«Неспетая песнь дракона»

Неспетая песнь дракона (fb2) - Неспетая песнь дракона (Алауэн - 4) 151K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Владимировна Жданова

Светлана Жданова Неспетая песнь дракона

Музыка для рассказа:

Two Steps From — Mercy In Darkness

Tarja Turunen — Oasis

Blackmor's Night — Diamonds And Rust

Enigma — I Love You… I'll Kill You

M.S.D. — Силы Мне Даи?

Аракс — Странная Ночь

Валерий Кипелов и Артур Беркут — Никто

Океан Ельзи — Обійми

И, как всегда, предупреждения:

1. Это действительно ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Не говорите, что не видели и не читали.

2. Прежде всего, в рассказе присутствуют нетрадиционные отношения. Если это как-то задевает вас, неприятно или вам не хочется читать о подобном от данного автора — лучше закрыть файл.

3. Отношения нетрадиционны не только по половому признаку, это все же драконы.

4. Автору было бы стыдно, если бы это были не драконы. Драконы и стыд — несовместимы по определению. Они просто приходят и говорят, что делать.

5. История рассказана довольно рвано, из кусочков раскиданных по тексту основного романа, а так же рассказа «Наша зима».

6. Вас предупреждали.

— Не ходи туда, там тебя ждут неприятности.

— Ну как же туда не ходить? Они же ждут!

No Котенок по имени Гав

Он стоял на одной из ледяных галерей и наблюдал за тем, как во тьме и зареве северной ночи исчезает силуэт дракона. Пред его широкими крыльями, казалось, трепетали даже радужные огни, в нервной дрожи расходясь в стороны яркими искрами. И в то же время кутали, кутали в свои нереальные краски и легкое марево несбыточного. Растворился…

Дракон, стоящий на галерее изо льда, оторвал свой взгляд от того, кто так и не смог спасти его, обращая золото глаз к холодным северным звездам. Они смотрели на него с тем же безразличием, что когда-то и серебристые глаза улетевшего. Им тоже было всё равно, они так же не знали жалости и сочувствия, спеша приговорить лишь к своему холоду.

Сильная судорога рвущейся песни сжала горло, но он смог лишь глухо простонать.

Не тебе петь о боли, дракон. Ты сам виноват. И навечно приговорен.

Первый день поисков Иаллин, таверна «Подорожник»

Он сидел за столом и, довольно щуря глаза, смотрел на племянников. Они вернут Иаллин, в этом нет никаких сомнений. Потом женят рыжего, что Стасу всегда представлялось самым трудным. Стаська со своим рогатым мужем сможет завести еще одного маленького, шустрого, желтоглазого детеныша. Тем более скоро у него появятся внучатые племянники, такие же вредные и кусачие, как и их родители. Такая большая драконья семья. И он даже рад, что Алекс — частично человек, родственные связи для нее будут дороже, чем для драконов, как было когда-то и с Бали, ведь не прогнал асур брата своей жены, да и у самого трое таких же оказалось. Станиславу нравилось греть свои драконьи бока у домашних очагов этих близких и таких родных существ.

Затем его взгляд переместился на Учителя и его молодого ученика. Серебряный, зеленоглазый эльф и точно такой же зеленоглазый, но темноволосый оборотень, тихо переговаривались о чем-то своем, только им понятном. Наверняка Олеандр опять натаскивает мага политического масштаба, ведь оборотни те еще затворники, а харизматичный да бойкий сородич может открыть им шикарные перспективы. Рядом с ними сидя дремал молоденький асур с растрепанной оранжевой шевелюрой. Хороший мальчишка, хоть и частенько поддается чужому влиянию. Но, тем не менее, оставаясь тем самым рациональным зерном, которого иногда так не хватает драконам и мелкому асуру.

По другую сторону стола сидели телохранители Диар, а теперь вот и Александрит. Еще одни Ту в их компании. Братья имели довольно заметные различия внешне, пусть и не критичные. Не слишком высокие для Алауэн, расы отличающейся особой драконьей статью и идеальностью пропорций, но всего лишь на пядь ниже самого Станислава. Длинные волосы Миррана казались почти черными, а вот в мягких волнах его брата оказалось слишком много седины, что делало Ниррана старше, но в то же время придавало импозантности. Оба не лишены особого драконьего шарма, но кажутся слишком отстраненными и какими-то неживыми. То есть издали полюбоваться звериной хищностью и отблесками силы вполне можно, а вот подходить близко к таким субъектам совсем не хотелось.

Стас попытался вспомнить всё, что знал о них, благо в замкнутом обществе Алауэн рано или поздно узнаешь тайны каждого, и картина, предстающая перед внутренним взором Станислава, начинала его пугать. Он бросил короткий взгляд на Алекс, щекой прижимающейся к плечу его племянника, затем перевел взгляд на Миррана, беззаветно преданного той другой, первой Хранительнице.

Ему уже нечего терять, нет, ради чего бороться и блюсти свою честь. Остался лишь приказ Диар. И в данном случае, Стас это чувствовал, ничего хорошего этот приказ его семье не несет. Там куда он смотрел, была только темная пропасть, затягивающая всех вокруг, начиная со своего брата и смеющейся Алекс.

Мирран почуял чужой пристальный взгляд, но когда поднял глаза, смог заметить только едва блеснувшее из-под черных ресниц золото.

«Угрожает», — пояснил он на вопрос брата. Нет, тот не задавал его даже мысленно, им это и не нужно.

«В своем праве. Полукровки официально еще не женаты, это развязывает их родичам руки.»

«Он не отец им.»

«А я не отец Марискин[1], но убью за ее детей и их детей. Правила созданы, чтобы драконы их нарушали».

Они решили отойти от постоялого двора подальше и только там перекинуться. Все же люди довольно пугливы, особенно когда дало касается драконов. Почему-то даже эльфов, чужих в их мире, принимают легче, чем, можно сказать родных, оборотней. Странности психологии.

— Особенности пропаганды, — заявляет тот самый эльф. — У нас нет славы своевольных, взбалмошных существ, которым даже короли не власть. Люди просто не видят от вас защиты, вот и пытаются найти ее сами. А вы еще и возмущаетесь!

— И не говорите, — поддержала Олеандра Александрит, прижимающаяся бедром к Сери. — Творят, чего хотят! И кого хотят…

— Из твоих уст это так пошло звучит! — ухмыльнулся красноволосый.

— Вот из твоих это точно пошло. Вечно ты всё ставишь с ног…

— Алекс, молчи! — толкнул ее с другого бока второй кровник. — А то я уже даже боюсь, во что он обернет эти слова.

— Он скажет, — обернулся к ним Стас, шедший впереди, — что нет ничего плохого, чтобы поднимать и ставить! Ну или…

Продолжать он не стал, только ухмыльнулся и окинул компанию взглядом из-под ресниц. Но даже когда Станислав отвернулся, изгиб спины, легкая пружинящая походка и какая-то особая энергетика шлейфом остававшаяся за ним и заставляющая подниматься… волоски на руках особо впечатлительных, говорила куда выразительней всех слов.

— По-моему, в вашем плохом воспитании отметились все! — вздохнула Алекс, закатывая глаза.

— Плохое — это составляющая драконов. И учи, не учи, судьбу не обманешь.

Станислав, услышавший эти тихие слова, чуть заметно передернул плечами. Вмиг все очарование раннего утра, этой накатанной дороги меж стройными рядами вековых деревьев и пушистых кустов, какого-то совершенно родного уюта и задора, всё это вмиг пропало. И захотелось схватить дракона за плечи и встряхнуть. Хотелось развернуться и закричать, что он неправ, что… судьба у всех разная. Но Стас лишь запрокинул голову, подставляя лицо еще холодным с ночи теням и робкому свету. Не боясь споткнуться или сойти с дороги. Просто чувствовать мир, закрыв глаза и открыв сердце.

Подходящая поляна нашлась довольно скоро. Первым обернулись младшие Ту, приняв на свои спины Александрит и Гзара. В след за ними свечкой ушел Мирран, тут же облетевший окрестности в поисках опасностей для их неопытной Хранительницы.

— Нир, только прошу — осторожней с мальчишкой, — просил Олеандр за своего ученика, разве что хвостом не метущего в предвкушении полета.

— Не учи дракона с наездником летать! — отмахнулся телохранитель, перекидываясь в тело небольшого коричнево-зеленого дракона.

Медленно подойдя к ним, Стас встал в свою любимую позу, заложив большие пальцы рук за ремень походных брюк. Лениво посмотрел, как слишком активный оборотень залезает на спину дракона, а его учитель в это время о чем-то беседует с Нирраном. Ментально, разумеется. Но такое иногда заметно.

— Рани, — позвал он, когда дракон уже собирался взлетать. К Стасу тут же развернулась голова Нира, усажанная таким количеством шипов, будто тот породнился с самой красивой розой. От нелепости сравнения всегда сумрачного, словно самый темный бор перед грозой века и милого романтического цветочка, губы Стаса сами собой растянулись в довольно примечательную улыбку. Слишком мягкую, даже влекущую, такую неподходящую к его словам. — Пусть они хоть полмира разносят, но если вы тронете племянников — я остальные с Драконьей пустошью сравняю.

Нирран никак не отреагировал ни на угрозы, ни на обобщенное обращение «Рани», просто продолжал так же спокойно рассматривать мужчину стоящего рядом. И в человеческом и в драконьем облике он был чуть выше этих близнецов Ту, но обладал куда более тонким и пожалуй даже изящным телосложением, не отменяющим особой внутренней силы и способностей. Сам поднебесный народ не очень-то любил сравнений между собой и никогда не соизмерял силы по каким-то критериям, так что синекрылый вполне мог бы справиться с обоими Рани, если бы сильно захотел. Но в данный момент сам Нирран не собирался рассматривать подобную возможность, как и задумываться — почему Стас говорит это именно ему, а не Миру. Его больше интересовало другое.

— Стас, что ты чувствуешь? — озвучил его мысли Олеандр.

Тот лишь помотал головой и посмотрел себе под ноги.

«Нир?»

«Летим. Олеандр за ученика беспокоится».

Зачем соврал брату?

Нирран тоже чувствовал… как стягивается петля действий, слов, боли и решений.

— Не стоило вспоминать судьбу. Она всегда приходит на зов.

Золотые чешуйки дракона отливали на утренним солнце чистым багрянцем. Хлестнув длинным хвостом, он срубил под корень огромную ель, и под звук ее падения взлетел.

Кто-то должен умереть, чтобы у кого-то другого был шанс выжить. Без жертв невозможен полет.

Нирран помнил об этом, когда до побелевших пальцев сжимал кинжал в форме змеи. Помнил, когда смотрел в глаза брата. Когда убивал его, отпуская на свободу мятущуюся, уставшую душу. У каждого своя судьба, на чьи бы имена она не отзывалась.

Второй день после исчезновения Александрит и Ко, Цитадель драконов.

Цитадель в эти дни стала самой собой, но тысячелетней давности. Боевым фортом в преддверии новой беды. Драконы, все еще не восстановившиеся после ментального удара, казались как никогда потерянными и совершенно не понимали, что же творится с привычным миром. Похищение молодой беременной драконицы само по себе было чем-то сверх их понимания, как и появление новой Хранительницы. Но когда забрали и ее, вместе с двумя взрослыми, сильными драконами линии Ту, в пору ждать третьего пришествия богов. Все, к чему привыкла большая часть клана, рожденная уже после воин и самого появление Алауэн как самостоятельной силы, враз летела под откос, рассыпалась истлевшей травой, чей пепел едва горчил в воздухе и навевал мысли об осени. Осени драконов.

Едва стоящий Станислав покачиваясь вошел в комнату и требовательным взглядом оглядел присутствующих. Большинство из тех, кто находился в большой комнате, отвели глаза. И это было больше, чем слова. Нет, их не нашли.

— Тебе бы отлеживаться надо, — нежно посмотрела на него сестра.

— Большинство в Цитадели сейчас полусвежих зомби напоминают, а я с нежитью не сплю. Так чего мне в постели делать?

— И самый главный тут зомбь — это ты! И всё туда же.

— Я чужие лавры не отбираю, — кивнул он в сторону стоящего у окна Ниррана. — И почему туда же? Я за разнообразие. Но последнее время всё меня и меня.

Стаська улыбнулась и это стало главной наградой за его клоунаду.

«Прости…»

Женщина улыбнулась еще сильней. Кому как не ей знать, сколько готов был отдать брат за ее благополучие. Ее глупый, самонадеянный, отчаянный и открытый Стас, ее вторая, наверное, лучшая половинка сердца. Сколько раз именно он вытаскивал вспыльчивую, порывистую сестренку из дурных историй, сколько раз подставлял за нее свои крылья, сколько крови, своей и чужой пролил. Верный этой самой первой любви. Верный до последнего вздоха, до исступления, до крайней точки взлета. Как когда-то не смог быть той, что выбрал не по праву рождения, а по зову сердца. Стася едва помнит ту девушку, сумевшую обрести любовь ее брата, но не его самого. Ему едва исполнилась сотня, для дракона — почти юношеский возраст. Оборотень-тигрица была страстной, темноглазой, знойной, как солнце в песках. Может быть именно это так испугало Станислава? Или то, что судьба сделала выбор за него, столкнув с красавицей Кайлисой? Или может быть… К чему гадать, если он сделал то, что сделал. Ушел. Ушел от женщины, которую любил и которая любила его. Предал? Возможно. Но кого именно?

«Я люблю тебя, Стас. С ними всё буде хорошо, верь мне.»

Брат кивнул и присел на край стола, привычно убирая руки в карманы брюк. Затем громко вздохнул. Стрельнул глазами по сторонам, снова вздохнул, чуть пораскачивался, расшатывая какой-то там исторический раритет. Оперся руками назад, выгибая спину. Под его весом стол противно скрипнул ножками по полу и чуть отъехал в сторону, заставляя дракона прогнуться еще сильней. Бросив на сестру короткий взгляд, он поднял глаза к потолку, облизнул губы и… начал насвистывать.

Немногочисленные присутствующие драконы заволновались.

— Ни у кого с собой костей нет? А то давайте в крепс сыграем? На раздевание.

— Кто-то тут недавно зомби изображал и утверждал, что у него на таких же не встает, — поддел его Пан, дракон из связки Ту, чей брат сейчас с другими ищет следы их пропажи.

Сидящая рядом с ним Карли, так же выполняющая роль связного с другой командой, возмущенно фыркнула, чисто по-женски отказываясь принимать факт, что она кого-то может не возбуждать.

Стас подвернул под себя одну ногу, разворачивая ее коленом в сторону, и фактически упираясь в пол только мыском второй и подавая таз чуть вперед. Косо посмотрев на обоих связных, он усмехнулся, отчего драконов обдало жаром.

«Ты-то точно любого зомби можешь расшевелить, братишка!»

«Этим и занимаемся!»

«Тогда осторожней. Не заигрывайся, радость моя!»

— Так что, чьи кости будем бросать?

— Твои, и желательно подальше отсюда.

— О, не ожидал от тебя такой прыти, Пан.

— Ты, кажется, обещал сравнять этот мир с Пустошью, — наконец подал голос Нирран, все так же каменной статуей возвышаясь возле окна. — Так что еще здесь делаешь?

— Половину, Рани, половину.

И удар по свежей, еще активно кровоточившей ране, был засчитан. Остальные и глазом не успели моргнуть, как Нирран уже был рядом с заигравшимся драконом, осмелившимся так шутя напомнить о том, о чем остальные предпочитали молчать, не замечать и не думать. Сам же Стас совершенно не выглядел напуганным, просто коленом упирался в грудь нависшего над ним мужчины и, чуть запрокидывая голову, из-под ресниц смотрел в его взбешенное лицо.

«Ты…»

Непонятно как, но даже короткое слово, совершенно не подходящее для этого, дракону удавалось шипеть. Мысленно. И довольно громко.

— Крепс отменяется? — приподнял одну бровь Станислав.

Нирран же не понимал, что творит этот чокнутый. Внутри него клокотал безумный, бурлящий океан злости и ненависти, но даже самые сильные его волны разбивались об спокойствие и легкую насмешку в полуприкрытых и каких-то томных глазах. Да и во всей этой странно изогнутой, словно поломанной позе было столько уязвимости и шаткости, будто перед ним ни тот сильный, уверенный в себе мужчина, что с хищной полуулыбкой обещал жестокую кару, а затем с оружием в руках доказывал состоятельность своих слов, не тот синий дракон, что без сомнений и жалости вгрызался в тела ледяных собратьев. И в то же время чувствовалась особая, глубокая сила, прошивавшая тело Станислава той заманчивой привлекательностью, против которой и его злость и острие кинжала, царапающего шею прямо под кадыком, были бессильны.

— Еще раз услышу это имя, и в крепс ты будешь играть костями, выточенными из твоего носового рога.

— Как скажешь… Ранис-с-с, как с-скаш-шеш-шь.

Сощурив глаза, Нирран убрал кинжал от горла дракона… в тот же момент чуть толкая одну из хлипких ножек стола. Золотистые глаза широко распахнулись, зрачок в миг вытянулся в тонкую нить… а хрупкий предмет мебели не выдержал.

Уже лежа на досках, бывшими когда-то антикварной мебелью, Станислав рассмеялся. И только Стася, как никто знавшая брата, понимала, как близко от этого смеха до того глухого рыка, которым обычно он задавливал в себе рыдания и песнь отчаянной боли. Смеяться, и пусть другим слышится в этом надвигающаяся истерика, но никто не поймет, что значит оборванная песнь.

— Твой брат всегда такой… дурной?

— Такой — всегда, когда все ведут себя как придурки. — Подойдя к Стасу, она протянула ему руку и помогла встать. — И хоронит тех, кто погиб, а не тех, кто жив. Мои сыновья вернутся, и нечего делать такие скорбные лица и отводить взгляды. Да, Стас?

Её близнец кивнул.

— Ты же знаешь своих деток. Сери наиграется, возьмет брата за шкирку и они вдвоем вытащат хоть три монетки из кармана Аида!

Первый день после гибели Сери и обнаружения Александрит и Ко.

Иногда драконы берутся пророчить на пустом месте, даже не замечая о то, что говорят. Они вообще с трудом могут объяснить, что в их случае ЧУВСТВА, а что так — показалось. И если дракон говорит, что завтра будет дождь, не обязательно брать зонт, чтобы он не пошел.

Нирран осторожно прижимал к себе холодное тело девушки, не в силах хоть на мгновение выпустить ее из своих рук. Она не вырывалась, не спорила, просто совершенно безразлично смотрела на мир из-под светлых ресниц, покрытых инеем. Такой знакомый взгляд, слишком часто сам видел его в зеркале и глазах близнеца. Раньше сероглазого не особо трогала судьба кровников Александрит, или маленькой драконицы, но сейчас Нирран оглядывался, в поисках гранатоволосого мужчины, единственного из-за которого она могла стать такой. И не находил. Колиандрэй сейчас обнимал плачущую мать, красногривый, откровенно жаркий асур гладил жену по спине, но в этот раз его пламя не ласкало, а жалило каждого, кто оказывался рядом. Хрупкая беременная блондинка так же рыдала на руках своего эльфийского деда.

И только синий, как предштормовое море, дракон с золотыми глазами стоял на холме поодаль ото всех и зло сжимал кулаки, глядя на едва видный дымок.

— Половина… половина, — шептал он одними губами. — Какая же ты стерва. Какая злопамятная мстительная дрянь!

Нирран почти видел, как длинный, гибкий синий хвост стегает по ни в чем не повинной земле в какой-то иступленной истерике своего хозяина. От этих ударов на траве оставались высушенные полосы, а некоторые особо впечатлительные растения бестелесная драконья аура вообще срезала словно ножом. Силен! Управляться с аурой как с физическим телом дано не многим драконам их клана.

— Ему не нравится, когда судьба с ним шутит. А ее забавляет его реакция, — тихо прошептала Александрит, прикрывая глаза.

Станислав повернул к ним лицо, так что на фоне неба стал заметен точеный профиль. Уголок губ его дернулся в кривой усмешке, и землю расчертил уже вполне материальный хвост, усаженный острыми шипами.

Все эти дни Нирран буквально сгорал изнутри. Кровь брата, его отчаяние и боль навечно останутся на совести Нира, как осталось раскаяние и вина за смерть Шалеи. И не на кого было переложить груз ответственности, каждый раз это лишь его решение, его ответственность и кара. Вот только в прошлый раз за ним рушился мост надежд, а сейчас этот мост просто скрывал от него туман незнания, туман, что укрыл от него Александрит, человеческого ребенка с синими глазами как у его жены. И все же… что-то вновь ушло, вырвав из него часть души и сердца.

И сейчас, держа на руках свое будущее, он почему-то вспоминал не то, как впервые увидел перепуганную плачущую девчонку, не то, как решил для себя кому его вера и преданность нужнее, а отзвуки боли, затаенные где-то в глубине золотых глаз, так дерзко и порочно смотрящих на него.

Слишком много боли… а он так устал от нее. Пусть хоть ненадолго будет просто спокойствие.

Второй день после «воскрешения» Сери. Снежные пустыни

Нирран который день вглядывался в это белое сияние, всем сердцем желая вернуть себе свой покой, своего ребенка и толику тепла.

И всё было бело, всё было спокойно, всё не существовало… пока с неба не упал синий с золотом дракон. Разметав снежные наносы, что защищали Ниррана от пониженных температур и этих злых метелей, Станислав якобы случайно задел его хвостом по морде, а затем вообще свалился на спину в ближайший бархан и начал дергать лапами и крыльями.

— Ну что там, снежный ангел получается? — спросил он у взбешенного Ниррана.

— Ты… ты…

— Это у тебя от холода зубы стучат или ты просто заикаешься от радости меня лицезреть? — скосил на него золотой глаз этот полудурок.

А как еще назвать здоровенного дракона, трясущего лапами? И после такого попробуй объяснить Алекс — что они нормальные, а боевой строй бегающих драконов, это очень серьезно!

— Радость у меня будет, если ты отсюда уберешь свой длинный хвост!

Дракон ловко перевернулся, совершенно не задевая свои сверкающие в отраженных лучах крылья.

— У тебя проблемы с размерами? Только хвоста, или…

Уже привыкшие к спокойной тишине границы и его новому «жителю», наблюдавшие за происходящим Стражи, все больше недоумевали. Сначала объявился второй дракон, и устроил небольшую бурю. Затем упал в снег и изобразил припадок. Потом, когда уже привычный пятнистый попытался проверить, здоров ли товарищ, этот новенький вскочил и побежал. Вот только зачем за ним погнался второй? Да еще и щелкая клыками в миллиметрах от длинного хвоста синекрылого, который он словно специально, то вытягивал, то завивал в кольца, а то щелках по морде друга. Вроде даже на брачные игры похоже, вон как тот что поярче смеется и подначивает того что помассивней, но так оба самцы. Странные они, эти Алауэн!

Устав от этой игры, Стас резко обернулся в человеческое тело и не менее резво оседлал Ниррана, который побоялся задавить юркого мужчину и на какое-то время застыл. Теперь же он очень хотел избавиться от назойливого захребетника, но так, чтобы действительно не навредить, как бы ни хотелось сейчас придушить этого смутьяна, совсем избавлять мир от Станислава как-то не планировалось. Поэтому он просто повторил трюк с превращением, не сомневаясь, что желтоглазый сумеет сгруппироваться падая с высоты. Вот только когда сероглазый поднял голову, ощущая как впивается в кожу острые льдинки, то заметил скатывающееся со снежного наноса тело. Фыркнув и избавившись от забивавшего рот и нос снега, Нир быстро перебрался поближе к бархану, а взглянув с него вниз, громко выругался — Станислав лежал неподвижно, уткнув лицо в снег, и почти не дышал. Перевернув на спину, дракон буквально сдернул с него шарф, обматывающий шею в три слоя, и приложил пальцы к равномерно бьющейся вене. И в тот момент, когда Нирран позволил себе облегченный вздох, распахнулись эти почти безумные желтые глаза.

— А искусственное дыхание будет?

Нирран какое-то время решал, стоит ли сообщить Хранительнице о совершенно особой гипнотической силе золота глаз этой линии драконов, или она обойдется, в то время как сильные руки обхватили его за шею, а чужие губы мягко накрыли рот. И он позволял, позволял целовать, позволял уложить на разгоряченное тело и мягкую нагретую шубу, позволял длинным пальцам гладить свои чуть волнистые отросшие волосы. И лишь когда словно раскаленные руки приподняли слои ткани и коснулись прохладной кожи поясницы, разум вновь обрел ясность. Сев прямо на живот дракона, он сгреб немного снега и кинул его в лицо Стаса.

— Зачем ты здесь?

— Ну вот, ледышка отмороженная вернулась, — вздохнул желтоглазый, даже не делая попыток выбраться из-под него. — Интересно, а многие из живущих помнят, что ты умеешь быть таким забавным, Ранис-с?

— Забавным?

Сам Нирран не видел ничего забавного в желании придушить назойливого дракона. Ну или хотя бы засунуть его головой в сугроб, чтобы хоть немного охладить, а то он даже лежать спокойно отказывается, устроив свои руки на бедрах оседлавшего его мужчины. Всё же Алекс связалась с довольно странной семейкой.

Алауэн зовется.

Встав, дракон несильно пнул Станислава по ребрам и за шкирку поднял с сугроба. В темных волосах его блестел снег, делая их чем-то похожим на расцветку самого Ниррана — соль с перцем. Да и вообще в них обоих было больше общего, чем хотелось бы признавать. Сильные, крепкие фигуры, темные волосы, оттененные у старшего легкой сединой, скульптурные, красивые лица, не лишенные мужской суровости, ровно как и особой драконьей хищности. Вот только брови одного всегда сдвинуты к переносице, а губы поджаты, а на чертах другого привычка улыбаться и играть мимикой. Да и Стас, что на пядь выше, в принципе не привык сутулиться, широко раздвигая и без того нехилые плечи, держа себя так, словно на голове корона, а за спиной — армия.

— Так зачем тебя сюда принесло?

Стас запустил руку в волосы, вытряхивая из них снег, и мягко улыбнулся.

— Через час тут будет дракону негде упасть, надо подготовить площадку и вообще… чрезвычайный штаб обжить. Но тут, я смотрю, и единорог не валялся. Пока дежурил здесь, мог бы утрамбовать площадочку. Нельзя тебе, Ранис-с, высокопоставленные личности доверять, никакого понятия о комфорте! Можешь пока куда-нибудь… Вон туда скрыться? Я там сумку с провизией и вещами скинул. И вот, заодно отнеси, — скинул он на плечи дракона свою короткостриженную черную шубу. Затем через голову стянул толстый шерстяной свитер с красными единорожками на груди, не так давно ставшего очень модным среди драконов, любителей подразнить этих «оленей». Дернув за ворот рубашки, расстегнул несколько верхних пуговиц и довольно вздохнул, будто до этого воздуха не хватало. — У сестрицы моей повышенный материнский инстинкт… распространяющийся на всех кто двигается. Брысь я сказал!

Избавившись от бледно-голубого, промерзшего и голодного дракона, Стас занялся магией.

И это была не та, сильная, мощная, первозданная магия, что творят обычно подобные ему. Стас, как и большинство из его племени питал поистине трепетное отношение к красоте, умея находить и видеть во всем. А так же — создавать.

Стихия подняла голову, осознала свои крылья, приняла сердцем разбудившего себя дракона. А он мягкими движениями рук поднимал бураны и метели, перебором пальцев закручивал вихри, и лишь взглядом золотых глаз разбивал смерзшуюся твердь. Он извивался как самый настоящий дракон, заключенный в тело человека, владея и своим хвостом, и крыльями, и всей мощью древнего странника, сильного космического змея, прошивавшего своей волей пространство и время. Медленные, в чем-то томные и чувственные движения, по сути, перемещали огромные пласты снега и наледи, ломанные изогнутые движения тела — давали толчки новым воздушным массам, долгие выдохи освобождали ветра. И все это шумело, все это пело особую, шелестящую, воющую и звенящую песню дракона, который мог лишь надрывисто сипеть ей в ответ, который был сердцем, но не голосом. Песня стихии для дракона, бьющегося в ее путах и теле. Ставшего ее отцом, властителем и убийцей.

Когда последняя снежинка упала там, где ей было место, дракон удовлетворенно вздохнул. Теперь под его ногами была ровная, хорошо утрамбованная площадка, на которую могло взгромоздиться сколько угодно драконов, не рискую свалиться куда-то вглубь наносного кургана, чуть приподнятого над долиной. Неподалеку появилось несколько небольших иглу, созданных без швов и потерь, но таких же прочных, как и от самого искусного северного жителя.

— Ну и что это был за концерт? — как всегда мало эмоционально спросил Нирран, поднимаясь по широким ледяным лестницам. Шуба, накинутая на плечи дракона была очевидно на тех плечах маловата, но сам полярник выглядел значительно порозовевшим и не похожим на мороженный труп.

— Показательные выступления, — поднял палец Стас. Затем поменял его на другой и показал в сторону Ледяных, считающих, что их ну вообще не заметно. — Согласно последним разметкам, тут еще граница! И если они ее первые нарушили…

Станислав мотнул головой, разбрызгивая вокруг капельки талой воды, от которых волосы сейчас висели сосульками и напоминали шубку ежа. Еще немного заторможенный, словно пришибленный всей той магией, что прошла через его человеческое тело, он мало напоминал того дракона, о котором перешептываясь восхищенно и в то же время язвительно рассказывали друг другу Пан и Карли тем вечером в Цитадели. Они говорили о взрослом драконе, уже пережившим не одну крупную войну, умеющим вести за собой армию, в меру рассудительном и отважном. Но Нирран видел лишь шута, больше походящего на своего красногривого племянника, нежели на одного из тех, кто в скором времени по праву силы, опыта и способности мог обрести звание Старейшего. Говорили о странной привязанности к сестре и ее семье. И Нирран, сам помогавший брату растить племянницу, не мог осуждать его за это. Говорили о ветрености и особом магнетизме, позволяющем дракону без магии обращать к себе всех, кого пожелает, и Нирран испытал это действие мягко мерцающих глаз и бархатистого голоса на себе. Говорили… драконы вообще любят пообсуждать друг друга.

Отдав уже замерзающему Станиславу шубу, Нирран принял другой облик, и снова уставился на грязно-белый горизонт. Он ждал… ждал и надеялся.

Ведь оказался желтоглазый, синий дракон прав — вернулся его племянник, забрав у Аида три свои монетки смерти, те, что обычно кладут на глаза и в рот погибшим. Может быть тогда не зря… И он сумеет спасти ту, что спасает самого Ниррана.

Здесь, на границе жизни было довольно холодно. Но еще холодней было в душах драконов, что смотрели на них… отражаясь в таких разных глазах, цвета злата и серебра. Вот только один видел холодные метели в самом нутре обоих, как в зеркало смотрясь в чужое отчаяние и одиночество, а другой…

Зачем ему твоя боль, Станислав? Он со своей-то едва справляется.

А ты… грейся отсветами костров, к которым тебе не подойти. Грейся и рассказывай сказки о том, как где-то там, за пеленой снега и потерь, горит свеча для каждого из нас, как танцуют в домашнем очаге маленькие саламандры, и кто-то очень дорогой, но еще незнакомый ждет их.

Не тебя…

Вечер после Всеобщего Совета драконов. Ледяные Чертоги

Наученный горьким опытом, Нирран старался не мешать Александрит быть рядом со свои красногривым драконом, и тактично отходил в сторону каждый раз, когда тот начинал доказывать права на эту женщину вполне определенным образом. Такая горячесть даже несколько забавляла.

Вот и сейчас, заметив особый огонь в глазах Сериандрэя, Нирран предпочел уйти в другую комнату, дабы не смущать девушку, еще довольно неиспорченную компанией Алауэн. Ничего, скоро поймет, что не смотря на отсутствие каких-то комплексов, общую распущенность и откровенность, драконы довольно тактичные существа, признающие право друг друга на личную жизнь. Какой бы она не была. И где бы не была!

Подкинув несколько дополнительных поленьев, Нирран разворошил камин и протянул и сел рядом на корточки, продолжая перемешивать серый пепел и красные лепестки угольков.

«Ранис, надеюсь ты одет, а то я захожу,» — раздалось у него в голове.

В ту ж секунду дверь, которую он вроде бы закрыл, распахнулась, пропуская Станислава, сквозняк и легкий запах каких-то специй. Но даже когда сквозняку прищемили хвост тяжелой створкой, Стас и запах, исходивший от его одежды, остались. Сейчас на драконе были странные шаровары, надетые с сапогами на плоской подошве, делавшими их с Нирраном почти одного роста, а так же полураспахнутая рубашка и длинный, до середины икр, камзол без рукавов. Это синее одеяние одновременно уравновешивало его с сиянием драконьей ауры, но в то же время делало каким-то незнакомым для Ниррана. Телохранитель уже привык… пожалуй привык к присутствию этого типа, но до сих пор с трудом выносил и это дурацкое имя, и незлобные подначки, и взгляды из под ресниц.

Но особо его бесило, когда Станислав брался смотреть на него в упор, глаза в глаза.

— А если бы нет?

— Не думаю, что было бы легче. — Заложив пальцы за расшитый кушак, дракон снова посмотрел на него тем ненавистным взглядом из-под ресниц. — Я вообще зашел спасибо сказать.

— За что?

Отложив кочергу, Нирран поставил на место кованную решетку, защищавшую пол от излишне ретивых саламандр, а комнату от пожара, и встал. Яркие отсветы почти оживили мрачную, холодную красоту его лица, подчеркнув и шикарные скулы, и к удивлению чувственный изгиб верхней губы, и линию обеспокоенно сведенных бровей. На мгновенье огненная искорка зажглась даже в серебристых, словно ледяных глазах дракона.

И этого мгновенья хватило, чтобы сердце другого сбило ритм, а тело начало наливаться свинцом. Таким странным, бурлящим как шампанское свинцом.

— За племянника. За то, что спас Александрит. — Станислав глубже вздохнул и поднял взгляд, смотря прямо в эти холодные, чуть матовые от усталости и одиночества глаза. Немного изменив тембр голоса, он сделал осторожный шаг и продолжил: — Мы должны были поблагодарить тебя раньше, но сам знаешь, то один вздумает умирать, то второй. Никакого постоянства с этими драконами.

Нирран с каким-то любопытством смотрел на то, как к нему медленно подкрадывается этот мужчина, в глазах, мимике и голосе которого не было ни капли подобной осторожности. Не было страха, не было опасений. Только голодная страсть и какая-то мягкость.

— Ваши полукровки волнуют меня, пока важны для Александрит. Так что можешь проваливать со своими благодарностями.

Даже сам не замечая того, последние слова он почти шепчет, подливая тем самым масла в огонь.

— Мы знаем. Но, — приподняв бровь, Стас ухмыляется, чуть приоткрывая губы и привлекая к ним внимание, — какая разница.

Он не отводил взгляд и даже не моргал, словно следил за собственным отражением в серых глазах, осматривающих его с длинных сильных ног, по стройному подтянутому телу, с узкими бедрами, рельефному животу и широкой груди, до видневшейся в распахнутом вороте рубашки яремной впадине, кадыку и тех самых приоткрытых губ. Нирран признал, что этот мужчина действительно красив и привлекателен еще в Цитадели, сначала наблюдая за ним через стекло, играющего на фоне хмурого неба роль зеркала, а потом и смотря на распластанное под ним тело, чей хозяин глубоко и чрезвычайно чувственно смеялся, затрагивая своим голосом что-то болезненное внутри. Затрагивая то, на что хотелось ответить самый злой песней, царапающей слух и разбивающей надежды. И вот теперь Стас стоял напротив него, слишком близко, чтобы не ощущать каждый ток, каждый миллиметр и каждый изгиб.

— Ты так и будешь молча меня взглядом раздевать, — медленно, суть слышно, проговорил Стас.

— Я жду, когда ты сделаешь это сам, — куда глуше ответил Нирран, уже почти не борясь с желанием выставить надоедливого дракона за дверь. Теперь его желания стали куда как лояльней.

Поведя плечом, Стас скинул с себя безрукавку, а затем через голову стащил рубашку, обнажая загорелое под южным солнцем тело. На которое тут же легли холодные широкие ладони, порождая дрожь и полузадушенный шипящий звук. Золотые глаза лишь на мгновение закрылись, но Ниррану словно того и надо было. Подавшись вперед он даже не поцеловал, скорее укусил Станислава, мстя за собственное желание и какую-то нелепую попытку от него уйти. Не пристало драконам бегать от своих страстей, особенно когда он в ответ глухо рычит и царапает клыками губы, чтобы зализать ранку, а столкнувшись с твоим языком в своем рту, начинает его выталкивать и ласкать одновременно. Он этого сносит крышу быстрее, чем от настойчивых рук, стягивающих одежду или трущихся друг об друга бедер. Слишком явный вызов, слишком сильные чувства и растущее, вполне определенное желание.

Битва была недолгой, и, наверное, заранее проигранной. Зашипев, Станислав выгнулся в спине, еще сильней обнажая чувствительное место у поясницы. С нажимом проведя по нему еще раз, Нирран дернул партнера на себя, на мгновение заглядывая в подернутые поволокой глаза. Расслабив губы, Стас позволил снова укусить себя, ощущая как вместе с горячим языком в его рот проникает соленая кровь. Для него не была удивительна хорошая осведомленность Ниррана, но в то же время страсть, с которой его ласкали, вселяла надежду.

— Зачем с такой чувствительностью тебе столько завязок на одежде, — недовольно, но уже не безжизненно прошептал один из драконов, пытаясь размотать кушак на бедрах другого.

— Чтобы не было искушения ее побыстрее снять, — закатывал он золотые глаза, от предвкушения и торопливых рук, задевавших пах.

— И что, помогает? — посмотрел в его лицо Нирран.

— Еще как! Еще немного провозишься, я кончу и пойду к себе. Ранис-с-с-с, что же ты такой кусачий?!

В этот момент кусок ткани, к обоюдной радости, закончился одной из штанин, которые были тут же откинуты в сторону. Устроив своего нового любовника на своей кровати, какое-то время Нирран рассматривал его, скользя кончиками пальцев по бедрам и бокам желанного тела, отчего по тому проходила волна сильной дрожи и возбуждения.

— Ранис, хватит! Я действительно сейчас уйду! Это же невыносимо.

Серые, значительно потемневшие глаза встретились с золотыми, уже без страха и ненависти проваливаясь в это странное ласковое ощущение принятия.

— Будет достаточно пару раз укусить и погладить, чтобы ты вернулся.

— А давай испытаем это средство на тебе? — ухмыльнулся Стас, переворачивая мужчину на спину и седлая его бедра. — Чувствую себя растлителем.

— У меня действительно давно не было мужчин. Так что заканчивай болтать, Стас, и исправляй это упущение.

Не ожидавший подобных слов от замкнутого дракона, Станислав действительно заткнулся. Во всяком случае, пока комнату не наполнили несколько иные звуки, смешанные со стонами и негромкими вскриками.

Вечер после Всеобщего Совета драконов. Ледяные Чертоги

Утро приходило как-то по-особому лениво, в довольствии и тепле.

Уже в тепле. Полчаса назад, правда, так не казалось. Все же Ледяные Чертоги в то время были еще не отстроены и вообще, представляли собой полузаброшенный замок с несколькими достойными помещениями. Так что сквозняки и морозец в ближайшее время уходить отсюда не спешил. И к неудовольствию Ниррана, в такую холодину, когда даже пар изо рта идет, не спасало даже горячее тело под одним с ним одеялом. Хотя, надо признать, проснуться в одиночестве было бы еще более неприятно.

Стасу до холода явно не было никакого дела, он мирно посапывал, довольно улыбаясь и выставив из-под одеяла пятку. Поэтому вставать и подкидывать дрова в почти потухший камин пришлось именно Ниррану. Пол, хоть и устланный шкурами, все равно показался очень холодным и дракон в полной мере смог оценить качество жаровни в красивом мужском теле, оставшейся сейчас в тепле большой постели и не морозящий свой потрясающий зад на утреннем холодке.

— У тебя такая соблазнительная поза. Постоишь так еще немного, я полюбуюсь.

Ленивый, хриплый голос прошелся по телу дракона легкой дрожью. И это был отнюдь не холод. Дунув на свежие дрова, Нирран разжег на них пламя и, задвинув решетку, медленно пошел к кровати. Налитые мускулы играли под блестящей кожей, призывая коснуться их, очертить все рельефы, словно мастер у законченной скульптуры. Движения обрели новую грацию и плавность, а лицо невиданное ранее выражение — брови все так же оказывались сведены к переносице, но вот губы приоткрыты и чуть припухлы после борьбы за власть, да и в глазах, этих серебристых осколках вечности, появилось что-то… Что-то новое.

Едва мужчина оказался под одеялом, его обняли сильные умелые руки, и дрова в камине не успели разгореться, как запылал сам дракон. Станислав уже успел найти все самые чувствительные его места и теперь безжалостно этим пользовался, то кусая за ключицы, то поглаживая бедра, то вылизывая шею или дергая за волоски на груди. Ему и самому нравилось касаться этого тела, чувствуя, как оно жадно отзывается на каждое движение.

— Стас, подожди! Мне надо проверить, как там Александрит, — Нирран попытался хоть как-то контролировать ситуацию, пока еще мог.

— Зная моего племянника, она из постели еще не скоро встанет.

«Сери?» — позвал он мысленно. Затем повторил еще громче.

От рыжика пришла волна негодования, с легким флером удовольствия. Мальчишка тоже времени даром не теряет.

«Вот так и продолжай! Чтобы я вас сегодня не видел!»

— Они сейчас заняты. И мы, кстати, тоже, — хитро улыбнулся Стас. Но тут же выгнулся и зашипел, не только он имел хорошую память. — Что же ты делаешь, Ранис?

— Занимаю тебя, — глухо и почти неслышно рассмеялся сероглазый, поглаживая бока своего любовника.

— Ты меня за ночь уже пару раз занял. — Приподнявшись на локтях, Стас какое-то время рассматривал строгое лицо под собой. Потом медленно, буквально по миллиметру приблизился к нему и нежно, почти невинно поцеловал. — А сейчас раздвинь ноги и немного расслабься. Если тебе не понравится, разрешаю себя покусать. Ай, Ранис, не сейчас же!

В этот раз все было куда мягче, не напоминая тот всепоглощающий огонь и почти животную страсть, бушевавшую меж ними ночью. По-особому близко, по-особому томительно и больно, долго и полно. Так что когда драконы остались лежать на приятно прохладных простынях, то оба оказались мокрыми, но до оцепенения довольными. Или скорей — удовлетворенными.

«Стас, прекращай там орать, будто тебя в чешуйчатом виде имеют!» — раздалось в голове голос Станиславы, когда он немного отдышался. Тактичная сестренка дала время перевести дух перед прочтением морали.

«Завидуй молча! А лучше — тоже покричи.»

«Знаешь, у нас по всему замку полночи кто-то где-то, но кричал. И ты думаешь, имею под боком мужа — я не присоединилась к этому драконьему концерту? Ты меня оскорбляешь! И вообще — где шарф, который я тебе связала? Хочу Лильке похвалиться.»

«Я поищу», — заверил братец этой рукодельницы, прикидывая, где мог потерять результат долгих часов ругани с клубком шерсти, а главное — где найти точно такой же. Не самому же вязать. Хотя… тоже вариант.

«У меня еще один вопрос. Я тут пересчитала всех и… ты там с кем?»

«Мне с ним хорошо, Стась. Действительно хорошо.»

«Судя по звукам уж точно не плохо. Жду свой шарфик!»

Перевернувшись на живот, Станислав какое-то время рассматривал профиль любовника, внутренне удивляясь, как тому столь долго удавалась скрывать какой же он красивый. Сколько раз, проходя мимо телохранителей Диар, мужчина отмечал лишь их сосредоточенность и особую безжалостную силу, а сколько вообще относился как к части меблировки комнаты? Конечно, драконы в принципе не бывают уродами, за много поколений приобретя различие черт и окрасов, теперь среди них больше блондинов, а иногда попадаются и рыженькие (правда, не настолько, как его племянник). Но в Нирране была та первозданная красота, немного грубая, сильная, хищная. И она влекла к себе, как влечет мотыльков огонь, а драконов — неприятности.

— Ты не помнишь, где мой шарф?

Нирран приоткрыл глаза и еще плохо понимая действительность, посмотрел на мужчину рядом с собой. Взгляд его серебристых глаз пронизывал насквозь, напоминая это самое северное небо сплошь покрытое звездами. Сияющий, с томной, темной и опасной глубиной.

— Мой шарф, — повторил Станислав, борясь с желанием поцеловать его. — Я когда на границу прилетел, на мне шарф был, длинный такой. Потом я вещи тебе отдал. Где шарф?

— Не имею понятия.

— Интересно, Алекс сумеет сплести заклинание для обнаружения шарфа?

«Сери, вы там закончили?»

«А вы?»

Сказано это было с таким ехидством, что Стас предпочел думать сам. Потом сощурился и снова посмотрел на соседа по одеялу… валявшемуся где-то на полу.

— Ты его с меня стянул, когда так спешил полапать на границе снегов. Он что — так там и остался?

Не привыкший к подобным переменам настроения и легкой взбалмошности, Нирран опять нахмурился. А уж когда синий дракон подскочил с кровати и начал носиться по комнате, подбирая свои вещи, вообще насторожился.

— Что случилось?

— Этот гребаный шарф! Стаська меня убьет, если я его не найду! — в привычно эксцентричной манере говорил Стас, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть узкий сапог на другую. При этом был он абсолютно обнажен и выглядел слишком привлекательно. — Она сама вязала эти дни, и когда Алка пропала, и когда Сери с Алекс тут с Аидом речи водили. У моей сестры редкий дар — тиранить близких. Стаська умудряется хвостом пришибать не только меня и своего мужа, но и всю его армию! Знаешь, как смотрится, когда толпа самых жутких воинов и убийц обрывает ближайшие кусты, потому как Станислава задумала корзинку под яблоки сплести? А она у нас любит… плести! А мне, как всегда, за ней расплетай! — кивнул он в сторону, где чувствовал своего чокнутого племянника. И не то, чтобы Станислав когда-то был против Бальтазара, всячески помогая в устройстве их личной жизни и проблеме потомства, просто выбери она кого попроще… Была бы не его сумасбродной и великолепной Стаськой.

Закончив обматывать свои бедра кушаком, мужчина быстро надел рубашку и камзол.

Такой красивый, такой искушающий каждым своим движением, словно так же танцуя в снежном вихре. Высокий, темноволосый, загорелый до бронзового оттенка, чувственный почти до неприличия. Такой чужой. Всегда свободный, никогда не один. Обаяние и жизнерадостный нрав Станислава делал его желанным гостем, другом… любовником. Его обожала сестра и ценили племянники. И даже Теоденус доверил вести за собой армию драконов. Полная противоположность Ниррану, потерявшему все вместе с жизнью любимой жены, а теперь еще и брата. Ничего… пустота. Все исчезло в этой глупой борьбе за жизнь, растворилось, сбежало как песок сквозь пальцы. Ну а та последняя горсть… сам развеял ее пеплом единокровного брата. Больше чем брата — второй половинкой сердца, когда-то в утробе матери бывшим единым. И теперь этот дракон… Синекрылый, покрытый слоем золотой патины, длиннотелый и длиннохвостый, с гордым носовым рогом и силой равной Старейшим рода. Баловень судьбы. Всегда получавший то, что желает.

И самого Ниррана тоже… получил. Увлек за собой, поманив этим странным теплом раскаленного золота глаз. Согрев и наполнив смыслом целую ночь.

— Да и благодаришь ты за нее отменно. Изобретательно, надо признать.

Станислав, копающийся с завязками рубашки, вздрогнул. Прикрыв глаза, он какое-то время так и стоял, пытаясь понять — серьезно ли это Нирран. Или… совсем шутить не умеет.

— Рад, что тебе понравилось. — Подняв взгляд, он посмотрел на изогнутую линию спины, покрытой следами тех «благодарностей» в виде синяков от цепких, сильных мужских пальцев. Левый уголок губ Стаса начал дергаться от напряжения, которое оказалось никому не нужным. — Надеюсь, чему-то новому научил.

Выпад был вполне обоснован, ведь все знали, что сам Нирран довольно рано женился, а после смерти супруги никогда не славился похождениями, считаясь затворником и тенью брата. В то время как сам Стас…

— С таким опытом — не мудрено.

Ниррану хотелось бы закричать, что какой толк в этих благодарностях, если они только напоминают, что ты сделал и как могло бы быть. Но привычно обуздав сильные чувства, дракон взял кочергу и начал мешать угли. Вот только даже эти искры, летящие от тлеющего пламени, напоминали одновременно и о погребальном костре, и о томных отсветах в золотых глазах.

— Только он и может помочь, если имеешь дело с такой бесчувственной ледышкой, которого в постель затаскивать надо, да еще и самому седлать, — зло и оттого еще более убедительно оскалился Станислав, сжимая в кулаки руки, спрятанные в карманах.

— Зато ты очень чувственный. Тоже опыт?

И память тут же напомнила фразу — «Будет достаточно пару раз укусить и погладить, чтобы ты вернулся». Вернется ли? Стас знал, что да, вернется, даже если он позовет лишь взглядом, лишь каким-то знаком. Нирран считал что нет, даже если он попросит не оставлять в этом холоде одного.

— Тоже. Извини, завершу на этом беседу про опыт. Мне надо найти шарф.

Выйдя из комнаты, Стас самой короткой дорогой попытался выбраться из Чертогов, в итоге выходя в полуразрушенную башню. Тело сразу же схватили тиски холода и метели, но это показалось спасением, ведь он чувствовал, чувствовал как падает. Как падает мир. Как его снова отбрасывают назад, говоря, что не заслужил, что уже много дали, что некого винить кроме себя. И никто тебе уже не поможет, дракон.

Не помня себя от боли, он долетел до утоптанной площадки. Оглядевшись вокруг, вспомнил, как еще недавно они спорили тут стоит ли отпускать Сери за Александрит, а еще раньше валялись в снегу, пробуя друг друга на вкус.

А теперь… теперь хотелось всё тут разнести.

Удержаться от этого было почти невозможно. Да и не пристало запрещать себе то, что можешь получить с такой легкостью.[2] Дракон поднялся в воздух и ударил по площадке хвостом. Потом еще раз и еще. Волна, запущенная драконьим судом сюда так и не дошла, но сделала снег достаточно рыхлым, чтобы он легко поддавался на атаки взбешённого существа. И даже когда место стало не узнать, Станислав все никак не мог успокоиться. В горле сильно запершило, но, как всегда, попытка петь о своей боли закончилась сипением и еще одной волной саморазрушения.

— Ущербный ты дракон, Стас. Любить не умеешь, петь не можешь, одного единственного придурка к себе привязать и то не удалось. — Он вздохнул. — Зато оптимист! Где этот проклятый шарф?

Понятное дело, шарф Станислав так и не нашел. И не только потому, что успел разнести всю местность, а что-то и банально по драконьи спалить. Просто искомый предмет в это время лежал в одной из комнат Ледяных Чертогов, и его словно кошку гладила рука сероглазого дракона, последнего из двух Рани, что переводится как «Поющий». Вот только о чем было петь, когда весь привычный мир рухнул, а новый… новый спал в обнимку с мужем в другой комнате. А другого он и не увидел, даже смотря прямо в золото драконьих глаз.

Три дня спустя. Столовая Ледяных Чертогов

— Сери, убери от меня свою буйнопомешанную мать!

— Что ты, дядя, как я могу вмешиваться в разборки старших, — ядовито улыбнулся рыжий.

— Я тебе это припомню! Ай, Стаська, хватит! Ну хочешь я тебе сам свяжу этот гребанный шарф?

— Значит — гребанный? А я старалась, о нем заботилась, как бы братик мой ненаглядный не переохладился.

Наблюдающий за этой сценой, происходящей в столовой, Нирран хотел было напомнить, что уж кто-кто, а Станислав точно не мерзнет, но затем вспомнил, как тот обозвал ледышкой именно его и решил придержать язык за зубами. Странная зудящая боль все еще время от времени прорывалась на поверхность, особенно когда синий дракон оказывался рядом, от его голоса и смеха, но постепенно в душе все замирало.

— Посторонись! — закричал Стас и на спине проехался вдоль стола, оказываясь по другую сторону от собственной сестрички.

Там его, ухватив за шиворот и ремень, стянул асур и поставил на пол.

— Добро пожаловать в семью, Александрит!

— Вот, а ты все время говоришь, что я дурной! — улыбнулся на слова отца Сериандрэй.

— Ты у нас квинтэссенция общей дури! — подмигнул ему Стас.

— Чистые небеса, — ухватилась за голову девушка, — я надеялась, что у вас хоть кто-то спокойный есть, чтобы мозги этому полудур… то есть полудракону вправлять. Нир, хоть ты меня с ними не оставляй, — закинула она голову, смотря на стоящего над ней телохранителя.

Тот чуть заметно улыбнулся и кивнул.

«И обрати внимание — я молчу!» — глянули на Станислава любопытные желтые глаза сестры.

«Я заметил, Стась. Так и продолжай. — Бросив короткий взгляд на Сери, он попросил: — Не обижай его тут, хорошо, Змей? А то я твою ревнивую сущность знаю!»

Сериандрэй скосил глаза на Александрит, словно надеясь уточнить — а стоит ли ревновать к этому дракону. Но в тот момент она о чем-то говорила со своим телохранителем и делала вид, что внутренняя болтовня ее ну совсем не касается. Что-что, а закрывать глаза на происходящее эта девушка умела мастерски.

«Мне даже интересно, чем он тебя ТАК впечатлил, что ты его протежируешь.»

«Каким интересным словом ты заменил банальное „имею“! Просто ему это действительно нужно. Я ЧУВСТВУЮ!»

«Да я вообще не против. Даже буду рад, если эту изворотливую змеюку будет еще кто-то охранять.»

Сам Нирран же и понятия не имел о подобном разговоре, осторожно греясь у очага чужой семьи, настороженно и так рисково пустившей его в свою жизнь. Он еще не знал, что будет дальше, что решит делать со своей жизнью сама Александрит, куда приведет их этот новый полет. Но точно знал, что будет лучше, чем было. Что впереди есть что-то кроме отчаяния и боли.

От этой мысли на его лице, как первые подснежники, еще нежные и чуткие, начала проявляться улыбка, смягчая губы и безжалостный холод серых глаз. И какая ему сейчас разница, для кого это серебро острее ножа по сердцу, кому лед и пепел. Какая разница, кто там замерзает, когда ты сам чувствуешь тонкий запах весны.

Какая тебе разница, дракон?

* * *

А дальше… что — дальше? Банально будет сказать — а дальше была жизнь. Но она была, обычная, тихая, размеренная, если это можно отнести к драконам. Просто у каждого она была своя.

Станислав несколько лет даже не возвращался в королевство Алауэн, предпочитая его прохладному климату жаркие долины и высокие молодые горы Царства Варуны. Драконы вольные существа, как их запрешь-то? Вот и он предпочитал служить сопровождением посольств асур, появляясь то в одном, то в другом королевстве людей, так впечатленных диковинным народом, способным обуздать даже этих спесивых оборотней. Ну да, ну да, всегда хитро улыбался Стас и позволял обуздать себя паре-тройке местных красавиц. А уж когда родилась Олирия, его племянница, он вообще расцвел, с удовольствием давая ее родителям отдохнуть от требовательной малышки, обожая ходить с еще крошечным драконенком в цветущие парки Царства. Станислава всегда безбоязненно доверяла брату своего ребенка, шикая на мужа, если он пытался что-то возразить. Бальтазар и не особо мешал, давно привыкнув, что их братья, их жены, дети, внуки, племянники и прочие — такая большая слаженная семья, готовая голову оторвать за каждого родственника. Лишь иногда предлагал женушке попробовать поэкспериментировать и отдать синекрылого дракона одной из его рьяных поклонниц, посмотрев — сможет ли зажечь в нем любовь магия и особые способы асур. И если раньше Стаська категорически запрещала даже думать о подобном, то после того, как проблема с деторождением оказалась разрешима, тоже заинтересовалась, начав готовить к подобной постановке вопроса упрямого и слишком благородного братца. И даже присмотрела несколько красавиц из тех, что вздыхали по Стасу, так и не затащив его в постель, после этого-то каждая вздыхать начнет, Станислава в нем не сомневалась. Вот только упертый он.

В это время в Ледяных Чертогах кипела жизнь, отстраивался замок, обживались в новых условиях драконы, творилась магия и истинные чудеса. Рождение первого ледяного детеныша отмечалось всем кланом, а его скорлупка быстро разошлась на сувениры и даже самцы с затаённой надеждой прятали маленькие серые кусочки в складки крыльев или под чешую. Появление маленьких представителей рода Ан, и нового ребенка первой пары Алауэн. Маленькие проблемы и их решения. Поняв, что Ниррану можно доверить жизнь любимой супруги, Сериандрэй хоть и не перестал быть таким параноиком, но все же спокойней относился к их отлучкам, в то время как сам он занимался отстройкой замка и «приватными беседами» с особо нетерпеливыми или взбалмошными ледяными, досаждавшими Александрит.

Спокойная, размеренная жизнь. И кто сказал, что они вспоминают, что чувствуют, что лелеют свои раны. Ничего подобного, думал каждый из них. Даже не роман, не отношения, куда там! Просто… просто задевало что-то внутри, просто глаза напротив, просто влекло. Просто было больно. Было и прошло. Сколько у него таких было, думал один, натыкаясь в своих вещах на скомканный шарф. Сколько так еще будет, думал другой, засыпая с очередной девицей. Ничего общего, яркое золото, тусклое серебро, поджимал губы дракон. Словно в зеркало посмотрелся, кривое да правдивое, вторил дракон. Один дракон, другой дракон… всегда дракон. Всегда один.

Накануне появления послов из человеческих земель в Ледяных Чертогах.

— Пока люди будут здесь, ты обязан сопровождать Александрит, — посмотрел на своего дядю Сериандрэй. — Нирран, не шипи. Никто на твое место не претендует. Но Стас реально лучше знает человеческую магию, у него в этом опыта куда больше.

Вообще, Сери был прав, проведя столько лет где-то между Царством Варуны, землями клана и человеческими королевствами, он прекрасно разбирался в психологии и был знаком со всеми новинками магии, способный улавливать даже хорошо замаскированные заклинания. Станислав вообще с уважением относился к мастерству классической школы и считал правильную вязь заклинания истинным искусством, а, как известно — драконы любят красоту. Вот только такое простое слово, как «опыт» резануло слух обоих претендентов в телохранители молодой Хранительницы.

Александрит обернулась, косаясь руки своего верного стража, и тот покорно кивнул, принимая их решение. Да и что тут такого? Сколько лет уже длится их холодная война, где на стороне одного колкости и ядовитый язык, а на щите другого равнодушие и безмятежность? Наверное, с той самой минуты, когда синекрылый дракон вновь уселся на остатки когда-то сломанной башни, потянулся всем телом, перебирая когтями по мороженному камню. И что-то внутри заныло, дернуло не сердце, саму душу. Опалило и исчезло. Так и не ставшие друзьями, не враги, но протянувшие кровавую дорожку через много лет. Одного едва ли не трясёт от ненависти, другой презрительно гнет когда-то целованные губы. Бывает. Иногда те, кто могли стать для друг друга кем-то, становятся кем-то совсем иным.

Вот и теперь…

Нирран с безразличием смотрел на высокую фигуру мужчины, затянутого в строгие темные одежды. За тем, как тот зло дергал узкий воротник, не желавший растягиваться, как в досаде поднимается его верхняя губа, как тянет руку к зачесанным немного отросшим волосам, и тут же отдергивая ее, вспоминая, что сейчас не время для обычной растрёпанности. Будь этот взгляд клинком, Стас бы давно истекал кровью из ран от такого холодного оружия.

Ухмыльнувшись, он из-под ресниц посмотрел на телохранителя. Как и другие драконы, Станислав не принимал такого понятия, как «нечестная игра», во всю пользуясь самыми рискованными приемами. А собственное тело было одно из самых сильных. Тем более… он ведь такой «благодарный». Впрочем, сильно раздраженному Ниррану тоже было чем ответить, и обычно одного прикосновения хватало, чтобы сбить любую спесь и разжечь новый виток ненависти. Но надо признать, оба старались избегать подобного, действуя только в крайних случаях, когда слова становятся еще более страшным орудием, чем память и собственные соблазны.

— Может попробуете хоть пару часов вести себя не как драконы? — посмотрела на них Алекс.

Станислав медленно приподнял одну бровь, намекая, что как раз нет, не могут.

— Ледяная, — с отвращением произнес Нирран, имея ввиду общий облик и ощущение Александрит. В тот момент она напоминала хрупкую статую из ледяных слез, об которую может разбиться даже самый острозаточенный клинок. Даже голубые глаза ее, казалось, выцвели, сделав похожей на стоящего рядом дракона.

«А сам-то!»

— не смог удержаться Стас, и в довершение выразительно фыркнул.

Нирран лишь дернулся, прекрасно понимая, что ответ его будет слишком жестоким и неуместным. Тем более, Алекс уже толкнула дверь в большую залу, и пришлось подавлять в себе не только раздражение на дракона цвета сумеречного неба, но и любое недовольство. Самообладание и спокойствие всегда были тем, что спасало Ниррана не только от убийственной боли, но и давшим такой исключительный шанс стать телохранителем для Хранительницы. Вот именно он сейчас и нужен Александрит. Особенно когда второй встал сбоку от трона, будто девица на выданье во время поселковых гуляний. Разве что до отвращения элегантно и чувственно. Хотелось подойти и встряхнуть его хорошенько, но ведь, поганец, опять молча уставится этими своими гипнотизирующими глазами из-под ресниц и ничего ему не сделаешь.

Потом был прием, во время которого толпы народа кружили по залу и пытались развлечь себя друг другом. В приличном смысле, хотя многие были не против найти развлечение на предстоящую ночь. Люди с интересом посматривали на драконов, те с удовольствием демонстрировали себя и по приказу Хранительницы изображали небесных созданий, которые даже бранных слов-то не знают, не то чтобы тонкостей интимной жизни. В общем — все развлекались как могли и в меру своей испорченности, а в испорченности нелюдей тут никто не сомневался. Но раз Александрит, ПРИКАЗАЛА не устраивать из ее дома бордель, то… некоторые уже подумывали о небольших прогулках по свежему воздуху.

«Нир, вон тот тип пытался повесить на Тиссарию привораживающее заклинание с эффектом подчинения. Можешь его как-то осторожно как-то не убить. Я потом разберусь чего он там магичил.»

Нирран бросил взгляд в сторону непринужденно болтающего Стаса и пошел вылавливать подозрительного мага. При всей своей тяжелой, широкоплечей фигуре и в общем-то грозном виде, этот дракон умел становиться довольно незаметным, тем более когда с самого начала всё внимание на себя оттянул его желтоглазый «коллега». Так что извлечь из толпы одного единственного человека и запереть его подальше, было плевым делом. Сложнее было замечать, как вокруг высокого темноволосого мужчины толпятся новоприобретённые поклонники, притом не только из посольства людей, но и несколько сородичей. Его до темноты в глазах бесило такое позёрство и распущенность. Бесило, как он улыбался, как чуть касался рук своих собеседников, как передергивал плечами или переступал с ноги на ногу.

«Ты можешь ненадолго оторваться и понаблюдать за моей женой, а не за моим дядей?»

«В такой ситуации я даже не знаю, кто из них опасней,» — ответил он Сериандрею и постарался как можно ближе подойти к Александрит, снова ставшей холодной и безжизненной.

Ниррану было даже физически больно смотреть на такую девушку. Все внутри буквально переворачивалось, так хотелось, чтобы она снова стала прежней — шумела, грозила страшными карами и обвиняла драконов во всяких глупостях, язвила и ругалась. А еще смеялась и смотрела так нежно-нежно, искренне любя приносить ту надежду, что от нее ждали Ледяные. И он.

«Стас идеален в своем деле. Мало кто не то что знает, а вообще догадывается об истинной силе и бездне этого дракона. Неприятно заглядывать в ее глаза. — Сери задумался, стоит ли спросить, видел ли ее отражение сам Нирран, но вместо этого обратился уже к дяде. — Стас, пригляди за Алекс. А то они там с Ниром вдвоем всех гостей нам поморозят и до заикания доведут.»

Наскоро заверив очередных прихвостней посольства, что находясь в чертогах они в полной безопасности, Станислав на скорости вертикального падения кинулся выполнять приказ. Встав сбоку от Алекс, он бегло оценил ситуацию с нервными послами, холодными взглядами драконьей части компании, особо задержав свой взгляд на глубоком декольте одной из присутствующих дам и обтянутой узкими штанами крепкой, рельефной заднице телохранителя. И только после этого обворожительно улыбнулся ровно настолько широко, чтобы понравиться как и леди, так и их сопровождающим.

И все снова как всегда — Стас дразнит Ниррана, тот сначала вяло отзывается, а потом его терпению приходит конец и он начинает бить словами в ответ. Вот только сам синекрылый дракон получает от этого почти извращенное удовольствие. Ощущая как в бывшем любовнике закипает кровь, как оживают глаза, начиная швырять громы и молнии, как презрительно кривятся губы, он радуется, что еще может извлекать чувства из этой остывающей оболочки того потрясающего мужчины, что когда-то удалось разглядеть. Иногда у Стаса возникало ощущение, что он подбрасывает сырые дрова в камин с закрытой тягой, в огонь, которому не суждено разгореться. Но продолжал всё так же дергать, задевать, продолжал заглядывать в эти ледяные глаза, принимаясь то соблазнять, то жестоко насмехаться. Лишь бы видеть чувства, лишь бы хоть ненадолго увидеть, как Нирран улыбается для него. Ну ведь Алекс он может отвечать радостью, оберегать ее, бояться за жизнь и здоровье своей девочки. Неужели Стас не достоин той… любви? Да хоть чего-то, чего-то кроме равнодушия.

Сам же Нирран только его и хотел… равнодушия. Однажды просто спокойно пройти мимо, не ища знакомого взгляда, не любуясь гибкой фигурой, не вспоминая как на этих ключицах, выставленных на показ в полураспахнутой рубашке, краснели его укусы и поцелуи. Нирран хотел забывать, как бывает больно, когда он уходит. Но для этого ему не хватало спокойствия и равнодушия. Лишь глаза научились подергиваться морозной пленкой по зеркалу.

Как-то так получилось, что в святая святых Ледяного клана такой любопытный и активный тип как Стас был впервые. Его интересовало сразу все, а кое-что и по отдельности. Синекрылый дракон успел засунуть свой нос куда только мог, а куда не мог — добирался и засовывал. Подобная непосредственность нового дракона весьма забавляла Ледяных, и они с удовольствием следили за ним и даже отвечали, когда золотисто-синий, носорогий Алауэн лез к ним с расспросами. Гораздо больше их удивляло поведение второго, уже знакомого Ниррана. Все привыкли к спокойствию телохранителя Александрит даже в самых сложных ситуациях. Все привыкли, что он может обнять ее и успокоить, что заражает своей уверенностью в силы девушки, что вот такой почти… ледяной. Но сейчас серебристые глаза его чутко следили за перемещением Станислава, то загораясь улыбкой, то беспокойством. Так мог бы вести себя близкий родич или наставник, но по крови они были слишком далеки, да и по меркам Алауэн младший вышел из ученического возраста. Драконы не могли ни видеть, как на аурах обоих переливаются кровью раны друг от друга, как полнятся души болью. И тем контрастней казалась особая затаенная нежность, что была меж ними.

Не будь они одного пола, поздравили бы с обретением пары, а так…

— Нир'Рани[3], кто это? — все же решился спросить самый смелый.

— Близнец матери Сериандрэя. Он всегда такой, не обращайте внимания. Если будет сильно раздражать, разрешаю дать хвостом по голове.

Ледяной пригнул голову практически к полу, и какое-то время рассматривал человеческую оболочку Ниррана. Тот ответил косым взглядом, прекрасно понимая, чего на самом деле хочет от него будущий счастливый отец и уже далеко не полумертвый дракон. Поэтому лишь на несколько мгновений приоткрыл перед ним то, что долго скрывал даже от себя, затапливая болью, лаской, обреченностью, страстью, тоской и мукой, сладкой мукой понимания.

«Он — моё всё. Всё, чего не будет.»

Ледяной широко раскрыл глаза, с удивлением смотря на Ниррана. Тот же только горше искривил губы, привычно удерживая чувства где-то под драконьей броней. Вот только Стас как гончая научился улавливать аромат его боли.

— Кто это тут такой беленький и нещипаный? — ощерился он в «приветственной» улыбке. — О чем так задушевно беседуете?

Хлопнув крыльями, ледяной предпочел держаться от этих полоумных Алауэн подальше, заранее планируя, что своего ребенка в здравом уме ни к кому из них не подпустит. Дурное племя, не зря от Теге'Одени пошло! Что один в человека влюбился, что внук его… с ума все посходили!

— Это ты его так напугал или я? — озадачился Станислав.

Нирран же медленно выдохнул, одновременно борясь с желанием дернуть этого обнаглевшего типа за хвост и прижаться к его синей чешуе.

— Чем ты мог напугать ледяного? Разве что сказать, будто он тебе приглянулся.

— Ой нет, с меня и одной такой ледышки в постели хватило! Чуть задницу себе не отморозил!

— А ты ее не подставляй кому не надо, благодарный наш!

— Кто-то должен был стать жертвенным агнцем, — поднял к потолку желтые глаза большой синий дракон, совсем не напоминающий скромную овечку. Затем охнул и тут же перекинулся в облик человека. — Что это?

На лице его отражался сразу целый сонм эмоций, так же как играли отсветы небесных огней, отраженных от полупрозрачного купола потолка. Тысячи, миллионы маленьких трещинок создавали целые картины не только внутри толщи льда, но и фата-морганы из целых сюжетных зарисовок. Вот первые драконы приходят в новый, чистый и еще совсем наивный мир, вот радость от первого рожденного здесь ребенка, а чуть дальше внезапная война, породившая первого Ледяного. И снова Мир, снова небо и упоенное чувство свободы, ложащиеся под крылья. Первые люди, такие несерьезные и беззащитные. Первый раскол мира. И бесконечное чувство любви, когда на свет появляется новая жизнь!

— Как это прекрасно, — задыхаясь от нахлынувших эмоций шептал Станислав.

Стоящий за его спиной Нирран тоже задыхался от увиденного, только все так же не отрывая взгляда от своего дракона. И почти чувствуя как с того спадают грязные лохмотья щитов и брони, как крошится кровавая корка на душе, как расцветает аура.[4] Красивый, какой же он красивый, не мог оторваться от этого зрелища сероглазый.

Отвернувшись, он потер лицо руками, заставляя собственные мысли и чувства перестать уподобляться сумасбродному Сериандрэю, с этими его «только моё» и прочими эгоистичными порывами. Хватить и того, что накануне вечером сделал внушение всем тем, кто положил взгляд на Станислава и с удовольствием лег бы с ним сам. И пусть Нирран прекрасно знал о его непостоянном, распущенном характере, но слишком хорошо помнил, что было, когда этот дракон проводи свои ночи в компании под носом у бывшего любовника. Обычно в таких случаях Нирран старался исчезнуть куда-нибудь подальше и уже там вымешать свою злость и боль.

— Купол не разнеси, — одернул он увлекшегося синего дракона, чей хвост вилял как у очень радостного пса.

— Ранис, чего ты дергаешься? — Станислав ненадолго обернулся и как-то по-особому светло улыбнулся, напоминая пьяного. — Думаешь, им будет жалко, если я просто посмотрю? Или обидно, что сам не додумался глянуть?

Пришлось снова закрывать лицо руками и даже отворачиваться, чтобы подошедшая Александрит не видела всех тех эмоций, что просто раздирали его душу. Простое имя, вроде бы даже не его, вроде бы ничего не значит, но почему-то от него хочется умереть, хочется подняться высоко-высоко и, сложив крылья, разбиться об этот сияющий купол. Чтобы никогда больше не слышать, не помнить, не чувствовать. В последний раз это имя звучало где-то там, в одной из комнат Чертогов, из уст опьяненного удовольствием желтоглазого дракона вперемешку со стонами и криками. Стас больше никогда не звал так Ниррана, словно приняв негласный запрет. И сейчас… так буднично и легко.

Хорошо хоть Алекс вовремя отвлекла, не дав отвесить этому одурманенному дракону подзатыльник, а то Нирран был уже готов к такому повороту событий. И из его фантазий эта была самой приличной.

В это время сам Станислав просто не мог реагировать нормально, едва находя в себе силы дышать от восхищения и лютой, отчаянной зависти к тому, кто смог создать своей песней подобное. К тому, кто мог так петь о своей боли, любви и надежде. Мир кружился вокруг него сотней красок и звуков, заключенных в лед. Нет, Стас видел не больше, чем другие. Он слышал больше, слышал каждый оттенок, каждую ноту и каждое чувство, раскладывал их на составляющие и пытался распробовать кончиком языка. Как в наркотическом дурмане, он тянулся за тем, чего нет и не будет у него, за той хрупкой, но такой сильной надеждой, звучащей в песне другого дракона, обретающего свой собственный мир и семью, познающего любовь!

И когда Нирран буквально за шкирку потащил его прочь из-под купола, Стас начал сопротивляться. Ему хотелось еще немного, еще чуть-чуть, хотя бы мгновенье погреться в этом зареве чужого счастья. Написаться им с запасом, так чтобы когда становится особо плохо и больно, напоминать, что оно вообще есть, пусть не у него и для него, но многие познают и многие любят, счастливы, необходимы. Чтобы просто знать, что такое есть, и вовсе не бред его воспаленного от неудач разума.

И сейчас, смотря на такого знакомого, такого взъерошенного и холодного Ниррана, он чувствовал, как у него заново отбирается с трудом собранное тепло, как рушатся надежды. Такое жестокое напоминание, что он не нужен. Возможно, не будь они рядом, погибни они друг для друга, это безумие и прошло бы, отзываясь в сердце лишь сожалением и светлой грустью. Но они как завороженные каждый раз замирали у этого кривого зеркала, вглядываясь в глаза друг друга, подпитываясь чужой болью, чужой страстью и ошибками. Они резались об эти острые грани стекла, разбитого собственными руками, заливая все вокруг ядовитыми каплями крови, размазывая ее по друг другу и ненавидя за это. Один дракон испугался и не осмелился, снова сбегая. Второй дракон не поверил и оттолкнул, прячась в привычный холод. Раз дракон. Два дракон.

Откинув от себя руку Ниррана, Станислав зашипел:

— Оставь меня в покое, я сам решу, что мне делать!

— Мальчик наигрался в телохранителя? Хотя да, о чем это я, ответственность незнакомое для тебя слово!

— А у тебя в лексиконе другие есть? Да и вообще в жизни кроме этой ответственности? Кому она нужна? Алекс? Да не смешите меня, для защиты у нее есть кровники и целый клан!

— У твоей сестры тоже муж и дети есть, а ты до сих пор от нее отойти не можешь. Так что не тебе меня судить!

— У моей сестры есть муж и дети, я приложил все свои силы, чтобы было так и чтобы она была счастлива! А где твой брат? Какой из тебя после этого телохранитель, когда ты…

Удар у Ниррана был сильный, хорошо поставленный и сдобренный всем гневом и недовольством, так давно кипевшими под крышкой из спокойствия и безразличия. Стас сплюнул на снег кровь и зло усмехнулся. Когда драконы были против драки? Оба били так, словно действительно хотели уничтожить, стереть противника со света, расплатившись его жизнью за свою боль. Без жалости и сострадания. До отбитых внутренностей и сломанных ребер, так, чтобы полностью насладиться своими растоптанными чувствами и желаниями.

В какой-то момент, вынырнув из этой агонии, старший из них понял, что золотистые, солнечные глаза противника начали закатываться, а он сам медленно оседать на снег. А в его собственных руках сжимается цепь, обмотанная на шее Стаса. Пока разум цепенел от ужаса, тело само освободило дракона от пут и медленно опустило на бархан. Посадив его себе на колени, Нирран осторожно придерживая мужчину за плечи, заставил того откинуть голову, а затем громко и на пределе своих сил приказал:

— ДЫШИ!

Кровь в венах Стаса побежала быстрей, вспоминая десятков общих родичей и тех, что был общим, признавая Ниррана старшим над собой. Легкие расширились, наполняясь воздухом и кровью, тут же сплюнутой на выдохе.

Безошибочно найдя поврежденное место, сероглазый дракон положил на него руку, и в раненное тело тут же полилась целительная энергия.

— Откуда ты знаешь это заклинание? — осипшим голосом спросил Стас, все так же мягкой куклой лежа в чужих руках.

— Не ты один у нас такой умный. Заткнись и не мешай.

— А ты руку чуть пониже опусти, и я вообще стану тихим и ласковым.

— Придурок озабоченный, — улыбнулся Нирран, утыкаясь носом в темную макушку. — Никогда больше так не делай, Стас. Я же действительно мог убить тебя.

Запрокинув голову, Станислав сначала потерся лбом о подбородок, а потом коснулся носом щеки такого всегда холодного, взвешенного дракона. Он не злился, не обвинял, зная, что сам виноват, что перешел черту, заранее предугадывая, что Нирран выйдет из себя. Это была такая знакомая, темная, всепоглощающая страсть, с которой можно любить, а можно убивать.

TANATOS…[5]

И это тоже — любовь.

— Ну и что? Ранис…

Разжав руки, Нирран посмотрел на свалившегося в снег дракона долгим немигающим взглядом. В темно-каштановых волосах его блестел снег, делая их еще больше похожими.

— Что? Я. Не хочу. Больше. Убивать.

«Тех, кто мне дорог.»

Несказанные слова повисли в воздухе, словно отравляя его. И всё перемирие резко закончилось.

Оставляя за собой горечь и серебряные браслеты, соединенные тонкой цепью.

После всего произошедшего за этот день в груди обоих стало как-то до невыносимости пусто, словно вся ненависть, что они породили, ушла как гнойный нарыв, оставив за собой воспаленную складку и возможность рецидива. Пока же…

Пока Стас смотрел в окно, на залитую огнями долину под Чертогами. Рядом, позвякивая цепочкой, разжигал камин его бывший враг и любовник. И было им вместе не так уж и плохо, просто еще немного саднило сердце, еще неслышно плакала душа, еще темнела бездна в глазах. Спокойно… впервые за столько лет им было действительно спокойно.

Задвинув решетку, Нирран еще какое-то время смотрел на игру пламени. Потом медленно встал и, приблизившись к замершему у окна дракону, осторожно обнял его за талию. Глубоко вздохнув, Станислав сразу как-то расслабился и откинул голову назад. Его губ едва ощутимо коснулись другие, привыкшие тонко сжиматься, но все ещё не забывшие вкус друг друга. Пальцы провели по виску, ощущая под собой бьющуюся жилку. И снова, как всегда, так знакомо, золотые глаза напротив серебряных, но уже не прикрываясь насмешками и холодностью. Просто смотреть, пока не начнет кружиться голова, пока не растворишься в этой зыбкой глубине, не прочувствуешь, не поймешь. Зачем говорить, когда напротив кривое зеркало твоей собственной души, когда в вытянутых зрачках напротив отражается твое лицо и твоя бездна, твоя боль… и твоя любовь. Проскользить подушечками пальцев по щеке, коснуться кончиком языка уголка губ. Маленькая нежность, которая дороже больших весомых слов.

Развернувшись в мягких, но таких сильных объятьях, Стас уткнулся своим лбом в лоб Ниррана и они еще долго стояли так, не в силах хоть на мгновенье разорвать своих взглядов, поцелуев душ. Руки осторожно, с бережной нежностью гладили такие знакомые, такие родные черты, пробегая пальцами по скулам, подбородку и шее, путаясь в волосах, чуть массируя затылок и шею, а затем оглаживая мышцы спины или с легким нажимом проводя по позвоночнику. Ожившая, требующая движения память, стонущая в исступлении жажда.

Быть рядом, откинув все споры и недомолвки, всю броню и оружие. Такие как есть, рядом с тем от кого не надо прятаться или защищаться. Просто смотреть в глаза напротив и улыбаться сердцем.

— Ранис… Рани…

— Тш-ш-ш, — прошипели в ответ, едва касаясь губ. — Совсем мы изранили, иссушили друг друга. Не думай об этом, Стас. Просто побудь со мной.

— Я всегда с тобой. Мой кусачий Ранис…

Нирран улыбнулся, едва заметно растягивая губы, так по настоящему и так бесценно для того, кому эта улыбка предназначалась. И нагнувшись, прикусил кожу на шее, тут же зализывая ее и с наслаждением слыша, как довольно шипит Станислав.

— Я так скучал по тебе. Так скучал…

* * *

Ощутив прикосновение, он поднял голову и посмотрел на сестру, зябко кутающуюся в шаль.

— Долго еще ты будешь здесь сидеть? Он не вернется.

— Знаю. Я просто еще не готов. Сейчас построю из себя принцессу, от которой даже дракон сбежал, и вернусь к вам. И всё будет как всегда.

— Чудо ты мое бедовое!

Сев на корточки рядом с братом, Станислава прижала к своему плечу его голову и начала перебирать короткие темные волосы.

— Ну и ради чего? Вы же… вы же дышать друг без друга не можете!

— Поэтому и отпускаем. Чтобы не задохнуться. Поодиночке мы с этим справимся, вместе — нет.

— А я надеялась, что вы наконец помирились.

— Мы и не сорились. Просто испугались. Испугались того, с какой скоростью прирастаем друг к другу, как переплетаемся, как тонем. Знаешь, нельзя же быть настолько похожими!

— Да почему нельзя?! — разозлилась Станислава. — Подожди, это из-за того что вы оба мужики, что ли?

— Два пустых кувшина друг из друга не наполнить. И две боли выносить вообще невозможно! Мы друг друга повыжгли, чуть до донышка не уничтожили. — Коснувшись лица сестры, он вздохну, — Стась, так действительно лучше. У каждого будет свой шанс начать жить заново, и на двоих это больше ничего. Просто… теперь кроме всех остальных, друг у друга будем мы. Пусть далеко, пусть не так, но будем.

Стас провел пальцами по серебряному браслету и улыбнулся.

— Кстати, я твой шарф нашел.

23 марта 2013, 6:45

Примечания

1

Марискин — младшая дочь Миррана и его жены-оборотня, умершей во время беременности. После гибели жены дракон забрал новорожденного ребенка и удалился в дальние земли королевства Алауэн. Когда ее отец вновь оказался под влиянием Диар, разорвала с ним отношения и предпочитает жить за пределами земель клана. Хотя отношения с дядей у нее очень хорошие, Нирран для нее как второй отец.

(обратно)

2

Цитата из «Алауэн — история одного клана». Ч. 1, гл. 2

(обратно)

3

Нир'Рани — у драконов клана Алауэн нет так называемых истинных имен. Но чаще всего их имена что-то значат и если это близнецы Ту, то состоят из двух слов. Нир — переводится как «свет», Рани — «поющий». В этом случае такое обращение — подчеркнуто уважительное, хотя и коверкает некоторое имяпостроение и правила такового. Имя Стаса в такой раскладке звучало бы как Стан'Слав.

(обратно)

4

Все мы помним, что «Влюбленный дракон — то еще зрелище для того, кто видит ауру». Правда вряд ли Нирран знал, что когда-то Стас и Стася изобрели заклинание, чтобы скрывать подобное вот проявление. Было это в те времена, когда она мотала нервы влюбленному Бальтазару без прав законной жены, а так, от любви к искусству и неких обстоятельств.

(обратно)

5

Но есть Драконы, что выбирают особый вид любви — ТАНАТОС.

И этот TANATOS — есть любовь и страсть к разрушению. И в этом она подобна миссии Шивы.

Это — особая власть отнюдь не зла, но разрушения и уничтожения, а следовательно — той стороны, что почему-то зовут темной, и что предшествует любому новому рождению.

И что, почему-то, редко вспоминают как настоящую любовь…

(Ян Словик «Трактат о драконах». Ч. 2, п. 69) (обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg