«На рыдване по галактикам»

На рыдване по галактикам (fb2) - На рыдване по галактикам 2372K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - BangBang

BangBang, Janny На рыдване по галактикам

Глава 1. Нюк. Печеньки, рыдван и борьба интеллектов

— Печенье? Шоколадное? Вот здо-о-орово… — тяну я, улыбаясь до боли в скулах и из последних сил сдерживая рвотные позывы. — Спасибо, Тася. Я обязательно попробую. Потом. Сейчас у меня много дел.

Вру безбожно. Нет у меня никаких дел — балду я гоняю на симуляторе, почесывая тайную надежду когда-нибудь выбиться в настоящие пилоты. Тася таращит на меня пустые голубые глаза, хлопает кукольными ресницами и преданно улыбается. Ее хорошенькое личико излучает абсолютное счастье.

— Если понадобится еще напиток — нажмите на кнопку вызова, — щебечет она, разворачивает свой роскошный бюст на сто восемьдесят градусов и выплывает в дверь, демонстрируя не менее впечатляющую кормовую часть. Отсек неумолимо заполняется ароматами какао, ванили, корицы, мапаки, гугу и черная дыра знает, каких еще специй. Я спешно захлопываю контейнер с десертом и врубаю вентиляцию на полную мощность. Но та еще юность моего деда застала, так что справляется не очень. Явившийся через пять минут в кают-компанию бортмех ведет носом и обреченно уточняет:

— Шоколадное?

— Ага…

— Сделай ты уже с ней что-нибудь! — взывает к моей профессиональной совести бортмеханик, шлепаясь в потрепанное кресло из «умного» пластика. Ну, то есть когда-то он был умным, но за долгие годы эксплуатации изрядно подрастерял интеллект и теперь не торопится подстроиться под монолитную фигуру нашего технаря. А Цилли, невзирая на нежное имя, дама крупная, и умелыми своими руками из таких, как я, запросто доисторических морских узлов навяжет. Она уже обещала, если я Тасю не обуздаю.

— А что я могу, у нее защита на кодировке такая, что снять ее можно только лазерным резаком! Вскрыв Тасе череп! — огрызаюсь я. Тася — уменьшительно-ласкательное от ТАИС-921, сто лет как устаревшая модель для оказания интимных услуг. Когда-то в эпоху повальной колонизации и долгих перелетов такие были популярны, а потом «Лига освобождения ИИ от сексуальных домогательств» взялась за дело основательно, и многие хорошенькие, безотказные куколки были перепрограммированы на другие задачи. Тасю вот ориентировали на уборку и готовку, но то ли в код закралась ошибка, то ли старые схемы уже попросту глючат, но повернуло нашу помощницу по хозяйству на чертовом печенье! Основательно так повернуло. Печет их как одержимая, денно и нощно.

Первые пару недель полета мы набрасывались на сладкое, тающее во рту лакомство как с голодного края. Потом стали ковыряться, заказывая всякие выпендрежные добавки. Потом наелись до отвала и попросили исключить его из меню. Но Тасю это не остановило. Не помогли ни просьбы, ни прямой приказ капитана, ни даже угрозы отключить ее вовсе. Взломать чертову защиту ее кодировки у меня не вышло — ребятки из проклятой Лиги постарались на совесть. А давиться концентратами, когда в рефрижераторе полно настоящих продуктов, которые, как ни странно, обходятся куда дешевле специальных консервов для дальних перелетов, никто не хотел. Так Тася и победила, продолжая изводить запасы муки и специй на проклятое печенье, которое с бесстрастным выражением лица поедал лишь наш док, чувак происхождения негуманоидного, оттого с совершенно иными пищевыми пристрастиями, чем у всех остальных. Впрочем, выход из ситуации я все же нашел — готовое печенье стали замораживать впрок, махнули вот пару дней назад накопившуюся партию на заправочной станции на кое-какие детали для нашей колымаги.

— Так, с меня хватит. Мне это проклятое печенье по ночам уже снится! Душит! — восклицает Цилли, поднимаясь. — Пойду, врежу механический замок в двери кладовки. Лучше б эта фифа и дальше по своему прямому назначению пахала…

А это мысль! Электронный замок, доступ к которому ей был запрещен, паразитка вскрыла мастерски, вступив в антигуманоидный сговор с бортовым компом. Я с Бо даже поругался по этому поводу. Бо — мозг этого старого рыдвана, на который меня занесло после окончания Академии глубокого космоса, и моя основная, так сказать, профессиональная обязанность. Учился я, признаться, без особого рвения… в общем, теплое место в приличной транспортной или торговой компании мне теперь даже не снится, в отличие от кулинарных изысков Таси.

— Так рыдать опять примется, — напоминаю об еще одном небольшом побочном эффекте нашего кока. Примитивная эмоциональность была когда-то встроена в базовые прошивки для прежней специализации, но Тася по сей день с успехом пользовалась этим набором, выражая не только радость при виде хорошего аппетита у экипажа, но и довольно натурально обижаясь на нас в ответ на замечания.

— Ключ будет только у меня! Меня синтетическими слезами не разжалобишь! Это вы на ее мордашку смазливую пялитесь и таете, а на меня ее фокусы не действуют! — огрызается бортмех.

— Попытка — не пытка, — соглашаюсь я. Месяц летим. Локальная война с ботом — какое-никакое развлечение. Тем более, что к прежним Тася, увы, совсем не склонна — такую плюху закатила капитану, когда он за первым же ужином по попке ее шлепнул, что эхо по самым дальним отсекам прокатилось. Чхала и на субординацию, и на то, что рожа у нашего кэпа просто зверская, полностью соответствующая прозвищу Одноглазый Дьявол. Какими космическими ветрами этого волчару, избороздившего галактику вдоль и поперек еще тогда, когда меня и в планах не было, занесло на «Дерзающий» (я название на борту рыдвана прочел — ржал до слез), не знаю. Но по обрывкам разговоров с пилотом догадываюсь, что его просто списали — не то по возрасту, не то за косяк какой. Второе вот вероятнее. Ну у нас вообще экипаж как на подбор… я в это сборище сходу идеально вписался. Сразу понял — вот оно, мое место в жизни и глубоком космосе. Глубже не бывает.

Воспоминания о недоступных полимерных прелестях наводят меня на мыслишку махнуть летный симулятор на кое-какой другой… с современной виртуальной реальностью никаких тась уже не надо. Не в кают-компании, разумеется, а в своей, индивидуальной, больше похожей по форме и просторности на нору вомбата.

— Ню-у-ук! — гаркает селектор внутренней связи требовательным командирским тоном. — Марш в рубку, ленивый рукожопый засранец!

— Нюк-говнюк, — тихонечко себе под нос огрызаюсь я. Слава квантовой гравитации, что мои очаровательные коллеги сочли мое имя и так достаточно похожим на собачью кличку и не стали изгаляться с ее выдумыванием.

— Бортинженер Стратитайлер, проследуйте в рубку корабля, вас вызывает капитан Вегус, — бесполым и бесстрастным голосом дублирует приказ Бо.

— Иду, — огрызаюсь я, шаркая домашними тапками по пустому коридору и на ходу выстраивая линию обороны. Наверняка Тася со своим десертом из пылающего ада тройного Алго'ля[1] и в рубку прорвалась, и сейчас мне очередных пилюлей за это выпишут. Как будто я это сокровище в задрипанном буфете на задворках галактики за бесценок купил!

— Цилли врезает в двери кладовки механический замок, и ключ будет только у нее! — с порога выпаливаю я, предвосхищая нападение. — Только, чур, не вестись потом на роботовы масляные слезы.

Рубка благоухает почище кондитерской лавки, а за огромным панорамным стеклом не звезды, кажется, размываются в стремительные метеориты, а марципаны с цукатами. Капитан разворачивается вместе с креслом всем своим тяжеловесным корпусом и вперивает в меня злобный взгляд. Глаза у него, кстати, оба на месте, вырастили да имплантировали новый на место утраченного, однако кличка и шрамы на пол-лица остались. Небось, спецом сводить не стал, чтоб одним своим видом таких, как я, в нервный трепет вгонять. Мог бы не париться, я его и так побаиваюсь. Но не слишком. Ну не метнет же он меня в открытый космос, если что? Или… метнет?

— При чем тут кладовка?! Какой вы там херней маетесь вместо своих прямых обязанностей?! Я тебе распределитель на четвертом движке когда велел отладить?! — гаркает Варг.

— Так я отладил! Как только детали новые достали, Цилли их заменила, я сразу все проверил. Ну, как — новые, сто лет уже ничего нового на это корыто не выпускают. Но все работало, я ж докладывал, сэр! — возмущенно парирую я совершенно неправедные обвинения. Я, может, и лентяй, и рукожоп местами, но не настолько все же. Или… настолько? Да не… точно все работало.

— Корыто… — фыркает первый и единственный наш пилот, буквально обдав меня волной презрения. — Отличное судно, с классическим ручным управлением, послушное, легкое на ходу. Его бы в порядок привести — еще б побегало меж звезд-то, да только кому?

Я прислушиваюсь к поскрипыванию и покряхтыванию этого чуда кораблестроения позапрошлого века и не знаю, ржать мне или закатывать глаза в ответ на такое заявление?

— Наймите спеца получше, раз денег девать некуда… — буркаю я.

— Поогрызайся мне, — рыкает кэп. — Вылетишь как пробка на ближайшей станции!

Открываю было рот, чтобы продолжить дерзить, но передумываю и захлопываю пасть. Тут я какой-никакой, а опыт по своей непосредственной специальности получаю. Оказаться Тасей на какой-нибудь ржавой железяке еще древнее и хуже «Дерзающего» — вот это будет настоящее днище.

— Сейчас я все еще раз проверю, сэр, — произношу я смиренно. — Но я уверен, что проблема в железе. Электроника в порядке.

— Ядрена гравитация! — восклицает вдруг селектор голосом Цилли.

— Что опять стряслось? — устало спрашивает капитан.

— Да у нас тут ЧП.

— Тася выкрала и перепрятала ВСЮ муку? — уточняю я.

— Хуже. У нас несанкционированный груз на борту. Органика. Живая. Подходите сюда, к кладовой А1, сами посмотрите.

Недоуменно переглянувшись с кэпом, спешим в отсек со складскими помещениями. Зверек какой на борт прошмыгнул, что ли? По идее, Бо должен был среагировать на проникновение… «Дерзающий», может, и корыто, но крысы с синийскими пищагами у нас по вентиляции все же не шастают. Ну, или это я их просто не встречал?

То, что дело не в пищагах, становится понятно уже на подходе. Правда, как следует разглядеть зайца мешает истерично размигавшаяся лампа. В одной руке плечистая Крошка сжимает лазерный резак, а вот второй крепко держит за шкирку… кого-то в скафандре. Конечностей, кажется, больше четырех, и безбилетник вяло пытается ими отмахиваться.

Это ж как Бо его прозевал? Это ж как мне сейчас за это влетит?!

Глава 2. Кадет Соколова. А начиналось-то все вполне обычно

Сложно не думать, что, кажется, космическая практика начинается с чего-то не того, когда болтаешься, точно напрокудивший щенок, в чьих-то огромных лапищах. А кто в этом виноват? Ну, вообще-то я сама. Хотя все-таки не обошлось и без дурного влияния предков. Проклятые гены, это все они — мамуля подтвердит. А начиналось-то все вполне обычно… Как и всегда бывает перед тем, как я умудряюсь влипнуть в очередную историю.

Крутить на метле фигуры высшего пилотажа перед носом Великого Инквизитора — занятие, чреватое скорым превращением в барбекю. Наш Торквемада, понятно, на костре меня поджарить по старым добрым обычаям не мог, такие кардинальные меры педагогического воздействия нынешняя система образования не одобряет, даже в отношении злостных нарушителей дисциплины вроде меня. Но у него есть свои методы, и еще большой вопрос, что хуже — быстро превратиться в кучку угольков или целый месяц медленно загибаться с тоски на забытой богом и людьми в глубоком вакууме станции. Судя по ее местонахождению, туда даже космическая пыль не залетает, а персонал, похоже, состоит из тех, кого еще старикан Ной списал за ненадобностью с борта своего ковчега.

Я мрачно пробежала глазами выданный мне длиннющий список запрещенных к провозу на станцию вещей. Подозреваю, что и над ним поработал мстительный Торквемада, иначе почему нельзя брать с собой ничего из электроники? Какой, черная дыра его подери, может быть перегруз из-за карманного компа с крохотным чипом, на который предусмотрительно была закачана целая библиотека приключенческой литературы? С ней я недурно скоротала бы четыре недели даже в той заднице Галактики, куда меня заслали. А вот веревки и мыла в списке запрещенки не было, поэтому я их положила. Из принципа. Потому что при проверке непременно спросят, зачем эти вещи в сумке кадета, отправляющегося на практику, и, конечно же, я не премину разъяснить.

Хорошо хоть папа еще не вернулся из экспедиции… Нет, орать и метать громы и молнии он бы не стал, он вообще всегда пасует, когда дело касается моего наказания. Карать своих подчиненных папа умеет отлично, а вот со мной теряется. Я честно давала ему шансы насобачиться в этом деле, но большую часть моего детства он провел за кучу световых лет от нашей тихой планетки, так что опыта сурового отцовства набраться ему не удалось. Маме в конце концов это надоело, они разбежались, и она вышла замуж за нашего соседа. Теперь они воспитывают моих младших братьев и сестру, разжились в довесок к обычной и морской фермой, по выходным ездят на ярмарку, а папа в свое удовольствие шастает по галактикам.

А вот из меня прилежной колонистки не вышло. Фермерские задатки в моем организме можно измерять лишь в отрицательных величинах, а уж роль женушки добропорядочного местного агрария или там скотовода и вовсе никогда не прельщала. Мама говорит, это все дурные отцовские гены. Так что, закончив школу, я решила не разбивать понапрасну порядочные сердца юных земледельцев и отправилась на прародину человечества в Космическую Академию. Соседи, должно быть, вознесли хвалу всем богам и божкам, когда я уехала и перестала наконец баламутить то болото, в котором они счастливо коротали свои дни. Больше некому стало дурно влиять на их отпрысков, подбивая тех на поиски сокровищ Предтеч, и лихачить на флаере, повергая в шок стада местных пугливых тварей, которых тут зовут овцами. Разумеется, ничего общего с настоящими барашками эти восьминогие мохнатые каракатицы не имеют, но придумыванием здешней фауне новых имен никто почему-то не озаботился.

Мама отправила отцу целую инструкцию по моей эксплуатации, но, боюсь, этот талмуд не слишком ему помог. И первое, от чего я отказалась — это от его помощи при поступлении в Академию. Папа счел, что я на него обижена и пытаюсь просто что-то там таким образом доказать. Не иначе как с психологом успел в промежутке между бесконечными экспедициями пошушукаться. На самом деле обиды тут ни при чем. Я привыкла всего добиваться сама, получать желаемое на блюдечке с голубой каемочкой мне откровенно скучно, только и всего. Вот и сейчас — вероятно, папа мог бы организовать мне практику на каком-нибудь супер-пупер звездолете в обход всех приказов Торквемады, только какая бы была в этом моя собственная заслуга? Да и сперва пришлось бы выслушать лекцию о том, чего он якобы себе не позволял в мои годы.

А я, между прочим, своими глазами видела личное дело бывшего курсанта Соколова и знаю, что уж кому-кому, но не папе бить себя в увешанную медалями грудь и приводить в пример мифическое послушание и прилежание, каковым он будто бы блистал в отдаленном прошлом. Как это самое личное дело попало в мои руки — разговор отдельный. Понятно, что вовсе не официальным путем. Как и дело того же Торквемады, в миру — старшего инструктора навигации Александра Литманена. Наверное, не стоило все же скачивать оттуда те занятные фото и рассылать их однокурсникам да еще и прямо во время его занятия… но, снявши голову, нет смысла убиваться по любимой лысине. Что сделано, то сделано. Сложно удержаться от искушения попытаться провезти любимый гаджет контрабандой, но, зная Торквемаду и его любовь к моей персоне, смешно надеяться, что меня не просветят на сто рядов, как завзятого рецидивиста. Так что, со вздохом поскидав в тощую сумку дозволенный минимум одежды и вещей, я отправилась в космопорт.

Ожидания оправдались с лихвой, на пропускном пункте на меня только что киберпсов не напустили. Мыло с веревкой вызвали ожидаемые вопросы, но прогресс на Земле зашел слишком далеко: мои слова о том, что эти вещи покончат с прозябанием на древней захудалой станции, были восприняты как намек на возможность синтеза какой-нибудь новой наркоты. В итоге меня задержали еще на четверть часа, пока пробивали по всем каналам, какие галлюциногены можно гнать из мыла и шпагата. Видимо, в колыбели человечества давно придуманы более продвинутые способы уходить из жизни, чем проверенная веками петля. Наконец меня выпихнули на взлетную площадку, где уже поджидал небольшой грузо-пассажирский корабль. Само собой, к тому прыщу на ягодице галактики, куда сослал меня Торквемада, прямых рейсов не было и не могло быть. Предстояла высадка на дальней заправочной станции, а дальше — на перекладных.

Тихоходное корыто плелось до перевалочного пункта, кажется, целую вечность. Бортовая библиотека скуки этого унылейшего перелета скрасить никоим образом не могла: самым увлекательным произведением в ней оказался справочник по такелажным работам. Остальное было еще безнадежнее. На заправочной станции, до которой мы с грехом пополам, в конце концов, доковыляли, веселья тоже не предвиделось. Лениво посмотрев на мои билеты, напоминающий огромную медузу местный служака неопределенно махнул ложноножкой и заявил, что ближайший корабль, который отправляется на эти задворки — баржа-мусоровоз. До ее прибытия оставалось еще несколько часов. Или несколько дней — как повезет. На этом этапе я окончательно поняла, что проиграла Торквемаде всухую.

Заняться на крохотном астероиде, где разместилась станция, было решительно нечем. За пару часов я наизусть выучила не только ее планировку, но и все развешанные на стенах инструкции для персонала и клиентов. Работники были, в основном, негуманоидами, все попытки завязать с ними разговор разбились о стену каменного равнодушия. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Одни были заняты обслуживанием механизмов, другие коротали время, зачарованно уставившись на колеблющиеся голографические фигуры, которые бродили тут же и скрипуче изъяснялись на каркающем лимбийском наречии. От нечего делать я стала прислушиваться — какая-никакая, а языковая практика, но вскоре поняла, что это типичная мыльная опера, где мучительно выясняют сложные отношения медузоподобные красавчики, и затосковала вконец.

Так что надсадный рев идущего на посадку древнего рыдвана показался мне чуть ли не райской музыкой. Я уже обрадовалась бы и распоследнему мусоровозу, только бы убраться из эпицентра лимбийских мыльных страстей, где склизкие герои битый час спорили, кому из них следует перейти в женский пол пятой конфигурации дабы снести яйцо для пятиюродного дяди-короля. Местный диспетчер, разинув добрый десяток ртов, пялился на действо, мечтая, должно быть, выяснить, почему же сам дядя не желает стать тетей, хотя как раз наступил период его новой инициации. Убедившись, что оторвать чужака от этакой интрижищи не в человеческих силах, я живо облачилась в термокостюм и двинула на летное поле.

В лицо ударил ураганный ветер вперемешку с грязью и чем-то вроде снежной крупы, и я надвинула на лицо прозрачное забрало шлема, высматривая прибывший, по всей видимости, по мою душу раздолбанный транспорт. Однако на закопченной огнем дюз площадке стоял, сотрясаясь, точно больной в приступе космической малярии, вовсе не мусоровоз. Пожалуй, то был раритет покруче. Помнится, в семейном альбоме имеется снимок прадедушки, прилетевшего в числе первых исследователей открывать наш мирок. Вот он там стоит в аккурат на фоне подобной машины. Только и дед, и эта древность на фото еще молоды и не разваливаются на части.

Хотя ляпни я такое при самом пращуре — не сносить бы мне ягодиц. Прадед-то мой жив-здоров, и еще не было случая, чтобы, зарулив в наше захолустье, он не гонялся за мной с выломанным из живой изгороди прутом, приговаривая, мол, предки знали толк в воспитании, и добрая розга ни одного ребенка еще не испортила. Он и на прошлых летних каникулах не преминул устроить традиционный забег, и плевать дедуля хотел на то, что я давно никакой не ребенок, учусь в Космической Академии и вообще мне почти покатил аж третий десяток стандартных земных лет.

На борту антиквариата виднелась надпись — «Дерзающий». Выглядела она такой же пошарпанной и облезлой, как и весь рыдван. Пожалуй, величайшей дерзостью этой посудины было продолжать бороздить космос лет этак пятьдесят спустя после торжественного списания. Должно быть, корыто угнали прямиком со свалки космического лома. Хотя… может, оно тут как раз и подрабатывает мусоровозом? Вероятно, на этих чертовых куличках даже заштатные пилоты утиль-батальона не рвутся вкалывать. Решив прояснить этот вопрос, я собралась было направиться к спущенному трапу, как вдруг на ступеньках появились сами астронавты. В отличие от их корабля, они вроде бы не выглядели доисторическими мумиями, во всяком случае, двигались проворно.

Началась выгрузка каких-то увесистых контейнеров. К судну подкатила автоматическая багажная тележка, которая аж осела от водруженных на ее платформу коробок. Проехав десяток метров, агрегат взметнул сноп искр и замер. Отчаянно ругаясь и размахивая щупальцами, присеменили механики станции и разгорелась оживленная перепалка на тему того, кто обязан возмещать ущерб. На шум и крики выскочили остальные члены экипажа, замаячила на верхних ступенях трапа и блондинка в короткой юбчонке, но ее живо увлек обратно на рыдван кто-то из команды. Ветер взвыл, точно стая голодных волколаков, осыпая всех каким-то грязным ледяным крошевом. Меня снова никто не замечал. Это уже становилось тенденцией. И вот тут во мне, должно быть, с новой силой взыграли дурные отцовские гены. Тише мыши и стремительней ужаленного шмелем в зад гепарда я проскользнула к кораблю. Опыт хищнических похождений в соседских садах дал мне закалку на много лет вперед, ни одна живая душа даже головы в мою сторону не повернула.

Внешний люк был только прикрыт, не задраен, так что я вмиг просочилась внутрь. По идее, вторая дверь не должна открываться, пока не загерметизирована наружная, но люк застопорил один из контейнеров, не поместившийся, наверно, в багажную тележку. Так что я беспрепятственно прошмыгнула в отсек. Вдоль стены выстроились скафандры — кажется, все же малек помоложе самой посудины. Судя по куче рукавов и штанин одного из них, в экипаже имелся негуманоид. Нет, пожалуй, это был все же не мусоровоз-внештатник: на видавших виды скафандрах красовались полустертые эмблемы свободных торговцев.

И тут нехорошие гены дали о себе знать во второй раз. Какие мы имеем условия задачи? Я должна пройти практику в космосе. Меня фактически бросили на какой-то перевалочной базе и неизвестно, придет ли обещанный корабль. А чем, собственно, этот рыдван не объект для практики? Уж хуже, чем на затерянной в пустоте никому на фиг не нужной станции, точно не будет. Оно, конечно, «зайцев» на борту не слишком привечают, но главное — не попасться до того, как развалюха учапает в гиперпространство. А здешний бортовой компьютер наверняка древнее абака и максимум на что способен — не дать колымаге угодить в Черную дыру и не позволить подгореть омлету. Развернуться, чтобы высадить меня, потом уже не получится, да и кто станет так заморачиваться, когда гравитоны для сверхпространственных двигателей обходятся в кругленькую сумму? Дешевле везти безбилетника дальше. Ну… или выкинуть за борт — но это уже крайности, до которых, надеюсь, шкипер, командующий грудой лома, еще не дошел.

А я все-таки не совсем бесполезный пассажир — за плечами четыре курса Академии, почти готовый член экипажа, которому, к тому же, не нужно платить ни кредитки. Насколько я могу судить по внешнему виду этого старого коня, который явно не первый век хромает по своей борозде, с платежеспособностью у его владельцев неважно. А им всего-то и потребуется, что по возвращении на Землю накорябать мне характеристику. С моей же стороны понадобится лишь немного силы воли, чтобы удержать шкодливые конечности и ехидный язык в рамках приличия. С учебой-то у меня никаких проблем, все космические науки даются мне легко. Ну, а без шуточек я уж как-нибудь месяцок проживу, я ведь уже практически взрослый астронавт, что мне стоит вести себя, как подобает многоопытному скучному навигатору вроде Литманена? Да раз плюнуть, ерунда какая.

И не успели гены законопослушной мамы-колонистки подогнать неизменные сто контраргументов против сумасшедшей затеи, как ноги сами понесли меня на нижнюю палубу, к грузовым отсекам. Холодильник — прям то что надо. Вряд ли туда ежечасно ломятся страждущие. Вот стартует корыто, ляжет на курс — тогда и явится кок, чтобы прихватить продукты для обеда. И ничтоже сумняшеся я толкнула дверь и нырнула в недра отсека. Изо рта вырвалось облачко пара. Ничего, на мне термокостюм, пару часиков покукую тут, а потом можно и явиться пред капитанские очи и покаяться. А пока потренируюсь делать лицо поневиннее — мол, как-то оно само так получилось, и я совсем даже ни в чем не виновата.

Вскоре я поняла, что до этого вовсе и не скучала, а можно смело утверждать — веселилась на полную катушку. Апофеоз зеленой тоски жил в сумраке и холоде чертового рефрижератора. С легкой руки Торквемады и его ставленников у меня при себе не было никаких развлечений. Фонарик, правда, имелся, и при желании я могла бы сколько угодно обозревать свои новые владения — его батарейка еще меня переживет, но рассматривать было особо нечего. Всевозможные упаковки с продуктами, которые даже не погрызть от нечего делать — зубы пообломаешь. Замерзшие до твердости гранита вкусняшки — сомнительное удовольствие. Затосковав вконец, я принялась тихонько мурлыкать себе под посиневший от холода нос песенки. Когда закончился весь современный репертуар, пришлось перейти на любимые прадедушкины марши времен великой экспансии. Такими темпами я дошла бы и до русского народного, которое постарались сберечь и донести до потомков отцы-основатели нашей колонии, но тут дверь со скрипом поползла в сторону, и на меня упал тонкий лучик блеклого света.

Глава 3. Нюк. Чем вымощен путь в черную дыру

— Резак выключи, — напоминаю я Цилли, пока кэп разглядывает ее добычу.

— А, да, — спохватывается та и гасит инструмент. Лампа наконец-то перестает мигать, сфера скафандра медленно светлеет, и за стеклом обнаруживается вполне себе гуманоидная мордашка, зыркающая на нас большими голубыми глазюками. Девчонка, почти подросток. Очередной из дому за приключениями побегун… На современный лайнер с навороченной системой безопасности фиг прошмыгнешь, а на наше корыто — пожалуйста. Вспоминаю, какая меня в связи с этим ждет экзекуция, и начинаю тихо ненавидеть эту мелочь, параллельно прикидывая, как бы ее, эту экзекуцию, отсрочить или вовсе избежать.

— Поставь-ка, — цедит капитан Вегус, отодвигая защитный щиток на одном из рукавов скафандра и тыча в кнопку. Сфера уезжает, и на волю вырывается облако из мелких русых кудрей. Бортмех опускает добычу на пол, продолжая удерживать ту за шкирку. Девчонка заискивающе улыбается, хлопая длинными ресницами и переводя взгляд со свирепой рожи Варга на мою унылую. На Цилли с ее ростом смотреть несподручно — живо шея затечет.

— Имя. Фамилия. Возраст. Порт приписки. С какой целью осуществлено проникновение на судно и украден скафандр одного из членов экипажа?! — рубит кэп, приблизив свою шрамированную морду к лицу космозайчихи. Точно, это ж шкурка дока! Только он ею вряд ли когда-нибудь в полете добровольно воспользуется, если только «Дерзающий» не заполыхает со всех концов разом вместе со спасательным шлюпом — у него эта, как ее… боязнь открытого космоса, короче. А хорошая мысль… не устроить ли маленький локальный пожарчик? Все отвлекутся и забудут про мой косяк… Черт, нет, не годится. Тогда я за пожарную сигнализацию огребу, она уж точно не в порядке.

— Курсант Яромила Соколова, двадцать один год, порт приписки — Земля! Прибыла для прохождения практики, сэр! — лихо вскидывая ладонь к встрепанной голове, неожиданно гаркает девица, встав навытяжку и буквально пожирая преданными глазами перекошенную злобой капитанскую физиономию.

— Ты че мне лечишь, малявка?! — отшвырнув официальный тон, рычит Одноглазый. — Практикантов ко мне в здравом уме и трезвой памяти и адмирал Гаара не прислал бы!

— И про возраст брешет, — вворачиваю я. Какой двадцать один? Пятнашка от силы стандартных земных.

— На заправочной станции Б-7689, согласно инструктажу, мне было предписано пересесть на данное судно для прибытия к станции КС-764! — ничуть не устрашившись рыка Варга, все с тем же исполненным идиотического энтузиазма выражением бравого новобранца звонко выкрикивает девчонка. Затем, выбившись на мгновение из роли, бросает на меня возмущенный взгляд и заявляет: — У меня вообще-то документы при себе, я четвертый курс Академии уже закончила!

— «Дерзающий» че, так похож на пассажирский лайнер? — усмехается кэп. — К станции КС-764 судно не направляется. Сойдешь в ближайшем порту и сказки свои будешь лечить мамке своей. Ты проверила, ее школьных приятелей по морозилкам не засело? — спрашивает он уже у Цилли, заглядывая в кладовую. — Бо, ржавый ты сученыш! Почему на борту посторонняя органика?!

Бо выдерживает театральную паузу и выдает:

— Система безопасности корабля не функционирует в полной мере. Перегорели термодатчики и датчики определения движения на уровне С, выведен из строя блок питания в третьем отсеке, повреждена вспомогательная плата на сервере.

Мое сердце ухается в пятки. Точно сученыш, еще какой!

— Ты почему мне не доложил?! — вскидываюсь я.

— Я докладывал. Вы сослались на занятость, бортинженер Стратитайлер, и сказали, что займетесь системой безопасности позднее.

— Врет он все! Ничего он не докладывал! Мстит, гаденыш, за Тасю! И за то, что я в нарды с ним играть отказался! — возмущаюсь я. — Цилли, ну скажи!

— Обормот ты и лентяй, — ответствует бортмех. — Тасю перепрограммировать и то не можешь.

Кэп выныривает из ледяных недр морозилки, окутанный клубами пара, прям вылитый викинг — так вот его пра-пра-пра-пра в нанадцатой степени дедушка и выглядел перед тем, как оттяпать кому-нибудь башку секирой, и я глотаю спешно образовавшийся в горле ком.

— А ведь все лишь потому, что некому круглые сутки вкушать запасы печенья, которых с лихвой хватило бы на колонию прожорливых санайцев-троглодитов, — тихонько бормочет себе под нос зайчиха, но при виде капитана снова встает по стойке «смирно» и таращится на него чуть ли не с обожанием, будто он вылез из рефрижератора с приветливой улыбкой до ушей и букетом центаврийских радужных роз в зубах. А не с полыхающим в зрачках адским пламенем Алголя.

— Ты уволен к гирганейским зиркам! — объявляет он мне, и от этого выражения слегка краснеет даже виды видавшая Цецилия.

— Шуруй, надо тебя Шухеру показать на предмет насекомых всяких, — говорит Вегус зайчихе, перехватывая ту за шкварник у бортмеха и влача причину моей внезапной безработицы по коридору. Я влачусь следом сам, без всякого физического воздействия, пытаясь выторговать показавшееся мне внезапно безумно теплым рабочее местечко назад.

— Из насекомых только тараканы в голове, сэр, все построены и инвентаризированы! — болтаясь в воздухе и умудряясь при этом сохранять всю ту же стойку, голосом ретивого сержанта докладывает девица. Клиническая идиотка… А я еще больший идиот, теперь еще и безработный бомж, в черная дыра знает, скольки парсеках от родненькой Земли.

— Да ладно вам горячиться, кэп! Это ж всего лишь школота беглая! Она даже не украла ничего! — взываю я к капитану. Ну не такая ж он тварь бессердечная, вон, на Тасины слезы повелся же? Слезу я вряд ли выдавлю, конечно, да и красот таких в моем организме не наблюдается… Ну попытка не пытка.

— Скафандр, — напоминает Вегус.

— Не украла, сэр, а взяла во временное пользование во избежание переохлаждения и дальнейшего вывода организма из строя! — на одном дыхании выпаливает зайчиха. Прям по справочнику для младшего летного состава училась с начальством разговаривать, что ли?! Засрань кучерявая! Все из-за нее!

— Закрой рот, — велит ей Варг. — И без разрешения больше не открывай. Я капитан этого судна и пока ты находишься на борту — подчиняешься всем моим приказам беспрекословно. Усекла?

Девчонка так старательно кивает, что только лохмы подпрыгивают.

— Так точно, сэр, — подсказывает кэп, тыча в кнопку очередного шлюза. Вообще он на движение срабатывать должен… был когда-то. Теперь вот так только и работает.

— Так точно, сэр, закрыла рот, согласно вашему приказу, и без разрешения больше не открываю! — с готовностью повторяет за Варгом кудрявая бедоносица. Одноглазый Дьявол затаскивает ее в медблок и ставит перед отдыхающим после обеда доком. Здесь тоже все насквозь провоняло Тасиной стряпней, только в контейнере одни крошечки.

— У нас внезапный пассажир нарисовался. Шмотку вот твою даже позаимствовал, чтоб в морозилке не околеть. Осмотреть, накормить, запереть. Сегодня в гиперпрыжок уходим. Сделаем остановку на Ниме, ссадим этих двуногих.

Док тихо содрогается всем студенистым телом и делает щупальцами какой-то загадочный жест — вероятно, молится своим богам, как всегда при любых маневрах «Дерзающего» от взлета до запуска системы автополива оранжереи. Неизвестно, что ужасает его больше — сам космос или визжащий и поскрипывающий, точно допотопный деревянный нужник на ветру, корабль? Потом сползает с кресла и тащится к девчонке, опираясь на нижний набор своих щупалец.

— Заполним анкетку, — бубнит док, извлекая из кожистого кармана на объемистом животе свой комп. — Начнем, пожалуй, с пола… К какому из десяти полов вы в настоящий стандартный год относитесь?

— Разрешите ответить доктору, сэр? — девица обращает на Вегуса преданный взор.

— Валяй, — милостиво разрешает тот.

— К постоянному женскому, согласно установленной галактической системе классификации антропоидов! — информирует зайчиха все с той же жизнерадостностью беспросветной кретинки. Просто-таки сестра Таси во плоти.

— Чип… — со смертной в голосе тоской подсказываю я. — Чип сканируй да и все. Там все ее данные.

Док наш Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль, чью родную планету мы не так давно миновали, в анатомии и физиологии гуманоидов земного происхождения понимает не больше, чем я — в брачных танцах воробьиной гидры. Это уж мы убедились за месяцок-то полета. Просто родичи его, все десять, прям повернуты были на нашей планете и ее истории и прям мечтали, чтоб дитятко поближе к землянам устроилось в жизни. Медакадемию он там, у себя, закончил, потом уже на Землю в ординатуру прилетел, по программе обмена кадрами. Только учился он так же прилежно, как и я, раз и его на «Дерзающий» в итоге занесло.

Девица теперь сверлит восхищенным взглядом втихаря долбящего хвостовым щупальцем по зависшему сканеру Шухера — подлизывается, не иначе. Затем она вдруг, забыв на сей раз спросить разрешения у капитана, начинает издавать какие-то чудовищные звуки. Первая мысль, которая залетает в голову — эпилептический припадок или острая передозировка Тасиного печенья. Однако док вместо того, чтобы спасать пациентку от приступа удушья, вдруг буквально растекается по полу от счастья и отвечает той таким же карканьем и скрежетом.

— Родная речь, любимый сериал, — пуская из ушей пузыри, которые, должно быть, соответствуют слезам умиления, шепчет док. — Может, вы даже в курсе, что было в последней серии? Проклятый передатчик прервал трансляцию на самом интересном месте… Вы поэтому мой скафандр выбрали, правда?

— Мать моя барокамера, вы хоть предупреждайте… — бурчу я.

— Короче, развлекайтесь тут сами, у меня еще дел по самую глотку, — говорит Варг. — Из-за тебя малявка пролезла на судно — ты с ней и возись. Приказ мой слышал. И манатки собрать не забудь, — велит он мне.

— Есть, сэр… — вздыхаю я мрачно. Все, ринулась моя жизнь под откос, сгинула, как приснопамятный Первый Караван переселенцев… звездная пыль им пухом. И мне.

Дождавшись, пока док наконец врубит свой планшет и отсканирует чип паразитки, внеся ее данные в регистрационный журнал, а также заглянет ей в пупок (чего он там отыскать надеялся, интересно, кроме пирсинга со встроенным медиаплеером да катышков от хлопкового белья?) и вынесет вердикт «Здорова», я киваю в сторону коридора.

— Пошли… накормить тебя велено. Очень рекомендую кулинарный шедевр нашей Таис не Афинской — печенье какого угодно вида, формы и содержания.

— Спасибо, за двое суток во как надегустировалась, — скидывая личину полудурка-новобранца и враз избавляясь от восторженно-экзальтированных ноток в голосе, хмыкает источник всех моих бед. Передо мной, по ее милости — уже практически вычеркнутым из списков летного состава, она ломать свою комедию нужным не считает.

— Очень жалко, что у тебя аллергии на него не оказалось. Могла бы сдохнуть тихонечко и так в виде полуфабриката еще лет тридцать пролетать, — язвлю я.

— Ты мне спасибо сказать должен, а если бы на борт проник какой-нибудь смертельно опасный организм? И причинил вред экипажу? — заявляет мелочь противная.

— Так он и проник. И причинил! Меня из-за тебя уволили! Сама слыхала, к кому. Повторять срамно.

— Мой прадедушка, тот еще старый матерщинник, меня туда двадцать лет как командирует, и ничего, я до сих пор на месте в этой реальности, — пожимает плечами чудовище, пальцами приглаживая стоящие торчком, точно антенны, волосы. — Пока до Нимы дошкандыбаем, кэп еще передумает, всего-то надо сделать что-то такое, что убедит его — этому старому корыту без тебя просто труба.

— Топай… советчица фигова, — закатываю я глаза. — Невелика потеря, в общем-то.

В пищеблоке пусто и уже прибрано после обеда. И тошнотворно пахнет новой порцией печева. Тася радуется при виде нас так, словно мы ее ближайшая родня, сто двадцать парсеков пешком в гости отмахавшая. Навалив и мерзавке, и мне за компанию по миске рагу, она с улыбкой сообщает зайчихе:

— Как хорошо, что вам больше не надо прятаться в морозильнике! Для живых организмов слишком низкие температуры.

— Ах, вон оно что, стакнулись, значит… — швыряю я ложку через весь стол. Во-первых, до этого хорошо поел. Во-вторых, аппетит пропал навсегда.

— И долго вы с Бо собирались нелегала укрывать?! И не ври, что он ничего не знал! Решили от меня избавиться, да?! Нашли отличный повод?! — наезжаю я. — Может, это ты ее на судно и притащила?!

— В мои функциональные обязанности не входит сообщать о наличии или отсутствии живой органики на борту, — возражает Тася, задрожав пухлыми губками. А об участии Бо ни полсловечка! Вот же паскуда синтетическая! Ловко как, а?!

— Волшебное рагу, — покосившись на робота, быстро говорит бессовестная, юзающая подхалимаж в промышленных масштабах, органика. — Ты просто сокровище, Тася. Даже моя мамочка так не готовит.

— Кушайте, не обляпайтесь… — бурчу я. Настроение и самооценка скатываются в самую глубокую черную дыру, какая только существует в обозримой вселенной. Похоже, я реально и специалист никудышний, и даже человечишко так себе.

— Спасибо! — расцветает Тася. — А я вот для вас тортик готовлю. Клубничный.

Чего?! Тортик?! Ни фига себе, вот это новости! А, впрочем, мне теперь плевать. Это больше не мой кок, пусть хоть пирожки из навоза летучего рогоноса им печет.

Дождавшись, пока кучерявое чудище натромбит в свою утробушку все, что там явно влюбленная в нее Таис на стол наметала, конвоирую Яромилу или как там ее в компенсационный зал. Древние капсулы каким-то чудом не просто работают, а реально компенсируют перегрузки при входе в гиперпространство. Никого еще расплющенным не находили после всего. Но паразитке об этом знать не обязательно, и я высказываю надежду, что она продолжит собою скорбный список.

— Это ты просто не видел, как я вожу флаер, там перегрузки и поболе случаются, — не ведется нахалка, примеряясь к своему будущему ложу. — Что хорошо было для моего пращура, то сойдет и для меня. Он полжизни на таких раритетах отлетал и до сих пор в отставку не собирается, значит, сплошная польза и закалка для организма.

Бо объявляет первый этап подготовки к гиперпрыжку, и зал наполняет наша… бывшая моя команда. Кэп и пилот проведут это время в специальных креслах — там система позамороченней и можно оставаться в сознании, контролируя системы корабля. Всем остальным — баиньки. Я, док, Цилли, суперкарго, да приблудыш этот, вот, собственно, и все. Тасе ничего не сделается, она искусственная. Капсул на всех хватит, даже еще останется. Когда-то, на заре юности, экипаж у «Дерзающего» был посолиднее.

Бо проводит перекличку и объявляет второй этап. Я с отвращением принюхиваюсь к запаху внутри капсулы — не воняет ли ванилином и шоколадками? — и укладываюсь на спину, вперив глаза в потолок, украшенный ржавыми заклепками.

— Бо, если меня не раскатает в лепешку, я сыграю с тобой в нарды, — раздается приглушенный голос неугомонной засранки из недр дальней капсулы.

— Никого еще не раскатывало, надеюсь, и вы проснетесь в добром здравии, — вежливо разваливает мой жалкий блеф бортовой негодяй. Нет, вселенная точно против меня… даже мой собственный мочевой против! Ну какого я не сходил в туалет до того, как капсула автоматически захлопнулась и пошел обратный отсчет?! Ненави…

Глава 4. Кадет Соколова. По всем фронтам Ватерлоо

Выползая из своего саркофага, я успеваю увидеть лишь взъерошенный белобрысый затылок приставленного ко мне конвоира, исчезающий в шлюзе. Пролетел к выходу со скоростью, явно превышающей крейсерскую этого корыта. Ну, звездный ветер ему в закрылки, у меня как раз тут наметилась парочка дел, которые я как-нибудь уж проверну без него. Неловко, конечно, получилось, что ему вроде как из-за меня решили дать коленом под зад, но я уже придумала, как все уладить. Капитана моя исполнительность, кажется, не впечатлила, а вот док аж прослезился — как и положено лимбийцам, ушами, разумеется. Как я, кстати, оказывается, кусок того сериала глянула. Теперь мы с местным Гиппократом друзья навек. Ну или до того момента, пока он не станет, в соответствии с очередной фазой жизненного цикла, моей подружкой.

За два дня, прожитых под укрывательством Таси, всю основную информацию об экипаже я у нее выудила — всего-то надо было жевать печеньки да нахваливать. Так что относительно каждого члена команды свои планы у меня уже оформились. Правда, с капитаном голая импровизация вышла, как-то само собой все получилось, на автопилоте: очень уж он мне прадедушку напомнил. А тот любит, когда перед ним встают во фрунт и орут что есть мочи. Недаром предок в тренировочный военный лагерь инструктором пристроился. Он, между прочим, на мне, когда я еще пешком под стол гуляла, свой самый грозный рык отрабатывал, как и зверское выражение физиономии, так что меня подобным не проймешь.

Я вообще как-то привыкла, что на меня орут, потому как это делали почти все и всегда. Орала мама, когда я в очередной раз возвращалась из школы с опозданием на пару суток, потому что мне вздумалось исследовать жерло вулкана на континенте в южном полушарии. Орали разъяренные соседи, чьи стада так называемых коров я довела до заикания, диареи и энуреза на нервной почве, промчавшись над ними на бреющем полете (на коров эти твари похожи не больше, чем другие — на овечек, но вот гадят с перепугу тоже лепешками — правда, запускаемыми на реактивной тяге и поражающими все в радиусе тридцати метров). Орали учителя в школе… И только Торквемада никак не хотел отвести душу и просто хорошенько на мне оторваться, а вместо этого шел на всякие низости вроде вызова к директору или подстроенной навигационной практики на станции в заднице Вселенной.

И этот капитан тоже меня огорчил — нет бы орнуть душевно, успокоиться и записать меня на месяцок в бортжурнал практикантом. Так нет же, он предпочел вместо этого еще больше проредить свой и без того не шибко многочисленный экипаж. Поэтому зайду-ка с другого конца и займусь пилотом. От Таси знаю, что зовут того Базиль Ксенакис, но все его тут кличут Басилевсом. Насколько мне помнится, раньше так титуловали каких-то не то древнегреческих, не то скифских царьков. А прозвища просто так не даются — наш Торквемада яркое тому подтверждение. Напрашивается логичный вывод: на рыдване обитает серый кардинал. И мне просто необходимо перетянуть его на свою сторону.

Пользуясь тем, что предоставлена самой себе, быстренько шмыгаю в шлюз вслед за умчавшимся куда-то куратором. Но надолго меня одну не бросают — не проходит и минуты, как за спиной слышатся шаги, и меня нагоняет неприметной внешности мужичок, предельно вежливо предлагая помочь сориентироваться, если я заплутала. Я предпочла бы обойтись без сопровождения, однако он крепко цепляет меня под локоток и предлагает свои услуги экскурсовода. Это местный суперкарго Уилсон Рекичински, запомнить было нетрудно, экипаж совсем маленький. Приходится сказать, что просто мечтаю поговорить с пилотом об этом, вне всякого сомнения, историческом судне, раз уж выпала такая редкая удача оказаться на его борту. Осведомившись у бортового компьютера, где сейчас находится Басилевс, он уверенной рукой увлекает меня по длинному коридору, в котором тускло светят то ли такие маломощные, то ли просто настолько пыльные лампы.

У дверей в кают-компанию мой спутник останавливается, пропуская меня вперед. Стены здесь завешаны выгоревшими от времени фотографиями и распечатками, а на столе красуется чахлая альдебаранская мухоловка. Чем они ее в полете кормят? Замороженными мошками, или Тася на какой своей прокисшей стряпне колонию дрозофил развела? Пилот — гуманоид весьма колоритный, действительно восседает за столом, прихлебывая какой-то люто вонючий напиток и с плохо скрываемым отвращением косясь на контейнер, под завязку набитый шоколадными печенюхами. Отдыхает, наверное, после гиперпрыжка, значит, автопилот на рыдване все же имеется. Уж с фазой торможения даже это корыто способно само справиться. Надеюсь. На меня смотрит без всякого любопытства — о «зайце», ему кэп, наверное, рассказал. Или Бо. Только похожие на мохнатых гусениц свинцово-серые брови неодобрительно шевелятся. Оглядываюсь на суперкарго, но того уже и след простыл. Тем лучше.

— Сэр! Практикант Соколова! Разрешите обратиться? А «Дерзающий» случайно не участвовал в Третьей Межзвездной экспедиции? — со всем возможным почтением к древнему корыту вопрошаю я. Басилевс презрительно фыркает, аж брызги летят в разные стороны, орошая и без того изрядно заляпанный форменный китель:

— «Дерзающий»! «Дерзающий» случайно не участвовал. А вот «Арес» в составе флота имелся. Но всегда находятся умники, которым хочется привнести долю своего кретинизма в судьбу корабля. Кем он только ни перебывал за эти годы…

Выудив из контейнера печенюху, пилот подносит ее к жадно разинутому алому ротику мухоловки, та цапает было угощение всей зубастой пастью, но немедленно выплевывает, мотая бутоном, и обиженно отворачивается в другую сторону, что-то тихо журча соками.

— Мой дедушка всегда говорил, что лучше этой модели звездолета у него никогда не бывало, современные заводы гонят дешевое и примитивное фуфло, — радуясь намечающемуся контакту, без зазрения совести вру я. Ну, то есть вторая часть фразы — чистая правда, а вот первая в оригинале звучала несколько иначе. Я бы сказала, кардинально иначе. Но кому это интересно? Пилот слегка оживляется, в угрюмых маленьких глазках неопределенного цвета появляется блеск. Отставив кружку, он начинает возносить хвалу колымаге и ее конструкторам, которые создавали машину для умных людей, а не для тех имбецилов вроде их бортинженера, которых штампуют современные Академии. Последнее я предпочитаю пропустить мимо ушей и на свой счет не относить. Тем более, что мы с Басилевсом уже практически поладили. Вот сейчас вверну еще какую-нибудь мифическую пращурову цитату про этот раритет — и все, мы лучшие друзья.

— Такой корабль с тонким ручным управлением — это для настоящих пилотов, а не для жопоруких головожопов! — вдохновенно заливаюсь соловьем я, а Ксенакис вполне себе благосклонно внимает моим горячим речам. Расчувствовавшись, Басилевс спрашивает, как звали моего благородного предка. Меня несет и поэтому я неосторожно брякаю, не успев остановиться и задуматься о пользе правды:

— Валерий Зарницкий, на самом деле он мой прадед, но я привыкла звать его де… — я осекаюсь, не без опаски наблюдая, как дочерна загорелая физиономия пилота неумолимо приобретает насыщенный свекольный оттенок, ноздри зловеще раздуваются, а торчащие из ушей пучки седых волос встают дыбом. Тяжелая квадратная челюсть как-то нехорошо выдвигается вперед. Может, она у него вообще искусственная? Разве настоящая может настолько выезжать, точно ящик из комода?

— Зар-ниц-кий? — по слогам переспрашивает он. Идти на попятную и прикидываться, что я попутала фамилию достославного пращура, уже поздно, и я машинально киваю. Цвет свеклы переходит в тон переспелого баклажана. — Знавал я одного Зарницкого… Валерия… Этот рукожопый жопоголов изгораздился разгрохать корабль средь бела дня в ясную, безветренную погоду на идеально ровном каменном плато! — сквозь зубы цедит Басилевс. — И этот гирганейский зирок еще уверял, что в следующий раз лучше оснастит движком корабельный толчок и на нем отправится в экспедицию, чем сядет за штурвал этого… рыдвана! — последнее слово пилот почти выкрикивает, и тут догадливый внутренний голос подсказывает мне, что самое время удалиться по-английски. Я стремительно шмыгаю за дверь. За моей спиной что-то с грохотом врезается в жалобно застонавшую переборку. Ну, дедуля, удружил же ты мне… Кто ж знал, что ты так знаменит в среде ветеранов астронавтики. Вот попробуй теперь только заикнуться про свои былые подвиги и завести песню про непутевую молодежь, уж я тебе отвечу!

Пока я мысленно на все лады костерю жопорукого предка, по кораблю разносится сигнал, похожий на пожарную тревогу. Оказывается, здесь так на обед созывают. Экипаж «Дерзающего» неторопливо собирается в столовой, рассаживаясь по местам и не уделяя мне никакого специального внимания. Треплются о своих корабельных делах. Даже бывший бортинженер кулака мне тайком не кажет и голову открутить не обещает — скупо отчитывается о наладке автопилота. Мол, все как-нибудь уж продыбает до того момента, как кэп где-нибудь нового спеца подберет. Но никаких гарантий он не дает.

— Знаю я твои гарантии, — фыркает Варг.

Отсутствием аппетита я никогда не страдала, поэтому вторая за какие-то пару часов трапеза возражений в моем организме не встречает. Запас за ягодицу не куснет. Тем более, если меня на пару с этим… Стратитайлером высадят на какой-нибудь пустынной малоцивилизованной планетке. Его даже и не стрескать с голодухи. Вон, кости одни… Сидит, возит ложкой в тарелке, примолкнув. Кажется, даже немного повеселел. С чего бы это? Хм… Никак думает о том же, о чем и я? Из меня получится хороший, разве что суховатый шашлык — сплошной белок, жир во мне накапливаться не успевает. Но в целом, девушка-то я ничего себе… атлетичная, никаким местом не хрупкая, тонкая, звонкая и так далее. На Славии гравитация повыше, чем на Земле, ну соответственно, и мы все… покрепче среднестатистического землянина.

Какая-то не шибко вдохновляющая перспектива, а? Кажется, после ужина надо попробовать обработать суперкарго. На Цилли-то надежд совсем мало, вряд ли я сумею обаять эту гору отлично натренированной мускулатуры. Она вон даже за бортинженера и не подумала вступиться, когда кэп его из команды вышвырнул. Хотя, может, тот и впрямь настолько жопорукий… Ровесник мой на вид или чуть постарше. Наверное, в прошлом году Академию закончил, или где он там учился. Причесочка — закачаешься… висок один чуть не на полголовы выбрит какими-то узорами, остальное торчит как попало, и прядями в неоново-зеленый выкрашено. Пижон-землянин, как пить дать. Лучше б в голову чего засунул, а не на ней изгалялся… глядишь, и не поперли бы с работы. Из всей этой команды мечты один суперкарго и выглядит наиболее вменяемым. Аккуратная стрижка, аккуратный комбинезон, спокойное ничем не примечательное лицо без шрамов и признаков перманентной звездной лихорадки. Интересно только, чего это он на меня так странно поглядывает?

— А вот и десерт! — провозглашает Тася, вплывая в столовую. На мгновение по физиономиям экипажа пробегает привычная судорога отвращения, однако в следующую минуту она сменяется выражением глубочайшего потрясения. На подносе в руках синтетической красавицы высится нечто розовое и воздушное, источающее ароматы спелой клубники.

— Ну все, теперь и запасам фруктов хана, — не без ехидства констатирует бывший член экипажа. — И сливок. Или это только в честь моих торжественных проводов?

Экий пессимист. Впрочем, откуда ему знать тонкости манипулирования перепрограммированными андроидами для оказания интимных услуг? У него ж не было жадного (и чего греха таить — похотливого) дедушки-фермера, который однажды по дешевке отхватил у залетного коммивояжера такую вот милашку. Разве что та отзывалась на Масю — от МАИС-сколько-то-там.

— А это уж не твоя теперь заботушка, устраивайся буфетчиком в порт — и там экономь, обвешивая поддатых командировочных, — не очень внятно буркает Басилевс — его рот уже набит пропитанным кремом бисквитом. На меня он старается даже не смотреть — должно быть, одно созерцание потомка злополучного истребителя шедевров допотопного кораблестроения лишает пилота аппетита.

— Капитан, что же вы, и в самом деле этих славных девчушек обеих в ближайшем порту ссадите? — вдруг интересуется доктор Шухер, помахивая в воздухе перепачканным клубничным кремом щупальцем. В его дребезжащем голосе слышится искреннее огорчение, и даже слезные пузыри надуваются и подрагивают на ушах. Бортинженер нервно шмыгает веснушчатым вздернутым носом и устремляет на дока полный укора взор. Мне показалось сначала, что глаза у него карие. Нет, темно-серые, и ресницы прямые и длинные, прям как у наших овечек. И выражение лица сейчас точь-в-точь как у них, когда обидятся на что-нибудь. Я приглушенно хрюкаю в ладошку. Добряк Шухер, должно быть, проспал все лекции по половым различиям гомо сапиенсов. По реакции «девчушки» док соображает, что допустил оплошность и неуверенно поправляется:

— Э-э… двоих славных пареньков?

Моего самолюбия ошибка инопланетного врача-двоечника не задевает — меня все детство принимали за мальчишку, да и вела я себя всегда соответственно, так на что тут, собственно, обижаться?

— Почти угадал. Пятьдесят на пятьдесят, — вздыхает Стратитайлер, не уточняя, кто из нас кто, и набивает рот клубничным десертом. Должно быть, все же предвидит время вынужденной строгой диеты. «Дерзающий» рыдван рыдваном, но кормят тут прямо на убой.

— Док, ты никак приказ мой обсудить решил? — мрачно подводит черту под этой гендерной викториной капитан Вегус. Шухер испуганно захлопывает щупальцем рот — ну, во всяком случае, один из них. У лимбийцев этого добра валом, им ничто не мешает одновременно жевать и говорить. Зато Тася в свою очередь устремляет на кэпа самый печальный из первоначального мимического арсенала взор, который, вероятно, в былые времена сопровождал легенду о том, как бедная невинная овечка пошла по кривой дорожке. Некоторые клиенты, говорят, очень просили о такой дополнительной функции: драматизма им, видите ли, хотелось.

А ведь качественно сделано-то, во всяком случае, меня пронимает и аж щиплет внезапно в носу от нахлынувшей жалости к потерянно хлопающему ресничками андроиду. Голубые глазищи начинают наливаться искусственными слезами.

— Тася, торт просто чудо! — торопливо вворачиваю я, но на этот раз похвала животворящего действия не оказывает, та продолжает комкать фартучек, скорбно взирая на капитана. А вот Вегуса это маленькое шоу ничуть не трогает, и я даже сержусь на него — вот ведь сухарь, забытый полсотни лет назад в вакууме! Может, он и сам вообще андроид, без особого успеха перепрограммированный из какой-нибудь гильотины с дистанционным управлением?

— Отставить слезы! Марш на камбуз! И продукты теперь будешь получать строго у Цецилии, — выпроваживает Тасю кэп, загасив и без того жиденькую волну сопротивления. Стратитайлер вон и не вякает — смирился уже. Лопает себе торт. Лопай, лопай… тощета. Когда еще теперь пожрем — большой вопрос. С таким кэпом поспоришь, как же, чистый Торквемада дубль два, только дикий! Свезло же мне… как первым переселенцам, звездная пыль им пухом.

Воцарившуюся на миг гробовую тишину нарушает голос борткомпьютера, как мне кажется, не без ехидства информирующий о том, что фаза торможения подходит к концу и точка остановки находится в зоне прямой видимости. Капитан переводит тяжелый взгляд с меня на уже бывшего бортинженера, и я живо догадываюсь, что это безмолвное приглашение подхватывать манатки и готовиться на выход. Когда доберусь до Земли и дождусь наконец ора Торквемады (ну не сможет он и на сей раз обойтись скучным замечанием в журнал взысканий!), обязательно сгоняю на тестирование по выявлению сенситивных способностей. Эвон какой талантище открылся — мысли на лету считываю.

Глава 5. Нюк. Главное — не унывать. И держаться вместе

Завершая фазу торможения, «Дерзающий» трясется, как в припадке эпилепсии — вот опять кислородные маски повылетали и болтаются, подпрыгивая, перед мордами заякорившихся на всякий случай в креслах членов экипажа. Впрочем, кислорода там, кажется, все равно нет. Место моего внепланового десантирования неумолимо приближается в панорамном окне, а Бо бесстрастно информирует о составе атмосферы, населении и положении на трехмерной карте галактики относительно Земли. Слава яйцам Чужих, что она вообще в реестр внесена… Что?! Стоп! Стоп! Так мы вообще не договаривались!

— Но на ней же даже атмосферы нет, пригодной для дыхания землянину! — возмущаюсь я.

— Индивидуальный фильтр и месячный запас кислородных зарядов к нему должен быть у каждого гуманоидного члена экипажа, — парирует кэп равнодушно. Ему походу реально все равно, если меня прям щас на шматки раскидает прям в этом кресле. Просто велит Тасе кровяночку подтереть да куски покрупнее его любимице-мухоловке скормить, и всех дел. Басилевс презрительно косится на меня сивым глазом, потом с особым отвращением — на зайчиху, и добивает:

— Как-то к нам в трюм дюжина нелегалов с СС-99 просочилась, ну такие, полужидкие которые. Страшно для нас токсичные. Варг их голыми руками в люк повыкидывал прям недалеко от Альдебарана. Так что вам еще повезло, сечете?

Вегус кровожадно ухмыляется, видно, воспоминание приятно щекочет его черную душонку. Или чего там у него вместо нее. Эти двое — старые приятели, немало вместе по вселенной поболтались. Знают друг друга как облупленные. Блин-печенюшечка… а пустить слезу не такая уж скверная идея, похоже. И не такая уж трудновыполнимая. Вот у меня уже от жалости к самому себе в носу щиплет. Но тут «Дерзающий» врубается в атмосферу планетки, тряска превращается в сущую центрифугу, возможность устной речи остается у одного Бо, а слезы у меня если и полезут, так только из ушей, как у дока, но в свистопляске из скрипящего металла и пластика Варг вряд ли этот фокус оценит. Он полетал, он навидался.

Ведомый портовым диспетчером — цивилизация! — рыдван шмякается на площадку космопорта, выравнивает давление, и Бо докладывает об успешно произведенной посадке. Раздаются скупые язвительные хлопки, один только Басилевс сам на полном серьезе себе аплодирует. Где-то в недрах «Дерзающего» что-то с грохотом отваливается. Так вам и надо! Пусть весь прям в полете на детали разложится…

Пересчитав оставшиеся заряды для фильтра, я тяжко вздыхаю, вставляю его в ноздри, оглушительно чихаю, вставляю снова и, свистнув чемодану, жду, пока шлюз в компенсационной камере откроется. Яйцевидный чемодан семенит ко мне на упругих лапках и радостно пристраивается у ноги, точно веселый песик, ждущий прогулки. После моего индивидуального компа на нанокристаллах он — самый прогрессивный механизм на борту «Дерзающего». Был.

— Симпатяга какой, — умиляется зайчиха. Ее саму аж перекосило от переброшенной через плечо сумки — Тася туда столько снеди на прощание напихала, что девчонка ее еле прет.

— Не пытайся мне понравиться. Дохлый номер, — пресекаю я ее маневр. Так и хочется подзатыльник по этой кучерявой макушке залепить. Бедоносица. Но я к насилию над мелкими не склонный. Да и вообще не склонный, это непрогрессивно, поэтому акт агрессии так и остается в области сладких фантазий. Запрограммирую ее физию в симулятор и там отлуплю…

— И не думала! — фыркает та. — От твоих симпатий мне теперь ни жарко, ни холодно, и даже не подтереться ими. Просто нам следует пока что держаться вместе, не находишь? На этой чудной планетке не в ходу стандартные кредитки, она не входит в Галактический Союз. Так что на билеты домой придется объединенными силами зарабатывать.

Домой… пф! Скажет тоже. Нет у меня никакого дома.

— Держись от меня подальше, — рекомендую я. — Я скорее с аборигенами с СС-99 объединюсь.

Шлюз наконец-то отъезжает, и в лицо ударяет горячий ветер вперемежку с пылью. М-да… ну и местечко. Здание космопорта, конечно, посвежее, чем «Дерзающий», но до самой заправочной станции, кроме него — лишь несколько небольших суденышек самой разнообразной конструкции, сплошь принадлежащих негуманоидным расам. Бордовый раскаленный шар висит в небе совсем низко, занимая собой добрую его треть и выжигая чахлую растительность. Старая, остывающая звезда… Робот-техник катится к одному из судов, волоча за собой погрузчик с деталями. Депрессивное местечко.

— Да без проблем, только потом не приходи клянчить у меня печенек, когда я выбьюсь в местные олигархи, — девчонка одаривает меня широкой и запредельно наглой улыбкой, и, поддернув сползающий с плеча раздутый баул, решительно топает вниз по трапу. Тася машет ей вслед салфеткой, утирая масляные слезы. Док — нам обоим. Остальным чхать.

— Тася, ты — супер! — обернувшись, вопит зайчиха, вскидывая вверх оттопыренный большой палец. — Док, потом расскажешь мне, что там было дальше, когда у пятиюродного дяди украли царственное яйцо! А остальным — самого приятного аппетита до конца полета, — громко и четко добавляет она с каким-то очень ехидным выражением. Надеюсь, среди местных аборигенов этот жест считается смертельным оскорблением. И кто за кем побежит — еще бо-о-ольшой вопрос.

Самодовольная нахалка скрывается в густом облаке пыли, которая клубится над растрескавшимся раскаленным полотном летного поля. Скатертью дорожка в Черную дыру. Надеюсь, зал с генератором кислорода для гуманоидов земного типа у них тут имеется? Врубив на наручном компе автопереводчик, топаю в здание космопорта. С языками у меня не очень, впрочем, как и вообще по жизни. Но я к меланхолии не склонный, щас осмотрюсь, сориентируюсь и поищу какую-нибудь работенку на местной бирже труда в пределах сотни-другой парсек. «Дерзающий» у меня не первый, и, как я и думал, не последний. Академию-то я в прошлом году окончил и пару-тройку бортов до него уже сменить успел.

Устроившись в кафешке за столом на своих двоих — анатомия здешних жителей сидений, похоже, не предполагает, пытаюсь отыскать местную сеть. Я уже и так, и этак, и схемы шифрования поменял… Тишина. А вот это совсем грустно. Это только в древних фантастических сказочках врубил видеосвязь где-то у Альдебарана — и с Землей трещишь. Ага, аж два раза. Законов физики никто еще не отменял, и скорость света и звука никак не сделалась быстрее с выходом человечества в гиперпространство. Как в старину на бумажке написанные письма с оказией посылали — так и теперь делают, только носители поменялись. И если даже локалки в этой дыре нет, придется мне к каждому прилетающему суденышку бегать в надежде убраться отсюда или хоть заявку на Межгалактическую биржу труда передать. Недолго, правда, фильтров у меня на пару дней всего.

Прихватив так кстати накопившуюся дальнюю корреспонденцию, «Дерзающий» эффектно стартует, закоптив древними дюзами даже окна в зале ожидания. Приятного полета, говнюки… Похожий на мохнатую саранчу абориген, подрагивая усиками, скачками приближается к моему столику и начинает что-то быстро-быстро стрекотать.

— Или… заказать, или скакать к зиркам! Спокойноутро. Верх зал, право-лево красный бак. Пожалуйста, — выдает переводчик. Вот это он меня сейчас оскорбил или просто пытался объяснить, где тут гостиница?

— Воды. Двести пятьдесят миллилитров H2O без примесей, — медленно и с расстановкой прошу я, выворачивая свой кошелек на стол. Надеюсь, переведет без красных баков и прочей лабуды? Денег у меня немного, зато самые разные. Не кредитками едиными жив умный человек. Официант крутит круглой головой, трясет усиками и сгребает горсть мелких треугольных монет из карбона. Возвращается не скоро и не спеша, мелкими прыжками, и все равно половина жидкости из квадратной широкой миски оказывается на полу. Хорош сервис… не раз еще по Тасе вздохнешь. Жидкость розоватая на вид и пахнет сразу чем-то типа полыни и машинного масла. Пить я не хочу, да и не рискну, пока уж совсем не прижмет… Просто контакт наладить необходимо.

— Сеть! Старнет работает? — спрашиваю я, тыча пальцем в наручный комп.

— Сервак упасть! — после пулеметной трескотни сообщает переводчик. — Как ваша-ваша приземляй.

Да откуда в нем такие слова вообще?! Что это за наречие тарабарское? Раньше вроде нормально переводил. Я ведь на «Дерзающем» даже индивидуального помощника отключил, чтоб тот плохому у Бо и Таси не научился.

— Я инженер-программист, могу глянуть, — со вспыхнувшей надеждой и верой в себя предлагаю свои услуги. Космопорт все-таки… даже если внутри сообщества юзают свой собственный язык программирования, для портовых серваков по идее должны использовать какой-то из межгалактических.

— Айда, — подумав немного, зовет за собой абориген. Надеюсь, это не замануха такая, чтоб в подсобке из меня потом рулетиков с местной спаржей навертеть? Если что — я очень низкокалорийный, даже тортом нафаршированный. Кстати, а где засрань кучерявая? Может, ее уже того… карма настигла?

Еще не войдя в зал ожидания, слышу оттуда оживленный разноголосый гомон и звуки, похожие на аплодисменты. Кучка разномастных чужаков образовала круг, в центре которого, кто бы сомневался, эта бедоносица. Она бодро распевает какой-то марш на тему звездных завоеваний, сочиненный, похоже, еще в эпоху ранней колонизации. При этом девчонка умудряется еще и отплясывать что-то весьма залихватское. Гнусавит только, но это из-за фильтра. Инопланетяне смеются на все лады, с энтузиазмом хлопают и одобрительно стучат конечностями. В хорошо знакомый контейнер из-под продуктов с облупившейся надписью «Дерзающий» сыплются мелкие монетки. Когда песня заканчивается, существо, напоминающее рогатую змею, шипит и высвистывает что-то на своем наречии. Девица слушает, склонив голову, потом энергично кивает и разражается немыслимыми звуками, которые мог бы издавать сломанный водопроводный кран. Однако змееносцу, по всему видать, это очень даже нравится — он раскачивается в такт какофонии и отбивает одному ему понятный ритм кончиком хвоста. Когда кучерявое чудище раскланивается, свежеприобретенный фанат кидает в контейнер довольно крупную купюру. А, так это еще и концерт по заявкам…

— Цирк улетел, а клоуны остались, — язвлю я. Даже не повернув головы в мою сторону, девица затягивает следующую песню из своего репертуара. К кружку зрителей подтягивается еще парочка ползучих негуманоидов, закончивших трапезничать в кафе. Я не расист, но полное отсутствие человекообразных заставляет чувствовать себя как-то немножко неуютно… Этак я, чего доброго, еще симпатией к паршивке проникнусь, от тоски и вынужденного одиночества.

В серверной меня ждет очередной очешуенный сюрприз — местный сервак в самом буквальном смысле лежит на полу, являя собой практически идеальную лепешку из корпуса и наносхем.

— Как это произошло?! — офигеваю я, понимая, что даже расти из моих плеч руки из чистейшей платины, а не вот то, что от природы произросло, и то я вряд ли чем-то тут мог бы помочь.

— Гугун напитком немножко пей-пей голова-ноги, зайти сюда маленький проблема, ваша-ваша летай, спотык — бум! Вот! — всеми своими конечностями и даже усиками кажет на лепешку саранча. Если честно, я этого Гугуна даже видеть не хочу, и очень надеюсь, что там, где я прикорну на ночь, он шастать не станет, особливо после возлияний.

— Тут уже ничем не поможешь, все менять надо, — развожу я руками. Сети не будет… черная дыра все это побери! Настроение стремительно катится в нее же. Ладно… пойду, потреплюсь с командами торчащих на посадочной площадке посудин. Может, кто захватит… просто куда-нибудь, где хотя бы дышать можно даром.

Но и на этой стезе меня встречает сплошной облом — то корабль летит куда-то совсем к черту на кулички, то тупо не приспособлен под гуманоидную анатомию с физиологией, то мест для лишнего существа у них нет. Снаружи поднимается настоящая песчаная буря, заволакивая все бурым маревом, и я спешу убраться с площадки. Вернувшись в зал ожидания, где какие-никакие сидения или лежаки, если угодно, присутствуют, устраиваюсь на одном, чтобы заменить заряд в фильтре и принять антигистаминное — мелкие волоски, летящие с саранчи, породили нешуточный такой зуд в лице и руках. Не профукал бы свой скафандр — сидел бы как нормальный человек, с солидным запасом кислорода и в приятной изолированности от чужаков. Чемодан сворачивается у ног клубочком, тихонечко урча приятной музыкой. Стресс снимает.

Толпа космолетчиков не редеет — теперь в центре зала разворачивается второе действие шоу, которое должно стать начальной ступенью на пути к финансовому процветанию бедоносицы. Держа в руке какое-то барахтающееся многоногое создание, напоминающее гигантского зеленого таракана, кучерявая предпринимательница призывает делать ставки. На полу уже огорожено место и протянуты ленточки, разделяющее пространство на дорожки. Остальные участники предстоящего забега, похоже, шебуршатся в сумке — та буквально ходит ходуном. Так и есть — в следующую минуту девчонка извлекает оттуда подпрыгивающую коробку, размалеванную в кричащие цвета здешнего ресторанчика. Обед чей-то, что ли? Насекомые расходятся по разнокалиберным конечностям и водружаются на старт.

Опустившись на колени, щупальца и ложноножки, участники азартно орут и подгоняют каждый свою тварь. В контейнер, из которого до сих пор, кажется, разносится густое ванильно-шоколадное абмре, снова сыплются монеты. Конец веселью кладет появление пары капитанов. Один — соотечественник рогатого змея, второй помахивает белоснежными крыльями и изрядно напоминает гигантского гуся. Но в глазах обоих горит то же адское пламя, что и у Варга. Стоит лидерам разинуть рты и клювы — и подчиненных как в Черную дыру сметает. Дис-ци-пли-на! На всех наречиях звучит похоже.

Толпа расходится. Некоторые фамильярно хлопают организаторшу увеселений по плечам и макушке. А один даже пытается куда-то за собой тащить. Кучеряха сначала с улыбкой отказывается, но до того не доходит, кажется. Меня это начинает напрягать. Паразитина, конечно, та еще, сам бы на молекулы распылил, жить из-за нее всего ничего осталось, и все равно терпеть не могу, когда к кому-то пристают. Тем более к девчонке. Эмансипация среди человечества давно отгремела, победив, только инстинкты на помойку не выкинешь, да и многие расы, проживающие во вселенной, имеют на такие вещи свои собственные взгляды. У лакийцев догнать испуганно уносящуюся самку и что есть мочи хряснуть хвостищем по хребту — как у нас в кафе пригласить. А именно такой тип к кадету Соколовой и прилип. Я быстренько засовываю свои скромные пожитки в раззявленную пасть чемодана и поднимаюсь.

Настойчивая лапища игриво обвивается вокруг талии девицы, норовя увлечь к выходу. Ее обладатель лопочет что-то на своем диалекте и шумно дышит, вывалив раздвоенный язык.

— Эй, чувак, отвали от девушки, не видишь, она не хочет никуда с тобой идти, — состряпав рожу посерьезнее, говорю я. Понимаю, что до Варга мне как до Земли отсюда раком, но уж что имеем, как говорится. Переводчик тут же доводит до него эту незатейливую информацию на родном языке. Из оружия у меня с собой только плазменный нож, надеюсь, в ход его пустить не придется… Уроки самообороны я бессовестно прогуливал, предпочитая им… немножко иные увеселения.

— Твоя самка? — бесстрастно интересуется переводчик. Раздвоенный язык ящера с шипением выдвигается на добрых полметра, едва не касаясь моего лица. Курсант Соколова сводит брови, очевидно, теряя терпение — этого качества у нее не великие закрома, если я хоть немного разобрался в ее характере.

— Она — землянка, землянки никому не принадлежат, только самим себе, — парирую я, протягивая руку к девчонке. Хрясь! Невероятно твердый пластинчатый хвост наотмашь бьет меня по морде, отшвыривая к сиденьям. Башка встречается с краем одного из них и в глазах стремительно наступает грустный беззвездный космос.

Глава 6. Кадет Соколова. Успехи дипломатии

А ведь я честно пыталась по-хорошему, как мамочка учила… Но прадед, хоть и оказался на поверку рукожопом чистой воды, все-таки в жизни сечет лучше. Он мне всегда твердил, что самый надежный способ донести до кого-то свою мысль — небольшой параллельный акт морального или физического насилия. А лучше — и то, и другое разом. Спасибо, дедуля, за науку. С этими мыслями и открываю стажировку по своей второй специализации, раз уж в первой попрактиковаться по милости несговорчивого Вегуса не довелось.

Ботинок душевно врезается в челюсть ящероподобного ухажера, и не успевает тот долететь до пола, как я седлаю его и нейтрализую хвост — лапы у лакийцев слабоваты, а вот эта дрянь лупит с силой лягающегося мула. Впрочем, и я не лыком шита, рука у меня тяжелая. Да и нога тоже. Когда хвост надежно прижат к полу, приступаю ко второму акту воздействия и обкладываю вяло подергивающегося подо мной ящера трехэтажным лакийским матом. Признаться по правде, язык этот я знаю более чем поверхностно, разве что с грехом пополам самые элементарные вещи спросить могу. Но я следую золотому правилу — перед изучением чужой речи первым делом вызубриваю наизусть самые забористые выражения. Мало ли как и когда пригодятся…

Впрочем, большинство лакийцев отлично понимает и межгалактический, поэтому, закончив с моральным втаптыванием противника в грунт, перехожу на стандартную речь:

— Ты же понимаешь, что бывает с теми, кого победила самка, не так ли, дружок?

Ящер угнетенно мычит. Ясное дело, понимает. После такого позора ему надлежит откусить себе кончик боевого хвоста и целый год исполнять женские обязанности. Причем, замечу, лакийский год — а он длится лет этак двадцать по земному календарю. Кстати, к женским обязанностям относится и смиренный прием традиционных ухаживаний других самцов.

— Ну что, двинем на твой корабль, поболтаем с капитаном? — интересуюсь я, ударом ботинка решительно пресекая попытку высвободить хвост. — Ему интересно будет узнать, что экипаж разжился женской прислугой. К тому же, может, ты не в теме, но твое поползновение нарушает пункт 6 статьи 1157 галактической конвенции о межрасовых извращениях.

Понятия не имею, что содержится в реальном шестом пункте этой статьи. И вообще, о чем она. Впрочем, это никому неведомо, кроме профессиональных крючкотворов, поэтому лакиец верит мне на слово. Нарушение галактической конвенции — гарантированный геморрой размером с комету, и поверженный поклонник разражается свистом, как перекипевший чайник, что свидетельствует о высшей степени душевного волнения.

— Кажется, ты хочешь предложить решить вопрос миром? — предполагаю я. Гребень на голове чужака встает дыбом, что является эквивалентом человеческого кивка. После небольшого торга разживаюсь вполне приличной суммой денег, которые имеют хождение и в этой дыре. Возможно, паразит не прочь мне отомстить, но в его шлемофоне уже давно слышится требовательный скрипучий голос, и ящер решает не искушать судьбу. Когда он, шумно шлепая по полу, убирается прочь, перевожу дух. Ну и чем я не готовый специалист по иным расам? Васкес, мой инструктор по ксенологии, от гордости бы лопнул и сразу поставил мне «зачет».

Тут я наконец вспоминаю и о своем бесстрашном защитнике, дипломатические потуги которого закончились встречей с тяжелым хвостищем инопланетного распутника. В себя он уже пришел без посторонней помощи и теперь вытягивает из расквашенного носа фильтр — тот кровью залило. Свидетелей маленькому происшествию — парочка местных из обслуги космопорта, остальных кэпы разогнали по местам — корабли от вовсю разошедшейся бури в ангары укрывать. За ударопрочным стеклом уже не просто песок — приличные булыжнички, кусты и какая-то мелкая живность пролетает. Тоже ударопрочная, похоже. Но местные в разборки транзитников предпочитают не вмешиваться, предоставив нам самим со своими проблемами разбираться и кровавые сопли подтирать. Вполне допускаю, что кровь землян для них все равно что для нас — серная кислота. Покопавшись в сумке, извлекаю из бокового кармашка свой резервный фильтр. Один из них. Я ж запасливая.

— Держи, не боись, это новый, соплями чудовища не меченный, — усмехаюсь я, протягивая напарничку и его, и салфетки — физиономию обтереть. И снова на меня устремляется скорбный взгляд славийской овечки. Вдобавок к разбитому носу еще и синячище на пол-лица вспухает.

— Кости-то целы?

— Вроде, — произносит Стратитайлер, а выходит «бдоде». Впрочем, фильтр берет, зажимает губами — и так сойдет, пока нос в нерабочем состоянии. Он, в общем-то, универсальный, просто носом дышать физиологичнее. Свернув салфетки турундами, парень запрокидывает голову и затыкает ими ноздри.

— Мы теперь богаты, — звеня честно выцыганенными монетами в кармане, ободряюще заявляю я, — можно снять номер в местной гостинице с кислородным генератором. Я ж говорила, что путь от нищего до олигарха не так уж и тернист. А занятно ты выглядишь. Хочешь, фотку на память сделаю? На этих похож… — прищелкиваю пальцами, вспоминая название расы. — У них еще сопелки такие длинные, как разделенный пополам слоновий хобот.

Вместо ответа бывший бортинженер «Дерзающего» поднимает руку с малюткой-компом на запястье и щелкает свое разукрашенное ящером лицо. Потом вынимает на секундочку фильтр изо рта и произносит устало:

— Не бы, а ты. Сбасибо за фильтр. И исчезни уже поскорее, я хоть сутки еще протяну, пока забаски не кончатся.

— Сутки? — вытаращиваю глаза я. — Ну, теперь-то я вникаю в глубинную суть названия вашей колымаги, сплошная дерзость и вызов законам природы, включая дурную привычку живых организмов дышать в любых ситуациях. Разве обязательный минимальный запас рассчитан не на месяц?

— Бот такой я рисковый барень, детка, — внезапно усмехается горе-защитничек, щупает переносицу, осторожно вытягивает одну салфетку. Из носа тут же выдувается и лопается кровавый пузырь, но в целом кровотечение, кажется, прекратилось. За ней следует ее насквозь пропитавшаяся подружка. Поморщившись, он осторожно вставляет на их место фильтр и жестом подзывает вьющийся рядом чемодан, выуживая из аптечки регенератор и обезболивающее. Ну хоть этим запасся, оболтус!

— В компаньоны тебе и не думала набиваться, если что, — насмешливо фыркаю я и вытряхиваю из внутреннего кармана термокостюма горсть кислородных запасок. Присоединив к ним половину своего золотого фонда, высыпаю все это добро на соседнее сиденье. — Считай, компенсация за разрушенную блестящую карьеру, — не без яда в голосе поясняю я.

— Да вердется Варг за мной, никуда не денется, — неожиданно заявляет этот раззвездяй. — Завтра утречком, дубаю. Ну, бидесят на бидесят точно. Ты гдо у нас по специальности, гадет Соколова?

Регенератор вспыхивает голубым огоньком, облучая пораженную область конопатого носа живительными биотоками.

— А то ты не заметил, — уже открыто веселюсь я, — квалифицированный ксенолог, черная дыра меня раздери, видел же, как я в совершенстве владею азами инопланетной дипломатии. А по первой специальности штурман, но на этой ниве проявить свои таланты ваш кэп мне так и не дал. Давай, шишку обработаю.

Защитничек без возражений подставляет вихрастую макушку, на которой вызрела изрядная гематома.

— Отлично. Значит, с бидибальной погрешдостью можешь рассчитать, к какому часу «Дерзающий» обратно на этот косбодром прибомбится, если, добустим, через пару часов разбернется. Учитывая скорость разгона движка, подготовку к брыжку и все прочие… факторы.

— И самый главный фактор — скорость и периодичность отлетания деталей и выкручивания всех ржавых гаек времен всемирного потопа, — неудержимо гыгыкаю я. — Что, подпустил к Бо вирус или вставную челюсть кэпа в сейфе с кодовым замком запер?

— Лучше, — улыбается он.

— Давай хоть познакомимся нормально, а то я только фамилию твою знаю и прозвища всякие вроде оболтуса и жопорукого рукожопа. Яромила Соколова, кадет Космической Академии, уже, считай, пятикурсница. Только никогда не зови меня Яромилой, — быстро добавляю я, — это мамина выдумка, дань каким-то там традициям. Все остальные зовут меня Ярка. Хотя чаще — паразитка, засранка, чудовище или отродье зирков… как вариант.

Стратитайлер косится на меня заплывшим кровью глазом и хмыкает, уже практически не гундося — регенератор снимает отек на славу:

— Мое полное имечко зашифровано в слове говнюк. Как понимаешь, я тоже не подарок.

— Это что ж за имя? — не без ехидства принимаюсь гадать я. — Дай-ка угадаю, Говн! Как фавн почти, только позанозистей. Нет? Внюк? Кстати, так одного моего знакомого кангианина зовут… действительно полный внюк, скажу по секрету. Тоже нет? М-м-м… Кюнвог?

— Нюк. Нюк Стратитайлер, инженер-программист энергетических систем, выпускник земной Академии глубокого космоса. Ныне — безработный вашею милостью, сударыня, и бомж. Предвосхищая шуточки про мою мамашу, что так скверно меня воспитала, довожу до вашего сведения, что выносила меня искусственная матка, а воспитало государство и робот-нянька. Поэтому я такой.

— Всегда знала, что от государства ничего хорошего не жди, даже имени, — ворчу я.

— Имя как имя, — пожимает он плечами. — Врач, который за моей барокамерой следил, какой-то древний комикс читал от скуки, там вот антигерой такой был — Нюк. А фамилия — комбинация из родительских. Стратилова плюс Тайлер. Они первыми колонистами были. Те самые, из Первой исчезнувшей экспедиции. Так что, строго говоря, я еще твоему прапрадедушке ровесник, просто в замороженном виде долго болтался, пока Земле новые колонисты спешно не потребовались. Полуфабрикат гуманоида.

Кажется, историю своего появления на свет Нюк находит забавной. Мне, выросшей в маленькой колонии, где чуть ли не все каким-нибудь боком да друг другу родня, сложно представить, каково это, когда у тебя не то что мамы-папы, а даже захудалого дядюшки не найдется во всей вселенной? Скучновато, наверно. Но с другой стороны — свободен как ветер… и не орет никто… ну, кроме Варга. И ожиданий ничьих оправдывать не надо. У меня-то полный набор со всех сторон. Со всеми вытекающими…

— А я колонистка в третьем поколении уже, только что-то неважная из меня наклевывалась фермерша, соседи уверены, что это моими стараниями весь их скот в неврастеников превратился, — хмыкаю я. — Мама все валит на папины гены, но теперь-то, благодаря Басилевсу, понятненько, что не только папуля виноват. Ну да ладно. Даже если ты и ждешь Варга обратно, нет смысла куковать всю ночь на этих лежаках, которые сюда списали с ближайшей тюремной планеты, где их не иначе как для средневековых пыток использовали. Делим по-честному деньги и запасы провизии, которых мне Тася на добрый месяц отсыпала, и отправляемся в гостиницу. Ну, а потом — адью, ты снова под колючее, ржавое крылышко капитана, а я — за обратным билетом, — прибавляю как можно равнодушнее, стараясь скрыть досаду в голосе. Потому как обратный билет — это таки путешествие в ту клоаку галактики, что припас для меня Торквемада, куда теперь от нее денешься?

— А куда ты вообще летишь и зачем на наше корыто забралась? Я-то хоть за еду и кое-какие деньжата на это подписался, — спрашивает Нюк, поднимаясь. Его тут же слегка ведет в сторону — сотряс все же заработал, о чем я ему и сообщаю.

— А… не первый. И не последний, — отмахивается он. — Таблеточку лизну и пройдет.

— Да, в общем-то, я почти и не соврала, — скорчив гримасу отвращения при мысли о поджидающих меня шикарных перспективах, коротко излагаю историю проникновения на «Дерзающий», умолчав только о причинах, по которым впала в лютую немилость у непосредственного руководителя своей практики.

— Попытка сбежать из задницы вселенной, сев на корыто, которое тащится в еще более глубокую задницу — это приз года за везучесть! — смеется Нюк. — Можешь забрать мой виртуальный кубок.

— Да черная дыра бы с ней, с задницей, — отмахиваюсь я, — но на рыдване вашем все поживей, чем на том погосте, где тихонько мумифицируются забытые со времен великой экспансии полтора гуманоида.

— Неверную ты против Вегуса тактику выбрала. Дерешься хорошо, а в психологии таких, как он, не сечешь, — замечает инженер Стратитайлер. — Вот эта раскоряка — это же указатель? Официант из кафешки что-то про красный бак говорил… возле которого спи-спи надо делай.

— Варг просто на дедулю моего шибко похож, — почему-то оправдываюсь я, — само выскочило, по инерции… Ага, он самый, там написано — номера для гуманоидов, сектор «Винный бочонок». Специально для алкашей, что ли?

— Романтичненько, — скептично фыркает Нюк. — Впрочем, от стаканчика чего покрепче я б сейчас не отказался… Только боюсь, что местное винцо еще более странное, чем их вода. Гугуна, наверное, от него так растараканило… Сервак в лепешку в прямом смысле слова, прикинь? А вообще лучше б косячок…

— Сектора «Забористый косячок» там точно нет, — насмешливо замечаю я. То-то парня еще воздушной струей от хвоста лакийца с ног сшибло, лучше бы его к тренажерам тянуло, а не к травке. Но ему на мои подначки, похоже, уже пополам — обезболивающее действует, в котором, очевидно, еще и снотворное. Ресницы овечьи вон все медленнее хлопают.

Указатель приводит нас на второй этаж космопорта. Ступеньки тут ужасно широкие и длинные, чтобы местным скакать было удобно, а мы вот туда битых полчаса вскарабкиваемся. Где лифт и есть ли он вообще — непонятно. Зато чемодан Нюка носится туда-сюда как угорелый без устали, едва не сбив с ног администратора на ресепшене. А недурно государство о сиротках экспансии заботится — последняя ведь модель. Как и комп его. Вряд ли шалопай сам на это все заработал, похоже, соцпакет для старта во вселенную. Знай, неси свои гены во все ее концы… В отличие от прогрессивного чемодана, моя простецкая сумка, набитая Тасиными деликатесами, по старинке едет на мне. Антигравитатор в ней давно навернулся, а у папы я клянчить деньги из принципа не желаю. Надо побыстрее расправляться с припасами, а то я себе плечо накачаю, как у Цилли, от таких таскательных упражнений.

— Два одноместных номера, пожалуйста, — просит Нюк. «Два одноносых геймера» — выдает его переводчик. Приходится вмешаться и уточнить, зачем мы сюда пожаловали. Повертев в руке чип-ключ от номера, Стратитайлер говорит, кивнув на чемодан:

— Возьми Рори с собой.

— Зачем? — удивляюсь я. — Думаешь, вместе с тобой в номер не поместится? Хотя, похоже, на пространстве они тут действительно сэкономили…

— Лакийцы чертовски мстительны. А ты все же не космодесантник, — хмыкает он. Не, во нахал! Получил по соплям и все хорохорится!

— И какой мне прок от чужого чемодана? В голову хвостатому мстителю его швырнуть? Так это я и со своей сумкой могу провернуть, она поувесистей, пожалуй, будет.

Защитничек взирает на меня с высоты своего роста, как на полную деревенщину, и велит своей игрушке: — Рори, охраняй, — и уже мне: — Руку протяни. Только аккуратно.

Протягиваю. Умный пластик течет, моментально меняя форму, и в каком-то миллиметре от моих пальцев лязгают набитые острючими зубами челюсти.

— Что ж ты Рорика тогда не отправил на дипмиссию? — спрашиваю я, проворно отдергивая руку. — Откусил бы чуваку хвост — и дело в шляпе. Обесхвостенного лакийца и ты легко отправил бы в нокаут.

Нюк беззаботно пожимает плечами, медленно зевает, велит Рори: — Пойдешь с кадетом Соколовой. Будешь ее охранять. Понял? — и желает мне кошмариков позабористее. Чемодан что-то чирикает на своем, чемоданском, и мигает цветными огоньками. Радуется, может? Или наоборот? Печалится разлуке со своим непутевым хозяином.

Багровое светило меж тем окончательно свалилось за горизонт, буря за стенами космопорта ревет так, что здание постанывает и поскрипывает не хуже «Дерзающего». Словно никуда и не высаживались. Номер больше всего напоминает обитый поросячье-розовым плюшем гробик. Никаких окон в нем не предусмотрено. Все, что здесь уместилось — это узкая койка, водруженная на добрый десяток куцых кривых ножек, раковина размером с кофейную чашку и санузел, рассчитанный, должно быть, на арахноидов, которые прекрасно устроятся, растопырив по стенам восемь лап. Человеческие ноги из сортира неизбежно высовываются, тут же намертво застревая под кроватью. Впрочем, и высота потолка подкачала — даже с моим ростом кудри шкрябают по его поверхности, мгновенно электризуясь и вставая дыбом.

В плане бытовых удобств я, вообще-то, не шибко избалована, но мелкодисперсный песочек из крана умывальника все-таки огорчает. Хорошо хоть, что заботливая Тася набузырила в дорогу две бутыли чая. Умоюсь им. Я все-таки не местная саранча, чтобы в песке купаться. Ну да ладно, трудности закаляют и все такое. Хорошенько ополовинив съестные припасы, укладываюсь на жесткую, как гранитная плита, койку и предусмотрительно кладу рядом с собой ботинки. На зубастый чемодан надейся, а сама не плошай. Хорошие метательные способности — плюс десять к оборонительной карме. С этими мыслями я тут же проваливаюсь в сон — с ним, как и с аппетитом, у меня проблем не бывает в любых ситуациях.

Глава 7. Нюк. По стопам Варга

Пальцы привычным движением приминают мелко накрошенные листочки и сворачивают тончайшую бумагу в цилиндр. В черную дыру все эти трижды не опасные для здоровья электронные девайсы. Пусть с ними фифы из Академии межпланетного туризма по лунным бульварам фланируют. Натурпродукт рулит. Вот так, по старинке, самый смак… Да когда это еще и альдебаранские шишечки, после которых такие веселые цветные картинки… М-м-м… Подношу зажигалку к кончику самокрутки и вдыхаю сладковатый дымок полной грудью… Ка-а-айф!

— Нюк! Дай затянуться, — зудит Кайл, дергая меня за ногу.

— Да отвали ты, сам только закурил… — бурчу я, отбрыкиваясь.

— Нюк!

Еще рывок, куда сильнее.

— Отвали, говорю! — брыкаюсь я снова.

— Ню-у-у-у-ук! — голос приятеля вдруг искажается, перетекая в какой-то нутряной рык, самокрутка в пальцах исчезает, и я стремительно вылетаю в суровую реальность, в которой шумно сипящее существо что есть сил тянет меня за ногу, пытаясь не то из кровати вытащить, не то раздеть! До половины уже вытащило! Койка в такую крохотную нишу втиснута, что, на мое счастье, никто крупнее пищаги сюда больше просто не пролезет. Какой я молодчина, что вырубился прямо в термаке и гравитационных ботинках, все это фиг с два так просто снимешь! Следующий рывок выдергивает меня наружу и я, кое-как сгруппировавшись, шмякаюсь об пол. Не выясняя, сожрать ли меня пытаются или употребить по первичной Тасиной профориентации, что есть сил свободной ногой бью в предполагаемое место дислокации туловища противника.

Есть! Куда-то попал! Тот хрюкает от неожиданности и ослабляет хватку. Тут же добавляю обеими разом, они странно пружинят, что-то чвакает об стенку, и комнату моментально заполняет неимовернейшая вонь: смесь паленой резины, кошачьих меток, фрукта драма-драма, дохлятины и до кучи — ванилина. Спешно заткнув нос и рот рукой и с трудом сдерживая катящиеся по ребрам рвотные позывы, второй лихорадочно нащупываю под подушкой вынутый на ночь фильтр — в номер кислород поступает, а в коридор — нет. Темно — хоть глаз коли, а как тут свет врубить, понятия не имею! Когда я отключился — он еще горел, потом сам потух, видимо.

— Нюк! Ты там просто с койки навернулся или решил провести зажигательную ночку с местными членистоногими крошками? — раздается невозмутимый голос из-за двери. — Помощь нужна или не отвлекать от процесса?

А я и рад бы ответить, но для этого надо вдохнуть! А если я еще раз вдохну — то точно блевану и все равно ответить не получится. Нащупав, наконец, фильтр, выбираюсь из ниши. Согнувшись в три погибели, чтоб шишак об потолок не освежать, делаю рывок к двери, наступаю во что-то отвратительно мягкое, типа желе, и вываливаюсь в коридор. Кадет Соколова едва отскочить успевает, волна вони шибает и в нее, и девчонка стонет:

— Созвездие Змееносца, ты фирменные бобы с местной кухни, что ли, в номер заказал?!

Даже прискакавший вслед за ней Рори пятится от входа, выдавая серию недоуменных звуков. Я спешно заталкиваю фильтр в разболевшийся нос и бурчу сквозь стиснутые зубы:

— Кажется, это меня кто-то за пирожочек посчитал. Как там свет включить?

— Я выключатель не нашла, просто пинка по стене дала хорошего, он и загорелся, — сквозь прижатый к лицу рукав не очень разборчиво отвечает девчонка. — Правда, одновременно с этим сортир запустил безостановочный цикл вакуумной очистки и врубилась система пожаротушения, но с этим я уже справилась… почти.

Ладно, обойдемся своими силами. Поманив Рори, выуживаю из бокового отделения фонарь. Теперь надо набраться духу и шагнуть внутрь смрадной норы. Я бы предпочел прихватить крошку Ро и покинуть помещение до выяснения всех обстоятельств. Но деваться из здания все равно некуда — на улице все еще бушует буря. Придется разобраться, кто ж это и зачем ко мне пожаловал…

Раз… Два… Три! Задержав дыхание, открываю захлопнувшуюся дверь и направляю сноп света на узкую полоску пола. На ней валяется какая-то темная, бесформенная с виду масса, утыканная отростками в виде коротких шершавых огурчиков. И это совершенно точно не мстительный лакиец — те так не смердят даже в самом тяжком душевном расстройстве.

Кудрявая башка подныривает мне под локоть — видимо, девице не терпится освежить свои ксенологические познания. Рассмотрев ночного визитера, бедоносица начинает вдруг неудержимо хрюкать в собственную ладошку, которой она символически прикрывается от ползущего в коридор зловония. Отступив от двери, девчонка сползает по стенке, сотрясаясь от хохота.

— Он сам… сам к тебе заявился? — не без труда выговаривает она между приступами гомерического смеха. — Или это все же ты его пригласил, как и собирался?

Я осторожно трогаю лежащее на полу, так сказать, тело носком ботинка. Никакой реакции. Нулевая. Ни хрипов, ни хрюканий. Толкаю посильнее. Ноль эмоций. Отступив и прикрыв за собой дверь, чтобы немножко сбить поток амбре, свечу на развеселившуюся Соколову и не без ехидства парирую:

— Если это твой бывший, пытавшийся удушить меня в приступе ревности, так и останки его будешь сама прятать. Потому что оно, кажется, сдохло!

— А-ха-ха… ой, не могу, — стонет та, — да какой же это мой бывший, когда это твой… этот… верный союзник, с которым ты предпочел бы объединиться вместо меня? Ты что ж, не узнал друга и товарища?

— Не все ж ходячие энциклопедии по фауне Пяти Центральных галактик, — огрызаюсь я. Кстати, надо бы ее в комп залить… Что-то она все чаще мне требоваться стала.

— Соберись, Соколова! Кончай ржать! Говорю тебе, он мертв! Или она. Или оно. Или они — допускаю, что это целая колония живых и устрашающе вонючих ксеноморфов!

— Да какая, к черной дыре, колония, всего один организм, от целой колонии мы бы все тут гравитационные ботинки откинули! Ты ж сам выражал желание заключить союз с туземцем с СС-99 — вот он к тебе и приполз! — отдышавшись, наконец выдает хоть что-то вразумительное чертова поклонница чуждых форм жизни.

— Теперь, по крайней мере, понятно, за что Варг их голыми руками в космос повышвыривал.

— Кстати, Басилевс сказал, что они страшно токсичные. Ты его не трогал? — интересуется Ярка, успокоившись.

— Только ногами. Ну Варг же как-то выжил! — я пячусь по коридору в сторонку от номера, чтобы глотнуть хоть чуть-чуть чистого воздуха. Что за фильтр, какой зирок его разрабатывал?! Почему он эту вонищу не отсекает?

— А может, у него потом руки бубонами галактической чумы покрылись и отсохли, и он вместо них себе модифицированные биопротезы прирастил, о которых все равно давно мечтал, чтобы оболтусов всяких в порошок ловчее стирать, — хмыкает девчонка и, почесав кучерявый затылок, задумчиво добавляет: — Этих тварей мы на ксенологии только мимоходом касались, их вообще-то паразитология подробно изучает, а по ней я не спец. Но, насколько помню, они отлично чувствуют себя в безвоздушном пространстве… Может, он от избытка кислорода загнулся?

— Не знаю! Я его нехило так приложил пару раз! Предлагаешь вызвать администратора и попытаться объяснить ему, что эта тварь на меня напала, а я всего лишь оборонялся? Это для нас оно — паразит, а для аборигенов, может, лучший друг и сосед по сектору галактики. Может, тот самый Гугун, который наклюкался местной огненной водицы и на сервак прилег.

— Тогда ясно, почему тот отдал концы, от такой вони все наносхемы расплавились, поди, — фыркает Ярка. — Мне кажется, лишнее внимание, на котором даже не заработаешь, нам ни к чему… В конце концов, ты реально оборонялся. Зачем эта тварь к тебе среди ночи полезла? Вряд ли поинтересоваться прогнозом погоды на утро. Может, ее просто в унитаз спустить? Она ж полужидкая — вдруг проскочит?

Я почти было поддаюсь соблазну разрешить проблему вот так просто, но потом качаю головой:

— Нехорошо как-то… Он же это, чей-то ребенок. Может, его мама ждет, там, на СС-99.

— Глисты тоже чьи-то дети, их мама яйца не для того откладывает, чтобы хозяин антигельминтное выпил и всю большую дружную семью загубил, — хладнокровно замечает спец по иным расам. Сентиментальность и гуманизм — это, видать, не по ее части.

Угу… жаль, кой-чья маманя антигельминтного вовремя не тяпнула. Если б не одна паразитка кучерявая, меня здесь вообще не было бы! Одни неприятности из-за нее, одна другой хуже! Впрочем, эту мысль я оставляю при себе, мне сейчас союзник нужен до зарезу.

— Предлагаешь сложить его в ящик и отправить срочной бандеролью на родину, приложив письмо с глубочайшими соболезнованиями родным и близким? — приподняв бровь, осведомляется Соколова.

— Куда-то сложить его не помешает… и прибрать… до нашего отбытия.

— Слить в герметичный термос, разве что. Иначе горничная точно решит, что мы тут колонию смердящих грибов-убийц вырастили, чтобы загубить их планетку, и сдаст нас службе по борьбе с межгалактическим терроризмом.

— Может, просто аккуратно запихнем его на кроватку и шторку задернем? За номер уплачено. Гуманоидов, кроме нас, на станции нет. Вряд ли кто сюда сунется ближайшие лет пять… — интенсивно обмахиваясь обеими руками, предлагаю нехитрый план.

— Метод Варга, честно говоря, импонирует мне больше, — принюхиваясь, ворчит Ярка, и ее всю прям передергивает.

— Снаружи адище. Без противометеоритного скафандра шагу не ступишь, — возражаю я. — Придется в сортир пихать…

— Ему там понравится. Вакуумная очистка им, поди, как гуманоидам — СПА-процедуры. Чистый курорт. Может, еще и воскреснет, без воздуха-то, — высказывает предположение вынужденная союзница.

Сказано — сделано. Тем более, что сдерживать рвотные позывы все труднее. Голыми руками прикасаться к этой вонище противно и боязно, я не такой бесстрашный, как Варг. Перчатки от термака жалко — не отмоешь потом никакими средствами. Стянув с койки покрывало (хвала квантовой гравитации, что оно тут вообще есть!), набрасываю его на смрадное чудовище и, сцепив зубы, пытаюсь поднять. Куда там! Потеряв сознание, а, может, и жизнь, существо сделалось похожим на кучу соплей, которые даже таким гигантским платком не соберешь. Булькается туда-сюда под складками, воняя все истошнее.

— Погоди, давай по-другому, — бубнит подсвечивающая мне от порога Ярка — вдвоем в номере не развернешься. — Постели покрывало на пол и закати его туда.

Закорячившись боком на койку, кое-как расстилаю ткань на оставшемся клочке пола и ногой пробую перекатить соплю на нее. Кадет Соколова активно помогает — тоже ногой. А ничего так девчонка… в разведполет с ней запросто можно. Совместными усилиями с грехом пополам нам удается затолкать вонючку в тюк. Выбегаю в коридор — отдышаться, попутно велев Рори постоять на стреме. Мало ли кого наша возня привлечет… Набравшись свежего воздуха, приступаю ко второму этапу операции — сокрытию тела в недрах толчка. Булькается оно туда без проблем — чплек! Правда, с краев свешивается изрядно, больно здоровое… Воззвав к милосердию вселенной (наивный идиот!), жму на кнопку утилизации, так сказать, отходов. Звездная пыль пухом и все такое… как говорится. Сооружение взвывает, зарождающаяся где-то там в недрах турбулентность сотрясает конструкцию, низкая поначалу тональность взмывает до ультразвука… и — ничего. Жму снова. Сопля как лежала, так и лежит, всосалась от силы на треть и, похоже, намертво застряла.

— Вантузом бы надо, — со знанием дела заявляет будущий ксенолог. Черная дыра ведает, что она имеет в виду и что такое упомянутый вантуз — священный жезл главного храма на ее родной планетке, клозетный девайс или, может, особо мощный инсектицид против космических паразитов. Поэтому я использую безнадежно провонявшийся гравитацинный ботинок.

— Нюк, держись за койку. Я не хочу остаток ночи над утилизационным баком проплясать, выуживая то, что от тебя останется, — бубнит в рукав кадет Соколова, пока я жму на кнопку и трамблю чавкающий под подошвой труп ксеноморфа в сортир. Представив эту картину, принимаюсь ржать.

— Варг завтра вернется, спросит, где этот раззвездол, а ты ему контейнер от печенюх с моими ушами — вот мол, все, что спасла!

— Погоди-ка, чувствую, и тут не обойтись без радикальных мер, — заявляет Ярка и, не успеваю я даже уточнить, что именно она собирается сотворить, что есть дури лупит ногой в стену. Номер содрогается. Вспыхивает свет, со скрежетом врубается кондиционер, начинает наяривать какая-то безумная колыбельная, напоминающая вой движков «Дерзающего», а толчок с утробным хлюпом всасывает возложенное на его алтарь зловонное подношение. Едва ногу отдернуть успеваю, как зев схлопывается, а крышка с грохотом падает.

— Хвала квантовой гравитации! — восклицаем мы хором и вываливаемся в коридор.

— О-о, а у тебя совсем другой номер, и плюш вон по стенам синенький, — отдуваясь, замечает Соколова. — Походу, саранча-портье лучше дока в половых различиях рубит и следует избитым, устаревшим лет этак на пятьсот, шаблонам… ну или мне просто так фатально не повезло с расцветочкой.

— Я не против махнуться номерами, по цвету стен я их не дискриминирую, — хмыкаю я. Возвращаться в смердящее нутро своего нет никакого желания.

— Слушай-ка, а как он вообще к тебе пролез? Не настолько жидкий, чтобы под уплотнитель просочиться. А не соврал ли ты мне, дружочек? Заманил, небось, в нумера невинную ксеноморфинку с недобрыми целями, да и придушил в ходе брачных игрищ, нарушающих все параграфы конвенции о допустимых рамках межгалактических сношений! — прищурившись, выдает вдруг девчонка. — А я-то, наивная провинциалка, тебе поверила, теперь, если что, вместе по этапу на Баргозу пойдем!

Я открываю было рот, чтобы возмущенно побожиться всеми солнцами Веги, что просто забыл запереть дверь, как мульти-спеца по сокрытию тел в сортирах вдруг осеняет:

— Нам нужно алиби! Надо засветиться в местном баре, тогда, если что — мы полночи пить-пить из красного бака, и за плавание залетного сопленогого паразита вольным стилем по канализации никак не в ответе.

— Пей-пей, — машинально поправляю я: — Пошли. Сон все равно как рукой кэпа Вегуса сняло… Рори! Гулять!

— Ой, какие твой чемодан милые ушки себе отрастил! — удивляется Ярка, когда тот проносится вперед. — А почему только ночью? Днем их не было.

— Потому что днем было много посторонних. Мама разве не учила тебя не показывать всем встречным-поперечным свою прелесть? Непременно отнять захотят. У меня и так его пару раз чуть не уперли, хорошо, отбрыкался… Я ему после этого пасть-зубасть и напрограммировал. Он вообще-то не чемодан, если что, не называй его так, а то обидится. Рори — робот-переносчик. А для меня еще и типа питомца.

— Мама как раз таки и учила показывать всем свою прелесть, только не очень-то я эту науку одолела, — бормочет себе под нос кучерявая последовательница Варга в деле истребления аборигенов СС-99, на ходу деловито пересчитывая свои капиталы.

За стойкой администратора пусто, дрыхнуть, поди, завалился, иначе и его бы докатившееся из коридора амбре не оставило бы равнодушным. Хотя, может, они запахов и не чувствуют?

— А ничего, что от нас паразитом смердит за три парсека? — спрашиваю я теперь и соучастницу моего преступления. — Не подозрительно ни разу?

— А это уж не их ксеноморфьего ума дело, какой парфюм с феромонами пользуют гости планеты, — вздернув нос, заявляет та. — Впрочем, если думаешь, что стоит освежиться — к нашим услугам все тот же агрегат, умчавший в вонючую даль твою склизкую нимфетку, поскольку из кранов сыплется исключительно песок. Но, правда, неплохой такой, мелкодисперсный. Ничего для туристов не жалеют.

— Слыхал я что-то про исключительную полезность кремния для кожи… Вот чьей только, не помню. Соколова, — говорю я, затормозив перед лестницей. — Спасибо тебе за… да, короче, за все.

— Понадобится еще кого затромбить в толчок — всегда обращайся, — не моргнув глазом отзывается она. — Такой прикольной практики у меня за все четыре года учебы еще не бывало, даже когда я по чистой случайности умудрялась перед распределением не раздраконить Торквемаду!

— Непременно, — нагло пользуюсь я этой щедростью. То ли еще будет… если Варг все-таки не вернется.

Глава 8. Кадет Соколова. Развеселые последствия

Голова в который раз неумолимо клонится к барной стойке. Когда нос почти утыкается в емкость с дымящимся пойлом, меня подбрасывает на полметра, а из ушей, кажется, тоже начинают змеиться сизые струйки. Не то что сон прогоняет — мозг пытается выкурить из черепа. Если верить надписи в меню, это фирменный коктейль «Вулкан Нимы». Конкретный такой вулкан, после встречи с которым велик риск разделить судьбу Помпеи. Пришлось заказать — без «пей-пей» тут сидеть не разрешают. Но даже я не настолько рисковая личность, чтобы пробовать подобное на вкус, мне и «нюх-нюх» за глаза хватило. Хлебнешь, поди, этого пойла — и не то что сервак уронишь, тектоническую плиту, на которой зиждется убогий порт, пополам отрыжкой расколешь.

— Не спали сопелку, Соколова, — комментирует Нюк. — А то и тебе регенератор понадобится.

От нечего делать свою он уже так наоблучал — лучше прежней скоро станет. Бросаю тоскливый взгляд за окно, где и не думает заниматься рассвет багрового солнца. Все тот же мрак и все те же летящие каменюки и местные бронированные многолапые твари. Причем, в прямом смысле слова «все те же» — мне кажется, некоторые зашли уже на третий круг, я начинаю узнавать их, так сказать, в морду. Я, конечно, сама предложила ночку в баре перекантоваться, но, по моим ощущениям, она уже плавно перетекает в позднее утро, а в природе что-то никаких изменений не наблюдается.

— Здесь сутки — четверо или пятеро земных, Бо же говорил… — с трудом подавив зевок, говорит ликвидатор ксеноморфов-вонючек, поймав мой взгляд.

— Этак и спиться по примеру Гугуна недолго, — вздыхаю я, встряхиваясь. Глаза так и норовят сами захлопнуться.

— Пошли спать. По-моему, алиби мы отпахали, — предлагает Нюк. Его, похоже, попустило, и к нему вернулась его традиционная беззаботность. Ну, если я хоть немного разобралась в его характере. А вот старый рыдван, которого он так оптимистично ждал уже к утру, пока и не думает сотрясать космодром попердыванием своих доисторических дюз. Впрочем, мне-то, собственно, теперь что до этого корыта времен юности фараоновых мумий? Моя забота — найти корабль, который направляется на любые задворки Галактического Союза, откуда я смогу повторить свое путешествие в задницу Вселенной… с небольшими коррективами.

На этаже для гуманоидов по-прежнему никого. Оно и к лучшему. Оптимистично сунувшись было в свой номер, инженер Стратитайлер пятится и морщит подлеченный нос:

— Фу-у-у, вообще не выветрилось… Соколова, будь человеком, не будь ксеноморфом — пусти к себе на пол переночевать. Клянусь всеми солнцами Веги, что буду вести себя пристойно и даже постараюсь не храпеть. Но последнее не точно, воздуховод пока не на твердую десяточку.

— Выдохни и полезай, — прикинув на глазок расстояние между стеной и койкой, разрешаю я. — Храпеть не выйдет — тебя в этой щели зажмет так, что звук отключится. Только сперва — некоторые превентивные меры, — прибавляю я, заглядывая в микросортир и подозрительно принюхиваясь — нет, чужаком пока не смердит. Но в таких делах нельзя полагаться на случай, и я решительно водружаю тяжеленную сумку поверх захлопнутой крышки. По крайней мере, если дух покойного (весьма тяжкий, надо заметить) свою склизкую плоть по трубам протолкнет и сюда из черной мести наведаться решит — заранее услышим.

— Ярка, дай печеньку, я чет проголодался, — просит вдруг постоялец, дожидающийся, пока я лягу и освобожу местечко им с Рори.

— Ты клялся вести себя пристойно, а сам собираешься в ночи печеньем хрустеть? Дайте водички попить, а то так кушать хочется, что переночевать негде. Прям по классической формуле шпаришь! Только задом наперед.

— Если б я Тасю перепрограммировал, их бы вообще не было, — надувается Нюк. — И если б как следует следил за системой безопасности, ты б тех печенек в глаза б не увидала. Как и этой великолепной во всех отношениях планеты. Где вот ты еще летающие булыжники увидишь, а? Ну, кроме метеоритного потока, конечно.

На меня внезапно накатывает озорной стих.

— Тасю вовсе не надо перепрограммировать, там же все проще простого, — демонстративно зевая, заявляю я. — Всего-то и нужно было… впрочем, не будем же мы сейчас о Тасе, верно? Спокойной и не очень вонючей ночи, в общем.

— Жмотяра… — бурчит Стратитайлер, отчего-то не заглотив мой крючок, укладывает заурчавшего Рори под голову и отворачивается к стенке. — Меня чуть не убили дважды за один день. Пусть и очень длинный. А ей печеньку жалко.

— Да нет у меня печенек, — сворачиваясь клубком на своей койке, которая, кажется, за ночь стала еще тверже и достигла плотности алмаза, сонно бормочу я. — Там всего, конечно, валом, но печенья нет. Накушалась я им за два дня нелегального обитания в холодильнике и блок тот сняла, которым какой-то остолоп в вашей команде цикл замкнул. Можешь жаркого вон или булочек навернуть, но, чур, в клозет за ними лезешь сам — сумка-то там, она хоть на вид и дура дурой, но охраняет нас от всяких неожиданных воскрешений не хуже твоего Рорика.

Но сон, кажется, уже победил голод в поджарой тушке отставного бортинженера, а под нежное мурлыканье Рори и я засыпаю быстрее, чем успеваю додумать эту мысль.

К реальности меня возвращает возня проснувшегося постояльца на полу — поворачиваясь с боку на бок, тот неизменно задевает или стенку, или ножки кровати. Условная ночь, точнее, ее остаток прошла без происшествий. Сумка на месте, Нюк и его ходячий чемодан-мурлыка тоже.

— Доброе утро, кадет Соколова, — весело машет мне с пола тот. — Или второй какой-нибудь сектор ночи.

Уже регенератором пыхает — прихорашивается. Не вставая, шарашу ногой по стене — при свете выбираться из норы все повеселее. Фейс у экс-бортинженера выглядит не в пример лучше, чем сразу после столкновения с лакийским хвостом, и все равно видок пока тот еще. Он бочком подползает к выходу, давая мне место для маневра.

У меня самой волосы стоят дыбом, и песочек, извергаемый из крана, в их укладке, увы, не помощник, хотя, может, и незаменим для ухода за мехом саранчи. А запасы Тасиного чайка нужно экономить — никакого аналога нормальной воде ни в жидком, ни в твердом, ни в газообразном состоянии я на Ниме пока так и не обнаружила.

— В сортир, чур, по очереди, — заявляет Нюк. — Я в свой опасаюсь. Так и кажется, что оно еще там где-то… к стенке прилипло.

Совершив немудреные гигиенические процедуры и заменив воду влажными салфетками, решаем стаскаться в кафешку и там Тасиной снедью перекусить. Ну или хоть в зале ожидания. А то у обоих уже клаустрофобия развиваться начала от просторности здешних апартаментов.

Однако за пределами тихого гуманоидного сектора нас ждет сюрприз. Кругом царит необычное оживление. Саранчеобразные служащие, вылупив фасеточные глазки, нервно мечутся по коридорам, а из номеров то и дело слышится яростный рев, вой, свист, истерическое щелканье жвал и другие возмущенно-панические звуки. Обслуга стрекочет так быстро, что я улавливаю лишь обрывки фраз.

— …лезет, лезет! И в десятом тоже! И в третьем! Да что ж это такое-то!

— …говорили же, что после дезинсекции их не осталось!

— Держи, держи его! Дай-ка сюда кастрюлю, сейчас мы его захлопнем там!

— Астероид тебе в яйцеклад, я же в эту кастрюлю нам обед крошу, а не туристам! Отдай обратно!

— Бурлы-мурлы! Гурлы! — а это, интересно, на каком наречии? Но по интонации понятно, что оратор в панике.

Стратитайлер делает невыразимо невинное лицо прекрасно и без всяческих сновидений проспавшего положенные восемь часов гуманоида, удивленного внезапным бедламом, и преувеличенно громко произносит:

— Дорогая Яромила, тебе не кажется, что случилось ЧП?

Ответить не успеваю — на нас наскакивает местный портье или кто он там. В воздух взвивается целое облако бурой шерсти — то ли у паразита линька, то ли нервное потрясение так повлияло. Нюк тут же принимается чесаться.

— Почему вы еще здесь? — возмущенно потрясая порядком облысевшими лапами, трещит абориген. Нюков переводчик эту фразу даже не слишком уродует.

— А где ж нам быть, когда снаружи мгла и камни летают! — парирует напарничек. — Что вообще происходит?

— Во всем здании объявлена эвакуация! — гигантская саранча трагически заламывает все конечности, включая задние, и, разумеется, падает как подкошенная. — Небывалое даже для этого сезона нашествие джокордов!

— Кого-кого? — растерянно переспрашиваю я. Честно говоря, такое слово я слышу впервые в жизни, но звучит оно как-то… нехорошо.

— Джокорды… — дальше выпадает целый кусок разъяснения, так как туземцу в жвалы попадает ком собственной шерсти, и его и без того небезупречная дикция заметно портится. Как я ни прислушиваюсь, расшифровать получается только окончание тирады: — … идут на нерест!

Нерест? Какой еще, к черной дыре, тут может быть нерест? Разве не рыбам на него ходить, вернее, плавать, положено?

— Всем спуститься на первый этаж, получить респираторы у ответственных лиц, не поддаваться панике и ждать дальнейших распоряжений! — выкрикивает пролетающее мимо создание с блестящей блямбой на мохнатой спине — вероятно, символом полиции или еще какой отвечающей за порядок местной структуры.

— Надо же, а мы ничего не слышали, спали как убитые! — восклицает Нюк, вовсю тараща честные-пречестные глаза на саранчу. — Ярочка, переведи ему и пойдем скорее!

Велико искушение дать ему пинка за эту «Ярочку», но сейчас это будет явно не ко времени. К тому же, у меня родилась некая теория причины охватившего отель хаоса, и мне она совсем-совсем не нравится. Тем более, что уже знакомый душок в условном воздухе вовсю витает. Это мы просто принюхались за ночь. От нас с Нюком пованивает тоже не слабо.

— Я уже весь чешусь… — тихо бурчит тот, обрулив аборигена.

Внизу в просторном холле толкутся постояльцы различной степени раздетости. Хотя, учитывая, что все они типичные ксеноморфы, сложно судить, кто бесстыдно попирает приличия, а кто облачен, как для дипломатического приема.

— … Я только крышку этого недопустимо тесного резервуара распахнул и все конечности для ритуальной очистительной молитвы разместил — а оно как… извергнется! — эмоционально размахивая тонкими, гибкими щупальцами, горячится похожий на огромный клубок гадюк санторианец. — Как потечет на пол! Я потерял душевное равновесие и попытался нажать слив, и тут оно атаковало меня смрадной волной, я едва чувств не лишился. Я такого не испытывал с тех пор, как мой сосед-еретик три цикла подряд молитвы очищения забывал читать, а потом решил одной, общей, обойтись…

Переводчик на запястье у Нюка не затыкается, сообщая тому совершенно уже ненужную информацию — и так все яснее ясного. Он судорожно отключает его, наперегонки с Рори скачет в зал ожидания и приземляется на лежак, сложив руки на коленках, как примерный ученик.

— Ты совсем не палишься, вот ни на грамм, — поддеваю я его.

— Мы бедные, несчастные беженцы, выжитые из номеров зловредными джо…керами. Будь добра, состряпай подходящее случаю скорбное выражение лица, — шипит он и добавляет едва слышно: — Вот правильно я все чувствовал… там он и сидел, гад соплючий! И не просто сидел — икру метал! Между прочим, это была твоя идея! А давай в сортир его спустим! Спустили…

— Мама на СС-99 его не ждала, он сам мамой оказался, — давлюсь неуместным смехом я. — Родительница ему котомочку собрала и в роддом отправила. Любой, что приглянется в пути.

Нюк с опаской косится на вход, словно ожидая, что в зал сейчас вползет отнерестившаяся вонючка и всеми своими шершавыми огурчиками на нас, как на виновников, укажет.

— Какой кошмар, я ударил ногой беременное существо… — вздыхает он. — И знаешь? Жалею, что недостаточно сильно! Скоро в здании не продохнуть будет! Хотя, может, это как раз нерест и простимулировало…

— Ну, если Варг все же вернется — он все уладит, он привычный, — хмыкаю я.

Помяни дьявола — и он тут как тут, как говаривал мой дедуля. Правда, он обычно имел в виду меня. Темное и по-прежнему ненастное поле сначала озаряют посадочные огни, потом пламя, рвущееся из раздолбанных дюз, а там и скорость звука все это великолепие догоняет, сотрясая стены космопорта надсадным ревом. Смачная порция копоти дарит стеклам в зале ожидания тонировку, и на космодром ухается «Дерзающий» во всей своей раритетной красе. Напряженная физиономия инженера Стратитайлера, украшенная побледневшими фонарями, моментально преображается. Сияя, как надраенное сопло, он задирает нос и принимается копаться в своем компе, одним глазком косясь на вход, но изо всех сил делая вид, что ему плевать и он страсть как занят.

Капитан Вегус заявляется в зал через считанные минуты — в противометеоритном скафандре, пошарпанном, но довольно внушительно сидящем на его монолитной фигуре. Гравитационные ботинки бухают по полу как молоты. Так печатают шаг только абсолютно уверенные в своем праве существа. Налитые кровью глаза, похожие на две светлые ледышки, находят нас в жидкой кучке беглецов из гостиницы безошибочно и сразу, как навигационная система. Шрамы на загорелой дочерна морде подергиваются. Варг страшен. Даже дедушке было бы, чему поучиться. Надо будет потом подробненько расписать пращуру все тонкости создания этой маски Абсолютного Зла, пусть потренируется на досуге перед зеркалом. Дедуля коллекционирует новые приемы морального испепеления чести и достоинства новобранцев.

Немножечко отодвигаюсь от бортинженера в сторону. Это ведь не я причина возвращения «Дерзающего» в эту дыру. Я вообще, как прилежный курсант, корабля вон на цивильную планету дожидаюсь, чтобы со всем рвением к скучной практике приступить. А если после моего ухода Тася несколько и превысила интенсивность печеньковой канонады, то я к этому причастна лишь косвенно, и припаять мне решительно нечего.

Уголки губ у Нюка слегка вздрагивают — явно силится сдержать ухмылочку. Варг добухивает своими ножищами до нас (ксеноморфы инстинктивно расступаются, давая ему дорогу) и нависает над нашими головами королевским эсминцем адориан, испепеляя… или изледеняя Нюка взглядом. Из-за его спины неожиданно робко выглядывает Тася с потрепанным чемоданчиком в руках. Увидев меня, расплывается в улыбке. Стратитайлер отрывается, наконец, от созерцания страшно важной информации на светящейся над рукой голограмме и нахально вылупляется на бывшее начальство подбитым глазом. Типа, ну что? Присвистел назад как миленький? А я тут времени даром не терял, бился как лев, то за честь дамы, то за свою.

Бессловесная дуэль длится недолго. Кэп молчком протягивает руку в бронированной перчатке, хватая Нюка за ухо, отрывает от сиденья и волочет на выход. А Тася остается стоять, где стояла. Варг что, и ее ссадил, что ли? Перегнула, видно, с печеньем… окончательно. Может, когда на кладовую навесили-таки амбарный замок, Тася нашла альтернативу стандартному рецепту, и команду от нового угощения прошибла лютая медвежья болезнь? Интересно, что ж Нюк там такого отколол-то?! Я же умру от любопытства, если не узнаю!

— Ой-ей! Имплант выдерете! Больно же! — взвывает одержавший пиррову победу напарничек. Варг прет его чуть ли не на весу, Нюку приходится на цыпочках семенить за капитаном. Рори семенит следом.

— И вообще, я без Ярки и Таси никуда не пойду!

Тася, услыхав свое имя, дрожит силиконовыми губками и немедля пускает слезу. Привязалась, поди, к экипажу… Ох уж эта базовая эмоциональность, одни проблемы от нее роботам. Извернувшись ужом и едва не утратив ухо вместе с новомодным имплантом, заменившим кучу девайсов, Нюк шипит мне:

— Заплачь! Быстро!

На долю секунды немею от этого неожиданного финта, тем более что выполнить подобную просьбу для меня на порядок сложнее, чем, к примеру, взгреть похотливого ящера. В этом истинно женском деле я, кажись, со времен младшей школы не практиковалась, а уж горькие рыдания по щелчку пальцев мне и вовсе изобразить слабо. Но попытка — не пытка, и я усиленно морщу нос и кривлю губы, пытаясь продемонстрировать высшую степень страдания от неминучей разлуки с Варгом и его старым рыдваном. Для пущей натуральности даже тяну из кармана салфетку, чтобы трагическим жестом прижать к сухим, как пустыни Тарнака, глазам. При этом я лихорадочно перебираю в памяти все неприятности и разочарования, когда-либо меня настигавшие, надеясь выискать тот самый охрененно печальный эпизод, от которого рыдания аж заклокочут типа в груди.

По ходу этого мучительного процесса прихожу к неутешительному выводу, что я какой-то либо патологически счастливый, либо на диво пофигистичный выродок многострадального племени человеческого — решительно ничего из стандартного запаса грустных воспоминаний не исторгает из моих очей даже самой что ни на есть скупой, мужской, так сказать, слезы, не говоря уж о бурных потоках. Ну, или мой организм просто редкостный жмотяра и категорически не желает расставаться ни с одной каплей драгоценной влаги, памятуя о том, что на проклятой планетке «Вулкан Нимы» имеется, а вот H2O днем с огнем не сыщешь.

Что ж… где наша не пропадала… Фальшиво всхлипнув погромче, роняю салфетку, быстро приседаю якобы за ней и, преодолев искушение малодушно задержать дыхание, изо всех сил втягиваю ноздрями аромат, источаемый тем ботинком, что испакостил склизкий паразит. Варварский способ срабатывает на все сто. Когда выпрямляюсь, неподдельные жгучие слезы градом катятся по щекам. Правда, возникает побочный эффект — нестерпимо свербит в носу и так и тянет чихнуть, но я мужественно терплю это неудобство, громко шмыгая и хлопая ресницами пожалостней по примеру синтетической сестры по Еве. Варг бестрепетно продолжает движение к выходу, начхав на нашу самодеятельность.

— Рори, фас! — в отчаянье приказывает Нюк роботу. Тот моментально впивается Варгу в щиколотку. Прокусить скафандр, конечно, не может, но внимание на секунду отвлекает, и хозяин вырывает свое пылающее ухо из капитанской длани. В пару прыжков Нюк отступает под наше с Тасей сомнительное прикрытие. Рори летит сам, поддетый гравитационным ботинком.

— Или девчонки идут со мной, или и дальше до самой Гингемы всей своей шоблой под себя ссаться будете! — выпаливает парень.

Ай да раззвездяй Стратитайлер! Заблокировать сортиры на корабле дальнего следования — лучше не придумаешь! Да это семя первых сгинувших колонистов знает толк в изощренных пытках!

Глава 9. Нюк. Триумф инженерной мысли

Сейчас мне, похоже, таких звездюлей навешают, каких адорианский флот во Второй Межгалактической никому не навешивал. Своими глазами, правда, никто из землян этих величественных битв не наблюдал — они случились задолго до того, как человечество с деревьев слезло. Но легенды гласят, что это было внушительное и устрашающее зрелище, от которого содрогались небеса и вспыхивали сверхновые. Представляю, какая сверхновая у меня в башке вспыхнет, когда Варг по ней оплеуху закатит! Вчерашняя от лакийца лаской покажется. Но если уж бунт — так по полной программе, девчонок я в этой провонявшей джо…херами дыре, где даже не вымоешься, одних с ксеноморфами не брошу. Не то, чтоб так привязался к паразиткам, а просто… Не брошу и все, короче! А они уже чуть не в голос рыдают, стараются. Только на Варга это почему-то не действует. Кажется, только злит еще больше.

— Рори, рядом! — подзываю я укатившегося в дальний угол приятеля. А то тот несется уже с разинутой на сто восемьдесят градусов пастью, чтобы снова в Варга вцепиться. А рожа у кэпа такая… ой-ей, щас мы все звездюлей, похоже, отхватим, даже Тася, к которой, как мне казалось, он некоторую слабость питает! Конечно, когда столько мочи в башку долбит…

— Отступаем! — рекомендую я своим товаркам по несчастью. Соколова тут же прекращает театрально всхлипывать и активно следует моему совету. Но развитие трагической погони с неизвестными последствиями внезапно прерывает новое локальное ЧП. Сперва из холла раздаются хаотичные звуки, присущие полнейшей, сферической панике в вакууме, а потом рев брачующегося альдебаранского коборука, от которого даже бронебойные стекла звякают. Уши немедленно закладывает, я открываю рот, чтобы компенсировать перепады давления, и, точно в замедленном голомуви, наблюдаю, как, с треском высадив косяк, в зал вваливается гороподобное существо, сметая все на своем пути. Если сложить Варга и Цилли, и весь остальной экипаж до кучи сверху — и половины не будет! Слонопотам с косяком в виде ожерелья, украсившего верх этой горы, принимается кружить, подвывая, по залу, а на нем гроздями висят потомки ночного визитера. Волны смрада от этого чудовищного волчка косят нерасторопных, точно робот-косилка.

— У-ау-у-ахах-гугу-у-у! — ревет бедолага. Дрых, поди, где-нибудь после десяточка-другого «Вулканов Нимы», беззаботным сном создания с чистой совестью, тут-то его эти слизни и облепили… Интересно, а с какой целью? Надо паразитологию на досуге почитать будет. Любопытно, зачем они к нам лепятся?

— Вот и Гугун собственной персоной пожаловал, — констатирую я. Ох, не зря не хотел я с ним встречаться… Вырванный с корнем лежак ракетой проносится над нашими головами и шмякается об окно. Прилипший к нему соплюк стекает по стеклу и чмякается на пол свеженьким напоминанием моего ночного кошмара.

— А на улице не такая уж плохая погодка, всего-то ураганчик и камнепадик небольшой… так и тянет уже на свежий ядовитый воздух! — одним прыжком перемахнув через целый ряд лежаков, шустро реагирует Соколова и дергает за собой в сторону запасного выхода все еще обливающуюся синтетическими слезами Тасю. Заканчивала бы уже, а то опять всю смазку потратит и будет суставами, как древняя старуха, скрипеть.

— Фу, как неаппетитно пахнет! — восклицает та, поспешая за Яркой. Черная дыра побери этих паразитов, они даже роботам воняют! Я захлопываю и рот, и нос, и устремляюсь подальше от кучи смертоносных во всех смыслах ксеноморфов, схватив Рори в охапку. Попадет под лапу Гугуна — и одна лепешка останется, как от приснопамятного сервера.

Варг, моментально оценив разворачивающиеся перспективы, выхватывает из кобуры бластер и шарахает в Гугуна криозарядом. Но тому заморозка — что слону дробина, одну конечность только парализует. Кэп добавляет еще. Кто-то из инопланетян в панике пускает в ход свое оружие, шмаляющее концентрическими оранжевыми кругами, подключаются остальные, зал моментально превращается в кромешный ад, и Вегус, еще раз оценив обстановку, принимает здравое решение отступить. Тут один из кругов цепляет замешкавшуются Тасю, и та падает как подкошенная. Предохранители пожгло, блин-печенюшка!

Страшно выругавшись и помянув не только самих гирганейских зирков, но и всю их родню до четырнадцатого колена, кэп подхватывает отключившегося андроида на мощное плечо.

— За мной, на корабль, полудурки! — рычит он нам, с разгону врезая ножищей по запертым, видно, на время бури, дверям запасного выхода.

— Прям все? — уточняет на бегу Соколова, надвигая на лицо защитный щиток шлема.

— Все! Потом с вами разберусь, — Варг бьет по замку бронированным ботинком.

— О, вот это по-нашему! — радуется спец по иным расам, с готовностью присоединяясь к акту вандализма. Хорошенько замахивается и применяет свою уже проверенную тактику управления местными механизмами. Дверь со скрежетом поддается, в зал врывается ветер напополам с песком и какими-то сухими кустами, но мы уже несемся в сторону «Дерзающего», который во всем этом хаосе кажется сейчас не старым полуразваленным корытом, а уютной, милой сердцу гаванью. С теплым пледиком и печеньками у камина, ага.

Меня несколько раз пребольно шарахает довольно крупными каменюками, но термак все же значительно снижает силу удара. Взлетев по ржавому трапу и ввалившись в переходный шлюз, только тут опускаю Рори на пол и оглядываюсь. Все здесь, спаслись, уф! Кэп выпинывает наружу залетевшего было броненосца и бьет кулаком по переключателю, закрывая внешний люк. Бо приветствует экипаж и гостей судна, нас обдает волна дезинфекционной газовой смеси, и райские врата наконец-то распахиваются. С их тыльной стороны меня дожидаются три пары налитых кровью и мочой глаз, пялящихся из-за сфер противометеоритных скафандров. Гы-гы, портативный мочеприемник в них — единственное, что я не заблочил на прощание. А так и раковины с душевыми позапирал, и даже камеру дезинфекции. Дока в раздраконенной делегации встречающих нет, его физиология ежедневной встречи с фаянсовым дружком вовсе не требует, ему и раз в месяц вроде бы с лихвой довольно. Так что он, вероятно, преспокойно наслаждается своим сериалом, который как раз транслируется в это время.

— Ну ты и зирок, Стратитайлер! — цедит Цилли сквозь зубы, и даже не краснеет. — Не знаю, кто тебя там отделал, но я сейчас добавлю!

Я радостно улыбаюсь старым-новым коллегам и машу им рукой. После одной ночки в местной гостинице мне уже ничто не страшно.

Кэп опускает все еще бесчувственную Тасю на пол и рыкает мне:

— Живо разблочил сортиры, говнюк, и занялся роботом-помощником! Чтоб лучше новенькой была! За недосмотр за системой безопасности и диверсию с утилизационными механизмами ты оштрафован. Плюс выговор с занесением в личное дело.

Коротенький выговор кэп немедленно подкрепляет крепким подзатыльником.

— Но-но! Без рукоприкладства, я и так тяжко пострадавший в боях за Яркину честь, — бурчу я, почесав макушку. — Я ведь снова удалиться могу!

— Частями удалишься, — обещает мне Басилевс, угрюмо переступая с ноги на ногу.

— Ты, — тычет Варг пальцем в кадета, вспомнив о ней, — от Таси, как очухается, ни на шаг! Бесполезную органику даром не вожу. Следить будешь, чтоб она гребаное печенье не пекла. Как — не мои проблемы. Если этот рукожоп ее вообще починит, конечно. Иначе сама ее место у плиты займешь. Ты тут до следующей станции.

— Есть, сэр! — вскидывая руку к шлему, звонко орет курсант Соколова, для убедительности преданно вытаращив на капитана яркие голубые глазищи с пляшущими в них бесами. Взгляд у нее откровенно хитрый и ничуть не испуганный перспективой неустанной борьбы с хронической печеньковой лихорадкой андроида. И тут же она заговорщически мне подмигивает. Не зря ее Яркой назвали, в самом деле такая.

Варг морщится:

— Режим «старательная дура» можешь вырубить, а то аж в ушах звенит, — и подгоняет меня, чтоб живее, значит, к обязанностям приступал, снова взвалив Тасю на плечо, дабы оттаранить ту в мастерскую.

— Кстати, если экипаж без обеда остался — у меня тут запасов еще на неделю на всех хватит, — взмахивает своей сумищей Соколова. — Вовсе не обязательно у плиты топтаться.

— А ты не так прост, как кажешься, бортинженер Стратитайлер, — негромко и озорно шепчет она мне, пока идем наверх, в жилую зону.

— Ах-ха, просто я ленивый раззвездяй, — легко соглашаюсь я. — Каюту выбирай, какую хочешь, их тут много, и все примерно такие же просторные, как на гостеприимной Ниме. Моя, если что, под номером тринадцать.

— В тесноте — да без джокордов, — философски замечает будущий ксенолог, сворачивая в спальную зону. — Надеюсь, душевые работают и из кранов льется старая добрая H2O, а не песок?

— Щас разблочу, — вальяжно обещаю я и неторопливо двигаю дальше, на свое рабочее место, подгоняемый свирепыми взорами коллег. И вот стоило все это устраивать, вынуждать меня к маленькой мести, тратить топливо на разворот и возвращение? Все равно и я, и кадет Соколова по-прежнему на борту. Как будто сразу нельзя было миром все уладить. Вообще, конечно, стопроцентной уверенности, что Варг вернется, у меня не было. Но раз дельце выгорело, отчего не повыделываться?

— Вы только посмотрите на него, — злобно цедит суперкарго, испепеляя меня взглядом, и добавляет, обращаясь к Басилевсу: — А все ты — не троньте бесценные внутренности исторического судна, это варварство, мол! А ведь Цилли предлагала… резаком!

— А толку, ну вскрыла б замки на шлюзах, а канализационную систему тоже резаком? — возмущается пилот. Я лыблюсь до ушей, представляя, как они тут икру метать начали… почище того джокорда.

Развалившись в кресле, неспешно вызываю Бо, которого кэп уже поставил в известность, что я снова приступил к обязанностям бортинженера «Дерзающего», запрашиваю доступ к управлению и с видом победителя вношу изменения в командную строку.

— Утилизационные системы судна разблокированы. Экипаж может приступить к гигиеническим процедурам и отправлению физиологических нужд, — сообщает Бо.

— Ну наконец-то! — взвывает зависшая надо мной команда и наперегонки кидается по коридору. Только ботинки бухают.

— Будете знать, кто на этой планете хозяин, — хмыкаю я, впрочем, не слишком громко.

Пока они там облегчаются и плещутся под струями душа черная дыра знает, какого уже цикла очистки, проверяю систему безопасности. Неприятное ощущение, что треклятый паразит прилип-таки к нашему шасси и теперь неистово размножается где-нибудь в компостной камере, не желает меня покидать. Надо будет заняться ей вплотную все таки… не валять дурака.

— Астероидов тебе во все сопла, Стратитайлер! — ворчит уже избавившийся от скафандра Варг, заглянув в рубку. Дергает перебитым носом и добавляет:

— Если хоть один зирок на борт по вашей милости просочился — повышвыриваю прямо в открытый космос без разговоров! Всех!

— Это от моих ботинок наносит, сэр, — поясняю я. — Вышло боестолкновение с паразитом…

— Дежурный по станции сказал, что у них было нашествие с три цикла назад, одного, видно, не дотравили. Просочился в канашку и наплодил там своих выродков. Часом не ты ему помог?

— Часом не я, — отвираюсь беззастенчиво, сделав максимально честные глаза, и спешно перевожу не слишком удобную для меня тему: — Первая часть вашего приказания выполнена, капитан, разрешите вымыться, сменить одежду, и приступить к воскрешению Таси?

— Валяй. Взлетать скоро будем, — милостиво разрешает Варг, и я топаю в свою каюту. Из соседней слышится шум воды и приглушенное пение. Кадет Соколова, наслаждаясь прелестями традиционных для нашего вида гигиенических процедур, наяривает какой-то звездный марш. Потом все это стихает, зато раздается отчетливое ругательство. Затем звук пинка. Принимаюсь тихонько ржать. А чего ты хотела? Это же «Дерзающий». Или труба засорилась, или очищенная вода кончилась — вон как все массово ринулись ее использовать.

— Цилли-и-и! — раздается вопль Басилевса. Слава квантовой гравитации, что хоть эта проблема — не по моей части. Ну, если, конечно, не электроника где-то в черную дыру полетела.

Глава 10. Кадет Соколова. Основной инстинкт

С приличествующим случаю лязгом, утробным воем и скрежетом рыдван покидает гостеприимные угодья, оставляя позади кружащие в воздухе булыжники вперемежку с бронированными зверушками. Старт автоматически запускает для меня персональный обратный отсчет: ведь, как заявил Варг, на ржавом борту «Дерзающего» я пробуду исключительно до следующей остановки. Условное зачисление в экипаж рыдвана в качестве Тасиной дрессировщицы, конечно, лучше, чем ничего… и уж точно не хуже профессионального нищенства на недоброй памяти Ниме, где из кранов сыплется песочек, а в сортирах одержимо размножаются чужеродные паразиты, воняющие почище сыра «Камамбер». Но мне-то нужно любыми средствами зацепиться здесь на месяц и выцыганить у кэпа характеристику. Про станцию уже можно забыть — такими темпами я до нее к концу каникул только и доберусь, а без зачета по практике не видать мне перевода на пятый курс, как черной дыры.

А значит, моя миссия по наведению мостов только начинается. И первое, что мне нужно сделать — удостовериться, что Тася снова на ходу, и дать ей установку на самый что ни на есть роскошный обед. Предок мой жопорукий, конечно, просто кладезь ценных советов на все случаи беспокойной жизни, но подозреваю, что сейчас разумнее будет вызвать из глубин памяти кодекс идеальной жены фермера, что негласно блюдется на нашей тихой планетке. И первое его правило, если верить маме: полный желудок делает злого агрария ленивым и повышает градус его благодушия. После выходки Нюка и сопутствовавшего ей печенюшечного террора экипаж отнюдь не расположен к дружбе и не пронизан гуманизмом. И дабы исправить дело, я быстренько облачаюсь во все чистое, привожу в порядок прическу и отправляюсь на поиски мастерской, где опальный бортинженер трудится над воскрешением Таси.

Планировку этого музейного реликта изучить толком я еще не успела, поэтому, чтобы не плутать по закоулкам, взываю к борткомпьютеру:

— Бо, я уже задолжала тебе одну партию в нарды, припиши к ней вторую и сориентируй меня, где здесь мастерская, в которой инженер Стратитайлер проводит реанимационные мероприятия над Тасей?

— Я помню о вашем обещании, оператор робота-помощника Соколова. Мастерская располагается на втором уровне, отсек D, третья дверь от шлюза, — величает меня бортовой компьютер полным званием, отваленным от щедрот капитаном Вегусом. Оператор робота-помощника, значит… Боюсь, Торквемаду подобная должность, присвоенная на стажировке будущему штурману, может и не устроить. Он вообще тот еще зануда. Придется срочно карабкаться по карьерной лестнице, прыгая через две ступеньки. С этими мыслями спешу в указанный отсек. Исполнять, значит, свои нынешние прямые обязанности. Путь в навигаторы глубокого космоса тернист, ага.

Мастерская такая же древняя и запущенная, как и все судно. Здешние инструменты давно пора в музей астронавтики отправить. А Нюк с их помощью еще и чинить Тасю пытается. Та лежит на верстаке лицом вниз, искусственная кожа на спине завернута, как и одежда, а Нюк копается где-то в недрах ее грудной клетки, подпевая льющейся из чудом уцелевших имплантов мелодии. От термака и провонявшихся ботинок он уже тоже избавился и выглядит, как фермерский сынок-переросток, который в помидорных зарослях с подружкой втихаря от строгого папаши побарахтался.

Томаты наши, к слову, такая же близкая родня земным, как и барашки с коровками. В отличие от большинства других колоний, на Славии почти никакие привозные растения и животные не прижились, местные флора и фауна их просто безжалостно вытеснили. Впрочем, нам подфартило — оказалось, что туземные вкусняшки человеческому организму вовсе не во вред, и мы не только успешно адаптировались к экзотической пище, но и экспортируем продукты в обмен на земную технику, запчасти и прочие вещи, производство которых на Славии отсутствует.

А помидорки местные — это красные сферические плоды, с человеческую голову величиной, с бронебойной шкурой, из которой умельцы мастерят всякие резные вазоны. Листья напоминают гигантские лопухи и дают неплохую тень в жаркий денек, но вот едкий зеленый сок оставляет весьма стойкие метки на каждом, кто неосторожно надломит веточку. Может, надо и его экспорт на Землю наладить? Одного покупателя я, считай, уже нашла — он как раз этот оттеночек уважает.

— О, Соколова, а ты ничего так, когда умоешься и кучеряшки причешешь, — приветствует меня Нюк. — Правда, такая прическа на Земле лет пятьсот как не в моде. Но ничего, щас Тасю воскрешу, она наведет тебе на голове красоту… Она у нас по совместительству еще и стилист… в перерывах между пекарскими припадками.

— О, правда, что ли? Так то, что у тебя на голове, это реально прическа, а не результат несчастного случая? — сделав удивленные глаза, парирую я. — А я-то думала, ты просто центаврийский лишай подхватил и в приступе зуда по оранжерее катался, приминая зелень для салата.

— До проникновения одного мелкого вредного организма в холодильник «Дерзающего» с лишаями мне дел иметь не доводилось, — огрызается бортинженер, от старания высовывая язык и вкручивая что-то в недра Тасиных механизмов. — Надеюсь, что проблема в предохранителях все же… Знаешь, такое неудобное чувство, будто я в собственной бабушке копаюсь. Школьный психолог что-то бухтел об искажении личности в результате воспитания роботами… хотя у нас и воспитатели-гуманоиды были. Но реально, такие механизмы мы в Академии только на курсе истории робототехники изучали. Как и всю эту восхитительную посудину. А Варг и Бас хотят, чтобы я тут с закрытыми глазами левой пяткой все чинил…

— По факту ты копаешься в моей бабушке, — ржу я, — ну, или ее двоюродной сестрице как минимум. Моему деду впарили такую же крошку на распродаже, позабыв предупредить, что она кардинально перепрограммирована. А он-то всерьез намеревался познакомить ее с семьей и сделать нашей, так сказать, ближайшей родственницей.

— Экий затейник! — хмыкает Нюк. — Представляю, как он удивился… Кэп тут в начале полета тоже слегка запамятовал, — парень закрывает крышку корпуса, возвращает кожу и платьице на место и хлопает Тасю по выпуклой ягодице: — Сделал вот так. Как она ему ляпнула по морде! Мы аж чуть первой партией печенья насмерть не передавились от неожиданности. Еще и лекцию прочитала о сексуальных домогательствах и всяком таком прочем…

— У дедули тоже возникли с Масей некоторые… проблемки, — хихикаю я, припомнив, как заточенная на сельхозработы отставная секс-бомба сперва загнала похабника-хозяина на дерево, а потом взялась с механическим остервенением вскапывать огород. Тогда площадь возделываемых нашей семьей земель увеличилась примерно раз так в двадцать… за неделю. Перемкнуло Масеньку, в общем, точно так же, как ее синтетическую сестру. А поскольку машущий без продыху тяжелой лопатой андроид вызывает некоторые опасения, дедушка, не спускаясь с вершины древа, все эти нелегкие семь дней записывал и рассылал послания во все инстанции, музеи и исторические общества, специализирующиеся на ИИ.

Как ни странно, всеми уже благополучно забытая инструкция от автора, решившего перековать мечи сладострастия, так сказать, на орала, в одном из архивов, в конце концов, отыскалась. Так что изрядно присмиревший и поутративший любовный пыл дедушка смог спуститься на землю и вернуться на стезю здоровых платонических отношений с утихомиренной прелестницей. Ну, а я, соответственно, получила эксклюзивную и, на первый взгляд, совершенно ненужную информацию о нюансах, побочных эффектах перепрограммирования и борьбе с ними. Кто ж знал, что спустя несколько лет она мне так пригодится. Но, само собой, секрета этого я никому не выдам. Унесу его с собой в шлюз. На одной чаше весов будет много-много печенья, а на другой — всего лишь небольшая и никому не мешающая кудрявая тушка… при которой Тася прилежно гоношит комплексные обеды с разнообразными десертами.

— Ну, да пребудет с нами звездный ветер, — пафосно произносит Стратитайлер, не без усилия переворачивая Тасю на спину, целомудренно одергивает на ней задравшуюся юбчонку и жмет на кнопку запуска, замаскированную на макушке под пышными белокурыми локонами. Первые несколько секунд не происходит ничего. Выражение искренней надежды на конопатой мурзиле несколько линяет. А потом голубые глаза распахиваются, смаргивают пару-тройку раз, красотка садится, переводит взгляд с меня на Нюка и, сладко улыбнувшись, выдыхает, взирая на инженера с вожделением:

— Приве-ет, красавчик. Я — Тася. Но ты можешь звать меня, как захочешь. Познакомимся?

— Скажи, что мне послышалось… Соколова! Это просто в ушах до сих пор от тяжелой капитанской лапы звенит, да?!

— Поглоти меня туманность Андромеды! — мрачно глядя на вспомнившую ухватки столетней давности роботессу, цежу я. — Кажется, вместо ужина всем светят исключительно плотские утехи.

— Ее до заводских, походу, откатило… — убитым голосом произносит Нюк. — Теперь меня Варг точно в открытый космос вышвырнет… Говорят, в вакууме человек целых тридцать секунд прожить может. А ты заработаешь красные щеки и разжиреешь у плиты до размеров Гугуна. Не сможешь пролезть в центральный люк и так и будешь до самой смерти на «Дерзающем» по галактикам трюхать, пока он вокруг тебя не развалится.

— Ну… с другой стороны — фермеры добреют не только от сытного обеда, — раздумчиво замечаю я, припоминая неписаный кодекс прилежной славийской колонистки. — Значит, и с Варгом может проканать.

— Думаешь, он обрадуется замене треклятых печенюх на хорошую порцию секса? По крайней мере, их уж точно больше не будет! — веселеет Нюк. И пятится от кокетливо сложившей губки бантиком Таси, пытающейся погладить его по щеке:

— Но-но, женщина, прекратите свои пуахитос!

— Таки да, а я-то получила прямой приказ противодействовать конкретно их производству, а не разнузданному поведению андроида, так что с меня взятки гладки, — радостно констатирую я.

— Я не нравлюсь тебе, милый? Может, мне что-то в себе поменять? Размер груди? Цвет волос? — щебечет Тася с придыханием.

— Что вы, очень нравитесь, Таисья, не знаю, как ваша фамилия или там отчество, — оправдывается Нюк, пятясь под ее напором все дальше. — Просто это все немножко неожиданно. И еще я совсем Эдиповым комплексом не страдаю.

— Ты не должен страдать, милый… Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо, — обещает поехавшая роботесса. — И не беспокойся о защите… Антибактериальное покрытие гарантирует полную… безопасность…

Последние слова она прям-таки шепчет, полуприкрыв блудливые глазищи ресницами. Что-то как-то это вправду чересчур для современных реалий.

— Это прям астероид с души, — согласно кивает Нюк, добравшись уже до порога.

— Она вообще вроде бы самообучающаяся. Как думаешь, если ей показать, как готовить, может, научится? Ты умеешь? Ну, прям из реальных продуктов. Я-то только полуфабрикат разогреть могу. А у нас такого добра исключительно на экстренный случай. Ну и концентраты еще… гадкие, — с надеждой вопрошает меня бортинженер.

— Земляне! — закатываю глаза я. — Тепличные создания… к твоему сведению, в колонии не завозят полуфабрикатов. И наши продукты перед тем, как стать обедом, еще успевают побегать по полям и получить кой-какое удовольствие от жизни… Правда, к чему уж никогда не питала слабости, так это к самоотверженным подвигам на ниве домашнего хозяйства, — скорчив гримасу, добавляю я и со слабой надеждой кошусь на Тасю — вдруг остатки новой программы все же теплятся в глубинах искусственного мозга, и она сможет теперь совмещать функции? Ну, там одной рукой суп мешает, другой эротично фартучек с лифчиком на допотопный светильник закидывает, а ногой еще полы драит и пыль протирает в процессе этого… самого… Однако в глазах робота горит первобытное пламя желания… и оно ну никак не связано со стремлением творить уют на рыдване и варганить Варгу обеды… пардон за каламбур с тавтологией в довесок.

— Тася. Та-ась, — вкрадчиво произносит сексуально домогаемый инженер, пока та слезает с верстака и, покачивая роскошными бедрами, плывет к нему. — Познакомься — это твой персональный оператор Яромила Соколова. Она тебе покажет, что тут к чему, и всему научит.

Ах ты ж, хитрозадый стрелочник! Так мы не договаривались! Я подряжалась пасти отнюдь не это озабоченное Тасино первое «я», в результате короткого замыкания вылезшее из ее темного прошлого! А ну как у нее и к моему организму, а вовсе не к кастрюлькам и сковородкам, интерес проснется? Слыхала я, что разработчики никаких моральных ограничений в андроидов этих серий не закладывали, как и понятий о «хорошо», «плохо» и «полное непотребство, 99 левел»!

— Может, соскребешь уже в компактную кучку хоть какие-то профессиональные навыки, рукожоп конопатый, если не все занятия по программированию косяк на заднем дворе Академии продолбил, и напишешь ей новую прогу?! — шиплю я.

— Моя нянюшка говорила, что пигментные пятна на моем носу — поцелуи солнышка, и делают меня очаровательнее! Так что не пытайся меня этим задеть! — огрызается Стратитайлер. — Про рукожопа не спорю. Просто на этом языке уже магелланово облако лет никто не работает…

— …и как раз эту скучную лекцию по истории программирования ты прогулял! Угадала? — заканчиваю я.

— Я попробую. Почитаю сейчас… в архивах пороюсь. Может, она где валяется еще, перепрошивка эта, — сдается Нюк. — Только давайте пообедаем сначала? А то и не завтракали еще. У тебя ж остались припасы от прежней, приличной Таси. Я жрать хочу. А секса совсем не хочу, скажи ей… чего она.

И тревожно таращит на напирающую роботессу овечьи глазюки.

— Сумка в каюте лежит… Сейчас схожу. Ну и так и быть, я готова принести на жертвенный алтарь камбуза свои убеждения, чтобы не давать капитану новый повод для ярости… только держи эту возрожденную из небытия нимфоманку и от меня подальше! Что-то остерегаюсь я к ней спиной поворачиваться… особенно когда рядом окажется кухонный стол, на котором она раскатала столько печенюх. Вдруг перемкнет разом все старые и новые контуры, опомниться ведь не успеешь, как процесс обучения хозяйственным навыкам унесет совершенно не в то русло, — опасливо ворчу я, отступая к выходу. Мне дедушкиного сексуального опыта с этими андроидами за глаза хватит, свой личный нарабатывать как-то не шибко тянет.

— Поцелуи… Я в совершенстве владею сорока четырьмя видами, — сообщает Тася, поигрывая идеальными бровками, и тянет к прижавшемуся к дверям Стратитайлеру силиконовые губешки, рукой пытаясь ухватить его за пах. Тот вдруг запускает пальцы ей в локоны — недолго ж пробрыкался, слабак… Но Нюк лишь спешно нажимает кнопку отключения, и сладострастница застывает с вытянутым клювом в каких-то миллиметрах от его перекошенной морденки.

— Вот эта навязчивость раньше что, реально считалась привлекательной? — бурчит он, бочком отползая от агрессорши. — Прям чистый лакиец в гоне, хорошо, без хвоста!

— Хорошо, что Тася, а не Вася, — хмыкаю я. — Мальчики ж тоже в этой серии были. Или ты как раз был бы не прочь? Что-то шарахаешься от нее, как от джокорда.

— Не, я — ортодокс, — уверяет инженер. — И, что греха таить, было дело — подумывал, что зря Тасю перепрофилировали. Теперь вижу — совсем не зря. Полный перебор! Сексуальные домогательства в самом деле омерзительны.

— Как там говорили древние индейцы? Будь осторожен, обращаясь к просьбами к богам — они могут и услышать, — философски замечаю я.

— Стратитайлер! — гаркает вдруг селектор сбоку от входа. — Как там починка Таси продвигается? Обед по бортовому расписанию должен быть в срок!

— Продвигается! Очень далеко уже продвинулось все. Еще на часок работы где-то, — заверяет Нюк капитана. — Обед оператор Соколова организовать обещала!

— Дальше некуда, — уже втапливая в направлении камбуза, сердитым шепотом напоследок язвлю я, — лет этак на сто в глубь веков, во времена великого ренессанса сексуальной революции!

Не успеваю деловито разложить на столе продукты для будущего шедеврального обеда, призванного пробудить в душе Варга глубоко погребенную там любовь к ближнему в моем лице, как рыдван вдруг сотрясает крупная дрожь. Пол проваливается под ногами, переборки натужно стонут, а с полок начинает лихо соскакивать посуда. Видимо, даже вселенная против превращения меня в домохозяйку… Что там еще? Метеоритный поток, взрыв ассенизационного коллектора, спонтанная активация Таси с последующим массовым изнасилованием экипажа?

Глава 11. Нюк. Врагу не сдается наш гордый рыдван!

Запустив автоматический поиск Тасиной перепрошивки в общих архивах, параллельно откапываю в своей личной библиотеке учебник по устаревшим и экзотическим языкам программирования и пытаюсь освежить в памяти то, чего там отродясь не было. Но это такое дело, главное — понять принцип и алгоритм, а дальше пойдет как по маслу… Я ж не тупой, просто малость разгильдяй. Спасать надо нашу Тасю из лап порочного прошлого. Реакция Варга — вещь труднопрогнозируемая, и проверять на своей шкуре, обрадуется ли он преображению кухарки в знойную гетеру, или таки выпульнет меня во вселенную, как-то не хочется. А следом и Соколову, ибо черная дыра ведает, что на ее родной планетке считается вкус… Пол вдруг встает на дыбы, как какой-нибудь бычок на родео на той самой Славии, незакрепленные инструменты с грохотом летят на пол, а обездвиженная гетера — на меня. А уж я в этой великолепной компании — на верстак. И тут же взвывает сирена, которой у нас на обед обычно созывают. Ярка там что, мега-печенюх выпечь успела и нечаянно уронила, когда к столу несла?

— Бо, какого… тьфу! — опять стряслось?! — вопрошаю я, выбираясь из-под Тасиных пышных полимерных красот и выплевывая попавшие в рот блондинистые пряди. Шибануло где-то в районе левого третьего движка. С креплений его сорвало, что ли, или все поршни разом клинануло? Или чего у него там внутри… я в механической части нашей раритетины — полный ноль.

— Внимание! Внимание! «Дерзающий» атакован неопознанным судном! Уровень тревоги — красный. Экипажу немедленно занять свои места. Протокол действия Z-55B/4.4, — уже вещает бортовой компьютер под тревожные вопли сирены. Вот это нифига ж себе блин-печенюшечка! Кому наше корыто помешать могло? Может, выпускники какой Академии все еще гудят, дипломы обмывают, вот и решили пострелять, так сказать, по банкам? Надо как-то дать им знать, что тут вообще-то живая и местами разумная органика обитает.

— Что за протокол такой, Бо?! — выскакивая в коридор, на бегу интересуюсь я. Тот начинает зачитывать неимоверно нудную инструкцию, из которой мне понятно одно — чеши к капитану, он скажет, что делать.

В коридоре док уже в панике заламывает щупальца и, кажется, собирается закатиться в обморок — сбывается самый страшный его кошмар, у бедняги ведь всегда нервная почесуха от одного упоминания открытого космоса начиналась.

— Прощай, мой дорогой семиюродный папочка, ты избрал для меня эту героическую, но роковую стезю — и вот я погибаю во цвете лет, не успев даже на пятый жизненный цикл перейти, — стонет Шухер, трясущимся желе стекая по стеночке.

— Не ссы, док, прорвемся! — ободряюще орет, перекрикивая сирену, кадет Соколова, хлопает его по ходящим ходуном щупальцам и летит мимо на третьей космической скорости, поделившись на бегу:

— Это ж, наверное, пираты!

В голосе этой ненормальной отчетливо проскальзывают нотки затаенного восторга. Кажется, она воображает, что начались приключения, которые прославят ее в веках. А может, ей просто настолько обязанности кока не по душе, что даже обстрел выглядит предпочтительнее часика тет-а-тет с кастрюльками? Вот и пожрали, ага… Может, сейчас даже помирать на голодный желудок придется. Если это реально пираты. Хотя чего им у нас брать-то? Груз — какое-то недорогое и весьма специфическое барахло для одной крайне отдаленной планетки, где мелкая частная компания ведет геологоразведку. Крупная нас и не наняла бы. Какие-то там деталюхи, униформа рабочая, реактивы для проб — полнейшая чепуха с точки зрения любого нормального бандита с большой космической дороги. Ни редкоземельных металлов, ни современного оружия, ни произведений искусств галактических масштабов на борту нет и в помине. Ну, какая-то допотопная пушка на рыдване, конечно, имеется, как раз для таких случаев. Но я вообще без понятия, действует ли она? Как и защитное поле, которое Бо должен был врубить автоматически.

— Ярочка, куда же ты? — обморочным голосом сипит док и внезапно растянувшимся до немыслимой длины щупальцем хватает Соколову за щиколотку, отчего та едва не ныряет носом в пол. — Ну зачем тебе в рубку? Если что, она разгерметизируется первой… а так хоть на минутку дольше протянем… может, ты даже под мою диктовку прощальное письмо моей семье успеешь нарисовать…

— Я же штурман! Ну, или как минимум — почти готовый его полуфабрикат! — отбивается Ярка, энергично дрыгая ногой. — При внештатной ситуации место штурмана в рубке! А если кэпу вдруг прилетит по голове каким-нибудь обломком, я, может, даже спасу корабль… за что получу благодарственную грамоту от музея древней истории покорения космоса… ну и — чем черная дыра не шутит! — зачет по практике от великого Торквемады, гори они оба звездным пламенем! — подумав, прибавляет она. Следующим рывком ей удается наконец высвободиться из цепкого захвата. По «Дерзающему» снова прокатывается дрожь. Кораблетрясение лишает Шухера остатков самообладания, док оседает на изрядно накренившийся пол бесформенной грудой и волнами струится по нему куда-то в направлении грузовых отсеков. Это, наверное, даже к лучшему, что он сознания лишился — дополнительной душевной травмы избежит. Если экипажу руки-ноги поотрывает, от него все равно никакого толку. Ну, в пупок заглянет, разве что, да половой принадлежностью озаботится. Слава квантовой гравитации, что на борту есть хоть кто-то рукожопее меня… Точнее, щупаложопее.

Цилли едва не сносит нас с Соколовой на подлете к рубке, в которой уже пылающий ад тройного Алголя во всей красе: Бас, того гляди, штурвал с корнем вырвет, закладывая маневры, Варг орет на Бо, наводя пушку на обстрелявший нас корабль, параллельно успевая орать на нас всех вместе взятых, и тут Бо вырубает гравитатор. Это чтобы экипаж не помяло, значит. Только кэп с пилотом в креслах, пристегнутые, а мы с Цилли и Яркой немедленно взмываем под потолок рубки, который тут же, благодаря усилиям пилота, становится полом.

— По местам! — рычит на нас Вегус, при этом рожа его светится таким азартом и энтузиазмом, словно он этого нападения всю свою жизнь ждал. — Цилли, третий движок! Сдохни, но чтоб это яйцо уткокатрана пахало! Какого зирка гирганейского вы еще не в скафандрах?! У нас разгерметизация в двигательном отсеке!

Раньше-то Одноглазый Дьявол не унылые транспортники, скучным барахлом груженые, водил — факт, и глаза лишился не из-за взрыва мультиварки на камбузе.

— Есть, кэп! — гаркает Цецилия, мощными гребками устремляясь спасать нашу маневренность и какую-никакую скорость. Едва челюсть от ее изящной ножки спасти успеваю.

— Отсек заблокирован, утечка кислородной смеси перекрыта, — рапортует Бо. Фух, слава космическим яйцам, хоть тут автоматика работает!

Совершив кульбит в воздухе, Соколова цепляется за подвернувшееся под руку кресло, едва не приземлившись на колени багровому от усердия Басилевсу, продолжающему лихо выворачивать штурвал под какими-то сумасшедшими углами. У нормальных кораблей подобных раритетных штуковин лет сто как нет, и уж, конечно, современные ручки управления не способны так крутиться на все триста шестьдесят градусов, пусть и с натужным скрипом.

— Вот примерно от такого же, только в моем исполнении и на флаере, наши овцы медвежьей болезнью и страдали, — радостно комментирует Ярка. — Высший класс, поглоти меня туманность!

Несмотря на полную поглощенность процессом, пилот не может сдержать самодовольной ухмылки. Наконец-то и ему представилась возможность свои таланты проявить, а то ж все в гробовой тишине после каждой посадки сам себе аплодировал. Пока Варг на нас не наорал и не заставил тоже хлопать.

Оттолкнувшись от стенки и уже чувствуя подкатывающее головокружение, из-за которого и срезался когда-то, поступая на отделение пилотирования космических аппаратов, с грехом пополам втискиваюсь на свое рабочее место, кое-как фиксируюсь ремнями с заедающей застежкой и луплю по сенсорной панели непривычно легкими пальцами, выполняя команду кэпа по контролю за системами корабля. Свежая и бодрая, точно приметивший добычу молодой лакиец, кадет Соколова с таким же нехорошим блеском в глазах, что и у Вегуса, тоже плюхается на свободное место рядом с Басилевсом. Экипаж у нас сильно урезан, Варг не только капитан, но и штурман заодно, так что штурманское кресло свободно.

— Корабль-агрессор не опознан, материал корпуса, по предварительной оценке, выполнен из металло-кремниевого сплава, средняя крейсерская скорость… намного выше, чем у «Дерзающего»! Согласно протоколу АX-650.2.1.2, у экипажа есть возможность выбросить условный белый флаг.

Последнее предложение вызывает у терзающего штурвал Басилевса лишь остервенелый утробный рев. Честно, не понимаю, что от меня-то сейчас зависит… Бо вроде сам справляется. Язвит вон даже, но тут я ни при чем, это он еще до меня умел. Ноги, блин-печенюха, так и норовят наверх задраться, тапки по рубке поплыли. Варг с рыком от них отмахивается, матеря и меня, и трусливый борткомп непотребными словами. Ну не люблю я в ботинках по дому шастать, неудобно же! А предложение Бо не такое уж и скверное, от виражей, закладываемых Басом, рыдван наш скрипит и стонет как никогда прежде, движок третий вовсе заткнулся — видно, Цилли заплатки из жидкого термополимера срочно на пробоину лепит. Обмажь им все по периметру, малышка, или это корыто без пальбы на куски разлетится!

На широченном допотопном экране вспыхивает месиво из звезд, зеленая прицельная сетка подрагивает, ловя черный силуэт упавшего нам на хвост агрессора.

— Врежьте им, кэп! — вопит кадет Соколова, подскакивая в штурманском кресле как мяч. Меня вдруг тоже охватывает азарт, несмотря на подкативший к горлу ком и стучащую в ушах от перегрузок кровь. Сдаться — оно ж никогда не поздно. И вообще, что-то слишком часто на мою тушку покушаться всякие космические поганцы принялись. Не грех им и по соплям надавать.

— Держу, давай! — орет пилот. Варг, нависнув над приборной панелью, жмет на выдвинувшуюся не без помощи удара кулака гашетку. Где-то в брюхе корабля со скрежетом распахивает ржавый зев ракетная шахта, взревает движок, выталкивая цилиндрическое тело наружу, в вакуум, и Бас тут же выкручивает штурвал, кидая наше корыто куда-то вниз и вбок. От резкого рывка у меня в носу что-то лопается, и к парящим по рубке тапкам присоединяются красные шарики крови. А забавно они летают, как мыльные пузыри. Выдуваются из ноздрей и фьють! Поплыли.

— Попали?! Мы попали?! — кричит Ярка, жадно впиваясь взглядом в обзорные экраны.

— Не ори ты так, а то у меня и из ушей кровь хлынет, — бурчу я, пытаясь заткнуть свой многострадальный нос пальцами и не блевануть.

— Бо! — рычит Варг зверем.

— Корабль-агрессор от нашей ракеты уклонился, — беспощадно констатирует тот.

— Мазила! — бросает Бас с досады. Вегус скрежещет зубами. Они обмениваются убийственными взглядами, но оба ж понимают, поди, что попасть на таких виражах в более шустрого противника — чудо. Это тебе не симулятор… И тут потрепанный зад «Дерзающего» снова угощают, может, даже из лазерной пушки. Варг опять не без помощи Бо ловит настырного говнюка в прицел, жмет на гашетку… Тишина.

— Произошло заклинивание боеприпаса в шахте, — сообщает бортовой комп. Варг с психу жмет и жмет на гашетку снова, но Бо стоит на своем — исправить ситуацию можно только вручную.

— А у нас их целых два? — удивляюсь я, отключая и снова подключая питание боевого отсека, дабы выполнить механический сброс. Куда там… Интересно, когда вообще в последний раз проверяли работоспособность орудия и не разорвет ли нас сейчас к зиркам собственной ракетой?

— Где, черная дыра ее дери, эта шахта?! Я сейчас лично пинка этой застрявшей там жирной джокордовой дочери дам! — горячится кадет Соколова, с величайшей готовностью дергая ремни амортизационного кресла, но их, разумеется, тоже привычно заклинило. Одноглазый срывается с места, в один толчок просквозив в шлюз, как соплюк с СС-99 в сортир не пролетал.

— Впереди по курсу метеоритный поток. Величина крупных осколков по предварительной оценке от трех до пяти метров в диаметре. Плотность потока низкая. Видимость снижена за счет «запыления» мелкими метеоритными частицами.

— Бо, что с силовым? — спрашиваю я, спешно проверяя состояние генераторов. С выведенным из строя двигателем уйти в прыжок у нас нет никакой возможности. Свернуть в сторону от потока — подставиться под новую атаку. А так есть шанс просто снычиться за несущимися в пространстве глыбами, правда, с риском помять корпус в хлам. Ну, то, что за сотню лет эксплуатации еще не измяли другие рукожопы.

— Левый генератор поврежден в результате атаки. Правый генерирует на восемьдесят три процента.

— Черная дыра побери…

— Проскочим, проскочим же, — вертится и подпрыгивает в своем кресле Ярка, устремляя исполненный надежды взгляд на мрачного как туча пилота: — Мистер Ксенакис, у этих жопоруких наверняка автоматика, они туда ни за что не полезут!

— Ты-то откуда знаешь, — осаживаю разошедшуюся стажерку. — Бо даже тип корабля не определил. У ксеноморфов может быть принципиально иная система управления. Вон какой этот гаденыш подвижный… Впрочем, любое ведро с гайками сейчас подвижнее «Дерзающего».

— Зато у них нет такого пилота! — победоносно возражает Соколова. — И вообще, мне симпатичнее метеориты, чем агрессивно настроенные ксеноморфы с принципиально иной системой управления, ценностей и моральных принципов, кстати говоря, тоже!

Бас, приободренный порцией этой бессовестной хитрозадой лести, кидает наш рыдван прямо в кучу летучих каменюк, а я кое-как расстегиваю ремни и вытекаю в коридор по направлению к генераторной левого борта. Надо посмотреть, что там стряслось… и попытаться откачать силовое поле, как я уже откачал Тасю. Хотя мне вот никто не льстит и приятными эпитетами не величает. Только на камбуз по дороге заверну, булочку какую перехвачу, ну так жрать охота уже, никаких сил нет! Крови вон снова полстакана потерял, не меньше.

О, док! Плывет куда-то, бедняжка, бессознательной массой по коридору. Подумав секунду-другую, хватаю его за щупальце и буксирую в медблок. Он хоть и мягонький, а тоже, поди, неприятно, когда об стенки шарашит. Засунув Шухера в регенерационную камеру, устремляюсь на камбуз. И только тут вспоминаю о суперкарго. Интересно, а где это нашего тихоню носит? Тоже в обмороке где-нибудь валяется, что ли, перебрав с впечатлениями? Точнее, болтается.

Глава 12. Кадет Соколова. Боевое крещение

Я настолько увлечена действиями Басилевса, что едва замечаю исчезновение бортинженера. Кажется, он что-то там про поврежденный генератор бубнил? Может, надо было предложить свою помощь? А с другой стороны, может, лучше и не надо. Я ровным счетом ничего не смыслю в тех бортовых системах, которые не касаются непосредственно навигации и управления судном. А если он напортачит, то мое, пусть даже косвенное, участие в процессе окончательно убедит Басилевса, что я истинный потомок своего пращура. Поделится этим ценным наблюдением с Вегусом — и прости-прощай, наметившаяся занятная практика. Кэп скажет, что должность штатного рукожопа уже занята, и высадит меня на очередной, враждебной к кислорододышащему организму, планетке. А оно мне надо?

Поэтому я остаюсь на месте, продолжая завороженно наблюдать за басилевсовыми маневрами на грани фола. Бо только успевает выплевывать новые данные. Преследователь лупит вдогонку «Дерзающему» из своей пушки, справа по борту разлетается на куски угодивший в зону поражения крупный осколок. Однако лезть следом за нами чужой корабль что-то не торопится. Меня охватывает азарт, включаю тусклый экран перед своим креслом и пытаюсь рассчитать, в какой сектор нас отсюда такими темпами вынесет. Реальной пользы от моего занятия, может, и никакой — борткомпьютер сделает все то же самое и на порядок быстрее, но где у меня еще такая стажировка будет? Уж точно не на затерянной в галактической глуши станции, которая, поди, «Дерзающему» в прабабушки годится.

Корабль трещит и стонет от резких рывков, на обзорных экранах стремительно растут, приближаясь, здоровенные булыжники, и пилот, кажется, всякий раз в самое последнее мгновение уводит рыдван от неминуемого столкновения. Перегрузки то и дело вдавливают в кресло, и я невольно думаю, каково приходится остальным? Они-то ремнями, в отличие от нас с Басилевсом, не пристегнуты. Цилли в двигательном отсеке движок воскрешает, Нюк с генератором, наверно, возится, а капитан эту заклинившую зиркову ракету пытается вручную выпнуть. Ну, док, скорее всего, так и бултыхается по коридорам медузой, лишившись чувств… Есть еще суперкарго, но его я с момента тревоги вообще не видела. Какие у него в подобной ситуации, собственно, могут быть обязанности? Он отвечает за груз, не за корабль. Вероятно, Рекичински единственный дисциплинированно облачился в скафандр и занял какое-нибудь предписанное протоколом место. Мне-то из-за этого заморачиваться даже не пришлось — нет у меня тут никакого скафандра, так что прямиком в рубку рванула, нигде не задерживаясь.

Я довольно лихо прокладываю предполагаемый курс между летящими навстречу каменными глыбами, краем глаза продолжая следить за напряженно сопящим Басилевсом, закладывающим один вираж за другим. У него от старания аж серая шерсть на ушах дыбом. На тренажере у меня всегда были неплохие баллы за подобные задания, вот и сейчас по сути я занимаюсь тем же самым — ничего от моих действий не зависит, пилот на пару с Бо и сами управляются. Так что я спокойна, как альдебаранский пустынный удав, и пальцы сами стремительно бегают по клавиатуре. Правда, в какой-то момент мне приходит в голову, что капитан что-то слишком уж долго не возвращается. И если грянет очередная внештатная ситуация, то разрешать ее придется, по-видимому, нам с Басилевсом на пару. А ведь это я подначила падкого на лесть пилота сунуться в эпицентр метеоритного роя… Лучше бы нам все же обойтись без новых катастроф, что-то не хочется окончательно топить и без того подмоченную репутацию нашего злосчастного для рыдванов рода!

— Только беш паники… шейчаш Бо на немношечко нас покинет, — раздается не совсем внятный голос Нюка из селектора внутренней связи.

— Ты там жрешь, что ли?! — возмущаюсь я.

— Одно другому не мешает, — заверяет инженер, прожевав. — Тут кабель задело, потерпите немного.

Реплику Баса после этого заявления следовало бы дословно записать… Дедуля слюнями восторга захлебнется, пополнив свою копилку непристойных выражений этакой пещерой Али-Бабы на нескольких галактических языках разом. И лишь мгновением позже до меня доходит, что цитировать пилота сейчас впору мне самой. Ведь если борткомп выключен, а капитана на месте нет, значит, прокладывать курс надлежит самостоятельно и в темпе звездного вальса никому иному, как кадету Соколовой, и если этот самый кадет хоть разок ошибется… Ой, тогда Ксенакис точно решит, что наша семейка — порождение жопорукой темной материи, посланное ему Вселенной в качестве персональной кары за все грехи молодости! И возможно, это станет последним, что я в своей жизни услышу, перед тем как корпус рыдвана украсится парой дырищ, а из его недр благополучно улетучится весь воздух.

Последняя мысль мне категорически не нравится. Перед глазами моментально встает презрительная усмешка Торквемады — мол, правильно я, значит, сделал, когда курсанта Соколову сослал в тыльную часть галактики, подальше от всех судоходных путей, где она в теории не должна была нанести никакого ущерба. Кто ж знал, что девица оттуда вырвется и угробит целый корабль с экипажем. Эта картинка сразу же выводит меня из секундного ступора, и я вдавливаю кнопку, переключающую прокладку курса с капитанского компьютера на свой. Та поддается крайне неохотно — должно быть, лет этак двадцать никто ей не пользовался.

— Бас, даю курс! — отбросив в черную дыру и «мистера Ксенакиса» и восторженный тон, ору я пилоту, лихорадочно вводя данные в систему. Ни один штурман на современном корабле без участия борткомпа навигацией не занимается, хотя, конечно, нас натаскивают и на подобные ситуации. Особенно любит озадачивать такими вот условными авариями Литманен. И это первый раз, когда я по гроб жизни благодарна ему за редкостные занудство и педантичность — бесконечные занятия на тренажерах не прошли даром, и порядок действий закреплен чуть ли не на уровне безусловных рефлексов.

— Надеюсь, ты не на бортпроводницу туристических лайнеров училась, — сквозь зубы цедит Басилевс, в очередной раз резко бросая корабль в сторону от особо крупного булыжника. — Варг! Комета тебя раздери, что там у тебя?!

Отвечать ему мне некогда — ручная прокладка курса та еще задачка, многократно усложненная сейчас рыскающими тут и там метеоритами, и у капитана, кажется, аналогичная проблемка — из интеркома доносятся только скрежет, какое-то шипение и грохот. Так что пообщаться Басилевсу решительно не с кем, и он начинает вслух уговаривать рыдван потерпеть еще малость и вытащить команду вселенских недоумков (то бишь всех нас) из этого гребаного роя, зирки бы его побрали. Меня и моих предков до двенадцатого колена он, кажется, тоже в своей тираде поминает, но в данный момент мне определенно не до коллекционирования его забористых выражений, так что великая сокровищница галактического мата растрачивается Басилевсом впустую.

Заданным курсом «Дерзающий» следует неважно — все время рыскает, отклоняется, и я только успеваю вносить поправки, а вот вычислить закономерность его шатаний никак не получается. То ли проблема в поврежденном движке, то ли еще в чем, но рыдван продирается сквозь метеоритный поток, мотаясь в разные стороны, точно в хлам пьяный тагаранец, которого вштырило от стакана земного чая — что-то в нашем безобидном напитке весьма разлагающе влияет на крохотный мозг этих здоровенных, похожих на йети, косматых гуманоидов.

Будет крайне неприятно, если все эти зигзаги в конце концов обеспечат «Дерзающему» тесное знакомство с какой-нибудь увесистой каменюкой. Мелкие-то вовсю шарашат по корпусу, потому как силового поля после звездной, черная дыра ее дери, битвы мы практически лишились. Реальная штурманская практика оказывается разительно непохожей на сдачу зачетов на тренажерах, и хотя руки у меня действуют по-прежнему четко и не дрожат, спина уже основательно взмокла. А ведь проклятая реклама, поглоти ее туманность, заливала, будто комбинезон поддерживает оптимальный микроклимат и все такое… Радует во всем этом лишь одно — наш преследователь в поток так и не полез, ограничившись прощальными залпами, и его очертания уже истаяли на радаре. Хотя, может быть, это просто и радар накрылся…

Я впиваюсь взглядом в экран перед собой, мысленно перебирая столь любезно одолженный мне Басилевсом запас свеженьких ругательств. Да как же заставить треклятое корыто идти проложенным курсом-то?! «Дерзающий» внезапно дергается так, словно уже на что-то налетел, по кораблю разносится новая порция скрипа и дребезжания. Даже не успеваю подумать, что бы это могло значить. И тут за спиной слышится знакомый рык, и Варг ядром пролетает к своему креслу. Похоже, в противостоянии с ракетой победа таки осталась за ним, и это как раз она, зараза, тряханула нас напоследок. Крепким ударом кулака по такой же заклинивающей кнопке на своем пульте капитан без разговоров перекидывает управление обратно на себя. Поскольку дисплей остается у меня перед глазами, все дальнейшие действия Вегуса я отлично вижу. В том числе и коррективы, которые он молниеносно летающими по клавиатуре пальцами вносит в заданный курс. И рыдван, точно послушное вьючное животное, как миленький перестает вихляться и медленно выправляется, возвращаясь на более или менее безопасную траекторию.

— Бо снова в вашем распоряжении, — рапортует по селектору Нюк. — Левый генератор удалось запустить на пятьдесят процентов, больше я вам из него сейчас ничего не выжму. Все, я к Цилли на подмогу.

Только тут наконец перевожу дух и замечаю, что у меня зачем-то задним числом затряслись руки. Совершенно незнакомое и что-то не шибко приятное ощущение, так что я быстро вцепляюсь в облезлые подлокотники штурманского кресла. Еще не хватало, чтобы Варг или Басилевс заметили! И без того уже так и жду ядовитых реплик по поводу генетически передаваемых поползновений на целостность раритетных кораблей. И вот что я, спрашивается, все-таки упустила, никак не пойму? Эх, звезды и туманности, а ведь как легко все то же самое давалось на тренажерах…

Вскоре, бухая гравитационными ботинками, которые в отсутствие грави-поля просто магнитятся к полу, в рубку вваливается пасмурная Цилли на пару с бортинженером. Откинув защитное стекло шлема — поврежденная часть двигательного отсека все еще разгерметизирована, она докладывает капитану обстановку. А та, прямо скажем, далека не то что от идеальной — и на троечку не тянет.

— Как хочешь, кэп, а без третьего движка мы в гипер не уйдем, сам понимаешь. Прибомбиться надо бы где-нибудь и на починку колымагу нашу, — сообщает бортмеханик.

— Бо, найди ближайшую к нам станцию, — бросает Варг. — Кроме Нимы. Возвращаться — хреновая примета, не врала моя бабка.

Кажется, он все еще думает о тех зирках, что вверенное ему судно атаковали. Свалили они или попытаются перехватить нас с другого края потока? Нюк немедля озвучивает эту мысль, предлагая пересидеть тут денек-другой, чтобы уж наверняка.

— Мы и так из-за твоей выходки из графика выбились к гирганейским зиркам, — отрезает Варг. — Может, это твой прошлый работодатель, а, Стратитайлер? Не отколол ли ты и там схожую шуточку перед увольнением?

Цилли с невероятным подозрением в глубоко посаженных глазах вперивает взгляд в первого подозреваемого. Хоть бы Варгу в голову не пришло, что это дедуля меня на историческую, им лично открытую, родину вернуть пытается! Или Торквемада пустился в вооруженную погоню, дабы лично пригвоздить кадета Соколову к обшивке той станции на галактических задворках, где жертве его праведного гнева было предписано смирно отбывать ссылку.

— Черная дыра меня раздери, не было у меня никаких врагов! До сегодняшнего дня точно, — божится инженер, делая честнейшие глаза. — Ну, кроме джохера того вонючего. И то я не уверен, что он не страстью ко мне воспылал. Я вообще… пользуюсь успехом. Вы бы, кэп, в своем прошлом покопались, оно куда побогаче.

Варг нехорошо усмехается и ворчит, что его враги передохли со смеху, узнав, на какой рыдван он в ссылку загремел.

— Оторвались вроде, — произносит Басилевс, утирая вспотевший лоб рукавом многострадального кителя. — Что это вообще такое было, хоть кто-нибудь мне объяснит? Они ведь даже связаться с нами не попытались!

— Агрессивная ксеноморфная форма жизни — чем тебе не отличное объяснение? — хмыкает капитан. — Уж тебя такое вроде не должно удивлять. После стольких лет в космосе.

— Гоняли мы эти формы жизни во время службы в Патруле, давали им прикурить и когда разведкой в глубоком космосе баловались, но какой им резон охотиться за старым транспортником — вот вопрос на засыпку, — ворчливо отзывается пилот.

— Испытать новую пушку. Посмотреть, как мы бахнем красиво в звездном безмолвии. Поживиться чем придется, — пожимает плечищами Одноглазый и добавляет, не поворачивая к нам головы: — Ладно, повихляем тут еще с часок. Объявляю экипажу благодарность за не совсем бестолковые, жопорукие действия. Валяйте дальше в том же духе.

— Благодарность — это, конечно, хорошо, греет душу и все такое, — философски замечает Басилевс, — только теперь еще пожрать бы. Обеда-то так и не было. Ну, и для порядка, наверно, надо перекличку провести? Суперкарго не в пробоину там высосало? Я тогда его порцию себе заберу. Я заслужил.

— Может, вместо меня кэпом поработаешь, умник хренов? — огрызается Варг. — Без тебя знаю, что делать. Шедевр кораблестроения свой вон веди…

— Стратитайлер, так что насчет Таси и обеда? — не унимается Басилевс, и я смутно догадываюсь, что после стремительного взлета штурманской карьеры меня таки ждет бесславное возвращение на камбуз. Хоть гравитацию бы вернули, что ли, мало радости с плошками там порхать и сачком парящие под потолком продукты отлавливать.

— Тася пока не в строю. А обед по камбузу летает. Док тоже летал — я его в камеру регенерационную засунул. У него от стресса хвостовое щупальце отпало, кажется. Кстати, а реально, где наш суперкарго? — живо переводит разговор обцелованный солнышком рукожоп.

— В грузовом отсеке, где ему быть? Ботинки для буровиков с бластером наперевес караулит, — фыркает Варг, не отрывая светлых глаз от экрана.

— Вы располагаете неверной информацией, капитан Вегус, — встревает вдруг Бо. — Суперкарго Рекичински находится в спасательном шлюпе. Почти сразу после нападения он затребовал разрешение на вылет, но в результате отключения моего сервера разрешение у вас запрошено не было и, соответственно, не дано. Шлюп находится на месте, люк автоматически заблокирован. Разрешить вылет?

— Отставить! Вот же ссыкло, — усмехается Варг. — Намочил скафандр раньше сопливой стажерки. Всегда терпеть не мог торгашей.

Комплимент в мой адрес звучит более чем сомнительно. И вообще, что значит — «раньше»? Я вон им рыдван спасала… как умела, а не в обмороке по коридорам плавала или на шлюпе норовила под шумок слинять!

— Разрешите доложить, сэр, уровень относительной влажности в моем комбинезоне не превышает стандартных показателей, — не удержавшись, язвлю я.

— Ну молодец. Нервный штурман — нулевой экипаж. По косякам после подойдешь, объясню, что к чему. Сама обдумай пока, где ошиблась. Потом сверим версии. А сейчас обед нам с Басом организуй, курсант Соколова, — и кэп взмахом руки отправляет остальных трапезничать и дальше латать продырявленный корпус и перемкнувшую роботессу.

— Есть, сэр! — козыряю я, но браво выполнить приказ не удается: из треклятых ремней выпутываюсь только с третьей или четвертой попытки, застежки намертво заело. Собирая по камбузу перелетные припасы, я продолжаю размышлять, что же упустила из виду, прокладывая курс? Все-таки, наверно, надо было сделать большую поправку на снос или градус крена судна из-за отрубившегося движка… А может, и нестабильность силового поля тоже сыграла свою роль?

И хотя фермерское прошлое во мне ничуть даже не играет и не порождает ностальгических воспоминаний о хозяйственных буднях, разогревая обед, улыбаюсь контейнерам до ушей. А ведь капитан сегодня фактически признал меня стажером! У этого космического волчары опыта навигационного, поди, побольше, чем у дюжины всяких Литманенов, вместе взятых. В лепешку теперь расшибусь, но без зачета по практике с «Дерзающего» не уйду. Еще бы к Басилевсу подход понадежнее лести сыскать — очень уж мне охота у него не только бранных слов, но и навыков пилотажа поднабраться. Тому, что он вытворял сегодня в метеоритном потоке, в Академии точно не научат. И на радостях я даже начинаю насвистывать плавающим вокруг меня тарелкам марш звездных первопроходцев.

Глава 13. Нюк. Покой нам только снится

Ах, Цилли, ах, оптимистка! Бас ее за ягодицу укусил, не иначе. На починку… Да эту рухлядь на свалку загнать надо! И приплатить за скорейшую утилизацию. Который час возимся, а уверенности, что, как только прикорнем на пару минуток, все тут же не развалится, и нас не высосет в вакуум — нету. А надо мной еще Тася дамокловым мечом… Сатир усатый зато полон энтузиазма, так и пузырится, как коктейль «Вулкан Нимы» — передал Варгу и Бо все управление и кинулся нам помогать, чтоб, значит, мы как можно нежнее друга его юности латали. Даже звездный марш нам спеть попытался для поднятия боевого духа, да только Цецилия пообещала из его тушки следующую латку выкроить. Примолк обиженно, хвала квантовой гравитации. Лучше б Ярка нам помогала, она и поет куда бодрее, да и уши от ее рулад не вянут.

— Ладно, надеюсь, до порта дотянем, — бурчит уставший бортмех, оглядывая плоды наших совместных усилий, и я с облегчением стаскиваю рабочие перчатки.

— Конечно, дотянем! Да это чудо кораблестроения еще нас всех переживет, — заверяет нас Басилевс. Так себе перспективка, если честно.

— Ты в богов или там силу какую вселенскую невидимую веришь? — спрашиваю не без надежды у Цилли. — Я-то убежденный атеист.

— Помимо центробежной — только в етитскую, — с мрачной ухмылкой отзывается та. — Но тут и она не поможет.

Ксенакис одаривает нас, острословов фиговых, убийственным взглядом. Ладно, обойдемся без молитвы. Может, в самом деле не развалится. На чем-то же неистовая вера Базиля базируется, хе-хе…

Тася дожидается моих к тылам приделанных ручечек практически на том же самом месте, где я ее покинул, только в совершенно нелепой позе. Со вздохом водрузив знойную красотку на верстак, проверяю, нашлась ли прошивка. О, и нашлась, и распаковалась. Хоть что-то на рыдване работает как надо — мой комп. Убив минут пятнадцать на поиски кабеля и современного переходника от милашки, загоняю прогу на установку и со вздохом облегчения разваливаюсь в жестком рабочем кресле. Устал, как лакиец в гоне. И в кои-то веки реально выложился. Но на минутку-другую передышки надеяться не стоило. Дверь отсека отъезжает в сторону, и внутрь просовывается шкодливая мордаха в обрамлении буйных кудрей, которые венчает напяленный набекрень поварской колпак. Судя по источаемым им убийственным запахам пряностей, прежняя Тася регулярно пользовала головной убор во время приготовления печенья.

— Ну как, усмирил ее электронно-механическое либидо? — со смешком интересуется и.о. кока Соколова, с некоторой опаской косясь на роботессу.

— В процессе. До этого я усмирял наверченные неизвестными космическими паразитами дыры в корпусе, который и без того на Тасины чулки в сеточку смахивает.

— Мне вообще пришлось укрощать доисторическое оснащение камбуза, от которого, подозреваю, произошел старый добрый каменный очаг, а это испытание для нервной системы похлеще метеоритов и обстрела! — строит гримасу, призванную изобразить хтонический ужас, Ярка. — Как знаешь, но даже если Тася не перевоспитается, утром я бы все равно выпустила ее, так сказать, к станку, неважно, по первой или второй специализации. Стажировку на должности бесстрашной межзвездной кухарки зачтет только моя мамочка, но никак не инструктор по профилирующему предмету.

— И что же у нас на ужин? Жаркое «Закат над Славией» с горящим ракетным окислителем в качестве соуса? — хмыкаю я.

— А то я не знаю, что у землян желудок слабее, чем у новорожденного ягненка, — насмешливо фыркает в ответ Соколова. — Вы и рассвета над Славией не выдержите, не то что заката. Уж и так дозу всех специй втрое уменьшила.

— Главное — не пеки печенек… Остальное Варг простит, — говорю я, поднимаясь и проверяя, как идет процесс. — Через полчасика, если все пойдет хорошо, Тася вернется в строй и сорвет свой колпак с твоей растрепущей башки, Соколова.

— Колпак я и сама с превеликой радостью отдам, лишь бы она чего другого не вздумала срывать в порыве электронной похоти, — живо отзывается Ярка.

— Так помолись своим богам, если они у тебя есть, и за залатанный корпус тоже. А то Цилли только в етитскую силу верит, а я — атеист. А на веру одного Баса полагаться рискованно. Подстраховка нужна.

— Да ладно, ты вроде не такой уж и рукожоп, каким пытаешься казаться, — внезапно одаривает меня комплиментом кадет. — Генератор вон пашет… пока что. А наших божков по таким пустякам я бы беспокоить не рискнула, а то могут и подсобить на свой манер. Если верить адептам культа священной славийской каракатицы, чувство юмора и меры у данного божества хромает на все шесть ног.

— У меня это непреднамеренно, с перепугу, — развеиваю я это, бесспорно, лестное заблуждение.

— Ну вон у нашего суперкарго с перепугу только в шлюп сигануть вышло, — смеется девчонка. Ишь ты, нашего. Прижилась уже как родная.

— Начисто про него забыл. Интересно, он все еще там сидит в воспитательных целях, или Варг его выпустил? Блин, и про дока забыл! Надо его из регенерационки-то выковырять, а то еще с дюжину щупалец отрастит. Или почкованием размножится.

Оставив Тасю набираться ума и приличествующего должности поведения, по дороге в столовку сворачиваем с Соколовой в медпункт. Камера мерно урчит, а док возлежит, устремив часть своих очей в потолок, часть — на отрастающее хвостовое щупальце.

— Как самочувствие? — бодро интересуется Ярка. — Новый хвост выглядит лучше прежнего, — прибавляет она, вскидывая большой палец вверх. — Один в один как у его высочества Хин-Ант-Рес-Ульпеля из нашего любимого сериала!

— Это самый прекрасный комплимент, что я слышал за этот цикл! — благодарно вздыхает Шухер. — Твое произношение безупречно.

— Док, вылезай уже. В самом деле выглядишь как новенький. Пойдем ужинать, обед ты и так пропустил, — встреваю я в этот изысканный обмен любезностями.

— На ужин салат, жаркое и фирменные пирожки моей бабушки, хотя она предала бы меня анафеме за то ничтожное количество приправ, которым я их сдобрила из соображений врожденного гуманизма, — жизнерадостно информирует Соколова.

— Блин-печенюшка, я сейчас слюной захлебнусь! — теряю я всякое терпение.

— Как ты умудряешься таким тощим оставаться, со своей страстью к жратве? — удивляется девчонка.

— Она у нас невзаимна, мы встречаемся урывками, если ты заметила, — парирую я. — И я не тощий, а стройный, астенического типа сложения. Меня хоть сколько корми — не разжирею.

А ручечки-то у Соколовой откуда надо! Она не только звездные марши горланить да лакийцев буцкать горазда. Жаркое — пальчики оближешь, салат вкусный. Правда, остренькое все, но в меру. А уж горка румяных пирожков — да у Таси бы лучше не получились. Все так увлеклись, что даже молчаливого Рекичински не подкалывают. Выпустил его Варг все-таки. Кэп рубает ужин на автопилоте, обдумывая, должно быть, очередное отклонение от курса. Зато хронически брезгливая физиономия Баса разгладилась, гася огонь подозрительности в мрачных очах ревнителя рыдвановой чести. Он перемалывает пищу, как хороший кухонный комбайн на шестой скорости, так что первым добирается до выпечки к чаю. Цапнув венчающий горку пирожок, откусывает добрую половину, и его глаза немедленно наполняются слезами. Должно быть, восторга. Или ностальгии по канувшим в черную дыру временам, когда все девушки прилежно трудились себе у плиты и не покушались на космические дали. Ай да Соколова!

— Так вкусно? — хмыкает Вегус, немедленно повторяя жест старинного приятеля. И вот уже обе ледышки Одноглазого покрывает поволока влаги, и они буквально лезут из орбит, наливаясь кровью. Бас с хрипом хватает кувшин с соком и опрокидывает его себе в глотку. Так… это, кажется, не ностальгия. Мои пальцы, уже сцапавшие румяный пирожочек, разжимаются. А Варг рвет кувшин из рук пилота, рыча, как раненый летучий рогонос. И рожи у обоих краснее солнца Нимы.

— Соколова, ты решила прикончить экипаж одним махом, чтоб не мучились неизвестностью? Очень благородно с твоей стороны, — комментирую я. Мордашка Ярки недоуменно вытягивается, кажется, и она такого эффекта от секретного ингредиента своей бабушки не ожидала. Сама Соколова ест этот кусочек вулкана в миниатюре совершенно спокойно, огненные языки изо рта не вырываются, дым из ушей не валит, даже слезы градом не катятся. Да и док жует выпечку с выражением полнейшей безмятежности на лице, хотя его мимика до сих пор для всех загадка, и только мычит с тремя или четырьмя набитыми ртами:

— Пикантненько, вот прямо самое то, я уж и забыл вкус настоящей пищи, до этого все блюда земной кухни казались мне одинаковыми.

Цилли и суперкарго до десертика добраться не успели, и попробовать-таки его решается только бортмех. Багровеет, заходится кашлем и, прогавкавшись, сообщает, что сочетание сладости и такой неистовой остроты — это нечто новенькое для ее вкусовых сосочков. Пожалуй, я свои лучше поберегу от такого экстрима.

— Я вообще немножко специй положила, — искренне удивляется Соколова, обводя озадаченным взглядом сраженный наповал шедевром славийской кухни экипаж. — Бабушка пригоршнями кидает, и даже мелкие трескают за милу душу…

Отдышавшись и кое-как восстановив дыхание, Варг вперивает налитые кровью окуляры в кока и шипит:

— Ни-ка-кой больше самодеятельности! Есть утвержденное министерством космопитания меню — по нему и шпарь! Поняла?

Трах кулачищем по столу — только посуда звенит. И тут же мне прилетает, ну как же без этого:

— Стратитайлер, чтоб к завтраку Тася была на своем месте! Лучше ее гребаное печенье… чем эта сублимированная плазма из ада тройного Алголя!

— Будет. Прошивка уже устанавливается, — безмятежно парирую я, улыбаясь. Дала Яромила, за один раз месячный Тасин трип переплюнула.

— Так точно, сэр, никакой самодеятельности! — буравя Вегуса преданными голубыми глазищами и вскидывая руку с недоеденным пирожком к так и торчащему на шевелюре поварскому колпаку, рапортует Соколова. Но кажется, она прилагает все усилия, чтобы не рассмеяться.

— Вселенная свидетель — не так я нагрешил… — с хриплым вздохом произносит кэп, выбираясь из-за стола.

— Да… ладно тебе. Де…вочка старалась, — отдуваясь, вдруг вступается за Соколову Бас. Лиса кучерявая, успела уже подлизаться! Но на Варга это не действует.

— Все, всем отдыхать, — велит он. — Кроме Стратитайлера!

— Есть, сэр, издохнуть на посту от усталости и нервного истощения, — бурчу я. За меня, дело понятное, заступаться некому. Сортир еще не простили. Да и Тасю вернуть на рабочее место надо бы. А споро собирающая посуду со стола Ярка вдруг одаривает пилота таким ласковым взглядом, лучащимся признательностью, каким на того никто в здравом уме уже, поди, лет сто как не смотрел. Басилевс аж сам удивляется и невольно даже начинает по особо бросающимся в глаза пятнам на кителе салфеткой возюкать — прихорашивается, стало быть, пенек волосатый.

— Молодчага, — вдруг хлопает меня по плечу Цилли, выбираясь из-за стола следом за кэпом. — Не зассал, как некоторые, и в критической ситуации действовал как истинный космодесантник.

Рекичински делает бледную морду кирпичом и шмякнувшийся в его огород метеорит игнорирует. Дружественный жест бортмеха у меня аж в полном желудке легким цунами отзывается. А приятно, черт подери. Может, в самом деле не такой уж я лентяй и рукожоп? Показав от избытка чувств Соколовой язык, чуть не вприпрыжку скачу в мастерскую, чтобы проверить, как там дела у нашего печенькомета распутного. Прошивка уже установилась. Подключив Тасю, я отодвигаюсь на безопасное расстояние и задаю ей несколько контрольных вопросов. Хвала вселенной! Запустить пальчики мне в штаны она больше не порывается, штрудель от самсы прекрасно отличает, вот только придется ей с экипажем заново перезнакомиться — личную память, увы, начисто стерло. Тем лучше, начнем наши отношения с чистого листа, без этого вот корично-ванильного разврата.

— Соколова! Открывай шампань или чего там у нас из игристых вин в кладовке есть? Тася за своим колпачком идет, — сообщаю я кадету по внутренней связи. И гордость меня так и распирает.

— Не водится тут игристых вин, товарищ бортинженер, а вот явно контрабандная канистра самопального пойла кем-то заныкана. Однако дружески советую отметить даже столь эпохальное событие чинно и безалкогольно: эта штуковина, пожалуй, позабористее бабушкиных пирожков будет, — тут же откликается интерком Яркиным голосом. На заднем фоне слышно позвякивание тарелок, которые та, должно быть, вынимает из посудомойки.

— Яркин, покажешь ей, что тут к чему? — прошу я Соколову, отконвоировав Тасю на камбуз. — Память у девушки — чистый лист. Устал — жуть, спать хочу, на ходу уже носом клюю. Только пирожкам ее своим не учи. Или хоть специй еще раз в десять сбавь. Я б попробовал, жуть любопытно, но боюсь от остановки дыхания гравиботинки откинуть.

Сама создательница огненной выпечки выглядит такой же активной и полной энтузиазма, как и до всей катавасии с атакой чужака и разгребанием ее последствий. Может, она и сама андроид вроде Таси, засланный на «Дерзающий» в рамках беспощадного психологического эксперимента? Во всяком случае, она, вероятно, первая из ныне живущих, кто сумел выжать горячие слезы из айсбергоподобных капитанских очей.

Под душем плещусь с легким сердцем и чувством выполненного долга — очень странное и ранее незнакомое мне ощущение. Я уже предвкушаю десяток-другой приятных минут с девушкой мечты из секс-симулятора и сладкий сон в кроватке — в гипер-то не уйдем, когда басовитый вопль Цилли заставляет вылететь в коридор жилого блока в одном полотенце из нановолокна. Целомудренно завернутая в такое же, только розовое в клубничку, бортмех уже десантировалась из своей каюты и сердито тычет в ее недра бластером. Ее могучая накачанная фигура закрывает вход начисто, и я не вижу, что же исторгло крик ярости из луженой глотки космодесантницы.

— Что стряслось? Соколова подкинула начинку из пирожков тебе в белье? — спрашиваю я.

— У нас опять органика на борту! Нюк, зирков ты выплодок, доколе?! — вопрошает она свирепо, ничуть не краснея. — И все на мою голову!

— Бо! — ору я, не нарушая порядок клевания в нашем курятнике.

— Посторонней органики на борту нет, — бесстрастно ответствует тот.

— Да как же нет, когда я своими глазами видела! Вот такое вот, махонькое, и вихлялось что твой детеныш Чужого! — возражает Цилли, свободной рукой показывая, как незваный гость полз по ее каюте.

— Вонял?! Из унитаза вылез?! — в панике уточняю я, принюхиваясь. А коридор уже наполняется остальными членами экипажа на разной стадии подготовки ко сну. До сих пор при полном параде только подоспевшие с камбуза Соколова и ее протеже, на чьи белокурые локоны уже перекочевал принадлежащий по праву головной убор.

— О, Тася, привет, — машет ей док свежеотрощенным розовеньким щупальцем. Разъяренный очередным ЧП Варг лично с пристрастием допрашивает борткомпьютер, но тот божится, что никакой посторонней органики на борту «Дерзающего» его датчики, отлично в этом секторе работающие, не зафиксировали. Нет, он не врет и очередного беглого курсанта-ксеноморфа не укрывает.

— Пищага, может, прошмыгнула все же, — пожимает плечищами кэп.

— А то я пищаг не видала, — ворчит Цецилия.

— Отбой отменяется, — сдается Варг. — Надо прочесать корабль. По скафандрам, короче…

— А может, напялим скафы и поспим чутка сначала? — не без надежды вопрошаю я.

— Ага, а сраная ксеноморфь мой корабль за это время захватит, вырастив в башке у Бо колонию разумной кремниевой плесени! — рыкает Одноглазый Дьявол, и я смиренно плетусь одеваться. Прости, милашка, свидание отменяется… Опять.

Глава 14. Кадет Соколова. Бунт на камбузе

Охота на Чужого — вот это занятие по мне, уж куда как интереснее, чем пирожки лепить. Хорошо, что теперь я могу с чистой совестью передать флаг кулинарного первенства реанимированной в добропорядочной ипостаси Тасеньке. Должно быть, покорять сердца экипажа шедевральными супчиками — это малость не мое. А вот выловить и обезвредить таинственную органику, ловко скрывающуюся даже от всевидящего (ну или почти всевидящего, за исключением сектора у грузовых трюмов) ока борткомпа — дело другое. Это я могу. И неважно, что у меня нет ни скафандра, ни оружия — я и шваброй эту тварь загоню быстрее, чем трусоватый Рекичински, облачившись в броню и вооружившись бластером. Хотя суперкарго из противометеоритных штанов своих, похоже, готов выпрыгнуть, чтобы доказать, какой он бравый охотник за чужеродной материей — носится, точно ему туда славийской крапивы засунули, во все закоулки тычется. Остальные подобного энтузиазма не проявляют и бродят с унылыми физиономиями, то и дело зевая с риском челюсти вывихнуть.

Перед посторонней органикой док, очевидно, такого трепета, как перед космической стихией, не испытывает и в обморок шлепаться не собирается. Он бродит за мной и, прилежно заглядывая в темные углы, докладывает, что обнаружен альдебаранский трехглавый паук или там жук-полимероточец с Тау Кита, дожевывающий допотопные панели. Однако хитрая тварь нигде не попадается. Через полчаса тасканий по кораблю Шухер вдруг меняется в лице и ахает:

— Мое хвостовое щупальце! Где оно?

— Да вот же, док, на месте, за спиной, — успокаивающе говорю я, тыча пальцем в длинный извивающийся отросток, волочащийся за ним по полу.

— Нет! Мое старое щупальце! — истошно голосит Шухер.

— Не знаю, — теряюсь я. — Оно же того… отпало. Лежит, наверно… где-нибудь.

— О-о, все десятиюродные предки до сорокового колена защитными чернилами вымарают мое имя из истории славного рода! — причитает док, бестолково мечась по коридору. — Это же позор, позор! Его следовало с почестями упокоить, иначе оно будет еще сто лет являться мне, лишая счастья и покоя! Так гласит священная книга!

— Да найдем мы его, вот только Чужого выловим, — пытаюсь обнадежить его я, но док безутешен.

— Это следовало делать сразу, так предписывает кодекс любого порядочного лимбийца! — стонет Шухер, обхватывая голову всеми щупальцами разом. Чихать док теперь пятью ртами хотел на залетную органику — у него проблема посерьезнее.

— Гравитации же не было, уплыло куда-нибудь в закоулок, — бурчит засыпающий на ходу бортинженер, с которым мы случайно пересекаемся в очередном отсеке. — Ты сам чуть не уплыл…

— В трюмах все чисто! — докладывает суперкарго по внутренней связи. Следом за ним отчитываются и остальные, тоже никого и ничего не обнаружившие. Чужой словно в черную дыру канул. Все собираются в кают-компании, и Варг, мрачно зыркнув на бортмеха, постановляет поисковую операцию прекратить и отправляться на отдых.

— У Цилли просто галюны от славийских приправок приключились, — выносит вердикт Нюк и отчаливает почивать. Цилли, оскорбленная намеком на то, что ползучий гад ей всего лишь привиделся, провожает бортинженера недобрым взглядом и от всей души желает его удаляющейся спине проснуться носителем колонии самых мерзких чужеродных жизненных форм.

— Пофигу… — истошно зевая, огрызается тот. — Лишь бы в процессе секса не будили.

— Говнюк конопатый! — кипятится бортмех. — Да мне даже сны не снятся, не то что галлюцинации не мерещатся!

— Солнышком обцелованный, — автоматом поправляю я. — И вообще, в специях нет галлюциногенов, бабушка говорит, ее пирожки наоборот… любое захламленное сознание прочищают покруче, чем вантуз — засор в трубах!

— Я его так обцелую! Хренью вот этой, когда выловлю ее вот этими вот руками! — бурчит Цилли, потрясая мускулистыми ручищами.

— Я могу эту тварь ночью в засаде покараулить! — тут же воодушевляюсь я, вскидывая на плечо свою боевую швабру. Док пускает скупую слезу из уха, поминая, должно быть, добрым словом пропавшее без вести щупальце. Тяжко вздохнув, Шухер просит всех поглядывать под ноги и постараться не топтать его несчастную, заблудшую без приличествующего ритуала упокоения конечность, а прошептать над нею хотя бы кратенькую молитву (он ее самолично напишет и раздаст) и доставить опозоренному владельцу.

Суперкарго подозрительно хмурится и заявляет, что уж точно спать не намерен — он, в отличие от неразборчивого в связях бортинженера, не желает, чтобы какой-нибудь демографически озабоченный ксеноморф в его теле за ночь личинки отложил. Дескать, на такое он не подписывался, и в его трудовом договоре ни слова о подобном нет. Поэтому на вахте останется он.

— Дежурит Рекичински. Он в шлюпе неплохо отдохнул, — подытоживает Варг. — Остальным — отбой.

— Я уже докладывал, что собирался отвлечь преследователей на себя, чтобы дать вам шанс спасти груз, — неожиданно возражает суперкарго. — Он должен быть доставлен в срок. Его сохранность — наша общая непосредственная обязанность.

— На память не жалуюсь, Уилсон, — отвечает ему Вегус. Несколько секунд мужчины «бодаются» взглядами, в конце концов, Рекичински отводит глаза в сторону и покидает кают-компанию. Мухоловка на столе жадно разевает свои зубастые ротики ему вслед. Беднягу вообще кто-нибудь сегодня кормил?

Когда все разбредаются по каютам, выбираюсь в коридор в надежде организовать засаду, но тут же нос к носу сталкиваюсь с Басилевсом. Тот аж подскакивает от неожиданности, почему-то багровеет и гаркает, что отбой был дан для всех. Конечно, меня так и подмывает поинтересоваться, куда же в таком случае хищной поступью крадется сам пилот, но поскольку у нас с ним только-только начали налаживаться отношения, прикусываю себе язык и покорно топаю в свою каюту. Ничего, подожду, пока он набродится вдоволь и снова выйду. Присев на краешек койки, я прислушиваюсь к каждому шороху и не замечаю, как наваливается сон.

Просыпаюсь с затекшей напрочь рукой и ноющей от неудобного положения шеей от завывшего мне прямо в ухо дурниной интеркома. Это что, у них тут сигнал побудки такой?

— Стратитайлер!!! — ревет селектор голосом капитана. Только какой черной дыры мне в каюту-то? Неужто ксеноморфа изловили? Любопытство берет верх, и в коридор я выскакиваю одновременно с натягивающим на ходу тренировочные штаны Нюком — растрепанным, заспанным и бурчащим что-то на тему зловредных гуманоидов, не дающих ему выспаться, и по зловредности далеко опережающих самые враждебные, накачанные серной кислотой и жидким азотом, формы жизни.

— На камбуз! Немедленно! — рычит Варг. Нет, похоже, дело вовсе не в чужеродной органике — вряд ли та решила пожрать с утреца. Хотя… Тася там всю ночь, поди, на радостях хозяйничала, может, ароматами стряпни привлекло? Только на кой-астероид кэпу Нюк понадобился? Чтобы словить неведомую тварь, лучше бы Цилли свистнул. Ну, или меня. Впрочем, меня и так, можно считать, любезно пригласили, раз передатчик и в мою каюту рык донес. Так что, схватив верную швабру, несусь на камбуз вперед сонного бортинженера.

Но самые смелые предположения меркнут перед суровой реальностью: красный, словно еще разок пирожками бабули полакомившийся, Варг, отчего-то мокрый, с мыльной пеной на ушах и форменной стрижке, двумя руками и одним половником пытается удержать дистанцию между собой и активно атакующей его роботессой.

— Непорядок. Обнаружена грязная посуда. Задача — поместить ее в мойку или моющую машину и устранить загрязнение, — невероятно нудным, чужим тоном зудит Тася, наступая. У Нюка от неожиданности весь сон разом вышибает, серые глаза изумленно округляются.

— Тася! Отставить! Вот посуда! Грязная-прегрязная! — ору я, цапаю первую попавшуюся плошку, шлепнув внутрь завалявшуюся в кармане вчерашнюю приманку для ксеноморфа, и размахиваю ею перед самым носом очумевшего андроида. Но та словно не видит и не слышит ничего, кроме уже взмыленной цели, и прет как флагманский боевой линкор, растопырив руки с накладными коготками из стандартного набора. А силенок-то у нее всяко побольше, чем у человека.

— Не стой столбом, рукожоп зирков! — орет Варг, отбиваясь. Нюк отмирает, прыгает к взбесившейся технике и жмет на спрятанную под локонами и колпаком кнопку. Тася принимает эстафету ступора с протянутыми вперед конечностями, пяля на Вегуса стеклянные глаза. Тот заворачивает отборным матом и обрушивается на незадачливого бортинженера:

— Дерьмопрограмму сам написал, неуч жопорукий?! Это что, черную дыру тебе в глотку, за хрень?! Захожу на камбуз жажду утолить, а тут на тебе — наш кок прямо на столе с мультиваркой… это… — Варг косится на меня, подбирая слово поприличнее, — совокупляется! Я ей по-доброму так — мол, какого гирганейского вытворяешь, дамочка?! Ты ж больше не по этой части? А она мне бутылку мыла на башку и этой башкой в мойку!

Конопатая мурзила бортинженера приходит в неописуемое состояние — глаза изумленно-виновато дозревают до абсолютного круга, ресницы овечьи работают, как веер у дамочек в старину, зато пухлые губы дрожат, борясь с подступающим смехом.

— Сэр, может, в нее ксеноморф подселился? — скромненько предполагает Нюк придушенным голосом. — Это стандартная прошивка, та, что была установлена ранее. Я ее только скачал и установил, не внося никаких изменений. Вчера все работало как атомные часы. Вот, Соколова подтвердит.

А я бы и рада, да боюсь рот открыть. Только мысль, что стоит мне заржать во весь голос — и отчалит намечающаяся практика на борту скоростной мусорной баржи, заставляет удержать на физиономии наисерьезнейшее выражение. Однако смотреть я все же стараюсь на злокозненную Таисью или хотя бы на швабру — таки и моя выдержка небезгранична.

— Взял это недоразумение и переустановил все как следует! Мне только оттраханных свихнувшимся ботом кондеров и пылесосов на борту не хватало! Сделаешь — лично приму работу, с полным экзаменом на профпригодность! У обоих! Да за что ж мне такое наказание-то, рехнусь я с вами, полудурками, Млечный Путь мне свидетель! — орет кэп. Кое-как отряхнув мыло с ушей, он кометой вылетает с камбуза, предупредив напоследок, что если мы кому-нибудь хотя бы заикнемся об этом ЧП — и нам всем троим точно, окончательно и бесповоротно хана. Скорый и полный молекулярный распад гарантирован.

Во мне буквально бурлит и клокочет смех, но не пристало стажеру открыто потешаться над непосредственным начальником, поэтому я героически держусь и только часто-часто киваю, приложив слегка подрагивающую от сдерживаемого смеха ладонь к встрепанной голове. Нюк, предусмотрительно посторонившийся с пути разъяренного Варга, провожает того преданным и полным рвения взором, и сгибается пополам от хохота, едва дверь за капитаном возвращается на место.

— Да… ты действительно не такой рукожоп, каким прикидываешься… — чуть не рыдая, умудряюсь выговорить я. — Ты гораздо круче! Это, черная дыра раздери, достойно великого монарха планеты Рукожопии! Нюка-Жопорука Первого!

— Ну, блин, спасибо, — фыркает тот, утирая выступившие слезы. — Тебе я Таисью сдал в нормальном адекватном состоянии, на минуточку. Не балуешься ли ты, часом, чума кучерявая многопрофильная, еще и программированием? С первой секунды нашего знакомства меня не покидает ощущение, что ты — ксеноморфий засланец, призванный сжить меня со свету. Варг-то тебя до ближайшей планеты прихватил, а она уже на подлете.

— Ну всяко, это ж я подсказала Таське прикольную идею отлюбить в извращенной форме мультиварку, — покатываюсь со смеху я, — у нас на Славии ведь все только тем и занимаются на досуге, что мылят голову мужикам и страстно отдаются пылесосам. Думаешь, чего я оттуда дернула-то? Меня ж замуж за старый кухонный комбайн отдать хотели!

— Кто вас, извращуг, знает… Но отныне я за тобой приглядываю, имей в виду, — заявляет бортинженер, взваливая в очередной раз обезвреженного робота на плечо. — Лучше б я ее просто секс-террористкой оставил… Тогда бы, может, Варг вовсе бы обо мне позабыл на недельку-другую. Кстати, завтрак снова на тебе. И кэпа лучше больше не драконить. У него и так от злости чуть шрамы не потрескались.

— Ладно, ладно, строго следую утвержденному министерством меню, — все еще хихикая, соглашаюсь я. Пожалуй, психика Варга и так пошатнулась за какие-то двое суток, не мне ее доканывать, если я еще хочу чему-то у него научиться. К тому же, Нюк таки прав: нельзя забывать и о том, что «Дерзающий» ковыляет к какой-то обитаемой планете для ремонта. А ну как кэп надумает снова от меня избавиться? На сей раз некому будет провернуть диверсию с сортирами, чтобы заставить Вегуса вернуться.

Заглядываю в пресловутое меню и скучнею. Овсянка? Фасоль? Они это серьезно? Кому пришло в голову, что в замкнутом пространстве корабля фасоль — самое что ни на есть уместное блюдо? Нет, по мне, от такого завтрака любой нормальный человек озвереет до состояния гаки, то бишь — голодных духов. Тут надо что-то более вдохновляющее, особенно, после утреннего происшествия. Но, разумеется, без специй. Что поделать, если земляне такой изнеженный народец? Хотя, конечно, на фоне аборигенов Нимы мы тоже тепличные создания, если я от одних испарений их фирменного коктейля чувствовала, как в носу реактивная тяга зарождается…

Завтрак проходит без эксцессов, никто возмущения несанкционированной заменой предписанной министерством космопитания овсянки с фасолью не выражает. Загадочный ксеноморф так и не объявляется, и кажется, Варг склонен все же приписать его вчерашний визит последствиям небольшого сотрясения мозга бортмеха от взрыва специй после неосторожной дегустации славийской стряпни. Нюк своего крапчатого воздухозаборника из мастерской не высовывает, разбираясь с перемкнувшей Тасиной соображалкой. Интересно, до чего еще может довести бедную роботессу его так называемый профессионализм?

Вскоре Бо сообщает, что корабль входит в звездную систему, где находится выбранная для посадки планета, и пилот торопится в рубку. Меня не покидает ощущение, что сегодня Ксенакис выглядит как-то не так, и лишь когда он уже покидает столовую, вдруг понимаю — Басилевс постирал свой замызганный китель! Звезды и туманности, что это с ним? Неужто бабулины пирожки настолько самосознание перевернули? Меня в рубку никто не звал, поэтому, стремительно сметя грязную посуду со стола, лечу туда без приглашения — я ж не гордая. Главное, успеть упаковаться в кресло до основных маневров, потом меня уже не отошлют. Да и вообще, не факт, что смогут выковырять из хронически заклинивающих ремней. Бас лишь косится на меня настороженно, и я быстро выпаливаю заготовленную тираду про современных рукожопых инструкторов Академии, которые халатно пренебрегают обучением курсантов бесценным тонкостям ручной посадки. Судя по тональности сопения пилота, объяснением он удовлетворен. Во всяком случае, из рубки меня не гонит.

А вот появившийся в кабине угрюмый Варг еще от двери норовит испепелить мою тушку взглядом и уже открывает было рот, чтобы прореветь что-нибудь не слишком любезное, но тут Басилевс, дернув носом, ворчит:

— Ты что, парфюмом поливаться начал на старости лет? Еще в столовке наносило, я подумал, что это средством для мытья посуды прет.

— Шампунь новый открыл, — цедит кэп, плюхаясь в кресло.

— Выкинь его в черную дыру, — кривится пилот, не отрывая взгляда от обзорных экранов. Мне стоит немалых трудов снова не прыснуть со смеху.

— Тебя, неряха старый, не спросил, чем мне мыться, — буркает Варг, косясь на меня своей ледышкой. — Шерсть бы лучше с ушей свел, у нас вон молодая деваха в экипаже, столичная штучка. Прикинь, что будет своим напомаженным дружкам из Академии о нашем корыте и его супер-пилоте рассказывать?

Бас на секунду даже забывает об управлении и одной рукой озабоченно ощупывает свое мохнатое ухо. На его физиономии непередаваемая гамма эмоций. Он так и не находится, что ответить капитану, и только не без обиды пыхтит и сопит на разные лады, склонившись над древними приборами. Довольная тем, что меня так и не турнули из рубки и даже формально зачислили в ряды экипажа, занимаюсь расчетами курса, прислушиваясь к докладу Бо. Планетка входит в состав Галактического Союза, хвала Вселенной! Значит, там имеют хождение кредитки, и мне не придется подрабатывать межзвездным нищенством, если вздумается что-то прикупить. А еще здесь пригодная для дыхания атмосфера и почти что сносный климат, хоть, на мой вкус, и холодноватый. У нас-то на Славии сплошные субтропики.

— Название планеты, согласно каталогу — РВД-7691, местное наименование — Тагаран, — вещает меж тем Бо. Метеорит мне в ботинок! Вот уж чьим обитателям не помешало бы вывести шерсть с ушей… да и со всех других мест тоже. У этих двухметровых верзил с непривычки вообще не разберешь, где зад, где перед, спасибо, они побрякушки уважают, так что говорить надо с той частью, где что-то блестящее болтается — не ошибешься. Если, конечно, не нарвешься на местного фрика — те обвешиваются барахлишком со всех сторон.

Басилевс связывается с диспетчерской, получает указания насчет посадки и закладывает такой резкий поворот, что рыдван разражается не только скрипом, но и треском. На мгновение в глазах пилота мелькает что-то, подозрительно похожее на растерянность, но Ксенакис поспешно строит зверскую гримасу и даже не реагирует на язвительный вопрос капитана, не планирует ли тот посадить колымагу по частям. Больше лихих маневров не следует, Басилевс ведет корабль до странности плавно и аккуратненько, точно сдает на права по вождению пассажирских флаеров.

Едва затихает надсадный рев дюз, и «Дерзающий», основательно закоптив все вокруг, замирает на посадочной площадке, капитан втягивает недобро раздувающимися ноздрями воздух, должно быть, принюхиваясь к неистребимому аромату посудного геля. Разъяренно фыркнув, он рывком поднимается из кресла и куда-то уносится. Я пытаюсь поаплодировать пилоту, но Басилевс лишь страдальчески морщится и велит мне сгонять за универсальной клейкой лентой. Кое-как выпутавшись из ремней, несусь исполнять приказ, размышляя, что именно Ксенакис намерен с ее помощью починить. Хотя, судя по тем звукам, которые издает корабль при посадке, смело можно весь корпус на три слоя обмотать, ему не повредит.

Когда я вихрем прилетаю обратно с рулоном «умного» суперскотча, автоматически заполняющего трещины, пилот выхватывает его у меня из рук и, воровато оглядевшись, буркает, что нужно еще. Хм… у нас реально так все фигово? Повторный рейс я совершаю еще быстрее и застаю Басилевса кверху килем. При моем появлении он не успевает принять вертикальное положение, и я замечаю, с чем он там возится. Поглоти меня туманность! Ксенакис заматывает липкой лентой основание штурвала.

— Дай сюда, живее, — шипит он, нетерпеливо протягивая руку ко второму рулону.

— Штурвал треснул? — уточняю я.

— Ничего не треснуло, все в лучшем виде, это для надежности, — скороговоркой выпаливает пилот.

— Мне кажется, надежность у этого способа так себе, — с сомнением тяну я. — А если опять от кого удирать придется? Отлетит вообще — и адью. Может, лучше заменить?

— Нечем мне его заменить, — угрюмо огрызается Басилевс. — Все эти новомодные ручки управления — игрушки для рукожопых оболтусов. У приличного судна должен быть штурвал. А их лет пятьдесят как с производства сняли, — кручинится пилот, печально шкрябая макушку, на которой топорщатся свинцово-серые лохмы. — Болтать никому не вздумайте! — опомнившись, рявкает он на меня и на Бо разом. — И так уже прикол про то, что наш рыдван никогда не заблудится, потому что на всем пути следования гайки и детали рассыпает, до самых краев Галактического Союза дополз!

— Моя обязанность ставить капитана и технический персонал в известность о повреждениях в системах судна, — возражает Бо.

— Я уже все исправил! — огрызается пилот. — Движок бы починить, да корпус капитально залатать, касса-то расходная у нас от кредиток не трескается… в отличие от корабля. Штурвал еще послужит.

— Я — могила! — клятвенно заверяю Ксенакиса, а в моей голове уже зреет замысел, как раз и навсегда сделать пилота своим союзником. Не все в курсе, но тагаранцы — жуткие плюшкины, трясущиеся над любым барахлом. Они способны десятилетиями не выкидывать давно вышедшие из моды и обихода вещи, поэтому в этих залежах можно отрыть настоящие раритеты, которыми еще их не спустившиеся с заснеженных скал предки пользовались. Если где и реально раздобыть устаревший полвека назад девайс — так это здесь. Разрази меня сверхновая, но я вверх дном переверну этот мирок и спою самым крепким чаем всех туземцев, а без подарка Басу отсюда не улечу!

Глава 15. Нюк. Сплошные тернии

Терпеливо перебираю старый код на предмет ошибок, переглючивающих Тасю то на печенье, то на чистоте и сексуальной привлекательности не тех предметов, когда в мастерскую вваливается Варг и требует, чтобы я шуровал с Цилли на местный рынок за деталями для «Дерзающего».

— Какая хрен разница, когда ты ее окончательно доломаешь, — бросает он, покосившись на обездвиженную Тасю. — Соколову коком возьму, а стоимость робота из твоей зарплаты вычту.

— Клево, че… Так я к концу полета компании еще и должен останусь, — бурчу я. — Я виноват, что ли, что кто-то из жадности набил эту жестянку с древним движком не менее древней рухлядью и в космос запулил?

— Поговори мне, — обрывает Варг мой вялый протест, должно быть, приняв «рухлядь» и на свой счет. — Учиться надо было как следует, летал бы на колымаге поприличнее.

Ну, тут возразить нечего.

Уточнив у Бо список необходимого по моей части оборудования, влезаю в термокостюм — планетка довольно прохладная, хотя сейчас в той области, где мы приземлились, вроде бы лето. Зато можно без фильтров и скафандра обойтись — кислорода в атмосфере достаточно, а токсичных газов не больше, чем на Земле.

— Рори, айда, погуляем, — активирую я своего приятеля. Степень любезности местных и залетных может оказаться примерно такой же, как на Ниме, его зубы по-любому лишними не будут. Он радостно пиликает своими цветными огоньками на морде-дисплее и несется по коридору впереди меня. Да и мелочишку в него сложить можно. Для крупных покупок на рыдване есть автокар, в компании которого Цилли меня уже поджидает.

— Сразу надо спросить, где у них свалка древних рыдванов, и времени зря на рынке не тратить, — предлагаю я. Но бортмех, видно, в обиде из-за галлюциногенной версии происхождения Чужого, и лишь что-то фыркает в ответ неразборчиво-угрожающее. Умею я друзей себе наживать, ага.

— Глупо обижаться на сиротку, выращенного роботами, — пожимаю я плечами. — Нянюшка говорила, что, когда батарея на нуле, все остальное уже неважно. А мне ужасно спать хотелось.

Цецилия снова огрызается, и я оставляю попытки помириться на потом.

У шлюза нас подстерегает кучерявая заноза, также облаченная в термокостюм. Плечо ее оттягивает уже знакомая, невесть чем набитая сумка. Ухватив меня за рукав, Соколова заговорщицки шепчет:

— Слушай, Нюк, это в порту тут все на галактическом трещат, а в городе торговаться с местными нужно на их родном, что-то вроде неписаного обычая, иначе обдурят по полной. Я про тагаранцев все знаю, это такие выжиги — ого-го! Да и подраться, если что не по ним, они не дураки. Хотите, я с вами, а? Переводчиком и консультантом по здешней варварской культуре?

— Переводчик у меня вот, — сую я браслет с компом Ярке под нос. — А против варварской культуры — вон, Цилли. У меня после первой прогулки в твоей компании еще нос не зажил. И ботинки пованивают. Даже три дезинфекции спустя. Так что спасибо, но лучше не надо.

— Ладно, — неожиданно покладисто соглашается Соколова. — Мое дело — предложить. Но когда вам впарят двухсотлетний замшелый арбалет вместо лазерной пушки — не говорите, что я не предупреждала.

— Я, может, и рукожоп, но не кретин, — парирую я, дожидаясь, пока первый люк захлопнется, выравнивая давление. Цилли лишь усмехается, никак наш диалог не комментируя.

— Это ты просто принципов торговли Тагарана еще не знаешь, — многозначительно щурится нахальная девчонка.

— Зато ты знаешь все на свете, да? — язвлю я. — Может, и Тасю перепрограммируешь между делом? Вроде деду твоему что-то там по поводу косяков Маси отписывали из архивов. А то Варг ее стоимость уже из моей скудной зарплатки вычел. Вдогонку к штрафу за сортиры.

— А вот это не по моей части, — невозмутимо отвечает Соколова. — У Маси относительно нормальная прошивка стояла, с ней простые кодовые слова срабатывали. И кстати, с Тасей до короткого замыкания — тоже. Может, ты какую пиратскую версию скачал, откуда мне знать? Мася даже на вершине своего электронно-нервного срыва так не чудила.

— Нормальную я прошивку скачал! И почему ее снова перемкнуло, понятия не имею. Кстати, Варг милостиво разрешил ее не чинить, потому что тебя в камбузное рабство планирует, — мстительно сообщаю я Соколовой. — Ради удовольствия лицезреть еще месяцок-другой на твоей кучеряхе колпак и всей зарплаты не жалко.

— Что ж, порой приходится лезть по крутой карьерной лестнице не то что с самого низа — а и с минус первого этажа, но трудности меня не никогда не пугали, — не моргнув глазом откликается та, поправляя норовящую сползти с плеча сумку. — Ладно, я ведь исключительно из вколоченной мамой вежливости помочь предложила. У меня вообще-то тоже дельце в городе есть… док за медикаментами кое-какими просил сгонять. Удачи и всех тагаранских благ. А я, пожалуй, прикуплю еще бутыль инсектицида от ползучих паразитов, потому как не желаю, чтобы у меня, пусть и на временном рабочем месте, ксеноморфы всякие шныряли и слизью тарелки пачкали.

— А ты их оближи — ксеноморфы точно передохнут, — бурчу я. Настроение стремительно катится в черную дыру. Мало мне штрафов, сейчас еще и деталей нужных не найдем, или приключений каких на пятые точки словим, я еще и за это от кэпа выхвачу…

— Так, за пределами порта держимся вместе. По одному никуда не разбредаемся — приказ капитана, — ставит точку в наших препирательствах Цилли. — Чтоб оба у меня перед глазами все время были, бедоносцы. И заткнитесь уже, в ушах от вас звенит… детский сад.

— На местном рынке звенеть начнет не то что в ушах — а даже в ягодицах, — шепчет неугомонная Соколова, украдкой строя мне рожу. — Там переорать друг друга для продавцов и покупателей — дело чести… Так что сразу на входе хватай без торга затычки либо в уши, либо в нос — а то опять кровища ливанет от зашкаливающего уровня децибел.

Наконец давление выравнивается, второй люк открывается, впуская морозный воздух с кружащимися в нем мелкими снежинками. Нифига себе лето у них тут! Натянув термомаску на нос, спускаюсь по скрипящему трапу на космодром. Кораблей много, порт довольно оживленный. Катятся погрузчики, между ними шмыгают роботы, разметающие посадочное поле от снега. Светила за низкими зеленоватыми тучами не видно, но греет оно, похоже, так себе. Им бы с Нимой погодой по бартеру махнуться.

Спустив автокар на стенающем от натуги подъемнике, Цилли берет курс на маячащее на краю поля высоченное здание, похожее на обломок скалы.

— Слышь, ты на короля рукожопов никак обиделся? — шипит топающая рядом неуемная космическая чума, ширяя меня острым локотком в бок. — Так это ж практически дань восхищения была! Меня вон даже захудалой царицей зирков никто не кликал, все больше побочной ветвью их эволюции, и то я без претензий.

— Да ниче я не обиделся, слова это просто воздухотрясение, — отмахиваюсь я. — Просто… для тебя-то это все игрушки, веселое приключение. Ну выпнет Варг — покатишь на другом рыдване каяться к своему Торквемаде. Не простит? Ну, домой тогда. Дед обложит по случаю той самой царицей, а бабка своих огнеметных пирожков напечет на радостях, что наследница фермерских угодий в черной дыре не сгинула. На крайняк за газонокосилку или кухонный комбайн замуж выскочишь, или что там у вас на Славии в этом сезоне в моде. А я если без зарплаты по итогу этого чокнутого трипа останусь, то мне тупо жрать будет нечего. У Варга слова с делами не расходятся. И даже не отругает никто, что облажался. Нет в няньке такой программы, она свое дело сделала, теперь новых визгунов растит для заселения планеток в тылах Млечного Пути.

Сам не знаю, чего это на меня вдруг накатило и куда это понесло, и на последнем предложении уже жалею, что вообще все это ляпнул. Ну на кой этой избалованной девчонке мое нытье? Не поймет ведь. Или поржет в очередной раз, что место уборщика сортиров на огрызке астероида в Поясе Ориона[2] даже для короля рукожопов уж точно найдется. Подзатянулась моя пятиминутка черной меланхолии что-то. Надо бы к доку заглянуть — пупок показать, я, часом, не долгополетную депрессию хватанул? Я ж пофигист по жизни, каких поискать!

Соколова таращится на меня озадаченно и, кажется, даже сердито:

— Ты меня, похоже, даже не за полную дуру, а за реального ксеноморфа держишь. Можно подумать, истинная царица или там королева зирков рыдван монаршим визитом удостоила… Вот уж не предполагала, что меня с особой голубых кровей попутать так легко. Ну, если всерьез боишься с голоду гравиботинки откинуть — собственными лилейными ручками напеку тебе тех самых огнеметных пирожков. После них ты быстрее колымаги этой летать начнешь, в карманах сможешь особо срочные и секретные грузы доставлять, — ехидно прибавляет Ярка и досадливо смахивает ухнувший ей с одного из кораблей на голову хороший сугроб.

— А ты злая, — хмыкаю я. Получи, идиот. Расписочку накатать не забудь.

— Кто это там зирками раскидывается? — косится на нас через могучее плечо Цилли. — Взяли моду совать их везде, надо и не надо. Слово-то срамное донельзя. Молодежь пошла…

Рори наперегонки с автокаром катятся впереди, прокладывая колею в непрерывно заметаемом снегом поле. Умница мой отрастил себе полозья на лапах и чешет, не увязая в сугробах.

— Меня прадед всему плохому научил, так что это как раз таки дурной привет из прошлого, — ворчит Соколова себе под нос, поддавая ногой снежный ком, который неожиданно разражается возмущенной трескучей тирадой и на поверку оказывается каким-то одноруким ржавым механизмом на гусеничном ходу. Он увязывается за Яркой и еще долго, поскрипывая, тащится следом, влекомый то ли планами черной мести за поруганное механическое достоинство, то ли надеждами отыскать тот благословенный оазис, где каждому роботу наливают щедрую порцию масла и не бросают покрываться инеем и коррозией среди бескрайнего летного поля.

В здании космопорта мы долго отряхиваемся по примеру Рори от снега, потом Цилли интересуется у дежурного, где тут рынок запчастей и как нам туда добраться? Тот из местных, похож на двухметровый сноп шерсти, и когда он невнятно буркает что-то в ответ, я даже ротового отверстия разглядеть не могу. Не пойму, спереди оно вообще у него или еще где? Но Цилли это бу-бу вполне устраивает, и она машет нам с Соколовой рукой, веля топать следом.

С той стороны космопорта на стоянке, заметаемой ставшими вдруг невероятно крупными снежинками, переминаются с ноги на ногу огромные… кто-то. Ну, такие же практически снопы, только раз в пять больше и на четырех точках опоры. А, может, и на шести — не разберешь. Это, похоже, местный вид транспорта, потому что на спине у каждой животины этакая башня, в которых скучают возницы. Едва завидев клиентов, они сигают со своих скотинок вниз и набрасываются на нас, чего-то гудя и размахивая мохнатыми ручищами.

— Может, на шлюпе лучше полетим? — предлагаю я, придерживая Рори, готового впиться в шерстяную ногу самого напористого таксиста. — Что-то мне подсказывает, что это не очень быстрый вид транспорта. Возможно, он даже кусается.

Соколова тут же принимается гудеть в ответ, должно быть, азартно торгуясь. Мой переводчик выплевывает обрывки фраз, из которых понятно, что дерут с нас три шкуры, а они у нас далеко не мохнатые. Цилли тоже начинает заводиться, активно жестикулируя.

— Погода нелетная нынче, — не без яда в голосе бросает Ярка в мою сторону, не отвлекаясь от процесса коммуникации, который проходит на все более высоких тонах. Неужто уже началось, и мы ввяжемся в драку, и шагу не успев сделать от космопорта? Но взяв самую оглушительную ноту, таксист вдруг издает утробный звук, с полминуты со свистом выпуская отдающий ароматами чеснока и мокрой псины воздушный поток через затерянный в густой шерсти рот (а может, и нос), а затем торжественно кивает на своего бравого рысака. Соколова уже чешет тварь то ли за ухом… то ли под хвостом — разобрать, где какой конец зверюги, невозможно. Но та явно млеет и сама подставляет под руку морду… или филей. Цилли экономии ради отключает автокар и привязывает его к заду скотины веревкой. Лучше б мы просто спросили дорогу и на нем и поехали…

— Эта самая лучшая, — заявляет Ярка, вдоволь намиловавшись с волосатым чудищем. — Только про ремни безопасности лучше не забывать. Парень уверяет, что эти крошки весьма… прыткие на ходу.

Карабкаться на спину зверюги приходится, цепляясь руками за шерсть. Рори тоже пальцы себе отращивает по такому случаю. Не самый удобный способ, конечно. Впрочем, скотина не возражает. Усевшись на жесткую скамью, пристегиваюсь, как посоветовал эксперт, и жду обещанных неистовых скачек. Возница усаживается впереди, шмякает скотину мохнатыми пятками, та хрюкает, как гигантский як, и, качнувшись, неторопливо сдвигается с места. Очень неторопливо. Бум! Одной ножищей. Бум! Другой. Бум! Третьей. Башня начинает раскачиваться, а меня тут же начинает мутить. Бешеная сверхзвуковая все не наступает, и я, подбавив температурки на пульте управления костюмом, ехидно интересуюсь у эксперта, когда же мы поскачем? Цилли тычет возницу кулаком в плечо, задавая тот же самый вопрос на ломаном местном наречии. Тот опять принимается гудеть и фыркать, из всего потока понимаю только «чай» и «ложечка».

— Черная дыра раздери, надо было чайку захватить! — ворчит бортмех. — Их слонопотамы шерстяные тоже от него нехило бодрятся. Совсем из головы вылетело с этим движком.

— Так полная сумка, — с довольным видом хлопает по своему баулу Соколова. — Первое неписаное правило юного ксенолога: жидкая валюта — залог взаимопонимания с тагаранским населением. Только ямщику этому, главное, до конца поездки не давать, а то уши в трубочку от хмельных песнопений у всех завернутся.

Выхватив из глубин сумки термос, она шустро наливает полную кружку и протягивает вознице, тыча при этом в медленно влачащую нас скотину пальцем. Ну-ну, и как это поможет, интересно, если мамонт захмелеет? Таксист живо сползает по засыпанному снегом боку, хватает зверюгу, должно быть, за морду и куда-то в недра шерсти с полкружечки опрокидывает. Остальное — в себя под гневный вскрик обеих девушек. Тагаранец возвращается в седло, а я скептически жду чуда, на всякий случай все же покрепче обхватив Рори. Соколова отбирает у местного свою кружку, сердито ему выговаривая. Мамонтяра вдруг издает протяжный утробный рев — прям как Варг сегодня утром, вскидывает мохнатым задом и пускается вскачь по сугробам, точно юный жеребенок на заливном лугу. Кишки от этого аллюра так подбрасывает, что слова вымолвить невозможно. Да и не хочется. За зубы боязно. Я лучше поищу позу, в которой моему позвоночнику поспешная протрузия всех дисков угрожать не будет. А чертов возница заводит залихватскую дорожную песню. Все про тот же чай и ложечку. Вот тут бы Таськины печенюхи точно заценили… надо ж чем-то закусывать.

— З-звезды и т-туманности, т-так весело мне не было с тех пор, как я в детстве летела со скалы на т-тракторе! — с трудом перекрикивая тагаранский хмельной концерт, вопит Соколова, в темпе бешеной скачки то возносясь ввысь в облаке метели, то смачно шлепаясь обратно в седло, несмотря на добросовестно затянутые ремни.

«Не блевануть бы», — думаю я, крепко зажмуриваюсь и стараюсь дышать размеренно, через многострадальный нос.

К счастью, пытка местным такси заканчивается довольно быстро.

— Разжмуривайся и выдыхай, приехали! — сообщает Ярка.

— Вот тут гравитации вообще не хвала, — бурчу я, борясь с головокружением. Сползаю с мамонтяры и помогаю Цилли отвязать затянувшуюся в процессе скачек намертво веревку, пленившую наш единственный автокар.

Соколова соскакивает в сугроб, сует продолжающему гудеть и заливаться засорившейся водопроводной трубой вознице кредитки и еще некоторое время препирается с ним по поводу чаевых, которые тот принимает, само собой, только вышеозначенным горячительным напитком.

— Ничего, сравнительно бюджетный местный аттракцион, — постановляет Ярка, плеснув чаю в подставленную фляжку и почесав на прощание вновь погрузившегося во флегматичное настроение рысака. — Чертово колесо на приличных планетах дороже стоит, но втыкает куда как слабее.

Местный рынок оказывается огромным заснеженным полем, как попало застроенным разнокалиберными навесами, под которыми на прилавках, а то и просто на утоптанном снегу свалено горами все, причем без особого разбора. В одной куче тут и что-то, похожее на продукты питания, и какие-то зверюхи волосатые размером с белку, и техника, и оригинальные украшения из блестящих железяк, шерстяных ниток и костяных бус. А, может, и не украшения это… По крайней мере, тагаранцы хватают их и с ревом пялят себе на шею, ногой одновременно пытаясь отпихнуть орущего торгаша. С ценой не согласные, значит.

Причем, торгуют тут не только местные, инопланетяне тоже попадаются, но они так укутаны в меховые шубы, что издали и не отличишь. Куда только не заносит космический ветер всяких авантюристов в погоне за заработком. И меня вот занесло. Что-то я уже задубевать начинаю даже в термаке. Надо поддать жару… И чайку у запасливой вреднюги поклянчить. Отличное лето, прям как на Челябе. И затычки для ушей купить — какой над всем этим великолепием ор стоит — не пересказать.

Пожрать, кстати, готовят тоже прямо здесь, на открытых очагах. Белок этих и жарят — тюк по башке дубинкой и прям в шкуре шарах в угли. Так что затычки для носа тоже не лишними будут — вонища от костров такая, что с ароматом соплюка с СС-99 поспорить может. В качестве центра культурной жизни тут чайные — длинные столы под навесом со скамейками. Чай варят в неком подобии самовара — я похожие в музее древней истории видал. Пар от посудин так и валит клубами. Тагаранцы топчутся возле чайханщика, или как эта почтенная профессия тут называется, двумя лапищами протягивая кружки для божественного напитка. Наверное, самое доходное дело на Тагаране, денежки текут к владельцу, что тот чай из крана.

Соколова, зыркнув голубыми глазищами по сторонам из-под наметенной снежной шапки, выуживает из кармана какую-то бумажку и с ней начинает обходить торгашей. Список пилюль от дока, что ли? Как-то сомнительно: бедняга Шухер никак с нашей половой принадлежностью-то определиться за месяц не смог, куда уж ему на фармацевтику замахиваться? Да и тем более, если подумать — ну какие могут быть лекарства в этом вертепе, кроме тагаранских народных вроде помета этих вот белок или паленой шерсти хмельных скакунов? И как их вообще в Галактический Союз приняли, с таким уровнем культуры, ума не приложу? Ниму вот не приняли. Хотя, она, может, и не рвалась…

Автокар и Рори производят среди торговцев настоящий фурор — их на лету выкупить пытаются, что, если честно, куда больше смахивает на попытку разбойного нападения. Я руку с ножом в кармане на всякий случай держу. А чемодан мой только и успевает огрызаться, чем вызывает у местных исступленные припадки восхищенного гудения. Снежинка размером с ладонь шлепается мне на морду — довольно чувствительно, и я думаю, что надо бы поторапливаться. Как бы нас летний снежный буран не накрыл.

— Смотри, какая красивая! — восхищаюсь я, показывая и не думающую таять снежинку Цилли.

— Пошли, романтик фигов, — подпихивает она меня, не впечатлясь совершенством формы, — деталями во-о-он там торгуют, — и тычет пальцем куда-то в другой край поля. Ну правильно, путь к возрождению «Дерзающего» легким быть не может по определению.

Глава 16. Кадет Соколова. Особенности национальной торговли

Пока Цилли с рукожопом конопатым высматривают запчасти, я шастаю по торговым рядам, суя каждому встречному фото с изображением рыдванова штурвала. Тагаранцы с интересом вертят пластиковую многоразовую карточку в руках, гыкают и хмыкают, после чего неизменно пытаются всучить мне в качестве альтернативы собственный лежалый товарец. Чего только мне не предлагают! За какие-то четверть часа у меня появляется уникальный шанс стать счастливой обладательницей трех подлинных, по клятвенному заверению каждого из продавцов, шкур прародителя аборигенов великого Ди-Дер-Сона в состоянии окаменелости, его же саморучно изготовленного арбалета в пяти различных вариациях, траченой местной морозоустойчивой молью горжетки из хвоста невинно убиенной гигантской белки, чучела утыканной полуметровыми иглами твари, черная дыра ведает как занесенного на Тагаран самогонного аппарата и еще уймы подобных бесценных сокровищ.

Особо настырный туземец еще долго тащится за мной и уверяет, что себе в убыток готов украсить мою пресную жизнь приносящей удачу лапкой дракона. Больше всего редчайший талисман походит на засушенную мутировавшую куриную ножку от нехорошей избушки из сказок моих бабушек и мыслей о счастье и удаче как-то даже не навевает. Набредя на горку наполовину пожранных коррозией и присыпанных свежим снежком железяк, бортмех делает охотничью стойку и затевает оживленные торги. Нюк с сомнением разглядывает какие-то фиговины через пару лотков от нее, а вокруг него уже отплясывает, расхваливая свой хлам, продавец, на которого рычит настороженный Рори.

— Далеко не отходи, — только и буркает Цилли, оглянувшись на меня. Ну, это уж как получится, конечно… Не в моих интересах драконить капитана, если бортмех шлепнет перед ним накатанный на недисциплинированного стажера рапорт, но и уходить без трофея мне никак нельзя. Такая ведь штука: это не только бальзам на безраздельно отданное рыдвану сердце пилота, но и некоторая гарантия того, что в случае очередного инцидента мы не зависнем перед противником беспомощно болтающейся, неуправляемой мишенью.

Тагаранцы продолжают активно продвигать свое импортозамещение, предлагая вместо искомого штурвала вентили для древних кранов, такие же ископаемые мясорубки и допотопные вентиляторы. Большинство вещиц знакомы мне только по голофильмам и музейным экспозициям. Может, вопреки всем общепринятым теориям, Тагаран заселили какие-нибудь будущие колонисты, потерпевшие тут крушение во времена великой экспансии? Вон хоть та же печально известная Первая экспедиция, о судьбе которой по сей день никто ничего не знает. Ну, а что, адаптировались к условиям, снова обросли шерстью, отменили моду на эпиляцию… Не написать ли мне диссертацию на эту тему, потрясу всю науку по изучению иных рас и легендарного Ди-Дер-Сона попутно вычислю — окажется, небось, каким-нибудь землянином, страдавшим повышенной лохматостью. На родине над ним все смеялись, а тут его гены дали шанс на выживание новому поколению.

— Заодно и Нюка родней обеспечу, пусть тоже наслаждается, — вполголоса добавляю я, вспомнив о происхождении бортинженера. — Будет с местными дедушками-бабушками чаи гонять, заделавшись наследником целого амбара изумительно разнообразного хлама и фамильного дела по его накоплению и перепродаже. Или внутренним перевозкам.

Вспомнив спич Стратитайлера, подавляю желание еще разок дать пинка какому-нибудь сугробу — боюсь очередной ржавый механизм или нежащегося там на летнем солнышке аборигена потревожить. С тех пор как прилетела на Землю, только и слышу намеки на влиятельную родню. В Академии вообще все поначалу с мерзкими усмешечками понимающе кивали — ясное дело, Соколов дочку пристроил, чтобы династию продолжила. На Славии я была просто самой собой, а не чьей-то дочкой и внучкой, черная дыра их всех дери! И этот умник туда же — конечно же, раз у меня есть семья, значит, я привыкла всегда выезжать за ее счет и все проблемы решать с помощью родственников. Меня трудно вывести из себя — обычно я сама кого-нибудь оттуда да вывожу, но любые подобные намеки воспринимаю в штыки. Отродясь ни папиным, ни дедовым влиянием не пользовалась, чтобы свои сложности улаживать, иначе какого астероида меня понесло бы на дальнюю станцию в самой глуши галактики?

— Лысая крошка, купи накладной мех для ног и подмышек — и все женихи будут твои! — скаля поблескивающие где-то в шерстяных глубинах зубы, искушает очередной продавец, тыча мне под самый нос какие-то изрядно пованивающие клочкастые ремки.

— Вот такое хочу! Жизни без него семейной и прочей не смыслю! — в свою очередь пихаю ему фото штурвала. Торгаш перехватывает снимок и долго таращится на него, вертя во все стороны.

— У соседа моего есть эта штука, — наконец заявляет он, — только с такими разноцветными камушками и перламутром… Но Ри-Ван-Кон ее не продает, нет. Семейная реликвия! — многозначительно поднимает мохнатый палец вверх тагаранец.

— Семейные реликвии надо чтить, — с готовностью соглашаюсь я. — А не расскажет ли он мне историю этого сокровища за кружечкой чайку?

— Чаек хорошо согревает тело, снимает печали с сердец и веселит душу, — философски замечает продавец накладного меха. Да он, комету ему под хвост, прям поэт! После небольшого торга парень соглашается погреть тело и повеселить душу в нашей с соседом компании, прикрывает свою лавочку и ведет меня извилистыми рядами к таинственному обладателю перламутрового штурвала. Искренне надеюсь, что под ним не скрывается очередное барахло времен зарождения цивилизации на этой планетке.

Ри-Ван-Кон абсолютно ничем, на человеческий взгляд, от своего приятеля, назвавшегося Би-Кер-Доном, не отличается. Все та же густо поросшая шерстью колонна, только в качестве украшения у него на косматом пузе болтается что-то вроде выкрашенного в канареечный цвет скворечника, а у первого — старый светоотражатель с флаера. Тагаранец благосклонно выслушивает мое предложение побеседовать о вечном и снять лишние печали со всех трех сердец аналогичным количеством сортов отборного чая и тоже закрывает свою избушку на клюшку под неумолчный ор запертых в клетках мелких зверьков, предназначенных для барбекю.

Хвала Вселенной, Ри-Ван-Кон живет в двух шагах от рынка, и у меня даже начинает брезжить надежда, что удастся решить наши торговые дела без бонуса в виде парочки нарядов вне очереди от Варга за нарушение приказа. Это еще чудо, что он меня сортиры полировать зубной щеткой после выходки Таси, не отправил… как свеженазначенного оператора злокозненной роботессы. Впрочем, нельзя исключать, что кэп припас для меня что-нибудь пооригинальнее пращуровых методов педагогического воздействия на будущих защитников матушки-Земли и планет Галактического Союза… в который каким-то загадочным образом занесло и Тагаран. Строго говоря, он отстает от большинства входящих в сообщество миров лет этак на триста, но исключительно богат ценными рудами и минералами, жизненно необходимыми остальным участникам Союза, а в правительстве тут сидят выжиги похлеще тех, что лапки драконов на рынке впаривают. Им удалось выторговать для планеты пристойный статус и даже кучу льгот, какие и не снились обычным миркам, ставшим сырьевыми придатками более развитых и влиятельных соседей.

Одна из уступок, на которые вынужден был пойти Союз — сохранение самобытности местной культуры, и жилище Ри-Ван-Кона — определенно яркий ее пример. Домишко напоминает страшный сон напившегося до зеленых пищаг архитектора. Это какой-то гигантский пазл из разномастных кусочков, которые насильственно впихнули в композицию и закрепили там с помощью молотка, суперклея и зирковой матери. Здесь и угрожающе накренившиеся каменные палаты, и косорылые деревянные сарайчики, и собранные из кусков старой корабельной обшивки башенки — точно сам Ди-Дер-Сон сытно пообедал на местной свалке, а затем смачно плюнул тем, что не смог прожевать. Хотя свалок на Тагаране вообще-то не водится — даже то, что пыталось стихийно зародиться, моментально растаскивали рачительные окрестные жители.

Сам хозяин с такой гордостью тычет огромной волосатой лапищей в свой дворец, что я считаю долгом отвалить комплимент его дизайнерским талантам.

— Внутри тоже сам все обставлял, — хвастается тот и дергает покосившуюся дверь, которая с чудовищным скрипом норовит придавить Би-Кер-Дона. Однако тот привычно и хладнокровно подхватывает ее и прислоняет к стене. Первым ныряет в темные недра венца самобытной культуры Ри-Ван-Кон. Впрочем, свет там все же имеется — спустя пару секунд вспыхивает целая иллюминация и даже взвывает, подобно заклинившей пиле, оглушительная музыка. Тагаранец лупит кулачищем, здание содрогается, но наступает благословенная тишина. Похоже, систему освещения хозяин резиденции потырил с какой-нибудь списанной баржи, служившей ночным клубом.

Би-Кер-Дон уверенно шлепает следом — очевидно, он хорошо знаком с этим лабиринтом, и мне ничего не остается, как пробираться между разнокалиберными железяками, которые то ли украшают берлогу, то ли тупо служат подпорками и не дают стенам рухнуть и погрести под собой владельца-скопидома. Наконец наш путь завершается в более или менее просторной комнате, устланной коврами из шкур каких-то местных млекопитающих. Ноги тут же по колено утопают в шерсти, а штанины термака облепляют пузатые насекомые размером чуть ли не с ладонь. Ах, чтоб вас! Тагаранские снежные блохи! Комбинезон твари прокусить не могут, хоть и очень стараются, а туземцы невозмутимо сощелкивают их и тут же с кидают в пасть, с хрустом раскусывая, точно семечки. Би-Кер-Дон плюхается на ковер, скрестив лапы, и выжидательно таращится на меня.

— Прежде чем начать услаждать душу божественным напитком, мечтаю потешить взор красотой семейной реликвии, — напоминаю я, несколько нервно оглядываясь по сторонам этой блошиной фермы. По ковровому ворсу пробегают волны, а в эпицентре мини-шторма хозяин с энтузиазмом отлавливает прыгучую закуску. Чувствую, что вот-вот начну чесаться, как распоследний бобик — очень уж смачно взгрызаются в меня голодные твари, и тут уже никакого значения не имеет, по зубам им термак или нет.

— Она несет свет в наши жилища и сердца, — с полным ртом откликается Ри-Ван-Кон. С поистине ангельским терпением преодолевая позывы яростно заскрестись во всех приличных и не очень местах, осведомляюсь, как же мне, неверной, приобщиться к сему благостному излучению. Не переставая звонко щелкать зубами блох, хозяин тычет мохнатой рукой вверх. Вскидываю глаза к бугристому потолку и офигеваю: над моей головой сверкает и переливается приспособленный под люстру штурвал. И да, Би-Кер-Дон не насвистел: перламутр, как и самоцветы, присутствуют здесь таки в изрядном количестве.

— По чайку? — ерзает вдоволь наугощавшийся блошками Ри-Ван-Кон, алчно взирая на мою сумку. Приходится доставать термос и разливать напиток по моментально подставленным здоровенным кружкам. Следуя традициям, хозяин начинает рассказ о реликвии со времен сотворения мира, в местной версии — с сошедшего с заснеженных вершин прародителя великой расы, принесшего таинства охоты и собирательства полезных предметов диким племенам. Теперь уже моя очередь нетерпеливо ерзать, в том числе и от бойко скачущих по всему термаку блох, однако прерывать историю нельзя — это гарантированная кровная обида и вызов на кулачный бой со всеми вытекающими. Повествование ожидаемо сводится к задвинутому в тень подлым узурпатором старинному аристократическому роду, чей славный потомок вынужден зарабатывать на жизнь торговлей, а штурвал оказывается люстрой из дворца светлейшей прапрабабки Ри-Ван-Кона.

Нехваткой фантазии тагаранцы не страдают, а вот образование у многих из них хромает — они отнюдь не рвутся к свету знаний и высокомерно игнорируют попытки Галактического Союза приобщить планету к достижениям цивилизации. Чихать этот парень хотел на то, что его люстра — штурвал с судна-аналога нашего рыдвана, переделанного, видать, в гламурную яхту для какой-нибудь светской львицы, любившей лет пятьдесят назад пустить пыль в глаза. Для него это абажур обожаемой прапрабабушки — и точка. И пусть у Ри-Ван-Кона уже мутнеют глазки и заплетается язык, но предложение о продаже реликвии он отметает сразу, забулькав носом от возмущения перед таким святотатством.

Я быстро сворачиваю с простого прямого пути и заезжаю с другой стороны, предложив перекинуться в азартные игры, до которых тагаранцы большие охотники. Этому их Ди-Дер-Сон, вероятно, не учил, тут уж они сами доперли. Би-Кер-Дон, которому обещана мзда за состоявшуюся сделку, живо смекает, что к чему, и моментально лезет в набедренный мешок за камушками. Понятно, будем предаваться национальным увеселениям. Правила нехитрые и в общих чертах напоминают нечто среднее между домино и игрой в кости. Я с ними знакома не хуже туземцев — если мой рукожопый пращур коллекционирует забористые выражения и зверские гримасы, то дедушка-фермер после любовной неудачи с Масей стал одержим собирательством всяческих настольных игр и скупает их у залетных торговцев пачками.

По гостиной вместе с блохами начинают скакать увесистые булыжнички — координация движений у ребят уже изрядно нарушилась, но я, следуя заветам многоопытного предка, на первых порах поддаюсь. Тагаранцы радуются как дети, хватая и лихо опрокидывая в свои объемистые утробы выигранные кружки с хмельным напитком. В конце концов оба так косеют, что мне волей-неволей приходится побеждать. Ри-Ван-Кон входит в раж, ставя на кон одно сокровище из своих закромов за другим. Когда рядом со мной вырастает Эверест из всевозможного барахла, венчает которое сверкающее стразами седалище, снятое с толчка, вероятно, все той же раздербаненной выпендрежной яхты, я догадываюсь, что таким макаром мы можем сражаться не одну неделю. Добрища в этих покоях хватит с лихвой, так что вожделенный штурвал ставкой станет еще нескоро.

Я пытаюсь воззвать к природной жадности хозяина, предложив ему рискнуть одной-единственной люстрой против всей горы выигранных богатств, но Ри-Ван-Кон делает отрицательный жест лапищей и вдруг тычет на своего приятеля. Из его невнятного гудения не без труда разбираю, что он ставит на кон Би-Кер-Дона, который может стать отличным рабом.

— Э-э, с какой стати?! — яростно протестует тот. — Рабство отменили в позапрошлом веке, а родственников и соседей делать ставкой в азартных играх запрещено этим… как его… галактическом законом, вот!

— А ты мне денег должен и уже год как не возвращаешь! — парирует Ри-Ван-Кон. — А еще выпил у меня три кружки чаю, съел один обед и выкурил две порции карака! Что-то не припоминаю ответного угощения! Так что имею право!

Попойка угрожает перейти в бурное выяснение отношений, но, к счастью, хозяин приговаривает еще одну чашку чая, дабы снять скопидомские печали со своих сердец, и хмель с гравитацией одерживают над ним верх. Рухнув на ковер, Ри-Ван-Кон шумно храпит.

— Ск-колько дашь, если я сейчас откру… кру… тю эту штуку? — заплетающимся языком выговаривает его приятель, махнув рукой на семейную реликвию. На пальцах показываю сумму — опасаюсь, что одно упоминание денежных средств прибьет к берегам сознания прижимистого хозяина дома. Би-Кер-Дон, пошатнувшись, поднимается, придвигает какой-то чурбак и, кое-как взгромоздившись на него, берется выкручивать люстру. Его то и дело ведет в сторону, но он умудряется сохранять шаткое равновесие.

— Что тут опять творится?! — яростный вопль отвлекает меня от этого зрелища. На пороге стоит, подбоченившись, двухметровое создание, увешанное разномастными побрякушками. Судя по более светлому оттенку меха, это дама. А по тому, как он стоит дыбом, легко сделать вывод, что настроена леди весьма недоброжелательно.

— В-вот… подарок Ри-Ван-Кону от дружественной расы вешаю! — не теряется Би-Кер-Дон, демонстрируя уже выдранный им сверкающий разноцветными камешками штурвал. — Сам он уже не может… ик-к! Очень устал!

— Во-он! — орет, топая ножищами, гневливая дева. — Грязный, похотливый болотный борги! Весь дом завалил уже сувенирами от инопланетных баб! А ты гнусный сводник! И звездную путану эту плешивую забери вместе с ее мерзостными подарками!

Нас с Би-Кер-Доном долго уговаривать не приходится. Двумя торпедами вылетаем из дома со штурвалом в обнимку, провожаемые цветистыми тагаранскими ругательствами, которые я на бегу стараюсь запомнить — среди них много новых для меня и, похоже, весьма крепких выражений. Вслед нам со свистом мчится и усыпанный стразами сортирный стульчак. Я успеваю пригнуться, а моего изрядно поддатого спутника сшибает им, точно бумерангом. Снег осыпают сверкающие стекляшки, а само сиденье разлетается на куски. На обломки налетают, точно сороки, какие-то мелкие ушастые меховые комки. Несколько мгновений — и утоптанная дорожка девственно чиста. Похоже, даже местная фауна одержима собирательством барахла.

— День… ик!.. ги! — приподняв голову из сугроба, гудит Би-Кер-Дон. Сую ему кредитки, которые моментально скрываются в шерсти. У тагаранцев имеется сумка, как у земных кенгуру, только вот у них вынашивать потомство надлежит самцам. Ну, а пока нет наследников, она успешно исполняет роль портативного сейфа, тем более, что внутри имеются ядовитые присоски, надежно охраняющие содержимое от хищнических поползновений чужих лап. Прижимая к груди с боем добытый трофей и попутно стряхивая особо цепких снежных блох с термокостюма, возвращаюсь на рынок разыскивать своих компаньонов… ну или хорошую порцию ора и нарядов вне очереди — куда ж без этого.

Глава 17. Нюк. Две минуты и Омен

Если в начале поездки я мерз, то теперь, после бесконечных торгов за хлам, ничуть не лучше того, из чего сляпан «Дерзающий», взмок, как студент с низкой социальной ответственностью на экзамене. Мало выторговать деталюху у волосатых великанов — надо ее просканировать на работоспособность и наличие повреждений, загрузить на автокар и одним глазком приглядывать, чтоб ее тут же кто-нибудь не упер. Цилли уже гору нагрузила, и местные таращатся на это сказочное богатство с нескрываемой завистью и вожделением. Я почти разобрался, где у них зад, где перед, и какие эмоции выражает весьма подвижный мех. Похоже, прибыль тагаранцам вообще не важна, не в этом смысл их торговли, главное — процесс.

— А ну, лапы убрал! — рыкаю я, выдергивая уже оплаченный блок питания из рук конкурента, пытающегося из чистой любви к искусству перехватить совершенно ненужную ему штуку у азартно гудящего продавца. Отмахнувшись от роя огромных снежинок, залепивших маску, шмякаю деталь на автокар, запираю защитный кожух и едва не сталкиваюсь с неизвестно откуда вынырнувшей Соколовой. Я и не заметил, когда она отлучилась. Таблетки, наверное, искала. Из ее сумищи торчит какая-то переливающаяся разноцветными каменьями штукенция.

— Это у тебя вкус такой отвратительный, или просто отбиться не смогла от настойчивого продавца? Очень… вызывающее ожерельице, — спрашиваю я. — Вульгарное даже, я б сказал.

— Чудодейственный оберег для рыдвана, изготовленный из натуральной чешуи и животворящих фекалий снежного дракона, — не моргнув глазом отвечает Ярка. — Бас давно в рубке хотел приспособить, ксеноморфов агрессивных отпугивать. Да и у заводящихся внутри Чужих, говорят, вызывает острые приступы клаустрофобии и выманивает из темных углов. Незаменимая вещь.

— Первые признаки звездной лихорадки налицо, — бурчу я, огибая ее.

— Вот удача, что я уже прикупила пилюль и от этой напасти, — жизнерадостно хлопает по своему баулу почему-то необычайно довольная собой Соколова. Может, уже и курнула какой-нибудь местной травки, пока мы как оголтелые торговались за каждую ржавую деталь? Помощница, блин, знаток местных обычаев. Так прям нам помогла… Я сам бонгом местного производства чуть было не соблазнился, да вовремя выяснил, что курят тут через него все ту же заварку, а заливают внутрь — чаек, наркоманы унылые…

Наконец Цилли решает, что денег нами на помойку достаточно выброшено, и дает отмашку возвращаться на космодром. Божественный напиток для налаживания коммуникации у Ярки закончился, и обратный путь на спине неторопливой скотины занимает гораздо больше времени. И почему-то меня это бесит куда сильнее, чем тошнотворные скачки. Вообще все бесит… И планета эта, и снег нескончаемый, и зверюга волосатая, и Цилли невозмутимая, и Соколова сияющая.

Не успеваем ступить на посадочное поле, как из ближайшего сугроба со скрипом и скрежетом выруливает уже знакомый однорукий механизм. Проигнорировав нас с бортмехаником, он увязывается за Яркой, норовя ухватить ее за штанину термака единственной, покрытой толстым слоем коррозии, конечностью. При этом робот издает нечленораздельные мычащие звуки, которые даже универсальный переводчик не может идентифицировать и перевести в нормальную речь. А с ржавой его головы на лицо свисает клочок меха — должно быть, по местной моде кто-то уже бедолагу украсил.

— Кажется, ты ему приглянулась, почуял родственную душу, — констатирую я, не препятствуя этой гормонально-механической вспышке. Соколова — роковая женщина, прям ни один абориген, включая металлических, перед ней устоять не может! Ладно, сама разберется… у нее это без рукожопых заступничков норм получается.

— Ржавчиной пропахлась на «Дерзающем», вот он и завелся, — хмыкает Цилли, не разделяющая Басовых заблуждений насчет нашего судна.

Ярка заговаривает с роботом на разных языках, но тот продолжает монотонно гундеть что-то свое, волочась за ней на манер штормового якоря. Рори его сигналов тоже не понимает и быстро теряет интерес к непонятному механизму. Лишь к середине взлетного поля в мозгу старой развалины, должно быть, всплывают остатки электронного интеллекта, и из ее недр доносится дребезжащий глас:

— Универсальный робот нового поколения ХРН-568 готов наняться на ваш корабль…

— Спасибо, но у нас полный штат, — пытается высвободиться из его клешни Соколова. — А большинство современников твоего нового поколения уже давно перешло в юрисдикцию археологов…

— Обучен искусству разгрузочно-погрузочных работ, уборки и ублажения самок всех известных в галактике видов, — невозмутимо продолжает скрипеть механизм. — Также владею древним земным искусством оригами — сворачиваю улиток из носков и утилизирую любую органическую и неорганическую стряпню…

При последних его словах Ярка даже спотыкается и, прижимая к себе сумку с безумным ожерельем, ошалело таращится на робота, чьи железные челюсти продолжают мерно шевелиться, обещая две незабываемые минуты горячей, как лава вулкана, страсти. Цилли хрюкает, борясь с накатывающим смехом.

— О, да это ж Тасин коллега! Таисий, — восклицаю я. — Ничего себе его космос потрепал! Или местная погодка… Но грех же от такого соблазнительного предложения отказываться, Соколова. Целых две минуты неземного блаженства! Улитки из носков! Бери. С рукой и ногами. И тем самым, чем это блаженство причиняется. Одной ржавой железякой на «Дерзающем» меньше, одной больше… Ни места много не займет, ни времени не отнимет, а польза для здоровья и настроения налицо.

Мое вот как раз от отсутствия личной жизни в черную дыру катится, похоже. У меня и двух минут в цепи бесконечных ЧП выкроить на секс не получается. И чего я от Тасиных домогательств отбивался, дурень…

— По всему видать, его программировал твой коллега и стопроцентный собрат по духу, Нюк, — опомнившаяся от легкого шока Ярка наконец стряхивает с себя клешню железного Казановы и прибавляет шагу. — Пиратская прошивка, мочой ударившая в электронный мозг и заставившая старый погрузчик вообразить себя двухминутным мачо.

— Три минуты, — тут же начиная по местному обычаю торговаться, скрежещет ей вслед робот, не желающий упустить свой шанс продемонстрировать таланты на ниве любовных утех.

— Ну, а кто еще? — парирую я неуместную шпильку. — Программированием обычно программисты и занимаются. Хотя в этом случае явно дилетант какой-то поработал. Впрочем, запросы и возможности у всех, знаешь ли, разные. Кому-то и пара минут — праздник.

Механизм упорно тащится следом, но в какой-то момент вдруг внезапно резко тормозит, взметнув фонтан снега из-под гусениц, а где-то внутри него свистит пронзительный сигнал.

— Три минуты истекли, — бесстрастно констатирует робот. — Надеюсь, вы достигли вершины чувственного наслаждения и снова воспользуетесь моими услугами. Приятного полета. Ждем вас снова на нашей планете всевозможных любострастных удовольствий и плотских утех.

Потеряв всякий интерес к Соколовой, он разворачивается и тащится к шумной группе гуманоидов, разбирающей багаж у пассажирского лайнера. А мы с Цилли от хохота чуть в сугроб не валимся.

— Че это вы радостные такие, даром деталей урвали? — гаркает откуда-то сверху голос кэпа. Варг, облаченный в скафандр и защитную маску, зависнув на антиграве со сваркой в руках, латает корпус рыдвана новенькими листами титанполимерного сплава. И где только отхватил посреди космодрома?! Может, Рекичински у кого выменял на ящик-другой ботинок?

— Практически, — отзывается Цецилия, — с местными если поторговаться как следует, нормально скидывают. Но старье все… Не ремонт это, кэп. Как пластырем оторванную руку пытаться прилепить. А вот это вот богатство на нас откуда свалилось? — в свою очередь интересуется бортмех.

— Места надо знать, — многозначительно хмыкает Варг в ответ. — Про дезинфектор не забудьте, Соколова, у тебя снежная блоха на плече.

— Да они все равно в тепле передохнут, — машет рукой бортмех. — Ща детали сгружу и помогу корпус варить.

— Движком займись лучше, тут я сам управлюсь, — возражает кэп.

На трапе показывается пилот, и Ярка, на ходу отдирая алчно впившуюся в ткань термака блоху, рысью устремляется к нему. Заглянув в подсунутую ему сумку, Бас вдруг округляет глаза, и по его угрюмой физиономии растекается практически никем не виданное прежде выражение вселенского блаженства, примерно того же, что сулил Соколовой спятивший однорукий робот. Ухватив Ярку за локоть, Ксенакис хищно утаскивает ее вместе с сумкой и чудовищным ожерельем за собой.

Словно в насмешку над всеми нами, в ту же секунду в соседнем посадочном секторе… нет, не садится, просто красиво возникает из морозного воздуха «призрак» — корабль ультрасовременного класса, вышедший из гипера прямо на посадочную полосу. Без рева дюз, без копоти, которой «Дерзающий» пометил все вокруг себя, без дребезжания. Несколько секунд экипаж, замерев, любуется на это чудо прогресса. Судорожно вздыхаю — мне на таком летать даже не светит. С рыдвана, того гляди, попрут. Еще раз. Цилли раздраженно загоняет автокар на погрузчик. Варг шмякает кулаком по не желающему как следует прилегать к мятому корпусу листу титанопластика и остервенело принимается пыхать старой лазерной сваркой. И только задержавшиеся на верхних ступенях трапа пилот да кучерявая заноза выглядят до отвращения веселыми и довольными жизнью. Обменявшись приглушенными репликами, должно быть, посвященными примитивному кораблестроению для жопоруких выпускников современных Академий, они скрываются в люке.

Оставив повторное воскрешение Таси на потом, с головой зарываюсь в починку электроники. Системы безопасности — в первую очередь. Меняю блоки, платы, кабели, подгоняю, если не совсем подходят, с помощью пинков и зирковой маменьки, а Бо проверяет работоспособность. Счет времени потерял и так замотался, что до самого потолка подпрыгиваю, когда в отсек вваливается чума кучерявая со словами:

— О, вот ты где! Насилу нашла в этом лабиринте.

— Чего тебе, Соколова? Я занят. Есть не хочу. Потом поем, — не слишком любезно пытаюсь я выпереть эту занозу со шкодливой морденкой. На традиционные пикировки ни сил, ни желания нет — работы по горло.

— Если ты насчет двухминутного мачо пришла посоветоваться — бери. Я уже говорил, в хозяйстве сгодится.

— Тебе б только жрать да разврату предаваться! — возмущается она и, снизив голос до заговорщического шепота, сообщает:

— Походу, скоро кэпу придется меня с кока до суперкарго повысить. Ну, или того ржавого однорукого универсала нанять, погрузо-разгрузочными талантами он тоже похвалялся. Но подозреваю, у него и в этой области суровый лимит две, на крайняк — три минуты.

— С какой стати? — удивляюсь я, возвращаясь к работе.

— А Рекичински уже хвостом своим возле других кораблей усиленно метет, — заявляет Соколова. — Я за мармеладными ксеноморфиками сейчас в буфет порта гоняла, Бас такие любит… кстати, вот, угощайся, хотела Цилли предложить, но после ее встречи с Чужим, боюсь, решит, что издеваюсь. В общем, сделала круг, чтобы увильнуть от вновь активизировавшегося коррозийного поклонничка, и застукала, как суперкарго с капитаном грузо-пассажирского перетирает, нет ли вакансии или места на борту.

— Гравизаряд ему в корму! — восклицаю я, не донеся мармеладного осьминожку до рта. — А Варг, интересно, в курсе? Знаешь, Ярка, вот это все пипец странно! Сначала нас некий неопознанный корабль усиленно дырявит, и суперкарго тут же мылит гравиботинки на выход. Теперь снова свалить пытается, кинув груз на нас. Мы его, конечно, и без него довезем… но что вся эта андромедова туманность значит? То, что «Дерзающий» — корыто, еще в порту отправки видно было. Вряд ли Уилсон только в процессе это разглядел и резко передумал лететь.

— Не нравится он мне, — строит гримасу отвращения Соколова. — Либо Рекичински совсем уж безнадежное ссыкло, либо знает о нападении куда как больше нас всех, вместе взятых, и слишком хорошо понимает, чего ждать дальше. Кстати, а вы откуда и куда груз тащите? Или это коммерческая тайна? И что за груз вообще?

— Да барахло разное для геологоразведки и бурения, какая там тайна. Реактивы, рабочая форма, оборудование и все такое прочее. Ничего интересного для пиратов, в общем-то. С Ноги Кентавра[3] с месяц назад вылетели, а прем на самый краешек Треугольника[4], на планетку, у которой только код в межгалактическом путеводителе. Я точных координат даже не знаю.

Галактику М33 приняли в Межгалактический Союз совсем недавно, а дальше, в следующую галактику никто еще и не совался, мосты с тамошними обитателями не наводил, пустых планет не колонизировал. Вся, так сказать, активная светская жизнь протекает между Млечным Путем, галактиками Андромеды, Циркуля и NGC 2419. И тут-то дел невпроворот. Земля-то, по галактическим меркам, тоже совсем недавно в космос выползла, ее не трогали, со стороны наблюдали, как мы развиваемся. И уж когда на Марс и другие планеты Солнечной системы сами летать начали, руководство Союза и заявилось с миссией введения землян в межпланетарные отношения.

— Ну да, кроме нашей колымаги, попуток в такую зажопь, наверное, и не нашлось больше, — задумчиво произносит Ярка, жуя мармеладку. — А ты уверен, что в ящиках абсолютно точно — униформа и реактивы для выщелачивания полезных ископаемых?

— Прикалываешься? Груз-то уже опечатанным на борт доставили. Но все доки от таможни Ригеля в порядке, там-то его точно досмотрели. Короче, надо Варгу доложить, — решаю я. — Пусть-ка он прижмет нашего мутного экспедитора к ногтю…

Вероятность того, что мы прем на своем обглоданном коррозией борту контрабанду, которую суперкарго теперь пытается слить, повесив нарушение закона на Одноглазого, оптимизма как-то не добавляет. Как бы еще пожалеть не пришлось, что сортиры эти дурацкие заблокировал… Нанялся бы уже на другое судно и думать забыл про этот геморрой размером с комету Галлея.

— Бо, где капитан Вегус? Сообщи ему, что у кадета Соколовой срочный рапорт, — говорю борткомпу, затолкав-таки мармеладку в рот и стянув рабочие перчатки. — И шистему бежопасности третьего отшека еще раз протестируй. И датчики в блоке С. А вкусная ксеноморфина!

— Капитан Вегус находится в своей каюте, через минуту отправится в рубку. Тестовый режим системы запущен. Про ксеноморфину не понял?

— Спасибо, Бо… последнее — это не тебе, — успокаиваю я центральный ум рыдвана.

Однако ж добраться до рубки без приключений не удается. Кажется, это магия Ярки. В радиусе пары парсек вокруг этой кучерявой бестии какое-то особое поле складывается, что ли?

— Бортинженер Стратитайлер, тестовый режим выявил передвижение органики в блоке С.

— Несанкционированной?! — подпрыгивает Ярка. — Ща, я только за шваброй слетаю!

На мое разумное предложение поставить в известность всю команду и устроить массовую облаву, а еще лучше — вызвать дезинсекторов с космодрома, она только отмахивается — мол, сами изловим, вся слава и честь нам достанутся. Ага, или отравление какое-нибудь…

— Провожу анализ, о результатах доложу, — обещает Бо. — Визуально зафиксировать органику не удалось, только молекулярный и инфракрасный след. По предварительной оценке, органика не токсична для землян и гуманоидов земного типа.

Девчонка пулей возвращается назад со шваброй наперевес, а я вооружаюсь специальной энергосетью и натягиваю маску на лицо. Слава так слава. Уболтала, чертяка языкатая.

— Бо, сориентируй нас, — требую у борткомпа, когда мы добираемся до блока С.

— Налево от третьего шлюза, за противопожарным щитом. Так… кажется, у нас проблема. Органика вполне санкционированная, одобренная к пребыванию на борту, вот только она в двух местах разом, и…

Дослушать Бо я не успеваю, потому что Ярка уже с энтузиазмом тычет мохнатой стороной швабры в указанном борткомпом месте, а оттуда с визгом и шипением выпрыгивает нечто, в самом деле напоминающее детеныша Чужого, и я, не раздумывая, на автомате пуляю в него самонаводящуюся сеть. Такой и полный рукожопище не промахнулся бы. Вот и я не промахиваюсь — запутавшись в голубых силовых линиях, существо принимается визжать и крутиться волчком, мешая разглядеть себя как следует.

— Есть! Мы это сделали! — вопит Соколова, потрясая своим орудием так, словно мы межгалактический чемпионат по космоквиддичу в вакууме выиграли. — Вот тебе и глюки на почве пирожков, Цилли-то была права!

Пока Ярка торжествует, я аккуратно подтягиваю добычу поближе с помощью специальной кнопки на рукоятке сети и пытаюсь понять, чего же это такое и от кого из нас отвалилось?

— Соколова, а ну, колись — ты, часом, не беглая принцесса из древнего рода, тайно родившая в нашем холодильнике наследника от возлюбленного-ксеноморфа и скрывающая теперь это сокровище от дядюшки-расиста, претендующего на адорианский трон? — вопрошаю я, поднимая трепыхающуюся органику в воздух. — Из всех присутствующих на борту, на первый взгляд, на такое самовоспроизводство только ты и Цилли способны. Ну, еще док, но, если я все правильно понял, ему для счастья отцовствоматеринства еще аж девять партнеров требуется. Клянусь всеми солнцами Веги, остатки моей невинности, не расфуканные на студенческих попойках, от соплюка я уберег и икры в унитаз не наметал! Так что меня смело из списка подозреваемых вычеркиваем.

— Ой, — вдруг слегка изменившись в лице, говорит разглядывающая змеей вьющуюся добычу принцесса и прикрывает рот ладошкой. — Неужели… да нет… ни одного официально зарегистрированного случая… но теоретически… — продолжает неразборчиво бормотать она, с отсутствующим видом таращась остекленевшими голубыми блюдцами уже куда-то просто перед собой.

— Хвост?! — вдруг озаряет меня. — Хочешь сказать, отброшенный Шухеров хвост отрастил ноги и шмыгал по коридорам в поисках папули?! Или мамули… Короче, родителя номер нанадцать.

— Такое явление, как развитие отброшенного хвостового щупальца в самостоятельную особь, у лимбийцев в отдельных источниках упоминается… однако исключительно в области легенд. Из серии земных страшилок про рождение смертной женщиной отпрыска Сатаны. Ни один современный справочник этого не подтверждает. Но… факт налицо — утерянная конечность не найдена, а в сети барахтается нечто мелкое и, черная дыра его дери, санкционированное. Так что да, похоже, мы разжились Оменом-ксеноморфом, — оптимистично подытоживает Соколова и уже куда аккуратнее тыкает шваброй докова наследничка.

— Фью-у-у! Звездный ветер меня раздери! Представляю, что скажет Варг!

— Проорет, ты имел в виду? — со смешком поправляет меня Ярка.

— Интересно, а док-то хоть обрадуется… или у нас готовый сирота на руках? Как-то даже без пары минут — хоп, хвост откинул и папаша. Я в детенышах, чесслово, ни черта не понимаю, знаю только, что они все время орут и гадят. Ну, когда не спят. И бывают при этом ужасно милыми или ужасно противными. Как хочешь, а это, — я качаю сеткой, которую неистово грызет несколькими пастями что-то многочленистое и очень многоглазое, — на милашку как-то не сильно смахивает… Док такой спокойный, а это реально выплодок Сатаны какой-то. Бо, чего там с анализом?

— Не могу избавиться от чувства, что мамочка шептала себе под нос примерно то же самое, пока баюкала меня, — ржет Соколова, с живым любопытством разглядывая мелкое чудовище.

— Вот и держи, а я пока двинуть по стопам своей нянюшки не готов, — всучиваю я ей мини-Шухера. — Может, у тебя получится его успокоить? Люли-люли, гули-гули… Блин, давай его быстрее доку вручим, у меня от этого малютки мураши размером с альдебаранского коборука! Он явно голодный, а его папаша, к слову, метет все подряд без разбора. Вряд ли и малой в еде привередлив. Смотри, как он на нас пялится алчно! Прям как Тася на муку. Или тагаранец на продавленную сидушку от флаера.

— Да ладно, если разобраться, младшие братцы при рождении выглядели ненамного лучше, — легкомысленно пожимает плечами Ярка, машинально укачивая люто воющее и барахтающееся доково мини-мы, — а уж от вида лысой краснокожей сестрицы с выпученными глазами моя детская психика вообще понесла невосполнимый урон. А потом ничего вроде… попустило. Может, и к этому привыкнем. А будет все без разбора мести — вместо пылесоса и утилизатора приспособим.

— От вида и манер Шухерова наследника даже титановая Цецилия пере… испугалась, в общем. Опыт подсказывает мне, что Варг просто велит вышвырнуть его вместе с сеткой в люк к гирганейским… так сказать, сородичам, в нарушение всех конвенций, ибо плевать он на них хотел, — прогнозирую я развитие ситуации и прошу подтвердившего генетическую принадлежность находки доктору Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгалю Бо доложить обо всем капитану.

Рекичински. Как бы за всей этой возней с внеплановым ксенодетсадом о хитрозадом суперкарго и его мутных движняках не забыть.

Глава 18. Кадет Соколова. Польза оберега и мармеладок

Мини-док гневно верещит и так и подпрыгивает в пленившей его сетке, звонко щелкая совершенно не младенческими зубищами, до отказа заполняющими все его челюсти.

— Говорила же — оберег штука незаменимая, вот как присобачили его в рубке — и Чужой сразу попался, — благоразумно держа злобствующее юное создание на отлете, замечаю я Нюку, пока мы со своим трофеем топаем к капитану. То-то Варг обрадуется аж двум сюрпризам, один краше другого!

— А, то есть это твоя фитюлька, а не моя пахота по восстановлению системы безопасности помогла? — фыркает Нюк.

— Может, животворящие флюиды и на тебя влияют, резко повышая градус трудолюбия и работоспособности, — не теряюсь я. — Кто знает полный спектр свойств инопланетного амулета? Инструкция к нему не прилагалась. Жаль вот, я затычки для ушей на рынке не прикупила, сейчас бы они, наверно, пригодились, — добавляю задумчиво, представив всю глубину грядущего капитанского восторга в децибелах.

— А ты просто рот открой, когда он орать начнет, вот и не контузит. Я только так и спасаюсь, — советует Стратитайлер.

Исчадье ксеноморфного Сатаны бешено крутится вокруг своей оси, воет и клацает зубами, не демонстрируя ни малейших признаков интеллекта или хоть ничтожной мимимишности, так что чаша весов с аргументами против вышвыривания его в открытый космос пока пуста, точно выжженные дотла пламенем адорианских войн миры. Ох, что-то мне подсказывает, что и наш док не запрыгает мячиком от радости, узрев нечаянное порождение своих чресел… точнее, щупалец.

Должно быть, уже вызванный разгневанным Варгом Шухер пролетает в рубку впереди нас, мы ему даже наследником помахать не успеваем. Ничего, пусть еще пару десятков секунд побудет свободным человеком. То есть, ксеноморфом, конечно.

— Ну, звездный ветер нам всем в закрылки, — бормочет Нюк, первым вваливаясь в центр управления «Дерзающим» и театральным жестом сопровождая наше с малюткой появление:

— Вот, изловили-таки с Соколовой Чужого. Готов принести Цилли свои искренние извинения. Держи, док, наследничка, нашлось твое щупало. Правда, мальчик это или девочка, мы не разобрались.

Кажется, пора последовать рекомендации бортинженера. Сдается мне, уже клокочущий где-то в груди Варга рык вполне потянет сотни на полторы децибел — примерно как взлет и посадка «Дерзающего»… если сдуру приложить ухо прямо к древним дюзам.

Раздраконенный очередным ЧП капитан с налитыми кровью глазами и ошарашенный док воззряются на брыкающееся в сетке существо. Немая сцена длится недолго. Бедняга Шухер вскидывает все свои хватательные щупальца ко всем своим ртам, ахает, закатывает все свои глаза и хлопается в свеженький обморок. Звезды и туманности, лишь бы он снова чего-нибудь не откинул! Только злобных зубасто-хвостатых двойняшек нам всем сейчас и не хватало!

— Мать твою так-перерастак, и папашу, и двоюродных всех родичей до десятого зиркова колена! — рявкает Варг и закатывает доку звонкую плюху, призванную, должно быть, вырвать того из лап глубокого обморока. — А ну соберись, слюнтяй, наплодил потомков — и в метеоритный поток?! Ты медкомиссию прошел, контракт подписал, там черным по белому сказано — никакого размножения в рейсе! Р-р-развели мне тут детсад на борту!

— Может, водичкой побрызгать? — участливо предлагает Нюк, задраивая на всякий случай шлюз в рубку. О том же самом, похоже, подумал, что и я.

— Секундочку, сейчас мы его очнем! — наконец вспоминаю о своей второй специализации и сую Шухеру под обонятельный орган гравиботинок — даже несколько циклов дезинфекции так окончательно и не изгнали стойкое джокордово абмре, а у лимбийцев нюх получше нашего будет. Док медленно открывает глаза и едва не уплывает обратно в небытие, увидев болтающуюся в моей руке сеть со своим малосимпатичным побочным отпрыском.

— Какой позор! Вне священного института брака! Вдали от родного мира! Из неупокоенного, согласно традициям, хвостового щупальца! — трагически стонет он, заламывая конечности. — Думал ли мой дорогой двоюродный папочка, отправляя меня учиться на Землю, каким несмываемым позором покрою я себя, его, и всех остальных сородичей среди достойнейших из землян?! О, горе мне, горе!

— Походу, папаша бастарду не рад, одним головняком меньше. Сдай его дезинсекторам, и, так и быть, в бортовой журнал я этот маленький конфуз не занесу, — постановляет Варг и теряет к визжащему малютке-лимбийцу всяческий интерес. — Что там у тебя, Соколова?

— У кэпа второе имя, случаем, не Ирод? — ворчу себе под нос я и быстро убираю за спину продолжающее завывать и яриться существо. Искренне надеюсь, что сеть на «Дерзающем» хоть немного моложе самого рыдвана и выдержит натиск зловредной мелкой ксеноморфины, которая, похоже, не прочь отхватить кусман от моей ягодицы. Но Вегус твердой рукой выдергивает у меня бастарда, сует доку в щупальца и буквально выпихивает их из рубки.

— И без комбеза чтоб больше не шлялся! Если хвост снова отвалится — так никуда больше не умотыляет! — наставляет Варг бортврача напоследок.

— Ну?! — подгоняет он, вперив в меня свои ледышки.

Убрав из рассказа подробности про Басовы мармеладки и собственного ржавого мачо-ухажера, вкратце выкладываю новости про крысу, которая уже подыскивает себе новый корабль. Коричневая от загара морда кэпа прям передергивается в нервном тике, шрамы багровеют, наливаясь кровью.

— Бо, где этот гаденыш?! — цедит он.

— В рубке, капитан Вегус, прямо перед вами, — бодро рапортует борткомп.

— Да не Стратитайлер! Рекичински где?! — уже орет, брызжа слюной, Одноглазый Дьявол. — Свяжись с ним, пусть немедленно сюда свой зад тащит!

— Ну спасибо, Бо… Я еще и гаденыш, а не просто рукожоп, — бурчит Нюк обиженно и деланно отворачивается. Только тут его взгляд цепляется за уже установленный Басилевсом «оберег», сияющий и переливающийся в искусственном свете, точно корона адорианских королей.

— Так вот что за ожерелье! Соколова, ты с древнего летучего борделя штурвал поперла? — хрюкает он со смеху и тут же прикусывает язык, покосившись на кэпа, мерящего рубку раздраженными шажищами.

— Лучше уж со штурвалом из летучего борделя, чем с тем, что держится на липкой ленте, честном слове и молитве зирковой прародительнице, — тихо шиплю я в ответ. Варг нас отчего-то не гонит, и не надо его на эту светлую мысль наталкивать.

Суперкарго все не является, и я начинаю думать, что гаденыш таки умудрился смыться, но через пару минут его невозмутимый фейс все же появляется в дверном проеме.

— Вызывали, капитан? — интересуется он, мазнув по нам с Нюком нарочито равнодушным взглядом. Вместо ответа кэп в пару шагов сокращает расстояние между ними и без разговоров врезает пудовым кулачищем экспедитору в челюсть. Брык! И второй обморок в рубке за какие-то пятнадцать минут. Может, ему тоже мой ботинок нюхнуть дать? Правда, для человеческого обоняния попахивает уже слабовато, но я ж могу и пинком-другим подсобить, приманивая убредший во мрак временного небытия дух суперкарго.

— Фигассе… Это я со своим ухом еще легко отделался, — округлив овечкины глаза, шепчет мне бортинженер. — Капитан, а мы с кадетом вам не мешаем? — аккуратно уточняет он у шмякнувшегося в кресло Варга, зло наблюдающего за тем, как медленно к суперкарго возвращается сознание.

— Ничуть. У нас с Рекичински от любимого экипажа секретов нет. Да, Уилсон?! Что может быть лучше доброй очной ставки?

— Псих… какого… творишь?! — бормочет тот, держась за стремительно распухающую скулу и с трудом садясь. — Ты мне челюсть сломал!

— Да что ты, я аккуратно. Если бы я ее сломал, ты бы так бодро не трепался, уверяю тебя, — усмехается Варг, наклоняясь вперед. Бугры мышц перекатываются под термаком, как альдебаранские пустынные удавы. Да, если бы кэп хотел — он бы тем кулаком прихлопнул суперкарго, как снежную блоху. Они с Цилли как с одного конвейера сошли. Может, с одной планетки родом, где гравитация покрепче, чем на Славии?

— Ты собрался нас покинуть, Рекичински, не поставив в известность своего капитана? Без расторжения контракта, без увольнения и расчета? Могу ли я хотя бы поинтересоваться причиной такой резкой перемены настроения? — в голосе слегка стравившего пар Варга проскальзывают глумливые нотки. Но он предельно серьезен при этом. И предельно зол.

— И не вздумай вилять. Кадет Соколова слышала, как ты подыскивал место на грузо-пассажирском.

— Врет она! — суперкарго злобно зыркает на меня, поднимаясь на ноги. Из угла рта у него сочится струйка крови. — Кому вы верите, кэп?! Безбилетнику? Она даже не член экипажа! Может, она пиратская шпионка и навела на «Дерзающий» своих дружков?!

Я одариваю Рекичински ничуть не более ласковым взором, прикидывая, как бы красиво и креативно на его физиономии отпечатался след гравиботинка. А до чего ж нагло зирков сын блефует, особенно, учитывая, что корабль-то, на борт которого он мылил свои скользкие ласты, еще здесь, и его шкиперу ничего не стоит подтвердить мои слова! Да и какой, собственно, мне резон оговаривать или подставлять суперкарго? Ради его должности — да в черной дыре я ее видала, тем более, что ровным счетом ничего не смыслю в грузах и логистике. Про повышение Нюку это я уж так, смеху ради, сболтнула.

— Про Зарницкого наслышан, Соколова знаю лично. Так что чье семечко к моему борту прилипло, представляю. А вот твои рекомендации, сынок, мутнее туманности Андромеды. Как и твои мотивы. Сейчас мы отправимся в трюм, и ты вскроешь при мне каждый зирков ящик с барахлом! Я хочу знать, что на самом деле везет «Дерзающий» и в какое дерьмо альдебаранского коборука ты нас втравил!

— Но я не могу, не имею права срывать пломбы! — возмущается суперкарго. — Там ровно тот груз, что указан в декларации!

— Не звезди. Еще как можешь. Внештатная ситуация, протокол… какой там протокол, Бо?

Борткомп резво подсказывает длиннющий номер, и Варг удовлетворенно кивает, поднимаясь из кресла и наставляя на суперкарго штатный бластер. Церемонии развозить кэп явно не расположен.

— Стратитайлер, пойдешь с нами. Снимешь все аккуратненько для отчета.

— Есть, кэп! — сияет конопухами инженер, предвкушая развлечение.

— Там токсичные реактивы! — цепляется за последний козырь Рекичински.

— Скафандр в помощь, — отрезает Варг. И хотя меня буквально распирает от любопытства, какую ж контрабанду решил протащить ушлый суперкарго, увязаться за ними повода нет. Когда не время нарушать приказы, я отлично соображаю и судьбу искушать не пытаюсь.

Выйдя из рубки, натыкаюсь на все еще стенающего дока, привалившегося к переборке. В одном из его щупалец зажата сеть с незапланированным наследничком.

— Что же мне теперь делать? — бубнит он, раскачиваясь в такт своим словам. — Позор, стыд, вечное клеймо!

Потомок истошно орет и мечется, и совершенно ясно, что ни материнских, ни отцовских чувств в Шухере он не пробуждает.

— Ладно, док, давай его сюда, — вздохнув, протягиваю руку к сети. Тот аж подпрыгивает и в ужасе таращится на меня:

— Что? Уже? Дезинсекторам? О-о-о, теперь на мне будет и печать детоубийцы! Горе мне, горе! Да что ж он все время визжит-то так? Неужели чувствует окружившую злосчастного родителя темную ауру?

— Да каким там дезинсекторам, — отмахиваюсь я. — Док, ты вообще хоть что-нибудь знаешь о детенышах? Любых, черная дыра их дери? Ну ты же как-то получил диплом врача!

— Это все семиюродный дядя, — прикрывает глаза подрагивающей конечностью Шухер. — У него были связи в институте… Лично я мечтал стать скромным техником-удобрителем стройно колосящихся сакамаровых плантаций…

Мысленно беру на заметку, что болеть на рыдване чем-то серьезнее насморка точно не стоит. Или же надо срочно экстерном осваивать еще одну специализацию. Кривым щупалкам дока и его купленному диплому я свою тушку теперь ни за какие алмазные метеориты не доверю.

— Все младенцы вселенной имеют дурную привычку орать благим матом, когда родитель не торопится их покормить, — информирую я предающееся самобичеванию медицинское светило и, конфисковав у него сеть с оменышем, иду на камбуз. Понятия не имею, что лопают порожденные отпавшим хвостом бастарды, но это несложно выяснить опытным путем. Мармеладки однако я от него поберегу, их ему на один зубок. Судя по количеству и качеству жвал, в детской смеси этот засранец точно не нуждается. Он ее вместе с бутылкой, скорее всего, схомячит. Продолжая причитать, незадачливый папаша шлепает следом за мной.

Не успеваю открыть мультиварку, как доково мини-мы смахивает длиннющим язычищем оставленную на столе пачку приправ. Да он, похоже, оголодал почище Варговой мухоловки! Юный бастард не брезгует абсолютно ничем, в его пастях стремительно исчезает все, включая нечаянно попавшуюся салфетку. Зато полчаса спустя мы располагаем абсолютно тихой, флегматично обсасывающей собственные псевдоподии особью. Всучив успокоенного младенца нерадивому, склонному к обморокам папане, выскальзываю в коридор, чтобы разведать обстановку на другом фронте. Там царит нехорошая тишина. Спуститься в трюм? Да меня вроде как туда не звали, а злить Варга сегодня уж точно не стоит, и так перебор уже.

— Ярочка, как младенцев укладывают спать? — просовывает голову в дверь камбуза док.

— Укачивают, колыбельную поют, — рассеянно отзываюсь я, прислушиваясь к каждому звуку в надежде понять, что же творится в грузовом отсеке.

— Ох… я слишком молод, чтобы обзаводиться потомством… И колыбельных не знаю, спой ты! — тут же пытается приобщить меня и к этому процессу Шухер. А я-то еще была недовольна, когда меня норовили припахать младшеньких нянькать! От тех я хоть приблизительно знала, чего ждать, а вот доков приплод — вообще нечто из области лимбийских страшных сказок про туземную нечистую силу.

— Спой ему заставку из нашего любимого сериала, — советую я и быстрее кометы уношусь прочь, пока меня не усадили и пеленки с распашонками ксеноморфенышу тачать. Может, док и не был морально готов к внезапному обзаведению наследником, но я-то, черная дыра дери, тоже курсы молодых оменовых родителей не посещала! Изучение ксенологии до сих пор как-то не подразумевало, что я еще и нянчить фасетчатоглазых и зубастых крошек всех населяющих исследованные галактики рас должна уметь.

В мастерской Нюка пусто, и я присаживаюсь рядом с застывшей Тасей, которая жизнерадостно таращит пустые глаза в пространство. Вот у кого ни забот, ни хлопот. Так себе компания, конечно, зато тут никто точно не заставит меня кормить, пеленать и баюкать Чужого. Надеюсь, у дока хватит инстинкта самосохранения утащить своего потомка в самую дальнюю каюту, подальше от дьявольского ока. Варг излишней (да и вообще никакой) сентиментальностью не страдает, и подозреваю, очарованием даже заткнувшегося и присмиревшего оменыша отнюдь не проникнется. Даже я, завзятый спасатель всевозможной фауны, выкормивший уйму порой весьма страхолюдненьких славийских зверушек, им, признаться, как-то не особо пока прониклась.

Через час усталый Нюк вваливается в мастерскую и сообщает, предвосхищая мой вопрос, что они ни черта не нашли.

— Вот, сама посмотри, — говорит он, запуская отснятое галомуви. В транспортировочных емкостях, которые с недовольной и изрядно с одного краю распухшей рожей вскрывает Рекичински, ничего левого нет. Ни оружия между упаковками с формой не припрятано, ни редкоземельных металлов, ни наркоты, ни специй каких экзотических, или животин вымирающих в искусственном анабиозе. И даже специальный сканер, которым Варг тычет во все укромные уголки, ничего несанкционированного не обнаруживает.

— А каюту его обыскали?

— Конечно. Кэп даже в толчок заглянул. Чисто все. Упирается, что ты соврала или обозналась, мол, никакого места он не подыскивал. Но теперь-то уж точно подыщет и жалобу на Варга за такое самоуправство и применение насилия накатает. И груз заберет. Разрыв контракта, неустойка, полное и окончательное крушение карьеры Вегуса. Ну, и нас всех до кучи, — фыркает инженер, шлепаясь в кресло.

— Да я того кэпа сейчас же сюда приволоку, у которого он работы или места клянчил! — сержусь я. — Хитросделанный центаврийский крысосвин!

— Варг уже проверил, тот подтвердил, что подходил какой-то тип насчет работы, но лица он за термомаской не разглядел.

— Вот же зараза! И что теперь?

— Да ничего. Талдычит свое и все. Варг на гауптвахту его отправил. Кэп в своем праве, что бы суперкарго там ни заливал про жалобы. Гад явно что-то скрывает. И явно собирался драпать, когда нас атаковали, бросив тот самый груз, о котором теперь так печется.

Начинаю мерить мастерскую шагами, лихорадочно прикидывая, что же может скрывать этот зирков выползень? Нет, что-то нехорошее тут да кроется, не просто ж так он все норовит с корабля втихомолку утечь!

— Я этому бледному слизню еще и пирожков бабушкиных с полной дозой специй сгоношу, — мрачно обещаю я. — Недельку на такой диете — и сам покажет, что заныкал!

— Сгоноши лучше мне чего-нибудь съедобного, пока я Таську воскрешать буду, — просит Нюк, со вздохом принимаясь за очередную работу, которой на рыдване у всех невпроворот. Цилли из двигательного отсека еще и не высовывалась, как с рынка вернулись. Только Бас, похоже, отсыпается после вахты.

— Да уже, — отмахиваюсь я, продолжая мысленно перебирать все виды особо опасной и компактной контрабанды и возможных мест ее схрона, — сейчас обед соберу, если док со своим наследником там все не сметали еще, конечно…

— Ярочка, а мармеладки остались? — выдергивает меня из размышлений вкрадчивый голос Стратитайлера. Ишь ты, как мармеладки — так Ярочка, а как отделаться от меня или подколоть — так Соколова. К комплекту рук у той жопы еще и три кило хитрости.

— Для Баса! — отрезаю я. — Ладно, держи, но это последняя.

И все-таки — что таится на борту «Дерзающего» и какие мотивы движут суперкарго? Ох и темная же коняшка этот Рекинчински…

Глава 19. Нюк. Есть еще урановый стержень в реакторе!

Звезды и кометы, ее глаза! Аметистовые, продолговатые, приподнятые к изящно очерченным вискам, точно у древней египетской кошки. Египтяне знали, с кого рисовать богов. И кожа — голубовато-белая, прозрачная, как свет молодой звезды… Серебристый комбинезон плотно облегает высокую тонкую фигуру, хрупкую и грациозную. Она смотрит на меня так долго и пристально, что в животе становится щекотно. Потом протягивает ладонь с невероятно длинными, изящными пальцами, ласково касается щеки и произносит мое имя, складывая восхитительные губы для поцелуя.

— Нюк… Нюк! Проснись же, засоня, взлетаем скоро! Ты Тасю починил?!

Прелестное продолговатое лицо расплывается, белоснежные пряди взлетают вверх, закручиваясь в русые пружины, и все это превращается в загорелую мурзилку кадета, которая таращится на меня, сердито сдвинув брови.

— Соколова, тебя вот только в моих эротических снах не хватало, — бурчу я, отмахиваясь от трясущей меня за плечо девчонки. — Упахался сегодня, как колонист на первой вылазке, прикорнул на минуточку, а тут ты… орешь… Всех красоток распугала.

— За свое явление в эротические сны я денег не беру, не парься, да и красотки в следующий раз явятся новые, считай, это просто перезагрузка, — показывает язык кучерявая чума. — А что до пахоты, так не один ты приносил на алтарь долга сон и радость… У меня иссяк список блюд, которые я умею готовить без огненных приправ, так что про Тасю спрашиваю отнюдь не ради поддержания светской беседы. Варга, знаешь ли, сейчас вовсе не нужно подогревать славийской кухней, и так пламя из ноздрей уже вырывается…

— Ну просто не сыпь их, в чем проблема? Или без огоньку вашу национальную стряпню есть невозможно? — уточняю я, протерев глаза для какой-никакой бодрости и проверив, залилась ли программка в Тасин пустой черепок.

— Да там, понимаешь ли, это основные ингредиенты… ну и вообще, по чести признаться, никогда не рвалась освоить всю кулинарную книгу, а огрести за эксперименты мне сейчас что-то неохота, как бы на «губе» за компанию с Рекичински не оказаться, — почесав в кудрявой макушке, отзывается Соколова.

— Нашел я ошибку в коде, из-за которой ее клинило… и даже бэкапы ее личной памяти отрыл с парикмахерскими умениями вкупе. Будет наша альтернативно-эмансипированная милашка лучше прежней. Кудай буюрса[5], как говаривал пилот моего предыдущего рыдвана Азамат-аке, — говорю я. — Если у вас крестики какие, параллелепипеды или кружки божественные на Славии приняты — твори, и приступим, благословясь.

— Меня отлучили от всех церквей, так что остается положиться на нечистую силу: многие уверяют, будто в моем генетическом коде кроется прямое родство с Мефистофелем, а этот тип, по слухам, своих не бросает, — хмыкает Ярка. Ее живые глаза на миг останавливаются на Тасе, а затем быстро перебегают на остальные предметы обстановки, должно быть, намечая возможные пути отступления и места возведения баррикад. Очень предусмотрительно с ее стороны, ибо на все сто процентов в результате дел своих шкодливых рук я не уверен. Но демонстрировать это не стану, даже такие девушки, как Цилли, подозреваю, в глубине души любят, когда мужик излучает уверенность, а не сопли или панику.

В общем, лучась напускной уверенностью, как та сверхновая — свеженькими нейтрино, запускаю возрожденную Тасю и присоединяюсь к Ярке на ее выжидательных позициях, поближе к выходу, если ситуация таки вырвется из-под контроля. Не вырвалась. Блондиночка приветливо улыбается нам обоим, узнает, зовет по именам, снова прекрасно отличает штрудель от самсы, а каре от стрижки под ноль, и рвется на свое рабочее место.

— Только не напоминай ей о печенье, — прошу я шепотом, вручая робота Ярке. — Ошибку я исправил, но давай не будем рисковать? И Варгу надо показать, чтоб убедился, что она в порядке.

— А может, пусть сперва ужин приготовит? Это действо лучше всего должно убедить кэпа в возвращении ее прежнего адекватного «я», да и полный желудок, если верить моей маме, не так располагает к извержениям темной ярости, — сомневается Соколова. Видимо, Вегус таки произвел на нее наконец неизгладимое впечатление… а может, он еще что, идущее вразрез со всеми галактическими конвенциями, успел провернуть, пока я тут дремал? Например, засунул лазерную сварку суперкарго в ноздрю, выпытывая правду-матку.

— Ладно, сам протестирую, — говорю я, вздохнув, и смачно хлопаю роботессу по силиконовой корме. В ответ она так хлопает механической ручкой мне по морде, что искры из глаз сыплются без всякой сварки.

— Тасенька, он не со зла и даже не от распущенности! Это просто проверка, у тебя же перепрошивка слетела, вот инженер Стратитайлер и хотел убедиться, что все встало на место, как надо, — спасает меня Соколова от дальнейшей расправы в виде лекции о сексуальных домогательствах, харрасменте, абьюзе и прочих кошмарных пережитках прошлого, к которым я даже генетически совершенно не расположен.

— Если и дальше не грянет недоразумений с мультиваркой или там чьей-нибудь бренной тушкой, неосмотрительно забредшей на камбуз, в следующем порту куплю лично тебе пакет самых упитанных и разлапистых мармеладных Чужих, — обещает Ярка, утаскивая Тасю на кухню, а я, потирая горящую щеку, топаю доложить Варгу о проделанной работе.

Они с Цилли еще возятся с движком, кэп мрачен и раздражен, и от моего доклада отмахивается, буркнув, чтоб я валил отдыхать, если и в самом деле уже нарукожопил везде, где только смог. Валил, но помнил о штрафе, если Тася опять чего-нибудь выкинет. Поколебавшись, предаться ли любви со вспугнутой Соколовой богиней, просто поспать или лично последить-таки за роботессой во избежание конфузов, выбираю последнее. Богини всех рас никуда из симулятора не денутся, там блок питания помощнее аккумуляторов «Дерзающего». А вот я без зарплаты — очень даже, и мне совсем не нравятся те места, которые светят нищебродам и неудачникам. Не хочу я сортиры на астероиде драить. Да и язык почесать с Соколовой на предмет загадок суперкарго охота. Вот только рабочую одежду сменю на что-нибудь покомфортнее.

Картина на камбузе царит пасторальная: Тася в цветастом передничке вовсю колдует над ужином, свежевыкупанная мухоловка чавкает куском сырого мяса, а Ярка читает им вслух учебник по навигации, заняв такую позицию, из которой добраться до кнопки отключения будет проще всего.

— Как дела, девчонки? Все ок? — спрашиваю, шлепаясь на стул и болтая уютными домашними тапками на босу ногу.

— Все в полном порядке, готовлю ваши любимые котлеты, инженер Стратитайлер, — чирикает Тася, прелестно мне улыбаясь.

— Сделаешь мне чашку шоколада? — прошу я, отвечая ей тем же. — Пожа-а-алуйста.

— Ужин обещает быть умиротворяющим, — с довольным видом отмечает Соколова, втягивая носом искусительные ароматы, витающие по камбузу.

— Огненных пирожков для Рекичински нафигачила уже? Варг мрачнее тучи.

— Я бы этого дрока центаврийского и бульончиком угостила, которым мой дедушка от простуды лечится, он почище засунутой в глотку паяльной лампы будет, — ворчит Ярка.

— Может, он просто трус? — предполагаю я, прихлебывая горячий шоколад.

— Мог бы уволиться, вряд ли его бы тут цепью кто приковал, невелико сокровище-то, — фыркает Соколова, умудряясь одновременно краем глаза читать свою книжку. — Хотя, конечно, не исключено, что он не только ссыкло, но и жмотяра вроде тагаранцев, и не желал выплачивать неустойку за разрыв контракта.

— Ну… ты ж сама видишь, что экипаж «Дерзающего» в целом — солянка из чудаков, психов и неудачников. Не понимаю только, как Цилли в нашу компашку занесло… С чего суперкарго при таком раскладе быть другим? Кто б вообще в здравом уме и трезвой памяти свой груз на нашем корыте попер аж в другую галактику?

— У нас прекрасный экипаж! — опередив Соколову, с чувством заявляет Тася, энергично взбивая крем — похоже, в ход пущены все средства Яркиной мамы для задабривания разъяренных мужских особей. — Простите, что вмешиваюсь, а что случилось с суперкарго Рекичински?

— Это нам и самим чертовски любопытно было бы это узнать, — замечает Ярка. Вкратце пересказываем, что приключилось, пока роботесса в отключке была. Ее выходку с мультиваркой и капитаном разумно опускаем, она же не виновата, что старые схемки сбоят, зачем девушку смущать? Ее базовая эмоциональность может сыграть с ней скверную шутку, еще впадет в электронную депрессию, чего доброго. Да и Варг сулил весьма несладкие последствия, если мы хоть одной живой или мертвой душе сболтнем об этом маленьком инциденте.

Ужин проходит без эксцессов в практически нормальной атмосфере, если не считать насупленного Вегуса и судорожно вздыхающего дока. Сдал нежданного наследника в детский дом и уже пожалел? Интересно, думали ли когда-нибудь мои родители о том, что может получиться из их генетического материала, или сдали вот так же и забыли? А сам бы я, интересно, как отреагировал, заявись ко мне одна из случайных партнерш с мини-Нюком на руках? Раньше, говорят, такое частенько случалось. Сейчас-то средства предохранения такие, что никто не парится даже подобными вопросами. А оно вон как бывает… у ксеноморфов. Все равно что ногти или волосы остриг, а из них хоп — и младенец вырос. Бр-р-р.

Буркнув в конце трапезы, что я все ж не такой бесполезный рукожоп, каким прикидываюсь, Варг сообщает Соколовой, что раз с печеньками покончено, а Тася вполне самостоятельно справляется со своими обязанностями, с должности оператора он ее увольняет.

— Вещи собирать и проваливать? — спрашивает Ярка типа равнодушно, но я-то вижу, что даже ее пружинки как-то погрустнели от этой новости. Блин-печенюшечка, а я ведь, наверное, скучать буду по этим голубым задорным пуговицам на улыбающейся мордахе. Столько веселой, энергичной придури в одном месте нечасто встретишь.

Док, ни слова не говоря, пускает очередную слезу из поникшего уха и даже Бас отрывается от методичного пожирания куска торта и хмуро косится на капитана. Должно быть, человек, приперевший на «Дерзающий» столь бесценную деталь, как штурвал, автоматом западает в его замшелое сердце, где до сих пор хватало места исключительно лишь для самого рыдвана.

— Да ладно вам, кэп, запишите уже Соколову стажеркой. Ну, довезет с нами груз, не помешает никому особо. Кают полно, еды полно, экипаж недоукомплектован вообще, — расхрабрившись от почти похвалы, вступаюсь я. — Она полезный гуманоид, языки вон всякие знает. Чужого поймать помогла. Цилли, скажи. Кстати, приношу свои глубочайшие извинения, ты была права. Прости, что усомнился.

— То-то же, — ворчит бортмех.

Трах кулачищем по столу!

— О сраной субординации в этом экипаже хоть кто-нибудь слышал?! — переходит на свой привычный режим ора Варг. — Я — капитан корабля, черная дыра вас всех раздери! Нет на этом борту никакой демократии! Когда меня ваше мнение парит, я его спрашиваю!

И добавляет, прооравшись:

— Соколова, зачислена стажером по штурманской части. Где я — там и ты, усекла? Я делаю — ты смотришь, учишься, если чего непонятно — задаешь вопросы. Как взлетим — заступишь на первую вахту. На разгоне перед гипером ничего сложного нет, справишься.

— Так точно, сэр! — радостно подпрыгивает на своем месте Ярка. — Спасибо, сэр! Если бы не была уверена, что вы презираете телячьи нежности точно так же, как и я, даже расцеловала бы, — чуть тише добавляет она и вдруг, развернувшись, звонко чмокает меня в щеку: — Нюк, с меня теперь ящик мармеладок!

— Но-но, стажер, я в глубине души, может, еще посуровее капитана, соблюдайте субординацию, — бурчу я, демонстративно стирая след поцелуя. Однако ж приятно, черт подери.

— А вот мармеладки гони.

Басилевс, снова принимаясь за десерт, сопит, как древний паровоз на крутом подъеме, и одаривает меня странными взглядами из-под кустистых бровей. Никак приревновал, пенек мохноухий?! Во смеху-то, если наш старичок в Соколову втрескался! Док утирает слезы салфеткой и на радостях замахивает в один присест половину торта. И кусок еще с собой прихватывает, на перекус, как он выразился. А Ярка еще говорит, что я много жру!

— Ладно, завязали зубоскалить. Сейчас запустим тестовый, и если все ок, через час взлетаем, — ворчит Вегус, поднимаясь. — Кто хотел в порт за мармеладками сгонять или уволиться к чертям алгольским, время у вас есть.

К взлету все причастные к этому сакральному процессу собираются в рубке. Соколова сидит рядом с капитаном, сияя ярче нового рыдванова штурвала. Только главного действующего лица все нет и нет.

— Где ты, Бас, черная дыра тебя подери?! — рычит Варг в селектор, потеряв терпение.

— Уже… иду, — невнятно и как-то не очень охотно отзывается тот, а потом и вовсе заявляет: — Может, сам поведешь? Штурман вон у тебя есть.

— Вот это что-то новенькое! — изумляется кэп. — Чтоб ты и доверил свое сокровище раритетное в чьи-то там руки, даже если они мои? Как хочешь, а я к этой сутенерской фиговине пальцем не притронусь. На автопилоте взлетим.

— Только не на автопилоте! — стенает Бас и через минуту врывается в рубку, красный, как угасающее солнце Нимы. Причем, везде. Пылают щеки, пылают аккуратно в кои-то веки выбритые шея и уши, пылает вычурная ультрамодная прическа, выкрашенная шкодливой механической рукой Таисьи в ярко-алый, с отливами в багрянец и свеклу.

Варг выкатывает на старого приятеля свои ледышки, наливаясь ответным багрянцем, я утыкаюсь лицом в рукав, чтобы не заржать, влажные от подступивших слез глаза Соколовой устремляются в гости к кудряшкам. В гробовой тишине, в которой слышно только спертое дыхание и сдавливаемый ребрами хохот — пф, пф, пилот шмякается в кресло и с каменным лицом запускает двигатели. Приборы врубаются, залатанный движок издает на разгоне ровно те же устрашающие звуки, что и его товарищи, и с привычным ревом и содроганием «Дерзающий» отчаливает от гостеприимного Тагарана.

— Сообщите курс, капитан, — с достоинством выговаривает Басилевс, ни на кого не глядя. Громовой хохот вместо традиционных аплодисментов венчает наш совместный успех по починке рыдвана.

— Очень к-креативно, — судорожно сглотнув и героическим усилием подавив-таки смех, наконец шепчет Ярка, как-то почти участливо посмотрев на пилота, и поспешно утыкается обратно в свой экран.

— Старый, тебя альдебаранская цеце в корму жахнула? У тебя звездная лихорадка, только хворь может как-то все это объяснить, — заявляет Варг, проржавшись как следует. Бас становится просто пунцовым, как бы с ним инсульт не приключился от таких нагрузок.

— Ну ладно, Стратитайлер — малолетний пижон-землянин, но ты-то куда… Точно задница брачующегося коборука.

— Я только велел Тасе сделать нормальную современную прическу, — угрюмо сопит пилот, завесив глаза оттонированными в цвет волос бровищами. — Не я закладывал в ее пустую голову такие идеи… А вот, как раз твой бортинженер! Курс давай уже, остряк… В конце концов, мое личное дело, как выглядеть, покажи мне в судовом распорядке правило, запрещающее неуставные стрижки, это тебе не армия и не патруль!

— Да патруль нас арестует нахрен, приняв за летучий бордель для старателей с задворков Треугольника, — продолжает веселиться капитан. — Гравитации ради, не высовывай на стоянках этот шедевр за пределы судна без шлема. Моя репутация и так, как трусы первопроходца после метеоритной бомбардировки.

— Обгажена или в дырках вся? — уточняю я, борясь с новым приступом хохота.

— А-а, все разом, — отмахивается Варг.

— Если отвлечься от несколько… м-м-м… кричащего цвета, то ничего так… стильненько, — делает попытку ободрить пилота Соколова, изо всех сил стараясь даже не улыбнуться, но Басилевс лишь кисло косится на нее, издает душераздирающий вздох и мрачно стискивает буйно и пошло переливающийся синтетическими самоцветами штурвал.

— Зато с рулевым управлением теперь полная гармония наступила, — утешаю я обсмеянного беднягу. Точно Ярке понравиться пытался, во дает… Есть еще урановый стержень в реакторе, а ведь на вид он и Варга, которому явно давно за семьдесят перевалило, лет на тридцать-пятьдесят старше.

Впрочем, рабочий процесс берет свое — кэп требует от Ярки проложить курс для разгона, по моей части все работает как ядерные часы, у Цилли тоже все в пределах нормы, так что можно и поспать завалиться. Богиня с аметистовыми глазами заждалась там меня уже.

После непродолжительного, но крайне бурного романтического свидания я наконец отрубаюсь с чувством абсолютно и безупречно выполненного долга, поцелуем Соколовой в загашнике и полным пакетом доковых мармеладных отпрысков под подушкой. А жизнь-то, кажется, налаживается, а я чуть было в пучине депрессии не погряз…

Но всласть попускать пузыри сладкими от мармелада слюнями мне не судьба. Будит меня не Тася ласковым приглашением на разнообразный и питательный завтрак, а тревожная сирена — различать тревожную и камбузную я на первой неделе полета научился. Рыдван взбрыкивает, едва не вышибив меня из койки, и термокомбез сам прилетает в руки.

— Тревога! Тревога! Экипажу немедленно занять свои рабочие места. Красный уровень опасности! — вещает Бо.

— Да чтоб вы там все сдохли от кометной дизентерии! — бурчу я, спросонья попадая ногой в рукав. Старые знакомые за паном Рекичински пожаловали? Так может, отдать его уже с миром — и всех дел, а то мы так кредиток не напасемся, после каждой стычки корыто свое лудить.

«Не забудь Шухера куда-нибудь засунуть и запереть», — напоминаю себе, вываливаясь в коридор. А то снова потом хвостодетище его отлавливать по закоулкам придется…

Глава 20. Кадет Соколова. В темпе цейтнота

Прокладывать курс при разгоне перед гиперпереходом дело и впрямь не шибко сложное, это вам не через метеоритный поток при отключенном борткомпе чесать или сам прыжок рассчитывать. А вот не смеяться при виде бедняги Басилевса, неосмотрительно погнавшегося за модой, куда как труднее. Однако не стоит забывать, чем кончился мой ржач над Торквемадой. Да и о том, чьи хвалебные речи, напичканные беззастенчивой лестью, сподвигли пилота на смену имиджа… Немного не подрасчитала, ага. Вообще-то ничего подобного у меня и в мыслях не было, Ксенакиса на свою сторону я привлечь исключительно ради его профессиональных качеств старалась, а никак не для того, чтобы единолично завладеть роскошными мохнатыми ушами и всем, что к ним прилагается. Поглоти меня туманность, да Бас ведь еще моего прадедушку зеленым рукожопым курсантом, поди, помнит!

Но, как известно, стрела Амура зачастую подправляется бесом и попадает прямиком в лоб, напрочь отшибая при этом логику и разум. Так что следует проявить гуманизм и не угарать над попыткой Басилевса вскочить на трап отбывающего лайнера шальной молодости. В конце концов, разве сама я вела себя намного умнее, когда этот мифический паршивец с отравленными идиотизмом стрелами однажды пальнул в мою сторону? Хотя об этом небольшом эпизоде из своей биографии я предпочла бы раз и навсегда забыть. Кстати, странно, что он даже не всплыл в списке жизненных разочарований, когда я тщетно слезу из себя пыталась выжать. Хотя… часто ли мне хотелось всплакнуть по этому поводу? Да пожалуй, что нет. Вот сесть за руль трактора и раскатать одного участника тех событий я и сейчас была бы, наверно, не прочь, а порыдать как-то и не тянет особо. Наверно, я черствая, как сублимированные хлебцы из стратегических запасов за прошлое тысячелетие.

Но поскольку сама я отнюдь не стремлюсь остаться увековеченной в памяти пилота вкупе с аналогичными фантазиями, вахту мы несем в тишине, какой и в вакууме не встретишь. Только по делу парой фраз перекинемся — и снова гробовое молчание. Я стойко делаю вид, что занята исключительно курсом, и честно стараюсь даже не смотреть лишний раз в сторону того пламени тройного Алголя, что огненными всполохами отражается во всех экранах, а заодно в стразах и каменьях штурвала. Основной курс уже проложен, так что работы у меня мало, разве что изредка минимальные поправки вносить приходится — у рыдвана свой норов, который он с удовольствием мне демонстрирует во всех худших проявлениях. И когда я в очередной раз перехватываю мрачный взгляд пилота и начинаю усиленно таращиться в светящийся передо мною дисплей, на мгновение назад еще девственно чистом радаре внезапно материализуется силуэт какого-то судна.

— Бас, слева! — только и успеваю вскрикнуть я, а Бо уже обстоятельно докладывает, что неопознанный корабль незнакомой конструкции находится в потенциально опасной в плане столкновения зоне и на запросы не отвечает. Ах, ты ж настырный зирков сын, неужто опять дырявить нас явился?! Хотя… прошлый преследователь определенно имел технические возможности поскромнее, а этот выскочил из гипера так, словно еще там нас засек, что до сих пор считалось невозможным даже для ультрасовременных «призраков».

Басилевс выкручивает штурвал и швыряет «Дерзающий» вниз, под брюхо неожиданного преследователя, уводя рыдван из потенциальной зоны обстрела. От этого маневра закладывает уши и вдавливает в кресло так, что трудно вдохнуть, а по кораблю уже разносится сирена и голос борткомпа, объявляющий красный уровень тревоги. Полыхающая шевелюра Баса маячит за штурвалом, и в отблесках нервно мерцающих ламп пилот кажется живой визуализацией сигнала опасности. В рубку влетает встрепанный бортинженер, и в этот момент вдруг резко обрывается на самой высокой ноте надсадный вой перегруженных движков и воцаряется просто-таки могильная тишина. Вкупе с очередным поворотом руля это заставляет рыдван кувыркнуться через «голову», едва не вышвырнув Нюка из кресла. Но инженер каким-то чудом успевает клацнуть вечно заедающим фиксатором, и звук этот в наступившей тишине бьет по ушам, точно выстрел из допотопного ружья. Цилли, вероятно, откуда-то или куда-то навернувшись, обкладывает пилота по внутренней связи такими словечками, которые даже у моего деда вызвали бы легкий стыдливый румянец, хотя что Бас может в этой ситуации поделать?

— Варг, черная дыра тебя подери, ты где?! — рычит он.

— Капитан Вегус находится… — как всегда невозмутимо начинает Бо, и тут его голос искажается, начинает тянуться, словно растаявшая на солнце жвачка, а экраны и подсветка приборов принимаются судорожно мигать.

— Какого гирганейского… — багровеет пилот, но его опережает Нюк, короткой емкой фразой поясняющий, что электроника рыдвана летит в черную дыру, благодаря шарахнутому в нас энергетическому импульсу. Сначала электронные системы на периферии отрубились, а теперь и центральную накрыло. Ответ Ксенакиса лучше даже не цитировать. Хотя почему бы и нет… он очень даже точно, пусть и совершенно непечатно, обрисовывает всю ситуацию в целом.

— Цилли! — ревет Басилевс, точно лакиец в разгар гона. — Что с двигателями?

— Движки в отрубе, показатели тяги на нуле, гипердвигатель, по показаниям приборов, пока функционирует, — отрывисто докладывает бортмех из двигательного отсека. — Упс, отрубился.

Возникшая невесомость моментально делает тело легким, поднимая конечности вверх, рубка погружается в темноту, и только звезды за панорамным стеклом перемигиваются с зеленоватой аварийной подсветкой приборов. Где же капитан?!

— Стратитайлер, что с энергосистемами?!

— Центральная полностью отключена, Бо мы потеряли, пробую запустить резервную! — бросает Нюк, вскрывая боковую панель на приборной доске вручную и дергая какой-то рычаг. Как и все на «Дерзающем», работать с первого раза и без крепкого словца он не желает, и парень дергает еще раз, буркнув что-то про зиркову матушку под курносый нос. От напряжения у него аж веснушки там слиняли.

— Это не просто разряд, гады полем каким-то давят, блокируют все, что только можно! — фыркает он, напряженно следя за приборами.

— Сдохни, но чтоб хотя бы пара движков запахала! — велит Бас.

— Яромила! — оглушает меня новым воплем пилот, точно я не в полуметре от него сижу, а где-нибудь в самом дальнем трюме по соседству с плененным суперкарго тусуюсь. — Рассчитывай переход, живо! Ближайшую систему ищи и шпарь!

И вот тут-то ко мне приходит понимание, что с метеоритным роем это была так, безобидная и простенькая разминочка… Потому что гиперпереход — тема в навигации самая сложная, и вплоть до пятого курса кадетам даются лишь теоретические выкладки и самые основы, но никак не тонкости расчета. А это дело, между прочим, абсолютно не терпит приблизительности, в отличие от прокладки курса в обычном пространстве. Тут малейшее отклонение — и привет, звезда, зажигаем вместе! То есть знаний у меня по данному вопросу весьма скромная горсточка, включая и только сегодня прочитанные главы из учебника пятого курса, а практики вообще ноль, если не считать пары самонадеянных попыток провернуть этот номер на тренажерах. Одна из них была даже относительно удачной… почти… Да только вот никто никогда не слыхивал о героически погибшем экипаже тренажера.

В общем, перспективы у нас зашибись — либо сдаться на милость неведомым и агрессивно настроенным ксеноморфам, либо ближе, чем хотелось бы, познакомиться с внутренностями какой-нибудь черной дыры.

— Я никогда этого не делала! — ору я почище Баса, пытаясь подавить панические нотки в собственном голосе. — Это программа пятого курса!

— То есть ты вообще не знаешь, как рассчитывать прыжок? — обращает ко мне искаженную напряжением багровую физиономию Ксенакис. Алые космы стоят дыбом, обрамляя ее, точно языки адского пламени, и придавая Басилевсу сходство с выходцем из преисподней, каких мне случалось видеть на древних картинках.

— Только теоретически! — удается пискнуть мне.

— Вот тебе и практика! — рявкает пилот. — В отсутствие капитана я командую, и мой приказ — закидывай нас как хочешь и куда хочешь, но подальше от этих зирковых выплодков, у меня аллергия на психованных плотоядных ксеноморфов с пиратскими замашками!

— Это если Бо и двигатели еще воскреснут, — напоминает Нюк, втянув обратно высунутый от старания язык, и даже не подколов меня на предмет незнания таких элементарных вещей. — Может, лучше к активной обороне подготовиться, как считаете?

— Размазаться по какой-нибудь планете или врезаться в звезду светит, если по примеру пращура накосячу, всем нам, не стоит ли спросить мнения остальных? — решаюсь заметить я, успев мельком подумать, что для активной обороны на рыдване, поди, только и есть, что капитанский бластер да моя безотказная швабра.

— Может, лучше кэпа найдем? — не без опаски подхватывает Нюк. — Гипер это вам не это…

— В задницу коборука слюнявую демократию! — не хуже Варга взрыкивает Бас так, что стекляшки на штурвале аж дребезжат.

— А жахнуть нам по зирковым выплодкам больше нечем? — уточняет бортинженер.

— Разве что консервами протухшими из потерянной в нижнем трюме пятьдесят лет назад партии! — огрызается пилот. — Ну, что у тебя?!

— Есть! — наконец подпрыгивает Стратитайлер. Где-то в недрах рыдвана, отзываясь на его усилия, врубаются запасные блоки питания и альтернативная схема запитки систем. Погасший экран передо мной снова вспыхивает, пусть и с помехами, а по кораблю проносятся бодрые попискивания врубающейся электроники.

— Есть резерв!

— Молодец! — расщедривается на похвалу и.о. Варга.

Пальцы машинально ложатся на клавиатуру, экран заполняют бесконечные столбцы координат промежуточных и контрольных точек перехода, а где-то внутри желудка разливается ледяной мини-вакуум. Вводя данные, дышу через раз. Ну, курсант, кажется, самое время свистать на помощь нечистую силу, которую соседи столько лет приписывали тебе в круг ближайшей родни… Потому как призвать больше и нечего — ни твердых знаний, ни опыта и в помине нет. Это что ж, примерно так Нюк себя ощущает каждый раз, сталкиваясь с тем, что благополучно прогулял, забивая косячки и предаваясь прочим сомнительным радостям разгульной студенческой жизни? Хотя его базовое рукожопство грозит все же не столь фатальными последствиями, как мое… Звезды и туманности, что же с капитаном-то?!

Воскресает и Бо, с грехом пополам, наполовину, и сообщает, что неопознанное судно выпустило катера, вероятно, намереваясь взять «Дерзающий» на абордаж.

— Я вам покажу абордаж, зирковы выродки, — цедит Бас, запуская запитанные от резервного источника двигатели. Инерция у судна приличная, остановка дюз не успела погасить набранную скорость, и шанс нырнуть в гипер все еще высок.

— Бо, где капитан?! — орет Нюк, выгребаясь из кресла. — И Рекичински же, черт бы его подрал! Нельзя в гипер без капсул, их размажет нахрен! Цилли, тащи Уилсона в компенсационный! Я за доком! Я его в медблоке запер!

— Да пусть бы эту лживую, ссыкливую торгашескую личинку гуманоида хоть по всему трюму ровным слоем раскатало, — зло шипит Бас, и в глубине души я готова с ним согласиться. — С Варгом что?!

— В шлюпе надо глянуть, — подкидывает идею Стратитайлер, торпедой улетая из рубки — на гравитатор энергии сейчас нет, да и для экипажа так безопаснее. — Вдруг синдром Рекичински заразен?

Представить Одноглазого Дьявола трусливо сваливающим с собственного судна настолько невозможно, что я аж подвисаю на секунду, пытаясь это вообразить.

— Ярка, степень готовности к переходу?! Живей, живей, стажер, прибавь темпу, фора у нас минимальная, ушлепки ксеноморфные уже на подходе! — подгоняет Ксенакис.

— Код от дверей изолятора у Варга, мне резаком замок пилить?! — орет Цилли. — Где его носит, черная дыра подери?!

Бас выплевывает комбинацию цифр, которой располагает на правах заместителя командира судна, и хотя бы одним головняком у экипажа становится меньше. Завидую. Я же, не чувствуя собственных пальцев, честно пытаюсь прибавить темпу, прикидывая, кому ж мне, завзятой безбожнице, вознести подхалимские молитвы, потому как к проведенному впервые в жизни в состоянии цейтнота расчету они прилагаться просто обязаны по штатному расписанию. В голове беспорядочно прыгают строки из учебников, обрывки лекций, кадры из документальных звездных хроник и фрагменты игр из симуляторов — безумный винегрет из всего, связанного с гиперпереходами, что когда-либо читала, слышала и видела. Если прокладывая курс сквозь метеоритный поток, я взмокла, точно славийская речная кикимора, то теперь меня, наверно, никакой инфракрасный детектор не засек бы — температура моей тушки вот-вот рухнет ниже комнатной.

— Капитан Вегус находится в отсеке В, предположительно в бес…с…с…с… — заходится шипением бортовой компьютер, наконец отреагировав на требования определить капитанские координаты. Рыдван выписывает немыслимые петли, ведомый твердой рукой Басилевса, старающегося спасти резервную систему питания от повторной атаки энергетическим импульсом.

— Как закончишь расчет — шуруй на капитанское место, — неожиданно буркает он мне.

— Зачем? — забыв даже о том, что в экстренной ситуации приказы не обсуждаются, дергаюсь я. Может, потому, что в своем кресле подсознательно остаюсь-таки стажером и курсантом, а капитанское место невольно обязывает к иному уровню ответственности. Да и вообще, при живом командире туда плюхаться, мягко говоря, не комильфо, даже если тот и в «бес…с…с» состоянии.

— Затем, что твоим креслом не пользовались добрых два десятка лет и даже гирганейской матери неведомо, в каком оно состоянии и не размажет ли по стенкам рубки во время перехода в гипер и самого сопливого штурмана! — дурным голосом орет Ксенакис, и глаза его наливаются кровью, точно у славийского бычка, увидавшего полуметровую кровососущую красавицу-бабочку.

— …арг в отключк… — сообщает вдруг Цилли, вероятно, наткнувшаяся на капитана по пути за суперкарго. — Башкой долбанулся, кровища.

— Живее, по капсулам! — рычит Бас. — Потом с Варговой башкой разберемся, когда задницы унесем!

— Открыть внешний шлюз. Нападающие требуют… открыть внешний шлюз, — внезапно «радует» нас Бо. — Или для проникновения будет вскрыт корпус судна, что грозит частичной разгерметизацией и утратой кис… ых запасов.

— Яр-р-ромила! — осипшим голосом ревет Ксенакис, и онемевший палец сам собой шлепает по клавише сохранения и отправки программы в компьютер пилота, сжигая все мосты и отрезая пути к отступлению. Повинуясь яростному хрипу Басилевса, я как миленькая перепрыгиваю в капитанское кресло и защелкиваю фиксаторы, которые с непривычки не сразу перестраиваются на новые параметры попавшего в их объятия куда как более мелкого организма.

— Экипаж размещен по компенсационным капсулам, судно готово к переходу в гиперпространство. Инженер Стратитайлер, займите свое рабочее место, включите компенсатор перегрузок, — выровнявшимся тоном сообщает Бо.

Нюк на последней секунде заносится в рубку, ныряет в свое кресло, а помимо тревоги, на его конопатой мурзиле еще и неприкрытый азарт пополам с любопытством светятся.

— Куда, няньку твою полимерную растудыть?! — орет на него пилот. — Размажет дурака, я ей открыточки с соболезнованиями слать не стану!

— Пашет мое кресло, я вчера проверял, — огрызается Нюк. — Всегда хотел на настоящий гипер изнутри глянуть. Тем более, вдруг последний и больше не доведется? Жги, Соколова, я как только тебя увидел — понял, что это звездец! То есть судьба!

Помня о разгроханном стараниями непутевого предка корабле, снова начинаю лихорадочно думать, какую бы вселенскую силу попросить уберечь всех нас от генетического проклятия пращурова рукожопства. Но даже если я и крупно пролетела с расчетом — исправлять что-то поздно, программа запущена, и обратный отсчет уже пошел. И я здорово порадуюсь, если у меня после этого прыжка станут трястись руки, как в прошлый раз — это как минимум будет означать, что корабль и нас за компанию не разнесло на атомы. Может, стоит на всякий случай прощения у всех попросить? Не, фиговая идея. Если нас распылит, это никому уже не будет нужно, зато всякий позитивный настрой народу на последних минутах жизни испохабит, а если доберемся живыми и здоровыми — тогда и прощения просить не за что. Лучше что-нибудь ободряющее скажу.

— Одна минута до гиперпрыжка, — сообщает Бо.

— Бас, ты самый крутой пилот из всех, кого я знаю, и у тебя правда прикольная прическа! Нюк, ты не рукожоп, а поцелуи солнышка реально делают тебя очаровательным! — ору я, прям жалея, что остальных в рубке нет — в голове внезапно аж столько добрых слов нарисовалось, даже Торквемаде в этот момент какой-нибудь завалященький комплимент бы да перепал, будь он здесь.

— Тридцать секунд до гиперпрыжка.

Стратитайлер покатывается со смеху и сообщает, что я самый подхалимистый потенциальный массовый убийца в этой галактике.

— Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Понеслась! — совершенно неуставным словечком завершает отсчет бортовой компьютер. На секунду повисает полнейшая тишина, а «Дерзающий» словно замирает, а потом мощнейший рывок вдавливает меня в жалобно застонавшее кресло, странная смесь перегрузок и невесомости подбрасывает желудок к самому горлу, уши закладывает. Усыпанное звездами пространство за панорамным стеклом схлопывается, дико вращаясь, и рыдван, скрипя и ревя дюзами, проваливается в узкий черный колодец открывшегося гиперперехода.

Глава 21. Нюк. Прыжок в неизвестность

М-м-м… ну как, посмотрел на гипер, идиот самонадеянный? Говорила кому-то нянюшка: любопытство убило операционку… Знал же, что твой вестибулярный под такие фортели не заточен. А теперь и не блеванешь даже — желудок к мочевому перегрузками прилепило. Если это креслице допотопное чего и компенсирует, так только рвотные позывы. Не знаю, как у Баса еще руки шевелиться могут в таком состоянии? Впрочем, и Соколова не выглядит особенно страдающей, на ее подвижной мордахе написана лишь сплошная озабоченность. Разумеется, ей, самолично рассчитавшей прыжок, виднее, как люто она могла с ним накосячить. С усилием протянув руку, Ярка включает капитанский комп и всматривается в одной ей понятные цифры, сменяющие друг друга на дисплее, беззвучно шевеля губами. Хотя при черная дыра знает скольких «g» вслух все равно не очень-то и поболтаешь.

Прикрыв глаза, пытаюсь хоть как-то расслабиться — за обзорным окном сплошная темнота и таращиться все равно не на что. От меня сейчас практически ничего не зависит, лучше б в капсулу завалился. Дрых бы себе, параллельно оздоравливаясь биотоками всякими полезными. Интересно, как там Варг? Головой кэп нехило приложился, должно быть, как раз на первом скачке, а потом еще на Басовых виражах добавило.

— Я вам не помешаю? — раздается вдруг за спиной голос Таси. Невзирая на вдавившую всех в кресла перегрузку, пилот аж подпрыгивает от неожиданности и выворачивает голову в сторону стоящей на пороге роботессы, как ни в чем не бывало сияющей приветливой улыбкой. Кому-кому, а андроиду каких-то несколько «g» — что джокорду вакуум.

— Я посмотрела, чехлы на компенсационных креслах совсем износились, решила новые сделать. Вышила на них незабудки и анютины глазки, как думаете, какой больше подойдет капитану? — совершенно будничным и от этого слегка шокирующим тоном щебечет наша искусница, демонстрируя плоды усердной работы своих механических ручек. И когда успела только?! Задатков оголтелой рукодельницы за нею прежде не водилось, впрочем, может, просто времени из-за бесконечного печенькового конвейера на другие хобби не оставалось? Интересно, какие еще сюрпризы таит ее перепрошивка…

— Вам не нравится? — не дождавшись ни от кого ответа и озабоченно уставившись на наши размазанные по креслам тушки, начинает переживать Тася.

— В-восторг, — наконец отмирает Соколова и умудряется слегка приподнять руку с оттопыренным большим пальцем.

— В-в-варгу… лучше… с му…холовками, — подсказываю я, с трудом ворочая языком в ставшем каким-то посторонним рту. Словно я изрядно с альдебаранскими шишками перебрал.

— Точно! Спасибо, инженер Стратитайлер, за совет, — радуется наша на все руки умелица. — С незабудками тогда для кадета Соколовой, к глазам как раз пойдет. А пилоту Ксенакису маками разошью.

Басилевс только мрачно фыркает: никак не может, должно быть, простить малышке свой новый имидж, или таким образом выражает категорическое несогласие с внесениями настолько игривых изменений в обтрепанно-суровый дизайн ненаглядного рыдвана.

В этот момент обзорное окно внезапно расцвечивается всеми известными и неизвестными оттенками спектра, на мгновение полностью затмив стандартное освещение. Все это великолепие, многократно отразившись в экранах, превращает рубку в эпицентр салюта по случаю тысячного юбилея образования Галактического Союза. Штурвал же и вовсе вспыхивает всеми своими фальшивыми бриллиантами, ослепляя, точно ахнувшая перед самым носом световая граната. Ах ты ж, блин-печенюха, а ведь если бы не явление Таси, так и пропустил бы всю иллюминацию! Красотища какая, никогда не слышал, что в гипере такое бывает. Или… не бывает, потому что пилот с и.о. штурмана подсигивают уже дуплетом и кидаются проверять точность маршрута, которым мы несемся в надпространстве. И только Тася продолжает безмятежно и мечтательно улыбаться:

— Очень красивый переход, стажер Соколова. Теперь мне хочется воплотить навсегда отпечатавшуюся в моем процессоре великолепную картину в новой вышивке… или торте. Когда у вас день рождения?

— Если доживу, то через полгода, — вздыхает Ярка, буравя отчаянным взглядом свой экран. У нее даже загар как-то сбледнул.

— Что значит… доживу? — выдавливаю я из последних сил. — Ты куда… нас запулила… чума кучерявая?

— Я выбирала ближайшую звездную систему, — хмуро цедит та, что-то лихорадочно выстукивая на клавиатуре. — А уж куда получилось — теперь только на выходе узнаем… ну, тоже если доживем, — сдавленно уточняет Соколова. Пилот вовсе молчит и даже не пытается искоренить упаднические настроения на борту. Походу, все действительно именно настолько хреново.

Башка так кружится, что приходится снова закрыть глаза. Черная дыра с ним со всем… забьюсь в истерике, когда все это прекратится. Оно ж прекратится рано или поздно? По идее, если мы сигаем в соседнюю систему, уже должно начаться торможение. Основы древней навигации, конечно, надо было лучше учить… сейчас, может, какие-то моменты были бы понятнее. Так-то я автопилот запрограммировать могу и на гипер, только на суденышке поновее, там, где у борткомпа своего ума палата и объем памяти бесконечный.

— Может, сверхновая какая неожиданно… того? — с совершенно чуждой для него неуверенностью в голосе предполагает Бас.

— Не было на маршруте никаких даже потенциальных сверхновых, — мрачно отметает его теорию Соколова. — И переход должен был уже к завершению подходить по всем расчетам, у нас и гравитонов не хватило бы на длинный прыжок…

Эх… интересно, расстроится ли нянюшка, если Соколова таки прервет своими навигационными навыками мою едва начавшуюся жизнь? Я б расстроился, если б ее решили под пресс пустить или там на мытье сортиров перепрограммировать. Накоплю вот денег и выкуплю нянюшку у государства, снимем квартирку или лучше домик — будет свои любимые кристаллы выращивать, из полетов меня дожидаясь.

Словно отозвавшись на слова Ярки, система запускает торможение. Ну слава квантовой гравитации, еще не сегодня сдохнем! Успею на новый чехол с таинственными анютиными глазками полюбоваться — методом исключения именно он должен мне перепасть. Я не гордый, я и на них согласен. И мармеладки ж еще не сожраны! И лазерная горелка ждет, которую я самолично Рекичински в ноздрю засуну, потому что пора бы этому нехорошему человеку уже объяснить, что за фигня вообще происходит.

Из гипера корабль выталкивает, точно пробку из бутылки игристого вина — чпок! Перегрузки напоследок вмазывают наши тушки в старые, некрасивые чехлы, и потом внезапно наступает сущее облегчение. Бедный мой желудок прощается с мочевым, с которым всю дорогу нежно прообнимался, возвращается на место и принимается плясать там джигу-дрыгу, намылившись теперь в гости к голосовым связкам.

— Гиперпереход успешно завершен, — сообщает Бо.

— Уф-ф-ф… Хвала квантовой грави, — бурчу я, вяло хлопнув пару раз в ладоши. — Соколова, ты нас не прикокала — чудо господне! Я готов уверовать… в семиногого пятикрылого бога Кхару, например…

Но сама и.о. штурмана продолжает в каком-то ступоре таращиться на свой дисплей, и пальцы ее жмут на кнопки все медленнее.

— Не может такого быть, — словно не слыша меня, бормочет она. — Глюк какой-то…

— Бо, где мы находимся? — требует Басилевс от борткомпа. И его ответ заставляет даже мой беспокойный желудок на минуточку угомониться.

— Не могу сообщить точных координат, так как «Дерзающий» переместился в незнакомую звездную систему в незнакомой мне галактике. Начинаю сканирование и загрузку окружающих ориентиров.

— Но ведь это невозможно, — неестественно спокойно возражает пилот. — Корабль данной конструкции не способен на прямой гиперпереход такой дальности. Это даже если не считать того, что запаса гравитонов было в обрез…

Звезды и кометы! Вот это номер! Может, Варг выколупал Бо и под шумок на пару с ним угнал с Тагарана «призрак», замаскировав его голограммой под рыдван? Или нас в черную дыру засосало?

— Моя система, датчики распознавания окружающих объектов и архивы звездных карт находятся в исправном состоянии, — чуточку обиженно возражает Бо. — А врать и глупо шутить мне инженер Стратитайлер специальной командой запретил.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, Нюк, — произносит Ярка и смотрит на меня, я б сказал, немного испуганно и даже почти виновато.

— Главное — что мы живы и от зир… неопознанных этих типов смылись, — утешаю я ее. Да и себя заодно. И красавца-пилота со свекольным салатом на голове до кучи. Потому что и Бас просто в афиге, и, учитывая, что он сейчас капитан рыдвана, я его состояние прекрасно понимаю.

— Бо, остановить двигатели до выяснения точного местоположения «Дерзающего», — цедит Ксенакис. Он прав. Топливо теперь ой как надо беречь.

Кое-как выколупывавшись из кресла, дивлюсь, что из носу привычно не хлещет кровища, и спрашиваю притихшую Ярку:

— А ты знала, что док детеныша своего никуда не сдал? Да знала, конечно… Представляю, как разорется Варг, когда в себя придет. Держись, Соколова… сама рвалась в стажеры на наш корабль мечты.

— Капитанский ор — это теперь наименьшая из наших проблем, — прерывисто вздохнув, она выжимает из себя усмешку и даже вызывающе вздергивает нос, но в глазах у нее на этот раз не проскакивает даже искры самоуверенного веселья. Отстегнув ремни, Ярка тоже поднимается из кресла и топает за мной в компенсационный зал, оставив Басилевса предаваться мукам плюхнувшегося на его плечи лидерства в одиночестве.

Уж не знаю, увы или к счастью пока что, но кэп все еще без сознания.

— Разберемся с Варгом — и я серьезно с тобой побеседую, дружок, — свирепо обещает бортмех, оттаскивая насупленного Рекичински назад на «губу». Я врубаю антиграв, и мы с предосторожностями транспортируем крупного, тяжелого Вегуса в медблок. У него все лицо кровью перемазано, коротко остриженные волосы слиплись в сосульки. Такой здоровяк — и так нелепо раскроил думалку… Кто мог предвидеть? И тот факт, что он все еще не пришел в себя, наводит на очень тревожные мысли. Это никак не сотряс — такого добра у меня у самого валом было, там отключка ну на несколько секунд. А это похоже на довольно серьезную черепно-мозговую травму. Принимая во внимание все обстоятельства, это очень, очень, очень, блин, хреново!

Параллельно мы с Соколовой посвящаем экипаж в подробности маленького ЧП, случившегося при гиперпрыжке. Цилли мрачнеет молчком. Совершенно потрясенный и раздавленный новостями Шухер прижимает к себе свое мелкое страшилище, которое снова требует жрать, влачась по коридору за первым серьезным пациентом.

— Ярочка, — понизив голос, шепчет док Соколовой, — ты должна мне помочь!

— Док, соберись, твоих зирковых родаков растудыть! — велит ему бортмех, сгрузив капитана на кушетку. — Башка — это серьезно, как хочешь, но чтоб бортовой комп у Вегуса пахал лучше нового!

И Цилли отбывает в рубку, перекинуться парочкой малоутешительных слов с Басилевсом. А может, чтобы Рекичински ногу сломать. В двух местах.

— Ты же знаешь, как мне достался диплом, — продолжает жалобно шелестеть Шухер (впрочем, мог бы не шептать — со слухом у меня все ок), судорожно цепляясь свободным от отпрыска щупальцем за Яркин рукав. — Ты разбираешься в медицине? Ты же гуманоид, как и кэп, ты должна знать, что делать!

— Я умею оказывать первую помощь в рамках обязательного академического курса, ловко выковыриваю занозы из собачьих лап и однажды принимала роды у овечки, — криво усмехается та. — Как думаешь, док, эти мои таланты прям сильно востребованы при черепно-мозговой травме?

— Нюк, в общем, ни черта он не понимает в медицине, — повысив голос, информирует меня девчонка. — Причем, ни в какой. Ни гуманоидов, ни лимбийцев лечить не умеет от слова совсем, а не так, как ты якобы рукожопишь. Диплом был щедрым подарком от дяди. А максимум, что могу я — наложить повязку и сделать инъекцию… чего-нибудь.

— Да я еще на осмотре пупков догадался, — фыркаю я, лихорадочно размышляя, как же помочь капитану? Рану хотя бы обработать надо для начала.

Не дождавшись от пупкофила даже вяленькой инициативы, Соколова откапывает в недрах аптечки антисептик и перевязочный материал и сама берется за дело. А я уж помогаю по мере сил. Вот если б откачать кого перебравшего с выпивкой и травкой надо было, тут бы я пригодился, в этом у меня обширная практика.

— Короче, давай его в регенератор засунем, — вздохнув, предлагаю единственный логичный в этой ситуации выход, когда на капитанской голове вырастает целый шлем из «умных» бинтов. В медблоке это, похоже, самая разумная вещь на данный момент. Этого, конечно, мало, не мешало бы и лекарств каких вкатить, но в этом я разбираюсь еще меньше, чем лодырь Шухер. Зато в программировании кое-что все же понимаю.

— А ты, любитель сериалов, отдай свое царственное яйцо Тасе и марш за мной! В гипносне будешь экстерном медицину осваивать, — говорю я доку, посуровее сведя брови. Я ж теперь как бы автоматом на должность зама капитана передвинулся, только сейчас это дошло, в общем-то…

— Так себе метод… — с сомнением произносит Яромила, качая головой. — Это не история и не литература, практика нужна. Да и чердачок того… закипеть рискует. Нам только свихнувшегося лимбийца на борту не хватало для полного дрейфующего шапито. Как пойдет хвосты откидывать… сразу недокомплект экипажа ликвидируется.

— На симуляторе попрактикуется… Или есть предложения получше?

— Может, не надо? — жалобно блеет Шухер, на всякий случай пуская слезу из уха. — Может, лучше Ярочка медицину подучит?

— Ярочка уже шедеврально накосячила по своей части и сейчас пойдет в здравом уме и твердой памяти срочно навигацию за пятый курс осваивать, — сумрачно отвечает Соколова. — Док, будь мужиком… ну хоть четвертой конфигурации, что ли! От твоих кривых псевдоподий жизнь вон человеческая зависит. Самого командира судна, между прочим, не хухры-мухры. Кстати, можно будет дать ему потренироваться на Рекичински, — подумав, вдруг предлагает она. — После одного небольшого… разговора с этим господином практика может оказаться богатой и разнообразной. Симулятор-то мне все-таки немножечко жалко.

Велев озадаченной новой нагрузкой Тасе как следует накормить докова наследника, чуть не силком тащу его назад в компенсационный зал. Для гипносна камеры вполне пригодны. Быстренько скачав из архивов Бо «Основы медицины гуманоидов земного типа» и добавив к этому неврологию и нейрохирургию, заталкиваю вяло брыкающегося Шухера в капсулу, пускаю газ и включаю программу. Ну, с нами квантовая гравитация! Или все пройдет как по маслу, или получим на выходе двух идиотов с активным слюноотделением: гуманоидного и ксеноморфного. Тут уж фифти-фифти. Как и все на «Дерзающем», впрочем.

— Ну что, товарищ старпом, зададим пару ласковых хитрозадому Рекичински? — хищно хрустнув пальцами, кровожадно интересуется Ярка. — Если только Цилли ему уже ноги не повыдергивала. Впрочем, невелика потеря — док вот самообразование завершит и как-нибудь обратно присобачит… может быть.

— Давно пора. Если б не его мутки, и башка кэпа была бы цела, и тебе не пришлось бы выше головы с рыдваном под мышкой сигать космос знает куда. Если уж нам суждено насквозь проржаветь и превратиться в космического «Летучего Голландца», влачась по незнакомой галактике на другом конце Вселенной, хочется хотя бы знать — за что?

Глава 22. Кадет Соколова. Виражи карьерного взлета инженера Стратитайлера

Припоминая мрачные легенды о «Сумрачном Страннике», обреченном вечно скитаться меж звезд и приносить неудачу всем встречным астронавтам, бреду следом за новоиспеченным старпомом к отсеку, временно превращенному в тюремный блок. О всяких печальных последствиях ошибочно рассчитанного гиперпрыжка мне слышать доводилось, но никак не о случайной переброске черная дыра ведает в какую галактику. Впрочем, если прецеденты и существуют, кто бы о них мог поведать, дабы занести в анналы космической истории? И прикидывать не стану, насколько ничтожна та доля процента, что сулит нам успешное возвращение обратно. Даже будь у «Дерзающего» бесконечный запас гравитонов для гипердвигателя, не зная точных координат отправной и контрольных точек, уйти в прыжок невозможно.

Земляне вышли в космос, когда ближайшие галактики были уже основательно освоены другими расами. Наша исследовательская служба, конечно, тоже внесла свой скромный вклад, открыв кучу планетных систем на задворках Млечного Пути, до которых прежде у высших цивилизаций руки, клешни и щупальца просто не доходили. Да вот только у разведчиков на тот момент было уже более чем достаточно сведений о галактике, чтобы совершить прыжок, а потом шпарить себе по окраинам на обычном ходу, изучая новые миры и постепенно дополняя звездные карты. А вот у нас такой номер не пройдет: эта галактика — сплошное белое пятно, жизни не хватит, чтобы силами одного рыдвана ее изучить и рассчитать маршрут для возвращения.

Теоретически можно, разумеется, плестись да плестись себе на стандартных движках — может, через тысчонку лет наши мумии в проржавевшем насквозь саркофаге и доберутся до благословенной родины. Ну, или наши потомки. У дока вон уже один есть. А вот меня такие перспективы как-то угнетают: жизнь колонистки казалась мне пресной и однообразной и на просторной планете, где хватало воды, пищи и солнца, влачить же ее в плетущемся по чужой галактике железном гробу и вовсе не улыбается. Да и собственных оменов я разводить в ближайшее время определенно не планировала. Можно, конечно, посвятить следующие годы углубленному исследованию той части Вселенной, куда нас невесть как занесло (вдруг привалит счастье и встретим высокоразвитую дружественную расу), но тогда придется сперва придумать, где и как добывать топливо, продукты и запчасти для рыдвана. Та еще задачка.

Поэтому с Рекичински, втравившим нас всех в эту историю, миндальничать я отнюдь не настроена. В сердцах даже как-то упускаю из виду, что конкретно меня на борт «Дерзающего» никто не звал, даже напротив — всячески пытались высадить. А вот забыть, чьими стараниями корыто унеслось к неизведанным вселенским просторам, сложнее. Любой человек в своем уме, не владея гиперпространственной навигацией в совершенстве, на приказ Басилевса просто благоразумно развел бы руками. Но, вопреки логике и здравому смыслу, я все-таки понадеялась, что моих знаний как-нибудь хватит. Я ж не чета разгильдяям всяким, лекции внимательно слушала, там читала, да там смотрела… Еще Торквемада пенял мне на излишнюю самоуверенность, грозя, что однажды курсант Соколова смачно сядет с ней в самую глубокую лужу. Малек ошибся — ухнула в самый глубокий космос.

Но опять же — если бы не тот корабль, шибанувший по «Дерзающему» каким-то лучом, капитан был бы цел и невредим, а рыдван мирно шкандыбал себе дальше по проторенным звездным тропам, неспешно приближая час встречи геологов с долгожданным грузом термоподштанников и буров. И если суперкарго знает о причинах нападения, самое время дать этому гирганейскому выплодку добротного пинка. Заслужил, паразит. Старпом Стратитайлер, кажется, тоже настроен решительно, вон, даже бластером капитанским запасся. Для солидности, наверное. А может, впрямь не прочь прикончить источник наших злоключений. Кто их разберет, роботами воспитанных. Сейчас смирный и ласковый, а потом как психанет вдруг.

По пути к трюму Нюк связывается по интеркому со свежеиспеченным капитаном рыдвана, но Басилевс только угрюмо буркает, что ему пока и без этого хитроскроенного выползня шершунийских болот забот хватает. В силу чего все полномочия по не имеющему никакого смысла дознанию он передает и.о. старшего помощника Стратитайлеру, а сам попытается разобраться, как в данной ситуации спасти от неизвестных опасностей неизвестной галактики корабль, ну и экипаж… если получится.

— Без меня не начинайте, — мрачно вклинивается в разговор бортмеханик. — Я сейчас подойду.

— Слушай, Нюк, а почему в случае ЧП старпом ты, а не Цилли? Она и старше, и опытнее, — спрашиваю я, когда связь отключается.

— Так по ранжиру положено, у меня ж высшее образование, а у Крошки среднее специальное техническое. Упс, надеюсь, она этого не слышала?

— Крошки? — переспрашиваю я. Милое прозвище для великанши Цецилии… А Варга они тут за глаза, случаем, Пупсиком не кликают?

— Угу.

— Может втащить, презрев субординацию?

— Под настроение. А сейчас оно у нее явно не очень.

— Ясно… значит, мне со своим неоконченным высшим, чтоб получить повышение, придется сперва вывести из строя всю команду поголовно, — раздумчиво замечаю я. На всякий случай. Чтоб проникся, прикинул неограниченные отравительные возможности кока и впредь в оба глаза следил за Тасей, не допуская меня к камбузу. Впрочем, как выяснилось, в рубке-то я способна натворить проблем помасштабнее…

— Я даже не знаю, где у тебя это может ловчее получиться — у плиты или у штурвала? — пожимает плечами бортинженер, набирая код от узилища бедоносца Рекичински. Запомнил, пока Бас диктовал его Цилли перед прыжком? Хорошая память, код-то длинный. На свою мне тоже жаловаться не приходится, но конкретно в тот момент моему мозгу точно было не до шифров и паролей, что держат под запором эту сомнительную личность, и цифры благополучно миновали все папки в сознании, без проволочек ухнув в корзину «Нафиг не нужное».

При виде посетителей мрачно сидящий в углу тесного помещения суперкарго настораживается, но тут же расслабленно откидывается назад, следя за насупленным Нюком одними глазами. До свирепой капитанской рожи тому, конечно, не один десяток лет летать. Да только Варг в отключке и неизвестно теперь, когда очнется, и очнется ли вообще. На дока, даже после всех гипносеансов по повышению несуществующей квалификации, надежды мало.

— Цилли сейчас подойдет, — ехидно произношу я и строю самую зверскую из арсенала пращуровых гримас, предназначенную для особо борзых новобранцев. — У команды накопились некоторые вопросы.

— В общем, так, Уилсон, — говорит бортинженер, остановившись напротив арестанта и положив ладонь на капитанский бластер. — Вегус в коме в регенерационке, «Дерзающий» в жопе неизвестной галактики, и, скорее всего, домой мы никогда уже не вернемся. Поэтому никакой ответственности за твою смерть нести не придется. А совести у меня нету — меня роботы бездушные воспитали. Или ты выкладываешь без утайки, кто и за что в нас палил, или выйдешь отсюда прямиком в центральный шлюз. Без шлюпа и без скафандра.

— Частями, — цедит над нашими головами подоспевшая к разборке Цилли, похлопывая по мощной ладони лазерным резаком.

— Мелкими, — свирепо добавляю я, буравя невозмутимую физиономию суперкарго тем самым взглядом, который все соседи считали предвестником мора, чумы и стихийных бедствий. Пусть многообещающе похлопать я могу лишь по швабре, но и это оружие в умелых руках творит чудеса как на ниве охоты за Чужими, так и в области насильственного извлечения новых знаний.

— Как… неизвестной? — изумленно уточняет Рекичински, поднимаясь на ноги. — Это невозможно! Ты лжешь, Стратитайлер!

— И рад бы назвездеть, но нет, — спокойно возражает Нюк. — Трудами твоих загадочных неприятелей опытный штурман черепушку повредил, и прыжок пришлось рассчитывать кадету. Бо, скажи, пожалуйста, суперкарго Рекичински, где мы находимся?

— Галактика нахождения не установлена. Сектор неизвестен. Координаты по отношению к Солнечной системе не определены, — бесстрастно информирует борткомп.

— Ты инженер, ты и его заставил лгать! — цепляется за последнюю надежду суперкарго, однако в лице изрядно меняется.

— Не молоти ерунды, Уилсон, — зло обрывает его Цецилия. — Я только что в рубке свежую карту окрестностей видела. Впервые в жизни, а уж я полетала. А может, это ты как раз подшаманить чего в системе успел, пока Варг тебя запереть догадался? Что ты скрываешь, выкидыш зирковой матери?!

Решительно двинув тонкую фигуру инженера в сторонку своей могучей, Цилли врубает горелку и без церемоний подносит ее к побледневшей роже Рекичински. По каюте расплывается запашок паленой шерсти — брови корректировать суперкарго еще долго не понадобится. Отшатнувшись, тот обегает наши лишенные всякого сострадания лица испуганным взглядом и выдавливает:

— Хорошо… я все скажу. Только это все равно никак не поможет.

Расстегнув горловину комбинезона, мужик запускает руку за пазуху и вытаскивает наружу тонкую серебристую цепочку, на которой болтается небольшой цилиндр из такого же материала.

— И что это? — подгоняет его Нюк. — Священный амулет адорианской короны, который ты попер у наследной принцессы, предварительно ее соблазнив и обесчестив?

— Страпелька[6], — произносит Рекичински, глядя на него исподлобья, и наши челюсти отправляются в долгое путешествие к так обожаемым доком пупкам.

— Звездишь! — восклицаем мы с Нюком хором, справившись с первым, свеженьким изумлением. Потому что это невозможно. Потому что странная материя существует только в теории, ни одного реального ядра, состоящего из трех сортов кварков, до сих пор не было обнаружено ни в одном из уголков исследованных галактик. Я в физике не дока, не моя специализация, но такие вещи знаю точно. Гипотетически черные дыры могут состоять из странной материи или содержать ее, но их притяжение если и выбрасывает хоть что-то, то с другой стороны себя и не в наше измерение. И уж точно страпельку, даже существуй она на самом деле, нельзя было бы перевозить в такой финтифлюшке.

— Это еще что за хренотень? — свирепо интересуется Цилли, и Нюк быстренько объясняет, что это такая частица, которая при соприкосновении с атомами иного вещества все превращает в себя, выделяя при этом дикое количество энергии.

— Верно, — кивает Рекичински.

— Потенциальное оружие страшной разрушительной силы. Неконтролируемой, — тихо констатирует Нюк, не отрывая взгляда от повисшего на груди суперкарго контейнера.

— Или топливо, как тот же уран, — предполагаю я. Прямо эпидемия странностей, противоречащих всем известным законам физики! Ведь и рыдван занесло в неисследованную галактику вопреки им, родимым. Не могла же моя ошибка в расчетах компенсировать отсутствие гравитонов и технические возможности устаревшего на полвека судна. А вот эта штука теоретически очень даже могла… только вот каким образом — даже черная дыра, ее ближайшая родня, не ведает. Реально ли вообще сделать управляемой энергию вещества, которое способно поглотить всю нашу Вселенную и не поперхнуться? Кстати говоря, совершенно непонятно, из чего должен быть изготовлен контейнер, чтобы удержать заразу внутри и не стать тут же ее порождением. Это, пожалуй, почище дока с его хвостовым щупальцем будет…

— И ты этот супер-пупер уран у каких-то ксеноморфов слямзил, выходит, а его владельцы очень хотят вернуть его назад? — возвращает бортмеханик разговор в первоначальное русло.

— Не совсем, — осторожно возражает Уилсон, все еще с опаской поглядывая на гудящую горелку. — Я офицер отдела Межгалактической безопасности генерального штаба Галактического Союза. У меня была определенная задача… страпелькой завладела одна из наиболее воинственных рас. Союз ее выкрал. Нужно было транспортировать ее как можно дальше от обитаемых миров…

— …и для этого Союз выбрал «Дерзающий»? Который в любую секунду может сам по себе, даже без обстрела, развалиться? Разумный ход. Не иначе, как его Бас усиленно рекомендовал и рекламировал, — скептически хмыкаю я. — У меня на той вшивой станции выбора не было особо, кроме предназначенного суровой судьбой мусоровоза, но уж Союз мог себе позволить упереть эту фиговину на самом шустром «призраке» хоть за тридевять галактик!

— Пришлось путать следы, — парирует самопровозглашенный офицер. — Я тебя поначалу за их шпионку принял. Но быстро понял, что ошибся.

— Ну да… мне б сроду в башку не пришло, что на нашем рыдване такую штуковину везти можно, — соглашается Нюк. — Страпелька может существовать. Ее транспортировка на «Дерзающем» — нет. Даже в теории.

— И все ж таки они тебя вычислили, — мрачно констатирует Цилли. — И возможно, как раз их поле, раз уж они такие продвинутые, и помогло нам сигануть черная дыра знает куда. В черную дыру как раз, не иначе.

— Ну что ж, это все объясняет, — вздыхает старпом. — Можем теперь с чистой совестью колонизировать любую подходящую дыру, водрузив на алтарь храма сраную страпельку как символ нового мира. Миссия-то выполнена, темная материя уперта даже дальше, чем рассчитывал Галактический Союз. Может, нам там посмертно всем медали выдадут. Или даже ордена. Чур, в брачный союз я вступаю с Соколовой, если никто не возражает. Породим новую расу кучерявых конопатых рукожопов. Будем им на ночь сказочки рассказывать о том, как стечение обстоятельств, помноженное на родительскую рукожопь, принесло их в этот мир.

— Соколова очень даже возражает, — огрызаюсь я, сердито зыркнув на его обцелованную солнышком задумчивую физиономию, и снова устремляю испепеляющий взгляд на Рекичински: — Позвольте поинтересоваться, офицер, где же ваши документики? Идентификационный жетон с высшей степенью допуска? Чип в носу? Татуировка на корме? Еще какие-либо доказательства? Может, никакой вы не офицер, а обычный вор, и хозяева просто жаждут вернуть свою законную собственность?

— Ладно, я не гордый, я и вторым мужем быть согласен, — снова вздыхает Стратитайлер и добавляет: — Да какая теперь разница, звездит он или нет, Ярка? Сколько мы дрейфовать будем, запасы-то теперь беречь придется. Айда в рубку, садиться куда-нибудь надо… и думать, что дальше делать.

— А с этим… типа офицером чего? — спрашивает Цилли.

— Пусть дальше сидит, как Варг решил. Очнется — пусть сам думает, чего с ним делать, — пожимает плечами бортинженер, и, аккуратненько подцепив пальцем цепочку с контейнером, добавляет: — А ЭТО я в сейф запру. На всякий случай. Интересно, как она там удерживается от соприкосновения со стенками? Магнитным полем? Вакуумом?

— Инженер Стратитайлер, я не имею права передавать контейнер третьим лицам, — жестко начинает Рекичински, отбрасывая его руку, но Цилли мгновенно придавливает лже-суперкарго к стенке, снова поднося резак к физиономии.

— А ну не рыпайся, умник фигов! И так из-за тебя в заднице Вселенной оказались, — рыкает она. — Это ты там у себя офицер, а на этом борту даже не суперкарго!

— Теперь ему светит в лучшем случае звание лейтенанта фермерских войск, сражающихся с туземной флорой и фауной, — криво усмехаюсь я. — Да и остальным, походу, придется… переквалифицироваться. Вот и пригодятся уроки предков-колонистов…

— От судьбы не уйдешь, да, Ярок? — спрашивает Нюк, при помощи бортмеха отобрав-таки у Рекичински смертоносную финтифлюшку. — Занесло ж тебя не куда-нибудь, а на наш рыдван, где даже офицеры безопасности — те еще рукожопы. Иначе б не спалился и довез груз, куда надо… Наверное, это у «Дерзающего» карма такая.

— В задницу коборука карму, — мрачно заявляю я, призвав на выручку все запасы оптимизма, которые приходится соскребать с самого донышка хранилища позитивного мышления. — Не собираюсь я новые виды овечек на околице неведомой галактики разводить и местную репку размером с баобаб выращивать. Раз уж с карьерой астронавта не задалось, подамся, стало быть, в сумасшедшие изобретатели и телепортацию осваивать возьмусь. Ты ж мне как инженер подсобишь?

— Ну тоже норм занятие, хотя, конечно, не настолько приятное, как создание новой расы, — соглашается он.

Снова заперев источник наших несчастий, дружно топаем в рубку. Нюк несет клятую страпельку, точно хвостоголовую ксарианскую змею — на вытянутой руке, с превеликой осторожностью.

— Да расслабься ты, если уж она на всех наших виражах не ахнула, в руках точно не взорвется, — бурчу я.

— Береженого силовое поле бережет, как нянюшка говаривала, — возражает парень.

Увы, шокирующие сюрпризы на сегодняшние сутки еще не исчерпаны. В рубке мужественного пилота, намеревавшегося героически спасать судно и экипаж, нет. Однако долго искать его не приходится — Басилевс обнаруживается в собственной каюте. Вернее, его тело. Потому что сознание пилота покинуло и, судя по всему, сопровождал его в этот дальний путь не внезапный инфаркт, а некая огненная водица, остатки которой плещутся в валяющейся рядом фляжке. Поднеся емкость к носу, я аж подпрыгиваю: так вот кому принадлежала перепрятанная мною заначка убойного самогона! Только эта штука еще покрепче, пожалуй, будет. Выдержка лет тридцать, поди, не меньше. Мой прадед рассказывал, что во времена его молодости случилось разведчикам заполучить рецепт пойла от аборигенов Вулкана. Выжившие после дегустации передавали его из уст в уста, при проверках выдавая за средство для очистки корпуса звездолетов. Для этой цели оно, кстати, тоже отлично служило. И определенно перед нами та самая бодяга — узнаю по вставшим дыбом алым бровям Баса, верный признак, если верить историям многоопытного дедули.

— Космический буравчик, — почти благоговейно шепчу я, аккуратно закручивая пробку и отставляя в сторону фляжку с теми же предосторожностями, что Нюк — страпельку. И так уже эта амброзия покрытие рядом с тушкой Баса насквозь прожгла и, возможно, к переборкам подбирается. — Вот же зиркова сила…

— Спорим, это самый эффектный алконавт, что только видела эта черная дыра? — философски замечает потенциальный второй супруг, пополнив свой набор конфиската пилотской флягой, и врубает антиграв, чтобы оттранспортировать еще одно бесчувственное тело в медблок. — Поздравь меня, Соколова, пока это моднявое туловище не воскреснет, капитан «Дерзающего» — ваш покорный слуга.

— Значит, в ближайшую неделю рыдвану следует ожидать массы реформ вроде перехода на шестиразовое питание и узаконенного перерыва на разведение новой расы в рамках симулятора, — не могу удержаться я и тут же застываю, озаренная следующей, отнюдь не обнадеживающей мыслью: — Бродячие альдебаранские елки! Если Бас в отключке, кто же корабль-то будет сажать? Я только планетарные катера умею водить! Ну… и основы пилотирования знаю… но на современных судах, там же вообще все иначе устроено…

Взгляд невольно падает на контрабандную фляжку, и я начинаю смутно догадываться, почему бедняга Ксенакис так надрался. Видимо, его трюм с оптимизмом и верой в будущее просто опустел немного раньше моего.

Глава 23. Нюк. Нянюшкина гордость

Воистину вселенная карает исполнением желаний. Хотел алконавта откачивать? На, держи. Мечтал корабли водить? На тебе древнее корыто, рули на здоровье, куда вздумается, и даже орать никто не станет, если ты его как-нибудь не так под чутким руководством Бо приземлишь. Может, стоит уже пожелать себе красивую девушку и много денежек? Ну, или хотя бы в границы Галактического Союза вернуться до того, как последний зуб выпадет…

— Ну что, дщерь фермерова, умеешь перебравших славийской бражки женишков откачивать? Твой поклонник так-то. И, видимо, потенциальный первый супруг, — не без ехидства интересуюсь я у смурной Ярки, сгрузив храпящего Ксенакиса на кушетку. Ее задорные пружинки от всех этих выкрутасов совсем поникли. А может, влажность по кораблю подскочила? Немудрено после таких-то событий. Надо напомнить Бо, чтоб проверил.

— Спасибо, обойдусь без разноцветного гарема в ваших… лицах. Придержу свои дурные гены, пощажу ни в чем не повинную чужую галактику, — недобро зыркнув на меня, цедит Соколова. — А после буравчика любые методы отрезвления бесполезны. Путь от желудка до мозга — примерно три минуты. Минимум на пять суток мы нашего авангардного и.о. капитана лишились.

— Ну сама смотри, я два раза предлагать не стану. Выбор-то у тебя не такой уж богатый. Я хоть добрый и неконфликтный, а Бас по пьяни тебя еще и поколачивать примется, — произношу я, с трудом сдерживая улыбку. — А желудок промыть все равно не помешает. И кое-каких препаратов вкатить… Так, может, дня через три воскреснет. Прям как Иисус.

Ярка вдруг прыскает от этого сравнения, будто космос ведает от какой шутки, и хихикает так заразительно, что и я принимаюсь неприлично ржать над телом пилота, хотя ситуация на самом деле нифига не смешная. Капитан корабля из меня, как из продуктов жизнедеятельности — пуля.

— Зонд подай, пожалуйста, — прошу, отсмеявшись. — А я пока воды наберу.

Устанавливать зонд из «умного» пластика проще простого — распаковал, открыл пострадальцу рот, приложил, и тот сам аккуратненько до желудка дотянется. А дальше еще проще, он и воду сам закачает, главное, ему ее предоставить. Кое-как повернув храпящую тушу на бок, на пару с Яркой проводим эту нехитрую манипуляцию. Когда живот Баса вздувается, точно он вдруг пару очаровательных мохноухих двойняшек выносить надумал, я решаю, что хватит, зонд вытягиваю и подставляю под свесившуюся с кушетки алую голову контейнер для отходов.

— Если очень брезгливая — лучше выйди, — предупреждаю я напарницу, покинув радиус потенциального поражения. Но водопад, подгоняемый рефлексами, уже начинает извергаться, распространяя по медблоку непередавамые ароматы. У-у, прям студенческими попойками повеяло.

— Великий космос, как будто в эпицентр взрыва дедулиного самогонного аппарата снова угодила, — морщится Соколова, врубая очистители воздуха на полную катушку. — Конечно, я знала, что вся романтика звездных странствий — лишь заманушное напыление на тяжкие, суровые будни, но чтоб настолько… Вот, стало быть, каков реальный фейерверк в честь только что открытой нами новой галактики. Предлагаю наречь ее… Рвотный Путь, что ли. Вроде как и ностальгическая нотка в память о далекой родине, и увековечивание обстоятельств прибытия.

— Я б в твою честь назвал, — говорю я, снова запуская зонд в благоухающую ядреным бухлом глотку пилота. Даже странно, что рвота без примеси крови или ошметков печени. То, чего он налакался, я б и понюхать не рискнул. — Прыжок Кадета Соколовой. Красивое название, как по мне.

— Я уже говорила, что ни одна ошибка в расчетах не способна заставить древний корабль с жалким запасом гравитонов обрести прыть «призрака» и ни с того ни с сего скакнуть за пределы обитаемой Вселенной! — тут же вскидывается Ярка. На ее смуглых щеках проступают алые, под цвет Басовой шевелюры, пятна. Просто уязвленное самолюбие девочки-отличницы или всерьез переживает? Она порой такой ежик, что в один подход и не разберешь, что там, за этими колючками.

— Кому это интересно в историческом, так сказать, разрезе? Люди запоминают только главные факты, — пожимаю я плечами. — Мы здесь благодаря тебе — вот это факт.

Повторив душ для Басовых внутренностей еще пару раз, откапываю в аптечке препарат для очистки крови и пневматическим шприцом вкатываю ему прямо-таки лошадиную дозу. Проблевавшись, пилот принимается храпеть и присвистывать еще громче, уютно умостив ладошки под помятой щекой. Больше лично я этому дезертиру помочь ничем не могу. Надо бы выговор в бортовой журнал занести и штраф начислить за пьянство на рабочем месте, оставившее судно без управления.

— Вверим это малиновое сокровище объятиям лекарственного сна, — говорю я, убедившись, что на спину в ближайшее время Бас не перевернется, хотя захлебнуться ему вроде бы уже нечем. Ярка между тем заглядывает в регенератор. Подхожу к равномерно гудящему аппарату и я. Увы, Варг по-прежнему в отключке и это значит только одно — на рыдване я теперь старший по званию. И должен принимать какие-то решения, пока старперы тут прохлаждаются. Звездец… вот это карьера, от выброшенного пинком под зад рукожопа до капитана рыдвана за паршивые несколько дней! Няня бы мной гордилась.

— Кажется, уже получше выглядит, как думаешь? Я самую длинную программу нейровосстановления установил, — произношу я, таращась на торчащий из кокона бинтов шнобель кэпа. И на такую живучую махину управа нашлась… все ж таки компьютер — штука нежная. Хоть бы нормальным очнулся, еще и Варга, в детство впавшего, нянькать у нас рук не хватит.

— Да… лучше б я тогда спалилась на каких-нибудь крамольных медицинских экспериментах, а не на пародировании начальника Академии, — думая о чем-то своем, с отсутствующим видом отзывается Соколова. Взгляд ее по-прежнему прикован к мерно перемигивающимся разноцветным огонькам на панели регенератора. — Честно сказать, нашему милейшему доку я не доверю и мозоль пластырем заклеить, независимо от пройденного им количества гипносеансов, разработанных светилами галактической медицины. Или пластырь с ядреным перцовым компрессом попутает, или ногу до кучи с перепугу ампутирует и отпрыска из нее незапланированного взрастит.

— Доку еще спать и учиться, учиться и спать. Может, что в его беспутной тыковке и осядет… полезное. Надо бы глянуть, как там его внебрачный потомок, не слопал ли Тасю и все наши оставшиеся припасы… Шестиразовое питание нам теперь точно не светит. Как бы на двухразовое не перейти, или того хуже, — не без огорчения замечаю я, моя руки после спасательных процедур. Как-то вся эта ерунда в моей персональной тыковке все не уляжется…

— И еще одно дельце имеется, — метнув на выводящего громовые рулады пилота сердитый взгляд, говорит Соколова, — не помешает отыскать источник огненной воды забвения, чтобы кое-кто не повадился регулярно через него в астрал шастать.

— Угу. И безопасную планетку с чем-нибудь, напоминающим банальную H2O и родимый кислород, поискать тоже надо бы, — озвучиваю я тревожащую меня мыслишку.

— Есть, сэр! — усмехнувшись, козыряет Ярка. — Бо, вероятно, уже набросал предварительную карту ближайшей системы. И.о. штурмана курсант Соколова готова проложить курс к любой планете по вашему выбору, и.о. капитана инженер Стратитайлер!

Мы прикрываем за собой шлюз в медблок и отправляемся на камбуз.

— Царственные лимбийские яйца, неужто нам вдвоем корыто вести придется? — вопрошаю я, на ходу косясь на мурзилку начинающего штурмана. — Может, лучше подождем, пока Бас проспится? Я, конечно, милашка и умею внушить веру в себя, но не настолько же.

— По словам деда, меньше, чем на пять дней, буравчик не валит — и это самых крепких, а Бас уже в возрасте, так что дрейфовать, возможно, придется долго, — предупреждает Соколова. — В конце концов, мужик ты или так, приложение к своим девайсам бесплатное?

— Я ж никогда в реале судов не водил! Только на симуляторе. Вестибулярка дрянь. Меня сразу же на первом отборочном туре и забраковали, — оправдываюсь я, проглотив сексистскую подколочку. Правда, все основы пилотирования и штурманской науки я посещал исправно, ни одного занятия не прогулял — интересно было. Не то что нудный кодинг. И даже самостоятельно сверх программы занимался, но все больше теорией.

— А ты подумай о том, что рано или поздно при отрубленных движках аккумуляторы у грави-генератора подсядут, придется тут в невесомости болтаться. Еще не так затошнит, — парирует Ярка. — Да и вообще, с обязанностями бортинженера ты нормально справлялся на всех Басовых виражах, процесса обратной перистальтики не наблюдалось. И кровь из носу не хлынула — походу, лакиец тебе его просто вправил и закалил для крутых маневров. Так что завязывай с нытьем. Курс я тебе проложу, будешь шпарить по готовому, вон только крути себе новым штурвалом да старайся не протаранить при посадке какие-нибудь скалы.

— Ладно. Уболтала, чертяка языкатая. Куда ни кинь — всюду энергетический клин, как нянюшка говаривала, — сдаюсь я.

— И на планете у всех какое-никакое дело будет. Все лучше, чем сидеть и гадать, что дальше, — каким-то странным, натянутым голосом добавляет Соколова после паузы. — С точки зрения психологии, в общем… предпочтительнее.

— Ты на что намекаешь, Ярка? Что мы в замкнутом пространстве от безделья все резко перебесимся и друг дружку поубиваем? — уточняю я, вдруг заметив, какая гнетущая тишина царит на судне с выключенными движками. Надо хоть музыку врубить для бодрости, что ли… Девчонка качает головой, отбрасывая падающие на лицо кудряшки:

— Пожалуй, стартанем мы при таком раскладе с депрессии, апатии, уныния и пьянства, а дальше… черная дыра знает, кого куда занесет. Положение-то аховое. Еще и у дока без новых серий его мыльной оперы да на фоне нежданного родительства ломка, того гляди, начнется…

Наверное, я впервые вижу этот энерджайзер таким приунывшим, и мне вдруг очень хочется как-то утешить ее и приободрить. Если уж и кадет раскиснет, наступит вообще полный и абсолютный звездец.

— Так. Иди сюда, Соколова, давай обниму, — говорю я, останавливаясь. — На уроках социализации уверяли, что дружеские объятия отлично снимают стресс. Я проверял — реально работает.

— Да в солнечное ядро эти уроки социализации, — строит гримасу Ярка. — Просто все должны быть заняты делом и воображать, будто это жизненно важно для общей цели и спасения. Это не хуже работает. Пошли уже планету выбирать, куда это ведро с болтами можно уронить.

Ну и ладно. Не хочет — как хочет, только мой арсенал утешения в отсутствие альдебаранских шишечек не такой уж богатый. Могу разве что мармеладок предложить или мужика мечты ей в симулятор напрограммировать.

Слегка ошалевшая от новых обязанностей Тася с доковым проглотышем справляется вполне успешно, и даже очередной обед варганить успевает. Предупреждаю ее, что в ближайшие пару-тройку суток двое едоков из процесса выпадут, потом проверяю, как там Шухер похрапывает всеми своими пастями, и собственно, все, никаких больше отмазок, чтобы не тащиться в рубку, не остается.

Соколова уже там, в своем кресле, обтянутом новеньким чехлом с незабудками. На мерцающем перед ней экране проплывают свежесостряпанные Бо звездные карты, а она деловито бракует одну планету за другой:

— Слишком близко от звезды… слишком далеко… у этой кольца почище, чем у Сатурна, не будем испытывать удачу и нервную систему нового капитана и пилота в одном обцелованном светилом лице…

— Отставить обсуждение внешних данных командира, — бурчу я, шлепаясь в кресло Басилевса. — Бо, пилот Ксенакис выбыл из строя по состоянию здоровья в связи с резко наступившим алкогольным опьянением. Занеси происшествие в бортовой журнал. И отметь, что командование «Дерзающим» временно по ранжиру переходит к инженеру Стратитайлеру.

— Будет сделано, сэр, — безэмоционально рапортует этот паразит. «Сэр», гляди ты… а еще недавно с Тасей против меня заговоры плели. Незаметно обтерев резко вспотевшие ладони о термак, один за другим вручную включаю приборы, запускаю двигатели. Их натужное кряхтение разгоняет давящую на уши тишину и даже как-то успокаивает. Взявшись за вычурный штурвал, кошусь на Ярку и произношу:

— Давайте курс, штурман Соколова. Выбрали планету, где радиационное излучение не процелует капитанский нос до костей?

— Система звезды спектрального класса F, планеты с четвертой по шестую потенциально обладают умеренными климатическими условиями и пригодны для жизни антропоидных форм. При достаточном сближении будут высланы разведывательные зонды для забора атмосферных проб, — скороговоркой отбарабанивает та, быстро вводя данные в компьютер.

— Сэр, — подсказываю ядовито.

— Так, это что еще за доминантные игрища в рубке, молодежь? — интересуется Цилли, вваливаясь в шлюз. — И где Бас?

Точно, бортмех же еще не в курсе последних неприятностей, пьяное тело мы без нее обнаружили. Быстренько обрисовываю обстановку и объясняю принятое решение двигаться к любой пригодной планетке, не дожидаясь воскрешения Ксенакиса, каждую секунду ожидая, что мощная длань бортмеханика вытряхнет нас с Яркой из кресел и шарахнет по приборной доске, гася двигатели.

— Ядрена метеоритина, вот же плесень межпереборковая! — бесится Крошка, швыряя рабочие перчатки, в которых только что осматривала движки после атаки чужаков и странного гиперпрыжка. — Мухомор альдебаранский! Я ему брови-то подрихтую не хуже, чем Рекичински, пусть только проспится, алконавт хренов!

Да уж… До этого за все полтора месяца полета Цецилия Ибрагимбек выходила из себя всего пару раз, из-за Тасиного печенья да докова беглого хвостощупальца. Но тут, видно, и ее допекло.

— Так что, летим? — спрашиваю я как можно небрежнее.

— Валяйте, раз уж начали, — бросает Цилли, шмякаясь в свое законное кресло, которое аж натужно скрипит под ее мощным корпусом. Пропихнув вставший от волнения в глотке комок, начинаю наращивать обороты движков, одновременно как можно мягче выжимая скорость. Дальше автоматика сама справится. Корабль вздрагивает, проскрипев всем корпусом, точно древний старикан — больными суставами, а я не-е-ежно тяну штурвал вверх и вбок, уходя на проложенный Яромилой курс. Получается, конечно, далеко не так легко, как в симуляторе — несмотря на усилители, штурвал довольно тугой. Звезды чужой галактики за смотровым окном трогаются с места, превращаясь в веселый искристый рой. В общем-то, все не так страшно, в вакууме лететь все же — не то что в атмосфере. Лишь бы на метеоритный поток не нарваться. Рыдван, конечно, потряхивает, а нас на рывке вдавливает в кресла. Но все в итоге живы, а «Дерзающий» летит! И это я им управляю! Озвезденеть!

— Ну и где мои аплодисменты? — как бы между прочим интересуюсь я у изрядно прореженного невзгодами и алкоголизмом экипажа, хотя сердце у самого так и молотится о ребра, а руки поприлипали к чертовым стразам.

— Нам, рукожопым основателям новой расы, хлопать в сидячем положении несподручно — пятая точка конечности прижимает, — язвительно откликается Соколова, не отрываясь от своего монитора, на котором теснятся постоянно подкидываемые борткомпом ряды цифр.

— Будут тебе аплодисменты, когда чмякнешь эту банку на кусок земли поровнее без фатального для нее ущерба, — отвечает Цилли, мрачно наблюдая за нашими манипуляциями. — Ладно, пойду гляну, как там Варг… Рули, капитан Жопорученко, по курсу от штурмана-однофамильца.

Когда бортмех исчезает в шлюзе, Ярка корчит ей вдогонку рожу, а потом задорно подмигивает мне и говорит:

— И не такой уж ты Жопорученко, я ж говорила, что все получится.

— Позитивное подкрепление, да? Жить-то хочется, понимаю, — хмыкаю я, не сильно на свой счет обольщаясь. Это все семечки, так и ребенок бы сумел. А вот увести корабль от потока, из-под обстрела, от тяжелого притяжения нейтронной звезды, ввести в атмосферу, аккуратно посадить — вот тут опыт нужен посерьезнее моих игрушек.

Автоматика между тем набирает скорость, Бо врубает стандартный компенсатор, и нас перестает вдавливать в кресла — судно входит в режим межпланетного перелета. Я полностью сосредотачиваюсь на пилотировании, а Ярка периодически поправляет курс, сверяясь с новыми данными, которые параллельно собирает Бо. Шпарить на полной межзвездной я опасаюсь, все ж таки система полностью незнакомая и может таить всяческие неприятные сюрпризы. Так старые движки жрут больше топлива, но тут уж или — или.

— Ну как? Башка не кружится? — спрашивает Соколова через какое-то время, когда «Дерзающий» уже входит в зону притяжения намеченной звездной системы.

— Нет, — с удивлением констатирую я. — Тошнит только и в туалет очень хочется. И мармеладку еще.

Это, наверное, потому, что я очень сильно сосредоточился. Прям как никогда ранее.

— Блин-печенюшечка, сфотай меня! — спохватываюсь я. — Вдруг выберемся все-таки, нянюшке пошлю. Может, ей приятно будет, что из меня пилот получился, пусть и случайно, а не скучный фермер.

— По статистике, до семи процентов аварий вызваны желанием некоторых товарищей сделать селфи в самый неподходящий момент, — информирует Ярка, вводя очередную поправку.

— Так я зачем тебя прошу? Соколова, логика тебя покинула. У меня руки штурвалом заняты.

— А я, значит, здесь солнечные ванны, по-твоему, принимаю? — огрызается та.

— Ну на секунду-то оторваться можно? Че вот ты вредная такая? Я мог бы и приказать, между прочим, но нет, ласково попросил. Вредина кучерявая, — обижаюсь я. Невыносимая девка, только начинаешь к ней хоть что-то человеческое испытывать, как она мигом все обламывает. Торквемада, поди, все алтари Вселенной свечками да аромапалочками истыкал, благодаря космос за избавление от этой жопоболи.

— Бо, надеюсь, ты все это фиксируешь? — спрашивает Ярка. — Чтобы подтвердить неправомерность подобных приказов на грядущем галактическом полевом суде, если и.о. капитана Стратитайлер решит повесить на меня обвинение в мятеже.

— Я, между прочим, еще как бы и инженер, так что в бортовом журнале в итоге будет отражено то, что мне выгодно, — показываю я язык противной девчонке. — Забыла, что совести у меня нет? Я вон целый экипаж без сортиров оставил…

Она не отвечает, и мы оба надолго замолкаем, занятые делом — в звездной системе мотыляется дозвездища метеоритов, комет, каких-то одиноких гигантских обломков, от которых только знай уворачивайся. Я от старания аж язык прикусываю, а по спине ползут капли пота, невзирая на то, что термак равномерно меня охлаждает. В глазах уже рябит от координатной сетки на экране и роящихся за стеклом звезд. Цилли пару раз заглядывает в рубку, проконтролировать, как мы тут рыдван доканываем, а потом заваливается спать. Делать ей все равно пока нечего, «Дерзающий» словно сжалился над нами и пашет без сбоев, что для него совсем нехарактерно.

— Судно входит в зону досягаемости зондами атмосферы шестой планеты, — прерывает через какое-то время наше сосредоточенное сопение Бо. — Производить запуск?

— Валяй, — разрешаю я. — Пусть сразу пробы почвы и воды возьмут, если последняя имеется.

— Оттормаживайся, — напоминает Ярка, и я, спохватившись, начинаю сбрасывать скорость. Руки от напряжения уже затекли, даже мягко массирующий их комбинезон не спасает. Надо будет загнать все свежие данные по системе в автопилот, на перегонах Бо вполне сам справится… Я все ж таки не такой фанат пилотирования, как Бас, чтобы в летное кресло корнями врасти. Да и в сортир охота, уже аж в ушах хлюпает.

Конечно, с первого раза кораблю, набитому лузерами, свезти не может. Все же данные, собираемые датчиками «Дерзающего» на расстоянии, весьма приблизительны, и атмосфера шестой планеты при детальном исследовании для дыхания оказывается непригодной. Да и температуры, царящие на поверхности, удручают.

— Ничего, еще две штуки есть, — не унывает Ярка. — Какая-нибудь из них да сгодится.

— А Басу бы на шестой понравилось, — усмехаюсь я. — Среди спиртовых облаков-то. Назовем ее в его честь? Планета Ксенакис, вон, она красноватая как раз.

— Он эти облака и сам сейчас недурно генерирует, пока в медблоке храпит, — замечает кадет. — Надеюсь, хотя бы регенератор на этом корыте герметичен, а то капитану в довесок к черепно-мозговой травме еще интоксикации алкогольными парами недоставало.

— Блин, точно, забыл совсем… Бо, проверь уровень влажности воздуха по кораблю. А то что-то ваши пружинки, штурман Соколова, совсем повяли.

— Походу, теперь я получила повышение аж до должности индикатора состояния рыдвановой атмосферы, — бормочет та себе под нос, прокладывая курс к пятой планете.

— Уровень влажности в жилых и технических отсеках повышен и составляет восемьдесят пять процентов, — сообщает борткомп. — В грузовых, герметически закупоренных — нижняя граница нормы в тридцать процентов.

Та-а-ак… а это еще что за фокусы? Вентиляция где-то засорилась, или… генератор воздушной смеси пошаливать начал? Только этого нам сейчас и не хватало!

Глава 24. Кадет Соколова. Все хорошо, прекрасная маркиза!

По экрану бегут все новые и новые координаты, которые Бо выдает, беспрестанно сканируя окрестности. Задумываться о чем-то постороннем некогда, и слава космосу. Потому что у меня в голове еще не улегся и не обустроился окончательно даже тот факт, что мы тут застряли надолго. Вероятнее всего, до конца жизни. Осознать это не так-то просто. А ведь есть еще и обратная сторона ситуации: дома каждого из нас кто-то ждет. Боюсь даже вообразить, как моя собственная семья воспримет печальненькую голограмму с сообщением, что их дочь и внучку угораздило пропасть без вести, отправившись на заурядную навигационную практику.

Хорошо хоть, у мамы есть еще трое… Но, несмотря на то, что она наверняка всегда считала их куда как более удачными наследниками, свой первый блин комом мамочка тоже горячо любит. И что устроит папе, который сперва испортил дитятю нехорошими генами, потом космическими байками вырвал из мирной фермерской жизни и под конец позволил сгинуть где-то в черной дыре без следа — лучше даже не представлять.

А у папы-то я, кстати говоря, одна. И что они вместе с разгневанным и хряпнувшим с горя буравчика дедулей, в свою очередь, сделают с ни в чем не повинным, в общем-то, Литманеном, тоже лучше и не думать. Подвела я инструктора своего многострадального под алгольский монастырь, ничего не скажешь. Это просто-таки кармическая связь — я умудряюсь доставлять ему проблемы, даже усвистав за невесть сколько парсек от Млечного Пути. Впервые в жизни мне становится по-человечески жаль Торквемаду: иметь дело с моими раздраконенными родичами — испытание не из легких даже для Великого Инквизитора.

А у остального экипажа тоже ведь семьи, наверно, остались… Ну, пусть у Нюка только полимерная нянюшка имеется, которая вряд ли умеет страдать, а у той же Цилли? Баса? Капитана? У дока вон целая родовая ветвь с горя, может, щупальца на себя наложит, когда узнает, что их выбившийся в люди отрок с купленным дипломом навек поглощен космосом. А вот Рекичински мне ничуточки не жалко, если бы не он со своей треклятой смертоносной материей в серебристой финтифлюшке — ничего бы этого не случилось. И не верю я в его героические, вселенско-спасительные помыслы. Ворюга, поди, тот еще.

«Дерзающий» между тем, скрипя и постанывая, ползет к пятой планете. Бо снова отправляет разведывательный зонд. Пока мы ждем его возвращения, от нечего делать прикидываю разные варианты развития событий, которые поджидают нас в этой галактике. И все они мне как-то… не очень. Хоть бы Варг уж в себя пришел, и желательно, чтобы все его навыки и способности тоже с ним дошли, не потерявшись в пути. А то придется нам кэпа на пару с доковым потомком воспитывать, учить ложку держать и не давать им бить друг дружку по голове погремухами, сделанными из старых запчастей. При этой, в общем-то, совсем не вдохновляющей мысли я нервно прыскаю. Новоиспеченный варгозаменитель, улучив свободную минутку, отрывает одну конечность от штурвала и запечатлевает свое солнцем обцелованное мурло. Обиделся. Демонстративно общается со мной только по делу. А оптимизма в нем побольше, чем кажется на первый взгляд. Кому он те голографии показывать собрался? Туземок разве что соблазнять…

— Чему смеемся? — ворчливо интересуется и.о. капитана.

— Согласно уставу, радуюсь непаханому полю штурманской работы, сэр! — выкатив глаза и состряпав физиономию усердного бравого служаки, гаркаю я. Нюк хрюкает, моментально растеряв напускную суровость, и говорит, что нам нужен перерыв.

— Ляжем на орбите в дрейф на часок, Шухера пора из гипносна выковыривать. И пожрать не мешает.

— И этот человек еще заикался про двухразовое питание… — сокрушенно бормочу я, несколькими нажатиями клавиш прокладывая заказанный курс на планетарную орбиту, и начинаю заблаговременно ковырять вечно заедающие застежки амортизационных ремней. Чему бы там ни выучился док — без нашего со шваброй чуткого контроля испытывать свои умения на капитане он не будет. Так, на всякий случай, а то еще отрежет чего лишнего или, наоборот, пупок добавочный на лбу сформирует в порыве врачебного вдохновения.

— Так-то мы еще даже не завтракали, — резонно возражает Нюк. Он аккуратно завершает маневр, параллельно сдувая повисшую на вздернутом конопатом трамплине каплю пота, и наконец отпускает штурвал, сжимая и разжимая затекшие от напряжения пальцы.

— Бо, держи корабль на заданной высоте, — велит он бортовому компу и со вздохом облегчения выбирается из кресла. — Черная дыра побери, мы это сделали! Я, наверное, сплю или в симуляторе… Взмок, как личность с низкой социальной ответственностью перед копами.

Доколупав злополучную защелку, высвобождаюсь из оков кресла, даже удивляясь тому, до чего ж быстро вжилась в роль настоящего штурмана. Теперь, после неудачного гиперпрыжка, мне уже, кажется, ничто не страшно, даже спина сухая и кудри на затылке не шевелятся, когда курс прокладываю. Впрочем, может, это я просто от шока еще не отошла?

— Сперва дока экзаменуем, потом уже желудок ублажаем, — на всякий случай предупреждаю любителя мармеладок.

— Мне кислородный генератор проверить надо. И вентиляцию. Бо проблемы не видит, а влажность растет. Так быть не должно, — утирая нос ладонью, отвечает бортинженер.

— Бас надышал? — хмыкаю я, уже даже не особенно встревожившись от этой новости — видимо, на рыдване каждый день новая поломка. Что-что, а уж разнообразие полезного досуга экипажу тут гарантировано.

— Или термак от прыжков рыдвановых кто-то подмочил, — бурчит Нюк, потягиваясь и зевая во всю пасть. — Когда ж я высплюсь уже…

— Это нервы, — говорю я.

— Это недосып! Только прикорнешь, как очередное ЧП на тебе.

— А ты еще намылился в колонисты — там вообще не расслабишься, даже если ты лишь второй муж. До рассвета коров каких-нибудь туземных восьминогих будешь вскакивать доить, а потом в поле впахивать, чтобы жучки местные полуметровые урожай не подъели, — поддеваю я.

— Может, тут рай земной, и пирожки с мясом или повидлом прям на кустах растут? И вообще, я лучше в охотники подамся… И на Таське женюсь единолично, она мне поближе хомо сапиенсов будет. Да и кормить ее не надо. Нет у меня склонности к сельскому хозяйству ни на грамм, все тесты это подтверждали, — парирует он. — Сама-то много надоила? Драпнула со своей фермы за приключениями, только гравиботинки по галактикам сверкают. Вон аж куда додрапала.

— Потому и драпанула, что подвиги на аграрной и домашней ниве — точно не моя стезя. Сколько себя помню, только штурманом и хотела быть, ни разу в мечтах кухня, полная утробно скворчащих кастрюлек, ожидающий прополки огородик и скальные нагромождения требующего стирки и штопки белья не всплывали, — ворчу я.

— Что такое штопка? — недоуменно таращит на меня серые овечьи глаза бортинженер.

— Лет через десять, когда все термаки износятся до дыр, и ты освоишь это искусство, — заверяю его. — А пока можешь не париться.

— А, починка одежды? — озаряет роботами взращенную на всем готовеньком головушку. — Ну, дырку в комбезе спецклеем заклеить я могу… если уж она сама никак затянуться не сумеет. Интересно, как там голова Варга затягивается… что-то я по его ору даже соскучился. Ню-у-у-к! Говнюк рукожопый, марш в рубку немедленно! — неожиданно очень похоже передразнивает он Вегуса и смеется: — Чуешь, как бодрит?

— Вот примерно так я и заполучила в добровольно-принудительном порядке вторую специализацию, — замечаю я. — Мы так чудно занимались муштрой в спортзале — пара моих заклятых приятелей и грозный глас начальника Академии в динамиках… пока не явился истинный его обладатель и не предложил мне применить подражательские таланты в научных, так сказать, целях. Ну, или заполучить годик штрафных работ на благо Академии. Так во мне и проснулась внезапная страсть к изучению иных рас.

Болтая, мы добираемся до компенсационного зала, в котором сном невинного младенца, пуская пузыри изо всех ртов и ушей, дрыхнет и самообучается тунеядец Шухер. Нюк проверяет, закончилась ли обучающая программа, вскрывает капсулу и бесцеремонно хлопает дока по щупалкам.

— Просыпаемся, спящая красавица. Поцелуя не будет, уж не обессудь. Хотя… ты как, Соколова, насчет лимбийца чмокнуть?

— Пусть сперва капитана вернет в здравом уме и трезвой памяти, — говорю я. — Хотя насчет трезвой памяти — это больше Баса касается, конечно.

Док пробуждается неторопливо, аккуратно расправляя каждое щупальце и мурлыча ритуальную утреннюю песенку. Не похоже, чтобы гипносон нанес непоправимую травму его необремененной знаниями голове. Ведет он себя вполне в рамках норм своей расы.

— Док, где у меня сердце? — бесцеремонно спрашиваю я, так и ожидая, что гений врачевания привычно ткнет в столь притягательный его собственному сердцу пупок. Однако щупальце, описав плавное полукружие, внезапно замирает в правильном районе. Неужто?..

— Хвала квантовой гравитации, сработало! — восклицает Нюк. — Бери его и чешите Варга штопать. Я б предпочел сажать рыдван под его четким руководством все же… А я полез вентиляцию проверять.

— Пойдем, док, ты у нас теперь образованный, — приговариваю я, подпихивая Шухера вперед. — Работа ждет, мой лимбийский друг!

— А где мой… мое… ну, ты знаешь, о ком я, — вздыхает он.

— С Тасей, — неосторожно отвечаю я, и док тут же закатывает глаза:

— Ярочка, но она же робот. Крошке Варг-Базиль-Цилли-Нюк-Яромилочке-Утухенгаль нужно человеческое тепло!

— Ничего страшного, инженера Стратитайлера тоже роботы взрастили, посмотри, как прекрасно получилось, — резво парирую я, справившись с легким потрясением от имени малолетнего хвостощупальцевого потомка. То-то кэп тезке обрадуется, когда в себя придет!

В медблоке док ошалело хлопает глазами, жалостливо свесив полные слез уши: не ожидал встретить тут практически весь скудный офицерский состав «Дерзающего».

— Бас не твоя забота, сам оклемается, — говорю я, разворачивая Шухера к регенератору. — С капитаном хуже. Вот ему твоя помощь позарез как нужна. Я гипнокурсов не проходила, но соображаю быстро, так что в ассистенты, если что, сгожусь. Командуйте, профессор!

Док шкрябает по лысой макушке щупальцем и задумчиво щурится на замотанную бинтами голову непосредственного командира. Затем жмет на какие-то кнопки, регенерационная камера отключается и распахивается, явив нам Варга во всей полуживой красе.

— Ну, что делать? — тороплю я новоявленное светило нейрохирургии.

— Ай, как все плохо-то, — огорчается Шухер, водя над капитаном какой-то штуковиной вроде фонарика. — Вот прямо-таки совсем…

— Мозг сильно поврежден? Ты хоть что-нибудь можешь сделать? — упавшим голосом спрашиваю я, пока тот непривычно деловито перебирает инструменты, довольно допотопные на вид, впрочем, как и все на этом корабле. И почему-то его окончательный выбор мне ой как не нравится… Что он собрался делать этой загогулиной? Череп вскрывать, что ли? Интересно, настолько ли у меня крепкие нервы, как я привыкла хвалиться? А то прилягу тут еще третьим безжизненным телом, узрев, как капитанский мозг выглядывает из распиленной черепушки… Может, там гематома какая, которую надо… Однако додумать мысль я не успеваю.

— Ай-ай-яй, какой запущенный случай гнилосыпной парши головной чешуи! — восклицает док и недвусмысленно нацеливается на забинтованную командирскую головушку своей устрашающе изогнутой железякой. Что?! Какой еще, тудыть ее в туманность, парши?!

— Док, стой! — в ужасе ору я, пытаясь перехватить его щупальце. Только рук-то у меня две, а конечностей у Шухера куда как больше, и он просто невозмутимо перекладывает инструмент в другую псевдоподию.

— Ничего такого, с чем я бы не справился, Ярочка, — с невыносимым самодовольством вещает при этом наш свежеиспеченный профессор. — Просто подзапустили, подзапустили… А вот у тебя, к слову, наблюдаю сильнейшее поражение паразитом-чешуйчатоедом, но я выпишу крем, и он чудненько с этим справится, не волнуйся. Чешуя будет как новая, шелковистая и блестящая…

Он снова заносит подозрительное орудие над Вегусом, определенно намереваясь доконать капитанскую черепушку.

— Док, нет у него никакой парши! — яростно шиплю я, оттесняя Шухера плечом, но того, видать, основательно торкнуло зарядом профессионального энтузиазма, и он вовсе не желает сдаться и пойти нянчить отрока (или отроковицу) и смотреть сериал. Это что, мне его самого придется по тыковке железякой тюкнуть, чтобы он Варга в этом порыве нам не прикончил?

— Док! — вдруг осеняет меня. — Ты знаешь, что там под бинтами?

Шухер замирает, с нескрываемым любопытством косясь на замотанную голову Вегуса.

— Когда его принесли, выделялась жидкая красная субстанция, — тянет он. — Это какие-то человеческие маскировочные чернила, верно?

Нагнувшись к самой физиономии дока и подобающим образом вытаращив глаза, я тихо и зловеще шепчу:

— О-о… это… это… — и, сделав эффектную паузу, издаю самый жуткий рык, которым гордился бы и мой пращур: — Кро-о-овь!

Хвала великому космосу, даже под налетом познаний какой-то левой негуманоидной медицины скрывается наш прежний док, так склонный к обморокам. Когда он мягко оседает к моим ногам, я живо выхватываю из его щупалок опасную железяку и перевожу дух. Да, кэп, придется тебе полежать пока с этой… гнилосыпной паршой, зато без добавочных отверстий в черепе. Я вон вообще, оказывается, чешуйчатоедами заражена — кому сейчас легко-то?

— Бо, где капитан Стратитайлер?! — спрашиваю я, стараясь перекричать расхрапевшегося Басилевса. — У нас тут очередное ЧП!

— Капитан Стратитайлер находится в техническом отсеке, у воздушного смесителя. Соединить? — отвечает тот.

— Да. Срочно, — говорю я, все пытаясь отдышаться после противостояния с доком. До чего ж хваткий оказался, чертяка лимбийский…

— К… к-какой… к зиркам еще… капитан Страти…вотэтотвот? — раздается вдруг из камеры слабый, но с вполне узнаваемыми свирепыми нотками голос капитана Вегуса. Ах ты ж, коборукова спинная сумка, что шоковая терапия-то творит!

— Никакой, сэр! — радостно подпрыгиваю я, гадая, успел ли Нюк зазвездячить селфи в командирской фуражке или теперь ему это фото уже не обломится.

— Где… Бас… — продолжает Одноглазый, делая попытку сесть в камере.

— А вот вставать вам пока не надо, черепно-мозговые травмы — не шутки, — быстро реагирую я. — Тем более и Бас тут вот, рядышком… живой, здоровый, слышите, как кенрийским кровососущим соловушкой заливается?

— Ярк, че там опять стряслось? — раздается из селектора слегка раздраженный голос бортинженера. Эк меня угораздило-то очутиться меж двух капитанов!

— Док овладел знаниями неизвестной мне отрасли ксеноморфной медицины, а капитан пришел в себя! — докладываю я Нюку, параллельно пытаясь уложить Варга обратно.

— Е… жики альдебаранские, бегу!

Запыхавшийся Стратитайлер, весь какой-то паутиной перемазанный, влетает в медблок, словно за ним рой разъяренных шмележуков гонится, окидывает взглядом сложившуюся обстановку и спрашивает:

— У дока тоже черепно-мозговая?

— Не, это был чисто психологический удар в рамках варгообороны, я была гуманна, хоть он определенно и покушался навертеть новых отверстий в капитанской голове, — отзываюсь я, аккуратненько перешагивая через распластавшуюся по медотсеку гигантской медузой докову тушку. Варг, освободившись от моего давления, пошатываясь, садится в камере, одной рукой пытаясь удержаться за откинутую крышку, и вперивает в нас с Нюком мутный взор светлых глаз.

— Доложить… обстановку на судне, — требует он.

— «Дерзающий» в полном порядке, лежит в дрейфе у антропопригодной планеты, экипаж цел, Рекичински под замком, сэр, — чеканит Нюк, испуганно округляя глаза.

— От преследователей оторвались, сэр! — радостно подхватываю я эстафету позитивных новостей, решив, что беспросветная правда подождет, нельзя ж человека, едва пришедшего в сознание вот так сразу… по полной просвещать по нашей обстановке. Но Стратитайлер вдруг выкидывает фортель, которого от него я ну никак не жду. Одним прыжком сократив расстояние до камеры, он буквально впихивает Вегуса обратно, захлопывает ее и запускает программу, прерванную шаловливыми щупальцами Шухера. Кэп пытается вяло трепыхаться, но бортинженер ложится на крышку, мешая тому выбраться.

— Эй! Ты что творишь?! — ошеломленно выпаливаю я. — Мы же сами вроде как хотели, чтобы капитан очнулся, а теперь ты его обратно в этот ящик запихиваешь?

— Идиот лимбийский прогу на середине оборвал. А если Варга недолеченного инсульт через пару дней догонит или шизофрения какая разовьется? Башка — это серьезно! Думаешь, смогла бы уболтать эту упертую махину прилечь отдохнуть, сколько положено?! — шипит Нюк, убедившись, что замки защелкнулись, а в камеру потек усыпляющий газ. — Регенерационка работает… так пусть сделает свое дело до конца.

— Идиота лимбийского надо срочно обратно под гипноз и убрать у него из всех закоулков памяти этот курс, если не хочешь по ночам в холодном поту просыпаться, пока он ищет у тебя симптомы чешуйчатой парши с лечебной железякой наперевес, — зловеще отзываюсь я.

— Какой еще, алгольский ад ее спали, парши?! — неожиданно срывается на совершенно несвойственный ему крик Стратитайлер. — Я курс гуманоидной медицины лично вот этими руками вводил!

Ну, орать — вот это по-нашему, это и я умею. Поэтому воплю в ответ:

— У Бо, поди, записано, что тут творилось! Мне он поставил диагноз — поражение какими-то чешуйчатожорами и сулил крем, который вернет всю чешую обратно! Блестящей и шелковистой! А Варгу башку пытался железной хреновиной проколупать, чтобы гнилосыпную паршу, стало быть, устранить!

Нюк шлепает ладонь на лицо, размазывая по поцелуям светила пыль с паутиной, потом врубает антиграв и бесцеремонно влечет все еще бесчувственного Шухера за потенциального отрока в компенсационный зал. Покопавшись в памяти капсулы, чертыхается, и тут влетает уже Бо, за бардак в архивах и несоответствие содержащейся информации названию папок.

— Может, оставим как есть? Сносить инфу опасно, можно личную память покоцать, — произносит он устало.

— Хоть бы градус энтузиазма снизить, что ли, — ворчу я, — он, знаешь ли, звездец какой настойчивый в своем неистребимом желании исцелять… представителей совсем не тех видов. Хорошо хоть, этот Гиппократ крови до потери пульса боится, а то, может, и не успела бы остатки капитанского мозга отстоять.

— Это прекрасно вылечится парой хороших затрещин. Я все-таки инженер, а не медик, а мозг не горсть железяк или кристаллов. Лучше б Тасю перепрошил, — с досадой отвечает парень.

Что-то подсказывает мне: вот теперь самое время пообедать, чтобы мало-мальски снять массовый стресс. А то свежему, который непременно пожалует в процессе посадки, будет в сознании шибко тесно.

— Пусть дрыхнет пока… Толку с него все равно как с коборука — молока, — решает Нюк, засовывая дока в капсулу. — Подумать надо, как все сделать аккуратно. Не на бегу. Варг, считай, в порядке. Просто надо дождаться, когда программа завершится. Пара суток дрейфа нас не разорят.

— Решил не сажать корабль?

— «Дерзающий» — наш последний шанс. Если я его расквашу… а я его расквашу… в общем, на шлюпе спустимся осмотреться, — поясняет Нюк.

Вот примерно в таком ключе, курсант Соколова, вы и должны были рассуждать, когда Бас отдал самоубийственный приказ рассчитывать гиперпрыжок своими силами, наставительно говорю я себе. Мысленно. Но, разумеется, проку от этих запоздалых самопоучений уже никакого.

— Зонд с пробами атмосферы, воды и почвы прибыл, — докладывает Бо. Джокордовы силы, а я за всем этим весельем про него и позабыть уж успела. Передислоцируемся в рубку, чтобы ознакомиться с результатами.

— Во, нам уже поперло, — радуюсь я, изучая данные. — Вполне приличная атмосферка, сносная вода… Ну что, на разведку, мой дорогой, коварно затолкавший законного командира в ящик, узурпатор?

— Подождет, — хмуро пресекает мою инициативу Нюк. — Бо, буди бортмеханика. У нас проблемы с воздушной системой. И как водится, с датчиками. Да, занеси дисциплинарное замечание кадету Соколовой в личное дело.

— За что?!

— За несоблюдение субординации, — корчит он рожу. — Я все еще и.о. капитана.

— Есть, сэр, — злобно цежу я и утыкаюсь в комп. Слова больше этому зирковому выползню не скажу! Даже если на пятой планете за его спиной вылезет гигантский саблезубый спрут с алчно раззявленной пастью — и звука не издам, буду стоять себе сурикатом-дебильчиком и помалкивать в тряпочку, пусть сожрет этого и.о. капитана под соусом из субординации, вот!

Глава 25. Нюк. Пятая планета

— Что думаешь? — спрашиваю я бортмеха, нахмурившуюся над полуразобранным генератором. Второй пашет с натугой, но пока без сбоев, и то неплохо. Дорылись мы на пару, в чем причина расцветающих на борту тропиков: вода не полностью распадается на кислород и водород, и ее подсасывает в систему, где формируется дыхательная смесь. Нас мало, и в принципе один генератор при поддержке камеры очистки, превращающей часть углекислого газа в кислород, наши потребности покроет… но износ и без того древней рухляди ускорит в разы. Будь мы в границах Союза, я б особо не паниковал. Но теперь каждая деталюха на вес золота. А механизм чуть ли не важнее собственного сердца.

— А че тут можно думать? — бурчит Цилли, демонстрируя мне какую-то штуковину, названия которой я даже не знаю. — Видишь, вот тут какой износ? И вот тут, — тычет она мне следующую прямо под нос. — Вот и не держит.

— А жидким пластиком подмазать?

— Ага, скотчем подмотать! Треснет к зиркам, попрет водород в отсек, будет нам веселуха, а местным астрономам — мелкая сверхновая.

Блин-печенюшечка… Где ж мы новые-то возьмем? Пока чешу в затылке, гоняя скудные варианты по черепу, меня вдруг озаряет.

— Слушай, я в кладовке 3D принтер видел. Деталюха мелкая. Бо ее отсканирует, чертеж виртуальный сбацает, и напечатаем.

— Нормальный вариант. Если принтер еще пашет. Держи, — Крошка впихивает требующие замены детали мне в руки. — И вот это еще надо… и это тоже.

В итоге в мастерскую я тащусь, балансируя нагруженным на меня доисторическим барахлом, точно циркач из бродячего шапито. Соколова куда-то сокрылась от моего гневливого взора, нянькает обиду, наверное. Ничего… подуется и перестанет. Надо же ее хоть как-то к дисциплине приучать? Шуточки закончились, наше выживание теперь на полном серьезе друг от друга зависит. От свалившейся на меня ответственности я как-то лет на десять разом повзрослел, кажется.

Сгрузив рухлядь на верстак, откапываю в кладовой покрытый слоем пыли принтер и пытаюсь его оживить. На это уходит еще битый час, но в конце концов удается запустить старикана, заправить и загнать параметры необходимой детали в его примитивные мозгишки. Хрюкнув и вычихнув первую порцию быстро застывающего полимера, он принимается печатать, а я облегченно выдыхаю, внезапно чувствуя просто дикую усталость. И жрать хочется. Тася уже сигналила к обеду, но мы с Цилли были заняты. По пути в столовую заворачиваю к себе в каюту, перехватить пару мармеладных ксеноморфиков. Интересно, Тася такие умеет делать? Будет грустно, когда эти закончатся.

Цилли, видимо, уже пообедала, пока я принтер терзал, и мне пищу принимать приходится в привычной компании искусственного интеллекта и мини-Шухера, недобрыми, завидущими глазенками в мою тарелку поглядывающего. Если все же приземлимся, надо будет этого проглота на вольные хлеба выпустить пастись, так никаких харчей не напасешься. Густой грибной суп и пирожки пробую с осторожностью — с Ярки станется из мстительной шкодливости бахнуть мне туда не только перцу, но и снотворного пополам со слабительным. Вкус вроде бы самый обыкновенный… ладно, время покажет, была ли там какая приправка или нет. Интересно, чем она занималась, пока мы впахивали?

— Бо, а где кадет Соколова? — спрашиваю я, принимаясь за чаек с пирожками.

— Кадет Соколова, временно исполняющая обязанности штурмана, находится в медблоке.

— И чем она там мается?

— Совершает какие-то манипуляции со спящим пилотом Ксенакисом, сэр.

Упс, а вот это любопытно. Что еще за манипуляции с бесчувственными телами? Не таится ли в брыкливой смугляночке склонностей к каким-нибудь извращениям затейливым? Прихватив пирожков с собой, на ходу сую один малютке лимбийцу в щупалки и отправляюсь в медблок. А там меня ждет просто-таки панорама битвы адорианского флота против Союза Веги. Взъерошенная, потная Соколова только что с шаманским бубном не отплясывает вокруг безучастного ко всем внешним раздражителям пилота. Она напряженно сопит, сдувая с раскрасневшегося в тон шевелюре Баса лица влажные кучеряшки, дергает звездного алконавта за ноги, щекочет под мышками, сует под нос какие-то подозрительные вонючие шарики и наконец, утомившись, без сил плюхается на кушетку рядом с безмятежно сопящей тушкой, продолжая на автомате потыкивать ее пальцем в бок.

— Что, подумала, подумала и решила, что все-таки ничего женишок? — хмыкаю я. — Если разбудить и причесать. Целовать не пробовала?

— Мое законное право… сэр! — недобро зыркнув на меня своими голубыми пуговицами, шипит Соколова. — Хочу пробудить к жизни первого и.о. капитана, он мне больше нравился!

От хохота у меня начинка чуть из носу не вылетает. Проржавшись и прокашлявшись, я говорю:

— Ну удачи, кадет Соколова, в нелегком ратном труде на ниве свержения моей тирании. Будите своего прекрасного принца дальше. Хотел предложить на пару на разведку мотнуться, но раз тут такое серьезное дельце…

— То ли и впрямь поцеловать-таки, то ли новую приборную доску посулить? — явно не слушая меня, бормочет себе под нос Ярка. — Раздери тебя черная дыра, Ксенакис, просыпайся и бери уже под командование свой чертов рыдван!

Последнее слово оказывает магическое действие. Не приходя в себя, пилот бубнит: «Эт-то не р-рыдван!» и, обиженно всхрапнув, точно норовистый жеребец, перекатывается на другой бок, явив взору Ярки лишь свой авангардно крашеный затылок. М-да… поплыл кадет. Печалька. С Варгом вон ничего, держалась, а от моей недостойной персоны и одного замечания не вынесла.

— Бо, сообщи бортмеханику Ибрагимбек, что она остается за старшего. И готовь шлюп, — велю борткомпу, допив чай и двинувшись на выход из медблока.

— Прямо-таки смутное время упадка адорианской империи, вот уже и третий и.о. капитана намечается, — ядовито вворачивает Соколова, оставив наконец в покое скошенное наповал буравчиком пилотское тулово.

— Не расстраивайся, может, я еще не вернусь, и до тебя очередь поцарствовать доберется. Вон, и принц имеется, — хмыкаю я, захлопывая за собой шлюз.

Прихватив бластер Варга, свой нож и Рори до кучи, натягиваю скафандр прямо на термак. Пригодная атмосфера не равна безопасной, бактерий или грибков, которые могут прикончить меня за пару часов, в ней может кишмя кишеть. Надо будет повторно анализы взять, проверить агрессивность среды.

Соколова все же является, уже в термаке и шлеме, за стеклом которого отчетливо виден высокомерно вздернутый нос.

— Бо, — гаркает она, не удостоив меня взглядом, — запиши-ка на мой счет авансом еще пару взысканий! — а затем, повернувшись в мою сторону, с нескрываемым удовольствием выдает: — Тиран, деспот, самодур!

— В таком состоянии ты со мной не полетишь. Мне психованная граната под боком не нужна, — спокойно отвечаю я. — Нравится играться в детку-бунтарку? Ну вот вернешься к своему Торквемаде — резвись сколько влезет. Самодурствуешь пока здесь только ты.

Она только негодующе фыркает в свой шлем, насупив темные брови, однако оставляет, несомненно, уже заготовленные детсадовские контраргументы в стиле «сам такой» при себе. И ведь не дура, далеко не дура, и руки откуда надо (в отличие от меня), но вот бзиками своими сама себе же ямы копает. Характерец…

— Нюк, ты на разведку там намылился? — раздается из селектора голос Цилли. — Присмотри место для посадки. Тут и второй окси-генератор резко тазом медным накрыться надумал. Содержание кислорода в смеси на три процента упало.

— Черная дыра его побери! — рывком застегиваю скафандр, мигом позабыв о выкрутасах разобиженной девчонки. Отодвинувшаяся было перспектива жесткой посадки в исполнении моих корявых ручечек пугает куда больше дурацких пикировок с Соколовой.

— Бо, перекрой доступ воздушной смеси во все отсеки, кроме жилого и центрального управления, — велю я борткомпу, захлопывая сферу шлема. — Блин, и Рекичински же накормить надо, совсем про него забыл за всеми хлопотами. И из трюма в жилую зону перевести.

— Да уже, — отзывается Цецилия. — Сколько принтер детали ляпать будет?

— Да космос его знает, он как мамонтов помет… еще нашим пращурам копья печатал, — бурчу я и поворачиваюсь к Соколовой. — Ну, отпузырилось детство в одном месте? Работаем или дальше придуряемся?

Рори, обрадованный перспективой прогулки, уже нетерпеливо подпрыгивает у шлюза, ведущего в ангар со шлюпами, радостно пиликая своими огоньками.

— Место для посадки лучше мне глянуть, я немного во всем этом разбираюсь, — вздохнув, хмуро отзывается кудрявая зараза. Нотки злого ребяческого задора из ее голоса уже успели испариться.

— Скафандр надевай. Басов возьми, он тоже великоват, но усядет по фигуре, более или менее, — говорю я. Девчонка начинает одеваться, а я отправляюсь следом за Рори к шлюзу. Шлюпов у нас всего два, один на ладан дышит, второй более-менее бегает. Недокомплект… Но хозяин этого корыта счел, что на недоэкипаж в случае ЧП хватит. Козлище жмотярное.

Проверив, на месте ли зонды у шлюпа — ага, щас — минут десять ищу их в куче всякого хлама в шкафу у стены, внедряю на место, и к этому времени Ярка уже восседает за штурвалом. Забираюсь на пассажирское, не вступая в пререкательства — в мелкой посудине меня укачивает моментально. Что самое забавное, на море вот никогда не убалтывало. В детстве наш выводок сиротский часто на побережье вывозили, солнечные ванны принимать и на мелководье плескаться. И вот пока прогулочный катер пер по воде — я чувствовал себя распрекрасно. Стоило ему оторваться от поверхности, преодолевая препятствие — и, салют, буэ! Нянюшка, тащи пакетик. И никакие таблетки не помогали, я просто прямо ими и блевал. От тех ванн, кстати, воздухозаборник мой такими конопухами обсыпало, что спасу от дразнилок не было. Тогда нянька и придумала, что это поцелуи солнышка, которые делают меня очаровательнее. До сих пор в это верю. И до сих пор не знаю, что в нее было заложено, а чему она самообучилась? И чувствовала ли хоть что-то к своим воспитанникам? Маленький был, думал, что она меня любит. Пока не подрос, и добрые люди не разъяснили, ху из ху, и что ИИ чувств испытывать не может, только имитировать.

Бо откачивает из отсека воздух и открывает шлюз, на пару с Цилли пожелав нам удачи и благополучного возвращения. Рори лезет ко мне на колени, с любопытством пялясь в обзорное окно.

— Эх, забыла Бо попросить Басу послание передать на случай, если не вернусь, — сокрушается Соколова, лихо выкручивая штурвал так, что уже на старте, кажется, мозг по черепной коробке равномерно тонким слоем размазывает. — Мол, горячо любила я его алые паруса на башке… ну и его самого до кучи. Ему, наверно, было бы приятно. Ну, а если вернусь, то, само собой, не нужно.

— А может, и нужно? Думаешь, набалованный тот Бас добрыми словами? Что-то сомневаюсь. Сам он ими не злоупотребляет, как и кэп. Даже не знаю, есть ли у них с Варгом семьи? Вряд ли. Всю жизнь в глубоком космосе, не до того, поди, было.

— А-а, если бы и до того даже, не шибко тот самый космос к семейной жизни располагает, — бормочет Соколова, выравнивая шлюп. — У отца вон она живо закончилась. Я их вместе с мамой и не помню. Каждый прилет домой — скоротечный бурный праздник с кучей инопланетных диковинок, игрушек и платьев, которые я уже успела перерасти, а через неделю-другую — фьюить! — в следующую экспедицию.

— У меня и такого не было. Воспитатель-мужик был, человек, в смысле настоящий, но такой зануда, что нянюшка по сравнению с ним неистово веселой теткой казалась, — отвечаю я, по привычке зажмурившись. — Папаня твой, поди, уже космос носом роет в поисках чада. Ты когда должна была на свою станцию дошкандыбать и отчет послать, что на месте?

— Папа, вероятно, еще нескоро узнает, — тихо отвечает Ярка. — Он в межгалактическую экспедицию улетел, а это надолго. А вот Литманен, наверно, еще как роет… Ему уже должны были сообщить, что практикант так и не нарисовался.

— Ну, оправдание у тебя есть, и весомое. Может, если нас не слишком далеко выплюнуло, мы твоего отца тут и встретим? Я лелею надежду, что мы все же не за тыщупитсот галактик от Милки Вэя.

— Вот бы он офонарел-то от такой встречи, — с мимолетной усмешкой говорит Соколова, пожимая плечами. — Но… слишком ничтожный процент вероятности. Тошнит?

— Немного, — честно сознаюсь я, хоть и предполагаю, что за этим последует. У меня и так все на морде, поди, написано.

— А так? — снова усмехается она, закладывая вираж. Пирожки с грибочками в желудке тут же подпрыгивают, пространство даже под крепко зажмуренными веками «плывет».

— Рори натравлю, — бурчу я.

— Вестибулярку можно только натренировать, — назидательно произносит Ярка, но посудину выравнивает. — Да ты посмотри, какая планетка симпатичная. Мы уже ниже слоя облаков.

Быстренько заключив с организмом сделку на предмет «не позоримся при младших по званию», осторожно приоткрываю один глаз. Потом второй. Облака розоватые, небо голубое — как на Земле. Кислород везде красит небо в оттенки синего.

— Ярка, а ты в курсе, что в древности люди синего цвета не различали и не знали, что небо голубое? У греков, иудеев и прочих даже названия этому цвету не было. Только египтяне знали. Интересно, почему?

— Встречная загадка — почему на куче колонизированных планет никто не стал париться, изобретая отдельные названия для новых оттенков спектра, видов животных и растений? — бормочет Соколова, довольно аккуратно ведя шлюп на снижение. Внизу мелькают яркие пятна — флора там, что ли, буйная такая? — Видел бы ты, на что наши коровы и овечки похожи, жуть вселенская. Может, у египтян просто фантазии было побольше, это ж они, если мне не изменяет память, чудили и своим покойникам пирамиды размером с резиденцию главы Галактического Союза отстраивали?

— Есть же теория, что кое-какие инопланетные товарищи к нам в гости шастали и уму-разуму учили. Правда, теперь никто не сознается, клянутся, что принцип невмешательства блюли и развитие земных приматов не подгоняли. Хотя шумарийцы — вылитые типы с древних фресок, с башками своими продолговатыми. Конечно, кто ж теперь сознается, когда какой-то там древний город ядерным взрывом размазало после их дружественных ви…

— Ах ты ж, джокордово вымя! — внезапно вскрикивает Соколова, без предупреждения и объявления войны кидая шлюп в пике. Только что-то вроде огромного крыла по обзорному стеклу успевает мазнуть. Древний катер, отвыкший от подобного обращения, протестующе взвывает и разражается серией всевозможных скрипов. Ярке удается выправить полет уже над самыми вершинами гигантских деревьев, которые, кажется, успевают всеми своими хищно изгибающимися ветвями по днищу проскрести.

— Метеорит мне в корму! — восклицаю я, позабыв про тошноту, но мигом вспомнив про Варгов бластер. И долго еще выворачиваю шею в попытках разглядеть летучую махину, но она больше не появляется, хвала квантовой гравитации. Какая-то пушчонка и на шлюпе имеется, но зарядов в ней нет лет так пятьдесят уже.

— Вот конкретно его развитие я точно подгонять не планирую, — слегка подсевшим голосом произносит Соколова. — Ну его в древнюю баню, пусть сам по себе эволюционирует или лучше к чертям мамонтовым вымирает. Ты видел, какая у этой, с позволения сказать, пичужки пасть?

— Угу… что-то мне подсказывает, что этими зубищами она не листья с баобабов обгрызает. Очень плотоядное лицо у этого аборигена.

Ярка сбрасывает скорость, и мы тащимся на бреющем полете, выпуская зонды и собирая информацию об окружающей температуре, влажности и газовых примесях в атмосфере. Не представляю погрешности, которую могут давать старые анализаторы, но они работают, и даже неплохо. Кто-то до нас с Цилли их, видимо, любил и ухаживал, как мог. Жарко, конечно, за сорок по Цельсию, а в воздухе слишком много кислорода и озона.

— Садиться в этой части континента пилоту без стажа категорически противопоказано, — постановляет наконец Соколова, краем глаза отслеживая карты местности, которые в темпе вычерчивает мини-Бо.

— Плато бы какое… там и воздух будет поразреженнее, нам только в плюс, — задумчиво произношу я, вглядываясь в горизонт, на котором клубятся отливающие фиолетовым тучи. Шлюп вспугивает с верхушек деревьев каких-то летучих существ, некоторые гонятся за посудиной и пытаются ее клюнуть… ну, или укусить, но таких махин, как та, первая, пока больше не попадается.

— Погода тоже способна изрядно усложнить посадку, а там, походу, буря в некотором роде намечается… — озабоченно тянет Ярка, проследив за направлением моего взгляда.

— Знаю! — с отчаяньем отзываюсь я. — Постараемся дотянуть на подыхающем генераторе до Варгова воскрешения. Боюсь я «Дерзающий» сажать.

— Ну, че там у вас, котятки? — выходит на связь Цилли. От корабля мы еще не так далеко убрались, и связь работает практически без помех.

— Пока ничего пригодного для посадки, — честно сознаюсь я. Не в джунгли же ухаться? — У вас как дела?

— Содержание кислорода падает, медленно, но верно.

— Сверхновую мне в скафандр, а ведь при дефиците окси мы наших спящих красавцев вообще не пробудим от зачарованного сна, — хмурится Ярка и вдруг оживленно подпрыгивает в кресле и давит на паузу, задерживая прокрутку аэроснимков местности: — Опа, а вот там, кажется, то что нам нужно!

Она довольно плавно разворачивает шлюп и направляет его к зеленеющим вдали изгибам реки. По правому берегу тянутся все те же нескончаемые джунгли, однако слева отчетливо вырисовывается удивляющая правильными геометрическими формами пустынная бурая равнина.

— А вот здесь я бы добавила еще и пробы на уровень радиационного фона, — рассуждает Соколова, задавая дополнительную программу зонду. — Больно уж давней деятельностью высокоорганизованных существ попахивает, природа по линеечке чертить не приучена.

— Лучше бы этому миру быть необитаемым… в плане разумной жизни, — бурчу я. Только конфликтов с аборигенами нам не хватает, как вишенки на торте наших проблем. Если, конечно, бывают торты из говна.

— Пока мы болтались на орбите, я сделала кое-какие предварительные снимки и записи, технически развитой расы на данный момент тут точно не водится, — быстро отзывается Ярка. — Никаких следов присущей цивилизации бурной деятельности по перекраиванию и переустройству мира нет.

— Может, следы таких же как мы… залетных робинзонов? Что, если в гипере мы в какой-нибудь колодец ухнули, постоянно существующий именно в той точке входа? Или открывающийся временами. Гипер-то по сути изучен чуть больше, чем черные дыры. Все пользуются, а как работает, никто толком и не знает, — предполагаю я, считывая показания зонда. Мутить вроде перестало, и я могу себе позволить быть не просто бесполезным балластом. Радиационный фон в пределах нормы, содержание токсичных веществ в верхнем слое почвы — тоже. Впрочем, в химии я не силен, да и огород разбивать на этом куске земли не планирую.

— Кто его знает, — Ярка прищуривается, рассматривая расстилающуюся под шлюпом пустошь, залитую лучами огромного желтовато-белого светила. — Здесь места — на десяток космодромов, даже зажмурившись, не промахнешься.

— Угу, — соглашаюсь я, отмечая потенциальное место посадки на карте. Что-то оно мне не нравится… В таком жарком, влажном климате джунгли слопали бы этот кусок за один сезон. Зонды чего-то не видят? Чего-то, что и для нас может быть опасным? Может, снизу источник повышенных температур, не дающих приживаться растениям? Но на место вулканической активности оно мало похоже… законы геологии примерно одни для планет схожего типа. А тут ни кратеров, ни гейзеров, ни следа от них.

— Давай-ка, Ярок, еще на север мотнемся, бурю только обойдем. Я все ж таки за плато какое-нибудь… Что с топливом?

— Топлива ожидаемо мало. Еще на полтора часа полета максимум. Это если без мертвых петель и прочих маневров, — уточняет Соколова, пробегая глазами по датчикам на приборной панели.

— Сорок минут и возвращаемся, — предлагаю я, прикинув инерционный снос «Дерзающего» по орбите. Она разворачивает рыло шлюпа к северу, и под нами снова километр за километром зеленеют густые девственные леса. Постепенно пейзаж начинает меняться, между деревьями появляются просветы, рельеф усложняют скальные выходы — приходится немного набрать высоту. Погода ощутимо портится, ветер усиливается, и под его резкими порывами шлюп регулярно подкидывает и мотает из стороны в сторону, точно утлое суденышко на волнах. А потом земля под нами неожиданно заканчивается, и под брюхом шлюпа разливается зеленовато-синее пространство большой воды. Море, а может, океан. Континентов на пятой планете всего три, и только один мы немножечко осмотрели. Второй — к юго-востоку отсюда, последний — прямо на полюсе, там, по сообщению Бо, холоднее и все время льет дождь.

— Красиво, — вдруг с непривычным оттенком мечтательности в голосе говорит Ярка. — На Славии сплошной океан, всего один континент и множество островков. Я люблю море… это как целая отдельная планета… Только вот сейчас оно нам ну совсем не в помощь, — резко оборвав себя на полуслове, прибавляет она.

— Я тоже море люблю, меня в лодках не укачивает, — вздыхаю я, снова вспомнив детство. Блин-печенюшечка, у меня что, опять приступ долгополетного депресса? Чего это я завздыхал о прошлом? Нафиг-нафиг, не до того сейчас.

— Возвращаемся? — спрашиваю Ярку. — Высаживаться на месте предполагаемой посадки будем? Я б глянул поближе, чего там и как… и пробу из почвы буром бы взял. Не нравится мне это место.

— Ничего лучшего-то все равно нет, — пожимает плечами Соколова. — Проверить, конечно, не помешает… но такая штука, Нюк, что мы уже давно пляшем у точки невозврата. Оставаться на орбите без кислорода в любом случае не сможем. А шмякаться в океан или в лесные дебри — это как-то слишком… экстравагантно.

— Знаю… Но даже если не я сажать стану, пусть у Варга вся инфа по максимуму о «космодроме» будет, чтоб прям на все готовенькое. Без сюрпризов. Их и так полон трюм накопился.

— Как скажешь, кэп, — хмыкает Ярка. — Я не прочь ноги размять. Жаль, верную швабру не взяла. Чувствую, она тут без дела бы не заскучала.

— Держи, — протягиваю я напарнице плазменный нож, — стопудово ты с ним лучше меня обращаешься.

— На Земле, поди, этой штукой давно уже только обезжиренное диетическое масло на бутер мажут и забыли, как, отправляясь на утренний моцион, охотиться на хищную фауну для горячего и натурального белкового завтрака, — со смешком замечает Соколова, взвесив оружие на ладони и неуловимо быстрым движением спрятав его за пояс.

— Космос с тобой, какая охота? Каждая зверушка на учете, в холе и неге. Скорее хомо сапиенса завалят за попытку обидеть котика. Впрочем, для людей мир намного безопаснее по сравнению с прежними временами не сделался, хомо сапиенс и есть самый страшный хищник… Так что пару раз мне эта штука реально даже на облепленной камерами и набитой психотерапевтами старушке-Земле пригодилась.

Шлюп вскоре возвращается к пустоши, Ярка довольно аккуратно сажает машину, и я нажимаю на кнопку, открывая боковую дверь. Скафандр не дает почувствовать ветра, вкуса местной атмосферы, но звуки дышащих чуждой жизнью джунглей немедленно врываются в динамики шлема. Странное чувство — любопытно и жутковато одновременно. На абсолютно диких планетах, где до меня еще не ступала нога землянина, я прежде не бывал.

— Далеко не отходим, чтоб нас та пташка упереть в свое гнездо не попыталась, — говорю я, вооружаясь длинным ручным буром. Рори спрыгивает на темную почву первым и деловито оглядывается.

— Рядом! — напоминаю ему, делаю пару шагов следом и осматриваюсь. Какие деревья роскошные, там, на том берегу, метров за тридцать каждое. И растут сплошной стеной, ничего особо не разглядишь… Зато здесь лишь какие-то чахлые кустики. Соколова тоже настороженно вертит головой, не забывая поглядывать и на небо. Однако над пустошью даже местные птеродактили не кружат. Я втыкаю бур в почву и начинаю вкручивать его, каждую секунду озираясь. Ощущение жути почему-то усиливается.

Глава 26. Кадет Соколова. Тернистый путь первопроходцев

Пустошь выглядит примерно такой же симпатичной, как взлетное поле после приземления «Дерзающего» с его смертно коптящими дюзами. То есть это просто здоровенное пространство бурой, точно дотла выжженной земли, которая отчего-то не пришлась по вкусу местной растительности, за исключением каких-то хилых саксаулов. Впрочем, один из них тут же развеивает мои заблуждения относительно своей чахлости и очень даже шустро норовит обвиться колючим отростком вокруг ноги. И кто-то еще считает слишком самоуверенной меня? Да у этого кустяры мания величия, черная дыра подери! Даже если он дальний родственник капитанской мухоловки и не прочь вкусить неосторожной плоти, то хоть бы по габаритам себе, что ли, обед подбирал.

В надежде избежать ненужного насилия над дурноватой флорой, нетерпеливо дрыгаю ногой, пытаясь разойтись миром, но колючка и не думает отступать. Мало того — на помощь первой ветке подтягиваются все новые и новые, которых еще минуту назад и в помине не было. Ну что ж, сам напросился. Сейчас получишь у меня стрижку «под ноль»! И я решительно пускаю в ход нож. Это производит эффект разорвавшейся бомбы. В прямом, причем, смысле. Стоит мне лихо отпластнуть под корень любовно обвившую лодыжку ветку, как во все стороны брызжет черный сок, щедро орошая скафандр и землю в радиусе пары метров. И определенно саксаул перед кастрацией успевает свистнуть подмогу — ползучие отростки начинают лезть отовсюду, жадно шаря в поисках жратвы.

— Нюк! — отпрыгнув в сторону, ору я напарнику, возящемуся с буром. — Кусты хищные! И похоже, голодные!

В фантазиях я, может, немножечко и наслаждалась картинами того, как и.о. капитана свергает какой-нибудь ксеноморф с алчными щупалками, но по факту все ж таки не настолько мстительна и кровожадна. Ну, и если обратиться к чисто практическим соображениям, откинув прочь сантименты — коли Нюка схомячат, сажать рыдван, видимо, придется мне. А я еще как-то не готова к этому подвигу: Бас, перед тем как отчалить к берегам благословенного забытья верхом на буравчике, не успел поделиться со мною сакральными тайнами управления антиквариатом. Это шлюп на «Дерзающем» относительно новый, с его управлением проблем особых не возникло. А вот сам рыдван до нашей нежной встречи я только на голографиях видала, на уроках истории астронавтики.

— Держись, кадет, скафандр, поди, не прокусят, — пыхтит и.о. кэпа, вворачивая бур и попутно отбрыкиваясь от повисшей на гравиботинке аборигенной флоры, — мне чутка осталось.

Рори, науськаный Нюком, с азартом кидается грызть нападающих. Ветки и брызги летят из-под его острых зубов во все стороны. Ему отравление, если что, не грозит. А кустиков становится все больше и они, похоже, стягивают вокруг нас голодный хоровод! Отрезаю цапучую ветку еще одному, самому настырному, и паразит тоже окатывает меня черными маслянистыми брызгами. Ядовитая дрянь, поди-ка. Надо бы на анализ ее взять. Кажется, я начинаю догадываться, почему это место не импонирует остальной флоре и фауне… Ну да ладно, погодите, мерзавцы, рыдванчик-то наш, когда сюда ухнется, поджарит вас, точно моя бабушка — хрустящую соломку к субботнему чаепитию!

— Да отвалите уже, — шиплю я, выдергивая ноги из услужливо сворачиваемых темными отростками арканов. — Хуже славийских москитов, туманность вас поглоти!

— Дуй в шлюп! — командует Нюк, с натугой дергая бур, рассчитанный на ручищи Цилли, а не на его, привыкшие по интерактивным панелям стучать да косячки сворачивать. Выходит не очень, но инженерный умишко и тут выручает — Стратитайлер врубает на скафандре антиграв, и геологический прибор вылетает из земли с причмоком, точно пробка из бутылки шампанского. Саксаулы, предчувствуя отмену трапезы, яростно цепляются за ускользающую нямку и даже бур обматывают и жадно тянут к себе, хотя понятия не имею, на что он им сдался? Его-то точно не съешь. Нюк, чертыхаясь, поднимается выше, прихватив и развоевавшегося Рори под мышку, и эвакуируется к шлюпу.

Добегаю, вернее, допрыгиваю до него и я, с головы до ног покрытая липкой мерзотой, которую извергают срезанные стебли, даже стекло шлема забрызгано. Чудное, черная дыра его дери, местечко! Может, выклянчить еще топлива и над другим континентом прошвырнуться — вдруг там найдется что посимпатичнее?

Пока Нюк распихивает по кабине бур и перемазанного питомца, успеваю сунуть изгвазданный саксауловыми метками рукав анализатору на дегустацию. Получив результат, невольно вскидываю брови, а потом начинаю неудержимо ржать. Экая гремучая смесь-то! Ну, ребята, попадитесь вы только одному моему знакомому пилоту, уж он вас оприходует, не успеете свои коряпки к нему протянуть. Подозреваю, у Баса нюх на такие вещи. Кстати, о Басе… не забыть бы отыскать источник забвения, из которого тот цедит огненную водицу. И выжечь к зирковой матушке заросли этих саксаулов. От греха подальше. Хотя… учитывая второй компонент сока, можно пустить их на горючее для каких-нибудь кустарных огнеметов, которые Цилли с Нюком соберут на досуге из завалявшегося в недрах трюмов груза портативных толчков и баллончиков со взбитыми сливками. Куда ж без грозного оружия в чужой галактике?

— Что, и здесь спиртяга? — удивляется Стратитайлер, впихивая пробу почвы в герметичный контейнер. — Кажется, всю систему стоит в честь Баса назвать. Звезда Алый Алконавт. Как тебе? Когда-нибудь, через миллиарды лет, она состарится, покраснеет, и название сделается совсем в яблочко.

— Наречем же эту планету Ксена, — прыскаю я. — Красиво так звучит. Загадочно и чужеродно. Лишь бы при посадке не устроить глобальный пожар — эта дрянь легко воспламеняется. Очень, очень легко, судя по составу. Так что, может, ты и прав насчет этого места, и есть смысл дозаправиться и прошвырнуться над другим материком.

— Ну и нафиг я тогда землю бурил, как центаврийский кротосвин? — огорчается Нюк, смотрит на меня, будто я у него рождественскую конфетку отняла, и немедля вытряхивает контейнер за борт.

— Это ты зря, знание — сила, оно лишним никогда не бывает, — возражаю я, провожая полным сожаления взглядом образец, к которому уже тянутся жадные, хищно извивающиеся, точно луманские гадюки, отростки. Мне вот интересно, из почвы зловредная растительность вытягивает эту субстанцию или все-таки самостоятельно синтезирует. И зачем ей это вообще нужно, в качестве защитного механизма или еще для чего?

— Да черная дыра с ним. Не стану я тут рыдван сажать, мне эта залысина сразу не понравилась. Может, это какой-нибудь посторонний вид, случайно занесенный на Ксену бедолагами вроде нас? — замечает парень. — Прилипло семечко к шасси, потом отлипло и успешно прижилось. Что-то нигде больше таких проплешин не попалось.

— А вдруг это сами одичавшие бедолаги? — тут же выдвигаю встречную теорию я. — Читала, есть раса людей-растений, правда, контакты с ней пока под запретом, но она очень даже разумная и неплохо так развивается… в своем ключе. Вдруг и сюда подобных помидорочеловеков занесло? Обустроились, бухают не просыхая по примеру Баса, а закуска уже стала ученой и обегает пустошь стороной. То-то они нам так обрадовались!

— Растений прям растений? Не флороподобных или с флоропроисхождением? Прям на одном месте торчат, кусты кустами, ягоды какие-нибудь производят, и при этом разумные? — уточняет Нюк.

— Торчат, — подтверждаю я. — Общаются посредством ароматов. Еще и сочинительством балуются, стихи и симфонии из запахов творят.

— Ну, эти вон стихами и симфониями нас баловать что-то не стали… за ноги хватать принялись, как тот соплюк на Ниме, — фыркает он, оттирая черную пакость с морды Рори.

— Может, ты им крышу в парадной зале просверлил?

— Аргумент, — смеется напарник. — Заводи, кадет, поехали.

Запускаю подозрительно зачихавшие двигатели. Ну здрасьте, только этого нам и не хватало! Если застрянем тут, придется неделю куковать с этими кустистыми алкоголиками, дожидаясь, пока Бас проспится! Но нет, вроде, исторгнув все посторонние шумы, движки выдают наконец довольно ровный, чистый звук. Шлюп взмывает в воздух. А вслед за ним — и та летающая махина с другой стороны реки стартует. Пару раз без особого успеха цапнув посудину за бок, она отваливает со злобно-разочарованным криком. Нет, определенно, не лучшее место для стоянки.

— Слушай, Нюк, я вот что подумала, — говорю после непродолжительного молчания. — А нельзя капитана еще на пару деньков в регенераторе придержать, пока Бас не очухается? Может, для его и нашей нервной системы хватит и ора по поводу того, что мы со злосчастной страпелькой в обнимку слегка заблудились без его чуткого руководства? Чего теперь уж доверие подрывать к боевому, так сказать, товарищу, и все, что этому доверию сопутствует…

Нюк поднимает руку, чтобы по привычке запустить пятерню в травенеющие прядями вихры на затылке, скребет перчаткой по шлему, и произносит задумчиво:

— Это уже вроде как насильственное лишение свободы получается. Да еще и капитана корабля. И вообще, с какой стати мне Баса покрывать?! Когда Варг нас с тобой на Ниме выкинул, он и слова против не сказал! Да и никто, кроме Шухера, не сказал. А, ну Тася еще, но та по тебе печалилась. Думаешь, не знает кэп, что старый дружок прибухивает крепко? Ну, поорет, ну, оштрафует. Не убьет, поди.

— Да знает наверняка… просто нам всем, похоже, до-олго вместе сосуществовать, к чему теперь лишняя ругань, — вздыхаю я. — А штрафы… кого они сейчас волнуют. Как, в общем-то, и выговоры в личном деле. Зато перспектива быть выкинутым в шлюз в приступе капитанского гнева утратила статус призрачной, учитывая, что гуманистические законы Союза остались далеко за бортом, — прибавляю с нервным смешком.

— Не каркай, Соколова! Я и так липким потом хтонического ужаса покрываюсь при мысли, что ни одной девчонки больше, кроме Таси да вас с Цилли, не увижу. А симулятор рано или поздно сдохнет. И я сдохну — бородатым грязным отшельником, заливая тоску настойкой из корней вон той дряни, — кажется, на полном серьезе заявляет бортинженер.

— По теории вероятности, на целую галактику должна найтись хоть одна гуманоидная раса, мало-мальски подходящая землянам в физиологическом плане… ну, а что не очень подойдет — один черт после десятка лет отшельничества только задним числом и заметишь, — философски замечаю я. Признаться, половой вопрос в нашей ситуации волнует меня в последнюю очередь. Понавыдумывали люди всякой ерунды, чтобы депрессивные романы да песни повод был сочинять… Я один раз, правда, тоже общей тенденции поддалась, но теперь-то уж ученая. Обойдусь как-нибудь без этих глупостей. Лучше подналягу вон, скажем, на физику и принципиально новый двигатель изобрету. Или гравитоны научусь самостоятельно выделять. А может, что-нибудь полезное открою, чтобы с тоски в этой галактике не загнуться.

— А о Шухере ты подумала? Ему уж точно еще девятерых похожих не отыскать. Разве что хвостов наоткидывать… но это ж сплошной инцест выйдет, и не факт, что все девять удачно в набор соберутся. Не наводи тоску, короче, раз выбрала Алого Алконавта и систему имени него собралась колонизировать. Я и так уже сто раз пожалел, что сортиры эти проклятые задраил. Учухал бы себе «Дерзающий» без нас в эти прекрасные бубеня, а мы б уже и забыли, что космос нас сводил, — Нюк отворачивается, уткнув конопатый воздухозаборник в боковое стекло и, помолчав, добавляет: — Мы отсюда выберемся. Не знаю, как… но выберемся. Варг долечится и что-нибудь придумает.

Его оптимизм и безграничная вера в капитанские возможности, конечно, похвальны, да вот только все, чему меня учили эти четыре года, подсказывает: шансы на возвращение стремятся к отрицательным величинам. Даже со всем многолетним опытом Варга нам не совершить гиперпрыжок в обратном направлении. Потому что и первый-то был нахальным вызовом рыдвана всем законам физики и космической навигации. До конечной точки перехода мы так и не дошли, загадочным образом свернув невесть куда. И даже если повторить все в обратном порядке, не факт, что корабль не унесет еще в какие дебри. Впрочем, это все лишь теоретические выкладки, а на практике-то у нас нет такого запаса гравитонов, чтобы наугад в свое удовольствие сигать по галактикам. Но я оставляю свой махровый реализм при себе и ограничиваюсь лишь тем, что хмыкаю:

— Если бы да кабы — в туманности росли б ядерные грибы…

Дозаправляемся, не залетая на борт, и снова спускаемся к Ксене. Цилли на пару с Бо периодически выходят на связь, «радуя» докладами о неумолимо снижающемся уровне кислорода. «Дерзающий» раскинул все солнечные батареи, какие только есть в его древнем арсенале, так что хотя бы без энергии корабль не останется.

— Слушай, а что с оранжереей? Она ж должна по идее быть на борту и дублировать генераторы, — спрашиваю я у бортинженера.

— Мошка какая-то все стрескала, еще до меня, — пожимает тот плечами. — Док рвался на грядки, да Варг запретил, по уставу не положено медику в земле вошкаться, чтоб заразы потом в медблок какой не натащить, в почве же бактерии. Одна мухоловка кэпова и выжила, сама ту мошку жрала и облизывалась.

— Ну вот… а ведь Шухер всю жизнь мечтал стать техником-удобрителем на сакамаровых плантациях, — вздыхаю я. — Может, как раз в оранжерее он бы и принес хоть какую-то пользу. На ниве медицины-то подвигов от слабонервного и щупаложопого бедняги ждать не приходится.

— У него есть все шансы, — хмыкает Нюк. — Посмотри на нас с тобой. Ты рассчитала прыжок, а я пилотировал корабль. Чем Шухер хуже?

Направляю шлюп к континенту номер два. Он встречает нас проливным дождем, шквалистым ветром и прочими погодными выкрутасами. Пока веду катер на бреющем полете над побережьем, успеваю израсходовать весь богатый ругательный арсенал, почерпнутый за последние дни от Баса. Надо будет каждое слово записывать, когда капитан очнется и ознакомится с новостным дайджестом. Подозреваю, что из сказанного, вернее, прооранного им я сформирую королевскую сокровищницу вселенского мата. А вот Нюк помалкивает, обняв Рори — должно быть, снова укачало.

Наконец грозовой фронт остается позади, и можно спуститься пониже и уже присмотреть местечко для посадки. Джунгли покрывают этот континент не так обильно, а потом и вовсе уступают место обширной равнине с растущими тут и там кучками деревьев, среди которых извивается река и шныряет какая-то живность.

— Пойдет, — скупо решает и.о. капитана, указав на относительно ровную поляну недалеко от берега. Выпускаем зонды. Радиация в пределах нормы, известных смертоносных спор и бактерий в воздухе не присутствует, ну, а с неизвестными мы и знакомиться не планируем, скафандры нам в помощь.

— Сядем? — спрашиваю я. — Вдруг и здесь спиртоносцы водятся.

— Да, давай проверим. Баса к спиртоносцам допускать никак нельзя. Высосет всю колонию… Интересно, кстати, чем они еду подманивают? Ни цветов тебе, ни плодов.

— Может, по весне цветут? Пожрут раз в годик как следует, а потом на диете звереют. Или никак не приманивают — охотятся из засады, попутно из почвы все высасывая, пока зверье не сообразит, что к чему, и не начнет за тридевять земель их обходить. А потом какие-нибудь споры вычихивают и следующий шматок земли захватывают, — живо развиваю очередную теорию. Благо, я тут единственный на всю галактику, а стало быть, и лучший ксенолог, пусть даже малость недоученный. Но все-таки лучше бы начальник академии навязал мне тогда специализацию попрактичнее… С медициной вон у нас на борту полный швах, например, и мне совсем даже не помешали бы навыки в этой области. Конечно, знай шеф, что однажды курсанта Соколову занесет в далекую неизведанную галактику на раздолбанном рыдване с собранным с миру по нитке экипажем, он бы уж делал выбор потщательнее, ага.

Сажаю шлюп туда, где колосится поменьше всякой обманчиво безобидной растительности. Кто знает, чего от нее ждать? И так весь скафандр Басов уляпан. Раз на пять цикл дезинфекции придется потом запускать, а то вдруг чуткий пилотский нос подскажет слабовольному владельцу новый способ свалить от удручающей действительности? Пока Нюк снова усердно дырявит землю, вручив мне и Варгов бластер, обхожу вокруг полянки, зорко и подозрительно присматриваясь к покачивающейся на ветру флоре. Стоит весьма миленькому голубенькому цветочку склониться в мою сторону, как я благоразумно отступаю на шаг назад. Плавали — знаем. Сперва как бы невзначай нагнулся, а там уже, глядишь, весь скафандр оплел и каким-нибудь горючим нектаром изгадил!

На небо я тоже поглядывать не забываю: хоть над этим континентом старых пернато-зубастых знакомцев мы еще не видели, это вовсе не значит, что их тут нет. А может, кто и похлеще здесь в вышине рассекает, просто пока почивает перед охотой или, скажем, доедает предыдущую добычу… До сих пор я только пару раз бывала на совершенно неисследованных планетах. И само собой разумеется, никто меня в первых рядах на разведку не выпускал. Сидела большей частью в рубке, с группами связь держала — что еще могут поручить стажеру? А уж потом, когда ближайшая местность была вдоль и поперек изучена и по возможности зачищена и обезврежена, начинал брезжить шанс из-за спин вооруженных до зубов бывалых коллег краешком глаза глянуть-таки вживую на новый мир.

А теперь я сама в составе первой, можно сказать, официальной экспедиции! И даже имя вон планете дала, пращур бы мной гордился. Это ж он нашу Славию в свое время окрестил в честь объекта своей тогдашней пылкой любви, хотя, насколько мне известно, экипаж очень протестовал и отстаивал идею увековечить таким манером название корабля. Но рукожоп Зарницкий был шустрее: пока все интеллигентно спорили и демократично ставили вопрос на голосование, он вышел якобы в туалет, пробрался в рубку и внес-таки планету в галактический каталог как Славию. Не то быть бы нам всем не славийцами, а зубрийцами… судно-то звалось «Неустрашимый зубр», то еще имечко. Хоть этот шаг и не принес предку ответной страсти некой Мирославы, но попытка была хорошая, что и говорить.

В общем, я уверенной поступью шлепаю по стопам дедули. Лишь бы Бас, в отличие от пращуровой обожэ, не вздумал проникнуться и расчувствоваться. А то вдруг и его, упаси космос, озарит идея новую расу плодить — с кучерявыми ушками там или еще какими доминантными признаками. Вся надежда на то, что буравчик вместе с сознанием вышиб из пилота и всякие неуместные игривые мысли. Ну, а пока я могу в свое удовольствие открывать пятую планету и щедрой рукой раздавать названия местной флоре и фауне. Мне никогда не нравилась привычка колонистов превращать чудных многоногих тварей в лошадок, овечек и коров. Эх, еще б оружием нам всем разжиться, потому как очнется кэп — и фиг мы еще его бластер хоть в руках подержим. А он не только лазерными лучами пуляет, еще и заморозкой — отличная, в общем, штука. Оружие, невзирая на все достижения гуманизма, по-прежнему здорово помогает устранять спонтанно возникающие коммуникативные проблемы с враждебно настроенными видами.

Густые лиловые заросли по краю поляны начинают бурно шевелиться, и я предусмотрительно отступаю к шлюпу, держа кусты на прицеле. Надо бы вспомнить детство да хоть дротиков на будущее наделать — метательное оружие, конечно, не бластер, но все равно штука полезная, когда хочешь сохранить между собой и противником некоторую дистанцию и не допустить постороннюю фауну в личное пространство. К тому же, заряд у пистолета не бесконечен, и на каждого всколыхнувшего листву грызуна расходовать его неразумно. Однако неприятель отнюдь не спешит выскочить и отведать иноземной плоти, а продолжает шебуршиться в кустах. Причем, уже в нескольких местах разом. И вот среди мохнатых стеблей мелькает что-то вроде такого же мохнатого хвоста, окрашенного в тон растительности.

Насколько могу судить, зверьки невелики. Но размер и убойная способность абсолютно между собой не связаны, поэтому расслабляться и умиляться туземным белкам я не собираюсь. Ну вот, черная дыра подери, и я взялась иные формы жизни отождествлять с земной фауной и приклеивать знакомые названия! Однако когда одно из существ высовывает любопытную усатую мордочку, вижу, что оно реально напоминает белку. Весьма отдаленно, но что-то определенно есть, располагающее так сходу его и обозвать. Ладно… нехай будет тогда хоть ксенобелка, чтоб какой-никакой туземный колорит сохранить!

— Товарищ и.о. капитана инженер Стратитайлер! — скорчив самую что ни на есть торжественно-серьезную мину, приличествующую первопроходцу, рапортую я. — За периметром потенциальной посадочной площадки обнаружена местная фауна в неизвестном количестве особей. Статус представляемой опасности пока не уточнен, присвоено название — ксенобелка! Разрешите внести предложение завершить предварительную разведку местности на этой пока еще оптимистичной ноте!

— Разрешаю, и.о. штурмана кадет Соколова, — надрывно вздыхает Нюк, вытряхивая очередной шмат почвы в контейнер. Для него это значит только одно — посадка неизбежна:

— Повалили на рыдван… Там дела все хуже и хуже.

Махнув на прощание свежеокрещенной ксенобелке, снова высунувшей из зарослей шкодливую сиреневую морденку, запрыгиваю на свое место. Эх, будь управление кораблем таким же незамысловатым, как вождение шлюпа, уж я бы посадила рыдванчик четко, точно по нотам… Но, увы, раритет кораблестроения вовсе не так прост, и мои лихаческие таланты к нему неприменимы.

Глава 27. Нюк. Мечты сбываются. С лихвой

Пока мы с Соколовой покоряли новый мир, содержание кислорода в воздухе упало на одиннадцать процентов, а чертов принтер напечатал лишь половину одной детали. Не успеваю из дезинфекционки вывалиться в клубах газа, как подскакивает Тася и принимается тыкать доковым Оменом мне в сферу, сетуя на то, что у малютки совсем пропал аппетит.

— Немудрено… — бурчу я, кивая на изрядно раздутый живот крошки. — Он просто налопался до отвала. Сунь его к родителю в капсулу, нам надо экономить продукты.

— Кстати, а ведь Бас у нас за пять суток в отрубе от обезвоживания в мумию превратится, — чешет в кучерявом затылке уже стянувшая шлем Соколова. — Надо бы принять меры.

— Вкати клизму питательную, — советую я, сваливая контейнер с пробой в стационарный анализатор.

— Вроде в таких случаях капельницу ставят, — сомневается Ярка, явно не готовая настолько лихо перескочить на новый этап экстремальной близости в их с Алым Алконавтом нежных отношениях.

— Тоже можно.

Цилли уже облачилась в скафандр, переведя его на режим обогащения так называемой забортной смеси, и сохраняет просто титаническое какое-то спокойствие, отчего и мне не так мандражно на душе. Показываю ей съемки выбранного места, и она одобрительно кивает:

— Годится.

— Сами рискнем или дождемся, пока начальство воскреснет? — спрашиваю я ее, как человека все же несказанно более опытного.

— Варгу еще сутки в камере куковать, в каких он потом кондициях будет — бабка черной дыры знает, — задумчиво произносит бортмех. — А уж пьянчужке этому еще суток трое отсыхать. Можем, конечно, и подождать. Градус твоей рукожопости, Стратитайлер, как-то подозрительно резво на убыль пошел, и все же…

Последнюю фразу мисс Ибрагимбек таким многозначительно-суровым взглядом темных глаз сопровождает, что я начинаю чувствовать себя не и.о. капитана, а нашкодившим сопляком. То есть, как обычно себя чувствую.

— Может, у Баса на уровне рефлексов что-нибудь проснется, если его в рубку припереть? — вдруг воодушевляется неугомонная Соколова. — Он же на слово «рыдван» среагировал тогда! Вдруг подсказку по ходу посадки бесценную выдаст? Я бы, конечно, могла попробовать влить в него коктейль один, которым у нас сильно захмелевших фермеров в чувство приводят, но боюсь непредсказуемых последствий. Бас вон и диетических, считай, пирожков не перенес, а та штука на их фоне — что взрыв сверхновой рядом с закипевшим чайником…

Нет, дева сия просто-таки неиссякаемый генератор прибабахнутых идей, в отличие от кислородных, работающий бесперебойно! Можно сказать, на износ!

— Да пусть тогда уж хвост Шухеров и сажает, — хмыкает Цилли.

— Я предпочел бы закончить свою и ваши жизни, не имея под боком всхрапывающего мужского тела, источающего буравчиковы миазмы. Если не получилось умереть с адорианской принцессой в постели, это еще не повод соглашаться на старого пьянчужку-пилота, — пресекаю я на корню очередную Яркину инициативу. Святая гравитация, у меня и так руки уже трясутся, а если еще и Бас под них храпанет? Точно раздолблю «Дерзающий» на сто лохматых кусков, и шлюпа потом не сваришь из остатков!

— Отлично, значит, ждем, — возвращаюсь я к высказанной Цецилией здравой мысли. — За один день всех фильтров не растратим, да и в воздухе еще есть кислород.

Лишь бы за эти сутки по всем известному закону подлости, единолично и безраздельно правящему рыдваном, ничего больше от него не отвалилось…

— Если ставим вопрос на голосование, то я — за посадку, — встревает Соколова. — Одна черная дыра ведает, что нас ждет в этой галактике, а за запасными фильтрами, если припрет, сгонять будет уже некуда.

— Никакой демократии — я тиран, деспот и самодур, — напоминаю я. — Ждем. Ну или вот вам еще вариант — грузимся в шлюп, перевозим всех на Ксену, строим шалаш и резвимся у речки, пока Варг лечится. А Бо уж на орбите посудину удержит и без нас.

— Крысы бегут с корабля, и только капитан остается на мостике, прям как в старые времена, — с совершенно несвойственной ей романтичностью замечает вдруг Цилли.

— Я это так, в порядке заразного соколовского бреда, — спешно буркаю я. Расположиться на совершенно неизученной планете в шалаше, из транспорта располагая только шлюпом, так себе идея. Наш-то шлюп может влегкую накрыться медным тазиком, а Варг — внезапно скончаться, вот тогда все в удобрителей и мелиораторов переквалифицируемся.

— Что ж, я умываю руки. Пойду пожертвую фильтр на поддержание растительного существования пилотского организма и попрактикуюсь ставить капельницы, пока нечем заняться на штурманской ниве, — заявляет Ярка, выбравшись из скафандра. После шлема ее буйные кудри торчат во все стороны, и она без особого успеха пытается пришлепнуть их ладонью.

— Разрешите приступить к выполнению новых обязанностей… сэр? — не без легкой ехидцы в голосе прибавляет она, наконец махнув рукой на непокорную шевелюру, и та тут же снова встает дыбом. На овец ее маманя всю беременность любовалась, что ли? Ничего, померший генератор успел тропиков нагнать, усмирит скоро ее прическу. Попросила бы вон Тасю, что ли, та б ей косичек наплела.

— Разрешаю. А я пошел думать, чего с Шухеровым бортовым компом теперь делать…

— О, первый двигун пока гляну, не нравится мне, как он похрипывать начал, — спохватывается Цилли. — Рекичински там, кстати, тебя требовал как и.о. капитана. Свободы жаждет, пользу причинять и все такое.

— Он уже напричинялся, пусть релаксирует теперь, — огрызаюсь я, выбираясь из скафандра. Воздух реально спертый… надо за фильтром сгонять. И приободряющей мармеладкой для себя и Соколовой. Заслужила. Шлюп отлично вела.

Но помедитировать над нашим ксеноморфом с мармеладным за щекою мне не судьба. А судьба — расквацать-таки рыдван о каменную шерстистую грудь Басовой тезки. Не успеваю усесться за прогу, призванную аккуратно вычистить из Шухерова мозга не нужные нам медицинские знания, как Ярка просит подойти в медблок.

— Нюк… То есть, товарищ и.о. капитана, у нас тут очередная проблемка нарисовалась. Требуется ваше присутствие.

— Господь мой Кхара, ну что там еще… — надрывно вздыхаю я и влачусь, куда зовут. Бас впал в кому? Камера у нас только одна, придется их валетом с кэпом укладывать, если что. Чет утомился я уже от капитанских обязанностей, верните мне Варга и мое беззаботное раззвездяйство.

— Соколова, если ты заметила у своего обожателя эрекцию — это нормально для мужской физиологии… хоть и неожиданно в таком возрасте, — бурчу я, вваливаясь в медблок. — Держи мармеладку.

Ярка испепеляет меня негодующим взглядом, однако ксеноморфа машинально берет, чтобы тут же тыкнуть его желейным щупальцем в сторону регенератора:

— Завтрашнее торжественное воскрешение капитана отменяется. То ли преждевременное прерывание восстановительного цикла повлияло и слишком резвые попытки Варга немедля вернуть себе бразды правления, то ли еще что, но вот, сам посмотри… Автоматически запущена дополнительная программа. Когда она завершится, тут уже прочно воцарится атмосфера из двуокиси углерода. Если раньше не навернутся и генераторы, обеспечивающие воздушной смесью саму камеру…

На последней фразе пилот вдруг неожиданно так громко всхрапывает, что багряный хохолок на модняво выстриженной макушке расправляется, точно парус на ветру. Соколова одаривает возмущенным взором и пламенеющий затылок Басилевса, но недостойный потомок эллинов продолжает безмятежно выводить свои трубные рулады, по-прежнему чуждый всем земным и космическим заботам и равнодушный даже к судьбе ненаглядного рыдвана. Гад.

— Мне надо потренироваться, — выдавливаю я, убедившись, что Соколова не преувеличивает масштаб проблемы. Чертовы старперы со своими болячками и привычками! Вот какой зирок гирганейский медосмотр Вегусу подмахнул, не глядя, когда у него трабблы с сердцем? Это выходит удачно он черепом треснулся, так хоть заштопает его камера вовремя! Хотя, может, он их прямо в этом полете и нажил… немудрено с таким кораблем и экипажем. Я, по-моему, уже седеть начал.

Прижимая к себе учебник навигации, с которым она теперь практически не расстается, Соколова скорбно таращится то на подключенного ею таки к капельнице храпящего Ксенакиса, то на заточенного в регенераторе Варга.

— Столь насыщенной разноплановой практикой стажировки у меня точно еще не бывало, — наконец заключает Ярка и, бесцеремонно подвинув пилотское тулово, садится на кушетку, чтобы снова озабоченно уткнуться в свой штурманский талмуд. Надеюсь, открыт он не на главе «Основы расчета курса при посадке в атмосфере»… ну или хотя бы открыт там не первый раз за четыре года учебы. Иначе экспромт нашего талантливого рукожопого тандема повысит шансы рыдвана разметать все свои ржавые детальки по континенту до надежных ста процентов.

— Айда вместе потренируемся, — машу я ей. — Отработаем пару внештатных…

Не выпуская учебника из рук, Соколова топает следом. Губы ее беззвучно шевелятся, повторяя, должно быть, какие-то сакральные навигационные премудрости… или же покрывая Алого Алконавта, оставившего наше корыто на мою милость, отборными галактическими ругательствами.

— Так, а импланты-то у тебя есть? — озабоченно заглядываю Ярке в ухо. Что-то не вижу там никаких приблуд, но уже хорошо, что не шерстистое.

— Нет у меня никаких имплантов, я гомо сапиенс классической базовой комплектации, — уворачиваясь, огрызается та. — А все электронные прибамбасы Торквемада в список запрещенки внес, чтобы мне, упаси космос, на станции слишком весело не сделалось. Меня ж при отбытии шмонали с пристрастием, точно закоренелого контрабандиста…

— Вот черт, и как я тебе симулятор-то подрублю? Ох уж эти дети природы! А как ты с всплесками гормонов справляешься? Тоже по старинке? — пятерня автоматом отправляется на затылок, стимулировать мозговую активность.

— Гормоны плещутся только у тех, кому голову занять нечем, — сквозь зубы цедит Соколова, явно недовольная неожиданным переходом разговора в новую плоскость.

— Ой-ей, просто кто-то бабушенция в омоложенной оболочке, сложный биоробот, то-то Бас к тебе сразу потянулся, подругу юности учуял, — парирую я. Интересно, старую модель я выкинул или она где-то в недрах Рори болтается?

— Да чего ты к нему прикопался? — сердится Ярка. — Ни к кому он не потянулся, кроме буравчика! Чем сокрушаться над моей или Басовой личной жизнью, лучше подумайте, товарищ и.о. капитана, как корабль сажать будем!

— А я о чем думаю, по-твоему? Или резво прыгнем за штурвал без тренировки и ухайдакаем корыто? — бурчу я, топая в свою каюту. Хвала квантовой гравитации и моей забывчивости! Вот они, родимые, в кармашке под всякой прочей мелочевкой болтаются. Ну, и мармеладку заодно прихвачу… нервишки успокаивает.

— Держи, — протягиваю крохотные передатчики девчонке. Сейчас все настрою…

На пару шлепаемся в кресла в кают-компании, выбираю в настройках симулятор рыдвана и вывожу задачу нам в передатчики. Перед глазами вспыхивает приборная панель «Дерзающего», пальцы обхватывают штурвал — еще нормальный, без вульгарных стразов, и я загоняю в виртуального Бо все данные, что мы собрали на Ксене. Негусто, конечно, ибо съемка старыми приборами далека от совершенства, это тебе не современная топография. Ну, что имеем…

— Ну, поехали, как сказал великий Гагарин, — хмыкаю я. Хоть бы не тошнило. Вот Гагарина стопудово не тошнило, иначе никто б его первым в космос и не запулил.

— Даю курс, — деловито отзывается Соколова, уткнувшись в собственный виртуальный экран. Она уже вся в своих цифрах и расчетах. Судя по уверенности, с которой девчонка жмет на клавиши, эту тему будущий штурман таки проходил. Хоть одна хорошая новость за этот день.

В первый раз я рыдван роняю. Прям на брюхо. Со всеми роскошными последствиями в виде взрыва баков и гибели половины экипажа.

— Еще раз, — настырно требует виртуально покойный штурман, отшатываясь от полыхнувшего в рубке голографического пламени, и я запускаю программу снова дрожащими от чересчур натуралистических подробностей руками.

— Уф, — выдыхает Соколова после третьего виртуального приземления, осложненного, как водится, всевозможными мелкими трабблами. — Надо будет всех, кто не при деле, в капсулы перед реальной посадкой затолкать. На всякий случай. Ну, а в целом — мои поздравления. Мы всего-то разок виртуально размазались по ближайшему виртуальному холму, в запасе — еще жизней восемь. Так что — живем, капитан Стратитайлер!

— Так в меня даже, кажется, нянюшка не верила, — бормочу я себе под нос, выбираясь из кресла. Цилли давно пришла в кают-компанию и наблюдала за нашими маневрами, изредка давая дельные советы по части тяги.

— Что удобно — даже завещания писать не надо, некому его передать в Милки Вэй, — философски замечает она. — Ну, Стратитайлер, если после приземления я все еще буду в полном комплекте — в жизни тебя больше рукожопом не назову.

— Спасибо, очень лестно… ты в капсулу или…?

— Или. Не хочу отлететь во сне, как какая-нибудь старушенция, — отрезает она и отправляется паковать туда арестанта и горького пьяницу. На все про все и пятнадцати минут не уходит, так что просохнуть взмокшая спина к настоящей посадке не успевает. У меня в термаке хоть лягушек разводи.

— Не волнуйтесь, сэр, я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить вам посадку корабля, — подхалимничает Бо. Святая гравитация, ИИ и тот перетрусил, кажется!

Соколова лихорадочно просматривает свой учебник, затем берется за невесть откуда выкопанное древнее руководство по управлению «Дерзающим».

— Выравнивание слишком рано не начинай, — все-таки волнуется она, несколько выпадая из роли преданного болельщика, излучающего флюиды зашкаливающего оптимизма. — Потом корабль с увеличенной вертикальной скоростью к земле идет… И штурвал при снижении двигай плавнее, чтобы и в реале брюхом не хлопнуться!

Цилли шлепается в свое кресло, в котором обычно и не бывает, предпочитая ему ремонтную мастерскую в двигательном отсеке, и говорит:

— Ну, че сидим? Валяй, бортинженер, выбора все равно не осталось.

Мы тоже влезаем в скафандры — все-таки они противометеоритные и могут немножечко повысить наши шансы на выживание… если моя природная рукожопость победит. Соколова, поколебавшись секунду, отправляется на свое усыпанное незабудками с легкой Тасиной руки место, так что кресло Варга остается зиять пугающей пустотой.

— Давай курс, кадет, — произношу я, берясь за сутенерский штурвал и передавая Ярке координаты. — С поправкой на плотность местной атмосферы и гравитацию.

— Штурман, — ехидно поправляет та. — Кадетам самостоятельно сажать корабли не доверяют, так что берите выше, товарищ капитан.

— Капитан… если б еще и пилот, — бурчу я, запуская приборы. — Команда мечты из кошмарных Варговых снов.

Соколова, сосредоточенно уставившись в экран перед собой, быстро вводит данные.

— Ну, звездный ветер нам в закрылки, — произношу я, разгоняя и укладывая судно на курс. А первый и впрямь похрипывает… надо бы перебрать его, пока стоять будем.

— Гагарин в помощь, — отзывается Крошка.

Градус вхождения в атмосферу… вроде все ровненько, вошли как по маслицу, хоть и тряхнуло ощутимо. Но, кажется, не отвалилось ничего. Только и успеваю взгляд с экрана на приборы да обзорное переводить. Бо монотонно сообщает показатели: скорость, высоту, силу тяги, плотность атмосферы в зоне посадки. Идем на бреющем ко второму континенту. Подмучивает, конечно, но больше от страха. На подлете начинаю снижение. Земля приближается как-то слишком уж быстро, пальцы стискивают штурвал до судорог и онемения в суставах.

— Дюзы, — нервно шипит Соколова, не отрываясь от своего дисплея. — Дюзами гаси скорость…

— Тягу сбрасывай, захлебнутся движки! — ворчит Цилли. — Атмосфера-то плотнее земной.

— Помню, — огрызаюсь я, начиная торможение. Пусть «Дерзающий» не слишком изящен — обычный толстячок-транспортник, зато тяжелый и устойчивый, воздействия атмосферы я почти не чувствую, штурвала из рук воздушными завихрениями не рвет. Может, Бас и не зря его нахваливает… Прикусив кончик языка, веду судно по прочерченной Соколовой кривой, принимая во внимание поправки Бо, неизменно возникающие по ходу дела. Вот синева под брюхом корабля заканчивается, и появляется второй континент.

— Вношу поправку на ветер, — докладывает Ярка. — Грозовой фронт по левому борту.

— Понял вас, — отпустив язык, отвечаю я, уводя судно в сторону и гася скорость перед посадкой. Космодрома с диспетчером и посадочным лучом в моем распоряжении нет, так что на первом заходе тупо промахиваюсь — приходится заруливать на второй.

— Не торопись, мы ж не падаем, — подбадривает Соколова. Шумно выдохнув, снова завожу рыдван на посадку на полянку с сиреневыми ксенобелками или как там их Ярка окрестила. Оттормаживаюсь окончательно, плавно опускаю нос судна… и вдруг чувствую, как его начинает вести на правый борт.

— Крен на правый борт двадцать три градуса, — сообщает Бо. И какого фига, если я все делаю правильно и держу прямо?! Дергаю штурвал влево, тушу корабля подкидывает, меня аж морозом обдает. «Дерзающий», кое-как стабилизировавшись, снова проносится над намеченным местом посадки, шаркая брюхом по верхушкам редких здесь деревьев.

— Создавай крен против ветра для устранения сноса, — беспокойно вертится в своем кресле Соколова. Судя по выражению лица, ей так и охота самой завладеть штурвалом и провернуть какой-нибудь фокус вроде тех, что она со шлюпом вытворяла. — Корректируем посадочный угол!

Терпеливо повторяю всю процедуру, придерживая судно против крена, оттормаживаюсь и, чувствуя, как сердце в желудок падает, гуцаю рыдван на поляну. В момент соприкосновения с землей у нас всех аж зубы лязгают, тушки вверх подкидывает, невзирая на ремни, а чертовы кислородные маски приветственно вываливаются — впрочем, как всегда. Простонав всем, чем только можно, несчастная посудина наконец замирает на практически намеченном нами месте, а Бо радостно сообщает о благополучной посадке.

— Матушка-вселенная, я это сделал! — все еще не веря, выдавливаю я. — Озвезденеть!

— Вот это — от души, Стратитайлер, уж поверь, — произносит Цилли, пару-тройку раз хлопнув бронированными перчатками. Ярка отстегивает шлем скафандра и утирает взмокший от напряжения лоб с прилипшими к нему колечками влажных волос.

— С первой посадкой, — широко улыбается она мне. — Давай, сфотаю на память. Ну как, понравилось? Правда ж, это круто? Как Бас вернется из буравчиковых странствий, заставлю натаскивать и меня на ручном управлении раритетом. Пусть это будет его штрафными работами… Черная дыра дери, я просто обязана перенять его таланты, пока он ненароком не спился!

— Нет. И вообще, я все фрустрации стравил, гештальты позакрывал и кораблей наводился, — отрезаю я, отдаю приказ Бо начать забор и очистку забортного воздуха и кометой вылетаю из рубки. Успеть бы до унитаза… как же меня тошнит!

Глава 28. Кадет Соколова. Жажда деятельности

Немножечко погордившись собой в одиночестве и тишине опустевшей рубки, выкручиваюсь из великоватого мне пилотского скафандра и отправляюсь вершить новую миссию. А для этого нужно выловить неожиданно резво усвиставшего невесть куда и.о. капитана. В конце концов, я обнаруживаю лишь еще одно беспробудно дрыхнущее тело и останавливаюсь в раздумьях. Конечно, выспавшийся и сытый гомо сапиенс на порядок сговорчивее и милее… Но меня одолевает жажда деятельности, а последовать примеру Нюка пока определенно не тянет.

Может, рискнуть попричинять пользу на ниве непрекращающегося ремонта рыдвана? Механик из меня, как из Баса — балерина, но по мелочи помочь, наверно, смогу. Поэтому, оставив новоиспеченного пилота блуждать по царству Морфея (может, там и с предшественником своим, завлеченным в сей край злонамеренным Бахусом, повстречается), иду разыскивать Цилли. Однако, вопреки ожиданиям, застаю бортмеха не над руинами разобранных по винтикам генераторов или движков, а за подготовкой контейнеров для сбора образцов. А вот это, пожалуй, поинтересней ковыряний в начинке нашего ржавого раритета будет!

— Товарищ бортмеханик, разрешите принять участие в разведке прилегающей местности! — осторожно и официально начинаю я, поскольку не вполне уверена, в каком ключе эффективнее и безопаснее вести переговоры. До сих пор напрямую общаться с Цилли мне почти не приходилось, если не считать момента знакомства, когда та ухватила меня за шкирку, точно напрудившего лужу котенка. Кстати, кошки и собаки — практически единственное земное зверье, прижившееся на Славии, так что хотя бы они вызывают у меня адекватные ассоциации, а не образы многоногих лохматых каракатиц с печальными глазами. Я бы на их месте тоже печалилась, сделавшись с какого-то перепугу до конца дней своих и.о. овец, ага.

На мгновение подняв на меня взгляд, Цилли интересуется:

— А новорожденный пилот где?

— В полном отрубе, — бодро докладываю я. — Аккумуляторы перезаряжает.

— Перенервничал пацан. Собирайся, — возвращаясь к своему занятию, разрешает бортмех. — Нужно корпус снаружи осмотреть, взять пробы воды из реки. И чтоб без идиотской самодеятельности. Уяснила?

Подтверждаю, что уяснила. Не маленькая все же, соображаю, во что мы вляпались. Таки чужая галактика, а не какой-нибудь Нюков симулятор с адорианскими монаршими особами, которые только и ждут залетных астронавтов, чтобы одарить тех любовью и всевластием. Шутки и розыгрыши были хороши в безопасных стенах Академии, но не в незнакомом мирке. Впрочем, теперь, задним числом, я вовсе уже не уверена, что некоторые из них заслуживали звания «хороших». Особенно последняя, с Литманеном. Тогда, правда, мне казалось, что это реально забавно и вполне даже справедливо по отношению к Торквемаде со всей его невыносимой правильностью и занудством… но, кажется, палку я все-таки перегнула. У борьбы за правду тоже должны быть какие-то пределы. Впрочем, попросить прощения в ближайшее время все равно не получится, а если мы вернемся лет этак через пятьдесят, все само как-нибудь уже забудется, так что эта проблема сейчас наименее актуальна.

Без энтузиазма оглядываю прихватизированный Басов скафандр. По-моему, я в нем так же стремительна и элегантна, как плавающий в обмороке док. Будь он мне по размеру, дело обстояло бы куда как лучше, однако разницу в росте и весе никуда не денешь — даже функция подгонки тут чуда не сотворит, сжать скафандр до моих габаритов нереально. Может, обойтись термаком и шлемом? На всякий случай спрашиваю у Цилли разрешения заменить громоздкое облачение на свой родной костюм, чтобы сохранить мобильность и скорость, которые при разведке лишними уж точно не будут.

— Если удобней — топай в термаке. Только со сферой.

Облачаюсь я быстро. Плазменный нож Нюка остался у меня, так что прихватываю и его, мысленно напомнив себе заняться-таки кустарным производством метательного оружия.

Нагрузившись контейнерами и анализаторами, мы выходим наружу. Желтовато-белое светило уже утратило свою пронзительную яркость и перекатилось ближе к условному востоку — вращение у планеты, по сравнению со всей остальной системой, обратное, так что тут все шиворот-навыворот. Тучи растащило ветром, небо расчистилось и налилось яркой лазурью, а вот полянка побурела и утратила сочные краски: «Дерзающий», как водится, опалил и изгадил копотью при посадке все, до чего дотянулся. Надеюсь, ксенобелки не поджарились. Было бы жаль, занятные зверюги-то. Может, даже поддающиеся приручению: базовое любопытство — хороший задел для установления какого-никакого контакта.

На сей раз никто в кустах не шебуршится, да и неудивительно — Нюк гукнул наше доблестное корыто оземь с таким ревом и грохотом, что вся окрестная фауна, поди, с жестокой контузией полегла. В небе тоже пусто, хотя вдали, за рекой, можно различить кружащие темные точки: должно быть, стая каких-то летающих тварей резвится. Вокруг корабля вся растительность выжжена подчистую, что не сгорело в пламени дюз — то свернулось от жара в похрустывающие под подошвами ботинок сушеные трубочки и покрылось слоем черной копоти. А вот заросли по краю поляны уцелели и, кажется, укоризненно покачивают ветвями в такт каждому нашему шагу.

Цилли врубает антиграв и воспаряет вверх, оценивать урон, нанесенный многострадальному корпусу рыдвана очередными испытаниями. Я остаюсь внизу наблюдать за местностью. У бортмеха имеется личное оружие, и, по ее словам, у пилота бластер тоже есть, однако последний покоится в персональном сейфе Баса, код к которому известен лишь ему самому и Варгу. То есть с тем же успехом пистолет мог остаться в покинутой нами галактике, и пока старшее поколение не очнется — сейф не вскрыть. А когда оно очнется, никто уже, само собой, бластер в мои шкодливые рученьки не доверит. Впрочем, пока что поводов для его применения, к счастью, нет. Никто не атакует и не порывается нас схомячить.

— Заплата отошла, — ворчит Цилли, спускаясь на землю. — Приваривать надо. Пошли глянем, что там с водой. Может, и из растючки чего на анализ возьмем. Запасы продуктов-то у нас не бесконечные, пора учиться жрать, что подают местные угодья.

Минуя сиреневые кусты, я все высматриваю в них знакомых белок — и не только из интереса к инопланетным формам жизни и гуманистической надежды, что они силами «Дерзающего» не обращены в барбекю. Нельзя исключать, что эти очаровашки обладают аппетитом стаи голодных пираний, и любопытство проявляли сугубо гастрономического плана. Однако никто на нас из зарослей не прыгает, и мы довольно спокойно спускаемся к реке. Поток неторопливо струится, петляя между поросших травой берегов, над водой носятся какие-то насекомые с огромными золотистыми крыльями. Непроизвольно передергиваю плечами: на Славии эта братия тоже велика и дивно красива… и при этом совсем даже не прочь отведать кровушки. До прибытия колонистов милейшие упыристые бабочки охотились на местную толстокожую фауну, однако оказались непривередливы и адаптировались к новоприбывшей пище точно так же быстро, как и сами земляне — к славийским деликатесам.

Стараясь держаться подальше от стайки полупрозрачных крылатых созданий, наклоняюсь, чтобы набрать воды. Не успевает щуп с контейнером нырнуть в реку, как оттуда мгновенно вылетает бесхозное щупальце и норовит любовно обвиться вокруг моей шеи. Хорошо еще, что рефлексы у меня выработаны родной планетой, которая тоже богата сюрпризами, а не цивильной Землей, где вся живность давно переписана, каталогизирована и ведет себя приличнее гомо сапиенсов. Я успеваю не только отпрянуть, но и выдернуть контейнер с пробой. Щупальце исчезает так же стремительно, как и появилось, и снова воцаряется пасторальная атмосфера райского уголка, в которой лишь лениво журчит река да шелестят своими золотыми крылами гибриды стрекоз и саранчи. Мгновенно выхватившая бластер Цилли держит под прицелом вновь совершенно мирную и безобидную заводь, романтично так розовеющую в лучах склоняющегося к горизонту светила.

— Пробу успела взять? — спрашивает бортмех и, когда я киваю в ответ, постановляет экспедицию свернуть: близится вечер и кто знает, какая еще фауна, уважающая добрую ночную охоту, вылезет из своих нор. Соблюдая все предосторожности, подобающие разведчикам свежеоткрытого недружественного мира, возвращаемся к застывшему на выжженной полянке рыдвану. У границы лиловых зарослей моего обоняния вдруг вкрадчиво касается знакомый до урчания в желудке аромат. Стихийно возникшее недоумение, откуда бы ему взяться тут, на околице чужой галактики, прерывает резонный вопрос: а как я, собственно, вообще что-то могла учуять? В захлопнутой наглухо сфере-то? Это ж простецкий термак, а не супернавороченный скафандр с системой распознавания запахов.

Начинаю настороженно озираться по сторонам и тут замечаю неприглядненькое растеньице, скромно притулившееся у протоптанной нами тропы. Оно напоминает блеклый подсолнушек, растерявший лепестки, зато прямо над ним — удивительное дело — как ни в чем не бывало реет тарелка, полная бабулиных румяных пирожков с мясом… а может, и с грибами. Да и с ягодами у нее весьма и весьма недурны…

— Цилли, что ты там видишь? — тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, спрашиваю я, ткнув пальцем в сторону парящего в воздухе кулинарного шедевра. Бортмех, повернувшись в указанном направлении, на секунду застывает. Бьюсь об заклад, она сейчас тоже втягивает ноздрями божественный аромат какой-нибудь нямки из глубин своей памяти. Бифштекса там какого, национального… с кровью, шерстью и когтями неосторожного хищника.

— Добротный глюк, — выносит вердикт она. — Интересно, за счет чего создается? Зачатки сенситивных способностей — это уже шаг вперед по сравнению с обычными заманухами плотоядных растений. Может, они тут самые разумные и есть.

Мы обходим цветок стороной, и через несколько шагов манящий запах пирожков безвозвратно меня покидает. Радиус воздействия у любителя чужой плоти, по всему видать, невелик. По пути к реке мы прошли несколькими метрами дальше — и никаких галлюцинаций нас не посетило. Правда, может, он с закатом активизируется?

До корабля добираемся без происшествий. И там, как ни странно, все тоже без традиционных ЧП. Впрочем, вероятно, дело в том, что все, кто способен их спровоцировать, погружены в крепкий сон. Док с его отпрыском, Бас и Рекичински продолжают почивать, надежно запертые в капсулах, Нюк дрыхнет без задних ног в своей каюте. И только Тася с упоением заканчивает расшивать очередной чехол для кресла золотыми мухоловками. Для капитана расстаралась. Надеюсь, хоть это малость смягчит его потрепанное в боях с рыдваном и раздолбайским экипажем сердце, когда мы бодро доложим обстановку…

На планету опускается вечер, и, пока светило не вернется на небосклон, за пределами корабля делать нечего. Так что, отправив все собранные образцы на анализ, я тоже топаю спать. По расчетам Бо, рассвет наступит не раньше, чем через двенадцать стандартных часов, так что пока можно со спокойной душой последовать примеру и.о. капитана и пополнить сонное царство своей персоной. В конце концов, всем известно: чем больше кадет спит, тем меньше от него вреда.

Едва продрав глаза, гляжу на часы. Близится местный восход, а это значит, меня ждет куча дел. Поплескав водичкой на лицо и пригладив мокрыми руками встрепанную шевелюру, на ходу впрыгиваю в комбез и ботинки и несусь проверять, кто из поредевшей команды уже вырвался из цепких щупалок Морфея. По пути заглядываю в медблок, но там, разумеется, все без изменений: огоньки регенератора мерно перемигиваются, только звуковое сопровождение из громового Басова храпа исчезло. Надо бы, наверно, выпустить уже на волю всех, кого мы безопасности ради перед посадкой упаковали в компенсационные капсулы.

Хотя много ли изменится от их возвращения в реальность? Суперкарго одна туманность сидеть под арестом до воскрешения кэпа, Бас так и так дрыхнуть будет, разве что док примется стонать и причитать, а его прожорливый потомок — метать все, что не приварено молекулярной сваркой и не раскалено добела. И вот сильно такое пополнение нам поможет в деле ремонта или разведки? Хотя одного несостоявшегося удобрителя сакамаровых плантаций я бы отправила воплощать мечты детства в зачахшую оранжерею. Там от корявых доковых псевдоподий остаткам человеческой популяции в наших скромных лицах хоть опасности бы такой, как на ниве медицины, не грозило.

Заворачиваю на камбуз — может, и.о. капитана там уже вовсю точит горячие блинчики? Судя по ароматам, Тася давно хлопочет у мультиварки. Так и есть — вихрастый бортинженер, волей случая выбившийся аж в капитаны, уписывает завтрак.

— Кофмичешкий шалют, Шоколова, — бубнит он набитым ртом, помахивая перепачканной сиропом ладонью. — Боброе мефное… утро. Наконец-то я выспался, а ты за это время даже рыдван еще глубже в анналы космоса не уронила. Благодарность тебе, с занесением в личное и все такое.

Пропустив мимо ушей подначку, подсаживаюсь к столу и самым что ни на есть официальным тоном спрашиваю:

— Товарищ и.о. капитана, в связи с полной профнепригодностью штатного медика могу я считать себя и временно исполняющей обязанности бортового врача?

— Да на здоровье, — милостиво разрешает Нюк. — Только не лечи никого, пожалуйста. А считать — считай, конечно… что мне, жалко, что ли?

— Вот! — обрадованно говорю я. — И теперь, уже как и.о. бортврача, я хочу внести медицинскую рекомендацию, полезную как для нашего, так и для капитанского здоровья: не бесить Варга личным присутствием, когда он во второй раз вернется в реальность, а привести в чувство пилота Ксенакиса и отправить его докладывать обстановку. В конце концов, это его приказ, который я не могла оспаривать в обстановке, приравненной к боевой, привел нас в эту галактику. А маленький инцидент с буравчиком… такой способный технарь, как вы, инженер Стратитайлер, конечно, могли бы бесследно удалить из судового журнала? Или я ошибаюсь?

— С первой частью согласен. За подлизистый комплимент спасибо. А вот править бортжурнал не буду. Пусть за буравчик как хочет, так и объясняется. Может, Варг так разозлится, что про нас вообще не вспомнит… в этом тысячелетии, — бурчит инженер, запивая блинчик горячим чаем.

— Лишь бы кондратий от передоза злобы не посетил, — осторожно замечаю я. — Все-таки только-только… из комы. А опытный штурман нам еще ой как пригодится в незнакомой-то галактике. Что-то мне подсказывает: за пару недель я программу пятого курса усвоить не успею, не говоря уж о том, чтобы стажа поднабраться.

— Кто ему виноват, что он такой психованный? Брал бы пример с меня — я вот воплощенное вселенское равновесие… когда посплю и поем, — улыбается Нюк. — И вообще, может, это мой коварный план по устранению соперников в борьбе за самочек? Старичье перемрет от ругани и стрессов, Рекичински навеки заморожу, и вуаля: я — владыка гарема, — нахально прибавляет конопатый паразит, облизывая пальцы.

— Некоторые самочки не то что тебя — лакийца затопчут и порвут его шкуру на бахрому для юбочки, — ехидно вворачиваю я.

— Ничего, это только первые десять лет. Потом природа и гормоны возьмут свое, — беззаботно парирует какими-то невероятно наглыми роботами воспитанный и.о. капитана. Экий самодовольный самец. Не зря говорят, что власть портит людей. Или деньги? Или все вместе? Но я прикусываю язык, с которого так и рвутся разнообразные ядовитые ответы, потому как понимаю — обцелованный светилом нахал того и добивается, по приколу ему меня злить, и возвращаю разговор в рабочее русло:

— Кстати, мы вчера были снаружи. Заплата от корпуса отходит.

— Угу, в курсе. Бо доложил. Сейчас с доковой головой разберусь, и… Тася, блинчики — обожрямба, — выдает Стратитайлер вкупе с воздушным поцелуем зардевшейся роботессе, счастливо вздохнув и похлопав себя по животу. — Приготовь их капитану Вегусу, когда проснется. И он стопудово подобреет.

И, мурлыча что-то в такт льющейся из имплантов музыке, Нюк удаляется в компенсационный зал. А ему на смену в столовку заруливает Цилли.

Вспомнив, что нужно еще проверить результаты анализа воды и образцов кой-какой растительности, торопливо приступаю к завтраку. Блинчики и в самом деле просто божественны. Жаль, что припасы скоро иссякнут… Тогда мы еще и о печеньках с ностальгией, может, начнем вспоминать.

— Волшебно! — точно центаврийский удав, вмиг заглотив свою порцию, говорю Тасе. — Я тоже склоняюсь к мысли, что некий заряд доброты даже до покрытого вечной космической мерзлотой сердца эти блинчики должны донести. Гастрономическая магия — страшная сила, как говаривала одна из моих прабабок, собираясь сменить очередного законного супруга на более молодого. В поисках вдохновения она перечитывала старинную подшивку кулинарно-эротических журналов. Как же они назывались-то? «Кастрюльные страсти»? «Сластолюбие и кухня»? «Печем эротично»? Впрочем, неважно. Главное, не предлагай деликатес мини-доку: после того, как он поест, вряд ли останется хоть что-то, кроме девственно чистого стола, а от зародившейся в нем доброты все равно никакой практической пользы не будет.

Последние слова выдаю уже из коридора: все та же неуемная жажда деятельности влечет меня в лабораторию. Раз уж нас занесло черная дыра знает в какую галактику на неведомую планету — надо сводить с ней более близкое знакомство, куда теперь деваться-то? Одними глюками от псевдоподсолнушка сыт не будешь. Надо искать хоть что-то материальное, пригодное для поедания. Да и вода нужна, как ни крути.

— Ну что, гарем мой, все позавтракали? Гоу гулять? Цилли, бери сварку, Ярка — бери бластер, ты на охране сегодня, — командует через какое-то время селектор голосом конопатого нахала.

— Это что сейчас было? Вот это слово на букву гэ? — мрачно уточняет Цилли из какого-то своего механического закоулка корабля. Ее вопрос сопровождает мерный металлический «бах» чего-то тяжелого по чему-то железному.

— Гоу и гулять. А остальное вам послышалось, бортмеханик Ибрагимбек, — моментально включает кэпа хитрозадый и.о. Дать бы ему пинка хорошего за то самое слово, да ведь опять получу взыскание с занесением, на сей раз за физическое попрание субординации. Вдруг таки вернемся — а этот конопатый узурпатор мне уже все личное дело за какие-то пару-тройку дней капитанства окончательно испохабил? Летать тогда штурману Соколовой много-много лет на каком-нибудь корыте еще похлеще рыдвана… Мусоровоз вон, скажем, по зажопии вселенной героически водить, виртуозно прокладывая курс для отлова космического хлама среди метеоритных потоков.

Так что я во второй раз за это утро умудряюсь смолчать и отправляюсь облачаться в термак, продолжая диалог с Нюком исключительно мысленно. В том духе, что если бы во всей вселенной из особей мужского пола уцелели только Стратитайлер и какой-нибудь тагаранец, то даже у йети было бы больше шансов покорить мое типа сердце… или гормоны. Тот вон в хозяйстве полезный, из его шерсти можно зимние свитера и носки вязать! Гарем… придумал тоже… владыка… может, у его нянюшки сбой какой в программе случился в сторону древнего Востока и этих вот всех глупостей? Заложила в тыковку зачатки мании величия какими-нибудь роботосказками — и вот пожалуйста, получите теперь зеленоволосого султана, раскатавшего губищу на выводок наложниц. Быстро ж с него налет столичной цивилизации слетел, за пару каких-то суток. Ну ладно он меня дразнит, всецело полагаясь, должно быть, на мой инстинкт сохранения красивого личного дела, без выговоров за членовредительство в отношении всяких и.о. капитана… Но надо ж — и при Цилли не убоялся такое ляпнуть. От жадности на блинчики дуть не успевал, и от них мозг вскипел, что ли?

Прихватив на всякий случай новые контейнеры для проб, иду к шлюзу. Вода здесь после соответствующей обработки оказалась вполне пригодной для питья, а вот собранные растения не порадовали. Ядовиты во всех проявлениях. Недаром я всегда подспудно не одобряла вегетерианства. Это же просто низость — отнимать еду у моей еды! Видимо, жевать корешки — точно не наш удел. А вот барбекю из местных, смахивающих на птеродактилей, пташек, может, как раз то, что надо. Не одни туземные цветочки не прочь полакомиться мясом, гомо сапиенсы тоже довольно-таки плотоядны.

У шлюза уже маячит монументальная фигура бортмеха со сварочным аппаратом на плечище. Интересно, рискнет ли наш и.о. капитана еще разок заикнуться про свой гарем, когда с одной стороны окажется Цилли со сваркой, а с другой — я с бластером? Но тот убрехался в скафандр и играет в командира, раздавая уставные команды. Впрочем, в противометеоритнике ему и гнев Цилли не страшен. Снаружи они тут же воспаряют на антигравах над многострадальным бортом «Дерзающего», принимаясь за работу, а я прогуливаюсь по полянке с оружием наготове, поглядывая то в небо, то по сторонам. Солнце только-только выползло из-за горизонта. Над рекой яростно сражаются за выхваченную из воды тварь небольшие крылатые создания. Сам трофей рассмотреть не удается — то ли местная рыбешка, то ли младший братишка того водяного, что хотел со мной поближе познакомиться.

И тут на землю падает тень, размахом крыльев изрядно напоминающая старинный самолет. Я вскидываю голову и слегка офигеваю от внезапности появления и размеров птички. Пожалуй, она побольше того птеродаши будет, с которым мы чуть не столкнулись во время разведывательного полета. Выкрикнув в рацию предупреждение напарникам, прицеливаюсь в кружащую над нами тварюгу. Не люблю я этого, конечно, но, судя по всему, пташка настроена плотно позавтракать, так что или она — или мы. Нажимаю на спуск, но в последний момент та стремительно пикирует, и выстрел если и задевает ее, то вскользь. Издавая визгливые крики, тварь сворачивает к реке.

А вот вторая крылатая страхолюдина неожиданно возникает совсем с другой стороны. Она словно материализуется из ниоткуда прямо над «Дерзающим». Мгновение — и гигантская ящероптица взмывает обратно ввысь, унося в когтистых лапах трофей. Я моментально ловлю ее в прицел, но выстрелить не решаюсь: черная дыра знает, успеет ли человек врубить реактивный ранец? И работает ли тот вообще? Скафандры поновее рыдвана, но тоже изрядно потасканы. Может, владелец корабля их на каком-нибудь тагаранском развале по дешевке закупал. На одном антиграве с такой высоты костей не соберешь, он не для полетов, а так, корпус вот осмотреть, препятствие преодолеть небольшое. Промедлив секунду, понимаю, что теперь палить уже поздно — птеродактиль стремительно тает в синеве неба, превращаясь в маленькую точку.

Глава 29. Нюк. Близкие контакты третьего вида

— Да отпусти ж ты меня, альтернативно одаренная! Все равно не раскусишь! — рычу я, болтаясь в цепких лапищах звероптицы. Скафандр активно сопротивляется давлению, не давая расплющить мою тушку в омлет или свернуть мне шею, и все равно ощущения далеки от приятных. От ее дерганого полета незамедлительно начинает тошнить. А я еще не забыл этот отвратный привкус после того, как меня до самого копчика после приземления выполоскало! Попытка запустить реактивный ранец и выдраться с его помощью из захвата с треском проваливается — он тупо и привычно неисправен, ну или пичуга его только что доконала. Надо будет Цилли поставить на вид, какого галактического вихря такая важная вещь не пашет?! Бардак на рыдване, куда ни плюнь…

— Ню-у-ук! Товарищ капитан! — на два голоса надрывается связь. — Мы сейчас тебя спасем! Только в шлюп прыгнем!

— Да ла-адно, Соколова, — страдальчески зажмурившись, бурчу я. — Сожрет меня эта курица — и станешь ты старпомом! Аж на целые… уф… сутки. То-то стрелять не стала.

— Могла б и выстрелить! Сейчас бы уже вступила в должность, отдав подобающие скромные почести размазанному по стенкам скафандра паштету из бывшего и.о. капитана, — сердится Ярка. Голоса начинают прерываться и пропадать, а потом связь вовсе вырубается. Проклятая зверина меня целую вечность переть будет?! На другой континент, что ли?

— Если меня стошнит великолепными Тасиными блинами прям в скафандр, паштет я сделаю из тебя! — от всей души обещаю я похитителю. И тут он разжимает когти и швыряет меня… куда-то швыряет, короче. Я не падаю — антиграв-то работает, только кувыркаюсь идиотски, из-за невозможности в этом положении его контролировать. Усмирив усилием воли свой вестибулярный, открываю один глаз. Ну да, ну конечно. Обосранное гнездо на вершине огромного дерева. Ну, как — гнездо… какие-то палки кучей навалены и утоптаны в огромную деревянную лоханку. Посреди этого архитектурного великолепия восседает, должно быть, самка, а может, и самец, а может статься, и семиюродный дядюшка, как у тех же лимбийцев. Родственник какой-то, короче, которому меня в качестве закуски приперли — на полноценный обед я не потяну, даже блинами нафаршированный.

— Мое почтение, мадам, ну или там мхага-буга-дара, — бурчу я, приняв худо-бедно вертикальное положение и открыв второй глаз, который тут же включается в карусель, запущенную вестибуляркой. — Очень неприятно познакомиться, я, пожалуй, пойду. Чай не буду, и не предлагайте.

И начинаю ретираду к краешку гнездовища. Не тут-то было. Нацелив на меня свой выпуклый окуляр, птицеящерица издает пронзительный вопль — что-то вроде «Ня-я-ямка!», наверное, и тяпает своим острозубым клювищем, пардон, прямо за корму! Безошибочно вырезку в поджаром организме вычислила, вонючка джокордова! От этого покушения я подсигиваю на добрых полметра. Скафандр не пасует, но, черная дыра ее подери, это один фиг неприятно!

— Отставить хамить инопланетному разуму! — рявкаю я, как рявкнул бы, наверное, в такой ситуации Варг, и луплю людоедку бронированным кулаком по нахальному видоискателю. И на кой я вот все оружие этой Яромиле Батьковне поотдавал?! Понадеялся, дурак, на это семечко колонистово… От боли и неожиданности агрессор шарахается в сторону и тут же закатывает лютую семейную свару со своими добытчиками — звероптиц-то в гнезде оказывается аж целых три. Еще бы! Жратву мало того, что не раскусишь — она еще и дерется. Глаз вон подбила.

Как легендарный Одиссей, совсем уж лишать птичку зрения я не намерен, парень я совсем не злой так-то… если меня не трогать. Пока они щелкают клювами и верещат, переваливаюсь через край апартаментов, напоследок подивившись, что яйца у них мохнатые, точно киви, и аккуратненько, с ветки на ветку, начинаю спускаться вниз, отрубив антиграв — слишком высоко, тут ему тупо не от чего «отталкиваться» — у веток площадь недостаточная.

С высотой у меня взаимоотношения тоже того… не очень-то, из-за головокружений все. Поэтому по сторонам не пялюсь особо, стараюсь под ноги больше. И зря! Третий член семейства, задетый за живое выстрелом Соколовой, рассудив, что двое дерутся — третий не мешает, потому что он и так уже свое сегодня получил, из гнезда тоже ретируется и принимается с налету долбать меня своими пилами! А я и так едва стою, бронеперчатки не для сборки наносхем вообще-то, и даже не для лазанья по деревьям. Кое-как раскорячившись в развилке, брыкаю в ответ атакующую фауну тяжелым гравиботинком. Пару раз пташке прилетает весьма ощутимо — я этим ботинком джокорда победил, между прочим! — и, досадливо проскрипев на прощание, она наконец от меня отваливает.

— То-то же! Будешь знать, как с землянами связываться, котлета куриная!

Чмяк! Что-то полужидкое, зеленоватое такое, вроде густой краски или Тасиного шпинатного соуса шваркается мне прямо на сферу, и слава замкнутой системе фильтрации, что я не чувствую запаха! Проклятая зиркова родственница на меня, походу, отбомбилась в отместку! Крепко помянув все ее гнездо и предков до первых амеб в здешнем океане самыми заковыристыми выражениями из арсенала Варга, пытаюсь стереть гуано перчаткой, только размазывая его еще больше, потом вспоминаю про систему очистки и разжимаю вторую руку, чтобы ее запустить. Прочно вроде бы стоявшая на ветке нога вдруг соскальзывает, и я отправляюсь в свободное падение. С дерева высотой так метров в пятьдесят-семьдесят.

— Антигра-а-ав! — ору я помощнику на ручном компе, с треском проламываясь сквозь крону. Черт! Я ж его отключил, чтоб у Бо плохого не нахватался! Вот тебе и ручное управление, превозносимое Басом! Кувыркаясь в режиме «голова-корма-голова», каким-то чудом умудряюсь рвануть пуск реактивного ранца, уже ни на что не надеясь… Вжу-у-ух! За спиной взревает движок, швыряя меня… куда-то туда, я ж ни зирка не вижу! Хруст веток, чмяк-бряк, кувырок через голову… крепко обо что-то прикладываюсь, невзирая на скафандр, до темноты в глазах…

— …юк!!! Ты в порядке?! …ы тебя запеленговали! Держись! — звонкий голос Соколовой выводит из прострации, в которую меня ввергла бессердечная сука-гравитация на пару с реактивной тягой. Ранец заглох, наверное, окончательно, сквозь измазанную гуаном сферу ни зирковой матушки не видно, а лежу я в каких-то кустах, которые уже подло и нежно обнять меня пытаются.

— По…чти… — выдавливаю я, отбиваясь от пеленающего меня растения. — Из гнезда… свалил… куда-то вниз. Тут кусты… какие-то… живые. Да отвали ты!

— Не зли их и не ссы, мы уже рядом! — командует Цилли.

С грехом пополам высвободив руку и запустив цикл очистки, не без удовольствия наблюдаю сквозь светлеющий шлем, как пытающиеся затискать меня ветки шарахаются от очистителя. Что, невкусненький соус к мяску, ага? На те корявые саксаулы с Первого континента не похожи вообще, но кажется, тут половина растений так или иначе подвижна и плотоядна.

Выбираюсь из зарослей на карачках на более-менее свободное от флоры пространство и пытаюсь сориентироваться на местности. Эх, зря я Рори с собой не взял, у него пеленгатор на хозяина отличный… куда современнее того, что на шлюпе. В эти кущи он не сядет, надо какую-то полянку отыскать. И башкой крутить на все триста шестьдесят градусов при этом, чтобы снова кто-нибудь из местных на консерву гуманоидную не позарился. Как знать, не найдется ли у кого открывашка поострее и покрепче, чем звероящеровы зубастые клювы?

— Не беси туземную, напрочь чуждую вегетерианству, флору, ты ей уже и так все корни оттоптал, поди. Раздраконится и — чем черная дыра не шутит — отхватит пол-ягодицы вместе со скафандром, — не без ехидства комментирует шлемофон Яркиным голосом. — На северо-северо-запад от тебя граница зарослей, метрах в ста. Топай туда.

— Пол-ягодицы мне уже чуть птеродактиль не отхватил, но я всех победил, — не без гордости парирую я, определившись по компасу с направлением движения. Справа в чаще неприятно как-то и многообещающе похрустывают ветки, и я ускоряюсь до не очень любимого мною по школе и академии бега. А прав был физрук наш, Абдували Петрович Ораниенбаум, когда орал, что легкая атлетика по-прежнему спасает жизней больше, чем все боевые искусства вместе взятые.

«Шевелитесь, черепахи галапагосские, пока не вымерли, как они!» — ультралогично подгонял он нас. Прям как живой голос слышу… Эх. Увижу ли когда-нибудь еще Землю-матушку, или придется гены свои по чужой галактике рассеивать? В центре Космической репродукции землян были бы довольны, они на такие масштабы и не замахивались, когда меня размораживали.

Просвет между зарослями быстренько приближается, чему я несказанно рад. Представляю, как там Ярка глаза закатывает, слушая мое надсадное сипение. Хм… это откуда вдруг так блинами повеяло? И мясным рагу с чесночком, и супчиком с креветками? Или это рыбный расстегай? У меня от стресса уже голодные галлюцинации, что ли… Вывалившись на полянку, задираю голову — шлюп засек меня и уже спускается. Звероптичек не видать. Корытце зависает, не гася движок, и я не без облегчения вваливаюсь в его нутро, уцепившись за мощную ручищу Ибрагимбек.

— Двойка тебе, Соколова, по стендовой стрельбе! — радостно сообщаю я девчонке. — Прошляпила отца-командира.

Чертовски рад их с Цилли видеть, если честно.

— Это то, что я думаю? — интересуется бортмех, убедившись, что я цел, и тычет пальцем в размазанную по скафандру субстанцию.

— Это гуано, — на всякий случай уточняю я. — Птички не настолько были рады меня видеть. Я очень неспокойная еда — подбил глаз их предводителю.

— Если верить примете моей прабабки, после такого душа тебя теперь должно просто-таки осыпать богатством, — веселится Ярка. — Клад Предтеч какой-нибудь найдешь или там годовой запас консервов, потерянный первым экипажем нашего бравого линкора. Ну, или, на худой конец, трюфели какие местные, особо ценные, на унавоженной поверхности скафандра прорастут. Конечно, кто-то может сказать, что пришедшие таким замысловатым путем средства попахивают… но тот опальный герцог времен звездной экспансии, что, по легендам, нажил состояние на сети платных толчков на космических станциях, только посмеялся бы над этим наивным предрассудком.

— Измазаться гуаном лучше, чем перевариться и стать им, — философски парирую я.

— Док сможет наконец воплотить свои тайные фантазии и наскрести с тебя натуральных органических удобрений на реабилитацию зачахшей оранжереи, — не унимается Соколова, закладывая вираж, чтобы лечь на обратный курс к кораблю.

— Почему бы ему не пустить на удобрения одного фигового караульного? — огрызаюсь я, начиная терять терпение. Рано радовался. Непонятно даже, чего эта кобра кучерявая меня спасать кинулась. Наверное, ее Цилли заставила. Под дулом бластера.

— Отлично, в следующий раз сами и покажете класс снайперской стрельбы, товарищ и.о. капитана, — не остается в долгу Ярка.

— Я щас вас обоих ссажу, если не заткнетесь, — обещает Цилли и я благоразумно, невзирая на свой статус, затыкаюсь. С нее станется… А пешего марша до «Дерзающего» в компании глазастой жопоболи я не переживу.

Постоянно озираясь, довариваем латку на корпус, но дурная слава о пришельцах с неба среди местной флоры и фауны уже, кажется, прошуршала. Птички больше не возвращаются, а шныряющие по кустам ксенобелки никаких попыток употребить кого-то из нас на обед не предпринимают. Должно быть, вегетарианки. Покончив с лудильно-паяльными делами, набираем еще каких-то важных для и.о. бортврача проб, хотя и так уже понятно, что ничего съедобного для нас на планетке имени Басилевса в принципе быть не может. Когда он уже продрыхнется, алконавт чертов?!

По возвращении на борт прогоняю скафандр через три цикла очистки, хотя по сравнению с ароматами соплюка какахи птеродактилей почти и не воняют, и вручаю Цецилии на предмет починки летной части. Ярка удаляется в лабораторию в охапку с пробами, а я иду проверить, как там дела с обедом обстоят. Перенервничал, когда сам чуть обедом не стал, есть очень хочется. Плотный вал застарелого перегара валит с ног еще на подходе к камбузу. О, помяни дуриданца, и он тут как тут! Воскресший Бас собственной персоной восседает за столом — помятый, с мешками под глазами, в которые все отвалившиеся от «Дерзающего» детали спокойно влезут, и бульончик, заботливой Тасей приготовленный, сербает. А от багровеющих его косм, стоящих дыбом, по пищеблоку алые зайчики скачут. Отоспался, значит, проголодался и из камеры вылез. Мы ему и газ пускать не стали, у него своего еще в избытке было. Надеюсь, остальных хоть не перебудил? Бульоном он тут лечится, паразит… А Таисья умильно на все это безобразие, значит, взирает, ручки на фартучке сложив.

— С возвращеньицем, — неимоверно ехидно приветствую я. — Мы уж и не чаяли увидеть вас по эту сторону измерений, пилот Ксенакис. С удовольствием возвращаю вам бразды правления. Как можете заметить — судно цело, аккуратно приземлено, экипаж в комплекте. Разведка местности произведена, пробы почвы, воды и растительности взяты.

— Как приземлено? Куда приземлено?! КЕМ?!!! — восклицает тот, поперхнувшись целительным бульончиком. Думает, поди, что мы до сих пор в открытом космосе в дрейфе лежим?

— Мною, и.о. капитана Стратитайлером, — с достоинством и не без гордости отвечаю я. — И и.о. штурмана Соколовой.

— Врешь! — хрипит бедолага, багровея как свекла. Как бы его удар апоплекси… блин, никогда это древнее словечко не мог с первого раза даже про себя выговорить, ну, инсульт лишь бы не шарахнул. Камера-то все еще Варгом занята. Надо было как-то подготовить, наверное…

— Ну вот так… жопоручками вот этими своими, — уточняю я, пожав плечами. — А что нам оставалось-то? Весь офицерский состав валяется в медблоке… Ярк, ты там сильно занята? Тут твоя мечта идиота сбылась. Успокой товарища пилота, что ли… а то он мне не верит.

— Даже не стану тогда озвучивать, что содержится в каждой второй пробе, от греха подальше, — оживает интерком. — Сейчас буду.

— Та-ась, а можно и мне бульончика? И пирожок. Два. А то меня чуть хищная птица не сожрала. Мне нервы восстановить надо, — подлизываюсь я к роботессе, сглатывая слюну.

— В суп ее надо было, — сводит бровки та, накладывая мне тарелку румяных близняшек.

Басилевс некоторое время тупо пялится в свою посудину, продолжая машинально возить по ней ложкой. Затем какой-то мысли удается наконец продраться сквозь дебри алкогольной интоксикации, и пилот, соскочив вдруг, точно его цинтианский шершень в корму ужалил, вылетает из камбуза. Точнее, пытается вылететь, вихляя, как подбитый варварами адорианский истребитель. Я и то «Дерзающий» ровнее вел. На пороге спотыкается, и в коридор Ксенакиса выносит уже действительно на бреющем полете. Так что появившаяся парой минут позже Соколова не застает на том месте, где восседал Басилевс, даже призрачного облачка перегара, которое успевает вытянуть вентиляционная система.

— Что, и его птеродактиль унес? — оглядывая камбуз, осведомляется Ярка.

— Не-а. Или моя неосмотрительная откровенность, или расстройство желудка, что после хорошей попойки в его возрасте — дело обычное… Он или в сортире, или в рубке — пальцем по обзорному возит, чтобы убедиться, что это не картинка, на стекле нарисованная. Пирожок хочешь?

— Можно и пирожок, — соглашается Соколова, плюхаясь за стол. — Подарю Басу, так и быть, еще пяток беззаботных минут, где бы он ни был… перед тем как доконать жестокой вестью о том, что его заначка перепрятана, а священный спиртовой источник и вовсе моими стараниями пересох.

— К тому же надираться у него и повода нет, «Дерзающий”-то целехонек, — беззаботно заключаю я, прихлебывая вкуснейший бульон. — Тася, пирожки — обожрямба, ты — ангел, и пока старый пропойца не очухался, я задним числом могу тебе вольную выписать. Хочешь?

— Да куда же я здесь пойду, — испуганно хлопает ресницами блондинка, улыбаясь. — И вообще, я к вам всем привязалась.

— Ох уж эта базовая эмоциональность, — тихо произносит Соколова, надкусывая пирожок.

— У тебя и такой нет, вот ты и завидуешь, — показываю я ей язык. Теперь-то что, я снова просто бортач и могу придуряться в свое удовольствие.

— Меньше эмоций — меньше проблем что в кибернетическом, что в человеческом существовании, так что чему уж тут завидовать, — пожимает плечами Ярка, точно удав заглатывает остатки пирожка и с полным ртом показывает Тасе оттопыренный большой палец — мол, все супер.

— Нянюшка так же считала. Ладно, гляну, как там док… Очистились ли чертоги его разума от левой анатомии и физиологии, и наполнились ли знаниями о хворях гуманоидных, — делюсь планами с девчонками.

— Пирожков ему захватите, — заботливая Тася сует в руки тарелку. — Он их любит. Проголодался, наверное, пока учился. И малыш его тоже голодный.

— Конечно, — с готовностью подхватываю я. Процессы в анабиозе напрочь замедляются, никто в нем не голодает, но Тасе это знать не обязательно. Хотя эти проглоты-лимбийцы жрать готовы круглые сутки… почище меня. Так что половину я надежно по дороге упрячу…

Программа к моему приходу оказывается полностью завершенной, и я с легким сердцем распаковываю лимбийского Эскулапа с хвостовым потомком под мышкой.

— Вниманию экипажа: лечебный курс капитана Вегуса полностью завершен. Капитан требует всему экипажу немедленно прибыть в рубку.

— Что сейчас начнется-а-а… — тяну я, машинально оттяпывая полпирожка, выхваченного из-под носа у крошки БасоНюкоЯркоЦиллиВаргусика. Шухер непонимающе таращит на меня свои многочисленные очи, малой злится, но яростный вопль Варга-старшего уже перебивает ровный голос Бо, заставляя селектор дребезжать от перегрузок. Черная дыра побери, как я по этому ору соскучился-то!

Глава 30. Кадет Соколова. Разбор полетов

Когда за Нюком закрывается дверь камбуза, в голову мне вдруг закрадывается сомнение: а не имелось ли у пилота еще пары не обнаруженных мною алконычек? Как бы его не озарила опасная мысль простимулировать тернистый процесс воскрешения! Прадед уверял, что находятся еще смельчаки, рассчитывающие взбодрить только-только выползший из небытия организм новой дозой адова зелья. Вроде бы в давние времена, когда космического буравчика не было и в помине, существовала традиция после вечернего возлияния с утра опохмелиться. Черная дыра знает, прокатывал ли этот рецепт в древности, но с буравчиком такого делать точно не рекомендуется. Поэтому, наскоро поблагодарив Тасю, выскакиваю из-за стола, точно мной из рогатки выстрелили, и мчусь разыскивать Басилевса.

Для начала обращаюсь за помощью к всеведущему электронному разуму: как-то неловко будет встревать в интимную встречу пилота с белым дружком из уголка задумчивости. Однако Бо подтверждает мои нехорошие подозрения: Бас зарулил в одну из пустых кают. Неужто я пропустила там очередной тайник? Охваченная праведным гневом, без предупреждения распахиваю дверь. Однако внутри никого нет, зато из-за перегородки слышен шум воды. В душе плещется, Ихтиандр наш проспиртованный… Может, просто с перепою заплутал и попутал каюты? Или нычка как раз в ванной и таится, а воду пилот включил для отвода глаз? Однако идея вломиться в душевую в расчете поймать Алого Алконавта с поличным с риском нарваться на обнаженную греческую натуру меня как-то не сильно прельщает.

Приземлившись на узкую койку, терпеливо жду, когда Бас закончит свои водные (или спиртовые, от чего упаси его черная дыра) процедуры. Не проходит и пяти минут, как по кораблю разносится голос Бо, оповещающий о том, что цикл лечения капитана завершен, и тот требует всех немедля в рубку. Не успевает борткомп договорить, как в селектор врывается громоподобный рык нашего гневливого лидера. Кажется, не очнись Бас раньше, уж от этого ора он бы не то что из капсулы — из-под земли, раскидывая в разные стороны комья, вмиг выскочил.

Словно в подтверждение моей мысли, тут же хлопает дверь ванной, и на пороге возникает пилот. Он до синевы выбрит и подтянут, кажется, вплоть до мешков под глазами. А мешки-то там зачетные — рюкзаки для дальних межгалактических походов просто-таки. Несколько портит бравое впечатление вздыбленная мокрая шевелюра с остатками пены, источающая подозрительно знакомый запах. Средство для чистки полимеров, что ли? Возможно, с его помощью Бас надеялся избавиться от буйного багрянца на голове, но, насколько я могу судить, не слишком в этом преуспел. Впрочем, теперь алый закат на его макушке уступил место розовой заре. Очень… розовой. Заметив меня, пилот от неожиданности аж подпрыгивает, бедолага.

— Капитан еще не видел бортжурнала, поэтому можно сказать, что на вас местные саксаулы, отравляющие жертву спиртовыми испарениями, напали, — выдаю вдруг в порыве вдохновения, надеясь хоть чуток приободрить Баса перед восхождением на эшафот — и возможно, не только… фигуральный. Пилот лишь мрачно сопит и ничего не отвечает.

— Ну, и если что — в переброске в эту галактику вы уж точно не виноваты, курс-то — моих жопоориентированных рученек дело, — обнадеживаю его я. Правда, мне самой сей факт особых надежд не дарит. Ладно, если капитан довольствуется ором — тут мне не привыкать, а ну как взбеленится и оставит на пару с Басом новую колонию рукожопых алконавтов на Ксене основывать? Пилот неожиданно багровеет и ревет похлеще Варга:

— Ты за кого меня принимаешь вообще?! Базиль Ксенакис сам отвечает за свои поступки и вину за них ни на туземную флору, ни на сопливых девчонок валить не приучен!

С этими словами он вываливается из каюты, всего лишь со второй попытки пинком открыв дверь. В первый раз безвинно страдает ближайшая переборка. Ну… кто ж знал, что Бас так вызверится от предложения прикрыть его перед Вегусом? Потерев до сих пор звенящее от его рыка ухо, отправляюсь следом в рубку. Там уже весь наш малочисленный экипаж собрался, только док, неторопливо позевывая, плетется по коридору. Бледно-голубые ледышки капитановых глаз впиваются в опоздавших, как летние сосули в неосторожного тагаранца. Выглядит он ничего себе так… почти не изменился. Только щетиной зарос. Даже после медкамеры белки кровью налиты. Это незалечиваемые последствия старой травмы, или особенность такая, вызванная каким-нибудь фактором на его родной планете? А может, оно хроническое… от вечной бессильной злобы на раздолбанный рыдван и команду извращенной мечты в наших лицах.

Капитан стоит, широко расставив ноги в гравиботинках, напоминая собой гранитные памятники первым покорителям глубокого космоса. Стоит и весь остальной экипаж. Цилли довольно расслабленно, Тася — с улыбкой и тарелкой пирожков в руках, а вот несостоявшийся султан, похоже, нервничает — вытянулся в струнку и даже вихры свои белобрысо-травянистые на затылке пригладить попытался. Впрочем, безуспешно. А может, и не нервничает вовсе, а так, придуряется, как и я в свое время. Кто его знает, чего там на уме, взращенном машинами? Мой розововласый спутник угрюм и исполнен, судя по всему, мрачного фатализма. А я, хоть и несколько опасаюсь того, во что может вылиться капитанская ярость, все-таки рискую даже разок блеснуть лучезарной улыбкой в сторону Варговых айсбергов. Как ни крути, а на душе теперь как-то немножечко полегчало, когда уже не нам одним все судьбоносные решения принимать и их последствия расхлебывать.

— Ты еще кто? — вопрошает вдруг Вегус, уставившись прямо на меня, так что озираться и искать альтернативные варианты бессмысленно. Доков детеныш где-то заныкался, похоже, дабы под раздачу не попасть.

— Ой-ей. Амнезия детектед, — немедля встревает Нюк, хотя никто ему слова не давал. — Заяц же это наш, позже произведенный вами же в стажеры… сэр.

Варг трет ладонью лоб и бурчит, что у него в башке такой метеоритный рой после чертовой камеры, что он и мать родную сейчас с трудом бы признал.

— Исполнявшему капитанские обязанности — доложить обстановку на судне, — требует он, воззряясь на Баса, одновременно вдруг шумно принюхиваясь перебитым носом. Гримаса подозрительности искажает шрамированное лицо кэпа. Унюхал-таки… волчара старый.

— Приняв командование судном, перед угрозой абордажа я отдал приказ немедленно уходить в гипер, — насупившись, скороговоркой выпаливает пилот, уставившись куда-то в сторону. — Курсант Соколова предупредила меня, что никогда не выполняла ранее данных расчетов самостоятельно, но в обстановке, приравненной к боевой, вынуждена была подчиниться. А потом… — тут Бас запинается: должно быть, вину за то, что нас занесло черная дыра знает в какую галактику, ему взять на себя куда проще, чем признаться в пагубной страсти к зеленому змию.

— … а потом мы сиганули космос ведает, в какую галактику и кое-кто с пересеру нажрался, как тагаранец — заварки, самой атомной во Вселенной самогоняки, — вставляет вдруг ремарку Цилли, скрещивая мощные ручищи на не менее могучей груди. — И улетел в отключку суток на пять. В общем, по ранжиру судном командовал Стратитайлер. Ему и докладывать.

Гримаса на лице Одноглазого Дьявола достигает такой кондиции, что даже страшновато за его здоровье опять становится.

— ЧТО?! — гаркает он. — Вот это недоразумение жопорукое командовало моим судном, пока ты, свинокрыс старый, ужравшись буравчика, бока отлеживал?! Думал, почистил пасть свою на пяток раз, и я знакомого запаха не учую?!

От его оглушающего ора док аж испуганно зажмуривается. Только бы в обморок не хлопнулся. Или свежеотросшее хвостовое щупальце на фоне стресса опять не отбросил.

— Я не нарочно… — мрачно оправдывается пилот.

— Я — тем более! — подхватывает Нюк. — Не больно-то и хотелось… деваться было некуда. Сэр.

— Это все Рекичински со своей страпелькой виноват! — не могу удержаться и я в надежде переключить капитанский гнев на склизкого, точно альтаирский угорь, суперкарго. А то несправедливо получается: он больше всех накосячил, а сам дрыхнет себе мирно и десятый сон видит в капсуле, пока на нас тут орут.

— С чем? — уточняет Варг, снова уставившись на меня так, будто с ним пищага голосом человеческим заговорила. — Вы че, разыграть меня решили? У нас День Дурака по внутреннему календарю, что ли?

Децибелы падают до нормы, и от этого как-то немного жутковато. Лучше б дальше орал, оно так привычнее.

— Нет, сэр! — поспешно заверяю я, на всякий случай по примеру Нюка вытягиваясь во фрунт, что всегда положительно влияет на настроение моего жопорукого пращура. Ну… или влияло — прошедшее время теперь, наверно, уместнее при упоминании тех, кто остался в неизвестно насколько далекой родной галактике.

— Какой уж тут розыгрыш, самая натуральная темная материя, которую этот зирок гирганейский… ой, пардон, девушки, на борт протащил, с целью тайной транспортировки к черту на куличики — вздыхает Стратитайлер. — Сейчас принесу, она в сейфе заперта…

— На кулички, — машинально поправляю я.

— Стоять! Я те принесу! — гаркает Варг. — А ну, по порядку и по форме!

Нюк набирается храбрости, воздуху и выпаливает пулеметом всю цепь наших злоключений, начавшихся с травмы бесценного капитанского хранилища знаний и до его чудесного исцеления, тараща на капитана честные, полные сожаления за случившееся глаза расстроенной овечки. По мере получения и в самом деле несколько шокирующей информации мне еще пару-тройку раз становится крайне тревожно не только за кэпа, но и за Басилевса, который на моменте пилотирования его сокровища нашими жопорукими силами аж за сердце хватается.

— …а потом девчонки меня подобрали, а тут Бас… пилот Ксенакис проснулся, ну и командование обратно к нему перешло, сэр, — бодро подытоживает Нюк, хлопая ресницами, и, переведя дух, тихонечко и типа незаметно тянется к пирожку. Я бы на его месте поостереглась: как взрыкнет сейчас кэп снова — выпечка прям в горле раскрошится от звуковой волны, дыхательные пути забьет и из носа посыплется.

Впечатленный фейерверком событий Варг загибает такую затейливую матерную руладу, что я начинаю жалеть об отсутствии у меня хоть самого завалящего диктофона. Дедуля точно заценил бы такой уникальный экспонат в своей обширной коллекции. При условии, конечно, что мы еще с ним в этой жизни и какой-нибудь там галактике пересечемся.

— В общем, так… Бас, ты, — Варг тычет пальцем в меня, — сюда. Будем разбираться, куда ж ты нас десантировала. Цилли — разбудить и доставить в рубку лживого зиркова выползка, потом доложишь о состоянии двигателей после прыжка. Стратитайлер — волоки уже то, что этот звездила за страпельку вам впарил. Остальные — марш по рабочим местам. Приказ ясен?

Док с нескрываемым облегчением начинает всеми щупальцами одновременно перебирать в сторону выхода, так что в итоге в них же и запутывается.

— Скушайте пирожок, капитан Вегус, — умильно улыбаясь, предлагает Тася. — Вам сейчас силы восстанавливать нужно. Я вам новый чехол на кресло мухоловками вашими любимыми вышила, пока вы отдыхали.

Ее капитанский гнев минул, никаких печенек, и роботесса в фаворе. Варг недоуменно воззряется на свое оттюнингованное кресло, потом на горку пирожков, и досадливо отмахивается:

— Какие, к зиркам, пирожки?! Дел по самую глотку.

А вот Нюку и предлагать не надо — уже тромбит космос знает какой по счету в свою наверняка набитую жуткими, прожорливыми паразитами утробу, ибо нереально столько жрать и оставаться таким тощим! Кого-то еще подкармливает, как пить дать. Ну или у него там черная дыра. Надо у дока глистогонного попросить и тайком в чай ему подсыпать, а то он нам всю продовольственную безопасность на корню подорвет. Впрочем, учитывая доковы познания в медицине, велика вероятность извести самого Нюка, а звездным гельминтам только повысить уровень жизни. Лучше уж самой в аптечке порыться, тем более, что в суматохе меня напрочь позабыли снять с самовольно захапанной должности и.о. бортврача.

Между тем Варг ухается на своих новеньких мухоловок и требует у Бо все данные по гиперпрыжку и обновленным картам окрестностей. Вмиг забыв о Нюке с его бездонным, словно космос, желудком, подключаюсь к процессу. В конце концов, надо бы и про странное и неуместное при переходе сияние упомянуть. Вдруг капитан, в отличие от авторов уже не на раз перелопаченных мною учебников, в курсе, что может означать эта аномалия? В конце концов, книги-то пишут большей частью теоретики, а у Варга опыта на десяток таких, поди, хватит. Ловлю себя на том, что воскрешение Вегуса даже мой махровый реализм несколько, по всей видимости, пошатнуло, раз уж мне, по примеру Нюка, захотелось вдруг поверить в капитанское всесилие.

Но прежде чем разбираться в тайне переброски нашей колымаги в неистоптанные ногами и щупальцами известных рас вселенские просторы, предстоит еще продемонстрировать Варгу наш таинственный смертоносный груз, за которым уже умчался Нюк. Ну и Рекичински ждет крайне неприятное пробуждение, что вселяет в мое сердце веру в зачатки кармической справедливости.

Инженер возвращается первым, церемонно неся зловещую страпельку на вытянутой руке, точно хвостоголовую ксарианскую змею, со всеми положенными предосторожностями. За время хранения в сейфе она никоим образом внешне не изменилась, то есть вселенная, наверное, пока вне опасности. Вторая конечность у Нюка по-прежнему занята надкушенным пирожком. Похоже, уже новым.

— Однажды ты точно лопнешь. И застежкой от комбеза пробьешь нашу ржавую обшивку к тагаранской бородатой бабушке, — шиплю я вполголоса.

— Спокойно, кадет, я очень эластичный, — отмахивается он и торжественно вручает Варгу причину нашего падения в неизвестность. Контейнер тонет в широкой как лопата ладони капитана вместе с цепочкой, Вегус хмыкает, вертит ее так и эдак, поднося ближе к свету. И тут в рубку тихим своим кошачьим шагом проскальзывает свежеразмороженный арестант в сопровождении Цилли. На лице у Рекичински никаких эмоций, и от этого обостряется извечное в последние дни желание дать ему увесистого пинка: не люблю я подобных тихушников, тот же капитанский или Басов ор мне понятнее и ближе. А так и не поймешь, что на уме у этого цинтианского лисосвина. У нас и с Торквемадой практически по аналогичной причине отношения сразу же не заладились…

— Я очень внимательно тебя слушаю, Уилсон, — мрачно произносит Одноглазый, демонстрируя тому страпельку или то, что он так называет. Рекичински повторяет свою сказочку про офицера, Штаб Галактического Союза и лютую необходимость спрятать опасную частицу в самой корме вселенной, отчего-то используя для этой высочайшей миссии наше рассыпающееся на ходу корыто. Капитан багровеет почище ввергнутого в смущение Баса, потом резко срывается с места — мы на всякий случай к стеночке прижимаемся, сгребает Рекичински, точно крысеныша, одной ручищей, и волочит из рубки. Припускаем следом.

— Как думаешь, кэп ему голову шлюзом прищемит, или в работающее сопло сунет? — тихо интересуется моим мнением Эластичный Бортинженер. — Или чего позанятнее придумает?

Я только плечами пожимаю. Не могу сказать, что в моей душе вдруг подняли голову изначально хилые ростки филантропии, но не хотела бы я оказаться сейчас на месте липового офицера, которому теперь уже никакой Штаб не поможет.

Дотранспортировав грозящего ответственностью перед всем Галактическим Союзом за этот произвол лже-суперкарго до центрального шлюза, Варг пинком открывает его, не печалясь ни о перепадах давления, ни о возможных бактериях, что могут попасть с Ксены к нам на борт, аккуратно надевает цепочку со страпелькой тому на шею и кубарем вышвыривает бедоносца с корабля, невзирая на его протестующий вопль и попытку раскорячиться в дверях, точно Ивашечка на лопате из старой сказки.

— А я ему говорил, — замечает Нюк, дожевывая, наверно, сотый по счету кулинарный Тасин шедевр.

— Знатье — сами бы выбросили. Еще жратву и газ на него переводили, — ворчит Цилли. Откуда-то из темных глубин моего сознания вдруг выскакивает фраза:

— Пустить его по доске!

Кажется, это как-то связано с древними, пошаливавшими еще на морских просторах матушки-Земли, пиратами и их антигуманными привычками.

— Отставить! У нас не пиратское корыто, а приличное, мать его зиркову в анальные щупальца, торговое судно, — произносит Варг, захлопывая шлюз. — Ну вот, одной проблемой меньше — теперь страпелька-хреняпелька, чем бы она ни была на самом деле, так далеко от ГС, как в Главном Штабе и не мечтали. А вот для вас у меня хреноватые новости, малыши — я тоже понятия не имею, где мы застряли. Попробуем как-то с этим разобраться и вернуться назад. Дуй в рубку, кадет, косяки свои растолмачивать.

— Хорош, чертяка, — шепчет мне Нюк на обратном пути. — У меня до сих пор мурашки, как представлю, что и нас он мог реально в шлюз запулить. Повезло Рекичински, что мы на приколе. А то б в открытый космос полетел.

— К тому же, он всегда может последовать дурному примеру Баса и залить робинзонскую тоску спиртом — благо, на этой планетке он содержится чуть ли не в каждом сорняке, — философски замечаю я.

— Научится гнать ядреный буравчик имени Алого Алконавта, споит птеродактилей и породит с теми мелкими новую расу гуманоидных белкокрыс. Возложат страпельку на алтарь и примутся охранять, как завещал Генштаб, сбивая копьями залетных астронавтов, — хмыкает Нюк.

Бо выводит на экраны сохраненный в его памяти курс, и Варг шаг за шагом проверяет ход расчетов, то и дело требуя, чтобы я обосновала то или иное решение. Самое трудное, что по его тону невозможно понять: согласен он с ним и просто проверяет меня или же мысленно уже составляет приказ о пожизненном зачислении кадета Соколовой в почетный штат полировщиков писсуаров. А чем дальше в расчетах — тем по более зыбкой теоретической почве мне приходится ступать, невзирая на недавние попытки экстерном одолеть премудрости навигации за пятый курс. У меня потеет спина и почему-то нестерпимо чешется под мышкой. Скоблиться, точно тагаранец, открывший сезон охоты на снежных блох, в присутствии капитана я не в состоянии, и это повышает градус тихих мучений. Бас, для которого навигация, как я уже успела уяснить, скучный и темный лес, молча мается, обхватив голову руками, пока перед его носом ползут нескончаемые столбцы цифр.

— Здесь не учла гравитационный эффект при прогнозируемом движении пояса астероидов, — палец Варга упирается в экран. — На этом этапе начинает нарастать отклонение от конечной точки…

Капитан берется рассчитывать величину упомянутого отклонения, и хмурится при этом все больше. Бас осоловело таращится на дисплеи, машинально пытаясь пришмякнуть упорно поднимающиеся дыбом космы оттенка молодого поросенка. К счастью, хотя бы земного. Упаси космос пилота от расцветки славийского свино-аналога.

— По всем законам навигации, с учетом выявленных погрешностей, «Дерзающий» должен был выйти из гиперпространства в этой точке, — Вегус тычет в светящуюся перед ним карту кажущейся теперь такой обжитой и знакомой галактики. — Это в стороне от выбранной звездной системы, в опасной близости от туманности, но не имеет ничего общего с тем, где мы реально сейчас находимся. Поэтому с момента появления посторонних визуальных эффектов — валяй снова и поподробнее.

И я послушно валяю, понимая уже, что мы с «Дерзающим» умудрились посадить в лужу и кабинетных теоретиков, и матерых практиков, нагло поправ все законы природы и науки. И, судя по озадаченному выражению зверской физиономии кэпа, видимо, самое время аккуратно поправить понапрасну расшатанный реализм на его постаменте и активно продолжать адаптацию к жизни в новой галактике.

Глава 31. Нюк. Дьяволово семя

Что-то меня подташнивает. Кажется, Соколова была права — крайний пирожок оказался лишним. В космофлоте по сей день произносить слово «последний» по отношению к себе, любимому, или к судну — последнее дело. Что никак не мешает вляпываться в неприятности и даже целыми этими судами погибать. Но традиции — дело святое. Вот и повод проверить дока на профпригодность. Посмотрим, что там в его ксенотыковку влилось…

В кои-то веки Шухер вспомнил о родительских обязанностях: любовно обвив верхней конечностью порождение хвоста своего, он читает тому, должно быть, лимбийскую народную сказочку. А может, и справочник по удобрениям каких-то там плантаций — по скрипящим и каркающим звукам все равно не поймешь. Детеныш выглядит откровенно скучающим и сосредоточенно ковыряет псевдоподией в одном из ушей. Причем, не своих, а папашиных. Ему ж игрушек, наверное, каких-то надо… Чем там маленькие лимбийцы забавляться любят? Можем наварганить с Цилли из старых деталюх от рыдвана. Штурвал вон ему отдать, хай гоняет в кораблики по коридорам…

— Док, что-то неважно я себя чувствую. Глянешь?

Шухер поднимает на меня полные скорби очи, отсаживает чадо в сторонку, пихнув ему носитель со сказкой в щупальца, и тяжко вздыхает:

— Конечно… я же штатный бортврач. Ты про малыша Варгусика капитану ничего не говорил? Не могу же я его до бесконечности прятать…

— Нет. Это вообще-то не моего ума дело, но, судя по тому, как кэп обошелся с суперкарго, лучше б тебе постараться приныкать своего мальца понадежнее. По крайней мере, на пару-тройку дней, пусть Дьявол поостынет слегка.

— Ты это… проходи, что ли, там… — неопределенно взмахивая щупальцем, снова вздыхает док. Памятуя, чем закончился прошлый тест, предусмотрительно держусь поближе к шлюзу. Если Шухер надумает отколупать с меня чешуйчатую паршу какой-нибудь остро заточенной железякой, я хоть сбежать успею.

Приблизившись, лимбиец долго и тоскливо оглядывает меня, даже не пытаясь задавать наводящие вопросы, потом чешет репку сразу двумя конечностями и раздумчиво произносит:

— Ну, вот это верхнее щупальце… два… это руки. А вот то, что внизу?

Пупок, как ни странно, напрочь нашим дорогим пупкофилом в этот раз игнорируется.

— Та-а-ак… — тяну я, начиная догадываться. — Док, а какого я пола?

— Д… де… — начинает он неуверенно, и тут вдруг его отрок с грохотом роняет компьютер. Шухер содрогается всем студенистым телом, бормоча что-то на своем, возвращает ребятенку игрушку и поправляется: — Мальчик?

— Ясно, — констатирую я. — Что ни зирка опять не сработало. Ну хотя б парши на чешуе у меня нет?

— А у землян бывает чешуя? — страдальчески вопрошает недотепа, выдувая слезные пузыри из ушей.

— Нет. В норме не бывает.

— Только капитану не рассказывай, а то он нас с малюткой следом за Рекичински выбросит прочь на эту дикую планету! — цепляется он за меня сразу всеми своими конечностями.

— Не расскажу, — клятвенно заверяю я. — Просто сиди тут тихо и не отсвечивай. Потом еще разок попробуем тебе ума в голову вложить. Попозже. Слишком часто нельзя.

— Спасибо! — салютует мне Шухер очередной порцией пузырей.

— Не за что. Мы же команда, — аккуратно похлопываю его по тому, что примерно на месте нашего плеча расположено. Вроде жест это пристойный. Пожалуй, о том, что и мне, скорее всего, от лютующего Варга за неудачный эксперимент влетит, распространяться не стоит.

Тут доков Омен издает странный кашляющий звук, и заботливый родитель, всплеснув щупалками, кидается к малютке, напрочь забыв о медицине. Деточка энергично отмахивается шипастым хвостом и норовит куда-то ушмыгнуть, волоча за собой комп.

На доково счастье, корабельная сирена созывает экипаж на обед. Тася работает как часы, хотя бы тут у меня все вышло как надо. Ну, и с посадкой корабля тоже… Хотя от Варга даже паршивого «молодец» вряд ли дождешься, не то что поощрения с занесением в личное дело. А Бас меня, кажется, откровенно за этот успех возненавидел. Может, план по устранению старперов и сколачиванию гарема был не так уж туп и фантастичен?

Я так наподкреплялся пирожками за стихийным ланчем, что теперь только чай швыркать могу. А вот Варг с Басом и Яркой оголодали, изрядно попотев над определением наших координат, так что приступают к трапезе с азартом. Как и Цилли. Да и док не отстает, его аппетит вообще в любое время суток даже меня позавидовать заставляет. Неудобных вопросов на щекотливые медицинские темы ему никто не задает, так что наш маленький грязный секрет пока таковым и остается…

Однако тарелки с первым еще и дна показать не успевают, как шлюз в столовую вдруг отъезжает в сторонку и внутрь, волоча по полу шипастое щупальце, вкатывается доково чадовище. Блин, неужели трудно было мальца в медблоке запереть?! Сейчас начнется… И начинается. Варг устрашающе выкатывает на нахаленка гневливые зыркалы, пока Шухер спешно подхватывает дитя на руки, бормоча извинения и заверения, что малютка Варгусик никому не помешает, он просто проголодался, а так он очень хороший, милый и воспитанный мальчик. Какой-то там конфигурации.

— Как? КАК…?! — сипит Вегус, поперхнувшись супом. Бас от души шарахает друга по спине кулаком, и, прокашлявшись, кэп посредством ора уточняет вопрос. Шухер произносит полное имя чада — Варг-Базиль-Цилли-Нюк-Яромилочка-Таисья-Утухенгаль, и пунцовыми пятнами идет уже половина нашего крохотного экипажа. А мы с Соколовой принимаемся тихо и подленько хихикать в кулаки, отметив, что док и роботессу к списку присовокупил, отдав должное ее дарованиям.

— Полагается дать ребенку имена всех его родителей, первым поставив имя самого достойного и уважаемого предка… а также пращуров до девятого колена по всем линиям упоминают особо, в торжественных случаях, но поскольку родитель у него только один… позор мне, позор! — я счел, что ваши имена станут достойным украшением моего мальчика, — поясняет док, снова на всякий случай пузырясь слезами. Ну что за плакса такой, в самом деле?

— Ну не может же истинный лимбиец одно имя носить, будто бродячая ксехара какая-то! — восклицает он, заламывая щупальца. А его потомок тем временем запускает ложку в папашину тарелку, с аппетитом натарачивая суп.

— Ну мы ж как-то обходимся, — хмыкает Цилли. — Хотя я прям польщена.

— Вот Уилсон, например, в почетном именном списке не упомянут, он был вычеркнут за недостойное поведение, — с самым серьезным видом поясняет Соколова. — Так что ничего напоминать об этом центаврийском крысозавре не будет, все продумано.

— За нарушение контракта и невыполнение приказа я из тебя щей сварю, — обещает Варг бедняге доку таким тоном, что всем слегка не по себе становится. — Запри его где-нибудь, чтоб под ногами не путался! Или обоих к Рекичински колонию организовывать отправлю.

Повисает несколько неловкая тишина, экипаж возвращается к трапезе, стараясь не смотреть ни на дока с его несчастьем прожорливым, ни на капитана.

— Соли передайте, — густым незнакомым басом раздается вдруг откуда-то. Мы все аж дружно подпрыгиваем, а Тася роняет на пол кружку.

— Что за х…? — сипит Одноглазый, багровея оттого, что подавился второй раз за пару минут.

— Да, со средним интеллектом по экипажу так себе, — ядовито констатирует бас. — Соли, говорю, передайте! Белые кристаллы такие, натрий хлор по-научному. Суп недосолен.

И тут до меня доходит, что гул этот утробный вылетает из какого-то ротового отверстия крошки Варгусика, сердито уставившегося на нас своими очами, похожими на папашины, только внезапно больно осмысленными.

— Соли в супе по норме! — в гробовом молчании возмущенно всхлипывает Тася. Столовые приборы со звоном валятся из опустившихся доковых щупалец. Кажется, впервые в жизни мсье Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль (кратенько, для земного употребления) напрочь лишился аппетита.

— Ты не говорил, что ваши детки так живенько развиваются, — произношу я, чтобы как-то разрядить атмосферу.

— Они так и не развиваются, — придушенно шелестит Шухер, с неприкрытым ужасом взирая на свое исчадие, в раздражении нетерпеливо постукивающее зажатой в щупальце ложкой по краю стола.

— Он, кстати, сейчас материт нас морзянкой, — шепчет мне Соколова и фыркает в свою чашку. Плечи ее трясутся от сдерживаемого хохота. Варг, человек старой закалки, как и Бас, это тоже, конечно, живо просекает. Шрамы на жуткой морде нервно передергиваются, отшвырнув ложку, кэп соскакивает, чтобы сцапать нахального акселератного тезку и выметнуть прочь на пару с нерадивым родителем, но тут деточка выдает очередной кульбит шипастым хвостом:

— Кэп, поберегите нервишки. Вам же нужен док? Настоящий, секущий в гуманоидной медицине. Мой папашка — полено поленом, чего там скрывать. А я вот весь курс прослушал и могу на глазок сказать, что у вашего пилота давленьице пошаливает. Пить надо меньше, батенька! В вашем-то возрасте. А ты, конопатый, — добавляет он, ткнув в меня щупальцем, — просто пирожков обожрался. Что, пересрался, пока с местными пичугами тусил? Вестибулярка-то у тебя дрянь.

— Типа того, — соглашаюсь я, не уточняя, что гораздо больше перенервничал от капитанского воскрешения, и сейчас словлю новую порцию стресса, потому что убийств маленьких лимбийцев столовой ложкой мне еще наблюдать не доводилось, а это, судя по всему, зрелище жуткое, кровавое и неизбежное.

— Хочешь, мазь от веснух выпишу? Может, тогда кучерявая к тебе подобреет. Глядишь, и даст, — продолжает Оменыш.

— Спасибо, мне дороги мои пигментные пятна. В память о нянюшке, — с достоинством парирую я. — И моя интимная жизнь меня тоже устраивает.

— И от мозолей мазь имеется, — не унимается мелкий гад.

— Прослушанный тобою курс сексологии немного устарел, — цежу я, нащупывая ложку. Помогу-ка я капитану, пожалуй… Цилли уже ржет просто в голос, утирая выступившие слезы. Бас, чья физиономия сравнялась по оттенку с шевелюрой, тщетно пытается хоть что-то выговорить, но из глотки его вырывается только свист, точно из носика перекипевшего чайника. Соколова, метнув крайне недобрый взгляд на порождение лимбийского дьявола, участливо придвигает пилоту стакан с чаем.

— Варгусик, ты ведешь себя недопустимо… Нельзя так разговаривать со старшими, — растерянно шепчет Шухер, на его макушке проступают лиловые разводы — видно, от волнения и стыда за свой неупокоенный вовремя хвост.

— Так льзя или нельзя? Давайте определимся с моим статусом. Если я дитя неразумное — так могу вести себя как хочу, какой с меня спрос? А если новый штатный док — так тут и разговор другой, — невозмутимо парирует тот, набивая хавальники недобитыми мною пирожками. — И штаны б мне пошить надо, размахиваю тут причиндалами направо-налево, а в экипаже вон самки. У гуманоидов это неприлично.

— Убью-у-у!!! — орет Варг, отмерев, и швыряет в дьяволово семя тарелку. Шухер, неожиданно ловко уклонившись от этого НЛО, сгребает чадовище в охапку и рвет щупальца на выход. Цилли повисает на плечах у кэпа, готового к смертоубийству. Тася плачет. На всякий случай, а может, от оскорбленного профессионального достоинства. Сроду она еду не пересаливала и не недосаливала.

— Теперь мне гораздо понятнее и ближе лимбийские обычаи… насчет обращения с отпавшим хвостовым щупальцем, словно с древней ядерной боеголовкой, — бормочет себе под нос Ярка и, в свою очередь, хлопает по спине злобно хрипящего пилота, которому от бессильной ярости аж чай, видать, залился не в то горло.

— Алкаша вашего щас инсульт трахнет! — несется из коридора удаляющимся баском.

— Тась, не плачь, он просто мерзкий маленький утырок, врет он все, — вздыхаю я, протягивая роботессе салфетку. — Ну опять всю смазку на слезы переведешь… Ты самая красивая и самая лучшая повариха во вселенной.

— Заберите у него мое имя, я своего согласия быть ему мамой не давала! — всхлипывает та.

— Я бы его со страпелькой в один контейнер упаковала… чтоб уж все злосчастья Вселенной в одном ящике Пандоры хранились, — ворчит Соколова и свободной от долбания по Басовой спине ладонью пытается похлопать Тасю по руке. Кажется, ее больше всего возмутило предположение мелкого пакостника о чудодейственном влиянии мази от веснушек на девичью фертильность.

— Так, давайте поостынем, — предлагает бортмех, кое-как усадив брызжущего слюной Варга на место. — Как этот прихвостень умудрился папашкин курс медицины-то прослушать?

— Черная дыра его знает, я электроды лично Шухеру на голову лепил! — оправдываюсь я, обняв всхлипывающую Тасю за плечи. — Дыхание, наверное, задержал, и переклеил их на себя. Вероятно, он давно уже такой ушлый, просто помалкивал, чтобы не спалиться. Может, с самого начала.

— Бар-р-рдак! — рычит Варг, шарахая кулаком по столу. — Ни дисциплины, ни порядка, ни субординации! Поэтому мы в этом дерьме и оказались!

Экипаж дружно вздыхает, пряча глаза. Что тут возразишь?

Немного остыв и утешив себя отличным вишневым пирогом, а Тасю — похвалами за сей шедевр, приходим к неприятному выводу — мелкий мерзавец нам, как ни крути, нужен. Варг, конечно, рвется хотя бы породителя этого сатаненка на Ксену выметнуть, в компенсацию морального вреда, значит, но Ярка вовремя спохватывается, что оранжерея-то наша в запустении, сами мы незнамо где, провизия тает, а Шухер как раз агрономом стать мечтал или что-то вроде того. Подумав и немного успокоившись, кэп вызывает лимбийскую семейку на ковер, производит ротацию кадров, пообещав удушить тезку, если тот не будет держать языки за зубами, а бывшего дока, к его вящей радости, назначает бортовым озеленителем, велев убираться в оранжерею и щупал оттуда не высовывать.

Жизнерадостно мотая вновь девственно пустой башкой в такт нестерпимому скрежетанию в наушниках, Шухер убирается в лабораторию, дабы реализовать себя на давно вожделенном поприще. И тут же выясняется, что и образцы взяты сплошь не те, и анализы не дают исчерпывающей информации, и исследование требуется провести совершенно иное. Он неожиданно так воодушевляется своей новой миссией поиска на Ксене хоть чего-то хорошего (читай — съедобного), что стремительно ввинчивается всеми щупальцами в скафандр и выражает желание самолично по планете прошвырнуться, презрев все ее возможные опасности. Охваченный энтузиазмом, он спешно нагружается разнокалиберными контейнерами, бормоча под заменяющий нос орган про какой-то кремнезем и легкорастворимые элементы питания для овощных и прочих культур.

Меня, как самого свободного на данный момент от своих прямых обязанностей, и вступавшего в непосредственный контакт с местными, приставляют к нему в качестве сопровождения. Разумно — от моей зеленой макушки теперь и птеродактили, и кусты шарахаться будут. А Ярка просто из любопытства или от скуки напрашивается. Варгу не до нас — ломает теперь башку в рубке, как дальше быть. Да, надо бы напомнить доку, что местная флора предпочитает всем легкорастворимым элементам питания неосторожную фауну, не пренебрегая и инопланетной. Ксенофобией здешние кустики не страдают и в высшей степени толерантно относятся к представителям иных рас, не воротя чашелистики от стихийно нарисовавшегося нового блюда.

Пока Шухер с энергией тяпнутого альдебаранской цеце коборука носится взад-вперед, что-то выискивая, и ковыряет землю, мы бдим с бластерами наготове. Тут помимо птеродактилей еще и изгнанный экс-член экипажа где-то шастает, если его еще не стрескали, конечно. Соколова особенно старается, наверное, реабилитироваться хочет.

— Ярк, ты это… не бери в голову то, что доков Варжонок наплел. Про гарем я прикалывался. И в мыслях не было тебя в койку затащить, хоть с помощью веснух, хоть без, — говорю я ей.

— Было бы, из-за чего париться, — не переставая обшаривать окрестности глазами, отмахивается Соколова. — А то ты не видел, чем кончился подкат одного хвостатого мачо. Даже и без веснушек.

— Ну я вообще-то не лакиец в гоне и ухаживаю поизящнее. Когда хочу, — возражаю я, уже жалея, что завел этот разговор. Черт их поймет, этих женщин, уже все тайны вселенной, считай, повскрывали, а что у них в головах происходит — до сих пор загадка посложнее черной дыры. Подкатишь — нахал. Не подкатишь — козел. Старый добрый земной.

— Ты, может, и умеешь подкатывать поизящнее, а у меня методы универсальные, без индивидуального подхода, — флегматично отвечает Ярка и на всякий случай шугает примостившееся на кустике золотистое насекомое, заинтересованно вытаращившее было на нашу компанию свои фасетчатые глаза. Чего вот за обедом тогда надулась, если так пофигу?

— Короче, не люблю я просто все эти глупости, — решительно закругляет тему личных гуманоидных отношений Соколова. — Мне вот интересно, если из хвоста вполне приятного и интеллигентного лимбийца развилось такое, что же будет, отвались вдруг тыльная щупалка у самого этого ксено-Омена? Это, пожалуй, пострашнее страпельки выйдет.

— Надеюсь не дожить и не увидеть, — фыркаю я, а про себя отмечаю — девственница еще. Как пить дать. И к Варгусику не ходи. Но этот вывод я, пожалуй, пока придержу при себе.

Понемногу мы перемещаемся все дальше от корабля, и аромат свеженького чкмерули вдруг навязчиво вползает прямиком в мой только что отобедавший мозг. Затем к нему присоединяются и другие искусительные запахи. Это что, Рекичински тут так неплохо обжился уже где-то по соседству?! Скосив глаза, обнаруживаю к своему изумлению прямо-таки шведский стол, сервированный на сборную Земли по сумо, парящий над скромного вида цветочком.

— Ярка, ты это тоже видишь? — спрашиваю напарницу.

— Шашлык, бабулины пирожки, тортик и целую бахчу славийских арбузов? — с усмешкой перечисляет та.

— Не-а, у меня другая сервировка. Он что, так добычу приманивает? Вот изобретательный, паразит!

— Мы с Цилли на первой вылазке его видели уже, но тогда меню было скромнее — видать, здорово оголодал, распугали мы ему тут всю нямку, — хмыкает Соколова.

Что же они все жрут, интересно? Кроме звероящеров и ксенобелок, я ни одной живой твари тут больше и не видел.

Тем временем экс-док, отвлеченный от своих занятий тщательно наведенными ароматами, выронив инструменты, с остекленевшими окулярами зачарованно волочится в сторону зарослей. В это же мгновение все виртуальные закуски подергиваются дымкой и бесследно развеиваются, а моему взору предстают буквально на глазах чахнущие блеклые цветки. Быстро наступаю на одну из конечностей Шухера, от всей души надеясь, что она — не хвост. Одного детеныша-гаденыша нам с лихвой в этой экспедиции довольно. Док довольно энергично дергается, лихорадочно шепча что-то вроде молитвы. Несколькими секундами позже до меня доезжает: он всего лишь перечисляет сменяющие друг друга, по всей видимости, с калейдоскопической скоростью, лимбийские вкусняшки.

Цветы какое-то время стойко пытаются визуализировать шухеровы гастрономические фантазии, но все их сенситивные таланты пасуют перед нескончаемым потоком чревоугодных грез, и перегревшийся процессор взрывается, точно переспелый славийский арбуз. Громкий хлопок, какие-то мокрые тряпочки расшвыривает в радиусе трех метров, и все, будто и не было никакого цветка.

Лишившись источника столь сладостных мечтаний, док ошалело встряхивается и начинает озираться по сторонам.

— Кажется, пора ужинать, — наконец заключает он, с черной тоской во взоре оглядывая собранные образцы. Шестое чувство подсказывает мне: единственное, что может нам предложить Ксена, помимо всех видов спиртовых соединений — это только что загубленные безмерной прожорливостью нашего Шухера цветочные глюки. Может, конечно, тут отыщется какая-то съедобная фауна… если только нас самих раньше флора не схомячит. Но в целом Ксена не производит впечатления перспективной для потенциальной колонизации планеты. Я уже не прочь отсюда свалить.

Глава 32. Кадет Соколова. Одним миром мазаны

Размышляя, какие еще удары ниже пояса готовит ксеноморфное исчадье нашему экипажу, топаю следом за доком, уверенно взявшим курс на корабль и ранний ужин. Это хорошо еще, если змееныш просто все время подглядывает и подслушивает, а ну как и мысли почитывает? Вообще сенситивные способности у лимбийцев — редкость, так и наш экземпляр тоже… наособицу выдался. Если Омен вздумает прилюдно обсудить со мной причины незадавшейся личной жизни, кэпу не придется утруждать себя и марать руки: сама лично выкину паразита в шлюз. Желательно в открытом космосе.

Внезапно земля под ногами содрогается, а затем здоровенный кусок поляны резво встает на дыбы прямо у меня перед носом. Еще не поняв, что происходит, рефлекторно прыгаю в сторону во вратарском броске и качусь по идущей земляными волнами лужайке. Вскочив на ноги, вижу вокруг себя лишь вздымающиеся пласты почвы, комья барабанят по шлему, пыль застилает лицевую пластину, и в довесок отовсюду валятся вывороченные с корнем растения. И черная дыра ведает, какие из них не прочь под шумок подкрепиться. Какой туманности… Что тут вообще происходит? Землетрясение, что ли? Своих спутников в этом хаосе я теряю из виду сразу, правда, истошные вопли дока подсказывают, что он находится где-то по правую руку от меня.

«Дерзающий», застилаемый грязно-бурой дымкой, высится метрах в пятидесяти впереди. Расстояние ерундовое, конечно, но только не в тот момент, когда земля решила сплясать лезгинку и завела моду неподобающим образом подпрыгивать под гравиботинками, точно норовистая кобыла. Бегу зигзагами, уворачиваясь от особо крупных комьев и булыжников, вывороченных из недр расковырянной Шухером почвы, и перепрыгивая через расползающиеся, точно глумливая ухмылка на физиономии Варгусика, трещины на поверхности. Попытки на ходу связаться с остальными проваливаются — связь в этом бардаке работать отказывается и слышен только оглушительный треск помех. Впрочем, может, передатчику не понравился обрушившийся на шлем камнепад? Мне вот он тоже что-то не особенно нравится.

Земля в очередной раз изгибается, словно бьющаяся в корчах змеюка, я с трудом удерживаю равновесие, и тут из разлома передо мной буквально выстреливает здоровенная коряга. И что самое неприятное — она продолжает лезть и лезть, и не думая заканчиваться. А ее длинные корявые ветви так и норовят ухватить меня за ногу. Перескочив через определенно алкающий моей плоти отросток, огибаю этот гибрид баобаба с саксаулом, и где-то на задворках сознания мелькает мысль: а ведь я уже похожую штуковину видела. Только в уменьшенном и чахлом варианте… на той странной проплешине на первом континенте.

«Ай да Шухер, ай да зирков сын — и впрямь ведь прирожденный удобритель, эвон какой урожай уже попер!» — ехидно вворачивает внутренний голос, и во мне начинает буквально пузыриться идиотский и неуместный смех. Перепрыгиваю через коварно подставленную мега-саксаулом ножку, и тут и без того идущая трещинами поляна прямо подо мною разверзается, и я лечу в пустоту. В последний момент успеваю ухватиться за какую-то ветку, однако она оказывается принадлежащей обычному кусту, уже наполовину выкорчеванному из земли при разломе. Плотоядная флора при всех присущих ей недостатках попыталась бы удержать свой потенциальный обед на поверхности, а этому растению повисший на нем гуманоид пополам, и я начинаю медленно, но верно сползать в трещину. Дна в образовавшейся пропасти я не вижу, да не очень-то и хочется. Во всяком случае, осыпающиеся камешки улетают вниз совершенно беззвучно, лишь прошуршав по отвесному краю.

Пытаюсь нащупать ботинками опору, но ноги раз за разом соскальзывают. Обшариваю взглядом, за что бы можно еще ухватиться, однако ничего подходящего на глаза не попадается. А куст под моим весом опускается все ниже. Мысль, что вот так глупо мне и суждено закончить жизнь, до моего сознания доходить не желает, поэтому даже настоящего страха прочувствовать не успеваю, мною владеют лишь злость и недоумение. Как в замедленной съемке, вижу неспешно выползающие из вздыбленного куска почвы корни куста. Пальцы тщетно шарят по неумолимо осыпающемуся грунту, выискивая хоть какую-нибудь альтернативу намылившемуся в бездонный провал растению.

Очередной увесистый ком земли разбивается о мой шлем, и на долю секунды, когда куст окончательно покидает насиженное место, чтобы ухнуть в бездну, меня посещает ощущение свободного падения. Однако в последнее мгновение что-то перехватывает мои запястья. Меня резко, до боли в суставах, дергает вверх. Сквозь засыпавшую лицевую пластину грязь трудно рассмотреть нежданного спасителя, но сейчас я готова сотрудничать даже с плотоядным саксаулом, черная дыра его дери. Вцепляюсь мертвой хваткой и чувствую, как меня тянут вверх. Тут нога наконец нащупывает какой-то более или менее устойчивый выступ, и я, тяжело дыша, переваливаюсь через край разлома.

— К кораблю! Скорее! — в самое ухо орет охрипший искаженный голос, и меня рывком вздергивают на ноги. Если это Нюк, то адреналин изрядно прибавил ему сил… Но размышлять над этим мне некогда. Смахнув густой слой отменного чернозема со шлема, все равно вижу все как в тумане из-за стоящей в воздухе пыли, но «Дерзающий» уже буквально в паре десятков метров. Хвала космосу, стоит на месте, родимый, не провалился никуда. Но явно стоит поспешить, и мы, спотыкаясь и перепрыгивая через все новые трещины, раздирающие землю на части, буквально летим к кораблю.

Думаю, за этот забег по сильно пересеченной местности нам бы любая судейская бригада присудила первый приз. Уже у самого трапа до нас добирается пущенная ближайшим саксаулом алчная ветвь и тут же обвивается вокруг ноги моего напарника. Не церемонясь, выдергиваю из-за пояса бластер и превращаю прожорливую флору в горстку пепла. Натуральное органическое удобрение ее товаркам останется на память. Со всех ног взбегаем по трапу и, вваливавшись в шлюз, синхронно прислоняемся к переборке, чтобы перевести дыхание.

Обтираю пластину шлема и на миг теряю дар речи. Ах ты ж, астероид мне в корму! На меня смотрят блестящие на черной, точно у каллийского шахтера, физиономии глаза отправленного Варгом в галактические отшельники Рекичински. Черная дыра подери! Лучше бы я и правда с плотоядным саксаулом столковалась. Меньше всего на свете мне хочется быть обязанной этому скользкому, лживому угрю, с которым мы, кажется, с первого же взгляда друг друга невзлюбили. Но со вкусом погрузиться в пучины неприязни к своему спасителю мне не дает новая мысль. Минуточку… если меня вытащил суперкарго, то где же Нюк и новоявленный техник-удобритель? Успели ли они добраться до корабля? И какого метеоритного роя не работает связь, когда она так нужна?!

Славийские традиции причисляют к методам первой помощи забарахлившей технике хороший тумак: большинство наших механизмов — довольно примитивные и громоздкие, по земным меркам, чудовища, однако сделаны на века, и рукоприкладство им — что бронированному линкору дробина. Да и ногоприкладство, как показывает опыт, тоже. Признаться, даже покинув историческую родину, трудно отучиться от старых привычек, поэтому на автомате смачно хлопаю ладонью по шлему, и — о, чудо! — связь резво восстанавливается. Причем, куда лучше, чем я ожидала. У меня аж уши закладывает от вопля Нюка — зачем-то врубилась максимальная громкость:

— Ярка-а! Соколова! Ты где?!

— Добралась до корабля! — отзываюсь я, мрачно зыркнув на стоящего рядом невозмутимого Рекичински, который без особых успехов пытается обтереть черными-пречерными руками черную-пречерную морду. — Где вы с доком? Помощь нужна?

— Слава космическим яйцам, мы на подходе!

Топот гравиботинок по трапу перебивает рык Варга, требующего доложить обстановку. Шлюз распахивается, Нюк вваливается внутрь, одной рукой держа бластер, а второй — таща за собой на антиграве бесчувственное тело Шухера. Похоже, снова в обморок хлопнулся. Хорошо, что в скафандре — если хвост и отвалился от стресса, его можно будет тщательно упокоить, согласно традициям. Желательно — бластером испепелить. Хватит с нас и одного детеныша Сатаны.

— Повышенная сейсмическая активность вследствие внезапного прорастания гигантской плотоядной флоры, — рапортую я и добавляю после некоторого колебания: — Исследовательская группа эвакуирована в полном… ммм… составе.

Нет, не могу я ему сейчас сказать, что состав даже излишне… полный. Валить надо отсюда срочно, а с суперкарго уж потом разберемся… как-нибудь. Некогда его обратно уже выпихивать. Однако вытерпеть скользнувшую по перепачканной физии Рекичински едва уловимую усмешку выше моих сил, и я сухо предупреждаю, отключив связь:

— Вряд ли героическое спасение стажера сильно повысит градус всеобщей любви к тебе. Спасибо, конечно, и все такое, но за подвиг тебе не воздастся: не настолько капитан ценит мою тушку, чтобы отказаться от мысли выкинуть тебя обратно в шлюз. И возможно даже, в открытый космос.

— Не допускаешь, что я сделал это из чистого альтруизма и без всякой задней мысли? — ничуть не теряя самообладания, интересуется мой треклятый спаситель, продолжая чуть заметно, но все также невыносимо улыбаться.

— О, здрасте, кого не ждали, — отдуваясь, бросает Нюк Рекичински, отряхиваясь, как Рори, и подпихивая бесчувственное тело Шухера поближе к дезинфекции. И добавляет уже мне:

— Блин-печенюха, я вообще не понял, что произошло, только была рядом — фигакс, как коборук языками слизал! Земля дыбом, ни зирка не видно! Ору доку: «Беги!» — а он уже расползся дохлой медузой, готовенький, еле отобрал его у саксаулища этого.

— Живо в рубку, взлетаем! — велит Варг. Мысленно плюнув на лже-суперкарго, дожидаюсь завершения дезинфекции, сдергиваю с головы шлем и подхватываю с другой стороны слабонервный Шухеров организм, дабы помочь Нюку отбуксировать его в медблок. Пусть чадовище малохольному папашке нюхательные соли подносит. А Рекичински и вовсе нехай сам о себе заботится, моя вынужденная признательность тоже, в конце концов, имеет пределы, пусть радуется, что я его сходу Вегусу не сдала. Хотя Бо-то, разумеется, в курсе, что уходило нас трое, а вернулось четверо. Но борткомп наш сам себе на электронном уме, поэтому предсказать его действия я не берусь. Заперев Шухера, опрометью несемся в рубку. Двигатели рыдвана уже вовсю утробно воют и ревут, готовясь к экстренному старту. Нюк плюхается было на свое место, но Бас неожиданно велит, мотнув розовеющей головой на до сего дня пустовавшее кресло второго пилота:

— Сюда давай.

— Зачем? — жалобно округляет глаза бортинженер. — Я гештальты прикрыл, больше не хочу…

— А тебя никто не спрашивает! — рыкает Варг. — Это приказ!

— То, что ты, принц всех рукожопов пяти галактик и этой в придачу, один разок не расквасил каким-то чудом «Дерзающий» — это чистое везение. Подарок космоса. Учить тебя, непутя, всяким тонкостям буду, вот зачем, — поясняет Ксенакис. — За электроникой и отсюда можно последить.

— Весьма польщен… Такая честь… Мы ж теперь почти родня, после того, что было между нами и желудочным зондом… — бухтит Стратитайлер, встегиваясь, куда велели. — Если меня стошнит — я не виноват, я предупреждал.

— Языком своим длинным и приберешь, — мрачно обещает Варг.

Поглоти меня туманность! Я Баса, значит, с первых дней обхаживала, чтобы напроситься в ученики и, может даже, тоже навек заделаться адептом ручного управления, а в итоге мне на радость — шевелюра всех оттенков зари, а Нюку — уроки пилотажа. И где вот жизненная справедливость? Впрочем, сейчас мне все равно не разорваться, потому как мой персональный навигационный гуру не допустит, чтобы я отвлекалась от его предмета. Ладно, как-нибудь в другой раз доберусь до нашего гламурного сутенерского штурвала под чутким руководством не менее гламурного пилота. Нюк, может, свои гештальты и прикрыл, а вот я еще не отказалась от мечты полихачить и на звездолете, а не только на флаере или шлюпе.

Привычно оглашая окрестности надсадным ревом и покрывая копотью прифигевшие, должно быть, от таких неожиданных осадков изрядно вытянувшиеся в вышину молодые саксаулы, «Дерзающий» покидает негостеприимную планетку. Почерневшая плотоядная флора раздраженно размахивает нам вслед корявыми обугленными ветвями. Курс капитан прокладывает сам, хотя время от времени и атакует меня каверзными вопросами. В промежутках между отбиванием этих подач успеваю мысленно развить теорию цикличности жизненной фазы саксаулов. На первом континенте мы столкнулись со старой колонией, которая успела уже высосать все соки из земли, сожрав и распугав потенциальный корм, и постепенно чахла. Зато на втором материке застали зарождение юной поросли. А может, эта самая поросль нас учуяла и оттого так активно пошла в рост? Впрочем, вряд ли я когда-нибудь напишу диссертацию на эту увлекательную тему… разве что, узнав о том, кто снова просочился на борт, кэп выкинет и меня с ним за компанию дальше изучать флору и фауну Ксены. Поди разбери, где там что…

Интересно бы узнать, куда именно мы теперь влачимся, но внутренний голос подсказывает: конкретно мне с подобными вопросами к Варгу лучше и не соваться. А то получу еще ответ в духе: «А не все ли тебе равно, кадет, в прошлый раз ты знала, куда прокладываешь курс — и где мы все в итоге оказались?». И это в лучшем случае. Вот я и помалкиваю. Пусть кто другой рискнет полюбопытствовать, а курсант Соколова, не исполняющая более обязанностей штурмана, воздержится, ага.

— Сэр, а куда мы летим-то? — немедленно озвучивает мои невысказанные вопросы Нюк, все это время не прекращавший препираться с Басом и тихонько бубнить себе под нос о том, как его тошнит и голова кружится.

— На Кудыкину гору, — огрызается Вегус. — Я ж вас не спрашивал, куда вы меня прете бесчувственного? Не угробили — и на том спасибо. За смекалку, мужество, на диво разумные решения и практически полное отсутствие в экстремальной ситуации так свойственной тебе рукожопости объявляю тебе благодарность, Стратитайлер, с занесением в личное дело. Можешь им хоть подтереться, хоть в рамку на стенку — все равно хвастаться, скорее всего, перед нянькой не придется. А теперь заткнись и делай, что велит Бас!

— Похвалили — как обосрали… — бурдит неугомонный бортинженер, набравшийся за время своего коротенького царствования какой-то немереной храбрости. — Ну ладно, прощай, Ксена, я бы рад сказать, что полюбил тебя, но нет.

— Как? — уточняет Базиль. — Ксена? В смысле — чужая?

— Еще какая родная, сэр, — немедля откликается Нюк. — Звездная система Алый Алконавт, планеты Ксенакис, Ксена, Басилевс, Буравчик и всякие прочие производные. Тут сплошь спиртовые облака кругом… названия так и просились на карту. Вы ее разве не смотрели?

Я начинаю опасаться, что наш бравый пилот сейчас впервые в жизни бросит столь превозносимое им ручное управление, дабы освободить длани и придушить своего ученика. Во всяком случае, мне не очень нравится, как багровеет над воротником небывало чистого кителя шея Баса. Варг ржет над старым приятелем безо всякого стеснения, впрочем, эта мера воздействия в известной степени полезнее утратившего всякую актуальность выговора или штрафа.

— Кажется, наш экипаж сейчас поредеет на одного члена, — жирно намекаю я Нюку.

— Капитан Вегус, разрешите уточнить статус суперкарго Рекичински. Он по-прежнему числится членом экипажа? — подает вдруг голос Бо. Упс! И точно, поредеет сейчас команда мечты… И возможно даже, на двух человек.

— Нет, конечно, этот выкидыш воробьиной гидры выбыл. Ксену заселять будет. Вычеркни его из списка.

— Значит, Уилсон Рекичински пребывает на борту «Дерзающего» в статусе пассажира? — уточняет бортовой компьютер. Все, теперь точно пора приступать к покаянному рапорту. Если, конечно, еще не поздно спасти хотя бы собственную шкуру, которую, на мою же голову, уже изгораздился разок спасти этот паразит.

— Какого, к зирковой матушке, пассажира?! — мгновенно переключается на стандартный режим ора капитан. Нюк недоуменно округляет серые овечьи глаза:

— А я решил, что вы после обеда внезапно подобрели да сами его назад и свистнули. Он с Яркой в шлюзе торчал, когда я Шухера на борт припер. Сэр. Еще подумал — странно так, вообще на вас не похоже. Сортиры-то вроде не заперты.

Пока кэп набирает воздуха в грудь для новой порции ора, опережаю его в этом процессе и выдаю на одном дыхании:

— Разрешите доложить, сэр, к моему величайшему прискорбию, я сочла себя не вправе выкинуть Рекичински обратно в шлюз, так как этот сын санайской кобры по пути к кораблю успел спасти мне жизнь. Позор перед предками, как говорит наш экс-док, но тем не менее. Долг чести и все такое. Как только удастся с ним расквитаться, разрешите лично его выбросить. Сэр.

— Толпа прекрасных рыцарей у хулиганки-принцессы растет, как плесень в заброшенном толчке на астероиде, — вворачивает Нюк. Бас, бедолага, от этих подначек сопит так, что только дым из гладко побритых ушей не валит. Да что на инженера нашло? Прям логорея одолела какая-то. Или парня Варгусик, отца его непутевого за хвостовое щупальце, за ягодицу тяпнуть успел?

— Гребаный бардак! — ревет Варг. — Совсем охренели, что ли?! Всех к зирковой матери повышвыриваю в открытый космос!!! Заткнулись и своими обязанностями занялись! Бо, где этот выродок?!

— Здесь, сэр, — раздается от шлюза ровный голос экс-суперкарго. — Может, прислушаетесь к своему бортачу, остынете и поговорим нормально, с глазу на глаз?

На какую-то секунду мне кажется, что Варг сейчас вырвет своими мускулистыми ручищами обзорный экран и треснет наглеца им по черепу. Как его предки-викинги каким-нибудь молотом трескали. А потом, если что останется, и всех остальных перещелкает. За компанию. Как и обещал. Тем не менее в этот момент я впервые близка к тому, чтобы немножко зауважать Рекичински, который мало того что не забился в самый дальний трюм, так еще и сам пред злобные капитанские очи явился. Причем, даже не дав Вегусу времени немножко перебеситься и перекипеть. Я что-то упустила? Когда все тут успели порцию булькающей на блюдце смелости принять, а некоторые — еще и в двойной дозировке?

— Меня, чур, не душить, я судно веду, — моментально отгораживается от вызревшего конфликта Нюк.

— Какой левой ногой ты его, спрашивается, ведешь?! — тут же взрывается Бас, должно быть, только и ждавший случая тоже проораться.

— Какую в искусственной матке вырастили, — моментально парирует инженер. — Я тщательно проверенный на все генетические отклонения, оставьте свои эти шовинистические инсинуации.

— А если я сейчас не дам его убить, это будет считаться погашением моего неоплатного долга? — вслух рассуждаю я, косясь на Рекичински.

— Че у вас там творится? Откуда там суперкарго? Давайте я его к зиркам выброшу, раз сами до шлюза донести не можете! — подает голос Цилли из своего двигательного царства.

— У меня есть отличное лекарство, усыпить всяко гуманнее, — ехидно присоединяется акселератное щупальце из медблока.

— За хвостом папашиным лучше следи, чтоб братьев не наплодил, цепень коборуковый! — орет ему Варг, выдираясь из кресла. — Заткнулись все, сам разберусь с суперкарго, ясно?! Пошли!

И на ходу отвешивает Нюку звонкий подзатыльник.

— Если на секунду допустить, будто сюда могли просочиться жухлые ростки демократии, то надеюсь, тебя утешит мысль, что теоретически я голосовала против твоего выкидывания в открытый космос, — говорю я Рекичински на случай, если мы видимся с ним в последний раз.

Кэп возвращается и еще один отвешивает мне. И рука у него претяжелая. Словно дедуля лопатой по макушке пригрел. И тут уж спасибо хоть папашкиным кудрям — какая-никакая, а амортизация. Так что зря я в детстве их так кляла. Вон когда пригодились-то. Бас аж вздрагивает, словно это ему прилетело, и разрывается между сочувственным взглядом мне и свирепым — Вегусу. Как бы он так расходящееся косоглазие не нажил, для пилота оно совсем бы ни к чему. Но в этот момент мне прям дико неловко, что сама я и не подумала вступиться за честь его, так сказать, мундира и не помешала Нюку все ж нанести на новые звездные карты звезду имени Алого Алконавта.

— Можно мне в медблок? — обиженно сопит Стратитайлер, почесывая травмированное место, когда Варг в компании доживающего последние секунды суперкарго проваливает из рубки. — У меня сотрясение мозга. Мне нужна срочная диспансеризация и бульончик.

— Оставайся на месте, я отсюда прекрасно вижу, что никакого мозга, кроме костного, у тебя нет, ты вне опасности, — выдает свой диагноз новый док.

— Нет, никакой ты не Варгусик. И не Варжик даже. Самый настоящий Враг рода человеческого, — вздыхает Нюк и утыкается в свой экран, поправляя отклонившийся из-за твердой капитанской руки с заданного курса корабль. — Свое имя я у тебя тоже забираю, ходи, как ксехара какая лоховская, с двумя-тремя…

— А вот Яромилочку пускай носит, — мстительно вставляю я. — Всегда это имя ненавидела, так что пусть и он мучается!

— Это женское имя, чтоб ты знал! — вворачивает Нюк. — И если так пойдет дальше — только оно у тебя и останется.

— Не страшно. Мне рано или поздно все равно пол менять. И не по разу, — ржет Вражонок. Ничем-то его не проберешь.

Пикировка затихает, как и вспыхнула — сама собой. В рубке нависает неловкая тишина. Все прислушиваются — не откроется ли шлюз? Участь Рекичински кажется решенной. Но минуты идут, а задуманного капитаном смертоубийства, кажется, не происходит. Тася приносит крохотные пирожные и чай к полднику. Паек Варг все-таки урезал, видно, приняв во внимание скорость уничтожения Нюком пирожков, но роботесса вышла из ситуации с честью. При виде десерта новоявленный пилот расцветает, как глюкоцветок, подорванный фантазиями Шухера, перестает дуть губищи и заметно веселеет. А мне по-прежнему как-то не по себе. Может, надо было что-нибудь поубедительнее все же сказать в пользу Рекичински? Оно, конечно, досадно, но жизнью я, как ни крути, ему обязана. Не слови он меня — пошла бы на удобрения молодым саксаульчикам. Я имею полное право не питать к нему никаких симпатий, но как минимум выдать что-то, помимо формального «спасибо», могла бы. Чертовски неудобно получится, если кэп его все же прикончит.

Варг возвращается в рубку спустя добрый час, и руки у него, как ни странно, даже не в крови. Суровая складка между бровей заставляет держать язык за зубами.

— Идите, — бросает он нам с Нюком. — Отдыхайте.

Уже через закрывающийся шлюз я слышу голос пилота, негромко, но с упреком произносящий:

— Девочку-то за что? Ну ладно этот клоун, язык без костей.

— За все хорошее, — огрызается капитан. — Одним миром мазаны. Сам не видишь, что творится? Не без их помощи. И ты туда же…

Черная дыра дери, сегодня прям все так или иначе меня пристыдили, от бывшего суперкарго до пилота. Как тут не почувствовать себя той еще космической чумой, не ценящей никого вокруг?

— Эй, чего воздухозаборник повесила, козявка кучерявая? — косится на меня Нюк, и легонько щелкает пальцем по носу. Едва успеваю удержать рефлекторно дернувшуюся руку, чтобы не подпортить его собственную сопелку. Длань-то у меня тяжелая, приснопамятный лакиец подтвердит.

— Мучаюсь, кого из толпы рыцарей осчастливить, — огрызаюсь я.

— Пф… Делов-то. Кинь монетку или конкурс какой для них придумай. Кто первый на швабре верхом до медблока доскачет — тот твой цветочек и сорвет… Гоу в нарды поиграем, что ли? Или еще во что-нибудь. Что-то мы одичали совсем и культурно отдыхать разучились. А ведь и недели вне цивилизованной галактики не живем.

— Давай только сперва разведаем, чем кончилась культурная беседа кэпа и Рекичински, — предлагаю я, благоразумно пропустив мимо ушей про сорванный цветочек. — Ну, и эпитафию там поприличнее сочиним… если даже пилюли и ядовитый язык Врагусика уже окажутся бессильны.

Глава 33. Нюк. Новая цель

— Да жив твой рыцарь хитрозадого образа, зуб даю, — закатываю я глаза. Почему мы просто не можем пойти играть в нарды? Пофиг мне, что там с тем Рекичински, я б не расплакался, даже брось мы его на Ксене. За спасение кадета Соколовой, конечно, мое ему человеческое спасибо, но как-то это его косяк перед экипажем целиком все равно не замазывает. И вообще, запарился я все время думать и проблемы решать. Просто расслабиться хочу. Хотя бы на часок.

— Варг вон какой смурной вернулся, после убийства, небось, довольный был бы, знак родовой кровью суперкарго себе бы на всю морду нарисовал, — привожу я весомый, на мой взгляд, аргумент. Нет, насупленная, лишенная своего раззвездяйского очарования «а-где-я-еще-не-нашкодила» Соколова мне напрочь не импонирует.

— Быть обязанной этому сомнительному типу — похуже, чем проснуться в обнимку с джокордом, — строит гримасу Ярка. — Но знать, что он уволок этот мой должок с собой в могилу, пожалуй, все равно что стать королевой целого соплюкова выводка. Вовек от вони не отмоешься. Так что мне нужно удостовериться лично.

— Понимаю твою досаду, только родня на ужин свистнуть хотела, — хмыкаю я, — а тут непрошеный спаситель нарисовался, долгожданную встречу родственников обломал.

— Каких еще, в черную дыру, родственников? — рассеянно воззряется на меня Соколова, явно слишком занятая своими размышлениями о злосчастном долге чести и оттого переставшая вовремя засекать подначки.

— Тех самых, — ржу я, прикладывая пальцы к голове. — Рогатых. Серой припахивающих. Ближайшая твоя родня, не?

— А тебя, значит, надо полагать, птички на небеса вознести хотели, на лютне наяривать и амброзией наливаться? — парирует Ярка.

— А что, были какие-то сомнения? — делаю я невинное лицо, хлопая ресницами.

— Видать, в аккурат с той амброзии самих благих вестников так послабило, что скафандр потом пришлось через три цикла дезинфекции пропускать, — ехидно замечает Соколова, продолжая методично обходить жилые отсеки рыдвана. Проще, конечно, спросить, где и в каком состоянии пребывает этот зирков выползок, у Бо, но тогда о запросе может узнать Варг, а кадет явно не желает схлопотать еще один подзатыльник — теперь уже за излишне длинный нос, сующийся не в свои дела.

— Ой, хватит завидовать, Соколова, на твой век говна хватит, еще причастит тебя кто-нибудь, не переживай, — хмыкаю я. — Моего коронного блюда от шеф-повара Вегуса уже вон отхватила. И за этим дело не станется.

— Это просто я к креслу пристегнута была, а там еще и ремни все время заедают. Дедуле вон ни разу не удалось меня догнать, случалось нам с ним неплохие забеги по полям и выгонам устраивать, — бурчит Ярка, машинально потирая кучерявую макушку. Лапень у Варга что твоя кувалда, у самого там до сих пор звенит. Гад такой, все конвенции попирающий… меня так-то нянюшка никогда и пальцем не трогала! Да и другие воспитатели тоже. На Земле лет триста как это не принято. Непедагогично. С пацанами дрались, конечно, бывало, до кровавых соплей порой. Но старого доброго подзатыльника из олдскульного плоского кинца я только на борту «Дерзающего» отведал. Правда, меня и на прежнем рабочем месте пару раз прибить пытались… но я, как Соколова, вовремя спасался. И не всегда бегством.

Ярка толкает в сторону дверь в кают-компанию. Там пусто, однако сразу бросается в глаза нежащаяся под лучами ламп и как будто заметно попышневшая капитанская мухоловка.

— Неужто ей скормил? — драматическим шепотом произносит Соколова, уставившись на лоснящееся, необычайно довольное растение, лениво покачивающее зубастыми бутонами.

— Ты меня прям пугаешь, Яромила, — без тени иронии говорю я. — Влюбилась, что ли? Интеллект на глазах тает! Как такая маленькая мухоловка всего Рекичински ухомячит-то? Знаешь, сколько тут кровяки было бы? Тася до сих пор брызги бы оттирала.

— Ну я же не утверждаю, что всего целиком скормил… может, только кусочек, а остальное — припрятал на череду поджидающих нас всех голодных будней, — замечает Ярка и неожиданно принимается ржать: — Видел бы ты свое лицо — ну чисто мамуля, наткнувшаяся на хвосторогую сухопутную десятиножку под моей кроватью! Так и не дала мне тогда проверить, вырастет та до размеров лошади или нет… если ее колбасой кормить.

— Приходится тут подрабатывать родной маменькой для зайчих всяких приблудных, — бурчу я, не пряча улыбку. Ну, хоть повеселела девка, и то пирожок.

— Приятно, когда о тебе хоть кто-то беспокоится, — раздается невозмутимый голос за нашими спинами, и Соколова, резко обернувшись, нос к носу сталкивается с объектом своих тревог, чтоб ему еще в одну черную дыру провалиться, но уже не в нашей компании. Ну вот, я ж говорил — жив-здоров и даже в полной комплектации. Все мои зубы еще мне послужат.

— Я за мухоловку беспокоилась, так-то, — тут же убрав с мордахи озабоченное выражение, парирует Ярка. — Вдруг несварение случится, жалко будет цветочек. Не зря ведь тебя саксаулы ксенийские жрать не стали, они флора многоопытная, им виднее.

Рекичински с нечитаемым выражением физиономии смотрит на нее и пожимает плечами:

— Я так и подумал. Прямо сразу заметил в тебе неприкрытую любовь к живой природе.

— Знаешь, а ведь раз ты тоже до сих пор живой, как та самая природа, можно допустить вероятность, что на кэпа повлияла затаенная печаль в моих выразительных глазах… И именно это заставило его отказаться от первоначального плана превратить тебя в спутник Ксены, — задумчиво тянет Соколова. — Может, я уже и рассчиталась со своим должком?

— Ты мне и не была ничего должна, — чуть приподнимает брови экс-суперкарго. — Не понимаю, откуда у тебя вообще эта навязчивая идея про долги?

— Она с отсталой аграрной планеты, где живут по законам предков и до сих пор процветает вендетта, а замуж выходят исключительно девственницами, — немедля мщу я Соколовой за бездарно потраченное время.

— Ясно, — скучнеет Ярка, параллельно пульнув в меня свирепый взгляд. — Значит, не рассчиталась. Ничего, долго в заемщиках не прохожу, на рыдване что ни день — то катастрофа. Может, сподоблюсь еще от взбесившейся мультиварки спасти или там из-под руин рухнувшего писсуара героически выдернуть.

Она самоуверенно вздергивает нос и, повернувшись ко мне, говорит, больше не глядя на Рекичински:

— Пошли уже в нарды играть, что ли, представитель передовой Земли. На пальцы. Как принято на моей отсталой планете. Один проигрыш — один палец. Если до ужина успеем, Тася на закуску мясных палочек в панировке из выигрыша моего нажарит.

— Ща. Полюбопытствую только, чего это наш хитрый Уилсон кэпу такого напел, что повторно в шлюз не вылетел? — состроив вопросительную морду, произношу я.

— А это теперь не твое дело, Стратитайлер. Не по должности знать, — хмыкает Рекичински, шлепаясь на диван.

— Пф! — фыркаю я. — Если ты еще не заметил, власть на этом корыте меняется чаще, чем постельное белье.

— Ну вот когда снова вылезешь на верхушку пищевой пирамиды, тогда и задашь снова свой вопрос, — бесстрастно отвечает хитросделанный поганец.

— Пренепременнейше, — максимально паскудным голосом обещаю я и киваю Ярке — лучше в столовке поиграем или на камбузе у Таси, чем тут сидеть, в компании этого червя рогатого.

— Врагусика на него натравить надо, — бурчу я Ярке вполголоса, когда мы сваливаем из кают-кампании. — С какими-нибудь инъекциями правды, развязывающими язык.

— Мне вот тоже до почесухи любопытно, что ж он такого сказал капитану… и ведь даже ни одного перелома и вывиха, на первый взгляд, — говорит Соколова, оглядываясь на закрывшуюся за нами дверь. — Главное, мы-то по тыковкам схлопотали, а он, похоже, нет. Запишу полученный подзатыльник ему в дебет. Все меньше уже буду должна. Скажем, какую-нибудь конечность вычеркну потом из списка, подлежащего спасению.

— Не замечал в тебе ранее подобной дотошности… Чет тебя реально клинит прям. Тебе б поспать, мозг перезагрузить. Ужин скоро… Это док с Басом и подлецом суперкарго выдрыхлись. А мы забыли, что такое покой и сон.

— Факт, — соглашается Ярка, подавив невольный зевок. — А вот с Врагусиком лично я не стала бы связываться даже под угрозой пыток, у него свои понятия о добре и зле.

— Это да, черная дыра знает, что у него там в акселератном умишке творится. Надо запретить ему доступ к библиотеке. Накачается знаниями всякими без разбору, доберется до страпельки — и тогда точно Вселенной кранты.

— Надо было его все-таки в космос выкинуть, — подытоживает Соколова, нервно озираясь по сторонам, точно рассчитывая засечь исчезающий за углом шипастый хвост исчадия тройного ада Алголя. — Лично я даже насморка в жизни не схватывала, и для меня предполагаемая польза от его пребывания на борту никак не перевешивает стабильно наносимого им морального вреда. А покоцанные конечности можно и в регенераторе сращивать, в конце концов. Док с его умилительным культом пупков импонировал мне несравнимо больше.

— Все жалость наша проклятущая, не доведет она нас до добра, — со вздохом соглашаюсь я.

Сгоняв несколько партеек в нарды, бесконечно при этом уличая друг друга в жульничестве и подтасовке счета, наконец-то дожидаемся ужина, который проходит практически без эксцессов. Если не считать подсунутой мне под локоть мази от мозолей, которой я мерзко хихикающему Врагусику советую лоб намазать. А то, поди, весь ум измозолил, пока шутеху придумывал.

А вот Бас, обнаружив предназначенный ему сюрприз под салфеткой, начинает нехорошо багроветь. Но рассмотреть, что подсунул пилоту мелкий мерзавец, никто не успевает, настолько быстро Ксенакис швыряет упаковку в утилизатор, испепеляя взглядом посылающего ему ядовитые усмешечки Вражонка. Вилка в руках Баса помаленьку превращается в подкову, какими на отсталых планетках по сей день живой копытный транспорт снабжают.

— Да я ж от души, — округляет подлючие глазенки лимбийское отродье. — Вдруг старый конь еще не прочь вспахать борозду, а борона-то уже…

— Рецепты в медчасти в рабочее время раздавать будешь! — осаживает его кэп, весь вечер занятый невеселыми думами, отчего складка у него между бровей уже с грузовой отсек «Дерзающего» сделалась. Кажется, он нас вообще не замечает, даже на невозмутимого Рекичински не смотрит, который занял свое место за столом как ни в чем не бывало, правда, подальше от свирепо зыркнувшей на него Цилли. На вопрос бортмеха в начале ужина, куда ж мы все-таки летим, Вегус скупо сообщил, что на разведку, на поиски более гостеприимной и менее ядовитой планетки, пока запасы топлива это позволяют. Не найдем — вернемся на Ксену. Пусть флора несъедобна, но вода и кислород — это жирный бонус, можно топлива насинтезировать самим…

— Мистер Ксенакис… — начинает было Соколова, сочувственно глядя на Басилевса, у которого только что пар из ушей не бьет, но пилот со звоном швыряет вилку и вылетает из-за стола. Он определенно не в себе — на выходе бешено лупит по открывающей шлюз кнопке, за что прежде четвертовал бы любого — практически ж нанесение травмы раритетному судну. Физической и моральной.

— Да, док, как это ни прискорбно, но приходится признать, что в твой, так тщательно оберегаемый каждым десятком пращуров, генофонд однажды все-таки изрядно капнула какая-то гадостная залетная гарпия, — бормочет Соколова, неприязненно поглядывая на сатанинское семя.

— Мадам, не передадите соли? Хронически все недосолено, — не обращая на нас никакого специального внимания, томным баском произносит Вражонок, воззрившись всеми своими паскудными глазенками на Цилли.

— Соль — белая смерть, — с усмешкой парирует та. — В украденном тобой у папани курсе разве ничего об этом не говорилось?

— А я люблю посолонее. И поострее. И покрепче. И женщин… таких, в соку, — состроив совершенно охальную морду, выдает неугомонный говнюк. — Кому нужно это унылое трехсотлетнее существование на клевере и дистиллированной водице, когда рядом царит та-а-акой зной?

Я аж с приоткрытым ртом замираю в ожидании продолжения банкета. Док непонимающе хлопает глазами, переводя взгляд с отпрыска на мадам Ибрагимбек. Уже родителем стал, а все невиннее младенца. Своего, не по годам развитого, уж точно. Соколова перестает есть, и ее брови уползают в гости к кудряшкам.

— Соли в еде по установленной норме! — нервно ввинчивается в разговор повторно оскорбленная Тася. — Но мне не жалко! Пожалуйста!

И шваркает Врагусику в чашку добрых полкило. Цилли, многозначительно усмехнувшись, молчком возвращается к своему ужину, а я шепчу Ярке на ухо:

— Что это было?! Метеоритный рой ему в корму, он что, только что к нашему бортмеху подкатить пытался? Да он конченый психопат!

— Похоже на то, — озадаченно отзывается та. — А ведь, пожалуй, Цилли единственная, кого он ни разу не зацепил своим ядовитым жалом. Ну, кроме Рекичински. До него, понятно, еще не успел просто добраться.

— Кажется, попытку пристрелить его из бластера он принял за проявление симпатии.

— Если он продолжит в том же духе, то симпатизировать ему таким манером начнет весь экипаж, включая Тасю, — тихонько хмыкает Соколова. — По крайней мере, люто пересаливать его порцию — уж точно. А может, даже рецепт бабушкиных фирменных пирожков у меня возьмет… для тех, кто любит поострее и погорячее.

Быстренько доев, она выскальзывает из-за стола, должно быть, чтобы проверить, как там оскорбленный хвостовым отродьем Ксенакис поживает. Мужик он немолодой, сплохеть могло, это да, и мурло нашего нового дока ну никак его самочувствия не улучшит. А я, получив капитанское добро, с легким сердцем отправляюсь на боковую. Утро вечера мудренее.

Следующие несколько дней возвращают нас в русло унылых рабочих будней. Гравитоны Варг бережет, в гипер не уходим, просто идем на максималке, пока Бо собирает и анализирует данные ближайших к Алому Алконавту систем. Корабль скрипит, пыхтит, периодически принимается разваливаться на части, так что мы с Цилли носимся как угорелые, от одной поломки к другой. Ярка по мере сил помогает, когда Варг ее навигацией не дрессирует, док роется в оранжерее — семена какие-то сеет, Врагусик медквалификацию повышает в обнимку с учебниками. И повод у него появился реальный — Рекичински внезапно расхворался, раскашлялся, и был засунут в изолятор. Может, надышался чем, пока по Ксене без скафандра рассекал?

Соколова, памятуя о долге чести, навещает его с приготовленными заботливой Тасей бульончиками, хотя, вероятно, и сдобренными порцией яда с ехидного языка от себя лично. Так еще и подружатся, глядишь… Впрочем, нам всем теперь друг друга до конца жизни по-любому терпеть, уверенность моя, что Варг найдет выход из той тыловой части вселенной, в которую мы ухнули, тает с каждым часом. Кажется, поторопился я Соколову во френды записывать, а она вон ишь, тут же себе еще один объект для заботушки нашла, помимо престарелого пижона! Цилли, того гляди, соблазнит мелкий мерзавец с сексуальным басом, Тасю себе кэп отметет, а мне только какие-нибудь глубоко альтернативные однополые отношения останутся. С доком, например. Хотя с ним могут быть и разнополые… Он же когда-нибудь самочкой сделается? Бр-р-р. Хоть бы симулятор подольше проскрипел, что ли…

Невеселые мои размышления о неутешительных перспективах на личном и намечающееся свидание с роскошной адорианочкой прерывает требовательный командирский рявк. Автопилот из-за полнейшей неразведанности района не используем, так что я еще и Баса периодически подменяю, хотя он так вздыхает и закатывает глаза каждый раз, передавая мне вульгарный штурвал в жопоруки, что кажется, они у него там за мозжечок зацепятся и так и будут внутрь черепа негодование транслировать. Пока Врагусик их хирургическим путем назад не выкатит.

— Да я только прилег! — бухчу я, сползая с кровати. За этакие перегрузки мне двойное жалование положено и медаль на пузо. Впалое. Потому что паек Варг раза в два урезал… Я скоро еду начну прям во время обеда у соседей из тарелок подворовывать. Я так-то молодой и растущий еще организм! Мне еще два года по законам биологии расти…

— Мне прийти тебя поуговаривать, ботинки помочь натянуть?! — рычит Варг.

— Они сами с перепугу от такого ора уже на ноги залезли… — бурчу я себе под нос и зову Рори с собой. А то совсем заскучал взаперти. Отрастив на радостях огромные ушандры и задорный хвост, он несется в рубку впереди меня, только лапы по полу топочут.

— Смотри, чтоб он кабели не погрыз и киберблох тут не натряс, — острит Вегус при виде Рори. Очень смешно, ха.

Выслушав в стопятьсотый раз занудные Басовы ЦУ, принимаю управление рыдваном. Варг нас с Яркой развел по опытным напарникам, ведут судно или она с Басом, или мы с кэпом, так что мне даже с Соколовой попикироваться не светит. А у Одноглазого разговор короткий, и чуть что — подзатыльником оканчивающийся.

— Не кисни. Рожа, будто лимонов ведро сожрал! Человека из него делают, он еще недоволен. Нормально же справляешься, блевать вон даже перестал, — на свой манер подбадривает меня кэп. — Тась, кофейку нам сделай послаще, а то тут кое-кому жизнь совсем медом не кажется.

Ну, тут Варг прав, загнанная в угол острой нуждой вестибулярка как-то смирилась со своим новым положением и почти меня не тревожит. Представив какие-нибудь вкусняшки — печенюшки там, или пироженки, или конфеты, которые могут нарисоваться в рубке вместе с кофе, я живо веселею. Во дурак был, когда от Тасиного печенья нос воротил!

Ага, шиш мне, а не печенюшки… Ну хоть кофе сладкий. Прихлебывая клокочущий в кружке напиток, Варг втыкает наушники в уши и в который раз лично проверяет эфир. Ни разу Бо еще не удавалось засечь ничего, даже отдаленно похожего на один из сигналов или языков Галактического Союза. Я сосредотачиваюсь на вождении, включив негромко музыку в имплантах. Монотонность занятия неизбежно клонит в сон, и кофе приходится кстати. Альдебаранский, кажется, со специями еще какими-то местными, мощными стимуляторами нервной системы. Минуты утекают, превращаясь в часы, покрасневшие от бессонницы глаза капитана сверлят мониторы, проверяя показатели рыдвана, корректируя курс, читая обновляющуюся информацию по звездным системам. Рори дремлет у моих ног, положив голову мне на ботинок. «Дерзающий» в кои-то веки ведет себя пристойно, так что мне остается только вовремя от больших каменюк уклоняться и мечтать, чтобы хоть Ярка, что ли, в рубку заглянула — парой подколов перекинуться.

Вдруг Варг меняется в лице, рывком подавшись вперед, к экрану, и Бо тут же сообщает:

— Обнаружен цифровой сигнал. Источник сигнала устанавливается. Начинаю расшифровку.

Глава 34. Кадет Соколова. Надежды и лишения

Сменившись с вахты и в две минуты покончив с весьма скудным ужином, тоскливо шарю глазами по камбузу в слабой надежде отыскать еще хоть что-то съедобное.

— Ничего нет, — перехватив мои алчущие взгляды, разводит руками искренне огорченная Тася. — Десятью минутами раньше сюда Варг-Базиль-Цилли-Нюк-и так далее-Утухенгаль заглядывал.

Это звучит как приговор всем продуктовым запасам, находившимся в зоне доступа экипажа, и я с душераздирающим вздохом смиряюсь с неизбежным. Надо отметить, что голодные приключения в чужой галактике сразу теряют процентов этак семьдесят своего очарования.

— А я вот для суперкарго Рекичински свежий бульончик сварила, — щебечет Тася, доставая из холодильника саморазогревающийся контейнер, — и пирожок испекла. Вы сами ему отнесете?

Сглатываю слюну от ароматов еще горячей сдобы, которую роботесса водружает на поднос рядом с бульончиком. Черная дыра раздери, неужто Врагусик разрешил Рекичински послабление в суровом меню? Хотя лично я подозреваю, что сия диета никакого отношения к болезни суперкарго не имеет. Просто этот мелкий проглот рассчитывает сам сжирать предназначающуюся его пациенту порцию дефицитных вкусняток. Тем более что решительно всем будет начхать, если даже Рекичински и вздумает пожаловаться.

— Не говорите этому… отвратительному шарлатану, — подтверждая мои догадки, шепчет Тася, поспешно накидывая салфеточку на крамольную выпечку и водружая на поднос сферическую крышку. — Но человеческому организму необходима питательная еда, а на одних бульонах никто не выздоровеет.

— Могила! — обещаю я. Натягиваю выданную мне медицинскую дезинфекционную маску, и, подхватив поднос, топаю в изолятор, искушаемая соблазном последовать гнусному примеру Врагусика и схомячить булочку якобы во имя поддержания здоровья лже-суперкарго. Но призвав на помощь всю силу воли, как-то все же умудряюсь дотащить контрабандную сдобу в целости и сохранности.

— Доброго вечера, Яромила, — как всегда вежливо и невозмутимо приветствует меня первый Врагусиков подопытный. Сидя на койке, он флегматично передвигает по трехмерному полю шахматные фигурки. На щеках у него алеют пятна какого-то нездорового румянца, но в остальном он ничуть не изменился. И ни черта прочесть по его физиономии невозможно.

— Вот, — сухо говорю я, бухая поднос на столик. — Советую успеть стрескать пирожок, пока наш новый, ничуть не уступающий старому по части аппетита, док не сделал это за тебя.

— Спасибо, — все тем же ровным тоном благодарит Рекичински. На этом я считаю свой долг выполненным и направляюсь к шлюзу изолятора.

— Не составишь партию? — останавливает меня на полпути голос суперкарго или кем он там теперь с подачи Варга числится на «Дерзающем». Опа, это что-то новенькое в нашем с ним традиционном дипломатическом протоколе.

— Благодарю, но у меня много дел, — отвечаю я. Никаких дел у меня на самом деле нет, хотя разве выспаться после вахты — не дело? Да еще и когда нас тут держат впроголодь. Два часа сна заменяют один пирожок… Зря я его, кстати, не слопала по дороге. Рекичински им вон даже не особо и заинтересовался. Может, он вообще андроид, и ему по генератору, что тромбить? Словно прочитав мои мысли, суперкарго с полуулыбкой кивает на поднос:

— А если ставкой будет пирожок?

Аж фыркаю от возмущения: выходит, по его мнению, я настолько дешево продаюсь?

— На пирожок с лечащим врачом своим сыграешь, — огрызаюсь я.

— Озвучь, какая ставка больше привлекает тебя, — все с той же непонятной и потому нервирующей меня усмешкой предлагает Рекичински.

— Тебе не понравится, — хмыкаю я, озаренная неожиданной мыслью.

— А все же? — осведомляется наш болезный, и в этот момент его настигает очередной приступ кашля. Дождавшись, пока он натявкается вдоволь, в свою очередь усмехаюсь:

— Честные ответы на вопросы.

— Договорились, — легко соглашается Рекичински. — Одна выигранная партия — один честный ответ.

Он вытирает губы и почти неуловимым движением отправляет салфетку в утилизатор, однако успеваю заметить на ней пятна крови. Да, кажется, дела у него хуже, чем я предполагала. Чем там, в конце концов, занимается наш новый док, кроме как на нервишках у экипажа играет? Выкинуть подставившего весь экипаж подлеца в шлюз — это одно, а не оказывать больному человеку помощи — совсем другое.

— А где у меня гарантия, что ты опять не насвистишь? — сомневаюсь я.

— Карточные и шахматные долги священны, — с серьезным видом отвечает суперкарго. Ну ладно, посмотрим на твою святость минут через пятнадцать, когда я тебя под лакийский шишконогий орех разделаю! Может, я и не гроссмейстер, но играю неплохо. Да и чего в этом удивительного: в трехмерных шахматах нужны аккурат все те же качества, которые требуются хорошему штурману. Одарив невозмутимого Речичински несколько высокомерной улыбкой, решительно придвигаю стул и плюхаюсь напротив него.

Спустя те самые пятнадцать минут мне приходится прикладывать поистине нечеловеческие усилия, чтобы сохранить на лице хотя бы просто… нормальное выражение. Без гримас ярости, досады и потрясения. Папа однажды сказал мне, что терпеть поражение надо с достоинством, но оказывается, это дьявольски трудно сделать, когда тебя играючи разнесли в пух и прах, точно адорианцы — допотопный флот варваров. Спасибо еще, маска хоть часть физиономии прикрывает.

— Проведем матч-реванш? — не проявляя и тени торжества от одержанной победы, интересуется мой соперник. Вот ведь гад какой! То есть обыграть меня для него было настолько просто, что это даже одной самодовольной улыбки не стоит?!

— Завтра, — сумрачно говорю я. — Как только добуду добрую порцию глюкозы. На этом голодном пайке мой мозг работать отказывается.

Это хорошо еще, что я сама ничего на кон не ставила. Вдвойне бы сейчас досадно было. Суперкарго кивает на нетронутый им, все еще возлежащий на закрытом подносе пирожок:

— Можешь взять. Если что, я не успел накашлять на него ксеновирусами.

— Мы, хищники с отсталой аграрной планеты, добываем пропитание сами, — гордо вздернув нос, предательски втягивающий из-под защитной маски аромат выпечки, отрезаю я и торопливо выскакиваю за дверь, покуда чревоугодие не одолело в неравной схватке и эту самую гордость. Которую, тем более, только что уложили на обе лопатки убойным нокаутом. В жизни меня так не разделывали в 3D-шахматы! Но ничего, мстительно думаю я, стоя под струями дезинфекции в переходнике изолятора, потренируюсь вон завтра на Бо и задам еще славийского атомного перца этому зиркову сыну!

Не успеваю сделать и десятка шагов по направлению к своей каюте, как меня перехватывает взволнованно размахивающий щупальцами Шухер.

— Я целый день потратил на изучение образцов с Ксены и теперь могу со всей уверенностью утверждать, что это исключительно агрессивная к нашим видам планета! — хором восклицает он сразу тремя ртами, которые, перебивая друг друга, начинают выкладывать свои биологические открытия. — Хорошо, что мы оттуда улетели и что не расхаживали там без скафандров. Часть растений выделяет крайне неприятные микроскопические споры, которые, вероятно, способны проникать в живые ткани и разрушать их. Вот, посмотри, это фото под микроскопом! — экс-док сует мне свой комп. Прищурившись, изучаю на экране увеличенные, вероятно, в тысячи раз причудливые многогранные семечки, напоминающие сюрикены.

— Эге, — говорю я. — А Рекичински-то как раз гулял без защиты. Вот что, док…

— Техник-удобритель, — не без гордости поправляет меня лимбиец. — Ответственный за озеленение…

— Неважно. Покажи-ка ты это открытие своему отроку, захапавшему отцовский медицинский трон. Может, никакая у Рекичински и не инфекция, а как раз эта вот дрянь в легких осела.

Воодушевленный Шухер устремляется в медблок, а я наконец добираюсь до своей каюты и, не раздеваясь, валюсь на кровать. Все, спать и только спать. Утром со всеми разберемся.

— Соколова… Соколова! Со-ко-ло-ва! Да просыпайся же ты, засоня! — причитает кто-то, тряся меня за ногу. — Там такое!

Спросонья не сразу соображаю, что к чему, и на всякий случай энергично отмахиваюсь потревоженной конечностью.

— Ой, только не визжи и не дерись, я на твои прыщики, если что, и не смотрю даже, — не без ядку в тоне фыркает из темноты. Нюк!

— Какого астероида?! — возмущаюсь я. — Нет у меня никаких прыщей!

— Ну тогда тем более, если это просто пуш-ап на термаке, переживать вообще не о чем.

— Стратитайлер, — со зловещей угрозой произношу я, — ты разбудил меня, чтобы поинтересоваться, натуральная ли у меня грудь? У тебя звездная лихорадка, жар и бред?! Ты хоть соображаешь, что жить тебе ровно три секунды осталось?!

— Блин! Я просто стараюсь вести себя поделикатнее! Откуда я знаю, может, у вас там на Славии молочные железы до сих пор жестко табуированы? Короче, вставай, если не хочешь все интересное продрыхать! Бо какой-то сигнал поймал! И вообще, я по тебе соскучился, — добавляет он уже откуда-то от шлюза. Отполз-таки предусмотрительно. Удачно, что я не успела раздеться — теперь достаточно только в ботинки впрыгнуть и сунуться в ванную, чтобы умыться и пригладить стоящие торчком кудри. Так что через минуту я уже выскакиваю следом за Нюком в коридор.

— Когда в следующий раз соскучишься, постарайся унять тоску хотя бы до утра, — с трудом подавив зевок, говорю я. — Овечек славийских там посчитай или еще что… Главное, Басовыми тропами борьбы с депрессняком не ходи.

— Уже наобщался, спасибо. Можешь дрыхнуть дальше, если тебе так побоку, кто же это там в великое черное безмолвие сигналы шлет, — фыркает он. — Пошли, Рори.

— Нет уж, теперь, раз разбудил, терпи меня голодной и опасной для всего съестного, — бурчу я, нагоняя эту парочку. — Не знаешь, на «Дерзающем» груз продовольствия никогда в дальних трюмах не теряли? С каждым днем меня все больше влечет стезя гастрономического кладоискательства.

— О легендах, окутывающих трюмы этого корыта, тебе лучше у Баса поинтересоваться. Я здесь всего второй месяц. Вот он точно обрадуется, если ты его таким вопросом сейчас разбудишь, — отвечает инженер.

— Слушай, а кто судно-то ведет, пока ты мне спать мешаешь?

— Варг, кто ж еще. Ему по должности положено. Может, и не такой ас, как один из твоих поклонников, но штурвал прямо удержит.

— Ну, с этой задачей даже ты справляешься, — ехидничаю я. — Пока, конечно, Тася булочки в рубку не вносит — тогда сразу начинается резкий крен на тот борт, к которому поднос ближе.

— А тебе и этого не доверяют, — корчит он рожу на ходу.

— А вот и мимо, — торжествую я, потому как наш великолепный в своей вульгарности штурвал в нашу с Басом вахту время от времени в мои руки все же переходит. Пилот таки не в силах удержаться, когда его просят поделиться тайнами легендарного ручного управления.

— Ну я-то хотя бы своими мозгами этого добился, а не низким подхалимажем и кокетством. Нас вот с Варгом связывают исключительно деловые отношения.

— По-твоему, курс я прокладываю тоже подхалимажем и кокетством? — я аж вспыхиваю от злости так, что щеки прилившей волной крови обжигает. Треснуть бы паразиту за эти намеки по жирафьей шее, да Рори рядом. Показывать потом искусанную кормовую часть Врагусику как-то совсем не улыбается.

— Срань господня, если ваше перегавкивание переложить в какой угодно галактический код и запулить во вселенную — нас через стандартный час обнаружат и аннигилируют к зиркам гирганейским! — ворчит Варг, потому что, препираясь, мы уже вваливаемся в рубку. — Заткнитесь, сделайте милость! Держи штурвал, — бросает он Нюку и перебирается на свое место.

— Бо, ну что там? — конопатый говнюк так и елозит тощей задницей по Басову креслу от нетерпения. — Может, помочь с дешифровкой? Ярка, штурвал подержишь?

— Благодарю, бортинженер Стратитайлер, моя система работает исправно, все необходимые резервы задействованы, — важно ответствует Бо. — Если мне понадобится помощь — я обязательно вам сообщу.

— Вечер комплиментов, — хмыкает Вегус, просматривая какие-то цифры, бесконечными столбцами ползущие по экрану. — Ты прям растешь над собой, личинка пилота и пол-инженера. В кои-то веки по твоей части что-то полностью исправно.

Только тут до моего катастрофически не высыпающегося и не получающего привычной дозы углеводов мозга начинает наконец доходить принесенная Нюком новость. Сигнал. В чужой галактике. Туземные ксеноморфы или… Быстро заставляю себя пинком откинуть пустые надежды. Не может быть такого совпадения, чтобы выкинуло наш рыдван именно в ту галактику, куда папина экспедиция двинула. Просто по теории вероятности не может. Так что, наверно, лучше вспоминать свои навыки спеца по иным расам. Ну или готовиться драпать от очередного обстрела. Сажусь в свое кресло и машинально защелкиваю ремни, дожидаясь, пока Бо выдаст свой вердикт.

На некоторое время в рубке воцаряется молчание, от мерного рева движков, мигания экранов и урчания Рори, пристроившегося у хозяина в ногах, меня неизбежно начинает клонить в сон. И тут Бо выдает набор цифр, очень уж похожих на трехмерные координаты, немедля подтверждает мою догадку и прикидывает примерное расположение до той точки, откуда сигнал исходит.

— Хрень какая-то… — цедит Варг, уставившись своими ледышками в звездную пустоту за обзорным окном. — Зачем вообще транслировать некие координаты без позывных? Даже SOS к ним не привинчен. Ну, или Бо тупо его не разобрал.

— Все я разобрал, капитан Вегус, — немедля обижается тот. — Все, что принял — все и дешифровал. А если не доверяете — так можете лично перепроверить или бортинженера попросить дешифровать в ручном режиме.

— Ой, все! — отмахивается Одноглазый, снова крепко задумавшись.

— Может, это автоматика? — предполагает Нюк, чья мурзила конопатая аж светится от азарта и вспыхнувшей надежды. — Что-то типа маяка или станции, которой местные пользуются? Все и так знают, чьи это координаты, вот и не заморачиваются с позывными.

— Чего гадать на туманности — давайте полетим и проверим, — предлагаю я. — Кто-то же его посылает, сигнал этот. Или что-то.

— Его могли запулить в космос за миллиарды парсек отсюда, когда Земля еще раскаленным шаром болталась вокруг Солнца, — фыркает Варг.

— А ведь ходят слухи, что самая могущественная ветвь адорианцев, владевшая особо продвинутыми технологиями, вовсе и не вымерла после гражданской войны. Есть версия, что они просто свалили подальше от шума и суеты, производимых юными, на их взгляд, варварскими цивилизациями, в далекую галактику, прихватив все секреты и не оставив обратного адреса, — шепчу я Нюку, любителю таинственных адорианских принцесс.

— Думаешь? — еще больше оживляется он, а его конопухи, кажется, свои самостоятельные импульсы начинают рассылать в поисках тех самых монарших дочерей.

— Сигнал очень чистый, четкий, ритмично повторяющийся, практически без помех, — вносит коррективы Бо. — Смею предположить, что источник расположен относительно недалеко отсюда.

И вдруг добавляет каким-то совершенно неожиданным страстным тоном:

— Кэп, ну давайте, давайте слетаем, посмотрим! Ну что мы теряем? Не хочу я на какой-нибудь унылой аграрной планетке до скончания моего цифрового века застрять, переговариваясь только с ходячим чемоданом!

— Топливо, например! — гаркает Варг. — Нюк!

— А я-то че, это он сам! Бо самообучающийся, вот и успевает нахвататься от нас всех от чистки до чистки, — огрызается тот. — И никакой Рори не чемодан, а робот-носильщик! И телохранитель! Не слушай его, мальчик… Ты мой самый лучший друг, — добавляет он умильно замигавшему огоньками на «морде» питомцу. — Не то что некоторые…

Предпочитаю проигнорировать шмякнувшийся на мои грядки метеорит, потому как перспектива словить еще один подзатыльник от раздражительного Варга совершенно не прельщает. Мне мой мозг еще пригодится… и лучше бы не взболтанным, точно гоголь-моголь.

Но кэп наводить дисциплину путем насилия, кажется, сегодня не расположен. Некоторое время он молча думает, что-то прикидывая и рассчитывая, потом передает Бо новый курс. Делать мне нечего и, чтобы не отрубиться окончательно, уронив встрепанную главу на чехол с незабудками, я тру глаза и пытаюсь вести расчеты на своем компе параллельно с Варгом. По всему выходит, что направляемся мы к четвертой планете ближайшей системы звезды класса G. И чапать нам до нее суток этак двое, не меньше. Так что выпутываюсь из ремней и, предоставив кэпу и Стратитайлеру и дальше предаваться деловым отношениям, иду досыпать остаток ночи. Если часы сна перевести-таки в пирожки из расчета два к одному — до побудки мне еще пара ватрушек успеет перепасть.

Следующие три дня «Дерзающий», покряхтывая всеми своими древними механизмами, тащится к новой цели, а мы ведем борьбу с нескончаемыми поломками и тоскливым недоеданием. Умом я понимаю, что на самом деле пайки урезаны не так уж безнадежно, просто все мы тут пожрать не дураки. А мой организм, взращенный любящими бабушками, еще и избалован регулярными добавками и вкусняшками, на которые Варг теперь наложил вето. Однако, как вскоре выясняется, это испытание кое-кого из нас лишило последних крох совести. Если они вообще в этом пакостном организме когда-то подразумевались.

Пойманный за псевдоподию при попытке стащить с моей тарелки котлету Врагусик сопротивляется, точно загнанная в угол альтаирская крысопиранья. Когда победа вместе с котлетой все же остаются за мной, порождение хвостового щупальца зыркает в мою сторону так злобно, что я понимаю: змееныш уже обдумывает наичернейшую месть. Однако в тот момент я слишком довольна отбитым в честном бою провиантом, чтобы беспокоиться о грядущих пакостях, которые Вражонок наверняка мне еще подстроит.

А вот на другом фронте я терплю поражение за поражением. Единственное мое достижение после всех тренировок с Бо — теперь я проигрываю не через четверть часа, а барахтаюсь минут по сорок. Это просто что-то непостижимое. Зирков сын точно продал душу Кхаре Пятикрылому! После того как подтвердилось, что его кашель вызван не ксенийскими бактериями, а теми самыми спорами, которые Шухер теперь рвется назвать всеми своими именами, необходимость в медицинской маске отпала. И теперь мне еще сложнее сохранять деланно спокойное лицо, пока шахматная партия неотвратимо катится к разгромному финалу.

Вражоныш продолжает упорно прописывать Рекичински в дополнение к своей экспериментальной терапии бульонную диету, Тася — тайком гоношить пирожки, я — вести контрабандную деятельность и бороться с соблазном поддаться зову плоти. А та самая плоть, представленная полупустым желудком, кличет порою весьма настойчиво. Особенно когда гирганейский змий-искуситель со своей невозмутимой миной в очередной раз после проигрыша предлагает поделиться Тасиным даром. Но пока мне удается держаться. Обойдусь как-нибудь без утешительных угощений! И все равно однажды разнесу его в пух и прах!

В свободное от вахт и шахматных фиаско время удается перехватить несколько часов для сна, еды и привычных пикировок с Нюком. Правда, теперь мы стараемся цапаться осмотрительнее, с оглядкой на кэпа. Но поскольку пересекаемся, в основном, за обедом, особенно подначивать друг друга некогда: того гляди, мелкий паразит опять что-нибудь из тарелки свистнет. Он всеми своими продувными глазенками провожает каждый кусок, что попадает не в его рты, а загребущие щупалки так и шарят по столу. Вражонок, видно, так отчаялся и обнаглел, что попытался влезть в каюту Стратитайлера. И в кои-то веки получил достойный отпор и чуть половины уже собственного хвостового щупальца не лишился. Потому как встретить там Рори в режиме «Охраняй» совершенно не ожидал.

— Красть грешно! — назидательно приговаривал бортинженер, отдирая питомца от креативных штанцов, самолично пошитых Шухером своему неспокойному акселерату. — Особенно мармеладки! И раз папаша тебя этому не научил — мы с Рори мастер-класс проведем!

Теперь мы с Нюком все время оглядываемся в ожидании какой-нибудь пакости от дважды опозорившегося перед знойной Цецилией басовитого пройдохи. А рыдван плетется себе да плетется к источнику загадочного сигнала. И вот наконец четвертая планета заполняет собой обзорные экраны.

Глава 35. Нюк. Ну, здравствуй, Нюкия

— Бо, выпускай зонды, — велит Варг, пока я укладываю «Дерзающий» на орбиту безымянной еще планеты, с которой продолжает поступать устойчивый сигнал.

— Мягче, мягче же! Не дергай штурвал, как… — кипятится Бас, косится на сидящую тут же Ярку и сворачивает зародившуюся было аллегорию. — Не дергай, короче! Следи за тягой! Не видишь — левые движки перекос дают? На Бо не надейся — это твоя задача!

— Да не дергаю я! — огрызаюсь себе под нос, а от старания аж капля пота по нему ползет. — Один раз же посадил корабль без вашего светлейшего руководства… и еще посажу, если понадобится.

— Реально, не пузырись, Базилио, все ж норм, — вдруг внезапно впрягается за меня Варг. Пятикрылое боженько, где-то там, за миллион парсек отсюда, Земля сейчас с орбиты мальца сдвинулась! Кошусь на кэпа, но ничего принципиально нового его шрамированная морда не выражает. Бас мученически закатывает глаза, словно перед ним уже разворачивается панорама крушения нашего доисторического корыта:

— Великий Млечный Путь, он уже возомнил себя асом после одной-единственной посадки, когда каким-то чудом изгораздился не разметать корабль и наши кости по ближайшему холму! Он уже не нуждается в руководстве, видишь ли!

— А давайте я вас, мистер Ксенакис, на досуге кодить поучу, а? — вкрадчиво предлагаю я. — Вдруг меня снова птицы упрут, пригодится на всякий случай. Без меня-то Бо живо власть на судне захватит.

— Таське лучше свои бесценные знания в голову влей. Или вон, Вражонку, — хмыкает Вегус, наблюдая за тем, как два зонда безнадежно застревают в выпускном шлюзе. — Старого космического волка новым штукам не выучишь. Пойду, шваброй подпихну, — с совершенно несвойственным смирением вздыхает он и выбирается из кресла. Надо почитать поподробней про ту прогу в медкапсуле, может, это побочка такая от лечения?

— И на чем только языки они сейчас такие длинные отращивают, альдебаранских цеце бы этими языками щелкать, — ворчит Басилевс. — Мы в свое время наставнику слова поперек не вякали! В рот заглядывали да запоминали.

Продолжая бубнить, он запускает пятерню в розовые космы и придирчиво таращится на приборы, отражающее состояние всех систем «Дерзающего». Однако там все в норме, индикаторы горят ровным зеленым светом. Я впахиваю как проклятый, 24/7, и точно так же безостановочно меня шпыняют. Надо изъять у Соколовой алконычки и вернуть пилоту… задрессурил, как служебного робота уже. Ревнует, поди, фею свою кучерявую. А чего ревновать, мы почти не общаемся, она все время у Рекичински торчит, долг чести отрабатывает. Да и не больно-то мне охота.

Объект Басилевсовой страсти между тем сосредоточенно высчитывает что-то на своем компе и в дебаты об уровне моей потенциальной рукожопости, как ни странно, не вступает.

— Яромила, коррекцию курса, — оторвавшись от приборов, каким-то новым, невыносимо елейным тоном говорит Ксенакис. Старый, почиканный орионской волосоядной молью, казанова! Соколова почему-то подскакивает, точно нашкодившая школьница, торопливо шлепает по клавишам, закрывая программу, в которую безотрывно пялилась, и начинает лихорадочно вводить поправку. Мисс «Терпеть-не-могу-все-эти-любовные-глупости» там горяченькие фото, что ли, рассматривала?

Рыдван наконец ложится на орбиту, я гашу движки, зонды уходят на разведку, и по судну разливается подзабытая уже тишина.

— Сколько у нас времени до посадки? — интересуется Цилли по селектору. — Третий проверить надо. Да и первый не помешает…

— Зонды только ушли, так что навалом, — говорю я, борясь с пряжкой на ремнях. — Тебе помочь?

Остозвезденела мне эта рубка уже, лучше с бортмехом в движках покопаюсь… пусть и в роли подавалы инструментов, если по моей части там непривычно все норм. Крошка от моей скромной помощи не отказывается, к нам еще и кэп присоединяется, а Бас и рад остаться наедине с зазнобой.

Впрочем, сильно разгуляться с ремонтом нам не дает Бо. Сначала он сообщает, что атмосфера планеты практически по всем параметрам подходит для дыхания гуманоидов-землян — редчайшая удача, принимая во внимание, что от Ксены мы не так далеко улетели. А потом и вовсе огорошивает сообщением, что один из спустившихся к самому источнику сигнала зондов подвергся нападению какой-то жизни, возможно, даже разумной.

Живенько свернув ремонтные работы, несемся в рубку, и Бо запускает записи с подраненного зонда. Все прискакивают полюбопытствовать, даже мелкий док, все еще покашливающий Рекичински и Тася. Одному Шухеру образцы почвы важнее этой вашей жизни, даже разумной, в которой все равно никакого толку, если ее в пищу употребить или на удобрения пустить нельзя. Нехватка белков с углеводами на характерах лимбийцев как-то нехорошо сказываться начинает…

Вот разведчик идет на бреющем полете над зарослями, вот облетает обширную поляну, делает круг над заросшей вьющимися растениями кучкой, от которой сигнал и исходит, и начинает спускаться к озерцу, чтобы взять воду на анализ. И тут сбоку тенью мелькает что-то, похожее на длинную палку, изображение резко идет юзом, вызывая у меня подзабытое головокружение, а потом и вовсе гаснет.

— Копье? — предполагает Соколова, которая все это время так тянула шею и чуть ли не выпрыгивала из своего кресла, стремясь получше рассмотреть происходящее на экране, что я за ее позвонки опасаться начал.

— Ну или длинное бескрылое животное, — хмыкаю я. — Как прыгающий альдебаранский протозмей. А, может, растение?

— Одна раса из системы XXR-273 так половые клетки, между прочим, распространяет, — многозначительно вворачивает мелкий всезнайка, охально косясь на предмет своего акселератного вожделения. Но Цилли в его сторону и ухом не ведет. Выкуси, ворюга мармеладный.

— Бо, направь туда еще один зонд, только держи повыше… от потенциальных клеток. Один зонд нам уже изнасиловали. Панораму пусть даст, — велит Варг.

Басилевс мрачно сдвигает все еще отливающие карминно-розовым после лихой смены имиджа брови и ворчит, что вот только агрессивных ксеноморфов с копьями и пиками нам и недоставало. Как и всяких кишащих на поверхности гнусных тварей, которые целыми днями думают, как бы напакостить пришлому высшему разуму. Приземлиться не успели, уже кто-то на неотъемлемую священную часть «Дерзающего» посягнул! Такого безобразия наш пилот вытерпеть не в силах. Разум — это они с Вегусом, конечно. И Цилли. Ну, может, еще любимица Соколова. А остальные так, тупая биомасса. Тупая, ленивая, но любопытная биомасса. Вон, даже Таське интересно, кто ж там на наш зонд напал, вдруг, какая цивилизация высокоразвитая? Роботесса наша уже переживать начала, что заскучает и сделается бесполезной, когда в рефрижераторе продукты закончатся. Ну, и что мы от голода перемрем и ей совсем тоскливо будет с одним-то Бо.

Следующий зонд держит дистанцию, но ничего особенного с такой высоты нам разглядеть не удается. Как и засечь маячок подранка. Сдох, наверное, при падении… что не удивительно. Удивительно было б, если б не сдох. Либо это правда животное напакостило, которое не слишком высоко прыгает, либо обрадованные метким выстрелом аборигены утащили добычу куда-нибудь в заросли — суп из нее варить.

— Пофиг. Садимся, — не мается долго с решением Вегус. — По местам.

Дышать можно, а от летающих палок противометеоритные скафандры прекрасно защитят.

— Ща, гайки-то на место хоть закручу, — говорит Цилли.

— Я с тобой! — падаю я механику на хвост. На самом деле я совсем не горю желанием снова сажать «Дерзающий», когда вместо Соколовой, взиравшей с воодушевлением и надеждой, на меня будет пялиться Ксенакис, со сложной комбинацией презрения, наставничества и возмущения моими кривыми руками на морде. Бас выразительно шевелит своими розовыми гусеницами сначала в мою сторону, потом в сторону пилотского кресла.

— Ну уж нет! Ничего я сажать не буду! — решительно отрезаю я, пятясь за Цилли. — Я так-то штатный бортинженер и программист, а не пилот, и даже права вне критической ситуации на такое не имею.

— Это приказ! — гаркает Варг, припечатывая ни в чем не повинную панель управления своей здоровенной лапищей. — Кто и что делает на борту этого драндулета, решаю я! Марш за штурвал!

От всей его благостности внезапной и следа не осталось, вот теперь Варг как Варг. Пилот страдальчески морщится. Мол, смотри, поганец, опять из-за тебя мой любимый кораблик страдает.

— НЕТ, — отрезаю я, улепетывая по коридору. — И не заставите! И уши мои требую оставить в покое, это вам не ручки казенные от клозета на захарканном астероиде!

Надо ли говорить, что через пять минут твердая капитанская рука возвращает меня обратно, хотя, что странно, даже не за уши. За шкирку термака. Однако если кэп полагает, что бунт подавлен — он очень ошибается. В конце концов, пацан я детдомовский, и характер у меня тот еще, если меня разозлить. А меня разозлили.

— Не Буду! — отчеканиваю я и усаживаюсь на собственные ладони, мысленно готовясь к звездюлям. Да пусть Варг хоть убьет, пофиг мне. Не хочу и не буду. Ярка косится на меня с упреком, не понимает, чего я уперся, наверное. Ну и пусть…

— Ленивый рукожоп, — с оскорбленным видом буркает Басилевс, любовно оглаживая свой сутенерский штурвал, — да если бы мы в былые времена этак отбрыкивались от освоения всего нового, не вышли бы даже за пределы Солнечной системы! А этим бы только хиханьки да хаханьки…

— Я не рукожоп, а бортинженер Стратитайлер, — отрезаю я. — Если память подводит — вот мой бейдж. Если зрение так себе — медкапсула отлично работает.

— Таисья, душенька, ты белены в обед этому вот товарищу не подсыпала в качестве витаминной добавки? — почти миролюбиво осведомляется пилот, косясь на все еще не покинувшую рубку роботессу. Чтобы не терять времени даром, та бойко расшивает какими-то каракатицами очередной чехол — на сей раз, похоже, на штурвал. Из осуждающего взгляд Соколовой эволюционирует в недоуменный. Не глаза прям, а пуговицы от старинных костюмов.

— … и бить меня хватит, задолбало уже, я ведь не только сортиры на этом корыте задраить могу, но и воздуховоды, и много других жизненно важных систем, — добиваю я, приободренный все еще не прилетевшим от нависшего надо мной Варга подзатыльником. Бунт так бунт, или до победного конца, или до полного провала.

— В утвержденный министерством космического питания список рекомендованных приправ белена не входит, обед соответствовал всем установленным нормам и стандартам, — собирается уже обидеться Тася, и без того дважды оскорбленная Вражонком, которому везде соли не хватает, и потому острее обычного реагирующая на любые замечания.

Накаленную моим приступом вольнодумства атмосферу рубки неожиданно разряжает еще более неожиданный капитанский ржач. Варг прям покатывается со смеху, вытирая выступившие слезы похожей на лопату ручищей, а потом шмякает мне ее на затылок. Не бьет — просто она такая сама по себе тяжелая, и, наклонившись, заглядывает мне в лицо своими лишенными даже намека на что-то человеческое ледышками.

— Слушай, бортинженер Стратитайлер, это ж вы с Соколовой на Ниме соплюка в сортир спустили? — вдруг спрашивает он.

— Ну, мы… — бурчу я с вызовом, не отводя взгляда и не понимая, куда он клонит. — Точнее, я. Кадет только помогала. Морально.

В животе немножечко холодеет. Не собрался ли он мне по той же трассе слалом устроить? С Варга станется. Но он только кивает, говорит: — Так я и думал, — и шмякается в свое кресло, уставившись на экран, куда Бо выводит все новые данные о планете летающих палок.

— Пожелания ваши, бортинженер, командованием к сведению приняты. А теперь живо вытянул свои невероятно одаренные коряпки из-под тощей задницы и приготовился к посадке! Вторым пилотом. Приказ ясен? Выполнять.

— Так точно, сэр… — бубню я. Не совсем победа, так, на половинку, и все-таки на Ярку я бросаю взгляд, полный превосходства абсолютного победителя. Видала? Та только закатывает глаза и снова утыкается в экран перед собой, по которому проплывают местные ландшафты, снятые уцелевшими зондами. Однако, кажется, она не меньше моего удивлена тем фактом, что я все еще жив и даже на рабочем месте нахожусь, а не несусь частями по канализации в прекрасное далеко.

— Садиться будем рядом с источником сигнала. Соколова, курс, — требует кэп.

— Есть, сэр! — тут же откликается Ярка и с энтузиазмом берется за расчет. Бас благодушно кивает, принимая пересылаемые на его комп данные. Видимо, этим подхалимистым представителем молодого поколения старый зануда вполне доволен. Стараюсь сосредоточиться, чтобы не налажать и не давать поводов скафниле-пилоту меня пилить.

— Цилли, что там у тебя?

— Добро, можно запускать, — отзывается та.

— По местам, волчары, корабль заходит на посадку! — рявкает Варг не без юморка, Бо дублирует его приказ, и Бас запускает движки, нежно, будто любимой женщины касается. Впрочем, на месте Соколовой я б все ж не рассчитывал вытеснить с пьедестала «Дерзающий». Сажать судно на пару с опытным пилотом, конечно, куда проще, я так не потею и не трясусь, как на Ксене, да и спрос не с меня, если что. Впрочем, на этой планетке, которую Варг пообещал в мою честь назвать, если все пройдет как по маслу, обнаружились свои особенности в связи с плотностью атмосферы, рельефом, гравитацией и погодой, и каждое из замечаний Баса я стараюсь запомнить. Даже запись на ручном компе врубил, чтобы потом пересмотреть.

Топографическая карта на обзорном экране по мере приближения превращается в довольно симпатичную панораму. Деревья не такие высоченные как на Ксене, и листва скорее голубая, чем зеленая. Наверное, что-то в составе почвы здесь иначе, чем на Земле, или хлорофилл тут такой. Впрочем, это Шухерова забота, а не моя. Лишь бы эти кусты сожрать нас не попытались. Бас с полным царственного превосходства выражением на фейсе заводит «Дерзающий» на посадку рядом с источником сигнала, и, наверное, чмякнул бы он это корыто со всеми полагающимися предосторожностями, как обычно, но то ли Цилли гайку какую недокрутила, то ли это бесполезно было… В общем, третий движок внезапно отрубается, рыдван заносит, я нафиг теряюсь, Бас, вылупив глаза, изо всех сил пытается выровнять давшее крен судно, Тася испуганно взвизгивает, Бо на стрессе выдает забористый матерок, и в итоге мы смачно гуцаемся на полянку чуть ли не боком, пропахав по ней опаленную борозду длиной с мой воображаемый роман с адорианской принцессой. Ну, здравствуй, Нюкия, вот и я.

— Твою ж галактическую спираль в душу… — ласково произносит Варг, когда движки стихают, а рыдван наконец застывает под дичайшим креном к поверхности планеты.

— И сигнал прервался, — огорченно докладывает Соколова, пытаясь вывернуться из амортизационных ремней, на которых она теперь висит под весьма неудобным углом, точно муха, запутавшаяся в паутине.

— А я говорил, не надо мне сажать! — торжествующе произношу я, мысленно возблагодарив Вселенную за то, что корпус, кажется, цел и мы все еще даже не горим. — Преклоняюсь перед мастерством и все такое, — совершенно искренне добавляю я в адрес Ксенакиса, утирающего крупные розоватые капли пота со лба.

— Мать гирганейского царственного роя мне на борт… — угрюмо роняет тот, этим емким понятием полностью оценивая наше новое положение.

— Вы че там творите, у меня анализы по всему блоку размазало! — гневно басит в селектор Вражонок, на пару с папашей колдующий над свежими образцами воздуха, воды и почвы в лаборатории.

— Скажи спасибо, что тебя самого по пробиркам раскладывать не надо для клонирования, — бурчу я, вслед за Яркой выколупываясь из кресла и только сейчас ощущая, как трясутся руки. Да и вообще весь организм трясется. — Хвосты там у вас на месте?

— Цецилия! — гаркает Варг.

— Тридцать восемь лет как! — гаркает та в ответ. — Я говорила о проблемах, открутить и назад присобачить — не значит починить!

— Иду… — бросает Вегус и рявкает на нас с Яркой: — Без приказа носы свои любопытные за шлюзы не совать! Наружу выйдем, когда корыто будет в полном порядке и мы, если что, ноги отсюда сделать сможем. Бо, включи поле.

Да не больно-то я и рвался… у меня еще с прошлой прогулки скафандр гуано пованивает. Если принюхаться. А вот Соколова, перегнувшись через зависший в воздухе подлокотник кресла, уже с азартно загоревшимися глазами вовсю крутит какие-то настройки на своем экране, переключенном на внешний обзор. Знакомится, стало быть, по мере ограниченных Варгом возможностей с туземной средой.

— Какой-то странный гул, — наконец озадаченно говорит она, откладывая наушники, в которые транслируются звуковые сигналы из этой самой среды. — И, по-моему, он приближается.

Глава 36. Кадет Соколова. Есть контакт!

Существенной пользы в деле ремонта от меня нет, поэтому гоняю с мелкими поручениями, регулярно наведываясь в рубку. Внешние динамики стабильно шлют в наушники все тот же непонятный звук, идентифицировать который никак не удается. Басу он напоминает гудение перегруженного самогонного аппарата, а мне — скандирование болельщиков на стадионе, только больно уж монотонное, точно фанатов предварительно накачали транквилизаторами. Подгребший в рубку Шухер уверяет, что это больше похоже на молебенные песнопения о ниспослании благодати в виде девяти партнеров, достигших оптимальной точки жизненного цикла. Предполагаю, что Тася усмотрела бы в этом гуле ласкающие слух звуки кухонного комбайна, да и у остальных ассоциации нашлись бы на любой вкус, но к разгадке странного явления все эти красочные сравнения все равно не приблизят нас ни на шаг.

Наконец все так или иначе заново подлатано, что не удалось привинтить — примотано «умной» клейкой лентой, и только пол продолжает напоминать веселые горки, потому как исправить положения корабля мы сейчас не в силах. Всем приходится рассекать в гравиботинках, и даже Нюку, поскольку в его любимых тапках магнитных подошв не предусмотрено. Мы как раз пробираемся обратно в рубку, когда раздается как всегда невозмутимый голос Бо:

— В радиусе ста пятидесяти метров обнаружены представители местной фауны. Или флоры. По строению напоминают гуманоидов, но полностью покрыты ветками, травой и грязью. Возможно, в целях маскировки. Приближаются к кораблю, используя деревья и кустарники как прикрытие.

— Покажи! — нетерпеливо требует капитан.

Бо выводит на экраны увеличенное изображение окрестного лесочка. Сперва мне кажется, что там — сплошные заросли, но тут один из кустов ходко перекочевывает на пару шажков. На мгновение из голубоватых листьев выныривает чумазая конечность, сжимающая что-то вроде свернутой веревки. Потом рядом начинает ворочаться и какой-то травяной сноп, увенчанный пышными лазоревыми цветами, из-под которых блестят чьи-то глаза.

Ого, а вот, кажется, намечается и практика по моей второй специализации! Правда, для начала придется туземный язык выучить… Если эти фито-чуваки, конечно, вообще хоть мало-мальски расположены к общению, а не к немедленному истреблению грохнувшихся с небес демонов. К тому же, закоптивших всю поляну, как и подобает уважающим себя выходцам из преисподней. Ну, а то, что не из подземных глубин вылезли — так далеко не все народы галактики приписывают аду подобную дислокацию. Те же лакийцы не так давно еще были убеждены, что именно на облачках обретаются крылатые чешуйчатые исчадья тьмы, норовящие напакостить приличному гражданину, осквернить его хвост и умыкнуть самку.

— Видоискатели у них вроде вполне стандартные, на наши похожи, — констатирует Нюк озадаченно, почесывая подновленные Тасей зеленые кущи на затылке.

— Представляю себе уровень их развития, — ехидно комментирует Врагусик, приползший в рубку полюбопытствовать, на что же это мы наткнулись.

— Возможно, они даже не знают, что такое воровство, — не менее ядовито и моментально влепляет ему ответочку роботов воспитанник. — Или щупала сразу за это рубят.

Варг косится на экран, косится на бортинженера и хмыкает:

— У тебя и куст на башке точь-в-точь, как у них. Напяливай скафандр, послом будешь. Глядишь, за своего примут.

— А че опять я-то?! — вскидывается Стратитайлер возмущенно, пока мини-док мерзко хихикает, потирая щупальца. — Меня типа вообще не жалко, если что? Ну да-а-а, за сиротинушку ж и спросить некому…

Здоровенный кулак капитана немедля оказывается под самым солнцем обцелованным воздухозаборником бортача — игры в демократию, похоже, окончены.

— Хоть Соколову дайте в напарницы, она вон переводчик, — бурчит Нюк, смиряясь с возложенной миссией. Видно, опасается, что Варг может ее немного ускорить, выпнув его в шлюз вообще без скафандра.

Я не пытаюсь намекнуть Стратитайлеру, что на чужой планете в черная дыра знает какой галактике от моих языковых познаний практической пользы ноль, и сперва надо хотя бы обзавестись материалом для лингвистического анализа. Просто мне до чертиков охота наружу и ради этого я готова объясняться и на пальцах. Благо, у этих туземцев они вроде как наличествуют.

— Кадет Соколова готова приступить к выполнению задания по установлению контакта с местным населением! — с готовностью рапортую я, чтобы не дать капитану времени передумать. И в этот момент прямо в центре главного обзорного экрана распускается причудливый бурый цветок, а следом — еще и еще.

— Что это еще за иерихонские розы, поглоти меня туманность? — бурчит Басилевс, подозрительно хмуря брови и даже зачем-то дергая носом, точно принюхиваясь.

— Бомбардировка органической материей, предположительно, фекалиями крупного животного, — живо реагирует Бо. Тут-то до меня доходит природа этих цветочков: навозные заряды, не долетая до корабля, расшибаются о защитные экраны, образуя в воздухе всяческие произвольные узоры.

— Начало контакту положено, — не теряюсь я. — Отрицательная реакция лучше полного отсутствия интереса.

— Ему-то к подобному началу знакомства не привыкать, — ядовито замечает пилот, кивая на Нюка, — а вот свой скафандр не дам, эти ароматы никакая дезинфекция с первого раза не выведет.

— Если бы кто-то не дрых, упившись самогонки, вместо того, чтобы управлять кораблем и решать возникающие задачи, и мой скафандр, может, благоухал бы розами, — огрызается инженер. — Нормальными, а не иери… ну вот этими вот.

— Отставить разговорчики, — прерывает пикировку Вегус. — Зажал девчонке скафандр? Пусть нагишом шастает по чужой планете, бактерии собирает?

— На корабле пусть вон сидит и словарь туземный составляет, — ворчливо отзывается Басилевс, и я смотрю на него с неприкрытой обидой: еще бы на камбуз суп варить отправил для полного девичьего счастья!

— Свой шанс командовать судном мечты ты пробухал, как тонко подметил бортинженер Стратитайлер, — пресекает его попытку Варг, сползая по наклонному полу к выходу из рубки. — Но я подарю тебе второй. Остаешься за старшего, мелюзга — впереди меня. Разнюхаем, кто ж это там навозные бомбы вперемешку с точнейшими математическими сигналами производит. И отравняй ты уже это корыто, мы сколько ползать, как стадо соплюков, будем?!

— Я и в термаке могу, — быстро говорю я, тоже беря курс к выходу и живо перебирая ногами по почти превратившемуся в стенку полу.

— Еще чего не хватало! — непоследовательно сердится Бас. — Скафандр мой чтоб взяла!

— Не тупи, — рыкает Варг. — Хочешь кровью харкать, как твой любимчик суперкарго? Или дефицит местной древесины с железом в организме наметился?

Ну вот, теперь и капитан туда же! Но не могу же я всем и каждому объяснять, что этот гад кашлючий вторую неделю подряд подчистую разносит меня в шахматы, точно адорианский имперский крейсер — допотопную варварскую флотилию, и отыграться — просто дело чести? Тем более, в настоящий момент явно не время доказывать, что между мной и Рекичински — исключительно трехмерная доска и треклятый должок. Поэтому приходится оставить Баса мрачно пыхтеть нам вслед — пилот как-то особенно нервно реагирует на любые намеки на конкуренцию. Конечно, он еще моего прадедушку помнит рукожопым юнцом… но, в конце концов, может, Басилевс первый, кого действительно прельстила исключительно моя кучерявая персона, а не прилагающиеся к ней папины регалии. Так что я уж стараюсь шибко его не огорчать. Ладно, как вернусь — скажу пилоту что-нибудь приятное. И скафандр на три цикла очистки отправлю.

Нагнав Варга и Нюка, иду за ними к шлюзу и в темпе ввинчиваюсь в Басово облачение. Жаль только, бластер к нему не прилагается. Придется противостоять фекальной бомбардировке исключительно дипломатическими силами. Ну что ж… на худой конец запущу потом все пять циклов дезинфекции. Ароматней джокорда даже весь местный арсенал натурального биологического оружия вряд ли окажется, а ведь и от него ботинки уже практически отмылись… почти.

Впрочем, первые шаги по столь недружелюбно встретившей нас планетке мы делаем под защитой окружившего «Дерзающий» силового поля. При нашем появлении все кусты и снопы сперва замирают, а некоторые даже делают попытку трусливо ретироваться, но, очевидно, отсутствие каких-либо смертоносных орудий в конечностях пришельцев заметно приободряет аборигенов. Варг, конечно, держит на всякий пожарный руку на кобуре с бластером, но эта штука местным вряд ли знакома.

Следующий залп мы имеем удовольствие наблюдать уже не на экранах, а вживую, во всей первозданной красе. Правда, половина биозаряда благополучно отбрасывается полем и возвращается к грозным воителям, щедро окропляя их флористические костюмы и оседая на венчающих головы гнездах из веток. Но поскольку те не желают сделать уже наконец логических выводов и упорно продолжают атаковать корабль, должно быть, стратеги и тактики из местных военачальников неважнецкие…

— А я уж думал, что бестолковее и настырнее вас с бортинженером никого и не встречу, — хмыкает Варг, наблюдая за этими бесплодными попытками. — Ну, валяй, Соколова, демонстрируй таланты на почве наведения мостов с примитивными цивилизациями.

— Да какая там цивилизация, они же какашками кидаются, как мартышки из природного парка… куда нас по детству возили, — бурчит Нюк, морщась, и принимается настраивать переводчик в наручном компе. Собрав и проанализировав последовательность звуков и их сочетаний, тот может самообучиться побыстрее любого хомо сапиенса.

По милости ставленников Торквемады я никакими электронными приблудами не располагаю и лишь лихорадочно роюсь в памяти, пытаясь припомнить основные правила установления контакта. Для начала растопыриваю руки, демонстрируя отсутствие оружия — это ходовой жест на большинстве планет. Во всяком случае, гуманоидных. С ксеноморфами сложнее — у них это может означать все что угодно, от приглашения потанцевать до непристойного предложения соединить псевдоподии в акте разгульной страсти. Дружелюбно улыбаться я не рискую — вдруг сочтут еще за агрессивный оскал, кто их знает, в этой галактике. И почему-то выдаю вдруг всплывшую невесть откуда из глубин подсознания фразу, да еще и не на стандартном земном, а на языке, так сказать, пращуров, который, впрочем, по сей день в ходу на Славии:

— Приветствуем вас, братья по разуму! Мы посланники далеких звезд и пришли с миром!

Явственное «хрю» за спиной возвещает, что бортинженера эта попытка очень повеселила.

— Посланники… во загнула! Кучка заблудившихся лузеров, звезданувшихся на их ритуальную лужайку, наверное. То-то они так лютуют… — вполголоса хихикает он. — Братья… по разуму. Точнее, его отсутствию.

— Стратитайлер. Самоирония тебе к лицу. Но я не поленюсь открыть твою сферу и накрутить уши, если не захлопнешься! — обещает ему Варг зловеще.

— А я и не рвался на передовую, — немедля огрызается тот. — Сами притащили, а теперь захлопнись…

Нет, ну если Нюк у нас такой умный — пусть с этими метателями фекалий сам договаривается. Например, пульнет в них что-нибудь в ответ. Так, может, до слаборазвитых интеллектов лучше дойдет, кто мы такие и зачем к ним приперлись.

Кусты тем временем, переваливаясь, начинают сбиваться в кучки — то ли посовещаться, то ли воззвать к коллективному разуму, если таковой у них имеется. Увеличиваю чувствительность внешних динамиков шлема и включаю запись, чтобы потом с помощью компа расшифровать их стрекотание и приступить-таки к изучению языка. Однако, к моему несказанному удивлению, отдельные звукосочетания уже сейчас кажутся до боли знакомыми, хотя и в непривычном произношении.

Побубнив, туземцы снова расползаются и отступают, и только одинокий сноп, у которого на голове, точно антенны, топорщатся какие-то местные кактусы, без особого энтузиазма выдвигается в нашу сторону, угрожающе выставив простенькое деревянное копье. Парламентер? На всякий случай тоже делаю пару шагов вперед.

— Мне кажется, или это в самом деле гуманоид земного типа? Только чумазый очень, — задумчиво тянет Нюк.

Абориген, доковыляв до защитного экрана, натыкается на невидимую преграду и высовывает вполне себе антропоидную конечность, чтобы потереть ушибленный лоб. Однако грязная ладонь с размаху шмякается об те самые маскировочные кактусы, и еще с полминуты мы наслаждаемся его приплясываниями и подвываниями. Наконец посланец вспоминает, должно быть, о возложенной на него судьбоносной миссии, открывает рот и обрушивает на нас стремительный поток слов.

И вот теперь я уже на сто процентов уверена, что опознаю как минимум треть его трещания. Например, насчет осквернителей этого самого… алтаря. Где-то я подобное уже слышала… уж не тогда ли, когда подпустила гигантскую термитную саранчу в церковь адептов священной славийской каракатицы? Минуточку! Конечно, можно с натяжкой допустить, что в языке аборигенов планеты, затерянной в тыльной части матушки-Вселенной, есть созвучные нашим слова, но не настолько же, черная дыра меня дери!

— Метеоритный рой мне в корму! Ярка, переводчик утверждает, что это старый общеземной! — восклицает Стратитайлер, подбираясь ко мне и тыча пальцем в светящуюся над браслетом голограмму.

— Ага, — ошалело соглашаюсь я. — У нас на Славии в ходу одна из его разновидностей… Только у него произношение совсем другое и часть слов исковеркана.

— Есть контакт, — удовлетворенно резюмирует Варг. — Спроси-ка это пугало, кто и зачем посылал сигнал. Скажи, что мы на него и прилетели.

На шрамированной физиономии капитана явственно читается скепсис пополам с озадаченностью. Мне эти навозометатели что-то тоже не кажутся способными на подобные действия, требующие определенных знаний и навыков.

Старательно выговаривая каждое слово, раздельно повторяю вопрос нежданно обретенному брату по разуму… и языку. Брат так удивляется, что во второй раз натыкается на злополучные кактусы в попытке поскоблить украшенный ветками затылок. Прыгая на одной ноге и тряся уколотой конечностью, он выдает новую малопонятную тираду. Однако осквернители святынь, суровой кары которых требует его доблестное племя, присутствуют и в ней. Начинаю догадываться, что мы влипли по полной.

— По-моему, он вообще не понял вопрос про сигнал, но зато недвусмысленно намекает, что мы уже успели совершить нехилое святотатство, — делюсь я с капитаном тем, что успела уяснить из быстрой и не очень вразумительной речи парламентера, и воззряюсь на Стратитайлера с его компом. Может, программа переведет и какой конкретно грех мы сотворили, едва ухнувшись на поверхность этого мирка?

— Вы раздавить своя летающая повозка священная алтарь, небесные негодяй! — бодро рапортует переводчик.

— Че я говорил, Бас аккурат на маяк наше корыто шмякнул, — фыркает Нюк. — Вот так не вовремя заглохший движок может стать причиной новой межзвездной распри…

— Может, сказать им, что нашу повозку этот… какой-нибудь небесный глас призвал, дабы возвысить их племя? — не очень уверенно спрашиваю я: все, что связано с теологией, далеко не мой конек. Я и смысла культа злосчастной каракатицы за всю жизнь на Славии так и не уразумела. — Пусть на «Дерзающий» пока молятся, а мы их огонь, допустим, разводить или штаны носить научим… ну или что там еще подобает делать и.о. богов.

— Валяйте, — разрешает Вегус. — Скажите, что их молитвы были услышаны. Нас послали великие боги с гремящих небес — подарить им огонь, огненную воду и красивые бусики из метеоритов. В общем, обещайте что хотите, лишь бы эти дегенераты говном кидаться перестали. Мы запаримся скафандры отмывать. Да, и уточните — это пугало их кэп… то есть, вождь или просто местный дурачок, которого, если что, не жалко?

— Ну спасибо… — обижается бортинженер. — Так и думал, что меня по тому же принципу выбрали.

— Переводи давай! — гаркает Варг, теряя терпение, которое Нюк просто безбожно испытывает сегодня. Насупившись, Стратитайлер наговаривает переводчику нашу ладную, на первый взгляд, версию про божьих засланцев. Интересно, какой же глас завел сюда самих вконец одичавших землян? Неужто тоже проскочили по ошибке, как мы, и не смогли вернуться? Поймали этот сигнал, и прилетели сюда, или сами его запустили, оказавшись в ловушке? Пропавшим кораблям за историю астронавтики несть числа, и большинство из них никто уже никогда не видел. Могло же кого-то занести и сюда? Сколько лет нужно, чтобы налет цивилизации слетел окончательно, оставив вместо космолетчиков безнадежных варваров доконтактной эпохи? Хотя это, наверно, все-таки не сами потерпевшие бедствие, а их потомки… Если в следующий раз кто заведет еще песню о том, что мы должны сеять свои гены по новой галактике, непременно напомню про этих навозных артиллеристов в травяных макинтошах. Хороший такой контраргумент против того, чтобы плодиться и размножаться на лоне дикой природы, в полном отрыве от материнской планеты.

Кактусоносный посланец на вопрос о том, является ли он вождем племени, так энергично трясет головой, что только сено летит в разные стороны. А жест-то тоже типично земной… Точно затерянное семя наших астронавтов. Когда часть фито-камуфляжа оседает на полянку, удается даже различить чумазую курносую физиономию парламентера. Выглядит он довольно молодым и не слишком отягощенным бременем высокого интеллекта, поэтому склоняюсь к тому, что версия Варга верна: отправили кого не жалко. Может, он еще и хуже всех метал коровьи лепехи… или какая там животина у них боеприпасы воинствующему племени поставляет.

В очередной раз исколов ладонь о маскировку, посланец сообщает, что должен передать наши слова остальным. И, аккуратно пятясь, скрывается в зарослях. Ну, почти аккуратно — перед самой чащей, из которой торчат любопытно-перепуганные мурзила его соплеменников, он таки спотыкается и валится навзничь, взбрыкнув тощими конечностями с заскорузлыми, от рождения немытыми пятками. Непрошибаемость защитного поля явно поумерила религиозный пыл аборигенов.

— Ну что там у вас? Доложите обстановку, — гудит Бас в шлемофоне.

— Да погоди ты! — отмахивается кэп.

— Должно быть, это на редкость дружелюбная планета, практически лишенная собственных агрессивных форм жизни, — задумчиво замечаю я, наблюдая, как наш незадачливый переговорщик дрыгает ногами, точно опрокинутый на спину таракан, пока остальные за руки затягивают его в заросли голубых растений. — В противном случае они бы тут точно не выжили, с такими-то талантами.

— Надо было им Врагусика показать, глядишь, разбежались бы сразу с визгами, говнометалки свои побросав, — отзывается Нюк. Ему страсть как охота почесать травенеющий затылок, да сфера мешает, и он лишь с сожалением возит по ней перчаткой. Это ему еще повезло, что кактусов там не примостилось.

— Я этим любителям гербариев еще не то покажу, лишь бы какая старуха, не совсем выжившая из умишка, припомнила, откуда у них маяк, — хмуро произносит Варг. — Это потомки землян, или я не Варг Норвинд Вегус. Но как их сюда занесло? В Треугольник, из которого прыгнули мы, земляне летать не так давно начали, чтобы до такой степени за одно-два поколения одичать. И язык… Нет, не сходится ни черта.

— Провалились в другую прореху в пространстве, — в порыве вдохновения выдвигаю теорию я. — Вдруг их в действительности много? Или… может, какая-нибудь здешняя цивилизация владеет технологией, как прокладывать туннели для сообщения между далеко отстоящими друг от друга галактиками? Просто пару раз не успели вовремя прикрыть их за собой — и готово. Мы для них, поди, все равно что мухи, случайно залетевшие в форточку…

— Адорианцы? — азартно подхватывает Нюк. От мысли, что где-то неподалеку могут водиться прекрасные сиреневоокие девы голубых кровей, у него аж конопухи ярче сиять начинают. А может, это они на местное светило так реагируют.

— Хм… — многозначительно произносит кэп, предоставив нам с бортинженером самостоятельно развивать свои теории. Пока мы рассуждаем на тему малой изученности надпространства и его потенциальных возможностей, аборигены заканчивают совещаться и осторожненько, теперь уже расширенным составом выдвигаются к кораблю. Впереди шествует довольно колоритный тип, должно быть, как раз местный вождь, чью нечесанную макушку украшает пышное сооружение из цветов, веток и чего-то, похожего на ракушки и перья… или чешую. Кем бы ни был его пращур, но от вида продолжателя рода его точно прихватил бы космический столбняк. А потом и глубокая долгополетная депрессия.

Глава 37. Нюк. Небесное гару-гару

Докажите? Докажите, что вы посланцы богов, а не грязные лживые демоны, приспешники Мамуки, покусившиеся на святыню? Во наглеж! Это мы-то грязные? Парни, вы свои рожи давно в тазике с водой видали?! А лидер кустоносцев вовсе не простак. Что-то ниц валиться не спешит. Стоит, оперся на копье, и довольно высокомерно на нас поглядывает.

— А они не такие наивные валенки, какими кажутся… — тихонько произносит Ярка с явной досадой. Знать бы еще, что такое валенки?

— Каким, мать его, зирковым образом?! — свирепо уточняет Варг, совсем не для дипломатических миссий на своей ледяной планете из скалы вырубленный. Вождь, выслушав подкорректированный мною вопрос, задумчиво чухает в кудлатой бороде, украшенной цветами (подозреваю, что там гнездятся какие-нибудь малосимпатичные кровососущие насекомые, и сам весь немедленно начинаю чесаться), и требует сотворить огонь и жареную гару-гару на все их племя, тогда, мол, они поверят и воздадут нам заслуженные почести.

— Что такое гару-гару?! — сатанеет Вегус.

— О-о-о, гару-гару! — принимаются стенать эти чудики хором, закатывая глаза, причмокивая и облизывая сомнительной чистоты пальцы. Фу… у них, наверное, и глистов полно.

— Надеюсь, почести не связаны с освежевыванием живьем или варкой в кипящей моче коборука, — говорю я Ярке вполголоса. — Ты-то наверняка знаешь парочку-другую сомнительных для здоровья гуманоида ритуалов, принятых у некоторых народов Союза. Хвала нашим противометеоритникам.

— Я сейчас даже лучше и живее, чем хотелось бы, припоминаю курсы по ксенокультуре отсталых планет, — бормочет Соколова, подозрительно косясь на туземную пантомиму. По-видимому, и у нее пресловутое гару-гару не ассоциируется ни с чем хорошим.

— Кадет, просто шмальнуть из бластера по их главному — нормальный вариант выполнения условий? — мрачно интересуется у нашего ведущего специалиста-ксенолога капитан.

— В ряде примитивных цивилизаций убийство вождя автоматом возводит на трон замочившего его везунчика, — задумчиво отзывается та. — Но нельзя исключать возможности, что племя действительно неровно дышит к этому цветочнобородому грязнуле, и тогда дипмиссия провалится вконец.

— Ладно. Метеоритный рой им в бороды! Огонь я добуду. А вы живо со Стратитайлером гару-гару сообразите! Пусть Таська в темпе мастырит чего побольше да повкуснее, — распоряжается кэп и принимается методично бластером выжигать то, что не прикончили дюзы рыдвана. Аборигены дружно ахают, наблюдая за нехитрым фокусом, а мы с Соколовой несемся назад, на борт, на ходу перебирая варианты щедрого закуся на скорую руку.

— Печенье же! Замороженное! — восклицает Ярка, хлопая себя по сфере.

— Ты разве не все его сточила, пока в холодильнике о прелестях глубокого космоса мечтала? — деланно удивляюсь я. Нас всех так от него в свое время мутило, что позабыли про него напрочь. А ведь партия нехилая оставалась даже после бартера на детали.

— Я так похожа на центаврийского желудконога? Только эта тварь способна схомячить подобные закрома и не лопнуть, — хмыкает Соколова. — Конечно, может, гару-гару — это барбекю из туши местного парнокопытного или жюльен из дефицитных галлюциногенных грибочков… но всегда можно отмазаться, что у нас на небе используется только оригинальный рецепт истинного гару-гару без всяких там святотатственных инноваций и генномодифицированных добавок.

— Всех парно и непарно мы своим приземлением наверняка распугали. У зверюшек с инстинктом самосохранения получше, чем у сапиенсов, — пожимаю я плечами, подставляя бока под дезинфекцию. — Пусть жрут божественное печенье и радуются. Оно и вправду — пальчики оближешь, прям как у Мамаши Кокору из той рекламы… если только не питаться им стандартный земной месяц кряду.

Поскидывав скафандры и вкратце обрисовав команде наши достижения на ниве первого контакта, дружно скачем к холодильнику.

— При сравнении основополагающих постулатов различных религий нетрудно заметить, что боги традиционно расположены доказывать свое всевластие исключительно карательными методами, а не народным гулянием с чаепитием, — глубокомысленно замечает затесавшийся в скромную делегацию встречающих Рекичински. — И любой дикарь подсознательно это понимает. Так что рискну предположить: здешние туземцы разводят нас почище тагаранских наперсточников.

— Если ты такой спец, так милости просим — вылезай наружу и начинай демонстрировать свое всевластие, — огрызается Соколова, сердито сдувая с носа отбившуюся от остальной копны кучеряшку.

— Ах-ха, страпельку им продемонстрируй. Даже врать не придется — эта крошка может пожрать их планетку за считанные секунды, — ехидно вворачиваю я. — Бедняги и отдаленно не представляют, что на их нечесаные головы шваркнулось-то.

— Я предлагал свою помощь, искусству переговоров офицеров еще на первом курсе учат, но капитан решил как решил, — невозмутимо парирует лже-суперкарго, примеряясь к Яркиному шагу. — Я просто имел в виду, что, может, стоит сменить уровень переговоров с божественного на товарно-денежный и поторговаться насчет контрибуции за этот размазанный алтарь. А то следующей ступенью подтверждения небесного статуса может стать исцеление хворых с отращиванием утерянных конечностей, превращение воды в самогон… или еще что похлеще.

— Поздно, — отрезает Ярка, споткнувшись о хвост нью-дока. — Назвался богом — полезай в колесницу. Зря там капитан, что ли, огонь и молнии, точно окосевший от меда Вальхаллы Тор, мечет? А потребуют еще доказательств, натравим на них… или на их продовольственные запасы Врагусика. Это всепожирательное шоу пострашнее какого-то несчастного всевластия будет.

Тот как раз несется на своих нижних щупалах впереди всех, истерично заламывая верхние и причитая густым басом о том, какое расточительное свинство — скармливать бесценные запасы углеводов каким-то там туземцам, когда дитя лимбийское тут недоедает на скудном пайке до полного истощения.

— Приказ капитана, — мстительно осаживаю я мелкого негодяя, пока Цилли ковыряется в навесном замке. Даже урезанная пайка не помогает мне проникнуться прежней страстью к Тасиному печенью. Едва только до обонятельных рецепторов доносится знакомый душок ванили, мпаки и, космос знает чего еще, как желудок немедленно скручивает тошнотный спазм.

— Разогреть бы надо, — произносит Ярка, впихивая Вражонку в щупала отковыренный сверху, промороженный до звона печенюх. — На уже, закрой говорильный аппарат. Но не забывай, что избыток мучного ведет к ожирению, а знойные земные женщины не ведутся на складчатых самцов с лишним весом и одышкой, — многозначительно прибавляет она, покосившись на невозмутимого бортмеха.

— Кэп там до лесного пожара демонстрацию своей божественной силищи доведет, пока греть будем, — с сомнением чешу я в затылке.

— Иы ы в опу… — невежливо бурчит гаденыш набитым ртом, хотя у него полно свободных. Чтоб у тебя язык к этой ледышке прилип! Показав доку кулак, обещаю призвать Рори для его воспитания, раз папаша не справляется.

— А давайте сделаем эксклюзивное гару-гару из мяса молодого змееныша, — кровожадно предлагает Ярка, одаривая лимбийское чадовище крайне недобрым взглядом, и моментально вооружается невесть откуда выхваченной шваброй.

— А что, я только за. У Шухера новый хвост давно вырос, вдруг из него что поприличнее вылупится?

— Поймайте сначала, — пятится от направленного на него грозного разлохмаченного скипетра Яркиного всевластия Врагусик, не сводя всех своих хищных очей с печенья.

— Один раз поймали, поймаем и еще, — грожу я.

— Разогрею — будут как свеженькие! — обещает Тася, берясь за ручку погрузчика, на котором Цилли возвела целую пирамиду из контейнеров. — Это быстро.

— Мадам! — горестно подвыв, мини-Варг устремляет взоры на бортмеханика, прижимая щупала к груди. На свое счастье, к собственной. Но мисс Ибрагимбек к его стенаниям равнодушна. Скорее всего, они ей даже в кайф. Улыбается вон. Отчаявшись, лимбийский Омен делает рывок к тележке, хватает первый попавшийся контейнер и уносится с ним прочь, демонически хохоча. Ну как — уносится… споткнувшись, укатывается кубарем куда-то к нижней палубе — уклон у пола по-прежнему приличный, а гравиботинок на его конечности не предусмотрено. Девушки откровенно веселятся, наблюдая за его кульбитами.

— Хорошо, что раньше о печенье не прознал, а то нечем было бы мосты с аборигенами наводить, — говорю я, придерживая тележку. — Ему и замок сожрать — раз плюнуть.

Пока Тася набивает мультипечь контейнерами, тушу разыгравшуюся жажду стаканом водицы. И тут меня озаряет.

— Буравчик! Ярк, у тебя ж где-то там припрятан Басов конфискат. Если что-то пойдет не так — вымочим следующую партию в нем и спокойно пошаримся по планетке, неделя-другая дружного храпа нам обеспечена.

— И младенцев опоим? — уточняет она.

— Вот, кстати, что-то я пока не то что ни одного младенца, но даже ни одной женщины не видел. Наверное, в этом диком, несправедливом обществе они лишь бесконечно рожают и шоркают закопченные казаны. А война — дело сугубо мужское. Ну, или просто не очень антропологически от самцов отличаются… под этими стогами сена и дециметрами грязи не сильно-то разберешь, — возражаю я и выдвигаю смелую теорию: — А может, они тут все до гермафродитизма доэволюционировали в своей изоляции?

— А в тебе никак снова мечта о гареме всколыхнулась? — ехидно интересуется Соколова.

— Походу, я раньше состарюсь, чем научу местных одалисок мыться… и отучу облизывать грязные пальцы. Так что я, если не возражаете, пока похраню верность вам и моим адорианочкам…

Тася польщенно улыбается и даже заливается легким синтетическим румянцем, а Ярка только фыркает:

— Видать, судьба тебе встретить старость закоренелым холостяком. Но если твоя гипотеза подтвердится, есть шанс стать владельцем первого в этой галактике шоу фито-трансвеститов и нажить миллионы… в местных ракушках.

По мере разморозки ванильно-шоколадное благоухание неумолимо заполняет камбуз и ползет дальше, распространяясь по отсекам со скоростью космической бубонной чумы. Бо включает вытяжку. Где-то в глубине коридора тут же раздается характерное пошлепывание загребущих мелких щупалок по полу. Если мармеладный ворюга воображает, будто крадется бесшумно, словно тень галактического спецагента, то он крупно заблуждается.

— Ну вот, почти готово, — ободряюще щебечет Тася, пока мы в нетерпении топчемся за ее спиной.

И тут писк мультипечки, сигнализирующий о завершении процесса, напрочь глушит громовой рык Варга из динамиков, который прокатывается по всему рыдвану и угрожающе сотрясает на сто раз залатанные переборки:

— Вы там в черную дыру провалились, зирковы выползки, или к кастрюле присосались уже под шумок?!

Соколова подпрыгивает от неожиданности и спешно хватается за контейнеры, помогая Тасе выгружать их из печки. Я дышу ртом. Скорей бы втиснуться в скафандр и этот букет ароматов отсечь. Перейду на замкнутый цикл воздухоснабжения.

— Обработать бы надо! Мы же местное население можем перетравить своими бактериями! — высовывается-таки Вражонок из-за шлюза с несвойственным ему гуманистическим порывом, когда мы подкатываем свидетельство своей божественной силы к выходу.

— Глубокая заморозка и прожарка микроволнами все давно убила! — отбрыкивается от него Ярка ногой. — Изыди, проглот. И так полный контейнер сожрал, черная дыра там у тебя вместо желудка, что ли?

— У меня их три, невежда! — хамит оскорбленный во всех своих чувствах лимбиец. Нет, надо его еще разок Рори повоспитывать… надо.

— Кэп, вы там антуражу поддайте, мы на подходе, — говорю я, пока пакуемся в противометеоритники. И кэп дает. Когда мы выталкиваем погрузчик с платформы, подсушенные дюзами стебли горят и змейками, и концентрическими кругами, и всеми прочими, доступными суровому Варгову воображению, геометрическими фигурами. Похоже, плазменный резак в ход пустил. Аборигены завороженно наблюдают за шоу. В спины нам летят гастрономические проклятия мини-Шухера.

— Вы мне корабль подожжете, разбойники, со своими пироманскими забавами! — причитает Бас.

— Че ему будет, раз он до сих пор ни в одной атмосфере даже не оплавился… почти, — огрызается Варг.

— Удачный у них выдался денек — и зрелище, и печеньки, — вполголоса говорит мне Соколова. — Что толку с того алтаря, на который только и можно, что долго и скучно молиться? А тут вон какой фейерверк!

Сделав рожи поторжественнее, подкатываем горку контейнеров под суровую длань нашего громовержца.

— Сбегай-ка за огнетушителем, пока правда лес не подожгли, рановато, — цедит он мне. — Нет, лучше Соколова. Ты переводи.

Бег в скафандре, который велик на несколько размеров — тот еще акробатический номер, но Ярке удается это провернуть и даже не растянуться на трапе. Видно, она так старается, чтобы не пропустить продолжения искрометного шоу.

— Огня было достаточно, — с достоинством провозглашает Одноглазый Дьявол. — А это, — он тычет перчаткой в печенье, — самое божественное из всех небесных гару-гару!

И спрашивает меня шепотом:

— Эт че ваще?

— Печенье Тасино, стратегический запас из морозилки, — шиплю я, пока переводчик толкает речь одобрительно покачивающему своим кустом вождю нюкийцев. Ну, раз уж планету в мою честь назовут…

— Годится, — кивает Варг, слегка поморщившись — и у него еще память о том лакомстве сильно крепка, и требует у Баса погасить защитное поле. Приносится Соколова с вакуумным огнетушителем, но тот предсказуемо ни черта не работает.

— Да чтоб тебя Гугуном расплющило! — с досады чуть не стонет она и довольно кособокой рысью убегает за следующим.

— Какая-то небожественная суета у нас выходит, — бурчу я, вскрывая по команде Варга верхний контейнер и на вытянутых руках вынося его за линию, что до сих пор сдерживала наши цивилизации от прямого контакта. Подносить жратву с поклонами для моего божественного имиджа не комильфо, поэтому просто шваркаю посудину на землю и милостиво машу рукой — налетай.

— Только не провоцируйте их! — стенает в шлемофоне пилот, все переживающий за неприкосновенность своего драгоценного корыта.

Ароматы печева немедленно ударяют в чумазые носы, аборигены принимаются восторженно галдеть и толкаться, но вождь немилосердно лупит охальников древком копья и заскорузлой пяткой по рукам, восстанавливая статус-кво. Пытающемуся протиснуться вперед послу с кактусами прилетает по макушке от более мускулистого конкурента, однако колючая маскировка наконец приносит своему владельцу хоть какую-то пользу. Обидчик с протяжным воем отдергивает и сует в рот грязные пальцы.

— Адорианский стыд… — вздыхаю я. — Непотребно ведут себя варвары, а совестно мне.

— Да вы у меня просто образец дисциплины, — произносит неприятно пораженный таким чудовищным бардаком и явным пренебрежением субординацией Вегус.

— Все… постигается в сравнении, — сопит Ярка в шлемофоне, с третьей попытки врубив второй огнетушитель и скача с ним меж чадящих стеблей.

Вождь, наконец, водворяет порядок среди своих диковатых подчиненных, запускает чумазую лапищу, украшенную браслетами из коры, костей и бусин, в контейнер, выуживает печеньку, обнюхивает ее со всех сторон, как гончий ящер из туманности Ориона, и жадно запихивает в рот. Цельмя.

— А чай?! Чаю-то предложить и не догадались! — доносится из рубки возмущенный голосок Таси, пришедшей посмотреть, как ее кулинарные шедевры становятся связующим звеном между мирами. — Стыд мне и позор, будто я начинающая помощница по хозяйству!

— Не расстраивайся, Тасенька, это из-за перепрограммирования, наверное, — немедля утешаю я ее. Не хватало еще, чтоб расплакалась из-за этих чучел, и так смазка в дефиците теперь.

— Водички из ручья полакают, — отрезает Варг, наблюдая за тем, как вождь стоит, возведя очи к небу, и задумчиво двигает челюстями. Остальные с трепетом взирают на своего лидера, нетерпеливо постукивая босыми пятками по выжженной земле. Внезапно вождь вскидывает вверх зачуханную и облепленную сладкими крошками длань, призывая племя внимать его речи.

— Дар небес пробудил во мне талант к стихоплетству! — озвучивает переводчик спич главы нюкийцев и прибавляет после некоторой паузы и словно бы неуверенно, что переводчикам не свойственно от слова совсем: — Набил гару-гару рот — пляшет от счастья живот!

Племя дружно стонет от восторга, а может, от лютой зависти. Грязнющие руки жадно тянутся к контейнеру, полному столь вдохновляющей небесной выпечки. Осыпая бороды крошками, чавкая и причмокивая, аборигены вкушают манну.

— Черная дыра дери, да у чувака врожденный дар маркетинга! — восхищается Соколова, азартно истребляющая последние язычки пламени, что приплясывают по еще не превращенным в золу кустикам. — Просто-таки готовая новая речевка для рекламы продукции приснопамятной Матушки Кокору. Так и слышу прям гнусавый закадровый голос, пока она, играя бровками и потряхивая седыми буклями, сеет печенье над пашнями отсталых миров…

— Фух, сработало, — довольно констатирует Варг, пока я хрюкаю в перчатку, вообразив эту картину. Матушка приверженка старых порядков и всего естественного, поэтому выглядит экзотично — как сказочная Баба Яга, и это в наше-то время, когда достижения земной медицины и косметологии не позволяют сходу отличить внучку от прабабки. Я ее мелким побаивался, думал, что она делает свое печенье из непослушных детей.

— Кажется, попали в самую точку на звездной карте с чертовым гару-гару, черная дыра его подери! Только не переводи это.

— Вселенная упаси, — спохватываюсь я, затыкая микрофон переводчика пальцем.

Живо прикончив первый контейнер, аборигены воззряются на нас восхищенными, умасленными и чрезвычайно алчными взорами. Последними они погрузчик обмусоливают, на котором божественного гару-гару еще полно, не хуже Врагусика.

— Наш божественный статус подтвержден! — рыкает Варг, покуда Бас возвращает силовое поле на место. — Немедленно воздайте нам положенные почести, пока мы не пожгли огнем с небес все ваши заросли и вшивые бороды! И отведите нас к старейшинам.

Ой, что-то сильно я сомневаюсь, что с таким отношением к гигиене тут вообще кто-то до тридцати-то доживает… Как бы вождь и не был самым старым чуваком племени. Оттуда и непочтение, они меняются, должно быть, куда чаще, чем воротнички на кителе у Басилевса. Но требование кэпа перевожу слово в слово. Вождь, все еще косясь одним глазком на погрузчик, склоняется в подобострастном поклоне.

— Мы должны подготовиться к приему таких гостей… о великий божий посланец… не знаю, твоего имени.

— Варг Норвинд Вегус, «Одноглазый Дья… Бог», мое имя, смертный червяк. Валяйте, в общем. Как будет готово — пришлете вон того дурачка с кактусом, — милостиво разрешает кэп и машет нам с Соколовой рукой. — Катите печенюхи обратно. Валюта потверже орионских алмазов, она нам тут еще не раз сгодится. От такой разовой дозы как бы чего не послипалось у аборигенов.

— Ничего мои печеньки не твердые! — возмущенно щебечет Тасин голосок в общем канале связи. — И не липкие!

— Кэп! — делаю я страшные глаза. — Это идиома, Тася, в переносном, в общем, смысле.

— А у вас роскошное полное имя, прямо как специально на божественные миссии заточено, — пыхтит Ярка, поправляя пошатнувшуюся было пирамиду из контейнеров на погрузчике.

— Отставить подхалимаж, кадет, тренируйся на своем розовом воздыхателе, — отрезает Варг. — Миссия выполнена, с чем я нас и поздравляю. Не навернуть ли в честь этого чайку с частью валюты?

А что… что-то я так набегался и нанервничался, что у меня желудок уже в музыкальные водопады Кибии играет. Если не принюхиваться… и вообще отстраниться от травмирующих воспоминаний… можно и навернуть. Пользуясь непомерной щедростью и подозрительной добротой Варга.

— Надо силовой барьер или там хоть электрическую изгородь вокруг валюты воздвигнуть, не то один мелкий пронырливый паразит живо нам казну ополовинит, — бурчит Соколова и добавляет себе под нос: — А чего подхалимаж-то… просто сказала. Реально ж внушительно звучит…

— А знаешь, какое у меня второе имя? Давно бы пора познакомиться по всей форме, — говорю я, заталкивая погрузчик на платформу.

— Вот прямо теряюсь в догадках, — не без ехидства отзывается Соколова.

— Ни в жизни не угадаешь, — уверенно хмыкаю я: — BJ 40–37.9.6/K.

— Ясно. Ласкательный серийный номер, данный любящей нянюшкой? — осведомляется Ярка.

— Государством.

— Да… фантазия у государства похлеще, чем у моей мамы, — заключает Соколова. — Конечно, традиции предков тоже страшная штука… хотя мне еще изрядно подфартило, что не назвали в честь другой прапра- и так далее бабки. Даже не стану озвучивать, как ту кликали.

— Брось, у тебя красивое имя, — возражаю я, подставляя бока под облака дезинфекции. И уже по дороге в столовку не выдерживаю и принимаюсь хихикать. — Ты что, серьезно поверила, будто у меня порядковый номер? Альнитак. Мое второе имя — Альнитак, в честь Дзеты Ориона[7]. Впрочем, когда тебя отчитывают за какую-нибудь выходку, звучит это не менее странно, чем BJ сорок и так далее.

— После Варга-Базиля-Цилли-Нюка-Яромилочки-Таисьи-Утухенгаля меня каким-то там порядковым номером или даже штрих-кодом на ягодице уже не удивишь, — пожимает плечами Соколова. Ну да. Я ж не Вегус, чтоб от моего имени у ней в зобу дыханье сперло. Тот как раз на Баса скафнит, чтобы отравнял уже корыто, сколько можно ползать по полу, как сраные присосконоги, непонятно вообще, чем тут все занимались, пока он там над великой миссией бился. В одиночку. Почти.

Глава 38. Кадет Соколова. Тонкости дипломатии

Закончив с чаепитием, сдобренным стратегическим печеньковым запасом, отправляюсь в компании Бо прослушивать записи переговоров на высшем уровне и совершенствоваться в исковерканном туземцами общеземном черная дыра ведает каких годов. В те времена его базовая версия сохранялась в первозданном виде только на прародине человечества. В колонизированных мирах общеземной мутировал порой почти до неузнаваемости под влиянием той вавилонской смеси языков, на которых болтали поселенцы. На Славии, где изначально преобладали выходцы из народов славянской группы, он изрядно изменился, обогатившись вдобавок русскими и сербскими словечками, поэтому различия с местным диалектом встречаются колоссальные. Вот, скажем, пресловутое гару-гару — откуда эти кактусоголовые вообще такое слово откопали? Из какого языка оно могло прийти?

Пока я постигаю тонкости туземного говора, Бас берется выравнивать судно. Дюзы несколько раз натужно взревывают, точно коборук, севший на игольчатого рогатого червя, и пол под ногами начинает рывками возвращаться в привычную плоскость. После завершения этого сложного маневра приходится перебираться в кресло. А я уже почти даже уютно устроилась в шкафу среди допотопных звездных карт — благо, мебель на кораблях надежно зафиксирована и не норовит в случае чего кувыркаться вместе с судном. А с картами даже мягонько. Интересно, откуда они здесь — ими вроде как лет триста минимум уж не пользуются. Неужто на рыдване еще сам старик Ной хаживал?

— Кадет Соколова, не хотите устроить перерыв и потренировать ЦНС интеллектуальной игрой? — вкрадчиво спрашивает Бо. Под таковой он, само собой, подразумевает нарды. Но с ними у меня и так порядок, а вот шахматную мысль еще развивать и развивать, поэтому я не менее вкрадчивым тоном интересуюсь, как насчет забавы, развивающей пространственное воображение даже у компьютеров.

Бо как-то скучнеет: видимо, за последние пару недель трехмерные шахматы успели ему надоесть. Он даже издает демонстративный вздох, намекая, должно быть, что является меркантильным искусственным разумом и не откажется от небольшой взятки, дабы скрасить предлагаемое ему тоскливое времяпровождение. Однако приступить к торгу мы не успеваем: внешние датчики засекают вдали бредущего обратно к рыдвану любителя кактусов. Кажется, пора возвращаться за стол божественных переговоров… ну, или за погрузчик с печеньем.

Снова с налету ткнувшись носом в защитное поле, аборигенный посол заносит было многострадальную ладонь над колючим затылком, но вовремя спохватывается и раздумчиво трет чело, прикидывая, как привлечь внимание небожителей. Не придумав ничего умного, начинает прыгать и размахивать руками, выкрикивая что-то вроде «Моя прийти, выходи давай».

И все-таки интересно, во что выльются обещанные почести? Хорошо бы это оказалось нечто, не слишком травмирующее организм и психику. Поглоти меня туманность, было бы недурно, если в этот набор входила доставка хоть на каких-нибудь примитивных колесницах. Передвигаться в скафандре Баса — то еще испытание, особенно, когда делать это нужно в темпе. Как ни подгоняй размер, я все равно болтаюсь в нем, точно одинокое яйцо альтаирской птухары в ее гигантском гнезде.

— Ладно, двинули на разведку. Бортинженер Стратитайлер, прихвати-ка контейнер гару-гару на всякий пожарный. Форма костюма полная, как для планеты с агрессивной средой. Цилли, пойдешь с нами. Бас, командование на тебе. Соколова, остаешься за старпома. Если что — вызову шлюп, пригонишь, — распоряжается Варг, вволю налюбовавшись на скачки посла.

— Я не прочь прошвырнуться, — улыбается бортмех, хрустнув пальцами. Она-то в противометеоритнике и не вспотеет, поди… хотя от перспективы куковать на борту, пока разведгруппа там приключается, прогулка в тяжелом скафандре уже и не кажется такой трудной. Как так, самое интересное — и без меня? Даже краткосрочное повышение до цельного старпома не способно компенсировать разочарования. Если бы это распоряжение отдал Бас, я бы, пожалуй, без особого труда его уломала, пилот таки падок на лесть, а капитана проймет только алмазобетонная аргументация. Которую я пока не сочинила. Как назло переводчик Нюка сводит на нет мои лингвистические таланты, которыми я могла бы козырнуть при других обстоятельствах. А остальные умения кадета Соколовой не так уж уникальны, чтобы без них переговоры не могли обойтись.

Глянув на мой погрустневший фейс, инженер делает «шкряб» в зеленых вихрах и вдруг категорично заявляет:

— Я без пяти минут профессионального ксенолога на эту планетку и ногу с трапа не спущу. Из вас с Цилли, только без обид, ок? Из вас дипломаты — как из коборука — бабочка. Если б не Соколова, вы б, кэп, уже поджарили вождя вместо той полянки за милую свою кровожадную душу. И поимели бы мы локальный конфликт и вагон навоза вокруг «Дерзающего».

— И как только я на Тагаране общий язык с аборигенами-то нашла? — интересуется бортмех не без обиды.

— Нет, вы посмотрите на него! — закатывает глаза Бас. — Второй рейс, в космосе без году неделя, а туда же, косморазведчика учить! И не с такими контактировали!

— Третий! — спешно встреваю я, припомнив, что до рыдвана Нюка успели выпереть еще из парочки мест. Глаза Варга немедля наливаются кровью.

— Ми-истер Ксенакис, — тяну как можно жалобнее, устремив на пилота самый проникновенный из своего довольно скудного арсенала ласковых взглядов, — я ж скафандр буду беречь, как… как тагаранец — пакет с заваркой! Вот честное слово! Просто ну очень хочется… поконтактировать! Вы-то бывалый разведчик, все это перевидали, а мне как учиться и опыта набираться, если на корабле буду сидеть?

— Ксенология — наука об иных, негуманоидных формах жизни, — цедит Варг свирепо, поднимаясь из кресла и сверля неугомонного инженера взглядом. — А это — гуманоиды, мать их, земного типа! Как с такими обращаться, я могу прямо сейчас прямо на тебе продемонстрировать, зирок ты языкатый!

Нюк предусмотрительно пятится, но уже знакомое упертое выражение на обцелованной солнцем мурзиле говорит, что сдаваться он не намерен.

— Упс… переводчик, кажется, сломался, — произносит он. Раздираемый противоречиями Бас оценивающе смотрит то на меня, то на капитана, видимо, пытаясь выбрать меньшее из двух зол: вконец раздраконить Вегуса или же огорчить мою драгоценную кудрявую персону, к которой он с недавних пор так неровно дышит.

— Кэп, да возьми ты мелкоту, ну скучно им на борту торчать, — вступается вдруг Цецилия, поняв маневр бортинженера. — Что эти дикари могут против наших скафандров и бластеров? Ранцы я проверила, все пашут. Если что не так — на них свалим.

— А может, это вовсе не люди, а отводки-загонщики какого-нибудь страшно хищного растения, как на этом… в квадрате Зегальды, вторая, кажется, планета, помнишь? — спрашивает пилот у Варга.

— Помню, — ворчит тот. — Такое забудешь.

И добавляет:

— Распустил я вас — дальше некуда!

— Очень даже есть куда, мы вперед вас даже еду с тарелок не хватаем… — напоминаю я негромко. — Ну, за исключением одного гнусного, алчного ксеноморфа, предрасположенного к грехам чревоугодия и воровства.

— Ну пожа-алуйста, давайте возьмем Соколову, — меняет вдруг Нюк тактику, состряпав морду несчастной славийской овечки. — С ней веселее.

Вероятно, и мне надо бы уже взять у Таси пару уроков, как умилительно хлопать ресницами и улыбаться так, чтоб даже в холодильнике начиналась внеплановая оттепель. Конечно, до подобного искусства мне пока далеко, но я все же честно пытаюсь пронять сурового потомка викингов нежным, просительным взором. Ну, насколько я вообще способна на нежность или хотя бы ее имитацию.

— Черная дырень с вами, соплюки гальюнные! — сдается кэп. — Чтоб впереди моего дыхания в скафандр впрыгнула! А ты, яйцеклад джокордов конопатый, получаешь три наряда по камбузу и мытью гальюнов! И никакой посудомойки, по старинке, ручками. Усек?! Взял моду поперек приказа вякать! И только попробуй что еще выкинуть — термак с тебя спущу и кабелем выдеру по старинке — и жрать, и судном рулить стоя будешь неделю!

Окончания капитанской тирады я не дожидаюсь, поскольку на всех парах стартую к шлюзу, торопясь ввинтиться в противометеоритник, пока Варг не передумал. Кто бы мог представить, что Нюк рискнет ради меня своими ушами и прочими, не менее ценными частями организма? Придется помочь ему потом писсуары драить… а то этак я вконец погрязну в долговых обязательствах. Тем более, что полтора наряда вне очереди из трех явно принадлежат мне по праву.

Завидев нас, посол склоняется в каком-то нелепом поклоне, переплетя ноги так, точно и до их гальюнов мстительный местный бортинженер добрался. Кое-как раскрутившись обратно и чудом не грохнувшись, он с открытым ртом воззряется на Рори, несущего в себе ящик новоявленной валюты.

— Эй, але. На Гингеме, — щелкает Варг металлическими пальцами, утомившись ждать, когда ж тот из кататонии удивления выпадет.

— Верховный бог-громовержец выражает неудовольствие пустой тратой небесного времени и желает немедля узреть старейшин, — на всякий случай поясняю я, стараясь придерживаться местного диалекта, в котором успела-таки немного попрактиковаться с Бо. Кактусоносец, наконец, переводит сияющий взор, не замутненный излишками интеллекта, на нас и почтительно произносит:

— Добро пожаловать наша деревня. Великий праздник начаться, можно колесница звать? Ноги идти по грешный земля нельзя богам.

— Отлично, тут есть такси, — радуюсь я. — Вызывайте свою колымагу… то бишь колесницу. Не будем осквернять свои организмы небожителей хождением по недостойному божественных пяток грунту.

— Колесница? — грустнеет Нюк. — Может, лучше немножечко осквернимся? Я как вспомню гужевой транспорт Тагарана… Или своим ходом, на ранцах. Пусть только направление покажет.

— Мы хорошо подобранной коллекцией мозолей разжиться успеем, пока до их деревни по пересеченной местности в скафандрах доковыляем, а посланцам звезд это не к лицу… или не к пяткам, — возражаю я. — Да и вдруг эти ребята вызверятся, что топчем их многогрешную землю своими божественными копытами, вопреки всем традициям и суевериям? Может, по ней пристало скакать только демоническим приспешникам этой… Мамуки.

Пока Нюк и его вестибулярка предвкушают прелести поездки, из зарослей на полянку выкатывается нечто вроде гигантской корзины на разнокалиберных, грубо выструганных колесах. Хотя вообще-то это больше похоже на разворошенное птичье гнездо. Чего только нет в его конструкции! И ветки, и лианы, и неизменные, пожухшие уже цветочки, и какие-то неизвестного происхождения провода, и черная дыра еще ведает что. Влачится это кособокое сооружение за странного вида скотинкой, изрядно смахивающей на увеличенную до размеров быка голубую лягушку с рогами и хвостом-метелкой в довесок. За повозкой, пышно разубранные цветами, выступают давешние агрессоры. На копьях теперь тоже цветы, а говнометалки, похоже, в деревне остались. Они нестройно подвывают какую-то песню, а чешущий впереди пацаненок сеет из корзинки лепестки.

— Поглоти меня туманность! Колоритненько… весьма, — комментирую я, впечатленная этим безумным шествием.

— О, гнездо. Я в таком уже бывал, — обреченно вздыхает Стратитайлер. — И этот… источник снарядов. Такая скотинка, поди, ведро накладывает за раз…

— Вакуум мне в сонную капсулу! Это что, Первый марш Космодесантников? — изумляется Варг, прислушавшись.

— В сильно вольной аранжировке, — хмыкает Цилли.

— Любимая дедушкина песня, — радуюсь я и даже начинаю тихонечко подпевать. Дедуля любитель архаичного музона — он мне, когда закатывался на Славию в отпуск, всегда вместо колыбельных этот марш наяривал, так что я потом до утра была бодрее ужаленного в зад коборука.

С поклонами и приплясываниями делегация останавливается напротив, и вождь персонально жестами приглашает нас на борт своего кустолета. Или кустоезда? Бас отключает поле и выпускает пару зондов, чтобы следить за нашей экспедицией по видеосвязи. Кэп показывает заволновавшимся было аборигенам пудовый кулак с бластером и говорит, что это божьи очи и тыкать в них копьем — страшный грех, за который последует немедленная кара в виде жарки живьем.

— Звездный ветер нам в закрылки, — хмыкает Варг, занося ножищу над повозкой. За ним по старшинству в нее забирается Цилли, потом Нюк подсаживает Рори и подает руку мне.

— Не поскользнись… тут навоза по периметру — на всю твою ферму. Вруби антиграв.

— Только навоз и держит, поди, всю эту конструкцию единой, — хмыкаю я, не без труда переваливаясь через борт поданной кареты. — Не… прибережем чудо левитации на сладенькое.

Будь скафандр хоть размера на три меньше, это действие не потребовало бы столько усилий. Рекичински вроде помельче Баса… может, в следующий раз у лже-суперкарго противометеоритник экспроприировать? Главное, не соглашаться играть на него в шахматы, а то до второго адорианского пришествия не заполучу…

Голубая лягуха несколько раз судорожно дергается в своей упряжи, точно ее расшиб приступ альтаирской эпилепсии, но гнездо прочно, хоть и криво стоит на прежнем месте. И когда я уже начинаю думать, что на этом наша поездка бесславно и закончится, повозка вдруг резко срывается с места. Нас бешено подбрасывает, во все стороны летят ветки и солома, а лягушка чудовищными скачками прет вперед, не разбирая дороги. Зонды с жужжанием устремляются следом, держась метрах в тридцати над землей.

— Смо…три-ка, даже чаю… не…по…надоби…лось! — вцепившись в край повозки, выдавливает Нюк. Рори немедленно отращивает на лапах здоровенные когти и заякоривается за дно, остальным приходится последовать примеру бортинженера. Туземцы бодро бегут следом, продолжая истошно голосить марш десантников.

— Метеорит мне в корму, ей же… ни…кто не уп… равляет! — в промежутках между прыжками удается выговорить мне.

— Если вы… когда-нибудь… кому… растреплете! — угрожающе произносит Варг, совсем небожественно подсигивая в нелепой колеснице.

— Раз…ве мы про Та…сю растре…па…ли? — не без ехидства парирует Нюк, явно выпрашивая еще пару нарядов вне очереди.

— Ну что… ты, к-к-кэп, все…ё-ё-ё, что про…исходит в этой гала…ктике, тут и остается, — заверяет Цилли.

— Не волноваться, великие боги, Кларочка — ум нашей конюшни, и так знать дорогу! — орет нам вслед несущийся вприпрыжку вождь. Конюшни? Он точно так сказал? Или все же лягушни? В шлемофоне так все дребезжит, что толком и не разберешь. Мимо пролетают, вернее, проскакивают местные пейзажи. Когда впереди начинают маячить какие-то не то хижины, не то шалаши, Кларочка приступает к торможению. И только тут я понимаю, что перегрузки на нашем рыдване — просто щекотка по сравнению с этим видом транспорта. В конце тормозного пути колеса от тарантаса с треском отлетают и дальше катятся сами по себе, а мы, дико подпрыгивая, несемся в треклятом гнезде так, что только пыль столбом стоит. Когда колымага наконец замирает, мы успеваем пропахать четыре нехилых борозды в грешном грунте.

— Об… обещаю сажать рыдван до скончания своих дней. И даже не препираться со старшими по званию. Только больше не заставляйте меня кататься на ЭТОМ, — выстанывает Нюк, наконец-то размежив очи и страдальческим пьяным взором обводя пункт прибытия. А тут есть, на что посмотреть.

— А хорошо кровушку разогнало! — замечает Цилли.

Кларочка бросает на нас укоризненный взгляд выпуклых очей и принимается меланхолично пожирать то, что осталось от божественной колесницы, уделяя особое внимание норовящим упрыгать в разных направлениях многоногим тварям размером с ладонь. Должно быть, им тоже неплохо разогнало кровь… или что там у них вместо нее. И вот вместе с этими заразами тут принято возить небесных посланников? Наверняка кусачие и кровососущие, вот прям по фасетчатым наглым глазенкам вижу. Хлопнув по сфере, чтобы избавиться от царящего внутри звона, спешу убраться подальше от метрового языка Кларочки, деловито орудующего в опасной близости от моих ботинок. Я после встречи с джокордом их отмывать замаялась, только слюней здешних лошадолягух мне и недоставало.

Принимающая сторона в лице, должно быть, всех жителей деревни, выстроившаяся полукругом перед здоровенным кострищем, в которое мы чутка не доехали, закручивается в поклонах, с опаской косясь на жужжащие в вышине зонды, и вжаривает туш на странноватого вида инструментах. Дирижирует этой самодеятельностью невероятной колоритности персонаж, разубранный рогами и костями еще пышнее вождя. Те, что не исполняют музыки, нестройно, но очень громко и старательно орут марш десантников. Вот и ребятишки — кто на руках у взрослых, кто за травяные юбки попрятался, но ни одной особи, смахивающей на женщину, с характерными, так сказать, вторичными признаками, я что-то не вижу. Нельзя им, что ли, на глаза чужакам показываться? Ох уж эти варварские культуры…

— Это, походу, надолго, — фыркает Варг. — Поторопи-ка этих певцов ртом, что-то их гостеприимство меня уже утомило.

— Если что, точнее, что бы ни случилось — нам, богам, можно вкушать только свое небесное гару-гару! — встревает Нюк, косясь на скворчащую над костром нямку. — Я местные яства под страхом смерти жрать не стану.

— А Кларочка вон с каким аппетитом точит нюкийских блохокузнечиков, — подначиваю я. — Может, и тебе бы понравились… не мармеладные, конечно, но вполне себе… ксеноморфики.

— После ксенолога — так и быть, попробую, — бурчит бортинженер. — Через пару суток. Когда точно будет понятно, что ты выживешь.

— Божественное время дорого, звездные владыки довольны приемом, а теперь жаждут поделиться небесной мудростью со старейшинами! — пытаясь переорать разошедшийся клистирный оркестр, гаркаю я. Надеюсь, акцент и всякие там нюансы диалекта не слишком помешают взаимопониманию, зародившемуся с подачи Тасиного гару-гару.

В этот момент, тяжело сопя и отдуваясь, к костру прибегают подотставшие участники процессии.

— Ой-ей, повозка кердык! — огорчается посол. — Клара, на место! Пошел, жирный обжора!

И трескает скотину ладонью по ляжке. Вождь в свою очередь тут же трескает его древком копья по хребту, чтоб не встревал поперек старших, и церемонным жестом приглашает нас сойти на расстеленные у костра листья.

— После богов простым смертным червям пользоваться колесницей не подобает, — авторитетно заявляю я, одновременно размышляя на тему, почему Клара — он. — Табу! — веско добавляю для верности. Адский оркестр жарит марш.

— Ти-ши-на! — рявкает Варг, и его луженая глотка, усиленная микрофоном внешнего переговорного устройства, перекрывает даже эту бурную сельскую самодеятельность. Вождь машет руками, призывая дирижера свернуть программу. Несколько секунд они буквально пикируются взглядами, но последний все-таки уступает, и над полянкой воцаряется относительная тишина, нарушаемая лишь треском сучьев в костре, почесываниями аборигенов да хрустом фуража у невозмутимой Клары на зубах.

Варг решает, что самое время поддать жару в плане эффектов, и выбирается из останков кареты на антиграве. Мы следуем его примеру. Даже Рори левитирует, на всякий случай ощерив полную пасть острых зубов. Кажется, его сенсоры подсказывают, что в деревне полно потенциальных мармеладных воришек. Сраженные зрелищем парящих божеств со странной металлической кожей и круглыми головами, бедолаги валятся ниц. Пара ребятишек помельче принимаются реветь. Один дирижер местной самодеятельности не торопится выразить восхищение, продолжая бросать злобные взгляды на вождя. Так-так, легонькое двоевластие намечается? Интересно, сможем ли мы извлечь из этого какую-то выгоду, или это все только осложнит…

— Прием роскошный, музыка охренительная, старейшины где? — сурово спрашивает Вегус. И пихает локтем Стратитайлера:

— Переводи давай, что-то акцент Соколовой вносит элемент недопонимания в наши отношения.

Нюк смиренно надиктовывает вопрос переводчику.

— А как гару-гару? Сначала знакомься, кушай-пей, веселись, стихи читай, потом старейшина говори. Вот! — тычет вождь в сторону костра, над которым что-то булькает, шипит и трещит в огромном котле и на вертеле. — Мы хотеть, чтоб боги были довольный.

— Музыка играй, — вкрадчиво и недобро напоминает дирижер. А культура тут, смотрю, в почете. Ну, кроме культуры гигиены. Даже два кружка по интересам вон есть, поэтов и музыкантов.

Любопытно, а вот это вот, что на вертеле крутится и брызжет жиром, вкусно? Машинально втягиваю носом воздух, но сфера не дает оценить реальный аромат местного барбекю. Должно быть, под пагубным влиянием урезанного пайка туземное кушанье кажется мне все симпатичней и аппетитней. Хотя в нем наверняка полно микробов и может даже, зародышей самых жутких ксеноморфных внутренних паразитов.

— Кушай-пей только свое гару-гару можно, небесное! — поспешно встревает Нюк. И для наглядности стучит себя кулаком по сфере. — Ваша еда сюда не пройдет.

А вот зря он так сразу… Надо бы прихватить что-нибудь из этого пира горой на анализ Шухеру и его недостойному порождению. Может, оно вполне даже и ничего. Кушанье в смысле, а не порождение. Порождение, увы, безнадежно. Просто небесным гару-гару я, признаться, уже сыта по горло и не прочь навернуть чего-нибудь этакого… сугубо белкового.

Разочарование на чумазом мурле вождя, кажется, нельзя передать ни на одном известном мне языке.

— Алешка, негодяй, твоя гневить боги, они отвергать наш гару-гару! — восклицает дирижер и безо всякого объявления войны швыряет свой дирижерский посох в главу племени. Тот на удивление ловко уклоняется, в два прыжка сокращает расстояние до обидчика и вцепляется тому в бороду, рыча, что виноват вовсе не он, а отвратительные звуки, похожие на отрыжку ишачьей малиновки, которые издавал оркестр. Это они лишили племя божьей милости. Ой-ей, как неловко-то! Кажется, мы только что стали причиной локальной гражданской войны. Ну, или не мы все, а конкретно Нюк со своей неуместной привередливостью… Если что, его имя войдет в анналы планетарной истории как разжигателя смертной распри внутри этого племени Мамуконенавистников.

— Ух ты, драка! Клево, — немедля веселеет разжигатель. — Знал бы — попкорна бы у Таськи выклянчил.

Глава 39. Нюк. Загадка демона Мамуки

— Одна фраза — и мастер дипломатии виртуозно разжигает локальный конфликт, — усмехается Цилли, наблюдая за катающимися в пыли соперниками. Остальные аборигены моментально делятся на два лагеря и принимаются активно болеть за своих кандидатов. Солома, чешуя и лепестки пополам с клочьями волос летят в воздух так, словно целая стайка ригийских лемуров сцепилась.

— Да у них, поди, все выборы так проходят, — парирую я. — Божья воля должна быть непреклонной. Сожрем гару-гару — и один космос ведает, что еще они вынудят нас делать.

— Наконец-то усек, Стратитайлер. Повторяй эту фразу почаще, когда будешь драить толчок, — комментирует Варг и морщится: — Дерутся, как не поделившие чаевые официанты затрапезной рыгаловки на задворках галактики.

Спланировав к драчунам, кэп метко хватает металлической перчаткой за шкирку одного, другого, и без усилий вздергивает обоих в воздух. Только тощие чумазые ноги сучат. Скажите спасибо, что не за уши.

— СТОП! Замочите друг друга, когда я разрешу! Или брошу обоих в костер к зирковой матери и назначу вождем вон того заморыша с кактусом!

Ярость быстренько гаснет в сверкающих из-под разлохмаченных косм и сбитых набок праздничных уборов глазах, когда переводчик сообщает местным лидерам господню волю. А посол аж расцветает от мелькнувшей перед чумазым курносым носом перспективы.

— Да… вот теперь вы, парни, реально встряли… то есть прогневили богов, — комментирует Соколова, стряхивая приставший к скафандру пучок выдранных волос. — А еще приверженцы искусства…

— Наша больше не будет драться, — поспешно заверяет вождь, показывая кулак сначала дирижеру, потом новому богоизбранному претенденту.

— Моя не дралась, — угрюмо отзывается противник, выплевывая застрявший после схватки в зубах гербарий — недостойный жрец Эвтерпы во время схватки не гнушался укусов. — Моя восстанавливала справедливость.

— Справедливость здесь теперь — я! — рявкает Вегус, отталкивая соперников в разные стороны. — Разошлись по углам, пищаги трюмные! Ты, иди сюда, — и манит пальцем посла. Тот, опасливо косясь на власть, приближается мелкими шажками.

— Чемодан открой, — требует Варг у меня.

— Рори не чемодан, — парирую я. — А робот-носильщик…

Запустив лапищу в недра моего друга, кэп трясет под носом у кактусоносца контейнером печенья и не без ноток невесть откуда взявшейся ласковости интересуется:

— Звать тебя как?

— Вождь пеньком чупикадровым звать… А шаман — тупой задницей красноперого гоподрила, — пугливо откликается посол, не без опаски поглядывая на потемневших немытыми ликами венценосных (или клумбоносных) особ.

— Не слушайте этот дурак, звать его Ник, и он совсем, совсем лох! — вякает вождь, чуя, как власть буквально уплывает из рук.

— Ник, вот это небесное гару-гару будет твое, если отведешь нас к старейшинам. Или старейшине, хотя бы одному.

Вздох зависти порывом ветерка проносится по рядам жителей деревушки. Лицо дирижера, и по совместительству, похоже, шамана племени искажает гримаса.

— Моя вести вас к старейшина! Я — великий шаман Лалафа! — восклицает он, скручиваясь в подобострастном поклоне, параллельно норовя треснуть подобранным посохом Ника по хребту.

— Но-но, — отодвигает его палку могучей дланью Цилли. — Отныне и во веки веков наказывать имеет право только он, — добавляет она, кивнув на Варга.

Приободрившийся аутсайдер племени жестами манит нас в сторону скучковавшихся за площадью хижин.

— Заметила? Ни одной женщины. А дети — вон они. Точно тебе говорю — сплошь гермафродиты, — делюсь я с Яркой, пока мы шествуем за проводником. — Какая интересная мутация…

— Может, у них тут принято дам запертыми в гаремах держать под охраной евнухов, — выдвигает встречную теорию Соколова.

— Ну, тоже вариант, но что-то я не вижу подходящих помещений. Ни одна психически и физически здоровая женская особь в таком термитнике долго не высидит, — киваю я на хибары. — Особенно без интернета.

— Думаешь, иначе была бы заметна хозяйственная женская рука: кружевные занавесочки там, связанные из кишок этих… гоподрилов… чистенькие половички у входа и туземные бюстгальтеры из половинок орехов на веревках? — хмыкает Ярка.

— И это тоже. И умытые рожицы ребятишек. У примитивных культур такие различия четко прослеживаются. Но это гермафродиты с явным преобладанием мужских гормонов. Жаль, что я инженер, а то можно было бы целый антропологический труд накропать. Но ты вполне можешь. Да и Вражонку, наверное, будет интересно их поизучать.

— Если он к ним сунется, то его шансы стать свежим гару-гару будут весьма высоки, — замечает Соколова. — И я изрядно покривлю душой, если скажу, что меня это сильно огорчит.

— Скорее, его в корзину запрягут и заставят вождя по окрестностям возить, — мерзко хихикаю я. — Заметила, как он на Кларочку смахивает?

— Только нрав у Кларочки куда как приятнее, — задумчиво отзывается Ярка, оглядываясь на продолжающую флегматично пировать на останках божественной колесницы голубую лягуху. Интересно, что никаких других домашних животных или птиц в деревне не видно. Попрятали на всякий случай?

— Согласен. И сатанинского блеска в глазах нету.

Идем мы, к счастью, недолго. Ник замирает перед покосившейся хижиной с дверью из прутьев, вежливо стучит в нее ногой и распахивает дверь:

— Заходить, великие боги! Тут!

И тянет грязные лапешки за печеньем.

— Обождешь, — шлепает его Варг по рукам и, сунув контейнер под мышку и согнувшись в три погибели, втискивается в домишко. Мы с Яркой с грехом пополам туда еще помещаемся, а вот на Цилли просто не хватает места.

— Я и отсюда все прекрасно слышу. Прикрою тылы, — говорит она.

Когда глаза привыкают к полусумраку, я замечаю что-то вроде мумии с коричневой от времени и солнца, высохшей кожей. Мумия возлежит на постели из соломы и накрыта каким-то половичком. Похожие на ветки руки и обтянутый кожей череп — собственно, все, что из-под него видно. Мумия дышит с хрипом, надсадно и не очень-то часто.

— Великая гравитация… Это ж сколько ему лет? — спрашиваю я.

— О-о, многа! — сообщает растрепущая башка Ника, просунувшись внутрь. — Целая сорок девять раз лето — фьють!

Сорок девять?! Комету Галлея мне в карман! Дар изустной речи меня покидает. Да, тут годовой цикл, по оценкам Бо, подлиннее, чем на матушке-Земле, но не настолько, чтобы в сорок девять быть таким дряхлым старцем! Я таких дедков только в старом плоском кино видал!

— На фоне этого ископаемого Бас даже после буравчикового возлияния был свеж как огурец и юн как эльф, — ворчит Соколова. — Поглоти меня туманность, вот до чего обсасывание немытых пальцев-то доводит!

— Здравствуйте, дедушка, — подзависнув на минутку, произносит Варг. В самом деле, странновато обращаться так к чуваку гораздо младше тебя.

— Мы прилетели на сигнал маяка с вашего священного алтаря. Откуда у вас передатчик? Кто посылал сигнал в космос?

Отмерев, перевожу старику вопросы кэпа. Ноль реакции.

— Может, он спит? — спрашиваю я почему-то шепотом. Наверное, из уважения к такой седой древности.

— Так разбуди! — велит Варг.

— Боюсь я его трогать. Он может рассыпаться, — пячусь я. И вообще, вдруг это заразно?

— Может, он просто глуховат? — предполагает Соколова. — Гаркнуть ему погромче?

— Валяй, — разрешает Одноглазый, который уже затек, наверное, в три погибели-то. Мне с моим ростом тоже неудобно. Ярка, схватывающая новые слова просто на лету — прирожденный талант к языкознанию, не иначе, повторяет текст переводчика голосом старательного курсанта. Ну, орет то есть. Мумия едва заметно вздрагивает, потом паучьи лапки принимаются шарить по одеялу, находят какой-то сосуд, выдергивают пробку. Дедок долго булькает жидкостью, прочищая горло, потом устремляет на нас мутные глаза-щелки, произносит: «Хр-р-р-р-р-р-р-р…», долгое как терпение моей нянюшки, и затихает.

— Опять заснул? — удивляется Соколова. Мы перестаем дышать, прислушиваясь.

— Черная дыра меня побери! — восклицает Варг, запарившись ждать и тряхнув старикана за плечо. — Он, походу, отъехал!

— Конечно, всегда можно насвистеть, что он гневил богов и святотатствовал… но все равно как-то неудобно вышло, — огорчается Ярка и осторожно тянет к себе кособокий глиняный кувшинчик, из которого перед кончиной набузырился дедуля.

— Ах ты, старый плесневый гриб! Не мог потерпеть эту срань еще гребаных полчаса! — принимается бушевать капитан.

— Я, конечно, не знаю, каким чайком на досуге они тут балуются… но что-то вот это вот подозрительно похоже на ядреный самогон, — заглядывая в горлышко сосуда, где еще плещется немного жидкости, замечает Ярка. — Если не шлем, я бы понюхала и сказала точно.

— Может, попросить шамана вызвать его дух? — предлагаю я, начиная опасаться уже за Варга. Камера его, конечно, подлатала, и все равно лучше б кэпу не нервничать так уж сильно…

Варг, рыча, вываливается на улицу и сгребает Ника за грудки:

— Еще старейшины есть?! Кто-нибудь в вашем долбанном племени скажет мне, откуда у вас была та хрень на алтаре?!

Ярка спешно объясняет перепуганному пареньку, чего надо гневливому богу.

— Священная пик-пик, которая ваша давить лепешка? — уточняет шаман, высунувшись из-за капитанского локтя.

— Да!

— А великая бог дать мне немножечко гару-гару? — шумно сглотнув слюну, уточняет господин Лалафа. Ишь, какое имя музыкальное, наверное, от исковерканного ля-ля-фа.

— Ага… догнать и еще раз дать, — ворчу я. — Живо говори, откуда пик-пик!

— Оттуда! — палец с длинным грязным когтем, выкрашенным чем-то в оранжевый, упирается мне за спину. — Там жить приспешники демон Мамука и сам грязный демон! Они украсть наша небесная мудрость, и мы жить как червь! Но давным-давно, много солнц назад, наш великий воин Гарра Потян проникнуть их мерзкая крепость и украсть волшебная пик-пик, которая должна позвать боги с неба. И наш народ воздвигнуть священная алтарь, украшать цветы, гару-гару носить, и вы прилететь, — с невыразимым умилением заключает шаман. Хм… Десять минут назад он что-то не был так уж рад нашему прилету. Подозреваю, что он подозревает, будто мы все-таки от Мамуки и целенаправленно священную пик-пик даванули.

— Похоже, какая-то часть корабля уцелела. И, возможно, часть экипажа, не выродившаяся до состояния гамадрилов, — заключает Вегус, разжимая пальцы и отдавая снова свободно задышавшему Нику контейнер с печенюхами.

— Половина их — мой! — взвизгивает шаман, пытаясь оспорить свое священное право очередным актом насилия с помощью посоха. Остальная деревня, расположившись позади амфитеатром, внимает. Откуда-то вдруг вылетает кудлатая животинка, похожая на собачонку и самих аборигенов разом, и с лаем пытается впиться Цилли в щиколотку. Я едва успеваю перехватить Рори, калечить мелких зверюшек ни к чему. Видно, обломав зубы о противометеоритник, собачонка, вереща, уносится в кушири.

— Рута, дурак такой, пошел вон! — орет ей вдогонку Ник, уклоняясь от выпадов посоха.

— Милый прием, — флегматично резюмирует бортмех.

— Что в кувшине? — встревает Соколова, тыча практически в физиономию мсье Лалафе прихваченный из хижины сосуд. Всунув нос в узкое горлышко, шаман алчно шевелит ноздрями, параллельно пытаясь уязвить кактусоносца, а затем авторитетно заявляет:

— Священный амброзия.

Ник так энергично отбрыкивается от посоха, что выбивает кувшин из Яркиных рук. Тот сшибает гербарий с его головы, и амброзия щедро орошает чумазое мурло. Живо утеревшись ладонью, посол немедля облизывает пальцы и являет миру довольно симпатичное лицо, молодое — лет семнадцати земных стандартных, в крупных поцелуях местного светила. Круглые серо-голубые глаза сердито таращатся на шамана.

— Моя честно заработать гару-гару, пока вы драться с вождь, как пьяный кикимора! Кто из нас дурак?!

Нехорошая догадка пронзает меня как молния. Настолько нехорошая… или… хорошая? Что я боюсь озвучить ее вслух. У меня аж язык к гортани прилипает. И колени становятся, как мясное желе.

— Где находится город демона Мамуки? Тому, кто отведет — ящик гару-гару, — возвращает Варг разговор в нужное русло, умело комбинируя кнут с пряником.

— Моя! — вызывается Ник, прельщенный таким богатством.

— У-у, точно дурак, пенек чупикадровый, — вворачивает вождь, оскорбленный тем, что про него в этой кутерьме немножечко забыли. Даже пронырливый шаман вертит зачуханным пальцем у виска и корчит трагическую мину:

— Табу! Нехороший место! Кто туда ходить — плохо будет! Мамука наслать злой-злой проклятье!

— Хорошо, просто покажи направление, — уточняет Вегус.

— Там, — машет рукой вождь, высовываясь вперед. — До-о-олго иди своя нога, Кларочка даже тоже долго. Солнце семь раз вжух по небо.

Варг немедленно связывается с «Дерзающим» и требует, чтобы Бас выслал в указанном направлении разведочные зонды.

— Возвращаемся на корабль, — велит он. — Визит вежливости окончен. Сообщи аборигенам, что боги всем премного довольны и разрешают пировать заготовленным для них гару-гару хоть до потери сознания.

И тут из хижины скончавшегося старейшины доносятся подозрительные шаркающие звуки. Не проходит и минуты, как на пороге возникает покойный собственной персоной. Реденькие волосешки стоят дыбом, глазки-амбразуры горят недобрым огнем, а костистая длань сжимает какую-то длинную гибкую ветку.

— Розга! — первой опознает ее взращенная на лоне природы Соколова.

— Какая задница гоподрила спереть мой амброзия и какой грязный Мамуки вы тут разораться и не давать мне размышлять о прекрасном?! — злобно скрипит старичок, угрожающе взмахивая своим орудием. Шаман и вождь стоят перед ним, как нашкодившие школяры, и ковыряют ямки в податливом местном грунте пальцами босых ног.

— Мало я вас пороть, пока вы быть сопливые подбросыши! — бушует столь внезапно воскресший дедушка и с неожиданным проворством проходится розгой по тылам правительства племени, приговаривая: — Сколько раз повторять: никому не брать моя кувшинчик, не орать у мой апартаменты!

Присутствие божественных посланников дедка явно не ничуть не впечатляет и не волнует.

— Полетели-ка. Пока и нас не вздули, — хмыкает Варг, запуская реактивный ранец.

— Подожди-ите! — уворачиваясь от розги, голосит вождь. — Гару-гару! Великие боги должны взять гару-гару в свой небесный повозка! Священный обычай — обменяться гару-гару, а то Мамука наслать война и мор!

Ник, воспользовавшийся форой от старейшины, уже успевает где-то припрятать печенье и скачет назад с нашим же контейнером, набитым местными яствами, и цветочным венком.

— Открывать только в лаборатории, — предупреждает Варг Ярку, принявшую подношение.

— Лишь бы Шухер с исчадышем сатаны не стрескали все еще до анализов, — замечает та, прижимая к себе контейнер и щедро раздавая божественные благословения дарителям.

— А можно моя небесный повозка внутри посмотреть? Один глазок, — робко вопрошает вдохновленный свалившейся на него милостью богов Ник.

— Можно… но потом, — рассеянно отвечаю я, покосившись на кэпа. — Завтра приходи.

— Блох же каких-нибудь натрясет, — ворчит Цилли, взлетая.

— Через дезинфекцию прогоним…

— Нюк, ну ты что? Хоть бы в сторонку отвел и сказал, — упрекает меня Ярка. — Как бы не придушили пацана из зависти-то. Ты глянь, как соплеменники на него смотрят.

Но соплеменники смотрят уже не на него, а на нашу летучую стайку, взявшую направление на «Дерзающий». Задранные бороды, разинутые рты и выпученные глаза быстро тают внизу. Это дорога на Кларочке показалась такой длинной, лётом мы за пять минут к кораблю возвращаемся. Выбравшись из клубов дезинфекции, Соколова вызывается лично сопроводить подношение в лабораторию и проследить, чтобы образцы попали в пробирки и анализаторы, а не в ненасытные утробушки лимбийских ученых. Вражонок прям лиловым от злости становится. А я бегу в свою каюту, врубаю персональный комп и загружаю в него сфотографированное тайком мурло посла. На сопоставление антропометрических данных уходят считанные минуты, после чего машина выдает вердикт, который я и так уже знаю. Мне даже слюну у пацана на анализ брать не надо. Все невооруженным глазом видно.

Из состояния изрядного шока меня выводит обеденная сирена. Пока остальной экипаж бурно обсуждает свежую информацию и строит планы поисков останков корабля и таинственного города Мамуки, я рассеянно вожу ложкой в тарелке, позволив Врагусику даже тиснуть у меня кусок хлеба.

— Нюк, что с тобой? У тебя, часом, не культурный шок приключился? — интересуется Соколова, с аппетитом уплетая обед. — Смотри, как бы твое гару-гару совсем не исчезло в пастях одного прожорливого ксеноморфа.

Док одаривает девчонку полным ненависти взглядом, а я отвечаю невпопад:

— Мамука. Ну конечно. Как же я сразу не догадался? Одна из первых судовых самообучающихся компьютерных систем, прабабушка Бо — МАММ-13.

Разговоры за столом разом смолкают, и все воззряются на меня.

— Такие устанавливали на самые первые корабли дальнего следования, — подтверждает Бас, может быть, впервые посмотрев на меня с легким оттенком уважения.

— На корабли Первой Пропавшей Экспедиции, например? — уточняет Ярка беззаботно и тут до нее доходит: — Не может быть! Нюк! Выходит, тут и твоя родня может оказаться? А я еще думаю, что-то физиономия у этого Ника больно знакомая! Такие же поцелуи солнышка на весь курносый нос.

— Сам в шоке, — бурчу я, потупившись. Никак не могу решить, как мне относиться к тому факту, что я больше не круглая сиротинушка межзвездной экспансии, а родственник кучке неумытых дикарей-гермафродитов. Что-то никакая такая радость меня пока не накрыла. Если здесь полтинник — предел долгожительства, отец с матерью, конечно, давно мертвы… А этот конопатый недотепа — мой какой-нибудь трижды внучатый племянник.

— Ой, как же это здорово! — всплескивает щупальцами Шухер. — Поздравляю! Быть одному в огромном, равнодушном, черном космосе… В одиночку растить кровинушку — незавидная доля, — вздыхает он, поглаживая свое чадовище по думалке.

— Слюны у него надои, анализ сделаю, — ворчит то, отмахиваясь от папаши. — Где это видано, родство на глазок у землян определять! Вы ж вообще все на одну морду.

— А если захочешь узнать, не родня ли тебе здешние высокопоставленные лица, так на месте битвы их локоны выдранные клочьями до сих пор, поди, лежат, — оживляется Соколова. — Да и вообще, боги мы или нет? Всем можем велеть в пробирки плюнуть или по волосине выдернуть.

— Ну вот, а вся Земля им все это время звездной пыли пухом желала, неудобно как вышло, — хмыкает Цилли.

— Теперь и нам желать будут, — неоптимистично резюмирует Варг, задумавшийся над моими выводами. В самом деле, если это был всего лишь криво настроенный сигнал с древнего корабля, так же, как и мы, заплутавшего в черных дырах, придется всем нам учиться облизывать пальцы и скручиваться в поклонах. Шансов вырваться из этой галактики практически нет.

— Про наряд не забудь, счастливец, — напоминает кэп сурово. — Если у тебя прям стресс и шок — капни одну каплю буравчика под язык. Ну все, зирковы дети, по шлюпам! У нас работы невпроворот — зонды вернулись.

Команда разбегается по местам, оставив горку грязной посуды на столе. Только Соколова не уходит.

— Давай, помогу. Ты ж из-за меня встрял. Ну, окончательно Варга вызверил. Ты реально рисковый чувак, не дорожащий даже своими ушами.

— Да не… сам справлюсь. Женщины ж раньше как-то справлялись. Веками. Я, правда, прежде этого никогда не делал. Но Тася покажет, что к чему, — отказываюсь я. Ярка смотрит на меня с сомнением:

— Тася как увидит — рыдать примется, что ты ее работы лишаешь… А я, кстати говоря, с процессом отлично знакома. Меня им дедушка за хулиганство карал, так что искусство отточено годами усердных тренировок.

— Ярк, спасибо, но я один побыть хочу. Мне подумать надо, как-то все это в башку уложить, — говорю я прямо.

— Ладно, не проблема, — легко соглашается та. — Я пока писсуары там, скажем, могу отполировать, чтобы кэп в них свое отражение видел и сам каждый раз подпрыгивал, глядя на Того-кто-сидит-в-толчке. Полтора наряда хоть как мои. А насчет родни ты даже не парься. Главное, сразу принять одну аксиому — она никогда не будет соответствовать твоим ожиданиями, как и ты — ее. Тогда жить станет на порядок проще.

— Тут тебе виднее, — хмыкаю я, составляя чашки одна в другую и сообщая впорхнувшей в столовую Тасе, что капитан поставил перед ней новую, невероятно важную миссию — обучить меня ручной мойке посуды. Если уж Ярка шарит в родне, то я хорошо разбираюсь в роботах.

Глава 40. Кадет Соколова. Самый основной инстинкт

Наряды вне очереди пробуждают острое желание организовать следом и обед вне очереди. После ударного труда на ниве полировки уголка задумчивости у меня возникает стойкое чувство, что съеденный час назад обед ухнул в черную дыру. Искать что-то съедобное на камбузе теперь, когда Вражонок свободно болтается по всему кораблю без надзора, бессмысленно. После того, как он наведывается в Тасину обитель, даже столы блестят не хуже только что отдраенных мною до зеркального сияния толчков. Подозреваю, что это исчадие лимбийского ада, схомячив случайно уцелевшие продукты, еще минут десять вылизывает все вокруг, чтобы даже запаха еды другим не досталось.

Впрочем… есть же туземное подношение! Малую толику под моим чутким контролем Шухер и его Омен отправили в анализаторы, а сам контейнер я осмотрительно заныкала подальше от их алчных ртов и щупалец. Интересно, местное барбекю все ж съедобно? Заглянув в лабораторию, застаю там Врагусика, упоенно облизывающего пробирки длинным, как у вегайского хамелеона, язычищем. Мое появление он встречает без энтузиазма и только шипит, покрепче обвив щупальцем свой трофей:

— Не дам! Мое! Ты, прожорливый недоросль гуманоидный, и так заморить меня голодом хочешь! А моему гениальному, стремительно развивающемуся мозгу нужно питание! Регулярное! Не то он станет таким же никчемным, как твой…

— Не обращай внимания, Яромилочка, ребенок просто недополучает витаминов, вот и капризничает, — поспешно встревает Шухер, пытаясь прикрыть щупальцами многочисленные рты говорливого потомка. — Ты за результатами анализов? Ни в одном из образцов опасной для гуманоидов микрофлоры не обнаружено, мы с Варжиком все проверили, не беспокойся! В почве и воде, конечно, есть, но если мыть руки перед едой, не втирать грязь в раны и не купаться в сомнительных водоемах, то заразу и не подцепишь… Так что можно ходить без скафандров и даже есть местную пищу — во всяком случае такого типа, какая была представлена для анализа, вреда не будет.

— МЫ проверили?! Да ты бледной спирохеты от чумной палочки не отличишь, — огрызается неблагодарное чадовище. — Жаль, что тут их нет…

— Их и на Земле, к счастью, давно нет, — уверяю я его. Можешь лопнуть от досады, гаденыш.

Наскоро поблагодарив экс-дока, поспешно захлопываю шлюз и выскакиваю в коридор, чтобы новый пакостный док не увязался следом. А то я уже хорошо знакома с ловкостью его псевдоподий — не успею выудить контейнер, а этот поганец уже с ним на потолок заскочит да там и сожрет все без остатка. С заветным гару-гару в охапке наведываюсь на камбуз — подогреть и выложить на тарелку — и спешу в рубку, где остальные изучают отснятый зондами материал. Там же обнаруживается и Нюк, тоже уже покончивший со своей частью наряда. За спиной ожидаемо шлепают мелкие конечности — Врагусик подкрадывается к вожделенной пище.

— Кто желает вкусить истинного гару-гару по-нюкийски? — спрашиваю у поглощенного просмотром записей разведчиков экипажа, с удовольствием вдыхая мясной аромат, который распространяет туземное угощение. Поглоти меня туманность, прям дедушкиными шашлыками благоухает! Даже если они варганят это из собратьев Кларочки, пахнет весьма и весьма недурно.

— Анализы показали, что это точно не ядовито. Может, горчичкой алгольской или перчиком центаврийским еще сдобрить? — прибавляю я, демонстрируя прихваченные с камбуза приправы.

— Через два часа минимум после вас, мисс, — меланхолично откликается задумчивый бортинженер.

— Через два часа о нем даже воспоминания не останется, слышишь гнусное шебуршание в коридоре? Вражонок только и ждет, чтобы снова впасть в грех воровства, — замечаю я и, пожав плечами, отправляю в рот пробную порцию.

— А я попробую, ну-ка отрежь кусочек, — говорит Цилли, заинтересованно покосившись в тарелку.

— Мне тоже, — оживляется Бас. Варг ворчит, что они с бортинженером, похоже, останутся единственными, кого не скосит диарея, и полетят знакомится с Мамукой в гордом одиночестве.

— А ведь недурно, — радуюсь я, протягивая гару-гару и бортмеху с пилотом. — Как по мне, перчик все же не помешает, но даже и без него… вполне даже.

Из шлюза раздается злобный завистливый стон, и щупальце стремительно выстреливает в сторону тарелки. Но я начеку и успеваю ногой отбить атаку, пока этот проглот все в свою утробу моментально не затромбил.

— Выползи наружу и поймай там уже себе кого-нибудь! — неожиданно рявкает на него Нюк. — Уверен, что слюнные железы у тебя ядовитые, и ты прекрасно сможешь охотиться.

Никакого корабля, города или даже вшивого поселочка в густых зарослях зондам пока разглядеть не удалось, значит, придется ставить их на зарядку и запускать снова, охватывая все большую территорию.

— Я это всем вам еще припомню, — грозится Врагусик, со вселенской тоской во взорах всех глаз заглядывая в тарелку, где после дележки по справедливости, а не по-оменски, на его долю остался одинокий кусочек. Разумеется, он сжирает его, продолжая с полным ртом бубнить, что мы еще пожалеем о своей непомерной жадности и прожорливости.

— Брысь в медблок, а то в кладовке запру. На год, на одной воде, без хлеба, — обещает ему Варг таким тоном, что я верю — запрет.

— Чтоб вам обсыпным космическим лишаем покрыться, — злобно зыркнув на нас с Басом, шипит сатанинский док, скрываясь в коридоре. Капитана открыто ярить он все же пока остерегается.

— Слушайте, может, ему страпельку скормить? — предлагает Стратитайлер. — Одной головной болью меньше. Если повезет, то и двумя — они просто взаимопоглотятся, и все.

Рекичински, тихой сапой влившийся обратно в экипаж и с интересом наблюдающий отснятый зондами материал, только усмехается.

— А если вместо этого все поглощать, обращая в самого себя, начнет сам Омен? — заранее содрогнувшись от подобной перспективы, отзываюсь я. Мир, переполненный Вражатами… Целая расширяющаяся вселенная этих мелких отъявленных паршивцев! Кошмар какой, черная дыра дери!

— Ладно, пойдем-ка, Крошка, глянем шлюп. Кому скучно и голодно — можете прошвырнуться до деревни, вдруг там еще не все сожрали, — говорит капитан, поднимаясь из кресла. — Стратитайлер, зонды на тебе.

— Есть, сэр, — смиренно отзывается тот. Наверное, не слишком мытье посуды руками понравилось.

— Капитан, с вашего позволения, я хотел бы осмотреть груз на предмет обмена с туземным населением. Рабочие комбинезоны и ботинки могут пойти за милую душу. Припасы лишними не бывают, — говорит Рекичински. — Раз уж док постановил, что для экипажа это самое гару-гару вполне съедобно.

И почему-то мне кажется, смотрит он при этом на меня, припоминая, какими алчущими взорами я провожала приносимые ему контрабандой Тасины булочки и намекая, что припасы с такими любителями пожрать будут таять на глазах.

— Валяй, — усмехается Варг. — Все равно, похоже, не видать геологам буров и ботинок, как нам — портов Млечного Пути.

Народ рассасывается из рубки, от нечего делать я сажусь зубрить аборигенное наречие, но минут через десять Бо сообщает, что к кораблю приближается местный. Неужто шаман в свой хор набирать божественные басы и альты явился? Или какой отчаянный смельчак, прельстившись небесным гару-гару, пришел свои услуги гида и проводника предлагать? Но камера внешнего обзора выводит на экраны лишь конопатую мурзилу дальнего Нюкова племянника. Под глазом у того сияет свежий бланш, на голове — свежий куст, а под мышкой зажат какой-то сверток.

— Я ж ему велел завтра прийти, — напрягается бортинженер. Видно, не знает, как себя вообще с подобным родственничком вести.

— Может, у них тут свой счет дней — по количеству слопанных гару-гару, скажем, — хмыкаю я. — Или он нам еще угощения приволок? Лично я не прочь превысить божественные полномочия и заказать дополнительную порцию этого барбекю.

— Пойдите и узнайте, пока он в мой корабль говном кидать не начал! — распоряжается Бас. Ну, собственно, нет ведь надежнее способа выучить язык, чем прямое общение с его непосредственным носителем. Так что можно и еще поконтактировать. Тем более и в скафандры больше облачаться не надо. Или все же надо? Только тут спохватываюсь, что никто из туземцев нас без них и не видал. Не признает еще, поди, скажет — жалкие косплееры на богов, и огреет копьем по затылку. Сферу все ж лучше нацепить.

Быстренько снарядившись для общения с простыми смертными, спускаюсь по трапу к нашему теперь уже постоянному послу.

— Моя вот, ваша птичка принес! — торопится сообщить он, разворачивая дерюгу и протягивая нам подбитый зонд, положивший начало контакту цивилизаций. — Шаман его прятать, но я отбить в честный бой. Ну, почти…

— О, помощники верховного бога сильно печалились о пропавшей звездной птице… то бишь волшебному небесному оку, — поправляюсь я, вспомнив версию Варга насчет зондов, озвученную аборигенам. — Ты определенно заслужил милость богов за возвращение ее… его в небесную повозку.

— Великий космос… пожалуйста, не разговаривай с ним, как с кретином, — внезапно судорожно вздыхает Нюк, забирая у парнишки нашу собственность. — Это зонд, Ник. Не птичка и не око, просто механизм, вроде повозки, только маленький. И с его помощью можно брать пробы воды, почвы, растений и видеть, что происходит далеко от корабля… от небесной повозки, в общем.

— Зонт… — зачарованно повторяет тот, удивительно похожим взглядом таращась на внучатого дядюшку.

— Зонд. Д в конце, — автоматом поправляю я. Интересно, а они тут читать-писать-то вообще умеют или этот навык тоже атрофировался напрочь, за ненадобностью? И есть ли смысл вносить окончательный хаос в их и без того замутненное антикультом Мамуки сознание, разрушая на корню миф о нашей божественной сущности?

— Хочешь посмотреть небесную повозку изнутри? — предлагает Нюк.

— А можно? — робко уточняет паренек, улыбаясь.

— Капитан, тут Ник наш зонд принес. Да, подбитыш… Можно ему корабль показать? — запрашивает бортинженер по внутренней связи.

— Ну валяй. Но если он от дезинфекции сдохнет, с вождем сами объясняться будете. Ну или труп прятать, — дает добро кэп.

— Да кому он нужен… чхать на него все хотели. Сирота, походу, — бурчит Стратитайлер, показывая парнишке рукой на трап. — В местных реалиях быть сиротой в триллион раз хуже, чем на Земле.

Может, стоит предупредить Нюкова внука по разуму, что у нас тоже имеется свой персональный демон, чей… папука так неаккуратно разбрасывал свои хвостовые щупальца? Все-таки ксеноморф, и далеко не из самых милых и приятных в общении. Озвучиваю эту мысль Нюку, и тот, подумав, находит изящный выход:

— Скажем, что это животное такое. Как Клара. Все равно не поймешь, чего он там шипит, с непривычки.

— Хорошо, что нас Комиссия по расовой толерантности не слышит, — усмехаюсь я.

— Ничего не бойся, ничего не трогай без спросу и держись рядом со мной, — говорит Нюк племяшу, прежде чем открыть шлюз. — Ничего плохого с тобой там не случится. Понял? Только сноп вот этот твой придется снаружи оставить. И копье тоже.

Тот так энергично кивает, что племенной головной убор сам сваливается со светлых вихров. Ну, как — светлых… наверное, они такие, если отмыть, просто у Нюка светлые, и я автоматом считаю таковыми и вихры его родича. Предполагаемого пока все-таки. Но, пожалуй, если соскоблить с него слой грязи, парень будет как две капли буравчика похож на инженера. Сильные, должно быть, гены, ага. Лишь бы ничего на борту не открутил еще на сувениры под влиянием какой-нибудь там пробудившейся генной памяти… а то рыдван и так не разваливается, кажется, лишь благодаря липкой ленте.

— Сейчас мы пройдем через хижину дезинфекции, — поясняет Нюк. — Хоспаде, вот как ему объяснить, что это такое, когда они отродясь, похоже, не моются элементарно?! Ярк?

— Сейчас ты в одну дверь волшебной избушки зайдешь, она сделает буль-буль, пш-пш — а через другую выйдешь уже чистым добрым молодцем, — выдаю я. Кажется, это из детских сказок и к божественной деятельности отношения не имеет… Но какая туземцу, в конце концов, разница?

— Короче, сейчас отсюда пойдет священный дым от небесного гару-гару. Такой обычай, — возвращается Нюк к кретинскому языку, указывая на отверстия в стене камеры, пока гость с открытым ртом рассматривает внутренность шлюза, довольно потрепанную и ржавую. — Рот закрой.

Парнишка послушно захлопывает хлеборезку. Облака газа окутывают нас, приканчивая чужеродную микрожизнь. Абориген оглушительно раз пять подряд чихает, но в целом не паникует и ведет себя довольно спокойно. Закончив с обязательной программой, мы с Нюком стягиваем сферы и вот тут бедолага аж приседает от испуга.

— Это головной убор, как твой сноп, — поспешно поясняю я.

— О-о-о, боги так походить на мы… — пораженно произносит тот, разглядывая наши лица и зеленую макушку Нюка. Ага, особенно бог электронных систем, проводов и языков программирования. Вы прям на одно лицо. Даже имена всего на одну букву отличаются.

— Ну, мы же ваши боги, на кого нам еще походить? Все логично, — пожимает плечами тот.

— А почему у ваша борода не расти? У меня вот не расти, еще рано.

— Не положено богам по статусу, — отрезает Нюк и шепчет мне тихонечко: — Как трехлетний ребенок по развитию, честное слово… Интересно, он понял, что ты другого пола? Он вообще знает, что так бывает?

— Остальные недалеко от него ушли, — машу рукой я, припомнив устроенную вождем и шаманом потасовку на почве культурных ценностей и власти. — А старина Шухер вон до сих пор в земных полах с трудом ориентируется, хоть теоретически и знает, что это такое. Не то что его акселератный отпрыск… тот-то сразу смекнул, что к чему, и к Цилли щупала свои покатил. В лоб лучше не спрашивать, у парня и так явный перегруз новой информации.

Чтобы сильно не травмировать наивную психику экскурсанта, а заодно и нашего пилота, в рубку — святая святых корабля, мы его не ведем. Коридоры, спальный отсек, кают-компания — и хватит с парня. Хоть бы Вражонок из медблока не высунулся, обморок тогда гарантирован. Демонстрируя свою каюту, по просторности не слишком далеко ушедшую от хижины старейшины, бортинженер невероятно расщедривается, выуживает из Рори пакет с остатками мармеладок, чудом спасенных от прожоры-лимбийца, и угощает племяша.

— Гару-гару, вкуснятина, — объясняет он, пока тот с сомнением вертит желейного осьминога в замызганных пальцах, у которых чистые только кончики — от облизывания.

— Какое странное чувство… Наверное, то самое, родственное. Хочется накормить его и засунуть под душ, — тихонечко и как-то мрачно делится впечатлениями Нюк, пока абориген чавкает мармеладками.

— Все еще впереди, — обнадеживаю его я. — Рано или поздно охватит и желание ухватить розгу и хорошенько погонять ненаглядное сокровище по полям и долам… если верить опыту моих родственников.

— Ник, ты помыться не хочешь? — решается Стратитайлер. Интересно, а родовая фамилия у племяша — Стратилов или Тайлер? Чьи ж гены эти стойкие поцелуи солнца и прямые овечьи ресницы так стабильно передают по наследству? Хотя у этих ребят, похоже, только прозвища вместо всяких фамилий… чупикадровый пенек там, скажем.

— Мыться? — уточняет Ник, щедро обсмоктав пальцы.

— Да. Водой. Как под дождиком. Или в речке. Вот тут у богов свой дождик есть. Раз — и потекло, — говорю я, поднося ладонь к датчику движения. — А еще волшебная пена с вкусными, как гару-гару, ароматами! Только ее есть нельзя. Табу, — предупреждаю тут же, от греха подальше. — Только себя… умащивать.

Парочка круглых, как доисторические пуговицы, глаз с изумлением таращится на брызнувшую из рассекателя воду, на нас, потом Ник осторожно протягивает ладошку, набирает в нее воду и запивает слопанное сладкое. Елки-палки, она ж техническая!

— Ой, нельзя мыться! Болезнь будет, так шаман говорить. Священный земля хранить растения и хранить наша, — сообщает он нам.

— Шаман врет, — резко парирует Нюк. — Великие боги не любят грязь на людях! Вода течет с неба, и она священна. Кто ею моется — тот сам станет богом. Усек?

Шкряб-шкряб чумазой пятерней в затылке, должно быть, означает активный мыслительный процесс. Как бы этак до мании величия Нюк парня не довел, а то заявится потом в племя — мало того, что отмытый от защитного слоя священной земли, так еще и с убеждением в свежеобретенной божественной власти. Не признают, поди, еще и гуано Кларочкиным забросают, как у них заведено.

— Не все сразу, имей терпение, — шиплю я Нюку. — Приручать постепенно надо. Сам же сказал, что у него мозги трехлетки. С особенностями развития, я бы добавила. И проблемами воспитания. Ему ж с младенчества все эти убеждения в голову вкладывали, за один час их не вытравить.

— Врагусик вон за полдня доком медицины сделался, — возражает Нюк. — Так что хорошая программа, думаю, могла бы ускорить развитие. Просто ее написать надо. В моем архиве курсов очеловечивания нет.

— Врагусик — типичное дьяволово семя, на него равняться не стоит, — ворчу я. — У этого детеныша природы содержимое черепушки через пять минут в капсуле заскворчит что твое гару-гару от перегруза.

— Ладно, пойдем, кухню посмотришь, где небесную вкуснятку делают, — сдается инженер. Гость все еще активно вздрагивает и жмурится на каждое шипение шлюза, но природное любопытство неизменно берет верх над страхом.

— Вот, это кухня, там божественный костер, а это наш повар — богиня Тася. Это она гару-гару творит, — объясняю я.

— Здравствуйте, — вежливо произносит роботесса, улыбаясь, и предлагает всем чаю. И тут с аборигеном начинает твориться нечто невообразимое. Недоумение на конопатой мурзиле при виде красавицы-блондинки с пышными формами и в кокетливом передничке сменяется не то что испугом, а просто паникой. Подпрыгнув чуть не до потолка, Ник закрывает лицо обеими руками и начинает причитать:

— Ой-ей-ей! Альфа! Смотреть нельзя, опасно!

— Альфа? — недоумевает Нюк. — Женщина, что ли?

— Да! — стонет бедолага, скукожившись. — Альфа жить сами по себе, иногда приходят деревня или когда ты в лес гару-гару ищешь, хвать тебя и тащат в своя город! И там делать всякие жуткий вещи, мыть священная земля с адам, и что-то еще, мне старейшина не рассказывать, потому что я пенек и приплод Мамуки… Но те, кто возвращаться — тихий ходят и улыбаться как дурачок!

— А возвращаются не все? — уточняю я.

— Адам? Прости, Вселенная, что он имел в виду? Мужчину в библейской традиции или пенис? — спрашивает Нюк почему-то у меня. — Кажется, моя теория о гермафродитах рассыпается на глазах. И хвала гравитации. Самцы и самки, походу, тупо живут отдельно. Да прекрати ты голосить, а то Вражонок услышит и пришлепает, вот где ужас-то будет! — прикрикивает он на племянника.

— Ник, почему ты приплод Мамуки? — вмешиваюсь я, выпихивая аборигена в коридор, подальше от столь устрашающих его Тасиных прелестей, пока и правда Врагусик доконать его психику не явился. И Тася не разрыдалась.

— Моя отец не из наша деревня, из город демона… — стыдливо шепчет бедолага. — Альфа всех мелкий адам нести деревня, воспитывать папаша. Метить, кто чей, чтобы не путать. Вот.

— Сирота. Так я и думал, — фыркает Нюк. — Не надо бояться божественных альфа, они никого не крадут и насильно не моют. У богов другие обычаи. Понял? Вот, богиня Соколова тоже альфа. Женщина то есть. Просто божественная одежда для прогулки вне корабля у всех одинаковая. Блин-печенюха, я скоро сам отупею, разговаривая, как кретин…

— А дело-то принимает любопытный оборот, — бормочу я, тоже машинально запуская пятерню в кудри и тут же в них запутываясь — после шлема на голове царит первозданный хаос. То есть, помимо поселения демонов Мамуки, имеется еще и племя местных амазонок? Что ж за раскол-то у колонистов случился в свое время, что все разбежались по разным группам и одичали?

— Как — альфа?! — ахает пенек чупикадровый.

— Ну, вот так, — ворчу я. Ну, Нюк, удружил называется, сейчас парень опять голосить примется и как пить дать взбудоражит чуткое на любой шум в районе камбуза лимбийское дьяволово семя. Видимо, до этого неуместного момента просветления я вполне сходила за лохматого, совсем как сами туземцы, божка мужского пола. Неожиданно становится как-то досадно, хотя меня далеко не в первый раз принимают за пацана. Вот какая бы, казалось, разница, что там о моей персоне думает не знавший воды и мыла дикарь? Но почему-то меня охватывает странное разочарование. Даже в андроиде девушку сразу признали, а во мне — нет!

— Не обижайся, просто в палеокультуре женщины дородны и обладают ярко выраженными признаками пола, — шустренько вворачивает Нюк, хватая родственника за руку и волоча на выход. — Местные амазонки, должно быть, смахивают на упитанную помесь Цилли и Таси.

Водрузив на выходе обратно на голову ошалевшему от впечатлений родичу сноп сена, всучив копье и горсть дефицитных мармеладок, Нюк велит тому прийти завтра и захлопывает шлюз, утирая вспотевшее чело.

— Уф… как три смены кряду отпахал. Надо про амазонок кэпу доложить. Это несколько меняет картину местного мирка.

— Ага, и делает твои мечты о гареме не такими уж призрачными, — язвлю я. — Хотя, вероятно, тут может случиться наоборот — альфы, поди, отбирают самцов для собственного гарема. А как наскучат — отсылают обратно в племя… ходить тихими и улыбаться как дурачки.

Уф, что-то и мне жарковато стало, надо бы термак отрегулировать…

— Лан, пойду с докладом к Варгу, потом в зонде поколупаюсь… может, реанимирую. Если что — я в мастерской, — говорит Нюк.

— А мне, наверно, стоит еще языковой практикой заняться, — решаю я, и вдруг воображение выталкивает невесть из каких глубин совершенно неожиданную картинку этой самой практики. Языковой. С только что упомянутым Нюком капитаном, кстати сказать. Ошалев от такого фокуса, я даже трясу головой, словно пытаясь вытряхнуть эту чертовщину из мозга. Что это еще за бредовые фантазии? Не успеваю опомниться, как Вегус выруливает навстречу из какого-то коридора собственной персоной. И я словно вижу его впервые.

Черная дыра дери! Как это я прежде не замечала этой упругой походки, этих стальных мышц, этого почти материального ореола мужественности и поистине божественной мощи? И тут я испытываю искушение хорошенько протереть глаза — капитан, источая флюиды зашкаливающей брутальности, пружинисто шагает в одной набедренной повязке. Леопардовой. Метеорит мне в корму! Когда он успел скинуть комбинезон? И откуда у него вообще это непристойное, но такое офигительно сексуальное одеяние? Мускулы так и перекатываются под загорелой кожей, кое-где покрытой старыми шрамами. А какие у кэпа грудь и ручищи волосатые… Как это меня изгораздило столько времени отлетать на рыдване и до сих пор не пасть в его объятья, пылко признаваясь в вечной любви?

Я аж прикусываю себе язык от шока, и видение внезапно развеивается. А вот желание пощупать железную мускулатуру — нет. Уже делаю было шаг навстречу, протягивая руку, но тут, вероятно, инстинкт самосохранения живо заслоняет томные картинки изображением распахнутого внешнего шлюза и полетом моей бренной тушки в объятья чужого мира, где придется искать неведомое племя альф. К Нику и компании-то меня теперь не примут. Воспользовавшись просветлением, поспешно сворачиваю в первый попавшийся коридор и со всех ног улепетываю от этого наваждения. Однако вместо спасительной своей каюты меня выносит в кают-компанию, где закончивший, должно быть, сортировать груз Рекичински флегматично передвигает шахматные фигурки по трехмерному полю.

— Сыграем? — тут же предлагает он. Во мне сцепляются в смертельной схватке сразу три противоречивых желания: взять наконец реванш и надрать зад этому самодовольному негодяю, рвануть отсюда на сверхсветовой скорости и… проверить, как наглец целуется. А вот это уж совсем дико и странно. Он же мне вообще не нравится!

«Языкова-ая пра-а-актика!» — искусительно шепчет окончательно слетевший с катушек внутренний голос. — «Этот зирков выплодок Мик говорил, что ты и целоваться-то не умеешь толком и вообще в тебе нет ни капли женственности… и никаких искр… не пора ли… попрактиковаться?».

— Расставляй! — командую я, плюхаясь напротив Рекичински. Может, стоит ногу на ногу эротичненько закинуть? Хотя я же в комбинезоне… какой Мамуки, как говаривал старейшина, я его напялила? Надо позаимствовать у Таси юбочку. Но потом, потом… сейчас вот только раздену… тьфу ты, разделаю Рекичински. Машинально передвигая фигуры, смотрю поверх них на лже-суперкарго. А у него, оказывается, вполне даже симпатичное лицо. И глаза красивые. И линия подбородка такая… И мышцы, наверно, ничего себе… ух, как он меня тогда из пропасти на Ксене вытащил!

— А вот немного беспорядка в идеальной прическе добавило бы тебе… шарма, — подумав, заявляю я. Рекичински вскидывает на меня свои распрекрасные глаза, и впервые на его невозмутимом лице мелькает неподдельное изумление.

— Яромила? — даже забыв сделать ответный ход, вопросительно таращится суперкарго.

— Уилсон? — неожиданно для себя хихикаю я. — Хотя нет, это ведь наверняка не настоящее имя. А как по правде тебя зовут?

— Договор в силе, твоя победа — мой честный ответ, — вроде бы отходит от потрясения Рекичински. Ага, победа… Этак я состариться успею, пока своего добьюсь. Придется смухлевать.

— Цвет глаз у тебя… завораживающий, — говорю я, стараясь почаще хлопать ресницами по примеру Таси, а сама тем временем беззастенчиво тырю с доски чужого ферзя и быстро сую за пазуху.

— Яромила? — как-то настороженно повторяет Рекичински, в упор глядя на выпирающую из-под комбинезона фигурку.

— Это не то, что ты думаешь, — невинно отвечаю я. — Но можешь проверить.

— Так, — на физиономии суперкарго появляется озабоченность. — Яромила, посиди-ка здесь. Никуда не уходи, ладно? Я сейчас приду.

Ну вот… зануда. Куда, спрашивается, упылил? Пойду-ка я лучше тогда к Басу. Он меня любит. И уж точно не откажет в таком пустяке, как пощупать стальные мышцы… или станцевать танго. А если сделаю вид, что падаю, он же наверняка поймает меня в свои мужественные объятия… И, кинув ферзя обратно на доску, я решительно отправляюсь на поиски пилота.

Глава 41. Нюк. Реализуя желания

При ближайшем рассмотрении зонд оказывается не так уж сильно поврежден, просто копье сбило его на землю, а уже падение заставило кое-какие проводки отойти. Быстренько перепаяв их, оттаскиваю машинку в выпускную камеру и топаю в рубку, чтобы провести тестовый полет. На подходе меня встречает шоу местных талантов. По длинному коридору, под льющуюся из селектора мелодию, в каком-то странном дерганном танце перемещаются Соколова и красный отчего-то, как зад брачующегося коборука, Ксенакис. Глаза пилота выпучены, точно у засекшего бесхозный пирожок Врагусика.

— Кружок хореографии? — хмыкаю я. — Соколова, ты решила шамана с вождем разом за пояс заткнуть на следующем празднике? Похвально…

— Что? — каким-то совершенно пустым взглядом смотрит на меня Ярка, а пилот пытается подать непонятные сигналы, с трудом отлепив дрожащую пятерню от талии партнерши. Может, это он так намекает, чтобы я шел себе и не отвлекал его от захватывающего процесса? Эк старина нервничает… ох уж этот бес в ребро.

Протиснувшись мимо танцующих и буркнув, что лучше б они в кают-компании упражнялись, шлепаюсь в кресло и прошу Бо проверить готовность камеры. И минуты не проходит, как мою шею внезапно что-то обвивает. Я дергаюсь, подумав, что это щупала Вражонка, решившего-таки меня втихаря удавить, но мою щеку уже щекочут буйные пружинки Соколовой, а сама она с придыханием на ухо предлагает:

— Потанцуем?

— Под вот это? Не… не в моем вкусе музло, да и древние танцы-шманцы тоже. Упражняйся лучше на Басе.

— Он сбежал, — огорченно сообщает Ярка и вдруг, заглянув мне в лицо, прибавляет с каким-то странным блеском в глазах: — А веснушки у тебя правда очаровательные… И такие милые ресни-ицы… как у наших славийских овечек. И такой симпатичный носик…

Неожиданно она касается моего воздухозаборника пальцем. Нежненько так. И принимается натирать его, как сопелку бронзовой собачки на одном земном бульваре туристы на счастье натирают.

— Интересно… а веснушки становятся ярче только от поцелуев солнца или от обычных тоже? — задумчиво тянет она, и через секунду сложенные сердечком губы оказываются у меня под самым носом. Тут я дергаюсь во второй раз, почище, чем от воображаемого Вражонка, и спрашиваю:

— Так! Ярка, это ещё что, блин-печенюха, за фокусы? Все это, конечно, страшно мило, и я прям польщен, но с чего это вдруг?! Ты что, Рекичински в шахматы на желание продула?

— Просто сегодня я вдруг заметила наконец, какие вы все милые… и запредельно сексапильные, — изрекает Соколова, взирая на меня совершенно незнакомым затуманенным взглядом. Все?! Так вот отчего Бас там перекипевшим чайником клокотал! Ее шкодливая морденка напрочь искажена неподдельным, доселе невиданным на ней вожделением, и она снова настырно тянется за поцелуем. А руки невероятно цепко за меня держатся. Точнее, одна держится, а вторая расстегивает ворот термака. На себе.

— И никакие у меня не прыщи, сейчас сам убедишься, — выдыхает она. Нет, это точно розыгрыш! Или нет?!

Судорожно сглатываю, хватая ее за руки. Живой, настоящей девушки у меня давненько не было, и, будь на месте Ярки кто-нибудь другой, я, может, и поддался бы такому напористому искушению… Хотя с Тасей вон тогда не поддался же? Но это ж Соколова, мы ж почти как братья уже! Ну, брат и сестра, то есть. Космос мне свидетель, что-то тут нечисто!

— Соколова, да что с тобой?! Чертово гару-гару афродизиаками напичкано, что ли? — восклицаю я, выбравшись из кресла и удерживая на отлете от своих, внезапно ставших привлекательными, частей тела на удивление сильные для ее роста лапешки. Сильные и загребущие!

А ведь Цилли тоже ела эту туземную отраву! Что, если и она вот-вот заявится, охваченная неудержимой в прямом смысле слова страстью? От нее, пожалуй, и не убежишь, и не отобьешься…

— Вот вы где, кадет! — восклицает Рекичински, затаскивая в рубку за щупальце упирающегося и норовящего вывернуться из его пальцев мини-дока. — Что с ней, не знаю, но раньше я за Соколовой подобного не замечал. Может, побочные эффекты от гару-гару. Ты док, тебе виднее. Она пыталась спрятать за пазуху голографического ферзя, а…

— А сейчас, вероятно, пытается его извлечь и передарить очаровашке инженеру? — мерзко хихикает Вражонок, таращась на расстегнутый ворот Яркиного термака. — В компании с недоразвитыми молочными железами, которыми гуманоиды долго и нудно выкармливают своих уродливых детенышей. Не понимаю, что вы в них находите привлекательного?

— А ты Цилли попроси показать, — шиплю я зло, быстренько дернув застежку Яркиного комбеза вверх. — Может, она уже раздавит тебя в печенюх и корабль разживется лимбийским ковриком для ног.

— У-у, это все от недотраха. Страви пар, конопатый, пока самка сама на тебя вешается, — ржет он. И тут все части пазла немедленно становятся на свои места.

— Уилсон, да этот змееныш что-то Ярке в еду и подмешал!

— И спасибо ему огромное, мир прям заиграл новыми красками, — томно уверяет Соколова, энергично подпрыгивая на месте с твердым намерением меня поцеловать. Врагусик заходится демоническим хохотом.

— Подержи-ка ее, — передаю я девчонку Рекичински. Та недолго расстраивается и тут же принимается возить пальчиком по комбезу суперкарго, взирая уже на него исполненными немого обожания голубыми пуговицами.

— Я тебя урою, гаденыш! — обещаю я свирепо и бросаюсь в погоню за выкидышем Сатаны. Тот улепетывает во все щупала, но за пару-то недель он уже поднабрал вес и подрастерял скорость, так что у медблока я таки настигаю его раньше, чем он успевает наглухо задраиться изнутри. Омен мечет в меня проклятья пополам со всем, что подворачивается под щупальца, но состыковавшийся с моим центральным процессором контейнер с инструментами только сильнее меня бесит. Человек я в целом спокойный, воспитанный, но змееныш же и робота вызверит! Загнав его в угол между столом и регенерационной камерой подвернувшимся под руку зондом, падаю на него всем телом, хватаю за щупала, и, не обращая внимания на впившиеся в руку зубы, пару раз душевно прикладываю об пол. Вражонок хрюкает, но челюстей не разжимает. Поддаю ему еще, от всей души. Зондом. И кулаком. Давно выпрашивал! С самого рождения, можно сказать.

— Моя деточка! — принимается голосить прискакавший на шум из оранжереи Шухер. И тоже целится укусить меня, параллельно пытаясь выдрать свое обмякшее сокровище из моих мстительных объятий перепачканными гумусом щупальцами. Но я живо отбиваю у него охоту кусаться. Ногой. Лимбиец он не из боевых и тут же пускает слезу, потирая ушибленный бок и причитая, что эта милая девочка, кажется, взбесилась.

— Какого зиркова гнезда гирганейского тут ОПЯТЬ происходит?! — вливает свой рев в эту какофонию кэп. — У дикарей манер нахватались?!

Ой, можно подумать, у самого Варга манеры и речь адорианской принцессы!

— Воспитательный… процесс, — пыхчу я, и не думая отдавать шипящего свободными ртами Вражонка папаше. Он все еще пребольно кусает меня за руку, так что недолго думая кусаю его в ответ за ухо. Надеюсь, он все же не ядовитый. Взвизгнув, паразит наконец разжимает челюсти, и прокушенный рукав термака тут же подмокает кровью. Зубы как иглы, материал-то прочнее некуда!

— Ага, не нравится?! — восклицаю я, сплевывая то, что из уха мне в рот натекло.

— Бортинженер Стратитайлер, немедленно прекратить и доложить, что происходит! — рявкает Варг, выхватывая у меня дока и держа его на отлете за лямки штанцов.

— Это охвостье Мамуки подсыпало кадету Соколовой в еду… транквилизатор! Вследствие чего кадет начала вести себя неадекватно!

— В смысле?! — уточняет кэп.

— Как Тася с мультиваркой, только не с мультиваркой, — жирно намекаю я. Шрамированную морду кэпа аж слегка перекашивает от воспоминаний.

— А ты докажи! — шипит Вражонок, извиваясь. — Может, это гару-гару все!

— Так вот в чем дело?! А ну отдай мне это отродье! — ревет из-за плеча Вегуса подоспевший на шум Бас. — Мы все почти гару-гару ели, и все в норме! Я этому гаду все щупала по одному вырву и его же самого сожрать заставлю! Детей он тут еще травить вздумал!

— Ох, капитан, вы та-а-ак мужественно выглядите сейчас, — тянет Яркин голосок откуда-то из-за спин набившихся у порога зрителей в этих непривычных идиотски-сексуальных интонациях. Рекичински не без труда удерживает Соколову на месте, не давая ее цепким лапкам ухватиться за рукав Вегуса.

— Та-а-ак, — невольно, но совсем другим тоном цитирует ее капитан. — Соколову в изолятор до полного выветривания препарата. Чертово охвостье за отравление члена экипажа — под арест. Бортинженеру Стратитайлеру — еще три наряда по камбузу и толчкам за драку на борту.

— Ну и ладно, — бурчу я. — Не переломлюсь чашки помыть, невелика наука. То есть, есть, сэр, еще три наряда!

За воплощенную мечту последних недель это так, мелочь, а не наказание. И вообще, в Тасином царстве тепло, уютно и всегда вкусняшка какая-нибудь да приныкана для текущего аутсайдера.

— Гони и мне наряд, но я этому тваренышу все-таки его псевдоподии морским узлом завяжу, чтобы впредь неповадно было! — кипятится пилот, скорбно взирая на Соколову, которая в окружении сразу всех сексапильных членов экипажа подрастерялась и завертела кучерявой головой, не зная, на кого же, по примеру местных альф, открыть сезон охоты. Расстроенный Бас отвешивает-таки Вражонку смачную оплеуху. Раздается звук, будто треснули по выдохшемуся футбольному мячу. Папаня его заходится слезами, дрожащими на трагически обвисших ушах, зато сатанинский выплодок качается в ручище Варга, шипя и огрызаясь. Правильно, не мне ж одному весь этот кайф. А Шухеру мне сказать нечего. Извиняться тоже не буду. Неудобно, конечно, вышло… Но не люблю я, когда меня кусают! Он, разумеется, не виноват, что у него такой змееныш вылупился, с совершенно не корректируемым поведением. Хотя надо все же вовремя хвосты утилизировать! Раз так велят традиции.

— Так, разошлись, не на что тут шары пучить, — рявкает Варг, унося мерзкого всеобщего тезку на гауптвахту. — Цилли, пригляди-ка за кадетом, пока ее не попустит. А то еще ринется сексуальную революцию среди аборигенов насаждать, а у них и без того тут… все сложно.

Между тем в девчонке побеждает исконное, инстинктивное стремление заботиться о подраненном самце.

— Очень больно? — беспокоится она, пока я разглядываю укус и ищу среди развороченного медблока пластырь, антисептик и регенератор. — Давай, помажу… и подую. И поцелую. И вавка сразу пройдет. Моя мамуля говорит, это помогает.

Голубые ее пуговки полны невыразимой нежности. Бррр, непривычно-то как.

— Пойдем-ка, девочка, — цепляет Соколову за локоток Цецилия.

— Я вас всех люблю! — обернувшись, кричит Ярка, увлекаемая прочь от плотских искушений могучей рукой бортмеха.

— Ахха, мы тебя тоже… — бурчу я. Хвала квантовой гравитации, держащей всю вселенную, что Вражонок Цилли возбудителя не сыпанул! Сейчас бы уже с мужиками забаррикадироваться пришлось где-нибудь в трюме. Ну, или отдать кого не жалко ей в секс-игрушки. Рекичински, например. Нет, все-таки без взаимного влечения человека приличного такие поползновения как-то смущают. Да и пугают, наверное. То-то несчастные туземные адамы трясутся при одном виде альфы. Хорошо, что экипаж у нас сплошь из приличных людей, как оказалось. Даже Рекичински, уж на что гад и тихушник, а и то состоянием Соколовой не воспользовался.

Отрыв-таки в бардаке, учиненном в ходе воспитательного процесса, антисептик, щедро поливаю им рану, полощу рот и щупаю соскочившую на башке шишку. Видимо, это снижает уровень адреналина в крови и запускает мыслительные процессы в мозгу, и я аж подпрыгиваю. Симулятор же! Точно, сейчас притащу его Ярке, чтоб девчонка там совсем не свихнулась под препаратами от невозможности реализовать естественные, в общем-то, желания. Охота пуще неволи… как говорится.

Вручив Цилли девайс и инструкции к нему с просьбой передать все страдающей в изоляции Соколовой, тащусь в рубку. Благо, термак уже сам затянулся и клеить не надо. Бо тем временем докладывает, что тестовый полет прошел нормально, остальные зонды полностью заряжены и готовы к вылету. Отправив их на разведку по дальнему радиусу, окукливаюсь на своем рабочем месте и погружаюсь в увлекательный мир программирования. Идея хоть что-то внедрить в девственную черепушку троюродного племяша крепко засела в моей собственной. Хотя бы обучить читать-писать, дать какие-то базовые представления об устройстве мира… По сравнению с ним даже Рори больше соображает, кто он такой, зачем существует и где его место.

За работой время пролетает быстро. Не знаю даже, сколько проходит — час, два, или больше. Перед глазами уже рябит от цифр и символов, и я как раз думаю, что пора бы передохнуть, когда Бо докладывает, что искомый объект обнаружен. Экипаж, за исключением штрафника с папашей и потерпевшей от его паскудства Ярки, дружно прилипает к экранам. Зонды держатся высоко, во избежание знакомства с копьями побольше и подлиннее, чем у говнометателей, и поэтому все поселение видно как на ладони. Большая его часть утопает в бирюзовой зелени, дома, похоже, построены из дерева, но это вовсе не убогие хижины. Одним боком город примыкает к реке, остальная же часть обнесена крепкой тесаной оградой. Нам удается разглядеть несколько причалов и лодок. А когда камера увеличивает изображение — то и горожан, без страха и с интересом разглядывающих зависшие в воздухе машинки. Никаких всклокоченных бород и гербариев на нечесаных головах — аккуратные, чистые люди.

— А вот и корабль. Точнее, то, что от него осталось после аварийной, похоже, посадки… — комментирует Бас лежащую в самом сердце города темную громаду. — Левого крыла начисто нет.

Такие суда я только в учебниках по истории астронавтики видел. Не слишком изящные, просто вместительная многоуровневая тушка, похожая на летучего тюленя. Рыдвановы старшие родичи… Блин, жаль, что Ярка не видит! Прыгала б тут уже от радости. Интересно, когда ее попустит? Накрыло почище, чем от альдебаранских шишек. Не скажу, что мне ее домогательства прям неприятны… просто это совсем не она. Вменяемая Соколова как-то роднее.

— Есть! — азартно восклицает Варг, врезав кулаком по подлокотнику и завернув таким матюком, что я жалею, что у меня запись на ручкомпе не включена.

— Интересно, а где остальные? Он же не один в караване был, — задумчиво произносит Рекичински.

— Вот и узнаем. Погнали, парни! — срывается с места Вегус. Нет, кэп не сдастся… этот космический волчара будет бороться за шанс вернуться в галактики Союза до последнего вздоха. Рожденный летать грядки возделывать не может.

— Капитан, мое самочувствие уже в пределах нормы. Разрешите с вами? — спрашивает вдруг Рекичински.

— Прошвырнусь-ка я тоже, с твоего позволения, — неожиданно изъявляет желание домосед Бас, которого, кроме вождения рыдвана да обучения нас с Яркой пилотированию, вообще ничто больше не волнует. На раритетнейшую рухлядь стойку сделал, не иначе. А может, просто опасается, как бы Соколова из изолятора не вырвалась.

— Кому-то вменяемому с мозгами посложнее, чем у табуретки, придется остаться и присмотреть тут за всем, — возражает кэп.

Я себе, конечно, не слишком льщу — кличка «жопорукий рукожоп» еще целиком в Лету не канула, и нарядов я нахватался выше крыши, однако начинаю немного нервничать. Совсем не хочу куковать на рыдване с Тасей и набуцканным мною Шухером, пока остальные полетят на разведку. Жутко любопытно увидеть этот городок вблизи. Наверное, потому что и там я могу встретить каких-нибудь родственников…

— У меня переводчик, — напоминаю Варгу.

— Ладно, я останусь, — вызывается Цилли. — По-любому мужикам лучше пока свалить с борта, — усмехается она.

— Кстати, Вражонок весьма нелестно и в отвратительных выражениях отзывался о молочных железах гуманоидных дев, — ябедничаю я бортмеханику на прощание. — Так что если по возвращении порог или стенка кают-компании будут украшены эксклюзивным бахромчатым ковриком — никто тебя не осудит.

— Предоставлю право освежевать поганца кадету, — обещает Крошка. — Подсыпать в еду что попало — отстойный юморок на уровне младшего скаутского лагеря. Впрочем, он ребенок и есть, просто не по годам шустрый и ни разу не поротый засранец.

— Этот пробел в его воспитании я сегодня прикрыл, — не без удовольствия замечаю я. — Система положительного подкрепления, на которой растили меня, с лимбийским хвостом потерпела сокрушительное поражение.

Выдвинуться к цели Варг решает налегке, раз в скафандрах особой нужды больше нет. Термак плюс шлем с переговорником, легкие перчатки и гравиботинки — для встречи с более высокоразвитыми колонистами, похоже, будет достаточно. Люди, живущие вокруг корабля, и понимающие, что с неба валятся не прислужники демона Мамуки, по идее, должны нам даже обрадоваться. Впрочем, Варг не исключает любого сценария, и бластеры они на пару с Басом с собой, конечно, берут. Загружаемся в тот шлюп, на котором летали с Яркой на Ксене. Второй, днем подлатанный, остается в распоряжении Цилли на случай непредвиденных ЧП. К моему огромному облегчению, меня даже за штурвал не пихают. Лети себе, пялься в окно на пейзажи, борись с тошнотой. Ее, к слову, совсем немного, если вспомнить, как меня раньше убалтывало. От нечего делать заодно облучаю регенератором боевые травмы. Надеюсь, шипастого хвоста и парочки прожорливых ртов у меня после укуса вражонкова не отрастет…

То расстояние, которое у племени Ника занимает семь дней «своя нога» по пересеченной местности, для нас — полчаса лету от силы. Местное светило еще висит высоко в небе, так что времени у нас предостаточно. Практически на подлете к намеченной Бо на свежесозданной карте цели случается то, к чему все мы, по идее, должны были давно привыкнуть и воспринимать как данность, неразрывно связанную с «Дерзающим». Шлюп, который до этого вел себя практически идеально и числился самым новым механизмом на рыдване, внезапно выдает красный сигнал тревоги, объявляет, что топливная система вышла из строя, и Басу приходится второй раз за эту неделю демонстрировать чудеса экстренного приземления под аккомпанемент Варговой ругани и мое испуганное сопение.

— Безмерное восхищение и искренние аплодисменты, — бурчу я, когда шлюп, скосив немало веток, шваркается на проплешину среди густых голубоватых зарослей. Кажется, идея оставить скафандры вместе с ранцами на корабле не такая уж хорошая, как показалось вначале. Вот тебе и слетали по-быстрому и налегке!

Попытка реанимировать машину успеха не приносит. Завернув финальную руладу, Варг докладывает о происшествии на борт «Дерзающего».

— Кэп, второй пригнать? — спрашивает Цилли.

— Не надо, от греха подальше! — отказывается Вегус и говорит, что до города тут, в принципе, уже рукой подать. Так дойдем. «Своя нога».

— Окей, до связи, — невозмутимо закругляется Ибрагимбек. У них, на их с кэпом родной Варгане, видимо, какая-то массовая мутация у колонистов приключилась — ни черта не боятся, ни за кого не волнуются, море им по колено. Достаточно вспомнить, как она спать завалилась, когда мы с Яркой корыто вели.

Надеюсь, собранные Бо данные и та информация, что мы получили от Ника, пока экскурсию проводили, верны, и никаких жутких хищников и особо опасных тварей на Нюкии, которую местные величают дурацким словечком Землянда, нет, и до города мы дотопаем без травм и потерь среди личного состава. Таинственные альфы по развитию от своих самцов вряд ли далеко ушли, умываться умеют разве что, так что девчонки с копьями только моего наивного племяша напугать и могут. А кто месяц под одной крышей с Соколовой продержался, того вообще уже дикарками не зашугаешь.

Развернув голограмму карты над ручным компом, определяю направление и пристраиваюсь за широченной спиной рванувшего к цели кэпа — у него бластер есть, в конце концов.

— Остается надеяться, что никакие аборигены не раскурочат шлюп в наше отсутствие и кучу сверху в довесок не навалят, — ворчит Бас, раздвигая густые ветви кустарника. С них тут же в разные стороны прыскают пестрые бабочки или что-то вроде того. Ух ты, я думал, это цветы вообще.

— Кучу — это у них запросто, — соглашаюсь я. — С демонами тут принято бороться самыми грязными методами…

Природа здесь, конечно, здорово красивая, ничего не скажешь. Цветет все. И спиртоносные саксаулы из-под земли не рвутся за ноги тебя хапнуть. Зверюшки какие-то шмыгают, но людьми они уже пуганные, что хорошо.

— И ведь царапнула мыслишка, мать зиркову в кокон — не прихватить ли ранцы? — не менее скафнюче откликается Варг, проламываясь сквозь заросли напрямки, как коборук. Километра три пройти надо — и выйдем на укатанную грунтовку, которая ведет к воротам поселения. Сколько кэп на нашем корыте вообще летает? Я вот уже смирился с мыслью, что сдохнуть на нем может что угодно и в любую секунду. И подстраховаться никогда нелишне.

— Где гарантия, что и они не вышли бы из строя? — пожимает плечами Рекичински. — Мистер Ксенакис, вы в самом деле мастер своего дела. У меня даже термак сухим остался, — с легкой усмешкой добавляет он. Миновав густые заросли, мы выходим в полосу деревьев, где лесной «подшерсток» не так густ, идти становится легче, и группа немного рассредотачивается, больше не ступая след в след.

— Тропинка, похоже, — констатирует Варг, ткнув пальцем себе под ноги. На что поспорить, что в звездных тропах он куда больше разбирается, чем в протоптанных на земле?

— Рад за тебя, Уилсон, — не без ехидства отзывается Бас. — Как знать, не вредна ли повышенная влажность контейнеру с той хреновиной, что у тебя на шее болтается.

Черная дыра подери, как-то я совсем позабыл, что кэп, перед тем как выкинуть Рекичински на Ксену, сомнительное это имущество суперкарго вернул. Покосившись на невыразительное лицо самозваного офицера, я открываю было рот, чтобы поинтересоваться, как же он собирается смертоносной межгалактической угрозой распорядиться, но в этот самый миг на меня что-то шваркается, стягивая по рукам и ногам, вздергивает в воздух, и вместо приличных слов из моего рта вылетает совершенно неприличное. Похуже зирка гирганейского, да.

Глава 42. Кадет Соколова. Куда заводит жажда мести

Первый проблеск адекватного сознания на мгновение выдергивает меня из благословенного небытия. В следующую секунду приходит неутешительное понимание: это было еще какое… бытие. Альтернативное.

— Ты кто, спали тебя Алголь, такой и какой черной дыры тут делаешь?! — рявкаю я от ужаса, узрев компаньона по этому самому бытию. В жизни не видала прежде этого зиркова сына! Неужто я того… с туземцем каким? Машинально схватившись за раскалывающуюся голову, нащупываю какую-то фиговину, запутавшуюся в кудрях. Фигура мужика начинает странно мерцать. Радиоактивный, что ли?!

— Щупала от меня убрал! — реву я внезапно проклюнувшимся во мне голосом пращура, предназначенным для особо борзых новобранцев. Кулак сам собой летит вперед, повергая нахала в нокаут. Тот без малейшего сопротивления ухается на пол. От резкого движения под черепом словно глубоководная бомба разрывается, я прижимаю пальцы к вискам и снова натыкаюсь на непонятную приблуду. Раздраженно сдергиваю ее, и тушка незнакомца моментально истаивает в воздухе, не оставив ни следа своего недавнего присутствия. Уставившись на устройство в своей руке, начинаю соображать, что к чему.

Подобные штуковины, только более громоздкие, нам лепили в академии при прохождении симуляционных тестов на устойчивость психики и чего-то там еще. Нюков источник грез об адорианских венценосных особах, не иначе. Но что за мужик был со мной? Глубоко вдохнув, возвращаю электроды на голову и с содроганием разглядываю вновь материализовавшееся порождение собственной фантазии. Поглоти меня туманность, что это за чудовище? Телосложением оно напоминает Варга, что, впрочем, не помешало ему с готовностью брыкнуться от одного моего удара. Видимо, желание клиента для проги — закон, и вздумайся мне свалить с копыт одним щелчком даже трезвого как стеклышко тагаранца, все его двести с гаком кило рухнули бы как миленькие.

С щедро обцелованной светилом невозмутимой физиономии на меня из-под розовых бровей таращатся глаза Рекичински, а на голове дыбом стоят волосы оттенка марсианского заката.

— Позвольте пригласить вас на танго? — тянет ко мне руку этот гибридный монстр, и я аж подскакиваю.

— Сгинь! — шиплю в ужасе, пытаясь найти выход в главное меню и напрочь истребить конопатого любителя танцев из памяти симулятора. Никто не должен увидеть… ЭТО. И тут по спине проносятся мураши, размером с флагманский крейсер адорианского флота каждый, и я вмиг забываю про порождение прибабахнутой фантазии, поскольку в мозг прокрадываются воспоминания о том, что предшествовало виртуальным игрищам с треклятым мутантом. Черная дыра подери, дорого бы я дала, чтобы забыть все обратно. Что это вообще было? Может, все-таки кошмарный сон? Ну не могла же я в нормальной реальности приставать к Нюку и Басу? А уж тем более к Рекичински…

Схватившись за встрепанную голову, начинаю в панике метаться по тесному помещению. Где я вообще? Это что, изолятор? То есть меня тут заперли, чтобы я не… Мысли путаются, сосредоточиться и разобраться в ситуации никак не удается. Одно знаю точно: в здравом уме я ничего подобного проделать не могла. Тут перед глазами встает картинка болтающегося в руке капитана Вражонка, и сознание моментально проясняется. Мелкий, гнусный, сволочной выплодок гирганейской матери! Надо было мне лично сдать мерзостное охвостье дезинсекторам, как и велел Вегус! А я-то еще воображала, что методы кэпа чересчур уж суровы! Да ни фига! Он знал, что делал. Неуместный гуманизм приводит только к неприятностям. Ну ничего. Никогда не поздно исправить упущение. Уж теперь-то я сотру с лица вселенной это отродье лимбийского Сатаны! А сперва, возможно, сварю его в мультиварке.

Убедившись, что Варгобасонюкочински стерт из памяти симулятора до последней виртуальной молекулы и восстановлению не подлежит, убираю девайс с глаз долой. Сунув голову под кран с холодной водой, приглаживаю волосы и останавливаюсь перед интеркомом. Как я теперь вообще буду с капитаном и остальными общаться-то? После такого… шоу. Лучше б меня все местные птеродактили с ног до головы обгадили. И Кларочка до кучи. Все не такой позор. Уже не первый раз за последнее время мне приходит в голову, намного ли высшего пошиба были мои собственные шуточки в академии? Как-то не по себе прям от мысли, что Вражонок — почти что мой прототип, только напрочь лишенный всяческих тормозов. В зирков яйцеклад таких прототипов!

Нарезав еще с десяток кругов возле интеркома и так и не придумав, с чего бы непринужденно начать разговор после всего случившегося, мрачно плюхаюсь на койку. Теперь до конца наших дней в этой галактике Нюку будет, чем меня подкалывать. Да и Рекичински не преминет как-нибудь со своей непрошибаемой миной напомнить про свои обворожительные глаза. А Бас, поди, по стеночке впредь обходить станет. Что скажет капитан, даже представлять не хочу. Лучше бы я сразу к нему сунулась. Выкинул бы в шлюз — и все на том.

Вздумай я под воздействием адского коктейля приставать к туземным мачо, те бы просто разбежались или на верхушки деревьев вскарабкались. Им местных амазонок за глаза довольно, а божественная альфа вконец доконала бы мужскую нервную систему. Черная дыра дери, какую ж гадость подмешало мне дьяволово семя, что еще и башка теперь так трещит? Пожалуй, для начала я этого твареныша обжарю в масле с алгольской горчицей. А потом сдобрю еще парой специй из любимого бабушкиного рецепта. Погрузившись в мстительные мечты, незаметно для себя отрубаюсь. И никакие сны мне, по счастью, не снятся.

Просыпаюсь я от звука открываемого шлюза и твердого голоса Цилли:

— Ну что, попустило, кадет? Правда, из мужиков на борту только Шухер со своим охвостьем и остались. Хотя кто их знает, в какой они там конфигурации оба пребывают. Как, будят они в тебе какие-нибудь желания?

— Еще какие, — говорю я, приоткрыв один глаз. — К примеру, сгоношить гару-гару по старинному туземному рецепту из щупалец одной мелкой твари.

Остальные, видимо, пока я дрыхла, улетели на разведку. В другое время я бы несказанно огорчилась, что пропустила все самое интересное, но сейчас только радуюсь, что ни с кем не придется пересекаться. Теперь даже Нюка опасно задевать — у него, если что, компромата на меня грузовая флотилия, и все мои подколы будут просто жалки на этом фоне. И как я смогу взять реванш у треклятого Рекичински, если мне что на него, что на ферзей смотреть тошно? С чего, ну вот с чего мое взбесившееся альтер-эго вдруг взалкало поцелуев этого коборукова пасынка? А беднягу Баса мне вообще жаль. Как он удирал по коридору после чертового танго… черная дыра засоси все эти танцы.

И вообще, почему танго? Я ведь сама в жизни его не танцевала, только в старинных лентах, кажется, и видела. Ну… и еще один разок на годовщине колонизации, когда святой отец из соседней прибабахнутой общины накушался винишка из местных ягод и вообразил себя королем аргентинского танца. Отче гонялся за всеми дамами с криками, что танго — это страсть, и норовил прилюдно скинуть свой пуританский костюмчик. Пришлось его тогда всем миром ловить и увязывать наскоро скрученными из скатертей веревками, точно батон ветчины. Поэтому мне, можно сказать, еще повезло, что просто в изолятор загнали. Да еще и в компании с симулятором. Нюк то ли по доброте душевной приволок, то ли из соображений безопасности — вдруг я таки вырвусь на волю, если меня срочно не занять? Ведь учитывая, что на рыдване все на ладан дышит, ни на какие замки стопроцентно полагаться не стоит.

— Замечательно, что вам уже лучше! А я чайку приготовила и пирожков напекла, — выглядывает из-за могучего плеча бортмеха Тася, сияя счастливой улыбкой. Вспоминаю, что мы с ней сестры по наваждению: не так давно роботесса также покушалась на обцелованного солнышками трех галактик воспитанника искусственного разума. Ну… и на мультиварку. Лучше бы я, конечно, тоже к мультиварке как следует присмотрелась вместо того, чтоб к Рекичински подкатывать. Да и к остальным тоже. До сих пор здорово не по себе, как вспомню. Никогда б не подумала, что способна на подобное даже под какими-нибудь альтаирскими афродизиаками. Откуда только вообще на борту рыдвана подобная убийственная дрянь взялась? Неужто обормот Шухер где-то закупил не глядя? Он ведь в препаратах для гуманоидов разбирается не больше, чем в их половой принадлежности.

Но с него, разумеется, взятки гладки. В отличие от того змееныша, что вылупился из хвоста порядочного, хоть и не блещущего медицинскими дарованиями, лимбийца. Возможно, я даже сплету из его псевдоподий отменное макраме перед тем как потушить паразита в соусе из острого перца. Однако сперва все-таки угощусь шедеврами нашей роботессы.

— Спасибо, Тася, ты просто золото, — от всей души говорю я и топаю следом за Цилли на камбуз. После этой кошмарной охоты за плотскими наслаждениями чувствую, что проголодалась, точно лакиец на третьей неделе гона. А пирожки пахнут божественно. Правда, я все же уточняю, где все это время пребывал Вражонок — береженого скафандр бережет. Услыхав от Цилли, что выплодок дьявола уже часа четыре как заперт в одном из трюмов, успокаиваюсь и принимаюсь за еду. Попутно выспрашиваю бортмеха, что обнаружили зонды и чем занята мужская часть экипажа. Цилли сообщает, что шлюп, как это водится на «Дерзающем», вышел из строя по пути к поселению колонистов, так что наши решили дальше двигаться пешком. Больше пока вызовов не поступало, так что, наверно, дышат себе свежим воздухом и наслаждаются прогулкой по пересеченной местности.

Допив чай, бортмех снова вливается в бесконечный и бесперебойный на рыдване цикл ремонта, а я, поблагодарив Тасю, направляюсь в рубку — любопытно взглянуть на записи, сделанные зондами. Цилли сказала, что там заснят и сам потерпевший крушение корабль, и мне не терпится увидеть его своими глазами. Пока я жадно всматриваюсь в видеосъемку, другой экран в режиме реального времени транслирует происходящее вокруг «Дерзающего». Иногда взгляд машинально перемещается и туда, но там ничего интересного нет: все та же обугленная стараниями дюз и капитанского бластера лужайка и пустующие заросли, в которых нынче не ворочаются бесстрашные навозометатели. Однако неожиданно мое внимание привлекает какое-то шевеление у люка.

— Бо! Что там происходит? — невольно напрягаюсь я. Чужие планеты — штука непредсказуемая, только расслабишься и почувствуешь себя в безопасности, того гляди, заявится стая жучков-полимероточцев или там коррозийных личинок и прожует дырку в обшивке.

— Штатная ситуация, кадет Соколова, — невозмутимо отзывается Бо. — Бортврач Варг-Базиль-Цилли-Нюк-Яромилочка-Таисья-Утухенгаль запросил разрешение на выход за пределы корабля для сбора образцов…

— Какого еще, в метеоритный рой, сбора образцов, когда это дьяволово семя должно сидеть под арестом! — аж подскакиваю от возмущения я.

— Приказа противодействовать попыткам покинуть судно в отношении бортврача не поступало, — возражает борткомп. Видно, в спешке Варг подзабыл об этом распорядиться. Или положился на крепость замка гауптвахты.

Исторгнув мультиязычную тираду, где даже предлоги и союзы являются непечатными, вылетаю из рубки. Ну сейчас-то я точно прикончу этого гаденыша! Напакостил, стало быть — и в туземные кусты? Вот уж кто точно приспешник Мамуки, и после его прогулки по окрестностям можно забыть о любых дружественных контактах с местным населением. Нас же потом залпом чего похлеще, чем Кларочкины естественные отправления, встречать будут! Я так спешу настигнуть Омена, что нарушаю все правила исследователей оптом: никого не предупреждаю об уходе, не беру с собой рации, припасов и оружия, если не считать удачно подвернувшейся под руку швабры. Видимо, это и есть мой истинный джедайский меч, призванный искоренить темные силы в морде гнусного лимбийского охвостья.

Нетерпеливо жму на кнопку, открывающую шлюз. Очевидно, у Бо нет приказа противодействовать и мне, поскольку люк без заминки отъезжает в сторону, и я успеваю заметить знакомый шипастый хвост, исчезающий в частично пожженных кустиках, обрамляющих полянку. Без промедления азартно устремляюсь в погоню и через минуту оказываюсь в самой гуще голубых веток. Куда подевался этот твареныш? Не мог он далеко уйти! Неожиданно впереди между ветвей мелькает щупальце, и я бросаюсь в ту сторону, продираясь сквозь заросли. Паршивец как нарочно прется там, где и не пахнет протоптанными тропинками. Энергично раздвигая ветки рукояткой швабры, лечу наперерез сатанинскому отродью на черных крыльях раздраконенной Эвмениды[8].

Треск ломающихся сучьев заставляет поганца обернуться. Подпрыгнув на месте со злобным шипением, Вражонок втапливает со всех щупалец прочь. Я припускаю за ним, целиком захваченная лишь одной мыслью — поймать змееныша и как минимум отходить шваброй. Хотя можно будет и связать его щупала да подвесить на дерево, подбросив туземцам идею для празднования нового года. На Земле многие уже подзабыли эту старую традицию, но у нас на Славии всегда стабильно наряжают подвернувшуюся под руку местную флору. Ничего хотя бы отдаленно похожего на ели на планете не растет, да и снег встречается лишь в полярных областях, но когда и кому мешали подобные пустяки? На Нюкии, или как уж там этот мирок в итоге окрестят, климат тоже близок к субтропическому, зато попадаются какие-то голубые колючки, с которыми гнусный выплодок лимбийской нечистой силы отлично будет гармонировать.

В гонке по прямой я бы уже давно настигла Вражоныша, но заросли играют ему на щупальце: с одной стороны, замедляют мое передвижение, с другой — предоставляют укрытие мелкому поганцу. Пока я сражаюсь с цепляющейся за ноги мохнатой растительностью, Омен выскакивает на открытое место и припускает шустрее снежной блохи так, что только псевдоподии сверкают. А ведь уйдет, мерзавец! Ухватив швабру, точно копье, прицеливаюсь и пускаю свое безотказное оружие вдогонку лимбийцу. В бросок я вкладываю не только всю, подаренную повышенной гравитацией родного мира силу, но и раззадоренную душу, поэтому швабра мчится, точно торпеда. Пораженный в обращенную ко мне тыльную часть Вражонок спотыкается и издает оглушительный визг, от которого вся окрестная фауна наверняка поляжет с тяжкой контузией, однако успевает нырнуть в очередные кусты. Так что мне остается лишь подобрать швабру и продолжать погоню.

Насколько могу судить, в ходе этого забега мы удаляемся не только от корабля, но и от деревни Нюковых родичей. Характер местности начинает меняться — низкая кустарниковая поросль переходит в довольно густой лесок, а уж всяческих неровностей тут хоть отбавляй. Неосторожный шаг — и запросто можно ноги переломать, сковырнувшись в овраг. И что самое досадное — Вражонок постоянно увеличивает свой отрыв. Каждый холм, валун или яма — потенциальное укрытие для змееныша. В конце концов наступает момент, когда я окончательно теряю его из виду. Тщетно заглядываю под каждый камень и куст и ворошу шваброй прошлогоднюю листву — гаденыш как сквозь грунт канул.

Интересно, и куда вот он решил намылиться? Туземцы народ простой, избытком гуманизма, в отличие от нас, не страдающий. Засекут — либо за Кларочкину, либо за Мамукову родню примут и разберутся по-свойски. Лишь бы нас потом гару-гару из мяса этого зловредного осьминога не попотчевали. Еще от массового отравления сляжем после такого угощения. Или, упаси космос, подобное чувство юмора в ком-нибудь проснется. На варварских планетах, где по сей день практикуется каннибализм, вера в то, что с каждый кусманом врага ты разживаешься его талантами, весьма крепка. Вдруг небезосновательно?

Возвращаться обратно с пустыми руками мне не хочется, поэтому в слабой надежде продолжаю прочесывать заросли — вдруг паразит просто замаскировался? Не достигнув успеха на этой ниве и все еще буквально клокоча от ярости, решаю прошвырнуться в одиночестве, лелея мечты об изощреннейшей мести дьяволову семени. Конечно, разумнее было бы вспомнить, что я абсолютно не экипирована для разведки незнакомой планеты, а моцион без оружия и напарников по чужому миру чреват кучей неприятностей, но… Как-то само собой получается, что я уже пробираюсь по леску, глазея по сторонам. А посмотреть тут есть на что — от причудливых растений, даже не пытающихся, хвала космосу, отжевать от меня кусочек, до диковинных птиц с ярким оперением. Эти, к счастью, тоже не из породы пташек-птеродашек, которые не прочь полакомиться гомо сапиенсом — самая крупная из них чуть крупнее земного голубя. Зато горланят эти пернатые оглушительнее, чем стая очумевших центаврийских лягушек, в чью родную зловонную трясину, если верить байкам, и ухнулся корабль первых колонистов.

Я довольно долго пробираюсь через лесок, сожалея, что не прихватила с собой ни одного контейнера для образцов — попадаются весьма любопытные экземпляры флоры. Фауну, должно быть, распугал тот шум, с которым я преследовала Вражоныша, только птицы и голосят среди голубой листвы. Постепенно деревья редеют, и до меня начинает доноситься какой-то слабый звук. По мере продвижения вперед удается различить, что это плеск бегущей воды. Тут я натыкаюсь и на недурно утоптанную тропинку. Может, по ней вольные сестры Кларочки на водопой шастают или еще кто. Хотя вряд ли псевдолягушачьи лапки проложили бы столь добротно утрамбованную дорожку. Пожалуй, больше смахивает на дело чьих-то копыт. На всякий случай схожу с тропы и дальше шагаю параллельно ей, прислушиваясь к каждому шороху.

Еще не хватало разозлить каких-нибудь местных носорожков, которым может и не понравиться, что их дорогу посторонние гуманоиды топчут. Или, того хуже, раззадорить амазонок, про которых упоминал Ник. Вдруг как раз они тут обретаются и каждую субботу стройными рядами самцов на помывку к реке водят? Или когда там у них по здешнему календарю банный день… Внезапно оказавшись на краю почти отвесного обрыва, едва успеваю притормозить. Мелкие камушки осыпаются из-под гравиботинок и с шуршанием устремляются по крутому склону. Река и в самом деле имеется — метрах в тридцати внизу. Это кто ж сюда на водопой-то ходит? Летающие парнокопытные? Однако тут я замечаю, что тропы, вдоль которой все время шла, здесь как раз и нет. Должно быть, пропустила какой-то неприметный поворот.

На время, впрочем, я об этом благополучно забываю — больно уж вид красивый передо мной сейчас расстилается. Внизу, перекатываясь по порогам, бежит шумная, бурливая река, по правую руку тянется зеленовато-голубой лес, а слева возвышается нависающий над водой утес. Сбоку его очертания напоминают ощерившуюся драконью морду. Правда, не благородного мудрого мега-ящера из земных сказок и мифов, а той гнусной всеядной и дивно тупой твари, что водится в Деллианских ущельях. Все, что ее интересует — хорошенько набить свое чешуйчатое брюхо, и каждая местная домохозяйка непременно держит на кухне водомет, чтобы отпугивать падкого на вкусняшки хвостатого мародера. Там к ним относятся со стоическим равнодушием — примерно, как земляне к надоедливым осам, норовящим облепить банку с вареньем.

Решив поближе рассмотреть утес, топаю к нему вдоль обрыва. Вблизи, правда, он не слишком впечатляющ — просто серые камни, между которыми пробиваются блеклые колючие кустики и практически бесцветная травка. Почти тут же я спотыкаюсь о какой-то булыжник и, в последний момент выбросив вперед руку, успеваю ухватиться за небольшой, поросший сизым мхом выступ. Неожиданно часть скалы бесшумно отъезжает в сторону. Опаньки! Осторожно заглядываю внутрь. К моему удивлению, там вовсе даже не кромешная тьма, как следовало бы ожидать. Даже вроде откуда-то слабый рассеянный свет пробивается. Само собой, лезть туда — полное безумие, особенно учитывая, что я понятия не имею, как открыть каменную панель изнутри, если она захлопнется. Но дурные папины гены снова дают о себе знать, и любопытный нос уже влечет остальной организм в загадочную пещеру.

Глаза быстро привыкают к полумраку, но рассматривать, как оказалось, особо и нечего: помещение, размером с пару кают на «Дерзающем», пустует, если не считать какого-то причудливого углубления в дальней стене. Шагнув вперед, замечаю падающие оттуда тонкие лучики света. В это мгновение за моей спиной раздается щелчок, и дверь закрывается. Внутри сразу темнеет, и теперь единственным и довольно хилым источником освещения остаются отверстия в странной штуке. Пока я ощупываю камни, вдруг приходит в голову, что смахивает это на гигантскую голову какого-то каменного идола. Правда, повернутого ко мне отнюдь не ликом. А эти отверстия, по всей видимости, его очи.

Чтобы проверить догадку, осторожненько заглядываю в один глазок. Через него видна вторая часть пещеры, освещенная падающими откуда-то сверху солнечными лучами, и выступающее рыльце непонятной каменной твари. Ясненько, туземная священная каракатица. Ей, поди, еще и дары приносят. Ну… или жертвы. Пошарив еще, натыкаюсь на что-то гладкое. Стоит пальцу ткнуть туда, как света становится больше — каменный идол начинает разевать весьма объемистую пасть. Теперь я могу в подробностях рассмотреть его обиталище — это неглубокая пещера с круглым входом. Пол аккуратненько посыпан белым песочком. Ну, то есть надеюсь, что песочком, а, скажем, не костной мукой из местных еретиков. А на добросовестно отшлифованных камнях, которые изображают, должно быть, нижнюю челюсть божка, и впрямь лежат подношения.

Из природной любознательности поддеваю накрытую листьями глиняную миску и подтаскиваю поближе к себе. Ага! А пахнет-то весьма аппетитно. Особенно если вспомнить, что обед или ужин был давно и, кажется, где-то в прошлой жизни. Пешие прогулки по незнакомым планетам — чертовски энергозатратное мероприятие. И погони за подлючими верткими тварями тоже. Снова с сомнением сую нос в миску, источающую уже знакомые ароматы свежезажаренного гару-гару. А каменных идолов тут балуют! Не какие-нибудь засохшие объедки недельной давности приволокли. Желудок тут же начинает выводить требовательные горестные рулады.

Конечно, стоило бы лучше подумать над тем, как открыть панель и выбраться из пещеры… но ведь сытый организм функционирует не в пример лучше, так что есть смысл перекусить. Нет, это все же неосмотрительно — сидеть запертой в темноте и трескать сомнительные дары сомнительным божествам. Еще разок ткнув в кнопку, возвращаю челюсть каменной головы на место и уже собираюсь было вплотную заняться поисками выхода, как вдруг слышу приближающиеся голоса. Затаившись, напрягаю слух и быстро понимаю, что мне светит знакомство с теми самыми альфами, которые внушают священный трепет Нюкову дикому родичу. Интересно бы взглянуть на этих легендарных дам хоть одним глазком! Хотя… за чем дело-то стало? У меня тут этих глазков аж два. Привстав, прикладываюсь к отверстию и вижу, как в пещеру, толкаясь и переругиваясь, норовят одновременно протиснуться две широкоплечие девы с весьма суровыми лицами.

Булыжник, о который я оперлась коленом, вдруг предательски уходит из-под ноги, и я с треском на что-то приземляюсь, обмирая от неожиданности. А ну как сейчас дамы услышат и заподозрят что-то неладное? Но те слишком заняты перепалкой, которая из них занимает высшее место в племенной иерархии и кому надлежит первой ступить в священную пещеру оракула. Сижу в чертовски неудобной позе, боясь шевельнуться — как бы еще чем не загрохотать. Пальцы натыкаются на миску с подношением, и почти машинально я отправляю кусок мяса в рот. Что поделать, ожидание всегда давалось мне неважно, а когда нервничаю — во мне просыпается аппетит, точно в подгулявшем горном тролле. А ведь вкусно, черная дыра дери! Даже, пожалуй, лучше, чем гару-гару от Ника и его племени.

— Великая Многоокая Праматерь всех женщин, внемли нам! — взрявкивает басом голос за стеной так, что я аж чуть мясом не давлюсь. Чего ж так орать-то? И почему праматерь многоока? Или, помимо двух сквозных глаз, идолица располагает еще кучей обманок?

— Будут ли тебе угодны сегодняшние подношения? — осведомляется второй басок, и что-то гулко бухает по камням. Похоже, целый горшок впихнули в демонову пасть.

— Разреши наши разногласия, о великая, — гулко, как в бочку, гудит первая амазонка. Интересно, а мне надо им отвечать или они сами напридумывают, что хотят услышать от многоокой праматери? Впрочем, в данный момент времени ничего сказать я все равно не могу: рот набит предыдущим подношением. В следующие пятнадцать минут обе просительницы, перебивая друг друга и, судя по звукам, попутно награждая смачными тумаками, пытаются изложить суть упомянутых разногласий. Красноречием обе не блещут, да еще и постоянно отвлекаются на обмен кулачными любезностями между собой, поэтому нить этого запутанного повествования от меня то и дело ускользает. К тому же, наречием они пользуются каким-то своим, не совсем идентичным тому, на котором болтает племя Нюковых родственничков, и часть их неологизмов я расшифровать не могу.

Однако наконец мне удается все же вникнуть в корень неразрешимой проблемы: девушкам посчастливилось добыть каких-то особо притягательных самцов, но тех мало, а желающих заполучить трофейного мужа — много.

— Скажи, о мудрейшая, как нам поступить, чтобы избежать раскола в могучем племени? — вопрошает одна из амазонок и, похоже, таки ждет вполне конкретного ответа на поставленный вопрос. Во всяком случае, когда я не отзываюсь, она шипит своей напарнице, чтобы та прекратила жмотиться и выкладывала на алтарь все остальное. Что-то снова грохает и звякает. Походу, таксу за совет мне удвоили и уходить без него не намерены. Поспешно вытряхнув остатки мяса из глубокой миски, завываю в нее самым что ни на есть потусторонним и загадочным гласом, которым, как мне кажется, подобает вещать оракулу:

— Спор ваш решит олимпиада! Многоборье, угодное священной многоокости! Та, что пройдет испытания и преодолеет все препятствия, получит в награду притягательного самца! Соревнуйтесь же в своих умениях и талантах и да пусть победит достойнейшая!

Ну, а что… в конце концов, счастье в достижении, а не в обладании, а спорт, если верить нашему инструктору по физподготовке, развивает не только мышцы, но и командный дух. Некоторым дочерям могучего племени, предпочитающим решать все спорные вопросы тумаками, немножечко этого самого духа совсем даже не повредит.

— Да будет так, о мудрейшая, — соглашается с моим вердиктом первая амазонка.

— И да решит все Игра, — подхватывает вторая, и я буквально слышу подчеркнуто заглавную букву в последнем слове. Что там у них за игра такая, интересно знать? Ну да главное, что все довольны. Девушки отправятся олимпиаду туземную затевать и за право обладания немытыми самцами состязаться, а я гляну, что они там мудрейшей многоокой праматери в моем лице за бесценный совет оставили, и займусь наконец уже поисками кнопочки, что дверь отпирает. Не вечно ж тут сидеть да проблемы здешних племен решать. Лишь бы Вражонок не пронюхал о такой возможности добычи пропитания, а то после его советов точно не миновать массовой распри.

Глава 43. Нюк. Мечты опять сбываются, но как-то криво

Испытания минувшего месяца мою вестибулярку, конечно, нехило закалили, однако все равно болтаться центральным процессором вниз, спеленатым по рукам и ногам какими-то тонкими, но чрезвычайно прочными веревками — удовольствие, прямо скажем, сомнительное! Я слышу, как яростно чертыхаются кэп с Ксенакисом, и, раскручиваясь вокруг собственной оси, от чего головокружение тут же усиливается, вижу, что и остальные члены нашей незадавшейся еще в порту, блин-печенюха, отправления экспедиции болтаются рядышком точно такими же коконами. Пытаюсь пошевелить руками — куда там! Проклятая сетка так плотно притиснула их к телу, что я кончиками пальцев-то едва двигать могу. Как и остальные, включая здоровенного Варга. Что, если это ловчая сеть какого-нибудь мега-паучищи, который сейчас воткнет в меня свое мега-сосало и высосет всю кровушку с лимфой так, что от меня только термак да хрустящая шкурка останутся?! Лучше б я в скафандре попыхтел, не умер бы! Ник, зирков сын, солома что на башке, что в ней! Не мог предупредить, что тут такие тварюги водятся?! Имидж неуязвимых и всемогущих богов явно сыграл с нами дурную шутку.

Впрочем, ни обсудить приключившуюся жопушку печатными словами, ни впасть в панику, ни даже с «Дерзающим» связаться не успеваем. В кронах деревьев, к которым теперь обращены мои гравиботинки, раздается активный шур-шур, и оттуда вниз спрыгивают какие-то довольно крупные существа, размером никак не меньше человека. Меня все еще вращает великая инерция, так что рассмотреть их как следует не получается, вижу только, что на кусты похожи, такие же зелено-голубые и в листочках. Дендрохомо?! Или просто маскхалат? Одно из существ приближается ко мне, тормозит вращение верхней конечностью, приседает на корточки и с разрисованного голубовато-зеленой краской лица на меня воззряется парочка любопытных круглых глаз. Вполне себе гуманоидных, без сюрпризов. Смотрят они удивленно и как-то оценивающе. Потом существо встает, без малейших церемоний стучит по моему шлему и ощупывает меня, должно быть, на предмет мясистости.

— Предупреждаю — я тощий, жилистый и ядовитый. Гару-гару из меня… Эй! Что за наглеж?! — возмущаюсь я, когда меня самым нахальным образом цапают за пах. — Может, хотя бы познакомимся для начала? Я не сторонник квиков[9] с представителями иных цивилизаций!

Переводчик автоматически повторяет мою гневную тираду, я его спецом так настроил, чтобы сам срабатывал. Все, что могу — извиваться гусеницей, дабы языком тела подкрепить божественное негодование, вызванное таким непочтительным обращением, но охотник к моей персоне уже потерял всяческий интерес. Все столпились вокруг рычащего Варга и дружно ощупывают его, обмениваясь явно восхищенными репликами на наречии, очень уж смахивающим на язык Никова племени. Догадываюсь, в чьи сильные и сексуально озабоченные ручечки мы угодили… Дошлялись без скафандров! Убеди этих полоумных самок теперь, что мы боги с небес! Вот тебе и возбудитель, только не в одной Цилли, а в целом племени!

— Да что за дурацкий день такой, черная дыра дери?! — хрипит откуда-то слева Ксенакис, которому висение вниз головой точно на пользу не идет, в его-то возрасте. — Мало нам опоенной Яромилы было?

Впрочем, и у меня в моем окуляры уже кровушкой налились, и пульс в ушах молотит.

— Постарайтесь расслабиться и получить удовольствие, как нехорошо шутили на Земле в старину, во времена культа агрессивной маскулинности, — философски отзывается Рекичински, тоже догадавшийся, кто нас заграбастал.

От перспектив быть пущенным по кругу изголодавшимися по адамам альфами становится как-то не по себе. Кто их знает, чем эти варварицы стимулируют приток крови в необходимый им орган? А я-то, дурак, еще переживал, что на мою долю девушек в этой галактике не хватит! Тут вон… не отобьешься, сами хватают и тащат. Интересно, а они красивые? С такого ракурса и под этими балахонами из листьев не разберешь… Понятно, что не инфанты Адориана, но по земным меркам хотя бы?

— Так, девушки! Гражданки альфы, то есть! Верните нас немедленно в исходное положение! — требую я. — Или великие боги сильно разгневаются!

Припеленутый к туловищу переводчик снова исправно срабатывает, подняв уровень звука повыше. Гражданки альфы бросают забавляться с осатаневшим от злобы и унижения Варгом, матерящимся на всех известных ему языках Галактического Союза, и еще разок внимательно оглядывают меня, пытаясь понять, откуда доносятся вполне понятные им слова.

— Мы — великие боги и прилетели с неба, — оседлываю я уже объезженного конька. — Немедленно отпустите нас, пока наш верховный бог окончательно не разгневался и не покарал вас! Небесным огнем, тухлым гару-гару и… прыщами на попе от сладкого.

— Чревовещатель! — оживляется одна из дам, бесцеремонно ввинчивая свой перст куда-то в район моего пупка и прижимая туда же ухо, чтобы точнее определить источник звука. — Это мало-мало поднимать его цену. Так-то адам не самый лучший качество. Еще и блаженный.

— Ах-ах-ах, боги! Вы слышать, девочки? Вот брехун! — веселится другая, судя по голосу, довольно молоденькая. — Есть только одна бог — Великая Праматерь! — назидательно сообщает она мне, в свою очередь ткнув меня пальцем в живот. Они каждую фразу этим дурацким жестом сопровождать будут?!

Уточнить этот момент и придумать что-нибудь более убедительное я не успеваю, потому что Вегус усилием своих раскаченных плечищ таки разрывает удерживающую его сеть и грохается на хребет, что твой «Дерзающий» — на космодром, чтобы уже через секунду оказаться на ногах и схватиться за кобуру. Впрочем, возликовать по поводу такого перелома в переговорах я тоже не успеваю — ближайший к Варгу сноп листьев наставляет на кэпа короткую толстую трубку, и оттуда со свистом вылетает еще одна сеть. Ну нифига себе технологии! Походу, это точно паутина или что-то типа того, потому что она облепляет кэпа и начинает сжиматься, закукливая его до полной невозможности шевельнуться. А остальные товарки еще парочку добавляют, так, что Одноглазого едва видно из-под облепивших его волокон.

— Этот — мой, — гордо заявляет первый сноп, для убедительности ударив себя в облиственную грудь кулаком.

— Три дули Великой Праматери тебе в нос, — моментально реагирует ее подруга по оружию. — Ты уже брать себе адама всего три луна назад.

— Я его выгнать или подарить тебе, — великодушно отзывается первая.

— Подари свой доходяга детишкам — играться, а этот — мой! — угрожающе рычит соратница.

— Три дули вам обеим, — тут же встревает еще одна амазонка. — Я первая его застолбить! Старикан и два доходяга делите как хотеть!

Атмосферка явственно накаляется, дамы, набычившись, начинают наступать друг на друга, обмениваясь какими-то непереводимыми проклятьями. Еще одна альфа, неохотно оторвавшись от ощупывания мрачно сопящего пилота, раздает увесистые затрещины, гася междоусобицу в зародыше. Ну конечно, из-за меня бы эти дочери природы не передрались бы. Не тот масштаб, видите ли. Даже обидно.

— Глупо судить о сексуальных возможностях мужчины, исходя из его весовой категории, — бурчу я себе под нос. Из моих бывших ни одна не жаловалась, что я грубиян, скорострел или там эгоист, не способный доставить девушке удовольствие. Зато тут вон целое племя грубиянок и эгоисток, которые, поди, себя еще и писаными красавицами считают.

— Или из возрастной, — поддакивает вдруг Ксенакис, о своем, наболевшем. Рекичински довольно явственно фыркает в облепившую его физиономию паутину.

— Ладно, шуточки закончились, девочки, — добавляю я погромче. — Бо! Прием!

Я не только в постели недурен, я еще и умный — голосовой вызов тоже отладил.

— Не смей! — рявкает вдруг извивающийся на земле Варг. Почему «не смей» и какого рожна кэп этого сам еще не сделал, уточнить снова не успеваю — одна из охотниц перехватывает удерживающую меня в воздухе веревку длинным ножом и я так неловко грохаюсь оземь, что едва не теряю сознание. Чудом шею не свернул! Меня тут же хватают и взваливают на спину какой-то скотине, даже отдаленно не напоминающей Кларочку, по первому свисту хозяек выскочившей из кустов. А потом начинаются такие адовы скачки, которые временами сменяются короткими перелетами, что я только крепко жмурюсь и сжимаю зубы, дабы не вывалить Тасины кулинарные шедевры себе прямо на забрало. Катастрофически не везет мне с туземным транспортом… Карма, наверное.

Из страны вестибулярных пыток в суровую реальность меня возвращает парочка увесистых тычков, которые у местных красоток, должно быть, считаются легким похлопыванием.

— Дорогая, если хочешь, чтобы мы поладили, будь понежнее, — цежу я сквозь зубы, хлопая ресницами в попытке вернуть своим окулярам резкость. — Я ласку люблю.

Крепкие руки амазонки пытаются придать мне вертикальное положение, но тело, затекшее в тесной сетке в позе передавленной пополам сосиски, что-то не желает стоять самостоятельно. Приходится новоявленной моей владелице меня подпереть. Зрение, наконец, фокусируется, и я вижу, что привезли нас на площадь в поселение, состоящее из куда как более приличных деревянных домиков, чем у адамов, обнесенное высоким частоколом. Девочки за своей безопасностью бдят куда строже, хотя их как раз тут никто вроде бы и не крадет… А может, наоборот, забор, чтобы рабы не разбежались?

Пока сгружают и приводят в вертикальное положение остальных, вокруг успевает собраться все население ультрафеминистской коммуны. Девочки, девушки, женщины, старухи — как на подбор: рослые, крепкие, плечистые, загорелые. Даже, кажется, довольно чистые. В отличие от адамов. Которых, кстати, не видно ни единого. На цепях где-то прикованные сидят? Лица у альф разрисованы ритуальными узорами, волосы у кого-то острижены накоротко, у кого-то собраны в разные прически — статус, наверное, демонстрируют. Воин там, охотница, нянька и тому подобное. В руках добротные копья, за плечами что-то, похожее на те трубки, из которой Варга усмирили. М-да… Цилли бы сюда вписалась как родная. А Соколова на их фоне в самом деле смахивает на мелкого адамуса, особенно если не пригладит свои кучеряхи. Интересно, как она там? Попустило уже? Этих вряд ли попустит…

Разглядывают дамочки нас удивленно, но без малейшего страха в глазах.

— Ма-ам, — девчонка-подросток требовательно дергает за задумчиво опущенную дубинку стоящую рядом богатыршу с ежиком светлых волос. — Моя тоже уже пора завести свой адам!

— Ты еще обряд посвящения даже не пройти, — равнодушно отмахивается той самой дубинкой мамаша. — Подождать два лето.

— Хочу сейчас! — увернувшись от родительской увесистой палицы, капризно топает ногой дочурка и устремляет палец в мою сторону: — Хотя бы вот этот, с зеленый волосы, мне возьми! Все равно его никто из взрослых не выбрать!

— Моя сказать — не доросла еще! — рявкает амазонка, а когда девчонка не унимается, без дальнейших разговоров наподдает исчадию пониже спины могучей дланью. Пролетев пару метров, деточка встает, отряхивается и, мрачно зыркая на родительницу, передислоцируется в толпу сверстниц. Чему я в глубине души крайне рад.

— Моя бы вот этого взять, — делится соображениями совершенно седая, но вполне себе крепкая амазонка, норовя подобраться поближе к Басу и потыкать его на пробу своим копьем. Физиономию пилота искажает первобытный ужас, и он вяло пытается отбрыкнуться от потенциальной любовницы, насколько позволяют путы.

— Кэп, поясните-ка приказ. Отчего нельзя связаться с «Дерзающим» и вызвать подмогу? Цилли на катере вмиг этих дамочек к порядку призовет, — вспоминаю я взволновавший меня перед самыми скачками вопрос, велев переводчику пока примолкнуть.

— С верхней палубы рухнул?! — огрызается Варг, поливая свирепым взглядом своих ледышек взбудораженную толпу, над которой он гордо возвышается, невзирая на рослость туземок. — Опозоримся до самых дальних закоулков галактики! Четырех мужиков какие-то дикарки скрутили так, что пришлось у своих баб подмоги просить? Стыдоба. Сами выкрутимся. Не впервой.

Ой-ей, как скверно, что в черепушке у нашего капитана этот доисторический маскулинный бульончик плещется! Недооценивать противника, исходя из его половых признаков, глупо. По крайней мере, с гуманоидами-землянами. Ему ли не знать, на его планете, поди, каждая первая как Цилли. Впрочем, если мужики там все как Вегус… а не как мы с Рекичински… В общем, все равно зря это он. Влипли-то мы крепенько.

Та самая короткостриженная блондинка обходит Варга кругом, точно новогоднюю елку, щупает могучую грудь, обтянутую термаком, потом хлопает по заду так же, как пару минут назад приложила дочурку. Кэп неожиданно широко ухмыляется и спрашивает:

— Что, детка, нравлюсь? Так развяжи — позабавимся.

Так… чет я не понял, может, Варг просто не прочь поразвлечься? Застоялся корабль-разведчик в доках? Так бы и сказал, и не прикрывался высокими материями о сохранении нашего божественно-маскулинного имиджа. Или это он просто тактику сменил? «Детка», впрочем, никак не реагирует на это предложение, которое я перевожу. Видно, инициатива адамов тут начисто не приветствуется ни в каком виде. Мы для них просто ходячее хранилище генов.

— Что за день, что за проклятый день, — причитает пилот, пока седовласая мадам деловито щупает его во всех местах, подтыкивая копьем, чтобы поворачивался живее, значит. — Я уж и забыл, когда меня в последний раз так осаждали…

— А лет так сорок назад, на Деллиане, — вдруг подает голос капитан. — Что, забыл уже ту свою фанатку с водометом?

Ксенакис содрогается всем телом, а потом задумывается:

— Нет, кажется, не на Деллиане… вроде в колонии на Новой Венере. А может, и не там. Но точно было в ней что-то такое… венерическое.

— Девочки, — снова врубаю я переводчик. — Может, полюбовно договоримся? Мы в самом деле прилетели с неба и можем быть вам полезными. Хотите любви? Да ради богини этой вашей Праматери, вот наш командир не против. Только давайте без насилия. Развяжите уже, ну все тело затекло. Поболтаем о том о сем, выпьем самогоночки, гару-гару там… а дальше само пойдет как по маслу.

— В жизни не встречать такой болтливый адам, — оглянувшись на меня, кривится высоченная амазонка с замысловатой прической, нетерпеливо отпихивающая с дороги пенсионерку, дабы лично провести смотр Басовых достоинств. — Может, заклеить ему рот соком карагуса?

Большая часть толпы так и клубится вокруг Одноглазого Дьявола, и на мои слова вообще не реагирует. Шрамированной мордой через забрало любуются. Им таких экземпляров, похоже, раньше не попадалось.

— Из город, сразу видать, — констатирует другая. — Смотри, на тот похож, который семнадцать лето назад Элизка себе притащить. Конопатый такой же. Адам у нее тогда родиться. Говорит, смешной быть, ласковый. В город ее сильно звать, про любовь тоже что-то все плести, ха.

Метеоритный рой мне в корму! Как это до меня сразу не дошло, что и здесь моих каких-нибудь внучатых племянниц, должно быть, полно! Я и так не горю желанием насильственным путем размножаться, а уж при мысли о возможном инцесте мне вовсе дурно становится. До чего ж хорошо и бестрепетно мне жилось безо всяких этих родственников! Права была Соколова, одни трабблы от них. Как и от сексуальных домогательств!

Альфа, припомнившая Никова папаню, заинтересованно ощупывает мое уже по десять раз обмацанное туловище, и я в отчаянии вываливаю свой последний козырь:

— Со мной делать детей бесполезно! Я стерильный. Не будет от меня ни адамов, ни ев, ни альф.

Даже врать не приходится, укольчик от незапланированного потомства еще лет пять действовать будет. Рано мне еще детей. Я сам только из коротких штанишек вырос.

На мурзиле у дамочки отражается неимоверное разочарование, и она тут же теряет ко мне всяческий интерес. Так и знал, что сам я как мужчина и личность в ее глазах не привлекательнее сырого топинамбура. Что б вы понимали в рафинированных столичных инженерах! В академии у меня от девчонок отбою не было. Даже один пансексуал за мной увивался.

Бас продолжает вертеться, как центаврийский поползень, застрявший в дюзе, пока дамы проверяют его тушку на качество, а вот Рекичински и тут не теряет хладнокровия. Он стоически терпит, пока его крутят, лапают и разочарованно прицокивают языками, завистливо косясь на счастливиц, дорвавшихся до капитанского тела. После прогулки по Ксене без скафандра ему это приключение, наверное, не кажется таким уж пугающим. А Варг все флиртует в своей брутальной манере с претендентками на его мускулы. Жалко, хвоста у него нет, как у лакийца.

— Если девочки устроят дуэль, то можете быть спокойны — престарелой распутнице вы точно не достанетесь, тут у молодости все шансы на победу, — успокаивает Ксенакиса суперкарго. — Вряд ли выиграет мудрость: судя по здешним нравам, интеллектуальные викторины у них не в почете.

— Эти барышни все равно не в моем вкусе, — угрюмо огрызается пилот.

— Ну, еще несколько часов назад к вам приставала та, что в вашем, а теперь уж придется брать, что дают, — язвит Рекичински и тут же сдавленно ойкает, когда особо ретивая амазонка без всяких там прелюдий мускулистой ручечкой берется оценивать его собственную сексуальность.

— Что, страпельки тырить было не так возбуждающе? — мрачно интересуюсь я, припомнив, благодаря кому мы сюда загремели. А за кокетку-капитана меж тем разгорается настоящая свара — видно, его многозначительные взгляды и ухмылочки чье-то недостаточно отдрессированное презрением к адамам сердечко таки зацепили. В толпе нарастает гул, который уже через каких-то полминуты сменяется звуками смачных оплеух и затрещин. Сцепившиеся в яростной схватке дамы катятся в пыль, от души молотя друг друга тяжелыми кулачищами. В драку с азартом включается почти все племя, от подростков до бабуль. Немногочисленные болельщики совсем юных или преклонных лет радостно орут и топают ногами, подбадривая своих. Говорят, раньше, в старину, кулачные бои девушек в грязи пользовались популярностью, но меня это зрелище что-то совсем не заводит. Я за здоровый профессиональный спорт. Представляю, как такая милашка в сопелку зарядить может, если в постели что-то двинется не по ее сценарию… А вот Варгу это побоище явно по вкусу. Может, у них что-то подобное на Варгане тоже есть? Надо будет Цилли потом спросить.

Самая здоровенная деваха с щедро раскрашенным лицом ввинчивается в кучу малу, раздавая поджопники и подзатыльники всем без разбору. Наконец ей удается водворить относительный порядок. Разнятые дамы зло зыркают на соперниц, потирая свежеобретенные шишки и синяки.

— Так дело не пойти! — заявляет здешняя вождица, обводя суровым взором свое одурманенное капитанскими чарами племя. — Нам нужен совет мудрый оракул. Ты, — ее палец тычет в ближайшую претендентку на самого знойного адама, — и ты, — кивок в сторону второй альфы, — сейчас же отправляться в священная пещера. А этих — запереть, и ключ храниться только у меня!

Нас, и не подумав снять чертовы сетки, запихивают в какой-то пустой сарай, побросав прямо на пол, точно бревна, и так и оставляют.

— Ну что, справились своими силами? — ехидно интересуюсь я у Варга. — Кэп, вы если по женской ласке истомились — то и оставайтесь на недельку-другую, кто же против? А я вот чего-то домой хочу. Меня эта толпа сестричек Цецилии, свихнувшихся, точно опоенная Врагусиком Соколова, уже утомила.

— Тут лаской пока и не пахнет, — хмыкает Рекичински. — Но в целом — любопытно, что дальше будет.

— Потому и хочу!

— Чего-чего… Разыграют в какие-нибудь кости — и всех дел, — ворчит Бас. — Спасибо, если все племя ублажать не заставят, а только по одной.

— Отставить панику, — отрезает Вегус. — Рано или поздно они нас развяжут. Бластеры заряжены. Отобьемся.

— Они не выглядят такими же тупыми, как их адамы, — возражаю я, усиленно ерзая в стягивающих тело веревках в надежде их порвать или хотя бы растянуть. — Наверняка сначала бластеры отнимут, допрут, что это оружие.

Все, что у меня получается — лишь хорошенько вспотеть под термаком. К черту все… в черную дырищу. Если план Варга не выгорит — вызову подмогу без его светлейшего повеления. Нарядом больше, нарядом меньше… все лучше массового изнасилования здешними скороспелыми подростками.

Из сарая нас выколупывают довольно скоренько — или посланницы так торопились, или таинственный оракул живет где-то неподалеку. Передравшиеся за кэпа альфы толпятся в первых рядах, жадно тянут шеи, дабы услышать божественную волюшку.

— Великая Многоокая Праматерь принять ваши дары, сестры, и сказать — Великие Игры решат, кому достаться могучий адам! — возвещает посланница. — И эти двое тоже. Второй-третий место получать их.

Ну хвала великой гравитации, хоть групповой секс тут не приветствуется. Хотя бы до тех пор, пока все не перепьют местной самогоночки… Что-то опасаюсь я за нашего пилота — не выдержит сердце нагрузки, и рыдван мне придется водить.

— А я? — уточняю свою судьбу, и огорченный, и обрадованный собственной неликвидностью. Точно соплячкам задарят в виде первой секс-игрушки!

— А ты валить на все четыре, бесполезный адам, не дающий семян, — бескомпромиссно заявляет глава альф. — Для работа не годишься, так что альфа тебя милостиво отпускать.

«Милостиво отпускать» меня в хреновой туче километров от поселения, шваркнув оземь с хребта местной полулетучей коняги без малейшей заботы о целости моих костей. От этой ласковой стыковки я все ж таки на пару минут вырубаюсь. Прихожу в себя на совершенно незнакомой полянке. Где шлюп, где город, где корабль — черная дыра знает. Но хотя бы живой, целый, никем не надкусанный. Только на боку у меня сидит пестрый зверек размером с крысу и умывает мордочку. Перед обедом, наверное.

— Пошел прочь! — ору я, и тот перепуганно прыскает в кусты, обдав на прощание ногу какой-то крайне пахучей жидкостью.

— Психанутые зирковы доченьки… Алголь вам за воротник! — бурчу себе под нос, справляясь с хроническим уже головокружением и пытаясь встать на ноги. Тело так болит, словно меня команда лакийских рэгбистов хвостами избила. Местное солнышко скатилось к горизонту, скоро стемнеет. А у меня ни транспорта, ни оружия, кроме плазменного ножа, ни скафандра! Что-то Варг сдавать начал, размяк после лечения, ненужного оптимизма набрался. Благо, ручной комп исправно работает и определить свое местоположение мне удается без труда. Ох, нифига ж себе я от корабля далековато! Чхать я хотел на свой имидж, он у меня и так веганскими опалами не усыпан.

— Бо! Прием! Говорит бортинженер Стратитайлер! У нас очередное ЧП, вышли шлюп на координаты, которые я передам! — взываю я к разуму «Дерзающего». Хватит с меня на сегодня приключений. И путешествий на туземном транспорте тоже хватит! Выручать мужиков надо. Пока Варг там не вошел во вкус и не прижился. Я домой хочу! К нянюшке! А не семена тут свои рассеивать. Без меня уже насеяно — не придумаешь, что с этими саженцами делать теперь.

Глава 44. Кадет Соколова. Досоветовалась

Дождавшись, пока поклонницы Многоокой Праматери удалятся, и вдали стихнут их громовые голоса, нащупываю кнопочку, открывающую идолову пасть. Должна ж я хоть увидеть, что мне там подогнали за оракулову мудрость! В первом горшке традиционное, еще теплое, припахивающее ароматным дымком, гару-гару, во втором — мелкие желтоватые плоды и фиолетовые стручки неизвестного происхождения, в небольшом кувшинчике — вода. А брякали, как оказалось, какие-то чудные бусы, собранные из разноцветных ракушек и скорлупок. Если вернемся-таки домой, привезу мелкой как сувенир из другой галактики, пусть потрясает воображение молодых фермеров. Ну, а пока перекидываю дикарское ожерелье через плечо на манер сумки, чтобы не мешалось: таскать его на шее не слишком удобно, да и тяжеловато.

Не удержавшись, отправляю в рот кусман свежего гару-гару и запиваю тепловатой водой — пить после гонки за мелким паразитом мне давно уже хочется, а вот овощи-фрукты все же решаю приберечь для анализа. Кто его знает, насколько они съедобны и съедобны ли вообще? Может, Великой Праматери стручки надлежит курить, а из этих микро-дынь скраб для пяток гоношить. Чтобы были божественно гладкими и источали святость.

Продолжая жевать, обхожу пещеру. Проникающий из раззявленного рта каменного идола свет слегка рассеивает мрак, но ничего, хотя бы отдаленно похожего на механизм открывания дверей, я не нахожу. Зато удается рассмотреть, на что так неловко приземлилась коленом — это довольно примитивный, словно бы собранный из кучи разномастных запчастей, прибор. К сожалению, понять его назначение после моей разрушительной посадки уже невозможно. Но в целом, пожалуй, он напоминает передатчик. Так-так, а священную оракулицу-то кто-то, выходит, и до меня успешно озвучивал?

Вспоминаю, что в кармане должен быть фонарик, и, порывшись, действительно его обнаруживаю. Обшариваю стену вдоль и поперек, нажимая на все подозрительные выступы, но выход так и не находится. Зато совершенно некстати напоминает о себе некая потребность человеческой физиологии, на которой так удачно сыграл однажды бортинженер. Небольшой общекомандный сортирный шантаж — и потерянная было работа к нему тут же вернулась, и даже я снова на борту оказалась.

Теперь я, кажется, начинаю понимать самую что ни на есть прямую связь между избытком жидкости в организме и степенью сговорчивости индивидуума. Какое-то время мне удается уговаривать себя, что поиски загадочной кнопочки, отпирающей этот Сезам, важнее удовлетворения всяких простейших потребностей, доставшихся нам в наследство от далеких примитивных предков. Вон Шухеру хорошо — разок в месяц заглянет в гальюн и свободен. Никаких вам непредвиденных осложнений в самые неподходящие моменты жизни.

Покружив еще немного по пещере, прихожу к выводу, что осквернение обители Многоокой Праматери таки неминуемо. Даже если я прямо сейчас найду, где открывается дверь, не в кустики же чужого, неисследованного мира нырять? С этой точки зрения пещера — самое правильное и безопасное место. Никто, по крайней мере, не подкрадется с тылу, чтобы отхватить кусочек от беспечного гуманоида со спущенными штанами, и никакие хищные насекомые не набьются в термак. А то мне рукожопый пращур такие истории про подобные инциденты на дальних планетках рассказывал — не то что волосы, ногти дыбом встанут.

Так что, мысленно извинившись пред Великой Праматерью и порекомендовав той на полминуточки прикрыть все свои всевидящие очи оптом, выбираю уголок поукромнее и присаживаюсь святотатствовать. То ли я при этом на что-то наступаю, то ли задеваю некий скрытый выступ, но в пещере неожиданно начинает как-то слишком уж стремительно светлеть. Пожалуй, в более живом темпе мне приходилось застегиваться, лишь когда в детстве я изгораздилась примоститься с тем же злополучным намерением над соседской грядкой взрывающихся славийских острых перчиков. Так или иначе, но коварная панель преспокойно отъезжает в сторону, и даже в свете закатного солнца я в упор не вижу никаких рычагов и кнопок на той стене, возле которой воздавала славу воде. Нет, ну только не говорите мне, что создатели механизма обладали чувством юмора Вражонка и сконструировали дверь, открывающуюся лишь тому, кто нажурчит лужицу в условленном месте!

Впрочем, я не в претензии — главное, что путь на волю снова открыт. А то уж опасалась, что придется через пасть каменного оракула вылезать. Если даже предположить, что мне удалось бы протиснуться в это не черная дыра весть какое просторное отверстие, я изрядно поразила бы приверженцев культа Праматери, явись они внезапно за очередным мудрым советом. Не каждый день ведь увидишь, как оракула рвет гуманоидами. Хотя, возможно, они просто рассудили бы с непогрешимостью своей туземной логики, что Многоокой Праматери пришлось не по вкусу чье-то слишком щедрое подношение.

Зажав под мышкой швабру и ухватив честно заслуженные горшки с местными деликатесами, поспешно выскакиваю наружу. Запоздало вспоминаю про странный прибор. Вероятно, имело смысл прихватить и его — пусть бы Нюк с ним разбирался, но дверь уже захлопывается за моей спиной. А второй раз рисковать я не намерена — кто знает, когда снова приспичит, не сидеть же потом в этом святилище до второго физиологического пришествия? Да и день уже клонится к закату, не хотелось бы шастать по незнакомой местности незнакомого мира впотьмах. Учитывая, что унеслась я с корабля без всякого снаряжения вроде навигаторов и передатчиков, и при свете-то придется постараться, чтобы не заплутать. Вообще-то ориентируюсь я обычно неплохо, да и на зрительную память жаловаться не приходится, но в азарте погони было как-то не до целенаправленного поиска приметных ориентиров.

Мне действительно приходится немного поблуждать по местным лесам, однако никаких смертельных опасностей на мою легкомысленную голову не сваливается. Правда, один раз я едва не проваливаюсь в нору неизвестной твари, хитро прикрытую чем-то вроде слоя розоватого мха. Когда я ухаюсь на него, вся эта масса встает дыбом — один в один, как Басилевсовы брови во время нашего страстного космического танго. Под весом моей тушки мох резко оседает, а с одного краю и вовсе рвется, и я уже ощущаю грядущее ускорение от свободного падения в бездонную нору какой-нибудь местной плотоядной твари. Ухватиться ни за что не успеваю — руки гару-гару заняты, но одна из причудливых зубастых ракушек моего варварского колье цепляется за ветку кустарника, задерживая неминуемое падение. И, как ни странно, тонкая веревка, на которую нанизаны обиталища незадачливых моллюсков, угодивших в лапы туземных альф-ювелиров, хоть и натягивается, но выдерживает. Схватившись за нее, выпутываюсь из довольно-таки липких и лохматых объятий розовой фауны, выбираюсь на твердую землю и оцениваю размеры скрывающейся под растительностью дырени. Пожалуй, тут обретается животина размером чуть поменьше Кларочки, так что я быстро сматываю удочки, пока хозяйка жилища не явилась гневаться за свой попорченный принорный коврик.

Еще не начинает смеркаться, когда впереди нарисовывается знакомая полянка, а на ней и родимый рыдван. Что-то я по нему прям соскучилась. На радостях прибавляю ходу, покрепче прижимая к боку свои трофеи. Интересно, остальные уже вернулись из городка поселенцев? А главное, не приполз ли под щупальце папани мелкий пакостливый засранец? Увлеченная новыми открытиями, я даже ненадолго перестала было думать о своем смертном позоре и черной мести, но теперь снова совсем не прочь порезать змееныша на ремешки, попадись вот он мне только.

Меня накрывает похожая на ската большая тень, и, вскинув голову, вижу возвращающийся шлюп. Ну, сейчас кэп задаст мне алгольского жару за самовольную отлучку… Светит, похоже, кадету Соколовой в ближайшие недели оттачивать свое посудо- и сортирномойное искусство. Ну да ладно, лишь бы не на половинный паек… от нынешнего-то урезанного. Шлюп идет на посадку, и я, во власти фатализма, топаю вверх по трапу, прикидывая, скостят ли мне парочку нарядов за добытое пропитание. Пока они там швартуются, пойти хоть гару-гару разогреть, что ли, да фрукты в анализатор сунуть… А если Вражонок уже тусит в лаборатории, заодно и приготовить из его щупал легендарный пылающий десерт.

Однако дьяволово семя на глаза мне не попадается, зато на обратном пути натыкаюсь в коридоре на обцелованный солнцем объект своего недавнего вожделения. Это еще хорошо, что он не поддался… а то еще бы и мной был обцелован, если не что похуже. Щеки мгновенно приобретают тот самый насыщенный оттенок, которым, как известно, отличается тыльная часть брачующегося коборука. Все, Соколова, готовься… тебя ждут непростой вечер и еще более непростые дни. А может, и недели, и даже, черная дыра их дери, годы. Уж сама-то бы я точно до-олго припоминала Нюку подобный конфуз.

Но конопатая мурзила отчего-то не торопится при виде меня расплыться в ехидной ухмылке. Бортинженер вообще мрачнее тучи: брови насуплены, губы сжаты, веснушки так и излучают впитанную ранее солнечную радиацию.

— О, Соколова. Привет. Надеюсь, хотя бы тебя попустило? — хмуро интересуется он, немного притормозив и прищурившись. — А то я за себя уже не отвечаю.

— Имей в виду, то была не я, а какой-то, поглоти его туманность, гнусный суккуб, нагло паразитировавший в недрах моего организма, — быстро отвечаю Нюку, пряча руки за спину в знак добрых намерений.

— Точно Соколова. Теперь узнаю, — бурчит он, на ходу сбрасывая ботинки и сдирая с себя термак. Только сейчас мой нос улавливает какой-то подозрительный запашок — смесь фиалок с тухлыми яйцами.

— Чертова крыса! — ругается оставшийся в одних только модной расцветочки трусах Нюк, запихивая одежду в очиститель. — Обеззаражка вообще этой вони не отбила!

Кажется, фауна Нюкии так же неровно к нему дышит, как и животный мир Ксены, во всяком случае, не может пройти или пролететь мимо, оставив Стратитайлера без дозы пахучего внимания. В неровном свете вечно мигающих ламп замечаю на тощем инженерском боку и плече несколько приличных свежих синяков. Самые цивильные обитатели планетки оказались не слишком дружелюбны и выставили небесных посланцев за ворота прикладами старинных бластеров?

— Контакт провалился? — спрашиваю я и только тут соображаю, что, кроме Нюка, никто со стороны ангара для шлюпов так и не притопал. — А остальные где?

— Где, где… в тройной Алголевой звезде! — бухтит Стратитайлер, с сосредоточенным сопением разглядывая синячище.

— Почему в звезде? — озадаченно таращусь на него я. Может, он головой слишком крепко приложился и теперь бредит? Или я чего-то не улавливаю?

— Эх, ты… кадет. Дитя тучных полей, — вздыхает Нюк, отрываясь от созерцания травм и уставившись на меня глазами внезапно, впервые в жизни, разгневавшейся славийской овцы. — Праздник активной сексуальности не у тебя одной. Видно, общепланетный субботник вызрел. Амазонки нас сграбастали после аварийной посадки! Оружие у них есть, липкими сетями стреляет — не шевельнешься. Кэп с пилотом даже бластеры достать не успели. Сидят теперь в альфачьем поселке, и ждут, когда же эти мускулистые бабищи их поделят. Передрались за Варга всем племенем. Так им какой-то местный оракул велел драки прекратить, а капитановы прелести в какой-то там игре разыграть. А может, уже и разыграли… и не сидят они вовсе. А так сказать, по назначению употребляются.

— Амазонки? — эхом повторяю я, живо начиная сопоставлять факты. И все, что удается после этого экспресс-анализа изречь, это: — Опаньки-и-и…

Ой-ей, кажется, совет-то оказался не самым удачным. Во всяком случае, для нашей стороны. Может, не стоит признаваться, кто у девушек сегодня был за местного оракула?

— А как же ты сбежал? — удивляюсь я. Не ожидала от него подобной прыти. Видно, девы на адорианских наследниц короны похожи еще меньше, чем я.

— Щас… сбежишь от таких. Могучий интеллект выручил. Сказал, что стерильный. В их примитивных традициях секс сам по себе, без возможности зачатия, похоже, мало котируется. По крайней мере, с такими доходягами, как они изволили выражаться. В общем, милостиво на все четыре отправили. А тебя-то, кстати, где носило?

— Вражонка ловила, он как-то замок на гауптвахте вскрыть умудрился. Утек, зирков выплодок, — сокрушаюсь я, — только разок шваброй и удалось его приложить. Верткий, зараза.

— Ничего, я ему хорошо навалял. Взял, так сказать, педагогические обязанности на себя, — бурчит Нюк, дожидаясь, пока стерилизатор протрясется и позволит открыть дверцу. — Если его там крысы всего зассут, или аборигены копьями затыкают, рыдать не стану. Нет, Варг точно «поплыл» после камеры — запереть этого змееныша и не подоткнуть дверь шваброй — верх самонадеянности!

— А Цилли где?

— Да маслопровод потек, что ли, у мини-корыта… осталась проверить. Еще бы за вторым сгонять, пока его на винтики не растащили.

— Зато я по пути еды вот раздобыла, — хвалюсь своими достижениями, невольно принюхиваясь к ползущим с камбуза ароматам, — как раз уже разогрелась, наверно.

Упс! А как мне объяснить, откуда я эту самую еду взяла? Да один расписной и слишком аккуратно сделанный горшок, который так и торчит на столе на самом виду, сразу же наведет на мысль, что здешние адамы своих коряпок к его изготовлению сроду не прикладывали. Ну что ж поделать… скрытность и коварство никогда не были моим коньком, не стоит и пытаться на них выехать.

— Пожрать после такого нервотрепного дня — святое дело, это ты прям молодец, — охотно соглашается Нюк, втискиваясь в исходящий паром термак. — Заодно обмозгуем, как нам теперь своих вырвать из озабоченных мускулистых лапищ. Альфы могут их и надолго себе оставить, до достижения положительного результата. Или навсегда. А у меня лично немного другие планы на будущее. Кстати, Варг что-то и не сильно вырываться хочет, я тебе скажу. Может, на Варгане ухаживания еще похлеще?

— Бедняга Бас, — невольно вздыхаю я, припомнив неподдельный испуг на физиономии своего тайного воздыхателя в роковой момент сграбастывания его в коридоре для испытания танцами. А уж каково нашему замшелому скромняге-пилоту приходится в обществе агрессивно настроенных дев, не привыкших слышать от адамов слов «нет», «голова болит» и «что-то я сегодня не в форме»?

— Ярка, у меня зрачки не плавают? — сует свое обцелованное солнцем мурзило бортинженер мне под нос, распахнув ресницы и усиленно тараща серые глаза. — А то ж я типа опять и.о. капитана, некогда с сотрясами по камерам разлеживаться.

— Вроде нет, — щурюсь я, — но вообще ставить диагнозы — это прерогатива одного мелкого ренегата с пакостливыми щупалами… Только ради этого, помнится, его и не отправили учиться дышать вакуумом. Кстати, не причесал ли этот поганец обратно, пока я там по окрестностям гуляла? Бо?

— Бортврач Варг-Базиль-Цилли-Нюк-Яромилочка-Таисья-Утухенгаль покинул корабль для сбора образцов и до настоящего времени не вернулся, — докладывает бесплотный голос компа.

— Тем лучше для него, — ворчу я и на всякий случай повнимательней вглядываюсь в овечьи очи Стратитайлера — но нет, кажется, со зрачками все норм, одинаковые и никуда не уплывающие. — Это тебе амазонки в отместку за облом демографических планов так наваляли, что ли?

— Это они меня так «милостиво отпускать», с какой-то полулетучей коняги об землю. Спасибо, хоть веревки срезали, догадались. А то б дрыгался там окуклившимся протозмеем до самого прилета Цилли.

— В капсулу залегать, может, и не стоит, а вот порыться во Вражонковых владениях имеет смысл, — задумчиво говорю я. — Вдруг по какому-то невероятному стечению обстоятельств Шухер умудрился закупить не только конский возбудитель с дозировкой три капли на табун, но и хоть что-то полезное… спрей там от синяков, например.

— А… ребра вроде целы, потом регенератором подлечусь. Кстати, а где Шухер? Тоже беглый хвост по Землянде разыскивает? — спрашивает Нюк, направив стопы в пищеблок.

— А метеоритный рой его знает, скорее всего, заливает слезами из ушей гидропонику в оранжерее. Лишь бы не в обмороке лежал, а то, не ровен час, еще одним оменышем разживемся, — даже содрогаюсь от одного такого предположения я.

— Так, — веско прерывает нашу беседу вывернувшая из бокового шлюза Цецилия, обтирая могучие ладони какой-то ветошью. — Кадет, это что за самодеятельность? Понеслась, задрав швабру, мстю вершить! Вылезаю из ремблока — на борту одна Таська на своем месте. Что значит искусственный интеллект! Эти ускакали по чужой планете в садо-мазо салки играть, Шухер, рыдая, полдник за весь экипаж уминает, Нюк из передатчика орет, что его похотливые самки похитили. Отлучилась на пару часиков.

— Взгрею по первое число, раз добром не доходит, — добавляет она угрожающе, сунув свой пудовый кулащиче мне под нос. — Чтоб первый и последний раз отлучалась без спроса и предупреждения. Зирков бы яйцеклад с тем Вражонком, если и околеет. А вот за тебя мне Ксенакис всю плешь проест.

— Это если еще жив останется после секс-террора, — утешает бортмеха бортинженер. — Кстати, насчет поесть — Ярка гару-гару у адамов отжала. Давайте пожрем, я страсть как перенервничал. И план какой-нибудь породим. На сытый желудок и думается лучше.

Кажется, перспектива повторить наш с дедулей традиционный ежегодный марафон с розгой по полям и долам становится вполне себе реальной. Прямо все как дома, ага. Особенно когда они узнают, что гару-гару я отжала вовсе не у адамов. Но думаю, будет разумнее повременить с этими откровениями до конца обеда. После еды все добрее… да и бегают куда как медленнее.

— Да какой тут уж теперь план придумаешь, — пожимаю плечами я, усаживаясь за стол и торопливо переправляя горшок из-под трофейной нямки под него. — Надо просто записаться на участие в этих их играх и разгромить, как адорианская эскадра — флот варваров. Не войну же им объявлять.

— Так себе идейка, — категорически отрезает Статитайлер, до ушей улыбаясь Тасе, любезно наваливающей ему на тарелку гару-гару с горочкой. — Мест призовых — три, человека, которых надо отвоевать — три, а девушек у нас всего две.

— А Тася?

— А я? — мгновенно надувает пухлые губки роботесса.

— Ты чудесная девушка, красавица и богиня готовки, — немедля оправдывается Нюк, предвосхищая слезы из дефицитной смазки. — Но вряд ли в программе игр сорики по скоростной выпечке печенюх с шоколадом будут. Лучше прилетим на шлюпе и бахнем по ним чем-нибудь… напугаем до визгу — сами мужиков отдадут. Они хоть и наглые и не тупые, но в целом не шибко развитее своих адамов.

Цилли этот вариант тоже кажется более привлекательным, но ракеты на борту закончились еще до прыжка в эту галактику, а на шлюпе зарядов к пушке и до полета не было.

— Давай огнемет быстренько соберем, — предлагает светоч инженерной мысли.

— А если амазонки окажутся принципиальными и без затей поотрывают всем башки со словами «так не доставайтесь же вы никому»? — скептически хмыкаю я.

— А что нужно делать? Я легко обучаюсь, — щебечет Тася, искренне расстроенная захватом мужской части экипажа в плен. Голодают там, бедняжки, наверное!

— А вот черная дыра его знает, что нужно делать, — чешу в растрепущей макушке я. Это действительно загвоздка — Тасю можно натаскать на что угодно, но вот голимая импровизация — далеко не самая сильная сторона искусственного интеллекта ее поколения. И что я, балда, сама лично список конкурсов девам не составила?

Тут в столовую, еле влача щупальца от тяжкой душевной драмы, умирающим лебедем вползает Шухер.

— У-у-ужинаете?! — с драматическим надрывом вопрошает он, заламывая верхние конечности и шумно принюхиваясь. Слезы пузырями выползают из его ушей и стекают по медузообразной тушке, оставляя мокрые дорожки. Студенистый живот трепещет от праведного негодования:

— И аппетит у вас не пропал! А бедный запуганный ребенок бродит один по чужому, враждебному миру! — патетически восклицает Шухер и обессиленно стекает на стул, свесив поникшие, словно гребень лакийца после неудачного гона, щупальца. — Земляне, чьи гуманистические принципы так восхищали всех моих предков до двенадцатого колена, не могут быть столь жестокосердны и равнодушны! Капитан и все остальные вполне созрели для спаривания, их организмам это вреда не нанесет. В первую очередь нужно спасать мое несчастное дитя!

— Аппетит и у тебя живее всех живых, умял весь полдник в одно рыло. Ладно, языки у твоего хвостовища без костей и как отсюда до Гингемы длиной, — парирует Цилли. — Но подсыпать в еду членам экипажа всякую дрянь — эт перебор. К тому же из-под ареста сбежал. Кто ему виноват?

— Обречь бедного малыша на лютую смерть из-за детских шалостей, о нет, я этого не переживу, — стонет Шухер и норовит незамедлительно завалиться в обморок. Эту попытку я пресекаю на корню, тут же плеснув ему в физиономию уже остывший чай из своей кружки. Лимбиец передумывает уплывать в небытие и, встряхнувшись, продолжает надрывно вздыхать и стонать, с надеждой всматриваясь в наши лица — вдруг кто-то да даст слабину?

— Выстави на трап миску со жратвой, мигом прискачет, — фыркает Нюк с набитым ртом. — Я б больше за туземцев переживал, он, может, уже все деревенские котлы языками своими погаными вылизал, в гель для стирки защитных чернил плеснул и младенцев напугал до поносу и заикания.

— У малютки еще и мешки чернильные не созрели! И защитить себя он не сможет! — возражает Шухер, косясь на Нюка с какой-то опаской. Тоже под горячую руку, точнее, зонд бортинженеру подвернулся, что ли?

— Извини, конечно, дружище, ты отличный парень и все такое… но твой малютка страшнее древней ядерной бомбардировки, — замечаю я. — И это еще большой вопрос, кому нужнее эти чернильные мешки — ему или тем несчастным, с которыми он столкнется. Глянь-ка ты вон лучше фрукты местные, я там их в анализатор загрузила, он уже, наверно, закончил проверку, — пытаюсь переключить внимание экс-дока на всегда милый его сердцам и желудкам предмет. Может, отвлечется на разгрызание стручков и притихнет ненадолго.

— Повезло, что мы не в пределах ГС, а то б за Вражонка нам туземцы еще бы иск за экоцид впаяли, — хмыкает Цецилия, допивая чай. — Ну что, давайте-ка на разведку смотаемся, глянуть хочу, что там за поселок и бабоньки такие, что Варга в коборуков рог скрутили. Заодно узнаем, получится ли добром мужиков вернуть, или все же морды бить придется.

Бортмех так выразительно хрустит пальцами, что, кажется, последний вариант вполне ей по сердцу.

— Без скафандра сам не полечу и вас не пущу, — надувается Нюк. — Я опять и.о. кэпа, так что обряжаемся по полной, с ранцами и прочими прибамбасами. Бо, никого не впускать и не выпускать в наше отсутствие. Вражонок приползет — на трапе пусть дожидается. Только бластер свой не забудь, Цилли! Может, шмальнем из него пару раз, и альфам и этого достаточно покажется?

Страдальчески вздыхаю, представив, как снова буду неуклюже ковылять в Басовом скафандре, к которому в качестве компенсации даже оружия не прилагается. Может, все-таки у Рекичински взять примерить? Или, еще лучше, сгонять по-быстрому до оракуловой пещеры и священной волею Многоокой Праматери запретить амазонкам нападать на парламентеров, которые к ним явятся. Они к этому гласу вон как прислушиваются. Только разве ж с Нюком теперь сговоришься, когда его опять понесло на волне капитанской власти…

Глава 45. Нюк. Сестрица Нюкия спешит на помощь

— Кэп, прием! Прием! Сэр, вы меня слышите? — делаю попытку вызывать Варга, перед этим велев угомониться скачущему на моих коленях Рори. Его никакой паутиной не удержишь — в любом месте отрастит не только зубы, но и резаки. Уж я об этом позаботился! Сзади сосредоточенно сопит в шлемофон Ярка, заменившая ввиду значительного численного перевеса противника привычную швабру на плазменную горелку. Во всеоружии выдвигаемся, блин-печенюха…

— Говорит бортинженер Стратитайлер! — снова пытаюсь я связаться с капитаном.

— Кэп там, поди, уже тесные связи с туземками наводит, — усмехается Цилли, запуская движок.

— Конечно, если нам суждено таки обживать эту галактику, Нюкия… или Землянда — кому уж как угодно, ничем не хуже других скучных местечек, чтобы осесть… но я как-то не рассчитывала так скоро сменить рубку и штурвал на рай в местном шалаше и плуг, — ворчит Соколова. Уж как я не согласен здешние грядки под руководством сикамо… сакамарового агронома удобрять! Фермером я мог бы и поближе к Земле подвизаться. Хотя бы в той же галактике. А тут капитан, того гляди, подженится на половине племени и пойдет генами своими породу местную улучшать, забив на возвращение домой!

Двигатель запускается с первого раза — чудо! — издает уверенное тыр-тыр, вселяя в мое сердце надежду на быстрый и эффектный исход затянувшейся дурацкой ситуации… но шлюп вдруг пробивает озноб, словно у него звездная лихорадка приключилась, и движок немедленно глохнет. Цилли пытается завести его снова и снова — безуспешно. Тут уж даже наш невозмутимый бортмех выходит из себя, обкладывая клятое корыто и его подкорытки такими заковыристыми ругательствами, что мы с Соколовой даже просим повторить — ну, так… на будущее. Чую, еще не раз пригодится.

— Если и чертов ранец-засранец откажет и я расшибусь в блин-печенюху о негостеприимную поверхность тезки — прошу считать меня звездным первопроходцем. А нянюшке передайте, что я ее любил, и предпочел смерть в полете рабству у диких фемин и унылому фермерству, — ворчу я, выбираясь через шлюз под открытое небо. — И прядь волос тоже передайте. Пусть клонирует меня, может, в следующий раз я получусь чуточку удачливее?

— Звездным проходимцем… — хмыкает Соколова. — Как ее зовут-то? — уточняет она, похоже, всерьез нацеленная не только выжить, но и домой вернуться. И даже мою последнюю волюшку исполнить. Очень мило с ее стороны. Все-таки мои веснухи сами по себе довольно очаровательны, а возбудитель только развязал язык этой мелкой язве.

— Нанни. Как еще могут звать робота-няньку? NAN — 434 «Star Tutor»[10], если уж полным именем величать. Я совсем мелким звал ее Нами, что-то среднее между мамой и няней, наверное. Не знаю, почему. Слово «мама» мне тогда было незнакомо в принципе. Она не возражала. Адресок воспитательного учреждения-то скинуть?

Мама… ведь где-то здесь она нашла свой последний приют, здесь покоится ее прах. Так странно об этом думать. Точнее, биодонор. Ну какая она мне, в самом деле, мать?

Не дооравшись до кэпа, пробую связаться с Басом. Рассерженное сопение тут же заполняет шлемофон, и пилот придушенным тоном требует, чтобы мы пошевеливались и поскорее уже их спасали! Пожалуй, не стану огорчать его еще больше тем фактом, что спасать-то практически не на чем.

Запеленговав ухищенную часть команды, прихватываем запасные ранцы и берем курс на деревню амазонок. Рори болтается рядом, я его поводок на всякий случай к поясу привязал. Двигатели работают исправно — тьфу триста тридцать три раза и на них, и на мою безумную идею наняться на «Дерзающий, и мы летим, как упитанные серебристые утки на зимовку, аккуратным клинышком. Наверное, следовало и мне привязаться к Цилли в свою очередь… Вот даст сбой башка моя многострадальная — и улечу в какие-нибудь кусты плотоядные. Хоть бы не стошнило.

— Что это там у них? Праздник опять какой? — спрашивает бортмех, когда мы пролетаем краем мужского поселения. — Ликуют, что в этот раз не их очередь отдуваться?

— Если и праздник, то определенно спортивный в духе «быстрее, выше, грязнее»… ну и так далее, — комментирует Соколова, оживленно вертя головой и с любопытством приглядываясь к творящемуся внизу действу. — Может, и у них какие-то свои Игры есть? Амазонки-то вряд ли к себе пригласят.

— Больше на охоту похоже, — замечаю я, проследив за растянувшейся цепочкой факелов. — Слышите, в котелки лупят? Загоняют кого-то.

— Может, Вражонка? — кровожадно-мечтательно замечает Ярка. — Если бы не срочные дела, я б с удовольствием на это посмотрела. Или даже самолично возглавила процессию, ухватив самую большую и звонкую кастрюлю.

— Если повезет, они его не прикончат, а просто в клетку засунут и будут палками дразнить, — утешаю я ее. — Будешь приходить и шваброй его тыкать в свое удовольствие.

— А еще можно принести аборигенам божественный свет цивилизации — запустить этого побегуна в колесо, чтоб электричество им вырабатывал, — задумчиво говорит Соколова, провожая взглядом удаляющиеся огоньки. Эх… я б, пожалуй, тоже предпочел с адамами с котелком наперевес по зарослям за Вражонком погоняться, чем еще разок встретиться с их сексуально озабоченными самками.

Поселение альф неумолимо приближается, и вскоре наш утиный клинышек начинает плавное снижение. Перевозбужденные дамочки и не думают спать — костер на центральной площади полыхает, дудят какие-то гнусавые инструменты. Должно быть, детали своих Игрищ обсуждают в присущей местным манере, через слово пуская в ход кулаки и прикладываясь к флягам с самогонкой. Цилли на лету переводит бластер в боевое состояние и мы делаем кружок над площадью, надеясь устрашить противниц одним видом наших скафандров. Альфы, никак не ожидавшие нападения с неба, соскакивают, воинственно вопя, и пытаются достать нас своими копьями и паутиночихалками. Однако слишком снизившаяся в азарте Ярка ловко уклоняется от доброшенного могучей ручищей до нее копья, бортмех сжигает сеть метким выстрелом еще на подлете, переключает режим и влепляет в парочку агрессорш по заряду заморозки. Легонькой, конечно, не такой, чтоб тагаранца до звона проморозить. Окаменевшие альфы сталактитами валятся наземь, и в злобные крики их товарок вплетаются нотки ужаса. То-то же, паразитки! Это вам не дурачков ваших немытых тырить.

— А я вас предупреждал, что мы великие боги с небес! И гнев наш будет ужасен! — рявкаю я, врубив внешние динамики и параллельно эффектно распарывая плазменным ножом опутавшую мои ботинки сеть. — Немедленно верните нам наших товарищей, и тогда мы, может быть, смилостивимся и не спалим ваши вшивые хибары к гирганейской зирковой матери!

Зависнув на антигравах над противником, мы демонстрируем всю свою мощь и серьезность намерений.

— Ого. Ты где этого нахватался? — хмыкает Ярка, угрожающе пыхая резаком.

— В плоском кино видел, — шепотом оправдываюсь я. — Там мать другая была, я забыл, чья точно.

— Рори, голос! — командую я, решив, что пора пускать в ход припасенный сюрприз. Хватаю робота под мышки и выставляю его впереди себя. Рори послушно распахивает пасть и оттуда, усиленная дополнительными звуковыми кристаллами, вырывается третья композиция космо-симфонического дарк-сладж-чего-то там еще оркестра «Черные Дыры Гамара».

— Мать моя фермерша! Ты б хоть предупреждал, — кривится Соколова, спешно прикручивая звук в своих динамиках. Альфы аж приседают и пятятся. Еще бы. Искусно вплетенный в адскую какофонию из визгов и скрежета рев брачующегося коборука кого хочешь напугает до усеру.

— Молодец, Стратитайлер, это ты хорошо придумал. Не знаю, что это, но звучок что надо, — хвалит меня Цилли. — Прям как родные движки.

Правда, одна амазонка не двигается с места и продолжает сверлить нас злобным взором, выкрикивая какие-то плохо различимые за безумным ревом оркестра проклятия. Узнаю в ней алкавшую Басовых прелестей пенсионерку. Бабка, поди, глуха как санайская кобра!

— Прикрути-ка акустическое орудие, кажись, девки достаточно впечатлились, — велит Цилли. — Дозрели для переговоров.

Расталкивая своих подчиненных, от одного из домишек к нам тяжелой поступью направляется рослая деваха. Без варварской раскраски не сразу опознаю в ней местную вождицу. Должно быть, боевая тревога подняла ее с постели или прямиком с ложа страсти, потому как вся сложная прическа растрепалась и стоит дыбом, словно Яркины пружинки после шлема.

— По какой право врываться на наш территория и тревожить мой великий племя? — ничуть не убоявшись нашего грозного вида и направленного в ее сторону оружия, громовым басом вопрошает глава альф. — От такой шум тут скоро все красноперые гоподрилы собраться и визжать на луна, как от музыка бестолковый адамов шаман!

— Такая вот побочка от повелений Великой Многоокой Праматери, — бурчит Соколова по внутренней связи, но блеснуть своими дипломатическими талантами перед альфами почему-то не спешит.

— Мужиков наших гони, верхула[11], да поживее! А то на гару-гару для гоподрилов всей деревней пойдете, к зиркам гирганейским! — рявкает Цилли. — Переведите ей подоходчивее.

В доказательство намерений бортмех выжигает бластером преотличную дырень в ближайшей стенке. Рори сопровождает акт порчи деревенского имущества оглушительным воем. Блин, я все-таки идиот, хоть и не совсем рукожоп! Надо было голограмму напрогить огромного, внушительного войска, или хоть из игрушки какой на скорую руку тиснуть!

— Возлюбленнейшая из всех могучих дщерей Великой Праматери требует немедленно вернуть ее личных адамов, — растолковывает альфам Ярка. — И она клянется на каждом священном оке, что в случае отказа предаст вашу деревню небесному огню, а полученное гару-гару скормит нечестивым падальщикам.

От доказательств божественной мощи летучих засланцев небес мордень вытягивается даже у наглой повелительницы ультра-феминисток. Подмороженные альфы начинают шевелиться на земле, силясь что-то произнести. Потом выражение испуга на лице вождицы сменяется мучительной задумчивостью — брови аж домиком выгибает — процессор в черепушке того гляди задымится, как дырень в хижине.

— Не держите нас за идиот, мы вам не тупой адам, — наконец произносит вождица, тряхнув зажатым в кулаке копьем. — Небесный огонь из твой штука есть у городской богохульник. Вы из город! Этот конопатый чревовещатель с зеленый волосами похож на Элизкин адам!

— Ну вот, твои поцелуи солнышка нам всю стратегию порушили, — досадливо прищелкнув языком, строит разочарованную гримасу Соколова.

— Из город, из шмород, — свирепеет Цилли, — какая разница, спалим все без разговоров!

Слова у нашего бортмеха с делом никогда не расходятся, и она влепляет заряд из бластера прямо в вождицино копье. Хорошо просушенная древесина вспыхивает, альфа подпрыгивает, уставившись на свое горящее оружие, корчит злую рожу и вдруг выдает, вздернув горящее древко к темному небу:

— Раз ты говорить, что тебя послать сама Многоокая Праматерь, тогда ты тоже принимать участие в Великий Игры! Такой могучий дочь наша богиня без труда обыграть нас и вернуть себе свой адам. Это будет великий честь для нас. А если нет — тогда пусть будет битва, а весь спорный адам я прикажу убить, чтоб не достаться никому!

Луженые глотки членов племени подхватывают воинственный клич своей предводительницы. Сдаваться они здесь, похоже, совсем не обучены.

— Вот же матушка зиркова… — бурчу я, прекрасно понимая, что против всей толпы злобных бабищ нам втроем с одним бластером не выстоять. Пока пробьемся к сараю, кому-нибудь из наших глотку перерезать точно успеют.

— В сердце достойнейшей из дочерей Многоокой Праматери нет места сомнениям в победе в Играх, однако все три адама — ее священная собственность, — возражает альфе Соколова, тоже трезво оценившая наши перспективы. — Столь великой воительнице не к лицу владеть одним адамом, словно самке… этого… гоподрила. Красноперого.

На физиономии вождицы на долю секунды мелькает смесь досады и легкого замешательства — похоже, расстроена, что сама не допетрила ввести подобную привилегию для главы племени. Однако она тут же отбивает подачу:

— Эти адамы есть наш боевой трофей. Одна победитель — один адам. Так повелеть Великая Праматерь. Два победитель — два адам. Мы сказать свой честный и справедливый слово!

— Ну и че делать будем? — цедит Ибрагимбек по внутренней связи.

— Может, заморозишь и ее к зиркам? Возможно, остальные, лишившись лидера, станут посговорчивее? — предлагаю я.

— Замерзайка кончилась. И лазерных зарядов в обрез.

— Тогда поджарь! — кровожадно требую я. Все мое терпение и благовоспитанность уже на исходе.

— Может, обойдемся все же без смертоубийства? Вдруг нам тут еще жить… всю жизнь, — осторожно предлагает Ярка. — Не хотелось бы потом кровной мести под каждым кустом ожидать. И в общем… как бы это сказать… насчет Игр — это мой косяк. Так что я готова его искупить личным активным участием.

— В смысле?! — гаркаем мы с Цилли хором.

— Гласом священного оракула была я, — скромно признается Соколова. — Нечаянно забрела в ту пещеру и малость там застряла. А тут посланцы эти явились. И пристали, как им каких-то адамов делить. Мне и в голову не могло прийти, что это они про наших. Дала миротворческий совет в целях развития сотрудничества, физкультуры и спорта, кто ж знал-то… чем он обернется.

— Вот это спасибо, Соколова. Вот это удружила! — всплескиваю я руками, едва не выронив нож. — Шип славийского терновника промеж твоих ягодиц не даст нам помереть своей смертью!

— Я ж не рассчитывала, что вы дадите себя поймать каким-то демографически озабоченным варваркам, — насколько позволяет скафандр, пожимает плечами Ярка.

— Я, знаешь ли, тоже!

— Человек предполагает, а рыдван располагает, — с мрачной философичностью замечает Цилли. — Ладно, скажи этим верхулам, что мы согласны на гребаные игры-шмигры, до утра хоть время подумать будет.

— Чтоб меня деллианский пятнистохвостый дракон обгадил, если не отыграю Баса! — с жаром клянется Соколова.

— Вот и прекрасно, а Рекичински по-прежнему никому не жалко, — подвожу я итог этому сомнительному решению. — Я лично, если что, ничего за пазуху себе в термак пихать не буду! Не потому что я сексист или еще что, а потому что никто не поверит все равно. Они меня уже со всех сторон разглядели и пощупали, и прекрасно знают, что я адам. То есть, тьфу! Мужчина.

На подвижной мордахе Ярки появляется неприкрытая растерянность. Если бы не сфера — кажется, она так бы и запустила по моему и Никову примеру стимулирующую мыслительные процессы пятерню себе в кудри.

— Нет, так не годится все-таки, — неохотно постановляет Соколова, сморщив нос. — Долг чести, земное товарищество и братство, черная дыра его дери, да и несостоявшийся шахматный реванш, если уж на то пошло… Что-то надо бы придумать, чтобы и Рекичински вытащить.

— Еще как будешь, куда ты денешься, — отрезает Цилли безапелляционно. — Спасать — так всех. Варганцы своих в беде не бросают. Даже если этим своим бошку открутить есть за что.

— Я не варганец, — парирую я немедленно. — И я всегда игнорировал физкультуру как только мог. Все равно последним приползу к финишу.

— Не прикидывайся, ты не такой уж никчемный и дохлый, как стараешься казаться. Все, заканчиваем препираться на глазах у этих, — ставит точку в споре Цилли.

— Вообще-то я и.о. кэпа… — бурчу себе под нос, пока Ярка объявляет нашу божественную волю. Волю, пха… как же. Хитрозадые фемки вынудили нас играть по своим правилам, вот и все.

— Я выгляжу, как начинающий трансвестит. Трансвестит-идиот! — сообщаю девчонкам, сердито глядя на свое нелепое отражение в зеркале. Тощая, длинная, вульгарно накрашенная девица с перекошенными, разными по размеру грудями не внушает никакой симпатии. Мужчиной я куда красивее. Пуш-апа на моем термаке нет, комбинезон Соколовой мне безбожно короток, поэтому Ярка напихала мне за пазуху наскоро сшитых из Тасиного запасного фартука мешочков с крупой. А сама Тася напялила мне на голову парик из ниток, сооруженный на еще более скорую руку, и разрисовала лицо таким устрашающим гримом, словно я танцовщица на Венерианском карнавале, изображающая габарийского возницу священной бхуры. Женатого на павлинозавре.

— Нет, как санайский кобровидный повстанец, грохнувший колониста и в его шкуре пытающийся пролезть в колонию, прикидываясь землянином!

— За жрицу любви с задрипанного астероидного пояса на куличках галактики сойдешь, — весело гогочет бортмех.

— Тебе ж не замуж выходить, в конце-то концов, — огрызается Соколова, критически уставясь на расплющившиеся печенюхами и так и норовящие утечь вниз крупяные груди. — Если сильно ими не трясти — может, и прокатит.

— Да эти гречишные железы от бега сползут к пупку! Думаешь, альфам не покажется их настолько свободное перемещение по моей тушке подозрительным?! Как и кое-что, странно выпирающее в паху! Термачок-то в облипочку. Гермафродитная сестрица Нюкия…

Цилли складывается пополам от хохота, вытирая слезы могучим кулаком. Тася хмурит красивые бровки, обдумывая мои претензии.

— Ну… мы можем выдать тебя за престарелую разгульную дочь Многоокой Праматери, — тут же генерирует очередную идиотскую идею Ярка. — А местной старушке, не ведающей современного медицинского обслуживания, простительны подобные маленькие конфузы.

— Разгульная дочь здесь только одна. Сидела бы на борту, вместо того, чтобы по кустам да капищам разгуливать, и не пришлось бы нам в этой дурацкой игре участвовать!

— Ага, и тогда, может, девушки вас бы вообще порвали уже на сувениры, не поделив между собой, — мгновенно парирует Соколова.

— Меня б не порвали, я не в их вкусе, — возражаю я.

— Ну, на игрушки детям бы отдали, значит, — не сдается Ярка. — И настала бы пора нам с Цилли самим сколачивать отдельное суверенное племя. Потому как без кэпа и Баса далеко отсюда все равно не улетишь.

— Мешочки можно на шнурочек привязать и на шею повесить, как бусики — вносит рацпредложение роботесса. — Тогда не уползут никуда.

— Вот Тася у нас молодец, дело говорит, а ты только ворчишь, — нахально замечает Соколова. — Сейчас все в лучшем виде сделаем — и будешь гермафро… девка первый сорт!

— Поздравляю с переходом в следующий пол, — мрачно отвешивает мне комплимент Шухер, приползший страдать об утраченном дитяте в наше черствое общество.

— Вот видишь, даже лимбиец считает, что ты вполне себе девочка! — радуется Ярка.

— Да он всю дорогу меня девочкой считает, с самого порта отправки! — фыркаю я, оттопырив густо накрашенные губы. Фу, какое чувство противное, словно жир прилип. Надо намекнуть Тасе, что ее косметика подустарела лет так на полста. Этому ее грим-набору, поди, раза в два больше, чем нам с Соколовой вместе взятым. Не помню, чтоб помада моих подружек так липла при поцелуях, она какая-то там нано-шмано, и сразу в верхний слой эпителия проникает, не пачкая губы.

Цилли, проржавшись, отправляется наново латать так подло подкачавший нас шлюп. Лимбиец надрывно вздыхает, бормоча себе под нос что-то о своем несомненно уже погибшем на лоне жестокосердной планеты драгоценном дитятке.

— Интересно, что вы чувствуете, когда вас за грудь трогают… — произношу я, задумчиво жамкая шуршащие импланты. — Надо что-нибудь такое в симулятор напрограммировать…

— Лучше бы ты вживался в образ альфы, накачивая мышцы на тренажере, — закатывает глаза Соколова. — Не думаю, что одним из испытаний станет мацанье твоих фальшивых атрибутов женственности.

— Перед смертью не надышишься, — отмахиваюсь я, продолжая перекатывать приятные на ощупь крупинки под термаком. Наверняка мелкая моторика стимулирует мыслительную деятельность, потому что так мне лучше думается.

Ярка окидывает меня скептическим взглядом и бормочет себе под нос что-то вроде: интересно, мол, допускается ли в случае чего регламентом священных Игр священный матч-реванш?

— Эврика! — я аж подпрыгиваю от озарившей меня вдруг идеи, вытряхиваю гречку наружу, сую мешочки Соколовой в руки: — На, сделай себе бесплатное увеличение прыщичков для пущего устрашения противника, — и командую Тасе: — За мной!

— Ты собрался открутить грудь от Таси?! — вопрошает она, угрожающе сдвинув брови при упоминании о злополучных прыщиках.

— Лучше! Утром узнаешь. Спокойной ночи, бедоносица кучерявая! — восклицаю я, шмякнув паричок на голову Шухеру. Инженер я, в конце-то концов, или нет?

Глава 46. Кадет Соколова. Да грянет битва!

— Соколова, где мои сиськи?! — вместо «доброго утра» будит меня идиотский вопрос ворвавшегося без стука Стратитайлера.

— Анатомически — где-то между ключицами и подвздошной костью. Там помацай, найдешь, если постараешься, — огрызаюсь я, зевая и протирая глаза кулаками. И тут же подскакиваю как ужаленная — Игры! Надо же подготовиться — отжаться там разиков сто или пару-тройку приемчиков всестилевой борьбы хоть вот на Нюке в памяти освежить.

— Да гречишные, балда!

— Вон, на столике. На что они тебе? Озарение закончилось возвращением во мрак традиционного невежества?

Нюк фыркает, как вынырнувший с пятикилометровой глубины кит:

— Буди левое полушарие! Адамам на священные Игрища феминок вход точно под страхом смерти запрещен. Так и так переодеваться придется.

Схватив мешочки с крупой, которые я по инерции притащила в каюту, он энергично шуршит ими, прижимает к груди и ревниво замечает:

— Примеряла тут, поди, полночи мою прелесть?

И добавляет, победно таращась на меня задорно блестящими овечкиными глазюками:

— Через пять минут ты безо всяких стимуляторов признаешь, что я чертов гений, и расцелуешь мой конопатый воздухозаборник. Потому что я — чертов гений!

При мысли о поцелуях, да еще и в компании со стимуляторами, в моем желудке что-то переворачивается. Возможно, стресканный ночью пирожок — в отсутствие Вражонка он умудрился пережить ужин. Нет, в ближайшие лет сто я точно не захочу никого расцеловать! Хватит с меня недавних… эротических прозрений.

— Ограничусь, пожалуй, платоническим крепким рукопожатием, — бурчу я, одной рукой повыше подтягивая одеяло, дабы надежнее прикрыть собственные атрибуты сомнительной женственности, а другой подтаскивая к себе комбинезон. Интересно, не учинят ли недоверчивые альфы мне самой проверку, не впечатлившись упрятанными в унисексовый термак скромными формами побочного чадушка Многоокой Праматери?

Нюк ехидно хихикает, удаляясь наводить транссексуальную красоту. Шмыгнув в ванную, торопливо плещу водой в физиономию и на торчащую дыбом шевелюру, а заодно краем глаза пытаюсь оценить собственную «прелесть». Может, реально для достоверности чего подложить под термак, чтобы разоблачаться принародно для освидетельствования не заставили? Девушка я, конечно, крепкая, но на фоне амазонок реально легко сойду за низкорослого адама. А насколько я вчера могла оценить, альфы — дамы как на подбор фигуристые. С выдающимися, так сказать, признаками принадлежности к великому племени истинных праматериных отроковиц.

Однако, представив себе, как будет ржать Нюк, уличив меня в сисечном апгрейде, идею решительно отбрасываю и, одевшись и причесавшись, отправляюсь оценивать результаты озарения обцелованного светилом гения. И неплохо бы еще по пути оценить какой-нибудь Тасин кулинарный шедевр. Священные Игры — это, безусловно, здорово, но завтрак от нашей роботессы, если на то пошло, тоже баллов на восемь как минимум по шкале святости тянет.

Как ни странно, Тася не хозяйничает с утра на камбузе. Лишь на столе стоит тарелка с уже подзабытыми было печенюхами, пустеющая с умопомрачительной быстротой — растекшийся в уголке Шухер вовсю заедает свое родительское горе, только щупальца да языки мелькают. Рядом с ним замечаю еще две посудины, сверкающие свежевылизанными боками. Определить, что в них пребывало пятью минутами ранее, не представляется возможным. Подозреваю, даже лабораторный анализ ничего уже не покажет.

Голод не тетка, так что, отпихнув загребущие псевдоподии, резво выхватываю несколько печенюшек под исполненным горького укора взором лимбийца, и бегу дальше, жуя на бегу.

Интересно, чем там Нюк собрался меня поразить? Возвращением Таськиных печеньковых сдвигов, дабы засыпать выпечкой племя амазонок до самых ушей? Я уж думала, он там себе супергруди пятого размера из бэушных запчастей и Тасиных механических прелестей за ночь сваял… со встроенными компасом, бластером, саперной лопаткой и гипноизлучателем. Но нет, судя по тому, что явился за крупяными железами, гениальное открытие свершено не на этой ниве.

Дожевывая печенье, просовываю голову в мастерскую:

— Таисью снова замкнуло? Или это такой хитрый способ повысить боевой дух небольшим выбросом гормона озверина от шоколадных ароматов, не так давно прочно окутывавших все рыдвановы недра?

Нюк, уже накрашенный, шлифует красоту, энергично поправляя под термаком гречичные импланты.

— На супер-скотч прилепил, крест-накрест. Точно не отвалятся, — делится он, энергично встряхивая зоной декольте, точно цыганка из межзвездного табора. — Таисье не до готовки было. Ну как я тебе? Сексуальненько?

И тянет ко мне сложенные трубочкой накрашенные губы, томно прикрыв глаза накрашенными же ресницами, сделавшимися от этого еще длиннее. Кокетка, солнцем обцелованная. Честно говоря, на боевую раскраску местных фемин вообще не похоже, эти девочки не про соблазн ни разу. Но у богов свои причуды, верно?

— Главное, Нику в таком образе не показывайся, а то его вера в божественных посланцев пошатнется на корню, — невольно отпрянув от конопатой праматушкиной сынодщери, хмыкаю я. — Решит, что альфы и небеса уже завоевали, и звездных адамов поработили.

Он со смешком цапает Тасю за руку и тащит туда, куда с самого начала полета, я уверена, не заглядывал и одним глазком — в спортзал. Да, есть на «Дерзающем» даже такая роскошь. Тут довольно пыльно, и уцелевшие лампы еле светят. Половина тренажеров безнадежно заржавела, как и весь остальной корабль, но кое-какие кэп с Цилли, наверное, используют, дабы поддерживать свои богатырские формы. Бортмеханик как раз здесь — разминается перед предстоящими соревнованиями за прелести нашего же собственного экипажа.

— Смотрите! — сияя от гордости, требует сестрица Нюкия, развернув небольшую голограммку над ручным компом, похожую на пульт управления. Длинные пальцы принимаются с удивительной скоростью летать по кнопкам. Привычно улыбающаяся роботесса подходит к стойке со штангой, примеряется и без проблем и усилий поднимает тяжеленную штуковину над головой. И начинает с ней энергично приседать. Потом опускает штангу назад на стойку и прямо с места делает сальто назад, через голову. Только блондинистые кудри мелькают. И кружевные трусишки из-под коротенького подола форменного платья. Тася успешно приземляется с точностью чемпионки галактики по спортивной гимнастике, сияя небесной улыбкой. Только сейчас я замечаю, что вместо привычных туфелек на каблучке на ней яркие кеды. Бортинженер свои одолжил?

— Ну как?! — спрашивают они с Нюком хором.

— Звезды и кометы, кто бы знал, что Таисья у нас виртуоз не только по хозяйственной, но и по спортивной части! — ошалело таращусь на роботессу, а затем — на голографический пульт. — Этак она даже вождицу за пояс заткнет и не то что в узел скрутит — макраме из нее навяжет!

Цилли только присвистывает, утирая розовым полотенчиком пот с разгоряченного лица.

— Вот тут и тут у Таси в волосах я камеры спрятал. Чтобы видеть и слышать, что происходит, даже если вас на какую-нибудь гору скоростным скалолазанием заниматься ушлют, — поясняет Нюк. — Полночи тренировались. В общем, по сути с пульта Тасей я теперь управляю. Не сразу все получилось, но уже вроде бы более-менее синхронизировались. Спортивную прогу, конечно, можно было написать, но там всех нюансов не учтешь все равно, да и времени в обрез.

— Чего только ни придумает инженер, только бы к физкультуре самому не приобщаться! — восхищенно качаю головой я. — Варит же котелок, как припрет! С пультом правильная идея, как ни крути. Вдруг у амазонок не только спортивные состязания, а что-нибудь еще, где импровизировать надо? Мало ли какие у них тут приняты народные забавы.

— Молодчина, — одобряет эти инновации Цецилия, от восторгу так хрястнув Нюка похожей на щуп погрузчика ручечкой по спине, что тот едва на ногах удерживается.

— Полегче… — бурчит он, почесав лопатку. — У меня аж сися отклеилась. Можно ж просто сказать, какой я ослепительно гениальный бортинженер и очаровашка. И нежно поцеловать.

— Извини, сестрица, но лесбиянок среди нас не водится, — гогочет Цилли, обтирая мощную шею. — Все готовы? Вылетаем через пятнадцать минут.

Немного неожиданно. Как раз Цилли на приверженицу ортодоксальных взглядов во взаимоотношении полов меньше всего похожа.

— Вперед, девчонки! — тонким голоском восклицает Нюк, пожамкав свои крупяные прелести. Они ему прям думать помогают, похоже.

— Не вздумай при альфах так делать. Еще решат, что сестренка чревовещателя того, совсем блаженная. Может, у них это крайне неприличный жест, — предупреждаю я.

— Тогда на, тут потрогай, на удачу. Я не жадная, — ржет он, тыча мне своими сыпучими прелестями чуть не в нос. — Блин, прикольные штукенции такие…

— Если бы знала, что ты ступишь на стезю поддельных чирлидерш, помпоны бы хоть за ночь сшила… с гречишной начинкой, их бы и мацал, — уклоняясь от оказанной мне чести, фыркаю я и примеряюсь к самой низкой перекладине — что еще успеешь за оставшиеся пятнадцать минут? Не Тасины чудеса легкой и тяжелой атлетики, конечно, но тоже какая-никакая разминка.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Соколова? — вдруг серьезно спрашивает Нюк, перестав дурачиться. — Не умеешь ты веселиться. Только язвить. Или сама шпильки пускаешь, или щетинишься, как дикобраз. Мы с малышками на тебя обиделись, — и задрав напудренный нос, удаляется по коридору, подхватив Тасю под руку. Вот это заявление, черная дыра меня дери! Аж забыв распрямить руки, озадаченно смотрю на Цилли поверх турника:

— Мне что, реально надо было общупать эти штуки для поддержания веселья?

— Почему нет? Раз ему весело. Рука б не отсохла, — пожимает плечищами бортмех. Легко ей говорить. Не она ж сутками ранее рвалась облапить у всех членов экипажа далеко не крупяные прелести.

— Неправ кэп. Все наши беды не от отсутствия дисциплины. А потому что мы ни хрена не команда, а так… сборище эгоистичных неудачников, — совершенно неожиданно закругляет нашу беседу Цилли. На сей раз я забываю подтянуться и едва не ухаюсь на пятую точку, машинально разжав пальцы. Какие-то слишком далеко идущие выводы из моего нежелания трогать Нюка за фальшивую грудь. Или не в груди все-таки дело? Неужели мы все и в самом деле просто занесенные на рыдван разным космическим роком неудачники, не умеющие работать в команде и привыкшие думать только о себе? Но мы ж не забили на кэпа и остальных, нет? Или дело в том, что без Варга и Баса нам отсюда просто не улететь? Погруженная в столь глубокий психоанализ, задумчиво бреду следом за Цилли к шлюпу.

«От Рекичински никакого проку, а вы ж решили его тоже спасти. Вполне себе бескорыстно», — услужливо подсказывает желающий, видимо, малость утешить меня внутренний голос. Ага, как же, «бескорыстно»… Я ж просто хочу его в шахматы разнести и с долгом рассчитаться, потому что терпеть не могу чувствовать себя обязанной кому-то. Особенно этому склизкому альтаирскому угрю. Вот же задница коборука! Это что ж, получается, я реально всего-навсего неудачливая, ядовитая как луманская гадюка, эгоистина?

Принимая во внимание малоприятную привычку наших сестриц по Многоокой Праматери швыряться почем зря сетями и копьями, сажаю посудину поодаль от деревни. Величайшая удача, что мы вообще долетели, учитывая норов наших шлюпов, поэтому не стоит лишний раз искушать судьбу. Местное светило еще только неспешно выплывает из-за горизонта, а от поселка уже несутся оглушительные воинственные кличи участниц и гомон болельщиц. Толпа дружно (ну как — дружно, просто время от времени не поделившие что-нибудь девушки обмениваются легкими зуботычинами без применения оружия) движется прочь от деревни. Интересно, где тут у них этот… Колизей для гладиаторских боев за отборных адамов? Или что там вместо него предусмотрено.

— Ну что… кому чего пальпировать на удачу, пока все еще цело и в полном комплекте? — осведомляюсь я, зачарованно уставившись на наших габаритных соперниц, вышагивающих впереди колонны. А, да ладно. Прорвемся. Как говорит мой инструктор — чем здоровее противник, тем громче он падает, главное — вовремя увернуться. Памятуя об оплеухах, которые Таисья с легкостью раздает тяжелой дланью при подозрении на попрание андроидных чести и достоинства, ей я просто жму руку без всякой там произвольной программы:

— Давай, Тася, я верю в вас с Нюком, раскатаем этих альф, как адорианцы — варварскую флотилию!

— Чмоки-чмоки, — жеманно кривляется в ответ не простивший моего нежелания жамкать его гречку оператор роботессы.

— Так, морды посерьезнее сделали, — прерывает готовую вспыхнуть пикировку Цецилия, на всякий случай положив ручищу на бластер.

— Нате вот, — раздает нам инженер по крохотному передатчику. — Для связи. Вдруг шлемы поснимать заставят.

Не слишком ускоряя шаг (не к лицу любимейшим праматериным дочуркам суетиться перед противником), направляемся к шумной процессии. Возглавляющая ее вождица окидывает нас всех оценивающим взором — от пяток до Нюковых гречишных прелестей и подозрительно прищуривается.

— Чревовещатель?

— Сестричка его. Младшая, — встреваю я, пока бортинженер всем своим костлявым организмом и мимикой конопатой мурзилы пыжит из себя девицу.

— Нюкия Стратитайлерова, очень приятно познакомиться, девочки, — пищит он до невозможности кокетливо.

— Тоже блаженная, что ли? — удивляется альфа.

— Типа того, — поспешно подтверждаю я, и вождица теряет к Нюку всяческий интерес. Блаженным на Играх присутствовать не возбраняется.

— Мужики наши где? — вопрошает сурово бортмех. Нюк с ними связывался с полчаса назад — все были живы и по-прежнему торчали в сарае.

— Приз — на арена, где ему быть? — пожимает плечищами вождица.

— Все участник должны переодеться, — безапелляционно изрекает она, тыча пальцем в наши термаки. — Это не есть священный наряд альф, угодный Многоокой Праматери.

Спинная коборукова сумка! Какой же это, интересно знать, наряд угоден нашей капризнице-праматушке? Стоящий колом кожаный гарнитурчик в стиле самой главы альф? Или какие-нибудь экологически чистые святые лифоны с юбчонками из местных плотоядных сорняков? Подозреваю, что действительность может и превзойти все ожидания.

На небольшой полянке участниц встречают убеленные сединами, но весьма крепкие тетки со свирепыми физиономиями. Должно быть, высший судейский комитет. Каждую претендентку на высокосортного адама критически охлопывают, осматривают, изымают личное оружие и всучают тючок… видимо, с олимпийской формой, созданной здешними сомнительными кутюрье в соответствии с заветами глазастой прародительницы. Прошедшие шмон дамы ныряют в какие-то заросли и обратно на поляну не возвращаются. Наверно, выходят сразу на линию старта. Процесс идет без сучка без задоринки, точно на конвейере, первая заминка случается на моей персоне.

После подозрительно дотошного ощупывания в области пресловутых «малышек», бабень таращится на меня с сомнением в глазах, озадаченно перебирая экипировку, предназначенную, видать, на таких же, как она сама, двухметровых красоток с монументальными прелестями. Затем переводит взгляд на нашу сестрицу Нюкию и тянется было, чтобы подвергнуть контролю качества и ее крупяных крошек.

— Она просто болельщица, — поспешно пресекаю эту попытку я, преграждая путь длани арбитрицы собственным бренным телом, — не доросла еще, в Священных Играх честь праматерину защищать. Взяли с собой, чтобы смотрела и опыта набиралась!

— Дерзявки, вперед! — пищит Нюк, окончательно вжившись в роль. — Я нашей команде только что название придумала. И девиз.

Потеряв к ряженому интерес, амазонка наконец всовывает мне в руки сверток и придает ускорения в сторону кустиков могучей рукой. С легким внутренним содроганием разворачиваю выданный костюмчик. Мда… Это нам изрядно подфартило, что сестрицу Нюкию, благодаря ее инженерной соображалке и врожденному отвращению к спорту, сия чаша миновала. И вообще, напрасно Стратитайлер на термак пенял, никуда бы из него гречишные железы, по крайней мере, не делись, даже если б и сползли чуток к пупку. А вот потерять их с концами где-нибудь в зарослях в праматушкиноугодном облачении — запросто. Мне бы собственным… хм… скромным пташкам не дать ненароком выпорхнуть из просторного кожаного гнезда.

Но куда деваться, назвалась дщерью Многоокой Богини — полезай в культовый бронебойный лифчик. Неохотно стаскиваю термак и шлем. Приходится затянуть тесемки до предела, и все равно остается место, можно было бы легко фляжку с буравчиком за пазуху сунуть. Вот в самом деле: надо было накапать в какую-нибудь емкость этой космической… амброзии. Может, пригодилась бы противницу нокаутировать или костер до небес с одной искры запалить. Затем дело доходит до низа, который оказывается чем-то вроде юбки из голубых хвостов неведомых зверей. Оборачиваю ее вокруг себя раза в полтора, чтобы не сползала. После этого остается только увенчать кучерявую голову кожаной полоской со здоровенным алым пером. Не иначе как неосторожному красноперому гоподрилу не подфартило повстречать альфу с задатками дизайнера.

Скатав термак в компактный рулончик и впихнув его в шлем, выбираюсь по другую сторону зарослей, где имею честь лицезреть цвет амазоньего племени во всей его первобытной красе. Одинаковая кожаная униформа на богатырских бюстах натянута, как на барабанах, и аж трещит, когда девы вдыхают полной грудью. Пожалуй, только мне этот универсальный размерчик великоват и в длину, и в ширину — во всяком случае, то, что на моей тушке выглядит объемистой кольчугой, на девочках смотрится мини-топиком. А вот перья и юбочки у всех оказываются разные, и в глазах аж рябит от всевозможных цветов и оттенков. Правда, на конкурентках и эта деталь одеяния ближе к набедренной повязке, а не к полноразмерному шотландскому килту, как у меня.

«Ничего, мал джокорд — да вонюч!» — подбадриваю себя, с выражением крайней решимости на физиономии вышагивая к предполагаемой линии старта. Да и костюм уже начинает мне нравиться — ветерок в нем приятно вон обдувает, ероша кудри, и солнышко щедро награждает ободряющей дозой ультрафиолета — все почти как дома. Через пару минут ко мне присоединяется Цилли, на которой выданный костюмчик сидит как влитой, а затем и Тася, непривычно кожано-пушистая, с кокетливо сдвинутым набок сиреневеньким пером.

— Вам очень идет, — любезно сообщает она, оглядев меня.

— Уаххаха! — раздается из воткнутого в ухо передатчика. — Соколова, да ты вылитая альфа в этом наряде. Не отличишь. Только типа в детстве плохо кушала.

Следом выбирается еще пяток амазонок, за которыми топают суровые судьи. Пересчитываю туземных претенденток на прелести нашего экипажа, таковых набирается аж двадцать одна штука. Ну, кэп, ну сердцеед… Правда, две выбывают, еще не ступив на старт — что-то не поделив, девы привычно начинают обмениваться зуботычинами, и арбитрицы немедля их дисквалифицируют. После чего выстраивают всех в шеренгу и оглушительно орут правила состязаний: запрещается драться вне этапа единоборств, бить соперниц дубинками по головам, прыгать на упавших тушках, душить, сталкивать в пропасть и топить в реке. Остальные методы более мелкого членовредительства применять, должно быть, не возбраняется.

— Занявшие последний три места в каждый этап дохлые желтобрюхие глиздолибры — выбывать! — завершает этот лаконичный инструктаж самая могучая бабища, делая столь решительный жест рукой, что меня берет сомнение — не в пропасть ли по примеру древних спартанцев препровождаются сии злосчастные дохлые… глистоколибри. Или как там их.

— Первый отборочный этап! — провозглашает судья и делает знак топать за ней куда-то вниз по тропинке. Спустившись, мы оказываемся в долине, окруженной не слишком высокими, поросшими голубовато-зеленой травкой скалами, на склонах которых уже разместились группки болельщиц. Замечаю среди них и дурацкий паричок блаженной Нюкии. Как и ожидалось, на трибунах ни единого адама. Впереди меня мрачно пыхтит не первой молодости амазонка — та самая, не устрашившаяся устроенного Рори концерта. Не иначе как бабушка нацелилась на нашего пилота. Хотя… кто ее знает? Может, резвости этой ветеранши и на кэпа с лихвой еще хватит. Эвон какая габаритная и вполне себе подвижная.

Тут я замечаю и сами… призовые кубки. Видимо, им любоваться на ловкость и силищу будущих хозяек милостиво разрешается. А может, это часть воспитательной программы — чтобы имели в виду, чем кончится любой бунт против мускулистой женушки. У наших… адамов ложа самая высокая — почти у верхушки торчащей как палец скалы. И насколько я могу отсюда разобрать, все они к ней надежно привязаны. Шестое чувство подсказывает, что без финального альпинистского конкурса точно не обойдется. Интересно, как их туда взгромоздили-то? Хотя, может, с обратной стороны скалы есть более пологий склон.

Впрочем, особо разглядывать призы некогда: судья уже объясняет условия первого конкурса, которые, на первый взгляд, проще некуда — сшибить как можно больше каких-то неведомых «лула» другим неведомым «хрукопопом». Действительно, чего там. Берешь хрукопоп и фигачишь им по лулам. Выглянув из-за могучих спин соперниц шириной с взлетно-посадочную полосу, успеваю увидеть, как справляется первая участница. Толком рассмотреть, что и чем она сбивает, не удается, но в целом процесс смахивает на космический боулинг. Правда, не многомерный. Болельщицы одобрительно ревут со своих импровизированных трибун.

Затем наступает очередь следующей альфы. Судя по тому, с какими предосторожностями она ухватывает нечто вроде шипастого шара, эта штука или изрядно колючая или… Додумать мысль не успеваю — в ту секунду, когда амазонка замахивается, шар вдруг разворачивается в воздухе, и из него вырывается нечто, напоминающее реактивную струю. Альфу накрывает жидкой зеленой субстанцией с головы до ног. Она яростно рычит и, отшвырнув шипастую фиговину, пытается зажать нос. Ветерок доносит до нас весьма ядреное амбре. Трибуны свистят, а судья живо объявляет участницу выбывшей. Ага, вот в чем, значит, подвох! Хрукопоп, оказывается, тварь живая и норовистая. Хорошо бы теперь понять, что провоцирует его на залп. Может, какую точку G амазонка ему неосторожно задела? Еще одна соперница запуляет свой шипастый снаряд без происшествий, а у другой шар таки выдает свою зеленую струю, но та успевает увернуться и остается в Игре, хоть и получает штрафные очки.

Вывести беспроигрышную теорию не получается — неожиданно следующей вызывают меня. Мать зиркову в кокон, как бы на первом же испытании не вылететь из-за неконтролируемых кишечных спазмов местной раздражительной зверюшки! По кивку судьи достаю треклятого хрукопопа из здоровенной плетеной корзины с предосторожностями бахчевода, снимающего урожай славийских арбузов, которые, достигнув определенной степени зрелости, ахают почище бомбы. Кажется, тварь там спала вместе с выводком своей родни и, в принципе, я могу понять ее нервное состояние при столь резком переходе от сладкого сна к неуправляемому полету в пространство. На ее месте я бы тоже рассердилась.

Лулами оказываются выстроенные в рядок ядовито-оранжевые конусы. Надеюсь, с ними-то хоть никакой подлянки, а то, может, и они живые, бойкие и обученные уворачиваться от хрукопопов? На ощупь тварь не особенно колючая, хотя и шершавая, как славийский крокодил. Я о-о-чень осторожно примеряюсь, чтобы запустить жертву амазонских увеселений в кучку кегле-аналогов, и тут зверюга начинает как-то нехорошо сопеть. Вспотнув от испуга, тихонечко покачиваю ее в руке, мурлыча себе под нос внезапно всплывшие в памяти химические формулы — просто ничего скучнее я не знаю, и сама от них всегда в школе погружалась в полукому-полунирвану. На хрукопопа они, похоже, действуют аналогичным образом и, блаженно всхрюкнув в моих объятьях, он передумывает пробуждаться. Не дав бедняге опомниться, стремительным движением запускаю его в сторону конусов. Они разлетаются в разные стороны, а один, настигнутый зеленым залпом, внезапно взрывается, разметав осколки по полянке, и из него фонтанчиком выплескиваются какие-то мелкие штуковины — наверно, семена. Ну, хвала пятикрылому Кхаре, я в следующем туре!

Глава 47. Нюк. Те еще Игрища

Забравшись повыше на импровизированные трибуны местной Спейс-арены, устраиваюсь так, чтобы не мозолить глаза своими манипуляциями с пультом от Таси. Получить дубиной по макушке за колдунство в мои планы не входит. Впрочем, болельщицам до меня нет никакого дела — они уже базлают во всю мощь луженых глоток, размахивая самодельными стягами, грызут жареные плоды, размером и цветом похожие на земной каштан, прикладываются к флягам с бодрящими напитками и явно получают массу удовольствия от происходящего.

Заметив призовые «кубки», торчащие в цепях на солнцепеке, приветливо машу им рукой. Нет, альфы точно совсем не дуры… бластеры вон поотбирали, отсюда вижу, что кобура у кэпа пустая. Розовые брови Баса трагически изламываются, когда он узнает в сисястой, конопатой девице своего бортинженера. И все они втроем принимаются неуместно для своего положения веселиться. Ржите, ржите… посмеетесь, если продуем.

Кокетливо повертев гречишным бюстом, возвращаю свой взор к полю, где уже начались Великие Игры за трех не слишком-то свежих гуманоидов.

— Скажи Тасе — пусть берет этого серуна из корзины нежнее, чем пряные снежные лотосы, — делится со мной впечатлениями от первого конкурса Ярка. Сама она справляется с задачей быстро и ловко. Зверюха Цилли обгадиться в ее руках, должно быть, не может физически — мощная хватка не дает ей даже развернуться. Струя прошибает бедолагу уже в полете, не попав в бортмеха. Конусы так и брызгают в разные стороны от этакой реактивной тяги. А тут и наша с Таисьей очередь подходит. Следуя указаниям Соколовой, сшибаем с ней лула как по маслу, хоть и не все. Хруко…поп даже проснуться не успевает. Уж что-что, а нежные прикосновения у Таси в базовой прошивке. Это вполне засчитывается как балл для прохождения в следующий тур.

Глава альф направляет животинку рукой бывалой толкательницы ядра, и лулы рассыпаются, взметнув в воздух целый фейерверк из семян. Не плошает и седая поклонница Басовых форм — поди-ка, кучу Игр за свою варварскую жизнь прошла, не одного хрукопопа на лулу натянуть успела. Выстроив в не слишком ровную шеренгу участниц, выдержавших отбор местными реактивными серунами, главная арбитрица тычет пальцем в сторону симпатичной голубовато-зелененькой полянки и орет так, что я всерьез начинаю опасаться схода какой-нибудь лавины даже с этих скромных гор:

— Второй этап! Кто пробежать через ежайник и мало-мало его задеть — победить!

Следом за ней альфы топают к поляне. Одна из судей обегает ее по широкой дуге, чтобы встречать счастливых покорительниц ежайника тепленькими, прямо на выходе.

— Кто пытаться мухлевать и тихим чупикадровым пеньком сдирать священный метки — тех заставить сесть на самый большой ежайник и сидеть до самый закат! — грозно предупреждает здоровенная судьица. Интересно, что там за ежайник такой и каких подлостей от него следует ждать? На вид лужайка как лужайка. Ровненькая такая, будто газончик на матушке-Земле. Может, там в норах еще какие животины эмоционально неуравновешенные обретаются?

Вперед выталкивают первую участницу — то ли по старшинству, то ли по количеству баллов в предыдущем туре, то ли просто оттого, что та подвернулась под тяжелую судейскую длань. Кто-то из арбитриц заливисто свистит, и амазонка устремляется вперед какими-то странными, дергаными скачками. Пару раз она особенно высоко вскидывает ноги, заметно ускоряется, вылетая за пределы милой полянки на третьей досветовой, и тут же попадает в цепкие рученьки седовласой Фемиды. Кажется, та что-то обдирает с ее меховой юбчонки и голых ног, а затем вопит, вызывая легкие колебания каменюк на горных склонах:

— Одиннадцать!

Трибуны свистят и орут. А я в очередной раз радуюсь своему техническому образованию и гибкому уму. Собирать на свои тощие ляжки местные репейники — точно не то, чем хочется промышлять в такое славное утречко.

Одна из юных болельщиц с выражением высшей степени злорадства на щекастой морденке, сосредоточенно шевеля губами, отсчитывает подруге богатырские щелбаны. Видимо, в список забав входят и ставки на участниц с моментальной расплатой за недостаток интуиции.

— Кажись, самое время призвать на службу опыт бега по соседским грядкам со взрывчатыми острыми перчиками, — шепчет передатчик голосом Соколовой. — Те-то стреляют так, что потом неделю приземляешься только уцелевшей половиной кормы… ну, если такая, конечно, останется… А это, похоже, просто какие-то цеплючие репейники. Фигня вопрос, проскочу шустрее снежной блохи после осенней спячки!

— Удачи, девчонки! Млечный Путь, вперед! — подбадриваю я их. Были бы помпоны — сбацал бы и альтаирскую джигу для вдохновения.

Пока Ярка нетерпеливо подпрыгивает на месте (а может, просто таким манером пытается выглянуть из-за спин своих рослых соперниц, чтобы получше рассмотреть загадочный ежайник), судья вызывает на старт нашу старшую божественную дщерь.

— Я-то думала, мы как нормальные люди — морды друг другу набьем и всех дел, — сердито сопит бортмех.

Уже проскакавшие с разным успехом этап девахи бродят по ту сторону полянки и ожесточенно почесывают монументальные ляжки, пораженные священными ежайниковыми метками. Цилли окидывает пространство, которое предстоит пересечь, критическим взором, а затем совершает отменный прыжок с места в длину, примерно раза этак в три превышающий среднеземные показатели. Ну конечно, сила тяжести-то на Варгане — ого-го какая по сравнению с этой планеткой, и тут у нашего бортмеха заведомое преимущество перед туземками. Буквально три прыжка — и этап пройден с минимальными потерями: абритрица насчитывает всего пяток пресловутых ежайников, прилепившихся к могучим формам мисс Ибрагимбек, вероятно, в последний миг перед тем, как выплюнувшие их растительные папы-мамы оказались втоптаны в грунт по самые макушки.

На трибунах на мгновение воцаряется потрясенная тишина — вероятно, божественный статус Цилли только что перестал быть пустым звуком для альф. Тех, кто ставил на поражение упавших с неба выскочек, немедля награждают звучными щелбанами в крепкие, как обшивка звездолета, лбы.

— Так-то, сучки! — ликую я, победоносно шурша гречей. — Если что, это я тоже в плоском кино слышал, — добавляю для своих.

Тем временем следующая участница выкатывается на финиш, облепленная ежайником со всех сторон — арбитрица раза три пересчитывает ее урожай, перед тем как огласить разгромное число за пределами двух десятков. То ли Цилли так раззадорила растения, то ли просто амазонка попалась неуклюжая или невезучая?

Вождица пересекает лужайку короткими перебежками и набирает шесть репейников, что болельщицы встречают одобрительным ревом. Следом за ней на линию старта ступает неизменно самоуверенная Соколова. Остается надеяться, что эта самоуверенность реально подкрепляется хоть чем-то, помимо неистовой веры в победу нашего правого дела. Впрочем, на Славии ж вроде гравитация тоже больше земной? Может, Ярка воспользуется тактикой бортмеха и также сразит альф легкоатлетическими талантами? Слышу, как она бормочет себе под нос: «Ну… в какой туманности наша не пропадала».

Судья дает отмашку, и дитя славийской природы, даже не зарумянившись от девичьей стеснительности, неожиданно задирает полы своей меховой юбчонки выше пупка и так лихо припускает по лужайке, что только пятки сверкают да вызывающе красные трусишки. Они алеют на утреннем солнышке почище тыла брачующегося коборука. Ай да Соколова, распутница от сохи! Не подозревал в ней склонности к такому сексапильному бельишку.

Готов побиться об заклад на горку щелбанов, что это колонистово семечко в свое время немало ущербу успело причинить соседским огородам, с этакой-то прытью: еще даже Бас на своей верхотуре не успел стыдливо прижмурить дальнозоркие очи, как Ярка уже завершает забег и с нахальной улыбкой подставляет организм для досмотра. На задранную юбку ни один ежайник не прилип, и Соколова только шипит сквозь зубы, когда от ее голых ног отдирают одну за другой всего четыре колючки. А бельишко-то, похоже, у нее из нановолокон, к нему ничего не цепляется. Поди, специально для колонистов какая-нибудь фабрика «Заря экспансии» штампует. Мало ли что там у них на диких планетках водится… вполне разумная предосторожность, оберегающая первопроходческие тылы от местной агрессивной флоры и фауны.

Следующая амазонка пробегает тоже весьма резво, вызвав новый взрыв эмоций и всплеск щелбанов на трибунах, однако рекордов божественных дочерей не бьет, а затем наступает и очередь Таисьи. Ладно… Сейчас попробуем как-нибудь избежать поражения зловредными сорняками прелестей нашей кормилицы. Они и так не первой свежести, подмазывать жидким силиконом приходится. Вывожу Тасю на линию старта, и, прикусив от старания кончик языка, отправляю роботессу вершить гимнастические подвиги. Метод передвижения не оговаривался, так что рискнем. Добротно сработанный титановый костяк не подводит — Тася проносится по полю с такой скоростью, что серия сальто сливается в одно гудящее движение. Вжжжух! И моя крошка уже мило улыбается за финишной чертой, отряхивая ручки от травки и жучков. По трибунам разносится дружный завистливый вздох — таких номеров тут точно еще не видывали. Соколова радостно прыгает вокруг, по примеру амазонок энергично шаркая ладошками по изжаленным злокозненным ежайником областям. Когда судья выуживает лишь одинокую колючечку из Тасиных кудрей, толпа разражается воем и криками, а вождица аж слегка зеленеет от ярости.

— Тася, ты — чистое золото! Как только свалим отсюда — я куплю тебе цистерну чистой как слеза смазки, самой дорогущей! — обещаю я роботессе.

— Ах, как же я не догадалась завернуть пирожков или печенья для капитана Вегуса и остальных, они же, наверное, голодны! — огорченно восклицает она. — Так, отставить профессиональные корчи! Ты здесь не за этим.

— Отыграем их — и дома пир горой закатишь, — успокаивает ее Ярка.

Басова фанатка, перед тем как ступить на старт, успевает мазнуть по вершине скалы таким похотливым взором, что пилот аж вжимается спиной в камни, словно надеется просочиться сквозь гранит. В отличие от молодежи, умудренная годами и ежайниками альфа не спешит, каждый раз замирает, что-то высматривая в зелено-голубом травяном ковре, и раздражающе неторопливо перескакивает с пятачка на пятачок. Но ее тактика в итоге оправдывает себя — ягодицы пенсионерки успевают украситься лишь четырьмя колючками. Кто-то из юных альф норовит собезьянничать, но успехом это начинание не увенчивается — сакрального ежайникового секрета девушка явно еще не постигла, и при каждой остановке ее яростно жалят цеплючие репьи. На середине дистанции, видно, махнув уже на все рукой, амазонка просто летит напролом со всех ног. Как результат — пятнадцать отметин. Коварная седовласка лишь презрительно щурит глаза на подражательницу.

Этап завершен. Арбитрица объявляет выбывших и бесцеремонно изгоняет неудачниц на трибуны. Среди них, сопровождаемая насмешливым посвистыванием Басовой поклонницы, понуро плетется и молодая плагиатчица.

— Не дорасти еще, чтобы бабку свою обойти! Я свой первый адам выиграть, когда хилых ногобрюхих фустисом среди альфа не водилось, и на Играх разрешать соперниц в пропасть кидать! — ехидно кричит ей вслед пенсионерка. Видимо, в беспощадной борьбе за дефицит в лице крепких и мытых адамов родственные привязанности, если таковые вообще тут как-то пробиваются сквозь броню маскулинности, мигом меркнут.

Шестнадцать уцелевших в беспощадном горниле Игр девиц, включая наше небесно-засланное трио, снова выстраиваются перед судьями.

— Третий этап! — голосит главная вершительница спортивных судеб. — Скачки на гоподрилах! Последний три наездница выбывать! Какая рукохвостая баракатица не смочь оседлать или довести до финиш свой красноперый паразит — выбывать сразу!

— Наконец-то мы увидим этих красноперых гоподрилов! — неуместно радуется Ярка. Это, видимо, становится неотъемлемым свойством всего рыдванова экипажа — веселиться в самом идиотском положении и в самый неподходящий момент. Тем более что в последнее время и то, и другое — практически норма нашей жизни.

Участницы топают к расчищенному и обнесенному плетеной изгородью полю, в углу которого маячит какая-то деревянная постройка. Когда шумная толпа приближается, из этого сарайчика доносится такой звук, словно стая альтаирских крысопираний окружила лайнер первопоселенцев и зашкрябала по нему тысячами иглозубых челюстей. Затем он переходит в душераздирающий визг, напоминающий натужный скрип рыдвановых механизмов и переборок при особенно лихих Басовых маневрах. Даже на приличном удалении от сарая я рефлекторно покрываюсь пупырышками нехорошего предчувствия. Ну, звездный ветер нам в закрылки…

Каждая конкурсантка получает сверхтехнологичное снаряжение для охоты — свернутую в кольцо веревку. А дальше все развивается стремительно: главная судья дает отмашку, одна из ее помощниц резво несется на другой конец дистанции, а вторая загоняет участниц внутрь ограждения и направляется к как-то нехорошо уже содрогающейся двери сарайчика. Мгновение — и все пространство заполоняют совершенно дурацкие твари, в которых невозможно уверенно идентифицировать ни зверя, ни птицу, ни ящера. У них маленькие головы, увенчанные ничуть не украшающими их обвисшими мышасто-серыми гребешками, оранжевые клювы, кожистые дряблые бороденки и абсолютно пустые выпученные куриные зенки без проблеска самого зачаточного интеллекта. Вдоль хребта топорщится полоска из ярко-красных перьев, но на этом сходство с птицами заканчивается. Пышущие мясистыми округлостями тела покрыты пестрой клочкастой шерстью, лап аж шесть, хвост стоит трубой, открывая на всеобщее обозрение упитанный зад, поросший реденьким розоватым пушком. И все это безумное стадо без устали орет, воет и верещит, точно угодившие в корабельную посудомойку пищаги. М-да… Это вам не Кларочка.

Судья вполне благоразумно убирается за забор, предоставив участницам самостоятельно разбираться с бестолково мечущимися по загону тварями. Никаких вам цивильных дорожек, как на бегах любой живности в мало-мальски уважающих себя мирках, никакой очередности — просто две дикие толпы, одна из которых должна каким-то образом оседлать и взнуздать другую. Пока же альфы и гоподрилы просто смешались в одну кучу, издающую чудовищный гвалт.

— Хватаем любую и держим насмерть! — велю я Тасе, направляя ее в самую гущу. Механическая ручечка ловит первый попавшийся хвост, дергает скотину на себя, перехватывает за глотку, как кусок теста — глупые зыркалки аж на лоб лезут, и, пока тварина истошно сипит и буксует всеми шестью конечностями, второй рукой роботессы я мастерю из веревки что-то нехитрое типа линчевки. Вроде готово… Осталось забраться на верткую скотину. Но вот с этим уже посложнее. Влезть на украшенную перьями спину твари удается раза с третьего. Тася намертво обхватывает брюхо ногами — не сбро-о-осишь! Так, а куда теперь скакать-то? Что-то у меня аж башка закружилась…

Хотя количество гоподрилов и спортсменок равно, то и дело вспыхивают короткие, но ожесточенные схватки за ту или иную особь. На вид эти животины ничем друг от друга не отличаются, и непонятно, из каких соображений две-три амазонки вцепляются в одну истошно голосящую тварь, в то время как пара ее товарок преспокойно носится рядом. Впрочем, Соколова, насколько успеваю заметить, подобными философскими вопросами не задается и с готовностью следует примеру дикарок. Подкравшись к уже почти взгромоздившейся на своего гоподрила седой Басилевсовой поклоннице, Ярка делает неуловимое движение рукой, и амазонка вдруг взвивается, точно ее злобный цинтианский шершень в корму жахнул. Зверюга немедленно взбрыкивает, и Соколова вероломно сдергивает на миг потерявшую равновесие альфу за ногу. Та успевает-таки дать наглой кучеряхе увесистого пинка, но угон уже свершился — Ярка накидывает веревку на невероятно взбодрившегося гоподрила и наподдает пятками по его лоснящимся бокам. То, что орет ей вслед недавняя владелица транспортного средства, надо будет потом выучить наизусть — от такого даже приснопамятные гирганейские зирки покраснели бы до самого яйцеклада.

А Соколова преуспевает на ниве дипломатии — вот у нее на планетке уже и собственная вендетта, считай, завелась. Причем, с ветераном Игр, практиковавшим сбрасывание соперниц в пропасть. Это Ярка, пожалуй, неосмотрительно все же.

Что не все гоподрилы одинаково полезны для здоровья, выясняется довольно быстро. И хотя разобранные первыми особи отнюдь не демонстрируют чудес резвости или послушания, норовя дернуть куда угодно, только не к финишной черте, оставшиеся оказываются на порядок зловреднее. Эти подлецы проявляют редкостную прыть, когда подворачивается случай клюнуть, лягнуть или укусить своего укротителя. Да, ко всему прочему, они еще и обнаруживают выдвижную челюсть, полную зубищ, охотно выезжающую из кожистых складок бултыхающейся, точно у индюка, соплеобразной бороды. Доставшийся Цилли экземпляр именно из таких, но пара добрых тумаков и, вероятно, врожденный педагогический талант бортмеха (хвала всем сверхновым, что ко мне она его никогда не прикладывала!) творят чудеса — инстинкт самосохранения гоподрила все же берет верх над дурным характером и дефицитом воспитания.

Оглашая окрестности утробным воем, от которого аж желудок скручивает, точно от перегрузки в пяток «g», оседланные твари мечутся по полю, не слишком поддаваясь управлению, а оставшиеся свободными мерзавцы носятся между ними и клацают зубищами и клювами, активно добавляя хаоса. Бросив бесполезную упряжь, хватаю Тасиными руками нашего гоподрила за дюбальник и наддаю ему хороших шенкелей по упитанным бокам. Эта тактика неожиданно срабатывает, и тварина устремляется туда, куда я нацелил ее клюв — к финишу. Да так резво, что финишную черту пролетаем аки комета! Чтобы остановить разошедшегося зверя, приходится пригнуть ему голову чуть не до земли. Гоподрил летит кубарем, Тася изящно соскакивает, словно гимнастка, завершившая упражнение… Нет, не зря я столько времени на киберспорт угрохал! Неправы вы были, Абдували Петрович, видите, как пригодилось-то! Не то что ваши приседания.

Второй конкурс, который мы с ней выигрываем практически всухую, повергает трибуны в неистовство. Не очень здоровое и не то, чтоб приятное для нас.

— Ты молодчина, лучшая из лучших! — ору я, пока роботесса степенно поправляет сбившуюся от скачек повязочку на блондинистых кудрях и задравшуюся с одного боку юбку.

Так… что там у остальных-то? Тася поворачивает голову, чтобы дать картинку с камер по максимуму, и я вижу, что за Соколовой все еще гоняется озверевшая альфа-пенсионерка, у которой та угнала скотину. Стратегия Ярки в определенном смысле себя оправдала: хитрая старая амазонка и впрямь облюбовала себе самую смирную тварь, да вот только все остальные сакральные секреты дрессуры остались при ней.

Как ни бьется Соколова, под ее руководством гоподрил весело описывает круги, лишь пугливо вскидывая зад, когда ревущая от ярости прежняя всадница сокращает дистанцию и пытается вернуть себе свою собственность. Ярка сидит цепко, точно голодный серотонинососущий клещ на лакийце во время гона, но, очевидно, существенно повлиять на траекторию движения куромозгого создания никак не может. Наверняка на своей аграрной родине ей приходилось ездить верхом на каких-нибудь кровососущих или там реактивных славийских лошадках, обожающих похрумкать взрывчатым острым перчиком, но гоподрил оказывается крепким орешком даже для этого чада первозданной природы.

— За клюв, за клюв его хватай! — ору я.

— Волшебный картинка! — вдруг просекает мои манипуляции сидящая ближе всего ко мне болельщица. — Твоя — шаманка, что ли?!

— Не сметь смотреть, а то Многоокая Проматерь твоя ослепить! Я — блаженная чревовещатель, а это — дар небес! — бессовестно вру я, на всякий случай отсаживаясь подальше.

В конце концов, большинство зверюг оказывается так или иначе оседлано, и только парочка самых придурковатых продолжает с истошным ором шастать по полю, то и дело врезаясь в плененных собратьев, чья скорость куда как ниже из-за восседающих на них всадниц. Хоть Яркина скотина хаотично носится по загону, категорически не желая двигаться по прямой, этой прыти хватает, чтобы алкающая нашего пилота альфа утомилась и отказалась от немедленной мести. Цилли уверенно движется вперед в первой пятерке, возглавляемой самой вождицей.

Соколова неумолимо отстает, все больше отдаляясь от основной группы. В числе последних и мрачная седовласая амазонка, вынужденная в итоге довольствоваться кукарекнутым на всю голову гоподрилом, которого до нее вообще никто не мог поймать, но многолетний опыт и тут выручает бабулю. Вмазав ногой покусившейся было на ее нового рысака безлошадной сопернице, старушка яростно пришпоривает скотину, и та неожиданно начинает крутиться на месте так, что только ошметки земли и травы в разные стороны летят.

Зрелище почему-то буквально завораживает Яркиного гоподрила, и тот аж замирает, вылупив тупенькие глазенки. Очевидно, этим он переполняет и без того неглубокую чашу терпения своей наездницы, и та, слегка повернувшись назад, с размаху опускает ладонь на его филейную часть. Реагирует зверюга так же бурно, как и до этого его первая всадница, встает на дыбы и тяжелыми прыжками мчится прочь, причем, скорость его все нарастает. Они живо обходят группу отстающих и буквально пролетают сквозь толпу уже пересекших финишную черту участниц, и не думая тормозить.

Окончательно лишившись управления рысаком, Ярка спрыгивает на полном ходу и кувырком катится по земле, а тот, не сбавляя скорости, мчится дальше и дальше, пока не скрывается в каком-то ущелье. Следом за Соколовой финиширует все же справившаяся со своей тварью бабуля.

— Вот что ежайник животворящий делает-то, — делится впечатлениями Ярка, пока возвращается к остальным. — Это хорошо, что я запасливая, прихватила горсточку…

На этом этапе отсеиваются сразу четыре амазонки — три приплевшиеся последними и одна, так и не покорившая неадекватную красноперую живность. Соколова, малость прихрамывая и костеря на все лады своего иноходца, присоединяется к группе прошедших в следующий тур. Теперь судья ведет всех к подножью одной из скал, где дымятся костерки. Что они еще придумали? Прыжки через огонь? Хождение босиком по раскаленным углям? Подобные упражнения силиконовым формам нашей Таисьи определенно на пользу не пойдут! Однако тут ветерок доносит даже до трибун чарующие ароматы жарящегося мяса. Надеюсь только, это не барбекю из тушек выбывших участниц…

— Настоящие воительницы всегда успевать плотно поесть перед великий битва! — оглядев прореженные ряды охотниц за отборными адамами, категорично заявляет судья. — У каждая будет одинаковый кусок горячий гару-гару и одинаковый время. Когда вода из священный сосуд выльется, те чахлые червезявки, у которых останется больше пища на тарелка, выбывать!

Едрит-метеорит! Тася-то у нас для этого дела вообще не приспособлена и питается чистой энергией впендюренного в нее практически вечного двигателя, подзаряжающегося от всего на свете, вплоть до статики. Блин-печенюха, а можно мне ее на этот конкурс подменить?

Глава 48. Кадет Соколова. Сквозь тернии — к адамам

Ну, слава галактическому ядру, наконец-то конкурс, как будто специально заточенный под экипаж «Дерзающего»! Тут-то мы точно не оплошаем, и пусть еще благодарят Многоокую Праматушку, что в нашей команде мечты Шухера с его охвостьем нет, тогда бы у амазонок не осталось даже ничтожного шанса на победу. Впрочем, я и сама после утреннего скудного перекуса и всех этих скачек дам фору Вражонышу за обеденным столом, да и Цилли, полагаю, от меня не отстанет. Стоп! А что Тася? Современные андроиды вполне способны имитировать процесс еды, я слыхала, в их внутренностях для этого кроется специальный контейнер. Поди, полученный в результате паштет еще и в качестве гуманитарки на отсталые планетки шлют… вместе с печеньками Матушки Кокору.

Но Тася-то у нас никаким силиконовым местом не современная модель, предусмотрена ли у нее подобная возможность? Вдруг некоторые клиенты времен великой экспансии желали порой не только потешить свое либидо, но и пошвыркать чайку и потрещать с космической бабочкой о нелегкой доле первопроходца?

— Сестрица Нюкия, как там у нашей Таисьи обстоят дела не с приготовлением еды, а с ее поглощением? — шепчу я, пока судьи оттяпывают от добротно зажаренных тушек каких-то свиноподобных тварей здоровенные кусманищи для воительниц с отменным аппетитом.

— Без понятия! Тася, ты еду-то прожевать и проглотить можешь?

— Нет такой функции, — оттопырив губку, дрожит роботесса ресницами. Того гляди, заревет, расфукивая дефицитную смазку. — Я только чай могу за компанию. Или бокал вина.

— Кхара Пятикрылый, неужели мы срежемся на такой ерунде?! Может, мне на замену вызваться? Скажем, что она у нас веганка — животных лично Праматерь есть воспретила.

— Про веганов я бы при пропитанных маскулинностью хищницах даже не заикалась, сразу в еретички нас запишут, — бормочу, оглядываясь на самые что ни на есть плотоядные улыбки туземных сестер по Праматери, которыми те провожают каждый отрезанный кусок пыхающего жаром мяса. — Тем более они и так после Тасиных сокрушительных побед на нее косятся, как санайские кобровидные аборигены на колонистов! Замены тут вряд ли практикуются, да еще и на блаженных чревовещательниц…

— Ладно, толкай в рот, сколько влезет, главное, чтоб тарелка была пустая! — командует Нюк. — Блин-печенюха, щас слюной захлебнусь…

Ага, вон где пожалел, что предпочел участвовать в Играх исключительно виртуально. Насчет покушать товарищ Эластичный Бортинженер у нас тоже далеко не дурак. А как поначалу воротил нос-то свой обцелованный от местных блюд! Голод — не робонянюшка, особенно когда тут барбекю источает ароматы на всю долину.

— Тася тебе принесет потом кусочек, — тихонечко гыгыкаю я, представив эту картину. — Возможно, довольно большой. Мася, помнится, несколько пакетов с семенами заглатывала во время сева, чтобы руки свободны были, пока вместо упаднических кружевных нарядов дедуля, смирившийся с сугубо аграрно-платоническим характером их отношений, ей комбинезончик с кучей карманов не подогнал.

Тем временем судьи, расшвыряв мясо по глиняным тарелкам, выстраивают нас в две шеренги и перед каждой участницей бухают предназначенную ей порцию. Посередине вверх тормашками водружается на подставку сосуд с узким горлышком, из которого тут же шмякается на землю первая капля воды. Кажется, это какой-то дикарский аналог примитивных песочных часов.

— На-а-ачали! — протяжно свистнув, орет главная абритрица, и наступает время великого жора. Мы все спешно вгрызаемся в сочное мясо. Интересно, за сколько времени вода выльется полностью? И нет ли в этом конкурсе какого-то подвоха? Ведь впереди еще как минимум два этапа, а значит, победительница этого тура, утромбившая в себя больше всех, окажется самой тяжеленькой на подъем. Стало быть, надо соблюсти золотую середину — схомячить ровно столько, чтобы не вылететь, удостоившись титула чахлой черве… этой… зявки.

Краем глаза слежу за темпом убывания соседского гару-гару. Особенно меня интересует, как идут дела у злостной соперницы, положившей глаз на нашего розововласого стилягу-пилота. Уж эта-то туземная ветеранка наверняка четко знает, как правильно распределить время и какое оптимальное количество мяса стрескать. Но вражина отвернулась так, что мне не видно толком ни ее саму, ни ее тарелку. Кажется, она всерьез затаила не то что метеорит — астероидище за пазухой за уведенного из-под седла гоподрила. Можно подумать, она сама на моем месте удержалась бы!

И вообще, джокордово вымя ей в загребущие ручечки, а не нашего пилота! Так-то это мой поклонник, если что. Единственный, может, кроме родни, кто во мне не просто санайскую кучерявую кобру рассмотрел с нимбом из вице-адмиральских папиных звездочек, а аж всамделишную девушку. Хотя, конечно, с танцами тогда мое распутное альтер-эго переборщило, изрядно…

Размышляя над столь злободневными жизненными вопросами, не забываю энергично двигать челюстями и приглядывать за конкурентками. Кажется, этим девахам бабушки никогда не объясняли, как вредно носиться и прыгать сразу после плотного обеда. Варварки, что с них взять. Суровое воспитание, ориентированное на естественный отбор. Может, они реально способны после такого марафон пробежать? Мало ли какие мутации порождают условия иных миров. Вдруг у них желудки разрослись и пустили отростки до самых коленок, куда излишки пищи проваливаются про запас?

Цилли так же неумолимо и хладнокровно, как амазонки, уничтожает свою порцию, работая в темпе хорошего кухонного комбайна. Но тут кто-то замечает, что творит наша Таисья, и все, слегка вытаращенные от старательного перемалывания пищи, глаза устремляются на нее. А это и впрямь впечатляющее зрелище! Видала я как-то ролик, где альдебаранский пустынный удав пытается заглотить коборука, и его пасть все раскрывается и раскрывается, и нет конца этому процессу… будь у меня сейчас камера и хотя бы самая медленная и захудалая связь с мирами Союза, ручаюсь, моя съемка растерла бы автора того фильмеца в звездную пыль. Тасины создатели даже в навеянном самой гнусной оргией сне не могли увидеть, какое применение однажды, в очень-очень далекой галактике, найдет талант их детища, полста лет после профпереориентации пылившийся за ненадобностью на задворках искусственного сознания! Амазонки аж сами на секунду-другую забывают жевать, зачарованно таращась на засасываемый кусок мяса, который цельмя заезжает куда-то в Тасины андроидные недра, точно корабль, угодивший в зону притяжения черной дыры.

Приналегаю на свою порцию, и к тому моменту, когда судья издает финальный свист, на моей тарелке лежит уже весьма скромный кусочек. Остается только возносить мольбы Многоокой Праматушке, чтобы следующий конкурс оказался проверкой эрудиции и сообразительности, а не умения крутить сальто-мортале. Хотя, конечно, насчет эрудиции — это уж я что-то сгоряча загнула… Не факт, что девушки умеют читать и писать, спасибо на том, что пальцы после еды по примеру адамов не обсасывают, а культурно обтирают вон о собственные литые ягодички.

По результатам судейской экспертизы в пожирательном конкурсе мы с Цилли попадаем в твердую середку. Первое место занимает, похоже, самая юная из участниц — это единственное состязание, где ей удалось отличиться, но по ехидным взглядам старших догадываюсь, что триумф ее будет недолог. С двумя проигравшими вопрос тоже решается быстро, а вот возле Таси арбитры подзависают, и между ними вспыхивает оживленная дискуссия: какую часть гару-гару считать несъеденной, если изрядный кусок торчит изо рта нашей старательной роботессы, точно намертво застрявший таран из недоломанных ворот? Формально тарелка ее пуста, но и счесть слопанным то, что осталось снаружи организма, судьи не согласны.

Проще всего было бы просто откусить спорный кусман, только вот способна ли на это Тася? Кто знает, насколько далеко зашли ее изобретатели в погоне за гарантией полной безопасности клиента? Возможно, подобный антипокусывательный блок в головушке нашей роботессы действительно стоит, но все же она выходит из положения, богатырским рывком изящной ручки оторвав лишнее. Рот у нее закрывается, и губы даже складываются в приветливую улыбку. Так вот, сразу, и не догадаешься, что у этой милой домохозяюшки вся механическая гортань забита солидным куском мясной вырезки. Оценив оставшийся шмат гару-гару, арбитрицы не очень охотно отходят от Таисьи и продолжают проверку. Нюк с таким облегчением выдыхает в передатчик, что у меня начинает в ухе зудеть.

После небольшого совещания они признают выбывшей другую участницу и без всяких там перерывов на послеобеденный отдых объявляют следующее задание: загнать в выданный мешок противного каждому оку Праматери демона за отмеренное уже знакомым священным сосудом время. За укусы и царапины, полученные в ходе борьбы, начисляются штрафные очки. Замечаю, что участницы начинают вдруг озадаченно перешептываться, и даже пенсионерка раздумчиво почесывает увенчанную сединами репу. Ага, получила? Похоже, во времена скидывания соперниц в пропасть такие забавы не практиковались. А нам вот не привыкать. Давно ли мы одну гнусную хвосторожденную тварюгу всем экипажем ловили… Интересно, удалось ли повторить тот наш подвиг адамам? Как-то вот не произвели они на меня впечатления завзятых охотников.

Нас препровождают к небольшому загону, обнесенному высокой изгородью из каких-то очень колючих растений, так и норовящих зацепиться за юбчонки торчащими во все стороны длиннющими шипами. Главная судья самолично открывает калитку и первой входит внутрь. В центре арены стоит что-то вроде клетки, накрытой мохнатой шкурой. И оттуда раздается яростное шебуршание. Младшие арбитрицы выстраивают нас в рядок и первой вызывают коротко остриженную альфу со свирепым лицом. Ей выдают мешок, вталкивают в загон и тут же захлопывают дверцу. По свисту главной судьи помощница переворачивает местный аналог часов, начиная отсчет времени. Снаружи ровным счетом ничего не видно, можно лишь догадываться о ходе битвы по мелькающим в просветах забора теням, рыкам да взвизгам. Последние принадлежат, надо понимать, неугодному взору Праматушки демону, от ее достойных дочерей до сих пор ничего подобного слышать точно не доводилось.

Когда из кувшинчика ухается последняя капля, оставшаяся по эту сторону изгороди судья сотрясает окрестности свистом. На арене еще сколько-то времени слышатся возня и ругань, после чего оттуда вываливается амазонка. Правда, узнать ее сложновато — искаженное злобой лицо украшают свежие царапины, юбка и даже кожаный прикид изрядно обжеваны и обслюнявлены, руки покрыты укусами. Успеваю прикинуть, какой величины тварь оставила бы такие отпечатки зубов? Пожалуй что не слишком крупная, но верткая и хваткая, точно ригийский лемур. И что самое удивительное — арбитрица объявляет, что демон не был усмирен! Это ж насколько демон должен быть демонист, чтобы изодрать в хлам огромную бабищу и даже не оказаться при этом завязанным в морской узел?

— Нюк! Тебе видно, что там за зверь лютует? — взываю к нашей гречишногрудой болельщице на трибунах.

— Нет! Загон так стоит, что отсюда никому не видно. Демон, видать, шибко неугодный для взоров. Теряюсь в догадках, что ж там за мерзость такая…

Одна за другой конкурентки скрываются за таинственной калиткой и после серии ревов и воплей ошпаренного славийской крапивой бычка вываливаются обратно в разной степени подратости. Впечатлениями они не делятся, и все, что удается узнать об успехе или провале их миссии — водворен ли пресловутый демон в мешок. Это оглашают судьи, попутно корябая какие-то загадочные каракули на маленьких дощечках, которые они таскают с собой. Вождице и пенсионерке сей подвиг все же удается, хоть и ценой изрядно искусанных и исцарапанных конечностей. Причем, покусов на всех так много, словно целая стая крысопираний постаралась. Так и не постигнув тайны того-кто-сидит-за-оградой, решаю разбираться с проблемами по мере их поступления. Тут меня и вызывают. С мешком наперевес ступаю на арену, и калитка с треском захлопывается за моей спиной.

Взмыленная, раскрасневшаяся и несколько растерявшая свое высокомерное величие главная арбитрица делает шаг к уже ходящей ходуном клетке, сдвигает в сторону шкуру и откидывает засов, одновременно свистом подавая сигнал засекать время. Нечто с кучей щупалок вылетает наружу с такой скоростью и яростью, словно им выстрелили. И в тот момент, когда оно норовит проскочить мимо меня, не веря собственным глазам, узнаю старого паскудного знакомца.

— Кометную дизентерию тебе во все сопла, вот ты мне и попался! — зловеще говорю я на общегалактическом, и тот резко притормаживает от неожиданности, вздымая целую тучу мелкой, въедливой пылюки. У твареныша аж пять ртов разом приоткрываются, когда и у него завершается процесс идентификации нового тореадора. Конечно, смешно было бы ждать от исчадия лимбийского ада добрых слов, извинений или даже просто вежливых просьб, но вырвавшаяся из самой наглой его пасти визгливая тирада заставляет всерьез призадуматься над тем, чтобы все-таки сварить мерзостное охвостье в масле:

— Где вы все столько времени шатались, солнечное ядро вас спали! Несовершеннолетнее дитя пропадает в плену у неотесанных и злобных варварок, а они преспокойно где-то прохлаждаются! Немедленно вели им убрать от меня свои грубые лапищи или испепели их бластером, не то я за себя не отвечаю! Дайте только вернуться в Галактический Союз, во все организации по защите детства и отрочества пожалуюсь!

— А вот как раз этого мы тебе и не дадим, — радостно информирую змееныша, небрежно помахивая мешком. — Завтра девчонки из тебя уже гару-гару нажарят, и никто в Союзе даже не узнает о позорном попрании лимбийских традиций, давшем тебе такую короткую и бесславную жизнь.

— Метеоритный рой мне в корму, так демон — это наш Вражонок?! — удивляется Нюк, узнав голосок Шухерова чадовища. — Ах-ха-ха, как я сразу не догадался!

— Это антиобщественно, негуманно и не отвечает высокому званию гражданина Галактического Союза! — патетически всплескивает псевдоподиями мелкий мерзавец, впрочем, вернувшись от визга к своему традиционному баску.

— Зато как нельзя лучше отвечает званию почетного гражданина планеты Землянда, — замечаю я и призывно встряхиваю мешок. — Наше новые друзья совершенно справедливо считают тебя порождением демонических чресел и, кажется, уже раздувают костер, чтобы получше прожарить твою тушку. На случай если она ядовитая. Но я могу тебя убить сейчас. Чтобы не мучился. Хотя девчонки уверены, что поджаривание живьем придает особый тонкий вкус барбекю…

Нахальные зенки паразита перебегают с меня на точно высеченную на скорую руку из гранита суровую физиономию главной судьи, и он начинает проникаться озвученной идеей. Причем, настолько, что даже сбавляет тон и пытается шлифануть мое алмазобетонное сердце грубой лестью:

— Но не станете же вы, воспитанные в лучших традициях цивилизованного мира гуманоиды, уподобляться варваркам с нездоровой склонностью к каннибализму?

— Конечно, нет! — горячо заверяю его я. — Пусть сами трескают твое сдобренное ядом со всех языков мясо, лично я к нему даже не притронусь!

— Ясно. Низкий шантаж, угрозы и прочие отрыжки дикого земного прошлого, подогретые черной завистью к высшей и более совершенной форме жизни, — угрюмо констатирует Вражонок. — Я понял твой топорный намек. Чего ты хочешь, чтобы выполнить свой человеческий долг и спасти несчастного ребенка первой конфигурации от жестокой и безвременной кончины?

— Вот сразу бы так, — укоряю его я. — А то «дайте только вернуться в Союз», видите ли! У тебя примерно тридцать секунд на то, чтобы быстро и без попыток испытать на мне остроту своих зубов залезть в этот мешок. А потом к Тасе и Цилли. Тогда мы, так и быть, выкрадем тебя у девочек и не наябедничаем им, что ты подстрекал обратить их в пепел и прах. Ну?

Омен мрачно зыркает на меня, но нетерпеливые рев и топанье за забором убеждают его в пользе сотрудничества лучше всяких слов. Делаю элегантный финт мешком, и мелкий паршивец проскальзывает внутрь лихо, точно джокорд в вакуумный толчок. Судья свистит. Не особо церемонясь, перебрасываю ей свой трофей и выскакиваю через открывшуюся калитку. Амазонки, несомненно слышавшие вопли Вражоныша, недоверчиво пялятся на мои целехонькие конечности, улыбку до ушей и даже не помявшуюся юбочку. Дипломатия, алгольский ад ее дери, это вам не хухры-мухры, товарищи альфы!

Прошедших испытание судьи живо отгоняют на другой конец полянки, так что поделиться радостью от встречи с выплодышем Сатаны с нашей командой я могу лишь через передатчик. Судя по яростному рыку и отчаянной ругани зашедшей следом за мной амазонки, Вражонок оторвался на ней по полной за вынужденную договоренность с такой презираемой формой жизни, как гомо сапиенс. Когда товарищи бортмеханик и помощница по хозяйству выходят из загона без единого покуса, глазенки у альф от подозрительности делаются уже, чем смотровые щели допотопных бронемашин. Но предъявить им нам нечего — скорое укрощение адовой тварюки лишь подтверждает наш божественный статус.

Наконец после всех испытаний остается лишь шестерка самых упорных претенденток на прелести залетных адамов — наше божественное трио, сама вождица, бурящая меня злобным взором Басова фанатка и еще одна крепкая рыжеватая деваха, щедро обцелованная местным светилом. Может, тоже Нюкова семиюродная внучатая племянница какая-нибудь? Правда, в ее случае солнышко не пожмотничало — отсыпало этого очарования на доброе ведро, веснушек на альфе — что на тагаранце снежных блох в разгар зимы. Что и близко не так мило, как скромное их созвездие на инженерском воздухозаборнике.

— Финальный этап! — рявкает судья. — Вас ждать последние испытания сила и выносливость! Заслуженный приз — на вершине гора. Первый три участница брать его себе. Ключ от цепь спрятаны в озеро, кишащий голодный рыбодилы! Там же вы найти снаряжение для восхождения на вершина… если хватить ловкость и везение. Ваш задача — добыть ключ, добраться до гора, подняться первая и забрать приз. Напоминать священный правило — соперница не топить и не сталкивать со скала! — грозно сдвинув брови, прибавляет она, уставившись в упор на презрительно сморщившую при этих словах нос ветеранку Игр.

Так я и знала, что без альпинизма не обойдется. Надо бы приглядывать за этой злопамятной седовлаской, вдруг искушение окажется-таки сильнее священных правил? Тем более что я и без жаждущих спихнуть меня в пропасть мстительных старушек невеликий альпинист. Случалось несколько раз лазить по скалам, да только много ли их у нас? Разве что на континенте, но из-за слишком бурной вулканической активности поселений там не строят. Да и вообще, я как-то всегда больше плавать любила, чем по голым камням карабкаться. Кто ж знал, что однажды позарез понадобятся именно альпинистские таланты?

Ну да ладно, значит, нужно просто опередить альф на других участках этого бега с препятствиями и обеспечить себе фору при восхождении. В темпе ныряю в озеро, добываю ключ и снаряжение — и бегом к скале, вот и весь нехитрый план. Правда, судья упоминала еще каких-то рыбодилов… Голодных. Кто бы они ни были, вряд ли просто пожелают нам доброго дня и поплывут жевать водоросли. Так что план, видимо, придется, корректировать и дополнять по ходу испытаний. Впрочем, нам не привыкать. Что и когда на рыдване вообще шло так, как изначально наметили?

Финальный забег стартует из дальней части долины. То ли у них тут реально круглогодично действующий Колизей с соответствующим реквизитом, то ли альфы впахивали всю ночь без роздыху, возводя ограждения и препятствия. Путь к небольшому озерцу, раскинувшемуся в низинке, проходит через сплошные заросли каких-то весьма колючих даже на вид кустов, между которыми торчат деревья. Выглядят они, точно их альтаирский мох-паразит облепил от корней до макушки, и клочковатые его хвосты гордо реют на ветру. На другом берегу водоема начинается дорожка, утыканная какими-то ярко-зелеными штуковинами, похожими на мега-клизмы для великана. То ли между ними надо протиснуться, то ли по ним перелезть, то ли просто посшибать с дороги — завсегдатаям Игр виднее, чем мне, заезжей дилетантке.

После клизменной тропы тянутся нагромождения разнокалиберных булыжников, а последний отрезок пути к подножью скалы, насколько удается разглядеть, представляет собой ущелье с натянутыми над ним веревками. Надо бы там подальше от мстительной бабки, алкающей нашего пилота, держаться. Больно уж нехорошо она на меня зыркает. Многозначительно так…

— Победительница выбирать любой адам, другие брать что остаться, — информирует нас главная судья. Прищурив глаза, всматриваюсь в щедро поджариваемую солнышком вершину, где маячат наши призы.

— Девчонки, если я припозднюсь, хватайте Баса, — шепчу я сестрицам по Многоокой Праматери, пока мы топаем к линии старта. — Рекичински моложе, если что, его потом украдем под покровом темноты, уж пару страстных брачных ночей, поди, сдюжит, а вот Баса эти озабоченные самки точно до инсульта загонят!

— Я Варга выиграть хочу! — мечтательно делится Стратитайлер, должно быть, уже воображая, как кэп вместо него посуду драит на камбузе.

От пронзительного свиста арбитрицы барабанные перепонки, кажется, игриво пощекотывают мозг, и мы срываемся с места. На ощупь заросли оказываются еще более колючими, чем при визуальной оценке, и я подпрыгиваю аж на метр, когда первые шипы производят пробную дегустацию моей тушки. Рука машинально нащупывает болтающиеся голубые ремки, и они, как ни странно, не обрываются под моим весом. А ну-ка… Моментально взбираюсь по мохнатой фиговине, точно по канату, на упругую ветку, над которой телепается более длинная родственница лианы. А ведь, если раскачаться, можно, пожалуй, перелететь на другое дерево. Оно побыстрей будет, чем понизу, через колючки, продираться. Уж что-что, а по деревьям я лазить умею, практика богатая и разнообразная.

Этот способ передвижения вполне оправдывает себя. Правда, уже после второго прыжка от мохнатых отростков начинают зверски чесаться руки, точно их грызут тысячи голодных снежных блох, а затем — и ноги. Энергично чухаясь, словно не ведавший ванны и противоблошиных шампуней достойный предок тагаранцев Ди-Дер-Сон, перепрыгиваю последние шипастые кусты и несусь к озеру. Ну и где там обещанные рыбодилы? Не греются на бережку? Интересно, а где чертов ключ искать-то? И насколько тут глубоко вообще?

Захожу в воду, которая оказывается довольно-таки прохладной для столь теплого денька. Какие-нибудь подземные источники, наверно, не дают толком прогреться. На ходу сдергиваю с ног ботинки и прицепляю к поясу. Жаль, они у меня самые обычные. Я ж на унылую космическую станцию в пятой точке Галактики летела, вот и не прихватила ничего получше. А дома остались кроссовочки, которые в ласты при попадании в воду трансформируются, вот это здесь была бы наиполезнейшая вещь. Зайдя поглубже, набираю воздуха в грудь и ныряю. На соперниц стараюсь не оглядываться — главное, самой все быстро делать, на их темп продвижения я один джокорд повлиять не смогу. Тем более, правилами все равно запрещено их топить.

Вода довольно прозрачная, так что видно все отлично. Куда вот судьи могли заныкать ключики? Наверняка они прицеплены к чему-то покрупнее и поприметнее, иначе как их на дне среди водорослей и камней найдешь? А еще где-то тут таится и посуленное снаряжение для восхождения на скалу. Правда, учитывая зашкаливающий уровень туземных технологий, велик шанс обнаружить какой-нибудь неподъемный топорик для вырубания ступеней в камне.

Обшарив ближайший участок дна, выныриваю, чтобы набрать воздуха, и замечаю у берега монументальную фигуру вождицы. Так, надо бы поторапливаться! Будь у меня побольше времени, я бы забрала один ключ, а остальные перепрятала, и Тасе с Цилли шепнула б, где они, по рации. Но, кажется, лишних пяти минут на козни и интриги у меня уже не найдется.

На сей раз ныряю почти у противоположного берега озерца и среди колышащейся подводной растительности засекаю что-то круглое и красное. Надеюсь, никакая местная тварь при изготовлении этого маяка не пострадала. Было бы жаль безвинно надутую ксеножабу… Подгребаю поближе и чуть ли не нос к носу сталкиваюсь с чьей-то ощеренной пастью. Полной острых-преострых зубов, между прочим. Рефлекс срабатывает еще до завершения анализа ситуации — родина-мать приучила. Оставив мне на бусики с десяток клыков, зверюга делает попытку пуститься в позорное бегство. При этом красный шар, вильнув, устремляется следом. Ах, твою ж галактическую спираль в душу! Он, оказывается, привязан к хвосту зубастого негодяя!

Приходится постараться, чтобы угнаться за перепуганной тварью. Вероятно, это и есть пресловутый рыбодил — нечто среднее между рыбой и крокодилом. Земными, по счастью, не славийскими, не то получился бы стопроцентно смертоносный гибрид. Мерзавцу категорически не нравится, что я хватаю его за хвост, и он предпринимает титанические усилия, чтобы извернуться и тяпнуть меня уцелевшей сотней-другой зубьев. В тот момент, когда я, торжествуя, отдираю шар с болтающимся под ним примитивным, грубо сделанным ключом, у меня над ухом приветливо клацают еще одни челюсти.

Под водой затруднительно подпрыгнуть от неожиданности, но у меня это почти получается. Бесцеремонно ткнув тем самым ключом в глаз ошалевшему товарищу первого рыбодила, пытаюсь быстренько дернуть к берегу. Да не тут-то было! У них здесь, должно быть, развито чувство локтя… или там плавника, скажем. Со всех сторон на меня таращатся совершенно несимпатичные и крайне недружелюбные морды. Тут уж не до поисков снаряжения — саму бы сейчас на обед не снарядили! Зажав ключ в зубах, плыву вперед быстрей субмарины и чувствую, как мои пятки то и дело задевают то ли жадно оскаленные зубищи, то ли плавники. Обернуться, чтобы уточнить этот нюанс, мне, к сожалению, некогда. И даже слопанное гару-гару сейчас ничуть не мешает, с перепугу-то.

Краем глаза успеваю приметить вышагивающую прямо по дну Таисью, щедро скармливающую припасенное в позапрошлом конкурсе мясцо крокорыбкам. Часть стаи отвлекается было на нее, но лакомство быстро кончается, а я куда вкуснее силикона. Кажется, я сбилась с курса, потому как берег не приближается, но поскольку за направление в большей степени теперь отвечает моя свита, от меня уже мало что зависит.

И тут перед глазами вырисовывается что-то вроде узкого грота. Выбирать особо не из чего, и я проскальзываю внутрь, душевно наподдав пяткой вторгнувшемуся в совсем уж личное пространство рыбодильчику. В темпе дрыгая ногами, плыву вперед, вознося мини-молитву и Кхаре, и — на всякий случай — священной славийской каракатице, чтобы впереди не оказалось тупика. Ну и, конечно, чтоб подводный туннель не тянулся на пару-тройку километров под всеми здешними скалами. Внутри темно, точно в дуриданских копях, только какая-то подводная живность слабенько фосфоресцирует на стенках. Под руку попадается сверток, завернутый в зеленовато-голубые листья местного лопуха, и я на автомате хватаю его, не замедляя хода.

Будь благословенна еще раз, моя родина, за заботу о своих непутевых отроках! Технических приблуд в организме, в отличие от Нюка, у большинства колонистов нет, но вот конкретно на Славии сразу при рождении младенцам вживляют штуковину, которую в просторечии все зовут нано-жабрами. Она позволяет находиться под водой гораздо дольше обычного, что повышает шансы на вылавливание малолетних утопленников живьем. А уж таких нырятелей в каждом поселке хватает с лихвой. Плавать-то у нас все учатся раньше, чем ходить, а вот рассчитывать силы при заплывах не всем удается. Но даже с этим бонусом у меня в запасе не больше нескольких минут, так что неплохо было бы придумать, как выбраться на поверхность.

Когда грот сворачивает и сужается, лидирующая в гонке зверюга неожиданно застревает. И пока она торчит, как пробка в бутылке, энергично булькаю прочь. Туннель начинает расширяться, и вскоре впереди появляется пятно света. Нехватка кислорода уже ощутима, и я ускоряюсь из последних сил. В конце концов, досадно человеку, плавающему не хуже того самого рыбодила, потонуть в каких-то подводных пещерах в нескольких десятках метров от выхода.

Вылетаю на поверхность, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом, при этом машинально выплевываю и едва не топлю обратно ключ. Поспешно перехватываю его и вешаю вместе с шаром на шею (выкинула бы эту штуку, да как знать — вдруг и она для чего-то нужна?). Взгляд утыкается в каменную громадину. Опаньки! Щурясь и смаргивая воду с ресниц, всматриваюсь вверх. Вот это номер! Прямо у искомой скалы вынырнула! Торчу я в окруженной глыбами запруде, сверху низвергается маленький водопадик, а не так далеко в стороне виднеется ущелье с протянутыми над ним веревками. И кто-то в самом начале пути там уже барахтается. По седой шевелюре опознаю злостную конкурентку. До чего ж скоростная бабка, разрази ее сверхновая! Надо бы и мне поторапливаться.

В темпе выбираюсь на берег, отжимаю юбку, которая тут же начинает смердеть мокрой псиной, и влезаю в ботинки. Спасибо, что они сами себя просушат, хлюпать мокрыми ногами не придется. Вспомнив про ухваченный в гроте трофей, разматываю туго скрученные листья. Внутри свертка и впрямь альпинистское снаряжение — веревка, к которой прицеплена какая-то железная загогулина, похожая на разлапистую старинную вешалку для одежды. Черная дыра знает, как ею пользоваться? Рассудив, что уж как-нибудь на месте разберусь, обвязываюсь веревкой, но куда пока что приспособить мешающийся в руке крюк не успеваю придумать. Водица в озерке вскипает, и очередная пасть, напоминающая огромную воронку, так стремительно атакует меня, что уже в следующий момент половина моего организма оказывается засосанной внутрь не хуже, чем джокорд — в канализацию.

Мать зиркову в кокон, это еще что за тварь?! Впрочем, вопросы ксенологии подождут до лучших времен. И, не утруждая себя попытками разглядеть обладателя бездонной пасти, я энергично брыкаюсь, задевая что-то упругое и пружинящее под ботинками. Пасть содрогается раз-другой, и вдруг мной словно выстреливают. Испытав весь спектр ярких ощущений стартующего рыдвана, преодолеваю гравитацию Землянды и устремляюсь ввысь, чтобы завершить внезапное вознесение к небесам впечатыванием в скалу.

Из меня вышибает весь воздух, а выставленный вперед крюк застревает между камнями, разом продемонстриров наглядно свое исконное предназначение. Распластавшись на крутом склоне, точно цинтианская амеба, цепляюсь за выступы всеми конечностями. Задрав голову, убеждаюсь, что путь наверх предстоит еще долгий. Ну, будем считать, что та паразитина, которую вырвало мной, просто дала мне дополнительную фору. Держись, Бас, я не оставлю тебя на растерзание этой монументальной престарелой прелестнице! Ну, и остальные тоже… держитесь там, в общем. Неустрашимая кадет-паук Соколова, летящая на крыльях рвотного рефлекса инопланетной анаконды, уже ползет на помощь.

Глава 49. Нюк. Жесткий финал, свежий фингал

Я так занят прохождением последнего, решающего этапа с Тасей, что не сразу замечаю исчезновение кадета в треклятом озере.

— Ярка, ты где?! — ору я уже своим собственным голосом, позабыв про девчачью маскировку. Тут у всех на трибунах такие луженые глотки, что этого никто не замечает.

— Все нормально, движусь к це… — начинает она и внезапно прерывается, но я ее кучерях на трассе, хоть убей, не вижу! И тут вдруг какая-то неведомая сила из глубин акватории выстреливает сбитым тельцем Соколовой, точно ядром из древней пушки, далеко вверх, припечатывая кадета к горке. Ярка и тут не теряется и немедля раскорячивается крабопауком на самом крутом скальном выходе, получив, правда, при этом изрядную фору. Смотри-ка, даже снаряженьицем, в отличие от местных лидерш, разжиться успела! Однако судя по тому, как мрачно пыхтит на восхождении дитя славийской природы, хотя бы скалолазание в список хобби этого кучерявого биоробота не входило. А вот пенсионерка поднимается на удивление шустро и даже обгоняет молодую предводительницу племени. То ли бабка тут все трассы за долгие годы борьбы за адамов изучила, то ли альпинизм — ее истинное призвание? Чего никак не скажешь о рыжей амазонке. Та уже раза три срывалась и, кажется, сшоркала добрую половину солнечных поцелуев о камни, но упорно продолжает карабкаться.

Мы с Тасей пока уверенно лидируем — поднимается моя куколка мощными уверенными рывками — ее механические приводы и силиконовые мускулы не знают усталости. Чисто горная коза скачет. И гироскоп у нее отменный. Умели все-таки делать роботов в старину, что ни говори. А вот Цилли дама тяжелая, ей бы, конечно, лучше побоксировать или там каменюки на дальность пошвырять, но она неплохо оторвалась от конкуренток во время пешего забега, поэтому уверенно держится впереди альф. В какой-то момент Соколова, миновав самый сложный участок, ее обгоняет — она все же юркая как ящерица, но тут Ярку настигает карма в лице злопамятной бабки. Подобравшись к ней, амазонка норовит выдернуть крюк, и некоторое время они молчком сражаются за него, балансируя на камнях и награждая друг друга аккуратными пинками и тычками. Снизу к ним уже лезет вождица, и обстановочка накаляется все больше. Тася под вой трибун как раз достигает вершины, и, встав рядышком с заслуженным призом, с которым я связи не поддерживаю, чтоб не отвлекал, мило улыбается. Ну все, теперь я могу расслабиться и от души поболеть за оставшихся наших девчонок.

Судьи свистеть не спешат — должно быть, пока кто-то не сброшен в пропасть, священные правила попранными не считаются. Тут нога Ярки соскальзывает с выступа, и Соколова гукается прямиком на уже подползшую к ним вождицу. Та теряет равновесие и с воплем ярости срывается вниз. Полет предводительницы альф прерывает пробившийся из расщелины куст, а Ярка повисает над ней на своей хлипкой страховке. Оживившаяся охотница за Басовыми прелестями впивается зубами в натянувшуюся веревку. А ведь и перегрызет, Вражонкова бабка! Куда судьи-то смотрят? Соколова, извернувшись, вцепляется в какой-то камень. Найдя твердую опору, она резво выскакивает из своей страховки и от души дергает веревку. Кажется, даже до трибун доносится скрип и треск амазонкиных зубов.

Кроме того, рывок нарушает старушкин баланс, и та, в свою очередь, зависает над пропастью, лихорадочно пытаясь нашарить ногой выступ. Тем временем Ярка шустро подтягивается, закидывает тело на более или менее пологую каменную плиту и карабкается дальше на головокружительную высоту, уже без всяких страховок. От одного этого зрелища космическая болезнь способна одолеть. Фух, какой я молодец, что сам туда не поперся! Бабуля тоже поднажимает и буквально наступает Соколовой на пятки.

— Ярка, дава-а-ай! — ору я, соскакивая с места. Сердито оглянувшись на свирепо рычащую альфу, кадет прибавляет ходу, из-под ног у нее то и дело осыпаются мелкие камушки, весело тюкая по макушке совсем распалившуюся ветераншу. Хорошо хоть Цилли уже в паре шагов от заветной цели. Тут злонамеренная седовласка умудряется схватить Ярку за ботинок. Пока та отбрыкивается и восстанавливает утерянное равновесие, конкурентка успевает с ней поравняться. Останавливает неудержимую бабку вновь настигшая эту парочку вождица, тоже злая, как санторианец, которому прервали ритуальную очистительную молитву.

Пока они заняты друг другом, Соколова лезет дальше. Но похотливый опыт опять одерживает верх, и вот уже оставленная позади вождица висит, судорожно возя ногами по отвесному склону, а бабуля нагоняет Ярку. Цилли переваливается через последний булыжник на площадку, где прикованы оставшиеся два приза, и Соколова, протискиваясь между камнями, где остаются клочки ее юбки, истошно орет, отпихивая пенсионеркины хищные лапищи:

— Цилли, Баса спаса-а-ай! Эта одержимая гарпия сведет его в могилу еще до заката солнца!

Пока мисс Ибрагимбек под суровым взором альфы-наблюдательницы освобождает нашего побледневшего пилота от оков, а я хрюкаю от смеха, Ярка преодолевает-таки последние метры и заползает наверх практически синхронно со своей злостной конкуренткой.

— Третье место, ничья, — констатирует амазонка. — Или вы пользоваться адам по очередь, или вступать в решающая схватка!

Вот это, блин-печенюшечка, поворот! Да наша Соколова этой бабени даже до плеча не достает, и в весе раза в полтора как минимум уступает! Может, все-таки оставить девахам Рекичински? Сильно нам нужен этот паскудный крысосвин? Пусть хоть так расплатится за то, что подобные развлечения экипажу «Дерзающего», судя по всему, на всю оставшуюся жизнь светят.

— Соколова, да эта самка брачующегося коборука на тебя просто сядет и от твоей тушки один кучерявый омлет останется! Никакая капсула обратно не сляпает, — предупреждаю я, резво перебираясь со своего места на трибуне поближе к своим. — Судья дело говорит. Не будь жадиной — юзайте по очереди! Не сотрется, поди.

Однако Ярка, насупившись, одаривает соперницу злым взглядом и заявляет:

— Коборуковых цепней ей полный трюм, а не нашего адама. Схватка так схватка, черная дыра дери!

Тут уж чаша Басилевсова терпения переполняется, и он возмущенно рычит:

— Яр-р-ромила, отставить! Еще не хватало, из-за этого… из-за этого!.. — он даже не находит подходящих ругательств из своего обширного запаса и дальше лишь беззвучно разевает рот. Неожиданно и сам «этот» тоже встревает, чтобы отговорить Соколову. Ну все, дело труба. Теперь она точно не передумает. Надо вообще не знать это упертое колонистово семечко, чтобы надеяться таким манером ее отговорить от суицида. Лучше бы Рекичински на коленях умолял Ярку вступить в схватку, тогда бы она, может, еще и раздумала. Хотя, как знать, вдруг он как раз настолько хорошо ее изучил, что сразу действует от противного, надеясь избежать страстной ночи в мускулистых объятиях седой альфы даже ценой переломанных соколовских конечностей? О сохранности всех наших организмов он вон что-то не сильно пекся, когда пытался усвистать из-под обстрела вместе с проклятущей страпелькой!

— Ярка, если ты это из-за того долга, что сама себе придумала, то ничего ты мне не должна! — пожалуй, впервые за все время совместного полета непробиваемое спокойствие Рекичински дает трещину, и он выглядит реально встревоженным. Даже вон вместо неизменной официальной «Яромилы» в кои-то веки просто Яркой назвал. Так-то есть, отчего забеспокоиться. Очень уж кровожадно потирает лопатообразные ладошки ее могучая соперница. А если (или когда) наша кучеряха проиграет, Рекичински перейдет именно в эти вот нежные ручечки. Так что, возможно, страпелькопокрадун переживает исключительно за целостность своего хитрозадого организма.

— Джокорда в нересте на этот долг! — набычившись, вдруг рявкает Соколова. — Это уже вопрос принципа! Земляне своих не бросают — и точка!

Странно, что Варг помалкивает, и только многозначительная улыбочка на его жутковатой морде плавает. Чего-то, помнится, Ник говорил про улыбающихся после амазонкиного плена адамов… Никак вождица успела до него этой ночкой добраться, пользуясь властью и положением?

— А на каком основании эта пожилая леди вообще участвует в гонке, а? — делаю я последнюю попытку. — Разве она еще в детородном возрасте? Мы не на Земле, где апгрейдился и рожай хоть в сто лет, если старый ребенок вдруг надоел или случайно умер. Тут просто так сексом заниматься не принято же? Ме… моего братца вон вообще выкинули как непригодную вещь по этой причине!

— На рождение дети — воля Великая Многоокая Праматерь! — назидательно ответствуют мне. — А твоя брат — дохлый червезявка. Как и ты.

Ясно. Демарш не удался. Быть Соколовой битой… А может, и павшей. За честь Земли, родной Славии и всего Млечного Пути. Ладно. Умываю руки и готовлю регенератор.

Помощница орет с вершины главной судье, что последний спорный адам будет разыгран в решающей схватке, и трибуны взрываются одобрительным ревом — альфы и рады продолжению шоу. Тасе с Цилли вручают заслуженные призы, сунув им в руки завязанные на шее у трофеев веревки, а вот Рекичински оставляют прикованным, пока рукопашная не определит владелицу. Все, кроме суперкарго и оставшейся на страже амазонки, спускаются вниз по тропе, проходящей по более-менее пологому склону горы. Забравшаяся таки наверх предводительница племени несолоно хлебавши тащится следом, бросая на Варга тоскливые взгляды. Рыжая участница в конце концов махнула рукой на полпути и теперь, вся ободранная, сползает обратно.

— Я растереть тебя в порошок, — утробно рычит лишившаяся надежды захапать нашего пилота альфа, испепеляя взглядом топающую рядом Ярку.

— Тогда я забьюсь тебе в дыхательные пути, и ты склеишь гравиботинки от удушья, — не теряется та. Хотя, конечно, вряд ли варварка в курсе, что такое гравиботинки.

— Надо все же предложить им замену, — скептически замечает бортмех — Не та весовая категория абсолютно. Неспортивно.

Пыхтящий позади нее на поводке Бас пытается разразиться возмущенной тирадой, но ему не хватает ни дыхалки, ни слов.

— Базильчик, миленький, да я ж ее под лакийский шишконогий орех разделаю, даже не сомневайся! — попирая все нормы субординации, старается утешить его Соколова. Воистину оптимизм ее граничит с идиотизмом.

— Хорош квохтать, точно лимбийская семейка над яйцом, — встревает вдруг капитан Вегус. — Не сбивайте кадета с боевого настроя.

Идею замены главная арбитрица гневно отвергает. Все, на что расщедривается судейская бригада — это разрешение обратиться перед битвой к Праматери за наставлениями и благословением. Яркина соперница, взобравшись на ближайший холмик, издает натуральный брачный рев коборука, и этим ее молитва исчерпывается. Соколова только пожимает плечами и снимает с шеи не пригодившийся ключик, чтобы передать его на хранение Цилли. Народ с трибун начинает подтягиваться к месту боя, дабы не пропустить ни одной подробности эпохального противостояния, окружая выделенную под арену лужайку. Судьи отгоняют всех подальше, видимо, чтобы искушение подраться не пересилило священные правила.

— Убрать отсюда адам! — приметив освобожденные призовые кубки, ярится главная арбитрица. — Только будущий выигрыш иметь право взирать на Игры!

Может, оно и лучше, чтобы пилот не видел, как Соколову будет вязать в морские узлы здоровенная злобная амазонка? Бас и так вон испереживался весь, как бы потом не прилег на недельку в капсулу… с каким-нибудь обширным инфарктом. Тем более, что она нам наверняка понадобится для самой Соколовой, не валетом же их там укладывать? Сам-то Ксенакис наверняка с радостью задарил бы отбивающего Яркино внимание конкурента всему племени в вечное пользование. Со страпелькой в придачу.

Пока судья зачитывает весьма кратенькие правила, противницы стоят друг напротив друга. Пенсионерка буравит Соколову ненавидящим взглядом, та в ответ вперивает в нее задиристые голубые пуговицы и корчит рожу. Жаль, не с Таисьей бабуля место поделила, уж мы бы живо титановой ручкой ее в нокаут отправили. Одного удара б хватило распаленное либидо угомонить. Судья дает сигнал, и амазонка бросается в атаку, точно раздраконенный бык на древней корриде. Соколова отпрыгивает, и соперница резко разворачивается, только трава и земляные комья из-под копыт брызжут. Альфа яростно заносит кулак, которым можно и коборука слегка оглушить, но Ярки уже на прежнем месте нет. Еще пара-тройка таких маневров, и амазонка начинает раздражаться. Толпа разочарованно ревет — она алкает крови и зрелищ. Если Соколова рассчитывает взять противницу измором, то, вероятно, болельщицы не выдержат раньше и кинутся дубасить негодную божественную дочь сами.

Пружинисто скачущая вокруг тяжеловесной соперницы Ярка наконец успевает провести удар. Амазонка гневно рычит и меняет тактику. Теперь и она не бросается почем зря, а выжидает удобного момента. От очередной атаки Соколовой снова удается увернуться, но пенсионерка таки не зря жизнь в диком племени прожила — она предугадывает этот маневр. Удар левой настигает Ярку вскользь, но и этого достаточно, чтобы та кувырком полетела на траву. Толпа радостно взревывает. Альфа пытается закрепить свой успех, прыгнув на поверженную соперницу, но Соколова моментально перекатывается, вскакивает и еще успевает отвесить просвистевшей мимо амазонке крепкий пинок.

Глаза у седовласки наливаются кровью, и я всерьез начинаю опасаться, что после этого боя перед тем как затолкать Соколову в капсулу, сперва придется долго и муторно собирать ее с этой полянки по кусочкам. Сама же Ярка хладнокровно продолжает свои танцы воробьиной гидры вокруг кипящей злобой противницы. Пенсионерка отлично понимает, что ее преимущество в грубой силе, а не в плясках, и атакует с удвоенной яростью снова и снова. В какой-то момент они сплетаются в один ком и катятся по лужайке, ожесточенно лягаясь и молотя друг друга кулаками.

Кончаются эти покатушки не в Яркину пользу: когда пыль и клочья растений оседают, альфа пытается усесться верхом на бешено извивающуюся под ее весом Соколову. Под глазом у амазонки наливается фингал, а челюсть как-то свело набок. Страшно представить, на что тогда похожа несгибаемая колонистова дщерь, которая, очевидно, скорее согласится на вырванные конечности, чем на признание честного и достойного поражения. Наверно, стоит закрыть глаза, чтобы не видеть финального аккорда этого безобразия. И может даже, заткнуть уши… треск костей чертовски неприятный звук. Но тут долину сотрясает поистине нечеловеческий вой, который мог бы исторгнуть, вероятно, лишь тагаранец, обнаруживший покражу пра-пра-прадедушкиного замшелого арбалета. А в следующий миг верхом на альфе восседает уже Соколова, с явным удовольствием выкручивая той руку каким-то наверняка особо жестоким болевым приемом. Толпа дружно ахает.

— Нечего свои псевдоподии тянуть к чужим адамам! — мстительно приговаривает Ярка, сплевывая кровь. Под глазом у нее тоже намечается знатный фонарище, на лбу красуется ссадина, да и левую скулу окрасил отнюдь не девичий румянец, а начинающий багроветь синячина, но боевой задор ничуть не угас. Амазонка пытается сбросить наглое божественное семя, но то посильней нажимает на вывернутую конечность, и судья поспешно свистит. Бабка тоже не из тех, кто сдается, а лечение сломанных костей глиной и травками дело нудное и долгое, и никому взваливать на себя его неохота. Однако почему-то, когда Ярка спрыгивает с поверженной противницы и, прихрамывая, отходит, та со сдавленными стонами хватается вовсе не за руку. Вместо этого она катается по полянке, судорожно держась за пятую точку. И вот тут-то я начинаю догадываться, что Соколова плевалась вовсе не своей кровушкой. Ай, да Ярка-искусательница!

— Адам достается небесной дочери Многоокой Праматери! — сквозь зубы цедит арбитрица. Болельщицы становятся мрачнее грозовой тучи.

— Только не говорите, что за призом опять по скале лезть придется, — ворчит Ярка, с достоинством отряхивая то немногое, что осталось от ее меховой юбочки.

— Ступать по тропа, — буркает судья. Растрепанная и раскрасневшаяся противница Соколовой угрюмо прикладывает под отрепья своей юбки какие-то длинные голубые листья. Местный всеисцеляющий подорожник, видать.

— Рекичински-и-и-и! — вскинув голову и размахивая руками, торжествующе орет Ярка перед тем, как поковылять вверх за своим заслуженным призом. — Теперь-то я точно обставлю тебя в шахматы-ы-ы!

И, осторожно пощупав кончиком пальца припухшую скулу, задумчиво прибавляет:

— Как обнаружилось, небольшое мозготрясение порождает необыкновенное прояснение шахматной мысли…

— Ур-р-ра!!! Мы победили! — ору я, прыгая вокруг Соколовой и энергично потрясая своими гречишными имплантами. — Держи регенератор. А то глаз совсем заплывет.

Пока Ярка бредет по тропе, попутно пыхая целебной финтифлюшкой, я перехожу в последнее решительное наступление.

— А вас предупреждали — отдайте мужиков по-хорошему. Убедились, что до божественных дочерей Многоглазой Праматери вам — как отсюда до галактики Треугольника? — язвлю я, уставившись на набыченную вождицу. — Бластеры гоните! Небесное оружие, что вы отняли у адам. Оно не для ваших кривых коряпок. И демона мы тоже забираем. Будет на небесах великой богине пятки чесать и тапки подносить.

Разгромленные наголову альфы смотрят на нас с бессильной злобой, но требуемое подгоняют. Даже утомленный Играми Вражонок лежит в мешке смиренным кулем, а я и не тороплюсь его выпускать. Пусть Варг решает, что с ним делать, в конце концов, паршивец из-под ареста сбежал. Пока барышни переодеваются в привычную одежду, успеваю позубоскалить над кэпом и остальными. Уходя в переодевалку, все поводки от призов вручили мне, как все еще успешно закашивающему под альфу — передвигаться свободно адамам тут категорически не положено.

— Что, встряли, недочеловеки, писающие стоя? — весело интересуюсь я, намотав веревки на кулак. — Ярка, сколько там продувшие лакийцы женские обязанности исполняют?

— Полный лакийский год, — охотно информирует меня Соколова из зарослей. — А это, к слову, двадцать земных лет.

— Короче, все наряды по камбузу и гальюну — ваши отныне и навеки. А Тася сотоварищи будут возлежать в кают-компании, угощаясь печеньками и угощая мясцом мухоловку. Ну и я вместе с ними. А Вражонок будет нам пятки чесать.

Варг фыркает, дергая бычьей шеей, и едва не выворачивает мне кисть.

— Уж я тебе не только пятки почешу, — глухо басит поганец из мешка. Не церемонясь, отвешиваю ему пинка.

— Завали пасти, или верну тебя назад бешеным феминам.

— Ты-то с чего отдыхать развалишься, Стратитайлер?! — уточняет Вегус, сощурив свои ледяные глаза. — Хоть бы танец с помпонами сбацал для бодрости, трансвеститина конопатая.

— С того, что если б не его изворотливый инженерный гений — кого-то из вас заграбастали б таки амазонские лапищи, — вступается из кустов за меня Соколова. — Тасей-то Нюк управлял. Сестричка Нюкия, то есть. Так что по сути вы принадлежите теперь бортинженеру, капитан Вегус.

Девочки вскоре выбираются из импровизированной переодевалки, и я щедро раздаю назад поводки с честно выигранными в тяжкой борьбе призами.

— Кстати, амазонки подозрительно на нас таращатся, — замечает Ярка, весело косясь на свой с боем взятый хитрозадый кубок подзаплывшим все же глазом. — Исходя из их варварских обычаев, могу со стопроцентной уверенностью заключить, что вызвано это непозволительно демократичным обращением с напрокудившими адамами. Полагаю, девушки ждут показательной экзекуции за то, что небесным альфам пришлось отвлекаться от божественных дел и вызволять так бестолково загремевшее в плен имущество.

— Партию в шахматы без ферзя и ладьи? — скромненько предполагает Рекичински. — Или по-простому, без изысков — пару затрещин?

— Второй вариант ближе к местным реалиям, только учти, что официальная твоя хозяюшка — Цилли, — веселится Соколова. — Так что ей и раздавать пендели педагогического воздействия. Думаю, для стабильного ускорения в три «g» до самого «Дерзающего» хватит и одной ее затрещины, а?

— Давайте уже сваливать отсюда, — предлагаю я, яростно почесавшись. — У меня, по-моему, левая сиська порвалась… и гречка сыплется… согласно гравитации. И очень там колется. Надо было манкой наполнять.

Подобрав мешок с Вражонком, определяю по навигатору, где мы оставили шлюп, и вся наша вереница усталых и ободранных победительниц эволюционной гонки с трофеями на поводках отправляется домой, на заслуженный отдых. Униженные альфы провожают нас свирепыми взглядами. Однако ж, статус-кво восстановлен, и если нам все-таки предстоит поселиться на Нюкии навсегда, больше подобных споров, надеюсь, между нашими сообществами не возникнет.

Когда расстояние между нами и фемками оказывается приличным, я таки не удерживаюсь — расстегиваю термак, с треском отдирая импланты от груди — к счастью для меня, лишенной Варговых кущ, сдергиваю с головы парик и, помахивая им в воздухе, ору:

— Выкусите, сучки! Я — адам! Тот самый, блаженный и стерильный! И я только что осквернил своими наглыми видоискателями ваши дурацкие Игры! А Тася — вообще робот!

— Зирков ты сын, Стратитайлер… — пыхтит Цилли, когда мы резво вваливаемся в кабину шлюпа, набиваясь как сельди в бочку — на такое количество тушек он не рассчитан. — Если корыто сейчас не взлетит… я тебя своими руками лишу внешних половых признаков во избежание эскалации конфликта!

К счастью, корыто в кои-то веки не подводит, и, натужно крякнув, взлетает, оставив далеко внизу орущих и потрясающих копьями одичалых моих побочных потомков. А меня — со всеми полагающимися от гуманоидной природы органами.

Глава 50. Кадет Соколова. Ложка дегтя

— Теперь, когда эскалация конфликта с озабоченными варварками больше не грозит, не пора ли снять с нас собачьи ошейники? — пыхтит Бас, пока арена тает вдали. На меня он даже не смотрит. Должно быть, не проникся идеей земного братства и воспылал черной ревностью к Рекичински, свобода которого обошлась мне в десяток шишек и синяков. Пилот определенно не согласен с такими завышенными расценками на всяких темных личностей, тырящих страпельки из-под носа Галактического Союза. Стаскиваю с шеи возвращенный мне бортмехом после битвы ключик, все еще прицепленный к алому шарику. Любопытно все же, из чего амазонки сбацали этот брелок? Больше всего он похож на плод растения, только очень уж легкий, словно полый. Ладно, может, на корабле нашему сакамаровому агроному вручу, пусть изучает.

Ключи, насколько я понимаю, у альф универсальные и подходят ко всем их примитивным замочкам — ведь они были у каждой финалистки, и отковать можно было любого адама по своему усмотрению. Однако нас ждет небольшой прощальный сюрприз — ошейник запирается на другой замок, и этот ключ в него даже не влазит. Должно быть, амазонки в гневе забыли или не пожелали вручить нам второй комплект отмычек. Хотя не исключено, что у девушек просто не принято давать адамам столько воли, и ошейник — неотъемлемая часть правильного мужского имиджа. Это, конечно, никаким зирком не проблема — на корабле любым инструментом подковырнем или разрежем, тем не менее пыхтение Баса принимает все более минорный оттенок.

— Надеюсь, эти штуки не начинены блохами или афродизиаками… в качестве бонуса для зажигательной брачной ночи, — невозмутимо замечает Рекичински, осторожно ощупывая свой ошейник, и от этого пилот почему-то багровеет и обкладывает его причудливым, многослойным, точно Тасин торт, матом на смеси нескольких галактических языков. Я даже перевести это не могу, не растратив столь ядреного колориту.

— А вы смотрите на ситуацию позитивно, Базиль, — ничуть не смутившись, отзывается Рекичински, — подобная мелочность лишь докажет, что амазонки осознают наше превосходство и просто не могут найти в своем примитивном арсенале мести достойного ответа новому могучему племени.

— Да заткнешься ты или нет, скользкий страпельковый ворюга?! — рыкает на него Басилевс. — Из-за тебя, между прочим, свирепая двухметровая бабища чуть девочку не прибила! Это если не считать еще того пустяка, что мы все по твоей милости на этих задворках вселенной очутились!

— Пф! — фыркает Нюк, почесываясь, насколько позволяет скученность в салоне. — Эт вы еще не видели, как эта девочка лакийца в гоне уработала.

Бортинженер сияет ярче местного светила, позабыв о недавних тревогах и, должно быть, уже воображая себя мчащимся навстречу Млечному Пути и любимой нянюшке. Подальше от одичалых кровных родственничков.

Оживляется и притомившийся в заточении Вражонок, и мешок начинает интенсивно дергаться и подпрыгивать, словно ему туда тоже гречки сыпанули с пригоршней славийских огненных мурашей в придачу. Мы тут и так притиснуты друг к дружке, точно детеныши вомбата в узкой норе, а этот Оменыш еще и пихается! Недолго думая, наподдаю ему ногой, запинывая в угол, чтобы кое-кто посидел там смирно и подумал на досуге о своем неподобающем поведении.

— Так. Стратитайлер, доложи-ка по форме о происшествиях на борту вверенного тебе судна за время моего отсутствия, — включается в разговор Варг, придавив ботинком злобно шипящий мешок и без особого усилия одним рывком мускулистых ручищ разрывая ошейник на своей коборуковой шее к зиркам гирганейским. Нюк несколько грустнеет, понимая, что время его очередного недолгого капитанства снова закончилось, а рабство Варга так и не началось, и вкратце сообщает, как мы вообще дошли до жизни такой и он — до гречишных имплантов в частности. Не забыв похвалить наше недюжинное мужество, смекалку, храбрость, физподготовку и присовокупить «а я говорил, что без скафандров тут шастать опасно».

Шлюп тем временем на удивление благополучно приземляется, и все привычно высыпают в стерилизационную камеру. Бо с Шухером так радуются нашему возвращению, словно мы из черной дыры целехоньки выбрались.

— Через полчаса жду всех в кают-компании, — бросает нам Варг, выйдя из дезинфекционного облака со все еще упакованным тезкой в руке. — Тебя тоже, — добавляет он улыбающейся Тасе.

Ни «спасибо», ни «молодцы какие» мы от кэпа, видно, не дождемся. Хорошо еще, если нарядом на мытье толчков не наградит за какое-нибудь нечаянное попрание чести и достоинства земного Космического Флота на варварских состязаниях.

— Дитя мое! — вцепляется бывший док в мешок всеми щупалками, и Вегус так и уносит их обоих, должно быть, на гауптвахту.

— Шваброй дверь не забудьте подпереть! — напоминаю в широченную капитанскую спину. Хотя я бы для верности еще часового там поставила у порога. С огнеметом. Или просто амазонку покрупнее и позлее — кажется, девушки и их манеры произвели-таки на мерзавца неизгладимое впечатление. Судя по тому, каким алчущим взором провожала глава племени кэпа, она бы точно не отказалась постеречь демона в обмен на свидание там или что еще, угодное Праматушке и ее многочисленным очам.

— Элементарная благодарность нам от Вегуса точно не грозит, — философски замечает Нюк, вытрясая из штанины колючую крупу. — От второсортных адамов я тоже ничего хорошего давно не жду, — добавляет он пилоту с суперкарго, — зато у меня, девчонки, осталась еще горсть сбереженных от Вражонка мармеладных ксеноморфиков. Добро пожаловать после головомойки на чаепитие, так сказать. Отметим нашу скромную победу. Можно и по капле буравчика в чаек капнуть. Заслужили.

— Я б тортик к чаю испекла… — тянет роботесса. — Но лимит на продукты…

— Клубничный! — судорожно вздыхает Нюк, облизнувшись, и тщательно собирает крупу в ладошку — не пропадать же дефицитной еде?

— Ошейник сперва снимите, — буркает Бас, и его сумрачный взор при упоминании буравчика подергивается влагой — тоскует, должно быть, по своему антидепрессанту.

— Горелку последний раз видел у кадета Соколовой, — отмахивается Нюк. — К ней и обращайтесь.

— Болторезом перекушу, — обещает Цилли со смешком. — Если будете себя хорошо вести.

— А ему — не надо, — мстительно прибавляет пилот, ткнув пальцем в сторону Рекичински. — Все равно никакой пользы на борту от него, кроме вреда. Шахматист фигов, черная дыра его дери.

Бортинженер страдальчески морщится, ворчит, что озабоченных любовными страстями надо было таки оставить альфам для снижения уровня бушующих гормонов, и устремляется за Тасей на камбуз, вероятно, надеясь перехватить какой печенюшки до собрания. Ему-то гару-гару не перепало. А я вот до сих пор им полна, хотя и успела порастрясти калории, карабкаясь по скалам и сражаясь с Басовой почитательницей. Но чай, конечно, дело святое. Да еще и со сладостями, которые при урезании пайка первыми покинули наш рацион.

— Формально, по законам этого дикого мира, я являюсь собственностью кадета Соколовой, так что ей и решать, снимать ошейник с меня или нет. Другим адамам в таких вопросах слова никто не дает, — парирует выпад пилота Рекичински, и я начинаю подумывать, что, пожалуй, альфы нащупали не такой уж ошибочный подход к своему мужского народонаселению. И вообще, не оставить ли обоим призам этот аксессуар хотя бы на недельку, чтобы один научился не скафнить почем зря, а другой — не провоцировать его? Можно подумать, Рекичински мало того, что он и так всех бесит, непременно надо подогревать ежечасно это дружное чувство.

— Следующую партию в шахматы можем сыграть как раз на ошейник, — довольно точно имитирую я бесстрастный тон липового суперкарго, едва сдерживая злорадную усмешку. Потому что таки не шутила насчет шахматного озарения от тумака по лбу. Ну уж эта комбинация, стоившая мне целостности собственной шкуры, просто не может не сработать!

Оставив Баса и Рекичински разбираться между собой, кто ж достоин, а кто нет освобождения из рабских цепей, ускользаю к себе в каюту. Неплохо бы помыться, вычесать из шевелюры клочья нещадно полинявшего в нее пера и разобраться с боевыми фингалами прежде, чем явиться пред беспощадные и не ведающие признательности капитанские очи.

Впрочем, фонари с шишками волнуют меня меньше всего — в конце концов, немало лет они были моими верными спутниками и наверняка здорово обрадовались новой встрече. А уж гнусное охвостье, по недоразумению возомнившее себя светилом гуманоидной медицины, я к себе, разумеется, на пушечный выстрел не подпущу из-за какой-то пары синяков и ссадин. Я бы даже со сломанной ногой теперь крепко призадумалась, стоит ли оно того — больно уж недобро зыркало на меня лимбийское отродье, у которого наверняка в запасе еще куча сомнительных препаратов и адских идеек. Да уж, не ценили мы старину Шухера с его мягким характером и умилительной любовью к человечьим пупкам…

В кают-компанию я являюсь за пять минут до озвученного Варгом времени и застаю там только Рекичински. Остальные, должно быть, еще ликвидируют последствия дикарских спортивных забав. Конечно, он-то по скалам не карабкался, по колючкам не сигал и с альфами не дрался, умыл физиономию да волосы в эту нестерпимо скучную прическу прилизал — и готов. А вот инструмент для снятия ошейника что-то не потрудился разыскать. Или он и это в пику Басу сделал? Типа — выиграла кадет Соколова это сомнительное хитрозадое сокровище, вот и вольную сама ему выписывай принародно?

— До этого прическа была повеселее, — мстительно заявляю я. — А с такой только сниматься на стенд «Они пали во славу Галактического Союза».

— Кажется, теперь я догадываюсь, что услышал Бас перед тем, как обрести багряный оттенок Мю Цефеи[12], — насмешливо приподнимает бровь Рекичински. Это он на что намекает? Не успеваю хорошенько разозлиться, как совершенно некстати всплывает воспоминание о злосчастном, потыренном мною в припадке афродизиачного сластолюбия, ферзе. И о том, что я там несла про глаза этого летучего рогоноса. Бродячие альдебаранские елки, как мне это вот все забыть?

— И как это наш зефировый Отелло вас наедине только оставил? — с порога подкалывает Нюк. Грим с мурзилы он еще не смыл, зато на ходу отдирает от пальцев приставший к ним силикон. Тасю латал, похоже. Ободрать конечности на скалах и зарослях колючек даже сверхпрочная роботесса умудрилась. Та, уже аккуратно причесанная и в чистом передничке, тащит следом полный поднос печенья и чайку — Нюк, видно, решил совместить неприятное с полезным. Даже обещанные мармеладки в вазочке красуются, трясут желейными щупалками.

— Джокордово вымя, сколько ж я уже не видала в этих широтах по-настоящему приятных ксеноморфиков! — пропустив мимо ушей подначку, невольно сглатываю слюну и даже месть Рекичински на радостях откладываю на потом. Следом за сестрицей Нюкией и ее подопечной вваливается и только что помянутый Бас с торчащей дыбом влажной шевелюрой, еще малость вылинявшей и приобретшей пастельный оттенок жевательных конфет «Коборуково молоко». Он недобро зыркает на Уилсона и усаживается так, чтобы оказаться между нами.

Последними являются бортмеханик и капитан Вегус. Цилли насмешливо-невозмутима как всегда, а шрамированная физиономия Варга уже привычно выбрита до блеска. В отличие от модника Нюка, избавляющегося от лишней растительности какими-нибудь лазерными лучами, мазями или там спреями, кэп точно бреется по старинке, металлическим лезвием. Мой дедуля — так тот вообще смертоубийственной даже на вид штуковиной, изготовленной на заказ по прообразу древнего самурайского меча, щетину каждое утро в общей умывалке скоблит, убежденный, что это как нельзя лучше изгоняет дух противоречия из борзых новобранцев.

— Бо, а где агроном-мелиоратор? Я же сказал — собрание общее! — рявкает капитан. Ни взгляд его прозрачно-голубых глаз, ни этот тон как-то ничего хорошего не предвещают… Неужто реально влепит выговор за нестандартный, запрещенный протоколами Союза подход к решению конфликта с туземцами? Не такие уж они и туземцы, если разобраться! Это вообще вон Нюкова родня. Ну, с кузинами маленько повздорили, игрушки не поделили… у меня и не то с моими еще бывало.

— Ой-ей, не надо мелиоратора! — вскидывается туземцев родич, закрывая ладошками мармеладки. — Девчонки, лопайте быстрее!

Ну, тут уговаривать нас не надо. Налегаем с Цилли на угощение, команды «не жрать» от Вегуса не было. А пока он успеет ее отдать, мы уже с вкуснятками разберемся — конкурс по прожорливости это наглядно доказал, и там мы ведь еще и не старались даже… из стратегических соображений.

Дождавшись, когда стенающий на все лады Шухер довлачит студенистое тело до кают-компании, Варг велит ему прикрыть рты, и вовсе не печеньем к чаю (ага, кэп таки тоже проголодался на солнцепеке), обводит нас суровым взором из-под стальных бровей и заявляет:

— За эффективную операцию по освобождению высшего командного состава «Дерзающего» из туземного плена объявляю благодарность с занесением в личное дело бортмеханику Ибрагимбек, стажеру Соколовой, помощнице по хозяйству ТАИС 921 и бортинженеру Стратитайлеру. Молодцы, леди. И джентльмены. Или ты все-таки решил к доминирующему на Землянде полу примкнуть?

Царственные лимбийские яйца, вот это реально неожиданно! В жизни не видала, чтобы благодарность с таким каменным лицом объявляли, словно приговор зачитывают… со светящим всем его фигурантам этапом на Баргозу. Нюк от нежданной уже похвалы аж хрюкает, едва не подавившись желейными щупалками, которыми тоже вполне заслуженно угощается, и уверяет, что мэйк-ап все-таки смоет.

— Служу Космическому Флоту Земной Федерации! — отмерев и не без труда загнав недоеденную мармеладину за щеку, салютую я. И даже не добавляю, что вряд ли космический флот хоть когда-нибудь узнает о своих новых героях и оценит красоту их личных дел. В конце концов, если что — здесь его филиал откроем, кто нам запретит? При существующем дефиците личного состава карьеру зато легче делать будет. Отвоеванные в честном бою адамы нам даже поаплодировать изволят, а Шухер под шумок уже тромбит печенье. Причем, в кои-то веки не в рот, а в сумку на животе — для дитятки припасает.

Тут уголки жесткого капитанского рта трогает нечто, напоминающее улыбку — не ухмылку и не усмешку, а нормальную человеческую улыбку, и он добавляет:

— Тась, может, тортик по такому случаю?

— Клубничный?! — с надеждой встревает Нюк.

— Можно и клубничный, — легко соглашается Одноглазый Дьявол. — Если замороженная клубника еще осталась.

— Осталась! — уверяет Тася, зардевшаяся от похвалы. — Минут пятнадцать — и будет готов!

— У нас скоро и свежая будет… если это вообще кому-то интересно! — с надрывом встравляет лимбийский агроном, даром в оранжерее времени не терявший.

— Блин-печенюха… может, рановато мы их отвоевали, а? — шепчет мне инженер на ухо. — Помнишь, Ник что-то болтал про странно улыбающихся после плена у альф адамов? Я, конечно, в курсе, что секс улучшает сон, пищеварение и характер, но не ожидал, что это и с Вегусом сработает. Я до сих пор подозреваю, что он и не человек вовсе…

— Если мы здесь надолго, эти игрища с большой долей вероятности превратятся в ежемесячную национальную забаву, и в следующий раз можно попробовать увеличить время выдержки в могучих руках горячих варварок, — вполголоса откликаюсь я, в последний момент выхватывая печенюшку из-под проворного щупальца Шухера. Надеюсь, Бас нас не слышит. Он, как мне показалось, совершенно не оценил любовного пыла туземок и теперь вообще вряд ли высунется дальше первой ступеньки трапа ненаглядного рыдвана. Но пилот так увлечен отбиванием своей доли вкусняшек от другой цепкой псевдоподии агронома-любителя, что не реагирует на наши с Нюком перешептывания. Краем глаза отмечаю, что от ошейника он освободился — собственно, дело-то действительно пустяковое.

Понятно, что на Рекичински абсолютному большинству начхать, но при желании тот прекрасно мог справиться со сбрасыванием адамовых оков и самостоятельно: уж инструменты-то на «Дерзающем», с учетом непрекращающегося ремонта, всегда на виду и под рукой. И что вот эта темная личность, спрашивается, сейчас демонстрирует, рассевшись среди свободных граждан Галактического Союза в статусе добытого альфой Соколовой пленного адама? Если уж Рекичински так по вкусу ошейник, мог сразу сказать, оставили бы его тогда со спокойной душой в качестве утешительного приза седовласой прелестнице и не затевали разборок. Старость все-таки надо уважать, а я ей вон… удар с самого тылу нанесла.

— Мой дорогой брат по разуму Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль, — торжественно, по всей форме, обращаюсь к приунывшему от зрелища стремительно тающих печенюшек и невнимания к его достижениям на аграрной ниве Шухеру. — Только ты можешь разгадать, что за плод венчает собой некий примитивный отпирающий механизм. Окажи мне честь, удостой после трапезы эту таинственную вещь своего проницательного взора.

Похоже, я еще не до конца выпала из роли божественной дщери. И судя по отвисшим челюстям бывшего дока, высокопарная стилистика речуг небесных посланников не для него. На всякий случай он тут же воздевает щупала к потолку кают-компании и клянется именами всех достойных пращуров, что крошка Варгик это в последний раз, вот честное лимбийское. Приходится повторить просьбу, переведя с божественного на общегалактический. Шухер, надеющийся, вероятно, ревностной службой искупить прегрешения своего паскудного охвостья, моментально срывается с места, ухватив лишь на дорожку еще пару вкусняток.

Пока мы объединенными усилиями приканчиваем сладости, наша незаменимая Таисья успевает сбацать не только тортик, но и плотный обед, к вящей радости проголодавшегося высшего командного состава, включая недавнего и.о. капитана. Но едва мы беремся за ложки, как Бо докладывает, что к кораблю приближается туземец, идентифицируемый им как Ник. А вот уже и новообретенная родня Нюкова на званый обед подтягивается! Такого гару-гару они тут даже во сне, поди, не видали, клубничного-то. Но ничего, наш несостоявшийся техник-удобритель сакамаровых плантаций разведет скоро на здешних обетованных землях сады-огороды. По всему видать, к выращиванию флоры, хоть у нее и нет столь дорогих его сердцам пупков, наш студенистый друг испытывает куда большую склонность, чем к исцелению гуманоидных организмов. Вот что значит пойти на поводу властных щупалец семиюродных дядюшек и двоюродных пап — чуть было этакий агрономный талант не загубил на корню.

— Ну что, встречай племяша… тетушка Нюкия. Хотя нет, лучше тетушке сперва перейти обратно в мужскую конфигурацию, а то бедняга Ник изрядно усомнится в надежности посланников небес и выразит нам вотум недоверия Кларочкиными лепешками, — советую я, с сожалением отставляя тарелку с тортом. Впрочем, в отсутствие Вражонка и его родителя есть все же надежда, вернувшись, найти не только вылизанную до зеркального блеска пустую посуду. — Схожу сама пока приветственный комитет изображу.

— Ой-ей, моя не смотреть! — Ник при виде небесной альфы, утречком подтвердившей свой божественный статус, немедленно закрывает чумазую морденку грязной ладошкой и скручивается в приветственном поклоне. — Моя уже приходить, но великий боги не быть дома. Невидимый голос велеть мне проваливать. Нам был надо помощь, мерзкий демон таскать гару-гару из деревенский котел!

Нетрудно догадаться, какой демон покусился на продовольственную безопасность племени. Правда, по словам Ника, шаман клялся, что это был Мамука собственной персоной, разгневанный святотатственным походом в его владения. Вождь, как водится, с ним не согласился и счел пришельца потенциальной тягловой силой. В итоге, с легких немытых рук обоих лидеров, поднятое с постелей среди ночи ошалевшее племя то, воодушевленное официальным предводителем, пыталось изловить неведомую тварь, то, поведясь на речи серого кардинала, прилежно изгоняло темную силу копьями и отбиваемым на котелках и кастрюльках грозным маршем звездных первопроходцев.

В конце концов, в экзорцистских упражнениях ребята вполне преуспели и вытурили злонамеренного демона на подконтрольную альфам территорию. Вождь, само собой, был недоволен и даже пытался поколотить Лалафу, испортившего охоту. Пока Ник, тщательно отводя глаза, безостановочно трещит, веду его уже знакомым маршрутом через священную очистительную хижину, к чему тот относится вполне стоически — обряд есть обряд, куда деваться. Может, со временем даже и на водные процедуры уломаем… если сами от них не отвыкнем. Сколько вот на рыдване еще эти блага цивилизации протянут? Не пора ли уже лезть в корабельную библиотеку за инструкцией, как построить водопровод из стеблей местных сорняков?

Увидав сквозь растопыренные пальцы всю честную компанию в сборе, Ник застенчиво раскорячивается в реверансах на пороге, потупив глазки — больно его Тася с Цилли смущают. Только хороший тычок в спину от умытого уже дядюшки препровождает туземца внутрь.

— Садись уже обедать, раз приперся, — гостеприимно приглашает Нюк. — Тась, дашь еще тарелку? Ложку тоже давай, не век же ему руками жрать. Как раз Шухерова порция осталась… и охвостья его. Они голодовку объявили, что ли, в знак протеста?

— Никаких таких глупостей мы не объявляли! Я занимался своей непосредственной работой и не услышал обеденную сирену! — возмущенно возражает вкатившийся следом за ними агроном. — И Варгусику я покушать отнесу, ребенок изнервничался весь, похудел вон как!

Ник, до этого с опаской косившийся на предложенное ему кресло из «умного» пластика, переводит взгляд на так некстати вырвавшегося из лаборатории лимбийца, издает полный удивления и страха вопль и заваливается в обморок, взбрыкнув чумазыми пятками. Породив этим среди виды видавшего экипажа рыдвана приступ циничного веселья.

— Нет, я решительно не понимаю настолько неравномерного генетического расщепления… как вон у тех феминищ такие сыновья-то родятся? — пожимает плечами Нюк и выпрыскивает родственничку в чумазое мурло полбокала компота. — Не очнешься — под душ тебя засуну.

— Где мой копье?! — отфыркавшись, воинственно вопрошает юный абориген, тут же опровергнув теорию бортинженера. — Демон просто застать меня врасплох!

К тому же попавшая ему на мордень несанкционированная влага вкупе с угрозой утраты священного слоя грязи, кажется, заботит его больше раздраженно закатившего глаза Шухера.

— Это… наша божественная Кларочка в общем. Не бойся, пока мы рядом — не сожрет, — терпеливо поясняет Нюк, помогая ему подняться. Шухер только фыркает, спешно набивая рты. Его даже на полные укоризны взгляды не хватает. На всякий случай поспешно отодвигаю свою тарелку за пределы досягаемости его хватких конечностей.

— Твой копье на трапе… на крыльце, в общем, осталось, — напоминаю я. — У нас тут не принято копьями размахивать. И агронома нашего на гару-гару никто тебе не отдаст.

— Да-а-а? — разочарованно тянет Ник. — Жалко. Его оторватый хвост шибко понравиться наш шаман — хороший кожа, говорит. Добрый волынка выйдет.

Ритмично движущиеся челюсти экипажа разом замирают, а увлажненные смехом глаза начинают покидать орбиты. В повисшей тишине брякает выроненная кем-то вилка.

— КАКОЙ еще его хвост?! — гаркают все хором, уставившись на Шухера.

— Внучка на волынку?! — издает тот вопль почище Никова и начинает криво сползать с кресла. Варг, не медля ни секунды, влепляет ему звонкую оплеуху и наматывает хвостовое щупальце на мощный кулак. Видали мы все, чем эти обмороки чреваты!

По моей спине, чеканя шаг, проходит строем полк гигантских огненных мурашей. Поглоти черная дыра поистине демоническую лимбийскую матрешку, каждая из которых наверняка сатанистее предыдущей! Ну уж нет, ЭТОМУ хвосту я разгуливать на свободе точно не дам! Один раз уже нарушили священные традиции — и только успеваем вон огребать. Туманность с ним, с водопроводом, теперь на повестке дня вопрос поважнее, который я незамедлительно и озвучиваю:

— Нюк, ты случайно не знаешь, как собрать огнемет из подручных средств за пятнадцать минут?! Причем, боюсь, что это крайний срок и последний шанс на спасение этого мирка!

Глава 51. Нюк. Разгадка демона Мамуки

— Где хво-о-ост?! — орем мы во все глотки, врываясь в деревеньку адамов, как «Дерзающий» — на космодром. На лету доедая торт, спускаю на поселение науськанного Рори. Ярка угрожающе пыхает собранным мною на скорую руку из горелки и спрея для полировки штурвала (Бас пожертвовал) огнеметом, закрепленным на ее любимом противовражонковом орудии — швабре. Вся вооруженная бластерами часть команды держит оружие наготове. Ник несется впереди, сверкая чумазыми пятками, и громче нас всех голосит, чтобы почтенный Лалафа скорее пер новую волынку сюда. Великие боги желают забрать ее себе и в одиночестве наслаждаться божественными звуками, потому что хвост от их небесной Кларочки отвалился, а ни от какого не от демона.

— Моя быть прав! — рычит вождь, скручиваясь в приветственном поклоне и параллельно показывая высунувшемуся из своего жилища шаману кулак. От такого фиаско и грядущей разлуки с инструментом мечты ритуально изгвазданная грязью рожа страдальчески кривится. Очередному политическому конфликту мешает разгореться Рори. Кометой сметя Лалафу с ног, он вламывается в хижину — там что-то хрустит, трещит и рушится, и через минуту вылетает наружу, держа в пасти распяленную на деревянной рамке шипастую шкуру. Едва поднявшийся служитель культа снова валится наземь, чертыхаясь на своем тарабарском наречии.

Ярка впивается во Вражонково руно исполненным подозрительности взглядом, многообещающе покачивая огнедышащей шваброй:

— Оно точно не оживет? Я слыхала, что клопы могут воскреснуть, даже если от них осталась только высушенная шкурка. Может, все же испепелим? Для верности.

— Валяй, — разрешает Варг. Шаман издает мученический трубный вой и впечатывается лбом в грунт, демонстрируя полнейшую безутешность по поводу потери ниспосланного небом предмета искусства.

— Начинка из шкуры где? — угрожающе уточняет кэп.

— Гару-гару шибко вкусный быть… Желешка мясной, — немного грустно и слегка виновато поясняет Алешка, шкрябая между веток на растрепущей башке. Ясно. Компромисс с шаманом все же нашли, выходит.

— Есть, конечно, организмы, что из одной спиральки ДНК из пепла восстают, — замечаю я, почесывая Рори за ушком. — Но вот чтоб из деревенской… выгребной ямы? Так же это называется? Вот, чтоб оттуда… про такое не слыхал.

— Я вам сыграть на праздник, как только волынка быть готов! — почуяв смену галса, бьет себя в грудь Лалафа и живо выпрастывает косматую головушку из пыли. — Чистый звук, не сравнить с мочевой пузырь гоподрила! Никуда не годный волынка из такой материал получаться! Искусство возрождать цивилизаций, вот! — неожиданно прибавляет он, торжественно вскинув к небесам замызганный палец. Отличный ход конем.

— Ну… если возрождать цивилизаций — тогда, конечно, — все еще с некоторым сомнением тянет Соколова, продолжая любовно оглаживать кустарный огнемет. — Возрождать цивилизаций — дело немаловажное, тут не поспоришь. Хотя вода и мыло возродили бы ее куда эффективнее, — предполагает она, слегка морща нос, когда ветерок наносит в ее сторону крепкий, как самый ядреный буравчик, шаманов дух.

— Вода есть хорошо для огород, — отвешивая поклон, льстиво соглашается Лалафа и тянет руку к своему потенциальному музыкальному инструменту. — А мыло — страшный яд, альфы пытать им несчастный адам, который попадать в их беспощадный руки! Мамукин дар выжигать мозг через глаза и кусать тело, — безапелляционно добавляет он и начинает нервно почесываться, словно само упоминание табуированного вещества растревожило все добротно замазанные священной грязью рецепторы.

— Без мамукина дара зато шибко богам глаза режет, — бурчит Соколова, до которой докатывается вызванная энергичными поскабливаниями шамана густая волна разномастных ароматов. — От души надеюсь, что хоть новый Омен и не вылупится уже, но его хвостовая реинкарнация все же сохранит зачатки обоняния. Если уж увильнул от моего адского пламени, пусть до конца своих волынкиных дней впитывает это дивное амбре.

Варг тычет в шкуру носком ботинка, но та не подает никаких признаков жизни, по крайней мере, пока. Подобрав рамку с земли, кэп вертит ее в руках, пристально изучая, но ничего, кроме отлично выскобленной шкуры, так и не обнаруживает.

— Кажется, упокоили по высшему разряду, — замечаю я, — лучше бы и Высший лимбийский ритуальный совет не справился.

— Ладно, — машет рукой Цилли. — Может, этот в деда пойдет, если вдруг что? Мирный агроном-пупколюб. Научит дикарей аграрному искусству. Главное, Шухеру не говорить, что эти первобытные гуманоиды из его внука холодец сварили — хватит с нас обмороков, мелодрам и новых охвостышей.

Успокоенные, выдвигаемся обратно на корабль. Ник, шаман и вождь бегут следом, на все лады приглашая на празднество.

— Загляни еще на днях, — напоминаю я побочному племяшу. Идея внедрить в его голову немножечко ума по-прежнему занимает мой собственный. Или хоть вымыть и посмотреть, так ли уж мы похожи?

— Заметь, адамов даже диарея не прихватила от Вражонкова хвоста. Или он не такой уж ядовитый, или тепловая обработка убила биологические токсины? — говорю я Ярке, пока мы летим назад.

— Ну раз ты все еще жив после его укуса и даже не мутировал, выходит, весь его яд исключительно в вербальной плоскости таится, — замечает кадет, явно слегка раздосадованная тем, что не пришлось опробовать мой огнемет в деле.

— Наверняка еще пригодится, — утешаю я ее. — Один Кхара ведает, что нас в городе ждет. Может, там такие же трехнутые живут, только технологически более развитые. Если не хуже.

— Надо было амазонок про них поспрашивать, они, поди, больше знают, чем эти шуганые адамы, все-таки генетический материал и там порой тибрят, — задумчиво говорит Соколова.

— Ну, хотя б ту Элизку, что с Никовым папаней тусила. Хотя кто знает, разрешено ли адамам там вообще рот открывать? Мне мой обещали соком какого-то карякуса залепить, например.

В город выдвигаемся уже на рассвете нового дня. Только побудку экипажу устраивает не корабельный будильник, а незваная гостья. Вождица собственной персоной нарисовалась! Ну, как нарисовалась — из кустов шпионила, а Бо ее засек и призвал к ответу, пригрозив стрельбой из неработающей пушки.

— Чего надо? — интересуюсь негостеприимно по селектору. Ребра-то после их гостеприимства еще побаливают! Выследили, ведьмы такие! Хорошо, что шлюз просто так, копьем, не отожмешь. Та перетаптывается смущенно, потом выдает:

— Большой адам хочу говорить…

— Большой адам — чужой собственность, — ехидно напоминаю я. — Иди отсюда, девочка, Варг гулять не выйдет! Его хозяйка не пускает.

— А может, стоит и поступиться принципами, — раздумчиво тянет появившаяся за спиной заспанная Соколова, — глядишь, еще и персиковый торт по случаю перепадет. Или там пирожки с сыром…

Такая перспектива моментально побеждает мои собственнические замашки, и я передаю просьбу вождицы плещущемуся в душе капитану. Тот невероятно многозначительно хмыкает сквозь шум воды и велит сказать, чтобы амазонка явилась вечерком. Ну, или завтра утром. Точно, успели спеться. Ай да деваха! Всегда-то представители власти пользуются своим положением, дуря рядовой народ.

Спровадив нахалку, все еще разевающую роток на чужого мужика, спешно набиваем свои горячим завтраком и готовимся в решающий поход. Наученный горьким опытом, в этот раз кэп предусмотрительно формирует экспедицию из представителей обоих полов. Даже с участием регенератора фонарь на мурзиле Соколовой вызывающе синеет, делая ее еще шкодливее. Да уж, удар у старой амазонки поставлен на совесть. Тася любезно предлагает свои услуги и косметичку для маскировки побоев, но Ярка только беспечно отмахивается.

Мы как раз пакуемся в шлюп, когда Бо радует нас сообщением о новой партии гостей.

— Гони ты этих дикарей взашей! Шастают, как в бесплатный толчок на метеоритном кольце, — ворчливо велит Одноглазый, твердо нацелившийся на контакт с более развитой цивилизацией.

— Это не адамы и не альфы, сэр, — возражает Бо.

— А кто? — хором удивляемся мы, прилипая к монитору.

— Чует мое сердце, — бухтит Басилевс, явившийся напоследок получить инструкции от капитана и напутствовать Соколову не ввязываться ни в какие новые бои с агрессивными аборигенками, — что долбанутые метатели фекалий и озабоченные фемины — это еще не самое плохое…

Но Бо демонстрирует нам вполне симпатичные, умытые и вменяемые лица, прикатившие к кораблю на чем-то вроде гусеничного багги. Несколько мужчин и женщин, одетых старомодно, но вполне опрятно. У парочки старенькие лазерные автоматы в руках. Держатся настороженно, но не агрессивно.

— О, городские сами пожаловали, — констатирует Вегус.

— Что-то они припозднились, — замечает Цилли, пока экспедиция распаковывается обратно из шлюпа. — Мы уже с половиной планеты перезнакомились. Поневоле.

— Может, хотя бы с этими я попробую поговорить в числе первых? — замечает Рекичински, пока мы топаем вдоль коридора, с какой-то непонятной мне усмешечкой косясь на кадета.

— Еще чего не хватало! — сердится Соколова. — Ошейник производства альф — прямо-таки лучшая рекомендация для представителя высшей, черная дыра ее дери, цивилизации. Сними его уже к чертям алгольским, не позорь человечество!

— Мы же решили сыграть на него в шахматы, — невозмутимо ответствует тот. — Я просто соблюдаю условия договоренности.

— Ну и сиди тогда в нем как дурак, гару-гару вон готовь, а в межгалактическую дипломатию лучше и не суйся, — огрызается Ярка, и тут я покатываюсь со смеху:

— Как будто твой фонарь — верительная грамота Галактического Союза!

— Отставить, кадет, — неожиданно одергивает ее капитан. — Соблюдайте субординацию. Вы не в поселке у альф. Здесь я решаю, кому чем заниматься.

Хм… ужас как любопытно, чего ж Уилсон кэпу такого тогда напел? Что на судне остался. Живой и свободно разгуливающий. И гляди-ка, Ярке и задирать его не положено. Интересно, нет ли у Вражонка какого порошочка, развязывающего языки? Сам Рекичински, нимало не задетый вопиющим попранием субординации, продолжает лишь неопределенно усмехаться, поглядывая на рассерженную Соколову, словно наш свежеиспеченный агроном — на новые всходы.

Высыпав на поджаренную дюзами и капитановыми божественными художествами полянку, секунд тридцать молча таращимся на городских аборигенов. А те таращатся на нас.

— Приветствую вас, жители Землянды, — наконец выдает кэп и делает нам с Соколовой ручкой — переводите. Но наша лингвистическая поддержка оказывается не нужной.

— Земляне?! — с изумлением и надеждой спрашивает один из парламентеров — высокий и светлоглазый.

— Земляне! — подтверждаем мы хором, не вдаваясь в подробности. Из землян-то я да Бас на самом деле.

— Наконец-то вы нас отыскали, — расплываются нюкийцы в счастливых улыбках. Ну… вот это мы не то чтобы специально…

— Мы так вас ждали! Заметили ваши дроны в небесах, а потом нашли катер, только он был пуст, — поясняет светлоглазый на старинном, но вполне чистом и понятном варианте общеземного.

— Мы тут просто случайно адамов алтарь раздавили и с альфами повздорили, — скромно поясняет Ярка. — Вот и задержались немного.

Парламентеры косятся на ее фингал, на украшающий Рекичински ошейник и понимающе кивают.

— Да… как-то теперь и неловко прям их огорчать прозаичной правдой, что спасатели просто сами заблудились, — тихонько шепчет она мне, пока новые знакомые наперебой делятся восторгами долгожданной встречи. Однако Варг и сантименты по определению не могут даже просто звучать рядом в одном предложении, так что кэп без обиняков вываливает:

— Я — капитан Вегус. А это — «Дерзающий», и как видите, это корыто никакой не разведчик, а допотопный полудохлый транспортник. Так что не могу разделить вашей радости по причине того, что понятия не имею, как мой корабль в вашей дыре оказался и как теперь назад в галактику Треугольника вернуться! Мы поймали ваш сигнал по чистой случайности. Надеюсь на сотрудничество. Слава зирковым яйцам, хоть кто-то тут обратно до гоподрилов не выродился!

Радостные улыбки увядают на глазах.

— Значит, никто нас и не искал… — произносит одна из женщин разочарованно.

— Искали. Поначалу. Лет так двести тому назад. Но теперь экспедиция числится пропавшей без вести и считается полностью погибшей, — отвечает Варг.

— Но по записям в бортовом журнале наше судно вошло в гиперпространство не в Треугольнике, перед тем как оказаться в этой галактике, — говорит абориген.

— Угу, — кивает кэп. — Первая Экспедиция вовсе не должна была пределов Млечного Пути покидать. В этом-то и загвоздка. Если поймем, как очутились тут, сможем и обратно сигануть. Наверное.

— «Мамка» корабельная жива? — встреваю я с профессиональным вопросом.

— Вы имеете в виду бортовой компьютер? — уточняет светлоглазый.

— Именно. Я — Нюк Стратитайлер, бортинженер-программист, — поясняю нетерпеливо.

— Да, но не полностью. Память и половина энергоблоков были повреждены при жесткой посадке. Мы все, конечно, родились гораздо позже приземления, и своими собственными глазами ничего этого не видели, но историю учим в обязательном порядке. Меня зовут Антти Эрдол, я офицер безопасности и по совместительству — механик-оператор сельхозроботов. Коллеги в некотором роде…

— Очень приятно, — киваю я.

— Скорее, со мной, — улыбается Цилли, протягивая мощную длань для рукопожатия.

— Что же мы гостей на пороге-то держим? — встревает и Тася со своим профинтересом. — Может быть, чайку?

— Да, давайте-ка на борт. Так быстрее будет, чем туда-сюда на шлюпе таскаться, который того гляди снова зирковой матушкой принакроется, — командует Варг. — Бас, заводи шарманку. Поляну у реки помнишь? Там и сядем. Бо, нарисуй-ка курс до города по быстрому.

— Сядем, куда денемся, — ворчит пилот. — И не в таких условиях садились.

— А машины? — немного растерянно спрашивает светлоглазый. — Может, мы лучше своим ходом?

— Ага, пару дней по пересеченной местности, да? — фыркает Варг. — Цилли, пакуй колымаги в грузовой.

Пока бортмех орудует погрузчиком, мы провожаем гостей в рубку. Они к кораблю, конечно, привычные, однако ж вряд ли когда-нибудь летали, и потому слегка робеют. Хорошо хоть Шухер в трауре по внучку — из оранжереи и не высовывается, а Вражонок под замком, так что хотя бы с этой стороны лишний стресс им не грозит. Что-то не припомню, когда земляне с лимбийцами контачить начали… до или после отлета их прадедов? Впрочем, после здешних кларочек да гоподрилов я б не сильно всяким странным формам жизни удивлялся.

Процессия движется к рубке, а Соколова успевает куда-то испариться и снова материализоваться уже у самых дверей, пряча что-то за спиной. Она делает страшные глаза шествующему позади Рекичински и, убедившись, что Варг на них не смотрит, одной цепкой ручкой придерживает суперкарго за пояс, а вторую внезапно устремляет к самой его глотке. Что-то угрожающе взблескивает в ее кулаке. На мгновение мне кажется, будто Ярка пытается гильотинировать Уилсона, раз уж ей запретили его задирать, но секунду спустя она отдергивает лазерный резак и спешно срывает ошейник. А в следующий миг уже проскакивает мимо Рекичински и с размаху ухается в свое кресло, которое от резкого движения норовит поглотить ее по самую кучерявую макушку. И дался ей этот ошейник? Пусть бы носил, раз по вкусу пришелся.

Отогнав Тасю с несвоевременными чаем и печеньками, быстренько рассаживаем гостей по свободным креслам, задраиваемся и взлетаем.

— Без нервов, — снисходительно комментирует приосанившийся Ксенакис выпученные глаза и впившиеся в подлокотники пальцы аборигенов. — Судно пилотирует пилот высшей категории с самым солидным в Галактическом Союзе стажем.

Лететь тут всего ничего, но меня от режима взлет-посадка даже замутить толком не успевает, невзирая на то, что Бас, выделываясь, закладывает пару совершенно ненужных, но эффектных виражей. Нервничаю я совсем от другого — до непосредственного знакомства с семейной историей рукой подать, а я как-то и не подготовился морально… Ник! Вот черная дыра побери, я ж велел прийти на днях, а куда он теперь придет? Надо было хоть записку какую оставить… Из камней стрелку там выложить в сторону Мамукова обиталища. И вождица обломается со свиданием… но вот этой так и надо!

После не менее эффектного приземления с непременным локальным пожаром Тася наконец прорывается с угощением к дорогим гостям, и пока те ошалело хрустят ее шоколадными шедеврами, я задаю животрепещущий вопрос одной из девушек, что все время на меня странно поглядывала. Конопухи опознала, не иначе…

— Скажите, пожалуйста, а в вашем поселении есть колонисты с фамилией Стратиловы или Тайлер?

— Конечно, — кивает та, спешно прожевав и запив печеньку чайком и внезапно покрывшись застенчивым румянцем. — Первопроходец Марина Стратилова была бортинженером «Астерии», мы это в школе проходили. А вот Тайлеров что-то не припомню…

Так во-о-от откуда у моей тяги к компам щупальца-то растут! Конечно, такие подробности я бы мог и из архивов еще на Земле узнать. Когда мы подросли, нам доступ к инфе о родителях открыли. Но я почему-то не захотел. Я тогда вообще мамой нянюшку считал. Так… а куда же это моего папеньку пронесло, интересно, мимо Землянды? Со всеми оставшимися кораблями. Выходит, они с мадам Стратиловой и знакомы не были, а врачи просто перебултыхали в пробирке первые попавшиеся с краешку биологические жидкости — и вот он я? Впрочем, на их месте я поступил бы так же. Доноры давно сгинули неизвестно где, так что не все ли равно, как комбинировать гены? Отличный же результат на выходе получился, как ни крути. И вообще, спасибо, что не оставили дальше в криоархиве валяться.

Тем временем от городских ворот к нам уже спешит, наверное, все население городка. Даже традиционные земные хлеб-соль на подносе волокут. Радуются, значит. Эх… ненадолго это. Вперед выкатывается очень пожилой человек на старинном киберкресле и скрипучим голосом сообщает, что рад приветствовать нас в Нью-Астерии. Ахха, глава или старейшина, значит… Интересно, может, тоже какой-нибудь мой родственник?

Вежливо отщипнув от каравая горбушку, Варг повторяет по второму кругу то, что уже рассказал разведчикам. Очередная порция умытых приятных лиц, неуловимо теми или иными чертами напоминающих моих одногруппников по детдому (все ж мы из одной партии), огорченно вытягивается. Пока я делюсь этим наблюдением с Яркой, Тася в порыве гостеприимства выкатывает ящичек с дефицитным печеньем.

— Где-то здесь и папа нашего юного кактусоголового адама ошивается еще, наверно, — шепчет в ответ Соколова, машинально отрывая от даров Землянды изрядный кусок. — Все-таки ритуальная грязь и боевая раскраска наших старых знакомых изрядно маскирует черты лица.

Посыпав хлеб солью, Ярка протягивает его мне. Потом повторяет процедуру для себя. Ну и что, что мы недавно завтракали? Такие нервы, знаете ли. Все мигом сгорает.

— А фкушно! — удивляюсь я. — Нам такого не давали никогда.

— Программа унылого правильного питания для будущих покорителей инопланетных полей? — сочувственно отзывается Соколова. — Кружку молочка б к этому делу — и пальчики оближешь. Может, со временем приспособимся гоподрилов вон доить. Должна ж и от них быть хоть какая-то польза? Наши нервные славийские коровки тоже сперва только лепешки метали во все стороны похлеще здешних адамов, а потом ничего, одомашнились. Хоть моя манера водить флаер и пробуждала в них все атавистические инстинкты, вкус молока это совсем даже не портило, да и поля заодно удобрялись, в конце концов.

Нет, люди в Нью-Астерии, безусловно, приятные, и девчонок симпатичных вон сколько, но что-то дойка гоподрилов в течение ближайших семидесяти лет мне совершенно не улыбается! Чует мое сердце — папаня мой пилотом был, никакой тяги к земледелию не испытываю от слова совсем.

Между тем нас любезно приглашают в город, на ходу засыпая вопросами о новостях последних столетий на Земле-матушке в частности и в Галактическом Союзе в целом. Ярка историю знает на пять, вот пусть и отдувается вместе с Рекичински, которому так зудело свои таланты дипломированного контактера продемонстрировать. А мы с кэпом и Басом рвемся поскорее попасть на борт доисторического корабля.

— Программисты-то у вас остались? — интересуюсь я у Антти, но тот только руками разводит. Мол, есть пара-тройка самоучек, но им куда чаще приходится иметь дело со сбоящими электронными мозгишками древних комбайнов, чем с ЦНС межгалактического крейсера. В общем, моя профессиональная помощь точно не будет лишней.

«Астерия» в разы крупнее «Дерзающего» и высится над поселком металлической горой. А вблизи и вовсе выглядит устрашающе. Таких исполинов больше не строят. Какие-то ползучие растения оплели проржавевшие бока, но название по-прежнему хорошо читается. Может быть, его подновляют? Вокруг судна еще сохранились первые самовозводящиеся постройки из пластика, в которых поселенцы живут первое время, пока не освоят местные материалы. Странное ощущение… словно по живому музею идешь. Вполне себе земные собаки облаивают чужаков из-за низких заборчиков. Цветов кругом море, все аккуратненько так. Пожилой мужчина в киберкресле, оказавшийся не только старейшиной, но и Хранителем корабельной библиотеки, ведет нас внутрь по давно застывшему в одном положении трапу.

— Здравствуй, Мама, — произносит он вежливо, когда мы переступаем порог, миновав не функционирующие шлюзы очистки. — А у нас нежданные гости. С Земли!

— Доброе утро, Хранитель, — отвечает приятный женский голос. — Здравствуйте, гости с Земли. Чем могу быть полезна?

Внутри темно и пусто — эхо голосов и хриплого дыхания старика отдается под сводами, лишь на экране коммуникатора мягко светится полуразмытое лицо «демона Мамуки» — раньше антропоморфные центральные системы были в моде. Впрочем, лампы освещения тут же вспыхивают, на пару секунд лишив нас зрения.

— Привет, Мама. Я — инженер-программист. Как насчет поработать вместе? — произношу я, пытаясь проморгаться. А когда снова смотрю на экран — он тоже пару раз мигает, и изображение наконец становится четким — то просто дар речи теряю. Со старинного монитора мне мило улыбается хорошенькая веснушчатая женщина, как две капли воды похожая на меня. Бортинженер Стратилова что, подарила Мамке свою внешность и голос?! Вот это, блин-печенюха, сюрприз! Нет, эта галактика точно меня своими подарочками в погребальную капсулу загонит!

Глава 52. Кадет Соколова. Наследный принц всея Нюкии

Нюк и высший командный состав умудряются улизнуть на «Астерию», бросив меня отдуваться за всех и излагать взволнованным колонистам новости за минувшие пару веков. Правда, со мной остается Рекичински, но что это за компания? Никогда не поймешь, что у него на уме. Да и эта неизменная полуулыбочка, с которой он ко мне обращается, уже изрядно подбешивает. Вот чего липовый суперкарго наболтал Варгу, что тот не только передумал выкидывать его в открытый космос, но и вернул все права, свободы и привилегии? Ему, значит, можно в рабском ошейнике расхаживать и честь человечества гравиботинками топтать, а мне нельзя даже чуток попрать субординацию и сказать по этому поводу пару ласковых?

Так что, покидая Рекичински в гордом одиночестве перечислять все вехи истории Галактического Союза, ни малейшими угрызениями совести не терзаюсь. Сама я потихоньку ускользаю в надежде отыскать собеседника поразговорчивее и разузнать, как же добрая часть обитателей Землянды докатилась до жизни немыто-первобытной. В конце концов мне улыбается удача и попадается горожанин, который больше любит говорить, чем слушать. Он оказывается учителем, поэтому я получаю обстоятельнейшую лекцию по местной истории и причинам раскола общины, грянувшего уже через несколько лет после приземления. Пока я продираюсь сквозь дебри прошлого, прибегают какие-то ребятишки и сообщают, что старейшина хочет устроить гостям экскурсию по городу и окрестностям. А вечером всех ждет праздничный ужин, музыка (надеюсь, не в исполнении Лалафы на его новой волынке) и прочие мероприятия, которые ознаменуют встречу.

Мне не терпится поделиться своими открытиями с Нюком, однако тот еще возится с компом «Астерии», и я снова оказываюсь в обществе Рекичински. Вот уж не успела соскучиться. Чуть позже к нам присоединяется Цилли. Горожане с гордостью демонстрируют свои достижения на ниве сохранения и поддержания цивилизации. Пока бортмех с неподдельным интересом изучает древние механизмы и чуть ли не с головой заныривает в их недра, стоящий рядом со мной Рекичински вполголоса интересуется:

— А ошейник был истреблен исключительно во имя демократического имиджа Галактического Союза или же имелись еще какие-то причины?

— Кровь предков-аболиционистов в сосудах взыграла, — отодвигаясь от него, шепотом огрызаюсь я.

— То есть мне считать это безвозмездно выданной вольной грамотой? Или вечером все же честно отыграть свою адамову свободу в шахматы? — чуть насмешливо прищурившись, в упор смотрит на меня суперкарго. А он ведь и не сомневается даже, что снова разнесет мое шахматное воинство в пух и прах! Алгольского перца тебе в термак, самонадеянный зирков сын! На сей раз победа будет за мной.

— Играем на прежних условиях, — метнув в его сторону гневный взгляд, мрачно цежу я. — Как два вольных гражданина, на честные ответы. А без персонального адама в именном ошейнике уж как-нибудь перебьюсь.

— Договорились, — преспокойно соглашается Рекичински и опять, черная дыра дери, усмехается. Да его, похоже, забавляет бесить людей! Скроив каменную физиономию, спешно отворачиваюсь и внимательнейшим образом таращусь на какие-то допотопные штуковины для выработки электричества, которыми хвалятся жители Нью-Астерии. Куда запропастился Нюк? Все еще на корабле? Пора бы уже и нашей группе посетить эту колыбель затерянного в чужой галактике человечества, а то меня от желания выложить бортинженеру подноготную альф и адамов распирает почище, чем сверхновую перед взрывом. Словно в ответ на мои мысли, наш гид предлагает подняться на «Астерию» и взглянуть, как обстоят дела там.

Таких огромных кораблей живьем я прежде и не видала. Славию колонизировали в более поздние времена, и тогда, учитывая плачевный опыт Первой Экспедиции, уже предпочитали делать ставку на количество судов, а не на их размеры. В этом была своя логика, как сказали бы сородичи Шухера: «Нечего откладывать все яйца в один набрюшный карман». Так что «Астерия» меня впечатляет — мы словно в утробу выброшенного на берег центаврийского кита-переростка заныриваем. Наш сопровождающий поднимается по трапу первым и, едва ступив в шлюз, произносит куда-то в полутьму:

— Добрый день, мама.

Ну здравствуй, мама… надеюсь, не многоокая. Вспыхивает свет — освещение наверняка работает в режиме жесткой экономии, и приятный женский голос здоровается в ответ. А с экрана на меня воззряется… инженер Стратитайлер собственной персоной, только в облике сестрицы Нюкии. Поглоти меня туманность, вот это номер! Окажись горожане диковатым племенем вроде адамов, наш бортинженер имел бы все шансы заделаться местной богиней. Ну или быть изжаренным на костре за святотатственное сходство, это уж как повезет.

Миновав гулкие пустынные коридоры, где каждый звук, кажется, отдается раскатистым эхом, я оказываюсь в рубке. Это однозначно рай для Басилевса — наверняка сплошное тонкое ручное управление. То самое, которое не для жопоруких рукожопов делано. Сам пилот тоже здесь — зависает над старинными приборами с таким выражением лица, какое бывает у детишек колонистов, впервые очутившихся в большом магазине игрушек на Земле. Бортмех с нашим сопровождающим отстали где-то по дороге — наверняка свернули в двигательный отсек. А куда направился Рекичински, я и не заметила, да не шибко меня это и волнует. Нюк уже по уши закопался во внутренности бортового компа, только вихрастая зеленая макушка торчит.

— Как успехи? — любопытствую я, с умным видом заглядывая ему через плечо. Впрочем, устройство всех этих систем для меня — что для Шухера земная медицина. И то он в ней на моем фоне почти что профессор — дислокацию пупка-то назубок выучил, а я ни в зуб ногой, где какая плата в компе и для чего она нужна.

— Переменные, — раздается глухо из металлической коробки, куда Нюк ныряет с головой. — Все очень старое… кабели рассохлись… но не в таком плачевном состоянии, как я думал. Бо у нас, конечно, посвежее… Но я попробую восстановить покоцанные жесткие диски. Как раз инфа о прыжке и накрылась после аварии. И еще приличный кусок библиотеки.

Вытащив какую-то деталь, он сдувает с нее пыль и оглушительно чихает.

— Ты уже познакомилась с Мамой? — спрашивает Нюк, глянув на меня.

— Ага, — утвердительно киваю я, присаживаясь на краешек пилотского кресла. — И кажется, что это не только колонистова… мама. Марина Стратилова, верно?

— Ее лицо и голос, — произносит он, опуская взгляд. — Базовая МАММ серьезно пострадала при последнем гипере. Пришлось ей написать новую. Мы еще легко отделались… может, потому что «Дерзающий» поновее.

— Поновее! — возмущенно фыркает Бас, с обожанием взирая на древние приборы и оглаживая штурвал. — Как раз раньше-то умели аппаратуру на века делать, сразу руку мастера видно! Не то что нынче… штамповку примитивную гонят… Даже с такими серьезными повреждениями корабль миссию свою выполнил!

Ну, пилота, понятное дело, историей колонизации не заинтригуешь, поэтому лишь согласно киваю и в дальнейшем обращаюсь исключительно к Нюку, не нарушая Басовой нирваны:

— А я ж тут про раскол инфы нарыла! Не успели ребята здесь обжиться, как между колонистами пошли разногласия. Большинство из них надеялись, что их все-таки найдут, и считали, что надо любой ценой сохранить имеющиеся знания, традиции и все прочее. По максимуму остаться землянами, в общем. А другая часть решила, что они застряли тут окончательно, и надо просто приспосабливаться. Жить в единении с природой, не нарушать баланс и вообще вернуться, так сказать, к истокам. До поры до времени им удавалось находить компромиссы, а потом, как водится, в дело вмешались личные отношения. Между двумя участницами Совета поселения, которые на Земле были парочкой, случился раздор. Одна сочла, что теперь их долг — сохранить расу, а может, жесткая посадка малек перевернула ее прежние взгляды и ориентацию… но в итоге она вышла замуж за мужчину, чтобы продолжать род колонистов. А вторая, напрочь разочаровавшись в любви, психанула и быстренько организовала недовольное меньшинство. Вот те и откололись, решив создать собственное поселение. И да, наша легендарная Многоокая Праматерь — это она и есть, говорят, с возрастом ей в отсутствие достижений медицины понадобились очки, вот и осталась в веках с таким прозванием, — добавляю я.

— Хех… — полувздыхает-полуусмехается Нюк, сортируя добытые из недр древнего борткомпа детали. — Я тут тоже уже кое-какие записи глянул… Списки колонистов в том числе. Мама… — как-то не очень уверенно произносит он это слово, поднимаясь с пола и отряхивая ладони. — Мама, выведи на центральный экран изображение Эдди Тайлер, пожалуйста.

— Одну минуту, бортинженер Стратитайлер, — любезно улыбающееся лицо давно мертвой Марины мигает и уступает место старому 3D фото из картотеки поселенцев. На экране появляется… рослая темноволосая девушка со спортивной подтянутой фигурой. Минуточку, разве Эд — не мужское имя?

— Вот, познакомься, Ярка — это моя вторая мама. И та самая раскольница, — поясняет Нюк в ответ на мое замешательство. — Первая альфа Эдвина Тайлер.

— Упс, — я на секундочку зависаю, чтобы переварить информацию. Может, на Земле и в порядке вещей иметь пару-тройку мам, но у нас на Славии наследников все больше по старинке делают. Тем более удивительно, что доктора так заморочились с исполнением воли давно сгинувших без вести колонисток. Но просто «упс» — это, наверно, не слишком вежливо, все-таки семейная история штука тонкая, всякое ж бывает. Мне вот самой дедуля чуть андроида в бабушки не подогнал, например, да программное обновление от борцов за права ИИ стерло в порошок все матримониальные планы. И, поразмыслив пару секунд, я оптимистично вворачиваю:

— Выходит, в образе сестрицы Нюкии ты ни слова неправды практически альфам не сказал! Реально — дочь… то есть сын Многоокой Праматери!

Про маленький инцидент в усыпальнице его второй родительницы я, пожалуй, умолчу и даже на смертном одре придержу эту мокрую тайну при себе.

Нюк улыбается, покосившись на меня из-под фамильных стратиловских ресниц:

— Выходит, родни у меня здесь еще больше, чем предполагалось. Интересно только, чью генные инженеры Y-хромосому позаимствовали, чтобы из двух яйцеклеток парня состряпать? Может, и частичный папенька у меня где-то здесь же затерялся? Хотя ее можно просто синтезировать. А сам я, получается — прямейший потомок и наследный принц альф и адамов… к их вящей досаде. Вождица точно расстроится.

— Да, кстати, тебе как наследнику престола, наверно, интересно будет узнать, что за твоими подданными горожане присматривают, как выяснилось. Скажем, по мере сил градус альфовой воинственности снижают, пристроив передатчик в пещере оракула и вовремя остужая их горячие головушки. К гласу праматушки девушки суеверно прислушиваются, тем более, что советы она обычно дает дельные. Так что надо будет починить ту штуку, на которую я там в темноте ненароком грохнулась, — несколько смущенно прибавляю я, вспомнив свои приключения в пещере.

— Эдди была строителем. И увлекалась оружием, — комментирует Нюк не без гордости, хотя я и сама вижу сопровождающую информацию рядом с медленно поворачивающейся вокруг собственной оси колонисткой. — Не удивительно, что в местных реалиях ее советы все еще актуальны.

На эту родительницу он похож меньше, чем на Марину, но рост, вихры и цвет глаз точно от нее достались. Мне вот от моей мамы только мелкие габариты и перепали, все остальное — папино, полный набор дурных беспокойных генов, если верить ее словам. Тех самых, что занесли меня сперва на «Дерзающий», а затем и в неведомую галактику.

— И со строениями, и с оружием у альф и сейчас полный порядок, чего не сказать об адамах, — замечаю я. — Великая Праматерь оставила девушкам недурное наследие. Когда-то и мужчины были частью их группы, но со временем чем-то выбесили дев, те и сослали их в резервацию, чтобы сами о себе заботились. Ну, выжить-то ребята выжили, только напрочь растеряли все навыки гигиены и вконец одичали. Одно хорошо — не воинственные и ленивые, так что городские их не опасаются. Правда, как-то особо рисковый адам наслушался старых сказок о Мамуке, добрался до поселения и передатчик умыкнул, прельстившись миганием лампочек и загадочными звуками. После чего пару лет до нашего прилета у ребят был прогрессивный алтарь, посылающий сигналы в космос.

— Похоже, все полезные бытовые навыки исключительно по женской линии передаются, — хмыкает Нюк. — Адамы все больше к искусству склонны. Один я заполучил все лучшее разом… благодаря технологиям. Если не придумаем, как отсюда смыться — захвачу власть и стану править Нюкией единолично, объединив племена. А тебя своим советником сделаю. Ну, или королевой. А то мне теперь кажется, что каждая вторая симпатичная девчонка здесь — моя двоюродная праправнучка, — понизив голос, делится он планами, а в зрачках пляшут веселые гирганейские зирки.

— Мне теперь прямой путь — в оракулы, — фыркаю я. — Опыт-то есть уже.

— Решено — быть тебе Верховной Жрицей, — соглашается он, и мы дружно прыскаем. Хорошо, что Бас слишком поглощен созерцанием технических раритетов и почти не обращает внимания на нашу болтовню.

— Так, а че веселимся? Все уже починено, инфа восстановлена? — доносится сварливый Варгов голос, и они с Хранителем появляются в рубке.

— Не обязательно работать в гробовом молчании или насвистывая Звездные Марши, — огрызается Нюк, возвращаясь к своему занятию. — Как и голос на «хозяйку» повышать не обязательно… я вам вольную не давал так-то, — бурчит он себе под обцелованный солнцем стратиловский нос. Увы, пока колонистово семечко, занесенное к семейному древу из далекой галактики, не король всея Нюкии. Или к счастью? Кажется, когда наследник двух великих фамилий всерьез озаботится захватом власти, на мечте увидеть Млечный Путь можно будет поставить жирный крест.

Чтобы не драконить кэпа понапрасну, начинаю непринужденно отступать к выходу из рубки. Толку от меня там все равно чуть (поднятие морального духа бортинженера Варг вряд ли сочтет достаточно ценным вкладом в работу), поэтому отправлюсь лучше причинять пользу на другом фронте. В конце концов, раз уж загубила ненароком оракулов передатчик, так хоть ремонтников на шлюпе подброшу к пещере. Все быстрее, чем на их драндулетах по пересеченной местности пилить.

Озаренная этой идеей, притормаживаю на пороге и спрашиваю разрешения у Вегуса воспользоваться шлюпом во имя закрепления дружбы и сотрудничества братских народов. Кэп дает добро, но велит Басу отлипнуть от поросших мхом технических древностей и лететь со мной. Поворчав для порядка, пилот влачится следом. Кажется, ему не слишком по душе мысль снова оказаться во владениях похотливых альф, но он не пытается отвертеться. Должно быть, опасается конкуренции со стороны вольноотпущенного суперкарго. А может, Бас и колонистам не слишком доверяет и подозревает, что те уже тайно завожделели мою кучерявую персону? В таких стесненных условиях некое генетическое разнообразие выглядит уже достаточно соблазнительно.

Под насупленным взором своей розововласой дуэньи предлагаю горожанам услуги воздушного перевозчика. С нами отправляются мужчина средних лет и молоденький парнишка — наверно, его ученик. Всю дорогу Бас сидит в соседнем кресле и без устали засыпает меня советами бывалого пилота, не давая колонистам и слова вставить в этот монолог. Однако после приземления он немного оттаивает и даже с интересом разглядывает вместе с нами самодельный передатчик. Конечно, на фоне аппаратуры «Астерии» — это суперсовременная модель, но однако ж собранная из старинных деталей, что несколько повышает ее ценность в глазах Басилевса.

Пока ремонтники возятся с прибором, мы следим за тропинками, чтобы не прозевать появление амазонок. За это время успеваю получше рассмотреть каменный лик оракула — и на сей раз не с изнаночной стороны. Если убрать лишние глаза и прочие вольные художественные преувеличения, пожалуй, сходство с фото Эдди Тайлер прослеживается явное. Только-только горожане успевают управиться и проверить налаженную связь, как мы с Басом засекаем первую паломницу. В темпе грузимся в шлюп и взлетаем, так что амазонку наблюдаем уже на обзорных экранах. Увеличив картинку, я невольно фыркаю: надо же, глава племени собственной персоной! В охапке у нее объемистый горшок с подношениями. Не иначе как пришла клянчить совета по привораживанию нашего капитана! Прямо любопытно, что ей там оператор дежурный насоветует? Впрочем, все равно на свидание небесного адама она, вероятно, не дождется. Или Варг все ж не поленится сгонять на прежнюю стоянку и повысить уровень эндорфина в своем суровом организме? Персиковый торт на праздничном ужине пришелся бы кстати.

Пока мы мотаемся туда-обратно, обедаем, убеждаем разочарованного в священных традициях предков Шухера, что он слишком молод для внучат и ему еще охвостье свое растить и растить, незаметно пролетает большая часть дня. Едва спроваживаю лимбийца с оттопыривающими карман на животе вкуснятками, натыренными со стола для мелкого негодяя, как в кают-компанию заявляется Рекичински с шахматами. Поскольку до обещанного праздника времени еще довольно, соглашаюсь на партию, предвкушая, как проверну новую комбинацию и загоню его короля в ловушку.

Однако только мы успеваем расставить фигуры, и на пороге возникает экскурсия ньюастерийцев, которым любопытно рассмотреть вблизи настоящий звездолет. Для них, никогда не видавших космического корабля на ходу, и рыдван — все равно что для нас «призрак». Басу льстит такое внимание к его любимому детищу, и он разливается соловьем, расписывая истинные и мнимые достоинства нашего корыта. Один из колонистов с интересом останавливается у столика с шахматами и радостно говорит:

— На Земле все еще играют в шахматы? На «Астерии» тоже было несколько комплектов, у нас многие любят эту игру.

— О! А не организовать ли нам первый межгалактический шахматный турнир? — вдруг осеняет меня очередная шальная идея, сродни той, что положила начало Играм за наших адамов. Правда, эта затея должна оказаться побезобиднее. Да и призы, пожалуй, надо другие. Вон пусть Таисья, скажем, какие-нибудь бисквитные кубки соорудит. Она и так с разрешения кэпа разорила кладовую и в синтетическом поте лица варганит показательные шедевры для вечерних посиделок.

— Это было бы здорово! — с энтузиазмом воспринимает предложение горожанин. — Может, прямо на празднике? Мы быстро все организуем!

— Как насчет сеанса одновременной игры? — коварно улыбаясь Рекичински, вставляю я. — Уилсон у нас просто гроссмейстер.

— Без проблем, — легко соглашается хитрозадый гросс, черная дыра его дери, мейстер, и я возношу безмолвную молитву к славийской каракатице, чтобы Рекичински разделал какой-нибудь восьмилетний вундеркинд.

Когда гости уходят, мы возвращаемся к отложенной партии. На сей раз я стараюсь не торопиться и не злиться. Даже на Рекичински от греха подальше не смотрю — только на поле. Хотя один вид ферзей все еще вызывает у меня мучительный румянец во всю щеку, не отвлекаюсь и на это. Пожалуй, впервые за все время я пытаюсь именно выиграть шахматную партию, а не утереть нос самодовольному суперкарго. И все же едва верю собственным глазам и ушам, когда объявляю ему шах и мат.

— Поздравляю, это было потрясающе, — с изумительно сыгранной искренностью говорит мне Рекичински и протягивает ладонь для рукопожатия, но я лелею надежду, что этот крысосвин в глубине души все же унижен и раздавлен. — Ты можешь задать любой вопрос, и я обещаю ответить совершенно честно, — прибавляет он. И вот тут-то я на полном скаку прерываю свой победный танец, сообразив наконец, где таился подвох. Потому что нет такого вопроса, который охватит все стороны этой темной истории со страпелькой. Их там как минимум десяток. Кто такой Рекичински на самом деле? Каким путем попала в его руки опаснейшая материя? Кто его преследует? Кому в действительности принадлежит страпелька? Связано ли с этой штуковиной наше внеплановое путешествие в один конец? Как вот все это объединить в один вопрос?

— Мне нужно подумать, — после продолжительной паузы заявляю я. — Отложим расчет.

— Хорошо, — покладисто соглашается Рекичински, но в его глазах мелькает тень уже знакомой усмешки. Разрази меня сверхновая, а ведь он с самого начала понимал, что ровным счетом ничего мне один-единственный вопрос не даст и никаким местом ситуацию не прояснит!

Глава 53. Нюк. Корни, тортик и танцы

Не скажу, что так уж ошарашен однополыми корешками семейного древа и всеми вытекающими оттуда особенностями моего явления на свет. И на Земле-то по три-четыре родителя во всех возможных комбинациях были уже не редкостью в эпоху борьбы с перенаселением, а у лимбийцев вон их вообще косой десяток. Просто неожиданно, что генным материалом давно сгинувших людей так заморочились, проявив уважение к их прощальной воле, и скрестили две яйцеклетки. Мамы так мамы. Все равно меня нянюшка воспитала. Да и тетки-то были крутые… даже гордость берет. Однако видеть одну из них, слышать ее голос и обращаться к ней «Мама», понимая, что это всего лишь программа… непривычно и не очень комфортно. Особенно в полном одиночестве, потому что все давно по городку рассосались, а я все еще вожусь с допотопным компом «Астерии», предварительно сохранив ее «мозги» на свой носитель. Знаю я свою везучесть и фокусы, которые, в пику хвалебным песням Ксенакиса, выкидывает древнее оборудование! Варг, конечно, заглядывает периодически, дабы вставить мне бодрящего втыка, да Рори в ногах дремлет, но что это за компания в такой ситуации?

Я так сосредоточен на процессе, что подпрыгиваю как ужаленный, когда кучеряшки Соколовой вдруг вылезают из-за моего плеча и голубые пуговички весело на меня воззряются.

— Все пашешь? — сочувственно интересуется она.

— Ах-ха, те прелести ручного труда, превознесенные Басилевсом, постигаю, — бурчу я, — каких еще на нашем рыдване не вкусил. Если верить поговорке про труд и обезьяну, из меня после такого адорианец вылупиться должен… как минимум.

— Может, сделаешь перерыв да заточим уже по гару-гару? Там праздник вот-вот в нашу честь грянет. Барбекю уже шкворчит. Тася тоже расстаралась, кажется, краем глаза я даже персиковый торт видела. А старина Шухер, обливаясь слезами из ушей, собирает первый урожай чего-то там скороспелого в тщетной надежде смягчить капитанское сердце и выклянчить на поруки свое злокозненное охвостье…

— Что значит «может»? — искренне удивляюсь я, отодвигаясь и обозревая плоды трудов своих. — Сроду меня дважды в столовую звать не приходилось. Аппетит — лучшее, что во мне есть! После поцелуев солнышка, конечно.

— Да… когда соседи пытались выискать во мне положительные качества, чтобы сделать приятное маме, отменный аппетит тоже занимал верхнюю и нередко единственную строчку списка, — бодро замечает Соколова. Убедившись, что все собрано как надо: рассохшиеся кабели заменены, разболтанные гнезда перепаяны, блоки и схемы на своих местах — внедряю их на место и прошу:

— Ярк, покопайся у Рори во внутреннем кармане справа, подай белую коробочку такую, там на боку еще значок синий.

— А он мне парочку пальцев не оттяпает? — сомневается кадет, прищурившись на дремлющего робота.

— Все не оттяпает. Парочку как раз оставит. Рори, можно.

Тот поднимает голову, ведет ушами, меняет красные настороженные огоньки на мордахе на умиротворенные голубые и открывает Соколовой доступ в свои недра.

— Эта? — спрашивает она, протягивая мне то, что нужно.

— Ага, она самая, — киваю я, открываю контейнер и пересыпаю в ладонь крошечные, меньше маковых зернышек, штучки. От тепла и биополя человеческого тела они активируются, начинают светиться. Убедившись, что все в порядке, аккуратно высыпаю их прямо в системник.

— А что это? — любопытствует Ярка.

— Наноремонтники, — поясняю я. — Микроповреждения латают, те, что моим глазам и инструментам уже недоступны. Дорогущие… Половину на Бо еще в начале полета извел. Думаешь, чего он так недурно работает по сравнению со всем рыдваном? Надеюсь, и тут помогут, хотя МАММ куда древнее, конечно.

Убедившись, что крохотные роботы успешно законнектились и с моим компом, и с корабельным и приступили к работе, запускаю программу восстановления файлов и отряхиваю черные от пыли ладони. Ох, как плечи-то затекли! Потягушки не помешают.

— Ну, все зависящее от меня я сделал. Мама, отправляй мне отчеты каждые полчаса, пожалуйста.

— Будет исполнено, бортинженер Стратитайлер, — произносит система голосом моей родной матери. Его звуки напоминают еще об одном запланированном мною деле. Рори, обрадованный словом «гулять», весело припускает вперед по тускло освещенными коридорам, а Ярка принимается о полете в альфово святилище рассказывать.

— Слушай, а можешь разузнать у них, где похоронена Многоокая Праматерь? Эдди Тайлер то есть. Боюсь, после моей прощальной шуточки меня ее недалекие подданные на копье на подлете нагаругарят.

— Ну… можно оператора попросить от имени оракулицы какое-нибудь поручение альфам дать… священный булыжник потяжелее на место последнего упокоения богини снести или еще что, — поразмыслив, предлагает Соколова. — И проследить, куда они двинут.

— Если только ее могила — не строжайшее табу. Такое влегкую может быть.

— Есть у меня одна теория, — как-то вдруг слегка смутившись, что ей вообще не свойственно, отзывается Ярка. — Статуя в пещере за вычетом лишних очей и прочих болезненных гипербол неведомого скульптора, навеянных то ли суевериями, то ли просроченным гару-гару — почти точная копия Эдди. Так что, может, это и есть божественная усыпальница? Кстати, мы там вождицу ж видели, — почти без паузы перескакивает на новую тему она. — Капитанова фанатка та-акие подношения Праматушке волокла — я прям пожалела, что уже подала в отставку с должности ее священного гласа!

— Глупышка, подношения тащить надо мне, Варг — моя добыча, — хмыкаю я. — Нет, ты подумай — всего одни раскаченные плечищи способны подорвать устои целой цивилизации, пестовавшиеся веками!

— Когда-то схожая драма их и породила, — напоминает Ярка. — Доказано же, что история развивается по спирали и рано или поздно заруливает на повторный виток. А тут еще такой дар богов с небес свалился — сын от двух матерей! Самое время для эпических перемен. Главное, чтобы твою подлинность не начали проверять какими-нибудь изуверскими ритуалами, — кадет корчит гримасу, призванную изобразить ужас и отвращение перед подобными перспективами. Да ладно. После физкультурных состязаний феминок меня уже ничем не напугать.

А долгий нюкийский денек-то, оказывается, давно склонился к вечеру. Вот это я впахался, совсем счет времени потерял! У трапа нас подкарауливает ватага ребятишек в сопровождении пары разномастных псов и еще каких-то зверюшек местного происхождения. О, вот эти конопатенькие точно мои родичи по стратиловской линии. Симпатичные загорелые мурзилки так и светятся любопытством, однако воспитаны они куда лучше детенышей одичалых колонистов и ведут себя пристойно. Пальцем в нас с Яркой никто не тычет, ущипнуть на предмет мясистости не пытается, даже зверюшки. Разглядывают с достоинством, вопросы умные задают. Рори им, конечно, интереснее всего, и я разрешаю ребятне его погладить. А потом интересуюсь, где тут у них колумбарий или там памятная роща? А может, и настоящее кладбище: на здешних просторах хорони — не хочу. Это на старушке-Земле два метра под покойника — немыслимая роскошь. Эти размышления вдруг вызывают воспоминания о ночке на Ниме и нашей с Яркой попытке упокоить живехонького соплюка в вакуумном толчке, и я изо всех сил хмурю брови, чтобы не разоржаться так некстати.

— Интересно, есть ли у них камера для превращения праха в алмазы? Хотя немного странно было бы обнаружить маму у кого-нибудь на брошке или в кольце. У одной моей сокурсницы целое ожерелье из предков было. Красиво. Да и практично, — тихонечко сообщаю я Ярке, пока ватага ведет нас к голубой роще на окраине поселения. — Но все равно странновато. А вот нянюшка этот вариант утилизации тел всегда одобряла. Ну, она вообще любит кристаллы.

— С другой стороны — так ты мог бы всегда носить ее с собой. А вот мои предки даже в алмазах бы не усидели и наверняка пытались бы и оттуда достать хворостиной недостойных, по их мнению, потомков, — задумчиво изрекает Соколова, примеряясь к моему шагу. — Впрочем, некоторые типы вон и вовсе таскают на шее смертушку всей вселенной, заточенную в сомнительную финтифлюшку.

Явно введенная в заблуждение моим хмурым челом Ярка силится придать и своей шкодливой физиономии подобающий случаю серьезный и, возможно, даже скорбный вид. Выходит у нее так себе.

— Выдохни, Соколова, — прошу я девчонку. — Я не планирую рыдать на маминой могилке или что-то в этом роде. Я ж всегда знал, что мои родители давно мертвы, и в этом плане ничего не изменилось. Наоборот, я только рад, что обе они прожили долгую по прежним меркам жизнь, а не схлопнулись в гипере в лепешку. Пусть и врозь.

— Про нас теперь, наверно, тоже так думают, — замечает она, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть верхушки голубоватых деревьев. — Что мы того… в лепешку.

— А вот сейчас прям больненько было, — хмыкаю я. — Прям по живому.

Хотя… кому там по мне особо печалиться-то, кроме робоняньки да парочки приятелей и бывших подружек? Ярке в этом плане хуже.

— Вот, это и есть памятная роща Нью-Астерии, — между тем церемонно сообщает вихрастый мальчишка — заводила всей стайки, щедро обведя рукой шелестящие на ветру деревья. — А вы правда посмертный сын Основательницы Стратиловой? Мне дедушка рассказывал, что на Земле детей в пробирках делают.

— Правда, — подтверждаю я. Надо ж, кто-то из местных уже сложил два и два, точнее, разложил мою фамилию на составляющие и поцелуи солнышка верно идентифицировал.

— И тоже инженер?

— Ага, — киваю и уточняю, в какой же части рощи упокоена эта достопочтенная особа? Впрочем, по толщине стволов уже понятно, где самые первые захоронения находятся. Почти на всех деревьях висят ленточки, украшения, бусы какие-то. Иные очень выгоревшие и высоко, в самой кроне. Наверное, повязали, когда дерево было совсем молодым. Есть в этом что-то от язычества, от наивной веры, что человек умирает как бы не совсем и не навсегда.

— Боюсь представить, что мама устроит папе, а тот — бедолаге Литманену, — взъерошив растрепанные ветерком кудри, озвучивает Ярка мои мысли, пока мы топаем по проложенным в траве дорожкам. — Про дедушку и вовсе молчу. По сравнению с этим весь потенциал страпельки покажется детским пуком. Лишь бы Млечный Путь оказался еще цел, если нас все же угораздит туда вернуться. Смотри-ка, а на этом вот древе памяти какие-то груши полосатые растут. Интересно, гастрономические поползновения в их сторону засчитываются как святотатственный покус пращурова воплощения или просто как легкий полдник под сенью дедушки? — тут же поспешно переводит разговор в другое русло она, с любопытством уставившись на здоровенный причудливый плод в желто-красную полоску, который раскачивается прямо над нашими макушками.

— А ты подкинь идею Вражонку. Посмотрим, что из этого выйдет. Я вот вообще не уверен, что это плод, а не осинник.

— Это не осинник, осы на Землянде не живут, — встревает один из наших сопровождающих. — Это орех. Таким плодом убило того, кто под деревом похоронен. Папа рассказывал.

— Циничненький памятник, — бурчу я, спешно подпихивая Ярку прочь от смертоносного деревца. Не хватало еще местным кокосом по тыковке выхватить.

— Вот, дерево бортинженера Стратиловой, — важно сообщает пацаненок, подведя нас к огромному, в несколько обхватов, стволу. Крупные цветы усыпают его мощные, поросшие мхом ветви, подпирающие небо. У него на удивление гладкая, светлая для такого возраста кора. Скромная табличка на экологичном, не вредящем растению креплении с трехмерным фото и кратенькой биографией усопшей — вот и все, что отличает это дерево от его диких собратьев. Да, памятные рощи были на пике моды во времена их юности… Где-то там, в корнях этого исполина, наверное, еще лежат ее кости? А, может, влажная почва и бактерии уже и их превратили в прах, который накормил дерево.

— Нюк, может, тебя одного оставить? — неожиданно демонстрирует Ярка несвойственную ей тактичность.

— Пожалуй, — произношу я, чувствуя, как к горлу вдруг подкатывает нежданный ком. Соколова увлекает табунок ребятишек на импровизированную экскурсию, требуя показать ей деревья самых-самых знаменитых колонистов Землянды, а я касаюсь ладонью теплой коры и произношу негромко:

— Здравствуй еще раз, мама. Я тебя нашел. И маму Эдди тоже. Хотя, если честно, и не специально. Как видишь, я двинул по твоим стопам. А ты была чертовски хорошим программистом! Теперь мне есть, на кого равняться. Твой вариант МАММ отлично работает на том ресурсе, что у вас с ней остался.

Я замолкаю, даже не зная, что еще сказать? Так мило, что заказали пацана — это немного неожиданно для лесби-пары? Надеюсь, что вы правда друг друга любили, а не просто экспериментировали по молодости? Нет, с роботами оно как-то проще, чем с людьми… даже давно неживыми.

— Спасибо, что подарили жизнь. Я вами горжусь. Обеими, — произношу я наконец, погладив дерево. — Надеюсь, что и вам за меня краснеть не придется. Хотя электроны с протонами вряд ли умеют краснеть.

И Соколовой спасибо за вспышку тактичности. Это не те слова, которые легко было бы говорить на публику.

Отступив на шаг, делаю снимок на память. Не знаю, зачем, ведь судя по всему я без проблем смогу ходить в эту рощу хоть каждый день и сам прилягу вон на той окраине под какую-нибудь грушу лет так через — цать. Наверное, просто привычка. Марина улыбается с таблички, и мне снова становится немного не по себе под взглядом ее голубых глаз. Подумав немного, снимаю с запястья памятный браслет выпускника Академии глубокого космоса и пристраиваю на одну из низко нависших веток. Так, безделушка… но больше у меня с собой ничего такого и нету… А мне почему-то хочется соблюсти эту традицию. Надо сказать, глубже еще ни один из браслетов ни одного из выпускников не оказывался.

Попрощавшись с мамой, иду к гуляющим между исполинских стволов ребятишкам, увлеченно демонстрирующим Ярке достопримечательности некрополя. Соколова прилежно изображает и.о. посла Галактического Союза, с максимально серьезным видом взирая на портреты местных великих личностей и отпуская комментарии по поводу прославивших их деяний. Но заметно, что торжественная роль ей уже надоела, и она с удовольствием поведала бы какую-нибудь байку из зажигательных будней собственной колонии. Всяко у потомков переселенцев больше общих тем для разговоров, чем у меня, рафинированного землянина.

— Спасибо за помощь, ребята, — говорю я. — Покажете теперь, где у вас тут праздники празднуют?

А те и рады стараться, чешут вперед с довольными моськами наперегонки со своими питомцами и Рори.

Вскоре памятная роща остается позади, и до ноздрей все явственней долетает аромат дымка и жарящегося на углях мяса. Нет, никакие достижения химического синтеза не в состоянии состязаться со старым добрым барбекю!

— Слу-ушай, — тут определенно утомившаяся от чинного поведения Соколова аж подпрыгивает от возбуждения, и на ее подвижной мордахе явственно высвечивается злорадное торжество, — я же разгромила-таки в шахматы этого цинтианского лисосвина! И теперь передо мной дилемма: мы играли на честные ответы на любой вопрос. Ну, то есть одна победа — один ответ. И я уже голову сломала, о чем его спросить, вопросов-то на самом деле — полон трюм, черная дыра его дери!

— Поздравляю, твое завидное упорство принесло наконец-то плоды. По теории вероятности рано или поздно ты должна была выиграть даже у гроссмейстера всех пяти галактик. Хотя стоило ли так заморачиваться ради якобы честного ответа? Он же теперь твоя собственность, с ошейником вон аж расставаться не хотел. Просто приказала бы сознаваться. Или приложила б к пяткам головешку из костерка — этот веками проверенный способ добычи показаний все еще прекрасно работает.

Соколова даже притормаживает, чтобы окинуть меня возмущенно-изумленным взглядом:

— Быстро же с тебя тоненький налет цивилизации слетел! Достойный сын Многоокой Праматери. А мои пращуры, должно быть, крепостных крестьян, а может, рабов каких с плантаций освобождали… Зов крови или что там еще, но я от этой хитрожопой собственности все равно уже отреклась.

— Приспособься или умри, — пожимаю я беспечно плечами. — Что за внезапный всплеск гуманизма, а? Не помню, чтобы ты возражала, когда Цилли твоему будущему призу горелкой брови корректировала. Или лазерный резак — это продвинуто и гуманно, а уголек — средневековье?

— Ты тоже что-то не торопишься этот рецепт на своей собственности испробовать! — фыркает явно уязвленная моими словами Соколова.

— Ну ты сравнила, — смеюсь я. — Я еще власть на Нюкии захватить планирую, да и вообще пожить. А что ты узнать-то хочешь? Чего он кэпу наплел или, может, что-то личное?

Надеюсь, мои брови шевелятся достаточно выразительно? Так, маленькая мстя за мои одинокие дежурства, пока кадет кашляющего пыльцой поганца интеллектуальными играми развлекала.

— В общем, пополнять копилку варварских обычаев Землянды еще и барбекю из пяток сородичей я не собираюсь, — категорично заявляет Ярка, сделав вид, что намеков не понимает. — Но выяснить всю подоплеку темной истории со страпелькой очень даже не прочь. Только если спрошу, что Рекичински сказал Варгу, то со стопроцентной вероятностью получу хоть и формально честный, но совершенно бесполезный ответ в духе — «всю правду». Вот и думаю, какой вопрос задать, чтобы этот альтаирский угорь вывернуться не смог…

— Хм… — пока я раздумываю над идеальной формулировкой, ноги выносят нас на городскую площадь, к фонтану в форме первой ракеты, взлетевшей когда-то с Земли навстречу звездам. Маленький оркестр уже наигрывает незатейливые мелодии с легко узнаваемыми ретро-нотками. Ряды деревянных столов под сенью раскидистых деревьев, украшенных яркими флажками, ломятся от яств. Рот у меня моментально наполняется слюной, а желудок урчит почище водопадов Кибии.

— Наверняка мои далекие предки уводили с плантаций не только рабов, но и все съестное, — втягивая носом пленительные ароматы, приходит к уверенному выводу Соколова. — В данный момент во мне бурлит их кровь, и я полностью готова к подвигам на этой ниве.

— Джимми Орбакус, разве я не говорила тебе, чтобы ты не уходил без спроса, потому что мне нужна твоя помощь?! — налетает на нашего гида какая-то разрумянившаяся женщина.

— Но, мам, мы показывали землянам памятную рощу! — справедливо возмущается пацаненок. — Это же посмертный сын Основательницы Стратиловой!

Мадам при виде нас немедля сменяет гнев на милость и любезно провожает к столу для дорогих гостей. Все наши, включая Шухера, меланхолично метущего в прожорливые рты все, что только нащупают хваталки, там уже заседают, а кэп даже самолично колдует у здоровенной жаровни. Не подозревал в Вегусе кулинарных талантов. Какого-нибудь шерстистого носорога с Варганы решил прямо в шубе цельмя запечь? В морозилках "Дерзающего", наверное, и не такое еще отыщется. Если покопаться. Тася при полнейшем параде, в лучшем из своих передников, изящным шагом прогуливается вдоль похожего на взлетную полосу стола, следя за тем, чтобы всего всем хватило. Кажется, впервые за все время полета она абсолютно и всеобъемлюще счастлива.

— Ярк, спасай торт от Шухера! — шиплю я, потому что мне еще руки от вековой пылищи отмывать надо, а это целых пять минут форы — чудовищно много для лимбийца и персикового шедевра. — Не хочу начинать ужин с десерта, но пока мы до него доберемся, от него только рожки да ножки останутся.

В броске, сделавшем бы честь вратарю сборной по космическому футболу, Соколова успевает выхватить даже ненадрезанный еще тортище из-под загребущих щупалец отставного дока. Это исторгает столь тяжкий и протяжный вздох из недр студенистой тушки, что на столе содрогается и дребезжит вся посуда, точно от небольшого землетрясения.

— Ой, не переживайте, я их много напекла, с разными начинками, — щебечет подоспевшая Тася. — Всем хватит.

— Учитывая мою потрясающую везучесть, как раз всем, кроме меня, — возражаю я. Но теперь-то вкуснятка под надежной охраной боевой Ярки, знатно набуцкавшей матерую альфу, и руки с мурзилой можно без нервов вымыть.

К возвращению на моей тарелке уже высится горка всевозможных лакомств, включая щедрый шмат исходящего паром мяса, и глава поселения поднимает бокал, заводя подходящий случаю спич. Пока высший командный обменивается любезностями, мы с Соколовой налегаем на угощение. Бас тоже поглощен дегустацией местных блюд и в межгалактическую дипломатию не вмешивается, зато то и дело косится ревнивым оком в нашу с Яркой сторону. Хотя, возможно, эти взоры адресованы вовсе не его зазнобе, а запотевшему графинчику нью-астерийской амброзии, примостившемуся у локтя Соколовой? Зирково гнездо тебе в брови, а не кадета с амброзией. Хотя после тяжкого трудового денька я сам не прочь накатить. Что с удовольствием и делаю, под такую-то закуску.

— Что там с архивами? — ввинчивается кэп в эту идиллию. Демонстрирую ему первый отчет от Мамы — все идет как надо, без сбоев, и меня оставляют в покое.

Минут через пятнадцать, удовлетворенно и счастливо вздохнув, хлопаю себя по животу и решаю еще немножечко подергать пилота за розовые брови. Что-то на меня от амброзии игривость накатила. Поднявшись и приосанившись, произношу погромче:

— Прелестная синеокая Яромила, разрешите пригласить вас на танец?

— Только если не на танго, — аж поперхнувшись куском барбекю от неожиданности, отвечает малость ошарашенная синеокая прелестница и почти виновато оглядывается на тут же трубно засопевшего в свой опустевший бокал Баса.

— В танго я не силен, не волнуйся, — хмыкаю я, любезно протягивая ей руку. — Просто попрыгаем, утрясем слопанное перед десертиком. Смотри, какие у них тут фрукты прикольные… в желешке.

— У нас еще межгалактический турнир по шахматам в программе, — многозначительно напоминает ей Уилсон, пока мы пробираемся между длинных столов к танцплощадке.

— Ну уж твой сеанс одновременной игры с местными мастерами я точно не пропущу, — ответная улыбочка Соколовой источает сладкий яд. Кажется, кто-то ждет не дождется, чтобы заслуженному гроссмейстеру рыдвана еще разок утерли нос.

— Фу, какая невоспитанность, — выделываюсь я вычитанными в каком-то старинном романе манерами. — Прежде чем обратиться к даме, джентльмен спрашивает разрешения у ее спутника.

— Занятный архаизм, — невозмутимо пожимает плечами Рекичински. — Из какого века до космической эры?

— Из того же, в котором всякие ошейниконосцы без разрешения вообще рот не открывали, — отбиваю я его убогую шпильку и с видом абсолютного победителя удаляюсь, держа Соколову под руку. Оркестр как раз жарит что-то энергичное, и ее слегка напряженная мурзилка разглаживается. Никаких чересчур интимных танго, не волнуйся. В отличие от унылой физры, потанцевать-то я всегда любил. И двигаюсь — без хвастовства — довольно неплохо.

— Тебе прям нравится Баса злить, да? — пыхтит Ярка, и ее пружинки прикольно подпрыгивают в такт музыке, пока мы выделываем незатейливые па.

— Прям да, — улыбаюсь я. Какая ж она все-таки забавная. С этим фонарем под глазом особенно. Забавная и трогательная.

Местные под бойкую мелодию, оказывается, обмениваются партнерами, и Соколову у меня скоро уводит шустрый колонист, а в мои руки попадает та самая парламентерша, которую я про мам расспрашивал. А хорошенькая… Даже очень. И одета в симпатичное платьице, а не в термак, как весь наш экипаж. Надо только выяснить, не родственница ли? В отличие от примитивно-привередливых альф, цивильным девочкам я явно по вкусу.

Успеваю обсудить генеалогические древа доброй полудюжины земляндок, прежде чем ко мне возвращается Ярка. Ее милые кучеряшки и миниатюрный рост уже ввели в наивное заблуждение пару-тройку потенциальных басоконкурентов. А он, бедняга, того гляди закипит как древний самовар, пуская струи пара из ноздрей и тщательно выскобленных ушей.

— Эх, волыночки Лалафы не хватает, — замечаю я, когда мелодия сменяется более спокойной. — Может, мне им современной музыки предложить?

— Той, которой ты альф морально подавлял? — уточняет Ярка. — Лучше не надо. Пусть еще немного в блаженном неведении поживут.

Мы дружно хихикаем, кружась по танцполу. Солнце висит у самого горизонта, делая свет розоватым и мягким, воздух теплый и напоенный ароматами, фонтан дарит прохладу, музыка хорошая, как и компания, в теле приятная легкость, а все тревоги как-то отодвинулись на потом. Давненько мне не было так хорошо и спокойно на душе.

— Благодарю за танец, прелестная Яромила, — дурачась, раскланиваюсь я, чмокая ее лапку с отлично поставленным ударом. И в этот момент смеющиеся голубые пуговички Ярки изумленно округляются, уставившись на нечто потрясающее за моим плечом, а гигантская тень разом и совершенно бесшумно накрывает всю площадь. Только не говорите мне, что у вас тут внезапно миграция гигантских навозных мух началась!

Глава 54. Кадет Соколова. Явились — не запылились!

Несмотря на то, что с недавних пор я с изрядной долей предубеждения отношусь к танцам (боюсь, и наш пилот тоже), все оказывается не так уж плохо. И даже довольно весело — особенно когда пары начинают спонтанно перетасовываться, и за каких-то две минуты я успеваю протанцевать с тремя нью-астерийцами. И готова покляться на каждом поддельном бриллианте нашего сутенерского штурвала, что по крайней мере двое из них определенно строили мне глазки. Такого невиданного успеха у противоположного пола у меня, пожалуй, сроду еще не бывало. Возможно, потому, что при любом знакомстве, длящемся дольше тридцати секунд, я успеваю показать себя гуманоидным аналогом Вражонка?

Очередной волной танца меня внезапно прибивает к невесть как затесавшемуся среди отплясывающих колонистов Рекичински, засоси его коборукова сумка. Не успеваю глазом моргнуть, как оказываюсь с ним буквально нос к носу. И между нами нет даже спасительной шахматной доски. Но я скорее отправлюсь купаться в пруд, кишащий голодными рыбодилами, чем позволю этому зирковому сыну увидеть мое замешательство. И только поэтому у меня сам собой выскакивает первый залетевший в голову вопрос, не прошедший решительно никакого контроля качества и коварства:

— Рекичински, кто конкретно гоняется за нами из-за твоей страпельки?

— Это грянула минута расплаты за мое шахматное поражение? — уточняет суперкарго, ни на секунду не сбиваясь с ритма.

— Ну… в общем, да, — говорю я, но ответ получить уже не успеваю — следующая фигура танца приводит меня к колонисту с лихими усами, а затем возвращает обратно к Нюку. Должно быть, местное винишко изрядно торкает — когда смолкает музыка, принц всея Нюкии неожиданно расшаркивается, одаряя меня витиеватой благодарностью за танец, и даже звонко чмокает мою тяжеленькую ручку. И в этот момент танцпол вдруг накрывает гигантская тень, и у меня синхронно начинают широко раскрываться и рот, и глаза от зрелища беззвучно материализующегося за спиной Нюка гигантского звездолета.

И хотя я не черная дыра весть какой спец в кораблестроении, его величественные, причудливые обводы выглядят определенно знакомыми. Как и окружающее судно необычное мерцание, переливающееся совершенно чуждыми земному глазу оттенками спектра. Подобные колоссы фигурировали в хрониках легендарных сражений космических армад, происходивших еще в те времена, когда наши предки гоняли мамонтов на прародине человечества. И почему-то первое, что заскакивает мне в голову — это досада из-за даром потраченного вопроса. Потому как ответ, похоже, прилетел сам.

Наследный принц, скорчив рожу в стиле «Нучотамеще», поворачивает голову и выдает лаконичное: «Сверхновую мне за шиворот! Это что, АДОРИАНЦЫ?!» И зачем-то приглаживает зеленые вихры на затылке. Должно быть, рефлекторно, как-никак столько лет об их принцессах самым неприличным образом мечтал. Вот только, боюсь, для этой сверхцивилизации, которая, поговаривают, силой мысли жизнь из чистой энергии создавать научилась, мы на эволюционной лестнице не выше обезьянок-игрунок стоим. И если легенды не врут, сейчас нам предстоит познакомиться с той самой загадочной ветвью адорианского монаршего древа, которая много лет назад канула в Лету, унеся с собой самые блестящие технологии. Их родичи, входящие в Галактический Союз, давным-давно не используют подобные корабли — при всей сказочной красоте их звездного флота современным крейсерам далеко до этого, словно бы вынырнувшего из времен Великой Адорианской Империи. Вполне возможно, в итоге нас просто аннигилируют — быстро и аккуратно. Примерно так, как команда дезинсекторов пищаг по трюмам транспортников выщелкивает.

Но если нас все же не распылят сейчас на кучку чистеньких, аккуратных атомов, неплохо бы успеть кое-что сделать. И я в наступившей гробовой тишине гаркаю:

— Рекичински, я забираю свой вопрос обратно! Можешь не отвечать!

А затем пихаю в бок застывшего рядом со мной Нюка:

— Кажется, эта скромная вечеринка обещает остаться в веках. Если, конечно, после этого еще будет, кому занести ее в анналы человеческой истории.

— Аха, — зачарованно выдыхает он, аж сияя породистыми поцелуями всех пройденных на пути к Землянде светил. Поправляет безупречно прилегающий к шее ворот дорогого термака и спрашивает тихонечко, не сводя округлившихся овечкиных глаз с сияющего луча, устремившегося от корабля вниз:

— Как я… выгляжу?

«Как славийский ягненок, впервые увидавший мои маневры на флаере», — думаю я, но, памятуя о великой обиде за непожамканные гречишные перси, вслух заверяю, что в самый раз для первого знакомства с девами мечты. Ну и для последнего тоже норм — если что, фотка для рощицы памяти будет вполне себе симпатичная. Мне вот не так свезло — придется в случае неудачного контакта вечно фингалом с местной орехогруши какой-нибудь светить. И то, если и колонистов ни в чем неповинных с нами за компанию не ликвидируют.

Тем временем из нависшего над площадью корабля вниз по лучу величественно снисходят сияющие полупрозрачные фигуры в развевающихся полупрозрачных же одеждах. Белоснежные волосы струятся по узким плечам — и не разберешь сразу, где там принцы, а где принцессы, хотя адорианцы точно двуполы.

— Явились — не запылились, — в полнейшей тишине выдает вдруг Варг, похоже, не питающий особого трепета даже перед могучей сверхрасой. — Теперь понятно, кто в гипере дыр, как в ергайской потаскухе, во все стороны навертел, куда порядочные транспортники проваливаются, зиркову и вашу матушку растак!

Вот за что люблю нашего капитана — всегда говорит по делу! Сейчас, поди, еще и выговор им влепит за то, что гипершлюзы за собой не захлопывают и страпельки где попало расшвыривают. Прямо гордость за нашего лидера разбирает. Тут замечаю, что Рекичински торопливо проталкивается вперед, распихивая словно окаменевших нью-астерийцев. Ну хоть тут не попытался удрать, как тогда, во время боя. Но вот если высшая раса его сейчас с хирургической точностью сотрет с лица Землянды, чтобы неповадно было чужие страпельки тырить, я так никогда и не получу ответа на остальные свои вопросы. И наверно, даже успею огорчиться… до того, как приступят к истреблению нас как пособников. Хотя сперва адорианцы, вероятно, конфискуют у Рекичински свою смертоносную собственность? Хорошо, если не вместе с шеей, на которой та болтается. И не вместе с этой планеткой и всеми нами.

— Кхара Пятикрылый, — стонет Нюк, залепив себе по веснухам смачный фейспалм. — Так ты, альтернативно одаренный, страпельку у адорианцев попер?! Теперь все сходится, ну конечно! И отключение энергии. Смотри, комп отрубился, — он сует мне под нос свою ручную машинку. Та в самом деле в полнейшем ауте. Как и электрический вертел, до этого исправно вращавший чью-то вкусненькую тушку над углями. Наверное, и все оружие в такой же коме, за исключением ножей да копий. Ну, и моей верной швабры, само собой. Которая, увы, осталась на «Дерзающем».

— Только корабли-то были совсем другие… и при первом, и при втором обстреле, — негромко отзываюсь я, мысленно пытаясь сопоставить в памяти виденные на радаре изображения и очертания зависшего над нами изящного исполина. И они совершенно не совпадают. Хотя если первое судно было вполне стандартное и могло принадлежать любой из рас Союза, то конструкция второго кардинально отличалась. Технологии и правда были сходны с теми, что применили против нас сейчас, но действительно ли они принадлежали адорианцам? Что-то ситуация отнюдь не спешит проясняться. Кажется, я все-таки поторопилась забирать обратно свой вопрос.

Тем временем тонкие фигуры спускаются и зависают над толпой, не касаясь стопами грешной варварской землицы. Какие ж они вблизи высоченные! Заостренные кошачьи лица полны равнодушно-величественного презрения, словно боги колонию палочек звездной чумы в микроскоп разглядывают. Огромные раскосые глаза всех оттенков сиреневого впериваются в толпу, безошибочно выцепляя из все еще оцепеневшей массы суперкарго. Наверное, они что-то вещают ему — телепатически, потому что не произносят вслух ни слова.

Тот выглядит просто на зависть спокойным. Ровно до той самой секунды, пока уверенным движением не дергает молнию термака, запуская руку под ворот. И вот тут я впервые вижу на его лице неприкрытую растерянность. Рекичински останавливается как вкопанный, точно лакиец, в горячке гона предложивший лапу и сердце отбывающему женские обязанности соплеменнику. А поскольку я никогда прежде не видела суперкарго в таком смятении, внутренний голос услужливо подсказывает, что наше дело — наитемнейшая черная дыра. Машинально начинаю пробираться вперед: о чем там по телепатическим каналам вещают нашему страпелькопокрадуну эти принцы, мне не подслушать, но как-то хочется все же знать, за что нам всем, походу, светит превратиться в красивые облачка разлученных навек атомов.

Причину я выясняю примерно за пару мгновений до того, как бесцеремонный божественный глас гневливо врывается и в мое, непривычное к этаким вторжениям, сознание. Пальцы Рекичински все еще автоматически шарят под комбинезоном, но уже и так понятно, что цепочки со злополучной финтифлюшкой на его шее больше нет. И тут же под черепом словно рыдван с ревом ухается — кажется, кое-каким сиреневооким гуманоидам следовало бы отрегулировать интенсивность своего телепатического сигнала! Лично у меня от этого послания мозг чуть через уши не выпрыгнул. Если такова цена контактов с высшими расами, ну их в джокордово вымя. Лучше бы еще разок с альфами потолковали, право. Фингал после единоборства с ветераншей феминских игрищ — милый пустячок на фоне этой ментальной торпеды, ахнувшей под черепушкой.

И тут во мне пробуждается дух рукожопого прадеда, нарыкивающий на ухо, что за такой выпендреж он этих борзых умников с неуставными стрижками заставил бы полупрозрачными ручечками все сортиры в лагере выдраить. До зарождения того самого мерцания в глубинах толчков, каким их выпендрежный же звездолет окутан. Причем, не принятой испокон веков зубной щеткой, а свежеизготовленными беленькими мочалками из обкромсанных на корню локонов. Адорианцы, оставшиеся в Галактическом Союзе, куда как воспитаннее и на порядок сдержаннее в проявлениях своего неудовольствия. Уж лезть в чужие головы они без согласия их обладателей привычки, насколько мне известно, не имеют. Так что, может, и невелика потеря была, когда эти товарищи усвистали в далекую галактику и дверью демонстративно хлопнули.

Не знаю, как Нюку, а мне эта встреча с легендарной сверхцивилизацией что-то не очень зашла. Но все-таки… как, ну как Рекичински изгораздило посеять опаснейшую материю во Вселенной? Да еще и в самый неподходящий момент. Он словно решил с гарантией оправдать все предвзятые представления о человечестве как о расе опасных в своей неуправляемости и безалаберности варваров. Из-за которых, собственно, и разгорелся в свое время весь сыр-бор между адорианцами, повлекший их окончательный раскол. Не видать бы Земле членства в Галактическом Союзе, как джокордам — визы в цивильные миры, не снимись так дружно вся эта неприветливая ветвь с обжитых мест.

Ишь ты — «верните немедленно то, что вам не принадлежит, или будете уничтожены»! И начнут, как я понимаю, с виновника торжества — отставного носителя кончины мира в финтифлюшке. Который стоит теперь перед этой делегацией, хоть и внешне спокойный, но изрядно подрастерявший неизменную насмешливую самоуверенность. Если он что-то им и втирает, то, видимо, по выделенному телепатическому каналу, потому что вслух не произносит ни слова.

— Ошейник! — озаряет Нюка, хотя по идее вся кровь от его мозга при виде вожделенных белобрысых дылд должна была отхлынуть. — Ты ж ошейник с него срезала! Наверное, и цепочку перехватила, не заметила.

Тут и до меня доезжает, кто истинный виновник вселенского конфуза, который грозит закончиться поголовным истреблением рода людского в масштабах этой планетки. Бродячие альдебаранские елки, до чего ж неловко-то вышло! Так и знала, что аболиционизм до добра не доводит! Общаться мысленно я не приучена, поэтому просто ору:

— Не надо его испепелять, и других тоже, это реально мой косяк! Но мы знаем, где эта штука!

Где-то позади раздается цветистое проклятье, и мгновение спустя передо мной точно из-под земли вырастает мрачный как туча Бас. В одной руке его зажат ополовиненный, но все еще увесистый графин, а в другой — замасленная вилка, которой он угрожающе тычет в сторону представителей высшей расы. Совместными их с Рекичински усилиями я моментально оказываюсь вытеснена из первых рядов и теперь не вижу ничего, кроме двух обтянутых термаками спин. Наивно, конечно, если вспомнить о технических возможностях противника, который весь городок с лица Землянды легко сотрет и не поморщит своего идеального чела, но все равно чертовски мило с их стороны.

Но прежде, чем я успеваю сорваться с места на поиски посеянной в недрах «Дерзающего» странной материи, кэп рявкает: «Стоя-а-ать!» и с выдраным из барбекю вертелом в могучих ручищах плечом сдвигает в сторонку нас всех скопом, оказавшись прямиком под сияющим лучом. За ним — точно так же вооруженная и серьезно настроенная Цилли. Варварская решимость биться насмерть голыми руками даже со сверхцивилизацией во всей красе.

— Ничего мы вам, зирковым выползкам, не отдадим до тех пор, пока вы не вернете мой корабль и экипаж в галактику Треугольника! — рявкает кэп, и его шрамированная морда страшно передергивается. Не знаю, как адорианцам, а мне как-то не по себе даже, хоть я и привычная. Если выживем — еще и нарядов небось нахватаем за несоблюдение субординации. Полезли, понимаешь, поперек батьки контактировать…

— Дыры в гипере — вашей чванливой расы работа! Не хотите возвращать, хотя бы скажите, как это сделать — сам верну! — рычит Вегус брачующимся коборуком. Я даже зажмуриваюсь на всякий случай, чтобы не видеть, как нашего базальтового капитана разносит на звездную пыль. Но мой дедуля точно аплодировал бы ему стоя. Однако секунды идут, а ничего так и не происходит — никто из колонистов не ахает и звучно наземь в обморок не валится. Начинаю подозревать, что их всех за ненадобностью просто обездвижили, чтоб эфир своим галдежом не засоряли. Открыв глаза, с удивлением обнаруживаю Варга целехоньким и даже не парализованным. Дальнейшее общение идет телепатически, сугубо на индивидуальном капитанском канале, и до чего они там договариваются, остается только гадать. Проходит еще пара томительных минут, и Одноглазый машет нам рукой — мол, валяйте, ищите. Уф!

— Электричество верните. Пожалуйста, — просит Нюк, которого после файспалма и внутричерепной команды аж как-то попустило. — Шлюзы нам вертелом отжимать, что ли? И Таську спросить надо, вдруг она уже все пропылесосить успела? Тогда баки с мусором вскрывать придется.

— Помолимся Кхаре, что не успела — готовкой занята была, — отвечаю я, бегом припуская к «Дерзающему». Рекичински и Нюк летят следом, причем, даже наш завзятый противник физкультуры не отстает. При должной мотивации сестрица Нюкия вполне могла бы взять приз в забеге и без помощи Таси. А впереди чешет оживший Рори — тому просто побегать в радость.

По трапу взлетаем встрепанные и взмокшие, невзирая на хваленую терморегуляцию комбезов. На этот раз даже безупречно-прилизанный причесон Рекичински стоит дыбом, точно гребень на все согласного лакийца. Однако ни дружное ползание на карачках по рубке и коридору, где так неудачно восторжествовали права хитрозадой личности на свободу, ни ожесточенное перерывание всех контейнеров для сбора мусора, ни посильная помощь Рори и Бо не приносят ровным счетом никаких плодов. Нюк костерит и нас обоих, и импульсивного Варга, за каким-то чертом повесившего страпельку на столь ненадежную шею. На свою бы и вешал! Вот при его капитанстве опасная материя была надежно заперта в сейфе!

— Может, она просто вниз соскользнула? Раздевайся, термак надо вытряхнуть! — командую я. Рекичински начинает поспешно разоблачаться. Но, увы, и тщательное выворачивание костюма наизнанку ничего нам не дает.

— Где вас алгольские черти носят?! В обмороке от переизбытка эмоций все валяетесь, что ли?! — дружно гаркают наши передатчики ласковым капитанским голосом. — Мне прийти самому поискать?

— Не надо! — также хором восклицаем мы. Не хотелось бы перед смертью еще и люлей от Варга выхватить — ручища у капитана ужасно тяжелая.

— Не это, часом, посеяли, разини? — вдруг раздается знакомый, до невозможности ехидный бас, пока мы чешем в затылках и уныло переглядываемся в предвкушении неминуемой аннигиляции. Спасибо, адорианцы, удружили! Надо было Вражонку на двери КПЗ обычный механический замок навесить! Подпорку-то Нюк на шваброогнемет использовал. Пары минут гаденышу с лихвой хватило не только, чтобы сбежать, но и страпельку у нас из-под носа слямзить.

— Врагусик, — невозможно ласково произносит Стратитайлер. — Врагусик, будь умничкой, отдай ее добром. Не то хуже будет.

— Ой, а что ты мне сделаешь-то, каланча конопатая? Кончилось ваше время, недоумки! Кошкомордые шовинисты вас прикончат, и эта планета будет моей! Ах-ха-ха-ха! Я заставлю тех грубых уродливых самок расплатиться за все мои унижения! На карачках ползать будут, господином меня называть! Прям как вы тут по коридорам ползали, низшая раса!

— Ах, ты… — начинаю я и осекаюсь — вовсе не потому, что в моем лексиконе недостает подходящих эпитетов, просто сейчас в вороватых псевдоподиях мелкого змееныша болтается надежда на спасение. Причем, не только всего нашего экипажа, но и целой колонии, которая к хищению страпельки вообще никаким местом непричастна. Так стоит ли тратить бесценные секунды на ругательные слова, когда надо хватать паршивца и изымать у него чужое имущество? Одним прыжком я преодолеваю разделяющее нас расстояние, но реакция Вражонка не подводит: он изворачивается прямо в воздухе, мазнув мне по физиономии свежеотросшим шипастым хвостом, и припускает прочь во все щупалки.

— Хватай его, Рори! — кричу я, отплевываясь — этот мерзавец, оказывается, уже и чернилами брызгаться наловчился, чего прежде не практиковал. Созрела адова детка, спали ее Алголь!

Напрочь забывший о сброшенном термаке Рекичински тоже кидается в погоню, не пытаясь вступить в переговоры с перехватившим у него почетный воровской титул Вражонком. Вполне разумно: с некоторыми особями лучшая дипломатия — это нападение без объявления войны. Ну вот что стоило нам в свое время послушаться Варга и сдать гнусного хвосторожденного бастарда дезинсекторам?! От скольких проблем бы нас это избавило!

Один Нюк никуда не подрывается, а просто велит Бо перекрыть все шлюзы и воздуховоды по ходу движения лимбийского Омена, планомерно загоняя того в дезинфекционную камеру на выходе из корабля. Это он здорово придумал, по трюмам мы бы мерзавца месяц вылавливали

— Попался, змееныш! — восклицаю я, пытаясь ссадить того с потолка подобранным на бегу шваброогнеметом. — Гони страпельку или поджарю до хрустящей корочки и к столу подам как экзотическое барбекю! Твой хвост адамам на ура вон зашел!

С другой стороны сатанинское отродье осаждает страпелькопокрадун номер один, вооружившийся какой-то устрашающей ржавой запчастью. Вражонок шипит во все свои пасти, огрызаясь и хлеща шипастым хвостом. Рори, сделав пару скачков, соображает, что так добычу не достать, и взлетает на антиграве, разевая пасть на сто восемьдесят градусов, если не шире. За секунду до того, как острые зубы смыкаются на студенистом заду Омена, шлюз распахивается, и в проеме возникает сердитое лицо Варга. Из-за него сурикатами выглядывают остальные члены экипажа. Гаденыш делает рывок, и, залимонив капитану по фейсу, вырывается наружу.

— Держите его, у него страпелька! — ору я. Варг выхватывает из кобуры бластер, но у него на руке тут же виснет подоспевший Нюк:

— Кэп, не надо, вдруг контейнер не такой уж сверхпрочный?! Рори, фас!

Цилли, Бас, даже Тася — все бросаются в погоню. Я буквально лечу, почти не касаясь ступенек трапа, не хуже, чем Рори на антиграве, и в какой-то момент почти хватаю мерзавца за щупальце, но тот увертывается и несется к зарослям кустов за выжженным дюзами кругом. Раскрасневшийся, запыхавшийся Рекичински, сдернув на бегу футболку, пытается орудовать ею, точно сачком, но ему под ноги внезапно выкатывается растопыривший все псевдоподии Шухер. Какой туманности он еще не валяется в обмороке, а проявляет тут свои смертоносные для мира родительские чувства?! Споткнувшись о выставленную перед ним кучу конечностей, Рекичински продолжает свой путь по воздуху и приземляется прямиком в какие-то колючки. Выпущенная им из рук футболка планирует прямиком на голову Басу, заслоняя пилоту весь обзор, так что и он выбывает из гонки, напрочь запутавшись в густой поросли.

Рори как самый быстрый, легкий и мобильный из нас вырывается вперед и в конце концов настигает Омена, вцепившись тому в зад. Они кубарем катятся по земле, расшвыривая в воздух ошметки голубоватой травы и комья земли, и тут Нюк орет: «Пакуй его!», и робот-носильщик в полнейшем соответствии со своим предназначением просто натягивается на Вражоныша плотным пластиковым коконом и тащит добычу хозяину. Не веря нашему успеху, я притормаживаю, отдуваясь и обтирая грязной ладонью не менее грязную и подранную кое-чьим шипастым хвостярой физиономию. Рядом тяжело дышит Цилли, успевшая хорошо выпить и покушать, что к легкоатлетическим подвигам мало располагает. Прихрамывая, к нам подходит и Рекичински, на фоне которого я, можно сказать, вообще чистенькая и совершенно не исцарапанная.

— Ребеночек же задохнется! — стенает Шухер, но хватать зубастого неуязвимого Рори опасается.

— Туда ему и дорога, давно пора жертву принести во славу всем лимбийским богам и традициям! — огрызается Нюк. Запыхавшийся экипаж стягивает кольцо вокруг умного и ловкого чемодана. Через одно ободранные лица участников гонки не обещают Вражонку ничего хорошего. А Бас еще и крайне недобро зыркает на Рекичински, один полуголый вид которого заставляет пилота, похоже, позабыть даже о наших небольших осложнениях с адорианцами.

— Открывай! — велит Вегус бортинженеру и моментально хватает здоровенной лапой свернувшегося внутри в клубок Омена за шкирку, чтобы хвост отбросить не вздумал. Поняв, что сейчас его будут бить — возможно, даже ногами — тот уже не огрызается, только злобно таращит на нас кучу глазищ. Пародия демоническая на Многоокую праматушку! Вздернув паразита в воздух, Варг тщательно его осматривает, забирается даже в набрюшную сумку и произносит мрачно:

— Ты понимаешь, что тебя ждет, если ты ее сожрал, недомерок?

Мы с Нюком шарим внутри Рори в надежде, что страпелька просто в какой-нибудь карман завалилась, но увы, ничего не находим, кроме предметов первой необходимости, которые робот за хозяином таскает.

Варг тянется за плазменным ножом, и Шухер предсказуемо валится в обморок.

— Хвост! За хвостом следи! — просит Нюк бортмеханика, присоединяясь к капитану с твердым намерением добыть страпельку из прожорливых недр.

— Может, ему рвотного средства дать? — предлагает Тася, но ее лимбийскофильский порыв с негодованием отвергается — ждать долго. Цилли наступает гравиботинком на потенциальное Оменище, и Вражонок, осознав, что игры закончились, а гуманистические законы, культивируемые в пределах Союза, за его границами так себе работают (особенно если долго испытывать их носителей на терпение), сдается и верещит, что ничего не глотал.

— Выбросить успел, зирок гирганейский! — предполагает Рекичински, и мы уже во второй раз за день дружно хлопаемся на карачки, ползая по маршруту только что завершившейся гонки. Со стороны это смотрится, наверно, чертовски смешно, только вот поржать над нами некому: колонисты все в ступоре, а адорианцы, подозреваю, напрочь лишены чувства юмора. Или же мы, варвары, до их просветленных представлений о смешном просто еще не доросли. В любом случае, сейчас мы выглядим ровно теми, кем они нас и считают — животными, даже передвигаться вон на четырех опорах начали. И от этого я злюсь на высокомерных и высокорослых наглецов еще больше, чем на мерзостное Шухерово порождение.

— Оно? — вдруг раздается как всегда ворчливый глас нашего пилота, и, вскинув головы, мы видим в его руке искомую финтифлюху на цепочке. У меня вырывается шумный вздох облегчения. Возможно, мы еще поживем.

— Нашли-и-и! — кричу я остальным и, на радостях напрыгнув на Баса, звонко чмокаю его в щеку. И тут глаза пилота вдруг странно стекленеют и он, пошатнувшись, валится в траву, точно буравчиком подкошенный. Звезды и туманности, это что, я беднягу до инсульта, не приведи Кхара, довела?! Не успеваю даже должным образом струхнуть, как мир внезапно меркнет, заслоненный смутно знакомым радужным сиянием, а затем наступает полнейшая темнота.

Глава 55. Нюк. Ну. блииин-печенюха!

Ее каюта такая светлая, сияющая, что даже страшно наступать на этот полупрозрачный пол, будто из каких-то драгоценных камней созданный. Но адорианка манит меня за собой, и я покорно иду следом, словно в полусне, онемевший и зачарованный, сам не веря, что сбылась-таки мечта идиота! Понятия не имею, принцесса ли она, или монаршим особам по утрам чаек подает — какая разница с такой-то красотой! Воздухозаборник у меня не дорос адорианок перебирать. С этими отливающими в розовый глазищами она похожа на кошечку-альбиноса и безумно изящна! Какие движения! Я топаю как слон, а она плывет, не касаясь пола, и одежды эти ее тоже плывут вокруг тонкой фигуры облаком. Богиня.

Судорожно сглатываю, когда она останавливается и приближает ко мне свое тонкое треугольное лицо. Сердце колотится как сумасшедшее… Чего же ты хочешь от меня, конопатого варвара с Земли, сказочное создание? Страпельку мы вам уже отдали. Скажи что-нибудь… как вы это умеете. Прямо у меня в голове. Но вместо чарующих звуков ее голоса туда вламывается какой-то гнусный мяв, выдергивая меня из самого сладкого в жизни сна. Корабельная сирена, черная дыра ее побери! Подъем из гипера.

Открываю глаза. Адорианская прелестница истаивает, и взгляд упирается в крышку капсулы. Она медленно отъезжает, и я с раздосадованным вздохом принимаю сидячее положение. Хорошо, должно быть, поспал… башка гудит и в туалет страсть как охота. Так, стоп. А как я, собственно, здесь оказался?! Рядом под боком — деактивированный Рори. На автомате включаю его и оглядываю компенсационный зал. С удивлением обнаруживаю, что занято целых семь капсул — весь экипаж здесь, просыпается. А кто тогда «Дерзающий» пилотирует?! Это же «Дерзающий»? Только почему все такое… чистенькое, что ли? Будто новое. В капсуле даже не воняет ничем.

— С пробуждением, экипаж, рад приветствовать вас, — раздается ровный голос Бо. Точно «Дерзающий». Ничего не понимаю. Последнее, что помню — как Бас страпельку отыскал… а потом сияние… и каюта адорианской красотки.

— Мать гирганейского роя мне на борт! — рявкает где-то рядом знакомый, но непривычно испуганный голос. — И здесь нет! Неужели и правда инфаркт… И эти… эти кошкомордые шовинисты его просто утилизировали?!

Из соседнего саркофага торчит только симпатичная корма на длинных стройных ножках, и когда ее носитель выпрямляется, я вижу лишь тщательно прилизанные пряди волос на затылке. Впрочем, разворот на сто восемьдесят градусов обнаруживает точно такой же затылок и с другой стороны. Это еще кто?! Что за новая форма жизни на борту? Яростно тряхнув головой, новая форма откидывает с физиономии полностью занавесившие ее волосы и неожиданно оказывается Соколовой.

— Упс, — произношу я ошарашенно. — Ты когда это прическу сменить успела? И подрасти?

— Тогда же, когда и ты! — с отчаянием отзывается она. — Алголь с ней, с прической! Эти паразиты Баса, похоже, ликвидировали! И вместо него подсунули нам какого-то левого рыжего колониста! Для количества, видать! Я уже все капсулы проверила!

Что?! Мацнув себя за голову, с удивлением обнаруживаю, что тщательно и регулярно выбриваемые Тасей на виске узоры улетучились — вместо них отросшие пряди. Равномерно по всей голове. Ладно, странный прикол, но не смертельно. Интересно, куда ж пилот делся? Неужто правда звездным ветром стал?

Пока выбираюсь наружу, просыпаются остальные, и, увидев капитана, я откровенно офигеваю: жуткие шрамы, пересекавшие пол-лица и глазницу, испарились вместе с возрастными морщинами. Да и благородная седина с висков исчезла. Как и горбина на перебитом носу. Годков так — цать Вегус точно скинул.

— Это типа подарка такого за сбереженную страпельку, что ли? — предполагаю я, обходя кэпа кругом, как рождественскую елку. — Курс косметической хирургии и омолодительного спа во сне?

— Стратитайлер, чего ты на меня пялишься, как молодой разведчик на коборуков зад?! — рявкает тот, не понимая.

— Да вы на себя в зеркало посмотрите!

Тут из капсулы вылупляется Цилли… и моя челюсть окончательно отправляется в гости к гравиботинкам. Могучая фигура бортмеха с широкой раскаченной грудью и мощными ручищами, по габаритам лишь немного уступавшая Варговой, приобрела осиную талию и роскошные перси. Готов поклясться на чем угодно — не гречишные. Она с полнейшим непониманием обозревает возникшие под термаком выпуклости, делает шаг и едва не теряет сползающий с резко осубтилившейся фигуры термак.

— Самолично их найду в самой дальней дыре Вселенной и выколочу из переливчатых тушек эту привычку чужих пилотов хапать! — продолжает бушевать Ярка, каким-то несвойственным ей кузнечиковым аллюром мечась по залу и в праведном негодовании не замечая разительные перемены в капитане и бортмехе.

— Какого метеоритного роя вы все разорались, точно тагаранцы в базарный день?! — раздается вдруг из дальнего саркофага знакомый скафнеж. Отыскалась пропажа, больно нужен этот престарелый донжуан адорианцам. И тут из капсулы вдруг выныривает всклокоченная медно-рыжая шевелюра, венчающая голову совершенно незнакомого чувака.

— Бас?! — изумленно уточняет Варг, все еще рассеянно ощупывая гладкое лицо.

— Контрабас! — очень тоненько юморит тот. — Неслабую самогоночку в Нью-Астерии гонят, старого друга не узна… Чтоб мне больше ни за один штурвал не подержаться! А… что это…

— Пилот Ксенакис?! — ошарашенно вторит капитану Соколова, в свою очередь уставившись на вылупившегося в полном ступоре на Вегуса молодого рыжего мужика. Тот переводит остекленевший взгляд на нее и окончательно цепенеет. Ярку с этими уныло-гладенькими волосами вместо неукротимого облака кучерях и впрямь не узнать.

Последними из гиперсна выходят Рекичински и Шухер. И тут нас всех ждет еще одно потрясение: крысоухий свинокрыс не только жив и целехонек, но еще и единственный, кто не изменился ни на электрон! Вот то есть вообще! Та же невзрачная морденка, прилизанная прическа и среднестатистическая сухопарая фигура. Разве что царапины, полученные в погоне за Вражонком, бесследно исчезли.

— Шикарный удар по общеэкипажному самолюбию, — бурчу я. — Вот кто у нас мистер Совершенство всех пяти галактик! И шестой, нью-адорианской, в придачу. Не нуждающийся в апгрейде.

Шухер, притихший и все еще перепуганный, обводит нас влажным взором и тихонечко спрашивает:

— А где моя деточка?

— Надеюсь, у адорианцев в музее варвароведения, в виде чучелка, — огрызаюсь я. — Будут своим деточкам показывать. В назидание.

— Гори они в тройном алгольском аду! — раздается чертов бас чертовой деточки откуда-то… из-под Шухера. Тот испуганно подсигивает кувыркнувшимся с тарелки желе и принимается крутиться волчком, покрываясь лиловыми разводами. Вот только вместо привычного хвостового щупальца по полу за агротехником «Дерзающего» волочатся сразу два. Рори немедленно оскаливается и бросается в погоню. И тут я, невзирая на напряженность и даже трагичность ситуации, сгибаюсь пополам от хохота, едва успев выдавить команду «фу». Ай да адорианцы! Вернули пропажу на законное место! Только регресс, кажется, не до конца дошел. Возможно, потому, что они в лимбийском геноме не шибко разбираются?

— Варгусик, чт-то с т-тобой? — заикается ошеломленный родитель, тщетно силясь согнуть свое упитанное студенистое тело, чтобы рассмотреть модифицированную кормовую часть.

— Поздравляю, Шухер! Кажется, ты первый во вселенной лимбиец с говорящим задом! — не унимаюсь я, уже просто хрюкая от смеха. — Без хлебушка не останешься, на межпланетных ярмарках деньжат в коробку за такое зрелище точно накидают.

— Я прикончу тебя, конопатый недоумок! — шипит снизу, вызывая у меня новый приступ веселья.

Пока Соколова переводит взгляд с одного прокачанного высшей расой члена команды на другого, пуговички ее достигают диаметра чайных блюдец. Из уважения к отцовским чувствам экс-дока она честно старается не ржать в голос, но мало преуспевает в своем благом намерении. Как и все остальные.

— Да ладно, его ведь могли тупо изничтожить. А так он всегда под присмотром, жрать не просит, хлопот не доставляет. Еще разок откинешь — и будут у тебя близняшки, — утешает кэп бедолагу, похлопав того по студенистому плечу, а у самого в ледышках аж озера от хохота.

Впрочем, отсмеявшись над чужой бедой, все принимаются костерить адорианцев за непрошеные генетические модификации, постигшие их самих. Особенно негодует Цилли, лишившаяся стандартов варганской красоты, так удачно сочетавшихся с ее нелегкой профессией. Экипаж разделяется на две части: довольную и недовольную. Собственно, в довольной только один человек — бессовестно омоложенный пилот. Вегусу, например, его шрамы дороги как память и бонус к устрашению. Рекичински вот в нейтралитете, да и меня не сильно отросшие волосы волнуют. Долго снова подстричься и покраситься? Импланты на месте, и ладно.

— А где Тася? — вспоминаю я о нашей на все руки мастерице.

— Куда интереснее, где мы все, — уточняет Варг и взывает к Бо, требуя немедленно определить и сообщить координаты нашего местоположения.

— Зиркова сила! Если мы пролеживали бока в этих гробах, то кто же ведет моего красавца?! — спохватывается помолодевший Бас, с несвойственной ранее прытью выпрыгивая из капсулы и припуская в сторону рубки. Капитан за ним. Ярка несется вдогонку, на ходу отфыркиваясь от так и лезущих на глаза напрочь развившихся локонов. Мне тоже страсть как любопытно, вернули ли нас обратно в Треугольник, но природа неумолима — сначала в туалет, потом носом в карту.

И вот там меня ждет такой сюрприз, который мигом вышвыривает мою персону из зоны нейтралитета в лигу недовольных самоуправством обнаглевшей сверхрасы! Глянув на себя в зеркало, я обнаруживаю, что все мои мамочкины веснушечки до единой, все поцелуи каждого виденного мною солнышка, которые так нравятся нянюшке, нафиг, блин-печенюха, испарились с носа и скул, будто их там никогда и не было!

— Ах, вы, озвезденевшие гирганейские выплодки! — ору я. — Немедленно верните все, как было!!!

Должно быть, так громко, что Соколова вихрем приносится обратно и начинает тарабанить в двери:

— Нюк! Нюк, что там у тебя пропало? Неужели…

— Поцелуи солнышка! — причитаю я, отпирая и суя под Яркин нос свой, обезличенный и обесчещенный. Теперь мне даже наклоняться для этого не приходится — так она выдула.

— Ты только посмотри! Кошмар, ужас, чем же я девчонок очаровывать буду?! Так и проживу всю жизнь с симулятором, умру в одиночестве, и меня съедят домашние скунсы!

— Может, Тасю попросить хотя бы татуаж временный нарисовать? — участливо предлагает Ярка, со всех ракурсов изучая масштабы моей невосполнимой потери. Кажется, впервые за все время нашего знакомства ее лицо выражает такое искреннее сочувствие.

— Но это ж совсем не то! Оттенок, цвет, симметрия! Блин-печенюха… Принесло же их! Я, может, вообще улетать не хотел! У меня там родня, Ник неученый остался! Торт ненадкушенный! Борткомп недоремонтированный! Кто их просил вообще?! Знатоки вселенского стандарта красоты! Подправили генетические отклонения! Ты без кучеряшек вообще на себя не похожа!

Соколова недобро сопит, машинально наматывая на палец то, что еще недавно было упругой спиралькой.

— Ну, вот тут Тася точно помочь может… навьет кудрей, — в свою очередь поспешно утешаю я ее.

— Это будут не те кудри, — судорожно вздыхает Ярка. — Не папины! Они мне, может, дороги как семейная реликвия! Да и от капитанских затрещин неплохо голову защищали… Про рост я молчу… С этого ракурса мир выглядит вообще не так, как подобает! Руки-ноги будто чужие, я из капсулы вылезла и едва в собственных конечностях не запуталась.

По причине закончившихся приличных слов я лишь судорожно вздыхаю в ответ.

— Ладно, ты сильно не расстраивайся, может, генетики вернут тебе твои веснушки, — пытается подбодрить меня Соколова. — Прилетим на Землю и пойдем в институт за консультацией. Шухеру вон еще хуже… он теперь обзавелся двумя хвостами, один из которых одержим манией величия и мечтает завоевать мир. В приличное лимбийское общество доступ бедняге точно закрыт на швабру.

Осознав, что приросший к моей корме лимбийский мини-Гитлер в самом деле был бы куда худшим исходом, снова закрываюсь в туалете и возвращаюсь к тому, за чем туда и приперся. Но едва расстегиваю термак, как из моей груди вырывается новый вопль, исполненный ужаса. Недалеко ушедшая Ярка возвращается и шепотом интересуется, не раскусили ли чертовы кошколикие шовинюги, что я — плод двух яйцеклеток, и не восстановили ли генетическое соответствие?

— Они что, сестрицу Нюкию из тебя сделали? Это тоже дело поправимое… хоть и не сразу. Если что — я средствами гигиены могу поделиться. Покажу, что да как.

— Нет! Но ОН очень странно выглядит! На нем… какой-то нарост!

Боюсь, передать словами настигшие моего лучшего приятеля перемены нереально. Он словно… втянулся? Мерзавцы его уменьшили, что ли?! Великая квантовая гравитация, да что же это такое?!

— Дай посмо… хотя нет. Лучше дока поз… — начинает Соколова и снова осекается — док-то тютю, а показывать мой искалеченный пенис Шухеровой корме совершенно бесперспективное, двусмысленное и даже неприличное занятие. Тем более, что она обещала меня прикончить. — Кого-нибудь позову! Без паники!

— Что там у вас случилось? Может, помочь надо? И Цилли вон тоже в каюте заперлась и какие-то очень странные и даже пугающие звуки издает, — встревает за дверью голос суперкарго. Вот только его тут не хватало!

— Топай мимо, мистер Совершенство! — рычу я.

— Все пучком, Рекичински, ступай себе свой груз буров и огнеупорных подштанников инвентаризировать, вдруг высшая раса хоть там тебе подсуропила и это добро на какие-нибудь сверхпродвинутые миксеры и бюстгальтеры заменила, — цедит Ярка и с топотом уносится прочь по коридору, а я спешно застегиваюсь, словно это может уберечь от новой трансформации. Если Вражонок вон еще не до конца додеградировал, может, и у меня постепенно все начисто отсохнет к зирковой бабушке?! Как хвостик у спелого арбуза!

— Стратитайлер, тебе там второй комплект с имперского плеча отвалили, что ли? Так чего ты орешь, радовался бы. Все ергайские крошки теперь твои, — раздается через минуту голос капитана.

— Если бы! — чуть не плачу я.

— Открывай! — пудовый кулак Варга хряцает по переборке. Тяжко вздохнув, отпираю и прижимаюсь к стеночке. Кэп с трудом втискивается в крохотный гальюн, и я вкратце обрисовываю постигшую меня трагедию.

— Не думал, что когда-нибудь такое скажу… — мрачно вздыхает он, — но — вываливай свой телескоп.

Ну, я и вываливаю… Я-то как раз не стеснительный: дух натурализма, естественное воспитание. Варг пялит свои ледышки мне в пах бесконечно долгие секунд пятнадцать и спрашивает совершенно непонимающе:

— И?

— Вот, это! Этого раньше не было!

Одноглазый подвисает еще какое-то время, как перегревшийся Бо, потом хлопает себя по лицу лопатообразной ладонью и выдает:

— Земляне… зирковой матери выкидыши рафинированные! Ты что, весь курс анатомии шишки за школой прошмалил, что ли?!

— Ну, не весь… Я, может, в тот день болел!

— Чем, воспалением рукожопости?! — привычно расходится Варг. — Это крайняя плоть, гидра ты воробьиная! Она у всех мужиков есть! Просто вам ее в роддомах чикают поголовно, гигиены ради. Ну или в том инкубаторе, где ты там на свет вылупился, несчастье ходячее. А может, в геноме сразу правят, зирок их знает, я не генетик. Лучше б эти засранцы тебе черные дыры в образовании залатали!

— Так откуда ж мне знать… когда у всех вкруговую ее как раз таки нету… И отца у меня нету… И даже формально не было никогда, — смущаюсь я, параллельно испытывая громадное облегчение. На кой только черт ее назад отрастили?! Какой прок в этих складках? И не красиво ни капельки.

— Это природная комплектация, Нюк! — радуется по ту сторону двери рьяно болеющая за нас с приятелем Соколова. — Мой дедушка говорит, это просто капюшон в стиле ретро на ваших ручных кобровидных санайцах, с которым человечество не только в космос успешно вышло, но еще и проблему перенаселения создало! Так что он не мешает… этому… ничему, в общем, не мешает! Мама с Тадеушем даже спорили, оставить моим братанам базовый набор или все же обескапюшонить, как на Земле принято!

Экие аналогии затейливые в колониях процветают! Не устаю восхищаться.

— Налюбуешься подарочком — дуй в рубку, — велит Варг, вытряхиваясь из гальюна.

— Всем спасибо, все свободны, — бурчу я, потому что после произошедшего конфуза и капли не выдавлю из себя, если хоть одна пищага будет в радиусе ста метров отсюда. Не знаю, что тут нормального… любая земная девчонка при виде вылезающего из норы «санайца» скривится только. Еще раз спасибо, дорогой Адориан! Двумя штрихами такой жирный крест на мою личную жизнь залепить — это уметь надо! Точно сверхраса. Придется теперь всю свою несчастную, штрафами обглоданную зарплату на врачей потратить. Ну или на Соколовой таки жениться, раз они там привычные.

Мрачно размышляя над тем, как порой быстро меняются приоритеты, ведь совсем недавно я страстно желал: увидеть родителей, вернуться домой, попробовать персиковый торт, топаю в рубку, по пути отмечая, что «Дерзающий» будто с верфи только что сошел. Никакой тебе ржавчины, рассохшегося пластика, мигающих ламп и всех прочих печальных атрибутов ветхости. Теперь рыдваном его и язык не повернется называть. А шлюзы как работают! А движки! Цилли в себя немножечко придет и наверняка оценит. До конца полета весь техперсонал баклуши бить теперь может. Помолодевший Бас уже, поди, парочку оргазмов от такого подарка судьбы словил. Хоть тут не напортачили… зирки альбиносные. Все, теперь или Рекичински расскажет всю правду, или я его прикончу! Никак у меня концы с концами во всей этой истории не сходятся.

В сияющую адорианским подарочным блеском рубку уже набился весь экипаж. Даже Двухвостый Шу приковылял и скромненько притулился в уголке, утешаясь самощупальцево выращенной клубникой. Все ухи в слезах. Из-под него периодически доносятся приглушенные увесистым задом поминания зирковой родительницы и злобные посулы подпустить палочку кометной дизентерии тому, кто выключил свет. Бас буквально лежит на приборной панели, наглаживая ее обеими руками. Фальшивые брюлики на свежеотполированном сутенерском штурвале сияют так, что по всей рубке радужные сполохи скачут, озаряя лица присутствующих. А на главном обзорном экране приветливо светятся неизбывные звезды. Как уверяет Бо — какого-то там сектора Треугольника, откуда мы в крайний гипер и сиганули.

— Может, вас наедине оставить? — язвлю в адрес пилота, шлепаясь в свое кресло с разукрашенным Тасей чехлом, которое немедленно подстраивается под мою анатомию. — А то просто так смотреть неудобно, а присоединиться что-то не тянет.

Варг взгыгыкивает и уверяет, что эт я зря. Как раз бы свой свеженький апгрейд протестировал. Язык мой — враг мой… и один из Шухеровых хвостов еще.

— Уже всему экипажу небось раззвенели? — надуваюсь я. — В эфир запулите… чтоб и все станции и корабли в округе поржали. Надо было вас альфам в вечное рабство сплавить…

— Твой ор и без передатчика прекрасно на весь Треугольник слышно было, — ржет кэп и зачем-то требует у Бо отчета по боеприпасам. Чувства такта и человечности кое-кому тоже бы не помешало! Только откуда адорианцам их взять? У самих дефицит, как выяснилось. Как и боеприпасов. Кусок кожи где не просили они нарастить додумались, а вот ракет и зарядов к бластерам на борт подкинуть — нет! Такое ощущение, что нас дошколятам раздали поиграться, а там у кого на что фантазии хватило.

— Звезды и туманности, да мой красавец в жизни лучше не выглядел! — очнувшись от экстаза, восхищенно произносит Бас, которого, кажется, даже вторая молодость и возвращение в рамки Союза так не взволновали, как рыдваново преображение.

— Вот и берись уже за штурвал! — рявкает кэп. — По местам. Соколова, расчет гиперпрыжка.

Ага, она один уже рассчитала…

— …чего никак не сказать об его экипаже, если ты, конечно, имел в виду «Дерзающий», а не что-то более личное, — ворчливо отвечает Ксенакису Цилли, недовольно одергивая топорщащийся на свежеотросших персях комбез.

— Да в этом плане все обстоит не так уж плохо… — начинает было Рекичински и не падает замертво лишь потому, что до умения аннигилировать взглядом никого из нас, на его счастье, не прокачали.

— Чья бы ксехара мычала! — стремительно загарпунивает его за ворот не растерявшая цепкости и силы ручечка Соколовой. Не успевает он и глазом моргнуть, как вторая шкодливая лапка мстительно разрушает на корню всю идеальную прилизанность прически, создав на голове нечто среднее между лакийским гребнем и разоренным гнездом птухары.

— Да, — с нескрываемым удовлетворением соглашается Ярка, обозрев дело рук своих. — Имидж действительно ничто. Даже как-то вот полегчало сразу.

— Надави-ка ему лучше на глазик, — прошу я, быстренько проверяя работу энергосистем, впервые за все время моего знакомства с рыдваном — безупречную. — Хочу уже услышать всю историю от начала до конца, с подробностями, именами, паролями и явками. А как только он запоет старую песенку про нечипированного офицера безопасности, дави что есть сил. Или, может, лучше вы, капитан Вегус, уже введете свой натерпевшийся экипаж в курс дела? И мы что, после всего случившегося вот так просто, как ни в чем не бывало, дальше груз попрем?

— Ну, если ты знаешь другой способ его в пункт назначения доставить, то я внимательно слушаю, — хмыкает Варг. Движки набирают обороты, «Дерзающий» начинает разгон перед прыжком — так плавно и мощно по сравнению с тем, что было, что я даже привычного перегруза не чувствую.

— Ладно, отвезем буры и ботинки, а потом?

— А потом и думать будем потом, — отрезает Варг. Ну, он как хочет, конечно, а я до Совета Союза точно дойду! У меня там, незнамо где, родственники от Земли напрочь отрезанные остались! Пусть эти сиятельные генетики-самоучки туннель нам прокладывают для сообщения или хотя бы для эвакуации!

Ярка, тайком от кэпа сунув суперкарго кулак под нос, прыгает назад в свое кресло, принимаясь за вычисления.

— Лучше не надо, — вздыхает этот хитромудрый крысосвин. — Ради моей и вашей безопасности. Боюсь, еще не все закончилось. Чем меньше вы знаете — тем лучше для вас. И для меня.

— Рекичински. Или как там тебя на самом деле. Не буди во мне гены Праматери альф! Я и так на взводе, — цежу я, теряя остатки терпения. Но применить к его пяткам аналог угольков в виде горелки мешает тревожная сирена и багровый свет, разливающиеся по рубке.

— Внимание! Внимание! Красный сигнал опасности! — надрывается Бо. Да что опять такое?!

Глава 56. Кадет Соколова. Боевой духан

Непривычно длинная рука, подмененная в числе прочего злокозненной высшей расой, зависает над клавишей, так и не введя очередной серии координат. Вой сирены оглушает почище стенаний Шухера по треклятой задницерожденной деточке, возвращенной адорианскими стараниями к истокам. От залившего рубку багрового света по экранам пляшут истерические блики, отбрасываемые обновленным гламурным штурвалом. Спали меня Алголь! А вот. судя по всему, и вторая часть наглядного ответа на мой взятый обратно вопрос. На радаре стремительно растут очертания незнакомого корабля, а «Дерзающий» вдруг недвусмысленно содрогается.

Капитан Вегус комментирует постигшее нас кораблетрясение такими выражениями, что покраснела бы и королева зиркова роя. Если они вообще роятся, конечно.

— По судну произведен выстрел из плазменной пушки, отраженный защитными экранами. — докладывает Во. хотя все это уже и без него поняли. Плавали — знаем. Очередные охочие до чужих страпелек гуманоиды или ксеноморфы. И по всему видать, скоро недавняя беседа с высокомерными белобрысыми дылдами покажется нам верхом дипломатии и образчиком вежливого обращения. Потому как эти ребята, похоже, церемониться не собираются и даже смертоносную материю распылить за компанию с «Дерзающим» ничуть не боятся. То ли они настолько уверены в надежности ее финтифлюшечного хранилища, то ли им терять уже нечего, то ли они просто-напросто отмороженные на все головы, клешни и псевдоподии идиоты.

Круто выворачивая штурвал, молодой Бас обкладывает чужаков по зирковой матушке ничуть не хуже старого. От резкого маневра пол и потолок на мгновение меняются местами, мимо свистит обмякшая тушка слабонервного сакамарового агронома, чтобы затем смачно размазаться по обзорному стеклу. Следующий, педантично отмеченный Бо выстрел проходит стороной.

— Жми! — рычит другу кэп, лихорадочно роясь в картах этого сектора в надежде, должно быть, еще разок припрятать корабль в каком-нибудь астероидном поясе, поскольку отбиваться нам от агрессоров нечем.

— Опять твои приятели, гад ты на лапах?! — с яростью бросает в адрес липового суперкарго Нюк. стремительно бледнея от учиненных Басом горок. Веснушки ему. значит, вывели, и даже капюшон обратно на санайца присобачили, а вестибулярку подлатать не додумались? А может, это он от злости? Без привычных поцелуев солнышка инженерская мурзила выглядит как-то иначе. Если б не крутые виражи, потомок темпераментной Эдди, кажется, уже прыгнул бы на Рекичински и попытался того задушить.

— И надо вот было тебе каркать! — гневно шиплю и я, не оглядываясь на успевший заякориться в ближайшем кресле источник всех наших злоключений. Тут стекший с окна Шухер приземляется прямиком на голову Басу. Выглядит это так. словно медуза-переросток пожирает нашего пилота живьем. Причем, пожирает задницей, поскольку оседающее вниз лимбийское студенистое тело полностью скрывает Басилевса в то время, как голова экс-дока со всеми захлопнутыми ртами печально мотается наверху. А намертво припочковавшийся обратно к родителю Вражоныш при этом злобно кроет нехорошими эпитетами всех предков землян от австралопитеков до кроманьонцев.

Как комментирует свое поглощение сам пилот, не разобрать, но. кажется, из приличных слов там только союзы и предлоги. Несмотря на критичность ситуации, успеваю подумать, что зрелище чертовски напоминает самодельный кукольный театр моей бабули, где косорылые коровки и овечки напяливались на руку и призывали капризных внучков хорошо кушать. Погребенный под Шухером Бас беспорядочно дергает штурвал, и следующий выстрел тоже благополучно уходит в никуда — даже лучший борткомп противника не в состоянии предвидеть, что мишень вдруг замечется, точно подштанники фермера на веревке, в которые выводок славийских шершней набился.

Варг, свирепо оскалившись, срывает бедоносного агронома с пилотской головы и отшвыривает прямиком в заботливо открытый Бо шлюз. Раздается смачное «чпок». и лимбийская тушка уносится в коридор под аккомпанемент Вражонковой ругани.

— Трехочковый! — удовлетворенно констатирует Цилли — Лучше б ты и крокотана в нору не уложил на ежегодных соревнованиях в Хурхельме!

— Кэп. может, метнем его в нападающих?! У него ж к корме оружие пострашнее страпельки призвездячено, — предлагает Нюк, параллельно с дикой скоростью что-то там у себя на клаве отстукивая. Прогу маскировки для посвежевшего рыдвана строчит, что ли?

В другое время и в другом месте я бы искренне посочувствовала бедолаге лимбийцу, но сейчас меня мало трогает весь этот космический баскетбол. В конце концов. Шухер все равно в благословенной нирване и ничего не чувствует. Лишь бы и впрямь двойняшек там от шока не снес. Этого Галактическому Союзу, преодолевшему все кризисы, расколы и межзвездные заварушки, точно уже не пережить. Хотя, конечно, если нас вместе с «Дерзающим» чужаки распылят на кучу мелких, но идеальных (не то что до встречи с высшей расой) кусочков, мир будет спасен.

Однако почему-то подобная перспектива не слишком меня воодушевляет. Должно быть, еще просто морально не дозрела до такой степени жертвенного патриотизма. Поэтому параллельно с кэпом я судорожно шарюсь в своем компе, на котором высвечиваются ближайшие объекты сектора. Ну хоть бы какой завалящий метеоритный поток, что ли! Но как назло все чисто. Так же. как в наших орудиях, с которых адорианцы. черная дыра дери, ржавчинку снять позаботились, но хотя бы парочку симпатичных торпед в них загнать не удосужились.

Бас проворачивает еще несколько головокружительных маневров — хвала всем солнцам Веги, опыт после адорианской омолодительной терапии остался при нем. Противник снова мажет, но как коборука ни кинь — всюду из колонистов блин. Ответить на обстрел нам решительно нечем, кроме отборного вселенского мата, который и оглашает рубку, когда «Дерзающий» вдруг резко теряет скорость и начинает сотрясаться, точно в приступе звездной лихорадки. Тихий ровный гул работающих пространственных двигателей сменяется коротким взвизгом и завыванием, словно обездоленный Шухер где-то в коридорах забацал на волынке из несостоявшегося внучка реквием по вросшей в его корму деточке.

— Защитный экран по левому борту деактивирован, двигатель поврежден. — отчитывается Бо — вероятно, единственный, кто в эту минуту способен еще изъясняться приличным общегалактическим языком.

— Алголь вам в душу! — нечеловеческим голосом ревет пилот. — Зирковы выплодки! Мой корабль! Да за это я намотаю ваши ксеноморфные кишки на дюзы и…

Поведать в подробностях, что он сотворит с негодяями, смахнувшими пыльцу новообретенной невинности с нашего рыдвана. Басу не удается. Чтобы увести лишившийся левого экрана «Дерзающий» от очередного выстрела, пилот закладывает безумный вираж, и мы словно в пропасть ухаемся. Не успеваю я обрадоваться, повиснув в кресле вниз головой, как взгляд упирается в экран радара. А на нем быстро растут две новые точки.

— Они окружают! — ору я, и тут мы на мгновение возвращаемся в нормальное положение, чтобы затем покувыркаться дальше. А на дисплеях вспыхивают белые сполохи — уцелевшие экраны отражают выстрелы уже с другой стороны.

— Силы противника прибывают, мои запросы и требования игнорируются. — сообщает Бо и прибавляет вкрадчиво: — Не разумнее ли выбросить условный белый флаг? Протокол АХ-650.2.1.2 рекомендует в случае…

— Нет у нас никакого сраного белого флага! — огрызается Варг, шарахнув пудовым кулачищем по приборной доске и на корню пресекая пораженческие настроения.

— Метеоритный рой тебе в процессор!

— Да чтоб ветераны Звездного Флота перед каждым гирганейским выползком вскидывали лапки, точно пищаги после мора! — гневно вторит ему Бас.

— Глуши движки, или ублюдки решето из корыта сделают. — требует вдруг капитан и добавляет, повернувшись к изрядно взболтанному экипажу: — Приготовиться к рукопашной!

— Вот это прям очень неожиданно. — подает голос Нюк. прекратив тарабанить по кнопкам и уставившись на кэпа округлившимися от удивления глазами.

— Очень вовремя! — подхватывает так некстати проапгрейденная Цилли.

— Зарядов к бластеру пищага нарыдала!

— Где моя швабра?! — подскакиваю я, нетерпеливо дергая застежку амортизационного ремня, и она — о чудо адорианской мысли! — срабатывает с первого раза, буквально вышвырнув меня из кресла.

— Где моя Тася?! — срывается следом Стратитайлер и тут же останавливается как вкопанный возле Рекичински. недобро прищурившись. — Им ведь нужен ты. Только попробуй слинять. Только попробуй. Я тебя на другом конце Вселенной достану. Ярк. куда я сеть засунул, которой Вражонка ловили, не помнишь? Упаковать бы этого джокордыша.

— Я тоже буду… врукопашную. — хмуро заявляет Рекичински, поднимаясь из кресла. — Я на вашей стороне.

— Теперь-то да. Без страпельки ты яйца выеденного не стоишь. — фыркает Нюк.

Раздраженно отбросив так и лезущие в глаза возмутительно прямые волосы (спасибо неким стилистам сверхрасы, гори они звездным пламенем!), с некоторым сомнением кошусь на суперкарго. Конечно, за это время я к нему попривыкла, да и Вражоныша мы с Рекичински вполне себе дружно ловили… Да вот только с такими друзьями, любителями походя совать в свой карман чужую смертоносную материю, надобность во врагах отпадает напрочь.

— Возьми тогда ту ржавую железяку, что ли, которой Омена гонял, — предлагаю ему. — Хотя после глобального апгрейда она. может, и обратилась между делом в слепящее зеркальным сиянием чудо техники… Но если огреешь ею кого-нибудь не того — даже из недр черной дыры тебя выколупаю, имей в виду. — успеваю добавить я зловещим шепотом, со всех ног припуская на поиски собственного безотказного оружия. Не то чтобы я и впрямь верила в победу пожранных коррозией запчастей и швабр над всерьез вооруженным агрессором, но белого флага и в моем арсенале отродясь не водилось. Все. что могу выкинуть вместо него — цветастое бельишко, от которого даже у самых смирных славийских бычков все шесть глаз сразу кровью наливаются. Так что с Варгом я полностью солидарна — в джокордов яйцеклад ссыкливые протоколы АХ-сколько-то-там. Драка так драка!

Пока мы вооружаемся чем Кхара послал, противник перестает палить по «Дерзающему». Ровный голос Бо информирует, что нас взяли в кольцо, и на радаре появился тяжелый крейсер. — По скафандрам, зирковы дети! — рявкает Варг по интеркому. Это напоминает мне сразу о двух вещах: об уплывшем в глубины рыдвана Шухере с его потенциально смертоносными хвостодвойняшками и о том, что на мою долю, очевидно, достанется скафандр с его… хм, плеча. Хотя никаких плеч у лимбийцев. с земной точки зрения, конечно, нет. Все бы ничего, только что в разгар боя с лишними рукавами делать? Разве только вокруг пояса обмотать. Но для начала надо по-скорому отыскать экс-дока (или правильнее — доков, учитывая, что он теперь два в одном?) и отбуксировать его тушку в капсулу. Пусть там почивает, один астероид в рукопашной от его агрономических талантов никакой пользы.

Шухера, растекшегося печальной медузой по полу коридора, я нахожу быстро. Носком ботинка опасливо потыкав в один из хвостов и получив в ответ порцию басовитых проклятий, успокаиваюсь — пока ничего не отпало. Пообвыкся уже бедолага со стрессом. Ухватив лимбийца за пару не склонных к перерождениям в Оменов щупалец, на антиграве буксирую упитанное студенистое тело в компенсационный зал и несусь к стойке со скафандрами.

Туда же приносится взмыленный Нюк с Рори под мышкой и в сопровождении странной какой-то Таси. Вроде такая же как всегда… а вроде и нет.

— Привет, мальчики, — невозможно кокетливо произносит она. кинув обворожительный взгляд в сторону пакующегося в противометеоритник капитана и помахивая огромным мясным топориком. — Кому тут зад надрать нужно?

— До базовой откатили?! — возмущаюсь я.

— Не. какой-то симбиоз из программ забацали, я ее за приготовлением обеда из концентратов застал. — сопит бортинженер, живенько одеваясь. — Сказал, что на нас напали враги, считающие ее корму слишком толстой, а еду — недосоленной. Обещала драться как зверь, — добавляет он тихонечко.

— Да ты само коварство! — поражаюсь я. тщетно пытаясь разобраться с перепутанными рукавами и штанинами Шухерового противометеоритного наряда.

Уже наполовину ввинтившийся в ставший ему широковатым скафандр Бас вдруг замирает и хлопает себя по лбу так. что рыжие вихры аж подскакивают.

— Вспомнил! — орет он. — Я ж вспомнил, где те консервы остались, черная дыра их дери! Мы ж их тогда после дня космического десантника в трюм для транспортировки радиоактивных грузов засунули!

— Они уже тогда были не свежак. А теперь, поди, так протухли, что вонь джокордовой мамочки покажется адорианским розарием. — хищно ухмыляется Варг. — Расперло банки как беременного коборука. Взрываться будут почище водородных бомб!

Пилот стремительно выпрыгивает обратно из скафандра, сует его мне. гаркнув: «Надевай!» и весьма резвым аллюром уносится куда-то вниз по трапу.

— Держи мой, он тебе лучше подойдет, — неожиданно встревает и Рекичински. примчавшийся в отсек с какой-то увесистой железякой наперевес. И она действительно блестит так. словно ее весь экипаж, схлопотавший наряды вне очереди, зубными щетками надраивал. Поскольку стараниями сверхрасы я изрядно прибавила в росте, скафандр пилота мне теперь не так уж и велик, но разве некая хитрожопая личность не заслужила покорячиться в лимбийском многоногом прикиде? Поэтому я без разговоров соглашаюсь на обмен — хватит с Баса и репутации Алого Алконавта, пусть уж на этот бой он выйдет в приличном гуманоидном обличьи.

Снаружи по корпусу начинает что-то шаркать и скрежетать, и Бо с легким оттенком паники в голосе докладывает, что чужаки пытаются проникнуть на борт. И все молчком — никаких попыток установить с нами контакт или выдвинуть какие-либо требования агрессоры не делают. Как и подключиться к Бо. Может быть, их система программирования в корне отличается от земной.

— Шлюз ковыряют. — зло констатирует Варг, проверяя заряды у своего бластера.

— Ковыряйте, ковыряйте… новенький корпус так просто не вскроешь.

Бегом возвращается Бас. волоча на антигравитационной тележке несколько подозрительно вздутых пластиковых ящиков. Надписи на них на каком-то незнакомом мне алфавите, и о содержимом консервов можно только догадываться. Какие-нибудь особо токсичные зегальдские хищные бобы?

Оглядев свою команду мечты, вооруженную чем Кхара послал, капитан Вегус с ухмылкой обещает всем нам награды за храбрость, скорее всего, посмертные, и велит рассредоточиться по центральному коридору так, чтобы сначала в бой пошел огнестрел. потом токсичные консервы, а дальше уже то. что под руку подвернулось.

Бас. Цилли и кэп. вооруженные бластерами, занимают первую линию обороны, нам остается вторая. Перехватив поудобнее верную швабру, которая после модернизации теперь еще и огонь извергает, готовлюсь стойко встретить врага и не посрамить пращуров.

— Кадет Соколова, если нас все-таки распылят на молекулы, хочу сказать, что рад был служить с тобой на одном судне. — заявляет Нюк, проверяя плазменную горелку. — Это было прикольно. И вы все мне тоже нравитесь! За исключением тебя, крысоухая змея. — добавляет он для Рекичински.

— В любом случае это была самая крутая практика, разрази меня сверхновая! — оттопыриваю я большой палец. — И я горжусь, что мы все — одна команда!

— За исключением меня? — осведомляется занявшая соседнюю позицию крысоухая змея, пытаясь обмотать вокруг пояса болтающиеся отростки скафандра. Из-под Шухеровой сферы голос Рекичински звучит приглушенно.

— Не, без исключений. — расщедриваюсь я. Надо ж и ему боевой дух поднять. Да и вообще… все мы сейчас в одной лодке. Ну, или на одном рыдване.

— Не воображайте, будто я разрыдаюсь от умиления и отменю все заработанные вами штрафы. — хмыкает Варг. Его аж колотит от азарта. Соскучился, наверное, по доброй драке. На Нюкии все в плену да на праздниках торчать пришлось.

— Бо, гаси свет! Врубайте ночное видение.

— Выживем — все сортиры отполируем до Ригелева сияния! — оптимистично обещаю я. Коридор погружается в темноту, и сфера, переключившись на ночной режим, делает окружающее пространство зеленовато-серым. И на этом призрачном фоне особенно ярко и четко светится контур шлюзового люка, ковыряемого лазером или чем-то вроде того. Да наш многострадальный рыдван сейчас просто-напросто вскроют, точно консервную банку! Это еще хорошо, что мы в скафандрах — похоже, охотникам за страпелькой чихать на все законы морали и гуманизма, а наши жизни заботят их не больше, чем Варга — здоровьичко вышвырнутых им за борт у Альдебарана джокордов.

Под столь активным напором даже обновленнный люк долго не выдерживает и поддается. Но. вопреки скверным предчувствиям, сигнала тревоги по поводу стремительно усвистывающего в вакуум воздуха не звучит. Подтверждая мою догадку. Бо рапортует, что была произведена стыковка с вражеским крейсером. Вот уж спасибо за оказанную честь, спали их Алголь! То ли мы нужны гадам (хотя бы временно) живыми, то ли они просто побоялись, что страпельку может тоже к зиркам вынести в открытый космос.

— Великая гравитация, а мне-то что делать, если весь экипаж ликвидируют?! — впадает в панику Бо.

— Выроешь из памяти подходящий протокол и довезешь зирковы буры зирковым горнякам! — рявкает Вегус.

Затаив дыхание, жду, кто же появится в открывшемся проеме? Какие-нибудь пренеприятные арахноиды или склизкие бесформенные комищи протоплазмы? Протыкать мне их рукояткой швабры, топтать ногами или же сходу размазывать по полу и отжимать в ведерко?

Реальность огорчает и разочаровывает. Ночное зрение вырисовывает вполне себе гуманоидные фигуры, только что оттенка недельной давности утопленников — но и это не их особо гнусный чужеродный отличительный признак, а всего лишь особенность цветопередачи устаревшего прибора. Ну, кем бы вы. джокордовы выползыши. ни были, сейчас мы зададим вам славийского атомного перца!

В битву вступает первая линия обороны. Лучи бластеров вперемешку с заморозкой скашивают первую пару фигур, и их товарищи резво рассредотачиваются. а кое-кто укрывается, распластавшись за упавшими телами. Чей-то выстрел отхватывает кусок переборки, и мне чудится судорожный вздох пилота в динамиках шлемофона. Недолго же наш раритет в новеньких красавчиках проходил, не успели в свою галактику прибыть — и нате пожалуйста, его снова усиленно возвращают к прежнему рыдванистому состоянию! Из своего укрытия вижу, что агрессоры тоже вооружены, но стреляют их приблуды без всякого видимого и звукового эффекта, поэтому понятия не имею, палят ли эти гады на поражение или используют какой-то аналог парализующего станнера?

Сами по себе мы вряд ли представляем для них великую ценность, но страпельку разнести на кусочки они вряд ли же хотят? Хотя, может, и хотят. Мало ли двинутых на все дюзы… Вдруг они спят и видят масштабный конец света? В общем, сильно обольщаться, что нас сходу не превратят в шесть кучек пепла, вероятно, не следует. И будет потом «Дерзающий» вечно скитаться по просторам галактики с нашим спящим лимбийским двухвостым красавцем. После того, как ботинки горнякам довезет, само собой.

Впрочем, поразмыслить над подобными перспективами все равно времени нет. Один из нападающих, подбитый кем-то из наших, очень кстати подкатывается ко мне и тут же получает шваброй в лоб. Рукоятка смачно тюкает по шлему, словно кий по бильярдному шару. На агрессоре не противометеоритник, но определенно какой-то защитный костюм, прочность которого я тут же проверяю гравиботинком и кустарным огнеметом. Жаль, свое оружие паразит обронил раньше, чем долетел до меня.

Тут бластеры, очевидно, выдыхаются — стрелки отступают. Варг дает отмашку, и на первую линию обороны выходит тяжелая артиллерия. Нюк управляет движениями Таси также, как во время Игр. и ринувшиеся было с новыми силами на приступ захватчики натыкаются на настоящую ракетно-консервную установку. Банки рвутся что славийские бешеные арбузы, расшвыривая мерзкое содержимое и клубы какого-то наверняка токсичного газа. Запаримся потом корабль проветривать… а что делать? Альтернативы нет. Что-то рядом со мной лопается, разметав кучу несимпатичных ошметков по переборкам. Ой-ей. да это ж вроде затлевший уже от пощекотывания огнеметом поганец! Лучше бы мне на время бомбардировки от использования этого оружия воздержаться, а то придется потом Таисье и мои клочья со стен и потолка оттирать.

— Я же только что все пропылесосила! — не своим голосом взревывает вдруг роботесса. продолжая остервенело посылать на голову врагов начиненные крепким ботулизмом полувековой выдержки снаряды. Стратитайлер откровенно веселится, крича, что ни один симулятор ни одной самой продвинутой игрушки не способен дать таких потрясающих ощущений.

Воцаряется хаос. Ахают банки, орошая шлемы вражеской орды устрашающего вида субстанцией непередаваемого оттенка полежавшего неделю на солнце Нимы яйца уткотрана. Хотя, возможно, дело все ж в расстроенных регулировках цвета на приборах ночного видения. Нападающие что-то глухо и возмущенно бубнят. Ага. не ожидали такого, червескунсы позорные?! Газ зловеще заполняет коридор, грозя рвануть. Агрессорам приходится отступить назад к шлюзу, и тут снаряды, к нашему великому сожалению, заканчиваются. Перегруппировавшись, поганцы снова бросаются в атаку, то и дело оскальзываясь на зловонной жиже и падая. Но даже Бас уже прекратил стонать по поводу нанесенных его прелести увечий.

— Таисья, живо назад! Соколова, огнемет! — командует Варг, и я, высунувшись вперед, обдаю нападающих струей пламени. Газ из консервов пыхает. прокатившись огненным клубком по коридору, и нас всех расшвыривает взрывной волной по разные стороны узкого поля боя. Слава Кхаре. противометеоритники и это выдерживают! Немедленно срабатывает отлично отлаженная адорианцами система пожаротушения, и из-под потолка на нас обрушивается целый водопад.

— Ядрено ядро галактики! — пыхтит Нюк. делая неуклюжие попытки выбраться из-под придавившей его Цилли. Не проапгрейдь ее сверхраса, вряд ли бы это у него получилось.

— Впере-е-ед! — ревет Варг, бросаясь на деморализованного противника, который ТАКОЙ обороны уж точно не ожидал, и издает боевой клич родной планеты, который немедленно подхватывает крошка-механик: — Варгана ам-агор!

Я бросаюсь следом за ними, лупцуя обоими концами швабры всех агрессоров, что попадают в поле моего зрения и тех, что не попадают — тоже, наугад. Прям как наемник-звездный ниндзя из свиты какого-нибудь туземного царька, размахивающий направо и налево своим боевым посохом во время народного восстания! Под ногами чавкает, смесь из консервов и воды становится еще более скользкой, и все периодически валятся с ног и без моей помощи, создавая еще больше хаоса.

По левую руку от меня Рекичински методично орудует своей железякой, сшибая неумолимо продвигающихся вперед гуманоидов с ног. Справа Нюков Рори азартно запускает свежеотрощенные зубы во вражеские комбинезоны, а сам наследный принц Нюкии наконец-то пробует спалить кое-кому из агрессоров волосы в носу плазменной горелкой. Варг с удовлетворенным рычанием расшвыривает очередных охотников за страпелькой пудовыми кулачищами — с ними, в отличие от высокородных адорианцев. миндальничать ни к чему. И кэп явно наслаждается процессом, особенно когда вражины с его подачи впечатываются головами в переборки. Не отстают от него и Цилли с Басом, хоть модифицированная фигура бортмеха куда как меньше прежней заточена под такие единоборства. Разъяренная Тася тоже бьется врукопашную, норовя отхватить неосторожные конечности мясным топориком или прихваченной с камбуза овощечисткой.

Однако нападающих меньше не становится — прут и прут, точно переселенцы отсталых миров за гуманитарными наборами из галет, самостирающихся носков и противозачаточных пластырей. И у меня такое чувство, что павшие в ходе боя либо воскресают обратно, либо просто дисциплинированно покидают поле битвы, чтобы не мешать остальным. Решительно никого из сраженных раньше на прежних местах я не вижу. Если, разумеется, не считать отдельных, приставших к стенкам, кусочков.

Противник продолжает нас теснить. В конце концов мы оказываемся в грузовом трюме и отбиваемся, маневрируя между контейнерами с ботинками и бурами и по возможности прикрывая друг другу спины. Уже разряженная огнедышащая швабра в последний раз врезается аккурат в объект поклонения нашего отставного пупкофила, и тут я вижу направленный мне в лоб пистолет.

— Ярка! Ярка, ты где?! — надрывается потерявший меня в пылу боя Нюк. Ответить я уже не успеваю, мелькает только в голове мысль, до чего же эта штуковина похожа на обычный земной станнер, и тут. во второй раз за какие-то сутки, меня накрывает темнота. И против нее бессилен даже наш ПНВ эпохи первой Басовой молодости, когда все. по убеждению пилота, делалось растущими из адекватных мест конечностями и на века.

Глава 57. Нюк. Космический театр самодеятельности

О-о-оу, великая квантовая гравитация, до чего ж башка-то трещит, будто после пары-тройки «Вулканов Нимы»! А почему так темно? Я что, ослеп?! Никак Соколова буравчик из тайника вырыла, чтобы наш апгрейд обмыть? В упор не помню, чтобы вкушал этой смертоносной амброзии… я б ее и лизнуть-то не рискнул.

Пару раз крепко зажмуриваюсь, старательно хлопаю ресницами, но прозрение так и не наступает. Однако с моими видоискателями, похоже, все в норме, просто вокруг непроглядная темень. Тело, как и центральный процессор, какое-то вялое, тяжелое, будто на рыдване снова гравитатор забарахлил. Кое-как приподняв свинцовую руку, шарю рядом с собой — пол вроде бы самый обычный… так, а это чья-то тушка, похоже? Какой-то подозрительно знакомый овал…

Хрясь! Роскошная оплеуха рассыпает в темноте мириады звезд. Даже целые галактики. И мигом приводит в чувство, что твое ведро воды со льдом. Мы, похоже, в плену. И я только что потрогал за молочную железу кого-то из женской части экипажа. Надеюсь.

— Ай! — восклицаю я, отдергивая руку и потирая ушибленную щеку. — Драться-то зачем, я ж просто двигался на ощупь!

— Предупреждать надо о начале движения звуковым сигналом, — мрачно отзывается из темноты Цилли. Ой. Неудобно вышло. Хотя апгрейд что надо… Твердая десятка тому, кто над ней колдовал.

— А остальные где? — спрашиваю я, чтобы сменить тему. И чтобы узнать, где остальные?

— Без понятия, — ворчит Ибрагимбек, судя по звуку, переводя тело в сидячее положение. — Я очнулась от того, что по мне чья-то лапешка загребущая шарит.

Мысленно вознеся адорианцам хвалу: ведь только благодаря их подарочкам моя башка после затрещины не напоминает Тасин печенюх, следую примеру бортмеханика и не без труда сажусь. Тэк-с, скафандры с нас стащили, но хотя бы термаки оставили. И на том спасибо.

— Есть кто живой? — вопрошаю в темноту.

— Зиркова сила! — отзывается малость осипший голос Соколовой откуда-то из противоположного угла. — Даже когда меня соседская хищная груша через забор фермы метнула, в башке не так колокола во славу священной каракатицы фигачили…

— Ярка! Живая! — радуюсь я, пока воспоминания, предшествовавшие пробуждению, пятнами вспыхивают в сознании, пытаясь сложиться в одну картину. Последнее, что помню… как я на магнитах гравиботинок вишу вверх ногами под потолком трюма, а меня оттуда из какой-то пукалки ссадить пытаются. Перед этим я как раз Соколову из виду потерял… Рори!

— Рори, малыш, ты здесь?! — зову я, но больше никто не откликается. Комп с запястья тоже испарился, а без него от имплантов толку мало. Надо было чип для управления всандалить, не лениться!

Медленно, на четвереньках, обследуем помещение, в котором нас заперли, но никого больше не обнаруживаем. Каюта невелика и совсем пуста. Гауптвахта, что ли?

— Будем надеяться, что нас просто разделили, — произносит Цилли. Глаза немного привыкают к полному мраку, и я вижу очертания девчонок в серебристых термаках. Ярка даже в темноте то и дело смахивает лезущие в лицо волосы.

— Обшмонали, гады санайские, — ворчит она, сердито хлопая ладошками по комбезу. — У меня в кармане фонарик был и пара шоколадок на черный день, а теперь пусто, как в вакууме. Вот же мародеры ползучие, Вражонковы братцы!

— От шоколадки я б сейчас не отказался, — вздыхаю я, пытаясь путем давления ладоней на виски изгнать из головы мерзкую тяжесть.

— Чем это они нас, интересно? И где мы вообще?

— Не на «Дерзающем» — факт, — откликается Цилли. — Послушай, как движки работают.

— Чет я ничего не слышу, — бурчу я, постукивая по импланту пальцем, чтобы прибавить звук в режиме прослушки окружающей среды. Однако судно точно движется, по вибрации корпуса чувствуется.

— То-то и оно, — назидательно произносит бортмех.

— Конкретно в меня саданули из станнера, — подает голос Соколова. — Ну, или из чего-то очень и очень похожего. Ими патрульные и разведчики пользуются, когда надо на приличный срок полностью вырубить противника, не убивая его. Видеть такие штуки приходилось, а вот на своей шкуре испытывать до недавнего времени — нет…

— … что даже удивительно, с твоим-то характером. — подхватываю я. — У нас на Земле похожие копы юзают. Весьма лайтовенько по сравнению с этим, доложу я вам. А вот от нудных занятий у психолога, где мне долго втирали, почему не стоит так плохо вести себя будущему эмиссару человечества в глубоком космосе, башка точно так же трещала.

— А этот мозгоклюв случайно не рассказывал, как быть эмиссару человечества, если он окажется взаперти в самом глубоком трюме зиркова мать ведает чьего корабля? — мрачно интересуется Цилли, аккуратно простукивая стены по периметру.

— Не-а. Это был абсолютно бесполезный бубнеж о морали, нравственности и ответственности, которые я, собственно, и попрать-то толком не успел. Однако альтернативой светил сеанс биоэлектронной коррекции мозга, так что, сама понимаешь… выхода у меня не было.

— Собственно, его и сейчас нет, — ворчит Соколова, тоже шаря по переборкам нашего узилища в поисках двери. — Пожалуй, я поспешила взять свой вопрос обратно. Было бы вовсе не лишним узнать, в чьи руки или псевдоподии нас угораздило угодить…

— Извини, но вряд ли ты теперь дождешься ответа. Потому что я задушу этого гада сразу, как только увижу… — зло обещаю я, прислушиваясь к возникшим в имплантах звукам, очень уж похожим на шаги. — Нет, на одну конечность наступлю, а за вторую дерну как следует.

— Если увижу, — поправляет Крошка, а Соколова ржет, что сеансы коррекции моего поведения, без сомнений, пропали втуне. От дружелюбия и примерного поведения вдалеке от цивилизации на деле толку мало — факт.

— Кто-то прется, девчонки, — предупреждаю я.

— Они нас настолько всерьез не воспринимают, что даже руки не связали, или их так много, что потеря в неравном бою пары-тройки товарищей ребят совсем не беспокоит? — рассуждает Ярка, нащупав наконец то, что сочла дверью. — Прикинемся мирными воробьиными гидрами или затаимся у выхода и сократим численность вражин в беспощадной и бескомпромиссной рукопашной?

Ответить мы не успеваем: как раз в этот момент вспыхивает яркий свет, на очередные пару минут лишив зрения, а когда способность видеть возвращается, в наши воздухозаборники уже упирается куча разнокалиберных стволов. Да и на рукопашную нет никаких сил.

— Хэнде хох, да? — мрачно уточняю я у одинаковых фигур в одинаковых комбезах и непрозрачных сферах, знаками велящих задрать коряпки вверх.

— Это на каковском? — интересуется любопытная Соколова, не подозревавшая во мне таких лингвистических познаний.

— Это на старонемецком…

— В плоском кино слыхал?

— Угу.

А нас уже подпихивают по коридору ультрасовременного корабля, должно, быть, в сторону допросной. Или шлюза. А может, и утилизатора крупного бытового мусора. Как знать? Вот, мы куда-то на лифте пилим. Точно к утилизатору. Если Рекичински раскололся, что страпельку прибрали к рукам адорианцы, нас только на переработку отправить и остается. В эти тылы галактики никто нас искать не ринется. Спишут «Дерзающий» как пропавший без вести и папочку с делом в архив свалят. Первые мы такие, что ли?

В очередной раз мысленно прощаюсь с нянюшкой, когда конвой вталкивает нас в помещение побольше карцера, но также напрочь лишенное иллюминаторов. Словно кто-то из нас непременно ломанулся бы через них спасаться! На подвижной мордахе Соколовой читается интенсивная работа мысли: она явно так и не определилась, стоит все же прикинуться безобидной воробьиной гидрой или не разбаловывать противника и сразу идти тяжелой поступью варганской дипломатии. Достойнейший сын этой планеты тоже здесь присутствует в компании со взъерошенным Басом и зирковым суперкарго, чтоб ему провалиться еще дальше адорианской секретной галактики! В отличие от нас, эта троица скована по рукам и ногам. Меня начинают терзать смутные сомнения…

Не имея понятия о сложившейся ситуации, предпочитаю помалкивать, покуда меня никто не спрашивает. Да и Рекичински душить пока обожду. Судя по мрачным мордам кэпа и пилота, тут вовсю идет допрос, и руководит им невысокий мужичок совершенно стандартной среднеземной внешности. Окинув нас с девчонками недобрым таким взглядом — прям Вражонка так живо напомнил! — он поворачивается к Варгу и, постукивая какой-то продолговатой штуковиной по ладони, произносит на хорошем общегалактическом:

— Если вы немедленно не скажете правду, мы будем пытать ваших женщин!

Еле слышное «хрю» с трудом сдерживаемого Соколовой смеха довольно отчетливо отдается в выкрученных на полную имплантах. А у меня от такой идентификации аж в зобу дыхание спирает!

— Вот это мы встряли, сестрица Нюкия, — выдавливает Ярка наконец, уже просто пунцовая от попыток не заржать в голос. Смешно ей еще в такой ситуации, я вот совершенно не хочу участвовать в пытках ни как женщина, ни как мужчина, ни как мультигендер! Блин-печенюха, я что, в самом деле даже без гречишных персей так похож на девчонку?! Или они уже какой-то особо сложный тест на ДНК успели провернуть, пока мы в отключке валялись? Ну, и Цилли туда же, того гляди лопнет! Да и остальные не отстают — щеки дуют, видоискатели пучат. Один Бас, кажется, едва замечает, что женской части экипажа по милости враждебных гуманоидов прибыло: он занят метанием страдальческих взоров на неуместно веселый потенциальный объект пыток и злобных — на наших захватчиков.

Неадекватная реакция на угрозу явно озадачивает ведущего допрос чувака.

— Вам что, смешно? — прищурившись, интересуется он. — Разве земляне не дорожат своими самками?

Тут уж у Соколовой даже уши начинают двигаться от тщетных попыток удержать гогот в себе.

— Ладно, ржите уже… — обреченно вздыхаю я, предусмотрительно убавляя звук. — Какая уже разница — от пыток умереть или от смеха.

— Конкретно за эту… самку… сама Многоокая Праматерь нашлет на вас гнилосыпную паршу и кометную дизентерию, — с усилием выговаривает наконец Ярка и заливается уже в голос, чуть не сгибаясь пополам от хохота. За ней грохают и все остальные.

— Я — наследная принцесса Нюкии-Землянды, и вы крупно попали, засранцы, — повеличественней насупив брови, сообщаю я, поскольку единственный из допрашиваемых могу нормально говорить. — Немедленно отпустите нас! С почестями. И припасами. Или изрядно пожалеете.

— Вот это точно, — подтверждает кэп, проржавшись. — Уж я сколько раз пожалел, что с этой монаршей особой на одном борту оказался. Гальюнной магией владеет. Сортиры запечатывает одним движением жопорук.

— Вы атаковали раритетное, антикварное судно, жемчужину земляндской короны! — добавляю я для увесистости, уже сам с трудом сдерживая ржач. — И будете отвечать перед судом Галактического Союза!

Организатор допроса смотрит на нас, как на душевнобольных, а затем, чуть наклонив голову, негромко говорит что-то на незнакомом языке — должно быть, совещается с вышестоящим начальством. Ну, или с местным доком. На предмет вменяемости добычи.

— Наследная принцесса лично возит на жемчужине королевского флота снаряжение и буры для геологических изысканий? — спрашивает он, вперив в меня свои неприятные зыркалки. Уже и в грузе порыться успели, мародеры!

— Интересы короны — не твое зирково дело… смерд! — припоминаю я старинное оскорбительное слово. Но смерд не оскорбляется — должно быть, не любитель плоского кино, да и о зирках даже краем уха не слышал. Да кто же вы такие, черная дыра вас подери?! Ведь во всех пяти галактиках ни одна из освоивших космос гуманоидных рас настолько не похожа на землян, кроме самих землян и их колонистов.

Не повышая голоса и не меняясь в лице, он говорит:

— Возможно, мы не учли специфики вашей культуры. Поэтому сделаем по-другому, — и без лишних слов тычет штуковиной, которую до этого вертел в руках, в Рекичински. Выплодок санайской кобры судорожно дергается и грохается на колени. Оковы бодро позвякивают, когда ему прилетает второй тычок, и он уже растягивается на полу, трясясь, точно Шухер перед гиперпереходом. Гуманоид на суперкарго даже не глядит — теперь он буквально ввинтил свои невыразительные видоискатели в наши физиономии. Мне-то, конечно, до андромедовой туманности страдания этого поганца. Хоть я и предпочел бы самолично его прикончить. А вот Ярка вдруг совершенно меняется в лице. И в следующее мгновение на ее шкодливой моське появляется совсем не свойственное Соколовой выражение. Антихарактерное, я бы сказал. Кажется, оно призвано изображать забитость и покорность судьбе, но выходит не то чтобы очень натурально. А уж когда она театрально вскидывает ладошку куда-то чуть повыше желудка и ахает, точно лимбиец, которому отрубили интергалактическое вещание на самом интересном месте сериала, я начинаю подозревать изрядный подвох.

— Прекратите! — воздевая свободную от печеночной колики руку к верхней переборке, голосит она. — О Кхара, вы же убьете его!

Кажется, Яромила тоже поглядывала краем глаза какое-то древнее плоское кинцо. Причем, весьма посредственного качества. А может, как раз в лимбийских сериалах приемчиков нахваталась? Бедолага Бас от неожиданности аж рот приоткрывает. Зато допрашивающий нас подозрительный гуманоид вроде бы облегченно выдыхает и сосредотачивает все внимание на кадете. На нас с Цилли, жестокосердных дочерей Землянды, не ведущихся на его устаревшие на пару тысячелетий методы, уже и не смотрит.

— Если вы не скажете, где находится похищенный им предмет, убьем! — с готовностью подтверждает он и для верности еще разок наподдает лежащему кулем Рекичински своим шокером. Правда, секундой спустя ему прилетает обраточка пониже пояса рефлекторно дрыгнувшимся гравиботинком. Но вражьего сына это не пронимает. То ли комбез у него с такой хорошей защитой, то ли он и не землянин вовсе, и в ширинке у него ничего существенного не занычено.

— Не надо, пожалуйста, перестаньте! — картинно стенает Ярка, молитвенно сложив крепкие ручечки, куда лучше заточенные под нокаутирование лакийцев, чем под трогательные, умоляющие жесты. — Я сделаю все, что вы прикажете! Не убивайте нас! Я вам все каюты отдраю! И завтраки буду готовить! У нас греча на судне осталась… высшего сорта!

Она сверлит поганца преданным взором голубых пуговиц и теребит растрепущие волосы, пытаясь состряпать косичку. Видимо, для большего антуражу. Раз уж моя принцесса его не впечатлила, может, на скромную допотопную домохозяйку купится? При этом Ярка по старой привычке пытается взирать на вражину снизу вверх, да вот только она так подросла, что тот даже помельче нее будет. Так что траектория ее взгляда основательно искривлена. О, Кхара, дай мне сил не заржать, дабы не испортить какой-то скороспелый ее план! Особенно при виде капитановых ледышек, округлившихся до размеров айсберга, потопившего легендарный «Титаник».

— Для бытовых нужд мы используем автоматику, — бесстрастно отвергает ее великие жертвы чужак. — Нас интересует лишь один вопрос — где страпелька?

— Разве ж автоматика так сварит… она ж… без этого… без огонька все делает, — с сожалением замечает Соколова и добавляет как бы между прочим: — А страпельки у нас сейчас нет.

— Так где же она? — терпеливо повторяет гуманоид, слегка напрягаясь.

— Мы ее спрятали… в одном надежном месте. Что мы, из зиркова яйцеклада выпали, такую штуковину за собой по галактике таскать? — несколько вываливается если не из зиркова яйцеклада, то из своей роли Ярка.

— Кадет! — предостерегающе гаркает Вегус, подхватывая ее игру. — Молчать!

— Яромила! — растерянно вторит ему рыже-пунцовый Басилевс.

— Не слушайте ее! — включаюсь и я. — Она у нас это… дурочка, в общем! Из жалости подобрали на одном астероиде. Посуду там мыть да гальюны драить. Медицина тут бессильна. Не пропадать же ей теперь с голоду?

И пытаюсь ладошкой прикрыть Яркин говорильный аппарат. Соколова отшатывается, на мгновение выходит из образа, пульнув в меня ну-гаденыш-погоди взгляд, и снова корчит перепуганного насмерть крошку-енотика.

— Где страпелька?! — тут уж даже в ровном голосе этого типа начинают проскальзывать весьма нервные нотки.

— На одной отдаленной планете. Обещайте, что не будете нас убивать — и я скажу координаты! Но без нас вам ее никогда не найти. Только мы знаем приметы того района, где она спрятана, — деловито заявляет Соколова уже почти своим нормальным тоном. — Каждому из нас известна лишь часть информации. Мы не хотели, чтобы эту вещь кто-то нашел.

— Так и знал, что бабам доверять нельзя, — мрачно резюмирует Варг, и над этой сценкой спонтанной театральной премьеры только алого занавеса не хватает.

Глава 58. Кадет Соколова. Токсичные земные организмы

Я аж взмокла, напрочь сбив всю терморегуляцию комбеза, пока пыталась влезть в шкуру бабушки. Не той, что за молодыми мужьями охотилась и непристойные журналы про сластолюбие и кухню почитывала, а другой. Со всегда горяченькими пирожками и отполированными полами. Но, признаться, роль дедулиного образцового рекрута мне как-то попроще давалась: там достаточно вытягиваться во фрунт, преданно выпучивать глаза да орать «Есть» и «Так точно». Невелика наука-то. Но жить захочешь — хоть в шкуру прародителя тагаранцев, великого и мохнатого Ди-Дер-Сона с разбегу сигнешь, презрев нимб могучего векового духана.

Но все это лирика, а мне бы сейчас неплохо было срочно вспомнить координаты какой-нибудь планетки, затерянной в районе кормы самой далекой галактики. Причем, такой, чтобы подбираться к ней подольше на пространственных двигателях — кажись, нас занесло на суперсовременный крейсер, которому в гипер скакнуть — что рыдвану копотью на весь космодром чихнуть. А в голове от волнения, как на зирков грех, все в кучу смешалось. Но не могу же я у них справочник затребовать, чтобы планету выбрать? Вероятно, подразумевается, что уж координаты местечка, где заныкана потенциальная кончина Вселенной, забыть сложновато.

А этот тип так и буравит меня своими пронзительными глазенками, окончательно сбивая с мысли. Еще и пыточную штуковину в руке демонстративно вертит. Интересно, если что, он мне лично ей память восстанавливать будет или опять других тыкать? Рекичински уже точно хватит. Не знаю, в чем состоит принцип действия этого орудия, но, судя по нежно-зеленому оттенку физиономии суперкарго, на пользу организму такие процедуры определенно не идут.

— Координаты! — повторяет чужак и как-то нехорошо посматривает то на растекшегося по палубе злосчастного страпелькоухитителя, то на его монаршее высочество наследную принцессу Нюкию.

— Но-но! — предостерегает та. — Вы спровоцируете межгалактический конфликт!

И тут ряд чисел словно сам мне в голову впрыгивает. И — о, хвала священной каракатице, не оставившей в беде вероотступницу! — эта комбинация определенно принадлежит задворкам галактики. Поскольку других вариантов все равно не зародилось, выжимаю максимум скорби во взоре — мол, до чего жизнь довела, не об этом я в розовом детстве мечтала! — и с видом уступившего аж четверть кредитки тагаранского торговца, понуро бубню координаты.

Уф! По крайней мере, задача-минимум выполнена — отсрочка на пару-тройку деньков точно получена. Пока они рассчитают курс, начнут разгон, пока дочапают до этой планетки… А потом еще будем долго и упорно искать место предполагаемого схрона смертоносной финтифлюхи. Уж за это время что-то да придумаем? Все лучше, чем ляпнуть правду и сходу отправиться на утилизацию за полнейшей ненадобностью. А все-таки… куда ж это я нас всех заслала… опять? Аж самой любопытно.

Подпустив еще липового раскаяния от такого же липового предательства во взгляд, украдкой оцениваю обстановочку. Особа земляндских императорских кровей, похоже, прилагает титанические усилия, чтобы не взгоготнуть, Цилли хранит олимпийское спокойствие. До странности молодая физиономия пилота выражает лишь озабоченность, а вот лохматые брови он сводит точь-в-точь как прежний Бас, при котором «Дерзающий» рыдваном в очередной раз назвали. Все еще валяющийся ковриком на полу Рекичински силится сфокусировать на мне весьма затуманенный взор. А вот мимика нашего капитана чертовски оживленна. И судя по тому, как у него дергается щека, точка назначения ему знакома. И далеко не с лучшей стороны.

Эх, и что ж мы заранее об условных знаках не договорились? Просемафорил бы мне хоть сейчас морзянкой, куда мы летим… а заодно и что он обо мне и моих штурманских дарованиях думает. Нет, наверно, хорошо, что не условились мы ни о каких сигналах. Насколько можно судить по свирепому капитанскому оскалу, зирка с два бы от него сейчас название планетки узнала, скорее — кто есть я, мои предки и предки моих предков. Но так даже лучше — теперь уж чужакам грех не поверить, что я оправдала худшие ожидания Варга и раскололась. Вон как натурально ярится, только что молнии не мечет! Наши конвоиры это тоже примечают и торопятся увести Вегуса и остальных. Бас успевает тревожно оглянуться, и я чуть было ему не подмигиваю. В последний момент спохватываюсь — я ж только что гостайну выдала, какие там подмигивания! И спешно изображаю вместо этого более уместный нервный тик. Но, пожалуй, хорошо, что чужаки в этот момент больше озабочены удержанием клокочущего Варга подальше от моей продажной персоны — не такая уж великая я актриса. Боюсь, завалила бы даже кастинг на рекламу плюшек от матушки Кокору… лихорадочно набивать рот, сохраняя блаженное выражение на лице, не давясь и не выпучивая глаза, как это с обманчивой легкостью проделывают все герои ее роликов, тоже та еще задачка. Впрочем, может, они просто списанных андроидов для съемок используют?

Рекичински вздергивают на подкашивающиеся конечности и пинками гонят следом за офицерским составом. У выхода он оглядывается и вроде бы пытается что-то сказать. Но не то у него после предыдущей содержательной беседы голосовые связки узлом завязались, не то это как раз шифровка, о которой мы не договаривались — ни единого звука из его рта так и не вылетает. А поскольку в чтении по губам я сроду не практиковалась, то у меня просто непаханые поля для предположений — от «спасибо, Ярка» до «мы в зирковом яйцекладе».

А может, он просто смачно выматерился на незнакомом мне языке. И вообще, как знать, не сородич ли Рекичински этим сомнительным товарищам? Больно уж типаж похож — такой весь усредненно-безликий, без единой запоминающейся черточки. И на самом деле его внешность — не более чем синтетическая кожа, под которой сидит восьминогий арахноид и костерит нас за то, что у него все конечности затекли, скрюченные и утрамбованные в неудобный гуманоидный костюмчик.

— Уведите, — бросает тот, что вел допрос, клоноподобным членам команды, кивая на нашу оставшуюся троицу. И — уже персонально мне: — Вы же понимаете, что будет, если координаты окажутся ложными?

— Понимаю, — шумно, точно рыдвановы дюзы до адорианского апгрейда, вздыхаю я и для верности шмыгаю носом.

— Вот и отлично. После гиперперехода мы с вами еще поговорим, — веско прибавляет чужак, и нас живо выпихивают в коридор. Поскольку Нюк предпочел не палиться, становящийся привычным статус девицы остается при нем, так что в место заточения торжественно маршируем прежним составом. Опять, значит, в темноту с полным отсутствием элементарных удобств… Может, следует тонко намекнуть этим агрессорам, что даже попирать нормы галактического права нужно с умом? Не то трофеи начнут попирать нормы гигиены. Даже Нюк в мстительном порыве с экипажем гуманнее поступил, когда туалеты все запер: у тех, по крайней мере, скафандры оставались, в отличие от термаков, снабженные кое-какими полезными в подобной нужде приспособлениями.

Только исполненная раскаяния и мук совести слабовольная предательница, наверно, должна быть больше озабочена своей участью, чем встречей с белым троном? Хотя не думаю, что даже изменнику родины приятней предаваться самобичеванию в подмокшем в районе кормы комбезе. Поэтому, скроив моську пожалобней, я начинаю причитать, что мы все непременно умрем. Причем, в страшных муках. Мой конвоир даже приостанавливается и в некотором замешательстве таращится на меня. Но выражения его лица, да и вообще самого лица, под затемненной пластиной шлема не разглядеть.

— Приказа ликвидировать вас не поступало, — возражает он на приличном общегалактическом. Надо же, не немой.

— До прибытия на место вы будете находиться в отведенном вам помещении.

— Мы же умрем без воды и пищи! — патетически восклицаю я. — А еще земным организмам необходимо регулярно… — как же им лучше объяснить-то? Чтоб на уровне межгалактической дипломатии и без ущерба для чести и достоинства человеческой расы? Почему, черная дыра дери, в учебниках ксенологии нет параграфа, посвященного этой деликатной проблеме взаимодействия с иными формами жизни? Не могла же я не заметить такого важного раздела: «Принципы ведения переговоров по предоставлению вакуумного гальюна при попадании в плен к враждебным ксеноморфам»?

— Регулярно избавляться от продуктов переработки пищи, — подсказывает Нюк. — Крайне токсичных, между прочим. Особенно для инопланетных организмов.

— Тогда практичнее и безопаснее просто не давать им продуктов для этой переработки, — призадумывается второй конвоир, тоже останавливаясь.

— Но был приказ сохранить их живыми, — сомневается первый. — Если они умрут до прилета, капитан будет недоволен.

— Если мы сдохнем — станем еще ядовитее, — встревает монаршая особа. — Корабль просто сжечь придется.

— На этом судне есть неиспользуемые помещения, — вспоминает третий, — где установлены устройства вроде утилизаторов. Люки там герметично закрываются, сбежать некуда.

Остальные оживляются, явно радуясь решению проблемы.

— Точно, там еще изображение гуманоидов на двери, — соглашается мой конвоир. — Вероятно, оно специально приспособлено для нужд этих… существ.

Быстренько связываются по селектору с вышестоящим начальством, стрекоча на совершенно незнакомом мне языке, и, похоже, получают добро на перемену камеры.

Тыкая в нас бластерами и теми самыми, похожими на станнеры штуковинами, чужаки круто разворачивают процессию. Теперь мы топаем по какому-то бесконечному коридору. До чего ж огромный этот корабль! Тут, если приспичит в туалет, пешком и не успеешь, надо планетарный катер заводить. Или вообще организовать службу «Гальюн-такси». Наконец путь завершается у двери с тем самым значком, о котором упоминали захватчики. И уже секунду спустя она захлопывается за нашими спинами, оставляя нас на сей раз даже при свете. И это действительно обычный туалет. Разве только раковины для мытья рук высоковато для нас расположены, а кабинки такие узкие, что в них, поди, и плечи прежней Цилли не протиснулись бы. Судя по весьма пушистому слою пыли на всех поверхностях, страждущие сюда в последние пару лет точно не ломились.

— А пожрать?! — возмущенно бросает сестрица Нюкия в наглухо задраившийся шлюз.

— Тебе прям ничто аппетит отбить не способно, — хмыкает бортмех, заглядывая в одну из кабинок.

— У меня так-то с Землянды росинки атомной во рту не было, — бурчит Стратитайлер. — Раз уж сомнительное актерское мастерство Соколовой выбило нам с недельку жизни, хотелось бы провести ее в сытости.

— Маковой, — автоматом поправляю я. И кстати сказать, мой аппетит в бою тоже не пострадал. И о подло сгирганеенных мерзавцами шоколадках я совсем даже не забыла. Вот проверю сейчас только работоспособность этих кабинок и придумаю, как нам выбраться из нового места заключения и гадам отомстить. И да, хоть я свой нормальный рост потом непременно обратно верну, сейчас подарок от высшей расы оказывается кстати — больно уж высоко от пола местные толчки пришпандорены.

— Ты куда их и нас заодно отправила-то? — интересуется Цилли. Хороший вопрос. Теперь, когда адреналин немножко отхлынул, я и сама могу над ним поразмыслить. Откуда мне в голову заскочили эти координаты? Где они мне могли встретиться? Точно помню, что не в учебнике. Это было что-то другое… И тут перед глазами как по заказу возникает та самая страничка галактического атласа, к которой координаты и прилагались. И мне сразу становится понятно, почему Вегус так вызверился. Ну, что поделать… Все равно скоро и остальные поймут, к кому в гости мы вот-вот завалимся.

— Вторая планета квадрата Зегальды, — развожу руками я. — Так уж получилось, что вспомнились именно ее координаты. Недавно просто про нее читала… Как раз после разговора Баса и капитана насчет тех… отводков, в общем… загонщиков.

При упоминании хищной флоры одновременно приходит на ум и наш сакамаровый агроном, оставленный почивать в капсуле на «Дерзающем». Интересно, где сейчас наш рыдванчик вместе с незадачливым лимбийцем? Знали бы семиюродный дядя и все двоюродные папы, ловко обтяпавшие космическую карьеру чада, как они подставили свою кровинушку! Лучше бы уж разрешили этой кровинушке мирно выращивать овощи на родине. А то вон куда та головокружительная карьера бедолагу завела…

— Ярок, а постой-ка на стреме, — просит вдруг Нюк, шебуршащий по стенам в соседней кабинке. — А еще лучше — задай песняка. Как тогда на Ниме. Как можно громче. Что-то в духе «Врагу не сдается наш гордый рыдван». Мне немножечко пошуметь придется… Цилли, помоги.

Они вдвоем втискиваются в кабину и принимаются возиться с утилизационным механизмом, напрочь загородив спинами весь обзор.

Когда речь заходит о диверсиях, меня дважды просить не надо. Может, мне и не вполне ясно, что они там делают, но пусть хоть толчок в огнемет или в ракету-носитель перестраивают — я за любой кипиш, который поможет отсюда дернуть. Поэтому с готовностью затягиваю тагаранский боевой марш — ничего более шумного в галактическом репертуаре не найти. Надо сказать, даже сами тагаранцы при его исполнении уши хорошенько утрамбованным снегом затыкают. И есть, отчего. А если у агрессоров какие вопросы возникнут, растолкую им подоходчивей, что это реакция земного организма на долгое голодание. Ишь ты, засунули в сортир — и думают, облагодетельствовали по высшему разряду, что ли?

Через пару минут раздается глухое «бам» и надсадный скрежет, и я повышаю децибелы, силясь все это замаскировать.

— Есть! — удовлетворенно сообщает Нюк, пятясь задом из узкой кабинки. Присев, он нажимает на какую-то кнопку сбоку гравиботинка, и из подошвы выскакивает крохотный тайник.

— Что это? — любопытничаю я между куплетами про неистребимый дух Ди-Дер-Сона, засевший в его потомках, и про животворящую силу горячего чая. Последний явно был приляпан к песне доконтактного периода уже после близкого знакомства с землянами, принесшими на Тагаран сей чудодейственный напиток, но вписался как родной и звучит ничуть не тише прочих.

— Диверсионный НЗ. Не нашли, зирковы выплодки, когда обыскивали! Я уж и забыл, что сбацал заначку на черный день, — говорит Стратитайлер, высыпая в ладонь какие-то крохотные штучки, очень похожие на те, что он в процессор Мамы запустил. — Вот и пригодилась.

— Нано-роботы? — догадывается бортмех.

— Ах-ха. Только не ремонтники, а совсем наоборот, хе-хе-хе, — нехорошо усмехается запоздалый первенец программистки Стратиловой. Крохи активируются от тепла и биотоков человеческого тела, вспыхивая колючими красными искорками.

— Вирусняк несут такой, что любую программу порвет, как альдебаранские гончие — шестилапого зайца, — добавляет Нюк, и будь на его носу родовые поцелуи солнышка — они сияли бы от предвкушения целым Поясом Ориона. — В половине обитаемых миров за этих малюток с таможни меня бы прямиком на Баргозу отправили, минуя все коррекционные программы.

Он снова скрывается в кабинке, судя по всему, инфицируя местный аналог Бо через систему управления гальюнами.

— Акустическую завесу уже можно вырубить, — говорит Цилли, страдальчески морщась. Но последний куплет я все-таки допеваю. Исключительно из уважения к тагаранским традициям. А то, поговаривают, к нарушителям тех традиций сам Ди-Дер-Сон в ночных кошмарах наведывается. С тем самым легендарным духом, особенно неистребимым благодаря древнему обычаю никогда не мыться зимой. Которая на Тагаране длится примерно парочку земных лет.

— Готово, сделано черное дельце, — сообщает Нюк, отряхивая пыльные ладони. — Знаешь, Лалафа плакал бы от приобщения к вокальному искусству Тагарана. Это было прекрасно. И реально громко.

— Однажды я разыщу его и обучу этой песне, пусть гоподрилов стращает… А что будет, когда эти мелкие поганцы уничтожат мозг крейсера? — жадно интересуюсь я у страшно довольного собой кибердиверсанта, пытающегося теперь понять, как же тут функционирует кран?

— А все вразнос пойдет или тупо отрубится… кроме автономной системы жизнеобеспечения, — говорит он весело, водя ладонью над раковиной в поисках датчика движения. — Это чужой корабль, зирковы дети его где-то сперли. Скорее всего, они вообще не гуманоиды — готов спорить хоть на всю свою зубную формулу. И шарят они в нем весьма-а-а посредственно, примерно как Шухер в половой принадлежности землян. Пока их инженер разберется что к чему… если таковой вообще имеется, что-нибудь да придумаем.

— Да и в половой принадлежности землян они тоже шарят ничуть не лучше Шухера, — злорадно замечаю я. И тут, совершенно случайно прислонившись к стене, неожиданно натыкаюсь на встроенный шкафчик, битком набитый разноцветными тубами. Зубная паста, что ли… Или мыло. Или вовсе сортирный стаз какой-нибудь. Разобравшись с крышкой, подношу тюбик к носу. Астероид мне в корму! Пахнет так, что рот сразу слюной наполняется. Понимаю, что это, скорее всего, совершенно несъедобная дрянь, принадлежащая неведомой долговязой расе, но желудок требовательно и громогласно заводит свой марш, не хуже тагаранского. Вот какой садист придумал бытовую химию таким ароматом снабжать? Нюк моментально «берет след» что твой Вражонок, описывает дугу своим обесчещенным курносым воздухозаборником и упирается им в тюбик.

— Засоры этим, поди, прочищают, — страдальчески вздыхает он, примеряясь лизнуть самый краешек, но потом все-таки передумывает. — Жаль, Рекичински не с нами, пусть бы попробовал…

— Никак не пойму, кто они вообще такие, — от греха подальше закрывая тубу, хмурюсь я. — Их главарь по всем антропологическим признакам — землянин либо потомок колонистов. Но от него за парсек разит натуральным ксеноморфом, не вызывающим у меня решительно ни грамма ксенофилии. Спинная коборукова сумка! Да даже если страпелька действительно принадлежит им, у меня самой конечности зазудели бы приделать ей ноги при одном взгляде на эти подозрительные физии. Превентивно.

— Может, родня какая Шухерова? Двоюродная? Тоже вон меня с девчонкой попутали, — предполагает Стратитайлер, вернувшись к пассам над раковиной.

— А вы заметили, что тела, продырявленные из бластеров, потом как будто испарялись и на их место просто лезли новые? — спрашивает Цилли, усаживаясь на пол.

— Да ну? — изумляется Нюк, бросив тщетные попытки добыть воду и вытерев чумазые ладони о термак. Может, тут вовсе и не она из кранов течет?

— Я думал, мне показалось… по горячке боя. Роботы из жидкого металла или полимеров?

— Трупов не было, да, если не считать за них ошметки какие-то на стенах после взрыва, — подтверждаю я, в свою очередь тоскливо колупая кран: само собой, как только обнаружилось, что воды он не дает, сразу же зверски захотелось пить.

— Тоже обратила внимание.

— Засада, — констатирует Нюк, присоединяясь к бортмеху, — потому что справиться с ними получится, только загнав в ловушку типа трюма. При этом черная дыра знает, чем им угрожать? Энергетическим оружием каким-нибудь?

— Токсичными продуктами жизнедеятельности, — гыгыкаю я, хотя на самом-то деле смешного в нашей ситуации ксехара наплакала.

— Если будет, из чего их выработать, — вздыхает бортинженер, сглатывая слюну. — Кажется, нас решили-таки не кормить… во избежание токсического поражения. Перегнул я с запугиванием.

Снова начинаю алчно коситься на искусительно пахнущий тюбик невесть с чем. Ну вот вдруг — вдруг! — истинные кораблевладельцы прятали неприкосновенный запас еды от какого-нибудь Врагусика как раз в гальюне? Поглоти туманность этих адорианцев! Вместо того, чтобы выпрямлять мне волосы и истреблять Нюковы веснухи, лучше бы встроили в организм безошибочно распознающий съедобные вещи датчик. А то они не видели, что для нас это неизменно актуальный вопрос в любых ситуациях.

Проходит минут десять в невеселых раздумьях и муках голода, и свет в гальюне вдруг принимается нервно мигать.

— Башталось, — расплывается Нюк в улыбке, — как говаривал Азамат-аке.

Поколупавшись в имплантах, прилипает ухом к дверному шлюзу.

— Ага, забегали, что пищаги по вентиляции! — радуется он, и тут по кораблю вразнобой начинают врубаться тревожные сирены.

— Предлагаю, девчонки, поиграть в Бэтмена, — говорит он нам, переключая вручную гравиботинки на магнитный режим и ставя ногу на стенку. Термак переходит в состояние экзоскелета, поддерживая тело перпендикулярно поверхности, и Стратитайлер быстренько взбирается под потолок, повиснув там взъерошенным сталактитом. Генетическая память, должно быть, победила адорианские правки, и белобрысый вихор на затылке у него вздыбился еще во время допроса. Так и конопухи, глядишь, сами собой проявятся.

— Ух ты, даже башка не кружится! — сообщает он радостным звенящим шепотом на общеземном — должно быть, чтоб враги не подслушали. — Р-р-р, я граф Дракула!

Правда, мне Нюк в этот момент больше напоминает мою любимую овечку… в момент попытки познакомить их поближе с сухопутной хвосторогой десятиножкой. И глаза у нее были такие же, и на стенку сарая она взбегала так же лихо, причем, без всяких там гравиботинок. Но за последние недели я уже подучилась вовремя прикусывать свой язык, поэтому только фыркаю и следую примеру графа Дракулы.

Свет мигает еще пару раз, а затем наше клозетное узилище погружается в темноту, и мы, висящие вниз головами, напоминаем деллианских летучемышиных драконов. Насколько я помню из курса ксенозоологии, местные умственно недоразвитые ящеры измудрились там скреститься с привозными экземплярами рукокрылых, что лишило потомство остатков интеллекта, зато подарило возможность целыми днями болтаться вниз пустой головушкой. Кстати, у этого, как я теперь могу оценить, есть свои плюсы. Волосы вот в глаза не лезут больше.

— Атакуем на счет «раз», — предупреждает Цилли, хрустнув в темноте костяшками пальцев. Я лихорадочно размышляю, где же у вражин уязвимые точки и есть ли они вообще? Душить мне их, пихать в вакуумный толчок (тут опыта у нас с Нюком завались!), щекотать под мышками? А ведь они еще все время в этих своих шлемах рассекают, даже по макушке хорошенько не тюкнешь. Оружие бы какое-никакое… Тут замечаю, что в левой руке все еще сжимаю тубу с неизвестным веществом. Вооружиться чем-то другим не успеваю: как раз в этот момент из-за двери раздается встревоженный галдеж. Походу, при обесточивании все замки здесь автоматом открываются, дабы обеспечить возможность для эвакуации экипажа.

— Раз! — гаркает Цилли, отключая магнит, и земляндским орехом обрушивается на тыковку сунувшемуся с фонарем в толчок конвоиру. Хряк! Даже изрядно полегчавшая, она вполне может свернуть ему хребет. Нюк сигает следом.

В следующее мгновение я теряю их из виду, поскольку оказываюсь чертовски занята: пытаюсь удержаться на шее у своего гоподрила, на которого с размаху приземлилась. Хорошенько пришпорив его коленями, пинаю по руке, держащей пистолет. Паразит так и вертится воробьиной гидрой, норовя меня скинуть. Судорожно хватаясь за его шлем, я умудряюсь, видно, нажать на какой-то механизм, и лицевая пластина приподнимается. Недолго думая, тут же сую в образовавшуюся щель тюбик и от души давлю. По толчку плывет сказочный аромат ванильных пирожных, а чужак неожиданно пронзительно орет и начинает бешено крутиться вокруг своей оси. Меня мотает, точно на древней центрифуге, на какой раньше пригодность в космонавты проверяли. Наверно, хорошо, что я так и не рискнула этого лакомства отведать. Может, это вообще инсектицид от ксенотараканов каких-нибудь особо зловредных? От джокордов, например, а ванилька — чтобы вонь их перешибить.

Посильнее стискиваю шею буйного иноходца, и скорость его вращения начинает снижаться. Тут мой норовистый мустанг выдает финальный взбрык, и я воспаряю над инопланетными готически узкими писсуарами, чтобы совершить довольно мягкую посадку на уже бесчувственную тушку его коллеги, над которым успела поработать Цилли. Добавив и в моего заряд из отнятого в честном бою станнера, Крошка выпуливает еще пару-тройку в открытый шлюз и рявкает, рывком поправив сбившуюся в бою набок непривычно пышную грудь:

— Нюк!

— Я… тут… — сипит из ближайшей кабинки, в дверях которой только ботинки елозят. В толчок вражину топить потащил? Не на жизнь, а на смерть сцепились, похоже.

— Держись, мы идем! — гаркаю я, размахивая полупустым тюбиком со свежеоткрытым химическим оружием, и без промедления прыгаю вперед.

Глава 59. Нюк. Боевой укроп

Кто-то энергично дергает меня за ноги — и башка противника, которую я таки впихнул в толчок, вылетает оттуда, как пробка из бутылки игристого. Лежа на извивающемся неприятеле, выезжаю в гальюнную.

— Скелетон! — азартно комментирует Соколова, прыгая вокруг с источающим искусительные ароматы тюбиком в руке. — Дай-ка я ему в рожу этой штуки плесну.

— Ксенотон, — парирует Цилли, ногой придавливая поганца к полу. — Да отпусти ты его, а то и тебя станнером цапанет!

Послушно отползаю в сторону, по пути натыкаясь на выбитый в схватке фонарь. Охранник наконец присоединяется к уже отрубившимся товарищам, вот только в наведенном луче света тела начинают оплывать, теряя очертания прямо со всей экипировкой и превращаясь в какие-то дрожащие лужицы.

— Срань межгалактическая! — вырывается у меня непроизвольно. — Это пластик? Или оно таки живое? Вылитые соплюки, только маленькие и без пупырок. И не воняют.

Быстренько соскакиваю, увеличивая дистанцию между собой и ЭТИМ. Шебуршащая по полу в поисках улетевшего в процессе борьбы вражеского станнера Ярка аж рот приоткрывает и опасливо тычет концом тюбика в странную массу:

— Оно ж как амеба какая-то! Протоплазма, черная дыра дери! Нюк! — внезапно подскакивает она, озаренная новой идеей. — Пока они бесформенные, их и надо в толчке топить! Пока снова не превратились! — и тут же начинает энергично подпинывать лужицу с краев, собирая ее в ком, словно снеговичка лепить собралась.

— Брось, вдруг оно заразное?! — отдергиваю я Соколову за руку. — От джокордов-то еле отмылись. Может, они прошлый экипаж так весь и того? Да и смыв все равно не сработает.

— Вот почему трупов во время боя не было! — догадывается та, нащупав наконец на полу оружие. — А что, удобно… Отлежался в уголке желешкой, принял новую форму — и пожалуйста, боевая единица снова в деле.

— Это плохие и неправильные желешки, — бурчу я, проверяя перекочевавший ко мне бластер. Хотя бы оружие настоящее, и на том спасибо.

— Просто запрем их тут, — решает Цилли, выглядывая в коридор. — Валим.

Сирены частью уже стихли, хотя борткомп все еще пытается что-то вещать плавающим, распадающимся на пиксели голосом на незнакомом наречии. В коридоре мерцает красный тревожный свет. По идее, скоро должна врубиться автономная система обеспечения базовых потребностей — подачи кислорода и аварийного освещения. Если только мои жукарашки и до нее не добрались. Надеюсь, нам хотя бы до шлюпов добежать удастся. Потому что по коридору уже катит целая толпа одинаковых протоплазменных солдат. А гальюн как назло расположен в тупике. Где же остались Тася и Рори? И хвостоговорящий Шухер до кучи? Брошены на «Дерзающем»? Где теперь искать сам «Дерзающий» — тоже сплошной вопрос.

— Огонь! — командует Цилли, и размышления о судьбах электромеханической части экипажа приходится отложить на потом. С бластером вроде все понятно — вот дуло, вот спусковой крючок, ну, я на него и жму с азартом и изрядным удовольствием. А ведь как уныло этот мой контракт начинался!

— За рыдван! За Галактический Союз! — в лучших традициях своего воинственного пращура вопит Соколова, с энтузиазмом поливая вражескую орду лучами станнера. — Получай, джокордово семя!

Однако численный перевес налицо, и соплюки прут вперед, не оставляя нам шансов на прорыв. И в ответ палят почем зря. Приходится спешно ретироваться. Зигзагами. Кажется, короткой победоносной схватки не выйдет. Вот-вот прижмут обратно к только что покинутому гальюну, загонят внутрь и шлюз заварят. И кормить теперь уж точно не станут.

Внезапно плотные ряды неприятеля смешиваются. В дальнем конце коридора раздаются странные шкрябающе-шлепающие звуки, а следом за ними — крики и смачные чмяки падающих и врезающихся в переборки тел. Авангард противника по инерции продолжает еще в нас палить, но большая часть уже развернула корму и сцепилась с чем-то там позади себя. Может, это помолодевшие кэп с пилотом плюхи вражинам отвешивают? Почему молча? Да и вряд ли их кандалы сами по себе, как двери, повскрывались.

Над нашими головами со свистом, словно из катапульты выпущенные, проносятся два псевдогуманоида, чтобы завершить свой путь аккурат об дверь гальюна. Та сотрясается, будто в нее толпа праматушкиных дочерей тараном хорошенько шмякнула. Пожалуй, даже Варг в ярости так запулить паразитов не смог бы. Неужто сам Кхара Пятикрылый нам на подмогу пожаловал?

— Мать гирганейского царственного роя мне на борт… — с совершенно несвойственным ей оттенком благоговения шепчет вдруг Соколова, тыча пальцем поверх еще не расплющенных вражеских голов. А там толстое, точно альдебаранский пустынный удав, зелено-голубое в оранжевую крапинку НЕЧТО с продолговатой штуковиной на конце ползет по потолку, одновременно выпуская хищно ныряющие вниз жирненькие отростки. Чужаки пытаются отстреливаться, но существо (или растение?) моментально отращивает на месте сраженного щупала парочку новых. А отвалившиеся тут же выпускают корешки-ножки и чешут себе дальше.

— Пресвятая квантовая гравитация! — вырывается у меня. — Может, это… домашний скунс предыдущих владельцев? Осерчал. Из вольера вырвался.

Кажется, пора делать отсюда гравиботинки в любом возможном направлении. Можно прямо в стеночке ход лазером провертеть. Что бы это к зиркам гирганейским ни было, на дипломатию и переговоры я бы не рассчитывал!

Тут прямо из-под пола, взламывая толстые металлические пластины, выстреливает еще один стебель и тут же норовит обвиться вокруг Яркиной ноги.

— Ах ты, плесень межпереборковая! — взвивается Соколова, тщетно пытаясь выдраться из стального объятия. Как следует угощаю «питона» гравиботинком, но тут откуда-то вдруг раздается властное: «Фу, брось, это свои!», и, к нашему изумлению, злобная поросль послушно отпускает Яркину щиколотку. Какой-то голос знакомый…

— Сверхновую мне в термак, это ж Шухер! — вдруг ошарашенно восклицает Цецилия. И впрямь: по лужицам, комкам и еще не вконец растерявшим форму вражеским организмам, высоко вскидывая щупальца, полуплывет-полушествует наш агроном. Его лоснящаяся упитанная тушка затянута в черный, блестящий от заклепок и драгоценных камней, комбез, напоминающий игривый БДСМ-костюмчик. Рты сурово сжаты. Глаза выпучены. На насупленном челе мерцают алые пятна — должно быть, от гнева, раньше я таких на экс-доке не наблюдал. В одной из верхних конечностей этот невесть откуда взявшийся лимбийский повелитель держит длинный гибкий прут, которым звонко щелкает по голенищам своих многочисленных ботинок.

— Чуток запоздалое, но неизбежное осознание педагогической силы розги, — отмерев от легкого шока, со знанием дела замечает Соколова. — Это просветление — да на месяцок бы пораньше…

За ее спиной начинает было подниматься пришедший в себя после размазывания по стенке чужак.

— Фас! — гаркает наш доморощенный садовод-укротитель, тыча той самой розгой в сторону противника, и тут же пара стеблей живо скручивает врага в коборуков рог. Примерно так на отсталых планетах порабощенные бытом фемины белье выжимают. А потом штукенция на конце раскрывается, превращаясь в огромный зубастый бутон, и откусывает псевдогуманоиду башку. То, что остается от протоплазменного солдата, бойкой капелью устремляется на пол.

— О да, мочи их всех! — басом взревывает Шухерова корма, нетерпеливо отбивая концом хвоста лимбийский боевой марш. — Уаххахаха! Наконец-то мы завоюем этот недостойный нашего гения мир!

— Ну блин-печенюха, ко всему я был готов, кроме такого, — честно сознаюсь я. — Так вот ты какую клубничку там у себя разводил?

Шухер на мгновение смущается, становясь самим собой, алые пятна уступают место лиловым, он застенчиво колупает щупалком стеночку и говорит:

— Потом объясню… Сейчас остальных спасать надо.

— Но как ты здесь оказался? — удивляется Ярка, радостно заключая студенистое тело в крепкие славийские обнимашки. Меня вот сроду так не тискала… хотя я сегодня тоже герой, между прочим.

— Так «Дерзающий» прямо в трюме этого крейсера, — поясняет воинственный агроном, подгоняя свою растительную армию вперед. — Бо меня разбудил, когда вас всех схватили, и я в оранжерее спрятался.

Мы устремляемся по запакощенному коридору к лифту, а Шухеровы достижения селекции прут по вентиляции, лестницам и прям между переборок. Один из малышей пристроился у генерала «зеленых войск» Утухенгаля на плече и урчит что-то, облизывая зубастую свою оранжевую пасть не то пестиком, не то языком.

— Прям как Рори, — умиляюсь я.

— Хотите, я вам всем потом рассаду в горшочках подарю? — тут же предлагает воодушевленный похвалой отставной док. — В каюте на тумбочку поставите, они и мух ловят, и пищаг отгоняют, и даже петь умеют… когда плотно покушают.

— Хочу, — радостно соглашаюсь я. — Они с Рори точно подружатся. Если он жив еще… Если эти говнюки полужидкие уничтожили мою прелесть, я разотру их главгада в пыль, заправлю ее в принтер и напечатаю себе нового робота!

Цилли хорошо запомнила дорогу, и когда лифт останавливается на верхнем уровне, я и без имплантов прям от порога слышу крепкую Варгову ругань где-то слева по коридору. Тут тоже все кишит плазмюками, и нам снова становится не до разговоров. Милые шухеровы «деточки» рвут противника на куски, ну и мы не отстаем.

— Галактический трон будет мой, мой! — перекрывая шум битвы, голосит одержимый манией величия его же корморожденный старшенький. — Мы захватим эту вселенную и еще зададим алгольского жару мерзостным адорианским дылдам!

— Ты даже ежедневно сможешь тот трон лобызать, — ехидничаю я.

С боем мы пробиваемся к скачущему по коридору в кандалах Варгу, разъяренному, что твой коборук в самый пик гона. Даже связанный, кэп выглядит устрашающе и башкой работает, как тигробык в альдебаранской корриде. Увы, Бас и Рекичински оба в глубокой отключке — видно, их угомонили станнерами до того, как поспела подмога.

— Режь! — рыкает Вегус, выслушав наш кратенький доклад, и бортмех аккуратно бластером освобождает ему конечности, после чего кэп взваливает висящего мешком друга на плечо.

— Неси! — тем временем командует хищной поросли Шухер, и стебли живо обвивают оставшегося на полу липового суперкарго, скручиваясь вокруг него в кокон.

— Можно просто за ногу и не очень аккуратно, — подсказываю я «цветочкам». Зубастый бутон с надеждой принюхивается к ноше, но суровый взор повелителя флористического воинства заставляет его отпрянуть и со стуком захлопнуть пасть.

— Блин, как ты говоришь, печенюха! — ворчит Соколова. — И снова этот альтаирский угорь от моих вопросов ускользнул в благодатное небытие. Жди теперь, пока прочухается.

— Нам нужен «язык», — подбирая очередной бластер взамен разряженного, напоминаю я товарищам. — Надо узнать, где наши роботы.

— Сложновато будет развязать язык бессмертной твари, — произносит Одноглазый, привычным жестом проводя по лицу ладонью, должно быть, в поисках истаявших шрамов.

— Обыскивать все каюты подряд долговато, — откликается Цилли.

— Но и бессмертную тварь можно ведь скормить вот этим милашкам, — встревает Ярка. — Вряд ли перспектива быть переваренными даже протоплазменным гадам понравится. А мы после этого вон еще и симфонический концерт, как уверяет Шухер, можем послушать.

— Если им прямое попадание лазерного луча пофиг, думаешь, что-то вроде соляной кислоты их напугает? — сомневаюсь я. — Не знаю, конечно, чем там переваривают еду эти зубастые ромашки…

— Чем они переваривают пищу, я пока не выяснил… времени было мало. Но мои малыши обладают исключительным нюхом, — с истинно отцовской гордостью замечает воинствующий сакамаровый агроном. — Мы можем отправить на поиски их.

— Так отправь! — гаркает Вегус и велит нам с ускорением тащить свои кормовые части в трюм, к «Дерзающему». Запасы плазмюков на этом корабле бесконечнее вселенной — едва отбились, как они снова нас поджимать начали!

— Небось те, кого мы первыми прихлопнули, уже отвалялись и по второму кругу в бой прут, — злится Ярка, одной рукой отмахиваясь от мотыляющихся перед глазами волос, второй — отстреливаясь. А я уже взмок, как Ник при виде альфы: висящий на шее пяток запасных стволов — знатный довесок к неожиданной кардионагрузке. Абдували Петрович был бы сражен моей выносливостью. Ранее я ее не демонстрировал. Впрочем, ранее в этом и не было такой уж необходимости.

Логика у строителей неизвестного землянам лайнера все же похожа на нашу, и, отжав створки аварийного шлюза, мы по ступенькам из металлических прутьев спускаемся в трюм. Долго спускаемся, я снова тридцать три раза взмокнуть успеваю, невзирая на терморегуляцию. Так что когда ботинки наконец-то касаются пола, я со стоном облегчения принимаюсь разминать ноющие конечности. За это время аварийная система успела врубить свет, но трюм не входит в красную зону обязательного обеспечения, так что тут темнее, чем в обмороке. Благо, Шухеровы мутанты еще и слегка светятся во мраке приятным голубоватым светом, да и пару фонарей мы подобрать успели.

— Туда, — командует гений-агроном, уточнив у зубастых деточек направление, а я вызываю с помощью имплантов Бо. Услышать его ровный, спокойный голос чертовски здорово! «Дерзающий» практически не пострадал, значит, у нас есть все шансы унести отсюда гравиботинки.

Темная громада принайтованного к палубе корабля уже вырастает перед нами в брюхе лайнера, но тут Шухер вдруг внезапно замирает как вкопанный и произносит: «Ой». Не успевший притормозить Варг оттаптывает ему половину щупалок, и количество ойканий экстренно повышается.

— Ну?! — гаркает Вегус нетерпеливо.

— А там это… там еще один вы, капитан, — рассеянно хлопая глазами, прям как прежний док, сообщает лимбиец, простирая свой стек… в направлении вырастающего из темноты Варга! В ярком луче фонаря видно, что похож на натурального, как мои веснухи друг на дружку походили! И ледышками своими так же зыркает, и брови сводит, и желваками играет. И если бы только его одного! За ним следом появляются: рыжий Бас, хитромордый Рекичински, грудастая красотка Ибрагимбек, прямоволосая Соколова… а вот эта каланча курносая — это я, что ли?! Чет без поцелуев солнышка я совсем не такой очаровательный…

— Это еще что за шоу двойников?! — в кои-то веки нехило изумляется бортмех.

— Мимикрия? — припоминаю я умное словечко из зоологии, почесав внезапно раззудевшийся затылок. Боевой укроп растерянно замирает вместе с повелителем, не решаясь атаковать полный дубликат экипажа. Папочка ведь сказал «фу, свои».

— Джокордову матушку за кормовые пупырки! — восклицает Ярка номер один, ошалело вытаращившись на наступающее на нас воинство клонов. — Товарищ капитан, я не сильно нарушу субординацию, если прорежу внепланово разросшийся офицерский состав? — на всякий случай уточняет она, не очень уверенно беря на прицел поддельного пилота.

— Ты ведь не выстрелишь в меня? Это же я, твой друг, — непомерно пафосно произносит тот, шевеля рыжими бровями. — Пойдем со мной, девочка. Они не настоящие.

Ага, силой нас взять не вышло, на хитрость решили пойти? Так себе попытка.

— Не, ну эт точно подделка, — фыркаю я. — Тру-Ксенакис с таким пиететом только о рыдване вещать может. Другие суда и не настоящие, а наше вот — ясно солнышко Пяти Галактик.

— Наше судно — само совершенство, — охотно подхватывает самозванец.

— Я не самка, — вдруг очень кстати встревает мой дубликат. Фу, голос-то какой противный! У меня даже в записи не такой!

— Да что ты говоришь, — нехорошо тянет Цилли, подтягивая рукава термака. — Это недолго исправить.

Ее собственная копия разумно помалкивает. Демонстрирует поведение сдержанного на язык прототипа. Как и хитромордый, идеальный на адорианский взгляд, крысосвин. Нет, двух Рекичински сразу я просто не вынесу!

— Вы же не поступите так со мной, — жалостно хлопая ресничками, блеет псевдо-Соколова и сверлит нас с Варгом исполненным немого обожания взглядом. Да даже после Вражонкова зелья настолько кроткой и кретинически восторженной настоящая Ярка не была!

— Я — слабая, хрупкая женщина для уборки кают и… — договорить она не успевает, потому как оригинал аж розовыми пятнами идет, услыхав эту фразу, и тут уж без всяких колебаний засаживает заряд трофейного бластера точнехонько в протоплазменный рот.

— Ну, я тебе покажу сейчас слабую, хрупкую женщину для уборки! — рявкает кадет, и они с малость попорченным двойником, переплетясь в один ком ярости и торчащих дыбом волос, катятся по полу.

— Только не кусай ее! — памятуя о секретном Яркином приеме, предупреждаю я. Вдруг эта пакость таки ядовитая?

Загнув так крутенько, как и Бас виражей не закладывал, совершенно от всего этого озверевший кэп бросается в драку, вмазав ботинками болтающегося на плече друга сначала своей копии прямо по мужественной морде, а потом и пилотовой. Заваривается лихая рукопашная, и поскольку лже-Стратитайлера сгребает Цилли (за что я ей безмерно благодарен, ибо к аутоагрессии не склонен вообще, а женщин бить генетически не расположен), то я мстительно вцепляюсь в лже-лже-суперкарго и проваливаюсь, должно быть, в тот самый легендарный боевой экстаз, который охватывал древних берсерков и продолжает охватывать Варга. Потому что в себя прихожу только тогда, когда Ярка принимается трясти меня за плечо, уверяя, что противник повержен. И точно: под пальцами никакого горла, увенчанного крысиной мордочкой — лишь лужица протоплазмы. Брезгливо отряхнув ее с ладоней, я глубоко вздыхаю и сообщаю уставившимся на меня с некоторой тревогой товарищам:

— Ну вот. Теперь полегчало.

— Раз полегчало — корму в щупы и вперед, на борт! — рявкает Варг. Оглаживая своих застывших в ступоре деточек, Шухер командует им: «Домой!». Мигом взбодрившаяся поросль устремляется к трапу, волоча опутанный разнокалиберными отростками подлинник Рекичински и отысканных таки в недрах линкора электронных любимцев. Мы дружно припускаем следом. Надо бы запаролить вход каким-нибудь кодовым словечком… от вот таких сюрпризов, блин-печенюха.

Ну, теперь звездный ветер нам в закрылки!

Глава 60. Кадет Соколова. Сверкая дюзами

Едва успеваем задраить люк, как Варг устремляет айсбергоподобные очи на нашего укротителя-селекционера. И вместо слов признательности, которых Шухер, возможно, по врожденной лимбийской наивности от него ждет, гаркает:

— Кусты ходячие — в изолятор!

Юный гибрид, примостившийся на плече у «папочки», аж корни поджимает с перепугу и тут же пытается нырнуть в карман на его животе.

— Но детки же… — начинает было агротехник, готовясь пустить традиционную слезу из уха, и из его голоса тут же испаряются все властные нотки.

— Детки жрали хренову протоплазму, и у меня нет никакой охоты обнаружить недопереваренных соплюков у себя на борту! — безапелляционно обрывает кэп. — И так из-за зирковых выкидышей весь коридор загажен!

— Что-о-о?! — яростно взвывает Шухеров хвост, и густой бас срывается на злобный взвизг — словно адамова колесница Кларочке на лапу наехала: — Мы опять в этом ржавом притоне тупиц и неудачников?! Как мы тут очутились?! Ты же обещал мне завоевать Галакти…

Вопль обрывается на полуслове, когда вновь пошедший лиловыми разводами агроном с громким плюхом садится прямо посреди испакощенного коридора. А потом вдруг, спохватившись, резко поднимается, огревает разошедшийся хвост стеком и произносит:

— Немедленно закрой рты, или чем ты там возмущаешься, Врагусик, или я удалю тебя операционным путем и сдам в клинику на опыты!

— Вот это домер! — изумляется Нюк сквозь рукав термака, куда он уткнул нос: дышать в недрах «Дерзающего» невыносимо, поскольку вонища от тухлых консервов царит страшенная, тут даже джокордова маманя взгрустнула бы и шмякнулась на нерест в канализацию — там чище и свежее.

Мой рукожопый дедуля наверняка оценил бы пользу доброй розги на все десять баллов из десяти: мелкий змееныш враз затыкается. А может, он просто хлебнул мерзкой жижи, куда Шухер так ловко его окунул. Хотя не уверена, что пакостнику есть чем глотать. Его нынешняя физиология для меня та еще ксенологическая загадка. Однако сейчас подобные мелочи дело десятое. Нам бы поскорее покинуть это негостеприимное местечко. И желательно без «хвоста» из истребителей. Чем быстрее мы свалим, тем больше у нас шансов никогда не встретиться вновь с этой малосимпатичной протоплазменной компашкой.

— Роботов в мастерскую, вы двое — в рубку, — бросает нам со Стратитайлером Вегус, на пару с Цилли утаскивая все еще обездвиженных членов экипажа в компенсационный зал.

Шухер, утерев скупую слезу (вероятно даже — мужскую, как минимум четвертой конфигурации), гонит свое стадо к изолятору, оскальзываясь франтовскими ботинками на угвазданном полу. И тут сквозь завесу вони в мой малость затуманенный мозг пробивается довольно здравая мысль:

— Нюк, а ты сможешь дистанционно открыть шлюз трюма? Ведь сейчас наверняка только аварийное ручное управление работает.

— Дет, — гундосит тот, спеша выполнить распоряжение капитана, наглухо задраиться в рубке и врубить там вентиляцию на полную катушку. — Для этого дадо подцепиться к систебе, а я ее грохдул. Ручкаби кобу-то придется.

— А скафандры-то… тю-тю, — с запозданием вспоминаю я, помогая транспортировать обездвиженную технику, — в подарок ксеноморфам склизким остались… Может, попробовать кого из Шухеровых деточек отправить? Если им бластер нипочем, вдруг и вакуум — все равно что SPA?

Уложив роботессу и Рори на верстак, бегом припускаем к рубке.

— Возьму шлюп, открою щупами, — проявляет не свойственную ему прежде инициативность Нюк, вваливаясь внутрь и спешно задраивает шлюз.

— Лучше я. Кому-то ж управление кораблем надо на себя взять. Пилот-то у нас сейчас немножко не в форме. Врач, может, и взбодрил бы Баса за пять минут, но из светил медицины мы располагаем лишь злобной, слепошарой кормой Шухера. Кэп, учитывая, что мы туманность ведает где, нам нужнее как штурман. Ну и не зря ж тебя Бас натаскивал? Да и со шлюпом я быстрее управлюсь.

Нюк воззряется на меня блестящими от слез обонятельного страдания глазюками, но не спорит. Наверное, лишние вдохи делать не хочет.

— Бо, вентиляцию на полную катушку! — просит он.

В рубке царит полный разгром, словно тут подвыпивший Гугун бушевал — все перерыто, перевернуто, и даже любовно расшитые Тасей чехлы сорваны с кресел. Не иначе как вражины надеялись где-нибудь в недрах «умного» пластика заныканную страпельку отрыть. Еще на той неделе у них был бы шанс хоть кучку крошек от печенья бонусом наскрести, но могущественная длань высшей расы своим подарком свела к нулю и его. Надеюсь, протоплазмой приборы нам не позаляпали… свинтусы гирганейские. А то и так по их милости весь корабль благоухает, точно забытая на месяц в порту дырявая ассенизационная баржа, да и в коридорах сам зирок ногу сломит.

Нюк плюхается в Басово кресло и проверяет систему, уже заботливо запущенную Бо. Последний нам безмерно рад и не без гордости докладывает, как он прикинулся мертвым и ни на какие контакты с чужаками не пошел.

— Соплюковы кузены пытались тебя ломануть? — уточняет Нюк, подставляя лицо под поток чистого воздуха из вентиляции и с наслаждением дыша.

— Да, но весьма неумело, бортинженер Стратитайлер. Выставленная вами защита прекрасно сработала.

— Отлично… так я и думал, что наша система программирования им плохо знакома. Они, поди, и в Таське с Рори копаться пытались… только безуспешно. Иначе допрос был бы ни к чему.

— Может, у них вообще ничего своего нет? И они, как паразиты, лишь захватывают чужое? — предполагаю я.

— Отловить надо было парочку в банку, на опыты, — хмыкает инженер, спешно переквалифицируясь в пилоты и наращивая обороты трех уцелевших двигателей.

— Бо, где мы находимся? — приземляясь в штурманское кресло и врубая навигационные системы, запрашиваю я. — Куда они нас притащили?

Борткомп бойко сыплет координатами. Ничего не скажешь, хороша скорость у краденого линкора: мы уже весьма далеко от того сектора, где угодили в протоплазменные щупала агрессоров. Спасибо, что не снова в черная дыра ведает какой галактике. Создатели ароматной бытовой химии и узких, как нора вомбата, уголков уединения знали толк в кораблестроении. Или мы просто так долго в отключке провалялись? На всякий случай уточняю у Бо и дату — а ну как суток трое уже пролетело? Но нет, на борту вражеского крейсера мы провели лишь несколько часов. И то хорошо. А то и так порядком загулялись по задворкам Вселенной.

Остатки команды вваливаются в рубку, Варг бросает взгляд на расчеты, которые я спешно делаю, добавляет пару замечаний и разрубает гордиев узел насчет шлюза — его откроет он.

— Прикрою, — безапелляционно вызывается Цилли.

Через пару минут, шаря по громадному трюму лучами безупречно работающих прожекторов, катера отваливают от рыдвана. Найтовы походя сорваны Шухеровыми деточками — ничто «Дерзающий» в брюхе этого космокита больше не удерживает. Очухавшиеся плазмюки снова волной накатывают на наше судно, пытаются подбить шлюпы, но мощного оружия для таких целей внутри линкора у них, на наше счастье, нет. Да и Крошка не зевает, на бреющем полете потоками воздуха расшвыривая нападающих, как кегли. А может, эти амебы-трансформеры просто еще не смекнули, как пользоваться всеми ворованными ресурсами?

Из разогретых дюз вырывается предстартовое пламечко, и тут уж у самого упертого вражины находиться в радиусе их работы отпадает всякая охота. Рыдван снимается с места так плавненько, как никогда прежде, пилот-самоучка аж ойкает от неожиданно легкого и послушного хода штурвала.

— Стратитайлер, готовься петлять, как трипперный заяц! — велит ему Варг. Истребители уже могут поджидать нас снаружи.

— Ярк, что такое трипперный-то?! — шипит Нюк, косясь на меня и явно начиная волноваться.

— М-м-м… Что-то знакомое. Вроде дедуля тоже этого зверя поминал, когда костерил любителей самоволки из своего тренировочного лагеря, — не отрывая взгляда от экранов, пытаюсь припомнить я. — Кажется, это как-то связано с… ловкостью? Или скоростью…

Я бы поразмыслила над этим еще, но меня крайне беспокоят пресловутые перехватчики, которые куда как… триппернее нашего доброго грузового тюленя. И значит, надо надеяться на чудо или рассчитывать на хитрость. Опыта у Нюка, увы, с Тасин нос. Как, впрочем, и у меня самой. Лихачество над мирными славийскими пастбищами — не в счет. Тем более что овечки не имели дурной привычки поливать меня ураганным огнем, да и нервные залпы коровок, долетавшие, к вящему неудовольствию соседей, аж до фермерских усадеб, до флаера все же обычно не доставали.

Кэп ядрено чертыхается в передатчик, борясь с инопланетными запорами на инопланетном шлюзе, и я уже начинаю опасаться, как бы не пришлось идти на таран. Но древние боги механики сегодня на нашей стороне — замки поддаются, и сияющая звездами пропасть жадно высасывает воздушную смесь из брюха гиганта.

— Звездный ветер в закрылки! — подбадривает себя Нюк, направляя рыдван следом и выжимая такую скорость, что нас на рывке аж в кресла вдавливает.

— Петлю, петлю! — подсказываю я, потому что нам еще шлюпы подхватить надо, а сама лихорадочно шарю глазами по всем экранам, выискивая зловещие точки вражеских истребителей. Но, к моему удивлению, радары остаются девственно чисты. Что они еще затеяли? Мстительно шарахнуть по «Дерзающему» из гигантского аннигилятора, распылив на разрозненную кучку атомов? А где у линкора могут быть установлены такие смертоносные штуковины? Исходя из человеческой логики — на носу судна, а уж что там диктовала логика кораблестроителей неведомой расы, надраивавшей писсуары средствами с запахом ванильных пироженок — понятия не имею. Но все же — береженого силовое поле бережет, поэтому кричу Нюку:

— Ныряй ему под брюхо, надо выйти из зоны обстрела!

— Сам знаю! — огрызается тот, закладывая вираж, довольно дерганый и так близко к корпусу, что один из закрылков со скрежетом пропахивает по линкору, бросая рыдван в дрожь. Великая гравитация, только не занос! Взревает тревожная сирена, извещая о столкновении. Хорошо, что Бас в отключке… А то бы сплохело бедняге. Ну, или сплохело бы Нюку от смачной такой затрещины. Он чертыхается, вцепившись в штурвал побелевшими от напряжения пальцами, но чудом выравнивает «Дерзающий», увеличив дистанцию между судами. Бо рапортует, что серьезных повреждений нет. А от тряски в успешно компенсирующем ее кресле еще никто не умирал. Тем более наши организмы уже закалены скачками на тагаранских чайнозависимых рысаках и всяческих земляндских Клариссах. Лишь бы у старины Шухера там оба хвоста разом не отпали, это он по части флоры — бесстрашный и безумный гений, а вот любые космические маневры здорово расшатывают его нервную систему. А заодно с ней — и тот хлипкий мышечный узел, на котором злокозненные оменопородительные хвосты держатся.

— Кэп, Цилли, мы у линкора под брюхом! — докладывает пилот-самоучка и готовит швартовочные узлы, чтобы принять шлюпы прямо на корпус. Изгаляться с их заходом в шлюз нет времени.

— Вижу, не слепой, — отзывается Вегус, и через пару минут его катер стыкуется с «Дерзающим».

— Цилли? Цилли! — вызывает подзадержавшегося бортмеха Нюк.

— Здесь, вижу тебя. Иду на стыковку, — откликается, к всеобщему облегчению, и она.

Магнитные замки с лязгом срабатывают. У нас получилось!

— Капитан Вегус и бортмеханик Ибрагимбек на борту, — докладывает Бо, и Нюк от души выжимает газок на полную, уводя рыдван от крейсера какой-то дерганой спиралью. Добираться до рубки им приходится уже на магнитах, борясь с перегрузками — настолько старательно потомок темпераментной Эдди выполняет капитанский приказ петлять каким-то там зайцем.

А перехватчики все не возникают на экранах, и хотя это, безусловно, повышает наши шансы успешно свалить отсюда куда подальше, меня начинают терзать подозрения, не замыслили ли паршивцы какой глобальной гадости? А вдруг они нам взрывчаткой трюмы набили? С этих ведь станется! Чего хорошего можно ждать от сторонников пыток, которые пленным, вопреки всем конвенциям, и стакана воды не дали, не говоря уж о еде? Вон даже совсем дикие земляндские фемины адамов голодом не морили! Охваченная нехорошими догадками, я аж подскакиваю и кричу Бо срочно проверить, не появился ли на борту несанкционированный груз.

— Орлан варганский! — хвалит кэп прикусившего от старания кончик языка Нюка и так в знак одобрения хряцает лопатообразной ладонью по спине, что тот себе едва один из самых важных органов не откусывает. Цилли повторяет ту же процедуру молчком и сразу же отчаливает в двигательный отсек.

— Держался славийским огурцом! — одобряю и я, но от хлопанья по хребту воздерживаюсь — во-первых, с моего места тянуться далеко, а во-вторых, запасного позвоночника (да и языка) у нашего рыдванорощенного аса нет. Как и у нас — лишнего запасного пилота.

— Есть хоцеца, — совсем не героически шепелявит Нюк в ответ, спешно припрятав пострадавшую мышцу за зубы. — Подержите кто-нибудь штурвал, Тасю включить надо.

— Смотри-ка, а раньше тебя бы непременно затошнило! Здоровый аппетит после таких маневров — первый признак начинающего космического волчары, — радуюсь я. Кстати, мысль-то насчет еды весьма правильная и своевременная. Мы ж из-за этих протоплазменных паразитов все завтраки, обеды и ужины уже пропустили! И адорианским недоброй памяти братцам по разуму тоже спасибо всегалактическое прям, если б не они — хоть на Землянде бы успели хорошенько подзаправиться.

— Меня с самого гальюна тошнит, то с голодухи, то от вонищи, — отмахивается от комплимента Стратитайлер, выбираясь из кресла.

— Соколова, расчет курса для прыжка, — матерый волчара охотно подменяет волчонка и ухается на его место. Вспомнив, что если нас догонят и поймают, мы пропустим еще больше трапез, а может, и вообще никогда уже чайку даже не попьем, живо утыкаюсь обратно в комп.

— Куда прыгаем-то? — замирает поплывший было на выход Нюк — Бо спохватился и вырубил гравитатор, чтобы снизить нагрузку от лихих маневров на наши многострадальные тушки. — Только не говорите, что чертовы ботинки геологам доставлять! Нам когти в Млечный Путь рвать надо! В Совет! У нас же форс-мажор! Целый Эверест из форс-мажоров!

— Не беси меня, Стратитайлер! Я только-только твою фамилию из списка безнадежных уткодятлов Пяти Галактик вычеркнул. Тут до пункта назначения уже доплюнуть можно, — отмахивается упертый Варг. — Назад я это барахло не попру! И нам один зирок заправиться надо. Тасю включишь — и дуй вон Цилли помогать, на трех движках далеко не упрыгаем.

В этот момент я даже не знаю, восхищаться столь редкостной настырностью и верностью контракту, наперекор всем форс-мажорным форс-мажорам и таящим в себе общевселенскую погибель финтифлюхам, или же ужасаться. Но так или иначе приказ капитана на борту — закон, и, в который раз стоически придержав язык, начинаю рассчитывать переход. В конце концов, учебник пятого курса я таки одолела почти до последней страницы.

Да и опыта у меня теперь поприбавилось — полтора раза на тренажерах и аж целый один — от и до своими ручками на настоящем корабле. Пусть тот прыжок и завершился на зирковых куличках, зато все живы остались, а это уже недурной показатель. А если на этот раз еще и попаду в цель, где геологи неустанно обкладывают по гирганейской матушке запропастившийся в глубинах космоса вместе с их бурами и ботинками рыдван, может, даже снова торт перепадет. С персиками. Ну, или с чем уж Кхара пошлет — не знаю, завалялось ли хоть что-то в морозилках после исторического пира в честь земляндско-земного воссоединения, который так бесцеремонно прервала высшая раса. Как, впрочем, и само воссоединение.

Минут через десять, хрустя какими-то серыми, абсолютно несъедобными на вид кубиками, в рубку заглядывает Нюк — отрапортовать, что Таисья в порядке и к обязанностям своим приступила. Коридор драит.

— Игривая сверх всякой меры… — бурчит он, делясь со мной и капитаном сублимированным чем-то. — Вот это вот на поцелуй выменять пришлось.

— Уж прям пришлось, — гыгыкает Варг.

— У меня так-то язык прикушен, — с достоинством парирует бортинженер и удаляется помогать бортмеху копаться в движке, пока кэп не предложил засунуть тот язык в медкапсулу или вовсе в сейф, для пущей сохранности.

Очертания линкора истаивают на обзорных экранах, а смертоносных залпов и орды истребителей вслед нам так и не устремляется. Может, Нюковы электронные тараканы настолько основательно все порушили в системах корабля, что эти оборотни протоплазменные не сумели даже шлюзов открыть, не говоря уж о ручном управлении крупнокалиберным оружием? И все же легкость, с которой мы убрались прочь от линкора, на фоне упорных боев с плазмюками на его палубах, продолжает беспокоить. И хотя Бо заверил, что никаких посторонних грузов на борт не проносили, а в вентиляцию даже посторонняя мошка не прошмыгнула, подозревать склизких поганцев в коварных замыслах я не перестаю. Ведь это ж классика жанра — только расслабишься, как нагрянет очередная… корма мира.

Но по мере того, как растет расстояние между нами и безжизненно зависшей в черноте космоса обездвиженной тушей, я начинаю верить, что мы снова вывернулись. Тем более, до рубки доплывают наконец ароматы готовящегося обеда (пусть из консервов и концентратов, но зато, в отличие от таинственных туалетных запасов, пригодного в пищу, а не только для убиения противника), и градус моего настроения резко повышается. Я загоняю в навигационную систему одобренный ранее кэпом курс для разгона перед гипером, и тут на приборную доску падает зловещая расплывчатая тень.

Подпрыгнув в кресле, резко разворачиваюсь и машинально хватаюсь за трофейный, разряженный до нуля станнер — очень уж колыхание развоплощающегося плазмогада напоминает. Однако это всего лишь Шухер, мечтательно дирижирующий растопыренными во все стороны щупалками в такт одному ему слышимой музыке — должно быть, обеденной рапсодии. А может, колыбельные несостоявшемуся хвостовому властелину Галактики переливчатыми трелями всех пустых желудков наигрывает.

— Обед готов, — блаженно прижмуриваясь и облизываясь сразу несколькими языками, докладывает он. — Будить остальных? Не лежать же им бревнами, пока все кушают?

В селекционные таланты нашего экс-дока я теперь верю шибче, чем санторианец — в силу очистительных молитв, а вот прочие его познания не внушают мне такого же оптимизма. Еще ткнет ненароком в какую-нибудь кнопочку и отправит нам соратничков в полугодовой анабиоз. Поэтому заверяю его, что как раз собиралась в компесанционный зал — проверить, как там наши подстрелыши. Может, запущенный режим пробуждения поможет им от последствий станнера быстрее очухаться? Варг тоже уже удалился копаться в движке, и «Дерзающий» шпарит на автопилоте. Убедившись, что все работает как подобает, отправляюсь расталкивать наших спящих красавцев.

Проверив жизненные показатели, которые высвечивает капсула, прихожу к выводу, что они вполне близки к нормам. Так что, наверно, очнутся Бас с Рекичински без проблем. Таковые у последнего начнутся только после встречи с Нюком, которого, похоже, расправа с двойником суперкарго лишь раззадорила, как те серые кубики — мой аппетит. Пилот оказывается уже бодрее лакийца в гоне и, стоит только крышке приподняться, выпрыгивает из заточения, подобному переспевшему славийскому арбузу, срывающемуся с бахчи перед тем, как разлететься на кусочки.

— Какого гирганейского я снова в этой морозилке, сверхновая ее поглоти?! — взревывает он и тут же издает утробный стон, запуская пальцы в стоящую дыбом медную шевелюру — похоже, от побочек парализатора почивание в капсуле не избавляет. — Что за косорукий центаврийский дрок засел за штурвалом?! Он что, не видит, что мой красавец идет с правым креном не меньше, чем на две сотых градуса! И что это за звук? Опять что-то с дюзами? — наклонив голову и страдальчески скривившись, прибавляет Бас.

«Какой может быть крен в открытом космосе без определенных ориентиров?» — недоумеваю я, но благоразумно помалкиваю. Да и вообще, когда сама очнулась после пленения — крен у меня во всей центральной нервной системе был покруче, чем на две сотых градуса. А у Басилевса это уже вторая отключка за какие-то несколько часов.

— Прошу прощения, — смущенно отзывается от двери приковылявший следом за мной Шухер. — Это у меня в животе урчит. Просто мы давно не обедали и ждем только вас.

— Так… а что с этими, лепехами коборуковыми? Мы их победили? — спохватывается пилот, к которому, должно быть, начинают возвращаться последние воспоминания перед погружением в небытие.

— Ну… почти, — уклончиво отзываюсь я. Потому что не вполне уверена, можно ли наше спешное бегство от банды амеб-переростков назвать победой.

— Мой красавец цел? Ничего больше ему не подбили, пока я тут валялся? — взволнованно спрашивает Ксенакис, и лишь получив утвердительный ответ, интересуется и состоянием экипажа. Хвала Кхаре, точно наш старина Базиль, не подменыш! Увидев, что соседняя капсула тоже занята, пилот заглядывает внутрь и недобро сопит:

— Надо же, и эта альтаирская крысопиранья целехонька! Ну уж теперь я лично задам цепню коборуковому парочку вопросов о его дружках, которые по моему кораблю палили, точно бухие маргайцы в зирковом тире!

Не успеваю глазом моргнуть, как Бас вытряхивает еще не полностью очухавшегося Рекичински из нутра компенсационной капсулы. Похоже, сейчас щекотание пыточной штуковиной покажется суперкарго лишь ласковым почесыванием за ушком!

— Бас, мы же одна команда! Дети великой Земли и Галактического Союза! Наша сила в этом… в единстве! — взываю я к высоким чувствам потомка благородных эллинов, но, видимо, тимбилдинг — не самая сильная моя сторона, потому что пилот только сильнее горло Рекичински стискивает. Шухер тихонечко ахает, укоризненно всплескивая щупальцами: должно быть, он, в отличие от Баса, моими лозунгами проникся.

— Может, все же сначала пообедаем? На сытые желудки казнить виноватых всяко приятнее, — робко предлагает лимбиец, но Ксенакис совершенно очевидно этого мнения не разделяет. Неужто придется тюкнуть его гравиботинком по многострадальному темечку, чтобы спасти Рекичински для собственноручного допроса?

— Под… подождите, — умудряется выговорить злосчастный суперкарго, тщетно пытаясь ослабить хватку сжимающих его глотку стальных пальцев. — Я и т-так… все рас…скажу.

Глава 61. Нюк. Все точки над Ё

— А это точно можно есть? — с сомнением уточняю я, поддев ложкой полужидкую желтовато-серую массу. — Больше на пластик для замазки трещин похоже…

— Коне-ечно! — неимоверно притягательно улыбаясь, уверяет Тася, наклонившись ко мне и ласково проводя поварешкой по моей щеке. — Каша из концентратов приготовлена в полном соответствии с требованиями Министерства космопитания… пупсик. Если хочешь… — с придыханием добавляет роботесса, — я могу сервировать ее прямо на своем теле… Может быть, так она понравится тебе больше?

Черная дыра побери, и зачем я спросил… Нет бы жрать молча, что дали! Потому что мне-то, может, и понравится такая подача, но вряд ли все это вместе понравится капитану. Вон он как брови-то выгнул. Щас и прирыкнет для порядку. И намекнет прямым текстом, что надо бы барышню перепрограммировать уже. А я и так с движком по самое не балуйся навозился.

— Фпасибо, мне уже очень фкуфно, — уверяю я, спешно запихивая в рот ложку страшно питательной, но совершенно никакущей массы.

— Твое гару-гару божественно! — подхватывает Соколова, приходя мне на помощь. Шухер, как всегда методично орудуя ложками, зажатыми сразу в четырех щупалках, закидывает в разинутые рты полужидкую, похожую на растекшегося плазмюка, субстанцию и не отвлекается на разговоры. Пилот тоже перемалывает божественное гару-гару молчком, меча угрожающие взгляды через стол на смущенного Рекичински.

— Ярк, а что такое пупсик? Первый раз это слово слышу, — тихонько спрашиваю я, когда Тася, зазывно повиливая бедрами, отходит за компотиком из сублимированных до полной неузнаваемости сухофруктов. А ведь нам еще назад добрый месяц назад плестись на такой диете… Вряд ли у буровиков на голой каменной планетке есть фермерская продукция.

— Не уверена, что имела в виду Тася… но когда наша бабуля сестре собственноручно сшитое косматое, косорылое чудище подарила и велела его баюкать — она его так обозвала, — шепотом отзывается Соколова.

— Ну вот, — вздыхаю я. — Тряпичным уродцем назвали… это все потому, что у меня поцелуев солнышка больше нету. Надо хоть стрижку нормальную вернуть.

Ответом на последнюю фразу служит лишь отдавшийся эхом вздох, и Ярка уже отработанным движением сердито заправляет топорщащиеся лохмы за уши.

Компотик оказывается на вкус поприличнее каши… или что там это было? И настроение как-то помаленьку идет вверх. Кажется, самое время задать настолько заострившиеся вопросы, что ими уже пространственно-временной континуум порвать можно. Но едва я разеваю пищеприемник, нацелив на Рекичински ложку, как кэп, утерев свой салфеткой, велит всем вышвыриваться в кают-компанию на собрание. Вот и отлично. Теперь-то этот альтаирский угорь от нас не ускользнет. А ложку я с собой прихвачу… на всякий случай.

Замечаю, что Соколова старается идти в ногу с мрачным Басом, следя в оба за каждым телодвижением Ксенакиса, а Шухер шествует так, чтобы его объемистая студенистая тушка все время плыла между пилотом и притихшим лже-суперкарго. Кажется, не только у меня уже велико искушение применить не одобряемые конвенциями Союза методы дознания.

Рассевшись на помягчевших креслах и диванчиках, экипаж устремляет видоискатели на героя нашего подзатянувшегося приключения. Ядрена гравитация, а мухоловка-то как похорошела! Прям так и колосится во все стороны, так и щелкает пастями. Это наш агротехнический гений ее так душевно удобрил, или адорианцы постарались? Не она ли — матушка его дорогих деточек? Понаскрещивал там, поди… того да сего, что под щупала подвернулось. Бутончики во всяком случае очень похожи. Тем более, что для его культуры несчетное число родителей вполне себе норма.

— Перво-наперво хочу поздравить нас всех с тем, что мы в очередной раз благополучно унесли шасси от соплюковой родни, — начинает Варг, переключив наше внимание на себя традиционным ударом кулака по столу. — Кадет Соколова, практикантам премий не положено, но запись в личное дело получишь. Благодарю за находчивость. Хоть и координатки ты выбрала, конечно… Попрыгали б мы в том квадрате ужаленным в корму коборуком, чтобы выжить.

— Служу Галактическому Союзу, сэр! — радостно козыряет Ярка, улыбаясь до ушей. — Обязуюсь выучить на подобные случаи другие координаты!

— Проверю, — отвечает Варг и вперивается в меня своим холоднючим взглядом. — Так. Теперь ты, гальюнный гений.

— Даже не вздумайте спрашивать, где я взял нано-терминаторов, под пытками продавца не сдам! — немедля ощетиниваюсь я. Дело-то подсудное… В этой галактике уж точно. Особенно учитывая тот факт, что программировал я их лично. Своей же прогой под скромным базовым названием «Гремлин». Изначально-то они были вовсе не вредители, а очень даже наоборот.

— Не буду, — внезапно легко соглашается Вегус. — И в бортовой журнал способ нанесения ущерба электронным системам вражеского линкора вносить не собираюсь, расслабь корму. Благодарность тебе и премия за это. И за успешное пилотирование судна в экстремальных условиях.

— Премия! — радуюсь я. Теперь-то на реинкарнацию веснушек, может, и хватит. И на новый комп. Прежний, в отличие от Рори, сгинул где-то в недрах плазмюкова корабля. Хорошо, что я предусмотрительный и личную инфу забэкапил, где только мог.

— За успешное пилотирование чего?! — вскидывается Бас, машинально потирающий ногу, должно быть, отшибленную в бессознательном состоянии о каменную морду лже-капитана.

— «Дерзающего», чего еще, — фыркает Варг. — Второй раз бортач, у которого молоко синтетическое на губах не обсохло, корытом рулит, пока ты в отключке прохлаждаешься. И успешно рулит.

— Ну в этот раз я не виноват совершенно! — огрызается Ксенакис и за спиной Цилли показывает мне кулак. — Вот кто закрылок-то помял, у, гидра воробьиная косорукая! — шипит он.

— Зато все целы, а закрылок вон приготовленной по стандартам космопитания кашей замажем, будет как новенький! — встревает Соколова, успокаивающе похлопывая пилота по плечу. Вступается за меня и Цилли.

Одариваю Баса торжествующим взглядом и заодно — высунутым языком. За спиной Ярки, само собой. Получи, рыжий зануда. Я так-то летать на симуляторах учился, преодолевая мучительную тошноту и мерзкие головокружения. На одной силе воли, можно сказать, без всякой природной предрасположенности.

Следующий на очереди чествований наш самородный агроном. Лимбийцу так редко доводится слышать похвалу в свой адрес, что вместо лиловых разводов его макушка окрашивается в равномерно фиолетовый цвет и даже одно из хвостовых щупалок слегка сиреневеет. Должно быть, новое, не оскверненное еще мутированием в гнусного Врагусика, который прямо подозрительно помалкивает. В поликлинику на опыты не хочет, должно быть.

Тайна бурного роста Шухеровых деточек, как оказалось, кроется в той самой противопожарной системе, которую ксехара ведает какой гений (из моих не менее жопоруких предшественников) на корабль воткнуть догадался. Она, во-первых, древнее «Дерзающего» раза в три, во-вторых, вообще не корабельная ни разу. И когда весь этот вселенский потоп с потолка хлынул, залило и оранжерею, сбив начисто настроенный там режим капельного орошения и породив буйный рост торчавших еще зародышами в семенах гибридов. Не то Шухер и своего ДНК в них подмешал — тут уж он не сознается, но очень на то похоже, только после прорастания у них немедленно установилась прочная ментальная связь, и разом воспрявший духом лимбийский гений решился прийти на помощь своим плененным товарищам. Тем более, что Врагусик тоже не прочь был разгуляться и уничтожить пару-тройку звездных систем.

— Ну вот, а ты скафнил, когда я эту противопожарку на развале в Руллдобе приглядел! Кто ж водой тушит, замкнет же все к зиркам! — передразнивает капитана надутый Базиль. — Вишь, как пригодилась-то! Жизни, считай, спасла.

Однако кэп на вознаграждение за такую прозорливость все равно не расщедривается, только рекомендует экипажу сократить поминание гирганейских тварей всуе. Получив свою порцию похвал и заслуженную премию, господин Утухенгаль рапортует, что, по его наблюдениям, никакой отдельной выделительной системы его крошки не имеют и плазмюками испражняться не изволят, похоже, переварив тех начисто и выдохнув отходы вместе с ценным для корабельного быта кислородом.

— Зашибись, — резюмирует Варг, но все же настаивает на трехдневном карантине. Потом дело доходит и до Цилли, нашей скромной и совершенно безотказной машины по восстановлению двигательной системы рыдвана. Милости так и сыплются из внезапно расщедрившегося Варга, точно гайки из «Дерзающего» до реставрации, впрочем, премии-то он за счет компании выписывает. Еще не факт, что нам их выплатят.

— А я?! — возмущается Бас, когда на раздаче слонов его фигура единственной оказывается обнесенной ништяками.

— А мы с тобой и так нехилый бонус от адорианцев отхватили, — парирует кэп. — Уж распорядись с умом.

— Ну и крайний член нашего экипажа, которого мы все знаем под именем Уилсон Рекичински, вполне заслужил не то что двойную премию, а Звезду Героя Галактического Союза, — ошарашивает напоследок Одноглазый. Я аж пыточную ложку роняю от неожиданности. Глаза Баса выкатываются из орбит, словно ему комета в лоб звезданула. Шухер после секундной заминки с энтузиазмом аплодирует всеми щупальцами — он за мир во всем мире и всеобщие премии и награды. Соколова таращится на новоявленного героя во все свои голубые пуговицы.

— С какого это, простите… блин-тридцать-три-печенюхи?! — сиплю я, выковыривая ложку из-под столика и стараясь не попасться ухом мухоловке в пасть. С каких пор гнусных воришек опасной материи к таким наградам представляют?!

— С зиркова, — отрезает Варг, нарушая свою же рекомендацию. — Валяй, Уилсон, свою историю, или уже можно величать тебя настоящим именем?

— Вы меня вызывали? — впархивает в рубку сияющая Тася, должно быть, прискакавшая на звон оброненной ложки. И, не теряясь, мостится к капитану на колени, обвив тонкими, но невероятно сильными ручками его бычью шею. Однако никто на эту роботессину старорежимную выходку никакого специального внимания не обращает, даже сам Варг. Все внезапно разволновавшемуся Герою Галактик чуть не в гланды уже заглядывают.

— Можно и настоящим, хотя никакого значения во всей этой истории оно не имеет, — неловко пожимает плечами тот. — Зовут меня Горан Ларссен, и до этого лета я работал ремонтником на маленькой станции на задворках Млечного Пути. Никаким офицером безопасности я, конечно, не был, тут уж я изрядно… приукрасил свою должность. Думаю, это извинительно, когда тебе в физиономию тычут горелкой беспринципные роботовоспитанники, — криво улыбается он, косясь на нас с Цилли. — Станция наша отродясь никого не интересовала, но в один не самый прекрасный день на нее прибыл небольшой разведывательный корабль Союзного Флота, однако ж с целым адмиралом на борту. А у нас, как обычно, в который раз полетела система кондиционирования в жилом секторе. Вот мне и велели ради высоких гостей живо лезть в вентиляцию и искать неполадку. И пока я по-пластунски ползал в узких ходах, случайно подслушал разговор в одном из номеров. Говорили о страпельке и дальнейших планах ее использования, вплоть до завоевания всех галактик. Я сперва подумал, что они просто малость звезданувшиеся или водородного наркоза хапнули[13], подобрался к защитной решетке и заглянул внутрь. И вот тут мне уж сплохело — как раз застал интимный момент, когда один из них в лужицу протоплазмы растекается…

— Токто[14]. Притуши дюзы, новоявленный Горан, — перебиваю я. — Хочешь сказать, плазмюки трещали на общегалактическом? Вот прям специально, чтоб ты там уши погрел?

— Они говорили на марсианском диалекте общеземного. Мне даже переводчиком пользоваться не пришлось, это мой родной диалект — огорошивает меня лже-Рекичински. Еще и соседушка, как оказалось. Потомок самых первых колонистов. Уважаемая в системе земных миров ветвь. Сроду б не подумал. У него и акцента марсианского нет.

— Вряд ли они ожидали встретить в такой глуши марсианина, вот и говорили на нем. В общем… Я-то воображал, что самое мерзкое уже увидел, но потом этот… который в лужу превратился, стал вдруг подниматься, этаким мини-цунами. Секунда — и он на адмирала того бросился. И мне показалось, тот будто в каком-то пузыре, — с легкой запинкой продолжает суперкарго. — А когда он… оно с него сползло, то адмирала больше не было. Вообще. Словно сожрал и переварил моментально.

Тася испуганно ахает, крепче прижимаясь к могучему капитанову торсу. Ох уж эта базовая эмоциональность.

— Бр-р-р, — ежится Ярка. — Нам, выходит, еще повезло…

— Может, у них не все так умеют, а только самые старшие или главные? — предполагаю я, начиная верить во всю эту историю — настолько она занятная, что, скорее всего, и есть чистая правда.

— Думаю, мы им еще были нужны, — говорит Ларссен. — Они же хотели точно узнать, где страпелька и не собирались раньше времени нас истреблять. Ярка здорово всех выручила, когда затеяла спектакль. Признаться по правде, сам я даже не знал, что им сказать и не сделаю ли этим еще хуже. Хотя куда уж было хуже… Тогда я по-настоящему испугался, потому что осознал окончательно, во что вас втянул.

— Да ладно, чего уж там, всегда обращайтесь, — неожиданно смущается и Соколова, к смущению не расположенная от слова совсем.

— Лучше не надо, — актриса из тебя так себе, — возражаю я. — Только плазмюки и повелись бы.

— Такая же, как из тебя — наследная принцесса, — не теряется Ярка. Ну, тут мне и возразить нечего. Девица из меня впрямь нелепая.

— Погоди-ка, тот, сожранный, он был землянином? — уточняет Бас, подаваясь вперед. — Ты форму, знаки отличий точно разглядел?

— На вид — как мы с вами, — кивает Рекичински. — А на деле… Может, такой же плазмюк, и они просто слились в один организм? В любом случае, когда эта тварь начала снова превращаться в гуманоида, то выглядела один в один, как тот адмирал. Не знаю, как этот вояка подобрался к странной материи, кто ее вообще синтезировал, что ему пообещали за нее. Об этом у них речи не шло.

Переведя дух и хлебнув водички, потенциальный Герой Пяти Галактик продолжает:

— Я, наверно, побил бы в тот день все рекорды по скоростному ползанию по вентиляции, но тут зиркова решетка проломилась, и я просто грохнулся со всей дури на этого… амебного. Паяльником его приложил с перепугу — ничего другого у меня в руках и не было. А когда он упал и снова стал растекаться, я почти машинально сорвал с него цепочку с подвеской — той самой, что адмирал передал. И дернул из номера. Сперва собирался доложить начальству, но тут подумал — а что, если эти твари уже везде, и в Совете, и в правительствах? Кто мне, простому работяге, поверит? Так эта штука оказалась в моих руках, только я понятия не имел, что с ней делать. Просто не рискнул с этой историей к кому-то сунуться, у меня не было никаких гарантий, что в тот же патруль не затесались уже протоплазменные шпионы. Они ведь облик меняют с той же легкостью, с какой мы термак переодеваем, даже быстрее. Запаниковал, в общем. Все, что пришло тогда в голову — спрятать эту штуковину как можно дальше, на окраине Союза, на какой-нибудь необитаемой планете. Примчался в порт и в последний момент запрыгнул на отчаливающий грузопассажирский корабль. На нем долетел до очередных задворок галактики, пересел на другой. Только деньги на билеты быстро кончились, да и мне нужно было попасть подальше от космических трасс, где мой след потеряется. И тут мне и попался настоящий Уилсон Рекичински, который превесело надирался в портовом баре. Когда он дошел до кондиции, удалось стянуть у него документы. Ну, после того, как свистнул у ксеноморфов смертоносную темную материю, дальнейший путь по воровской стезе пошел уже как по маслу, — с усмешкой прибавляет Ларссен. — В этот же день приземлился за грузом «Дерзающий», и ваш прежний суперкарго весьма кстати свалил. Ну, я и нанялся по чужому удостоверению. Это было, конечно, неслыханное везение, ведь на любом современном корабле жетон живо бы пробили по биометрической базе и обнаружили расхождения. Остальное вы знаете.

— Да чип бы отсканировали, — хмыкаю я. Шухер покрывается новой порцией лиловых пятен: с чипом, разумеется, его косяк, подозреваю, он больше интересовался пупком новоприбывшего, чем его данными.

— Так какого галактического ядра ты молчал, как санайский кобровидный партизан?! — вспыхивает вдруг до этого без комментариев внимавшая его рассказу мисс Ибрагимбек. Очень кстати она их припомнила… Те тоже любили колониста вывернуть наизнанку и в его кожурке в поселок просочиться, только выходило у них плохо и не похоже совсем. Палились все как один.

— У меня, наверно, развилась долгополетная паранойя, — с нервным смешком отвечает Ларссен. — Я готов был уже в каждом шпиона видеть. Вот и Ярку заподозрил, когда она на корабль пробралась. Тем более что почти сразу после этого нас обстреляли. Решил попытаться тайком наняться на другое судно. Тут вы меня и приперли к стенке. И потом… я ж не знал, получают ли они вместе с нашей ДНК и всю личную информацию? Чем меньше вы знали, тем было лучше… и безопаснее. Для вас же.

— Не получают, к счастью, — хмыкает Варг.

— Ага, однако капитану ты все-таки все выложил, — бурчу я, раздосадованный тем, что команду так долго водили за нос. И все мы усиленно ненавидели вовсе не гнусного воришку и лжеца, а в самом деле, считай, героя. Пусть и малек нелепого и стихийного.

— Выложишь тут, когда выбор — или правда, или вакуум, — усмехается Горан.

— Мне-то уж мог бы и рассказать! — бросает сердитый упрек старому приятелю Бас.

— В общем… Извините меня, что я вас во все это втравил. Но, с другой стороны, ты вот, Нюк, зато родственников отыскал, — закругляет свою историю героический техник. Который и пальцем не шевельнул, когда у нас вентиляция забарахлила. Вот уж кто артист больших и малых галактических театров, куда почище кадета.

Соколова тем временем что-то сосредоточенно обдумывает, даже лоб наморщила.

— Ну ладно, со страпелькой, положим, все понятно, — тянет она. — А в шахматы ты зачем повадился со мной играть? Это-то для какой высшей цели было нужно?

Тут уж лже-Рекичински откровенно смеется, глядя на ее подозрительно сузившиеся глаза:

— Похоже, паранойя — штука заразная. Ярка, не во всем же таится темный коварный замысел. Мне просто было одиноко. Со мной, если вспомнишь, не очень-то общались после скачка в новую галактику. Я люблю играть в шахматы, и мне было интересно с тобой поболтать. Вот и вся высшая цель.

Ой, все. Осталось благодарной девице прыгнуть спасителю Вселенной на шею и одарить страстным поцелуем. Аплодисменты, занавес.

— А с чего ты решил, что кадет таки не плазмюк? — интересуюсь я. — По каким признакам догадался?

— Да собственно, никаких особых признаков… Тем более — много ли я о тех плазмюках знаю? Но Ярка была порой такой забавной, что я усомнился: способен ли шпион-ксеноморф вести себя настолько по-ребячески непосредственно, — отвечает суперкарго, и Соколова тут же сердито набычивается, совершенно не проявляя желания облобызать героя Пяти Галактик.

— Ну, а после всех похождений в нью-адорианской галактике я, пожалуй, ни в ком из вас уже не сомневался, — добавляет Ларссен. — Но не хотел подставлять вас, если эти гады все-таки могут извлечь что-то из памяти. Визита исчезнувшей ветви адорианцев, скажу честно, не ожидал, ведь я до сих пор не в курсе, кто именно синтезировал эту штуку и кому она по праву принадлежит. Но рассудил, что уж эта раса во зло применять ее точно не станет.

— Да хозяева страпельки, поди, как пропажу обнаружили, на сверхсветовой в Совет понеслись с покаянием и за помощью, — ворчит Варг, машинально похлопывая Тасю по бедру. — А уж наши адорианцы родне письмецо и черкнули — спасите, помогите, не можем опасную игрушку отыскать. Варварские детеныши заиграли. И вообще вы были правы, от них одни проблемы.

— Ну вот и ладушки, — неожиданно даже для самого себя зеваю я. — Раз уж все точки над ё расставлены, любопытство почесано, а торта героям и отличникам обороны темной материи не предвидится, пойду-ка я посплю, что ли. Извини за брови. И шерсть в ноздрях. Но это уж ты сам виноват, — делаю я ручкой не-Рекичински, пока мне про непогашенные штрафные работы не припомнили и Таську перепрограммировать не припахали. Хотя, кажется, Варг на этом настаивать не собирается. Первая любовь не ржавеет, кажется, так говорят?

Глава 62. Кадет Соколова. Знамя уткодятла Пяти Галактик

— Это что?! Что, я вас спрашиваю?! — орет черный от загара (а может, и генетически), буровик-гуманоид, размахивая перед лицом липового суперкарго огромной мохнатой куриной лапой.

— Ботинки… — упавшим голосом оправдывается тот. — Вот же, в накладной все указано.

— Для страусов-полярников, — подсказывает Нюк, давясь от смеха за спиной несчастного героя Галактики. — Гламурных.

Потому что лапы эти еще и каменьями буйно разукрашены на манер нашего штурвала.

Мне стоит героических усилий не заржать в голосину при виде непередаваемого выражения физиономии получателя куролапой обуви. Джокордово вымя, откуда ж нам было знать, что геологи — создания гуманоидные, а ботинки — нет? Вполне могли оказаться и трехпалыми пернатыми ксеноморфами. Или рептилоидами там из старых земных побасенок про инопланетян. Ну и Рекичински, который не Рекичински, не был бы истинным членом команды рыдвана, если б начал новую для себя карьеру не с косячины.

— Это не та накладная! Код не совпадает! Он вообще не для гуманоидных грузов, алмазный бур те во все сопла! Ты куда смотрел, когда на складе это забирал?! — орет несчастный геолог. Спаситель Галактики смущенно ковыряет твердый, как тот алмаз, грунт носком собственного — человеческого — гравиботинка.

— Зато тепленькие, — из цеховой солидарности пытаюсь вступиться за товарища, подхватившего знамя уткодятла и рукожопа Пяти Галактик прямиком из Нюковых рук. — Перчатки можно сделать, если по два сострочить. Или под голову класть… Как подушечку для релаксации.

Варгу почему-то не смешно, он лицом интенсивнее Басовых волос сделался и того гляди, как приснопамятный Гугун, пойдет окружающих зашибать.

— Накрылись наши премии рыдвановыми дюзами, да? — уточняет Нюк аккуратно, все еще похрюкивая. Этому все равно весело. Даже без премий.

— Но ведь буры-то хотя бы те? — спрашиваю у геолога, силясь подавить смех и изобразить на лице живейшее участие в его злосчастной буровой судьбе. Поскольку мне терять нечего, я могу позволить себе быть на позитиве. — Не пилки для страусиных когтей? Не клювоврачебные инструменты? Ну вот видите, все не так уж плохо! И форма… — вытряхивая из упаковки робу, продолжаю я. — Вот, вполне гума… — уверенно начинаю и осекаюсь, провожая взглядом раскручивающуюся третью штанину — не то для ноги, не то для хвоста. — Если узлом завязать, то вообще мешать не будет! И как дополнительный карман использовать можно.

— Ой, нянюшка дорогая, не могу больше, — складывается пополам от хохота бортинженер. — На узелок… Дизайнер стихийный!

— Я этого так не оставлю! Я на вас… Да я на вас жалобу в транспортный отдел напишу! — кипятится буровик. В принципе, его тоже можно понять. Этот пыльный булыган под обжигающим светилом — последнее место во вселенной, где хотелось бы торчать. Даже за деньги. Тут еще тоскливее, чем на Ниме. Там хотя бы камни и представители бронированного животного мира во время бури занятно летают.

— Да пиши ты хоть зирковой бабушке, хоть ергайским потаскухам! — гаркает Варг и, разворачиваясь, удаляется на корабль.

— А я говорил, — назидательно подводит итог Нюк, провожая квадратную капитанскую фигуру блестящими от смеха глазами. — Уже б на полпути к столице Союза были.

Мне становится даже жаль потного, встрепанного буровика, сверлящего ненавидящим взглядом ящики с гигантскими куриными лапищами и трехштанными комбезами.

— Не расстраивайтесь, — уговариваю его я, — просто понимаете… роковое стечение обстоятельств. Я вам сама потом нормальные ботинки пришлю. Первым же рейсом, как только на Землю вернусь! Обычно я ничего у папы не прошу, но уж один разок могу поклянчить… Хотя он и здорово удивится, что мне приспичило полный трюм геологических ботинок. Но могут же у девушки быть небольшие прихоти?

— Нас раза три капитально обстреляли и дважды взяли в плен, пока мы сюда дошплехали. А еще эти куролапки в совершенно новой галактике побывали. В той, куда интровертная адорианская ветвь смылась, — вступается за липового суперкарго и Стратитайлер. Все-таки мы одна команда… косячников и рукожопов.

— В отдел по контролю за оборотом запрещенных веществ я на вас тоже напишу, — ответствует буровик. Надо ж, какой сухой и черствый человек! Не буду просить для него теперь ботинки, пусть как дурак в куриных лапах шастает! Сам виноват.

— Я трезв, как хрустальное стекло в монокле адорианской королевы! — возмущается Нюк, выхватывая мохнатый аксессуар из натруженных рук. — Вы опасно хамите потенциальным героям Галактического Союза.

— Опасно и напрасно, — судорожно вздыхает Горан. — Все равно ором ничего не исправить и птичьи сапожки в гуманоидную обувь не обратить.

— Во-о-он!!! Вон с моего космодрома! — переходит на ультразвук буровик, наступая на нас с кулаками. Наверное, нам повезло, что его товарищи все на вахте, где-то там, в каменной пустыне. А то могли бы и побить. Ногами. И отнюдь не в мягких куротапочках.

И тут оживает молчаливый в последние дни Шухеров хвостяра — сам-то лимбиец скромненько стоит в сторонке и в разборки гуманоидов не суется.

— Как смеешь ты в таком тоне обращаться к властелину Вселенной?! — ревет Врагусик. — Голову долой! Ноги долой! Руки долой! И кометную дизен…

Тут уж Шухеру приходится подпрыгнуть и с размаху приземлиться на собственный хвост. Вопль обрывается на самой высокой ноте.

— А давайте я вам тут клубничку посажу? — миролюбиво предлагает он, придерживая одержимую дьяволом корму парочкой других конечностей. — Ну или там… сакамары немножко.

— Чем их поливать?! Мы по полгода свою мочу переработанную хлебаем! — чуть не плачет бедняга, совершенно обалдевший от свалившегося на его пустынный космодром шапито.

— Так капельное орошение! Замкнутая система! Тепличку поставлю, пару ведер воды залью — и лет на сто хватит! — уверяет агрономическое дарование, делая успокаивающие пассы щупалками.

— Правда? — завороженный этими движениями, переспрашивает буровик уже куда более спокойным тоном.

— Истинная! — бьет себя лапой в грудь бортинженер. — Вот те крест!

И совершает с помощью ботинка раздора какой-то неприличный жест.

— Конечно! — горячо заверяю и я. — Это же талантище! Лауреат агрономической премии года! Вы думаете, кто яблоневые сады на Марсе развел? Все он, только стесняется об этом рассказывать! Он и в рейс с нами рванул, чтобы от вручения награды удрать, скромняга.

— Лимбийского года, он как пять земных, — вворачивает Нюк.

Судя по округлившимся гляделкам Шухера, меня изрядно несет. У взращенного среди марсианских садов Ларссена-Рекичински как-то подозрительно подрагивает угол рта. Если честно, я никогда на его прародине не бывала и не очень уверена насчет садов. Возможно, это вообще из песни, которую дедуля мне после космического марша вместо колыбельной бацал. Но кашу-то Таськой… то бишь маслом… не испортишь. Надо ж как-то сглаживать недоразумение. Глядишь, лауреат рыдвановой премии года своими агрономически-дипломатическими дарованиями и избавит нас от кляузы в транспортный отдел.

Буровик, точно загипнотизированный, стоит столбом, пока ловкие псевдоподии Шухера творят пассы напополам с автономной теплицей, материал для которой оказывается у лимбийца прямо в сумке. Честно признаться, я и сама зачарованно таращусь, глядя, как нечто вроде бесформенной полупрозрачной ткани, вытягиваясь из набрюшного кармана, словно бы само собой образует добротную мини-оранжерею. Надеюсь, когда геолог опомнится, не накатает в довесок еще и жалобу на несанкционированное применение ксеноморфного гипноза.

— И надо ж было такого гения унылой гуманоидной медициной терзать, — уважительно замечает Стратитайлер, параллельно старательно подставляя нос местному светилу в надежде вернуть себе былое очарование.

Стряхнув оцепенение, выразительно моргаю Нюку с незадачливым лже-суперкарго, и мы в темпе подхватываем злополучные ящики с трехпалыми тапками и трехштанными комбезами, дабы уволочь их на борт. Как бы ни бушевал Варг, все равно возвращать на склад придется… Может, где-то, в далекой-предалекой галактике сейчас костерят по зирковым матушке и батюшке тех, кто вместо гламурных мохнатых туфелек для птицеящеров доставил скучные и непритязательные геологические ботинки. Мало того, что пальцы в них не помещаются, так еще и ритуальных червей рыть неудобно.

— Заканчивай и рвем куриные когти отсюда, — шепчу я, пихая Шухера в студенистый бок. — А то еще на какую-нибудь жалобу нарваться успеем!

Про запасы продовольствия, само собой, тут и заикаться нет смысла. Все, что нам светит — получить местный деликатес все из той же переработанной мочи. Или из сублимированных, скрещенных с саксаулом, тараканов, которых по дешевке в выжранные солнцем пустыни в качестве саморазмножающегося источника белка завозят. Спасибо, лучше уж я супчик из концентратов похлебаю. В общем, ловить нам тут нечего, так что стартуем, едва успев задраить люки.

— А у тебя семян мясного дерева там, часом, нигде не завалялось? — сглатывая слюну, интересуется у даровитого агронома вечно теперь голодный Нюк. — Овощи и фрукты — это, конечно, прекрасно. Витамины и все такое. Но белок для гуманоидов, сам понимаешь, в приоритете, и желательно не гороховый. У меня от него живот болит.

— Вывел я тут пару новых видов, на досуге, — залиловев до самой макушки, признается Шухер, застенчиво шаркнув щупалом. — Конечно, у меня не было официального разрешения на опыты… но я позволил себе… в общем, есть семена, полученные при скрещивании кое-какой ксенийской флоры и земляндских рыбодилов. Натуральнейший рыбный вкус… Только намордники надо надевать при поспевании. Покусываются! И найдется гибрид арбуза и коборука… я назвал его арбурук… если никто не возражает, конечно, — прибавляет он, скромно потупив глазки.

— Да я-то не возражаю, но ты представь, что в Карантинной службе скажут, — с сомнением тянет бортинженер, как-то не обрадованный возможностью столкнуться по пути в гальюн с дикой помесью отнюдь не крохотного коборука, а потом полгода торчать в изоляторе на границе цивилизованных миров. — Интересно, как у нас на борту коборуков геном вообще оказался?

— А, в морозилке одной нашел, в лаборатории, — беспечно отмахивается Шухер.

— Арбузы-то брал не славийские? — уточняю я степень опасности и агрессии потенциального бифштекса. Шухер отрицательно трясет обоими хвостами так, что Врагусик, встрепенувшись, начинает крыть отборной бранью весь род людской и лимбийский до кучи.

— Тогда ладно, — тут же успокаиваюсь я, придавив чрезмерно говорливую кормовую конечность носком гравиботинка, чтобы не совалась в серьезный гастрономический диспут. — Справимся!

Что мне покусывающиеся растительные рыбодилы после неукротимой флоры и фауны малой родины? Лишь бы не взрывались, а то запаримся тут все оттирать. Консервных взрывов более чем достаточно для одного рейса.

Заверив Нюка и аграрного гения в своей готовности прийти на помощь со сбором норовистого урожая, топаю в рубку. Как и следовало ожидать, после нашей триумфальной доставки долгожданного груза капитан изрядно не в духе. Спаситель Пяти Галактик выскакивает мне навстречу уже с готовенькими нарядами вне очереди — подвиги подвигами, но числится-то он по-прежнему суперкарго, а не штатным супергероем, так что и отвечать за косяки с ботинками ему. Ничего. Ручной труд, говорят, сделал из снежной обезьяны тагаранца… Так что и нашему спасителю вселенной умеренная доза его не повредит. И я с энтузиазмом сообщаю ему, где лежат щетки для полировки писсуаров.

Варг велит мне рассчитать курс для разгона перед гиперпереходом за границы Треугольника, а затем неожиданно отпускает на все четыре стороны. После ремонта двигателя новехонький рыдван снова идет ровненько и почти пугающе беспроблемно, и Бас пребывает в пилотской нирване, не видя и не слыша никого из нас. Он даже не замечает, как я ухожу. Не успеваю подумать, чем занять внезапно выпавшее свободное время, как ноги уже сами вместо спортзала берут курс на камбуз. Пожалуй, они правы. Обед был как-то… жидковат. Даже с бонусом в виде салатика из Шухеровых неэкспериментальных посадок. Энергичные препирательства с несчастным буровиком все калории давно попалили. Оп-ля, да тут уже второй растущий организм, неудовлетворенный желудочно, обосновался! Печеньки отрабатывает, старательно так и явно не без удовольствия. Язык-то прикушенный поджил. Вон, аж гляделки свои овечьи зажмурил, чтоб роботессу целовать сподручнее было.

— И какой сегодня курс? — уточняю я, прикидывая собственные шансы заполучить десерт древним как сама вселенная путем. Интересно, ориентация у Таисьи сугубо ортодоксальная? Или программа все же предполагает некое разнообразие? Вон, для Нюковых мам, например. Я-то стопроцентный ортодокс. Но на что не пойдешь с голодухи? Скорей бы наш сакамаровый талант своих арбуруков подрастил, что ли…

— Один к одному, — сообщает беззастенчивый продукт естественного воспитания, переводя дух. — Но больше одной все равно не дает. Приказ Варга. Прикрыл, гад, мой калорийный родник! Та-а-ась, а Тась, может, еще дашь? Для Ярки. Одну. Она у нас с периферии, ее внутренние убеждения и культ священной каракатицы воспрещают ей роботесс целовать, — умильно хлопая ресницами, просит Нюк, заметив алчный огонек в моем взоре. Я тоже пытаюсь придать горящим голодным блеском глазам умильное выражение, но, кажется, не слишком преуспеваю в своем начинании. Может, на воздушном поцелуе попробовать сторговаться?

— За ма-а-аленький поцелуйчик… от вас, бортинженер Стратитайлер, — кокетничает Тася, накручивая белокурый локон на пальчик. Нюк тяжко вздыхает, словно его ящики с куролапами таскать заставляют — выделывается, похоже, в расчете на то, чтобы припомнить мне потом свою великую жертву, но таки чмокает сложенные сердечком силиконовые губки. Два заледенелых до звона печенюха наконец перекочевывают в его загребущие лапешки, и, жадно обнюхав оба, один он с явным сожалением все же отдает мне. Альтруизм, привитый воспитанием, а может, и какая-никакая привязанность к моей персоне, видимо, побеждают первоначальный план сокрыться с этим сокровищем в глубинах трюма и заточить все в один пищеприемник.

— И компот! — уже откровенно наглеет наследный принц затерянной галактики, усаживаясь за стол. — Ну пожа-а-алуйста, ну Шухер же фрукты растит!

— Может, разогреть? — спрашивает сияющая Тася, похоже, подзаряжающая поцелуями свои и без того неубиваемые аккумуляторы.

— Нет! — отрезает Нюк, облизывая ледышку. — Так на мороженку похоже и на подольше растянуть можно. А ведь с месяцок тому назад думал, что ни одного больше в жизни не съем… Прям работником коммерческого секса себя чувствую, звездой Ергая… Такой ли доли мне нянюшка желала?

Этакими темпами он набьет цену этой несчастной печенюхе почище тагаранца, впаривающего ржавый арбалет самого пращура Ди-Дер-Сона (у каждого аборигена таких реликвий не меньше дюжины — и все, разумеется, подлинники) заезжему туристу! Черная дыра с ними, с принципами, в следующий раз сама отработаю, не развалюсь.

— Почему ты просто ее не перепрограммируешь? — спрашиваю я шепотом, чтоб Тася не услышала. — Раз уж это доставляет тебе такие тяжкие страдания.

— Нам еще пару-тройку недель назад шплехать, какое-никакое развлечение, — отмахивается он. — Может, состряпаем из куроботинок елку? И выклянчим печенек на ее украшательство. Что-то я по праздникам соскучился.

Тут дверь отъезжает в сторону, и к нашей компании присоединяется еще один гастрономический гуру. При виде его завораживающе парящих в воздухе псевдоподий спешно толкаю закаменелую печенюху в рот — плавали, знаем мы эти гипнотические фокусы. Температура в недрах пищеприемника тут же устремляется к абсолютному нулю, а язык прочно и надежно примораживается к стылой нямке.

— Сам с ней за печенюхи целуйся, — предупреждает Нюк, живо опуская свое сокровище в подставленную Тасей емкость с горячим компотом. Я рада бы тоже что-нибудь сказать, но в кои-то веки мой говорильный аппарат напрочь лишен этой возможности, поэтому ограничиваюсь тем, что приветственно помахиваю собственной верхней конечностью.

— Бортинженер Стратитайлер, вам что, не нравится, как я целуюсь?! — немедля надувает губки роботесса, плотно ориентированная таки на гуманоидов мужского пола. — Ни один из сорока четырех способов?!

— Фто ты, Тафенька, пофелуи профто огонь! — уверяет Нюк, затолкав стремительно оттаявший в горячем компоте десерт в рот. — Профто надо чефно, фтоб фсем поровну.

Но, к моему величайшему потрясению, наш агроном не удостаивает даже мимолетным взором ни нырнувшую в стакан Нюкову печеньку, ни беззастенчиво выпирающую у меня изо рта ледышку. Исполнив какие-то загадочные па всеми щупалами, он седлает ближайший стул, для устойчивости обвив его обоими хвостами. И это даже не вызывает взрыва басовитых проклятий со стороны корморожденного мерзавца!

— Ужинаете? — любезно осведомляется Шухер, глядя на нас ласковыми глазами. — Как сказал кто-то из классиков, в человеке все должно быть прекрасно… и желудок… и аппетит.

— Да какое там, — вздыхает Нюк, жадно запивая скудный десерт пахнущим фруктами варевом.

Спинная коборукова сумка! Утухенгаль что, отыскал заначку с буравчиком? Или вырастил в своей оранжерее горошек, скрещенный с альдебаранскими шишечками? Вот принц Нюкийский-то обрадуется. А потом тоже начнет ссылаться на сомнительных классиков, изрекая странные цитаты. Я кручу головой в попытке избавиться от примерзшего ко мне заиндивелого печенюха, но тщетно. Стратитайлер, обжора, хоть бы догадался компотом поделиться!

— Кхара Пятикрылый, вкусно-то как! — сообщает тот, уже вылавливая пальцем со дна кружки раскисшую ягоду. — Тася, ты и целуешься, и готовишь божественно! Шухерок… миленький, а у тебя там никакого лишнего яблочка или ореха нюкийского не поспело? Совершенно случайно, — интересуется он, влажными от смеси восторга и подхалимажа глазами воззряясь на лимбийца.

— Божественно… — раздумчиво тянет агроном и вдруг шумно вздыхает всеми своими непривычно пустыми ртами: — Мы ведь сами почти побывали в роли богов… В наших руках была судьба Вселенной! Но что случится, если она вдруг окажется в недостойных конечностях?

От постигшего меня изумления, а может, просто подтаяв, печенье вдруг отстыковывается от языка и встает поперек горла. Я кашляю, точно трюмная пищага, нанюхавшаяся инсектицида, так что физиономия аж приобретает недавний оттенок Басовой шевелюры, и в онемении таращусь на Шухера. И одновременно наклоняюсь к полу, чтобы удостовериться, не с кормовой ли части идет вещание? Но нет, там все тихо. Может, вражонкова мания величия от хвоста к голове таки поползла? Как знать, чего там те адорианцы с геномом лимбийским нахимичили?

Нюк, пользуясь моментом, от души хряцает меня по спине, и печенюх, описав крутую дугу, со звоном катится по сияющему чистотой полу. Но Шухер и тут не бросается на него, и даже хвост в сторону лакомства не дергается.

— Я продезинфицирую, — успокаивает меня Тася, а мой спаситель возвращается к вылизыванию кружки, буркнув, что если кто-то тут сильно брезгливый, то он — уже не очень.

А я все смотрю на нашего гения аграрной науки и размышляю, чем продезинфицировать его. Потому что с ним явно что-то сильно не в порядке! Сильно? Да я королева преуменьшений… тут катастрофическая деформация личности, поглоти меня туманность! Чтобы он не спикировал деллианским ящером на съедобный бесхозный объект? Прокашлявшись, осторожно пускаю пробный шар — проверить, не поглотил ли приросший к родителю Омен его личность целиком (хотя оставлять нетронутым то, что можно безнаказанно сгирганеить, тоже не в его обычаях):

— А ведь теперь, когда мы вернулись, сможем узнать, чем же там кончилась история с царственным яйцом нашего любимого Хин-Ант-Рес-Ульпеля!

Шухер мгновение смотрит на меня как будто в некотором замешательстве, а затем с готовностью соглашается:

— Это прекрасная новость! Я долго томился, не имея надежды узнать о судьбе царственного яйца.

Подвергнуть почитателя лимбийских мыльных опер более основательной проверке я не успеваю: интерком гаркает голосом Варга, что разгон перед гипером внезапно подходит к концу. А ведь раньше на это добрых трое суток уходило. И что те зирковы выплодки, которые не хотят создавать лишнюю работу Таисье по отскребанию их ошметков от переборок, должны живо чесать в рубку либо грузиться в компенсационные капсулы. Оборачиваюсь к Шухеру и успеваю лишь увидеть, как исчезают в шлюзе его хвостовые близняшки. Откуда в нем такая прыть? Хотя он же всегда до полуобморока боялся любых рыдвановых маневров. Похоже, лютой космофобии у него даже адорианский апгрейд не отнял. Мысленно поклявшись все же разобраться, что творится с нашим сакамаровым талантищем, рысью несусь в рубку, заодно чуть не силком утаскивая с камбуза вознамерившегося под шумок облизать и все кастрюли Нюка.

— Тебя перегрузом в мультиварку так утрамбует, что и адорианские нанохирурги не выколупают!

Улизнуть в компенсационный зал и заменить еду сном Вегус ему тоже не дает, велев занимать место второго пилота и учиться, пока учат такие гении как он и Ксенакис, да еще и задарма.

— И главное — без розги, — шепчу я новоявленному пилоту перед тем, как занять свое кресло. Хотя, если верить моему пращуру, в те мифические благословенные дни, когда не родились еще предрассудки о вреде телесных наказаний, учеба у молодого поколения шла не в пример быстрее, а знания, закрепленные росписью на корме, анатомически непостижимым образом сливались с мозгом в единое целое. Нюку капитановы затрещины вон как на пользу пошли. Да и вестибулярку между делом поправили.

Глава 63. Нюк. Голод и ревность

Котлетка. Большая. Очень большая котлетка. Огромная просто. Сочненькая. Пар так и валит. А ткни вилкой — маслице течет. По-альдеберански котлетка-то! Наконец-то пожру как нормальный гуманоид, Кхара Всемилостивый! Заношу над этой белковой сокровищницей нож, и вдруг слышу Яркин голос, настойчиво что-то требующий.

— Лучше по-хорошему отойди, Соколова, я вооружен! — рычу я. — Это моя котлета!

— Какая котлета? Тебе жратва там уже снится, что ли? — толкает меня в плечо ее неласковая рука. Вожделенный продукт исчезает даже не надкушенным, исторгая из моей груди тяжкий стон разочарования. А из пустого желудка — журчание водопадов Кибии.

— Что за привычка у тебя в самые мои сладостные сны вторгаться?! — возмущенно спрашиваю у тормошащей меня Ярки. — Если ты разбудила меня не затем, чтобы накормить до отвала, я тебя саму слопаю, прям с термаком! Какая мне котлета снилась… Котлетища!

— Из меня получится жесткая и сухая котлетища, особенно с гарниром из гравиботинок. Стоит ли ради такого сомнительного удовольствия впадать в грех каннибализма? Тем более, что этот атавистический акт приведет тебя прямиком на Баргозу… после промывания желудка и мозгов, — парирует она. — К тому же, для изнеженного земного желудка я крайне острая, насквозь славийскими специями пропитанная. Можешь, конечно, и дальше тут голодными слюнями подушку полоскать, а я в портовое кафе почесала. Хоть пирожков каких с чипсами да мармеладными оменами прикуплю.

— Порт?! — подлетаю я, трескаясь свежевыкрашенной Таисьей макушкой о полочку с разной мелочевкой. Увы, несъедобной.

— Ну, это громко сказано. Заправка какая-то.

Но я уже выгребаю из недр Рори кошелек, ни разу не пригодившийся мне с самого Тагарана, и поспешно втискиваюсь в термак.

Едва дождавшись, пока «Дерзающий» приземлится — непривычно мягонько и аккуратно, вприпрыжку несемся с Яркой на выход.

— Может, у них даже горяченькое есть… — мечтаю я, перетаптываясь у шлюза в ожидании, когда Бо выровняет давление. Планетка вполне мирная и даже кислородосодержащая, хотя и с токсичными примесями. Фильтры в ноздри — и проблем нет. Ни опасного уровня радиации, ни агрессивной для кожных покровов микрофлоры. Заодно сопелку пооблучаю в надежде на возвращение пятнышек очарования.

— Гару-гару фирменное от твоих подданных сейчас бы сюда, — сладострастно тянет Соколова, пересчитывая собственные оскудевшие капиталы. — Эх, даже рецепта не осталось. И обратного адреса тоже. Надо бы и нам жалобу накатать, по примеру буровика. Ему всего-то обувь не того фасончика привезли, а у нас только что найденную ветвь человечества обратно оттяпали вместе со свежеоткрытой галактикой! Адорианский произвол какой-то!

— Убедитесь сперва, что корм для вашего вида в принципе пригоден, удавы альдебаранские! — напутствует Варг из селектора. — Еще кометной дизентерии на борту не хватало. Дока у нас нет, лечиться будете буравчиком.

— Девочка же изрядно подросла! — вступается Бас. — Конечно, ей больше пищи требуется.

— Да и мальчик тоже, — хмыкает Вегус. — Зато теперь понятно, чего крайнюю плоть всем землянам — под корень. Вон на ее прокорм сколько калорий уходит.

Но нам с Соколовой уже не до начальственных подначек. Шлюз открылся.

Космодром в самом деле невелик, так, небольшой ровный пятак среди зарослей похожих на грибы деревьев. Если это вообще деревья, конечно. Интересно, они съедобные?

— Кто съедобный — они? — тихо, но алчно уточняет Соколова, уставившись на подкатившиеся к трапу оранжевые мохнатые шары ростом едва мне по колено. Никаких строений, кроме разнокалиберных заправщиков, мои собственные алчущие видоискатели что-то не наблюдают.

— Я произнес это вслух или ты уже мысли мои читать выучилась? — не удивляюсь ни первому, ни второму варианту. Шары что-то сердито стрекочут, но без своего любимого компа, сгинувшего в брюхе плазмюкова линкора, я ни черта не понимаю.

— Капитан — там, все вопросы к нему, — машу рукой в сторону рубки. — Где тут у вас кафе? Ресторан? Буфет? Жральня? Таверна? Столовка? Гастроном какой завалящий? Добрый день, кстати.

Шары начинают подпрыгивать, вереща все сердитее.

— Ярка, ну ты ж полиглот! — взываю я к подруге, начиная здорово сомневаться, что шерстяные апельсины питаются чем-то, хотя бы отдаленно питательным для моего собственного организма. Может, грибы вон свои точат, или просто на солнышке, как аккумуляторы, заряжаются.

— Понятия не имею, кто это и на каковском они лопочут, — ошарашивает вдруг Ярка. — Нюк, ты всерьез считаешь, что я со всеми расами Пяти Галактик на «ты»? Спасибо, конечно, за беспредельную веру в мои лингвистические таланты, но мне еще учиться и учиться. С равной вероятностью допускаю, что они предлагают нам купить сувенирные магнитики во имя спасения популяции мохнорогой стрекозябры, заплатить штраф за посадку в неположенном месте или вкусить запретного плода межвидового блуда…

— Единственный блуд, какого я сейчас желаю вкусить, носит исключительно гастрономический характер… Мармеладка + желудок = любовь навеки. Так, во-о-он та штукенция под большими грибами в виде гриба поменьше вроде похожа на кафешку, — отвечаю я, аккуратно обходя не то аборигенов, не то их собачек. Одновременно поражаясь проснувшейся, должно быть, от дефицита вкусняшек соколовской самокритичности. Раньше за ней такого не водилось.

Гравитация на планетке совершенно плевая даже по сравнению с корабельной, так что к предполагаемому раю для обжор мы устремляемся прямо-таки гигантскими скачками, что твои первые астронавты на луне.

— Если Вражонок способен излагать планы захвата Вселенной, пришвартовавшись обратно к родительской корме, значит, пасть у него где-то сохранилась, — на скаку вслух рассуждает Соколова. — Было бы неплохо испытывать незнакомую пищу на нем… главное, найти этот потайной заправочный люк. Но, боюсь, такой поиск станет величайшим попранием лимбийских и общегалактических приличий…

— Ребята, подождите, я с вами! — несется нам в спины голос суперкарго, которого я так и продолжаю по инерции звать Рекичински.

— Ага, щас… — бурчу я, ускоряясь. Если уж он страпельку у плазмюков тиснул, мармеладки с чипсиками из-под моего воздухозаборника выдернуть — плевое дело.

— Еще месяц назад я бы не упустила плывущую в руки возможность проверить съедобность ксеноморфных лакомств на бесполезном представителе своего вида… Однако жертвовать героем Пяти Галактик в собственных гастрономических интересах все-таки неэтично, — не без сожаления замечает Ярка, но притормаживает: должно быть, недавно взыгравший в ней командный дух одержал верх над стремлением единолично завладеть вкусняшками. Так что в потенциальный кафетерий я врываюсь первым, что твой адмирал Гаара — в новый сектор неизведанной галактики. Увы, в отличие от адмирала, меня ждет жестокое разочарование — никаких витрин с нямкой тут и в помине нет, только какие-то странные разветвленные ходы и постаменты, на которых задумчиво торчат мохнатые апельсины. При виде меня они разражаются сердитым стрекотом, подпрыгивая и раздуваясь. Даже будь это буфетом, передвигаться внутри получилось бы только на четвереньках, настолько потолки низкие. Приходится ретироваться, пока не отвалтузили за непристойное поведение.

— Это, похоже, гальюн, — разочарованно сообщаю подоспевшим товарищам я: — А может, и церковь. Так, сходу, не разберешь.

Ярка, засомневавшись в моей оценке, все же заглядывает внутрь и тут же поспешно захлопывает круглую, точно в хоббичьей норе, дверь. Ее загорелую мурзилку искажает гримаса жесточайшей фрустрации. Ни указателей, ни табличек с общепринятыми в Союзе значками для гуманоидов земного типа — ни-че-го!

— Может, эти мохнашки в Союз вступили, пока мы по чужим галактикам болтались? Но хотя бы одного робота-переводчика на всю заправку им должны были выделить? Диспетчер портовый общается же как-то с Бо! Щас у него уточню, — постукивая по импланту, чтобы связаться с борткомпом, говорю я.

— Почему просто не спросить у аборигенов, где находится буфет? — недоумевает суперкарго.

— Ой, и как это тебе только в голову пришло? Что же мы сами-то не догадались? Если понимаешь их язык, так сделай милость, Горанчик, спроси, — в голосе Соколовой смертоносная смесь сладости и яда, почище, чем в фирменных пирожках ее бабули. Тот окидывает нас каким-то странным взглядом, пожимает плечами и в свою очередь суется в здание неустановленного назначения. Оттуда снова несется почти достигшее границ ультразвука стрекотание, героический спаситель всех обозримых галактик вскорости высовывается обратно и уверенно машет рукой куда-то вглубь грибовидных зарослей.

— Поселок с закусочными находится там, — сообщает он. — Местные санитарные нормы запрещают размещать продукты питания рядом с техникой и топливом. Канцерогены, — добавляет Горан, многозначительно подняв палец вверх.

— В каждой избушке свои микросхемки, — пожимаю я плечами, сглатывая накатывающую слюну. — Там — так там. Веди, Сусанна.

— Сусанин! — возмущенно поправляет Ярка и тут же принимается пытать расцветшего новыми талантами Ларссена, где это он наречием аборигенским овладел? Лингвистическое любопытство зазудело.

— Приходилось встречаться… по работе, — уклончиво ответствует тот, цепляя вдруг кадета под локоток. Словно на променад по веганской набережной намылился! И начинает разливаться брачующимся уткодятлом, какое ж количество затейливых творений вселенной через их станцию прошло. А Ярка и рада, уши развесила. И что она в нем нашла?! Помолодевший Бас и то куда прикольнее. Да и повидал… куда побольше, раз уж ей все это интересно.

Фыркнув так, что чуть фильтры не повылетали, обгоняю сладкую парочку и устремляюсь по едва приметной тропинке к вожделенным мармеладкам. Нечасто, видно, ею пользуются. Может, есть дорога в обход, поприличнее? Грибовидные штуки ведут себя, на первый взгляд, смирно, да и Бо предупредил бы, если бы за пределы заправки соваться было запрещено. Наверное. То и дело между «деревьями» попадаются какие-то разноцветные шары, такие же как аборигены, только поменьше и неподвижные. Новые будущие «апельсины» поспевают, что ли? Мелкота еще какая-то скачет вроде кузнечиков. Кусаться не пытается. Интересно, как эта планетка вообще называется? Чертовски мне моего любимого компа не хватает…

Так, пялясь по сторонам и живописуя себе наслаждение от тающей на языке мармеладки, я и топаю вперед. Голос суперкарго монотонно бухтит за спиной, провоцируя приступы зевоты. Ярка даже встревать перестала — внемлет. Меня бы уже стопийсят раз перебила и пятьсот раз поправила! Ревность и голод некоторое время борются во мне где-то промеж ребер, побеждает вредность, хоть и не участвовала, и я нарочито громко интересуюсь у Соколовой, не надрать ли этих шаров для Шухеровой коллекции? Может, он их с кем-нибудь скрестит, и очаровательные гибриды поволокут кольца к алтарю священной каракатицы на их свадебке.

Возмутительная тишина в ответ на подначку вынуждает меня притормозить и оглянуться. Тем паче, что тропинка под ботинками вовсе испарилась, а никакой деревеньки между грибами пока не мелькает. От открывшейся картины мой воздухозаборник раздувается, что ноздри коборука в разгар брачной поры. Молчит Соколова потому, что этот мистер Совершенство и Герой Пяти Галактик пищеприемник свой к ней протянул! Лобызаются! А та стоит, пуговки остекленели, и, похоже, никакого болевого приема против нахала проводить не собирается!

— Если я вашим романтическим планам мешаю — так бы и сказали! Мол, чеши вперед, Нюк, и не оглядывайся, — бурчу я, раздосадованный эдаким предательством. Стоило будить меня и звать вместе сметать с буфетных полок вкусняшки — может, даже сублимированные эклеры, если сама собиралась тут под грибами с лже-Рекичински внутривидового блуда вкусить! Все, я обиделся.

От звуков моего голоса Горан дергается, отпрянув от гнусной ренегатки со скверным вкусом на мужиков, и я, уже почти деликатно отвернувшись, вдруг краем глаза замечаю, как его невыразительная морда идет рябью, будто круги от камешка по воде. Догадка пронзает мозг на сверхсветовой, и я бросаюсь на гада раньше, чем успеваю подумать, как в принципе лучше это сделать? Благо, гравитация позволяет подпрыгнуть повыше. Однако и удар выходит смазанным, хотя мои гравиботинки и врезаются ему точно в грудь.

— Это плазмюк, Ярка! — ору я, наваливаясь на рухнувшего противника. Изо всех сил надеясь, что зирков выползок не успел ей как-то серьезно своими протоплазменными слюнями навредить.

Не сразу, но затуманенные пуговицы Соколовой приобретают нормальное выражение и фокусируются на клубке, в который сплелись мы с поддельным суперкарго. Колотить его и на всякий случай держать крысиную морду на отлете довольно сложная задачка. А в следующее мгновение в Яркиных очах вспыхивает адское пламя Алголя, и на секунду она становится здорово похожа на Варга. Причем, еще до адорианской модернизации. Крепкая ручечка, накачанная славийской гравитацией, и громогласно помянутая зиркова мать вступают в бой на зависть синхронно. Плазмюк, ухваченный за глотку, вылетает из-под меня, точно резвые сани на ледяной горе, чтобы с размаху впечататься в грибообразную флору. Или фауну. Аж труха сыплется. И кузнечики прыскают в разные стороны с его шляпки.

Поняв, что раскрыт и против двоих рассвирепевших землян ему не выстоять, гаденыш моментом растекается в лужу, просочившись у разъяренной Ярки меж пальцев.

— Врешь, зирков выкидыш, не уйдешь! — рычу я, стаскивая гравиботинок, а вторым запинывая сопливую лужицу внутрь. Не дам я тебе мохнатым апельсином прикинуться и улететь на ближайшем суденышке дальше по галактикам пакостить! Оглянувшись, не нахожу ничего лучше, чем подходящий по диаметру розовый шар, которым и затыкаю голенище, чтобы змееныш не утек.

— Ты в порядке?! — спрашиваю подругу. — Надо бы в медпункт. Оно тебя не то лобызало, не то сожрать пыталось, и дрожало так противно, как желе. Загипнотизировало, что ли?

Интересно, не успел ли гад в Соколову каких клеток подпустить?

— В порядке, словно джокорд в вакуумном толчке! — мрачно отзывается Ярка, шоркая рукавом термака по перекошенной отвращением моське. — Медпункт будем искать так же, как буфет? А потом на пальцах показывать суть жалоб на здоровьичко?

— Специально нас сюда заманил, сожрал бы тебя за милую душу и тобой прикинулся. А, может, и нас обоих, — говорю я, зло встряхивая ботинок. — Так я и знал, что никакой этот Ларссенорекичински не человек, а плазмюк, вор и шпион!

— Поглоти меня черная дыра! — вдруг подскакивает Соколова. — Нюк, а что, если эта тварь уже весь «Дерзающий» под завязку своими яйцами или сгустками слизи… или чем оно так размножается… забило?! Сейчас вернемся, а там…

— Помнишь, как Шухер печеньки проигнорил? — леденея, тихо произношу я. — Что, если уже весь экипаж — плазмюки?!

— Нам срочно нужно оружие, — бормочет Ярка, с одержимым видом шаря взглядом по мирным окрестностям. — Желательно — аннигилирующее. Еще не хватало в столицу полный корабль злобной протоплазмы привезти!

— Вспоминай, кто еще себя странно вел в последнее время?

— Варг, кажется, вполне настоящий… — отвечает она, нахмурившись. — Не может плазмюк про твой апгрейд знать, понимаешь? Личную память они не заполучают. Наверно. Иначе какой смысл нас допросами было мурыжить, простое «ам» — и вся наша немудреная биография уже в их плазменных мозгах.

— Да и Бас в своем репертуаре… А вот Цилли после адорианских подарочков вообще на себя не похожа, тут не угадаешь, — перебираю я наш немногочисленный экипаж. — Хочешь — не хочешь, а надо на корабль топать. Тварь эту понадежнее запереть. И думать, как дальше быть.

Притихшие и озадаченные, мы медленно возвращаемся на посадочную площадку. А там нас ждет очередной сюрприз: кэп на пару с бортмехом какие-то ящики сгружают, на чем свет костеря запропастившегося суперкарго. Гештальтик-то я хорошо прикрыл, всыпал ему от души.

— Вы это чего? Лапы на топливо сменять решили? — аккуратненько интересуюсь у начальства, до рези в глазах вглядываясь в знакомые лица.

— А ты — ботинки на жратву? Облом, тут иной фасончик в ходу, — хмыкает Варг, кивая на вырулившего из-за шасси «Дерзающего» марабу. Ну, или кого-то, очень на него похожего. Носатая такая птицевидная каланча с куриными лапами. Щелкнув клювом на разверещавшиеся шары, которые прыскают от него в разные стороны, абориген косится глазом на ящики и принимается часто кивать, что-то резко и хрипло каркнув.

Соколова, наморщив лоб, тем временем напряженно думает, и вдруг ее глаза округляются. Она таращится то на ботиночное узилище плазмюка, то на собственный кулак, озаренная какой-то очередной догадкой.

— Нюк! — вдруг орет Ярка так, что даже птицеподобные клиенты слегка вспархивают, издав нервное кудахтанье. — А ведь Рекичински изначально не мог быть плазмюком! Он же…

Доорать она не успевает. Потому что Варг как раз вскрывает один из контейнеров, дабы получатель удостоверился, что товар тот самый, и вдруг озадаченно замирает над ним, сочно помянув обыкавшуюся уже где-то там зиркову прародительницу. Дружно заглянув внутрь, обнаруживаем присыпанного игривыми куролапами… Ларссена-Рекичински. Бледного. И недвижимого.

Глава 64. Кадет Соколова. А вдруг Омен?!

— Жив. Кажется, — произносит Варг, потыкав в настоящего Ларссена похожим на корень мощного дерева пальцем. — Просто в отрубе.

— А у меня здесь еще один — точно такой же, только жидкий, — информирует Нюк, встряхивая ботинок. — Но этот, кажется, настоящий.

— Та-а-ак… Понятно, — подытоживает Вегус, взваливая болтающегося тряпичной куклой суперкарго на плечище, и кивает нам с Нюком на трап: — Впереди меня! Кислород приготовьте. Цилли, сдашь груз, заберешь документы.

— Корме Шухера что настоящий, что протоплазменный экземпляр показывать, конечно, бесполезно, — вслух размышляю я, подставляя бока дезинфекции, — так что предлагаю подлинник для начала по старинке окатить водичкой, а соплеобразный клон сунуть в камеру глубокой заморозки. Она герметично запирается.

— Ты просто прирожденная сестра милосердия! Только в одном ботинке я лететь не согласный, — возражает Нюк. — А вытряхивать боязно как-то… А ну, как сквозанет в вентиляцию!

— Ну вот с ботинками у нас напряг, — развожу руками я, — даже куролапы — и те теперь сбагрили. Придется пожертвовать обувкой во имя безопасности Пяти Галактик. Да и все равно ты в полете в тапках шастаешь.

Пока Стратитайлер пакует ботинок-темницу в герметичный контейнер вместе со злодейски ухищенным розовым шариком, я припускаю в медблок. Варг через пару минут притаскивает Рекичински и шмякает его на кушетку, а я в свою очередь шмякаю тому на лицо кислородную маску. Может, я, конечно, и неважнецкая сестра милосердия, но посмотрела бы на самого Нюка, случись ему лобзаться с хищной протоплазмой! После такого все источники милосердия напрочь пересохнут до состояния тарнакских пустынь. Вдруг ЭТО меня своими токсичными слюнями успело изгваздать? Я ведь хоть убей не помню, что происходило за пару минут до того, как Нюк спугнул склизкого оборотня. Последнее, что ясно сохранилось в памяти — несмолкаемый говор, от которого меня впервые в жизни посетило что-то вроде приступа космической болезни. А потом все как в тумане. Впрочем, мне не привыкать. Первый-то поцелуй тоже с тем еще… плазмюком в свое время случился. И также в момент явного и серьезного помрачения рассудка.

Ларссен-Рекичински не спешит приходить в себя. Говорила же, водой надо. Кислород — это для неженок. Когда дедушка с яблоньки упал, на которой от праведного гнева Маси несколько суток спасался, ведро ледяной H2O мигом его взбодрило. Живее всех живых соскочил, аж спасительный резервуар макушкой промял — такой резвости мы сами от него не ждали, не успели опустевшее ведерко отдернуть.

Но у разведчиков из глубокого космоса свои приемчики. Приподняв маску, Варг отвешивает пострадальцу звонкую плюху, а когда та не оказывает особого целебного воздействия — и вторую. Двойная доза работает лучше: прилившая к щекам кровь начинает активно качать кислород к мозгу, и суперкарго приходит в себя. Его блуждающий взгляд натыкается сперва на мрачную рожу кэпа, а затем — на мою. Не сильно, впрочем, от первой отличающуюся.

— Что случилось? — бормочет он, машинально потирая алеющую щеку. — А где я? Капитан, вы же меня в трюм ящики опечатывать по новой отправили… А потом я что-то ничего не помню… — озадаченно прибавляет Ларссен.

— Я?! — изумляется Варг. — От кислородного голодания умом повредился, не иначе. Я тебя толчки драить посылал, вот это точно было!

— Вы, — настаивает суперкарго. — Вы же лично меня в трюм сопровождали, сами велели бросать к зирковой матушке гальюны и бежать грузом заниматься.

— Значит, этот джокордов выплодок и вами, капитан, прикинуться успел. Может, волос где ваш подобрал или там… в душе слив облизал, — констатирую я и не без подозрения всматриваюсь в хмурое чело Варга: а точно ли он? Вдруг плазмюк успел на корабле еще кучу двойнях наплодить? Вот и с Шухером точно не все ладно… Как теперь вообще можно быть в ком-то уверенным на все сто?

— А может, их на моем корыте уже полон зирков гирганейский трюм!!! — гаркает Варг, озвучивая мои тревоги. — Бо, сученыш ржавый, сколько на борту биологических объектов?!

Оскорбленный грубым обращением борткомп ледяным тоном ответствует, что ровно столько, сколько положено по штату, плюс кадет Соколова, а также все еще пребывающие в карантине Шухеровы гибриды. Но вся ДНК легальна и к провозу им, капитаном Вегусом, одобрена. Не то датчики Бо плазмюков просто не видят, не то впрямь единственный засланец просочился… Как раз с Шухеровыми детками. А как бы Бо его вычислил, когда этот паразит ДНК меняет шустрее, чем Нюк — гравиботинки на мягкие тапочки?

— Прошу прощения, капитан, одного гибрида не хватает. Не понимаю, как он мог покинуть карантинную зону… — недоуменно прибавляет Бо через минутку, пересчитав, должно быть, порождения лимбийского гения по головам. То бишь, бутонам.

— Ню-у-ук! — гаркает Варг. Инженер приносится ковыляющим аллюром, все еще полуобутый, крепко держа обеими руками контейнер с ботинком.

— Вот, для верности скотчем обмотал, — гордо сообщает он, демонстрируя похожий на кокон гигантской кровососущей бабочки предмет. И тут же отдергивает его, пряча за спину и подозрительно прищуривая овечьи глазюки.

— А чем докажете, что это вы, а не такой же подменыш?

— Аудиоприемники пообрываю — живо допрешь! — рыкает Варг. — Как с капитаном разговариваешь, соплюк гальюнный?!

— Метеоритный рой мне в корму, что там у вас опять стряслось?! — встревает по селектору Бас, которому, должно быть, на кэпа уже Бо нажаловался.

Ларссен, все еще сидя на кушетке с кислородной маской в руках, ошалело таращится на нас. А я лихорадочно размышляю, как же проверить подлинность всех членов экипажа? Ведь теория о том, что личная память оригинала для подменышей — терра инкогнита, все-таки остается лишь теорией. Вдруг плазмюк-главнюк и такими талантами владеет? И вообще, после того позорного инцидента под мега-грибами я и в самой себе-то не вполне уверена!

Через пару минут в медблок вваливаются Бас, Шухер и закончившая сдачу груза Цилли, и прямо там организуется экстренное собрание в связи с очередным ЧП на борту многострадального «Дерзающего».

— Ну раз вы его обезвредили, а из Шухерова стада пропал ровно один гибрид, то плазмюков промеж нас больше нет, — логично размышляет бортмеханик.

— А вдруг оно размножается? — не могу успокоиться я. Да-да, и вдруг делает это, откладывая свои личинки прямиком в чужие организмы? Видела я однажды такой фильм. И что-то мне сильно не нравится проявленный паразитом к моей персоне нездоровый интерес!

— Оно Ярку обслюнявило! — сдает меня с потрохами Нюк, все еще крепко обнимающий свою добычу. — Загипнотизировало как-то и ну натягиваться! Еле успел отбить.

А он ведь мне жизнь, поди, спас. Не оглянулся бы, весь в грезах о мармеладных оменах, и… бр-р-р! Подумать — и то противно. Вернулась бы к папе-маме-дедушке протоплазменная Соколова. Чтобы тоже всех подряд слюнявить… и пытаться по примеру Омена захватить Вселенную.

— Загипнотизировало? — удивляется Варг. — Что-то новенькое. В пыточной шокер вон предпочитали.

— Может, нахватался умений, пока Шухером прикидывался? — предполагаю я. — У него это может быть в геноме прописано…

— Как мной?! — ахает бедняга агроном, лиловея весь, от макушки до кончиков нижних щупал.

— Теперь понятно, чего мы Вражонка сразу не прикончили. Он просто нашими мозгами завладел, — хмыкает Цецилия.

— Лезь в капсулу! — настаивает Нюк. — Я полный цикл био-очистки запущу. На всякий случай.

Побледневший Бас подхватывает эту идею, а заодно и меня под руки, подпихивая к спасительной, на их взгляд, аппаратуре.

— Если оно снесло свои яйца прямиком в меня, вышвырните мой обесчещенный организм в вакуум, а еще лучше — катапультируйте к ближайшей звезде, чтоб уж наверняка, — бурчу я, нервно передергиваясь. После этого бледнеет обратно и суперкарго, начиная бормотать, что это он во всем виноват — втянул нас в эту историю и так далее.

— Конечно, ты, а кто же еще! — мстительно поддакивает Стратитайлер. А Шухер, того гляди, в обморок от таких известий завалится и населит до кучи наш биопораженный корабль сразу парочкой Вражат. Один из его хвостов, явно обрадованный нашими осложнениями, вон аж по полу космический марш уже отстукивает независимо от обмякшей родительской тушки, в предвкушении возрождения и захвата мира.

— Так! Угомонились все! Сначала проверим, нет ли среди нас паразита. Потом в капсулу все, кого подташнивает. Хоть облежитесь там, — постановляет кэп, заслонив своей спинякой шлюз от потенциальных побегов. — Хорошего удара по морде они не держат — растекаются, — добавляет он, хруская кулачищами.

— Вы меня, конечно, извините, но, блин-печенюха, хорошенького удара вашим кулаком, кэп, и стандартный гуманоид не выдержит, растечется! Кровавыми соплями! — парирует Нюк, пятясь. — Ярк, ты той пасты, что в морды им выдавливала, случайно не прихватила? У плазмюков прямо аллергия на нее, по крайней мере, когда они в виде гуманоидов.

Начинаю судорожно припоминать — куда-то ведь сунула я тот ополовиненный тюбик, точно не выбрасывала, потенциальное оружие все же. Может, пихнула в карман и в горячке боя забыла про него? На корабле я закинула комбез на дезинфекцию. А перед ней из карманов все автоматически вытряхивается и помещается в специальный контейнер. Вдруг до сих пор он там и валяется? Понятия не имею, как мы с помощью инопланетного очистителя труб с ароматом ванили вычислим плазмюка, но лучше хоть что-то делать, чем просто так стоять. Поэтому срываюсь с места и бегу к дезинфекционной камере мимо посторонившегося-таки Варга. А ведь мы с Нюком ту пасту только нюхнули. Как знать, не действует ли на человека она еще похлеще, чем на плазменного перевертыша?

Тюбик оказывается в том самом контейнере. И не только он — там все то барахло, что регулярно забывают вынуть из комбезов перед чисткой остальные члены экипажа. Выдергиваю искомое из кучки разнокалиберной мелочевки (интересно, чей же это там флакончик корабельного ароматизатора «Амбре нового крейсера»?) и иноходью несусь обратно в медблок.

— Валяй, мажь, — не моргнув ледяным глазом протягивает мне свою ручищу несгибаемый сын Варганы. Не очень уверенно отвинчиваю крышечку, и воздух мгновенно наполняется пленительным ароматом ванили. Мы с Нюком машинально сглатываем мучительно накатившую слюну. Шухер привстает из полуобморока — этого и проверять не надо, точно он. Извилистый червяк пасты перекочевывает на капитанскую лапищу. Мы все ждем, затаив дыхание. Текут секунды. И не происходит ровным счетом ничего. Ну, кроме того, что теперь Варг благоухает, точно гигантский ванильный торт. Я спешно выдавливаю пасту и себе на ладонь. Ну, разве что пощипывает слегка. Но у нас сок помидоров — и тот сильнее жжется. Единственный явный эффект — желудок испускает протяжную жалостную трель, которая трагически обрывается на самой высокой ноте, точно вой вошедшего в смертельный штопор истребителя. Ясное дело, он рассчитывал на лакомства в портовом буфете, а не на вот это вот все.

— Вы тут десертиком балуетесь? А я вот чайку к печенькам принесла, — кокетливо впархивает в медблок Тася, исторгая из Нюковой груди стон глубочайшей досады. — Чувствую — пахнет вкусненьким.

Ну вот хотя бы за нее мы все можем быть спокойны. Во-первых, плазмюки ни разу не делали попыток превратиться в роботов и вообще в любые неодушевленные предметы, во-вторых, с ее повадками все в норме. Да и за чайные запасы тоже можно не тревожиться.

— Давай хоть чаек… — бурчит Нюк, зажимая контейнер с пленным врагом под мышкой и одной рукой сгребая бокал, а вторую протягивая для теста. И он, и остальные члены экипажа переносят его без каких-либо последствий, а Шухер вовсе задумчиво отправляет обмазанное пастой щупальце в рот и резюмирует под наши предостерегающие вопли: «А вкусненько». Ну да у лимбийцев совершенно иной обмен веществ, они и подметку гравиботинка под соусом из средства для мытья посуды схомячат и не поморщатся.

Вполне удовлетворенный итогами проверки Варг велит мне и Ларссену прилечь-таки в капсулу — по очереди, разумеется, изымает у Нюка контейнер, дабы покрепче заморозить прыткое бактериологическое оружие, и велит держать все же ухо востро. Как знать, может, меж каких переборок плазмюковы выплодки все же еще притаились?

— А как он тебя обслюнявил? Сожрать пытался? — шепотом спрашивает Ларссен, пропуская меня вперед — то ли как даму, то ли как потенциального носителя личинок протоплазменного шпиона.

— Тебе виднее, это же в твоем виде он на меня пасть разевал, — сердито огрызаюсь я, испепеляя суперкарго взглядом. Он, понятно, не виноват, что двойник катил ко мне свои склизкие щупальца, но уж кому-кому, а ему я не собираюсь излагать свои сегодняшние бесславные похождения. Еще вообразит, будто мне в своем уме целоваться с ним под какими-то туземными мухоморами в голову бы взбрело! Пусть даже и под гипнозом!

— Интересно, и почему это он тебя, Горан, не прикончил, а просто по тыковке тюкнул и в ящике запер? — прекратив вылизывать кружку, интересуется вдруг бортинженер, уставившись налившимися новым подозрением серыми своими видоискателями на суперкарго.

— Не знаю… — пожимает тот плечами недоуменно. — Наверное, рассчитывал про страпельку под видом Ярки выпытать. Если не получится выведать у Ярки под моей личиной.

— Ну-ну, — многозначительно хмыкает Стратитайлер, закрывая за мной крышку и набирая на панели управления программу биологической очистки. — Тебе газок пустить или так уснешь?

— Хватит с меня на сегодня… газков и гипнозов, — ворчу я, пытаясь устроиться поудобнее. — Лучше уж сама.

— Как хочешь. Рад, что ты не стала плазмюком, — серьезно, без тени улыбки произносит Нюк.

— Иди уже в рубку, взлетать скоро, с Ярочкой я посижу! — чуть не силком выпихивает его из медблока Бас.

— Это факт, и спасибо за то, что прервал процесс… превращения, — успеваю прибавить я, пока Нюка не «ушли».

— С огромным удовольствием, — расплывается тот до ушей перед тем, как исчезнуть в шлюзе.

Да, пилоту я тоже, пожалуй, никогда не признаюсь, как именно меня собирались обратить на темную протоплазменную сторону. Внутри капсулы нестерпимо разит ванильными пирожными — от моей же собственной руки, и я только успеваю глотать слюну. Остается лишь надеяться, что вожделенная выпечка хоть во сне привидится. И что Нюк из мстительных побуждений не растолкает меня в тот самый миг, когда я протяну к нямке свои алчущие конечности. Впрочем, куда хуже будет, если это сделает не Нюк, а мой собственный свежевылупившийся Омен от протоплазменного лобызателя, упаси Кхара! А я-то, дочь кобры санайской, еще над беднягой Шухером и его муками нежданного родительства смеялась…

Глава 65. Нюк, я и все-все-все. Месть Торквемады

Остаток полета проходит очень уж непривычно — без малейших эксцессов. Никто нас больше не догоняет и не обстреливает. В гипер входим и выходим как по маслицу. В плазмюков не превращаемся ни я, ни Ларссен. И яиц плазмюковых по углам откладывать не рвемся. Да и вообще мой закаленный славийскими специями организм чужеродные слюни ничуть не пробрали и абсолютно никаких последствий не оставили. Остальные члены экипажа тоже ведут себя как всегда, не вызывая подозрений.

Разнообразит это странное спокойствие лишь небольшое сафари на гибридных арбуруков. Увы, полосатые крутобокие твари, на которых мы возлагали столько гастрономических надежд, унаследовали от мясистого предка лишь размеры и норов. И хоть мы и одерживаем над ними нелегкую победу, с вегетерианской диеты нас это не сдвигает: на поверку гибриды оказываются просто гигантскими арбузами с дурным характером.

Травянистые рыбодилы селедкой действительно припахивают изрядно и даже икру в стручках мечут, но и они не удовлетворяют наших хищнических потребностей. По мне, так стейки из них, хоть и старательно присыпанные умелицей Тасей всевозможными изысканными приправами, больше всего напоминают пресловутую гречу — только спрессованную в жесткие, как подошва, зеленые лепехи. Икра тоже не радует: она смахивает на фасоль, с недельку провалявшуюсяся среди забытого в трюме траулера улова центаврийских рыб-вонючек. Лишь сам гениальный агроном-любитель способен за все щеки наворачивать эти деликатесы и просить добавки. В общем, теперь наши гастрономические чаяния сосредоточены на приближающейся столице Союза и ее бесчисленных буфетах, кафе, столовых и далее по списку.

Майалл II, оно же — Скопление Андромеды возникает на безупречно работающих экранах «Дерзающего» так быстро, что я внезапно для себя ощущаю непривычный приступ тоски. Это значит, что скоро, через один-два перехода, придется расставаться с экипажем, к которому я успела изрядно привязаться. Где-то там, среди мерцающего роя звезд, вращается вокруг галактического ядра одна — молодая, бело-голубая, на чьей юной и ранее необитаемой планете решением Союза расположена его столица — Адора, названная так в честь отцов-основателей. Подальше от родимого Адориана, само собой, чтобы разноплеменные варвары своей суетой и мельтешением не отвлекали первенцев Вселенной от научных и философских изысканий.

Заселена и застроена она вдоль и поперек, и еще несметное количество станций, спроектированных с учетом всех потребностей зачастую весьма уникальных организмов, вращается на ее орбите. Несмотря на свой статус вице-адмиральской дочки, столицу Галактического Союза я до этого лишь на голомуви и видала. Интересно бы прогуляться — и не только по земному сектору. Нюк в нетерпении тоже все анютины глазки на своем кресле изъерзал. От предвкушения у него даже веснушка на носу проступила, к вящей досаде, на деле оказавшаяся засохшей капелькой компота.

Когда «Дерзающий» выходит из гипера в непосредственной близости от цели нашего тернистого путешествия, на вахте мы с Басом. Варг милостиво доверил мне прокладывать курс до системы Адоры в обычном пространстве, и я усердно пыхчу над своим компом, выбирая оптимальный маршрут. В самой системе всем заправляют роботы-диспетчеры — движение там что на центральном проспекте, поэтому каждый корабль автоматически попадает в направляющий луч. Так что, по всей вероятности, это мой последний зачет по практике, и стараюсь я изо всех сил.

Неожиданно громко взревывает сигнал вызова, и Бас спешно жмет на кнопку приема.

— Транспортный корабль «Дерзающий», пилот Базиль Ксенакис на связи, — почему-то вполголоса шипит он. Боится отвлечь меня от столь ответственных расчетов?

— Говорит патрульный крейсер «Золотая Звезда», — отчеканивает чей-то молодой и ужасно серьезный голос. — «Дерзающий», ответьте, находится ли у вас на борту курсант Космической Академии планеты Земля Яромила Соколова?

Ну вот… началось. Не успели вернуться к цивилизации — и меня уже разыскивают силами галактического патруля. Спасибо еще, что не всех воинских частей под предводительством моего беспокойного рукожопого пращура!

— Так точно! — сумрачно отзываюсь я, пока пилот размышляет, должно быть, не стоит ли ему попытать счастья в укрывательстве находящегося в розыске элемента.

— Ну и слава Великой Гравитации! — совсем не по уставу радуется патрульный. — А то мы вас по всем пяти галактикам чуть не месяц уже разыскиваем!

— А кто конкретно меня потерял? — осторожно интересуюсь я.

— Запрос на розыск поступил от Александра Литманена, инструктора навигации той самой Космической Академии, — охотно просвещает меня собеседник. — Есть предписание…

— Засунь свое предписание зирковой матери в яйцеклад! Кадет Соколова находится на моем борту в качестве практиканта, согласно учебному плану Академии, и срок ее практики пока не закончился, — обрывает его Варг, протискивая плечищи в рубку. Только проснулся — и традиционно не с той ноги встал. — Свяжись с Земным отделением Генштаба и передай адмиралу Гааре, что у капитана Вегуса есть исключительной важности информация. От которой весь их вшивый Совет на головные щупальца встанет.

— Капитан Вегус? — ошарашенно повторяют на «Звезде», должно быть, пытаясь сопоставить вид нашего раритетного транспортного корытца и ФИО управляющего им человека. — Тот самый?

— Варг Норвинд Вегус! — рявкает вышереченный, шмякаясь в кресло. — Какой же еще…

— Боюсь, адмирал сейчас крайне занят и…

— А ты не бойся, просто одно волшебное словечко шепни.

— Какое, сэр?

— Страпелька, — хмыкает Варг. Повисает пауза, словно переговорщик что-то уточняет, в передатчике только помехи потрескивают, но вскорости он снова оживает.

— Есть, сэр! Будет исполнено, сэр! — чеканит голос, растеряв всю серьезность и сделавшись ужасно молодым и ужасно взволнованным. — Так… а инструктору Литманену-то что передать?

— Передай, что он подготовил сносного штурмана. Что даже удивительно. Нарисую зачет кадету и отпущу на все координатные стороны, как приземлимся. Да, и чистильщиков не забудь прислать, у нас «желтый» статус биозаражения на борту.

— В буфет. В буфе-е-етик. Нет, к черту, в ресторан! — вдруг напрыгивает на меня сзади еще один выспавшийся организм в гораздо более благостном расположении духа. И, обняв вместе с креслом, начинает страстно дышать в ухо про котлетки по-альдебарански, отбивные из отборной веганской буйволятины и пельмешки а-ля Сатурн, которыми он меня угостит. А если повезет, то и фирменным андромедским барашком в цветочном вине. Нос у него после умывания еще мокрый и смешно щекочет мне щеку, сбивая с рабочего настроя.

— Цивилизация, Соколова! Кредитные чипы снова в ходу!

Патрульный прощается, и передатчик умолкает. Бас безмолвствует и лишь печально сопит, предчувствуя разлуку.

— Звучит здорово, — соглашаюсь я с исполненным гурманских чаяний организмом, — да только есть у меня одно нехорошее подозреньице… Не закатают ли нас в карантин до джокордова заговенья? Ты прикинь, на борту — протоплазменная тварь в ботинке, Шухеровы гибриды, Вражонок, да еще и бактерии и вирусы неизвестной галактики…

— Это уж как пить дать, — соглашается Нюк, приземляясь на свое рабочее место. — Карантина не избежать. Ну, не навечно же нас туда укатают…

— Надеюсь, гуманитарная подкормка помещенных в карантин голодающих астронавтов хотя бы не запрещена, — вздыхаю я, думая о том, что еще пары недель суровой вегетерианской диеты мне не пережить. Тася научилась делать с плодами Шухеровых экспериментальных посадок все что угодно — запекать, варить, жарить, строгать в салаты. Ей подвластно все, кроме одного — превратить их во что-то, непохожее на уже набившую оскомину размером с Большой Альтаирский Каньон растительную пищу.

На подлете к Адоре, напоминающей с этого ракурса гигантский техногенный улей, нас уже ждут. Приземлиться не дают. Судя по всему, адмирал Гаара и мысли не допускает, будто Варг может впустую разбрасываться такими словами. Даже в своем нынешнем скромном статусе.

— А ему доверять-то можно, Гааре этому? А то ж тот, что страпельку фьють… тоже из наших был, — скептично бормочет Нюк, пока «Дерзающий» стыкуется с адмиральским крейсером «Леонов». Первыми на борт транспортника, повидавшего такие дальние дали, какие «Леонову» и не снились, вваливаются дезинсекторы в костюмах полной защиты. Нам приходится натянуть новенькие, доставленные вояками, скафандры, пока чистильщики тычут сканерами по всем углам и вентиляциям, и пшикают всюду какими-то спреями, порошками и световыми лучами.

Шухер держится от них подальше, не без труда утрамбовав в выданный ему тесноватый ксеноморфный скафандр оба хвоста. Кажется, он даже не сам пятится, а его тянет назад норовистая корма, почуявшая опасность. Недаром ту корму в бытность ее отдельным организмом кэп приказывал дезинсекторам сдать. Еще агроном ужасно переживает за растительных деточек и умоляет не обижать крошек: они же такие милые и послушные! На фоне его первой деточки гибриды и впрямь просто образчик дисциплины и очарования. Некоторые даже пытаются с подачи родителя приветливо склабиться зубастыми бутонами и отвешивать учтивые поклоны, пока неутомимая Тася гостеприимно зазывает всех на чай. Горячий. С заваркой. Больше, пожалуй, побаловать столичных гурманов ей и нечем, даже за поцелуй. Запасы печенья до крошечки сожраны.

— Первичная обработка завершена, угрожающих форм бактерий, вирусов, спор и паразитов не выявлено. Кроме вот этих… плодов селекции, — мычит в защитную маску руководитель группы. — По приземлении в карантинной зоне пройдете еще одну обработку плюс полный медицинский осмотр. Этих — сдадите, куда скажут. Все ясно?

— Детки же никому не угрожают! — потрясенно ахает наш агроном, прижимая щупальца к затрепыхавшейся студенистой груди. — С ними нельзя так поступать!

— Не положено, — сухо отрезает чистильщик и удаляется, топая бахилами.

— Бюрократия — неизбежный спутник цивилизации, — вздыхает Нюк, похлопывая лимбийца по плечу.

— Стойте! — ору я, проталкиваясь вперед: не бросать же бедолагу Шухера в беде? — Личный заказ Зарницкого, инструктора альтаирского военно-тренировочного лагеря! Экспериментальный растительный взвод! Секретный проект!

— Вот там и разбирайтесь, в карантине, чье это и кому. А на Адору ввоз воспрещен.

Дезинсекторы удаляются, и на борт нашего скромного, но героического суденышка целой стаей просачиваются вояки из Отдела безопасности Генштаба, Отдела разведки и контрразведки и прочих ужасно важных структур. Все как один — в черных непрозрачных шлемах и костюмах. Адмирала я опознаю сразу по знакам отличия. К нашему легкому изумлению, Гаара оказывается женщиной. Почему-то все (кроме Баса, разумеется), были уверены, будто адмирал — мужик… такой, наподобие Варга. Передняя часть забрала светлеет, являя нам красивое и немного надменное сухопарое лицо потомственной лунной колонистки. Продолговатые глаза обегают нас всех и останавливаются на Одноглазом Дьяволе, уже и не одноглазом, и даже не шрамированном.

Я машинально приглаживаю растрепанные лохмы, сожалея, что не попросила Таисью вернуть мне ухищенные высшими ворюгами кудри хотя бы искусственным путем. Хорошо, что папа, похоже, не вернулся еще из экспедиции, а то тоже примчался бы сюда на полной тяге. И не узнал бы собственное семечко, напрочь лишенное родовых кучерях.

— Наши суда полностью блокированы от прослушивания извне, — не здороваясь, прохладным тоном извещает Гаара. — Говорить будете при всех, капитан Вегус?

Исказившая капитанскую морду гримаса ясно дает понять, что эти двое знакомы не одну уйму световых лет и не в первый раз намерены всласть попикироваться.

— От своего экипажа мне скрывать нечего, — пожимает Варг плечищами. — Уверены ли вы настолько в своих людях, мадам адмирал?

В медных глазах мадам мелькает тень некоторого сомнения, и, поколебавшись, она делает своим подчиненным знак удалиться.

— Так-то лучше, — хмыкает Вегус, и, шмякаясь в кресло, вальяжным жестом предлагает гостье сделать то же самое. — Разговор будет до-олгим, Зена.

— Не тяни, звездного ветра ради! Выкладывай, что знаешь о страпельке?! — теряя напускное самообладание, требует та. — Варг! Шутки кончились! Давай оставим наши личные дрязги на потом?! От этой проклятой частицы зависит судьба не одной галактики!

— Никто и не думал шутить, — фыркает Бас. — Какие уж шуточки, чуть прекрасного корабля с уникальным ручным управлением не лишились! Вместе с головами, — и только тут, хорошенько приглядевшись и прислушавшись к ворчливым интонациям, Гаара его опознает. И здорово изумляется.

— Ну, как эта хрень работает — не сильно много, — честно сознается явно наслаждающийся сложившимся положением кэп. — А вот кто страпельку спер и в чьих конечностях она теперь находится — достаточно.

Понимая, что в трех словах всего не объяснить, мы тоже рассаживаемся по мягоньким креслицам и принимаемся живописать высокому военному начальству наши крайне увлекательные похождения. К счастью, Нюк, как истинный инженер, исправно бэкапил все фоточки, аудио и голомувики с персонального компа в архивы Бо, и мы не только словами свою историю подтвердить можем. Да и замороженный плазмюк — аргумент довольно весомый.

Часа через два, охрипшие и подуставшие, мы наконец провожаем адмирала до шлюза, получив приказ накатать подробнейшие объяснительные и никуда до ее особого распоряжения из военной зоны земного сектора Адоры не отлучаться. Кокон из скотча ее подчиненные пакуют в какой-то саркофаг и увозят, будто ведро чумных палочек, с величайшей предосторожностью в сверхсекретную лабораторию.

— Ну, забулькало говно по гальюнам, — зевает страшно довольный собой Варг. — Теперь месяц мурыжить будут… минимум. В корму с фонариками лазить… А жрать в карантине придется армейский сухпай.

Я не могу удержаться от радостного прыжка. Сухпай! Сублимированное мясо! Коборукова доза белка, положенная каждому доблестному защитнику Пяти Галактик! После травянистых рыбодилов, арбуруков и прочей зелени это просто царский подарок. Куда как лучше адорианского презента… во всяком случае в нашем с Нюком и Цилли случае. Басу-то вон не на что жаловаться, а Ларссен вообще под раздачу не попал.

— Нюк! Сухпай! Мясные консервы! — в предвкушении шепчу я Стратитайлеру так же сладострастно, как тот недавно вещал про галактические деликатесы.

— Рано радуешься, кадет, — беспощадно гасит преждевременные восторги Бас, кажется, превратно истолковав не ускользнувшие от его ушей ноты вожделения в моем голосе. — Там тоже просто концентраты, от которых вы, избалованная молодежь, воздухозаборники воротите.

— Ниче не воротим, просто я этим картоном не наедаюсь… — обиженно парирует наследный принц Землянды, насильно разлученный с ее божественным и исключительно натуральным гару-гару.

Впрочем, особо мрачные Варговы прогнозы не сбываются. В карантин нас, конечно, загоняют, и медосмотрами мурыжат добрую неделю, но кормят вполне сносно, нормальной едой из местной столовки. Хотя Нюк так и строит планы побега из-под присмотра условно камуфлированных нянюшек. Во-первых — в ресторан, во-вторых — накатать жирную жалобу на адорианский произвол в надежде выбить компенсацию на восстановление уникального генофонда. Ну и просто погулять по столице миллиона миров ой как хочется!

Пока мы безвылазно кукуем в военном секторе и дружно сочиняем объяснительные, я получаю аж две срочных гравиграммы. Одна — ожидаемая — от Торквемады, в которой тот лаконично предписывает мне оставаться на Адоре вплоть до его скорого прилета. Вторая становится сюрпризом, она — от моего дедули. В ней он вопрошает, что за экспериментальный растительный взвод намерены прислать в его военно-тренировочный лагерь. Мол, накладную уже получил, а сам груз ожидает разрешения на пересылку. И хотя официальный отправитель — карантинный сектор системы Адоры, он, дескать, не сомневается, что все это моих конечностей дело. Что поделать, пращур знает меня как облупленную.

Спустя некоторое время нас представляют еще парочке влиятельных шишек, уже из гражданского сектора Совета, и мы повторяем свою историю снова и снова. Вплоть до аудиенции у самого наиглавнейшего главы ожидаемо адорианского происхождения, который, в отличие от беглых родичей, все же вежливо, хотя и не без надменности, испрашивает разрешения, прежде чем полезть к нам в мозги за невербальной информацией.

В конце концов вылет с Адоры всем нам разрешают. Мы здоровы, вывернуты наизнанку до последней клеточки мозга и более интереса для военных не представляем. Пока, по крайней мере. Экипаж «Дерзающего» еще ждут разборки с транспортной компанией, груз-то мы частично не довезли вовсе, а частично довезли, но не тот, хотя и куда надо. Ну, а за мной практически точно в срок нашего освобождения из-под военного и медицинского ига прибывает Торквемада. И он снова даже не удостаивает меня душевным ором — лишь оставляет сухое сообщение, которое мне передают вместе с билетом на лайнер, отбывающий этой же ночью. Ну что за человек, в самом деле! Остается успокаивать себя тем, что, может, он просто откладывает это удовольствие до личной встречи.

В моем распоряжении остаются последние вольные часы перед тем, как я загремлю под очередной надзор. И Нюк пользуется этим, чтобы закрыть-таки гештальт и утащить меня хоть напоследок вкусить столичных удовольствий.

— Суй шмотки в Рори и гоу гулять! — подпрыгивает он от нетерпения на пороге опустевшей без моего скромного имущества казарменной комнатки. Они-то все свои вещи уже на «Дерзающий» перенесли. И мне как-то странно и грустно от того, что я снова курсант Академии, а вовсе не член их команды. Только подписанная капитаном зачетка да отчет по практике подтверждают, что все наши совместные приключения были не так давно и на самом деле. И даже в носу как-то подозрительно щекочет. Но это, конечно, ни о чем не говорит, я никогда не реву и начинать не собираюсь. Ну, почти никогда. И вообще, может, это просто аллергия на синтетические фикусы, торчащие в углах казармы. Наверняка она. Всегда терпеть не могла всякую казенную растительность, да еще и поддельную.

На ногах у Нюка сверкают новехонькие гравиботинки, от армейских щедрот отваленные с военного склада, на запястье — комп из того же источника, зеленые вихры бодро топорщатся, так что настроение у бортинженера преотличное. Только поцелуев солнышка для полноты счастья и наивысшего градуса очарования не хватает.

— Я впарил местным торгашам сувениркой несколько голомувиков Нимы, Тагарана, Ксены и Землянды, и теперь богат как Керз, — сообщает он гордо.

— Крез, — поправляю я машинально.

— Задавака, — фыркает он, хватая меня за руку. — Бежим, а то туристический катер без нас уйдет!

— Прогульщик, — беззлобно парирую я, припуская следом. И мы используем свой кусочек вольницы между разномастным игом на полную тягу, пытаясь впихнуть в несколько оставшихся часов максимум впечатлений от столицы. Однако вечер подкрадывается незаметно и неумолимо, и все-таки наступает тот момент, который я ненавижу еще больше, чем чахлую флору казенных угодий. Но как ни крути, от прощаний никуда не денешься.

Тася с Шухером предсказуемо ревут в три ручья. Когда я обнимаю и чмокаю на прощанье агронома, огромная дымящаяся слеза из его уха расплывается гигантским причудливым пятном на моем термаке. Кажется, оно изрядно напоминает автопортрет бывшего дока. Вражонок успевает пожелать мне улетной кометной дизентерии до самой Земли до того, как родитель беспощадно придавливает его вторым хвостом.

— Я хотел вернуть деток, но мне сказали, что их уже отослали твоему уважаемому пращуру, — лимбиец вздыхает всеми ртами, и могучий поток воздуха живо осушает мой комбез. — Питаю искреннюю надежду, что он полюбит моих чудесных, уникальных крошек. Как и они его.

Представляю физиономию дедушки, когда тот получит Шухеровых деток! Таких новобранцев у него еще не бывало, это точно, но насчет их взаимной горячей любви с первого же взгляда немножечко все-таки сомневаюсь. Тем более что дедулиного генома в той флоре нет, и моментального послушания ему, в отличие от лимбийского агронома, от нее ждать не приходится. Хотя вот во мне его гены есть — а с послушанием тоже что-то не задалось. Но Шухеру я свои сомнения, понятное дело, не озвучиваю, и так вон весь в расстройстве уже. Собирается каждую неделю деткам аудиописьма слать, а в отпуске сразу к Альтаиру махнуть.

Таисья, словив поцелуй в синтетическую щечку, всхлипывает и привычным жестом сует мне в ладонь свежеиспеченную печеньку — за время нашего голодного полета у нее уже рефлекс выработался. Хорошо хоть эмоционально стабильный роботовоспитанник слез не льет, а то очень эта тенденция заразна. Звонко чмокаю и его — с моим теперешним ростом для этого даже сильно подпрыгивать не надо.

— Погоди лобызаться, мы с Рори тебя на посадку проводим, — отмахивается Нюк.

Когда очередь доходит до пилота, тот смешно смущается и багровеет, кажется, до кончиков рыжих волос.

— Бас, ты ж теперь тоже молодое поколение, хочешь, подскажу, в каких клубах на твоей родине можно потусить без сильного потрясения психики? — легонько толкнув его в плечо, предлагаю я. Ксенакис хмыкает, ерошит медную шевелюру и ворчит, что нет у него времени на всякую ерунду — вон, красавцем нужно заниматься, пока рукожопы всякие опять чудо кораблестроения в колымагу раздолбанную не превратили без присмотра-то.

— Кэп, я знаю, что вы тоже противник всех этих телячьих нежностей, но теперь-то субординация уже не пострадает, если я вас поцелую? Не как кадет, а как частное лицо? — осведомляюсь я, весело косясь на суровое чело сына Варганы.

— Ты на пару со Стратитайлером столько моих нервных клеток прикончила, что хуже уже не будет, — хмыкает тот. — Жду через годик. Стандартный земной. Если желание помотаться по галактикам не остынет к тому времени.

— Есть, сэр, прибыть через годик! — салютую я. В нашей Академии лучшая в выпуске тройка традиционно получает право самостоятельно выбирать место службы — так что теперь хоть из термака выпрыгну, а буду среди этих счастливчиков. Так и вижу физиономии членов комиссии, когда озвучу, на каком доблестном судне алкаю служить! Что бы они понимали, в самом деле. Вот Бас подтвердит — лучший корабль Пяти Галактик!

С Цилли мы просто крепко обнимаемся — спасибо адорианскому апгрейду, а то бы мне от ее мускулистых ручек, способных в морской узел пустынного удава завязать, не поздоровилось. А вот с последним членом нашей бравой команды мне целоваться не очень хочется. Целовалась уже, спали меня Алголь… с двойничком его. Но пасовать под его внимательным и каким-то насмешливым взглядом я не собираюсь, поэтому подхожу к лже-Рекичински, чеканя шаг и уставясь ему в глаза, точно плененный колонистами санайский кобровидный партизан.

— Ярка, если что — помни, что я прошел все исследования, и они подтвердили мою гуманоидную сущность, — быстро говорит Ларссен, должно быть, проникшись нехорошим огоньком в моем взоре.

— Да знаю я!

— Может, оставишь виртуальный адрес, в шахматы по сети сможем играть, — на полном серьезе предлагает он. Я даже сержусь — до чего ж уныло, прозаично и по-пенсионерски это звучит после того, как мы все вместе ухнули в неведомую галактику, нашли потерянную экспедицию и социопатическую адорианскую ветвь и практически голыми руками спасли зиркову вселенную. И это еще не считая эпической битвы с плазмюками! У Бо и то фантазии больше, он вон мне на прощание задачку по трехмерным нардам скинул, над которой якобы двести лет безуспешно бьются все гениальные умы галактики. С предложением через годик встретиться и пути решения обсудить.

— В перерывах между починками канализации на своей станции поигрывать планируешь? — ехидничаю я.

— Вентиляции, — поправляет Ларссен.

— Да один джокорд…

— Нет, теперь, наверно, со станцией покончено, — подумав секунду, отвечает он. — Мне как-то понравилось уже… приключаться.

— Чтобы приключаться так на регулярной основе, нужно сперва пяток годков оттрубить в Академии, — вворачиваю я не без яда в голосе.

— Никогда не поздно попытаться, — пожимает плечами Горан.

— Только не иди учиться на суперкарго, кажется, это не твое, — невольно фыркаю, вспомнив незабвенные куролапы и физиономию ошалевшего буровика.

Впечатав все же Рекичински (как мне отвыкнуть так его называть?) в щеку положенный поцелуй, быстренько сворачиваю прощальные церемонии. Осталось сказать «До свидания» только «Дерзающему» — никакому не рыдвану, а самому прекрасному во всех Пяти Галактиках кораблю, благодаря которому со мной случилось столько невероятных приключений.

На посадку выдвигаюсь вместе с Нюком и его милягой-роботом, раз уж они вызвались сопроводить мою беспокойную беглую тушку для вручения Торквемаде в собственные инквизиторские ручечки. Честно дотащив мои нехитрые пожитки до посадочного трапа, Рори по команде хозяина умильно пиликает огоньками на пластиковой морде и прижимает ушки — прощается.

— Вот, я тут тебе, дитя природы, на бумажке, по старинке все свои координаты в сети и на Земле написал, — говорит Нюк. — Расчет получу и тоже на Родину махну, нянюшку навестить. Увидимся.

— Увольняешься? — удивляюсь я.

— Уво-о-олят, или я не я буду, — с бесшабашной обреченностью отмахивается он, улыбаясь и ероша зеленые вихры. Потом делает шаг вперед и крепко-накрепко меня обнимает.

— Привязался я к тебе, перец ты славийский, прям сил нет, как к сестре родимой, — говорит Нюк.

— Будешь на Земле — непременно заваливайся в гости, но даже не вздумай вылететь из экипажа, через год же вернусь, куда вот тогда без тебя? — напутствую я, грозно сведя брови, и тоже стискиваю его в фирменных славийских обнимашках, вышибающих воздух из непривычных грудных клеток. Но это еще ничего, будь я прежнего роста — объятья пришлись бы прямиком на набитый до отказа местными вкусняшками желудок Эластичного Бортинженера.

— Ню-у-ук! — гаркает передатчик в его ухе так, что Рори подпрыгивает. — Долго ты там платочком махать собираешься?! Взлетаем скоро, джокорда те в борщ!

— Нюк-говнюк, — огрызается тот тихонечко себе под нос и на прощание чмокает меня прямо в мой воздухозаборник. — Ладно, помчались мы, спокойненько тебе долететь до Земли, без провалов в иные галактики. Это, чур, только со мной! Звездного ветра в закрылки, Ярка.

Его долговязая фигура с катящимся рядом верным Рори исчезает в сгущающихся между пришвартованными на космодроме кораблями сумерках, зато навстречу мне вышагивает другая — куда более приземистая и крепкая, с коротким ежиком светлых волос. Торквемада, не к ночи будь помянут… Он едва не проскакивает мимо, не признав в полумраке мой обескудренный силуэт, и лишь в последнюю секунду притормаживает.

— Здравствуйте, курсант, — окинув меня странным взглядом, отрывисто произносит навигатор. И снова не орет. Да что ж это такое-то?

— Блин-печенюха, чуть не забыл! — кометой вдруг врывается между нами удалившийся было Нюк, шмякая мне на руки увесистый кулек: — Вкусняшки, на дорожку! Все к проносу на борт межгалактического лайнера разрешено. Здравствуйте, — отдуваясь, бросает он моему персональному инквизитору, смерив того подозрительным и даже угрожающим взором, — и до свидания. И не смейте ее ругать и ссылать в архив пыль с папок нюхать! Или пришлю вам букетик самых паскудных Шухеровых гибридов.

— Р-р-р! — закрепляет угрозу Рори. И они снова уносятся, только гравиботинки да пятки из умного пластика мелькают. Абдували Петрович точно бы ими гордился. Я вот горжусь.

— Доброго вечера, инструктор Литманен, не обращайте внимания, это мой… близкий родственник. По гастрономической… то есть астрономической линии, — благонравным тоном ответствую я слегка озадаченному этим нахальным зеленым галактическим вихрем наставнику.

— Заметно. Что родственник, — ледяным тоном произносит тот. Эх, не хочется мне, но надо-таки сказать одну вещь. Еще в той галактике ж обещала. Пусть только самой себе, но какая разница? И я скороговоркой выпаливаю:

— Мистер Литманен, мне очень жаль, что я так поступила. Я понимаю, что это было безответственно и легкомысленно. И за все остальное тоже извините меня, пожалуйста. Я сожалею обо всех выходках, когда вела себя, точно лимбийский корморожденный Омен… И на Нюка тоже не сердитесь, он не со зла, а из дружеской солидарности.

Впервые я вижу на лице Торквемады проблеск каких-то человеческих эмоций. Он явно удивлен, но старается не показать этого. Хотя, может, просто не слыхал прежде о сатанинских наклонностях исчадий лимбийской кормы — ксенология все-таки конек Васкеса, а не его.

— Ну, а что у вас с практикой, курсант Соколова? — после коротенькой паузы ровным голосом спрашивает Литманен, словно и не заметив моей покаянной речи.

— Пройдена! — рапортую я и протягиваю ему заполненные Варгом документы. Мельком взглянув на них, инструктор зачем-то изрекает и без того очевидную вещь:

— Практика пройдена не по назначенному вам месту службы.

— Но на ней я научилась куда большему, чем могла бы на той забытой зир… всеми забытой, в общем, станции! — моментально вскидываюсь я.

— Возможно, — невозмутимо соглашается Литманен. — Но практика подразумевает обучение не только профильному предмету, но и дисциплине. Поэтому засчитать ее я вам не могу.

И вот тут-то у меня пропадает дар речи. И остальные дары, включая способность отрывать ноги от земли, кажется, тоже. Инструктор аккуратненько огибает меня, чтобы подняться по трапу, а я все стою, ошарашенно разинув рот. Проходит не меньше минуты, пока мне удается переварить его ответ. И тогда я, злая, точно вставший не с того гравиботинка Варг, несусь следом за навигатором. Все-таки никакой он не Литманен! А именно Торквемада! А я-то еще аж несколько раз хорошо о нем подумала! Пока в другой галактике торчала, подзабыла, видать, до чего ж он милый, черная дыра его дери, человек!

— Но это же несправедливо! Каникулы почти закончились, без практики меня не переведут на пятый курс, когда же мне ее теперь проходить?! — возмущенно кричу я в его широкую спину. Значит, так? Прощайте, все планы, прощай, служба на рыдванчике на будущий год — здравствуй, отчисление? Может, имеет смысл испытать на Торквемаде запатентованный метод решения проблем от Варга Норвинда Вегуса — прогулку в вакуум? Кулек как раз в руках весьма увесистый!

И вот тогда инструктор оборачивается. И, наверно, первый раз в жизни я вижу, как он смеется.

— Похоже, вы уже во всех деталях распланировали мое убийство, Соколова, вплоть до того, как избавиться от трупа. Бросьте, я пошутил.

Рот у меня сам собой приоткрывается снова. Да… теперь-то я понимаю, почему он не стал на меня орать. Торквемада не был бы Торквемадой, если бы не предпочитал месть в охлажденном (если не в замороженном) виде.

— За самовольные похождения отвечать будете в отдельном порядке, а практику я зачту. Автограф капитана первого ранга Вегуса все-таки многого стоит… пусть и бывшего, — прибавляет инструктор перед тем, как предъявить свой билет подкатившему робостюарду и пройти в пассажирский салон.

Решаю, что больше, пожалуй, шутить над ним не стоит. С одной стороны, все те приколы действительно больше пристали акселератному паразиту Врагусику, чем без пяти минут штурману глубокого космоса. А с другой — в следующем году я просто обязана попасть на «Дерзающий». И, если повезет, открыть обратно закрытую галактику, откуда нас высокомерная сверхраса вышвырнула за шкирку, точно напрокудивших щенков. А ведь сколько мы там всего не успели: утерянную ветвь человечества на родину вернуть, адамам с дикими феминами цивилизацию принести, рецепт гару-гару тиснуть… Ника отмыть! Дел-то невпроворот.

Исполненная великих планов, рассеянно сую руку в карман и протягиваю озадаченному робостюарду вместо билета Тасину печенюху. В ушах все еще звучат слова капитана: «Жду через годик». А уж желание мотаться по галактикам у меня точно не остынет. Это ж все дурные папины гены.

Примечания

1

Алго'ль (β Per, 26 Per, Бета Персея) — кратная (тройная) затменная переменная звезда в созвездии Персея. Находится на расстоянии около 92,8 св. лет от Солнца.

(обратно)

2

Пояс Ориона — астеризм в созвездии Ориона, опоясывает фигуру охотника в изображениях созвездия. Состоит из трех звезд: Альнитак (ζ Ориона), Альнилам (ε Ориона), Минтака (δ Ориона).

(обратно)

3

α Центавра имеет собственные имена: Ри́гель Кента́урус (романизация араб. رجل القنطور‎ [riʤl al-qanatûr] — «нога Кентавра») официально принято МАС в качестве названия для этой звезды в 2016 году, Бунгула (возможно, от лат. ungula — «копыто») и Толима́н (возможно, от араб. الظلمان‎ [ал-Зулман] «Страусы»), но они употребляются довольно редко.

(обратно)

4

Треугольник (М33) Одна из ближайших к Млечному Пути спиралевидных галактик.

(обратно)

5

Бог даст (кырг.)

(обратно)

6

Стра́пелька (странная + капелька), странгле́т (от англ. strangelet — strange + droplet) — гипотетический объект, состоящий из «странной материи», образованной либо адронами, содержащими «странные» кварки, либо не разделённым на отдельные адроны кварковым веществом с примерно одинаковым содержанием странных, верхних и нижних кварков. Странная материя рассматривается в космологии как кандидат на роль «тёмной материи». Русскоязычный термин страпелька предложен в 2005 году Сергеем Поповым как калька от англ. strangelet; вариант странглет (приблизительная фонетическая адаптация того же английского слова) существовал и ранее, его употребляют в русскоязычных физических статьях. Английский термин предложен в 1984 году E. Farhi и R. Jaffe.

(обратно)

7

Звезда в созвездии Ориона, которая является самой яркой звездой класса O с визуальной звездной величиной +1,72 (в максимуме +1,72 и в минимуме до +1,79), левая и самая близкая звезда астеризма «Пояса Ориона». В «Пояс Ориона» входят Минтака (δ Ориона / Дельта Ориона) и Альнилам (ε Ориона / Эпсилон Ориона). Альнитак находится на расстоянии около 817 св. лет. Это тройная звезда. Главная звезда — горячий голубой сверхгигант абсолютной величины −5,25. У неё есть два голубоватых спутника 4 и 10 величин. Эти звёзды являются членами ассоциации Орион OB1.

(обратно)

8

Эвмениды — греческие богини мести.

(обратно)

9

Быстрый спонтанный секс с незнакомым человеком в экстремальных условиях. От английского quickly — быстро.

(обратно)

10

Звездный наставник, учитель, опекун (англ.)

(обратно)

11

Оскорбительное варганское слово — синоним негодяйки, преступницы и тому подобное.

(обратно)

12

Красный сверхгигант из созвездия Цефеи, чей диаметр во много раз превышает диаметр Солнца, достигая 3,5 миллиардов километров. Это одна из самых больших и ярких звезд в 60 тысяч раз ярче Солнца.

(обратно)

13

Водородный наркоз — возникает при повышении концентрации водорода в воздухе или дыхательной смеси. Оказывает психотропное действие и сопровождается яркими галлюцинациями, скачками настроения, возбуждением, иногда паранойей. Похож по воздействию на ЛСД.

(обратно)

14

Стой (кырг.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Нюк. Печеньки, рыдван и борьба интеллектов

Глава 2. Кадет Соколова. А начиналось-то все вполне обычно

Глава 3. Нюк. Чем вымощен путь в черную дыру

Глава 4. Кадет Соколова. По всем фронтам Ватерлоо

Глава 5. Нюк. Главное — не унывать. И держаться вместе

Глава 6. Кадет Соколова. Успехи дипломатии

Глава 7. Нюк. По стопам Варга

Глава 8. Кадет Соколова. Развеселые последствия

Глава 9. Нюк. Триумф инженерной мысли

Глава 10. Кадет Соколова. Основной инстинкт

Глава 11. Нюк. Врагу не сдается наш гордый рыдван!

Глава 12. Кадет Соколова. Боевое крещение

Глава 13. Нюк. Покой нам только снится

Глава 14. Кадет Соколова. Бунт на камбузе

Глава 15. Нюк. Сплошные тернии

Глава 16. Кадет Соколова. Особенности национальной торговли

Глава 17. Нюк. Две минуты и Омен

Глава 18. Кадет Соколова. Польза оберега и мармеладок

Глава 19. Нюк. Есть еще урановый стержень в реакторе!

Глава 20. Кадет Соколова. В темпе цейтнота

Глава 21. Нюк. Прыжок в неизвестность

Глава 22. Кадет Соколова. Виражи карьерного взлета инженера Стратитайлера

Глава 23. Нюк. Нянюшкина гордость

Глава 24. Кадет Соколова. Все хорошо, прекрасная маркиза!

Глава 25. Нюк. Пятая планета

Глава 26. Кадет Соколова. Тернистый путь первопроходцев

Глава 27. Нюк. Мечты сбываются. С лихвой

Глава 28. Кадет Соколова. Жажда деятельности

Глава 29. Нюк. Близкие контакты третьего вида

Глава 30. Кадет Соколова. Разбор полетов

Глава 31. Нюк. Дьяволово семя

Глава 32. Кадет Соколова. Одним миром мазаны

Глава 33. Нюк. Новая цель

Глава 34. Кадет Соколова. Надежды и лишения

Глава 35. Нюк. Ну, здравствуй, Нюкия

Глава 36. Кадет Соколова. Есть контакт!

Глава 37. Нюк. Небесное гару-гару

Глава 38. Кадет Соколова. Тонкости дипломатии

Глава 39. Нюк. Загадка демона Мамуки

Глава 40. Кадет Соколова. Самый основной инстинкт

Глава 41. Нюк. Реализуя желания

Глава 42. Кадет Соколова. Куда заводит жажда мести

Глава 43. Нюк. Мечты опять сбываются, но как-то криво

Глава 44. Кадет Соколова. Досоветовалась

Глава 45. Нюк. Сестрица Нюкия спешит на помощь

Глава 46. Кадет Соколова. Да грянет битва!

Глава 47. Нюк. Те еще Игрища

Глава 48. Кадет Соколова. Сквозь тернии — к адамам

Глава 49. Нюк. Жесткий финал, свежий фингал

Глава 50. Кадет Соколова. Ложка дегтя

Глава 51. Нюк. Разгадка демона Мамуки

Глава 52. Кадет Соколова. Наследный принц всея Нюкии

Глава 53. Нюк. Корни, тортик и танцы

Глава 54. Кадет Соколова. Явились — не запылились!

Глава 55. Нюк. Ну. блииин-печенюха!

Глава 56. Кадет Соколова. Боевой духан

Глава 57. Нюк. Космический театр самодеятельности

Глава 58. Кадет Соколова. Токсичные земные организмы

Глава 59. Нюк. Боевой укроп

Глава 60. Кадет Соколова. Сверкая дюзами

Глава 61. Нюк. Все точки над Ё

Глава 62. Кадет Соколова. Знамя уткодятла Пяти Галактик

Глава 63. Нюк. Голод и ревность

Глава 64. Кадет Соколова. А вдруг Омен?!

Глава 65. Нюк, я и все-все-все. Месть Торквемады Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg