — сама знаешь, что беременна не от него.

— Это не важно, он не догадается, что ребенок от Тианара.

— Тианара, — переспросил мертвец, прищуривая глаза и требовательно взирая на принцессу, — с тех пор, как я вытащил тебя из подземелья, прошло немало времени… Какой срок?

— Большой.

— Какой, отвечай.

— Последний месяц.

— Не может быть, — на лице Хайди, рассматривающего стройную фигуру девушки и незаметный живот, проступило тревожное недоумение.

Жажда мести мгновенно прошла, стоило верному слуге обнаружить то, что Нарбелия прятала уже несколько месяцев, не желая открыть прежде всего себе самой. Первое время она внушала себе, что вовсе не беременна, и все признаки — лишь результат постоянных переживаний и стрессов. Потом пыталась избавиться от ребенка, но что-то каждый раз останавливало ее. Теперь она смирилась с фактом, решив использовать свое состояние, как козырь, способный ускорить свадьбу с Кириэлем. Конечно, задумка могла провалиться, но Нарбелия, которой не чего было терять, полностью полагалась на собственные магические способности. С помощью колдовства она смогла укрыть плотным мороком свое тело, и сделала это так искусно, что даже сильные маги в Эльфаноре не сумели заподозрить неладное.

Поделившись своими планами с Хайди, особой поддержки она не получила. Усевшись в кресло и задумчиво подперев рукой подбородок, мертвец разочарованно покачал головой:

— Пусть Кириэль и полный болван, его кукловоды наверняка задумаются, прежде чем допустить тебя к будущему Владыке. Живот ты скрыла, но со дня на день родится ребенок, как ты поступишь тогда?

— Я его спрячу, притворюсь беременной, объявлю принцу и его прихвостням подходящий срок, выйду замуж, стану Владычицей, а потом изображу роды наследника, — уверенно заявила Нарбелия.

— Изобразишь? Думаешь, это будет легко, к тебе приставят кучу шпионов и личного врача, — голос собеседника переполнился сомнением.

— Повитуху и врача я возьму своих — таковым будет мое условие. И Кириэль его выполнит, я заставлю, — нежные пальцы свернулись в кулак, — таков будет каприз невесты.

— Что ж, попробуй, — Хайди взглянул девушке в глаза, и взгляд его обнадеживал.

Странное ощущение надежности и защищенности переполнило принцессу. Конечно, периодически Хайди злил и раздражал ее, но, в то же время, его компания с каждым днем становилась все более желанной и приятной. Девушка не могла точно истолковать свои чувства, но былой ненависти в них почти не осталось, а градус привязанности и даже зависимости поднимался с каждым днем.

Успокоившись, Нарбелия расслабленно откинулась в кресле напротив мертвеца, по-кошачьи потянулась, меряя его недвусмысленным взором, тоскливо посмотрела сначала на диван, а потом на кровать. Хайди ответил прямым взглядом, скрывающим усталую насмешку. Потом ушел прочь, а Нарбелия, с досадой поглядев ему вслед, уселась за письменный стол и, достав из ящика тонкий лист надушенной благовониями бумаги с золотым гербом в углу, принялась писать послание «возлюбленному» эльфийскому принцу.

* * *

— Кого еще там принесло? — рыкнул Камэль на невысокого большеглазого эльфа, в роду которого явно имелась лесная родня.

— Разбойники, — тихо ответил тот, боясь поднять лицо и встретиться глазами с главным, — говорят, господин Хапа-Тавак их пригласил.

— Ясно, — дернул губой Камэль отчего расположившийся возле рта шрам пошел вверх надломленной дугой. — Эй, Зенка! — прикрикнул он, обернувшись за спину. — Бегом к господину, скажи эти пришли. Разбойники.

В полумраке длинного коридора, не имеющего окон, раздались частые шажки. Служанка-полукровка со всех ног бросилась исполнять приказ. Она торопилась, и причин у нее на то имелось две: первая — нерасторопность каралась руганью, а в худшем случае даже побоями; вторая — оставаться рядом с господином Камэлем никто из слуг не желал.

Шаги утихли, в конце коридора скрипнула дверь, вырезав на темном полу четкий светлый прямоугольник. Спустя минуту — снова звук двери и опять чечетка быстрых ног по каменному узорному полу.

— Господин Хапа-Тавак велел пригласить их поскорее, — отчеканила она, справляясь с дыханием, — ждет их очень.

— Поди прочь, — буркнул на служанку Камэль, раздраженный ее простым пограничным говорком, — глаза не мозоль.

Обрадованная Зенка кинулась со всех ног к дальней лестнице, ведущей на первые этажи, где находились комнаты слуг. В спешке поскользнулась и растянулась на полу, тут же мячиком подскочила и понеслась еще быстрее.

— Слышал? Зови разбойников, чего стоишь, — было приказано невысокому эльфу, и тот, взяв пример с благоразумной Зенки, поспешил удалиться…

Шайку Гои на западе знали хорошо. Она патрулировала все восточные дороги. Караванщики говорили о ней с ужасом, а Королевские солдаты и эльийские охотники с досадой и ненавистью. Не желая делить степи с гоблинами, разбойники не подходили близко к Королевству, обычно держались у границ Апара и на севере, там, где степная коса тянулась почти до самого Шиммака. Там степь не была такой дикой, как на западе, там проживало много людей, а гоблинские поселения встречались редко.

Если Король тратил все силы на разгром разбойничьих банд, то хитрые апарцы поступали иначе — когда Гоя принимался бесчинствовать слишком близко к границе, или слишком сильно тревожил апарских купцов, его решительно отгоняли в степь, не преследуя. Ходили слухи, что головорезы Гои стоят на тайной службе у апарцев и даже платят им налог с награбленного…

Изучая пристальным взглядом сытые холеные лица разбойников, Камэль скрыл возникшее удивление. Обычно люди подобной профессии смотрелись иначе: местные разбойнички выглядели совершенными оборванцами. Западные леса и дороги не таили особых щедрот, поэтому вольные ватаги промышляли в них кое-чем, перебиваясь набегами на крестьянские хозяйства и редких путников.

Те, что пришли с Гоей, все как один носили дорогую кожаную одежду, проклепанную серебром и украшенную самоцветами. Их пальцы сверкали кольцами, шеи гнулись под тяжестью золотых цепей. В глазах эльфа гости выглядели скорее зажравшимися пижонами, нежели прожженными бойцами, но одного прямого взгляда хватило, чтобы опровергнуть эту видимость.

Сам Гоя выглядел человеком уверенным и осторожным. Темные волосы и ястребиное лицо с крючковатым носом и острым, немигающим взглядом хищной птицы выдавали в нем чистокровного апарца. Как истинный апарец он был сухощав и не слишком высок. В отличие от красно-рыжей, под цвет степной травы, одежды остальных разбойников, главарь носил черную кожу, прошитую золотом, без аляпистых самоцветов и цепей. Угловатые плечи выходили вперед, как сложенные крылья, придавая ему еще большее сходство с ястребом.

Здесь, в Волдэе, лишенный открытого пространства, этот степной хищник явно чувствовал себя неуютно. Оглядев с ног до головы Камэля, Гоя напрягся — внешность Высокого не вызвала у него доверия.

— Где тот, кто хотел видеть нас? — каркнул он, наконец, совершенно по-вороньи, хрипло и пронзительно, — сдается мне, звал нас сюда не ты, эльф.

— Кто бы ни звал, вы здесь, — отрезал Камэль, — так не будем тратить время на ненужные разглагольствования и перейдем к делу.

— Добре, — кивнул Гоя, сбавляя гонор под непримиримым и властным взглядом волдэйца, — добре, эльф. Дело хорошо лишь тогда, когда выгодно обеим сторонам. Объясни, чего вы, жители запада хотите от нас?

— Не прикидывайся несведущим, главарь, — по-волчьи оскалился Камэль, заставляя разбойников, стоящих перед ним, отвести взгляды, — не знай ты, о чем пойдет речь, разве проделал бы столь длинный путь?

— Слава о силе Белого Кролика дошла до нашей степи. Его люди шастают там последнее время чаще купеческих караванов. И мы их не трогаем, — Гоя улыбнулся, показав оба ряда желтых мелких зубов.

— Правильно делаете. Вы не дураки, — ухмыльнулся Камэль. — Вы ведь служите кому-то из апарских князей?

— То наше дело, — снова оскалил зубы главарь, — а твой господин, что, хотел просить нас о помощи?

— Хапа-Тавак, — проскрежетал зубами эльф, даже не удосуживаясь добавить «господин», — предлагает тебе сделку. Ты будешь служить ему — охранять его обозы и смотреть, чтобы никто не ходил по следам, а он отдаст тебе всю степь.

— Степь отдаст? — заливисто рассмеялся Гоя, вскидывая вверх черные брови, — он что, хозяин степи? Степь моя и всегда будет моей!

— Твоя лишь узкая полоска вдоль апарской границы. Степь ничья, а по факту — принадлежит гоблинам. Если она захотят — раздавят тебя, как вошь. А с нами ты обретешь силу…

— И стану цепным псом Белого Кролика?

— Лучше быть цепным псом, чем безхозной шавкой, — не скупился в выражениях Камэль, — ты же любишь деньги и власть, так ведь, Гоя?

— Можно подумать их не любишь ты, — прищурился апарец, меряя взглядом эльфа, — все любят власть и деньги, и все их ищут.

— Примешь наше предложение, и твой поиск увенчается успехом, — прозвучало в ответ.

— Добре, — кивнул Гоя, и хотя видно было, что решения он еще не принял, алчный блеск в глазах указывал на то, в какую сторону разбойник скорее всего склонится, — а как же гоблины? — спросил он вдруг.

— А что гоблины, — насторожился эльф, догадываясь, о чем будет речь.

— По степи ползут слухи, что они собирают Орду…

— Чтобы собрать Орду, нужны тысячи тысяч, а не десяток полудохлых деревень, половина из которых живут в раздорах, — отмахнулся Камэль, кивая на светлую галерею, ведущую в противоположную сторону от покоев Хапа-Тавака, — отдохните с дороги и подумайте, чтобы к утру решить все окончательно.

— Твое гостеприимство подкупает, эльф, — сдержанно поблагодарил Камэля Гоя, подавая своим людям знак следовать за ним, — пришли нам хорошего пива и вина, да служанок помясистее, — желтые зубы снова плотоядно обнажились, — мои люди изголодались с дороги…

Рамаль видел, как в цитадель прибыли разбойники, но они волновали его мало. Из головы не шла умная и печальная собачья морда, полные бесконечной преданности глаза, понимающие и принимающие все, даже предательство хозяина.

В небольшом зале на перекрестье коридоров и галерей, ведущих в жилые покои, проходили переговоры с разбойниками. Без него. Рамалю не было до них интереса. Ему вообще не было больше интереса к делам Хапа-Тавака и волдэйской верхушки. В голове его что-то щелкнуло, а в расчетливой, жестокой душе что-то надломилось, оборвалось. Эльф испытал омерзение и ненависть сначала к сложившейся ситуации, потом к окружающим, и напоследок к самому себе. Гадкое, щемящее чувство родилось где-то в желудке и с тошнотой подступило к горлу. Гадость, мерзость, грязь.

Он сощурил глаза и шагнул из темноты в светлый открытый переход. Остановился, созерцая представший вид: окружающие цитадель могучие серые стены и буйные кудри непроходимых лесов за ними. Даже эта умиротворяющая, величественная картина не уняла душевной тошноты.

Рамаль изо всех сил прислушался к шуму ветра в кронах, пытаясь отыскать в нем упоение и покой, но мимолетное спокойствие нарушилось, не успев начаться. В галерею, отчаянно топая босыми ногами, влетела девка-служанка. Растрепанная, в сбитом набок корсаже, из которого выпала при беге одна маленькая бледная грудь, она мчалась со всех ног, отчаянно всхлипывая и тяжело дыша.

Увидев Рамаля, служанка кинулась ему под ноги и тонко завыла, давясь воздухом от перебитого дыхания. За ней из прохода не спеша вышли двое мужчин в рыжей коже. Они двинулись к Рамалю невозмутимо и уверенно, как хищники, знающие, что загнанная добыча никуда не убежит.

— Это наша девка, нам ее дал господин Камэль, — несколько неуверенно произнес один из них, обращаясь к Рамалю, который стоял в замешательстве, отвлеченный от своих терзаний.

Наверное, за пару дней до этого он не обратил бы на происходящее внимание, прошел бы мимо. Теперь чаша омерзения дополнилась последней каплей. Грязь, ложь, унижение… Рамаль судорожно сглотнул, презрительно рассматривая «гостей». Ему хотелось выхватить меч и выпустить кишки всем: и этим обнаглевшим людишкам, и маленькой грязной полукровке, пачкающей своими соплями и слезами его сапоги. Мерзость. Подчиняясь остаткам былой рациональности и расчетливости, эльф сдержался:

— Камэль перепутал, это моя личная горничная, — заявил он тоном, не терпящим возражения, — и я ее заберу.

Подчиняясь властному голосу эльфа, разбойники что-то пробурчали себе под нос и, покинув галерею, ушли в темноту переходов.

Рамаль хотел сделать шаг, но не смог — девчонка намертво вцепилась в сапог.

— Уйди прочь, — тряхнул ногой эльф, но служанка лишь отчаянно завыла и мотнула головой:

— Не гоните меня, господин, мне так страшно в жизни не было. Защитите меня от этих нелюдей, молю вас, защитите, — она ткнулась лицом ему под колено, фыркая и шмыгая покрасневшим носом.

— Отстань, — повторил Рамаль без особой надежды, — или к себе.

— Нет, господин, я не пойду, не прогоняйте, возьмите с собой, — девчонка задохнулась всхлипами и затихла.

Рамаль осторожно нагнулся и с силой отцепил ее руки от себя. Морщась, посмотрел, как она, брошенная теперь на произвол судьбы, тихо свернулась на полу и тонко заскулила. Бросив на трясущееся тело последний взгляд, пошел к себе.

Неожиданно в памяти всплыло улыбающееся простое лицо маленькой служанки. Это она всегда приносила в жилые комнаты живые цветы с улицы, бегала, смешно шлепая босыми ногами, звонко пела, елозя с тряпкой по холодному полу. Он вспомнил ее имя — Зенка…

За спиной раздались неуверенные едва слышные шаги. Рамаль обернулся. Девушка стояла позади, ясно было, что она шла за ним, стараясь остаться незаметной. Смерив служанку взглядом, эльф ничего не сказал, пошел дальше, возле личных покоев остановился, оглянулся. Зенка стояла в нескольких шагах, глядя на него жалостливо, виновато, словно приблудившаяся брошенная собака. Рамаль приоткрыл дверь, вошел к себе. Подумав, выглянул в коридор, девушка была на прежнем месте.

— Заходи, — кивнул, удивляясь собственной мягкосердечности, — быстрее.

Уловив в голосе господина ноты раздражения, Зенка не заставила себя ждать, тут же шмыгнула в комнату и замерла на входе.

— Можешь сесть там, — Рамаль кивнул ей на узкий диван, прячущийся за выступающим зевом камина, — и чтобы ни писка, ни шороха.

Служанка послушно выполнила приказ.

Рамаль забыл о ней через минуту. Сев за стол, он достал из ящика стопку писем и бумаг, перебрал медленно, задумчиво, затем сложил в дорожную сумку. Из другого ящика он вынул шкатулку с драгоценными камнями и, не заглядывая внутрь, отправил следом. Если бы в тот момент кто-то спросил его: «Что он делает и куда собирается?», Рамаль бы не ответил. В тот момент он был вовсе не в Волдэе, не в своих покоях, не за столом. Он погрузился в себе, перелопачивая и осмысливая все последние происшествия жизни. Чем больше он думал, тем сильнее осознавал, насколько претит ему все происходящее.

Когда стрелки старинных часов в мраморном футляре перевалили за полночь, Рамаль встал из-за стола и направился к своему ложу. Это был узкий невысокий лежак давнего вдовца, закоренелого холостяка, посвятившего себя делу и напрочь забывшему об амурах.

Жена Рамаля погибла от рук разбойников много лет назад. Это явилось еще одной причиной сомнений эльфа. Узнав о визите Гои, он ощутил злое разочарование и неприятные воспоминания о старой душевной ране.

Жена. Нельзя сказать, чтобы он сильно любил ее. Нареченная родом, далеко не красавица по эльфийским меркам, она вошла в его жизнь незаметно и, как большинство незаметных вещей, стала привычной и необходимой. Лишь оставшись один, Рамаль понял, насколько привязался к этой невзрачной эльфийке. С ее уходом в его жизни завершилась какая-то безумно важная часть. Он стал другом: холодным, замкнутым и вечно раздраженным. Редкие любовницы не задерживались надолго, не в силах выдержать скверный характер и постоянный холод. Рамаль забыл о любви, даря последние крохи своей доброжелательности простодушным обитателям волдэйской псарни.

Сегодня от его надломленной жизни отвалился еще один важный кусок, лишая последней надежды на свет, способный замаячить впереди.

Рамаль не мог уснуть. Глаза размыкались сами собой, а мысли все шли и шли сквозь абсолютно трезвую и бодрую голову. Про служанку он забыл.

В тишине раздалось шлепанье шагов. Эльф напрягся, а потом, вспомнив о навязавшейся соседке, успокоился. От нее опасности точно никакой. «Наверное, решила уйти, или встала по нужде, вот и бродит тут среди ночи» — подумал Рамаль, а шаги тем временем приблизились к его лежанке.

— Чего тебе? — буркнул он, обозначая свое бодрствование и садясь на кровати, — уборные в конце покоев, а выход там…

Частое взволнованное дыхание раздалось совсем рядом, а потом шепот, испуганный, робкий:

— Собачка ваша жива, господин. Вы не волнуйтесь. Я видела ее — вся перевязанная, сквозь бинты кровь проступила, но живая. Даже хвостом повиляла, когда я ее позвала…

— Ты для этого поднялась? Чтобы сказать мне? — с напускной угрозой поинтересовался Рамаль, стараясь скрыть появившуюся в голосе радость.

— Нет, господин, не только это…

Она запнулась, не найдя слов. Рамаль понял, что она подошла вплотную. Маленькие руки легли ему на плечи.

— Вы спасли меня, господин, а мне нечем отблагодарить вас, кроме этого…

Рамаль почувствовал, как теплые ладони заскользили по его плечам, сунулись на грудь через ворот рубашки. Сухие горячие губы виновато коснулись щеки, а потом угла рта.

— Перестань, — прошептал эльф совершенно потерянно и устало, — хватит.

— Я буду благодарной, господин, я должна быть благодарной, — твердила девчонка, словно молилась.

Она оседлала его колени и принялась стягивать с Рамаля рубаху. Ее сердце колотилось невероятно громко, передавая пульсацию в окружающее пространство. Эльф ухватил ее за предплечья и, скидывая с себя, тряхнул что есть мочи:

— Успокойся, хватит, уходи, — прорычал ей в лицо.

Она вроде бы поняла, отступила, но потом снова подошла вплотную, опустилась на колени перед сидящим Рамалем и положила руки ему на бедра.

— Я сделаю все, все что захотите. Вам будет приятно, господин, — сказала она утробным, не своим голосам, и глаза ее блеснули во тьме.

На секунду сердце эльфа екнуло, горячие ладони зажгли в сердце угли когда-то потухшего огня. Он поднял служанку с колен и притянул к себе, чувствуя жар девичьего тела, пахнущего потом и мятой, которой набивали подушки с благовониями. Она вновь уселась к нему на колени, обхватывая бедрами его ноги. Он взглянул в едва различимые во мраке глаза, и его душу заполнила новая волна омерзения. «Здесь все предрешено им, — пронеслось в голове, — если он решил, что собака должна умереть, значит, она умрет, и не спасут никакие уловки. А теперь эта маленькая служанка: если он решил, что ее сегодня поимеют, значит, так тому и быть, и не важно, разбойники то будут, или случайный якобы спаситель… Все предрешено! Проклятый Хапа-Тавак…»

Больно пережав худое предплечье, Рамаль снова стащил с себя девчонку, поднялся и выволок в коридор.

— Уходи! — приказал он угрожающе.

Служанка зарыдала надрывно и жалобно, но Рамаль был непреклонен. Нет, сегодня он изменит все, по крайней мере, в своей судьбе.

Оставив плачущую служанку за дверью, эльф надел дорожный костюм, накинул плащ и подхватил сумку. Хватит. Он постоял немного, глядя в глаза Высоким эльфам на темных портретах. Хватит. Великие короли и воины прошлого смотрели на него со сдержанным одобрением. Хватит…

Выйдя бесшумно из покоев и притворив дверь, он чуть не споткнулся о Зенку, которая так и не ушла восвояси. Он грубо подхватил ее за ворот платья и поставил на ноги:

— Пойдем, живее, — потянул за собой, взяв под локоть.

— Куда? — испуганно шепнула девушка.

— На конюшню за лошадьми. Хочу убраться из этого места. Ты со мной?

— Да, господин, — благоговейно кивнула служанка, и глаза ее радостно сверкнули.

Рамаль двинулся к лестнице, ведущей во двор, а Зенка со всех ног поспешила за ним…

* * *

Оставив за спиной Гроннамор и Энию, Северные подошли к стенам Кингсифора. Когда-то, во времена процветания, этот город считался одной из самых могучих крепостей Королевства. Мощь его стен и высота башен могла поспорить даже с Западным Волдэем. Стены Кингсифора и теперь оставались неприступными, но, вот беда, за ними не было и трети того великого войска, которым город когда-то располагал. Однако даже этих несчастных остатков хватило, чтобы заставить Северную армию как следует попотеть.

Лишь когда Кингсифор пал, Кадара-Риго вздохнул с облегчением. Здесь, в самом сердце Королевства он не чувствовал себя спокойно и не был как прежде уверен в своих силах. Причин тому было несколько: во-первых, местные жители, которые сбились в партизанские шайки и то и дело совершали набеги на Северных, во-вторых, возрожденный альянс Короля с Гильдией Драконов. Без надежного прикрытия армия, даже самая сильная и непобедимая, в конце концов, становилась уязвимой для противника. Постоянно держать своих людей под открытым небом было неразумно, так же, как постоянно гонять кругами по территории Королевства.

Стены Кингсифора подарили Северным долгожданный покой и заслуженный отдых. Теперь можно было затаиться на время, дождаться от врагов ответного шага, разослать шпионов, прослушать и пронюхать, что происходит вокруг и планируется у противника.

Даже Ану, последнее время слишком сильно погруженный в свои мысли, позволил себе расслабиться и не думать о плохом. Стоило некроманту почувствовать себя увереннее, мертвяки моментально почувствовали это, даже Широ, совершенно непредсказуемый последнее время, вел себя весьма покладисто и тихо.

Письмо от Франца Аро принесло добрые вести. Во время путешествия с сыщиком Фиро отыскал запах Белого Кролика.

«Отлично! — Ану радостно стукнул ладонью по столу. — Просто отлично». Он заботливо убрал бумагу обратно в конверт и подошел к окну.

Мгновенная радость сменилась раздумьем. Фиро. Он больше не чувствовал связи с мертвецом. Связь души и воли — некромант не ощущает ее лишь когда его мертвец уничтожен или… В подобное «или» Ану не поверил бы никогда в жизни. Не поверил бы раньше, но теперь все изменилось. Он верил, и вера эта придала ему сил. Как только связь с Фиро порвалась, некромант почувствовал облегчение, словно тяжкий камень свалился с души, унеся с собой неуверенность и страх. Тревожные мысли о потере одного из самых своих сильных слуг Ану пресек сразу: «Черт с ним. Так оно и к лучшему…»

Комната, которую занимал некромант, находилась в самой высокой башни цитадели. Раньше она принадлежала местному магу-зельеварцу. В бесчисленных шкафах и сундуках лежало множество самых разных ингредиентов: крысиные хвосты, костяные порошки, корни мандрагоры, куски лошадиных копыт. Большая часть этого добра давно испортилась, или превратилась в прах.

Когда Северные заняли Кингсифор, башня пустовала, а на дубовых дверях висели проржавевшие замки. Теперь все помещения гигантской постройки были заняты солдатами и провиантом. Мертвяки некроманта расположились в подземельях, дабы лишний раз не нервировать местных жителей, которые, как ни странно, отнеслись к захватчикам спокойно.

Оперевшись на гранитный подоконник, Ану смотрел, как во дворе копошатся гоблины, пытаясь заставить огромного тролля забраться в большой колодец и вытащить из него накопившийся там мусор. Поддавшись, наконец, мнению большинства, тролль, сердито хрюкнув, полез в круглую обложенную камнем дыру, и оттуда полетели куски старых балок, черепицы, камни, доски, дырявые горшки и котелки.

Когда, наконец, созерцание дворовой возни ему надоело, Ану уселся за стол, вспомнив, что в кармане у него лежит принесенное из Ликии письмо от Франца Аро. Развернув бумагу, некромант пробежал глазами по строкам, и глаза его довольно сузились.

Новости оказались хорошими, настолько хорошими, что Ану, не заставив себя ждать, немедленно отправился в Ликию, воспользовавшись перемещением, которое обычно переносил крайне плохо. В этот раз он спешил, ведь он отправился к сыщику тоже не с пустыми руками.

Когда некромант прибыл в Сыскной Дом, его уже ждали. Аро не скрывая радости, пожал руку долгожданному гостю:

— Вы сегодня, как тамада, в ожидании королевской свадьбы, господин сыщик, — сверкнул зубами Ану, приветствуя Франца, — из вашего письма я уже понял, что вы отыскали что-то интересное в южных лесах, но, если честно, сейчас выглядите так, будто Хапа-Тавак сидит связанный в вашем кабинете.

— Если бы, — развел руками Франц, — но кое-что интересное мне-таки удалось выяснить, к тому же ваш подчиненный отыскал запах Белого Кролика.

— Это хорошо, — кивнул Ану, — за время вашего путешествия, я тоже узнал кое-что интересное: Белый Кролик решил покинуть свое укрытие, и отправляется на восток лично.

— Откуда такие сведения, — удивился сыщик.

— Повезло, — пояснил некромант, — на западном пути, в одной из дешевых гостиниц мы нашли полумертвого эльфа, который бежал из Волдэя, прихватив с собой служанку. Не знаю, что подвигло его к побегу, ведь он, безусловно, ведал о защитных заклинаниях, срабатывающих на отступнике, но, все же, покинул западную цитадель. Нам повезло, что мы застигли того бедолагу живым, магам-целителям пришлось приложить все силы, чтобы вытащить ценного пленника с того света. После он поведал нам много интересного, даже пытать не пришлось. Этот эльф, похоже, был здорово обозлен на своих собратьев и нашего ненаглядного Хапа-Тавака.

— Что же вы узнали от него? — тут же поинтересовался Франц, радуясь такой невероятной удаче — дела давненько не шли так хорошо.

— То, что Белый Кролик создал сосуды для своей отравы из своры темноморских собак, а еще то, что господин травник сам лично взялся сопровождать партию ценного груза по степному пути.

— Выходит, — Аро сосредоточенно вгляделся вдаль, куда-то за спину Ану, словно надеясь увидеть там спешащего в Шиммак Белого Кролика, — у нас есть неплохой шанс изловить убийцу-хитреца.

— Есть, господин сыщик. Безусловно, такой шанс у нас имеется…

Их беседа длилась еще долго. Ану довольно кивал, слушая рассказ Франца о том, как они с Фиро прочесывали южные леса в поисках Золотой Кареты, как столкнулись с таинственной ведьмой, как узнали от мертвого разбойника историю о том, что искал Хапа-Тавак в тех глухих местах много лет назад. Под конец Ану задумчиво произнес:

— Выходит, Цветок Забвения не легенда, и он не так редок.

— Редок, все же весьма редок, — не согласился сыщик, — не зря Хапа-Тавак искал его по всей земле, а там, где находил, оставлял грозных наместников, которые следили за волшебными растениями, и охраняли их от лишних глаз и рук.

— Возможно, — задумчиво произнес Ану, — все возможно. Легенды, ведь, не врут, они лишь облачают правду в символы и знаки, которые нужно разгадать, чтобы постичь их смысл.

— Вас что-то обеспокоило во всей этой истории? — уловив напряжение некроманта, тут же спросил сыщик.

— Знаете, о чем я подумал, господин сыщик? — прищурился тот, проницательно глядя на собеседника, — легенду о Белом Кролике мы услышали, но Хапа-Тавак не ее герой. Мы до сих пор не знаем о таинственном ордене травников почти ничего. Как они появились, как получили свою силу? Ведь изначально речь шла об лишь Ардане и его проклятье, не так ли?

— Нужно искать другие легенды, или продолжения этой.

— Нужно. Но этим займемся не мы. Сейчас наша цель — напасть на след господина Кролика и устроить ему достойную облаву. Всем необходимым мы располагаем.

— Нет одного — времени, — нахмурился Аро, просчитывая в голове ходы предстоящей охоты.

— Фиро отыщет след в Королевстве, и мы погоним нашего зверя до степи, навстречу гоблинам, а потом зажмем в тиски и возьмем вместе с грузом волшебного зелья.

— Сказать проще, чем сделать, — не разделил Франц уверенности некроманта, — враг умен и рассудителен. Если он сам решил сопроводить свой товар, значит, уверен в своей безопасности.

— Не беспокойтесь, господин сыщик, мы тоже не лыком шиты, к тому же, при любом исходе предприятия, уже давно пора встретиться с нашим Кроликом лицом к лицу. Итак, времени на сборы у нас немного. Возьмите лучших своих людей, соберите самый быстрый отряд, сильный и не слишком бросающийся в глаза. Если есть на примете умелые и надежные наемники, берите, нам понадобятся профессионалы. Я, в свою очередь, отыщу мощных магов. На все у нас недели две.

— Справимся за одну, — решительно отрезал Аро.

Сотни чужих крыш, Что ты искал там, парень? Ты так давно спишь, Слишком давно для твари. Может, пора вниз, Там, где ты дышишь телом? Брось свой пустой лист. Твари не ходят в белом. (с) «Мы не ангелы, парень» Люмен, Агата Кристи, Би-2

По черной лестнице Таша вышла на дворцовую террасу. Перед ней открылся прекрасный вид на сад, расцвеченный вовсе не диковинными цветами, а яркими нарядами многочисленных гостей.

Принцесса остановилась, робея перед множеством красивых, изысканных дам, и хотя ее наряд был не хуже, чем у большинства знатных гостей, девушка чувствовала себя в нем неуютно.

На свое счастье она выбрала самое длинное из платьев щедрой Лэйлы, совсем не обратив внимание, что наряд почти полностью открывает руки. Теперь она стеснялась, ведь кроме платья похвастаться ей было не чем: обрезанные когда-то волосы почти доросли до плеч, собрать их в прическу не представлялось возможным. Руки, перевитые сине-зелеными, слишком заметными венами, выглядели еще хуже: отсутствие плаща не позволяло спрятать их за полами.

— Идем, скорее! — цепкая рука Тамы ухватила принцессу за локоть, вырывая из водоворота раздумий и опасений, — скорее, в главный зал, там так красиво. А столы просто ломятся! Клянусь, подруга, ты такой вкусноты в жизни не ела.

— Идем, — кивнула Таша, радуясь, что наконец-то она не одна.

На Таму любо дорого было посмотреть. Аппетитная, светловолосая, голубоглазая, она впервые в жизни надела не простецкий наряд, и не аляпистое базарное тряпье, а шикарное платье дворянки с глубоким вырезом, отороченным невесомым норковым пушком, с дорогим корсетом, превратившим пышную фигуру пастушки в произведение искусства.

Пока подруги прорывались через переполненный людьми зал к столу, мужчины так и сверлили Таму взглядами: дворяне смотрели с неприкрытым интересом, офицеры из Ликии, и те, что, судя по белой парадной форме, служили в армии Северных, провожали заметную красавицу глазами, скрывая под показным безразличием заинтересованность, дамы оценивали ревностно, но, видимо, распознав в незнакомке подвох, успокаивались.

А Тама, тем временем, изо всех сил торопила свою скромную спутницу, которая даже в великолепном платье смотрелась на фоне подруги серой мышкой. Роскошный наряд явно был с чужого плеча, это бросалось в глаза, хоть платье и подогнали по фигуре. Слишком короткие волосы красноречиво заявляли о том, что их обладательница побывала в серьезных передрягах или переболела блошиной лихорадкой.

Так, прячась в тени расцветшей, словно роза, Тамы, Таша не привлекла практически ничьего внимания, но все же, один цепкий взгляд выделил ее из праздной толпы.

— Ты еще жива? — прозвучало из-за спины.

Голос из прошлого невозможно было не узнать, ведь он принадлежал Ану. Услыхав речь некроманта, Таша вся сжалась в комок, но, пересилив себя, все же повернулась к старому знакомцу лицом и, молча, взглянула в глаза. Если бы не голос, Таша вряд ли узнала бы некроманта с первого взгляда, внешний вид его изменился. Вместо привычных обносков на нем была белая офицерская форма, вместо старого выцветшего плаща — парадный, чуть укороченный, чтобы не путаться под ногами, подбитый по краям белым мехом. Через грудь от плеча до плеча тянулись толстые золотые цепи, прикрепленные к наплечникам в виде черепов.

— Не смотри на меня волком, мой вопрос резонен, — Ану коснулся ее руки, указывая на бугрящиеся над костяшками вены, — ты ведь не бросила темное ремесло?

Принцесса не нашлась, что ответить, с недоверием разглядывая Ану, пока тот продолжил их странный односторонний диалог:

— Значит, ходишь теперь с Кагирой? Знаю, что ходишь, — хищные темные глаза прищурились, пробиваясь в самую душу, — запомни одно: Кагира не научит тебя некромантии, но он даст тебе кое-что другое — умение побеждать смерть. Настоящее умение. А некромантия — лишь иллюзия, лишь прах, лишь пыль, — голос Ану стал тихим и усталым, — жаль, что я понял это слишком поздно. Но прошлого не воротишь, а у Учителя теперь есть новый Ученик.

Таша опять промолчала, отвела глаза, чтобы не пересекаться взглядом с собеседником, уставилась в пустую глазницу золотого черепа на его плече.

— Ты права, — улыбнулся вдруг Ану, переводя тему напряженного разговора в иное русло, — и путь твой верный лишь потому, что был выбран тобой, а не кем-то иным. Кстати, тебя тут кое-кто ищет.

Он отступил в сторону, оборачиваясь и кивая Таше. Девушка проследила его кивок. К ним шел человек. Сердце заколотилось яростно, словно птица, желающая во что бы то ни стало сломать свою клетку или погибнуть, разбившись о сталь прутьев.

— Он пришел за тобой, — произнес напоследок Ану и растворился в толпе, оставив Ташу наедине с пришедшим.

Казалось, все, что было вокруг, исчезло. Столы обернулись пестрым маревом, смешались красочным водоворотом люди, музыка и голоса превратились в единый монотонный гул. Принцесса не видела, не замечала более ничего. Перед ней стоял Фиро. На нем не было привычного черного одеяния, теперь мертвец носил такую же белую форму, как и Ану. Его наряд отличало лишь отсутствие золотых цепей и серебряные наплечники в виде собачьих голов. На фоне белизны камзола и плаща неживое лицо выглядело бледным, но прежней серости и синевы в нем почти не осталось.

— Я ждал тебя, — произнес он, наконец, протягивая девушке руку.

Не веря в происходящее, Таша протянула в ответ свою. Щеки зарделись румянцем, от шеи шел жар, свободная рука нервно собирала подол длинного платья, грозящего опутать ноги. «Так не бывает. Нет, нет. Такое только в сказках случается, слишком уж все красиво, слишком правильно и хорошо» — пронеслось в голове и исчезло. Все исчезло — и мысли, и думы, и страхи. Осталась только музыка, вырывающаяся из цветной круговерти рушащегося вокруг мира.

— Я хочу танцевать, — сказала принцесса вдруг, и собственный голос показался ей чужим, идущим из какой-то параллельной вселенной, где все танцуют на балах, носят красивую одежду и вообще живут долго и счастливо.

Ответом стало движение: сильная рука потянула ее к себе, а потом опустилась на талию, тогда как вторая рука поймала и подняла напряженные девичьи запястья, заставляя их опуститься себе на плечи.

— Что с тобой? — раздался над ухом тихий голос, и Таша встрепенулась, приходя в себя.

Музыка задала такт, и они двинулись по кругу. Остался только танец. Танец в пустоте. Танец, застрявший между будущим и прошлым, нереальный, словно отрывок сна…

— Не могу поверить в происходящее, — призналась принцесса, прижимаясь к Фиро и путаясь в злополучном подоле, — все это, как иллюзия — ты, я, этот был, эта музыка. Я боюсь, я не привыкла к тому, что все может быть так хорошо, я боюсь того, что будет дальше…

— Не думай о том, что будет, — прозвучало в ответ, — живи тем, что есть сейчас.

— Мне страшно, что оно закончится, это «сейчас», — шепнула Таша, прижимаясь к мертвецу еще сильнее и ощущая тепло, идущее от него через белую ткань парадного камзола.

Это тепло было едва заметным, но девушка не могла не почувствовать его. Ледяной, мертвенный холод почти исчез, оставшись лишь на концах пальцев, касающихся ее спины. Неужели любовь и вправду так сильна, как говорил Кагира? Неужели действительно может творить жизнь из смерти. Жаль, ей этого не узнать, ведь безжалостное время идет, нет, не идет, летит вперед, и прекрасная неделя, полная долгожданных встреч и событий уже надломлена, частично потрачена, и конец ее неизбежен…

Они молчали, понимая друг друга без слов, и объятья их становились все крепче. Пальцы цеплялись, впиваясь, силясь удержать, не отпустить. Руки тянули, тела вжимались друг в друга, словно все это могло спасти от неумолимого хода времени.

Музыка закончилась, музыканты дали танцующим передышку, и люди потянулись к столам. Таша и Фиро так и стояли на краю зала, не отпуская друг друга. Наконец, мертвец разжал руки и взял девушку за запястья.

— Пойдем.

Таша послушно двинулась за ним прочь из гудящего множеством голосов зала. Они прошли через галерею, поднялись по длинной винтовой лестнице и оказались на открытой площадке одной из дворцовых башен. Там царила тишина, рокот бала не поднимался на подобную высоту. Безмолвие нарушали лишь шелест листвы в садах и отрывистые выкрики проносящихся в небе птиц.

Принцесса с замиранием сердца смотрела на бесконечное море деревьев, утопающее возле самого горизонта в фиолетово-синей дымке. Фиро подошел к краю площадки, взялся руками за перила мраморного парапета.

— Смотри, — кивнул он своей спутнице и указал на юго-восток, — там лежит моя земля. Я должен вернуться туда и очистить ее от скверны. Один. Потом я приду за тобой…

— Пообещай, что придешь, — принцесса взглянула ему в глаза прямо и требовательно, — пообещай, что вернешься.

— Обещаю.

Таша бросилась к нему и обняла так крепко, насколько хватило сил.

— Я тоже должна вернуться к Учителю. Времени почти не осталось, — она ткнулась в плечо Фиро, зарываясь носом в белый мех на оторочке ворота и чувствуя под щекой холодный металл наплечника.

В горле защипало, закололо в глазах от подступивших слез. Почему так? Почему опять расставание, опять неизвестность впереди. Что припасет для них туманное будущее за новым поворотом судьбы?

— Не плачь, все верно, — холодные пальцы коснулись волос девушки, бережно прошлись по голове и шее, спускаясь на спину, неприкрытую широкой горловиной платья, — пока за нашими спинами стоит тьма, она нас не отпустит. Все верно: ты вернешься к своему Учителю, как и обещала; я верну тебя твоему Учителю, как и обещал. А еще, я, кажется, кое-что задолжал тебе…

С этими словами он слегка отстранил ее от себя, заставив оторвать лицо от плеча, поймал рукой за затылок и поцеловал девушку в губы.

Таша замерла от неожиданности. Сердце подпрыгнуло в грудной клетке и замерло на несколько секунд, глоток воздуха застрял в легких, кончики судорожно изогнувшихся пальцев онемели. Она закрыла глаза, чувствуя, как земля уходит из-под ног, вся сомлела, обмякла, потеряв всякую силу и способность управлять собственным телом.

Все мимолетно, и губы их, наконец, разомкнулись. Потом разомкнулись объятья. Лишь глаза смотрели друг в друга пристально и неотрывно, в стотысячный раз повторяя безмолвные обещания ждать и вернуться.

— Пора, — произнес Фиро, — Кагира ждет. Я отвезу тебя в Сибр — виверн долетит туда за несколько дней.

— Виверн? — с опаской переспросила Таша.

— Ни один конь не донесет тебя до южной границы к сроку. А очередное перемещение свалит с ног на долгое время.

Принцесса кивнула, глядя, как мертвец свистом подзывает своего мрачного летуна, послушно ожидающего внизу, на прогалине между величественных пальм дивного ликийского сада. Услыхав зов хозяина, зверь, кружась, поднялся над башней, а потом опустился на смотровую площадку, заняв практически все свободное пространство. Спустя некоторое время он снова взмыл в небо, унося на своей спине седоков, и, подставив правый бок заходящему солнцу, полетел на юг.

* * *

Гонец примчался ко дворцу Короля на взмыленном уставшем коне, бросил поводья слуге, вбежал внутрь, отмахнувшись от стражи бумагой с сургучовой печатью — личным клеймом принцессы Нарбелии, тем самым, что для особых случаев.

Спустя некоторое время своды дворца огласил дикий крик, который переполняли отчаяние и боль, гнев и безысходность. Услышав его, перепуганные слуги заметались по комнатам, не зная, что делать, прятаться или бежать на помощь. Король испугался, ведь кричала его любимая дочь. Зато новоиспеченная жена Короля довольно улыбнулась, отворачиваясь от мужа так, чтобы он не заметил неподобающей радости на ее лице…

Нарбелия стояла посреди покоев, сжимая в пальцах письмо. То было ответное послание Кириэля, хотя, Кириэля ли? Внимательная принцесса видела четкую разницу между почерком «жениха» и тем, которым это письмо было написано. Безусловно, и наклон, и хвостатые вензеля на буквах здорово походили на манеру принца, но бывшая наследница, которая сама не раз занималась подделкой чужих почерков, разницу обнаружила сразу.

Хитро, как же хитро все было устроено. Хитро и подло. Вот так, за глаза, через десятые руки, она, дочь Короля, красавица, благородная принцесса, возлюбленная невеста, получила резкий отказ, щедро сдобренный обвинениями в предательстве, разврате и блуде, а также неприятными словами о том, как принц Кириэль опрометчиво поступил, пустив в свою душу и свой дворец загульную блудницу, умудрившуюся зачать ублюдка на стороне, да еще и потребовать жениться на ней.

Не нужно объяснять, что это был провал. Полный крах — разрушение всех мечтаний и планов. Позор, недоумение, боль, бесчестие, страх.

Руки Нарбелии дрожали, а глаза разбухли от слез. Однако, услышав в коридоре многочисленные шаги, она тут же собралась, подавив прорывающийся из груди плач.

— Что случилось, дорогая? — прокричал Король, врываясь в комнату дочери и яростно оглядываясь в поисках вероятных обидчиков и негодяев.

— Не волнуйся, милый отец, — с ходу придумала причину своего крика Нарбелия, — в покои заползла змея, и я убила ее.

— Змея? — с недоверчивым облегчением выдохнул Король, а позади него замаячила невысокая миниатюрная фигурка — Миния.

— Великая волшебница Нарбелия боится змей? Никогда бы не подумала. С каких же это пор? — произнесла она наигранно сладким голосом.

— С тех пор, как одна из них заползла в покои моего отца, — не осталась в долгу принцесса.

— Рад, что с тобой все в порядке, — направился к выходу Король, — идем дорогая, он нежно взял в руку маленькую кисть драконши, — с нашей любимой принцессой все в порядке.

— Я теперь Королева, — коварно прищурилась Миния, встречаясь глазами с Нарбелией, — позволь мне проявить воистину материнскую заботу, и приласкать перепуганную бедняжку наедине?

— Не стоит, со мной все в порядке! — запротестовала дочь Короля, но тот с наивной радостью поддержал идею жены:

— Конечно, Королева моя, конечно. Для меня это будет великим счастьем.

Проводив супруга, Миния по-хозяйски заперла дверь изнутри и, пройдя в комнату, невозмутимо уселась в кресло.

— Ну что, потаскуха, настало время поговорить по душам? — глаза, жуткие, по-змеиному недвижные, смерили Нарбелию от макушки до пят, как кобылу на ярмарке, самым бесцеремонным образом.

— Оставь меня в покое. Уходи прочь — пируй и радуйся! — сквозь зубы прорычала бывшая наследница, не отводя взгляда от лица молодой мачехи.

— Порадоваться я еще успею, — усмехнулась та, — а ты, если дорожишь собственной шкурой, впредь веди себя повежливее. Если продолжишь дерзить, я с тобой церемониться не буду: сломаешь шею на ближайшей охоте или потонешь в собственной ванной. Мало ли чего может случиться? — ужасные, потерявшие всякую человечность глаза на секунду остановились на худом животе Нарбелии, — а если будешь паинькой — получишь вкусную косточку — Ликию.

Дочь Короля не удостоила мачеху ответом. Да и та, похоже, уже высказала все, что хотела сказать. Поднявшись с кресла, Миния еще раз с подозрением осмотрела принцессу и, наконец, покинула комнату.

Оставшись одна, Нарбелия, собрав в кулак остатки самообладания и воли, подавила ярость и принялась думать. Сперва угроза Минии не испугала, а лишь раззадорила ее. Однако, осознав, что при всем желании не сможет обличить злодейку перед Королем, принцесса помрачнела. Слишком много силы и власти сосредоточилось в одних руках. Слишком большие возможности получила новая Королева.

В целях сохранения своего лица, жизни и достоинства Нарбелия решила проигнорировать угрозы мачехи, и теперь вела себя с ней холодно и спокойно, показывая, что всяческие склоки и раздоры ниже ее достоинства. Она более не реагировала на подколки и откровенное злословие, чем неожиданно для себя заработала расположение некоторых придворных. Как ни странно, Миния тоже поменяла свое поведение и отношение к падчерице: она стала милой и доброжелательной, даже попыталась расспросить принцессу о самочувствии. Конечно, дочь Короля не купилась на эту показную заботу, но про себя вздохнула спокойно — жизнь налаживалась…

* * *

Прячась за спину Фиро, Таша жмурилась от порывистого, колкого ветра, властвующего здесь, в холодной выси бирюзового чистого неба. Миновав Ликию, и дав своим седокам вволю насладиться благоуханием ее садов, виверн поднялся над облаками и полетел высоко. Под его брюхом клубилось белое море, там и тут испещренное зелено-голубыми колодцами, через которые была видна пестрая, словно лоскутное одеяло, земля.

Принцесса куталась в плащ, который сунула ей опечаленная скорым расставанием Тама. Вспоминая поспешное прощание с подругой, Таша сглотнула и зажмурилась, не давая волю сантиментам. Пока Фиро дожидался ее на башне, принцесса успела переодеться из нарядного платья Лэйлы в свое, то самое, которое дала ей Эллавия. Увидев куцый плащик, который накинула на плечи подруга, Тама возмутилась и принесла откуда-то другой, почти новый, хотя такой же короткий. Выбирать не приходилось, и Таша с благодарностью приняла дар подруги. Потом, закинув на плечо сумку с пожитками и водой, принцесса отправилась в путь…

Они летели весь вечер и всю ночь. Фиро гнал своего зверя на юг, не давая продыху. Таша любовалась видами обагренных красным пузатым солнцем полей и лесов, проглядывающих в разрывы между облаками. Когда мир погрузился в ночную мглу, она оцепенела, пораженная глубиной и чернотой ночного неба, испещренного драгоценными точками звезд. Шум крыльев баюкал девушку, и она то и дело проваливалась в беспокойный, переполненный тревожными видениями сон.

Ей грезились то залитые кровавым светом долины, где носились табуны огнеглазых черных коней; то ликийские сады, из которых тянулись длинные узловатые руки с когтистыми пальцами и таращились пустые глазницы; то прутья бесконечной решетки, через которые протискивались тонкотелые эльфийские девы…

Очнувшись от дремоты на рассвете, принцесса увидела восходящее солнце, свежее и чистое, сияющее холодным утренним светом.

Виверн все летел, словно и вовсе не ведал усталости, так же, как не знал ее и его хозяин. Таша же не была столь выносливой. Все тело ломило от неподвижности и постоянного напряжения, к тому же ей безумно хотелось есть.

Заметив, как сильно утомилась девушка, мертвец позволил виверну опуститься на землю, но, спустя короткое время, они снова поднялись в воздух. Так, в дикой спешке и коротких передышках пролетели три дня пути. Таша даже привыкла спать в воздухе и постоянно сидеть в одном положении. К концу третьего дня вечернее небо разразилось бурей. Сначала далеко впереди замаячили черные тучи, проблескивающие золотыми росчерками молний, потом послышались громовые раскаты, и встречный ветер стал порывистым и сильным. Он трепал огромные черные крылья мчащегося вперед виверна и швырял гигантского зверя из стороны в сторону, словно невесомую пылинку. Когда навстречу ударили ледяные колючие стрелы дождя, измученный борьбой со стихией летун горестно завыл и принялся раздраженно дергать поводья. Фиро не стал возражать, позволив ему спуститься к самой земле.

Дождь встал стеной, лишая возможности видеть, что впереди. Под крыльями монстра тянулись верхушки деревьев. То был жидкий лиственный подлесок, отделяющий чащу от протянувшейся справа реки.

Фиро отпустил повод, и обрадованный летун ринулся вниз, неуклюже растопырив когтистые лапы. Коснувшись земли, он по инерции запрыгал вперед, постепенно перешел на трясучую развалистую рысь и, наконец, остановился. Таша, ежась, соскользнула с высокой спины, по щиколоткам хлестнула жесткая осока. Промокший плащ давно не грел и уже не спасал от дождя.

— Смотри, там огонь, — Фиро спрыгнул на землю и указал девушке на едва заметное сооружение — навес из веток, стоящий на неровных опорах осиновых стволов.

Таша не увидела огня, разглядела лишь едва заметный дымок, тянущийся с забрызганных углей.

— Вдруг там кто-то есть? — усомнилась девушка, не решаясь подойти к манящему остатками тепла укрытию.

— Никого там нет, — Фиро шагнул вперед, принюхиваясь и внимательно осматривая исчерченную дождем мозаику березовых и осиновых стволов, — пахнет животными и людьми, похоже, здесь были пастухи, но они покинули это место с приходом непогоды. Идем.

Под навесом тлели угли и лежали несколько старых шкур. Хлипкая крыша не пропускала воду, но отсутствие стен не спасало от разбросанных ветром дождевых брызг. Несмотря ни на что это неуютное место показалось Таше благодатной обителью. Оказавшись возле теплого кострища, она почувствовала непреодолимую усталость, ее потянуло в сон и, будучи не в силах бороться с собой, девушка улеглась на облезлую коровью шкуру, натянула сверху вторую и моментально заснула.

* * *

Нарбелия лежала посреди душистого луга, цветущего желтым и фиолетовым. Она смотрела в небо, лазурно-синее, глубокое, объемное, чуть забеленное с краев тонкой дымкой облаков. Открытые руки кололи обломки засохших стеблей, попадающиеся среди густо-зеленых листьев и травы. Такие же острые сухие травинки тыкались в бока и в ноги, щекотали босые подошвы. Нарбелия не двигалась, не оглядывала себя — она знала, что одежды нет. Что она, нагая, делает в этом спокойном теплом месте, ответить принцесса не могла, да и не хотела. Состояние вселенского покоя было таким приятным, таким долгожданным. Хотелось лежать так бесконечно: просто лежать, согреваясь под лучами солнца, отдыхать от постоянных ссор, проблем, от утомительной беременности, от забот и тревог, от постоянных магических усилий, направленных на других и на саму себя…

Нарбелия закрыла глаза, и сквозь позолоченные солнцем веки заметила, как к ней приближается темная тень. Нагое тело пошло гусиной кожей, от надвигающейся темноты веяло могильным холодом, бесконечной убийственной зимой. Принцесса зажмурилась, не желая открывать глаза и видеть то, что явилось к ней посреди чудесного, переполненного миром и светом дня.

— Вставай! — прозвучало возле лица, и в нос просочился едва заметный запах падали, — не время отдыхать.

Холодные пальцы сжали плечи и встряхнули расслабленное теплое тело…

Нарбелия открыла глаза, с жалостью понимая, что дивный светлый мир исчез, оказавшись лишь приятным сном. Над ее кроватью склонился Хайди. Его глаза светились в полуночном мраке:

— Поднимайся, живее!

Нарбелия села на кровати, с недоумением глядя на незваного гостя.

— Хайди, ты с ума сошел? Сейчас середина ночи, — она села на кровати, зевая и натягивая на оголившиеся колени одеяло.

— Не время спать, дорогая, — понизив голос, ответил мертвец, — одевайся и собирай вещи. Быстро.

— Какие вещи? Куда собираться? — давясь новым зевком, промямлила Нарбелия, несмотря на не желающий уходить сон, она почуяла неладное и занервничала. — Что случилось, объясни, наконец?

— Отрывай свою прекрасную задницу от постели и натягивай платье, — приказал Хайди, поворачиваясь в сторону коридора и напряженно прислушиваясь.

Сон сняло, как рукой. Нарбелия резко вскочила на ноги, ойкнула от острой боли, передернувшей живот, выдохнула, собралась духом и мыслями, сунула ноги в комнатные туфли, накинула свободное домашнее платье, лишенное шнуровок и корсета. Хайди швырнул ей плащ, висящий у двери, потом вдруг замер, напряженно принюхался, прижался ухом к стене.

— В твоих апартаментах есть тайный выход, — сказал утвердительно.

— Конечно, — кивнула девушка, не заставив себя ждать, шагнула к стене, сделала руками несколько пасов, — вот.

Украшавший стену гобелен с драконом и единорогом открылся по центру темной дырой.

— Стой! — Нарбелия ухватила за рукав ринувшегося в проход мертвеца, — есть другой…

Они подошли к висящей возле окна картине, изображающей пейзаж с садом. Приложив к незаметной впадинке на узоре багета хитро ограненный камень одного из своих колец, принцесса открыла еще один потайной ход: внутри картины что-то щелкнуло и изображение вдруг стало объемным и реальным.

— В картину, — перелезая через край золоченой рамы, пояснила принцесса.

Хайди последовал за ней. Они оказались в саду, возле высокой каменной стены, на которой, позади них висела большая картина, изображающая апартаменты Нарбелии. Обернувшись, принцесса всадила в картину стрелу голубого огня. Проход был уничтожен.

— Это зачарованный сад. Здесь мы в безопасности, — с облегчением выдохнула она. — Рассказывай, что случилось.

— Безопасность тебе больше не грозит, — не разделил ее уверенности Хайди, — на тебя объявлена охота.

— Ты шутишь? Кто посмеет охотиться на дочь Короля? — не поверила бывшая наследница, тяжело присаживаясь на изящную скамейку, скрытую кустами роз. Хайди встал рядом, озираясь вокруг.

— Жена Короля — твоя драгоценная мачеха.

— Миния? Но зачем? Она и так прибрала к рукам мое наследство, неужели эта стерва так труслива, что боится моей мести и решила…

— Не угадала, — оборвал ее мертвец, — ты даже не догадываешься, что послужило причиной. Миния — приверженка одной из древних религий. Ты слышала что-нибудь о Санагге?

— Конечно.

Она знала. Тяга к знаниям, к постоянному самосовершенствованию и желание во всем превосходить других заставляли наследницу с усердием штудировать историю, географию, культурологию и другие предметы. Санагга — культ темного демона Санаггары зародился и сгинул в Темноморье много веков назад. Позднее его оставшиеся приверженцы мигрировали в Королевство и попытались заново распространить свою религию там, но толка из этого не вышло — соперничать с Централом было нереально. С эльфами тоже не получилось — тьма у них всегда находилась под запретом. В итоге Санаггу приняли некоторые особо кровожадные гоблинские племена. Единичные случаи были и у драконов Гильдии.

Непопулярность Санагги в Королевстве объяснялась невероятной жестокостью и кровожадностью ритуалов, каждый из которых сопровождался безжалостной расправой над жертвой — человеком или нелюдем.

— Думаешь, Миния хочет принести меня в жертву? — усмехнулась Нарбелия, такое объяснение ночного визита Хайди не вызвало у нее доверия, — звучит нелепо. Я — королевская дочь, и мое бесследное исчезновение, конечно, заметят. Не думаю, что змеиная морда решится убрать меня в открытую.

— Ты ей не нужна, — покачал головой мертвец, — Королева узнала о твоей беременности. Узнала все, даже то, что ребенок не от будущего Владыки эльфов.

— Ей нужен ребенок, — голос принцессы дрогнул, стал хриплым и булькающим, неуправляемым, чужим; к горлу подкатил скользкий комок страха, осознание серьезности и опасности происходящего просочилось в сердце ледяным ручьем, — нет, не правда… Нет!

— Это так, — Хайди пригвоздил ее взглядом к скамейке, — для ритуала ей нужен младенец королевских кровей. Бояться ей нечего — ты скрыла свое положение, и ребенок фактически не существует.

— Хватит, — девушка вскочила на ноги, чувствуя, как пылают от напряжения виски, а по спине стекает холодный пот, — не говори больше ничего. Это невыносимо, — она непроизвольно обхватила руками живот, — я не отдам его, ни за что! Надо скорее сообщить обо всем отцу.

— Твой отец зачарован, и будет думать и поступать так, как прикажет ему женушка. Кстати, она объявила тебя предательницей и покусительницей на их с Королем драгоценные жизни и здоровье…

— Гадина! Вот, гадина! — рявкнула принцесса, и, сорвав голос, замолчала, потом взглянув на Хайди, шепотом спросила. — Почему ты мне помогаешь?

— Мы же с тобой партнеры, а я своих не бросаю, — уклончиво ответил тот, но Нарбелия не поверила, тут же поинтересовавшись:

— Не бросаешь, говоришь? Что же ты тогда оставил своего напарника Фаргуса? Или, поняв, что есть кое-кто повлиятельнее, решил переметнуться ко мне?

— Фаргус погиб, — прозвучало в ответ, — слишком близко подобрался к секретам Волдэя. В свои тайны эльфы не посвящают никого, а тех, кто все же их узнает, ждет скорая расправа.

— Ты так ненавидишь эльфов, — задумчиво протянула Нарбелия, — почему?

— Потому что эльфы никогда не признают равными ни людей, ни гоблинов, ни полудраконов, ни, тем более, мертвецов. Мы все для них — низшие существа, создания второго сорта, запомни это, дорогая.

Сперва Нарбелия хотела возразить. Она всегда восхищалась Высоким народом, безумно радовалась, обнаружив в своей генеалогии дальнее родство, гордилась той каплей эльфийской крови, что досталась ей от предков.

— А знаешь, кого они презирают больше всего? — оборвал ее мысли голос мертвеца, — своих же полукровок. Таких, как ты и твое будущее дитя. Усвой это, дорогая и не ищи защиты в Эльфаноре.

— Что же мне делать, — хмурясь и закусывая до крови губу, спросила Нарбелия.

— Бежать. Бежать на Север или в Апар. Или в Ликию к сестре, если, конечно, твоя гордость позволит поклониться ей и попросить мира…

Несмотря на страх и ярость, Нарбелия сумела сохранить трезвый ум и в панику не впала. Поразмыслив над своим отчаянным положением, она решила не ехать в Ликию, ведь это направление выглядело самым очевидным. Поэтому, отправившись на север, бывшая наследница не прогадала. Наняв невзрачную карету, изменив облик и сделав себе все необходимые бумаги, она ехала в сторону свободных земель, надеясь затеряться там, уйти от погони.

Дорога не была спокойной: облава шла на всей территории Королевства. Там и тут карету принцессы останавливали охотничьи объезды, в каждом из которых, помимо егерей, сыщиков, следопытов и солдат, имелся еще и маг. Конечно, найти такое количество хороших магов не представлялось возможным — это оказалось на руку Нарбелии. Никто из проверяющих не почуял подвоха, глядя на пожилую даму в старомодном платье, едущую на северную границу проведать сына-офицера…

Две резвые буланые кобылки быстро рысили по лесной дороге. Карета Нарбелии подпрыгивала на выпирающих из земли сосновых корнях, заставляя пассажирку вздрагивать и тревожно хвататься за живот. Времени осталось совсем мало. Ребенок устал ждать, он жаждал увидеть свет, и даже сильная магия принцессы не могла сдержать то, что предрешила сама великая природа.

«Нужно найти какое-то жилье, чье-нибудь поместье, деревню, замок» — тревожилась бывшая наследница, глядя на изменившийся пейзаж за окном: сосны ссутулились, стали узловатыми, неровными, вырывая из земли корни, поползли по серым скалам, жмущимся к пути. Природа дышала севером, по крайней мере, так показалось ей, коренной жительнице центральных земель.

Солнце уже клонилось к горизонту, стремительно падало на заботливо подставленные сосновые кроны. Нарбелия чувствовала себя неуютно. Скрытый мороком живот то и дело неприятно побаливал, и в этих приступах уже чувствовалась периодичность. Постучав в переднюю стенку кареты, принцесса с надеждой обратилась к кучеру:

— Жилья впереди не видно?

— Не видно, госпожа, но мы уже выехали на свободную землю, значит, к середине ночи будем у ворот лаПлава.

ЛаПлава. Нарбелия смутно помнила это место, но, все же, помнила. Бедное, никчемное захолустье. Однажды она летала туда с Тианаром на Эльгине. Глаза бывшей наследницы напряглись, подавляя нагнетающие слезы. Эльгины уже не было в живых, а Тианар… Нарбелия зло прищурилась. Воспоминания об эльфийском принце не были прежними, теперь девушка испытала лишь презрение к нему. Холодное, высокомерное презрение и брезгливость…

Магическое чутье, усилившее все чувства в несколько раз, позволило услышать стук конских копыт, когда преследователи находились за пару миль от кареты. Судя по количеству скачущих лошадей, ее настигал большой отряд.

Нарбелия выдохнула, собираясь с силами и немного приглушая заметно усилившуюся боль. «Нечего волноваться, они ищут молодую беременную принцессу, и никогда не узнают меня в чопорной старушонке». Однако сердце подсказывало другое: на душе скреблись кошки, а охотники приближались все быстрее. Вскоре дочь Короля четко расслышала конский топот. Потом раздался оклик:

— Стоять! Именем Короля!

Карета резко встала. Нарбелия закусила губу, поднимая вокруг себя мощный магический щит и надежно фиксируя ложную внешность.

— Выйти из кареты, — прозвучало за дверью, — быстро.

— Я вам не девочка, прыгать туда-сюда по первому окрику какого-то неизвестного молодчика, — как можно сильнее изменив голос, проворчала Нарбелия.

— Выйти, это приказ! — в голосе охотника прозвучала угроза.

Решив не нагнетать обстановку, бывшая наследница неуклюже выбралась наружу и, молча, протянула документы.

— Вот. Надеюсь, этого вам достаточно?

Охотник, низкорослый молодой парень в щегольской, какой-то разбойничьей броне, внимательно осмотрел девушку-старуху, прищурил по-цыгански темный и въедливый глаз:

— Не нравится она мне, Ирис, проверь-ка на магию.

Из-за спины охотника вышла эльфийка. Своего командира она превосходила почти на голову, но смотрела на него с уважением, без привычных для эльфов высокомерия и спеси. Волосы холодного рыжего, почти розового оттенка выдавали в ней представительницу низкого рода, эдакую эльфийскую простолюдинку.

На свою беду Нарбелия свято верила в то, что могучие маги не рождаются в семьях бедняков, простаков и иного сброда. По ее наивному мнению, все великие колдуньи и колдуны являлись благородными отпрысками знатных, а то и королевских родов. А как иначе? Разве сможет простолюдин, живущий в трудовой суете, заметить в своем ребенке чудесные способности? Разве оплатит работу хорошему наставнику, не говоря уж о магических академиях и всем остальном…

Она поняла, как ошибалась, думая так. Бирюзовые глаза эльфийки смерили принцессу с головы до ног. Поток колыхнулся, надрывая накидку из морока, заставляя трещать по швам магические переплетения, умело созданные Нарбелией, уверенной в собственной гениальности и безопасности.

— Это не старуха, Брук, — спокойно заявила Ирис, разрушая и стягивая с бывшей наследницы остатки морока, — не бабка это, а беременная молодуха.

— Она, — кровожадно улыбнулся цыган, — это она. Молодец, Ирис.

Он сделал шаг в сторону кареты, но напарница остановила его:

— Осторожно, она напичкана магией, как пороховая бочка. Ожидать можно всего. Окружайте, живее! Эрл — лук! Ясень — прикроешь меня, пока буду разбираться с ее колдовством, — крикнула через плечо остальным членам отряда.

Нарбелия стояла спокойно — это стоило ей дорогого, ведь сердце колотилось бешено, в голове от напряжения что-то лопнуло, разразилось острой колющей болью, и невыносимо заныл живот. «Их семеро — два лучника четыре мечника и маг. Дурное дело» — мыслила она, пытаясь разложить все по полочкам и изобрести моментальный план побега. «Это не подойдет. В таком состоянии я не выдержу перемещения, — принцесса покрутила на пальце тонкое кольцо — артефакт для телепорта, — пешком тоже далеко не убегу. Остается одно!»

— Спасайтесь, госпожа, я их задержу! — раздалось откуда-то сверху.

Один из лучников упал, пораженный в шею метательным ножом.

— Ах ты, собака! — завопил цыган, и тут же метнулся в сторону, уворачиваясь от следующего броска, — убейте кучера! Живее!

Поняв, что слуга решил заступиться за нее, пожертвовав собой, Нарбелия действовала решительно и быстро. Собирая в левой руке дымовой заряд, она воздела вверх правую и громко выкрикнула заклинание перемещения. Раздался оглушительный хлопок, все вокруг заволокло сизым дымом, не позволяющим видеть, слышать и дышать.

— Отступайте, дайте рассеять ее чары, — прокричала своим Ирис.

Через миг дым исчез, но Нарбелии уже не было. Возле кареты в луже крови лежал убитый кучер, в руке он сжимал длинный тонкий стилет. Возле него ползал один из охотников и пытался собрать вывернутые из распоротого живота внутренности. Оба лучника тоже были мертвы.

— Ушла! — разочарованно плюнул себе под ноги Брук.

— Не уйдет, — спокойно ответила Ирис, — я отыщу ее по магическому следу. У меня на это дело собачье чутье…

— Переместилась, гадина, — не разделил спокойствия напарницы цыган, — ищи ее теперь.

— Найду, — уверенно подбоченилась эльфийка, — далеко она не улетела, помяни мое слово. Эта деваха уже на сносях, значит, будет искать жилье. Самое близкое жилье, которое сможет найти…

Тем временем через лес, мягко касаясь почвы большими плоскими копытами, бежала беременная лосиха. Лось — царь леса. Он огромен, силен, быстроходен и в то же время бесшумен, незаметен. Лось — часть леса, сам лес. Именно поэтому Нарбелия перекинулась в лосиху. Конечно, превращение требовало больших усилий и также как и перемещение, несло в себе серьезную угрозу жизни, но, все же, являлось более безопасным и надежным. Из последних сил принцесса двигалась по памяти туда, где в низине, спрятанной среди скал и лесов, стоял лаПлава.

Нарбелия остановилась: лесные дебри расступались, открыв взгляду древнее, громоздкое строение. Подобные постройки почти не встречались близ столицы, все они были переделаны или снесены уже сотню лет назад. Принцесса вздохнула, вспоминая темный сводчатый потолок гостевой комнаты, в которой они с Тианаром останавливались когда-то, находясь в гостях у леди Локк и ее сына…

Приняв человеческий облик, бывшая наследница спустилась в низину и двинулась к деревне. Оказавшись на главной улице, она поплотнее закуталась в шаль, решив добраться до замка незамеченной, но силы уходили с каждой минутой. Девушка сделала несколько неуверенных шагов, споткнулась, охнула и без сознания упала на землю.

Все, что произошло дальше, пронеслось как один миг. Нарбелия пришла в себя от того, что ласковый голос уговаривал ее очнуться, открыть глаза, а теплая сильная рука настойчиво похлопывала по щекам:

— Очнись милая, ты должна помочь своему малышу появиться на свет…

Принцесса с трудом разомкнула веки: она лежала на кровати в просторной светлой комнате, возле нее стояла женщина огромных размеров и держала в руках кувшин с водой.

— Ты измучена, но придется потрудиться и потерпеть, а потом сможешь отдохнуть, — снова зазвучал добрый уверенный голос.

— Мне страшно, — честно призналась Нарбелия, ощущая, как прокатывается по позвоночнику в низ живота волна невыносимой боли.

Из глаз брызнули слезы отчаяния. Внутри все сжалось от страха перед неизвестностью, перед собственной слабостью и беззащитностью. И тогда женщина опять заговорила, касаясь рукой окропленного испариной лба принцессы:

— Все будет хорошо, девочка моя, все обязательно будет хорошо.

Услышав такие слова, Нарбелия вдруг успокоилась. Огромная толстуха вызывала у нее доверие и уверенность в том, что все и вправду будет хорошо…

Когда стены замка огласил плач ребенка, дочь Короля вздохнула спокойно и забылась непробудным сном смертельной усталости.

Она спала долго, наверное, несколько часов, а может даже сутки. Проснулась от того, что магические силы, восстановившиеся немного за время отдыха, заставили ее почувствовать надвигающуюся опасность.

Прижав к себе новорожденного малыша, новоиспеченная мать открыла глаза и напряженно посмотрела на дверь. В коридоре слышался шум: недовольные крики толстухи, певучий и властный женский голос, спорящий с кем-то, скрип кожи и опасное позвякивание оружия.

— Не пушу! — возмущалась повитуха, — она совсем слабенькая, пожалейте ее.

— Пропусти, дура, — раздалось в ответ: Нарбелия узнала голос — он принадлежал Ирис, — у меня приказ Королевы! Я заберу беглянку, а ты, жирная корова, не лезь, иначе лишишься башки.

— Успокойтесь, и не оскорбляйте Миранду зазря, — зазвенел уверенным холодом властный голос, и Нарбелия вспомнила имя его обладательницы — леди Альтей, — девушка слаба, она не перенесет дороги, так что вы ее не заберете, по крайней мере, сейчас.

— Мне плевать на деваху, главное — ребенок.

— Ребенок нуждается в матери, — отрезала леди Альтей, — вам придется уступить.

— Хорошо, — сбавила обороты Ирис, — тогда мы подождем, прямо здесь, в этом замке. Велите своим поварам готовить добрый ужин, и не вздумайте подсунуть отраву — у меня на эти вещи чуйка, как у гончей суки, да и глотки я могу рвать не хуже.

Нарбелия вся скукожилась, прижимая к груди мирно спящего младенца. Ее сердце сжалось от боли и ужаса. А безысходность положения давила, словно стальные тиски. Некуда бежать, нет сил сражаться, нет защиты, нет надежды, нет будущего… Конец. Бесславный, досадный, жуткий. И самое страшное — не смерть и не плен, самое ужасное то, что она не сможет защитить своего ребенка…

— Вам придется ждать несколько дней, пока я не скажу, что с бедняжкой все хорошо, — сурово пригрозила охотникам Миранда, — и не вздумайте соваться в комнату, нечего таскать туда всякую грязь.

Услышав это, Нарбелия закусила губу, понимая, насколько заботливой и доброй была толстая служанка. Уже давно никто не проявлял к принцессе такой доброты, да и сама она раньше в ней не нуждалась — никого не подпускала к себе, и сама бы ни за что не вступилась за незнакомого, неизвестного человека.

Поняв, что, несмотря на обреченность положения, ей дали фору, Нарбелия постаралась собраться с мыслями. Она окинула взглядом комнату, прислушалась. За окном громко топали кони и кричали люди — похоже, Брук и Ирис поспешно призвали подкрепление. На миг небо укрыла темная тень. Дракон.

Охотники обложила лаПлава со всех сторон, не оставив и щели, через которую возможно было бы улизнуть. «Если не смогу бежать, буду драться насмерть» — решила для себя наследница, ощутив слабый прилив магической силы. Надолго не хватит, но нескольких негодяев она точно размажет по стенам. Только смысла в том нет: когда она погибнет, малыша все равно заберут и обрекут на погибель.

Из глаз Нарбелии хлынули слезы злого бессилия, а в памяти всплыло лицо Хайди. Хайди. Почему его нет рядом? Хотя… Сердце бывшей наследницы истошно забилось. Ну, конечно! Призыв! Призыв, который она наложила на мертвеца однажды в припадке ярости, желая досадить.

Едва сдерживая нервный стук зубов и дрожь рук, принцесса зашептала заклинание. В тот же миг воздух в центре комнаты потемнел, сгустился и пошел водоворотом, материализуясь в человеческую фигуру.

— Плохи твои дела, дорогая, как я погляжу, — прозвучало вместо приветствия.

— Хайди, ты пришел, — давясь подступившим всхлипом, прошептала Нарбелия, — я не верю, что ты пришел…

— Такова суть призыва, — усмехнулся мертвец, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора и со двора, — значит, королевская охота удалась, — задумчиво добавил он, подходя к изголовью кровати и понижая голос, — только призыв свой ты сотворила зря. Я не смогу вытащить тебя отсюда — ты еле жива, а под стенами стоит целая армия с драконом в придачу.

— Хайди… — Нарбелия коснулась его руки, принимая мертвенный холод в свою измученную жаром и напряжением ладонь, — пообещай мне кое-что.

— Пообещать? — внимательный взгляд пронзил глаза бывшей наследницы, — не считай меня всемогущим…

— Значит, стань таким, — принцесса нежно перебрала его пальцы, остановила взгляд на золотом кольце с гербом, под которым лишь теперь разобрала выгравированную надпись, вернее единственное оставшееся от этой надписи слово: «Никогда», — пообещай, поклянись мне сейчас, что вытащишь отсюда моего ребенка. За это я отдам тебе все — мои сокровища, мой трон, мою кровь, мою плоть, мою жизнь…

— У тебя уже нет ни трона, ни сокровищ, и жизнь твоя висит на волоске, — ответил мертвец, но голос его прозвучал мягче, чем обычно.

— Тогда, возьми мою любовь, — вырвалось у Нарбелии непроизвольно, словно кто-то чужой вложил эти слова в ее истрескавшиеся, пересохшие губы.

— Любовь? — брови Хайди удивленно приподнялись. — Странно слышать такое от тебя, но, вижу, сейчас ты не врешь. Да будет так, — холодные руки протянулись к малышу, и тот беспокойно завозился, отлученный в миг от материнского тепла, — наложи на него заклятье сна, лишний шум нам не нужен…

Устав от бессонных поисков, Брук дремал, сидя напротив двери, за которой держали принцессу-беглянку. Сон тянул его голову к полу, но командир охотников слишком сильно ценил свою добычу, и через щели прикрытых век неустанно следил за выходом из покоев роженицы. Чтобы немного взбодриться, Брук мысленно раскладывал и сортировал сокровища, обещанные Минией за поимку Нарбелии.

Брук радовался: основная работа сделана, под окнами сидит дракон и стоит целый полк вооруженных солдат. Что может случиться? Однако внутреннее чутье охотника подсказывало ему, что где-то поблизости притаилась опасность…

Когда в коридоре, словно из ниоткуда, появился закутанный в черные одеяния человек, Брук моментально вскочил и дернул из ножен меч. Мрачная фигура бесшумно двинулась в его сторону, колыхнулся на капюшоне дорогой песцовый мех, стремительно взметнулась рука, и командир повис, схваченный за горло и вздернутый над полом. Беспомощно болтая в воздухе ногами, Брук отчаянно захрипел, но ледяные, безжалостные пальцы вошли в его шею, словно она была куском теста.

— Стоять! Ты еще кто? — раздалось из лестничного проема — Ирис почуяла неладное и тут же пришла на помощь соратнику, — Брук! — заорала она истошно, увидев распластанное на полу тело.

Эльфийка замерла, парализованная ужасом. Существо, приблизившееся к ней, источало холод смерти, глаза, горящие в тени капюшона, прожигали насквозь.

— Сгинь, нежить! — выкрикнула она, отскакивая в сторону, одновременно вынимая меч одной рукой и творя магические пасы другой.

— Не выйдет, дорогуша, — раздалось над самым ухом волшебницы, — я неплохо умею раздирать глотки…

В тот же миг острые зубы мертвеца рванули нежную кожу девичьей шеи, разжались на миг, а потом впились еще глубже, вгрызаясь в плоть до самого горла.

Брук и Ирис пали быстро и почти бесшумно, но даже нескольких едва слышных хрипов хватило, чтобы остальные охотники и подоспевшие позже воины явились на звук. Достигнув коридора и заветной двери, они не успели даже разглядеть таинственного врага — их ослепила яркая вспышка, после которой ударили молнии и огневые шары. В дверном проеме комнаты, придерживаясь за косяк и неуверенно пошатываясь на непослушных ногах, стояла Нарбелия:

— Беги! Я прикрою, — прорычала она, оценивая усталым, решительным взглядом степень ущерба от своей атаки.

Черная фигура рванулась к лестнице, а на оставшихся врагов обрушился новый каскад молний и огня…

Закутанный в теплое одеяльце, младенец мирно спал в корзине из-под фруктов и не ведал о том, как рыдает в бессильной истерике его мать, как проклинает своих подчиненный лично прибывшая в лаПлава Миния, как жители замка прячутся в испуге по своим комнатам… Новорожденного баюкал шум ветра и едва различимый звук шагов того, кто нес его колыбель, перекинув на ремне через плечо. Человек не дышал, и не источал тепло, его сердце не билось, а руки были неимоверно холодны, но малыш больше не тревожился — ведь рядом со своим спутником он ощущал спокойствие и безопасность…

Каждый взгляд — бумеранг, Он вернется, не забудь. Отразится в глазах И убьет кого-нибудь. Каждый взгляд — бумеранг, Летит куда глаза глядят. Он вернется назад, Все к тебе вернется… (С) «Бумеранг» Слот

Таша открыла глаза, вглядываясь в серое сияние раннего утра. С навеса капало — последнее напоминание о прошедшем в ночь дожде. Сырая трава блестела серебром.

Девушка подняла голову, подтягивая к подбородку нагретую изнутри шкуру. Фиро сидел рядом, неподвижный, словно высеченная из камня фигура. Перед ним горел костер, потрескивал, раскусывая сырые, не желающие гореть ветки.

Услышав подле себя сопение и фырканье, принцесса обернулась: огромный виверн лежал на земле, пряча под навес голову, похоже, ночной дождь доконал и его. Протянув руку, девушка коснулась могучей головы зверя. Тот то ли фыркнул, то ли мурлыкнул в ответ — не такой уж и страшный, когда спит.

— Спи, время еще есть, — не поворачивая головы, сказал ей мертвец, — до Сибра осталось немного.

— Жалко тратить время на сон, — шепотом ответила Таша, косясь на спящего виверна, — похоже, он еще не отдохнул как следует. Кстати, как его зовут? — поинтересовалась она.

— Ичир, — ответил Фиро.

— Что значит Ичир?

— На гоблинском наречии это значит «ручей».

— Ручей? — удивилась принцесса, рассматривая огромные когти и массивные челюсти крылатого монстра, — странное имя для такой зверюги.

— Пожалуй, — согласился Фиро, — второго, того, на котором летает Широ, вообще зовут Сишенин — «ландыш». Этих животных разводят гоблины-горцы. Они живут далеко на юго-западе, всего несколько племен — малочисленный и редкий народ, в отличие от их северных и восточных собратьев. Эти гоблины ловят, приручают и разводят вивернов, а потом продают на Север и в Шиммак. Они любят называть этих зверей странными именами, такие у них традиции…

За время разговора остатки сна сняло, как рукой, но свежесть утра не располагала к тому, чтобы вылезти из-под теплой шкуры. Натянув ее на плечи, Таша переползла поближе к Фиро и прижалась к нему, уложив голову ему на колени. Умиротворяющее тепло ожившего огня, чуть заметное движение травы, чуть слышный шелест листьев и река, звучащая неподалеку. И они вдвоем… втроем, если считать спящего Ичира. Мир и покой — долгожданные, абсолютные, Казалось, что жестокое время, наконец, смирилось и утихомирило свой безумный бег. Казалось, что можно сидеть вот так бесконечно долго. Сидеть, и не думать о будущем расставании, о прошлых обещаниях, обязательствах, несделанных делах… Таша закрыла глаза.

— Когда взойдет солнце, мы отправимся в путь, — сказал Фиро, и его рука, все еще холодная, коснулась головы девушки, прошлась по растрепанным волосам.

— Не хочу, чтобы оно поднималось, — честно ответила Таша, вздыхая.

— Если не будет рассвета, все утонет во тьме, а с ней шутки плохи. Она и так рядом, ожидая, когда оступимся, или повернем назад.

Он замолчал, и Таша тоже молчала, путаясь в мыслях, боясь того, что ждет и впереди. «Что будет? Куда мы пойдем? Где окажемся и вернемся ли назад? Встретимся ли снова?» — от этих нестройных, панических мыслей в душу потянулись холодные щупальца отчаяния, которое, словно спрут, окутало, окружило, сжало, не оставляя места покою и надежде.

— Не бойся, — почувствовал страх девушки, успокоил ее Фиро, — не поддавайся страху, если судьба вывела нас на этот путь, значит, нам суждено его пройти…

С первым солнечным лучом они поднялись в воздух и полетели к Темным морям. За спиной остался Алый Лем с его красными крышами и непобедимым благоуханием цветов, которое, казалось, чувствовалось даже на высоте. Под брюхом виверна сгустился лес, и сердце Таши забилось сильнее от воспоминаний о событиях недавнего прошлого. Серым пятном мелькнула Игния, серебристо-серой лентой потянулась река. Все ближе и ближе был Сибр. Все сильнее и сильнее чувствовалось горячее дыхание юга. Все больнее и больнее колола сердце принцессы каленая игла предстоящей разлуки.

Фиро молчал, крепко сжимая повод и пристально глядя вниз. Его лицо хранило выражение сосредоточенной уверенности. Таша, сидящая впереди, этого видеть не могла, но безмолвную непоколебимость мертвеца она чувствовала спиной, и чувство это предавало ей сил.

К вечеру на горизонте поднялся большой город. Синим частоколом поднялись очертания остроконечных башен и дворцов. Город тянулся длинной полосой, насколько хватало глаз, к нему вела широкая дорога, по которой двигались вереницы путников, маленьких, словно блохи. По обеим сторонам торгового пути колыхалась полевая трава, далеко за полем виднелся лес.

Когда городские стены отчетливо выступили навстречу, высокие и неприступные, Фиро направил виверна вниз, подаваясь в сторону от дороги, подальше от бредущих в пыли животных и людей.

Монстр забил крыльями, табаня воздух, чтобы сбавить скорость, и аккуратно сел на землю, по-брюхо скрывшись в траве. Таша нехотя сползла с его спины следом за Фиро, который покинул седло первым.

Поле колыхалось, словно море в ветреную погоду, и жаркий воздух дрожал над ним, шел рябью. Неприкрытое облаками солнце пекло нещадно. Где-то под ногами дребезжали цикады, выводя скрипучие монотонные трели. По левую руку, там, где шла дорога, виднелись только клубы неоседающей пыли, взбитой многочисленными ногами и колесами, расходящейся в стороны с обочин.

— Почему мы остановились в поле? — девушка оглянулась по сторонам, взгляд утопал в изумрудно-золотых волнах высокой, местами посохшей травы.

— Кагира ждет нас тут. Он совсем рядом, я чувствую, — коротко ответил Фиро, внимательно осматриваясь и нюхая терпкий, отдающий медом воздух.

В унисон его словам расступилась в стороны мягкая трава, выпуская на свет огромную темную фигуру. Учитель поднялся с земли, необъятный и мрачный. Его лицо, прячущееся за гривой волос, было смазанным, затененным, и даже могучее южное солнце не могло высветить все его черты.

— Во время, — прошипел он, наклоняя голову в знак приветствия.

Отследив это движение, Фиро напрягся, а присевший на согнутые лапы виверн недовольно заворчал, попятился, настойчиво потянул повод, зажатый в руке мертвеца.

— Идем, — позвал Кагира и, развернувшись, двинулся через травяные космы туда, где, не переставая, шумела дорога. — Идем, время настало.

Таша вздрогнула и сжалась вся, как от удара бичом. Снова расставаться, снова куда-то идти и что-то искать. Что впереди? Неизвестность. Непроглядная тьма, прячущаяся в названии древней и чужой страны, в которую они с Учителем теперь направятся. Не зря эти места назвали темными: здесь даже горячее солнце не в силах справиться с тьмой, даже южное тепло не может сдержать холода, который, минуя разгоряченное тело, лезет в самую душу, сочится в кровь, проникает в мысли, как паук кутает сердце паутиной нетающего льда…

Она посмотрела на Фиро умоляюще и обреченно. «Почему так?» — застыл в глазах немой вопрос.

— Почему так? — повторила едва слышно, вглядываясь в немигающие, полные спокойствия глаза.

— Потому что жизнь требует борьбы. Всегда, — сильные руки сжали плечи принцессы, — борьбы с собой, со своими слабостями и страхами. Ты ведь знаешь это не хуже меня.

— Я знаю, — кивнула Таша, не отводя взгляда.

Фиро молчал, всматривался в лицо девушки пристально и долго, словно пытался запомнить все до мельчайших черт. Наконец, кинув взгляд ей за спину, мертвец произнес:

— Иди. Тебе пора…

Таша прижалась к нему на миг, вытягиваясь вперед и касаясь щекой его щеки.

— Я буду ждать, ты обещал вернуться, — шепнула тихо и отошла.

— Иди, — повторил Фиро, глядя ей в след, — не оборачивайся, просто иди следом за своим Учителем.

Послушно развернувшись, принцесса побрела прочь. Позади хлопнули крылья, и волна взбудораженного воздуха толкнула в спину. Она не обернулась, только скорее поспешила к дороге. И как будто уже было такое: недолгое прощание, поспешный уход и сжавшая сердце тоска. И как будто не было: ведь не было больше страха и неуверенности, не было безнадежной обреченности и безвольности перед судьбой. Она больше не была той слабой, загнанной в угол нерешительной девочкой. Конечно, опасения и тревоги не покинули сердце юной принцессы до конца, но в глубине ее души уже созрела решимость, отчаянная, но не обреченная. «Он вернется, и я вернусь, — мысленно уверила она себя, — так будет, обязательно будет, и я сделаю все возможное для этого»…

* * *

Проникнувшись азартом Ану, Франц последовал его совету и за восемь дней собрал команду из тех, в чьей преданности и силе был уверен, как в самом себе.

Когда сыщик, закончив собственные сборы, вышел в холл Сыскного Дома, его уже ждал Эмбли, за спиной которого выстроились в ряд собранные со всей Ликии «новобранцы». Аро осмотрел прибывших и остался удовлетворен. Большинство из них сыщик знал лично, кого-то понаслышке. Народ перед ним предстал разнообразный: несколько широкоплечих породистых бойцов из тайной дворцовой охраны; пара местных магов-стихийников, чванливых и алчных до денег, но, кстати сказать, весьма умелых. Даже кое-кто из преступников пришел, пытаясь скрыться под видом наемника.

Пока Франц придирчиво изучал свою новую гвардию, в холл явился Ану в сопровождении Фиро. Они шли рядом, и внимательный сыщик заметил, что между некромантом и мертвецом что-то изменилось. Не осталось и следа прежней субординации, теперь они были на равных.

Сыщик не ведал о разговоре, произошедшем между Ану и Фиро при последней встрече. Суть той беседы свелась к одной фразе. «Теперь ты свободен, можешь идти, куда хочешь» — сказал Ану, освобождая своего слугу от остатков силовой связи. Но тот не ушел, ведь цель у некроманта и мертвеца пока что оставалась одна — погоня за Хапа-Таваком…

— Отменных бойцов вы набрали, господин сыщик, — кровожадно улыбнулся Ану, опуская руку на плечо Франца.

— Я надеюсь. От этого выбора зависит успех нашей будущей операции, — вместо приветствия ответил тот и перевел взгляд на мертвеца.

Франц поразился тем изменениям, которые произошли с его бывшим компаньоном. Глаза слуги некроманта сверкали живым, человеческим блеском, в них не осталось и следа былой мути, погасли призрачные огни, таящиеся в глубине зрачков и кожа, как ни странно, сменила привычный серый оттенок. «Он живой, не может быть мертвым…» — мелькнуло в голове сыщика.

— Раз все в сборе, выступаем, — разрушил недоумение Франца некромант, — заодно посмотрите, кого я набрал со своей стороны…

Втроем они вышли во двор, «новобранцы» потянулись следом. На улице уже ждали оседланные сытые лошади. Черный виверн Фиро сидел на земле чуть поодаль. Франц мельком осмотрел магов и бойцов, пришедших с Ану, потом вскочил в седло. Его взгляд невольно возвратился к Сыскному Дому. На сердце было тревожно, и не мудрено, ведь поход предстоял серьезный и опасный, из таких не все возвращаются.

Аро дал шпоры лошади и гнедая бокастая кобыла, зло прижав уши и по-волчьи пригнув к земле голову, потрусила по мощеной плиткой дороге к воротам. Поравнявшись с Ану, восседающим на своей неказистой лошаденке, сыщик перекинулся с тем взглядом. Некромант смотрел обнадеживающе, как обычно улыбаясь и пряча в глубине темных глаз хитрый азарт.

Кобыла Франца раздраженно оскалилась и, потеснив некромантову Джакку крутым боком, куснула ту за шею.

— Норовистая, — усмехнулся Ану, хлестнув лошадь компаньона поводом по морде, — смотрю, вы настроены серьезно, раз уселись на спину твари, которая злее виверна Фиро. Хотите натравить ее на Хапа-Тавака и посмотреть, как она разорвет бедолагу на куски?

— Мне не до шуток, господин Ану, — уклончиво ответил Франц, — дело предстоит серьезное, последний ход той игры, в которую мы с вами ввязались некоторое время назад.

— Последний ли, — задумчиво протянул некромант.

— Я на это искренне надеюсь…

Бок о бок они выехали из ворот Сыскного Дома и направились вниз по одной из ликийских улиц, отороченных узорчатыми решетками дорогих домов с выбивающимися сквозь стальные кружева ветвями жасмина, сирени и роз. Остальные члены отряда, молча, тронулись следом. Поднялся в воздух и Фиро.

Ликия безмолвствовала. Редкие прохожие провожали недоверчивыми взглядами угловатые мрачные фигуры всадников, длинной вереницей растянувшиеся вдоль тротуара. Люди беспокойно всматривались в чистое небо, где, паря над городом, раскинул черные перепончатые крылья взнузданный посеребренной сбруей виверн.

Оказавшись за стеной, охотники выстроились широким клином и пустили коней в галоп. Они двигались на северо-восток. Миновав пригороды, Аро остановил отряд и дал отмашку низкорослому просто одетому магу.

— Начинайте поиск.

Надо сказать, что маг тот сильно отличался от остальных представителей колдовского ремесла. Лошадка под ним была совсем дешевенькая — бородатая и обросшая. Сам человек скорее походил на работягу-фермера, чем на могучего чародея, наверное поэтому щеголеватые колоритные стихийники смотрели на него высокомерно, с насмешливым интересом. Некромант прищурившись оглядел скромного незнакомца и удивленно воскликнул:

— Кого я вижу! Ларри-Добряк, это ты?

— Может, и я, — вкрадчиво протянул в ответ маг, — неужто, я так изменился?

— Еще как, — некромант поравнялся с ним и приветственно протянул руку, — помнится, раньше ты был худее раза в два, и шевелюра твоя плешью не сверкала.

— А мирная жизнь, она такая, — отвечая на рукопожатие, улыбнулся Ларри, — живот растет, волосы выпадают, да мне они и ни к чему — на гребнях и мыле вон какая экономия.

— Значит, осел и корни пустил, — коварно взглянул на собрата по оружию Ану, — а что ж ты в нашей компании забыл, мирный житель?

— Деньги нужны, — зевнул толстяк, — жена с детьми есть хотят, вот и пришлось опять за ремесло браться.

— Ну, берись, берись, — уважительно склонил голову некромант, — покажи, как ты это умеешь.

С этими словами он отъехал в сторону и покрепче сжал повод своей лошади. Ларри тем временем неожиданно резко закину голову к небу и завыл. Голос его, тихий и мягкий до этого, переменился до неузнаваемости, став жутким и надрывным, нечеловеческим.

От неожиданного звука лошади окружающих заржали и бросились врассыпную. Раздались гневные крики и ругань — охотники пытались справиться с перепуганными животными, стегая тех плетками и выворачивая челюсти удилами — все было бесполезно. Одна только Джакка стояла совершенно спокойно, лишь изредка прядая ушами чуть заметно подрагивая потертой шкурой.

— То ли еще будет, — усмехнулся Ану, опираясь на луку седла.

Он огляделся с восхищением — со всех сторон к ним бежали волки. То были мелкие лесные звери, не чета тем, что когда-то в изобилии жили в степях. Правда, перепуганным коням хватило и этого. Большинство охотников спешились, чтобы удержать обезумевших от страха скакунов.

Ларри, тем временем, придирчиво оглядел явившихся хищников, выделив одного из них, подманил к себе. Волк послушно приблизился и встал на задние лапы, уперевшись передними в бок лошади Добряка. Маг кряхтя нагнулся, бесцеремонно ухватив зверя за шкирку, втащил того на спину своему флегматичному коню и, припав к уху волка, что-то настоятельно разъяснил тому. Внимательно выслушав приказ, хищник легко спрыгнул с лошадиной спины и потрусил прочь, остальные волки потянулись за ним.

— Найдет? — поинтересовался Ану, приближаясь к старому знакомцу.

— Обещал, — устало вздохнул Ларри, — не тот волк нынче пошел, и чует хуже и бегает медленнее…

Когда охотники двинулись дальше, Франц поравнялся с Ану и спросил того:

— Так вы знакомы с господином Оришем?

— Кто на юго-востоке не знает Ларри Ориша, Добряка-Ларри? Этот ленивый скромняга — счастливый обладатель редкого дара. Он умеет повелевать живыми тварями, правда пользуется своим умением лишь в случае крайней нужды. Странный человек: вместо славы и богатства он выбрал тихую жизнь сельского животновода.

— На то его воля, — задумчиво произнес Франц, вглядываясь в горизонт, а потом, вспомнив нечто важное, кивнул Ану, призывая отдалиться от остальных, — я тут вспомнил кое-что, хотел поделиться с вами своими мыслями.

— Валяйте, господин сыщик, — пожал плечами Ану, — облаченная в слова мысль полезнее забытой.

— Когда я в последний раз покидал дом своих родителей, моя заботливая матушка положила мне с собой книгу сказок, ту самую, которую читала мне в детстве.

— Как сентиментально, — не удержался от комментария Ану.

— Подождите насмехаться, — краснея и чуть заикаясь, оборвал его Франц, — дело в другом. Прошлой ночью мне не спалось, и я от скуки взялся листать ту книгу. Надо сказать, я нашел там нечто крайне интересное.

— И что же?

— Припоминаете историю о бедняке и святом?

— Я вырос в Апаре, там детям рассказывают совсем иные истории. Так что будет лучше, если вы меня просветите, господин сыщик, — не без интереса заявил некромант, стерев с лица усмешку.

— А я рос в Королевстве, где в моде все эльфийское, и детские сказки не исключение. Так вот, ночью мне на глаза попался текст про Святого с Запада. Притча о том, как бессмертный человек с Запада пришел в Королевство и встретив в лесу бедного юношу, сделал того своим слугой. Он открыл пареньку тайну своего бессмертия и наказал следующее: «Настанет время, и я уйду, а ты будешь ждать моего прихода, чтобы в нужный час открыть мне врата мира ключом всеотпирающим. Присягнешь мне на верность, и получишь силу, равную моей и власть, равную власти Короля». В знак договора святой дал юноше окровавленный белый камень нинквесар и принял с того клятву верности.

— Занятная история, — выжидающе кивнул Ану, — что же было дальше?

— Ничего. В том то и дело, что ничего, — с волнением ответил сыщик, — но суть не в этом. Мое внимание привлекло иное. Камень нинквекар, это полудрагоценный белый опал, который в простонародье называют «кроличьей башкой». А еще, — сыщик не дал некроманту вставить очередную сомнительную реплику, — название истории — «Святой с Запада», я ради интереса перевел его на квэнья, забытый древнеэльфийский, и получилось, вы не поверите…

— Поверю, не томите, — вытягиваясь в седле, насторожился Ану.

— Айре-Дун.

— Айре-Дун, — с сомнением протянул некромант, — дайте угадаю: вы решили, что Айре-Дун, это Ардан из первой легенды, так?

— Я лишь предположил подобное, — тут же подметил сыщик, — может быть, я притянул историю за уши, но согласитесь, было ведь за что тянуть.

— Знаете что, господин сыщик, — внимательно взглянув Францу в глаза, произнес Ану, — если ваше предположение верно, то нам необходимо одно — выяснить имя второго героя сказки — юноши-бедняка. Тогда мы, возможно, узнаем имя нашего доброго господина Хапа-Тавака.

— Я отправлю гонцов в Ликию и снова попрошу помощи у Моруэла, — решил Франц.

— Чем скорее, тем лучше, — согласился Ану. — И молите своего Центру, пусть ниспошлет нам удачу на предстоящей охоте…

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Сердце зверя

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Башня ведьмы

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Господин Никогда Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg