«Навеки»

Глава 1

Нет, она просто сойдет с ума, если сейчас же не откроет эту коробку! И это она, Розалин Уайт, которая всегда гордилась своей силой воли! Конечно, ни о какой выдержке не могло быть и речи, когда дело касалось ее единственной страсти — коллекционирования. Розалин изо всех сил старалась не замечать долгожданную коробку на низенькой этажерке перед рабочим столом, но помимо воли то и дело бросала на нее нетерпеливый взгляд.

Время шло, а ей еще нужно было закончить проверку студенческих работ. Обычно Розалин забирала тетради из колледжа с собой и работала дома, но сегодня вечером она собиралась поехать к своей подруге Гэйл, у которой проводила выходные. В понедельник возвращаться в колледж Розалин тоже не собиралась: ее ожидал давным-давно запланированный визит к зубному врачу. Поэтому для преподавателя, который вызвался заменять ее, она должна была оставить проверенные работы в ящике стола.

Три выходных дня были расписаны у нее буквально по часам. Розалин это нравилось — иначе она и не мыслила свою жизнь. Разумеется, иногда планы нарушались, как, например, вчера: сначала уведомление о том, что из Англии наконец-то прибыла долгожданная посылка, питом пришлось отвозить соседку Кэрол в больницу — где уж тут было заниматься проверкой тетрадей!

Сегодня утром по дороге в колледж Розалин заехала на почту и получила посылку. Еще дома она сунула ножницы в сумочку, чтобы легче было вскрыть упаковку. Но обстоятельства снова были против нее: кто мог предвидеть, что на почте окажется такая огромная очередь! Розалин едва успела в класс перед самым началом занятий, и в течение дня у нее не было ни минутки свободной, чтобы раскрыть коробку и удовлетворить свое любопытство.

Пятница всегда была у нее самым напряженным днем — три семинара подряд, да еще после каждого занятия неизбежные вопросы студентов. А сегодня к тому же ей предстояло встретиться с двумя отстающими. Когда занятия закончились, Розалин, перед тем как заняться тетрадями, собиралась наскоро перекусить и открыть коробку. Тут ее неожиданно вызвал декан.

Розалин до сих пор не могла успокоиться после разговора: декан Джонсон решил сообщить ей новость прежде, чем она узнает ее от других, а новость была для нее весьма неприятной — Бэрри Хортону предложили постоянную должность профессора в их колледже. Бэрри был самой большой ошибкой в ее жизни — что поделать, женщина в любом возрасте может быть наивной и доверчивой как девчонка! Теперь ко всему прочему Бэрри будет занимать равное с ней положение.

Декан, конечно, так прямо не сказал, но вызвал он ее именно затем, чтобы удостовериться, что это известие не причинит ей сильных волнений и она не станет вновь выдвигать обвинения против Бэрри. Можно подумать, декан решил, что ей не терпится вновь пережить это унижение!

И вот она сидела голодная и страшно злая на Бэрри и на его незаслуженное везение. Ну как тут сосредоточиться! Да еще эта коробка лежит перед ней и так и просит открыть ее. Все это уже походило на настоящую пытку. Так нет же, она не откроет посылку, пока не проверит последнюю работу и… и к черту все эти тетради!

Старинное оружие было страстью Розалин, как и средневековая история, которую она преподавала и знала в совершенстве. Собирать коллекцию оружия начал еще ее отец — для священника из небольшого городка это было весьма необычное хобби. После смерти отца Розалин унаследовала его коллекцию и теперь старалась пополнять ее по мере возможностей. Всякий раз, бывая в Англии, она проводила г антикварных магазинах едва ли не больше времени, чем в библиотеках за работой над своей книгой о норманнском завоевании.

Розалин притащила огромную коробку в свой кабинет только потому, что не хотела оставлять ее в машине без присмотра — когда бесценное сокровище находилось у нее на глазах, ей было спокойнее. Уж очень долго пришлось ей ждать осуществления своей мечты — почти три года. С тех пор как Розалин впервые услышала о существовании Проклятья Бладдринкера, она стала буквально по пятам преследовать прежнего владельца старинного меча. И какова же была ее радость, когда она узнала, что меч продается, а не выставляется на аукцион, где за него назначили бы непомерно высокую цену. Однако вскоре преждевременная радость сменилась разочарованием: владелец меча, сэр Айзек Дирборн, оказался весьма эксцентричным господином. Целых четыре месяца с ним пришлось торговаться и обговаривать тысячи формальностей. Всех подробностей этой сделки Розалин не знала, ибо Дирборн с самого начала отказался вести с ней переговоры о продаже.

"Женщина не может владеть Проклятьем Бладдринкера», — сказал он ей во время их первой и последней встречи, ничем не объясняя своего резкого отказа. Она умоляла его в письмах и по телефону, но он не уступал, и все бы на этом и закончилось, если бы в дело не вмешался Дэвид, ее обожаемый Дэвид, которого она любила как родного брата. В раннем детстве он остался сиротой, и ее родители взяли его на воспитание. Он вырос в их доме и опекал ее с детских лет. И вот теперь вновь решил ей помочь. Но даже Дэвиду потребовалось четыре месяца, чтобы наконец совершить покупку, да и то только после того, как он согласился на все условия Дирборна.

Как только все уладилось, Дэвид сразу же позвонил Розалин и сообщил, что перешлет меч с первым же кораблем, следующим в Америку. Она пришла в неописуемый восторг, но кое-что в разговоре с ним заставило ее насторожиться: «Роузи, и не думай о том, чтобы возместить мне расходы. Я дал Дирборну клятвенное обещание, что никогда не буду продавать меч женщине и даже не оставлю по завещанию. Однако этот сумасброд ни словом не обмолвился о том, что он запрещает мне просто подарить меч. Ну так вот, прими от меня этот скромный подарок ко дню твоего рождения — разумеется, в счет последующих пятидесяти лет».

Розалин прекрасно знала, какой это был дорогой подарок: если бы ей пришлось покупать меч самой, на это ушли бы все ее сбережения, да еще тысяч двадцать пришлось бы занять. Так что она чувствовала себя в неоплатном долгу у Дэвида, несмотря на все его тактичные заверения. Конечно же, эта сумма была для него смехотворно мала — Дэвид женился на богатой наследнице, которая обожала его и буквально осыпала деньгами. Его жена Лидия тоже была своего рода коллекционером: она питала такое же пристрастие к старинным особнякам, какое Розалин питала к старинному оружию. Зная это, Розалин все равно чувствовала себя обязанной Дэвиду — покупать такие дорогие подарки было сущим расточительством, даже если ему и приятно доставить ей удовольствие. Ей захотелось сделать ему какой-нибудь приятный сюрприз, чтобы хоть как-то отплатить за эту бесценную услугу.

Розалин не могла больше противиться искушению. Дрожащими пальцами она нащупала ножницы в сумочке. Потом кинула быстрый взгляд в сторону двери, желая убедиться в том, что она закрыта, и неожиданно усмехнулась: так недалеко и до болезненной подозрительности, а там и до шизофрении. Колледж в это время был почти пуст, за исключением нескольких преподавателей да студентов из драматического кружка, репетировавших пьесу, которую в этом семестре выбрал мистер Хейли для студенческого спектакля. Никто не мог нарушить ее уединения, но если бы кто-то и зашел случайно, ей нечего было прятать. Ну что же, мистер Дирборн, вы были непреклонны: женщина не может владеть этим мечом, и все же…

И все же она завладела им. Теперь это сокровище принадлежит ей. Меч станет жемчужиной ее коллекции — самое древнее и самое красивое оружие. Розалин не смела и надеяться, что когда-нибудь станет обладательницей такого редкого экземпляра. Она ни разу еще не видела этот меч — даже на фотографии, — но с тех пор, как впервые услышала о нем, потеряла покой. Он был самым старым из всех известных ей клинков, и, вероятно, поэтому она жаждала приобрести его. Дэвид заверил ее, что меч в отличном состоянии, несмотря на свои древний возраст, и почти не тронут ржавчиной, что было совсем уже невероятно, ибо рукоять меча датировалась примерно VIII веком, а стальное лезвие клинка — X. Вероятно, такая великолепная сохранность меча объяснялась исключительно заботой его хозяев — наверное, каждый владелец берег его не то что от ржавчины, но и от постороннего глаза.

Взяв ножницы, она торопливо перерезала пластиковые ремни, открыла коробку и, разворошив упаковочную солому, нащупала ящик красного дерева. Увидев широкую ленту, перевивавшую ящик, Розалин улыбнулась: Дэвид, как всегда, был галантен. К ленточке был подвешен ключ.

Розалин осторожно приподняла деревянный ящик и вытащила его из картонной коробки, спихнув упаковку на пол. Теперь ей стало ясно, почему было так тяжело тащить коробку: основной вес посылки заключался в этом узком деревянном ящике. Розалин развязала ленту и сжала ключ в руке. Затаив дыхание, она вставила его в замок и стала осторожно поворачивать, пока не услышала слабый щелчок.

Открыв крышку, она с благоговейным трепетом склонилась к тому, что было частью тысячелетней истории: длинный, обоюдоострый клинок потемнел от времени, но рукоять кованого серебра хорошо сохранилась и сверкала в свете настольной лампы. В центре рукоятки вспыхивал темный янтарь размером с двадцатипятицентовую монету. Три янтарика поменьше украшали вершину витой рукояти, на которой был выгравирован рисунок, изображающий не то дракона, не то змею — сразу разобрать было невозможно.

Меч был выполнен с удивительным мастерством, а качество стали приводило в восхищение — не многие предметы старины сохранились так же хорошо, как этот меч. Настоящий скандинавский клинок — даже если бы Дэвид и не сказал ей. Розалии поняла это с первого взгляда. Ей был хорошо знаком языческий стиль подобных украшений. Судя по богатству отделки, меч был выполнен для благородного и знатного воина — это было оружие викинга. Проклятье Бладдринкера.

Розалин была профессором истории, и средневековье было ее коньком. Эпоха викингов была ей хорошо знакома, и она с точностью могла определить вещь, принадлежавшую тому времени. Викинги, кроме всего прочего, славились еще и тем, что подбирали себе и своим мечам самые диковинные имена. И все-таки ей никогда раньше не приходилось слышать более странного имени, чем Проклятье Бладдринкера. Почему первый хозяин назвал так свой меч? Об этом теперь можно было только гадать — ответ терялся в глубине веков.

Но Розалин, совершенно околдованная новым экземпляром своей коллекции, не могла не думать об этой тайне. Скольких храбрых воинов лишил он жизней? Одного? Бесчисленное множество? Скандинавы были одним из самых кровожадных и воинственных древних народов — настоящие хищники северных морей, они всегда нападали на своих противников внезапно и молниеносно. Возможно, этот меч в течение веков участвовал в самых жестоких битвах, ибо он не был зарыт в могилу вместе со своим первым хозяином по обычаю викингов. Почему? Быть может, его прежний хозяин потерял его? Или же отошел в мир иной, тихо и мирно скончавшись в своей постели, а меч передал своему преемнику? А может быть, он погиб на чужбине, вдали от своих друзей и соратников, и некому было похоронить его по языческим обычаям?

Да, вопросов у Розалин было множество, но ответы на них узнать было не суждено. Однако это лишь ненадолго омрачило ее радость — она ведь стала теперь новой обладательницей меча!

— Проклятье Бладдринкера, — произнесла она вслух, беря древний клинок обеими руками. — Тебя создали для войн и сражений, но ты больше не прольешь ни капли крови — я клянусь тебе в этом, так же как и в том, что ты не будешь забыт.

Пальцы стиснули теплую рукоять меча, приподнимая его с золотистого бархата, на котором он покоился. Клинок был на удивление тяжелым, и Розалин пришлось поддержать его другой рукой, чтобы не уронить. Она вдруг услышала отдаленные раскаты грома. Они доносились как будто издалека, но вспышка молнии, осветившая комнату, была такой яркой, что Розалин испуганно вскрикнула. На мгновение молния даже ослепила ее — словно тысячи лампочек вспыхнули одновременно у нее перед глазами.

Меч стал клониться вниз. Розалин успела поймать его лезвие рукой, прежде чем клинок с размаху ударился об этажерку. Острый край лезвия впился ей в руку, и она вздрогнула. Сердце отчаянно колотилось от тревожного предчувствия. Кляня на чем свет стоит метеорологов, пророчивших в этот день ясное и чистое небо, она осторожно уложила меч обратно в ящик на бархатное ложе. Ей совсем не улыбалась мысль ехать под дождем к Гэйл целых три часа.

— Вы слышали, профессор Уайт? — Мистер Форбс, ночной сторож, просунул голову в дверь. — Вот чудеса-то!

— Не вижу в этом ничего странного — мне и раньше приходилось слышать раскаты грома, — насмешливо возразила Розалин.

Она быстро закрыла крышку ящика, но не успела, однако, запереть ее на ключ. Она узнала мистера Форбса по голосу — глаза все еще плохо различали окружающие предметы, и она почти ничего не видела в полумраке кабинета, кроме яркого пятна от настольной лампы.

— В том-то все и дело, профессор. На небе-то ни облачка.

Розалин хотела было возразить старику: она ведь ясно слышала гром, а потом видела вспышку молнии. Но тут взгляд ее случайно упал на непроверенные экзаменационные тетради, грудой наваленные на столе. У нее же совершенно нет времени обсуждать подобные пустяки, когда ее ждет еще куча работы!

— Я бы не беспокоилась по этому поводу, мистер Форбс, — сказала она. — Если гроза до нас не дошла, тем лучше.

— Конечно, мэм, — промолвил сторож, прикрывая дверь.

Когда его шаги затихли в коридоре, Розалин протерла глаза под очками и снова взглянула на письменный стол.

Вдруг в тишине раздался незнакомый мужской голос. Это было так неожиданно, что Розалин вздрогнула. Что — то в этом голосе заставило ее испугаться не на шутку — гнев, досада, раздражение? Она не могла точно уловить, но холодок пробежал у нее по спине.

— Не стоило вам вызывать меня, леди.

Глава 2

Слова прозвучали для Розалин как совершенная бессмыслица. Она даже подумала, что не расслышала хорошенько.

— Простите, что вы сказали? — переспросила она, пытаясь рассмотреть темную фигуру у окна.

Свет от настольной лампы не распространялся так далеко, да и перед глазами у нее после яркой вспышки молнии, все еще мелькали темные пятна. Она разглядела только огромную тень на фоне окна, через которое были видны огни противоположного корпуса. Всматриваясь во мрак, она вдруг поняла, что странный посетитель до сих пор не ответил на ее вопрос. Он продолжал все так же неподвижно стоять у окна, и Розалин внезапно почувствовала беспокойство, даже тревогу.

Однако она быстро стряхнула с себя это неприятное ощущение — в конце концов она же хозяйка в кабинете, а он, должно быть, студент и хочет поговорить с ней по поводу экзамена. Да и мистер Форбс, наверное, недалеко И все же это было странно: неужели она настолько отвлеклась разговором со сторожем, что не заметила, как этот человек проник в кабинет?

Розалин попыталась припомнить, что она делала перед тем, как ее прервал мистер Форбс.

— И давно это вы прячетесь там у окна, мистер?.. — поинтересовалась она, охваченная внезапным подозрением.

Незнакомец не представился — вообще не произнес ни слова. Розалин почувствовала, как в ней закипает раздражение. Она встала, подошла к двери и щелкнула выключателем. Огромную комнату залил свет. Таинственный посетитель стоял, задрав голову к потолку, брови были нахмурены. Или он просто прищурился?

Так или иначе, он казался удивленным.

Он был атлетического сложения, возможно, даже спортсмен — футболист или что-нибудь в этом роде. Тренер уэстерлейской команды отдал бы все на свете, только бы заполучить такого игрока. Парень, конечно же, был немного «староват» для начинающего спортсмена — он казался одних лет с Розалин: на вид ему было около тридцати или чуть больше, но он был в отличной форме — мускулистый и подтянутый. У Розалин было несколько таких студентов, но им, к сожалению, больше нравилось разыгрывать из себя шутов, веселя весь класс, чем слушать лекции.

Розалин внезапно поймала себя на том, что у нее складывается предубежденное отношение к незнакомцу: ее студентки назвали бы его «горой мускулов» и были бы правы. Более всего ее поразила его одежда или, вернее, почти полное ее отсутствие. Приглядевшись к странному посетителю, она поняла, что он одет в театральный костюм, и улыбнулась.

Его узкие штаны были из какой-то плотной ткани — возможно, из замши или кожи, — по виду напоминающей шкуру грубой выделки. Длинные полоски кожи перетягивали ноги крест-накрест от щиколоток до колен в соответствии со средневековым стилем. Лоскут ткани обвивал его бедра и завязывался узлом чуть пониже живота с другим лоскутом, удерживая штаны. Если там и была застежка на пуговицах или «молния», то она была хорошо замаскирована.

Розалин про себя порадовалась: наконец-то у мистера Хейли появилась талантливая портниха — не так-то просто правильно сшить исторический костюм и не ошибиться в деталях. А эти штаны — прямо из музея. Как и пояс — почти три дюйма шириной и туго перетягивает узкую талию; единственное его украшение — массивная круглая пряжка, тонированная под золото. Что касается обуви, то она весьма напоминала мокасины — вероятно, костюмерша переделала их из обычных ботинок.

На странном посетителе не было рубашки, и мускулы, с первого взгляда поразившие Розалин, были отчетливо видны. Возможно, костюм не успели закончить, а может быть, мистер Хейли утвердил его именно в таком варианте. Так или иначе, у актера был весьма впечатляющий торс — широкая грудь, покрытая легкой светло-каштановой растительностью, рельефные мышцы, но не такие выпирающие, как у штангиста. И гримерша постаралась на славу: кое-где грудь и мощные руки пересекали рубцы и ссадины — якобы старые раны, полученные в войнах и сражениях.

На шее у него было колье, исполненное по древнему образцу, — двойная связка филигранных бусинок, искусно раскрашенных под золото. Светло-каштановые волосы актера ниспадали чуть ниже плеч, поэтому его, вероятно, и определили на эту роль. Он, должно быть, представлял средневекового воина — сакса или… викинга.

Розалин вздрогнула. Что за сверхъестественное совпадение? Только что она держала в руках древний скандинавский меч, и вот пожалуйста — к ней является переодетый викингом студент драмкружка.

Незнакомец медленно опустил голову и пристально посмотрел ей в глаза. При взгляде на его лицо Розалин овладело чувство, не имеющее ничего общего с тревогой и беспокойством. Он был красив суровой, мужественной красотой, и Розалин смотрела на него как зачарованная. И правда, его лицом можно было залюбоваться: прямые брови, расширяющиеся к концам, глубоко посаженные голубые глаза, нос правильной формы, тонкие губы и мужественный квадратный подбородок.

У него, наверное, появляются ямочки, когда он смеется. Но в данный момент, казалось, ничто не могло смягчить его суровое, мрачное выражение. Никак нельзя было сказать, что он доволен. Об этом можно было догадаться и по тону его голоса, в котором явно звучало раздражение, даже гнев.

В наступившей тишине они довольно долго разглядывали друг друга. Розалин уже готова была прервать затянувшееся молчание и вновь повторить свои вопрос, но тут глаза незнакомца медленно прошлись по ее телу сверху вниз, чуть задержались на стройных икрах и затем так же медленно проследовали обратно.

Розалин вспыхнула до корней волос. Еще ни один мужчина не позволял себе так нагло ее разглядывать! Она потупила глаза, как делала всегда еще со времен учебы, когда парни начинали проявлять к ней интерес, а ей не хотелось, чтобы к ней приставали. Ей и сейчас этого не хотелось, судя по подчеркнуто официальному костюму.

Розалин носила очки, но стекла в них были обычные. Она редко пользовалась косметикой, а уж в колледже и подавно. Платья и юбки всегда были на дюйм ниже колена; она предпочитала одежду, скрывающую фигуру — прямого покроя или с поясом по талии, — не столько для удобства, сколько для того, чтобы не подчеркивать формы и не привлекать к себе нескромные взгляды. Каблуки — не выше двух дюймов; обувь — туфли с квадратными носами. Все это было далеко от игривой привлекательности.

Даже свои темно-каштановые волосы Розалин умудрялась укладывать в старомодный пучок на затылке. Бэрри как-то сказал, что ему нравится рыжеватый отлив ее волос. Когда же они с Бэрри расстались, Розалин твердо решила, что непременно перекрасится в брюнетку.

Она едва успела оправиться от смущения, как посетитель вновь заговорил:

— Вам, леди, следовало одеться как подобает, прежде чем вызывать "меня.

Розалин снова залилась краской, ибо на этот раз голос незнакомца звучал… оскорбление. Она окинула быстрым взглядом свой костюм — вдруг пуговица случайно расстегнулась на блузке, пояс не на месте или чулки плохо натянуты. Но нет, она была одета так же опрятно и вместе с тем безлико, как всегда: на юбке из синтетики — ни единой морщинки.

Пока она разглядывала себя, опустив голову, очки упали ей на нос. Розалин поправила их привычным жестом; лицо приняло строгое выражение потерявшего терпение педагога.

— По-моему, вы выбрали неподходящее место для репетирования своей роли. Драмкружок — прямо по коридору, четвертая дверь. Потрудитесь покинуть кабинет.

С этими словами она величественно проследовала к своему столу, села и сделала вид, что занялась проверкой работ. На самом деле она с нетерпением ждала, когда этот человек уйдет. Но он не уходил, и Розалин вновь почувствовала безотчетную тревогу.

Продолжая делать вид, что не обращает никакого внимания на его присутствие, она украдкой посмотрела через плечо. Незнакомец продолжал стоять на том же месте, но пристальный взгляд больше не был прикован к ней: он удивленно озирался по сторонам, будто никогда раньше не видел ни парт, ни классной доски, на которой были развешаны огромные карты мира и глянцевые плакаты с изображениями средневековых рыцарей.

Его глаза остановились на одном из плакатов — казалось, он узнал изображенного на нем воина.

— Как зовут того искусного мастера, что смог воссоздать облик достославного лорда Вильгельма?

Розалин с удивлением заметила, что он говорил с небольшим акцентом, который она не могла точно определить. Проследив за его взглядом, она посмотрела на плакат — увеличенную фотографию мужчины в костюме Х века.

— Лорд… какой такой лорд? Я не понимаю, о чем вы.

Незнакомец сверкнул голубыми глазами.

— Вильгельм Незаконнорожденный, — пояснил он таким тоном, который ясно давал понять, что ей не следовало и спрашивать его об этом.

Розалин знала только одного Вильгельма Незаконнорожденного — того самого норманна, что изменил историю Англии, известного также под именем Вильгельма Завоевателя. Но как можно было усмотреть сходство между Вильгельмом, чей портрет сохранился только на нескольких чудом уцелевших гобеленах XI века, и этим громилой с фотографии, чье сходство с великим лордом исчерпывалось, вероятно, одним лишь мощным торсом?

Розалин сердито нахмурила брови: да этот тип просто-напросто разыгрывает ее! Это отнюдь не привело ее в восторг.

— Послушайте, вы, мистер… как вас там? На этот раз он не пропустил мимо ушей ее вопрос и с достоинством ответил:

— Меня зовут Торн[1] .

Розалин так и застыла от удивления. Сколько раз приходилось ей слышать: «Где же твои колючки, Роузи? Тебе следует обзавестись ими, пока не поздно». Или еще того хуже: «Ах, как бы я хотел быть шипом на твоем прелестном стебле. Роза!» — грубые, похотливые намеки, которые она слышала от парней, еще будучи ученицей колледжа.

В этот момент она вдруг поняла, что этот человек — совсем не заблудившийся студент драмкружка. Кто-то, наверное, подослал его подшутить над ней, и этот подстрекатель — не кто иной, как Бэрри Хортон. Возможно, так он хотел напомнить ей о своей новой должности профессора — это на него похоже. Да и акцент этого шутника многое объяснял — в Уэстерлее Бэрри познакомился с несколькими иностранными преподавателями и их друзьями. Должно быть, знакомство с ними возвысило Бэрри в собственных глазах настолько, что он возомнил себя королем шутки.

Ярость и гнев, которые она недавно испытала в кабинете декана, охватили ее с новой силой. Да как посмел этот вор, лжец, этот… Нет, ее отец перевернулся бы в могиле, если бы услышал те эпитеты, которыми она мысленно награждала Бэрри. Она подавила раздражение, твердо решив не унижаться до брани, — только метнула на незнакомца свирепый взгляд.

— Мистер Торн… — начала она оскорбленным тоном.

— Нет, мое имя — Торн. Торн Бладдринкер. Только вы, англичане, прибавляете «мистер» к имени.

Боже правый, он слышал, как она говорила вслух со своим мечом, и теперь использовал ее слова, чтобы продолжить свой розыгрыш! Розалин совсем смешалась: этот подосланный шутник, наверное, слово в слово передаст ее бывшему жениху все, что здесь произошло, и Бэрри будет смеяться до колик.

— Мы, американцы, к вашему сведению, можем обходиться и одним «мистером» в обращении, что я и намереваюсь сейчас сделать. Итак, вы можете идти, мистер, и передайте мистеру Хортону, что его шуточки такие же недалекие, как и он сам.

— Благодарю вас, миледи. Это весьма мудрое решение. Постарайтесь же больше меня не тревожить.

Розалин усмехнулась: пусть себе болтает что угодно — она раскусила его, и довольно делать из нее посмешище! Она снова уткнулась в тетрадку, которую все еще держала в руках, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Если он сейчас же не уйдет, она вызовет охрану.

Вдруг тишину опять нарушили отдаленные раскаты грома. Наученная опытом, Розалин крепко зажмурила глаза, но вспышка молнии была такой яркой, что ослепила ее даже сквозь прикрытые веки.

Однако на сей раз перед глазами Розалин больше не мелькали темные пятна: она отчетливо видела за окном огни противоположного здания. На улице было по-прежнему тихо — не было слышно ни шуршания дождя по крышам, ни порывов ветра. Розалин нахмурилась: конечно, это спокойствие еще ни о чем не говорит — ливень может обрушиться на город в любую секунду. Проклятые метеорологи! Неужели это так сложно — сделать точный прогноз погоды, когда к твоим услугам новейшие достижения современной технологии? Все списывают на капризы природы.

Окинув взглядом комнату, Розалин с удовлетворением отметила, что незваный гость наконец исчез. Она вновь углубилась в работу, пытаясь отогнать от себя мысли о Бэрри Хортоне. Как он будет смеяться, когда узнает, что его проделка удалась! Она снова позволила одурачить себя, несмотря на весь свой горький опыт общения с этим подонком. Снова она вела себя как доверчивая девчонка, какой была, когда впервые встретилась с Бэрри и развесив уши слушала его лживые клятвы и любовные излияния.

Ее утешало лишь то, что она ни на минуту не забывала о правилах нравственности, которые внушил ей отец. Барри Хортон почти надел ей на палец кольцо, украл плоды ее двухлетних исследований, но не смог заполучить ее в свою постель. Возможно, она подсознательно догадывалась, что он пытается ее одурачить. А может быть, ее сердце осталось холодным к его чарам — кто знает? Во всяком случае, ей было теперь за что благодарить свою женскую интуицию — слабое утешение по сравнению с тем, что пришлось потерять, но на большее рассчитывать не приходилось.

Глава 3

— Ну как, ты мне его покажешь или нет? Розалин ухмыльнулась и присела рядом с Гэйл у кровати, возле которой на низенькой тумбочке лежал узкий деревянный ящик. Вчера Розалин приехала к подруге так поздно, что они даже не успели поделиться друг с другом всеми новостями. Зато сегодня утром, едва закончив завтракать, Розалин объявила, что долгожданная посылка наконец пришла и она привезла ее с собой. Гэйл хорошо знала историю с покупкой древнего меча, ибо она всегда была в курсе всех дел своей подруги.

Они вместе выросли в небольшом городке штата Мэн, окончили одну и ту же школу и колледж. Сколько Розалин себя помнила, Гэйл была неотъемлемой частью ее жизни, самой любимой ее подругой. Никто не знал ее лучше, чем Гэйл, даже Дэвид: ведь Гэйл она поверяла самые сокровенные тайны, которые не могла доверить названому брату.

Они были совсем непохожи: Розалин с рыжевато-каштановыми волосами и карими глазами и Гэйл — голубоглазая блондинка. Розалин была высокой, ужасно стеснительной, «книжной» особой, а Гэйл — маленькой круглолицей хохотушкой, которая никогда в жизни ничего не боялась. Они прекрасно дополняли друг друга, ибо, как это часто бывает, каждая из них обладала теми качествами, которых недоставало ее подруге.

В годы учебы в колледже Гэйл была не особенно избалована вниманием со стороны однокурсников — не потому, что она не пыталась завязать с ними знакомства. Просто в свои шестнадцать лет она была далеко не красавицей, и ей часто приходилось выслушивать отказы, на которые она научилась отвечать резким словцом, что, в свою очередь, отпугивало тех молодых людей, которые действительно хотели с ней познакомиться.

У Розалин же просто не было времени на свидания. Она рано поняла, чего хочет достичь в жизни, и хорошие оценки на экзаменах были одной из составляющих ее успеха, к которому она стремилась с присущими ей упорством и настойчивостью. Правда, способности у нее были не блестящие, и ей приходилось много заниматься. Розалин стала тем, кем стала, только благодаря своей усидчивости и работоспособности и вправе была этим гордиться. Но напряженные занятия совсем не оставляли ей времени на личную жизнь.

Со временем Гэйл из нескладной пухленькой девчушки превратилась в настоящую красотку. Она была все так же полновата, но теперь это ее ни капельки не смущало. Она бросила колледж на втором году обучения и вышла замуж. Это было третье по счету предложение руки и сердца, которое ей сделали, и она приняла его без долгих раздумий.

Розалин никогда бы не решилась на такой опрометчивый шаг, даже если бы ей и сделали предложение. Но так или иначе, а предложений не поступало: однокурсники обращали на нее внимание только тогда, когда им нужна была помощь в учебе, а те, с которыми она все же пробовала встречаться, довольно быстро поняли, что с ней не удастся весело провести время, а именно — пообниматься на заднем сиденье автомобиля. Для этого они могли пригласить более сговорчивых подруг, и Розалии им была не нужда.

Бэрри Хортон был первым мужчиной, который действительно заинтересовал Розалин. Узнав об этом, Гэйл издала радостный вопль: «Наконец-то!» — ибо Розалин в ту пору исполнилось уже двадцать шесть, Барри стал работать преподавателем в Уэстерлее год спустя после того, как туда пришла Розалин. Они сразу понравились друг другу — у них было много общих интересов, и, в частности, общее увлечение историей.

Уэстерлей, как и несколько других престижных колледжей и университетов, уже давно предлагал Розалин работу, так как она за последний год обучения в колледже получила высокие баллы. Она выбрала уэстерлейскйй колледж, потому что он находился в небольшом тихом городке, от которого было всего три часа езды до Гэйл, да еще потому, что там ей сразу же пообещали постоянную должность преподавателя в случае, если она оправдает возложенные на нее ожидания.

Когда Розалин стала встречаться с Бэрри — вскоре после того, как он пришел на работу в Уэстерлей, — она вдруг поняла, что далеко не всех мужчин интересует в отношениях с женщиной только постель. Бэрри покорил ее своей образованностью и умом, и она решила, что влюблена в него без памяти.

Вскоре он сделал ей предложение, но незадолго до того, как она ответила ему согласием, он попросту украл ее заметки для книги об эпохе средневековья. Она об этом ничего не знала — ей и в голову не пришло обвинить его в этой пропаже. Розалин, наверное, так бы и продолжала думать, что плоды двухлетнего напряженного труда она случайно выбросила в мусорную корзину, как пытался внушить ей Барри, если бы год спустя книга не вышла под его именем.

Теперь-то Розалин знала, почему Бэрри так торопился со свадьбой: он старался успеть до того, как книга выйдет из печати. Оглядываясь назад, Розалин готова была поверить, что сама Пресвятая Дева удержала ее от этого опрометчивого шага: повинуясь какому-то необъяснимому предчувствию, она все время откладывала день свадьбы то под одним, то под другим предлогом и этим избежала еще одной, самой ужасной ошибки в своей жизни.

Розалин, конечно же, обратилась в суд и предъявила Бэрри иск, чуть не потеряв из-за этого работу: декан требовал, чтобы она отказалась от своих обвинений, но она стояла на своем. Дело Розалин проиграла, ибо все воспринимали ее как отвергнутую, озлобленную и мстительную женщину, любыми средствами пытающуюся отомстить своему бывшему жениху. Все это было не правдой, за исключением, пожалуй, ее озлобленности, но доказывать это было бесполезно. Итак, Бэрри теперь мог с полным правом пожинать плоды ее трудов, но л Розалин тоже получила хороший урок — мужчинам никогда нельзя доверять.

Все это случилось полгода назад. С тех пор Розалин не раз подумывала уйти из Уэстерлея и поискать работу где-нибудь в другом месте. Ей не хотелось находиться даже в одном штате с Бэрри Хортоном, не то что в одном колледже, где она постоянно сталкивалась бы с ним в коридоре и он имел бы возможность устраивать свои глупые розыгрыши, вроде того, что он выкинул вчера с этим пришельцем.

Розалин собиралась принять окончательное решение летом: она поедет в Англию, в Кейвено-коттедж, доставшийся ей пять лет назад в наследство от бабушки, и там все хорошенько обдумает. С тех пор как она вступила во владение коттеджем на правах наследницы, она приезжала туда каждое лето. Там она писала свою книгу и там же впервые услышала о Проклятье Бладдринкера.

Теперь, открывая полированный ящик красного дерева, Розалин чувствовала то же радостное возбуждение, что и накануне вечером. Однако сейчас к этому чувству примешивалось еще что-то, и она вдруг сказала своей подруге:

— Взгляни, но, пожалуйста, не прикасайся к нему. Гэйл рассмеялась:

— Да ты, Роузи, говоришь о нем, как о мужчине.

— Неужели? Что ж, тебе лучше знать, — усмехнулась Розалин, про себя удивляясь, почему она сказала именно то, что сказала.

Слова вылетели у нее как бы сами собой, и в их интонации явственно слышались собственнические нотки. Такого с ней раньше не случалось: Розалин, конечно, гордилась своей коллекцией, но никогда не была ее ревнивой хранительницей.

Смущенная своей неожиданной репликой, она попыталась оправдаться:

— Это очень древний клинок, и я боюсь даже долго держать его на открытом воздухе, а не то что прикасаться к нему руками. Конечно, это глупо, я знаю, — он ведь отлично сохранился. Но я не успокоюсь, пока не положу его под стекло.

— Я на тебя и не обижаюсь. Это смертоносное оружие действительно нуждается в твоей нежной опеке, — произнесла Гэйл с самым серьезным видом, но тут же рассмеялась, а за ней и Розалин. — А меч и вправду очень красив, — восхищенно продолжала Гэйл. — Меня так и тянет потрогать его. Ну что же ты, Роузи, закрывай скорее футляр, а не то я не смогу за себя поручиться!

Гэйл подшучивала над ней, но тем не менее Розалин тут же закрыла ящик и заперла его на ключ. Если кто-то из них и не мог за себя поручиться, то это, без сомнения, была сама Розалин: она снова почувствовала неодолимое желание коснуться рукояти меча. Старинный клинок просто околдовал ее — другого объяснения она не могла придумать.

— Теперь поговорим о твоем будущем, — предложила Гэйл. — Ты добилась в жизни всего, чего желала: получила блестящее образование, сделала карьеру, а теперь исполнилась и самая давняя твоя мечта — ты стала обладательницей этого прекрасного древнего меча. Когда же ты наконец собираешься вплотную заняться своей несуществующей личной жизнью?

Розалин передернула плечами: Гэйл неизменно затрагивала эту тему, когда она была у нее в гостях.

— Я ведь пыталась, ты знаешь.

— Роузи, Роузи, да неужели ты и впрямь считаешь, что все без исключения мужчины похожи на этого негодяя Бэрри? К тому же он ведь был интеллектуал. Почему бы теперь тебе для разнообразия не попробовать завязать отношения со спортсменом или рабочим — человеком, который работает мускулами, а не мозгами? Уверяю тебя, ему и дела не будет до твоих исследований, так что с этой стороны ты можешь быть совершенно спокойна — никто больше не будет покушаться на твою книгу. А что до остального — будь спокойна, уж в постели-то он будет хорош.

Розалин усмехнулась: Гэйл не скрывала своей симпатии к «мачо» — этаким «настоящим мужчинам».

— С тех пор как я отделалась от Барри, прошло не так уж много времени — дай мне передохнуть, — попыталась возразить она.

— Ошибаешься, времени прошло чересчур много.

— Ну все это время я искала… — Розалин принялась выдумывать на ходу, но Гэйл недоверчиво хмыкнула:

— Где это ты искала? Неужели в колледже? Ты ведь никуда больше носу не показываешь. И посмотри на себя, Роузи, ты слишком много работаешь. Так не годится — у тебя уже круги под глазами. Работа, работа — и ни дни отдыха. Что же дальше-то будет?

— О, прошу тебя, Гэйл, остановись. Я вижу, ты решила дать волю своим материнским чувствам и испортить мне выходной. Ради Бога, не заставляй меня укладываться в постель засветло.

— Да ты шутишь, что ли? Я просто хочу вытащить тебя из твоего уединения и познакомить с каким-нибудь молодым человеком. А отоспаться ты преспокойно сможешь и дома. Я не могу больше видеть, как ты валишься с ног от усталости после очередной плодотворной рабочей недели.

Розалин вздохнула:

— Может быть, я и правда слишком много работала в последнее время: заканчивала книгу, да и конец семестра на носу — меня просто завалили экзаменационными работами. Надеюсь, мне удастся отдохнуть летом в Англии.

— О, конечно, конечно, — скептически промолвила Гэйл. — Будешь целыми днями носиться по антикварным магазинам, а вечерами опять работать над своей книгой, и так весь отпуск. Почему бы тебе не поехать куда-нибудь просто отдохнуть?

— Я так и сделаю, обещаю тебе. А что касается личной жизни… Знаешь, Гэйл, я пока еще не готова снова пуститься в это рискованное предприятие. Возможно, когда вернусь из Англии…

— А что если ты встретишь мужчину своей мечты именно в Англии? Пообещай мне, что не упустишь такую возможность, если ваши пути пересекутся.

— Хорошо, хорошо, я буду все время об этом помнить, — торопливо проговорила Розалин, чтобы поскорее закрыть эту тему. — Если я ненароком столкнусь с мистером Прекрасным Принцем, я его не упущу.

— Обещаешь?

Розалин неохотно кивнула. За все эти годы она могла вспомнить всего лишь нескольких мужчин, которые ей действительно нравились, но они, в свою очередь, едва замечали ее. И кроме того, ей казалось невозможным снова впустить кого-то в свою душу, ибо Бэрри сделал все, чтобы убить в ней доверие к мужчинам. Но, может быть, когда-нибудь…

Глава 4

— Мне до сих пор не верится, что ты привезла его с собой, — произнес Дэвид, наполняя свой бокал шотландским виски из маленького бара в углу огромной залы. — Если бы я знал, что тебе это придет в голову, я бы просто переслал его сюда, в Кейвено-коттедж, и он бы здесь преспокойно тебя дожидался.

. Розалин виновато потупилась и стала помешивать ложкой в чашке с чаем. Сопротивляться той власти, которую имел над ней этот клинок, было выше ее сил. Дэвид никогда бы не поверил, но она просто не могла уехать и оставить Проклятье Бладдринкера в Америке.

Розалин даже опоздала из-за этого на самолет: в самый последний момент перед посадкой она вдруг отправилась домой забрать меч. Ей почему-то казалось, что он непременно должен постоянно находиться рядом или хотя бы в одной с нею стране. В результате она прилетела в Лондон только на другой день.

Но все это нужно было как-то объяснить Дэвиду, и поэтому она сказала:

— Я так хотела поскорее увидеть этот меч, что для меня было бы сущей пыткой ждать еще целый месяц до начала летних каникул в колледже. Я все равно бы не утерпела и примчалась сюда. И потом, не думаю, что в моем поведении есть что-то странное — меч ведь очень ценный, а моя охранная система давно устарела, и, находясь в Англии, я бы все время о нем беспокоилась.

Кстати, у меня в Америке теперь новые соседи. Правда, я с ними еще не познакомилась — их трейлер подъехал только несколько дней назад. Я всегда нервничаю в таких случаях: никогда не знаешь, станут они твоими лучшими друзьями или заклятыми врагами.

Дэвид усмехнулся и поднял бокал.

— Я только пошутил, Роузи. Мне-то хорошо известно, как ты хотела заполучить этот меч в свою коллекцию. Я бы не удивился, если бы узнал, что ты на ночь кладешь его под подушку.

Он подтрунивал над ней, но Розалин смущенно покраснела — Дэвид был не далек от истины: за последний месяц она не раз была к этому близка. В ее стремлении постоянно оберегать эту вещь было что-то нездоровое, во всяком случае, странное.

В ее коллекции были и другие не менее ценные экземпляры, например, великолепный кинжал, датированный XV веком. Он был длиной почти в фут, а в его ножнах имелись два кармашка, в которых находились крошечные столовые приборы с инкрустированными рукоятками. Ей нравился этот кинжал, но она никогда не поднимала по этому поводу такой суматохи, как в случае с Проклятьем Бладдринкера. С этим клинком она носилась как с младенцем, не находя себе места от тревоги, когда оставляла его без присмотра или когда к нему прикасались чужие руки. Каждую секунду она вздрагивала от страха, что его могут повредить или он потеряется.

В самолете Розалин внезапно охватил почти панический ужас: ей представилось, что ее драгоценную коробку зашвырнули в дальний угол багажного отсека и повредили клинок, хотя она упаковала его с величайшей тщательностью. А таможня? Нервы ее были напряжены до предела — вдруг ее попросят открыть коробку и… Но ей повезло, ее багаж беспрепятственно проследовал через таможенный пост, и только один из трех ее чемоданов подвергся проверке. Но, пройдя через весь этот ужас, Розалин готова была просить Дэвида, чтобы он отправил клинок обратно в Америку на личном вертолете его жены. Она хотела любой ценой избежать повторения кошмара на таможне и в пути.

Возможно, Дэвид сказал бы, что ее поведение было совершенно нормальным и вполне объяснимым: она ведь ждала почти год, прежде чем получила этот клинок. Он бы попытался успокоить ее и стал бы уверять, что это наваждение временно и скоро пройдет. Но Розалин не хотела, чтобы Дэвид знал о ее тревоге, становящейся постепенно навязчивой идеей. Она сама не могла это объяснить, чего же ожидать от других, даже самых близких ей людей?

Розалин улыбнулась в ответ на слова Дэвида и пересела на диван. Они только что приехали из аэропорта — Дэвид встретил ее там сегодня утром и сразу же повез в Кейвено-коттедж. Лидия была в отъезде: она встречалась во Франции с дизайнерами, которые отделывали ее последнее приобретение — замок неподалеку от Труа, и собиралась вернуться только в конце недели, так что Дэвид мог провести несколько дней в гостях у Розалин в ее коттедже.

Они не были связаны кровными узами родства, и, казалось бы, трудно было ожидать, что они будут хотя бы мало-мальски напоминать друг друга, но по странной иронии судьбы внешне они были очень похожи. Каждый, кто хотя бы раз видел их вместе, готов был поклясться, что Розалин и Дэвид — родные брат и сестра, а они, в свою очередь, не спешили опровергать это заблуждение.

Тот факт, что Дэвид носил другую фамилию — Маллен, — только еще раз убеждал знакомых, что Розалин когда-то была замужем. Именно это различие в их именах и позволило Дэвиду войти в сделку с обладателем старинного меча, когда тот отказался вести переговоры с Розалин.

У обоих были ясные, глубокие шоколадно-карие глаза, в которых не было ни одной золотистой искринки. И хотя темно-каштановым волосам Дэвида недоставало рыжеватого отлива, как у Розалин, у них был одинаковый овал лица, разрез Глаз и разлет бровей; оба они были стройными и высокими.

Ей было пять лет, а Дэвиду семь, когда он осиротел и ее родители взяли его в семью. Сколько Розалин себя помнила, он был для нее старшим братом и постоянно ее опекал. Кроме того, ему она могла доверить то, что не рассказала бы родному брату или даже самой близкой подруге: например, как сейчас, о грозящем ей нервном срыве и о тревогах, связанных с ее новым антикварным приобретением.

Чтобы как-то переменить тему, Розалин заметила:

— Я чувствую себя несколько неловко, что владею Проклятьем Бладдринкера. Это сокровище имеет бесспорную историческую ценность и достойно самого престижного музея, в котором его могли бы увидеть тысячи людей.

Дэвид приподнял бровь и иронически посмотрел на сестру.

— Ты что же, думаешь передать его в дар какому-нибудь музею?

Розалин расхохоталась:

— Нет уж, благодарю покорно. Как-нибудь проживу с чувством вины и неловкости.

— Кстати, я говорил об этом и сэру Айзеку, после того как меч перешел ко мне. Но этот старый сумасброд сказал, что не доверяет музеям: там, видите ли, его может увидеть женщина и коснуться его руками.

— А ты не спрашивал его, почему он не хочет продать этот меч женщине? — спросила Розалин.

— Он сказал мне, что не знает.

— Как это «не знает»?! Дэвид хмыкнул.

— Вот и я ему то же ответил. Но сэр Айзек заявил, что его отец передал ему этот меч по наследству с одним условием: если он не хочет, чтобы на него было наложено вечное проклятие, он ни в коем случае не должен передавать клинок женщине. Очевидно, он подписал при этом бумагу, подобную той, что пришлось подписать и мне, а до него и предыдущему владельцу. Больше Дирборну ничего не известно об истории меча. Но я скажу тебе вот что, Роузи: к сожалению, сэра Айзека сейчас здесь с нами нет, и он не может подтвердить или опровергнуть мои слова, но из того, что он мне поведал, и в особенности из его странного поведения я могу заключить, что он действительно верит, что этот меч проклят.

— Он так решил из-за того, что клинок зовется Проклятье Бладдринкера?

Дэвид неопределенно пожал плечами:

— Ты можешь с этим не согласиться, но предыдущие владельцы меча всю жизнь тряслись от страха, что с ним может что-нибудь случиться. Этот страх не может быть беспочвенным — он должен быть на чем-то основан.

— Вероятно, это какое-то старинное предание, сохранившееся еще с древних времен. Ты ведь знаешь, в средние века люди были суеверны и невежественны. Они верили в языческих богов, колдунов и ведьм, демонов и даже в эльфов и фей. И этот меч не исключение — не зря он приобрел такую дурную славу. Жаль только, что теперь мы, наверное, никогда не узнаем, что за проклятие тяготеет над ним.

— Во всяком случае, одно мы знаем точно — это проклятие было связано с женщиной или женщинами. Розалин согласно кивнула:

— Если задуматься, это само по себе странно: ведь исторически, за редким исключением, женщины не имели никакого отношения к вооружению. Королева могла командовать армией, но не имела права носить оружие. — Тут Розалин лукаво усмехнулась. — Опять же за редким исключением.

— А-а, теперь мне все понятно. Ты стала обладательницей меча и решила пойти войной на всех своих врагов?

Розалин рассмеялась. Все еще продолжая улыбаться, она промолвила:

— О войне, конечно, речь не идет, но мне ужасно хочется испробовать острие этого клинка на небезызвестном тебе Бэрри Хортоне — пусть в следующий раз хорошенько подумает, прежде чем решит разыгрывать передо мной очередной пошлый спектакль.

Дэвид нахмурился — Розалин еще не успела рассказать ему о происшествии. Она сама уже почти забыла этот инцидент и могла теперь без смущения поведать его своему названому брату.

— Что опять выкинул этот мерзавец? — сурово спросил Дэвид.

— Он пронюхал, что я приобрела меч, и подослал ко мне в кабинет молодого человека, одетого в костюм викинга. Этот «средневековый воин» торжественно поведал мне, что его зовут Торн Бладдринкер.

— Торн Бладдринкер?

Розалин поморщилась и кивнула. Дэвид знал, что грубые намеки на розовые кусты и колючки ей пришлось выносить долгие годы, но никто еще не пытался заходить так далеко и именовать себя Торном. Да и какие родители (если они, конечно, в здравом уме и твердой памяти) нарекли бы своего сына таким странным именем?

— Да, вот именно. Торн Бладдринкер, — подтвердила Розалин. — Поэтому-то я и догадалась, что милый розыгрыш — дело рук Бэрри Хортона. Он, вероятно, долго к нему готовился, а в то утро случайно увидел, как я тащила посылку в свой кабинет (я слишком долго проторчала в очереди на почте, и у меня не было времени заехать домой). Если он Заметил меня с этой огромной коробкой, то сразу смекнул, что в ней находится, и в тот же вечер устроил этот маскарад.

— И чего, спрашивается, еще ожидать от такого беспринципного подонка и…

— Tec, — прервала брата Розалин, видя, что лицо его залила краска негодования: Дэвид презирал Бэрри почти так же сильно, как она сама. — Когда-нибудь он получит по заслугам — я в этом не сомневаюсь, так как верю в справедливость. Возмездие все равно рано или поздно настигает даже тех, кому удалось поначалу его избежать.

Она поскорее перевела разговор на другую тему, чтобы Дэвид обуздал свою ярость и забыл на время о Бэрри Хортоне. Когда спустя несколько минут он уже от души смеялся, — а ей было не трудно этого добиться, ибо она от природы была одарена хорошим чувством юмора, о котором знали только самые близкие ей люди, — она вновь вернулась к тому, что ее так занимало.

— Скажи, почему сэр Айзек вообще решил продавать меч, если он так боялся этого проклятия?

— Потому он его и продал, что боялся. Старику взбрело в голову, что жить ему осталось не долго, а у него только дочери, и после него они унаследуют все его имущество. И он решил продать меч прежде, чем он попадет им в руки.

Розалин недоверчиво покачала головой:

— Как странно, что в наше время еще находятся люди, которые верят в подобную чепуху.

— К счастью для тебя, — ухмыльнулся Дэвид. — Иначе сэр Айзек никогда не продал бы этот меч. А так — мы сидим сейчас здесь с тобой, являя собой живое доказательство беспочвенности всяческих суеверных страхов: во всяком случае, на меня не действуют злые чары после того, как я собственноручно передал меч женщине, да и ты пока что не обратилась в камень. Хотя нет, я уже замечаю — щеки у тебя стали серого оттенка и…

Он не договорил и, смеясь, еле успел увернуться от Розалин, которая запустила в него диванной подушкой.

Глава 5

Когда Розалин узнала, что она унаследовала Кейвено-коттедж, ей представился старомодный, но уютный, увитый плющом маленький домик в английском стиле с тремя-четырьмя комнатами. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила огромный дом с четырнадцатью комнатами — настоящий особняк, снабженный ко всему прочему пристройкой для карет и экипажей, переделанной под четырехместный гараж. В собственность новой владелицы коттеджа перешли также отдельный домик для прислуги и целых четыре акра земли.

Розалин несказанно повезло, что Джон Хьюмс и его жена Элизабет согласились присматривать за коттеджем в ее отсутствие: они больше двадцати лет служили в доме еще при жизни ее бабушки и, хотя оба были уже далеко не молоды, превосходно управлялись со всем огромным хозяйством и ухаживали за садом.

Коттеджу было уже более двух веков. За последние десять лет его полностью отреставрировали, и поэтому Розалин решила, что ей пока нет нужды его продавать. Дело в том, что у нее не было достаточно средств на восстановительные работы, и чтобы спасти особняк от разрушения, ей пришлось бы его продать. Но, к счастью, этот печальный день пока еще не настал, и Розалин нравилось изредка приезжать сюда, чтобы вдоволь насладиться стариной, хотя ее несколько подавляли огромные размеры комнат коттеджа.

Она плохо помнила прабабушку Морин. Пожилая дама всего два раза навещала семью своего внука в Штатах, и Розалин была тогда еще совсем маленькой. Ее родители были не настолько богаты, чтобы позволить себе поездку в Англию. После смерти Морин все ее личные вещи — одежда и украшения — остались в особняке. Чердак был завален старинной мебелью, старыми журналами. Все это было настоящей находкой для человека, живо интересовавшегося историей и питавшего настоящую страсть ко всякого рода антиквариату.

Розалин поселилась в господской спальне, которая была гораздо больше кабинета и столовой у нее дома в Америке, вместе взятых. Даже кровать здесь была с пологом на четырех столбиках, а стеганому одеялу было без малого полвека. Не считая тех вещей, которые она привезла с собой, и пишущей машинки, которую купила в первый свой приезд в Англию и оставила в коттедже, все здесь было намного старше ее, и особенно Проклятье Бладдринкера.

Розалин прошла через всю комнату к ванной и как бы случайно кинула быстрый взгляд на полированный ящик красного дерева. Она с удивлением отметила, что желание немедленно открыть его не мучило ее так сильно, как тогда, в аудитории. Целый месяц она вела настоящую войну со своими чувствами, не позволяя им взять над собой верх. Она твердо решила, что позволит себе взглянуть на клинок, только когда ее неодолимое влечение увидеть его совсем остынет.

Единственное исключение она сделала только сегодня, в коттедже, когда распаковывала багаж — она должна была убедиться, что во время длительного перелета с ее драгоценным мечом ничего не случилось. Но все-таки она еще ни разу не дотронулась до него после того, как дала себе зарок. А ведь больше всего ей не терпелось взять его в руки и стиснуть рукоять.

Это уже становилось навязчивой идеей. Из-за этого она до сих пор не поместила клинок под стекло в своем доме в Америке вместе с другими предметами коллекции — меч все время находился бы у нее перед глазами, постоянно искушая ее.

Ванные комнаты в коттедже были переделаны под современное оборудование и водопровод: в господской спальне имелись душ и ванная. Розалин любила понежиться в теплой воде, но сегодня она так устала, что предпочла легкий душ. Странно, что она до сих пор не свалилась от усталости — даже Дэвид уже отправился спать.

Душ не занял много времени — через десять минут она вышла из ванной, завернувшись в огромное махровое полотенце, и направилась к старомодному платяному шкафу за ночной рубашкой. Она выбрала шелковую, небесно-голубую, бросила ее на кровать рядом с ящиком красного дерева и стала расчесывать волосы.

Глядя в зеркало, она видела, как в нем отражается ее постель и лежащий на ней деревянный ящик, и вдруг с удивлением обнаружила, что ей совсем не хочется его открыть. Наверное, она слишком устала. Или, может быть, сам меч чувствовал себя в Англии более спокойно и терял власть над нею — о Господи, опять она наделяет эту вещь поистине колдовскими свойствами! Нет, надо уяснить себе раз и навсегда — проблема только в ней самой, меч тут ни при чем!

Но она пообещала себе, что откроет ящик, когда ее чувства окончательно успокоятся. Розалин улыбнулась своему отражению в зеркале: не больно-то она торопится получить заслуженную награду. Однако хоть ей сейчас и все равно, обещание есть обещание. Закончив расчесывать волосы, она не спеша порылась в сумочке и достала ключ.

Миг — и рука вновь стиснула знакомую теплую рукоять клинка. И вдруг по какому-то странному совпадению она опять услышала отдаленные раскаты грома и, хотя комната была хорошо освещена, увидела за окном отблеск зарницы. Вспышка была такой яркой, что свет от нее проник даже через плотно задернутые шторы на окнах.

Розалин нахмурилась: надо успеть закрыть ставни, пока не поднялся сильный ветер, предвестник грозы. На окнах не было карнизов, которые могли бы защитить от проливного дождя. Не было их и на окнах чердака, который располагался прямо над спальней. Там были такие высокие потолки, что его вполне можно было при желании использовать как четвертый этаж и переоборудовать в еще одну комнату.

Не успела Розалин отвести взгляд от окна, как у нее вырвался испуганный вскрик: в углу комнаты стоял мужчина. И не какой-то незнакомец, а именно тот самый, который называл себя Торном Бладдринкером — вероятно, в соответствии с замыслом Бэрри Хортона. Но это же невозможно! Розалин изо всех сил зажмурила глаза, потом открыла их, но видение не исчезало. Ее усталый мозг отказывался воспринимать это необъяснимое явление!

И как это Бэрри удалось так далеко завести свой розыгрыш? Оплатить поездку актера в Англию — пошел бы он на эти расходы только ради забавы? Впрочем, весьма вероятно, что этот человек должен был ехать в Англию по каким-то своим делам, и Бэрри ухватился за чту возможность, чтобы еще раз сыграть с Розалин шутку, которая так удалась ему в прошлый раз.

Без сомнения, это был тот же мужчина, которого она видела тогда в своем кабинете Уэстерлей-колледжа. То же лицо, тело — их невозможно было спутать, она готова была в этом поклясться. И — в чем она боялась себе признаться — он нравился ей все больше. Ее прямо-таки влекло к нему — чувство было сильнее ее, и Розалин это было совсем не по душе.

Такое происходило с ней не часто. Если случалось, что Розалин нравился какой-нибудь молодой человек, всегда оказывалось, что ее внешность его нисколько не привлекает. Да и к ее чувствам в таких случаях всегда примешивалась доля любопытства: как это бывает? Но с этим человеком все было по-другому.

На сей раз его одежда претерпела некоторые изменения, однако осталась столь же необычной. На нем был почти тот же костюм, только в его «потрепанном» варианте.

Штаны и мокасины были те же или похожие, а существенным новшеством была длинная белая туника, перетянутая поясом и совершенно изодранная ниже талии. Розалин заметила, что его одежда перепачкана в крови; алая струйка стекает от уголка его рта по подбородку.

Он с кем-то дрался! Стоило ей это подумать, как другая догадка молнией сверкнула в ее мозгу.

— О Господи, ты что же, искалечил Дэвида, чтобы пробраться сюда?

— Дэвида? У меня был поединок с моим братом Тором, а не с Дэвидом. Теперь ему не часто удается вызвать меня на бой. Сейчас же отошли меня обратно, женщина. Я должен закончить то, что начал.

Розалин от удивления не в силах была вымолвить ни слова. Она не могла разглядеть издалека выражение лица своего гостя, но в голосе его ясно слышалось раздражение, даже злость — она почувствовала это по акценту, который становился в таких случаях более заметным. Если это и была шутка, то все начинало принимать весьма рискованный оборот — мало того, что этот громила пробрался ночью в ее спальню, он еще ко всему прочему, кажется, ужасно зол. Розалин и сама кипела от гнева, а то бы она, конечно, перепугалась не на шутку.

— Перестаньте нести бред, мистер шутник. Я, конечно, понимаю, что вы долго учили свою роль, но ваше красноречие пропадает впустую. Это безумие зашло слишком далеко, и если вы с Бэрри будете продолжать донимать меня своими глупыми выходками, я привлеку вас обоих к суду.

— Вы сами вызвали меня, леди. Я явился к вам не по своей воле.

Розалин гневно сощурила глаза:

— Так вы продолжаете меня дурачить? Вы что же, считаете, что меня это забавляет? Если вас убедил в этом Бэрри, то он глубоко ошибается.

На его лице отразилось неприкрытое изумление.

— У вас тут есть говорящие ягоды[2] ?

Этот вопрос застал ее врасплох.

— Говорящие ягоды?

— Из всех ягод я больше всего люблю чернику[3] . Розалин оторопело уставилась на него, но прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он добавил:

— Впрочем, если вы решили провести со мной ночь, то поединок с братом может и подождать.

Взгляд его пробежал по ее фигуре и остановился на полотенце, которое чуть приподнялось с одного бока, обнажая бедро. Розалин залилась краской, прекрасно понимая, на что он намекает, так беззастенчиво ее разглядывая.

Она все еще продолжала сжимать рукоять меча и при последних словах нежданного посетителя инстинктивно подняла клинок перед собой.

Его реакция на этот жест была весьма неожиданной — он откинул голову и от души расхохотался. Судя по всему, он находил ее поведение весьма забавным.

Наконец приступ хохота прошел, и он, все еще ухмыляясь, медленно окинул ее взглядом сверху вниз. Только сейчас Розалин заметила, что у него в самом деле от смеха появляются ямочки на щеках. Интересно, что это его так развеселило?

— Мой меч больше не сможет причинить мне вреда. Отныне это доступно только богам, да еще Вольфстану Безумному — если он, конечно, сумеет меня отыскать.

Из всего сказанного им Розалии уловила только слова «мой меч», и в ней сразу же взыграли собственнические инстинкты.

— Твой меч? Ты сказал твой меч?! Сию же минуту убирайся из моего дома, негодяй, а не то я вызову полицию!

— Так вы передумали, миледи? Вы не хотите провести со мной ночь?

— Убирайся!

Он пожал плечами и снова ухмыльнулся. А потом вдруг исчез так же внезапно, как и появился — словно растаял в воздухе. Только гром прогремел вдалеке да сверкнула молния.

Минут пять Розалии неподвижно стояла, оцепенело уставившись на то место, где только что находился ее странный гость. Сердце у нее колотилось как бешеное, ее всю трясло как в ознобе, в голове была какая-то каша.

Спустя некоторое время, когда к ней снова вернулась способность действовать, она осторожно положила меч на золотистую бархатную подкладку, закрыла крышку футляра и задвинула его под кровать. Затем торопливо стала натягивать ночную рубашку. Полотенце она сняла только тогда, когда рубашка коснулась коленей — Розалин мрачно отметила про себя, что раньше за ней такого не водилось.

Все это время она не отрывала взгляда от затемненного угла комнаты. И даже забравшись под одеяло, она долго сидела, глядя на то место, которое по-прежнему оставалось пустым, и никак не решалась выключить свет.

Наконец, с усталым вздохом откинувшись на подушки, она закрыла глаза. Завтра утром она придумает какое-нибудь объяснение случившемуся. Завтра все станет на свои места и она вновь сможет спокойно рассуждать. А сейчас она не в состоянии это сделать — в ее усталой голове назойливо вертится одна и та же мысль: она попросту сходит с ума.

Глава 6

Это был сон, всего лишь сон. Ничего другого и быть не могло. Каким-то образом она подсознательно связала то, что ей было известно о Проклятье Бладдринкера, с глупейшим представлением, которое устроил ей Бэрри. Но, как всегда бывает во сне, сама она об этом и не подозревала.

Что ж, это было самое разумное объяснение, которое можно было придумать. Досадно, однако, что она так разозлилась на этого симпатичного молодого человека, который явился к ней в сновидении, и прогнала его. А его, как видно, интересовал не только клинок, но и еще кое-что, и он довольно прозрачно намекнул ей на это, предложив провести с ним ночь. Ей достаточно было только сказать что-нибудь вроде: «Ах, как это мило с вашей стороны», — и тогда…

Розалин улыбнулась. Трудно придумать более безопасный секс, чем секс во сне. Мораль и нравственность, сожаление и раскаяние — все можно позабыть и отдаться тому, на что никогда не решишься наяву. Ей следовало бы обуздать свой темперамент и негодование и вместо этого досмотреть до конца этот необычайно интересный сон. Но теперь уже поздно сожалеть.

Прежде чем убедить себя, что все происшедшее вчера вечером было всего лишь сном, Розалин битый час обшаривала спальню в поисках проводов и скрытых камер, с помощью которых Бэрри мог бы проецировать изображение в комнату. Но поиски не увенчались успехом — она не нашла ничего необычного. Да и вряд ли это было возможно.

Дело в том, что она прекрасно знала Бэрри — он был слишком прижимист, чтобы потратить огромные средства на дорогостоящее оборудование, необходимое для такой грандиозной мистификации. Пока он ухаживал за ней, она неизменно получала от него в подарок пучок полевых цветов, которые он успевал нарвать по дороге к колледжу, остановившись где-нибудь на обочине. Она могла поклясться, что он ни разу за все это время не переступил порога цветочного магазина. Чем дешевле, тем лучше — таков был его девиз.

Вне всякого сомнения, его шутка началась в Штатах и там же и закончилась. Он вдоволь повеселился, но вряд ли это вдохновило его на дальнейшее продолжение забавного, с его точки зрения, розыгрыша. Тем не менее Розалин эта проделка ее бывшего жениха задела, вероятно, сильнее, чем она ожидала: иначе как объяснить ее вчерашний сон? И как ей удалось воспроизвести в своем сновидении до мельчайших подробностей облик симпатичного сообщника Барри?

Дэвид передал в распоряжение Розалин свою машину до конца ее отпуска, и завтра она должна будет отвезти его на вокзал. А сегодня они вместе отправились в соседний городок: там находился магазинчик, в котором можно было купить американские товары. Впрочем, Розалин ехала туда только ради того, чтобы лишний раз попрактиковаться в езде по левой стороне дороги. Она решила не упускать такую возможность, пока с ней был Дэвид, который помог бы ей, если бы она вдруг забыла об особенности английских дорог.

На обратном пути к коттеджу она решила все-таки рассказать Дэвиду свой странный сон. Когда она закончила, он усмехнулся и произнес:

— Ты встречалась во сне с обладателем Проклятья Бладдринкера и тут же поспешила избавиться от него, даже не расспросив о проклятии?

— Но пойми же, Дэвид, откуда мне было знать, что это сон? Я-то думала, что меня снова разыгрывает Бэрри с помощью своего дружка-актера, который шутки ради провозгласил себя хозяином моего меча. — Розалин помолчала, потом лукаво улыбнулась. — Впрочем, если бы я даже и спросила его о чем-либо, его ответ все равно пришел бы ко мне из моего же подсознания и эта загадка так и осталась бы неразгаданной.

— Да, конечно, но так или иначе было бы любопытно узнать, как раскрыло эту тайну твое подсознание. Те, кто верит в реинкарнацию, считают, что оно хранит память о наших предыдущих жизнях.

В этот момент Розалин в ужасе широко раскрыла глаза и стала лихорадочно крутить руль: увлеченная разговором, она чуть не съехала на противоположную сторону узкой проселочной дороги. Когда ей, наконец, удалось вырулить на свою сторону и они вдоволь посмеялись над ее маленьким промахом, Розалин заметила:

— Видишь, что получается, когда за рулем пытаешься разглагольствовать о всяких леденящих кровь тайнах и проклятиях! Давай-ка лучше оставим реинкарнацию в покое, пока дело не кончилось совсем плохо.

Дэвид усмехнулся и заметил:

— Во всяком случае, одно могу сказать точно: раскаты грома и вспышки молний, о которых ты упоминала, тебе не приснились — я помню, что гроза разбудила меня прошлой ночью. — Розалин нахмурилась и внимательно заглянула ему в лицо, а он добавил:

— Но ты ведь знаешь, что звуки, которые врываются в наш сон, могут проникать в наши сновидения и превращаться в самые причудливые образы.

— Ив самом деле, — задумчиво молвила Розалин. Она неожиданно вспомнила подробности своего видения, на которые раньше не обратила внимания: каждый раз перед появлением викинга, будь то в кабинете или во сие прошлой ночью, она прикасалась к мечу. С того самого момента, как она приобрела клинок, словно какая-то сверхъестественная сила постоянно принуждала ее к этому. А что если и вправду?..

Она мысленно оборвала себя на полуслове, не желая опять предаваться размышлениям о всяких потусторонних вещах. А чтобы еще раз доказать себе, что все случившееся прошлой ночью — плод ее воображения, она, едва добравшись домой, отправила Дэвида раскладывать покупки, а сама побежала вверх по лестнице прямиком в свою спальню. Ни секунды не колеблясь, она быстро вытащила ящик из-под кровати, положила его на матрас, открыла замок, приподняла меч с бархатного ложа и сжала пальцами рукоять.

Раздался гром, но Розалин даже не повернула головы в сторону окна — она не отрываясь смотрела в угол комнаты, где прошлой ночью ей явился Торн Бладдринкер и где он стоял теперь собственной персоной, сжимая в кулаке куриную кость с остатками мяса.

Пресвятая Дева, неужели это не сон? К ней в комнату средь бела дня является призрак — призрак хозяина древнего меча! Не какой-то там актер, а самый что ни на есть настоящий викинг, причем умерший без малого тысячу лет назад! Она не верила в привидения, но что же это еще может быть? Призрак как-то связан с мечом — его мечом. Нет, невозможно!

Призрачный гость, прищурясь, недовольно взглянул на Розалин — по всему видать, он был не в восторге от своего неожиданного появления в ее комнате.

— Вы оторвали меня от роскошного пиршества в замке Одина, миледи. Отпустите меня обратно, а если нет, то накормите — я ужасно голоден.

— Уходите, я вас отпускаю, — слабо пролепетала она, еле ворочая пересохшим языком.

Он еще больше сузил глаза, быстро обглодал кость и резким движением отшвырнул ее. Кость ударилась о стену за его спиной и упала на пол. Но сам призрак и не думал исчезать. Он стоял на том же месте и не торопясь пережевывал мясо, потом облизал пальцы и промолвил:

— Ваше счастье, леди, что мне так нравятся пиры Одина — иначе бы я непременно остался, хотя вы изрядно мне надоели — то и дело тревожите без всякой цели. Предупреждаю вас, миледи: вы можете отослать меня обратно, и я уйду, но лишь тогда, когда сам этого захочу. Если же я решу остаться — останусь, и вам будет не так-то просто от меня избавиться.

Он неожиданно улыбнулся, и на щеках опять заиграли ямочки. Розалин почувствовала, как у нее по спине приятно поползли мурашки. Ощущение это совершенно не вязалось с тем ужасом, который владел ею всего секунду назад.

— Если вы еще раз позовете меня, леди, у вас будет возможность в этом убедиться.

В следующее мгновение странный гость исчез так же внезапно, как и появился. Его уход не сопровождали ни потусторонние звуки, ни таинственный дым, ни другие необходимые атрибуты привидения, — только раскаты грома и вспышки молнии. Он исчез, а Розалин отупело уставилась на куриную кость, которая по-прежнему валялась в углу комнаты.

Привидение, у которого, по его же словам, зверский аппетит? Призрак, который оставляет после себя обглоданные кости? Но она же не верит в призраков и проклятия! Как же она может всерьез размышлять о подобных вещах? Так ведь и с ума сойти не долго!

Розалин хотела было засмеяться, но смех перешел в стон. Ей все приснилось — ничего другого быть не могло. Продолжая мысленно повторять эту фразу как заклинание, она выпустила рукоять меча из судорожно сжатых пальцев, захлопнула крышку футляра и торопливо затолкала его обратно под кровать, словно пытаясь поскорее пробудиться от кошмарного сна.

Глава 7

Розалин не помнила, как спустилась вниз по лестнице, брезгливо, как дохлую крысу, держа двумя пальцами обглоданную кость. Она нетвердыми шагами направилась на кухню, чтобы выбросить ее в мусорное ведро, но натолкнулась на Дэвида, который готовил обед. Он стоял к ней спиной и колдовал над грудой овощей, наваленных перед ним на столе.

Увидев его склоненную фигуру, Розалин выпалила первое, что пришло ей в голову:

— Ущипни меня, Дэвид. Мне кажется, я все еще сплю.

Он обернулся, окинул ее тревожным взглядом и воскликнул:

— Боже милосердный, да на тебе лица нет! Можно подумать, ты встретилась с привидением.

Розалин с трудом подавила нервный смешок: Дэвид, сам того не подозревая, попал в точку, и в тот момент совпадение показалось ей чрезвычайно забавным. К счастью, Дэвид перевел взгляд на кость, которую она все еще держала в руке, и заметил:

— Наверное, кошка Элизабет проказничает — разбрасывает везде свои трофеи.

Эти слова вернули Розалин к действительности и одновременно подсказали ей еще одно весьма логичное объяснение происшедшего: у Элизабет Хьюмс действительно жила кошка, которая свободно разгуливала по всему коттеджу. А так как плутовка обожала куриные косточки, вполне вероятно, что и эту кость в ее спальню притащила она. Однако червячок сомнения все же шевелился в глубине ее души: Розалин не помнила точно, когда она впервые заметила кость — до того, как увидела ее в руке призрака, или после? Следуя здравой логике, она должна была бы увидеть ее перед тем, как задремала, но она, наверное, так устала, что не обратила на нее внимания и так бы о ней и не вспомнила, если бы ей не пригрезился тот странный сон.

Розалин бросила кость в мусорное ведро и с непринужденной улыбкой обернулась к Дэвиду:

— Тебе помочь?

Дэвид усмехнулся: ловко она переменила тему — словно ничего необычного и не случилось.

— Я рад, что твои щечки снова порозовели, но будь добра, объясни, что тебя так напугало? Секунду назад ты была бледна как смерть! Ты не заболела, Роузи?

— Нет… то есть да… я не знаю. — Розалин нервно передернула плечами и, секунду поколебавшись, промолвила:

— Я только что видела еще один сон, Дэвид, такой же необъяснимо странный, как и накануне. Мне снова привиделся призрак Торна Бладдринкера — помнишь, того самого викинга, хозяина меча? Сначала я опять услышала гром, а потом он появился в углу моей комнаты.

— Почему ты так уверена, что этот викинг — привидение?

— Но ему же тысяча лет! — с жаром воскликнула она. — А он как ни в чем не бывало является мне — пусть даже и во сне. Скажи, как такое возможно?

— Может, он бессмертный? — неуверенно предположил Дэвид. Розалин насмешливо хмыкнула: придет же такое в голову! Дэвид улыбнулся и как бы между прочим поинтересовался:

— Ну как, на этот раз ты спрашивала его о проклятии?

— Куда там — я так перепугалась, что у меня от страха все мысли в голове перепутались. Я сказала призраку, чтобы он уходил, и он исчез, но перед этим заявил, что уйдет только тогда, когда посчитает нужным. Если же решит остаться, то я ничего не смогу сделать — мне не удастся от него избавиться.

— Пока ты не проснешься, — добавил Дэвид. Розалин широко улыбнулась, и на лице ее отразилось явное облегчение — и как она сама не додумалась до такой простой вещи? У нее прямо гора свалилась с плеч!

— Как жаль, что я не подумала об этом во сне!

— Но теперь-то ты знаешь и, может быть, в следующий раз вовремя вспомнишь и…

— Но я больше не желаю видеть во сне привидение, — прервала она его. Однако в голосе ее не было уверенности.

— Хорошо, хорошо, но если это опять случится, постарайся все же выведать у викинга что-нибудь о проклятии. Мне ужасно любопытно, как твое подсознание разрешит загадку древнего клинка.

Розалии хмуро кивнула: она и наяву-то не переставала думать о всяких сверхъестественных чудесах — что уж тут говорить о подсознании.

— Да, кстати, — продолжал Дэвид. — Я нисколько не удивлен рассказом о твоем странном сновидении — теперь я понимаю, чем оно было вызвано. Посмотри в окно, разве ты не заметила, что грозовая туча, которая все эти дни кружила неподалеку, наконец достигла наших мест?

Розалии быстро обернулась к окну. Да, так и есть — на дворе и в самом деле шел проливной дождь, настоящий летний ливень. Когда Розалин отвернулась от окна, на лице ее сияла довольная улыбка.

— Никогда не думала, что буду так радоваться дождю, — ликовала она. — Знаешь, Дэвид, я уже готова была поверить во всякую потустороннюю чепуху, когда два дня подряд слышала раскаты грома, а между тем на небе не было ни единого облачка. Похоже, сегодня наконец-то разразилась настоящая гроза — совершенно нормальное атмосферное явление. Дэвид расхохотался:

— Я вижу, ты становишься суеверной. Розалин слегка покраснела, но улыбка не сходила у нее с лица.

— Совсем чуть-чуть, — лукаво ответила она.

Каким-то образом ей удалось на время выбросить из головы мысли о призраках, викингах и древних проклятиях, и остаток дня она провела в обществе Дэвида, беседуя на всякие отвлеченные темы. Но это стоило ей немалых усилий.

На следующей неделе она собиралась начать работу над книгой. Для этого нужно было многое успеть: посетить музеи, книжные магазины, старинные библиотеки, в которых хранились редкие печатные издания, и, конечно же, места древних битв и сражений. Времени на всякую чепуху, вроде странных сновидений, у нее совсем не оставалось. К тому же, размышляя об этом, она все равно не узнала бы тайну Проклятья Бладдринкера…

Поздно вечером, свернувшись калачиком в своей постели, Розалин тщетно пыталась заснуть. Ей не давала покоя одна мысль: что, если все случившееся с ней было наяву?

Ведь если она не нашла никаких доказательств того, что стала жертвой мистификации, значит, она разговаривала с привидением? Л это влекло за собой еще больше вопросов.

Торн Бладдринкер послушно исчезал по первому ее слову, но что, если он говорил правду и уходил обратно в свой запредельный мир, когда сам этого хотел? Что ей было известно о привидениях? Ровным счетом ничего, кроме того, что она решительно отказывалась верить в их существование — или пыталась себя в этом убедить. Неужели из-за проклятия, которое было наложено на клинок, его хозяин не нашел покоя в загробном мире?

Сэр Айзек боялся, что будет проклят навеки, если меч попадет в руки женщины. Может быть, потому, что только женщина способна вызвать призрак древнего викинга? Неужели она не избавится от привидения, пока владеет мечом? Эта мысль одновременно и пугала, и притягивала. Уж если она связалась с таким симпатичным призраком, то почему бы…

Розалин со стоном откинулась на подушку. Неужели она и вправду начинает верить в этот вздор? Но что если… что если Бладдринкер — настоящий призрак древнего викинга, который существует без малого тысячу лет?

Сердце ее учащенно забилось. Как можно упустить такую возможность! Ведь этот призрак, вероятно, был свидетелем многих памятных событий истории! Может, он поведает ей о малоизвестных фактах эпохи средневековья и таким образом окажет незаменимую помощь в ее исследованиях?

Сама мысль об этом привела ее в неописуемое возбуждение. Розалин откинула простыни и уже готова была снова полезть под кровать за мечом, но тут же, глубоко вздохнув, опустилась на постель. Нет, у нее положительно нервное истощение. Гэйл была права — ей не следовало перегружать себя работой, надеясь на отдых в Англии. А теперь, пожалуйста, результат — в голову лезут мысли одна безумнее другой.

Конечно, тут виновата и ее страсть ко всякого рода историческим исследованиям. Но это не оправдание. Привидений, колдунов, злых духов, равно как и проклятий, не бывает! А вот вещие сны бывают.

Но от них нужно избавиться во что бы то ни стало. И Розалин уже придумала, как это лучше сделать. Нужно просто перестать ломать голову над неразрешимыми загадками, хорошенько отдохнуть, а потом энергично взяться за дело — продолжить работу над книгой. Тогда дурные сны больше не будут нарушать ее докой.

Глава 8

Попрощавшись с Давидом на вокзале, Розалин решила поехать обратно в Кейвено-коттедж подругой дороге и выбрала живописное тихое шоссе. Она сделала так главным образом потому, что решила послушаться совета Дэвида: побольше отдыхать и отвлекаться от работы, иначе ей не избежать нервного истощения. Однако все ее благие намерения развеялись как дым еще прошлой ночью, когда ей не давали заснуть всякие глупые «а что если…». Розалин хотелось мысленно стукнуть себя по затылку, чтобы вся дурь выскочила у нее из головы и ничто не мешало бы ей провести последние часы с Дэвидом в мире и спокойствии.

Конечно, ей было намного легче отвлекаться от своей навязчивой идей, когда рядом был Дэвид — приятный и остроумный собеседник; А сейчас она снова была одна, и ее мысли с пугающей быстротой вернулись к сумасшедшей теории, которую она изобрела прошлой ночью: Торн Бладдринкер — не сон, а настоящий призрак.

У Розалин была только одна возможность проверить это предположение, и стоило ей только подумать об этом, как она мигом пришла в состояние крайнего возбуждения. Она должна это сделать. Она ведь все равно рано или поздно снова прикоснется к мечу, так почему бы не сделать это сейчас?

Не обращая внимания на живописный пейзаж, открывающийся по обеим сторонам дороги, Розалин снова погрузилась в мир своих безумных грез. А что если… это, конечно, маловероятно, но все же, что если ее привидение явится снова и на сей раз решит остаться в ее времени столько, сколько пожелает? Как она сможет справиться с ним? Нет, вряд ли ему захочется остаться — похоже, призраку не нравилось, что его так часто тревожат: каждый раз он просил отпустить его обратно.

В таком случае она его попытается уговорить — скажет ему, что не задержит его надолго. Он ответит на все се вопросы — и будет свободен. Розалин надеялась, что он согласится на ату сделку.

Сознательно отбросив на время все сомнения по поводу того, сможет ли она удержать привидение в нужных ей рамках, Розалин все-таки решила еще раз провести рискованный эксперимент. Дело Того стоило — она ведь узнает массу интересного об эпохе средневековья, так как же ей отказаться от такой сказочной возможности, которую предоставила ей судьба?

Приняв решение, Розалин отбросила все сомнения. Скорей бы приехать домой! Никогда еще ей не доводилось вести машину с такой бешеной скоростью. Добравшись до коттеджа, она, ни секунды не медля, взлетела вверх по лестнице в свою спальню.

Отдышавшись, Розалии заперла дверь и спрятала ключ, чтобы призрак не смог ускользнуть из ее комнаты прежде, чем она все ему объяснит. Во всяком случае, она надеялась, что это будет для него невозможно. Если же он способен проходить сквозь стены и запертые двери, как и подобает привидению, то никакие замки не удержат его.

Затаив дыхание, Розалин вытащила футляр с мечом из-под кровати и открыла крышку. На этот раз, прежде чем притронуться к мечу, она сперва посмотрела в угол комнаты и только потом взялась за рукоять, внутренне съежившись в ожидании раскатов грома.

Гром прогремел, вспыхнула молния, а вслед за ней не замедлил появиться и сам Торн Бладдринкер.

Так это правда! Розалин казалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди — так отчаянно оно колотилось. Это не сон — ведь снами мы не можем управлять, не можем вызывать их по своему желанию. Скорее уж привидение может появляться и исчезать по нашему велению.

На сей раз викинг был одет в более или менее официальный костюм — по крайней мере так, как принято было в его время. На нем была темно-голубая туника, расшитая по вырезу V-образной горловины золотой нитью. Короткий плащ, скреплялся на широких плечах золотыми круглыми пряжками. Его обувь на этот раз была лучшего качества, чем прежде — во всяком случае, швы на ней были не так заметны. А пояс, перетягивающий узкую талию, был поистине произведением искусства — его украшали такие же массивные золотые пряжки, как и на плаще.

В этом впечатляющем облачении призрачный гость показался Розалин еще красивее, чем прежде. Она перевела дух и смущенно произнесла:

— Здравствуй, Торн Бладдринкер.

Взгляд ярко-голубых глаз немедленно обратился на нее, и до Розалин долетел тяжелый вздох. Викинг запустил руку в свою густую светло-каштановую гриву с выражением крайней досады и отчаяния. Розалин чуть было не рассмеялась: призрак опять был недоволен своим неожиданным появлением в ее спальне.

В то же мгновение он окинул ее пристальным взглядом и промолвил:

— Я вижу, вы больше не боитесь меня, миледи. Это, конечно, было не совсем так, но Розалин не стала спорить. Извиняющимся тоном она произнесла:

— Прошу простить, если я оторвала вас от каких-либо… неотложных дел, но я вас надолго не задержу.

— Вы? Меня? — Он грозно нахмурился. — Да вы что, насмехаетесь надо мною, леди?

Розалин испугалась не на шутку. Запинаясь от страха, она торопливо пробормотала:

— Нет, нет, что вы! Я… это простое любопытство. Видите ли, я… я хотела спросить, как это у меня получается вызывать вас.

— Вам прекрасно известно, «как это у вас получается», — проворчал он. — Вы держите в руках мой меч — это и дает вам власть надо мной.

Его быстрый взгляд в сторону древнего клинка не ускользнул от внимания Розалин. Она тут же выпустила меч из рук и быстро захлопнула крышку футляра.

— Я понимаю, но… вы каждый раз просили меня отправить вас обратно. А что будет, если я этого не сделаю?

По выражению его лица было ясно, что ему крайне неприятен этот вопрос. Но тем не менее он нехотя промолвил:

— Вы вызываете меня к себе с помощью моего меча, леди, и в вашей власти отослать меня обратно. Я волен уйти или остаться, но только после того, как получу на то ваше согласие — Другими словами, если я вас отпускаю, выбор за вами, а если нет — выбор за мной?

Он хмуро кивнул. По всему было видно, что он был не в восторге от этого обстоятельства. Розалин тоже не очень-то хотела оказаться в его власти, если он выкажет неповиновение. Однако вполне возможно, что он ее обманывает.

Розалин решила, что все выяснится само собой, если призрак исчезнет без ее позволения. А пока ей не терпелось удовлетворить свое любопытство. На это могут уйти часы и даже дни.

Поэтому она торопливо произнесла:

— Может быть, вы хотите присесть? В комнате у окна стояло удобное кресло, а за письменным столом — стул. Но необычный гость прошествовал через всю комнату и опустился на кровать, прямо рядом с футляром. Розалин тут же схватила ящик, и затолкала его подальше под кровать. По губам викинга промелькнула легкая усмешка, но Розалин этого не заметила, поглощенная своим занятием.

Викинг сидел на кровати чуть боком, лицом к лицу с Розалин, и откровенно разглядывал ее костюм — легкую блузу без рукавов и мешковатые летние брюки, которые ей не совсем шли, как, впрочем, и все остальное. Дома Розалин не так тщательно укладывала волосы, но сегодня она провожала Дэвида на вокзал и стянула их, как обычно, в тугой пучок. Довершали ее костюм неизменные очки.

На мгновение у нее промелькнула мысль, что он, вероятно, ожидал снова увидеть женщину с распущенными темно-каштановыми волосами, вся одежда которой состояла из короткого махрового полотенца, но по его лицу ничего нельзя было угадать. На ее же лице блуждали растерянность и смущение. Да и было от чего — ведь рядом г ней в комнате находился мужчина, или, вернее, его призрак. Высокий, мускулистый, сильный — всем своим видом он внушал опасение. Или, может, ей это только казалось? Скорее всего он был существом бестелесным, как и полагается привидению, и с этой стороны опасности как будто не возникало.

Розалин так хотелось получить исчерпывающий ответ на этот вопрос, что она не выдержала и спросила напрямик:

— Что чувствуешь, когда становишься привидением? Викинг расхохотался:

— Я не бестелесный дух. Я из плоти и крови, как и вы, миледи.

Розалин чуть не задохнулась от гнева и удивления.

— Не может быть! Ты обманываешь меня! Ты призрак, привидение! — Совсем запутавшись, она умолкла.

Она так рассчитывала на его помощь! Она надеялась, что он поведает ей о временах давно прошедших, свидетелем которых он был. А теперь, если верить ему, это было бессмысленно. И Розалин снова в который раз подумала об изощренной мистификации.

Тем временем викинг продолжал ухмыляться — видимо; все это его очень забавляло.

— Вы не первая, кто говорит мне об этом, леди. Вы забыли мои слова? Только боги могут убить меня, да еще Вольфстан Безумный. И я жду не дождусь, когда снова с ним встречусь.

Розалин все еще кипела от гнева, но последние слова мнимого призрака привлекли ее внимание.

— Ты хочешь, чтобы он прикончил тебя на поединке?

Он усмехнулся и надменно промолвил:

— Я хочу доказать, что ему со мной не тягаться.

— Значит, ты его убьешь? Викинг тяжело вздохнул:

— Нет, он уже мертв — его погубила ведьма Ганхильда, чтобы он мог преследовать меня в загробном мире. Поэтому-то Вольфстан и ненавидит меня, и за это его не упрекнет ни один воин. Ганхильда прокляла его и не пустила в Валхалу.

— Валхала? Постой, постой… ты говорил еще что-то о пирах Одина… Да, вчера, когда я вызвала тебя, ты сказал, что я оторвала тебя от роскошной трапезы — ты был тогда в Валхале?

— А где же еще?

— Но это же невозможно! — в отчаянии воскликнула Розалин. — Валхала — миф, она не существует. И Один, и Тор, и… — Она запнулась, вспомнив, что позапрошлой ночью этот викинг утверждал, что сражался с Тором — своим братом. Передернувшись от отвращения, она решительно произнесла:

— Все, довольно, на этом мы ставим точку. Если ты выдаешь себя за божество, то разговор окончен. Я и так уже сделала тебе уступку и почти поверила, что ты — настоящее привидение. Но поверить в то, что ты бог, — выше моих сил.

Он снова засмеялся — до упаду, повалившись на кровать. Не совсем понимая, чем вызвано такое буйное веселье, Розалин холодно произнесла:

— Это и есть твой ответ?

Все еще продолжая смеяться, он с трудом вымолвил:

— Я не бог. Меня, правда, почитали некоторое время как бога — те, кто знал меня еще при жизни. Им стало известно, что я не могу умереть, но они не знали, что в этом было виновато проклятие. К счастью, мой брат сжалился надо мной и даровал мне право находиться в Валхале.

— Значит, теперь ты утверждаешь, что твой брат — бог?

— Просто его почитали дольше, чем меня. Мое имя было вскоре забыто, а его — сохранилось в древних преданиях.

Он произнес эти слова почти с обидой, и Розалин не удержалась, чтобы не заметить:

— Тебе это, как видно, не дает покоя.

— А как бы ты себя чувствовала на моем месте? — возразил он. — Мой брат не может сделать ничего, чего и я не смог бы повторить. А в воинском искусстве я его даже превосхожу. Мне просто не повезло, а все проклятая Ганхильда.

Розалии устало вздохнула: ее разум отказывался воспринимать то, что для этого викинга было очевидным.

— Ты говоришь, что Ганхильда — ведьма. Ты хочешь, чтобы и я тоже уверовала в ваших древних богов и в злых колдуний?

— Леди, мне нет никакого дела до того, верите ли вы мне или нет. Я не собираюсь вам доказывать свою правоту. Мое присутствие здесь уже достаточное доказательство того, что…

— Да, но если ты и в самом деле существуешь, — заметила Розалин. — Я уже снова начинаю в этом сомневаться.

Он усмехнулся, поднялся со своего места и приблизился к ней вплотную. У Розалин сердце екнуло от неожиданности.

— Я… я думаю, тебе пора уходить, — выпалила она, как только к ней вернулся дар речи.

— Благодарю вас за намек, но я еще не готов покинуть ваше время, — любезно возразил он, стоя прямо перед ней.

Розалин всегда гордилась своим ростом — пять футов и восемь дюймов, — но этот викинг был выше ее на целых девять дюймов. Да, на такого не посмотришь сверху вниз, В то же мгновение Розалин почувствовала, как у нее подгибаются колени от страха: викинг протянул руку к ее лицу.

Розалин крепко зажмурила глаза и задержала дыхание, ожидая самого худшего. Чего? — она и сама толком не знала. И вдруг она почувствовала, что он снимает ее очки.

— Какие ты носишь странные украшения. Как это называется?

Розалин быстро открыла глаза. Викинг г любопытством разглядывал очки, держа их двумя пальцами за стекло, а не за дужки оправы, из чего было ясно, что он никогда их раньше не видел.

Странно, но она не ощутила леденящего могильного холода, а ведь рядом с ней стояло настоящее привидение из потустороннего мира. Розалии перевела дух и произнесла как можно спокойнее:

— Это очки.

Викинг внимательно заглянул ей в глаза и небрежным жестом швырнул очки назад через плечо, не заботясь более об их судьбе, как если бы это была обглоданная куриная кость.

— Драгоценности должны подчеркивать красоту, леди. Зачем вы носите то, что не придает вам очарования?

— Но очки — не украшение, — попыталась было объяснить Розалин, но, увидев, что он снова протягивает руку к ее лицу, воскликнула, чуть не задохнувшись от ужаса:

— Что… что вы делаете?..

Слова замерли у нее на губах, ибо в этот момент он коснулся рукой тугого пучка у нее на затылке, слегка потянул его, и шпильки дождем посыпались на пол; волосы мягкой волной упали Розалин на плечи. Взяв в руку густые темно-каштановые локоны, викинг перебросил их Розалин на грудь, извлек запутавшуюся в волосах заколку и стал с любопытством ее разглядывать. Розалин подумала, что сейчас эта заколка последует за очками, и она не ошиблась. Избавившись от заколки, викинг окинул Розалин критическим взглядом.

— Вот так уже лучше, — произнес он, вглядываясь в ее черты — Я рад, что ты показала мне то, что прежде было скрыто. Теперь я не стал бы возражать против того, чтобы ты владела моим мечом.

И дураку было ясно, на что он намекает: Розалин прекрасно понимала, что доставил? бы ему гораздо больше удовольствия, если бы была завернута в одно махровое полотенце. Неужели он и в самом деле считает, что она вызвала его для альковных развлечений? Краска негодования залила ее щеки, но не успела она даже подумать, что ответить на эти возмутительные речи, как он снова протянул к ней руку.

На сей раз объектом его внимания стала летняя блузка.

— Как снимается эта странная туника? — спросил он.

— Это блуза, — ответила Розалин, еле сдерживая закипавшее раздражение, — и она не снимается. Если ты думаешь, что я буду стоять и ждать, пока ты будешь изучать все, что на мне надето…

— Нет, твое одеяние меня не интересует, — прервал он ее, слегка потянув за узкую полоску материи у нее на плече. — Я понял, как это можно снять — я разорву ее прямо на тебе. Если ты хочешь ее сохранить, скажи мне об этом, пока не поздно.

Сердце отчаянно забилось в груди у Розалин, как пойманная пташка. Да что в конце концов позволяет себе этот грубиян?

— Торн, ты уже снял все, что было можно. Остальное не снимается.

В ответ на эти слова он подцепил двумя пальцами полоску материи на другом ее плече и слегка натянул ткань, сжав обе руки в кулаки. Затем последовал молниеносный рывок — тонкая летняя блузка разорвалась точно посередине, и обе ее половинки повисли на руках Розалин.

Не успев еще оправиться от испуга, Розалин услышала удивленный возглас викинга:

— А это еще что за приспособление?

Ее бюстгальтер. Он уставился на бюстгальтер, раздумывая, как бы избавиться и от этой странной штуки, — она поняла это по выражению его лица.

В ту же секунду Розалин обхватила руками плечи и сделала шаг назад. Возможно, в его времена грабеж и насилие были обычным делом, но он сейчас был в ее времени, и она не позволит унижать себя.

Изо всех сил стараясь не думать о том, что стоит перед ним полураздетой, Розалин произнесла со всей строгостью, на которую была способна:

— Я не знаю, что ты собираешься сделать, но ты не имеешь на это права. Нельзя брать "все, что захочется. Ты должен был сначала спросить у меня, хочу ли этого я, и я тебе отвечу — нет.

Викинг пренебрежительно усмехнулся.

— С какой стати я буду спрашивать разрешения?

— Ты что, не понял меня?

— Нет, я все прекрасно понял. Ты хочешь, чтобы я пресмыкался перед тобой, а я не желаю. Шлюха, которая владела моим мечом до тебя, тоже несла какую-то чепуху насчет разрешения и тому подобного. Но вас, леди, я предупреждал, что у меня хороший аппетит.

— Ты говорил о еде, — быстро напомнила она ему.

— Я говорил о еде, о сражениях и… о женщинах. И сейчас самое время, так как я давненько не развлекался с хорошенькой потаскушкой.

— Мне очень жаль, но тебе придется попоститься еще немного.

— Не думаю.

Он присел на постель напротив нее, и в ту же минуту Розалин почувствовала, как он сжал; руками се бедра и притянул к себе. Потеряв равновесие, она упала ему в объятия. Он рассмеялся, потом перевернулся так, что она оказалась на кровати под ним.

Незнакомое ощущение волнами нахлынуло на нее: тяжесть его тела, жесткая щека, коснувшаяся ее щеки, рот, ищущий ее губы. Все это нисколько не походило на бестелесную оболочку привидения, а губы, прильнувшие к ее губам, были горячими и чувственными.

Дотоле не познанный вихрь ощущений заставил отступить страх. Ее сердце колотилось как бешеное, кровь стучала в висках. А когда его зубы сомкнулись на ее нижней губе и осторожно потянули за нее, Розалин была готова… Она и сама не знала, что с нем делается.

Она хотела что-то сказать, но у нее внезапно пропал голос. Его губы продвинулись дальше по шее. Розалии понимала, что она должна что-то сделать, чтобы остановить его, должна собрать остатки самообладания, но у нее ничего не получалось — она была целиком поглощена своими чувствами, пробудившими ее тело.

Он потянул зубами за бретельку лифчика, держа Розалин своими огромными руками, но не касаясь ее груди. Грудь выскочила из бюстгальтера; край кружевной ткани впился в тело. И тут Розалин почувствовала тепло его дыхания на своей груди.

Она застонала, выгибаясь навстречу его губам. Она ничего не могла с собой поделать — видимо, так и должно быть. И в тот самый момент, когда в ней начало разгораться жаркое пламя, викинг склонился над ней и, усмехаясь, посмотрел сверху вниз.

— Вы все еще считаете меня бестелесным духом, миледи?

Слова не сразу дошли до ее отуманенного сознания, но как только Розалин поняла, что он имеет в виду, она почувствовала что-то похожее на досаду. Он, оказывается, проделал все это, чтобы доказать ей, что он не призрак, а существо из плоти и крови. Он собирался изнасиловать ее — или заняться с ней любовью, если так можно выразиться. Она не знала, радоваться ей или огорчаться своему освобождению.

— Я дважды предупредил тебя, потаскушка. Если ты вызовешь меня еще раз, то тебе придется удовлетворить все мои желания и потребности.

— Ты и поединок прикажешь организовать? Может, пне выйти против тебя с мечом или это сделаешь ты?

Черт ее дернул произнести эти слова, но она уже не владела собой — так сильно разозлилась. Да как он посмел назначать такую цену за свои сведения?

И у него еще хватает наглости стоять тут перед ней и с усмешечкой ее разглядывать!

— У меня есть только один меч, миледи, который я могу обнажить против вас, — спокойно произнес он и снова усмехнулся.

— Благодарю, но я как-нибудь обойдусь и без твоих услуг, — бросила она сквозь зубы. — И я, по-моему, ясно дала понять тебе, Торн Бладдринкер, что ты можешь убираться на все четыре стороны!

С этими словами она сделала попытку оттолкнуть его. Как унизительно сознавать, что она не сможет спихнуть его, если он сам не захочет оставить ее в покое! Однако, к ее удивлению, он приподнялся и снова уселся на край кровати, бросив на нее мимолетный взгляд, от которого у Розалин перехватило дыхание. Его глаза остановились на ее обнаженной груди, и Розалин вспомнила, что лежит перед ним полураздетая и совершенно беззащитная.

Она со стоном сползла с кровати, на ходу поправляя бюстгальтер, и, спотыкаясь, побежала через всю комнату к платяному шкафу. Услышав за собой его смех, Розалин пришла в неописуемую ярость, но, прежде чем она успела обернуться и дать выход своему гневу, послышались отдаленные раскаты грома.

Розалин не нужно было оглядываться, чтобы убедиться, что викинг исчез. Ее плечи опустились… с облегчением. Да, конечно, с облегчением. Она нисколько не жалела об упущенных возможностях. С нее хватит — она больше не собирается иметь дело с негодяем, который умудрился прожить тысячу лет. Может гнить в земле или в своей мифической Валхале — она не настолько глупа, чтобы вызвать его еще раз.

Глава 9

Целых пять дней Розалин старалась не думать об ультиматуме, который предъявил ей Торн Бладдринкер. Она пыталась также забыть и то, что он делал с ней на кровати, но это было не так-то легко: за те несколько минут она почувствовала такое наслаждение, такое ни с чем не сравнимое удовольствие, что при всем своем желании не могла выкинуть это из головы. Она внушала себе, что во всем виновата ее повышенная чувствительность, но понимала, что обманывает себя — он пробудил в ней огонь.

А она до сих пор толком не знала, что он такое на самом деле.

Для нее было бы гораздо проще, если бы он был привидением. Некоторые до сих пор в них верят и клянутся, что их видели. Розалин же относила себя к многочисленному отряду скептиков, девизом которых было: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Она бы даже, наверное, поверила в пришельцев — ведь многие верили, что они существуют. Но бессмертный, проживший тысячу лет? Бессмертный викинг, заявляющий, что живет в мифической Валхале, которая в древнескандинавском эпосе была небесной обителью храбрых воинов? Нет, в такие небылицы она поверить не может.

Но тогда кто же он такой, Торн Бладдринкер? Изобретательный шутник, в распоряжении которого находится дорогостоящее оборудование, создающее полную иллюзию того, что он появляется, стоит ей только прикоснуться к мечу? Нет, это было не изображение. Тяжесть его тела, горячие губы — в этом не было ничего призрачного. И все же…

Розалин знала, как она может это проверить. Если это розыгрыш, то оборудование должно быть установлено в каждой ее комнате, даже в машине. Она не собирается перерывать весь дом, чтобы в этом убедиться. Это бессмысленно. Она лучше вывезет меч в какое-нибудь уединенное загородное местечко и там снова попробует вызвать викинга.

Но если он все равно явится? Тогда это будет доказательством того, что… что он по крайней мере не технический трюк. А что он такое в действительности, она спросит у него сама. Но если он снова явится к ней, если она решится на этот риск, то тогда ей придется вспомнить о его ультиматуме.

"Если ты вызовешь меня еще раз, то тебе придется удовлетворить все мои желания и потребности».

При одной мысли о том, что ей придется удовлетворять его желания, Розалин обдало жаром. Она уже готова была пожалеть, что ее отец внушил ей такие строгие правила морали, в результате чего в свои двадцать девять лет она все еще оставалась девственницей. Много ли найдется женщин ее возраста, которые могли бы заявить о себе то же самое? У нее была куча времени, чтобы подыскать себе друга в своем столетии и, уж конечно, моложе лет на тысячу.

Шестидесятые и семидесятые были годами сексуальной революции. В восьмидесятые женщины стали играть заметную роль в государственном управлении и почти добились равных прав с мужчинами. Менялось и отношение мужчин к роли женщин в обществе. Да, женщины, без сомнения, достигли многого, но в результате потеряли «настоящих джентльменов».

Бэрри являл собой типичный пример современного молодого человека, который пришел на смену благородной породе джентльменов. Он никогда не открывал перед ней дверь, не пропускал ее вперед, не усаживал за столик в ресторане и даже не провожал до дому. Он просто подходил туда, где они договаривались встретиться, и Розалин всегда сама платила за себя там, куда он ее приглашал. Это ей казалось вполне нормальным и естественным: она ведь принадлежала к поколению семидесятых, хотя ее взгляды на определенные жизненные вопросы были несколько старомодны.

Это последнее обстоятельство ужасно смущало ее, когда она решила выйти замуж за Бэрри. Розалин г ужасом думала о том, что ей придется рассказать ему о своей невинности в первую брачную ночь. Дело в том, что мужчины больше не надеялись взять в жены девственницу. И она могла ожидать от Бэрри по меньшей мере недоверия, а то и еще хуже — всяких шуточек и насмешек. Нет, она не собиралась изменять своим моральным правилам.

Бэрри, в свою очередь, никогда не пытался выяснить, почему она отказывается спать с ним. Он относил это на счет ее замкнутости и застенчивости и даже впрямую говорил ей об этом — что Розалин вполне устраивало. Впрочем, он был не настолько пылким женихом, чтобы попытаться во что бы то ни стало заполучить ее к себе в постель. В то время для Розалин такое отношение Бэрри было весьма кстати — он не настаивал и не сердил ее.

Однако с Торном Бладдринкером все было по-другому. Он поставил ей условия, весьма неприятные условия. Хотя ее бросало в жар при одной мысли заняться с ним любовью, она прекрасно понимала, что он назначил цену за информацию, которую она так желала от него получить, и эта цена — ее тело. Для нее такое условие было унизительным, оскорбительным, просто неприемлемым.

Если бы он попросил что-нибудь другое, она бы не раздумывая согласилась: это ведь все равно что купить редкую книгу по истории или оплатить дорогостоящий тур по историческим местам. И если уж быть совсем откровенной, то викинг заслуживал награды за свою услугу. Но заплатить своим телом, и в особенности своей невинностью? Это уж слишком, и Розалин прекрасно понимала, что он назначал такую непомерную цену только затем, чтобы она больше не выбывала его из Валхалы.

Стоило Розалин подумать об этом, как она снова начинала заводиться — ее прямо распирало от злости на мнимого призрака и досады на себя. Но туг ей на ум неожиданно пришла мысль: если он бросил ей вызов, то она тоже будет ставить условия и предъявлять ультиматумы. В конце концов она тоже имеет на это право. Приняв решение, Розалин набила продуктами огромную корзину для пикников, подхватила футляр с мечом и, погрузив все это в машину, отправились за город.

Покружив некоторое время по окрестностям, она наконец нашла подходящее место: у подножия холма, по обе стороны которого простирались золотистые поля пшеницы, раскинулась небольшая лужайка. Ее не было видно с дороги, и это было как нельзя кстати. Лужайка пестрела полевыми цветами, а неподалеку росли несколько невысоких раскидистых деревьев, чья густая крона обещала прохладную тень. Тишину и покой нарушали только порхание бабочек да легкий ветерок.

Вокруг, куда ни глянь, простирались поля, и не было заметно никаких следов цивилизации, а Розалин только этого и нужно было: она не хотела, чтобы викинга отвлекали хитроумные изобретения XX века. Ей было необходимо его полное внимание — во всяком случае, пока они не заключат между собой сделку.

Розалин пришлось два раза сбегать к машине: огромная корзина и футляр с мечом были для нее слишком тяжелы. Затем она раскинула под деревом покрывало, распаковала корзину и открыла футляр, стараясь пока не прикасаться к мечу.

Огромное количество еды, которое она захватила с собой, должно было стать для викинга утешительным призом. Торн будет не в восторге от ее ультиматума, поэтому она решила сначала выполнить одно из его предыдущих условий. Удовлетворять две его другие потребности Розалин не собиралась: вступать в сделку на интимном уровне она не имела ни малейшего желания, а что касается сражений — в этом столетии вряд ли можно было найти для него подходящее.

Розалин улыбнулась. Бедняга! Ему придется довольствоваться малым — она выполнит только часть их сделки. Внезапно она с удивлением отметила, что с нетерпением ждет его очередного появления, надеется на него как на чудо. Здесь не могло быть никаких скрытых приспособлений и оборудования, и если он снова появится с громом и молнией, то тогда она должна будет поверить, что он и в самом деле.

Розалин со стоном сжала голову руками. Она не желала больше об этом думать. Есть другое объяснение этим невероятным событиям, и она найдет его.

Она потянулась было за мечом, но тут же отдернула руку: сердце билось неровными толчками, в голове шумело, горячая волна разливалась по телу. Боже милосердный, стоит ей только подумать, что она его сейчас увидит, как она уже сама не своя! Никогда прежде с ней такого не случалось. И она еще хотела заключить с ним сделку! Это она-то, которая при одной мысли о нем теряет рассудок! На ее месте любая другая… Нет. Нет и еще раз нет. Даже в уплату за сведения, которые ей были так нужны, и тем более с мужчиной, в реальности которого она не была до конца уверена.

Розалин глубоко вздохнула, стараясь побороть смятение и предательский жар в груди, и осторожно сомкнула пальцы вокруг рукояти клинка. Металлическая рукоять была теплой, что тоже противоречило логике.

В безоблачном небе сияло яркое солнце. Если в небе и сверкнула молния, то Розалин этого не заметила, однако безошибочно уловила отдаленное ворчанье грома. Но Торн Бладдринкер так и не появился. Розалин быстро оглянулась вокруг; сзади его тоже не было, и она внезапно ощутила… горечь разочарования — как будто потеряла что-то очень близкое и дорогое. Ей захотелось даже заплакать от обиды, и она с трудом сдержала закипавшие на глазах слезы. Но делать нечего: она положила меч обратно в футляр, старательно отгоняя от себя мысль о том, что вся история была всего лишь хорошо организованным трюком, жестокой шуткой, которую сыграл с ней… тот человек, который появился в ее спальне. Она не могла сейчас думать об этом, она слишком…

— Вы удивляете меня, леди. Я думал, вы будете ждать меня в постели.

Глава 10

Розалин медленно повернула голову и увидела Торна Бладдринкера, который как ни в чем не бывало сидел на ветке дерева прямо у нее над головой и болтал ногами в воздухе, как мальчишка. Однако когда он улыбнулся ей широкой и чуть нагловатой улыбкой, в которой не было и тени детской невинности, Розалин сразу же стало ясно: он уверен, что на сей раз получит то, что хочет.

Некоторое время она тупо смотрела на него, пока уныние в душе постепенно сменялось уже знакомым возбужденно-нервозным состоянием.

И она надеялась, что этот человек будет плясать под ее дудку? Этот викинг? Да в истории не было более агрессивного, воинственного, варварского племени. Викинги были настолько высокомерны и дерзки, что считали, будто для них существует отдельная поднебесная обитель, в которую можно попасть, только геройски погибнув в битве с оружием в руках. Одно это уже достаточно говорило об их образе мыслей — и об образе мыслей викинга, с которым она собиралась заключить сделку.

На секунду Розалин овладело отчаянное желание со всех ног побежать к машине, но она тут же отбросила эту трусливую мысль и выпалила первое, что пришло ей в голову, надеясь, что вопрос отвлечет его на время:

— Как ты там очутился?

Он пожал плечами в ответ, и тонкая белая туника со свободным вырезом горловины почти сползла с плеча, обнажая широкую мускулистую грудь. Коричневые узкие штаны были заправлены в высокие мягкие сапоги, которые были крест-накрест перетянуты узкими полосками кожи до колен. В общем, выглядел он вполне безобидно, если не считать ножен, прицепленных к широкому поясу. Ножны были пустыми, но рядом с ними зловеще поблескивал заткнутый за пояс длинный кинжал.

В этот момент до Розалин сверху донесся насмешливый голос:

— Ты вправе вызывать меня, а я вправе сам выбрать место, где появиться. В этот раз я решил забраться повыше — спуститься я всегда успею.

До Розалин вдруг дошло, что если он спрыгнет на землю, то окажется прямо перед ней, и она сразу же отскочила в сторону как ужаленная. Викинг негромко рассмеялся: от него не укрылся ее испуг. Розалин раздраженно отметила про себя, что это отнюдь не укрепило ее позиции в предстоящей сделке.

На ней была юбка до щиколоток в желтый и голубой цветочек, желтый шелковый топ и сандалии. Если бы не было так жарко, она бы надела блузку с длинными рукавами. Таким образом, весь ее наряд был весьма близок к тому, что викинг привык видеть на женщинах. Если уж на то пошло, то раньше женские ножки можно было увидеть только в спальне: не ранее как в начале нынешнего века наиболее храбрые представительницы прекрасного пола отважились надеть мужские панталоны. Розалин понятия не имела, в каком веке последний раз вызывали этого варвара.

Ее очки воинственно поблескивали на носу, а волосы были еще туже стянуты в пучок. Розалин понимала, что этим она провоцирует его: он опять захочет снять очки и распустить волосы. Но для нее было важно дать ему понять, что она не собирается с ним заигрывать.

Розалин распрямила плечи и придала лицу строгое выражение: он ни в коем случае не должен думать, что она до смерти его боится. Тоном, от которого самые неуемные шутники в ее классе вытягивались по струнке, она произнесла:

— Торн, я хочу с тобой поговорить.

Ее слова не возымели на него никакого действия. По выражению его лица было видно, что он откровенно забавляется. Он легко спрыгнул на землю и спокойно промолвил:

— Ты сможешь это сделать и после. Он находился теперь в шести футах от Розалин и сделал шаг в ее сторону. Розалин внутренне сжалась, но не двинулась с места: отступление не входило в ее планы, иначе ее ультиматум не будет звучать достаточно убедительно. Когда викинг приблизился к ней почти вплотную, она отчетливо произнесла:

— Еще один шаг, и ты больше никогда не вернешься туда, откуда пришел.

Он немедленно остановился на расстоянии вытянутой руки от нее и уставился в землю, словно ожидая, что вот-вот провалится в замаскированную ловушку. Когда же он убедился, что перед ним нет ничего, кроме шелковистой травы, усыпанной розовыми цветами, он поднял голову и тревожно оглянулся по сторонам. По его напряженной позе можно было подумать, будто он ожидал, что в поле прячется целая армия.

Не глядя на Розалин и все еще стараясь не пропустить сверкнувший кончик стрелы среди спелой пшеницы или блеск меча, он настойчиво потребовал:

— Объяснитесь, леди. Что может меня задержать?

Розалин подумала, что пришло время спасаться бегством: когда он узнает, что она имела в виду, то придет в ярость. Тем не менее она твердо ответила:

— Это сделаю я.

Викинг медленно перевел на нее взгляд, в котором отчетливо читалось смущение, быстро сменившееся любопытством.

— Ты собираешься не пустить меня? Но как? Розалин откашлялась для смелости и выпалила:

— Я не скажу тех слов, которые тебя освободят. Похоже, его это не рассердило — наоборот, он даже усмехнулся.

— Значит, ты хочешь оставить меня при себе? Это неожиданное заключение застало ее врасплох. Она сурово прищурилась, ясно давая понять, что не разделяет его игривого настроения.

— По-моему, ты не понял. Все, что мне нужно от тебя. Торн, это ответы на мои вопросы. И постарайся не давать волю рукам. Если ты принимаешь мое предложение, то я тебя больше никогда не потревожу.

— Я не согласен.

Розалин не ожидала такого резкого отказа, и это повергло ее в настоящую панику.

— Почему? — резко спросила она, повысив голос.

— Потому что я тебя хочу.

Эффект этих слов был самый драматический: Розалин почувствовала, что колени ее слабеют и ноги подкашиваются. Она издала какой-то слабый звук, похожий на стон, встретившись с проницательным взглядом голубых глаз. Что же с ней такое творится в конце-то концов?

— И ты меня тоже хочешь, — уверенно добавил он.

— Это… это же ни на что не похоже… я… Что ты себе позволяешь?!

Выражение его лица мгновенно изменилось.

— Ты что же, хочешь держать меня здесь, не утоляя мой голод?

— Не беспокойся, я все предусмотрела. Обернись — сзади тебя корзина, полная еды.

— Я говорю не об этом голоде, миледи, и вы это знаете.

В его голосе звучал неприкрытый гнев. Странно, ее это совсем не испугало — напротив, даже придало храбрости.

— Еду ты получишь, а на большее не рассчитывай, — холодно ответила она. — Я обещаю также предоставить тебе постель на ночь, но не для того, о чем ты думаешь. А твое предложение я не собираюсь обсуждать. Мы совсем не знаем друг друга.

— Я попробовал тебя, и ты мне понравилась. Что еще мне нужно знать о тебе?

По телу Розалин побежали мурашки, и на щеках выступил румянец. Этот варвар выражает свои мысли с поистине первобытной прямотой: видно, чувство такта у него напрочь отсутствует.

— Хорошо, я скажу по-другому, — продолжала она. — Я тебя совсем не знаю и «пробовать» не собираюсь. Это мы больше обсуждать не будем. Ты будешь держать себя в рамках приличия и избавишь меня от домогательств своей персоны или… или ты никогда больше не увидишь свою Валхалу.

— «Моей персоны»?

Мысленно удивляясь, как ей удалось выжать из себя суровый и оскорбленный тон, в то время как она умирала от неловкости и смущения, Розалин пояснила:

— Когда я говорила о «твоей персоне», я имела в виду твое тело.

Он откинул голову и расхохотался, а Розалин залилась краской.

— Хорошо, что вы это упомянули, леди. Так уж и быть, бросаться на вас я не стану. Разрешите мне сейчас уйти, и я отвечу на все ваши вопросы.

Ловко он это придумал! Это было бы для него слишком просто.

— Почему, спрашивается, я должна тебе доверять? Я разрешу только тогда, когда ты выполнишь мои условия.

— А почему я должен верить тебе?

— В данный момент, Торн, я думаю, что нахожусь в более выгодном положении. Я не собираюсь тебя надолго задерживать. Я хочу только полностью удовлетворить свое любопытство.

— А мое любопытство удовлетворишь? Розалин облегченно вздохнула, услышав его вопрос: похоже, на этот раз он имел в виду то же, что и она. Удовлетворить его любопытство? Она сделает это с удовольствием — ей надо как-то загладить перед ним свою вину: она ведь принуждает его сотрудничать с собой.

— Конечно, — ответила она и даже выдавила из себя робкую улыбку. — Что бы ты хотел узнать?

— В каком времени ты живешь?

— В двадцатом веке.

Викинг недоверчиво хмыкнул и оглянулся по сторонам.

— Не очень-то этот век отличается от того, в котором меня последний раз вызывали.

Розалин не стала возражать: она ведь именно на это и надеялась, когда выбрала местом их беседы веселенький лужок. Вместо этого она спросила:

— Когда это было?

— Тот год назывался тысяча семьсот двадцать третий. Мне никогда не нравились эти новые времена, пока… Может, у вас идет война? Тогда я мог бы показать свое искусство.

Странно, что он не задал этот вопрос первым. Розалин задумчиво покачала головой. Ох уж эти викинги! В любой момент готовы обнажить меч. С такими надо быть начеку.

— Боюсь, современные войны не для тебя, Торн, — заметила она. — Оружие, с которым ты мог познакомиться в восемнадцатом столетии, — пистолеты и взрывчатые вещества, — в наши дни значительно усложнилось. — Розалин заметила, что он ее почти не, слушает — возможно, потому, что ему были непонятны слова «пистолеты» и «взрывчатые вещества». Поэтому она добавила:

— Мечами больше не дерутся: в современном сражении никто так близко друг к Другу не подходит. И кроме того, эта страна сейчас находится со всеми в мире.

Слово «мир» викингу определенно не понравилось. На его выразительном лице было написано разочарование.

— И что это за страна, в которую ты меня вызвала?

— Англия.

Викинг ухмыльнулся:

— У англичан мир недолгий. История это подтверждала, поэтому Розалин вынуждена была поправиться:

— Поскольку третья мировая война, возможно, уничтожит все человечество, все государства стараются решать международные вопросы дипломатическим путем, и Англия в том числе.

— У вас была мировая война? И я ее пропустил? Розалин вытаращила на него глаза: он снова был недоволен.

— Тебя бы эта война не позабавила, Торн, да и предыдущая тоже. Забудь об этом — в нашем времени тебе не найти подходящих сражений.

И чтобы переменить тему, Розалин добавила;

— Последний раз тебя вызывали более двух веков назад. С тех пор мир сильно изменился, а в нашем веке перемены происходили особенно стремительно. Одни новшества тебе понравятся, другие — нет. Например, то, что ты хочешь сделать со мной, невозможно без моего на то согласия.

— Невозможно?

— Вот именно. Противозаконно.

Викинг недоверчиво усмехнулся:

— Я сам себе господин, миледи, и не подчиняюсь ничьим законам, кроме того, который утверждает мой меч.

Розалии отрицательно покачала головой:

— Сожалею, но в нашем времени ты не имеешь права так себя вести.

Он ничего не ответил, но выражение его лица говорило само за себя: он будет делать то, что ему нравится. Поразмыслив, Розалин решила, что следует оставить в покое этот вопрос, иначе они никогда не договорятся. В ее планы совсем не входило отдавать его в руки правосудия за покушение на ее особу — она всего лишь хотела получить от него ответы на свои вопросы. Надо ей впредь поаккуратнее выбирать тему разговора.

Но он вдруг сам перевел беседу в другое русло:

— Я уже видел некоторые из тех перемен, о которых ты упоминала. Та картина, на которой лорд Вильгельм прямо как живой.

Услышав это признание, Розалин более не сомневалась, что викинг впервые появился перед ней еще в Америке, в ее кабинете. В его реальности она тоже более не сомневалась, но всевозможные «как» и «почему» все еще крутились в голове.

Впрочем, ее вопросы могут и подождать: гораздо важнее рассказать ему сейчас все, что его интересует в этом новом для него времени. Может, тогда он охотнее поделится с ней своими знаниями о прошлом, в котором он жил.

Поэтому она сказала:

— Это не картина, а фотографический снимок. — И добавила, заметив, что он уставился на нее с полным непониманием:

— Пойдем, я тебе покажу.

Она опустилась на покрывало под деревом и стала рыться в сумочке, не замечая, что он пристроился рядом с ней на корточках. Найдя свой бумажник, она обернулась, чтобы показать ему, и чуть не столкнулась с ним нос к носу.

Викинг даже не взглянул на то, что она ему протягивала, — он не отрываясь смотрел на ее лицо. Розалин попала в плен его голубых глаз и не в силах была отвести взгляд. По ее телу снова разлилась горячая волна, ей вдруг захотелось прикоснуться рукой к его щеке, обнять его за шею и притянуть его губы к своим губам. Она была готова…

Розалин изо всех сил зажмурила глаза. Господи, да она совсем сошла с ума, если надеялась удержать того, кто имел такую власть над ее чувствами и телом! Нет, она не решилась сделать то, что ей так хотелось, — вот что было настоящим безумием. Розалин разрывалась между этими противоречивыми мыслями. Если бы только ее по-другому воспитывали, если бы этот викинг был нормальным современным человеком, который не станет появляться или исчезать по прихоти меча!

Когда она отважилась наконец поднять на него глаза, то увидела, что он понимающе ухмыляется. Он знает. Он прекрасно знает, как на нее действует его взгляд. Теперь он являл собой олицетворенное мужское самодовольство.

— Вы, кажется, хотели что-то показать мне, леди? Что она хотела ему показать? Ах да, фотографии в ее бумажнике. Что ж, прекрасно, она поразит его современными чудесами, и у него не будет времени испробовать на ней свои чары.

Розалии раскрыла бумажник, отыскала б нем отделение для фотографий и буквально сунула первый же снимок ему под нос.

— Это фотографии самых близких мне людей: Мои родители; Дэвид, мой брат; Гэйл, моя лучшая подруга; Бэр… Черт возьми, и как это я забыла убрать его снимок. — Розалин вытащила фотографию Бэрри и стала рвать ее на мелкие кусочки. — Видишь, как редко я смотрю свои фотографии, — хмуро добавила она.

— Зачем ты это сделала?

Розалин отвернулась, сунула фотографии на дно корзины и только потом ответила:

— Разорвала снимок? Потому что я не выношу человека, который на нем изображен.

— Но ведь эта штука, наверное, дорогая?

— Вовсе нет. Это я и пыталась тебе объяснить: плакат, который ты видел тогда в моем кабинете, был всего лишь увеличенной фотографией, такой же, как и эти снимки. Это не творение рук художника. И уж конечно, Вильгельм Незаконнорожденный для него не позировал. Фотографии делаются с помощью специальной камеры — такого маленького прибора, похожего на коробочку. Он изобретен уже давно, примерно сто лет назад. Жаль, что у меня нет его сейчас с собой — я могла бы и тебя сфотографировать.

Розалин заметила, что он снова ее не слушает. Возможно, для него в ее рассказе было слишком много непонятных слов, поэтому все, что она говорила, звучало для него абсолютной бессмыслицей. А может, его заинтересовало что-то другое, потому что он вдруг без разрешения полез к ней в сумочку.

Ее первой — и совершенно нормальной — реакцией на его действия было возмущение. Розалин уже открыла рот, чтобы излить свое негодование, но не произнесла ни слова. В конце концов его интерес ей только на руку, и поэтому она решила на время обуздать свой темперамент.

В самом деле, сердиться на человека, который олицетворял собой мужской шовинизм, было бы напрасной тратой времени. Впрочем, в отношении женщин он вел себя как типичный средневековый мужчина. Из истории Розалин было известно то место, которое занимали женщины на общественной лестнице в древние времена.

Женщина была таким же имуществом, как дом или скотина, и была самым дешевым товаром.

Какое ему, спрашивается, дело, если он и оскорбил ее? И даже если она рассердится — ему будет все равно. Розалин усмехнулась: простое общение тоже может стать уроком истории. Хорошо, что она знает средневековые нравы и может понять образ мыслей своего викинга. Иначе она бы все время бесилась от его выходок и ничего бы этим не добилась.

Розалин прикусила язычок и стала ждать, что привлечет внимание ее гостя. Маленький флакончик духов? Калькулятор на солнечных батарейках? А может, пакетик салфеток, который ей выдали в самолете?

В конце концов в руках у него очутился тюбик с помадой, и он внимательно со всех сторон его исследовал. Понятно, почему его заинтересовала именно эта вещь: из металла делают оружие. Викинг слегка пощелкал по колпачку указательным пальцем, чтобы удостовериться, что это и правда металл. От его внимания не ускользнуло, что колпачок слегка повернулся, и он снял его совсем.

Глаза его округлились от удивления, когда он уставился внутрь полого колпачка и даже попытался просунуть туда свой палец, что ему, конечно же, не удалось.

— Какой тонкий металл, но как совершенен по отделке и по форме! — восхищенно воскликнул он. — У вас, миледи, самые искусные на свете кузнецы!

Розалин не смогла сдержать улыбку. Если такая безделица, как тюбик с помадой, его удивила, то трудно даже представить, в какой шок его повергнет телевидение. А если, не дай Бог, он увидит самолет, то совсем потеряет разум от страха и изумления.

— В наш век тебе нелегко будет сыскать кузнецов, Торн. Необходимость в них отпала давным-давно, как только люди перестали ездить на лошадях. Но всему свое время — ты узнаешь о многом по пути в коттедж.

Розалин пришла в голову неожиданная мысль: а что если и правда отвезти его домой на машине? Испугается он или удивится? А вдруг он решит, что этот железный конь быстрее помчит его по полям сражений? Розалин чуть не прыснула со смеху, представив, как Торн несется на ее автомобиле, высунув меч из окна, навстречу танкам и ракетным установкам.

— Что касается металла, — продолжала она, — то теперь из него могут делать вещи любой формы и размера. Одни заводы производят отдельные части, другие — собирают их и выпускают уже готовую продукцию. В результате мы имеем все эти современные удобства, без которых уже не можем обойтись, но которые воспринимаем как должное. Ты и сам познакомишься с этими современными чудесами. Только не спрашивай меня, как они работают — я не очень-то разбираюсь в технике.

Викинг пренебрежительно хмыкнул, и Розалин поняла, что и на этот раз он не понял ее объяснения. Он снова стал пристально рассматривать тюбик с помадой, только сейчас заметив, что находится внутри.

Розалин улыбнулась и предложила, указывая на основание тюбика:

— Держи здесь, а это поверни.

Он сделал, как она сказала, и его глаза широко распахнулись от удивления, когда красная палочка помады появилась из тюбика, а потом снова исчезла, когда он повернул основание в обратном направлении. С минуту он забавлялся как ребенок, поворачивая тюбик туда-сюда, а затем спросил:

— Для чего это?

На этот вопрос она могла дать исчерпывающее и понятное объяснение:

— Женщины красят этим губы.

— А зачем?

Розалин улыбнулась и слегка пожала плечами.

— Я и сама об этом часто думала. Помаду, как и другую косметику, женщины используют, чтобы подчеркнуть свою красоту.

Он посмотрел на ее губы изучающим взглядом, от которого у нее по спине опять поползли мурашки. Да как же ему это удается?

Она уже готова была отвернуться, чтобы скрыть чувства, написанные у нее на лице, но в этот момент викинг вновь переключил свое внимание на алую помаду и заметил:

— Ты не пользуешься этой вещью. Розалин перевела дух и промолвила сдавленным голосом:

— Я пользуюсь, только редко. Он протянул ей тюбик:

— Покажи, как ты это делаешь.

Это прозвучало как приказ. Он и в самом деле думал, что она будет повиноваться ему без возражений. Но в тот момент Розалин было все равно. Она бы сделала что угодно, только бы не броситься ему в объятия.

Быстрым и точным движением она провела помадой по губам, слегка облизала их, а затем провела пальцем по верхней губе, проверяя, не размазалась ли помада.

Она взглянула в его сторону, и ее ждал следующий вопрос:

— Как это на вкус? — И она уже знала, куда повернули его мысли…

— Вот этого ты не узнаешь, — отрезала она, и в голосе ее зазвенели предупреждающие нотки.

В ответ на грозное предостережение он взял у нее помаду и коснулся ее кончиком языка, не отводя глаз от Розалин, которая следила за его действиями как зачарованная.

Наконец он слегка скривил губы и, встретившись глазами с Розалин, промолвил:

— Не так уж это… невкусно, но я бы лучше попробовал тебя.

Розалин издала какое-то бессвязное восклицание и в отчаянии вывалила перед ним содержимое огромной корзины.

— На, ешь! — сердито выкрикнула она. — А я пойду прогуляюсь.

"Прогуляюсь»! Черта с два — она понеслась прочь, будто за ней гнались демоны, а он расхохотался ей вдогонку.

Глава 11

Торн наблюдал за ней, пока она бродила по лугу. Он хотел, чтобы легкий ветерок растрепал ее распущенные волосы, чтобы губы вновь приоткрылись навстречу его губам и в глазах загорелся чувственный огонь, который она не в силах была скрыть. Он хотел снова почувствовать, как ее тело преображается в его объятиях.

Она околдовывала его своим желанием и отрицанием этого желания. Все женщины, которые прежде владели его мечом, владели и его телом и никогда не отказывались от этого, нравился он им или нет.

Ганхильда перевернется в своей могиле, если узнает, как он желает эту женщину, которая владеет его оружием. Уж наверное старая чертовка прокляла его не для того, чтобы он получал от этого удовольствие.

Из-за ее проклятия он оказался навеки во власти женщин, во власти их прихотей и капризов. Ганхильда знала, что такой плен он ненавидел больше всего на свете. И она не ошиблась.

Он всегда не выносил свое зависимое, унизительное положение, но теперь у него появилось то, что с лихвой окупит бесконечные годы рабства: женщина, которая говорит такие мудреные слова и у которой такое странное имя — Профессор. Он пытался побороть в себе зарождающиеся чувства, ибо не желал, чтобы женщина имела над ним такую власть, но ничего не мог с собой поделать. Он не мог думать ни о чем другом с тех пор, как ее увидел и впервые ощутил пьянящий вкус ее губ. Ему не хотелось оставлять ее в этом времени, даже когда она просила его об этом.

Она была непохожа на остальных: ни разу не попросила его расправиться с ее врагами, не желала, чтобы он ублажал ее в постели — скорее наоборот. Она никогда не обращалась с ним как со своим рабом. Впрочем, может быть, она просто не знала, что он обязан выполнять каждое ее желание, что он не имеет права лгать или причинять вред и что она имеет над ним безграничную власть до тех пор, пока его не отпустит. Когда же она его отпустит, повелевать будет он.

Другие владелицы его меча все это прекрасно знали и пользовались вовсю своим преимуществом. Даже самые робкие и боязливые быстро обретали уверенность, осознав, какие богатые возможности таит в себе его беспрекословное повиновение.

Впрочем, большинство из них были испорчены богатой и развращенной жизнью еще до того, как становились обладательницами его меча. Одна из них, узнав секрет клинка, даже совершила убийство, чтобы им завладеть. Вскоре и се саму настигла смерть, когда ее муж узнал, что она нашла себе дружка познатней да помоложе и собирается избавиться от законного супруга. Что ж, она была сама виновата — приказала Торпу убить старика, но забыла потребовать от него, чтобы он держал язык за зубами.

Торн вынужден был бы убить мужа ветреной красотки — проклятие не оставляло ему выбора: ведь это был приказ хозяйки меча. А ему не хотелось этого делать. Да, больше всего на свете он любил войны и сражения, в которых мог испытать свою силу и ловкость во имя благородной цели. Но убийство было противно его натуре, а поединок со стариком иначе назвать было нельзя.

На его счастье, в тот момент кровавому злодеянию помешал божественный Один. Сперва он открыл старику правду, а когда алчная супруга пришла засвидетельствовать смерть своего муженека, ее настигла кара за злодейства, что, в свою очередь, освободило Торна и спасло старику жизнь. После этого Проклятьем Бладдринкера долго никто не владел — почти четыреста лет ни одна женщина к нему не прикасалась вплоть до 1723 года.

Он плохо помнил то время — в нем для него не было ничего интересного. Пожалуй, достойные упоминания только время, в котором его вызывала Блат. Он был нужен ей для благородной цели — она попросила Торна, чтобы он сражался вместе с ее господином и защищал его. Торну было жаль покидать то славное время, в котором он оставил столько друзей и соратников.

Потом он часто пытался вернуться в тот век. Один уверял его, что это возможно, но женщины, которым он подчинялся, были не согласны — ведь тогда им нужно было отправиться в прошлое вместе с настоящим хозяином меча. Вдруг они никогда не вернутся в свое время? Это было главное, что их пугало. Да и, кроме того, исполнять желания Торна не входило в их планы.

А с этой женщиной он даже боялся об этом заговорить. Уж больно резко она отказывала ему, что бы он ни попросил, даже если и сама в душе хотела того же. Она не верила в проклятия, не верила в Валхалу — как же заставить ее поверить в чудесное свойство меча? А если бы он и убедил ее, с какой бы стати она стала стараться ради его выгоды?

Впервые за всю свою жизнь ему приходилось терзаться сомнениями. Всем и каждому известно, что ведьмы существуют на самом деле и хуже их проклятий ничего не бывает. Во всяком случае, в его время это знал каждый ребенок. Почему же эта женщина ничего об этом не знает? Может, к этому времени все ведьмы перевелись или стали более скрытными и осторожными?

Впрочем, судьба злых колдуний его не особенно заботила. Он уже однажды попытался снять проклятие, прибегнув к помощи другой ведьмы, которая, по слухам, была даже более могущественна, чем Ганхильда. Но колдунья сказала ему, что не помогла бы ему, даже если бы это было в ее власти. Теперь оставалась надежда только на женщину, хозяйку меча.

Проклятие может быть снято, но пока над Торном тяготеют злые чары, он не имеет права заявить об этом своей госпоже. Это тоже были проделки Ганхильды:

Торн может вновь взять судьбу в свои руки, но объяснить, как это сделать, он имеет право только тогда, когда его спросят об этом. Еще ни одна женщина не спрашивала его, как можно снять злые чары. Они хотели использовать его в своих целях, и у них и в мыслях не было отпустить его на свободу.

Размышляя обо всем этом, Торн продолжал наблюдать за женщиной, собирающей цветы на лугу. Она ни разу не взглянула в его сторону, а он не мог отвести от нее глаз.

Он ел то, что она ему принесла, даже толком не зная, что это такое. Он лез в корзину и вытаскивал первое, что попадалось ему под руку. Если зубы его вонзались во что-то явно несъедобное, он просто выплевывал кусок и тут же брал другой. Все это он проделывал, не переставая следить за женской фигуркой на цветущем лугу.

Она будет принадлежать ему — в этом он не сомневался. Он не знал только, где и когда это случится и что она хочет от него — как далеко простирается ее «любопытство»? Однако что бы это ни было, она пообещала держать его при себе, пока это не выяснит.

Ловко она перехитрила его. Храбрости ей не занимать: боится его до смерти, а все же стоит на своем, хоть и не знает, что он не имеет права и пальцем ее тронуть.

Проклятие меча делало эту женщину его полновластной хозяйкой. Но она имела над ним еще большую власть — власть, которую таило в себе его собственное желание. Невероятно, но он почти забыл о том, что находится у нее в плену.

Глава 12

Что же она наделала! Оставила Торна Бладдринкера рядом с мечом! Если он завладеет своим клинком, то как же ей удастся вернуть его обратно? А что если тогда она не сможет больше подчинить себе викинга? Вдруг он исчезнет, а вместе с ним и меч?

Как только эта мысль пришла ей в голову, Розалин со всех ног побежала обратно под дерево. Ее удивленным глазам представилась следующая картина: меч по-прежнему лежал в футляре, вокруг были разбросаны объедки, а Торн Бладдринкер гипнотизировал ее таким голодным взглядом, будто целую вечность не брал в рот ни кусочка.

Заметив выражение его лица, Розалин торопливо пробормотала:

— Я подумала, что ты… Ты мог бы… Да не смотри ты на меня так!

Викинг послушно отвел взгляд, и Розалин в ту же секунду захотелось, чтобы он вновь обернулся к ней. Боже милосердный, да она сама не знает, чего хочет! Нет, знает: она хочет, чтобы он рассказал ей о прошлом. Нужно сосредоточиться на этом и перестать обращать внимание на его красноречивые взгляды.

Розалин посмотрела на беспорядок, который он учинил, укоризненно пощелкала языком и стала собирать остатки пищи, которые он бросил в траву.

— Я знаю, что в твоем времени аккуратность не считалась важной добродетелью и ты, конечно, и понятия не имеешь о штрафе в пятьсот долларов за загрязнение окружающей среды, но раз уж ты здесь, Торн, тебе следует знать, что в наше время для мусора существуют мусорные баки. Мы должны все оставить здесь так, как было до нашего прихода, то есть, попросту говоря, убрать за собой.

— Вы недовольны мною, миледи? Вы хотите меня наказать?

Розалин бросила на него подозрительный взгляд, но лицо его выражало всего лишь невинное любопытство — дерзкое желание либо прошло, либо было тщательно скрыто.

— Да у меня и в мыслях не было… — начала было она, но тут же осеклась. Если она хочет и дальше с ним общаться, придется ей на время позабыть свою щепетильность: у нее и без того хватает проблем, чтобы еще беспокоиться, не обидела ли она его случайно оброненной фразой.

— Да, я тобой недовольна. Хватит швыряться вещами, которые тебе не по нраву. Ты должен их положить на место или вернуть тому, кто их тебе дал. Или выбросить.

— Я так и поступил, — возмущенно заметил он. Он явно обиделся на нее, но не потому, что она его побранила, а потому, что не смогла толком объяснить, за что именно она его упрекает, и он чувствовал себя незаслуженно оскорбленным. Розалин вздохнула. Неужели теперь ей придется тщательно обдумывать каждое свое слово? На это ведь никаких сил не хватит.

— Извини, я неточно выразилась. «Выбросить» — значит выкинуть в ближайший мусорный бак или контейнер. А так как поблизости его нет, мы соберем все в корзину и возьмем ее с собой.

— Не думаю, что дикие твари отблагодарят вас за это, леди.

В его тоне сквозил упрек, и Розалин чуть не села от неожиданности. Так вот в чем причина его неряшливости! Он, оказывается, хотел накормить диких животных. Такая щедрость и забота была в глазах Розалин настолько несовместима с образом сурового и жестокого викинга, что она от удивления не сразу нашлась что сказать.

Ненавидя себя в душе за эти слова, она все же вынуждена была заметить:

— Я не думаю, Торн, что в Англии ты где-нибудь найдешь в наши дни диких животных — по крайней мере тех, на которых ты охотился когда-то. Поэтому сделай одолжение, помоги мне тут убрать. Можешь собрать покрывало со всем, что на нем есть, и сунуть его в корзину, а я пока соберу остальное.

С этими словами она подхватила футляр с мечом с покрывала, опасаясь, что викинг опять поймет ее буквально. Прижав к себе свое сокровище, она спросила:

— Я думала, что ты заберешь меч, но ты к нему даже не прикоснулся?

Он наклонился, чтобы собрать покрывало, и ответил, не глядя на нее:

— Больше всего на свете я хотел бы вернуть свой клинок, но без твоего позволения я не могу к нему даже прикоснуться.

— Ты не можешь или не имеешь права?

— Проклятие мне это запрещает. Только тебе позволено передать мне мой меч.

Может, он говорит правду? Вот было бы хорошо — тогда ей не пришлось бы так волноваться.

— А если я тебе его дам?

Он поднял голову и впился в нее таким пристальным взглядом, что Розалин стало не по себе.

— Тогда власть перейдет ко мне. Ты сможешь сделать это для меня?

— Если ты после этого исчезнешь — никогда, — твердо произнесла она, несколько раз для убедительности тряхнув головой. — Меч принадлежит теперь мне. Торн. И я не собираюсь отдавать его кому бы то ни было.

При этих ее словах на лице его отразилось такое унылое разочарование, что она чуть было не предложила ему:

"На, возьми». Розалин вынуждена была собрать всю свою волю в кулак, чтобы подавить в себе этот неожиданный порыв великодушия.

— Ты и вправду исчезнешь, если я отдам тебе меч?

— Если ты отдашь мне его навсегда, в мое полное владение, то да. Если же ты позволишь мне только временно пользоваться им, то я не смогу уйти, пока ты не дашь мне на то своего разрешения.

До чего же запутанное это проклятие, сколько у него условий! Розалин не переставала этому удивляться.

— А что если я просто одолжу его тебе на время — не навсегда, учти, а именно на время — и потом тебя отпущу? Тогда ты имеешь право забрать меч с собой, чтобы я не смогла больше вызвать тебя обратно?

— Это невозможно, миледи. Я, конечно, могу уйти, но меч останется у вас. И только если вы сами согласитесь сопровождать меня, я смогу держать при себе свой клинок.

Перенестись с ним в Валхалу? Нечего сказать, заманчивое предложение! Оказаться в мифическом замке Одина среди драчливых, подвыпивших вояк? Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз.

У нее внезапно возникла мысль, что он, возможно, говорит так потому, что именно это она и хочет услышать. На самом же деле все может оказаться совсем не так. И она не узнает правды, пока не будет уже слишком поздно и он не исчезнет вместе с мечом. Но рассуждения имеют смысл, только если он и вправду живет в Валхале, что он действительно тот, за кого себя выдает. А как она в это поверит? Розалин что есть силы ущипнула себя, так что даже почувствовала боль. Нет, всему этому надо найти разумное объяснение, иначе она сойдет с ума.

Факты. Ей нужны факты, доказательства, и она их получит. Сведения, которые он ей сообщит, легко можно будет проверить, и она заставит его освежить в памяти все важнейшие исторические события, свидетелем которых он стал. И это будет служить доказательством того, что он действительно жил в те времена или был перенесен в них посредством меча.

— Довольно об этом, — сказала она, выбрасывая пригоршню объедков в корзину. — И вот еще что: мне не нравится, что ты называешь меня «леди». Я знаю, в твоем времени это было выражением величайшей почтительности, но в наши дни в Америке это слово имеет несколько другой, я бы сказала, иронический оттенок. В общем, меня зовут Розалин, а ты можешь называть меня просто…

— Роза? — сказал он и неожиданно рассмеялся. Розалин вспыхнула. Даже этот тысячелетний… кто бы он ни был, даже он усмотрел связь между их именами! Но может быть, его что-то другое рассмешило? Она должна это узнать.

— Почему ты смеешься? Будь любезен, скажи мне об этом, чтобы я смогла оценить твою шутку.

— Шутку? Да нет, просто я думал, что тебя зовут Профессор. А что означает это слово?

Розалин усмехнулась — она ошиблась в своих предположениях: он не заметил связи между их именами, а сама она не собиралась ему на нее указывать.

— Это значит преподаватель — я преподаю историю, — ответила она. — Сначала я изучала ее в колледже, а потом сама стала ее преподавать.

— Всю историю?

— Я лучше всего знаю средневековье, а в особенности одиннадцатый век.

Он довольно ухмыльнулся:

— Мне тоже хорошо известно это время — славно я тогда повоевал.

Услышав это, Розалин пришла в крайнее возбуждение — оно, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем чувственным возбуждением, которое в ней вызывал взгляд викинга, но было к нему чертовски близко. Да у нее же есть к нему тысячи вопросов! Но придется подождать, пока они не приедут в коттедж — там уж она вооружится записной книжкой и не пропустит ни одного слова своего гостя.

Она одарила его щедрой улыбкой и заметила:

— Ты и представить себе не можешь, Торн, как я рада это услышать! Я надеюсь, чуть позже ты расскажешь мне об этом поподробнее.

— Я мог бы показать тебе… Она прервала его:

— Тебе не нужно ничего показывать — мне нужны только факты.

Она не заметила его разочарования, так как в этот момент ей на глаза попался сандвич, завернутый в целлофан и надкусанный с одной стороны прямо сквозь пластиковую обертку.

— Ты что же, не догадался снять упаковку, прежде чем начать есть? — недоуменно спросила она.

Викинг к этому времени уже закончил свою часть работы и теперь снова наблюдал за ней. Бросив беглый взгляд на сандвич, который она ему протягивала, он встретился с пей глазами и, слегка пожав плечами, промолвил:

— Я ничего не видел, кроме тебя. И берегись, Розалин: мне все больше нравится на тебя смотреть.

Горячая волна вновь захлестнула ее. Как она могла запретить ему так смотреть на нее и говорить ей такие вещи? Она прекрасно понимала, что это не в ее власти. Она уже определила свои требования: не прикасаться к ней. Теперь уже поздно изменять условия их взаимного соглашения.

Да и, кроме того, она держит его здесь против его воли. Не может же она запретить ему все, что ему нравится? Но в таком случае как ей удастся все вынести?

Одно она знала точно: сил у нее почти не осталось.

Глава 13

Когда они поднялись вверх по склону и достигли вершины холма, Розалин украдкой взглянула на Торна, который только что заметил ее машину, или, вернее, машину Дэвида. Это был новенький блестящий «форд», специально приспособленный для левосторонней езды, так что сиденье водителя находилось слева. Впрочем, выглядел автомобиль достаточно скромно и ничуть не походил на роскошные лимузины, в которых, разъезжала Лидия: Дэвид, в отличие от своей жены, предпочитал не афишировать размеры своего кошелька.

К величайшему удивлению Розалин, у Торна Бладдринкера автомобиль не вызвал абсолютно никакого интереса. Он бросил в его сторону равнодушный взгляд и тут же с любопытством уставился на столбы электропередач.

Его столь явное пренебрежение к четырехколесному чуду техники разочаровало Розалин. Вероятно, викинг просто не понял его назначения.

От этой мысли Розалин немного воспрянула духом и, решив опередить его вопросы, быстро произнесла:

— Ты помнишь. Торн, тот свет на потолке моего кабинета, который тебя удивил? Так вот, это электричество, а столбы и провода, которые ты сейчас разглядываешь, — это линии электропередач, и по ним электричество передается на любые расстояния. Теперь мы больше не пользуемся керосиновыми лампами и свечами — ну разве что только тогда, когда отключают энергию, свет в домах гаснет и все электроприборы перестают работать.

Произнеся эту-тираду, Розалин прочла в его глазах такое откровенное непонимание, что не смогла удержать тяжелый вздох:

— Только не проси меня, пожалуйста, объяснять тебе, что такое электри…

Но он прервал ее, не дослушав:

— Если, как ты говоришь, отключат энергию, мой меч тоже потеряет волшебную силу?

И это все, что он хотел узнать? Розалин в себя не могла прийти от удивления.

— Нет, — ответила она, — в твоем мече заключена сверхъестественная сила, а я говорила об электричестве, за счет которого работают почти все современные устройства. Когда мы приедем в коттедж, я покажу тебе некоторые из них. Существуют, однако, и другие источники энергии — аккумуляторы, бензин. Вот, например, прямо перед тобой находится автомобиль, который работает на бензине.

Розалин открыла дверцу «форда», положила футляр с мечом на заднее сиденье, затем открыла багажник, чтобы Торн мог положить туда корзину. Испытующе наблюдая за ним, она с нетерпением ожидала его реакции. Наконец, видимо, отчаявшись понять, зачем нужна эта штука, он спросил:

— Что же это такое?

— Ты побывал в восемнадцатом веке и, наверное, помнишь кареты или хотя бы видел их на картинах. А в девятнадцатом веке появились первые…

Он нетерпеливо перебил ее:

— Я хочу знать, зачем нужна эта вещь?

— Это автомобиль. На заре своего изобретения он назывался безлошадным или самодвижущимся экипажем. Вот почему я упомянула кареты — так тебе будет проще понять сходство и различие между ними и автомобилем.

— Безлошадный экипаж? Значит, он не движется?

— Нет, движется, — усмехнулась она. — Напои его бензином, и он домчит тебя куда угодно.

— Так он что, живой?!

Розалин мысленно всплеснула руками. Ну как ему объяснить? Он же понимает все буквально. Всякие шутливые выражения типа «напои его бензином» только запутают его еще больше.

— Нет, он не живой, он сделан из металла. Это, Торн, современная повозка. Иди сюда, я покажу тебе, что теперь приводит ее в движение вместо упряжки лошадей.

Она открыла капот и продолжила свои объяснения:

— Это двигатель. Он работает на бензине, который заменяет ему "лошадиную силу». Эта сила вращает колеса, приводя автомобиль в движение. Ты готов для демонстрации?

— Я бы предпочел лошадь, леди.

То, что он опять стал называть ее «леди», явно говорило о его смущении, неуверенности и даже беспокойстве. Может, она зря пытается провести его через это испытание? Как бы то ни было, но она не собирается брести пешком четыре мили до коттеджа ради его спокойствия.

— На лошадях теперь ездят только для забавы: они давно уже перестали быть средством передвижения, — сказала она. — Когда людям нужно куда-нибудь поехать, они едут на автомобилях или… нет, будем пока говорить только об автомобилях. А эта машина, которую ты видишь перед собой, всего за несколько минут довезет нас домой — нам надо только сесть в салон.

Розалии взяла его за руку, открыла дверцу с правой стороны и почти впихнула его внутрь «форда», предварительно отодвинув сиденье, чтобы он мог сидеть свободно, не упираясь коленями в подбородок. У него вырвалось удивленное восклицание, и Розалин была вынуждена вновь пуститься в пространные объяснения по поводу всевозможных удобств и, в частности, раздвижных сидений. Наконец, усевшись в водительское кресло, она предупредила его напоследок:

— Двигатель заработает, как только я поверну этот ключ. Ты это услышишь — так что не пугайся. И, прошу тебя, не вскакивай с места, когда машина тронется — так и должно быть. Ну поехали?

Он коротко, оцепенело кивнул. Уцепившись обеими руками за края сиденья, он неподвижно уставился прямо перед собой на широкую дорогу. По всему было видно, что нервы его были натянуты как струна.

Розалин вздохнула. Она вдруг подумала, что нужно было бы получше объяснить ему принцип действия автомобиля, но тут же отбросила эту мысль: ничто не сможет сделать его первую поездку в машине менее напряженной. Розалин решительно повернула ключ. Но она совсем забыла о радио, которое напомнило о себе одновременно с урчанием мотора. Широко раскрытые от удивления глаза Торна беспокойно забегали в поисках источника» страшного голоса.

— Так эта штука говорит? А ты уверяла, что она неживая!

Он произнес эти слова таким сердитым тоном, и выражение его лица являло собой такое комичное сочетание гнева и благоговейного страха, что Розалин не выдержала и рассмеялась. Радио было настроено на волну, по которой передавали новости, и поэтому слышен был только один голос, но этого было достаточно, чтобы Торн решил, что она его обманула.

— Это не машина говорит, Торн, это радио. Оно передает музыку, новости — в общем, ты можешь выбрать все, что тебе по душе. — Она переключила несколько станций, по которым передавали рок, пока не нашла нечто более спокойное и мелодичное. — Видишь? Радио — это еще одно изобретение, без которого мы теперь не можем обойтись. Оно развлекает нас в пути и дома.

Он, казалось, почти не слушал ее, по-прежнему не отводя глаз от радио, и, видимо, соображал, стоит ли ей верить или нет. Розалин открыла боковые стекла, чтобы слегка проветрить автомобиль, но викинг этого даже не заметил — так он был занят этой странной говорящей штукой.

Розалин решила, что чем скорее они приедут домой, тем лучше. Но когда она нажала на газ, викинг прямо-таки подпрыгнул на своем сиденье, и она вынуждена была что есть силы нажать на тормоза, в результате чего автомобиль съехал с дороги на обочину, ас нее — в кювет, в грязь.

Розалин тщетно пыталась придумать что-нибудь, чтобы успокоить своего пассажира, а заодно успокоиться самой, так как от его непредсказуемых выходок ее уже начинало трясти. И тут она неожиданно нашла единственно правильный, как ей казалось, выход. Вероятно, эта мысль пришла ей сейчас в голову потому, что Розалин не переставала думать об этом с той самой минуты, как снова увидела викинга. Но она больше не ругала себя за это. У нее не было другого выбора: она должна была как-то рассеять его страхи — шутка ли, он ведь в первый раз в жизни сел в автомобиль!

Собравшись с духом, она обернулась, слегка придвинулась к нему и обняла за шею, чтобы он наклонился к ней. При первом ее прикосновении Торн вопросительно уставился на нее, затем в глазах его промелькнуло радостное удивление, когда он понял, что она от него хочет. Но он не сдвинулся ни на дюйм. Возможно, он просто не хотел нарушать их соглашение и поэтому предоставлял ей полную свободу действий.

Но она сейчас не думала ни о каком соглашении. Она нашла наконец предлог, чтобы поцеловать его, и хотела сделать это сейчас же, пока стыдливость вновь не взяла над ней верх.

Она еще немного пододвинулась к нему и обвила его шею руками. После нескольких быстрых и легких поцелуев она проговорила:

— Успокойся, езда на машине — это совсем нестрашно. Тебе понравится современная повозка.

Розалин опять прильнула к его губам, и оцепенение с него как рукой сняло. В одно мгновение он завладел их поцелуем, и хотя Розалин предполагала сделать его таким же легким и быстрым, у Торна было на этот счет другое мнение.

Его губы, язык, такие же настойчивые и агрессивные, как и он сам, переплелись с ее губами, легко подчиняя себе ее поцелуй. Впрочем, «легко» было не совсем точное слово. Его поцелуй был жадным, требовательным и лучше всяких слов говорил о его желании. Он затронул в Розалин какие-то ей самой неведомые струны, ибо она стала целовать его в ответ с такой же неистовой страстью, словно никак не могла утолить свой чувственный голод.

Розалин не помнила, как долго продолжался поцелуй. Когда он закончился, она была в полузабытье и с трудом переводила дыхание. Придя в себя, она обнаружила, что сидит у него на коленях, и он удерживает ее в этом положении. И как это он еще не бросил ее на заднее сиденье!

Конечно, Торн и понятия не имел о заднем сиденье автомобиля, и Розалин не собиралась раскрывать ему эту тайну. Но если бы он знал об этом, она не нашла бы в себе сил отказаться, и это ее пугало. Она была так околдована их поцелуем, что, вероятно, и не заметила бы, как лишилась невинности.

Розалин боялась встретиться с ним взглядом и прочесть в его глазах желание, которое вновь заставило бы ее целовать его.

Прерывающимся голосом она заметила:

— Ну вот, теперь, я думаю, мы оба немного… успокоились.

"Успокоились»! Если бы! Тем не менее она попыталась слезть с его колен, но он ее не пустил, удерживая обеими руками.

Розалин заглянула ему в лицо. Огонь в его глазах почти погас, но взгляд все еще был напряженным и пристальным — слишком пристальным, чтобы она могла его долго выносить.

— Нам нужно ехать, Торн.

— А мне нужно…

— Помолчи, — быстро остановила она его. — Я поцеловала тебя, чтобы отвлечь твое внимание от машины, но наше соглашение остается в силе.

— Нет, соглашение нарушено: ведь я касаюсь тебя руками. — Его бедра внезапно качнулись вперед, и он добавил:

— И своим телом. Ты получишь ответы на все свои вопросы, но ты теперь не запретишь мне делать то, чему сама первая подала пример.

Розалин покраснела: он был прав — поцеловав его, она спровоцировала его прикосновения. Во всяком случае, он так считает, и ему безразлично, что она будет говорить в свое оправдание. С ее стороны было бы сущим лицемерием снова приказать ему держаться от нее подальше. Она должна это сделать, но не сейчас.

— Мы это потом обсудим. А теперь отпусти меня чтобы я могла отвезти нас домой.

Он немедленно повиновался, и она быстро развернула машину. Однако чтобы выбраться на дорогу, ей пришлось быть очень осторожной и внимательной, и она ни разу не взглянула в сторону Торна. Как он чувствует себя теперь, она не знала.

Минуту спустя она вдруг обнаружила, что на ней нет очков ч ветер треплет распущенные волосы. Значит, он снова снял с нее очки и распустил пучок, а она даже не заметила! Вероятно, он выкинул очки в открытое окно. Она попыталась припомнить, не взяла ли с собой другой пары, но это было маловероятно.

Впрочем, ее это не особенно заботило. Она предвидела, что Торн поспешит воспользоваться своим преимуществом, как только она даст ему шанс. Ему не нравились очки, поэтому он не преминул избавиться от них, как только у него появилась такая возможность, и к черту ее мнение на этот счет. Он действовал как типичный средневековый мужчина: мнение женщины он ни во что не ставил и предпочитал все делать по-своему.

А потому бесполезно сердиться по этому поводу. Торн просто был самим собой. То, что его вызвали в XX век, не могло так сразу изменить его привычки или сделать его более…

Розалин была так погружена в свои размышления, что не заметила встречную машину. О Боже, да это огромный грузовик! Она же забыла сказать Торну, что эти безлошадные повозки могут быть разными по форме и по размерам. Кинув в его сторону быстрый взгляд, она увидела, что к нему возвратилась прежняя напряженная скованность: пальцы побелели, вцепившись в рукоять кинжала.

— Закрой глаза, — предложила она.

Она не ожидала, что он ее послушается, но он сделал, как она велела. Однако его тревога только возросла, и Розалин быстро добавила:

— Грузовик с нами не столкнется — он проедет по другой стороне дороги и через несколько секунд окажется позади нас.

— Розалин, отпусти меня.

Господи, как же она раньше-то об этом не подумала, чтобы избавить его от этого ужаса?

— Хорошо, ты свободен. Я позову тебя снова, когда вокруг не будет…

— Я благодарю тебя, — сдержанно произнес он, — но я имел в виду, чтобы ты позволила мне открыть глаза.

— Что? — Он не стал повторять, и в этот момент грузовик пронесся мимо. Розалин облегченно вздохнула. — Теперь, Торн, ты можешь открыть глаза. Он проехал.

Он открыл глаза и окинул ее свирепым взглядом.

— Никогда больше не запрещай мне смотреть в лицо опасности, женщина. Или ты хочешь сделать из меня труса?

— Да о чем ты? И почему ты не исчез, когда я разрешила тебе?

— Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь.

Глава 14

Гостиная в Кейвено-коттедже была отделана в изящно-старомодном стиле. Стены были украшены темно-вишневыми драпировками и обшиты панелями красного дерева. Под потолком видела огромная люстра, и в свете множества свечей, отражавшемся в стеклянных хрусталиках, сверкало столовое серебро. Миссис Хьюмс превзошла саму себя: Розалин сообщила ей, что к обеду будет гость.

И теперь, когда этот гость сидел наконец за накрытым столом, Розалин чувствовала себя более спокойно. Как только они приехали в коттедж, Торн сразу же захотел осмотреть дом, и она согласилась показать ему комнаты — за некоторым исключением. Ей совсем не хотелось, чтобы он увидел кухню со всеми электрическими штучками, и ей стоило немалых трудов увести его из той части дома.

К счастью, в целом дом был довольно старомодным и, вероятно, почти не отличался от того, что Торн видел в последний раз, когда его вызывали в XVIII веке. Больше всего из современных новшеств его поразили выключатели. Он просто не мог пройти мимо них спокойно: в каждой комнате щелкал ими по несколько раз. На телевизор он даже не взглянул, а Розалин и не собиралась пока объяснять ему, что это за штука, а тем более включать его. Может быть, через несколько дней, когда он совсем освоится в ее времени, но только не сейчас, после мучительного переезда на автомобиле.

Розалин успела отключить стереосистему и телевизор, но она совсем забыла про телефон: он зазвонил, и она машинально сняла трубку и стала говорить. Это был Дэвид, который сообщал ей, что собирается лететь во Францию на выходные — повидаться с Лидией.

Торн не отводил от нее изумленных глаз в течение всего разговора, из которого он слышал только отрывочные фразы. Когда Розалин наконец повесила трубку, ей пришлось снова двадцать минут подробнейшим образом объяснять, как теперь общаются люди, находящиеся за сотни и тысячи миль друг от друга даже в самых удаленных точках земли. Торн посмотрел на тонкий телефонный шнур, тянущийся к стене, и недоверчиво хмыкнул, всем своим видом показывая, что его так просто не проведешь.

Тем не менее он сразу, без каких-либо трудностей освоился с современным водопроводом — правда, после того, как раз десять пощелкал выключателем и ошпарил палец, открыв кран с горячей водой. Затем он выразил желание немедленно опробовать душ, и Розалин с большим трудом удалось убедить его отложить это до вечера. А что касается фена, который Торн успел включить прежде, чем Розалин объяснила ему, как он работает, — теперь он валялся в мусорном ведре, безнадежно покалеченный при падении об пол.

Сидя за столом, Розалин смотрела, как викинг старательно сжимает в руках нож и вилку по ее примеру, и не могла удержать улыбку. У него это, впрочем, получалось вполне сносно. Во всяком случае, он очень старался ей подражать. Для дикого воина, почти варвара, который привык есть руками, он справился с этой сложной задачей не так уж плохо.

— Ты сегодня дважды упоминала каких-то американцев, — произнес наконец Торн, набив себе рот йоркширским пудингом. — Кто они такие?

До этого момента он был так поглощен всем, что стояло на столе, включая солонку и перечницу, что Розалин не ожидала от него застольной беседы. Тема, которую он затронул, была вполне безобидна и не могла помешать пищеварению.

— Американцами называют переселенцев в Северную Америку, освободивших ее от господства Англии, — объяснила она. — Боюсь, ты и эту войну пропустил.

Он бросил на нее свирепый взгляд, и она лукаво рассмеялась в ответ. Ей нравилось его поддразнивать — ей даже самой было удивительно, как она осмелела, особенно принимая во внимание его последние слова: «Зачем же мне исчезать? Ты ведь остаешься здесь».

Воспоминание об этом заставило ее похолодеть — не потому, что она потеряла над ним власть и нарушила их соглашение: ведь если он действительно не собирался покидать ее время, она была беззащитна перед ним. Ее испугало то, что, когда она услышала эти слова, радость и страх одновременно наполнили ее душу. Впрочем, он постоянно вызывал у нее противоречивые чувства с первого момента своего появления.

Ей не хотелось углубляться в эти размышления, и поэтому она решила вызвать его на разговор, который отчасти удовлетворил бы ее любопытство по некоторым вопросам — в частности, ей было чрезвычайно интересно все связанное с мечом и его необычными свойствами.

— А кстати, Торн, почему предыдущий владелец меча верил, что будет навеки проклят, если меч попадет в руки женщины?

Викинг оторвал глаза от тарелки и взглянул на нее с самодовольной усмешкой.

— Значит, Жан-Поль испугался моих угроз.

— Жан-Поль?

— Он был старшим сыном женщины, которая в последний раз владела моим мечом. Она умирала, и он должен был унаследовать Проклятье Бладдринкера.

Викинг, умолкнув, пожал плечами, словно сказал более чем достаточно, но Розалин хотела знать все подробности.

— Ты что, действительно способен проклясть кого-нибудь? — спросила она.

Он чуть заметно усмехнулся. Может, он ее дразнит? Возможно ли это?

— Я знаю, это глупый вопрос, — продолжала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — Ты ведь поклялся мне, что ты не бог. — И тут другая мысль неожиданно пришла ей в голову. — Скажи, твой меч дает мне какую-либо власть?

Лицо его прямо-таки просияло.

— Да, меч давал тебе власть.

— Давал? Но теперь не дает? — Она нахмурилась. — Что это значит? Объясни.

— Ты могла командовать мною, как хотела: я не имел права лгать тебе, причинять вред или отказываться выполнять твою просьбу.

Она ошарашенно уставилась на него: теперь понятно, почему он так послушно закрыл глаза в машине, когда она его об этом попросила, — ему и правда нужно было ее разрешение, чтобы открыть их снова. Подумать только, она имеет полную власть над этим могучим викингом! С ума сойти можно! Но она почему-то говорит об этом в прошедшем времени.

Она подозрительно сощурилась и спросила:

— Значит, ты утверждаешь, что раньше я имела власть, а теперь не имею?

Его ухмылка стала еще более самодовольной и торжествующей, хоть это казалось невозможным.

— Воистину так. Когда ты отпустила меня, ты потеряла надо мной свою власть.

Розалин со вздохом откинулась на стуле. Ей надо бы рассердиться на него: она имела такие преимущества над ним, а он даже не потрудился сказать ей об этом. Но, с другой стороны, он не обязан посвящать ее в эту тайну. Что бы он выгадал от этого? И как она заключит с ним соглашение, если он теперь вправе не выполнять ее приказы? Да, ей следовало бы сердиться, но она не могла — она ведь по-настоящему никогда не хотела иметь такую власть ни над ним, ни над кем бы то ни было. Но если он теперь свободен…

Интересно, о чем еще он умалчивает?, — Есть ли какие-нибудь другие возможности у этого меча, о которых я должна знать?

— О которых ты должна знать? Нет, теперь волшебная сила меча будет служить только мне.

— И что это за волшебная сила? Он отложил вилку и нож и произнес:

— Дай мне меч, и я тебе все покажу.

— Да, сейчас, — хмыкнула Розалин. Насмешка — она всегда насмешка, и ее трудно не заметить.

— Ты не хочешь дать мне меч даже на время? — спросил он оскорбленным тоном, и Розалии осторожно ответила:

— Пойми меня правильно. Торн. Ты ведь можешь исчезнуть в любую минуту, и я не могу поручиться, что ты не захватишь с собою и мой меч. Я не хотела бы подвергать твое честное слово такому испытанию.

— Ты что же, думаешь, что я тебя обманываю?

— А разве ты не обманул Жан-Поля, сочинив сказку про вечное проклятие?

Последовало напряженное молчание, в течение которого викинг обдумывал ее слова. Внезапно он откинул голову и расхохотался. Затем он поднял бокал с вином, словно предлагая молчаливый тост в ее честь, и заметил:

— А мне даже нравится, что ты мне не доверяешь. Розалин удивленно воззрилась на него:

— Нравится? Но почему?

— Я предпочитаю не отвечать на твой вопрос. Розалин нахмурилась, и по его лицу вновь поползла наглая и самодовольная ухмылка. Нет, он явно насмехается над ней!

— Ты хочешь отплатить мне за то, что я тебя дразнила? Ну давай, тебе ведь теперь все позволено, разве не так?

— Розалин, если бы я хотел отплатить тебе, то ты бы в этом не усомнилась.

Розалин почувствовала, что теряет терпение — этот викинг доведет ее до белого каления своими намеками.

— Интересно, что ты имеешь в виду? Он снова засмеялся. Она начала нервно барабанить пальцами по столу — раздражение ее достигло последней стадии. Он это заметил, взглянул на ее руки и потом медленно поднял на нее глаза, горевшие ненасытным желанием. Под его взглядом Розалин не в силах была и пальцем пошевелить.

— Может, я покажу тебе — тогда и узнаешь, — ответил он. Голос его был хриплым и дразняще-чувственным.

До Розалин тут же дошло, как он собирается ей отплатить. Он снова взял над ней верх, сделал ее безвольной и покорной. Она с ужасом чувствовала, что готова исполнить любое его желание. Стоит ему посмотреть на нее своим пристальным взглядом, и она тут же теряет власть над собой. Как он быстро подчиняет ее себе — даже дух захватывает!

— Прекрати, — сказала она. Он вопросительно поднял бровь.

— Что прекратить? — спросил он с невинным видом.

Розалин поняла, что пора сменить тему, но этот притворно-невинный взгляд вновь заронил в ее сердце безотчетную тревогу.

— Ты прекрасно знаешь, что. Я же просила тебя не смотреть на меня так.

— А что, женщины в твоем времени считают, что мужчины должны выполнять их просьбы?

Опять он за старое! Она, конечно, могла бы ответить ему, но решила, что безопаснее будет не удостоить вниманием его вопрос.

— Дело не в этом. Мы с тобой заключили сделку. Ты что, собираешься ее нарушить?

— Разве в соглашении говорилось, что я не должен смотреть на тебя? Что-то не припоминаю.

Он дразнит ее и еще получает от этого удовольствие! И он так и не ответил на ее вопрос. Розалии почувствовала, как ее охватывает бешенство. Прекратить бы этот бесполезный разговор, но уже слишком поздно.

— Я еще раз спрашиваю тебя, Торн: ты собираешься нарушить наше соглашение?

— А разве ты уже не нарушила его? Розалин вспыхнула, почувствовав себя несказанно униженной.

— Я пыталась помочь тебе справиться со стрессом (черт, он же не знает, что такое «стресс»!), ведь ты первый раз в жизни ехал в автомобиле. Я даже разрешила тебе покинуть наше время (хотя и поклялась в обратном) на случай, если тебе станет совсем уж невмоготу. Мне кажется, тебе надо поблагодарить меня за это, а не оскорблять.

— Благодарю, — произнес он со снисходительным кивком.

Она вдруг поняла, что он сознательно не отвечает на ее вопрос: видно, хочет, чтобы она нервничала, сомневалась и… Она гневно сверкнула на него глазами, и он широко ухмыльнулся.

За все это время она, собственно, даже не притронулась к обеду и вспомнила об этом, внезапно почувствовав голод. Но, может, это?.. Нет! Просто внутри у нее все переворачивается при мысли, что он теперь может позволить себе все, что захочет.

Розалин встала, оперлась о стол обеими руками и, чуть подавшись вперед, решительно произнесла:

— Надеюсь, ты помнишь, что я говорила тебе о законах и о том, что дозволено и не дозволено в наше время? Я еще раз повторяю: держись от меня подальше. И не делай недоуменное лицо — ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Если ты согласен помочь мне в моих исторических изысканиях — через час я жду тебя «библиотеке. Если нет — я была бы весьма признательна, если бы ты немедленно покинул мой дом.

И как это ей удалось выдержать такой суровый и бесстрастный тон, в то время как комок подступал к горлу? Розалин сама себе удивлялась. Она почти наверное знала, что он не останется, несмотря на то, что говорил ранее, и тоска сжимала ее сердце.

Если бы она не была так расстроена, она бы, может, решила, что упущенная возможность собрать редкие факты для исторического исследования не стоит таких волнений. Но в тот момент эта мысль даже не пришла ей в голову. Выходя из комнаты, она вдруг поняла, что он не произнес в ответ ни слова.

Глава 15

Этот час показался Розалин бесконечно долгим. Она буквально измучила себя сомнениями, останется ли Торн с ней или отправится обратно в свою Валхалу, и нарочно не заходила в библиотеку до истечения назначенного ею срока, хотя, вполне возможно, он там давно ее уже ждал. Вместо этого она заперлась в своей комнате и меряла ее беспокойными шагами, снова и снова упрекая себя за то, что предъявила Торну такой ультиматум.

И как он воспринял ее условие? Она терялась в догадках, ибо не могла наперед предсказать его действия — он ведь мыслил и вел себя не так, как современные мужчины. Вполне естественно, что он ничего ей не ответил: она, наверное, в очередной раз ошарашила его своей неслыханной дерзостью. В его времени женщины не осмеливались приказывать или требовать что-либо от мужчин — такое могла позволить себе только королева.

Наконец по прошествии часа Розалин, еле живая от переживаний, спустилась вниз по лестнице в библиотеку. Огромная комната была погружена в полумрак — иного Розалин и не ожидала. Если бы даже он и хотел остаться, все равно бы ушел, чтобы доказать, что не собирается ей повиноваться.

— Где выключатель, Розалин? Я его не нашел. Розалин чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав этот голос. Из коридора в библиотеку проникал свет, и она разглядела в полутьме Торна, который сидел у стола, удобно устроившись в кресле. Розалин быстро подошла к нему и включила настольную лампу. Сердце ее гулко стучало не столько от испуга, сколько оттого, что он был рядом.

Викинга, похоже, совершенно не заботило, какое впечатление он произвел на нее своим появлением в библиотеке. Розалин была готова запрыгать от радости, а он только заглянул под абажур лампы и равнодушно промолвил:

— Я догадался, что эта штука тоже дает свет, но не смог найти у нее такой же выключатель, как на стенах.

— У настольной лампы совсем другой выключатель — его нужно поворачивать, а не щелкать им вверх и вниз.

Он взглянул на нее с молчаливой укоризной, словно упрекая за то, что она его об этом не предупредила сразу. Розалин стояла перед ним и никак не могла поверить, что они так спокойно беседуют о каких-то светильниках.

Но она была слишком взволнована, чтобы и дальше продолжать делать вид, будто ничего особенного не случилось.

— Я думала, ты исчезнешь.

— И дам тебе возможность снова заключать со мной всякие соглашения, когда ты в очередной раз вызовешь меня? Нет, сейчас положение в моих руках, и я не собираюсь терять свое преимущество.

Розалин так и застыла от неожиданности. И как такая простая мысль раньше не пришла ей в голову? Все ее мучения и тревоги были напрасны! Она так не хотела, чтобы он исчез, а между тем для нее это был бы наилучший выход: ведь тогда она снова приобрела бы над ним безраздельную власть.

Но она совершенно об этом забыла. А теперь — теперь она и понятия не имеет, что задумал этот хитрец. Самое ужасное, что теперь ему ничто не сможет помешать.

Впрочем, он вроде бы пока не собирался кидаться на нее. Он спокойно сидел в кресле, и во взгляде его не было так пугавшего ее чувственного огня. Может, он все еще придерживается условий их соглашения? Но нет, ее ультиматум действовал, пока она не отпустила Торна на свободу. Зачем же ему теперь соблюдать ставшие недействительными запреты?

Ей не хотелось затрагивать эту тему, и поэтому она спросила:

— Где это ты выучился так хорошо говорить по-английски? Во время своего последнего пребывания в нашем мире?

— Мне пришлось выучить этот язык, когда я был в третий раз вызван в эту страну, а позже я обучился и нормандскому французскому.

— Но это был, наверное, староанглийский, а он совсем не похож на современный английский язык, который существует уже шесть веков. Я целый семестр изучала староанглийский в колледже, и он настолько отличается от современного, что звучит как иностранный. Я все равно не пойму, как ты выучился именно современному английскому.

— У меня были учителя.

— Учителя? — удивленно переспросила она. Он загадочно усмехнулся.

— Учителя Жан-Поля, — пояснил он. — Его мать на этом настояла; она хотела, чтобы я точно понимал ее… приказания.

В воображении Розалин тут же возникла картина:

Торн сидит за низеньким детским столиком где-нибудь в душной мансарде, которая в то время служила детям аристократов комнатой для занятий, а перед ним стоит суровый учитель с линейкой в руке. Представив себе эту сцену, Розалин чуть не прыснула со смеху.

Она с трудом справилась с собой, но помимо ее воли улыбка все же заиграла у нее на лице.

— Что ж, у тебя был замечательный учитель. Викинг широко ухмыльнулся:

— Да, она очень старалась.

Розалин это замечание удивило еще больше.

— «Она»? Постой, Торн, я не хочу сомневаться в твоих словах, но в восемнадцатом веке женщину-учителя было найти практически невозможно. Как тебе это удалось?

— Эта потаскушка была служанкой в доме, и каждую Ночь она…

Розалин вспыхнула и поспешила перебить его:

— Не утруждай себя подробностями. Твой настоящий учитель был мужчина?

— Да, и более несговорчивого чудака свет не видывал. Однако он стал гораздо покладистее после того, как я сломал ему переносицу.

Он настолько походя упомянул об этом, что Розалин не сразу отважилась спросить:

— А часто тебе приходилось так развлекаться? Я имею в виду — ломать носы? — По лицу его снова поползла двусмысленная усмешка, и Розалин поспешно добавила:

— Ладно, забудь об этом. Меня это совсем не интересует.

— В Валхале ни одно застолье не обходится без хорошей потасовки. Лучшей забавы и не сыскать.

Ответ его был довольно уклончив, и Розалин продолжала допрашивать его:

— Ты принимаешь участие в этих поединках?

— Всегда, — гордо ответил он. — И всегда побеждаю.

Он еще и хвастается перед ней! Впрочем, тут нечему удивляться: на счету у такого могучего воина должно быть множество побед.

Тем не менее чтобы он не слишком зазнавался, она ехидно заметила:

— Мне помнится, ты говорил, что твой брат иногда берет над тобой верх.

— Если бы Тор принял мой вызов, то на нашем поединке присутствовал бы Один, а Тор сейчас у него в немилости — они опять что-то не поделили.

Неужели он думает, что ей интересны деяния мифических богов? Ей следовало бы знать, что викинги издавна славились своими длинными сказаниями и хвастливыми байками, которые все слушали, раскрыв рты. Что ж, это вполне объяснимо — у них ведь не было телевизора.

Розалин улыбнулась своим мыслям и снова спросила:

— А из-за чего они повздорили? Торн пожал плечами:

— Да для них любой пустяк может стать поводом к ссоре. В последний раз мой брат, кажется, оскорбил ступни Одина.

Это было не совсем то, что она ожидала услышать, и Розалин вынуждена была уточнить:

— Как это? Что, твой брат сказал, что они у него огромные или… как вообще можно «оскорбить ступни»?

— Торн сказал, что крошечные ступни Одина даже следа за собой не оставляют. Он выразился более… определенно, но я не осмелюсь повторить его слова — они не для твоих ушей.

Розалин с трудом удерживалась от смеха. Можно представить, каких сочных выражений удостоился этот мифический бог!

— Спасибо, что пощадил мои уши… — начала она, но тут же умолкла, потому что Торн внезапно вскочил с кресла, подошел к окну и тревожно спросил:

— Откуда идет этот странный звук? Она приблизилась вслед за ним к окну, но не услышала ничего необычного, кроме… Ну да, конечно, самолет! Шум его двигателей большинство людей почти не замечает, но тот, кто ни разу не слышал ничего подобного, сразу же выделит его из множества звуков.

А Торн не только услышал его, но и отыскал источник этого шума.

— Что это? — спросил он, указывая на небо. Розалин выглянула из-за его плеча. Слава Богу, на улице уже стемнело, и шедший на посадку самолет не так четко вырисовывался на фоне освещенных луной облаков — иначе викинг до конца дней своих не оправился бы от такого потрясения. Но и теперь ей придется снова все ему объяснять.

Розалин уже открыла рот, чтобы начать свою очередную лекцию о современных транспортных средствах, но, поразмыслив хорошенько, передумала. Она кончит жизнь в сумасшедшем доме, если попытается сесть с этим варваром в самолет — нельзя даже и думать об этом. Розалин слегка пожала плечами и произнесла с самым невинным видом:

— Это просто птица. Мы их специально выращиваем такими огромными.

Он окинул ее подозрительным взглядом. Интересно, поверил или нет? Розалин не стала у него об этом расспрашивать. Она повернулась, чтобы увести его от окна, и мимоходом заметила.

— Не обращай на них внимания — эти птицы не нападают на людей. Они довольно безобидны… пока не разобьются, — добавила она вполголоса и продолжила:

— Теперь поговорим о моих научных изысканиях, Он тут же перебил ее:

— Да, я как раз хотел тебя спросить, что ты такое ищешь и зачем тебе потребовалась моя помощь?

— О чем ты?

— Ты ведь хочешь что-то «из искать»? По тому, как он гордо выпятил грудь, ей стало ясно, что он чрезвычайно польщен тем, что может быть ей полезным. Незнакомое ему слово он разбил на два — и в результате понял его не правильно.

Но прежде чем она успела поправить его, он продолжал:

— Если я найду то, что ты потеряла, ты исполнишь мою просьбу?

Он что, собирается с ней торговаться? Может, его светлый ум изобрел еще одну уловку, чтобы поскорее завлечь ее в постель? Розалин решила прояснить этот вопрос.

— Хорошо, давай заключим еще одно соглашение, — сказала она и скрестила руки на груди, подражая его самодовольной позе. — Что ты хочешь за свою услугу?

— Чтобы ты вернула мне мой меч. Розалин не смогла сдержать вздох облегчения — она-то ожидала услышать совсем другой ответ.

— Но я ведь уже говорила тебе, что…

— Скажи, что ты за него хочешь? — горячо перебил он ее. — Может, тебе нужно богатство? Слуги? Отдай мне меч, и я исполню твое самое заветное желание.

— Так, теперь ты пытаешься уверить меня, что ты всемогущий волшебник? — насмешливо хмыкнула Розалин.

Он усмехнулся:

— Конечно, нет, я просто ограблю королевских сборщиков податей.

— И какого короля ты намереваешься грабить?

— Да любого английского короля.

— Любого? Не говори чепухи, Торн. Англией теперь правит королева. И кроме того, я не продам этот меч ни за какие сокровища мира.

При этих словах на лице его отразилось неподдельное разочарование; Розалин стало его жаль. Он старался скрыть свое огорчение и досаду, но у него это плохо получалось: достаточно было взглянуть на его понуро опущенные плечи и мрачно нахмуренные брови, чтобы понять его состояние. Он даже не пытался больше уговаривать Розалин. А ей так хотелось, чтобы унылое выражение исчезло с его лица.

— Может, займемся моими «из исканиями»? — предложила она наигранно бодрым тоном. — Речь идет вовсе не о пропаже. Слово «изыскания», так же как и «исследования», означает сбор определенных сведений.

Торн равнодушно усмехнулся. Было очевидно, что его совершенно не интересовали ее объяснения и он продолжал думать о своем мече. Тем не менее он неохотно заметил:

— Вряд ли я смогу помочь тебе собирать эти сведения.

— Я не прошу, чтобы ты собирал их. Я хочу, чтобы ты их мне сообщил. Тебе хорошо известны давно минувшие времена, и я надеюсь, что твои знания помогут мне в моей работе — я пишу книгу по истории.

— Мои знания? А что если я не захочу ими делиться? Опять он начинает все сначала! Заметив его красноречивый взгляд, Розалин испуганно отступила назад.

— Забудь про это, — твердо сказала она, угрожающе прищурившись.

Он не стал разыгрывать перед ней невинную овечку и спрашивать, что она имеет в виду. Настроение его явно улучшилось — он снова широко улыбался, глядя на ее нахмуренное лицо.

— Ты уверена, Розалин? — спросил он, понизив голос.

— Черт возьми, конечно, уверена! — выпалила она, стараясь не обращать внимания на то, как сладко замирает сердце. — Если ты не хочешь мне помогать, нам больше не о чем говорить.

Он рассмеялся:

— Ты снова хочешь выпроводить меня из дому? Увидишь, это не так-то просто. Но я ведь не сказал, что не хочу тебе помогать — ты до сих пор не объяснила, что ты хочешь узнать.

Он согласен сотрудничать с ней? От неожиданности Розалин даже растерялась. С чего же начать? И тут она вспомнила про плакат в своей классной комнате.

— Помнишь, Торн, когда ты увидел плакат у меня в кабинете, ты сказал, что на нем изображен Вильгельм Незаконнорожденный. Похоже, ты с ним встречался. Ты был в его времени?

Удивление на лице викинга сменилось радостным возбуждением.

— Да, я встречался с ним. А ты бы хотела его увидеть?

Глава 16

Хотела бы она увидеть одного из величайших королей Англии? Розалин никак не ожидала такого вопроса и молча уставилась на Торна в полном недоумении. Когда к ней вернулся дар речи, она выпалила первое, что пришло ей в голову:

— Ты можешь вызвать сюда тень Вильгельма Нормандского?

— Нет, но я могу перенести тебя к нему в то время, когда он еще был плотью и кровью.

Услышав это, Розалин вздохнула. Только в душе ее забрезжила надежда — и вот опять разочарование! Это уже становится скучно. То, что он предлагает, невозможно.

— Это невоз… — начала было она и вдруг умолкла. А почему? Его присутствие здесь тоже ни в какие рамки не укладывается, и все же он стоит перед ней — настоящий викинг, да к тому же шести с половиной футов росту.

Собравшись с духом, Розалин неуверенно произнесла:

— Хорошо, но как ты собираешься это сделать?

— Для этого нужно, чтобы в моей руке было Проклятье Бладдринкера.

— Меч? Значит, это та волшебная сила, о которой ты мне говорил, и она позволяет тебе путешествовать во времени?

— Да.

— Но каким образом?

— Я представляю себе место, где когда-то бывал, и меч переносит меня в то время.

Розалин почувствовала, как в ней снова просыпается смутная надежда.

— Значит, я могу делать то же самое?

— Нет, меч связан только со мной. Без меня он теряет свое волшебство.

Розалин опять вздохнула, на этот раз громче. Она предчувствовала какой-то подвох — и вот пожалуйста, правда выплыла наружу. Викинг готов выдумывать любые небылицы, только бы заполучить свой меч. И как искусно он использовал ее страсть к истории!

Тем не менее она решила пока продолжать эту игру и, подлаживаясь под его тон, спросила:

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я поверила, что после того, как я передам тебе меч, вы с ним не исчезнете в ту же секунду?

— Я не смогу уйти, если ты не согласишься следовать за мной.

Так, это уже что-то знакомое. Ах, ну да, конечно, он уже как-то говорил ей об этом. Надо сказать, он весьма последователен в своих небылицах — придумал такую запутанную историю и ни разу еще не сбился, рассказывая ее.

— Ну хорошо, хорошо, допустим, я отдаю тебе меч и даже более того — соглашаюсь отправиться вместе с тобой. Что тогда?

— Власть над мечом будет в моих руках, и я смогу отправиться туда, где прежде бывал.

— Но ведь у тебя, наверное, не слишком богатый выбор, не так ли? Или тебя так часто вызывали, что ты можешь отправиться в любой год любого столетия?

— Сколько раз меня вызывали — неважно, — пояснил он. — Время, в котором мы очутимся, будет зависеть от того, что предстанет перед моим мысленным взором. Если то место, что я себе вообразил, не изменилось с годами, я смогу очутиться там раньше или позже по времени, то есть не обязательно именно в тот момент, когда я там был последний раз.

— И какова продолжительность этого временного промежутка?

Он неопределенно пожал плечами:

— Неделя, год, сотни лет. Это тоже будет зависеть от того, что я себе представлю: морское побережье или пустынная равнина с годами изменятся меньше, чем улицы города.

— А если ты попытаешься отправиться во время, в котором никогда не был — ну, скажем, год спустя после того, как тебя вызывали последний раз, — и это место изменилось до неузнаваемости, что тогда?

— Я появлюсь где-нибудь посреди этих времен в тот момент, когда это место еще было таким, каким оно сохранилось в моей памяти.

— А как насчет путешествий в будущее — ты сможешь перенести меня на неделю или на год вперед?

— Нет, меч не может отправиться в будущее. С его помощью можно путешествовать только в прошлое. А возвращаться он будет только в настоящее, какие бы перемены здесь ни наступили.

Что ж, это успокаивает — они смогут вернуться домой, что бы ни случилось. Да и, по правде сказать, Розалин не очень-то интересовали путешествия в будущее, так что она не почувствовала никакого разочарования. Ее интересовало только прошлое, и она снова вернулась к этой теме:

— Итак, если в прошлом ничего не изменилось, ты можешь выбрать день и час своего возвращения в то время?

— Да, и появиться именно там, где я раньше бывал, — кивнул он и бросил на нее лукавый взгляд. — А также принять участие в любой битве, свидетелем которой я был. Божественный Один уверял меня, что это возможно.

Один? Розалин с трудом удержала разочарованный вздох. Еще не хватало ей поверить слову какого-то мифического скандинавского бога, когда она не верила даже в его существование! Надо ей было с самого начала остановить Торна, вместо того чтобы слушать его байки. Но в этот момент до нее вдруг дошел истинный смысл сказанных им слов.

— Постой, постой, — торопливо произнесла она. — Ты хочешь сказать, что никогда раньше этого не делал?

— Нет, у меня не было такой возможности. Как я уже сказал, женщина, которая владеет моим мечом, должна отправиться в это путешествие вместе со мной. Но до сих пор ни одна не соглашалась.

— И ты даже не знаешь наверняка, так ли это на самом деле?

— Но ведь Один…

— Да, да, я знаю, он дал тебе слово, — перебила она его, невольно показывая, как мало это слово для нее значит. Но тут же подумала, что оскорбление его божества ни к чему хорошему не приведет, а ей все же не хотелось с ним ссориться, несмотря на то, что он, по-видимому, пытался всеми правдами и не правдами выманить у нее меч.

— Хорошо, давай-ка подытожим, — миролюбиво продолжала она. — Ты утверждаешь, что, если у тебя будет мой меч, мы сможем отправиться в прошлое и навестить короля Вильгельма?

— Короля Вильгельма? Ты хочешь сказать, герцога Вильгельма?

— Называй его как хочешь. Так что, это правда?

— Истинная правда.

— Или любого другого короля в любом другом столетии?

— Да. Или любое сражение, в котором я участвовал.

Розалин нахмурилась. Он снова повторяется, и если бы речь шла о чем-либо другом, она бы не заметила, но сражения, войны? Она знала, как он обожает драки и поединки — об этом несложно было догадаться по его радостно-возбужденному виду. Он был вне себя от счастья, что затеял этот разговор. Неужели он и правда верит, что может путешествовать во времени? Неужели все, что он ей рассказал, не было всего лишь хитрой уловкой, направленной на то, чтобы завладеть мечом?

Розалин снова почувствовала, как в ней затеплилась надежда. Если бы она могла заставить себя поверить хотя бы на секунду, что Торн говорит правду… Какие перед ней тогда открылись бы возможности! Подумать только, она смогла бы отправиться в прошлое, увидеть своими глазами людей, которые изменили ход истории! За это она отдала бы все на свете! Пусть же он докажет свою правоту!

Но это значит вернуть ему меч или (что то же самое) «одолжить» на время Как решиться на это? А как упустить такую возможность? Если существует хотя бы крошечная вероятность того, что она сможет отправиться в прошлое, увидеть своими глазами великие исторические события, получить сведения из первых рук, она должна использовать этот шанс.

— Подожди здесь, я принесу меч, — решительно сказала она, поддавшись сиюминутному порыву.

Он ее, конечно же, не послушал, да и трудно было ожидать от него другой реакции. Торн следовал за ней буквально по пятам, не отставая ни на шаг. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала за собой его дыхание, но, может, ей только так казалось? Она влетела в спальню и схватила меч обеими руками.

Но как только она почувствовала тяжесть клинка, ее сразу же стали одолевать сомнения. Ей, которая всегда стремилась всему найти логичное объяснение, было трудно да почти невозможно поверить, что меч способен рассекать временной пласт, как рождественский пудинг. Нет, она все-таки была права — так она потеряет и меч, и…

— Дай мне его, Розалин.

Она закрыла глаза и чуть не застонала. Этот хриплый голос заставил ее мгновенно забыть все сомнения.

Розалин обернулась и увидела викинга. Он был от нее не так близко, как она предполагала, и протягивал руку, как бы прося положить в нее меч.

Розалин не смогла устоять перед его бессловесной мольбой и буквально сунула меч ему в руку. Она так разволновалась, что даже не сразу заметила, как преобразился древний клинок Проклятье Бладдрннкера, когда пальцы Торна благоговейно сжали его рукоять. Как по волшебству маленькие зазубрины с обеих сторон лезвия исчезли, и почерневший от времени металл вновь засиял серебряным блеском, а тусклые янтари на рукояти меча вспыхнули золотистым огнем.

Должно быть, все это ей привиделось — во всем виноваты игра света и ее волнение: ведь викинг и меч сейчас исчезнут. В душе Розалин еще теплилась надежда, что, если она закроет глаза, волшебная сила перенесет ее в другое столетие и все, о чем говорил Торн, сбудется.

Ухватившись за эту мысль как за спасительную соломинку, Розалин крепко зажмурилась. Но, как и следовало ожидать, ничего не произошло. Она по-прежнему слышала негромкое тиканье стенных часов и легкое дуновение ночного ветерка из распахнутого окна.

— Мы не можем покинуть это время, — послышался вдруг голос Торна, — пока ты не произнесешь вслух, что согласна отправиться вместе со мной… по своей воле.

Розалин открыла глаза. Да, так и есть, они все еще в спальне — да иного и быть не может: он же сказал, что они пока находятся здесь. Торн стоял рядом, крепко сжимая в руке Проклятье Бладдринкера. Выражение его лица было хмуро, даже мрачно. Из-за ее молчания? Значит, он и вправду не может исчезнуть без ее согласия?

Эта мысль ее несколько успокоила. Розалин решила, что для вящей уверенности ей необходимо забрать у него меч, но ей не хотелось вновь прочесть в его глазах разочарование, а тем более быть его причиной, и она остановилась в нерешительности. В этот момент в ней заговорил голос рассудка, напомнивший ей, что в противном случае разочарование ждет ее.

Глядя на поникшую фигуру могучего викинга, Розалин готова была поверить, что Торн действительно надеется, что путешествие во времени возможно. Вскоре ему придется убедиться в обратном, и он наконец поймет, что "божественный Один» его попросту надул. Но для этого она должна сначала согласиться на следственный эксперимент.

Розалин не хотелось давать согласие: ведь неудача еще больше расстроит доверчивого простака. Но в то же время она понимала: никто из них не узнает этого наверное, пока она не сделает со своей стороны все, что от нее требуется.

Розалин уже готова была сказать то, что он так хотел от нее услышать, но решила, что сначала — для собственного спокойствия — ей следует уточнить один вопрос.

— Торн, я хочу, чтобы ты уяснил себе следующее: я даю тебе меч только на время. В этом вопросе между нами должна быть полная ясность. И ты вернешь его мне, как только я тебя об этом попрошу, договорились?

Он ответил ей не сразу. Наступило долгое молчание, затем он коротко и, видимо, неохотно кивнул. Однако для Розалин этого было вполне достаточно. Тем не менее она добавила:

— И еще: обещай мне, что мы вернемся сюда по первому моему слову.

На сей раз ответ последовал быстрее:

— Обещаю.

— Вот и отлично, — продолжала она и даже попыталась улыбнуться. — Я согласна отправиться с тобой туда, куда ты пожелаешь, по своей собственной воле.

При этих словах лицо викинга просияло счастливой улыбкой, и не успела Розалии зажмурить глаза, как ее обступил мрак; возникло ощущение, словно она плывет по воздуху. В следующее мгновение она услышала лязг металла, лошадиное ржание, топот копыт — и ее изумленным глазам представились тысячи закованных в броню воинов, сражавшихся с таким остервенением, словно им нужно было во что бы то ни стало уничтожить друг друга.

Глава 17

Несмотря на то, что вокруг кипел бой, Розалин, потрясенная всем случившимся, в неподвижном оцепенении смотрела на окружавших ее средневековых воинов. Мозг ее лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какое-нибудь разумное объяснение происходившему. Сначала она подумала о наркотических галлюцинациях и голографических изображениях, но, отбросив эту теорию как не правдоподобную, решила, что все происходящее с ней — очередной кошмарный сон.

Нет, сам Торн, конечно, не сновидение. Но этот ужас? Гораздо спокойнее уверить себя, что все ей снится. Она почувствовала огромное облегчение: слава Богу, во сне ничего ужасного не случится, а то ее воинственный викинг уже ворвался в самую гущу схватки.

Сон был на диво красочным и подробным, почти осязаемым. Розалин даже ощущала запах крови и лошадиного навоза — неудивительно: вокруг было столько лошадей. А от лязга мечей начинала болеть голова.

Напротив, Торн, похоже, ждал этого момента всю жизнь. Меч Проклятье Бладдринкера ни секунды не оставался в покое — он сверкал на солнце, рассекал и… рубил.

Розалин зажмурила глаза, вздрагивая от диких криков боли и ярости, раздававшихся со всех сторон. Она старалась не обращать внимания на брызги крови, попадавшие на ее одежду, — когда она проснется, они исчезнут. Нет, этот сон — самый тяжелый кошмар, который ей приходилось видеть. Никогда прежде она не замечала во сне такие ужасающие подробности…

Внезапно налетевшая лошадь толкнула ее в плечо с такой силой, что Розалин чуть было не упала. Покачнувшись, она все-таки удержалась на ногах. Но когда обернулась, увидела занесенную над ней могучую руку, сжимавшую окровавленный меч. Розалин не пошевельнулась, даже не испугалась. Все это ей снится, а если она умрет во сне, то сразу же пробудится от этого кошмара.

Но, видно, на сей раз ей не суждено было погибнуть — рядом сверкнул другой меч, ударился о занесенный над нею клинок, отвел неминуемый удар и вонзился в грудь нападавшего рыцаря. Розалин почувствовала, как кровь заливает ее одежду. Ей вдруг стало казаться, что сон становится все более реальным. А если все это происходит на самом деле? Она с ума сойдет, если будет думать об этом.

Торн спас ее, и теперь кошмарный сон будет продолжаться, и ей не удастся от него освободиться. Розалин уже хотела сказать викингу, как она «благодарна» ему за то, что он продлил столь приятное сновидение, но он уже не слушал ее: в двух шагах от нее три тяжеловооруженных всадника окружили рыцаря, которого, очевидно, стащили с коня, и Торн кинулся ему на помощь.

Розалин вздохнула. Выбирать не приходилось: либо она рано или поздно снова попадет под удар меча или копья, либо попытается привлечь внимание Торна и убедить его покинуть этот кошмар. Последнее, впрочем, повлекло бы за собой и первое, так как Торн уже расправился с тремя всадниками и теперь отражал атаки двух конных рыцарей.

Длинный, однако, сон ей приснился! Розалин с нетерпением ждала, когда ее подсознание переключится наконец на что-нибудь более приемлемое — на что угодно, даже на другой кошмар. Она уже достаточно насмотрелась на сверкающее лезвие Проклятья Бладдринкера — с нее хватит.

Она сделала несколько шагов по направлению к Торну — он не успел отойти от нее и сражался неподалеку, — оттолкнула пехотинца, который пытался по добраться к нему сзади, и потянула викинга за левый рукав.

Попытка не увенчалась успехом. Что там говорить и в более спокойной обстановке было трудно привлечь его внимание, а сейчас, когда он был занят, это было почти невозможно. Тем не менее он ее заметил.

Розалин толком не поняла, как он догадался, кто именно дергает его за рукав — ведь он даже не обернулся. Но он произнес, обращаясь к ней:

— Не сейчас, Розалин.

Его на удивление спокойный тон был последней каплей — Розалин почувствовала, как ее охватывает безудержная ярость. Несмотря на то, что он не переставая махал мечом направо и налево, викинг ничуть не запыхался. А воин, которого она оттолкнула, теперь подбирался к ним сбоку и, видимо, решил проткнуть их обоих одним ударом своего длинного копья.

Розалин все это видела и поняла, что пришла пора решительных действий. Черт возьми, она не собирается умирать! Во всяком случае, не раньше, чем выскажет ему все свое неудовольствие и возмущение. Она сжала руки в кулаки и что есть силы замолотила ими по спине Торна. Увидев, что на него это не действует, она страшно разозлилась.

Собрав все силы, она крикнула:

— Нет, сейчас! Я хочу покинуть этот кошмарный сон — с тобой или без тебя, мне все равно! Тебе это, как видно, доставляет удовольствие, но такие развлечения не в моем вкусе… и тебя сейчас проткнут насквозь!

Торн заметил копье пехотинца и, отвернувшись от рыцаря, с которым только что сражался, взмахнул Проклятьем Бладдринкера. Пехотинцу не повезло — он медленно осел на траву, и Розалин в ужасе смотрела, как его голова покатилась по земле.

Содрогаясь от отвращения, она произнесла:

— Хорошенькое развлечение ты себе нашел — рубишь головы направо и налево. А мне чем прикажешь заниматься? Стоять и ждать, пока тебе не наскучит? Нет уж, в следующий раз, когда ты заберешь меня в свой соя, постарайся придумать что-нибудь более спокойное — пусть там будут свечи и приятная музыка…

Голубые глаза пристально уставились на нее.

— И постель?

Как быстро она краснеет в последнее время! Розалин почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и смущенно произнесла:

— Ну разве только во сне…

Она умолкла, не в силах поверить, что сказала это… ему. С таким же успехом она могла бы послать ему письменное приглашение. А он ухмылялся своей похотливой усмешечкой, которая сразу выдавала его намерения.

К счастью, противник, с которым он еще не успел разделаться, отвлек его внимание от ее персоны, и Розалин облегченно вздохнула. Торну потребовалось всего несколько секунд, чтобы справиться с ним и еще с одним рыцарем, который занял место убитого. Затем он оседлал коня, потерявшего своего седока, и, подхватив Розалин на руки, посадил ее перед собой в седло.

Его непредсказуемые действия начинали уже выводить ее из себя, и Розалин с трудом сдерживала Нараставшее раздражение. Он попридержал коня, чтобы отвести копья и мечи, мешавшие их продвижению вперед, и она съежилась в седле от страха. Но когда он остановился у раскидистого дерева неподалеку от поля битвы, перехватил ее поперек талии, как сноп соломы, у буквально швырнул на нижнюю ветку дерева. Она выкрикнула, вне себя от бешенства:

— Да как ты смеешь!..

— Здесь ты будешь в безопасности, — сказал он и дерзко усмехнулся, встретив ее свирепый взгляд. — Молчи и не двигайся — я не хочу, чтобы ты привлекала к себе внимание.

— Это все? — сердито спросила она, испепеляя его взглядом.

Но он уже не слушал ее — повернув коня, он поскакал рысью обратно в гущу схватки. Оп не стал отъезжать далеко — при желании она могла бы до него докричаться, но услышать ее ему бы удалось, только если бы он специально прислушивался: шум битвы заглушал все другие звуки.

Розалин и не пыталась звать его. Она прекрасно знала — он не вернется, что бы она ему ни кричала. Он наконец-то нашел себе развлечение — войну — и, как видно, собирался сполна насладиться прелестями боя Сидя на ветке, Розалин теперь могла окинуть взглядом поле битвы. К ее удивлению, сражающихся оказалось не так-то много — во всяком случае, гораздо меньше тысячи. Обе группы противников, с трудом различимых в своих кольчугах и шлемах, насчитывали порядка сорока воинов с одной враждующей стороны и полсотни — с другой. Розалин вспомнила, что, как правило, в средневековых сражения» принимали участие именно такие малочисленные отряды — если только войну не вел сам король.

Впрочем, на поле сражения осталось не так много боеспособных воинов. Несколько раненых громко стонали и взывали о помощи, а остальные были мертвы — об этом можно было догадаться по их неподвижным, неестественным позам и зияющим ранам.

Розалин застывшими от ужаса глазами смотрела на эту страшную картину смерти и жестокости. Вот предел мечтаний средневекового варвара! И думала ли она, что когда-нибудь ей придется увидеть это своими глазами! Но ее сон уже слишком затянулся — пора просыпаться.

Она нахмурилась: никогда прежде ей не удавалось контролировать во сне свои мысли. Конечно, большинство снов она попросту не помнила — бывает, что видишь их всю ночь, а вспоминаешь только тот, что видела перед пробуждением. Да и он сразу же исчезнет из памяти, если не подумаешь о нем сразу. Вполне вероятно, что во сне могут приходить такие последовательные, логичные мысли, да только раньше с ней никогда такого не бывало.

С другой стороны. Торн был слишком реален для сновидения, да и она тоже. Часто ли во сне (а тем более в кошмарном сне) действуешь и мыслишь, как наяву? Да так, что твое поведение полностью соответствует твоему характеру и настроению?

Розалин могла точно сказать, что она сейчас делает: она сидит на ветке и размышляет о кошмарных снах. Стоило ей об этом подумать, как тревожный холодок пробежал у нее по спине. Возможно, ее разговор с Торном о путешествии во времени был во сне, который, в свою очередь, породил и этот сон, и…

Почувствует ли она боль, если упадет с дерева и сломает себе ногу? Она пристально посмотрела вниз с высоты шести футов и, поразмыслив, решила все же отказаться от этой затеи. Есть и другой, более безопасный способ проверить ее предположения. Она укусила себя за палец, да так, что слезы выступили на глазах. В тот же миг ужасная догадка мелькнула в сознании.

Боже всемилостивый, так это правда? Торн перенес их в далекое прошлое, как и обещал? Но в таком случае он же может убить того, кто на самом деле должен был бы уцелеть в этом сражении! Он изменяет историю, а она сидит тут и ничего не может предпринять!

Розалин вспомнился один эпизод из фантастического фильма о путешествиях во времени: по мере того как изменялось прошлое, с фотографий начинали исчезать лица людей. Ее охватила паника — как же она раньше об этом не подумала!

Она стала громко звать Торна, но он не откликнулся: если он и слышал, то был слишком занят, чтобы обращать на нее внимание. Ему не нужно было искать себе противников — они сами нападали на него и преимущественно по двое и даже по трое.

Наверное, они просто боялись нападать на него поодиночке — таким он был высоким и могучим. Тем не менее она нисколько не волновалась, что он может погибнуть в неравной схватке: он ведь заверил ее, что может умереть только от руки одного из своих так называемых богов или от меча некоего Вольфстана, который надоедал ему своими преследованиями.

Розалин хотела крикнуть еще раз, но у нее запершило в горле. Нет, надо успокоиться. Как это ни удивительно, но все его слова оказались правдой, и бесполезно пытаться это логически объяснить и осмыслить. Но почему они попали в самый разгар сражения? Возможно, потому, что она так необдуманно пообещала отправиться с ним, «куда он пожелает». Понятное дело, с тех пор как он впервые появился перед ней, он только и мечтал об этой битве. И она, сама того не подозревая, дала ему возможность принять самое деятельное участие в его любимых войнах.

Нет, она ему выскажет свое мнение на этот счет! Он глубоко ошибается, если считает, что она согласится исполнять все его прихоти. Мало ли что взбредет ему в голову в следующий раз и в какой войне он изъявит желание участвовать! Она не собирается каждый раз вот так сидеть и ждать, пока он наиграется со своим мечом.

Розалин осторожно спустилась с дерева и оглянулась вокруг. Из всех сражавшихся осталось чуть более двадцати воинов. Силы их были уже на исходе, и они размахивали мечами далеко не с таким рвением, как прежде. Среди них было восемь рыцарей, и один из них только что скрестил свой меч с клинком Торна, который все еще восседал на своем коне.

Во времена рыцарства (то есть именно в это время) такие кони назывались дестриерами — боевыми конями — и были значительно крупнее, сильнее и выносливее обычных лошадей. Они предназначались для тяжеловооруженных всадников, и Розалин совсем не хотелось иметь с ними дела. Однако другого выхода у нее не было.

Она перешагнула через груду мертвых тел и осторожно обошла боевого коня, с которого только что стащили седока. Конь всхрапнул, переступил копытами и неожиданно последовал за ней. Слыша за спиной мерное позвякивание его сбруи, Розалин ускорила шаг и чуть было не попала под копыта лошадей Торна и его противника.

Быстро пригнув голову, чтобы избежать удара мечей, со свистом рассекающих воздух, Розалин громко выкрикнула имя Торна. Он ее услышал — не мог не услышать, она ведь стояла с ним совсем рядом, — но не оглянулся, продолжая неотрывно следить за мечом своего противника.

Розалин понимала, что иначе он и не мог поступить в подобной ситуации, когда любое неосторожное движение стоило бы ему головы. Она понимала и все же была вне себя от гнева — он не замечает ее, а она сходит с ума от страха! Он убивает тех, кто на самом деле должен выжить в этой битве, а с ними — целые поколения, которым теперь уже не суждено будет родиться. Может статься, среди этих воинов были и ее предки!

Она должна остановить его любой ценой В отчаянии Розалин оглянулась кругом. Что бы такое придумать, чтобы привлечь к себе его внимание и заставить выслушать ее? И тут она заметила того самого боевого коня: он остановился позади нее и дышал ей в затылок.

Розалин приблизилась к нему и попыталась вдеть ногу в стремя, но оно было так высоко от земли, что ее попытка не увенчалась успехом. Должно быть, прежний хозяин коня был значительно выше ее ростом. Розалин хотела было попытаться запрыгнуть в седло с разбегу, но конь продолжал ходить за ней по пятам и ни секунды не стоял на месте.

Вдруг Розалин почувствовала, как могучая рука Горна обвилась вокруг ее талии. Миг — и она уже сидела перед ним в седле, и он крепко держал ее в своих железных объятиях.

— Клянусь именем Одина, что ты делаешь, женщина? — вскричал он. — Этот конь может прикончить тебя в одно мгновение!

Она храбро встретила свирепый блеск его глаз и ответила со всем ехидством, на которое была способна:

— Благодарю за заботу, но у меня не было другого выхода. Я хочу поскорее убраться отсюда, Торн, — сейчас, сию же минуту. И если ты не исполнишь мою просьбу, я… я отберу у тебя меч и с удовольствием посмотрю, как эти рыцари сделают из тебя подушечку для булавок.

Ей, может быть, следовало произнести все это более мягким тоном, чтобы не рассердить его еще больше, но Розалин рассудила, что сейчас не время для обмена любезностями — иначе он снова посадит ее на какое-нибудь дерево. Она не стала оглядываться назад — ее не интересовал ход битвы, она только хотела поскорее покинуть это страшное место.

Торн внял ее угрозам. Он ничего не ответил, но в ту же секунду они оба исчезли так же быстро, как и появились.

Глава 18

— Да знаешь ли ты, как опасно вмешиваться в ход истории? Кто-нибудь из тех воинов, которых ты сегодня убил, мог быть предком какой-нибудь известной исторической личности. А вдруг ты оборвал его жизнь прежде, чем у него появились дети?

Розалин в волнении расхаживала взад-вперед по комнате. Торн возвратил их обратно в Кейвено-коттедж, в спальню, и теперь стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди и молча за ней наблюдая.

Как только они вернулись, Розалин обрушила на него поток упреков и резких словечек. На самом деле в эту минуту ей больше всего на свете хотелось хорошенько поколотить его за те волнения, которые он ей доставил, но она прекрасно понимала, что его бы это только позабавило. Ее трясло от бессильной злости.

Она постаралась успокоиться и стала объяснять ему, что именно он сделал не так, и услышала в ответ:

— Ты переживаешь из-за пустяков. Из-за пустяков? Она чуть не задохнулась от негодования. Целый пласт истории безвозвратно утерян, а он называет это пустяками!

Она гневно прищурила на него глаза и потребовала:

— Отвечай, что это было за сражение? Оно сохранилось в летописях?

— Это была всего лишь небольшая стычка между враждующими соседями — ничего особенного.

Он произнес эти слова спокойно, почти равнодушно, и Розалин снова почувствовала прилив раздражения. Викинги обожествляли войну, она была неотъемлемой частью их жизни. Они не мыслили иначе свое существование и никогда не задумывались о судьбах тех, чьи жизни унесли их мечи. Даже если битва была достойна того, чтобы увековечить ее в сказаниях, они никогда не испытывали жалости к побежденному противнику — только горделивое сознание того, что победитель оказался сильнее побежденного и теперь может поведать о своей победе.

— Ты не понимаешь. Торн. Это сражение произошло сотни лет назад. Исход этой битвы повлиял на дальнейшую историю. Но если кто-нибудь вроде тебя появится там, где он на самом деле никогда не был, и начнет убивать тех, кому судьба назначила выжить…

Он снова перебил ее, и на этот раз она услышала нечто вроде оправдания:

— Божественный Один предостерегал меня, чтобы я зря не отнимал жизни, а также чтобы я избегал встречаться с самим собой в прошедших временах.

— Избегать самого себя? — удивленно повторила она, но решила пока не затрагивать этот вопрос, а уделить внимание более важной теме:

— Так почему ты не послушался совета своего бога?

— Я все сделал так, как он просил, — возразил ей Торн. — Эти бароны уже давно враждовали. В день битвы с каждой стороны уцелело несколько воинов. Но с ними был в ссоре третий сосед — он подошел со сбоями рыцарями как раз, когда все было уже кончено. А поскольку он враждовал с теми двумя, то отправил на тот свет всех, кто уцелел в схватке. Все погибли, Розалин, так какая разница, от чьей руки?

Этим заявлением он застал ее врасплох.

— Но почему ты не сказал мне об этом раньше? И откуда это тебе известно?

Он не сразу ответил, и в голосе его звучало презрение:

— Я был в тот день в свите третьего барона, который был вассалом обладательницы моего меча. Более кровожадных и жестоких убийц мне не приходилось видеть. Они издевались над своими жертвами, вместо того чтобы одним ударом меча прекратить их страдания.

— И ты тоже в этом участвовал?

— Нет. Я видел все это, а сделать ничего не мог. А теперь некоторые из этих воинов пали благородной смертью от моего меча.

Как убийство может быть благородным? Розалин смотрела на него, пытаясь переварить сказанное, а он тем временем продолжал суровым тоном;

— Ты должна слушаться меня, Розалин. Моя жизнь вне опасности, но ты ведь не заколдована, как я. Боевой конь мог затоптать тебя в мгновение ока.

Она улыбнулась в надежде усмирить его гнев:

— А по-моему, я ему понравилась — он так и ходил за мной по пятам.

На него не подействовала улыбка. С еле сдерживаемой яростью он прорычал:

— Да ты что, не понимаешь?!

— Ах, я все прекрасно понимаю, — сухо возразила Розалин. — Ты посадил меня на дерево — заметь, против моей воли — и не удосужился предупредить, что после сражения, так или иначе, никого не останется в живых. — Она перевела дух и добавила, вложив в голос весь свой сарказм:

— Если бы ты сразу сказал мне об этом, я бы, может, даже смогла наслаждаться изысканным представлением, которое ты устроил, — жаль только, что там не раздавали мороженое или поп-корн.

По лицу его только на мгновение промелькнуло любопытство при слове «попкорн» — так он был на нее сердит.

— Если бы ты делала то, что я тебе велел…

— А ты как думаешь, викинг? — перебила она его. — Я понимаю, тебя это повергнет в шок, но сегодня женщины не ходят перед своим хозяином на задних лапках, как дрессированные собачки. Мы все решаем сами за себя и не собираемся исполнять повеления — черт, мне и слово-то это противно — и капризы мужчин, которым больше делать нечего, как только разыгрывать из себя владетельных особ.

— Если от этих повелений зависит твоя жизнь, ты будешь повиноваться, — произнес он спокойным тоном.

Лучше бы он продолжал с ней спорить! Но это спокойствие говорило о том, что он уверен в своей правоте, и если бы она не была так зла, она бы тоже с ним согласилась.

— Тебе нужно было всего лишь улучить минутку и все мне объяснить, Торн, и я бы тогда не стала так волноваться при мысли, что ты убиваешь предков будущих королей и президентов и меняешь прошлое. Не думаешь ли ты, что я не стала бы рисковать жизнью ради того, чтобы восстановить ход истории?

— Президенты?

— Некоторые страны… — начала было она свои объяснения, затем безнадежно махнула рукой. — Тебе этого пока лучше не знать — демократии в твое время еще и в помине не было. Но если мы собираемся путешествовать во времени… — Она остановилась, про себя удивляясь, как у нее вырвалась эта фраза, затем продолжала:

— Заметь: я сказала «если». Так вот, я бы желала заранее знать, что должно произойти там, куда мы направляемся. Что будет, если мы отправимся к Вильгельму Незаконнорожденному? Я уверена, неспроста ты хочешь повидать его.

Он смотрел на нее сверху вниз и понимающе ухмылялся.

— Я заслужил бы немилость лорда Вильгельма, если бы напал на его сторонников. Но я заблаговременно удовлетворил свою потребность в хорошей битве, и теперь мы можем спокойно его навестить.

— Прямо теперь? — испугалась Розалин. — Ну уж нет, с меня на этот день довольно потрясений. Премного тебе благодарна, но свидание с будущим завоевателем Англии может подождать и до завтра. А сейчас я намереваюсь идти спать, чтобы наконец оправиться от убийственной фиесты, на которую ты меня затащил без моего на то согласия.

— Звучит заманчиво, но я все-таки хотел бы сначала испробовать твой «душ».

Она вспомнила, что он давно собирался это сделать — неужели это было всего лишь несколько часов назад? — и сейчас ему действительно не помешало бы принять душ и переменить одежду. Она машинально взглянула на свою юбку и увидела, что она забрызгана кровью — то, что она считала ночным кошмаром, оказалось ужасной реальностью.

— Можешь занять ванную на первом этаже — мой брат всегда оставляет там одежду. И помни, что сначала нужно пустить воду нужной тебе температуры, а уж потом лезть под душ.

— Я думаю, это сделаешь ты, Розалин, так как мы будем принимать душ вместе, а потом я разделю с тобой постель.

Глава 19

Перед мысленным взором Розалин яркими вспышками промелькнули образы: они с Торном стоят под душем, она проводит мыльными руками по его широкой груди; он лежит на ее постели, его тело влажно после душа, она ласково прикасается к нему руками.

От этих мыслей у нее закружилась голова. Она зажмурилась и почувствовала, как тепло разливается по ее телу. Что с ней? Колени слабеют, ноги подкашиваются. Ей нужно сесть и успокоиться, изгнать волнующие видения из своих мыслей. Ей нужно… Боже, ей нужен он, и только он.

Розалин открыла глаза и встретилась взглядом с Торном. Он понял, что творится у нее в душе. Если бы он не заметил, какое впечатление произвели на нее его слова, она смогла бы возразить ему: мол, не желает принимать участия в том, что он задумал. Но он-то не слепой и уже обо всем догадался! Да и к тому же сил на сопротивление почти не осталось.

Он подхватил ее на руки, но она не выказала никакого протеста — только крепче обвила его руками за шею, пока он нес ее в ванную. Поставив ее под душ, он снял с себя кожаный пояс с кинжалом, скинул сапоги и шагнул к ней. Но его интересовала отнюдь не процедура омовения.

Он приподнял рукой ее лицо и поймал губами ее губы. Розалин почувствовала, что ее тело как бы по собственной воле прижимается к нему. Она не могла сказать, как долго они стояли так, обнявшись, изучая друг друга губами, языком, руками.

Розалин чувствовала, как в ней поднимается горячая волна, затопляющая все на своем пути, делающая ее слабой и покорной. Торн, напротив, казался совершенно спокойным, однако твердая выпуклость, вдавившаяся ей в тело, говорила о другом.

Он, похоже, утолив жажду крови, стремился утолить чувственную жажду, но был спокоен, сдержан и решителен. Он опалял ее страстью, не оставляя никакого шанса уйти от этого огня. Она была полностью в его власти — он направлял и подчинял себе ее чувственность.

Когда она совсем размякла от поцелуев, он вдруг заметил:

— Теперь можешь включить воду, Розалин, и не забудь проследить за этой штукой, которую ты называешь «температура».

Что он ей сказал? Ах да, включить воду. Розалин была как в тумане, но тем не менее повиновалась без разговоров. По сути дела, ей ничего другого не оставалось — ее воля превратилась во что-то мягкое и податливое. Ей даже и в голову не пришло, что они в одежде, пока сверху не хлынули упругие струи воды.

Обычно душ принимают вместе после любовных утех, но не до — так по крайней мере она читала. Но викинг все делал по-своему, да и к тому же его тело впитало в себя запахи битвы.

Он откинул голову, подставляя ее под струю воды. Она отвернулась от него, почувствовав, что возвращается ее прежняя стыдливость. Но как только он обхватил ее за плечи и притянул к себе, она забыла все свои страхи.

Приблизив свои губы к ее уху, он произнес:

— Мне ужасно хочется снова сорвать с тебя одежду, но я помню, что тебе это не понравилось, поэтому в этот раз я буду более сдержан. Но чтобы все было по справедливости, предоставляю тебе такую же возможность.

— Ты предлагаешь мне сорвать с тебя одежду? — неуверенно переспросила Розалин прерывающимся голосом.

— Если хочешь.

Если она хочет? Да сейчас она ничего на свете так не желает — нет, нет, это безумие, она не должна этого делать. Он навязывает ей свои варварские методы. Они спокойно могут раздеться или снять одежду друг с друга, не разрывая ее.

Она обернулась, чтобы сказать ему это, но, увидев прямо перед собой его широкую грудь, которую облепила мокрая туника, сказала:

— Ты не передумаешь?

В ответ он только усмехнулся. Она улыбнулась ему, окончательно забыв стыдливость, и почувствовала непреодолимое желание сорвать, разорвать на нем тунику. Но после нескольких неудачных попыток она подняла на него глаза и рассмеялась. И сама удивилась своей реакции: обычно, когда у нее что-нибудь не получалось, она ужасно расстраивалась.

— Помочь? — предложил он.

Она метнула на него взгляд и заметила, что он вовсе не смеется, а совершенно серьезно предлагает свою помощь.

— Нет, нет… да и к тому же мне уже больше не хочется портить такую добротную одежду.

— Одежду можно починить.

— Ты что, собираешься взять в руки иголку с ниткой? — насмешливо промолвила Розалин.

— Нет, но если бы ты соблаговолила…

— О нет, я не «соблаговолю», — твердо заявила она. — Во всяком случае, пока в магазинах полно одежды В наши дни. Торн, редко кто шьет себе сам. Почти все покупают готовую одежду. И хотя в большинстве своем мы способны наложить стежки, чтобы немного продлить жизнь старым вещам, дыры и рваные края трудно заштопать. Все, что испорчено, выбрасывают в мусорное…

Он закрыл ей рот поцелуем, возможно, чтобы прервать ее лихорадочное бормотание. Она действительно чувствовала волнение: он буквально возвышался над ней, и под мокрой тканью туники ясно угадывались твердые мускулы могучего тела. И она знала, что последует за тем, как они выйдут из ванной…

— Тогда сними ее, если не можешь разорвать, — сказал он, приблизив свои губы к ее губам.

Да, конечно, она сделает, но… что он ей сказал? В ту же секунду он опустился перед ней на одно колено, и мысли Розалин неохотно вернулись из спальни. Она поняла, что он все еще говорит про тунику и теперь сделал так, чтобы ей проще было ее снять.

Она нагнулась, чтобы потянуть за ткань, и его губы слегка потерлись о ее шею, затем коснулись щеки. Она почувствовала его руки вокруг бедер, и тотчас юбка скользнула вниз. Розалин ощутила дрожь в руках, как только поняла, что они с Торном могут и не дойти до постели и что у него имеются совершенно иные представления о совместном принятии ванны.

Однако в тот момент ей было все равно — чем скорее, тем лучше. Хотя она с большим удовольствием выбрала бы именно постель для своего первого знакомства с миром чувственной любви. С губ ее сорвался стон, когда она вспомнила тяжесть его тела, совсем недавно нависавшего над ней.

Розалин решила поскорее закончить с ванной и затащить его в постель, пока она в состоянии это сделать. Она изо всех сил дернула за подол его туники, чтобы на время оторвать от себя его руки и губы. Бросив ее на пол, она потянулась за мылом и стала растирать руками его грудь и плечи. Действительность оказалась куда приятнее, чем то, что она представляла себе раньше.

— Какое у тебя нежное… мыло.

Произнеся эти слова, Торн запустил руки под намокшую блузку, чуть приподнял ткань; ладони остановились на ее груди. У Розалин перехватило дыхание, руки замерли на его плечах. Подняв глаза, она заметила, что он ухмыляется, глядя на нее сверху вниз. Она вдруг рассмеялась, сама не зная отчего.

Розалин никогда не думала, что ей будет так весело с человеком, которого она едва знала. Раньше она считала, что интимные отношения не имеют ничего общего с развлечением и радостью. Но сейчас ей было хорошо, и она смеялась — от счастья.

Все еще улыбаясь, она повернула его, чтобы потереть его спину, и через некоторое время обнаружила, что он ужасно боится щекотки, а он не замедлил заметить за ней такую же особенность. Они хохотали до упаду, а Розалин даже повизгивала, пока они сбрасывали с себя последнюю одежду. Розалин с удивлением отметила про себя, что от ее стыдливости не осталось и следа.

Торн подхватил ее на руки и вынес из ванной, но не поставил на пол, а направился сразу в спальню. Розалин хотела было напомнить ему о полотенце, но потом передумала: он все равно сделает все по-своему, что бы она ему ни говорила. Да и к тому же ей это начинало нравиться.

Торн осторожно положил ее на постель и сам пристроился сверху. На лице его было написано глубокое удовлетворение — он наконец-то получил то, что хотел.

Розалин не собиралась больше порицать его за то, что он буквально пожирал ее глазами — она молча удивлялась, как и почему именно с ним она так быстро преодолела свою старомодную застенчивость, но решила поразмыслить над этим позже, а сейчас просто радовалась, что ей это удалось.

Его мокрые волосы касались ее тела, и она с улыбкой заметила:

— Постель совсем вымокнет.

— Ничего, просохнет. А тебя я высушу, — добавил он.

И он стал слизывать языком блестящие капельки с ее тела, еще больше капель оставляя за собой. Это было странное ощущение — чуть-чуть щекотно, но приятно. Внезапно он поднял голову, тряхнул волосами, и на смеющуюся Розалин полетели холодные брызги, так что теперь он мог начать все сначала.

Он покрывал быстрыми и легкими поцелуями ее тело, и Розалин казалось, что она сама превратилась в комок нервов, чутко отзывавшихся на каждое его прикосновение. Представление о средневековых мужчинах полностью изменилось.

Занимаясь историей средневековья, Розалин пришла к выводу, что в то время секс был утомительной, хотя и необходимой обязанностью, которую следовало исполнять по возможности быстро и эффективно, и находился в полном ведении церкви. Женщин ни во что не ставили, если только они не были богаты и знатны. Как правило, женщины в те времена не были избалованы мужской заботой и вниманием, а тем более нежностью и ласками, которыми сейчас щедро одаривал Розалин ее викинг Торн пришел из тьмы веков — из эпохи язычества, задолго до того, как церковь стала вмешиваться в интимную жизнь своих подданных. Викинги имели скверную репутацию в отношении женщин: изнасилования и похищения как-то не вязались с образом нежного любовника, каким, несомненно, был ее викинг.

Его страстные поцелуи были горячими, испепеляющими — или, может быть, ее тело горело от внутреннего огня? Она пылала как в лихорадке и знала, что причиной возбуждения была страсть, которую до сего дня ей ни разу не приходилось испытывать.

Глубокое, первобытное желание соединения с ним в единое целое сжигало ее, и желание это стало сильнее, когда он захватил ртом ее грудь, и еще сильнее, когда она почувствовала, как его губы касаются щей и уха. Его язык медленно проник в ушную раковину, а рука скользнула между ног.

Розалин затопила волна удовольствия. Взрыв восторга был неожиданным и сильным и мгновенно дал ей желаемое освобождение. Она вскрикнула, и руки помимо ее воли стиснули его шею с такой силой, будто она хотела задушить его в объятиях.

Он изо всех сил старался сдерживать свое желание, побуждавшее его сейчас же войти в нее и дать волю своей страсти. Это желание сводило его с ума — так долго он копил его в себе. И все же он не хотел испугать ее тем, что она разожгла в нем.

Розалин казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она разжала свои объятия и сердце ее перестало бешено колотиться в груди. С трудом переводя дыхание, она прошептала:

— Я должна сказать тебе одну вещь, прежде чем это вызовет твое удивление. Я… я никогда раньше не была с мужчиной.

Он чуть не рассмеялся при ее словах.

— Я знаю, — сказал он.

Она недоуменно приподняла брови, услышав в его голосе нотку самодовольства:

— Да? И откуда же?

На сей раз он не смог удержаться и усмехнулся, — Ты думала, я не замечу разницы? Ты ни разу не сказала, что у тебя есть мужчина. Но ты и не шлюха — ведь ты ни разу не сделала попытки завлечь меня в постель. Значит, ты невинная девица.

— Понятно, — сказала Розалин, коротко кивнув головой. — Весьма логичное умозаключение, но оно неприменимо к женщинам нашего века. Современные женщины не…

Он снова поцеловал ее — видимо, считая, что это наиболее эффективный способ прервать ее очередной монолог о различиях между их эпохами.

Ни одна женщина, ранее встречавшаяся на его пути, не читала ему столько наставлений и так не бранила его, хотя он обычно не обращал внимания на их угрозы. Он находил это даже забавным — она единственная осмеливалась порицать его, на это не решались даже те женщины, которые имели над ним власть с помощью его же меча. Но теперь было не время для пререканий. И он понял, что она тоже была с этим согласна, ибо она вернула ему поцелуй, ее руки еще крепче обвились вокруг его шеи, и она изогнулась навстречу ему.

Это было уже свыше его сил — она была такой нежной, податливой, трепещущей от желания, что он не мог больше медлить ни секунды, чтобы овладеть ею. Он медленно и осторожно вошел в нее — путь его облегчала влага ее страсти, и, слегка надавив, в одно мгновение уничтожил преграду ее невинности и полностью погрузился в ее мягкую глубину.

Розалин не издала ни звука. И когда он взглянул на нее, испугавшись, что причинил ей боль, то увидел, что к ней возвратилась страсть. Это привело его на вершину возбуждения, и он отдался этому порыву, в то же время выказывая осторожную сдержанность, которую никогда еще не проявлял ни к одной женщине. Когда он ощутил, как ее охватывает высший пик наслаждения, он в одно мгновение слился с ней в едином порыве восторга.

Она теперь принадлежала ему. Обладательница его меча отдала себя ему во владение.

Глава 20

Розалин сладко потянулась, все еще находясь во власти сна. Она чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей, словно проспала семь дней подряд. Ей было хорошо — так хорошо ей еще никогда не бывало. Ей даже захотелось продлить это состояние, и она решила еще немножечко понежиться в постели и не торопиться вставать.

Она слышала лошадиный топот и ржание, стук и позвякивание, словно кто-то рядом заколачивал гвозди. В воздухе носился какой-то странный запах, похожий на запах плесени, но он совершенно не портил ей настроение. Она даже не обращала внимания на то, что постель ее почему-то стала жесткой и кусачей, как шерстяные армейские одеяла…

Лошади?!

Розалин открыла глаза, тут же закрыла их и снова открыла. Нет, она, наверное, все еще спит, иначе как ей объяснить свое видение? Ее испуганным глазам предстала вовсе не ее спальня, а что-то вроде палатки. Плесневелый запах исходил от подушек и матраса, простыни были из очень грубой ткани. Матрас, если его только можно было так назвать, лежал прямо на полу и был гораздо уже двуспальной кровати.

Пол покрывал тот же холст, что был натянут на палатку. Поверх холста вместо ковра была брошена шкура. У стены стоял большой старинный кованый сундук, крышка его была открыта. По обеим сторонам от него стояли два сундучка поменьше. На них так же, как и на большом, были повешены огромные замки, а один был даже перетянут ржавой цепью. Железный горшочек, вернее, котелок, был подвешен на какое-то хитроумное приспособление из жердочек над потухшими углями.

Но это же?.. Нет, Торн не смог бы перенести ее в прошлое без ее согласия. Просто ему, вероятно, непривычно было спать в помещении, и он вытащил их постель на улицу. Но где в таком случае он взял палатку?

Розалин отбросила грубые простыни и стала шарить вокруг в поисках одежды. Заметив свою наготу, она застыла в удивлении, и тут воспоминания о прошедшей ночи вихрем пронеслись перед ее мысленным взором. Розалин улыбнулась. Ладно, так уж и быть, она не будет ругать его, когда разыщет, просто заметит, что ему надо было предупредить ее, прежде чем отправляться на лоно природы. И все-таки, где он отыскал палатку?

Розалин снова стала искать одежду. Она уже потянулась было к огромному сундуку с откинутой крышкой, как вдруг полог палатки приподнялся, и показался парнишка лет четырнадцати-пятнадцати.

— Утро доброе, миледи, — приветливо произнес он.

Увидеть его, Розалин взвизгнула и нырнула под покрывало. Нет, Торну это даром не пройдет! Мальчишка одет в тунику длиной до колен, на поясе у него болтается меч — это яснее ясного говорит о том, что Торн перенес ее постель не в палисадник у коттеджа, а гораздо дальше — в другое столетие.

Осторожно высунув голову из-под одеяла, Розалин увидела, что парнишка все еще в палатке. По-видимому, он совершенно не был смущен, когда увидел ее в чем мать родила. Он спокойно стоял перед ней и вопросительно смотрел.

Розалин тут же вспомнила, что в средние века нагота была делом обычным — люди на ночь снимали с себя всю одежду, чтобы она не так быстро изнашивалась, и в одном помещении могли разместиться на ночлег несколько десятков человек. Хозяйки замков и их служанки помогали знатным гостям принимать ванну, что было выражением любезности и гостеприимства. При одевании лорда или леди присутствовало, как правило, не менее шести человек, а на кухне, когда жар от очага становился невыносимым, слуги могли скинуть с себя все до последней нитки. стеснительность и смущение при виде обнаженного тела еще не стали нормой поведения. Только спустя столетия человек стал стыдиться того, что можно было назвать величайшим божественным творением.

Что касается Розалин, то она была дитя своего времени и поэтому теперь умирала от смущения. Она пыталась внушить себе, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Рядом с ней находился настоящий средневековый подросток, с которым она могла поговорить, так как знала нормандский французский, но не в силах была пошевелить языком.

Лучше бы он ушел, а с ним исчезло бы и ее смущение. Но он не уходил и стоял перед ней, ожидая непонятно чего. Розалин заметила, что он держит в руках одежду, напоминавшую женское платье. Может, это для нее? Хорошо бы.

Но так как паренек не только не предлагал ей одежду, но и вообще не произносил ни слова, Розалин поняла, что ей следует первой начать разговор. Сперва она хотела попросить у него платье, но потом решила, что ей важнее сначала узнать, где викинг.

— Ты знаешь, кто такой Торн Бладдринкер?

— Да, миледи, он мой господин.

Розалин подозрительно нахмурилась и спросила:

— В каком смысле — в обычном или в божественном?

— Миледи?

Его недоумение подсказало ей ответ, но чтобы окончательно убедиться, она продолжала:

— Расскажи, как он стал твоим господином?

— Моя сестра Блит отдала меня ему в услужение, — ответил он и добавил, гордо выпятив грудь:

— Когда я закончу обучение, то стану его оруженосцем.

Они с Торном только что прибыли в это время, так когда же, черт возьми, он успел взять к себе мальчишку? Наверное, эта Блит — одна из женщин, владевших Проклятьем Бладдринкера. Значит, Торн рискует встретиться в этом времени с самим собой.

— И давно ты ему служишь?

— Почти два года.

Розалин почувствовала, как ее охватывает тревога. Торн не удосужился объяснить ей, что случится, если он встретит себя в прошлом — он только сказал, что Один строго-настрого ему это запретил. Она должна поговорить с Торном и как можно скорее выяснить этот вопрос.

— А ты знаешь, где сейчас Торн?

— Да, он еще на рассвете отправился на пристань — потолковать с герцогом Вильгельмом.

Так, значит, на этот раз он перенес ее на встречу с Вильгельмом Незаконнорожденным! Ее радость почти заглушила нараставшую тревогу. Но почему он не разбудил ее, а оставил в своем шатре? Они могли бы вместе засвидетельствовать свое почтение первому нормандскому королю Англии.

— Лорд Торн попросил меня достать вам платье, миледи, — продолжал паренек, — и помочь вам одеться, так как у вас нет служанки.

"Ах вот как! Значит, он так приказал!» — , подумала Розалин с нарастающим раздражением. Но ей не хотелось вымещать свое недовольство на ни в чем неповинном мальчишке — у нее есть мишень и покрупнее.

— Да, кстати, как твое имя? — спросила она его. — Меня зовут Розалин, а тебя?

— Я Гай из Анжу.

— Что ж, благодарю тебя. Гай, за платье, но твоя помощь мне не потребуется. Можешь положить одежду, я и сама прекрасно справлюсь.

— Нет, мне было сказано прислуживать вам, и я буду делать то, что приказал мне лорд Торы.

Лицо подростка приняло упрямое выражение, но Розалин не собиралась сдаваться. Она вновь обратилась к нему, на этот раз более резким тоном:

— Если мне действительно будут нужны твои услуги, я тебя позову. А пока можешь подождать снаружи.

Мальчишка ухмыльнулся и заметил:

— Без меня вам не справиться, миледи. На этой рубашке сотня завязок.

— Сотня? — с сомнением переспросила Розалин. — Покажи-ка.

Он развернул рубашку и платье и протянул ей, чтобы она могла их рассмотреть. На желтом платье-блио не было ни одной завязки, а на темно-голубой рубашке их было всего несколько — возможно, штук двадцать, но никак не сотня, — и все располагались на спине. Прекрасно! Теперь ей придется одеваться с помощью этого юнца!

— Хорошо, — миролюбиво произнесла она, — я вижу, мне и впрямь понадобятся твои услуги, но сперва я хотела бы умыться. Ты не принесешь мне воды? Надеюсь, тебя это не затруднит?

— Нет, я в один миг все исполню, — выпалил он, просияв от радости, что она наконец-то его послушалась.

— Ты можешь оставить свою ношу здесь, — сказала она, увидев, что он собирается выйти с ее платьем.

— Конечно, миледи.

Паренек положил одежду перед ней на постель и выскочил из палатки.

Розалин поспешно стала натягивать рубашку, надеясь успеть до его возвращения, но это было не так-то просто. Узкие и длинные рукава рубашки облегали ее руку как вторая кожа — возможно, у той, для кого было сшито это платье, были более тонкие руки, так как на рукавах не было завязок. Но, к счастью, это было единственное неудобство. С помощью завязок она подгонит рубашку по фигуре, затем наденет сверху блио без рукавов, с продольными разрезами.

Она узнала стиль костюма. Он был в ходу на протяжении Х и XI веков. А так как, по словам Гая, король Вильгельм все еще носил титул герцога, Торн, по-видимому, перенес ее во время, предшествующее завоеванию Англии норманнами. Что ж, ей это подходит — она ведь все равно увидит великого завоевателя.

Гай вернулся, держа в руке ковш с водой. Розалин хотела возмутиться его бесцеремонным вторжением, но вовремя вспомнила, что он все равно не смог бы постучаться в дверь по причине отсутствия таковой. Но почему Торн оставил ее в палатке?

— Скажи, Гай, далеко отсюда пристань, на которую отправился Торн?

— Да нет, не так уж далеко, миледи. А верхом и совсем рукой подать.

Что значит «рукой подать»? Час или два? Как это точно узнать? Ведь в то время самым быстрым средством передвижения была лошадь, и средневековым путешественникам требовалось несколько дней, чтобы доехать до ближайшего города.

— Там поблизости нет… — она замялась, пытаясь вспомнить, как в XI веке называли гостиницу, — ночлежек?

Мальчишка захихикал, прежде чем соизволил просветить ее:

— Там есть постоялые дворы, да только в них все равно не разместится армия в шесть тысяч человек.

Армия? У пристани разбит военный лагерь? Не может быть! Значит, Торн позволил ей стать свидетельницей одной из самых знаменитых битв в истории? Неужели норманны уже собираются переправляться через пролив?

Розалин сгорала от желания спросить Гая, какой сегодня день, но этот вопрос прозвучал бы довольно странно — она и так уже, наверное, замучила его своим корявым нормандским французским. Она расспросит обо всем у Торна, как только его разыщет. А для этого нужно поскорее закончить утомительную процедуру одевания.

Покраснев от смущения, она приподняла волосы и повернулась спиной к Гаю.

— Не соблаговолишь ли позаботиться о моих завязках — ты ведь так рвался мне помогать.

— Миледи? — недоуменно переспросил паренек. Розалин вытаращила на него глаза и медленно повторила:

— Завяжи завязки. Гай, будь любезен. Я пойду искать Торна.

Гай уже взялся за завязки, но при этих словах снова отпустил их и важно произнес:

— Нет, я должен караулить вас здесь до его возвращения.

Розалин хотела возмутиться, но вовремя сообразила, что в таком случае он никогда не зашнурует ее платье, и язвительно поинтересовалась:

— Это он так тебе велел или ты сам придумал?

— Это приказ моего господина.

— Что ж, он поступил очень… предусмотрительно. Розалин снова почувствовала, как зашевелились пальцы мальчишки у нее на спине — должно быть, она убедила его в своей покорности. Прошло десять бесконечно долгих минут, прежде чем парнишка управился с последней завязкой.

— Готово, — выдохнул он с облегчением. Розалин натянула блио поверх нижней рубашки и расправила его. Под него не помешало бы надеть каблуки, но в то время они еще не были в моде. Можно было попробовать подвязать платье поясом, и Розалин снова обратила вопросительный взгляд на Гая.

— А ты, случайно, не достал мне какую-нибудь обувь и… кушак? — спросила она.

— Достал, — ответил парнишка, снова просияв. Он полез за пазуху и вытащил на свет Божий пару тряпичных туфель, которые, казалось, состояли из одной подошвы, и длинную вышитую ленту, служившую поясом.

— Вот молодец, — похвалила его Розалин, опустилась на матрас и стала обувать мягкие остроконечные туфли.

К ее удивлению, они оказались ей впору, несмотря на то, что она была значительно крупнее средневековых женщин. Зато с блио по-прежнему были проблемы — платье так плотно облегало фигуру, что Розалин никак не удавалось подтянуть его поясом повыше. Помучившись с ним еще немного, она решила наконец отказаться от этой затеи: придется просто приподнимать подол при ходьбе, а уж сзади пусть он волочится по земле, как и полагается по фасону.

— А умываться? Вы забыли, миледи? — напомнил ей Гай.

— Ах да, конечно, — поспешно сказала она, — но сначала…

И не договорив, она пулей выскочила из палатки, прежде чем он успел ее остановить. Он что-то прокричал ей вдогонку, но она продолжала бежать не останавливаясь. Как ей найти дорогу к порту? Да очень просто: ее приведет туда запах моря. А может, она увидит корабли — в летописях было сказано, что флот лорда Вильгельма насчитывал до семи тысяч судов. Розалин шла быстрым шагом, почти бежала, едва успевая оглядываться по сторонам — вдруг вдалеке мелькнет высокая мачта? Но вокруг были только шатры, тысячи и тысячи шатров — огромный военный лагерь. Розалин уже начинала думать, что Гай имел в виду многочасовой переход, когда говорил, что до порта рукой достать.

Лагерь буквально кишел людьми. Солдаты сидели и стояли у своих палаток, переговаривались, готовили еду у костров, упражнялись друг с другом в искусстве владения мечом, чистили оружие. Среди них попадались и женщины — по грязной одежде из грубой ткани можно было заключить, что они были из числа сопровождавших войско потаскушек.

В средние века одежда многое могла рассказать о человеке: по платью можно было легко отличить знатного дворянина от простолюдина, ибо только богатому сословию по позволялось носить тонкие изысканные ткани и платья. Платье, которое Гай принес Розалин, было довольно хорошей выделки, но она понимала, что это ни в коей мере не гарантирует ей безопасность в лагере — наряду с благородными господами здесь было полно всякого сброду, как и в любой армии: среди толпы ворам и бандитам было полное раздолье.

Розалин хотела уже повернуться и отправиться обратно в палатку Торна, чтобы подождать там до его возвращения, но вдруг вспомнила, что, в спешке убегая от своего юного стража, забыла посмотреть, как выглядит палатка. Оставалось надеяться, что мальчишка отправился вслед за ней и скоро ее догонит.

Она медленно пошла в обратную сторону, но не успела сделать и несколько шагов, как чья-то рука тяжело опустилась ей на плечо. Она попыталась вывернуться, но тот, кто держал ее, был очень силен и крепко сжал ее плечи. Она обернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, и внутри ее все похолодело. Перед ней стоял молодой воин — судя по виду, простой солдат. Он был с ней почти одного роста, но довольно крепкого сложения. Нагло окинув ее взглядом, он ухмыльнулся, обнажив щербатый рот. На его всклокоченной густой бороде виднелись остатки пищи — возможно, там же скрывались откормленные вши.

И тут она увидела еще троих молодцов, которые приближались к ней с похотливыми ухмылками.

Глава 21

До Розалин слишком поздно дошло, что хотя на ней было надето платье богатой леди, волосы ее были в совершенном беспорядке — ведь она спала с мокрой головой. Она совсем забыла, что средневековые дамы никогда не показывались на людях с распущенными волосами, а тем более без головного убора.

Теперь каждый, кто встретит ее, вправе подумать, что она только что вылезла из чьей-то постели. А то, что она бродила по лагерю без свиты, приличествующей знатной леди, могло навести окружающих и на другую мысль — что у нее было тайное свидание с одним из воинов. Это, в свою очередь, вызывало резонный вопрос: если она провела ночь с одним, то почему не с двумя, тремя и более?

Она еще смутно надеялась, что у окруживших ее мужчин не было таких мыслей, но их ухмылки доказывали обратное. Если бы все это происходило в ее времени, она бы объяснила им их ошибку и парни отошли бы от нее с извинениями.

Но это были грубые, неотесанные средневековые крестьяне, которых сорвали с насиженных мест и заставили воевать в угоду честолюбивым планам их герцога. Они с жадностью бросались на те немногие развлечения, которые им перепадали в их суровой походной жизни. А эти воины к тому же знали, что идут на смерть (ведь норманны выиграли битву при Гастингсе не без потерь), и поэтому, вероятно, решили напоследок насладиться всеми земными благами.

В другой ситуации Розалин, наверное, пожалела бы их. Но сейчас они собирались получить от нее одну из тех земных радостей, в которых им было отказано, — выражения их лиц говорили об этом яснее ясного. Видно, они уже совсем отчаялись найти себе забаву, так как напали на нее среди бела дня в многолюдном месте — им, видно, было наплевать на последствия такого откровенного разбоя.

Вместо того чтобы во весь голос звать на помощь, Розалин почему-то решила, что сможет их уговорить.

— Предупреждаю вас, джентльмены, если вы не отпустите меня сию же минуту, я закричу.

Ее угроза не произвела на них никакого впечатления — один из них пренебрежительно усмехнулся и, поймав локон ее волос, стал мусолить его грязными пальцами. Другой — тот, который все еще держал ее за плечи, — прижал ее к себе. От запаха давно не мытого тела ей чуть не сделалось дурно.

Слова третьего солдата, который стиснул рукой ее грудь, заставили ее похолодеть от страха.

— Если ты, шлюха, хочешь, чтобы с тобой кроме нас еще кто-нибудь поразвлекся, то можешь кричать сколько влезет. А мы не собираемся ни с кем тебя делить.

Так она достанется всем этим подонкам? Розалин пришла в ужас. Вокруг не было видно ни одного благородного рыцаря, и надеяться на его героическое вмешательство было нечего. Да и к тому же рыцарь мог бы оказаться таким же жестоким грубияном, как и его солдаты, и не упустил бы случая развлечься с потаскушкой.

Да, похоже, не одни викинги праздновали свои победы, грабя и насилуя мирных жителей. Эти солдаты готовились к сражению, и в их глазах насилие было своего рода поощрительным призом для победителей и еще одним бедствием для побежденных.

К чести герцога Вильгельма, следовало заметить, что все эти месяцы, пока его армия готовилась переплыть пролив и стояла лагерем на побережье, он под страхом смерти запретил своим воинам грабить окрестных жителей (что, в свою очередь, позволяло судить о размерах ; его сундуков). Но уж когда его войска достигли пределов Англии, мародерству и насилию не было предела.

Солдат, который прижимал ее к себе за плечи, вдруг оттолкнул руку своего товарища от ее груди. Розалин прекрасно понимала, что он не собирается ее защищать, а всего лишь пытается установить очередность.

— Я ее нашел, — прорычал он своим дружкам. — И я первый с ней лягу.

Розалин молча молилась, чтобы тот, другой, стал ему возражать: в завязавшейся драке она бы смогла легко ускользнуть. Но второй солдат грубо расхохотался и пожал плечами — верно, решил, что она ему все равно достанется так или иначе.

Розалин поняла, что пришло время сочинить какую-нибудь историю и приплести туда несколько известных имен. Только бы эти негодяи не были настолько невежественными, чтобы не знать, кто ими командует.

— Меня пригласил к себе герцог Вильгельм, а его сводный брат Одо, епископ из Байе, сопровождал меня, но мы с ним случайно разминулись в толпе. Если кто-нибудь из вас проводит меня к герцогу, я обещаю вам награду.

— Я отведу тебя, куда пожелаешь, шлюха, но сначала… получу свою награду, — сказал тот, кто держал ее. Он повернул ее лицом к себе и приблизил свой рот к ее губам.

Если он дотронется до нее своими зловонными губами, ее стошнит — может, хоть это его остановит. Сопротивляться было бесполезно — и не потому, что ей ни разу в жизни не приходилось прибегать к столь жестоким мерам, но потому, что ее сопротивление привлекло бы к ней еще больше охотников позабавиться, а она и так уже была одна против троих.

Тем не менее, когда его влажный рот закрыл ее крепко сжатые губы, она попыталась лягнуть его коленкой в пах. Она промахнулась, но в это мгновение какая-то сила сбила солдата с ног. Розалин тоже бы упала, но кто-то вовремя схватил ее за руку, чуть не вывихнув плечо, и рывком поставил на ноги.

Ее насильник валялся на земле, со стоном прижимая руку к окровавленному уху — сквозь пальцы сочилась кровь, — видно, его с размаху ударили закованным в броню кулаком. Та же самая рука в железной перчатке, на которой виднелись следы крови, теперь сжимала ее плечо. Она обернулась и увидела красивого рыцаря в боевой кольчуге, которая так ярко сверкала на солнце, что Розалин невольно подумала о солнцезащитных очках.

Рыцарь был высокий, широкоплечий, его золотистые волосы были коротко подстрижены, как это принято было у норманнов. Взгляд изумрудно-зеленых глаз был прикован к ее лицу, а не к ее обидчику, который, воспользовавшись моментом, пытался незаметно отползти в сторону. Его дружки уже разбежались кто куда, оставив Розалин наедине с ее спасителем и… Гаем из Анжу.

Она сначала не разглядела парнишку из-за широкой спины рыцаря, но, заметив озабоченное выражение его лица, поняла, что именно он привел сюда этого рыцаря, так как прекрасно понимал, что от его собственного вмешательства проку будет не больше, чем от сопротивления Розалин. Значит, он все время шел за ней по пятам и, когда она попала в беду, пришел ей на помощь — нашел того, кто действительно мог ее спасти.

Розалин почувствовала горячую благодарность к пареньку. Она все еще была в шоке от случившегося, иначе бы, конечно, увидела, с каким нескрываемым восхищением уставился на нее незнакомый рыцарь. Теперь же от нее не ускользнул ни его взгляд, ни его внешность — рыцарь был чертовски красив, и его сверкающая на солнце кольчуга придавала ему еще больше великолепия.

Она чуть не рассмеялась, несмотря на всю серьезность момента: подумать только, в роли спасителя выступает настоящий рыцарь в сверкающей броне, который, ко всему прочему, еще и красив как бог, — только в сказке такое встретишь!

Ее современницам такое и не снилось, а ей вот повезло, и то только потому, что она попала в прошлое — в сказочный мир любезных кавалеров и прекрасных дам. Неужели всем женщинам XX столетия нужно побывать в прошедших временах, чтобы узнать, что такое рыцарство и галантность? Интересно, есть еще здесь воины с заколдованными мечами? А то Торн замучается таскать сюда на экскурсию всех желающих.

Надо спросить у него об этом, а также о том, за что его прокляла ведьма Ганхильда. Но сейчас его рядом не было, и Розалин вовремя вспомнила, что ей нужно наконец поблагодарить своих спасителей. Она решила начать с рыцаря.

— Я вам чрезвычайно благодарна, — с чувством сказала она ему и улыбнулась, подтверждая улыбкой искренность своих слов. — Ваше вмешательство было очень своевременным. Спасибо и тебе, Гай. Наверное, это ты привел сюда этого достойного рыцаря?

— Да, — ворчливо отозвался мальчишка, — но в этом не было бы нужды, если бы вы с самого начала послушались…

— Знаю, знаю, — остановила она его упреки. — Поверь, я больше никогда не совершу такой ошибки. Я просто не предполагала, что здесь так много простых солдат…

Розалин сказала это затем, чтобы у ее спасителей не сложилось впечатление, что она совершенная дурочка, а главное, чтобы они не заподозрили, что она не из их столетия. В средние века женщины твердо знали, что им позволено и не позволено, и редко нарушали эти неписаные правила. И уж конечно, ни одна из благородных леди не рискнула бы отправиться на прогулку по военному лагерю без свиты.

— Это невежественный и грубый народ. Им следовало бы знать, чем они рискуют, нападая на знатную леди, — сказал рыцарь.

Розалин так и хотелось возразить: «Они прекрасно знали, чем рискуют, — могу поклясться». Однако надо было признать: то, что он сказал, при обычных обстоятельствах было бы справедливо. Но в данном случае… Кто знает, сколько времени эти мужчины были оторваны от своих законных жен, не имея в кармане даже монеты, чтобы удовлетворить свои потребности с потаскушками? Нет, леди не стала бы задаваться подобными вопросами, и Розалин решила, что ей тоже не следует затрагивать эту тему.

Слова рыцаря окончательно приободрили ее, и она ответила, нимало не смутившись:

— Я не знаю, что было у них на уме, но я рада, что вам удалось им помешать.

— Я счастлив, что смог быть вам полезным, мадемуазель, — любезно произнес он. — Если вам снова понадобится моя помощь…

— Эта леди находится под покровительством Торна Бладдринкера, — отрезал Гай.

— Да, в самом деле? Ну тогда лучшей защиты для нее и не требуется, — сказал рыцарь и прибавил со вздохом:

— А жаль.

Розалин густо покраснела: глаза рыцаря были теперь устремлены на нее в упор, как будто бы он переменил свое мнение о ней и решил взять то, что не досталось солдатам. Но она тут же поспешила успокоить себя — не может же ее благородный спаситель заставить ее снова взывать о помощи!

Но Гай, очевидно, заподозрил что-то неладное. Он быстро подошел к ней и взял за руку, видимо, желая увести, пока она снова не вляпалась в историю, и решительным шагом направился прочь.

— Благодарю вас, милорд, — бросил он на ходу, обращаясь к рыцарю.

Розалин захотелось отлупить мальчишку за такую дерзость, но она умерила свои пыл и, упираясь, задержалась ровно настолько, чтобы сказать:

— Прощайте, сэр рыцарь, благодарю вас от всей души. Может быть, когда-нибудь я смогу отплатить вам за вашу доброту.

Рыцарь откинул голову и расхохотался; Розалин снова залилась краской смущения.

Глава 22

— Что это его так насмешило? Я что-то не так сказала? — спросила Розалин у Гая, тащившего ее за руку по узкой тропинке между боевыми шатрами.

Не замедляя шага, он хмуро пробурчал:

— Вам, должно быть, не терпится защитить его от назойливых приставаний местных потаскушек.

— У меня этого и в мыслях не было, — возразила она оскорбленным тоном.

— Может, и так, да по вашим словам выходит совсем иное, — продолжал упираться он. — Как еще вы смогли бы отблагодарить его, если бы…

Он не договорил. Розалин заметила, что он покраснел как рак, и поняла, на что он намекал своим «если бы». Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Неужели рыцарь подумал про нее то же самое и поэтому рассмеялся?

При мысли об этом Розалин стала пунцовой. Она злилась на себя за свое смущение — в конце концов, она же не девчонка, а взрослая женщина, весьма хорошо изучившая все стороны социальной жизни, в том числе (благодаря Торну) и область интимных отношений. Она могла бы с полной уверенностью сказать, что в этом столетии в целом мире не нашлось бы человека, который был бы столь же образован, как она.

Эта мысль наполнила ее душу радостным удовлетворением — приятно было сознавать, что все эти бесконечные часы над книгами и учебниками, ради которых она жертвовала даже своей личной жизнью, не пропали даром. В то же время это показалось ей забавным: что ей делать теперь со своими знаниями и образованностью среди этих невежественных вояк?

Ее смущение и вызванное им раздражение уже почти прошли, и она вновь обратилась к своему юному стражу:

— Кто этот рыцарь, который спас меня? Какая-нибудь важная персона?

— Важная персона? — повторил мальчишка, усмехнулся и добавил снисходительным тоном:

— Миледи, каждый, к чьим советам прислушивается герцог, является важной персоной, а сэр Ренар де Морвиль — ближайший друг Роберта Мортена.

Поскольку Гай не стал уточнять, кто такой Роберт Мортен, Розалин поняла, что это имя должно быть известно всем и каждому. И действительно, покопавшись в памяти, она вспомнила, что так звали второго сводного брата герцога Вильгельма, который, как и Одо, принимал самое активное участие в военном походе против Англии.

Если сэр Ренар был другом Роберта, значит, он довольно высоко стоял на общественной лестнице. И если пока сам по себе он еще не имел большого влияния, то, несомненно, приобрел его после того, как Вильгельм поделил Англию между своими сподвижниками — если только не погиб в одном из предшествующих сражений.

Розалин пыталась вспомнить, что ей известно об этом рыцаре из истории — ведь тогда она смогла бы проследить его дальнейшую судьбу. Но все усилия ее были тщетны, да и понятно: большинство вассалов Вильгельма изменили свои имена, после того как осели в Англии, а их первоначальные имена не сохранились в летописях.

Они с Гаем подошли к их шатру, но он отпустил ее руку только после того, как они вошли внутрь.

— Вы останетесь здесь до возвращения нашего господина, — сказал он.

Нашего господина? Но Торн ей не господин! Интересно, а что думает Гай о ее отношениях с Торном и что сам Торн сказал ему об этом? Розалин не решилась спросить мальчишку, так как знала, что не услышит в ответ ничего для себя приятного, а у нее и так сегодня было достаточно волнений.

Но его командирский тон ее задел. Какое право имеет этот четырнадцатилетний юнец приказывать ей, двадцатидевятилетней женщине? Похоже, в этом времени мальчишки имели больше прав, чем взрослые женщины, но Розалин не собиралась терпеть такое унижение в придачу ко всем тем запретам и ограничениям, с которыми ей уже пришлось здесь столкнуться.

Поэтому она сурово нахмурилась и произнесла тоном, не терпящим возражений:

— Я останусь здесь, Гай, но только потому, что я сама так решила. И мне не нужна нянька — так что можешь пойти поискать Торна. И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше.

Паренек снова вспыхнул, на этот раз от детской досады. Тон, которым она разговаривала с ним, вероятно, напомнил ему его матушку. Розалин готова была поклясться, что, кроме этой почтенной леди, ни одна женщина не осмеливалась его поучать. В средневековых семьях воспитанием сыновей обычно занимался отец, а чаще всего (как в случае с Гаем) мальчишек с малых лет отдавали в оруженосцы к рыцарям.

Ничего не ответив на ее слова, Гай резко развернулся и вышел из палатки. Розалин вздохнула. И надо же ей было поссориться с этим пареньком, едва успев с ним познакомиться! Не так-то много у нее здесь друзей. Наверное, во всем виноват случай с солдатами — нервы совсем расшатались. Ей не следовало выходить из себя — поведение подростка было совершенно нормальным для того времени. И уж во всяком случае, она могла бы найти к нему подход — недаром же она преподавала в колледже.

Досадуя на себя за свою несдержанность, а также на Торна и Гая за долгое отсутствие, она ходила из утла в угол, с нетерпением ожидая появления своего викинга. Длинные юбки постоянно путались при ходьбе, и ей приходилось то и дело отбрасывать их движением ноги.

Прошел час, потом другой. Розалин уже начинало казаться, что Гай пошел совсем не затем, чтобы искать Торна. Он, верно, так разозлился на нее, что решил оставить ее на все утро в этом шатре, изнемогающую от жары и духоты. Солнце медленно поднималось над горизонтом и постепенно превращало палатку в раскаленную печь.

К полудню она взмокла от жары в закрытом платье, да к тому же голодный желудок уже давал о себе знать. Это отнюдь не улучшило ее настроения, и поэтому, как только Торн вошел в палатку, она обрушила на него гряд упреков.

Она даже не дала ему рта раскрыть — так велики были ее ярость и раздражение.

— Где тебя черта носили? Как ты осмелился привести меня сюда, а потом бросить? Если бы я не была знакома с обычаями вашего времени, я бы попала в серьезную передрягу сегодня ут…

Она внезапно остановилась на середине фразы, так как он схватил ее за обе руки, приподнял над землей и несколько раз хорошенько встряхнул. Розалин от неожиданности забыла, что хотела ему сказать, и лишь беспомощно болтала ногами в воздухе. Но он не замедлил напомнить ей ее прегрешения.

— А как ты осмелилась покинуть шатер, когда тебе это строго-настрого запретили? Тебе что, наплевать на себя? Да понимаешь ли ты, что могло случиться?

— Можешь не продолжать, — холодно отрезала она. — Я прекрасно представляю, что могло случиться, если бы сэр Ренар не пришел мне на помощь. Но я бы не попала в такую переделку, если бы ты был рядом, когда я проснулась. Мы очутились здесь вдвоем и должны быть все время вместе. Торн, разве не так мы договаривались? Или ты считаешь, что можешь делать все, что тебе вздумается, а я буду предоставлена самой себе? Приставил ко мне этого маленького наглеца, который командует мной, как девчонкой!

— Наглеца?

— Да я говорю об этом мальчишке. Гае, — сказала Розалин и холодно добавила:

— Уж не думал ли ты, что я буду исполнять приказания тинейджера?

Торн снова встряхнул ее, но Розалин и не думала сдаваться. Все еще болтая ногами в воздухе, она гневно нахмурилась и уставилась ему в лицо бешеным взглядом. В его руках она чувствовала себя беспомощным ребенком: он был гораздо выше и сильнее ее и обращался с ней так, как в ее времени никто бы не стал обращаться со взрослой женщиной.

Хотя слово «тинейджер» было ему, по всей видимости, незнакомо, он понял, что речь идет о Гае.

— Я надеялся, что у тебя хватит здравого смысла прислушаться к его словам, — заявил он. — Гай получил от меня подробные указания, касающиеся твоей безопасности. Разве он не предупреждал тебя, что ты не должна выходить из шатра?

— Он только сказал что-то насчет того, что должен охранять меня до твоего прихода.

При этих словах Торн так грозно нахмурился, что у Розалин душа ушла в пятки. Она поняла, что ее жалкая попытка оправдаться его совершенно не убедила. Оба они знали, что она не должна была покидать палатку и все же сделала это вопреки запрету.

Торн не стал с ней спорить, а только холодно заметил, чеканя каждое слово:

— Впредь ты должна выполнять мои указания, от кого бы они ни исходили. Из-за твоего упрямства я теперь оказался в долгу у того, кому меньше всего желал бы быть обязанным.

Так вот почему он так взбешен, а вовсе не потому, что она чуть не попала в лапы к насильникам! Эта мысль причинила ей боль, но она не подала виду и насмешливо промолвила;

— Подумаешь, какая беда!

За эти слова Торн встряхнул ее изо всей силы. Розалин запоздало подумала, что ей следовало бы попридержать свой язык, пока он не опустил ее на землю. Долго он собирается ее так держать? Она уже хотела спросить его об этом, но он продолжил:

— Да, для тебя это беда, а знаешь почему? Потому что он скоро узнает, что ты мне не супруга, а наложница.

Розалин прекрасно знала значение этого слова — оно было эквивалентом «любовницы», а подобные дамы никогда не пользовались особым уважением — ни в средние века, ни в XX столетии. Несказанно оскорбленная, она прямо-таки взвизгнула от ярости:

— Что ты сказал?! Да как ты осмелился!., — И он теперь имеет полное право просить у меня в награду за свою услугу… тебя.

— Он… он не посмеет! — запинаясь, выкрикнула она. Потом перевела дух и заметила, вложив в свои слова все свое презрение:

— И ты, конечно же, отдашь ему то, что он попросит?

— Нет. Если он попросит меня об этом, я его убью. Небрежно сказанная фраза повергла ее в ужас.

— Ах вот как, человек сделал доброе дело, а ты ему за это снимешь голову? Хорошенькая благодарность! Ты можешь просто сказать: «Нет, ты ее не получишь», — и все ваши недоразумения на этом закончатся.

— Но это же оскорбление…

— Довольно, Торн, мне надоело слышать всю эту чепуху. Почему, черт возьми, ты сказал, что я твоя наложница?

— Я вынужден был сказать это герцогу Вильгельму, чтобы можно было представить тебя ему, а он прекрасно знает, что у меня нет жены.

— Но почему ты не сказал, что ты покровительствуешь даме, попавшей в беду, или что я твоя сестра? Или просто знакомая?

— Да он ведь не слепой и заметит, какими глазами я на тебя смотрю.

У Розалин вырвался яростный вскрик, и она снова стала вырываться из его рук. Сделать это было не так-то просто — он держал ее крепко.

— Пусти меня! — бешено выкрикнула она. Он опустил ее на землю и промолвил с тяжелым вздохом:

— Ну что мне с тобой делать? Это прозвучало так, как будто она была для него непосильным бременем.

— Ничего, — отрезала она. — Я не твоя собственность и не нуждаюсь в твоем покровительстве.

— Хочешь ты того или нет, но здесь тебе придется с этим смириться. Или ты так плохо знаешь историю, что не имеешь понятия о таких простых и очевидных вещах. Женщины всегда находятся под чьей-либо защитой — отца, мужа или своего господина. И никогда им не прекословят. А без мужской опеки ты здесь долго не протянешь.

Она это знала и понимала, что ей нечего ему возразить, что разозлило ее еще больше. Да, по таким законам — какими бы унизительными и отжившими они ни были — строились отношения средневековых мужчин и женщин. А то, что равенство полов было провозглашено не так давно, подтверждало, что средневековая система просуществовала несколько веков. Мужчины называют это покровительством, но для нее, женщины, это рабство.

Поняв, что его не переспорить, она решила повести наступление с другого конца.

— В следующий раз, когда тебе придет в голову попутешествовать по времени, Торн, будь так любезен, сообщи мне об этом заранее. Я не желаю каждый раз просыпаться в незнакомом месте — мое настроение от этого не улучшается.

— Я это заметил.

— Нет, — возразила она, — ты не видел меня, когда я проснулась. То настроение, в котором ты видишь меня сейчас, всего лишь результат твоего отсутствия. «Он пошел потолковать с герцогом Вильгельмом», — сказал мне твой оруженосец. Почему, спрашивается, ты не разбудил меня и не взял с собой?

— Потому что я ушел еще до рассвета, а тебе нужно было хорошенько отдохнуть… после бессонной ночи.

Она вспыхнула и метнула на него сердитый взгляд — ловко он перевел разговор на то, что было между ними прошлой ночью. Что за отвратительная манера — будить в ней сладостные воспоминания посреди спора! Розалин решила не поддаваться соблазну и постаралась обуздать нахлынувшие чувства, мысленно приказывая своему пробуждавшемуся телу сдержать невольный порыв. Она быстро повернулась и отошла от Торна.

Но она забыла подобрать длинные юбки и, наступив на подол, растянулась на полу лицом вниз. Окончательно смутившись, она бросила на Торна бешеный взгляд.

И надо же быть такой неловкой! Она лежала, не двигаясь, и чувствовала, что не в силах подняться, пока он не уйдет.

Торн и не собирался уходить. Он перевернул ее на спину, взял за руку и хотел было помочь ей подняться, но вдруг передумал и сам опустился перед ней на колени. Его грудь коснулась ее груди, а губы вновь пробудили в ней сладостные ощущения.

Обиды и недовольство — все было забыто в один миг Как будто не они только что ссорились друг с другом. И еще долго Розалин никак не могла собрать разбегающиеся мысли, но ее это нисколько не волновало.

Глава 23

— Неплохо у тебя получается, — промолвила Розалин, поглаживая кончиком пальца вокруг его тугого соска.

Торн понял, что она имеет в виду его достоинства как любовника. Заметив, что он покраснел, Розалин не удержалась от улыбки: викинга явно смутило ее откровенное высказывание. Хотя такая фамильярность была не в ее духе, ей захотелось сказать ему это — просто так.

— Правда, — продолжала она. — Ты не подумай, я говорю это не потому, что я так опытна в подобных делах, — добавила она с усмешкой. — Но ты заставил меня испытать наслаждение дважды за несколько минут, не каждый мужчина может этим похвастаться.

— То, что ты говоришь, непристойно, — буркнул он и снова покраснел.

Розалин чуть не рассмеялась — забавно было наблюдать, как этот могучий, бесстрашный, закаленный в боях воин смущается как мальчишка, когда она начинает говорить о сексе.

— Как прекрасное может быть непристойным? — спросила она.

— Этим занимаются, но не обсуждают.

— Почему?

Он сделал попытку подняться, чтобы прекратить этот разговор. Они все еще лежали на полу, где это «прекрасное» только что имело место. Розалин потянулась к нему, удерживая рядом. Он не сопротивлялся, но выражение его лица было хмуро и недовольно.

На этот раз Розалин не выдержала и расхохоталась.

— Ну давай, скажи, что я бесстыдница — я ведь знаю, тебе этого до смерти хочется.

— Да ты и впрямь бесстыдница. — Он усмехнулся.

— Но ты не говоришь мне, почему.

— Об этом могут говорить только шлюхи и… Он не договорил, но было уже поздно — Розалин догадалась, что он имел в виду.

— И наложницы? — закончила она за него, с удивлением замечая, что произносит это слово, совершенно не смущаясь. Она даже спросила:

— То, чем мы только что с тобой занимались, делает меня наложницей… в твоих глазах?

— Это делает тебя моей женщиной.

— А что, между этими понятиями есть существенная разница?

— Да.

В ответ на это Розалин скептически приподняла бровь и язвительно поинтересовалась:

— Ах вот как, и в чем же состоит различие?

— Мужчина не может жениться на наложнице. Розалин так и застыла от удивления. Ее охватила паника, но вместе с тем в душе разливалось теплое, радостное чувство — в этом она не могла ошибиться. Выйти замуж за Торна Бладдринкера? Нет, это невозможно. Ему более тысячи лет, и он может исчезнуть в любую минуту, когда пожелает. Она просто сошла с ума — вообразила себе Бог весть что: викинга, меч, путешествия во времени.

И тем не менее она не удержалась и спросила:

— Так ты хочешь сказать, что женился бы на мне?

— Да.

— Ты просишь меня стать твоей женой? — неуверенно произнесла она прерывающимся от волнения голосом.

— Когда придет время, у тебя не останется в этом никаких сомнений, Розалин.

Услышав это, она разочарованно вздохнула и спросила:

— Так ты этого не хочешь?

— Тебя следует сначала приручить, чтобы ты смогла стать хорошей женой, — заявил он с таким видом, будто это было очевидно.

Она резко приподнялась; шоколадно-карие глаза метали злобные искры.

— Приручить?! Но я не зверушка и не позволю над собой издеваться! По-моему, я довольно ясно дала тебе это понять. И я никогда не выйду за тебя замуж, пока ты не…

Она не успела закончить речь в защиту свободы и равноправия, ибо в ту же секунду снова оказалась на полу, прижатая его телом, — так он напомнил ей о том, что совсем недавно было между ними.

Но он не собирался заниматься с ней любовью.

— Да тебя и вправду нужно укрощать, вздорная девчонка!

Розалин задохнулась от возмущения.

— Не смей так со мной разговаривать! — выпалила она.

— А разве я не прав? — возразил он. — Разве ты не начинаешь визжать от ярости, стоит мне только немного тебя поддразнить или задеть? Разве ты не ругаешь меня на чем свет стоит за малейшую оплошность. Ты все время выходишь из себя — это твое обычное состояние.

От этих слов Розалин внутренне закипела, но обуздала свое раздражение и сказала как можно спокойнее:

— Слезь с меня, грубиян.

Грубиян ухмыльнулся, глядя на нее сверху вниз, и не тронулся с места.

— Мне и здесь хорошо — так я тебя быстрее утихомирю, когда ты снова вздумаешь кричать и ругаться. Он, вероятно, надеялся снова закрыть ей рот поцелуем — однажды это у него сработало, и он думает, что ему это и теперь удастся. Но сейчас ей хотелось, чтобы он оставил ее сию же минуту — она была сыта по горло его намеками и оскорблениями. Однако спихнуть с себя огромное, тяжелое тело оказалось непосильной задачей.

— Ну так ты отпустишь меня или нет? Он провел пальцем по ее щеке и промолвил:

— А тебе действительно этого хочется?

— Представь себе, да!

Торн чуть сдвинулся и полностью накрыл ее своим телом, опустив голову ей на грудь. По какой-то одному ему понятной причине он не поверил ее словам. А может, ему просто было наплевать на ее мнение — Розалин, однако, надеялась, что это не так.

— Я тебе говорил, Розалин, как соблазнительно ты выглядела в новом платье?

Она поняла, что он переменил тему, чтобы усмирить ее гнев. Она и в самом деле на мгновение забыла свое раздражение, вспомнив, что Торн тоже носил теперь новую одежду — совсем не ту, что он оставил в ванной в Кейвено коттедже. И уж конечно, он не мог вытащить из шкафа Дэвида эту коричневую тунику и узкие кожаные штаны.

— Ты что, успел побывать в Валхале и переменить одежду? — спросила она, не подумав.

Он слегка приподнял голову — на лице его было написано удивление.

— А как бы, по-твоему, я вернулся сюда — ведь ты же меня не вызывала? — усмехнулся он.

Розалин смутилась — она терпеть не могла глупых вопросов, особенно когда сама их задавала.

— Ну хорошо, скажи тогда, где тебе удалось достать одежду по своему размеру? По-моему, ты гораздо выше обычного средневекового человека.

— Эта одежда осталась здесь после моего пребывания в этом времени — я ее вынул вон из того сундука.

Все оказалось так, как она и подозревала, Розалин вспомнила, что именно об этом она и хотела его спросить. Правда, сейчас она была не в настроении, но эти вопросы требовали немедленного ответа.

— Ты можешь столкнуться здесь с самим собой?

— Нет.

— Но Гай говорил, что знает тебя уже несколько лет.

— Да, это так.

— Значит, у меня голова не в порядке — я что-то ничего не понимаю.

Он уловил насмешку в ее голосе, но не понял, к чему она относится.

— А я не понимаю, что ты имеешь в виду. Она вздохнула и пояснила:

— Если бы я могла сама догадаться, то не спрашивала бы тебя. Ну посуди сам: ты раньше здесь уже бывал, Гай тебя знает. Так почему ты не можешь встретить самого себя?

— Потому что тогда я уже покинул это время. Я перенес нас сюда в тот самый день, когда хозяйка моего меча исчезла, и я покинул земное время и вернулся в Валхалу.

— Исчезла? Ты хочешь сказать, умерла?

— Полагаю, что да. До тех пор пока Проклятье Бладдринкера не попало тебе в руки, это была для меня единственная возможность освободиться на время от чар моего заколдованного меча. Ты единственная из всех женщин, владевших Проклятьем Бладдринкера, которая меня отпустила. Остальные быстро поняли, какие выгоды сулит им меч, и держали меня в своем времени. Они никогда не расставались с мечом, не продавали и не дарили его, что тоже могло бы освободить меня, если бы новый владелец меча оказался мужчиной. Я был у них в подчинении вплоть до их исчезновения.

— Но ты ведь не знаешь наверное, умерла ли эта женщина. Ты ведь не был в тот момент с ней рядом?

— Нет, ее замок находился в Анжу. Розалин вспомнила, что рассказывал ей Гай о том, как его отдали к Торну в оруженосцы.

— Это была сестра Гая? — спросила она. — Ее звали Блит?

— Он упоминал о ней?

— Да, сегодня утром.

Торн коротко кивнул:

— Блит и ее брат находились под опекой лорда Вильгельма, и их верность своему сеньору не знала границ: по просьбе Блит я отправился сюда, чтобы охранять Вильгельма и сражаться за его дело.

— Почему ты согласился на это? Ведь ты не обязан был сражаться на его стороне? Нет, можешь не отвечать, — добавила она, передернувшись от отвращения. — Дурацкий вопрос — тебе ведь все равно, за кого сражаться, лишь бы участвовать в битве.

Он рассмеялся:

— Ты думаешь, что так хорошо меня изучила?

— Когда дело касается сражений? — хмыкнула она. — Конечно. — Заметив его смущение, она поспешила добавить:

— То есть, мне кажется, я понимаю, что это для тебя значит.

— Возможно, — промолвил он. — Во всяком случае, это была справедливая война. Вильгельм имеет законное право на английский престол. Англичане горько пожалеют, что вместо него отдали трон узурпатору — Гарольду Годвинсону.

Услышав такие речи, Розалин чуть не рассмеялась: она могла бы сослаться на десятки научных исследований, которые оспаривали право Вильгельма на английскую корону. Вильгельм Незаконнорожденный был одним из величайших авантюристов своего времени. Но историю не переправишь — он стал первым нормандским королем Англии и передал престол по наследству своим потомкам. Торн был прав — англичане жестоко поплатились за свое неповиновение.

Она не собиралась спорить с Торном — ей были известны факты и «за», и «против», а ему была знакома только одна точка зрения на этот вопрос. Получалось, что у нее имеется преимущество перед ним в споре. Кроме того, она вспомнила, что давно хотела спросить у Торна, сколько времени осталось до отплытия флота Вильгельма к берегам Англии.

— Какое сегодня число? — спросила она.

— Сегодня знаменательный день, — ухмыльнулся он. — Целое лето лорд Вильгельм собирал флот, и вот теперь наконец у него достаточно кораблей, чтобы перевезти всю армию через пролив за один заход. Все готово к отплытию, и мы получили сведения, что Гарольд Годвинсон не ожидает нашего вторжения на южном побережье Англии. Флот отплывает завтра.

— Значит, Вильгельм узнал, что Гарольд был вынужден распустить свою армию из-за нехватки продовольствия? — воскликнула Розалин, вне себя от возбуждения. — Но это же потрясающе! То же самое говорится и в летописях — у Гарольда была огромная армия, состоящая в основном из крестьян, и он вынужден был их распустить по домам, так как им пора было убирать урожай. Но нигде не было сказано, что Вильгельму было об этом известно.

Торн пожал плечами:

— Это не важно.

— Нет, это очень важно! Я этого раньше не знала, и эти сведения мне очень помогут в моей работе. — Она улыбнулась. — Знаешь, ты мог бы просто назвать мне сегодняшнее число, и я бы сказала тебе, что произойдет в этот день. Но как Вильгельм узнал, что Гарольд вернулся в Лондон?

— Он допросил шпиона англичан. Розалин внутренне содрогнулась, представив, каким жестоким пыткам подвергся этот бедняга.

— Любопытно. Но теперь мне понятно, почему Вильгельм так досадовал на северный ветер, который задерживал отплытие его кораблей из Сент-Валери на целых две недели.

— Сент-Валери? Но мы же отплываем из устья реки Див, где собран наш флот.

— Да, я знаю, — промолвила она снисходительным тоном. — Но корабли все равно держат курс на Сент-Валери — оттуда быстрее всего добраться до Англии.

— Почему ты так решила? Зачем нам плыть в Сент-Валери, когда мы можем сразу отправиться к южному берегу Англии, зная, что он теперь не защищен?

— Потому что так меньше вероятность наткнуться на английский флот… Постой, постой! — Она нахмурилась. — Если Вильгельм знает, что Гарольд вернулся в Лондон, может, ему известно, что и флота англичан больше не существует? И поэтому он направляется прямо к… Нет, это ничего не меняет. В летописях сказано, что он двинул свой флот к Сент-Валери одиннадцатого сентября, не зная ничего толком о передвижениях английских войск.

— Тебе следует получше проверить даты в летописях, — сказал Торн, — так как сегодня первое сентября, и флот отплывает в Англию завтра на рассвете.

Розалин побледнела:

— Но этого не должно случиться — на самом деле все было совсем не так.

Глава 24

Розалин попыталась унять волнение, произведенное на нее этим известием, и решила еще раз сверить факты.

— Ты не мог ошибиться, называя число? — спросила она. — Может, ты перенес нас сюда совсем в другой день и твой двойник по-прежнему бегает здесь поблизости и ты можешь столкнуться с ним в любую минуту?

— Нет, я назвал тебе правильный день.

— Но это же невозможно! — воскликнула она, чувствуя, как ее охватывает паника. — Ты спрашивал кого-нибудь, какой сегодня день? Это точно, что сегодня первое сентября?

— Я слышал это из уст самого лорда Вильгельма, — ответил Торн. — Он сообщил своим баронам, что мы отплываем с утренним приливом.

Розалин в отчаянии покачала головой, тщетно пытаясь найти ошибку, вкравшуюся в ее расчеты. Внезапно ее осенило:

— Это же была первая, неудачная попытка! Да, так и есть. Должно быть, герцог намеревался отплыть в Англию завтра, но что-то его заставило изменить свое решение, хотя в летописях об этом ничего не говорится. Он отправится к берегам Англии двенадцатого сентября, и… не смотри на меня с таким недоверчивым видом! Я говорю то, что в действительности должно было случиться.

— Что может помешать отплытию? Сейчас самое удобное время для нападения, корабли и войска находятся в полной боевой готовности.

— Да хотя бы северный ветер, — сказала она. — Он же помешал флоту герцога отплыть из Сент-Валери двенадцатого сентября и…

Розалин внезапно умолкла. Что-то здесь было не так. Если про тот ветер упоминалось в древних источниках, то почему летописцы обошли вниманием другой такой же случай? Он имел столь же важное значение. И еще тот шпион. Летописи упоминают о другом лазутчике, который был послан обратно к королю Гарольду и передал ему хвастливое заявление Вильгельма, что, если он не завоюет Англию до конца года, Гарольд может про него забыть. Так почему ничего не говорится об этом разведчике, чьи показания почти…

— Постой, постой, — нахмурившись, произнесла она. — Если сегодня первое сентября, сведения, полученные от шпиона, недостоверны. Гарольд Годвинсон вовсе не собирался покидать южное побережье Англии вплоть до восьмого сентября. Если отплытие состоится завтра, то Вильгельм попадет в засаду, проиграет сражение и потеряет английскую корону.

— Но шпион…

— Возможно, он был послан специально, чтобы доставить Вильгельму ложные сведения.

— И умереть?

Розалин заморгала от неожиданности. Да, такова была участь этого бедняги — ей следовало это знать.

— Не понимаю, почему у тебя возникли сомнения на этот счет, — сказала она. — Такие жертвы — обычное дело на войне. Может, этот человек вызвался добровольно из преданности своему королю, но скорее всего он был уже приговорен к смерти за свои преступления или же болен неизлечимой болезнью. У него, вероятно, семья, и ему пообещали позаботиться о ней, если он согласится принести себя в жертву правому делу.

— Ты точно знаешь? Она вздохнула:

— Нет, конечно, нет. Но я знаю наверное, что Гарольд очень бы желал, чтобы Вильгельм со своим войском атаковал его именно сейчас, пока в его ведении находится огромная армия, значительно превосходящая по численности нормандскую: потом Гарольд будет вынужден отправиться на север — воевать со своим братом Тостигом и отражать набеги скандинавов.

— Скандинавов? Значит, Гарольд Гардрада наконец-то двинул свои войска на Англию?

Розалин удивленно посмотрела на него: неужели Торн ничего не знает о последнем нападении викингов и последнем триумфе войска Старой Англии? Но тут она вспомнила, что Торн покинул это время как раз сегодня, первого сентября, а сражение произошло значительно позже — в конце месяца, незадолго до того, как Вильгельм высадился со своим войском на английской земле. По мнению многих исследователей, герцог. Вильгельм ни за что бы не выиграл битву при Гастингсе, если бы король викингов, по наущению Тостига, не вторгся в пределы Англии.

Очевидно, Торн ни разу не брал в руки летописные книги во время своего пребывания в земном мире и не Имел понятия, чем закончилась великая битва. Розалин, однако, не хотелось именно сейчас восполнять этот Пробел в его образовании: решив, что все еще можно поправить, переговорив с глазу на глаз с герцогом Вильгельмом, она немного успокоилась и вновь почувствовала волнение от близости его могучего тела.

— Да, Гардрада атаковал англичан и проиграл битву. Но Гарольд Годвинсон ослабил свою армию спешным переходом на север, когда он бросился защищать свои границы от норвежского короля. Некоторые историки полагают, что, когда до него дошли вести о том, что норманны высадились на южном побережье и он поспешил обратно в Лондон, с ним уже было менее половины войска. Да к тому же на боеспособности армии не мог не сказаться утомительный и спешный переход с севера на юг, тогда как армия Вильгельма, хотя и малочисленная, была лучше вооружена и подготовлена к сражению. Но все это произошло гораздо позднее по времени. Поскольку Вильгельм завтра задержит отплытие…

— Я все равно не понимаю, почему?

— Потому что мы сейчас пойдем к нему и скажем, что лазутчик лжет, что король Гарольд все еще охраняет южное побережье Англии со своим огромным войском.

— И какие доказательства мы ему предъявим? Его вопрос застал Розалин врасплох. Предупредить Вильгельма о готовящейся засаде казалось ей так просто, но она не подумала, как он воспримет ее слова. Если она станет уверять его, что знает будущее и в особенности его судьбу, Вильгельм Нормандский решит, что она колдунья, и бросит ее в подземную тюрьму, чтобы позже передать в руки церкви, по законам которой она будет сожжена на костре. Ясно, что, действуя таким образом, она не сможет задержать отплытие нормандского флота.

— Хорошо, тогда мы не будем этого делать, — сказала она. — Мы не имеем права вмешиваться в естественный ход истории и рассказывать кому бы то ни было, что случится с ним в дальнейшем. Но что-то все равно случится, и сражение произойдет тогда, когда оно должно произойти. Мы просто подождем и посмотрим, что будет — А если ничего неожиданного не случится?

— Даже и не думай, — отрезала она. — История не изменилась — просто в летописях о таком повороте дел ничего не сказано, и я знаю почему. Поимка шпиона не повлияла на дальнейшее развитие событий. А теперь не будешь ли ты так любезен и не дашь ли мне подняться? Я должна одеться — мы ведь собирались предстать перед этим великим человеком. Или ты забыл свое обещание?

Торн по-прежнему лежал не шевелясь и лениво заметил:

— Встреча с лордом Вильгельмом может и подождать, Розалин. Сегодня у него и без нас дел по горло — он же готовится к отплытию.

Розалин не в силах была скрыть разочарование:

— А завтра он будет занят отменой своих распоряжений.

— Если он все-таки не решит отправиться в Англию. Он произнес эти слова с усмешкой, которая встревожила ее не на шутку. Конечно, ему же наплевать на перемены в истории — его это даже забавляет. В ее времени он был мимолетным гостем и не жил в нем дольше двух лет с момента, когда покидал свою Валхалу, повинуясь власти меча и своей новой хозяйки.

Он появился на свет задолго до нынешнего дня, но она-то родилась значительно позже! Изменения в истории XI века могут повлиять на нее и на все, что она знала в своей жизни. Она может даже исчезнуть с лица земли, и тогда Торн немедленно вернется в Валхалу. Понятно, почему он так весел. Он надеется, что нормандские корабли отчалят завтра на рассвете и в истории все пойдет наперекосяк.

Но если они и правда отправятся… Нет, она не хотела даже думать об этом. Вильгельм изменит свое решение. Подумать только, какой богатый материал она получит для своей книги — шпион и те обстоятельства, которые заставят норманнов отнестись с недоверием к его показаниям. Но просто сидеть и ждать непонятно чего было для нее невыносимо — она готова была лезть на стену от нетерпения. Розалин нравились загадки и тайны, но до тех пор, пока это не касалось ее лично.

— Ладно, поскольку нам все равно придется как-то убить время, почему бы тебе не показать мне порт? — предложила она. — Мне так хочется увидеть «Мору» — ведь этот корабль подарила Вильгельму его жена.

— Сперва скажи мне, что значит «убить время»?

— Ну это такое выражение… впрочем, это неважно, — торопливо пробормотала она. — Я хотела сказать, что раз уж нам все равно нечего сегодня делать…

— У тебя еще будет время посмотреть порт, Розалин. А я придумал занятие получше.

Поскольку он уже был в самом что ни на есть удобном положении, чтобы показать ей, что он имеет в виду, Розалин сразу же поняла, что займет ее время.

Глава 25

Розалин не могла сердиться на Торна. Мужчина, который так щедро дарил ей наслаждение весь день и всю ночь, был просто кладом. Она была на седьмом небе от счастья, исследуя каждую частичку его мускулистого тела, и давно уже потеряла счет, сколько раз она была на вершине блаженства. Она, казалось, никак не могла насытиться этим ощущением.

Проснувшись утром, она не чувствовала себя ни разбитой, ни изможденной бурной ночью. Он был с ней так нежен, обращался с ней так бережно, что у нее остались только приятные воспоминания.

И все же ей следовало на него сердиться. Она догадывалась, что он занимался с ней любовью, чтобы она забыла о том, что должно произойти сегодня утром. Розалин с досадой подумала, что должна была за это время тщательно рассмотреть все случайные события и их возможные последствия, вместо того чтобы потакать сексуальным притязаниям Торна.

Уже рассвело, а она успела вздремнуть только несколько минут. Выглянув из палатки, Розалин, к ужасу своему, увидела, что огромный лагерь исчез — вокруг не было ни души. Вероятно, войска покинули его еще ночью и отправились на пристань.

Розалин решила, что еще не все потеряно. Тем не менее она буквально силой вытащила Торна из палатки. Гай получил от нее приказание сию же минуту разобрать шатер и уложить их пожитки в телегу, что он и исполнил, наняв в помощники крестьян. Паренек следовал за ними и поминутно спрашивал, на каком корабле они поплывут.

Розалин хотела было сказать парнишке, чтобы он не волновался — все равно они скоро вернутся обратно вместе со всей армией Вильгельма, но Торн вовремя прервал ее, заметив ей потихоньку, что они должны делать вид, будто так и должно быть и что никакие обстоятельства не помешают Вильгельму поднять паруса. Во всяком случае, ей показалось, что он говорил именно об этом: они неслись во весь опор в сторону пристани, и Розалин плохо расслышала слова Торна.

Она снова забыла, что должна строго придерживаться выбранного плана действий, но в данных обстоятельствах это было простительно — голова отказывалась соображать после бессонной ночи. Розалин сделала героическое усилие и попыталась собраться с мыслями.

Для нее нет и не может быть никаких извинений: путешествия во времени — слишком серьезная штука. Малейшая оплошность может унести миллионы жизней, включая и ее собственную.

Когда они достигли наконец многолюдной пристани, солнце еще довольно низко висело над горизонтом. Розалин надеялась, что сотни кораблей, находившихся в устье реки, будут долго ждать погрузки, но она ошиблась. Те суда, которые еще стояли на якоре, последними приняли на борт воинов и лошадей, а остальные только ждали прилива, чтобы отправиться в путь.

Было ясно, что отплытию армии Вильгельма еще ничто не успело помешать. И если они действительно отправятся…

Нет, еще есть время — существует масса возможностей отправить войско Вильгельма обратно на место лагеря. К примеру, сильный шторм или неблагоприятный северный ветер. А может, в последнюю минуту перед отплытием вернется разведчик герцога и доложит ему, что Гарольд и не думал покидать южное побережье Англии.

Она ждала до последнего момента, но ничего не произошло. От пристани отчалил последний корабль, на котором была и сама Розалии — она попала туда из-за упрямства викинга: Торн ни за что не хотел пропустить великую битву на взморье, как Розалин ни доказывала ему, что никакой битвы не будет до конца месяца.

Розалин ни разу не плавала на современных судах, а тем более на древних. Она не боялась морской болезни, ее волновало другое: то и дело она поглядывала на небо, надеясь заметить тучу, и на паруса, чтобы определить, куда дует ветер. Как назло, погода была прекрасная, и ветер упорно продолжал дуть в неверном направлении — неверном с точки зрения истории.

Тем не менее она все еще не теряла надежды. Но когда вдали показалась земля, Розалин охватила настоящая паника. В тот же миг с севера налетели английские боевые суда и атаковали их фланги. Те самые суда, которых здесь не должно было быть, если бы история шла своим чередом. Как только войска Вильгельма высадятся на сушу, их будет ждать огромная армия англичан, которую норманнам не так-то легко будет одолеть.

Но, может быть, этого не произойдет. Может, свершится какое-нибудь чудо. Может, изменилась только дата сражения, но не результат. Но Розалин не собиралась здесь оставаться, чтобы увидеть это воочию. Хватит с нее той битвы, в которой она успела уже побывать по милости Торна. Ей не обязательно видеть сражение — она может просто открыть учебник истории и прочесть, чем она закончилась. Но сперва надо достать учебник.

Розалин обернулась к Торну, который не отходил от нее ни на шаг с момента вступления их на палубу корабля, и потребовала:

— Верни меня домой.

Он оглянулся туда, откуда они держали путь, и нахмурился, встретившись с ней взглядом.

— Не в Нормандию, — поспешила добавить она. — Я имею в виду — в мой дом, в мое время.

— Ты не хочешь подождать до начала сражения?

— Не хочу, — отрезала она, не обращая внимания на его удивленный тон, потом добавила:

— Извини, что так получилось. Я знаю, как тебе не терпится принять участие в битве, но я ничего не могу поделать. Пока мы тут с тобой разговариваем, история продолжает изменяться. Морского сражения не было, и герцог Вильгельм не может выиграть эту битву — обстоятельства сложились против него, и только через месяц ему улыбнется удача. А сейчас все преимущества на стороне короля Гарольда.

— Но если уже сейчас что-то не так, что же будет через месяц?

Розалин знала, что он прав — теперь все становилось возможным, и история переписывалась заново.

— Я не знаю, что будет через месяц, но как только я найду свои книги по истории, узнаю. Выясню, что послужило причиной всех этих событий. Поэтому я прошу тебя. Торн, верни нас поскорее домой.

Торн по-прежнему смотрел вдаль, на туманный берег Англии, как будто от него зависело окончательное решение — остаться им здесь или покинуть это время. Розалин не замедлила напомнить ему, кто хозяин положения.

— Ты ведь обещал мне, Торн, что вернешь меня домой, как только я тебя попрошу. Давай же, не мешкай ни секунды.

— Что значит «не мешкай ни секунды»? Ты все время говоришь так непонятно…

— Это значит, что я хочу убраться отсюда сейчас же! — взорвалась она, потеряв терпение. — Хватит заговаривать мне зубы — делай, как я тебе говорю!

На этот раз он ее послушался. Со вздохом, который ясно говорил о том, как ему этого не хочется, Торн вытащил меч, и в следующее мгновение они снова очутились в современной Англии. Но только не в спальне Кейвено-коттеджа.

Они стояли в открытой местности, которую оживляли всего несколько деревьев. Небо было пасмурно, низкие серые облака, казалось, вот-вот прольются дождем. Вокруг не видно было ни домов, ни дорог, ни линий электропередач — никаких следов цивилизации. Только резкий, порывистый ветер колебал кроны деревьев.

Окинув беглым взглядом эту картину, Розалин в ужасе прошептала:

— Куда ты перенес нас, Торн? Прошу тебя, скажи, что ты ошибся.

Но он сказал именно то, что она так боялась услышать:

— Мы вернулись в твой дом, но его здесь нет.

Глава 26

Торн произнес это так спокойно, словно ничего не случилось. Кейвено-коттедж Исчез. Но почему? Может, он был разрушен или построен в другом месте? И это только первое изменение в известном ей мире, которое бросилось ей в глаза. А сколько еще произошло перемен, о которых она даже понятия не имеет?

Все вокруг выглядело по-другому, но вот вопрос: насколько необратимы и глубоки эти перемены? Ее предки выжили, это очевидно — иначе ее бы не было на свете. И, похоже, она выглядела, как обычно, потому что Торн смотрел на нее без тени изумления. Но вот ее бабушка и дедушка — переехали они в Америку, как это было на самом деле? И кто она теперь — англичанка или американка? Да и сама Америка — может, у нее теперь другое название?

Розалин поняла, что этим вопросам конца-краю не будет, а потому ей нужно поскорее найти телефон и позвонить Гэйл или Дэвиду. Они подумают, что она сошла с ума, но другой возможности выяснить, что происходит в мире, у нее не было.

Что же касается изменений в истории, то вряд ли здесь ей помогут книги. Да к тому же вокруг не было никаких признаков жилья. А вдруг в этом изменившемся мире у нее не только нет ее книг, но даже и профессия другая?

Нет, ей нужно во что бы то ни стало добраться до телефона и найти библиотеку. Нужно взять себя в руки и отбросить страхи, а то ей уже начинало казаться, что не удастся вернуть нормальное положение вещей.

— Что здесь произошло, Розалин? В голосе Торна звучало спокойное любопытство, в то время как ее тревога достигла критической отметки.

— Случилось то, о чем я тебя предупреждала. Все изменилось из-за того, что сражение произошло несвоевременно и его результаты отразились на последующей истории — цепная реакция изменений привела к… Не знаю, к чему. Люди, которых я знала, возможно, теперь не существуют… О Боже мой, я никак не могу поверить, что все случилось из-за лживых показаний какого-то шпиона!

Торн обнял ее и прижал к своей широкой груди, успокаивая. Она удержала готовые пролиться слезы — она не одинока, викинг не даст ее в обиду; это придало ей уверенности и заглушило страх и сомнения.

Она вздохнула и произнесла:

— Я должна найти телефон и позвонить брату, но вряд ли в округе мы найдем какие-либо следы цивилизации. Ты уверен, что перенес меня туда, куда я просила? — добавила она со слабой надеждой в голосе. — Может, ты перескочил на парочку сотен лет вперед или назад?

— Нет, я ведь уже говорил тебе, что меч всегда возвращает нас в свое настоящее время, какие бы перемены в нем ни произошли.

— Хорошо, значит, ты попал куда надо. — Она опять вздохнула. — Похоже, нам придется прошагать не одну милю, прежде чем мы встретим кого-нибудь, кто смог бы указать дорогу к ближайшей библиотеке или телефону — если таковые вообще здесь имеются.

Она уже готова была снова впасть в отчаяние, но тут ее осенило.

— Послушай! — воскликнула она. — Может, перемены произошли только в этой стране? Ты, кажется, говорил, что можешь отправиться в прошлое и посетить места, в которых бывал прежде? И для тебя все равно, в какой стране ты находишься, — ведь последний раз мы были во Франции.

— Да, это так.

— Тогда верни меня в мой кабинет в колледже, в тот самый вечер, когда я впервые вызвала тебя. Если мой колледж существует, то там должны быть книги, которые помогут мне во всем разобраться.

— Если я перенесу тебя туда, то ты встретишь себя, — заметил он.

Розалин громко вздохнула:

— А твой Один говорил, что может тогда случиться?

— Нет, но он сказал, что этого ни в коем случае нельзя допускать.

— Тогда, может быть, ты чуть-чуть продвинешь время вперед и доставишь нас туда через день после того, как я впервые встретилась с тобой? Меня тогда уже не было в колледже, да и тебя тоже.

— Конечно, — ответил он. — Разве я не говорил тебе, что это проще простого?

Он, наверное, считает, что она должна помнить каждое его слово о путешествиях во времени! Особенно сейчас, когда у нее от всего этого голова идет кругом! Она уже хотела наброситься на него с упреками, но они уже были там… где их ждало очередное разочарование.

Комната была на месте, но это была не ее комната — она была гораздо меньше по размерам. Вид из окон был тот же, и противоположное здание светилось огнями, несмотря на то, что сегодня был, по всей видимости, субботний вечер — во всяком случае, она так предполагала.

В комнату проникал свет с улицы, и Розалин увидела на стене выключатель. Значит, здесь есть электричество! Она зажгла свет и осмотрелась. Хвала небесам — плоды научно-технического прогресса были налицо, а то она уже начинала бояться, что в этом сценарии развития земной цивилизации отсутствовала эпоха изобретений.

— Отлично, по крайней мере мне это уже знакомо, — промолвила она с облегчением. — Уэстерлейский колледж существует.

— Но он не такой, как прежде, — заметил Торн.

— Я вижу, — сказала она, направляясь к столу, надеясь, что это ее собственный стол. — Но, слава Богу, это весьма незначительные изменения — возможно, они вызваны недостатком капиталовложений. Это и привело к сокращению общей площади колледжа и соответственно кабинетов.

— Розалин, говори так, чтобы я мог тебя понять. Она остановилась на полуслове, услышав напряжение в его голосе. Неужели до него наконец-то дошел весь ужас случившегося? Она обернулась к нему и увидела, что он уставился на пустую стену комнаты, где раньше висели плакаты, изображавшие средневековых воинов. Так, вот что его встревожило! Его слова подтвердили ее догадку.

— Теперь мне ясно, что лорд Вильгельм не достиг своей цели, — сказал он.

— Я тебе уже давно говорила, что обстоятельства были против него, а ты мне не верил.

— Но у него же была сильная армия.

— А войско Гарольда Годвинсона превосходило ее по численности, — напомнила она ему.

— Вильгельм сражался за правое дело.

— Боюсь, его противники с тобою бы не согласились.

— Почему это случилось, Розалин? — недоуменно спросил он. — Ведь ты говорила, что он стал королем.

— Да, если бы события развивались, как положено, он стал бы королем. Но, по-видимому, все испортило преждевременное нападение на англичан, свидетелем которого мы стали. А поскольку приказ к отплытию был прямым следствием признаний того шпиона, я могу с полным основанием предположить, что здесь что-то не так.

— Что ты имеешь в виду?

— Да этого лазутчика. Может быть, на самом деле он не попал в плен к норманнам. А если попал, то, возможно, сказал правду о планах Гарольда, или Вильгельму каким-то образом удалось разоблачить его ложь, или… Но я опять начинаю гадать, в то время как здесь, должно быть, полно книг по истории, которые разъяснят нам эту загадку. Я возьму учебники за первый и второй семестры из нижнего ящика стола — вдруг мне повезет и это именно тот курс, который я читала в Уэстерлее?

Розалин выдвинула ящик и достала две книги. Но это были не ее учебники: другие по размеру и по оформлению, и авторы другие, хотя это все же были книги по средневековой истории. На них стояла ее подпись — она всегда расписывалась на своих книгах. Розалин всмотрелась в подпись…

— Не может быть! — воскликнула она. — Розалин Хортон?! Подумать только, Розалин Хортон! Неужели я вышла замуж за этого лживого, пронырливого негодяя?

— О ком ты?

— О Бэрри Хортоне. — Она передернулась от отвращения. — Ну помнишь? Ты еще спутал его с «блю-бэрри» — черникой.

— Тот самый, чье подобие, искусно воплощенное на бумаге, ты разорвала на клочки?

— Вот именно. Я его ненавижу — он меня унизил, обокрал. И как я могла быть такой дурой и стать его женой?

— Так ты замужем?

В голосе его звучал неприкрытый гнев, но из-за волнения она не заметила этого.

— Это ненадолго, — заверила она его. — Я найду способ исправить то, что нарушило естественный ход истории, и все станет на свои места. А иначе я с ума сойду, если останусь женой Бэрри Хортона. Мы должны выяснить, что нужно исправить в прошлом, и я сейчас же этим займусь. Можешь пока присесть на стул, Торн, и подождать.

Если бы авторы учебника не были так многословны и подробны, на просмотр книг ушло бы гораздо меньше времени. Розалин с любопытством углубилась в сравнение двух вариантов исторического развития. В конце второго тома имелась сводная таблица основных событий, произошедших в течение столетий, следующих за средневековьем, до настоящего времени.

Прошло целых два часа, прежде чем она закрыла последнюю страницу второго тома, и то она всего лишь пробежала глазами по оглавлениям, не углубляясь в параграфы. Торн все это время сидел молча и неподвижно и наблюдал за ней. Терпения ему было не занимать — обыкновенный мужчина не выдержал бы так и пяти минут. Но все, что касалось Торна, было далеко от общепринятых представлений — это она поняла с самого начала.

У нее были для него дурные новости — его господин умер значительно раньше, чем ему было предназначено. Она не стала останавливаться на этом подробно и решила отвлечь его внимание от прискорбного известия, рассказав о других поразительных переменах, свершившихся в мире, о которых она только что прочитала.

— Все произошло так, как я и предполагала, Торн. То, что раньше было преимуществом герцога Вильгельма, в этот раз помогло Гарольду Гардраде: Гарольд Годвинсон сразу после сражения с норманнами двинул свои войска на север, против скандинавов. Норвежский король победил англичан и присоединил их к своему королевству.

Его династия управляла Англией чуть больше века, затем начались так называемые Великие Скандинавские войны. Англия, вместо того чтобы становиться сильным государством, как это было бы при Вильгельме, превратилась в поставщика солдат для северных войн, растянувшихся на несколько столетий.

Америка была открыта значительно позже, и ей дали такое нелепое название, что я отказываюсь его повторять, — заметила она, сердито передернув плечами. — Она, как и положено, стала многонациональной страной и в конце концов обрела независимость в девятнадцатом веке.

Европа распалась на феодальные государства, что должно быть тебе знакомо. Новая «Америка» стала демократическим государством, хотя и с опозданием на сто лет. Но лучше поздно, чем никогда. Многочисленные войны помешали в конечном итоге развитию производства, и эпоха изобретений так и не наступила: в моем времени осталось всего несколько знакомых мне изобретений. Итак, из всего этого следует, что только через сто лет мир придет к тому уровню технологии, на котором он находился в моем времени.

Закончив свою речь, она перевела дыхание и вопросительно взглянула на Торна, ожидая его реакции, но он продолжал все так же смотреть на нее, не произнося ни слова.

Розалин не выдержала и промолвила:

— Ну скажи что-нибудь.

Он внял ее просьбе, но перед этим снова бросил взгляд на пустую стену, где раньше висели плакаты.

— В этих книгах говорится о том английском шпионе? Розалин не смогла удержать вздох разочарования. Столько сил потратить на то, чтобы отвлечь его от злоключений Вильгельма Нормандского, и все напрасно!

— Да, на этот раз летописи рассказывают и о лазутчике, и о его показаниях, которые на деле оказались ложными. Все это явилось причиной поражения нормандской армии. До этого момента история не изменилась — так и должно было быть.

— Так и должно было быть, — задумчиво повторил Торн. — Значит, на самом деле никакого шпиона не должно было быть, верно?

— Да, во всяком случае, о нем в летописях ничего не говорилось. Он, конечно, мог появиться на исторической сцене, но его роль не имела никакого значения. — Она внезапно нахмурилась. — Знаешь, я сейчас подумала о том, что ничего бы непредвиденного не случилось, если бы мы не появились в этом времени, но я никак не могу понять, как наше появление можно связать со шпионом. Я его не встречала. Может, ты его видел, когда ходил на встречу с герцогом Вильгельмом?

— Нет, его уже увели к тому времени.

— Значит, это случилось до нашего появления. Постой, постой! А что если в этом виноват твой двойник?

— Двойник?

— Ну то есть ты сам, — нетерпеливо пояснила она. — Тебя ведь уже вызывали в одиннадцатом веке. Ты не должен был быть там — ты очутился в том времени не по своей воле, повинуясь власти проклятия. Но когда ты оказался там, ваши пути не пересекались. Может, это ты поймал его или допрашивал?

— Нет, я ничего не знал о нем, пока мне не сказал про него сэр Джон Дюприэль.

— Сэр Джон?

— Он присутствовал при допросе лазутчика, и его не удовлетворили его показания. Он хотел еще раз допросить его на следующий день, но я побился с ним об заклад, кто из нас больше выпьет, и он мне проиграл. Наверное, он проспал потом все утро.

Розалии слушала его, широко раскрыв глаза.

— А мы очутились там тем же утром? Когда герцог отдал приказ к отплытию, так? — спросила она, вне себя от возбуждения.

— Да.

— Лазутчика увели, а сэр Джон так и не успел устроить ему повторный допрос. Вот в чем разгадка. Торн! Сэр Джон, наверное, сумел бы выудить правду из того бедняги, и все стало бы на свои места — в бой вступили бы два Гарольда, а Вильгельм остался бы в Нормандии до конца сентября.

— Но как теперь это изменить? — спросил Торн. — Я не властен над тем, что уже совершил во время своего первого Пребывания. Мы ничего не сможем сделать, Розалин.

— Нет, сможем, — усмехнулась она.

— Но как?

— Мы вернемся туда на день раньше, до того, как ты вернулся в Валхалу, и помешаем твоему двойнику вызвать сэра Джона на этот славный поединок.

Он посмотрел на нее так, будто она приказала ему обезглавить себя собственными руками.

— Я не могу встречаться сам с собой. Тебе было сказано. Да небеса содрогнутся, если я…

— О, прошу тебя, оставь свой высокопарный стиль, — проворчала она. — Я вовсе не хочу, чтобы ты встречался сам с собой — я об этом позабочусь. Тебе нужно будет только проследить, чтобы сэр Джон пораньше лег в постель — вот и все.

Он встал, оперся ладонями о стол, чуть подался вперед и так злобно прищурил голубые глаза, что она отпрянула в испуге. Она понятия не имела, что явилось причиной его гнева, но он не замедлил высказать, чем было вызвано его недовольство.

— Как же ты собираешься позаботиться об этом, Розалин? — процедил он сквозь зубы.

Вопрос был задан таким тоном, что Розалин поняла — он имел в виду самое худшее. От негодования она забыла свой страх и выпалила:

— В чем ты пытаешься меня обвинить, Торн? Ты что, действительно думаешь, что я смогу причинить тебе… или твоему двойнику вред только для того, чтобы… задержать…

Слова замерли у нее на губах, ибо на лице его выразилось неподдельное удивление. Она поняла, что ошиблась, и его слова окончательно ее в этом убедили.

— Это мне даже в голову не приходило.

— Но тогда что?..

Розалин снова не договорила и вдруг расхохоталась — она поняла, что привело его в такую ярость. Он ревновал ее, и ревновал сам к себе. Это было и нелепо, и забавно — ее никто никогда раньше не ревновал.

— Это не смешно, — буркнул он.

— Нет, конечно, нет, — согласилась она, широко улыбаясь. — Я хотела только отвлечь второго Торна, пока ты будешь укладывать сэра Джона в постель.

— Но как ты собираешься отвлечь его?

— А ты никогда не слышал, что человека можно отвлечь разговором?

— Его интересуют только две вещи, и он не станет с тобой беседовать.

— Сражения и… женщины? — сказала она и усмехнулась, вспомнив их предыдущий спор на эту тему. — И за все эти столетия ты прибавил к этим двум увлечениям еще и третье — еду?

Он сердито взглянул на нее и проворчал:

— Нет, у меня теперь есть еще одно любимое занятие — укрощать свою женщину.

Это был вызов. Розалии знала это и все равно не смогла сдержаться. Она вскочила со стула и, подобно ему, перегнувшись через стол, свирепо сверкнула на него глазами.

— Ты переходишь всякие границы! Не смей употреблять это слово в таком значении. Когда же до тебя наконец дойдет, что в наши дни женщины и мужчины имеют равное положение в обществе?

— Если ты считаешь, что между мужчинами и женщинами нет различий, попробуй-ка это доказать, — возразил он.

— Я не говорю о силе и росте — я думаю, ты прекрасно это понимаешь.

— Нет, ты хочешь сказать, что за женщиной всегда последнее слово. Где же тут равенство?

Розалин замолчала. Неужели она, сама того не замечая, вновь сбилась на менторский тон и забыла, что он почти ничего не знает о ее времени? Ему же совершенно незнакомо понятие интеллигентности. В определенном смысле у него были типично варварские замашки, когда дело касалось женщин, и это было совершенно нормально: в последний раз он побывал в XVIII столетии, а тогда еще и слыхом не слыхивали о равенстве полов.

Мысленно она простила ему невежественные заявления — это было, как она полагала, актом великодушия с ее стороны, ведь ей пришлось ущемить свою гордость. Но в тот момент она не думала об этом — она все еще кипела от гнева и была бы рада нежданному посетителю, если бы это не был… сам Бэрри Хортон.

Глава 27

— Что ты здесь делаешь, Роузи? Разве я не велел тебе оставаться сегодня дома?

Хотя для Розалин ее замужество в этом перевернутом мире уже не было неожиданностью, ей все еще не верилось, что она стала женой человека, которого так презирала. Новый Бэрри был такой же и в то же время не совсем такой, как прежде: у него были те же серые глаза, но от былой стрижки не осталось и следа — висели непричесанные космы светлых волос. Одет он был небрежно, что совсем не походило на его обычно подтянутый и опрятный стиль. Похоже, этот Бэрри, в отличие от прежнего, даже не пытался придать себе респектабельный вид.

Что же ей ответить на его вопрос? Хорошенькая ситуация. Он даже не удосужился заметить, что она занята!

Что ж, старина Бэрри был в своем репертуаре — его грубость уже начинала ее раздражать.

— Неужели? — холодно промолвила она. — Я что-то не припоминаю. — И, не удержавшись, добавила:

— Но даже если бы ты мне об этом сказал, Бэрри, я бы все равно…

— Тебе преподать еще один урок послушания? — рявкнул он, направляясь к ней.

Выражение его лица, не говоря о тоне, было довольно угрожающим. То, как он с ней разговаривал, навело Розалин на мысль, что ей, вероятно, уже привелось испытать на себе его «уроки». Вот это новость — Бэрри Хортон бьет свою жену? Ему, видно, наплевать, что его могут услышать, ибо в противном случае он постеснялся бы говорить такое при постороннем.

Однако Бэрри ни разу не взглянул в сторону Торна — как будто его не было в комнате. Их средневековые костюмы также не привлекли его внимания, хотя ее желтое платье и кожаные штаны и меч Торна могли бы вызвать с его стороны какое-нибудь насмешливое замечание.

Значит, он ведет себя так, словно Торна тут нет?

Розалин быстро глянула в сторону викинга. Она и раньше задавалась вопросом, мог ли кто-нибудь, кроме нее, его видеть. Миссис Хьюмс накрыла им ужин на двоих в тот вечер в Кейвено-коттедже, но Розалин не помнила, чтобы женщина смотрела в сторону Торна или говорила с ним. Ей сказали, что к ужину будет гость, она сервировала стол на двоих, и не в ее правилах было указывать хозяйке, что стул напротив нее пуст. Американка, конечно, сразу бы выпалила: «Да разве вы не замечаете, что, кроме вас, за столом никого нет?» Но такая выходка была отнюдь не в характере миссис Хьюмс, степенной и невозмутимой английской дамы. Может-, потом она и обсуждала с мужем причуды своей хозяйки, но в лицо ей этого не говорила.

Только находясь в прошлом, Розалин видела, как окружающие разговаривали с Торном.

Но, может, дело в том, что у Торна такой устрашающий вид — могучее сложение, да еще меч на поясе? Любой современный человек, если он в здравом рассудке, не стал бы привлекать его внимание, а это можно было сделать, только полностью игнорируя его присутствие.

Розалин хотела спросить Бэрри, заметил ли он Торна, но когда повернулась к нему, то увидела, что он замахнулся на нее кулаком. У нее дух захватило от неожиданности. Было очевидно, что она не успеет уклониться от удара — она могла только съежиться и зажмурить глаза.

Но ничего не произошло. Наверное, он раздумал или решил, что продолжит их беседу дома, без свидетелей. Или раньше ему удавалось подействовать на нее только угрозами, не прибегая к насилию? Может, он посчитал, что она уже смирилась со своей судьбой? Ну уж нет, этого он не дождется! Розалин почувствовала, как все внутри ее закипает при мысли, что он посмел так обращаться с ней.

Она открыла глаза и с удивлением увидела, что все ее предположения были ошибочны. Бэрри не отказался от своих намерений — его заставили это сделать: Торн крепко сжимал его запястье, и, хотя Бэрри попробовал вырваться, попытка его не увенчалась успехом. Торн, напротив, был совершенно спокоен. Как только Бэрри это заметил — а он, несомненно, видел Торна, — он сразу же приободрился.

Бросив в ее сторону взгляд, полный бессильной злобы, он приказал:

— Скажи этому кретину, чтобы он убрался отсюда, или ты горько пожалеешь, Роузи…

— На твоем месте, Бэрри, я бы не стала потрясать воздух угрозами, — холодно оборвала его Розалин, скрестив руки на груди и едва удерживаясь от торжествующей усмешки. — Моему другу это может не понравиться.

— Да мне наплевать, что… — взорвался он, но Розалин с нескрываемым удовольствием оборвала его и на этот раз:

— Кстати, на твоем месте я бы взяла назад свои слова насчет кретина. Могу с уверенностью сказать, что викинги очень обижаются, когда их считают полнейшими недоумками, и, хотя я уверена, что ты не имел этого в виду, а только намекал на его огромный рост (что, признаться, тоже может быть расценено как оскорбление), боюсь, что он поймет тебя не правильно, При этих словах Бэрри побледнел как полотно, хотя отступать было не в его характере — тем более что Торн покамест не причинил ему никакого вреда и, похоже, не собирался. Это обстоятельство несколько встревожило Розалин: Торн мог бы быть и посуровее с этим негодяем или хотя бы напустить на себя сердитый вид — ведь Бэрри хотел ее ударить. Но лицо викинга оставалось спокойным и непроницаемым.

Вероятно, Бэрри это придало храбрости — тон его снова стал наглым и развязанным:

— Ты что, совсем рассудок потеряла? Забыла свое место?

— Да, я и вправду потеряла рассудок, раз веду с тобой этот бесполезный разговор. Ну говори, что тебе тут нужно, и убирайся. Или ты снова хотел что-нибудь стащить и надеялся, что меня в это время не будет, так?

Бэрри был явно смущен вопросом — глаза предательски забегали, на лице отразилось беспокойство. Неужели она попала в точку?

— Не понимаю, на что ты намекаешь, — злобно бросил он, но голосу его недоставало уверенности.

— Конечно, не понимаешь. Ты ведь не нашел моих заметок? Неужели ты так плохо искал на этот раз?

— На этот раз? Да я никогда…

— Замолчи, Бэрри, — отрезала она. — Я не собираюсь выпытывать у тебя, как все случилось. Ты в этот раз поступил предусмотрительно — сначала женился на мне, а уж потом стал рыться в моих бумагах.

Я вижу, судьба посылает мне еще один шанс проучить тебя, но у меня что-то нет желания. Лучше я отправлюсь туда, где мы с тобой не женаты.

Он, конечно же, ни слова не понял из того, что она ему наговорила. Как бы она хотела, чтобы это был именно тот Бэрри, которого она так хорошо знала, чем его опустившийся до рукоприкладства двойник! Забавно, но оба Бэрри оказались отъявленными негодяями.

— Ты хочешь подать на развод? — язвительно промолвил Бэрри, ибо это было все, что он понял из ее слов. — Не думай, что я на это соглашусь.

— Разводиться нам не обязательно, — заметила Розалин, слегка улыбнувшись. — Я могу избавиться от тебя гораздо быстрее и проще.

С этими словами она повернулась к Торну:

— Мы можем отправляться, Торн, туда, куда решили. Я уже узнала здесь все, что мне нужно.

Он коротко кивнул в знак согласия и вытащил из ножен Проклятье Бладдринкера. Бэрри побелел как смерть — он, наверное, решил, что именно таким способом она и хочет от него избавиться. В следующий миг Торн обернулся к Розалин и протянул ей руку, за которую она крепко ухватилась. В последний момент перед ней мелькнула незабываемая картина — лицо Бэрри Хортона, застывшее в изумлении, когда они растаяли в воздухе прямо у него на глазах.

Глава 28

Розалин осмотрелась и сразу же поняла, что они с Торном опять попали в XI век. Они очутились рядом с таверной, из которой слышались шум и крики подвыпивших гуляк. Ветер доносил до них запахи порта. Розалин все еще была под впечатлением встречи с Бэрри и в особенности выражения его липа, мелькнувшего перед ней в последнее мгновение. Жаль, что она больше с ним не встретится, а то бы вдоволь поиздевалась над его испугом. Однако пора было заняться делом — вернуть историю в прежнее русло.

Все еще улыбаясь, она взглянула на Торна и произнесла:

— Я рада, что именно Бэрри стал свидетелем нашего волшебного исчезновения.

Он усмехнулся:

— Не очень-то мне понравился твой муженек. Розалин вспомнила его невозмутимое спокойствие во время ее стычки с Бэрри и заметила:

— Ты, должно быть, дурачишь меня. Как тогда объяснить твое поведение? Мне показалось, тебе все равно. И он больше не мой муж — скоро мы исправим то, что должны исправить, и все станет на свои места. Я полагаю, этот негодяй не заслуживает более высокого титула, чем «бывший жених».

— Ты ошибаешься, Розалин. Мне было не все равно, — возразил вдруг Торн, и в голосе его зазвенел гнев. — Если бы я сделал то, что намеревался сделать, Проклятье Бладдринкера отведал бы крови…

Она поспешила успокоить его:

— Тише, тише. Торн, его совсем не нужно было убивать.

Он вздохнул:

— Я знал, что ты так скажешь — это чисто по-женски.

Розалин не сводила с него изумленных глаз — так он сдержал свой гнев ради нее? Она улыбнулась и лукаво заметила:

— Но я бы не стала тебя бранить, если бы ты его вздул немного.

— Вздул?

— Ну стукнул пару раз — легонько. Он посмотрел на свои огромные руки и уверенно промолвил:

— Не умею я бить «легонько». Спроси моего брата Тора. Только мне удавалось его…

— Ты опять хвастаешь. Торн?

Он пожал плечами и невозмутимо ответил:

— Викинги, может, и хвастливы, но в их хвастовстве больше правды, чем выдумки.

Она рассмеялась, не в силах скрыть свою радость. Так он сумел обуздать свою ярость? И пришел ей на помощь, защитил ее на свой особый лад. На нем, может, и не было сияющих доспехов, но в ее глазах он был теперь самым смелым и благородным рыцарем.

— Что ж, я думаю, пришло время встретиться с другим викингом. Надеюсь, он еще не успел проникнуть в это питейное заведение? А леди могут войти в…

— Нет, это место не для леди, а только для…

— Можешь не продолжать, — отрезала она. — Я знаю, куда ты клонишь.

— И я не позволю тебе туда войти, — добавил он.

— Благодарю покорно — я и сама туда не рвусь. Как я понимаю, твой двойник еще не прибыл на место действия?

— Нет, но сэр Джон был уже в таверне, когда я пришел туда в ту ночь. Сейчас я потороплю его и уложу в постель, и тебе не нужно будет встречаться с моим двойником.

— Да подожди ты, — прервала она его с удивлением и досадой. — Мне так хотелось с тобой встретиться — с тобой другим.

— Не надо, Розалин. Он с тобой незнаком.

— Да, да, я знаю — у него только сражения да женщины на уме. Ты уверен, что он не появится здесь, пока ты будешь разбираться с сэром Джоном? А вдруг этот достойный рыцарь не пожелает так рано покинуть это веселое заведение? И помни, он должен быть здоровым и невредимым наутро — постарайся же не применять к нему силовых методов воздействия.

Он нахмурился, видимо, решив, что у него не так много возможностей заставить сэра Джона пораньше лечь спать.

— Да, вспомнил, — сказал он вдруг. — Он выбрал себе хорошенькую потаскушку на эту ночь — поэтому-то я и затеял с ним состязание. Я хотел ее у него отбить.

Непонятно откуда появившаяся ревность тут же вонзила острые когти в сердце Розалин. Но это же нелепо — за этой шлюхой охотился совсем другой Торн, во всяком случае, все это было давным-давно, и… и как она может его ревновать?

— Постарайся, чтобы она тебя на этот раз не соблазнила, — проворчала она.

Он ухмыльнулся в ответ, и вдруг его руки крепко обвились вокруг нее, прижимая к себе, и губы прижались к ее губам. Мгновение — и она воспламенилась от его поцелуя, словно искра пробежала по телу. Когда он выпустил ее из объятий, она почувствовала что-то вроде разочарования.

Лишь спустя несколько секунд Розалин смогла наконец вспомнить, где они и что собираются делать. Она запоздало подумала, что ей следовало бы отплатить ему тем же — заставить его так же желать ее, не прилагая к этому никаких особенных усилий.

— Клянусь тебе, — мягко промолвил он, — теперь только одна женщина может меня соблазнить.

Розалин вспыхнула и едва удержалась, чтобы не растянуть губы в глупо-счастливую улыбку. Конечно, она сразу же забыла о том, что хотела ему отплатить.

— Ну в таком случае тебе лучше заняться делом. Я думаю, ничего страшного не случится, если сэр Джон получит желаемое — ты можешь дать девице несколько звонких монет, и она быстренько выпроводит сэра Джона, чтобы заняться тобой.

— Здорово придумано, — усмехнулся Торн.

— Я спрячусь поблизости за углом на случай, если ты вдруг задержишься и мне придется отвлекать внимание твоего двойника.

Торн остановился и заметил:

— В таверну ведет еще одна дверь. Жди меня там. Тебе не нужно будет никого отвлекать.

— Хорошо, хорошо, иди же.

Торн ушел, а Розалин свернула за угол таверны и спряталась в тени. Торн догадается, что она здесь, — она в этом не сомневалась. Ничего, как-нибудь она усмирит его неминуемый гнев за ее непослушание.

Ведь она не может допустить, чтобы двойник Торна зашел в трактир, пока там находится он сам. Она понятия не имела, что в таком случае может произойти, да и не хотела знать, решив предотвратить их встречу любой ценой.

Но время шло, а Торн все не выходил из боковой двери. Вдруг на дороге, ведущей к таверне, послышались чьи-то шаги.

Глава 29

Розалин осторожно выглянула из своего укрытия. Так и есть — Торн номер два! Она не могла ясно разглядеть его, так как он еще не вышел на освещенное факелом пространство перед таверной. Но когда он наконец подошел поближе, она еле удержалась от удивленного восклицания.

Он показался ей огромным — возможно, из-за волнения, охватившего ее. Это был Торн, но не совсем тот Торн, которого она знала.

У этого викинга светло-каштановые волосы были немного длиннее и лежали нечесаной копной — совсем не по норманнской моде, предполагающей короткую стрижку. Этот Торн тоже, видимо, не считал нужным следовать общепринятым правилам… Да о чем она думает? Это же один и тот же человек — просто в разные моменты своей жизни.

И этот человек ее не знает.

Ее беспокойство сменилось откровенной тревогой. Почему, интересно, Торн не хотел, чтобы она встречалась с его вторым «я»? Неужто они так не похожи друг на друга? Эта мысль внезапно пронзила Розалин как молния. Ну конечно, как она сразу об этом не подумала! Их же разделяют целые столетия, и тот Торн, которого она знает, прожил гораздо дольше на свете, повзрослел, стал более сдержанным, научился контролировать свой необузданный темперамент…

Розалин уже готова была отказаться от задуманного, но вовремя взяла себя в руки. Торн подошел к двери. Что же делать? Надо во что бы то ни стало задержать его. Внезапно появиться перед ним, встать на пути? Розалин решила так и сделать в надежде, что ей не придется удерживать его слишком долго.

Эта мысль придала ей храбрости, и она решительно и громко произнесла:

— Простите, сэр, вы не могли бы мне помочь?

Он быстро оглянулся вокруг, но, никого не увидев, сделал еще один шаг к двери таверны. Розалин быстро вышла из тени на освещенное факелом пространство.

Яркое желтое платье сразу привлекло его внимание, и он остановился как вкопанный.

Розалин снова почувствовала, как внутри ее все замирает от волнения — она ведь так и не придумала, что ему скажет. В ее времени это было бы несложно — попросить объяснить, как добраться куда-нибудь, и потом 282 разыгрывать перед добрым самаритянином полнейшую идиотку, заставляя его по несколько раз повторять одно и то же. Но ведь в средние века молодые леди не имели привычки слоняться по городу в столь поздний час — они и днем-то редко выходили на улицу без провожатых. Поэтому эту идею пришлось сразу отбросить. Тем более что она уже на своем опыте убедилась в опасности такого предприятия.

Голубые глаза викинга лениво прошлись по ней сверху вниз — в ее время такой взгляд мог быть расценен как оскорбление, однако, по всей видимости, средневековые мужчины считали такое обращение в порядке вещей. Он вел себя точно так же, как и настоящий Торн при первой их встрече. Но это был не ее Торн — нужно все время об этом помнить. Этот человек ее не знает, видит первый раз в жизни — его пристальное и откровенное внимание вогнало ее в краску. К счастью, в неверном свете факела этого не было заметно.

Когда он наконец встретился с ней взглядом, то задал ей совершенно неожиданный вопрос:

— Где ваша свита, леди?

Она облегченно вздохнула: он сам нашел объяснение ее появлению в этом месте в такое позднее время. Ей, правда, следовало не глазеть на него в замешательстве, а самой что-нибудь придумать в свое оправдание.

— Я ее потеряла, — промолвила она, стараясь, чтобы голос ее звучал по возможности более испуганно.

— Потеряли?

— Да, потеряла сопровождавших меня рыцарей. Я несколько часов бродила по округе и искала их, но я боюсь уходить далеко — я здесь ничего и никого не знаю, да и место это мне кажется… не совсем безопасным.

— Куда вы направлялись?

— Я должна была быть у герцога. Он коротко кивнул. Это движение было ей так знакомо, что она с трудом спрятала улыбку.

— Должно быть, в таверне есть люди герцога Вильгельма. Я приведу их к вам, и они доставят вас, куда вам будет угодно.

— О нет; прошу вас, не делайте этого! — поспешно воскликнула она, лихорадочно стараясь придумать какое-нибудь оправдание своей неожиданной просьбе. Но ничего путного на ум ей не пришло, и она в отчаянии выпалила:

— Солдаты герцога — известные сплетники, а я не хочу, чтобы стало известно, что я потеряла свиту и скиталась в порту одна, без охраны. Моя репутация погибнет навеки. Сейчас обо всем, что случилось, знаете только вы и люди из моего сопровождения, но им будет стыдно рассказать о том, что они умудрились потерять меня.

Похоже, это объяснение его удовлетворило, но он по-прежнему не был расположен Помогать ей.

— У меня сейчас нет времени и вообще…

— У вас какое-то неотложное дело?

— Нет, но…

— А значит, вы спешите к вашим… развлечениям.

284 Я прекрасно понимаю вас. Торн, но поверьте, только крайняя необходимость заставила меня обратиться к вам за помощью. И герцог не оставит вас своей мило… Он перебил ее, мгновенно нахмурившись:

— Откуда вы знаете меня, леди?

Розалин мысленно охнула. Какая непростительная оплошность! Но ей так знакома была эта игра в вопросы и уклончивые ответы, что она на мгновение забыла, с каким из Торнов имеет дело. Не в силах найти приемлемое объяснение своим словам, она вынуждена была снова придумывать на ходу, пуская в ход загадочные намеки, которые, как она надеялась, помогут ей задержать его еще на некоторое время.

— Мне многое про вас известно, — кокетливо произнесла она.

— Как так? — удивленно спросил он. — Мне кажется, мы раньше не встречались — вы не из тех, кого я мог бы забыть.

Это замечание, прозвучавшее как комплимент, подействовало на нее самым неожиданным образом — она почти забыла, что перед ней не ее Торн. Она откровенно уставилась на него, взгляд ее был прикован к его губам. Он снова был вынужден прервать затянувшееся молчание.

— Так откуда же вы знаете меня, леди? Розалин вскинула на него глаза и прерывисто вздохнула. Вот если бы тот Торн не поцеловал ее перед уходом, не зажег в ней пожар страсти и… и вот теперь перед ней стоит его двойник — то же лицо, то же сильное тело, закаленное в боях, те же губы, которые знали каждую частичку ее тела… Хорошо еще, что она сразу не кинулась ему на шею.

— Ну про вас всякое рассказывают, — сказала она несколько ворчливым тоном, тщетно пытаясь приструнить разыгравшиеся чувства.

Ее тон заставил его вопросительно приподнять бровь и усмехнуться. Он, без сомнения, догадался, что она имела в виду — уж, верно, не его подвиги в сражениях.

Продолжая ухмыляться, он снова кивнул головой и заметил:

— Если вы выберете меня в свои провожатые, я не смогу гарантировать вам безопасность. Розалин недоверчиво хмыкнула:

— Вот уж никогда бы не поверила. Посмотрите на себя — да вы справитесь с любым…

— Я не смогу защитить вас от себя самого, миледи. Розалин растерянно захлопала ресницами:

— Я не понимаю вас.

Он не стал тратить времени на объяснения, а просто прижал ее к деревянной стене таверны, крепко обвил руками талию и приблизил к ней свое лицо — видимо, желая доказать, как опасно находиться с ним рядом.

Он целовался совсем как ее Торн — да и как могло быть иначе? Но теперь ей было значительно сложнее сохранять спокойствие: губы совершали столь знакомый ей путь по ее губам. Он прильнул к ней всем телом, словно для того, чтобы она могла познакомиться с ним поближе — как будто она раньше его не знала!

Ее же предупреждали не связываться с этим Торном. И почему она не послушалась? А теперь она скоро уже не в силах будет остановить его — да и сама этого не захочет.

Розалин напрасно напрягала слух, пытаясь уловить оклик настоящего Торна, но слышала только свое учащенное дыхание. Очевидно, ее Торн никак не может выпроводить сэра Джона, а потому ей придется задерживать здесь его двойника. Правда, она не собиралась переходить границу, которую этот Торн готов был перескочить в одно мгновение.

Выбор ее, однако, был весьма ограничен: она может сделать вид, что принимает его недвусмысленные знаки внимания, или же попытаться разыграть перед ним оскорбленную невинность.

Что задержит его дольше? Вероятно, ее согласие продолжать любовную игру. К тому же как ей теперь войти в роль оскорбленной леди, когда она уже несколько минут позволяет себя целовать? Тем не менее она решила, что некоторая сдержанность не помешает — если она не хочет оказаться где-нибудь в темном переулке с задранными юбками.

Она отвернулась от него и слегка оттолкнула от себя. Собравшись с мыслями, она решила продолжить разговор. Она с трудом переводила дух, и голос ее звучал хрипло — новоявленный Торн сумел без особого труда высечь из нее искру страсти.

— Я вижу, вы вполне оправдываете свою репутацию. Но не соблаговолили бы вы проявить немного сдержанности? — сказала она. — Во всяком случае, пока не доставите меня к герцогу Вильгельму.

Он снова окинул ее горящим взглядом с ног до головы и уверенно произнес:

— Вы просите меня о невозможном, леди. Розалин подумала, что была бы разочарована, если бы получила другой ответ, но, черт возьми, это же не ее Торн! Ем не хотелось больше целоваться с ним, но делать нечего — придется притвориться.

— Я бы хотел узнать ваше имя, леди. По какой-то необъяснимой причине на ум ей случайно пришло имя Далила. Она произнесла его и чуть не рассмеялась вслух — очень уж кстати вспомнилось ей имя знаменитой обманщицы, так вероломно пользовавшейся своей привлекательностью. Недалеко же она от нее ушла!

Розалин постаралась изобразить на лице кокетливую улыбку, но у нее, видимо, не получилось то, что надо. По его удивленно-любопытному взгляда она поняла, что улыбка была скорее похожа на болезненную гримасу. Она вздохнула:

— Вы очень нетерпеливы, Торн Бладдринкер. С одной стороны, это, конечно, неплохо, но с другой… — Она оглянулась вокруг и продолжала:

— Думаю, это не слишком подходящее место для более близкого знакомства.

Услышав это явно поощрительное замечание, викинг схватил ее за руку и так быстро потащил за собой по улице, что Розалин не сразу сообразила, что к чему. Она, видно, переборщила с намеками — нужно было ненадолго задержать его; она вовсе не хотела очутиться Бог знает где, чтобы потом остаток ночи разыскивать своего настоящего Торна… если ей удастся когда-нибудь избавиться от его двойника.

— Постойте! — крикнула она. Он остановился, но по его виду было понятно, что но не собирается долго ждать.

— Так как теперь я вряд ли попаду к герцогу сегодня ночью, у нас нет повода для спешки, не так ли? А сейчас… — Она собралась с духом и продолжала:

— А сейчас я хотела бы снова… поцеловать тебя.

В нормальных обстоятельствах у нее никогда не хватило бы смелости на такое заявление, но в данном случае выбирать не приходилось. Он крепко прижал ее к себе и приблизил губы к ее губам…

В это самое мгновение Розалин наконец услышала долгожданный зов из переулка.

Это подстегнуло ее, и она тут же приняла решение, правда, не без некоторого сожаления в душе. Как только его губы коснулись ее губ, она изо всей силы толкнула его ногой под колено. Он шлепнулся на землю, а она понеслась по переулку так, будто за ней гнался сам дьявол, пока со всего разбегу не врезалась в чью-то широкую, твердую грудь.

— Забери нас отсюда! Скорее! За мной уже, наверное, гонится сам знаешь кто!

— Гонится, не сомневайся! — жестко промолвил Торн, с неожиданной силой хватая ее за руку. — Я теперь помню об этом и могу сказать, Розалин, что я довольно долго бегал по переулкам, разыскивая тебя.

Она открыла рот от удивления, но не успела закрыть его, как оказалась в другом времени, в котором им больше не грозила встреча двух Торнов. Она бы очень хотела оставить в прошлом свой испуг и смущение, но, к сожалению, эти чувства благополучно перекочевали вместе с ней из прошлого в настоящее.

Глава 30

Розалин не знала, куда деваться от стыда. Ей хотелось забиться в самый темный угол и притаиться как мышка. Она не в силах была поднять глаза на Торна. Он все еще держал ее за руку, но она стояла к нему спиной, стараясь скрыть пылающее лицо.

"Я теперь помню об этом».

Как она раньше об этом не подумала? Ведь все, что произошло с Торном в прошлом или, как в этом случае, было искусственно изменено в его предыдущей жизни, у настоящего Торна тут же отложилось в памяти.

Наверное, он ясно помнит все, что она ему наговорила и как вела себя с ним. А вдруг воспоминания приходили к нему сразу, как только эти события возникали в действительности? Значит, в его памяти все прошедшее так же свежо, как и в памяти его двойника, который теперь бегает по всему порту и разыскивает ее?

Она похолодела. Как видно, напрасно надеяться, что воспоминания со временем сотрутся, несмотря на то, что с момента той знаменательной встречи прошло ни много ни мало девять с небольшим веков. И Торн собирался сейчас ей это доказать.

Его руки тяжело опустились ей на плечи, и она внутренне сжалась от сознания своей вины. Он заговорил; в голосе звучала еле сдерживаемая ярость:

— Я же предупреждал тебя…

— Прошу тебя, не надо, — пробормотала она, не поднимая глаз. — Я знаю, что вела себя с тобой… с ним… недостойно, поэтому оставим этот разговор.

Но он не обратил внимания на ее реплику и продолжал:

— Разве ты не догадалась, что у него было только одно на уме — затащить тебя в постель. И ты его поощряла.

Она резко развернулась к нему и попыталась оправдаться:

— А что еще мне оставалось делать? Занимать его беседой о проклятиях и волшебных мечах? Сомневаюсь, чтобы это ему понравилось. Он решил бы, что я колдунья, и поспешил бы убраться от меня подальше… и неминуемо столкнулся бы с тобой в таверне. Я спасла тебя от ужасного несчастья, или что там должно было случиться, если бы вы приблизились друг к другу и сказали «привет». И ты еще недоволен?

— Ты разумная женщина — так ты мне всегда говорила, — буркнул он. — Ты могла бы легко удержать и отвлечь его своей непрерывной болтовней. Со мной это у тебя лучше получалось.

Розалин снова залилась краской. Может, Торн прав? Неужели она не смогла придумать ничего лучшего, как вызвать его откровенный интерес к ее прелестям.

Конечно, если бы ситуация не была критической, она могла быть более изобретательной: к примеру, сделать вид, что подвернула ногу. Сказать ему, что уже послала за помощью, и попросить его просто побыть с ней, пока не подоспеет подмога. Он не смог бы отказать благородной даме, попавшей в беду. Да нет, возможно, он так бы и сделал (его же интересовали только две вещи), и ей пришлось бы снова прибегать к уловкам, чтобы задержать его.

— Я что, задела твою гордость? Ты никак не можешь простить мне, что я обвела тебя — то есть его — вокруг пальца, и поэтому ты на меня злишься?

— Нет, я сержусь на тебя, потому что ты позволила ему прикасаться к себе! — буркнул он.

Розалин вытаращила на него глаза и звонко расхохоталась.

— Ты ревнуешь меня к самому себе? Но это же глупо, Торн! Подумай — он ведь и есть ты, во всяком случае, для меня. Не важно, что вас разделяют века, он выглядит в точности как ты…

— У нас с ним разница всего лишь в несколько лет, но есть другие отличия, которые ты не сможешь отрицать. Я тебя хорошо знаю, Розалин, а он — нет. И все же он хотел тебя, не изведав еще наслаждений, которые дарит твое тело. Так скажи, разве мы одно и то же лицо?

Она снова покраснела.

— Ладно, ладно, каюсь, что не дала ему пощечину, когда он меня поцеловал. Я думала об этом, но побоялась, что в таком случае он сразу же уйдет и встретится с тобой. И, кстати сказать, это ты виноват, что я позволила ему целовать себя, — сказала она, для пущей убедительности оттолкнув его обеими руками.

Он упал прямо на кровать, и она тут же воспользовалась этим и взобралась на него.

— В следующий раз, когда ты будешь целовать меня, викинг, — продолжала она, — делай это, как он.

И она стала покрывать его лицо страстными, настойчивыми поцелуями, чтобы показать, как это надо делать. Гнев его давно прошел, и он не мог больше притворяться равнодушным к ее ласкам. Его руки крепко прижали ее к ложу, и она легонько целовала и покусывала его за шею.

Трудно было выбрать более неподходящий момент, чтобы нарушить их уединение, и все же Дэвид вторгся в их комнату. Он громко откашлялся, давая знать о своем присутствии. Розалин вскинула голову и обернулась. Несколько секунд она собиралась с мыслями и наконец радостно воскликнула:

— Дэвид! — и, повернувшись к Торну, добавила:

— Все в порядке!

— Не думаю, — сухо заметил Дэвид. — Во всяком случае, о вас, любезная сестрица, этого не скажешь. Обычно вы не допускали таких вольностей.

Розалин вспыхнула, услышав это замечание. Она была так рада, что попытка исправить историю наконец-то увенчалась успехом, что не подумала, как брат воспримет ее неожиданное заявление. Она увлеклась разговором с Торном и только сейчас заметила, что находится в своем Кейвено-коттедже.

Дэвид продолжал молча стоять перед ней, бросая на нее неодобрительные взгляды. Это показалось ей странным. Разве он не говорил ей, пользуясь своим правом старшего брата, что она должна найти себе друга и остепениться? Так почему же теперь, когда она нашла друга, он недоволен?

Медленно поднимаясь с ложа, она обдумывала, как ей следует представить брату своего знакомого. Объяснить, кто такой Торн, было не просто — да к тому же Дэвид был явно не расположен сейчас выслушивать подобные рассказы.

Поэтому она решительно произнесла:

— Торн, это мой брат Дэвид, если ты еще об этом не догадался. Дэвид, познакомься, это Торн Бладдринкер.

Она ожидала услышать в ответ что-нибудь вроде:

"А, так ты решила пригласить в гости привидение?» — но ошиблась. Дэвид небрежно кивнул Торну, как если бы никогда раньше не слышал его имени.

Розалин это удивило: брат, похоже, совсем забыл про то, что она рассказывала ему о своих весьма необычных «сновидениях».

Она решила, что он сам вспомнит об этом, ч спросила:

— Когда ты вернулся из Франции?

— Из Франции?

— Да, и ты привез с собой Лидию? Он нахмурился:

— Что с тобой. Роза? Я не был во Франции уже больше года — последний раз мы были там с тобой вместе прошлым летом. И позволь мне узнать, кто такая Лидия?

Розалин уставилась на него, чувствуя, как внутри ее все похолодело от ужаса. Он никогда раньше не называл ее Розой. И они не были прошлым летом во Франции. В последний раз (исключая ее недавний визит туда вместе с Торном) она была там на свадьбе Дэвида, которая проходила в одном из роскошных особняков Лидии на южном побережье. Но Дэвид сказал, что не знает, кто такая Лидия. Значит, он не встречал ее и тем более не женился на ней, и…

Она изо всей силы обхватила Торна руками за шею, чуть не задушив, и громко зашептала ему в ухо:

— Это не мой брат. То есть, конечно, это мой брат, но, так же как и Бэрри, он стал совсем другим.

Я боюсь, наша попытка не удалась. Мы вернули мой коттедж, но что-то в прошлом все еще требует исправления, потому что настоящее не совсем такое, каким оно должно быть.

Он отвел ее руки и внимательно взглянул в лицо.

— Ты уверена?

Она кивнула, и слезы показались у нее на глазах. Торн обнял ее, успокаивая. Сзади них послышалось нарочито громкое покашливание.

— Ты можешь подождать, пока вы останетесь одни? — холодно осведомился Дэвид.

Розалин напряглась и повернулась к нему, нахмурив брови.

— Прекрати, Дэвид. Мы были одни, пока ты не ворвался в комнату. Можешь оставаться здесь — мы сейчас сами уйдем.

Она схватила Торна за руку и потянула его за собой прочь из спальни. Этот новый благоразумный и холодный Дэвид начинал ее раздражать. Она поняла, что бесполезно пытаться объяснить ему, что с ней случилось за последнее время. Она надеялась, что сделает это в следующий раз, когда он снова станет ее любимым братом. Ей вовсе не хотелось иметь дело с этим пуританином, который проводил их суровым взглядом, укоризненно покачивая головой.

Только как же ей вернуть прежнего Дэвида? Она терялась в догадках, что именно в прошлом могло вызвать изменения в настоящем. Внезапно она почувствовала, что не в силах сегодня об этом думать — она почти не спала прошлой ночью в палатке Последний раз ей удалось выспаться в ту ночь, когда они впервые попали в Нормандию и очутились в палатке Торна. Теперь ей казалось, что с той поры прошло несколько недель — так много событий произошло за два дня.

Добравшись до своей комнаты, она закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, улыбнувшись Торну усталой улыбкой.

— Не хочу сегодня ни о чем говорить. Обсудим все завтра. Я постараюсь узнать, что мы сделали не так, а сейчас я хочу спать.

Торн бросил взгляд в сторону кровати; на лице его было написано некоторое разочарование.

— Ладно, так уж и быть, — сказал он. — Я постараюсь забыть, что ты делала до того, как нам помешал твой братец.

Розалин усмехнулась в ответ на тонкий намек и тут же подумала, что для этого у нее силы найдутся.

— Ты очень любезен, Торн, но я думаю, тебе не обязательно забывать, — произнесла она, приближаясь к нему. — Я не собираюсь ложиться… сразу.

Он рассмеялся и подхватил ее на руки. Когда он бережно опустил ее на постель, она лукаво усмехнулась:

— Я вижу, тебе довольно и небольшого поощрения, как и твоему двойнику.

— Когда дело касается тебя, Розалин, меня не нужно дважды упрашивать.

Розалин не могла понять, сказал он это просто так или действительно так думал. Как бы то ни было, слова согрели ее душу. Она обняла его и запечатлела на губах благодарный поцелуй. Но ему этого показалось Мало; его язык скользнул меж ее зубов, и началось волшебное действо… В один миг она забыла все на свете, всем своим существом отдавшись сказочному ощущению.

Поцелуй был долгим и неспешным, а его руки скользили по ее телу, которое отзывалось на малейшее прикосновение. Она никогда не думала, что так чувствительна к ласкам. Их тела словно были настроены друг на друга, и он знал, как заставить звучать ее тайные струны.

Она была готова принять его задолго до того, как он оставил свои чувственные исследования, и когда он наконец вошел в нее, погружаясь все глубже и оставаясь там несколько блаженных мгновений, она почувствовала наслаждение, несравнимое даже с высшим пиком страсти, который, она знала, сейчас наступит. Она судорожно вздохнула. Он снова медленно вошел в нее так глубоко, что она ощущала, как пульсирует в ней страсть.

Он все еще медлил, не спеша вкушая свое удовольствие и ее наслаждение. И только когда она прильнула к нему на гребне волны удовольствия, затоплявшей ее, он соединился с ней в едином порыве.

Даже когда она задремала в блаженной истоме, он продолжал покрывать ее тело поцелуями, ласкать, словно вновь и вновь говоря о том, что она для него единственная в мире. И эта нежность доставляла ей больше радости, чем все чувственные ласки.

Глава 31

Проснувшись поутру, Розалин обнаружила, что все еще находится в коттедже. Торн лежал рядом с ней, прикрыв рукою глаза от яркого солнца. Она улыбнулась, глядя на него, и, нагнувшись, нежно поцеловала в плечо. Он даже не пошевелился. Вчера вечером он, видно, был таким же уставшим, как и она, но тем не менее не стал скупиться на ласки.

Она вздохнула. Если бы можно было забыть о проблеме, с которой ей сейчас снова предстоит столкнуться, и просто свернуться рядом с ним под одеялом и погрузиться в сон! Но, проснувшись, она не могла больше откладывать на потом решение мучившей ее загадки. Она вернулась в коттедж, но что-то в прошлом снова было не так, ибо Дэвид стал совсем непохож на ее горячо любимого брата.

Поскольку новые условия жизни так изменили его, она могла только догадываться, как сложилась ее судьба и карьера. Возможно, ей не удастся воспользоваться своими историческими исследованиями, а придется вместо этого все выспрашивать у окружающих. Ужас был в том, что в этот раз она не имела ни малейшего понятия, что ей нужно узнать.

Она решительно села в кровати и, глянув на раскиданную по полу одежду, не смогла удержаться от улыбки. Как трудно было надевать это желтое платье, а Торн умудрился вчера стащить его так, что она даже не заметила.

— Надеюсь, твоя улыбка относится ко мне, — послышался сзади голос Торна.

Прежде чем она успела ответить, он обвил рукой ее талию, не давая уйти, и стал покрывать поцелуями ее обнаженную спину. Она почувствовала, как по спине поползли мурашки — Ну если ты и не был тому причиной, — сказала она, оборачиваясь к нему, — то теперь я дарю свою улыбку только тебе.

Он притянул ее к себе и крепко обхватил руками.

— Как тебе спалось?

Она слегка приподняла бровь и лукаво промолвила:

— Ты хочешь снова услышать от меня, какой ты замечательный любовник?

— Нет, девица по имени Далила уже говорила мне, что всем и каждому известно о моих подвигах… Ой! — неожиданно вскрикнул он, когда она ущипнула его за бок. Но он быстро овладел ситуацией.

Мгновение спустя она уже лежала на спине и повизгивала, пока он ее щекотал. Задыхаясь от смеха, она прижала его голову к своей груди, удивляясь его игривому настрою. Этот человек шаг за шагом высвобождал ее из оболочки сдержанности и холодности, в которую она еще так недавно была заключена. И она не могла на него за это сердиться.

С некоторой долей сожаления она решила все-таки вернуться к вопросу, который они обсуждали накануне.

— Мы должны поговорить, Торн.

— Что ж, давай поговорим, — вздохнул он и, приподнявшись, уселся на краю кровати.

Пошарив среди одежды, валявшейся на полу, он отыскал узкие кожаные штаны и стал натягивать их на себя. Розалии смотрела на его обнаженную грудь, на спутанные длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и чувствовала, что никак не может сосредоточиться на том, о чем ей предстоит с ним говорить. Она предпочла бы снова лечь в постель.

Собрав всю силу воли, она села в кровати и, обхватив руками колени, спросила:

— Твой двойник ничего ужасного не натворил, после того как встретил меня? Прошу, скажи мне, что наша встреча ничего не изменила — я бы не хотела снова очутиться с ним один на один.

— Нет, он разыскивал тебя, расспрашивал о тебе у герцога Вильгельма, но ничего особенного не предпринимал. У него просто не было на это времени, Розалин: ведь на следующий день он возвратился в Валхалу.

— Он повел себя не так, как на самом деле, ибо в действительности он напоил сэра Джона и потом уединился с его девицей. Но так как теперь тебе удалось увести сэра Джона в его комнату, скажи мне, ты… то есть он… развлекался с той же девицей или нашел себе другую?

— Потеряв тебя из виду, я вернулся в лагерь. У меня не было настроения искать себе других развлечений. Она широко раскрыла глаза;

— Правда?

Он хмуро взглянул на нее, и она улыбнулась.

— Хорошо, значит, все отличие в том, что тебе не удалось провести вечер с потаскушкой… — Теперь пришел ее черед хмуриться. — Если нам придется исправлять именно это — благодарю покорно. Я лучше соглашусь жить в измененном мире и терпеть кислую физиономию своего братца-пуританина.

Он усмехнулся:

— Ты забыла, что потаскушка предназначалась сэру Джону, а не мне. Мы это исправили, так что все теперь в порядке.

— Вот и славно. Мне не больно-то хочется связываться с новым Дэвидом. Но если мы ничего больше не изменили… Что ж, видно, пришло время покопаться в книгах. Не будешь ли ты так любезен пойти на кухню и принести нам что-нибудь поесть, а я пока отправлюсь в библиотеку — может, удастся найти там свои книги.

Он кивнул и вышел из комнаты. Она пошарила в комоде и с неудовольствием обнаружила, что ее пристрастия в одежде ничуть не изменились. Подбор нарядов оставлял желать лучшего — будничные, невыразительные цвета заменились кричаще-безвкусными Не найдя для себя ничего подходящего, она схватила белое платье и направилась к двери.

Открыв ее, она столкнулась нос к носу с Дэвидом. Не успела она опомниться от неожиданности, как он промолвил укоризненным тоном:

— Тот человек, с которым ты всю ночь предавалась греху прелюбодеяния, скоро разнесет твою кухню. Не сомневайся — увидев этот разгром, наша прислуга тут же потребует расчет.

— Миссис Хьюмс не…

— Кто?

Розалин ругнулась про себя, сбегая вниз по лестнице. Так миссис Хьюмс у них не работает? И зачем только она послала Торна на кухню!

Когда она ворвалась на кухню, ее глазам предстала следующая картина: на полу валялся вдребезги разбитый электрический миксер; три корзины с овощами были разрублены пополам, а их содержимое раскидано по всей кухне; электрическая резка на батарейках описывала круги на полу; из вспоротого пакетика сока по полу медленно разливалась лужа. На холодильнике отпечаталась вмятина размером со ступню Торна — он, видимо, не смог найти ручку. Торн стоял посреди этого разгрома, сжимая в руке меч и уставившись на баночки и пакетики в буфете, и, вероятно, раздумывал, как открыть их, не повредив содержимое.

Она покачала головой. Здесь были современные кухонные приспособления, некоторые из которых были ей даже незнакомы. Тор, конечно же, стал нажимать на кнопки и включил их, а затем, видя, что приборы начинают действовать вопреки его ожиданиям, покрошил их на мелкие кусочки мечом.

— Да-а, повар из тебя никудышный, — заметила она, прикусив губу, чтобы не рассмеяться.

Он обернулся к ней и пробурчал обиженным тоном:

— Да здесь и еды-то нет, Розалин.

— Ты просто плохо искал. — Он? улыбнулась и подошла к холодильнику. — Мог бы и сам догадаться, как он открывается. — Розалин повернула ручки и раскрыла дверцы холодильника. — Ну вот, видишь? Здесь всего полно. Как ты смотришь на то, что я приготовлю завтрак — омлет, бекон и тосты с джемом? Ты, должно быть, голоден как зверь. Книги могут немного подождать, пока мы позавтракаем.

Готовить завтрак для Торна было ужасно интересно и забавно. Начать с того, что он внимательнейшим образом изучал все, что она выкладывала на стол. Его все удивляло — он ни разу не видел раньше, чтобы хлеб нарезали такими ровными и тонкими ломтиками, а бекон упаковывали в целлофановый пакетик. Желе раньше не было таким прозрачным, а масло в его времена никогда не хранили в коробке. Ему хотелось все попробовать, и в результате он съел и выпил почти все, что было на кухне.

Им удалось незаметно пробраться в библиотеку, минуя Дэвида. Розалин и тут сопутствовала удача — она отыскала свои книги. Не все из них были ей знакомы, но ее тревога улеглась. Однако их ждал еще один неприятный сюрприз.

Устроившись поудобнее в кресле, она принялась листать одну из книг. Прошло немного времени. Она подняла глаза от страницы, встретилась взглядом с Торном, который сидел напротив нее в другом кресле, и сокрушенно промолвила:

— Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагала — не просто маленькая оплошность, а огромные изменения. Скандинавы проиграли сражение, как было и на самом деле, и норманны отплыли в Англию в срок. И тем не менее норманны снова оказались побежденными. На этот раз оба сражения выиграли англичане.

Гарольд Годвинсон правил Англией двадцать четыре года. После него было еще два короля, которые укрепили могущество страны, два тирана, один из которых пал от руки своей королевы. Последующие монархи были весьма заурядными личностями и только и делали, что наслаждались властью и оказываемыми им почестями.

Торн вздохнул:

— Значит, лорд Вильгельм и на этот раз безвременно покинул мир.

— Нет, после поражения он вернулся в Нормандию и никогда больше не предпринимал попыток завоевать Англию. Его потомки пытались развязать войну против Франции несколько веков спустя, но тоже потерпели поражение, а Франция превратилась в сильнейшее государство в Европе. Англия стала процветающей страной и вскоре вступила в период развития производства. Она время от времени вела незначительные войны против Шотландии и Уэльса, но за пределы острова ее войска никогда не выходили.

Позднее произошли более значительные перемены, которые и объясняют, как мог мой брат превратиться в строгого блюстителя нравственности. Пуританская секта, которая была основана в семнадцатом веке, не только распространилась на Америку, но и в самой Англии имела большое влияние, которое сумела удержать и до сегодняшнего дня. Из-за этого Америка до сих пор не обрела независимость — Англия по-прежнему управляет ею.

Эти сведения не пробудили у Торна никакого интереса. Как и прежде, его внимание было сосредоточено только на одном.

— Почему Вильгельм и на этот раз проиграл? Ведь как ты ранее упоминала, английские войска были истощены войной с викингами и длинным переходом с севера на юг страны?

Розалин задумчиво покачала головой:

— Я не знаю. Все случилось почти так же, как и на самом деле: северный ветер помешал Вильгельму выйти в море, и он остался в порту еще на две недели. Он отправился в плавание только вечером двадцать седьмого сентября. В этой книге упоминается даже о том, что его корабль «Мора» отделился от остальных судов поздно ночью. Они высадились на берег в бухте Певенсей, когда Гарольд с войсками был еще далеко на севере. Норманны сразу же принялись возводить укрепления, но бухта была слишком открытой для неприятеля, и они двинули корабли на восток, чтобы захватить порт Гастингс.

Гарольд все еще находился на севере, войско свое распустил по домам. Поэтому он прибыл на южное побережье только четырнадцатого октября. Заняв удобную позицию на высоком холме, он стал ожидать атаки норманнов. Войскам Вильгельма не удалось сокрушить плотно сомкнутые ряды англичан.

Розалин вздохнула и продолжала:

— Даже про отступления все сказано точно: в первый раз норманны отступили, потому что решили, что им изменила удача. Англичане, хотя и измученные долгим переходом, стали преследовать их и потеряли множество воинов, когда норманны вновь повернули назад, чтобы атаковать их. Войска Вильгельма предпринимали еще две попытки отступления, но это был обманный маневр, чтобы выманить англичан с их позиций. В результате армия Гарольда лишилась множества солдат. Но последняя атака нормандской конницы, которая в действительности принесла Вильгельму победу, окончилась поражением. Войска Гарольда отбили их атаку, и когда Вильгельм сделал четвертую и последнюю попытку атаковать англичан, они перебили почти все его войско.

С этого момента история пошла по другому пути. В действительности исход битвы решила нормандская конница — Гарольд погиб от руки всадника, но прежде он уже был ранен стрелой в… Постой! — неожиданно воскликнула Розалин. — Здесь об этом ничего не сказано.

— О чем?

— О приказании Вильгельма, которое он дал своим лучникам, — стрелять в воздух. Этот приказ стал поворотной точкой в битве при Гастингсе — стрелы погубили множество англичан, и это дало возможность коннице Вильгельма прорваться сквозь их плотно сомкнутые щиты и довершить разгром английского войска. Одна из стрел попала Гарольду в глаз. Источники расходятся во мнении — одни считают, что от этой стрелы он и умер, другие — что он был только ранен, и нормандский всадник добил его. Но все летописи и исторические документы упоминают о том, что он был ранен стрелой в глаз.

— Кроме этой, — кивнул Торн в сторону книги, лежавшей у нее на коленях.

— Да, здесь ничего про это не говорится, — сказала Розалин и снова склонилась над страницей. — Ни слова о приказе Вильгельма своим лучникам и о ране Гарольда. — Она подняла голову и заключила:

— Значит, в этот раз приказ не был отдан — потому-то англичане и выиграли сражение.

Торн беззаботно пожал плечами:

— Значит, если мы это исправим, то все вернется на свои места.

— Но как? — воскликнула она. — Как мы это исправим, если мы не знаем, почему приказ не был отдан? Мы должны находиться в тот момент рядом с Вильгельмом, чтобы узнать, что произошло.

По лицу его медленно поползла довольная ухмылка.

— Мне кажется, это отличная мысль. Она гневно сверкнула на него глазами — да он прямо спит и видит, как бы только очутиться в какой-нибудь заварушке.

— В этой битве ты не имеешь права принимать участие — в ней были не только убитые, но и уцелевшие, поэтому ты не должен никого убивать. И ты не можешь перенести нас сразу в гущу схватки — ты ведь там не был раньше, значит, не сможешь ее себе представить. Мы должны вернуться в то время, в которой были в последний раз — когда корабли норманнов готовились к отплытию. А это значит, что нам придется несколько недель ждать на английском побережье, пока туда не прибудут норманны и англичане.

— Ты можешь еще что-нибудь предложить? — спросил он.

Она откинулась в кресле и пробормотала:

— Нет, черт возьми.

Глава 32

Розалин осмотрела желтое блио, которое она держала перед собой на вытянутых руках, и покачала головой.

— Я вряд ли найду на этом одеянии ярлычок с пометкой, и мне боязно отправлять его в стирку.

— Ты хочешь, вероятно, сказать, что боишься отдавать его прачке, — поправил ее Торн, заканчивая одеваться.

— Кому?

— Прачке.

Она посмотрела на него и усмехнулась.

— У меня нет прачки — вместо нее у меня стиральная машина. Я думаю, не будет ничего страшного, если я одену его еще разок, хотя оно уже изрядно испачкано и помято. Скажи, а твой Гай не сможет еще что-нибудь стянуть для меня или мне придется сходить в магазин раз уж мы здесь?

— Стянуть?

— Ну раздобыть какое-нибудь платье.

— А-а, — протянул он и коротко кивнул, показывая, что понял. — Этот парень раздобудет что угодно, так что можешь не волноваться.

— Как скажешь, — заметила она и начала влезать в платье. — Так как Гая сейчас нет, придется тебе облачить меня в эти средневековые «доспехи».

Торн хмыкнул и приблизился к ней.

— Я с большим удовольствием…

— Да, знаю, знаю, — поспешно оборвала она его довольно сухим тоном. — Ты специалист по раздеванию — это у тебя здорово получается. Но это может подождать, пока мы снова не очутимся в твоем прелестном шатре. Я полагаю, мы пробудем там довольно долго, так что мне придется захватить с собой кое-какие принадлежности туалета.

С этими словами Розалин выдвинула ящик комода, сгребла нижнее белье, которое там было, и засунула его в наволочку: современные сумки смотрелись бы довольно странно в 1066 году. Затем она направилась в ванную и стала собирать все, что попадалось на глаза: зубную щетку и пасту, дезодорант, духи, расческу, бритву, маленькую аптечку и кусок мыла, завернутый в полотенце (она не собиралась пользоваться средневековыми моющими средствами, от которых, вполне вероятно, слезла бы кожа).

Вернувшись в спальню, она обратилась к Торну:

— Следи, чтобы я это ненароком где-нибудь не оставила. — Она показала ему наволочку, чтобы он знал, о чем идет речь. — Если в девятнадцатом веке при раскопках извлекут на свет Божий проржавевший флакончик дезодоранта, это произведет мировую сенсацию, я нам снова придется начинать все сначала. Я думаю, мы уже достаточно накуролесили в истории, чтобы понять: путешествия во времени — это не шутки.

Он коротко кивнул, слегка погрустнев при ее последних словах, и она вынуждена была добавить:

— Не отчаивайся, Торн, ты сможешь участвовать в поединках в любезной твоему сердцу Валхале. Тебе не нужно выискивать сражения в прошедших временах.

— Я больше не вернусь в Валхалу, — ответил он. Она вытаращила на него глаза:

— Почему?

Он посмотрел на нее, словно говоря: «Что за глупый вопрос!» — а вслух промолвил:

— Когда мы поженимся и у нас будут дети, как я смогу тебя оставить?

— Так ты предлагаешь…

— Но прежде мне надо серьезнее заняться твоим воспитанием, чтобы сделать из тебя примерную жену.

Она стиснула зубы. Он ухмылялся, глядя на нее, и она поняла, что он ее просто дразнит — ему прекрасно известно все, что она думает о его «воспитании». Розалин решила не развивать эту тему — она до сих пор не была уверена, что когда-нибудь попадет в свое настоящее время. Где уж тут было думать о создании семьи!

Но разговор о Валхале напомнил ей и другие его весьма странные заявления, о которых раньше она его не расспрашивала. К примеру, когда он сказал, что сестра Гая скорее всего умерла, он произнес такую фразу: «Я покинул земное время и вернулся в Валхалу». А прошлой ночью, когда она сказала, что его с другим Торном разделяют несколько столетий, он ответил, что у них разница всего лишь несколько лет.

Она решила возобновить этот разговор:

— Что ты имел в виду, когда сказал мне прошлой ночью, что тебя с твоим двойником разделяют всего несколько лет? Ты что, так долго жил, что столетия для тебя превратились в года? А еще раньше ты говорил о своем времени и о моем времени, как будто это не одно и то же. В чем же тут разница?

Он поднял бровь и заметил:

— Так мы остаемся, правильно я тебя понял?

— Не пытайся увильнуть от ответа, викинг. Я не тронусь с места, пока ты не… Он засмеялся и произнес:

— Сегодня утром угрозы твои звучат не так убедительно, Розалин. Ни для кого не секрет, что в Валхале время течет совсем по-другому.

— Но как?

— Один день в Валхале равен целой веренице лет в вашем времени.

— Веренице лет?

— Ну да, то, что у вас зовется веком. Розалин чуть не подпрыгнула от радости:

— Значит, тебе не тысяча лет?

Он расхохотался:

— Нет, в последний мой день рождения мне, исполнилось всего два десятка и десять лет.

— Двадцать и… Так тебе всего тридцать лет? — выдохнула она.

— А что, я выгляжу старше? — возразил он, широко ухмыляясь.

Розалин поняла, что сморозила глупость. Ну конечно, ему на вид было не более тридцати. Просто она решила, что, поскольку он родился тысячу лет назад, ему должно быть столько же лет, и, следовательно, он бессмертен. Ей и в голову не приходило, что в Валхале, в этом раю для викингов, время практически стоит на месте.

— Сколько лет тебе было, когда тебя прокляла Ганхильда?

— Меньше двух десятков.

— Так ты не бессмертный? Ты можешь стареть… только не так быстро, как обычные люди?

Он коротко кивнул. Розалин умолкла и принялась обдумывать то, что только что услышала. Она-то считала, что он прожил на свете тысячу лет, а оказалось, что он старше ее всего на год. Очевидно, он взрослел, только когда находился в земном времени. Значит, он может стареть вместе с ней…

Она была вынуждена отбросить эту мысль. Сейчас не время предаваться мечтам — надо спросить его еще об одном:

— Почему тебя прокляла ведьма Ганхильда? Она что, сделала это ради забавы — просто потому, что ты подвернулся ей под руку? Или ты совершил какое-то ужасное преступление?

Он невесело усмехнулся:

— Я всего лишь отказался жениться на ее дочери. Розалин от удивления захлопала ресницами:

— Ее дочь хотела выйти за тебя замуж? Он покачал головой:

— Нет, она меня терпеть не могла. Это Ганхильда желала породниться с моей семьей. Но она не решилась обратиться с этим предложением к Тору, и поэтому ее выбор пал на меня.

— И ты отказался?

— Да ее дочь была в два раза меня старше! Ганхильда совсем спятила, если думала, что я на это соглашусь. Но я рассмеялся ей в лицо, и ведьма пришла в ярость. Она прокляла меня вместе с моим мечом, но даже этого ей показалось мало — она убила моего врага, Вольфстана Безумного, чтобы он преследовал меня до скончания века.

— Что-то я не припоминаю, чтобы он хоть раз тут появился, — осторожно заметила она, уверенная, что в ту же секунду перед ней возникнет призрак древнего воина.

Торн усмехнулся.

— У Вольфстана не все дома, — пояснил он, постучав пальцем по голове. — Поэтому ему нелегко отыскивать меня в вашем времени. Мы с ним виделись всего несколько раз, и я каждый раз отправлял его туда, откуда он являлся. Досадно, однако, что ему так не везет — он искусный воин, и поединок с ним доставляет мне удовольствие.

Хорошенькое удовольствие — его жизнь в опасности, а он радуется как ребенок. Ей захотелось поколотить его за такие слова — тогда он быстро бы забыл про свои состязания со стариной Вольфстаном. И как она сможет спокойно смотреть на их поединок, зная, что Торн может погибнуть? Она уже не раз пожалела, что завела этот разговор — лучше бы ей ничего про это не знать.

— Ладно… довольно об этом — мы попусту теряем время. Давай закончим дела с прошлым, чтобы я смогла наконец вернуться в свое настоящее.

"И тогда уж я решу, что делать с викингом, который изъявил желание связать со мной свою судьбу», — мысленно добавила ока.

Глава 33

Когда они с Торном внезапно очутились на палубе, по которой сновали туда-сюда десятки людей, Розалин так растерялась, что не заметила грузчика, который тащил на плечах огромный бочонок, и Торн резко дернул ее к себе.

Глядя, как она ошарашенно озирается по сторонам, раскрыв рот и вытаращив глаза, он расхохотался… и тут же получил локтем в бок.

— Не смешно, — прошипела Розалин. — Ты что, не понимаешь, что любой матрос мог видеть, как мы только что возникли на пустом месте, словно из воздуха? Странно, что никто не кричит и не показывает на нас пальцем. Вот увидишь, добром это не кончится — гореть нам на костре за такие колдовские штучки.

Он крепко обхватил ее руками, чтобы защититься от ее кулачков, и прошептал на ухо:

— Успокойся, Розалин. Никого это не удивит — я думаю, никто даже и не заметил, когда мы появились: все заняты погрузкой корабля. А если кто нас и увидел, вряд ли он отважится рассказать о своих наблюдениях — скорее решит, что ему это привиделось.

Он, верно, думает, что успокоил ее! Но поскольку окружавшие их люди все так же деловито занимались своими делами, она была вынуждена признать, что Торн неплохо изучил человеческую натуру. Да кроме того, она так привыкла к грому и вспышкам молнии, сопровождавших каждое их появление, что почти не обращала на них внимания, а вот окружающие скорее всего слышали громовые раскаты и немедленно вскинули головы к небу, ища глазами грозовую тучу.

Похоже, Торн прав — матросам не было никакого дела до их внезапного появления на борту корабля. Однако Розалин еще сердилась на него за свой испуг.

— Напомни мне, чтобы я показала тебе телевизор, когда мы возвратимся домой, — негромко проворчала она. — А еще лучше, попроси прокатиться на одной из тех гигантских птиц, которых ты видел.

Торн сразу же встрепенулся и живо спросил:

— На этих птицах можно летать?

Розалин, округлив глаза, уставилась на него. Ну конечно, как она не подумала, что он с радостью примет такое предложение! Правда, она не сможет устроить ему это развлечение прямо сейчас — придется немного подождать. Можно было бы сказать ему, что полет на этих «птицах» несколько напоминает езду на автомобиле, но она вовремя сдержалась: вспомнив, чего ей стоил предыдущий опыт, она вынуждена была отказаться от мысли отплатить ему таким образом за свой испуг.

— Забудь, что я говорила. Торн. Да, на них можно летать, но не так, как ты думаешь. Ну так где мы находимся и какое сегодня число?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Я просто вообразил себе «Мору» такой, какой мы ее видели последний раз перед отплытием в Англию.

— Хорошо, раз до момента сражения все здесь идет по-старому, то сегодня должно быть двадцать седьмое сентября, когда флот Вильгельма отправился к берегам Англии, а не двенадцатое, когда корабли норманнов отплыли в Сент-Валери и вынуждены были надолго задержаться там из-за северного ветра. — Розалин вздохнула. — В любом случае нам придется ждать еще долго. Хорошо бы было, если бы твой оруженосец успел добыть мне какое-нибудь платье взамен блио — здесь ему это будет сделать проще, чем на пустынном английском берегу. Ты знаешь, где он?

Торн задумчиво наморщил лоб:

— Нет, надо разыскивать. Но я не могу оставить тебя здесь одну, пока я буду.. — Он неожиданно замолчал и вдруг широко улыбнулся кому-то за спиной Розалин и почтительно промолвил:

— Лорд Вильгельм, позвольте представить вам леди Розалин.

Розалин резко обернулась и так и застыла, раскрыв рот от удивления. Теперь ей стало ясно, почему Торн решил, что плакат в ее кабинете изображал именно Вильгельма Незаконнорожденного: сходство между герцогом и тем парнем с фотографии было почти сверхъестественным. Подумать только, в ее времени появился двойник знаменитого завоевателя!

Теперь, когда она наконец своими глазами увидела великого человека, она смогла лишь почтительно склонить голову и промолвить:

— Ваше величество. Герцог рассмеялся;

— Пока еще нет, миледи, но, я надеюсь, очень скоро. Она покраснела, хотя ее оплошность была вполне объяснима: Вильгельм в конце концов стал королем Англии, и все исторические книги заканчивали на этом его жизнеописание.

— Милорд, не соблаговолите ли вы оказать покровительство леди, пока я разыщу своего оруженосца?

— Конечно, Торн, привода парнишку сюда. Я хочу, чтобы вы поплыли со мной на борту «Моры», а то ты опять куда-нибудь исчезнешь. Гай из Анжу тревожился, не случилось ли с тобой какого-нибудь несчастья — он никак не мог тебя разыскать. Я жду, что ты расскажешь мне, где ты пропадал все это время.

Торн небрежно кивнул Вильгельму, обнял Розалин и пошел прочь, оставляя ее под защитой герцога. Интересно, что он придумает в оправдание своего столь продолжительного отсутствия? Не может же он сказать, что вернулся в Валхалу, где он коротал время между визитами к хозяйкам своего меча — все решат, что это очередная байка из тех, которые сочиняют викинги для развлечения своих слушателей. А Вильгельм, похоже, хотел услышать от него более определенный ответ.

Однако Розалин не стала тревожиться по этому поводу — ее слишком занимала представившаяся фантастическая возможность. Она ведь согласилась на путешествия во времени только затем, чтобы увидеть живого Вильгельма Нормандского. Он мог бы рассказать о себе столько интересного — свои планы, надежды, исполненные и неисполненные мечты — все то, что она никогда не смогла бы найти в сухих летописях. Это сделало бы ее книгу единственной в своем роде. И вот он полностью в ее распоряжении — его сподвижники и свита заняты на погрузке корабля.

К сожалению, выражаясь языком исторических исследований, за то время, которое Розалин провела с Вильгельмом, ей не удалось получить от него никакой информации — за исключением уже известного ей факта, что сегодня было двадцать седьмое сентября. Она попыталась задать герцогу несколько вопросов, но он посмотрел на нее таким странным взглядом, словно гадал про себя о причине ее любопытства. И Розалин пришлось отказаться от этой затеи — достаточно они уже наигрались с историей, не хватало еще, чтобы ее действия отразились на судьбе человека, изменившего судьбы народов. То, о чем она с ним говорила, он мог бы потом вспомнить в самый неожиданный момент или упомянуть с кем-либо в разговоре, что дало бы толчок новым изменениям.

Риск был слишком велик, и она не отважилась на продолжение беседы с Вильгельмом. Розалин утешала себя тем, что бытовые подробности тоже весьма интересны для ее книги: теперь она сможет живо и точно описать людей, их нравы, костюмы этого исторического периода. Придется смириться с тем, что она не сможет получить других сведении.

Глава 34

Торн с Гаем из Анжу вернулись на борт «Моры» только к вечеру. Розалин все глаза проглядела, высматривая их в сгущающихся сумерках. Она начала уже не на шутку тревожиться — только что был дан приказ отчаливать. Торн и Гай вступили на корабль буквально за четверть часа до его отплытия. Если бы они не успели на корабль, Розалин была бы вынуждена сойти на берег и отправиться их искать неизвестно куда.

Гай, как и в прошлый раз, не выказал никакой радости при встрече с Розалин, но тем не менее ее неприязнь к нему сменилась сочувствием к его утрате — она знала, что с его сестрой случилось несчастье. Если Блит умерла, как предполагал Торн, то Гай узнает об этом еще не скоро — новости в средневековом мире распространялись довольно медленно. Хорошо это или плохо — она не бралась судить: ведь все зависит от конкретных обстоятельств.

Улучив удобный момент, Розалин извинилась перед Гаем за свое необдуманное поведение, хотя мальчишке это, похоже, было все равно. Он хранил высокомерное выражение, которое как бы говорило: «Я мужчина, значит, я тебя главнее», и это приводило ее в бешенство.

Торн явно забавлялся, глядя на обмен любезностями между Розалин и Гаем, хотя на его непроницаемом лице ничего не было заметно. Но Розалин знала, что он просто лопается от смеха — голубые глаза излучали лукавство, — и это ей тоже не понравилось.

Она решила, что в ее дурном настроении виновато неудавшееся интервью с герцогом Вильгельмом, хотя мысль о том, что Торн может не вернуться на корабль, окончательно переполнила чашу ее терпения. Поэтому она очень обрадовалась, когда заметила на борту «Моры» сэра Ренара де Морвиля.

Поскольку у Розалин в данный момент не было никакого желания разговаривать с Торном, она обрадовалась, что на борту находится еще один знакомый. Она была весьма польщена, что он сразу же подошел к ней. Сэр Ренар был очень красивым мужчиной, и Розалин решила, что Торну будет полезно знать, что ею интересуются не только он и его второе «я».

Однако вскоре она обнаружила, что сэр Ренар проявляет к ней повышенный интерес. Едва приблизившись к ней, он воскликнул:

— Так вот вы где, мадемуазель! Что вы здесь делаете? Хотя это не важно — я не позволю вам так легко ускользнуть на этот раз.

Реплика встревожила Розалин, но ей все равно было приятно вновь встретить этого благородного рыцаря, поэтому она любезно промолвила:

— Я не собираюсь покидать это судно, пока мы не прибудем в Англию. Да и там я думаю оставаться поблизости от корабля. Я очень рада снова встретиться с вами, сэр Ренар. Вам не приходилось больше выручать из беды благородных леди?

Она, конечно же, сказала это в шутку, но он принял ее слова всерьез.

— Нет, не приходилось. Думаю, это не доставило бы мне такого удовольствия, как в случае с вами. Могу я надеяться, что вам когда-нибудь понадобится моя помощь?

Тонкий намек в его вопросе заставил ее рассмеяться.

— А разве похоже, что меня нужно снова спасать? Заметив краем глаза испепеляющий взгляд Торна, она готова была пожалеть о своих легкомысленных словах. На красивом лице сэра Ренара отразилось разочарование. Он вздохнул и произнес:

— Жаль, жаль. За одно ваше ласковое слово я совершил бы тысячу подвигов.

Это уже было мало похоже на простую галантность по тому, как он на нее смотрел — с этаким страстным томлением в глазах, — ей стало ясно, что она имела счастье ему понравиться. Это ей польстило, но она любила…

О Боже, она почти призналась, а ведь давала себе клятву не думать о любви. Да, она влюблена в викинга, но у ее чувства нет будущего. Да, он сказал, что хочет связать с ней свою судьбу, но он ведь пришел совсем из другого мира, который она так и не смогла до конца ни понять, ни принять. Да, он каким-то чудом достиг за девять веков всего лишь тридцатилетнего возраста, и все же он родился почти тысячу лет назад; у него был брат — мифический бог викингов, и он своим существованием бросал вызов знакомой ей реальности.

Как сможет Торн приспособиться к привычным ей условиям жизни? Ведь ему потребуются десятилетия, чтобы овладеть мудреными техническими изобретениями конца XX века и изменить свой образ мыслей и привычки. А ей совсем не хотелось, чтобы он менялся. Она полюбила его таким, каким он был, — глупо, да что поделаешь.

Больше всего на свете он любил войны и сражения: это было единственное, что он умел делать. Он просто зачах бы от тоски в ее времени, в котором не было для него подходящих войн.

Она не может просить его остаться с ней навсегда — пусть лучше вернется в Валхалу, где по крайней мере находятся люди, близкие ему по духу, и где он всегда сможет оттачивать свое воинское искусство в поединках. Он будет там счастлив и быстро забудет ее — она была в этом уверена. А она…

Розалин страшно было даже подумать, как она будет жить без него. И как она могла допустить, чтобы это чувство поселилось в ее душе? Ей стало так тоскливо и одиноко, что захотелось плакать. А он стоит рядом и бросает на нее зверские взгляды, потому что она, видите ли, осмелилась заговорить с другим мужчиной.

— Вы не согласитесь разделить со мною тренчер, мадемуазель? — услышала она голос сэра Ренара.

— Что вы сказали, сэр?

Розалин совсем забыла о своем спасителе, а он стоял перед ней и, по-видимому, ждал ответа. Она выдавила из себя слабую улыбку и машинально повторила за ним:

— Тренчер?

Она не сразу вспомнила, что обозначает это слово. Ах да, это то, что служило гостям тарелкой на средневековом ужине — огромный ломоть черствого хлеба. Мужчины и женщины часто делили тренчер между собой, а наиболее галантные кавалеры даже угощали своих дам самыми лакомыми кусочками подаваемых кушаний.

За своими невеселыми мыслями она даже не заметила, что пришло время вечерней трапезы и их уже ожидали накрытые столы. Розалин помнила из истории, что на атом ужине присутствовал герцог Вильгельм, а также и то, что случилось во время пира.

Она, правда, не могла никому сказать, что «Мора», вероятно, уже сбилась с курса и отделилась от остальных судов. Если бы предыдущий король Англии, Эдвард Исповедник, не распустил флот, патрулировавший пролив, из-за его дороговизны или если бы Гарольд Годвинсон догадался оставить свой флот, расформировав только сухопутные войска восьмого сентября, тогда у нее было бы больше поводов для волнений. А так она знала, что «Мора» благополучно присоединится на рассвете к остальным судам.

Розалин терялась в догадках, знал ли сам Вильгельм об отклонении курса его судна. Во всяком случае, даже если ему было все известно, он и виду не подал и продолжал веселиться как ни в чем не бывало. Среди собравшихся царило радостно-приподнятое настроение — наконец-то они на пути в Англию после стольких месяцев томительного ожидания!

Розалин было неуютно со своими тяжелыми мыслями среди всеобщего веселья, но у нее не было другого выхода — либо она принимает участие в праздничном ужине, либо ей придется спать прямо на палубе, поскольку на корабле уже не было свободных кают. Сэр Ренар все еще стоял рядом с ней, ожидая ее ответа.

Она снова попыталась улыбнуться — на этот раз ее улыбка вышла не такой печальной — и произнесла:

— Я бы с удовольствием.

Но она не успела договорить, поскольку в этот момент ее перебил Торн:

— Для тебя же будет лучше, де Морвиль, если ты будешь есть один. Эта леди под моей защитой, и я не собираюсь ни с кем делить ее общество… пока она сама об этом не попросит.

Глава 35

Едва войдя в шатер, Розалин в отчаянии развела руками и почти выкрикнула:

— Я никогда не видела ничего подобного — это же черт знает что такое! Ты ведешь себя как последний собственник и эгоист! Да ты понимаешь, что сэр Ренар мог бы принять твои слова за оскорбление и тут же вызвать тебя на поединок?

Ей пришлось довольно долго ждать, пока они с Торном останутся наедине, чтобы выплеснуть наружу свое раздражение.

Солнце уже встало, когда корабли Вильгельма наконец благополучно причалили к английскому берегу в бухте Певенсей. Норманны сразу же стали возводить крепостной вал на месте древнего римского укрепления. Это был напрасный труд — Розалин знала, что вскоре обнаружится, что бухта слишком открыта, и корабли поплывут на восток к порту Гастингс.

Но поскольку этот приказ еще не был отдан, повсюду были возведены боевые шатры, и Розалин торопила Гая, который возился с их палаткой, так как ей не терпелось выложить Торну все, что она думала о его вчерашней выходке. Может, она бы не стала сердиться на него, если бы не была так напугана: стоило ей подумать, что после оскорбительных слов Торна могли бы скреститься клинки, ярость охватывала ее с новой силой.

— Ты ему почти угрожал, — продолжала она, в волнении расхаживая перед ним взад-вперед. — Ты сам-то это понимаешь? Я удивляюсь, как он тебя не вызвал.

Торн скрестил руки на груди и ответил ей тоном, в котором явственно слышалось мужское самодовольство:

— А я и надеялся, что он меня вызовет. Ты бы лучше удивилась, почему я этого не сделал первым.

— Но зачем? — в отчаянии воскликнула она. — Он только попросил меня сесть рядом с ним за ужином — трудно сделать более безобидное предложение. Зачем же ты раздуваешь все до невероятных размеров?

— Потому что мне не нравится, что он в тебя влюблен! — буркнул он в ответ.

Розалин остановилась как вкопанная и спросила уже с меньшим жаром:

— Откуда ты знаешь?

— Гай сказал мне, что в наше отсутствие де Морвиль приходил к нему каждый день и справлялся о тебе. Это говорит само за себя, Розалин, да и Гай это заметил. Нужно было показать этому высокомерному гордецу, что принадлежать ему ты никогда не будешь.

Розалин должна была согласиться, что в этом отношении Торн был, пожалуй, прав. Ей вовсе не хотелось, чтобы сэр Ренар продолжал разыскивать ее, после того как она вернется в свое время. Может, скоро ему суждено умереть, но смерть эта ни в коем случае не должна наступить от Проклятья Бладдринкера.

Торн был прав, но то, как он себя повел в данном случае, смутив ее и сэра Ренара, отнюдь не привело ее в восторг. И не только это.

— Ладно, забудем на время сэра Ренара, — раздраженно промолвила она. — Отвечай, почему ты солгал герцогу Вильгельму и всем гостям, будто бы ты пропадал все это время потому, что я сбежала, а ты разыскивал меня по всей округе? Можно подумать, ты охотник, а я дичь…

— Которую охотник наконец поймал.

— Ну вот, еще хуже!

Он ухмылялся своей нагловатой усмешечкой. Ему чертовски повезло, что у нее не оказалось ничего под рукой — иначе она бы непременно чем-нибудь в него запустила. Розалин вспомнила, как смеялся герцог, как приуныл сэр Ренар, услышав эту историю, и как она сидела, вся красная, не зная, куда деваться от стыда.

— Лорд Вильгельм хотел знать причину моего отсутствия, — напомнил ей Торн, все еще ухмыляясь. — И я решил, что лучшей истории и придумать нельзя, тем более что герцог помнил, как мой двойник спрашивал у него про тебя. И я тебя действительно поймал, Розалин.

— Конечно, но ты сказал так совсем по другой причине — просто ты хотел еще раз доказать сэру Ренару, что у него нет никаких шансов завоевать мое расположение, пока ты рядом.

— Нет, он это и так понял. Я сказал это ради тебя.

— Ради меня? — Она задохнулась от удивления. — Но почему, позволь спросить?

— Как ты можешь не замечать того, что всем уже давно известно? Так я признался тебе в любви.

Розалин почувствовала, что весь гнев ее пропал. Ей хотелось плакать, но вместо этого она обхватила Торна руками за шею и крепко поцеловала. Она не могла сказать ему то же, что он только что сказал ей, не имела права говорить ему, как бы ей ни хотелось произнести заветные слова: после ей было бы слишком тяжело объяснять ему, почему они не могут быть вместе. Пусть лучше он думает, что ее сердце заперто от него на ключ.

А сейчас… сейчас она могла только поцелуем выразить ему всю свою любовь. Ему не нужно было больших доказательств — в одно мгновение они оба очутились на полу, и она почувствовала его руки на своем теле…

Раньше он никогда не был с ней таким страстным, и сама она не отзывалась так пылко на ласки. Ею владело одно желание — слиться с ним в единое целое. И то же чувство владело им.

Ему так не терпелось избавить ее и себя от сковывающих их одежд, что он, вероятно, порвал их в спешке. Но она этого не заметила — она целовала, ласкала каждую частичку его тела. Ее ласки заставляли его стонать, а от его прикосновений трепет пробегал по ее телу. И когда он вошел в нее…

Это закончилось так же стремительно, как и началось. Спустившись с небес на землю, Розалин долго не могла прийти в себя — ей казалось, что над ней только что пронесся ураган. Она чуть не рассмеялась вслух: ее всегда удивляло, как Торн мог так крепко держать себя в узде, и сейчас ей было приятно сознавать, что ему это удается не всегда.

— Значит ли это, что я прощен?

Розалин открыла глаза и увидела склоненное к ней лицо Торна, которое прямо-таки светилось мужским самодовольством.

— Не совсем, — произнесла она. — Я еще не забыла о твоей своеобразной манере признаваться в… ну, словом, я про то, что ты только что сказал. Просто я не могу долго без тебя.

Он рассмеялся:

— Тогда мне следует почаще отвлекать тебя от грустных мыслей.

— Попробуй, — усмехнулась она. — Посмотрим, как это у тебя получится.

Торн не заставил себя долго упрашивать, и Розалин еще долго не могла думать ни о чем, кроме наслаждения.

Глава 36

— Я заметил, что тебе нравится это время. Неожиданное заявление Торна сразу привлекло внимание Розалин. Они только что наскоро перекусили, она чувствовала себя вполне довольной жизнью и даже надеялась, что ей удастся немного вздремнуть до того, как будет отдан приказ снова готовиться к отплытию.

— Я бы сказала, оно меня очаровывает, — промолвила она, потом добавила в шутку:

— Только здесь начинаешь понимать, что водопровод был величайшим из всех изобретений.

Торн улыбнулся, хотя вряд уловил смысл ее намека — Розалин не успела еще как следует объяснить ему, что такое водопровод и, в частности, что душ и прочие удобства были бы без него невозможны. Но в данный момент его мимолетно брошенная фраза возбудила ее любопытство, и она решила отложить лекцию на потом.

— Почему ты сказал об этом? — спросила она, чуя подвох.

— Потому что нам не обязательно возвращаться в твое время. Мы можем остаться здесь… если ты хочешь.

Едва он это произнес, как ее сердце подпрыгнуло и радостно забилось в груди: они и правда могли бы остаться в средневековье. И как она раньше об этом не подумала? Ведь это же возможно!

Если они останутся, она сможет продолжить здесь свои исследования, получая информацию, что называется, из первых рук. Они смогли бы даже совершить путешествие, скажем, в XVIII век, где она смогла бы опубликовать свою книгу. Поскольку вплоть до XIX века женщины не отваживались публиковать свои сочинения, то ее книга выйдет под псевдонимом. Было и еще одно преимущество: ей не придется собирать кучу справок и возиться с проверкой исторических источников — в то время напечатать такой исследовательский труд было значительно проще.

Да, все это было бы возможно. Но больше всего ее обрадовало то, что она смогла бы остаться вместе с Торном.

Здесь, в этом древнем мире, в привычных ему условиях жизни, он будет по-настоящему счастлив. А где он будет счастлив, там будет счастлива и она. И что она потеряет, если останется? Она по-прежнему сможет навещать время от времени своих друзей и всех, кто ей дорог в ее времени, благодаря мечу. Ее карьера… да, это будет сложнее уладить. Она трудилась не покладая рук, чтобы достигнуть того положения, которое сейчас занимала. И теперь ей придется расстаться с преподаванием. Но, взвешивая эту потерю с возможностью остаться с Торном, она понимала, что готова пожертвовать ради него своими честолюбивыми устремлениями.

— Мы смогли бы построить здесь богатый замок, — продолжал Торн, видя, что она не отвечает. — Когда Вильгельм завоюет Англию, он не оставит милостью своих сторонников и каждого из них наделит землями.

— Да, я знаю, Вильгельм был очень щедр со своими сподвижниками, — кивнула она и тут же рассмеялась, не в силах сдерживать свою радость. — Я об этом даже не думала и…

Она внезапно умолкла, и из уст ее чуть не вырвалось горестное восклицание: идея эта была замечательная, но у нее был единственный и, к сожалению, весьма серьезный недостаток. Разве предыдущий опыт путешествий во времени не убедил ее в опасности такого предприятия? Ведь они с Торном могут влиять на естественный ход истории, даже ничего об этом не подозревая.

Сейчас они находились здесь, чтобы исправить свои ошибки, и каждый миг их присутствия в этом времени мог впоследствии отразиться на истории целых поколений. А если они останутся здесь навсегда, то по их вине будущее может измениться до неузнаваемости. Розалин не могла взять на себя такую ответственность — даже ради Торна.

— Что с тобой? — спросил он, внимательно вглядываясь ей в лицо и ласково проводя рукой по щеке.

Слезы навернулись ей на глаза, но она загнала их внутрь и, поцеловав его в ладонь, попыталась выдавить из себя улыбку.

— Ничего, — солгала она ему. — Ты все это здорово придумал, но, к сожалению, это невозможно. Если мы останемся здесь, то станем причиной многих изменений в истории, из-за нас могут погибнуть люди, а мы об этом даже не узнаем. Это будет на моей совести, и я не смогу жить с таким грузом вины.

Он вздохнул:

— Да, я так и знал, что ты это скажешь. Но послушай, тебе не приходило в голову, что ты должна здесь остаться?

Розалин нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты здесь благодаря мечу. Кто посмеет утверждать, что так не должно быть на самом деле? Она покачала головой:

— Мое пребывание здесь — вмешательство в историю, поскольку я попала сюда по волшебству — или как хочешь это назови. Если я решу здесь остаться, мне придется часто возвращаться в свое время, чтобы лишний раз убедиться, что там ничего не изменилось. И если что-нибудь будет не так… Подумай сам, я же не могу всю жизнь заниматься исправлением ошибок, подобных этой.

— Но если ты увидишь, что в будущем все по-прежнему, — сказал он, — тогда ты согласишься со мной, что ты вправе жить в этом времени?

Она вздохнула. Его настойчивость говорила о том, что ему ужасно хочется, чтобы она осталась. Но как она может согласиться на его предложение?

— Давай я поясню тебе все на примере. Допустим, мы остаемся здесь на год, время от времени возвращаясь в мое настоящее и проверяя, все ли там в порядке. Если все по-старому, мы с легким сердцем остаемся здесь еще на год, и так далее. И вдруг по прошествии десяти или даже двадцати лет мы обнаруживаем, что все пошло не так, как надо.

После такого длительного перерыва нам будет уже невозможно отыскать причину изменений — речь ведь идет, как ты говоришь, о целой веренице лет, о столетиях, и изменения могут возникнуть в любое время на протяжении этого временного промежутка. И если мы решим, что больше не можем оставаться в прошлом, как я смогу вернуться в свое настоящее, когда я уже состарилась на десять или двадцать лет? Ты ведь не сможешь перенести нас на двадцать или десять лет вперед в моем времени, где я смогла бы что-нибудь наплести про потерю памяти и объяснить таким образом свое продолжительное отсутствие — меч возвращает нас всегда в настоящее. Ты понял, что я хотела сказать.

— Да, но лучше бы мне всего этого не знать, — ответил он.

Розалин была с ним согласна.

Глава 37

Вынужденные отказаться от такой замечательной идеи, Розалин и Торн ходили как в воду опущенные. Но неожиданная встреча с сэром Джоном Дюприэлем окончательно убедила Розалин, что в прошлое следует возвращаться только в книгах или фильмах.

Розалин решила, что из-за Торна произошли изменения, после которых Гарольда Годвинсона победили викинги, а не Вильгельм: Торн споил сэра Джона, и тот не успел на следующее утро вовремя выудить правду у шпиона. Она была уверена, что в этом все дело. Но она ошибалась. Торн был тут ни при чем. Розалин не переставая ругала себя, что сразу об этом не подумала: ведь другой Торн был частью того прошлого, под влиянием которого сложилось ее настоящее — девяностые годы XX века. Следовательно, он не мог быть причиной неувязки. Нет, она совсем потеряла голову от всех этих чудес. Розалин решила, что отныне постарается быть более спокойной, холодной и рассудительной.

Сэр Джон посетил «Мору», чтобы побеседовать с Вильгельмом. Когда он уже собрался уходить, то заметил на палубе Торна и Розалин и, подойдя к ним, обратился к Торну:

— Ты в той таверне в порту, случайно, не столкнулся утром с грабителями? Я помню, что накануне вечером ты там был.

— Что-то не припоминаю, — осторожно ответил Торн. — А что, кого-то ограбили?

— Пытались — да неудачно. Я легко справился с разбойниками, которые хотели обшарить мои карманы, пока я спал. Где этим мошенникам тягаться с рыцарем!

Розалин похолодела, услышав это известие. А что если тот, другой Горн тоже подвергался нападению воров — ведь он оказался на месте сэра Джона. И почему Торн раньше ей об этом не сказал? И сама она тоже хороша — надо было выспросить у него все поподробнее. А теперь как это сделать в присутствии сэра Джона?

— Ваше счастье, что вы сторонник умеренности в развлечениях, — заметила Розалин сэру Джону, мимоходом бросив на Торна укоризненный взгляд, который должен был означать: «Видишь, я тебя предупреждала!» — Эти бродяги могли покалечить и ограбить вас, если бы вы накануне вечером слишком беспечно предавались удовольствиям в общей комнате таверны.

Но сэр Джон поспешил ее разуверить:

— Боюсь, вы ошибаетесь, миледи. Везение тут ни при чем — просто я привык просыпаться от малейшего подозрительного шума, и при этом не важно, в каком состоянии я был накануне. А в то утро в общей комнате таверны все спали мертвым сном — грабители забрались только в комнаты наверху. В чем мне повезло, так это в том, что нападающих было только двое — мне удалось прикончить одного из негодяев. А ведь все могло быть по-другому.

— По-другому? — нахмурилась Розалин. Сэр Джон кивнул:

— Ограбление, как видно, затевалось уже давно. Разбойники хотели обчистить всю таверну — и общую комнату, и верхние покои. Однако их предводителю уже изрядно досталось в то утро — его здорово поколотил какой-то рыцарь, когда он и его шайка начали приставать к благородной девице. Лишившись вожака, негодяи не рискнули вступить в открытую схватку с посетителями в общей комнате, а вместо этого решили ограбить только тех, кто спал наверху. Так что в общей комнате никто не пострадал от их нападения.

Розалин в отчаянии чуть не всплеснула руками. Значит, Торн вообще ничего не изменил! Если бы в то утро все пошло так, как должно было быть в действительности, на общую комнату таверны тоже было бы совершено нападение и сэр Джон неминуемо пробудился бы от сна и вынужден был бы защищаться. После этой стычки он бы сразу протрезвел и отправился допрашивать английского лазутчика.

Они думали исправить свою ошибку, отправив сэра Джона выспаться наверх, а вышло так, что виной всему был не Торн, а сама Розалин. Взгляд, который Торн бросил в ее сторону, окончательно ее в этом убедил. Все изменения произошли по ее вине — она покинула шатер Торна, столкнулась с головорезами, которые попытались ее изнасиловать. Из-за нее главарь шайки получил увечья, что заставило остальных изменить план ограбления, в результате чего сэр Джон безмятежно проспал все утро в общей комнате таверны и упустил возможность еще раз допросить разведчика англичан.

Хорошо еще, что они с Торном не натворили новых бед, когда Торн силой заставил сэра Джона подняться наверх и лечь пораньше в постель — это привело к тому же результату, что и в действительности. И слава Богу.

Сэр Джон и Торн еще немного поговорили о происшествии, и когда рыцарь наконец отошел от них, Розалин, не дожидаясь упреков со стороны Торна, быстро произнесла:

— Так, теперь все понятно — изменения в истории произошли совсем не по твоей вине. Все случилось из-за меня, но это еще раз подтверждает мои слова: то, что мы здесь находимся — ив особенности мое присутствие, — влияет на ход истории. Поэтому нам нужно сразу же покинуть это время, как только мы придумаем, как исправить то; что должно быть исправлено… если, конечно, нам это удастся, — добавила она со вздохом. — Я понятия не имею, что на этот раз произошло не так и почему. Будем надеяться, что тебе удастся выяснить это во время самого сражения. Да, кстати, а по-настоящему на тебя тоже должны были напасть эти грабители?

— Да они и напали, — ответил он. — Возможно, это были те же двое, что пытались ограбить сэра Джона.

— Но почему ты ничего мне об этом не сказал? Это же очень важно!

— Важно? Да нет, здесь это обычное дело. Я бы и не вспомнил, если бы сэр Джон не завел разговор про ограбление.

— Полагаю, ты, в отличие от сэра Джона, расправился с обоими?

— Можешь не сомневаться. — Его самодовольный тон говорил о том, что ей и спрашивать об этом было не нужно.

Розалин вздохнула:

— Может, даже и хорошо, что ты от меня это скрыл, а то я бы еще что-нибудь придумала, и мы бы потом не смогли так легко обнаружить свою ошибку. Как бы то ни было, хоть это у нас теперь исправлено. А повезет — исправим и остальное.

Глава 38

Прошли две недели томительного ожидания, и наконец наступило четырнадцатое октября. Розалин почти все это время провела на борту «Моры» — так приказывал ей Торн, да она и сама не собиралась никуда отсюда уходить — дым от сгоревших на берегу хижин стлался над землей Норманны быстро освоили порт Гастингс и его окрестности — вернее было бы сказать, «опустошили». Что уж тут говорить — даже на знаменитом гобелене из Байе, на котором вышита история завоевания Вильгельмом вожделенного английского трона, есть сцена, на которой изображен Вильгельм, пирующий со своими братьями Одо и Робертом, а рядом женщина с ребенком, выбегающая из горящей хижины.

Это была война, и Розалин постоянно приходилось 350 себе об этом напоминать. То, что она знала исход и тактику этой войны, делало ее в некотором смысле сторонним наблюдателем, но люди все равно продолжали умирать почти у нее на глазах. А сколько их еще погибнет к концу дня?

Армия Вильгельма уже давно отошла от берега, когда Розалин вдруг осознала, что предстоящее сражение может отразиться и на ее судьбе: она-то находится в безопасности, а вот Торн шагает сейчас вместе с войском по дороге к Бэтлу. Хотя он и уверял ее, что никто в земном мире не сможет убить его, его могут ранить или искалечить — тем более что он имеет право только обороняться, а не убивать своих противников.

Она помнила из истории, что поздно ночью разведчики доложили Вильгельму, что Гарольд со своим войском прибыл на южное побережье. Норманны поднялись до рассвета и направились навстречу англичанам. Значит, великая битва должна произойти через несколько часов — около девяти утра.

Розалин поняла, что времени у нее остается чуть больше часа. А вдруг Торна ранят и она не будет рядом, чтобы ему помочь? Если все время думать об этом, можно сойти с ума! Нельзя вот так сидеть, ничего не предпринимая, надо отправиться на место сражения. Она знала, где оно будет происходить, знала, что англичане займут позицию на склоне холма и что норманны будут пытаться взять приступом эту возвышенность. Это означало, что сражение будет сосредоточено в одном месте и она сможет пробраться поближе к месту действия, не опасаясь, что попадет под копыта боевых коней. Так она сможет хотя бы не выпускать Торна из виду.

Принять такое решение было легче, чем его осуществить, поскольку в таком случае ей пришлось бы иметь дело с Гаем из Анжу, которому Торн приказал присматривать за ней. И она, и Гай были от этого далеко не в восторге, и тем не менее мальчишка не отходил от нее ни на шаг. Он стал относиться к своей обязанности стражника гораздо серьезнее с тех пор, как она однажды обвела его вокруг пальца.

Розалин не сомневалась, что он с гораздо большим удовольствием предпочел бы находиться в гуще схватки, прикрывая Торна со спины, что входило в обязанности оруженосца. Но поскольку он еще не был посвящен в оруженосцы, то находился теперь с ней на корабле. Розалин поняла, что на этот раз ей не удастся так легко от него избавиться, и поэтому у нее оставался единственный выход — убедить его отправиться вместе с ней.

Удивительно, как упрям был этот мальчишка! Он расхохотался, когда она попыталась завести с ним разговор на эту тему, и битый час упирался, отказываясь покинуть судно, даже когда она сказала ему, что во сне ей открылось, что сражение произойдет сегодня утром. Тем не менее он ей поверил — в средние века люди придавали большое значение снам и всевозможным откровениям.

Наконец ей удалось найти к нему подход, польстив его самолюбию:

— Если Вильгельм завоюет Англию, здесь поселятся норманны. Они захотят услышать из уст очевидцев о великом сражении. Это ведь будет самая славная битва в истории, Гай. Неужели тебе не хочется стать ее свидетелем? Ведь ты сможешь потом с полный правом рассказывать о ней. Или ты предпочитаешь ссылаться на чьи-то слова?

Он не сразу согласился с ней, но ее доводы задели его за живое, и вскоре он неохотно согласился оседлать лошадь — единственную лошадь, которая осталась на борту «Моры», — и отвезти Розалин к месту сражения. Правда, он со всей важностью заметил, что они не имеют права слишком приближаться к полю боя — они остановятся невдалеке, только чтобы видеть все хорошенько.

Ей так и хотелось насмешливо промолвить: «Да, конечно», — но она вовремя сдержалась. Она прекрасно понимала, что он непременно захочет подъехать поближе, как только заслышит звуки битвы. И она оказалась права. Он стал разыгрывать из себя глухого, утверждая, что не очень хорошо слышит шум сражения, в результате чего они оказались совсем рядом с войсками норманнов.

Только тогда он заметил с притворным удивлением:

— Надо же, как близко мы подошли! И все же он не стал поворачивать лошадь, ожидая, что она скажет ему, что они и так в безопасности. Дело, однако, было в том, что отсюда, за широкими спинами норманнских воинов, Розалин не могла толком ничего разглядеть — даже если бы сражение переместилось на пологий склон холма, где занял свою позицию Гарольд. Но к западу виднелся другой холм, с которого Вильгельм, возможно, впервые заметил англичан. Поэтому Розалин сказала парнишке:

— Нет, Гай, это слишком близко. — Она указала рукой в сторону другого холма и добавила:

— Мы все увидим гораздо лучше вон с той горки.

Его не нужно было больше упрашивать — он тут же повернул лошадь и поскакал в направлении, которое она указала. Они спешились и уселись на холме, скрытые негустой порослью. Знамена англичан были видны на противоположной горке рядом с одиноким яблоневым деревом, где, по-видимому, находился сам Гарольд. Розалин различала на стягах дракона Уэссекса, под которым он сражался, и его личное знамя Сражающегося Воина.

Англичане плотно сомкнули ряды — у них была почти неуязвимая позиция. Гарольд, несомненно, выиграл бы сражение, если бы его войска не нарушили строй, погнавшись за отступающими норманнами. Розалин до сих пор не знала, какого момента достигло сражение, — и тут ей стало все ясно.

Гай в отчаянии воскликнул:

— Смотрите, наши отступают!

И действительно, войска Вильгельма подались назад, но Розалин знала, что это отступление стало залогом их победы.

— Да, по их рядам пронесся слух, что Вильгельм убит, да кроме того, они все утро безуспешно пытались прорвать ряды англичан. Но посмотри сюда. Гай, — возбужденно добавила она, обращаясь к пареньку. — Видишь? Это епископ Одо размахивает своим жезлом, призывая воинов воспрянуть духом. Он говорит им, что Вильгельм жив.

— Но англичане перешли в наступление! — воскликнул он, заметив, что войска Гарольда стали спускаться по склону холма, преследуя отступающих норманнов.

Она снисходительно усмехнулась:

— Не волнуйся. Гай, это их самая большая ошибка. Продолжай наблюдать, и ты увидишь, как конница Вильгельма покрошит их на мелкие кусочки.

Он оторопело уставился на нее, ибо в этот момент все случилось так, как она предсказывала. Розалин не заметила его удивленного взгляда — она старательно пыталась разглядеть в толпе Торна и наконец заметила его у подножия холма рядом с Вильгельмом.

Она вздохнула с облегчением и тут же запоздало поняла, что находится с Вильгельмом, чтобы узнать, почему тот не отдает приказ лучникам стрелять в воздух.

Ждать было еще долго, поэтому она небрежно заметила:

— Это было незапланированное отступление, но ты увидишь далее, что норманны предприняли еще несколько подобных ложных маневров, которые привели к тем же результатам.

— Откуда ты знаешь?

— Ну я же говорила тебе, что видела сражение во сне, — ответила она.

Розалин не знала, поверил ли Гай ее отговорке, но тем не менее она заметила, что он бросил на нее взгляд, исполненный невольного уважения — ведь она так много знала о том, что происходило у них перед глазами.

— А мы победим? — осторожно спросил он ее. Хороший вопрос! Она только хотела ответить ему:

"Да, конечно», — но вовремя подумала о том, что норманны и на этот раз могут не применить тактику со стрелами, и тогда ее ответ должен быть отрицательным. Поэтому она уклончиво заметила:

— Во сне мне это не открылось, но мне кажется, у нас есть надежда.

Он удовлетворенно кивнул и продолжал наблюдать за сражением, а Розалин снова принялась отыскивать глазами Торна. К своему удивлению, она вскоре заметила, что он разговаривает с сэром Ренаром. По их виду не было заметно, чтобы они ссорились — напротив, Торн даже откинул голову и расхохотался, что удивило ее еще больше.

Она была так занята этим наблюдением, что время прошло для нее незаметно. И вдруг, уже под вечер, она увидела, как в воздух полетели тучи стрел. Она всмотрелась пристальнее на противоположный холм — действительно, одна из стрел ранила Гарольда Годвинсона. Она поежилась и отвела взгляд, стараясь не пропустить момент, когда норманнская конница будет брать приступом позиции англичан.

Сражение близилось к концу. Гарольд умрет до захода солнца на том самом месте, где он со своими войсками так несокрушимо стоял с самого утра. До наступления ночи норманны будут преследовать англичан, уцелевших в схватке. Любовница Гарольда, Эдит Лебединая Шея, будет приведена на поле боя, чтобы опознать тело своего возлюбленного короля. По приказу Вильгельма его похоронят на берегу Англии, который он так отважно защищал. И лишь позднее, при следующем английском короле, тело Гарольда будет перезахоронено на священной земле собора Валтам.

История наконец-то вернулась в свое обычное русло, и время Розалин теперь станет таким же, как прежде. Она не знала, что на этот раз заставило Вильгельма отдать приказ лучникам, но теперь это уже было неважно — результат сражения был таким, каким он должен был быть в действительности.

Она мысленно поклялась, что никогда больше не согласится на путешествие по истории. Слишком уж это было хлопотно, — каждый раз исправлять результаты своего вмешательства. Если бы у нее не было книг, по которым она отыскивала нужные ей сведения…

— Я так и знал, что вы будете где-нибудь поблизости.

Розалин и Гай вздрогнули, обернулись и увидели Торна, возвышавшегося над ними. Выражение его лица было не столько укоризненное, сколько раздраженное.

Розалин улыбнулась, а Гай тотчас начал оправдываться:

— Милорд, я… я не мог…

— Успокойся, Гай, — сказал Торн. — Я знаю, почему ты здесь — верно, леди совсем замучила тебя своим ворчанием и угрозами. Она ни перед чем не остановится, чтобы достигнуть цели, изведет кого угодно.

— Это я… я изведу? — хмыкнула Розалин. — Я тебе сейчас все объясню…

— Не утруждай себя — это бесполезно. Как ты оказалась здесь? Ведь я запретил тебе покидать корабль. — Розалин решила сделать вид, что не понимает его намеков, и промолчала. — Ну вот, я так и думал, — заметил Торн и добавил, обращаясь к Гаю:

— Они собираются разбить лагерь, и им нужна помощь — там много раненых. Отправляйся туда и помоги, чем сможешь. А я останусь с леди.

Гай поспешил исполнять приказание своего господина, радуясь, что смог так счастливо избежать его гнева. Розалин ожидала, что сейчас, когда они остались с Торном наедине, на нее посыплется град упреков, но ошиблась. Торн выглядел немного усталым — он поднялся на рассвете после того, как лазутчики Вильгельма принесли весть о прибытии Гарольда, — и все еще был раздражен, но, похоже, не расположен снова устраивать ей встряску, как в прошлый раз, когда она посмела его ослушаться.

Он только произнес:

— Ты готова покинуть это время?

Да, она была готова — с ней была даже ее наволочка с туалетными принадлежностями, которую она захватила с собой на всякий случай. Но ей не терпелось удовлетворить любопытство по одному вопросу, и поэтому она спросила:

— Так тебе удалось выяснить, что в этот раз стало причиной изменений в истории? Конечно, сейчас это не очень важно, но все же…

— Да, это твой сэр Ренар предложил использовать лучников. Пока я не убедил его, что ты ему никогда не будешь принадлежать, он все грезил о тебе и не обращал внимания на то, что делается вокруг. Когда же его мысли вновь обратились к битве и он увидел, что норманны никак не могут одолеть англичан, он предложил Вильгельму отдать этот приказ, поскольку был свидетелем того, как подобная тактика повлияла на исход другой битвы.

Розалин почувствовала, что снова заливается краской.

— Значит, снова я виновата, а я даже об этом не подозревала.

— Да, ты виновата.

— Можешь не повторять. Я не подавала этому рыцарю никакого повода и ничего ему не обещала.

— Тебе и не нужно этого делать, Розалин. Тот, кто хоть раз видел тебя, непременно потеряет голову от любви.

Розалин снова вспыхнула:

— Но ты не можешь меня за это упрекать.

— Это еще почему? Я имею на это полное право — ты никогда не встретилась бы с Ренаром де Морвилем, если бы в то утро не покинула…

— Хорошо, хорошо! Это была моя… ошибка… но она еще раз доказывает то, о чем я тебе говорила. Мы не имеем права больше играть судьбами истории. Поэтому я беру назад свое слово и забираю у тебя Проклятье Бладдринкера — хватит с меня увеселительных прогулок по прошлому. Но сперва ты должен доставить меня домой.

Он вздохнул, взял ее руку, поднес к губам и произнес:

— Да, я предчувствовал, что ты так скажешь. Божественный Один предупреждал меня, что мне может не понравиться то, что я найду в прошлом.

Розалин недоверчиво хмыкнула:

— По-моему, ты весело проводил время..

— Нет, Розалин, я не хочу больше видеть, как ты волнуешься и тревожишься из-за меня, — ответил он ей, и в голосе его звучала неподдельная искренность. — Войны, в которых я мог бы принять участие, этого не стоят.

За такие слова она готова была броситься ему на шею и зацеловать его до смерти, но он не дал ей такой возможности. Как только она потянулась, чтобы обнять его, они оказались между прошлым и будущим.

Глава 39

— Я не люблю, когда меня заставляют ждать, Бладдринкер.

Услышав грубый, резкий голос, Розалин немедленно обернулась, чтобы рассмотреть говорившего. Они с Торном снова были в ее спальне, в Кейвено-коттедже, и поэтому, кроме них, здесь в общем-то никого не должно было быть — во всяком случае, человека, голос которого она не узнавала.

Увидев незнакомца, сидевшего на стуле у письменного стола, она вытаращила глаза от удивления и так резко втянула в себя воздух, что поперхнулась и закашлялась. Торн, не отрывая глаз от странного гостя, легонько стукнул ее по спине, чуть не сбив с ног. Она свирепо стрельнула в него взглядом, но он этого не заметил.

Его голубые глаза были прикованы к нежданному гостю, и по губам медленно поползла ленивая усмешка.

— Тебе что, нечем было заняться? — язвительно спросил Торн незнакомца и тут же добавил:

— Приветствую тебя, Вольфстан. Мог бы и почаще навещать меня.

Викинг прорычал в ответ что-то неразборчивое. Это был призрак — призрак в ее спальне! И тем не менее он выглядел достаточно реальным — настолько реальным, что ножки изящного стула прогибались под его тяжестью.

Прямые белокурые волосы ниспадали ему на грудь, закрывая ее почти до половины. Глаза его были такие темные, что непонятно было, какого они цвета. Он был могучего сложения, мускулистый, широкоплечий, ростом с Торна. На нем была туника без рукавов, сшитая, вероятно, из невыделанной шкуры; сапоги на мускулистых икрах были оторочены таким же черным мехом; полоски шкуры, на которых лишь кое-где сохранились клочки шерсти, перетягивали узкие кожаные штаны.

Сзади него на письменном столе лежал огромный топор — боевая секира, предназначенная сносить головы врагов одним ударом. Если владелец такого оружия обладал достаточной силой, то мог разрубить человека пополам. А Вольфстан Безумный показался Розалин отнюдь не слабым.

Торн тоже заметил секиру и насмешливо произнес:

— А, я вижу, ты все еще носишься с этой игрушкой, которую подарила тебе Ганхильда, когда ты потерял свой меч. И как ты не прикончил ее за это!

— Думаешь, я не пытался? Да я каждый раз только об этом и думал, когда она вызывала меня и приказывала убить тебя! Но эта секира проклята, как и твой меч, Бладдринкер. Если я подниму ее на ведьму, она выскользнет из моих рук.

— Какая досада, — вздохнул Торн. — Я думаю, каждый из нас с удовольствием забрал бы у нее несколько годков жизни и заблаговременно отправил ее в царство тьмы — это была бы весьма скромная плата за все, что она с нами сделала.

Вольфстан согласно кивнул и спросил:

— А почему ты сам не пытался ее убить? Ты-то ведь не был ей подвластен, как я. Торн усмехнулся:

— А ты думаешь, я не гонялся за ней, чтобы разрубить ее надвое своим мечом? Я надеялся, что с ее смертью мое проклятье потеряет силу, но она оказалась могущественнее, чем я думал. Она умудрялась ускользать от меня всякий раз, когда я возвращался в Вал-халу.

Валхала была, по-видимому, яблоком раздора между ними, потому что при одном упоминании о райской обители для викингов Вольфстан испустил яростный клич и вскочил на ноги, так что бедный стул под ним жалобно заскрипел.

Он потянулся к секире, лежавшей на столе, что яснее ясного говорило о его раздражении. Торн тут же дернул Розалин назад, и она поняла, что ее опасения подтвердились. Поскольку Торн все еще держал в руке меч, оба воина немедленно вступили в смертельный поединок.

Розалин оторопело уставилась на них. Они пытались убить друг друга прямо в ее спальне! И тут кровь застыла у нее в жилах — она вспомнила, что только Вольфстан Безумный мог убить Торна. Не просто ранить, а убить, что он и пытался сейчас сделать, свирепо размахивая боевым топором.

— Остановитесь! — крикнула она. — Прекратите сию же минуту!

Ни один из них не обратил на ее слова ни малейшего внимания — как будто ее не было. Но она была — и была до смерти напугана.

Торн не мог защищаться щитом от смертоносных ударов и вынужден был использовать свой меч или уклоняться в сторону. Не дай Бог он промахнется или не успеет вовремя отскочить! Вольфстан тоже был без щита, но он нападал на Торна, не давая ему возможности перевести дух, и от клинков только искры летели.

Не долго думая, Розалин осторожно подобралась сзади к Вольфстану, схватила стул и что есть силы обрушила его на спину призраку. Ей было совершенно все равно, как воспримет Торн ее вмешательство в поединок — она хотела прекратить этот кошмар любой ценой.

Но она забыла, что Вольфстан был настоящим призраком: стул пролетел сквозь него и чуть не задел Торна. Розалин покачнулась, потеряла равновесие и растянулась на полу.

Она села, все еще удивляясь, почему под этим бестелесным призраком так скрипел стул. Но может быть, он не все время был бестелесным? Может, он способен по собственному желанию изменять вес своего тела? Уж про его-то топор совсем нельзя было сказать, что он сделан из воздуха — она снова и снова слышала, как он со звоном обрушивался на Проклятье Бладдринкера. Но если Вольфстан — бестелесный, то как Торн сможет его убить? Ведь меч пройдет сквозь него, не причинив никакого вреда.

Розалин вынуждена была прервать свои размышления, поскольку сражающиеся приблизились к ней вплотную. Она не успела вовремя отползти в сторону, и Вольфстан наступил ей на ногу. Розалин почувствовала, как тело ее мгновенно пронизал могильный холод. Она вздрогнула и вскочила на ноги. Надо их остановить во что бы то ни стало. Но не вызывать же для этой цели деревенского священника!

— Ты и при жизни не отличался особенной силой, Вольфстан. Неужели ты не можешь меня хорошенько позабавить? Даже девчонка отразила бы твои хилые удары.

Розалин взглянула в сторону Торна и увидела, что он едва удерживается от смеха. Он, видите ли, забавляется! Она сходит с ума от страха за него, а он находит в этом удовольствие!

Она была теперь готова сама наброситься на него с топором — так разозлилась. Ей бы следовало знать, что для него это всего лишь невинная забава — он ведь говорил ей, что хотел бы почаще встречаться со старым врагом.

— Ты самонадеянный хвастун, Торн Бладдринкер. Если бы божественная Ирза не наделила твою семью силой и выносливостью, я бы давно уже снес твою болтливую голову с плеч — задолго до того, как тебя прокляла Ганхильда.

Теперь они еще задирают друг друга, как мальчишки в драке! Розалин подняла с пола стул, уселась на него и минут двадцать слушала, как они обмениваются оскорблениями, от которых у нее краснели уши. Она скрестила руки на груди и нетерпеливо постукивала одной ногой об пол — ей казалось, что еще немного, и она сойдет с ума. Они были похожи на детей, которые играют в ковбоев и индейцев, бандитов и полицейских или в привидение и заколдованного воина. По их недвусмысленным намекам было ясно, что они хорошо знали друг друга еще до того, как в их судьбы вмешалось колдовство Ганхильды. Розалин поняла, что сейчас они вели себя так же, как и всегда.

Викинги оставили игру и снова начали наносить друг другу мощные удары, но Розалин уже больше не боялась, что Торн может пострадать в схватке — он и в самом деле был более искусным воином. Просто до этого момента он всего лишь забавлялся, желая продлить удовольствие от долгожданного поединка со своим давним врагом. Бросив в ее сторону мимолетный взгляд, Торн заметил ее волнение и раздражение и поспешил закончить затянувшийся бой.

Он отразил взмах секиры Вольфстана, но вдруг резко повернул меч и нанес своему противнику удар, который рассек бы его надвое, если бы тот не был призраком. Меч прошел сквозь Вольфстана, но на теле его не было заметно ни капли крови.

Однако Вольфстан скорчился так, будто он получил смертельный удар, — топор выпал из ослабевших пальцев, он согнулся, зажав рукой невидимую рану, и не успела Розалин и глазом моргнуть, как он растаял в воздухе, а через секунду за ним последовала его боевая секира.

— До встречи, Вольфстан, — спокойно произнес Торн, быстрым и точном движением вложив Проклятье Бладдринкера в ножны.

Послышался отдаленный смех, затем наступила тишина. Розалин стиснула зубы и усилием воли подавила невольную дрожь.

— Как часто он тебя навещает?, — сухо промолвила она, обращаясь к Торну. — Раз в неделю, раз в месяц? И как он каждый раз тебя находит?

— Он приходит ко мне только раз во время каждого моего пребывания в земном мире, — ответил Торн, благоразумно пропустив мимо ушей ядовитый сарказм в ее голосе. — Теперь он больше не появится, поскольку я не собираюсь покидать это время.

Оп произнес эти слова почти с грустью — словно только что осознал, что в последний раз встречался со своим врагом. Розалин поняла, что он не собирается возвращаться в Валхалу, значит, он хочет остаться с ней, как и обещал.

Сейчас было самое время вывести его из этого заблуждения, отправить его обратно и вернуться к нормальной жизни — если это теперь возможно. Но глядя на его оживленное красивое лицо, дышавшее радостью победы, она поняла, что не в силах произнести эти слова. Не сейчас, не так скоро.

Завтра. Завтра она все ему скажет. А пока…

Глава 40

Розалин откладывала момент расставания целую неделю, выдумывая то один, то другой предлог, чтобы удержать при себе Торна — еще чуть-чуть. Она прекрасно понимала, что ни ей, ни ему от этого не легче, что с ее стороны это эгоистично, но ничего не могла с собой поделать. В результате она все сильнее привязывалась к нему, и ее приводила в ужас мысль о том, что в конце концов ей все же придется отослать его обратно в Валхалу.

Но в течение этих нескольких дней она старалась гнать от себя тяжелые мысли. Она просто наслаждалась его присутствием, стараясь запомнить малейшие подробности, чтобы потом всю жизнь бережно хранить их в своей памяти.

Она отпустила Джона и Элизабет Хьюмс на несколько недель, чтобы они могли навестить мать Элизабет, проживающую в Брайтоне. А когда из Франции вернулся Дэвид, она сообщила ему, что увидится с ним позже. Она не хотела, чтобы кто-нибудь тревожил ее в последние дни, которые ей осталось провести с Торном.

Наконец пришел день, когда она поняла, что не может больше тянуть. Мысль о том, что ей придется расстаться с ним, жгучей болью отзывалась в ее сердце; казалось, больше не было сил выносить эту муку.

И все же она решила напоследок задать ему несколько ничего не значащих вопросов, на которые даже не надеялась получить более менее приемлемые ответы. Они с Торном обнявшись лежали на постели в спальне, но не занимаясь любовью, а просто наслаждаясь близостью друг друга. Розалин было приятно прикасаться к нему, согреваясь от его тепла. Ей нравились его нежные ласки, в которых не было чувственного огня, но которые говорили, какое удовольствие ему доставляет она.

Розалин медленно провела рукой по его груди и спросила:

— Скажи, можно сломать Проклятье Бладдринкера?

— Нет, это и раньше был прочный меч, а проклятье сделало его неуязвимым.

— А само проклятие? — Она улыбнулась, глядя на него сверху вниз. — Его можно уничтожить?

При этих словах он замер и весь натянулся как струна.

— Почему ты спрашиваешь, Розалин? Она пожала плечами:

— Не знаю. Просто интересно. Рано или поздно я бы все равно спросила. По сказочным законам в таких случаях остается хотя бы самая маленькая возможность, которая позволяет исправить несправедливость. И я подумала, есть ли у тебя такая возможность?

— Да, проклятие снять очень легко.

— Легко? — Розалин даже села на постели от изумления. — Но почему ты раньше этого не сделал, если это так легко?

— Потому что я не могу сам избавить себя от злых чар, — ответил он с грустью. — Проклятье Ганхильды не позволяет мне даже упоминать об этом, пока меня кто-нибудь сам об этом не спросит, как вот ты сейчас.

— Тогда почему ты говоришь, что это легко? Если ты сам не можешь освободиться от проклятия, то кто может это сделать?

— Это может сделать только хозяйка моего меча, — объяснил он, — поскольку власть злых чар закончится только в том случае, если она отдаст мне меч в вечное владение.

— Ты серьезно? И так можно снять тысячелетнее проклятие?

Он коротко кивнул:

— Да, тогда я вновь стану хозяином своей судьбы и Проклятье Бладдринкера потеряет свою колдовскую силу и станет обыкновенным мечом.

— И это будет залогом того, что ты больше не сможешь изменять историю, как бы тебе ни хотелось вновь попасть в прошлые века, — задумчиво произнесла Розалин.

Она знала, что согласится даже на эту жертву, что все равно даст ему его меч и свободу, к чему бы это ни привело. И откладывать больше нельзя ни минуты.

Меч лежал в футляре под кроватью, как и всегда. Розалин встала, вытащила ящичек, открыла его и в последний раз стиснула рукой теплую рукоять. Ей показалось, что клинок сопротивляется тому, что она собиралась сейчас сделать, — видно, ему не хотелось расставаться с тысячелетним могуществом.

Она не может сказать Торну правду и не может убедить его, что делает это ради его же блага. Он станет ей возражать, а она не чувствовала в себе достаточно душевных сил, чтобы вести спор. Поэтому она решила солгать ему, сказав что-нибудь вроде: «Это было прекрасно, но теперь все прошло». Она была уверена, что любой мужчина из любого столетия это поймет или сделает вид, что понял, — из гордости.

Торн сел на кровати и бросил на нее подозрительный взгляд.

— Что ты собираешься с ним делать, Розалин? Она улыбнулась ему и присела рядом на краешек кровати, бережно сжимая меч обеими руками. Несколько секунд она пристально смотрела на древний клинок — она почти ненавидела его сейчас. Лучше бы она никогда не знала о нем! Кто мог подумать, что это древнее смертоносное оружие принесет ей любовь? И кто мог подумать, что судьба так жестоко отнимет у нее того, кого она любила больше жизни?

— Розалин?

Она взглянула в его сторону и почувствовала, как комок подступил у нее к горлу. Она не могла произнести ни слова — только молча смотрела на него, потом вновь опустила глаза, молясь, чтобы Господь даровал ей силы сделать то, что она должна сделать.

— Я… я думаю, что ты должен вернуться, Торн, — произнесла она дрожащим голосом.

— Вернуться? Куда?

— Назад, в свою Валхалу.

— Нет!

— Да, — решительно произнесла она и торопливо продолжала:

— Я тоже скоро вернусь в Америку, к своим студентам… то есть снова займусь работой, — добавила она, предупреждая его вопрос.

Он ласково провел рукой по ее щеке:

— Нас свела судьба, Розалин. Я искал тебя тысячу лет, и теперь, когда я наконец встретился с тобой, я больше тебя не покину.

Она закрыла глаза, изо всех сил удерживая слезы. Это его последнее прикосновение, последнее… Господи, ну зачем он спорит с ней? Почему не хочет согласиться с ее решением?

— Ты меня не понял, — резко сказала она, повысив голос. — Я хочу, чтобы ты меня оставил. Мне было приятно с тобой… ты и правда замечательный любовник. Но я возвращаюсь к своей обычной жизни, в которой для тебя нет места.

— Ты любишь меня, Розалин, так же., как и я…

— Нет, не люблю. Теперь-то ты понимаешь! И… и я не хочу, чтобы мне что-нибудь напоминало о тебе, поэтому я возвращаю тебе твой меч.

— Нет, Розалин!

Она уже наклонилась к нему, чтобы положить меч ему на колени, но, вздрогнув от его отчаянного крика, выронила меч из рук. В ту же секунду и Торн, и древний клинок исчезли, будто их никогда не бывало.

Розалин продолжала сидеть, неподвижно уставившись на то место, где он только что был. На простынях и на матрасе как по волшебству исчезли складки и вмятины, которые были там всего мгновение назад. Розалин коснулась рукой опустевшей постели и залилась слезами.

Глава 41

Розалин буквально заставила себя закрыть глаза и уснуть, после того как отослала Торна. Когда она проснулась, то никак не могла понять, было ли это в тот же день, или же она проспала с горя целые сутки. Но боль по-прежнему была с ней… как и ее брат Дэвид.

Она потерла глаза, чтобы удостовериться, что не спит, но Дэвид продолжал все так же сидеть перед ней на стуле, придвинутом к кровати. Он смотрел на нее и улыбался, прямо-таки светился от радости, как будто у него была для нее замечательная новость.

— Привет, спящая красавица, — шутливо произнес он и бережно пожал ее руку. — С возвращением.

— О чем ты? — сказала она, удивленно захлопав ресницами. — Ты так говоришь, словно я чуть не умерла. Он рассмеялся:

— Да, ты еще счастливо отделалась.

Розалин решила, что он ее разыгрывает, но вот зачем — не могла понять. Она потянулась, зевнула и, откинувшись на подушки, недовольно произнесла:

— Что еще за шутки! Конечно, я чертовски устала, но чтобы умереть от горя — нет, не думаю. — Туг она вспомнила, как проплакала почти весь день. — Однако вполне возможно, что я выгляжу хуже, чем себя чувствую.

— А по-моему, ты выглядишь замечательно — учитывая то, что с тобой стряслось.

— Но что со мной случилось? Ну же, Дэвид, рассказывай, не тяни. Я не могу разгадывать твои кроссворды, едва продрав глаза.

— Гм, — промычал он. — Доктор меня предупреждал, что ты можешь ничего не помнить.

Розарии прищурилась, услышав эту загадочную фразу.

— А о чем я должна была помнить? И о каком докторе ты говоришь?

— Роузи, не волнуйся ты так…

— Дэвид!

— Ты и правда не помнишь? Она устало вздохнула:

— Ну скажешь ты мне наконец, что такое я должна была помнить?

— Роузи, ты была больна. Так тяжело больна, что миссис Хьюмс не только послала за доктором, но и позвонила мне во Францию.

Розалин нахмурилась:

— Перестань шутить. Элизабет и Джон Хьюмс сейчас в Брайтоне, — начала было она, но тут же добавила:

— Они что, вернулись?

— Мне ничего не известно об их отъезде — на твое счастье, оба они были здесь, когда тебя свалила болезнь. Ты могла бы умереть, если бы поблизости никого не оказалось.

Она скрестила руки на груди и свирепо уставилась на него.

— Ну ладно, пошутил и хватит. Скажи мне наконец, что произошло?

Он покачал головой:

— Я не шучу. У меня и в мыслях не было разыгрывать тебя — я сам чуть не умер от страха за тебя.

— Но почему?

— Роузи, ты подхватила тяжелейшую пневмонию. Целых пять дней ты лежала в беспамятстве и временами даже бредила. У тебя поднялась высокая температура, и мы просто не знали, что делать. Я готов был силой держать доктора у твоей постели.

Розалин уставилась на него в замешательстве и выпалила:

— Но я ничего не помню!

— Правда?

— Совсем ничего!

— Что ж, может, так даже и лучше. — Он усмехнулся, глядя на нее. — Твой бред порой напоминал кошмарный сон.

— Но я сейчас прекрасно себя чувствую! — заверила она его. — Просто немного устала.

И все из-за того, что она так долго плакала? И когда же это было? Если, как говорит Дэвид, пять дней назад, то когда она успела отослать Торна?

Ужасная догадка как молния блеснула в ее усталом мозгу. А вдруг они с Торном не смогли до конца исправить прошлое? Вдруг упустили из виду какую-то мелочь и она все же повлияла на ход истории? Возможно, изменения эти были незначительны, но из-за них она теперь ничего не помнит о своей болезни, потому что в этом времени не она, а другая Розалин чуть не умерла от воспаления легких. Так же, как ранее другая Розалин вышла замуж за Бэрри, другая Розалин выслушивала ханжеские замечания своего братца-моралиста…

Эта мысль не давала ей покоя, поэтому она спросила:

— Дэвид, я знаю, что это дурацкий вопрос, но все же ответь мне, я, случайно, не замужем за Бэрри Хортоном?

— Не говори чепухи! В жизни не поверю, чтобы ты решилась связать свою судьбу с этаким мерзавцем! А если, не дай Бог, ты бы на это согласилась, я бы сам вышвырнул его из твоего дома.

Розалин ухмыльнулась:

— Ладно, я тебе верю. Я спросила это так, на всякий случай — раз уж мы заговорили о потере памяти. Дэвид рассмеялся:

— Вот теперь я вижу, что тебе действительно лучше. Ты снова дразнишь меня.

Дэвид настоял на том, чтобы она оставалась в постели еще день, и не хотел слушать никаких возражений с ее стороны. А доктор, осмотрев ее, велел соблюдать постельный режим еще два дня. Хотя она, по словам окружающих, уже провела в кровати пять дней, эти последующие дни вынужденного безделья не привнесли покоя в ее душу.

Розалин никак не могла поверить, что все, что касалось болезни, совершенно стерлось в ее памяти: она не помнила даже, как и когда заболела. Как она могла забыть насморк, кашель, головную боль, повышение температуры? Но она не помнила ничего — совсем ничего. Она помнила только, как рассталась с Торном.

Конечно, вполне возможно, что она была в таком горе и отчаянии, что не заметила такой пустяк, как начинающийся кашель или насморк. А в соответствии с календарем, после того как она отослала Торна, кроме пяти дней, в течение которых она лежала без памяти, прошло еще несколько дней, о которых она ничего не помнила.

Да, по-видимому, все так и было — исчезновение Торна так ее расстроило, что будничные события повседневной жизни прошли мимо нее. Даже сейчас, вспоминая о викинге, она чувствовала, как больно сжимается ее сердце, и поэтому всячески старалась отогнать от себя мысли о нем… хотя бы на время.

Дэвид ей в этом помогал. Он проводил с ней целые дни, рассказывал всякие смешные истории, вспоминал свою поездку во Францию, играл с ней в покер. Только его присутствие удерживало ее от отчаяния.

Но наконец пришел день, когда Дэвид должен был вернуться к себе домой, в Лондон. Розалин осталась одна. Она вновь занялась своей книгой, записывая все, чему стала свидетельницей в прошлом, пока воспоминания были еще свежи в памяти. Помимо этого, ей нужно было выполнить кое-какие ранее намеченные планы, прежде чем вернуться в Штаты. Одним из пунктов она поставила поездку в Гастингс.

Розалин отправилась туда рано утром. Она помнила это место таким, каким оно было в день великой битвы, но никогда не была там раньше. Ей было любопытно посмотреть, что изменилось со времен Вильгельма, и действительно — перемены были разительными.

Болотистая лужайка исчезла, и на ее месте теперь был пруд для разведения рыбы. Открытая, ровная долина заросла деревьями, а на том месте, где пал Гарольд Годвинсон, теперь возвышалось аббатство Бэтл.

Розалин долго бродила там, припоминая сражение. Подумать только, как причудливо переплелось множество случайностей! Сражению предшествовали многие важные события, и все равно исход его решил случай:

Вильгельм Завоеватель был незаурядный человек, искусный и храбрый воин, великий полководец, но завоевать английский трон ему помогли удача и везение.

Если бы хотя бы одно из ничтожных условий не было бы выполнено (в чем Розалин убедилась по собственному опыту), Вильгельм никогда бы не победил англичан, ибо их войско в несколько раз превосходило по численности армию норманнов. А Гарольд Годвинсон никогда бы не проиграл это сражение, если бы англичане по глупой случайности не расстроили свои ряды.

Розалин была счастлива, что все вернулось на свои места и что Вильгельм завоевал английский престол. Она была вдвойне счастлива, что стала свидетельницей его славной победы. Для нее это был единственно возможный вариант развития истории — иначе она бы никогда не вернулась в свое время.

Глава 42

Дэвид собрался отвезти Розалин в аэропорт — в этот день она должна была лететь домой, в Америку. Поскольку ее рейс был рано утром, они решили, что ей будет удобнее переночевать накануне у него дома в Лондоне.

Лидия специально прилетела из Франции, чтобы с ней попрощаться. В последний вечер они втроем пошли в маленький уютный паб, где подавали вкуснейший жареный картофель с рыбой — правда, лед клали в коктейли только по отдельному заказу.

Розалин никогда не могла понять склонности англичан к теплым напиткам, но никогда никого об этом не расспрашивала. Про себя она думала, что эта традиция сохранилась еще с тех далеких времен, когда предки сегодняшних англичан утоляли жажду теплым медом прямо из бочонка. Эта мысль ее позабавила, и она даже улыбнулась, что было для нее в зги дни большой редкостью.

Розалин долго колебалась, следует ли говорить Дэвиду о Торне. Может, и не стоило, поскольку Торна все равно больше нет с ней… и, наверное, никогда уже не будет. Просто ей самой хотелось облегчить свою душу. И кроме Гэйл, единственным человеком, которому она могла бы открыть свою тайну, был Дэвид.

Ее удерживало только опасение, что Дэвид ей не поверит и по-своему будет прав. Но что она могла поделать? Ей и самой с трудом верилось, что все это случилось с ней на самом деле.

Путешествия во времени, могущественная колдунья, проклятие, тысячелетний викинг, мифическая райская обитель, где время, по-видимому, навеки остановилось. Да, в это поверить сложно. И все же это было, было на самом деле! И она должна об этом рассказать.

Они с Дэвидом ехали рано утром по направлению к аэропорту, когда Розалин наконец собралась с духом и решила поведать своему брату о том, что с ней случилось. Она начала издалека, в надежде избавить таким образом своего слушателя от слишком сильных потрясений.

— Ты знаешь, Дэвид, я возвратила Проклятье Бладдринкера его настоящему владельцу, — заметила она небрежным тоном.

Он кинул на нее быстрый взгляд и спросил со спокойным любопытством в голосе:

— О чем ты говоришь, Роузи? Ты ведь так и не смогла приобрести этот меч, разве не помнишь?

Розалин не ожидала такого заявления. Но, может быть, он просто ее не понял?

— А ты что говоришь? — в свою очередь, спросила она его. — Ты же сам мне его подарил.

Он отрицательно покачал головой и уверенно произнес:

— Нет, я его тебе не дарил. Я тебе это только предложил, но ты так разозлилась на сэра Айзека Дирборна за то, что он отказался иметь с тобой дело, что просила меня забыть об этом. Меч все еще находится у Дирборна, и этому чудаку крупно повезет, если он вообще сможет его продать — клинок в ужасном состоянии.

— Да нет же, он отлично сохранился!

Дэвид уставился на нее в полном замешательстве:

— Роузи, что за бес в тебя вселился? Ты ведь ни разу не видела этот меч.

Она вздохнула. Возможно, он просто подзабыл эту историю и ей надо всего лишь освежить события в его памяти. А может, они говорят о разных мечах?

— Дэвид, послушай. Ты купил мне этот меч. Ты послал его мне по почте в Штаты, и я его получила. Ты помнишь, что я рассказывала тебе о своих снах? О том, как я встретила настоящего владельца меча? Так вот, это был совсем не сон. Меч действительно был проклят, и проклятие было связано с Торном Бладдринкером — хозяином меча. Я могла вызывать его, прикасаясь к его клинку, и я… я влюбилась в него.

Дэвид посмотрел на нее так, словно у нее вдруг вы-, росла вторая голова, затем осторожно промолвил:

— Роузи, тебе это приснилось.

— Но пойми же, Дэвид, это был не сон! Это было на самом деле!

— Хорошо, хорошо, но вспомни, что ты сама говорила мне не так давно, когда я вот так же пытался убедить тебя в том, что было на самом деле, — ты приняла мои слова за неуместную шутку.

— Дэвид, я никогда не стала бы шутить по такому поводу. Ты понимаешь или нет? Я люблю этого человека, и мне ужасно больно и горько, что я вынуждена была отослать его обратно, возвратив ему меч. Но я не могла поступить иначе — он никогда не был бы по-настоящему счастлив в моем времени. Он был человеком из другого мира — из древнего мира. А уж его профессия… Ему как воздух были необходимы войны и сражения.

— Роузи, прошу тебя, остановись на секунду и подумай. Раз у тебя не было меча, из-за которого все и началось (а я могу поклясться тебе в этом — я не стану тебя обманывать), то как могло произойти все то, о чем ты только что мне рассказала?

— Но…

— Подумай хорошенько, и ты увидишь, что я прав. Тебе просто все это приснилось. Ты была тяжело больна, у тебя был жар, ты бредила. В твоем состоянии сны стали казаться тебе явью, и поэтому ты решила, что все это и вправду с тобой случилось. Но это не так, поскольку ты ни разу не держала в руках меч. Как же ты могла с его помощью вызвать привидение или же отослать его обратно?

Значит, это сон? Но почему же тогда так ноет сердце? Как она могла запомнить мельчайшие подробности сна, в то время как болезнь полностью изгладилась из ее памяти? Но раз у нее никогда не было меча, то…

То она никогда в действительности не встречалась с Торном Бладдринкером, а уж тем более не могла в пего влюбиться. Его не было, как не было на самом деле и всего того, что ей приснилось.

Глава 43

Розалин все время думала об этом, сидя в самолете. Она готова была уже согласиться с Дэвидом, который советовал ей успокоиться и забыть странный сон. Но это было легче сказать, чем сделать: как она сможет забыть то, что казалось ей более реальным, чем вся ее теперешняя жизнь? Она может сколько угодно приказывать себе выкинуть все из памяти, но это ни к чему не приведет — сердце по-прежнему будет ныть от тоски.

Прилетев в Штаты, она решила взять напрокат машину в аэропорту и сразу же поехать к Гэйл. Ем до смерти захотелось все рассказать своей подруге, и так она и поступила. Она рассказывала всю историю, припоминая мельчайшие подробности, — начиная с того момента, как Торн впервые появился в ее кабинете, и кончая их последним свиданием, когда она отдала ему меч. Делясь с Гэйл впечатлениями, она внезапно поняла, что рассказывает ей совсем не сон — она вспоминает то, что было на самом деле. Но Гэйл, так же как и Дэвид, заверила Розалин, что у нее никогда не было Проклятья Бладдринкера — значит, и все остальное не могло иметь места в действительности.

Тем не менее, выложив Гэйл все, что ее мучило на протяжении нескольких дней, Розалин почувствовала, что ей стало чуточку легче. Тяжело вздохнув, она произнесла:

— Я знаю, Гэйл, это могло случиться только во сне, но как мне удалось запомнить все подробности? Например, тот день, когда Торн впервые увидел телевизор — помнишь, я рассказывала тебе, что это произошло незадолго до того, как мы с ним расстались. Я просто помирала со смеху — так комично он выглядел. Вот был бы кадр для рекламы телевизоров с дистанционным управлением!

— О, прошу тебя, перестань, — засмеялась Гэйл. — Ну что прикажешь мне делать — тоже подхватить пневмонию, чтобы самой в это поверить? По-моему, тебе нужно успокоиться и относиться к тому, что с тобой произошло, как к приятному сновидению.

Приятное сновидение? Да, возможно… если бы она могла заглушить боль в сердце и перестать думать о Торне. Сон никак ее не отпускал — слишком глубоко задел;; чувства.

Розалин уже собралась уходить, когда Гэйл вдруг сказала:

— Знаешь, твой рассказ напомнил мне одну книгу, которую я недавно читала. Может, она и тебе попалась на глаза, но ты была так больна, что все прочитанное приняла за действительность. Черт возьми, интересная мысль. Я целый шкаф могла бы забить книгами, которые мне хотелось бы прожить наяву. Что ж, придется сунуть голову в холодильник — как ты думаешь, сколько мне там ее держать, чтобы подхватить пневмонию?

Розалин расхохоталась. Как все-таки хорошо, что она повидала Гэйл до своего возвращения домой! Слова подруги придали ей решимости, и она твердо пообещала себе как можно скорее забыть мужчину из своего сновидения. И она бы так и сделала… вот только стеклянный футляр, который она приобрела для Проклятья Бладдринкера, по-прежнему висел на стене на самом видном месте.

Когда она обнаружила это, вернувшись домой к обеду, прежние сомнения вновь поднялись в ее душе. Она купила футляр — потому что надеялась приобрести меч? Она никогда ничего не делала просто так. И вот перед ней пустой футляр. Теперь понятно, почему она так разозлилась на Дирборна — уже потратила деньги на меч, а он отказался его продавать. Но почему она ничего об этом не помнила, а помнила только то, что случилось с нею во сне?

Розалин сидела, погруженная в эти размышления, когда в дверь позвонили. Она открыла дверь, и в ту же минуту кто-то сунул ей под нос пластмассовый стаканчик.

— Не одолжите немного сахара, мам?

— Что? — удивленно переспросила она, не поднимая глаз.

— Вы Розалин Уайт, если не ошибаюсь? — спросил незнакомец. — Меня зовут Торнтон Блюбейкер. Наша общая соседка Кэрол говорила мне про вас.

Розалин медленно подняла глаза на неожиданного посетителя и застыла от удивления. У незнакомца были короткие светло-каштановые волосы, подстриженные по последней моде. Одежда его тоже была вполне обычной — черные узкие джинсы, какая-то футболка и замшевая куртка, вся залепленная нашивками, на которых был изображен американский флаг. Но его лицо… его лицо было лицом Торна. Как и тело, и голубые глаза. Даже имя его было чем-то похоже — Торн Бладдринкер и Торнтон Блюбейкер.

Ее разум отчаянно отыскивал какое-нибудь разумное объяснение атому сверхъестественному сходству. Да с ней сейчас истерика будет, если она сию же минуту не узнает, в чем тут дело. Ей хотелось обнять его, прижать его к себе и покрыть его лицо поцелуями… но это был совсем чужой человек. Незнакомец с лицом ее Торна. Теперь ей стало ясно, что он был тот самый новый сосед, приезд которого так ее беспокоил.

— Наверное, я виделась с вами перед отъездом в Европу? — неуверенно произнесла она. — Не помню точно, когда и где это было…

— Нет, вы ошибаетесь, мы с вами не встречались — вы не из тех, кого я мог бы забыть, — сказал он и бросил на нее взгляд, от которого у нее по спине приятно поползли мурашки. — Хотя вполне возможно, что вы видели меня — я бывал здесь пару раз, когда разгружали мои вещи. Наверное, это было еще до вашей поездки.

Она кивнула. Да, возможно, так и было. Она видела его мельком, его образ запечатлелся в ее памяти, и так как он был весьма и весьма недурен собой, она подсознательно ввела его в свой необычный сон. Что ж, это радует — значит, она еще не совсем сошла с ума.

— Я слышал, вы преподаете в колледже. Я и сам хотел в свое время выбрать ту же профессию, однако обстоятельства сложились так, что я стал писателем.

— И о чем вы пишете?

— Сочиняю фантастику. Моя последняя книга вышла пару месяцев назад. Может, вы видели ее в книжной лавке в аэропорту во время вашего перелета?

Она помнила о своей поездке в Европу только то, что ужасно торопилась, поскольку ей пришлось возвращаться домой за Проклятьем Бладдринкера. Поэтому она почти не глядя купила какую-то книгу в аэропорту. Но все это, конечно же, было во сне — в действительности она, наверное, была так больна, что почти ничего не помнила. Так что вполне возможно, она пролистала эту книгу — только в памяти у нее это не отложилось.

— О чем была ваша книга? — спросила она из вежливости.

— Это история про Торна — неизвестного брата Тора, божества викингов. Довольно, на мой взгляд, забавный сюжет — там есть и волшебный меч, и древнее проклятие, и путешествия во времени… Что с вами?

Розалин почувствовала, как у нее подгибаются колени. У нее даже в глазах помутилось на мгновение, и она стала медленно сползать по стене на пол. Он быстро шагнул к ней, чтобы поддержать ее, но от его близости, от его прикосновений ей стало только хуже. Все кричало ей о том, что это был ее Торн, и ей хотелось… Господи, неужели она снова бредит?

— Все в порядке, — слабо Промолвила она, уверенная, что сходит с ума. — У меня просто закружилась голова. Я… мне кажется, я читала вашу книгу.

— Правда? — Он прямо-таки расцвел. — И как вы ее находите?

— Ну сюжет весьма… необычный. Там еще была какая-то любовная история, или я ошибаюсь?

— Нет, вы совершенно правы. Обычно я не пишу о любви — не моя тема. Но мне показалось, что в этой книге любовная история будет уместна.

— Я не помню, чем все закончилось.

— Божественный Один сказал моему герою, что его леди солгала ему. Она любила его, и так сильно любила, что смогла освободить от векового проклятия. Прекрасно зная его, она решила, что в ее времени он не будет счастлив.

Она взглянула ему в лицо, и ей показалось, что она прочла укор в его взгляде — как будто он в чем-то ее упрекал…

— Ой, кажется, зазвонил телефон! — солгала она. — Придется вам одолжить сахара у Кэрол.

Она захлопнула дверь у него перед носом, прежде чем он успел что-нибудь ответить, и, прислонившись к ней спиной, закрыла глаза. Сердце колотилось как бешеное. Никогда еще она не была в таком дурацком положении.

Как ей могло показаться, что он смотрит на нее укоризненно? Она так решила просто потому, что чувствовала за собой вину. И она на самом деле, должно быть, читала его книгу по пути в Англию — г и Гэйл про то же говорила. Теперь все объясняется просто: она заболела, в бреду вообразила, что прожила все описанное в книге на самом деле. Она поставила себя на место героини романа, и поскольку была тяжело больна, из памяти стерлись реальные события, уступив место образам из сна.

В дверь снова позвонили, и Розалин вздрогнула от неожиданности. Это снова он. Она это знала. Она была уверена в этом. От Торна не так-то легко было избавиться… Боже милосердный, о чем это она? Нужно забыть свои фантазии раз и навсегда. Это не может быть Торн, это совсем незнакомый ей человек.

Но как только она открыла дверь, незнакомец подхватил ее на руки и крепко поцеловал. Этот поцелуй был совсем непохож на «приятно познакомиться, мэм» — нет, он словно говорил: «Как я рад, что мы снова вместе! Я с ума сходил от тоски по тебе!» И поцелуй был ей до боли знаком.

Когда он отпустил ее и Розалии снова почувствовала твердую почву под ногами (она и не заметила, как очутилась у него на руках), ей захотелось никогда не покидать его объятий. У нее и в мыслях не было дать ему пощечину за дерзость.

— Я бы не хотел извиняться перед вами, — произнес он, и в голосе его зазвучали столь знакомые ей собственнические нотки. — Надеюсь, вы не воспримете это как оскорбление — мне показалось, я имею право поцеловать вас.

Розалин лишилась дара речи от удивления. Она-то знала, что имела право на этот поцелуй, но почему он думал так же? Розалин решила, что лучше не рассуждать, и поэтому, слегка кивнув в ответ на его слова, спросила:

— Я забыла спросить, как закончилась любовная история в вашей книге.

Он ухмыльнулся:

— Мой герой не смог больше оставаться в Валхале. Он был там только гостем благодаря заступничеству своего брата. Это было место для мертвых, а он-то был живой! И, видя, что он совсем зачах от тоски. Один сжалился над ним и даровал ему право самому выбрать время, в котором он может жить. Вы сами можете догадаться. какое время он избрал.

Розалин неуверенно улыбнулась:

— Я даже не знаю… Ему так нравились войны и сражения…

— Он любил ее больше всего на свете, Розалин, — сказал он и посмотрел на нее таким, пристальным взглядом, что сердце сладко замерло у нее в груди. — Он готов был на все, только бы вернуться к вея:

— Он согласился бы даже заново прожить свою жизнь в ее времени, чтобы достигнуть того возраста, в котором он с ней познакомился, прежде чем размокать ее в снова сделать своей.

— И он… он так и поступил?

— Конечно. Он решил, что это не такая уж большая жертва, когда речь идет о любви. А ты несогласна со мной?

Она медленно улыбнулась ему счастливой улыбкой. Она не хотела больше расспрашивать, как такое возможно. Вероятно, тут не обошлось без Одина: она и в самом деле прожила все эти сны наяву; он чуть-чуть изменил ход событий так, чтобы в памяти ее сохранились дни, проведенные с Торном. А может, прочитанная книга и мимолетная встреча с этим человеком произвели на нее такое впечатление, что она влюбилась в нега во сне, который из-за болезни: показался ей явью.

О чем он ее спросил? Согласна ли ©на?

— Я думаю, она должна всей своей жизнью искупить свою вину перед ним — она не имела права решать за него его судьбу.

Он коротко кивнув, и этот жест был ей тоже до боли знаком.

— Да, чисто по-женски Что ж, неплохая идея. Я, пожалуй, посоветуюсь с тобой, когда придет время решать, как закончить очередную книгу. — Он пристально посмотрел ей в глаза и неожиданно улыбнулся. — А мне нравится эта мысль — ей и впрямь следует искупить свою вину перед ним.

Розалин вскинула брови:

— А разве твоя книга кончается по-другому?

— Да, у меня более прозаический конец — они вновь встречают друг друга, и она приглашает его к себе на ужин.

Розалин поняла намек и рассмеялась.

— Ну что же, раз уж об этом зашла речь — не согласишься ты сегодня поужинать со мной? Мы могли бы поподробнее обсудить твою книгу.

— Осторожнее, Розалин, — промолвил он, умудряясь придать своему голосу одновременно серьезный и насмешливый тон. — Если ты пригласишь меня, потом тебе уже будет трудно от меня избавиться.

Как будто теперь она хотела избавиться от него! Нет, больше она не повторит своей ошибки; ее улыбка это подтверждала. Ее викинг вернулся к ней, и теперь она ни за что его не отпустит.

Примечания

1

Торн (от англ. thorn) — шип, колючка.

(обратно)

2

Бэрри (от англ. berry) — ягода

(обратно)

3

Blecberry (англ.) — черника.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43 . . . .