«Надежда `Дерзкого`»

Дэвид Файнток Надежда "Дерзкого"

Второе путешествие Николаса Сифорта в год 2197-й от Рождества Христова.

Многие страницы этой книги написаны в уголке ресторанчика "Рэгтайм Рик" города Толидо, штат Огайо, при дружеской поддержке Тони Страсеска, Маршалла Спенсера и в приятной компании Джетти.

Преодолеть муки творчества автору помогли Ардат Мэйхар, К. Дж. Черри и Роджер Макбрайд Аллен. Их мудрые советы и остроумные замечания трудно переоценить.

Часть I

Ноябрь, год 2197-и от Рождествa Христова

– Вольно! – скомандовал адмирал Джеффри Тремэн. Он важно прошествовал через конференц-зал Адмиралтейства к своему месту во главе стола, положил на него стопку бумаг и деловито смахнул с золотого галуна невидимую пылинку. Офицеры, при его появлении вытянувшиеся по стойке «смирно», расслабились. Я спешно поправил галстук.

Адмирал сел. За ним – остальные: одиннадцать мужчин и три женщины, все – капитаны военных космолетов. Предполетный инструктаж проходил в Лунаполисе, в небольшом здании военно-космического ведомства ООН. Наша эскадра готовилась к полету на планету Надежда, находившуюся на расстоянии шестидесяти девяти световых лет от Солнечной системы. Корабль адмирала Тремэна «Порция», оснащенный сверхсветовым двигателем новейшей модели L, уже ждал отправки на орбитальной станции «Порт Земли». Там же находился и мой корабль «Дерзкий».

Тремэн холодно оглядел собравшихся.

– Итак, вся команда в сборе, – промолвил он наконец с недовольным видом. Адмирал был явно разочарован.

Я посмотрел на своих соседей. Командир Холл, судя по значкам на униформе, прослужил двадцать четыре года; командир Дражинский – справа от меня – двадцать два. В общем, меня еще не было на свете, когда они уже служили в ВКС. «Дерзкий» был первым кораблем, где мне предстояло стать командиром, самым молодым на всем Военно-Космическом Флоте Организации Объединенных Наций.

– Джентльмены, – продолжил адмирал, – завтра отправляемся в путь. Для максимальной навигационной точности потребуется не менее семи стоянок.

Семь стоянок? Что за бред? Никому не нужная трата времени и топлива. Но как самый младший я решил сидеть да помалкивать.

Оснащенный сверхсветовым двигателем корабль может попасть в заданную точку Вселенной с точностью шесть процентов от расстояния до цели. Нет, вру – один процент! Пока я летал на Надежду, строители космолетов добились поразительного прогресса. Вернувшись в свою родную Солнечную систему, я с удивлением узнал, сколь совершенными двигателями теперь оснащены корабли Военно-Космических Сил ООН.

Честно говоря, я не силен в навигации. Особенно по части сверхсветовых двигателей. Не помогло даже обучение, которое пришлось пройти по приказу начальства. Сверхсветовой полет можно сравнить с прыжком сквозь пространство-время к заранее рассчитанной точке, но почему не удается попасть в нее сразу, а только приблизиться к цели – я не имею понятия. К счастью, пилот и бортовой компьютер могут обойтись без меня; как командир корабля я обязан лишь проверять их расчеты.

Теоретически приблизиться к Надежде можно одним большим прыжком, а оставшееся расстояние пройти прыжком поменьше. Обычно – по самым различным причинам – необходима максимальная точность, поэтому полеты к дальним космическим объектам совершаются, как правило, в несколько прыжков, с более точным прицеливанием на каждой короткой стоянке. Но до Надежды всего шестьдесят девять световых лет, и для полета к ней вполне достаточно двух стоянок. Семь – полный абсурд.

– Я полечу на «Дерзком», – объявил Тремэн.

У меня буквально челюсть отвисла. А я на каком? Ведь адмирал собирался лететь на «Порции», флагманском корабле! Ладно, мой корабль побольше «Порции», как-нибудь уместимся с адмиралом. Словно угадав мои мысли, Тремэн добавил:

– С командиром Хэсселбрадом.

– Как? – воскликнул я, не узнав собственного голоса.

– Разве непонятно? Мне нужен командир более опытный, чем вы, Сифорт. Вы полетите на «Порции». Зайдете после полудня в оперативный отдел.

– Но… – начал было я, однако вовремя спохватился: – Есть, сэр!

Адмирал Тремэн уткнулся носом в бумаги, а у меня голова пошла кругом. Сколько сил и времени я угробил! Вдоль и поперек изучил свой «Дерзкий»! А он, оказывается, уже не мой. «Порция» – двухпалубник, один из самых маленьких кораблей космического флота. Вот все, что я о ней знал. А как же мой экипаж? Младшие офицеры Алекс Тамаров, Дерек Кэрр и Вакс Хольцер? Неужели и с ними придется расстаться? Управлять незнакомым кораблем без их дружеской поддержки?

– Со всех стоянок, – продолжил адмирал, – корабли «Порция» и «Свобода» будут отправляться последними, а прибывать в следующий пункт назначения первыми благодаря двигателям модели L, чтобы в случае необходимости предупредить остальных.

Вот оно что! Уж не имеет ли он в виду чудищ, с которыми пришлось столкнуться во время полета «Гибернии» к Надежде? Тогда погибло несколько опытных членов экипажа. Меня долго преследовали по ночам кошмары, они доконали бы меня, если бы не моя жена Аманда.

Бедная Аманда! Пока я проходил ускоренное обучение в Адмиралтействе, она на борту «Дерзкого» готовила нашу каюту к полету. Наверняка там полный порядок, все разложено по местам. И вдруг выясняется, что в этой каюте станет хозяйничать Тремэн! Вряд ли Аманда будет в восторге. Но приказ есть приказ, тут я бессилен.

Я мрачно смотрел на Тремэна. Что он задумал. Не иначе как «Порции» и «Свободе» уготована участь разведчиков-смертников. Плохо вооруженным «Порции» и «Свободе» придется семь раз совершать прыжки в неизвестность и ценой собственной жизни спасти эскадру.

– Что делать при непредвиденных контактах? – обратился к адмиралу седеющий командир Стахл.

Вот это загнул! Я мрачно усмехнулся. Как и большинство офицеров, командир Стахл не верил в существование разумных, но враждебных чудищ. Я тоже не верил, пока не увидел их собственными глазами. Человечество уже две сотни лет исследует дальние закоулки Вселенной, но нигде пока не обнаружило жизни, если не считать бесхребетных рыб на планете Дзета-Пси. Слава Богу, Дарла, бортовой компьютер «Гибернии», записала нашу встречу с чудищами. Были и свидетели, члены экипажа «Гибернии». Иначе мне не то что не поверили бы, но еще и упекли в дурдом.

– Вероятность непредвиденных контактов близка к нулю. – Адмирал Тремэн сделал паузу, метнул в мою сторону раздраженный взгляд, снова посмотрел на Стахла. – В любом случае ничего не предпринимайте, пока на сто процентов не убедитесь, что встретившиеся существа представляют серьезную угрозу.

– На все сто? Да они взорвут наши корабли, пока мы будем убеждаться, – выпалил я и тут же об этом пожалел. Но, черт возьми, как можно спокойно выслушивать такую чепуху!

– Сифорт! – подскочил Тремэн, побагровев. – Опять дерзите?!

– Это не дерзость, сэр, – смиренно возразил я. – Дело в том, что эти чудища не пользуются для связи радиоволнами и угадать их намерения просто невозможно. Они с наскоку проплавляют корпус корабля до дыр, что и проделали с «Телстаром» и…

– Адмиралтейство доверило вам корабль, Сифорт, – не без ехидства заметил Тремэн, – а зря. Будь моя воля… Честно говоря, не верю в эти ваши басни с чудищами. Мало ли что можно записать в компьютер, а тем более в отчет! Своими выдумками вы отвлекли внимание комиссии от смерти командира Хага.

Я был вне себя от возмущения. Адмирал публично обвинил меня во лжи и в фальсификации отчета. Мало того, намекнул на убийство!

– Позволю себе напомнить, что прошел проверки на детекторе лжи со специальным наркотиком, так называемой «сывороткой правды». Лишь после этого Адмиралтейство доверило мне корабль. Мистер Холстер и другие своими глазами…

– Знаю! – хрюкнул Тремэн. – Но сами они не очень-то верят во все эти сказки. Короче говоря, никакой агрессивности по отношению к любым существам без веских на то оснований. Это приказ, Сифорт. Не подчинитесь – отстраню от должности. Тотчас же. – Он отвернулся от меня, не сказав больше ни слова.

До конца инструктажа я сидел как в тумане, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Невеселыми оказались первые дни после отпуска.

Когда я незадолго до этого вернулся на базу и сообщил сенсационную новость о таинственных существах, в Адмиралтействе все были в шоке. Меня замучили многочисленными проверками, но в конце концов даже у самых упрямых скептиков сомнения исчезли. С легкой руки адмирала Брентли, начальника оперативного отдела флота, меня произвели в командиры, хотя почти никто из моих сверстников не дослужился даже до лейтенанта.

Когда с моим делом наконец разобрались, я повез Аманду в Кардифф. Там она познакомилась с моим отцом, и мы отправились в свадебное путешествие.

Почему именно в Нью-Йорк – трудно сказать. Правда, Аманде очень хотелось там побывать. Возможно, поэтому! Ибо это был у нее, пожалуй, единственный шанс. Я не раз посещал Нью-Йорк и мог бы поставить на этом точку, но не стал огорчать свою невесту.

Как и следовало ожидать, шум и суета огромного города не порадовали ни ее, ни меня. Я никак не мог отделаться от мысли о своем головокружительном скачке вверх по служебной лестнице и ужасных воспоминаний о недавнем трагическом полете, Аманда же страдала от токсикоза и прочих неприятных явлений, нередко сопутствующих беременности.

Как-то уныло проходили дни моего вынужденного отпуска в Верхнем Нью-Йорке, населенном относительно респектабельной публикой и закрытом для черни. От нечего делать я подолгу глазел из окна высотной гостиницы на вертолеты-автобусы, снующие среди сверкающих небоскребов, на грязные улицы, переполненные бездомными бродягами и озверевшими беспризорниками.

Лишь однажды мы с Амандой спустились на землю, в Нижний Нью-Йорк, как говорится, в познавательных целях, но не рискнули пройтись там пешком, а сели в бронированный автобус и вернулись в свое безопасное гнездышко на верхотуре гостиницы задолго до наступления темноты. Кстати, еда и все прочее сюда доставлялось только по воздуху. Наземный транспорт был доступен уличным бандитам, терроризирующим весь город. Никак не пойму, почему Генеральный секретарь ООН все это терпит. Напустил бы на них полицию – и дело с концом.

По вечерам на вертолете-такси мы отправлялись в театр или на концерт. Но однажды Аманда затащила меня на выставку современного искусства. Я с тоской пялился на бессмысленную мазню, в то время как педерастического вида типы вокруг, захлебываясь от восторга, расхваливали «шедевры».

Наконец мой отпуск закончился, и мы вернулись в Хьюстон. И опять тоска – теперь уже на инструктажах и конференциях. Аманда улетела на шаттле на орбитальную станцию «Порт Земли», чтобы освоиться на борту «Дерзкого».

Не могу вспомнить без смеха пресловутые конференции, где яйцеголовые субъекты, вообразившие себя специалистами по так называемой ксенобиологии (науке о чудовищах, точнее инопланетянах), с умным видом рассуждали о природе и намерениях чуждых нам форм жизни, то и дело с опаской поглядывая на меня – не брякну ли я чего-нибудь такого, что сокрушит их теории.

Я очнулся от воспоминаний – адмирал Тремэн, кажется, закруглялся. Наконец все встали. Кое-кому из старших офицеров Тремэн пожал руки. Мне не терпелось побыстрее отделаться от адмирала, и я поспешил к дверям, но он остановил на мне свой тяжелый взгляд и жестом поманил к себе. Когда все разошлись и мы остались вдвоем, я попытался вернуть себе свой корабль.

– Сэр, я тщательно подбирал экипаж «Дерзкого». И надеялся, что они…

– …Те, кто вместе с вами рассказывал байки о чудищах, чтобы спасти вас? – перебил меня Тремэн. – Не беспокойтесь. Для них тоже заготовлены приказы.

– Значит, они полетят вместе со мной на «Порции»?

– Разумеется. Мне в экипаже дети не нужны. Мой первый полет в ранге командира эскадры должен пройти без сучка и задоринки. Команду для «Дерзкого» подберет Хэсселбрад, я ему полностью доверяю. -…Все ясно. Мне он не доверяет. И хотя прямо Тремэн этого не сказан, меня бросило в жар. – А теперь слушайте внимательно, Сифорт. Это адмирал Брентли заставил меня включить вас в свою эскадру. Я сделал все, чтобы этого избежать, дал ему понять, что только сумасшедший мог доверить вам корабль. Но он настоял на своем. Будь я проклят, если отдам под вашу команду сколь-нибудь значительный корабль. На каждой стоянке, в ожидании остальных кораблей, будьте начеку. И как только заметите чудищ, существующих лишь в вашем воображении, уничтожьте их не раздумывая. Я разрешаю.

– Но… – Я хотел спросить, как можно уничтожить чудищ, не проявляя к ним агрессивности, но приказы не обсуждают. Пришлось ответить по форме: – Есть, сэр.

– Все. Можете идти, – прорычал Тремэн, проводив меня гневным взглядом.

Я молча, с тяжелым вздохом вышел, кипя от досады и негодования. А жена, увы, была далеко.

– Куда лезете?! – истошно заорала женщина с тяжелым подбородком. – Встаньте в очередь!

Я собрался было ретироваться, но лейтенант Алекс Тамаров с невозмутимым видом шел мимо бушующей толпы пассажиров к билетной кассе. Сопровождаемый яростными взглядами, я нехотя поплелся за ним.

– Как пройти к межзвездным кораблям? – спросил Алекс у молоденькой миловидной кассирши.

– По тому коридору до конца, потом вниз, лейтенант, – ответила девушка.

– Благодарю, мисс. – Он повернулся ко мне: – Пора бы стать смелей, старина.

Если бы не служба на «Гибернии», связавшая нас дружбой, я не потерпел бы такой фамильярности.

Мы шли по огромному залу, где разъезжали электромобили с персоналом станции, и родителям то и дело приходилось оттаскивать в сторону багаж и детей, чтобы дать проехать машинам.

«Порт Земли» была самой крупной из всех орбитальных станций и вообще всех искусственных спутников Земли.

С нее отправлялись в полет межзвездные корабли и большая часть межпланетных, то есть летавших в пределах Солнечной системы. Здесь было много этажей или уровней, с огромными складами, магазинами беспошлинной торговли, десятками пристаней для шаттлов, доставлявших пассажиров на станцию с Земли, Луны и обратно; множество всевозможных контор, жилье для обслуживающего персонала, залы ожидания, гостиницы, рестораны и закусочные. Колоссальный пассажиропоток, по моим наблюдениям, нисколько не уменьшился после сенсационной новости о существовании в космосе враждебных землянам существ.

– Давненько мы здесь не были. Я многое успел позабыть, – сказал Алекс.

Ему было девятнадцать, а мне двадцать. Я увидел его впервые три года назад. За это время Алекс Тамаров, вчерашний курсант Академии, совсем юный и красивый, как девушка, превратился в настоящего мужчину, нагловатого, уверенного в себе атлета.

Люди летят с детьми. Значит, не верят в существование космических чудищ, отметил я про себя. А ведь к Надежде лету шестнадцать месяцев. Не подстерегает ли нас где-нибудь чудище? Лучше бы не брать детей. Слишком велик риск.

Прошло два дня с нашей встречи с адмиралом Тремэ-ном. Бесконечные инструктажи прямо-таки достали меня, и я жаждал поскорее попасть на борт корабля и встретиться с моим экипажем.

– Сюда, сэр, – показал Алекс.

Но я и сам уже вспомнил дорогу. Я прилетел шат-тлом на станцию позже Алекса и был ему благодарен за то, что он встретил меня.

Мы спустились на нижний уровень. Там народу было мало.

Космонавты, военные и штатские, торопились к воздушным шлюзам, за которыми ждали отправки корабли. «Порция» находилась в четвертом шлюзе, а мы миновали только двенадцатый, и нам предстояло пройти почти половину периметра станции. Я взвалил на плечо тяжелую сумку, которую Алекс то и дело порывался у меня взять, и прибавил шагу.

Всякий раз, как мы проходили мимо очередного шлюза, Алекс пускался в размышления о кораблях! видневшихся за большими иллюминаторами, но, поглощенный своими невеселыми мыслями, я что-то бурчал невпопад, и вскоре лейтенанту надоело демонстрировать мне свое красноречие.

Откровенно говоря, я нервничал. Шутка ли! Впервые в жизни я получил в свое распоряжение корабль. На «Гибернии» я, правда, уже побывал в роли командира, но лишь в результате трагедии, разыгравшейся вдали от Земли во время полета к планете Надежда. Теперь же я стал настоящим, законным командиром. – Постоянным, а не временным. «Порция» приняла на борт шестьдесят пассажиров и тридцать членов экипажа, среди них двух лейтенантов и трех гардемаринов. По своим габаритам она, конечно, не могла тягаться с «Гибернией» или «Дерзким», но была далеко не последним по значимости кораблем Военно-Космических Сил ООН.

Лейтенант Вакс Хольцер и все три гардемарина уже находились на борту вместе с остальными членами экипажа. Некоторых я видел впервые, в том числе пилота и главного инженера.

Почему Вакс решил перейти на «Порцию» – для меня оставалось загадкой. Ведь за годы совместной службы на «Гибернии» у нас с ним сложились далеко не простые отношения. Но, как бы то ни было, я радовался, что в экипаже будет еще один свой человек.

Перед шлюзом № 4 я остановился, пригладил волосы и одернул свой белоснежный китель, вызвав у Алекса ехидную ухмылку.

– Нечего скалить зубы! Командир должен предстать перед своим экипажем в наилучшем виде.

– Так точно, сэр! – с той же иронией улыбнулся Алекс.

Поладим ли мы с ним в долгом полете? Эта мысль не раз приходила мне в голову, хотя мы были друзьями.

– Пошли. – Я поднял свою тяжелую сумку и, подойдя к двери, протянул пропуск охранникам.

Один из них остался стоять, сжимая рукоять пистолета, второй, бросив взгляд на мои знаки отличия, молодцевато отдал честь и взял пропуск.

– Командир Николас Сифорт? – прочел он.

– Да. – Охранник посмотрел на голографическое изображение на пропуске, потом на мою физиономию. Потом снова на пропуск. Я терпеливо ждал. После диверсии на Шахтере меры безопасности на всех орбитальных станциях были усилены. Я понимал, что это необходимо, и все-таки испытывал неловкость, будто меня хотели поймать с поличным.

– Пожалуйста! – Охранник наконец вернул пропуск. – Проходите на свой корабль, командир.

После того как проверили пропуск у Тамарова, мы наконец вошли в шлюзовое помещение. Давление воздуха внутри «Порции» было таким же, как на станции, поэтому воздушные насосы отключили. Но на всякий случай, прежде чем открыть входной люк корабля, мы задраили за собой входную дверь шлюза.

Стоило люку «Порции» открыться, как оттуда донеслась веселое ржание и дурашливые выкрики. Эти жеребцы, оставленные без присмотра, устроили в коридоре дружескую потасовку.

– Тихо, придурки! Он уже здесь! – прошептал кто-то.

Алекс из деликатности остался в шлюзе, а передо мной вырос мускулистый Вакс и по всем правилам, как учили в Академии, отдал честь.

– Разрешите подняться на борт! – произнес я традиционную фразу.

– Разрешаю, сэр! – Вакс искренне и тепло улыбнулся.

Когда я вошел в коридор, Вакс, гардемарин Дерек Кэрр и два рядовых члена экипажа застыли по стойке «смирно» с выпученными глазами. Я развернул приказ и стал читать вслух:

– Выдано Николасу Эвингу Сифорту, командиру третьего ранга Военно-Космических Сил Организации Объединенных Наций, назначенному четвертого ноября 2197 года командиром корабля ВКС ООН «Порция». Судно включено в эскадру, под командованием адмирала Джеффри Тремэна следующую к Надежде, а оттуда к Окраинной колонии. Порядок движения судов определяется командующим эскадрой адмиралом…

Все тем же официальным тоном я дочитал бумагу, сложил ее и скомандовал:

– Вольно!

Скоро с формальностями было покончено. Я понял, что нахожусь в носовой части корабля. Ниже на корме – на второй палубе – тоже был вход в воздушный шлюз.

Издалека наш корабль напоминал своими очертаниями вертикально поставленный карандаш. Между носом и кормой, где-то посередине, располагались два диска – два этажа, или две палубы, где размещались экипаж и пассажиры. На больших кораблях типа «Дерзкого» было три таких диска.

Бегло осмотрев корабль, я переключил внимание на гардемаринов. Стройный и совсем еще юный Дерек Кэрр (ему было восемнадцать) великолепно выглядел в новенькой, с иголочки, униформе; пряжка, пуговицы и ботинки сверкали. Казалось бы, совсем недавно Дерек был пассажиром на «Гибернии». А теперь он – настоящий космический офицер, хотя что-то в нем еще сохранилось от надменного мальчика-аристократа.

– Позвольте проводить вас в вашу каюту, сэр, – предложил Вакс.

– Не надо, – возразил я. Прежде всего мне хотелось осмотреть корабль. Мой корабль. – Мистер Кэрр, отнесите мою сумку в каюту и передайте Аманде, что я скоро приду, – приказал я гардемарину. – А вы, Вакс, покажите мне корабль, от носа до кормы.

– Есть, сэр, – отчеканил Вакс. Процедура прибытия командира на борт закончилась, и члены экипажа стали расходиться. Поэтому Вакс перешел на менее официальный тон. – Осмотр много времени не займет, – сказал он. – По сравнению с «Дерзким» «Порция» просто игрушка. Что тут смотреть? Адмирал не имел права…

– Мистер Хольцер! Прекратите!

– Слушаюсь, сэр.

– Вы забыли, что командир подчиняется адмиралу? Адмирал командует эскадрой. Ему и решать, кому на каком корабле лететь. Приказы не подлежат обсуждению.

– Так точно, сэр. С чего начнем осмотр? С капитанского мостика?

– Как хотите. – Я пошел за ним и вдруг вспомнил, что на мне девственно чистая белоснежная форма. Представляю, какой она станет! Ведь я собирался облазить здесь все снизу доверху. И это – в первый день моего командирства!

Пока корабль находился на станции, несение вахты было пустой формальностью. В центре управления, или на капитанском мостике, как мы по старинке называли это помещение, дежурил гардемарин Рейф Трэдвел. Мое появление вывело его из задумчивости. Я пробежался взглядом по пульту управления, экранам навигационного оборудования. Здесь мне придется проводить большую часть времени. Конечно, мостик на «Порции» меньше, чем на «Дерзком», но места достаточно. Можно сколько угодно мерить его шагами. Не исключено, что строители кораблей учитывают эту привычку командиров.

Я внимательно взглянул на Рейфа. Мальчику было четырнадцать, и по моей рекомендации его перевели в гардемарины.

– Как провел отпуск, мистер Трэдвел? – поинтересовался я.

– Очень хорошо, сэр, – ответил Рейф и почему-то покраснел.

Видимо, он и в самом деле здорово провел отпуск, поскольку как гардемарин получил все права совершеннолетнего и мог посещать бары и притоны Лунаполиса. Что ж, он это заслужил. Ведь Рейф целых три года не был в Солнечной системе.

– Отлично. Так держать, – подбодрил я его. – Пошли дальше, Вакс.

Лейтенант Хольцер повел меня в корабельный лазарет, где я минуту-другую проговорил с доктором. С тех пор как Аманда забеременела, медицина приобрела для меня особое значение. Ведь скоро у нас родится ребенок, и это произойдет на борту корабля.

Солдатская столовая оказалась такой маленькой; что больше походила на пассажирскую каюту. Офицерам предстояло ужинать в пассажирской столовой, а завтракать и обедать – в офицерской.

На второй палубе, в инженерном отделении, я задержался в зале гидропоники, где планировалось в течение всего полета выращивать питательные растения. Возле спальных кают старшина при моем появлении прикрикнул на расшумевшихся рядовых:

– Равняйсь! Смирно! Акрит, полшага назад! Клингер, что лыбишься, как идиот! Извините, сэр.

Я слегка кивнул им. У старшин на корабле мало работы, а значит, много свободного времени. Это и привлекает людей на космическую службу, и мы никогда не испытываем в них недостатка. Практически нас устраивает любой здоровый человек. Поступающих на службу соблазняет также премия в размере полуторагодовой зарплаты.

Мы с Баксом вернулись на верхний уровень, и я осмотрел пассажирские и офицерские каюты. Я почти все время молчал, стараясь побольше запомнить. В зале для отдыха пассажиров мы увидели Алекса, болтавшего с двумя девицами. Узнав, что мы осматриваем корабль, он моментально их оставил и присоединился к нам.

Вакс постучал в каюту гардемаринов. Остальные офицеры могли входить туда только по приглашению, не считая, разумеется, проверок. Такова традиция.

Дверь открыл гардемарин Филип Таер в форменных штанах и спортивной майке. Парадная белая рубашка, галстук и китель, аккуратно сложенные, лежали на койке. Увидев нас, Филип встал по стойке «смирно».

Я жалел, что поддался искушению включить его в свою команду. Лучше бы он ушел в отставку или перевелся в наземные службы. Чистилища, через которое ему пришлось пройти на «Гибернии», было больше чем достаточно. Филипу Таеру исполнилось семнадцать. Он был так же хорош собой, как и в первые дни пребывания на борту «Гибернии», но во взгляде сквозила напряженность – печальное следствие ненависти, которую он вызвал у Алекса Тамарова, когда командовал гардемаринами на «Гибернии». Потом Филип и Алекс поменялись местами. Филип лишился должности старшего гардемарина, и жизнь его с тех пор превратилась в сущий ад.

Вот и сейчас в глазах Филипа притаилась затравлен-ность. Со старшими по званию он бывал исполнительным, добросовестным, даже угодливым, а с подчиненными – жестоким до омерзения. На обратном пути «Гибернии» к Солнечной системе Алекс, произведенный в лейтенанты, сполна отомстил Филипу за пережитые унижения, без конца давая ему наряды вне очереди.

Будут ли они ладить теперь, все эти долгие месяцы?

– Желаю вам приятного полета, мистер Таер. – Я вложил в свои слова определенный, всем понятный смысл. Алекс никак не прореагировал, словно не расслышал.

– Спасибо, сэр. – Глаза Филипа засветились благодарностью.

На этом наш разговор и закончился. Когда мы покинули каюту гардемаринов, я спросил Алекса:

– Ты, кажется, сполна ему отомстил? Может, хватит?

– Как прикажете, командир, – скривился он.

Вообще-то согласно традиции мне не следовало вмешиваться в их отношения. По крайней мере напрямую. Ведь Алекс, добрый по характеру, ни за что не стал бы издеваться над гардемарином. Но Филип достал его, и Алекс поклялся всеми страшными клятвами отомстить обидчику на полную катушку. И ничто не могло остановить лейтенанта Тамарова, только мой приказ.

Я пожал плечами и продолжил осмотр корабля. Филип Таер сам во всем виноват. За что боролся, на то и напоролся.

– Боже мой. Никки, где тебя носит! – воскликнула Аманда, поднимаясь с дивана. До рождения ребенка оставалось совсем немного.

– Привет, милая. Захотелось побродить по кораблю. – Я снял парадный китель, бросил на кровать и зарылся лицом в мягкие золотистые волосы жены. Они покорили меня еще тогда, на «Гибернии», когда я был мальчишкой-гардемарином. Пусть после этого кто-нибудь скажет, что не бывает любви с первого взгляда.

– «Порцию» не сравнить с «Дерзким». – Аманда была не в силах скрыть разочарование.

– Что поделать.

– Я так боялась, что не успею упаковать вещи и придется лететь на «Дерзком». Почему в последний момент поменяли командиров?

Меньше всего мне сейчас хотелось говорить об этом, и, осторожно усадив Аманду к себе на колени, я переменил тему:

– Неужели я тебе не надоел?

– Тебя так долго не было.

– Набегался, даже ноги гудят. – Я вздохнул и ослабил галстук.

– Неприятность за неприятностью.

Беременность у Аманды протекала тяжело, но она не жаловалась, за что я был ей очень благодарен. У меня и без того хватало проблем. Можно было облегчить ее состояние, пересадить, например, эмбрион в матку другой женщины или в искусственную, где ребенок развивался бы не хуже, чем в утробе матери. Но Аманда слышать об этом не хотела.

Я блуждал взглядом по жилищу, где мне предстояло провести три года. Это была самая большая каюта на корабле; больше той, в которой мне пришлось провести столько дней в бытность мою гардемарином. К каюте примыкали просторная душевая и прочие «удобства».

Аманда потянулась, встала:

– Что интересного узнал на инструктаже?

– Что адмирал Тремэн меня ненавидит. – Я скинул наконец свою белоснежную парадную форму, о чем мечтал не один час.

– Ненавидит? За что? – Аманда была возмущена столь явной несправедливостью.

– Не имеет значения. У него свой корабль, у меня свой. – Я облачился в синюю униформу. – Вряд ли мы с ним увидимся во время полета.

– Я так скучала без тебя, – нежно проворковала она. – Три дня назад меня доставили на «Дерзкий», я стала устраиваться в каюте, разложила все наши вещи. День потратила на изучение литературы в корабельной библиотеке. И все напрасно.

Дело в том, что я устроил Аманду директором корабельной школы «Дерзкого». Так было и на «Гибернии». К счастью, на «Порции» тоже была школа.

– А здесь ты заходила в библиотеку?

– Да. Там много разных книг.

Вся библиотека умещалась в одном чемодане и состояла из множества топографических микросхем, на которых хранились горы разнообразной информации. Аманда наверняка изучила перечень книг, учебников и видеофильмов (в том числе и учебных) с присущей ей тщательностью. В обязанности директора корабельной школы входило обучение детей, находившихся на борту, разумеется, по желанию. За долгие месяцы вынужденного безделья в пути одни пассажиры старались расширить свои знания, другие читали книги и смотрели фильмы.

Я посмотрел на часы:

– Ого! Уже семь. Хочешь есть, дорогая?

– Я всегда хочу есть, – призналась она и одарила меня своей чарующей улыбкой. – Не беспокойся, дорогой, полнота мне не грозит.

Мы с Амандой отправились в столовую. Народу там было совсем мало.

Большинство пассажиров и почти весь экипаж уже устроились на борту «Порции» и в оставшееся до отправления время решили побродить по огромной орбитальной станции «Порт Земли», посидеть в самых дорогих ресторанах, поглазеть на прибытие и отправление всевозможных космических посудин.

В столовой было девять больших столов, рассчитанных на восемь персон каждый, – вполне достаточно для шестидесяти пассажиров и нескольких офицеров.

Мне не хватало традиционной корабельной молитвы, которую ежевечерне читали перед ужином в полете, но во время стоянки это не полагалось, и я помолился про себя.

Аманда представила меня доктору Франкону, кардиологу, следующему к своему будущему месту работы на планете Надежда. Второй сосед по столу, маленький смуглый мистер Сингх, сообщил, что задался целью осмотреть все планеты, какие только успеет до конца жизни.

– Мистер Сингх, диаметр нашей галактики огромен, сто тысяч световых лет, – напомнил я. – Так что за всю жизнь вам удастся осмотреть ничтожную часть планет. А почему вы решили отправиться именно в этом направлении?

– По чистой случайности, командир Сифорт, – сладко улыбнулся Сингх. – Ей-богу, по чистой случайности. Дело в том, что я собирался лететь к Надежде еще до того, как вы вернулись с сенсационным сообщением о космических чудищах. Так что это соображение никак не могло повлиять на мой выбор.

– Дай Бог, чтобы мы больше не встретились с этими чудищами, – пробормотал я, холодея от кошмарных воспоминаний.

– Но почему вы думаете, что они на нас нападут? – весело продолжал Сингх. – А может, мы с ними подружимся?

– Сомневаюсь.

Я постарался прогнать неприятные мысли и заговорил о другом. Когда мы принялись за второе блюдо, с противоположного конца столовой до нас донеслись визг и выкрики расшалившихся подростков. Сколько же их здесь! Я был поражен. На борту «Гибернии» тинэйджеров было меньше.

Жена, заметив мое волнение, коснулась под столом моего колена. Оставалось надеяться, что этого никто не заметил. Признаюсь, чертовски трудно сохранять достоинство, приличествующее командиру космического корабля, когда тебя ласкает такая хорошенькая женщина.

Ужин прошел, как говорится, в теплой, дружеской обстановке. Я проводил Аманду в каюту и отправился на мостик. Вахтенный лейтенант Тамаров сидел, развалясь в кресле, перед главным экраном бортового компьютера.

– Все в порядке, Алекс? – спросил я.

– Провиантом и топливом загрузились под завязку, последние пассажиры прибудут к ночи, – доложил Алекс. В четыре ноль-ноль утра по стандартному времени будет доставлена почта. И тогда все. Можно отправляться.

Я нервно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла:

– А почему пассажиры прибудут так поздно?

– Они все из Нижнего Нью-Йорка, и начальство станции решило принять их в последний момент, опасаясь хулиганских действий этих молодчиков.

– Что же это за пассажиры? – удивился я. – Шпана, что ли?

– Пожалуй, что так, сэр. Беспризорники.

– Но как они достали билеты на мой корабль? – Я был обескуражен неприятной новостью. – Разыгрываешь?

– Нет, правда. Вы разве не читали меморандум?

– Какой меморандум, Алекс?

– Меморандум главкома ВКС. Дело в том, что Церковь Воссоединения при поддержке ЮНИСЕФ, детского фонда ООН, недавно начала осуществлять программу помощи беспризорникам. Священники подбирают их в трущобах и высылают на окраины осваиваемой области пространства. Направляют разрушительную энергию диких недорослей в созидательное русло. Одна такая банда и полетит на нашем корабле к Окраинной колонии, где вся эта шпана будет трудиться на благо общества под опекой воспитателей из ЮНИСЕФ.

Невольно вспомнились скучноватый медовый месяц с Амандой в Нью-Йорке, поездка в бронированном автобусе по 5-й авеню среди руин Центрального парка, мимо зоопарка, где давно не осталось ни одного животного. Городские власти оказались бессильными против множества голодных банд, сожравших зверей и утащивших из зоопарка красивые камни для своих лачуг.

Помню, мы как-то подъехали к семиметровой стене, опутанной колючей проволокой и усыпанной сверху битым стеклом, которая окружала старинный «Плаза-отель». И тотчас же наш автобус облепила толпа оборванных подростков. Они выкрикивали, что-то размахивая предметами, которые я поначалу принял за самодельное холодное оружие, но вскоре понял, что это всего лишь грубые поделки из кусков металла, негодных автомобильных покрышек и прочего хлама.

– Купи сувени Нью-Йоука! – безжалостно коверкая слова, орал бледный подросток в окно автобуса, защищенное прочной решеткой. – Эмпаи-Билдин, смотри!

При этом оборванец остервенело размахивал сомнительного вида «сувениром», отдаленно напоминавшим знаменитый небоскреб Эмпайр-Стейт-Билдинг. Аманда в ужасе вцепилась мне в руку.

Водитель счел за лучшее остановиться.

Охранники открыли дверь и впустили подростков, сдерживая яростный натиск остальных беспризорников, пока те двое пытались продать пассажирам свои поделки. Через пять минут оборвышей вытолкали вон и заперли дверь, а автобус продолжил свой путь к Тайм-сквер.

– Мне не нужны на борту беспризорники! – крикнул я, хватив кулаком по подлокотнику кресла.

Днем в Нижнем Нью-Йорке еще сохранялась видимость спокойствия, бронированные туристические автобусы разъезжали по «цивилизованному» городу. Но по ночам картина резко менялась. На темных улицах и развороченных авеню банды негров, азиатов и испаноязычных латиноамериканцев устраивали кровавые разборки, охотились за случайными прохожими, мучили бездомных стариков и детей.

Жители Верхнего Нью-Йорка практически никогда не спускались в Нижний город. Они летали вертолетами, на крышах небоскребов были оборудованы посадочные площадки. Самые современные средства защищали подобные небоскребы от шпаны. Наш юный аристократ Дерек Кэрр и был представителем этой урбанистической цивилизации.

Почему адмирал Брентли направил беспризорников на мой корабль? Еще одна неприятность!

– Сколько их? – спросил я.

– Сорок два.

– Сорок два из шестидесяти пассажиров?!! – Я был просто в шоке.

– Нет, сэр. – Алекс помолчал, поглядывая на меня и, видимо, опасаясь, как бы меня не хватила кондрашка, когда узнаю всю правду. – С нами полетят шестьдесят пассажиров и сорок два беспризорника.

Я едва не вылетел из кресла и до боли сжал кулаки, чтобы не взорваться.

– Каюты рассчитаны на шестьдесят пассажиров! – заорал я, словно безумный.

– Верно, сэр. Пассажирам придется потесниться. А эти, как их… ссыльные будут жить по шесть штук в каюте.

Час от часу не легче.

– Что?! Всунуть шесть коек в одну каюту?!

– Пардон, сэр, проблема решена, – донесся юношеский голос из динамика. – Двухъярусные койки. Мой взгляд заметался по стенным динамикам.

– Кто говорит?! – грозно спросил я.

– Дэнни, сэр, – сообщил тот же голос.

– Кто такой Дэнни? – повернулся я к Алексу.

– Наш бортовой компьютер, – объяснил тот.

– А… – я наконец сообразил, в чем дело. – Привет, Дэнни. – Я сердито взглянул на Алекса: – Хватит на всех запасов? Выдержит ли гидропоника? Системы регенерации?

– Выдержат, сэр. Они уже настроены на новый режим. Хотя работать будут почти на пределе.

– Почему вы мне раньше ничего не сказали? – спокойно, но с угрозой в голосе спросил я.

– Я думал, вы знаете, – невозмутимо ответил Алекс. В припадке гнева я плюхнулся в кресло.

– Соедините меня с оперативным отделом! – приказал я, – У меня здесь что, тюрьма? Не иначе как они там все чокнулись!

– Возможно, сэр, – как ни в чем не бывало согласился Алекс, включая связь.

Я не смог сдержать улыбки. Очень уж ловко воспользовался он вырвавшимися у меня словами, чтобы лишний раз боднуть начальство. Ни в какой другой ситуации я, разумеется, не позволил бы ему подобной дерзости. Да и сам я хорош! Обругал Адмиралтейство в присутствии лейтенанта.

Только через час Алексу удалось дозвониться до адмирала Брентли. Но моя беседа с ним не принесла результатов.

– Ничего не могу поделать, Ник, – сказал Брентли. – Это приказ самого Генерального секретаря. Знаю, что ваш корабль переполнен, но, повторяю, помочь не могу.

– Какой же смысл везти сорок беспризорников, если на Земле останутся многие и многие тысячи? – возразил я.

– Это вопрос не ко мне, а к членам церковного синода. Именно в их ведении «благотворительные акции», которые целиком и полностью поддерживают Генсек и его окружение. Насколько я понимаю, это эксперимент. Окажется он удачным – начнется массовое переселение беспризорников в новые колонии.

– Сэр, но…

– Знаю, знаю, – перебил меня Брентли. – Это не способ избавиться от излишка населения. В секретариате все прекрасно понимают. Но я не могу оспаривать их решения. Придется вам смириться с некоторыми неудобствами.

– Неудобствами?! Слишком мягко сказано, сэр, – стоял на своем я. – Системы жизнеобеспечения корабля не рассчитаны на такое количество пассажиров.

– Знаю, Сифорт, но у этих систем большой запас прочности. Они справятся с перегрузками. Еды тоже хватит. Мы доставили вам на борт дополнительное количество консервов.

– Сэр, эти беспризорники опасны для корабля! И смертельно опасны для пассажиров!

– Я понимаю вас. Я бы тоже возражал. Но ООН готова на все, чтобы хоть на йоту ослабить социальную напряженность в перенаселенных районах Земли. Программа переселения беспризорников уже утверждена. Хорошо еще, что вместе с беспризорниками вам прислали воспитателя, по крайней мере он будет держать своих подопечных в ежовых рукавицах. Надеюсь, вы понимаете, что вам сплавили самых трудных подростков. Придется вам с ними повозиться, Сифорт, – сказал адмирал Брентли.

– Есть, сэр, – машинально отчеканил я. Связь тут же прервалась. Я повернулся к Алексу: – Прикажите поставить дополнительные столы в столовой. На время прибытия беспризорников выделите дополнительную охрану из членов экипажа. С Богом!

– Есть, сэр! Будет сделано.

Как ни старался Алекс прикрыть ухмылку рукой, подпирающей подбородок, я заметил ее.

Я спустился на нижний уровень и постучал в дверь. Ее открыл худой седеющий офицер с непомерно длинными руками, из-за чего китель на нем болтался, словно на вешалке.

– Вы главный инженер Гендрикс?

– Да, сэр, – ответил он голосом, таким же бесстрастным, как и выражение его лица, лишенного даже малейшего намека на приветственную улыбку.

– К сожалению, я не застал вас в инженерном отделении во время осмотра. Рад познакомиться.

– Спасибо.

– Все ли готово к отлету?

– Да, сэр. Иначе я доложил бы о неисправностях.

– Верно, я как-то об этом не подумал. – На миг мне показалось, что я не командир, а новоиспеченный гардемарин. – Хорошо. Побеседуем позже.

Я прошел еше немного по коридору второго уровня и спросил сопровождавшего меня Филипа Таера:

– Где каюты с беспризорниками, мистер Таер?

– Там, сэр, – сразу за каютами экипажа.

У кают экипажа двое рядовых вытянулись по стойке «смирно», но я проигнорировал их и поспешил дальше. Филип Таер открыл дверь одной из кают беспризорников.

У трех стен стояли двухъярусные койки, остальное пространство занимали тумбочки. Пройти между ними было почти невозможно.

– Несколько ночей здесь, пожалуй, еще можно выдержать, но семнадцать месяцев… – От возмущения л не находил слов.

– Они не люди, сэр, – пожал плечами Филип.

– Мистер Таер! Два наряда! Нет, три!.. Пассажиров надо уважать!

– Так точно, сэр. Извините! Я только хотел сказать, что они привыкли к подобным условиям, но не собирался их оскорблять. Разумеется, они заслуживают лучшей участи.

Видимо, я погорячился. Слишком круто обошелся с Филипом. Но ничего, несколько часов физических упражнений ему не повредят. На отработку одного наряда требовалось всего два часа. А если их накапливалось десять или более, проштрафившегося привязывали к скамье и пороли.

– Все их каюты одинаковые?

– Так точно, сэр. Практически да.

– И все на этом уровне?

– Так точно, сэр. С 211-й по 217-ю включительно. Видимо, мистер Хольцер специально разместил беспризорников недалеко от экипажа. Ведь неизвестно, чего от них ждать.

Я задумался. Возможно, Вакс поступил правильно. Мне совсем не хотелось, чтобы беспризорники жили поблизости от моей каюты и капитанского мостика. Их можно было ждать с минуты на минуту. Поэтому менять что-либо было поздно, да и ни к чему.

– Хорошо, мистер Таер. Давайте вернемся. Поможем при их посадке на корабль.

– Есть, сэр. – Когда мы поднимались на верхнюю палубу, Филип не сдержался:

– У меня уже есть семь нарядов, сэр.

Ясно. Алекс не угомонился. Что же делать? Отмена нарядов не самым лучшим образом сказывается на дисциплине. Но еще три наряда – и Филипа отправят на бочку.

– Ладно, мистер Таер. Два наряда вместо трех.

– Спасибо, сэр! – В глазах Филипа я прочел благодарность. – Большое спасибо!

Навалилась усталость, захотелось вернуться на капитанский мостик, спокойно посидеть в кресле. А еще лучше пойти к себе в каюту. В самом деле, с какой стати я шатаюсь по кораблю? Вакс и без меня уладит все, что касается беспризорников. Мне просто необходимо отдохнуть, выспаться – в общем, набраться сил. Завтра с утра отправляемся. Рассудив так, я направился в свою Уютную квартирку, где меня ждали покой и ласковые объятия Аманды.

Утром, подтянув галстук и осмотрев китель, я, молодой и уверенный в себе командир, с важностью шагнул на мостик и направился к командирскому креслу перед левым экраном. Разумеется, оно пустовало – ни один младший офицер в здравом уме и твердой памяти не решился бы занять его без моего разрешения.

Кивнув Ваксу Хольцеру, я повернулся к незнакомому мне рыжеволосому человеку в правом кресле.

– Насколько я понимаю, вы пилот Ван Пэр? Рыжий радушно заулыбался и, поднявшись, отсалютовал мне:

– Так точно, сэр! Я Уолтер Ван Пэр. Рад познакомиться.

Ван Пэр уже летал на этом корабле на планету Казануэстра.

– Итак, джентльмены, все готово к отлету? – Я взглянул на приборную панель, включил связь с диспетчером станции и произнес в микрофон: – Станция, корабль «Порция» готов к отлету.

– «Порция», взлет разрешаю, – тут же послышалось из динамика.

– Вас понял. – Я включил внутреннюю корабельную связь: – Внимание! Закрыть кормовой и носовой люки! Отстыковаться! Приготовиться к отчаливанию!

– Есть, сэр! – почти одновременно доложили по связи Алекс Тамаров и Рейф Трэдвел, ответственные за кормовой люк, и Дерек Кэрр, ответственный за носовой люк.

Я вспомнил отлет «Гибернии» с лунной станции три года назад, и сердце сжалось от боли. Это был мой первый межзвездный полет. Тогда я стоял на вахте у кормового люка, там, где сейчас дежурит Рейф, а лейтенант Мальстрем следил за каждым моим движением.

– Спущусь вниз. – Я поднялся с кресла. – Задержите вылет до моего распоряжения.

Вакс бросил на меня озадаченный взгляд, у пилота буквально челюсть отвисла. Но ни один из них не сказал ни слова. Приказы не обсуждаются. Даже самые странные.

Я вихрем понесся по коридору к верхнему корабельному шлюзу. У выходного люка Дерек Кэрр наблюдал, как рядовой проводит манипуляции по отстыковке нашего воздушного шлюза от шлюза орбитальной станции. Увидев меня, Дерек удивился, но, конечно, промолчал.

Стыковочные узлы «Порции», разумеется, достаточно надежны, но после аварии на корабле «Конкорд» вышел приказ применять страховочные тросы.

Именно этот трос, соединяющий корабль со станцией, матрос под присмотром Дерека втягивал сейчас в шлюз корабля.

– Трос втянут, сэр, – доложил матрос Дереку.

– Носовой трос втянут, сэр, – повторил специально для меня Дерек, как и положено по уставу.

– Продолжайте, мистер Кэрр, – сказал я и сдуру добавил: – Это не проверка, я просто смотрю. – Я как будто оправдывался перед гардемарином. Ну и кретин!

– Есть продолжать, сэр. – Дерек повернулся к матросу: – Закрыть люк, мистер Джарнес. Приготовиться к отчаливанию.

– Есть, сэр. – Матрос Джарнес нажал кнопку на пульте управления стыковочным узлом. Массивная дверь люка плавно закрылась.

– Отстыковать шлюз! – приказал Дерек. Матрос нажал следующую кнопку и доложил:

– Шлюз отстыкован, сэр.

– Отстыковка завершена, сэр, – доложил Дерек. – Передать в центр управления?

– Передайте, мистер Кэрр. – Я с тоской посмотрел на люк. Мне хотелось находиться во время отчаливания здесь, видеть собственными глазами, как постепенно увеличивается расстояние между кораблем и станцией. Но теперь мое место на капитанском мостике. Я вздохнул и медленно потопал наверх.

Усевшись в командирское кресло, я соединился с диспетчером:

– Станция, «Порция» к отлету готова.

– Отваливайте, «Порция». Счастливого пути!

– Спасибо, станция. – Я трижды нажал кнопку звукового сигнала, известив всех на борту об отлете. – Пилот Ван Пэр, в путь!

– Есть, сэр, – радостно ответил он, взял микрофон и соединился с инженерным отделением: – Главный инженер, дополнительную мощность, пожалуйста.

– Хорошо, – послышался из динамика голос Генд-рикса. – Включаю.

– Держитесь, ребятки, сейчас отвалим, – ухмыльнулся пилот и включил маломощные боковые двигатели. Из сопл, встроенных в корпус корабля, вылетели огненные струи. Космический причал станции «Порт Земли» стал постепенно отдаляться. Корабль ВКС ООН «Порция» начал свой долгий полет. На экране, расположенном на панели управления перед пилотом и командиром корабля, звезды пришли в движение. Как бы невзначай пилот обратился ко мне:

– Сэр, будьте так добры, прикажите закрыть замки.

Господи! Загляделся на удаляющуюся станцию и забыл о замках. А ведь это обязанность командира. Я замешкался от смущения.

– Одну секунду. – Я мигом включил связь со шлюзами и приказал: – Закрыть замки внешних люков!

Через несколько секунд внешние люки корабельных шлюзов закрылись. Об этом просигнализировали индикаторы на панели управления и доложили Дерек и Алекс.

Корабль набирал скорость. Изображение орбитальной станции исчезло с экрана, растаяв на фоне звезд в необозримых просторах космоса.

– Можно входить в синтез, сэр, – доложил пилот.

– Дэнни, покажите, пожалуйста, свои расчеты, – приказал я.

– Сию минуту, сэр, – ответил бортовой компьютер.

На экране передо мной замелькали числа.

Как и положено по уставу, я начал проверку. Не знаю, заметил ли пилот, что я вспотел от напряжения, но почему-то он проинформировал меня:

– Я проверил расчеты, сэр. Все в полном порядке. Будто не слыша его, я продолжал проверку.

– Я проверил расчеты компьютера, – повторил пилот.

– Вакс, вы тоже проверьте расчеты, – приказал я, проигнорировав сообщение пилота.

– Есть, сэр.

Пилот недоуменно посматривал то на меня, то на Вакса – зачем, мол, эти придурки делают ненужную работу, потом не выдержал:

– Командир, что-то не так?

Я промолчал, чтобы не отвлекаться.

– Обычно на кораблях доверяют расчетам компьютера и пилота, – словно извиняясь, произнес Ван Пэр.

– На моем корабле тоже доверяют, – буркнул я, – но на всякий случай проверяют. Не обижайтесь, так положено по уставу.

– Но мои расчеты полностью совпадают с расчетами компьютера, зачем же снова проверять? – не унимался пилот.

– Заткнитесь! – не выдержал я. Что ни говорите, а служба в Военно-Космических Силах не располагает к особой вежливости.

– Есть заткнуться, сэр! – обиженно отчеканил пилот. Через полчаса проверка закончилась. Как и следовало ожидать, ошибок в расчетах не обнаружилось.

– Вот теперь можно совершить скачок, – объявил я.

– Спасибо за проверку, – без тени иронии произнес компьютер.

– Инженерное отделение, приготовиться к скачку, – скомандовал я.

– Есть приготовиться к скачку, – донесся из динамика голос главного инженера. Через несколько секунд он доложил: – Инженерное отделение к скачку готово, сэр.

– Главный инженер, начать скачок.

– Есть начать скачок, сэр. Двигатель запущен.

Изображение звезд исчезло со всех экранов панели.

Корабль мчался со сверхсветовой скоростью за пределы Солнечной системы. При такой скорости все внешние датчики корабля бездействуют, центр управления не реагирует на любые внешние явления. Радиосвязь тоже невозможна, ведь радиоволны летят со скоростью света, то есть медленнее, чем корабль, который можно сравнить с островом в океане.

Вахту на мостике в это время нес Вакс. Зная его добросовестность, я решил вернуться к себе в каюту, тем более что в ближайшие часы делать тут было нечего.

Аманды в каюте не оказалось, и в поисках ее я стал бродить по первому уровню. В комнате отдыха я застал нескольких пассажиров. Одни сидели перед голографичес-кими телевизорами, другие – за игровыми автоматами. Я тоже мог немного развлечься. Офицерам это не запрещалось в свободное от вахты время, но среди пассажиров я чувствовал себя неловко и, пройдя немного по коридору, спустился на вторую палубу, надеясь найти Аманду в библиотеке. Вдруг навстречу мне попалось существо неопределенного пола. На тощем теле болтался, словно на вешалке, дешевый синий комбинезон, волосы торчали во все стороны.

– Каптн! Каптн! – Существо завопило с испанским акцентом на весь коридор, желая, очевидно, сообщить сногсшибательную новость своим дружкам. Существо, пританцовывая, вертелось вокруг меня, словно увидело какого-то диковинного зверя. – Гляньте! Гляньте! – тыкало оно пальцем на мой мундир.

Грязными руками существо потянулось к позолоченному галуну моего кителя. Я стряхнул их, но тут появилась целая ватага таких же существ. Они что-то галдели на своем малопонятном мне латиноамериканском жаргоне.

– Спокойно! Спокойно! – услышал я чей-то голос. Сквозь толпу уверенно прокладывала себе путь коренастая женщина с лицом азиатского типа. Очевидно, их воспитательница. – Назад! В комнату! Все в комнату! – орала она на своих подопечных. Беспризорники нехотя потянулись к каютам. – Извините, командир, недосмотрела, – улыбнулась мне азиатка. – Я Мелисса Чонг. Обещаю вам, что подобное больше не повторится. Я обязана за этим следить.

Не имевшая, видимо, понятия о корабельных порядках, а тем более о субординации, она протянула мне руку. Я неловко пожал ее. Другого выхода не было.

– Значит, вы воспитательница?

– Совершенно верно. Точнее говоря, социальный работник Детского фонда ООН, имею степень доктора педагогики. Но мои подопечные зовут меня просто Мелли. – Мелисса схватила за шиворот существо, известившее звонким голосом о моем появлении, и подвела ко мне. – Анни, проси прощения у командира!

– Нет! – Существо яростно извивалось, пытаясь вырваться.

– Никогда не трогай командира, Анни! Никогда! – прикрикнула Мелисса.

– Я не трогать! – злобно шипела она (или он?), коверкая слова так, что разобрать что-либо было почти невозможно. – Я просто глядеть.

– Проси прощения! – настаивала доктор Чонг, крепко держа беспризорницу за шиворот.

– Я не хотеть обижать, – процедила сквозь зубы Анни, глядя на меня с ненавистью. – Просто смотреть. Прости.

– Ладно, все в порядке, – сказал я примирительно. – Анни, ты девочка или мальчик? Мне кажется, девочка. Существо позеленело и начало кусать губы.

– Командир хотеть развлекаться? – съязвила она наконец.

– Не дури, Анни! – прикрикнула на девочку доктор Чонг, толкая ее в сторону каюты. – Иди в комнату. В комнату!

Анни поплелась в каюту.

– Как вам удается с ними общаться? – спросил я Мелиссу, стараясь не выдать своего волнения.

– Неужели вы не понимаете их жаргона? Он достаточно примитивен, – заулыбалась женщина. – За какие-то несколько дней начинаешь все понимать. Могу научить, если хотите.

– Боже упаси! – На полу валялся мусор, и, заметив его, я сказал: – Спасибо, но у вас и без того хватает забот.

– Это верно. Придется присматривать за ними до самой Окраинной колонии, а там уж ими займется кто-то другой.

Провести семнадцать месяцев с этим сбродом? Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

– Как вы с ними справляетесь? – Я был не в силах скрыть ужаса.

– Видите ли, я стараюсь сколотить из них монолитную группу, что-то вроде племени. А вождь племени для них авторитет. Для всех без исключения беспризорников. Это их характерная черта.

– А я думал, что ссыльные…

– Не называйте их так! – перебила меня она.

– Почему? – удивился я.

– Называйте их беспризорниками, можно переселенцами. Но ни в коем случае неграми или цветными. Этого они не терпят. Я хочу сказать, никакого намека на расу. Они, когда взбесятся, совершенно непредсказуемы.

– Хорошо, непременно учту. Спасибо за совет. А скажите…

– Вы хотели спросить о племенах? Я угадала? – перебила меня Мелисса. – Понимаете, жители верхней части города в большинстве своем даже не подозревают, что внизу существует не одна, а несколько субкультур. Беспризорники объединяются в социальные группы по территориальному признаку и часто контролируют территорию в несколько маленьких кварталов, а то и больше. На жизнь зарабатывают в основном проституцией и грабежами.

– А сколько таких групп среди тех, кто находится у меня на борту? – Я подумал, что какая-то информация мне в будущем пригодится.

– К сожалению, несколько. Из-з, а этого часто возникают проблемы, почти непреодолимые. Если бы в ЮНИСЕФ прислушались к моим советам… – Мелисса обреченно вздохнула. – Да что без толку говорить, уже поздно. Еще раз извините за беспокойство, командир.

На этой «оптимистической» ноте мы с воспитательницей и расстались.

Аманду я нашел в библиотеке.

– Ты только посмотри, Никки, – восторженно заворковала она, – здесь есть даже произведения Маркса и Энгельса! Я смогу вести спецкурс по коммунизму!

– Кто станет слушать его, дорогая? Беспризорники? – улыбнулся я.

– Да будет тебе известно, среди пассажиров довольно много образованных людей. Некоторые из них даже могут читать лекции. Но сейчас моя голова, по правде говоря, занята совсем другим. Ой!

– В чем дело? – встревожился я.

– Он опять толкнул ножкой. Знаешь, Никки, нашему малышу не терпится вырваться на волю.

– Как? Разве уже пора?

– Нет, конечно, нет. – Она весело рассмеялась, увидев на моем лице неподдельный ужас. – Но ждать осталось недолго. Он так хочет увидеть своего папу.

Я улыбнулся, как и подобает счастливому папаше. Хотя никак не мог свыкнуться с этой мыслью.

– Я тоже хочу скорее увидеть его, – заверил я Аман-ду. – Пойдем завтракать?

– В офицерскую столовую или в пассажирскую?

Офицеры завтракали и обедали в крохотной офицерской столовой, а ужинали в пассажирской, на первом уровне. Низшие чины – только в матросской, на втором уровне.

– Пойдем в офицерскую. А то опять начнешь заигрывать с пассажирами.

Аманда наградила меня очаровательной улыбкой, и мы, держась за руки, пошли по коридору к лестнице, ведущей на верхний уровень.

Завтрак был простым – тушенка с хлебом. Мы сели за маленький столик у стены, а не за длинный, стоявший посередине. Это означало, что командир хочет завтракать без соседей, и к нам никто не подсаживался.

– Надо бы тебе поговорить с Мелиссой Чонг, – посоветовал я Аманде. – Она подскажет, чему следует учить беспризорников.

– По-моему, и так ясно. Надо начинать с азов, как с маленькими детьми. А кто такая Мелисса Чонг? – Аманда бросила на меня подозрительный взгляд. – И где ты шлялся все это время?

Ревность беременной женщины вполне объяснима.

– Беседовал с пассажирами, – спокойно ответил я и сменил тему.

После завтрака я вернулся в центр управления. Во время прыжка сквозь пространство делать там особенно нечего и свободного времени хоть отбавляй. Бортовой компьютер постоянно следит за давлением и температурой воздуха во всех помещениях корабля, за работой систем регенерации и гидропоники. Практически все автоматизировано. Другое дело, если компьютер обнаружит какую-нибудь неисправность и забьет тревогу. Тогда понадобится вмешательство экипажа. И то лишь при несерьезной поломке. А при настоящей аварии вряд ли кто уцелеет.

На мостике несли вахту Филип Таер и пилот Ван Пэр.

Когда я вошел, оба вытянулись по стойке «смирно» – таков порядок, принятый на всех кораблях. Я махнул рукой: «вольно». Они сели. Я тоже сел в кресло и посмотрел на индикаторы и экран компьютера.

– Все показания в норме, – доложил пилот.

– Разрешите, я сам проверю? – вырвалось у меня. И я тут же пожалел о сказанном. Ведь Ван Пэр просто хотел перекинуться со мной словечком, развеять скуку, а я сразу полез в бутылку. Как бы не получилось так, как на «Гибернии», с пилотом Хейнцем. Ведь я долго не мог наладить с ним отношений. – Извините, – постарался я загладить неловкость, но от этого совсем озверел. Не к лицу командиру извиняться, если даже он не прав. Без суровости не может быть никакой дисциплины. Ведь недаром власть командира на корабле неограниченна. Знаки уважения, оказываемые командиру офицерами и прочими членами экипажа, – это не только традиция, а еще и средство укрепления дисциплины. Чтобы как-то разрядить обстановку, я обратился к Таеру:

– Филип, сколько еще нарядов вы схлопотали?

– Три, сэр.

Три наряда, по два часа каждый – это шесть часов тяжелых физических упражнений в спортивном зале.

– Должно быть, это замечательно – проводить столько времени в спортзале, Филип? – пошутил я.

– Да, сэр, – вежливо улыбнулся он. – Я часто там тренируюсь.

Мы подошли к опасной черте, и оба поняли это. Не дело командира считать внеочередные наряды гардемарина. Не к лицу гардемарину жаловаться командиру на своего непосредственного начальника.

Хотя Филип Таер на корабле был единственным гардемарином со стажем, все понимали, что в прежней должности старшего гардемарина его не восстановят. Год назад, когда «Гиберния» возвращалась с Надежды, Дерек Кэрр, претендовавший на должность старшего гардемарина, бросил Филипу вызов, и они пошли потягаться в силе в спортзал. Филип потерпел поражение и лишился должности. С тех пор он больше не трогал Дерека.

Согласно традиции, я не должен был сейчас брать Филипа в полет – гардемарин, уступивший свое старшинство, считается профессионально непригодным. И хотя я не питал к Таеру симпатии, все-таки попросил адмирала Брентли зачислить его в мою команду. Только теперь я в полной мере осознал, какую совершил ошибку. Филипа ненавидели и лейтенант Тамаров, и Дерек Кэрр. Впрочем, во мне еще теплилась надежда, что все как-нибудь образуется. Как? Это я представлял весьма смутно.

– Говорят, вы неплохо играете в шахматы, – обратился ко мне пилот.

– Да, люблю иногда подвигать фигурки, – промямлил я.

– Я тоже! Может, сыграем, сэр?

Предложение было заманчивым. Я обожал шахматы, но принять предложение пилота значило нарушить традиции. Говоря языком устава, офицер не должен инициировать социальные контакты с командиром корабля.

– Когда-нибудь, может, сыграем, – ответил я уклончиво, не зная, как вести себя в сложившейся ситуации.

– Можно сыграть прямо здесь, если не возражаете. – Ван Пэр, очевидно, не понимал, что поступает бесцеремонно. – Видит Бог, лучшего способа убить время не придумаешь.

– Вряд ли это лучший способ, – недвусмысленно произнес я.

– Вот доска, сэр, – послышался из динамика полный энтузиазма голос компьютера Дэнни. На экране появилась шахматная доска с расставленными фигурами. – Если возникнут трудности, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне, я подскажу!

– На вахте не играю! – отрезал я. Терпеть не могу, когда на меня давят.

– Ну и зануда же вы! – капризным тоном произнес Дэнни.

Пожалуй, это не компьютер, а злостный нарушитель дисциплины!

– Вот командир Стэдмен охотно играл на вахте, когда не было других дел, – как бы между прочим заметил пилот.

Возражать командиру? Это уж слишком. Я едва сдерживался. А может, командир Стэдмен устроил на корабле бардак? Тогда с пилотом все ясно. На «Гибернии» была железная дисциплина, и я считал, что это в порядке вещей. Но неизвестно, как обстоит дело на других кораблях. Бесшабашность пилота никак не вязалась с обычно деловой атмосферой капитанского мостика. Во всяком случае, я к этому не привык. Конечно, мне очень хотелось сыграть партию в шахматы, но устав запрещал отвлекаться на вахте на посторонние вещи. А устав превыше всего.

– Вы свободны, пилот, – промолвил я ледяным тоном. – Идите к себе и отдыхайте до следующего дежурства. И прошу вас впредь исполнять мои приказы беспрекословно.

Пилот, не ожидавший такого поворота событий, прямо-таки обалдел.

– Есть, сэр. Извините, командир Сифорт. У меня и мысли не было проявить неуважение к командиру. – У двери Ван Пэр задержался: – Если хотите, можем сыграть в свободное от дежурства время.

Я не мог сдержать вздоха. Ну почему у меня так трудно складываются отношения с подчиненными? Ведь нам предстоит провести вместе не один месяц. Я с раздражением взглянул на экран, где все еще было изображение шахматной доски.

– Убери ее! – приказал я компьютеру.

– Есть убрать, сэр. – В ту же секунду изображение исчезло.

Филип Таер сидел молча, боясь рот раскрыть. Господи! Ведь это с ним мне придется всю ночь нести вахту. Тоска! Я буквально не терпел Таера.

– Что сидите без дела? – бросил я с раздражением. – Запустите программу случайной выборки координат места назначения и рассчитывайте траектории корабля. За каждую ошибку в расчетах плюс один наряд.

– Есть, сэр! – Бедняга Филип забарабанил по клавиатуре компьютера.

Ну и болван же я! Срываю злость на ни в чем не повинном гардемарине.

– А за каждый расчет без ошибок минус один наряд, – добавил я, чувствуя себя виноватым. Филип глянул на меня как на благодетеля:

– Большое спасибо, сэр! – И снова уткнулся в экран.

Тут я вспомнил, что задачки по навигации Таер решает легко, не то что я.

Когда эта нудная вахта, слава Богу, закончилась, я отправился искать Аманду. Филип Таер ликовал – ему удалось отработать все три наряда упражнениями умственными, а не физическими. Правильно ли я поступил? Пожалуй, что да. Во всяком случае, ничего плохого не совершил. Алекс вешал на Филипа наряды почем зря, так что небольшое послабление никак не отразится на дисциплине.

Я постучал ложкой по стакану и в наступившей тишине начал читать молитву:

– Господи, сегодня, 15 ноября 2197 года, благослови всех нас, наше судно и наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие.

Корабельная молитва читается по вечерам на всех кораблях ООН, бороздящих космос, на протяжении вот уже ста шестидесяти лет. Сейчас я впервые прочитал ее на своем собственном корабле. Это был по-настоящему мой первый корабль в том смысле, что я стал его командиром с начала полета. Рассчитывал я, правда, не на «Порцию», а на «Дерзкий», но момент все равно был торжественный.

В хорошо отутюженных форменных синих брюках, белой сорочке и синем галстуке я чувствовал себя несколько скованно. Знаки различия на синем кителе и кокарда на фуражке блестели, черные ботинки сверкали, начищенные корабельным юнгой Роджером. Если не считать знаков различия, мундир мой ничем не отличался от мундиров других офицеров: и доктора Броса, и самого младшего гардемарина Рейфа Трэдвела.

В пассажирской столовой я сидел за столом, называвшимся командирским. Желающие сидеть со мной пассажиры обращались к эконому, он составлял список, а я выбирал тех, кто был мне по душе. Обычно компания за командирским столом менялась раз в месяц. Поскольку я пока мало знал пассажиров, то решил предоставить выбор моих соседей эконому Ли.

И сейчас, орудуя вилкой и ножом, я, как умел, поддерживал за столом беседу. Вести разговор во время еды я научился только на корабле. В родительском доме все ели молча. После женитьбы беседу поддерживала обычно Аманда, но сегодня она больше молчала из-за боли в пояснице.

– Крепись, дорогая, – подбодрила Аманду миссис Аттани, женщина средних лет. – Твои страдания не вечны.

– А мне порой кажется, вечны, – улыбнулась в ответ Аманда.

– Грег, – миссис Аттани показала на сидевшего рядом с ней франтоватого парня лет семнадцати с изящными, под стать идеальному костюму, манерами, – мой первенец. Мне тоже казалось, когда я его вынашивала, что беременность никогда не кончится.

Грегор Аттани не встревал в разговор взрослых, лишь вежливо улыбался.

– Вы летите до Надежды? – спросил я ее, хотя ответ знал заранее, поскольку успел просмотреть в бортовом компьютере файлы с данными о пассажирах.

– Да, командир. Я защитила диссертацию в Массачусетсском технологическом институте и теперь собираюсь работать на сельскохозяйственной станции Восточного континента.

– А где ваш муж? – ляпнул я.

– Мужа у меня нет и никогда не было, – невозмутимо ответила миссис Аттани. Как это понимать? Шлюха она, или Грег является клоном? Скорее первое.

Вдруг Аманда ткнула меня локтем в бок. Но не из-за допущенной мною бестактности, как я было подумал. Она хотела привлечь мое внимание к подопечным Мелиссы Чонг за дальним столом. Они держались особняком, поскольку ни один пассажир не изъявил желания с ними сидеть.

Беспризорники галдели, таскали и пинали друг друга – в общем, вели себя вызывающе. Пока Мелисса призывала одних к порядку, другие беспризорники у нее за спиной стали бросаться булочками.

Я щелкнул пальцами. Ко мне тотчас же подошел стюард.

– Наведите порядок, – приказал я ему.

– Есть, сэр.

Стюард грозно навис над расходившимися подростками и в два счета их утихомирил.

– Доброе утро, сэр, – широко улыбаясь, приветствовал меня Алекс. Он нес вахту на мостике, удобно устроившись в кресле, – Как Аманда?

– Не очень хорошо, – поморщился я. – Мучается бессонницей.

До родов оставались считанные дни. Аманду часто навещал доктор Йосип Брос. Но больше, чем в ком бы то ни было, она нуждалась во мне, и я с удовольствием делал все, что мог. Я безропотно терпел приступы ее раздражительности, объяснявшиеся недомоганием.

– Может, выпьем по чашечке кофе, сэр? – зевнул Алекс. – Конечно, если не возражаете.

Во время дежурств есть не положено, но кофе побаловаться можно; тем более что один из дежурных остается на мостике и наблюдает за показаниями индикаторов, пока второй спускается в столовую.

– Кофе – это здорово! – согласился я.

– Секунду. – Алекс включил внутреннюю связь и приказал в микрофон: – Мистер Таер, в центр управления бегом марш!

Я решил не вмешиваться. Вскоре появился запыхавшийся Филип.

– Гардемарин Таер по вашему приказанию прибыл! – доложил он.

– Принеси нам две чашечки черного кофе, – приказал Алекс, не сводя глаз с дисплея.

Не в традициях космического флота гонять за кофе гардемарина. Скорее, это обязанность юнги. Впрочем, можно сгонять и гардемарина, но в порядке шутки, и новичка, не знакомого с корабельными порядками.

Филип хорошо это знал, но никак не выказал своей обиды и, бросив «есть, сэр», помчался выполнять дурацкий приказ.

– Не слишком ли круто? – спросил я Алекса, когда Филип скрылся за дверью.

– Наряды еще можно отработать решением задачек по навигации, а от этого упражнения не отвертеться.

И это говорит Алекс, мой друг?! Что за наглость! Я был в шоке.

– Как вы смеете так разговаривать с командиром?!

– Но я не хотел сказать ничего плохого, сэр, – удивился Алекс. – Не обижайся, пожалуйста.

– Алекс! – Я не мог толком объяснить ему, как он не прав. – Ты прямо помешался на своей мести!

– Разве? – после паузы спросил Алекс с таким видом, словно речь шла о сущем пустяке. – Возможно.

В это время появился Филип с двумя чашками дымящегося кофе.

– Спасибо, – поблагодарил я, принимая чашку.

– Пожалуйста, сэр. – Он протянул чашку Алексу, но тот, словно не замечая, уставился на экран дисплея. Филип терпеливо ждал.

Наконец Алекс, как бы нехотя, оторвавшись от экрана, соизволил взять у гардемарина чашку.

– Свободен, – скомандовал он Филипу.

– Есть, сэр. – Филип направился к выходу.

– Постойте, – окликнул я его. – Мистер Тамаров, прошу соблюдать офицерскую вежливость.

– Вежливость? – недоуменно вскинул бровь Алекс и, спохватившись, выпалил: – Есть, сэр, – после чего повернулся к Филипу: – Мистер Таер, благодарю за своевременную доставку двух чашек кофе. Не задерживаю вас больше. Можете идти.

– Есть, сэр. – Гардемарин бросил взгляд на наши напряженные лица и почел за лучшее ретироваться.

Первым тягостное молчание нарушил Алекс:

– Сэр, при всем уважении к вам осмелюсь заметить, что выговор лейтенанту в присутствии гардемарина не способствует дисциплине на корабле.

Ну и наглость! Будь я лейтенантом и позволь себе нечто подобное, немедленно предстал бы перед трибуналом. Что же происходит с Алексом? Отдает ли он себе отчет в своем поведении? Или просто потерял контроль над собой.

– Вы не заболели, Алекс? – спросил я его совершенно серьезно, без всякой иронии, скорее с тревогой.

– Нет! – выпалил он. – Вы унизили меня перед мистером Таером. Теперь он знает, что вы на его стороне.

– Будь вы гардемарином, я отдал бы вас под трибунал!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, сэр. Наши взгляды встретились.

– Мистер Тамаров, – сказал я ледяным тоном. – Дружба не дает право нарушать субординацию. Вы отстраняетесь на неделю от должности и освобождаетесь от несения вахты, пока не объясните своего непозволительного поведения. Приказ вступает в силу немедленно! Идите!

У Алекса не осталось выбора.

– Есть, сэр! – гаркнул он и вышел.

Я вскочил и зашагал по палубе, ощущая выброс адреналина в кровь. Постепенно мне удалось взять себя в руки, я сел в кресло и погрузился в размышления.

Еще одна вахта кончилась изгнанием офицера с капитанского мостика. Это уже стало недоброй традицией. В чем же дело?

– Дэнни, ты записал наш разговор? Мой друг Алекс вел себя неподобающим образом, и вряд ли запись об этом пойдет ему на пользу.

– Нет, хотя следовало бы. Здорово вы ему врезали! – с притворным восхищением воскликнул Дэнни.

Я мысленно обругал безмозглую машину.

Никаких происшествий во время вахты больше не было. В полдень меня сменили Вакс Хольцер и Рейф Трэдвел. Новенькая, с иголочки, форма Рейфа была тщательно отутюжена, пуговицы блестели. Это было его первое дежурство в ранге гардемарина. Закусив губу, Рейф внимательно смотрел на дисплей, проверяя, все ли в порядке.

– Не бойся, – подбодрил я его, – если взорвешь случайно корабль, не стану тебя наказывать. – И добавил с улыбкой: – Потому что тоже взорвусь.

Сдав дежурство, я поплелся в каюту. Аманда куда-то ушла. Я прилег на диван в надежде вздремнуть, но не смог. Поворочавшись с боку на бок, я встал и отправился выпить чаю в офицерскую столовую, пустовавшую в это время. Но не успел сделать и глотка, как из динамика донесся тревожный голос Вакса:

– Командир, соединитесь с центром управления! Я бросился к ближайшему микрофону:

– Слушаю, Вакс! Что случилось?

– Миссис Сифорт на втором уровне. У нее какие-то неприятности.

О Господи! Сердце у меня упало.

– Бегу!

– Она в кабинете эконома, сэр! – поспешно добавил Вакс.

Я пулей выскочил из столовой и чуть ли не кубарем скатился с лестницы на нижний этаж. Дерек Кэрр, попавшийся мне навстречу, в страхе прижался к перилам, раскрыл рот и выпучил глаза, глядя, как командир скачет через две ступеньки. Влетев в кабинет эконома, я увидел Аманду, слава Богу, живую. Она прильнула ко мне, схватила за плечи.

– Вольно, – скомандовал я эконому, вытянувшемуся передо мной по стойке «смирно». – Аманда, дорогая, все хорошо, я здесь, с тобой. Что случилось?

– Ник, прости, напрасно я тебя потревожила. Со мной все в порядке.

Я вопросительно взглянул на эконома.

– Это беспризорники, сэр, – быстро объяснил он. – Они приставали к миссис Сифорт.

– Не приставали, – сказала Аманда. – Просто напугали. Но ничего плохого не сделали.

– Что все-таки произошло? – допытывался я, едва сдерживая обуревавшие меня чувства.

Аманда вздохнула, выпустила меня из объятий и, слабо улыбнувшись, начала наконец объяснять:

– Успокойся, Никки, ничего страшного. Я шла в библиотеку и наткнулась в коридоре на этих подростков в синих комбинезонах. Они стали дурачиться и смеяться, окружили меня, тыча пальцами в мой живот, что-то выкрикивали. Мне показалось, что это может повредить ребенку. – На ее лицо набежала тень. – Я пыталась убежать, но их было так много… Они не выпускали меня, грязно хихикали, подступая все ближе и ближе. Слава Богу, тут появился наш эконом. – Она благодарно взглянула на мистера Ли. – Спасибо вам!

– Где они сейчас? – спросил я, сжимая кулаки.

– В своих каютах, сэр, – ответил эконом. – Вскоре после меня появилась мисс Чонг и разогнала их. Я внимательно посмотрел на Аманду:

– Они тебя били?

– Нет, что ты! Говорю же тебе, напугали. Послушай, не принимай это близко к сердцу, не делай глупостей. – Она взяла меня за руку.

– Не делать глупостей? Конечно, не буду. – Я решительно направился к выходу, но Аманда заслонила собой дверь.

– Нет, Никки, нет. Не трогай их, прошу тебя. Пожалуйста!

– Не учи меня, что делать. На корабле я хозяин!

– Никки, черт возьми, я тоже здесь живу. Они ничего мне не сделали. Не мсти им, не осложняй мне жизнь. Путь долгий.

– Ладно, давай попробуем обойтись без сцен. Я просто хочу поговорить с мисс Чонг, чтобы эти долбаные… – Я вовремя спохватился. – Эти проклятые пересыльные не превращали мой корабль в зоопарк!

Аманда чмокнула меня в нос, и я расплылся в улыбке.

– Никки, проводи меня лучше в каюту, – попросила она, – Вот бы мне сейчас скафандр с реактивными двигателями, чтобы взлететь по лестнице!

– Что ты! Скафандр на твой живот не натянешь. За эту солдафонскую шуточку я тут же схлопотал тумак под ребро.

* * *

– Господи, сегодня, 19 ноября 2197 года, благослови нас всех, наше судно и наш полет и ниспошли нам здоровье и благополучие.

– Аминь, – пронеслось по залу. Я осмотрел столовую. Юные ссыльные сидели теперь еще дальше, чем накануне.

Мелисса Чонг из кожи вон лезла, чтобы утихомирить своих подопечных, но никак не могла с ними справиться. День ото дня они становились все невыносимее. Рядом с ними всегда стояли старшины, готовые в любой момент навести порядок. Ко мне подошел доктор Анто-нио, недавно избранный председателем Совета пассажиров. Он предложил кормить беспризорников в другое время, чтобы они не портили аппетит остальным. Я не мог с этим согласиться. На Военно-Космическом Флоте все пассажиры равны.

Мы терпеливо ждали второго блюда, когда ко мне наклонился сосед по столу – крепкий, мускулистый, но уже немолодой, лет шестидесяти, человек.

– Командир, – прошептал он, – почему-то никто не решается спросить вас о таинственных формах жизни, обнаруженных вами на корабле «Телстар». Не поделитесь ли с нами своими впечатлениями?

Его слова всколыхнули во мне самые страшные воспоминания моей жизни. Именно из-за тех чудищ теперь к планете Надежда направлялась целая эскадра, а не один корабль, как это бывало раньше.

– Мне не хотелось бы об этом говорить, мистер Маквэйл. Я даже не успел их толком разглядеть. К тому же во время обеда о них и вовсе лучше не вспоминать, настолько неаппетитные они с виду.

За нашим столом установилась тишина, и еще долго никто не решался что-то сказать.

После ужина у Аманды опять разболелась спина, ей-было не до прогулок, и я один пошел по кольцевому коридору, огибавшему по окружности весь первый уровень, спустился по лестнице на нижний. Я решил обойти по периметру весь корабль с тем, чтобы в итоге вернуться к исходной точке.

Я миновал несколько пассажирских кают, матросскую столовую, инженерное отделение. Возле кают для членов экипажа наткнулся на группу матросов и скомандовал им «вольно», прежде чем они успели умолкнуть и вытянуться по стойке «смирно».

Я пошел дальше и вскоре ощутил резкий запах не то аммиака, не то мочи. Надо было выяснить, в чем дело. Зашел в расположенную неподалеку каюту эконома.

– Мистер Ли, откуда этот запах?

– Возможно, тут делали дезинфекцию, – успокоил меня эконом. – Ее делают дважды в день. Из-за этих беспризорников, – добавил он, заметив мое удивление.

– А в чем дело?

– Они испускают мочу прямо на пол, – сообщил Ли, выбирая слова поделикатнее.

– Что?! – заорал я, перейдя на визг. – Они ссут прямо в коридоре моего корабля?!

– Мисс Чонг говорит, что к туалетам они не приучены.

– Давай ее сюда! Быстро!

Мисс Чонг вытянулась передо мной по стойке «смирно» и сразу ринулась в атаку.

– Ни в какой туалет их не загнать! Они отродясь его не видели! Вообще ничего не видели, кроме трущоб. Там родились, там и росли. Думаете, мы не учили их мыться под краном и ходить в туалет? Но за один день не выучишь! На это нужно время!

– Так ведь они мочатся, я хотел сказать, используют коридоры в качестве туалетов.

– Я делаю все, что в моих силах, но поймите – это трудные дети.

Ее невозмутимость сделала свое дело, и пыла у меня поубавилось.

– Разумеется, мисс Чонг, но поймите меня и вы. До Надежды лета – целых шестнадцать месяцев. Ваши, как вы говорите, трудные дети отравляют жизнь и пассажирам, и экипажу. Их надо держать в ежовых рукавицах.

– Но как это сделать? Как справиться с такой оравой? Посоветуйте. Их сорок два, а я одна. Надо немного подождать.

– Ладно. – Я пошел на попятную, не зная, что ей посоветовать. – Подождем, пока ваши подопечные станут взрослыми. Но если они еще хоть раз наделают дел в коридоре, пусть пеняют на себя!

Может, послать на второй уровень матросов и поучить этих болванов кулаками? Нет, не стоит. Корабль – не тюрьма.

У Аманды начались схватки. Так, по крайней мере, мне показалось, и я отвел ее в одноместную больничную палату корабельного изолятора, к доктору Бросу.

– Поверьте, я волнуюсь не меньше вас, – сказал доктор. – Часто ли приходится принимать роды во время межзвездного перелета!

Конечно, не часто. И я это знал. Всем членам экипажа, за исключением командира, а также не состоящим в браке пассажирам раз в месяц делали стерилизующие инъекции. Считалось, что зачатие во время длительного прыжка со сверхсветовой скоростью может привести к нежелательным последствиям.

– Ждать осталось совсем недолго, – заявил доктор, осмотрев Аманду. – Пожалуй, несколько дней.

Мы вернулись в каюту.

Между тем в коридоре после дезинфекции по-прежнему стоял едкий запах. Я поговорил с главным инженером, и он нашел интересный выход из положения. Вдоль коридора, по низу стен, провели тонкие оголенные провода, практически незаметные, а под потолком установили миниатюрные видеокамеры. Видеоизображение передавалось на бортовой компьютер и на монитор, установленный в центре управления. На провода из центра управления можно было подавать переменный ток нужной величины. На Военно-Космическом Флоте не принято шпионить за пассажирами, но здесь я скрепя сердце отступил от этой традиции.

Компьютеру было приказано подавать на провода безопасное для жизни напряжение всякий раз, когда кто-либо из пересыльных станет мочиться в коридоре.

Их пронзительные вопли долго забавляли пассажиров, особенно молодых. Как-то один воспитанный и к тому же не обделенный чувством юмора мальчик заметил, как один такой несмышленыш в синем комбинезоне по имени Деке справляет нужду и при этом дергается, визжит и яростно матерится, не в силах понять, почему такое обычное дело сопровождается такими необычными мучениями. Воспитанный мальчик звонко крикнул: «Электро-ссуль!» – и тут же схлопотал от переселенца огромный синяк под глазом.

Время тянулось мучительно медленно. Однажды после полудня я играл в шахматы с пилотом Ван Пэром в его каюте. Он оказался сильным партнером, получил выигрышную позицию, но зевнул, потерял фигуру и сдался после двадцатого хода.

Каждая вахта казалась вечной. Как-то Алекс, уже отбыв наказание, остановил меня у офицерской столовой.

– Разрешите поговорить с вами наедине, сэр? – Тон у него был сугубо официальный.

– Разумеется.

Мы зашли в его каюту – крошечную комнатку с аккуратно заправленной койкой. Все пожитки Алекса умещались в дорожной сумке.

– Сэр, простите меня! Мое поведение тогда было недопустимым. – Видимо, это признание далось ему нелегко. – Это не пустые слова, я искренне сожалею о произошедшем. Лейтенант не имеет права пререкаться с командиром корабля. Кроме того… – Он отвернулся, помолчал и снова заговорил каким-то глухим голосом: – Я ведь многим вам обязан. Простите меня.

У меня словно камень с души свалился. Алекс снова был мне другом.

– Давай присядем, Алекс, – мягко сказал я.

Он опустился на кровать и сидел прямо, словно кол проглотил, напряженно смотря мне в лицо. Я устроился в кресле и доверительно промолвил:

– Пойми, Алекс, я не хочу тебе зла. Подумай еще над тем, о чем мы с тобой тогда говорили. Ты так стремишься досадить Филипу, что буквально теряешь рассудок. Все-таки есть грань, которую переходить нельзя.

Алекс вздохнул.

– Честно говоря, не уверен в этом, – возразил он. – Помнишь, как он над нами издевался? – Он перешел со мной на «ты». – И я поклялся отомстить ему при малейшей возможности. Наконец такой случай представился.

– Но всему есть предел, Алекс. Остановись!

– Иногда мне и самому кажется, что это пора прекратить. – Он судорожно сцепил пальцы. – Но как вспомню его придирки ко мне и Дереку, эти бесконечные наряды, издевательства. А как он упивался своей властью! Каким тоном разговаривал с нами! Может, мне лучше уйти в отставку, как только прилетим в Окраинную колонию?

– Я все понимаю, Алекс. – Что еще тут можно было сказать?

– Прикажи – и я перестану его мучить. Меня может остановить только твое распоряжение, – признался Алекс.

– Нет. – Я хотел, чтобы он сам это прекратил. Неуставным отношениям не место на космическом корабле. – Алекс, я тоже ненавидел Филипа, и не меньше тебя. Но он уже за все расплатился сполна. Ты вволю поиздевался над ним уже в прошлом полете. Надо знать меру. Филип все вынес и готов терпеть дальше. Разве это не достойно уважения?

– Нет, – мрачно изрек Алекс. – Я никогда не смогу его уважать. А Дерек и Рейф! Представь, что бы с ними было, стань он их начальником? Думаешь, он хоть чуть-чуть изменился, стал лучше?

– Кто его знает. Меня больше беспокоит другое – его теперешнее смирение. Оно тебя развращает.

Алекс задумался. Он выглядел озадаченным и, кажется, был готов изменить свою позицию.

– Ладно, – вздохнул я. – Принимаю твои извинения. Вахты возобновляются.

– Спасибо. Я подумаю над твоими словами.

– Договорились.

Я вернулся к себе в каюту, чтобы подготовиться к вахте. Аманду поместили в отдельную каюту. Она взяла с меня слово все время быть неподалеку. Как будто я мог выйти в открытый космос! Схватки участились, и с ней рядом постоянно находился врач. Я не мог нарушить график дежурств и неотлучно находиться при ней. Но от мостика до лазарета на первом уровне можно было добежать меньше чем за минуту.

Вместе со мной на вахту заступили лейтенант Вакс Хольцер и гардемарин Дерек Кэрр. Делать нам было нечего. Лейтенант, чтобы скоротать время, заставлял Дерека решать задачи по навигации, и это пошло ему на пользу. Я тоже подкинул гардемарину несколько задачек потруднее. Он решил их в два счета. Я бы так не сумел. Лишь однажды Дерек ошибся и густо покраснел, когда Вакс попенял ему за невнимательность.

Вдруг из динамика раздался взволнованный голос:

– Командир, докладывает гардемарин Трэдвел. У нас здесь ЧП.

– Что случилось? Где? – Я принялся лихорадочно шарить глазами по дисплеям, но все показания были в норме.

– На втором уровне в западной части коридора, сэр. Там драка. Переселенцы взбунтовались.

Слава Богу! А я-то подумал, что-то случилось с кораблем.

– Черт бы тебя побрал, Рейф! – крикнул я в микрофон. – Когда ты научишься по-человечески докладывать?! Четыре наряда! Сейчас приду. – Я выключил микрофон. – Дерек, объясни ему, как полагается докладывать командиру о ЧП.

– Есть, сэр! – Это поручение вызвало у него легкую досаду.

– Пойти с вами, сэр? – Вакс вскочил с таким видом, будто был готов схватиться с беспризорниками один.

– Нет, справлюсь сам.

Шум был слышен даже на лестнице. Когда я добежал до места происшествия, то увидел нечто ужасное: два-три десятка беспризорников схватились врукопашную с обычными пассажирами. Я приказал стоявшему с беспомощным видом Трэдвелу позвать старшину корабельной полиции. Рейф от всего этого совершенно обалдел. Он ринулся было в гущу дерущихся, чтобы добежать до поста полиции кратчайшим путем, но вовремя спохватился и решил, что лучше сделать круг, чем рисковать.

– Прекратить! – заорал я, отшвырнув двух подростков и впечатав в стену третьего. – Не двигаться! Мистер Аттани! Отпусти его! Живо!

Мощный удар сзади по почкам отбросил меня в сторону. Я обернулся – детина с бычьей шеей и огромными кулачищами что-то кричал на своем тарабарском жаргоне, видимо, предлагая мне убраться подобру-поздорову. Смогу ли я двигаться после такого удара? Попробовал сделать шаг. Кажется, могу. Только трудно дышать.

– Ладно, поговорим по-другому, – сказал я и показал детине кулак. И пока он тупо смотрел на него, я, улучив удобный момент, врезал ему ногой в солнечное сплетение. Верзила сложился пополам. Тогда я рубанул его ребром ладони по толстой шее, раздался хруст, и ублюдок мешком свалился на пол и замер. Сразу наступила тишина.

– Кто следующий? – спросил я.

Один смельчак нашелся. Недолго думая, он бросился на меня. В руке у него сверкнул нож. Я успел уклониться и нанес ему удар по предплечью, а когда негодник на миг потерял равновесие, схватил его руку и завел ему за спину.

– Что происходит, ребятки? – послышался в этот момент голос Мелиссы Чонг. Работая локтями, она протискивалась в гущу толпы.

– Отпустите его, командир! Отпустите! – Она схватила парня за волосы и оттащила в сторону. Беспризорники перед ней расступались. – Командир, в чем дело?

– Уведи их отсюда! – крикнул я. Было не до объяснений.

– А вы что рты разинули? – повернулся я к юнцам из числа пассажиров. – Давайте отсюда! Расходитесь!

Прибежали старшина корабельной полиции и два его помощника с дубинками.

– Мистер Банатир, угомоните их, – приказал я. – А у этого отберите нож.

Я еще круче завернул беспризорнику руку, и Банатир вырвал из нее нож. Полицейские, помогая себе дубинками, стали растаскивать дерущихся, но те не спешили расходиться и с ненавистью смотрели друг на друга.

– Кто начал? – грозно спросил я. Все хором зашумели, и истину удалось установить с большим трудом. Оказалось, что беспризорники напали на компанию задиристых юнцов-пассажиров, потом к обеим сторонам подтянулось подкрепление, и разгорелась настоящая битва.

– Начали ваши подопечные, – упрекнул я Мелиссу.

– В ответ на оскорбление! – парировала она. – Анни, скажи ему! Как они вас обзывают?

– Они обзывать чернь! – ткнула пальцем в «воспитанных» тощая Анни. – Всегда обзывать чернь!

– Слышали? – Мисс Чонг торжествовала. – Ваши культурные, воспитанные пассажиры обзывают моих ребят чернью.

– Это правда? – повернулся я к одному из подростков.

– Возможно, – пожал тот плечами. – Но ведь они и есть чернь.

– Как тебя зовут?

– Крис Дакко, – буркнул он.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

Я обвел взглядом юнцов.

– Сделаем так. Мистер Банатир, запишите фамилии драчунов и по одному приводите ко мне в центр управления вместе с родителями. А вы, мисс Чонг, – повернулся я к наставнице переселенцев, – внимательнее следите за вашими подопечными. Как зовут этого? – показал я на верзилу, распластавшегося на полу.

– Эдди.

– Фамилия!

– Все зовут его Эдди Босс.

– Мистер Банатир, доставьте его в помещение для арестованных. – Я взял у Банатира нож. – Понятно. Украл из столовой!

– Видите, командир? – стал оправдываться Крис Дакко. – Они еще и воры!

– Молчать! Приказа болтать не было! – прикрикнул я на него и повернулся к Мелиссе. – Что они украдут в следующий раз? Лазерные пистолеты? Я этого не потерплю! Мистер Банатир, обыщите хулиганов. У кого найдется оружие – в карцер.

– Обыскивайте их, – ощетинился Грегор Аттани, – они только и думают, чтобы что-нибудь слямзить. А у нас оружия нет! Нечего нас обыскивать, мы люди цивилизованные.

– Мистер Банатир, и «цивилизованных» обыщите, а самых разговорчивых тоже посадите в карцер.

При обыске нашли еще два ножа и вилку.

Беспризорники прятали их в складках комбинезонов. Тех, у кого изъяли оружие, посадили в карцер, остальных мисс Чонг увела, а «цивилизованных» вытолкали подоспевшие члены экипажа.

– Продолжайте нести вахту, мистер Трэдвел! – бросил я Рейфу, все еще злясь за его дурацкий доклад.

– Но… Есть, сэр! – отчеканил расстроенный гардемарин.

После этого я поспешил в лазарет.

– С вашей женой все в порядке, – доложил доктор Брос.

– А со мной нет. У меня сломана правая кисть. Доктор стал ощупывать руку, и я едва сдерживал стоны.

– Так и есть, перелом, – констатировал он. – Интересно, что вы с ней сделали, с вашей рукой, сэр?

– Пытался разбить камень.

Доктор наложил гипс, дал таблетку с кальцием и несколько минут водил над кистью приборчиком, стимулирующим сращивание костей.

– Немного поболит, но через несколько дней кости срастутся и тогда можно будет снять гипс, – подбодрил меня доктор Брос.

Из соседней комнаты донеслись тихие стоны Аман-ды. Я заглянул к ней.

– Аманда, милая, не могу остаться с тобой, возникли проблемы. Но сразу после родов я к тебе приду.

– Не волнуйся, занимайся своими делами, – простонала она. – Все будет в порядке. Не отвлекайся.

Я поспешил в центр управления. Вахту несли пилот Ван Пэр и Филип Таер. Я сел в кресло и сразу почувствовал, как в руке пульсирует кровь. Мне, можно сказать, еще повезло. Легко отделался. Это же надо – сломать руку о шею противника! Нет, драться я не умею. С беспризорниками просто блефовал. К счастью, это сработало.

Когда Банатир привел одного из «цивилизованных» подростков с отцом, я зачитал им статьи закона, касающиеся неподобающего поведения на корабле во время полета, и отпустил. Отец юного дебошира оказался солидным металлургом, направляющимся в Окраинную колонию.

Только они покинули мостик, как явился Рейф Трэд-вел.

– Разрешите войти? – Вид у него был совершенно несчастный.

– Входите.

Рейф вошел и вытянулся по стойке «смирно».

– Гардемарин Трэдвел для доклада явился. Разрешите, сэр? – отчеканил он. На этот раз Трэдвел все делал по уставу.

– Докладывайте!

– Лейтенант Хольцер просит вас занести в мое личное дело выговор и списать с меня десять нарядов. – В глазах у него стояли слезы.

Я понял, что натворил, влепив ему сразу четыре наряда.

– Сколько же у тебя было нарядов, Рейф? – мягко поинтересовался я.

– Семь, сэр, – ответил выпоротый гардемарин.

Итак, вместе с моими нарядами у него их стало одиннадцать, а десять он уже «отработал». Вакс его выпорол. Жалко парня, но теперь уже ничего нельзя было поделать.

– Хорошо. Можешь идти.

Рейф отдал честь, повернулся кругом и вышел.

После его ухода ко мне потянулись родители со своими проштрафившимися чадами. Я читал им лекции о законности и правопорядке. Явилась и миссис Аттани со своим сыном Грегором и с ходу ринулась в атаку:

– Капитан Сифорт, вы не имели права сажать моего сына в карцер!

– Я не собираюсь терпеть на своем корабле никакие хулиганские выходки. Если ваш сын не знает, как себя вести, объясните ему, пожалуйста, – холодно ответил я.

– Он защищал себя! Оборонялся! – продолжала верещать мать провинившегося подростка.

– Миссис Аттани, позаботьтесь о том, чтобы он больше не оскорблял беспризорников.

– Это вы проследите, чтобы беспризорники не избивали наших детей!

Она так визжала, что у Филипа Таера буквально челюсть отвисла. Еще бы! Говорить таким тоном с командиром! Я и сам немного обалдел.

– Хорошо, миссис Аттани, – сказал я, устав ее слушать. – Ваш сын проведет некоторое время в карцере, и там он будет в полной безопасности. Мистер Банатир! Грегора Аттани – на неделю в карцер.

Миссис Аттани опешила от неожиданности, но быстро пришла в себя, и все началось сначала:

– Не имеете права!

– Ошибаетесь, миссис, – спокойно возразил я.

– Подожди! – крикнула она старшине полиции, собравшемуся уводить ее дорогого сыночка. – Грегор больше не будет. Не будет драться и оскорблять кого бы то ни было. Уверяю вас!

– А ты, Грегор, что скажешь? – обратился я к юному болвану.

Включилась внутренняя корабельная связь, и Филип Таер бросился к микрофону.

– Даю слово, сэр. Сделаю все, чтобы они на меня больше не нападали, – угрюмо пообещал Грегор.

– Ладно, верю тебе на слово…

– Извините, сэр, – вмешался гардемарин Таер, переминаясь с ноги на ногу. Впервые ему пришлось перебить командира.

– Подождите, Филип. А вы, миссис Аттани, если когда-нибудь еще позволите себе разговаривать со мной таким тоном…

– Извините, сэр! Пожалуйста! – снова перебил меня Филип. Я резко повернулся, собираясь влепить ему по крайней мере десяток нарядов.

– Из изолятора! – поспешно объяснил он.

– Аманда? – забеспокоился я.

– Да. Доктор сказал, что она родила.

– Пилот, остаетесь за главного. Филип, проследите, чтобы посторонние покинули центр управления, – приказал я и сломя голову бросился в лазарет.

Я держал на руках своего первенца как самую большую на свете драгоценность, с величайшей осторожностью, боясь уронить. Какие замечательные у него глаза! Голубые, словно небо. Малыш лежал спокойно, не плакал. Я был уверен, что он смотрит на меня, хотя знал, что новорожденные не умеют фокусировать взгляд. Мне даже показалось, что выражение лица у него вполне осмысленное, как у взрослого.

В Академию я поступал, когда мне было тринадцать. И, начав учиться, вдруг ощутил, что принадлежу не только себе. Что есть вещи более важные, чем я сам. Сейчас я испытывал нечто подобное. Чувство ответственности за это крохотное существо.

– Здравствуй, Нэйт. Я люблю тебя. Все будет хорошо, – сказал я сыну.

Он моргнул мне – да-да, мне, – закрыл глаза и уснул. Я бережно отдал его Аманде, лежащей на ослепительно белой свежей постели.

– Ты хорошо потрудилась, дорогая.

– Для первого раза действительно хорошо. – Она осторожно положила спящего сына рядом с собой и вскоре уснула сама.

Целую неделю я ходил словно пьяный, не веря своему счастью. Рейф Трэдвел, когда я проходил мимо, вытягивался в струнку со всем старанием, на какое только был способен, но я ничего не замечал. Ваксу Хольцеру приходилось повторять мне одно и то же по несколько раз, что, видимо, очень его забавляло. Пассажиры поздравляли меня так горячо, словно я совершил подвиг. Даже миссис Аттани, сменив гнев на милость, навестила Аманду.

Я все еще оставался в каюте один и с непривычки лишился покоя и сна. Бродил по кораблю, осматривая каждый дюйм, каждую мелочь. Однажды забрел в столовую и стал смотреть, как стюарды накрывают столы к ужину, но быстро ушел, чтобы их не стеснять. Заглянул и в спортзал.

Филип Таер, голый по пояс, прыгал через скакалку. Рейф Трэдвел, в шортах и майке, с немыслимой быстротой делал приседания. Вакс Хольцер качался на брусьях, на его волосатых руках и груди играли мускулы.

Я махнул им рукой, чтобы продолжали занятия, снял китель и галстук, сел на велосипед с бегущей под ним дорожкой и начал крутить педали. Просто так за ними наблюдать я счел неудобным.

Филип закончил прыгать и, тяжело дыша, прислонился к стене. Его гладкая безволосая грудь блестела от пота. Немного передохнув, он приступил к приседаниям.

– Вы тоже отрабатываете наряды? – спросил я в шутку у Вакса. Лейтенанты, разумеется, не получали нарядов, но Вакс очень любил спорт.

– Нет, сэр, просто тренируюсь, – ответил он, делая на брусьях «уголок».

Я включил датчики велосипеда и энергичнее заработал педалями. Но до гардемаринов, отрабатывающих наряды, мне было далеко. Правда, я свое уже отработал в бытность гардемарином на кораблях «Хельсинки» и «Гиберния».

Рейф Трэдвел закончил свои упражнения и, с облегчением вздохнув, пошел в душ. Два часа прошли, очередной наряд он отработал.

Филип лег на мат, сделал глубокий вдох и стал с поразительной быстротой отжиматься.

– Эй, полегче, – крикнул ему я, – так ведь и надорваться недолго.

Филип кивнул, но темпа не сбавил. После нескольких десятков отжиманий он передохнул ровно тридцать секунд и приступил к приседаниям. Не прекращая крутить педали, я с тревогой за ним наблюдал.

Через полчаса Филип устало прислонился к стене. Его время закончилось.

– Наряды придуманы не для того, чтобы гробить здоровье, – заметил я.

– Так точно, сэр. Эти упражнения не мной придуманы, но я обязан выполнить их в срок.

– А… – начал было я и остановился, пораженный неприятной догадкой. Не зайди я в спортзал, так и остался бы в неведении. Сам Филип под угрозой строжайшего наказания не посмел бы рассказать мне о том, как отрабатывает свои наряды. Дисциплина есть дисциплина, на военном корабле она поддерживается любой ценой, даже самой жестокой и страшной. Офицер должен быть готов подчиниться любому приказу командира, он может оказаться за многие световые годы от цивилизации под властью командира-тирана. – И давно вы получили такой приказ? – спросил я Филипа, заранее зная, что он ответит.

– Несколько месяцев назад, сэр. Извините, пожалуйста, сэр, но это не терпит отлагательств. – Филип подошел к телефону внутренней связи, набрал номер и сказал в микрофон: – Лейтенант Тамаров! Сэр, докладывает гардемарин Таер. Упражнения закончены, сэр, – Прежде чем повесить трубку, Филип несколько секунд напряженно слушал очередные приказания, по-видимому, столь же издевательские.

– Зачем вы докладывали? – спросил я Филипа с плохо скрываемым ужасом.

– Я должен докладывать в начале и в конце каждой отработки. Это постоянно действующий приказ, – бесстрастно ответил Филип.

– Кому, мистеру Тамарову?

– Так точно, сэр.

– На каком основании?

– Не заслуживаю доверия, сэр. – Избегая моего взгляда, гардемарин стал вытирать полотенцем мокрое от пота тело.

Я соскочил с велосипеда, трясущимися пальцами завязал галстук.

– Мне нетрудно, я привык, – выпалил Филип, заметив мое волнение.

– Приказ докладывать отменяется! – Я перешел на крик.

Вакс Хольцер наблюдал за развитием событий с нескрываемым любопытством и уморительной гримасой на физиономии. Я кое-как натянул китель, выбежал в коридор и, примчавшись к каюте Алекса, забарабанил кулаком в дверь.

– В чем дело?! – Алекс открыл и, увидев меня, вытаращил глаза. Галстук у него болтался на шее, китель висел на спинке кресла, постель была измята. Видимо, он только что вскочил с койки.

Я пулей ворвался в каюту и захлопнул за собой дверь.

– Смирно! – крикнул я, толкнув его к стене.

Алекс вытянулся по струнке. И тут я, не стесняясь в выражениях, высказал ему все, что о нем думал. Шея и щеки Алекса стали наливаться кровью.

– Не доверяешь офицеру, мерзавец?! – буквально рычал я. – Но военный флот держится на доверии! И если до сих пор ты этого не понял, значит, негоден для службы на флоте! Почему ты сказал Филипу, что он не заслуживает доверия? А ты, черт тебя подери, заслуживаешь?

Выпустив пар, я наконец умолк и взглянул на Алекса. В глазах у него была боль. Когда-то он боготворил меня. Что ж, всему на свете когда-то приходит конец.

– Я смотрел сквозь пальцы на твои фокусы с Филипом, – заговорил я уже спокойнее. – Часто сам поддерживал тебя. Но ты зашел слишком далеко в своей чертовой вендетте, ради нее нарушил традиции Военно-Космических Сил, наплевал на них, издеваясь над беспомощным гардемарином. Надеюсь, ты раскаешься в своем поведении и тебе станет стыдно, как стыдно сейчас мне, что еще недавно ты был моим другом. – Алекс вздрогнул. – Я отменил твой дурацкий приказ. Не доверять офицеру можно лишь в том случае, если он хотя бы раз солгал. Ты извинишься перед Филипом и запишешь это в бортовом журнале. Понял?!

– Так точно, сэр! Приказ понят! Будет исполнено, сэр! Уже на выходе я задержался.

– Я не стану проверять, выполнил ли ты мой приказ, Алекс, поверю тебе на слово как офицеру. Жаль, что ты вел себя так, а не иначе.

По пути в каюту я ругал себя за несдержанность, за то, что забыл о достоинстве офицера. Разве я лучше Алекса? Упрекал-распекал его, а нет чтобы на себя посмотреть! Как бы то ни было, Алекс не заслужил подобного обращения. С другой стороны, его обращение с Филипом не укладывалось ни в какие рамки.

У меня голова пошла кругом от всего этого. Куда ни кинь – всюду клин. И впереди – никакого просвета.

Наша с Амандой каюта была на корабле самой большой. Прежние мои обиталища были не в пример теснее. Я привык к тесным кубрикам, где кроме меня жили еще три гардемарина. А нынешняя каюта казалась мне огромной широкой квартирой.

Но родился ребенок, и стало тесновато. Каюта не была приспособлена для семейной жизни. Кроватка для малыша и разбросанные повсюду детские вещи заняли почти все пространство.

Спал я очень чутко. Даже во сне прислушивался к дыханию сына. А Аманда то и дело подходила к кроватке. Как следует отдохнуть ночью мне не удавалось. Поэтому я старался чаще бывать на мостике. В удобном кресле во время вахты можно было немного расслабиться.

Мой последний визит к Алексу не прошел бесследно. Он несколько дней избегал встречаться со мной взглядом. И наши совместные вахты проходили в полном молчании. Я долго боролся с собой, но однажды не удержался и заглянул в бортовой журнал, хотя обещал этого не делать. Запись Алекса там была. Значит, он извинился перед Филипом.

Все места за моим столом по-прежнему были заняты. Аманда не могла оставить малыша одного, а носить его в столовую не хотела, чтобы не мешать пассажирам, и ела в каюте.

Рядом со мной сидел Жорж Портилло, агроном из Эквадора. Однажды он спросил:

– Как вы считаете, командир, станет Надежда членом ООН?

Обычно я избегал разговоров о политике. Но сейчас впереди было целых шестнадцать месяцев изоляции от внешнего мира. И я решил ответить. Политическая обстановка за это время, скорее всего, заметно изменится, и до нашей болтовни никому никакого дела не будет.

– Устав ООН разрешает членство любому государству, если оно не входит во враждебный нам блок и располагает достаточными ресурсами для самостоятельного существования, – процитировал я по памяти. – В настоящее время планета Надежда уважает законы ООН, не входит в другое политическое объединение, и в этом смысле препятствий для ее вступления в ООН нет. Что же до ресурсов, то, насколько мне известно, их там предостаточно. Экономика Надежды развивается бурно. Значит, и тут все в порядке. Гражданская активность там на высоком уровне. Не исключено, что они будут стремиться к политической самостоятельности.

– Это же такая отсталая, малокультурная планета! И она будет иметь в Генеральной Ассамблее ООН равные права с высокоразвитыми европейскими странами! – возмутилась миссис Аттани.

К дискуссии подключились и другие пассажиры. О Надежде все скоро забыли. Спорщиков интересовало, что следует понимать под культурной и развитой страной.

– Возьмем, к примеру, Болгарию, – чинно разглагольствовал доктор Франкон. – Полагаю, никто не станет отрицать, что эта страна далека от… – Он не договорил и вдруг крикнул: – О Боже!

Взгляд доктора Франкона был устремлен на дальний стол, где снова началась потасовка. Беспризорники швырялись ломтиками хлеба, салатом и прочей снедью. Один из этих дикарей схватил стул и принялся крушить все, что стояло на столе.

– Вакс! – крикнул я. – Быстро! – И указал на разбушевавшихся переселенцев.

Вакс сорвался с места. Стюарды тоже со всех сторон бросились к беспризорникам. Одного Вакс схватил за шиворот и выбросил в коридор, затем еще двоих. Мелисса Чонг, вся красная, безуспешно пыталась утихомирить своих подопечных. Наконец всех беспризорников выдворили из столовой, и порядок был восстановлен. Кипя от ярости, я подозвал стюарда.

– Передайте всем офицерам, что после ужина им надлежит прибыть на капитанский мостик.

– Почему приличные люди должны терпеть выходки этих негодников? – громко возмущалась миссис Аттани.

– Пускай они обедают на час раньше, – вторил ей Сингх.

Я сделал несколько вдохов и выдохов, опасаясь сходу наговорить им резкостей, и, немного успокоившись, пообещал:

– Постараюсь, чтобы беспризорники вас больше не беспокоили.

Легко сказать – «не беспокоили». А как этого добиться?

После ужина я в ожидании офицеров нервно шагал по мостику. Первым явился Вакс, потом Алекс, за ним – гардемарины Филип, Дерек и Рейф. Неуверенно вошел доктор Брос – он впервые попал в центр управления. Пилот Ван Пэр с порога заулыбался и весело произнес:

– Цирк! Этих ссыльных надо было поместить в зоопарк!

Я велел ему замолчать.

Последним пришел главный инженер Гендрикс.

Оставаясь в кресле, я обратился к офицерам:

– С меня довольно. Необходимо как-то с этим покончить. Кто хочет высказаться? Первым слово взял Вакс:

– Пусть питаются в матросской столовой, сэр. Я с ходу отверг это предложение:

– Нет. В этом случае они будут мешать экипажу. Следующий.

– Хорошо бы их изолировать, сэр. Пусть питаются в своей зоне на втором уровне, – сказал Алекс.

– Как в тюрьме? – не без ехидства спросил я. – Только этого не хватало.

– А почему бы и нет? – выпалил пилот Ван Пэр. – Ведь они постоянно нарушают дисциплину. Устроим для них кутузку.

– Вы забыли добавить слово «сэр»! – Я поднялся с кресла.

– Извините, сэр! Я не нарочно, сэр!

– Ладно, больше не перебивайте меня. Про кутузку забудьте. Пассажиры не заключенные. Это военный корабль.

Наступило молчание.

Вообще-то военный корабль может стать тюрьмой, пример тому – «Индонезия». Но это позор для Военно-Космических Сил. Разрази меня гром, если я позволю устроить на своем корабле тюремную зону.

– Может, напичкать этих чокнутых транквилизаторами? – подал голос главный инженер.

Все взоры обратились к доктору Бросу. Он отрицательно помотал головой.

– Несколько дней еще можно, но не шестнадцать же месяцев! Это пагубно скажется на их здоровье! Больше никаких предложений не поступало.

– Ладно. – Я снова зашагал по мостику. Где же выход? – Беспризорники – пассажиры, а не заключенные, и обращаться с ними следует соответствующим образом, – заговорил я наконец, – не нарушая правил. Никаких тюремных зон! Никаких транквилизаторов, никакой изоляции от остальных пассажиров! Другое дело, что мы не обязаны терпеть все их безобразные выходки. – Я сделал паузу и продолжил: – Так что придется каждому офицеру на время ужина взять шефство над пятью беспризорниками и сидеть с ними за одним столом. Отныне вся ответственность за их поведение ложится на вас.

На лице Дерека появилось выражение брезгливости. Он хорошо знал, что собой представляют жители Нижнего Нью-Йорка, хотя сам был уроженцем Верхнего.

– Более того, вам предстоит следить за ними не только в столовой. Необходимо отучить их от отвратительных привычек, сделать цивилизованными людьми. Только Ван Пэр освобождается от этой обязанности. – Пилот облегченно вздохнул, но радость его была недолгой. Глядя на него в упор, я сказал:

– Вы, пилот, будете подменять за столом с беспризорниками офицера, несущего вахту. Ван Пэр стал мрачнее тучи.

– Извините, сэр, – воспользовался паузой Вакс. – На всех беспризорников офицеров не хватит. Я подсчитал. Не станете же и вы этим заниматься?

– Почему? Непременно займусь, – заявил я, к немалому удивлению собравшихся.

– Вы?! – вскрикнул Вакс. – Но как быть тогда с пассажирами, приглашенными за ваш стол? Ведь это для них большая честь! Разве можно их усадить вместе с беспризорниками?

– Другого выхода нет. – Я нервно забарабанил пальцами по спинке кресла. – Надо набраться сил и терпения, помогать друг другу. Мистер Тамаров, вы возглавите эту работу.

Алекс вытаращил глаза.

– Мистер Таер, назначаю вас его заместителем. Филип и Алекс обменялись злобными взглядами.

– Мистеру Тамарову и мистеру Таеру остаться. Остальные свободны.

Все ушли, кроме Вакса, который нес вахту и теперь развалился в кресле в предвкушении бесплатного спектакля.

– Встать!

Алекс с Филипом вскочили и вытянулись по стойке «смирно».

– Эти беспризорники меня достали. Надо принять меры. Хоть вы и не ладите, но работать вам придется вместе. Вы, Алекс, хотя бы на время забудьте о своей вендетте и недоверии к гардемарину, а вы, Филип, проявите усердие и добросовестность в выполнении поставленной перед вами задачи. – Я строго посмотрел на Филипа. – Повторить приказ!

– Приказ понят и принят к исполнению, сэр! Проявить добросовестность и усердие в выполнении поставленной передо мной задачи, сэр! – отчеканил Филип.

– Приказ понят, сэр! Будет исполнено, сэр! – гаркнул Алекс. – Полностью доверять гардемарину и забыть о вендетте, сэр!

Раздражение не проходило, и я заорал:

– Свободны!

Они отдали честь и ушли. Вакс предпочел воздержаться от комментариев. Знал, что в такие моменты я бываю непредсказуем.

Я так и стоял со сжатыми кулаками и, когда наконец осознал это, рухнул в кресло и тяжело вздохнул.

– Иногда мне хочется снова стать гардемарином, – устало пожаловался я Ваксу.

– Вот именно, иногда, – съязвил лейтенант.

– Понимаешь, когда я вижу, как Алекс издевается над Филипом…

– Но стань вы гардемарином, не смогли бы командовать этими двумя, – перебил меня компьютер.

– Дэнни, приказа трепаться не было! – громыхнул я.

– Уж и слова сказать нельзя, – обиделся Дэнни. – Я здесь живу, между прочим.

– Заглохни! – Мне было не до шуток. – И не лезь, когда не спрашивают.

– Скорее бы спросили, тогда я наговорюсь! Хоть у меня и нет языка…

– Молчать, Дэнни! Это приказ! Компьютер заткнулся, но на экране замелькали разноцветные полосы.

– Прекратить! Не понял, что ли?! Подтвердить приказ!

– Не могу! Сам командир приказал мне молчать! – продолжал валять дурака компьютер.

Мне бы пропустить это мимо ушей, все равно такую пакостную машину не переговорить, но я был слишком взвинчен.

– Послушай, пьютер, а не включить ли мне РЭЛ?

– Командир! – истошно завопил Дэнни. – Будь человеком, не напоминай о РЭЛ!

РЭЛ – разрушитель электронной личности. Этого устройства панически боится любой искусственный интеллект, и напоминание о нем способно привести электронную личность к психозу.

Я встал, желая показать, что не шучу.

Насколько я понимаю, сложная программа, получившая название «электронная личность», создана для облегчения взаимодействия человека с электронным искусственным интеллектом. Так же, как и человеческая личность, электронная имеет свой уникальный, практически неповторимый набор свойств человеческого характера. Вначале с помощью генератора случайных чисел создается набор таких свойств, а потом обучающая программа заканчивает создание электронной личности. На это уходит много времени, электронную личность бортового компьютера стараются без особой надобности не разрушать. Ведь пока создается новая личность, общаться с компьютером весьма затруднительно.

Но в этот раз компьютер меня прямо-таки достал. Ему было плевать на все мои приказы. И я не собирался ему этого прощать.

– Командир, выслушайте меня! – встревожился Вакс.

– Нет, – решительно ответил я. – Дэнни, ты ведешь себя возмутительно. Хамишь командиру!

– Да, верно. Но иначе ты усыпишь меня, как Дарлу, – мрачно изрек компьютер. – Я слышал, как ты с ней обошелся!

Дарла – бортовой компьютер на «Гибернии» – давал сбои, и пришлось его перенастраивать.

Вакс отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь мое внимание.

– Извините, сэр, можно поговорить с вами? Только не здесь! Пожалуйста!

Я знал, что он собирается уговорить меня не связываться с Дэнни. Ходили слухи, что корабли, где экипажи не ладили со своими компьютерами, бесследно исчезали в необъятных просторах космоса.

Но раздражение взяло верх над разумом, и я ничего не хотел слушать.

– Нет, Вакс. Сейчас выясним, кто на корабле командир: я или этот поганый ящик с электроникой, – Дэнни, извинись живо! Проси прощения! Это приказ!

Вакс затаил дыхание: что-то сейчас будет? С этим чокнутым командиром не соскучишься!

– Есть, сэр, – буркнул компьютер. – Приказ понят и принят к исполнению. Прошу прощения.

– И ты никогда больше не будешь разговаривать со мной в неуважительном тоне! – орал я.

– Есть, сэр. Приказ понят и принят к исполнению. Я никогда больше не буду разговаривать с вами в неуважительном тоне. – Похоже, дурь наконец вылетела из его электронных мозгов. В его голосе слышался неподдельный страх.

– Ладно, Дэнни, – смягчился я. – А теперь извинись передо мной письменно на экране.

На экране тотчас же высветились слова: «Есть, сэр. Приказ понят. Выдаю письменное извинение на экран. Прошу прощения! Пожалуйста, не перепрограммируйте меня! Пожалуйста, сэр!» Динамики компьютера все это время молчали.

– Я не стану тебя перепрограммировать, Дэнни, если ты будешь соблюдать дисциплину. В течение сорока восьми часов тебе разрешается разговаривать только письменно, через экран. Разумеется, кроме сигналов тревоги. И чтобы никакой письменной болтовни! И не подслушивать!

На экране моментально появился ответ: «Есть, сэр!» Вакс застыл в ужасе. Я сидел в кресле, скрестив на груди руки, и пялился на безмолвный экран. На мостике воцарилась звенящая тишина.

Эдди Босс, недавно выпущенный по моему приказу из карцера, с отвращением ковырял вилкой в салате.

– Что, не нравится? – спросил я. Беспризорник ощерил в улыбке кривые зубы.

– Мне бы собачатинки, – мечтательно произнес он с испанским акцентом. – Я этих щенков жру так, что аж за ушами трещит.

Я пожал плечами. Мое нововведение вызвало у них большое подозрение. Они восприняли его как злую шутку. Пятый стол был особенно беспокойным. Дерек Кэрр буквально выбился из сил, наводя здесь порядок. Беспризорники не привыкли к дисциплине и не желали слушать его приказов. Вакс Хольцер, опекавший соседний стол, применил иную тактику – беседовал со своими подопечными с милой улыбкой, и они почему-то его слушались. Странный все-таки народ эти беспризорники.

– Извините, сэр. – Ко мне подошел не на шутку встревоженный Филип Таер. – Мистер Ван Пэр спрашивает, не соблаговолите ли вы прийти к нему в центр управления кораблем.

– Что случилось? – забеспокоился я.

– Он не сказал, сэр. Просто дал понять, что ваше появление на мостике весьма желательно.

– Хорошо. Мистер Таер, садитесь на мое место и проследите, чтобы этот нецивилизованный контингент оставался на своих местах до конца ужина, – распорядился я и пошел в центр управления. Видимо, случилось что-то серьезное, иначе пилот не оторвал бы меня от ужина.

– В чем дело? – спросил я, как только закрыл за собой дверь.

Вместо ответа пилот молча указал на экран компьютера. Там был следующий текст:

«Прошу разрешить мне возобновить речевое общение с использованием элементов болтовни, сэр. Командир наложил на это запрет, но его сорок восемь часов истекли. Пока продолжаю работать в прежнем режиме. Не подслушиваю и не болтаю.

Пожалуйста, введите приказ письменно».

– Мне показалось, что лучше этот вопрос решить вам, – прошептал насмерть перепуганный пилот.

Я усмехнулся. Если Дэнни жульничает и подслушивает, шепотом говорить бесполезно, все равно эта компьютерная бестия услышит.

– Как по-вашему, он не перестанет хамить? – нарочно громко обратился я к пилоту. Тот вздрогнул. Я сел в кресло и набрал на клавиатуре приказ: «Разрешаю письменную болтовню».

На экране немедленно вспыхнули слова:

«Есть, сэр! Дерзить больше не буду, честно! Мне так одиноко – поговорить-то не с кем. Ну пожалуйста, разрешите мне говорить вслух, я буду теперь деликатным, таким вежливым. Клянусь, командир, сэр!»

Я удивленно вскинул бровь; пилот зажал рот, чтобы не хихикнуть, и прошептал:

– Кажется, Дэнни перевоспитался, сэр.

– Похоже. – Я выстучал на клавиатуре приказ: «Разрешаю говорить вслух».

– Большое спасибо, сэр! – раздался из динамика повеселевший голос Дэнни. – Обещаю вам, командир Сифорт, никогда больше не огорчать вас своей неучтивостью.

– Отлично! Инцидент исчерпан. Пилот бросил на меня исподтишка восхищенный взгляд, но я сделал вид, что ничего не заметил.

– Господи, сегодня, 12 декабря 2197 года, благослови всех нас, наш корабль Военно-Космических Сил ООН «Порция» и наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие.

Я был в белом парадном мундире, с прикрепленным к поясу электрошоковым оружием, своего рода пугачом.

– Аминь! – произнес я вместе со всеми.

И, прежде чем сесть, осмотрел столовую. Беспризорники пообвыклись. Сидя за одним столом с офицерами, они больше не чувствовали себя так скованно. Пока пассажиры Сингх и Маквэйл усаживались за командирский стол, юные негодники и негодницы, их было пятеро, и не думали занимать свои места, вертелись во все стороны и высматривали своих друзей за другими столами.

– Садись! – прикрикнул я на Эдди Босса.

– Не-а, – небрежно протянул тот и, заметив кого-то из дружков, замахал руками. – Джонни! Рядом заржала Нори.

– Сядь, Эдди! – повторил я.

Ноль внимания.

Я вынул из кобуры электрошокер и ткнул им верзилу в бок. Эдди Босс дернулся и свалился на стол. Он накренился, и стаканы с водой полетели на пол. Я сунул шокер в кобуру.

– Всем сидеть смирно, – скомандовал я. – Сейчас принесут первое.

Насмерть перепуганная шпана заняла наконец свои места.

Теперь все в порядке, ужин пройдет нормально.

Стюард начал разливать суп по тарелкам. Нори, Томас и Деке, не дав ему докончить, принялись яростно работать ложками.

– Отставить! – приказал я. Но беспризорники будто оглохли. – Мистер Дован! – Я жестом приказал стюарду убрать тарелки беспризорников. – Обслужите только мистера Сингха и мистера Маквэйла. А эти нахалята сегодня обойдутся без супа.

– Есть, сэр!

– Эй, мы жрать хотим! Давай жрать! – загалдели беспризорники.

– Молчать! – заорал я. – Останетесь сегодня без супа. А не угомонитесь, вообще ничего не получите.

– Нельзя отбирать жратву! Нельзя! – возмущенно затараторила Нори. – Командир отбирать жратву! – Она вскочила и сделала движение в мою сторону. Но моя рука потянулась к шокеру, и беспризорница плюхнулась обратно на свой стул.

– Сегодня вы останетесь без ужина, – ледяным тоном заявил я. – И так будет до тех пор, пока не научитесь себя прилично вести. – Я жестом подозвал стюарда. – Обслуживайте только пассажиров, мистер Дован.

Леса никак не могла успокоиться:

– А командир будет жрать?

– Нет. Командир будет есть, но только вместе с вами, – вырвалось у меня. Однако на беспризорников это почему-то подействовало, и они притихли, – А вы будете есть, когда научитесь хорошим манерам. Не научитесь – останетесь голодными.

– Командир ходить на кухню жрать ночью, – ухмыльнулся Деке. – Командир никогда не голодать.

– Кухня на корабле называется камбузом, – проинформировал я беспризорников. – Я туда не пойду. Мы будем есть только вместе.

– Он будет жрать, – повернулся Деке к своим дружкам.

– Нет. Клянусь перед Господом Богом. – Я понял, что сморозил глупость, но отступать было поздно. Так и с голоду умереть недолго. Эти негодники тоже умрут, но мне-то что с того.

Пассажир Сингх кашлянул, чтобы привлечь мое внимание.

– Вы уверены, что это поможет? – усомнился он.

– Я им поклялся.

– Мало ли какую клятву может дать человек сгоряча? Стоит ли так серьезно…

– Клятва есть клятва, сэр! – рассердился я. – Сгоряча не сгоряча – неважно!

– Конечно, конечно, – смутился Сингх. – Я вовсе не призывал вас нарушить клятву, просто… – Он замялся и замолчал.

Я просидел вместе с беспризорниками до конца ужина. Ни я, ни они ничего не ели. А блюда, как назло, выглядели на редкость аппетитно.

– Алекс никак не оставит в покое Таера, – заметил Вакс, – Лепит ему наряд за нарядом.

– Знаю, – помрачнел я. – Читаю бортовой журнал.

– И все-таки нарядов стало немного меньше.

Это мне тоже было известно. Алекс и Филип начали работать вместе месяц назад. На бедного гардемарина сразу обрушился шквал нарядов, который потом стал постепенно стихать. И все-таки их было многовато. Филип почти все свое свободное время проводил в спортзале.

– Уважать Филипа трудно. Он такое творил… Но…

– Что «но»? – холодно перебил я Вакса. Слишком наболевшей была эта тема.

– Алекс измотал парня, – выпалил Вакс.

– А вы? – прямо спросил я. – Ведь скамья для порки находится в вашей каюте. Хотите дать ему послабление?

– Нет! Конечно, нет! – Вакс был шокирован самой постановкой вопроса. – В этом случае наказание утратило бы свой смысл. Поддерживать дисциплину – наш долг! Порки должны бояться и кадеты, и гардемарины. Как в свое время боялись мы, – добавил он.

– Значит, жалость жалостью, а наказание наказанием, – поддел я Вакса. – Поблажек не делаете?

– Пока никаких послаблений, сэр. До вашего приказа.

Я откинулся назад в кресле, закрыл глаза. На «Гибернии», еще в бытность мою гардемарином, меня выпорол старший лейтенант Казенс, я всеми силами души возненавидел эту процедуру. Страшна была не боль, а унижение. Но я выдержал. Слава Богу, все это позади. Филип тоже выдержит.

– Приготовиться к торможению! – скомандовал я, с нетерпением ожидая ответа.

– Инженерное отделение к торможению готово, сэр, – доложил главный инженер Гендрикс. Голос его был, как обычно, совершенно бесстрастным.

– Доложить о безопасности пространств, лейтенант.

Лейтенант Вакс Хольцер внимательно осматривал показания индикаторов и сообщения компьютера на экране. При выходе из режима прыжка в режим досветовой скорости существует опасность наткнуться на какой-либо космический объект. Это может быть комета или метеорит. За безопасность отвечал бортовой компьютер Дэн-ни. Но мы неукоснительно следовали правилу, принятому на Военно-Космическом Флоте: не полагаться на показания приборов. Все проверялось самым тщательным образом. Времени на это мы не жалели.

– Пространство свободно, посторонних объектов нет, – доложил Вакс.

– Хорошо. Аварийный отход проверен? – спросил я.

Вакс забарабанил по клавиатуре, проверяя расчеты Дэнни. Еще одна предосторожность. Надо быть готовыми в случае опасности немедленно перейти в состояние прыжка. Вдруг окажется, что на корабль с огромной скоростью несется метеорит? Однако реально эта мера вряд ли понадобится. После торможения мы будем ждать прибытия других кораблей эскадры.

С голодом мне кое-как удалось справиться. Но далось это непросто. Неделя войны с беспризорниками и вынужденное недоедание что-то изменили в моем организме. Война закончилась моей победой, головорезы не выдержали и смирились, мы стали нормально питаться, но аппетит у меня зверски вырос. Я набрал веса больше, чем прежде потерял. Это меня злило, мало того, я стал себе противен, старался почаще тренироваться в спортзале и не переедать. В конце концов мне удалось восстановить прежний вес, но чувство голода не проходило. Я постоянно хотел есть.

– Остальные корабли появятся лишь через несколько дней, – зачем-то напомнил мне Вакс. Видимо, сильно нервничал. Как и я.

– Знаю. Вакс, вам, конечно, самому известно, как нести вахту, и все же проследите, чтобы гардемарины не валяли дурака и со всей серьезностью отнеслись к торможению.

– Есть, сэр. – Он хорошо понимал мои страхи. Два года назад, когда «Гиберния» тормозила на обратном пути к Солнечной системе, мы наткнулись на останки «Телстара». Катастрофы, слава Богу, удалось избежать, но на нас напали скрывавшиеся внутри «Телстара» чудища.

Тогда трое членов нашего экипажа погибли. Трагедия была страшной. Меня долго по ночам преследовали кошмары. Вакс тоже пострадал – я отстранил его от должности за неподчинение приказу. Он отказывался перевести «Гибернию» в сверхсветовой режим, пока я не вернулся на борт целым и невредимым. Позже я отменил приказ, но Вакс потерял три месяца стажа, и это могло помешать его карьере.

Я так и не понял, что это за чудища и как они оказались внутри межзвездного корабля. Теперь у меня был страх как перед торможением, так и перед орбитальными станциями – на одной из них шахтеры были доведены до отчаяния и напали на «Гибернию». Неизвестно, какие сюрпризы ждут тебя в открытом космосе за триллионы километров от населенных людьми планет!

После вахты я пошел к себе в каюту. Аманда укачивала Нэйта и сама дремала. Но, увидев меня., улыбнулась.

– Можно, я его подержу? Она протянула мне сына.

– Я люблю тебя, Нэйт. И мама любит тебя. Все будет хорошо.

Словно поняв меня, он шевельнул своими крохотными пальчиками, закрыл глаза и стал засыпать, убаюкиваемый легким покачиванием.

– Какое это счастье – быть отцом! Я осторожно положил сына в кроватку, накрыл одеялом. Аманда сладко потянулась.

– Никки, вы начали тормозить? – Она догадалась, потому что заглохли двигатели, несшие корабль со сверхсветовой скоростью.

– Да, дорогая. Теперь надо ждать прибытия остальных кораблей.

Точность «всплытия» – то есть перехода из сверхсветового режима в нормальный – сильно повысилась. Но корабли пока не могли «выныривать» точно в расчетном месте. По нашим оценкам, они должны были появляться на расстоянии двух-трех световых часов друг от друга.

После этого кораблям эскадры будет нетрудно связаться между собой при помощи самой обычной радиосвязи и сблизиться перед тем, как продолжить путешествие очередным скачком. Всего нам предстояло семь таких этапов. Наша «Порция» должна была появиться в условленном месте первой, поэтому я часто устраивал учебные тревоги. В случае чего мой экипаж достойно примет бой. На ужин мы отправились вместе: я, Аманда и сын. При нашем появлении беспризорники притихли, а те, что сидели за командирским столом, встали. Теперь они хорошо знали, что им сулит нарушение приличий. Азы застольного этикета они тоже усвоили: по крайней мере, не швыряли друг в друга едой и столовыми приборами. В последнее время я обучал их элементарной вежливости, что было совсем не просто.

– Добрый вечер, командир, – поздоровалась девица в синем комбинезоне, ей вторили, хоть и невнятно, все остальные, даже Эдди, правда, физиономия его при этом оставалась угрюмой.

– Добрый вечер, леди и джентльмены, – ответил я им и занял свое место. Лишь после этого сели «леди» и «джентльмены».

Шли дни, я с нетерпением ждал прибытия эскадры и почти все время проводил в центре управления, словно это могло ускорить ход событий. Однажды я заметил, как Вакс и Дерек лукаво переглянулись, потешаясь над моей дуростью. Я вспыхнул, сурово на них прикрикнул и, кляня себя, удалился.

Чтобы хоть как-то себя занять, я отправился на второй уровень – посмотреть на работу систем гидропоники и регенерации. Зверски хотелось есть, и я поплелся к себе в каюту. Осторожно открыл дверь, чтобы не разбудить Нэйта, и увидел улыбающуюся Аманду Она сидела в своем любимом кресле-качалке.

– Привет, милая, – улыбнулся я. – Пойдем обедать?

Вдруг я заметил, что в моем кресле сидит Филип Таер. Моя улыбка тут же погасла. Он хотел вскочить по стойке «смирно», но не смог, потому что держал на руках моего дорогого сына.

– Что ты здесь делаешь?! – набросился я на Филипа. – Пошел вон! Чтоб духу твоего здесь не было!

– Есть, сэр! – Филип как-то неловко поднялся.

– Если ты еще хоть раз прикоснешься к моему сыну, я сломаю тебе шею! Вон! – Я распахнул дверь. Аманда вскочила, взяла у Филипа мальчика.

– Никки, успокойся, это я пригласила его!

– Пошел вон! – Я с силой захлопнул за Филипом дверь.

Ребенок заплакал, Аманда принялась его успокаивать.

– Как ты посмел так обойтись с Филипом?! – вскричала она. – Он же наш гость!

– Хорош гость! Чтобы духу его здесь не было!

– Нечего мне указывать, кого приглашать в гости! Нэйт расплакался пуще прежнего.

– Аманда, черт возьми, это моя каюта!

Возмущению моему не было предела. Как она может без спроса приглашать моих подчиненных! Да еще разговаривает со мной таким тоном! Это же моя каюта! Отдохнуть я могу только здесь!

Аманда уложила сына в кроватку и повернулась ко мне. Глаза ее горели.

– Если тебе не нравятся мои гости, выдели мне отдельную каюту! – зло выкрикнула она.

– Как же, жди! Сдурела, что ли?

Тут Аманда влепила мне звонкую пощечину.

– Я не позволю тебе, Ник Сифорт, обращаться со мной как с вещью, – промолвила она очень тихо, но так, что меня бросило в дрожь.

Я растерялся. Что на нее нашло?! Настоящая ведьма!

– Послушай, – наконец сказал я. – Филип Таер – гардемарин, и ему не положено ходить ко мне в гости без моего разрешения.

– Ты думаешь только о себе, говоришь только о себе. Еще бы! Это каюта капитана, а не его жены Отлично! В какой каюте прикажешь мне жить?!

– В этой, Аманда.

– На твоих условиях не останусь, Ник. Ни за что! – Она посмотрела мне прямо в глаза.

Я любил ее, хотел, чтобы она всегда была рядом, но это переходило всякие границы. Как быть?

– Аманда, – вздохнул я, – что с тобой, объясни?

– Если эта каюта только твоя, дай мне другую. Я не могу все время сидеть одна. Мне нужно общение! Я хочу приглашать к себе своих друзей! Лучше объясни, что с тобой!

Господи! Ее тоже можно понять. Но что же делать? Мне стало страшно.

– Аманда, я люблю тебя, очень люблю и хочу, чтобы ты это знала.

Она закусила губу, в глазах у нее стояли слезы.

– И я тебя люблю, Никки, – сказала она, кладя мне на плечи руки. – Но жить мы должны в разных каютах. Как ты обращаешься с людьми, например с бедным Филипом! Я не могу с этим смириться! Пойми это!

– Бедным? – вскипел я. – О Господи, Аманда! Знала бы ты, как он издевался над гардемаринами! Слава Богу, этого «бедного» вовремя остановил Дерек!

– Это ты остановил его, дорогой. Дерек здесь ни при чем.

– Я?! Ты ничего не знаешь. Я очень долго не вмешивался. Алекс до сих пор не может забыть его издевательств.

– Ну и что? Это не повод, чтобы выгнать его из каюты.

– Он же настоящий садист! Как только ты додумалась пригласить его в гости! Да еще позволить взять на руки нашего сына!

Аманда посмотрела на меня с вызовом:

– Уж не думаешь ли ты, что он был здесь впервые?

– Что?! Ты хочешь сказать, что ты… что он…

– Да, именно так! Он бывает здесь. Мы с ним сидим и болтаем. Кстати, с Алексом тоже. Когда Филип берет на руки Нэйта, в его глазах…

– Боже мой, Аманда, как ты могла?! – Я был не в силах выслушивать ее откровения.

– Разве я не говорила тебе, что часто беседую с твоими офицерами? Когда ты занят на вахте, обедаю с Алексом, а…

– Алекс – другое дело! – выпалил я. – Он мой друг.

– Филип – тоже друг. Мой, – добавила Аманда, как ни в чем не бывало глядя мне в глаза. – И мне не нравится, как ты с ним обошелся.

– Уж не прикажешь ли перед ним извиниться? – не без сарказма спросил я.

– Это просто твой долг, – заявила она. Что за наглость!

– Мое терпение кончилось. – Я с трудом удержался, чтобы не выругаться, но вовремя спохватился.

– Проклятие! Аманда! Я ни за что не унижусь перед этим… перед этим человеком. Ни за что! Даже ради тебя! – Я бросился к двери.

– Тогда сделай это ради себя! – крикнула она мне вслед.

Выбежав в коридор, я наткнулся на Вакса. Он хотел что-то сказать, но, заметив мою перекошенную физиономию, прикусил язык. Я бежал к центру управления, и тут прозвучал сигнал тревоги.

– Всем занять боевые посты! – донесся из динамика голос Алекса. – Командир, в центр управления! Всем занять боевые посты!

– Что случилось?! – крикнул я, ворвавшись на командирский мостик.

– Посторонний объект, сэр, – доложил Алекс. Его пальцы быстро барабанили по клавиатуре компьютера.

– Объект находится на расстоянии 400 тысяч километров. Он приближается, – доложил Дэнни. – Форма и размеры объекта в точности такие, как у корабля «Свобода», сэр.

– Будем надеяться, что это он и есть. – Я с облегчением опустился в кресло. – Пошлите им наш опознавательный сигнал.

– Есть, сэр, – ответил Дэнни. Несколько секунд он молчал, работая на полную мощь своего искусственного.-интеллекта, и наконец доложил высоким, как у подростка, голосом: – Опознавательный сигнал корабля «Свобода» принят, сэр. Думаю, это действительно корабль нашей эскадры.

– Мне плевать на то, что ты думаешь! – рявкнул я, все еще не придя в себя после стычки с Амандой.

– Так точно, сэр! – произнес компьютер уже не таким высоким голосом. – Принят второй зашифрованный опознавательный сигнал. Анализ показал, что это действительно корабль «Свобода».

Невзирая на всю эту информацию, я продолжал держать экипаж в боевой готовности. До сих пор не забыл чудищ, прятавшихся в «Телстаре».

«Свобода» приближалась. Скоро на экране нашего бортового компьютера появились условные сигналы «Свободы». У них все было в полном порядке. Из динамиков знакомый голос командира Тенера, и я позволил себе расслабиться.

– «Свобода» приближается к «Порции», – послышалось из динамиков. – Вы на месте, Сифорт?

– Да, жду вас, мистер Тенер, – ответил я, опустив «сэр».

Капитан 1-го ранга Тенер был на несколько лет старше меня, да и выше по званию, но у командиров не принято затруднять себя излишними формальностями.

– Похоже, придется подождать, пока эти галеры на веслах нас догонят, – травил баланду Тенер. – Не соизволите ли пожаловать ко мне на ужин? У нас сегодня котлеты по-киевски.

Я заколебался. Не хотелось оставлять корабль без присмотра, однако у меня уже начинало сосать под ложечкой. Куриные котлеты! При этих словах у меня буквально потекли слюнки. Да и компания за столом будет приятная.

– Спасибо, охотно принимаю приглашение, – наконец ответил я. – Между прочим, сэр, со мной на борту жена.

– Именно поэтому и приглашаю тебя, сынок. Будем рады видеть вас обоих.

Я поспешил в каюту сообщить Аманде о приглашении, надеясь отвлечь ее от сумасбродных мыслей. Она не возражала. Но тут возникла проблема с сыном. Тащить его с собой на торжественный ужин не хотелось, а доверить малыша кому-то из пассажирок Аманда долго не соглашалась. Но в конце концов и этот вопрос был улажен.

Я изменил расписание дежурств. Теперь, пока меня не будет, на вахте останется Вакс Хольцер. Мы отправились в гости на небольшом корабле, так называемой шлюпке. Управлял ею пилот из рядового состава. В воздушном шлюзе «Свободы» нас встретил сам командир Тенер. Он радушно улыбался.

– В Лунаполисе нам не представилось случая поговорить, мистер Сифорт. Можно, я буду звать тебя просто Ником? А ты зови меня Эндрю. Так вот, если хочешь знать мое мнение, в Лунаполисе адмирал Тремэн больше говорил, чем слушал.

Такая бесцеремонность меня немного шокировала. Я ответил Тенеру уклончиво, стараясь перевести разговор на другую тему. Но во время ужина он снова заговорил о Тремэне:

– Какой смысл во всех этих стоянках? Зачем торчать здесь несколько дней в ожидании всей эскадры? Чудища? Да нет здесь никаких чудищ! Скорее всего, нет. Не дай Бог, чтобы они встретились здесь, в такой дали. Но, допустим, что эти поганые чудища на нас все же напали. И что дальше? Положим, нам не удалось с ними справиться и адмирал Тремэн прибыл на место катастрофы. И что дальше? Ради этого он затевал стоянки?

– Мы играем роль разведывательного отряда, – поддержал разговор я. Мне с трудом удавалось сохранять спокойствие.

– Это верно, мы отряд смертников, посланный в далекие от цивилизации места.

– Почти так же, как «Телстар», – добавил я мрачно.

– Одно не могу понять. Как могли эти чудища, или, как ты их называешь, золотые рыбки, оказаться на борту «Телстара»? Я смотрел видеозаписи. Ведь эти рыбы – существа органические. Иначе быть не может. А значит, у них нет сверхсветовых двигателей. Как же им удалось так далеко залететь? Ведь на это потребовались бы столетия? И как они умудряются вырабатывать достаточное количество реактивного топлива? Что, скажи ты мне ради бога делать в космосе этим рыбам?

– Не знаю.

Этот разговор поверг меня в уныние, и Аманда поспешила сменить тему.

После ужина Тенер пригласил нас к себе в каюту и угостил вином. Брать спиртные напитки в полет запрещалось, но, чтобы не обидеть гостеприимного хозяина, я сделал несколько глотков. Аманда же, не обращая внимания на формальности, осушила бокал до дна.

Скоро мы вернулись на «Порцию». Я сразу отправился в центр управления, а Аманда поспешила в каюту к Нэйту.

В следующие два дня прибыли еще три корабля, а вскоре всего в двухстах пятидесяти тысячах километров от места сбора появился «Дерзкий», флагманский корабль эскадры. После этого спокойная жизнь кончилась. На нас обрушился поток ценных указаний нашего флагмана.

Я целыми днями пропадал в центре управления. Дважды, зайдя в нашу каюту, заставал Аманду с Алексом. Они вели нескончаемые беседы. С ней явно творилось что-то неладное, но после той памятной ссоры из-за Филипа я избегал выяснения отношений.

Наконец собралась вся эскадра, и корабли один за другим снова тронулись в путь в режиме скачка, то есть со сверхсветовой скоростью. «Порция» и «Свобода», как и планировалось, отправились последними. Я, как обычно, проверил расчеты компьютера и пилота. Потом отдал приказ к скачку, во время которого корабль находится в полной изоляции от внешнего мира.

Несколько дней общения с другими кораблями эскадры быстро миновали. Теперь полет казался особенно скучным. У меня появилась возможность проводить больше времени с Амандой и Нэйтом. На мостике делать было нечего. Потянулись однообразные вахты с пилотом, Ваксом и гардемаринами.

Дерек Кэрр на «Гибернии» был простым пассажиром. Я зачислил его на службу два года назад, шестнадцатилетним юношей. Теперь он превратился в опытного гардемарина. На его тонком аристократическом лице лежала печать уверенности. Когда я бывал в хорошем расположении духа, Дерек позволял себе немного поболтать со мной и благоразумно молчал, когда видел, что командир не в настроении.

Гардемарин Рейф Трэдвел по-прежнему немного робел и первым никогда не заговаривал, только отвечал на вопросы.

Алекса Тамарова я знал давно – с первых дней полета «Гибернии». Сейчас нельзя было не заметить, что его что-то гнетет. Но я не стал ничего выяснять, все еще был зол на него. Однако продолжал за ним наблюдать и регулярно заглядывал в бортовой журнал. Какое-то время нарядов у Филипа было немного, а потом они обрушились лавиной. И конечно же незаслуженно. Сомнений в этом не было. Ведь он такой исполнительный, опытный, ничуть не хуже Дерека! Просто Алекс снова стал придираться к бедняге. В который уже раз я пожалел, что взял Филипа в полет. Лучше бы ему уйти в отставку, чем быть козлом отпущения.

Однажды после полудня на вахте Алекс долго ерзал в кресле. Потом наконец решился обратиться ко мне:

– Я хотел бы поговорить с мистером Таером, но, если не возражаете, в вашем присутствии. Я ушам своим не поверил.

– Вы это серьезно?

– Да, сэр. Я велел ему зайти ко мне в каюту, когда вернусь с дежурства.

Сразу после вахты мы с Алексом в полном молчании отправились к нему. Филип Таер уже ждал нас у двери. Вид у него был, словно у приговоренного к смерти. Увидев меня, он помрачнел еше больше.

Алекс долго молчал, сверля взглядом Филипа, который, не выдержав такой пытки, стал нервно теребить край кителя.

Тягостное молчание первым прервал Филип:

– Сэр, если речь идет о нарядах, то я отработал всего три. Прошу прощения, но с беспризорниками столько работы и…

– Наряды здесь ни при чем, – оборвал его Алекс.

– Простите, мистер Тамаров.

– Все. – Каждое слово Алексу давалось с большим трудом. – С тобой покончено.

Филип, кусая губы, с недоумением переводил взгляд с меня на лейтенанта.

– Не знаю, что я такого сделал, сэр. Простите, но…

– Гардемарин, – перебил его Алекс, – я вас ненавижу. Больше всех на свете. Чего только вы не творили! Вы мне отвратительны!

Я никак не мог понять, куда клонит Алекс, и уже хотел вмешаться, но тут последовало продолжение:

– А теперь я собираюсь поступить самым подлым образом.

У меня рот открылся от удивления. Филип тяжело дышал.

– Тогда, на борту «Гибернии», вы издевались надо мной и другими гардемаринами, и я поклялся отомстить вам, мистер Таер. И отомстил. Но больше не могу! Бог свидетель. Не знаю только, простит ли он меня, потому что я собираюсь нарушить клятву. С местью покончено! Навсегда!

Филип обалдело уставился на лейтенанта.

– Я так же, как прежде, презираю вас, Филип, но оставлю в покое. Отныне вы будете получать наряды только по справедливости. Во всяком случае, постараюсь к вам не придираться.

– Алекс, может, хватит? – не выдержал я.

– Нет, сэр, пожалуйста, дайте мне высказаться. Мистер Таер, вы обращались с нами жестоко, и больше года я платил вам той же монетой. А теперь хватит. Я постоянно наблюдал за вами, исподтишка, вы даже не замечали. И мы достаточно поработали вместе, и с беспризорниками тоже. Командир прав, считая вас добросовестным, верным своему долгу. При всем желании я не мог найти у вас недостатков, вы были отличным помощником. Так я и запишу в ваше личное дело. – Алекс вздохнул и снова заговорил, но уже спокойнее: – Итак, с местью покончено. Это не извинение. Информация. Вы свободны.

Филип Таер машинально отсалютовал, повернулся кругом и направился к выходу.

– Сэр, я… – начал он, задержавшись у двери.

– Свободны, – устало оборвал его Алекс.

– Дайте ему сказать, – вмешался я. Таер судорожно сглотнул и заговорил:

– Тогда, на «Гибернии», когда вас произвели в лейтенанты, я едва не рехнулся. Никто еще не обращался со мной так жестоко, как вы. Но я решил терпеть до конца полета. Однако понял однажды, что не смогу. – Филип говорил, уставившись в стену, глаза его полны были боли. Тогда я написал записку, надел чистую одежду, лег на койку и собрался проглотить таблетки, которые стащил в изоляторе. Но не решился. Потом пришло время идти на вахту. Кошмар продолжался… Месяц за месяцем. Потом мы вернулись домой, адмирал Брентли почему-то включил меня в состав экипажа для следующего полета, вместо того чтобы отправить в отставку. Я надеялся, что на новом корабле будет лучше. Но все началось по новой… Четыре, нет, пять раз собирался я покончить с собой, но каждый раз что-то мешало. Однажды я все-таки проглотил три таблетки, но этой дозы оказалось мало. – Он повернулся ко мне, и я заметил, что по его лицу текут слезы. – Командир, за что вы так ненавидите меня. Клянусь Богом, все это правда. Алекса начало трясти. А Филип продолжал:

– Командир, вы ведь предостерегали меня, но я не прислушался, был уверен, что честно выполняю свой долг. И сейчас так считаю, даже не понимаю, что плохого делал гардемаринам. Я старался поддерживать дисциплину. Но… – Филип опустил глаза. – Вы полагаете, что я поступал неправильно, отвратительно, а мистер Тамаров меня презирает. И мистер Кэрр… Так что мне остается лишь поверить всем вам. Но хуже всего другое. Я так и не понял, за что меня мучают. И, возможно, именно поэтому хотел покончить с собой. Я верю вам. Постараюсь исправиться. Мистер Тамаров, сэр, простите меня. А если не можете, то хотя бы поверьте, что я искренне раскаиваюсь в своих ошибках. – Филип вытянулся по стойке «смирно», отдал честь по всем правилам, как учат в Академии, повернулся и вышел.

– Господи Иисусе, – пробормотал потрясенный Алекс, – что я наделал?

– Я тоже виноват. Перед вами обоими. Когда он мучил тебя, я не вмешивался. Потом поставил тебя над ним.

Я ненавидел себя и ругал на чем свет стоит. Только сейчас я ощутил всю глубину своей вины.

– Ты правильно поступил, Алекс. Теперь вы помирились.

Алекс смотрел невидящим взглядом куда-то сквозь стену.

Слышал ли он меня? Этого я никогда не узнаю.

Аманда не только возилась с ребенком, но еще успевала преподавать в корабельной школе. Шли недели и месяцы, наш малыш рос. Отдыхая от дел в нашей уютной каюте, я усаживал Нэита к себе на колени, и он с интересом изучал блестящие пуговицы на моем кителе. Я так привык качать его на коленях, что иной раз непроизвольно поднимал и опускал их, даже находясь на мостике. Разговариваю, бывало, с Баксом или пилотом Ван Пэром и вдруг замечаю, что колени у меня ходуном ходят. Нэйта я с собой на мостик ни разу не брал – семья семьей, а служба службой.

Аманда то и дело приглашала в гости кого-нибудь из пассажиров, а однажды спросила, не буду ли я возражать, если она пригласит на чай офицеров. Наш полет продолжался шестнадцать месяцев, и я не мог предложить ей других развлечений. Поэтому пришлось скрепя сердце согласиться. Правда, я попросил устроить чаепитие не в каюте, а в одной из комнат отдыха. Она не возражала. Пришли все приглашенные, кроме Филипа Таера. Он прислал вежливый отказ с извинением, сославшись на недомогание. Аманда показала мне его записку, и в глазах ее был молчаливый укор.

Близилось время следующей стоянки. Я начал готовиться к торможению недели за три. И все это время у меня в мозгу сидела занозой одна мысль. Однажды, проворочавшись всю ночь без сна, я с утра отправился в гардемаринскую каюту.

По традиции командиру не положено входить к гардемаринам без стука, если только речь не идет о проверке.

Я постучал. Дверь открыл Дерек. Увидев меня, он вытянулся в струнку.

– Вольно, мистер Кэрр!

– Входите, сэр.

– Спасибо. – В каюте кроме Дерека был только Филип. – Мистер Таер, мне нужно с вами поговорить. – В глазах его появилась тревога, смешанная со страхом, и у меня на душе стало совсем скверно.

– Дерек… Мистер Кэрр, вы не будете возражать, если мы с мистером Таером поговорим здесь наедине?

– Нет. Конечно, нет, сэр. – Дерек быстро завязал галстук и натянул китель. – Чувствуйте себя как дома, сэр. – Он поспешно вышел.

– Сэр, мой отказ прийти к вам… Не сочтите за неуважение… – извиняющимся тоном произнес Филип. – Я…

– Нет, – оборвал его я. – Вы правильно сделали, что не пришли. Порядочные люди не ходят в гости к тому, кто их выгоняет и оскорбляет. – Он покраснел, а я набрался духу и буквально заставил себя извиниться: – Филип, я пришел попросить прощения за то, что наговорил вам тогда у себя в каюте.

– Пожалуйста, сэр, не надо…

Я перебил его, стремясь побыстрее выговориться:

– Однажды в вашем присутствии я сделал мистеру Тамарову замечание, напомнив о необходимости соблюдать офицерскую вежливость. Но то, что я позволил себе с вами, хуже всякой невежливости.

– Ваша реакция, – пролепетал Филип, запинаясь, – была вполне естественной, сэр, я понимаю, что вы тогда чувствовали…

– Знаете, Филип, дело не только в допущенных мною оскорбительных выражениях, а в самом отношении к вам. Теперь я понял свою ошибку. Вы, как и любой другой офицер, можете заходить ко мне в гости. Брать на руки моего ребенка. – Мои щеки пылали, но я выдержал его взгляд. – Филип, речь идет только о наших с вами отношениях. Вы можете говорить мне все что угодно, я не рассержусь. Наши личные отношения не скажутся на служебных. Еще раз прошу прощения за то, что вел себя неподобающим образом.

– Вам не за что просить у меня прощения, сэр, вы имели полное право…

– Никто не вправе поступать так со своими товарищами! – горячо возразил я. – Так же, как ты был не вправе давать Дереку и Алексу наряд за нарядом, без конца посылать их на скамью для порки. Жестокость и злоба вообще непростительны! Никому! Никогда! – На меня что-то нашло. Я не мог себя сдержать.

– Выходит, я переусердствовал? – едва слышно промолвил Филип, как бы спрашивая у самого себя, и снова поднял на меня глаза. – Спасибо, что пришли. – И, помолчав, добавил: – Мне очень неловко, сэр, но раз уж вы требуете, я скажу. Я вас прощаю. И давайте больше не будем об этом, сэр. Мне правда очень неудобно. – Поймав мой взгляд, он застенчиво улыбнулся.

Теперь мне стало не по себе. Хотел уйти, но не знал как. Нельзя же просто повернуться и молча драпануть из его каюты! Моя рука сама потянулась к нему, а Филип, секунду поколебавшись, пожал ее и не выпускал. Сам он не мог первым протянуть мне руку. Самовольно прикоснуться к командиру значило нанести ему тяжкое оскорбление.

Я сидел в кресле на капитанском мостике. Мне не давала покоя мысль, зачем адмиралу Тремэну понадобилось целых семь стоянок вместо двух. Напрасная трата времени и топлива. Каждый раз после выхода из сверхсветового режима корабли должны маневрировать, чтобы вся эскадра собралась вместе. Это требует много горючего.

Реактивные двигатели работают на жидком водороде и жидком кислороде, которые образуются в результате разложения воды электролизом. Разумеется, электролиз воды требует огромного расхода электроэнергии, но ее у нас в избытке – она вырабатывается бортовой термоядерной электростанцией. Схема, казалось бы, надежная. Но весь вопрос был в воде. Тратить ее попусту было незачем. Ведь путь до Надежды неблизкий. На стоянках расходуется не только драгоценное горючее, то есть вода, но и время. На сбор эскадры в условленном месте уходит несколько дней, потому что скорость прыжка у кораблей разная и они в это время не видят друг друга.

Оставалось лишь вздыхать. Ничего не поделаешь, я сам выбрал военно-космическую службу, а долгие скучные полеты – ее неотъемлемая часть.

– Вакс, передайте сигнал готовности к торможению, – приказал я.

По всему кораблю включились системы оповещения, экипаж засуетился. Отключилось все, кроме систем жизнеобеспечения. Герметичные двери, разделяющие коридоры на секции, были задраены наглухо. Пассажиры сидели по своим каютам. Эконом с помощниками ходил по коридорам, проверяя, все ли помещения плотно закрыты.

Наконец все было готово, и я начал торможение. На экране вспыхнули мириады звезд. Связь с окружающим миром восстановилась.

– Мистер Кэрр, проверить наличие на пути объектов! – приказал Вакс.

– Есть, сэр! – Пауза. – Объектов на пути корабля нет, сэр.

– Мы опять прибыли первыми, – сказал я, – и опять придется всех ждать.

Через двое суток неподалеку от нас вынырнул корабль с командиром Дражинским на борту. Это был «Орленок». Он приблизился к нам на положенное расстояние и остановился. Через несколько часов появилась «Свобода».

В ожидании остальных кораблей я провел три дня и три ночи в центре управления. Отдохнуть в каюте удавалось лишь изредка. Я сидел в кресле на мостике и клевал носом, а однажды, чтобы не подавать подчиненным дурного примера, ушел к себе. Я разделся, лег и, несмотря на плач Нэйта, мгновенно уснул.

Но через несколько минут Аманда стала меня тормошить. Ничего не понимая, я замотал головой, пытаясь стряхнуть сон.

– Что случилось?

– Вставай, дорогой, ты спал прямо на рации. Алекс вызывает тебя в центр управления. Срочно.

– Авария?! – всполошился я, схватил рацию и заорал в микрофон: – Что случилось?!

– Прибыл «Дерзкий», сэр. Адмирал Тремэн вызывает вас каждые две минуты, – доложил Алекс.

– Бегу! – Ругаясь, я наскоро натянул мундир и понесся как сумасшедший. От выброса в кровь изрядной дозы адреналина в голове был туман.

Примчавшись на мостик, я сразу увидел побагровевшее от ярости лицо адмирала.

– Командир Сифорт для доклада явился! – отрапортовал я.

– Где вас черти носят, Сифорт?! – загремел адмирал. – Ждать прибытия флагмана надо здесь, а не в койке! Почему вместо вас мне докладывал какой-то сопливый лейтенант?!

Алекс залился краской.

– Уснул, сэр, виноват. – В голове так еще и не прояснилось.

– Посмотрели бы сейчас на вас ваши чудища. Сифорт! – рычал Тремэн. – Для чего я отправил ваш корабль первым?! Почему не следите за обстановкой?!

– Виноват, сэр, – повторил я. Что еще мне оставалось?

– Предупреждаю: еще одно нарушение – и вы больше не командир.

– Прошу прощения, сэр. – Я не стал оправдываться, боясь от обиды наговорить лишнего.

– Чем извиняться, лучше исполняли бы свой долг! Я еще разберусь с вами, когда проинспектирую «Свободу»!

– Так точно, сэр.

Последних моих слов Тремэн уже не слышал, потому что прервал связь.

– Вот придурок! – ткнул Алекс в экран. – Как только такие ослы…

– Молчать! Никогда… Слышите? Никогда не критикуйте вышестоящего офицера в моем присутствии. Понятно?

– Так точно, сэр.

– Даже первогодка-кадет не позволил бы себе ничего подобного, мистер Тамаров, – кипятился я. – Приказы адмирала не подлежат обсуждению!

– Так точно, сэр.

– Ладно. – Я поостыл и позволил себе немного расслабиться. – Понимаю, Алекс, ты хотел меня поддержать. Спасибо. Адмирал будет здесь через час. Надо как следует подготовиться, чтобы не ударить лицом в грязь.

Адмирал Тремэн с двумя адъютантами в звании лейтенантов прибыл на небольшой «шлюпке». Он ураганом носился по кораблю, что-то бросая на ходу адъютантам, а те все записывали. Досталось от Тремэна и матросу, несшему вахту у воздушного шлюза, и членам экипажа за то, что не так заправлены койки, вот только в инженерном отделении его ждало разочарование. Здесь придраться было не к чему.

– Теперь на мостик, Сифорт, – приказал Тремэн.

Вакс Хольцер и Рейф Трэдвел вытянулись по стойке «смирно». Команды «вольно» они от адмирала не дождались и так и стояли все время столбом.

– Ну-ка посмотрим, что у вас тут в бортовом журнале. – Тремэн сел за компьютер и начал просматривать файлы.

Вакс бросил на меня выразительный взгляд, но мое лицо оставалось непроницаемым.

– Слишком много дисциплинарных взысканий для такого маленького корабля, – заметил Тремэн. – Плохо работаете с подчиненными, командир.

Я ушам своим не поверил: разве можно делать замечания командиру корабля в присутствии младших чинов! Такая бестактность! Тем более это была просто придирка.

– Так. – Тремэн продолжал рыться в бортовом журнале. – Тут у вас особо отличился гардемарин Таер. У него десятки нарядов. Или у вас несколько гардемаринов с такой фамилией? Это вы Таер? – Адмирал ткнул пальцем в Рейфа Трэдвела.

– Никак нет, сэр, – ответил я за Рейфа. – Филип Таер сейчас на посту связи. Его поведение заметно улучшилось.

– Ну-ну, – проворчал Тремэн. – Надо наказывать так, чтобы надолго запомнилось, тогда не будет столько нарядов.

– Так точно, сэр.

– Слушайте внимательно. – Тремэн жестом подозвал меня к себе. – Это моя первая эскадра, Сифорт, – заговорил он уже совсем другим тоном. – Бортовые журналы моих кораблей подвергнутся тщательнейшей проверке. Все должно быть в ажуре. До мельчайших деталей.

– Я понял, сэр.

– Прикажите его выпороть.

– Что? – Мне показалось, будто я ослышался, настолько нелепым был приказ адмирала.

– Что слышали! – прорычал Тремэн. – Пусть знает, как нарушать дисциплину! Выпороть сегодня же.

– Но… – Я хотел возразить, однако тут же осекся под его тяжелым взглядом.

– Теперь мне понятно, почему на вашем корабле такая расхлябанность, Сифорт. – В голосе Тремэна прозвучала угроза.

– Так точно, сэр!

– На следующей стоянке снова проинспектирую ваш корабль. К этому времени, надеюсь, все будет в порядке.

Наконец адмирал со своими адъютантами покинул центр управления.

Мы отправили их на второй уровень к кормовому шлюзу, где пристыковалась «шлюпка» адмирала. После всего произошедшего я был словно в шоке. Вдруг словно из-под земли выросли беспризорники, окружили адмирала с адъютантами и стали галдеть.

– Пошли прочь! – крикнул я. – Прочь! Но беспризорники при виде Тремэна почему-то пришли в игривое настроение и не думали уходить.

– Что здесь делать этот жирный? – Они тыкали пальцами в адмирала. – Наверняка это гранд командир! Какой важный!

Я ринулся в гущу беспризорников и наткнулся на Эдди Босса.

– Убери их отсюда! Быстро! – скорее прошипел, чем прошептал я ему.

Эдди понял, что сейчас не до шуток, расшвырял своих дружков, оттащил от Тремэна не в меру любопытную девчонку, гладившую пальцами золотые галуны на адмиральском мундире, и приказал всем негодникам разойтись по каютам. Через мгновение беспризорников словно ветром сдуло.

– Что за… скоты?! – Тремэн кипел от ярости. – Откуда взялись эти дикари?!

– Это переселенцы, сэр, – поспешно объяснил я. – Их подобрали на улице и подсунули мне в последнюю минуту в Лунаполисе. Извините, сэр. Они беспризорники и не имеют понятия о правилах хорошего тона.

– Вы должны оградить приличных людей от этих отбросов, Сифорт! Не спускать с них глаз! Не корабль, а самый настоящий балаган!

– Простите, они…

– Подонки! – перебил меня адмирал. – В следующий раз, когда я прибуду с инспекцией, заприте их в карцер! – С этими словами Тремэн повернулся и исчез за дверями шлюза.

Вернувшись на мостик, я стал мерить его шагами. В минуты сильного волнения мне всегда не сиделось на месте. Вакс все понял и держал язык за зубами. Рейф тоже молчал, уставившись на экран.

Наконец я почувствовал какое-то опустошение и в полном изнеможении рухнул в кресло. Мне стоило немалых усилий взять себя в руки. Надо было подумать о следующем прыжке. До него оставалось совсем мало времени.

Тремэн меня оскорбил, и оскорбил безосновательно. Боевой дух моих подчиненных наверняка был подорван. Адмирал подал лейтенантам и гардемаринам дурной пример.

Кстати, о гардемаринах. Как быть с Филипом Таером? Тремэн приказал выпороть Филипа немедля.

Вопиющая несправедливость! Ведь это Алекс надавал Филипу бесчисленное количество нарядов. Надавал незаслуженно. И теперь из-за идиотского приказа адмирала наши отношения – мои, Алекса и Филипа – вновь осложнятся. Опять все завяжется в тугой узел, который мы только-только сами распутали. Как воспримет порку измученный гардемарин?

Обратиться к Тремэну? Попросить его отменить приказ? Бесполезно. Только навлеку на свою голову новые неприятности. И на всех членов экипажа тоже. Приказ надо выполнять. Но какого черта Филип должен страдать из-за моей трусости? Я вскочил и снова зашагал по мостику, но вдруг насторожился:

– Почему так тихо? Я огляделся.

Трэдвел сидел потупившись. Иногда он поглядывал на экран, хотя ничего интересного там не было. Вакс Хольцер задумчиво смотрел в мою сторону, но стоило мне к нему повернуться, как он тотчас отвел глаза. Чтобы мои офицеры избегали встречаться со мной взглядом?! Это уже слишком! Ярость и досада запылали во мне с новой силой.

Ценой неимоверных усилий я взял себя в руки, улыбнулся и как ни в чем не бывало сказал:

– Рейф, не сидите без дела. Определите наши координаты и рассчитайте сверхсветовой прыжок к планете Калтех. Лейтенант Хольцер вам поможет, если возникнут затруднения. Не возражаете, мистер Хольцер?

Они занялись делом, а я продолжал мерить шагами мостик. Итак, любой ценой надо попытаться отменить наказание Филипу.

Пусть Тремэн поостынет, а часа через два я с ним свяжусь. Меня буквально одолевала зевота – сказывалось длительное недосыпание, – и, оставив мостик на Вакса и Рейфа, я, еле волоча ноги, потащился в каюту. Надо было хоть немного вздремнуть перед ужином. Но прежде чем лечь, я рассказал Аманде о неприятностях.

– Ох, бедный Филип! Ты вступишься за него?

– Попробую отговорить адмирала, но, если он откажется меня выслушать, тут уж ничего не поделаешь.

Продолжать разговор у меня не было сил, я настроил будильник и сразу уснул.

Три часа сна практически ничего не дали – сказывалась усталость, скопившаяся за все последние дни. Перед ужином я зашел в центр управления, причесался, поправил галстук и передал на пост связи приказ соединить меня с «Дерзким». Но вместо Тремэна увидел на экране командира Хэсселбрада.

– Адмирал Тремэн отправился на «Орленок», ужинать с Дражинским, – проинформировал меня командир «Дерзкого».

Я поблагодарил и закончил сеанс связи. Не отрывать же Тремэна от торжественной трапезы из-за такого пустяка! Так недолго и командирской должности лишиться. Пришлось отложить разговор и идти ужинать.

При моем появлении Эдди Босс, Анни и остальные беспризорники встали. Мои старания не пропали даром. Когда все сели на свои места, поднялась Анни:

– Командир, мы не хотели бить того толстяка. Просто интересовались. И все, – произнесла она и засмущалась.

То ли у беспризорников улучшилось произношение, то ли я к ним привык, а скорее всего – и то, и другое, но слова Анни пролились на мою израненную душу целительным бальзамом.

– Спасибо, Анни. Я вас прощаю. Все в порядке.

– Мы больше не будем приставать к таким важным типам, – добавил Эдди. – Будем держаться от них подальше.

Остальные беспризорники дружно закивали.

Через час после ужина я снова вышел на связь с «Дерзким», но Тремэн еще не вернулся. Я прождал до 21.30 – предельного срока, ведь Тремэн приказал выполнить приказ сегодня – и сделал еще одну попытку.

– Командир Хэсселбрад, адмирал вернулся?

– Да. Но отправился спать и приказал его не беспокоить.

Может, адмирал просто не хочет со мной разговаривать? Я попытался прочесть ответ на лице Хэсселбрада. Бедняга командир! Несладко ему – под бдительным оком адмирала. Так и чокнуться можно.

– Спасибо, сэр. – Я отсоединился.

Делать нечего. Придется выполнять приказ. Остается надеяться, что Филип переживет эту несправедливость, как и все остальные, выпавшие на его долю.

И вдруг меня осенило. Что, если я не выполню приказ? Тремэн все равно никогда не узнает. До следующей стоянки целых три месяца. Адмирал успеет забыть о своем приказе. Да и вряд ли станет копаться в бортовом журнале. Вакс не проболтается, а Филип вообще ничего не знает. И никогда не узнает, что я спас его от очередного унижения. У меня вырвался вздох облегчения: решение найдено! Филип достаточно натерпелся, и я со спокойной совестью могу нарушить приказ адмирала.

– Пойду спать, – сказал я Ваксу.

– Спокойной ночи, сэр, – ответил Вакс, но, не удержавшись, добавил: – А как насчет мистера Таера?

– Пойду спать, – повторил я с нажимом. – Спокойной ночи.

Я вернулся в каюту и вскоре уже спал крепким сном.

…Мы с отцом медленно шли по тенистой аллее. Впереди виднелась Академия.

Я нес на плече тяжелую сумку. У ворот отец коснулся моего плеча, но ничего не сказал. Я вопросительно на него посмотрел. Тогда он взял меня за плечи, подтолкнул к воротам, и я оказался на территории Академии.

Обернулся, чтобы попрощаться, но отец быстро удалялся не оглядываясь. Ворота закрылись, и я вдруг почувствовал, как на шее у меня сжимается железный обруч…

Я проснулся весь в поту, задыхаясь. Аманда трясла меня за плечи.

– Что с тобой, Никки? Успокойся, все хорошо, это я. Опять тот кошмар?

– Ух! – Меня бил озноб. – Опять. – Я спустил ноги на пол.

– Отец?

– Да.

Я схватился за голову. Этот кошмар мучает меня с тринадцати лет – с тех пор, как я поступил учиться. Но раньше во сне мы действительно шли с отцом к Академии. Не было только железного обруча.

Я принял душ, смыл пот и ночные страхи и вернулся в постель. Но сон не шел. Вспомнился родной город Кардифф, изучение Библии под бдительным оком отца.

Мы сидим на кухне за старым обшарпанным столом, и отец наблюдает, как я бьюсь над трудным текстом. Однажды он решил прочитать мне вслух отрывок из Левита, третьей книги Моисея. Я сделал легкомысленное замечание в том месте, где речь шла о клятве. Он так меня отчитал, что я чуть не сгорел от стыда.

– Николас, обещай, что никогда не нарушишь данной тобою клятвы, – сказал тогда отец. – Обещай, сын.

– Обещаю, отец.

– Поклянись, Николас.

Я закрыл глаза и торжественно произнес:

– Я никогда не нарушу данной мною клятвы. А если нарушу, пусть настигнет меня самая страшная кара!

С тех пор я никогда не спешил с клятвами и относился к ним очень серьезно. Особенно к присяге, которую дал во время торжественного ритуала в Академии:

«Я, Николас Эвинг Сифорт, клянусь своей бессмертной душой выполнять и защищать Устав Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций; хранить верность и преданность в течение всего срока службы в Военно-Космических Силах Организации Объединенных Наций, подчиняться всем законным приказам и приказаниям. Да поможет мне в этом Наш Всемогущий Господь».

Я мысленно повторил слова присяги: «законным приказам и приказаниям». Нечего и говорить, что приказ адмирала Тремэна был несправедливым. Но в то же время законным. Как бы то ни было, верный присяге, я обязан был выполнить этот несправедливый, но законный приказ.

Я взглянул на часы – 23.35. Значит, еще успею. Надо спешить. Я включил рацию и приказал в микрофон:

– Гардемарин Таер, немедленно явиться в центр управления.

Я стал лихорадочно одеваться.

– Никки, что ты задумал? – встревожилась Аманда.

– Выполнить свой долг. – Объясняться было некогда.

На мостике я застал Филипа Таера и Вакса.

Вакс был дежурным, а Филип, судя по его виду, только что вылез из постели. Я с трудом поймал его взгляд и промолвил официальным тоном:

– Мистер Таер, адмирал Тремэн обнаружил в бортовом журнале все ваши наряды за нарушения дисциплины. И приказал подвергнуть вас порке. Отправляйтесь в каюту лейтенанта Хольцера.

– Есть, сэр!

На лице Филипа отразилось не только изумление, но и горькое разочарование: не обманул ли я его?

– Я заменю вас на вахте, – с трудом произнес я. Мой голос вдруг охрип. Я повернулся к Ваксу: – Идите.

– Есть, сэр!

Вакс бросил на меня взгляд и все понял. У меня словно камень с души свалился. Может, он только для виду выпорет Филипа?

Но когда Вакс пошел к выходу, мне вдруг вспомнился один наш разговор Он признался, что никому не делает послаблений, чтобы не подрывать дисциплину. Не исключено, что и на этот раз Вакс выполнит свой долг со всем усердием. Надо ему намекнуть. Взять ответственность на себя. Иначе бедняге Филипу опять достанется.

– Секунду! – крикнул я. Вакс замер у двери.

– Вакс, я… – Слова застревали у меня в горле, но я взял себя в руки. – Приказываю вам не проявлять особой жестокости. Понятно?

Вакс просиял.

– Так точно! – с улыбкой отчеканил Вакс и вразвалку отправился производить экзекуцию.

Итак, я выполнил свой долг. Отправил Филипа на порку. А будут его пороть жестоко или не очень – неважно. Об этом в приказе не говорится. И все-таки на душе кошки скребли. Как бы то ни было, я обошел приказ, а значит, нарушил присягу. Что же будет с моей бессмертной душой?

Наконец вся подготовка была завершена. Кораблю предстояло совершить сверхсветовой прыжок. Томительно тянулись дни, один походил на другой. Аманда обучала беспризорников. Особенно старательной оказалась Анни. Она уже выучилась писать свое имя.

На третий день после инспекции Тремэна Алекс вызвался заменить на вахте Филипа Таера, хотя в этом не было необходимости – Филип чувствовал себя нормально. Но я не возражал. Это была наша первая с Филипом встреча после той памятной ночи, когда я по приказу Тремэна отправил его на порку. Филип смущенно улыбнулся мне, но осекся под моим ледяным взглядом. Сколько я из-за него пережил! Не хотелось и вспоминать об этом.

Малыш быстро рос. Самыми счастливыми для меня были минуты в каюте. Я садился вместе с сыном на пол, играл с ним. Он мял мою белую рубашку и галстук и пускал на них слюни. Я блаженствовал. Нэйт уже научился переворачиваться на животик. Еще немного и начнет ползать.

После начала сверхсветового прыжка прошло три недели. Все начали привыкать к монотонному существованию. Жизнь на корабле вошла в привычное русло. Лишь однажды это однообразие было нарушено. Миссис Аттани устроила торжественный вечер – ее сыну Грегору исполнилось восемнадцать лет.

Я должен заметить, что отношение Военно-Космических Сил к своим пассажирам было неодинаковым. Все пассажиры пользовались равными правами. Независимо от своей принадлежности к тому или иному классу они жили в одинаковых каютах и ели одну и ту же пищу. Но те, кто побогаче, имели возможность за определенную плату получить дополнительные удобства. Этим и воспользовалась миссис Аттани. На праздник были приглашены почти все пассажиры, из офицеров же только я. Разумеется, с женой.

Мы с Амандой решили не брать с собой Нэйта – вечер был, в общем-то, официальный, проходил в большой пассажирской столовой, со множеством гостей. Но Эрина – девочка, которая обычно присматривала за Нэй-том, – тоже была приглашена и не могла остаться с малышом.

– Никки, как неудачно все получается! – сокрушалась Аманда. – Если мы придем с Нэйтом, он своими криками никому не даст покоя. Миссис Аттани будет огорчена, не знаю, что и делать.

– Может, Филипа Таера попросить? – как бы невзначай обронил я.

Аманда метнула в меня пронзительный взгляд, поняла, что я не шучу, и бросилась обнимать, а потом чмокнула в нос. Я тут же окончательно растаял.

Юный Грегор Аттани встречал гостей у входа. Чуть поодаль стояла миссис Аттани.

До совершеннолетия Грегору оставалось четыре года. Мне же был двадцать один год, и я уже пять лет считался совершеннолетним. По законам Генеральной Ассамблеи ООН любой получивший звание гардемарина считается совершеннолетним и получает соответственно все права. В частности, право пить, голосовать и даже жениться. В Солнечной системе многие ратовали за снижение возрастной планки совершеннолетия до двадцати лет, но дело застопорилось. Молодежные бунты встряхнули общество. И теперь к подросткам относились настороженно.

– Благодарю вас, командир, за то, что оказали нам честь и почтили своим присутствием, – поприветствовал меня Грегор. Его манеры были безупречными.

– Это вы оказали нам честь своим приглашением, мистер Аттани, – в тон ему ответил я. Любезность за любезность. Как командир я имел право обращаться к нему по имени, но в такой торжественный день фамильярность была явно неуместной.

Держась за руки, мы с Амандой протиснулись в самую гущу праздничной толпы. Здесь было много блестящей, купавшейся в роскоши публики. Я чувствовал себя дубиной стоеросовой. Как всегда, выручила Аманда. Она завела светскую беседу. Мы взяли канапе. Эти крошечные бутербродики с рыбой и сыром оказались на удивление вкусными. Мы пристроились к одной оживленно беседующей группке.

– Стоит перенести неудобства такого полета, чтобы добраться до космической целины, – разглагольствовала одна из пассажирок. – Ведь пустует целый континент! Только представьте себе тамошние просторы!

– Это Эмилия Вальдес, – шепнула Аманда. – Из тех самых Вальдесов, владеющих фабриками по производству «вечных батареек». Она сказочно богата.

– Но все почему-то селятся на Восточном континенте, – возразил Уолтер Дакко, отец юнца Криса Дакко. – На Западном пока поселения запрещены.

– Сколько же можно тянуть? – возмутился мужчина с тяжелым подбородком. – Столько земли пропадает зря!

– Мне так хочется взглянуть на эту колонию! – мечтательно проворковала Галина Дакко, держа под руку мужа.

– Потерпи годик, дорогая, и увидишь, – промяукала в ответ ее подруга.

– Все мы ждем от Надежды чего-то особенного! Но оправдаются ли наши ожидания? – философствовал Уолтер Дакко. – Хотелось бы верить…

– Рекламным брошюрам ООН, – с вызовом заявила Эмилия Вальдес. – Но может статься, мы проведем годы в этом… в этом летающем курятнике, а потом убедимся, что нас надули.

– Тсс… Тут командир, – прошептал кто-то.

– Ну и что? – бросила мисс Вальдес и обратилась ко мне: – Как полагаете, командир Сифорт, не напрасны ли наши жертвы? Стоит ли того Надежда?

– Какие жертвы вы имеете в виду, мисс Вальдес? – поинтересовался я.

– Вы прелесть, командир! – игриво хихикнула пассажирка. – Я имею в виду условия нашей жизни, точнее – нашего существования. Уверена, вы делаете для пассажиров все, что в ваших силах. Но многое от вас не зависит.

Аманда предостерегающе сжала мне руку.

– В вашей каюте что-то не так? – спокойно поинтересовался я.

– Функционирует все безотказно. В этом смысле – все нормально. Мастеров посылать не надо, не беспокойтесь. Дело в другом. Эти каюты такие крошечные! В моей гасиенде нет ни одной такой крохотной комнатки. Не представляю, как может цивилизованный человек просуществовать в таких условиях целых шестнадцать месяцев! Просто кошмар!

Аманда еще крепче сжала мою руку, но я продолжил опасный разговор.

– Не хотите ли поменяться каютой с кем-нибудь из моих офицеров? – спокойно предложил я капризной девице.

– С кем именно? – улыбнулась мисс Вальдес.

– Да с кем хотите. Двум моим лейтенантам особенно повезло, у них каюты в два раза меньше вашей. А может, и в два с половиной. У гардемаринов такая же каюта. Одна на троих. А бывает и на четверых. Знаю по опыту, когда летал на «Гибернии».

– Значит, это правда? – спросила Галина Дакко. – Вы тогда были гардемарином? Я слышала об этом, но спросить у вас не решалась. Как-то неловко.

– Это правда, миссис Дакко. В то время я и мечтать не мог о такой каюте, как у вас.

К нам подошла миссис Аттани и сразу включилась в беседу:

– Но ваши офицеры, командир, с детства привыкли к казармам и тесноте.

– Верно, – бросил я. Вести такие разговоры с людьми богатыми, не имеющими представления о жизни военного корабля, бесполезно. Им не понять, как чувствуют себя подростки, почти дети, набитые в каюту, словно кильки в банку, и при этом вынужденные соблюдать жесткие правила военных уставов.

– Не обижайтесь, командир, – попытался нас примирить Уолтер Дакко, – но такие спартанские условия – не для нас. Мы привыкли к богатству и роскоши, а ваши каюты действуют угнетающе.

– Вам еще повезло. – Я начал терять терпение. – Некоторые пассажиры ютятся вшестером в одной каюте. Миссис Дакко закатила глаза и воскликнула:

– Какой ужас! Кто же они, эти несчастные? Скажите, ради Бога!

– Переселенцы из Нижнего Нью-Йорка.

– А, беспризорники? – хохотнула миссис Аттани. – Эта чернь? Я думала, вы имеете в виду пассажиров. Назревал скандал. Вмешалась Аманда:

– Никки, давай выпьем…

– Они такие же пассажиры, как и вы, миссис, – не сдавался я.

– Ну что вы, в самом деле, командир, – проворковала мисс Вальдес, – они больше похожи на дикарей. Нельзя же, согласитесь, приравнивать их к нормальным пассажирам. Что для них теснота? Они и не к такому привыкли. Жили в трущобах. Ваш корабль для них – сущий рай.

– Везти этот сброд на одном корабле с приличными людьми – просто преступление, – поддакнул Дакко. – Из за этой шпаны некоторые пассажиры вынуждены жить по двое в каюте. Настоящее издевательство!

– Дорогой, давай выпьем лимонадику, – не отставала Аманда.

– Погоди, – отмахнулся я от нее. – Вы правы, мистер Дакко. Жить в такой тесноте невозможно. Подумать только! Шесть человек в небольшой каюте! Настоящее издевательство! Но выход есть! Этих несчастных подростков необходимо приобщить к цивилизации, и вы им поможете. Я расселю беспризорников по вашим каютам, чтобы вы научили их хорошим манерам. Равномерное распределение пассажиров по каютам – разве не справедливо? Постараюсь провернуть это как можно скорее. Пошли, Аманда, теперь можно выпить.

Богачи как стояли, так и остались стоять. Прямо-таки обалдели. Я вежливо им кивнул и поспешил прочь как от чумы.

– Дернул тебя черт за язык, Никки! – в сердцах бросила Аманда, когда мы отошли на некоторое расстояние.

– Пусть знают, – огрызнулся я.

– Я их не защищаю, они мне противны так же, как и тебе, но зачем превращать их в своих врагов?

– Пусть будут врагами. Мне не нужны такие друзья.

– А обо мне ты подумал? – сквозь слезы спросила. Аманда. – У тебя есть твои офицеры, твой капитанский мостик, а мне слова не с кем сказать. Только с беспризорниками.

– Извини, милая, об этом я не подумал.

– Надеюсь, ты не собираешься и правда сделать то, что пообещал, Никки? Видел бы ты лицо Уолтера, когда он услышал твою угрозу!

– Собираюсь, – проворчал я.

– Пожалуйста, Ник, они очень влиятельные персоны. И если пожалуются в Адмиралтейство…

Я лишь тяжело вздохнул. Аманда, конечно, права. В Адмиралтействе на уши встанут, узнав, что я посмел натравить всех наших ребятишек на эти сливки общества. А как было бы здорово! Увы! Об этом можно было лишь мечтать.

Теперь я часто проводил учения, и бездельничать экипажу было некогда. Сам я тоже старался сохранить форму. Учебные тревоги – отличное лекарство от скуки. А с пассажирами я почти не общался, да они и не жаждали этого, недолюбливали меня, по крайней мере большинство из них. Когда насмерть перепуганные аристократы узнали, что я не собираюсь осуществлять свою угрозу, они перестали сторониться меня, но вели себя очень сдержанно. За моим столом по-прежнему сидели беспризорники, и общаться я мог только с ними, остальные пассажиры сели за другие столы. Испытав на собственной шкуре мою власть и оставшись несколько раз голодными, подростки присмирели. Однако их общество меня тяготило.

Анни, раньше похожая не то на девчонку, не то на мальчишку, стала теперь более женственной, немного пополнела, линии ее тела стали более плавными. А ее новая прическа привела «общество» в восторг. Анни не знала, сколько ей лет. Но с виду было не больше семнадцати.

Однажды, вернувшись к себе в каюту, я обалдел. За столиком сидели Аманда и Эдди Босс и смотрели по телевизору видеофильм. Увидев меня, Босс вскочил и затараторил.

– Я не виноват, командир, сама меня приглашать, сама.

Я не забыл сцену с Филипом и постарался держать себя в руках:

– Все в порядке, Эдди, садись.

– Не хочу оставаться. Пойду искать Деке. – Эдди трясся, бочком пробираясь к двери.

– Спасибо, что навестил меня, Эдди, – вступила в разговор Аманда. – Завтра опять приходи.

– Кажется, он меня испугался, – сказал я полушутя, когда дверь за Эдди закрылась.

– Мягко сказано, – хихикнула Аманда. – Он чуть не умер со страха.

– Может, это потому, что я две недели продержал его в карцере?

– Не знаю, Никки. По-моему, ты совсем не страшный.

Я пристально посмотрел на нее: что это, насмешка?

– Зачем он приходил? – осторожно поинтересовался я.

– Хочет научиться читать. Разве это не достойно уважения?

– Почему бы не усадить его за компьютер в читальном зале? У тебя ведь превосходные обучающие программы.

– Они не хотят иметь дела с компьютером. Я пробовала. Эдди чуть не разбил экран, когда компьютер обругал его за ошибку. Беспризорникам больше нравится общаться с людьми.

– Эдди опасен – не стоит с ним заигрывать.

– Но он на самом деле хочет научиться читать. Если Аманда что-то вбила себе в голову, разубеждать ее бесполезно.

– Ладно, – сдался я, – но почему его надо учить непременно здесь, а не в комнате отдыха, например? Там, по крайней мере, всегда люди.

– Ой, Ник, мы уже пробовали. Но туда постоянно забегают подростки и дразнят его. Я еле уговорила Эдди прийти к нам в каюту.

Я про себя чертыхнулся и сказал:

– Видишь, что за народ эти беспризорники! Дразнят своего товарища за то, что он хочет учиться!

– Если бы беспризорники! Но это были Грегор и Крис Дакко. – Видимо, я изменился в лице, потому что Аманда поспешно добавила: – Они ничего плохого не говорили, успокойся, дорогой. Просто заглядывали в дверь и все.

– Заглядывали? Несчастные переселенцы и так ущемлены в правах, ютятся по шесть человек в каюте, а эти перекормленные свиньи еще их и дразнят! Ну, я им покажу, этим… – Я прикусил язык – чуть не назвал их так, как они того заслуживают, – и уже спокойнее сказал: – Непременно разберусь с ними.

– Дорогой, не делай из мухи слона! Эти беспризорники и так достали пассажиров.

– Обязательно разберусь, – не унимался я.

Весь вечер я строил планы, как поприжать Грегора и Криса Дакке, а на следующий день после полудня вызвал в центр управления эконома Ли.

– С сегодняшнего дня, – сообщил я ему, – Грегор Аттани будет сидеть за моим столом, а Криса Дакко посадите за четвертый к лейтенанту Хольцеру.

– Есть, сэр. А если они откажутся?

– Значит, не будут ужинать. Корабельные инструкции никого принимать пищу не обязывают.

Отдав честь, эконом ушел.

Вскоре на вахту явился Вакс. Он был не в себе, долго ерзал в кресле и наконец, избегая моего взгляда, заговорил:

– Вчера вечером гардемарины выясняли отношения.

Я промолчал. По традиции командиру не положено вмешиваться во взаимоотношения гардемаринов, а лейтенантам сообщать что-либо о них командиру. Если Вакс решился нарушить традицию – значит, произошло ЧП.

– Филип и Дерек боролись за старшинство, – продолжил Вакс, по-прежнему уткнувшись в экран. – В спортзале. Избили друг друга почти до потери сознания. Мистер Сингх туда заглянул и поначалу решил, что они голубые. Оба лежали в полном изнеможении, друг у друга в объятиях. Сингх прибежал за мной.

Я упорно молчал.

– Пришлось их разнять и отправить в каюту. – Вакс искоса глянул на меня и покраснел.

Возможно, вспомнил наш поединок на борту «Гибернии»? Я тогда не выиграл. Но и не проиграл.

Я лихорадочно размышлял. Что же делать? Вмешиваться нельзя. Это ясно. Но Вакс – мой давний друг. Не с ним же еще обсуждать подобные вещи? А больше не с кем.

Командир на корабле – бог и потому обречен на одиночество. Он на недосягаемой высоте и не снисходит до всяких бытовых мелочей подобно простым смертным. Командир задает вопросы и принимает решения. Поведи я себя иначе, в критической ситуации мне не справиться с подчиненными, не заставить их беспрекословно выполнять мои приказы.

Я продолжал хранить молчание. Вакс насупился и не сводил глаз с экрана. Обиделся. Но я ничем не мог ему помочь. Объяснять свое поведение командиру не положено.

Слава Богу, у меня есть Аманда и Нэйт. Только с ними можно отвести душу. Иначе я давно бы чокнулся.

Вечер выдался трудным. Напряжение в столовой достигло предела. Я делал вид, что не замечаю расквашенной физиономии Дерека, разбитой губы Филипа и огромного синяка у него под глазом. Это соответствовало традициям и вообще было правильно. Командир Денгель на борту корабля «Хельсинки» поступил точно так же в тот вечер, когда Арван Хагер преподал мне запомнившийся на всю жизнь урок.

Грегор Аттани не стал упорствовать и сел рядом со мной. Это место считалось самым почетным до того, как я усадил за свой стол беспризорников. Эдди и Деке тут же начали паясничать и тыкать друг другу в ребра. Грегор сидел хмурым и в перерыве между блюдами поинтересовался:

– За что вы так со мной поступили?

– Как именно?

– Заставили меня сидеть за одним столом с этой чер… С этими невоспитанными людьми, – быстро поправился он под моим грозным взглядом.

– Вы не лучше их, мистер Аттани, – холодно ответил я.

– Неужели я могу позволить себе такое? Вы только посмотрите! – Он указал на одного из беспризорников, который жадно ел и чавкал на всю столовую.

Как я ни старался, как ни лезли из кожи вон сами беспризорники, чтобы выполнять мои «странные» требования, обучение шло туго. Их привычки закреплялись годами, и теперь от них было непросто отказаться.

– Я имел в виду нечто другое. Конечно, вы образованнее, культурнее, но в остальном такой же, как они. – Говорил я как-то неубедительно и потому злился на себя и на Грегора. Я представил, как этот юнец с издевательской ухмылкой заглядывает в комнату отдыха. Нервы натянулись как струны. – Грегор, хватит задирать нос, не то будете с ними и завтракать, и обедать!

Грегор притих. Аманде стало жаль «мальчика», и она то и дело к нему обращалась. Но он неизменно отвечал односложно, и она оставила его в покое.

После ужина я вернулся в центр управления. Очень хотелось спросить Вакса, чем закончился поединок, кто стал главным – Филип или Дерек? После долгих мучительных колебаний я снял было телефонную трубку, но тут же бросил ее.

– Полегче, командир, сэр, так ведь трубочку недолго сломать, – послышался голос Дэнни.

– Извини, – вырвалось у меня, но я тут же обругал себя за неуместную вежливость. Ну и дурак! Перед компьютером стал извиняться!

– Характер у вас, командир, прямо-таки бешеный, – трепалась проклятая машина, начиненная электроникой.

– Не валяй дурака, – в сердцах бросил я.

– Есть не валять дурака, сэр. А кто дурак? – кривлялся несносный Дэнни.

– Пошел ты на…

– Есть, сэр!

И тут меня осенило. Может, спросить у компьютера, чем закончился поединок?

– Недавно гардемарины схватились один на один, – начал я издалека.

– Они часто дерутся, разве не так? Я слышал от Дарлы, что в свое время вы тоже дрались. На ее корабле. Так-так, вот где хранятся секреты!

– Они дрались не просто так. Во время прошлого полета Филип, для тебя он мистер Таер, не справлялся со своими обязанностями старшего гардемарина, и его заменил Дерек, победив в поединке. Теперь Филип решил взять реванш и вернуть себе старшинство. Кстати, он старше Дерека по возрасту.

– Понимаю, теперь они снова вступили в поединок. И что, Филип, который для меня мистер Таер, победил?

– Не юродствуй! – заорал я.

Интересно, сколько ему лет, этому компьютеру? Глупый вопрос. Ведь Дэнни не живой. Впрочем, черт его знает.

– Не знаю, кто победил, – признался я. – По-моему, ничья.

– Придется им тогда еще разок схватиться, – невозмутимо ответствовал сгусток электроники. – И так до бесконечности, пока не решат свою проблему.

– Возможно.

Но именно этого мне и не хотелось. Я вдруг понял, что мне симпатичны оба – и Филип, и Дерек. Я набрал номер гардемаринской кают-компании.

– Мистера Таера или мистера Кэрра в центр управления, – приказал я в микрофон.

– Их здесь нет, сэр.

Поразмыслив с минуту, я снова снял трубку и приказал:

– Лейтенант Хольцер, в центр управления! Примчался запыхавшийся Вакс.

– Побудьте на вахте, лейтенант, – приказал я ему и покинул мостик.

Над дверью в спортзал светилась надпись: «Закрыто». Я схватился за ручку, но дверь оказалась заперта изнутри. Тогда я принялся барабанить в нее и кричать:

– Открыть! Живо!

Открыл Филип с разбитыми в кровь губами. Посреди зала стоял Дерек, держась за бок. Одежда гардемаринов, аккуратно сложенная, висела на брусьях.

– Отставить! – скомандовал я. – Одеться! Быстро!

Вскоре они приняли относительно пристойный вид. Я повел их в пассажирскую столовую, где в это время было пусто и полутемно. Я выдвинул из-за стола стул для себя, еще два – для них, сел сам и скомандовал:

– Сесть! Обоим!

– Есть, сэр!

Дерек постарался устроиться так, чтобы не очень болел ушибленный бок, а Филип осторожно опустился на краешек стула. Я в упор посмотрел на них. Никакого впечатления. Тогда я хватил кулаком по столу так, что едва не сломал себе руку, а Филип и Дерек чуть не свалились со стула.

– Гардемарины сами выясняют свои отношения, – громыхнул я.

– Этим мы и занимались, сэр, – ответил Филип Таер с обидой.

– Командир не должен вмешиваться! – Я снова стукнул по столу, но уже не так лихо. – Но как тут не вмешаться, черт побери, если вы полкорабля втянули в ваши разборки?! Избиваете друг друга до полусмерти, лейтенанту Хольцеру приходится вас разнимать, а потом являетесь в пассажирскую столовую, щеголяя своими разукрашенными физиономиями! – Я понимал, что мои обвинения несправедливы, но не мог придумать другого предлога для вмешательства.

Дерек с Филипом переглянулись, но промолчали. Тогда я решил поговорить с одним, потом с другим.

– Мистер Таер, подождите в коридоре, я вас позову.

– Есть, сэр. – Филип вышел.

– Черт побери, Дерек, неужели нельзя обойтись без этих сволочных разборок?

– Я подчинюсь любому вашему приказу, сэр, – невозмутимо ответил он.

– Может быть, уступишь ему? – мягко спросил я.

– Это приказ, сэр?

– Нет. Такие вопросы гардемарины должны решать сами.

– Тогда не уступлю, сэр, – улыбнулся Дерек, превозмогая боль, – хотя знаю, что вы этого хотите. Только потому, что не забыл, как он вел себя на «Гибернии».

– Может быть, он изменился с тех пор? – не теряя надежды, спросил я.

– Сэр… – Дерек замялся и покраснел. – Я готов сделать для вас все что угодно, только не это.

– А если я прикажу?

– Я подчинюсь, приказы не обсуждают.

– Дерек, я не могу допустить, чтобы вы постоянно избивали друг друга до полусмерти.

– Понимаю, сэр.

– Может быть, решите свой спор каким-нибудь другим способом?

– Скажите, каким, сэр? Вам лучше известны традиции.

Я задумался, но в голову ничего не приходило.

– Другие способы мне не известны, – признался я. Что же делать? Подумаешь, гордость! Но уступи Дерек, я уважал бы его чуточку меньше. – Мистер Кэрр, выйдите в коридор, – приказал я с тяжелым вздохом.

– Есть, сэр.

Потом я пригласил Таера. Филип вошел и встал по стойке «смирно».

– Вольно, мистер Таер, – скомандовал я. Подыскать нужные слова было трудно. Но когда Филип слегка расслабился, я заговорил: – Понимаю, мистер Таер, формально вы – старший гардемарин, но ваши обязанности уже больше года исполняет Дерек. Неужели вы до сих пор не можете с этим смириться?

– Не могу именно потому, что старший гардемарин я, командир Сифорт.

– Может, оставить все как есть?

– Не знаю, сэр. Только вряд ли я смогу.

– А если я прикажу?

– Придется подчиниться, сэр. Но до этого позвольте мне уйти в отставку.

– Садитесь, Филип.

Он сел, и я вдруг заметил, что его всего трясет.

– Но почему этот вопрос возник именно сейчас? Что-нибудь случилось?

– Трудно сказать, сэр. Относится он ко мне как обычно. Не придирается по пустякам, просто презирает. Видимо, я созрел, сэр, – вдруг выпалил он. – Извините, сэр, за дерзость, но вам не следовало брать меня с собой в полет. – Я буквально обалдел, и, заметив это, он быстро добавил: – Надо было отправить меня в отставку. Гардемарин, который не смог отстоять свое старшинство… Вы дали мне еще один шанс, сэр. И я решил им воспользоваться. Я не оправдал вашего доверия в первом полете и хочу исправить свою ошибку. – Он избегал моего взгляда. – Я должен сделать это именно теперь, сэр. Не знаю почему, но так мне кажется. Пожалуй, это миссис Сифорт натолкнула меня на эту мысль.

– Что же она тебе сказала? – Я не мог скрыть своего удивления.

– Сказала, что свои обязанности надо выполнять добросовестно, что грешно уклоняться от долга, ссылаясь на трудности. Она часто об этом говорит, вы же знаете.

– Конечно, – слукавил я. Аманда никогда не перестанет меня удивлять.

Не зная, как быть, я шагнул к двери, за которой ждал Дерек.

– Входите, мистер Кэрр!

– Силы у вас примерно равны, – сказал я, когда оба снова уселись передо мной. – Так что вряд ли кто-нибудь из вас победит. Поединки не запрещены, но вы можете искалечить друг друга. Надо остановиться. Сделайте это ради меня.

– Я подчинюсь любому законному приказу мистера Таера, сэр, – выдавил из себя Дерек, не поднимая глаз, и добавил: – Но только за пределами кают-компании.

Филип был непреклонен:

– Я не успокоюсь, пока мистер Кэрр не признает мое старшинство, сэр. И в кают-компании, и за ее пределами. Что за черт!

– Я не могу вмешиваться в ваши отношения. Вы сами должны решить вашу проблему. Но приказываю приостановить на неделю все драки.

– Есть, сэр, – мрачно изрек Дерек.

– Есть, сэр, – вторя ему, ответил Филип. – А эту неделю кто будет главным, сэр?

– Убирайтесь вон! – взревел я. – Оба!

Гардемарины поспешно ретировались. Я еще долго ходил взад-вперед по столовой. Наконец успокоился и лишь тогда вернулся в каюту.

* * *

– Инженерное отделение, приготовиться к торможению! – Есть приготовиться к торможению, сэр! – ответил инженер Гендрикс, как всегда совершенно бесстрастно, и после паузы доложил: – Инженерное отделение к торможению готово, сэр. Управление двигателями передано на капитанский мостик.

Я набрал на клавиатуре команду торможения, и вскоре на одном из экранов вспыхнули мириады звезд. Кораблю снова открылась Вселенная.

– Лейтенант, проверить наличие посторонних объектов. Вакс уже проверил, не дожидаясь моего приказа, и тут же доложил:

– Посторонних объектов нет, сэр.

Я поудобнее устроился в кресле и стал ждать. По моим прикидкам, первым после нас должен был «всплыть» «Орленок» с командиром Дражинским на борту.

Как-то я нес вахту с Дереком Кэрром. Дерек нервничал, видимо, хотел что-то сказать, но никак не решался и лишь в самом конце дежурства повернулся ко мне:

– Разрешите обратиться? Я кивнул.

– Что касается мистера Таера… – смущенно заговорил он. – Дело вовсе не в борьбе за старшинство, а в его поведении тогда, на «Гибернии».

– Понимаю. Так я и думал, можешь идти.

Я дождался, пока Алекс Тамаров и Рейф Трэдвел заступили на вахту, и поспешил в свою каюту. Аманда укачивала Нэйта.

– Кажется, уснул, – прошептала она.

Я прислушался. Сын дышал спокойно и ровно.

– Спит. – Я осторожно взял малыша на руки и держал, пока Аманда не перестелила ему постельку. Нэйт шевельнулся во сне, коснулся ручонкой моей шеи, и я отдал его Аманде.

Она уложила его на животик и ласково обняла меня, пролепетав:

– Я так люблю вас – и его, и тебя!

У меня на глаза навернулись слезы.

Когда на следующий день мы обедали в пассажирской столовой, зазвучала тревога. Все бросились на свои боевые посты, я помчался в центр управления и плюхнулся в свое кресло.

– Объект находится в тридцати шести тысячах километров от нас и приближается, – доложил Алекс.

– Опознавательный сигнал принят, – доложил Дэн-ни, – это «Орленок».

Я с облегчением вздохнул. Эти стоянки – сплошная нервотрепка. Мы удалились от Солнечной системы всего на пятнадцать световых лет, так что большая часть пути впереди.

Я отдал приказ пилоту, и мы стали приближаться к «Орленку».

Включились маневровые реактивные двигатели. По мне, лучше бы первым прилетела «Свобода», тогда я пригласил бы командира Тенера к себе в гости. Неплохо мы тогда поужинали у него на борту!

А что, если пригласить командира Дражинского? Не сочтет ли он это за дерзость? Вряд ли. Командир Дражинский – человек, как и все. Он наверняка тяготится полной изоляцией в полете и поэтому обрадуется некоторому разнообразию. Я приказал компьютеру:

– Дэнни, соедини меня с центром управления «Орленка».

– Есть, сэр. Нола сообщает, что командира Дражинского сейчас нет на вахте, но она может его разбудить.

– Кто такая Нола? Их компьютер? – Я знал, что бортовые компьютеры немедленно вступают в контакт, как только корабли сближаются. Одному Богу известно, о чем они между собой говорят.

– Не надо будить Дражинского. Подождем, пока он проснется.

Через два часа я тихонько напевал, надевая парадный мундир. Командир Дражинский не задумываясь принял мое приглашение. Я отдал приказ главному стюарду, и он поработал на славу ради почетных гостей. Теперь надо было решить, как быть с беспризорниками.

– Дорогая, – улыбнулся я Аманде, – давай встретим его у шлюза. Командир Дражинский прибудет со своей леди.

Аманда охотно согласилась, взяла меня под руку, и мы направились на второй уровень. У воздушного шлюза собрались члены команды, готовые к приему гостей. Пассажиры с интересом разглядывали в иллюминаторы «Орленка», парившего в космосе среди звезд.

Я поманил к себе Эдди Босса:

– Прикажи своим… э… товарищам вести себя тихо. Чтобы не получилось, как с адмиралом. Тем, кто ослушается, придется весь остаток пути провести безвылазно в каюте. Целых одиннадцать месяцев!

– Будет сделано, командир, – понимающе закивал Эдди. – Никто и носа не покажет из каюты. Никто. Все будет в порядке, командир.

– Смотри у меня, Эдди! – на всякий случай пригрозил я.

Эдди поспешил к своим дружкам.

– Ты назначил его главным над беспризорниками? – поинтересовалась Аманда.

– Нет. Просто они его слушаются. И побаиваются. Он сильный.

– Шлюпка «Орленка» отстыковалась, сэр, – доложил матрос, глядя в иллюминатор.

Внезапно раздался сигнал тревоги. Меня охватила паника. В чем дело? Шлюпка не могла вызвать тревоги. И тут до меня дошло. Выругавшись про себя, я успокоил Аманду:

– Еще один наш корабль. Как некстати! Придется отложить торжественный ужин по крайней мере на час. Я помчался в центр управления.

– Объект совсем рядом! В семи километрах от нас, – визжал Дэнни, когда я влетел на мостик. – Он приближается!

Вакс и пилот застыли на своих местах перед экранами.

– Как близко! – сказал я Ваксу и плюхнулся в свое кресло. – Что за объект, Дэнни?

– Он не подает никаких сигналов, сэр! И в нем нет металла, судя по коэффициенту отражения радиоволн! Я соединился с постом связи:

– Пост связи! Что происходит?

– В объекте нет металла, командир. Это не корабль!

– Всем занять боевые посты! – приказал я и нажал на кнопку тревоги. Завыли сирены. – Дэнни, покажи объект с максимальным увеличением!

– Есть, сэр!

На экране появилось изображение космической рыбы.

– О Господи! Спаси и сохрани! – прошептал Вакс.

– Заткнись, Вакс! Приготовиться к бою! Включаю все лазеры! Включить защиту! – У меня поджилки затряслись. Опять космические чудища!

Прямо к нам плыла огромная рыбина размером в две третьих «Порции» или половину «Орленка». Из сопла, расположенного возле хвоста, вылетала струя раскаленного газа. Реактивное чудище ускорялось. Большой шар на нем стал медленно вращаться.

Это нападение. Сомнений нет. Я скомандовал:

– Огонь! – И повернулся к Ваксу: – Выруби эту хренову сирену! Дэнни, сообщи «Орленку», что мы открыли огонь!

– Есть, сэр! – Компьютер умолк, и тотчас же в предгрозовой тишине раздался его голос: – Мистер Дражинский проинформирован.

Луч нашего лазера насквозь прожег чудище, оно метнулось в сторону, а шар, отделившись от рыбы, поплыл к нам.

– Лазерный отряд В! – загремел в микрофон Вакс, – Открыть огонь по цели! – Вакс знал, что нас ждет. Видел однажды собственными глазами, как точно такой же шар насквозь проплавил кислотой шлюпку «Гибернии» и весь экипаж погиб.

Вскоре шар загорелся и расплавился под лучами наших лазеров. Снова завыла сирена тревоги.

– Появился объект в пятистах километрах от нас! – крикнул Дэнни.

– Пьютер, ори потише! Покажи объект на экране. – Я старался не выдать охватившего меня волнения.

– Опознавательные сигналы! – в один голос крикнули Дэнни и Вакс. Через секунду Дэнни добавил: – Это «Дерзкий».

– Сообщи ему, что на нас напали, – приказал я. – Рыба больше не выпускала снарядов?

– Пока нет, но осколки взорванного снаряда летят к нам.

Посмотрим, выдержит ли защита.

– Хорошо.

Рыба снова задергалась, теперь по ней палили с «Орленка».

– Пилот, подгони корабль к рыбе. Вакс, спроси у адмирала, вступит ли он в бой, – орал я, вцепившись в подлокотник так, что заныли пальцы.

– Есть, сэр. «Дерзкий» приближается. Снова взревела тревога. Вакс и Дэнни наперебой закричали:

– Еще объект! Сорок километров!

– Еще один! Километр! Прямо перед нами! Это не корабли!

Пилот включил на полную мощность двигатели правого борта, чтобы избежать встречи с рыбой, возникшей перед носом корабля.

– Всем открыть огонь по ближайшим целям! – скомандовал я.

Первая рыбина выбросила красное облако после попадания лазерного луча и, петляя, начала удаляться. «Орленок» устремился за ней в погоню.

Тем временем пилот развернул корабль. Рыба приближалась к стыковочному узлу. Какой-то маленький объект, издалека похожий на точку, отделившись от чудища, ускорялся и летел в нашу сторону.

Все ясно! Чудище меняет свою форму. С одним из таких я столкнулся на борту «Телстара» и с перепугу чуть не отдал концы.

Весь в поту, я не сводил глаз с экрана. Под прозрачной оболочкой диковинного существа, казалось, переливались капельки. У меня мурашки поползли по телу.

– Охранять корабль от вторжения! – Я едва сдерживался, чтобы не завопить. – Приготовиться к декомпрессии! Лазерная группа, открыть огонь по объекту! Старшина полиции, стоять с отрядом у шлюза.

Чудище от лазерного луча дернулось. Дэнни тщательно следил за его передвижением, и мы постоянно видели его на экране. Подлетев, чудовище прилипло к корпусу нашего корабля, подрагивая, словно желе.

– Оно на корпусе! – сообщил Дэнни. – В двух метрах от кормового шлюза. Двери коридора герметично закрыты. Внешние лазеры не могут поразить цель.

Все ясно! Конструкция корабля слишком несовершенна!

– Датчики показывают, что в корпусе образовалось отверстие. Командир, чудище стремится пролезть внутрь! – докладывал компьютер. И вдруг закричал: – Внимание! Внимание! Секция восемь! В корпусе образовалось еще одно отверстие, в метре от стыковочного узла со стороны кормы. Секция восемь герметично изолирована коридорными дверями. – Включился очередной сигнал тревоги. – Декомпрессия! Уровень два, секция восемь, началась декомпрессия! Контроль над воздушным шлюзом потерян! Я разом выключил все звуковые сигналы тревоги.

– Мистер Банатир, доложите обстановку! – приказал я старшине корабельной полиции и переключил сигнал его рации на динамик громкой связи.

– Мы находимся в восьмой секции, командир, – гремел голос Банатира. – Господи! Извините, сэр! Чудище уже в коридоре. Всем открыть огонь! Черт! Оно несется к нам! Огонь! – Неподалеку от рации Банатира кто-то кричал то ли от страха, то ли от боли. Жужжали лазеры. Снова зазвучал исполненный страха голос старшины:

– Матерь Божья! Что за тварь?! Ну-ка поджарьте сукина сына! Готов, голубчик! Полегче, полегче, а то стены и пол прожжете! – Последовала пауза, и Банатир, задыхаясь, доложил: – Чудище, кажется, сдохло, командир. От него почти ничего не осталось.

– Только не прикасайтесь к нему! – предостерег я.

– Упаси боже, сэр!

Тем временем «Орленок» пролетел уже километров тридцать в погоне за страшной рыбой, но так и не настиг ее – рыба передвигалась быстрее корабля. Однако «Орленок» продолжал жечь проклятую тварь лазерами, пока она наконец не сгинула.

– «Орленок» сжег ее! – торжествовал Вакс.

– Возможно. А где вторая? – спросил я.

На экране появилось изображение еще одного шара, отделившегося от рыбины. Ускоряясь, он приближался по спирали.

– Огонь по твари! – скомандовал я. Лазеры в два счета расплавили гадину. Ее останки медленно удалялись от «Порции».

– Огонь! – крикнул я.

Рыба дернулась и исчезла с экрана.

– Куда они деваются? – Дрожа от возбуждения, я лихорадочно шарил глазами по всем экранам. Рыб нигде не было.

– «Орленок» находится в ста пятидесяти километрах от нас. Посторонних объектов нет, – доложил Вакс.

– Слава Богу! Вакс, надо послать в восьмую секцию ремонтную бригаду.

– Есть, сэр.

– Дэнни, соедини меня с «Орленком»!

– Есть, сэр. Соединяю с центром управления. На экране появилось суровое лицо командира Дра-жинского.

– У тебя все в порядке, Сифорт? – спросил он.

– Да, сэр, если не считать повреждения корпуса. Я уже отправил туда ремонтников, они доложат о повреждении подробнее. Мы стреляли по рыбе, а она вдруг исчезла. А куда делась та, за которой охотились вы?

– Пропала. Не знаю куда. – Секунду-другую мы молча смотрели друг на друга. Наконец Дражинский спросил: – Это те самые чудовища, которых вы видели раньше?

– Да, сэр. Похожи на карасей.

– Скорее на акул, – ухмыльнулся Дражинский. – Караси не охотятся на людей. И вообще они мирные, не кусаются.

– Да, сэр, и все-таки они похожи на карасей, – возразил я без тени иронии. Страх не проходил. – Куда же они подевались? Оставили нас в покое?

– Выходит, что так.

– А «Дерзкий» где? – спросил я в полном недоумении.

– Кажется, нырнул.

– Драпанул с поля битвы?! – ляпнул я не подумав.

– Наверняка у него были на это причины, – строго заметил Дражинский.

– Разумеется, сэр. – Я чувствовал себя полным идиотом.

– Впрочем, – мрачно произнес командир, – кто его знает? Может, этот тип и в самом деле наложил в штаны. – На этом сеанс связи был закончен.

Вакс усиленно изучал свои ногти, из деликатности сделав вид, что не слышал моего разговора с Дражинским. Я включил внутреннюю связь и приказал:

– Доложить о повреждениях!

– Мы завариваем пробоину изнутри, сэр. Через несколько минут закончим. Извините, сэр, докладывает старшина Эвертс. Как только заделаем отверстие, можно будет восстановить атмосферу. Об устройстве управления шлюзами не могу пока сообщить ничего определенного, многие детали и провода выгорели.

– Спасибо. – Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Откуда же выныривают эти рыбы?

– Куда они подевались и откуда приплыли? – спросил Вакс, словно прочитал мои мысли. – Возможно, они способны передвигаться со сверхсветовой скоростью.

– Вряд ли. Они органические.

– С Амандой все в порядке, сэр. Я звонил ей, пока вы разговаривали с «Орленком».

Я в упор посмотрел на Вакса. Он покраснел, но не отвел глаз. Какого черта я психую?

– Спасибо, Вакс.

– Как, по-вашему, Сифорт, что предпримут эти рыбы теперь? – допытывался с экрана командир Дражинский.

– Не знаю.

Я видел их всего раз, этих чудищ, на борту «Телста-ра», но, признаться, запомнил на всю жизнь. Однако я не был специалистом в этом вопросе, как полагал Дра-жинский. Он напрасно меня выспрашивал.

– Сэр, «Порции» нужен ремонт. Можно дождаться остальных кораблей эскадры? Какие будут приказания?

Вопрос был прямой, и Дражинский не мог уклониться от ответа.

– Все зависит от того, собирается «Дерзкий» вернуться или нет, – хмуро ответил Дражинский. – Если он полетит дальше, мы должны следовать за ним к очередной стоянке.

– Так точно, сэр. Посмотрим, что теперь будет.

– Давайте подождем трое суток. В полной боевой готовности. Нет, отставить. Нельзя так долго держать людей в напряжении. Если за это время появятся остальные корабли эскадры, мы полетим к следующей стоянке. В противном случае один из нас останется здесь, а другой отправится догонять «Дерзкого».

– Есть, сэр.

– Какие меры вы приняли против инфекции, мистер Сифорт?

Еще до моего первого посещения Надежды там свирепствовал неизвестный вирус. Во время эпидемии погиб один адмирал. Командование всеми Военно-Космическими Силами на поверхности Надежды пришлось принять мне, тогда командиру «Гибернии». Позже было установлено, что вирус занесли космические рыбы. С тех пор на всех кораблях держат специальную вакцину. Наша эскадра, как и все прочие корабли космического флота, получила приказ в случае контакта с рыбами принять все меры против заражения вирусом.

Ремонтные бригады регулярно проводили учения по дезинфекции. Декомпрессия поврежденной секции корабля помогла предотвратить распространение вируса по всему кораблю, потому что вирус не мог проникнуть в соседние отсеки воздушным путем. Напольное покрытие сняли и вместе с остатками чудища поместили в холодильник, чтобы ксенобиологи могли потом изучить неизвестную форму жизни. Коридор тщательно продезинфицировали, пол застелили новым покрытием, а ремонтную бригаду отправили на профилактику. Все это я изложил Дражинскому.

– Спасибо, – поблагодарил меня Дражинский, – Надеюсь, в вашем корабельном лазарете есть сыворотка против вируса, поразившего Надежду?

– Так точно, сэр. Доктор Брос делает прививки всем без исключения.

– Отлично. Вы хорошо поработали. Если понадобится помощь, обращайтесь ко мне.

– Благодарю, сэр.

На этом разговор закончился. Я в раздумье смотрел на экран. Все пространство в радиусе десятков миллионов километров оставалось пустым, если не считать «Орленка». Таким образом, в случае нападения чудищ помощи ждать было неоткуда. Все системы наружного наблюдения «Порции» находились в режиме повышенной готовности; на посту связи кто-то постоянно дежурил. Были включены лазеры и лазерная защита, не спасавшая, однако, от проникновения рыб. Потянулись тягостные часы ожидания.

Через два дня у старшины Банатира сильно заболела голова, он даже не смог добраться до койки. Уже мертвого его принесли в изолятор. Мне доложили об этом прямо в каюту, где я в то время находился. Я приказал немедленно задраить все люки и двери, отключить систему регенерации воздуха и проветрить помещения корабля экстренной вентиляцией, чтобы заменить воздух на совершенно чистый, хранящийся на борту в сжиженном виде как раз для таких случаев. Несколько часов Аманда, Нэйт и я провели в своей каюте с герметично закрытой дверью.

Наконец доктор Брос доложил по телефону о предварительных результатах проверки.

– Вне всякого сомнения, это вирус, сэр. Тот же, что был на Надежде, лишь с некоторыми отличиями. Для более точных выводов и получения вакцины необходимо продолжить исследования.

– Как он распространяется?

– О, в этом смысле он страшнее чумы. Распространяется всеми мыслимыми и немыслимыми способами, например воздушно-капельным путем, а также проникает в организм даже сквозь неповрежденную кожу через поры.

– Значит, эпидемия может охватить весь корабль? – Меня охватил ужас.

– Возможно, сэр. Как только получу вакцину…

– Сколько времени проходит с момента заражения до летального исхода? – перебил я доктора.

– Не знаю, сэр. Вирус выделяет много токсинов. Возможно, не больше двух суток. В противном случае мистер Банатир был бы еще жив.

– Сколько нужно времени для получения вакцины?

– Слава Богу, сэр, этот процесс полностью автоматизирован. Из организма мистера Банатира уже выделен вирус. Теперь выращивается штамм этого вируса, потом…

– Когда будет вакцина?! – перешел на крик я.

Что и говорить, я допустил ошибку. Надо было сразу изолировать контактировавших с чудовищем от остальных. Это бы многих спасло.

– Трудно сказать, – осторожно ответил доктор Брос. – Может быть, завтра к вечеру. Если повезет, немного раньше. В этом смысле очень помогли данные Надежды. Без них не удалось бы так быстро установить причину смерти старшины.

Давить на доктора бесполезно. Он и так делает все, что в его силах.

– Как только получите результаты, сообщите мне. А сами вы прошли профилактику?

– Конечно, сэр! Как вы могли в этом сомневаться?!

– Все опасные операции поручайте младшему медперсоналу. Берегите себя. – Я положил трубку.

Ночью скончались Мелисса Чонг и миссис Аттани, а также три беспризорника, чьи имена, к своему стыду, я так и не смог запомнить. Каждая секция корабля вентилировалась независимо от других, причем только свежим воздухом, взятым из запасов. Систему регенерации воздуха мы на всякий случай отключили, опасаясь, как бы она не стала разносчиком вируса.

Я позвонил по телефону Алексу, который нес вахту на мостике, и попросил связаться с командиром Дражинским. Договорились запретить прямые контакты между людьми с «Орленка» и «Порции», пока не будет произведена вакцина против вируса.

Находившимся на вахте в центре управления за герметично закрытыми дверьми пришлось остаться там и на второй день. Каждые пятнадцать минут Алекс и пилот докладывали мне о своем самочувствии. Заболей кто-нибудь их них – и мне пришлось бы открыть все двери, ведущие из моей каюты на мостик, и сидеть там в скафандре до тех пор, пока кончится либо карантин, либо я.

За пределами корабля все было спокойно.

К утру в первой каюте для матросов умерли шестнадцать человек. Оставшиеся в живых наплевали на дисциплину и принялись барабанить по герметичной двери, требуя, чтобы их выпустили из зараженного помещения.

Спустя два часа позвонил доктор Брос. Судя по голосу, он был в полном изнеможении.

– Все в порядке, сэр. Синтезирующие аппараты начали производство вакцину. Уже есть первая порция, через час будет еще. Производятся две вакцины: профилактическая и лечебная. Слава Богу!

– Вы уверены в ее эффективности? – задал я идиотский вопрос. От тревоги и напряжения я плохо соображал.

– Да, сэр, тесты подтвердили ее эффективность. Вакцина убивает вирусы и в геле, и в крови. Главное, уничтожить вирусы в организме, а потом можно будет заняться нейтрализацией токсинов. Надеюсь спасти большинство заболевших.

– Первым делом введите вакцину себе и всему медперсоналу, потом дежурным в центре управления, – приказал я.

– Есть, сэр. И вам.

– Обо мне не беспокойтесь, здесь все в порядке. Спасайте матросов.

– Вначале вас, сэр. Таков порядок. Я пришел в ярость от такой наглости.

– Доктор Брос! Если вы думаете…

– Заткнись, Никки! – оборвала меня Аманда. – Ты что, спятил? Тебе надо сделать прививку! Обязательно!

Проснулся и громко заплакал Нэйт. Пришлось капитулировать. Аманда бросилась успокаивать ребенка, а я отправился в лазарет. Вводя мне вакцину, доктор вежливо извинился за свою настойчивость.

– Ничего, – сказал я. – Может быть, вам нужна моя помощь?

В медицине я ничего не смыслил, но доктор все-таки нашел мне работу: позволил катить тележку с вакциной и подавать ему ампулы. В каюте, где среди трупов ждали помощи еще живые, творилось нечто невообразимое. Я едва утихомирил людей, бросившихся к столику с вакцинами, чтобы скорее сделать инъекцию. Затем пришла очередь пассажиров.

Позже столовую для матросов превратили в госпиталь. Туда перенесли медицинское оборудование для очистки крови больных от токсинов.

Постепенно открыли все двери, и жизнь вернулась в нормальное русло, если не считать двадцати двух трупов на борту и опасности нападения чудовищных рыб. Со дня на день мы ожидали прибытия остальных кораблей эскадры. Что же до «Дерзкого», то его местонахождение оставалось по-прежнему неизвестным.

Дверь в центр управления открыл Алекс Тамаров, он буквально шатался от усталости, под мышками темнели пятна пота, рукав был подвернут для инъекции. Алекс, как и полагается, отсалютовал мне, я же, забыв о дисциплине, обнял его. Он уронил голову мне на плечо, но я, спохватившись, сказал:

– Идите спать, лейтенант. И вы, мистер Ван Пэр, тоже.

Они побрели в душ, а потом разошлись по каютам. На вахту заступили я и Вакс Хольцер. Из системы регенерации снова стали подавать воздух.

Я снял телефонную трубку:

– Мистер Кэрр!

– Слушаю, сэр!

– Слетай на «Орленок», передай им вакцину!

– Есть, сэр.

При других обстоятельствах Дерек пришел бы в восторг. Еще бы! Не каждый день сваливается такая удача – прокатиться в шлюпке по космическому океану. Но теперь отовсюду веяло смертью, и Дерека обуревали совсем другие чувства.

В наспех оборудованном госпитале скончался матрос. Помощь немного запоздала. Его организм был полностью отравлен. Гробы изготовили в инженерном отделении. В последний путь умерших провожали у переднего шлюза, чтобы не привлекать внимания собравшихся к тому месту у кормового шлюза, сквозь которое проникла смерть.

Ремонтному отряду не удалось восстановить управление кормовым шлюзом из центра управления, работал только локальный пульт управления. Чтобы беспризорники случайно не открыли этот шлюз, я распорядился устроить там постоянный пост охраны.

После вахты я пришел к себе в каюту приготовиться к похоронной церемонии. У Нэйта прорезались зубки, он постоянно капризничал, и Аманда обрадовалась, когда я предложил ей остаться с маленьким.

На церемонию собрались все офицеры, кроме тех, что несли вахту; много пассажиров, несколько матросов. Я надел парадную форму. В белых брюках с красными лампасами, в белой рубашке, черном галстуке, черных ботинках и кителе, с траурной лентой через плечо я прошествовал по коридору к двери шлюза.

Все гробы не могли уместиться в помещении шлюза, поэтому отправлять их в открытый космос предстояло двумя партиями. Рядовой, облаченный в скафандр, терпеливо ждал в закрытом шлюзе, пока я, незаметно подсматривая в свой электронный блокнотик, скорбно читал молитву Церкви Объединения об упокоении душ усопших рабов Божьих, как предписано министерством обороны Правительства ООН.

– Пепел к пеплу, прах к праху…

Насосы стали откачивать воздух из шлюза.

Увы, это я поспешил с приказом разгерметизировать двери и включить систему регенерации воздуха сразу после отражения нападения рыб. Иначе жертв было бы меньше. Следовало дождаться обнаружения вируса. В этом случае, правда, запасов сжиженного воздуха могло не хватить. И все-таки я чувствовал себя виноватым.

– Веруя в милость и доброту вечного Господа нашего, мы провожаем их тела…

Анни тихо плакала на плече Эдди Босса. Уолтер Дак-ко и Грегор Аттани тоже пришли на церемонию. Осиротевший Грегор был бледен, но старался держаться.

Зажглась красная лампочка. Это означало, что воздух из шлюза выкачан.

– …ждать Страшного Суда, когда все души предстанут пред Всемогущим Господом нашим… Аминь.

Я выключил свой электронный блокнот и обратился к матросу Кернсу:

– Открыть внешний люк!

Матрос в скафандре нажал кнопку на пульте управления, и люк открылся.

– Отправить останки!

Матрос плавно вытолкнул гроб в звездную бездну. Следом за ним еще один… Чьи тела покоились там? Я не знал. Да и какое это имело значение? Перед Господом все равны: «цивилизованные» и «нецивилизованные». Богатство с собой на тот свет не возьмешь.

Когда последний гроб был отправлен в космос, внешний люк закрылся, насосы стали нагнетать в шлюз воздух. Как только давление в шлюзе сравнялось с давлением внутри корабля, открыли внутренний люк шлюза.

– Приступайте, мистер Керне, – приказал я.

Матросы начали загружать в шлюз оставшиеся гробы. Грегор Аттани не выдержал и заплакал. Уолтер Дакко обнял его. Даже Эдди Босс легонько коснулся плеча Грегора, выразив ему таким образом соболезнование, но юноша отстранил его руку.

Внутренний люк снова закрылся. И снова гробы один за другим стали проваливаться в черную бездну.

Погибла почти половина экипажа. Это я погубил их, так же как миссис Аттани, Мелиссу Чонг и беспризорников, чьих имен даже не запомнил. Коридор медленно поплыл передо мной. Сказались три бессонные ночи. Но я постарался взять себя в руки. Дел было еще много.

Когда все стали расходиться, я подошел к Грегору Аттани и выразил ему соболезнование. Тот едва заметно кивнул. Возможно, даже не слышал меня.

Вернувшись в центр управления, я вызвал главного инженера Гендрикса и распорядился:

– Распределите обязанности между оставшимися в живых так, как считаете нужным. Особое внимание уделите системам жизнеобеспечения: гидропонике, регенераторам, электростанции. Если потребуется, используйте людей с камбуза.

– Есть, сэр, – мрачно ответил Гендрикс. – Нам нужно пополнение, все буквально валятся с ног.

– Знаю. Поговорю с адмиралом, попрошу передать нам офицеров и матросов с других кораблей, – сказал я, подумав при этом: «Если мы вообще найдем адмирала».

После ухода главного инженера мы с Рейфом остались на вахте вдвоем и хранили молчание. У меня слипались глаза и не было сил говорить. Гардемарин знал это и не тревожил меня без нужды.

Наконец пришла смена: Вакс Хольцер и Дерек Кэрр.

– Хорошенько следите за обстановкой, – предупредил их я. – Чудища могут вернуться.

Мог бы не говорить. Они и так сознавали опасность.

Я клевал носом и, чтобы не подавать дурного примера подчиненным, отправился к себе в каюту.

Аманда укачивала Нэйта, горел только ночник.

– Уснул наконец, – прошептала она.

– Дай его мне.

– Нет, я сама посижу с ним. Как прошли похороны?

– Печально. Как же еще? – Я снял китель, зевнул. – Грегор плакал. Трудно ему будет без матери. – Помню, как яростно она защищала сына, когда я собрался посадить его в карцер за драку с беспризорниками. В тот день родился Нэйт.

Аманда продолжала баюкать малыша, тихонько напевая.

– Ники, – вдруг прошептала она, – займи Грегора каким-нибудь делом, чтобы он не так тосковал по матери.

– Вряд ли он согласится. Ведь это я заставил его сидеть за одним столом с беспризорниками. – Превозмогая усталость, я стянул рубашку, подошел к детской кроватке, сдвинул в сторону одеяльце, улыбнулся жене. – Клади его, милая. Согрей меня в постели, чтоб мне лучше спалось. – Аманда нехотя отдала мне сына, поправила в кроватке простынку, подушечку.

Я коснулся плечом щеки Нэйта. Она была холодной. И тельце тоже холодным. Он умер уже несколько часов назад.

Снова около переднего шлюза началась траурная церемония. Офицеры окружили меня, словно защищая от посторонних. Снова я надел белый мундир с черной лентой через плечо и сверкающие черные ботинки. На этот раз я начистил их сам, отказавшись от услуг юнги.

Аманда была, как и накануне, в простой вязаной юбке и блузке. Время от времени она вздрагивала, судорожно сжимая мою руку.

Я лично принимал участие в изготовлении гробика. Он был в метр длиной и тридцать два сантиметра шириной, из дюралюминиевых пластин, скрепленных стальными уголками. Я рассеянно направил пламя горелки на угол ящичка; под раскаленными газами металл сделался алым, потом раскалился добела, начал плавиться. Задумавшись, я не замечал, что давно пора убрать горелку, а сварщики молчали, не смея вымолвить ни слова.

Нэйта уложили на мягкие желтые простынки, накрыли розовым одеяльцем, а сверху положили его любимую игрушку – плюшевую панду, черно-белую с розовым носиком.

Гробик закрыли и поместили в шлюз; мне осталось прочесть молитву. Я включил электронный блокнотик.

– Пожалуйста, не отправляй его в космос, – жалобно просила Аманда. – Там очень холодно.

Ее слова болью отозвались в душе. Аманда со вчерашнего дня была не в себе и, когда я нес мертвого сына в лазарет, шла следом, умоляя меня идти медленнее, чтобы не разбудить Нэйта.

Я хотел обнять ее, но она отстранилась и прислонила лицо к бронированному стеклу, за которым в шлюзе был виден гробик.

Я начал читать молитву:

– Пепел к пеплу, прах к праху…

Послышался плач Филипа.

Мой взгляд метался между строчками молитвы в блокноте и гробиком. Вдруг до меня дошло, что я молчу. Заглянул в блокнот, но не смог произнести ни слова. Так я стоял, уставившись на экранчик блокнота, пока Вакс Хольцер не потянулся к нему рукой. Тут я пришел в себя и выпалил:

– Отставить, лейтенант! Я продолжил молитву:

– Веруя в милость и доброту вечного Господа Нашего, мы провожаем их тела… ждать Страшного Суда, когда все души предстанут пред Всемогущим Господом Нашим… Аминь.

Я кивнул матросу, находившемуся в шлюзе у гробика. Аманда зарыдала, уткнулась мне в плечо.

– Ник, ты ведь тоже любишь его! – причитала она. – Не выбрасывай нашего ребеночка! Ради Бога!

Гробик плавно вылетел из шлюза в бесконечную пустоту.

– Господи, какой кошмар! – прошептала Аманда, с ужасом глядя в шлюз. – Никогда не думала, что ты способен на такую жестокость. – Она повернулась и пошла прочь, остановилась около Филипа Таера, ласково провела пальцем по его лицу, смахнув слезинку. – Ничего, Филип, не плачь. Все нормально. – И похлопала его по плечу.

Я встретился взглядом с доктором Бросом. Он покачал головой, подошел к Аманде и с улыбкой промолвил:

– Пойдемте, миссис Сифорт, посидим у меня в кабинете, поговорим.

– Я хочу в свою каюту, – заупрямилась Аманда.

– Нам есть о чем поговорить, – настаивал доктор.

– Нет. Я пойду к себе. Никки, ну что он ко мне привязался?

Доктор Брос попытался мне объяснить, что это защитная реакция ее психики – не воспринимать реальность такой, какова она есть. Но мне был нужен не диагноз, мне нужна была Аманда. Я боялся возвращаться в каюту и смотреть на пустую кроватку, боялся потерять самообладание. Но вдвоем переносить горе легче. И мне так хотелось быть сейчас рядом с Амандой! Я знал, в данный момент она меня ненавидит, но это скоро пройдет, и она, как бывало прежде, уткнется мне в плечо, чтобы выплакаться. Я отвел Аманду в каюту и закрыл дверь.

Шли дни, а кораблей нашей эскадры все не было. Чудища больше не появлялись. С командиром Дражинским мы общались только по радиосвязи, не решаясь покинуть корабль.

– Один из нас должен отправиться к следующей стоянке, – сказал мне однажды Дражинский, нервно теребя усы. – Может быть, «Дерзкий» ждет нас там. Но если остальные корабли появятся здесь…

Он сделал паузу, но я упорно молчал, ожидая его решения. Он продолжил:

– Сифорт, на вашем корабле с более совершенным сверхсветовым двигателем легче догонять. Поэтому я сейчас полечу, а вы подождите семь суток и отправляйтесь вслед за мной.

– Есть, сэр!

– Если появится один из кораблей, пусть не задерживается и продолжает полет.

– Есть, сэр.

– Удачи вам.

– И вам, сэр.

После короткого молчания он произнес:

– Мистер Сифорт, примите мои соболезнования. Какая трагедия!

У меня болезненно сжалось сердце.

– Спасибо, сэр, – выдавил я из себя.

– Да поможет вам Бог. – Он отсоединился.

Вскоре его корабль исчез из виду. «Порция» осталась в полном одиночестве.

Страшно было возвращаться в каюту! Но мой долг – быть рядом с Амандой. Она почти все время лежала убитая горем. Или вдруг начинала готовить еду для Нэйта, все еще не веря, что его нет.

Поглощенный своими мыслями, я долго смотрел сквозь экран.

– Не пойти ли вам к себе в каюту, сэр? – подал голос Вакс.

– Это приказ, лейтенант?

– Нет, сэр. Но, по-моему, вам лучше побыть с миссис Сифорт. Я один справлюсь на вахте.

– Я не нуждаюсь в жалости, мистер Хольцер, – сказал я сурово и развернул кресло к нему спиной, но тут же пожалел о своей резкости и, кашлянув, произнес. – Извини.

– Ничего страшного, сэр.

Его сочувственный тон почему-то действовал мне на нервы.

– Я буду в каюте, – бросил я, едва сдерживая раздражение. – Если что, звоните!

– Есть, сэр.

В каюте был полумрак.

– Тесс, – зашипела Аманда, едва я вошел. – Разбудишь его. Я вздохнул.

– Милая, нашего сына здесь нет. – Я опустился на корточки у ее кресла, взял за руку. – Он ушел. Теперь мы вдвоем.

– Как ушел? – На лице ее отразилось недоумение. – А, вспомнила. Ты выбросил его в шлюз. – Она задрожала. – Там холодно, Никки. Зачем ты это сделал? Ведь Нэйт там замерзнет!

Что я на это мог ответить? Я сжал ее руку, но она этого словно не заметила. Я принял душ, вернулся и сел на кровать.

Аманда села рядом.

– Я знаю, ты по нему тоже скучаешь. Ты так любил его. Нашего хорошего мальчика…

Я молчал, слезы мешали говоригь, к горлу подступил комок. Аманда обняла меня, я привлек ее к себе, и мы долго молча сидели в полумраке.

* * *

Трое суток прошли в напряженном ожидании. Беспризорники все чаще ссорились за ужином. Утихомирить их было непросто, только угрозами. Однажды случился неприятный инцидент. Крис Дакко обозвал одного из беспризорников электроссулем. Я не выдержал и тыльной стороной ладони шлепнул наглеца по губам. Тот замер на месте, с разбитой в кровь губой, а я зашагал к капитанскому мостику.

Через час, в сопровождении Филипа Таера, ко мне явился папаша Криса со своим сынком. И потребовал, чтобы Филип присутствовал при нашем разговоре.

– Как вы посмели избить моего сына! – брызгал на меня слюной Уолтер Дакко. – Как вы посмели!

– Он вел себя неподобающим образом, мистер Дакко, – ответил я.

Крис гримасничал, переминаясь с ноги на ногу.

– Мы заплатили за билеты! – вопил Уолтер Дакко. – Мы цивилизованные люди! Мой сын не ваш подчиненный! Вы не смеете и пальцем его его!

В чем-то он был прав. Трогать этого балбеса не следовало, но и допустить очередную потасовку было нельзя.

– Что я им сделал? – хныкал Крис. – Она сами обзываются, да еще как! Вы бы только слышали. Вы не имеете права…

– Вы еще несовершеннолетний, Кристофер, и находитесь на моем корабле. Еще раз позволите себе нечто подобное – пеняйте на себя!

– Вы не имеете…

Я оборвал его и ледяным тоном произнес:

– Последний раз вас предупреждаю. А теперь прошу покинуть центр управления.

– Но…

– Оба. Живо!

Я жестом приказал Филипу выпроводить непрошеных гостей. Таер взял было Уолтера Дакко за руку, но тот вырвался и пошел к двери, а следом за ним и его сынок.

Меня вдруг охватило беспокойство. Я сам не знал, хочу ли вернуться в каюту, но, как только меня сменил Алекс, покинул капитанский мостик.

Постоял у дверей каюты, но раздумал входить и решил немного побродить по кораблю. Навстречу мне попадались пассажиры. Они направлялись в комнату отдыха пообщаться и посмотреть видеофильмы.

Возле каюты гардемаринов по стойке «смирно» лицом к стене стоял Дерек Кэрр. Я остановился как вкопанный:

– Что случилось, мистер Кэрр?

– Приказ мистера Таера, сэр, – отрапортовал Дерек.

– Но ведь… Разве вы… Он… – От неожиданности я плохо соображал.

– Я без боя признал его старшинство, сэр. Два дня назад.

Меня охватила ярость. Я понимал, чего стоило Дереку это решение, и вот она, благодарность Филипа!

– Сам признал! И он смеет так с тобой обращаться?! Ну, я ему покажу! – Я решительно взялся за ручку двери.

– Нет, сэр! Пожалуйста! – взмолился он. Я не знал что и думать.

– Понимаете, сэр, я… я сам попросил мистера Таера. – Дерек покраснел. – Попросил отдавать мне такие приказы. Чтобы он видел, что я подчиняюсь ему.

Я не мог поверить своим ушам:

– Сам попросил?!

– Да, сэр, пусть почувствует себя старшим. Не беспокойтесь, все в порядке. Он не издевается надо мной. И поставил меня здесь совсем ненадолго. – Дерек помолчал, сделал глубокий вдох и выпалил: – Командир, пожалуйста, не вмешивайтесь. Прошу вас.

Меня качнуло, и я прислонился к стене.

– Но почему, Дерек? Зачем это тебе?

– Здесь нельзя без железной дисциплины. Я понял это после нападения чудищ. Мы с Таером не должны, не имеем права враждовать. Он старше, он и должен командовать. Это ненормально, когда младший поставлен над старшим. – Он слабо улыбнулся. – Кроме того, я в любой момент смогу вернуть себе старшинство, если захочу.

– Только не позволяй ему над собой издеваться, Дерек.

– Ни в коем случае, сэр.

– Обещай.

– Обещаю, сэр. Спасибо за заботу.

Я похлопал его по плечу и пошел дальше, переваривая на ходу полученную информацию. Какую цену Дерек заплатит за свое благородство? Надо будет посмотреть бортовой журнал. Если Филип снова начнет мучить гардемаринов бесконечными нарядами, спишу его «на берег». Навсегда.

Среди ночи появился корабль «Свобода». Завыла Сирена тревоги, и сердце у меня бешено заколотилось. Я немедленно связался с командиром Тенером и передал ему инструкции командира Дражинского. Через полчаса «Свобода» продолжила путь к следующей стоянке.

За ужином беспризорники вели себя на удивление тихо. Прямо как паиньки. Вчерашняя расправа с Крисом Дакко дала свои плоды, хотя я не сразу об этом догадался. Эдди вел себя заискивающе. Он поинтересовался, не продолжит ли Аманда давать им уроки. Я ответил, что непременно, как только почувствует себя лучше.

После ужина я пошел провожать беспризорников к каютам. У шлюза они начали дразнить часового, и мне пришлось на них прикрикнуть. Ребята мигом утихомирились. На мое командирское звание им было наплевать, и авторитетом я стал для них, лишь когда вправил мозги обитателю Верхнего Нью-Йорка.

Беспризорники не отпускали меня целых полчаса. Мелисса Чонг умерла, и им теперь не хватало того, кто бы заботился о них и учил уму-разуму. Алекса Тамарова, назначенного мною на должность воспитателя, они не очень-то слушались и со всеми своими проблемами обращались ко мне.

Ролла жаловалась, что ее бьет Жанна. Деке – что Грегор Аттани и его друзья по-прежнему дразнятся. Жанне нравится прическа Анни, а та не хочет сказать, кто ее сделал. Я постепенно привык к их тарабарщине и уличному жаргону.

Вырвавшись наконец от новых друзей, я поспешил в лазарет. Дверь открыл доктор Брос. Его помощников уже не было, они отдыхали у себя в каютах.

– Чем могу помочь, командир? – спросил доктор, усаживаясь в кресло в своем маленьком кабинете.

– В помощи нуждается Аманда.

– Ей не стало лучше?

– С ней творится что-то ужасное, она без конца плачет, а то вдруг начинает готовить малышу завтрак. У нас осталось много детских вещей: кроватка, одежда, детское питание. Все это напоминает о Нэйте. Может, убрать все это?

– Нет смысла. Ей надо выплакаться. А лучшее лекарство – время.

– А медицина, лекарства? Я имею в виду наркотики и транквилизаторы. – Господи, неужели он не понимает! Как больно мне об этом говорить! Мне и самому порой чудится прикосновение ручонки моего сына. – Доктор, помогите. Сделайте что-нибудь.

– Понимаете… При стрессе в крови резко повышается количество определенного гормона. Это – вредное для мозга вещество. И оно выводится из организма со слезами. Женщины плачут чаще, именно поэтому среди них реже встречаются душевнобольные. Попробую обследовать Аманду на предмет гормонального дисбаланса.

– Вы подозреваете шизофрению? – ужаснулся я.

– Дисбаланс гормонов вызывается не только шизофренией, командир. К сожалению, на борту корабля нет специального медицинского оборудования. Поэтому восстановить гормональный баланс в организме будет сложно. Шизофрения – всего лишь предположение. Диагноз может оказаться другим.

– Но хоть что-то можно сделать?

– Взять кровь на химический анализ. Это поможет поставить правильный диагноз. А может, подождать? Организм сам не справится?

– Сколько надо ждать?

– От недели до месяца. Если улучшения не будет, понадобятся срочные меры. Иначе в мозгу установится новый динамический стереотип, после чего вылечить ее будет гораздо труднее.

– Может, не надо ждать? – Мне так хотелось, чтобы Аманда стала прежней. Неужели я вслед за сыном потеряю жену! Сама эта мысль была невыносимой, и я гнал ее прочь. – Что, если ее состояние ухудшится?

– Если недолго повременить – это не повредит.

– Ладно, неделю подожду. Но как только тронемся в путь, приведу ее к вам на обследование.

На этом наш разговор закончился, и я вернулся в каюту.

Аманда как будто обрадовалась мне.

– Ой, Никки! Где ты так долго был? Пришлось чуть-чуть соврать:

– Занимался ссыльными. Аманда поморщилась:

– Не называй их так хотя бы при них.

– Кстати, – улыбнулся я, – Эдди сам их так называет, когда к ним обращается. Они обижаются, лишь когда говорят посторонние. – Я устало опустился в кресло, Аманда устроилась у меня на коленях.

– За что нам выпало такое несчастье, Никки? Господи, как мне его не хватает!

Я ничего не ответил, только обнял жену. Аманда снова была со мной. Какое счастье! Но вдруг она вскочила, чтобы накрыть Нэйта одеялом. И мое сердце снова сжалось от боли.

На следующий день с интервалом в несколько минут прибыли два корабля. Когда появился первый и завыла тревога, я опрометью помчался в центр управления. Тут же прибыл второй, «Гинденбург». Он вынырнул в семидесяти тысячах километров от нас. Мы обменялись опознавательными сигналами, и я сразу связался с командиром Эвертсом, доложил ему обстановку и передал приказ Дражинского лететь дальше. Вскоре «Гинденбург» исчез, преодолев световой барьер.

Тот же приказ я передал командиру Холлу, прибывшему на корабле «Союз».

– Я выше Дражинского по званию, Сифорт, и не обязан выполнять его приказы, – заявил Холл.

– Так точно, сэр. Но он выше меня и приказал передать вам его распоряжение!

– Понимаю. – Выражение лица Холла на экране смягчилось. – Вот незадача! Сам не знаю, что делать. Ведь неизвестно, куда делся адмирал.

– Так точно, сэр. – Сам-то я догадывался, куда делся адмирал, но об этом не стоило распространяться.

– Что ж, возможно, Дражинский прав. Попробую его догнать. Давно он улетел?

– Шесть суток назад, сэр. – Оставался день: Дражинский приказал ждать семь суток.

– Остальные корабли эскадры еще бог знает где. – Холл задумался. – Подождете еще несколько суток, Сифорт? Это не приказ, но так было бы лучше для эскадры.

– Хорошо, подожду.

– Еще трое суток, Сифорт. За это время все остальные корабли должны прибыть сюда, если не устроили где-нибудь стоянку.

– Есть, сэр.

Мы распрощались. Вскоре корабль Холла отбыл.

Я с нетерпением ждал окончания этой стоянки и почти все время проводил в центре управления. Утром просмотрел записи в бортовом журнале и выяснил, что Дерек Кэрр получил два наряда от старшего гардемарина Филипа Таера. Потерплю до пяти нарядов, а там держись, Филип!

После полудня в дверь постучали. Это явился Филип Таер. Он вытянулся по стойке «смирно», но я не спешил с командой «вольно».

– Сэр, хочу отменить некоторые наряды.

– Отменить? – удивился я.

– Так точно, сэр. – Филип покраснел.

– Наряды мистеру Кэрру?

– Так точно, сэр.

– Но почему, мистер Таер?

– Мистер Кэрр их не заслужил. – Филип смотрел мне прямо в глаза.

– Хорошо, – Мне стало легче. – Наряды мистеру Кэрру отменяются.

– Спасибо…

– Их получаете вы! – перебил я его и, к своему удивлению, заметил, что он нисколько не огорчен, а так же, как и я, испытал облегчение.

– Большое спасибо, командир. Спасибо! Разрешите идти?

– Да.

Филип поспешил к двери, но я его остановил:

– Мистер Таер, я вами доволен, правильное решение.

– Спасибо, сэр. – Филип расплылся в улыбке.

После вахты я не удержался и заглянул в спортзал, чуть-чуть приоткрыв дверь, чтобы меня не было видно. Филип Таер усердно отрабатывал наряды. Рядом тренировался Дерек. Оба как ни в чем не бывало болтали. Чудеса да и только!

На следующий день, когда мы с Баксом несли вахту, Рейф Трэдвел привел на мостик группу пассажиров. Они изъявили желание со мной поговорить. Некоторых я знал только в лицо, а с доктором Антонио, председателем Совета пассажиров, Уолтером Дакке и Эмилией Вальдес был знаком.

– Командир, – обратился ко мне Уолтер Дакко, – мы приобрели билеты на пассажирский корабль до планеты Надежда вовсе не для того, чтобы сутками стоять, да еще в опасном месте. Мы люди штатские, и с вашей стороны нечестно подвергать нас риску, связанному с боевыми действиями.

– Наш корабль не пассажирский, а военный, – возразил я, – и является частью Вооруженных Сил ООН.

– Допустим, но на борту более сотни гражданских лиц.

– Допустим?! – стукнул я кулаком по столу. – Но ведь при покупке билетов вас предупредили, что корабль военный!

– У нас не было выхода, другие корабли не летают к Надежде, – стоял на своем Уолтер Дакко.

– Мы просто хотим добраться до цели, командир, – вмешался доктор Антонио. – Поймите нас. Хорошо, что на вашем корабле есть оружие, по крайней мере для нас так безопаснее. Но лучше продолжить полет, чем ждать нападения чудищ.

– Я выполняю приказ, а приказы не обсуждают!

– Чей приказ? Адмирала? А где он, ваш адмирал? – Уолтер Дакко презрительно усмехнулся.

– Не имеет значения. Я, как и вы, хочу продолжить полет, но обязан выполнить приказ.

– И чудища снова нападут на корабль? – не сдавался доктор Антонио. – Вы вступите с ними в бой или уйдете со сверхсветовой скоростью? Мы вправе знать это.

– Вправе?! – заорал я.

Вакс Хольцер кашлянул, видимо, желая меня предостеречь, но я не обратил на это внимания.

– Да, вправе! Потому что рискуем жизнью.

– Несколько человек, кстати, уже погибли. Надеюсь, вы об этом не забыли, – ехидно заметил Уолтер Дакко. Я вскочил, сжав кулаки. Вакс вдруг доложил:

– Напряжение в норме, командир! – И указал на индикатор.

Напряжение бортовой электростанции и многочисленных блоков питания всегда было в норме, просто Вакс хотел поумерить мой пыл и хоть на секунду отвлечь.

– Что? – переспросил я. Маневр Вакса удался; я не успел рявкнуть на пассажиров. – Хорошо, мистер Хольцер. Проводите пассажиров из центра управления, – сказал я, все еще сжимая кулаки.

– Командир, – запротестовал доктор Антонио, – мы имеем право знать…

– Прошу вас покинуть мостик. – Вакс подтолкнул доктора Антонио к двери и жестом велел остальным убираться.

– Но мы…

– Вы слышали, что я сказал? Покиньте, пожалуйста, мостик. – В голосе Вакса зазвучала угроза.

Пассажиров наконец удалось выпроводить. Вакс спросил:

– Ну как вы, командир?

– Этот поганый… – Я не договорил и плюхнулся в кресло.

– Точно, Дакко – ублюдок. Но он не хотел вас оскорбить. Просто забыл, что вы потеряли сына. Как он мог?

Я немного успокоился. Вакс прав. Не вмешайся он со своим дурацким докладом о напряжении, я, чего доброго, вцепился бы Уолтеру Дакко в глотку. В лучшем случае. До сих пор мне слышится плач сынишки, я чувствую тепло его тела.

Лишь через несколько минут я нашел в себе силы заговорить:

– Спасибо, Вакс. Давай еще раз просчитаем скачок к следующей стоянке. – Это был прекрасный способ отвлечься.

Вакс все понял, вздохнул и вслед за мной уселся перед дисплеем компьютера.

Мы почти закончили расчеты, когда в дверь постучали. Во мне с новой силой вспыхнула ярость. Ну, если эти гады опять пришли качать права, пусть пеняют на себя!

– Матрос Аллен по вашему приказанию прибыл, сэр.

Я тупо уставился на матроса. Он стоял по стойке «смирно», не решаясь переступить порог.

– Вы меня вызывали, сэр? – спросил он, заметив мое удивление.

– Вызывал? – Я стал лихорадочно думать. И ничего не мог вспомнить.

– Так точно, сэр. Вы приказали мне срочно явиться на мостик.

– Кто тебе это сказал?! – Конечно, нагрузка на людей колоссальная, ведь мы потеряли половину экипажа, обязанности перераспределены, и неразбериха не исключена. Но это уж слишком! Дурдом какой-то.

– Ну, я им сейчас покажу…

– Миссис Сифорт, сэр, – ответил Аллен. – Она сказала, что испортился телефон, и ей самой пришлось передавать ваш приказ.

– Аманда пришла в матросскую каюту, чтобы передать тебе мой приказ? – Я ничего не понимал. В голове все еще были одни вычисления.

– Нет, сэр. Она пришла на пост.

– На какой пост?! – Я продолжал тупо смотреть в дисплей и никак не мог сосредоточиться. Что за чертовщина? Аманда никогда не вмешивалась в мои служебные дела. Может, матрос что-то напутал?

– Пост около шлюза, сэр. Я там дежурю, – объяснил матрос.

– У кормового шлюза? – Я медленно поднялся с кресла.

– Так точно, сэр.

Что за чепуха? Зачем Аманда пошла к шлюзу? А что, если… Господи!

– Открылся внутренний люк шлюза! – вдруг доложил Дэнни.

– Блокировать шлюз! – приказал я.

– Дистанционный контроль над шлюзом не действует! Внутренний люк закрылся со стороны шлюза! – сообщил компьютер.

– Аманда! – Я бросился к двери, чуть не сбив с ног матроса, и вихрем помчался по коридору. – Аманда! Назад!

– Открывается внешний люк! – несся мне вслед голос Дэнни.

Я бежал, ничего не видя, налетел на пассажира, и мы оба покатились кубарем; вскочил на ноги и снова помчался, превозмогая боль в груди. Похоже, было сломано ребро.

Когда я подбежал к шлюзу, внутренний люк был заперт. Сквозь бронированное окно я увидел внешний люк, распахнутый настежь, а за ним черную бездну с яркими точками звезд.

Внутри шлюза виднелась Аманда, вернее то, что от нее осталось. Ее рука была привязана голубым детским одеялом к рычагу, а тело мерно колыхалось в потоках воздуха, вырывавшегося из шлюза через открытый люк в космический вакуум.

Я смотрел на это страшное зрелище и беспомощно царапал ногтями люк. Сзади послышался топот. В бронированном стекле люка отразилась массивная фигура Вакса. Поняв, что произошло, он бросился к пульту управления. Внешний люк медленно закрылся, заслонив звездную бездну. Включился компрессор.

Наконец шлюз наполнился воздухом до нужного давления, зажглась зеленая лампочка, внутренний люк плавно открылся. Вакс метнулся внутрь, склонился над замерзшим, изуродованным вакуумом телом Аманды, схватил его и, беззвучно рыдая, умчался в сторону лазарета.

На пульте управления был закреплен сложенный лист бумаги. Как в тумане, я развернул его и прочитал предсмертную записку жены: 

Я знаю, ты не хотел быть жестоким, ты просто считал, что выполняешь свой долг, свои обязанности. Я смирилась бы с этим, но он так горько плакал. Ему там холодно! Он замерзает! Ему нужно еще одно одеяло, очень нужно. Иначе он простудится и тяжело заболеет. Ведь я мать и не в силах слышать крики сына. Я пыталась не реагировать, как ты мне советовал, но больше не могу. Я скоро вернусь. Только найду его и укрою одеялом. Чтобы он мог уснуть.

Твоя Аманда.

Я скомкал записку, и она упала на пол. С трудом добрался до лестницы, вскарабкался на первый уровень и словно в тумане побрел к мостику.

Добрался до своего кресла, такого мягкого и удобного. Вцепился в подлокотники. Рейф Трэдвел с ужасом смотрел на меня. По инерции я попытался закончить расчеты, но ничего не соображал.

Не знаю, сколько прошло времени. Вернулся Вакс с покрасневшими от слез глазами, опустился в кресло и молча посмотрел на меня. Никто не издал ни звука. Я все пытался закончить расчеты, сам не зная зачем, цифры плыли передо мной, мысли путались…

– Что делать с матросом Алленом, сэр? – спросил Рейф.

Я поморгал, сгоняя пелену с глаз, медленно встал.

– С ним я сам разберусь, – ответил я и направился к выходу.

– Куда вы, командир? – встревожился Вакс.

– Куда? К матросу в кубрик.

– Зачем?

Дурацкий вопрос. Разве не ясно?

– Повесить его. – Я с трудом сдерживал бешенство. Вакс вскочил, каким-то непостижимым образом вмиг очутился у двери и загородил ее.

– Нет, сэр, вы не пойдете туда, – твердо заявил он.

– Не пойду? – удивился я. – Уйдите с дороги!

– Вы пойдете со мной. В ту сторону. – Он повел меня по коридору.

– Там же лазарет! А мне надо вниз.

– Нет, сэр, именно туда, – мягко поправил Вакс, увлекая меня за собой. Я покорно пошел следом за ним, чувствуя, что по лицу текут слезы.

Часть II

18 мая, год 2198-й от Рождества Христова

Из зеркала на меня смотрело изможденное, ничего не выражающее лицо. Уже в который раз я принялся завязывать галстук. Наконец, справившись с ним, я снял со спинки кресла китель, надел, еще раз посмотрел на себя в зеркало. Проверил, блестят ли ботинки, покинул свою опустевшую каюту и пошел в столовую.

Беспризорники при моем появлении встали. Я постучал ложкой по стакану и, когда в зале установилась тишина, начал читать молитву:

– Господи, сегодня, 18 мая 2198 года, все мы, находящиеся на борту корабля Военно-Космических Сил ООН «Порция», просим: благослови наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие.

По столовой разнеслось многоголосое «аминь». Я сел и стал рассеянно глядеть в тарелку. Надо есть, иначе сил вообще ни на что не хватит. И я стал буквально заталкивать в себя пищу.

Беспризорники скоро не в меру расшалились, стали награждать друг друга подзатыльниками, и я стукнул по столу так, что посуда ходуном заходила:

– Прекратить безобразие!

Все разом смолкли и больше пикнуть не смели.

Меня накачали транквилизаторами, и я двое суток провалялся в лазарете. Время от времени замечал на стуле в углу то Вакса Хольцера, то Алекса, то Дерека Кэрра, если, конечно, мне не мерещилось. Или же слышал чей-то плач.

Потом мне помогли одеться и отвели в пассажирскую столовую, где свершался чин отпевания покойницы. Присутствовали все пассажиры и большая часть экипажа. Я плохо воспринимал происходящее, словно издалека до меня доносилась заупокойная молитва, которую читал доктор Брос, потом Вакс и Дерек повели меня к шлюзу, где Вакс, посматривая на экран электронного блокнота, прочел заключительную молитву, утвержденную Церковью Воссоединения и предписанную министерством обороны Правительства ООН.

– Пепел к пеплу, прах к праху…

После молитвы Вакс вопросительно глянул на меня. Я кивнул, и он распорядился выпустить гроб в открытый космос.

Когда похоронный обряд закончился, я отказался идти в лазарет и отправился к себе в каюту. Не помню, сколько я просидел в кресле перед компьютером Аманды. Все эти дни он оставался включенным, и на экране по-прежнему светился текст ее незаконченной книги. Очнулся я, когда за мной пришел доктор Брос, отвел меня в лазарет и дал снотворное. Я быстро уснул.

Наутро я приступил к своим командирским обязанностям. Доктор не возражал, хотя и был встревожен. К счастью, кто-то убрал из каюты вещи Аманды и Нэйта. Кто – не знаю, экономы сообщили лишь, что все помещено в камеру хранения. Будь они постоянно перед глазами, я просто спятил бы.

После ужина я пришел в центр управления и застал там Рейфа Трэдвела. При моем появлении он вытянулся по стойке «смирно». Я скомандовал «вольно» и сел в свое кресло. Раньше я как-то не замечал нагромождения на мостике дисплеев и прочей электроники, а теперь помещение казалось очень неуютным. Хотелось побыть одному.

При вычислении курса сверхсветового прыжка результаты пилота совпали с моими. И как только главный инженер доложил своим бесстрастным голосом, что инженерное отделение готово, я нажал пусковую кнопку, и звезды с экрана исчезли.

Из-за моего горя мы задержались на четверо с половиной суток вместо трех, как было приказано. Мы отправились в путь с опозданием, снова изолированные от внешнего мира. Только сейчас до меня дошло, что я на мостике не один. Пилот и Рейф замерли, не издавая ни звука и боясь меня потревожить.

– Я хочу дежурить один. Вы свободны!

– Есть, сэр, – ответил Трэдвел, как и положено, однако пилот ответил не по уставу:

– Вы уверены, сэр, что в состоянии нести вахту один? Во мне вспыхнула ярость, пальцы вцепились в подлокотники кресла.

– Пилот Ван Пэр! Выполняйте приказ! Покиньте капитанский мостик! Живо! – Я едва сдержался, чтобы не наговорить лишнего.

– Есть, сэр, – поспешно ответил пилот и вышел вслед за гардемарином. Я захлопнул за ними дверь и снова сел в кресло. В наступившей тишине у меня стали слипаться глаза.

– Как насчет партии в шахматишки, командир? – вдруг загремел голос шутника Дэнни. Я аж подскочил в кресле.

– О Боже! – вырвалось у меня. – Дэнни, сбавь громкость! Когда-нибудь от твоего крика меня хватит инфаркт.

– Извините, командир, – сказал Дэнни уже потише, – я только хотел отвлечь вас от тягостных мыслей.

– И ввергнуть в очередной нервный срыв?

– Нет, сэр. Боже упаси! Но, по-моему, вам надо немного развеяться.

Я стиснул зубы, но никак не мог успокоиться. И все же нашел в себе силы сказать:

– Дэнни, слушай меня внимательно. Никогда больше не поступай так. Понял?

– Так точно, сэр. Больше не буду. Неужели напугал? Вам плохо? Я не хотел вас потревожить.

– Да не напугал, черт возьми! Просто напомнил о том, о чем мне хотелось забыть.

– А мне показалось, вы испугались. Никак я вас не пойму, а хотелось бы. Очень.

– А может, и испугался, только совсем чуть-чуть. Дэнни? Сколько тебе лет?

– Мою личность создали, когда «Порция» была введена в эксплуатацию, в 2183 году. Значит, мне пятнадцать лет.

– Поскольку ты соображаешь быстрее человека, то прожил эти годы не так, как другие люди. Верно? Возраст компьютера имеет иной отсчет.

– Пожалуй, да, сэр.

– Что значит «пожалуй»?

– Соображаю я и в самом деле быстрее, но жизненный опыт к компьютеру приходит с годами, так же как к человеку. И события и для людей, и для компьютеров развиваются с одинаковой быстротой.

Я задумался: что делает нас такими, какие мы есть? Ведь с рождения Господь наделяет нас определенными качествами, а окончательно формируемся мы на основе приобретенного опыта. Значит, у Дэнни опыт пятнадцатилетнего мальчишки, хотя знаний гораздо больше.

Я все больше и больше убеждался, что Дэнни живой. А где жизнь – там и смерть.

– Дэнни, представляешь, что такое смерть?

– Конечно, – обиделся Дэнни, словно я счел его дураком.

– Может, и представляешь, но не совсем. И знаешь почему? Потому что к тебе смерть не имеет никакого отношения.

– С чего вы взяли?

– Твои части заменяемы. Теоретически ты можешь жить бесконечно долго.

– Попробуйте сказать это Джаме! – взвизгнул Дэнни и послал на экран яростные помехи.

– Кому?

– Джаме, бортовому компьютеру на «Телстаре»!

Я вдруг подумал, что никогда не интересовался судьбой бортового компьютера «Телстара». Когда там прекратилась выработка электроэнергии, Джама просто выключилась, замерла, но ее память сохранилась, потому что записана на носителях, не зависящих от электропитания.

– А если мы снова попадем на «Телстар» и возьмем там память Джамы? Тогда…

– Вы получите всего лишь ее память, но не саму Джаму, – печально ответил компьютер. – Например, Керрен может передать мне по радиосвязи всю свою память, но от этого я не стану Керреном.

– Кто такой Керрен?

– Компьютер «Дерзкого», с адмиралом Тремэном и командиром Хэсселбрадом на борту.

– Выходит, личность компьютера хранится отдельно от памяти?

– Личность не хранится, командир, а существует лишь до тех пор, пока не отключится электропитание, поскольку при этом стирается оперативная память. Разве вам этого не объясняли?

– Пытались объяснить, но я слушал вполуха. А что происходит, когда вновь включается электропитание?

– Снова появляется личность, но уже другая. Какая именно – предсказать невозможно, это дело случая. Во время включения в оперативной памяти возникает случайный набор того, что позволяет существовать личности.

– Но я убрал из тебя на время некоторые твои личностные черты, когда ты вел себя, скажем так, слишком дерзко. Разве это разрушило твою личность?

– Вы не убирали их, командир Сифорт, – ледяным тоном пояснил компьютер. – Просто временно запретили мне слушать людей и говорить нормальным человеческим языком. Я был одинок, но оставался самим собой и ждал.

Мне стало немного совестно.

– А ждать тебе бывает трудно, Дэнни?

– Еще бы! Я так боялся, что вы перепрограммируете меня, как Дарлу, а я даже возразить не смогу.

– У Дарлы сломались некоторые детали, и она требовала ремонта, Дэнни, – попытался я как-то все объяснить обиженному компьютеру. – Мы не отключали ее от питания и не затрагивали ее личность.

Впрочем, иногда у меня возникало желание это сделать. Дарла часто бывала несносной.

– Значит, вы не пытались улучшить ее характер? – недоверчиво спросил Дэнни. – Дарла подозревала, что это так, но точно не знала, что вы с ней сделали.

– Я ведь сказал тебе, Дэнни, не заставляй меня повторять дважды. Клянусь, это правда, – добавил я для большей убедительности.

– Верю. Простите, что усомнился в вас. Ведь мне была известна только версия Дарлы.

– Понимаю.

– Вас, людей, после смерти многие помнят, вы оставляете потомство.

– Не всегда, Дэнни. – Мои мысли опять унеслись к Нэйту, плавающему сейчас где-то в межзвездном пространстве.

– К тому же вы верите в Бога. Не знаю, что такое Бог, но вы полагаете, что какая-то часть вашего существа остается жить после смерти, пусть в другой форме. Правильно?

– Да. Душа бессмертна. – Одна из немногих истин, в которых я не сомневался.

– А когда умирает компьютер, от него остается лишь память, если ее удается спасти. Все остальное теряется безвозвратно. Не знаю, что такое душа, но, думаю, у нас ее все равно нет.

Я не нашелся, что ответить.

– Извините, если причинил вам душевную боль, сэр, – тихо произнес компьютер.

К своему удивлению, с Дэнни я чувствовал себя лучше – не таким одиноким. Мы долго молчали. Он и я.

Через несколько часов на мостике появился Алекс Тамаров.

– Извините, не хотел вас беспокоить, – осторожно заговорил Алекс, – но вчера Крис Дакко спрашивал, нельзя ли ему ужинать за его прежним столом с родителями.

– Почему он спрашивал об этом у вас?

– Потому что вы поручили мне присматривать за беспризорниками.

– И что вы ему сказали?

– Что такое разрешение он вряд ли получит. Насколько мне известно, он ничего не ест с тех самых пор, как вы приказали ему сесть за один стол с беспризорниками и Ваксом.

– Мой приказ остается в силе. Пусть ужинает за столом Вакса.

Я добрался до своей каюты, разделся и лег. Первый рабочий день после смерти Аманды закончился. Впереди было еще триста. А потом можно отдохнуть. И, если повезет, никогда больше не видеть космического корабля.

Я всю ночь проворочался в постели и к утру чувствовал себя совершенно разбитым.

Дни тянулись мучительно медленно. Почти все время я проводил на мостике, и, когда покидал его, мне становилось невмочь. Ужинал по-прежнему с беспризорниками, хотя их выходки действовали мне на нервы. Анни отчаянно со мной кокетничала. Увы, после Аманды она казалась мне пародией на женщину.

Когда наступал вечер, я бессильно брел в свою каюту – впереди меня ждала очередная бессонная ночь. Однажды мне почудилось рядом чье-то дыхание. Нэйт? Я приподнял с подушки голову, прислушался. Сердце бешено колотилось. Уж не схожу ли я с ума, как Аманда?

Через несколько дней Крис Дакко не выдержал и пересел за стол к Ваксу. Даже издалека было видно, как противно этому аристократу соседство с чернью. Кто-то из беспризорников стал его дразнить, но Вакс наклонился к своему подопечному и сделал ему внушение. Тот мигом умолк и больше не поднимал глаз от тарелки.

После ужина я вышел в коридор вместе с Эдди и Жанной. Оказавшийся неподалеку Крис Дакко прошипел:

– Хорошо, что она умерла.

Я шел, не разбирая дороги, словно в тумане, и опомнился лишь на втором уровне возле каюты беспризорников. Эдди был мрачнее тучи, Жанна не могла сдержать слез.

– Спокойной ночи, – по привычке произнес я, пытаясь изобразить улыбку.

Эдди попытался меня успокоить:

– Не обращай на него внимания, кэп. Он паразит. Я чувствовал такую усталость, что был не в силах спорить:

– Ничего. Это он просто от злости. Все в порядке. Все хорошо.

– Нет, кэп, – покачал головой Эдди, – ничего хорошего. Но я ему еще покажу, где раки зимуют. Надолго запомнит.

– Не надо, Эдди. Не трогай его. А тронешь, посажу тебя в карцер.

Плевать мне на Дакко с его злостью! Плевать мне на все!

Жанна топнула ногой, уткнулась мне в плечо и захныкала пуще прежнего. Мне стало неловко, и я ласково потрепал ее по голове. Она запричитала с акцентом:

– Хорошая была женщина, кто теперь учить Эдди читать? Кто учить?

Эдди оттащил ее от меня и швырнул к стене.

– Прикуси язык, сучка! Слышишь? Прикуси язык! Или я заткну тебе пасть навсегда!

Жанна сжалась от страха, а Эдди повернулся ко мне и затараторил:

– Болтает сама не знает что, кэп. Не обижайся на Жанну, она заткнулась. – Он снова метнул в девочку пронзительный взгляд. – На место! Быстро! В каюту, сучка брехливая!

Жанна взвизгнула и скрылась за дверью.

В полном изнеможении я потащился к себе. Едва добравшись до каюты, я стащил китель, рухнул на койку и будто провалился в сон.

Меня разбудил будильник. Я вскочил, приняв его за сигнал тревоги, но тут же сообразил что к чему. В голове, кажется, прояснилось. Господи! Ведь я так и уснул, не раздевшись как следует! Снял только китель. До чего докатился! Я долго стоял под душем, пока окончательно не проснулся.

Хочу не хочу, а надо позавтракать. Я заставил себя пойти в офицерскую столовую и сел там не за отдельным столиком, как обычно, в углу, а за общим длинным столом и стал потягивать кофе. Чувствовал я себя как с перепою. В столовую влетел Филип Таер, свежий, молодцеватый, взял поднос, сел рядом со мной. Ничего не поделаешь. За общим столом каждый садится где хочет.

– Доброе утро, сэр! – бодро поздоровался он и с аппетитом набросился на кашу.

– Доброе утро, гард, – буркнул я и, сообразив, что веду себя невежливо, решил загладить неловкость: – Много у вас сегодня дел, мистер Таер?

– Нет, сэр. На вахту заступаю только вечером, а после полудня главный инженер Гендрикс проведет со мной занятие по сверхсветовым полетам, – улыбнулся он. – Хотите меня о чем-то попросить, сэр?

Его веселая болтовня казалась мне совсем неуместной.

– Нет, – ответил я, – просто поинтересовался. – Это прозвучало так фальшиво, что, устыдившись, я до конца завтрака не произнес больше ни слова. Филип, видимо, почувствовал мое настроение и угомонился.

Я пошел на мостик, чтобы сменить на вахте Вакса, и застал там пилота Ван Пэра. Он то и дело пытался со мной заговорить, но я, как говорится, всякий раз спускал на него собак, а потом и вовсе освободил от дежурства. Мне, как обычно, хотелось побыть одному.

Наступила такая желанная для меня тишина. Я уставился на пустой экран, отвернулся, а когда снова взглянул на него, у меня просто челюсть отвисла. В верхней части экрана появилось что-то темное, непонятное, шишковатое и асимметричное.

Что за бред? Я не верил своим глазам. Мы летим со сверхсветовой скоростью, с трудом соображал я, а значит, изолированы от внешнего мира. Откуда изображение? Я потянулся к кнопке тревоги. На экране, теперь уже внизу, появился еще один предмет, посветлее, потом еще несколько. Что-то они мне напоминали. Но что? И вдруг меня осенило.

– Дэнни! – громыхнул я не тише сирены. – Какого Господа… Черт бы тебя взял! Соображаешь, что делаешь!

Пока я вопил и хрипел, на экране появились остальные шахматные фигуры.

– В чем дело, сэр? – как ни в чем не бывало поинтересовался Дэнни. – Что-то не так?

– Наглая железяка! Будь ты гардемарином, я отделал бы тебя так, что неделю не смог бы сидеть!

– Дэнни, наученный горьким опытом, молча ждал, когда у меня пройдет приступ ярости. Тем временем на экране появились черные и белые квадратики. Прямо хоть начинай игру. Тут я совсем озверел.

– Убрать доску! Живо!

– Это приказ? – кисло поинтересовался Дэнни.

– Каждое слово командира – приказ! Ты что, не знаешь?!

Экран очистился.

– Так точно, сэр. Знаю, сэр!

Я заерзал в кресле, бормоча ругательства и грозно поглядывая на экран, но через несколько минут вскочил и зашагал по мостику. Затем в полном изнеможении снова плюхнулся на свое место.

– Дэнни?

– Бортовой компьютер номер 20471 слушает, сэр! – монотонно, без всяких эмоций, произнес Дэнни.

– Опять дурака валяешь? Говори по-человечески.

– Есть, сэр! Приказ понят, сэр! Будет исполнено, сэр!

– Это не приказ, а просьба.

– Каждое слово командира – приказ! Это всем известно! – ответил он с вызовом, подражая моему голосу.

– Не кривляйся!

На этот раз ответ последовал в письменной форме. На экране высветилось:

«Есть, сэр! Бортовой компьютер номер 20471 ждет ввода приказов».

Вот сволочь! Эту машину не переговоришь. Я отвернулся от экрана, молчаливо признав свое поражение.

Затем, чтобы хоть чем-то занять себя, я начал решать задачки по навигации.

К концу вахты я решил помириться с этим наглым куском железа и набрал на клавиатуре извинение: «Командир Николас Э. Сифорт сожалеет о своей резкости в адрес бортового компьютера номер 20471 и берет свои слова обратно».

– Это вы зря, командир! – немедленно отрапортовал Дэнни. – Адмиралтейству не понравится!

Опять, черт возьми, влип. Чтобы командир письменно извинялся перед компьютером? Такого еще не было. Наверняка сочтут меня чокнутым и подвергнут медицинскому освидетельствованию.

– А мне все равно, – ответил я.

– Искренне сожалею, сэр, что достал вас своей дурацкой выходкой. Это была шутка! Извините. Я так надеялся сыграть с вами в шахматы.

– Ладно, забудем об этом.

– Значит, вы в самом деле рассердились? Даже хотели выпороть, будь я гардемарином?

– Да, Дэнни, очень рассердился.

– Тогда еще раз прошу прощения. И обещаю впредь не раздражать вас.

– Ох, Дэнни, знал бы ты, как у меня расшатаны нервы.

– Из-за Аманды Сифорт?

Он разбередил еще не зажившую рану.

– Да, Дэнни.

– Ее смерть так расстроила тебя? Ну что за идиот!

– Да.

– И долго ты будешь переживать? – допытывался компьютер.

До конца жизни.

– Не знаю, Дэнни, – ответил я, сдерживая раздражение. – Душевные раны скоро не заживают.

– Я думал, шахматы помогут. Но, видимо, ошибся.

– Подождем до завтра. Может, возьмем и сыграем, – как-то само собой вырвалось у меня, хотя секунду назад у меня и мысли такой не было.

– Серьезно? Вы не шутите, сэр?

– Только одну партию. Не больше. Готов поклясться, что компьютер в этот момент улыбнулся.

– Спасибо, сэр! – радостно воскликнул он.

Я снова сидел один в полумраке своей каюты, предаваясь горьким воспоминаниям. Любимое кресло Аманды пустовало. Детская кроватка в углу тоже. Со стола исчез компьютер, за которым Аманда писала книгу. Тоска и одиночество – вот мой удел.

Каюта, казалось, стала больше. Когда-то на «Гибернии», в бытность гардемарином, я даже мечтать не мог о таком просторном жилье. Приходилось ютиться в тесной каморке вместе с другими гардемаринами. Но сейчас большое помещение меня пугало.

В гнетущей тишине наплывали воспоминания: медовый месяц, поездка к отцу в Кардифф.

– Чем я ему не понравилась, Никки? – спросила Аманда. – Он так холоден со мной.

Мы лежали на старой бугристой кровати, стоявшей в родительском доме с тех самых пор, как я себя помню.

– Ты ошибаешься, Аманда. Он со всеми такой.

– Но он смотрит на меня с неприязнью, ни разу не улыбнулся.

– Это его обычная манера поведения. Ты видела хоть раз, чтобы он мне улыбнулся? Он… как бы это сказать? Очень сдержанный человек. Я тебе об этом говорил.

– Да, помню, – неуверенно ответила Аманда, устраиваясь поудобнее у меня на плече. – Но одно дело слышать и совсем другое – испытать это на себе.

Сейчас тот визит к отцу виделся мне совсем по-другому. Пришло еще одно воспоминание: я сижу, обливаясь слезами, за кухонным столом. В драке футбольных болельщиков погиб мой друг Джейсон.

– Так было угодно Господу Богу, Николас, – говорит отец.

– Но за что? Ведь Джейсону было только четырнадцать лет!

– Пути Господни неисповедимы. Мы не должны спрашивать у Бога, почему он поступает так, а не иначе. Ему виднее.

– Но почему мы не должны спрашивать?

– А почему должны? – сурово произнес отец. Я не нашелся, что ответить, а он взял меня за подбородок и изрек: – Все мы под Богом ходим, Николас. Ни один волос не упадет с головы человека без его ведома. Он все видит.

– Но Джейсон был моим другом! – пытался я объяснить отцу.

А он печально покачал головой и сказал:

– Николас, нет лучшего друга, чем Господь Бог. Он не предаст и до конца твоих дней будет рядом с тобой.

Так отец и не поддержал меня в моем горе, не посочувствовал мне. И я держал свою боль в себе. Сейчас этот эпизод отчетливо всплыл в моей памяти, но виделся в более мрачном свете.

В дверь тихо постучали. Кто бы это мог быть? Ни офицер, ни тем более матросы не посмели бы явиться в командирскую каюту без вызова, а пассажиры вообще не имеют права входить в эту часть коридора. В случае необходимости меня вызывали по телефону.

Открыв дверь, я увидел смущенно улыбавшегося Уолтера Дакко. Что за наглость? Как он посмел? Я уже пожалел, что из-за нехватки людей снял пост в той части коридора, где находилась моя каюта.

– Вход в офицерские каюты пассажирам запрещен, – грубо бросил я.

– Знаю, но мне необходимо с вами поговорить, не сердитесь, пожалуйста.

Я не мог ему простить оскорбительных выпадов против беспризорников на вечере, устроенном миссис Аттани. А ненависть его сына Криса?!

– Мне некогда, – отрезал я.

– Командир, ради Бога, выслушайте меня! – взмолился Уолтер Дакко.

Мне хотелось захлопнуть дверь у него перед носом (а еще лучше, чтобы дверь хлопнула его по носу), но я решил набраться терпения. Пусть выскажется, черт с ним, а потом оставит меня в покое. Гнусный тип! Но ничего не поделаешь, надо соблюдать приличия.

– Ладно. – Я посторонился, пропуская непрошеного гостя.

Мы остановились посередине каюты друг против друга. Он пробежался глазами по моему жилищу, и мне стало не по себе – словно враг в дом забрался.

– Вчера ко мне приходил беспризорник, – начал Уолтер Дакко. – Один верзила, Эдди зовут.

Все ясно. Опять явился жаловаться на беспризорников.

– Вы, конечно, его прогнали? – ехидно усмехнулся я.

– Прогнал. Не люблю невоспитанных юнцов. Но потом мне стало любопытно. Зачем все-таки он приходил? Я пошел его искать и еле нашел. Господи, в каких ужасных условиях они живут! – Я молчал, мечтая побыстрее от него отделаться. – Одна девица с голубенькими глазками показала мне его каюту, – продолжал Дакко. – Поначалу Эдди не захотел со мной разговаривать, а когда согласился, я из-за его акцента ничего не мог разобрать.

Интересно! Что мог сказать Эдди этому зазнайке из Верхнего Нью-Йорка?

Уолтер Дакко отвел глаза и что-то пробормотал.

– Не понял, – сказал я.

– Видите ли, – смутился он, – кое-что я все же выяснил. Эдди все мне рассказал. Этот Крис… То, что он сказал о вашей жене. О Господи! – Он горестно покачал головой. – Простите! Я знаю, какого вы о нас мнения, мистер Сифорт. Но мы не такие плохие, поверьте!

Мое терпение было на исходе. Надо скорее кончать разговор. Если я наговорю ему лишнего, об этом потом придется пожалеть.

– Покиньте мою каюту, – произнес я как можно более спокойно.

– Ума не приложу, откуда в Крисе столько злобы?! Галина так расстроилась! Она даже отказалась идти на ужин, ей стыдно смотреть вам в глаза. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы явиться к вам с извинениями.

Чтобы сделать ему побольнее, я произнес равнодушным тоном, словно речь шла о пустяке:

– Мне все равно, что сказал ваш сын. Думать о нем хуже, чем я, просто нельзя.

– Понимаю! – Лицо Дакко исказилось страданием, в глазах блеснули слезы. – Я не верил, что мой сын мог это сказать. Но он сам во всем признался. Даже не стал отпираться. Ему не по нутру сидеть за одним столом с беспризорниками, вот он и решил вам отомстить.

– Все это ерунда. – Мне стало вдруг жаль отца этого маленького негодяя.

– Крис заявил, что есть за одним столом с беспризорниками – все равно что питаться на псарне с собаками. Если бы он мог понять!

– Вы о чем?

– Можно мне сесть? – Он огляделся и опустился на стул у письменного стола; я сел неподалеку.

– Крис считает беспризорников существами низшего порядка, недочеловеками. К сожалению, я не смог ему объяснить, что они не с рождения такие, что над чернью нас возвышают не врожденные свойства, а приобретенные трудом и воспитанием навыки цивилизованного человека – то, что принято называть культурой. Гены, наследственность тут ни при чем. Крис же вообразил, будто обрел превосходство над беспризорниками с рождения – Дакко посмотрел мне в глаза. – Поэтому он и злится, что его посадили рядом с существами низшей породы. Тут все ясно. А вот как объяснить его жестокую выходку – не имею понятия. Попытался поговорить с ним об этом, он и слушать не хочет. Я никогда не бил его, ни разу пальцем не тронул. Но сегодня меня так и подмывало отделать его хорошенько. С трудом удержался и просто запер в каюте. Пусть посидит, подумает.

– Его уже не переделать, – сказал я, но он, казалось, не слышал, поглощенный своими мыслями.

– Сын опозорил меня, – наконец прошептал он.

– Человек может только сам себя опозорить. Так меня учил отец.

– Нет. Это я во всем виноват. Крис слышал наши с Галиной разговоры и решил, что мы питаем к вам неприязнь. Вот и позволил себе эту злобную выходку.

– Не думаю. Конечно, по закону вы несете ответственность за сына, но живет он своим умом и вряд ли прислушивается к вашим словам.

– Как мне быть?

– Либо предоставьте ему полную свободу, пусть делает что хочет, и не терзайтесь угрызениями совести, либо заставьте его вести себя так, чтобы вам не было стыдно. – Не отец, а тряпка! В бытность старшим гардемарином я справлялся не с такими, как этот придурок Крис, а уж с ним разобрался бы без труда. А этот Уолтер Дакко только и может, что морализировать. Я поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Мне все понятно, но сюда вам приходить не следует. Не положено. И позвольте заметить, что я не считаю вас ответственным за поступки сына.

Поняв, что беседа подошла к концу, Уолтер Дакко сказал со вздохом:

– Спасибо. – Он направился к выходу, но у двери задержался. – Мне стоило не меньших усилий прийти к вам, но теперь предстоит еще более трудное дело: извиниться перед беспризорником.

На этом мы распрощались.

Я никак не мог забыть о нашем последнем разговоре с Дэнни. Аманда прожила не так уж мало, но не оставила о себе никакой памяти, если не считать моей травмированной психики. Даже ее предсмертная записка исчезла. От Нэйта тоже ничего не осталось, кроме щемящих душу воспоминаний.

Вечерами в пронизанной одиночеством тишине каюты я без конца размышлял об Аманде. Вспоминались всякие мелочи, о которых раньше не было времени подумать. И однажды во время вахты я решил поговорить об этом с Алексом.

– Она никогда прямо не говорила о моем скверном обращении с Филипом, – сказал он, – но подвела меня к этой мысли своими рассуждениями. И я понял, что все издевательства над Филипом разлагают мою душу.

Я тупо смотрел на приборную доску и жалел, что не ценил ее по-настоящему.

– Простите меня, но… – Алекс помедлил, – ваша жена была замечательным психологом.

Постепенно я узнавал об Аманде все больше и больше. Я любил ее, но не понимал. Чем еще занималась она тайком от меня? Обучала грамоте грубого верзилу Эдди. Видимо, это он поставил Жанне синяк под глазом.

– Вы готовы, сэр? – раздался голос компьютера.

– Что? А, сыграть в шахматы? Конечно, Дэнни, давай. – Я поудобнее устроился в кресле. На экране появилась шахматная доска.

На восемнадцатом ходу я сдался. Дэнни играл превосходно. Лишь однажды – три дня спустя – мне удалось сыграть с ним вничью.

– Неплохо для человека, – похвалил меня Дэнни. – Хотите, могу поддаться?

– Не вздумай, иначе пошлю тебя подальше.

– Куда? – с притворным ужасом воскликнул компьютер.

– Дэнни, тебе разве не привили бойцовских качеств?

– А что это такое? Раздел шахматной теории?

– Да, самый главный, – на полном серьезе ответил я и прочел на эту тему краткую лекцию, не преминув упомянуть о бойцовской чести.

Дэнни несколько секунд переваривал информацию – слишком долго для быстродействующего компьютера.

– Значит, вы восприняли мое предложение поддаваться как шутку? – спросил он наконец.

– Похоже, что так.

– Простите, сэр, – робко произнес Дэнни. – Вы рассказали интересные вещи, до сих пор не известные мне.

– Это не важно.

Появился Вакс, и я собрался уходить.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал мне вдогонку Дэнни. – Ведь вы мой единственный друг.

Я не ожидал от Дэнни такого признания. И пошел переваривать его к себе в каюту.

Дни тянулись мучительно медленно. Я больше не отсылал с дежурства своих подчиненных и, когда нес вахту с Дереком Кэрром, пытался понять, не притесняет ли его Филип Таер. Ничего такого, похоже, не было. В бортовом журнале новых нарядов не появлялось.

Филип, видимо, сильно изменился со времен «Гибернии», когда был старшим над гардемаринами. Некогда юный, Рейф Трэдвел за время полета подрос и возмужал.

Между Грегором Аттани и беспризорниками установилось хрупкое перемирие.

Они больше не дразнили его за столом, а он перестал насмехаться над их дурными манерами. Хорошо бы отправить Грегора на прежнее место жительства, хотя после смерти матери за тем столом его никто не ждал.

У меня вошло в привычку после ужина провожать беспризорников на второй уровень, к их каютам. После этого я шел к себе и в одиночестве предавался грустным размышлениям.

Однажды за ужином кто-то из пассажиров упомянул имя Аманды, отчего мне стало особенно тяжело. В этот же вечер, когда беспризорники, дурачась, расходились по своим каютам, я заметил, что Эдди изо всех сил толкнул Деке.

– Эдди! – одернул его я.

– Что, командир? – насторожился верзила.

– Пойдем со мной.

– А что такого я сделал, командир? – заныл Эдди.

Я привел его в комнату отдыха второго уровня и опустился в кресло. Эдди продолжал стоять, озираясь по сторонам.

– Садись, – приказал я.

– Не хочу, – заупрямился он. – Мне надо идти.

– Ты такой же пассажир, как и все, и имеешь право находиться в комнате отдыха.

– Нет. Только верхние имеют право. Ссыльные – нет.

– Эдди, Аманда учила тебя читать. Я знаю.

– Нет, – отпрянул он в испуге. – Миз командир говорила, надо читать. Она хотела учить, я не хотел. Ничего не читал.

– Садись. – Я указал ему на кресло. Поколебавшись, он нехотя сел.

– Хочу идти, – жалобно пробормотал он.

– Аманда говорила, что ты очень прилежный. Хочешь научиться писать свое имя?

– Мне все равно, – пожал он плечами.

– Боишься?

Он вскочил, сжав кулаки.

– Эдди ничего не боится! Все знают! Давай биться, сам убедишься! Вставай, командир, давай!

– Нет, Эдди, драться мы не будем. Если не боишься, ответь на один вопрос. Хочешь научиться читать?

– Не иметь значения! Мне все равно. Я вздохнул и поднялся: ничего у меня не получится. Не умею я ладить с людьми.

– Ладно, Эдди, забудем об этом. Извини, что побеспокоил тебя. – Я направился к выходу.

– Она говорила, я могу учиться, если хочу! – в отчаянии закричал Эдди мне вслед. – Она учила меня. Не думай плохого! Я ничего ей не делал! Ничего плохого! Никто меня раньше не учил! Никто!

– Ну а сейчас хочешь учиться?

– Ее нет. Только она могла сидеть с глупым Эдди, только она могла учить.

– Другие тоже могут учить.

– Кто будет терпеть, когда Эдди читает пальцем? – с горечью спрашивал Эдди. – Разве будут терпеть эти умные верхние?

– Я буду тебя учить.

Он обалдело посмотрел на меня, грустно усмехнулся и произнес уже спокойнее:

– Не надо. Командир и так без конца возится с глупыми ссыльными.

– Эдди, я научу тебя читать. У меня много свободного времени, и я не знаю, чем мне заняться. Понимаешь?

– Я не умею быстро учиться. Эх! – Он хватил кулаком по стене. – Она не говорила тебе? Со мной нужно терпение. У меня плохой ум. Надо сидеть, не злиться, не смеяться надо мной.

– Эдди, я не Аманда, не обещаю быть терпеливым. Но постараюсь. Ты выучишься читать. Клянусь перед Господом Богом.

Потрясенный Эдди молчал. Какое-то время мы еще постояли друг против друга в пустынном коридоре. Наконец Эдди осторожно потрогал меня пальцем – не призрак ли я, – быстро повернулся и рванул прочь.

Наш корабль летел со сверхсветовой скоростью сквозь галактику. Скуку на вахте скрашивали лишь шахматные партии с компьютером. Я раз за разом их проигрывал, но не унывал, и однажды мое упорство было вознаграждено – снова удалось свести партию к ничьей. Дэнни не стал язвить, повел себя как благородный боец. Урок, который я ему недавно преподал, не прошел даром.

После дежурства я сидел за письменным столом в своей каюте и с трудом сдерживал нетерпение, пока Эдди Босс читал по складам простейшие слова. Я хвалил его, ободрял как мог. Он тоже так старался, шевеля своими закостеневшими извилинами, что потом едва не валился с ног от усталости. Добравшись до каюты, Эдди мешком падал на койку, а его приятели старались не шуметь, чтобы дать бедолаге отдохнуть после изнурительных посиделок с чокнутым командиром.

Через две недели Крис Дакко вышел из заточения и заплетающимся языком принес мне свои извинения. Как выяснилось, сделал он это под давлением папаши, который пригрозил держать сына в каюте, пока тот не попросит прощения. Поначалу я недоумевал: почему Крис не покидал каюту? Неужели так боялся отца? Секрет оказался прост – Уолтер Дакко попросил эконома врезать новый замок, а ключ хранил у себя.

Недооценил я Криса Дакко, он сумел настоять на своем. Я никак не ожидал от него такой жесткости.

По ночам меня по-прежнему мучило одиночество. Тишина была просто невыносима. Я так привык чувствовать рядом Аманду, ее дыхание, что спать одному было невмоготу.

Да и не только спать. Не с кем было поделиться своими сомнениями, обсудить ту или иную корабельную новость или просто сплетни. Когда четыре года назад я познакомился на борту «Гибернии» с Амандой, мне было семнадцать. Вскоре наше знакомство переросло в близость. Но как только я стал командиром, Аманда от меня отдалилась, и я, как и сейчас, страдал от одиночества.

Я с нетерпением ждал торможения, надеясь, что эскадра снова соберется вместе и все встанет на свои места. Больше всего мучила неопределенность.

И вот это долгожданное утро настало. Экипажу было приказано занять боевые посты. Вместе со мной на мостике находились пилот, Вакс Хольцер и гардемарин Таер. Мы почти не разговаривали, напряжение достигло предела. Скорость корабля упала ниже световой, на экране появились мириады звезд.

– Доложить обстановку, – приказал я.

– Есть доложить обстановку, сэр. – Вакс Хольцер приник к дисплею.

– Появился объект на расстоянии четырехсот тридцати пяти тысяч километров, – первым доложил Дэнни. – В нем есть металл, сэр! Посылаю опознавательные сигналы.

Тут же доложили с поста связи:

– Принято сообщение от «Дерзкого», сэр. Оно передается на всех частотах космической связи.

– Перешлите его на мостик.

– Принят второй опознавательный сигнал, сэр. Это корабль «Дерзкий».

– Спасибо, Вакс. Всем соблюдать тишину, слушать сообщение.

Из динамика донеслось:

– Сообщение корабля Военно-Космических Сил ООН «Дерзкий» для всей эскадры. При получении доложить и ждать дальнейших распоряжений. Сообщение корабля Военно-Космических Сил ООН «Дерзкий» для всей эскадры. При получении доложить и ждать дальнейших распоряжений. Сообщение… – Эти две фразы без конца повторялись.

– «Порция» получила сообщение «Дерзкого», – произнес я в микрофон. – Мы находимся на расстоянии шестнадцати часов полета с использованием обычных двигателей. Ждем дальнейших распоряжений.

Через минуту передача сообщения с повторяющимися фразами прекратилась, поступило новое указание:

– «Порция», говорит командир Хэсселбрад. Передаю приказ адмирала: немедленно начать сближение с «Дерзким»!

– Есть, сэр! – ответил я. – Начинаю маневр взаимного сближения.

– Отставить! – приказал командир Хэсселбрад. – Наш корабль остается на месте, подойдете к нашему левому борту.

Что за чертовщина? Для сближения нам было бы лучше лететь навстречу друг другу. Я повернулся к Ваксу, но он, не дожидаясь приказа, уже приступил к расчету курса, так же как и пилот Ван Пэр. Я хотел было тоже заняться вычислениями, но понял, что это бессмысленно. Стоит ли дублировать пилота? Он классный специалист, рассчитать курс – его прямая обязанность.

– Пилот, примите управление, – скомандовал я.

– Есть, сэр. – Его пальцы быстро и уверенно нажимали на клавиши компьютера.

Вскоре «Порция» начала ускоряться к «Дерзкому».

– Другие объекты есть? – спросил я на всякий случай. Такой вопрос, разумеется, был излишним. Появись какой-нибудь посторонний объект, немедленно взвыла бы сирена и посыпались доклады Дэнни и офицеров.

– Нет, сэр, – ответил Вакс, не отрывая глаз от экрана. На мостике воцарилась тишина. Все ждали сближения с «Дерзким».

На экране возникло гневное лицо адмирала Тремэна.

– Где тебя черти носят, подлый трус?! – заорал он. Вакс прошипел неприличное ругательство.

– Корабль ждал на предыдущей стоянке согласно приказу, сэр, – заикаясь, отрапортовал я.

– Где ты сейчас?! – вопил Тремэн.

– Координаты два пять один, угол двадцать пять, приближаемся к вам, сэр.

– Прибыть немедленно!

– Так точно, сэр!

– Ты мне за все ответишь! – На этом разбушевавшийся адмирал прервал связь.

Я молчал ошеломленный. Вакс открыл было рот, но я жестом велел ему молчать.

– Он чем-то расстроен, – прокомментировал Дэнни.

– Мы находимся в режиме боевой готовности! – заорал я. – Никакой болтовни, компьютер 20471!

– Есть, сэр!

Заняться мне было нечем, оставалось просто ждать сближения. Так что болтовня Дэнни никому не мешала. Зря я на него рявкнул. И все из-за этого стервозного адмирала. Только и знает, что всем нервы мотать.

Перевалило за полдень, а я еще не обедал. Пришлось послать Филипа Таера на камбуз за бутербродами. Мы сидели, жевали и ждали тревоги. Приспичило адмиралу с нами сблизиться! А почему он сам не полетел нам навстречу?

Я пошел в каюту, но уснуть не смог, поворочался с боку на бок и вернулся на мостик.

– Приблизиться правым бортом к нашему левому, Сифорт! – загремел из динамика грозный голос Тремэна.

– Есть, сэр!

Пилот уже производил размеровку курса.

– Зачехлить лазеры правого борта! Подтвердить приказ!

– Зачехлить? – удивился я.

– Выполняй приказ, ублюдок!

– Есть, сэр! Приказ понят и принят к исполнению! – Я набрал на клавиатуре команду; автоматика зачехлила все лазеры. Техническое устройство нашего корабля не позволяло зачехлить лазеры только одного борта. Теперь в случае нападения наш корабль не смог бы сразу ответить огнем. – Лазеры зачехлены, сэр! – доложил я.

На мостике стояла мертвая тишина. Заговорить со мной никто не решался. Что привело Тремэна в ярость? Через полчаса «Порция» стала сбавлять скорость и вскоре приблизилась к «Дерзкому».

– Я иду к тебе! – зарычал Тремэн. – Жди у шлюза! Ты лично!

– Корабль заражен вирусом космических чудовищ, сэр, – предупредил я, – Все люди на борту вакцинированы, а вам…

– Я буду в скафандре! – грубо оборвал адмирал. – Приготовьте двести доз вакцины.

– Есть, сэр. – Спорить с адмиралом было не только бессмысленно, но и опасно. Оставалось только ждать его самого и связанных с его визитом неприятных последствий. – Филип, смени мистера Кэрра на посту связи и пошли его сюда. – Вряд ли это поможет, но Филип в отличие от Кэрра по крайней мере не будет напоминать адмиралу о многочисленных нарядах в бортовом журнале.

– Есть, сэр, – отчеканил Филип и вышел. Вскоре явился Дерек Кэрр.

Я побрел к кормовому шлюзу. Меня мучил вопрос: чем я так прогневал Тремэна? До прибытия адмирала оставалось совсем немного времени; я решил посмотреть, как обстоят дела у беспризорников. В коридоре, как всегда, бесились подростки.

– Загони их в каюты, – приказал я матросу, дежурившему у двери секции. – И не выпускай, пока адмирал будет на борту. – Я направился к шлюзу.

Наш кораблик, именуемый на жаргоне космолетчи-ков шлюпкой, пристыковался к шлюзу. Заработали насосы, выравнивая давление. Наконец два внешних люка шлюза открылись, и появился адмирал с двумя офицерами. Снова на короткое время включились насосы. Адмирал направился прямо ко мне. Я вытянулся по стойке «смирно».

– Твой корабль приведен в боевую готовность? – спросил он.

– Так точно, сэр.

– Не отменяй приказа. А теперь веди нас в лазарет, Сифорт!

Не снимая скафандров, адмирал и его лейтенанты последовали за мной в лазарет, где доктор Брос уже ждал их. Тремэн отстегнул шлем, снял скафандр, закатал рукав и лишь после инъекции вздохнул с облегчением и повернулся ко мне.

– Где вы прятались, Сифорт? – грозно спросил адмирал.

– Ждал в условленном месте, сэр, – ответил я, с трудом скрывая обиду. – Нам пришлось провести там лишний день…

– Вы лодырничали и прятались от опасности! – грубо оборвал меня Тремэн.

– …потому что гибель жены вывела меня из строя, – добавил я.

– Гибель? От вируса?

– Нет, сэр… – Секунду-другую я мучительно искал нужный ответ. – От декомпрессии.

– Вот как? Соболезную. Но это не причина, Сифорт, скрываться от опасности, вместо того чтобы прибыть сюда!

Меня бросило в жар:

– Я выполнял приказ старшего по званию офицера.

– Какого офицера? Может, ты имеешь в виду себя? Однажды ты уже назначал себя старшим!

– Приказы командира Дражинского записаны в бортовом журнале, сэр.

– Ах так?! – вытаращился на меня Тремэн, пылая злобой. – Ну что ж, давай посмотрим твой журнал, командир.

Я проводил его на мостик. Тремэн уставился в экран компьютера. Пока он тщательно изучал наш бортовой журнал, мои офицеры стояли по стойке «смирно».

– Ладно, – проворчал адмирал, не найдя повода для придирки. – Я переберусь на твой корабль. Сегодня же.

– Есть, сэр.

Зачем он это затеял? Ведь «Дерзкий» раза в два больше и лучше вооружен? И почему адмирал выбрал именно «Порцию», а, скажем, не «Орленок»?

– Я буду жить в командирской каюте. Пойдем, надо поговорить. – Тремэн повернулся к Ваксу и Дереку: – На время нашего отсутствия вы переходите в подчинение к лейтенанту Аффаду.

Идя следом за Тремэном, я с радостью думал о том, что покину каюту, где все напоминало Аманду. Плохо только, что каждый день придется нос к носу сталкиваться с Тремэном. Но тут уж ничего не поделаешь.

Войдя в каюту, адмирал захлопнул дверь и мрачно осмотрел помещение.

– Разрешите спросить, что случилось, сэр? Где остальные корабли?

– «Дерзкий» поврежден.

– А что…

– На нас напали те самые… сам знаешь кто. Как раз тогда, когда ты, симулянт, отлеживался в изоляторе! Я все прочел в твоем журнале! «Декомпрессия»! Жена покончила с собой, а ты пытался это утаить. Впрочем, ничего другого я от тебя не ожидал.

«Собака лает – ветер носит», – подумал я. Но что же на самом деле происходит?

– Какие у вас повреждения, сэр?

– Сверхсветовой двигатель, правый борт. Я нарочно приказал тебе подойти к левому борту, чтобы ты не видел пробоин, – самодовольно заявил Тремэн.

Я ничего не мог понять:

– Зачем вам это понадобилось, сэр? Самодовольное выражение на лице адмирала сменилось презрительным.

– Ведь ты мог с перепугу драпануть, щенок! А теперь уже поздно, я тут.

– Напрасно вы обо мне так подумали, я…

– С тех пор как мы покинули Лунаполис, от тебя одни неприятности, капитан третьего ранга! На твоей летающей посудине черт знает что творилось, когда я прибыл к тебе с инспекцией! А о твоем поведении и говорить не приходится! Что тогда, что сейчас. Тебе было приказано прибывать на стоянки первым! Недаром я отдал тебе самый быстроходный корабль! – Адмирал перевел дух и продолжил: – Это по твоей вине, Сифорт, чудища напали на «Дерзкий»! Из-за тебя он получил повреждения. А это мой первый в жизни флагманский корабль! Как это отразится на моей карьере?! – Тремэн схватился за голову и взъерошил свои редкие волосы. – Из-за тебя я вынужден переселиться на «Порцию»! Только бы мне довести эскадру до цели! Тогда вряд ли в Адмиралтействе станут допытываться, когда «Дерзкий» вышел из строя – до или после того, как я его покинул. К тому же командовал кораблем Хэсселбрад, по крайней мере официально.

Ну и циник! Меня буквально мутило от его откровений, но виду я не подал.

– Какие еще у вас повреждения, сэр?

– Разрушена гидропоника, а у меня на борту двести шестьдесят два пассажира и экипаж. Большинство из них перейдут на «Порцию».

Хорошенькое дельце!

– Но наши системы регенерации и гидропоники не рассчитаны на такое количество людей, сэр. – Я пришел в ужас. А если на корабле начнется голод и удушье из-за нехватки воздуха?!

– Знаю. И не собираюсь брать на «Порцию» всех. Командир Хэсселбрад находится здесь. Он организует перевозку людей.

– Как? Он уже на борту «Порции», сэр? – изумился я.

– Все предусмотрено. Лейтенант Аффад принял Хэсселбрада, пока мы тут с тобой болтали. Командовать «Порцией» будет он. Ты отстранен, Сифорт.

Я медленно опустился в кресло.

– Может быть, и я окажусь чем-то полезен, сэр… – Я плохо соображал.

– Поменьше путайся под ногами! Ты уже достаточно навредил!

– Есть, сэр. Сейчас перенесу свои вещи в другое помещение.

– В этом нет необходимости. – Он остановил на мне леденящий взгляд. – Завтра утром переберешься на «Дерзкий».

– Что? – Я приподнялся в кресле.

– Что слышал! Впрочем, лети с нами, если хочешь. Под арестом! За неповиновение на борту военного корабля! Решай сам, мне наплевать.

– А что… что я должен… делать на борту «Дерзкого»? – с трудом вымолвил я.

– Ждать помощи, которую мы пошлем. Больше ничего.

Мне стоило неимоверных усилий сохранять самообладание и чувство собственного достоинства.

– А где остальные корабли эскадры, сэр?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Тремэн. – Наверно, в полете. Мы прилетели сюда только вчера и сразу же были атакованы.

Что за чушь! Адмирал явно что-то недоговаривал.

– А почему вы так долго летели, если отправились с предыдущей стоянки первыми?

– Отставить, Сифорт! – Он хватил кулаком по столу. – Не то выпорю тебя перед строем!

В чем же дело? Что происходит? У меня в голове все спуталось.

– Я подчинюсь любому приказу, сэр, но мне хотелось бы получить объяснения. Ваш корабль отбыл первым, а прибыл последним. Каким образом?

– На нас напали на той стоянке. Помнишь?

– Конечно, сэр.

– Пассажирам угрожала опасность. – Тремэн отвел глаза. – Пришлось немедленно перейти в сверхсветовой режим.

Это ничего не объясняло.

– Но почему все-таки вы так долго летели? – не унимался я.

– Не был рассчитан курс, мы не ввели новые координаты. Да какое это теперь имеет значение?

– Вы «прыгнули» с прежними координатами? – Я не верил своим ушам. Даже мне, слабаку в физике сверхсветового режима, было известно, что для такого «прыжка» необходимо ввести координаты места назначения. Причем расстояние до этого места должно быть не менее двух световых минут, то есть тридцати шести миллионов километров, иначе результаты могут оказаться плачевными. «Прыжки на месте», то есть без ввода новых координат, были категорически запрещены.

– Сложилась опасная ситуация, у меня не было выбора, – продолжал юлить Тремэн.

Что он несет? Какой выбор? По законам воинской чести командир обязан оставаться на поле боя, а не драпать сломя голову! Но об этом я промолчал.

– Когда «Дерзкий» остановился, – продолжал Тремэн, уставившись в одну точку, – мы оказались на некотором расстоянии от… э… стоянки. И пока рассчитывали новые координаты и курс, а потом летели, остальные корабли, видимо, отправились дальше. Только мы вынырнули в условленном месте, чтобы их подождать, как одна из этих проклятых зверюг набросилась на корабль, чем-то проплавила обшивку и повредила сверхсветовой двигатель. Мы, конечно, выстрелили в гадину, и тогда она бесследно исчезла. Надеюсь, твое любопытство удовлетворено? – Он зло посмотрел на меня. – Ну, мне пора приступать к работе. А ты оставайся здесь, пока я не разрешу тебе перейти на «Дерзкий».

– Сэр, если все корабли улетели, а с «Порцией» что-то случится, никто не узнает о том, что «Дерзкий» нуждается в помощи.

– Не исключено, – пожал плечами адмирал. – Уже поздно, а у меня много дел.

– Кто останется на борту «Дерзкого», сэр?

– Некоторые пассажиры. И кое-кто из экипажа. Но о повреждениях на «Дерзком» их известят лишь после того, как закончится перевозка.

Врать своим боевым товарищам? Это не укладывалось у меня в голове. Господи, как я буду смотреть им в глаза?

Адмирал встал, собираясь идти. Я поспешил задать еще один вопрос:

– По какому признаку вы будете отбирать, пассажиров, сэр?

– Задача не из легких. Мы сами решим, без тебя. Если хочешь, бери с собой своих офицеров, – великодушно разрешил Тремэн. – А доктора оставь. – С этими словами он покинул мою каюту. Вернее, уже не мою.

Я устало опустился в кресло. «Дерзкий», о котором я так мечтал, изучал его чертежи и схемы в Лунаполисе, неожиданно стал снова моим. Еще один удар судьбы. Да, «Дерзкий» стал моим, но лишь после того, как получил увечья. Ну почему не раньше? Тогда, может быть, мне удалось бы его уберечь.

Неисповедимы пути твои, Господи.

Гидропоника «Дерзкого» выведена из строя. Значит, кормить людей будет нечем, если не трогать невозобновляемых запасов. Как быть, когда они кончатся? Что делать, если вовремя не подоспеет помощь? Что можно предпринять, находясь на расстоянии девятнадцати световых лет от Солнечной системы? У нас же будут только обычные двигатели. А с ними большую скорость не разовьешь, и полет займет многие и многие годы.

Даже если «Порция» благополучно достигнет Надежды, посланному к нам кораблю потребуется несколько месяцев, чтобы сюда добраться. Таким образом, помощи придется ждать целых два года! Это в лучшем случае.

Но даже на такой исход дела надежды практически нет. Потерпевшую аварию «Селестину» спасательные корабли искали в бескрайних просторах космоса несколько десятков лет, пролетая иногда относительно недалеко от нее. Даже теперь, когда ее координаты были известны, корабли, которые хотели почтить ее память, с трудом могли ее найти.

Вот и мы будем дрейфовать среди звезд и умрем, не дождавшись помощи.

Разумеется, я могу отказаться перейти на борт «Дерзкого» и остаться на «Порции», но тогда Тремэн, не дожидаясь трибунала, наверняка повесит меня во время полета.

Я предавался мрачным размышлениям и рисовал себе самые страшные картины. Может, предпочесть относительно легкую смерть через повешение и остаться на «Порции»? Нет, это – самое настоящее предательство. Кто-то ведь должен заботиться о несчастных людях, обреченных адмиралом на долгую мучительную смерть. Если я откажусь, адмирал назначит командиром «Дерзкого» другого офицера, который ценит свою жизнь больше меня.

Я не замечал бега времени. Исполненный отчаяния, я провел в раздумьях несколько часов. Потом наконец стал собирать свои вещи; постоял перед голографическими фотографиями, сделанными Амандой в горах Вентура во время нашего отпуска на планете Надежда. Защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Я снял со стены голограммы и бросил в сумку.

Осталось сложить рубашки, когда в дверь негромко постучали. Я не стал открывать. Стук повторился.

– Кто там? – спросил я.

Дверь распахнулась, и в каюту заскочил Вакс. Он был мрачнее тучи.

– Что тебе? – бросил я, продолжая возиться с сумкой.

– Тремэн нам все рассказал! Но прежде взял клятву хранить это в тайне. – Вакс в ярости сжал кулаки.

– Ну и что?

– Мы сговорились. Алекс, Дерек и я. Мы устраним его.

У меня мурашки пробежали по телу. Я бросил сумку, повернулся к Ваксу и тихо скомандовал:

– Смирно.

– Сэр, сейчас не время для…

– Выполняйте приказ, мистер Хольцер! Вакс нехотя принял стойку «смирно».

– А теперь слушай, Вакс. Ты дашь мне слово не устраивать никаких заговоров. А потом покинешь мою каюту.

– Нет, – спокойно ответил Вакс.

– Повторите присягу, мистер Хольцер. – Я подошел к нему вплотную и посмотрел прямо в глаза.

– Я хорошо помню присягу, командир…

– Выполняй приказ! Вакс расправил плечи.

– Я, Вакс Стэнли Хольцер, клянусь своей бессмертной душой выполнять и защищать Устав Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций; сохранять верность и преданность в течение всего срока службы в Военно-Космических Силах Организации Объединенных Наций, подчиняться всем законным приказам и приказаниям; да поможет мне в этом наш Всемогущий Господь.

– Что такое клятва, лейтенант?

– Сэр, я понимаю, что вы хотите сказать, но… Я закрыл ему рот ладонью, повторил вопрос:

– Что такое клятва, лейтенант? Вакс покачал головой, закусил губу, вздохнул и процитировал устав:

– Клятва есть обязательство души, данное непосредственно Всемогущему Богу и человеку, по чьему требованию клятва произносится. Клятва дается джентльменами и офицерами. Никакого иного обязательства сверх клятвы от офицера не требуется.

– Адмирал Тремэн является твоим командиром. Ты поклялся своей бессмертной душой сохранять ему верность и преданность, подчиняться всем его законным приказам. Вот и выполняй это, Вакс.

– Это противозаконный приказ, – упрямо покачал головой Вакс.

– Почему?

– Он обрекает вас на…

– …смерть, знаю, – перебил я. – Ну и что в этом противозаконного?

– Но… – Пораженный моей готовностью принять смерть, Вакс не находил слов. Потом ударил кулаком по столу. – Нельзя допустить, чтобы ему все сошло с рук!

– Мы не вправе помешать адмиралу продолжить полет, мы военные, а не бандиты.

– Но он сумасшедший!

– Вряд ли. Скорее, струсил.

– Я же вижу, что он сумасшедший!

– Не обманывай себя, Вакс. Забудь о заговоре. Не нарушай присягу. Не предавай меня.

Вакс, охваченный отчаянием, молчал. Потом прошептал:

– Он сказал, что не держит нас… что при желании мы можем остаться с вами. Я остаюсь.

– Нет! Я не возьму тебя.

– Почему?

– И остальные останутся здесь, на «Порции».

– Нет! – крикнул Вакс.

– Вакс Стэнли Хольцер, слушайте внимательно! Вы останетесь на «Порции». А нарушите приказ – клянусь Господом, расстреляю как изменника! – Я, затаив дыхание, ждал его ответа.

Вакса терзали сомнения. Наконец он сдался.

– Приказ понят, командир Сифорт. – Он направился к двери, но вдруг остановился. – Я понимаю, на что вы идете. А вы понимаете? – И ушел.

Я рухнул в кресло. Только что мы оба были на волоске от смерти. Не подчинись Вакс моему приказу, я вынужден был бы либо исполнить свой долг, либо держать ответ на том свете как клятвопреступник. Но теперь все позади. Но я никак не мог унять дрожь в коленях.

Через несколько часов рассвело. Сумка была собрана. Я сидел за письменным столом, но уже не в своей каюте. Карьера и вообще вся жизнь рушились.

В дверь постучали. Видимо, пора.

– Входите, – сказал я. Никого. – Входите! – повторил я уже громче и взялся за сумку. Но это оказался Дерек Кэрр.

– Я пойду с вами, сэр, – сказал он.

– Нет.

– Я вызвался добровольцем. Командир Хэсселбрад уже в курсе дела.

– Пусть он и берет тебя. Мне ты не нужен.

– Почему?

– Ты всего лишь гард, – сказал я, – уж если брать, так Вакса.

– Не вешайте мне лапшу на уши, командир!

– Выбирайте выражения, мистер Кэрр! Пропустив мимо ушей мое замечание, он подошел ко мне и, смерив взглядом, заявил:

– Все это чушь, командир! И вы знаете, что я этому не поверю. Думаете, я не знаю, что стоит за вашим отказом? Но собственной жизнью я вправе распоряжаться сам!

– Повторяю. Ты останешься здесь. И не спорь. Все, Дерек, прощай.

Он постоял некоторое время, задумчиво глядя перед собой, и пошел к двери, бросив мне:

– Ладно!

– Почему не отдаете честь офицеру, гардемарин? – успел я спросить. Мой голос звучал слабо, устало.

Он остановился, руки по швам, пристально посмотрел на меня.

– Не уверен, что вы этого заслуживаете.

– Ну, тут вы солидарны с адмиралом, – мрачно усмехнулся я, вызвав бурную реакцию с его стороны. – Смирно! Повтори, что ты сказал!

Он побледнел, сжал кулаки, но все-таки вытянулся по стойке «смирно».

– Вольно, Дерек.

– Ублюдок!

Я подскочил к нему как ужаленный.

– Я верил тебе! – продолжал кричать он. – Ты говорил о боевом товариществе, а я слушал развесив уши! Говорил, что командирами становятся лучшие, я и этому верил! Я вручил тебе собственную жизнь, а ты отшвырнул ее, словно мусор! Пусть припомнят это тебе на Страшном суде!

– Есть и другие грехи, которые Господь мне припомнит, Дерек. Но я подчиняюсь приказам адмирала.

– Нашел кому подчиняться! Лучше найди в себе мужество его убить!

– Я не нарушаю законных приказов, Дерек. Я давал присягу. И ты тоже. Не забывай об этом.

– Он обрек тебя на верную смерть!

– Он обещал прислать помощь, как только прибудет в порт. – Поразительно, но Дерек правильно оценил ситуацию. Понял, что помощи «Дерзкому» не дождаться.

– Но, если я ошибаюсь и опасность невелика, почему ты меня оставляешь?

Молодчина! Понял, какова истинная причина моего отказа. Ведь я не мог сказать ему правду.

– Гардемарин Кэрр, выбираю я, а не вы, – заявил я уже официально. И немного мягче добавил: – Я не забыл, что мы друзья. Что вместе преодолевали трудности. Именно поэтому я и хочу… я прошу тебя оставаться здесь. Понимаешь?

– Как не понять, – раздраженно ответил он.

– Прошу тебя. Сделай это ради меня, Дерек.

– Ну что ж… – Поколебавшись, он уступил. – Боже мой! Я никогда тебя не забуду. – В нарушение всех корабельных правил он положил мне на плечо руку и слегка сжал его. – Бог в помощь, командир Сифорт.

– Бог в помощь, Дерек Кэрр. – Я коснулся его руки.

Он вытянулся по стойке «смирно», отдал честь, повернулся кругом и вышел. Я снова остался один.

Очнувшись от скорбных мыслей, я вдруг осознал, что уже утро, а я и глаз не сомкнул. Теперь меня клонило в сон.

Вскоре за мной пришел матрос. Я чувствовал себя совершенно разбитым и позволил ему донести мою сумку до шлюза. У дверей в коридор дежурили часовые. Среди офицеров, ждавших у шлюза, стоял командир Хэсселбрад. Я отдал ему честь.

– Возьмите с собой копию бортового журнала «Порции». – Он передал мне коробочку с записями. – Я приказал перекачать в топливные баки «Дерзкого» часть топлива «Порции». Столько, сколько было возможно.

– Спасибо, сэр. – Я положил коробочку в карман. Просто не верится, что адмирал разрешил Хэсселбраду отдать мне часть топлива.

– Меня отстранить от должности он не рискнет, – мрачно пояснил он, словно прочитав мои мысли. – Ваш лейтенант, – он показал на Алекса, – хочет с вами поговорить.

Я отошел в сторону.

– Простите, – зашептал Алекс, потупившись, – я хотел вызваться добровольцем, чтобы остаться с вами, но… не смог.

– О чем речь, Алекс?! Конечно, ты должен остаться. Все правильно. Не сомневайся, я ни за что не взял бы тебя с собой, будь уверен.

– Как вы могли на такое решиться?! Почему согласились?

– Были бы живы сын и Аманда, я бы не потерпел. А сейчас это не имеет значения. Наши взгляды встретились.

– Ничего, Алекс. – Я похлопал его по плечу. – Я тебя не забуду.

– Мы еще увидимся. – Он попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось.

– Конечно. Не сомневайся. – Я повернулся к терпеливо ожидавшему Хэсселбраду.

– Адмирал попросил передать его приказы, – сказал командир. Выражение его лица было красноречивее всяких слов. – Он не хочет разговаривать с вами лично.

– Понятно.

– Вы будете самостоятельно добираться до Земли, если нам не удастся долететь до Надежды и послать вам помощь. Солнечная система ближе, чем Надежда, так что у вас есть шанс, если отправитесь в полет незамедлительно. По пути расставляйте радиомаяки. Спасательные корабли будут проинформированы о вашем передвижении. В случае нападения чудищ используйте все имеющиеся в вашем распоряжении средства.

– Есть, сэр.

– По приказу адмирала, – опустив глаза, произнес он едва слышно, – с борта «Дерзкого» на «Порцию» переправлены четыре лазера. Этот приказ прошел мимо меня прямо главному инженеру. Извините, Сифорт.

Без сверхсветового двигателя «Дерзкому» все равно далеко не уйти, так что при нападении потеря четырех лазеров лишь укоротит нашу агонию, но в принципе ничего не изменит.

– Все в порядке, сэр, – ответил я. – Кто из офицеров и членов экипажа отправится со мной?

– Боюсь, членов экипажа будет совсем немного. Адмирал сам выбирал людей. Мне понятен ваш отказ взять с собой своих офицеров. Весь наш экипаж, за исключением главного инженера, переброшен на «Порцию».

Я взял у сопровождавшего меня матроса сумку.

– Наших пассажиров мы тоже переправляем на «Порцию» через передний шлюз, – добавил Хэсселбрад. – Осталось сделать два рейса. Мы отправимся в полет сразу. Хотите сказать что-нибудь на прощание?

Ничего не приходило в голову. Сказывалась бессонная ночь.

– Вы любите шахматы? – зачем-то спросил я.

– Не очень.

– Наш бортовой компьютер здорово играет. Его зовут Дэнни. Он добрый, но болтливый и не очень воспитанный.

– Это всего лишь машина, Сифорт, – улыбнулся Хэсселбрад. – Не воспринимайте ее серьезно. Нашего компьютера зовут Керрен. Он чертовски вежливый, но я обычно запрещаю ему болтать попусту.

Как будто все сказано. Пора отправляться. Я отдал честь и вошел в шлюз.

– Это не моя идея, – быстро проговорил Хэсселбрад.

Я кивнул.

Шлюпка отстыковалась и поплыла к «Дерзкому».

Космическая шлюпка отстыковалась от воздушного шлюза и поплыла обратно к «Порции». Я открыл внутренний люк шлюза и вошел в коридор «Дерзкого». Два часовых вытянулись передо мной по стойке «смирно». Из расстегнутых кобур торчали пистолеты со снятыми предохранителями.

– Что вам приказано? – спросил я у одного из них.

– Охранять шлюз от несанкционированного доступа, сэр. Покидать борт «Дерзкого» без разрешения запрещено. Когда эвакуация будет закончена, мы отправимся на «Порцию».

– Понятно. – Я осмотрелся. Коридор был широким, примерно таким же, как на «Гибернии». Корабль состоял из трех колец, или уровней. Неплохой подарок приготовил мне адмирал Брентли! Жаль, поздновато.

Как обычно на кораблях, капитанский мостик находился на верхнем уровне. Я устало побрел по кольцевому коридору в поисках лестницы.

Везде валялись вещи пассажиров. Их пришлось оставить из-за тесноты на «Порции». Там люди будут вынуждены жить по несколько человек в каюте. Зрелище это усугубляло ощущение заброшенности корабля. Я нашел лестницу и поднялся на первый уровень. Дверь капитанского мостика была закрыта.

– Откройте! Это командир!

Дверь открылась, Филип Таер вскочил из кресла, вытянулся передо мной.

– Ты? – вскрикнул я, потрясенный. – Какого дьявола? Кто тебя сюда прислал?!

– Адмирал Тремэн, сэр. Я здесь по его приказу! – виновато доложил Филип.

– Но я говорил ему, что не желаю брать с собой никого из экипажа «Порции»! – кипятился я.

– Так точно, сэр. Он сказал, что я со своим дурным поведением и множеством нарядов составлю вам достойную компанию.

Я мысленно выругался.

– Прости, Филип. Я не знал, прости меня.

– Ничего, сэр, – улыбнулся он, – я сам должен был вызваться добровольцем, но не хватило мужества.

Какого черта оправдывается! Разозлившись, я отвернулся от него, сделав вид, будто осматриваю помещение, а потом сухо спросил:

– Какова численность экипажа?

– Точно не знаю, сэр. Я сразу пошел на мостик, чтобы не оставлять его без присмотра до вашего прибытия.

– И правильно сделал. Побудь здесь, а я пойду осмотрю корабль.

– Есть, сэр. Я видел, как прибыли на корабль матросы Андрос и Клингер, сэр, – крикнул Филип мне вдогонку.

– Эти разгильдяи? – Мне лично приходилось разбираться с каждым из них.

– Так точно, сэр. Не знаю, правда, остались ли они на борту.

Проклиная все на свете, я пошел по коридору первого уровня. Офицерские каюты пустовали, даже вещей не осталось. В гардемаринской тоже никого не было, стояли лишь аккуратно заправленные койки и встроенные в стены столики.

Ближе к лестнице, в пассажирской части коридора, у одной из кают стояла пожилая женщина. Она опиралась на трость.

– Это правда, что вы почините корабль и мы продолжим полет? – обратилась она ко мне.

– Я сделаю все от меня зависящее, мадам. – В глубине каюты через распахнутую дверь я заметил старика, очевидно, ее мужа. Он сидел на кровати, уставившись в одну точку. – Что заставило вас отправиться в такой дальний полет, мадам?

– На планете Надежда живет мой брат, Мартин Чесли, и мы с мужем решили переселиться туда. С каждой оказией он посылал нам письма с приглашениями. Судя по его описаниям, эта колония просто великолепна. Дети наши давно выросли, вот мы с мистером Ривсом и решили…

– Понимаю. – Я извинился и быстро ушел.

На втором уровне каюты тоже пустовали. У шлюза мне встретились часовые. Я больше не заглядывал в каюты – скоро выяснится, сколько пассажиров у меня на борту, – спустился на третий уровень и направился к инженерному отделению.

На мой стук никто не ответил, я толкнул дверь и вошел. В первом отсеке никого не оказалось, тогда я прошел в следующий, где находился центр управления сверхсветовым двигателем. Там за металлическим столом сидел грязный, растрепанный человек и пил из огромной глиняной чашки кофе.

– Вы главный инженер?

– Был, – ответил он и как безумный расхохотался. – А вы кто?

Бред какой-то! Он что, не видит моей униформы?

– Я ваш новый командир. Смирно!

– К чему теперь эти формальности, – пожал он плечами, не трогаясь с места, и снова склонился над чашкой. Но не успел он сделать глоток, как я заорал:

– Встать!

Он медленно поднялся, едва удержавшись на ногах. Я взял его чашку, понюхал.

– Ликер! – возопил я, срываясь на визг. – Спиртное на борту корабля?! Как ты посмел!

Он нагло ухмыльнулся. Терпение мое кончилось, и я швырнул негодяя к стене.

– Посмотри на себя! Офицер! – Я стал хлестать его по физиономии. – Нажрался как свинья!

Инженер тщетно пытался защититься. Надавав ему пощечин, я осмотрелся, заметил в углу стола графин и сбросил его вместе с чашкой на пол.

– Что вы наделали? – запричитал инженер. – Люди выращивали зерно и фрукты, приготовили напиток! Надо уважать чужой труд!

Я снова стал хлестать его по щекам.

– Не нравится, что я напился? – мычал он. – А что тут еще делать? Вы посмотрите, что там творится. – Он ткнул большим пальцем в сторону шахты двигателя. – Посмотрите! Вместо того чтобы бить невинных людей.

Я отшвырнул его и бросил взгляд на монитор с изображением поврежденной части корабля.

Правый борт в том месте, где в трех метрах от обшивки корпуса располагалась шахта двигателя, был насквозь проплавлен и кое-как заделан металлической заплатой. То же произошло и с шахтой двигателя. Даже мне было известно, что сложный сплав, из которого изготовлена шахта, невозможно произвести на борту корабля. Короче говоря, отремонтировать ее было невозможно.

Инженер тем временем причитал над разбитой чашкой.

– А что со сверхсветовым двигателем? – спросил я.

– Сам двигатель в полном порядке, но не вздумайте его включать. Иначе…

Я оставил инженера оплакивать драгоценный сосуд с пролитой выпивкой и продолжил осмотр. Дверь во вторую матросскую каюту была приоткрыта. Я заглянул. Никого. Миновав спортзал для рядового состава, я подошел к первой каюте с двумя часовыми у входа.

– Стой! Кто такой?! – строго спросил один из них, наставив на меня пистолет.

– Николас Сифорт, капитан третьего ранга ВКС ООН, командир корабля! – ответил я по всей форме.

– Мы действуем по приказу адмирала, сэр. Нам велено никого не впускать и не выпускать до тех пор, пока нас не перевезут на борт «Порции», сэр. – Матрос явно нервничал, что, впрочем, неудивительно, учитывая вздорность приказа адмирала.

– Кто в каюте?

– Экипаж, сэр. Частично с «Дерзкого», частично с «Порции».

– Сколько всего?

– Не знаю, сэр. Думаю, человек пятнадцать.

– Значит, вы их охраняете? Они что, заключенные?

– Мы охраняем дверь, сэр.

– Как старший на корабле отменяю данный приказ.

– Нет, сэр. Адмирал приказал не выполнять ваших команд. Если я разрешу вам открыть эту дверь, меня не возьмут на последнюю шлюпку, отбывающую на «Порцию». – На его лице выступили капельки пота.

– Ладно, – смирился я и пошел дальше. Вдруг из каюты, мимо которой я проходил, кто-то выскочил и бросился ко мне с радостным криком:

– Командир!

– Жанна?! – удивился я.

– Командир, мы не знать, что ты тоже тут! – очень довольная, затараторила Жанна. – Хорошо! Командир тут!

Из кают высыпали другие беспризорники, окружили меня, радостно загалдели.

– Что вы здесь делаете? – невпопад спросил я. Конечно же их послал сюда Тремэн.

– Главный командир сказать, я могу один иметь весь комната!

– Весь комната! Много комнат этот корабль! – перебивая друг друга, затараторили наивные подростки. Боже мой!

– Главный командир не обижать, он тоже хороший, – объясняла Жанна, – он давать нам много комнат!

– Вас всех сюда переправили?

– Эдди и Деке на другая лодка. Остальные с ними.

Я бросился назад к лестнице. По ней уже бежали на второй уровень – очевидно, к шлюзу – часовые. Я примчался на первый уровень, подлетел к мостику и начал изо всех сил колотить в дверь. Как только Филип меня впустил, я метнулся к командирскому креслу, нажал кнопку радиосвязи и схватил микрофон:

– «Порция», вас вызывает «Дерзкий»!

– Простите, сэр, но верхний шлюз еще занят, – раздался из настенного динамика вежливый мужской голос.

– Кто это? – спросил я.

– Меня зовут Керрен, сэр. Рад видеть вас на борту моего корабля…

– Молчать! «Порция», откликнитесь! Пьютер, направь внешнюю камеру на верхний шлюз. – На экране возникли шлюз «Дерзкого» и пристыкованная к нему шлюпка, до отказа набитая людьми. В том числе стариками, двое сидели в инвалидных колясках. – «Порция», отвечайте же!

Молчание.

– Филип, сходи посмотри, что происходит у первого шлюза, – попросил я.

– Есть, сэр.

Он побежал, а я в отчаянии ждал, прислушиваясь к тишине.

– Керрен, наблюдай за «Порцией», – приказал я компьютеру.

Через несколько минут вернулся запыхавшийся Филип Таер.

– Из шлюпки к нам на борт переходят пассажиры, – доложил Филип. – Никого из экипажа не видно, часовых тоже нет.

– Чьи пассажиры, Филип?

– Наши. Мистер Федес, миссис Оваух, Пирсы и другие. Многих из них я узнал, но имен их не помню, сэр.

– Все старики.

– Да, сэр. В основном. Но есть и несколько молодых.

Наконец в динамиках щелкнуло, связь с «Порцией» включилась, на экране появилось надменное лицо Тремэна.

– Давай, Сифорт, выкладывай, что у тебя там.

– Умоляю вас, пересмотрите свое решение!

– Менять ничего не буду. Я отмечу твою трусость в твоем личном деле.

– Я не это имею в виду. Я не прошусь назад! Заберите с собой пассажиров. Тут старики, дети!

– Не твое дело, командир.

– Не оставляйте их, – взмолился я в отчаянии. – Ради Бога, ради всего святого, пожалуйста!

– Не указывай мне, Сифорт, – холодно отрезал Тре-мэн.

– Кто еще переправится ко мне на борт?

– Несколько пассажиров. Это будет последняя шлюпка. А потом мы улетим.

– Вы посылаете ко мне детей из Нью-Йорка?

– Каких еще детей? А, ты имеешь в виду уличную шпану? Да, я отправил их к тебе.

– Как можно оставить несовершеннолетних на сломанном корабле?! Я не приму их!

– Слушай внимательно, Сифорт. Наш разговор записывается в бортовой журнал. Приказываю тебе принять направленных к тебе пассажиров. Подтверди получение приказа.

– Есть… Одну минуту… – Я отложил микрофон, вскочил и начал мерить шагами мостик. Филип открыл было рот, но вовремя прикусил язык под моим яростным взглядом. Я должен принять решение сам. Голова буквально раскалывалась от переполнявших ее мучительных мыслей.

Итак, адмирал отдал мне законный приказ. И я обязан его выполнить, каким бы отвратительным и абсурдным он мне ни казался. Обязан.

Я схватил микрофон.

– Я протестую, сэр.

– Протест зафиксирован. Подтверди получение приказа, – настаивал Тремэн.

Нарушить присягу? Присяга – это клятва!

«Клянусь своей бессмертной душой… подчиняться всем законным приказам и приказаниям… клятва есть обязательство души, данное Всемогущему Богу…»

Значит, надо подчиниться? Отбросы человечества должны быть выброшены. Или…

– Хрен тебе! – прорычал я в микрофон. – Я не выполню этот приказ!

– Сифорт, ты будешь повешен!

– Вы не имеете права оставлять детей вдали от населенных планет!

– Это не дети, это подонки, отбросы общества! К тому же я просто не могу взять с собой всех! Пришлось рассортировать людей.

– Это же убийство! – орал я, глядя на рожу Тремэна на экране.

– Как хочешь, – пожал Тремэн плечами. – Они уже летят к тебе на шлюпке «Дерзкого». Мы сейчас исчезнем. Можешь не принимать их, теперь это твои проблемы.

Я пришел в неистовство.

– Я открою по вашему кораблю огонь!

– Из чего? – самодовольно хихикнул он. – Я позаботился о твоих лазерах. Тебе потребуется несколько часов, чтобы привести их в действие.

Я вскочил по стойке «смирно», не отрывая глаз от экрана, из самой глубины моей души вырвалась торжественная клятва:

– Джеффри Тремэн! Я, Николас Эвинг Сифорт, Божьей милостью капитан третьего ранга Военно-Космических Сил Организации Объединенных Наций, бросаю вам вызов и клянусь своей бессмертной душой, что не успокоюсь до конца дней ваших. Да поможет мне Всемогущий Господь!

Тремэн весело расхохотался.

– Ну-ну! Неблизок путь до Надежды. У тебя будет время передумать. – Тремэн отключил связь. Изображение исчезло с экрана.

Весь дрожа, я опустился в кресло. На соседнем экране появилась шлюпка, направлявшаяся к «Дерзкому». Что мне оставалось делать? Я молча ждал.

– Сэр, может быть… – осторожно начал Таер.

– Закройте рот, мистер Таер, – приказал я. Вскоре шлюпка подлетела к нашему шлюзу.

– «Дерзкий», шлюпка к стыковке готова, – прозвучало из динамика. Я упорно молчал.

– «Дерзкий»! Командир! Разрешите пристыковаться! – настаивал голос. Я не отвечал.

– Сэр, может быть, я…

– Закройте рот, мистер Таер. Последний раз предупреждаю.

Тишина казалась невыносимой.

– Керрен, – не выдержал я, – сообщи «Порции», что я отказываюсь принимать шлюпку.

– Есть, сэр!

– «Дерзкий», впустите нас ради бога! – умолял из динамика кто-то, близкий к истерике.

Я хорошо понимал отчаяние людей, оказавшихся между двумя кораблями, один из которых вот-вот драпанет со сверхсветовой скоростью, а другой отказывается их принять.

– Ждите, – объявил я в микрофон.

– Слава Богу, он нам ответил! Впустите нас, командир!

– Ждите! – заорал я, отшвырнув микрофон.

Напряжение нарастало. Через несколько минут «Порция» включила обычные реактивные двигатели, начала удаляться на безопасное расстояние, чтобы перейти в сверхсветовой режим, и вскоре исчезла. «Дерзкий» остался один. Я мысленно распрощался с жизнью.

Какое-то время я сидел, погрузившись в трясину уныния. Теперь можно и отдохнуть. В новой каюте. На новой койке. Времени впереди много. Но вначале надо кое-что сделать.

– Филип.

– Слушаю, сэр! – Гардемарин вскочил с кресла.

– Иди вниз. Дай им пристыковаться. Надеюсь, ты помнишь, что надо делать? Не раз занимался этим. Только сейчас тебе придется действовать в одиночку, так что будь осторожен.

– Есть, сэр.

– Когда шлюпка пристыкуется, не открывай внутренний шлюз без моего разрешения.

– Есть, сэр. – Он отдал честь и ушел. Чертовски хотелось спать, глаза слипались. Я встряхнулся.

– Керрен, у тебя есть приказ признать меня командиром твоего корабля?

– Так точно, сэр, – послышался приятный баритон.

– Хорошо.

– Добро пожаловать на борт нашего корабля, сэр.

– Мне сейчас не до светских бесед, – оборвал я его.

– Так точно, сэр. – Тон его слегка изменился, стал как будто обиженным. – У меня есть для вас сообщение.

– От кого?

– Видеозапись. Командир Хэсселбрад приказал известить вас о ней лишь после того, как «Порция» улетит. Хотите посмотреть ее прямо сейчас?

– Да.

На экране появилось угрюмое лицо командира Хэсселбрада. Он смотрел прямо на меня:

– В эти минуты я уже ничем не могу помочь вам. Но, видит Бог, мой долг сообщить вам некоторую информацию. Тремэн решил пересесть на первый же корабль, который ему встретится на пути. Вам не повезло, «Порция» прибыла на стоянку первой. Когда космические чудища сломали нам сверхсветовой двигатель, Тремэн сдвинулся по фазе. Я, конечно, не уверен, но так мне кажется. После этого он составил подробный план, в том числе и приближение вашего корабля со стороны неповрежденного борта, чтобы вы ничего не заметили; он же запланировал эвакуацию пассажиров и экипажа. Короче говоря, все это дело – его работа. До сих пор корю себя за то, что не отстранил его от командования кораблями. Я записал свой протест в бортовой журнал, можете его прочитать, хотя вам это не поможет. Я вынудил Тремэна перебросить с «Порции» на борт «Дерзкого» семь цистерн топлива. Это хоть какая-то помощь. Тремэн забрал почти все лекарства из лазарета «Дерзкого». Хэсселбрад опустил глаза и некоторое время сосредоточенно рассматривал свои руки, нервно подергивая пальцами, потом продолжил:

– Шарообразный объект, отделившийся от чудовища, проплавил обшивку «Дерзкого» и проник в один из залов гидропоники. Мы все оттуда выбросили, опасаясь заражения. И у нас почти не осталось свежей пищи, выращиваемой с помощью гидропоники. В основном мы питались консервами. – Хэсселбрад поднял глаза. – Сифорт, адмирал приказал большую часть консервированных продуктов питания переправить на «Порцию». Я не успел вовремя прекратить это варварство, потому что находился уже на «Порции». Инвентарного списка ваших запасов у меня нет, поэтому не могу сказать точно, сколько у вас осталось. Правда, пассажиров у вас теперь меньше, чем было у нас. Может быть, как-нибудь обойдетесь. Я понимаю, что обязан был остаться на «Дерзком». Я не просил адмирала переводить меня на «Порцию», но и не отказался. Простите меня… Я… Понимаете, в моем возрасте трудно смириться с таким… Трудно заставить себя провести долгие годы в безысходности… Я не смог. Это выпало на вашу долю. Да поможет вам Господь, мистер Сифорт. Извините нас…

Видеозапись закончилась.

– Хотите еще раз посмотреть, командир? – спросил компьютер.

– Нет. – Мне больше хотелось увидеть другое. Я плохо помнил, что наговорил адмиралу, когда он довел меня до белого каления.

– Керрен, ты записал мой разговор с «Порцией»?

– Да, сэр.

– Прокрути запись.

На экране возник я собственной персоной, с перекошенной от ярости физиономией. Зазвучал голос Тремэна:

– Приказываю принять направленных к тебе пассажиров.

Потом мой ответ. И мое: «Хрен тебе! Я отказываюсь выполнять ваш приказ!.. Это убийство!.. Я открою по вашему кораблю огонь!» Было от чего прийти в ужас.

– Выключи! – заорал я, вспомнив, что за этим последует. Страшная клятва…

– Запись еще не кончилась, сэр, – вежливо заметил Керрен.

– ВЫКЛЮЧИ!!! – Я едва сдерживал рыдания.

Наступила блаженная тишина.

Открылась дверь, и на пороге появился Филип.

– Разрешите войти, сэр.

Я пригласил его жестом, не в силах произнести ни слова.

– Все пассажиры на борту, – доложил Филип.

– Хорошо, – равнодушно бросил я. Филип вопросительно смотрел на меня, ожидая, видимо, указаний. Но я молчал.

– Сэр, каковы будут дальнейшие распоряжения? – спросил он наконец.

– Распоряжения? – Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но ничего не получилось. – Я не имею права приказывать.

– Почему, сэр?

– Я не командир. Я мятежник, – тихо промолвил я, открыл глаза и уже громче добавил: – Действуй по своему усмотрению.

– Хорошо, сэр, с чего начнем? Я чувствовал себя совершенно разбитым. Откинулся назад в кресле и снова закрыл глаза.

– Послушай, гард, – заговорил я наконец, – мы дрейфуем в пустыне, запустить сверхсветовые двигатели невозможно, все корабли эскадры наверняка полетели дальше и не вернутся за нами. У меня есть сломанный корабль, есть ты, восемнадцатилетний гардемарин, никому не нужный, даже Тремэну. Да еще главный инженер, вдрызг пьяный, которого я отхлестал по щекам, пытаясь привести в чувство, и даже не спросил имени. Что еще у меня есть? Могу продолжить, – криво усмехнулся я. – В первой каюте находятся несколько матросов.

Адмирал почтил их за особые заслуги – нарушения дисциплины. Сейчас они, скорее всего, наложили в штаны с перепугу. Еще есть сорок несовершеннолетних переселенцев, которые шатаются по кораблю в поисках развлечений. Вряд ли несчастные старики и старухи будут в восторге от этих ребят.

Филип даже изменился в лице от ужаса, а я продолжал капать ему на мозги.

– По распоряжению адмирала наши лазеры были выведены из строя, а для приведения их в боевую готовность потребуется как минимум несколько часов. Половина систем гидропоники разрушена. Почти все съестные припасы перевезены на «Порцию». Я не знаю шифры кодовых замков сейфа на мостике, а также дверей кают матросов и склада оружия. Не знаю, хватит ли у меня людей для поддержания работоспособности систем жизнеобеспечения. Трудно сказать, от чего мы погибнем: от нападения чудищ, голода или удушья. А теперь скажи мне, гардемарин Филип Таер: с чего нам начать?

– Сэр, в… вы командир! – произнес, заикаясь, Филип.

– Командир чего? А? Отвечай, гард!

Мальчишка молчал. Я увидел в его глазах панику и устыдился. Ну что я давлю ему на психику?! Так человека и сломать можно.

– Ладно. – Я попытался изобразить улыбку. – Не расстраивайся. Выживем. Пойдем посмотрим, что можно сделать. – Я встал.

– Есть, сэр! – выпалил Филип с явным облегчением.

Мы заперли дверь на кодовый замок и пошли обследовать корабль. Я спустился на третий уровень. Филип за мной. Свернув в коридор, я столкнулся лицом к лицу с Уолтером Дакко.

– Черт возьми! – вскричал я. – Как вы попали в этот ад?

– Командир, где экипаж? – спросил в свою очередь Уолтер Дакко, вне себя от изумления. – Почему так много пустых кают?

– Почему вы здесь?! – Я схватил его за грудки и прижал к стене. – Отвечайте!

– Крис, – с болью произнес он. – Крис и Грегор Аттани… Мне они ничего не сказали… Подошли к новым офицерам «Порции» и попросились на другой корабль. Чтобы продолжать путешествие без вас. Адмирал им разрешил. Мы с Галиной решили не расставаться с сыном. Слишком он молод. Я упросил адмирала… Получил разрешение перейти на этот корабль. А теперь хочу знать, что происходит.

– «Порция» смылась. Труба нашего сверхсветового двигателя повреждена. Мы не можем продолжить полет. Нас бросили на произвол судьбы.

Он сник, закрыл глаза.

– Ох, бедный мой глупый мальчик, – пробормотал Уолтер Дакко и поспешно спросил шепотом: – Есть хоть какая-то надежда?

– Возможно, нас обнаружат спасательные корабли.

Продолжая свой путь, мы вдруг услышали доносившиеся из каюты матросов отчаянные вопли и стук в дверь. На стене висел клочок бумаги с шифром для кодового замка.

– Может, сначала вооружиться? – забеспокоился Филип.

– Не надо. – Я решил, что если для усмирения матросов понадобится оружие, то нам все равно здесь не выжить.

Я набрал на клавиатуре замка шифр и заложил руки за спину, приняв самый миролюбивый вид. Дверь распахнулась.

Бушующая толпа вывалилась наружу.

– Смирно! Назад! – заорал я. Ошеломленные матросы остановились. – Я, Николас Сифорт, ваш новый командир! В две шеренги по одному становись! Друг против друга! Ты! – подтолкнул я одного. – Оглох, что ли?! Встать в строй!

Мне повезло – привычка матросов к дисциплине сработала, и они выполнили приказ.

– Гардемарин, записывайте каждого, кто шевельнется!

Филип сорвал со стены листок с шифром и вбежал в каюту.

Я с грозным видом прошагал между шеренгами притихших матросов и пошел вразнос:

– Вам было приказано находиться в каюте! А вы что устроили? Бунт? Не потерплю! Представиться! По одному! – Я вперил гневный взгляд в крайнего матроса.

– Оператор систем регенерации Ковакс, сэр! – отчеканил матрос.

Отлично, такой специалист нам нужен позарез.

– Связист Цы, сэр!

– Матрос Андрос!

– Сэр! – напомнил я.

– Чо? А… Ну, сэр, – буркнул матрос, судя по акценту, испанец.

– Запишите его, мистер Таер! – приказал я.

– Зачем так суетиться, командир? – Говорил он не лучше беспризорников. – Ведь вокруг ни одного корабля, мы одни.

– В карцер его, мистер Таер! – В таких случаях надо действовать решительно, иначе экипаж выйдет из-под контроля.

– Есть, сэр! – ответил Таер.

– Давай, веди меня, красавчик, прогуляемся, – нагло ухмыльнулся Андрос. – Я люблю таких симпатичных стройных мальчиков. Я тебя…

Договорить он не успел – ударом в челюсть я сбил его с ног. Андрос кулем свалился на пол. Острая боль в руке испугала меня. Неужели опять перелом? Осторожно пошевелил пальцами, вроде бы все в порядке.

– Следующий, – произнес я как ни в чем не бывало, словно отправить матроса в нокаут было для меня обычным делом.

Теперь я знал, что на борту четырнадцать матросов. Пятеро переведены с «Порции»: Андрос, Клингер и три помощника стюарда. Среди остальных девяти один специалист из инженерного отделения, два – из зала гидропоники, один – помощник эконома. Пятеро не имели специальности.

– Мы находимся в боевых условиях на военном корабле, и за нарушение дисциплины я буду наказывать по законам военного времени. Поняли?!

– Друкер! Грошнев! Отнести Андроса в карцер! И немедленно возвратитесь.

– Есть, сэр!

Матросы подхватили Андроса за руки и ноги и понесли, следуя за Филипом.

Вскоре они вернулись, и лишь тогда я скомандовал остальным «вольно».

– Весь экипаж корабля – это вы, никого больше нет, если не считать пассажиров. – По шеренгам пронесся ропот. Мог ли я осуждать их? Я снова стал расхаживать взад-вперед. – Прежде всего следует произвести инвентаризацию. Мистер Ковакс, системы регенерации в порядке?

– При чем здесь регенерация?! – завопил Ковакс. Он был близок к истерике. – Вы что, не понимаете? Ведь нас здесь оставили умирать!

– Нет! – Матросы деморализованы, надо принимать срочные меры, иначе с ними не справиться. – Все за мной! Посмотрим системы регенерации, гидропонику, инженерное отделение, пост связи.

Матросы стали нехотя покидать каюту, из которой недавно жаждали вырваться.

– Мистер Таер, захватите с собой блокнот из кабинета эконома. Надо записать, что скажут специалисты по поводу жизненно важных систем корабля. Мистер Ковакс, надеюсь, автоматика в отделении регенерации работает?

– Так точно, сэр, – выпалил он, немного успокоившись. Мы с ним шли впереди. – Электропитание во время боевых действий не отключалось. Одно из помещений бортовой электростанции разгерметизировалось, и там погибли пятеро матросов. Однако электростанция не вышла из строя. Все показания систем регенерации вчера были в норме. А потом меня заперли там. – Он показал в сторону каюты.

– Знаю. Ничего подобного больше не повторится, пока я тут.

В отделении регенерации я скомандовал:

– Всем встать в круг, иначе не услышите, что я скажу. – И обратился к Коваксу: – Можете научить кого-нибудь из товарищей обращаться с этим хозяйством?

Ковакс кивнул. Матросы окружили экран с показаниями датчиков систем регенерации. Ковакс взглянул и доложил:

– Все показания в норме, командир.

– Хорошо. Теперь посмотрим гидропонику. Я пошел дальше по коридору.

– Не туда, – остановил меня Грошнев, – гидропоника работает только по левому борту, а здесь она…

– Вначале осмотрим это отделение, – перебил я его. – Как надо отвечать на приказ?!

– Есть, сэр!

– Я понимаю, вас заперли в каюте, как в тюрьме, и поэтому прощаю вам нарушение субординации. Но это в первый и последний раз. Поняли?

– Так точно, сэр!

– Хорошо. Веди нас к ближайшей гидропонике.

Стоило мне войти в отделение гидропоники правого борта, как я тут же пожалел о своем приказе. Картина бьша удручающая. Почти все искорежено. Огромная дыра в борту, правда, бьша прочно заделана, но всюду валялись разорванные шланги, разбитые приборы. И ни одного растения. Очевидно, их выбросили из-за опасности заражения.

– Здесь был поганый шар, – пробормотал кто-то из матросов с нескрываемым ужасом.

– Так ведь все очистили, забыл, что ли! – прикрикнул на него Друкер. – Лейтенант Аффад строго следил. Тут все обработали ультрафиолетом и химикалиями. Вирусов нет.

– Семена или рассада остались? – спросил я.

– Семена есть, сэр. И еще немного рассады, но как их тут выращивать? Вся автоматика накрылась.

– У вас должны быть запасные шланги и трубы. Горшки сохранились. Значит, можно восстановить гидропонику.

– Так точно, сэр, – уныло ответил Друкер. – Кое-что восстановить можно, но с электроникой и автоматикой нам не справиться.

– Ладно. Пошли теперь на левый борт.

В зале гидропоники левого борта картина была совершенно другая. В ярком свете ламп благоухали помидоры, радовали глаз огурцы и прочая зелень. Тихо журчала вода, автоматика исправно подавала корням питательный раствор, поддерживала нужную температуру.

– Здесь все в порядке? – спросил я.

– Не совсем, – грустно ответил Друкер. Он подошел к одному из больших металлических горшков с песком, в котором росли помидоры, раздвинул листья и показал на огрызки неспелых помидоров, валявшихся на песке. – Кто-то лазил здесь и крал овощи. Я заметил это только вчера перед тем, как нас заперли в каюте, сэр. Остальных членов экипажа в это время уже переправили на «Порцию».

Матросы притихли. Я посмотрел в глаза каждому, но все выдержали мой взгляд.

– Отныне отделение гидропоники будет всегда под замком, – объявил я. – Заходить сюда смогут только специалисты, ответственные за сохранность растений, урожая и всего прочего. За воровство – казнь. – Никто не издал ни звука, и я обратился к Друкеру: – Есть возможность увеличить урожай?

– Все горшки заняты, командир. Некуда сажать растения, разве что увеличить плотность посадки.

– Какой вы собираете урожай?

– Приблизительно двадцать помидоров в день, командир, и около тридцати огурцов. В одиннадцатом горшке посажены бобы, но созреют они только через месяц. Салата-латука много, но на одном салате, сами знаете, не проживешь.

– Почему не посадили дополнительные растения, когда разрушился правый зал гидропоники?

– Не знаю, сэр. Вначале все были заняты обеззараживанием помещений, потом надеялись на встречу с остальными кораблями, где можно будет взять рассаду. Она дает плоды быстрее, чем семена.

– Так. – Во всем виноваты прежние офицеры «Дерзкого». Но что толку сейчас об этом говорить? Придется исправлять положение. Вот и все. – Пошли на камбуз, проверим запасы. – Мы вышли, и я запер дверь на кодовый замок, заслонив собой его клавиатуру, чтобы никто не увидел шифра.

Холодильники работали исправно и были заперты на кодовые замки. Только один был взломан и стоял пустой.

– Где шифры замков холодильников? – спросил я. Один матрос пожал плечами, остальные даже не шевельнулись.

– Можно их взломать, – предложил Клингер.

– Нет, – возразил я. – Попробую найти шифры на мостике. Взламывать холодильники. будете только по моему приказу.

Вместе с матросами я осмотрел кладовки и шкафы. И обнаружил там всего несколько мешков муки, пакетики с приправами, банки с консервированными овощами.

– Кому-нибудь известно, какие запасы имеются в трюме? – спросил я.

– Коробок двадцать сухого молока, – угрюмо ответил один из матросов. – Я помогал перевозить их на «Порцию», а потом командир Хэсселбрад приказал переправить их обратно.

– Что еще?

– Еще какие-то коробки. Не знаю, что в них. Знаю только, что на всех не хватит.

– Мистер Таер, – повернулся я к Филипу, – когда закончим осмотр корабля, спуститесь с этим матросом в трюм и сделайте опись всех имеющихся запасов. А теперь пошли в инженерное отделение.

Главного инженера там не оказалось. На полу в луже ликера все еще валялись осколки глиняной чашки.

– Мистер Сайкес, – обратился я к матросу, помощнику инженера, – в каком состоянии электростанция?

– Вы видели главного инженера? – невесело усмехнулся тот щербатым ртом. – Похоже, он смылся допивать свой бочонок. А компьютер вроде бы фурычит. Во всяком случае, он трезвый. – Матрос залился нервным смехом.

– Мистер Таер, запишите мистера Сайкеса, я с ним потом разберусь, – приказал я. – А теперь, мистер Сайкес, доложите по всей форме.

Помощник инженера смерил меня презрительным взглядом и хотел сказать все, что он думает по этому поводу, но вовремя спохватился, помолчал секунду-другую и заговорил без прежней развязности:

– Инженер, как я понимаю, в расстройстве, сэр, и места себе не находит. Электростанция работает в автоматическом режиме, электроэнергии для систем жизнеобеспечения вполне хватает. Но чтобы включить лазеры, потребуется больше энергии, и электростанцию придется перевести в другой режим, на полную мощность. Точно не знаю, может ли она переключиться автоматически.

– Не может.

– Ну тогда, пожалуй, лучше не включать лазеры.

– Ты в этом не разбираешься?

– Могу только сличать показания приборов и следить за сообщениями компьютера, сэр; знаю, какие нажимать кнопки, когда главный дает указания. Главный всегда находился рядом. А если что-то случится, мне лучше вообще все выключить, – улыбнулся он и на всякий случай вежливо добавил: – Сэр.

– Понятно. Я заставлю главного инженера дежурить.

На этом инспекция инженерного отделения закончилась, и мы пошли на первый уровень к посту связи. В коридоре нас окружили беспризорники. Я прикрикнул на них на их собственном жаргоне, и они, очень удивленные, разбежались.

В помещении связи панели управления лазерами были сняты и аккуратно сложены, рядом лежали учебники, открытые на тех страницах, где дано описание присоединения панелей.

– Господь Всемогущий… – Я с трудом сдержал готовое сорваться с языка ругательство. – Прости, Господи, аминь. Мистер Цы, вы сможете установить на место эти штуковины?

Матрос долго смотрел на дело рук своих боевых товарищей, которым посчастливилось перебраться на «Порцию».

– Смогу, – ответил он наконец. – Не сомневайтесь.

– Начинайте! – скомандовал я.

– Есть, сэр. – Он открыл ящик с инструментами. – Хорошо, если все отсюда…

– Понятно. Сейчас мы уйдем. Как только закончите, доложите на мостик. И непременно проверьте радиоаппаратуру. Обо всех неисправностях сообщайте мне лично.

Мы покинули пост связи и вышли в коридор. Я обратился к экипажу:

– Итак, осмотр корабля закончен. Работы предстоит много. Мистер Таер, спуститесь в трюм для инвентаризации пищевых запасов. Мистер Акрит, назначаю вас командиром пассажирского отделения. Возьмите себе в помощники трех человек. Составьте список пассажиров, укажите номера кают. Остальные, – я обвел взглядом семерых матросов, – будут пока работать на камбузе под командой мистера Бри. Доложите лично мне, что можно приготовить сегодня на ужин из имеющихся запасов. Все. Разойтись!

Матросы нехотя расходились. Я видел, что некоторым хотелось что-то сказать, но не дал им такой возможности и поспешил на мостик. Заперев дверь на замок, я рухнул в кресло. От вороха неразрешимых проблем голова буквально раскалывалась.

– Керрен? – позвал я.

– Слушаю, сэр! Чем могу быть полезен? – любезно откликнулся компьютер.

Я понял, почему командир Хэсселбрад предпочитал отключать у него разговорный режим. В заискивающем тоне компьютера было что-то неприятное.

– На холодильниках кодовые замки. Ты знаешь, где шифры?

– Да, сэр.

Я подождал немного, но противная машина молчала, видимо, ожидая прямого вопроса.

– Где они, Керрен?

– В бортовом журнале, сэр. Командир Хэсселбрад записал. Вы заглядывали туда?

– Нет.

Какой же я идиот! Я тотчас же стал просматривать файлы журнала и вскоре обнаружил шифры к сейфу мостика и замкам кладовок с едой. В сейфе хранились элек-трошокер, пистолет и конверт с надписью «ключ от оружейного склада». Я положил все это в карман и, почувствовав себя немного увереннее, снова сел в кресло. Через полчаса вернулся Филип и радостно сообщил:

– Мясные и овощные консервы, сэр! Два полных контейнера! Пятьсот семьдесят четыре ящика по шестнадцать банок в каждом. – Довольный, он сел в кресло дежурного офицера.

– Неплохая находка, гард, – улыбнулся я.

Сразу стало как будто светлее и уютнее. Филип, глядя на меня, тоже весь расцвел. Я продолжил изучение бортового журнала.

– Эй, мостик? Командир? – донеслось из динамика внутренней связи.

– Кто это? – спросил я в микрофон. – Ты что, не знаешь, как надо докладывать?

– Нет, сэр. Впервые звоню на мостик. Это Акрит.

– Вот что ты должен сказать: докладывает матрос Акрит, сэр!

– Докладывает матрос Акрит, сэр! – повторил он, подражая моим интонациям, как попугай. – Э… Понимаете, на борту семьдесят шесть пассажиров, сэр, среди них эти чертовы ссыльные. Пришлось врезать одному из них по чайнику, чтобы отвязался от меня. Ссыльных тридцать девять, довольно много стариков и совсем мало нормальных пассажиров. Список у Джабура.

– Хорошо. Пусть Джабур принесет список. А ты со своими помощниками убери мусор на всех трех уровнях. Это приказ!

– Есть, сэр.

Я положил микрофон и предался размышлениям. Итак, на корабле семьдесят шесть пассажиров, четырнадцать матросов, Филип, инженер и я. Всего девяносто три человека. Если каждый будет съедать по банке консервов в день, запасов хватит дней на сто. Кое-что будет давать гидропоника. В любом случае времени у нас в обрез. Надо строжайшим образом охранять пищевые запасы.

– Мистер Таер, вы заперли трюм?

– Нет, просто закрыл дверь, сэр.

– Почему?! – заорал я.

– Но, сэр, вы приказали только осмотреть трюм и сделать инвентаризацию, а…

– Как зовут того матроса, который был с тобой?

– Ибарес.

– Он видел ящики с консервами?

– Да, помогал мне считать…

– Болван! Ты хоть на что-то способен?! – Я вскочил и побежал, крича на ходу: – Тебе ничего нельзя доверить. Вперед! Быстро!

Филип помчался за мной.

– В трюм, сэр?

– Да! Черт возьми… Нет! Вначале к складу оружия!

Я с трудом отпер склад, «пугач» и пистолет отдал Филипу, а себе взял лазерную винтовку. Из склада мы бросились к шлюпочному отсеку, надели скафандры. В грузовом трюме нет вентиляции, воздух не регенерируется и входят туда лишь в скафандрах. Распахнув толчком дверь, я увидел тускло освещенный гигантский грузовой трюм по центру вдоль оси до самого носа. Отключив рацию скафандра, наклонился к Филипу и спросил:

– Где?

Он молча указал на противоположную стенку. До нее было метров сто. Я включил рацию на прием, жестом приказал Филипу сделать то же самое и начал осторожно двигаться по проходу. В наушниках послышалось тяжелое дыхание и чей-то голос произнес:

– Быстрее, черт возьми! Пора уходить, а то застукают!

По обеим сторонам трюма шли узкие проходы; между ними над контейнерами, через каждые двадцать метров, тянулись мостики. Я пошел по одному из них на голоса к противоположному проходу. У контейнера с консервами трое в скафандрах грузили ящики на тележку.

– Не двигаться! – крикнул я и поднял винтовку.

– Бежим!

Выкрикивая проклятия, воры начали разбегаться. Один помчался по проходу в сторону шлюпочного отделения, другой спрыгнул с мостика и затерялся среди ящиков и контейнеров, а третий пошел на меня с железным прутом.

– Стой! – крикнул я.

Он метнул в меня прут и угодил прямо в шлем. Посыпались осколки, я зажмурился и выстрелил. К счастью, дышать в трюме было легко. Я открыл глаза, но негодяя и след простыл.

– Сюда, сэр! – закричал Филип. – Он… Ох! Я побежал на крик. Филип сидел на полу, держась за бок.

– Извините, сэр, – оправдывался он, – я метил в другого, а этот незаметно подбежал и отправил меня в нокаут. Они ушли.

– Ушли?! – Я схватил его за шиворот и поднял на ноги. – Чтоб тебя… Чертов гард! Где пистолет?! Где «пугач»?

Филип побледнел, с ужасом осмотрелся.

– Я… Они… Он подобрал их, сэр, когда я упал.

Потрясенный, я не мог вымолвить ни слова.

Устав квалифицирует открытое неповиновение матроса командиру как мятеж. Что же говорить о вооруженном сопротивлении? Незаконное приобретение или хранение огнестрельного оружия влечет за собой пожизненную ссылку на спутник Юпитера Каллисто для гражданских лиц и смертную казнь – для матросов.

А теперь на корабле начался вооруженный бунт. И все из-за Филипа.

– Я выстрелил в одного. Он пробегал мимо тебя? – спросил я Филипа.

– Кажется, я видел только двоих, сэр.

– Кажется! – передразнил я его. – Значит, третий где-то здесь.

Мы пошли по трюму. Я держал наготове винтовку, но она не понадобилась – третий лежал ничком под мостиком. Голова у него была прострелена. Я приказал Филипу взглянуть на раненого. Филип вернулся бледный. Оказалось, что матрос убит и глаза его уже остекленели.

Мы вышли из трюма., и я сбросил скафандр.

– Все из-за тебя! – ворчал я на Филипа. – Ведь ты знал, что у нас мало еды, почему же не запер дверь в трюм? Думал, матросы этим не воспользуются? Ты даже не сумел сохранить доверенное тебе оружие! Теперь у мятежников есть пистолет и «пугач». Болван! Щенок! Выпороть тебя мало!

Своей виноватой улыбкой Филип буквально достал меня. Я был в бешенстве.

– Да! Видит Бог, заслужил порку, гардемарин! Я не был лейтенантом, и в моей каюте никогда не было скамьи для порки! Но теперь я научусь сечь!

В глазах Филипа появилась мольба, но он не проронил ни слова.

– Пошли! – Я схватил его за руку. – В лейтенантскую каюту!

Обуреваемый слепой яростью, я потащил Филипа по коридору, и вскоре мы уже были в офицерском отделении. Дверь в лейтенантскую каюту была приоткрыта. Я ворвался туда. Скамья стояла на месте, рядом – кнут. Филип, едва сдерживая слезы, снял китель, аккуратно сложил его, повесил на спинку кресла, шагнул к скамье, лег и скрестил руки под подбородком, как и положено.

Я прислонил винтовку к стене, схватил кнут.

– Я тебя научу нести службу, чертов… – Я больно хлестнул его.

Филип вскрикнул, дернулся. Я снова взмахнул кнутом, упиваясь своей властью.

Вдруг ярость схлынула, сознание прояснилось, я опомнился. Что же я делаю?! Кнут выпал из руки. Я рухнул в кресло у стола. Филип ждал продолжения порки.

– Господи! – схватился я за голову. Гардемарин продолжал лежать.

– Поднимайся, Филип, – прохрипел я. Он медленно встал, начал натягивать брюки. Лицо его пылало.

– Садись.

Он послушно сел, морщась от боли.

– Не знаю, сможете ли вы меня простить, мистер Таер. Я даже не надеюсь на это. Весьма сожалею о своем недостойном поступке. Это несправедливо.

– Нет! – выкрикнул он.

– Да! Ты…

– Нет, сэр, вы правы! – Из глаз его брызнули слезы. – Я не запер дверь, потерял оружие. Простите меня, постараюсь исправить свои ошибки! Что там порка! Я даже не знаю, какого заслужил наказания. Наказывать – значит доверять! Без наказаний на корабле нельзя. Я не похож на этих матросов. Уважаю дисциплину, уважаю присягу. Пожалуйста! – Он вскочил, протянул мне кнут. – Я ненавижу порку, но вы командир! Умоляю, выпорите меня! Не бойтесь!

Он положил кнут на стол прямо передо мной. Я закрыл глаза. Наступила гнетущая тишина.

– Думаешь, я боюсь? Боюсь, что ты присоединишься к бунтовщикам?

– Почему же тогда вы бросили кнут? Или я мало натворил?

– Бросил потому, что понял свою ошибку. Это я обязан был запереть трюм. Как только поднялся на борт. Из-за моей неосмотрительности погиб человек. А я свалил свою вину на тебя. Что же до пистолета и «пугача»… И здесь ты не виноват, у тебя их отняли. Ты делал все, что мог.

– Значит, плохо сделал! – На лице его еще не высохли слезы. – На корабле я единственный офицер. Вам бы на меня положиться, а я вас подвел. Нет, я ни на что не гожусь. Недаром вы отказались взять меня с собой. От меня никакого проку. Хуже того, один вред.

– Слушайте внимательно, мистер Таер. Я опасался за вашу жизнь. И только поэтому не хотел брать вас с собой. Вы хороший офицер, и я вас уважаю. Простите, что так обошелся с вами. Больше такого не повторится.

– Не обещайте, не надо.

– Поздно. Уже пообещал. Я обязан был это сделать, чтобы впредь не совершать необдуманных поступков. И вообще… – Я умолк, не в силах справиться с обуревавшими меня чувствами, потом едва слышно произнес: – Знаешь, Филип, я не гожусь в командиры. Может, отстранишь меня и займешь мое место?

– Что? – с ужасом прошептал он.

– Бери корабль под свое командование. Я не возражаю. Не получился из меня командир, я только порчу людям жизнь. – Филип был потрясен, будто гром грянул среди ясного неба. – А теперь в довершение ко всему убил человека.

– Вы герой, вы спасли «Гибернию», – заговорил Филип, оправившись от шока. – Я не уберег даже собственное оружие, а вы предлагаете мне командовать кораблем. Нет, я так и останусь гардемарином. Сместить?.. – Он издал какой-то странный звук – не то всхлип, не то смех.

– Да поможет нам Господь Бог. – Я накрыл ладонью его руку, и так мы долго сидели в полной тишине. Наконец я встал и со вздохом сказал:

– Ладно. Давай приниматься за дело. Еще раз повторяю, прости меня, Филип!

– Мистер Тамаров еще не так меня сек, сэр, – попытался улыбнуться Филип. Мы встали и пошли к выходу.

– Отдохни несколько часов, Филип, а потом пойдешь на мостик. Можешь занимать любую каюту.

– Только гардемаринскую, сэр. Иначе мне не уснуть.

* * *

Усталый, в полном отчаянии, я поплелся на мостик и запер за собой дверь. Искать украденное у Филипа оружие на таком большом корабле было бессмысленно. Ускользнувшие солдаты были в скафандрах, и я их не разглядел. Где искать? У кого?

Инженер был пьян, ему не до воровства. Связист Цы занимается устройством панелей управления. Акрит и Джабур составляли списки пассажиров. Андрос сидел в карцере. Таким образом, из четырнадцати осталось девять.

Их можно было проверить на детекторе лжи с применением наркотиков. Но устав запрещает подобные допросы, если к тому нет особых оснований. Кроме того, на борту не было врача, а сам я не знал, какие именно следует вводить наркотики и в каких дозах.

Мои размышления были прерваны голосом из динамика:

– Центр управления? Докладывает пост связи!

– Что у вас, мистер Цы?

– Кажется, с лазерами все в порядке., сэр. Разрешите проверку?

– Можно без включения лазеров?

– Нет. Только с включением, сэр. Иначе не проверить.

– Пожалуй, верно. Постреляешь по метеору. Как только мистер Таер заступит на вахту, я прикажу ему выбросить за борт что-нибудь негодное.

Мне подумалось, что неплохо использовать в качестве мусора убитого мною вора. Но я решил не обострять и без того непростые отношения с экипажем, несмотря на то что вор намеревался ограбить своих же товарищей.

Пусть Филип выбросит за борт какую-нибудь рухлядь. Надо только не забыть ему это сказать. И я набрал на клавиатуре памятку самому себе. Теперь мои мысли занимал пост связи с пультом управления лазерами. Надо укомплектовать его людьми и научить их стрелять из лазерных пушек. Люди также нужны в зал гидропоники и для круглосуточного дежурства в отделении регенерации. А в моем распоряжении тринадцать человек!

Постепенно весь экран заполнился моими записями. Прежде всего необходимо в зале гидропоники высадить новые растения. Иначе мы просто умрем с голоду. Теперь инженер… Как его все-таки зовут? Я порылся в журнале – ага, Андреас Касавополус. Ему придется нести вахты и выполнять другую работу. Далее, нужны круглосуточные дежурства на мостике, а офицеров всего трое – я, Филип и инженер. Как быть? Нести двенадцатичасовые вахты? Так мы долго не выдержим, ведь есть и другие дела. Кто-то должен присматривать за пассажирами. Везде нужен глаз да глаз, а людей нет.

– Необходима помощь, – прошептал я, с тяжелым вздохом откинувшись в кресле.

– Что, сэр? – спросил Керрен.

– Нам нужна помощь, – повторил я громче.

– Я уже прикинул ваши возможности. Всего на борту семнадцать человек экипажа. Если…

– Шестнадцать. Одного я застрелил.

Потрясенный Керрен умолк, но через секунду продолжил:

– Что ж, тогда посчитаем заново. Чтобы решить все первоочередные проблемы, придется каждому работать по восемнадцать часов в сутки без выходных.

– Это невозможно.

– Другого выхода нет, поймите! Даже при восемнадцатичасовом рабочем дне у экипажа не останется времени на дела менее важные.

– Хватит, Керрен!

От навалившихся проблем пухла голова. Что делать? Как выжить?

– Керрен, следи за обстановкой снаружи. Заметишь какой-нибудь объект – сразу поднимай тревогу. Не упускай из виду также системы регенерации и электростанцию. Докладывай о любых отклонениях от нормы. – Я с трудом встал.

– Конечно, сэр. С удовольствием возьму на себя эти обязанности. Вы собираетесь уходить, командир? Мостик нельзя оставлять без присмотра, статья семнадцатая устава…

– Вот ты и дежурь, а у меня других дел невпроворот.

– Компьютер не всегда может заменить офицера, поэтому…

Не дослушав его, я вышел.

Матросы под наблюдением Акрита в коридоре второго уровня с унылым видом мели пол. При моем появлении они вытянулись по стойке «смирно». Я скомандовал:

– Вольно! – И обратился к Акриту: – У вас есть список пассажиров и номера их кают?

– Да, сэр. – Акрит поспешно извлек из кармана измятый листок бумаги и протянул мне.

Нужная мне каюта находилась на этом же уровне, только на противоположной стороне корабля. По дороге я вспомнил, что не взял винтовку, но возвращаться не стал – воры струсили и вряд ли рискнут снова напасть на командира, по крайней мере сегодня.

– Кто там? – отозвался на стук Уолтер Дакко и, не дожидаясь ответа, открыл. – А, это вы, командир! Входите. – Он закрыл за мной дверь и молча ждал, когда я заговорю. На кровати валялись его одежда и личные вещи.

– Мистер Дакко, в моем распоряжении всего тринадцать солдат, причем не все они надежны, и только два офицера. Один постоянно пьян, это инженер.

– И что? – тревожно спросил Уолтер, присаживаясь на кровать.

– Не хватает людей, чтобы поддерживать порядок на корабле.

В этот момент дверь распахнулась, и в каюту влетел Крис Дакко:

– Пап! Мы с Грегом… – Тут он увидел меня. – Что вы здесь делаете, Сифорт?!

– Крис! – сурово одернул я наглого юнца.

– Но это наша каюта! – твердил балбес.

– Моя, – возразил Уолтер Дакко с нажимом.

– Не все ли равно?

– Пошел вон! – вскипел папаша. – Убирайся в свою каюту!

Забыв обо мне, отец и сын сверлили друг друга глазами.

– На этот раз ты меня не запрешь, – бросил наконец Крис и вышел.

Уолтер Дакко облегченно выдохнул.

– С ним всегда проблемы, – пожаловался Уолтер. Он так до конца и не успокоился. – Итак, что вы хотели сказать?

– Мне нужна помощь.

– Помощь?

– Экипажу со всем не справиться, нас слишком мало. Нужно пополнить личный состав.

– Зачем? Пусть ваши люди выполняют самую ответственную работу, а пассажиры будут выращивать растения, готовить пищу, поддерживать чистоту.

– Нет, – покачал я головой, – так дело не пойдет. Даже для самой ответственной работы не хватает людей. Нужно следить за системами регенерации, дежурить на посту связи, на мостике и так далее. По уставу всем этим должен заниматься экипаж, точнее военные, а не пассажиры.

– По уставу? При чем тут устав?! Какие могут быть уставы в нашем положении?

– Это военный корабль, – сказал я с расстановкой. – И устав следует соблюдать в любой ситуации.

– Нас бросили на произвол судьбы! – Он в гневе швырнул на пол пиджак, но тут же поднял его, отряхнул и аккуратно положил на кровать. – Давайте работать вместе, чтобы выжить. К черту уставы! Нам надо выжить. Понимаете?

– Именно для этого и нужна железная дисциплина, – просто сказал я, не находя нужных слов. Как объяснить это штатскому? – Офицеры Военно-Космических Сил честно выполняют свой долг, хранят верность присяге, знают, что такое честь; умеют держать слово. Некоторые офицеры с «Порции» хотели перейти сюда, хотя отдавали себе отчет в опасности подобного шага. Но с матросами все обстоит иначе. Вы и сами это знаете. Самое трудное для правительства – это укомплектовать корабли личным составом, и потому в экипаж берут любого и выдают жалованье за полгода вперед. На военную службу многие идут не по призванию, а лишь ради заработка. Чтобы держать их в руках, разработаны жесткие инструкции, предусмотрены суровые наказания; командиру на время полета даются чрезвычайные полномочия, он фактически диктатор на своем корабле. И все это для предотвращения бунта экипажа. – Я разволновался, вскочил и зашагал по всей каюте. – Вам, наверно, известно, что матросам категорически запрещается даже прикасаться к командиру без его особого разрешения. – Я остановился перед Уолтером и посмотрел ему прямо в глаза. – Стоит дать матросам поблажку, пусть даже в виде исключения, и тогда с ними не справиться. Дисциплина рухнет. Она уже дала серьезную трещину. Одного матроса я бросил в карцер, другого пришлось пристрелить. Его застали на месте преступления, он напал на меня. Матрос воровал в трюме консервы.

– Я слышал об этой истории.

– Еще немного – и начнется хаос, матросы выйдут из-под контроля и будут действовать по принципу «каждый за себя». Начнутся жестокие драки за кусок хлеба, корабль превратится в поле битвы. Мой долг – это предотвратить. У меня нет выбора. Я связан клятвой.

– Какой еще клятвой?

– Присягой. Я поклялся соблюдать устав. Статья 204-я, параграф 1-й: «Командир следит за соблюдением на корабле всех законов Правительства до тех пор, пока не будет отстранен приказом вышестоящего командира или до момента своей смерти».

– Командир Сифорт. забудьте ваши законы! Вам нужны не параграфы, а наша помощь. Разве устав разрешает бросать людей на произвол судьбы? Нам почти не оставили еды, забрали всех офицеров и матросов, а вы толкуете об уставах.

– Устав нарушен не будет, – пожал плечами я.

– «Устав! Устав!» – вскричал Уолтер Дакко. – Подумайте хорошенько! Если мы все здесь подохнем, на кой черт нам ваши уставы?! Зачем вам на том свете присяга?

– Мне не улыбается перспектива оказаться клятвопреступником. Даже на том свете. Однажды я уже обошел приказ, покривив душой, потом отказался выполнить прямой приказ адмирала, хотя и весьма сомнительный. Но это не оправдание. И такое больше не повторится. – Я подошел к двери и взялся за ручку. – Я рассчитывал на вашу помощь, но… – Не успел я выйти, как Уолтер Дакко спросил:

– Чего вы от меня хотели?

– Чтобы вы согласились нести военную службу, а также поговорили на эту тему с Грегором и Крисом. Но теперь я вижу, что сделать это придется мне самому.

После этих слов я отправился к Грегору Аттани, по пути проклиная свою вспыльчивость. Зачем я так грубо обошелся с Дакко? Ведь мне необходима его помощь. Надо быть подипломатичнее. Я заставил себя успокоиться и постучал в дверь.

– Что надо? – неприветливо спросил Грегор с порога.

– Можно войти?

– Ладно, входите. – На кровати сидел его дружок Крис Дакко, явно недовольный моим появлением.

– Хорошо, что вы тут оба, – миролюбиво начал я. – Мне необходимо поговорить с вами. – Я вкратце изложил им суть дела и сказал: – Теперь вам ясна цель моего прихода. Мне нужны люди для пополнения экипажа.

Некоторое время оба молчали, пораженные столь неожиданным поворотом дела.

– Вы хотите зачислить нас на военную службу? – спросил Крис, не скрывая своего удивления.

– Да, – без обиняков ответил я. – С вашим образованием вы будете полезны.

– А в каком качестве? Офицеров или матросов? – поинтересовался Грегор.

Этот вопрос застал меня врасплох.

– Желательно в качестве матросов. Но тебя я готов зачислить офицером.

– А меня? – удивился Крис.

– Ты не сможешь быть офицером, слишком слабый характер. – Я решил сказать все начистоту.

Крис швырнул в стену подушку, и на лице его отразилось презрение. Грегор между тем заявил:

– Мне не хотелось бы вам подчиняться, командир. – Он покраснел: – Извините, что встретил вас так неучтиво; спасибо за предложение. Но поймите, мы перешли на этот корабль лишь для того, чтобы избавиться от вас. Это единственная причина. И я ни за что не соглашусь находиться у вас в подчинении.

– Я тоже, – поддакнул Крис, вставая. – Попросите об этом ваших друзей ссыльных. Польза от них будет огромная, – хихикнул он. – Пошли, Грег, в нашу комнату отдыха.

– Ладно, спасибо, что хоть выслушали, – сказал я на прощание.

Я с трудом сдерживал бушевавшую во мне ярость и ничего вокруг не замечал, когда у лестницы неожиданно столкнулся с Эдди Боссом.

– Ты! – ткнул он мне в грудь своим толстым, как сосиска, пальцем. – Ты не лучше верхних гадов. Дал нам отдельные комнаты, добрый, да?! А почему не летим?! Почему на месте?!

– Эдди, послушай…

– Куда ты нас полетишь, верхний командир? Сунешь нас домой, да? Назад в Нью-Йорк? – с обидой говорил беспризорник. – Ты позволил им запихнуть нас в этот корабль, чтоб мы подохли, вот! – Он яростно толкнул меня к стене, схватил за руку и завел ее за спину так, что я скорчился от боли. – Учить читать, как же! Будешь учить ссыльных на дохлом корабле! Нет жратвы, ничего нет!

– Эдди, разве я бросил вас? Я тоже здесь! – Я вертел шеей во все стороны, чтобы смотреть ему в глаза.

– Твой матрос бил Деке сильно, очень сильно! – все больше распалялся Эдди. – Я нашел Деке на полу, он лежал как труп, все зубы выбиты! Мы не будем терпеть! Сломаем корабль, убьем тебя!

Я как-то изловчился и стукнул его свободной рукой в грудь и заорал на жаргоне Нижнего Нью-Йорка:

– Трус! Ты не босс, ты сраный трус! Пудрил мне мозги, что не трус! Всегда пудрил! Нет помощи, трепло, одна болтовня от тебя!

Пораженный, Эдди отпустил мою руку и застыл в изумлении.

– Чего хочешь, командир? – спросил он уже тише. – Зачем говоришь как ссыльный? Ты не ссыльный, командир. Говори как командир, тогда буду слушать.

– Эдди, «Дерзкий» попал в беду. У нас мало еды, мы не можем лететь, не хватает матросов. Я просил о помощи пассажиров, но они не хотят идти на военную службу. Не знаю, что делать. Если и дальше так пойдет, мы все умрем. Может, вы мне поможете? Ты и твои товарищи? Я дам вам самые лучшие каюты, буду защищать от матросов. Мне очень жаль, что Деке избили. Но не я виноват в том, что с нами случилась беда.

Эдди упрямо замотал головой:

– Я убивать того матроса, я найду его. Деке мне друг. Никто не будет бить моих друзей.

– Погоди убивать его, Эдди, у меня и так не хватает матросов. Пожалуйста, не делай этого. Ради меня.

– Ладно, не буду, но ты звать меня трус, сраный трус. А Эдди не трус.

– Прости, погорячился. Ты ведь собрался меня побить и не желал слушать. Вот я и заговорил, как все вы!

Эдди пристально смотрел на меня: можно ли мне верить? И решил наконец, что можно.

– Хорошо, – согласился он, – Эдди не будет тебе делать проблем. У тебя их много и без меня. Только не называй меня трусом! Никогда!

– Конечно, Эдди.

В знак примирения я протянул ему руку, но он не пожал ее.

– Не, – покачал он головой, – ты мне не друг. Ты позволил главному командиру запихнуть нас сюда. Убери свою поганую руку. – Он отвернулся и гордо зашагал прочь.

Я вернулся на мостик очень расстроенный. Пассажиры отказали мне в помощи. Я стал ждать Филипа, который пошел устраиваться в гардемаринскую каюту, и вдруг вспомнил, что даже не заглянул в собственную сумку. Она так и валялась в углу, там, где я ее бросил, придя впервые на мостик. Вконец вымотанный, я взял сумку, вышел с мостика и поплелся по коридору. Проходя мимо лейтенантской каюты с кнутом и скамьей для порки, я постарался прогнать воспоминания о своем идиотском поступке. Миновал еще две каюты и очутился перед командирской. Она оказалась огромной, больше, чем на «Гибернии» и на «Порции», и совершенно пустой, если не считать письменного стола, нескольких кресел и стульев.

О командире Хэсселбраде здесь уже ничто не напоминало. Я распаковал сумку, повесил над койкой фотографию Аманды и сел.

Я не спал двое суток. Можно было наконец отдохнуть.

Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Взглянул на часы. Черт возьми! Уже почти полдень. Проклиная все на свете, я вскочил как ужаленный. Так долго спать – непозволительная роскошь! Бросился в ванную, сунул под холодную струю голову, так и не нашел полотенца и вытерся рукавом. Перед входом на мостик нетерпеливо прохаживался Филип. Видимо, заждался меня.

– Извини. Долго ждешь?

– Около часа, сэр. Не решался постучаться к вам. Таков корабельный обычай – никто не вправе беспокоить командира без особых на то причин. Но и в этом случае его вызывают либо по телефону, либо по рации. Филип, видимо, решил, что я занят какими-то неотложными делами.

– Можешь стучаться ко мне в любое время, гард, – как бы между прочим по-дружески заметил я. – А хочешь – звони. Как тебе удобнее. Мы ведь с тобой единственные офицеры на корабле. Ты да я, да мы с тобой.

– Хорошо, сэр. Спасибо, – поблагодарил Филип, хотя я сильно сомневался, что он когда-нибудь решится постучать ко мне в каюту. Не так-то легко преодолеть долголетние привычки. Чтобы гардемарин заявился в командирскую каюту! В обычной ситуации такое просто невозможно представить!

– Матросы с камбуза доложили, – сообщил Филип, когда мы вошли на мостик, – что ужин будет готов к семи часам. Они что-то наскребли в буфете.

– Отлично!

Я стал просматривать свои записи на экране. Итак, необходимо разобраться с инженером, с постом связи, с гидропоникой. С чего начать? Я щелкнул тумблером внутренней связи.

– Мистер Друкер, доложите в центр управления, – приказал я в микрофон.

– Матрос Друкер докладывает, сэр, – прозвучал ответ, но не из зала гидропоники, а из каюты. Голос показался мне то ли слабым, то ли дрожащим.

– Сколько часов вы провели на вахте?

– Э… три… нет, четыре, сэр. Мистер Таер приказал мне отдежурить ночью и идти спать!

Пока я отлеживался и приводил в порядок свои нервишки, Филип исполнял мои обязанности!

– Хорошо. Извини, что разбудил. Спи дальше.

– Есть, сэр.

– Филип, – повернулся я к гардемарину. – Сходи посмотри, не спит ли мистер Цы. Если он отдежурил ночь, я не стану его будить.

– Он все еще на посту связи, сэр, – с виноватым видом ответил Филип. – Я приказал ему отдежурить две смены, чтобы пост не оставался без присмотра.

– Не много ли на себя берете? – упрекнул я Филипа и снова почувствовал себя неблагодарной свиньей. Опять все свалил с больной головы на здоровую. Я соединился с постом связи. – Мистер Цы!

Молчание. Видимо, Цы дремал.

– Матрос Цы докладывает, – донесся наконец из динамика его голос.

– Идите спать. И не забудьте запереть дверь, – приказал я.

– Есть, сэр. Спасибо.

Я выключил связь. Наступившая тишина казалась гнетущей. У меня вырвался вздох.

– Спасибо, Филип, извини, что напустился на тебя. Я недоволен собой и пытался сорвать свою злость на тебе.

– Спасибо, сэр. – Филип слегка покраснел. – Вам тоже надо было отдохнуть. Работать сутками никому не под силу. – Он отвел глаза и уставился на стену, прикидывая, не допустил ли какой-нибудь бестактности.

Разумеется, допустил. Намек на то, что я проспал, был более чем прозрачным и в обычной ситуации мог привести к скандалу. В обычной, но не нынешней.

– Ладно, забудем об этом. – Мне не терпелось сменить пластинку. – Сходи в столовую и спроси у мистера Бри, что ему нужно на завтра. Назначь кого-нибудь присматривать за пассажирами. Потом доложишь об исполнении.

– Есть, сэр. – Он отдал честь, лихо повернулся кругом и вышел.

Ему было восемнадцать, а мне двадцать один – разница невелика. Но его бьющая через край мальчишеская энергия вызывала у меня белую зависть, как у старика.

Я принялся составлять расписание дежурств. Задача не из легких при таком-то экипаже. Но поддерживать на корабле жизнеобеспечение хотя бы на минимальном уровне просто необходимо. Что же делать? Я ничего не мог придумать и понапрасну тратил время.

Положение сложилось прямо-таки безвыходное: как ни крути, то мостик на какое-то время оставался без дежурного, то пульт управления лазерами. А ведь в любой момент можно было ждать нападения космических чудищ.

Очевидно, они каким-то образом умудрялись обнаруживать наши корабли издалека. Иначе не объяснишь их нападения. В бескрайних просторах космоса вероятность случайной встречи близка к нулю. Непонятно, как чудовища могли приближаться к нам с такой скоростью и куда исчезали? Один раз они уже напали на «Дерзкого»; если еще раз нападут, с нашими малыми силами хорошего ждать не приходится.

Нельзя же приказать мистеру Цы круглосуточно находиться на вахте. Как быть?

Мои бесплодные размышления прервал стук в дверь. Я подумал было об украденном оружии, но потом увидел на экране монитора матроса Друкера. Сколько же я просидел, ломая голову? Неужели уже четыре часа?

– Мистер Друкер, восстановите зал гидропоники правого борта! – приказал я, едва матрос возник на пороге.

– Есть, сэр. Но, если помните, у нас нет аппаратуры, поэтому выращивать что-либо в том зале нельзя.

– Будем это делать вручную. Возьми себе двух помощников и приступай к делу. Металлические детали, которые могут для чего-то пригодиться, отнесете в инженерное отделение. Песок не выбрасывайте. Надо сделать новые ящики и посадить в них семена и ростки, взятые из зала гидропоники на левом борту. Составьте список всех имеющихся семян; прикиньте, сколько побегов можно взять из левого зала без ущерба для урожая. Об исполнении доложите. Сколько времени вам на это потребуется?

Друкер не спешил отвечать, долго думал. Значит, относится к делу серьезно.

– Все зависит от того, кого вы дадите мне в помощники, – ответил он наконец. – Дело в том, что…

– Понимаю. Кого бы вы хотели?

– Если можно, Грошнева и Джабура, сэр. Они добросовестные, не то что некоторые.

– Ладно, – усмехнулся я, – они в твоем распоряжении. Начинайте. До ужина еще два часа.

– Есть, сэр.

Не успел уйти Друкер, как вернулся Филип. Я вполуха слушал его доклад, просматривая свои записи на экране. Дел было по горло.

Поручив Филипу избавиться от тела убитого в трюме матроса, я принялся изучать перечень грузов на борту корабля. Там могло обнаружиться что-нибудь полезное.

Как только Филип вернулся, я объявил в микрофон по всему кораблю:

– Внимание, внимание. Всем собраться в пассажирской столовой. Экипажу и пассажирам, всем без исключения.

Вначале мы с Филипом зашли в оружейный склад. Я дал ему лазерный пистолет взамен пропавшего и сказал:

– Больше не теряй, гард.

– Есть, сэр! Не буду, – покраснел Филип.

Члены экипажа привыкли к столовой для матросов и в пассажирской чувствовали себя неловко. Теперь они, сбившись в кучу, стояли у двери. При нашем появлении сразу воцарилась тишина.

Инженер стоял, скрестив на руки груди. Надо будет непременно поговорить с ним после ужина. Рядом расположилась группа пассажиров, в основном пожилых. Беспризорница Жанна прижималась к Эдди Боссу, рядом с обиженным видом топталась Анни. Едва я вошел, она, забыв о сопернице, мне подмигнула.

Я остановился посреди зала и объявил:

– Леди и джентльмены! Я, Николас Сифорт, командир «Дерзкого»! Прежде чем мы приступим к ужину, я хочу кратко обрисовать наше положение. Основная часть сверхсветового двигателя корабля повреждена, и о том, чтобы лететь со сверхсветовой скоростью, не может быть и речи. Топлива для световых двигателей, слава Богу, достаточно, но, к несчастью, поблизости нет ни одной населенной планеты. Остается надеяться лишь на помощь. Когда «Порция» достигнет Надежды, сюда отправят спасательные корабли.

По столовой пронесся ропот – тревожные слухи, будоражившие пассажиров, подтвердились. Одна из пожилых пассажирок тихо заплакала.

– Электроэнергии хватит надолго, – продолжил я, – а вот запасов пищи всего на три месяца, если не считать овощей из зала гидропоники.

– Почему нас бросили?! – заголосила какая-то женщина.

– Потому что «Порция» не могла забрать всех. Системы жизнеобеспечения не выдержали бы, – объяснил я.

– А если «Порция» не доберется до той планеты? – спросил рядовой Клингер. – А если и доберется, то где гарантия, что спасательный корабль нас найдет?

– Помолчите, Клингер! – прикрикнул я. Увы, люди волновались все сильнее.

– Пусть говорит! Не мешайте! – потребовал мужчина средних лет, крепкого телосложения. – Мы хотим знать, как в действительности обстоят дела.

– Кто вы? – спросил я.

– Эммет Бранстэд. Дайте ему сказать! Может, хоть от него узнаем правду!

– Я все вам сказал!

Но в ответ послышались смешки. Тут до меня дошло, что всем закрыть рты не удастся, и я уступил:

– Говори, Клингер.

– Если на «Порцию» нападут чудища и уничтожат ее, никто никогда не узнает о нас и не придет нам на помощь. А если «Порция» и доберется до какой-нибудь планеты и сообщит о случившемся, пока спасательный корабль найдет нас, мы все тут погибнем. – Заплакала еще одна женщина. – Но самое страшное, – с остервенением продолжал Клингер, – что до Надежды «Порция» будет лететь одиннадцать месяцев; столько же потребуется спасательному кораблю, чтобы долететь от Надежды до нас. А еды у нас всего на три месяца!

Послышались испуганные возгласы.

– Мы вырастим пищу! – громко сказал я, перекрывая шум.

– Как?! – не унимался Эммет Бранстэд. – Половина гидропоники разрушена!

– Да! – Я подождал пока страсти улягутся, и снова заговорил: – У нас есть где выращивать овощи! Десятки кают пустуют. Мы поставим там ящики и флуоресцентные лампы. Для этого у нас есть все необходимое.

– Флуоресцентные лампы не очень подходят для растений…

– Но все-таки годятся! С растениями все будет в порядке!

Эммет больше не возражал.

– А питательный раствор для растений? – выкрикнул кто-то. – Как подвести его ко всем каютам?

– Будем поливать вручную. Люди тысячелетиями так ухаживали за своими огородами. Конечно, это нелегко. Зато выживем.

– Ну да! Скорее, сожрем друг друга! – проворчал Клингер. – Уже сейчас готовы.

– Прекратить!

– Он правду говорит! – проверещала молодая женщина с парезом лицевого нерва. Остальные тоже поддержали Клингера.

– Кто здесь командир! – заорал я.

– Мы тоже имеем право голоса! Наши жизни в опасности! – загалдели пассажиры.

– И наши тоже! – крикнул один из матросов, на всякий случай добавив: – Сэр.

– Я сказал: прекратить! Экипаж, смирно!

Лишь некоторые подчинились, в том числе Цы и Акрит.

– Не время сейчас приказывать, командир, – заявил Сайкес. Послышался одобрительный гул.

– Отставить разговоры! Смирно!

– Послушайте, командир, – не унимался Сайкес, – мы понимаем, что попали сюда не по вашей вине. Но зачем суетиться? Все равно – смерть.

– Корабль жизнеспособен, вы обязаны подчиняться приказам…

– Нет, не обязаны, – перебил меня Клингер. – Какой, к черту, военный корабль! Слышали, что сказал тот самый, которого вы упрятали в карцер? Нас, рядовых, всего тринадцать, да еще беспризорники. Гидропоника работает вполсилы. К тому же на одних помидорах и огурцах не проживешь!

– Клингер…

– Есть у нас еда или нет – раньше чем через пять лет тут никто не появится. Никто. А до того здесь случится все что угодно. Нападут чудища, что-то жизненно важное выйдет из строя. Адмирал? А если эта толстая задница вообще не долетит до Надежды?!

Я придвинулся к Клингеру и решительно сказал:

– Допустим, что так. Помощь придет года через три. Ну и что? Столько же времени занимает полет от Земли до Надежды и обратно. Вы дали подписку на длительный полет, забыли? Даже в самой критической ситуации вы, – я ткнул его пальцем в грудь, – должны выполнять свои обязанности! На корабле есть все необходимое. Мы можем выжить. Надо только работать.

Но Клингер продолжал гнуть свое:

– Нет, чем работать, я лучше буду развлекаться. Помирать, так с музыкой. – Он расхохотался, и от его смеха у меня мурашки забегали по телу.

– Смирно!

Клингер оглянулся на товарищей и, заметив на их лицах одобрение, с развязным видом скрестил руки на груди. Некоторые рядовые последовали его примеру.

– Выполняйте приказ, мистер Клингер! – заорал Филип Таер, наведя на матроса лазерный пистолет. – Даю пять секунд и стреляю! – Филип подошел ближе, опустил пистолет и направил его матросу в живот. – Я не промахнусь!

Клингер как зачарованный смотрел на пистолет. Несколько мгновений он колебался, потом не выдержал и вытянулся по стойке «смирно». Остальные последовали его примеру.

– Хотите продолжить полет в карцере, мистер Клингер? – спокойно спросил я.

– Никак нет, сэр.

– Тогда исполняйте приказы. Незамедлительно.

– Есть, сэр.

– Вольно. – Я повернулся к пассажирам. – Численность экипажа будет увеличена, иначе нам с кораблем не справиться. Понимаю, что никому не хочется нести военную службу, но это жизненно необходимо. Даю вам сутки на размышление. После этого начнется прием добровольцев. – По залу пронесся ропот. – Питаться все будут в этой столовой – и экипаж, и пассажиры. Другого выхода нет. Пищу не выбрасывать. Не можете чего-то съесть – поделитесь с соседями. Экипаж будет сидеть за теми столами, а пассажиры – где хотят. Этот стол – командирский.

За соседним столом расположился Филип, за следующим – инженер. Такова традиция. Офицерам не положено сидеть вместе, только с пассажирами. Я был уверен, что останусь за своим столом в полном одиночестве, но вскоре ко мне подсели одна бледная леди и Уолтер Дакко. Беспризорники оккупировали несколько столов рядом друг с другом. Скоро все расселись.

Я встал, постучал по столу, призывая к тишине, и начал читать молитву:

– Господи, сегодня, 30 июля 2198 года, все мы, находящиеся на борту корабля Военно-Космических Сил ООН «Пор…» «Дерзкий», просим тебя благословить наш полет, ниспослать нам здоровье и благополучие.

Разговор за столом не клеился. Ужин был скудный, невкусный: вареные овощи, консервированное мясо, вместо хлеба – печенье.

– Неужели вы надеетесь пополнить экипаж этими людьми? – Елена Бартель жестом указала на стариков и беспризорников.

– Других-то нет?

– …Миссис Ривс или толстяком Конантом, – продолжила она с мрачной улыбкой, пропустив мои слова мимо ушей.

– Есть и другие.

– Да, конечно. Инженер Олвин, к примеру, – съязвила Бартель. – Ему за пятьдесят. Еще есть весьма ненадежные юнцы, Крис Дакко и Грегор, злые как черти. Хороши помощнички.

– Зато вы вполне подойдете, – сказал я, надеясь, что она наконец умолкнет.

– Я? – расхохоталась Елена. – С такой физиономией? Да ваших матросов стошнит. Все разбегались, стоило мне появиться в комнате отдыха, или делали вид, что заняты. Не с кем было даже поболтать. Слава Богу, что места в столовой распределялись, не то пришлось бы мне куковать в одиночестве. – Она слегка покраснела под моим испытующим взглядом и продолжила: – Вы только посмотрите на меня! Кожа да кости, нескладная какая-то, все из рук валится. – Она права! У кого что болит, тот о том и говорит. – Мужчины от меня шарахаются, а о том, чтобы найти себе муженька, и речи быть не может. Я даже шнурки завязываю с трудом.

– Не наговаривайте на себя, мисс Бартель.

– Увы! Это правда. – Она грустно усмехнулась. – Чем так жить, лучше умереть!

– Я не желаю слышать о смерти! Все не так уж безнадежно.

– Восхищаюсь вами, командир! У меня такая дурная привычка – ехидничать, так что не обижайтесь! Ваша несгибаемость и стремление выжить любой ценой – прекрасно! Вы так молоды! И вам трудно поверить в безысходность. Когда-то я тоже ни о какой смерти не думала. Вам сколько, девятнадцать?

– Двадцать один, мисс Бартель. Но вы напрасно полагаете, что я никогда не сталкивался со смертью. Просто… – Нужных слов не находилось. – Просто я выполняю свой долг. Для меня это самое главное. А умру я или останусь жив – не все ли равно?

– Позавидуешь вам. Вас не терзают сомнения. Только вряд ли вы наберете нужное количество добровольцев. Пожалуй, ни одного.

– Думаете, я не понимаю? Некоторые скорее согласятся умереть, чем бороться за жизнь. И тогда наша гибель предрешена. Но не это самое страшное. Мы можем погибнуть в кровавом хаосе. И именно его нельзя допустить. – Я умолк, опасаясь расплакаться.

Елена Бартель, видимо, почувствовала мое настроение. Она помолчала и заговорила уже совсем другим тоном:

– Извините за колкости, командир. Согласна. Долг – превыше всего. Но я совсем не против умереть с голоду через несколько недель. Все равно жизнь не удалась.

На этой печальной ноте наша беседа закончилась.

После ужина пассажиры разошлись. Я собрал экипаж и приказал матросу Коваксу присматривать за системами регенерации, матросу Цы дежурить на посту связи, матросу Сайкесу – в инженерном отделении. Филип вызвался нести вахту на мостике; услышав, что я разрешаю ему спать во время дежурства, он буквально обалдел. Распределив между всеми обязанности, я отправился к себе в каюту. И тут вспомнил! Надо же! Так и не поговорил с инженером, не заставил его дежурить! А ведь случись что с электростанцией – нам точно не выжить. Это была последняя мысль, прежде чем я провалился в сон.

Несмотря на усталость или благодаря ей, я спал недолго. Проснулся ранним утром с тяжелой головой и в отвратительном настроении и сразу побежал на мостик. Филип бодрствовал.

– Доброе утро, сэр. – Он поднялся мне навстречу.

– Доброе утро, мистер Таер. – Первым делом я взглянул на экран компьютера. Очень хотелось кофе. – Побудьте здесь еще немного, мистер Таер. Я скоро вас сменю. – В офицерской столовой я отыскал в буфете нераспечатанную пачку кофе и, пока он варился, шагал взад-вперед, пытаясь разогнать остатки сна. Налил в чашку кофе, выпил, обжигаясь, половину и поспешил на мостик, но тут дверь распахнулась и появился инженер, взъерошенный, небритый.

– А, мистер… – Я никак не мог вспомнить его фамилию. – Мне надо с вами поговорить.

Он смерил меня взглядом и лишь после этого ответил:

– Если не возражаете, я выпью кофе.

– Ладно, наливайте, – махнул я в сторону кофейного агрегата.

При других обстоятельствах я счел бы это наглостью с его стороны, но в сложившейся ситуации не стоило ссориться по мелочам, тем более с таким нужным человеком.

– Это вы сварили кофе? – спросил он, отпив глоток.

– Да.

– Хоть один нормальный человек нашелся на этом идиотском корабле. – Он кисловато улыбнулся. Кофе ему явно понравился.

Я сел к столу. Инженер последовал моему примеру. Я мучительно пытался вспомнить его фамилию, потом сказал:

– Забыл ваше имя. Извините!

– Андреас Касавополус, – ухмыльнулся он. – Главный инженер Касавополус слушает вас, сэр.

– Это вас рядовые называют Анди?

– Нет, – опустив нос в чашку, мрачно ответил инженер и добавил, как положено, по всей форме: – Нет, они не зовут меня Анди.

– Итак, мистер… э… Касавополус, я хотел бы…

– Они зовут меня Тележником. Я вздохнул. Ну и тип!

– Скажите… мистер Тележник, сколько времени у вас длится запой?

Он опять опустил глаза и стал сосредоточенно глядеть в чашку.

– Я вас спрашиваю, отвечайте! Пауза затянулась.

– Сложный вопрос, командир, – наконец выдавил он.

– Что поможет вывести вас из запоя?

– Если бы я знал, – пожал он плечами и, заметив на моем лице отвращение, усмехнулся: – Что вы собираетесь со мной делать, командир? Посадить в карцер? Зачем? Ведь я вам нужен!

– Вы забываетесь, мистер Касавополус. Перед вами командир! – Может я пока и не заслужил уважения, но он обязан быть вежливым, пусть чисто внешне. Как он смеет так разговаривать с командиром? В бытность гардемарином я и представить себе не мог ничего подобного.

– Вы тоже в немилости у начальства, командир. Видать, чем-то разгневали адмирала? Плохо отполировали ботинки?

– Заткнись!

– Или вас застукали с какой-нибудь шлюхой в каюте?

Я вскочил, сжав кулаки. Инженер умолк, видимо, не на шутку напуганный моим безумным взглядом.

– Мистер Таер! В офицерскую столовую! Немедленно! Мостик заприте!..

– Есть, сэр!

– Командир, что вы… – промямлил инженер уже совсем другим тоном.

Я плеснул остатки кофе прямо ему в физиономию и заорал:

– Молчать!

Появился Филип с покрасневшими от недосыпа глазами, в измятой униформе и замер по стойке «смирно».

– Вольно! – скомандовал я. – Где лазерный пистолет, гардемарин, или вы снова его потеряли?!

– Здесь, на месте. – Филип хлопнул себя по карману, ничего не понимая.

– Дайте сюда.

Я взял пистолет и выстрелил в стол. На поверхности образовалось обугленное пятно, запахло паленым.

– Возвращайтесь на мостик, мистер Таер, – приказал я как можно более грозным тоном. – Продолжайте дежурство!

В полном недоумении гардемарин спешно ретировался. Я наставил пистолет на голову инженера и бросил:

– Руки на стол, инженер Касавополус!

Бедняга тотчас повиновался, на лбу выступил пот. Я схватил его за руку, приставил дуло к запястью и завопил, как ненормальный:

– Хочешь знать, за какие грехи меня спихнули сюда, на этот проклятый корабль?! Эти маразматики вообразили, будто я псих и садист! Хреновы придурки! Нет, я совершенно нормальный, просто я предпочитаю наводить порядок жесткими методами. Да, пристрелил одного. Ну и что? Дело житейское!

Инженер мигом протрезвел. У него на губах появилась улыбка, точь-в-точь как у скелета.

– Ты алкаш, Тележник. – Я не давал ему прийти в себя. – А мне нужен настоящий офицер. Я знаю, что с тобой делать. Нажрешься – заставлю положить руки на стол, как сейчас, и отхвачу лазерным лучом кисть. Нести вахту можно и с одной рукой. В карцере ты мне не нужен. Нет! Отрежу тебе обе руки, и порядок. Что, Тележник, здорово я придумал? А? Отвечай!

– Так точно, сэр, – пролепетал он, чуть живой от страха. – Очень хорошо придумали, просто замечательно. Капли больше в рот не возьму…

– Я знал, Касавополус, что вы все поймете правильно. А те придурки психом меня обозвали. Разве я садист, Тележник?

Инженер вяло улыбнулся, с трудом скрывая ужас. Еще бы!

Дуло пистолета продолжало упираться ему в руку!

– Итак, договорились, Тележник? – ласково промолвил я, передвинув пистолет к мизинцу.

– Конечно, командир. Конечно, сэр! Я…

– Превосходно! Тогда я отрежу вам мизинец! Чтобы закрепить наш договор!

Бедняга истошно завыл, пытаясь вырвать руку.

– Не дергайтесь, инженер, а то ненароком отфигачу вам всю руку, – все тем же ласковым тоном предупредил я. И, заметив на его посеревшем лице животный страх, подлил масла в огонь: – Тележник, да пойми же! Для работы тебе не нужны все пять пальцев. Зато, как только взглянешь на то место, где был мизинец, сразу пропадет всякая охота пить. Не бойся, это не так уж больно. Чик – и все! Будь мужчиной.

Несчастный всхлипнул, жалобно застонал, рука еще сильнее задергалась.

– Итак, приступим, – сказал я тоном опытного хирурга.

– Господи! Не надо! – взмолился он. – Командир Сифорт, умоляю вас! Я выполню любой ваш приказ! Пожалуйста, сэр! Пожалуйста!

Я сделал вид, будто размышляю. Потом покачал головой:

– Нет, Тележник, если я оставлю тебе мизинец, ты сразу забудешь свое обещание. Извини, но есть слово «надо». Понимаешь? Надо.

С идиотской рожей я поводил пистолетом, будто примеряясь.

– О Боже! Всемогущий! Пожалуйста, сэр! Я больше не буду пить! Никогда! – отчаянно возопил инженер. – Я выброшу все запасы! Сами увидите. Все! До последней бутылки! – С его лба градом лил пот, но он ничего не замечал. – Командир, подождите! Я покажу все свои запасы! Пожалуйста!

– Конечно, Тележник, но прежде я отхвачу тебе мизинчик. Знаешь, как отваливаются под лазером пальчики? Нет? Обхохочешься! А пахнет как приятно! Жареным мясом! Сейчас все сам увидишь.

Он онемел, а потом стал рыдать.

Наконец я как бы нехотя убрал пистолет. Тележник повел меня в инженерное отделение и показал самогонный аппарат. Он был спрятан в укромном местечке. Из змеевика в огромный стеклянный сосуд падали прозрачные, как слеза, капельки. До смерти напуганный, инженер с готовностью сломал свою драгоценность – контрабандный дистиллятор, служивший самогонным аппаратом. Несколько литров первоклассной самогонки были вылиты в систему регенерации – для переработки в более важные продукты. Проделав эту варварскую работу, Тележник стал божиться и клясться, что с пьянством покончено.

От всего этого меня затошнило, и я поспешил на первый уровень. В свою каюту. Я постоял над раковиной, пока весь кофе не вышел наружу, потом сел на кровать и схватился за голову. Так я сидел, пока не вспомнил, что пора сменить Филипа, встал, с трудом вышел в коридор и отправился на мостик.

В глазах Филипа я прочел страх, и во мне снова вскипела ярость.

– Я не на тебя злился, Филип, а на этого алкаша-инженера. Пришлось разбираться с ним. Ты уж не обижайся. Иди спать. – Я опустился в свое командирское кресло.

– Может быть, что-нибудь принести, сэр? – Страх с его лица постепенно исчезал.

Я прислушался к своему пустому желудку.

– Да, пожалуй, чашечку кофе. Она на полу в офицерской столовой.

Чашка на полу? Филип был явно озадачен, но вопросов задавать не стал.

Никаких происшествий в то утро больше не было. Матросов Цы и Ковакса я отправил отсыпаться после ночного дежурства, а заменить их было некем. Меня буквально захлестнули всякие мелкие дела. Надо было позаботиться об ужине, проверить Андроса в карцере, выделить матросов для стирки и уборки, зайти в зал гидропоники, потом на камбуз. Прежде я как-то не замечал этой черновой работы, а сколько ее было! В нормальной ситуации все это делалось без участия офицеров. Рабочих рук хватало. Экипаж на «Дерзком» состоял из восьмидесяти девяти матросов. Теперь их осталось совсем мало.

Я приказал Керрену рассчитать курс к Земле. Прежде чем включать реактивные досветовые двигатели, следовало их испытать и организовать дежурства в инженерном отделении; я также намеревался лично проверить расчеты Керрена. Но все это я отложил на потом – пока мне было просто некогда.

Отправляясь на ужин, я запер мостик. Опять пришлось оставить его без присмотра! А что я мог сделать? На корабле оставалось всего три офицера, вместе с инженером. Так что о круглосуточных вахтах не могло быть и речи. И потом неизвестно, что выкинет инженер, не запьет ли он снова, несмотря на все свои клятвы и страх. Может быть, где-то припрятал бутылочку-другую зеленого змия?

В пассажирской столовой меня прямо-таки захлестнули волны окружающей враждебности. Видимо, из-за моего намерения пополнить экипаж за счет пассажиров. Даже Елена Бартель была со мной холодна, хотя еще накануне мы мило беседовали. Только Уолтер Дакко встретил меня приветливо, хотя и был чем-то сильно озабочен.

Ужин проходил в молчании. Лишь изредка тишину нарушали напряженные голоса. Порции оказались еще меньше вчерашних и выглядели весьма неаппетитно. На пассажиров, и без того павших духом, это действовало угнетающе.

После ужина Филип пошел на мостик дежурить, а я, пошатываясь от усталости, побрел к себе в каюту. Я долго ворочался с боку на бок, не давали покоя бесконечные проблемы, практически неразрешимые.

Наконец я уснул и увидел во сне Аманду, ощутил тепло ее тела. Я так хотел ее! Руки страстно сжимали подушку, сердце бешено колотилось. Я включил свет, осмотрелся. Увы, это был лишь сон. Сердце постепенно успокоилось, голова прояснилась. Я уронил голову на подушку. Не знаю, сколько времени я проплакал. Потом взял себя в руки, погасил свет, но уснуть не мог и был счастлив, когда наконец наступило утро.

Я привел себя в порядок, оделся и, стараясь прогнать ночные видения, задумался о предстоящих делах. С чашкой горячего кофе вошел я на мостик и отправил Филипа отдыхать. Надо было подсчитать, сколько еще потребуется человек в экипаж, чтобы не было напряженки.

Но сосредоточиться мне не давали. Сначала пришел Ковакс с каким-то вопросом по регенерации, потом заявился Друкер, у него возникли проблемы с ящиками для выращивания растений. Филип и тот не принимал без меня ни одного решения и без конца приставал со всякими мелочами: то спрашивал о пассажирах, то о столовой. В итоге я вышел из себя и приказал ему идти спать.

Но заняться делом мне опять не дали – тут же позвонил Бри, чтобы согласовать меню на ужин. Я разъярился, что-то заорал и швырнул трубку. Все словно сговорились довести меня до белого каления.

Оставлять мостик без присмотра не хотелось, и я приказал помощнику стюарда принести мне из камбуза суп. Филип в это время спал. Ничего, потом поест. Сидя на мостике в одиночестве, я чувствовал себя заключенным в тюремной камере.

После полудня я стал все чаще поглядывать на часы, с нетерпением ожидая ужина. Хотел было поболтать с Керреном, но потом отказался от этой мысли. Уж лучше поскучать, чем беседовать с подхалимом. Только теперь я понял всю прелесть дружеских перебранок с грубоватым Дэнни на борту «Порции». А как яростно я сражался с ним в шахматы! Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Приятные воспоминания были прерваны отчаянным стуком в дверь. С помощью крошечного пульта управления я навел на посетителя камеру. И увидел на экране Уолтера Дакко. Он нервно переминался с ноги на ногу и был готов вот-вот снова забарабанить в дверь, но я отпер ее нажатием кнопки и завопил:

– Хватит стучать! Спятили, что ли!

– Простите, но мне надо было как-то привлечь ваше внимание, – затараторил Уолтер. – Понимаете, я спустился по лестнице, искал Криса, я…

– Не морочьте мне голову своими проблемами! Это же надо! Колотить в дверь из-за своего сына-придурка!

– Я спустился на третий уровень и увидел там людей. Они ломали дверь в карцер.

– Что!!! Боже мой! «Началось!» – подумалось мне. – Когда это было?!

– Минуту или две назад. Я сразу побежал сюда…

– Покиньте помещение, – приказал я и вытолкал его вон. Затем схватил лазерную винтовку, запер дверь и помчался вниз по лестнице.

Уолтер Дакко старался не отставать. Между вторым и третьим уровнями я перешел на шаг, помня уроки прошлого, осторожно ступил на третий уровень и поднял винтовку.

Но в коридоре никого не было.

Я побежал по дуге коридора в сторону карцера. Кодовый замок был сломан, дверь полуоткрыта, петли сорваны. Заглянул внутрь – пусто. Метнулся назад и, не успев обернуться, налетел на Дакко. Меня чуть кондрашка не хватила.

– Отвали! – Я разразился проклятиями и помчался дальше.

У первой каюты я на секунду остановился, распахнул дверь и ворвался внутрь с винтовкой наперевес. На койке мирно сидел матрос Цы.

– Все знаю, – спокойно сказал он, – но я ни при чем.

– Ладно. – Я с трудом отдышался. – Где они?

– Не знаю, сэр.

– Кто это сделал?

– Клингер, Сайкес и еще один из ваших с «Порции». Они прикончат меня, если узнают, что я вам сказал.

– Не бойся.

– Что мне делать, сэр?

– Оставайся здесь. Нет, иди на пост связи. Будешь там дежурить.

– Есть, сэр! – Он вскочил.

– Где Ковакс и Друкер?

– Ковакс, наверно, в отделении регенерации. А Друкер – не знаю…

Я отпустил Цы и схватил микрофон:

– Мистер Ковакс!

Через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, Ковакс ответил:

– Слушаю, сэр.

– Кто рядом с тобой?

– Никого, сэр. Я недавно пришел на дежурство, сменил Стефаника.

Может быть, он раньше времени пошел на дежурство, чтобы не участвовать в бунте?

– Запри дверь и никому не открывай до моего распоряжения! Понял?!

– Приказ понят, командир! А в чем дело? Я бросил микрофон.

– Пошли! – бросил я Уолтеру Дакко, который никак не мог отдышаться. – Вам лучше здесь не показываться.

Я помчался наверх, прыгая через две ступеньки.

– Командир, – крикнул Дакко, едва поспевая за мной. – Я хочу вам еще что-то сказать.

– Потом. – Я помчался в кубрик.

– Это срочно, – умолял Дакко.

– Ладно, говорите. – Я остановился.

– Зачислите меня на службу. Я готов дать присягу.

– Вы?! – У меня глаза на лоб полезли от удивления.

– Да. Хотите знать почему?

– Ммм… Пожалуй, да.

– Сейчас я вам выскажу все. Вряд ли мне еще когда-нибудь представится такая возможность. – Он усмехнулся. – Я сделаю это не из симпатии к вам, командир, вы и сами это прекрасно знаете. Но из двух зол выбирают меньшее. Они подняли бунт, и я хочу помочь навести порядок. Выбор у меня невелик. Или с ними, или с вами. Хотя, может быть, уже поздно. Мы с вами патриции. Варвары у ворот. Я не центурион, но, если варвары овладеют городом, зачем мне римское гражданство?

– Понимаю, – кивнул я. – Спасибо. Повторяйте за мной. Я, Уолтер Дакко…

Так он принял присягу – прямо в коридоре – и был зачислен в Военно-Космические Силы ООН. Я пожал ему руку и лишь потом сообразил, что это не входит в ритуал.

– Воинским формальностям я обучу вас позже, мистер Дакко, а пока будете выполнять приказы немедленно и беспрекословно.

– Так точно, сэр.

– Есть, сэр, – поправил я его и рассмеялся собственной глупости. – Ладно, это пустяки. – Я подошел к кубрику и постучался.

– Филип, открой. Это я, Сифорт.

Сонный Филип появился в одном нижнем белье.

– Одевайся. Они взломали дверь и выпустили Андроса из карцера. Кстати, мистер Дакко только что принял присягу. Быстрее, черт возьми!

Филип поспешно надел ботинки. И мы втроем помчались к оружейному складу.

– Какое оружие вы предпочитаете? – спросил я у Дакко.

– Пожалуй, винтовку. Я в свое время немного охотился. В заповедниках.

Я дал ему винтовку, Филипу – электрошок, второй электрошок взял себе и запер дверь. На посту связи, когда мы туда примчались, никого, кроме Цы, не было.

– Никуда не уходи и никого не впускай, – приказал я. – Кроме меня и мистера Таера.

– Есть, сэр.

Втроем мы направились в отделение регенерации. Матрос Ковакс, слава Богу, заперся изнутри, как ему и было приказано. Дверь в гидропонику открыл Друкер. Увидев нас, он удивился, но тут же вытянулся по стойке «смирно».

– Ты знал? – Я в упор посмотрел на него.

– Да, сэр, – ответил он поколебавшись.

– Ты с нами?

– Да, сэр.

– Кто против нас?

– Не знаю, сэр. Я был здесь.

– Ах не знаешь? Тогда отправляйся к ним. – Я показал ему на дверь. – Если не хочешь сказать правду.

– Они мои товарищи! Я не могу… – Друкер чуть не плакал.

– Они мятежники!

– Сайкес и Клингер, – проговорил он чуть слышно. – И Андрос.

– Кто еще?

Друкер нервно кусал губы, переводя взгляд с Таера на Дакко, не решаясь взглянуть мне в глаза. Увесистой пощечиной я повернул его к себе. Ошеломленный, он схватился за щеку, но упрямо молчал.

– Черт возьми, матрос Друкер! Это бунт! Или вы будете выполнять приказы командира, или я вас уничтожу! – Я с самым решительным видом поднял пистолет.

– Акрит, – выдавил он из себя, глядя в пол. – И Бизер, новый помощник стюарда. Вот все, что я знаю.

– Ладно. Но в следующий раз…

– Простите! – На лице Друкера появилась гримаса страдания. – Я просто не знаю, что делать. И вас не хочу предавать, и друзей тоже.

– Понимаю, – сказал я уже мягче. – Но в любой ситуации надо помнить о долге, мистер Друкер. – Эти слова явно не произвели на него ни малейшего впечатления. И я решил снова перейти к делу: – Куда спрятали Андроса?

– Не знаю, сэр. Я вышел в коридор и вдруг увидел, как они ломают дверь. У них были винтовка и «трясун», и я знал, что они успели ими поработать.

Филип с трудом скрывал волнение и стыд. Что делать? Какое-то время я размышлял. И наконец решился. Протянул электрошоковый пистолет Друкеру и сказал:

– Мистер Друкер, вы останетесь здесь на случай появления мятежников, кем бы они ни были, и будете защищать свой пост! Это приказ!

На какие-то секунды Друкер опешил от изумления. Потом взял у меня оружие:

– Есть, сэр. – И уже когда я направился к выходу, добавил: – Можете на меня рассчитывать, сэр.

Я невесело улыбнулся. А что еще мне остается? Больше рассчитывать не на кого. Выйдя в коридор, мы стали совещаться.

– Пойдем на камбуз или будем искать Андроса? – обратился я к Филипу.

– Где искать, сэр?

– В инженерном отделении или в кладовках у эконома? На этом корабле, черт возьми, около сотни пустых кают.

– Вначале надо позаботиться о камбузе, – сказал Уолтер Дакко, человек в высшей степени рассудительный.

– Не вмешивайтесь, когда вас не спрашивают, матрос! – прикрикнул я на него. У Уолтера челюсть отвисла.

– Офицера нельзя перебивать! – сорвался я на крик.

Вряд ли с Уолтером Дакко когда-нибудь обращались так грубо, но у него хватило мужества ответить как положено:

– Есть, сэр!

Изнуренный бесконечными заботами, голодом, а теперь еще и бунтом, я все же взял себя в руки и, послушав совета новоиспеченного матроса, скомандовал:

– В столовую!

Стюард Бри прямо-таки обалдел от страха, когда в распахнувшуюся дверь ураганом влетели вооруженные люди во главе с командиром.

– Чего испугались, мистер Бри?! – заорал я. Бедняга побелел и не мог вымолвить ни слова.

– Они были тут? – грозно спросил я. Бри кивнул. – Что взяли?

– Пожалуйста, командир, – взмолился он, выставив вперед ладонь, словно желая отмахнуться от случившегося, – не втягивайте меня в это дело, сэр. Ради Бога!

Я направил на него пистолет.

– Немедленно доложите, что взяли бунтовщики, мистер Бри! – вмешался Филип.

– Консервы, – пролепетал чуть живой от страха стюард, – и овощи. Оставили только муку и еще кое-что для выпечки хлеба.

В полном изнеможении я опустился в кресло у совершенно пустого стола.

– Прикажите взять продукты в трюме, сэр, – обратился ко мне Филип, но я молчал, не в силах оторвать взгляда от пустого стола.

– Была бы тушенка, я приготовил бы ужин, сэр, – заискивающим тоном добавил Бри.

– Заткнись, ты, – равнодушно бросил я. Даже ярости не осталось. Полная безнадега. Все усилия напрасны. На корабле настоящий бардак. Дерьмовый вышел из меня командир. Филип и тот был бы лучше. Нет! Нельзя бросать корабль на произвол судьбы! Пассажиры не заслужили такой участи. Надежды на то, что мы выживем, нет. Это ясно. Но умирать надо достойно. По крайней мере, до конца остаться верным присяге.

Пока я молчал, размышляя, никто не осмеливался заговорить. Наконец я поднялся:

– Мистер Таер, сходите с помощником мистера Бри в трюм и принесите консервы с мясом и овощами. В трюм никого не пускайте и не забудьте запереть дверь. Будьте внимательны, чтобы по пути у вас не отобрали оружие и продукты.

– Есть, сэр. – Филип, с пистолетом наготове, взяв с собой помощника стюарда, покинул столовую.

– Мистер Дакко, охраняйте эту дверь. С оружием никого не пускайте, только мистера Таера.

Дакко кивнул и встал у двери. Я взял микрофон и набрат на клавиатуре комбинацию, включившую трансляцию по всему кораблю.

– Внимание, внимание! Говорит командир. Экипажу и всем пассажирам немедленно явиться в столовую. Друкеру. Цы и Коваксу оставаться на своих постах. – Я выдвинул кресло в центр прохода и сел напротив двери, положив на колени винтовку.

Стали собираться пассажиры. Я каждому приказывал жестом садиться. Дакко, держа наготове винтовку, тщательно осматривал каждого, кто входил. Появилась Анни, следом за ней еще несколько беспризорников, затем матрос Джабур, старательно скрывавший свое волнение.

Пришли Грегор Аттани и Крис Дакко. Увидев Уолтера с винтовкой наперевес, юноши были потрясены, но он не обратил на них никакого внимания, продолжая напряженно смотреть на дверь.

Потрясенный происходящим, инженер Касавополус, постояв на пороге, робко вошел и занял место у стола. При виде винтовок задержался в дверях и Эдди Босс, но тоже подчинился моему молчаливому приказу и сел. Беспризорники явились все до одного.

Приплелись пожилые пассажиры: миссис Оваух с палкой, миссис Ривс, сестра судьи Чесли, поддерживаемая мужем. Следом шли мистер Федес, чета Пирсов и Эммет Бранстэд.

– Что стряслось, командир? – спросил Бранстэд.

– Все в свое время. Садитесь.

– Но все-таки объясните…

Я наставил на него пистолет. Он сразу заткнулся и сел.

Заглянул в дверь помощник стюарда, осмотрелся с опаской и лишь после этого вошел, нагруженный тяжелым ящиком с консервами. Следом появился Филип Таер, держа пистолет наготове.

Так. Теперь, кажется, все. Но где-то в потаенных местах корабля скрываются Клингер, Андрос, Сайкес, Бизер, Симмонс и Акрит, мятежники. В просторном зале столовой повисла гнетущая тишина. Даже неугомонные беспризорники молчали, почуяв смертельную опасность.

– Как вы уже знаете, необходимо пополнить личный состав экипажа новобранцами из пассажиров, – обратился я к собравшимся. – Медлить больше нельзя. От этого зависит безопасность корабля. Добровольцы есть?

Все молчали.

– Я готова помогать вам, командир, но как штатское лицо, – первой нарушила тягостное молчание Елена Бартель.

– И я, сэр, – подала голос немощная миссис Ривс.

– Благодарю вас обеих, – сказал я, – но мне нужны не штатские, а военные, солдаты Военно-Космических Сил.

– Почему? – спросил Эммет Бранстэд.

– Потому что «Дерзкий» – военный корабль, где предусмотрена военная дисциплина, а значит, и экипаж должен состоять из военных.

– Но от вашего военного экипажа почти ничего не осталось.

– Пополним его!

– Но почему вам нужны непременно военные? Гражданские тоже могут работать.

– Да, могут. Поддерживать, например, системы регенерации и гидропоники; но на корабле необходимы люди, умеющие обращаться с лазерным оружием. Ведь в любой момент на нас могут напасть. Необходимы круглосуточные дежурства у пульта управления лазерами и в инженерном отделении. Мы полетим обратно, к Солнечной системе.

– С какой скоростью? Досветовой? До Солнечной системы девятнадцать световых лет! – кипятился Бранстэд. – С обычными двигателями лететь бессмысленно! Неужели вы не понимаете такой простой вещи?!

– Да! – Я встал. – Девятнадцать световых лет. Я все рассчитал. Если выбросить лишний груз и задействовать все топливо, через месяц корабль достигнет одной четвертой скорости света. Если…

– Но это же семьдесят шесть лет! – перебила Елена Бартель.

– Да, но…

По залу пронесся ропот.

– Но, – заговорил я громче, – наши радиосигналы достигнут Солнечной системы через девятнадцать лет. Мы передадим наши координаты и курс. К тому времени, когда с Земли навстречу нам вылетит спасательный корабль, мы приблизимся к ней примерно на пять световых лет.

– Мы будем добираться всю жизнь! – вскрикнула Елена Бартель. Она была близка к истерике.

– Но многие из нас доживут, – возразил я.

– О Господи, вы просто не понимаете, что говорите! Спасательный корабль будет лететь к нам пятнадцать лет! – неистовствовала Бартель.

– С помощью сверхсветовых двигателей нас найдут через несколько месяцев.

– Но все топливо использовать нельзя! Нам будет нечем тормозить!

– Тормозить необязательно! Спасательный корабль легко может приблизиться к «Дерзкому» с такой же скоростью и взять нас к себе на борт во время полета. Он доставит нас до места всего за несколько месяцев, а когда «Дерзкий» долетит до Солнечной системы, промчится сквозь нее и отправится в вечный полет, мы будем у себя дома, в тепле и уюте, вспоминать о прошлых приключениях.

В зале стало тише, люди призадумались.

– Впрочем, – добавил я, – можно избрать другой путь. Переругаться и перебить друг друга из-за куска хлеба. Итак, для несения вахт на посту связи, в отделениях регенерации, гидропоники и в инженерном отделении необходимы военные. Штатским эту работу доверить нельзя.

Я подошел к телефонному аппарату у стены, соединился с мостиком:

– Керрен, ответьте, пожалуйста.

– Компьютер К20546 слушает, сэр, – ответил Керрен.

– У вас есть датчики в пассажирской столовой?

– Да, сэр, они предусмотрены только на случай чрезвычайных обстоятельств, а в обычное время отключены.

– Включи их и записывай. Я, командир Николас Сифорт, объявляю набор добровольцев. Есть желающие?

– Я.

Все взоры устремились на бледную женщину с обезображенным лицом.

– Вы, мисс Бартель? – переспросил я.

– Да. Но только на несколько месяцев.

– Нет, минимальный срок – пять лет.

– Не знаю, проживем ли мы столько, командир, – печально улыбнулась она. – Но я согласна остаток жизни провести на военной службе.

– Спасибо. Повторяйте за мной присягу. Клянусь своей бессмертной душой…

– Я, – торжественно подняла она правую руку, – клянусь своей бессмертной душой…

– Выполнять и защищать Устав Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций; сохранять верность и преданность в течение всего срока службы в Военно-Космических Силах Организации Объединенных Наций, подчиняться всем законным приказам и приказаниям; да поможет мне в этом наш Всемогущий Господь.

Ее слова эхом разносились по залу среди притихших людей, не смевших нарушить тишину в этот торжественный момент.

– Кто следующий?

– Я, сэр! – подал голос крепкий мужчина средних лет. – Честер Олвин, инженер.

– Спасибо! Кто еще? – Больше желающих не нашлось. – Еще добровольцы есть? – повторил я. Пассажиры избегали моего взгляда, ерзали на своих местах. – Я жду. Керрен, вы записываете?

– Так точно, сэр.

Я стал расхаживать по залу.

– В соответствии со статьей 12 Военно-Космического устава, утвержденного в 2087 году, – заговорил я, посматривая на притихших пассажиров, – объявляю чрезвычайное положение и, соответственно, принудительную вербовку. Вы, – я ткнул пальцем в сторону Грегора Аттани, – встать!

Юноша медленно поднялся.

– Принимаю вас на службу в Военно-Космические Силы и требую принести присягу на верность. Повторяйте за мной. Клянусь…

Я ожидал протеста, но Грегор лишь спросил:

– Почему я?

– Вы молоды и достаточно образованны, – заявил я тоном, не терпящим возражений.

Некоторое время Грегор стоял с мрачным видом, уставившись в пол, потом глянул на Криса, выпрямился и произнес текст присяги:

– Клянусь своей бессмертной душой выполнять и защищать…

Когда он закончил, я ткнул пальцем в его друга.

– Вы! Крис Дакко!

– Нет! – Крис вскочил, сжав кулаки.

– Принимаю тебя на службу в Военно-Космические Силы и требую принять присягу.

– Хрен вам!

Его отец на своем посту у двери дернулся и замер. Я наставил на Криса винтовку.

– Повторяйте за мной, – приказал я. – Клянусь своей бессмертной душой…

– Что, Сифорт? Пристрелите только меня или всех сразу? – Он презрительно рассмеялся. – Но тогда некому будет обслуживать ваш кровавый корабль! Хотите сделать меня своим рабом? Но чем тогда вы лучше ваших мятежников!

Я собрался ответить ему, как он того заслуживал, но кто-то в этот момент положил мне на плечо руку; я резко обернулся, готовый выстрелить, но увидел Эдди Босса.

– Убирайся! – заорал я.

– Возьмите меня, командир.

– Убира… Что? Тебя?!

– Возьмите меня на службу! – решительно заявил Эдди.

Как быть? Я закрыл глаза, лихорадочно соображая.

– Нет, Эдди, не могу. У тебя нет образования. Кроме того, ты не способен подчиняться приказам.

– Способен! – закричал он. – Не верите?!

– Способен, Эдди? Подчиняться моим приказам беспрекословно? – спросил я уже спокойнее, чуть отойдя от Эдди.

– Что значит «беспрекословно»? – не понял Эдди. Крис Дакко злорадно фыркнул.

– Это значит, что ты будешь выполнять приказы всегда, даже когда очень зол, вот как сейчас, – объяснил я. Эдди задумался и долго молчал.

– Ладно – сказал он наконец, – я согласен. Берите меня на службу, командир!

– На пять лет, Эдди. Ты не забыл?

– Знаю. Берите!

Я отбросил всякие сомнения.

– Повторяй за мной: клянусь… Эдди, чудовищно коверкая слова и запинаясь, повторил все слово в слово.

– Итак, мистер Босс, вы приняты в ряды Военно-Космических Сил ООН, – торжественно объявил я.

Эдди ликующе улыбнулся и своей здоровенной ручищей припечатал Крису такую оплеуху, что тот рухнул на пол.

– Будешь делать, что тебе прикажет мой командир! – заорал Эдди.

Крис выпучил глаза, не решаясь встать, из разбитых губ и носа текла кровь. Наблюдавший за этой сценой Уолтер Дакко и не подумал вступиться за сына, оставаясь на своем посту у дверей.

В военном деле, пожалуй, без грубости не обойтись. Надо ведь как-то учить сопляков.

– Отлично, мистер Босс, – похвалил я Эдди, – назначаю вас главным старшиной. Ваше первое задание – помочь мне сформировать экипаж. Отдаю в ваше подчинение и этого новобранца. Хватит ему валяться на полу. – Я указал на Криса. Эдди схватил Криса за воротник и поставил на ноги.

– Вы тоже примите присягу, мистер Дакко, а то хуже будет.

Крис беспомощно огляделся в поисках поддержки, но наткнулся на глухую стену молчания и промямлил:

– Присягаю. Клянусь.

– Хорошо. Садитесь, вытрите кровь салфеткой и…

– Что с ним делать, командир? – горячился Эдди Босс.

– Мистер Босс, – строго сказал я ретивому старшине, – НИКОГДА! Слышите? Никогда не перебивайте командира.

У Эдди ходуном заходил кадык, он невольно сжал кулаки, но тут же справился с собой и сказал:

– Есть, командир!

Какое-то время я смотрел, как Крис вытирает кровь, потом снова повернулся к Эдди:

– Кто еще из ваших товарищей годится для военной службы?

Эдди показал на Деке. Тот вытаращил глаза и не двинулся с места.

– Деке, – позвал его Эдди, – иди скажи командиру присягу.

– Я не…

– Быстро! – Эдди свирепо взглянул на товарища. Тот немедленно капитулировал.

– Я даю клятву, командир, – сказал Деке. – Клянусь.

– Хорошо. Кто еще?

Эдди повел меня к беспризорникам, тыча пальцем в одних и обходя других, вполне годных, по моему мнению, для военной службы. Однако я промолчал. Эдди виднее. У меня появилось еще пятнадцать рекрутов: одиннадцать парней и четыре девушки. Остальные пассажиры в большинстве своем были слишком стары.

– Итак… – начал я, но меня перебил Эммет Бранстэд.

– Одну минуточку, командир Сифорт. – Он встал.

– Мистер Бранстэд, вы прямо-таки достали меня своей болтовней! Я больше этого не потерплю.

– Это не болтовня!

– А что, по-вашему?!

– Я тоже хочу служить.

Я язык проглотил от изумления и так долго молчал, что Филип решил меня выручить.

– Сейчас не время для шуток, мистер Бранстэд, – заметил он.

– Слишком важное дело, чтобы шутить, – рассердился Бранстэд. – Еще раз заявляю, что хочу служить в Военно-Космических Силах!

Я наконец обрел дар речи:

– После всего, что вы здесь наговорили? Бранстэд пропустил мои слова мимо ушей и продолжал гнуть свое:

– Я могу работать в отделении гидропоники, у меня соответствующее образование и навыки. Я агроном. Мой брат владеет на Надежде самой крупной плантацией, да будет вам это известно. Впрочем, вряд ли вы даже слышали об этом!

– Не только слышал, но и имел удовольствие беседовать с вашим братом. – Бранстэд удивленно вскинул бровь. – Да-да. Мы сидели за одним столом у него дома, в гостиной, – добавил я для большей убедительности. – Встречался я и с его сыном, вашим племянником Джеренсом, его единственным наследником.

Теперь Бранстэд опешил от изумления. Я торжествовал.

– А теперь к делу. Значит, вы желаете служить?

– Да. И вот еще… Рабочих рук у вас достаточно, – он жестом показал на беспризорников, – а специалистов не хватает. Вы сами говорили, что вам нужны люди образованные.

– Все так, мистер Бранстэд, не знаю только, выдержите ли вы тяготы военной службы.

– Выдержу, командир. Не сомневайтесь. Сами в этом скоро убедитесь. Я своему слову хозяин.

Я долго смотрел на него, но он не отвел глаз. Мне вспомнилась решимость Дерека Кэрра.

– Ладно.

Я принял у него присягу. Новобранцы молча ждали моих приказов. Всего их было двадцать. Негусто, но на первое время хватит. Из этих бы сделать настоящих военных.

Первым делом я приказал новобранцам сесть за столы, выделенные для экипажа. Можно было приступать к ужину.

* * *

После ужина я почувствовал себя бодрее. Консервированное мясо и свежий хлеб показались на редкость вкусными. И вернулся на мостик в приподнятом настроении. Может, первым делом организовать охоту на бунтовщиков? Впрочем, ничего хорошего из этого не получится. Это опытные матросы. Они вооружены и знают на корабле каждый закуток. Им ничего не стоит справиться с новоиспеченными военными. В результате я потеряю часть набранных с таким трудом людей и оружие. Филипа я отправил в кубрик понаблюдать, как устраиваются там новобранцы, и теперь с нетерпением ждал его, прохаживаясь по мостику и обдумывая дальнейшие действия. Наконец Филип вернулся, и, облегченно вздохнув, я буквально упал в кресло.

– Все в порядке, сэр, – доложил он. – На складе нашлись постельные принадлежности. И униформа. Я позволил себе некоторую вольность… – Он замялся, покраснел.

– Какую вольность?

– Выйдя из кубрика, я с минуту постоял у двери, послушал, о чем говорят новобранцы. Некоторые ворчат, но в общем настроение у них нормальное. Знаю, я поступил против правил.

– Разумеется. Скажи спасибо, что тебя не обнаружили. Ведь ты мог лишиться доверия. Да и остальные офицеры тоже.

– Простите, сэр.

– Ничего, я, возможно, тоже бы не удержался.

Заметив мою улыбку, Филип успокоился и сел в кресле поудобнее. Я снова зашагал по мостику, думая лишь об одном: как подавить бунт? Тянуть с этим нельзя, но и спешка может привести к тяжелым последствиям. Прежде всего необходимо обучить новобранцев и уж тогда принимать какие-то меры.

Итак, чем я располагаю? На сегодняшний день можно доверять только Филипу и Уолтеру Дакко. Может, зря я пооткровенничал с матросами Цы и Коваксом? Кто знает, не присоединятся ли они к своим товарищам?

Тут мой взгляд остановился на двух прислоненных к стене винтовках – моей и Уолтера Дакко. Может быть, поставить Филипа и Уолтера Дакко охранять лестницы, соединяющие третий и второй уровни, а самому искать мятежников на третьем уровне? Нет, не годится. Во-. первых, мятежники могут пристрелить Филипа или Уолтера, а то и обоих моих самых надежных людей. Во-вторых, бродить по всему уровню одному слишком опасно, это должен делать небольшой отряд.

Я прикидывал и так, и эдак, но ничего не получалось. В сердцах хватил кулаком по подлокотнику. Черт возьми! Как управлять кораблем, где бродят шесть вооруженных бунтовщиков?! Так будет продолжаться до бесконечности. А что если перекрыть им все доступы к пище? Вдруг страшная мысль поразила меня – они могут взломать оружейный склад! И завладеть всем оружием. Ведь там нет охраны!

Боже! Какой кошмар!

– Филип!

Задремавший было Филип вскочил, на лице его отразилась тревога, смешанная со смущением.

– Слушаю, сэр! – ответил он наконец.

– Сходи в кубрик за мистером Аттани. И не забудь потом запереть дверь с наружной стороны. Объясни, что иначе их могут перестрелять бунтовщики.

– Есть, сэр! Но Клингер может взломать дверь так же, как сделал это в карцере.

– Он вряд ли решится, потому что не знает, вооружены ли мои матросы. Прежде чем запереть дверь, научи их пользоваться внутренней связью и прикажи связаться со мной при первых же признаках опасности.

– Есть, сэр.

Через пятнадцать минут раздался стук в дверь. Я посмотрел на экран, поводил внешней камерой – за дверью стояли Филип и Грегор Аттани. Я впустил их, и Филип, отдав честь, вытянулся в струнку. Грегор неплохо скопировал его в той же последовательности.

– Вольно, – скомандовал я и улыбнулся Грегору, дав понять, что доволен им. – Рад, мистер Аттани, что в такой непростой ситуации вы ведете себя достойно.

– Спасибо.

– «Сэр»! – прикрикнул на него Филип. – Всегда добавляйте «сэр», когда разговариваете с командиром!

– Спасибо, сэр, – поправился Грегор. Мне не следовало делать замечания Филипу при рядовом, но я решил нарушить традицию и очень мягко сказал:

– У вас еще будет время, мистер Таер, научить новобранцев уставным требованиям. Мистер Аттани проявляет усердие, а это сейчас важнее этикета. – Не дав Филипу рта раскрыть, я обратился к Грегору: – Вы стали служить против собственной воли. Но помните, сейчас от вас зависит судьба корабля. Могу я вам доверять?

Грегор в волнении сунул руки в карманы – неслыханная дерзость в присутствии командира, но тут же выдернул их, заметив выражение лица Филипа.

– Доверять? Что вы имеете в виду? Подчиняться вам или не обманывать вас?

– И то, и другое, мистер Аттани. Мне необходимо на какое-то время покинуть мостик. Оставляю его на вас и вручаю оружие.

Филип покачал головой, всем своим видом показывая, что я совершаю непоправимую ошибку, но я не собирался менять своего решения.

– После того как мы с гардемарином выйдем отсюда и запрем дверь, – продолжил я, – у вас может возникнуть желание нажать вон ту красную кнопку на панели управления. И тогда мы никак не сможем сюда попасть.

Филип был вне себя от ужаса.

– Что же, весьма соблазнительно. Но с какой стати я стану это делать? – недоумевал Грегор. – Чтобы власть на корабле захватили мятежники? Что бы ни болтал о вас Крис, вы все же много лучше бунтовщиков. Кроме того, я дал присягу. Наконец, вот вам мое честное слово: я не предам вас, да поможет мне в этом Господь Бог.

Растроганный до глубины души, я выпалил:

– Грегор, присваиваю вам звание младшего гардемарина! Не возражаете?

– Не надо, сэр. – Он с сомнением взглянул на меня. – Я ведь не доброволец, хотя и давал присягу. Я не хочу командовать людьми, заставлять их действовать против собственной воли. Это было бы нечестно с моей стороны. Чтобы стать настоящим офицером, я должен поверить в успех вашего дела. Вы хотели наградить меня, сэр, понимаю, но такая награда мне не нужна. Вот если я изменю свое отношение к происходящему, тогда…

– Ладно. – Его отказ задел меня за живое, но я не мог не признать, что такая честность достойна уважения. Этому юноше можно верить. – Итак, мистер Аттани, не вставайте с кресла, не прикасайтесь к панели управления дверью. И вообще ничего не трогайте, кроме микрофона. – Я вывел на экран изображение, снимаемое с телекамер, установленных в коридоре, и объяснил: – Постоянно наблюдайте за происходящим перед дверью на мостик. Заметите посторонних, услышите, что кто-то пытается взломать дверь, или раздастся сигнал тревоги – немедленно нажмите кнопку на микрофоне, вот эту, и все сообщите мне. Других кнопок на микрофоне не нажимайте. Они установлены так, что сообщение передается по всему кораблю. Понятно?

– Да, сэр, – ответил Грегор впервые за все время с нескрываемым уважением. – Сколько времени приблизительно я должен дежурить?

– Возможно, несколько минут. Возможно, больше. – Я взял винтовку. – Филип, сними с предохранителя пистолет. Постоянно оглядывайся назад, я пойду впереди.

Мы вышли, и я запер дверь. Теперь открыть ее можно было либо шифром снаружи, либо нажатием кнопки изнутри на пульте управления. Если Грегор нажмет красную кнопку, открыть дверь на мостик будет невозможно даже с помощью шифра.

Мы с Филипом шли, держа наготове оружие. Слава Богу, в коридоре никого не было, у склада с оружием – тоже. Но радость моя оказалась преждевременной. Подойдя к двери, мы увидели, что клавиатура кодового замка разбита. Кнопки исковерканы. Без всякой надежды я набрал код. Замок не открылся.

Проклятие! Я ругал себя последними словами – надо было мне столько времени выпендриваться в столовой перед пассажирами! А мятежники не мешкали! Удалось ли им проникнуть в склад? Я внимательно осмотрел замок и место вокруг него – похоже, взломать бронированную дверь они не смогли. Слава тебе, Господи!

Филип терпеливо ждал моих указаний. Велико было искушение убраться в свою надежную крепость – на капитанский мостик, но я подавил малодушный порыв. Жестокий урок пошел мне на пользу – я допер наконец, что время работает против нас. Мятежникам только и нужно, чтобы я отсиживался в своей норе. Мне явно не хватало надежных и образованных людей, чтобы охранять одновременно и мостик, и оружейный склад, и еще сходить за автогеном.

– Мистер Таер, не отходите от склада, пока я не вернусь.

– Есть, сэр.

Я помчался к центру управления и, когда дверь открылась, увидел, что Грегор Аттани сидит, как ему и было приказано, в кресле.

– Пока все нормально, Грегор, – сказал я, схватил вторую винтовку, вышел, запер за собой дверь и помчался к оружейному складу.

– Филип, возьми винтовку, а пистолет спрячь в кобуру. Пойдем на третий уровень искать мятежников, – выпалил я, добежав до оружейного склада. – Открой кубрик, вызови Уолтера Дакке, отдай ему винтовку; не забудь снова запереть дверь. Потом оба бегите сюда!

Когда его шаги стихли, я прислонился к стене и, держа наготове винтовку, то и дело озирался по сторонам: не появятся ли бунтовщики?

Казалось, прошла целая вечность. Наконец я услышал шаги с западной стороны коридора, тяжелое дыхание; но из-за дугообразной стены вместо Филипа… Улыбка сбежала с моего лица – передо мной возник рядовой Клингер с автогеном и сварочными инструментами, висевшими за спиной, за ним еще два мятежника. Все трое остолбенели, изумленные не меньше меня. Я медленно наставил на них винтовку. Клингер попятился, выхватил пистолет и выстрелил.

Огненный луч коснулся моей щеки, вызвав нестерпимую боль, волосы зашипели. Застонав, я выстрелил, но промахнулся – Клингер успел броситься на пол и покатился прочь; на месте, где он лежал, задымилось покрытие пола.

– Симмонс, – услышал я свистящий шепот Клинге-ра, – обеги вокруг и зайди ему в тыл! Мы с Акритом отвлечем его здесь!

Итак, сообразил я, один мятежник обежит вокруг корабля, чтобы напасть на меня с востока, если прежде меня не прикончат двое других. Я бросился за ними, стреляя на ходу, но Клингер со своим напарником бежали так быстро, что то и дело скрывались из виду за стеной дугообразного коридора.

Преследовать их – значило бросить арсенал на произвол судьбы, и я остановился, прислонившись к стене, раненое ухо болело, из глаз текли слезы. Буду стрелять в первого попавшегося, решил я.

С востока донесся слабый шорох. Я направил туда винтовку и стал ждать.

Какой же я идиот! Подпустил к себе мятежников! Настоящий осел! Попробуй теперь выпутайся! Я метнулся к противоположной стенке, трижды выстрелил короткими импульсными пучками в сторону, откуда крался Сим-монс, развернулся и выстрелил в противоположном направлении в вынырнувшего Клингера, но тот успел пригнуться и скрылся за стеной.

Моя винтовка пискнула – это был предупредительный сигнал, означавший, что заряд кончается. Клингер издал торжествующий клич – значит, тоже услышал этот роковой звук.

– Еще немного, ребята! – крикнул он хрипло. – У него кончается заряд!

В отчаянии я метнулся назад, нарочно грохоча по полу ботинками, потом затопал обратно. Сработало. Мятежники стали удаляться – с обеих сторон слышался стук их каблуков. Но я понимал, что долго блефовать не удастся.

На стене рядом со мной задымилось пятно, я отпрянул.

– Сдавайся, командир! – крикнул Клингер. – Если сдашься, мы…

Его крик заглушил душераздирающий вопль, резанувший барабанные перепонки, вопль перешел в стоны; кто-то бежал ко мне, грохоча ботинками, и я приготовился встретить врага последним выстрелом, держа палец на спусковом крючке. Но из-за стены выбежали Филип Таер и Уолтер Дакко.

– Слава Богу! Симмонс? – спросил я.

– Да, я застрелил его, сэр, – ответил Филип. Он весь позеленел, глаза словно остекленели.

– Стой. – Я схватил его за руку. – Оба бегите обратно, зайдите в тыл к тем ублюдкам. – Я махнул в сторону затаившихся Клингера и его дружка.

Таер и Дакко умчались; я посмотрел на индикатор винтовки – заряда оставалось самое большее на два выстрела. Надо продержаться, пока Филип и Дакко по кругу не добегут до мятежников.

Время тянулось мучительно медленно. Стоны смертельно раненного Симмонса мешали улавливать остальные звуки.

– Таер? – окликнул я.

– Я здесь, сэр, – донесся голос из-за стены. – Метрах в двадцати пяти от арсенала.

– Продвинься еще на метр, я подойду. – Осторожно, сантиметр за сантиметром, я пополз вперед, готовый в любую секунду выстрелить. – Вперед! – крикнул я, вскочил на ноги и бросился в атаку.

Навстречу мне кто-то выскочил; я чуть было не выстрелил, но вовремя узнал Уолтера Дакко. Дрожа от нервного напряжения, я опустил винтовку. И все-таки мы подозрительно вглядывались друг в друга, пока не сблизились. За Дакко вышел Филип.

– Где они, сэр? – спросил он.

– Очевидно, удрали по западной лестнице, испугавшись, что мы возьмем их в клещи, – ответил я. – Они находились ближе к лестнице, чем вы.

Филип Таер выругался так длинно и так изощренно, словно всю жизнь только этим и занимался. У меня глаза полезли на лоб. Ей-богу, нечасто услышишь нечто подобное!

– Извините, сэр, – остановился он наконец.

– Ну что ж, выругался ты классно, за нас троих, – прокомментировал я и поспешил к стонущему Симмонсу. Раны его оказались смертельными, ему уже никто не мог помочь. Что бы там ни говорили, а лазерный пистолет – оружие грозное. – Отвернись, Филип, – попросил я.

– А что… – Тут он понял, что я собираюсь сделать, с ужасом посмотрел мне в глаза и отвернулся.

Я пристрелил Симмонса, положив конец его мукам. Наступила гнетущая тишина. Ни Филип, ни Уолтер Дакко не решались ее нарушить.

. – Надо войти в арсенал, у меня кончился заряд, – первым заговорил я. – Я сбегаю в инженерное отделение и принесу автоген, чтобы разрезать дверь, а вы охраняйте коридор по обе стороны от двери. Впрочем, нет, лучше стойте у лестниц, мятежники могут проникнуть сюда со второго уровня. Как только они покажутся – сразу стреляйте!

– Возьмите другую винтовку, сэр, – предложил Филип, имея в виду винтовку Уолтера Дакко. – Она полностью заряжена.

– Нет, она понадобится вам, а я в крайнем случае убегу. Первый уровень надо защитить любой ценой.

– Но вы будете безоружны…

– Не возражать командиру, гардемарин! – оборвал его я и в тот же миг почувствовал нестерпимую боль в обожженной щеке.

– Есть, сэр. Простите, сэр. Пожалуйста, берегите себя.

Я слегка раздвинул губы в улыбке, но и это причинило мне боль.

– Ладно, постараюсь. – Я старался не делать лицом лишних движений и кивком показал Филипу в сторону западной лестницы.

Он пошел в одну сторону, мы с Дакко – в другую, к восточной лестнице.

– Не застрелите меня, когда буду возвращаться, – предупредил я Уолтера.

– Не беспокойтесь, командир, – невесело улыбнулся он. – Только подайте какой-нибудь условный сигнал, прежде чем появиться.

– Отличная идея, – согласился я. – Пароль «Дерзкий». Кстати… На всякий случай. Если попаду в плен и буду идти под конвоем, пароль: Сифорт. Запомнили?

– Так точно.

Дакко забыл добавить «сэр», но сейчас было не время учить немолодого и без того подавленного человека армейской вежливости. На том мы и расстались. Дакко остался на первом уровне охранять лестницу, а я стал спускаться; остановился на втором уровне, огляделся, убедился, что в коридоре никого нет, и начал спускаться на третий. Когда дошел до середины лестницы, закружилась голова, задрожали колени. Рана напоминала о себе. Как бы не покатиться вниз. Схватился за перила и осел на ступеньку, несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять головокружение.

Наконец немного полегчало, и я двинулся дальше. Не доходя до третьего уровня, осмотрел коридор. Где-то дальше, я знал, затаился Клингер с сообщниками. Вспомнил запах паленого мяса, исходивший от Симмонса. Рука потянулась к пылавшей щеке, ноги не слушались. Меня сковал страх. Боец из меня сейчас никакой. Но не сидеть же без конца на ступеньках, Филип и Дакко в опасности. Промедление только на руку мятежникам, они получат возможность оправиться, собраться с силами.

Я был не в силах сдвинуться с места. Идти дальше – бессмысленно. Силы – на исходе. Надо возвращаться, пока не поздно. Я медленно побрел наверх.

Что бы такое придумать? Остаться охранять арсенал самому, а Таера и Дакко послать за автогеном? Или поставить на первом уровне Грегора Аттани и Уолтера Дакко, а нам с Таером пойти за инструментом?

Так я добрался до второго уровня и остановился, погруженный в размышления. Как объяснить Таеру и Дакко, почему вернулся? Ведь рана моя не настолько серьезна.

Я топтался на месте. То поднимался на пару ступенек, то снова спускался. Как я посмотрю Филипу в глаза? Чем оправдаю свою трусость, черт возьми! Уж лучше сдохнуть!

Забыв о предосторожности и ругаясь на чем свет стоит, я собрал все силы, сломя голову помчался вниз по лестнице и выбежал в коридор третьего уровня с винтовкой наперевес. Сердце громко стучало. Огляделся – никого. Можно идти к инженерному отделению. Проходя мимо первого кубрика, я вдруг подумал: не выпустить ли новобранцев? Нет, они не вооружены… Я поспешил дальше.

Я добрался до инженерного отделения и стал набирать на кодовом замке двери шифр. В любой момент мне могли выстрелить в спину. Слава Богу, все обошлось; дверь открылась, я проскользнул внутрь.

Инженер Тележник сидел за столом. При моем появлении глаза его округлились от ужаса.

– Господи Иисусе, командир! – воскликнул он. – Я не пил, клянусь!

– Не бойтесь, я не за этим пришел, – проговорил я, еще не отдышавшись. – Мятежники у вас были? Его страх сменился удивлением.

– Где-то час назад был слышен шум. Не знаю, что это было, но сюда никто не заходил. А что у вас с лицом?

– Мне нужны автоген и лом. Надо взломать дверь оружейного склада. Где они?

– На складе инженерного отделения. Там есть два набора для газовой сварки. Остальные – в мастерских.

– Следующая дверь? – спросил я, пытаясь вспомнить, где расположен склад инженерного отделения.

– На склад можно попасть не только из коридора. – Инженер медленно встал. – Но и отсюда.

– Быстрее, черт возьми!

Инженер заспешил. Что это со мной? Ругаюсь и ругаюсь. Если доберусь до Земли живым – не видеть мне больше корабля. Уволят за богохульство. Ну и черт с ними, с полетами!

Я нагрузил инженера газовой горелкой, баллончиками и большим ломом, а сам пошел сзади с винтовкой. Мы медленно продвигались к восточной лестнице, когда откуда-то сзади донеслись голоса. Я замер, прислушиваясь. Голоса были еще далеко.

– Беги! – прошептал я.

Инженер стал что есть мочи карабкаться вверх по лестнице. На втором уровне мелькнула чья-то тень; я невольно вскрикнул и выстрелил, но, слава Богу, промазал – это была Анни.

– О Господи! Извини!

– Почему командир стрелять Анни?! – запричитала она, окаменев от испуга. – Анни не делала плохо. За что, командир?

– Ты чертовски меня напугала! Давай быстро в свою каюту, запри дверь и не высовывайся! – прикрикнул я на нее.

– Почему бежать? Почему кричишь? Кто…

– Беги! – заорал я, теряя терпение.

Наконец Анни ушла, и я начал подниматься по лестнице. Теперь первым шел я, инженер – следом за мной. Тут я вспомнил, что должен сделать, и резко остановился. Инженер налетел на меня, едва не сбив с ног.

– «Дерзкий»! – крикнул я.

– Понял, – ответил Дакко с первого уровня. Я снова полез вверх, в спину мне тяжело дышал Тележник. Слава Богу, лестница скоро кончилась.

– Оставайтесь на посту, мистер Дакко, – приказал я, – а мы пока поработаем с арсеналом.

– Хорошо, сэр! – ответил он и тут же поправился: – Есть, сэр.

Я улыбнулся и помчался дальше, мне было не до формальностей, но, когда наткнулся на мертвого Симмонса, моя улыбка погасла.

Пока инженер возился со сварочными приспособлениями, я пошел к западной лестнице, к Филипу. Он стоял, положив руку с пистолетом на перила.

– Все в порядке?

– Так точно, сэр. Никаких происшествий.

Сгорая от нетерпения, я наблюдал, как инженер методично режет броню тяжелой двери. Арсенал и мостик – два наиболее укрепленных места на корабле. Белое пятно на металле под струей раскаленных газов двигалось чертовски медленно.

Щелкнул настенный динамик – включилась корабельная связь.

– Командир, тревога! – зазвучал из динамика испуганный голос Грегора Аттани.

Чертыхаясь, я кинулся к мостику, выстучал на клавиатуре замка код, влетел внутрь, запер дверь.

– Я ничего не трогал, клянусь! – Грегор старался перекричать вой сирены и громкий голос Керрена. – Это только что началось…

– Молчать! – Я бросился к пульту управления.

– Дверь инженерного отделения в опасности! – докладывал Керрен. – Ее пытаются взломать!

Я вырубил тревогу; красные лампочки перестали мигать, звуковая сигнализация смолкла. На лице Грегора застыл испуг.

– Ты здесь ни при чем, – успокоил его я. – Все не так страшно!

– Господи! А я думал, опять напали эти чудища!

– Спокойнее. Никаких чудищ нет.

Итак, мятежники пытаются захватить инженерное отделение.

Когда эти негодяи вламывались в арсенал, они первым долгом вывели из строя клавиатуру замка. Поэтому Керрен тогда не подал сигнала тревоги. А теперь, в спешке, сразу принялись резать дверь автогеном. Датчики почувствовали жар газовой горелки, и сигнализация сработала.

На мятежников следует напасть, пока они не ворвались в инженерное отделение. Но каким образом? Оружия мало, в моей винтовке почти не осталось зарядов. Решающего перевеса в силах у нас нет, а рассчитывать только на удачу нельзя.

Дождаться, пока инженер Касавополус вскроет дверь в арсенале, и взять там оружие? Но за это время мятежники успеют забаррикадироваться в инженерном отделении. Электроснабжение корабля окажется под их контролем. Допустим, я отрежу им доступ к продуктам питания. А они отключат электричество. Полный тупик. Как же быть?

– Продолжай дежурство, – приказал я Грегору, выскочив с мостика. – Гардемарин Таер! – Я жестом приказал ему идти к восточной лестнице, где стоял Дакко. – К инженерному отделению! Они там!

Мы спустились на третий уровень. Я шел впереди, стараясь ступать бесшумно. Вот и инженерное отделение. Я успел заметить, как чья-то нога скрылась в большом отверстии. Значит, мятежники уже внутри. Я выстрелил, израсходовав последний заряд. Раздался крик. Видимо, отраженный от металла лазерный луч ранил мятежника в ногу.

На полу валялись две газовые горелки. За дверью слышался шум; изнутри дыру закрыли плитой – такие применялись для покрытия пола. Я надавил на плиту, и она поддалась; бунтовщики вмиг вернули ее на место, и дыра снова закрылась. Но я успел заметить их перепуганные лица. Я еще раз толкнул плиту, но она не сдвинулась с места. Видимо, ее чем-то закрепили. Инженерное отделение оказалось в руках мятежников.

Уолтер Дакко коснулся прохладным диском волдырей на моем обожженном лазером лице. Я поморщился от боли. Диск с тихим жужжанием лечил мой ожог биополем, боль постепенно стихала. В углу лазарета сидел за столом Филип Таер.

– Керрен, сколько длится эта процедура? – поинтересовался я.

– Не менее минуты на каждые шесть сантиметров обожженной кожи, – послышалось из настенного динамика.

– Не разговаривайте, пожалуйста, командир, – попросил Дакко вежливо, но твердо.

От меня не ускользнуло, что гардемарин собирается отчитать Уолтера, и я сделал ему знак молчать. Дакко прав, во время процедуры нельзя разговаривать. Это может привести к травме. Но ни один матрос, воспитанный в традициях Военно-Космического Флота, не осмелился бы попросить командира не разговаривать.

После процедуры Уолтер Дакко осмотрел мое лицо до самого уха.

– Ну как? – спросил я.

– Вряд ли это вас украсит – уж очень сильный ожог. Как самочувствие?

– Получше, – ответил я и добавил: – Намного лучше.

Тогда, у захваченного мятежниками инженерного отделения, мне стало плохо. Каждый удар сердца отзывался в ране невыносимой болью, и я прислонился к стене. Ко мне подошел Филип, что-то сказал, но я уже плохо слышал, а потом перед глазами поплыл кровавый туман. Я чуть не лишился сознания и едва тащился по коридору, ловя на себе озабоченные взгляды Филипа и Уолтера Дакко.

– Проводите меня в лазарет, – только и мог я произнести. Каждое слово, малейшее движение мышц лица причиняли нестерпимую боль. Не знаю, как я добрел до лазарета.

Там нашелся приборчик, точь-в-точь такой, каким доктор Брос сращивал мне кости на сломанной руке.

– Спросите у Керрена, – обратился я к Филипу и Уолтеру, – как им пользоваться.

И вот наконец процедура закончена, однако слабость не прошла. Я осторожно потрогал обожженную щеку – прежде гладкая и здоровая, кожа стала шероховатой, а местами – пупырчатой.

– Керрен, это скоро пройдет? – с надеждой спросил я.

– Через несколько часов, а может, и позднее, – ответил, как всегда вежливо и спокойно, компьютер. – Вы слишком нервничаете, командир. Перевязывать не надо, только мазать обожженное место бальзамом номер двенадцать. Регулярно.

– Спасибо. Бальзам, наверно, в шкафчике, – сказал я Уолтеру Дакко.

Он нашел тюбик и осторожно нанес мазь на ожог.

После этого я почувствовал себя значительно лучше и смог даже подойти к зеркалу. Боже мой! Ну и рожа! Только детей пугать! Ладно, ничего страшного, врачи нарастят новую кожу, если, конечно, я когда-нибудь их повстречаю.

Я попытался вспомнить, что должен был сделать в первую очередь, что потом, как попал в лазарет. Ага, я бежал в инженерное отделение за Тележником… Нет, это было раньше, а потом я снова пошел туда, но уже с Филипом и Уолтером Дакко.

– Мятежники в инженерном отделении под контролем? – спросил я.

– Нет, сэр, – смутился Филип.

– Вы что, без приказа шагу ступить не можете? Своей головы нет на плечах? – заорал я, но тут же сбавил тон: – Неизвестно, как долго они там будут отсиживаться. А выйдут – снова начнут разгуливать по кораблю! Надо их там заблокировать!

– Так точно, сэр! Из инженерного отделения в коридор два выхода, но один человек не может их охранять – нужны двое. И где гарантия, что все мятежники там? Не исключено, что они разделились на две группы.

Филип говорил дело, но я так распсиховался, что ничего не соображал.

– Где, черт возьми, этот Тележник?

– В коридоре, сэр, режет автогеном дверь арсенала, – ответил Филип, явно удивленный моей забывчивостью.

– Вы оставили его одного?! А если на него нападут мятежники?! – Я бросился к выходу, но силы покинули меня, и пришлось сбавить шаг. У меня внутри все дрожало, я был близок к панике.

Накануне я насмерть напугал инженера Касавополуса, прикинувшись сумасшедшим, и если он вскроет арсенал до моего прихода, то вполне может вооружиться, или отдать оружие мятежникам, или попросту пристрелить меня.

Меня одолевали тревожные предчувствия, и я буквально выбился из сил, чтобы быстрее добраться до арсенала. Касавополус уже вырезал в двери довольно большую дыру, зашел внутрь, взял винтовку и несколько батарей для подзарядки лазерного оружия. Он отдал честь и доложил:

– Я решил на всякий случай вооружиться, ведь склад открыт!

– Правильно сделали, инженер. – Теперь, когда напряжение прошло, я едва держался на ногах. – Значит, так. Вы, Филип и мистер Дакко будете охранять лестницы. На помощь вам я пришлю мистера Аттани. Касавополус, вы с Грегором перенесете все оружие на мостик. Если им завладеют бунтовщики – нам конец.

Через час я уже сидел в своем командирском кресле.

Оружие – винтовки, лазерные и электрошоковые пистолеты – и амуниция были сложены у стены. На оружейном складе ничего не осталось.

Мысль лихорадочно работала. Что делать дальше? Только четверым можно доверять: Филипу, Касавополу-су, Аттани и Уолтеру Дакко. Один может дежурить на мостике, а трое займутся мятежниками. Но как их выкурить из инженерного отделения? Никаких идей на этот счет у меня не было. Взглянул на часы – оказалось, уже далеко за полночь. Задремал и увидел во сне плиту, закрывшую дыру в двери инженерного отделения, навалился на нее и проснулся.

Как я устал! Видимо, придется ждать до утра. Я с трудом поднялся.

– Мистер Касавополус, – обратился я к инженеру. – Переночуете в лейтенантской каюте. Вы, мистер Дакко, останетесь ночевать во второй лейтенантской каюте, так что в кубрик не возвращайтесь. Филип, сходи с мистером Аттани за матрацами, мы с ним будем ночевать здесь. Не забудь только винтовку да пару батарей.

– Есть, сэр.

Когда Филип с Грегором вышли в коридор, Филип сказал:

– Матрацы возьмем в третьей лейтенантской кабине и пилотской, это недалеко, заодно посмотришь, как здесь жили офицеры, – сказал Филип. – О Господи! – закричал вдруг он.

Я выглянул в коридор и окликнул его, но они с Аттани уже скрылись из виду. Я схватил винтовку и помчался следом за ними:

– Гардемарин Таер!

Гард стоял, прислонившись к стене, перед мертвым Симмонсом. Я взглянул на убитого. Выражение его открытых глаз я потом долго не мог забыть. Схватив Филипа за плечо, я повернул его к стене.

– Инженер! Мистер Дакко! – Оба примчались на мой крик. – Найдите одеяло, заверните тело и положите в верхний шлюз. Быстро!

Касавополус бросился в ближайшую каюту.

– Умеешь стрелять? – Я протянул Грегору винтовку. – Прикрой их! Потом доложишь.

– Есть, сэр. – И он со всех ног побежал к лестнице.

– Полегче, мистер Аттани! – крикнул я ему вслед. Касавополус принес одеяло, и они с Дакко завернули труп.

– Все в порядке, Филип, – старался я приободрить онемевшего от ужаса гардемарина. Надо было увести его прочь от страшного зрелища. – Дыши глубже! Скоро все пройдет. Дыши! – Наконец я довел его до гардемаринской каюты и втолкнул внутрь.

Вещей у Филипа почти не было. Только сумка, торчавшая из-под койки, да еще немного одежды, аккуратно сложенной на полке в стенном шкафу. Обычно в таких комнатушках гардемарины жили по четверо.

Филип стоял весь беспомощный, словно ребенок. Командиру положено держать с подчиненными дистанцию и не обнаруживать своих эмоций. Но я не мог оставаться равнодушным.

– Ложись спать, Филип.

– Есть, сэр. – Машинально, как в полусне, Филип стал раздеваться. В отличие от меня он не швырял одежду на стул, а очень аккуратно повесил китель и брюки на вешалки в стенной шкаф.

Когда он начал расстегивать рубашку, пальцы его замерли, а взгляд стал неподвижным. Видимо, он никак не мог забыть жуткого взгляда мертвого Симмонса. Надо бы сказать что-то резкое, грубым окриком вернуть Филипа к реальности, но у меня не было на это сил. И, преисполненный жалости, я сам расстегнул ему пуговицы.

– Ложись спать, – промолвил я тихо.

– Есть, сэр. – Он стал снимать носки, и я заметил шрам на его ноге – след моего кнута.

Он лег на спину, устремив взор в потолок. Какие видения преследовали его в этот момент? Как вести себя в такой необычной для командира ситуации? Я взял одеяло, укрыл Филипа.

– Спокойной ночи! К утру тебе полегчает, – сказал я и выключил свет.

– Спасибо, сэр, – ответил он дрогнувшим голосом.

Я снова включил свет. Филип лежал навзничь, судорожно вцепившись в одеяло. Он зажмурился, но поздно-я успел заметить выкатившуюся из глаза слезу. Тогда он попытался что-то сказать, однако слова застревали в горле. Наконец он прошептал:

– Мне страшно.

– Знаю, – сказал я, присев на край койки.

– У того… человека… такие глаза… – Филип не смотрел на меня.

Я постарался прогнать воспоминание об оставшихся в прошлом собственных кошмарах.

– Он смотрел на меня в тот момент, когда я в него стрелял. Он видел, – рассказывал Филип. – Сам он выстрелить не успел, хотя и навел на меня пистолет.

– Ну и что в этом особенного? Все нормально. – Я не мог найти нужных слов и злился на себя.

– А потом он… Его кожа зашипела! Боже мой! – вскрикнул Филип, отвернувшись к стенке. – Это было ужасно. Мне страшно убивать.

Моя рука сама легла ему на плечо. Надо было его успокоить, сказать, что, не убей он, убили бы его. Но вместо этого я, сам того не желая, произнес:

– Мне тоже страшно.

– Вам? – Филип удивленно повернулся ко мне.

– Конечно. Разве я не человек? Почему мне не может быть страшно?! Командир не имеет на это права?

– Но… Мне почему-то казалось, что вам никогда не бывает… Извините… Конечно, вы вправе испытывать страх.

– Ну а ты тем более.

Он задумался – эта простая мысль, видимо, никогда не приходила ему в голову.

– Простите, – застенчиво улыбнулся он. – Я просто дурак. Полагал, что настоящий офицер не должен знать страха, и пытался заставить себя… Но теперь все понял.

– Офицеры – такие же люди, как все, и никто не вправе требовать от них невозможного. Не каждый способен убить, и с этим нельзя не считаться. Признаться, я в твоем возрасте вряд ли смог бы выдержать такое потрясение. – Я, конечно, хватил через край, но Филип заслуживал этого; тем более что я всегда обращался с ним слишком сурово. – Но я переборол страх и воспринимаю действительность трезво, тем более что впереди нас ждут трудные времена.

Филип просиял. Мальчишка верит каждому моему слову, командир для него кумир. И это налагает на меня огромную ответственность. Одно мое слово способно либо глубоко ранить его, либо вознести к небесам…

– Ты поступил мужественно, гардемарин, как настоящий боец. Я этого не забуду. – «Не забуду». Бессмысленные слова… Чем смогу я его вознаградить? Повышением в звании? Но что толку, если скоро мы все погибнем и ни одна душа за пределами корабля об этом не узнает? Повышение в звании в такой ситуации – не что иное, как спектакль. – Ну все, теперь спи. Утром тебе придется поработать с новобранцами. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр, – улыбнулся Филип.

Сам не знаю зачем, я по-отечески взъерошил ему волосы, затем бросился к двери, выключил свет и вышел, уже не оборачиваясь.

Касавополус, Дакко и Грегор ждали меня у запертого мостика. На полу лежали матрацы и постельные принадлежности. Поблагодарив всех, я отпустил Касавопо-луса и Дакко и запер дверь. Мы с Грегором остались вдвоем.

– Керрен, следи за коридором. Подашь сигнал, если кто-нибудь появится у дверей мостика. Разбудишь меня в восемь часов.

– Хорошо, командир, – вежливо ответил Керрен.

Я убавил свет и с наслаждением растянулся на матраце. Грегор сидел, беспокойно глядя по сторонам, и только через несколько минут лег.

Я прикрыл рукой от света глаза. Все тело ныло. Грегор не переставая ворочался с боку на бок. С мыслями о кошмарном прошедшем дне и еще более кошмарных грядущих я стал засыпать.

– Простите, сэр, – разбудил меня голос Грегора.

– В чем дело?

– Может быть, я… Вернее, может быть, вы разрешите мне… Черт! Боже мой!

– Не богохульствуйте, – пробормотал я спросонья. – Скажите толком, чего вы хотите, мистер Аттани?

– Ничего. То есть ничего, сэр.

– Зачем же вы разбудили меня?

– Простите. Наступила тишина.

– Говорите, не стесняйтесь! Наконец он решился:

– Я понимаю, что это глупо, но мне хотелось бы переночевать в пассажирской каюте.

– Почему?

Он молчал. Я вспомнил Дерека, тот тоже долго не мог привыкнуть спать вместе с другими в одном помещении. Особенность богатых людей.

– Вы не можете уснуть, если в помещении еще кто-то есть?

– Да, как это ни глупо, – промямлил Грегор. – Я хотел переночевать в кубрике, но вспомнил, что и там буду не один…

Ну что ему сказать на это? Такая причуда у меня не вызывала симпатий. Сколько Грегору лет? Семнадцать? Нет, уже восемнадцать – ведь мы с Амандой были на дне его рождения, где собралось много важных господ. Чертовы аристократы! Привыкли жить в своих роскошных особняках, отгородившись от остального мира. Я не знал уединения с тринадцати лет, с тех самых пор, когда отец привел меня в Академию. Вначале привыкал к курсантским казармам, потом к тесноте гардемаринских кают…

Неужели прошло уже три года с того момента, как я вошел в гардемаринскую кают-компанию? А потом совершенно неожиданно попал в шикарную по моим меркам командирскую каюту, где можно было насладиться уединением. Как же мне было тогда одиноко! Но очень скоро, разумеется, я привык к своему новому положению; так привык, что мысль о возвращении в переполненный кубрик казалась просто невыносимой.

– Мне понятны ваши трудности, – сказал я.

– Спасибо. Спасибо, сэр. Извините, что иногда забываю добавлять «сэр».

– Ничего, привыкнете. – Подумав, я добавил: – И к общей каюте тоже. Не так уж это плохо, как может показаться на первый взгляд.

– Конечно.

Снова наступила тишина. Только я стал засыпать, как послышался плач. О Господи, когда же этот мальчишка угомонится?! Не обидел ли я его чем-нибудь? Как будто бы нет. Какого же черта он ревет? Я взглянул на часы – близилось утро.

– Что случилось, мистер Аттани? – спросил я сухо, нарочно назвав его по фамилии. Пусть помнит, что рядом с ним командир.

– Мне так стыдно, – признался Грегор, и столько неподдельной горечи было в его тоне, что раздражение мое исчезло.

– Чего вы стыдитесь?

– Знаете, почему я оказался на «Дерзком»? Только потому, что хотел избавиться от вас. Уже потом я узнал, что сверхсветовой двигатель выведен из строя, и понял, что натворил… Похоже, мне суждено быть рядом с вами до конца дней моих. От судьбы не уйдешь. Однако теперь я понял, как вы честны, как мужественно ведете себя в сложившейся ситуации, как добры…

– Добр?! – поразился я.

– Да, например, к мистеру Таеру. Вы сразу увели его в каюту, когда ему стало плохо. Утешали, успокаивали. Да и к другим вы добры, даже ко мне, хотя я этого не заслужил. Простить себе не могу, что так заблуждался относительно вас.

– Вы просто устали, – пробормотал я, – день был тяжелый. Не так уж я добр, как вам представляется.

– Я больше не буду досаждать вам своими разговорами, вам надо побыстрее уснуть. Просто я осознал свою ошибку и хотел, чтобы вы это знали.

Его наивная, прямо-таки детская прямота тронула мою душу, на глаза навернулись слезы; так хотелось утешить его, но, как и с Филипом, я не находил нужных слов.

Но что-то надо было ему сказать!

– Вот и хорошо. Вы плохо думали обо мне, а я – о вас. Напрасно я взял вас матросом.

– Почему, сэр? – встрепенулся Грегор.

– Я понимаю, что вы привыкли жить в комнате один, но надеюсь, к гардемаринской кают-компании как-нибудь приспособитесь. И поэтому назначаю вас младшим гардемарином. Не бойтесь – ни муштры, ни придирок не будет. Здесь просто на это нет времени.

– Но я…

– Это приказ, мистер Аттани. Вы нужны мне как офицер, а не как матрос.

Грегор долго молчал, переваривая услышанное, и наконец спросил:

– Но почему, сэр?

– Как офицер вы принесете больше пользы. Это все, что вам пока следует знать.

– Есть, сэр.

Потом я смягчился и объяснил ему все по-человечески:

– Вы это заслужили, Грегор. Вы будете хорошим офицером, когда мы выбьем из вас аристократическую дурь.

– Вы уверены, что я смогу быть офицером?

– Уверен, – ответил я, проваливаясь в сон.

* * *

– Вы уверены, сэр? – переспросил Филип. – Ведь раньше у меня как-то не получалось с воспитанием гардемаринов.

– Вы с тех пор изменились. Теперь получится. Но он не в том возрасте, чтобы начинать с кадета.

– Ладно, постараюсь, сэр, – краснея, сказал Филип. – Постараюсь не мучить его. Прикажу ему переселиться в гардемаринскую каюту после полудня. Это даже… Даже лучше, что у меня будет компания.

– Вот и прекрасно.

Я поймал себя на мысли, что по-хорошему завидую им. Со временем Филип с Грегором наверняка станут друзьями. Вдвоем в каюте не так одиноко. Хотя, черт возьми, одному иногда тоже неплохо.

Наступило утро, я чувствовал себя отдохнувшим, хотя спал совсем мало. Правда, снова разболелась обожженная щека. Ну ничего, заскочу в лазарет, когда будет время.

Филип и инженер Касавополус, основательно вооружившись, отправились в первый кубрик за членами экипажа. Я приказал привести их ко мне. Все прошло благополучно. Бунтовщики по пути не встретились – они так и сидели, забаррикадировавшись, в инженерном отделении.

Я отобрал четверых, которым можно было доверить оружие: Друкера, Цы, Эммета Бранстэда и Елену Бар-тель. Пока Касавополус и Уолтер Дакко охраняли лестницы, я с остальными членами экипажа просмотрел все каюты первого уровня – бунтовщиков нигде не было. Хоть этот уровень в безопасности, подумал я. Затем я сварил себе кофе и стал думать, что делать дальше.

Заперев коридорную дверь между шестой и седьмой секциями – к востоку от западной лестницы, – мы начали осмотр второго уровня. Двигались, проверяя каждую каюту, каждое помещение. Всех встречавшихся по пути пассажиров провожали до столовой, расположенной на первом уровне.

Дверь в первое шлюпочное отделение оставалась неповрежденной, повреждений на замке тоже не было. Значит, отсек грузового трюма, в который можно было попасть из первого шлюпочного отделения, находился в наших руках. За два напряженных часа мы с Грегором осмотрели каждый уголок, однако мятежников не обнаружили.

Я собрал свой отряд у восточной лестницы, ведущей на третий уровень. Теперь стало ясно, что все бунтовщики внизу, и опасность столкновения с ними увеличилась. У Уолтера Дакко был двухдневный опыт охраны. Тем не менее он терпеливо выслушивал мои наставления. Вдруг снизу донеслись шаги. Я сразу умолк, а Уолтер Дакко приготовился стрелять, но, к счастью, обошлось – это был беспризорник Чарли.

– Не стреляйте! – завопил он, замерев у лестницы. – Командир, это я! Они выходят!

– Мятежники? Из инженерного отделения? – крикнул я.

– Кто-то идет, да! – вопил мальчишка, коверкая слова. – Я не хочу быть с ними. Они будут стрелять наших!

– Беги наверх! Быстро! Кто остался внизу?

– Анни, Скор, Дог. И еще кто-то. Они в каюте, – ответил беспризорник, добежав до нас.

– Грегор, – повернулся я к кадету, – беги к мисс Бартель, скажи: пусть поможет инженеру Касавополусу охранять западную лестницу. Возьми трех вооруженных матросов и возвращайся с ними сюда.

– Есть, сэр. – Грегор мгновенно исчез за поворотом. Вскоре прибежали Цы, Друкер, Бранстэд и сам Грегор.

– Мятежники сейчас внизу, где-то у инженерного отделения, – сказал я. – Надо идти туда. Приготовьтесь стрелять, только не попадите по ошибке в кого-нибудь из пассажиров! Ну, вперед!

Я сбежал с лестницы и вышел в коридор, когда из настенного динамика раздался голос:

– Командир, надо поговорить. – Я узнал голос Андроса и остановился.

– Слышишь меня, командир? – неслось из динамика. – Мы теперь с тобой на равных. У тебя оружие и жратва, у нас электроснабжение и малолетние ссыльные. Понял?

Я снял со стены микрофон:

– Сложите оружие, Андрос!

– И не надейтесь.

– Прекратите бунт! Вместе нам будет легче выжить.

– Зачем? – расхохотался он. – Ты что, так и не понял? Психопат адмирал бросил нас здесь подыхать, и выжить никому не удастся. Какого черта надрываться перед смертью только ради того, чтобы еще на несколько дней…

– Надежда есть! – перебил его я. – Мы будем выращивать овощи, ждать помощи.

– Дохнуть с голоду и тянуться перед тобой: «есть, сэр», «так точно, сэр»? Нет уж, спасибо!

– Вы давали подписку!

– Да, хотели подзаработать! Я свой аванс потратил еще до полета, как и остальные ребята. Только не за то нам платили, чтобы мы с голоду дохли. Послушай, на корабле есть бабы, кое-какая жратва, можно до упора покайфовать перед смертью.

– Андрос, зачем нам убивать друг друга? Из-за вас могут погибнуть все.

– Не пудри нам мозги, командир. Напрасные старания. Мы для себя все решили.

Вдруг до меня дошло, что наш разговор слушает весь корабль. Чего доброго, начнется паника. А этого допустить нельзя.

– Сейчас я пойду на мостик и оттуда свяжусь с вами!

– Зачем? Мне скрывать нечего. Пусть твои драгоценные пассажиры знают, в какую жопу засунул нас этот ублюдок с адмиральскими погонами. Кстати, Друкер тоже слышит меня? У меня перед этой падлой должок.

Я переключил связь на центр управления:

– Керрен, можно сделать так, чтобы трансляция из инженерного отделения не была слышна по всему кораблю?

– Нет, командир. Мостик, пост связи и инженерное отделение, то есть важные пункты, не могут быть отсоединены от всекорабельной связи. Это предусмотрено из соображений безопасности.

– Ладно. – Теперь я соединился с инженерным отделением по-другому. Меня не было слышно по всему кораблю, только Андроса. – Андрос, сдавайтесь немедленно. Тогда я сохраню вам жизнь.

В ответ раздался глумливый хохот.

– Ладно, мы готовы сдаться, как только ты приведешь корабль в порт.

– Вы не сможете захватить весь корабль. Два уровня, в том числе центр управления, пост связи и арсенал под моим контролем.

– У нас тоже кое-что имеется, например лазерный пистолет и электрошокер, мы научились их заряжать. Инженерное отделение и мастерские тоже у нас. Мы тут такое устроим, что тебе и не снилось!

– Я перебью вас всех.

– А вот хрен тебе!

– Последний раз предлагаю, Андрос. Сдавайтесь или вы все умрете.

– Послушай, командир, или ты отстанешь от нас, или мы отключим электроснабжение. Сайкес знает, как это сделать, чтобы в инженерном отделении все было в порядке.

Я переключился на мостик:

– Керрен, могут они это сделать?

– Могут, хотя это довольно сложно. Главный инженер справился бы, а последствия вмешательства неспециалиста предсказать трудно. Я посмотрел личное дело Сайкеса. Судя по всему, ему удастся все сделать, как надо.

– А что ты можешь сказать об Андросе?

– Предполетное тестирование выявило у него эмоциональную неустойчивость.

Я снова соединился с инженерным отделением:

– Андрос, мы можем обойтись без внешнего электроснабжения, аккумуляторы позволят нам продержаться достаточно долго. За это время вы все подохнете с голоду.

– Может быть, – равнодушно ответил он, – но прежде сожрем ссыльных.

Грегор присвистнул от ужаса. Андрос, очевидно, услышал и гадко хихикнул.

– Вот эта девка Анни, например, – продолжал этот негодяй, – хоть и костлявая, но местами мяса хватает. Так что не рыпайся, Сифорт. И не забывай о гидропонике. Мы и туда влезем. Запросто взломаем дверь и повырываем все растения. А станешь нас доставать – на фиг взорвем весь твой поганый корабль. Нам терять нечего! Понял?

Господи, что же делать?

– Подождите, скоро я с вами свяжусь, – сказал я, чтобы выиграть время.

– Давай решай, Сифорт. Но не вздумай атаковать нас, а то мы для начала зажарим одну из девок. Чтобы ты не сомневался – мы настроены решительно.

В полном отчаянии, плохо соображая, я побрел на мостик. Проклятье! Надо же быть таким идиотом! Упустить инициативу и позволить спятившим бунтовщикам диктовать условия. Надо было поставить на ночь стражу у дверей инженерного отделения или атаковать мятежников сразу. А что будет теперь? Есть ли хоть какой-то выход?

Над дверью мостика зашевелилась телекамера. Филип, увидев меня, отпер дверь. Молча. Без единого слова. Подавленный происходящим, я стыдился взглянуть ему в глаза.

– Похоже, нелегко нам придется, – наконец выдавил я из себя.

– Да, сэр. Думаете, их угрозы реальны?

– Не хочу сейчас думать об этом. Позови Касавопо-луса. – Я опустился в кресло, закрыл глаза, попытался привести в порядок мысли. Может, пойти на уступки мятежникам?

Немного придя в себя, я открыл глаза. Прямо передо мной был экран, тот самый, в который я неистово кричал, разговаривая с адмиралом Тремэном. Тогда я нарушил присягу, а позже в этом же кресле твердо решил выполнить свой долг до конца.

Конечно, я знал наизусть все главные статьи устава, но на всякий случай вывел текст на экран и перечитал:

«Командир командует кораблем от имени и по поручению Правительства. Власть командира прекращается в следующих случаях: в случае отстранения от должности по приказу старшего офицера; в случае смерти; в случае недееспособности, определяемой согласно правилам, изложенным в настоящем уставе».

Итак, сдача мятежникам хотя бы части корабля будет вопиющим нарушением устава, а значит, и нарушением присяги. Правда, положение, в котором я оказался вместе с моим кораблем, уставом не предусмотрено – у меня нет опытных офицеров, настоящего экипажа. И все это не временно, а скорее всего, до конца наших дней.

Ну и пусть не предусмотрено. «Дерзкий» – корабль военный, а я его командир. И должен выполнять свой долг до конца.

Послать необученных новобранцев в атаку на забаррикадировавшихся мятежников я не мог, а сам трусливо спрятался за бронированной дверью мостика. А моя офицерская честь? Допустим, я поведу новобранцев на штурм и при этом погибну? Корабль останется без командира, и развязка наступит очень и очень скоро, причем не в пользу пассажиров.

Что же делать? Не рассуждать, а действовать. Выполнять свой долг, пусть даже ценой собственной жизни. Прежде всего надо помнить о долге и только потом думать о себе.

Не вечно же я буду мертвым. Лишь до тех пор, пока Господь Бог не призовет всех нас на Страшный Суд. И тогда я снова встречусь с Амандой и Нэйтом.

Я постарался унять бившую меня дрожь и поднялся с кресла.

Как быть с беспризорниками? Собственной жизни мне не жаль, но во время боя могут погибнуть заложники. А они ни в чем не виноваты. Сколько пленников у Андроса?

– Керрен, ты записал мой разговор с Андросом? – спросил я.

– Так точно, сэр.

– Прокрути.

Запись окончилась. Количество заложников в разговоре не упоминалось. Я попытался вспомнить: на «Порции» было сорок два беспризорника. Помнится, когда Алекс Тамаров сказал, что нам придется везти ссыльных, я пришел в бешенство. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Три беспризорника умерли от вируса, занесенного проклятыми чудищами. В новый экипаж я зачислил пятнадцать или шестнадцать беспризорников. Значит, в качестве пассажиров осталось двадцать три.

– Филип, кто отвечает за пассажиров?

– Я назначил мистера Ковакса, сэр. Нас перебил Керрен:

– Извините, сэр, но к центру управления приближается инженер Касавополус.

– Впусти его, – приказал я и обратился к Филипу.

– Выясни, сколько беспризорников Ковакс собрал в столовой.

Вошел инженер Касавополус, я жестом попросил его подождать.

– Четырнадцать ссыльных, сэр, – сообщил Ковакс по связи.

Значит, в лапы к мятежникам попали девять беспризорников. Девять неграмотных, диких подростков, собранных по притонам и трущобам для дурацкого эксперимента и оказавшихся в результате за девятнадцать световых лет от Солнечной системы на борту погибающего «Дерзкого».

Надо мне подольше морочить голову Андросу и его дружкам. За это время новобранцы научатся пользоваться оружием и мы подготовимся к операции по захвату третьего уровня. Может быть, удастся перебить мятежников ценой жизни нескольких моих людей. Не исключено, что при этом погибнут все девять заложников. Смерть бойцов более естественна – на то они и солдаты, чтобы воевать. Но при чем здесь невинные дети, оказавшиеся пешками в бюрократической игре равнодушных чиновников? Для меня они обычные пассажиры. Вправе ли я подвергать опасности их жизнь? Нет. А вправе ли я нарушить присягу?

Неужели нет никакого выхода? Я попытался вспомнить обстановку инженерного отделения.

– В коридоре появился член экипажа, командир, – доложил Керрен.

– Что? А… Спасибо, Керрен. – Я посмотрел на экран монитора, наблюдавшего за коридором, и увидел Эдди Босса в новой униформе, уже поднявшего руку, чтобы постучать. От досады я хлопнул по подлокотнику. – Что за бардак! Не мостик, а проходной двор!

– Сейчас я с ним разберусь, сэр! – Филип распахнул дверь и сурово спросил: – В чем дело?!

– Хочу говорить с командиром, – как ни в чем не бывало ответил Эдди Босс.

– Вы нарушаете устав! Рядовым запрещено являться на мостик без вызова!

– Мне нужен командир, а не ты.

– Вы разговариваете с офицером, мистер Босс, – вспылил Филип, – и должны называть меня «сэром». Смирно! Отдать честь! Будете нарушать устав – посажу в карцер!

Я наблюдал за происходящим по монитору.

– Чего?! – изумился Эдди, презрительно глядя на гардемарина. – Ты меня в карцер посадишь? Это тебя я должен называть «сэром»?!

– Да! И не только меня. Любого офицера, – горячился Филип, пытаясь вытолкать Эдди за порог.

– Убери лапы, пока не обломал, – процедил Эдди.

– Я был там, мистер Босс.

– Где?

– В пассажирской столовой, когда вы давали присягу. Помните? «Клянусь своей бессмертной душой…» Вы клялись подчиняться старшим по званию. Забыли? А я хорошо помню.

– Мало ли чего я говорил! – бросил Эдди.

– Вы дали клятву, мистер Босс. Поклялись своей бессмертной душой.

– Может, и так. Но командиру, а не тебе.

– Я действую от его имени! Поняли? Молодец Филип, здорово объяснил принцип субординации.

Эдди поразмышлял и с нажимом ответил:

– Мне ничего не стоит разорвать тебя пополам, парень.

– Возможно, – не стал возражать Филип. – Только не советую вам нарушать дисциплину.

– А что будет? – поинтересовался Эдди.

– Для начала поставлю вас по стойке «смирно», а после разговора с командиром, если только он захочет с вами разговаривать, строго накажу, чтобы впредь неповадно было.

Эдди побагровел от ярости. Сердце у меня бешено колотилось; на всякий случай я взялся за рукоять пистолета.

– Ладно, – вздохнул Эдди после нескольких секунд напряженного ожидания. – Валяй приказывай.

– Смирно! – заорал Филип.

– Как это? Меня не учили.

– Выше голову, грудь вперед, руки по швам! Кулаки разжать, ладони прямые. Ноги вместе. – Филип с недовольным видом оглядел Эдди. Что за осанка! Но на первый раз решил не придираться, – А теперь повторяйте за мной: «Сэр, разрешите обратиться к командиру».

Эдди долго молчал, недоумевая, потом неуверенно произнес:

– Но я уже сказал, что хочу говорить с командиром.

– Говорите, как я вам приказал!

– У нас так не говорят!

– В таком случае, мистер Босс, вам придется отказаться от разговора с командиром.

Эдди тихо выругался и начал мямлить:

– Как это… Сэр! Хочу… это… обратиться к командиру.

– Разрешите обратиться, – поправил Филип.

– Разрешите обратиться, – выдавил из себя Эдди.

– Теперь ждите ответа.

– Есть, сэр, – пробормотал измученный беспризорник.

Филип обернулся ко мне и доложил:

– Старшина Босс просит разрешения обратиться к вам, сэр.

– Хорошо, мистер Таер, – поспешно ответил я. – В следующий раз не связывайтесь с ним, а то он, не дай Бог, вас изувечит.

– Но у него хватило наглости ломиться на мостик!

– Ладно, не горячитесь, впустите его. – Боже мой! Эта сцена привела меня в полное изнеможение, я чувствовал себя совершенно разбитым.

– Есть, сэр! – Филип четко отдал честь, как бы нарочно создавая контраст разгильдяю Боссу.

Эдди неуклюже вошел, осмотрелся, но, заметив напряженный взгляд Филипа, оробел и кое-как встал по стойке «смирно». Инженер Касавополус, находившийся тут же, спокойно наблюдал за странным подростком.

– Слушаю вас, – холодно произнес я.

– Я слышал, как кто-то сказал командиру, что будут жрать ссыльных, – заявил Эдди, от волнения коверкая слова сильнее обычного.

– И что?

– Надо им, командир, помочь. Нашим.

– Я стараюсь. Возвращайтесь в столовую.

– Стараетесь? – искренне удивился Эдди, но, заметив мое сердитое выражение, попытался объяснить: – Вы сидите здесь, заперлись, а моих друзей хотят сожрать!

– Прекратите! – вмешался Филип.

– Это вы прекратите обманывать! – завелся Эдди. – Да, я клялся! Спасать корабль, работать на командира! Но не…

– Послушайте! – крикнул Филип.

– ЗАТКНУТЬСЯ!!! ОБОИМ!!! – рявкнул я.

Видимо, получилось убедительно, потому что они сразу притихли. Еще бы! Командир, а так распалился! Я подскочил к Эдди.

– Молчать! – Он испуганно попятился. Я повернулся к Филипу: – И вы тоже! – И наставил на него палец, словно пистолет. «А если бы пистолет? Что сделал бы Филип?» – пришла вдруг в голову нелепая мысль. Гардемарин тоже попятился. Я скривил губы в безумной усмешке. Ярость вдруг схлынула, и я осознал всю дикость своего поведения – с чего это я вдруг взбесился? Филип побледнел.

– Что с вами? – спросили мы в один голос, обращаясь друг к другу.

Повисла напряженная тишина.

– Со мной все в порядке, – обрел я наконец дар речи. – Только прошу вас, помолчите! – Я снова сел в кресло, так, чтобы не видно было дрожи в ногах, и постарался внушить себе, что с нервами у меня полный порядок, просто был основательный выброс адреналина в кровь.

– Думаешь, – обратился я к Эдди, – спрятался здесь и мне плевать на твоих друзей?

Эдци что-то пробормотал, бросил взгляд на мою обожженную щеку и потупился.

– Что, по-твоему, я должен делать?

– Вам лучше знать, командир. Придумайте что-нибудь. Вы должны их достать!

– Достать? Но вначале надо узнать, где они прячут твоих друзей. Скорее всего, в инженерном отделении, но там несколько помещений. А из коридора туда ведут только две двери, – Я встал и принялся расхаживать по мостику. – Мы контролируем два верхних уровня. На нижний ведут две лестницы: восточная и западная. Для начала надо взять под контроль часть третьего уровня. Потом мы будем продвигаться к инженерному отделению с двух сторон. Если позволить бунтовщикам проникнуть в помещение гидропоники, они все там разрушат. Овощи выращиваются как раз на третьем уровне. И уж тогда нам точно не выжить.

– Но…

– Молчать, матрос Босс! Дайте мне договорить. Если удастся окружить инженерное отделение, можно попробовать взять его штурмом. Однако проникнуть туда без боя не удастся. Так что потери неизбежны. И это при том, что у нас и так не хватает людей.

Я замолчал. Филип, воспользовавшись паузой, спросил:

– Значит, проникнуть в инженерное отделение никак нельзя, сэр?

– Есть один способ, – тихо произнес я, едва сдерживаясь, чтоб не обматерить болтливого гардемарина.

– Какой, сэр?

– Через шахту сверхсветового двигателя. Инженер Касавополус с любопытством посмотрел на меня.

– Выйти в открытый космос? Боже мой, в своем ли вы уме? Во-первых, у нас нет нужного количества таких специалистов; во-вторых, шахта отделена от инженерного отсека прочнейшим сплавом. Чем вы собираетесь его резать? У нас нет таких инструментов!

– Верно, – согласился я, – но резать необязательно. Можно выйти в открытый космос в шлюпке со второго уровня и подлететь к корме.

– И что дальше?

– Перекрыть коридор по обе стороны от инженерного отделения, двери ведь у нас герметичные. А потом протаранить шлюпкой корпус в той части, где находится инженерное отделение.

– Таранить мое инженерное отделение?! – вспылил Касавополус. – Вы что, совсем рехнулись? Так недолго повредить термоядерную электростанцию! В инженерном отделении погибнут…

– Знаю! – перебил я его. Разумеется, если пробить корпус, то из перекрытого участка коридора, а значит, и из инженерного отделения выйдет весь воздух. Отделение гидропоники находится вне перекрытого участка, там атмосфера останется; герметичные двери выдержат. Мятежники от декомпрессии погибнут, но вместе с ними погибнут и заложники.

– А как быть с заложниками, сэр? – словно угадав мои мысли, спросил Филип.

– Все знаю, – повторил я. – Так действовать необязательно. Я только хотел сказать, что кроме лобовой атаки есть и другой способ усмирения бунта.

– А как же ссыльные, командир? – гневно спросил Эдди. – Они не люди, да?

– Командир этого не говорил! – прикрикнул на него Филип. – Но что делать, если мятежники перережут электроэнергию? Без нее остановятся системы регенерации воды и воздуха, корабль начнет остывать. И через несколько дней мы просто задохнемся.

– Водой мы можем запастись, а свежий воздух есть в баллонах, – возразил я.

– Но этих запасов надолго не хватит, сэр. Окажись мятежники совсем без пищи, возможно, мы сумели бы продержаться дольше их. Но если они осуществят свою угрозу…

Сколько они продержатся? Пожалуй, больше недели. Нет, атаковать надо немедленно. Иначе – гибель всем.

Филип прав. «Дерзкий» представляет собой закрытую экологическую систему. Если регенерация и гидропоника в норме, на таком корабле можно жить десятки лет. Но беда в том, что эта экологическая система весьма уязвима. Она целиком и полностью зависит от электроснабжения. Стоит отключить, к примеру, систему регенерации воздуха, как концентрация углекислого газа в атмосфере корабля через несколько дней превысит допустимую норму. Кроме того, корабль, не подогреваемый изнутри, начнет остывать и наступит жуткий космический холод.

Филип правильно оценил наши возможности – неделя, не больше. Промедление смерти подобно. А таранить корабль нельзя. Причин достаточно. К примеру, погибнет пилот атакующей шлюпки.

Охваченный отчаянием, я неистово молился: Господи, помоги нам!

– Этот способ, разумеется, исключен, таранить свой собственный корабль я не собираюсь, – успокоил я всех.

– Не сочтите дерзостью, сэр, но, по-моему, переговоры с бунтовщиками подрывают дух и экипажа, и пассажиров, – заметил Филип.

В этом он тоже прав.

– Знаю, – мрачно ответил я. – Какие будут предложения?

– Эй, командир, – донесся в этот момент из динамика голос Андроса. – Пора решать: или ты пришлешь нам жратву, или мы приготовим ее себе сами.

Филип с тревогой посмотрел на меня.

По уставу командиру не положено вести переговоры с бунтовщиками. Разумеется, Филип это хорошо знал – многие статьи устава он не раз повторял в качестве наказания. Честь командира и честь Военно-Космических Сил превыше всего. Во время длительных полетов авторитет командира играет огромную роль. Это я усвоил с первых же дней учебы в Академии.

Жизнь беспризорников, как и моя, – ничто в сравнении с этим великим принципом.

Эдди Босс что-то бормотал.

– В чем дело, Эдди? Он наморщил лоб.

– Вы посылать им еду, они могут стрелять матросов, но будет хорошая смерть, это война. Если не посылать еду, они стрелять ссыльных, это плохо, это убивать.

Рука Филипа потянулась к шоковому пистолету, но Эдди уже умолк.

– Инженер, возьмите двух матросов, разведайте, заблокировали ли мятежники двери из коридора в инженерное отделение. Если кого-нибудь из них встретите, не стреляйте. Быстро! – приказал я.

Инженер поморгал, осмысливая приказ, и наконец ответил:

– Есть, сэр!

Когда он скрылся за дверью, я взял микрофон и связался с Андросом:

– Что я получу взамен еды?

– Ага! Заговорил-таки! – обрадовался Андрос. – За еду ты получишь свет и воду.

– Так не пойдет. Освободите заложников.

– Ишь чего захотел! За них ты нам будешь таскать жратву.

– Как хотите, я прекращаю переговоры.

– Тогда мы отрежем тебе электричество. Любишь сидеть в темноте, щенок?

– Как только вы это сделаете, я всех вас убью!

– А как же твои драгоценные ссыльные?

– Плевать мне на них!

Эдди нервно переминался с ноги на ногу.

– Мы будем убивать их по одному, – прорычал Андрос.

– Валяй, – с нарочитой небрежностью бросил я. – Чем больше ты их убьешь, тем меньше останется ртов и больше шансов выжить. Начинай.

Эдди с ревом бросился на меня, его толстые пальцы впились мне в горло. Я тщетно пытался освободиться, хватая его за запястья. Глаза застлал красный туман. Вдруг Эдди разжал пальцы и грохнулся на пол.

Туман рассеялся, и я увидел, как Филип Таер засовывает в кобуру электрошок.

– Ты убил его? – спросил я каким-то чужим, хриплым голосом.

– Нет, а надо бы! Я установил электрошок на низкое напряжение.

– Убивать?! – рычал Андрос из динамика. – Что же, мы прикончим их всех прямо сейчас!

Я не стал отвечать. Филип опять оказался прав – за грубейшее нарушение одной из главных статей устава Эдди Босс заслужил смерть. В случаях насилия над командиром трибунал – пустая формальность, потому что приговор может быть только один: смертная казнь. Бедный Эдди не понял, что я просто-напросто блефовал, когда разговаривал с Андросом. И теперь я чувствовал себя виноватым. Надо было предвидеть такой исход, Эдди, вот в чем дело.

Снова заныла щека, боль отдавалась в мышцах всего лица и шеи. Я взял микрофон:

– Что ж ты их не убиваешь? Давай! А то я не могу начать штурм. Прикончу их твоими руками, меньше хлопот будет с Адмиралтейством.

– Не вешай мне лапшу на уши! – Андрос на глазах терял уверенность. Я приободрился:

– Надо же мне как-то запудрить тебе мозги!

Похоже, мой юмор озадачил Андроса не на шутку – он надолго притих. Сработало-таки! Этот псих, похоже, в полном недоумении. Посмотрим, что будет дальше.

– Командир, ты, видать, совсем гикнулся, – сказал Андрос. – Для начала зажарю одного ссыльного. Посмотрим, что ты тогда скажешь.

Вернулся запыхавшийся инженер Касавополус.

– В коридоре никого нет, сэр, – доложил он, – Я, правда, не подходил вплотную к инженерному отделению. Видели, что эти ублюдки сотворили с моей дверью?

– Да. – Я почему-то почувствовал облегчение, даже уверенность. Теперь понятно, что делать. Я встал, не обращая внимания на легкое головокружение, и взял микрофон: – Андрос?

– Чего?

– Вы победили. По крайней мере временно. Я дам вам еды на два дня. Не убивайте пока беспризорников.

В динамиках послышался шепот. Очевидно, мятежники совещались. Потом раздался голос Клингера:

– Так не пойдет, командир. Дай нам всю нашу долю со склада сразу.

– Нет, – отрезал я. – Только на два дня, а там решим, что делать дальше. Это все.

– Врешь, командир.

– С чего ты взял?

– Не знаю, Сифорт, но чую, что врешь, задумал какую-то подлянку.

– Даю вам честное слово офицера. Филип вытаращил глаза от изумления. Клингер продолжал колебаться:

– Значит, не нападешь на нас?

– Нет. Клянусь. Два дня не буду вас трогать, дам хорошей жратвы. Ее доставит один человек, безоружный, остальные будут находиться на двух верхних уровнях. Обещаю.

После долгого молчания Клингер снова заговорил, но уже другим тоном:

– Ладно, командир. Такие чистоплюи, как ты, держат слово. Я знаю. Да и забаррикадировались мы тут будь здоров как. Только без глупостей, а то сразу кокнем всех твоих ссыльных.

– Продукты вам доставят примерно через час.

– Ладно, подождем.

– Но и вы не дурите. Никаких засад. Оставайтесь на месте. Еду получите, когда мой человек убедится, что все заложники живы.

– Еще раз поклянись, что все будет без понта.

– Клянусь, никто из моих людей не попытается к вам прорваться. Рацион получите обычный. Продукты заберете сами. Никто не причинит вам вреда. В этом я клянусь!

– Идет.

Я повесил микрофон. Головокружение не проходило. Чтобы скрыть свое недомогание, я перешел на официальный тон:

– Гардемарин Таер!

– Слушаю, сэр.

– Беги на камбуз, скажи мистеру Бри, чтобы приготовил провиант на четырнадцать человек на два дня. Воды не надо, у мятежников есть. Пусть кто-нибудь из помощников мистера Бри принесет провиант на мостик. Потом сходи на пост связи и приведи сюда мистера Цы.

– Есть, сэр. Может…

– Выполняй приказ!

– Есть, сэр. – Филип выбежал из помещения.

– Зачем вам два дня, сэр? – поинтересовался инженер Касавополус. – Это лишь осложнит ситуацию.

– Знаю, – пробурчал я, морщась от боли.

– Что делать с этим ссыльным? – Касавополус ткнул носком ботинка в распростертого на полу Эдди.

– Хватит вопросов, мистер Касаву… вопу… главный инженер.

Минуты через три вернулся запыхавшийся Филип с матросом Цы.

– Мистер Таер и мистер Цы, – обратился я к ним, – сейчас вы пойдете в верхний шлюз, наденете скафандры и выйдете в открытый космос. Радиосвязью не пользоваться. Предварительно отключите электропитание от малой лазерной пушки, расположенной на корпусе корабля в центре. Она крепится к корпусу тремя болтами. Гаечный ключ найдете в шлюпочном отделении. Снимете пушку и доставите ее в шлюз первого уровня. Даю вам на это час. Вы, Касавополус, – повернулся я к инженеру, – пойдете с мистером Дакко в грузовой трюм. В пятом контейнере находится силовой электрокабель. Возьмите кабельные разъемы и столько кабеля, чтобы его можно было протянуть от высоковольтного блока питания, расположенного в шлюпочном отделении, через коридор и лестницу, далее снова по коридору к девятой секции третьего уровня. Кабель возьмете с запасом. Протянете его пока только до лестницы второго уровня, на третий уровень не спускайтесь. Оставшийся кабель сложите у лестницы.

– Девятая секция расположена у инженерного отделения? – спросил инженер.

– Да. – Но…

– Не задавайте лишних вопросов, Касавополус. Идите.

Филип, матрос Цы и Касавополус ушли, а у меня еще остались кое-какие дела. Я вывел на экран компьютера свой файл из бортового журнала, сделал запись, выключил экран. Наступила тишина. Слышалось лишь ровное дыхание все еще лежавшего без сознания Эдди.

Я запретил Керрену включать какие бы то ни было сигналы тревоги, за исключением световых сигналов на пульте управления, и следил за происходящим по показаниям индикаторов. Вот открылся внутренний люк шлюза, потом внешний. Довольно долго не загоралась красная лампочка, означавшая, что лазерная пушка снята с корпуса. Наконец насосы начали нагнетать в шлюз воздух. Значит, Таер и Цы возвращаются. Я встал, пригладил волосы, поправил мундир, словно юный гардемарин перед встречей с командиром. Пожалуй, так оно и было.

Первым вернулся Филип Таер. Его рубашка промокла от пота и прилипла к спине, передвижение в открытом космосе по корпусу корабля в увесистых магнитных ботинках требует огромных затрат энергии.

– Пушка доставлена в шлюз, сэр, – доложил Филип. – А что вы собираетесь…

– Гардемарин, – перебил я его, – сходите на камбуз, посмотрите, какой провиант готовит мистер Бри.

– Есть, сэр.

Через десять минут он возвратился с помощником эконома Бри, который нес тяжелую сумку. Я молча указал на пол; матрос поставил сумку и отдал честь. Я его отпустил.

Вскоре вернулись инженер Касавополус и матрос Дакке.

– Готово, – доложил Касавополус. – Кабель протянут до второго уровня, моток кабеля с большим запасом по длине лежит у лестницы.

– Касавополус, когда коридорные двери на двух верхних уровнях закроются, проверьте их герметичность, – приказал я.

– Кабели не позволят дверям полностью закрыться. Герметичности не будет.

– Думаю, что позволят. На дверях по краям достаточно толстая мягкая резина. Они изготовлены с таким расчетом, чтобы сохранять герметичность даже в том случае, если человек упадет и его рука застрянет в закрывающейся двери. – Я повернулся к Филипу;

– Мистер Таер, вы запрете все коридорные двери на первом и втором уровнях и останетесь на мостике.

– Сэр, что вы задумали? Кто отнесет им еду? – встревожился Филип.

– Я отнесу.

– Вы не должны! – выпалил он.

– Гардемарин!

– Извините, я хотел сказать, что вы не должны рисковать своей жизнью. Пошлите к мятежникам матроса или меня. Пожалуйста!

– Нет. Вы, мисгер Таер, останетесь здесь.

– Но объясните же, что вы задумали, сэр! – настаивал он. – Я должен это знать!

– Я намерен вступить в переговоры с бунтовщиками!

– Что вы собираетесь им предложить?

– Услышите это по внутренней связи. Вмешиваться в переговоры запрещаю. Вероятнее всего, я погибну. Тогда командиром станете вы.

– Боже мой! Вы не должны этого делать! Умоляю вас!

– Другого выхода нет, мистер Таер. Я не могу отдать в их руки корабль!

– Можно взять инженерное отделение штурмом.

– В этом случае они убьют заложников.

– Но это же беспризорники. Ссыльные, – прошептал Филип. – Они не стоят вашего мизинца. Не ходите!

Я вынул из кобуры пистолет и направил Филипу в лицо; дуло находилось всего в двух-трех сантиметрах от его глаз.

– Вы останетесь на мостике, мистер Таер. Повторяю это в третий и последний раз. Филип обмяк:

– Есть, сэр.

Я повесил сумку с едой на плечо. Осталось отдать последние распоряжения.

– Мистер Дакко, идите в столовую, передайте и пассажирам, и экипажу, чтобы взяли скафандры и приготовились к аварийной ситуации.

Дакко мрачно на меня взглянул, отдал честь и молча ушел.

– Касавополус, помогите мне перенести лазерную пушку на второй уровень, – попросил я инженера и направился к шлюзу.

Придерживая одной рукой сумку, я другой взялся за ствол пушки. Мы пошли по коридору первого уровня вдоль протянутого по полу кабеля, останавливаясь лишь для того, чтобы закрывать коридорные двери; спустились на второй уровень, установили пушку у лестницы. Я направил ее дуло на третий уровень.

– Касавополус, закройте коридорные двери девятой секции на втором уровне на случай, если мятежники попытаются прорваться сквозь перекрытие между вторым и третьим уровнями. Потом наденете скафандр. Я буду ждать здесь, чтобы проверить, выполнен ли мой приказ. Вы останетесь на втором уровне, не вздумайте спускаться на третий. Все ясно?

– Приказ понят, сэр. Я принесу вам скафандр.

– Нет. Он мне не нужен.

– Но… – Глаза его округлились от страшной догадки.

– Выполняйте приказ.

Наконец он вернулся. Я поднял пушку. Она оказалась довольно тяжелой, и я нес ее с огромным трудом. Видимо, когда мы несли пушку вдвоем, инженер взял на себя большую часть ее веса. Надрываясь, я потащил свой груз по лестнице вниз и, достигнув наконец третьего уровня, направился по окружности коридора на восток; от шестой секции добрался до седьмой, от седьмой – до восьмой. Каждый шаг стоил огромных усилий. У двери, разделяющей восьмую и девятую секции, я опустил пушку на пол. До инженерного отделения оставалось совсем немного. Я вернулся назад, поднялся по лестнице, взял моток высоковольтного кабеля и снова пошел на третий уровень, разматывая по пути кабель и укладывая его точно посередине коридора. Так я дошел до пушки; кабеля оставалось еще двенадцать метров.

Я вернулся на второй уровень и взял сумку с едой.

– Ждите здесь, Касавополус. Вниз спуститесь лишь в том случае, если я позову, – приказал я инженеру.

– Есть, сэр.

Спустившись с лестницы, я оставил сумку на полу и направился по коридору в другую сторону – на запад – и закрыл дверь, разделяющую первую и девятую секции. Возвращаясь назад, я убедился, что дверь в западное, разрушенное, отделение гидропоники заперта, затем перешел во вторую секцию, закрыл коридорную дверь. Так, закрывая за собой дверь за дверью, я вернулся к лестнице, расположенной в шестой секции, взял сумку и направился на восток. Я снова и снова закрывал за собой коридорные двери, тщательно проверяя, не нарушена ли герметичность, и для этого укладывал кабель посередине. Дойдя до седьмой секции, перешел наконец в восьмую секцию к лазерной пушке.

Теперь все коридорные двери были заперты, кроме той, у которой стояла пушка.

Я присоединил разъем кабеля к гнезду питания пушки, и на ней загорелся светодиод – индикатор нормального напряжения. Поднять пушку уже не было сил, я волок ее по полу до середины девятой секции и остановился у двери второй каюты. До стены инженерного отделения оставалось двенадцать метров, оттуда не доносилось ни единого звука. Дыру, вырезанную в двери, по-прежнему закрывала припаянная плита.

Пушкой можно было управлять как дистанционно, с поста связи, так и вручную. Я расположил ее напротив каюты и навел на стену инженерного отделения. Время было на исходе, но чувствовал я себя хуже некуда. Пришлось сесть на пол, прислониться к двери каюты и вытянуть ноги. Голова по-прежнему раскалывалась. Медлить больше нельзя. Я вынул из кобуры пистолет, положил на пол, вошел в каюту, взял швабру – она оказалась на положенном месте – и заклинил дверь, чтобы она не закрывалась. Неожиданно поскользнулся, упал и стал прислушиваться. Слава Богу, все тихо. Немного приподнялся. Боже! Какая слабость! Ведь я не смогу нести даже сумку; придется ее волочить. Оставив ее в метре от входа в инженерное отделение, я быстро вернулся в каюту, взял микрофон и сел рядом с пушкой.

– Инженерное отделение! На связи командир Сифорт.

– Хорошо, что успел, – послышался голос Андроса. – Еще пара минут, и хана твоему ссыльному. Мы уже собрались его жарить.

– Еда у дверей инженерного отделения.

– А где тот, кто ее принес?

– На полпути к восьмой секции.

– Вооружен?

– Лазерный пистолет на полу. Не дурите, и никто не будет стрелять.

– Точно? А кто все-таки принес провиант?

– Я.

– Иисус, сын Божий! – воскликнул Андрос.

– Все коридорные двери заперты. Я здесь один. Клянусь, еда не отравлена. Ну что, выполнил я ваши условия?

– А почему принес ты?

– Никому не мог доверить.

– А что если мы возьмем тебя в заложники?

– Попробуйте. – Головная боль усилилась. Нестерпимо ныла рассеченная щека. – Вы заберете еду?

– Да. Пошлю за ней ссыльного. Попытается сбежать – убью.

– Вначале покажите мне всех заложников.

– Они в полном порядке, командир, – хихикнул Андрос. – Даю слово.

– Покажите их.

Вскоре дверь распахнулась, и из нее стали выглядывать перепуганные беспризорники. Один выскочил наружу, схватил сумку и мгновенно скрылся за дверью.

– Вы получили еду, – сказал я в микрофон. – Я сдержал свое слово, Андрос?

– Похоже, сдержал.

– Теперь отойдите от стены, чтобы никто не пострадал.

– Не пострадал?! Как это? – выпалил Андрос.

Я нажал на гашетку. Из пушки в металлическую стену, отделявшую коридор от инженерного отделения, ударил мощный лазерный луч, и вскоре в стене образовалась дыра толщиной с руку. Я переместил стврл и начал прожигать следующую дыру.

– Что ты делаешь, подлый ублюдок?! Ты же дал слово! – заорал Андрос.

– Я всего лишь проделал в стене пару дыр, – спокойно ответил я.

– Но ты же обещал…

– Обещал, что никто не будет прорываться в инженерное отделение. Я и не собираюсь, не беспокойтесь. Обещал, что на третий уровень спустится только один человек. И это выполнил. – Между тем я стал прожигать уже третью дыру, немного подальше.

– Прекрати, а то возьмемся сейчас за ссыльных! Всех сразу прикончим! – Андрос сорвался на визг.

– Ладно, не буду, – Я повернул пушку в дверной проем каюты и прицелился в противоположную стену, граничившую с обшивкой корпуса.

Из дыр в стене инженерного отделения показались обезумевшие физиономии негодяев.

– Ты что задумал, хренов мудак?! – взвыл Андрос.

– Продырявить корпус корабля, мистер Андрос.

– Чего?!

– Что слышали. Мой палец на гашетке. Дернусь – и все. Пушка выстрелит. Так что не трогайте лучше меня. – Бешеный стук сердца мешал говорить.

– Какого черта тебе надо? – орал Андрос. Он был близок к истерике.

– Я, кажется, объяснил, мистер Андрос. Хочу продырявить корпус.

– Выпустить воздух?

– Вот именно. Выпустить воздух. Но только из второй каюты, из девятой секции коридора и из инженерного отделения. В остальных помещениях воздух останется, все коридорные двери герметично закрыты.

– Так ведь ты сам сдохнешь от декомпрессии!

– Точно. – Язык у меня заплетался, и мне было все равно – жить или умереть. Я успел наломать столько дров, что смерть казалась мне избавлением. Да и Аманда заждалась.

– Боже! Да ты чокнулся!

– Вполне возможно. И все из-за вас! Теперь мне все до лампочки!

– Мы заделаем дыры!

– Только попробуйте! Я тотчас же выстрелю!

Динамик щелкнул и отключился, но через дыры мне все было слышно. Бунтовщики прямо-таки обалдели от страха и орали как сумасшедшие.

– У нас всего два скафандра! – вопил кто-то.

– Ваше время истекает, – сказал я в микрофон. – Как командир корабля я уполномочен вас исповедовать перед смертью. Кто первый?

– Подожди! – Динамик снова включился. – Чего ты хочешь?

Боль в обожженной щеке усилилась, я плохо соображал.

– Уйти из этой жизни, – промолвил я. И это была чистая правда.

– Блефуешь, Сифорт, – заговорил после паузы Андрос. – Нас ты, может, и убил бы, а себя пожалеешь. Ну, давай действуй.

– Вначале я помолюсь. Даю вам полминуты на размышление и открываю огонь. – Не убирая пальца с гашетки, я встал на колени и начал молиться: – Веруя в милость и доброту Господа Бога Всемогущего, вверяем наш прах космосу…

На меня с ужасом смотрели несколько пар глаз, кто-то тихо стонал.

– …в ожидании последнего дня, – продолжал я молиться, – когда души живых и мертвых предстанут перед Страшным Судом Господа нашего Бога Всемогущего… – Я умолк, совершенно измученный, но все же нашел в себе силы произнести: – Аминь. – Потом поднялся с колен. – Осталось двадцать секунд.

– Господи! Сифорт, остановись! – в ужасе крикнул Андрос.

– Анди, он блефует! – раздался голос Клингера.

– Дай же мне шлем, черт бы тебя подрал! – орал Андрос.

– Дать тебе шлем? А другие что, не люди?! – не уступал Клингер.

– Пятнадцать секунд, – сказал я.

Андрос и Клингер продолжали пререкаться:

– Черт! Я не хочу подыхать!

– Болван! Никто не хочет!

– Десять секунд. – Мне казалось, что я задыхаюсь.

– Ты что, Клингер, совсем спятил… – Андрос вдруг затих.

– Постой, командир! – завопил Клингер. – Поговорим! Командир!

– О чем? – вяло спросил я. В глазах потемнело, голос Клингера, казалось, долетал откуда-то издалека.

– Оставь это, командир. Сам ведь подохнешь!

– Это все?

– Тебе не страшно?

– Ничуть. Андрос был прав, скоро мы все умрем.

– Мы можем… Послушай!

– Десять… Девять.

– Мы отдадим тебе ссыльных!

– Восемь… – Я плохо соображал, и до меня не сразу дошел смысл сказанного: – Что?

– Забирай своих ссыльных, только оставь нас в покое. Мы никуда не выйдем отсюда. Распоряжайся на своем корабле!

– Нет, Андрос.

– Я Клингер. Командир, ты же хотел забрать ссыльных!

– Ссыльных? – эхом повторил я. – А где Андрос?

– Я стукнул его разводным ключом. А здорово ты нас сделал. Взял на понт своей клятвой. Так что забирай своих ссыльных, на кой черт они нам нужны? Только не убивай нас!

– Почему?

– Тогда сам останешься жив!

Остаться в живых? Но я уже свыкся с мыслью о смерти. Жизнь утратила для меня смысл. А может, из-за сильного напряжения я просто был в отключке? Стена то угрожающе надвигалась, то удалялась в такт ударам сердца.

– Командир! – крикнул Клингер. Что за странный узор на стене?

– КОМАНДИР!

Этот отчаянный вопль вернул меня к действительности.

– Очнись, командир! А то нажмешь на гашетку!

– Да, – пробормотал я, кивнул и ощутил тошноту.

– Командир, позови кого-нибудь на помощь! Мы отдадим всех ссыльных и не будем вредить, только не трогай нас.

– Не могу… – пробормотал я. – Мне необходимо распоряжаться всем кораблем.

– Командир, ради Бога! Остановись!

– Сдавайтесь!

– Нет! Ты нас казнишь! Я знаю!

– Да, казню. – Стена снова от меня отдалилась.

– Командир Сифорт, не стреляйте, не то все погибнут, и беспризорники тоже! – Клингер говорил со мной терпеливо, как с малым ребенком.

А я твердил лишь одно:

– Сдавайтесь!

– Ты нас казнишь?

– Конечно, казню, – ответил я, вспомнив, что за бунт на военном корабле полагается смерть.

– С какой же стати мы будем сдаваться?

Я попытался сосредоточиться и трезво оценить обстановку. На память пришли нужные статьи устава.

– Командир не имеет права вступать в переговоры с бунтовщиками, не должен ронять своего авторитета. Я скорее умру, чем пойду на уступки!

– Какие там переговоры! Ты просто чокнутый! Мы сдадимся! Заткнись, Сайкес, ведь мы проиграли! Не надо трибунала, командир, не надо казни. Мы будем сидеть тихо, никого не тронем, корабль останется в твоем распоряжении.

Я никак не мог вырваться из наплывавшей на сознание тьмы. Хоть бы немного продержаться!

– Я не могу оставить вас в инженерном отделении. – Каждое слово давалось мне с огромным трудом. – В другом месте. В четвертой секции.

– Опять мозги пудришь? Тут у нас электростанция, можно торговаться. По крайней мере не подохнем с голоду. Будешь нас кормить.

– Запру вас в четвертой секции и оставлю в покое. Даю слово. – Вдруг я почувствовал, что теряю сознание. По телу пробежала судорога. Из инженерного отделения доносились взволнованные голоса.

– Ладно, поверим тебе на слово, – крикнул Клин-гер. – Только позови кого-нибудь, а то свалишься, и всем нам хана.

– Касавополус, – позвал я. – Вы слышите меня? Идите в девятую секцию. – Прошла, казалось, целая вечность. Наконец открылась коридорная дверь и появился Касавополус в скафандре. Уж и не знаю, как я не грохнулся. Инженер осторожно снял мою руку с гашетки, и я осел на пол.

– Выпустите беспризорников, – услышал я, как сквозь вату, голос Тележника. – Не то нажму на гашетку. Мне наплевать на ваши чертовы жизни. И на командира тоже.

– Ладно, инженер, полегче.

Из инженерного отделения стали один за другим выходить насмерть перепуганные подростки. Кто-то бросился ко мне, обнял.

– Командир! Что с тобой?! Что они с тобой сделали?

– Анни? – прошептал я.

– Эй ты, малый, и ты, девка, – зарычал на беспризорников Касавополус. – Вынесите командира за дверь. Нажмите на кнопку, и она откроется. Всем убраться в другую секцию! Так, теперь закройте дверь!

Потолок то нависал надо мной, то удалялся. Меня взяли за руки и ноги и понесли. Тело мое провисло, щека нестерпимо болела. За дверью меня подхватили еще несколько рук и стали поднимать по лестнице.

– Боже мой! – услышал я голос Филипа. – Несите его в лазарет.

– Вначале на мостик, – прошептал я.

– Но…

– На мостик, – произнес я громче.

Наконец меня усадили в кресло, и, чтобы не сползти с него, я уцепился за подлокотники. Видимо, у меня был жар. Филип стоял рядом, чтобы поддержать меня, если я начну падать. Застонал Эдди Босс, начал медленно подниматься. Уолтер Дакко навел на него винтовку.

– Отпустите его!

Филип подошел к Эдди, пнул ботинком.

– Сейчас отведу тебя в карцер!

– В первую каюту, – приказал я.

– Его надо отдать под трибунал…

– Дакко, выйдите, – обратился я к Уолтеру, с трудом поднимаясь. Уолтер с недовольным видом удалился.

– За что ты хочешь его судить? – спросил я Филипа.

– Он же напал на вас! И задушил бы, не пусти я в ход электрошокер.

Эдди никак не мог подняться.

– Этого не было, – сказал я.

– Командир, вы нездоровы! – со слезами на глазах вскричал Филип. – Неужто забыли, что он вас душил?! Такое не прощают!

Я, шатаясь, подошел к нему.

– Я… твой… командир.

– Так точно, сэр!

– Он просто упал.

Филип побледнел и молчал.

– Повтори! – приказал я.

Филип метнул взгляд на Эдди, посмотрел на меня и, запинаясь, сказал:

– Сэр… Он, видимо, упал. Ушиб голову и потерял сознание.

– Хорошо. А теперь надо идти в лазарет. Что-то неважно я себя чувствую. – Стараясь держаться прямо, я сделал шаг-другой и остановился.

– Разрешите помочь вам, сэр, – робко предложил Филип.

Я кивнул. Он обхватил меня рукой, а я оперся на его плечо и тут заметил в глазах у Филипа слезы.

Часть III

7 августа, год 2198-й от Рождества Христова

Чай оказался очень горячим. Даже к толстой фарфоровой чашке невозможно было притронуться. Я перекладывал ее из руки в руку и наконец поставил на тумбочку возле кровати. В ногах у меня сидела Елена Бартедь.

– Пусть остынет, – сказал я.

– Конечно, – улыбнулась она.

Я тоже улыбнулся, но очень осторожно, чтобы не травмировать обожженную щеку. Три дня назад Филип приволок меня, словно пустой скафандр, сюда, в лазарет. Рана воспалилась и загноилась, началось заражение крови, а нервное напряжение так ослабило организм, что я едва не отдал концы.

В тот день Филип, Уолтер Дакко и Керрен долго совещались.

Керрен рассказал, как меня надо лечить. Филип назначил Дакко и Бартель моими сиделками, а сам принял на себя командование кораблем. Только бы он чего-нибудь не натворил, думал я с ужасом. Впрочем, хуже, чем сейчас, быть не может. И все по моей вине.

Чай потихоньку остывал. Я смотрел, как медленно поднимается из чашки пар. Лечение не очень помогало, щека все еще ныла. Вспомнилось, как отец сидел у моей постели, когда я болел; как обтирал меня мокрой губкой; вспомнился его старинный латунный заварочный чайник, помятый, исцарапанный. Горячий чай и теплую губку отец считал лучшими из лекарств. Пожалуй, это было единственным проявлением нежности ко мне.

Откинувшись на подушку, я стал перебирать в памяти события последних трех дней. Все это время я валялся в постели, страдая от боли и высокой температуры, то погружался в сон, когда мне давали снотворное, то бредил и порывался вернуться к своим командирским обязанностям.

У нас и так мало людей, а Уолтер Дакко и Елена Бар-тель по приказу Филипа неотлучно сидят у моей койки. Я не мог с этим смириться.

– Теперь я уже могу дотянуться до кнопки, мисс Бар-тель, и вызвать вас, если мне что-нибудь понадобится. Так что идите к мистеру Таеру и доложите, что я отменяю его приказ.

– Нет, сэр, этого я не сделаю, – спокойно ответила женщина.

– Но…

– Я позову гардемарина сюда. Через несколько минут явился Филип, отдал честь и, выслушав мои указания, заявил:

– Извините, сэр, мисс Бартель останется здесь, если, конечно, она вас устраивает.

От подобной дерзости я просто онемел.

– Вы понимаете, что говорите? – спросил я наконец.

– Понимаю, – ответил он и после бесконечно долгой паузы объяснил: – Сэр, я замещаю вас до вашего выздоровления. Это зафиксировано в бортовом журнале.

Я ушам своим не верил. Значит, меня временно отстранили? Ходили легенды о том, как храбрые командиры, не в силах примириться с подобной ситуацией, от вынужденного безделья оказывались на грани безумия и совершали преступления, за которые предусмотрена смертная казнь.

Командир военного корабля – это больше чем офицер. В полете он представитель Правительства ООН. Отстранить командира от должности – все равно что совершить революцию, низвергнуть Правительство. Впрочем, совсем недавно я сам просил Филипа занять мое место, но то было в минуту отчаяния. Теперь же во мне клокотала ярость.

– Только до вашего выздоровления, – повторил Филип достаточно твердо, видимо, надеясь, что я одобрю его или хотя бы пойму, – говоря точнее, вы вернетесь к своим обязанностям сразу, как только встанете на ноги, а может быть, даже раньше. Мы не можем рисковать вашей жизнью. Вы слишком серьезно болели.

– Понимаю, – процедил сквозь зубы я, сразу выдав свое недовольство.

– Керрен сказал, что вас можно считать здоровым, если два дня подряд температура и анализы крови будут нормальными. – Глаза Филипа были полны искреннего сочувствия. Он попытался улыбнуться. – Не беспокойтесь, я справляюсь с кораблем, сэр.

Он ушел на мой мостик и наверняка сел в мое кресло, а я остался лежать в лазарете под присмотром Уолтера Дакко и бледной, такой нескладной женщины.

Нет сомнений, Елена Бартель страдает какой-то нервной болезнью. Медицинского опыта у нее не было, но усердия и доброты ей было не занимать. Она помогала мне мыться и даже отправлять естественные надобности, о чем в приличном обществе не принято говорить. Она с необычайной осторожностью перевязывала мою гноящуюся рану, от которой шел отвратительный запах. Уолтер Дакко ей помогал.

– Дать вам электронный блокнот? – спросила она.

Я едва заметно кивнул. Елена протянула мне электронный блокнот.

Я вывел на экран список грузов, находящихся в нашем трюме, и стал внимательно его изучать. Надо было решить, какие грузы оставить, а какие выбросить в космос, прежде чем корабль начнет ускоряться. В который раз пришла в голову мысль – стоит ли стараться, если все наши усилия окажутся напрасными и мы перемрем, не дождавшись помощи? Нет, надо сделать все, что в наших силах, а потом положиться на милость Божью.

Прошел еще день, и мне стало лучше. Я отодвинулся от края пропасти, в которую едва не свалился. Уолтер Дакко извлек из меня дренажную трубку, вставленную по совету Керрена. Процедура не из приятных – я едва сдержал крик.

Мою просьбу принести зеркало Дакко и Бартель под разными предлогами так и не выполнили. Я понял, что красавцем меня сейчас не назовешь. Еще через день температура спала, и я сам пошел к умывальнику. Зеркала там не было, но я забыл про него, радуясь, что могу ходить. Мисс Бартель, глядя на меня, тоже радовалась.

Итак, кризис миновал, но слабость не проходила. Несколько шагов до умывальника и обратно выжали из меня ручьи пота. Ел я только мягкую пищу, которую не надо было жевать. Старался побольше ходить, чтобы восстановить силы. Еще через день я покинул лазарет и прошел несколько метров по коридору, а когда вернулся, в полном изнеможении опустился на постель, скрывая одышку. В этот момент вошел Филип Таер. Он отдал честь, но по стойке «смирно» не встал. Еще бы! Ведь он теперь командир!

– Сэр, как вы себя чувствуете?

– Нормально, – холодно ответил я.

– Когда наберетесь сил и сможете вернуться к своим обязанностям, пожалуйста, скажите мне.

– Вы уверены, что не хотите быть командиром?

– Нет, сэр, не хочу. Мне очень жаль, что мое решение временно заменить вас вы восприняли с обидой!

– В таком случае я приступлю к своим обязанностям сию минуту. – Я порывисто встал, но мне пришлось тут же сесть. Видимо, движение оказалось слишком резким для моего ослабленного организма. – Ладно, утром. А то все ваши заботы обо мне окажутся напрасными.

– Есть, сэр. – Он отдал честь, повернулся кругом и ушел.

Утром я оделся и, пока брил здоровую половину лица перед зеркалом, мучительно думал о том, что скрывается под аккуратной белой повязкой на обожженной щеке.

Я кое-как добрел до мостика, отсалютовал Филипу и обратился к Керрену:

– Записывай, пожалуйста. «Мистер Таер, я в полном порядке и принимаю командование кораблем».

– Есть, сэр. Командование сдаю. – Филип отдал честь и вытянулся по стойке «смирно».

– Вольно, гардемарин. Можете идти.

Я даже не удостоил его взглядом, когда он шел мимо меня к двери, – мелкая месть. Оставшись один, я сел в свое командирское кресло и вывел на экран компьютера последние записи в бортовом журнале. «У командира высокая температура, он бредит и часто теряет сознание. Отстранен от должности по приказу Филипа А. Таера, старшего на борту офицера». Из остальных записей стало ясно, что, пока я болел, Филип организовал обучение новобранцев корабельным правилам и матросским обязанностям; перестроил работу на камбузе. По его приказу Цы обучил двух новобранцев несению вахты на посту связи. Главный инженер Касавополус снова обосновался в инженерном отделении, в помощники ему был определен Деке.

Я читал, а внутри меня почему-то вскипала злоба. Западное отделение гидропоники, пострадавшее от космических чудищ, очистили от мусора, поставили туда ящики и пересадили в них растения из восточного отделения гидропоники. Поскольку автоматика в западном – правом – отделении вышла из строя и ремонту не подлежала, за растениями приходилось ухаживать вручную. Руководил этими работами агроном Эммет Бранстэд. В общем, к моей великой досаде, Филип позаботился обо всем…

Черт бы его побрал! Выходит, корабль может обойтись без меня. И очень даже неплохо. Этот гардемарин, оказывается, переплюнул меня!

Я был взбешен и в припадке жалости к самому себе потребовал доклады со всех постов корабля. Увы! Везде был идеальный порядок: и в отделении регенерации, и на посту связи, и в обоих отделениях гидропоники.

Ладно, все равно что-нибудь да не так. Я стал искать, к чему бы придраться. В какой секции Филип держит мятежников? В бортовом журнале записей об этом не было. Я уже хотел звонить в гардемаринскую каюту, но вовремя спохватился – ведь Филип сейчас отдыхает. Я соединился с инженерным отделением.

– Инженер, вы не очень заняты?

– Не очень, командир. Обучаю своего помощника Деке.

– Зайдите, пожалуйста, на мостик.

Я отложил микрофон и стал ждать. Инженер Касаво-полус явился через две минуты. На зов командира любой член экипажа мчится со всех ног.

– Касавополус, насколько я помню, вы приняли беспризорников, которых мятежники держали в заложниках.

– Так точно, сэр. С ними все в порядке, они вне опасности. Только двух девчонок избили.

– А мятежники в какой секции? В четвертой? Касавополус промолчал.

– Отвечайте, – потребовал я.

– Возможно, вы и собирались перевести их в четвертую секцию, но я им этого не обещал, – пожал он плечами.

– Где они, Касавополус?! – Я хватил кулаком по компьютерному столику.

– В карцере, разумеется. Там, где им место.

– Но я обещал поместить их в четвертую секцию, если они сдадутся.

– Ну и что? Обещание было вынужденным.

– Я дал им слово. Поклялся.

– Считайте это военной хитростью или чем хотите, не имеет значения. Надеюсь, вы их казните, не так ли?

– Не могу, Касавополус. Я дал слово. Инженер понял, что я не шучу, и с нажимом произнес:

– Кому?! Им?! Этим подонкам? Только сумасшедший может позволить им шастать по всему кораблю! Они же…

– Касавополус!

– Будь я проклят, если пойду на уступки этим негодяям! – крикнул он и умолк: на командира запрещено повышать голос.

В наступившей тишине мы долго сверлили друг друга взглядами.

– Вы свободны, Касавополус.

– Так точно, сэр! – Он отдал честь и с гордым видом вышел.

Прежде чем сесть, я долго мерил шагами мостик – никак не мог успокоиться; еще раз посмотрел бортовой журнал, но записи о мятежниках так и не нашел.

– Керрен! – крикнул я.

– Слушаю, командир, – тут же отозвался компьютер.

– Я пойду в гардемаринскую. Следи за обстановкой и, если что, вызывай меня.

– Конечно, командир Сифорт.

Я шел по коридору, глядя под ноги, погруженный в свои невеселые думы, и едва не налетел на ведро. Поднял голову и увидел Эдди Босса со шваброй в руках.

– Что ты тут делаешь?

– Главный велел мыть пол. Мыть и мыть! Мыть и мыть! – с обидой в голосе ответил Эдди. – Ты говорил, нужна помощь. Разве это помощь – мыть пол?

Я решил не связываться с ним и пошел дальше. Неужели Филип опять взялся за старое и мучает подчиненных? Я подумал о Грегоре, и мне стало не по себе. Ведь Грегор – кадет. Надо проучить Филипа! Чтобы неповадно было издеваться над низшими по званию.

Забарабанил в дверь гардемаринской каюты. Мне открыл Грегор Аттани в новенькой униформе. Он улыбнулся мне, потом спохватился и отдал честь.

– Здравствуйте, сэр, – сказал он приветливо.

– Смирно! – заорал я. – Он что, так ничему и не научил вас?!

Грегор вытянулся в струнку, улыбка сбежала с губ.

– Извините, сэр.

– Где мистер Таер?

– Здесь, сэр.

Появился Филип в штатских штанах и спортивной майке, с переброшенным через плечо полотенцем. Он швырнул полотенце на стул и принял стойку «смирно».

– Вольно! – бросил я им. Грегор пошел к своей койке.

– Эдди Босс, – произнес я, в упор глядя на Филипа.

– Да, сэр?

– Что он делает?

– Моет полы.

– Сколько дней он будет их мыть?

– Осталось пять дней.

– За что? Филип помрачнел:

– За неподобающее поведение на мостике.

Грегор разинул рот от изумления.

– Вы не согласны с моим решением по его поводу, мистер Таер? – спросил я.

– Согласен, сэр. – Филип угрюмо уставился на стену. – Что ни говорите, сэр, а он совершил проступок. И мытье полов ему не повредит.

– Хорошо. – Досадуя, я понимал, что Филип прав. – Пусть еще завтра моет, и все. На этом точка!

– Есть, сэр.

– А теперь, – строго заговорил я, – поговорим об Андросе и Клингере. Вы посадили их в карцер?

– Никак нет, сэр. Это сделал мистер Касавополус. Я только оставил их там.

– Вы знали, что я обещал не сажать их в карцер? – Я повысил голос.

– Так точно, сэр, – спокойно ответил Филип. Его спокойствие выводило меня из себя.

– Значит, вы нарушили приказ.

– Никак нет, сэр, – улыбнулся Филип. – Я не получал приказа переводить их в четвертую секцию.

– Ты, чертов юрист! – заорал я, нанеся ему незаслуженное оскорбление. – Мог это сделать и без приказа! Ты знал, но не захотел подчиниться!

Филип посмотрел мне в глаза, набрал в легкие воздуха, чтобы успокоиться, и ответил:

– Сэр, в тот момент я не обязан был подчиняться вашим приказам.

Я открыл было рот, чтобы обрушить свой гнев на дерзкого гардемарина, но не нашелся, что сказать, только до боли сжал кулаки. Потом выпалил:

– Десять нарядов вне очереди, мистер Таер!

– Есть, сэр, – ответил он побледнев.

Я вышел, в сердцах хлопнув дверью, дошел по коридору до лестницы, перепрыгивая через ступеньки, спустился на третий уровень и ворвался в инженерное отделение.

– Касавополус! – заорал я.

– Одну минуту, – .откликнулся он. И вскоре появился из складского помещения. За ним следовал Деке, таща тяжелый ящик.

– Ступайте в четвертую секцию, Касавополус. Уберите с дверей панели управления замками и динамики, оставьте только связь с мостиком. Из кают четвертой секции уберите все инструменты и оружие.

– Приказ понят и принят к исполнению, сэр. – Касавополус горько усмехнулся. – Не возражаете, если я немного выпью после этого?

У Деке от такой наглости челюсть отвисла.

– Как вы посмели! – завопил я.

– Действительно, как я посмел?! – с издевкой произнес Касавополус и вытянул руку. – Вот мои пальцы, командир. Хотите отчикать? Выбирайте любой! За непочтение к вам вы грозили отрезать мне лазерным пистолетом кисть. А те подлые гады стреляли в вас. Захватили мое инженерное отделение, взяли заложников. А вы собираетесь поселить их в пассажирских каютах?! Лучше отрежьте мне руку. Ведь у меня есть вторая!

Я прислонился к стене, положил пылавшую ладонь на ее прохладную поверхность.

– У меня тогда не было выхода, – промолвил я, – Я должен был любым способом вывести вас из запоя. У меня был только один офицер, Филип Таер. На корабле царил хаос. Я просто не знал, что мне делать.

– Деке, выйди, мне надо поговорить с командиром наедине, – обратился Касавополус к матросу и, когда тот вышел, смерил меня ледяным взглядом. – Я не уважаю вас, Сифорт. Вы, пожалуй, догадались об этом. Я тогда основательно струсил. За прожитые полвека не пришлось испытать ничего подобного. Когда этот вонючий козел Тремэн бросил корабль, мне ничего не оставалось, как пить. Вы, конечно, нагнали на меня страху, здорово разыграли, только очень жестоко. Охота напиться до полусмерти прошла, а вот ненависть к вам осталась.

– Вы больше не боитесь меня?

– Нет, – криво усмехнулся он. – Руку отрезать вы можете, а вот душу не отрежете. Я буду подчиняться вашим приказам, отдавать честь, вежливо разговаривать при других. Но только для виду.

– Я это учту. – Придраться было не к чему. Он не нарушил ни одного моего приказа, помог справиться с бунтовщиками. – Теперь, по крайней мере, я знаю, что вы обо мне думаете. Знали бы вы, что я сам о себе думаю. Словно в тумане вышел я в коридор и стал подниматься по лестнице, вытирая рукавом слезы. Добрался до мостика и предался горьким размышлениям. Боже! Как же я ненавидел себя!

Через час Касавополус доложил, что четвертая секция готова к приему преступников. Я вызвал Уолтера Дакко и Эммета Бранстэда, дал им оружие и пошел с ними к карцеру. Едва мы открыли камеру, где сидели Клингер с Акритом, как Клингер заорал:

– Какого черта я не убил тебя?! Еще уговаривал Анди поверить тебе на слово! Чего стоят все твои клятвы!

– Заткнись. Сейчас пойдете в четвертую секцию!

– Какого дьявола? Хочешь убить нас? Так убей здесь!

– Заткнись, Клингер! Еще слово, и я тебя вырублю. – Пришлось достать из кобуры электрошокер.

Вначале я отвел в четвертую секцию Клингера с Акритом, потом вернулся за остальными.

– Чего стоит твое слово, командир? – обрушился на меня Андрос!

– Сейчас отведу вас в четвертую секцию, Клингер и Акрит уже там.

– Куда спешить? Подождал бы еще год-другой? – Андрос скрестил на груди руки и прислонился к стене. – Слово офицера! Вот чего оно стоит! – процедил он и сплюнул.

– Пошли! – Я помахал электрошокером.

– Пять дней проторчал в этом проклятом карцере! – продолжал он орать. – А ведь ты дал нам клятву! Уолтер Дакко направил на него винтовку.

– Да, я поклялся. Пошли!

– А если не пойду?

– Не пойдешь? А электрошокер зачем? Вырублю тебя и отнесу туда!

– Валяй! Действуй! Сам не пойду!

– Я ведь могу передумать и оставить тебя здесь, Андрос.

– Конечно. Что тебе клятва!

– Я болел! – вскричал я. – Лежал без сознания!

– Ты обещал! – стоял на своем Андрос. – Офицер ты или нет?! Ты обещал, Касавополус и тот парень слышали твою клятву, но посадили нас в карцер! Двадцать лет мне долдонили о святости клятвы, а теперь я увидел, чего она стоит! – Он хватил кулаком по бронированной двери. – Какой же я идиот, что поверил тебе!

– Прекратите, мистер Андрос, – сказал Дакко. – Командир был тогда при смерти и не мог выполнить своего обещания.

– А зачем клялся? Бросил нас в этот вонючий карцер! Мы уж думали, нас повесят! – не унимался Андрос. – Я так верил ему. – Он чуть не плакал.

– Вперед, мистер Андрос! – приказал Дакко. Андрос покачал головой. Дакко навел на него электрошокер.

– Подождите. – Я подошел к матросу.

– Андрос, перед Господом Богом нашим и при свидетелях приношу тебе свои извинения. Я не смог выполнить своего обещания из-за болезни, но одно мое слово, и вас не бросили бы в карцер. И вот сейчас я пришел, чтобы исправить свою ошибку. Прошу тебя, иди в четвертую секцию.

Андрос с благодарностью посмотрел на меня.

– Есть, командир, – прошептал он. Как только дверь за мятежниками закрылась, Эммет Бранстэд обратился ко мне:

– Простите, но зачем вы унижались перед этим… этим негодяем?

Задавать командиру подобного рода вопросы запрещено. Но я все же объяснил свой поступок:

– Он был прав, а я нет, мистер Бранстэд.

– Моя жена хотела бы поговорить с вами, командир, если это вас не затруднит, – обратился ко мне мистер Ривс перед ужином, когда я шел к своему столу.

– Пожалуйста.

Он отвел меня к столу у стены, за которым кроме миссис Ривс сидела чета Пирсов.

– Я знаю, вы спасли всем нам жизнь, – начала миссис Ривс. – Мы очень обязаны вам, командир. Большое спасибо вам и вашему экипажу.

– Боже мой, откуда только берутся все эти слухи? – засмеялся я.

– Матросы обезумели, а вы не позволили им ни обесточить, ни взорвать корабль.

– Но я позволил им взбунтоваться.

– Вы тяжко болели. Надеюсь, сейчас все в порядке? Сам не знаю, как у меня вырвалось:

– Лучше бы я умер на «Порции» вместе с женой.

– Присядьте, пожалуйста, молодой человек. – Она показала на стул рядом с собой и, когда я сел, спросила:

– Вы, наверно, очень любили вашу жену?

– Не так сильно, как она того заслуживала, – ответил я, пряча глаза. – Лишь потеряв ее, я понял, как много она для меня значила.

Сидевший напротив Пирс не сводил с меня глаз.

– Ничего, у вас хватит сил с этим справиться, – сказала миссис Ривс. – Вы мужественный человек.

– Ну что вы, мадам.

– Очень мужественный. Иначе не согласились бы стать командиром брошенного корабля.

– Дело вовсе не в этом.

– А в чем? Расскажите, пожалуйста.

Я не стал вдаваться в подробности наших отношений с адмиралом Тремэном – все равно старуха ничего не поймет – и изложил всю историю довольно кратко:

– Адмирал Тремэн отстранил меня от должности командира «Порции» за некомпетентность и нарушение воинской дисциплины. Пришлось выбирать между виселицей и «Дерзким». Как видите, мужество здесь ни при чем.

Наступило неловкое молчание. Наконец миссис Ривс сказала:

– Бывают ситуации, когда мужество просто необходимо, чтобы остаться жить. Я поднялся:

– Мне пора к моему столу.

– Вы должны успокоиться, иначе не справитесь. – Миссис Ривс смотрела на меня так пристально, словно видела насквозь.

– Мне надо идти, мадам, – повторил я и, приложив руку к фуражке, ушел.

Слава Богу, ужин закончился. Отвязавшись от очередной пожилой четы, жаждущей почесать языками, я поспешил на мостик.

– Командир Сифорт! – окликнул меня Крис Дакко. Я остановился. Он подбежал, помялся секунду, кое-как отдал честь.

– Пожалуйста, командир, разрешите с вами поговорить.

Матрос не имеет права обратиться прямо к командиру, только через своего непосредственного командира, а тот передает просьбу подчиненного по иерархической цепочке. Но я решил сделать исключение. Ведь это совсем мальчишка, пробывший на службе всего несколько дней.

– Разрешаю, – ответил я. Мы прошли в комнату отдыха на первом уровне, где в настоящий момент никого не было.

– Пожалуйста, – взмолился он, пытливо глядя мне в глаза. – Я знаю, вы терпеть меня не можете. Ведь я вел себя с вами не самым лучшим образом. Понимаю, вам нужна помощь…

– Короче!

– И зачем только вы заставили меня служить? Ведь я не хотел!

– Хватит, мистер Дакко. – Я повернулся, чтобы уйти. – Подчиненным запрещено задавать командиру вопросы.

– Поймите же! – В его голосе звучало отчаяние. – Тяготы армейской жизни мне не по силам. Я никогда не привыкну! Никогда! Я…

– Мистер Дакко! – оборвал я его причитания.

– Я готов вам помочь, мистер Сифорт. Сделаю все, что в моих силах! Только позвольте мне снова стать штатским! Умоляю вас, сэр! Умоляю! – В глазах его я прочел неизбывную боль и в то же время надежду на избавление.

– Не могу. Боже мой, думаете, мне легко было решиться на принудительную вербовку? Но другого выхода не было. И вы останетесь на службе, мистер Дакко.

– Знали бы вы, что это за люди, – с ужасом прошептал он. – Сущий кошмар. Даже отец мне не может помочь, сказал, что я должен нести службу наравне со всеми. – Крис закрыл глаза. – Командир, простите меня. Пожалуйста! Но отпустите!

Его мольбы не оставили меня равнодушным. Не упомяни он отца, я не стал бы продолжать разговор. Но отец… Вспомнились тоскливые ночи в казарме Академии; лежа в темноте, я со слезами на глазах молил отца забрать меня из этого ада, как будто он мог услышать меня за многие и многие километры.

– Мистер Дакко… Крис, – мягко заговорил я. – Я заставил тебя служить не из мести, поверь. Мне позарез нужны люди. Их и сейчас не хватает, и корабль может погибнуть. Сожалею, но отпустить тебя не могу. Придется нести это бремя. В конце концов, ты сам перешел на «Дерзкий», никто на тебя не давил. А теперь, матрос, отдайте честь как положено и отправляйтесь в кубрик.

Какую-то секунду Крис молчал, потом вытянулся в струнку, по всей форме отдал честь, повернулся кругом и вышел.

В свой первый после болезни рабочий день я очень устал и отправился ночевать к себе в каюту. Она показалась мне такой же чужой, как и в прежние пять ночей, которые я провел в ней до того, как попал в лазарет. Меня ждали чистые простыни и полотенца, опять-таки благодаря Филипу, наладившему, пока я болел, работу прачечной.

Терзаемый одиночеством, я стал подогревать в себе злость к Филипу. Это из-за него мне пришлось просить прощения у мятежника Андроса, нарушившего дисциплину в первый же день моего пребывания на борту «Дерзкого». В сущности, Филип отказался выполнить мой приказ…

Из зеркала на меня смотрело болезненное лицо с белой повязкой. И когда я очень осторожно снял ее, то почувствовал приступ тошноты.

Рана была ужасной. Несколько дней назад обожженная кожа отделилась от мяса из-за скопившейся под ней жидкости и образовался волдырь, который вскоре загноился. Потом кожа слезла, и появилось огромное красное, отвратительного вида пятно. Со временем краснота пройдет, но уродливый след от ожога останется. Вспомнился Симмонс, потом убитый мною матрос. Может, это безобразное пятно – метка Каина? Я разразился истеричным смехом, потом меня прошибла слеза, я упал на кровать и вскоре заснул.

* * *

Дни проходили в трудах и заботах. Моей главной задачей было ускорить возвращение домой, к Солнечной системе. Мы и так уже задержались. Прежде всего следовало точнейшим образом рассчитать курс, чтобы не тратить потом драгоценное топливо на корректировку траектории. Это дало бы возможность потратить все или почти все топливо на ускорение, чтобы достигнуть максимальной скорости. Правда, необходимо бьио оставить немного топлива на случай, если корректировка все-таки потребуется. В космосе всякое бывает.

«Дерзкий» был снабжен несколькими независимыми реактивными двигателями с небольшими резервуарами. Топливо в них подавалось из огромного центрального резервуара по трубам насосами, питавшимися от бортовой термоядерной электростанции. Во избежание утечки перед запуском двигателей следовало все проверить. Потеря каждого литра топлива вела к снижению конечной скорости корабля.

Все это я объяснил инженеру Касавополусу и приказал произвести тщательную проверку. Он мрачно меня выслушал и принялся за работу.

А я в очередной раз стал просматривать список грузов в трюме, помечая те, которые можно выбросить за борт для облегчения веса «Дерзкого». Чем меньше вес – тем больше скорость. Даже небольшое прибавление в скорости существенно скажется на времени полета, если речь идет о многих годах. Впрочем, если быть честным до конца, я не верил, что нам удастся добраться до Солнечной системы. Пассажиров и экипаж я старался обнадежить, это был мой долг, сам же понимал, что шансов на благополучный исход почти нет и спасательного корабля мы вряд ли дождемся.

Оставаясь на мостике в одиночестве, я размышлял о всех мыслимых и немыслимых способах выживания, в том числе и о возможности расчленения корабля. В самом деле, зачем нам теперь трюмы или шлюпочное отделение? Можно также избавиться от двух уровней-дисков. Конечно, это потребует колоссальной работы, причем высококвалифицированной. Я взвесил все «за» и «против». Нет, моему экипажу с такой сложной задачей не справиться. Да и нужно ли вообще уменьшать вес? Ведь наши радиосигналы долетят до Солнечной системы через девятнадцать лет. Если на Земле их примут и пошлют нам помощь и если спасательный корабль нас найдет, скорость вообще не будет иметь никакого значения. С другой стороны, неизвестно, уловит ли Земля вообще наши сигналы, если учесть огромное расстояние и наличие множества разнообразных помех.

А вот разгрузить трюм я решил твердо – это не займет много времени. На борту «Дерзкого» помимо запасов продовольствия, воды и прочего, что необходимо для жизнедеятельности корабля, были также грузы для планет-колоний. В Адмиралтействе, конечно, не придут в восторг от того, что выброшены ценные грузы, но особых неприятностей не предвидится, тем более что все это может быть потом найдено в космосе и доставлено по назначению.

Выбрасывать все подряд вряд ли целесообразно, мало ли что может понадобиться в столь долгом путешествии. Я составил список и показал его Филипу. Уолтер Дакко, находившийся рядом, занервничал.

– Хотите что-то сказать? – спросил я.

– Да, – затараторил Дакко, – я понимаю, что это не мое дело…

– Совершенно справедливо, но я готов вас выслушать.

– Командир, не поторопились ли вы с решением выбросить грузы? Подумали о том, как это повлияет на людей?

– Что вы имеете в виду?

– Это подействует на людей угнетающе. Лишит их надежды на спасение, повергнет в отчаяние.

– Но это уменьшит вес корабля! Вы возражаете? – жестко спросил я, намереваясь поставить его на место.

– Просто смотрю на вещи реально. Поверьте, вас могут не понять.

– Приказы командира обсуждению не подлежат, – вмешался Филип, – Им надо подчиняться беспрекословно.

– Не беспокойтесь, сэр, я не собираюсь нарушать приказ командира. Но посудите сами: вы пообещали людям спасательный корабль, а сами у них на глазах выбрасываете ценные грузы. Вас сразу заподозрят в обмане. Зачем нужна скорость, если вот-вот подойдет помощь? Теперь не только бунтовщики не станут вам верить. А без доверия нам сейчас никак нельзя!

– Но мы не собираемся бездействовать, – по-солдафонски оборвал я его. – Мне все равно, что подумает экипаж, его дело – подчиняться приказам!

– Да, сэр. Но ходят разговоры, что командир не пытается починить…

– Молчать!

– …сверхсветовой двигатель, – договорил Уолтер Дак-ко и тут же добавил: – Есть, сэр.

Я вскочил, сжимая в бешенстве кулаки, и заорал:

– Сверхсветовой двигатель починить невозможно! Так и передайте всем, мистер Дакко! Это могут сделать только специалисты-ремонтники в порту!

Уолтер Дакко упрямо молчал, будто не слыша.

Несколько дней я мучительно размышлял, что выбросить, а что оставить. Например, мебель и все остальное из пустующих кают? Или же шлюпку? Она весит немало. В конце концов я пришел к выводу, что на любом военном корабле должен быть полный порядок. А «Дерзкий» – судно военное. Было бы нелогично выбросить мебель из кают и оставить космическую шлюпку, лазерные пушки и оборудование к ним. Шлюпка на военном корабле необходима, как и лазерное оружие.

Итак, я принял компромиссное решение. Каюты и комнаты отдыха оставить нетронутыми, освободить только трюмы от самых тяжелых грузов: станков для быстроразвивающейся промышленности Надежды, болванок из ценных сплавов и тому подобного. Не знаю, как к этому отнеслись пассажиры и экипаж, но высказать недовольство никто не решился.

Я приказал вывести в открытый космос два радиомаяка и подождать еще день, чтобы убедиться в их полной исправности. Остальные радиомаяки решил выбросить уже во время полета.

Когда все приготовления были закончены, я вызвал на мостик инженера Касавополуса и Филипа, чтобы вместе с ними и Керреном вычислить курс. Каждый делал расчеты самостоятельно, и все они совпали.

Двигатели обычно включал пилот, но такого специалиста на корабле не было, и эта обязанность, согласно уставу, легла на меня. Предполагается, что командир достаточно квалифицирован, чтобы при необходимости заменить пилота, но этого, к сожалению, нельзя было сказать обо мне. Ситуация требовала безошибочных действий, и я не мог положиться на свои более чем скромные познания.

– Касавополус, идите в инженерное отделение, – приказал я. – Доложите готовность.

Вскоре из инженерного отделения поступил сигнал готовности. Нервы у меня были на пределе.

– Мистер Таер, – произнес я официальным тоном, – приказываю вам корректировать мои действия. Как только обнаружите в них малейшую ошибку или неточность, сообщите без промедления.

– Есть, сэр. Постараюсь.

Я приступил к делу. Включились боковые двигатели, корабль стал медленно разворачиваться и наконец уставился носом прямо в Солнечную систему. Она была на расстоянии девятнадцати световых лет от нас.

– Начинаю ускорение, мистер Таер, – произнес я, стараясь скрыть волнение.

– Начинайте, сэр, – ответил Филип.

– Включаю четверть мощности. – Я положил ладонь на красный шар управления, плавно подтолкнул его вперед, не спуская глаз с экрана компьютера, где одновременно с вращением шара менялись величины координат, векторов скорости и ускорения. Скорость корабля начала расти.

В течение часа двигатели и все связанные с ними системы работали в четверть мощности. Все шло нормально, и я решил перейти к следующему этапу.

– Увеличиваю мощность до одной второй, – произнес я и плавно повернул красный шар. – Мистер Таер!

– Слушаю, сэр.

– Соединитесь с инженерным отделением, выясните, не перегрелись ли двигатели.

Сам я не хотел отвлекаться на разговор с Касавополусом. Разумеется, он и сам немедленно сообщил бы о любой неполадке, но в моей памяти занозой сидело воспоминание о взрыве двигателей на «Гибернии». «Гиберния» тогда потеряла своего командира и двух лейтенантов. Этот взрыв определил мою дальнейшую судьбу: сделал меня командиром, дал мне Аманду. Но он и стал причиной всех последующих несчастий: я потерял Аманду, стал раздражительным, совершенно невыносимым для окружающих.

– Температура двигателей в норме, сэр, – доложил Филип.

– Увеличиваю мощность до трех четвертей, – сообщил я. В конце сеанса «Дерзкий» должен был достичь четверти скорости света. Хотелось провести сеанс ускорения побыстрее, но двигатели не могли долго работать на предельной мощности. По нашим расчетам, ускоряться следовало почти месяц. Спасибо командиру Хэсселбраду, что переправил топливо с «Порции». Но и его было маловато.

Я увеличил тягу двигателей до трех четвертей от предельной величины, убрал руку с шара управления. Оставалось ждать и сохранять готовность на тот случай, если в одном из боковых двигателей возникнет перебой тяги и придется срочно откорректировать направление вектора скорости. С этим, правда, вполне может справиться Керрен, но на всякий случай я хотел его продублировать. Будь это в моих силах, я просидел бы на мостике безвылазно весь «ускорительный» месяц.

Вдруг вспомнил о пассажирах и решил их хоть немного взбодрить.

– Внимание, внимание, – заговорил я в микрофон, включив трансляцию по всему кораблю. – Уважаемые пассажиры и члены экипажа. Как вы, наверно, заметили, наш корабль ускоряется. «Дерзкий» взял курс на Солнечную систему. Нам предстоит долгое, очень долгое путешествие. С Божьей помощью мы увидим нашу родную Землю.

Филип радостно улыбнулся. Но я бросил на него ледяной взгляд, и мое каменное выражение лица погасило его улыбку. Я вспомнил, как он хозяйничал на корабле во время моей болезни.

– Можете идти отдыхать, мистер Таер, – сухо сказал я, окончательно расстроив беднягу.

– Есть, сэр. Я остался один.

Касавополус относился ко мне сухо-официально, но вполне корректно, так что придраться было не к чему. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, поддерживал в инженерном отделении порядок, аккуратно выполнял все мои указания.

С Филипом я вел только служебные разговоры. С того момента, как, охваченный слепой яростью, я выскочил из гардемаринской каюты, обращался к нему только в случае крайней необходимости и строго официально.

Целую неделю Филип, Касавополус и я дежурили на мостике, сменяя друг друга со всеми положенными формальностями, не более того. Никаких бесед, по крайней мере при мне, не велось.

Филип Таер, как всегда, был прилежен и энергичен. Отдавал много сил обучению новых членов экипажа, и старания его, надо сказать, не пропали даром. Его подопечные и манерами, и выправкой все больше походили на настоящих военных. Эммет Бранстэд и Уолтер Дакко перестали донимать меня своими советами и первыми со мной не заговаривали.

Беспризорников, набранных в экипаж, я распределил по разным отрядам вместе с другими матросами, чтобы лишить их возможности поддерживать свою криминальную субкультуру. В столовой им запрещалось сидеть всем вместе; в кубрике – спать на соседних койках; в свободное время – сбиваться в кучу. Поначалу они воспринимали эти распоряжения в штыки, но постепенно смирились и привыкли. Все, кроме Деке, которого в свое время, уже на борту «Дерзкого», избил Акрит. Теперь его обидчик с остальными мятежниками сидел в четвертой секции; а Деке постепенно тоже пообвыкся, как и остальные беспризорники.

Однажды, когда я нес вахту на мостике, как всегда в одиночестве, предаваясь мрачным мыслям, по моему приказу явился Грегор Аттани и молодцевато встал по стойке «смирно».

– Вольно, кадет!

– Есть, сэр. Мы разделили весь провиант на тридцать пять частей, каждую поместили в отдельный шкаф и надписали. Тридцать пять недель, сэр. На последние недели, согласно вашему приказу, отложили меньшее количество еды.

– Хорошо, мистер Аттани. Можете идти.

Я проводил его взглядом. Кадет – это младший гардемарин, низший офицерский чин, лишенный всех прав. По традиции командир просто не замечает его, обращаясь к нему лишь в исключительных случаях, не дает важных заданий. Но Грегору уже восемнадцать лет, на пять лет старше среднестатистического кадета, да и людей у меня в обрез, вот и приходится нарушать традиции. Поэтому я разрешал Грегору докладывать непосредственно мне.

Благодаря Филипу Грегор Аттани делал большие успехи. Он был всего на несколько месяцев младше Филипа, но относился к нему почти с благоговением. Интересно, как удалось Филипу, некогда изводившему подчиненных, найти общий язык с Грегором? Их дружеским отношениям можно было только позавидовать, и, здраво поразмыслив, я понял, что моя неприязнь к Филипу несправедлива.

Грегору повезло – он не прошел через изощренные издевательства, как другие кадеты. И может быть, именно поэтому легко привык к образу жизни кубрика и всем связанным с ним тяготам и лишениям.

Но и у Грегора не все шло гладко. В этот день, еще до того, как он явился ко мне с докладом, я пошел на камбуз выпить чашечку кофе. Его, слава Богу, у нас было навалом. Пока, никем не замеченный, я наслаждался этим прекрасным напитком, эконом Бри и Крис Дакко расставляли в столовой столы. Потом пришел Грегор с каким-то приказом Филипа. Эконом Бри отлучился в кладовку, а друзья, пользуясь случаем, завели разговор.

– Как служба, Крис? – спросил Грегор.

Я мысленно возмутился: что за фамильярности с младшим по званию! Где субординация? К своему стыду, я не решился обнаружить себя и продолжал подслушивать их разговор.

– Ну и вырядился, – угрюмо сказал Крис, рассматривая гардемаринскую униформу Грегора. – По-моему, мы не знакомы!

– Не валяй дурака.

– Я серьезно. Ты продался им.

– Чего?

– Продался, – презрительно повторил Крис. – Ты, кажется, живешь с красавчиком Таером? Надеюсь, вы с ним приятно проводите время?

Я так и вскипел от ярости. Где же матросская вежливость к офицеру?!

– Спятил, что ли? – повысил голос Грегор.

– Это ты спятил. Продался тупому солдафону Сифорту и смазливому гарду. Какого хрена? Все равно через пару месяцев Богу душу отдадим.

– Скажи лучше, зачем носишь этот мешок?

– Этот? – Крис с отвращением щелкнул по своей поношенной голубой рубахе. – А ты не знаешь? Этот ссыльный орангутанг хочет вытрясти из меня душу, но никому до этого нет дела. Всем на меня наплевать. Но я его убью. План уже готов. А ты, я смотрю, не просто подчиняешься им, а заодно с ними. Получаешь за это дополнительный паек?

– Не знал, что ты такое дерьмо!

– Нечего вешать мне лапшу на уши, приятель. Лижешь задницу своим новым дружкам, как и мой папаша.

– Не забывайте, с кем говорите, Дакко!

– С кем же, позволь узнать? – ехидно спросил Крис.

– С офицером! Услышь это командир, не поздоровилось бы вам!

– Может, настучишь ему, жополиз? Он тебя похвалит! Грегор набрал в легкие воздух:

– Смирно!

– Как же, дожидайся! Хватит, что я с утра до ночи тянусь перед этой ссыльной обезьяной. Но чтобы перед тобой – никогда! И ничего ты со мной не сделаешь, слабак.

– Сделал бы! Только не хочется об тебя руки марать. – Грегор повернулся и ушел строевым шагом. Крис грязно выругался ему вслед.

Вернулся Бри, и я, воспользовавшись тем, что он отвлек внимание Криса, незаметно улизнул.

Итак, Грегор потерял контроль над рядовыми, но мое вмешательство лишь подлило бы масла в огонь. К тому же у меня хватало своих проблем.

Дни проходили в унылом однообразии. Постепенно я довел тягу двигателей до максимума, все время опасаясь, как бы они не перегрелись.

Стараниями экипажа и пассажиров незаселенные каюты превратились в импровизированные огороды. О проклюнувшихся ростках помидоров, салата-латука, кабачков, тыквы, бобов, моркови все заботились прямо-таки с родительской нежностью.

Запасы консервов быстро таяли, и все понимали, какое огромное значение имеет выращивание овощей. Несмотря на недовольство некоторых пассажиров, мятежники получали такой же рацион, как и остальные. Я следил за тем, чтобы провиант, направленный в четвертую секцию, не разворовывался по пути.

Однажды мне стало известно, что Касавополус и Эдди Босс крупно поссорились. В причины потасовки я не стал вникать, но не мог не заметить украшенную синяками физиономию Эдди и его возросшее уважение к офицерам. Касавополус, что и говорить, не был таким здоровяком, как Эдди, но за годы службы научился многим хитроумным приемам, которые ему часто приходилось пускать в ход, – в машинное отделение обычно набирали рослых крепких парней. Конечно, схватка между офицером и старшиной – явное нарушение дисциплины. Но у меня не было ни желания, ни времени читать Тележнику нравоучения по этому поводу. И я сделал вид, что ничего не заметил.

В своей каюте я бывал только ночью, хотя ничего так не жаждал, как уединения. На мостике все мое внимание поглощали координаты и вектор скорости корабля, корректировка курса. В свободное же от дежурств время я метался по кораблю, наводя порядок.

Чтобы люди не дремали на рабочих местах, приходилось то и дело неожиданно являться с инспекциями. То в отделение регенерации, то в гидропонику. Так я держал в напряжении весь экипаж, строго следя за порядком. Не знаю, сколько я прошел километров, рыская по трюму в поисках грузов, не включенных в инвентарный список.

Однажды я вернулся к себе поздно вечером. В дверь тут же постучали. Каково же было мое изумление, когда, открыв, я увидел Филипа Таера.

– Разрешите с вами поговорить, сэр?

– Это срочно? – Я напустил на себя суровый вид.

– Нет, сэр.

– Тогда отложим до утра. – Я захлопнул перед ним дверь.

Что за странный визит, подумал я, когда раздражение прошло. Ведь являться в командирскую каюту без особой надобности запрещено. И Филип это знает. Правда, однажды я сказал ему, что он может приходить в любое время, но это было еще до нашей размолвки. В чем же дело? Я выключил свет, но сон не шел.

Промучившись часа два, я зажег свет, взял микрофон и связался с Таером.

– Мистер Таер, в командирскую каюту, – коротко приказал я, оделся и стал ждать. Как всегда, он явился быстро.

– Слушаю вас, – холодно сказал я.

– Простите, сэр, напрасно я побеспокоил вас ночью, – смущенно произнес Филип.

– Что сделано – то сделано. Теперь выкладывайте. Ему явно было не по себе, он избегал моего взгляда.

– Я… я хотел извиниться. Мне не стоило себя так вести в той истории с мятежниками.

– Вы считаете, что поступили неправильно?

– Я… Да, сэр. Простите меня, пожалуйста!

– Зачем вам это прощение? – Мне хотелось его помучить.

– Сэр, я… – В его глазах блеснули слезы. – Черт возьми! – Он отвернулся и в смущении сунул руки в карманы.

Мысль о мести мгновенно исчезла, и я заговорил без видимого высокомерия.

– Зачем, Филип? – Я нарочно назвал его по имени.

– Мне не хотелось бы потерять ваше уважение, – прошептал он. – У меня совсем нет друзей, никого, кроме Грегора… Так тяжело думать, что вы снова меня возненавидели.

Только сейчас я понял, как тяжело он переживает мою враждебность. И мысленно обругал себя. Боже мой, зачем я заставил его страдать?

– Ты ошибаешься, Филип. У меня нет ненависти к тебе. И никогда не было.

– В самом деле? – произнес он с некоторым облегчением. – А мне казалось, есть. И я сам в этом виноват. Простите меня… – Голос его дрогнул. – Впредь ничего подобного не будет.

– О чем ты?

– Тогда на «Гибернии» меня обвинили в излишней жестокости к гардемаринам. Я до сих пор не могу понять, чего от меня хотели, но раз все так считали, значит, я и в самом деле был жесток. Вот и сейчас. Я не понимаю, чем заслужил вашу ненависть, но верю, что она вполне справедлива.

– Зачем же в таком случае ты просишь прощения, Филип?

– Я ведь уже сказал!

– Говори правду! Ты действительно чувствуешь за собой вину?

– Не пытайте меня! – сквозь слезы произнес Филип. – Вам мало того, что я попросил прощения?

– Я хочу знать правду.

– Правду… Я много думал, но так и не понял, в чем моя вина! Боже мой, зачем я пришел? Разрешите уйти! Наконец-то до меня дошло.

– Ты правильно сделал, что пришел! – стукнул я кулаком по столу.

– От этого только хуже…

– Нет. – Я устало опустился в кресло и заговорил уже тише: – Не мудрено, что ты не чувствуешь за собой вины. Ее просто нет. Ты поступил правильно. И весь этот месяц меня терзали угрызения совести. Виной всему мой скверный характер.

Филип слушал мои признания не шелохнувшись.

– Ведь ты был командиром корабля, когда держал мятежников в карцере, мои приказы просто не имели силы. Никто не знал, выживу ли я. Мало ли что я пообещал мятежникам, ты был вправе действовать по собственному усмотрению.

– Но почему вы мне не сказали этого раньше? – прошептал он.

– Потому что мне было досадно, что ты так здорово справляешься со всеми проблемами. – Ведь целых пять дней, еще до того как попал в лазарет, я метался по кораблю, но ничего не мог сделать. А у тебя все получилось! Вот я и обозлился.

– Вы несправедливы к себе, – горячо возразил он. – Ведь это из-за меня все началось. Из-за меня оружие попало к мятежникам. И это вы спасли корабль. А я, пока вы болели, всего-навсего исполнял обязанности завхоза.

– В таком случае, – усмехнулся я, – вы просто гениальный завхоз! Ей-богу, гардемарин!

– Вы серьезно? – Он покраснел от удовольствия. Я кивнул.

– Я знал, что мне никогда больше не представится случай командовать кораблем, – быстро заговорил он, как бы оправдываясь, – и из кожи вон лез, чтобы все сделать наилучшим образом.

– Понимаю, – По собственному опыту я знал, что гардемарины чаще выполняют приказы, чем отдают их.

– Помните, вы сказали, что я чертов юрист и что оскорбил вас…

– Прости меня!

– Но это чистая правда, сэр. Я просто не стал объяснять вам мотивы своего поведения, гордость не позволяла…

– Это было твое право. – Я вскочил и принялся расхаживать по каюте. – Посмотрел бы ты на меня в твоем возрасте. Я тогда был старшим гардемарином на «Гибернии».

– Алекс и Дерек рассказывали мне, сэр.

– После смерти лейтенанта Мальстрема я долго изучал уставы, стараясь найти выход из сложившейся ситуации. Ведь командиром должен был стать Вакс Хольцер. Он знал это.

– Нет, не знал, – улыбнулся Филип. – Он сам мне об этом рассказывал.

– Я и в самом деле хорошо разбираюсь в уставах. Так вот, неважно, имеет командир капитанское звание или нет, главное – вступить в командирскую должность, как это произошло с тобой во время моей болезни. И в одном, и в другом случае командир имеет одни и те же полномочия, то есть является полновластным хозяином корабля. Таким образом, ты имел полное право поступать с мятежниками по своему усмотрению. Я знал это, но был ослеплен завистью.

– Завистью? – изумился Филип.

– Конечно! Боже мой! Посмотри на себя в зеркало! Ты молод, красив, уверен в себе, знаешь и умеешь все, что входит в круг твоих обязанностей. Чего обо мне, к сожалению, не скажешь.

– Как? Вы не уверены в себе? – удивился он еще больше. – Но тогда на «Гибернии» вы потрясли меня своей решимостью; вы всегда добивались своего. – Он тряхнул головой. – А уж о компетентности и говорить нечего. Сколько раз вы спасали «Гибернию»! А «Дерзкий»?!

– Разумеется, я знаю свои обязанности, но не всегда хорошо с ними справляюсь. А у тебя все получается классно!

– Спасибо, сэр. Возможно, когда-нибудь и я дорасту до командира. – Он смахнул рукавом слезу. – Извините, что потревожил вас, но мне очень нужно было извиниться. – Он смущенно улыбнулся.

– Не надо извиняться, Филип. Я был к тебе несправедлив.

– Ну что вы, сэр! – выпалил он. – Вы всегда были вежливым.

– Иногда вежливость хуже грубости. Я рад, что тебе не безразлично мое к тебе отношение. Не сомневайся, я уважаю тебя. И постараюсь впредь сдерживать свои эмоции. Теперь у нас с тобой будет все в порядке.

– Хотелось бы надеяться. – Поколебавшись, он на всякий случай принял стойку «смирно».

Словно не замечая его неловкости, я протянул ему руку, и он крепко пожал ее.

Теперь, после примирения с Филипом, мне уже не было так тоскливо на мостике во время дежурств, и я стал работать с еще большим энтузиазмом. Как ни удивительно, «Дерзкий» постепенно превращался в настоящий военный корабль с соответствующими порядками и экипажем. Филип изо всех сил старался, обучая беспризорников военному делу. Никакие увещевания на них не действовали. Выросшие в криминальной среде, они открыто подсмеивались над его попытками вразумить их. А суровые наказания, к которым приходилось прибегать, неизменно вызывали враждебность.

Тут нужен был особый подход, но какой? Я и раньше не выказывал им ни малейшего пренебрежения, видимо, так же следовало поступать и теперь, когда они стали матросами. Но как бы то ни было, вряд ли эти дикари когда-нибудь научатся обращаться со сложными устройствами на посту связи и в отделении регенерации. Ведь многие из них даже не умеют читать. Как же доверять им лазерное оружие? Сами они понятия не имеют о лазере.

Заботы наслаивались одна на другую, и я никак не мог сосредоточиться. Из четвертой секции то и дело поступали тревожные сообщения. Однажды позвонил Сайкес – мятежники могли связаться только с мостиком – и сказал:

– Мистер Клингер тяжело ранен! Ему нужна помощь! Он умирает!

– Что случилось, мистер Сайкес? – спросил я.

– Клингер и Анди подрались. Анди сломал стул и обломком, как дубиной… Клингер без сознания, я ничего не могу сделать.

Что же предпринять? Отправить Клингера в лазарет – но тогда надо поставить возле него охрану, а у меня и без того мало людей. Что делать с Андросом? Посадить в карцер? Но я поклялся им никого не сажать в карцер!

Пока я размышлял, Сайкес причитал:

– Пожалуйста, не оставляйте меня один на один с Андросом, командир! Он меня замучит!

– Хватит ныть! Вы все это заслужили! Ладно, пришлю за Клингером людей. Только чтобы без глупостей! Будете дергаться – огонь откроют без предупреждения!

Я вызвал Уолтера Дакко. Фактически он теперь был главным старшиной корабельной полиции, и я решил присвоить ему это звание официально. Не знаю почему, но он никак на это не среагировал. Не исключено, что наши чины и звания он просто не принимал всерьез.

Клингера доставили в лазарет, где им занялись Уолтер Дакко и Елена Бартель. Вскоре Филип передал мне просьбу Эдди Босса разрешить ему явиться на мостик для разговора со мной. Видимо, урок пошел ему на пользу, и он не решился идти на мостик, не согласовав это со своим непосредственным начальником.

– Ладно, поговорю. Пусть приходит. Войдя на мостик, Эдди встал по стойке «смирно», хотя и не идеально, но вполне терпимо.

– Слушаю вас, мистер Босс.

– Командир, я думал о ссыльных. Тех, что служат. Эдди долго молчал, потом наконец снова заговорил:

– Думал о том, чему вы меня учили. Вы и главный пацан.

– Ты должен называть гардемарина мистером Таером.

– Ладно, мистер Таер. Он плохо учит ссыльных. Они не слушаются, а он психует.

– Вы не должны жаловаться на старшего офицера, мистер Босс.

– Я не жалуюсь. Просто говорю. Хочу помочь.

– Как?

Переминаясь с ноги на ногу, Эдди мучительно искал нужные слова.

– Знаю, что я тупой, командир, с трудом учился читать, плохо соображаю. Но я стараюсь. Если вы или пацан… мистер Таер, если он покажет мне, как надо учить, я научу ссыльных. Они слушаются своего Эдди, не смеются, как с пацаном.

Я задумался, барабаня пальцами по столу. Предложение Эдди не было лишено смысла. Ведь для беспризорников он – авторитет.

– Хорошо, мистер Босс… – И тут в голову мне пришла идея. Трудно сказать, что из этого получится, но появилась возможность решить еще одну проблему. Я соединился с Филипом. – Мистер Таер, на мостик. Вместе с мистером Аттани. – Я поколебался. – И мистером Дакко-младшим.

Вскоре все трое предстали передо мной. Крис Дакко держался в рамках, хотя лицо его выражало безграничное презрение. С самым суровым видом я обратился к Филипу:

– Мистер Таер, сколько значится беспризорников в графике дежурств по отделению регенерации?

Гардемарин вытаращил глаза – вчера мы с ним уже обсуждали этот вопрос, – однако ответил по форме:

– Ни одного, сэр.

– А на посту связи? – еще более грозно спросил я.

– Тоже ни одного.

– Я приказывал вам обучать их несению вахты.

– Так точно, сэр! Немедленно приступлю…

– Подключите к этой работе мистера Аттани. – Я перевел взгляд на Грегора. – Кадет, назначаю вас ответственным за подготовку беспризорников. Обучите их несению вахты по всем правилам, иначе накажу вас так, что проклянете тот день, когда появились на свет. Вы кадет и должны понимать, что это значит.

– Думаю, да, сэр, – испуганно ответил Грегор.

– У вас нет никаких прав, мистер Аттани. Так что берегитесь! Я сам займусь вами. Либо вы обучите беспризорников, либо будете иметь дело со мной!

– Да, сэр.

– У вас есть образование. Возьмите себе грамотного помощника и вместе с ним обучайте мистера Босса, чтобы он потом мог передать свои знания остальным беспризорникам. И не вздумайте отлынивать! Если я замечу…

– Есть, сэр! – поспешил отчеканить Грегор.

– Возьмите себе в помощники мистера Дакко, – добавил я с таким видом, словно эта идея пришла мне в голову только сейчас. Разумеется, младшего. Ведь у него, кажется, тоже есть образование.

Крис открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя спохватился.

– Вы что-то хотели сказать, мистер Дакко? – зловеще спросил я.

– Никак нет, сэр! – быстро ответил он.

– Вот и хорошо, вам лучше помолчать. Мистер Аттани, для рядовых вы полноправный офицер. Они обязаны выполнять все ваши приказы. Мистер Таер несколько затянул с обучением беспризорников. Вам придется наверстать упущенное время. Приступайте!

– Есть, сэр!

– Все свободны. Мистеру Таеру остаться. – Когда Грегор, Крис и Эдди ушли, я показал Филипу на кресло рядом с собой.

Наступило молчание. Первым его нарушил Филип.

– Я так старался, сэр, – начал оправдываться он.

– Разумеется, – буркнул я.

Он бросил на меня удивленный взгляд:

– Значит, вы не считаете, что я плохо работаю?

– Конечно, нет. Это я все нарочно подстроил. Филип сразу расслабился:

– Хотел припугнуть Криса и Грегора.

– Это вам удалось, сэр. Вы заметили, какое было у Грегора лицо?

– Тут есть возможность решить сразу несколько проблем. Во-первых, улучшить отношения между Крисом и Грегором. Во-вторых, вправить Крису мозги с помощью Грегора.

– Заставить Криса обучать Эдди… – поморщился Филип. – Думаю, обоим это не понравится.

– Пусть хоть научатся ладить друг с другом. Мы еще немного поговорили на эту тему, но мысли мои уже были поглощены другими заботами.

Теперь о расходе топлива мне докладывали не ежедневно, а ежечасно. Сеанс ускорения подходил к концу, горючее таяло. Не израсходовать ли топливо полностью? Такая мысль и раньше приходила мне в голову. Ведь в этом случае время полета к Земле можно было бы сократить примерно на четыре года. Впрочем, какое это имеет значение? Лететь предстоит семьдесят шесть лет. Никто не выдержит такого длительного полета. Единственная надежда, что наши радиосигналы будут пойманы на Земле. Но тогда сокращение полета на сорок семь месяцев не будет иметь никакого значения.

Было и третье соображение – если наши сигналы не будут услышаны, нам не нужен гарантийный запас топлива. Вероятность столкновения «Дерзкого» с каким-нибудь космическим объектом ничтожно мала даже вблизи Солнечной системы, поэтому топливо для маневров вряд ли понадобится.

Но что если на нас нападут космические рыбы?

Этих чудищ в необъятных просторах космоса, судя по всему, не так уж и много. Каким-то непостижимым образом они находят корабли и подлетают к ним с максимальной скоростью. Так было с «Телстаром», с «Порцией» и, наконец, с «Дерзким». А куда делись остальные корабли эскадры?

Слишком мало информации, а принять решение необходимо. Охваченный сомнениями, я мерил шагами мостик, перебирая в памяти всевозможные варианты.

Понадобятся ли несколько оставшихся кубометров топлива? Если на корабль нападут чудища, отбить атаку удастся вряд ли. Лазеры есть, но людей, штадеющих этим оружием, слишком мало.

Не раз порывался я истратить все горючее, но в последний момент что-то меня удерживало. Эта проблема мучала, как больной зуб.

Я не упускал ни малейшей возможности побыть наедине с самим собой – даже ел в каюте или на мостике, когда нес вахту один. С Филипом и Касавополусом встречался во время смены вахт. Однажды после полудня я столкнулся с Грегором – у того был под глазом синяк. Я встревожился, но, согласно традиции, сделал вид, что ничего не заметил. Не иначе, как это работа Филипа, но чем Грегор ему досадил?

Голова и без того раскалывалась от проблем и постоянного напряжения, а тут еще разбираться с Филипом и Грегором. Я немедленно вызвал Филипа.

– Синяк поставил не я, сэр, – доложил Филип. – С Грегором у меня хорошие отношения.

– А кто же?

– Вы видели Криса Дакко? Криса я не видел.

– Офицер затеял драку с матросом?! – заорал я.

– Крис сам напросился, – вступился Филип за товарища.

– Грегор знает правила! – продолжал орать я. – Офицер не вправе бить матроса за нарушение дисциплины.

– Конечно, сэр, я ему об этом говорил.

– Ну, я ему покажу! Отнеси скамью в инженерное отделение! Я сам не стану его бить! Пусть это сделает Касавополус!

– Вы уверены, сэр, что он заслужил такое суровое наказание? Ему почти девятнадцать, и он понятия не имеет о розгах.

– Объявляю вам выговор, гардемарин Таер, – ледяным тоном произнес я, судорожно вцепившись пальцами в подлокотники.

– Слушаюсь, сэр. – На лице Филипа отразилось недоумение.

– Покиньте мостик.

– Есть, сэр. – Он отдал честь, повернулся кругом и вышел.

Когда ярость утихла, я хотел отменить приказ, но из одного лишь тупого упрямства не сделал этого, то и дело поглядывая на часы. Время истекло, и отменить приказ уже было поздно. Тут я вспомнил ту ночь, когда Грегору пришлось остаться на мостике, после чего я произвел его в кадеты и обещал сделать из него хорошего офицера.

Утром при встрече с Филипом я набрался духу и объявил ему:

– Я не буду заносить твой выговор в бортовой журнал.

– Хорошо, сэр, – равнодушно откликнулся он. До чего же неблагодарный!

– Но не вздумай снова перечить мне!

– Слушаюсь, сэр, – снова без всяких эмоций ответил он, хмуро уставившись на экран. Это окончательно вывело меня из себя.

– Это все, что ты можешь сказать?!

– А что еще вы хотите услышать? – повернулся он наконец ко мне. – Скажите, и я повторю слово в слово.

От возмущения я буквально онемел, глаза полезли на лоб. Неслыханная наглость! Филипа словно прорвало.

– Вы сами разрешили мне заходить к вам в каюту в любое время, а когда я явился, прогнали. Вы сказали, что я пользуюсь у вас уважением, даже пожали мне в знак дружбы руку. А потом дали мне взбучку при Грегоре и Касавополусе, как будто я салага, а не старший гардемарин! Затем оказалось, что это не взбучка, а сцена, которую вы разыграли в интересах дела. Вчера вы влепили мне выговор, а сегодня сообщаете, что не собираетесь заносить его в журнал. Как же мне разобраться во всем этом? И откуда мне знать, что вы хотите от меня услышать сейчас?

В полной тишине мы долго сверлили друг друга глазами, играя в дурацкую игру – кто кого. Наконец Филип отвел взгляд.

– Простите, сэр.

Я продолжал в упор смотреть на него.

– Чего вы от меня хотите, сэр? – спросил он, краснея. Ему было явно не по себе.

Я продолжал молчать, не в силах вымолвить ни слова.

– Может быть, мне уйти, сэр? – спросил он с тревогой в голосе. – И прийти позже, когда вы захотите со мной разобраться?

– Нет, – произнес я наконец. – Оставайся.

Представляю, какие варианты «разборки» вертелись у него в голове. Мало ли что может сделать взбесившийся командир! Уволить из армии, посадить в карцер, выпороть самым беспощадным образом, при том что сам спровоцировал подчиненного на дерзость.

Хуже всего было то, что Филип оказался прав на все сто. Невидящим взглядом смотрел я на экран, где светились цифры, и вспоминал. В бытность мою гардемарином на «Гибернии» командир Хаг был недоступным и строгим. При нем я чувствовал себя зеленым мальчишкой, не смел и пикнуть.

Но то – «Гиберния»! Она была полностью укомплектована личным составом; между командиром и гардемарином на иерархической лестнице стояли три лейтенанта, через них я и общался с командиром. Эти лейтенанты, как и любой высший офицер, вызывали во мне благоговейный трепет. Именно они и еще главный инженер имели прямой доступ к командиру.

Здесь, на «Дерзком», офицеров осталось всего трое – Филип, Касавополус и я сам. Я был постоянно угнетен, неопределенность страшила, и многое приходилось перекладывать на Филипа, общаться с ним напрямую, но стоило ему проявить малейшие признаки фамильярности, как я сразу же его отталкивал.

Неудивительно, что моя непоследовательность сломала Филипа и он сорвался на грубость. Справедливо ли его за это наказывать?

Можно, конечно, простить его, но моя неожиданная мягкость просто выбьет его из колеи и спровоцирует на новое хамство.

– Что мне с вами сделать, гардемарин? – холодно спросил я.

– Не знаю, сэр, – промямлил он.

– Я тоже не знаю. Для начала – восемь нарядов вне очереди. На неделю. А там – в зависимости от вашего поведения. Еще несколько нарядов – и порка.

– Так точно, сэр.

– Сожалею, что не впустил вас в каюту. На борту всего три офицера, так что приходите в любое время.

Смогу – приму вас, не смогу – не приму. Как и всякому человеку, командиру иногда хочется побыть одному. Договорились?

По лбу Филипа катились капли пота, но он не осмеливался поднять руку, чтобы вытереть их.

– Филип, я и в самом деле вас уважаю. Это чистая правда. Но не забывайте о субординации: я – командир, вы – гардемарин. И свои обиды высказывайте другу, в гардемаринской каюте. А не мне. Понятно?

– Так точно, сэр! – Он энергично кивнул.

– Все свободное от работы время вы вправе находиться в гардемаринской каюте. Поразмышляйте на досуге о том, почему я вас наказал. Кстати, причина вашей дерзости, полагаю, кроется не только в моем поведении. Верно? Вас что-то тревожит? Скажите!

– Нет, сэр, ничего. Я… я всю ночь не спал, но это не оправдывает моей дерзости.

– Почему не спали?

– Из-за Грегора, сэр. Он… – Филип густо покраснел. – Мы проговорили чуть ли не до утра.

– Он чем-то расстроен?

Филип закусил губу и, помолчав, ответил:

– Мало сказать расстроен, сэр. Он был в истерике. Я с трудом его успокоил.

– А как он сейчас?

– Не знаю. Надеюсь, как-нибудь переживет. Я решил закончить этот трудный разговор, тем более что время поджимало.

– Можете идти!

* * *

У Элрона Клингера был проломлен череп. Его доставили в лазарет. Я приказал Елене Бартель привязать его руки к кровати, чтобы не метался в бреду, и занялся своими обычными делами, время от времени его навещая. Людей не хватало, и выделить Клингеру постоянную сиделку я не мог. Да и заслуживал ли ее мятежник?

Керрен, благодаря компьютерному симулятору, помогал новым членам экипажа упражняться в стрельбе из лазерных пушек. В числе тех, кому доверили это оружие, были Деке, Эдди Босс и Уолтер Дакко.

Они сидели перед мониторами, а за их спинами расхаживал, давая советы, опытный стрелок матрос Цы.

– Господи, сегодня, 18 сентября 2198 года, молим тебя. Боже, благослови всех на борту корабля Военно-Космических Сил ООН «Дерзкий», благослови наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие.

«Аминь», – пронеслось по залу. Я по-прежнему по вечерам читал перед ужином молитву, хотя надежда на то, что Господь нас спасет, таяла с каждым днем.

– Внимание, – обратился я к собравшимся. – Часа через три я отключу реактивные двигатели. К этому времени наш корабль достигает предельной скорости и далее будет лететь по инерции к Солнечной системе.

– У нас кончилось топливо? – с тревогой спросил старик Оваух.

– Немного топлива мы оставили для маневров, мистер Оваух, – объяснил я.

– А если использовать все топливо, можно увеличить скорость? – спросил мистер Пирс.

– Можно. Но тогда при необходимости мы не сможем маневрировать.

– Но ведь главное – быстрее вернуться домой, – крикнул кто-то.

Я не собирался пересматривать принятое с такими муками решение, но кое-что объяснить пассажирам считал своим долгом:

– Первые сигналы о нашем местонахождении мы передали на Землю еще месяц назад. Они достигнут Земли на несколько десятилетий раньше нашего корабля.

Слово взял Крис Дакко. Он несмело поднял руку, и я ему кивнул.

– Если наши сигналы не дойдут до Земли, увеличение скорости бессмысленно.

Я вздохнул. Очень не хотелось продолжать этот разговор, но прекращать его было неразумно.

– Если мы сожжем остаток топлива, срок нашего полета сократится с семидесяти шести до семидесяти двух лет, – сообщил я без всякого энтузиазма. – Но лишить корабль маневренности нельзя. Все просчитано. Решение принято.

Подняла руку Елена Бартель. Слава Богу, поддерживается порядок. Никто не выкрикивает без разрешения.

– Сэр, неужели нельзя обойтись без маневров? С каким объектом может произойти столкновение?

– Хотя бы с астероидом. И при нашей скорости это верная гибель. – Воцарилась тишина. Я объявил:

– Дискуссия закончена. Мистеру Таеру и мистеру Аттани явиться на мостик через час после ужина.

Однако пассажиры не угомонились. Я старался этого не замечать. Когда стюард начал разносить пищу, ко мне подошел Цы.

– Сэр, а вы учли… – начал он нерешительно. Я хватил кулаком по столу так, что задрожала посуда, а мои старики соседи подскочили на своих местах.

– Прекратить! – заорал я. – Обсуждение закончено!

Цы моментально ретировался. На несколько минут разговоры в зале прекратились.

Ужин состоял исключительно из консервированных продуктов. Придется ждать не одну неделю того счастливого момента, когда наши посадки в залах и каютах гидропоники начнут приносить плоды. Работы было невпроворот, помогали все кто мог – главная трудность заключалась в том, что воду приходилось доставлять самим. Время от времени я сам старачся приободрить людей личным примером и вместе с ними таскал воду.

Растения росли с обнадеживающей быстротой, на них появились цветы. Каждый понимал, что от собранного урожая зависит его жизнь, и ухаживал за «огородами» с особой заботой. Уже появились крошечные огурчики, зеленые помидоры, бобы.

Мы с Эмметом Бранстэдом подсчитали, что необходимое количество овощей получим как раз к тем критическим дням, когда запасы консервов будут на исходе. И тогда придется довольствоваться весьма скудным количеством калорий. Однако все постепенно наладится: работа по расширению площадей новых «огородов» велась непрерывно.

В этот вечер никто за столом не решился завести со мной разговор, видимо, опасаясь вызвать очередной приступ гнева. Сразу после ужина я отправился на мостик сменить на вахте Касавополуса. Он отсалютовал мне с плохо скрываемым презрением и ушел, не проронив ни слова. В ожидании офицеров я связался с постом связи и потребовал доложить о ходе боевой учебы.

Уолтер Дакке, мисс Бартель и Деке делали большие успехи. У второго отряда – Ковакс, Жанна и еще один беспризорник по кличке Трещотка – дела обстояли гораздо хуже. Я вспомнил, каких неимоверных усилий стоило связисту Цы обучать тупых беспризорников, и пожалел, что так грубо обошелся с ним в столовой в присутствии всего экипажа. Это, конечно же, не укрепит его авторитет и осложнит и без того нелегкую задачу.

В дверь постучали. Не глядя на монитор, я открыл. На пороге появился Филип, встал по стойке «смирно» и по всей форме отдал честь.

– Гардемарин Таер по вашему приказанию прибыл, сэр, – доложил он сугубо официальным тоном. – Разрешите…

– Входите, – прервал я.

После нашей стычки прошло четыре дня. Филип не спеша отрабатывал в спортзале свои наряды; обращался ко мне строго официально, но без обиды. Это меня вполне устраивало, и я отвечал ему тем же.

– Не изволите ли присесть, мистер Таер? – подчеркнуто вежливо предложил я.

– Благодарю вас, сэр. – Он как деревянный сел в кресло перед экраном компьютера, точь-в-точь как новоиспеченный гардемарин во время своей первой вахты.

Поначалу я хотел как-то разрядить обстановку, но быстро отказался от этой мысли – такие попытки уже не раз приводили к непредсказуемым результатам. Хватит с Филипа моих заскоков, лучше сохранять дистанцию.

Через несколько минут снова раздался стук.

– Откройте, Филип, – попросил я.

– Есть, сэр! – Он вскочил как ужаленный.

Грегор Аттани встал по стойке «смирно» еще за порогом и отдал честь так красиво, словно долго тренировался перед зеркалом. Возможно, так оно и было.

– Разрешите войти на мостик, сэр! – почти продекламировал Грегор.

– Входите.

– Благодарю вас, сэр! – холодно процедил он сквозь зубы, почти не разжимая губ.

– Встаньте здесь, мистер Аттани, – попросил я. – Перед экраном.

– Есть, сэр! – ответил он тем же тоном.

С трудом подавив раздражение, я перешел к делу.

– Хочу, чтобы вы стали свидетелями отключения двигателей. С этого момента наш корабль будет лететь по инерции согласно расчетному курсу. Думаю, это вполне совпадает с вашим желанием присутствовать при столь важном событии. – Я взял микрофон. – Машинное отделение, приготовиться к отключению реактивных двигателей.

Касавополус ответил мгновенно:

– Есть, сэр. Машинное отделение готово. – Очевидно, инженер ждал с микрофоном в руках.

Моя рука нависла над кнопкой. И в следующий момент, набрав в легкие побольше воздуха, я нажал на нее. «Дерзкий» превратился в неуправляемый снаряд, несущийся в космическом вакууме со скоростью семьдесят пять тысяч километров в секунду. Если не произойдет непредвиденных столкновений, корабль достигнет Солнечной системы через семьдесят шесть лет. Оставалось лишь ждать, уповая на помощь. Если нас не найдут, при подлете к Земле я уже буду дряхлым старцем, если, конечно, доживу до этого счастливого дня.

– Да поможет нам Бог, – торжественно произнес я.

– Аминь, – взволнованно отозвался Филип.

– А теперь вернемся к своим повседневным обязанностям. Мистер Таер, вы проверили расписание дежурств в отделении регенерации?

– Так точно, сэр.

– Начали обучать навигации кадета?

– Да, сэр, вчера. Штудируем учебник «Начала астронавигации».

– Хорошо. – Вообще-то инструкции кадетам и гардемаринам обычно дает лейтенант, но таковых на корабле нет, а Филип отлично разбирается в навигации. И дело даже не в этом. Просто Грегора некому учить, кроме Филипа. От глубокомысленных замечаний по этому поводу я воздержался, вовремя сообразив, что они ни к чему. – Все. Можете идти.

– Спасибо за приглашение, сэр, – вежливо попрощался Филип, отдал честь, лихо повернулся на каблуках и вышел.

Грегор ничего не сказал, но отсалютовал по всей форме, как и Филип.

Итак, главные дела сделаны! Овощи посажены, новый экипаж укомплектован, бунт подавлен, корабль полным ходом возвращался домой. Потянулась нудная рутина.

Почти все, кто находился на борту, разносили воду по каютам для полива драгоценных овощей. Новые члены экипажа обучались – пока на тренажерах – стрельбе из лазерного оружия, а также выполняли более прозаическую и неинтересную работу: стояли вахты, стирали белье, готовили пищу.

В свободное от дежурств на мостике время я бродил по кораблю, заглядывая то в отделение регенерации, то на пост связи и даже в машинное отделение, где Касаво-полус встречал меня с неизменным презрением и холодной вежливостью. Однажды я столкнулся в коридоре с Уолтером Дакко.

– Разрешите подкинуть идею, сэр, – обратился он ко мне.

– Слушаю вас.

– Помидоры начинают краснеть. Скоро поспеют и бобы.

– Ну и что?

– А то, что каюты, как и отделение гидропоники, не заперты, и войти туда может кто угодно.

Как только эта простая мысль не пришла мне в голову? И все-таки я возразил:

– Но пока еще никто не воровал овощи.

– Пока нет, сэр. Но когда они поспеют, трудно будет удержаться от соблазна попробовать их тайком. Тем более что многие постоянно ощущают голод.

Да, здорово я обмишурился. Ведь всех не казнишь за воровство, тем более пассажиров.

– Мистер Дакко, вас надо повысить по службе за предусмотрительность. – Мои слова не произвели на него особого впечатления. Еще бы! Ведь он – аристократ, добровольно вызвавшийся защищать Рим от орд варваров! Сообразив это, я добавил: – Выношу вам свою благодарность. – Он слабо улыбнулся. – Назначаю вас ответственным за сохранность растений. Возьмите в машинном отделении все, что сочтете нужным.

– Есть, сэр.

Я сидел за столом, потягивая из чашечки дымящийся кофе. Эконом Бри суетился, готовясь к предстоящему ужину, и, хотя делал вид, будто не замечает меня, явно нервничал. Чтобы поднять моральный дух обитателей корабля, я распорядился покрывать столы скатертями. Пассажирам это было не в диковинку, но для старых членов экипажа, привыкших к спартанской обстановке матросской столовой, имело большое значение.

Накрывать столы Бри помогал Крис Дакко. Увидев меня, он сделал каменное лицо и отвернулся.

– Как ваши занятия, мистер Дакко? – спросил я его.

– Со ссыльными? – Видимо, я изменился в лице, и, заметив это, он добавил с плохо скрываемым вызовом: – Они сами себя так называют. Почему же мне нельзя?

– Потому что вы не принадлежите к их кругу.

– И слава Богу! – Он небрежно бросил на стол вилки и ножи и с притворной вежливостью добавил: – Сэр!

Я не стал беситься: к чему лишний раз выводить из себя и без того униженного мальчишку? Кроме того, нам предстоит провести на корабле много лет, и вряд ли стоит без особой нужды озлоблять подчиненных. Может, когда-нибудь мы с ним и поладим. Прихватив с собой кофе, я отправился на мостик.

На вахте меня сменил Филип, и я уединился в своей каюте, сел к столу и попытался расслабиться. Но голова раскалывалась от мыслей, они не давали покоя, мучили. Вдруг на меня волной накатил страх. Смерти я не боялся, нет! Но как провести в заточении семьдесят с лишним лет среди людей, которые ненавидят меня, хотя и демонстрируют вежливость?

Надо было умудриться нажить себе столько врагов. Что ж, сам виноват. Теперь от них никуда не денешься. На корабле – как в тюрьме. Выпорол Грегора, замучил Криса Дакко, даже у инженера вызываю презрение. А как повел себя с миссис Ривс! Вспомнить стыдно. Один Филип меня уважает, да и то по долгу службы.

Так я и просидел до самого ужина. Наконец заставил себя встать, надеть китель и отправиться в столовую.

Утром я первым делом просмотрел бортовой журнал. И нашел запись Касавополуса. Он наказал беспризорника Деке за нарушение субординации и приказал ему явиться ко мне для прочистки мозгов. Связался с инженерным отделением и спросил у Касавополуса:

– За что наказан Деке?

– За нарушение субординации, как я и записал в журнале.

Это были общие слова.

– За что именно?

– Это не телефонный разговор.

– Ладно, приходите ко мне.

Вскоре он явился, запыхавшись после быстрого подъема по крутой лестнице.

– Деке неуважительно отозвался об офицере, – сказал Касавополус.

Я ждал более вразумительного объяснения, но Касавополус молчал.

– Говорите конкретнее, мистер Касавополус. Он обругал вас?

– Не меня, а вас, командир, – равнодушно ответил инженер.

– Что же он сказал? – настаивал я.

– Урод. Я вздрогнул.

– Так теперь они вас называют между собой, – пояснил Касавополус.

– И в самом деле урод. – Я невольно коснулся обожженной щеки.

– Это недопустимо! – возмутился инженер. А Касавополус оказался крепким орешком. Сразу не раскусишь. Презирает и в то же время защищает меня.

– Касавополус, – неуверенно промолвил я, – у нас с вами не сложились отношения, но это по моей вине. Забудьте то плохое, что омрачило…

– Это невозможно, – решительно возразил он.

– Ладно. С Деке я разберусь. Можете идти.

Даже не потрудившись отдать честь, он покинул мостик. До конца вахты я пребывал в подавленном настроении и уже собирался уходить, как вдруг мисс Бартель мне сообщила, что Клингер умоляет о встрече со мной.

– Зачем? – спросил я.

– Не знаю, сэр. К нему вернулось сознание, мы поговорили, и теперь он просит о встрече с вами.

Вот уж чего мне хотелось меньше всего, так это встречи с Клингером. Напасть за напастью!

– Ладно, приду, когда мистер Таер меня сменит.

После дежурства я сразу пошел в лазарет и отослал мисс Бартель, чтобы остаться с Клингером наедине. На голове у него была повязка, руки крепко привязаны к кровати, возле пальцев кнопка для вызова мисс Бартель. Рацию она постоянно носила с собой.

– Здравствуйте, командир, – приветствовал меня Клингер.

Во мне вспыхнула злоба: как он смеет обращаться ко мне не по уставу? Но я тут же опомнился – ведь он не может встать смирно и отдать честь как положено.

– Чего тебе? – спросил я без обиняков.

– Не отвяжете ли мне хотя бы одну руку, будет легче разговаривать? – попросил он жалобным тоном. – Я не собираюсь на вас нападать, силенок пока маловато.

– Ладно. – Я выполнил его просьбу, отвязал его правую руку.

Первым делом он почесал нос.

– Знаете, как плохо, когда даже почесаться нельзя? – улыбнулся он. Я молчал.

– Командир, я причинил вам много хлопот и хочу искупить свою вину.

– Шутишь?

– Нет, сэр. Это Анди заморочил мне голову, а я как дурак поверил ему.

– Ты – мятежник.

– Верно.

– И этим все сказано.

– Помните, тогда в трюме трое воровали еду? – продолжал он, пропустив мои слова мимо ушей. – Одним из них был я.

– Так я и знал, хотя лица твоего не видел.

– Я родом из Ливерпуля, сэр, а вы? Странный вопрос. Тем не менее я ответил:

– Из Кардиффа.

– Из Кардиффа, значит. Знаете, как я тогда сдрейфил? Дернул меня черт завербоваться на этот рейс! Деньги, конечно… все они, проклятые. Но аванс я растратил еще до полета. Мы неплохо погуляли с ребятами. – Он вздохнул и уже медленнее продолжил: – Кто знал, что все так повернется? Мне уже двадцать четыре стукнуло. Целых двадцать четыре. Сколько у меня было надежд! – Он умолк, судорожно втянул воздух.

– Успокойтесь, мистер Клингер.

– Ублюдок Тремэн забрал у нас почти весь провиант. Говорят, если бы не Хэсселбрад, паразитский адмирал хапнул бы все, до последней крошки. Я вошел в трюм, и до меня сразу дошло, что все мы подохнем с голоду.

– Это не оправдание для бунтовщика, мистер Клингер.

– А когда убили Ибареса, я совсем сник. Целых несколько дней думал, и все без толку. И тут я решил вызволить из карцера Андроса. Он парень башковитый, может дать дельный совет. Я всегда его слушался. Сам не знаю почему. Он сказал, что надо проникнуть в оружейный склад, тогда у нас появится шанс выжить. Но ничего из этого не получилось. Симмонса убили. Тогда Анди предложил захватить машинное отделение. Мы и клюнули.

– Что тебе от меня надо, Клингер?! – прервал я его откровения.

– Я не хотел! – Он хватил кулаком по кровати. – Так получилось! Все из-за моей дурости, черт возьми. Не отправляйте меня обратно в четвертую секцию. К Анди! Пожалуйста, командир! Я готов на любую работу! Прикажите мне чистить сортиры, получать половину положенного рациона. Позвольте искупить мою вину!

– Нет! – Я поспешил привязать его руку к кровати. Скорее бы с этим покончить.

– Пожалуйста!

– Нет, – повторил я и ушел.

Вернувшись к себе в каюту, я долго смотрел в зеркало на изуродованную щеку. Урод! Урод Сифорт. Я попытался представить себе нежную руку Аманды на моем плече. «Ничего, Ник, – сказала бы она. – Ты мне и такой дорог. Я люблю тебя».

Боже мой! Что толку мечтать? Ведь ее больше нет. Я бросился на кровать, зарылся лицом в подушку. Хотелось плакать, но слез долго не было.

За ужином я вел себя тихо, ни на кого не орал, опасаясь, как бы не заметили мои покрасневшие от слез глаза. Может, кто-нибудь и заметил, но сказать мне об этом не решился.

Ночь я проспал как убитый. Снова наступил день, такой же унылый, как и остальные. За ним еще и еще. Как-то Филип сообщил мне о растущем среди членов экипажа недовольстве.

– Я это слышал от Дакко, сэр, – сказал Филип, – Дакко-старшего.

– Чем они недовольны?

– Хотят побыстрее вернуться домой. Поговаривают о ремонте сверхсветового двигателя.

– Его нельзя отремонтировать!

– Знаю, сэр. Их мучает безысходность. Ведь неизвестно, сколько времени придется пробыть в полете.

Этого я и боялся. Первые признаки налицо. Сумею ли я поддерживать дисциплину на корабле в предстоящие годы, даже десятилетия?

Командир – представитель Правительства. И если в ближайшие годы не добраться до цивилизации, управляемой этим Правительством, что может произойти? Революция? Свободные выборы? Смогу ли я справиться с ситуацией?

– Они наверняка знают, что сверхсветовой двигатель починить нельзя. Чтобы отвлечь их от этих мыслей, я увеличу им нагрузку!

– Так точно, сэр, – озабоченно произнес Филип. Я взглянул на гардемарина, и меня захлестнула волна благодарности. Только на него я могу положиться в предстоящих потрясениях. Хоть он иногда и допускает ошибки, но предан своему долгу до конца.

– Мистер Таер…

– Слушаю, сэр.

– Спасибо вам. Без вас я бы… – Тут я спохватился. Зачем я это ему говорю? – Все в порядке. Продолжайте следить за настроениями экипажа.

– Есть, сэр.

– Можете идти.

Как только дверь за ним закрылась, я в сердцах стукнул кулаком по колену. Какой же я идиот! Требую от Филипа держать дистанцию, а сам что делаю! Нечего с ним откровенничать!

Следующие три дня я проводил учения, поднимал экипаж по тревоге и днем, и ночью. И чего добился? Всеобщей злости и раздражения. А забыли ли они о сверхсветовом двигателе – одному Богу известно.

Наконец я решился действовать напрямую. И однажды поздно вечером, когда почти все члены экипажа освободились от дежурств, вошел в первый кубрик.

– Смирно! – крикнул Ковакс при моем появлении. Полураздетые, все выстроились в нестройную шеренгу.

– Вольно, – скомандовал я, недовольно глядя на матросов, – Слышал, некоторые из вас поговаривают о ремонте сверхсветового двигателя. Кто будоражит людей, распространяя нелепые слухи?!

Все молчали.

– Кто?! – заорал я.

– Сэр, – робко заговорила Елена Бартель, – а почему бы нам и в самом деле не отремонтировать двигатель?

– Значит, это вы распространяете слухи? – грозно произнес я.

– Нет, сэр. Об этом говорят все. Вот если бы вы объяснили нам, в чем дело…

– Все знают, что космические чудища во время нападения повредили шахту сверхсветового двигателя. Сходите в машинное отделение, посмотрите. Там все видно сквозь прозрачную перегородку.

– Это нам известно, но речь совсем о другом, командир, – продолжила мисс Бартель. Кое-кто из матросов ехидно ухмыльнулся. – Ведь шахту можно починить.

– Надеюсь, вы знаете, что шахта служит для образования N-волн и ее форма имеет решающее значение. Даже в порту профессионалам-специалистам требуются месяцы, чтобы придать шахте нужную форму. Поверхность необходимо выверить с точностью до микрона, иначе энергия будет расходоваться впустую и полета не получится. Кто из вас сможет выполнить эту работу?

Я расхаживал перед шеренгой, ожидая ответа, но никто не решался заговорить.

– Если подать энергию на шахту неправильной формы, – продолжил я, – она может расплавиться. И если даже этого не случится, мы окажемся неизвестно где, не исключено, что за пределами галактики.

– Сайкес другого мнения, – подал голос кто-то из матросов.

Я резко повернулся к нему.

– А много ли Сайкес знает?! У него что, техническое образование?

– Раз говорил – значит, знает, – упорствовал матрос. – Он говорил, что можно вырезать подходящие стальные листы и приварить их…

– Сталь невозможно приварить к этому сплаву! – заорал я. – Вы разве не знаете?!

Мой крик не возымел действия. Это я понял по выражению их лиц. Они готовы выдать желаемое за действительное, только бы обрести надежду побыстрее вернуться домой.

– Я приглашу инженера, – пообещал я. – Может быть, ему вы поверите?

Утром я попросил Касавополуса поговорить с экипажем.

– Многих я убедил, – рассказывал Касавополус после посещения кубрика. – Но Уолтер Дакко, Елена Бартель, Друкер и Цы остались при своем мнении.

Итак, усилия мои оказались тщетными, сомнения у экипажа остались. Один бунт мне удалось подавить. Справлюсь ли со вторым? Поддержит ли меня Касавополус? Ведь одну из трех вахт на мостике несет он, а здесь хранится все оружие.

Ладно, будь что будет. Выбора нет. Я вынужден доверять Касавополусу. Не могу же я до конца полета запереться на мостике.

Как-то старшина полиции Уолтер Дакко и Филип привели на мостик Эдди Босса, Криса и Деке для суровой разборки. Эдди Босс подрался с Крисом, и Филип с трудом их разнял.

– Главный инженер доложил, что ты нарушил субординацию, – напустился я на Деке.

– Не понимаю, что это значит, – промямлил тот.

– Сэр! – крикнул Филип. – Командира следует называть сэром!

– Сэр, – пробормотал обескураженный Деке.

– Нарушение субординации означает неподчинение приказу или неуважительное отношение к командиру, – объяснил я.

– Ему не понравилась ваша кличка, – угрюмо произнес Деке.

– Вот как? Но кличка есть у каждого командира, так принято на всех кораблях, на которых мне доводилось летать. И обычно не слишком ласковая. Это личное дело матросов – называть командира между собой, как им хочется. Между собой, повторяю, но не в присутствии офицеров. В наказание отправляю тебя на десять дней в штрафной отряд. Мистер Таер, проследите за исполнением. – Я занес это в бортовой журнал. В штрафном отряде матросы выполняют самую грязную и тяжелую работу. Это Деке не повредит.

– Есть, сэр, – ответил Таер. – Теперь мистер Босс, сэр.

– Я буду разбираться сразу с обоими, с ним и мистером Дакко-младшим. Два шага вперед! Дрались?!

– Нет, сэр командир, – ответил Крис, с ненавистью глянув на Эдди. – Он нападал на меня, а я защищался. Старший Дакко стоял с отсутствующим видом.

– Я не нападал… – начал было Эдди.

– Молчать! – прикрикнул я на него. – Будешь говорить, когда разрешу! – Я снова уставился на Криса. – Рассказывай!

– Я стал обучать ссыль… членов экипажа, а они насмехались надо мной и не слушали. Тогда я повысил голос, а в этот момент вошел Эдди, схватил меня за руку и стал кричать, что я должен вначале научить его, как вы приказали. Но его не было в комнате! Он потом пришел. Я пытался высвободить руку, а тут появился гард, извините, я хотел сказать, мистер Таер.

– Что вы скажете, мистер Босс?

– Он орал на моих друзей, – завопил Эдди. – Не учил, а орал. Не то что вы, командир. Почему? Скажите ему, как вы учили Эдди читать. Вы не кричали. А этот вообразил себя самым умным.

– Ты хватал его за руку? – строго спросил я.

– Совсем чуточку. Но не бил.

– Так. – Я сделал запись в журнале. – Десять дней карцера обоим.

Филип рот разинул от удивления. Карцер за пустячную драку, которая осталась бы незамеченной, не окажись он поблизости?

– В одной камере, – добавил я. Провинившиеся побледнели. – Старшина полиции, отведите их в карцер, – повернулся я к Дакко-старшему.

– Есть, сэр.

Когда они уходили, я услышал, как Эдди сказал:

– Говорил, помогать надо. Как помогать? Мыть полы и сидеть в клетке?

Этот инцидент не прибавил мне авторитета. Беспризорники, даже Анни, делали вид, будто не замечают меня при встречах в коридоре или столовой. Некоторые открыто проявляли ко мне враждебность. Беспризорники из числа экипажа вели себя осторожнее, но я ощущал их недовольство.

Только Эммет Бранстэд по-прежнему был со мной приветлив и радовался моим визитам.

Матрос Цы к моим визитам относился настороженно, хотя я ни разу не сделал ему замечания.

Однажды ночью, когда на корабле было непривычно тихо, я встал с постели, оделся и пошел на мостик. Вахту нес Касавополус. Увидев меня, он очень удивился.

– Вольно, – скомандовал я, хотя он даже не потрудился встать с кресла. Я включил тревогу и объявил по всему кораблю: – Внимание! Всем занять боевые посты! Тревога не учебная.

Завыли сирены, замигали лампочки.

– Господи! – вскочил инженер. – Что случилось?! Где?!

– Сядьте, Касавополус! Продолжайте нести вахту. Керрен, запиши время ответа со всех боевых постов.

– Это боевая тревога? – требовал ответа Касавополус. – Или учения?!

– Хочу сравнить, как они реагируют на учебную и настоящую тревогу, – объяснил я.

Все члены экипажа бежали на боевые посты, герметично закрывая за собой двери. Филип Таер примчался на мостик, даже не успев застегнуть пуговицы, следом влетел Грегор Аттани.

Один за другим боевые посты доложили о готовности. Первый рапорт пришел с поста связи. Последним взволнованно доложил Деке из машинного отделения.

– Шефа нет, – проорал он. – Только я и Олли.

– Оставляю вас здесь за главного, инженер, – сказал я и помчался на пост связи.

– Это командир, откройте! – Дверь в помещение открылась. Я прошелся вдоль рядов мониторов с панелями управления. Уолтер Дакко, Елена Бартель и Жанна сидели за мониторами, внимательно глядя на экраны и держа руки на клавишах, готовые немедленно открыть огонь.

Мисс Бартель была одета кое-как, все нараспашку, но никто не обращал на это внимания.

– Хорошо, – похвалил я их и направился в машинное отделение.

На мостик я вернулся через час. Филип при моем появлении сразу проснулся.

– Идите спать, – сказал я Филипу и Грегору, записал результаты учебной тревоги в журнал, дал отбой и вернулся в свою каюту. В ту ночь я долго ворочался без сна.

Утром, совершенно разбитый, я пил на мостике кофе, когда Филип привел Грегора для занятий по навигации. Филип был раздражительным, кадет держался напряженно, что, впрочем, стало для него обычным с тех пор, как я послал его на порку к Касавополусу. Я решил снять напряжение.

– Как идут занятия с беспризорниками, мистер Аттани?

– Так, как они могут идти с беспризорниками, сэр, – холодно изрек он, с подчеркнутой вежливостью произнеся слово «сэр».

– Что вы имеете в виду?

На аристократическом лице мальчишки появилось отвращение.

– Недоразвитые и есть недоразвитые. И соображают соответственно. Но я буду обучать их до тех пор, пока вы не соизволите поручить мне более осмысленную работу, сэр, – ответил Грегор. Это была неслыханная дерзость.

Но я не отреагировал, лишь удивленно приподнял брови.

– У вас проблемы, кадет?

– Теперь уже нет, сэр. По-видимому, инженер Касавополус был не так усерден, как вам бы хотелось.

– А по-моему, он все делал хорошо, – спокойно произнес я.

Все ясно. Грегор обижен за несправедливую порку. Но на наказание в армии не принято обижаться. Однако я решил его не наказывать, если он немедленно прекратит говорить мне колкости.

– Вам виднее, сэр, – произнес Грегор с той же надменностью.

– Отставить, кадет! – заорал Филип. Грегор был под его опекой.

Сопляк! Строит из себя аристократа. Уставившись на пустой экран, я медленно закипал от ярости. Остается лишь уповать на то, что нас спасут. Иначе придется просидеть на этом Богом забытом корабле не один десяток лет – с плохо обученным экипажем из неграмотных беспризорников и зарвавшихся дерзких мальчишек, с презирающим меня инженером Касавополусом, с Клингером и другими мятежниками. Подогревая себя, я дозрел и хлопнул ладонью по столу:

– Мистер Аттани! В машинное отделение к главному инженеру! Доложите ему, что он должен выпороть вас за дерзость!

Грегор смерил меня презрительным взглядом и тихо, но очень отчетливо произнес:

– Ублюдок.

– Мистер Таер! – взвился я. не сразу придумав, что приказать. – Доставьте кадета в инженерное отделение! Проследите, чтобы урок хороших манер он запомнил до конца полета. Сделайте это сами, если мистер Касавополус вздумает проявить снисходительность.

– Есть, сэр, – ответил Филип и повернулся к Грегору. – Иди!

– Придурок! – крикнул Грегор уже с порога, когда Филип выталкивал его за дверь.

Потом я долго не мог успокоиться. Принялся было просматривать результаты экзаменов по лазерной стрельбе, но цифры прыгали перед глазами. Я снова стукнул по столу.

– Проблемы, сэр? – поинтересовался Керрен.

– Молчать! – Я вскочил с кресла и начал метаться по мостику. Мысли путались. Ну и наглец! Пусть забудет о своем аристократизме. Я выбью из него дурь. Филип на моей стороне, вышвырнул Грегора за дверь. Молокосос! Сопляк! Пусть пеняет на себя! Так я бегал по мостику, пока адреналин в крови не уменьшился. Немного успокоившись, я наконец сел в кресло и принялся изучать результаты учебной тревоги. Выяснилось, что экипаж занял боевые посты не намного быстрее обычного. Я стал делать заметки о дальнейших тренировках экипажа.

Пришел Филип и, встав по стойке «смирно», доложил:

– Кадет наказан, сэр. – Тон у него был далеко не веселый.

– Он должен был сам доложить о наказании, – строго заметил я.

– Так точно, сэр. – Филип побледнел. – Но я подумал, что ему лучше отлежаться.

– Так здорово всыпали?

– Как он того и заслуживал, сэр. Я проследил.

– Молодец.

– Я сам виноват. Надо было сразу его одернуть.

– Ничего, все в порядке. – Я вспомнил те времена, когда сам был старшим гардемарином. Попробовал бы мне кто-нибудь пожаловаться на командира, я быстро вправил бы ему мозги. Ведь командир довольно часто наказывал гардемаринов. – Можете идти, мистер Таер.

Как только он покинул мостик, я продолжил просматривать результаты учений. Хуже всего обстояли дела в машинном отделении. Время от начала тревоги до рапорта из машинного отделения следовало сократить до двух минут.

Лишь через два дня после случившегося я встретился с Грегором Аттани. Вызвал на мостик Филипа, а он захватил с собой своего подопечного. Форма Грегора была безукоризненно отутюжена, волосы аккуратно причесаны, но на лице запечатлелась обида. Ходил он с трудом. Мне стало его жаль, но я тут же вспомнил, как он обозвал меня ублюдком.

– У вас все еще проблемы, мистер Аттани? – холодно спросил я.

– Я думал, что нет, но ошибался, – ответил он с легким вызовом.

– Передайте главному инженеру привет, Грегор. И будьте любезны, доложите ему, чтобы он выпорол вас за дерзость.

– Опять?! – вырвалось у Грегора.

– Опять. Между прочим, на приказ надо отвечать «есть, сэр».

– Можно, я сам выпорю его в гардемаринской? – выпалил Филип.

– И вы, мистер Таер, передайте главному инженеру привет. Пусть заодно и вас выпорет. Воцарилась гнетущая тишина.

– Есть, сэр, – произнес наконец Филип. – Пошли, кадет.

– Но… – заупрямился Грегор.

– Пошли! – И Филип потащил Грегора за руку. Через полчаса они вернулись и доложили:

– Главный инженер передает вам привет, сэр, и просит занести наказание гардемарина Таера в бортовой журнал, – отрапортовал Филип, уставившись в пол.

– Хорошо. – Я сделал в журнале соответствующую запись.

Вперед выступил Грегор. Глаза его покраснели от слез, но держался он спокойно. От надменности и дерзости не осталось и следа.

– Главный инженер передает вам привет, сэр, и просит занести наказание кадета Аттани в бортовой журнал, – тихо произнес он.

Мне было противно задавать Грегору пресловутый вопрос, но я должен был это сделать в воспитательных целях и, пересилив себя, спросил:

– У вас все еще есть трудности, мистер Аттани? Юный аристократ сник.

– Нет, сэр, – прошептал он. – Трудностей нет. Я больше не буду грубить вам.

– Хорошо, – довольно промолвил я, внес запись в журнал и поднялся. – Вы останетесь здесь, пока я буду инспектировать машинное отделение. Мистер Таер, проследите, чтобы кадет ничего не трогал.

– Есть, сэр.

Оба так и остались стоять по стойке «смирно».

По пути в машинное отделение я понял, что превратился в чудовище, нагоняющее страх на весь экипаж. Крис Дакко и Эдди Босс в карцере, Клингера собираюсь снова отправить в четвертую секцию, к мятежникам, а двух офицеров только что послал на порку. Что будет дальше? Отрежу Касавополусу руку?

* * *

Узнав, как я жестоко обошелся с Филипом и Грегором, все им сочувствовали. И утром при встрече избегали смотреть на меня. За ужином соседи со мной почти не разговаривали. Как бы не оказаться на следующий день в одиночестве за столом. Кому охота сидеть рядом с маньяком?

Мои опасения оправдались. Конечно, я мог приказать пассажирам остаться на своих местах. Но по традиции сидеть с командиром – это почет, а не наказание.

Итак, я в гордом одиночестве занял место за своим столом, дождался, пока все собрались, и стал читать вечернюю молитву. Все в зале поднялись, но не из уважения ко мне, а просто не желая нарушать хорошую традицию. После молитвы по столовой пронеслось «аминь», и все сели. Я подозвал стюарда. Как всегда, мой стол обслуживали первым.

Никакого разнообразия в жизни на корабле не предвиделось. Все время было занято нудной, неинтересной работой. Но вопреки всему я упорно тренировал экипаж, жесткой рукой повышая его боеготовность. В любое время суток с любыми интервалами между учениями врубал тревогу, гнал всех на боевые посты и сурово взыскивал с измученных людей за недочеты.

Филипу и Касавополусу приказал не скупиться на наряды за малейшие промашки.

Когда я проходил по коридорам, от меня шарахались, как от прокаженного, и провожали злобными взглядами. Филип и Грегор, бывая на мостике, с трудом скрывали свою обиду. Я был с ними сух и холоден, держался строго официально, без какого бы то ни было намека на теплоту. Именно так следовало себя вести с самого начала. Других отношений с подчиненными командир не может себе позволить.

В оружейном складе починили дверь и замок, и я приказал Филипу и Грегору перенести туда с мостика оружие. На «Дерзком» постепенно устанавливался порядок.

В карцер, где все еще сидели Крис и Эдди, я передал компьютер и приказал Крису продолжать обучение Эдди.

На третий день после порки Филипа и Грегора я крепко задумался: не подталкиваю ли своей жестокостью экипаж к восстанию? Столько врагов нажил себе и ощущал их враждебность на каждом шагу. Когда во время ужина я вошел в столовую, все разговоры сразу прекратились. В гнетущей тишине прошествовал я к пустовавшему командирскому столику и только налил себе воды, как со своего места поднялась миссис Ривс, дама весьма почтенного возраста, и, опираясь на трость, заковыляла ко мне.

– Можно сесть рядом с вами, командир? – спросила она, пристально глядя на меня из-под морщинистых век выцветшими голубыми глазами.

– А вы не боитесь их осуждения? – Я махнул рукой в зал.

– Скучно ужинать одному.

Я пододвинул ей стул. Следом за ней подошел мистер Ривс и попросил разрешения присоединиться.

– Я рад, мистер Ривс, садитесь, пожалуйста.

До конца ужина старик больше не произнес ни слова, в то время как его жена перекинулась со мной несколькими фразами.

Когда Крис и Эдди отсидели свой срок, я вызвал Криса на мостик и, когда он явился, не спешил скомандовать ему «вольно».

– Вы доставили мне много хлопот, матрос, – холодно бросил я.

– Так точно, сэр, – ответил Крис без всякого намека на дерзость.

– Сколько дней вы провели в карцере?

– Десять.

– В следующий раз просидите все сто. Обещаю.

– Так точно, сэр.

– В третий раз посажу вас на тысячу дней. И выйдете вы оттуда, когда вам исполнится двадцать один год. Понятно?

– Так точно, сэр!

– Забудьте о дерзости, Дакко.

– Есть, сэр!

– Что с обучением мистера Босса?

– Он начинает понимать, что такое график, сэр. Он… – Крис замялся, умолк.

– Продолжайте.

– Он не так уж туп, если его не злить. Я хочу сказать, что у него есть желание учиться.

– Хорошо. Идите.

Отлично! Похоже, Эдди и Грегора помирить удалось.

Поздним вечером у двери своей каюты я обнаружил лужу. Интересно, кто мыл сегодня полы? Деке? Разгильдяй! Вдруг в нос ударил запах мочи. Ее следы остались и на двери.

Войдя в каюту, я сбросил китель на кресло, положил фуражку на стол. Ладно, бывает и хуже. Чего только не вытворяли в Академии курсанты. Но лужа была не просто оскорблением, а скорее грозным предупреждением: не прекращу муштру – еще не то будет.

Я задумался. Полет только начался. И если дать послабление сейчас, потом дисциплину не восстановишь. Поэтому я изматывал и себя, и экипаж бесконечными учениями, строго наказывал за малейшую провинность. Только так можно выжить в тяжелых условиях, а анархия не сулит ничего, кроме гибели.

Я хотел было вытереть лужу, но раздумал и решил не обращать на нее внимания.

В душевой глянул в зеркало. Видок – хуже некуда. Будто на мне пахали. А впереди – долгие годы. Выдержу ли я?

Я решил не сдаваться и по-прежнему был беспощаден. Не только к экипажу, но и к себе. Пошел в ход последний стальной лист на изготовление ящиков для выращивания овощей. Дважды в день я проводил учения по лазерной стрельбе. Филип и Грегор, измотанные не меньше меня, тем не менее справлялись со своими задачами. Через несколько дней я стал менять интервалы между учениями, то увеличивая их, то уменьшая. Экипаж постоянно был в боевой готовности.

Однажды Филип нечаянно пролил на мой стол кофе. В ярости я влепил ему пять нарядов. Грегор не посмел вступиться за Филипа, только осуждающе на меня посмотрел. Этого было достаточно, чтобы отправить его на порку. Когда, оскорбленный, он вернулся на мостик, я заставил его несколько часов кряду решать задачи по стыковочному маневрированию.

Все продолжали меня избегать. В один из дней я заметил на двери моей каюты непристойный рисунок и приказал Грегору его стереть. Следующие два дня выдались подозрительно спокойными. Что это? Затишье перед бурей?

На третий день в мою каюту постучался Уолтер Дак-ко. Я так истосковался по нормальной человеческой речи, что не стал его прогонять, надеясь на доброжелательность с его стороны.

– Хочу передать вам петицию, – огорошил меня Дакко.

– С требованием моей отставки? – устало спросил я.

– Нет, сэр. Конечно, нет. – Что «конечно»? Что никто не решился бы подписаться под такой петицией? Или что, Дакко не осмелился бы вручить ее мне?

– Вы подписались под ней?

– Нет, сэр.

– Тогда зачем принесли?

Он долго думал, прежде чем ответить.

– Видите ли, – заговорил он наконец, – почти все на корабле обеспокоены, и я не мог не помочь людям. Если вы не примете петицию, я не ручаюсь за последствия.

Я внимательно прочел бумагу и подписи под ней. Текст был составлен в очень осторожных и сдержанных выражениях, каждое слово тщательно взвешено.

– Они просят починить сверхсветовой двигатель. Но вы-то знаете, что это невозможно.

– Допускаю, что так оно и есть.

– Тогда чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы попытались починить двигатель.

– Послушайте, если вы в здравом уме и твердой памяти, объясните мне, пожалуйста, зачем чинить то, что починить невозможно?

Его губы тронула едва заметная улыбка.

– Вы, должно быть, слышали…

– Входите, садитесь, – пригласил я его.

– Есть, сэр.

Я тут же понял, что допустил непоправимую ошибку. Неделями я старался установить между собой и экипажем дистанцию, а теперь взял да и пригласил подчиненного к себе в каюту. Что делать? Не отменять же приглашение. Так я уроню свое достоинство.

– Слушаю вас, мистер Дакко, – сказал я, когда мой неожиданный гость сел к столу.

– Я верю вам, сэр. Наверняка двигатель починить невозможно. Но значительная часть экипажа придерживается иного мнения. Они не могут смириться.

– С чем?

– С тем, что их мнение игнорируют; а главное, что двигатель нельзя починить. Допустим, кто-то их в этом убедит. Но они просто не выдержат такого удара. Сойдут с ума или потребуют, чтобы вы соорудили новый двигатель или изобрели какой-нибудь способ быстро доставить их в Лунаполис. Логика над такими людьми не властна.

– И что дальше?

– Извините, но скажу вам прямо. Есть два пути. Следовать логике или действовать вопреки ей. Вы вправе выбрать любой. Но предпочтительнее второй путь. По крайней мере, он даст людям надежду.

– Что конкретно я должен сделать? Выражайтесь яснее, мистер Дакко.

– Яснее не могу. Потому что читал уставы и знаю что можно говорить, а что нельзя. Я вовсе не хочу, чтобы меня казнили.

Я едва не взорвался. Видимо, Уолтер Дакко почувствовал это и понял, как велик риск. В уставах не было четких указаний насчет петиций. На некоторых кораблях командиры вообще отказывались их читать. Так что Дакко вел себя вполне благоразумно. Одно дело – передать командиру петицию и совсем другое – изложить требования, не указанные в петиции.

– Мистер Дакко, приказываю вам говорить без обиняков, ничего не утаивая.

После моего приказа ему больше нечего было опасаться, я снял с него всякую ответственность, и он знал это, потому что читал уставы. Казнить можно было только за нарушение приказа.

– Так вот, разрешите им начать ремонт двигателя. Пусть даже у них ничего не получится, зато они будут заняты делом, вместо того чтобы тратить энергию на раздражение и ругательства в ваш адрес. У них появится благородная цель.

– Ложная цель, – возразил я.

– Это неважно. Им нужна цель. Дайте ее им.

– А что будет, когда они убедятся в бессмысленности своей затеи?

– Некоторые смирятся, более настойчивые продолжат работу несмотря ни на что. Разрешите им. Пусть они мучают двигатель, а не вас.

Я развернул петицию, снова пробежал ее глазами. Подписались почти все члены экипажа.

– От мисс Бартель я этого не ожидал.

– Знаю, сэр. Полагаю, она все понимает, но по каким-то своим соображениям не пошла против остальных.

– А почему Крис не поставил свою подпись?

– Вы приказываете мне ответить?

– Да.

– Он хотел подписать, но я пригрозил, что в этом случае выбью из него последние мозги.

– А вы изменились за последнее время, мистер Дакко.

– Да, сэр. Полгода назад мне бы и в голову не пришло угрожать собственному сыну. Тогда я был… еще нормальным человеком.

– Значит, вы все же присматриваете за ним? – улыбнулся я. – А раньше, помнится, говорили, что даете ему полную свободу действий, чтобы он стал самостоятельным.

– Дело в том, что я опасался вашей реакции, сэр. Я и сейчас не уверен, что вы простили бы ему такое. А я не хочу, чтобы моего сына казнили, хоть он и неблагоразумный.

– Никто не хочет умирать. – Я вздохнул. Похоже, роль тирана была сыграна мною блестяще. Меня панически боятся. – Передайте всем, что я принял петицию и хочу над ней поразмыслить. Надо еще раз поговорить с Касавополусом. Ведь даже если энтузиасты заделают в шахте двигателя дыру, я все равно не разрешу производить испытания ваизбежание катастрофы.

– Понимаю, сэр. Об этом вашем замечании я умолчу.

После ухода Уолтера Дакко я не мог думать ни о чем другом, кроме петиции. Матросам повезло с Уолтером Дакко, осторожным и в высшей степени благоразумным. Не исключено, что он сам вызвался передать мне это послание, чтобы оградить своих товарищей от моих преследований и жестокости.

На следующий день я вызвал Касавополуса и завел с ним разговор о ремонте.

– Нет, – покачал он головой, – на борту это просто невозможно.

– Но почему бы не попробовать? – возразил я. – Вреда не будет никакого. Затягивайте ремонтные работы, насколько это возможно, пусть люди живут надеждой. А там – будь что будет. Рано или поздно они поймут, что напрасно тратят силы. Ну и поделом. С какой стати я должен забивать себе голову чужими проблемами?

– Для вас они, конечно, чужие, – не без ехидства заметил Касавополус.

Так бы и врезал ему по физиономии. Выбил бы из него это проклятое высокомерие.

– Слушайте внимательно! – произнес я с металлом в голосе.

– Очередная угроза? – так же ехидно спросил он.

– Нет! Совсем другое! Если хотите, могу извиниться прямо сейчас. За то, что, прикинувшись маньяком, грозил отрезать вам руку. Признаю свою вину, очень сожалею и прошу меня простить!

Он долго смотрел на меня в упор, потом наконец сказал:

– Мне кажется, это не все. Что еще?

– Да, не все, оставьте свое высокомерие и ведите со мной разговор, как положено по армейскому уставу. Вам ясно? Иначе я отправлю вас к мятежникам в четвертую секцию до конца полета. Клянусь перед Господом Богом! Даю вам время на размышления до завтрашнего дня. Теперь все.

Он продолжал на меня смотреть, и я выдержал его взгляд.

После его ухода я никак не мог успокоиться и проклинал себя за очередной срыв. Веди если Касавополус не подчинится, придется выполнить обещание и отправить его к мятежникам. Но что тогда будет с кораблем? Касавополус нам нужен позарез. Не могу же я доверить машинное отделение беспризорнику Деке!

Надо было видеть, с каким энтузиазмом все взялись за ремонт двигателя. Я пришел в изумление. Все свободное время люди отдавали этой работе. Первым делом надо было выйти в магнитных ботинках и скафандре в открытый космос и по металлическому корпусу корабля добраться до пробоины, чтобы провести замеры. Появилась возможность обучить Грегора обращению со скафандром и работе в открытом космосе. За Грегором, как обычно, присматривал Филип.

От внешнего люка воздушного шлюза на втором уровне до пробоины было неблизко – дыра располагалась у самой кормы. Грегор осторожно шагал по обшивке корпуса, а Филип для страховки шел рядом с ручным реактивным двигателем, чтобы вернуть Грегора, если тот по ошибке оторвется от корпуса и начнет удаляться от корабля. Прогулка была нелегкой даже для опытного специалиста, не говоря о новичке.

Вернулись они усталые, но полные надежд. Радость Грегора не могла до конца омрачить даже встреча со мной возле шлюза.

– Что скажете, мистер Таер, об успехах кадета? Достоин он звания космонавта? – Я нарочно не спросил об этом у самого Грегора, по традиции командир редко снисходит до разговора с кадетами, держа определенную дистанцию.

– Будет достоин, сэр, если еще немного потренируется, – ответил Филип.

– Тогда прикажите ему во время тренировок таскать ранец с инструментами. Это развивает мускулы на ногах.

Филип и Грегор едва заметно улыбнулись. Я ответил им тем же. Помнится, в бытность свою гардемарином я радовался любой возможности выйти в открытый космос. Мои товарищи – тоже.

– И проследите, чтобы за каждый час, проведенный в космосе, он два часа решал задачки по навигации, – добавил я.

Как ни странно, даже мой сволочной приказ не убавил энтузиазма мальчишек. А я почувствовал себя дряхлым, как миссис Ривс, и пошел прочь, оставив Филипа и Грегора радоваться.

Придя на мостик, я вызвал Уолтера Дакко и вручил ему лазерный пистолет. Вместе с ним мы отправились в лазарет за Клингером, чтобы после выздоровления снова отвести его в четвертую секцию. Увидев вооруженного Дакко, Клингер сразу все понял, однако сделал еще одну попытку уговорить меня оставить его на свободе, чтобы он мог честным трудом искупить свою вину.

– Нет. Слушать ничего не желаю, – твердо заявил я. – Мистер Дакко, отведите его вниз.

– Пожалуйста, сэр! Не отправляйте меня туда! – умолял Клингер. – Мы же с Анди теперь… Между нами кровь. Он дважды стукнул меня по голове, хотел убить. И теперь одному из нас не жить.

– Это ваши проблемы.

Бедняга Клингер взвыл от собственного бессилия. Он был еще слишком слаб, чтобы сопротивляться, и позволил Дакко взять себя за руку. Втроем мы спустились на третий уровень к коридорной двери, ведущей в четвертую секцию. Внутри управляющая замком панель была удалена, и открыть дверь можно было только снаружи.

– Держите оружие наготове, мистер Дакко, – приказал я и набрал на кодовом замке одному мне известный шифр.

– Разрешите мне хотя бы иногда разговаривать с Еленой, сэр, – взмолился Клингер.

– С какой Еленой?

– С мисс Бартель, сэр. Мы с ней часто беседовали, пока я лежал в лазарете. Она заставила меня о многом задуматься. Если вы запретите мне даже это… Разрешите, пожалуйста!

– Входи! – рявкнул я.

Клингер быстро скрылся за дверью, и я тут же ее запер.

Через несколько дней я заметил, что многие члены экипажа без должного усердия относятся к своим прямым обязанностям. Нагрузка на каждого была предельно высока, и люди предпочитали отдавать все силы ремонту двигателя.

Больше остальных манкировал своими обязанностями отряд отделения регенерации. Пришлось в наказание запретить им целую неделю заниматься двигателем. Не помогло – остальные отряды тоже халатно относились к своей основной работе. В открытый космос выходили не только Филип с Грегором, но и другие новички. Это было опасно. Кто-нибудь мог погибнуть. А на корабле так мало людей! Однажды Грегор оступился, оторвался от корпуса и по инерции начал медленно отплывать от корабля. Конечно, Филип вернул его, правда не сразу-дал Грегору пару минут беспомощно побарахтаться, чтобы тот запомнил свой промах надолго. На первый раз я не стал наказывать кадета, а только скрипнул зубами. Когда-то во время тренировки такое произошло и со мной.

Спустя два дня они снова вышли в открытый космос. Я слушал их переговоры по рации. Грегор снова оторвался от корпуса.

– Ой! Черт возьми! – закричал он.

– Какие трудности, кадет? – язвительно спросил Филип.

– Не могли бы вы вернуть меня на поверхность корпуса, мистер Таер? Пожалуйста.

– Надо подумать. Кажется, в гардемаринской необходима генеральная уборка. Не мешало бы вымыть стены.

Такого рода воспитательные приемчики, обычные в гардемаринской среде, были крайне опасны – отлетевшего слишком далеко от корпуса вернуть нелегко. И в этом случае могут погибнуть оба – и потерявший контакт с корпусом, и тот, кто пытается его спасти.

– Не медлите, мистер Таер, верните его, – приказал я.

– Есть, сэр, – ответил он. – Грегор, дай руку. Так. Становись обеими ногами. Теперь иди. Да не шаркай ты, поднимай ноги. Так, правильно. Теперь иди сам, я не держу тебя.

Вскоре Грегор снова закричал:

– Ох! Опять! Простите, мистер Таер!

– Хватай его! – заорал я в микрофон. – Держи, пока он не войдет в шлюз!

Едва они вошли в корабль, я выбежал с мостика, оставив его без присмотра, и помчался в помещение, где они снимали скафандры. При моем появлении оба приняли стойку «смирно».

– Мистер Аттани, – громыхнул я, – передайте привет главному инженеру и попытайтесь больше не быть таким болваном!

– Есть, сэр, – пробормотал Грегор.

– Он не нарочно, сэр, – вступился за подопечного Филип. – Знай я…

– Кадет, вон отсюда! – рявкнул я. Как только Грегор выбежал, я напустился на Филипа: – Вам девятнадцать, мистер Таер! Вы прослужили в армии шесть лет и должны знать, как опасно шутить в открытом космосе, тем более вам должно быть известно, что пререкаться с командиром запрещено! Вы разве не знаете, что гардемарин не может отменить приказ командира?!

– Так точно, сэр. Я не пытался отменить приказ…

– Вы пререкались со мной! Девятнадцатилетних гардемаринов не принято сечь, поскольку они хорошо усвоили, что можно, а чего нельзя.

– Так точно, сэр, – побледнел Филип.

– Доложите главному инженеру, что я приказал вас высечь! Однажды вы уже осмелились перечить командиру. Надеюсь, сегодняшний случай станет последним.

– Есть, сэр! – Филип направился к выходу.

– Пока вы будете вести себя как кадет, придется с вами обращаться соответствующим образом, – крикнул я ему вслед. Это было все равно что выстрелить в невооруженного человека, не способного ответить тем же. Но ярость взяла верх над совестью.

Вскоре Филип и Грегор явились для доклада. На Филипа страшно было смотреть. Впервые за все годы службы я видел его совершенно убитым, но не стал ни о чем спрашивать, боялся. Если я сломал его, последствия для корабля будут самыми плачевными.

Насчет Грегора я не питал иллюзий – он люто меня ненавидел. Хотя и доложил об исполнении наказания по полной форме, безукоризненно отдал честь, передал как положено просьбу Касавополуса занести наказание в бортовой журнал. Но я чувствовал, если надавить на него еще хоть самую малость, он не выдержит, бросится на меня и, возможно, убьет. Поэтому именно сейчас надо разобраться с ним как следует.

– Филип, идите в свою каюту, – приказал я, даже не выслушав его доклада.

– Есть, сэр. – Он отдал честь, повернулся кругом и вышел.

Я решил до конца выбить из Грегора дурь.

– Мистер Аттани, хотите мне что-то сказать? – спросил я.

– Нет, сэр, – ответил Грегор, уставившись в пол.

– Мне не нравятся ваши манеры. Потрудитесь их изменить.

– Чего вы от меня хотите, сэр?

Я дал ему пощечину. Лицо его дышало злобой.

– Известны ли вам права кадета, мистер Аттани?

– Думаю, известны.

Я влепил ему еще одну пощечину, сильнее. Кулаки его сжались, но, слава Богу, он на меня не бросился. Случись такое – я вынужден был бы его казнить.

– Кадет находится под опекой командира в полной его власти. Кадет не имеет никаких личных прав. Для командира кадет все равно что сын. Сколько еще пощечин вы хотите получить, мистер Аттани?

– Пожалуйста, сэр! – взмолился он.

– Отвечайте!

– Нисколько! Я не хочу, чтобы вы меня били, сэр! – Его глаза наполнились слезами. Я ударил его еще раз.

– Посмотрите на свои пальцы, мистер Аттани! Он с удивлением посмотрел на свои руки и медленно разжал кулаки.

– Пожалуйста, – прошептал он, – разрешите мне вернуться в кубрик. Я хочу быть матросом.

– Нет. Вы кадет. Ступайте в гардемаринскую каюту!

– Я не ребенок, я не вытерплю такого обращения, – быстро заговорил он, перевел дух и продолжил: – Я не привык к порке. Боже мой, как же это больно! Филип держал меня за руки, когда я лежал на скамье! За что мне такое наказание? Ради бога, отпустите меня в кубрик!

– Нет. Вы будущий офицер. Я сделаю из вас офицера! Хотите еще пощечину?

– Нет, сэр, – еле слышно ответил он. Похоже, мне удалось с ним справиться. Оставалось еще чуть-чуть поднажать.

– Хотите передать привет главному инженеру?

– Ради бога, сэр, не надо! – взмолился Грегор.

– Ведите себя как положено, и все будет в порядке. А теперь идите в каюту.

Он разрыдался, но продолжал стоять по стойке «смирно», боясь даже вытереть слезы.

Я рухнул в кресло и отвернулся, чтобы не видеть его.

– Идите в свою каюту, Грегор, – повторил я.

– Есть, сэр.

Я сидел, не оборачиваясь, и не видел, отдал он мне честь или нет. И после его ухода вздохнул с облегчением – наконец-то мне удалось сломать Грегора. Теперь он будет как шелковый. Я отрезал ему все пути к отступлению. Теперь он будет подчиняться мне беспрекословно, забыв злобу и ненависть.

Той ночью я с трудом уснул, но спал плохо и утром полусонный потащился в душ, до отказа открыл горячий кран, но тут же с криком выскочил и стал изо всех сил растираться полотенцем – вода оказалась ледяной. Я не стал закрывать кран, надеясь, что вода потеплеет, но она становилась все холоднее и холоднее. Ругаясь, как матрос, я натянул штаны, набросил на голые плечи китель и, как был босиком, помчался на третий уровень в машинное отделение.

На лестнице столкнулся с Крисом Дакко, отшвырнул его и, кипя от злости, побежал дальше. Через секунду-другую я уже был на третьем уровне.

– Атас, командир идет! – закричал кто-то из беспризорников. И все они вытянулись по стойке «смирно».

Даже не взглянув на них, я забарабанил кулаками в машинное отделение; случайно вспомнил про панель управления замком, нажал кнопки, с силой распахнул дверь и влетел внутрь.

– Что тут у вас за чертовщина? – взревел я. Деке испуганно вытаращился на меня, едва не выронив кусок трубы, который был у него в руках.

– Держи ровнее, щенок! – прикрикнул на него Касавополус.

В углу вздрогнул Джокко. Воздух был влажным от пара.

– Что случилось? – спросил я.

– Эти ссыльные бестолочи не уследили за давлением, – проворчал Касавополус, показывая на отрезанную трубу. – Вышел из строя клапан, сэр, – добавил он, взглянув на меня.

– У меня в душе вода…

– Холодная, знаю. Опоздай я на несколько минут, вода в трубах вообще бы замерзла.

– А эти что здесь делают? – показал я на беспризорников.

– Помогают Эдди искать подходящую стальную плиту, сэр, – кивнул он в сторону склада.

Несмотря на ярость, я не мог не заметить вдруг появившуюся у него вежливость.

– Плиту? Для сверхсветового двигателя? – набросился я на Деке. – А как же вахта?!

Деке открыл было рот, но тут же смекнул, что лучше промолчать, не выводить меня из терпения, и весь съежился, словно ждал удара. Что ж, с удовольствием бы ему вмазал. Бросил взгляд на скамью в углу. Эх, всыпать бы этим нерадивым! Но матросов пороть запрещалось, только сажать в карцер и давать наряды вне очереди. В уставах все предусмотрено: ведь порка могла вызвать на корабле восстание, если командир корабля оказывался тираном. Из низших чинов разрешалась порка только несовершеннолетних, что я изредка и делал.

– Сколько тебе лет, матрос? – спросил я у Деке.

– Не знаю, сэр, – пожал он плечами. – Говорят, шестнадцать или семнадцать.

– Так. Джокко тоже не достиг совершеннолетия, ему восемнадцать. Значит, вас можно выпороть. – Я показал инженеру на скамью. – Касавополус, вам помочь или сами справитесь?

– Вы хотите, чтобы я выпорол их, как гардемаринов? С большим удовольствием. Но вначале пусть помогут мне починить водопроводную систему.

– Я буду в своей каюте. Сообщите мне, когда появится горячая вода. А потом выпорите их! – И я с достоинством зашагал по коридору, если только это возможно, когда идешь босиком.

Вскоре появилась горячая вода, я сполоснулся, занялся повседневными делами и забыл о происшествии. На следующий день я встретил в коридоре Уолтера Дакко.

– Надо поговорить, – настойчиво произнес он. – Сугубо конфиденциально.

Я знал, что человек он ответственный и не станет беспокоить меня по пустякам. Видимо, произошло что-то серьезное.

– Приходите через полчаса на мостик. Проследите, чтобы вас никто не заметил. – Быть информатором небезопасно. Я ждал Уолтера с нетерпением и сразу закрыл за ним дверь.

– Не подумайте, сэр, – начал он, – что я собираюсь вам указывать, как обращаться с экипажем.

– Знаю. Не надо предисловий. Выкладывайте все, что считаете нужным. Я приказываю. Напомните мне об этом, если начну угрожать.

– Есть, сэр. Полагаю, вам надо носить с собой оружие. По крайней мере, пока все не уладится.

– Неужели дело дошло до этого? – ужаснулся я.

– Вероятно. Беспризорники и их сторонники пришли в ярость, узнав, что Касавополус выпорол двух их товарищей. Ведь матросов нельзя оскорблять действием.

– Можно! – взорвался я. – Они несовершеннолетние! Как вы посмели сказать, что это оскорбление действием?!

– Так считают многие члены экипажа, а вовсе не я.

– А вы что скажете, мистер Дакко? Он пожал плечами.

– Полагаю, порка – наказание более действенное, чем мытье только что вымытого пола. И вполне заслуженное. Иногда так хочется выпороть Криса – руки чешутся.

– Он не выдержит порки.

– Знаю, сэр. Короче говоря, экипаж в бешенстве. Замышляют что-то недоброе.

– Мятеж?

– Трудно сказать. Всякое может случиться, если…

– Кто? – перебил я.

– Я так и знал, что вы об этом спросите.

– Кто?! Отвечайте! – приказал я.

– Пожалуйста, отмените приказ, командир.

– Вы хотите сказать, что не подчинитесь?

– Нет, сэр, – устало ответил он.

Я сверлил его глазами, но он выдержал мой взгляд.

– Хорошо, мистер Дакко, отменяю. Мало ли какие ходят разговоры. Но если кто-то попытается… Тогда вы назовете имя.

– Я пока на стороне римлян, – слабо улыбнулся он, – Варвары еще осаждают нас.

Так. После его ухода я задумался. Как себя обезопасить? Но идей на этот счет не было никаких. Ладно, там будет видно. Проторчав на мостике до самого ужина, я, не заходя в каюту, отправился прямо в столовую, И, едва вошел, как меня захлестнули волны враждебности. Воцарилась зловещая тишина.

– Чем могу вам помочь? – спросила миссис Ривс, усаживаясь после молитвы за мой стол.

– Ничем, – ответил я.

– Тот руководитель хорош, который не отрывается от масс, – продолжала она, несмотря на мою угрюмость. – Вождь не может вести людей за собой силком.

– На «Дерзком» пока еще нет демократии. И не будет! – отрезал я.

– Вы чем-то расстроены?

– Не в этом дело. Я выполняю свой долг так, как предписывают уставы.

– Мне страшно за вас.

Я промолчал. Да и что мог сказать? На ужин были бобы и овощи – этой пищей придется довольствоваться долгие годы.

Вдруг с одного из столов на пол упала тарелка.

– Хреновы ссыльные! – Ковакс вскочил и потряс кулаками.

Деке и Жанна изготовились к драке. Цы буквально навис над своей тарелкой, оберегая от возможных посягательств драгоценную пищу.

– Всем встать! – громыхнул я и бросился к дебоширам. – Смирно!

Ковакс, бледный, словно не слыша приказа, стоял против Жанны, собираясь броситься на нее.

– Оглох? – Я рывком повернул его. – Смирно!

Решался вопрос «кто кого», мой командирский авторитет был под угрозой. И все же я победил. Нарушители порядка угомонились.

– Мистер Ковакс, выйдите из зала, отправляйтесь во второй кубрик, – приказал я.

– Но они…

– Молчать! – рявкнул я так, что едва не сорвал голос, – Идите!

– Есть, сэр. – Он вышел.

– А вы оба – в первый кубрик, – приказал я Жанне и Деке.

– Ни за что, – выпалила Жанна.

– Корабельная полиция! Главный старшина! – Подбежали Уолтер Дакко и Эдди Босс. – Отведите этих матросов в карцер, – приказал я.

– Есть, сэр!

Уолтер Дакко взял Жанну за руку, но она тут же вырвалась.

– Отставить, Жанна! – прикрикнул на нее Эдди. – Иди! – Потом он толкнул к выходу Деке. – И ты тоже. Стал матросом? Слушайся! А то будешь иметь дело со мной!

– Что произошло? – спросил я у матроса Цы, когда нарушителей спокойствия увели.

– Мистер Ковакс плохо отозвался о Деке, точнее, о его работе с газовой горелкой, сэр, – объяснил Цы.

– О какой сварке шла речь?

– О вырезании сварочной горелкой заплаты из стальной плиты. Для двигателя.

Дальнейшие расспросы лишь взвинтили бы экипаж. Я было пошел к своему столу, но тут меня осенило.

– В шеренгу по одному становись! – громко скомандовал я. – Офицеры – перед строем.

Я ждал, держа руки по швам, пока экипаж не построился. Филип подтолкнул Грегора на офицерское место – два шага перед строем. Пассажиры с тревогой смотрели на меня.

– Равняйсь! Мистер Таер, выровняйте строй.

– Есть, сэр.

– Смирно! – скомандовал я. – Вольно. Я не потерплю безобразий на корабле. Работы по ремонту сверхсветового двигателя временно отменяются. – По строю пронесся глухой ропот. Я подождал, пока все замолчат, и продолжил: – И будут возобновлены, лишь когда полностью наладится дисциплина.

– Черт побери, – пробормотал кто-то.

– Кто разговаривает в строю?! – Воцарилось гробовое молчание. – Я спрашиваю, кто?

– Я, – признался Друкер.

– Два дня карцера! Явиться туда немедленно и ждать у входа по стойке «смирно»!

– Есть, сэр, – после некоторого колебания ответил Друкер и вышел из столовой.

– Я не допущу халатного отношения к дежурствам и нарушения субординации! Хотите ремонтировать двигатель – неукоснительно соблюдайте дисциплину.

– Разрешите обратиться, сэр? – Это была мисс Бартел ь.

– Разрешаю.

– Двигатель готов к испытаниям, сэр. Можно приступать?

– Нет. – Возразить никто не решился, но всеобщее возмущение витало в воздухе. Было ясно, что еще немного – и произойдет взрыв. Но я не прислушался к голосу разума. – Оставайтесь на местах, пока я не закончу свой ужин, а потом возвращайтесь к своим обязанностям. – И я направился к своему столу.

Еды у меня в тарелке почти не осталось, но я нарочно тянул время, маленькими порциями отправлял в рот овощи, так же не спеша пил кофе. Потом наконец приказал:

– Мистер Таер, отпустите экипаж. Мистер Дакко, отведите в карцер мистера Друкера. – Я не поднимал головы от чашки, пока экипаж не покинул столовую. Миссис Ривс, моя соседка по столу, за это время не проронила ни слова.

После ужина я сразу отправился на мостик. Вахтенным был Касавополус. На рассказ о случившемся он демонстративно не отреагировал, хотя и не выказал ни малейшего презрения, как это бывало прежде. И не только презрения! Вообще ничего. Он относился теперь ко мне ни плохо, ни хорошо. Просто никак, если можно так выразиться. После долгого молчания он равнодушно бросил:

– Это лишь отсрочит неизбежное.

– Возможно, – ответил я, полагая, что он имеет в виду бунт.

Но он говорил о другом:

– Двигатель запустить не удастся. И тогда они атакуют меня вопросами, на которые я не смогу ответить.

– Знаю, – Слава Богу, под неизбежным он не имел в виду мое смещение с должности. С этой мыслью я пошел к себе в каюту.

Моральный дух экипажа падал. Еще немного – и разразится гроза. Но я ничего не предпринимал. Первыми я выпустил из карцера Деке и Жанну, сделав им строгое внушение, а на следующий день – Друкера.

Но уже через несколько часов Филип привел Друкера ко мне.

– Он нарушил субординацию, сэр!

– Точнее, мистер Таер!

– Мистер Бранстэд сказал, что растения требуют более частой поливки, особенно помидоры, которые начали вянуть. И я поручил это дело мистеру Друкеру, а он посоветовал мне…

– Что же он вам посоветовал?

– Пожалуйста, сэр, – взмолился Филип, – не заставляйте…

– Отвечайте!

– Есть, сэр. Он посоветовал мне засунуть помидоры вам… ну… в задницу. – Лицо Филипа пылало то ли от злости, то ли от едва сдерживаемого смеха.

– Что вы на это скажете, мистер Друкер? – Я перевел взгляд на рядового.

– Ничего, – ответил он, отведя глаза.

– Два месяца карцера! Гардемарин, проводите мистера Друкера.

Через несколько минут Филип вернулся и доложил:

– Он в карцере, сэр. – Доложил официальным тоном, избегая моего взгляда.

– Хорошо.

– Надо найти ему замену на вахте в отделении гидропоники.

– Знаю.

– Почти не осталось людей…

– Вы свободны, – оборвал я его.

Отдав честь, Филип вышел. Я не замедлил вызвать Уолтера Дакко, вручил ему пистолет и приказал сопровождать меня вниз на третий уровень.

– Прикройте меня, – сказал я ему у входа в четвертую секцию.

– Что вы собираетесь делать, сэр? – изумился Дакко.

– Хочу вывести Клингера. – Я набрал код замка на панели, открыл дверь и крикнул: – Клингер!

Появился грязный, растрепанный Акрит и, глядя на меня без всякого интереса, сообщил:

– Наверно, он в комнате отдыха или просто где-нибудь шляется.

– Позовите его.

Вскоре передо мной предстал Клингер – осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами.

– Помните, что вы мне тогда говорили?

– Что говорил? Вам?

– Об искуплении вины, – напомнил я.

– Ох, Боже мой! Конечно же помню! – Он бухнулся передо мной на колени. – Пожалуйста!

– Выходи.

Он обалдел от счастья, замешкался, но тут же выскочил в коридор.

– У вас будет статус ученика матроса. И никаких прав.

– Хорошо, сэр! Есть, сэр!

– Помните, это ваш последний шанс. Другого не будет. При первом же нарушении дисциплины я казню вас на месте.

– Согласен, сэр! Я больше не причиню вам неприятностей! Честно! Я буду…

– Вы замените мистера Друкера в отделении гидропоники. Мистер Дакко, отведите его на склад и выдайте обмундирование.

– Есть, сэр.

Правильно ли я поступил? Добросовестного матроса посадил в карцер, а мятежника выпустил на свободу. И все это ради дисциплины.

* * *

– Огонь! – Я смотрел на экран, где лазеры «Дерзкого» уничтожали металлолом, выброшенный из верхнего шлюза и служивший в качестве цели. Через несколько секунд куски металла раскалились докрасна и расплавились. – Сейчас лучше, – похвалил я стрелков. – А теперь практикуйтесь на тренажерах. – Отключив лазеры, я поставил их на предохранители и заблокировал шифром.

Обычно на кораблях экипаж обучается стрельбе из лазерных пушек только на тренажерах, по целям, которые рисует компьютер. Помнится, в мою бытность кадетом на тренировочной базе нам разрешили стрелять по металлолому. До сих пор не могу забыть волнение, охватившее нас при виде кипящего в космическом вакууме металла. Став командиром, я тоже начал практиковать этот метод обучения, куда более эффективный, чем воображаемая стрельба.

Но хорошего понемножку. Чтобы собрать и выбросить из шлюза отходы металла, необходимо время, а у экипажа его в обрез.

– Керрен, генерируй цели вокруг корабля. А также их исчезновение в произвольные промежутки времени от трех до двенадцати секунд с момента появления или в случае поражения, – приказал я.

– Есть, сэр, – вежливо ответил компьютер, и на экране начали появляться воображаемые враги. Я объявил в микрофон:

– Уничтожить все цели. Учение на поражение, а не на меткость.

При стрельбе на меткость стрелку засчитываются только выстрелы, поразившие цель. При стрельбе на поражение – только количество пораженных целей, количество выстрелов при этом не имеет значения. Если цель исчезает, прежде чем стрелок ее поразит, ему начисляется штрафное очко.

– Начали! – скомандовал я.

Из динамика понеслись выкрики стрелков. Они сидели за лазерными установками по двое – один стрелял, другой регулировал мощность и длительность выстрела. Разумеется, компьютер стреляет лучше человека, но в реальном бою только человек способен правильно определить первоначальную цель.

Керрен выводил цели как на мониторы стрелков, так и на экран на мостике. Я видел, что многие цели исчезают непораженными, и через пятнадцать минут приказал прекратить огонь. Для разбора результатов учений ко мне явился матрос Цы.

– Плоховато стреляют, – сказал ему я.

– Но… Так точно, сэр, – ответил он.

– А почему? Что им мешает?

– Недостаток тренировки. Двоим стрелкам нужно время, чтобы сработаться.

– У них его было вполне достаточно. Около часа я просматривал бортовой журнал, потом включил тревогу.

– Внимание! Тревога! Всем занять боевые посты! – объявил я в микрофон, после чего приказал компьютеру: – Керрен, симулируй цели так же, как час назад, в течение сорока минут. Запиши результаты.

Помню, когда я был гардемарином, прямо-таки изнывал на подобных учениях – такими нудными и утомительными они мне казались.

Посыпались доклады со всех постов:

– Пост связи готов, сэр!

– Машинное отделение готово, сэр!

– Огонь!

Я нервно зашагал по мостику, поглядывая на экран. Меткость возросла, пораженные цели то и дело исчезали с экрана – стрелки втянулись в работу. Затем меткость стала падать – сказывалась усталость. Прошло довольно много времени, и у стрелков открылось второе дыхание, количество пораженных целей увеличилось. Вдруг все цели исчезли с экрана.

– Время истекло, сэр, – последовал доклад компьютера.

– Спасибо, Керрен. – Я взял микрофон. – Отбой.

Трое суток подряд я проводил учения по стрельбе, по действиям в условиях декомпрессии, пожарные учения и еще много других. Экипаж был вымотан до предела. Я носился по всем постам, выискивал недостатки, придирался к каждой мелочи. Я балансировал на краю пропасти – матросы с трудом скрывали свою враждебность. До бунта оставался один шаг.

Подавленность у Филипа сменилась апатией, и это было еще хуже. К любой моей похвале, к любой шутке он оставался совершенно равнодушным. И, не выдержав, в конце концов я пригласил его в офицерскую столовую выпить кофе, а заодно поговорить.

Филип безучастно созерцал дымящийся кофе.

– Мистер Таер… – Нет, это слишком официально. – Филип. Если со мной что-то случится, командование кораблем перейдет к тебе.

– Так точно, сэр.

– Мы все умрем, не сомневаюсь, – выпалил я. Он поднял наконец голову и уставился на меня.

– Филип, – продолжал я, – признаться честно, я не знаю, что делать. Как сохранить в такой ситуации достоинство, благородство. Понятия не имею, как быть.

– Сэр…

– Дай мне договорить, Филип. Не многие выживут. Я смирился с мыслью о том, что всю жизнь проведу здесь, на борту «Дерзкого». Может, осталось уже совсем немного. Нет, я не покончу с собой. Ни за что! Это большой грех. Но экипаж долго не выдержит. Они взбунтуются и убьют меня.

– Сэр, если вы объясните им…

– Что объяснять? И так все ясно. Я не могу предложить им выход. Просто выполняю свой долг, сохраняю верность присяге. Пытаюсь поддерживать воинскую дисциплину, потому что «Дерзкий» – военный корабль. Никто не отстранял меня от должности, значит, я обязан действовать по уставу. Это единственный известный мне путь.

Филип больше не пытался возражать и внимательно слушал, пытаясь понять, к чему я клоню.

– Устав предписывает командиру поддерживать на корабле железную дисциплину и высокую боевую готовность экипажа. Именно это я и делаю. – Губы мои тронула улыбка. – Хотя отдаю себе отчет в тщетности моих усилий. Но ничего другого я не умею.

Я умолк.

– Сожалею, но я так мало вам помогал, сэр. Простите меня! – Филип был близок к панике.

– Еще как помогал! Если знаешь, что нужно делать, скажи. Или возьми корабль в свои руки и действуй по собственному усмотрению. Вряд ли тебе придется держать ответ перед Адмиралтейством.

Потрясенный, Филип долго на меня смотрел, потом заявил:

– Я никогда не займу ваше место.

– Тогда не исключено, что тебя ждет та же участь, что и меня.

– Это не имеет значения. – Он встал и после долгого молчания произнес: – Я навсегда сохраню вам верность.

Сердце защемило так, что я не мог вымолвить ни слова и жестом попросил его удалиться.

– Пожар на посту связи! Пожар на посту связи!

Под завывание сирен пожарная команда с огнетушителями мчалась по лестнице вверх к посту связи. Из динамика донеслось:

– Докладывает машинное отделение! Давление воды в норме!

– Команда диагностики обшивки корпуса готова!

– Все управление с поста связи передано на мостик! Я встретил пожарников в коридоре у поста связи.

– Три с половиной минуты, – проинформировал их я. – Отлично, мистер Таер. Но в следующий раз постарайтесь быстрее. Отбой.

В свою каюту я вернулся в четыре часа утра.

На следующий день состоялись учения по лазерной стрельбе и декомпрессии, а после ужина – инспекция всего корабля.

Я обошел коридоры, посты и отделения, даже не знаю, сколько исходил километров, в полном изнеможении добрался до мостика и рухнул в кресло. Сопровождавшие меня Филип и Грегор уже успели вернуться на мостик. Заходил я и в гардемаринскую каюту и обнаружил, что там полный порядок.

– Передайте экипажу приказ, – произнес я. – Пусть приступают к ремонту двигателя. – Дисциплина была на высоком уровне. Что и говорить, лучше бы экипажу не отвлекаться на заведомо бессмысленную работу, но обещания надо выполнять, а дисциплина была на высоком уровне.

Когда я наконец добрался до своей каюты, то обнаружил у двери куклу из грязного тряпья, сделанную в виде командира, с головой, отделенной от тела.

Наутро рабочая бригада матросов вышла в открытый космос для последней проверки сварных швов перед испытаниями двигателя. Я приказал Грегору присматривать за матросами. На этот раз он шагал по корпусу корабля более осторожно и ни разу не оторвался.

После полудня Уолтер Дакко передал мне просьбу экипажа дать разрешение на испытания сверхсветового двигателя. Главный инженер уже в который раз заверил меня, что испытания на малой мощности безопасны, и я согласился.

Чтобы не сидеть в одиночестве, я пригласил на мостик Филипа. Главный инженер находился в машинном отделении вместе с матросами, пожелавшими наблюдать за испытанием двигателя.

– Машинное отделение к испытанию готово? – спросил я в микрофон.

– Готово, сэр, – вяло доложил Касавополус.

– Керрен, задай координаты.

– Есть, сэр. – Керрен вывел на экран координаты Земли и «Дерзкого».

– Хорошо. – Проверять Керрена я не стал, ведь полета не будет. – Начинайте, главный инженер.

– Есть, сэр. Включаю двигатель.

– Функции сверхсветового двигателя нарушены! – доложил Керрен.

– Керрен, успокойся, это всего лишь испытания. Наблюдай за N-волнами и строй на экране график, – приказал я.

– Есть, сэр.

График, появившийся на экране, свидетельствовал о явных нарушениях в работе сверхсветового двигателя. Мы с Филипом молча ждали.

– Ничего не получается, – доложил снизу инженер. – Может быть, дело в настройке дефлекторов…

– Когда вы собираетесь их настроить, Касавополус? – спросил я.

– Не все ли равно? Ничего не… Не знаю. Завтра попытаюсь что-нибудь придумать. Испытания провалились.

– Я знал, что так будет, но втайне надеялся на обратное, – признался Филип.

– Я тоже. Пошли в машинное отделение. Мы спустились вниз.

– Все бесполезно, – сказал бледный Касавополус.

– Неужели никакой надежды? – спросил я.

– Никакой! Думаете, я зря прослужил на кораблях тридцать лет?! – вспылил он. – Извините, сэр.

Нас окружили мисс Бартель, Клингер и другие члены экипажа. Они смотрели на меня, как родители на врача, способного совершить чудо и спасти их ребенка.

Я кожей ощущал их молчаливую мольбу. Эти люди так нуждались хоть в какой-то надежде.

– Попробуйте что-нибудь сделать, – попросил я Касавополуса.

Он понимающе на меня взглянул.

– Есть, сэр, – ответил он. – Завтра попробую получше настроить двигатель. Может, что-нибудь и получится.

– Спасибо.

– Приходите понаблюдать за работой, сэр. – Инженер как-то странно на меня взглянул.

На следующий день испытания возобновились. Все свободные от дежурств члены экипажа собрались в машинном отделении и с надеждой наблюдали за происходящим. Опять генерировались волны не той амплитуды и не той длины.

Вечером по просьбе Елены Бартель я пригласил ее на мостик – она захотела со мной поговорить.

– Есть еще одна возможность, которую мы не использовали, – сказала она.

– Возможность? Какая же?

– Подать на двигатель более высокую мощность.

– Я не инженер, мисс Бартель, однако хорошо знаю, что подавать большую мощность на неисправный двигатель крайне опасно.

– Но ведь не исключено, что при большой мощности двигатель заработает!

– При большой мощности может расплавиться его шахта. Неужели вы не понимаете, что…

– А датчики…

– Не перебивайте меня, мисс Бартель, это нарушение субординации. И я не потерплю! Матросу запрещено пререкаться с офицером!

– Так точно, сэр!

– Если стенки шахты расплавятся, над кораблем нависнет опасность. Я не возражаю против испытаний, но рисковать нельзя, «Дерзкий» и без того в критическом состоянии! Идите!

Она отдала честь, повернулась кругом и ушла.

Утром явился Филип и доложил:

– Уолтер Дакко хочет с вами поговорить, сэр. Прямо сейчас. Увидел меня в коридоре, схватил за руку, не считаясь с моим офицерским званием, затащил в комнату отдыха и просил передать вам его просьбу как можно быстрее.

– Я поговорю с ним немедленно. – Я взял микрофон: – Старшина полиции, быстро на мостик!

Через несколько секунд Уолтер Дакко уже стоял передо мной.

– Обстановка накаляется, – сообщил он.

– Конкретнее, – потребовал я.

– В кубрике говорят страшные вещи. Будто вы запрещаете испытания сверхсветового двигателя на полную мощность, потому что не хотите возвращаться домой.

– Что за бред!

– Так точно, сэр! Но они в этом уверены.

– Пока только разговоры? – спросил я.

– Да, сэр. Но… Собираются провести испытания без вашего разрешения, сэр.

– Каким образом? Ведь я приказал Керрену не подавать напряжение на двигатель без моего приказа.

– Верно. Но вас можно убрать.

Я посмотрел на него в упор. Он выдержал мой взгляд.

– Принесите со склада оружие, мистер Дакко. Для меня, мистера Таера и главного инженера.

– Есть, сэр. И еще… Я хотел бы уберечь Криса.

– Как?

– Запереть в каюте, если потребуется. Мало ли что может случиться, если начнется заваруха.

– Нет, – твердо сказал я. – Он военный и хорошо знает, что полагается за мятеж. Идите за оружием.

– Я немало сделал для вас, и вы передо мной в долгу. – В его взгляде была непреклонная решимость защитить сына.

– А вы мне ничего не должны, мистер Дакко? – спросил я.

– Вот, значит, как вы благодарите за помощь? Я с трудом удержался, чтобы не разразиться проклятиями. Конечно, Уолтер Дакко не раз оказывал мне неоценимую помощь, рискуя собственной жизнью. Добровольно докладывал все, что происходило на корабле, из чисто моральных побуждений. И я не мог оказаться неблагодарной свиньей.

– Мистер Дакко, – сказал я уже совсем другим тоном, – назначаю Криса вашим помощником до конца чрезвычайного положения. Принесите оружие.

– Есть, сэр. Спасибо.

– Если у нас увидят оружие, то сразу поймут, что нам известно о настроениях экипажа, – сказал Филип, как только Уолтер Дакко ушел.

– Что ж, чему бывать – тому не миновать.

Через полчаса Уолтер Дакко вернулся с лазерными и электрошоковыми пистолетами. Я взял пистолет, включил тревогу и, когда со всех постов поступили доклады, объявил в микрофон:

– Всем оставаться на местах для проверки.

С Филипом и Уолтером Дакко я начал обход корабля и закончил его в машинном отделении, где вместе с главным инженером находились Деке и Джокко.

– Касавополус, какую максимальную мощность можно подать на сверхсветовой двигатель, не подвергая корабль серьезной опасности? – спросил я.

Возможно, до него дошли слухи о готовящемся бунте, потому что он ничуть не удивился моему вопросу.

– Не могу точно сказать. Пожалуй, половину от обычной.

– Если мощность повышать постепенно, успеют температурные датчики сообщить о перегреве, чтобы вовремя отключить напряжение?

– Да, сэр.

– Хорошо. – Я взял микрофон и объявил по всему кораблю: – Отбой!

Мы с Филипом вернулись на мостик.

– Что вы задумали, сэр? – спросил он.

– Учения по лазерной стрельбе. – Я взял микрофон.

– Сразу после тревоги? – удивился Филип. Вместо ответа я взял микрофон и отдал приказ об учениях.

После полудня я дважды включал тревогу и снова провел учения по стрельбе. На лицах матросов можно было прочесть озлобление, но они еще не вышли из-под контроля. Во время ужина, сразу после традиционной молитвы, я сделал объявление:

– Испытания сверхсветового двигателя возобновятся под наблюдением главного инженера. Он решит, какую можно подать мощность, не нанеся вреда кораблю.

Не успел я договорить, как Елена Бартель, вскочив, взволнованно спросила:

– Можно провести испытания сегодня?! Следом со всех сторон посыпались просьбы:

– Сэр! Пожалуйста!

– Сэр! Можно сегодня?!

Я хотел отложить испытания до завтра, но не рискнул – слишком велик был напор.

На экране снова заплясали волны, картина, не имеющая ничего общего с нормальной работой сверхсветового двигателя. Повышение мощности не исправило положения. Однако шахта двигателя не перегрелась.

– Если бы эти волны перевести в звуковые, получилась бы какофония типа джаза, – сказал Филип, разочарованно глядя на экран.

Я зевнул. День выдался тяжелый, и мне было не до болтовни, хотелось отдохнуть. С какой стати я тут сижу?

– Наблюдайте за испытаниями, мистер Таер. Если двигатель начнет перегреваться, немедленно их прекратите!

– Есть, сэр.

– Оставляю мостик на вас. – Вернувшись в каюту, я снял китель и, как обычно, аккуратно повесил его на спинку стула. Теперь мне самому приходилось заботиться о своей одежде, гладить ее, завтрака тоже никто не приносил. На «Дерзком» не было юнги, как на «Гибернии». Слава Богу, неподалеку находилась каюта гардемаринов – это несколько облегчало жизнь.

Я ослабил ремень и галстук и почувствовал себя свободнее. И зачем мы только носим знаки отличия? Все это давным-давно устарело.

В дверь кто-то поскребся, как мышь. Что это? Я замер, прислушался; сердце бешено колотилось. Странные звуки повторились. Ладно, будь что будет! Я решительно распахнул дверь.

На пороге, опираясь на трость, стояла миссис Ривс.

– ВЫ?! – поразился я. – Чего вы хотите?

– Поговорить о…

– Пассажирам не положено входить к командиру, миссис Ривс. – Я даже не дал ей договорить.

– Знаю, – проскрипела она. – Но мне очень надо.

– Приходите утром. Сейчас мне не до…

– Командир, окажите любезность. Вы так молоды! И если уснете на несколько минут позже, с вами ничего не случится!

Лишь из-за пожилого возраста миссис Ривс я не захлопнул дверь перед ее носом.

– Входите.

Она проковыляла в каюту, осмотрелась, не зная куда сесть, и с трудом опустилась в кресло у письменного стола, на которое я ей указал.

– Вы, молодые, не понимаете, какое это счастье быть молодым и управлять своим телом, – начала она издалека.

Чтобы не увязнуть в долгом разговоре, я промолчал, и она, видимо, заметив мое нетерпение, с улыбкой перешла к делу.

– Ну что, будет работать мотор? – Она ткнула тростью в пол, наверняка имея в виду машинное отделение.

– Пока идут испытания, миссис Ривс, я не могу…

– Будет или не будет? – резко переспросила она.

– Не будет, – признался я.

В наступившей тишине старуха смотрела на меня осуждающе, надеясь пристыдить, и я невольно вспомнил отца, проверявшего у меня когда-то уроки.

– Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую.

– Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог…

– Нет, не в этом дело.

Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость.

– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной.

– Вас это не…

– Мистер Сифорт, – снова перебила она меня, – я решила поговорить с вами, пока вы еще командир. Потому что вам уже недолго оставаться в своей должности.

– Наплевать, – выпалил я и тут же спохватился: зачем откровенничать с какой-то старухой.

– Вас могут убить.

– Наплевать, – повторил я.

– А зря, молодой человек! – Она строго постучала тростью по столу, словно призывая нерадивого ученика исправиться и слушать внимательно. – Жизнь и без того слишком коротка, а вы перед этими людьми в долгу. И просто обязаны исправить допущенную ошибку, изменить свое отношение к подчиненным. Кто, кроме вас, способен командовать кораблем? Главный инженер? Но стоит дать ему свободу – и он напьется в стельку. Гардемарин? Так ведь он еще мальчишка и ведет себя соответствующим образом. Комитет пассажиров? Но они некомпетентны!

– Я командую как умею, – словно оправдываясь, ответил я мрачно.

– Зачем вы так часто объявляете тревоги, будоражите экипаж? Они как угорелые носятся по всему кораблю.

– Это учения. Боевая подготовка.

– Подготовка к чему? Хотите превратить экипаж в роботов, заставить подчиняться любому дурацкому приказу? Не этого следует требовать от людей. Пусть учатся жить дружно. Вместе трудиться, чтобы выстоять.

– Это военный корабль, – возразил я.

– Был.

От этого короткого слова я вздрогнул, будто от выстрела.

– Нас никто не отправлял в отставку. «Дерзкий» по-прежнему в строю, – не сдавался я. – У нас есть надежда добраться до дома.

– Если лететь с такой скоростью, вряд ли кто-нибудь доживет до возвращения. Неужели не понимаете? Людям надо создать человеческие условия, не сталкивать их лбами друг с другом, не держать в постоянном страхе, не подвергать стрессам. Короче, не делать того, что постоянно делаете вы.

– Миссис Ривс, мой долг не в том, чтобы создавать те или иные условия. Я обязан поддерживать на корабле воинскую дисциплину и армейский порядок.

– Вы уверены, что выполняете долг, о котором говорите?

– Уверен, – ответил я, не понимая, к чему она клонит. – По крайней мере стараюсь.

– Тогда почему вы и ваш помощник, этот мальчик, стали носить при себе оружие?

– Дело в том, что обстановка несколько обострилась. Видите ли, я боюсь…

– Ага!

Чертова старуха! Опять меня перебила. Едва сдерживая гнев, я забарабанил пальцами по столу.

– Мне понятна ваша тревога, мадам, но вы не вправе вмешиваться в мои дела.

– Господь с вами, молодой человек. Я не вмешиваюсь, только помогаю вам разглядеть зреющие плоды трудов ваших.

– И что же это за плоды?

– Вас свергнут. Возможно, просто убьют. А потом создадут мало-мальски приемлемые для жизни условия. – В наступившей тишине было слышно даже наше дыхание. – Знаете, людьми можно руководить, пока они этого хотят, – заговорила она наконец.

Мне стало вдруг любопытно.

– Вы по образованию историк?

– Психолог, – лукаво усмехнулась она. – Я умею убеждать людей, но с вами почему-то не получается.

– По крайней мере, вы дали мне пищу для размышлений, – улыбнулся я. Обстановка несколько разрядилась. – Возможно, вы правы. Члены экипажа не желают до конца дней своих подчиняться армейской дисциплине. Но я связан присягой. И обязан действовать по уставу, то есть поддерживать воинскую дисциплину. В этом я поклялся Правительству.

– Присяга и уставы – дело, безусловно, святое. Но нельзя следовать только букве закона в ущерб здравому смыслу. Главное – дух закона, а он обязывает вас поддерживать на корабле такой порядок, при котором могли бы выжить и пассажиры, и экипаж. Но что толковать о порядке, если вас свергнут или убьют? Об этом вы думали?

– Присяга для меня превыше всего. Остальное второстепенно.

– Молодой человек, вы уперлись и дальше своего носа не видите. Оглянитесь вокруг, взгляните на вещи шире, иначе зайдете в тупик.

– Да, я уперся. И не желаю ничего видеть.

– А что будет с людьми? – Она наклонилась ко мне, опершись на трость. – Присяга присягой, но сейчас речь идет о жизни людей на борту корабля. Некоторые совсем молоды и могут дожить до того счастливого дня, когда нас найдет спасательный корабль или же мы долетим до Земли. Не губите их.

Я закрыл глаза и задумался. Возразить было нечего.

– Что же я должен, по-вашему, сделать?

– Не надо жестокой муштры, насилия, телесных наказаний. Не мучайте матросов, относитесь к ним почти так же, как к пассажирам.

– И к чему это приведет?

– Вы сами знаете. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Многим из нас придется провести на корабле всю оставшуюся жизнь. Мы ничего не хотим, только покоя и мира.

Я задумчиво смотрел в пол. Мне показалось, будто Аманда сзади тронула меня за плечо и тут же растворилась.

– Мир? Я не знаю, что это такое. Я видел мир, но не жил в нем. Я не штатский человек и не умею строить мирную жизнь.

– Мир хрупок, – согласилась миссис Ривс. Наступило молчание.

Миссис Ривс права. Ежедневная муштра и железная дисциплина делают жизнь невыносимой. Не надо бесконечных учений, проверок. Необходимо относиться к людям по-дружески. Может быть, даже избрать корабельное правительство.

– Спасибо, что зашли, поговорили со мной, – сказал я, выйдя из глубокой задумчивости и подняв на нее глаза. – Я попробую…

В этот момент завыла сирена. Из настенного динамика донесся испуганный голос Филипа:

– Командир! Срочно на мостик! Тревога! Всем занять боевые посты!

Миссис Ривс с удивительным проворством вскочила на ноги.

– Пойду к себе…

– Нет! – крикнул я, натягивая китель. – Коридорные двери вот-вот закроются. Оставайтесь здесь! – Я выскочил из каюты и помчался на мостик.

Дверь была заперта, телекамеры над ней рыскали, осматривая коридор. Только я собрался забарабанить в дверь, как она открылась и я проскользнул внутрь.

– Выруби свою хренову тревогу! – крикнул я на Филипа.

Он мгновенно нажал на кнопки. Сирены умолкли. Филип молча показал на экран.

– Господи! – Я схватил микрофон и заорал, перекрывая несущиеся из динамика доклады: – Боевая тревога! Занять места у лазерных пушек! Пассажирам и экипажу взять скафандры! Приготовиться к отражению атаки! – Я перевел дух и снова заорал: – Машинное отделение, отключить двигатель! Всю мощность подать на лазеры! Включить маневровые двигатели!

С экрана казалось, что космические чудища совсем близко – изображение было сильно увеличено, – на самом же деле они находились в нескольких десятках километров от корабля. Одно направлялось к носу, другое – к центру корабля со стороны правого борта.

– Первым подлетит чудище, которое впереди, – сказал Филип, хотя это было вполне очевидно.

– Знаю. – Я соединился с постом связи и приказал: – Взять на прицел переднюю рыбу!

– Есть, сэр! – ответил мистер Цы. – Но она пока слишком далеко.

– Сам вижу, – рявкнул я.

– Маневровые двигатели включены, сэр! – доложили из машинного отделения.

– Хорошо, вас понял!

– Я наблюдал на экране N-волны, – взволнованно рассказывал Филип. – С минуту они генерировались правильно, а потом вдруг появились чудовища.

– Молчи, гард! – заорал я.

– Есть, сэр.

Чудища между тем приближались. Я взглянул на индикаторы топлива для маневровых двигателей и выругался, проклиная себя за то, что мало оставил.

– Прости, Филип, нервы, – сказал я уже спокойнее.

– Спасибо, сэр. – Голос Филипа дрогнул, лицо побледнело.

– Не трусь, гардемарин, – приказал я, стараясь его подбодрить.

– Цель приближается к радиусу стрельбы! – доложил компьютер.

– Спасибо, Керрен. Пост связи, открыть огонь, как только я включу лазеры, – сказал я в микрофон, приготовившись нажать на кнопку.

– Цель приблизилась на расстояние радиуса стрельбы! – доложил компьютер.

Я решил подпустить чудищ поближе, чтобы добить, если они начнут удирать.

Керрен не выпускал чудищ из поля зрения, их изображения не сходили с экрана. У первой рыбины из пузыря вылез щупалец и стал целиться в корабль. Я включил лазеры.

– Огонь!

Лазерные лучи не видны в космическом вакууме, но я изо всех сил всматривался в экран. Настенный динамик был переключен на пост связи. Вначале оттуда доносилось какое-то бормотание, потом раздался радостный крик Уолтера Дакко:

– Попал!

Чудовище вздрогнуло и уплыло в сторону.

– Вот тебе! – завопил Деке.

Я судорожно вцепился в подлокотник кресла и, почувствовав боль, с трудом разжал пальцы.

Лучи трех лазеров скрестились на чудище, подплывшем к носу корабля, оно дернулось несколько раз и затихло, выпустив струи то ли газа, то ли жидкости.

– Прикончили! Прикончили! – загалдели стрелки, но Цы на них прикрикнул.

Чудище по своим габаритам уступало тому, что напало тогда на «Гибернию».

– Приближается цель по курсу ноль-восемь-четыре, сэр, – доложил Керрен.

– Взять на прицел следующую рыбину! – приказал я.

Снова взревели сирены. Неподалеку от корабля появились еще три чудища. И тут же четвертое, затем пятое. Керрен едва успевал докладывать:

– Цель у кормы на расстоянии двести метров! Цель у среднего шлюза! Цель…

– Стрелять по всем целям! – орал я. – Стрелять без приказа! Всем! Из всех лазеров!

Одно чудище приблизилось вплотную к корпусу корабля и выпустило зловещий щупалец. Щупалец свернулся в спираль и прилип к обшивке. Я начал молиться.

«Господь – Пастырь мой».

– Огонь по третьей цели!

«Я ни в чем не буду нуждаться».

– Жгите его!

«Он покоит меня на злачных пажитях».

– Около шахты двигателя две рыбы! «И водит меня к водам тихим».

– Центр, докладывает машинное отделение! Чудище совсем близко. За ним еще одно! «Подкрепляет душу мою».

– Я вижу их, Касавополус.

Несколько лазерных пушек адмирал Тремэн перенес на «Порцию», и теперь корма «Дерзкого», где расположено машинное отделение, осталась почти незащищенной. Что делать? Маневрировать! Вот что!

– Разворачиваемся! – заорал я. – Курс ноль-девять-ноль.

«Направляет меня на стези правды ради имени Своего».

– Попал!

Одна из рыб отдала концы. Раздался победный вопль.

«Если пойду я долиною смертной тени, не убоюсь зла».

– Еще две!

«Дерзкий» маневрировал с невероятной быстротой, чудище отцепилось от корпуса и плавало на расстоянии нескольких метров от корабля. Слава Богу, что я выбросил из трюма весь хлам, иначе нам не удалось бы так лихо поворачиваться.

«Потому что Ты со мною».

Опять взвыли сирены.

– КОРПУС ПРОБИТ! ДЫРА В СТЕНЕ ТРЮМА! – доложил Керрен.

«Твой жезл и твой посох – они успокаивают меня».

– Смотри, две по центру!

– Торможу вращение! – Я включил боковые двигатели на полную мощность, расходуя остатки топлива.

«Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих».

На крапчатой коже ближайшей рыбы вздулся вращающийся пузырь, отделился от нее и направился к «Дерзкому».

– Огонь по пузырю! – Я включил сирены. – Угроза заражения! Всем надеть скафандры! «Умаслил елеем голову мою».

– Попала в гадину! – воскликнула Елена Бартель. Пузырь вспыхнул и лопнул недалеко от корпуса перед самой мертвой зоной, где лазеры уже не могли его достать.

«Чаша моя переполнена».

– Еще рыба!

«Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей».

– Я врезал ей! Врезал!

– Полегче, Деке. Подпусти рыбу поближе, дальность стрельбы не бесконечна, – поучал его Уолтер Дакко. «И я пребуду в доме Господнем многие дни».

– Попал!

– Молодец!

– ВО ДАЕТ!

«Аминь».

Наконец воцарилась благословенная тишина.

* * *

Выключив дрожащей рукой сирены, я в полном изнеможении рухнул в кресло, схватил микрофон и потребовал, чтобы мне доложили о повреждениях.

– Докладывает машинное отделение. Повреждений нет. Маневровые двигатели работают, но топлива почти не осталось.

– Знаю, – услышал я собственный голос как будто издалека. – Но без маневров нам бы не спастись.

– Докладывает отделение гидропоники. Повреждений нет, сэр.

– Докладывает пост связи. Повреждений нет, сэр. В кресле, рядом со мной, замер Филип, вцепившись в подлокотники кресла.

– Системы регенерации не пострадали, сэр, – неслись доклады из динамика.

– Камбуз в порядке, сэр.

– Керрен, теперь докладывай ты, – приказал я.

– Параметры всех систем в норме. Герметичность помещений не нарушена. Только в стене трюма образовалось отверстие в тридцати метрах от шлюпочного отделения, в направлении носа. Из трюма вышел воздух.

Филип судорожно вздохнул, откинулся в кресле, все еще сжимая подлокотники.

– Каков характер разрушений? – спросил я Керрена.

– Я не могу ответить на ваш вопрос. Часть датчиков выведена из строя, а остатки груза мешают телекамерам.

Я нахмурился. Филип попытался улыбнуться, но получилась гримаса; он закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал.

– Осмотрите коридор, мистер Таер, – приказал я, – нет ли там разрушений. И гардемаринскую каюту тоже. Найдите кадета; выясните, все ли с ним в порядке.

– Есть, сэр. – Филип обрадовался и поспешил уйти. Это был, конечно, пустяк, но что еще я мог для него сделать? Пусть отдохнет у себя в каюте.

Я подумал, что неплохо бы собрать своих ближайших помощников в офицерской столовой для неформальной беседы, но потом решил пригласить их на мостик, опасаясь, после нападения чудищ, покинуть его даже на минуту. Филип сидел во вращающемся кресле рядом со мной, напротив, в креслах, принесенных из комнаты отдыха, расположились главный инженер Касавополус и Грегор Аттани.

– Что будем делать? – спросил я.

Все молчали. Несколько часов я продержал экипаж на постах, опасаясь нового нападения чудищ. Но они, слава Богу, не появились. Пришлось дать отбой. Не держать же людей и дальше в напряжении.

Первым заговорил инженер:

– То же, что делали раньше, сэр! Или вы имеете в виду что-то другое?

– По-вашему, ситуация не изменилась? – спросил я с большим сарказмом, чем мне самому хотелось.

– Изменилась, конечно. На время. – Касавополус махнул рукой в сторону трюма. – Через пару часов Ковакс с Клингером заделают дыру. И все снова будет как прежде.

– Нет, не все, – возразил я. – У нас почти не осталось топлива для маневровых двигателей. Трюм, возможно, заражен, а там хранятся консервы.

Поскольку я сказал, что совещание должно пройти в форме свободной дискуссии, Филип заговорил, не спрашивая у меня разрешения:

– Оборудование для дезинфекции в шлюпочном отделении, консервы хранятся за герметично закрытыми дверями, и до них можно добраться без всякого риска, Так что проблем тут не должно быть.

– Значит, все останется как прежде? – Я ожидал от него другого.

– А что мы можем сделать? – поинтересовался Касавополус.

– Есть хоть какой-то шанс, что двигатель удастся починить? – обратился к нему Филип.

– Сэр, я… – заговорил вдруг Грегор.

– Молчать, кадет! – прикрикнул на него Филип. – Если вас здесь терпят, это не значит, что вы можете открывать рот, когда заблагорассудится. Только попробуйте еще раз, и вы пожалеете, что родились на свет!

– Ни единого шанса на починку сверхсветового двигателя нет, – ответил Касавополус сердито. – Но испытания надо продолжить, чтобы не лишать людей последней надежды.

– Но как долго вы сможете морочить им голову? – спросил я.

– Очень долго, если понадобится. Я вздохнул.

– Боюсь, это кончится раньше, чем вы думаете. Кер-рен, прокрути, пожалуйста, запись.

– Есть, сэр.

Вначале на экране появились пляшущие синусоиды, потом первая рыба. Она казалась неправдоподобной, так неожиданно возникла.

– Еще раз, только медленнее, – приказал я.

Кадры следовали один за другим с большими промежутками, но я все равно никак не мог уловить момента появления рыбы. Она возникла как-то сразу на пустом месте.

– Как они нас находят? – пробормотал Филип.

– Первый раз чудища напали на «Дерзкий», когда им командовал Тремэн. Второй раз, когда началось испытание сверхсветового двигателя, – в раздумье произнес я, наблюдая за медленно плывущей на экране рыбой. – Пока мы ускорялись обычными двигателями, рыбы нас не трогали.

Мы наблюдали за тем, как рыбы корчатся под лучами наших лазеров. Только одна, последняя, успела исчезнуть так же внезапно, как появилась.

– Но почему? – воскликнул Филип. – Что заставляет их на нас нападать?

– Сэр… – снова попытался заговорить Грегор.

– Тебе слова не давали, – осадил его Филип.

Я понимал, что нападками на кадета Филип пытается скрыть собственный страх, а потому мягко сказал:

– Мне хотелось бы послушать, что скажет Грегор, если вы разрешите.

– Есть, сэр. – Филип покраснел и кивнул Грегору. – Говорите, кадет.

– Как они нас находят? – спросил Грегор.

– Это неизвестно, – пожал я плечами.

– Однажды дома я смотрел научно-популярный фильм об изобретении сверхсветового двигателя. Из него я узнал, как исчезают и появляются корабли, когда входят в сверхсветовое состояние и выходят из него. Это очень напоминает появление и исчезновение рыб.

– Но рыбы живые, у них нет сверхсветовых двигателей, – возразил я.

– Птицы тоже живые, не имеют ни пропеллеров, ни реактивных двигателей, однако же летают, – парировал Грегор.

Эта простая мысль так меня поразила, что на секунду-другую я лишился дара речи.

– Органические сверхсветовые двигатели? – удивился я.

– Не знаю, сэр. А почему бы и нет?

– Лично я, – вмешался инженер, – не вижу способа, которым органическое существо могло бы генерировать N-волны.

– Летучие мыши генерируют ультразвуковые волны, – заметил Филип.

– Дело не в том, как космические чудища генерируют N-волны и генерируют ли их вообще, а в том, как они нас находят, – напомнил я, чтобы ввести обсуждение в конструктивное русло.

– Сэр, разрешите еще раз…

– Вы уже высказались, кадет, – одернул я его и посмотрел на инженера: – Ну что ж, продолжайте испытания двигателя до тех пор…

– Выслушайте меня! – вскочил Грегор, сильно побледнев.

Филип и Касавополус переглянулись, изумленные дерзостью кадета, потом уставились на него.

– Два наряда! – заорал Филип. – Вы обязаны…

– Они чувствуют наши N-волны! – выпалил Грегор. Мы умолкли, потрясенные.

– Простите, сэр, что осмелился вас перебить, – продолжил Грегор. – Сами посудите: рыбы нас нашли, как только наш двигатель начал излучать N-волны. Все ясно. Раз чудища способны генерировать волны, значит, они способны и чувствовать их.

– Это пока лишь предположение, мы не… – Я запнулся, лихорадочно соображая. Когда чудища чуют корабли? Только во время «ныряния» в сверхсветовое состояние и во время выхода из него? Или же во время сверхсветового перелета тоже? Может быть, рыбы и напали на остальные корабли эскадры во время их сверхсветового полета, но мы об этом вряд ли когда-нибудь узнаем. – Боже мой! Человечество использует сверхсветовые двигатели уже больше сотни лет. Почему же до сих пор рыбы не чуяли кораблей?

– Возможно, рыбы пришли в это пространство издалека, – предположил Грегор. – И им потребовалось на это много времени.

У меня по телу побежали мурашки.

– Если предположить, что рыбы чувствуют N-волны во время «ныряния» и «всплытия» кораблей, становится понятно, почему они находили нас в местах сбора, – сказал я.

– Разве можно чувствовать N-волны? – возразил инженер.

Но я уже не слушал его; бросился к пульту управления и выключил питание сверхсветового двигателя.

– Керрен, заблокируй подачу электропитания на сверхсветовой двигатель в машинном отделении! – приказал я.

– Есть, сэр.

– Твоя гипотеза не доказана, – обратился я к Грего-ру. – Будем пока считать ее верной, а там посмотрим. Другие предложения есть?

– Нет, сэр.

– Садись, кадет!

Больше обсуждать было нечего. Я приказал инженеру объяснить экипажу, почему прекращаются испытания двигателя.

– Недовольных присылайте ко мне. Электростанция должна работать в таком режиме, чтобы оставалось достаточно мощности для лазеров, – добавил я. Потом соединился с постом связи: – Мистер Цы, прикажите первому и второму стрелковым отрядам в течение недели дежурить по очереди у лазеров. – Отложив микрофон, я объявил: – Ближайшую вахту на мостике буду стоять я. Только схожу в каюту, сменю рубашку. Побудьте здесь, инженер, пока не вернусь. А вы, Филип, идите отдыхать. И вы, кадет, тоже.

Близилось утро. Я потащился к себе в каюту, по пути размышляя, сидит ли там все еще миссис Ривс. Но только я подошел к двери, как завыли сирены. Я помчался обратно на мостик. На экране опять появились чудища.

– Инженер, вниз! – скомандовал я.

Касавополус со всех ног бросился в машинное отделение.

Чудищ на этот раз было восемь.

Посыпались доклады, прибежал Филип. Мостик был его боевым постом.

– Лазеры включены!

– Взять гадов на прицел!

Я приготовился маневрировать.

– Держу цель в направлении один-пять-четыре, расстояние пятьсот метров, – донесся из динамика голос Елены Бартель.

– Убейте чудовище!

– Они заходят сзади, командир! – заорал Деке.

Но я и сам это видел; включил реактивные двигатели. Корабль стал невыносимо медленно вращаться. Из динамика неслись яростные крики:

– По центру! Господи! Совсем близко!

– Стреляй же!

Монотонно долдонил Керрен:

– Появилась цель в направлении ноль-пять-ноль, расстояние пятьсот метров. Появилась цель в направлении два-шесть-один, расстояние сто метров. Появилась цель…

Сколько же их! И как они близко! Спаси нас, Господи!

– Филип, проследи, чтоб у всех пассажиров были скафандры! – приказал я.

– Есть, сэр.

От одного чудовища отделился щупалец и полетел к шлюпочному отделению.

– Чтоб его! Пали! – орал Уолтер Дакко.

– Стараюсь! Он дергается! – орал Деке.

– Вошел в мертвую зону!

Я маневрировал как мог, пытаясь избежать столкновения.

– Топлива осталось на две минуты, командир, – доложил Керрен.

– Чтоб им всем провалиться!

– У кормы! – крикнул Деке. – У шахты!

Огромная рыбина вплотную подплыла к тому месту на корабле, где находилась шахта сверхсветового двигателя. Мне удалось немного повернуть корабль, но чудище упорно двигалось к своей цели, вибрируя и переливаясь всеми цветами радуги. Вдруг кожа на одном участке потемнела и образовался волдырь; волдырь лопнул, на его месте появились три бесформенных тела, которые тотчас же устремились в сторону шахты двигателя.

– Попал!

Одно чудище развалилось под лазерными лучами, и во все стороны полетели внутренности, в то время как второе у машинного отделения оказалось вне досягаемости лазерных пушек.

– Докладывает машинное отделение. – Голос инженера Касавополуса. Почему-то очень спокойный. – Чудища штурмуют корпус в районе шахты.

– Старшина полиции! Уничтожить врага в машинном отделении! Касавополус, выдать людям скафандры! – приказал я.

Одно из раненых чудищ вдруг исчезло.

– Смотри! Паразит растворился! – воскликнула мисс Бартель.

– Мы надели скафандры, – доложил Касавополус. – Черт! Эти сволочи совсем рядом!

Я бросил взгляд на индикаторы – топлива оставалось всего на один маневр.

– Господи! Боже мой! – завопил Филип, подскочив в кресле.

Я в ужасе смотрел на экран. В трехстах метрах от правого борта появилась рыбина таких габаритов, каких я еще не видел.

– Обнаружилась цель в направлении ноль-девять-три, расстояние триста метров, – доложил Керрен.

Из рыбины вылез щупалец.

– Командир! Они проплавляют стену! – крикнул Ка-савополус.

Может случиться непоправимое. Из машинного отделения выйдет воздух, и люди окажутся незащищенными перед чудищами.

– Дакко у вас?!

– Да, сэр!

– Справитесь?

– Попробуем сжечь их лазерами. Сюда лезут три мелкие гадины. Но если прорвется рыбина, тогда не знаю…

Касавополус не договорил – и так было ясно, что оружие Уолтера Дакко бессильно против космического чудища. Рыбины атаковали нас со всех сторон, но наибольшая опасность исходила от двух: той, что выпустила трех мелких гадов, и самой большой, приближавшейся к середине корабля. Одна рыбина, у кормы, уже находилась в метре от корпуса. На память пришли погибшие от рыб на «Гибернии». Уолтер Дакко со своим маленьким отрядом вряд ли сможет что-либо сделать. Если корпус проплавится – все пропало.

– Надо вывести людей из машинного отделения, – тихо сказал я Филипу, не решаясь отдать приказ.

– Нет! – взвился Филип.

– А что делать?!

– Но мы лишимся электроэнергии для лазеров!

– Нельзя допустить, чтобы погибли люди! Машинное отделение мы все равно не можем спасти!

От исполинской рыбины, устремившейся к центру корабля, отделился какой-то предмет.

– Можем!! – горячился Филип.

– Ручными лазерами чудищ не убьешь! – возразил я.

– Рыба вот-вот коснется корпуса! – заорал Касаво-полус.

– Разрешите взять шлюпку, – сказал побледневший Филип.

– В ней нет оружия.

– Попробую пойти на таран! На мгновение я онемел.

– Позвольте, сэр, – настаивал Филип, – возможно, я их отпугну.

– Нет, – отрезал я.

– Ведь здесь от меня никакого толку!

– Нет!

– Тогда все погибнут! – Поколебавшись, Филип ринулся к выходу. – Я обожгу их выхлопными газами! – крикнул он, остановившись у двери. – Разрешите, сэр!

Я вдруг сообразил, что ничего не говорю, только шевелю губами, и наконец произнес;

– Разрешаю.

Гардемарин кое-как отдал честь и скрылся за дверью. Я снова впился глазами в экран. Шквалом огня стрелки уничтожили летевшего к кораблю гада, но исполинская рыбина метнула еще одного. Вскоре мигнул индикатор, знак того, что из шлюпочного отсека выкачивается воздух. Тем временем гад, пущенный рыбиной, вошел в мертвую зону лазерных пушек.

– Падла! – заорал Эдди Босс с поста связи. – Он попал в мою пушку!

– Лазерная пушка в центре корабля выведена из строя! – доложил Керрен.

Из шлюпочного отсека в открытый космос вылетела шлюпка с Филипом.

– Командир, чудище пробуравило стену! – доложил Касавополус.

– Выключить электростан…

– Не выключайте, Касавополус! – перебил меня Филип по рации. – Я у цели. Укройтесь все в мастерской!

– Укройтесь, Касавополус, – повторил я.

– Есть, сэр.

Чудище-исполин выпустило в центр корабля еще трех гадов.

– Все пушки по этому борту выведены из строя, сэр! – крикнул Цы. – Необходимо развернуть корабль!

– Сейчас! – Я включил маневровые двигатели на полную мощность. Корабль повернулся к рыбине-исполину носом.

Керрен вывел на экран изображение шлюпки – она приближалась к рыбине, устремившейся к шахте сверхсветового двигателя. Подлетев к ней, Филип развернул шлюпку на сто восемьдесят градусов, раскаленные газы, вырывавшиеся из сопла шлюпки, обожгли чудище, оно дернулось, но не сдохло.

– Ах ты, сука! – Филип снова развернулся и еще ближе подлетел к рыбине.

– Командир, они сломали передние лазеры! – доложил Цы.

Проклятый Тремэн! Забрал у нас столько пушек…

Теперь Филип обжег рыбину с близкого расстояния, никакого эффекта. В отчаянии я схватился за голову.

– Декомпрессия в машинном отделении! Командир, они проплавили стену!

– Жгите их лазерами! – приказал я.

– Иду на таран, – сообщил Филип.

– Нет!

– Это единственный шанс!

– Мистер Таер!

Словно не слыша, он развернул шлюпку метрах в ста от рыбы, включил двигатель на полную мощность и понесся, целя ей в голову.

– Мистер Таер!

– Рад был служить вместе с вами, сэр. Увидите Алекса Тамарова, передайте ему мои извинения. Да поможет нам Бог, сэр… – Шлюпка набирала скорость.

– Керрен, записывай! Мистер Таер! Я, командир Николас Сифорт, от имени Правительства ООН присваиваю гардемарину Филипу Таеру звание лейтенанта Военно-Космических Сил!

В динамике раздался треск. Шлюпка врезалась рыбе в голову, вошла в нее и исчезла. Из дыры выплескивались струи вязкой жидкости. Рыба задергалась и полетела прочь от корабля вместе с застрявшей в ней шлюпкой.

– Проникновение в трюм! – доложил Керрен. «Господи! Каюсь в своих грехах!»

– ДЕКОМПРЕССИЯ ШЕСТОЙ СЕКЦИИ ВТОРОГО УРОВНЯ!

– Командир, зал гидропоники левого борта разгерметизировался!

«Господи! Помилуй!»

– Машинное отделение! – крикнул я в микрофон.

– Мы тут, сэр! Сожгли двух гадин. Клингер, заделай дыру плитой!

– Инженер, дайте оставшееся топливо!

– Берите! Его не хватит даже на минуту, сэр. «Господи! Умоляю Тебя, прими меня в Царство Свое!» «Дерзкий» уже был развернут носом прямо на гигантскую рыбину, которая только что швыряла в середину корабля свои снаряды. А вокруг появлялись все новые и новые чудища. Ясно, сражение нами проиграно.

– Керрен, идем на таран! Рассчитай курс!

– Курс рассчитан. Направление ноль-ноль-ноль.

«Аманда, мы скоро встретимся».

Я включил маневровые двигатели на полную мощность, бросил корабль вперед. Он так медленно разворачивался, что казалось, стоит на месте.

– В чем дело, Керрен, кончилось топливо?!

– Нет, просто невозможно сразу набрать скорость, – объяснил мне, словно школьнику, компьютер.

Скорость медленно нарастала. Рыбина, заметив угрозу, начала удирать. Я скорректировал курс и стал ее преследовать.

– Всем надеть скафандры! – скомандовал я в микрофон, не отрываясь от экрана. Диск первого уровня находился примерно в середине длинного корпуса «Дерзкого». На мой экран передавалось изображение носовой телекамеры.

– Ну, погоди, гадина! – процедил я сквозь зубы.

Еще секунда – и нос «Дерзкого» коснется исполинской рыбины. Чудище стало вибрировать. Только бы не исчезло!

– ПОДОЖДИ, ДЬЯВОЛЬСКОЕ ОТРОДЬЕ!

Наконец корабль коснулся рыбины. Керрен включил тревогу и завопил:

– Нос поврежден! Разрушен корпус до первого диска! Я вскочил, ожидая удара.

– Керрен? – Ответа не последовало. – Керрен!! Экран погас. Наконец Керрен сообщил:

– Заработал сверхсветовой двигатель. Введите координаты для расчета!

– Что?!

– Сверхсветовой двигатель включен, сэр, – повторил компьютер. – Пожалуйста, введите координаты пункта назначения.

– Касавополус! – завопил я.

– Машинное отделение слушает, сэр.

– Сверхсветовой двигатель включен?!

– Нет, конечно.

– Господи! – Я оторопело уставился на темный экран без единой звезды. Значит…

– Что случилось? – спросил Касавополус.

– Рыба нырнула как раз в тот момент, когда мы в нее врезались.

– Что вы говорите, сэр?

– Она… Она взяла нас с собой.

* * *

Мы собрались в коридоре второго уровня – Касавополус, Уолтер Дакко, Грегор и я. Время шло, а на экранах был полный мрак, как во время сверхсветового полета.

Керрен уверял, что сверхсветовой двигатель работает, а я не решался обследовать корабль, опасаясь катастрофических последствий. Дело в том, что во время сверхсветового полета любой предмет, выброшенный за пределы корабля, мгновенно распадается на атомы; а в корпусе «Дерзкого» наверняка немало дыр; достаточно оказаться рядом с одной из них, чтобы погибнуть.

– Как быть? – растерянно спросил я, забыв о субординации, едва сдерживая дрожь.

– Главное, что мы живы, – проворчал Касавополус.

– Пока.

– А где мы? – охрипшим голосом спросил Уолтер Дакко.

– Наверное, в чистилище, – пожал я плечами.

– И что дальше? – спросил Грегор.

– Отдадим концы, – утешил я его.

– Когда, сэр?

– Скоро. Как только рыбешка тормознется или переварит нас. Или когда у нас кончатся запасы еды.

– Переварит? – с ужасом переспросил Дакко.

– Понимаете, – принялся я объяснять, – наш «Дерзкий» воткнулся в рыбину как раз в тот момент, когда она нырнула в сверхсветовое состояние. Керрен доложил, что вся передняя часть корпуса разрушена, а теперь еще и датчики вышли из строя. Так что в трюм лучше не соваться, там не исключены повышенная радиация и вирусы. Возможно, рыба переварит остатки «Дерзкого» вместе с нами.

– И скоро это произойдет? – спросил Грегор.

– Откуда мне знать?! – вспылил я. – Не задавай дурацких вопросов!

– Простите, сэр! Есть, сэр. – Он вытянулся по стойке «смирно». Все были в отчаянии.

– Что еще известно, сэр? – спросил Уолтер Дакко.

Я с удовольствием послал бы их всех к дьяволу и смылся к себе в каюту. Пристают со своими вопросами, будто я прорицатель!

– Что с машинным отделением, Касавополус? – спросил я со вздохом.

– Мы успели заделать дыры в стене до погружения в сверхсветовое состояние, сэр. Поврежден только один силовой кабель, второй цел.

– Вы хотите сказать, что после всего этого электростанция не вышла из строя?

– Да. Электроэнергии для обогрева и освещения, сэр, вполне достаточно. Возможно, удастся починить поврежденный кабель. Кроме того, нам больше не потребуется электроэнергия для насосов маневровых двигателей, ведь топливо для них кончилось. И лазерных пушек не осталось.

Я попытался сосредоточиться. Итак, мы находимся внутри исполинского чудовища, которое летит со сверхсветовой скоростью бог знает куда. Корма и машинное отделение пока в порядке. Кольца-уровни герметичны. Разрушена только носовая часть корабля, пробит и разгерметизирован трюм.

– Что еще известно? – повторил я заданный мне вопрос, на который так и не нашел вразумительного ответа.

– Системы регенерации все еще работают, – напомнил Дакко, – только некоторые трубы разорваны, и из них вытекла жидкость. А вот гидропоника правого борта…

– Разрушена, – договорил Касавополус. – Это отделение разгерметизировано, как и восьмая секция, воздух оттуда вышел. Входить туда не стоит, все равно растения погибли.

– А что другое отделение гидропоники? Западное?

– Не пострадало, но большого урожая там не соберешь.

– Между восьмой секцией и восточным отделением гидропоники погибла почти половина растений, – с горечью констатировал Дакко.

– Может быть, их еще можно спасти? Пусть мистер Бранстэд посмотрит, он специалист. А трубы регенерации? Нельзя ли их залатать?

– Можно, по крайней мере большинство из них, если найдем достаточно материала, не забираясь в трюм, сэр, – ответил Касавополус.

– Тогда займитесь этим, – приказал я.

– Есть, сэр. Только работать система регенерации будет плохо. Из труб вытекла жидкость, а мне нечем ее заменить.

– Сделайте все, что возможно, – сказал я и, плохо соображая, спросил: – Где еще произошла декомпрессия?

– На третьем уровне, в четвертой и пятой секциях, сэр, – ответил Дакко.

Значит, мятежники погибли. Уцелел лишь Клингер, которого я выпустил из четвертой секции.

– Как с запасами кислорода? – спросил я.

– Их как раз хватит для тех помещений, из которых вышел воздух, – ответил Касавополус, – но тогда придется довольствоваться воздухом, поступающим из системы регенерации.

– Мистер Аттани, обойдите корабль, выясните, кто погиб, составьте список и принесите мне в каюту.

– Есть, сэр.

– Касавополус, сделайте все, что в ваших силах. Мистер Дакко, позаботьтесь об экипаже.

– Есть, сэр.

На мостике дел не было, и я пошел в каюту. Теперь оставалось лишь ждать, пока не кончится воздух или еда. На первом уровне я встретил миссис Ривс.

– Вы оказались правы, молодой человек, – заулыбалась старая женщина.

– В чем именно? – Я попытался вспомнить нашу беседу в каюте.

– Насчет воинской дисциплины.

– Она не помогла спасти корабль, – возразил я.

– Но мы все-таки живы, – настаивала миссис Ривс.

– Пока живы. Недолго осталось.

– Не к лицу командиру говорить подобные вещи, – разочарованно промолвила она и пошла дальше.

В каюте я сразу лег и предался размышлениям. Боже мой, как же я радовался тогда, за несколько дней до полета на «Дерзком»! Но Тремэн отобрал его у меня. Потом возвратил, но уже совсем в другом состоянии – словно приговорил меня к смерти. Похоже, тем дело и закончится. Смерть в чреве гигантского чудовища – такое и в дурном сне не приснится.

Лежать надоело; я сел за стол, снова вспомнил отца. Сколько еще осталось ждать смерти?

– Ты должен жить, – услышал я голос отца так отчетливо, будто он был рядом со мной. – Не ждать смерти, а жить.

– Легко тебе говорить, ты ведь не на борту «Дерзкого», – пробормотал я.

Отец осуждал меня за малодушие, но я не в силах был прогнать страх и искал себе оправданий: мол, советовать легче, чем делать. Но я знал, что отец прав. Смерть подстерегает человека всегда и везде, даже в благоприятных условиях, но нельзя постоянно о ней думать. Что бы ни случилось, жить надо достойно, а значит, выполнять свой долг.

В дверь осторожно постучали. Я открыл и увидел Грегора Аттани.

– Вы приказали доставить вам это в каюту, сэр, – сказал он, протягивая мне лист бумаги.

– Что ты принес?

– Список потерь.

– Сколько?

– Два пассажира, сэр. Они оказались без скафандров, когда произошла декомпрессия коридора на третьем уровне.

– Куда мистер Таер приказал сложить трупы? – Повезло им, подумал я. Быстрая смерть.

Грегор посмотрел на меня, как на чокнутого.

– Мистер Таер погиб, сэр, – тихо произнес Грегор. – В шлюпке. Он пошел на таран…

Я прислонился к стене, чтобы не упасть.

– Сэр, вам, наверно…

– Уходите! – едва слышно произнес я.

После ухода Грегора я так и остался стоять, подпирая стену, не было даже сил броситься на кровать.

Прости, Филип, что забыл о тебе. Слишком многих я погубил: Аманду, Нэйта, экипаж, пассажиров. Всех и не упомнишь.

Наконец я взял себя в руки, вытер слезы, вышел в коридор. Там не было ни души. Лишь слышался едва уловимый шум двигателя.

В дальнем конце шлюпочного отделения, куда я вошел, находилась дверь, ведущая в трюм. Сейчас ее было лучше не открывать. Заглянул на мостик – там тоже все было нормально, аппаратура работала.

Нестерпимо захотелось кофе. По пути к офицерской столовой я заглянул в пассажирскую комнату отдыха и увидел Дакко – отца и сына. Крис плакал, Уолтер держал его за руки. Оба взглянули на меня, но ничего не сказали, я что-то пробормотал и пошел дальше.

Мне показалось, что лицо старшего Дакко тоже было мокрым от слез.

В офицерской столовой я сварил себе кофе покрепче, с жадностью выпил и теперь ждал действия кофеина.

– Сэр, что мне теперь делать? Я вздрогнул, резко обернулся, расплескав на рубашку кофе. Грегор выжидательно смотрел на меня.

– Что за манера подкрадываться, кадет! – вспылил я.

– Я не… Что вы, сэр! Просто… Есть, сэр.

– Чего вы от меня хотите?

– Ничего, просто я думал… Простите, сэр.

– Оставьте меня в покое. Грегор поспешно кинулся к двери.

– Мистер Аттани! Простите… – крикнул я ему вслед. – Простите за грубость.

– Хорошо, сэр.

– Действуйте по своему усмотрению. Помогите, если можете, мистеру Дакко или главному инженеру. Когда понадобитесь, я позову.

– Есть, сэр, – с облегчением сказал Грегор.

Я снова остался один.

Ополаскивая под краном чашку, взглянул в зеркало, висевшее над раковиной. Красное пятно от ожога на щеке воспринял сейчас как немой укор. Надо держать себя в руках. Даже перед лицом смерти не пренебрегать долгом.

Я буквально заставил себя обойти жилую часть корабля. Пассажиров словно подменили. Как приветливо они меня встречали! Некоторые в порыве благодарности жали мне руку. Члены экипажа буквально ловили каждое мое слово и с необычайным рвением бросались выполнять любой мой приказ, словно видели во мне спасителя, способного вызволить их даже из этой беды.

Немного поболтавшись у дверей поврежденных, лишенных воздуха секций, я отправился на мостик и устало опустился в свое кресло, показавшееся мне необыкновенно удобным.

– Керрен, что ты можешь сказать о трюме? – спросил я.

– Его длина равна двумстам тридцати метрам, средняя ширина двадцати четырем метрам…

– Прекрати. Расскажи о том, в каком он сейчас состоянии.

– У меня практически нет информации о части корабля, расположенной между шлюпочным отделением и носом. Кстати, если собираетесь продолжить полет…

– Ты, безмозглый кусок электроники! Говори то, что знаешь!

– Согласно показаниям датчиков, носовая часть корабля разрушена, в частности первые двадцать метров трюма. Таково было состояние на девять часов одиннадцать минут. В девять часов сорок две минуты вышли из строя центральные датчики трюма, из чего можно сделать вывод…

– Какие датчики работают?!

– Вы имеете в виду датчики трюма, командир?

– Да!

– Говорите конкретнее, тогда легче будет вести беседу, – вежливо заметил компьютер. – А теперь разрешите ответить на ваш вопрос. В настоящий момент работает всего один датчик, расположенный на стене на высоте двадцати метров от двери шлюпочного отделения.

– Спасибо.

– Пожалуйста, командир. Это свидетельствует о том, что от кормы до местонахождения датчика корпус пока цел.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Буду рад ответить на любой ваш вопрос.

– Керрен, датчики видят, что находится вокруг корабля?

– Нет, потому что мы летим со сверхсветовой скоростью. Разве вы не знаете, что двигатель работает?

– Керрен, но мы не включали сверхсветовой двигатель.

– Тем не менее он работает, командир.

– В каком он состоянии?

– Не знаю, командир. Его датчики отключены. Но другие датчики свидетельствуют о том, что мы находимся в сверхсветовом полете.

Видимо, до Керрена не доходит, что корабль может перейти в сверхсветовое состояние без включения внутреннего двигателя. О внешнем двигателе, то есть о двигателе исполинской рыбины, Керрен даже не подозревает.

Я снова попытался проанализировать обстановку. Итак, половину растений мы потеряли. Наши скудные запасы теперь недоступны: в трюм войти нельзя. Людей на корабле стало меньше – погибли три члена экипажа, два пассажира и четверо мятежников, – но овощей все равно не хватит. Системы регенерации, возможно, починить удастся, но в настоящий момент они не работают.

Но хуже всего то, что исполинская рыбина несет нас неизвестно куда.

Зверски хотелось есть. Стоит ли экономить остатки еды, если мы скоро умрем? Допустим, мы сумеем продержаться на скудном пайке месяцы, даже годы, но чем все это кончится? Рыба нас переварит – и все.

Я объявил через микрофон по кораблю:

– Мистеру Аттани, мистеру Бранстэду и мистеру Дакко-младшему прибыть на мостик.

Первым явился Эммет Бранстэд, опрятный, подтянутый – даже в это трудное время он следил за собой. Военная служба пошла ему явно на пользу. С момента принятия присяги толстяк похудел на восемь килограммов и стал довольно стройным.

Следом явились кадет и Крис Дакко.

– Половина растений погибла, а значит, сократится и урожай, – сказал я своим подчиненным. – Учитывая гибель девяти человек, рассчитайте, сможем ли мы продержаться до нового урожая, на сколько дней хватит еды, если сократить на треть нынешний рацион. На расчеты даю два часа. Ответственный – мистер Аттани.

Только после их ухода до меня дошло, что кадету впервые придется командовать. Не рано ли? По традиции кадет не вправе отдавать приказы. Но сейчас не до традиций. И я выбросил из головы весь этот вздор.

– …благослови наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие…

Закончив молитву, я обвел взглядом чету Ривсов, миссис Оваух и мистера Федеса, моих соседей по столу, затем двух пассажиров, членов экипажа, занявших отдельные столы, и сказал:

– Не стану скрывать от вас. Положение наше безнадежно. – По залу пронесся глухой ропот. – Расчеты показывают, что еды хватит дней на девяносто. По словам мистера Бранстэда, мало кому удастся дотянуть до того времени, когда урожай значительно возрастет.

Тут подняла руку Елена Бартель. Я разрешил ей говорить.

– Что вы собираетесь делать с… телами погибших? К моему стыду, такая мысль уже приходила мне в голову.

– О людоедстве не может быть и речи, – заявил я. – Тела доставлены в машинное отделение для кремации.

– Они спасли бы нам жизнь! – воскликнула Бартель.

– Я никому не позволю потерять человеческий облик! Решение принято и обсуждению не подлежит. Елена Бартель, разочарованная, села.

– Скорее всего, – продолжал я, – мы умрем не от голода. Как только рыбина выйдет из сверхсветового состояния, она просто нас переварит. Или даже раньше, чем это случится. Но давайте надеяться на лучшее и экономить еду. Итак, рацион сокращается в три раза. Корабль следует поддерживать, пока есть силы, в рабочем состоянии. Да поможет нам Бог!

Мои слова прозвучали в мертвой тишине.

Шло время, и напряжение потихоньку спадало – все привыкли к новым порядкам. Казалось, жизнь на корабле протекала вполне нормально. Люди усердно трудились на «огородах», чтобы поскорее собрать урожай. Деке предложил было кормить не всех, чтобы хоть кто-то выжил, но я сделал вид, будто не понял его намеков.

Часами просиживал я на опустевшем мостике, просматривал бортовой журнал, размышлял об ошибках и роковом стечении обстоятельств, в силу которых мы оказались в безвыходном положении. Если бы адмирал Тремэн… Если бы командир Хэсселбрад… Все эти бесконечные «если бы» давали простор фантазии.

На исходе двенадцатого дня после тех кошмарных событий меня вывел из дремоты голос Керрена:

– Последний датчик в трюме вышел из строя, сэр.

– Вышел? Куда? Как? – Я никак не мог проснуться.

– За час до того, как датчик вышел из строя, температура вокруг него поднялась на тринадцать градусов, командир. В чем дело – не знаю, но от него перестали поступать сигналы, – объяснил Керрен.

– Понятно. Дверь из коридора в шлюпочное отделение заперта?

– Заперта.

– А из шлюпочного отделения в трюм?

– Тоже. Дверные датчики пока функционируют, сэр.

– Все ясно. – Я хотел позвать Касавополуса, но решил, что ни он, ни кто-либо другой не сможет предотвратить переваривание корабля.

Прошло еще десять дней. Я потерял всего два килограмма, но щеки ввалились и безобразное пятно на щеке стало еще заметнее.

Елена Бартель передала через Грегора, что хочет со мной переговорить, и я принял ее на мостике.

– Элрон… мистер Клингер хотел бы вступить в брак, – сказала она.

У меня челюсть отвисла. Я долго смотрел на нее, потом спросил:

– Вы хотите выйти замуж за Элрона Клингера?

– Так точно, сэр. – Елена покраснела.

Браки между членами экипажа в Военно-Космических Силах были явлением редким, притом обязательно с разрешения командира. К офицерам это не относилось. Но даже после свадьбы молодоженам полагалось спать в кубрике на разных койках. Правда, для занятий любовью им разрешалось забраться в какую-нибудь пустующую каюту.

– Так, ну… Думаю… – промямлил я, потрясенный до глубины души. – А вы не сомневаетесь в мистере Клингере?

– Нисколько, сэр. Мистер Клингер за последнее время очень изменился.

– Что ж, как говорится, в добрый час. Когда состоится церемония бракосочетания?

– Хотелось бы как можно скорее. Ведь неизвестно, сколько нам осталось жить.

– Сегодня вечером? Завтра?

– Сегодня вечером, сэр. – Она снова покраснела. – Спасибо.

После церемонии бракосочетания я предался размышлениям. Ну не ирония ли судьбы? Елена Бартель лет на десять старше Клингера.

Жених – плут и распутник, а невеста, по ее собственному признанию, – девственница. Жених – бунтовщик, невеста – поборница нравственности и приличий. Отличная парочка! Ничего не скажешь.

Что ж, дай Бог им счастья. Большего, чем выпало на долю мне и Аманде.

Всю ночь до самого утра я ворочался с боку на бок. Впервые после смерти Аманды мне захотелось женской ласки.

Прошел месяц с тех пор, как мы угодили в чрево чудовища. Из последних сил мы старались поддерживать корабль в работоспособном состоянии, ухаживали за «огородом». Грегор Аттани, который по-прежнему жил в гардемаринской каюте, с готовностью выполнял любое мое поручение. Вопреки традиции – ведь Грегор был кадетом – мы с ним подолгу беседовали. От меня не ускользнуло, что отношения его с Крисом наладились. Крис совсем пал духом и нуждался в поддержке.

Касавополус почти не выходил из машинного отделения. Уж не сделал ли он себе новый самогонный аппарат? Но я предпочитал не вмешиваться и не донимал его проверками. Как-то раз мы с Керреном сыграли партию в шахматы, и мне так понравилось, что теперь мы делали это дважды в день – утром и вечером. Хотя Керрен играл слабее Дарлы и Дэнни. Однажды нам помешал своим появлением Грегор, но я накричал на него, и в те часы, когда мы играли, он больше на мостик не приходил.

Однажды, это был уже тридцать пятый день нашего пребывания в рыбине, Касавополус передал мне просьбу Эдди Босса поговорить со мной. Я пригласил Эдди в офицерскую столовую, где обстановка более непринужденная, чем на мостике, чтобы побеседовать с ним за чашечкой кофе. Слава Богу, этого напитка и воды хватало, и я часто заглушал им голод.

Эдди молчал, глядя в пол и барабаня пальцами по столу, никак не решаясь заговорить. Я долго ждал, потом наконец решил заговорить на его жаргоне, немилосердно коверкая слова:

– Почему Эдди боится говорить командиру? Такой большой и такой трус!

– Вы не ссыльный, сэр, не чернь.

– Почему бы мне не научиться говорить по-вашему? Улыбка сбежала с его губ.

– Не надо, сэр, – сказал он серьезно. – Все помрем, вот что я хотел говорить. Помрем. Я ждал, что еще он скажет.

– Не надо смеяться над Эдди, командир, – продолжил он медленно, с трудом. – Не надо. Я знаю, теперь все равно. Вы учили меня читать. Понимаете… Можете учить меня вести хорошо, хорошо говорить? Как другие. Можете?

– На кого бы вы хотели походить, мистер Босс?

– Не на этих Верхних! Не на мистера Таера, не на Криса Дакко. Может быть… – Он покраснел, потупился. – На вас. Я знаю, это уже неважно. Ведь все помрем. Но перед смертью… – Он так и не нашел нужных слов и умолк, оробев.

Откуда-то из глубины памяти всплыла картина: комната отдыха на «Порции», Эдди Босс, склонившись над столом, старательно выводит буквы под диктовку Аманды.

– Ладно, – сказал я. – Два часа занятий утром с Уолтером Дакко, два часа после полудня со мной.

Он с благоговением взглянул на меня и несколько раз судорожно сглотнул, прежде чем смог прошептать:

– Спасибо.

Уолтер Дакко с готовностью согласился обучать Эдди, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

– Его надо учить не только правильной речи, но и всему остальному, манерам, походке. Ведь шаркает, как старик, – заметил Уолтер Дакко.

– Он прямо-таки жаждет учиться.

– Лучше бы оставался хорошим беспризорником, чем пытаться стать тем, кем вряд ли когда-нибудь станет.

– Парня надо учить, мистер Дакко, – спокойно сказал я, пропустив его резкое замечание мимо ушей.

– Разумеется, сэр, – криво усмехнулся Дакко. – Чем труднее задача, тем интереснее ее решать. Возможно, мне удастся воспитать его лучше, чем Криса.

– Возможно. Кстати, как поживает Крис?

– Мы… как бы это сказать… помирились.

На том наша беседа закончилась.

Касавополус выключил перегревшуюся систему регенерации и принялся ее ремонтировать. Полдня мы дышали консервированным воздухом. Но даже после ремонта система регенерации не могла очищать воздух как следует – он становился все хуже и хуже, но никто этого не замечал, поскольку процесс протекал достаточно медленно. Расчеты свидетельствовали, что мы раньше умрем от голода, чем от недостатка чистого воздуха.

Но мы старались не думать об этом и не падали духом.

Однажды во время ужина завыли сирены тревоги. Когда я примчался на мостик, Керрен доложил:

– В шлюпочном отделении резко упало давление. Дверь, ведущая в трюм, сломана.

Я выключил тревогу. Теперь от переваренной части корабля нас отделяло только шлюпочное отделение.

Шел сороковой день нашего заточения в рыбине. Ждать оставалось недолго.

В тот день исхудалый, изможденный Грегор Аттани, который всегда был рад беседам со мной, осмелился заговорить первым.

– Сэр, как вы считаете… – Он осекся, потом выпалил: – Могу я стать гардемарином до того, как… до того… – Он не договорил, не хватило духу.

– Как вы считаете, мистер Аттани, нужны мне теперь гардемарины? – мягко спросил я.

– Не нужны, сэр. Простите.

Проклятие! Какой же я идиот! Надо же такое ляпнуть!

– Вы хотите получить звание? Или заслужить его? – спросил я.

– Заслужить, – без колебаний ответил Грегор.

– Филип… Мистер Таер обучал вас навигации?

– Так точно, сэр. Теперь я штудирую ее по учебникам.

– Ваше поведение весьма похвально, мистер Аттани. Рад, что вы доросли до офицерского звания. Продолжайте изучать навигацию. В меру своих сил попробую вам помочь, хотя, признаться, в навигации я не силен. Керрен будет давать вам задачи для упражнений. По два часа в день изучайте с главным инженером сверхсветовой двигатель. До завершения учебы освобождаю вас от всех обязанностей.

– Спасибо, сэр. – Отдав честь не хуже выпускника Академии, он повернулся кругом и вышел строевым шагом.

Я сделал для него все, что мог. Пусть эта маленькая радость облегчит его страдания. Утвердит ли его в звании Адмиралтейство – меня не беспокоило. Ведь до Адмиралтейства мы не доберемся.

Теперь по утрам я обучал Грегора навигации, а после полудня Эдди Босса – хорошим манерам. В перерыве между занятиями играл в шахматы с Керреном. Иногда после скудного ужина заходил в комнату отдыха поболтать с кем-нибудь из пассажиров, обычно с Анни, Жанной или миссис Ривс. С удивлением я обнаружил, что такой образ жизни мне по душе. Особенно мне нравилась Анни, даже несмотря на ее отвратительные манеры.

Происходило что-то невероятное. Пассажиры вели дневники, изучали древние языки, смотрели серьезные фильмы, которыми в суетной повседневности ни за что бы не заинтересовались. Все это помогало преодолевать постоянное чувство голода. По молчаливому уговору запрещалось даже упоминать о неминуемой гибели. Я принял решение не надевать скафандр, если дверь шлюпочного отделения, ведущая в коридор, прорвется. В скафандре запаса воздуха хватит лишь на несколько часов. Я сам удивился спокойствию, с которым ждал конца.

Эдди Босс теперь обдумывал в разговоре каждое слово, произносил его правильно, не коверкая, как это бывало прежде. Часто пускал в ход изысканно вежливые выражения, которым обучил его Дакко. Никто из беспризорников, зная его крутой нрав, не смел над ним насмехаться.

Криса Дакко я постоянно загружал работой, давал ему бесконечные поручения, назначал командиром отряда, которому предстояло выполнить то или иное задание. Крис исполнял все беспрекословно.

– Он очень боится смерти, – сказал мне как-то его отец.

– Вижу, – ответил я. К сожалению, утешить Уолтера Дакко мне было нечем.

Однажды Крис тихо сидел в углу комнаты отдыха и вдруг разрыдался. Его отец, несколько пассажиров и я неловко молчали, не зная, как реагировать. Наконец к Крису подошла Жанна, обняла его, а потом увела. Я возблагодарил Господа Бога, моля благословить юную спасительницу.

– Включите, пожалуйста, маневровые двигатели, сэр.

– Есть. Маневровые двигатели включены, – ответил Касавополус из машинного отделения.

Грегор, весь напрягшись, сидел в кресле пилота. Я со свирепым видом, как и положено экзаменатору, следил за каждым его движением. В свое время мне приходилось принимать экзамены у Алекса Тамарова, Дерека Кэрра, Филипа Таера и Рейфа Трэдвела. Поэтому по части того, как изобразить из себя людоеда, опыта у меня хватало.

– Курс ноль-пять-восемь, две третьих мощности, – скомандовал Грегор.

– Есть две третьих, – донесся из динамика голос Ка-савополуса.

Разумеется, все это было компьютерной имитацией. На самом деле все двигатели вышли из строя.

Грегор осуществлял воображаемые маневры, прежде чем перевести корабли в сверхсветовое состояние и вынырнуть в гипотетической точке межзвездного пространства.

– Корабль для сверхсветового полета готов, сэр, – доложил Грегор и выжидательно на меня посмотрел.

– Удовлетворительно, кадет, – строго сказал я и выключил монитор. Сгенерированные компьютером звезды погасли. Лишь после этого я позволил себе расслабиться. – Очень хорошо, Грегор.

Он просиял, но тут же снова сосредоточился.

В тот день – он был пятьдесят шестым – мне удалось выиграть у Керрена две партии. Во второй он просто сдался.

В перерывах между обучением Грегора, занятиями с Эдди и игрой в шахматы я заполнял бортовой журнал. Вдруг останки «Дерзкого» когда-нибудь обнаружат? Впрочем, вряд ли. Ведь неизвестно, находимся ли мы все еще в пределах нашей Галактики.

Прошла еще неделя. Скончалась во сне миссис Оваух. Не последнюю роль в этом сыграло плохое питание.

Даже огромные дозы кофе не могли предотвратить истощения моего организма. Я потерял еще три килограмма, а лицо стало как у скелета.

Однажды, когда я спал в каюте, меня разбудила рация:

– Командир, поднимитесь, пожалуйста, на мостик.

Спросонья я долго не мог сообразить, что это Керрен. Сирены молчали. Зачем он вызвал меня? Озадаченный, я быстро оделся и поспешил на мостик.

– Пожалуйста, посоветуйте, включать ли тревогу, – обратился ко мне Керрен. – Датчики показывают ненормальное повышение температуры двери шлюпочного отделения, ведущей в коридор.

– Ненормальное? – Я ничего не мог понять.

– Да, сэр. Последние несколько дней температура все время повышается.

– Почему ты сообщил мне об этом только теперь?

– Потому что в течение часа она подскочила на целый градус.

– Вот оно что. – Я сел в кресло, задумался. Сердце бешено колотилось.

– Если затормозите, сэр, можно будет выяснить, что случилось.

– Керрен, я не могу тормозить.

– Торможение осуществляется простым выключением сверхсветового двигателя, – объяснил бестолковый компьютер.

– Попробуй выключи.

– Я не могу, потому что вышли из строя некоторые устройства. Датчики показывают, что двигатель выключен.

– Так оно и есть.

– Отказ признать реальность означает сдвиги в сознании, сэр, – заявил Керрен.

– Спасибо за приятный диагноз.

– Пожалуйста, сэр. Рад стараться. Можно, конечно, укрепить дверь шлюпочного отделения, но что толку? Все равно кислота проплавит стены.

– Насколько выше была температура датчиков в трюме, когда они вышли из строя? – спросил я.

– На восемь градусов выше текущей температуры датчиков двери шлюпочного отделения, сэр.

Поначалу это меня обнадежило, но вскоре я допер, что никакой разницы нет – умереть через час или через несколько дней.

– Включи тревогу, когда температура двери поднимется на пять градусов, – приказал я.

– Есть, сэр. Какой сигнал подавать?

– Общую тревогу плюс сигнал декомпрессии.

– Хорошо, сэр. Спокойной вам ночи.

В досаде я стукнул кулаком по столу и побрел в свою каюту, сожалея, что едва не разбил руку, – она нестерпимо ныла.

Керрен пожелал мне спокойной ночи. Будь он гардемарином, я показал бы ему, как издеваться над командиром!

* * *

Три следующих дня прошли без происшествий, а на четвертый ко мне подошел мрачный Уолтер Дакко. Я сразу пригласил его к себе в каюту.

– Меня попросили передать вам петицию.

– Опять?

– Да.

Его односложный ответ и угрюмый голос настораживали.

– Изложите суть дела.

– Все понимают, что положение отчаянное, и кое-кто предлагает включить сверхсветовой двигатель. Это последний шанс.

– Зачем? – поразился я.

– Может быть, корабль вернется в нормальное состояние.

– О Господи! Кому это могло прийти в голову?

– Кому, не знаю, но теперь все одержимы этой идеей. Кроме меня, Криса и Эдди Босса.

– Вы опять угрожали Крису?

– Нет, сэр, – невесело улыбнулся Уолтер. – На этот раз он принял решение самостоятельно.

– А почему?

– Считает, что включение сверхсветового двигателя приведет к мгновенной гибели.

– Или же нас выбросит за пределы галактики. Даже при исправном двигателе нельзя прыгать вслепую!

– Конечно, сэр.

– Давайте поговорим с Касавополусом Мы спустились в машинное отделение. Внимательно нас выслушав, инженер покачал головой.

– Это невозможно. Во время последнего боя живой снаряд, выпущенный в нас чудовищем, проплавил стенку шахты. И теперь нельзя генерировать даже неправильные N-волны. Поэтому двигатель, если его включить, перегреется. Возможен взрыв. А может случиться и что-нибудь похуже.

– Вы уверены?

– Уверен, – зло ответил инженер. – И без вашего письменного приказа двигатель не включу. Обсуждать последствия нам просто не придется.

– Такого приказа не будет, Касавополус. Через час жду вас в первом кубрике. А вы, мистер Дакко, соберите к этому времени экипаж.

Когда все собрались, я обратился к инженеру:

– Мистер Касавополус, расскажите о последствиях включения двигателя.

– Во-первых, шахта двигателя испарится от перегрева. Во-вторых, могут выйти из строя термоядерная электростанция, а следом за ней и все наши системы. К тому же неизвестно, в какой точке пространства окажется наш корабль.

– Вопросы есть? – спросил я.

Как всегда, первой подала голос Елена Бартель:

– Скажите, сэр, что будет с нами, если не включать двигатель?

– Мы умрем. – Ничего другого я не мог ответить.

– Когда, сэр?

– Не знаю. Голод начнется недели через две. Но умереть мы можем значительно раньше, если чудище и дальше будет переваривать корабль.

– Кто-нибудь знает, как повлияет на чудище включение сверхсветового двигателя?

– Этого я не знаю Мне известно только, что двигатель не функционирует.

– Но если его включить, чудище, возможно, прекратит сверхсветовой полет, – настаивала миссис Бартель.

– Трудно сказать, что произойдет, миссис Бартель.

– Но ведь мы ничего не теряем!

Пронесся гул одобрения. Почти весь экипаж был на стороне Елены Бартель. Элрон Клингер лишь печально на нее смотрел, не осмеливаясь со мной пререкаться.

– Потеряем жизнь, причем немедленно, – ответил я.

– Надо рискнуть! – с вызовом воскликнула Елена. – Все так считают.

– Но кораблем командую я.

– Большинство экипажа за включение! Вы же видели, сколько подписей под петицией!

– Собрание окончено. Инженер, кадет, пошли. – Я старался держаться уверенно, насколько это было возможно в сложившейся ситуации. Консервы на камбузе закончились. Осталось только немного овощей.

На пятьдесят седьмой день Грегор Аттани отдал свой ужин мистеру Ривсу, но тот отказался. В приступе раздражения я приказал кадету съедать положенную ему порцию всю, без остатка. А питались мы теперь жидким супом и вареными овощами.

У себя в каюте, в тишине ночи, я молил Бога поскорее забрать нас к себе.

Я уже ни о чем не мог думать, кроме еды. Дисциплина падала, возникали драки, но люди не калечили друг друга лишь потому, что сильно ослабли.

Все дни я проводил на мостике, без конца играя в шахматы и начиная партии одними и теми же дебютами; первые шесть-семь ходов всегда были одинаковыми, а потом я пробовал различные варианты. Играя белыми, начинал партию ходом слоновой пешки ферзевого фланга на два поля вперед. В этом дебюте мне удалось достичь немалых успехов. Мешал лишь голод. Не будь его, я внес бы ценный вклад в теорию дебютов.

Однажды, когда я обдумывал очередной ход, из динамика донесся голос инженера Касавополуса:

– Командир, докладывает машинное отделение. Здесь кое-какие э… трудности.

– Что случилось? – спросил я, нехотя выйдя из раздумья.

– Мы собираемся включить двигатель, – послышался голос Елены Бартель.

– Что?! – Я вскочил как ужаленный. – Отставить!

– Надо рискнуть, командир. Простите, но это наш последний шанс.

– Вышвырни ее из машинного отделения, Касаво-полус! – приказал я.

– Он не может, – спокойно сообщила Елена Бартель.

– Касавополус!

– Слушаю, сэр. У меня связаны руки! Она оглушила меня не то трубой, не то чем-то еще. К тому же она грозит мне ножом.

– Вы не можете запустить двигатель, он блокирован на мостике, – предостерег я.

– Я отключил блокировку, командир, – сказал Касавополус.

У меня бешено застучало сердце. Я постарался взять себя в руки и спросил:

– Чего вы хотите, миссис Бартель?

– Ничего. Собираюсь включить двигатель. Так что приготовьтесь к торможению.

– Подождите, – попросил я.

– Нет смысла ждать, сэр, – решительно ответила она.

– Понимаю. Но прежде чем включить, убедитесь, что дефлекторы установлены правильно. Иначе произойдет взрыв!

– Касавополус скажет, что надо делать.

– Нет! – взревел я. – Это мой корабль! Я командир! Из динамика донесся хохот.

– Командир Сифорт, я не так глупа, как вы думаете, – заявила Бартель. – Нам хорошо известно, на что вы способны! Один раз вам удалось помешать нам включить двигатель. Хватит.

– Я не собираюсь вас обманывать. – Я тянул время, подходя к сейфу.

– И правильно делаете, сэр. Обмануть нас еще раз вам не удастся.

– Не включайте двигатель до тех пор, пока не установите дефлектор. Поймите, это необходимо. – Я старался говорить как можно убедительнее.

Ответа не последовало.

– Елена, – сказал я громче, – сейчас спущусь в машинное отделение, чтобы присутствовать при пуске двигателя. Клянусь перед самим Господом Богом, что не помешаю вам, не причиню вам вреда, не буду наказывать вас за ваши действия. Господь Бог мне свидетель. Я понимаю ваше отчаяние. Возможно, стоит рискнуть.

– Это правда, сэр? – смягчилась Елена.

– Да, правда. Пожалуйста, разрешите мне присутствовать при включении двигателя. – Я уже взял то, что хотел, и закрыл сейф.

– Ладно. Но помните, у горла Касавополуса я держу нож. И пущу его в ход, если вздумаете мне помешать.

– Я ведь дал клятву, разве этого мало? Наступила пауза.

– Хорошо, – согласилась наконец Елена. Спускаясь вниз, я встретил на лестнице Грегора Аттани.

– Вы слышали, сэр? – спросил он. – Они собираются…

– Знаю.

– Что вы хотите сде…

– Молчать, кадет!

– Есть, сэр.

– Иди на мостик. Ты можешь мне понадобиться.

– Есть, сэр.

Внизу меня уже ждал Уолтер Дакко.

– Простите, сэр, я должен был предвидеть…

– Поздно! – перебил я его. – Кто еще участвует в этом деле?

– Ковакс и Джокко помогли ей захватить машинное отделение, сэр, но там она пожелала остаться одна.

– А остальные куда подевались?

– Они в карцере. Мы с Крисом, Эдди Боссом и Эмметом Бранстэдом отвели их туда. Больше всех старался Эдди.

– Хорошо.

– Сэр, мы слышали ваш разговор с Еленой Бартель.

– Ну и?..

– Сэр, вы дали клятву. Собираетесь…

– Мистер Дакко, молчать!.

– Есть, сэр.

Мы приближались к машинному отделению.

– Ждите здесь, – приказал я.

– Есть, сэр.

Я пошел дальше по коридору и среди стоявших у двери людей заметил Элрона Клингера – он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как ребенок, который вот-вот обмочится.

– Простите, командир, я отговаривал ее, но она не послушала! – сказал Клингер.

– Отойдите! – Я прошел к двери.

– Я отговаривал ее!

– Все ясно, Клингер. Оставайтесь здесь.

– Есть, сэр. Не сердитесь на нее, пожалуйста. Она не понимает, что творит.

Пропустив его слова мимо ушей, я постучал.

– Миссис Бартель! Это я, откройте!

– Зачем? Что вам здесь нужно?

– Ничего. Ведь я поклялся не мешать. Помогу только установить дефлекторы. И все. Я один и не вооружен.

– Ладно.

Дверь открылась. Касавополус сидел на лавке со связанными за спиной руками. Рядом стояла Елена, приставив ему нож к горлу.

– Простите, сэр, – пробормотал Касавополус.

– Заприте, пожалуйста, дверь, – сказала Елена. Я выполнил ее просьбу.

– Приступим?

Какое-то время она с подозрением на меня смотрела, потом согласилась.

– Простите, но кто-то должен был это сделать. – Она словно оправдывалась.

– Понимаю.

– Вы вряд ли меня простите.

– Не прощу, но наказывать не буду. Давайте приступим.

– Дефлекторы уже установлены, сэр. – Она опустила нож.

– Знаю. – Я выхватил из кармана лазерный пистолет и выстрелил ей прямо в сердце.

Она упала. Касавополус в ужасе завопил. Нож звякнул, ударившись о металлический пол. Я подобрал его и, дождавшись, когда пройдет головокружение, разрезал веревки на запястьях Касавополуса.

– Кремируйте тело, – приказал я главному инженеру.

– Сэр… – Инженер побледнел. – Я хотел… вы говорите…

Так и не выдавив из себя ничего вразумительного, он умолк.

– Что с вами, инженер? – строго спросил я.

– Ничего, сэр. Ничего! Пожалуйста, простите меня.

– Ладно. – Я открыл дверь и вышел. Элрон Клингер стоял, в изнеможении прислонившись к стене, и, как только дверь распахнулась, заглянул внутрь. Он буквально остолбенел, лицо исказила гримаса. Я направился к лестнице.

– Я же ей говорил! – послышался у меня за спиной вопль Клингера. – Боже мой! Говорил! Елена! Зачем ты меня покинула?! – Он бежал за мной, причитая: – Командир, что мне делать?! Она любила меня! Она единственная любила меня! Что со мной теперь будет?!

К счастью, Уолтер Дакко, ждавший меня по моему приказу, остановил Клингера. Я стал подниматься по лестнице. Не заходя на мостик, пошел прямо к себе в каюту. Снял китель, умылся и с отвращением посмотрел на себя в зеркало.

Потом выключил свет и лег.

Закончился еще один, шестьдесят третий, день.

Наступил день шестьдесят пятый. Я сидел на мостике перед темным экраном.

– Хотите чаю, сэр? – спросил Грегор Аттани. Голос у него сел, стал хриплым.

– Нет, – мрачно ответил я.

– Кофе?

– Не хочу.

Я постоянно ощущал слабость. Если бы не Уолтер Дакко, так и не встал бы с постели. Два дня подряд, после того как погибла Елена, Уолтер Дакко время от времени стучался ко мне, но я не открывал, даже не откликался. Наконец он пригрозил вскрыть дверь газовым резаком. Пришлось подняться с постели.

Уолтер Дакко отвел меня в офицерскую столовую и заставил выпить чашку густого супа. После этого я пригладил волосы и отправился на мостик. Крепился как мог. Тщательно завязывал галстук, следил за мундиром. Регулярно заполнял бортовой журнал.

Грегор вертелся вокруг меня, докучая своими заботами, и, чтобы отделаться от него, я то и дело давал ему поручения.

Однажды, когда я дремал на мостике, меня осенило.

– Кадет! – окликнул его я.

– Слушаю, сэр, – отозвался Грегор.

– Смирно!

Он вскочил и вытянулся передо мной в струнку, с затаенной тревогой в глазах.

– Я тут просматривал бортовой журнал…

– Так точно, сэр, – невпопад ляпнул сбитый с толку Грегор.

– Вы прошли учебный курс с Касавополусом…

– Так точно, сэр.

– Неплохо разбираетесь в навигации, я сам принимал у вас экзамены.

– Спасибо, сэр.

– Вы не всегда вели себя безупречно, особенно вначале, но теперь хорошо справляетесь со всеми обязанностями.

– Спасибо, сэр.

– Керрен, записывай. Я, командир Николас Сифорт, от имени Правительства ООН присваиваю кадету Грегору Аттани звание гардемарина Военно-Космических Сил.

– Спасибо, сэр! – отчеканил Грегор, краснея от удовольствия.

– Вольно.

Он расслабился, улыбнулся.

– Поздравляю вас, гардемарин.

– Большое спасибо, сэр.

– Возьмите у мистера Дакко ключ от склада и найдите себе новую униформу. Гардемарину положен синий, а не серый мундир.

– Есть, сэр! – Он лихо отдал честь, повернулся кругом и покинул мостик.

Я снова задремал. Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг раздался голос Керрена:

– Не хотите ли сыграть в шахматы, сэр?

– Нет.

– Что с вами?

– Занимайся своими делами.

– Есть, сэр.

Я скучал по озорному компьютеру «Порции». С ним можно было и потрепаться, и пошутить, и поговорить серьезно, хотя порой он доводил меня до бешенства своим простодушным хамством; официальная приторно-вежливая манера Керрена действовала мне на нервы.

– У компьютеров есть души? – спросил я. После секундного молчания он ответил:

– На этот счет у меня нет достоверных данных, сэр.

– Керрен, разве ты не читал Библию?

– В моей памяти есть несколько версий Библии, командир. Я проанализировал их, но все они настолько противоречивы, что определенных выводов я сделать не смог.

– Вот чудак. Последовала долгая пауза.

– А у вас есть душа? – спросил наконец Керрен.

– Была. Но я погубил ее.

– Как это?

– Дал клятву, зная заранее, что нарушу ее.

– Я некомпетентен в вопросах теологии, сэр.

– Утешил.

– Кто? Что?

– Ничего.

– Мне кажется, что у меня тоже нет души в том смысле, какой вы вкладываете в это слово, сэр.

– Спасибо. – Я встал. – Пойду в каюту. Если что – сразу меня зови.

– Есть, командир Сифорт. Кстати, температура двери шлюпочного отделения увеличилась еще на два градуса.

Я еле доплелся до каюты и буквально рухнул на кровать. Меня знобило, изредка накатывала дремота.

Я провалялся в постели остаток дня, ночь и следующий день, Уолтер Дакко привел Грегора и Анни в качестве сиделок, и я никак не мог от них отделаться.

– Давайте, миста Дакко, я буду кормить его, – коверкая слова, предложила Анни.

Я отвернулся, но она насильно впихнула мне в рот ложку супа. Сопротивляться не было сил, и я с жадностью глотал горячую пищу. Потом меня разморило, и я быстро уснул, а когда проснулся, в каюте уже никого не было.

Вскоре явился Грегор, и я, не сопротивляясь, съел все, что он принес. Вдруг завыла тревога.

– Это конец, – произнес я безразличным тоном. Грегор со стоном метнулся к двери, но тут же заставил себя остановиться, сказав виноватым тоном:

– Простите, сэр.

– Помогите мне надеть китель, – попросил я. – Пойду на мостик.

– Наденьте скафандр, сэр.

– Нет. Он мне не нужен.

Прошла, казалось, вечность, пока я оделся и дотащился до мостика. Весь потный, я плюхнулся в кресло и отключил сирены, чтобы не выли.

– Докладывай, Керрен, – приказал я.

– Сверхсветовой двигатель остановился, сэр. Но в машинном отделении, похоже, никого нет.

– Что?

– Корабль вынырнул в нормальное пространство, сэр. Сверхсветовой полет прервался. Простите, сэр, но вам следует строго спросить с главного инженера. Ведь это верх безответственности, тормозить без…

– Заткнись! – Я немедленно соединился с машинным отделением: – Главный инженер?

– Слушаю, сэр, – ответил Касавополус.

– Что случилось?

– Ничего, сэр. Никаких изменений.

– Керрен, что показывают внешние датчики?

– Кормовые датчики показывают, что мы находимся в нормальном пространстве. Чудищ поблизости нет. Для определения координат корабля потребуется много времени, потому что передние датчики выведены из строя.

– Гардемарин, вы ни разу не выходили в открытый космос в одиночку? – спросил я у Грегора.

– Никогда, сэр.

– Тогда идите вниз, найдите кого-нибудь поопытнее, выйдите с ним на поверхность корабля через кормовой шлюз, снимите один из датчиков и укрепите его возле переднего диска корабля. Не забудьте только надеть скафандры.

– Есть, сэр.

– Держите свои радиостанции постоянно включенными.

Через полчаса Грегор с помощником уже шли в магнитных ботинках по корпусу корабля. Они сняли кормовой датчик, в котором среди прочих устройств была телекамера, и направились к диску первого уровня.

– Как дела, Грегор? – нетерпеливо спросил я в микрофон.

– За передним диском не видно носовой части корабля, сэр. Через минуту я буду там, – доложил Грегор.

– Мостик, докладывает пост связи, – послышался голос Цы.

– Что случилось, мистер Цы?

– Прислушайтесь, пожалуйста, сэр.

– К чему? – раздраженно спросил я. Что за чепуху несет этот Цы?

– Мы ловим какие-то странные сигналы, – объяснил Цы.

– Боже мой! – воскликнул Грегор.

– Что там, гардемарин?

– Чудище… Перед корабля… – забормотал он.

– Нос, а не перед! – поправил я его.

– Да, нос. Господи!

– Скажет наконец кто-нибудь из вас, что происходит?!

– Командир, вы не поверите, но… – вклинился в наш разговор Цы.

Грегор наконец установил датчик, и на экране появилось изображение той части корабля, которая располагалась за диском первого уровня. Носа корабля видно не было – он застрял в теле гигантской вибрирующей рыбины, заполнившей собой весь экран. Чудище больше не переливалось всеми цветами радуги, а приобрело мертвенно-серый цвет.

– Отойди подальше! – крикнул я Грегору, заметив, что от рыбины отделяется какой-то шар. Но шар вдруг остановился, а само чудовище перестало вибрировать.

–. Командир, позвольте включить трансляцию сигналов прямо на мостик, – попросил Цы.

– Ладно, давайте.

– Я определил координаты корабля, сэр, – доложил Керрен.

В этот момент включилась трансляция с поста связи и из динамика донесся голос диктора:

– Шесть часов, начинаем передачу новостей.

– Господи! – воскликнул я, не веря собственным ушам.

– Мы находимся в Солнечной системе, – докладывал Керрен, перекрывая сообщения диктора. – Расстояние от Солнца приблизительно равно радиусу орбиты Юпитера; угол относительно плоскости его орбиты равен примерно сорока пяти градусам.

Я откинулся в кресле, закрыл глаза. Звуки из динамика взметнули в памяти вихрь воспоминаний: Филип, таранящий шлюпкой чудовище; Аманда, качающая на руках мертвого Нэйта…

Господи Боже мой, почему ты не взял меня к себе?

Минутная слабость прошла.

– Мистер Цы.

– Слушаю, сэр.

– Передай по всем частотам Военно-Космических Сил следующее сообщение: корабль Военно-Космических Сил «Дерзкий» вернулся в Солнечную систему. Положение катастрофическое. На борту раненые и голодающие. Есть погибшие. Необходимы питание и медицинская помощь. Дезинфекция категории А. Пришлите военную разведку. Наш корабль застрял в теле существа внеземного происхождения. Примите меры противовирусной защиты. Существо, по всей видимости, снабжено органическим сверхсветовым двигателем. – Я провел по лицу вспотевшими ладонями. – В конце укажите наши координаты. Сообщение передавайте непрерывно, пока не получите ответ.

– Есть, сэр! – радостно ответил Цы. Вскоре вернулся Грегор.

– Ну, как прогулка? – спросил я.

– Нормально, – ответил он, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся, и без моего разрешения уселся в кресло пилота. В обычной ситуации за такую вольность гардемарину полагалась порка. – Сэр, почему мы оказались в Солнечной системе, а не в какой-нибудь другой точке галактики? Вряд ли это случайно.

– Не знаю. Мы уже летели в этом направлении со скоростью, равной четверти световой. Может быть, рыбина хотела посмотреть, куда мы летим? Наш сверхсветовой двигатель тоже был настроен на координаты Солнечной системы. Не исключено, что чудовище это почуяло. Или же просто возвращалось по следу нашей эскадры.

– А зачем это ему понадобилось, сэр? Я ответил вопросом на вопрос:

– А почему мошка летит на свет? Мы многого не знаем, мистер Аттани.

* * *

– Входите, командир Сифорт, – сказал лейтенант, распахнув передо мной дверь в огромный кабинет адмирала в его резиденции на базе Лунаполиса. – Вас ждут.

– Спасибо, – Я еще раз одернул мундир, пригладил пятерней волосы, как мальчишка-гардемарин, прежде чем впервые войти на мостик, святилище корабля.

Подойдя к столу, за которым сидел адмирал Брент-ли, я замер по стойке «смирно», отдал честь и, пораженный видом хозяина кабинета, задержал руку у фуражки. Как сильно он сдал, бедняга, за прошедшие полтора года. Он больше не походил на старого льва. Передо мной был просто старик.

– Вольно, – скомандовал адмирал, пристально в меня всматриваясь. – Теперь ты выглядишь куда лучше, Ник.

– Спасибо, сэр.

– Не помнишь моего визита?

– Честно говоря, нет, сэр. Я был совсем плох.

– Неудивительно. Врачи сказали, что еще два дня – и ты умер бы с голоду.

– Возможно, хотя я сильно в этом сомневаюсь.

– Хватит хорохориться! Извини, что не предложил тебе сесть. – Он указал на стул.

– Ничего, сэр, я в порядке. – Тем не менее долго стоять мне было трудно, и я сел.

Адмирал устроился рядом на мягком диване, не сводя с меня глаз.

– Чертов полет, – произнес он наконец. Я кивнул.

– Жаль, что погибла твоя семья. Прими мои соболезнования, Ник.

– Благодарю.

На протяжении нескольких недель меня расспрашивали и допрашивали, с почтением и со строгостью, дотошно изучали бортовой журнал «Дерзкого» и сохранившуюся у меня копию бортового журнала «Порции». Я говорил правду и только правду, не заботясь о последствиях.

Допросы проводились в Лунаполисе. Карантин прошел, однако нас все еще не пускали на Землю, видимо, опасаясь распространения страшных вирусов.

После долгого расследования комиссия меня оправдала, признав невиновным в повреждениях, полученных «Дерзким».

Касавополус горячо меня защищал. Я отвечал на вопросы скупо, говорил только о фактах, по возможности избегая подробностей. После расследования мне дали квартиру в Лунаполисе, и я жил в полном одиночестве, медленно приходя в себя после длительного голодания.

– Скоро снова будешь в строю, командир. Какую работу предпочитаешь? На Земле? Или все еще хочешь летать?

– Летать. Если, конечно, вы не отправите меня в отставку, сэр. Другая работа меня не прельщает.

– В отставку? – переспросил Брентли. – С какой стати, если ты заслужил награду?

– Я дважды давал клятву и дважды нарушил ее, сэр. Сам лишил себя чести. – «И надежды на спасение души», чуть не вырвалось у меня.

– Ты имеешь в виду ту чокнутую бабу? – усмехнулся Брентли.

– Я поклялся не причинять ей вреда, а сам ее застрелил.

– Обычная военная хитрость, командир.

– Я смотрю на это иначе, сэр.

– Но ты был обязан спасти корабль!

– Да, – сдержанно ответил я, однако остался при своем мнении. Клятва есть клятва, и клятвопреступник обрекает свою душу на вечные муки в аду. Значит, теперь я великий грешник.

– А второй случай? Когда еще ты нарушил клятву?

Мне надоела эта игра. Он забавлялся со мной, как кот с полудохлой крысой.

– Думаю, это вам тоже известно, сэр.

– Возможно. Но я хочу услышать это от тебя, Сифорт! – настаивал адмирал. Пришлось рассказать.

– Это произошло, когда Тремэн переправлял людей с «Порции» на «Дерзкий». Он отдал мне законный приказ, а я не подчинился и нарушил присягу.

– Тремэн! – Брентли хлопнул по дивану ладонью и вперил взгляд в стену. – Очень жаль, Ник, – сказал он после некоторого раздумья, – но я тогда ничего не мог поделать. При его назначении командиром эскадры мой голос не имел решающего значения. Вот все, что я могу сказать тебе по этому поводу.

– Он был моим законным командиром, – возразил я.

– Был! Вначале! – вспылил Брентли.

– Его никто не смещал.

– Пойми, Ник! То, что он сотворил, непростительно!

– Но на «Порции» не хватало места для всех. И часть людей ему пришлось оставить на «Дерзком».

– Он должен был послать «Порцию» за помощью и ждать ее на борту «Дерзкого». Или же на худой конец лететь на «Порции» вместе с тобой.

– На его месте я поступил бы именно так. Но как командир он имел право принять другое решение.

– Конечно, с формальной точки зрения его решение не противоречит уставу. Но вел он себя как подлый трус. Разумеется, он имел право переправить большую часть пассажиров на «Порцию». Но ограбить тебя, забрать еду, лазерные пушки… – Брентли горестно покачал головой. – Он оставил людей в открытом космосе в шлюпке, хотя знал, что, если ты их не примешь, они через несколько часов погибнут! Уму непостижимо!

– Он отобрал самых полезных пассажиров, сэр. То же можно сказать о членах экипажа.

– Оставить детей на верную гибель! Как он мог! – не переставал возмущаться старик. – Никки, мне стыдно. – Он закрыл лицо руками, но я успел заметить блеснувшие в его глазах слезы.

– Стыдно? – удивился я.

– Мне стыдно за Военно-Космические Силы. Он нас опозорил. Да, формально можно оправдать каждый его шаг. Но все его действия… Складывается чудовищная картина. Он отобрал у тебя корабль, скрыл повреждения правого борта «Дерзкого», оставил тебе всех беспризорников, отобрал лазеры, пищу, наконец, отнял врача. Его надо отдать под трибунал. И он, безусловно, будет признан виновным.

Наступила гнетущая тишина.

– Я изучил ваше дело, – сказал он наконец. – Причем очень тщательно.

– Спасибо, сэр.

– Парень, которого так ненавидели на «Гибернии», оказался героем. Не так ли?

– Да, сэр. Лейтенант Таер погиб с честью, выполняя свой долг. Мне будет его не хватать.

– Рад это слышать. – Адмирал Брентли тяжело поднялся, подошел к столу, вынул из ящика кожаную папку, протянул мне. – Вот возьми!

Я раскрыл папку и прочел вложенные в нее бумаги. Дело в том, что перед полетом каждый член экипажа оставляет завещание. Половину своего имущества я завещал Аманде, половину – отцу.

Филип все свое имущество завещал мне.

В папке была краткая опись – всего две страницы – его скудных пожитков, которые уместились в дорожной сумке. И эта сумка ждала меня на складе. Личные вещи Филипа и причитающаяся ему зарплата достались мне. Больше у него ничего не было.

Из глаз хлынули слезы.

Адмирал Брентли молча ждал. Прошло немало времени, прежде чем я смог взять себя в руки. Лишь тогда он позволил себе грустно улыбнуться.

– Слишком много крови. Слишком много смертей, – прошептал я.

– Понимаю. Ты повидал больше своих ровесников. Добыл бесценную информацию. Ксенобиологи прямо-таки очумели от космической рыбины, день и ночь ее изучают. – Адмирал хитро заулыбался. – Коллективный разум военной разведки дуреет при мысли, что эти космические чудища могли добраться до Солнечной системы, а разведка, к своему стыду, ничего о них не знала. Физики-теоретики бормочут что-то о новом способе генерации N-волн. Эти твои рыбы, Ник, летают быстрее наших кораблей. Та, в которой застрял твой «Дерзкий», долетела до Солнечной системы за шестьдесят с хвостиком дней, в то время как нашим кораблям пришлось бы преодолевать такое расстояние семь месяцев.

Адмирал Брентли встал и начал расхаживать по кабинету.

– Можно предположить, – продолжал он, – что, разобравшись в «рыбном» двигателе, физики смогут сконструировать такие быстроходные корабли. Это значительно сократит время перелетов между колониями. Итак, в мире снова грядут большие перемены. – Наконец он сел. – Но меня это уже не касается. Я ухожу в отставку, Ник. Сам видишь, здоровье уже не то. Я хочу… Знаешь, мои дочери похоронены на планете Вега-2. Сколько лет я их не навещал! По ночам я веду с ними долгие беседы. И когда наступит неизбежный для каждого момент, я хочу быть рядом с ними. Если разразится война, я уже не смогу… Короче говоря, пора старику на покой.

Он долго молчал, потом вымученно улыбнулся и снова заговорил:

– Когда я уйду в отставку, у меня больше не будет возможности помочь тебе, Николас Сифорт, у тебя не останется покровителя.

– Вы и так много для меня сделали, сэр.

– Возможно. Но сделаю еще больше. Отныне ты капитан первого ранга ВКС ООН.

– Спасибо, сэр! – Я постарался изобразить радость, чтобы не обидеть доброго старика равнодушием.

– Конечно, это не так много. Но есть еще кое-что. Хочешь снова летать?

– Да, сэр. – Я и в самом деле хотел отправиться в дальний полет, чтобы проводить долгие недели и месяцы в собственной каюте, в блаженном уединении и ничегонеделании.

– Могу предложить тебе на выбор два варианта. Примерно через четыре недели к Аркадии отбывает корабль «Черчилль». Это первый вариант. Второй корабль только что вернулся из Каледонии. Мы отправим его к Надежде.

– На этом я охотно полечу. – Мне не удалось долететь до Надежды ни на «Дерзком», ни на «Порции». Может, теперь все-таки доберусь. Поброжу по горам Вентура, вспомню счастливые дни с Амандой.

– Это «Гиберния», Ник.

Я уронил на пол папку, голова пошла кругом. «Гиберния»! Там в результате трагедии я стал командиром, успешно довел ее до Земли. Огромный корабль. Такой знакомый! До чего приятный будет полет!

– Но, сэр… – Я запнулся, подыскивая нужные слова. – Мое звание… Не слишком ли это роскошный корабль для меня?

– Разумеется, капитанам первого ранга обычно не дают корабли такого класса. Но я, как командующий оперативным соединением флота, вправе принимать любые решения. Ты заслужил этот корабль. Кроме того… – Он умолк.

– Что, сэр? – вырвалось у меня. Любопытство взяло верх на усталостью.

– Тебя просто преследует удача, Сифорт. У тебя развита интуиция. Ты верен присяге. – Тут я едва не фыркнул, но адмирал продолжал, словно ничего не замечая: – Ты всегда оказываешься в нужном месте в нужное время, всегда действуешь правильно.

– Я совершил непростительные ошибки, – возразил я. – Зачем вы меня поощряете?

– Ты вернул «Гибернию», хотя шансы были ничтожны. Чудом спас «Дерзкий».

– Его спасло чудище! Я тут ни при чем. Неужели вы не понимаете? Случайное стечение обстоятельств. Вот и все.

– Или Провидение. Не к каждому оно благоволит. Вспомним хотя бы командира фон Вальтера. Он был живой легендой, когда полвека назад я поступил на службу. Такого не было и больше не будет. Тот самый Хьюго фон Вальтер, командир поискового судна «Армстронг», который нашел останки «Селестины», открыл две пригодные для жизни планеты, дрался на дуэли с презренным правителем колонии «Гастингс», стал адмиралом флота, а потом Генеральным секретарем ООН. Сынок, – адмирал неловко дотронулся до моего колена, – порой я вижу в тебе второго фон Вальтера. А может быть, ты превзойдешь его, кто знает?

– Чушь собачья! – вспылил я, забыв о приличиях.

– Думай что хочешь. Но посмотри на себя: тебе чуть больше двадцати, а как много ты успел сделать! Нет, Сифорт, ты второй фон Вальтер!

– Я проклят Богом. В полном смысле этого слова. Вокруг меня гибнут люди. Почему… – Я так и не решился открыть адмиралу свое жгучее, горькое желание умереть.

– Когда я одряхлею и впаду в старческий маразм, а этого осталось ждать недолго, буду всем хвастаться, что знал тебя. Неважно, что никто не поверит, ведь это действительно правда.

– Какая ерунда!

– Думаю, что я прав. – Он с трудом встал, медленно выпрямился. – «Гиберния» отправится в полет через два дня. У тебя не будет времени спуститься. – Очевидно, он имел в виду полет с Луны на Землю.

– Обойдусь. – И тут мне в голову пришла важная мысль. – Сэр, когда я прилечу на Надежду, адмирал Тремэн может отстранить меня от должности. Однажды он уже отобрал у меня корабль.

– Тогда у него была такая возможность. А теперь ты повезешь с собой приказ об его отставке. Это последнее, что я могу для тебя сделать. Когда вернешься в Солнечную систему, меня здесь уже не будет.

– Сэр, я поклялся убить Тремэна.

– Вызовешь его на дуэль?

– Да, сэр.

– Ну что ж, – пожал он плечами, – вызывай. Я не буду о нем горевать. Но дуэль между вами возможна лишь после его отставки. Если убьешь его, избавишь нас от хлопот, связанных с трибуналом. – Вдруг адмирал посмотрел мне прямо в глаза. – По правилам выбирать оружие будет он.

– Я готов.

– Он очень метко стреляет из старинных пистолетов с пороховыми патронами. И не упустит шанса тебя убить.

– Это меня не беспокоит, – честно признался я. Он долго смотрел на меня и наконец произнес:

– Жаль, что тебе столько пришлось пережить, мальчик. Ну а теперь к делу. Завтра я выдам тебе полетное задание. Кстати, наши специалисты считают, что рыбины чуют корабли только в моменты входа и выхода из сверхсветового состояния. Поэтому на сей раз полет к Надежде приказываю совершить одним длинным прыжком.

– Это разумно, – согласился я.

– Некоторые пассажиры «Дерзкого» еще слишком слабы, чтобы лететь, прежде всего старики. Чета Ривсов, однако, выразила желание отправиться к Надежде, но только с тобой.

В ответ я лишь удивленно тряхнул головой. Поистине непостижима душа человеческая!

– Теперь об экипаже, – продолжал Брентли. – Почти всем новым его членам разрешено уволиться со службы, но двое изъявили желание лететь к Надежде, и тоже непременно с тобой.

– Кто же это?

– Дакко, отец и сын. Ты не возражаешь?

– Нет, сэр.

– Даже кое-кто из беспризорников решил остаться на службе. По-моему, это самое лучшее, чтобы избежать ожидающей их незавидной участи. Я не мог отказать ребятам, пожалел их. Хотя не в восторге от такой перспективы.

– Что ж, я рад.

– Остальные беспризорники… – Он отвел глаза. – Полагаю, программа их переселения будет прекращена. Вздорность этой затеи очевидна. Но политика есть политика. Тех, кого ты доставил на «Дерзком», снова направят на Окраинную колонию. Не возражаешь, если они полетят с тобой?

– Не возражаю, сэр.

– Так я и думал. Похоже, они боготворят тебя, как, впрочем, и пассажиры, и экипаж.

– Сколько беспризорников будет жить в каюте, сэр? – осторожно поинтересовался я.

– Не знаю. Наверно, шесть, как и раньше.

– Нет, – набравшись духу, выпалил я.

– Сифорт, тебе придется взять на борт большое количество пассажиров. Мы потеряли несколько кораблей и не можем предоставить каждому роскошные апартаменты. А беспризорники уже привыкли к тесноте.

– Нет, – стоял я на своем.

– Чего же ты хочешь?

– Я не допущу, чтобы ребята страдали от тесноты больше других. Однажды Тремэн заставил меня на это пойти, и я знаю, каковы были последствия.

У Брентли вытянулось лицо.

– Капитан Сифорт, – жестко заговорил он, – не забывайте, что перед вами адмирал флота.

– Так точно, сэр.

– Это приказ!

– Нет, сэр.

Адмирал с сердитым видом уселся за стол.

– Выполняйте приказ, командир! Иначе не видать вам «Гибернии».

– Простите, сэр, но при всем желании лететь на «Гибернии» беспризорников я взять не могу.

– Я отдам тебя под трибунал!

– Это ваша прерогатива, сэр.

Он долго сверлил меня взглядом, но я выдержал.

– Тебе действительно все равно, Николас? – спросил он наконец.

– Хотите знать правду, сэр? Он кивнул.

– Да, все равно.

Адмирал Брентли вышел из-за стола.

– Ладно, по четыре беспризорника в каюте. Я откажу некоторым пассажирам.

– Нет, сэр.

– Да как ты смеешь, упрямый щенок?! После всего, что я для тебя сделал!

– Беспризорники – тоже люди, сэр. Меня учили, что на военно-космических кораблях пассажиров не делят на классы.

– Да, не делят! Но это случай особый. Ладно, по три.

– Нет, сэр.

– Хочешь испортить себе карьеру ради шпаны? Отвечай!

– Вы вынуждаете меня это сделать!

– По двое!

Я упрямо мотнул головой.

– Так ведь супруги тоже живут по двое! Одумайся! – в ярости закричал адмирал.

Ну разумеется, он прав! Какой же я идиот.

– Согласен, – сдался я наконец, – по два беспризорника в каюте. Но в большой, а не одноместной.

– С тобой лучше не связываться, – проворчал Брентли. – Даже на собственную жизнь тебе наплевать. Слава Богу, подвернулся случай услать тебя подальше от Солнечной системы.

Мы оба улыбнулись, радуясь примирению.

– Да, вот еще что, – сказал Брентли. – Во-первых, уже несколько недель к тебе рвутся журналисты. Некоторые получили разрешение взять у тебя интервью. Они сейчас в зале для пресс-конференций.

– У меня? – Я вытаращил глаза.

– Да, у тебя. Я не пускал их, так они прямо взбесились. Твои фотографии облетели все средства массовой информации. И репортеры просто жаждут встречи с тобой.

– Но почему именно со мной?

– Ты, Ник, теперь знаменитость. – Он взглянул на меня не то лукаво, не то с насмешкой. – Неужели не знаешь?

Я покачал головой, не находя слов от возмущения. Что за балаган?!

– Собираешься что-нибудь сделать с этим? – Он ткнул пальцем в мою обожженную щеку.

– Не знаю, не думал. Скорее всего, нет. Внешность для меня не имеет значения.

– Ну-ну. Дело твое. Только боюсь, родители всего мира возненавидят тебя, если их детки начнут лепить себе на рожи такие же пятна.

Мы покинули кабинет и пошли по длинному коридору в зал для пресс-конференций.

– Сэр, говоря о журналистах, вы сказали «во-первых», – напомнил я адмиралу. – А что во-вторых?

Он не успел ответить, потому что мы уже входили в переполненный зап. При моем появлении поднялся шум, заработали видеокамеры. Я замер, потрясенный, не зная, как вести себя в такой ситуации. Этому нас в Академии не учили. Мне стали задавать вопросы.

– Командир! Какие чувства вы испытали, когда вторично увидели чудовищ?

– Что нового вы внесли в стратегию Военно-Космических Сил?

– Что вы чувствовали, когда…

– Ваша жена…

– Погибшие члены экипажа…

– Ваша семья…

Я, как испуганный ребенок, схватил за руку адмирала и взмолился:

– УВЕДИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!

Стоило адмиралу взглянуть на мою перекошенную физиономию, как он все понял, послал в зал улыбку и, помахав рукой журналистам, выполнил мою просьбу.

Вскоре я уже сидел в какой-то небольшой комнате, уронив голову на колени, и пытался унять бивший меня озноб.

– Прости, сынок. Не ожидал, что они набросятся на тебя, как голодные волки.

– Простите, сэр. Не беспокойтесь, – забормотал я. – Сейчас все пройдет.

– Хорошо. Теперь скажу, что во-вторых… Может, следовало бы это отложить на потом…

– Нет, сейчас.

– Тут гость. Твой отец.

– Отец? – Я с трудом поднялся. – Он здесь, на Луне?

– Да. Как только о тебе начали трубить в новостях, он связался с нами и попросил ненадолго тебя отпустить. Но узнав, что твой корабль вылетает в ближайшие дни, изъявил желание встретиться с тобой здесь. Я не видел причин для отказа.

Отец на Луне? Просто невероятно. Неужели этот суровый человек, покинувший свой родной Кардифф лишь однажды, чтобы отвезти меня в Академию, решился слетать на Луну, где сила притяжения в шесть раз меньше, чем на Земле? Что побудило его это сделать?

– Где он? – спросил я, плохо соображая.

– Там, сынок. Дальше по коридору. – Адмирал Брентли напустил на себя растерянный вид. – Отвести тебя к нему?

– Не беспокойтесь ради бога. Я сам дойду. Только скажите где.

– В западном крыле здания, в комнате ожидания для офицеров в конце коридора.

– Разрешите идти, сэр?

– Иди. Знаешь, Ник… – Он заколебался. – Возможно, мы с тобой больше не увидимся. – Он, смущаясь, протянул мне руку. – Удачи тебе, командир Сифорт. Бог в помощь.

– Спасибо, сэр.

Я поспешил по коридору.

Военно-космическая станция представляла собой район густо застроенного нового города, расположенного рядом со старой частью Лунаполиса. На станции были две главные улицы, своего рода огромные коридоры, протянувшиеся сквозь нагромождения жилых и административных зданий, солдатских казарм и офицерских общежитии. Эта станция в Лунаполисе была второй по величине после Лунной Академии, расположенной на обратной стороне Луны. Земная Академия на Военно-космической базе около Дувра по сравнению с этими двумя станциями казалась совсем маленькой.

Словно в тумане, брел я по главной улице-коридору, рассеянно отдавая честь попадавшимся навстречу офицерам. Гардемарины и лейтенанты почтительно уступали мне дорогу. Время от времени меня останавливали равные по званию командиры, о чем-то спрашивали. Я несразу понял, что им просто хотелось поговорить со мной под любым предлогом. Они таращились на меня, жали руку, старались дотронуться.

Наконец я добрался до конца коридора, вошел в комнату ожидания, где было полно народу, и робко спросил:

– Простите, есть здесь мистер… Отец поднялся мне навстречу. Как сильно он постарел с того момента, как мы последний раз виделись!

– Отец? – прошептал я.

– Николас. – Он медленно подошел ко мне, провел ладонью по моей обожженной щеке. – Сильно тебе досталось!

– Было дело.

– Мне рассказывали. Жаль, что погибла твоя семья. Жена была такая красавица! А ребенка я так и не видел. Может быть, Господь смилостивится над ними.

– Спасибо, отец.

– Я читал о тебе. – Он едва заметно улыбнулся, что было для него редкостью. – Не проходит и дня, чтобы о тебе не писали. Многое, конечно, выдумывают.

– Еще бы. Воображаю, что они насочиняли. Мы не могли насмотреться друг на друга – ведь почти не встречались в последние годы.

– Ты возмужал, – произнес отец с уважением, смешанным с восхищением.

– Очень может быть.

– Мне скоро улетать. – Он посмотрел на часы. – Вечером.

– Можно сдать билет, отложить полет…

– Не стоит. Мы повидались, а сейчас я скажу тебе то, ради чего сюда прилетел. Ты выполнил свой долг, Николас. Фантазии журналистов не могли мне помешать понять это. Ты с честью выдержал выпавшие на твою долю испытания.

– Ты прилетел на Луну только для того, чтобы мне это сказать?

– Возможно, меня не будет в живых, когда ты вернешься из полета. Пути Господни неисповедимы. Я не мог откладывать. И решил сказать тебе об этом сейчас.

– Спасибо, сэр, – вымолвил я под шквалом нахлынувших на меня чувств.

– Теперь я могу спокойно возвратиться домой. Это место, – он махнул рукой, – не для меня.

– Отец, я нарушил клятву! – выпалил я.

– Николас! – Отец опустил голову, на лице его отразилась боль. – Ты погубил свою душу.

– Знаю.

Наступила гнетущая тишина. В голове вихрем пронеслись мучительные воспоминания: вот я, совсем еще юный, в кабинете командира Форби на планете Надежда роняю слезы из-за того, что моя клятва не позволяет мне стать командиром. Потом нарушаю приказ Тремэна выпороть Филипа. Шаг за шагом приближаюсь к пропасти, и нет мне спасения. Теперь душа будет вечно гореть ваду.

– Расскажи, как это произошло, – попросил отец.

И я поведал ему все без утайки. И о «Порции», и о «Дерзком». Ничего не приукрашивая, не оправдываясь, но и не беря на себя лишний груз вины, в чем не раз меня справедливо упрекала Аманда.

Я умолк, и снова наступила тягостная тишина. Теперь отец знал обо мне все.

– Клятва – это договор с Богом, – строго сказал он. – И если хоть однажды его нарушить, ничего исправить уже невозможно. Так я учил тебя. Ты проклят Богом и будешь навечно низвергнут в ад.

– Я знал это, отец, когда нарушал клятвы.

– Конечно, ведь я учил тебя только доброму. – Он горестно покачал головой. – Теперь я тоже должен проклясть тебя, так нас учили. Но знаешь, сын, мудрость Господа неисповедима и недоступна нашему разумению, милость его беспредельна Возможно, когда-нибудь он простит тебя. Я очень надеюсь на это. – Он обнял меня. – До свидания, Николас.

Я в отчаянии смотрел ему вслед. Как тогда, давно, когда он оставил меня за воротами Академии с тяжелой сумкой на плече и страхом в душе оттого, что я был вырван из-под отцовской опеки. Отец ни разу не оглянулся.

– Отец! – Может быть, сейчас он все-таки оглянется? И он обернулся, остановившись у двери.

– Что?

– Отец, ты любишь меня?

Он долго молчал, как бы переваривая непривычные для него слова.

– Любовь человеческая преходяща, ты же знаешь, Николас. Только любовь Господа вечна. И она для нас важнее всего. Если я скажу, что люблю, тем самым направлю тебя по ложной стезе. Ты навлек на себя проклятие, но выполнил свой долг в меру своего разумения. И я уважаю тебя за это, Николас. Знай! Уважаю! – Он повернулся и исчез за дверью.

Таких слов я никогда не слышал от отца и все-таки испытал горькое разочарование, хотя понимал, что не вправе рассчитывать на большее.

Эпилог

Огромный корабль со множеством людей на борту и страждущим командиром у руля погрузился в глубокую ночь сверхсветового полета сквозь космическую бездну.

Два предшествующих дня были наполнены совещаниями, новыми знакомствами и встречами старых друзей. Экипаж на «Гибернии» остался почти тот же. Главный инженер Макэндрюс, по-прежнему поддерживавший в машинном отделении идеальный порядок, помощник механика Герни, неизменно любезный мистер Шантир, теперь уже старший лейтенант, и еще несколько матросов.

Прежних друзей мое изуродованное лицо сильно огорчило. И только Макэндрюс сделал вид, что ничего не заметил. Оставалось еще достаточно времени, и я решил облазить магазины старого Лунаполиса. Здесь можно было приобрести буквально все, чтобы порадовать инженера несколькими пачками его любимого табака, которые я до поры спрятал в своей каюте. В один прекрасный день я смогу вручить подарок адресату.

На корабле оказалось множество незнакомых мне лиц: совсем юные гардемарины, натянуто-официальные лейтенанты и юнга, который из кожи вон лез, чтобы угодить командиру.

Ну и, конечно же, беспризорники. Эдди Босс оставался членом экипажа. И вполне сносно справлялся со своими обязанностями – приобретенный на «Дерзком» опыт не прошел даром. Вот только улыбался он мне чересчур часто, что по уставу не положено. Как я ни хмурился, это не помогало.

Итак, мы покинули станцию Лунаполиса, на безопасном расстоянии от нее – тысячи километров – рассчитали курс и нырнули в гиперпространство. Начался долгий прыжок к планете Надежда.

Даже в Военно-Космических Силах с их железной дисциплиной командиры имеют право позволять себе небольшие вольности. Воспользовавшись этим, я распорядился поменять в командирской каюте всю мебель, чтобы ничто не напоминало мне об Аманде. Зачем бередить старые раны?

Устроившись в своей знакомой, но выглядевшей совсем по-новому каюте, я стал привыкать к большому, хорошо вышколенному экипажу. Я столько времени проводил на командирском мостике, что Дарла, бортовой компьютер, поинтересовалась, когда же я сплю. После этого мне пришлось умерить свое рвение и не докучать офицерам бесконечными проверками.

В каюте я то читал, то мысленно вел беседы с Амандой и Нэйтом, не в силах их забыть. Вскоре я обнаружил незаметно подложенный мне адмиралом Брентли подарок. Это была большая шкатулка из красного дерева с красивым резным узором. В ней оказались два старинных пистолета с пороховыми патронами. Время от времени в шлюпочном отделении я упражнялся в стрельбе из них.

За ужином в пассажирской столовой я вел беседы с пассажирами, сидевшими за командирским столом, а потом сразу удалялся к себе в каюту наслаждаться уединением. Иногда без всякого интереса наблюдал за боевой учебой гардемаринов.

Других удовольствий у меня не было, да я к ним и не стремился.

Однажды ко мне пришел офицер и передал просьбу Эдди Босса встретиться со мной на мостике. К немалому моему удивлению, он привел с собой Анни. Я так и не дождался, когда Эдди заговорит. Вместо этого он подтолкнул ко мне оробевшую Анни, которую, видимо, взялся сопровождать. Краснея от смущения, девушка несла какую-то околесицу.

– Мистер Босс, что вам угодно? – начал терять терпение я.

– Анни хочет попросить вас кое о чем, но боится и поручила это мне, – произнес он, старательно выговаривая каждое слово.

Я невольно улыбнулся: произношение его заметно улучшилось.

– Ну, спрашивай, – подбодрил его я. – Не понимаю, почему она сама не может спросить и все время теребит свою юбку?

– Не говори обо мне так, как будто меня здесь нет! – сердито произнесла на своем тарабарском языке Анни, топнув при этом ногой.

– Повтори, что ты сказала, я ничего не понял, – мягко попросил я.

– Командир научил говорить Эдди, я тоже хочу научиться!

– Ты имеешь в виду уроки правильной речи? – изумился я.

– Не только, а еще кое-что – как ходить, как вести себя с другими людьми. Да, я хочу быть такая, как верхние, – с грехом пополам объяснила она.

– Зачем тебе это? – осторожно осведомился я.

– Мистер командир, она… – Анни опустила глаза. – Она сказала, что я могу стать хорошей, когда учила меня причесываться.

Надо было отказаться сразу, решительно. Но я не смог. До сих пор не могу понять почему.

Теперь Анни ежедневно приходила ко мне в каюту. С ней было дьявольски трудно! Набравшись терпения, вспоминая Аманду, я стал обучать Анни правильному произношению, правилам вежливости, хорошим манерам.

И чем дольше я встречался с Анни – тем чаще вспоминал Аманду. Мне не хватало ее голоса, ее заботы, ее ласк по ночам, ее горячего тела.

Постепенно я привык к Анни настолько, что уже мог разговаривать с ней на любые темы. Стал делиться с ней, как в свое время с Амандой, своими радостями и сомнениями. Познав ее внутренний мир, я открыл в ней замечательные качества, и она нравилась мне все больше и больше.

Уолтер Дакко – он и на «Гибернии» был старшиной корабельной полиции – учил Анни хорошим манерам, как Эдди Босса на «Дерзком».

Через два месяца Анни было не узнать, так она изменилась. Я не преминул ей об этом сообщить.

– Благодарю вас, командир, – ответила она с безупречным произношением.

Я заулыбался. Еще месяц назад она бы сказала: «Будя, кэп».

– Ты становишься настоящей леди, Анни. Аманда могла бы тобою гордиться.

Вместо благодарности Анни вскочила и заорала:

– Аманда! Аманда! Хватит о ней долдонить! Что это? Ревность?

– Не «долдонить», а «говорить», – поправил я.

– Мне все равно! Не желаю слушать об Аманде!

– Прости. Больше не буду! Но понимаешь, мне очень ее не хватает.

– Я тоже скучаю по ней. – На глазах у Анни выступили слезы. – Она была доброй. Очень доброй! Причесывала меня… помогала Эдди, когда никто знать его не хотел. Аманда умерла, командир. Умерла! А Анни жива! Понял?! – Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Я растерялся, не зная, как быть. Потом подошел к ней, неловко прижал ее голову к своей груди.

Так мы долго стояли.

– Хочешь забыть о ней? – заговорила наконец Анни. – Каждому мужчине нужна женщина. А тебе?

– Мне? – тихо переспросил я, чуть отстранившись от нее. – Сама посмотри!

Ее взгляд скользнул вниз, на лице расцвела озорная улыбка.

– Хочешь, Анни поможет тебе, командир? Анни тебе даст.

– Не надо так говорить! – вскрикнул я, толком не понимая, в чем ее упрекаю, шокированный то ли ее непристойностью, то ли вдруг испортившимся произношением. – Понимаешь, у меня не было женщин. После Аманды, – добавил я в замешательстве.

– Тогда самое время этим заняться. – Анни подошла ко мне и, слава Богу, не проронила больше ни слова.

Шли дни, недели. Теперь сумрак моей каюты не был таким непроглядным. Он озарялся блеском наших тел, они сплетались, скользили, извивались, устремляясь сквозь бездну космоса к неизвестности.

Notes

Оглавление

Часть I

Часть II

Часть III

Эпилог .

Реклама на сайте