«Озеро из снов»

Линда Ховард Озеро из снов

Глава 1

Его глаза были как драгоценные камни, как аквамарины, глубиной и яркостью подобные морю. Они прожигали туман, окутывающий его. Они сверкали над ней, и выражение их было настолько напряженным, что она испугалась и сделала слабое усилие, пытаясь вырваться из его хватки. Придержав, он успокоил ее глухим от страсти голосом, поглаживая и лаская, пока она еще раз не задрожала от наслаждения, подаваясь вверх, навстречу ему. Его бедра ритмично ударялись, впечатываясь в ее бедра.

Его мощное тело было обнажено, стальные мускулы легко, как промасленный шелк, перекатывались под покрытой потом кожей. Она не могла его разглядеть - так плотно обвивал их озерный туман. Могла только чувствовать его, внутри и снаружи, обладающего ею так свирепо и так всецело, что она знала — ей от него никогда не освободиться. Как бы она ни напрягала глаза, пытаясь его разглядеть, как бы ни взывала в расстройстве, его черты терялись в тумане. Только пылающие, похожие на драгоценные камни, глаза горели сквозь туман. Глаза, которые она видела прежде, сквозь другие туманы...

Теа дернулась, просыпаясь, ее тело дрожало в отголоске страсти... и завершения. Кожа была в поту, и она слышала собственное дыхание, сначала затрудненное и быстрое, потом постепенно замедляющееся, по мере того, как сердцебиение стихало до нормального. Этот сон всегда истощал ее силы, оставляя измочаленной до изнеможения.

Она чувствовала себя разбитой, неспособной думать, охваченной как паникой, так и страстью. Ее чресла пульсировали, как будто она только что занималась любовью; она ерзала на спутанных простынях, стискивая бедра, пытаясь избавиться от ощущения, что он все еще в ней. Он… Безымянный, безликий, но всегда он.

Она уставилась в тусклый свет раннего утра, брезжащего за окном, слабо сереющий и едва проникающий через стекло. Не было нужды смотреть на часы — сон всегда приходил в темный, тихий час перед рассветом и заканчивался, когда начинало светать.

«Это только сон», - говорила она себе, пытаясь успокоиться, – «Только сон».

Но этот сон отличался от всех тех, которые она видела когда-либо прежде.

Она думала о нем, как об одном сне, но все же некоторые эпизоды отличались. Они… он начался почти месяц назад. Сначала она решила, что это просто причудливый сон, необычно яркий и пугающий, но все же только сон. Но следующей ночью он повторился.

Потом еще. И затем каждую ночь, пока она не стала бояться засыпать. Она пробовала ставить будильник на более раннее время, чтобы, так сказать, преградить сну путь, но это не срабатывало. О, поначалу все было нормально, будильник она отключала; но, пока лежала в кровати, раздраженная тем, что лишилась возможности поспать, и усилием воли заставляя себя подняться, сон, так или иначе, подкрадывался к ней. Она чувствовала, как исчезает понимание действительности, чувствовала, как ускользает под поверхность сознания, в тот темный мир, где царят яркие образы. Она пыталась бороться, пыталась бодрствовать, но все было бесполезно. Ее тяжелые веки пассивно смыкались, и там снова был он...

Он был зол на нее. Он был разъярен тем, что она пыталась ускользнуть от него. Длинные темные волосы обвивали его плечи и от гнева пряди казались почти живыми. Его глаза... О, Боже, его глаза, яркие, как сновидение, пылающие сине-зеленые глаза опаляли сквозь покров сетки от москитов, занавешивавшей ее кровать. Она лежала очень тихо, остро осознавая прохладные льняные простыни под нею, тяжелые запахи тропической ночи, жару, из-за которой даже тонкая ночная рубашка казалась непроницаемой... а больше всего свою плоть, трепещущую от испуга в осознании человека, который стоял в ночном полумраке спальни, уставившись на нее через сетку.

Испуганную, но ликующую. Она знала, что все идет к этому. Она подталкивала его, подзадоривала его, насмехалась над ним ради этого самого исхода, ради дьявольской сделки, которую заключит с ним. Он был ее врагом. А сегодня ночью он станет ее возлюбленным.

Он подошел к ней, в изяществе и мощи каждого его движения чувствовались военная выучка.

— Ты пыталась ускользнуть от меня, — пророкотал он голосом мрачным, как вечерний гром. Ярость вибрировала вокруг него, почти видимая в своей силе. — Ты играла в свои игры, преднамеренно возбуждая во мне необузданность жеребца, покрывающего кобылу... А теперь ты пытаешься скрыться? Так бы и удавил тебя!

Она приподнялась на локте. Ее сердце колотилось в груди, болезненно бухая о ребра, она чувствовала себя на грани обморока. Но плоть, пробужденная его близостью, не принимала опасность в расчет.

— Я испугалась, — просто сказала она, обезоруживая его правдой.

Он медлил, его глаза пылали ярче, чем прежде.

— Будь ты проклята, — прошептал он. — Будь прокляты мы оба.

Мощные руки воина взялись за сетку, отцепили ее и накрыли ею верхнюю часть ее тела. Невесомый клок опустился на нее, как сон, но, тем не менее, он затуманил его черты, не позволяя ясно видеть его. Когда он прикоснулся к ней, с ее губ сорвался мягкий, удивленный звук. Его шершавые и горячие руки, скользя по ее голым ногам в медленной ласке, поднимали вверх ее ночную рубашку. Когда он уставился на сокрытое в тени соединение ее бедер, от него исходил неистовый голод, еще более свирепый из-за того, что этот голод был нежеланен.

Так вот, значит, каким образом это произойдет, подумала она и внутренне собралась. Он намеревался взять ее девственность, не подготовив ее. Да будет так! Если он думает, что может заставить ее вопить от боли и шока, он будет разочарован. Он воин, но она покажет, что равна ему в храбрости.

Он взял ее именно так: подтащив к краю кровати и обнажив только нижнюю часть ее тела, С противомоскитной сеткой между ними. Он взял ее с гневом и с нежностью. Он взял ее со страстью, которая опалила ее, с завершенностью, которая навсегда пометила ее как его собственность. И в конце она завопила. Что ж, победа была на его стороне. Но ее крик был не криком боли, а криком удовольствия и завершения. И упоения, о существовании которого она не подозревала.

Это был первый раз, когда он занимался с ней любовью. Первый раз, когда она проснулась, все еще дрожа от кульминации, настолько сладкой и острой, что потом плакала, свернувшись в сбитой постели в клубок и томительно желая большего. Первый, но отнюдь не последний.

Теа поднялась с кровати и подошла к окну, беспокойно потирая руки ладонями. Она уставилась на спокойный внутренний двор своего многоквартирного дома, выжидая, пока рассвет наступит по-настоящему, чтобы бодрящий свет прогнал томительное, жуткое чувство нереальности. Она сходит с ума? Наверное, вот так начинается безумие — с такого вот постепенного размывания действительности, пока ты уже не способен сказать, где реальность, а где — нет? Потому, что здесь и теперь ей больше не казалось реальностью, не таким реальным, как сны, возвещающие рассвет. Ее работа страдала; ее сосредоточенность сошла на нет. Если бы она работала на кого-либо, кроме себя, подумала она с кривой усмешкой, у нее были бы большие неприятности

Ничто не подготовило ее к этому. Все в ее жизни было таким нормальным, таким ясным. Замечательные родители, безопасная домашняя жизнь, два брата, которые, несмотря на кое-какие случаи в детстве, выросли в хороших и интересных, обожаемых ею, мужчин. Ничего травмирующего не случилось, и когда она росла: была обычная тягомотина школы, была почти удушающая дружба, в которой, похоже, нуждаются подростки, были обычные пререкания и споры. И длинные, безмятежные летние дни, проведенные на озере. Каждое лето ее отважная мать набивала автомобильный фургон и храбро отправлялась в летний домик, где большую часть лета управляла стадом из трех энергичных детей. Ее отец приезжал на каждый уик-энд, а иногда проводил с ними весь отпуск. Теа помнила долгие, жаркие дни — плавание и ловлю рыбы, жужжание пчел в траве, пение птиц, светлячков, мигающих в сумраке, крикет и стрекотание лягушек, бульканье черепахи в воде, аппетитный запах гамбургеров, готовящихся на древесном угле. Она помнила, как скучала и как мучительно хотела вернуться домой, но к тому времени, как снова наступало лето, лихорадочно желала вновь вернуться на озеро.

Если и было в ее жизни что-то необычное, так это выбор профессии, но она с удовольствием красила дома. Она охотно бралась за любую работу по покраске, как внутри дома, так и снаружи, и клиентам, кажется, нравилось ее внимание к деталям. И она все больше и больше увлекалась фресковой живописью по мере того, как заказчики, узнав об этом ее особом таланте, просили, чтобы она преобразила стены. Даже ее фрески были совершенно нормальными, не было в них ничего мистического или мучительного. Так почему же ей внезапно стали сниться эти сверхъестественные сны о разных временах, являя одного и того же безликого мужчину ночь за ночью, ночь за ночью?

От сна ко сну его имя менялось. То он был Маркусом, одетым как римский центурион. То он был Люком, норманнским завоевателем. Он был Нейло, он был Дункан... он был столь многими разными мужчинами, что можно было даже не пытаться запомнить все имена, но она запомнила. Он тоже называл ее во снах разными именами: Джудит, Вилла, Мойра, Энайс.

Она была всеми этими женщинами, и все эти женщины были одной и той же. И он всегда был тот же самый, каким бы ни было его имя.

Он приходил к ней во снах, и, занимаясь с ней любовью, брал не только ее тело. Он вторгся ей в душу и наполнил томлением, которое никогда не покидало ее. Он заполнил ее ощущением, что без него она какая-то … нецелая. Удовольствие было столь острым, ощущения столь реальными, что, когда в первый раз она проснулась и лежала, рыдая, она испуганно потянулась вниз — прикоснуться к себе, ожидая, что почувствует влажность его семени. Конечно же, ничего там не было. Он существовал только в ее мыслях.

Меньше чем через неделю будет ее тридцатый день рождения. И таких сильных чувств, какие она испытывала к химере, являющейся ей во снах, у нее не было никогда за все эти годы, ни к одному реальному мужчине.

Она не могла сосредоточиться на работе. Фреске, которую она только что закончила для Клеменов, не хватало внимания к деталям, хотя миссис Клемен осталась довольна. Теа знала, что фреска не соответствует уровню ее работ, даже если миссис Клемен этого не заметила. Она должна прекратить грезить о нем. Может, ей нужно сходить к врачу, и, возможно, даже к психиатру. Но все в ней восставало против этой мысли, против подробного изложения ее снов незнакомому человеку. Это было бы похоже на публичное занятие любовью.

Но она должна что-то предпринять. Сны становились все более выматывающими, все более пугающими. У нее вдруг появился такой страх перед водой, что вчера, переходя мост, она почти запаниковала. Она, всегда любившая все виды водных спортивных состязаний и плававшая, как рыба! Теперь же, чтобы посмотреть на реку или озеро, ей приходилось брать себя в руки. И этот страх становился все сильнее.

В трех последних снах они были на озере. Ее озере. Том самом, где прошли замечательные летние дни ее детства. Он вторгся в среду ее обитания и она вдруг испугалась так, как не пугалась никогда в жизни. Он как будто преследовал ее, неуклонно подталкивая к исходу, который она уже знала.

Потому что в снах он не всегда занимался с ней любовью. Иногда он ее убивал.

Глава 2

Это был все тот же летний домик, хотя со временем он как будто уменьшился. В глазах ребенка он был просторным и немножко волшебным местом — домом, где постоянно звучали шутки и смех, домом, созданным для долгого, дивного летнего отдыха. Засмотревшись на дом, Теа сидела в автомобиле, чувствуя, как любовь и умиротворение, нахлынувшие на нее, заглушают страх оказаться здесь наяву. Здесь, где она была в самых последних снах.

С этим местом были связаны только хорошие времена. В четырнадцать лет она, под сенью плакучей ивы, впервые в жизни поцеловалась с Сэмми Как-его-там. Все то лето она сходила с ума от Сэмми, а теперь даже не может вспомнить его фамилию! Вот тебе и настоящая любовь.

Теперь она видела, что дом небольшой и нуждается в покраске. Она улыбнулась, подумав, что сможет заняться этой простенькой работой, пока будет здесь. Трава выросла по колено, а качели, свисающие с толстой ветви огромного дуба, совсем скособочились. Теа собралась с духом и взглянула в сторону озера. Пристань тоже требовала ремонта, и она попыталась сконцентрироваться на этом факте, но от вида голубой водной глади за пристанью на ее лбу выступили капельки пота. Желудок сжался и ее замутило. Она судорожно сглотнула, мгновенно перевела взгляд на дом и сосредоточившись на шелушащейся краске веранды.

Прошлой ночью он ее убил. Выражение его аквамариновых глаз, когда он удерживал ее в глубине прохладной озерной воды, было спокойным и ужасающе отстраненным. Его руки казались стальными, и ее панические усилия постепенно ослабевали. Наконец измученные легкие истратили последнюю драгоценную частицу кислорода и она вдохнула собственную смерть.

Она проснулась с рассветом, дрожащая, вся в поту. Она знала, что долго так не протянет, и все закончится нервным срывом. Она поднялась, поставила кофейник и провела несколько следующих часов, нагружаясь кофеином и строя планы. Так сложилось, что именно сейчас у нее не было никакой работы, так что выкроить время было легко. Вероятно, это было не слишком разумно — как раз именно летом она получала большую часть своего дохода, — но в данный момент это было легко. Когда она решила, что ее родители уже проснулись, она позвонила им и попросила разрешения провести пару недель на озере. Как и ожидалось, они обрадовались, что она, наконец, собралась взять отпуск. Ее братья с семьями регулярно пользовались летним домиком, но Теа, по тем или иным причинам, не была на озере с восемнадцати лет. Одиннадцать лет — долгое время, но жизнь как-то все не позволяла. Сначала был колледж и нужно было работать летом, чтобы платить за него, затем последовала парочка скучных работ в избранной ею сфере деятельности, убедивших ее, что она неправильно выбрала профессию.

Совершенно случайно, когда Теа отчаянно нуждалась любой работе, лишь бы та принесла хоть какие-то деньги, она обнаружила, что работа маляра – это ее. К удивлению, несмотря на напряженный, тяжелый труд, ей понравилось красить дома. Время шло, и ей попадалось все больше заказов. Зимой ей изредка перепадали заказы по внутренней отделке, но летом она обычно работала, как дьявол, и просто не имела возможности выбраться, чтобы присоединиться к семье в каком-то из выездов на озеро.

— Но как быть с твоим днем рождения? — спросила ее мать, вдруг вспомнив приближающуюся дату. — Разве тебя здесь не будет?

Теа заколебалась. Ее семья придавала большое значение дням рождения. Теперь, когда ее братья были женаты и имели детей, не было ни единого месяца в году, когда бы ни праздновался чей-то день рождения.

— Я не знаю, — наконец сказала она. — Я устала, мама. Мне действительно нужен отдых. — Она не поэтому захотела уехать на озеро, но и ложью это не было. Почти месяц она не высыпалась нормально, и ее одолевала усталость. — Может, мы отложим вечеринку и посидим вместе в другой раз?

— Ладно, надеюсь, это подойдет, — с сомнением промолвила ее мать. — Я дам знать мальчикам.

— А то! Если их обычный прикол на день рождения вовремя не состоится, мне не пережить их огорчения — сухо ответила Теа. — Если они уже сделали заказ на доставку мне партии куриного помета, пусть подержат его несколько дней у себя.

Мать хихикнула:

— Они никогда не заходят так далеко.

— Только потому, что знают: я бы отплатила им вдвойне.

— Развлекайся на озере, милая, но будь осторожна. Я не уверена, что мне нравится мысль, что ты будешь там в полном одиночестве.

— Я буду осторожна, — пообещала Теа. — В доме есть какие-нибудь припасы?

— Припоминаю, что в кладовой есть несколько банок супа, но это — почти все. Отметься, когда доберешься туда, идет?

"Отметься" было кодом для того, что ее отец называл Возьми Телефон И Дай Знать Своей Матери, Что Ты В Порядке, Чтобы Она Не Звонила В Службу Пропавших Без Вести. Миссис Марлоу обычно позволяла своим детям вести собственную жизнь, но, когда она говорила "отметься", все они знали, что она немного беспокоится.

— Я позвоню, как только доберусь до продуктового магазина.

Теа сдержала обещание и позвонила сразу, как только доехала до маленького бакалейного магазинчика, где они всегда закупали припасы для летнего домика.

Теперь она сидела в автомобиле перед домом, скованная страхом от близости озера, а пакеты со скоропортящимися продуктами медленно подтаивали на заднем сидении.

Она заставила себя глубоко дышать, чтобы уменьшить панику. Все хорошо, ведь она может не смотреть на воду. Она будет отводить взгляд, пока разгружает автомобиль.

Сетчатая дверь заскрипела, когда она открывала ее, и знакомый звук ослабил напряжение. Затянутая сеткой веранда тянулась вдоль всего фасада домика и, во времена детства Теа была заставлена кучей разномастных адирондакских кресел[1], плетеных ивовых стульев и шезлонгов. Ее мать часто часами сидела на веранде, занималась шитьем или читала, и следила за Теа и мальчиками, когда они резвились в озере. Теперь веранда была голой; адирондаки и плетеные стулья давно пропали, и она слышала, как ее мать говорила, что шезлонги хранятся сзади, в сарае. Теа не знала, станет ли она доставать их оттуда; она, конечно же, не будет смотреть на озеро, если сможет от этого удержаться.

Нет, это неправильно. Она приехала сюда, чтобы посмотреть в лицо страху, вызванному снами. Если для этого потребуется заставить себя часами пялиться на воду, она будет пялиться. Она не позволит этому ночному безумию лишить ее радости жизни.

Когда она открыла входную дверь, на нее пахнуло раскаленным и затхлым воздухом запертого дома. Теаа сморщила нос и бросилась внутрь, отпирая и распахивая все окна, чтобы впустить свежий воздух. К тому времени, когда она внесла продукты, а все скоропортящееся поместила в холодильник, в доме, благодаря легкому сквозняку, стало значительно свежее.

По привычке, Теа собралась отнести свои вещи в ту спальню, которой всегда пользовалась, но, открыв дверь, сразу остановилась. Ее старая железная кровать была заменена двумя спаренными. И комната оказалась намного меньше, чем ей помнилось. Озираясь, она слегка нахмурилась. Голый деревянный пол был тем же, но стены теперь были выкрашены в другой цвет, а окно закрывали жалюзи, а не занавески с оборками, которые так нравились ей, когда она была подростком.

В комнате мальчиков всегда стояли спаренные кровати, в действительности их было даже три, и она зашла проверить, остались ли они там. Все было так же, хотя количество кроватей сократилось до двух. Теа вздохнула. Ей бы хотелось спать в своей старой комнате, но, очевидно, комната родителей — единственная с двуспальной кроватью, а комфорт она ценила превыше всего. У нее в квартире была широкая[2] кровать. Чувствуя себя Златовлаской, она открыла дверь в третью спальню и расхохоталась. Вне всякого сомнения, в комнате находилась кровать, но только это и было верным. Двуспальной кровати больше не было. На ее месте стояла кровать королевского[3] размера, которая занимала большую часть комнаты, оставляя по бокам проходы, такие узкие, что едва можно было пробраться, чтобы застелить постель. Длинный сдвоенный комод с зеркалом занимал почти все оставшееся место. Ей придется поостеречься, чтобы не поотбивать пальцы ног, но определенно, она будет спать в комфорте.

Развешивая одежду в стенном шкафу, она вдруг услышала скрип сетчатой двери, тяжелые шаги по веранде, а затем два коротких, сильных стука по косяку открытой входной двери. Пораженная, Теа застыла на месте. От страха ее живот начало стягивать в холодный узел. Она понятия не имела, кто может быть за дверью. Никогда прежде она ничего здесь не боялась — уровень преступности тут был совсем низким, ее, практически, не было, — но внезапно она струсила. Что, если какой-то бродяга наблюдал за разгрузкой автомобиля, и знает, что она здесь одна? Она уже отметилась у матери, дала ей знать, что добралась благополучно, так что никто не ждет от нее известий раньше, чем через неделю, или около того. Она сказала матери, что намерена остаться здесь где-то недели на две. Ее могут убить или похитить, и может пройти две недели или даже больше, прежде чем кто-либо узнает, что она пропала.

На озере были, конечно, другие дома, но ни одного в пределах видимости. Самый ближний, сдающийся в аренду, находился в полумиле и скрывался за длинным полуостровом, выдававшемся в озеро. Она помнила, что тем летом, когда ей было четырнадцать, его арендовала семья Сэмми Как-его-там. Кто знает, кто арендует его теперь или кто, не беспокоя себя арендой, просто вломился туда.

Она не слышала звука другого автомобиля или моторки, и это означало, что кто бы ни был на веранде, он пришел пешком. Только сдающийся дом был на расстоянии, которое реально можно было преодолеть пешком. Это значило, что это скорее чужак, чем член какой-то из семей, с которыми они встречались здесь каждое лето.

Она с досадой подумала, что позволила воображению поработить себя, но не могла контролировать ни свое частое, поверхностное дыхание, ни сильное сердцебиение. Все, что она могла делать, — стоять тут, в спальне, как маленький зверек, парализованный приближением хищника.

Входная дверь была открыта. Там была еще одна сетчатая дверка, но она не была заперта. Ничто не помешает ему (кем бы он ни был) просто взять и войти.

Если ей грозит опасность, то она в ловушке. У нее нет никакого оружия, разве что кухонный нож, но она не могла добраться до кухни незамеченной. Она бросила отчаянный взгляд на окно. Есть ли шанс неслышно открыть его и выбраться наружу? И понимала, что из-за тишины в доме, это шанс не очень велик.

Снова раздался сильный сдвоенный стук. По крайней мере, он все еще был на веранде.

Наверное, она сумасшедшая. С чего она взяла, что это мужчина? Из-за тяжести шагов? Может быть, это просто крупная женщина.

Нет! Это был мужчина. Она была уверенна в этом. Даже стук звучал по-мужски, слишком сильно для женской, более мягкой, руки.

— Привет?! Есть кто-нибудь дома?

Теа вздрогнула, когда низкий голос прокатился по всему дому и пронизал ее до самых костей. Это определенно был голос мужчины, и он казался странно знакомым, не смотря на то, что она знала — она никогда не слышала его прежде.

Боже мой! — вдруг подумала она, испытывая к себе отвращение. Что с ней не так? Если бы мужчина на веранде намеревался причинить ей какой-то вред, то какой прок в том, что она съежилась здесь, в спальне? И, кроме того, преступник просто открыл бы дверь и уже был бы здесь. Вероятно, это просто хороший человек, который вышел прогуляться и увидел, что прибыл новый сосед. Может быть, он вообще ее не видел, а только заметил подъезжающий автомобиль. Этими нелепыми подозрениями и этой паникой она делает из себя полную дуру.

Однако, логика смогла лишь незначительно успокоить ее страхи. Потребовалось немало самообладания, чтобы расправить плечи и успокоить дыхание, и еще больше, чтобы вынудить ноги двинуться к двери спальни. Все еще невидимая для него, она остановилась еще раз, чтобы собрать все свое мужество. И вот она вышла из спальни в гостиную, под взгляд мужчины на веранде.

Она смотрела на открытую дверь, и ее сердце почти остановилось. Его силуэт был виден на фоне яркого света и она не могла различить черты лица, но он был огромен. По крайней мере, шесть футов три дюйма[4], с плечами, заполнявшими весь дверной проем. Это могло быть только ее воображением, это не должно было быть ничем иным, но, казалось, в самой постановке этих плеч была необъяснимая напряженность, что-то настораживающее и, вместе с тем, угрожающее.

Она не смогла заставить себя подойти хоть чуточку ближе. Если бы он двинулся, чтобы открыть сетчатую дверь, она бы метнулась к черному ходу в кухне, затворив дверь. Ее кошелек был позади нее в спальне, и она не смогла бы схватить его, но ключи от автомобиля были в кармане джинсов, так что можно было бы запрыгнуть в автомобиль и заблокировать двери прежде, чем он доберется до нее, а затем ехать за помощью.

Она прочистила горло.

— Да? — ухитрилась выговорить она. — Я могу вам помочь?

Несмотря на ее старания, голос прозвучал низко и хрипловато. К ее отчаянию, это послышалось почти... как приглашение. Может быть, это лучше, чем казаться перепуганной, но она сомневалась. Что, вероятнее, возбудит зверя — страх или то, что он воспримет как сексуальное приглашение?

«Прекрати!» — отчаянно приказала она себе. Ее гость не сказал и не сделал ничего, чтобы оправдать ее паранойю.

— Я — Ричард Ченс, — сказал мужчина, его низкий голос снова пронизал ее сквозь кожу, добравшись до самих костей. — Я арендовал на лето соседний дом. Увидел ваш автомобиль на подъездной дороге и зашел представиться.

Облегчение вызвало в ней такую же слабость, как и ужас, поняла Теа, когда ее мускулы обмякли и она почувствовала полный упадок сил. Она протянула слабую руку, чтобы опереться на стену.

— П-приятно познакомиться. Я — Теа Марлоу.

— Теа, — мягко повторил он. В том, как он выговорил ее имя, была неуловимая чувственность, как будто он почти дегустировал его. — Рад встретить вас, Теа Марлоу. Я думаю, что вы, вероятно, все еще распаковываетесь, так что не буду вас задерживать. Увидимся завтра.

Он повернулся, чтобы уйти, и Теа поспешно сделала к двери шаг, затем другой. К тому времени, как он достиг сетчатой дверцы, она была в дверном проеме.

— Откуда вы знаете, что я все еще распаковываюсь? — выпалила она, снова напрягаясь.

Он помедлил, хотя не обернулся.

— Ну, по утрам я подолгу гуляю, а вашего автомобиля этим утром здесь не было. А когда я только что прикоснулся к капоту двигателя вашего автомобиля, он был все еще теплым, так что вы пробыли здесь недолго. Это обоснованное предположение.

Да. Обоснованное, логичное. Но зачем он проверял капот, чтобы увидеть насколько тот горячий? Подозрение заставило ее онеметь.

И тогда – медленно – он повернулся к ней лицом. Яркие солнечные лучи заставили засверкать глянцевый мрак его волос, густых блестящих, как мех норки, и сделали ясно видимыми твердые линии его лица. Их глаза встретились через мелкие ячейки сетки, и уголки его рта приподнялись в медленной, загадочной улыбке.

— Встретимся завтра, Теа Марлоу.

Снова замерев, Теа наблюдала, как он уходит. Кровь отхлынула от головы, и она подумала, что может упасть в обморок. В ушах шумело, губы онемели. У нее потемнело в глазах, стало ясно, что она вот-вот потеряет сознание. Она неуклюже опустилась на колени, оперлась на руки и позволила голове свеситься вниз, пока головокружение не начало проходить.

Боже мой! Это был он!

Здесь не могло быть ошибки. Хотя во снах она никогда не видела его лица, она его узнала. Когда он повернулся лицом к ней, и эти яркие аквамариновые глаза опалили ее, каждая клеточка в ее теле затрепетала в узнавании.

Ричард Ченс был мужчиной из ее снов.

Глава 3

Теа была так потрясена, что принялась бездумно запихивать вещи обратно в машину, чтобы бежать обратно в Уайт Плэйнс[5], в сомнительную безопасность своей квартиры. Но, в конце концов, все еще дрожа, от потрясения, она вернула продукты и одежду в дом, а затем прибегла к собственному, проверенному временем средству - кофе. Что хорошего в возвращении домой? Ее проблемой были сны, которые довели ее нервы до такого состояния, что она ударилась в панику всего лишь из-за того, что сосед зашел познакомиться, а она, только из-за его ярких глаз, немедленно решила, что он и был мужчиной из снов.

Что ж, пришло время для проверки наяву, строго сказала она себе, не спеша допивая третью чашку кофе. Ей никак не удавалось рассмотреть лицо Маркуса-Нейла-Дункана из-за проклятого тумана, который всегда был между ними. Она знала только то, что у него были длинные, темные волосы и аквамариновые глаза. С другой стороны, она знала его запах, его прикосновения, знала каждый дюйм его мускулистого тела, знала властность, с которой он занимался любовью. Но что, скажите на милость, делать ей с этим знанием – попросить Ричарда Ченса раздеться догола, чтобы она могла обследовать его на предмет идентичности?

У множества людей в этом мире темные волосы, по сути дела, у явного большинства. У многих темноволосых мужчин яркие глаза. И это просто случай, что она встретилась с Ричардом Ченсом именно тогда, когда повернута на цвете глаз. Она вздрогнула от игры слов[6], и встала, чтобы налить себе четвертую чашку кофе.

Она приехала сюда с определенной целью. Она не позволит сну, каким бы волнующим и реалистичным он ни был, разрушить то, что она всегда любила. И дело было не только в появившемся страхе перед водой, страхе, который она ненавидела. Дело было в том, что сны делали с воспоминаниями о летних днях ее детства. Потеря этой радости была бы похожа на потерю самой себя. И, черт побери, она снова полюбит воду. Пусть сейчас она не может смотреть на озеро, но готова поклясться, что, когда придет время уезжать, она будет плавать в нем снова. Она не позволит какой-то там глупой паранойе по поводу Ричарда Ченса пугать ее.

И то, что он произнес ее имя, как будто смакуя его, ничего не значило. Впрочем, нет, конечно, что-то значило, но это что-то было связано с его гениталиями, а не с ее снами. Теа знала, что восхитительной красавицей ее не назовешь, но и не была слепа по поводу своей привлекательности для мужчин. Она часто была недовольна копной своих волос, густых, вьющихся, каштановых волос, отчаянно сопротивляющихся любой попытке стильно их уложить, но мужчинам, по каким-то своим соображениям, они нравились. У нее были зеленые глаза, четко вылепленные и гармоничные черты лица, а напряженность ее работы заставляла быть в форме и сохранять стройность. Теперь, когда ее нервишки поуспокоились, она поняла, что блеск его необыкновенных глаз говорил о заинтересованности, а отнюдь не об угрозе.

И это было совсем ни к чему, учитывая, что она приехала сюда для того, чтобы заняться своими немалыми проблемами, а вовсе не для того, чтобы пуститься в летний загул с соседом. Она не была расположена к роману, даже к случайному, двухнедельному. Она будет холодна и равнодушна к любым предложениям, которые могут последовать с его стороны, и намекнет ему об этом. Вот так все и будет.

- Иди ко мне

Она обернулась и увидела его, стоявшего под ивой, и протягивающего к ней руку. Она не хотела идти, каждая клеточка ее тела кричала «Беги!», но его понуждение к повиновению, стало для нее ужасной потребностью, болью и голодом, утолить которые мог только он.

- Иди ко мне, - снова сказал он, и негнущиеся ноги понесли ее по холодной, мокрой траве. Ее белая ночная рубашка облепляла ноги и она ощущала свою наготу под тонкой тканью. Неважно, сколь много на ней было одежды, он всегда заставлял ее чувствовать себя голой и уязвимой.

Она знала, что не должна находиться тут одна, а особенно с ним, но не могла заставить себя вернуться назад. Она знала, что он опасный человек, но это было неважно. Важным было только быть с ним. Пристойность, которая управляла ее жизнью, вдруг стала значить не больше, чем мокрая трава у ног.

Когда она приблизилась к нему, они встали друг против друга как противники, не шевелясь и не разговаривая. Время все тянулось и тянулось, пока ей не стало казаться, что еще чуть-чуть, и она закричит от напряжения. Он был хищником, выслеживавшим ее в течение недель, и теперь он с безошибочным инстинктом осознавал, что она в его власти. Он коснулся ее руки, и его прикосновение опалило огнем. Он почувствовал дрожь, выдававшую ее, и улыбка слегка коснулась его твердого рта.

- Ты думаешь, что я сделаю тебе больно? – явно развлекаясь, спросил он.

Она снова задрожала.

- Да, ответила она, глядя на него снизу вверх. - Так или иначе… да.

Он неумолимо притягивал ее к себе, пока ее едва одетое тело не коснулось его, и животное тепло его плоти рассеяло холод ночного воздуха. Непроизвольно она подняла руки и положила их ему на грудь. Дыхание прервалось от ощущения твердокаменных пластин его мышц. Ни один мужчина из тех, кого она касалась до него, не был столь же суров и столь полон сил, как этот. Этот воин, который сеял смерть и разрушение. Она хотела оттолкнуть его, отвернуться от него, но была беспомощна, как лист на ветру, влекомый порывом прямо на него.

Он легонько, странно нежно, коснулся ее волос губами, от такого мужчины она этого не ожидала.

- Тогда ляг со мной, - прошептал он, - И я дам тебе самую сладкую боль.

Теа проснулась. Казалось, эхо ее криков все еще звучит в темноте спальни. Он снова взял ее, о, господи, он снова ее взял. Она лежала на спине, ночная сорочка запуталась на талии, ноги обнажены, колени подняты. Последние отголоски завершения все еще мягко пульсировали в ее лоне.

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Это было более чем тревожно – это было оскорбительно. Этот чертов мужик не только проник в ее сны, но и господствовал над ее телом. Ее ощущение собственного «я» базировалось на полной нормальности и здравом смысле. Теа всегда думала о себе, как о надежном человеке, но внезапно, из-за снов, это оказалось совсем не так. Она взяла двухнедельный отпуск прямо в середине того самого периода, когда было много работы, а она была так непостоянна. То, что сейчас происходило с ней, бросало вызов ее здравому смыслу, бросало вызов ее попыткам понять, что же случилось. И, конечно же, это было ненормально - ночь за ночью, засыпая одной, испытывать пугающе интенсивные оргазмы.

Сдерживая слезы, она выбралась из кровати и через холл направилась в ванную. Она встала под душ и попыталась отмыться от прикосновений невидимых рук, все еще ощущавшихся на теле. Почувствовав себя намного спокойнее, она вытерлась, пошла на кухню, приготовила свежий кофе и, попивая его, сидела, наблюдая за тем, как солнечное утро сменяет рассвет.

Кухня находилась в задней части дома, так что из окна не было видно озера. Наблюдая за крошечными птичками на ближайшем дереве, порхающими с ветки на ветку, щебечущими и занимающимися разными птичьими делами, Теа постепенно расслабилась.

Она не должна допускать, чтобы сны так расстраивали ее. Несмотря на то, что они настолько тревожат, это только сны. Когда она смотрела на все это разумно, единственной вещью, которая действительно осложняла ей жизнь, был вызванный снами безрассудный страх перед водой. Она приехала на озеро, чтобы повернуться к этому страху лицом, перебороть его, и если бы ей это удалось, она была бы вполне удовлетворена. Может быть, это и не слишком нормально – видеть такие до предела насыщенные сексом сны, или видеть, как тот же самый мужчина, что доставлял ей такое удовольствие, в некоторых снах убивал ее, но она с этим справится. Кто знает, что вызывает такие сны. Возможно, это следствие эклектичного выбора книг, что она читала, или фильмов, что она смотрела, или из-за того и другого вместе. Возможно, они прекратятся так же внезапно, как и появились.

Тем временем, она уже потратила впустую один день из предписанного себе восстановительного периода. За исключением того единственного, вызывавшего тошноту, взгляда, брошенного на озеро по приезду, пока ей удавалось совсем не обращать внимания на воду.

Ну же, леди Теа, потихоньку бранила она себя. Перестань быть такой тряпкой. Не будь задницей и займись тем, для чего ты сюда приехала.

Бессознательным жестом она пропустила через пятерню пряди волос, почти подсохшие за то время, что она пила кофе и откладывала неизбежное. Под пальцами скручивались непослушные завитки, густые и пружинящие. Вероятно, она выглядит как страшилище, подумала она и порадовалась, что здесь ее никто не видит. В предстоящие две недели она может не особо заботиться о том, как выглядит, а просто соблюдать обычную гигиену. И она с нетерпением ждала этой свободы.

Для утешения она налила еще одну, последнюю, чашку и пошла с ней на веранду, сосредоточенно глядя вниз, чтобы не пролить горячий кофе. Да, подумала она с кривой усмешкой, это вполне достойное оправдание тому, чтобы не увидеть озеро сразу, как только откроется дверь.

Не поднимая глаз, она открыла переднюю дверь и почувствовала, как прохладный утренний воздух обдал ее босые ноги. После душа она вновь надела свою длинную ночную рубашку, и тонкая ткань отнюдь не являлась достойным противником прохладе, которую еще не разогнало солнце.

Что ж, пора. Крепко обхватив чашку, как некий якорь, она медленно поднимала глаза, так что сначала ее напряженный взгляд скользнул по полу веранды, затем по нестриженной траве, затем вниз, по пологому склону к озеру. Она предусмотрительно сконцентрировалась на узком поле зрения, так что все остальное оставалось не в фокусе. Слева были ивы и …

Он стоял под раскидистыми ветвями, точно так, как в ее сне.

Сердце Теа почти остановилось. Боже мой, теперь сон стал являться ей и тогда, когда она бодрствовала. У нее галлюцинации. Она попыталась мигнуть, силилась прогнать видение, но все, что она могла сделать – это, замерев от ужаса, смотреть на мужчину, стоявшего неподвижно, как статуя. Его аквамариновые глаза светились на расстоянии.

Когда он пошевелился, она дернулась, среагировав на его движение. И сразу же до нее дошли две вещи, каждая из которых беспокоила по своему.

Первое: видение было Ричардом Ченсом. Фигура под деревом была человеком из плоти и крови, а не плодом ее воображения.

Второе: она не осознавала это прежде, но в последнюю ночь, впервые за все время, ей удалось разглядеть лицо ее возлюбленного из снов. И это было лицо Ричарда Ченса.

Она уняла свое сумасшедшее сердцебиение. Ясно же, что это подсознание наделило его чертами любовника из снов, ибо в момент их встречи она была поражена сходством их глаз. По крайней мере, эта причуда ее снов поддавалась логическому объяснению.

Они посмотрели друг на друга поверх влажной травы и медленная улыбка коснулась жесткой линии его рта, снова заставив ее сердце нестись вскачь. Во благо своего здравого смысла она надеялась, что он будет улыбаться не слишком часто.

Ричард Ченс протянул ей руку и сказал:

- Идите ко мне.

Глава 4

Кровь отхлынула от лица Теа.

- Что вы сказали? – прошептала она.

Скорее всего, он ее не расслышал, потому что стоял в добрых тридцати ярдах[7] от нее; но его слова донеслись до нее так ясно, будто прозвучали в голове. Однако, выражение его лица неуловимо изменилось, оно стало настороженным, а взгляд пронзительным. Его протянутая рука внезапно показалась более властной, хотя в голосе появились просительные нотки.

– Теа, пойдемте со мной.

Пошатываясь, она шагнула назад, собираясь закрыть дверь. Ясно, что все это было чистейшей воды совпадением, но выглядело так, будто явилось привидение.

- Не убегайте, - мягко сказал он, - Не стоит. Я не причиню вам зла.

Теа никогда не считала себя трусихой. Наоборот, ее братья сказали бы, что она, во вред себе, слишком безрассудна. Она всегда упрямо хотела влезть именно на то дерево, на которое могли взобраться они, и так же, как они, высоко раскачаться на веревке, перед тем, как прыгнуть в озеро. Несмотря на сверхъестественное сходство между сном и тем, что он только что сказал, она взяла себя в руки и уставилась на Ричарда Ченса, стоящего под ивой в легком тумане. Она снова позволила невероятному совпадению напугать себя, а бояться она устала. Инстинктивно она понимала, что лучший способ победить свой страх – встать к нему лицом, поэтому и поехала на озеро. Она решила хорошенько рассмотреть мистера Ченса, чтобы найти сходство между ним и ее любовником из снов. Она смотрела и почти жалела, что вынуждена это делать.

Сходство было не только в глазах и цвете волос. Теперь она находила его и в мощных линиях его тела, такого высокого и такого сильного. На нем были джинсы, туристские ботинки и рубашка из шамбре[8] с коротким рукавом, демонстрирующая мускулатуру его рук. Она отметила его широкие запястья, запястья человека, который регулярно занимался тяжелой физической работой или … запястья фехтовальщика.

Она задохнулась, потрясенная этой мыслью. Откуда он? И что она знает о фехтовальщиках? Они не бывают такими плотными. Она никогда не встречала никого, кто бы занимался фехтованием. Но, когда представила себе элегантные фехтовальные движения, то отбросила это сравнение. Нет, под фехтовальщиком она подразумевала того, кто в сражении использовал тяжелый палаш, рубящий и кромсающий. Ее как будто озарило, и она увидела Ричарда Ченса со старинным клеймором[9] в руке, только он называл себя Нейлом… Потом увидела Маркуса с коротким римским мечом.

Нет. Она не может позволить себе так думать. Сны - это не более чем фантазии ее подсознания. Она понятия не имеет о том, кто такой Ричард Ченс. Просто он встретился тогда, когда она так эмоционально уязвима и неуравновешенна, словно приходит в себя после неудачного романа. Она должна взять себя в руки, ведь этот человек никак не может быть связан с ее снами.

Он все еще стоял там, протянув руку, так, словно сделал это секунду назад, а не давно, как ей показалось.

А затем он снова улыбнулся и в уголках его ярких глаз появились морщинки.

- Не хотите взглянуть на черепашат?

На черепашат. Обстановка разрядилась и неожиданно очарованная этой идеей, Тэа обнаружила, что, оказывается, сделала пару шагов перед, и уже была в дверном проеме веранды. И только тогда она остановилась и взглянула вниз, на свою ночную рубашку.

- Мне нужно переодеться.

Он окинул ее пристальным взглядом.

- По мне, вы и так великолепно выглядите, - сказал он, даже не пытаясь интонацией замаскировать тривиальность своих слов, - Кроме того, они могут скрыться, если вы не пойдете прямо сейчас.

Теа закусила губу. В конце концов, ночная рубашка выглядела вполне прилично: она была из простого белого хлопка, со скромным вырезом, коротенькими рукавчиками-японками[10] и длиной до лодыжек. Осмотрительность боролась в ней с желанием увидеть маленьких черепашек. Неожиданно для себя, она уже не могла думать ни о чем, кроме прелестных черепашат. Внезапно приняв решение, она толчком открыла дверь и шагнула в высокую траву. Ей пришлось приподнять подол ночнушки до середины икр, чтобы та не намокла от росы. Она тщательно выбирала путь через поросший травой двор, направляясь к высокому мужчине, ждущему ее.

Она почти дошла до него, когда поняла, насколько близко оказалась к воде.

Теа замерла на полушаге, неспособная даже глянуть направо, где так близко от нее тихо плескалась озерная вода. Ее панический взгляд впился в его лицо, инстинктивно умоляя о помощи.

Мгновенно среагировав на ее панику, он весь подобрался, каждый мускул его тела тревожно напрягся. Глаза сузились, взгляд метнулся из стороны в сторону, выискивая то, что так напугало ее.

- Что случилось? – проскрежетал он, схватив ее за предплечья, и охранительным жестом подтянул ближе, к теплу и убежищу своего тела.

Теа, дрожа, открыла рот, чтобы объяснить ему, но близость его тела, успокаивающая и тревожащая одновременно, смутила ее так, что она растеряла все слова. Она не знала, что ее тревожило больше – близость к озеру или близость к нему. Она всегда любила озеро, а к этому мужчине относилась настороженно. Но его непроизвольная реакция на ее затруднительное положение что-то всколыхнула в ней, и внезапно ей захотелось прижаться к нему. Теплый запах его кожи наполнил ее ноздри, ее легкие – пьянящая смесь мыла, свежего воздуха, чистого пота и мускуса. Оставив свободной правую руку, он притянул ее к своему левому боку, и она услышала успокаивающую надежность ударов сердца, глухо звучавших за мощной стеной его груди.

Внезапно оно остро осознала свою наготу под длинной ночной рубашкой. Ее груди, прижатые к его боку, пульсировали, а бедра начали подрагивать. Боже мой, что она, полуголая, делает здесь? Что стало с ее пресловутым здравым смыслом? С тех пор, как начались эти сны, она, похоже, вообще его лишилась. Она и близко не должна была подходить к человеку, которого встретила только вчера. Она знала, что должна бежать от него со всех ног, но с того момента, как он коснулся ее, ощутила странное чувство их близости и правильности всего происходящего, словно она просто вернулась на то место, где бывала много раз.

Его свободная рука пробралась в ее влажные локоны.

- Теа, - напомнил он. Его мускулы несколько расслабились, - Что вас так напугало?

Она прочистила горло и отогнала приступ головокружения. Его рука в ее волосах казалась настолько знакомой, как будто … Она согнала своевольные мысли с этого опасного пути.

- Вода, - вымолвила она, наконец, сдавленным от страха голосом, - Я боюсь воды и только сейчас заметила, как близко подошла к берегу.

- О, - медленно протянул он, осмысливая ее слова, - Понятно. Но как же вы собирались смотреть черепах, если боитесь воды?

Она потрясенно поглядела на него.

- Я об этом не подумала.

Как она могла объяснить ему, что ее страх перед водой был столь недавним, что она не привыкла к размышлениям по поводу того, что она может, а что нет, из того, что связано с водой. Ее внимание снова отвлеклось, захваченное видом его челюсти снизу. Это была очень сильная челюсть, с упрямым подбородком. Растительность на его лице была довольно густой. Несмотря на тот очевидный факт, что он только что побрился, она могла разглядеть темные волоски, которые к вечеру дадут темную тень. И снова в ней возникло это навязчивое чувство узнавания и захотелось коснуться его лица. В голове всплыл вопрос, достаточно ли он внимателен, чтобы бриться перед тем, как заниматься любовью, и внезапно она ясно представила его небритый подбородок, нежно трущийся о выпуклости ее груди.

Она испуганно дернулась, совсем чуть-чуть, но он успел предупредить это движение, обняв ее рукой и крепче прижав к себе.

- Черепахи сейчас здесь, - прошептал он, наклонив голову так, что его подбородок слегка коснулся ее кудряшек. - Сможете ли вы любоваться ими, если я стану между вами и озером и буду держать вас, чтобы вы были уверены, что не упадете?

Боже, как он чуток, заметила она краем сознания. Всякий раз, когда он делал что-то, что могло ее встревожить, что-то, что должно было ее встревожить, вроде того момента, когда он привлек ее в объятия, он мгновенно отвлекал ее любопытным замечанием. Она видела его уловку, но… Маленькие черепашки были так симпатичны. Она подумала о его предложении. Возможно, это была опасное заблуждение, но, согретая его теплом и защищенная его мощью, она почувствовала себя в безопасности. И тут возникло желание – неявное и восхитительное, оно всплывало откуда-то из глубины…. А, возможно, оно появилось раньше, при первом же его прикосновении, просто сейчас оно стало достаточно сильным, чтобы его осознать. Иначе, почему бы она стала думать о колючем подбородке, касающемся ее тела? Она знала, что должна вернуться в дом. Она же приняла вполне разумное решение, что у нее нет времени даже для легкого романа. Но разум не имел никакого отношения к той дикой мешанине чувств, которую она испытывала с того самого момента, как впервые увидела этого мужчину. Страх, паника, понуждение и желание так переплелись, что она не знала, как поступит в следующую минуту. И ей это не нравилось, все это ей очень не нравилось. Она хотела снова стать прежней Тэа, а не этим нервным, нелогичным существом, которым ей не хотелось себя признавать.

Что ж, выкинем логику в окно. Не очень-то она ей помогла с тех пор, как стали сниться сны. Она посмотрела в настороженные аквамариновые глаза и послала внутренний голос к чертям собачьим, решив руководствоваться только инстинктом.

- Возможно, это сработает. Давайте попробуем.

Ей показалось, что она увидела вспышку триумфа в его прозрачных глазах, но когда присмотрелась, то заметила в них только определенное мужское довольство.

- Давайте на пару шагов отойдем от воды, - предложил он, сразу же крепко обняв ее рукой за талию и направляя вперед. – Мы все еще сможем видеть черепах. Скажете мне, если объятие будет слишком тесным, хорошо? Я не хочу вас нервировать.

Она хихикнула. И очень удивилась тому, что, оказывается, еще может смеяться. Как тут не нервничать? Она была слишком близко и к воде, и к нему.

- Если бы на мне была обувь, то я бы дрожала от страха[11], - призналась она.

Он мельком глянул на ее босые ноги и на то, как она придерживает подол ночной сорочки, чтобы не намочить ее во влажной траве.

- Здесь могут быть колючки, - наклонившись и подхватив ее под колени, пояснил он.

Теа вскрикнула от удивления, когда он поднял ее, и вцепилась в его рубашку, старясь удержаться. Он усмехнулся, высоко подняв ее и пристроив у груди.

- Ну как?

Пугающе. Возбуждающе. Ее сердце дико колотилось, а наплыв желания стал еще сильнее.

Она бросила взгляд на землю:

- Высоко.

- Вы и высоты боитесь?

- Нет, только воды.

И тебя, большой парень. Но, она поняла, что намного больше прельщена им, чем испугана.

Он нес ее вдоль берега, стараясь не подходить к воде слишком близко, тогда как Теа старалась смотреть куда угодно, только не на озеро. Самой удобной точкой обзора было его горло, сильное и загорелое, с неглубокой уязвимой впадинкой ниже солидной выпуклости его кадыка. Ее губы покалывало от близости его голой кожи, будто она только что прижималась ими к этой впадинке, где так заманчиво бился пульс.

- Мы должны идти тихо, - прошептал он, осторожно сделав несколько последних шагов. Они уже покинули относительную устроенность поросшего травой двора и сейчас находились в зарослях кустарника и сорняков, где, наверняка, полно колючек. Будучи босой, она радовалась, что он ее несет. Деревья здесь росли теснее, заслоняя собой вид на озеро.- Они все еще здесь, на упавшем дереве, что лежит у кромки воды. Не делайте резких движений. Я собираюсь опустить вас вниз, очень медленно. Поставьте ступни на мои ботинки.

И прежде чем она смогла спросить, почему теперь, когда ей так удобно у него на руках, он убрал руку из-под ее коленей и позволил ее телу постепенно скользнуть вниз. Хотя он и позаботился о том, чтобы не дать ее ночной рубашке застрять между ними, трение ее тела, сползающего по нему, было едва ли не более соблазнительно. Она отдышалась. Ее груди и бедра горели, когда она ступнями искала его ботинки и переносила на них тяжесть своего тела. Он тоже не остался безучастным. В области паха у него определенно ощущалась твердая выпуклость.

Однако, в отличие от нее, он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Обеими руками он плотно прижимал ее к себе, но его голова была повернута к озеру. Она чувствовала возбуждение, охватившее его, но оно, несмотря на эрекцию, не было сексуальным.

- Их семь, - прошептал он хрипловатым, как у любовника, шепотом. - Они выстроились на бревне в линию, как блинчики серебряных долларов на ножках. Поверните голову и быстро взгляните, я надежно держу вас, так что не бойтесь.

Теа колебалась, разрываясь между желанием увидеть черепашек и страхом перед водой. Она ухватилась за верх его рук и ощутила, как вздыбились его твердые бицепсы, когда он привлек ее поближе к себе.

- Не спешите, - добавил он все тем же шепотом, и она почувствовала как его губы, коснулись ее кудрей.

Она глубоко вздохнула и набралась решимости. Полсекунды спустя она судорожно спрятала лицо у него на груди, содрогаясь и пытаясь подавить подступающую тошноту. Он обнимал ее, успокаивал, слегка покачиваясь вместе с ней, и одновременно бормотал что-то бессмысленное, но подбадривающее.

Две минуты спустя она попробовала снова и почти с тем же результатом.

После четвертой попытки слезы разочарования выступили у нее на глазах. Ричард пытался вернуть ее в дом, но упрямство, с которым были хорошо знакомы ее братья, взяло верх, и она отказалась. Ей Богу, она собиралась увидеть этих черепашек.

Десять минут спустя, она все еще не могла сделать более одного быстрого взгляда, прежде чем паника и тошнота вновь накроют ее. Она была обозлена на саму себя. Сейчас черепашки счастливо грелись на солнце, но они могли скрыться в следующую же минуту.

- На этот раз я сделаю это, - заявила она раздраженно и решительно.

Ричард вздохнул.

- Ну ладно.

Она прекрасно знала, что в любое время он может просто подхватить ее и унести отсюда, но каким-то образом осознавала, что он будет стоять здесь до тех пор, пока она не бросит свои попытки. Она собралась и начала понемножку поворачивать голову.

- Пока ты изводишь себя, я буду развлекаться, вспоминая, что я видел через твою ночнушку, пока ты шла через двор.

Потрясенная Теа обнаружила, что более двух секунд смотрела на черепашек, прежде чем до нее дошло то, что он сказал. И когда ее голова резко повернулась назад, в этом движении было больше возмущения, чем паники.

- Что?

- Что я мог видеть сквозь твою ночную рубашку, - услужливо повторил он. Его губы кривились в улыбке, а в прозрачных глазах было еще больше веселья, когда он так, сверху, смотрел на нее. – Солнце светило под углом. Я видел…

Он не закончил предложение.

Она дернулась в его руках, пытаясь ослабить их хватку, но, увы, безуспешно.

- И что же ты видел?

- Все, - казалось, он наслаждается воспоминаниями. Он издал горлом мурлыкающий звук, изображая удовольствие. – У тебя замечательные маленькие сосочки, - Теа ярко вспыхнула как раз тогда, когда почувствовала, что вышеупомянутые замечательные маленькие сосочки сжались в твердые комочки. Ее реакция была аналогична той, что происходила в его штанах. - Смотри на черепах, - вдруг потребовал он.

В смятении, она так и сделала. В это время он правой рукой стал легонько поглаживать ее зад и это прикосновение обжигало ее плоть через тонкую ткань. Затем он сложил руки лодочкой и приподнял ее так, что развилка ее бедер обосновалась на твердой выпуклости под его ширинкой. Теа перестала дышать. Она слепо пялилась на черепах, но все ее внимание целиком сосредоточилось на вершине ее бедер. Она удержалась от стона, и из всех сил обуздывала желание потереться об эту выпуклость. Что-то происходило внутри нее, мускулы сжимались и расслаблялись, она становилась мокрой, все в ней пульсировало от нарастающего желания.

Она совсем его не знает. Нужно быть не в своем уме, чтобы стоять с ним в такой вызывающей позе. Но, хотя головой она понимала, что он незнакомец, ее тело приняло его так, будто она знала его всегда. И этот конфликт между разумом и телом сделал ее почти неспособной к действию.

Маленькие черепашки, действительно, были размером с блинчик серебряного доллара, с крошечными змеиными головками и коротенькими ножками. Они выстроились в линию на полузатопленном бревне, ниже мягко плескалась вода.

Он так успешно он ее отвлекал, что Теа несколько секунд глазела на блеск воды, прежде чем до нее дошло, что она делает.

- Ричард, - выдохнула она.

- Мммм, - его голос стал ниже, дыхание участилось.

- Я смотрю на черепах.

- Я знаю, дорогая. Я знал, что ты сможешь это сделать.

- Мне бы не хотелось подходить поближе, но я смотрю на воду.

- Это хорошо, - он сделал паузу. – Поскольку ты учишься доверять мне, ты постепенно преодолеешь свой страх.

Что за ерунду он говорит, подумалось ей. Какое он имеет отношение к ее страху перед водой? Страх вызван снами, он тут ни при чем. Она хотела спросить, что он имел в виду, но было так трудно рассуждать разумно, когда он прижимал ее столь интимно, и когда его член с каждым разом толкался в нее все более настойчиво.

Вдруг что-то невидимое вспугнуло черепашат, а может быть, кто-то из них решил, что солнца уже достаточно, а другие последовали его примеру, но они внезапно соскользнули с бревна и один за другим шлепнулись в воду. Все произошло настолько быстро, что через какую-то секунду все закончилось. Рябь на воде у бревна воскресила в животе Тэа приступ тошноты. Она сглотнула, отвела взгляд и очарование чувственности вдруг исчезло.

Он понял это, и, прежде чем она открыла рот, он с легкостью подхватил ее на руки и понес назад, во двор. Как только он поставил ее на ноги, она вспомнила все, что он говорил о ее ночной рубашке, и ее обдало жаром. Он посмотрел на ее пылающие щеки и его глаза вспыхнули весельем.

- Не вздумай смеяться, - сердито пробормотала она, отдвигаясь от него. И, хотя было уже поздно, попыталась сохранить достоинство. – Спасибо за то, что показал мне черепашек, и за то, что был так терпелив со мной.

- Не за что, - ответил он серьезным тоном, таящим смех.

Она нахмурилась. Она не знала, начать ли ей пятиться или повернуться и позволить ему получить полное представление и о ее тыле. У нее не хватило бы рук, чтобы прикрыть все стратегические места, да и делать это было поздновато. Она нашла компромисс, двинувшись бочком.

- Теа.

Она остановилась, вопросительно вскинув брови.

- Ты пойдешь со мной на пикник сегодня пополудни?

На пикник? Она уставилась на него. Ее снова удивила и растревожила та мешанина чувств, которую она испытывала к нему, воспринимая его и как незнакомца, и как друга.

Наравне с черепашками, идея по поводу пикника показалась невыразимо привлекательной. Словно она открыла книгу, настолько захватывающую, что невозможно перестать переворачивать страницу за страницей.

Однако, вдруг обнаружила, что отступает назад.

- Я не думаю…

- Примерно в миле отсюда, на поле, оставленном под пар, растет дерево, - он замолчал и веселье схлынуло из его глаз, цветом подобных морю. – Оно огромно, с ветвями толще моей талии. И выглядит так, словно росло здесь всегда. Мне бы хотелось лечь на одеяло, расстеленное в его тени, положить голову тебе на колени и рассказать о моих снах.

.

Глава 5

Теа хотела бежать. Будь проклята эта храбрость, благоразумие требовало, чтобы она бежала. И она хотела этого, но ноги не слушались. Казалось, тело оцепенело. Подол ночной рубашки упал на мокрую траву, а она застыла, молча уставившись на мужчину напротив.

- Кто ты? – прошептала она наконец.

Он увидел ужас в ее глазах, и на его лице промелькнуло сожаление.

- Я уже сказал тебе, - наконец спокойно ответил он, - Я - Ричард Ченс.

- Что, что ты имел в виду, когда говорил о снах?

Он помолчал. Его острый взгляд впился в нее, пристально следя за малейшими изменениями ее лица.

- Давай войдем внутрь, - предложил он, подойдя к ней. Он взял Теа за руку и повел ее, спотыкающуюся на каждом шагу, в дом. - Там и поговорим.

Теа напрягла дрожащие ноги и уперлась пятками, заставив его остановиться. Или, скорее, он позволил ей это. Никогда прежде, за всю свою жизнь она не видела столько мужской силы, сколько было у него. Он не был мускулистой громадиной, но стальная мощь его тела была очевидна.

- Что ты сказал о своих снах? - упрямо повторила она. - Чего ты хочешь?

Он вздохнул и ослабил хватку, чтобы легонько провести пальцами по нежной коже ее руки, от кисти до плеча.

- Я не хочу пугать тебя, - ответил он, - Я только что нашел тебя, Теа. Последнее, чего бы мне хотелось – это отпугнуть тебя.

Его тихие и искренние слова оказали на нее какое-то магическое действие. Какая женщина устоит, или, по крайней мере, не успокоится, от самой размеренности таких слов? Тревога улеглась и Теа обнаружила, что ее снова ведут к дому. И на этот раз она не пыталась его остановить. В конце концов, она сможет переодеться во что-то более приличное, прежде чем у них состоится разговор, на котором он настаивал.

Как только они вошли внутрь, она отодвинулась от него и, как плащом, окуталась своим израненным самообладанием.

- Кухня там, - показала она. – Если ты приготовишь свежий кофе, то я буду на кухне сразу, как только переоденусь.

Он окинул ее оценивающим, чисто мужским, взглядом с головы до пят.

- Не беспокойся насчет меня, - прошептал он.

- Насчет тебя я уж точно не беспокоюсь, - парировала она, и от его быстрой усмешки у нее в животе запорхали бабочки.

Как она не крепилась, но его бессовестная привлекательность горячила ей кровь.

- Кофе в шкафчике слева от раковины.

- Слушаюсь, мадам! – Он подмигнул и пошел в кухню.

Теа ретировалась в спальню, и, закрыв дверь, в облегчении прислонилась к ней. Ноги все еще дрожали. Что происходит? Она как будто упала в кроличью нору[12]. Они не знакомы и встретились только вчера. И все же ей все чаще и чаще казалось, что она знает его так же, как себя. Его голос отдавался в глубине ее тела словно резонанс колокольного звука. И тело отвечало на него так, как никогда раньше, и до того привычно, словно они были любовниками много лет.

Его слова и поступки до ужаса повторяли ее сны. Но как ей мог сниться человек, которого она никогда не встречала? Ни с чем подобным она никогда не сталкивалась и никак не могла объяснить происходящее. Если только внезапно не стала ясновидящей.

Ну да, как бы не так! Покачав головой, Теа сняла ночнушку и открыла ящик комода, чтобы достать лифчик и трусики. Теа представила, что бы выдали бы ее братья, если бы она рассказала им обо всем.

- Ух-ты, ах-ты, - улюлюкали бы они, давясь смехом. – Кое-кто нашел тюрбан и напялил его. Мадам Теодора собирается предсказать нам нашу судьбу.

Она надела джинсы и футболку и сунула ноги в кроссовки. Теперь, приободрившись под защитой привычной одежды, она почувствовала себя готовой снова предстать перед Ричардом Ченсом. Мысль о том, что она встретила его во сне, была дурацкой, но у нее имелась одна верная примета для опознания. В каждом воплощении у воина из снов был рубец на левом бедре - длинный и бугристый багровый шрам, заканчивавшийся всего в паре дюймов от колена. Все, что ей нужно сделать, это попросить Ченса приспустить штаны, чтобы она могла увидеть его ногу. И она покончит с этой тайной раз и навсегда.

Как же! Она уже видела себя, передающей ему чашку кофе:

- Сливки, сахар? Не хочешь булочку с корицей? Не соблаговолишь ли снять штаны?

Груди закололо, мышцы живота напряглись. Перспектива увидеть его голым представлялась более заманчивой, чем должна бы быть. Нет, идея о том, чтобы попросить его снять одежду, весьма опасна. Он сделал бы это, не отводя от нее ярких глаз. И он знал, так же, как и она, что если их застанут, его убьют.

Теа стряхнула с себя морок тревожащей фантазии. Убьют? Откуда взялась эта мысль? Наверное, это опять из снов, но ей никогда не снилось, что убит был он. Убивали ее. А он был убийцей.

Живот снова скрутило, но на сей раз вернулся тот инстинктивный страх, который она почувствовала, когда впервые услышала его шаги на веранде. Она боялась его еще до того, как встретила. Он был человеком, слава о котором шла впереди него.

Немедленно прекрати! - отчаянно одернула себя Теа. Какая еще слава? Она никогда не слышала о Ричарде Ченсе. Она окинула взглядом спальню, пытаясь связать себя с обыденностью окружающего. Ей казалось, что все вокруг размывается, хотя очертания мебели оставались успокаивающе четкими. Нет, размывание действительности происходило в ней самой, и ее обуял тихий ужас. Она действительно скользила по призрачной линии между сновидениями и реальностью.

Возможно, Ричарда Ченса вообще не существует. Возможно, он порождение ее воображения, вызванное к жизни этими треклятыми снами.

Но соблазнительный аромат свежего кофе вовсе не был сном. Теа выскользнула из спальни и пересекла гостиную, чтобы незамеченной встать в дверях кухни. По крайней мере, она рассчитывала, что он ее не заметит, потому что шла крадучись, стараясь не шуметь.

0днако, Ричард Ченс, стоявший у открытого холодильника и изучавший его содержимое, сразу же повернулся, улыбаясь. И этот его аквамариновый взгляд, лишающий присутствия духа, скользнул по ее затянутым в джинсу ногам так же оценивающе, как и тогда, когда она была в ночнушке. Для него не имело значения, во что она была одета. Он видел женское тело, а не упаковку. Теа ощутила, как непроизвольно напрягается ее тело под этим горячим чувственным взглядом.

- Ты живой? – бессознательно вырвалось у нее. – Я сумасшедшая? – Она стиснула пальцы в кулаки, ожидая его ответ.

Он закрыл холодильник, быстро подошел к ней, взял в свою большую руку ее крепко сжатый кулачок и поднес его к губам.

- Конечно же нет, ты не сумасшедшая, - заверил он. Его теплый рот нежно коснулся каждого побелевшего от напряжения сустава, ослабляя напряжение ее руки. – Все произошло слишком быстро и ты несколько дезориентирована. И это все.

Это объяснение, как она поняла, было еще одним из его двусмысленных, но странно утешающих утверждений. И если он был плодом ее воображения, то этот плод был очень крепким, мускулистым, горячим, с кожей, источающей тонкий аромат.

Она окинула его долгим, оценивающим взглядом.

- Но если я сумасшедшая, - сказала она рассудительно, - Тогда тебя не существует. Спрашивается, почему я должна тебе верить?

Он со смешком откинул назад голову.

- Верь мне, Теа. Ты не сумасшедшая и это не наваждение.

Верь мне. Эти слова эхом отразились в ее голове, и ее лицо застыло, по спине пробежал озноб. Она уставилась на него. Верь мне. Он говорил ей это и прежде. Она вспомнила эти слова только сейчас, но он говорил их ей в ее снах. Тех снах, в которых он ее убивал.

Он увидел, как изменилось выражение ее лица и его собственное стало настороженным. Он отвернулся, налил две чашки кофе и поставил их на стол, прежде чем подвести ее к стулу. Он уселся напротив нее и, бережно держа чашку в обеих ладонях, вдохнул густой аромат.

Теа заметила, что он не спросил, понравился ли ей кофе. Как и она не предложила ему ни сливок, ни сахара. Он пил кофе такой же, как и чай – черный.

Но откуда она знает, что он пьет чай? У нее слегка закружилась голова, и она, уставившись на него, схватилась за край стола. Это было такое странное ощущение: как будто перед ее мысленным взором проходило множество изображений, тогда как глаза видели всего одно. И впервые в жизни она почувствовала свою нецелостность, как будто какая-то часть ее была утеряна.

Она обхватила руками горячую чашку, стоящую перед ней, но пить не стала. Вместо этого, она настороженно следила за ним.

- Ладно, мистер Ченс, карты на стол. Так что насчет твоих снов?

Он улыбнулся и начал что-то говорить, но потом, с печальной улыбкой, задумался. Наконец, он пожал плечами, как будто не видел смысла в дальнейшем увиливании.

- Ты почти месяц снилась мне.

Она ожидала услышать это, но все равно его признание ошеломило. Ее руки подрагивали.

- Ты… ты тоже мне снился, - Призналась она. – Но что происходит? У нас что, какая-то ментальная связь? Я вообще не верю в подобную чепуху.

Потягивая кофе, он наблюдал за ней поверх чашки.

- Во что ты веришь, Тэа? В судьбу? В случай? В совпадение?

- Думаю, что во все это, - медленно проговорила она, - Я думаю, что-то обязательно должно случиться..., а что-то происходит случайно.

- Ну а что относительно нас? Это случайность или предопределение?

- Ты считаешь, что существуем «мы», - заметила она, - Да, мы оба видели странные сны, но это не означает…

- Близость? – предположил он, еще пристальнее всматриваясь в нее.

Сны были именно такими. Ее щеки заалели, когда она вспомнила некоторые особо красочные интимные подробности. Она надеялась, что его сны не были зеркальным отражением ее снов, но… И, видя понимание в его глазах, осознала, что они были именно такими. Ее лицо запылало еще сильнее.

Он расхохотался.

- Если бы ты могла сейчас видеть себя!

- Прекрати, - раздраженно буркнула она, уставившись на чашку, смущенная так, что не могла на него смотреть. И не знала, сможет ли когда-нибудь взглянуть на него снова.

- Теа, любимая, - он терпеливо и невероятно мягко попытался успокоить ее, - Я занимался с тобой любовью всеми способами, какими мужчина может любить женщину. Но только во снах. А разве действительность можно сравнить со сном?

Если бы действительность была хоть чуть ярче сна, подумала Теа, она бы ее просто убила. Она обнаружила отпечаток своего пальца на поверхности стола, оставленный, когда пыталась успокоить себя. Насколько реальными были ее сны? Как он мог с такой непринужденностью назвать ее любимой, и почему это не резало ей слух? Она попыталась напомнить себе, что не прошло еще и суток с тех пор, как она увидела его впервые. Но внезапно пришла к выводу, что время значит меньше, чем ничто. Между ними существовало настолько глубокая внутренняя связь, что не имело значения, сколько раз всходило и садилось солнце.

Она все еще не могла смотреть на него, но ей и не нужно было видеть его в мельчайших подробностях, чтобы ясно представлять. Такой мучительно живой и остро чувствующей чье-то присутствие она была только во снах об этом мужчине. Она не знала, как или почему им снились одни и те же сны, но доказательства этому были столь очевидны, что их невозможно было отрицать. Но насколько близко ее сны соответствовали действительности?

Она откашлялась.

- Я знаю, что вопрос странный, но у тебя есть шрам на левом бедре?

Он недолго помолчал, но, наконец, она услышала его вздох:

- Да.

Его ответ потряс ее, как удар молнии. Если ее сны были правдивы, то у нее был еще один вопрос. И этот вопрос был намного важнее. Она взяла себя в руки и спросила прерывающимся голосом:

- В своих снах ты меня убивал?

На этот раз он молчал так долго, что, в конце концов, она не выдержала напряжения и посмотрела на него. Он наблюдал за ней напряженно и пристально:

- Да.

Глава 6

Теа оттолкнулась от стола и понеслась к входной двери. Здесь он ее и поймал, обхватив сзади руками, и крепко прижав к себе.

- Боже, Теа, не бойся меня! – шептал он в ее взъерошенные кудряшки севшим от волнения голосом, - Я никогда не сделаю тебе больно. Верь мне.

- Верить тебе! – почти плача, эхом отозвалась она, сражаясь с ним, - Верить тебе? Да как я могу? И могла ли хоть когда-нибудь?

- В этом, по крайней мере, ты права, - с горечью признал он, - Ты снисходила ко мне, позволяя трогать тебя, позволяя доставлять тебе удовольствие, но никогда не доверяла мне настолько, чтобы любить.

Она дико, почти истерично, расхохоталась.

- Я встретила тебя только вчера! Ты сумасшедший, мы оба сумасшедшие. В том, что ты говоришь, нет смысла.

Она вцепилась в его руки, пытаясь ослабить их хватку. В ответ он изменил захват, поймав ее руки и переплетя их пальцы так, чтобы она не могла причинить себе никакого вреда, и по-прежнему держал ее в кольце своих рук. Ее бунт был так решительно подавлен, что единственное, что она могла сделать, это пнуть его в голень. А поскольку на ней были всего лишь кроссовки, а он обут в тяжелые ботинки, то она сомневалась, что доставит ему хоть какое-то неудобство. Но, даже зная это и осознавая его превосходство, она продолжала сражаться, выворачиваясь и брыкаясь, пока не исчерпала все свои силы.

Задыхаясь, не в состоянии больше бороться, она обмякла.

Он сразу же притянул ее ближе, наклонив голову и коснувшись ртом ее виска, и прижал губы к ее нежной коже, ощущая биение пульса.

- Мы встретились вовсе не вчера, - глухо говорил он, - Это было в прошлой жизни, в прошлых жизнях. Я ждал тебя здесь. Я знал, что ты приедешь.

Его прикосновение оказало на нее уже обычное коварно-волшебное действие. Настоящее размывалось, перемешиваясь с прошлым, так что она была не уверена, что случилось сейчас, а что прежде. Именно так держал он ее той ночью, когда проскользнул через лагерь войск ее отца и прокрался в ее спальню. Страх бился в ней пойманной птицей, но тогда она была так же беспомощна, как и сейчас. Он заткнул ей рот кляпом и, сквозь ночь, тихо понес в свой лагерь, где держал заложницей, предотвращая нападение ее отца

Она была девственницей, когда он ее похитил. И когда, месяц спустя, он ее вернул, она уже не была нетронутой. А она так глупо полюбила своего бывшего похитителя, что лгала, чтобы выгородить его, и, в конце концов, предала своего отца.

Теа подняла голову с его плеча.

- Я не знаю, что происходит, - заторможено и невнятно пробормотала она.

Сцены, которые пронеслись в ее сознании, могли и не быть воспоминаниями.

Его губы отыскали маленькую впадинку за ушком.

- Мы снова нашли друг друга, Теа.

И, как и в первый раз, он произнес ее имя, будто смакуя его.

- Теа. Это имя нравится мне больше всех прежних.

- Это … это от Теодора.

Раньше она всегда задавалась вопросом, почему родители дали ей такое старомодное и необычное имя. Но когда она спросила об этом у матери, та, несколько смущенно, ответила, что оно им просто понравилось.

Хотя ее братьев назвали совершенно обычными именами – Ли и Джейсон.

- О, так мне нравится еще больше.

Он прикусил мочку ее уха, легонько потянув ее острыми зубами.

- Кем я была прежде? – услышала она свой вопрос, и поспешно затрясла головой, - Нет, не имеет значения. Все равно я ничему не верю.

- Конечно, веришь, - упрекнул он, и нежно лизнул беззащитную и чувствительную жилку на ее гибкой шее.

Она заметила, что он снова возбудился, а, возможно, таким и оставался с прошлого раза. Его твердая плоть упиралась в ее затянутый в джинсу зад. Ни один мужчина не реагировал на нее с таким явным желанием, не хотел ее так упорно и так постоянно.

Ах, все, что нужно сделать, это шевельнуть бедром, легко, дразняще. Эта уловка всегда заставляла его сходить с ума от вожделения, и он возьмет ее прямо сейчас, притиснув к стене замка, и стащив с нее юбки.

Теа заставила себя очнуться от сна наяву, но действительность была не менее провоцирующей и сомнительной.

- Я не знаю, что реально, а что нет! - закричала она.

- Мы, Теа. Мы реальны. Я знаю, что ты растеряна. Как только я тебя увидел, то сразу понял, что ты начала вспоминать. Я хотел тебя обнять, но знал, что еще слишком рано, что ты напугана всем тем, что происходит. Давай пить кофе и я отвечу на любые твои вопросы.

Он осторожно высвободил ее, и Теа стало странно холодно и одиноко. Она повернулась к нему, вглядываясь в решительное лицо, видя напряжение и настороженность в его ярких глазах. Она ощущала его голод, как силовое поле, окутывающее ее первозданным теплом и сводящим на нет тот холод, который почувствовала, когда он выпустил ее из кольца своих рук

Перед ней всплыло еще одно воспоминание, когда она, в другое время, стояла и изучала его лицо и ясно видела желание в его глазах. Тогда она была невинной, бережно хранимой молодой леди, внезапно ввергнутой в тяжелейшие обстоятельства, потрясенной и перепуганной. У нее была только его сомнительная защита от опасности. Сомнительная не потому, что он был не в силах ее защитить, а потому, что, по ее мнению, он был более опасен, чем любая внешняя угроза.

Теа медленно и глубоко вздохнула, снова ощутив, как затуманилось ее сознание от слияния прошлого и настоящего, и внезапно поняла, что с правдой бороться бесполезно. Каким бы невероятным все это не казалось, она должна принять то, что случилось. Она провела всю свою сознательную жизнь, - эту жизнь, конечно – этот крошечный отрезок времени, не ведая ни о чем. Однако сейчас шоры спали, и она увидела слишком много. Невероятность всего происходящего потрясла ее, потребовала отбросить в сторону привычные представления и сделать шаг в опасную неизвестность, которую принес с собой Ричард Ченс, когда снова вошел в ее жизнь. Она любила его во всех его воплощениях, как бы ни боролась с ним. И он ненасытно желал ее, снова и снова жаждал быть с нею, яростно и самонадеянно игнорируя опасность. Но, невзирая на всю свою страсть, подумала она с болью, он всегда, в конце концов, лишал ее жизни.

Ее сны были предупреждением. Они знакомили ее с прошлым, чтобы она знала, что в настоящем надо его остерегаться.

Уехать. Вот что она должна сделать – просто собрать вещи и уехать. Вместо этого она позволила ему проводить ее обратно в кухню, где над их чашками с кофе все еще вился легкий парок. Она была слишком сбита с толку, чтобы осознать, как мало времени прошло с тех пор, как она вылетела из-за стола.

- Как ты узнал, где меня искать? – неожиданно спросила она, подкрепившись глотком кофе, - И как давно ты знаешь обо мне?

Он изучающе посмотрел на нее, оценивая готовность принять его ответы, и сел напротив.

- Сначала отвечу на твой второй вопрос. Я знал о тебе большую часть моей жизни. Мне всегда снились странные, очень подробные сны о моих разных жизнях и разных временах. Так что я примирился со всем этим задолго до того, как стал достаточно стар, чтобы счесть все это невозможным, - он сухо рассмеялся и тоже подкрепил себя кофеином.- То, что я знал тебя, то, что я ждал тебя, отвратило меня от других женщин. Не буду лгать и говорить, что я целомудрен, как монах, но у меня никогда не было увлечений, даже подростковых, - он пристально смотрел на нее, и его глаза пылали страстью. - Могла ли хихикающая девочка-подросток конкурировать с тобой? – шепотом продолжал он. - Когда я помнил, когда я знал, что значит быть мужчиной и что это такое – заниматься любовью с тобой.

До недавнего времени у нее было таких воспоминаний, но романтические увлечения тоже ни разу ее не затронули - что-то в глубине сознания не хотело отвечать мужчинам, которые проявляли к ней интерес. Тем не менее, с первой же встречи она не смогла устоять против Ричарда. Он был до боли знаком и ее разуму, и ее телу. Он вырос, зная о ней, и, скорее всего, это было не так-то просто. Трудно представить, что сны начались, когда он был еще ребенком. Они фактически лишили его нормального детства, юности, лишили нормальной жизни.

- Что же касается того, как я тебя нашел, то сюда меня привели сны. Я увидел некоторые особенности местности, которые позволили сузить район поисков. Сны становились все более яркими, и стало понятно, что ты где-то рядом. А как только я увидел это место, то понял, что это именно оно. Я арендовал соседний дом и стал ждать.

- Где ты живешь? – с любопытством спросила она.

Он слабо улыбнулся.

- В последнее время я жил в Северной Каролине.

У нее было такое чувство, что он не сказал ей всей правды. Откинувшись на спинку стула, она изучающе смотрела на него и обдумывала следующий вопрос, прежде чем задать его.

- Чем ты зарабатываешь на жизнь?

Он рассмеялся. Смех был и грустным, и веселым одновременно, словно он признавал, что она приперла его к стенке.

- Господи, кое-что никогда не меняется. Я военный, кто же еще.

Конечно. Он был рожден воином. В любой жизни. Обрывки сообщений теленовостей, застрявшие в памяти, вдруг встали на место. Ведомая врожденным пониманием всего того, что было связано с ним, она высказала предположение:

- Форт Брэгг[13]?

Он кивнул.

Значит, спецназ. Она бы не знала, где они базируются, если бы не столь широкое освещение новостей во время войны в заливе[14]. Ее обуял внезапный ужас. Участвовал ли он в конфликте? Что, если бы его там убили, и она никогда не узнала бы о нем…

И не опасалась бы сейчас за собственную жизнь.

Однако это соображение не уменьшило страх за него. Она всегда за него боялась. Он жил с плечом к плечу с опасностью и пренебрегал ею. А она не могла.

- Как тебе удалось получить отпуск?

- У меня много отгулов. Я могу не возвращаться еще месяц, если, конечно, ничего не случится.

Но в глубине его глаз таилось какое-то напряжение, какое-то смирение, которое она не могла понять.

Он потянулся через стол и взял ее руку. Его длинные загорелые пальцы захватили в теплый плен ее пальчики, маленькие и тонкие.

- А что насчет тебя? Где ты живешь, чем занимаешься?

Безопаснее было бы ничего не говорить, но она сомневалась, что в этом есть какой-то смысл. В конце концов, он знал ее имя и номер машины. И, если бы захотел, то всегда бы ее нашел.

- Я живу в Уайт Плэйнс. Я там выросла и там живет вся моя семья, - она вдруг обнаружила, что тарахтит без умолку, стремясь познакомить его со всеми деталями своей жизни. - Мои родители живы и у меня два брата, один старше, другой младше меня. А у тебя есть братья или сестры?

Улыбаясь, он покачал головой.

- У меня есть дяди и тети, есть кузены, разбросанные по всей стране, но никого близкого.

Он всегда был одиночкой, не позволяя никому приблизиться к себе. Кроме нее. В это отношении он был столь же неустроен, как и она.

- А я крашу дома, - продолжила она, все еще стараясь заполнить пробелы в сведениях друг о друге, - На самом деле крашу, а не рисую их.  И еще я рисую фрески.

Она замолчала, ожидая его одобрения, а не скепсиса, который выражали некоторые.

Его пальцы сжали ее руку, а потом расслабились.

- Это понятно. Ты всегда любила делать нашу жизнь как можно более красивой и удобной, было ли это мехом на полу палатки, или полевыми цветами в металлическом кубке.

Пока он не сказал этого, она ничего такого не помнила. Но внезапно увидела шкуры, из которых обычно устраивала их скромное ложе на полу палатки, простенькие полевые цветы, которые пристраивала в металлический кубок. Они кивали своими головками всякий раз, когда холодный воздух задувал через открываемый клапан.

- Ты помнишь все? – прошептала она.

- Каждый момент? Нет. Я не могу помнить все даже в этой жизни, да и не думаю, что кто-нибудь на такое способен. Но наиболее важное, да.

- Как долго мы…

Ее голос прервался. Она опять поразилась невероятности всего происходящего.

- Занимаемся любовью? – подсказал он, хотя чертовски хорошо знал, что это совсем не то, что она хотела сказать. Однако в глазах его разгоралась страсть, взгляд стал томным. – Тысячи раз, но мне всегда тебя было мало.

Она задрожала в порыве ответного желания. Но безжалостно подавила его. Если она уступит болезненной потребности снова связать с ним судьбу, то это полностью перевернет ее жизнь.

- Жизней, - поправила она.

Она почувствовала, что ему не хочется говорить об этом, но он поклялся ответить на все ее вопросы и был связан словом.

- Двенадцать, - сказал он, снова сжимая ее руку в своей ладони.- Это наш двенадцатый раз.

Она чуть не подпрыгнула на стуле. Двенадцать! Слово эхом отозвалось у нее в голове. Она помнила только половину этих жизней, да и сами воспоминания были неполными. Ошеломленная, она попыталась высвободить свою руку. От такого перенапряжения можно было лишиться рассудка.

Вдруг она обнаружила, что ее вытащили из-за стола, и что она уже сидит у него на коленях. Она не возражала против столь интимной позы, потому что знала, что он держал ее вот так уже много раз. Под ее задом были его твердые бедра, его твердая грудь защищала ее, как крепостная стена, его руки охватывали ее живыми стальными обручами. Это не означало, она должна ощущать себя защищенной и в безопасности, будучи в объятиях человека, который и являлся для нее основной опасностью. Но соприкосновение с его телом так успокаивало…

Он в чем-то ее уверял, но Теа не могла сосредоточиться на его словах. От наплыва противоречивых эмоций у нее закружилась голова, и она положила ее ему на плечо. Он посмотрел на нее сверху вниз и, затаив дыхание, зачарованно уставился на ее рот.

Она знала, что надо отвернуться, но не могла. Вместо этого ее рука, крепко обхватив, обняла его за шею, и тогда он нагнул голову и накрыл ее рот своим. .

Глава 7

Она узнала его вкус, это было похоже на возвращение домой. Их языки встретились без всякой неловкости или неуверенности. Голод желания рокотал в его горле, во всем напрягшемся теле, когда он проник в ее рот языком. С привычной непринужденностью он сунул руку ей под футболку и накрыл ее груди. Его пальцы забрались под кружевные чашечки лифчика и коснулись голой кожи, ее сосок уперся в его ладонь. Теа содрогалась от его прикосновений в пароксизме желания и облегчения одновременно, словно всю жизнь страдала от того, что его не было рядом, и только теперь могла, наконец, расслабиться. Для нее никогда не существовало другого мужчины, смутно подумала Тэа, растворяясь в удовольствии от его поцелуя, и никогда не будет. И, хотя их караулит адская пляска смерти, она не могла перестать любить его так же, как перестать дышать.

Его реакция была столь же всепоглощающей и столь же не поддающейся контролю, как и ее. Она чувствовала это по его подрагивающему от напряжения телу, по прерывистости его дыхания, по его отчаянному желанию, столь явному в его прикосновениях. Но почему же тогда во всех их прошлых жизнях он ее убивал? Она отчаянно цеплялась за него, и слезы капали у нее с ресниц. Может быть, все дело в силе его одержимости ею? Может быть, он не мог быть в чьей-то власти, и когда обнаружил, что его уязвимость по отношению к ней стала невыносима, то во внезапной ярости набросился, чтобы покончить с этим? Нет. Она отклонила это предположение, потому что одним из ярчайших видений было спокойствие в его аквамариновых глазах, когда он все глубже погружал ее в воду, и удерживал до тех пор, пока в ее легких не заканчивался кислород. Потом все затуманивалось.

В уголок ее рта скатилась слезинка, и он почувствовала соль ее вкуса. Он застонал, и его губы, оставив ее рот, скользнули по щеке, собирая влагу. Он не спрашивал, почему она плачет, не волновался и не испытывал неловкость. Вместо этого он просто прижал ее поближе к себе, безмолвно утешая самим своим присутствием. Ее слезы никогда не приводили его в замешательство, вспомнила Теа. Сцены прошлого заскользили в ее памяти, как шелковые шарфы, похожие на дымку, но все-таки осязаемые. Нельзя сказать, что она была слезливой особой, но, когда она плакала, причиной ее слез почти всегда был он. Его отклик всегда был точно таким же, как сейчас: он просто держал ее, давая выплакаться, и поступал так всегда, независимо от того, насколько ее расстроил.

- Ты никогда не шел на этот чертов компромисс, - бормотала Теа, уткнувшись лицом ему в плечо и используя его рубашку как носовой платок.

Он мгновенно уловил ее мысль и вздохнул. Его пальцы нежно мяли ее грудь, наслаждаясь шелковистостью ее кожи, камешками ее сосков.

- Мы всегда были по разные стороны. Я не мог предать свою страну, своих друзей.

- Но ты ожидал этого от меня, - горько заметила она.

- Нет, никогда. Твои воспоминания все еще туманны и неполны. Возлюбленная моя, ты принимала трудные решения, но они основывались на твоем собственном представлении об справедливости, а не потому, что я принуждал тебя к этому.

- Это ты так говоришь, - она схватила его за запястье и вытащила его руку из-под футболки. – И, поскольку мои воспоминания все еще туманны, я не могу спорить с тобой на эту тему.

- Ты могла бы попытаться верить мне, - тихо заметил он, глядя на нее пристальным, полным решимости взглядом.

- Ты снова так говоришь, - она беспокойно заерзала на его коленях, - в данных обстоятельствах ты просишь слишком многого, тебе не кажется? Или я с тобой действительно в безопасности, пока мы избегаем воды?

Его рот горько скривился.

- Доверие всегда было нашей главной проблемой, - той самой рукой, которая недавно держала в ладони ее грудь, он теперь играл с одним из ее своенравных завитков, - Согласен, что это относится и ко мне. Я никогда не был уверен в том, что ты не передумаешь и не предашь меня вместо…

- Вместо моего отца, ты имеешь в виду, - внезапно разъярившись, она попыталась слезть с его коленей.

Он просто обхватил ее руками, удержав ее на месте, как делал это много раз прежде.

- Твой характер никогда не меняется, - заметил он с восхищением, рассеявшим мрачность его настроения.

- У меня нет характера, - ляпнула Теа, хорошо зная, что ее братья с этим утверждением ни за что не согласятся. Она не была вспыльчивой, но и не привыкла уступать.

- Конечно есть, - проникновенно сказал он, притягивая ее поближе к себе, и беззаветная любовь в его голосе почти разбила ее сердце. Как он мог, с такой глубиной чувств к ней, сделать то, что он сделал? И как она могла по-прежнему самозабвенно отвечать на его любовь?

Какое-то время он молча держал ее, его сердце глухо стучало у ее груди.

Это было то же ощущение, которое она испытывала много раз прежде, - он крепко обнимал ее левой рукой, чтобы правая, та, которой он орудовал мечом, была свободна.

Ей не хватало этого, поняла она. Ей всю жизнь не хватало его. Навечно. Во всех предыдущих жизнях они были месте иногда несколько месяцев, иногда несколько недель. Их любовь была так мучительно сильна, что порой она пугалась невероятной силы своих чувств. Им было не суждено вместе стареть, не суждено любить друг друга, не испытывая отчаяния или страха. И теперь она должна принять жизненно важное решение: бежать, защищая свою жизнь…. или остаться и вместе бороться за их совместное существование. Здравый смысл, которым она всегда руководствовалась, по крайней мере, до того, как ей начали сниться эти сны, говорил «беги». Сердце же подсказывало держаться за него изо всех сил. Возможно, только возможно, если она будет очень осмотрительна, в этот раз она победит. Она должна быть в высшей степени осторожна, когда будет иметь дело с водой. Теперь она знала все и понимала, насколько была непредусмотрительна, каким это было безрассудством - ходить вместе с ним смотреть на черепах. Счастье еще, что ничего не случилось. Возможно, просто не пришло время для того, что происходило в прошлом.

И тут до нее дошло, что сей раз все по-другому. Обстоятельства совсем не те. Напряжение покинуло ее, когда она осознала, что они находятся в другом времени.

- На этот раз мы не относимся к противоборствующим сторонам, - прошептала она, - Мой отец – замечательный человек, совершенно заурядный семьянин, не имеющий никакого отношения к армии.

Ричард рассмеялся, но затем его настроение мгновенно изменилось. Теа взглянула в его мрачные глаза.

- На этот раз мы должны вделать все правильно, - спокойно сказал он, - Это наш двенадцатый раз. Не думаю, что у нас будет еще один шанс.

Теа слегка отодвинулась.

- Если бы я могла понять, почему ты это делал... что ты делал. Я никогда этого не понимала. Расскажи, Ричард. Может быть, я смогу как-то остеречься…

Он покачал головой.

- Я не могу. Все упирается в доверие. Это ключ ко всему. Я должен верить тебе. Ты должна верить мне … даже если все свидетельствует об обратном.

- Ты просишь немало, - сухо заметила она, - Тогда ты точно так же должен доверять мне.

- Я верю, - уголок его рта дернулся в кривой улыбке, - На этот раз. Вероятно, именно из-за этого обстоятельства сейчас изменились.

- А что произошло?

- Этого я тоже не могу тебе объяснить. Это может изменить цепь событий. Ты либо вспомнишь, либо нет. Либо мы в этот раз сделаем все правильно, либо проиграем навсегда.

Ей не нравился этот выбор. Хотелось заорать на Ричарда, выплеснув всю ярость на беспощадную судьбу. Но она понимала, что это бессмысленно. Она могла вести только собственный бой, зная, что цена его, если потерпит неудачу, - ее собственная жизнь. Может быть, это и было первопричиной всего, - то, что, в конечном счете, каждый человек - он или она, сам ответственен за свою жизнь. Если этот так, то уроки не пошли ей впрок. Он снова начал ее целовать, нагнув голову и упиваясь ее ртом. Теа могла бы часами наслаждаться его поцелуями, но слишком скоро он отстранился от нее. Его дыхание стало прерывистым, взгляд потемнел от желания.

- Ляг со мной, Теа, - прошептал он, - Это было так давно. Ты нужна мне.

Он был на взводе. Под собой она ощущала железо его эрекции. Однако, при всей близости в их прошлых жизнях, в этой она встретила его только что и не могла позволить себе настолько быстро зайти так далеко. Он увидел отказ на ее лице прежде, чем она высказала его, и выдохнул проклятие.

- Ты всегда так поступаешь, - сказал он растроенно и уныло. - Ты сводишь меня с ума. Или заставляешь ждать, так что я умираю от желания обладать тобою. Или дразнишь, предлагая себя именно тогда, когда я чертовски хорошо знаю, что не должен заниматься любовью.

- Правда?

Теа соскользнула с его колен и через плечо бросила на него страстный взгляд. Никогда прежде она не кидала страстных взглядов, так что была несколько удивлена собой, однако это получилось так естественно. Возможно, в прошлом, она была кем-то вроде искусительницы. Эта мысль ей понравилась. Это казалось правильным.

Ричард, был настолько сильной личностью, что она нуждалась в чем-нибудь, что позволяло бы бы держать его в узде.

Сжав кулаки, он с негодованием посмотрел на нее. Если бы они продвинулись в своих отношениях дальше, подумала она, ему бы не потребовалось ее согласие. Он бы просто совратил ее, и, надо сказать, совратил бы чертовски ловко. Его совращения всегда имели полнейший успех. Независимо от того, как он звался, не зависимо от эпохи, Ричард всегда был невероятно чувственным любовником. Но сейчас он тоже был несколько стеснен новизной их отношений и знал, что она слишком норовиста, чтобы поддаться ему.

Он неуклюже поднялся на ноги, все еще подрагивающие от неутоленного желания.

- Пожалуй, нам нужно куда-нибудь выбраться, возможно, съездить в город, где-нибудь пообедать. Точнее, позавтракать, - исправился он, глянув на часы.

Теа улыбнулась. Ее и позабавила, и тронула его заботливость. Быть с ним на людях, действительно, намного безопаснее, чем здесь.

- Это как свидание, - засмеялась она, - Прежде у нас никогда такого не было.

Это был восхитительный, наполненный радостью, день. Они заново узнавали друг друга. После завтрака в маленьком кафе соседнего городка, они двинулись по проселочным дорогам, иногда останавливаясь, чтобы размять ноги. Ричард старательно объезжал ручьи и водоемы, так что Теа расслабилась и предалась изучению мужчины, которого всегда любила. Он пробудил так много воспоминаний, и восхитительных, и тревожных. Сказать, что их совместное прошлое было буйным, это не сказать ничего. Она была потрясена, вспомнив случай, когда схватилась за нож, чтобы защитить себя. Это столкновение закончилось кровью. Его кровью. И сексом.

Но с каждым новым воспоминанием, по мере того, как недостающие звенья становились на место, она ощущала себя все более полноценной. Теперь ей казалось, что она дожила до своих двадцати девяти, будучи какой-то одномерной, и только теперь становилась полноценным и реальным человеком.

Она и в нем открыла много нового. Он не был кем-то засушенным из прошлого. Он был современным человеком, у которого были воспоминания, и не связанные с ней. Но время от времени он использовал архаичные термины или выражения, которые весьма развлекали ее до тех пор, пока она не поймала себя на том же самом.

- Интересно, почему мы в это раз мы все вспоминаем? – размышляла она, пока они прогуливались по безлюдной узкой дороге, так плотно поросшей деревьями, что их кроны образовывали прохладный затененный тоннель. Они оставили свой джип в ста ярдах[15], припарковав его на обочине так, чтобы он не мешал несуществующему движению, - Раньше с нами такого не было.

- Возможно потому, что это наш последний раз.

Он держал ее руку в своей. Ей хотелось не отрывать от него глаз, хотелось вобрать в себя его образ - строгую военную выправку, надменный наклон темноволосой головы, упрямо выступающий подбородок. Паника охватила ее при мысли, что это конец, что если ей не удастся перехитрить судьбу, она потеряет его навсегда.

Она крепко стиснула его пальцы. Она должна сделать именно это: побороть судьбу. Если победит, ее ждет жизнь с мужчиной, которого любила две тысячи лет. Если проиграет, то умрет. Все просто.

Глава 8

На следующее утро, в предрассветный час, Теа, лежа неподвижно, мерно и глубоко дышала в ритме спокойного сна.

Видения, как сцены давно минувших времен, начали возникать, разворачиваясь в ее подсознании.

На утренней заре озеро было тихим и зловеще прекрасным. Она стояла на мостках и наблюдала, как из-за высоких темных деревьев появляются золотые лучи солнца, как озеро, отражая зарево небес, меняет цвет с черного на темно-розовое.

Она любила озеро во всех его настроениях и в любое время, но больше всего – на утренней заре. Ее ожидание было вознаграждено криком гагар, приветствующих пробуждение озера и рождение дня. Ребенок пошевелился внутри нее и мягко толкнулся, расправляя крошечные конечности. Она улыбнулась, ее рука скользнула вниз и легла на место нежного касания. Она наслаждалась, чувствуя в себе эту драгоценную жизнь. Ее ребенок. И его. Уже пять месяцев она носила его в себе, радуясь каждому новому дню, все более меняющему ее тело. Выпуклость живота, прежде совсем небольшая, теперь была довольно заметна. Здесь, на озере, она находилась в уединении, но скоро ее состояние будет невозможно скрыть. Когда понадобится, она будет решать эту проблему, бороться с гневом своего отца, но не позволит причинить вред своему ребенку.

Она все еще испытывала боль и проливала слезы от того, что любимого не было рядом, от того, что рядом с ним могла быть какая-то другая, от того, что, может быть, сама она была для него какой-то другой. Чертовы мужчины, и чертовы их войны. Она бы выбрала его, если бы он дал ей шанс, но он его не дал. Вместо этого он просто благополучно исчез из ее жизни, не в силах до конца поверить в ее любовь к нему. Он не знал о новой жизни, которую он зародил в ней

Мостки за ней внезапно затряслись, когда по доскам глухо затопали обутые ноги. Она испуганно обернулась, и, пораженная, замерла, не ведая, то ли спит, то ли ее страстное желание каким-то образом соткало его из лучей восходящего солнца. Он приближался к ней, широко шагая, и зыбкие клочья тумана вились вокруг него. Ее сердце мучительно сжалось. Даже если он и не был настоящим, она благодарила Господа за возможность снова увидеть его так ясно. Увидеть его густые темные волосы, его яркие глаза цвета моря, увидеть безупречность его мускулистого тела.

В пяти шагах от нее он остановился так внезапно, будто врезался в стену. Его недоверчивый взгляд окинул ее тело, озаренное сзади солнечным светом, и так четко обрисованное тонкой ночной рубашкой, бывшей ее единственным одеянием. Он увидел, как ее рука защитно легла на холмик живота в инстинктивном жесте беременной женщины.

Он был настоящим. Боже милостивый, он был настоящим. Она увидела в его глазах потрясение от того, что он столкнулся с реальностью предстоявшего отцовства. Он долго, молча и пристально смотрел на ее живот, прежде чем взглянуть ей в глаза.

- Почему ты мне сказала, - хрипло спросил он.

- Я не знала, - ответила она, - Пока ты не уехал.

Осторожно, будто к дикому животному, он приблизился, медленно протянул руку и положил ей на живот. Она задрожала от тепла и жизненной силы, которые несло его прикосновение, и едва не застонала вслух, когда муки одиночества, тоска всех месяцев без него начали покидать ее тело. Знал ли он, какую боль причинил ей? Понимал ли, что его исчезновение почти убило ее, что только мысль о том, что она носит его дитя, заставляла ее жить.

А потом она почувствовала, как мелкая дрожь пробежала по его телу и по рукам, касающимся ее. Воздух между ними, казалось, раскалился. Желание ворвалось глубоким судорожным вздохом, ее тело обмякло и согрелось, бессознательно увлажняясь для него.

- Позволь мне увидеть тебя, - застонал он, уже задирая ее длинную ночную рубашку.

Каким-то образом она оказалась лежащей на мостках, ее голое тело купалось в жемчужном утреннем свете. Ночная рубашка защищала ее нежную кожу от неструганых досок под нею. Под ней и вокруг нее, плескалась вода. Ей казалось, будто она плывет, удерживаемая только якорем его сильных рук. Она закрыла глаза, чтобы не мешать ему знакомиться с изменениями, которые претерпело ее тело. Изменениями, которые она так полно ощущала. Его шершавые руки скользили по ней как легчайший шелк, касаясь ее потемневших, набухших сосков, ладонями создавая полушария из ее тяжелых грудей. Потом руки опустились вниз, на ее живот, охватив маленький тугой холмик, где рос его ребенок.

Она не открыла глаза даже тогда, когда он раздвинул ее ноги, поднял колени и широко развел их, чтобы и там посмотреть на нее. Холодный воздух, который давал отдышаться, коснулся и самого интимного ее места, еще более усилив желание. Знает ли он, как она в нем нуждается, чувствует ли он, как поет ее тело под его руками? Конечно, знает и чувствует. Она никогда не могла утаить от него свою страсть, даже тогда, когда старалась из всех сил. Она услышала, что его дыхание стало прерывистым, и ощутимая сила его желания заставила ее пылать.

- Ты настолько прекрасна, что больно на тебя смотреть, - шептал он.

Она почувствовала, как длинный мозолистый палец исследует чувствительное местечко между ее ног, поглаживая и потирая его, прежде чем нежно скользнуть внутрь.

От потрясения, вызванного этим неглубоким вторжением, у нее закружилась голова, спина дугой выгнулась над мостками, и он низким шепотом стал успокаивать ее. А затем она почувствовала, как он придвинулся ближе, улегся между ее ног, и стал возиться со своей одеждой. Она лежала, мучаясь от нетерпения, в ожидании момента, когда они будут вместе, снова вместе, снова будут одним целым. Снова он заполнит ее настолько, что станет частью ее, и они задохнутся от совершенства происходящего. А потом стало не до размышлений, они могли только двигаться вместе, вцепившись друг в друга. Его сила дополняла ее хрупкость. Мужчина и женщина, соединенные в вечности.

Теа застонала во сне, когда любовник довел ее до кульминации, а потом затихла, когда сон, изменившись, продолжился.

Вода сомкнулась у нее над головой, белая пена на поверхности отмечала место, где она гибла. Потрясение от того, что это случилось сразу же после экстаза, который она только что познала с ним, парализовало ее на долгие драгоценные мгновения. Потом она подумала о ребенке, которого носила, и безмолвно завопила в бешенстве от того, что подвергает его опасности. Она стала дико бороться с неумолимой силой, которая захватила ее и тянула вглубь, лишая воздуха, лишая жизни. Она не могла допустить, чтобы с ее ребенком что-то случилось, невзирая на то, что делал его отец. Не смотря ни на что, она любила его, любила его ребенка.

Но она не могла освободиться от пут, тянущих ее вниз. Ночная рубашка вместо того, чтобы всплыть на поверхность, опутала ей ноги. Ее легкие мучительно горели, грудь вздымалась, пытаясь втянуть воздух. Она боролась с этим желанием, зная, что вдохнет только смерть. Бороться. Она должна бороться за своего ребенка.

Сильные руки на ее плечах все глубже погружали ее в воду. В отчаянии, гаснущим зрением она глядела через зеленеющую воду в его холодные, отстраненные глаза, глаза человека, которого любила так сильно, что готова была последовать за ним куда угодно. Он толкал ее все глубже и глубже, отдаляя от живительного воздуха.

«Почему?» беззвучно простонала она. Смертоносная вода заполнила ее рот, ее ноздри, хлынула в горло. Она не могла больше держаться. Только ребенок давал ей силы, чтобы сражаться, бороться с этими могучими руками, пытаться вырваться из них. Ее ребенок… Она должна спасти своего ребенка. Но темнота наступала, затуманивая глаза, и она поняла, что проиграла. Ее последней мыслью в этой жизни был слабый беззвучный крик отчаяния: «Почему?»

Когда Теа проснулась, ее тело сотрясали беспомощные рыдания. Скорчившись, она лежала на боку, переполненная скорбью. Скорбью о своем нерожденном ребенке, скорбью по мужчине, которого любила так сильно, что даже гибель от его рук не смогла убить ее чувства к нему. Все это не имело смысла. Он занимался с ней любовью, а потом утопил. Как мог человек, почувствовав, как толкается его ребенок в чреве своей матери, следом же преднамеренно погасить эту беспомощную жизнь? Независимо от того, что он чувствовал по отношению к ней, как он мог убить собственного ребенка?

Боль была страшной. Свернувшись в калачик, она, как со стороны, слышала тихие, подвывающие звуки своих рыданий, не способная двигаться, не способная думать.

И тут она услышала джип, который, взметнув гравий, резко затормозил на подъездной дороге. Она похолодела, ужас, как ледяная вода, потек по ее венам. Он здесь. Она вспомнила, что он видел те же сны, что и она. Он знал, что она знала о тех ужасных мгновениях под водой. Она боялась даже думать о том, чего он пытался достичь, снова и снова через века убивая ее, но уже не сомневалась, что если останется в доме, то вскоре ее постигнет та же судьба. После этого последнего сна он уже не сможет льстивыми речами отвлечь ее от страхов, как это удавалось ему прежде.

Теа спрыгнула с кровати. Не успев схватить одежду, она босиком вылетела из спальни и бесшумно пронеслась через гостиную в кухню. Она добралась до задней двери как раз тогда, когда его большой кулак бухнул в переднюю.

- Теа, - позвал он своим низким голосом, яростно, но сдержанно, словно пытаясь убедить, что ей ничего не угрожает.

Густые тени раннего рассвета все еще окутывали комнаты, сереющий за окнами свет был еще слишком слаб, чтобы проникнуть в дом. Как маленькое животное, старающееся не привлечь внимание хищника, Теа неподвижно замерла, вскинув голову и прислушиваясь к малейшему звуку его шагов.

Можно ли бесшумно выскочить через заднюю дверь? А вдруг он сейчас тихо огибает дом, чтобы попытаться открыть эту дверь? Мысль, что она отворит дверь и лицом к лицу столкнется с ним, совсем заледенила ее кровь.

- Теа, послушай меня.

Он все еще был у главного входа. Теа возилась с цепочкой, молясь, чтобы дрожащие руки не предали ее. Она нащупала паз и мучительно медленно откинула цепочку, придерживая ее, чтобы та не брякнула. Потом она добралась до замка.

- Это не то, о чем ты подумала, дорогая. Пожалуйста, не бойся меня. Верь мне.

Верить ему! Она едва не захохотала, несмотря на все попытки сдержаться, ее разбирал истерический смех. В конце концов, ей удалось его подавить. Он повторял эти два слова так часто, что они уже звучали как заклинание. Снова и снова она верила ему, доверяла свое сердце, свое тело, жизнь своего ребенка, а он снова и снова ее опутывал ее своими чарами.

Она нашла запор и бесшумно его открыла.

- Теа, я знаю, что ты не спишь. Я знаю, что ты меня слышишь.

Она приоткрывала дверь едва не по миллиметру, задержав дыхание, чтобы не пискнуть и не привлечь его внимание. В образовавшуюся щель проник серый свет. С каждой секундой приближался рассвет, а с ним и яркий свет, который не даст ей скрыться от него. Вдруг до нее дошло, что у нее нет ключей от машины. Осознав это, она едва не приросла к месту, но возвращаться за ними не посмела. Ей придется спасаться на своих двоих.

Возможно это и к лучшему. Если бы она была на машине, он с легкостью последовал бы за ней. Пешая, она чувствовала себя намного уязвимее, но зато так гораздо легче скрыться.

Наконец дверь открылась настолько, что она смогла протиснуться. Покинув сомнительную безопасность дома, она едва дышала. Ей хотелось укрыться за его стенами, но она знала, что Ричард выставит окно и заберется внутрь, или выломает дверь. Он был воином, он был убийцей. Так или иначе, а в дом он попадет. Там она в опасности.

Заднее крыльцо не было крытым, пара ступеней просто прикрывалась сверху тентом от дождя. Но здесь тоже была сетчатая дверь. Она осторожно подняла защелку и вновь приступила к мучительному процессу открывания двери. Нервы натягивались все туже и туже. Она из всех сил сосредоточилась, уставившись на спираль пружины и внушая той, чтобы была потише. Последовал легкий скрип, слышимый, разве что, на несколько футов. Но от этого скрипа она покрылась холодным потом. Дюйм, два дюйма, шесть. Щель становилась все шире. Восемь дюймов. Девять. Она принялась протискиваться….

Из-за угла дома появился Ричард. Он увидел ее и прыгнул вперед, как зверь на добычу.

Теа закричала и отскочила назад, захлопнув кухонную дверь и возясь с замком. Слишком поздно! Он войдет в эту дверь, закрыта она или нет. Она почувствовала его решимость и бросила замок незапертым, выгадав вместо этого несколько секунд, позволивших добежать до передней двери.

Когда хлопнула задняя дверь, она уже была у передней. Та была заперта. Ее грудь вздымалась в панике, дыхание было поверхностным. Дрожащие, дергающиеся пальцы пытались справиться с цепочкой и замком.

- Теа! – его голос, полный ярости, быстро приближался. Рыдая, она резко распахнула дверь и выскочила на веранду, пихнула незапертую сетчатую дверь и пролетела через нее, потом споткнулась и упала на колени в высокую влажную траву.

Он уже вырвался из дома через переднюю дверь. Она вскочила, задрала ночнушку выше колен и побежала к дороге.

- Черт побери, да послушай же меня!

Он несся за ней, пытаясь перехватить. Она метнулась в сторону, когда он выскочил перед ней, но ему еще раз удалось отрезать ее от дороги.

От отчаяния у нее потемнело в глазах. Ее душили рыдания. Она была загнана в угол. Он собирался убить ее, а она снова беспомощна и снова не может себя защитить.

Глядя на него заплаканными глазами, она безвольно выпустила из рук ночную рубашку и подол закрыл ее ноги. Утренний сумрак рассеивался, и она могла видеть его яростные глаза, контур его подбородка, глянец пота на его коже. На нем не было ни рубашки, ни ботинок, только джинсы. Его сильная грудь вздымалась и опадала в такт дыханию, но он даже не запыхался, тогда как она совершенно обессилела. У нее не было никаких шансов против него.

Она начала медленно пятиться назад. Боль внутри нее нарастала до тех пор, пока единственным, что она могла делать - это только дышать, а ее сердце только биться.

- Как ты мог? – рыдала она, давясь словами, - Наш ребенок… Как ты мог?

- Теа, послушай меня, - он протягивал к ней руки, мягко и плавно, желая утихомирить, Но теперь она знала о нем слишком много, чтобы попасться на эту удочку. Ему не нужно оружие, он может убить голыми руками.

- Успокойся, любимая. Я знаю, что ты расстроена, но давай зайдем внутрь и поговорим.

Она гневно смахнула слезы со щек.

- Поговорим! Что хорошего ты можешь мне сказать! - вопила она, - Будешь говорить, что ничего этого не было? Ты убил не только меня, ты убил и нашего ребенка!

Она все еще пятилась назад, боль была настолько сильна, что ей не хотелось, чтобы он это понимал. Ей казалось, что она разваливается на куски, горе было столь всеобъемлюще и столь бесконтрольно, что теперь она была готова приветствовать смерть, только бы избавиться от этой ужасной боли.

Он посмотрел на то, что было позади нее, и переменился в лице. Его глаза стали странно пустыми. Все его тело напряглось, казалось, он собрался, как пружина.

- Ты подходишь слишком близко к воде, - сказал он невыразительным, бесстрастным голосом. - Отойди от мостков.

Теа рискнула кинуть быстрый взгляд через плечо, и обнаружила, что стоит перед мостками, а холодное, смертельное озеро плещется совсем рядом у ее босых ног. Слезы туманили взор, но оно было тут, тихо ожидая, чтобы предъявить на нее свои права.

Ее снедал безрассудный страх перед озером, но это было ничто по сравнению с неослабевающей скорбью по ребенку. Она изменила направление своего отступления и стала двигаться к мосткам. Ричард шел в ногу с ней, не приближаясь, но и не открывая пути для бегства. Мысли о неминуемости всего происходящего завладели ею. Она считала, что сможет обмануть судьбу, но все ее усилия были тщетны с самого начала.

Ее босые ноги коснулись досок и она ступила на настил. Ричард остановился. Его аквамариновый взгляд впился в нее.

- Не заходи далеко, - жестко сказал он - Мостки опасны. Некоторые доски подгнили и плохо прикреплены. Сойди с мостков, детка. Иди ко мне. Клянусь, я не причиню тебе боли.

Ребенок. Осколки боли вонзились в ее внутренности, и она громко застонала. Ее рука легла на живот, словно ребенок все еще был в ней. Качая головой, она бездумно отступала от него.

Он остановился на мостках в футе от нее.

- Я не могу вернуть тебе этого ребенка, - хрипло сказал он, - Но могу дать другого. У нас будет столько детей, сколько ты захочешь. Не покидай меня в этот раз, Теа. Бога ради, сойди с мостков.

- Зачем? – слезы из бездонного колодца горя все еще туманили ее глаза, скатываясь по щекам.- Зачем откладывать? Почему не покончить со всем этим прямо сейчас?

Она еще дальше попятилась назад, чувствуя как скрипят и проседают под ней доски. У конца мостков было очень глубоко. Это прекрасно подходило для трех буйных детей, которые могли нырять и резвиться в воде, не опасаясь, что стукнутся головой о дно. Если ей предназначено умереть здесь, пусть так и будет. Вода. Всегда была вода. Она всегда ее любила, и, в конце концов, вода предъявила на нее свои права.

Ричард медленно продвигался вперед, не отрывая от нее взгляда и протянув ей руку.

- Ну, пожалуйста. Давай, возьми мою руку, дорогая. Больше не отступай назад. Это опасно.

- Не подходи ко мне, - завизжала она.

- Я не могу, - его губы едва шевелились.- Я никогда не мог, - Он сделал другой шаг, - Теа…

Она поспешно отступила. Доски просели под ней, а затем начали трещать. Она почувствовала, как одна сторона настила проваливается под ней, сбрасывая ее в воду. Последним, что она увидела, смутно и расплывчато, прежде чем вода сомкнулась над ее головой, был Ричард, прыгающий вперед. И его лицо, охваченное бессильным гневом.

Было холодно и темно. Она опускалась, будто ее тянула вниз какая-то невидимая рука. Опускалась все глубже и глубже, наталкиваясь на чернеющие сваи мостков. После всего страха и боли было почти облегчением осознавать, что все заканчивается, и в течение долгих мгновений она просто признавала неизбежность происходящего.

А затем сработал инстинкт, столь же непреодолимый, сколь и бесполезный, и она начала бороться, пытаясь вытолкнуть себя на поверхность. Но ночная рубашка обвилась вокруг ног, и опутывала их тем плотнее, чем сильнее она боролась. Тут она поняла, что зацепилась за сломанные доски. Обломки тянули ее вниз, и, с опутанными ногами, у нее не хватало сил сопротивляться их неодолимому хвату.

Она бы расхохоталась, если бы могла. На этот раз Ричарду не пришлось ничего делать. Она ухитрилась сделать все сама. Однако, она пыталась выплыть и не прекращала бороться со вцепившимися досками.

Он прыгнул в воду, погрузившись слева от нее и взбаламутив водную гладь. Видно было плохо, но, тем не менее, она различала мерцание его кожи, темноту его волос. Он сразу же нашел ее – по белой ночнушке – развернулся и поплыл к ней.

Злость пронзила ее как удар ножа. Он должен был довести это дело до конца и не мог позволить озеру одному сделать его работу. Вероятно, он хотел убедиться, что она не борется за свою жизнь.

Она руками оттолкнула его и удвоила усилия, из последних сил пытаясь выбраться на поверхность. Сражаясь за жизнь, она израсходовала весь кислород и теперь ее легкие горели от потребности вдохнуть. Ричард схватил ее руки и стал толкать ее вниз, вниз, дальше от света, дальше от жизни.

Теа видела его глаза, спокойные и отстраненные, полностью сосредоточенные на том, что он делал. У нее оставалось так мало времени, так мало. Боль водоворотом кружилась в ней. Боль и злость на судьбу, настигшую ее несмотря на все усилия. Она еще раз отчаянно дернулась, пытаясь вырваться и истратив на это усилие остатки сил…

Несмотря ни на что, она всегда так сильно любила его, любила без всяких причин, любила даже в смерти.

Но еще больнее было осознавать, что она оставляет его навсегда. Их пристальные взгляды встретились сквозь завесу темной воды. Его лицо было так близко, что она могла бы его поцеловать. Через подступающий мрак она видела свою муку, отражающуюся в его глазах. Доверяй мне, неоднократно говорил он. Доверяй мне … даже если все свидетельствует об обратном. Доверяй мне.

Доверяй ему.

Осознание озарило Теа как солнечные лучи. Доверие.

Она никогда не доверяла ему полностью, не верила в его любовь к ней. Она были похожи на двух осторожных животных, которые стремятся быть вместе, но не смеют показать друг другу свою уязвимость. Они не доверяли друг другу. И поплатились за это.

Верь ему.

Она прекратила борьбу, обмякла и позволила ему сделать то, что он хотел. Тем более, что у нее все равно уже не было сил. Они все еще пристально смотрели друг на друга, и она своим взглядом отдавала ему себя, ее глаза светились любовью. Даже если было слишком поздно, она хотела, чтобы он знал, что и перед лицом смерти, несмотря ни на что, она любила его.

Она увидела блеск в его глазах, почувствовала, как он с новыми силами тянет ее в глубину, ко дну. Теперь, без хватки досок, за которые она зацепилась, он смог ослабить натяжение ткани и высвободить ночную рубашку из ловушки топляка. И, когда последний пузырек воздуха выскользнул из ее губ, он обхватил рукой ее талию и заработал сильными ногами, чтобы вытолкнуть их на поверхность, к живительному кислороду, к жизни.

— Господи, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, о, Господи, пожалуйста…

Она слышала как он, вытаскивая ее из воды, бормочет эту отчаянную молитву, но не могла ответить, не могла двигаться и, как тряпичная кукла, повисла у него на руках. Ее легкие отказывали, и она не могла резко и глубоко вздохнуть, хотя это было так необходимо.

Ричард опустил ее на траву и начал колотить по спине. Ее легкие дрогнули, потом расширились, она закашлялась и изо рта полилась озерная вода. Он продолжал лупить ее по спине так, что казалось, что он переломает ей все ребра.

— Я … в … порядке, — смогла выдохнуть она, пытаясь уклониться от беспощадного кулака. И продолжала кашлять, подавляя рвотные позывы.

Он свалился рядом с ней, заходясь в приступе кашля, его мускулистая грудь вздымалась, когда он хватал ртом воздух.

Теа с усилием повернулась на бок, и потянулась к нему, испытывая непреодолимую потребность в прикосновении. Они лежали на траве, дрожа и кашляя, когда первые теплые солнечные лучи проплыли над озером и коснулись их. Он судорожно притянул ее к себе, по его щекам бежали слезы. Что-то бессвязно бормоча, он осыпал поцелуями ее лицо, ее шею. Его крупное тело окаменело, содрогаясь от напряжения. Он перекатил ее под себя и задрал до талии подол мокрой ночной рубашки. Теа, чувствуя его яростную, неистовую потребность, лежала неподвижно, пока он сражался с мокрыми, неподатливыми джинсами. Наконец он расстегнул их и стащил вниз. Он раздвинул ей ноги и вонзился в нее, большой, горячий и настолько твердый, что она вскрикнула, стиснув его так сильно, как только могла.

Он вонзался в нее быстро и яростно, желая доказать, что они живы, желая доказать, что она – его. Теа отвечала так же безудержно и почти сразу же достигла кульминации. Обхватив его руками и ногами, она закричала от восторга, от того, что он был с нею и в ней. Судорожно задрожав, он дернулся, и она почувствовала в себе теплую струю, завершившую его оргазм. Он рухнул на траву рядом с ней.

Ричард долго лежал, обнимая ее. Ее голова покоилась в колыбели его плеча, и ни один из них не мог перестать касаться другого. Он приглаживал ее буйные спутанные локоны, она гладила его руки, его грудь. Он поцеловал ее в висок, она ткнулась носом в его подбородок. Он сжал и погладил ее груди, ее руки блуждали по его обнаженной пояснице. Она подумала, что они представляют собой картину полнейшей невоздержанности, лежа здесь, на траве, она - с ночнушкой, задранной до талии, и он – с джинсами, спущенными до колен. Но солнце было таким теплым, она была такой сонной, а тело было настолько переполнено удовлетворением, что ей было все равно.

В конце концов, он отодвинулся и ногами стащил с себя мокрые джинсы. Она улыбнулась, когда он, голый и счастливый, вытянулся во весь рост. Он никогда не отличался избытком скромности. Но, с другой стороны, скрывать такое тело было бы преступлением. Она блаженно вздохнула, размышляя о разных неприличных вещах, которые намеревалась проделать с ним позже, когда они раскинутся на той большой кровати. Кое-какие штучки требовали матраца, а не травы. Хотя те шкуры были замечательны….

— Все те времена, — шептала она, целуя его плечо, — Ты пытался меня спасти.

Он, придвинув ее поближе, приоткрыл щелочки ярких глаз.

— Конечно, — сказал он просто, — Я не мог жить без тебя.

— Но ты жил.

Замечание, не родившись, умерло у нее на губах, когда она взглянула на него и осознала, о чем говорит его лицо. В его глазах она прочла спокойный ответ. Эмоции настолько переполнили ее, что не давали дышать, в глазах заблестели слезы.

— Черт тебя подери! – потрясенно сказала она. Он не жил. Каждый раз, когда он не мог ее спасти, он оставался там, с нею, предпочитая скорее разделить с ней смерть, чем жить без нее. Этот раз был его последним шансом. Также как ее, так же как их, — Черт тебя подери! Зачем ты это делал! Почему ты не жил?

Медленная улыбка коснулась его губ, он играл с одной из ее кудряшек.

— А ты бы жила? – спросил он, и его улыбка стала шире, когда она хмуро посмотрела на него. Нет, она бы не смогла оставить его в воде и продолжать жить. Она осталась бы с ним.

— Ты маленькая ведьмочка, — довольно сказал он, прижимая ее к груди, — Ты вовлекла меня в настоящую погоню, но теперь я тебя поймал. Наконец-то, мы сделали все правильно.

Эпилог

Два дня спустя Теа и Ричард сидели снаружи, на качелях, которые он починил, и удовлетворенно наблюдали за озером. Ее босые ноги пристроились у него на коленях, и он их массировал, заявив, что ему надо практиковаться, так как на большом сроке беременности ей будет нужна такая услуга. Оба были нелепо уверены, что их первые любовные ласки дали свои плоды, и ее счастье было настолько опьяняющим, что кружилась голова.

Ее страх перед водой исчез так же внезапно, как и появился. Она еще не плавала, но скорее из-за беспокойства Ричарда, чем своего. Всякий раз, когда они гуляли, он оказывался между нею и водою. И она задавалась вопросом, отменит ли он когда-нибудь это боевое дежурство.

Что касается их планов… Они не строили особых планов по поводу их совместной жизни. Прежде всего, она поедет в Северную Каролину. Ее воин не просто спецназовец, а подполковник. И, поскольку ему всего тридцать пять, у него есть время, чтобы дослужиться до генерала, должности, просто неизбежной для него. Теа подумала, что вскоре ей придется бросить покраску зданий, не очень-то это подобает генеральской жене. А вот фрески… это совсем другое.

А пока они эгоистично наслаждались, по-новому знакомясь друг с другом, обмениваясь каждым моментом своей жизни. Они вычистили двор, а этим утром стали готовить дом к покраске. Тем не менее, большую часть времени они провели в постели.

Она подставила лицо к солнцу, и, чашей положила ладонь на живот. Он был там. Она это знала. Ей был не нужен ни аптечный тест, ни заключение лаборатории, чтобы подтвердить то, что она и так чувствовала каждой клеточкой своего тела. Крошечный, совсем незаметный, но он, несомненно, там.

Рука Ричарда накрыла ее руку, и она, открыв глаза, увидела его улыбку.

- Мальчик или девочка?

Она колебалась.

- А ты как считаешь?

- Я спросил первым.

- Давай скажем вместе. Ты начинаешь.

Он открыл было рот, но потом, сузив глаза, остановился.

- Почти попался, - самодовольно заметила она.

- Хитрюля. Ну, хорошо, это мальчик.

Она переплела свои пальцы с его и удовлетворенно вздохнула.

- Согласна.

Сын. Сын Ричарда. Ребенок, который умер вместе с нею, был дочерью. Она сморгнула слезы по тому ребенку, задаваясь вопросом, потерян ли он навсегда, или ему тоже будет дан шанс.

- У нее еще будет шанс, - прошептал Ричард, придвигая Теа поближе к себе. - Возможно, в следующий раз. Мы узнаем.

Да, они узнают. Ее воспоминания становились все более полными, так как сны по-прежнему приходили каждую ночь. И Ричард по-прежнему делил их с ней. Они просыпались, обнаружив, что их тела сплетены, и в них пульсирует экстаз. Они были связаны душой и телом. Прошлое открылось им, что удавалось очень немногим людям.

Они услышали машины прежде, чем смогли их увидеть, и Теа села, опустив ноги на траву. Ричард встал, машинально занимая место между ней и тем, кто бы сейчас ни приближался. Теа подтащила его за пояс, и он, со смущенным взглядом, оглянулся на нее, поняв, что сделал.

- Старые привычки, - заметил он, пожав плечами, - И вправду, старые.

Затем показались три машины и Теа с удивлением наблюдала, как подъезжает ее семья в полном составе.

Через мгновение она все поняла.

- Сегодня же мой день рождения, - задохнулась она, - А я и забыла!

- День рождения? – он приобнял ее за плечи, - И сколько тебе? Так… тебе тридцать, верно? И я должен сказать, что ты самая старая из всех, кем была. Но ты неплохо держишься.

- Благодарствую на добром слове.

Усмехнувшись, она схватила его за руку и потащила вперед. Посмотрим, будет ли он столь же нахален после того, как им займется ее семейка. Племянницы и племянники повысыпали из машин и кинулись к ней, взрослые появлялись намного медленнее. Ли и Синтия, Джексон и Джун, ее родители, приближались несколько настроженно, словно опасаясь, что помешали романтическому уединению.

- Дорогая, я не думала, что с тобой кто-то будет, - сказала ее мама, окидывая Ричарда критическим материнским взглядом.

Ричард рассмеялся, низко и непринужденно.

- С ней никого не было, - сказал он, протягивая руку отцу Теа.

- Меня зовут Ричард Ченс. Я арендую дом по соседству.

Ее отец усмехнулся.

- Я – Пол Марлоу, отец Теа. А это – моя жена, Эмили.

Все вежливо представились, и Теа пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Хотя ее отец совершенно расслабился, а Синтия и Джун счастливо улыбались Ричарду, ее мама и братья с подозрением хмурились на воина, затесавшегося среди них.

И, прежде чем могло быть сказано что-то смущающее, она взяла Ричарда под руку.

- Подполковник Ричард Ченс, - спокойно сказала она, - В отпуске из Форта Брэгг, Северная Каролина. И, для протокола, мой будущий муж.

Эти слова полностью преобразили ее задиристых родственников. В суете поздравлений и визга, вкупе со слезами ее матери, она разобрала, как отец задумчиво сказал:

- Быстро сработано. Сколько дней вы знаете друг друга - четыре, пять?

- Нет, - с абсолютной уверенностью ответил Ричард, - Мы знали друг друга бездну лет, но выбор времени был неверен. На сей раз все решилось. Я думаю, что так и было суждено.

Перевод осуществлен на сайте http://la-magicienne.com/forum/

Перевод: Оксана Львова, Фэйт

Редактура: П.Елена, Nataly, Фэйт

© Перевод: «Волшебница», 2009

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

[1]

Адирондакское кресло - удобное глубокое "дачное" кресло с широкими подлокотниками, предназначенное для использования на улице, во дворе. Сделано из прочных деревянных планок. Название связывают с тем, что изначально такие кресла изготовляли и сделали их популярными в районе Адирондакских гор.

(обратно)

[2]

Широкая кровать - в оригинале queen-size bed – кровать размером 1,5 на 2 метра (стандарт кроватей, матрасов и постельного белья)

(обратно)

[3]

Кровать королевского размера - в оригинале king-size bed- кровать размером 2,2 -2,1 метра

(обратно)

[4]

6 футов 3 дюйма – 191 см.

(обратно)

[5]

Уайт Плэйнс - White Plains - пригород Нью-Йорка

(обратно)

[6]

Ричард Ченс - фамилия героя Сhance – случай (одно из основных значений этого слова)

(обратно)

[7]

30 ярдов – 27,432 метра

(обратно)

[8]

 Шамбре (chambray) – ткань типа батиста. Названа по имени французского города Cambrai, где впервые была изготовлена в начале 19-го века.

(обратно)

[9]

Клеймор (claymore) - сабля шотландских горцев, кельтский обоюдоострый меч, шашка офицеров Хайлендских полков (северная, горная Шотландия); от гэллького - большой меч.

(обратно)

[10]

Японка – короткий рукав-кимоно, плотно облегающий руку

(обратно)

[11]

"Если бы на мне была обувь, то я бы дрожала от страха" - игра слов: shake in one's shoes - трястись, дрожать от страха

(обратно)

[12]

"Она как будто упала в кроличью нору" - имеется в виду роман Льюиса Кэррола "Алиса в стране чудес"

(обратно)

[13]

Форт-Брэгг [Fort Bragg] находится в штате Северная Каролина; военная база, штаб 18-го воздушно-десантного корпуса [Eighteenth Airborne Corps] и входящих в него 82-й воздушно-десантной [Eighty-second Airborne] и 101-й воздушно-штурмовой дивизии [One Hundred and First (Division) Air Assault], а также место расположения учебного центра войск специального назначения [Special Forces , Green Berets ]. Форт основан в 1918 и назван в честь генерала Б. Брэгга [Bragg, Braxton ].

(обратно)

[14]

Война в заливе [Gulf War] - война в Персидском заливе Самая короткая война в истории США, известна также под кодовым названием "Буря в пустыне" [Operation Desert Storm ]. Началась в 1991 в ответ на захват Ираком соседнего Кувейта. По решению Совета Безопасности ООН была создана международная коалиция для ведения военных действий. Со стороны США было задействовано около 500 тыс. солдат. Операцию удалось закончить за два месяца, причем впервые в истории человечества все события час за часом транслировались по телевидению.

(обратно)

[15]

100 ярдов - 91,44 метра

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте