«Порог»

Порог (fb2) - Порог (Соглашение - 1) 1486K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Лукьяненко

Сергей Лукьяненко Порог

От автора

Писатель, рассказывающий о нашем мире, как правило, обходится словами, существующими в нашем языке. Писатель, который рассказывает о других мирах или будущем, неизбежно сталкивается с проблемой — как назвать то, чему нет точного аналога?

Поскольку в этой книге действие происходит в будущем и в нескольких мирах, я был вынужден адаптировать большую часть незнакомых терминов, приведя их к знакомому виду. Однако надо учитывать, что отличия имеются практически всегда. Ряд терминов вообще пришлось оставить в грубой транскрипции — меры длины на Неваре не имеют точных аналогов среди земных языков, и автор счел нужным сохранить их в первозданном виде. В то же время основные меры расстояния Соргоса крайне близки к человеческим (98 сантиметров и 1011 метров), поэтому автор решил использовать термины «метр» и «километр».

Вот примеры нескольких слов и терминов для любознательного читателя:

Земля

1. Книга, книжка — практически всегда имеется в виду электронная книга, выглядящая как прямоугольный лист мягкой ткани. При включении книга обретает твердость и становится похожей на лист плотного картона со сменяющимся изображением. В книге может быть записано огромное количество текстовой информации, но в отличие от планшета она не предназначена для показа видео, игровой или сетевой активности. Любопытная деталь — книга, разрезанная на несколько частей, превращается в несколько книг, каждая из которых полностью функциональна. Поэтому фразы «дай почитать», «поделишься книжкой», как правило, означают просьбу разорвать или разрезать книгу на части. Если речь идет о бумажной книге, которая является в большей мере предметом искусства и коллекционирования, то всегда уточняется: «бумажная книга».

2. Внешний английский — основной язык международного общения, официальный язык Космофлота. Базируется на классическом английском языке с сильно упрощенной грамматикой и значительными заимствованиями из других языков, в первую очередь китайского, испанского и русского. Считается деловым и техническим, писатели и поэты для творчества, как правило, используют национальные языки. Большей частью персонажи общаются именно на внешнем английском, в тех случаях когда они переходят на другие языки и это нужно для понимания ситуации или по соображениям приличия, их речь дается в оригинале.

3. Аудио-ксено — язык звукового общения, разработанный Ракс и принятый как стандарт для цивилизаций Соглашения, наряду с графити-ксено (письменная речь) и код-ксено (языком программирования и обмена машинной информацией). Обязателен для всех офицеров Космофлота. Очень прост по структуре и удобен для произношения всеми разумными видами. Еще более плохо приспособлен к передаче «избыточной информации», то есть художественных текстов, хотя отдельные энтузиасты разных видов предпринимают попытки адаптировать его для творчества.

4. Космофлот. Несмотря на совершенно явное происхождение от ВВС, ВМФ и прочих армейских структур различных стран, Космофлот не является в полной мере военной организацией, его офицеры представляют собой что-то среднее между офицерами ВМФ и моряками современного торгового флота. Связано это в первую очередь с тем, что существующие доктрины Соглашения вообще не предусматривают сколько-нибудь масштабных военных действий. Единственным членом экипажа, максимально приближенным к понятию «военного», можно назвать офицера специальных (то есть боевых) систем корабля. Впрочем, военную подготовку все офицеры проходят в полной мере. Как дань традиции. И на всякий случай.

5. Шеврон. В земном Космофлоте принято обозначение должности и звания посредством нарукавных шевронов (по образу Советской армии времен Великой Отечественной войны или американской армии XX века). Цвет шеврона определяет, является ли офицер штабным, допущенным к полетам, находящимся в резерве и т. д. Число полосок на шевроне определяет звание, цвет — выслугу лет и особые заслуги. Погоны используются лишь в парадной форме.

Соргос

6. Семья. Неварская семья отличается от земной. Как правило, это не брачное партнерство мужской и женской особей. В семье могут быть от двух особей до нескольких десятков, сексуальные отношения в семье также могут принимать разные формы — моногамные, полигамные, групповые. Возможны семьи, в которых секс внутри семьи вообще не практикуется, хотя это достаточно редкий случай. По сути, семьей называется группа особей, ведущих общее хозяйство и связанных той или иной целью, секс вторичен. Выделяют следующие группы семей: Младшая, или родительская, в которой особь растет; Средняя, или подростковая, молодежная, куда, как правило, уходит повзрослевший ребенок. Старшая, или материнская, которую создают для рождения собственных детей и совместного хозяйствования. Разумеется, что для одного — родительская семья, то для другого — материнская… Изредка возникают Почтенные, или старческие, семьи, куда уходят самые старые или одинокие особи. Впрочем, кризис традиционной семьи коснулся и Соргоса: многие особи вообще не создают семей или пропускают какой-либо этап.

Невар

7. Меры длины Невара отражают специфику дуальной цивилизации. Достаточно упомянуть, что «чи» (приблизительно полтора сантиметра) — это размер полового члена взрослого гуманоида, а «глан» (около восьмидесяти шести сантиметров) — это средняя длина хвоста женской кошачьей особи.

8. «Тра» — термин кошачьих Невара, слово в «невероятном будущем времени», в современности используется для обозначения лишь двух вещей: 1) объекта любви, секс или брачный союз с которым исключен по причине физиологии, возраста, пола или иных обстоятельств непреодолимой силы. Любопытно, что употребляется лишь термин «тра-жена»; «тра-муж» звучит, с точки зрения кошачьих Невара, очень смешно и нелепо; 2) неопределенно долгой и счастливой жизни, блаженства и покоя.

Феол

9. «Лучшая часть меня» — термин, которым гуманоидная особь Феол называет мозгового червя, с которым находится в симбиозе. Гуманоиды Феол практически лишены эмоций, но обладают развитым интеллектом. Червеобразный симбионт, эволюционно приспособленный для жизни в их организме, сам по себе практически не разумен, но дает эмоциональную составляющую общей личности. В принципе буквальное наименование симбионта должно переводиться как «совесть», но подобный перевод несколько запутал бы читателя.

Классификация разумных миров, принятая в Соглашении

1-й уровень — цивилизация до-технического уровня.

(Примечание Феол — «термин „до-технического“ идентичен термину „до-селекционного“».)

2-й уровень — цивилизация начального технического уровня, до преодоления притяжения материнской планеты и выхода в космос.

(Примечание Человечества — «выходом в космос является достижение скорости убегания применительно к материнской планете».)

3-й уровень — цивилизация, вышедшая в космическое пространство и совершающая полеты в пределах своей звездной системы.

(Примечание Ауран — «перемещение с поверхности планеты в космическое пространство посредством устройств типа „космический лифт“, „катапульта“ или „пушка“ также считается полетом».

Примечание Феол — «перемещение с поверхности планеты в космическое пространство внутри природных или искусственно созданных живых организмов считается полетом».

Примечание Ракс — «перемещением считается смена положения с поверхности планеты на положение вовне».)

4-й уровень — цивилизация, имеющая постоянные и самодостаточные поселения вне материнской планеты, но в пределах своей звездной системы.

(Примечание Халл-3 — «самодостаточность поселения определяется решением его жителей, а не решением жителей материнского мира».

Примечание Халл — «единая и неделимая цивилизация Халл оставляет за собой право выборочно толковать данный пункт».)

5-й уровень — цивилизация, достигшая любой иной звездной системы.

(Примечание Ракс — «под достижением иной звездной системы понимается как пилотируемая, так и непилотируемая экспедиция».

Примечание Халл — «под экспедицией понимается перемещение из одной звездной системы в другую материальных тел, способных к передаче информации и (или) осуществлению какой-либо полезной работы».

Примечание Ауран — «иная звездная система должна находиться на расстоянии не менее трех с половиной световых месяцев от материнской звезды и на расстоянии, сводящем гравитационное взаимодействие звезд к ничтожно малым величинам».

Примечание Человечества — «достижение иной звездной системы неисправным зондом или кораблем с мертвым экипажем засчитывается, если причина гибели экспедиции не носила системного характера и может быть названа случайной».)

Миры, достигшие 5-го уровня, приглашаются участию в Соглашении.

Контакты с цивилизациями первого — четвертого уровней строго ограничены.

Решение о контакте или вмешательстве, выходящем за границы научного и (или) локального, может быть принято только общим консенсусом цивилизаций Соглашения.

Каждая цивилизация Соглашения несет ответственность за цивилизации первого — четвертого уровней в своей зоне влияния.

Каждая цивилизация Соглашения вправе контролировать соблюдение правил иными цивилизациями Соглашения.

Халл

Ауран

Феол

Ракс

Человечество

Халл-3

Экипаж научного корабля «Твен»

Валентин Горчаков, человек, капитан второго ранга, 34 года. Командир корабля.

Матиас Хофмайстер, человек, капитан третьего ранга, 34 года. Старший помощник.

Анна Мегер, человек, 47 лет. Мастер-пилот.

Гюнтер Вальц, человек, 30 лет. Оператор специальных систем корабля.

Лев Соколовский, человек, 78 лет. Врач.

Теодор Сквад, человек, кадет, 16 лет. Системный администратор, специалист по ИИ.

Алекс Йохансон, человек-плюс, кадет, 17 лет. Навигатор.

Лючия Д’Амико, человек, кадет, 17 лет. Специалист систем жизнеобеспечения.

Искин корабля «Твен»

Марк, квантовый компьютер 6-го поколения, Искусственный интеллект — искин, 70-й цикл ядра. Синтетическая личность.

Научная группа корабля «Твен»

Бэзил Годфри Николсон, человек, 48 лет. Доктор наук, специалист по дуальной цивилизации Невар.

Мэйли Ван, человек, 41 год. Профессор, доктор наук, специалист по фелиноидам системы Невар.

Ксения. Ракс. 0 лет. Третья-вовне. Наблюдатель.

Уолр. Халл-3. 71 год. Специалист по гуманоидным формам жизни.

Станция наблюдения Невар

Прима. Ракс. 2 года. Первая-вовне. Наблюдатель.

Двести шесть — пять / Толла. Феол. 82 года / 6 лет. Созерцатель агрессии.

Система Невар, планета Кехгар (Земля), или Желанная

Анге. Гуманоид. 27 лет. Инженер. Офицер третьей ступени Небесной Стражи поста 109-74.

Латта. Гуманоид. 27 лет. Военнослужащая. Офицер второй ступени Небесной Стражи поста 109-74.

Система Невар, планета Ласковая

Линге. Киса. 19 лет. Брачный партнер (временная жена) Криди.

«Дружба» — первый межзвездный корабль дуальной цивилизации Невар

Криди. Кот. 36 лет. Инженер. Начальник инженерной группы.

Анге. Гуманоид. 27 лет. Инженер. Тра-жена Криди.

Норти. Капитан от кис. 57 лет.

Лерии. Капитан от гуманоидов. 48 лет.

Казвар. Гуманоид. 51 год. Геолог.

Система Соргос, планета Соргос

Ян. Черный. 33 года. Инженер, военнослужащий, учитель.

Адиан. Черная. 31 год. Социолог, экономический и политический аналитик.

Сарк. Черный. 42 года. Старший лейтенант ракетных войск.

Рыж. Рыжий. 16 лет. Подросток.

Лан. Черная. 16 лет. Подросток.

Часть первая

Глава первая

Сопло ракеты было отполировано до зеркального блеска. В гладком металле Ян видел свое искаженное отражение — слишком большая голова, слишком узкие плечи, торчащие как лопухи уши, растрепанная грива черных волос. Налобный фонарик горел яркой разлапистой звездой.

Комната смеха с кривыми зеркалами, а не пусковая установка.

— Температура плюс три! — скомандовал офицер пуска. — Втулка четыре!

В руку Яна легла тяжелая бронзовая втулка. На всякий случай он глянул: убедился, что номер правильный, — и стал аккуратно, чтобы не сбить резьбу, вкручивать втулку внутрь сопла.

«Гром» был новой моделью баллистических ракет с улучшенной точностью попадания. Но давалось это непросто. Мало того что пусковая установка должна была устанавливаться с немыслимой точностью, так еще и сама ракета настраивалась в зависимости от массы параметров: скорости ветра, температуры, срока, прошедшего с момента изготовления топлива. Шашки пороховых двигателей со временем меняли параметры горения, и это тоже надо было учитывать.

— Снять чехлы со спецБЧ! — приказал офицер, и рука Яна дрогнула. К счастью, втулка уже легла на резьбу. Если с особой БЧ снимают теплые кожухи со встроенными спиралями подогрева, значит дело идет к пуску.

Ян докрутил втулку, прихватил ее специнструментом и дожал до конца. По инструкции полагалось использовать инструмент с самого начала, но в войсках давно убедились, что на практике это неудобно. Даже контролирующие с завода молча закрывали на это глаза: переписать инструкции и согласовать их было сложнее, чем позволить ракетчикам следовать здравому смыслу.

Ян выбрался из сопла, куда забрался почти до пояса, спрыгнул с пускового комплекса на истоптанный грязный снег. Дивизион «Громов» стоял в ложбине, укрытый от противника густым лесом. Несколько ламп, прикрытых маскировочными абажурами, высвечивали агрегаты ракеты, с которыми еще шла работа.

— Готовность двадцать! — скомандовал офицер. — Завершить наводку! Проверить укрытие!

Сердце гулко застучало в груди. Ян вопросительно посмотрел на старшего лейтенанта Сарка, тот встретил его взгляд, слегка кивнул. Офицер боялся. Радист, сидящий на раскладном стульчике рядом с офицером, боялся тоже. Но ему хотя бы было чем заняться — всходило Солнце, ионосферу забивали помехи от магнитных бурь, и он безуспешно пытался от них отстроиться. Суетящиеся солдаты, складывающие брезентовые чехлы БЧ, боялись не меньше, но и у них было дело. А Ян свою работу закончил.

Наверное — последнюю в жизни работу.

Войны между Западом и Востоком случались нередко. Менялись страны и союзы, в них участвующие. Менялись поводы каждого конфликта. Причина, конечно, была всегда одна.

Но каждая война рано или поздно заканчивалась. Ни одна из сторон не могла уничтожить или завоевать другую, и с этим приходилось мириться.

Теперь все изменилось. Теперь у каждой стороны было ядерное оружие. Одиннадцать лет, с момента первого взрыва на пустынном северном полигоне, обе стороны работали над атомными проектами. Этому было подчинено все — начиная от запуска спутников фоторазведки и заканчивая строительством убежищ в городах.

Теперь настал момент истины.

Больше ни от кого и ничего не зависело. Все знали, что война будет. Разве что сам Господь мог ее остановить.

Ян отошел от ракетной установки, у которой остались одни лишь наводчики, до последнего подкручивающие верньеры, вымеряющие угол возвышения ракеты, делающие поправки на ветер. Крыльчатка анемометра, раскрашенная кем-то в яркие цвета наподобие детской игрушки, крутилась на вкопанной в землю штанге. Интересно, дойдет ли сюда ветер, когда детонирует особая БЧ? Ян прикинул расстояние, рельеф, мощность БЧ (которую вообще-то ему знать не полагалось — он отвечал лишь за двигательную установку). Дойдет. Впрочем, бояться стоит не этой БЧ, а той, что прилетит в ответ. Что там, у противника? Оперативное соединение «Дивов», шесть крылатых ракет. Хватит для ответного удара. Ян глянул на укрытие — вырытый в мерзлой земле окоп полного профиля. Покачал головой. Несерьезно. Другие ракетчики тоже стояли рядом, не торопясь забираться в окоп.

— Снять предохранители с БЧ! — приказал офицер пуска.

Яну вдруг отчаянно захотелось жить — вместе с ясным пониманием того, что жить осталось недолго.

Он порылся в карманах, достал картонную пачку, заглянул внутрь. Пусто. Кто-то из стоящих рядом молча протянул ему свою, Ян кивнул, вежливо отломил маленький кусочек прессованной травы, на полжвачки. На него глянули насмешливо, и он перестал стесняться, оторвал себе полную порцию. Трава была главной армейской валютой, просто так ею не делились, пайки все время урезали, но теперь это уже было не важно.

Бросив в рот кусок маслянистой сечки, Ян разжевал ее, прикрыл глаза. Соленая горечь защипала язык, небо слегка онемело. Ян попытался вспомнить слова уместной в такие минуты молитвы, но все они ускользали, мелькало лишь с детства затверженное: «Ангел Господний, укрой мир крылами от бед…»

Что ж, ничем не хуже любой другой молитвы. Эту знали и дети, и взрослые. И восточные, и западные, и черные, и рыжие.

Ян открыл глаза, посмотрел в светлеющее небо. Только самые яркие звезды еще мерцали над головой. Ян прошептал одними губами:

— Ангел Господний…

В небе вспыхнула яркая звезда.

Мгновение Ян ждал, что звезда разгорится, превратится в шар ядерного взрыва, как в учебных фильмах. Им говорили, что противник может осуществить стратосферный взрыв с целью заглушения каналов связи, — хотя зачем это на рассвете, когда радио и так не работает?

Но звезда не разгоралась. Она вытягивалась — точка превратилась в луч, протянувшийся на полнеба…

Ян почувствовал, что челюсть отвисает и куски едва разжеванной травы выпадают под ноги. Этого не могло быть! Нет, нет, не так же буквально, он инженер, он современный человек, он верит в Господа и Ангела Его, но описанное в старых духовных книгах надо понимать иносказательно…

Звезда превратилась в сияющую линию, а потом раскинула два огромных, каждое на полнеба, радужных крыла. Это немного походило на небесное сияние, только его не бывает так далеко на юге, на исходе ночи, и оно не принимает форму исполинских крыльев…

Ян упал на колени. Из глаз сами собой потекли слезы.

Невозможно. Немыслимо.

Но это случилось.

Описанное в священных книгах, дважды случавшееся, — повторилось снова.

Господь предельно ясно выразил свое отношение к происходящему.

— Вставить предохранители в БЧ! — выкрикнул старший лейтенант Сарк, и в голосе его было облегчение. — Ждем распоряжений из штаба!

* * *

Письменный стол был старый, с истертой под локтями поверхностью, за столом располагалось обшарпанное неэргономичное кресло; для посетителей имелись два кресла поновее, но столь же не располагающие к комфорту. Валентин несколько секунд ерзал, пытаясь усесться удобнее, потом смирился. Стол медленно выкатывал из прорези принтера листы служебного предписания, ощутимо тормозя в тех местах, где требовалось сформировать активные печати. Иногда принтер издавал всхлипывающие звуки, похожие на горестные человеческие вздохи. То ли барахлила помпа, то ли кончался картридж пластиката. Хозяин кабинета — такой же немолодой, неспешный и потертый, как мебель в кабинете, — аккуратно складывал листы в стопку. Китель на нем был расстегнут, рубашка помята, волосы длинноваты для уставной стрижки.

Впрочем, и сам Валентин не выглядел эталонным офицером Космофлота. Форма была сшита на заказ — но сидела как-то неловко, будто не по размеру, безукоризненно короткие светлые волосы ухитрялись топорщиться, черты лица у него были правильны и даже красивы — по отдельности, но все вместе складывались в совершенно обычное, незапоминающееся лицо. Он был довольно высок и достаточно широкоплеч, но все равно хотелось добавить ему либо роста, либо комплекции. Так порой выглядят подростки, но они быстро перерастают свой неловкий возраст. Валентину было около тридцати, со своей нескладностью он уже смирился, но все еще надеялся с годами обрести положенную командиру корабля внушительность.

Конечно, если он останется командиром корабля.

Валентин посмотрел в окно. Точнее — в экран с умиротворяющим вечерним видом на лесное озерцо. Спросил:

— Финляндия?

Хозяин кабинета повернул голову, без интереса глянул на экран.

— Да, вероятно.

Он достал очередной лист, присоединил его к пачке. Посмотрел на Валентина. На его лице отразилась тень любопытства.

— Знакомое место?

Валентин на миг заколебался:

— Если позволите… капитан третьего ранга.

— Разумеется, капитан второго ранга, — кивнул хозяин кабинета.

В этом месте разница в звании не играла никакой роли, должность была важнее. Пожилой капитан третьего ранга, засидевшийся на своей должности в штабе Флота, был начальником, Валентин — подчиненным. Одним из многих самоуверенных, амбициозных, еще не пережеванных жизнью офицеров. К тому же — проштрафившимся.

— Место незнакомое, — признался Валентин. — Но это и не важно, и не интересно.

Принтер принялся натужно печатать последнюю страницу, на которой было слишком много активных печатей.

— А что интересно и важно? — спросил капитан третьего ранга, держа руку у выползающего листка.

— Если позволите…

— Я уже дал разрешение.

— Интересно и важно то, что у вас в кабинете нет никаких личных вещей. Фотографии, сувениры, таблички с названиями кораблей, где вы служили…

— Возможно, я не служил в космосе, — сказал капитан третьего ранга, постукивая пальцами по листку, будто пытаясь его поторопить.

Валентин вежливо улыбнулся.

— И вдобавок — видеоокно с не знакомым вам пейзажем! Скажу честно, не встречал людей, которые работают в таких стерильных помещениях.

— Люди порой ведут себя странно, — сказал капитан третьего ранга. Листок выполз из принтера и упал на стол, но хозяин кабинета не спешил его подбирать. — Например, успешный молодой командир, которому прочат хорошую карьеру, включает отражатель Лавуа, находясь в ста тысячах километров от планеты раннего третьего уровня. Странно, не находите?

Валентин виновато кивнул:

— Вы правы. Но это оплошность, не странность. Я не учел активность звезды, а в нормальных условиях раннекосмические технологии не позволяют обнаружить отражающее поле.

— Ну да, — саркастически сказал капитан третьего ранга. — А вот при солнечной буре отражатель создает замечательную картину даже для невооруженного глаза. Как это называют на Соргосе? Крылья ангела?

— Совершенно верно, — подтвердил Валентин. — «Два огромных крыла распускаются в небе, осеняя мир…»

— «Призывая к смирению и покаянию», — кивнул капитан третьего ранга. — Вам повезло, Валентин, что именно к смирению. Если бы ваша иллюминация не остановила войну, а развязала, вы пошли бы под трибунал… — Он сделал паузу и вдруг произнес с воодушевлением, будто эта мысль только что пришла ему в голову: — А может быть, вы знали суеверия Соргоса? А?

— В этом не было бы ничего удивительного, в конце концов, мы находились в миссии почти месяц, — признал Валентин. — Но знаете, что на самом деле удивительно?

Капитан третьего ранга вопросительно посмотрел на него.

— Удивительно то, что вы знаете проповедь блаженного Эвслана. Это заставляет задуматься.

— И к какому выводу вы приходите? — заинтересовался капитан третьего ранга.

Валентин еще раз обвел взглядом кабинет. Пан или пропал…

* * *

Примерно через полчаса Валентин вышел из кабинета. Постоял несколько мгновений, глядя на лифт в конце длинного пустынного коридора. Пробормотал:

— Нет, какого черта…

Повернулся и открыл дверь снова.

За дверью была просторная комната с панорамным окном, выходящим на Балтийский залив. В помещении было шесть столов, сейчас пустовавших — у окна с хохотом общались шесть женщин средних лет с бокалами в руках. Открытая бутылка вина стояла на подоконнике, еще одна, пустая, — на полу. Судя по одежде, это были гражданские сотрудницы.

— Товарищ капитан второго ранга, отдел кадров на этаж выше! — окинув его любопытным взглядом, сказала одна из женщин.

— Но вы можете смело заходить! — кокетливо добавила самая пожилая из женщин. — У меня день рождения!

— Поздравляю, — пробормотал Валентин. Посмотрел на служебное предписание, которое держал в руке, вздохнул, закрыл дверь — вызвав взрыв хохота и чью-то реплику: «Вика, ты напугала мальчика!»

Валентин прошел к лифту, который словно поджидал его на этаже, и сказал:

— Вестибюль.

Лифт пошел вниз.

— Даже не буду пытаться понять, — сказал Валентин в пространство, на случай если за ним наблюдают.

Через три минуты он вышел из башни европейского отделения Космофлота. Был жаркий день из тех, что порой случаются в середине прибалтийского лета, только где-то высоко над заливом плыли белые облачка. Стеклянная пирамида регионального штаба была здесь единственным высотным зданием, стоящим посреди уютного городка в старонемецком стиле — от фахверка до неоготики. Все — новодел, но выглядел он вполне правдоподобно, хотя мрачноватый собор с горгульями, по мнению Валентина, был тут все-таки излишним.

Еще через пять минут Валентин подошел к ресторанчику «Повод», одному из тех, где традиционно встречались офицеры Космофлота. У кого-то всегда был повод праздновать, у кого-то печалиться. Относительно себя Валентин пока не определился.

На открытой веранде сидел с бокалом пива подтянутый капитан третьего ранга. Он был ровесником Валентина, но в отличие от него выглядел космонавтом с рекламного плаката — красивый, улыбчивый, весь какой-то соразмерный и самодостаточный. Мундир на нем сидел ладно, кожа была загорелая, светлые волосы казались длиннее, чем были.

Пожалуй, он лучше всего смотрелся именно здесь, в подчеркнуто гражданской обстановке. Скафандры, корабли, космос — все это было бы уже лишним и только отвлекало внимание. Парень беседовал с официанткой, улыбающейся ему куда более искренне, чем требовала профессия. Впрочем, индикатор эмоций, сережку которого девушка вызывающе носила в левом ухе, мерцал зеленым и розовым совсем уж откровенно.

Валентина девушка удостоила лишь дежурной улыбки.

— Мне того же, — сказал Валентин, садясь напротив капитана третьего ранга.

Девушка с явной неохотой ушла. Валентин сидел на плетеном стуле, заложив ногу за ногу и глядя на капитана третьего ранга. При его появлении тот явно занервничал. Глотнул пива. Картинно оглянулся вслед официантке. Потом не выдержал:

— Ну что, командир?

— Ты о чем, старпом? — добродушно спросил Валентин.

— На какое корыто нас загнали?

— Нас? — Валентин сделал паузу. — Ах да. Виноват же я. Прости, Матиас. Запамятовал.

Матиас заерзал на стуле.

— Валя, я же хотел написать рапорт…

— Я командир, — сказал Валентин. — Я отвечаю за все. В том числе и за включение отражателя. Не лезь мне через голову.

Лицо Матиаса стало тверже, а взгляд жестче.

— Валентин, может, я и сломал нашу карьеру… твою карьеру… но мы спасли миллионы жизней.

— Скорее сотни миллионов, — рассеянно поправил Валентин. — Ладно, не парься. Все не так плохо.

— Нас оставили на «Енисее»? — поразился Матиас.

— Нет. Меня назначили на корвет «Твен», серия АС.

Матиас нахмурился. Потом сказал:

— Подожди… Эй-си… ну так он почти такой же, как «Енисей». Только новее!

— Ну да. За счет этого легче, и экипаж всего восемь человек.

Матиас торжествующе рассмеялся.

— Ага! То есть формально выглядит как наказание, тебе дали корабль поменьше! Все-таки в штабе остались внятные мужики… Варианты какие-то были?

— Да так, ерунда, предлагали старпомом на корабль побольше… — отмахнулся Валентин. — Я отказался, конечно.

Официантка принесла ему бокал пива, бросила взгляд на Матиаса и ушла.

— Значит, на «Твена»… — Матиас помрачнел.

— А вдруг тебя назначат командиром «Енисея»? — спросил Валентин.

— Я не гожусь, — неожиданно твердо сказал Матиас. — Пока не гожусь. Я это знаю, и ты это знаешь. И даже в штабе, полагаю, знают, что мое место — второе.

— Тогда я беру тебя старпомом на «Твена». — Валентин сдвинул бокал с бокалом Матиаса.

— Кэп…

— Проехали, — сказал Валентин. — Не благодари. В конце концов, мы же спасли миллионы жизней. Впрочем, к чему мелочиться? Миллиард жизней. Уйдем вместе.

Матиас медлил, потом поставил кружку.

— Валя, мы с тобой сколько дружим?

— С первого курса, с шестнадцати, — ответил Валентин. Нахмурился. — Пятнадцать лет.

— Кто из нас окончил училище с золотым дипломом?

— Ты. — Валентин пожал плечами.

— Кто лучший пилот?

— Ты. — Валентин улыбнулся, но уже с легким раздражением.

— Кто знал все соргосские суеверия и придумал, как остановить войну?

— Ты, блин! Матиас, что сказать-то хочешь?

Матиас вновь взял кружку и осушил одним глотком. Подался через стол к Валентину.

— Валька, мы друзья. С юности, можно сказать. В одной комнате жили, на одном курсе учились, на «Гранде» практику проходили, на один корабль распределились. Все вместе. Только я всегда был лучше. Немного, но лучше.

— Матиас, я с этим не спорю…

— Кто из нас был старостой группы?

— Я, — ответил Валентин.

— Кто руководил курсантами на «Гранде»?

— Я.

— Кто через месяц стал помощником командира на «Шпрее»?

— Я.

— Кого перевели на «Енисей» с назначением старпомом?

— Меня.

Матиас удовлетворенно кивнул.

— Ну, так ты меня понял?

— Нет! — упрямо сказал Валентин.

Матиас рассмеялся. Официантка с надеждой посмотрела на него от стойки.

— Валька, ты лидер. Я могу быть лучше тебя в чем угодно, но если мы служим вместе — ты всегда будешь меня опережать. Командир корабля из меня получится хороший, но только если тебя рядом нет.

— Зато все девчонки твои.

— А корабли — твои. Валя, мы друзья. Но пора выбрать разные дороги.

Валентин покосился на официантку. Та отвернулась. Сережка в ее ухе светилась нейтральным белым светом.

— Матиас, ты мне нужен.

— С какой стати? Найдешь хорошего старпома.

Все было бы гораздо проще, если бы Валентин мог объяснить, в чем дело. Но он не мог.

— Матиас, хотя бы один полет. Сработаться с кораблем, командой…

— Валька, ну не втягивай меня…

— Мати, полет интересный. Система Невар, две цивилизации…

— Две цивилизации и пять обитаемых планет в системе! — Тон Матиаса сразу изменился, глаза загорелись. — Любопытный мир, я про него многое читал. Рейс к Невару?

— Я же говорю. Везем туда группу ученых. Неужели не интересно?

— Валя, сволочь ты все-таки!

Валентин покорно кивнул.

— Один рейс, — решился Матиас. — Только один, слышишь? А потом подписываешь мне такую восторженную характеристику, какую сочиняют только для покойников. И даже не пробуешь удержать!

Валентин поднял руки вверх и кивнул.

— Только потому, что мне интересна эта система, — сказал Матиас. — Повезло тебе… черт, как всегда, повезло.

— Мати, я не пойму, зачем ты пошел во флот? — спросил Валентин. — Если так интересны чужие — надо было идти в науку, в ксенопсихологию или экзобиологию.

— Дурак был, — самокритично признал Матиас. — Не понимал, что космонавты только возят ученых, а романтики в нашей работе не больше, чем у дальнобойщика.

Валентин кивнул и достал телефон.

— Расскажи мне про Невар. А я пока закажу места на челноке.

— Вот прямо так, сразу? — Матиас вздохнул. — Невар… очень своеобразный мир. Пять обитаемых планет. На одной развилась гуманоидная цивилизация. Симпатичные такие аборигены, только ростом повыше. Бабы все будто манекенщицы, ноги от плеч, стройные, глазища — во! На другой… ну, условно говоря — фелиноиды, хотя и прямоходящие. Обе расы кислорододышащие, гравитационный и температурный диапазон тоже близки. Контакт между собой они установили еще на втором уровне. Чистая жюльверновщина! Там были световые телеграфы из огромных зеркал в пустынях и попытки забросить капсулы с почтой при помощи гигантских пушек. Вроде как пару раз это даже получилось. Потом был и первый контакт в космосе, вполне дружественный. Обмен технологиями. Посольства на материнских мирах. И совместная программа освоения трех пригодных для жизни планет. Одна — так вообще конфетка, ее кисы себе забрали. Две другие похуже, но в целом тоже неплохо, как Марс после терраформирования.

Они достались гуманоидам. Гуманоидов мы традиционно называем людьми, хотя самоназвание по смыслу значит что-то вроде «дети солнца», а фелиноидов — кисами, это наиболее близко к тому, как их называют гуманоиды.

— Кисы? — удивился Валентин.

— Именно. На планете гуманоидов есть несколько видов одомашненных кошачьих, они использовали их ласковое название для обозначения соседей по системе. Те не против, поскольку у них не было общего наименования для своего вида.

— Как так?

Матиас пожал плечами.

— А кто их знает? Кошки! Сейчас обе расы строят межзвездный корабль. Собираются лететь к ближайшей звезде, где обнаружили планету земного типа, правда, колонизировать ее им не удастся, потому что это…

— Соргос, — кивнул Валентин.

— Правильно. Соргос, планета занята, но они пока этого не знают. Техническое развитие Невара находится на уровне середины двадцать первого века.

— Ты ходячая энциклопедия, — сказал Валентин.

— Просто мне это интересно.

Валентин спрятал телефон, кивнул:

— Через полчаса придет машина. Едем в порт, через три часа на орбиту. Будем знакомиться с кораблем. Он в Звездном порту.

— Есть время на кружку пива, — решил Матиас. Вроде бы даже не сделал никакого жеста, даже головы не повернул, но официантка уже шла к ним.

— И мне закажи, — вздохнул Валентин. — А скажи, конфликты у этих гуманоидов и фелиноидов случаются?

— Вот что особенно поразительно в сложившейся дуальной цивилизации Невара, — с явным удовольствием, будто лекцию читая, произнес Матиас, — что их нет и никогда не было.

Глава вторая

Титановый волновод диаметром был чуть меньше тридцати чи, а вот длиной превышал сто сорок глан. При этом он трижды обвивал корпус генератора, был изнутри покрыт тонким слоем серебра и имел двенадцать отводов в резонирующие полости, закрытые прочными, но хрупкими керамическими мембранами.

В общем — запускать внутрь кибера или дрона было очень плохой идеей. Результатом скорее всего стала бы необходимость полной разборки, дефектоскопии и повторной полировки внутреннего канала.

Анге сидела у входного отверстия волновода и прислушивалась. В волноводе шелестело, пыхтело и временами грязно и сдавленно ругалось. Не выдержав, Анге достала фонарик, подалась вперед и посветила внутрь. Сверкнули два зеленовато-желтых узких зрачка — Криди был уже в паре глан от нее.

— Дочь обезьяны, выключи! — едва разборчиво донеслось из волновода.

Анге торопливо убрала фонарик.

Ну зачем, зачем стапели с кораблем вращались? Если бы не центробежная сила, создающая подобие тяготения, ничего бы не случилось. В невесомости мусор не падает…

Еще несколько мгновений — и голова Криди показалась из отверстия. Мягкая рыжая шерсть была будто прилизана от стосорокагланового путешествия. Уши прижаты к голове и вывернуты. Глаза были одновременно злыми и восторженными.

В оскаленных клыках кисы был крепко сжат пластиковый хомутик.

— Держи! — прошипел Криди.

Анге дрожащей рукой забрала из пасти хомутик, спрятала в мешок с инструментами. Попыталась помочь Криди, но тот уже выпростал из волновода передние лапы с втянутыми когтями, извивающимся движением подался вперед — и выпал из отверстия. Криди был абсолютно голым, хотя на людях кисы обычно носили шорты или юбку. Хвост нервно бил по рифленой стали палубы.

— Криди… — прошептала Анге. — Криди, спасибо…

— Дура, бестолочь, лысая обезьяна! — Кот поднялся на задние лапы. — Отвернись, мне надо привести себя в порядок.

Анге послушно отвернулась. В своем кругу кисы не стеснялись вылизываться даже в самых интимных местах. Но в человеческом обществе они предпочитали этого не делать. Тем более — при существах противоположного пола.

— Трудно было? — спросила она.

— Что тут трудного, — с сарказмом произнес Криди. — Я же киса. Что мне стоит проползти сто сорок глан по узкой холодной извитой трубе, выискивая мусор, который ты уронила? Ты ползала сто сорок глан со втянутыми когтями?

— У нас ногти вообще не втягиваются, — глупо ответила Анге.

— Да что ты говоришь… — с сарказмом произнес Криди. — Ладно, помолчи, я занят.

Некоторое время Анге молчала, глядя в темный зев волновода. Потом спросила:

— Ничего не повреждено? Не поцарапано?

— Нет, — ответил Криди после короткой паузы. — Спасибо, что не уронила болт.

Анге пристыженно замолчала. Потом подняла с палубы вакуумный шланг с переходником. Аккуратно закрепила переходник на отверстии волновода. Сказала:

— Спасибо, Криди. Для меня было честью работать с тобой.

— Эй, глупая женщина, зачем ты прощаешься?

Криди подошел к ней — уже в шортах, на задних лапах, как кисы обычно делали при личном разговоре с людьми.

— Ну, под трибунал я теперь не попаду. Наверное. — Анге улыбнулась. — Но и в экипаж меня никто не возьмет.

— Почему? — удивился Криди.

— Ну… — Анге запнулась. К чему грузить кота человеческими проблемами? — Я едва не загубила двигатель, который собирали два года.

— Но ты же ничего не загубила.

— Но я могла. Я уронила хомут…

— Какой хомут? — Криди повел мордой из стороны в сторону. Заглянул в волновод. Потом картинно показал на прозрачный мешок с мусором и воскликнул: — Эй, человеческая женщина! Вот твой крепеж.

— Но ведь это ты…

— Что я? — Криди уставился на нее янтарными узкими глазами. — Ты пришла подготовить волновод к продувке, и, как я вижу, он готов. Я даже был настолько придирчив, что забрался в него и прополз насквозь. Я ведь славлюсь своей недоверчивостью. Давай наряд, я подпишу.

— Криди… — Анге смотрела ему в глаза. Сейчас, когда она сидела на корточках, а Криди стоял на задних лапах, они были почти одного роста. — Но… у нас так не принято.

Криди возмущенно заурчал:

— Вы странные, странные существа. Вы наказываете друг друга за ошибки, которые были исправлены и не имели последствий. Наш вид так не поступает. Если нет последствий, то нет и ошибки.

— Но ты рисковал.

— Я все равно хотел проверить волновод. — Криди протянул переднюю лапу, положил ей на плечо. — Ты хороший техник. Если меня назначат главой ремонтной группы, я потребую тебя в помощники.

Анге кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ты же завтра проголосуешь за меня? — небрежно поинтересовался Криди.

Анге на миг остолбенела, потом невольно рассмеялась:

— Никогда я вас не пойму, кисы… Да, проголосую.

— Что понимать-то? — Криди усмехнулся, стегнув по палубе хвостом. — Вы стайные. Мы одиночки.

— Вам проще.

На миг глаза Криди вдруг расширились, взгляд стал жестче.

— Нет, человеческая женщина. Не скажи.

* * *

Теодор Сквад был удивительно собранным и целеустремленным для своего возраста. В шестнадцать лет даже кадеты астроколледжа в большей степени дети, чем астронавты.

Теодор свою жизнь четко распланировал еще с шести лет — и не отклонялся от планов ни на шаг. Минимальным возрастом, в котором кадет теоретически мог рассчитывать на участие в межзвездной экспедиции, было шестнадцать лет. Разумеется, в случае прекрасной физической формы, блистательной учебы и совершенно недетской организованности.

Шестилетний Тедди, единственный родной сын преуспевающей триадной семьи техасских фермеров, сидел в домике на дереве и сосредоточенно смотрел в книжку. Был жаркий безветренный день. Домик у Тедди был фиговый, то, что в России называют «из соплей и палок»; единственными, кого домик выдерживал, были Тедди и его пятилетняя сестренка, но зато он построил его сам, не позволив отцам вбить хотя бы один гвоздь.

— Тедди! — позвала из дома мать. Тедди слышал ее голос, но ничего не ответил. Мать знала, где он, отвечать было лишней тратой времени. Надо было принять решение.

Маленький Тедди посмотрел в безоблачное, белесое от жары небо. Сверкающая паутина Космосити как раз сейчас проплывала над головой. Звездный порт сиял в центре паутины, будто паук в своих сетях. Но Космосити — ерунда. До него немногим больше тысячи километров.

Настоящий космос ужасно далеко, до него световые годы, парсеки и мегапарсеки. Там скользили огромные корабли Халл, шныряли таинственные зонды Ауран, перемещались из точки в точку корабли Ракс. Там жили тысячи и миллионы удивительных инопланетян. До этого космоса было десять лет жизни. И ни днем больше — Тедди решил это твердо.

Тедди скомкал книжку и засунул ее в кармашек шорт. Сейчас придется объяснять матери, что осенью он уедет учиться в астроколледж. Потом спорить с отцами — их убедить будет труднее. Но Тедди был уверен, что справится…

Он и справился. Он прошел первый этап обучения и добился редчайшей награды для шестнадцатилетнего кадета — полной практики на не учебном космическом корабле. Красавец «Техас» — пассажирский большетоннажный корабль — шел в рейс на Халл-3 с заходом на восемь обитаемых планет. Полгода в космосе. «Техас» часто использовали для прохождения курсантами выпускной практики — уж слишком показательным был маршрут.

В шестнадцать лет Тедди рассчитывал оказаться в настоящем космосе.

И все это сейчас полетело к чертям.

— К чертям! — выругался Тедди и мысленно укорил себя за ругань. Его родители были очень набожными, и такие слова из уст сына их бы неизбежно расстроили.

— Тедди, да придумают что-нибудь, — сказал Алекс Йохансон. Ему было семнадцать, что тоже весьма неплохо для первой галактической практики. Вся тройка кадетов были парни не промах, включая единственную девушку.

— Тедди, я очень виновата, — извиняющимся тоном сказала Лючия Д’Амико. — Но я искала эти туфли…

— Зачем тебе туфли в космосе? — не выдержал Тедди. — Ну зачем, Лючия?

— Я бы их надела на ужин с командиром. Девушкам разрешено выходить к торжественным ужинам в гражданском. Это улучшает психологический климат.

Тедди смерил Лючию негодующим взглядом. Она была самой старшей и действительно выглядела уже не девочкой, а девушкой — высокая, большеглазая, да еще и светловолосая, что для итальянок редкость. По мнению Тедди, лучшее применение этой внешности нашлось бы на Земле. Космос — он не для романтики или секса. Космос — для приключений.

— И в результате мы опоздали на перестыковку. И «Техас» ушел.

— За нами пошлют шлюпку, у них еще два часа до разгона, — примиряюще сказал Алекс. — Мегера их уговорит.

— Никто их не уговорит, — горько сказал Тедди. — За кадетами, которые опаздывают, шлюпок не посылают. Это непедагогично.

Повисло тягостное молчание.

Все пошло наперекосяк. Все! «Техас» отправили в рейс раньше — какую-то вакцину надо было срочно развезти по колониям. Они могли бы успеть, но в гражданском секторе космопорта Лючия увидела в витрине какие-то очень-очень-очень редкие туфли, за которыми гонялась всю прошлую неделю. Туфли! Тедди был готов орать и биться головой об стену. Зачем нужны туфли в космосе? И самое обидное, Мегера, то есть на самом деле — Анна Мегер, их куратор из колледжа, женщина суровая и несгибаемая, вдруг тоже дала слабину! Они вместе кинулись покупать туфли. Еще и мерять стали! А космопорт внезапно ушел в пятнадцатиминутный цикл перестыковки — отсеки переключались на резервное питание, перемещались относительно друг друга, конфигурировались для ведомых лишь дирекции задач. Оповещение на их коммуникаторы не пришло, они оказались заперты — и «Техас» не стал дожидаться нерадивых кадетов. Вот он, висит в десяти километрах от космопорта. Рядом — и бесконечно далеко.

Кадеты стояли в помещении главного гермодока. В полностью развернутом состоянии гермодок был размером с мичиганский стадион, сейчас он был раскрыт максимум на четверть, но все равно казался немыслимо огромным. Рядом с доком был пристыкован какой-то мелкий научный корвет, судя по обилию трубопроводов и кабелей — в цикле предстартовой заправки. Персонала в доке почти не было — ремонтники возле старого челнока, в котором меняли маневровые двигатели, да два офицера на эстакаде, протянувшейся на высоте пятиэтажного дома. Офицеры что-то разглядывали в своих планшетах. Тедди смотрел на них с завистью.

— Какая фактура, — сказала Лючия. Она тоже заметила офицеров. — Тот, светловолосый, наверняка командир корабля. Такие красавчики должны быть главными на корабле. Если бы я попала на его корабль, он бы в меня влюбился.

— Если бы он в тебя влюбился, то вылетел бы из Космофлота с волчьим билетом, — веско ответил Алекс. — Во-первых, ты кадет. Во-вторых, несовершеннолетняя. В-третьих, влюбись лучше в меня, я не хуже.

Лючия насмешливо посмотрела на Алекса. В общем-то тот был прав. Он выглядел как младший брат подтянутого блондина в офицерской форме — такой же высокий, светловолосый, симпатичный. Но он был ровесником и сокурсником, с которым Лючия десять лет училась вместе, мылась в одной душевой и пила регенерированную воду на тренировках. Влюбиться в Алекса было все равно что влюбиться в брата.

— Получи корабль — я подумаю, — сказала девушка.

— Получу корабль — я еще сам подумаю, — немедленно ответил Алекс. — Потому что вокруг меня будут виться самые красивые девчонки со всего Космофлота.

Тедди посмотрел на друзей с ужасом. Как они могли вести эти идиотские разговоры, когда их практика сгорела, будто неперерабатываемый мусор в атмосфере?

— Если мы останемся на Земле… — начал он. Но Алекс вдруг подтянулся, глядя через плечо Тедди и прошептал:

— Идет!

Анна Мегер, куратор кадетской школы, подошла к ним с таким невозмутимым видом, будто трое ее подопечных не попали в ужасающую, немыслимую, позорную ситуацию — причем и по ее вине! Тедди почувствовал, что готов завопить от возмущения.

— Успокоились? — миролюбиво спросила Мегер.

Алекс кивнул, Лючия что-то пробормотала, а Тедди, проклиная себя за слабоволие, по-уставному отчеканил:

— Так точно!

— «Техас» за нами шлюпку не вышлет, — сказала Мегер. В голосе ее были легкое смущение и растерянность, отказ командира «Техаса» подобрать на борт кадетов Мегер, похоже, удивил. — Но это не значит, что вам удастся отвертеться от практики! Следуйте за мной.

Тедди с облегчением выдохнул.

* * *

Яна демобилизовали, точнее — просто вместе с другими призванными разрешили идти домой. Вместе с дивизионом «Громов» он доехал до ближайшего крупного города, где попрощался с бойцами и покинул поезд. Монорельс двинулся к столице, а Ян, постояв у вокзала и пожевав сечку, отправился на поиски еды, работы и ночлега. Город был ничуть не хуже того, где он раньше жил, да и старое рабочее место было уже занято, и Ян решил не возвращаться.

Война не началась, но мир, осененный Крылами, стал другим. Казалось, что большинство прекратили работать. По улицам ходили ошарашенные люди, сбивались в случайные кучки, начинавшие жаркие дебаты, чтобы через несколько минут вновь разбрестись в разные стороны. На площадях, на вечно пустовавших трибунах Высокой Речи, теперь были толпы слушателей и очереди философов и проповедников, стремящихся обсудить случившееся и сообщить всем свое мнение. Весна вступила в свои права, снег сошел, казалось, что природа вместе с людьми радовалась несостоявшейся войне. Пока еще было прохладно, небо хмурилось, часто накрапывал дождик, но это никого не смущало.

Ян встал рядом с приглянувшейся ему таверной, где на деревянной табуретке сидел мальчишка-чистильщик. Бросил мелкую монетку, мальчишка принялся энергично орудовать щетками. Ян стоял, с удовольствием ощущая частый гребень, проходящийся по шерсти, и слушал очередного выступающего. Это был седой старикашка с комично полысевшими от возраста и скитаний ногами. Вначале старичок с энтузиазмом описывал восторг блаженного Эвслана, при котором Ангел впервые распростер над Соргосом крылья. Говорил старичок так цветисто и с такой массой подробностей, будто сам при этом присутствовал, что, конечно же, было невозможно. Толпа внимала, заслушался и Ян. Мальчишка-чистильщик сменил частый гребень на мелкий, потом, не задавая вопросов, стал натирать шерсть на ноге восковой мазью. Ян решил, что даст пареньку еще одну монетку. Тот явно покинул младшую семью лишь недавно и еще не прибился к средней, нелегко ему приходится. Да и черные волосы у мальчишки предательски рыжели у корней — паренек был рыжий, смешанных кровей, таким сейчас нелегко. Во время войны мальчишка красился, а сейчас перестал. Зря, пожалуй. Сколько бы ни говорили власти, что деление пролегает между государствами, а не между черно- и рыжеволосыми, предрассудки у толпы оставались.

Старичок, вначале овладевший вниманием аудитории, выдохся и принялся нести какой-то вздор. Он внезапно заявил, что Крыла могут быть явлением не трансцендентным и теологическим, а неизвестным природным феноменом наподобие северного сияния, а то и следствием каких-либо научных экспериментов. Если вначале Ян принял старичка за странствующего монаха, то теперь стало понятно, что это бродячий философ.

— Чушь, — сказал Ян. — Природный феномен, который трижды останавливал войны. Очень разумный феномен!

— Так войны всегда есть, — неожиданно сказал чистильщик ломающимся голоском. — Война никогда не кончается.

Ян усмехнулся. Право средней семьи — дерзить старшим. Он поставил перед мальчишкой вторую ногу. Старичка уже согнали с трибуны, вместо него вышел молодой священник, принятый публикой с восторженными криками. Видимо, не в первый раз выступает.

Эта речь была поинтереснее, но она встревожила Яна. Священник поставил под сомнение то, что Крыла действительно призывали прекратить военные действия. Ссылаясь на ряд толкований, он очень осторожно предположил, что Ангел, напротив, призывал к войне до победного конца, которая и положит конец всем последующим войнам.

— Готово, дяденька, — сказал чистильщик.

Ян бросил ему еще монетку, поменьше, и посоветовал:

— Быстрее найди себе среднюю семью, парень. Времена смутные, одному тяжело.

Парнишка кивнул. Спросил:

— Не хотите чехлы на ноги? В городах грязно, многие носят. Даже бургомистр надевает.

Ян поморщился, глядя на пластиковые корытца с завязками, которые мальчуган предложил ему закрепить на ногах. Прогресс прогрессом, но у всего должны быть границы!

— Нет, парень, спасибо. Это не по моей части.

С чистыми и навощенными ногами, чувствуя себя гораздо лучше, Ян вошел в таверну. Большая часть людей стояла у буфетной стойки, по-быстрому перекусывая силосом из общей чаши. Но после двух месяцев в войсках Яну хотелось комфорта. Он сел за отдельный столик, полистал меню и заказал рубленых овощей в личиночьем креме.

— Солдат, как думаешь, войны больше не будет?

Ян посмотрел на женщину, подсевшую за его столик. Аристократическая грива длинных белых волос. Вряд ли, конечно, женщина высокого происхождения. Обесцвечиваться «под знать» последнее время полюбили пацифисты, демонстрируя презрение к древнему племенному делению. Чуть раскосые глаза, вызывающе выставленные напоказ непроколотые уши. Бессемейная, хотя давно бы пора войти в материнскую семью. Ян встречал таких бунтарок, они всегда казались ему привлекательными, но он ни разу не решился познакомиться и первым завязать разговор.

— Я думаю, будет, — сказал он. — Все-таки будет. Хочешь рубленые овощи?

— Не могу отказать мужчине, который даже в такую погоду ходит с чистыми ногами, — усмехнулась женщина. — Буду, солдат.

* * *

«Твен» внешне был стандартным корветом, на беглый взгляд не отличимым от «Енисея», корвета класса «Эй-би». Ничего удивительного в этом не было, корпус в серии «Эй-си» использовался тот же самый: титановый каркас, покрытый керамической броней, сигара длиной более ста семидесяти метров и диаметром около двадцати пяти. В герметичный док его заводить не стали: процедура эта была сложная и крайне редко необходимая. Сейчас «Твен» висел рядом с космопортом, пришвартованный в трех точках и соединенный со станцией двумя шлюзами и заправочными рукавами.

— Они пушку добавили! — с неожиданным энтузиазмом сказал Матиас. — Гляди, два порта на виду! Мы теперь трехпушечные!

Валентин, мысленно порадовавшись этому «мы», спросил:

— Хочешь повоевать?

— Да было бы с кем, — поскучнел Матиас. — Так что там еще наворотили…

Они стояли на эстакаде, тянущейся над главным гермодоком. Отсюда был самый лучший реальный вид на корабль — по традиции гигантские створки главного шлюза делались из прозрачной керамики. В самом шлюзе было пустынно, только возле полуразобранного челнока возились с десяток ремонтников, за которыми, раскрыв рты, наблюдали какие-то салаги в форме хьюстонского космоколледжа. До командира и старпома, пришедших поглазеть на свой новый корабль, никому дела не было.

Матиас порылся в планшете, выводя и укрупняя отдельные чертежи. Валентин попытался заглянуть через плечо другу, но на схемах стоял гриф секретности, и экран был поляризован строго под взгляд хозяина. Валентину пришлось достать свой и включить схемы корабля.

— Вроде как ничего принципиально нового, — пробормотал тем временем Матиас. — Три пушки вместо двух, четыре бота вместо трех… Двигатели те же! Только экипаж сократили. Корабль с довеском?

— Нет. — Валентин покачал головой. — Весь экипаж набираем сами.

— Заводские?

— Войдем на борт — сдатчики сразу отчалят. Претензий к кораблю никаких нет.

Матиас нахмурился.

— Ну прям такая красота, что и не бывает…

Он вывел на планшет штатное расписание, Валентин сделал то же самое.

— Оружейник. Здесь всего один. Гюнтер или Роланд?

— Гюнтер.

— Почему он? — невинно поинтересовался Матиас.

— Немец-оружейник — это достояние корабля.

— Я тоже немец, — обиделся Матиас. — И тоже люблю пушки.

— Но ты не оружейник.

— Ладно, его уговорю, — кивнул Матиас. — Лишняя пушка, щиты посильнее, Гюнтеру понравится… Но все-таки почему не Роланд?

— Потому что Роланд больше занят своей внешностью, чем кораблем.

Матиас покачал головой.

— Все-таки, Валя, вы, русские, сплошь гомофобы.

— А вот и нет, — возмутился Валентин. — Если верить старым записям в соцсетях, то большую часть истории у нас в правоохранительные органы, в руководство спортивных команд и даже во власть набирали исключительно геев. Ты почитай!

Матиас посмотрел на Валентина с подозрением, но на лице командира не было ни тени улыбки.

— Ну… если в самом деле так… — с сомнением сказал он. — В то время это имело определенный смысл, особенно во власти. Меньше протекционизма к отпрыскам… Это как на Востоке, где визирями назначали евнухов… Но я этого не знал. Извини за шутку.

Валентин махнул рукой.

— Гюнтер, — отметил у себя в планшете Матиас. — Так… Ну, командир и старпом — понятно… Врач?

— Уговоришь Льва?

Матиас крякнул:

— Попробую… ну, допустим, попробую, но ему же два года до отставки, в этом возрасте менять корабли не любят…

— Вот и походит напоследок на новом корвете с небольшой командой. Синекура!

— Логично. — Матиас сделал пометку. — Переходим к более серьезным вопросам. Мастер-пилот. Александр?

Валентин покачал головой.

— Согласен, пусть Александр работает на «Енисее», — легко согласился Матиас. — Сколько у нас времени на поиск?

— Через два дня вылет.

Вот теперь старпом опустил планшет и с подозрением уставился на командира.

— Ты серьезно? Вот так с места в карьер?

Валентин кивнул.

Матиас оглянулся и, понизив голос, спросил:

— Какое-то особое задание? Спешное?

Врать Валентин не любил, но и ответить честно не мог.

— Знаешь, мне кажется, меня хотят побыстрее услать от Земли. Чтобы не попал под горячую руку ревнителям Соглашения.

— Похоже на истину, — успокоился Матиас. — Но жалко. Значит, права привлекать лучших специалистов у тебя нет.

— Нет, — кивнул Валентин.

Это он уже проверил. Никаких особых полномочий ему действительно не дали, и причины были ему понятны.

— Тогда пошли на рынок, — со вздохом сказал Матиас.

Они одновременно открыли флотскую базу временно выведенных за штат офицеров. Первым вздохнул Матиас. Вторым Валентин.

Хорошие пилоты на Земле не засиживаются. За ними охотятся, их обхаживают, к ним подбирают всевозможные ключики. Матиас клялся, что на одной его знакомой, талантливом мастер-пилоте, амбициозный командир женился — и не по любви, а чтобы добиться перевода на свой корабль.

Так что в списке, появившемся на экране, было три десятка фамилий — и все они принадлежали новичкам, едва отбывшим практику и сменившим курсантские нашивки на офицерские погоны. Разумеется, никто из них не мог блистать талантами, за перспективными курсантами охотились еще с академии.

— Печалька, — сказал Матиас. — Может, все-таки…

— Александр хороший пилот, но у меня с ним не сложились отношения, — отрезал Валентин. — Я предпочту взять амбициозного салагу.

— Предпочти. — Матиас демонстративно опустил планшет. — Твой выбор, командир.

Валентин напряженно уставился в список. Конечно, плохих пилотов тут не было и быть не могло. Плохие не получили бы звание мастер-пилота. Может быть, кто-то из них со временем даже блеснет способностями.

Со временем — вот в чем вся проблема.

— Подбираете экипаж, командир?

Валентин вскинул голову. Высокая темнокожая женщина с коротко стриженными волосами приветливо улыбалась ему. Она была одета в черно-серебристую форму хьюстонского космоколледжа, но на рукаве был шеврон действующего состава Космофлота. За женщиной стояли трое подростков в такой же форме, с кадетскими нашивками. Один — совсем еще мальчишка, невысокий, но коренастый, другой парень постарше и ростом с Валентина, третья — симпатичная светловолосая девушка. Разумеется, все, включая девушку, были коротко стрижены. Стояли подростки по стойке «смирно», демонстрируя бравую выправку, в руках держали стандартные боксы для вещей. Единственное, что портило впечатление, — пакеты из дьюти-фри. У мальчишек в пакетах были какие-то сладости, у девушки, похоже, туфли в дорогой картонной коробке.

— Совершенно верно… — Валентин всмотрелся в шеврон женщины. «Ах ты ж, копать-колотить…» — Совершенно верно, капитан первого ранга.

— Анна Мегер. — Женщина протянула ладонь для рукопожатия, переводя разговор в неформальный.

— Валентин Горчаков. — Он пожал ей руку и еще раз всмотрелся в лицо. — Простите, вы Анна Мегер с «Афины»?

Женщина кивнула.

— Очень приятно познакомиться, — искренне сказал Валентин. — Наслышан.

— Дело давнее. — Мегер с любопытством изучала его. — А вы командир этого корвета?

— Технически — еще нет. — Валентин позволил себе улыбнуться. — Еще не вступал на борт.

Мегер кивнула.

— Поздравляю. Это хорошая серия. Алекс?

Паренек постарше вскинул голову и выпалил:

— Корветы серии «Эй-си», результат глубокой модернизации серии «Эй-би». Строятся на окололунных верфях США. В строю четыре модели, названные в честь величайших писателей — «Хайнлайн», «Хемингуэй», «Твен» и «Брэдбери». Строятся «Кинг» и «Харпер Ли». Перечислить основные отличия от серии «Эй-би»?

— Вольно, кадет, — сказал Валентин. — Молодец. Экскурсия для лучших учеников, мисс Мегер?

— Можно сказать и так. — Мегер вздохнула. — Вообще-то мы должны были смотреть на ваш корабль с другого борта. Вон оттуда…

— С «Техаса»? — Валентин проследил ее жест. — Он отстыковался почти час назад.

— Мы опоздали, — пояснила Мегер.

За спиной Валентина Матиас едва слышно прошептал:

— У меня появилось нехорошее предчувствие…

Мегер улыбнулась. И от этой улыбки, несмотря на все ее дружелюбие, Валентину стало нехорошо.

— Командир «Техаса» отказался выслать за нами шлюпку, — продолжала Мегер. — Он сказал, что при всем уважении к славной истории хьюстонского космоколледжа послать шлюпку за опоздавшими кадетами не сможет, поскольку занят мытьем палубы и чисткой гальюна.

— С пониманием, — кивнул Валентин. — Я могу чем-то вам помочь?

— Вы укомплектовали экипаж?

— Частично.

— Кто еще вам нужен, командир?

Матиас начал что-то мурлыкать себе под нос. Валентин с содроганием узнал старинную русскую песню про крейсер «Варяг», которую Матиас ценил как проявление загадочной славянской души, превращающей поражение в победу.

— Пока у нас есть старший помощник, врач и оружейник. И командир, конечно же.

— Значит, не хватает еще четверых, — вкрадчиво сказала Мегер. — Вам нужны мастер-пилот, навигатор, системщик и кок.

— Специалист по системам жизнеобеспечения, — поправил Валентин.

— Пусть будет так. — Мегер посмотрела на свою команду. — Лючия! В системах жизнеобеспечения она хороша. А кок — просто гениальный. Вы же понимаете — итальянская кухня! Алекс — прирожденный навигатор.

— Я модифицирован генетически, — с готовностью сообщил высокий юноша.

— Ну а Тедди — системщик, — закончила Мегер. — Очень хороший. Лучший.

— Они дети, — сказал Валентин.

— Неверно. Они кадеты. Они имеют право занимать места по штатному расписанию любого корабля в штатном полете.

— У нас… — Валентин замялся.

— Нештатный полет?

— Нет, обычная миссия по доставке научной группы в систему Невар. Но у нас очень маленький экипаж.

— Я знаю. Допускается замещение курсантами и кадетами до сорока процентов должностей по штатному расписанию.

Валентин покачал головой.

— Вам же нужен мастер-пилот? — вкрадчиво спросила женщина.

— Мисс Мегер, я знаю вашу репутацию и не пожелал бы другого пилота, — искренне сказал Валентин. — Но у нас маленький экипаж…

— Могу я попросить вас на два слова, капитан второго ранга? — спросила Мегер.

Валентин молча отошел вместе с ней. Матиас остался, вежливо заговорив с кадетами. Юная Лючия, похоже, отважно с ним кокетничала.

— Командир, я бы не хотела апеллировать к высшим инстанциям, — сказала Мегер. — Черт… я буду с вами откровенна. В опоздании виновата я.

Валентин вопросительно посмотрел на нее.

— У меня репутация суровой наставницы. Я работала с психологом, она посоветовала проявить заинтересованность в жизни ребят, чтобы наладить эмоциональный контакт перед совместным полетом. Я попыталась, и в результате мы опоздали. Если нам придется задержаться на станции или вернуться на Землю — история всплывет, и я буду выглядеть очень нелепо. Но если мы улетим сейчас, то все более-менее уладится.

— Мисс Мегер, вы уверены в своих детишках? — спросил Валентин.

— Профессионально они готовы к выполнению своих обязанностей. Эмоционально… ну нет, конечно же. Они же дети.

— Честно, — кивнул Валентин.

— Но я буду руководить железной рукой.

Валентин еще раз покосился на троицу отроков. Генетически модифицированный навигатор — это действительно хорошо. Честно говоря, они все были моложе двадцати лет, раньше биоконструирование в этой области не применялось. Жизнеобеспечение… скажем прямо, на новом, но уже серийном корабле проблем с этим не будет. Если откровенно, то основная функция «жизнедела» — улучшать психологический климат на корабле. Красивая девушка, но при этом слишком юная, чтобы за ней начали всерьез ухаживать, — это великолепный кандидат. Вот мальчик-системщик внушал сомнения, он был самым юным, похоже, ему от силы шестнадцать. Но для того, чтобы работать с искусственным интеллектом корабля, надо иметь очень своеобразный склад мышления. Подростковой дури там места нет, там своя дурь, нечеловеческая.

Наверное.

— В каком возрасте вы отправились в первый учебный полет? — спросила Мегер.

— Восемнадцать. Нет, восемнадцать с половиной. Но я был курсант, а не кадет, и это был учебный корабль, рейс длился всего месяц… — Валентин посмотрел Анне в глаза. — Если бы не вы! Мне нужен мастер-пилот. Хороший.

— Я просто лучшая, — без тени улыбки ответила Мегер.

— Еще один момент, — сказал Валентин, помедлив.

— Субординация, — кивнула Мегер. — Понимаю. Вы командир. Вы второй после Бога на корабле, а поскольку я атеист — вы первый. Звание на это не влияет.

Она помедлила и добавила:

— Но если вам потребуется какая-то помощь при подготовке корабля — я могу поговорить с командующим портом. Мы вместе были на «Гепарде».

Мысленно Валентин отметил, что это был очень деликатный способ намекнуть, что на корабль американские кадеты попадут в любом случае.

Глава третья

Примерно в полумиллионе километров над плоскостью эклиптики, на расстоянии астрономической единицы от Солнца, восемьдесят кубических метров пустоты на один хронон стали еще более пустыми.

Фотон, полторы тысячи лет назад испущенный звездой Денеб и имевший несчастье оказаться именно в этой точке пространства, перестал существовать — исчез из реальности в настоящем, будущем и прошлом. Собственно говоря, начиная с этого хронона времени фотона вообще никогда не существовало во Вселенной, он стал гипотетическим фотоном, и все, на что он мог повлиять, претерпело определенные изменения. К счастью, это был очень одинокий фотон, чей путь длиною в полторы тысячи лет никогда, никак и ни на что не повлиял.

А в следующий хронон абсолютная пустота объемом около восьмидесяти кубических метров стала космическим кораблем. Металлическое веретено несколько секунд висело неподвижно относительно центра Галактики, смещаясь сквозь Солнечную систему со скоростью двухсот восемнадцати километров в секунду.

Потом концы веретена засветились призрачным синим светом, и корабль начал стабилизироваться. Вначале — относительно Солнца. Потом, по мере оценки сенсорами ситуации, — относительно Земли.

В центре металлического веретена, в узкой темной камере, наполненной горячей вязкой жидкостью, женщина открыла глаза.

Она знала, что будет человеком, женщиной, возраст ее будет соответствовать двадцати одному земному году, а внешность будет приятна для человеческой расы и не вызовет отвращения у остальных членов Соглашения.

Но куда важнее и удивительнее был тот факт, что она являлась Третьей-вовне.

Она попыталась вдохнуть — человеческие инстинкты требовали воздуха, но разум вовремя остановил ее. Люди не умели дышать водой. Полминуты она ждала, пока формирующий гель всасывался в стены камеры. С кожи он отлипал с мягким чмокающим звуком — она впервые услышала звук, и он показался ей восхитительным. Люди имели пять базовых чувств, в то время как Ракс — шесть, но удивительнее всего было то, что ни одно чувство у них не совпадало.

Звук был первым, что она ощутила.

Звук стекающего геля.

Звук машин, работающих за стенками камеры.

Звук собственного сердца, бьющегося в груди.

Потом пришло осознание того, что еще одно чувство было раньше — осязание. Стекающий с тела гель щекотал кожу. Она протянула руку — упершись в стенку камеры — и ощутила твердую теплую поверхность. Микроскопические поры, втягивающие гель, слегка присасывали палец.

Ощущение было приятным.

В темноте, наполненной звуком, она глубоко вдохнула — и закашлялась. Воздух был холодным и резко пах химией. Запах был не знаком, как и само ощущение запаха, она понимала лишь концепцию. Но что-то неприятное и опасное стояло за запахом. Больница. Анестезия. Антисептика. Смерть.

Чтобы успокоиться, ей пришлось повторить себе несколько раз, что она вообще не обязана умирать.

Запах остался, но ощущение притупилось, стало менее острым. Она приоткрыла рот. Облизнула губы. И новое чувство ворвалось в нее — вкус. Резкий, солоновато-горький. С легкой ноткой гнилостности. И неестественной сладостью, возникающей в самом конце и вызывающей онемение языка.

Она несколько раз сплюнула и решила, что из всех чувств вкус — самое информативное, но при этом самое омерзительное. Можно было бы обойтись без него. Но она — Третья-во-вне и вторая в прямом ходе времени, кто будет напрямую контактировать с людьми. Ей нужно соответствовать стандартам Человечества.

Она справится.

Некоторое время она прислушивалась к разности температур — теплый гель почти весь стек, а воздух был прохладен. Можно ли считать температурную чувствительность пятым чувством? Нет, наверное, это все-таки элемент осязания.

Осязание действительно было самым приятным из человеческих чувств.

Она вновь провела рукой по стенкам камеры. Сняла с кожи каплю геля и растерла между пальцами. Ощупала волосы — очень необычно! Коснулась лица, но прикосновение к глазам было болезненным, и она отдернула руку. Обследовала тело, задержавшись на сосках — они имели другую фактуру, и прикосновение к ним было… было тревожно и непонятно. Она ощупала вульву, ягодицы, пальцем исследовала сфинктер. Прикосновения к ним отозвались новыми всплесками ощущений. Эта была область сексуальных контактов, она знала, что может получить первый опыт и самостоятельно, но решила не спешить. Надо было разобраться с чувствами до конца. Оставалось пятое…

Свет!

Мягкое свечение перед глазами показалось ей ослепительной вспышкой. Она зажмурилась, закрыла лицо ладонями, потом осторожно развела пальцы и приподняла веки. Круглый экран перед глазами казался отверстием в борту корабля. Она прижала ладони к экрану и огорчилась преграде. Маленький диск местной звезды — Солнца, два маленьких диска — Земля и ее спутник Луна.

Она огорчилась тому, что зрение на таком расстоянии не способно передать объем. Воспринимать пространство гораздо лучше комплексно.

Но она должна была пользоваться тем, что имеют люди.

С этого расстояния Земля казалась очень маленькой и очень одинокой. Серая точка естественного спутника лишь подчеркивала это одиночество, как обручальное кольцо на левой руке подчеркивает одиночество вдовца.

Она поймала себя на этой странной мысли и некоторое время разбиралась с ней. Это начали работать те части мозга, что отвечают за ассоциации, аллюзии и аллегории. За тропы и фигуры. За поэтическое восприятие действительности. За общение.

За слова.

Огромные, будто горы, гиперболы и крошечная, как песчинка, литота.

Парцелляция! Ерунда! Интонационное расчленение. Но как работает!

Плеоназм. Повторное дублирование. Излишнее, избыточное.

Инверсия. Слов порядка переставление…

Знание оживало в ней, слова и фразы выстраивались в ряды и колонны, цеплялись друг за друга, выворачивались наизнанку и взрывались в мозге новыми смыслами.

— Я могу говорить… — прошептала она и впервые услышала собственный голос.

— ты ощущаешь себя правильно

Голос, который она услышала, был лишен интонаций. Это был и вопрос, и утверждение. Или не вопрос, и не утверждение.

— Да… — она запнулась. — Да, мать.

— мать это неожиданный термин

— Я не нашла другого.

— ты можешь использовать этот

Пауза.

— чего ты хочешь

— Коснуться этой планеты, — прошептала она, глядя на экран.

— это невозможно ни в каком смысле

— Я знаю.

— то где будет ракс станет ракс

— Я знаю. Это только желание, не намерение.

— интересная дихотомия

— Человеческое сознание крайне запутанно, — признала она.

— это будет хороший опыт третья-вовне

— Я готова. Но меня тревожит ситуация.

— что вызывает тревогу третья-вовне

— То, что я — Третья. Мы редко позволяем трем Ракс находиться вовне. Это… это опасно как… как…

— как четвертый на ракс

— Да.

— это происходило ранее

— Я не знала.

— информация закрыта но это происходило

— Были ли опасные последствия?

— нет только потенциал опасности

— Хорошо. Я… я стала спокойнее.

— приступай к миссии наблюдай изучай сотрудничай

— Могу ли я спросить?

— это странный вопрос разумеется ты можешь

— Насколько обоснованна тревога людей?

Пауза. Тишина. Пространство рвется и восстанавливается, пульсирует в ожидании сигнала, но сигнала все нет.

— Мать?

— решение принято два против одного значит есть вероятность опасности

— Но цивилизации почти всегда гибнут, не достигая пятого уровня!

— последовательность внушает тревогу

— Я поняла, мать. — Она кивнула.

— для человечества характерны сомнения и это то что мы считаем достоинством

— Я выполню свою миссию с достоинством и старанием.

— мы будем ждать твоего возвращения Пауза.

— корабль подвергнется деструкции после твоей высадки в орбитальном порте людей

— Хорошо.

— мы рассчитываем на успешную работу и ожидаем тебя с любовью

Сеанс связи заканчивался. Но у нее еще оставались вопросы.

Вопрос.

— Мать, мне нужно имя среди людей!

— они могут называть тебя любым именем

— Это право и обязанность матери, дать имя.

Пауза.

Она задумалась, вправе ли была так говорить. И понятен ли смысл ее слов Второй-на-Ракс.

— твое имя для людей чужая.

— Спасибо, мать. Я — Чужая…

Слова замерцали в ней, складываясь, перетекая одно в другое.

— Я Алина или Ксения?

— что это значит

— Оба имени значат «чужая» на древних языках Земли. Имена людей не переводятся. Я могу быть Алиной или Ксенией, все это значит «чужая».

— решать тебе ракс всегда ракс

— Ракс всегда Ракс, мать.

Вот теперь связь окончательно прервалась.

Чужая смотрела на экран. Крошечный диск Земли, на которую ей не суждено никогда ступить, приближался.

Воздух в камере стал теплее и чуть более затхлым. Система жизнеобеспечения на прыжковом корабле присутствовала чисто номинально. Но женщину это не беспокоило. Ее организм должен выдержать перелет.

Она справится.

Она Ракс. И она — Третья-вовне.

* * *

Лючия бросила чемоданчик и пакет на койку, огляделась.

Каюта была просто потрясающая! Три на четыре метра, есть где разгуляться. При таких размерах и койку не обязательно убирать в стену. Есть и стол, и два кресла, и маленький диванчик. За сдвижной дверью — индивидуальная душевая кабина и гальюн.

Даже на «Техасе», куда они не успели, курсанты должны были жить по двое. А здесь, на куда более мелком «Твене», в силу малочисленности команды почти все члены экипажа имели собственные каюты. Конечно, с апартаментами командира лучше не сравнивать, но собственная каюта! Роскошь.

Лючия присела на койку. Вздохнула, глядя на коробку с туфлями.

Будет ли глупостью надеть их сегодня к традиционному «ужину знакомств» на корабле?

— Даже не вздумай, — будто прочитав ее мысли, сказала Мегер, входя в каюту. — Лучше спрячь подальше.

Лючия кивнула и убрала пакет. Мальчишки перед Мегер вытягивались по струнке, она же относилась спокойнее. Мегер напоминала ей бабушку — такую же внешне строгую, командующую всей огромной семьей, но при этом на самом-то деле мягкую будто воск. Может быть, это был самообман, но Лючии казалось, что Мегер на самом деле просто изображает из себя мегеру, чтобы ребята не распускались.

— Спрячу, — согласилась Лючия.

— Встать, кадет! — рявкнула Мегер. — Как разговариваешь со старшим?

Лючия вскочила. Но все-таки не удержалась от реплики:

— При всем уважении, мэм. Вы вошли без разрешения и не отдали команды. Я считала, что разговор неформальный, мэм. При всем уважении.

Мегер несколько мгновений буравила ее взглядом. Потом сказала:

— Вот что вы все досконально знаете — так это свои права. А как насчет обязанностей? Что делает офицер систем жизнедеятельности при входе на борт?

У Лючии запылало лицо.

— Виновата, мэм.

— Через три месяца либо вы все будете готовы к дальнейшему обучению и я лично подпишу документы о зачислении вас сразу на третий курс училища… — Мегер помолчала. — Либо я лично отчислю вас с позором. И о космосе можете забыть, даже о ближнем. У нас нестандартная ситуация. Мы на европейском корабле…

На лице Лючии что-то отразилось, потому что Мегер пояснила:

— То, что он сделан на наших верфях, ситуацию не меняет. Корабль европейского агентства, командир и часть экипажа русские. Это вопрос престижа. Сейчас не двадцать первый век, человечество едино, но Америка служила и должна служить примером. Вы должны быть лучшими среди равных.

— Будем, — заверила ее Лючия.

— Еще один вопрос. — Мегер запнулась. — Я вижу, тебе понравился старший помощник.

— Он… обаятельный, — осторожно сказала Лючия.

— Красавчик, — согласилась Мегер. — Но ты прекрасно понимаешь, что если романтические отношения между членами экипажа просто не рекомендуются, то между офицерским составом и курсантами или кадетами они строжайше запрещены.

— Я уверена, что Матиас это знает, — согласилась Лючия.

— Несомненно. Но он мужчина, и если ты продолжишь так с ним кокетничать, то он начнет дурить. Нам не нужен старпом с проблемами в отношениях. Поверь, я на такие ситуации насмотрелась.

Лючия кивнула. По ее мнению, она совсем не кокетничала со старпомом. Ну, почти совсем. Улыбнулась пару раз, заглянула в глаза и опустила взгляд…

— Он пойдет под трибунал, а ты получишь отметку «психологическая незрелость», — жестко добавила Мегер. — Надеюсь, мы закрыли эту тему.

— Разрешите отправиться на пункт жизнеобеспечения? — спросила Лючия.

— Разрешаю. А потом озаботьтесь ужином для экипажа.

Лючия вздохнула.

— Есть одна проблема, мэм. Я не умею готовить. Совершенно.

— Все итальянцы великолепные повара, — буравя ее взглядом, произнесла Мегер.

— Стереотип. К тому же я родилась и выросла в Нью-Йорке. Родители всегда покупали готовые обеды.

Мегер кивнула, признавая ее правоту. И спросила:

— Кстати, ты не в курсе, Тедди действительно такой хороший системщик?

* * *

К сорока восьми годам Бэзил Годфри Николсон исколесил всю Землю. Окончив Эдинбургский университет, он успел поработать в Лондоне, Кэмбридже, Оксфорде, Пекине, Москве, Ватикане, Дели, Канберре и еще полутора десятках крупных научных и учебных центрах. Если говорить проще, то в каждом университете он преподавал и работал по одному учебному году.

Причина была вовсе не в том, что Бэзил был плохим специалистом, отличался скверным характером или не умел ладить со студентами. Во всех возможных табелях о рангах он считался лучшим и, по сути, единственным специалистом в своей сфере. Его жизнерадостный и доброжелательный характер отмечали все, кому доводилось с ним работать. Студенты с удовольствием посещали лекции, поскольку он был замечательным докладчиком и умел подать свой материал доходчиво и ясно.

Проблема была в том, что область исследований Бэзила была слишком уж узкой. «Особенности развития дуальных цивилизаций Галактики» — звучит прекрасно, но среди тысяч миров, о которых было известно цивилизациям Соглашения, подобный мир был один — Невар.

Разум — не редкость во Вселенной. Он куда более частый гость, чем думали ученые в двадцать первом веке. Но именно гость. Большинство цивилизаций уничтожают себя в процессе развития, иногда — начисто, иногда — деградируя и начиная долгий путь к новому самоуничтожению.

Что уж говорить о ситуациях, когда на одной планете или в одной звездной системе развились две разные культуры! Древняя книга Герберта Уэллса «Война миров» (Николсон любил ссылаться на нее во вводной лекции) описывала ситуацию очень правдоподобно — одна раса неизбежно приходила к мысли о необходимости уничтожения другой. Чаще всего это объявлялось самозащитой, хотя на практике все сводилось к прилету космических кораблей на планеты, чья цивилизация находилась в лучшем случае в эпохе пара, и безжалостному уничтожению с использованием ядерного или биологического оружия. В одном случае, впрочем, менее развитая цивилизация ухитрилась захватить космический корабль соседей и, разогнавшись, нанести такой убийственный кинетический удар по планете, что остатки агрессивной цивилизации были отброшены в варварство… а через сотню лет окончательно добиты своими несостоявшимися жертвами.

Если же две разумные культуры развивались вместе на одной планете, то уничтожение слабейшей происходило еще в каменном веке. Как, кстати, случилось и на Земле — с неандертальцами. Им, впрочем, еще повезло. Они могли скрещиваться с людьми и не все были съедены, а в небольшом количестве ассимилированы. У всех европейцев и азиатов есть два-три процента генов неандертальцев.

Разум на определенном этапе развития очень жесток.

Так что Невар, где развившаяся на двух соседних планетах разумная жизнь не стала уничтожать друг друга, а принялась сотрудничать и вместе осваивать космос, был явлением уникальным. К моменту полета Гагарина неварцы-гуманоиды и неварцы-кошачьи уже вовсю летали друг к другу и совместно осваивали третью планету (в дальнейшем ее прибрали к лапам кисы, но даже это произошло мирно). Пожалуй, если бы не уникальное количество пригодных для жизни планет в одной системе — целых пять, дуальная цивилизация Невара отправилась бы к звездам раньше человечества и сама стала бы шестым членом Соглашения.

Но все сложилось так, как сложилось. В Соглашение вошли люди, и теперь Бэзил Николсон изучал особенности их культуры, а не какая-нибудь остроухая киса изучала историю Человечества.

Однако одно дело изучать разумную жизнь, которая еще не вышла в космос и не способна обнаружить научные зонды и станции. Совсем другое — изучать цивилизацию, которая шныряет по своей звездной системе и строит первый межзвездный корабль. В системе Невар была лишь одна наблюдательная станция, принадлежащая Ракс — именно в их зону протектората входил Невар. Разумеется, попасть на эту станцию Бэзилу не светило ни при каких обстоятельствах.

В течение учебного года Бэзил знакомил всех желающих с историей удивительной миролюбивой культуры Невара, после чего тема оказывалась вычерпана до дна. Бэзил собирал вещи и переезжал в другой университет. Образ жизни вполне удобный и даже интересный, когда тебе тридцать лет, и не слишком воодушевляющий, когда близится пятьдесят.

А еще Бэзил никогда не бывал в космосе. Он мог бы позволить себе туристический тур в орбитальные города или в лунные поселения, но искренне считал это профанацией. Уж если он не может полететь к объекту своих исследований — то какой смысл высовываться за пределы атмосферы.

Так что поступившее вчера предложение буквально перевернуло всю жизнь Николсона. Первые пять минут он пытался поверить в то, что говорил с экрана видеофона какой-то европейский чиновник, судя по акценту — русский. Николсон был в Бразилии, в Институте Соглашения Рио-де-Жанейро, и связь, проходя через спутник, ощутимо тормозила. Безумие, если разобраться! Люди летают к другим звездам, а разговор через океан идет с задержкой!

Но уж поверив, Николсон не колебался. Такие предложения бывают лишь раз в жизни.

Следующие два часа Бэзил честно пытался разорвать контракт и уволиться. Вытащенный из постели ректор упорно отказывался понимать, что происходит, и предлагал встретиться в понедельник (была ночь с пятницы на субботу). Ректор явно провел веселый вечер в хорошей компании и не был готов в три часа ночи подписывать расторжение контракта.

В итоге Бэзил плюнул на формальности и неизбежные штрафные санкции. Утро застало его над Атлантикой — он летел в Лондон. И лишь в обед, принимая из рук стюардессы бокал вина, он внезапно понял, что представляет собой классический пример ученого чудака из старых книжек.

Ну зачем, зачем ему было лететь в Лондон, а потом ехать в Уэльс, где расположен единственный британский космопорт?

Космосити, куда ему надо прибыть, в общем-то летает вокруг Земли. Он мог полететь из бразильской Алкантары. Мог добраться до Соединенных Штатов — это тоже было бы ближе, да и рейсы там чаще.

Теперь Бэзилу стало понятно, почему чиновник так удивленно посмотрел на него, когда Бэзил попросил заказать билет из Лланбедра.

Но теперь все было позади — и нелепый, ненужный перелет, и старт в маленьком челноке (в компании галдящих туристов и скучающих работяг, отправляющихся на долгие орбитальные вахты).

Через двадцать часов после звонка европейского чиновника Бэзил стоял в обзорном зале Космосити и впервые смотрел на Землю с высоты почти полутора тысяч километров. Зрелище было величественным, а учитывая прозрачный пол обзорного зала, — даже жутковатым. Туристы примолкли, но не до конца. Тихонько вскрикивала, сама этого не замечая, немолодая негритянка — то ступающая на прозрачный пол, то испуганно отшатывающаяся на непрозрачные «островки спокойствия» и утягивающая с собой за руку более отважного мужа, повизгивали дети, ползающие по полу и размахивающие руками — «обнимая Землю», как им предложила экскурсовод. Группа азиатских туристов непрерывно снимала планету под ногами. В какой-то момент один из туристов опознал в разрывах облаков Японию — и раздались радостные крики.

Даже учитывая низкую искусственную гравитацию в половину земной, стоять на прозрачном полу и смотреть на Землю было жутковато.

— Лучше бы сделали купол с видом на звезды… — пробормотал Бэзил себе под нос.

— Он по соседству. Но пользуется меньшей популярностью, — вдруг ответила стоящая рядом женщина. Китаянка, моложе Бэзила, невысокая, с широким строгим лицом, показавшимся отдаленно знакомым. Видимо, она прочла во взгляде Бэзила попытку узнавания, потому что протянула руку. — Рада вас видеть снова, доктор Николсон.

— Простите… — Бэзил нахмурился. — Конгресс в Шанхае?

— Почти угадали, — кивнула женщина. — Симпозиум в Ланьчжоу. Шанхай большой, но это не весь Китай.

— Ну конечно! — Бэзил радостно закивал. — Вы профессор Мэйли! Специалист по… — Он запнулся.

— По фелиноидам.

Расстраиваться причин не было, Бэзил понимал, что не он один получил приглашение. И все-таки его кольнуло то, как уверенно держится Мэйли. Она поняла ситуацию раньше, чем он. Бэзил сказал:

— Мы не случайно тут встретились, полагаю.

— Вы правы, доктор. Я прилетела три часа назад, но решила дождаться вас и вместе отправиться на корабль.

— «Твен»? — уточнил Бэзил.

Мэйли кивнула.

— Очень рад, что вы примете участие в экспедиции, профессор, — почти не кривя душой, сказал Бэзил. Мэйли могла быть сколь угодно прославленным специалистом по псевдокошачьим разумным, но всей полнотой вопроса владел только он сам. — Интересно, по каким критериям нас отобрали. Я полагаю, что помимо научных знаний было много других факторов.

— Несомненно, — согласилась китаянка. — Но я предлагаю отправиться к кораблю, а по пути обдумать куда более интересный вопрос.

— Какой же? — вежливо поинтересовался Бэзил.

— По какой вообще причине космическое агентство срывает с места лучшего специалиста по системе Невар и лучшего знатока разумных кошачьих и предлагает им через сутки отправиться на новеньком корабле в путешествие за две сотни световых лет. Я никогда не слышала, чтобы бюрократы страдали альтруизмом и позволяли утолять чисто академическое любопытство за счет налогоплательщиков.

— Возможно, вы не в курсе, — не удержался Бэзил, — но в настоящий момент цивилизация Невара заканчивает сборку первого межзвездного корабля. Возможно, нас пригласили именно по этому поводу?

— Для того чтобы торжественно принять Невар в Соглашение? — Мэйли скептически покачала головой. — О, это, бесспорно, будет торжественное мероприятие. Прибудут делегации всех цивилизаций. Масса бюрократов, политиканов, репортеров. Не забудут популярных музыкантов, режиссеров, актеров и прочих селебрити. Но неужели вы серьезно думаете, профессор, что они позовут ученых?

* * *

Каюта командира была точно такой же, как и на «Енисее». Спальня, малая кают-компания, душевая с гальюном и гостевая спальня — тех же размеров, что и командирская. Она предназначалась для того маловероятного случая, когда на корвете будет путешествовать какая-то особо высокопоставленная шишка из агентства.

Валентин не имел ничего против привычного интерьера. Он подключил свой планшет к сети, позволяя ему сформировать сервисные службы каюты, развернул и наклеил на стену фоторамку, забитую земными пейзажами и спокойной музыкой. Проинспектировал бар и даже налил себе коньяка на дно бокала.

В дверь легонько постучали, и в кают-компанию заглянул Матиас. Его, как и командира, сервисные службы были обязаны пропускать в любой отсек корабля, даже в личные каюты.

— Можно? Не занят?

— Предаюсь разврату, — отсалютовал ему рюмкой Валентин.

— Русские традиции! — просиял Матиас. — Старые добрые традиции!

— Налей и себе, — сказал Валентин. — Стань немного более русским.

— Куда уж больше… — Матиас отправился к бару.

— Как тебе корабль?

— Да все как было, только с блестками, — усмехнулся старпом. — Нет, кое-что подправили. Ученые порадуются — больше зондов, лаборатории поновее. Сколько их будет?

— Два человека, — сказал Валентин.

— Всего-то?

— И два нечеловека. Халл-третий и Ракс.

Матиас застыл с бокалом в руке.

— Ты шутишь? Ракс? Нет, серьезно, что ли?

— Какие шутки. Сегодня должны прибыть.

— И Ракс тоже? Зачем им прыгать к нам, а потом лететь обратно к Невару? Это же их протекторат! Под боком у них!

Там наблюдатель от Ракс безвылазно сидит!

— Только Ракс знает, что хочет Ракс, — философски ответил Валентин.

Приятели сдвинули бокалы.

— Если бы ты сказал сразу, я бы не сомневался, — сказал Матиас. — Лететь вместе с Ракс! Бесценный опыт.

— На крайний случай придержал, — признался Валентин. — Если бы ты наотрез отказывался пойти в команду. А как наши?

— Наши будут завтра к утру. Все согласились. Только Александр, похоже, обиделся, что ты его не зовешь.

— Он же сам хотел уйти.

— Так то сам, — ухмыльнулся Матиас. — Лучше скажи, ты зачем взял в команду троих шкетов?

Валентин вздохнул:

— Думаешь, у меня был выбор? Мегер натянула бы все веревки. Не доверяешь детишкам?

— Меня волнуют не их профессиональные навыки, а умение работать в коллективе. Нам было по восемнадцать-девятнадцать лет, когда мы впервые проходили практику. И оказались оболтусы еще те. А ведь стажировались на большом корабле!

— Лючии семнадцать, только один мальчишка помладше.

— А вот это как раз плохо! — Матиас покачал головой. — Ты же видел, она уже начала со мной кокетничать. Зачем мне такая радость в полете?

— Возьми в инженерной напильник, сооруди жуткий шрам поперек лица.

— Валя, от этого в ее возрасте только еще больше заводятся. Украшенный шрамами старпом? — Матиас замотал головой. — Девочка совсем с ума сойдет.

— Да ладно тебе… справишься. Скажи, что у тебя на Земле парень и ты хранишь ему верность, — садясь в кресло, предложил Валентин.

— Не поверит.

— Тогда что ты жертва лучевой атаки и способен только глазки строить.

Матиас махнул рукой и сел напротив.

— Завидовать дурно… Валя, а ты ничего не хочешь мне сказать?

Валентин вопросительно посмотрел на товарища.

— Мутная какая-то история вышла. На комиссии тебя с пылью смешали. Обещали, что будешь лед на Марс возить. И вдруг дают новый корабль.

— Экипаж меньше. Наказание.

Матиас укоризненно посмотрел на него.

— Это для проформы. Признавайся — завелся покровитель? Кто-то одобрил твои действия?

— Мои? — удивился Валентин.

Матиас картинно схватился за волосы и изобразил, что рвет их. Валентин рассмеялся:

— Хорошо. Сегодня твоя юная фанатка приготовит нам торжественный ужин по случаю прибытия экипажа на борт.

— Наших еще не будет, все на Земле до завтра.

— Им это и не надо знать.

Матиас нахмурился.

— Даже нам не обязательно, — уточнил Валентин. — Но раз уж ты задаешься вопросом, то я его подниму. На ужине с учеными. Они уже на станции, скоро будут на корабле.

— Люди?

Валентин вздохнул:

— Все, Мати. И люди, и нелюди.

* * *

Когда космический корабль уходит в автономный полет — люди на нем по большей части лишь груз. Техника ремонтирует себя сама, искусственный интеллект способен провести корабль по курсу и вернуть обратно. Люди на корабле нужны по двум причинам: для того, чтобы решать наиболее нестандартные проблемы, и для того, чтобы утолять свое совершенно нерациональное любопытство.

Если быть совсем честными, межзвездные полеты ни людям, ни другим разумных расам не нужны. Солнечная система способна поддерживать существование триллионов людей — не на поверхности планет, разумеется, но во вполне комфортабельных орбитальных городах. И ресурсов, и энергии в любой стандартной звездной системе тоже хватает с избытком. Если же вести речь о получении научных знаний за пределами домашней системы, то в большинстве случаев с этой задачей справляются автоматические зонды.

Единственная причина, по которой люди и другие разумные расы все-таки летают к звездам, — та, что они могут это сделать.

А раз уж люди путешествуют, то они предпочитают делать это с максимально возможным комфортом.

Лючия слегка покривила душой, говоря, что в ее семье не готовили. Итальянские корни — это все-таки итальянские корни. Но она к приготовлению блюд была равнодушна, ее вполне устраивала замороженная пицца и лазанья из микроволновки. В обязанности специалиста жизнеобеспечения входило, однако, приготовление пищи — и негласно подразумевалось, что это не только еда из готовых рационов.

Тедди зашел на камбуз через час после начала битвы за торжественный ужин. Минуту постоял, глядя на царящий вокруг Лючии разгром. Спросил:

— Что готовишь?

— Неужели не видно? — огрызнулась Лючия. — Салат капрезе и паста маринаре.

К Тедди она относилась хорошо, но временами мальчишка был совершенно несносен. Самый младший из кадетов, он относился к учебе так, будто у него с рождения было запланировано в шестнадцать полететь в космос, в двадцать один получить офицерские нашивки, а в тридцать — командирский берет!

Лючия, конечно, немного ошибалась. Командиром Тедди планировал стать в двадцать семь лет.

Тедди подошел, заглянул в кастрюлю и хмыкнул. Спросил:

— Спасать тебя? До ужина час остался.

Лючия, с недоумением разглядывающая слипшиеся тальятелле, спросила:

— Неужели твои отцы научили тебя готовить?

— У нас всегда готовила мать, отцы только барбекю делали. Ну и самогон, но это не еда. Ты неправильно понимаешь распределение ролей в триадном семейном союзе… Ну так что, спасать?

— Спасай, — призналась Лючия. — Я не понимаю, почему у меня ничего не выходит.

— Потому что на корабле пониженное давление и гравитация. Ладно, учись, как ломать систему.

Лючия с надеждой посмотрела на Тедди.

Юноша достал коммуникатор, развернул экран и стал что-то изучать.

— Ты можешь поднять давление и повысить гравитацию? — с надеждой спросила Лючия.

Тедди свернул экран и поднес коммуникатор к уху.

— Ресторан «Небесная Италия»? Вы доставляете заказы на пришвартованные корабли? Да, атмосферный шлюз есть. Хорошо, выйдем к шлюзу. Нам нужно десять порций салата капрезе и десять порций тальятелле с морепродуктами. Ну и давайте еще десять десертов. Вы какие порекомендуете? Ага. У нас только час! Хорошо, через сорок пять минут.

Он спрятал коммуникатор и подмигнул Лючии.

— Ты меня спас! — воскликнула Лючия.

— Знаю. Но заказ оплатишь сама. — Тедди протянул ей коммуникатор. И небрежно добавил: — Кстати, уже прибыли пассажиры. Я видел возле шлюза, как командир и старпом встречают Халл-третьего. Незабываемая картина!

— Повезло тебе, — с завистью сказала Лючия.

— Конфетку будешь? — неожиданно спросил Тедди, доставая из кармана конфету в пестрой обертке.

— Алексу предложи, он у нас сладкоежка.

— Идея, — согласился Тедди и спрятал конфету.

Глава четвертая

С точки зрения Уолра, пытливого исследователя Халл-3, люди были слишком уж привержены традициям и слишком уж пренебрегали прогрессом.

Взять, к примеру, их космические корабли. Веретенообразная форма сама по себе приемлема, Халл-3 не использовал лишь шарообразные формы, поскольку они были основными у Халл. Так что заостренный цилиндр, даже если ему не нужно входить в атмосферу планеты, вполне годится.

Но зачем делать жилые палубы вдоль цилиндрического корпуса? Ведь вектор искусственной гравитации можно повернуть как угодно. Было бы так логично разместить десятки палуб поперек, одну над другой, чтобы верх и низ обрели протяженность. И не только с точки зрения Халл-3, в культуре людей эта идея тоже присутствовала. Их здания тянулись к небу и врастали в почву — Уолр всецело одобрял такую концепцию. Но для космических кораблей люди зачем-то приняли традицию своего морского флота. Корабли Человечества не зря звались кораблями — они плыли по безбрежному океану космоса, и палубы делили их вдоль, а не поперек. Прискорбная приверженность устаревшему!

Зато обилие свободного пространства и мебель в помещениях Уолр понимал. Приматы эволюционировали в лесах, они привыкли к большому пространству, но заполненному стволами, ветвями и прочей гадостью. Нельзя требовать от них слишком многого. Самому Уолру, в силу его редкой профессии, приходилось пользоваться искусственно индуцированной клаустрофобией, так что он относился к обилию пустоты вокруг с юмором.

Юмор — вообще главное в жизни. Все Халл-3 разделяли эту точку зрения и потому с сочувствием относились к своим прародителям-Халл.

По коридорам космопорта Уолр шел быстро, вежливо раскланиваясь со встречными, а перед дамами приподнимая шляпу и изящно приседая в полупоклоне — тросточку приходилось приподнимать, чтобы она не билась о пол. Дам это вводило в ступор, они начинали пахнуть острее, и Уолр с трудом сдерживал хихиканье. Впрочем, вряд ли случайный человек смог бы понять, что басовитое урчание — это сдавленный смех.

Но перед гермошлюзом Уолр извлек из кармана черные очки-консервы, нацепил на морду и вытянул тросточку перед собой. Обстукивая пол (звук мгновенно обрисовал Уолру помещение), Уолр двинулся по узкому пластиковому коридору. Стенки обогревались плохо, от них шла прохлада. В зоне перехода гравитации Уолр на мгновение опустился на четыре лапы и, следуя указанию светящейся на стене стрелки, ловко шагнул «на стену».

Его, конечно же, встречали. Уолр не страдал излишним самомнением, его вполне удовлетворил бы любой член команды, но к шлюзу пришли командир и старший помощник. От обоих слегка пахло алкоголем, пеной для бритья и внутренним напряжением. Причем если от старшего помощника запах тревоги был легким, нормальным для любого человека, встречающегося с Халл-3, то командир волновался не на шутку. Неужели ксенофоб? Но вряд ли люди назначат ксенофоба командиром корабля, который везет чужих. Уолр принюхался тщательнее. Нет, все в порядке. Тревога командира застарелая, не связанная с его приходом. Это даже не тревога… это именно что напряжение, ожидание чего-то плохого, но не обязательно возможного.

Шлюз был стандартным, то есть приспособленным к проходу максимального количества существ в минимальное время. В стене были шкафчики со скафандрами, но само пространство шлюза ничем не было загромождено. Только два человека и Уолр. Дверь внутрь корабля была гостеприимно открыта, за ней тянулся основной осевой коридор, по которому сейчас кто-то неспешно приближался.

— Кто здесь? — жалобно спросил Уолр, протягивая вперед правую лапу и постукивая тросточкой, зажатой в левой. — Я Уолр, ученый с Халл-три, исследователь гуманоидных цивилизаций. Это научное судно «Твен»? Здесь так… так пусто…

Командир шагнул вперед, протянул руку и осторожно пожал лапу Уолра в районе запястья.

— Уолр ми гейч ас ала, ча ми гэд фэйлтичадх аир бьолрд ан рэннсачайдхх ветте «Твен», — сказал командир на резковатом, но правильном звуковом ксено. — Ас эуррам ас’анн дхайне бхатс ггэд адхла кадх аннс аннед агн. Ас э накну айм хен асслимх айн аггус нал ларбха ас кугалла-ах-ам биадх агад. Тчан фнак ту ан гранлэччд а-рирамх[1].

Уолр умел проигрывать. Вздохнув — этот звук вышел у него почти человеческим, Уолр стянул темные очки.

— Мы можем говорить на земном языке, — сказал он. — Я неплохо знаю внешний английский.

— Уррам дхомб мар неч гейч ас ала[2], — сказал командир. — Мое имя Валентин Горчаков, я капитан второго ранга российского космического агентства и командую этим кораблем. «Твен» оборудован для пребывания всех рас Соглашения, и мы имеем три каюты для ксеносов. Я распорядился приготовить одну из них по стандарту Халл-три. Если необходимо, мы можем включить фоновый звук по всему кораблю для удобства вашей ориентации в пространстве. К сожалению, мы не сможем ничего сделать с размерами общих помещений и наличием в них пустот.

— В этом нет необходимости, командир, — ответил Уолр. — Я обладаю искусственно индуцированной клаустрофобией, и поэтому свободное пространство вокруг кажется мне восхитительным.

Втянув когти, он пожал руку старшему помощнику. Тот представился:

— Матиас Хофмайстер. Капитан третьего ранга, старший помощник на «Твене». Какие-то проблемы с глазами, академик Уолр? Наш врач пока не на борту, но мы можем вызвать специалистов из порта.

— Нет-нет, с глазами все в порядке. — Уолр дружелюбно взмахнул лапой и насмешливо заурчал. — Я модифицировал их еще в ранней юности, и они видят прекрасно, ничуть не хуже человеческих. Улучшение зрения очень популярно у нашего народа.

— Но эти очки…

— О, я лишь хотел пошутить! — добродушно откликнулся Уолр. — Мы не так часто встречаемся, это большое упущение. Но есть стереотипы восприятия. Я подумал, что когда на человеческий корабль входит большой волосатый крот — с острой розовой мордочкой, крепкими когтями, в просторных штанах и шляпе-котелке…

Люди молчали, глядя на него.

— Тросточка и черные очки! — подсказал Уолр. — Я очень люблю вашу мультипликацию. История про девочку, которая дружила с различными ксеносами. С рептилоидами, с грызунами, с орнитоидами, с кротиком…

— Дюймовочка, — сказал вполголоса Матиас. — Господи, вы что, видели мультик про Дюймовочку?

— Конечно! — воскликнул Уолр. — Для меня это был один из основных доводов к тому, чтобы заняться изучением гуманоидов. Если уж в давние времена, находясь еще на первом-втором уровне развития, люди мечтали о дружбе с иными цивилизациями? Как можно не ответить на этот позыв? И эта трогательная история любви юной человеческой девушки и пожилого крота! Ах, я становлюсь сентиментальным, говоря об этом!

— Но Дюймовочка и крот… — начал Матиас.

— Нежно любили друг друга, однако Дюймовочка была вынуждена покинуть крота, чтобы участвовать в спасении орнитоида, — быстро сказал командир. — Позвольте проводить вас в каюту, Уолр. А ваш багаж?

— О, его доставят через пару часов, — вздохнул Уолр. — У меня там небольшой запас живых личинок для праздничных завтраков, а вы же знаете, карантинные офицеры — такие формалисты!

Он огорченно взмахнул лапой и повернул голову к стоящему в глубине шлюза юному человеку в кадетской форме, словно бы только его заметив.

— Приветствую, молодая особь! Ваш совместный отпрыск, командир и старший помощник?

— Нет, всего лишь кадет, проходящий обучение, — ответил Валентин. — У вас есть вопросы, кадет?

— Никак нет, сэр! — Кадет попытался улизнуть, но Уолр не собирался упускать такой чудесный повод для шутки.

— Постой, молодая особь! Я знаю, что все гуманоидные детеныши обожают быстрые углеводы. Хочешь конфетку?

Он запустил лапу в карман штанов и вытащил припасенную на такой случай конфету.

— А вот мне мама не велела брать конфетки у незнакомцев, — пробормотал себе под нос Матиас. Уолр отметил, что такая манера говорить, ни к кому не обращаясь, была свойственна старшему помощнику.

— Чистейший упаренный жучиный сок! — сообщил Уолр, протягивая конфету юноше. Тот заколебался, но под пристальным взглядом командира взял конфету и даже поблагодарил на ксено:

— Дьолч чи…

Произношение, кстати, у него было лучше, чем у командира.

— А теперь помогите кадету Лючии, юноша, — сказал Валентин. — Скажите, что к ужину будет Халл-третий.

— Но исключительно в качестве гостя, если вы не против! — добродушно сказал Уолр. — И я с удовольствием отведаю земную пищу, если в нее не входит укроп и прочие продукты из красного списка для моей расы.

Кадет поспешил исчезнуть, а командир со старпомом провели Уолра к его каюте. В общем-то он знал планировку корветов «писательской серии», но отказываться не стал. Каждая минута, проведенная в общении с людьми, — замечательный опыт.

Каюты ксеносов располагались за каютами экипажа, ближе к лабораторному отсеку. Свою Уолр узнал сразу — в отличие от всех остальных, чьи двери вели в коридор, его ждал люк в полу.

— Я только приведу себя в порядок и приду к ужину, — пообещал Уолр. — Испытываю безграничную признательность за ваше гостеприимство!

Люк сдвинулся, открывая слой мягкой, податливой почвы.

— Вы не против? — спросил Уолр. Не дожидаясь ответа, расстегнул пояс и остался без штанов, свернул их и положил вместе с тростью на полочку в стене над люком. Эта полочка на самом деле очень тронула Уолра — люди намекали на обычай носить одежду, но старались сделать это максимально деликатно.

Впрочем, топорщившаяся по всему телу шерсть и особенности анатомии Халл оставляли Уолру мало шансов нарушить человеческие приличия.

— Будем ждать вас с нетерпением, — сказал командир.

— Я хочу это видеть, — опять прошептал себе под нос Матиас.

Уолр согнулся с грацией, неожиданной для его массивного тела, и нырнул в землю. Мелкая вибрация, пошедшая по его телу, отозвалась в ногах людей даже через палубу.

Несколько мгновений на поверхности были видны ноги и хвост, потом исчезли и они. Остались только круги на земле.

— Шикарно вошел, — сказал Матиас. — Десять баллов из десяти.

Люк сдвинулся, оставляя Уолра в заполненном рыхлой землей пространстве каюты.

Командир и старпом переглянулись.

— Я знаю, что Халл-три любят шутить, но я бы не сказал, что это близкий нам юмор, — заметил Матиас.

— Почему же? С конфетой из жучиного сока вышло замечательно, — признал командир. — Да и с очками было довольно стильно.

В двух метрах под ними нежащийся в объятиях рыхлого грунта Уолр зашелся в лающем смехе. Люди всегда недооценивали остроту слуха его расы.

* * *

С точки зрения любой из рас Соглашения первый звездный корабль дуальной цивилизации Невара был примитивен. Как известно, существует множество способов путешествовать во Вселенной быстрее скорости света. Самый экзотический и действительно мгновенный, но при этом и самый опасный — перемещение Ракс. Куда более медленный, но в полной мере отвечающий самому смыслу слова «полет» — движение через складки пространства, используемые Халл. Живые корабли Феол уходят в плоскость и проползают (в буквальном смысле слова) свой путь в двумерном пространстве. Ауран, которым посчастливилось жить в тесном звездном скоплении, используют метод вырождения расстояния, который, с точки зрения людей, вообще больше философская концепция, чем научная теория. В любом случае этот метод позволяет перемещаться очень быстро, но лишь на относительно небольшие расстояния, так что по-настоящему дальнее путешествие для Ауран — утомительная череда сдвигов в пространстве. Люди использовали для перемещения «кротовьи норы», что было восхитительно милым и смешным, с точки зрения Уолра.

Звездолет, который строили люди и кисы Невара, был оснащен варп-двигателем, использующим эффект пузыря Алькубьерре, как это называют на Земле. (Русские, впрочем, уверяют, что первым эту технологию еще в двадцатом веке предложил ученый-ядерщик по фамилии Козерюк, но в историю вошел именно мексиканский физик.)

Говоря проще — корабль с этим приводом сжимал пространство перед собой и расширял сзади, в результате чего и передвигался быстрее скорости света.

Ученые Невара, два десятка лет назад совершившие это удивительное открытие, не знали того, что «пузырь Алькубьерре» в той или иной форме изобрели все цивилизации пятого уровня. Ауран отказались от использования этого принципа после теоретических исследований, Феол и люди провели по одному полету, Халл — целых три (собственно говоря, третий полет и стал причиной исчезновения цивилизации Халл-2 и возникновения цивилизации Халл-3, после чего обе части разделенной расы использование этого принципа запретили). Ракс не вдавались в детали, сообщив лишь, что в результате экспериментов и наблюдений сочли этот способ передвижения слишком опасным и они не советуют никому его использовать.

Учитывая, что неудачное перемещение Ракс могло теоретически привести к исчезновению нынешней Вселенной и возникновению новой, совершенно другой, к их мнению следовало прислушаться.

Однако как человеческие, так и кошачьи ученые Невара пока относились к открытию варп-двигателя с большим оптимизмом. По их авторитетному мнению, удаление корабля от звездной системы на расстояние, равное двухкратному радиусу орбиты внешней, замерзшей и необитаемой планеты, позволяло использовать варп-двигатель без всяких негативных последствий. Находящаяся всего в восьми световых годах звезда Соргос (если придерживаться земных мер расстояния и названий) давно уже была признана ими пригодной для колонизации. У Соргоса имелась планета в «зеленой зоне», атмосфера планеты содержала кислород и водяной пар. Соргос хоть и излучал в радиодиапазоне аномально сильно, но по спектру видимого излучения соответствовал Невару. В общем — прекрасная звездная система для первого полета, изучения и последующей колонизации.

Станция «Кольцо» была создана специально для постройки межзвездного корабля, пока еще не получившего собственного имени. Она вращалась вокруг Ласковой — третьей обитаемой планеты, расположенной между более близкой к звезде планетой людей и более удаленной планетой фелиноидов. По какой-то удивительной случайности эта планета, одинаково комфортная и для людей, и для кис, не породила животную жизнь. Зато с растительностью на ней все было прекрасно.

Межзвездные корабли не избалованы иллюминаторами. Зато на станциях их делают — прежде всего ради психологического комфорта экипажа. Анге стояла у одного из самых больших, в человеческий рост, и смотрела на Ласковую. Зелень материков, густая синь океанов, белизна облаков… Наверное, все обитаемые планеты похожи друг на друга. Через полгода экспедиция узнает, как выглядит мир Соргоса.

К сожалению, Анге узнает это только через полтора года, когда корабль вернется.

Промашка с упавшим в волновод хомутиком осталась никому не известной. Криди не соврал и никому не рассказал о случившемся. Ей не хватило баллов. Пять лучших инженеров, участвовавших в сборке корабля, должны были войти в экипаж. Анге стала шестой.

Просто не повезло.

Вино в узком бокале нагрелось и стало невкусным. Станция медленно вращалась, создавая заменяющую гравитацию центробежную силу. Как и многие другие цивилизации, обитатели системы Невар придумали сверхсветовые перелеты раньше, чем полноценную искусственную гравитацию. Экипажу корабля придется жить и работать в таком же вращающемся «бублике» — и в невесомости центрального корпуса.

Анге сделала глоток и подумала, что не хочет возвращаться домой. Ее никто не ждал. Сестры у Анге не было, вообще никогда не было — боль незабываемая, горе непреходящее, но с этим Анге жила всю жизнь и смирилась. Младшие братья жили своей жизнью, сторонясь одинокой сестры. Родители давно развелись и с детьми вообще не контактировали. Мужчина, с которым у нее (несмотря на все печальные личные обстоятельства) почти сложилась семья, сразу предупредил, что не собирается ждать на планете, пока она работает над постройкой корабля. Это было восемь лет назад, и, насколько Анге знала, он уже давно жил в браке и воспитывал дочерей.

Может быть, эмигрировать на Ласковую? Это была планета кис, но на ней имелось несколько небольших человеческих поселений. Кисы не были против. Кисы любили людей, может быть, даже больше, чем люди друг друга.

Анге допила вино, прислушалась. Веселые голоса доносились отовсюду. Режим герметичности отсеков стоял на минимальном уровне, все работы на станции закончились, и большая часть внутренних люков была открыта.

Банкет по случаю сдачи корабля не был официальным, но что он состоится, все знали еще год назад. И готовились, разумеется, — завозили деликатесы, протаскивали через контроль алкоголь, шили праздничную одежду. Кисы к одежде относились с иронией, но в культуре людей Невара она занимала видное место.

Анге опустила взгляд, посмотрела на свое длинное в пол платье — она заказала его в дорогом ателье, даже однажды вырвалась на планету, чтобы снять мерки вживую. Платье было красивым. Слишком красивым для женщины, которую не взяли в экипаж.

— Анге, я принес вина.

Криди, изящный и бесшумный будто призрак, подошел к ней из темноты. Давно ли он в отсеке? Анге решила, что это не важно. Она стояла, смотрела на планету и пила вино. Ничего постыдного.

— Спасибо, Криди.

По случаю банкета киса тоже нарядился. На нем были обтягивающие ярко-оранжевые штаны, серая жилетка, белый бант на хвосте и золотистые браслеты на лапах. Кисы не придавали цветам и фасонам одежды никакого значения, но вот ее обилие прямо-таки кричало: «Я отдыхаю, расслабляюсь, я не буду работать, сражаться и даже заниматься сексом».

Приняв из лапы кисы бокал, Анге указала на Ласковую.

— До чего же красивая планета. Я хочу туда поехать. В людскую колонию.

— Хорошая идея, — одобрил Криди. Он грыз остро пахнущий корешок нуки, что заменяла кисам и алкоголь, и курение, и вдыхание серого пепла. — Сразу после полета? Или к старости?

— Криди, я не прошла, — сказала Анге. Неужели он еще не смотрел списки?

— Ты лучший инженер из людей, — сказал Криди. — Несмотря на некоторую неловкость движений.

Анге усмехнулась:

— Возможно. Но я непарная, Криди. Ты же знаешь, суеверия и предрассудки никогда не уходят до конца. Они лишь прячутся в глубине разума. Удивительно, что мне вообще позволили работать на станции.

— Люди меня порой удивляют, — вздохнул Криди. — Эта ваша коллективность… Но ты в экипаже, Анге.

Женщина недоуменно посмотрела на него.

— Тнак отказался от должности, — объяснил Криди. — Он решил, что хочет заняться научной работой на планете. Так что освободилось одно место… обратились ко мне, и я объяснил, что прочие инженеры-кисы недостаточно квалифицированны. Им пришлось согласиться, что это место может занять одиночка-человек.

— Тнак отказался? — Анге была поражена. Тнак был хорошим инженером. И еще он жил мечтой о полете к звездам.

Криди кивнул, жмурясь и глядя на планету.

— Это… это твоя работа? — вдруг поняла Анге. — Но как…

— Моя работа — собрать хорошую инженерную команду, — жестко сказал Криди. — Мы все знаем, что ты лучший специалист, чем Тнак.

— Но почему он отказался?

— Я его убедил, — сказал Криди. Протянул корешок между острых клыков, прожевал мякоть. — Была одна история, о которой мало кто знал… и мы с Тнаком решили, что лучше никому и не знать. Он принесет больше пользы в команде разработчиков, строя второй корабль.

— Ты его шантажировал! — воскликнула Анге.

— Можно сказать и так, — беззаботно ответил Криди. — Что плохого в шантаже, если он идет на пользу всем?

— Но, Криди… я ведь тоже допустила…

— Ты перепутала полярность плазменного инжектора? — спросил Криди. — А когда система выдала сигнал ошибки, сочла его случайным и перепрограммировала датчик?

Анге ахнула, закрыв лицо руками. У нее было хорошее воображение, и она представила себе то, что случилось бы с кораблем и станцией во время первого теста двигателя.

— Все ошибаются, — мрачно сказал Криди. — Ошибки бывают простительные и непростительные.

— Ты же сам говорил, что не случившееся — не важно, — напомнила Анге.

— Не важно, поэтому Тнак жив, а не летает в вакууме без скафандра или не управляет буровой установкой в шахте на астероиде. Но ошибка непростительная, и потому он не должен иметь возможности ее повторить. К тому же ты со своей ошибкой сразу пришла ко мне, а его ошибку я обнаружил сам.

— Ты прав, — признала Анге. — Но тогда его надо было отстранить сразу.

— Нет. Я подозревал, что мне внезапно потребуется отказавшийся от полета одинокий инженер. — Криди подмигнул ей. — Не переживай, девочка. Ты принесешь больше пользы, чем самоуверенный старый кот. И он отделался очень легко. Все хорошо… ну… ну что ты…

Анге, уткнувшись ему в плечо, рыдала. Криди вздохнул, обнял ее одной лапой. Сказал печально:

— Жаль. Жаль, что ты не киска. Это было бы так романтично и закончилось бы таким страстным спариванием…

Анге против воли рассмеялась. Тема секса между людьми и кисами была табуирована лишь у людей — и лишь по причине того, что такого секса не могло быть. Физиология людей и кис в этом вопросе разительно отличалась. Но Анге сама была живым воплощением нарушенных условностей — и потому готова была шутить и о межвидовом сексе.

— Мне тоже жаль, Криди. Я бы отдалась тебе с таким восторгом, будто это мой первый и последний раз. Я бы даже мяукала.

Криди захохотал, хлопая ее по плечу.

— Пошли к остальным, девочка. А то я так заведусь, что попробую совершить невозможное.

— А вдруг? — игриво спросила Анге, вытирая слезы.

Криди страстно заурчал. Потом посерьезнел, взял ее за руку и повел к люку, к голосам и веселью, человеческому и кошачьему. Эффект Кориолиса немедленно отозвался на движение неприятным ощущением качки.

Анте еще раз оглянулась на зеленый шар планеты. И поблагодарила те удивительные законы природы, по которым у них, людей, есть такие братья и сестры по разуму, как кисы.

* * *

С работой было плохо.

Любая война, как это ни цинично, благо для экономики. Вначале к ней готовятся. Ученые наконец-то получают деньги для удовлетворения своего любопытства, изобретают массу вещей, из которых для убийства пригодна лишь часть. Потом заводы и фабрики выпускают оружие, рабочим и инженерам платят за сверхурочный труд, селяне заготавливают продукты, военные проводят учения, журналисты и писатели пишут патриотические тексты, актеры снимают фильмы и ставят спектакли. Все при деле.

Потом начинается война. Солдаты с двух сторон убивают друг друга, рушат дома и фабрики, жгут посевы. Уцелевшие заводы работают круглосуточно, производя все новые и новые боевые машины, амуницию, припасы.

Наконец война каким-то образом заканчивается. Иногда кто-то побеждает, иногда враги заключают перемирие, поступившись частью амбиций или добившись символических успехов. Армии сокращают, выжившие возвращаются домой — и начинают восстанавливать разрушенное, отстраивать города, обрабатывать землю. С работой проблем нет. Если ты выжил — ты уже победил, даже если твоя сторона проиграла. Ты делаешь карьеру, зарабатываешь деньги, женщины согласны для тебя на все — ведь мужчин осталось мало.

Война — это плохо для людей, но хорошо для экономики.

Сейчас война, самая большая и страшная война в истории, не случилась. Несколько пограничных стычек и несколько сотен жертв — не в счет. Над Соргосом распустились Крылья и принесли мир.

Умом Ян понимал, что это замечательно. В этот раз жертв было бы очень, очень много. Про ядерное оружие были разные мнения, некоторые считали, что это просто очень мощные бомбы, но Ян прекрасно понимал, что ядерная война отличается от обычной кардинально. Он видел учебные фильмы, он говорил с командиром части по особым БЧ и понимал — цивилизация стоит на краю. Если у них и правда больше сотни зарядов, и у противника тоже…

Но радость от неслучившейся войны не отменяла того, что на рынке труда был переизбыток. Военной техники было построено много, но никто пока не собирался ни строить новую, ни демонтировать старую. Исследования космического пространства, по сути, свернули — военным хватало запущенных спутников фоторазведки, проект создания орбитальной станции отложили в долгий ящик. Бывший ракетчик сейчас никому не был нужен. Люди готовы были копытом землю рыть ради любой работы.

Яну еще, можно сказать, повезло. Он начал работать в местном училище — преподавал физику детям, едва сменившим младшую, родительскую, семью на среднюю, семью подростков-школяров. В общем-то Яну понравилось работать с детьми — многие обладали пытливым умом, некоторые всерьез интересовались физикой, и даже самые тупые были достаточно хорошо воспитаны, чтобы тихо сидеть на уроках, разглядывая комиксы или, если ионосфера позволяла, слушая через наушники станции с музыкальными турнирами.

Но это было не его. Яну не нравился ни график работы, ни строгость школьных правил, ни оплата его труда. Он с трудом смог позволить себе снять комнату в местных общежитиях для холостяков и вести самый непритязательный быт.

Жизнь скрашивала лишь Адиан — женщина, с которой он познакомился в день прибытия в городок. Она была необычной даже по меркам нынешнего времени, с его крушением всех устоев и правил. Вначале Ян думал, что она находится в поисках материнской семьи — на это намекала и вольность поведения, и отсутствие сережек в ушах. Конечно, в ее возрасте странно быть одинокой, но такое случалось — из средней, подростковой, семьи люди вырастали, не могли больше выносить гогочущий табун гиперактивных подростков, а достойные партнеры для создания материнской семьи никак не встречались на пути.

Но все оказалось еще удивительнее.

Адиан вообще никогда не входила в среднюю семью. Она дольше обычного задержалась в родительской, занимаясь самообразованием, потом поступила в университет — ситуация не то чтобы невозможная или запрещенная, но чрезвычайно редкая. Она изучала социологию, историю, потом сосредоточилась на футурологии, а в итоге стала довольно известным политологом. Ян даже припомнил несколько ее статей, которые читал в свое время. Как ни странно, никакой выгоды из своей известности Адиан получить не стремилась. Даже когда ее пригласили войти в один из правительственных кабинетов, она отказалась под совершенно надуманным предлогом.

— Понимаешь, Ян, — рассказывала она как-то, сидя на крохотной кухне за тарелкой свежего салата, — любая работа на постоянной основе искажает независимость эксперта. Особенно — работа на правительство. На тебя давят желание хорошей карьеры, симпатия или антипатия к начальству, патриотические чувства, соображения «государственной выгоды».

Ян фыркнул. Адиан подозрительно спросила:

— Ты не смеешься надо мной?

— Нет, — ответил Ян. — Просто улыбаюсь. Мне нравится на тебя смотреть.

— Особенно когда я сижу голышом на твоей кухне, — усмехнулась Адиан. — Так вот, я не хочу связывать свою мысль работой на власть. Карьеристы ходят табунами, найдется достаточно тех, кто будет говорить удобные власти вещи.

— Но независимому политологу… — Ян замялся. — Довольно трудно…

— Добиться благосостояния, создать материнскую семью… — невозмутимо закончила Адиан. — Но я не хочу благосостояния и семьи. У меня есть все, необходимое для жизни. Включая тебя.

— И ты не хочешь спокойного будущего?

Адиан отставила пустую миску. Спокойно сказала:

— У нас нет будущего, солдат. Ты же сам это понимаешь, верно?

— Ты имеешь в виду нас с тобой или нашу страну? — уточнил Ян.

— Весь наш вид. И нас, и Черных. И все эти карликовые государства, которые маневрируют между двумя империями.

— Почему? — спросил Ян. Он не был удивлен, он сам склонялся к такому мнению.

— Это что-то в природе разума, Ян. — Адиан вздохнула, пристально посмотрела на него. — Видимо, по мере развития науки неизбежно наступает момент, когда разумная жизнь уничтожает сама себя. Ученые гадают, есть ли жизнь на других планетах, у других звезд. Дети мечтают, что когда-нибудь мы построим ракеты, способные туда долететь, — или к нам прилетят инопланетяне. А я уверена, что жизнь есть везде, космос полон ею. Вот только стоит жизни обрести разум — и она кончает самоубийством. Поэтому мы никуда не полетим. И к нам никто не прилетит. Мы обречены. Поэтому я не хочу иметь детей, и мне не нужны материальные блага.

— Но Всевышний…

— Выдумка, — отрезала Адиан. — Ну не уподобляйся же ты простонародью! Бог — лишь выдумка из темных веков, когда наши предки бегали по саванне, трясясь и улепетывая при рычании хищников. Бога нет, Ангела его — тоже нет. А Крылья — природный феномен, вроде небесного сияния.

Ян молчал.

— Я тебя расстроила? — спросила Адиан огорченно.

— Нет. Но я видел Крылья. — Ян помолчал. — Они были прекрасны. Они не походили на небесное сияние. Они были… рукотворны. В них была какая-то разумная логика. Научная.

— Муравьиные соты тоже выглядят логично и научно, — вздохнула Адиан. Встала, присела на колени Яну. — Не переживай. Я зря тебя огорчила. Видишь — не гожусь для семьи!

Ян зарылся лицом в гриву ее волос. Поднял — и отнес к постели.

Глава пятая

— Меня зовут Ксения, — сказала она. — Я — Ракс-вовне. Третья Ракс-вовне.

Экипаж корабля встретил ее в кают-компании. В меру просторной и украшенной, как принято у людей, — несколько живописных картин, деревянные панели, встроенный в стену аквариум, где плавали разноцветные рыбки. Даже большой овальный стол и кресла, за которым сидели люди, были сделаны из настоящего дерева. Люди всегда придавали большое значение избыточным вещам вроде культуры, искусства и дизайна. Третья Ракс-вовне находила это очень милым.

— Для меня большая честь приветствовать Ракс-вовне на моем корабле, — сказал командир. В глазах его вдруг что-то промелькнуло. — Особенно третью Ракс-вовне… Позвольте представить вам офицерский состав и научную группу. Ксения кивнула.

Командир понял. Остальные, кажется, нет.

— Я Валентин Горчаков, капитан второго ранга, командую «Твеном». Это мой старший помощник Матиас Вагнер, капитан третьего ранга.

Старпом — красивый мужчина, ровесник командира и, похоже, закадычный друг, кивнул Ксении, не отрывая от нее взгляда:

— Рад вас видеть, Ксения.

Она ему нравилась — Ксения ощутила это всем телом, участившимся сердцебиением и дрожью в кончиках пальцев. Интересно. Она не знала, что люди ощущают симпатию другого человека. Или же… или же это ее собственная реакция? И тогда ей нравится Матиас?

— Наш мастер-пилот Анна Мегер.

Чернокожая женщина (Ксения помнила, что цвет кожи до сих пор является у людей табуированной темой, а обращение «негр» допустимо лишь между обладателями черной кожи) протянула ей руку. Женщины обменялись рукопожатием.

— Наш системщик кадет Теодор Сквад.

Юноша, совсем еще мальчик, явно колебался в выборе приветствия и ограничился уставным:

— Добро пожаловать на борт.

— Наш навигатор кадет Алекс Йохансон, — продолжал командир.

Этот паренек был постарше и рядом со старпомом выглядел как его младший брат.

— Здравствуйте, Ксения, — сказал юноша. — Я очень горд тем, что вижу третью Ракс-вовне.

Ксения ответила ему улыбкой. Юноша был образован и симпатичен. Будь он чуть постарше, она заинтересовалась бы им серьезнее.

— Наш офицер систем жизнеобеспечения кадет Лючия Д’Амико.

Лючия, видимо, взяв пример с Мегер, протянула Ксении руку. Тоже совсем юная девушка.

— Я могу настроить в вашей каюте любую среду обитания, — сказала Лючия.

— Спасибо, в данный момент мне не нужна среда, отличная от человеческой, — улыбнулась Ксения. — Но я ценю твое предложение.

Она посмотрела на командира.

— Позвольте выразить свое удивление количеством кадетов на нашем рейсе. Он отнесен к категории учебных?

Анна Мегер чуть заметно нахмурилась.

— Нет, — спокойно ответил командир. — Но это обычная и распространенная практика. Кадеты имеют все необходимые знания и навыки для выполнения своих обязанностей. В этом нет неуважения или пренебрежения к участникам Соглашения.

Ксения продолжала смотреть на него. Командир продолжил:

— Я рискну напомнить, что именно Человечество предложило отправить научную миссию к Невару.

Это было правдой.

— Благодарю, командир, — сказала Ксения. — Вы правы, а мой вопрос был некорректен по форме и содержанию. Я рада приветствовать экипаж «Твена».

Старший помощник пробормотал себе под нос очень тихо, однако Ксения услышала: «Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие».

Сидящая за столом особь Халл-3 издала тихий урчащий звук. Видимо, Халл-3 нашел в словах старшего помощника что-то смешное, но не обидное. Ксения решила, что будет необходимо изучить произнесенную фразу, в ее культурном коде она отсутствовала.

— Еще два члена экипажа прибудут к утру, — продолжал командир. — Оружейник и врач. Могу вас заверить, что они — квалифицированные и достойные люди. Оба были в экипаже моего предыдущего корабля и показали себя прекрасными специалистами.

— «Енисей»? — уточнила Ксения. — Вы говорите о рейсе, после которого попали под трибунал?

На миг наступило неловкое молчание.

— Совершенно верно, Третья-вовне, — сказал командир. — После рассмотрения вопроса трибунал Соглашения снял с меня все обвинения. Взаимодействие отражающих полей корабля с магнитным полем планеты было непредсказуемым. Тем более это уже происходило в прошлом — во время визита исследовательского корабля Халл-три, — командир кивнул особи Халл-3, — и во время визита инспекционного зонда Ракс. Причины возникновения феномена были выяснены, но в нашем полетном задании не имелось никаких запретов на включение отражателей во время магнитной бури.

Ксения кивнула:

— Вы совершенно правы, командир. Вы не виноваты. Насколько нам теперь известно, в предыдущих случаях феномен, получивший у местных обитателей название «Крылья Ангела», также приводил к серьезным социальным потрясениям. На данный момент вопрос закрыт, командир.

Если Валентин и не был вполне удовлетворен этим ответом, то развивать тему не стал. Вместо этого он дружелюбным жестом указал на вторую половину стола.

— Тогда позвольте представить ваших коллег, Третья-вовне. Уолр, представитель уважаемой цивилизации Халл-три. Специалист по… — командир улыбнулся, — гуманоидам.

Грузное существо, покрытое с ног до головы коротким жестким мехом, слегка приподнялось над низким, явно предназначенным для его вида креслом. Розовый кончик носа, единственное, что не было покрыто мехом, затрепетал — рефлекторное приветствие Халл друг другу.

Опознать в Уолре представителя Халл-3 было несложно. В отличие от народа-прародителя Халл-3 приветствовали генетические изменения. Рудиментарные глаза Халл различали лишь свет и тьму, Халл-третьи часто обзаводились полноценным зрением. Наверное, это было очень сложно психологически для расы, которая сотни тысяч лет назад полностью перешла на подземный образ жизни.

— Рад вас видеть и обонять, Ксения, — добродушно пробасил Уолр. — Не имел чести знать вас раньше и рад буду как можно скорее не знать снова. Уверен в ваших глубоких знаниях и высоком духе.

— Вы очень любезны, Уолр, — признала Ксения. — Все зависит от того, как быстро мы исполним нашу миссию.

Сухощавый высокий мужчина, с кожей местами загорелой, а местами бледной, сидящий рядом с низенькой полнолицей азиаткой, кашлянул при слове «миссия». И с вызовом посмотрел на командира, будто его негромкий кашель был демонстрацией протеста.

— Профессор Бэзил Николсон, из… — Командир замялся. — Вы прилетели из Лондона, но мне казалось, что вы работаете в бразильском университете?

— Все сложно, — слегка сконфуженно ответил профессор.

— Лучший специалист Человечества по системе Невар, — закончил командир.

— Искренне рад знакомству. — Профессор ловко выбрался из-за стола и, прежде чем Ксения успела удивиться, пылко потряс ее руку. — Знаете, я в юности выбирал, кто станет предметом моего изучения, Ракс или Невар. Я выбрал Невар лишь потому, что Ракс уже находится в зените своего могущества и развития, а перед Неваром все впереди. Уверен, что Невар — следующий член Соглашения!

Оставив Ксению размышлять, являются ли слова Бэзила о «зените могущества и развития» комплиментом, профессор вернулся за стол.

— Профессор Мэйли Ван. Лучший специалист Человечества по фелиноидам.

Женщина привстала и коротко поклонилась. Сказала:

— Я испытываю большой интерес к нашей совместной работе, Третья-вовне.

— Взаимно, — ответила Ксения.

В профессоре Мэйли ее что-то напрягло. Интонации, выражение лица… за этим нечто было. Точнее, совершенно ничего не было и потому — было. То ли великолепно скрытое недоброжелательство, то ли опасение?

Или же это именно то, чем является, — равнодушие?

Впрочем, нельзя исключить и того, что Ракс плохо воспринимают эмоции и скрытые мотивы азиатов. Даже у самих людей всю их историю возникали проблемы со взаимопониманием рас.

— А теперь прошу всех к столу, — произнес командир. — Наша замечательная Лючия собиралась угостить нас блюдами своей родной итальянской кухни. Смею заверить наших гостей, в первую очередь вас, Ксения, что итальянские блюда очень популярны среди людей. Что же касается вас, Уолр…

— Нет-нет, никаких особых блюд! — гигантский крот взмахнул лапой. — Во-первых, наш рацион не пробуждает аппетит у людей. Я знаю, что вы тоже едите насекомых и продукты их жизнедеятельности, но я-то предпочитаю есть их живыми. Во-вторых, мой пищеварительный тракт прекрасно модифицирован для питания вашей пищей. И в-третьих, чтобы понять кого-то — надо понять, что он ест!

* * *

Сказать, что Тедди наслаждался происходящим — значило ничего не сказать. Ужасное, нелепое происшествие в космопорте осталось позади. Более того, по мнению Тедди, случившееся пошло ему только на пользу. Может быть, Лючия была бы счастлива совершить зачетный полет на большом научном корабле, где к ужину и впрямь можно было бы надеть туфли и платье. Может быть, Алекс хотел поработать в паре с другим генетически модифицированным навигатором. А вот Тедди свою работу единственным системщиком на новом корабле иначе чем чудо воспринять не мог. Мама перед полетом навестила его и пообещала молиться, чтобы все сложилось наилучшим образом. С точки зрения Тедди, женщина, которая имела двух мужей и ребенка, собранного из ее яйцеклетки и сперматозоидов двух мужчин (увы, без всяких улучшений, Тедди был сыном двух отцов, но никаких «особых» возможностей генные хирурги ему не придали), вряд ли соответствовала классическому образу христианки. Церкви более ортодоксальные так вообще не признавали Американскую Прогрессивную Церковь, что, впрочем, ничуть не смущало ее прихожан. Тедди к религии относился с полным равнодушием, в его мире логических конструкций и ментальных цепочек ни для Бога, ни для чуда места не оставалось. До сего дня самым большим приближением к чуду Тедди полагал стабильность кубитов в квантовом компьютере при сверхсветовом перемещении — впрочем, такого же мнения придерживался весь научный мир.

Но сейчас, пообщавшись несколько часов с искином «Твена» и осознав в полной мере, что он — настоящий и единственный системщик корабля, Тедди с благодарностью вспоминал мамино обещание молиться за него. В конце концов, молитва ведь не могла помешать! Тедди понимал, что находится опасно близко к агностицизму, но в данный момент готов был с этим смириться.

Ужин благодаря его совету удался на славу. Лючия купалась в незаслуженных комплиментах. Даже Уолр нахваливал спагетти болоньез, втягивая пасту с таким энтузиазмом, что спагетти казались живыми червями.

В самом недалеком будущем, когда «Твен» отправится в полет, Тедди предвидел у Лючии серьезные трудности. Впрочем, это было исключительно ее проблемой, свою задачу Тедди видел в том, чтобы кадетов не выперли с корабля и не заменили опытными офицерами. В своей квалификации Тедди был уверен, Алекс не мог напортачить генетически, ну а что касается кулинарных умений Лючии… Тедди уже проинспектировал запасы готовых обедов, программы кухонного синтезатора и счел, что месяц-другой этим вполне можно питаться.

В конце концов, они же просуществовали в десятилетнем возрасте два месяца на аварийном рационе! Считалось, что это традиционное испытание для мечтающих о космосе детишках, но Тедди небезосновательно полагал, что когда-то астроколледжу перепали по дешевке списанные рационы. Ну а уже потом, посмотрев на финансовые ведомости, директор основал полезную и прибыльную традицию.

После ужина кадеты убрали посуду (в свое время возникали споры, не является ли это хейзингом или неуставной эксплуатацией курсантов и кадетов, но вопрос как-то потихоньку замяли) и неуверенно пристроились в углу салона. Могло статься и так, что им вежливо предложат отдохнуть в каютах.

Но, к радости Тедди, удалиться их никто не попросил. Командир предложил офицерам алкоголь. Ксения взяла бокал вина и с большим любопытством стала пробовать его крошечными глотками. Мегер и мужчины выбрали бренди. Уолр и земные ученые отказались, хотя у Тедди создалось впечатление, что англичанин с большим удовольствием присоединился бы к экипажу. Похоже, он последовал примеру Мэйли.

— Я должен прояснить некоторые детали относительно нашей миссии, — сказал командир, возвращаясь к столу. — Мне кажется, что наши инопланетные партнеры более-менее осведомлены о ней…

Уолр помахал лапой, Ксения кивнула.

— Честно говоря, не ожидал, что буду проводить брифинг для научной группы, — признался Валентин. — Все как-то сумбурно…

Он помолчал, потом спросил:

— Тедди, мобильный пост?

— Настроен, у вас высший допуск! — выпалил Тедди и с гордостью поймал одобрительный взгляд Мегер. Он молодец. Он это всегда знал.

— Прекрасно, — кивнул командир. — Корабль, добрый день.

— Добрый день, командир. — Голос был ровным и нейтральным, шел, казалось, отовсюду. — Я готов к выполнению обязанностей.

Командир поинтересовался:

— Мальчик дал тебе имя?

— Кадет Теодор Сквад сообщил мне, что именование является прерогативой командира.

Голос оставался нейтральным, но легкая нотка обиды за системщика, которого назвали «мальчиком», в нем была.

Теперь Тедди заработал одобрительный взгляд от командира. Искин должен беспрекословно подчиняться командиру корабля, но своего системщика обязан любить. Каждому нужна любовь.

— Хорошо. Корабль, я считаю, что тебе должно подойти имя Марк.

Секундная пауза, по мнению малоосведомленного человека, означала, что корабль задумался. Но Тедди прекрасно знал, что искин корабля лишь имитирует задумчивость для большего психологического комфорта людей. Ситуация не требовала немедленной реакции, и корабль мог себе это позволить.

— Я мог бы предположить, что имя Марк дано мне в честь евангелиста Марка. Либо в честь первого в человеческом мире нейрокомпьютера. Но учитывая название корабля, я склоняюсь к той версии, что вы назвали меня в честь американского писателя Марка Твена.

— Верно, — согласился Валентин.

Голос Марка изменился. Теперь это был хрипловатый баритон немолодого ироничного мужчины.

— Вы, пожалуй, не против небольшой имитации характера, командир?

— Конечно, если это не помешает работе, — ответил Валентин.

— Характер всегда мешает работе, командир. Ведь он создан для того, чтобы отлынивать от работы, а не для того, чтобы ее выполнять.

Валентин улыбнулся, кивнул:

— Мне нравится. Спасибо, Марк. Дай карту, пожалуйста.

Свет в салоне немного померк. Над столом возникло скопище крошечных светящихся точек, формирующее сферу диаметром около метра.

— Всем знакомо, полагаю? — риторически спросил Валентин. — Обозначить миры Человечества.

Два десятка точек загорелись зеленым. Некоторые ярче, некоторые тусклее. Самая яркая была, разумеется, в центре, карта была человеческой. Тедди знал, что, если увеличить масштаб, центральная точка распадется на десяток — Земля самая яркая, Луна и Марс тусклее, едва уловимые блестки венерианских атмосферных поселений, крошечные огоньки в поясах астероидов и на спутниках планет-гигантов. Может быть, даже Космосити со звездным портом будут видны.

— Обозначить Феол.

Рядом с зелеными высветились желтые огоньки — в ощутимо большем, даже на беглый взгляд, количестве.

— Обозначить Халл-один и Халл-три.

Появились красные и розовые огоньки — двумя вытянутыми группами, не то охватывающие желтые и зеленые огоньки, не то удерживаемые ими от столкновения.

— Обозначить Ауран.

Фиолетовые искры возникли чуть в стороне от остальных. Их было много, но они группировались в тусклую плотную сферу, в центре которой горел яркий фиолетовый огонек.

— Ну и конечно же, Ракс, — добавил Валентин.

Почти на краю сферы, дальше Аурана, вспыхнула голубая точка. Яркая, но одна-единственная.

— Что мы видим? — спросил Валентин. — Кадет Лючия?

Девушка вздрогнула от неожиданного обращения.

— Цивилизации Соглашения. Все шесть. Или пять, смотря как считать. — Она неловко посмотрела на Уолра. — Поскольку среди нас нет представителей Халла-один, будем считать, что шесть.

Уолр махнул лапой, давая понять, что Халл-3 относятся к комплексам своей материнской цивилизации с бесконечным терпением и полным безразличием.

Валентин одобрительно кивнул Лючии. Провел рукой над столом, разворачивая карту, растянул ее, увеличив ту часть, где была искорка Ракса. Теперь на карте осталось два десятка белых точек, а в центре — голубая.

— Что мы видим, кадет Йохансон?

— Материнская система Ракса, — не раздумывая ответил тот. Для генетически измененного навигатора этот вопрос не представлял никакой сложности. — И часть ее зоны протектората. Девять планет первого уровня, семь планет второго, две — третьего. Вот эта — Невар, — он протянул руку, указывая на одну из белых точек. Рядом с той появился столбик цифр.

Валентин кивнул. Немного увеличил и сдвинул карту — теперь на ней появился краешек фиолетовой зоны Аурана, лепесток розовых огоньков Халл-3 и множество белых точек. Валентин сказал:

— Покажи хронологию последовательности номер один, Марк. С кратким комментарием.

Одна из белых точек замерцала. Рядом с ней пробежала последовательность цифр и символов. Марк произнес:

— Крапп. Гуманоидная цивилизация, третий уровень, население более четырех миллиардов особей. Две тысячи двести девятый год, сентябрь. Локальный конфликт между двумя крупнейшими государствами планеты и их сателлитами. Использовано ядерное и термоядерное оружие. Гибель более семидесяти процентов населения.

Тедди нахмурился. Он помнил эту историю, она попала в новости. Жители Краппа не слишком походили на людей, но были красивы с человеческой точки зрения. Высокие, стройные, с золотистыми глазами — они походили на эльфов. Журналисты любят кадры, которые вызывают у людей искренние эмоции… Впрочем, почитав открытую информацию о привычках и обычаях «эльфов», Тедди стал относиться к их трагедии более спокойно. Дело в том, что жители Краппа были редчайшим примером высокоразвитой цивилизации, которая не табуировала поедание себе подобных…

На карте замерцала еще одна белая точка.

— Хари. Гуманоидная цивилизация четвертого уровня, население более пятнадцати миллиардов особей. Весьма развитая, но по каким-то философским концепциям не планировавшая межзвездную экспансию. Две тысячи двести десятый год, май. Конфликт между материнской планетой и колониями на двух колонизированных планетах системы. Использовано кинетическое оружие. Полное уничтожение жизни на материнской планете. Гибель четырнадцати с половиной миллиардов особей. Долгосрочный прогноз выживания колоний — двенадцать процентов.

— Помню, да, — негромко сказала Мегер и замолчала, когда Валентин предостерегающе поднял руку.

Еще одна точка.

— Воааа. Аквакультура третьего уровня, население около двадцати миллиардов особей. Две тысячи двести одиннадцатый год, июль.

— Что? — в этот раз от реплики не удержался профессор Николсон, впрочем, он осекся и виновато посмотрел на Валентина. Командир взмахом руки остановил комментарий, и Николсон продолжил: — Аквакультура третьего уровня? Вышедшая в космос?

— Да, уникальное явление, — подтвердил Валентин. — Воааа — жидкий мир, сплошной океан, даже отмелей нет. Тем не менее они создали технологическую цивилизацию и за четыреста лет запустили два десятка искусственных спутников. Собственно говоря, только после этого Ракс их и заметил. Интерес к космическим исследованиям у них был небольшой, что неудивительно для аквакультуры, тем более что планета в системе единственная. Но с сугубо утилитарной целью они запускали спутники и, возможно, даже совершили несколько пилотируемых полетов… Продолжить последовательность!

— Внутренний конфликт или неудачный биологический эксперимент, — произнес Марк. — Точные данные отсутствуют. Биологическое поражение, гибель девяноста процентов биосферы. Разумное население полностью уничтожено.

— Я даже не слышал об этом… Сколько всего случаев? — спросил Николсон.

Валентин кивнул, признавая правильность вопроса. Сказал:

— Еще один. Рептилоидная цивилизация третьего уровня. Покажи Гуару, Марк.

Выделилась еще одна точка. Марк прокомментировал:

— Гражданская война с использованием химического оружия, длительные беспорядки после конфликта, погибло от семидесяти до девяноста процентов населения. Трудно сказать точно, пока не прекратятся эпидемии и не восстановится порядок.

— Вот они, последствия политики Халл-один, — сказал Николсон с горечью и посмотрел на Уолра. Тот никак не отреагировал, разглядывая карту.

— Благодаря политике, которую Халл навязали цивилизациям пятого уровня, Земля существует и развивается, — напомнил Валентин. — Не все так просто в Соглашении…

— Нам повезло, — согласился Николсон, глядя на светящуюся в воздухе карту. — Простите, а можно еще раз… в хронологическом порядке?

Валентин хмуро кивнул:

— Смотрите.

На карте одна за другой замерцали четыре точки.

Николсон встал, обошел карту. Протянул руки, повертел изображение. Сказал:

— Мне это очень не нравится. У планет были зонды?

— Как положено. У каждой планеты находился наблюдательный зонд Ракс. — Валентин посмотрел на Ксению, но та никак не прокомментировала его слова. — У Воааа — все-таки мир крайне необычный — имелись зонды обоих Халл и Ауран. Я даже склонен предполагать, что у Халл-три имелась наблюдательная станция на поверхности… то есть на дне. — Теперь командир перевел взгляд на Уолра, но тот тоже оставался безучастным. — У Хари, поскольку цивилизация находилась на развитом четвертом уровне, имелась научная миссия Ракса и Ауран с представителями всех остальных миров Соглашения, включая Человечество.

— Никаких признаков… — Николсон заколебался, но все же спросил: — вторжения? Ракс на самой границе изученной зоны, далее малоисследованные пространства.

Валентин взмахнул рукой, несколькими движениями сжал карту, вывел на нее густую сеть линий, выходящих далеко за пределы сферы.

— Пространство все-таки посещается. Так или иначе, но там постоянно находятся научные станции, исследовательские корабли, автоматические зонды. Известно около двадцати цивилизаций в этой зоне, но вне пределов Соглашения. От первого до третьего уровня, никакой возможности межзвездных полетов. Опять же — все конфликты развивались на наших глазах. Признаков внешнего вмешательства не было.

Николсон хмуро смотрел на карту. Мэйли, не вставая, задала вопрос:

— А внутреннего? Со стороны наблюдателей Соглашения?

Валентин хмыкнул и промолчал. Мэйли не настаивала.

Произнесла:

— Нам известны тысячи цивилизаций первого и второго уровня. Сотни — третьего. Десятки — четвертого. И всего шесть — пятого. Разумные существа любят убивать себя.

— Каждый земной год в доступном мирам Соглашения пространстве происходит две-три планетарные войны, как правило, отбрасывающие цивилизацию с третьего или четвертого уровня на первый или второй, — согласился Валентин. — Некоторые расы пережили уже десяток подобных циклов.

— Так что же, случайность? — произнес Николсон, глядя на карту. — Если бы вы так считали, этого разговора не было бы. И нашей экспедиции, вероятно.

— Дело в том, что если бы последовательность продолжилась, то…

Валентин сделал паузу. Посмотрел на Алекса.

— Следующей погибшей планетой стал бы Соргос, — сказал юноша. — У них третий уровень. Спутники, несколько полетов за атмосферу… И ядерное оружие.

Марк, не спрашивая, выделил еще одну звезду — Соргос.

— К счастью, общество Соргоса удивительно религиозно для своего развития, — неожиданно заговорила Ксения. — Включив отражатель Лавуа, вы продемонстрировали им мистическое знамение, о котором знает каждый житель. Причем это знамение совершенно однозначно призывает к прекращению войн и улаживанию споров. Не знаю, надолго ли, но вы спасли несколько миллионов жизней. Или сотен миллионов. Как угодно.

— Так каково ваше мнение? — спросил Валентин. — Ракс наблюдал за всеми мирами, это ваша зона ответственности.

Ксения подумала. Потом спокойно произнесла:

— Ракс не вмешивался в события на перечисленных планетах. Ракс не имеет никакой информации о вмешательстве со стороны внешних сил. Ракс чтит Соглашение. Ракс чтит разум во всех его проявлениях.

— Но вы поддержали нашу просьбу об усиленном наблюдении, — сказал Валентин. — Несмотря на то что это потребовало от вас Третьей-вовне.

— Ракс поддержал вашу просьбу, — согласилась Ксения. — Отсутствие информации не означает, что ее нет вообще. Ситуация требует контроля, поскольку… Алекс, продолжи последовательность, исходя из имеющихся данных.

Юный навигатор встрепенулся и ответил не раздумывая:

— Система Невар. Красный карлик, девять планет, из них пять в обитаемой зоне. Две цивилизации четвертого уровня. Все планеты колонизированы. Строится первый межзвездный корабль. Если продолжить последовательность… Через три месяца будет их очередь.

Ксения кивнула:

— Через два месяца. Цивилизация развита, реально стоит на грани перехода на пятый уровень. Наблюдение это усложняет, есть лишь одна станция Соглашения на внешней планете системы, работающая в режиме абсолютной скрытности. Персонал станции — Ракс, Первая-вовне.

— Я думаю, есть еще одна причина, по которой Ракс поддержал миссию, — неожиданно произнес Марк. — Любопытство непреодолимо лишь в двух случаях — когда вы хотите сделать что-то с другими и когда другие что-то хотят сделать с вами.

Ксения медленно повернула голову, и у Тедди бабочки запорхали в животе. Наверное, другим казалось, что Третья-вовне задумчиво смотрит в пустой угол салона. Или на картину с океанским пейзажем, что висит на стене. Но Тедди был системщиком. И знал, что если продолжить линию взгляда… или допустить, что Ксения может смотреть сквозь переборки… то там, на расстоянии тридцати метров, будет ядро нейрокомпьютера, в котором и обитает личность Марка.

О том, как Ракс относятся к искусственному интеллекту, Тедди тоже прекрасно знал.

— Да, машина, ты права, — спокойно произнесла Ксения. — Экстраполируй последовательность еще на один шаг.

Похоже, даже Марк сообразил, что лучше выполнить команду без комментариев и тем более шуточек.

Высветилась еще одна звезда.

Голубая.

— От Невара до Ракса около двадцати световых лет, — сказала Ксения. — Если не считать два мира на низком уровне развития, то обитатели Невара наши ближайшие соседи.

— И почти участники Соглашения! — вставил Бэзил.

— Разумеется, — согласилась Ксения. — Но если последовательность, которую мы обсуждали, не случайна, то через два месяца погибнет Невар. А еще через пять месяцев — Ракс.

— До сих пор гибли лишь цивилизации ниже пятого уровня, — пробурчал Уолр.

— Поскольку таких большинство, — ответила Ксения. — Однако если погибнет Ракс, то следующими, через год, будут миры Ауран. Еще через два года погибнет Халл-два. Через три настанет очередь Халл и Феол. Человечество имеет шанс погибнуть последним, через четыре с небольшим года. Разумеется, цивилизации третьего-четвертого уровня постигнет та же участь. Цивилизации первого и второго, к счастью для них, не способны на полное самоуничтожение.

— Так вы действительно полагаете, что мы имеем дело с угрозой? — спросил Уолр.

— Ракс полагает, что ситуация нуждается в изучении. Любая разумная жизнь переживает период, когда она склонна к самоуничтожению. Но в данном случае мы имеем дело с корреляцией во времени и пространстве. Пять миров — цивилизацию Соргоса спасло лишь чудо — это настораживающее совпадение. Если мы станем свидетелями гибели Невара или если наш корабль погибнет, Ракс призовет все миры Соглашения к мобилизации и изучению проблемы во всей полноте. — Ксения посмотрела на Валентина и добавила: — Разумеется, не должно быть и малейшего вмешательства с нашей стороны, которое может исказить результаты наблюдений. Вы слышите меня, командир?

— Мы приняли условия Соглашения, — ответил Валентин. — Мы даже не смотрим на планеты, к которым возим ученых. Они для нас не миры с уникальной культурой, с миллиардами разумных существ, имеющих свои мечты, надежды, судьбы, а точки на звездной карте. Все, как сказано в Соглашении.

Тедди затаил дыхание. То, что сейчас происходило, обычно не попадало на глаза гражданских. Кадеты с курсантами тоже редко наблюдали перепалку между людьми и представителями иных развитых рас. Человечество было самым молодым и, если говорить откровенно, самым слабым миром Соглашения.

И не все люди разделяли правила, которых Человечество обещало придерживаться. Далеко не все. Большинство не разделяло. И сам Тедди не считал их правильными.

Валентин и Ксения молча смотрели друг на друга. В воздухе повисло напряжение — будто в любой момент кто-то мог сорваться и наговорить лишнего.

Положение спас Уолр. Он вдруг резко, с неожиданной для такой туши легкостью поднялся с места.

— Да, да, я понимаю! Иначе трудно, почти невозможно жить и работать. Висишь на орбите над зелено-голубым миром, где живут разумные существа — порой почти такие же, как и мы. Смотришь, как бомбардировщики сжигают деревни, как женских особей продают в рабство, как детские особи мрут с голоду и подвергаются эксплуатации, как ученые тратят силы и время на развитие тупиковых технологий. А вмешаться нельзя, никак! Единственное спасение — не смотреть. Жить интересами своей расы, общаться с мирами Соглашения, надеяться, что рано или поздно еще одна цивилизация пройдет этап самоуничтожения и присоединится к галактической семье. Это очень трудно! Халл-три понимает точку зрения людей в полной мере и надеется, что рано или поздно положения Соглашения будут пересмотрены. Мы считаем, что достаточным критерием для контакта может быть создание колоний внутри собственной звездной системы. Разумеется, это должен быть ограниченный контакт, не дающий полного членства…

— Пока существуют Халл и Ракс — такого не случится, — резко сказала Ксения.

— О, конечно! Конечно! — Уолр взмахнул лапами. — Кто бы спорил! Два блокирующих голоса. Численность Халл-один, которая внушает трепет. Интеллектуальная мощь Ракс, перед которой я преклоняюсь…

Он покивал головой и сел. Потом повел носом, будто принюхиваясь к чему-то. И пробормотал:

— Но мы как-нибудь вернемся к этому вопросу. Месяцев через семь.

Вот теперь тишина стала совсем зловещей. У Лючии округлились глаза, когда она поняла, что именно было сказано.

— Итак, вы считаете, что через семь месяцев Ракс перестанет существовать? — спокойно спросила Ксения.

— Я допускаю… — Уолр запнулся. — Да! Будет правильнее сказать — я считаю это крайне вероятным.

— Вот почему я так люблю научные диспуты, — негромко произнес Матиас.

— Прошу наших уважаемых гостей умерить свой пыл, — сказал Валентин. — Иначе, пользуясь правом командира…

— Все в порядке, — прервала его Ксения. — История взаимоотношений Ракс и Халл-три непроста. Но я уверена, что Халл-три помнят ту роль, которую сыграл Ракс в обретении ими независимости… Я лишь прошу коллегу Уолра уточнить, почему он так уверен в своем мнении.

— Проблема пятого уровня, разумеется, — сказал Уолр.

— Понимаю, — кивнула Ксения. — Тогда предлагаю вернуться к разговору после разрешения ситуации на Неваре. Я могу быть уверена, что вы не планируете вмешательства?

— Да, хотя это меня и огорчает, — ответил Уолр. — Но для подтверждения моей правоты цивилизации Невара предстоит погибнуть. Опыт вмешательства, пускай и случайного, у нас уже есть. Теперь нам требуется опыт глубокого и тайного наблюдения.

— Благодарю, — сказала Ксения вроде бы совершенно искренне. — Разговор вышел тяжелым, но я надеюсь, что наши человеческие коллеги теперь полностью в курсе ситуации.

— Я предполагала нечто подобное, — негромко ответила Мэйли. — Но всегда приятно проговорить ситуацию.

Николсон всплеснул руками:

— То есть вы хотите сказать, что я, единственный специалист по Невару, буду вынужден наблюдать, как предмет моего изучения и, добавлю, восхищения — гибнет?

— Да, — с сочувствием сказала Ксения. — Вполне вероятно.

— К сожалению, все так, — подтвердила Мэйли.

— Добро пожаловать в реальный космос, профессор, — добавил Матиас. И с улыбкой посмотрел на Ксению.

Глава шестая

Адиан пригласила его в ресторан.

Со стороны любой другой женщины такой поступок был бы однозначным намеком на желание создать материнскую семью. Но Ян понимал, что в данном случае это было ничем иным, кроме приглашения вкусно отужинать. Однако свидание — всегда свидание, даже если вы давно спите в одной постели. Ян отменил дополнительные занятия, которые вызвался вести для группы самых любознательных старшеклассников, сходил в магазин и купил новую рубашку. Потом заглянул в парикмахерскую — давно было пора постричь отросшую гриву, а то он выглядел будто молодящийся певец или фанатичный сторонник возвращения к природе.

Ян даже согласился, чтобы ему вплели в волосы золотисто-черную ленту — это стало модным, как символ примирения двух враждующих держав. Парикмахер сам был из рыжих, еще недавно наверняка красился в черный цвет, а сейчас ограничился лишь патриотическим значком на рубашке и двуцветной лентой. Ян считал расизм глупостью, цвет волос никогда и ничего не определял, население в обеих империях давным-давно перемешалось, особенно среди аристократии и политических кланов. Дело не в цвете волосяного покрова, дело даже не в политических взглядах. Просто если существуют «они» и «мы», то требуется внешний формальный повод для вражды.

Ресторан назывался «Вольные травы», был дорогущим и модным, бесспорно, лучшим в городе. Глянув на цифры в меню, Ян невольно округлил глаза.

Адиан рассмеялась:

— Я угощаю, дорогой. Неожиданный и хорошо оплаченный заказ.

Ян не стал спорить. Они не семья, они просто живут вместе. Если Адиан хочет потратить за вечер его месячный заработок, то она в своем праве.

Официант, важный и горделивый, принес «комплимент от шефа» — молодой салат в соусе из кислого молока. Принял заказ, который небрежно продиктовала Адиан, даже не заглядывая в меню: соленую болотную капусту, свежих личинок жуков-точильщиков, разнотравье «по-крестьянски» — траву подавали на корню, в закрывающем всю тарелку куске дерна, в траве прятались слегка подваренные яйца луговой перепелки. Ягодное вино и кислый сброженный сыр шли на десерт.

— Знаешь, в чем наша проблема? — спросила Адиан, осторожно пробуя салат. — У-у-у… как вкусно…

Ян знал ее достаточно, чтобы понять — под «нашей проблемой» она имеет в виду не их проблему (с точки зрения Адиан, у них проблем вообще не было), а проблему общечеловеческую.

— Ума не хватает, — предположил Ян.

— О, это лишь следствие. Наша проблема — наше происхождение. Мы вегетарианцы.

— Это говорит женщина, заказавшая личинок и яйца, — усмехнулся Ян.

— Полных вегетарианцев не бывает, — усмехнулась Адиан. — Как говорится, когда щиплешь траву, всегда муравья прихватишь. Но мы травоядные. Мы не хищники. Мы не способны пожирать чужую плоть.

— О, Ангел с тобой! — не выдержал Ян. — Как ты можешь…

— Обычная биология. Есть существа, поедающие растения, есть существа, которые едят других существ.

— И как мы знаем, все эти существа неразумны, — пробормотал Ян. Детские страшилки, книжки о монстрах снова ожили в его душе.

— Так случилось. Никаких принципиальных ограничений у хищников нет. Зато хищники от природы умеют убивать.

— Можно подумать, этим не занимаемся мы, — горько сказал Ян. — Да вся наша история…

— Наша история — это атавистический страх существ, которые были пищей. Когда наши предки еще бегали на четырех ногах, тряся гривами и сбиваясь в табуны, мы были пищей для хищников. Да, мы научились бить копытами сильнее, чем хищники когтями. И даже зубами мы можем кусаться. — Адиан усмехнулась, приоткрыв выдающуюся вперед челюсть, полную ровных широких зубов. — Мы эволюционировали, встали на задние ноги, копыта передних превратились в пальцы… кстати, ты знаешь, что это пример деэволюции? Наши самые дальние предки не имели копыт вообще. Хищников почти не осталось, нас никто не ест. Но комплекс жертвы, комплекс пищи остался. Когда мы воюем — мы не умеем останавливаться.

— Умеем, — твердо сказал Ян.

— Нет. Мы переполнены страхом перед чужаками. Мы не можем с ними сосуществовать. Хищников нет, но есть другие табуны, пусть они теперь и называются государствами. Места хватает всем, но в нас остался страх, что не хватит пастбищ, что соседний табун привлечет хищников… мы мечемся между страхом оказаться в одиночестве и страхом, что нас будет слишком много. И то и другое — смерть для травоядного. Разум помогает нам остановиться, но природа сильнее разума. Мы вынуждены воевать.

— А будь мы хищниками…

Адиан усмехнулась, подхватила прямо с тарелки пучок нежной зелени, покачала головой, стряхивая грунт с корней, прожевала.

— Мы бы с тобой сидели в ресторане и ели сырую плоть травоядных. Ладно, не сырую, жареную! И разводили бы травоядных в качестве пищи. Но у нас не было бы безумного страха одиночества и безумного страха толпы. У нас была бы другая структура семей, вероятно. Но самое главное — мы бы не воевали. Разве хищники воюют? Между ними бывают схватки, но только из-за нехватки пищи. Нам не повезло. Мы построили в себе храм разума, не имея прочного фундамента для него.

— Предлагаешь людям стать хищниками? — поинтересовался Ян.

— Нет, конечно. Это невозможно. Предлагаю понять, что нам не повезло и война все-таки будет. Вопреки Крылам Ангела.

Ян помолчал, прежде чем спросить:

— Что за неожиданный заказ у тебя был?

— Анализ социологических опросов для министерства обороны. Насколько население уверено в том, что Крылья призывали именно к миру. И как люди отнесутся к возобновлению войны.

— Что ты ответила?

— Правду. Люди хотят войны. В старые времена явление Крыл было непререкаемым знаком. Сейчас — нет. Религия утратила свою сдерживающую роль. Да и сама Церковь расходится во мнениях, к чему именно призывал Ангел.

— Когда? — прямо спросил Ян.

— Две-три недели. Может быть, месяц. Тебя снова призовут скорее всего.

Ян кивнул.

Адиан потянулась через стол, взяла его за руку.

— Ян, я хочу создать с тобой материнскую семью.

Он ожидал чего угодно, кроме этого.

— Адиан…

— У нас есть неделя. Мы зарегистрируем семью, получим участок рядом с городом.

Ян кивнул. Семья, участок… какой это имеет смысл, если война неизбежна…

— А потом уйдем в дикие степи, — продолжила Адиан. — В предгорья. Там нет городов, нет военных целей, там мало кто живет.

— Там хищники, — невольно сказал Ян.

— Я думаю, что сейчас травоядные более опасны.

* * *

Третья-вовне получила каюту из числа предназначенных для ксеносов. В ее случае это было совершенно ненужным, но спорить Ксения не стала. Ксеносу ксеносово. К счастью, только каюта для обоих Халл была столь экзотична, что представляла собой полость, заполненную рыхлой почвой. Для Ксении предоставили каюту, ориентированную на Феол, размерами и формой тела наиболее сходных с людьми. Собственно говоря, люди первое время считали Феол гуманоидами, пока не обнаружили, что имеют дело с симбиотической расой из мыслящего человекоподобного млекопитающего и туповатого, но эмоционального мозгового паразита. Людей оправдывает то, что куда более развитые Феол долгое время считали так же. Они полагали, что главенствующая составляющая человека из деликатности говорит о себе опосредованно, называя себя «долгом», «совестью», «моралью», как видно из фраз: «Моя совесть велит мне поступать именно так», «Это требование морали» или «К этому призывает мой долг».

Единственным, что выдавало исходное предназначение каюты, были пейзажи на стене — Феол очень трепетно относились к своей родине. Впрочем, Ксения ничего не имела против сиреневых лесов под густо-синим небом и морского побережья с ослепительно-белыми скалами.

Она села на койку, обвела помещение внимательным взглядом. Юный Тедди был не прав, полагая, что она умеет видеть сквозь переборки, все органы чувств Ксении соответствовали человеческим, но выставленными по максимуму чувствительности. Она всего лишь очень хорошо знала корабль.

Открыв чемоданчик — точно такой же, как полагался членам экипажа, — Ксения достала маленькую статуэтку из прозрачного кристалла. Статуэтка изображала земную собаку, и это была очень остроумная шутка с точки зрения Ракс.

Ксения поставила статуэтку на столик. Прозрачный пес засветился изнутри слабым желтым светом, потом желтизна угасла, и появился едва заметный зеленый отсвет. Только уши песика тлели красным.

Все было в порядке. Системы внутреннего наблюдения и контроля были отключены, как и указывалось в требованиях Ракс.

Человеческие системы.

— Машина, отключи свои системы мониторинга каюты на время моего нахождения на корабле, — сказала Ксения.

— Спорить с женщиной неразумно даже для машины, — отозвался компьютер. — Но мониторинг необходим для вашего комфорта и безопасности. Вы подтверждаете свой запрос?

— Да. Отключай немедленно.

Ответа уже не последовало.

Красные огоньки в ушах прозрачной собачки угасли.

Ксения достала из чемоданчика пластиковый футляр. Открыла — внутри, в гнездах, лежали восемь маленьких белых шаров.

Она достала и сжала в ладони один из шаров. Шар был мягким, но неожиданно тяжелым. Ксения закрыла глаза.

— я слушаю тебя третья-вовне

— Мать, в экипаже Уолр из Халл-три. Он считает, что проблема существует и через семь ме… через четыре с половиной джа…

— ты можешь использовать человеческие меры времени

— Через семь месяцев Ракс будет под ударом.

— ракс защищен структура общества ракс неподвластна влиянию

— Уолр уверен.

— специализация особи уолр гуманоидное общество его мнение в данном вопросе не имеет ценности

— Я сочла себя обязанной сообщить, мать.

— не трать каналы связи для пустого общения их осталось лишь семь ракс всегда ракс удачи

— Ракс всегда Ракс, мать.

Шар в ее ладони рассыпался белой пылью. Через мгновение пыль стала таять. Ксения смотрела на исчезающий передатчик

Странно.

Информация, которую она решила сообщить, действительно не была настолько срочной и важной. Что значит мнение Уолра против интеллекта Ракс?

Так зачем же она истратила один из драгоценных каналов связи?

Ксения знала ответ, и он ее тревожил.

Ей просто захотелось поговорить с Ракс.

Поговорить с матерью.

Ксения тряхнула головой. У нее нет матери. Она человек лишь внешне. Но тело… это живое человеческое тело… бьющееся в груди сердце, вдыхающие воздух легкие, струящаяся в венах кровь…

Тело значит для людей слишком много. Больше, чем для Халл-3, играющих со своей биологией. Больше, чем для Феол, привыкших мыслить симбиотически и ощущать свою двойственность. В памяти матери, Второй-на-Ракс, был отчет о контакте с людьми, но в тот раз особь-вовне была лишена пола. Ракс счел это жестом вежливости при контакте с двуполой цивилизацией, но очевидно, что это стало ошибкой. Сознание людей зависит от пола, от межличностных отношений, от сексуального влечения. Бесполая особь человека — не совсем человек.

Ксения подошла к той части стены, где был основной экран. Скомандовала:

— Зеркало.

К счастью, базовые сервисные функции не обрабатывались центральным компьютером «Твена». Экран включился, отображая Ксению. Она посмотрела на себя долгим изучающим взглядом, потом сняла блузку, расстегнула и стоптала брюки.

Высокая, но чуть-чуть ниже большинства мужчин: в их генах заложено желание доминировать. Длинные стройные ноги. Грудь большая, на грани соразмерности, маленькие соски нерожавшей женщины. Кожа загорелая до смуглости, хотя и выдающая принадлежность к белой расе. Голубые глаза. Волосы цвета густого меда. Сочетание цвета волос и глаз уникально редкое и потому привлекательное на подсознательном уровне.

— Я красива, — сказала Ксения.

Голос ей тоже нравился. Голос был чуть ниже, чем естественный для этого тела, — и поэтому чувственный. Тело было создано на контрастах, все время чуть-чуть превышая ожидания, едва уловимо нарушая нормы.

Она провела руками по голому животу, остановилась, коснувшись трусиков. Это тело жило своей жизнью. Это было тело взрослой женщины, появившейся на свет чуть больше суток назад, и тело знало, что ему нужно, куда лучше, чем Третья-вовне.

В дверях тихо зажужжал зуммер.

Ксения подошла к двери и, не спрашивая, открыла.

За дверью стоял старший помощник Матиас. Увидев Ксению в одних трусиках, он слегка приподнял бровь. Укоризненно произнес:

— А если бы вместо меня был кто-то из кадетов? Интерком каюты не работает, я хотел удостовериться, что у вас все в порядке.

Ксения шагнула в сторону, кивком приглашая его войти. Сказала:

— Я знала, что это будете вы, Матиас. Нет, у меня не все в порядке.

— Что я могу для вас сделать? — спросил Матиас все так же вежливо и чуть-чуть иронично. Вошел в каюту, но перед этим бросил быстрый взгляд в коридор, проверяя, нет ли там кого-нибудь.

— Все, — ответила Ксения, закрывая дверь. И коснулась Матиаса губами в осторожном, но жадном поцелуе. — Я хочу, чтобы вы сделали все.

* * *

Тедди валялся на койке, глядя в потолок каюты. Мягкая серая обивка потолка была наследием незапамятных времен, когда опасались внезапного отключения искусственной гравитации. Предполагалось, что она сохранит голову незадачливого астронавта в целости.

Единственный случай выхода генератора гравитационного поля из строя произошел лет через пять после начала полетов с искусственной силой тяжести. Мягкая обивка никого не спасла. Гравитационное поле внутри корабля было автоматически отключено через несколько секунд, но в эти секунды хаотически менялось в разные стороны в разных точках пространства. Экипаж разорвало в пыль. «На сто тысяч триллионов клеточек каждого», — поэтически высказался об этом преподаватель систем жизнеобеспечения. Кадет Тедди знал, что в человеке в три раза меньше клеток, но поправлять не стал. Уже к десяти годам он научился держать язык за зубами, не поправляя учителей при каждой ошибке. С его точки зрения, это было неправильно, но чего не сделаешь ради репутации хорошего кадета.

Генераторы переделали, сбой в их работе теперь считался совершенно невозможным, но мягкая обивка стен и потолка каюты сохранилась. Традиция. Точно такая же, как аварийные калосборники, которыми предписывалось пользоваться в невесомости: мягкие пластиковые пакеты, липучкой приклеивающиеся к заду. С такими летали на Луну первые астронавты, и пакеты до сих пор входили в аварийный комплект, служа неиссякаемым источником кадетского юмора.

— О чем думаешь? — спросил Алекс. Он все еще разбирал свои вещи, аккуратно раскладывая их по полочкам в личном шкафчике. Каюта была на двоих, что после кадетских спален можно было считать роскошью. Лючию вообще поселили отдельно.

— Я не думаю, я смотрю логические цепочки, — ответил Тедди.

Алекс с сомнением посмотрел на него.

— Ты без очков.

— Я в уме, — сказал Тедди. На самом деле логические цепочки Марка он уже проверил, а сейчас представлял себе Ксению. В его фантазиях (на самом деле — как и в реальности, но этого Тедди не знал) Ксения, Третья-вовне, стояла перед зеркалом в одних трусиках и гладила свою грудь. Снять с нее трусики Тедди не решился даже в фантазиях. — Слушай, Алекс, кто-нибудь знает, какие они, Ракс?

Алекс сел на кровать, вздохнул:

— Ага, роскошная подруга… Только тебе не светит ничего. И мне тоже. Она на старпома запала.

— Она же негуманоид! — возмутился Тедди.

— Ну и что? Ракс покидают планету только в искусственных телах. Если отправляются к Халл — становятся похожими на них. Если на какую-нибудь дикую планету — в облике аборигенов. А на кого они сами похожи… — Алекс вздохнул. — Наверное, жуть какая-то. Раз они не хотят показываться. Пауки какие-нибудь мерзкие. Или скользкие комья протоплазмы.

Тедди с сожалением прогнал из головы образ Ксении. Пауков он не любил, скользкие комья тоже воодушевления не вызывали.

— Про них вообще мало что известно, — продолжал Алекс. — Вроде как у них на планете три государства. Или клана. Чтобы Ракс приняли решение — должны все три с ним согласиться. А еще они никогда… ну, почти никогда не отправляют с планеты больше двух посланников. Пока кто-то из них не погибнет или не вернется, Ракс с планеты посылают в космос только автоматические зонды.

— Они же не любят компьютеры.

Алекс хмыкнул:

— Ну мало ли кто чего не любит? Я не люблю овощи. Но они полезны, я их ем. Ракс древние, может, даже самые старые из цивилизаций Соглашения, вдруг у них какие-то проблемы были? Восстание машин, роботы-убийцы.

— Ерунда, — сказал Тедди, но без полной уверенности. За земные искины он был спокоен, но мало ли что могли соорудить разумные пауки? Вдруг они такие отвратительные, что даже роботы попытались их уничтожить.

— А еще у них ужасно опасный принцип космических перелетов, — вздохнул Алекс. — «Перемещение Ракс». Его бы запретили, если бы могли что-то запретить Ракс. Их корабль в одном месте из реальности исчезает, а в другом появляется. Если вдруг в новом месте что-то было, то оно исчезает из реальности насовсем. Словно его и не было никогда. То есть меняется вся Вселенная.

— Да знаю я, — сказал Тедди. О методиках космических путешествий Алекс был готов говорить часами. — Но тогда Вселенная просто изменится, и никто даже знать не будет, что она стала другой. И надо что-то совсем важное убрать из реальности, чтобы всех задело. Метеором не обойдешься.

— Представь, что Ракс случайно переместились туда, где летит старый земной спутник. Спутник сразу исчезнет на всем протяжении времени. А может, этот спутник был разведывательный или связной и когда-то помог предотвратить мировую войну? Сам же знаешь, до середины двадцатого века люди много воевали. И вот спутник исчез, и значит — случилась война. И никакой космической цивилизацией мы не стали. Бегаем сейчас по руинам и охотимся друг на друга с копьями.

— Мы бы с тобой вообще не родились, — сказал Тедди, но невольно поежился. — Ерунда это! Вероятность ничтожно низкая. К тому же старые спутники собирают и уничтожают. Только «Вояджер» не нашли пока, болтается где-то в космосе. Но он войну не предотвращал.

— Все равно это был уникальный научный эксперимент, — вздохнул Алекс.

Тедди пробурчал что-то утвердительное. При всей любви к космосу — настоящему, бесконечному, живому — он куда меньше увлекался историей космонавтики. Гагарин, Леонов, Армстронг, Юн Сюй, Герстле — достаточно знать тех, с чьим именем связан какой-то этап покорения космоса. А каждую железку, запущенную на орбиту, помнить не имеет смысла.

— Как считаешь, там действительно происходит что-то опасное? — спросил он.

— На тех планетах? — Алекс на мгновение задумался. — Вряд ли. Разумные существа склонны к саморазрушению. Просто так совпало. Там же везде были станции и корабли. Ну что, ты считаешь, кто-то прилетел из глубин Галактики и воздействовал на аборигенов? Давайте, мол, убивайте друг друга… Это обычное дело, просто совпало по времени и пространству.

— Но Ракс все-таки прислали наблюдателя… — сказал Тедди. — Причем Третью!

— Они осторожные, — возразил Алекс. — Когда живешь на одной-единственной планете, а рядом гибнут несколько цивилизаций подряд, то поневоле будешь нервничать. Лучше подумай, как нам повезло! Вместо обычного полета участвуем в исследовательском рейде Соглашения! Представь, какая строчка в личном деле.

— И все из-за туфель Лючии, — сказал Тедди, достал из прикроватной ниши очки, надел. Стекла потемнели, потеряли прозрачность, возникло изображение — немолодой мужчина, седовласый, с дымящейся трубкой в руке. Виртуальный Марк Твен сидел посреди заросшего сада в кожаном полукресле и внимательно смотрел на Тедди. Лицо было знакомо кадету, «Гекльберри Финн» Твена входил в список обязательного чтения на Северо-Американском континенте. Губы писателя шевельнулись, и Тедди услышал хрипловатый, тихий, но сильный голос:

— Ты одобряешь образ, мой юный друг?

Тедди улыбнулся. Беззвучно ответил:

«Да, Марк. Тебе идет. Давай попробуем рассчитать вероятность того, что конфликты в мирах вблизи Ракса имели причиной внешнее воздействие».

— Я уже посчитал, — ответил Марк. — Одна целая и двенадцать сотых процента.

«Немного».

— Вероятность того, что моим оператором станет несовершеннолетний кадет, не превышала одной сотой процента. Я не советовал бы тебе полагаться на математику, юноша.

«На что же мне полагаться?»

— На то, чего я лишен. На интуицию.

Тедди прикрыл глаза.

Подумал.

Представил себе безграничный космос, холодный и пустой. Крошечные искры звезд, теплящиеся так далеко друг от друга.

И миллиарды умирающих разумных. Мертво плывущие в темной толще воды существа, похожие на тюленей, но с пучком щупалец, как у кальмаров, на морде, облепленные деловитыми, раздирающими их плоть рачками. Изящные, похожие на эльфов создания, сгорающие в ослепительном пламени термоядерного взрыва. Космический буксир странных очертаний, с серокожим существом за пультом, — разгоняющий по траектории к планете астероид. Покрытые бирюзовой чешуей ящерицы, невысокие и гибкие, передвигающиеся на двух ногах и держащие в передних лапах оружие, — корчатся, бьются в агонии, раздирают себе когтями лицо…

«Марк. Запусти алгоритмы скрытого наблюдения, пройдем по ним пару раз. А потом — схемы боевого взаимодействия».

— Хорошо, мальчик, — сказал Марк, и в голосе его было одобрение.

* * *

В теории каждый член экипажа межзвездного корабля (он наконец-то обрел имя — «Дружба») умел управлять атмосферным челноком. Анге проходила полный курс обучения, однажды совершила посадку (под контролем инструктора, разумеется). Но сейчас за штурвалом был Криди, и ее это радовало. Кот был куда лучшим пилотом, к тому же ему управление челноком доставляло явную радость.

Старт корабля был назначен через четыре дня. Особенности варп-двигателя не позволяли полноценно испытать его внутри планетарной системы. Так что первый полет будет одновременно и первым полноценным испытанием. Экипажу дали короткий отпуск.

Свободные дни Анге решила провести на планете. Криди, будто угадав ее желание, предложил отправиться на Ласковую. Там у кисы был со-прайд четвертой дальности, недостаточно близкий, чтобы считаться «своим», но более чем дружественный. При общей симпатии к людям между собой кисы придерживались очень сложной системы взаимоотношений, в которой родословная и взаимные обязательства прайдов сплетались в тугой комок благожелательности и неприязни.

Со-прайд четвертого уровня обещал Криди свободные сексуальные отношения, гостеприимство коту и теплый прием его спутнику (хотя Анге и не сомневалась, что ее дружелюбно примут в любом прайде Ласковой).

Они приземлились без всяких происшествий (Криди не преминул отметить, что этот полет будет им засчитан как испытание челнока и принесет несколько кредитов на банковские счета). Была ночь, в маленьком космопорте их приветствовала вахта из четырех кис, с одной из которых Криди немедленно обнялся и несколько раз лизнул в щеку — тоже дальнородственный прайд. На Анте посматривали с любопытством и легкой иронией, но она к этому привыкла и среди людей.

— Чем-то ты их… удивила, — неожиданно сказал Криди, когда они шли по коридору из служебной зоны. — Какие-то оттенки отношения. Не смог разобрать.

— Это потому, что я без пары, — пожала плечами Анге.

Криди фыркнул:

— Человеческие глупости. Наши самки обычно приносят одного котенка, лишь иногда двух или трех.

— А наши всегда двух, — сказала Анге. — Почти всегда. Двух близнецов.

— Послушай, мы все не вечны, — ворчливо ответил Криди. — Люди умирают и в детстве, и в зрелости. Часто ли до старости доживают оба близнеца?

— Кто-то умирает раньше, но он хотя бы рождается. А я — у род. У меня не было сестры. Раньше таких, как я, топили в болоте.

— Ну да, ну да. Демоническое дите, сожравшее своего близнеца! — яростно сказал Криди. — Да что же у вас в голове, люди… Это просто генетика.

Анге кивнула. Еще в детстве, едва осознав свою особость, она прочитала все, что только могла осмыслить. И то, чего не могла, тоже.

Люди всегда рождались парами. Рядом с каждым человеком с самого рождения есть лучший на свете друг. Тот, кто понимает тебя во всем, потому что он — такой же, как ты. Если один из пары родился мертвым или умер в младенчестве, то это трагедия, но одновременно и знак особенных свершений, которые придется совершить одиночке, ведь он будет жить за двоих…

Иногда, очень редко, рождались тройни. Это — баловни судьбы, благословение небес, любимчики родителей и предмет восхищения окружающих. Но многого от них не ждут, ведь троице отпущено столько же ума и удачи, как и паре.

А иногда ребенок рождается один. В старину считалось, что одиночка — монстр, каннибал, сожравший брата или сестру во чреве матери, чтобы завладеть его силой и способностями. Таких часто убивали сразу после рождения. А уж если они и оставались жить — то с клеймом проклятых. Властолюбивые цари скупали таких детей и воспитывали из них, отверженных и ненавидимых, самых верных охранников и слуг.

Да, теперь все знают, что никто никого не пожирает. Просто случился генетический сбой. Яйцеклетка не разделилась, давая жизнь двум одинаковым людям. Вырос и родился только один. Он ни в чем не виноват, да и сил у него не больше, чем у обычного человека.

Все это знают.

И все равно продолжают отторгать одиночек. С течением времени таких рождается все больше, говорят — это от загрязнения окружающей среды, от пестицидов, от аллергии, от лекарств… Но даже если их любят родители, если у них найдутся друзья — они все равно прокляты одиночеством.

— Генетика, — согласилась Анге. — Но все равно таких, как я, не любят.

— Эй! Человечек! — Криди привстал на задних лапах, приблизил лицо к лицу Анге. — Ты чего? У нас нет этих комплексов. Нам плевать, одна ты была в мамином животике или впятером!

Анге запоздало сообразила, что кисам и впрямь безразличен ее непарный статус.

— Тогда не знаю, — сказала она. — Чем-то я им понравилась. Или наоборот. Может, пахну плохо. Или хорошо?

— Пахнешь ты прекрасно, — одобрил Криди. — Очень привлекательно и на нюх самца, и вообще…

Он снова приблизил рот к уху Анге и прошептал:

— Если честно, то мы вас любим в первую очередь из-за шикарного запаха! Так и хочется потереться носом о волосы…

— Ну потрись, потрись, — засмеялась Анге, обнимая кота за плечи. Кости под мышцами скользили совсем не по-человечески, гибкость у кис была потрясающая.

— Ну почему, почему ты не моей породы! — патетически воскликнул Криди.

Настроение у обоих улучшилось, дальше они шли улыбаясь и временами дружелюбно толкая друг друга.

Криди встречали — земли прайда были в паре часов езды на машине. Парень и девушка, точнее — кот и киса, едва-едва перевалившие рубеж совершеннолетия. Кот походил на Криди: поджарый, с серовато-палевой шерстью, раскосыми глазами и роскошными усами. Он был в короткой мужской юбке, которая его явно тяготила и была надета только из-за присутствия Анге. Киса была рыженькая, стройная, с припухшими молочными железами — похоже, она входила в свой первый сезон спаривания. Одеждой она пренебрегла, что не было явной неучтивостью, но все-таки отдавало подростковым эпатажем. Такие же янтарные раскосые глаза, как и у кота, внимательно следили за Анге.

Даже на человеческий взгляд было понятно, что это не любовники, а родственники, может быть, брат с сестрой или кузен с кузиной.

— Хла… — разводя руками произнесла Анге.

— Хла, — ответил юный кот и после едва заметного колебания приблизил морду к ее лицу. Анге обнюхала кота — тот пах мягко, он не был в гоне, возможно даже, что не считался половозрелым. Анге осторожно лизнула кота в мочку уха. Теперь кот колебаться не стал — теплый мягкий язык скользнул по ее уху, после чего юноша, уже по человеческому обычаю, поцеловал ее в губы.

— Хирс, — назвался кот.

— Анге, — ответила женщина и посмотрела на кису.

— Хла, — сдержанно поприветствовала Анге киса. Лизаться и знакомиться она явно не собиралась.

— Ее имя Анге, она друг Криди, — сказал Криди на человеческом. Обнялся и лизнулся с котом, потом, с заметно большим интересом, с кисой.

— Эсбо вэрет гема. Волаби? — спросила киса.

Криди нахмурился. Посмотрел на кису долгим и напряженным взглядом.

— Рада тебя видеть брат-кот, как долетел? — повторила киса, опустив глаза.

— Невежливо говорить на чужом языке при госте, — холодно сказал Криди, отстраняя кису. — Ты Линге?

Киса кивнула — и коротко, неприязненно посмотрела на Анге.

— Прошу меня извинить, гостья Анге, — сказала Линге.

Но взгляд ее говорил совсем другое.

— Мы устали и были бы счастливы отдохнуть, — сказал Криди.

— Я возьму ваши вещи, — сказал юный кот. Он был куда дружелюбнее и явно пытался сгладить грубость сестры, но и в нем Анге почудилось что-то непривычное.

Неожиданно Анге подумала, что могла бы провести эти дни и на корабле.

Глава седьмая

Причины, по которым разные цивилизации использовали разные методы межзвездных перелетов, не всегда были явными. К примеру, Ракс не терпели никаких споров о своей методике перемещения, при этом честно признавая его опасность для Вселенной. Каждая из цивилизаций в свое время предлагала передать Ракс свою технологию и опытные образцы двигателей, на что получала вежливый ответ, что данная технология Ракс известна, но не устраивает по определенным причинам. Феол в свое время дошли до того, что высказали Ракс плохо завуалированную угрозу: силой навязать им технологию выращивания живых космических кораблей. В ответ Ракс вежливо сообщили, что предпримут все усилия, дабы их корабль случайно не переместился внутрь материнской планеты Феол, что, бесспорно, приведет к ее исчезновению из реальности. На этом попытки повлиять на Ракс прекратились.

Феол считали, что Ракс — небиологическая форма жизни и сама мысль о полете внутри живых кораблей им противна. Ауран, зная по опыту, что не всем живым существам нравится ощущение вырождения расстояний, особо и не настаивали на своей технологии. Обе цивилизации Халл, связанные особыми союзническими отношениями с Ракс, свое мнение об их перемещении не афишировали. Люди полагали, что Ракс, будучи параноиками, живущими на одной-единственной планете и покидающие ее лишь в искусственных телах, используют свое перемещение как оружие Судного дня, заставляя считаться с собой все разумные расы.

Но вот относительно человеческого метода полетов — использования «кротовьих нор», все цивилизации были единодушны. Да, это был вполне безопасный метод полета — настолько, насколько полет между звездами вообще мог быть безопасным. Он был экономически выгоден и не вызывал неприятных эффектов у биологических форм жизни. Генератор «кротовьих нор» мог быть размещен как на огромном торговом судне, так и на крошечной космической яхте, причем самое удивительное — это мог быть совершенно одинаковый генератор, потребляющий одно и то же количество энергии. Уходить из обычного космоса в «кротовью нору» можно было даже внутри планетарной системы, что категорически исключалось при варп-переходе или вырождении расстояний.

Имелся лишь один недостаток, который соглашались терпеть только люди.

«Кротовьи норы», пробитые из одной точки пространства в другую, были именно «норами», а не туннелями. Они извивались.

Корабль, нырнувший в «кротовью нору», мог выйти далеко или близко от цели — это зависело от мастерства навигатора. Но вот продолжительность полета никто предсказать пока не мог. Если и были факторы, на нее влияющие, то пока их рассчитать не удавалось. «Нора» могла быть почти прямой — и тогда корабль проходил путь в десятки световых лет за считанные минуты. Она могла быть извилистой — и путешествие продолжалось часы или дни. А могла оказаться и очень, очень запутанной. Самый длительный перелет через «кротовью нору» длился сорок три дня, хотя обычно занимал меньше суток.

Вот поэтому на Земле по-прежнему разрабатывали анабиоз (пока безуспешно), совершенствовали системы жизнеобеспечения и аварийные рационы (здесь люди добились значительных успехов), искали способ выйти из «кротовьей норы» на полпути (тут все было совсем печально, физика утверждала, что это невозможно, — но люди никогда не доверяли законам природы до конца).

Согласно закону, любой корабль должен был быть способен автономно существовать не менее полугола. Пассажирские лайнеры, рекламируя свою безопасность, увеличивали этот срок до девяти месяцев или даже до года.

Но в общем-то все понимали, что рано или поздно какой-то корабль отправится в путь, который продлится несколько лет, — и выйдет из него с мертвым экипажем. Для всех разумных рас фатализм людей, использующих «кротовьи норы», был неприемлем. Но Человечество продолжало держаться за свой способ межзвездных полетов, указывая, что, по статистическим данным, «кротовьи норы» наиболее безопасны. Увы, почему-то привлечение в качестве аргумента статистики делало людей в глазах иных рас такими же безумными, как Ракс.

Бэзил к перспективе полета относился спокойно. Во-первых, он верил в статистику — может быть, по причине того, что в девятнадцатом веке один из его предков работал в знаменитом «Ллойде». Во-вторых, Бэзил твердо знал, что корабли иногда гибнут; может быть, по причине того, что в семнадцатом веке один из его предков утонул вместе с кораблем Ост-Индской компании. И в-третьих, по-настоящему страшным Бэзил считал лишь ту неопределенность, которая длится неопределенно долго. В межзвездном полете все становилось ясно через несколько минут после погружения в «кротовью нору». Либо можно было и не отстегиваться, ожидая выхода, либо можно было пойти пить чай и смотреть кино, либо… Либо можно было начать стенать, переписывать завещание и сочинять мемуары — как поступил в восемнадцатом веке еще один предок Бэзила, по несчастливой случайности приговоренный к пожизненному заключению.

Хорошо быть фаталистом. А знать вдобавок свою родословную — еще лучше.

Два последних члена экипажа прибыли на корабль утром, за пару часов до старта. Как понял Бэзил, они служили на предыдущем корабле, которым командовал командир Горчаков. Врач — пожилой, степенный, полноватый поляк Лев Соколовский, похожий на доктора Дулитла из детской книжки, — Бэзилу понравился. Во всяком случае, выглядел он именно так, как должен выглядеть врач, чтобы сразу внушать доверие и успокаивать пациента. Оружейник Гюнтер Вальц (официально его должность называлась «оператор специальных систем», но этот термин никто не использовал), напротив, был молодым, улыбчивым и подвижным. Рядом с кадетами Вальц казался едва ли не их ровесником. Но командиру, очевидно, было виднее, кого привлекать в экипаж.

В рубку во время маневрирования пассажиров не пускали. Там были лишь командир, пилот и навигатор. Где-то на своих постах находились молодой оружейник и еще более юные системщик и девочка, отвечавшая за жизнеобеспечение корабля. Ну а научная группа, включающая Ракс и Халл-3, обосновалась в салоне. Обеденный стол был трансформирован, кресла приведены в полетное положение. Все интерьерные излишества салона — картины на стенах, механические часы (с настоящим маятником и боем!), аквариум с живыми разноцветными рыбками — все исчезло, скрылось в нишах и было зафиксировано на случай гравитационных сбоев. Над столом, превратившимся в узкий полумесяц, напоминающий приборную стойку в главной рубке, возникло изображение.

— Дамы, господа, чужие! — Старший помощник, по традиции, как и врач, находящийся в моменты маневрирования вместе с пассажирами, чуть повысил голос. Халл-3, что-то с улыбкой втолковывающий Мэйли, замолчал и сел прямо. — Прошу проверить системы фиксации. Мы удалились от системы Земля — Луна на расстояние около полумиллиона километров, смещаясь под углом в тридцать с небольшим градусов над плоскостью эклиптики в направлении от Солнца. Как вы можете видеть на экране, корабль готовится к открытию червоточины…

С точки зрения Бэзила, на экране, показывающем рубку, ничего особенного не происходило. Валентин и Рудольф неподвижно сидели в креслах, Мегер чуть подалась вперед, на свой пульт, руки ее были погружены в воронки пилотажных рецепторов, но она тоже казалась недвижима. Лишь юноша-навигатор, чье лицо скрывал черный шлем, медленно водил руками в воздухе — пальцы подрагивали, нажимая виртуальные кнопки.

— Последние минуты корабль стабилизируется по оси входа, — пояснил Матиас. — Видите экран перед мастер-пилотом? Она контролирует стабилизацию, исходя из данных, которые передает наш навигатор. Пусть вас не смущает его юный возраст, Алекс генетически модифицирован для этой работы, он «человек-плюс».

Бэзила юный возраст Алекса не смущал. Детей он не понимал, общаться с ними не умел, тяготясь даже общением с многочисленными племянниками и племянницами. Но себя Бэзил в семнадцатилетнем возрасте считал уже полноценной сформированной личностью с определившимися интересами, привычками и жизненными целями. Поэтому и молодежи, тем более «людям-плюс», в изначальном уважении не отказывал.

— В момент входа в «кротовью нору» вы можете ощущать легкое покалывание кожи, шум в ушах, тревожность, — продолжал Матиас. — Считается, что все эти явления носят психологический характер. Но если хотите, наш уважаемый доктор может снабдить вас успокаивающим или даже снотворным.

— Нет нужды, — проворчал Соколовский. — Молодые здоровые люди. Первый проход в червоточину только у вас, Бэзил?

— Совершенно верно.

— У вас простая, флегматичная нервная система. Никаких проблем не будет.

Бэзил подумал, что самой флегматичной нервной системой обладает как раз доктор. Поляков принято считать народом эмоциональным и даже несколько порывистым, но доктор был явным исключением из правил.

— Совершенно верно, доктор, — ответил он.

— Стабилизация завершена, — сказал Матиас. — Двигатель выходит на рабочий режим. Включен генератор Лавуа, мы формируем защитный кокон корабля…

Наверное, какие-то чертовы ученые, может быть даже британские, доказали, что подробное информирование пассажиров снижает их напряженность. Но Бэзил, напротив, начал волноваться. Да, теоретически он знал, как генератор червоточин пробивает дыру в пространстве и каким образом поле Лавуа отражает вторичную радиацию, но вот это непрерывное комментирование, пусть даже уверенным тоном… Порадует ли пассажира даже обычного надежного самолета, если пилот будет непрерывно говорить: «Мы приступаем к уборке шасси, двигатель набирает обороты…»

— Поздравляю с началом вашего первого межзвездного полета, доктор Бэзил, — внезапно сказал старпом. — Мы благополучно вошли в червоточину.

Бэзил растерянно уставился на экран. В рубке ничего не изменилось. Только с экрана перед навигатором исчезли искры звезд, теперь он был черным.

— Ожидаем данных по предполагаемой продолжительности полета, — продолжал Матиас. — О! Совсем неплохо. Всегда есть элемент случайности, но наш юный навигатор справился достойно. Через семь с небольшим суток мы войдем в пространство системы Невар. Кто-либо испытывал неприятные ощущения?

— У меня было странное чувство, — негромко сказала Ксения.

Матиас, а вслед за ним и все остальные повернулись к Третьей-вовне. Ксения действительно выглядела странно. На лбу у нее проступили капельки пота, лицо раскраснелось.

— Какое чувство? — с неподдельной тревогой спросил старший помощник.

— Я… — Ксения запнулась. — Я испытывала неуверенность в будущем, чувствовала себя… одинокой? Да, одинокой. Ненужной. Не способной что-либо изменить, избежать нежелательных событий. Напряженной. Утратившей контроль над ситуацией. У меня резко участился пульс.

— Это страх, деточка, — неожиданно сказала Мэйли. — Тебе стало страшно.

Ксения помолчала, глядя в лицо китаянке. Ответила:

— Я никогда не испытывала страха. Я знаю состояние тревоги, которую вызывает непонимание происходящего или возможная опасность. Но страх — лишь понятие. Был лишь понятием… Почему я испугалась? Реальной опасности не было.

— Страх не обязательно вызван реальной опасностью, — мягко сказал Матиас. — Он может возникнуть и просто так. Из-за невозможности влиять на происходящее, к примеру. Или из-за крайне гипотетической опасности. Это нормально.

— Вы так живете? — Ксения обвела людей взглядом. — Вы все такие?

Казалось, она искренне надеется, что случившееся с ней было исключением, признаком болезни или воздействием прохода через червоточину.

Уолр тихо захихикал. Сказал:

— Уважаемая Третья-вовне… Да, мы все такие. Добро пожаловать в мир живых!

* * *

Ян никогда не любил сено. Сушеная трава, спрессованная в тугие брикеты, пища питательная, но вкуса в ней никакого. Но сено, недорогое и легкое, было пищей не только бедняков, но и непритязательных путешественников.

В продуктовых рядах на рынке Ян поискал фермера, продающего сено с заливных лугов. Таких всегда хватало, но, попробовав пару клочков, Ян покачал головой и пошел дальше. Сено было позднескошенным, в нем оказалось полным-полно грубых деревянистых стебельков. Ни удовольствия, ни пользы…

В итоге он сторговал четыре тюка горного разнотравья, хорошо высушенного и почти приятного на вкус. Расплатился остатками денег, полученных при расчете в школе, договорился о доставке сена и налегке пошел к автобусной остановке. Транспорт ходил плохо. Сразу после перемирия реквизированные на нужды фронта машины вернулись на улицы, но теперь стали помаленьку исчезать. То ли их вновь забирали без особой огласки. То ли цены на дизель и биоспирт взлетели настолько, что мэрия предпочла сократить маршруты, а не повышать цены, вызывая всеобщее недовольство.

Сокращая путь, Ян пошел через пустые ряды, когда-то отведенные для торговли заезжим черным. Тоже нехороший признак. Война официально закончилась, по сути, не начавшись, а торговцы не вернулись.

Уже подходя к забору, Ян услышал возню между деревянными торговыми павильончиками. Помедлил секунду, разрываясь между осторожностью и беспокойством.

Беспокойство победило. Ян нырнул в узкий проход между павильонами.

У щелястого забора мутузились пятеро подростков. Точнее — четверо колотили одного. Ян заколебался. Это были уже не дети, а молодежь возраста средней семьи. Такие вчетвером легко затопчут взрослого. Хватит и сил, и дури в голове…

Отбивающийся от четверых противников подросток дрался молча, не призывая на помощь, хотя не увидеть Яна он никак не мог. Значит, ничего страшного. Значит, никто никого убивать не собирается, обычные молодая удаль и гонор… Ян очень постарался себя в этом убедить, и ему почти удалось. Он даже отвернулся, прежде чем понял, что все нападавшие — черные, а жертва — рыжеволосый. Отбивавшийся мальчишка держал руки у лица, блокируя удары, но не пытаясь ударить в ответ. Значит — боялся. Значит, понимал, что стоит задеть, раззадорить нападающих — и его искалечат пли убьют.

Ян снова посмотрел на драчунов.

Рыжеволосый мальчишка был ему знаком. Именно он чистил ему копыта в тот день, когда Ян познакомился с Адиан.

В этот миг подросток поднял взгляд — и Ян понял, что тот его тоже узнал.

Ну зачем он перестал красить волосы?

— Эй! — окликнул Ян черных. — Хорошо ли — вчетвером на одного?

Черные драчуны обернулись, недружелюбно оглядывая Яна. В этом возрасте взрослых уже не боятся. В этом возрасте взрослым бросают вызов. Жертва прижалась к забору, тяжело дыша и по-прежнему держа руки у лица.

— Тебе-то что, защитник рыжих? — с вызовом спросил старший из подростков. — Или сам крашеный? Давай подходи, поговорим…

Но Ян смотрел на его товарищей. Все трое были из школы, где он преподавал. Один даже ходил на его уроки.

— Не надо… — Один из черных дернул вожака за закатанный по локоть рукав. — Это наш учитель!

Вожак заколебался. Невелико дело избить вчетвером незнакомого сверстника. Совсем другое — взрослого, причем того, кто может и дать отпор, и опознать хулиганов. В таких случаях не бьют, в таких случаях убивают.

Все сейчас зависело от того, насколько велик его авторитет. Слишком большой — он прикажет схватить Яна, и его послушают. Слишком маленький — и он будет вынужден напасть сам, чтобы не лишиться авторитета. Ян перенес вес на одну ногу. Если подросток рванется — придется бить. Копытом в лоб, так, чтобы сразу оглушить.

Второй из учеников взял вожака за руку:

— Слушай, он нормальный. Правильный такой. Сам воевал. Ему положено заступаться, он же учитель.

Вожак презрительно сплюнул, но яростный огонек в его глазах угас. У него появилась возможность отступить не теряя лицо.

— Повезло тебе… — бросил он избитой жертве и, толкнув Яна плечом, прошел мимо него. Следом потянулась его команда. Тот, что ходил к Яну на уроки (он даже вспомнил, что паренек интересовался космическими полетами и мечтал стать космонавтом), робко поздоровался, проходя мимо.

Ян перевел взгляд на рыжеволосого подростка. Сказал:

— И впрямь повезло. Почему краситься перестал?

Паренек сплюнул розовым, пальцем пошатал зубы. Видимо, удовлетворившись результатом, ответил:

— А смысл? У меня мать была рыжая, это все равно видно. В семьи меня не берут.

— Иди через границу, — посоветовал Ян. — Пока еще можно.

— Там я буду черным, — усмехнулся подросток. — Спасибо, что помогли. Без толку, но спасибо.

Он отвернулся, но уходить не спешил. В этом возрасте помощи у взрослых уже не просят, но втайне на нее надеются.

— У меня есть подруга, — сказал Ян. — Мы только что поженились…

— Поздравляю, — буркнул подросток.

— Мы собираемся уйти в свободные земли. В предгорья.

— В дикие степи? — Парнишка повернулся и удивленно посмотрел на Яна. — Зачем?

— Мы считаем, что война снова начнется, — сказал Ян. — Крылья Ангела… они не остановили войну. Только задержали. Я служил в дивизионе «Громов»… эта война — она будет другой.

— Ядерной? — уточнил подросток.

Ян кивнул:

— Города превратятся в ад. Даже те, по которым не нанесут удара.

— Почему? — требовательно спросил рыжий.

— Мы травоядные. — Ян пожал плечами. — Нам требуется много пищи, но посевы будут уничтожены, а логистика нарушена. Дикие степи бедны и опасны, но война их почти не затронет.

Подросток кивнул.

— Ты можешь пойти с нами, — сказал Ян. — У нас материнская семья, мы можем принимать новых членов. И нам плевать на цвет твоих волос.

— У меня есть… друг, — неожиданно сказал подросток. — Возьмете и ее? Она черная.

— Возьмем, — согласился Ян. Он принял решение за Адиан так легко, будто их семье было уже много лет. — Только нельзя медлить. Мы уйдем сегодня же вечером.

* * *

Малая кают-компания оказалась вовсе не такой интересной, как ожидал Бэзил. По сути — уменьшенная копия большой, только без излишеств в виде аквариума и старинных часов. И никаких индивидуальных особенностей, кроме фоторамки на стене, где медленно сменяли друг друга неброские картины русской природы. Бэзил даже ощутил разочарование — на ти-ви и в активных шоу командирская кают-компания всегда выглядела кунсткамерой, сборищем экзотических артефактов и загадочных предметов. Ох уж эта массовая культура…

— Прошу прощения за казенную обстановку, — сказал командир. Он стоял возле открытого бара, изучая его содержимое. — Назначение было таким быстрым и неожиданным, что вещи не успели доставить с моего… с прежнего корабля. Может быть, немного виски?

— Я не очень люблю виски, — признался Бэзил. — Понимаю, происхождение обязывает…

— Стереотипы, — согласился командир. — Я вот тоже не люблю водку. Тогда, может быть, джин?

Бэзил вздохнул. Командир явно был настроен проявить гостеприимство. А командиру отказывать нельзя, он на корабле первый после Бога, а поскольку Бэзил был атеистом…

— Может быть, немного портвейна, командир Горчаков? — виновато спросил он.

— Конечно, — согласился командир. Достал пузатую бутылку, два бокала — Бэзил мысленно отметил, что Горчаков выбрал правильные бокалы: высокие, зауженные, с выемкой для пальца на ножке. То ли тоже любил портвейн, то ли курс этикета у русских был по-настоящему хорошим. — В неформальной ситуации зовите меня просто — Валентин. И не надо упоминать должность, меня это смущает. Вы куда старше и к тому же прославленный ученый.

— У вас известная фамилия, — блеснул эрудицией Бэзил.

— О, к светлейшему князю Горчакову мой род отношения не имеет, — сказал Валентин.

— Как и мой к генералу Николсону, — ответил Бэзил, принимая бокал.

Командир уселся напротив, посмотрел на него. Спросил:

— Вы, очевидно, догадываетесь, о чем пойдет речь?

— О Неваре, — кивнул Бэзил. — Догадаться нетрудно, я, как вы заметили, прославленный ученый — но только в одной, очень узкой области.

Командир кивнул.

— Я, разумеется, просмотрел все, что есть в сети о системе Невар. Не скажу, что все прочитал, но проглядывал внимательно. Даже изучил ваш курс «Парадокс дуальной цивилизации системы Невар». Но все это, как я понимаю, точные факты.

— А вы хотите… — Бэзил попробовал портвейн. — О, прекрасный напиток… Вы хотите чего-то большего, чем факты?

— Мне нужны домыслы, догадки, слухи, предположения. Я полный профан в этой области, но даже мне цивилизация Невара кажется странной.

Бэзил кивнул. Ему нравился этот русский командир и его подход к делу.

— Давайте попробуем разобраться, капитан второго ранга. Ситуация, когда на одной планете развиваются два или более разумных вида, возможна и даже нередка. Что говорить, на нашей Земле существовало несколько видов разумных антропоидов. Но в итоге, и этот итог наступает очень быстро, остается только один. В лучшем случае, как получилось у кроманьонцев с неандертальцами, проигравший вид вливается в победивший, растворяется в нем, оставляя свой генетический след. В худшем — я действительно считаю этот вариант худшим — один из разумных видов вытесняется на обочину эволюции, занимает какие-то крошечные или не важные для главенствующего разума ниши. Иногда при этом его разум меняется настолько, что и разумным-то его главенствующий вид признает с натяжкой.

Командир кивнул:

— Дельфины.

— Китообразные вообще. До середины двадцать первого века на них была разрешена охота. Да и сейчас, признавая с определенными оговорками их разумность, мы не можем полноценно взаимодействовать. Предки китообразных были вытеснены в океан и изменились настолько, что наши сознания существуют в разных системах координат.

Валентин внимательно слушал, временами кивая.

— Теперь о двух разумных видах в одной звездной системе. Во-первых, это большая редкость. Мало того что нужны хотя бы две планеты в зоне Златовласки, а она не столь уж большая. Условия на обеих планетах должны быть достаточно комфортные, чтобы жизнь развивалась полноценно, а не возникла ситуация Земли и Марса — на Земле жизнь бурлит, на Марсе развилась лишь до уровня простейших, а потом зачахла. Планета должна находиться в зоне комфорта достаточно долго, чтобы не возникла ситуация Земли и Венеры — на Земле жизнь процветает, а на вполне комфортной изначально Венере, похоже, даже не успела возникнуть. Но космос большой! — Бэзил развел руками. — Бывают и такие случаи. Арау-шесть, Киндесмаа, Хроп. Системы, в которых по две планеты в зоне Златовласки. На обеих планетах развилась жизнь и возник разум. Что мы имеем дальше? Арау-шесть, две условно гуманоидные цивилизации. Одна доросла до межпланетных полетов, другая на уровне феодальных княжеств. Экспансия, завоевание, население низводится до положения рабов. Только последнее время у покоренной расы появились хоть какие-то права. И это — самый лучший вариант! Киндесмаа — раса гуманоидов и раса рептилий. Практически одновременно развиваются космические программы. Экспедицию гуманоидов, простите, съели. Прекрасно понимая, что имеют дело с разумными существами. Еще и транслировали изображение пиршества на планету гуманоидов. Следствие — гонка вооружений, космическая война. Термоядерные бомбардировки через пространство. Обе планеты загажены, цивилизации медленно умирают. Хроп — чуть более мягкая ситуация, возможно, из-за того, что обе расы долго не знали друг о друге. Там уникальное расположение планет, на одной орбите, скрытые друг от друга звездой. Встреча произошла вообще на третьей планете… Что мы видим сейчас? Две цивилизации, инсектоидная и земноводная, тратят все свои ресурсы на космическую оборону. Система засеена боевыми станциями, космическими минами, несколько флотов патрулируют орбиты. Население обоих миров живет в нищете и готовится к войне. Периодически — стычки, иногда диверсии и «случайные» астероиды, направляющиеся к чужому миру. Еще лет десять — двадцать — и все, я уверен, мы просто застали конфликт в самой кульминации. Могу назвать еще десяток планет, где вторая цивилизация была уничтожена или произошло взаимное истребление.

— Почему? — спросил Валентин с любопытством. — Нет, я знаю про склонность разумных существ к войне. Мы сами имеем грустную историю, даже между нашими странами. Но ведь с цивилизациями Соглашения мы живем мирно.

— Просто нам повезло. Мы к этому моменту повзрослели. — Бэзил пожал плечами. — Пережили эпоху конфликтов… и, встретив чужих, уже не бросались в бой сломя голову. А цивилизации на уровне нашего двадцатого — двадцать первого века молоды и агрессивны. Они и себя-то не щадят, а уж в чужих видят только агрессоров. В свое время в Китае была популярна теория «Темного леса» — любая цивилизация вынуждена уничтожать все встречные просто из опасения, что те окажутся врагами… и понимания того, что другие цивилизации испытывают такие же страхи и так же не имеют выхода, кроме как уничтожать всех встречных.

— Ладно, допустим, цивилизациям Соглашения повезло, — кивнул Валентин. — Но как же Невар? В чем их секрет? Они ведь тоже вот-вот присоединятся к Соглашению!

— А вот тут как раз домыслы и фантазии, — улыбнулся Бэзил. — За ними внимательно наблюдают, хотя по причине их относительной развитости это не так уж легко. Есть причины банальные, они на поверхности. К примеру — «дети солнца» выглядят приятно, на взгляд кис. А кисы выглядят симпатично для «детей солнца». У людей Невара есть почти полный аналог наших кошек, к которым такое же отношение, как и на Земле, — живущие рядом, ловящие мелких грызунов, но при этом достаточно независимые создания. Они популярные персонажи сказок, детских мультиков…

— У них и мультики есть? — улыбнулся Валентин.

— Да. Они очень похожи на нас, в том числе и в культуре. В общем — образ разумной кошки для людей Невара изначально симпатичен. С кисами сложнее, никого похожего на людей на их планете нет и не было. В то же время детеныши кис рождаются безволосыми, только на голове есть шерстка — так что люди, с точки зрения кис, выглядят большими детенышами. Может быть, Мэйли имеет свою теорию, все-таки кошачьи — это ее область.

— То есть стечение обстоятельств, внешняя привлекательность? — уточнил командир.

— Да. И нет. — Бэзил отставил пустой бокал. — На Арау-шесть проигравшая сторона тоже симпатична для победившей. Их, простите, активно используют в сексуальных целях! Но без всяких сантиментов. К тому же поначалу контакт цивилизаций Невара не включал в себя зрительного фактора — поначалу они использовали световые сигналы, лишь через два десятка лет смогли передать первые изображения. До этого шла сплошная математика, выработка общих понятий, слов… да что говорить, ксенолингвисты изучают их опыт контакта как образец общения! И еще не понимая, как они на самом деле выглядят и чего хотят в жизни, люди и кисы обменивались математическими формулами, дарили друг другу информацию по физике, химии, астрономии. То есть в их случае вся теория «Темного леса» летит к чертям!

— Значит, они от природы мирные, — сказал Валентин с улыбкой.

— Как бы не так! Неужели вы не знаете их историю? У них были войны внутри каждого вида. Довольно жестокие! Но вот обнаружили друг друга — и словно магнетизм какой-то, любовь с первого взгляда. Даже внутри их цивилизаций сразу спал градус агрессивности, прекратились конфликты. Знаете, с какой мотивацией? «Мы же не хотим выглядеть перед соседями кровожадными дикарями!»

— То есть у вас нет ответа, — подытожил командир.

— Ну… — Бэзил замялся. — Теория у меня есть, но никак не обоснована. Так, чтобы хоть как-то объяснить феномен… Все миры с разумной жизнью, как вы знаете, находятся под наблюдением. Вначале автоматические станции, когда цивилизация развивается — базы с наблюдателями. Мы сами несколько веков были под наблюдением Феол. И конечно же, как и в случае вашего нахождения в системе Соргос, случаются оплошности. Жители планеты видят корабли, видят чужих, фиксируют непонятные физические феномены. В общем, догадываются, что за ними следят. — Бэзил поколебался и с неловкой улыбкой сказал: — Я назвал эту ситуацию «Взгляд в спину».

— Взгляд в спину всегда тревожит, — поддакнул Валентин. — Еще портвейна?

— Нет, спасибо, — отказался Бэзил. — Так вот, сам факт наблюдения влияет на объект наблюдения. Взгляд в спину вызывает ощущение «Темного леса». Страх перед космосом. Перед созданиями, которые неизмеримо выше по развитию и могут прийти с небес. Мы, я имею в виду миры Соглашения, невольно провоцируем аборигенов на замкнутость и настороженность.

— Но с другой стороны, эти опасения могут сплотить цивилизацию, остановить ее суицидальные стремления.

— Верно! Но то, что может быть благом для систем с одной разумной цивилизацией, вредит мирам наподобие Невара. Обнаружив соседей в своей звездной системе, они дают выплеск накопившихся опасений.

— Но ведь там тоже есть наблюдательная станция, должен был возникнуть ваш «Взгляд в спину».

— Не обязательно, ведь это Ракс! Это рядом с их миром, в их зоне ответственности, они не приветствуют там чужаков. Ракс очень развиты и осторожны, их наблюдение, вполне вероятно, остается незамеченным. Поэтому жители Невара изначально были лишены страха перед космосом.

— Любопытно, — кивнул командир. — И… за неимением других гипотез… можно принять как базовую. Хорошо, тогда скажите, Бэзил, наше появление может разрушить мир между расами Невара?

Бэзил энергично замотал головой:

— Нет-нет! Уже нет. Скорее, они, наоборот, сплотятся, прижмутся друг к другу, говоря поэтически… — Он нахмурился. — Командир, но ведь вы не собираетесь?..

— Я и так под трибунал угодил, — усмехнулся Валентин. — Нет, я собираюсь позволить вам, ученым мужам, наблюдать за Неваром и делать выводы. Но для себя я хотел бы понять, какая ситуация способна разрушить эту удивительную идиллию.

— Вы тоже считаете, что Невар погибнет, — кивнул Бэзил. — Понимаю. Но вот вам мое мнение, мнение человека, который всю жизнь потратил на изучение этой удивительной цивилизации. У них не будет никакого конфликта! Всегда должны быть предпосылки, всегда должны быть тлеющие обиды. Мы можем найти их в истории Земли, в отношениях между нашими народами, к примеру. Но на Неваре их нет!

— Очень надеюсь, что вы правы, — сказал Валентин, и Бэзил понял, что аудиенция у командира подходит к концу.

— Попробуйте получить информацию от Ксении, — сказал Бэзил. — Все-таки это мир, за которым они наблюдают сотни, если не тысячи лет. Они должны иметь куда более полную информацию, чем предоставленная Соглашению.

Валентин улыбнулся и встал, подтверждая догадку ученого, что разговор окончен.

— Попытаемся. Но вы же знаете, как Ракс осторожны в высказываниях и действиях.

* * *

Матиас с улыбкой смотрел на Ксению. Третья-вовне стояла перед экраном, работающим в режиме зеркала, и поправляла блузку.

— Ты уверен, что мне идет сиреневый цвет? — с сомнением спросила она.

— Абсолютно уверен, — сказал Матиас. — Если ты наденешь брюки цвета фуксии.

Ксения задумчиво посмотрела на брюки, лежащие на кровати. Кроме брюк, на кровати был только Матиас, кроме блузки, на Ксении не было вообще ничего.

— Слишком ярко, — сказала Ксения. — Сиреневый, фуксия… при моих рыжих волосах и голубых глазах я буду выглядеть подобно клоуну в цирке.

Матиас рассмеялся:

— Так и знал, что ты это скажешь. Такое ощущение, что я знаю тебя всю свою жизнь.

Ксения улыбнулась. Переключила экран в режим синтеза.

— А ты ведь никогда не была в цирке, — заметил Матиас. — Хочешь, свожу?

Третья-вовне покачала головой.

— Мы с тобой не дети, чтобы ты приглашал меня на свидание в цирк. К тому же это невозможно. Ты же знаешь.

— «То, где будет Ракс, станет Ракс», — кивнул Матиас.

Выражение было общеизвестно. Именно так ответил представитель Ракс при первом появлении вблизи Земли на любезное приглашение спуститься на планету и ознакомиться с жизнью Человечества лично. Прочие цивилизации Соглашения в свое время получили такой же ответ.

Ксения кивнула.

— Жаль, — вздохнул Матиас. — В цирке клоуны, дрессированные собачки, наездницы на лошадках… Ксения, но почему вы никогда не спускаетесь на планеты? Это связано с вашей культурой? Религией? Может быть, какие-то опасения?

— Ракс не задает вопросы и не отвечает на них, — сказала Ксения еще одну всем известную фразу. Провела по сенсорной панели экрана, формируя изображение. На этот раз машина предложила ей брюки, и Третья-вовне неторопливо перебирала цвета.

— Жаль, — сказал Матиас искренне. — Ты самая красивая женщина, которую я знаю. И самая интересная, наверное.

— Но я чужая.

— Да, — согласился старший помощник. — Это пугает, завораживает и притягивает одновременно.

— У тебя не будет неприятностей из-за секса с чужой?

— Ты задала вопрос! — удовлетворенно сказал Матиас.

— Не будь формалистом. Наш принцип «Не спрашивай, не задавай» относится к глобальным вещам, а не к личному общению. На личный вопрос я тоже готова ответить.

Матиас сел на кровати, с любопытством глянул на Ксению.

— Хорошо. В Космофлоте не одобряют сексуальных связей во время рейса. Однако на практике это относится только к отношениям «начальник — подчиненный», поскольку может вызвать злоупотребления и психологическое насилие. Да и то, если чувства искренни, на это закрывают глаза. Безусловным правилом является лишь запрет на близкие отношения с курсантами и кадетами. В наших же отношениях нет никакой цепочки подчиненности, никакой зависимости и никаких элементов развращения. Более того, ты представитель иной расы, желающая понять человеческую жизнь. В таких случаях любой член экипажа обязан идти тебе навстречу, если это не вызывает у него дискомфорта.

Матиас помолчал, потом добавил:

— Но я буду ужасно огорчен, если ты решишь сравнить меня в постели с командиром, или доктором, или еще с кем-нибудь.

— Поскольку наш доктор очень стар и его половая функция ослаблена, то твои слова о докторе — шутка, — сказала Ксения, изучая изображение короткой юбки. Провела пальцем по экрану, делая юбку чуть длиннее. Юбка была цвета фуксии. — Ты беспокоишься, не заведу ли я роман с командиром.

— Да, — признался Матиас. — Личная жизнь — это единственная область, где я бесспорно его превосхожу.

— Ты красавчик, — сказала Ксения. — Ладно, ты ответил, можешь спросить меня. Личный вопрос, конечно.

— Хорошо. Нравится ли тебе быть человеческой женщиной?

— Красавчик и хитрец, — кивнула Третья-вовне. — Тебе стоило быть ксенологом, а не пилотом. Но я отвечу.

Она выключила экран, взяла с кровати брюки, присела, натягивая их.

— Гуманоидная форма жизни — одна из самых распространенных в Галактике. Два пола — тоже очень частый вариант. Мне комфортно причислять себя к материнской особи, дающей и воспитывающей жизнь. Это тело нравится мне, оно приносит массу разнообразных сенсорных впечатлений, большинство из которых приятны. Да, я счастлива выбранному облику. Даже эта возня с созданием одежды, выбором цвета — очень интересна и приносит радость. Я рада быть настоящей человеческой женщиной.

Матиас кашлянул.

— Спасибо за ответ. Но если позволишь… маленькое замечание… человеческие женщины, как правило, не пренебрегают бельем.

— О… конечно. — На миг Матиасу даже показалось, что Ксения смутилась. — Спасибо.

— Хотел бы я знать, какая ты на самом деле, — сказал Матиас, коснувшись ее плеча.

Ксения повернулась, внимательно посмотрела на него.

Покачала головой:

— Нет, Матиас. Поверь. Ты не хочешь этого знать.

Глава восьмая

Анге проснулась от пения птиц. Резкие трели удивительно походили на корабельный сигнал «Общее внимание». Скорее всего не случайно — большинство программистов были кисами, и они могли использовать звуки родной природы.

На корабле кисы пользовались стандартными постелями, одинаково удобными (или, точнее, приемлемыми) для обоих видов. Но в поселке Анге поселили в традиционном домике кис — небольшом, деревянном, с низким потолком, множеством маленьких окон, расположенных без всякой системы, и с лежанкой, покрытой меховой простынью и с меховым одеялом. Анге даже показалось, что мех был натуральным. С точки зрения гигиены это было ужасно. Но ночь выдалась прохладной, и к утру она обнаружила, что закуталась в тонкий белоснежный мех без всякой брезгливости.

Анге присела, вглядываясь в маленькие окошки. Домик стоял среди деревьев, но, судя по всему, рассвет едва-едва наступил. Ровная, настоящая гравитация была непривычна после искусственной силы тяжести на станции и корабле. Организм словно прислушивался к окружающему миру. Запахи — иногда резкие, иногда нежные, но не имеющие ничего общего с многократно очищенным и стерилизованным воздухом станции, — кружили голову. Анге никогда не думала, что способна ощущать так много запахов сразу — несколько цветочных нот, прелую землю, запах свежей воды (ручей тек через поселок прайда, кисы не особо любили мыться, но воду пили только свежую), свежее дерево стен, меховое белье, кису в течке…

Кису?

Анге крутанулась на постели.

Линге сидела на коврике у двери, сложив ноги и положив руки на колени. Короткий хвост был вытянут во всю длину, выдавая напряжение, которого не было на лице.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила Анге.

Личное пространство для кис значило даже больше, чем для людей. Войти в чужое жилище без спроса, да еще во время сна хозяина, — это была немыслимая грубость!

— Я пришла виниться и просить, — негромко сказала Линге. — Если я нарушила твой сон — прости снова.

Анге подтянула одеяло к груди, она спала обнаженной. Тут же подумала, что это нелепо, особенно учитывая, что ее гостья одеждой вообще пренебрегает, и разозлилась. Отпустила одеяло, позволив ему упасть, встала, сделала шаг к Линге — занимая доминирующую позицию и четко понимая, что для кис это значит еще больше, чем для людей. Ну что ж, как Линге к ней, так и она к Линге…

— Чего ты хочешь?

— Вчера я вела себя неподобающе и нарушила три нормы из восьми, — сказала Линге. — Прости меня, я готова понести наказание.

Гнев Анге начал утихать. Она не знала, что такое «три нормы из восьми», но Линге выглядела искренней.

Девушка села на пол перед Линге. Заглянула кисе в глаза.

— Я прощаю тебя, если ты ответишь. Что вызвало твою нелюбовь ко мне?

— Любовь Криди к тебе, — без колебаний ответила Линге. — Я поняла это сразу, когда увидела вас.

— Что? — Анге задохнулась, невольно прижала руки к груди. — Это чушь, Линге! Мы разных видов! Мы физиологически не можем совокупиться!

— Понимаю, — сказала киса. — Но я говорю не о сексе, а о любви.

Раздражение Анге исчезло полностью. Она протянула руку, взяла Линге за ладонь.

— Линге… Мы с Криди друзья. Очень хорошие друзья. Но мы прекрасно понимаем разницу наших тел и душ. Любовь в нашем случае невозможна.

— Разве ты не понимаешь, что любовь возможна всегда? — с удивлением спросила Линге. Не дожидаясь ответа, продолжила: — Криди должен стать отцом моих детей. Это важно для наших прайдов. Это было договорено, когда Криди получил место на корабле, а юноша нашего прайда остался на планете.

— Хирс? — догадалась Анге. — Он слишком молод. Криди летит по праву.

— Я не оспариваю его заслуг, — сказала Линге. — Хирс гений, но это место не его. И я не говорю, что люблю Криди, — впервые я увидела его этой ночью. Я лишь говорю, что Криди должен стать отцом моих котят.

— Линге, я же никак не… Криди ответственный кот, в конце концов, он тоже не обязан тебя любить!

— У нас это иначе. — Линге теперь смотрела ей в глаза не отрываясь. — Криди не хотел этого, но вы были слишком близки на корабле. Его либидо нацелено на тебя. Он не сможет сделать необходимое, если тебя не будет рядом.

Анге наконец-то поняла. Секс и зачатие у кис отличались от человеческого. Человеческий мужчина способен заниматься сексом практически всегда и с любой более-менее привлекательной самкой. Кисы мало того что были привязаны к периодам течки, но и образовывали строго моногамные пары. Очень короткие — на один сезон, что только подчеркивало иронию ситуации, но строго моногамные. Секс с другой особью в этот период был невозможен. Наверное, ситуацию могло бы спасти искусственное осеменение, но Анге не знала, пользуются ли им кисы и допустимо ли оно в данной, имеющей подспудное политическое значение ситуации.

Она не колебалась.

— Я готова вам помочь, Линге, — сказала Анге. — Криди… он рядом?

Линге кивнула.

— Криди, входи, — чуть громче произнесла Анге.

Плотный полог на двери разошелся, и Криди вошел в домик. При всей сложности чужой мимики Анге прекрасно видела, что кот смущен.

— Я очень сожалею, что так получилось, — тихо сказал он.

Юбка на коте вызывающе топорщилась. Анге вдруг ощутила невольное волнение и возбуждение.

— Для меня будет радостью помочь вам, — сказала она и поняла, что говорит совершенно искренне.

* * *

Мэйли Ван сменила профессора Бэзила у импровизированной трибуны — ее удивительно ловко соорудил из пары стульев и журнального столика Гюнтер. Оружейник на корабле, кроме редчайших ситуаций, — это человек «на подхвате», мастер на все руки и всеобщий помощник. Вся команда в полном составе собралась в кают-компании, оставив управление кораблем на попечение Марка. Впрочем, не было сомнений, что ИИ корабля незримо присутствовал на лекции.

— Благодарю вас, Бэзил, — очень вежливо сказала китаянка. — Лекция была прекрасная. Мне казалось, что я знаю о системе Невар все, но теперь я понимаю, как бездонна пропасть моего невежества. Вы рассказали несколько не известных мне фактов даже о фелиноидах, профессор!

— Только и исключительно в вопросах взаимоотношений с людьми! — возразил профессор. — Я изучаю именно феномен дуального сосуществования.

Мэйли обвела экипаж взглядом. Улыбнулась Тедди — юный кадет явно ей нравился. Сдержанно кивнула Ксении, которая держалась чуть-чуть в стороне от людей и от Уолра. Крот, снова нацепивший темные очки, дружелюбно помахал ей лапой.

— Профессор рассказал так много, что я и не знаю, с чего начать, — сказала Мэйли. — Может быть, остались какие-то вопросы?

Ксения подняла руку.

— Да, Третья-вовне? — спросила Мэйли.

— Меня интересует сексуальная сторона отношений, — сказала Ксения. — Люди и кисы Невара выглядят привлекательно друг для друга, профессор неоднократно подчеркивал значение этого фактора. Их размеры и формы близки, поэтому, в отличие от земных людей и кошек, это не препятствует соитию…

Капитан второго ранга Горчаков издал сдавленный хрюкающий звук и отвернулся к стене. Уолр громогласно откашлялся и стал поправлять очки, прикрывая лицо лапами.

— Я сказала что-то не то? — заинтересовалась Ксения. Ей никто не ответил, только сидящие рядом Йохансон и Д’Ами-ко с мучительными гримасами давили хохот. А вот Тедди, кажется, воспринял вопросы Ксении совершенно спокойно. — Тема любви к кошкам табуирована на Земле? В земных информационных сетях так много фотографий и видео кошек, о них отзываются так умилительно…

— Нет-нет, — быстро сказала Мэйли, понимая, что еще мгновение — и кают-компания превратится в гогочущий бедлам. — Зоофилия, так это называется на Земле, всегда осуждалась основной массой населения, но эта тема не табуирована. На самом деле, Ксения, ваш вопрос очень удачен и очень серьезен. Тема межвидовых сексуальных связей встала перед Человечеством после первых же контактов с иными разумными видами. Видите ли, секс в той или иной форме присущ большинству живых существ. Это слишком удобный механизм продолжения рода, чтобы природа его не использовала. Все разумные существа получают удовольствие от секса и разделяют это удовольствие и функцию зачатия. Поэтому легко предположить, что различные разумные виды могут попробовать сексуально взаимодействовать.

— Так в чем же проблема? — спросила Ксения. — Ранее я не интересовалась этим вопросом. Но у меня сложилось четкое ощущение, что между людьми и кисами Невара секса нет.

— Верно, — сказала Мэйли.

— Почему? Принципиальное различие в строении полового аппарата? — предположила Ксения. — Вагина у самцов и член у самок?

Уолр бесшумно вышел из кают-компании, за ним, в последнюю секунду, проскользнул в закрывающуюся дверь старенький доктор Соколовский. Мэйли понимала, что дверь звуконепроницаема, но ей казалось, что хохот человека и крота все-таки слышен.

— Это бы не помешало, поверьте, — сказал Горчаков и утер слезящиеся глаза.

Мэйли мысленно приказала себе собраться. Может быть, Ксения валяла дурака, а может быть, и впрямь вопросы секса были для нее внове и внезапно стали актуальны. Интересно. Стоит написать об этом в отчете комитету тайконавтики. Скорее всего Ракс не используют половое размножение… и скорее всего у Ксении на корабле появился любовник.

Но это все потом. А сейчас надо оставаться ученым и невозмутимо отвечать на вопросы.

— Нет, — сказала Мэйли. — Цель соития с точки зрения природы — доставить семенной материал мужской особи в безопасную глубину тела женской особи. Для этого самцам необходим член, а самкам вагина. Если вам нужно изобрести колесо, вы не станете делать его квадратным, верно?

Ксения кивнула:

— Да, вы совершенно правы. Но тогда в чем причина сексуальной несовместимости?

— Размеры и механизмы фиксации, — сохраняя ледяную серьезность, сказала Мэйли. — Половой аппарат гуманоидов Невара схож с человеческим, но крайне… как бы это сказать… миниатюрен. Половой аппарат кис приспособлен к активному спариванию и имеет механизмы фиксации во время акта. Нечто близкое имеется у земных собак, но у кис все гораздо более… развито. В итоге половой акт между двумя разумными видами Невара приведет человеческую особь к серьезной травме, а киса не получит никакого удовольствия.

— Обидно, — сказала Ксения. — Скажите, а пищевые предпочтения кис и людей схожи?

— Вполне. Они могут употреблять одинаковую пишу, хотя, конечно, у каждого вида есть свои предпочтения.

— А искусство? Культура?

— У гуманоидов развит кинематограф и близкий аналог нашей литературы. Близкий — потому что их литература обязательно содержит визуальный компонент, иллюстрации. Это не совсем книги и не совсем комиксы, что-то среднее. Кисы имеют литературу, развита танцевальная и хоровая культура. Кинематограф они используют только утилитарно, насколько я понимаю, в видеоизображении им не хватает запахов и осязания, поэтому художественные фильмы им малоинтересны.

Ксения с задумчивым видом кивнула и отступила на шаг, давая понять, что ее вопросы закончились.

— Тедди? — Мэйли кивнула юноше, поднявшему руку.

— Вы называете их гуманоидами, а не людьми, — сказал Тедди. — С чем это связано?

Мэйли вздохнула. Молодежь настолько широко смотрит на мир… порой даже становится завидно.

— Люди — это мы, Тедди. А гуманоиды — все человеко-подобные разумные виды Вселенной. Их достаточно много, но я считаю правильным выделять нашу особость. Я не настаиваю на правильности своего подхода, но он удобен в работе ученого.

Тедди кивнул, но Мэйли видела, что ей не удалось убедить мальчика. Новое поколение. Они не делают разницы между людьми и гуманоидами. Скоро перестанут понимать различие между людьми и Ауран или Халл-3.

— А что вы считаете самым разительным отличием гуманоидов Невара и людей? — спросил Матиас. — Помимо внешнего вида и различия полового аппарата. У меня есть свое мнение, но…

— Очень интересно, — быстро сказала Мэйли. — Вы можете его озвучить?

— Ну… — Матиас развел руками. — Другой оттенок кожи, цвет глаз и волос, даже противостоящий мизинец — это мелочи.

Мэйли с удивлением отметила, что Матиас знает такую маленькую деталь, о которой не говорил Бэзил. Даже в обычных справочниках противостоящему мизинцу не придавали значения, считалось, что это рудиментарное, уходящая функция, хотя, конечно, два противостоящих пальца на руке — странная игра эволюции.

— А вот особенности деторождения… — Матиас сделал паузу. — Тут мы кардинально отличаемся!

— Совершенно верно, — Мэйли кивнула. — Отличие не фенотипическое, но на общество Невара оно наложило серьезный отпечаток.

Слушатели закивали. Разумеется, об этой особенности все знали, она была на слуху.

— У большинства неварцев есть брат или сестра-близнец, — сказала Мэйли. — Психология, культура… в литературе и кино огромное количество трагедий и комедий обыгрывают эту особенность. Но, я полагаю, на эти вопросы лучше ответил Бэзил…

— Я о чем хочу сказать… — Матиас откашлялся. — Это прозвучит странно, но если отличие гуманоидов Невара от людей сразу заметно, в чем отличие кис от людей? Я нашел их книжку, переведенную на внешний английский. «Снежный холм у самого моря», вы наверняка тоже читали?

Мэйли кивнула. На самом деле она не просто читала, а работала с подстрочником и делала правку перевода, но это нигде не было отражено.

— Мне даже неловко признаться, — сказал Матиас. — Но я во время чтения не мог воспринять эту историю как чужую. Мне казалось, что я читаю о людях. И бедняга Ктан, и Лисса с Анко, и даже старик Висси — я их всех представлял как себе подобных! Чем мы отличаемся?

Мэйли помедлила. «Снежный холм у самого моря» был классикой литературы кис. Он повествовал о временах первого контакта с гуманоидами, контакта дистанционного, еще до эпохи космических перелетов. Ктан, ученый и романтик, мечтающий лично встретиться с братьями по разуму, его подруга и сексуальная партнерша Лисса (в переводе они использовали термин «жена», хотя кисы не заключали формального брака) и товарищ по учебе Анко (в переводе — «любовница», хотя кисы к единичным случаям спаривания относились вообще как к не важной мелочи), старик Висси — единственный на весь роман противник контакта, опасающийся агрессии, не важно, со стороны кис или их неведомых в тот момент собеседников…

— Как бы вы охарактеризовали жанр этой книги? — спросила Мэйли.

— Драма, — не колеблясь ответил Матиас. — Может быть, даже трагедия.

— У кис эта книга считается комедией характеров, — сказала Мэйли. — Даже отчасти фарсом.

— О! — сказал Матиас. — Но ведь…

Он несколько секунд размышлял, и Мэйли с интересом смотрела на первого помощника. Почему этот парень пошел в космонавты? Она бы не отказалась от такого аспиранта!

— Я понимаю, — сказал Матиас. — Значит, жизнь, потраченная впустую, — это очень смешно и совсем не трагично? Спасибо, вы дали мне пищу для размышлений.

— Если вы когда-нибудь решите уйти из Космофлота и заняться ксенопсихологней, — не выдержала Мэйли, — то свяжитесь со мной, пожалуйста. Чтобы ваша жизнь не стала слишком смешной.

* * *

Ян арендовал грузовик на последние деньги. Хватило только на поездку в одну сторону, но они и не собирались возвращаться. Водитель, чистокровный черный, с любопытством глянул на рыжего паренька, старавшегося держаться за спиной Яна, но ничего не сказал. Это был нормальный работяга, которому было плевать на политику и предрассудки.

Во всяком случае, пока ему платили.

Адиан беседовала с девушкой, которую привел рыжий. Та было черноволосой, чуть постарше своего друга, с нервным, тревожным взглядом. Что привело ее на улицы из безопасного домашнего уюта? По возрасту она могла еще задержаться в родительской семье, могла войти в среднюю, могла и прибиться к материнской — но предпочла жить в одиночестве, среди таких же изгоев. Наверное, ей будет о чем поговорить с Адиан, прошедшей почти такой же путь…

— Дикие степи, значит… — Водитель задумчиво смотрел, как грузчики загружают в кузов тюки с сеном, ящики с сельскохозяйственным инвентарем, мешки с зерном. — Фермерствовать решили?

Ян кивнул.

— Хороший выбор по нынешним временам, — туманно сказал водитель. — Опыт есть на земле работать?

— В юности доводилось, — так же расплывчато ответил Ян.

— Четверо для крепкого хозяйства — маловато, — сказал водитель. — Я на прошлой неделе две семьи отвозил в предгорья. Фермерство нынче популярно. Может, вас к ним поближе?

Ян покачал головой.

— Ну как знаете. — Водитель сплюнул пережеванную сечку и неожиданно спросил: — Сколько еще осталось? Неделя, месяц?

— Не больше месяца, — ответил Ян.

— Ясно-понятно, — кивнул водитель. — Ну хорошо… поехали. В кабину сядете?

Ян секунду колебался. Может, предложить Адиан ехать в кабине? Уже прохладно, а при движении будет ветер…

— Мы вместе, — решил Ян. — В кузове.

— Вам решать, — равнодушно сказал водитель и пошел к машине.

* * *

Уолр вошел в медотсек, где Соколовский, Вальц и Горчаков сидели у лабораторного столика, накрытого чистой одноразовой пеленкой. Края пеленки свисали почти до пола.

— Тук-тук! — жизнерадостно сказал Уолр, поблескивая черными стеклышками очков. — Можно мне выпить спирта вместе с вами?

— Почему выпить спирта? — возмутился старенький доктор. — Если я поляк, то я должен пить спирт?

Уолр смущенно развел руками:

— Простите, если я вас обидел.

— Нет, вы скажите, откуда вам пришла в голову эта нелепая мысль? — не унимался Соколовский.

— Если скажу — возьмете в компанию? — спросил Уолр и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Во-первых, если русский, поляк и немец сидят за одним столом, то они могут говорить об истории, могут говорить о женщинах или могут пить. Вы молчали. Значит, вы пили. Во-вторых, у меня очень чуткое обоняние. Мои предки, как вам известно, были практически слепы…

Доктор вздохнул и достал из-под пеленки пластиковую кювету. В той стояла маленькая пузатая бутылка, три мензурки и нарезанные маленькими кусочками хлеб и сало.

— Но это не спирт, — обиженно сказал доктор. — Это прекрасная польская водка. «Выборова». Лучшая водка в мире.

— Неплохая, — сдержанно сказал Вальц.

— Ха-ха, — сказал Горчаков. — Вы еще скажите, доктор, что водку в Польше изобрели.

— Да, — с вызовом ответил Соколовский. — Именно так. А еще у нас готовят самый лучший борщ.

— Борщ нормальный, — не стал спорить Горчаков.

— Кхм, — хмыкнул Вальц. Судя по его лицу, он вообще не понимал, как можно спорить о вкусе борща.

Соколовский тем временем достал из шкафчика с лекарствами еще одну мензурку, с сомнением глянул на Уолра:

— А вам можно алкоголь?

— У нас есть напитки из перебродивших фруктов, — ответил Уолр с достоинством. — Но я хотел попробовать земные крепкие напитки.

— Можете заглянуть ко мне, — сказал Горчаков. — Одна из привилегий командира — бар с алкоголем. Исключительно для снятия стресса и торжественных ситуаций.

— А привилегия доктора — синтезатор медицинского спирта, — ухмыльнулся Соколовский, наполняя четвертую емкость. — Но это — водка. Лучшая водка в мире, как я уже сказал!

На этот раз ему возражать не стали. Люди подняли мензурки, Уолр скопировал их жест и радостно произнес:

— На здоровье!

Соколовский одобрительно кивнул. Люди выпили, Уолр, после секундного колебания, тоже. Поморщился и потянулся за кусочком хлеба, решительно отказавшись от сала.

— И как? — спросил Горчаков с любопытством.

— Вкус не самый обычный, — дипломатично ответил Уолр. — Но интересно. Мне как изучателю людей… я правильно сказал? Исследователю! Как исследователю людей надо знать и эту часть культуры. А откуда взялся этот обычай?

— Вы и про обычай знаете? — поразился Гюнтер. — Вы хороший изучатель, Уолр. На кораблях военно-морского флота Земли доктор всегда пользовался особой популярностью из-за запасов спирта…

— Да не в этом дело, — сказал Валентин. — Это именно традиция, возникшая после первого межзвездного полета. Еще с двигателями Козерюка. Перед возвращением было несколько технических сбоев, командир колебался, стоит ли начинать прыжок или продолжить тестирование систем. По-хорошему, стоило продолжить, но два члена экипажа были в тяжелом состоянии. Командир с навигатором пошли советоваться к доктору. В ходе совещания они выпили чуть-чуть медицинского спирта и решили прыгать. Все прошло хорошо, ну а космонавты — люди суеверные…

— Но вы пьете с оружейником! — заметил Уолр.

— Наш навигатор несовершеннолетний, — усмехнулся Горчаков. — Поэтому я временно произвел Гюнтера в навигаторы, это его вторая, резервная специальность. Правильно я рассказываю, Марк?

— Я слышал эту историю, — произнес из-под потолка голос искина. — Я не могу судить, насколько она верна, но в тех или иных вариациях ее часто рассказывают. Если же вы спрашиваете о временном назначении Гюнтера Вальца навигатором — я подтверждаю этот факт.

Соколовский тем временем аккуратно прибирал на импровизированном столе. Водка и остатки закуски отправились в холодильник, к лекарствам и запакованным контейнерам с биоматериалами для медицинского принтера.

— Думаю, вы пришли не только для того, чтобы испытать действие тридцати граммов алкоголя на свой организм, — сказал Валентин. — Вы хотите что-то спросить или рассказать, уважаемый Уолр?

— Я хочу посоветоваться, — сказал Уолр. — Думаю, что мы можем обсудить все вчетвером… уважаемый искусственный разум не передаст кому-либо наши слова?

— Все записи в присутствии командира подлежат просмотру только при разрешении командира, — отозвался Марк.

Уолр задумчиво потеребил пушистый подбородок.

— Настоятельно прошу не отключать меня от лазарета, — сказал Марк. — Вам могут понадобиться мои логические способности. К тому же при отключении я буду испытывать психический дискомфорт, а зачем вам нервничающий робот?

— Мне не нужен, — решил Валентин. — А вам, доктор?

— Нет-нет, — замотал головой Соколовский. — Я даже нервничающих людей опасаюсь.

— Мне тоже не нужен, — сказал Вальц очень серьезно. Казалось, что оружейник-навигатор искренне развлекается ситуацией, но как-то так очень спокойно, на свой манер.

— Я согласен с вами, — решил Уолр. — Итак. Командир, меня тревожит присутствие в экипаже Третьей-вовне.

— Всех и всегда тревожит Ракс, — согласился Валентин. — Одна из самых древних цивилизаций космоса. Если не самая древняя… При этом упорно живущая только на одной планете.

— И прячущая свой истинный облик. — Соколовский сокрушенно покачал головой. — И ничего не говорящая о своей планете!

— Все что-то скрывают, — согласился Валентин. — Мне приятно, что Халл-три ничего не таит от друзей по Соглашению… ну, конечно, когда вы не в почве.

— Ха-ха, — сказал Уолр. — Ценю человеческую иронию! Командир, я хочу обратить ваше внимание не на общую скрытность Ракс. Меня тревожат не особенности их цивилизации, а то, что они направили вовне планеты третью особь. Хоть мы и не знаем, с чем это связано, но Ракс поступают так лишь в самых крайних случаях, которые все наперечет и происходили в момент серьезнейших кризисов вроде нашего конфликта с дорогими и любимыми предками Халл-один. И вдруг — Третья-вовне! По пустяковому, казалось бы, поводу, ничтожному совпадению!

— У меня, кстати, есть прелюбопытнейшая версия, почему Ракс так не любят отправлять своих эмиссаров вовне, — вдруг оживился Соколовский. — Полагаю, запрет космической экспансии у Ракс и впрямь имеет какую-то причину. Именно поэтому они запрещают улетать с планеты более чем двум особям — чтобы те не смогли создать новую колонию и размножиться.

— Позвольте, доктор, но двум же разрешают, — с сомнением заметил Вальц.

— А они трехполые! — торжественно сказал Соколовский.

Все оторопело посмотрели на доктора.

— Это крайне редкий случай, согласно моим базам данных, — не выдержал Марк. — Очень ограниченное число видов используют трехполое размножение, и среди них есть лишь два разумных.

— Доктор, Ракс покидают свою планету в искусственных телах! — сказал Валентин. — Какое размножение, если один будет Человек, другой Халл, а третий, простите, Феол?

— Это скафандры! — Соколовский погрозил командиру пальцем. — Неужели вы не поняли? Ха-ха! Скафандр, а внутри сидит какой-нибудь разумный таракан.

— Трехполый разумный таракан внутри прекрасной Ксюши… — зачарованно сказал Валентин. — Я обязательно расскажу вашу теорию Матиусу. Хотя нет, знаете, расскажите ему вы! Он так интересуется космической биологией, он оценит!

— Расскажу, — пообещал доктор.

— Простите, что перебиваю, это крайне любопытно, — сказал Уолр. — Я обдумаю на досуге. Повторю, они отправили вовне третью особь! Причины понятны — одна особь находится на станции вблизи Невара, она нужна для продолжения наблюдений. Вторая особь присутствует на сессии Соглашения, и ее отзыв также нежелателен… Важны не причины, а основания для такого решения. Все предыдущие случаи происходили в ситуации, когда Галактике грозила межзвездная война.

— Сейчас конфликтов между сторонами Соглашения нет, — осторожно сказал Валентин. — Цивилизации третьего уровня и ниже нам угрожать не могут.

— Значит, Ракс предполагают внешнюю угрозу, — сказал Уолр. — И предполагают это всерьез.

— Мы все предполагаем, дорогой Уолр, — произнес Гюнтер. — Поверьте, наш корабль неплохо защищен и умеет обороняться.

— А я, со своей стороны, могу вам обещать, — сказал Валентин, — что при малейшей опасности мы уйдем в «кротовью нору». Преследовать корабль в «кротовьей норе» бесполезно, как вы понимаете. Мы же, по сути, вообще исчезаем из Вселенной, чтобы возникнуть в ней вновь в другом месте.

— О да, — кивнул Уолр и усмехнулся: — «Нора» — это всегда безопасность. Спасибо, командир. Я хотел просить вас именно об этом. Ракс, как мы знаем, не заботятся особо о безопасности своих посланников. Ради получения информации Ксения будет готова умереть… вы же в курсе, что у них есть свои, крайне эффективные и компактные устройства мгновенной связи с материнской планетой?

Ни один мускул не дрогнул на лице Валентина, когда он с мягкой улыбкой соврал:

— Конечно, Уолр.

— Я ценю жизнь, — продолжал Уолр. — Но если возникнет ситуация, когда мы, ученые, будем находиться на планете, а вам придется уйти… не раздумывайте. Уходите. Информация о происходящем действительно важнее нашей судьбы.

— Вы уверены, что мы станем свидетелями вмешательства… — сказал Валентин. — Я понял вас, Уолр. Я не буду колебаться. Хотя будь моя воля — я бы вас никуда не пускал, наблюдали бы с орбиты.

— О, будь моя воля… — Крот рассмеялся. — Я бы побывал на Земле. Система Невар — это не моя специализация.

Он снял черные очки и обвел взглядом присутствующих. После чего с обезоруживающей откровенностью сообщил:

— Я людей люблю. Мы с вами единственные в Соглашении, у кого есть чувство юмора… и, кстати, кто употребляет алкоголь.

Доктор Соколовский крякнул и двинулся к медицинскому шкафчику.

* * *

Войдя в каюту к мальчишкам (о, конечно же, она постучала, прежде чем открыть дверь своей карточкой куратора, но, может быть, не очень громко), Мегер обнаружила именно то, что и ожидала. Алекс сидел за столом, с интересом читая с планшета комикс, и временами что-то писал и отмечал в воздухе, на видимом лишь ему виртуальном дисплее. Огорчало и то, что ноги при этом Алекс положил на стол, а кресло ухитрился запрокинуть назад настолько, что казалось, еще мгновение — и кадет рухнет на спину. Теодор лежал на койке, не сняв ботинки, что являлось нарушением распорядка дня и правил поведения, с надетыми на лицо виртуальными очками. Может быть, он работал, может быть, учился, а может быть, смотрел эротические фильмы из одобренной для подростков его возраста подборки — Анна этого не знала.

Впрочем, мелкие нарушения дисциплины мастер-пилота не волновали. Скорее бы ее насторожили кадеты, сидящие рядом за столом и занимающиеся своими заданиями.

Грязные носки на диванчике (интересно, чьи?) и конфетные фантики на полу (их явно разбросал Теодор, парень обожал сладкое) довершали картину.

Нормальная кадетская каюта.

— Офицер входит, — вскакивая, выпалил Алекс. Кресло он ухитрился не уронить.

Через миг и Теодор оказался на ногах.

— Симпатичный пейзаж, — заметила Мегер, изучая видеоэкран на стене. Экран демонстрировал фотографию из стандартного набора: дюны на Марсе, рыжевато-коричневые, почти сливающиеся с красноватым небом, — и сверкающий солнечной желтизной и сочной зеленью оранжерейный купол Цидонии, первого человеческого поселения. Если приглядеться, то можно было заметить двигающиеся фигурки людей внутри купола — ребята, конечно же, не стали отключать анимационный режим. — Люблю Марс.

Полюбовавшись миллион раз виденным пейзажем еще несколько секунд, Анна повернулась к ребятам. Носки с диванчика исчезли (у Алекса подозрительно топорщился карман на брюках), конфетные бумажки с пола тоже (Мегер решила, что Теодор ногой смел фантики под койку).

— Как обустроились? — спросила Анна.

— Все в порядке! — выпалил Алекс.

— Очень удобная каюта, мэм! — отчеканил Теодор.

От неуставного «мэм» отучить Теодора было, похоже, невозможно. Детство в сельской местности, властная мамаша, командующая двумя мужьями и оравой детей… Мегер мысленно вздохнула. Теодор ей нравился, он был самый юный из кадетов, допущенных к полетам за всю историю астроколледжа. И что еще более важно, паренек был самым хитроумным, как говорится — себе на уме. Мегер считала, что в людях мальчик разбирается лучше любого дипломированного психолога, только вот беда — не всегда свои выводы сообщает.

Зато на мнение Алекса можно было положиться целиком и полностью. Оно всегда было четким, ясным и простым.

— Как складываются отношения с экипажем? — спросила Мегер. — Алекс?

— Все корректно, — немедленно отозвался Алекс. — По моему мнению, экипаж достаточно профессионален для данного полета.

— Но не идеален? — уточнила Мегер.

— Вполне профессионален, — упрямо повторил Алекс.

— А в личном плане?

— Командир очень дружелюбный, — сказал Алекс. — Старпом веселый, живой такой. Доктор очень добрый, смешной. Оружейник собранный, свои пушки хорошо знает и в навигации разбирается неплохо. Я дал ему запасные ключи доступа от своих баз, куратор.

Мегер кивнула и спросила:

— А что насчет чужих?

— Уолр хочет выглядеть забавным и безобидным, — ответил Алекс. — Но он специалист по людям, это лишь его образ. Ксения… — Он замялся. — Красивая.

— И все? — Мегер улыбнулась.

— Если бы я мог больше сказать о представителе Ракс, — вздохнул Алекс, — то я бы бросил работать навигатором и пошел в контактную группу НАСА.

Мегер с удивлением отметила, что Алекс пошутил. Или сказал всерьез?

— А твое мнение, Теодор?

— Командир классический везунчик, — сказал Тедди. Алекс едва заметно искривил губы — он в «везунчиков» не верил. — Ему всегда все легко давалось, и он из всех неприятностей выходил легко.

— Это, на твой взгляд, хорошо или плохо? — полюбопытствовала Мегер.

— Вот когда ему первый раз не повезет, то станет понятно, — ответил Тедди. — Помощник профи, может, даже покруче, только все время в тени командира. Доктор, оружейник — хорошие астронавты. Теперь об ученых. Бэзил очень неуверенный в себе человек. Он потому и выбрал для изучения одну-единственную далекую систему, чтобы ни с кем не конкурировать. Но он ее знает хорошо, не сомневайтесь. Мэйли вроде бы хороший ученый, но она вся в работе, у китайцев такое часто бывает, даже не замечает, что нравится Бэзилу. Уолр, мне кажется, на самом деле такой веселый, Алекс зря считает, что он притворяется. А Ксения… — Тедди замялся. — Марку она не нравится.

— Искину? — заинтересовалась Мегер. Конечно, искусственный интеллект не был лишен личностных оценок, но, как правило, не высказывал их в явной форме.

— Она не любит разумные компьютеры, — с обидой сказал Тедди. — Как все Ракс. Мы с Марком это знали, но она его совсем невзлюбила. Запретила любое наблюдение за каютой, даже пожарные датчики велела отключить и датчики давления.

Мегер нахмурилась:

— Это нарушение устава.

— Я поговорил с Лючией и доложил командиру, — сказал Тедди. — Командир велел вывести сигналы температуры и давления напрямую на его пульт. Так что Марк не смотрит, а командир приглядывает.

В голосе Тедди послышалось откровенное мальчишеское ехидство.

— У чужих свои причуды, — вздохнула Мегер. — Но я полагаю, это очень интересно — оказаться в первом полете с таким разнообразным экипажем. Верно?

Мальчишки кивнули.

— О! — Мегер улыбнулась. — Вот что я придумала! Чтобы извлечь максимум пользы из данной практики, вы получите дополнительное задание. Постарайтесь, не особо это афишируя, наблюдать за Уолром и Ксенией. Составить полное мнение об этих достойных представителях Соглашения. Об особенностях их поведения на борту, высказываниях, интересах. Записи ведите только на бумаге и в своей каюте. Каждый вечер. Я буду проверять, и вы получите дополнительные баллы за практику.

Алекс слегка нахмурился и кивнул. Тедди внимательно посмотрел на Мегер. Потом предложил:

— Позвольте описывать еще и свои впечатления о профессоре Мэйли. Она послужит нам контрольной группой.

— Десять баллов Слизерину, — пробормотала Мегер, глядя на Тедди. И совсем не удивилась, что Алекс удивленно посмотрел на нее, а Тедди сохранил невозмутимое выражение лица. Он, в отличие от навигатора, любил старые сказки. — Ну что ж, я навещу нашу дорогую Лючию.

— Вы тоже дадите ей такое задание? — поинтересовался Тедди.

Это, конечно, было довольно наглым вопросом, не укладывающимся в уставные требования. Но Мегер давно призналась себе в том, что невозможно воспитывать толпу подростков и не завести любимчиков. Главное, на ее взгляд, состояло в том, чтобы любимчики заслуживали это право.

— Нет, Тедди. Лючию я попробую научить готовить. Командир выразил пожелание, чтобы по случаю предстоящего выхода из червоточины мы поужинали чем-то отличным от готовых рационов.

Глава девятая

Предстартовая готовность была объявлена еще вчера вечером, когда «Дружба» пересекла орбиту Ледянистой — пятой обитаемой планеты Невара. Навигаторы постарались, пустив корабль по не самой короткой траектории, позволившей, однако, пролететь не просто через орбиту планеты, а рядом с ней. На экранах Ледянистая выглядела крошечным голубым диском, уютным и живым, но Анге знала, что мир этот суров и едва пригоден для жизни. Огромные заледенелые океаны, таящие под ледяной корой странных медлительных существ, отдаленно напоминающих рыб, покрытые снегом каменистые острова, безрадостная тундра на экваторе — Невар давал своей пятой планете слишком мало света и тепла. С полезными ископаемыми на Ледянистой было плохо, притяжение превышало норму на двадцать процентов, воздух хоть и годился для дыхания, но был беден кислородом, и люди предпочитали носить маски-концентраторы.

И все же это был мир пригодный для жизни и потенциально очень ценный. Под водой были обнаружены залежи нефти, гигантское количество криля в воде позволяло вырабатывать съедобную для людей и котиков пищу. Триста с небольшим тысяч поселенцев вот уже сотню лет осваивали этот суровый мир и практически вышли на самообеспечение. Может быть, именно поэтому и было решено провести корабль мимо Ледянистой, воочию продемонстрировав колонистам мощь и любовь объединенной цивилизации.

Анге и Криди находились на главном техническом посту, в рубку инженеров никто не приглашал. Еще два инженера были на втором, резервном, посту, один дежурил в двигательном отсеке. Пока их вмешательство не требовалось — все механизмы работали как часы. Маршевый двигатель, обычный термоядерный привод, разгонял корабль с ускорением в тридцать процентов нормы, что давало комфортную силу тяжести (конечно же, не настоящую силу тяжести, поправила себя Анге, но в отличие от вращающегося бублика строительной станции разгон воспринимался именно как притяжение).

Иллюминаторов в техническом отсеке не было, на «Дружбе» вообще имелось считаное их количество, да и те Криди считал глупостью и данью древним предрассудкам. Анге и Криди полулежали в универсальных (а значит, неудобных обоим) креслах и смотрели на главный информационный экран. Сейчас все данные, высвеченные мирным бирюзовым цветом, ушли на периферию экрана, а в центре было изображение Ледянистой — такое же мирное и голубое.

— Котики не любят Ледянистую, — сказала Анге, глядя на Криди. Тот морщился, поглядывая на экран, усы его топорщились.

— У нас и без того прохладный мир, — сообщил Криди. — Нам нравится на Ласковой. А еще больше нравится ваш мир.

Анге рассмеялась:

— Мы всегда рады гостям.

— Знаю, — сказал Криди. Помолчал, будто решая, говорить что-то или нет. — Когда мы увидели ваши сигналы… у нас говорили разное. Был один мудрец… Вадрик… он мой дальний предок…

— Я читала о нем, — обрадовалась Анге. — Ты никогда не рассказывал, что он твой предок!

Криди вздохнул:

— Я не горжусь.

— Почему? Он заложил основы космонавтики! Его идея химических двигателей и отделяемых ступеней опередила свое время! Он даже концепцию ядерных двигателей придумал.

— Людям мы рассказываем о нем не все, — коротко сказал Криди.

— Почему?

— Ты моя тра-жена, и тебе я могу сказать, — ответил Криди. — Но пообещай, что это знание останется с тобой.

«Тра-жена», или просто «тра». Теперь Анге знала этот термин. Та, с кем нельзя заниматься сексом, но кто необходим. Та, на кого по-настоящему нацелено либидо кота. Кто разделит радость соития лишь частично, кто никогда не станет матерью котят, но без кого секс невозможен.

Причин могло быть множество. Из неперспективной или близкородственной генетической линии. Слишком юная или слишком старая. Любящая другого и не желающая полноценного соития. У котиков с этим все сложно. Криди не собирался становиться мужем Линге, но их короткий союз был одобрен прайдами, и они обязаны были принести потомство. Ситуация, когда «тра» для котика стала человеческая женщина, была крайне редкой, но, по словам Криди, все-таки не уникальной.

— Это знание останется со мной, мой тра-муж, — ответила Анге.

Криди тихо, урчаще засмеялся:

— Тра-мужа не бывает, моя тра-жена. Это очень смешно звучит, поверь.

— Тогда просто муж, — обиженно сказала Анге.

Криди протянул лапу и нежно погладил ее по плечу.

— Спасибо. Это тоже неверно, но звучит хорошо. Очень трогательно… Так вот, про Вадрика. Он был очень разносторонним ученым. Занимаясь механикой и газодинамикой, создав теорию ракетных полетов, он решил удостовериться, что в них вообще есть смысл. Телескопы были придуманы до него, но он впервые использовал рефракторные, а не рефлекторные конструкции. Зеркало его телескопа было больше полутора глан, к тому же он догадался разместить телескоп в горах, где воздух был прозрачен и чист.

Анге кивнула, не прерывая Криди. Она все это знала, конечно. Книжка «Как кисы нашли друзей» была у нее в детстве любимой, а там почти треть рассказывала о Вадрике. Как странно… Вадрик предок Криди, ее тра-мужа… ладно, просто мужа, пусть и не в физическом плане.

— Вадрик описал Ледянистую, он так ее и назвал, — продолжал Криди. — Верно предположил, что этой планете достается очень мало солнечного света и условия жизни на ней суровые… Он наблюдал и за Огненной, но был уверен, что там жизнь вообще невозможна…

Анге, глядя на голубой диск на экране, вспомнила Огненную. Самый близкий к солнцу обитаемый мир. Жаркие пустыни, серовато-зеленые растения, едва выживающие в раскаленном пекле. Шахты, где добывали редкоземельные элементы — люди работали на Огненной вахтенным способом, слишком тяжело было жить в этом аду. Анге тоже отработала на Огненной полгода, добиваясь направления на строительство корабля.

Удивительно, что все планеты в итоге называли именами, придуманными кисами. Древние человеческие названия в честь забытых богов остались лишь в учебниках истории. Названия кис были описательными — Ласковая, Ледянистая, Огненная…

— Вадрик предположил, что Ласковая лишена разумной жизни, — продолжал Криди. — Он мечтал полететь к ней… Но больше всего ему понравилась Желанная.

— Желанная? — не поняла Анге.

— Человеческая планета, ваша родина.

— Я не знала, что вы ее так зовете.

— Мы не зовем. Вадрик считал, что она наиболее пригодна для колонизации. Потом он увидел на ней огни, разгорающиеся с приходом ночи, и понял, что это города. Он записал в своем дневнике: «Этот чудесный мир, второй от светила, богат теплом, водой и жизнью. И жизнь эта достигла высот, сравнимых с нашей цивилизацией».

— Я знаю эти строки, — сказала Анге.

— Ты не знаешь продолжения. «Это величайший вызов и опасность для нас, ибо нам придется сойтись в противоборстве с иным разумным видом, быть может, превосходящим нас во всем».

Анге молчала. Голубой диск смещался к краю экрана.

— Вадрик был прежде всего логиком, — продолжал Криди. — Он очень убедительно обосновал неизбежность нашего конфликта. Предложил бросить все силы на развитие космонавтики, чтобы как минимум первыми колонизировать Ласковую.

— А как максимум? — спросила Анге.

— Захватить и поработить вашу планету. Исключительно с той целью, чтобы этого не сделали вы.

— Но вы этого не сделали, — сказала Анге, помолчав.

— Нет. Было совещание прайдов. Большой диспут. Выступал Вадрик. А потом выступал Мард, мистик и поэт из другого прайда… Линге его потомок. Он переспорил Вадрика. Он убедил лидеров прайдов, что война не обязательна. Что мы должны надеяться на лучшее и приближать его всеми силами. Наладить с вами связь. Делиться открытиями. Вадрик принял волю прайдов, но до конца жизни не верил в правоту Марда. Считал, что контакт закончится трагедией для нас. Он создавал корабли, он заложил и основу ядерной физики. Не для того чтобы у нас был ядерный привод в кораблях, а надеясь создать оружие против вас. Вадрик умер, так и не поверив в наше общее будущее. Поэтому Вадрик трудная фигура в нашей истории.

— Трагическая, — сказала Анге.

— Да, — подтвердил Криди. — Он многое придумал и остался в истории великим изобретателем. Он смирился перед общей волей, а это еще труднее, чем придумать новое. Но он не совершил главного — не признал своей ошибки. Это заставляет нас печалиться о нем. И не все рассказывать людям.

— Может быть, вы не правы, — сказала Анге. — Может быть, он сделал большее, чем признал ошибку. Он показал вам, что даже гений может ошибиться и упорствовать в своих заблуждениях. Что иногда прав поэт, а не ученый.

Криди повернул голову и пристально посмотрел на Анге.

— Жаль, — сказал он. — Жаль, что наши тела разные, Анге. Ведь наши души одинаковые.

* * *

Третьей-вовне было холодно.

Небо над ней было черным, но не ночной темнотой обитаемых планет, а, скорее, бездонной тьмой лишенных атмосферы планетоидов. Звезды над головой казались одновременно ярче и меньше, чем ожидаешь увидеть с поверхности планеты, такими они выглядят с безатмосферных планетоидов.

Но воздух вокруг был. Разреженный, холодный воздух с горьким привкусом химии и сладковатым запахом гниющей органики.

Она стояла на каменном плато. Слабый ветер пробивался сквозь простое белое платье. Босые ноги чувствовали холод и острые камешки. Губы пересыхали — воздух был не только разреженным, но и сухим.

А вокруг, до самого горизонта, вставали из скал причудливые сооружения — изогнутые башни, закрученные в спирали рваные плоскости, утопленные в почве купола. Разноцветные световые проблески проплывали в небе, иногда беззвучные белые молнии били вверх с вершин башен, растворяясь в бесконечной темноте.

И еще был звук. Ритмичный, неспешный, доносящийся из-под земли, словно где-то стучал огромный барабан или билось исполинское сердце…

Третьей-вовне стало страшно.

— Мать! — закричала она. — Мать!

Голос против ожиданий прозвучал громко. Разнесся среди мертвых строений и растворился в темноте.

— кто ты дитя

— Я — Ракс, Третья-вовне!

— нет третьей вовне

— Мать!

— это бессмыслица кто ты дитя

Ксения снова закричала, закрывая лицо руками.

— ракс всегда ракс ты помнишь наш долг

Она почувствовала, как невидимые руки обхватывают ее, сжимают, трясут. Что-то коснулось лица…

— Не хочу, не хочу, не хочу! — закричала Ксения.

— Ксения, милая, успокойся, проснись…

Она открыла глаза.

Матиас, полуприсевший на кровати, обнимал ее, баюкая в руках. Целовал в глаза, в губы, в щеки. Безостановочно шептал:

— Ксения, я с тобой, я рядом, все хорошо, успокойся, успокойся…

— Матиас… — выдохнула она. Ее трясло, ноги и руки были холодны как лед. — Матиас, это ужасно… Матиас, я была… я была в другом месте… как я там оказалась… и снова здесь…

— Глупышка… — Он прижал ее к груди. — Это был сон!

— Что?

Тысячи вещей закружились в голове.

Сон.

Особое физиологическое состояние.

Отдых и восстановление организма.

Переработка информации.

Толкование сновидений.

Управление сновидениями.

— Сон… — прошептала Ксения. — Он был… таким реальным.

— Сны бывают неотличимы от реальности.

— У меня их раньше не было, — пожаловалась Ксения.

Матиас хмыкнул. Протер глаза.

— Ну… значит, ты очеловечиваешься. Что-то страшное снилось?

Ксения молчала, прижимаясь к старпому. Тот вздохнул и обнял ее крепче.

* * *

В историях, которые доводилось слышать Яну, предгорья всегда описывались как места дикие, мрачные и безлюдные.

Может быть, так и впрямь было раньше, а может быть, такими предгорья становились в разгар летнего зноя или зимней стужи. Но сейчас была осень, и степь вокруг казалась преддверием рая. Отошедшие от летней жары растения снова набрали цвет, и степь превратилась в палитру юного художника, сияя сочной зеленью и густым фиолетом трав, белыми и желтыми венчиками последних цветов, оранжево-красными кустиками хмариса. Несколько раз на пути к горам им попадались маленькие комбайны заготовителей — природные травы всегда стоили дороже, чем выращенные. Встречались и маленькие, в два-три дома, поселения, окруженные ухоженными полями. Ян отметил, что домики выглядели недавними, толком не обжитыми, да и поля казались обустроенными неумело и второпях — росли на них в основном быстрорастущий клевер и овес, да и тот был посажен уже в летнюю жару и не успел толком вырасти.

Не он один, значит, решил уйти подальше от городов.

В кузове трясло, из-за шума мотора говорить было невозможно, только перекликаться. Они в основном молчали, глядя, как приближаются горы и все реже и реже попадаются признаки человеческого жилья. Рыжий парнишка вначале сидел в сторонке от девочки, потом они как-то незаметно придвинулись друг к другу, потом девочка положила голову ему на плечо и задремала. Ян улыбнулся и подумал, что молодежи надо дать имена. Это привилегия старшей женщины материнской семьи, но Адиан то ли забыла об этом, то ли не торопится, присматривается. Пока у детей нет имен — их можно изгнать из семьи. Получив имя, они получат и все права.

— Рыж, укрой Лан, — вдруг сказала Адиан, будто услышав его мысли, и протянула парню плед. Тот вздрогнул, посмотрел на Адиан, кивнул.

«Лан» на древнем наречии значило «молчаливая». Это было хорошее имя для девушки.

Они ехали часов пять, дважды останавливались — размять ноги и разойтись по разные стороны грузовика. Водителю явно не хотелось ехать до указанной точки, он ворчал, что дорог совсем нет, что подвеска стучит, машина перегружена, солярки уходит куда больше, чем он планировал.

Ян молчал, и водитель со вздохом лез обратно в кабину.

Наконец они остановились примерно там, где Ян и планировал, — до гор было еще километров пять, сверкающая шапка ледника на самом высоком пике едва проглядывала сквозь серую облачную вату.

— Дальше уж никак, — сказал водитель. — Смотрите, тут и ручей есть, и трава хорошая. А дальше деревья начинаются, корни из земли торчат, совсем машину побью.

Ян кивнул, и они принялись выгружать пожитки. Водитель вначале меланхолично бродил вокруг, пожевывая сечку, потом понял, что разгрузка займет слишком много времени, и принялся помогать. Через полчаса кузов был освобожден от грузов, и повеселевший водитель пожал Яну руку. Сказал:

— Ну, удачи вам. Далеко забрались, однако.

— Хотим уединения, — сказала Адиан. — Мы будем проводить дни в трудах и молитвах, подальше от мирской суеты.

Она набожно развела руками, осеняя водителя знаком Левого Крыла.

Глаза водителя округлились. Он глянул на Яна с удивлением и сочувствием: мол, ну и фанатичка же твоя женщина… Неловко развел руками в ответ и торопливо забрался в кабину.

— Зачем? — спросил Ян, глядя вслед уезжающему грузовику.

— Люди чураются сектантов, — пояснила Адиан. — Лишний довод к тому, что он сюда не вернется и никого не привезет. Хотя, конечно, лучше было бы его убить.

Рыж глянул на Адиан с ужасом. А вот его подруга выглядела спокойной, даже кивнула.

— Мы не станем так начинать, — сказал Ян. — Возможно, придет день, когда мы будем защищать свою землю с оружием в руках. И не от врагов другого цвета, а от таких же, как мы, желающих выжить. Но мы вынужденно опустимся до этого, а не радостно упадем.

— Хорошо, — согласилась Адиан.

Ян достал из поясной сумки сложенную топографическую карту — хорошую, военную. Развернул. Ткнул пальцем в нарисованный карандашом кружок.

— Мы примерно здесь. Если кто-то решит нас здесь искать, то будет разочарован. Мы пойдем вон туда, в горы. — Ян провел пальцем по карте, потом указал рукой на далекий склон. — Двадцать километров.

— С грузом? — впервые заговорила с ним Лан. — У нас нет грузовика.

Ян поглядел на четыре здоровенных ящика и россыпь тюков и мешков. Пояснил:

— Это повозки. Они раскладываются, колеса внутри. Много не проедут, но нам много и не надо. Разложим, загрузим, впряжемся. На полпути заночуем. Завтра к полудню будем на месте.

Рыж посмотрел на мрачную громаду горы. Сказал:

— На склонах хуже с травой.

— Это сейчас. Летом лучше. И там лучше с водой — всегда.

Рыжий парнишка рассмеялся:

— И дураки же мы будем, если ничего не случится.

— Лучше быть живым дураком, чем мертвым умником, — ответила Адиан.

* * *

Наша Вселенная — удивительное место. Алекс знал это с самого раннего детства. Мир был одновременно реальным и нереальным, его можно было пощупать, потрогать, ощутить — и почувствовать, рассчитать, измерить. Каждый предмет — камешек на дороге, пуговица на рубашке, чашка с молоком — был не просто предметом, но еще и тенью своей настоящей сущности, проекцией подлинных семи измерений мультивселенной (впрочем, Алекс подозревал, что их куда больше) на доступные человеческим чувствам три.

И самое главное — эту сущность можно было найти, рассчитать, поймать в сеть из чисел. Случайностей в мире не было, любая случайность на самом деле была закономерностью, скрытой от человеческих глаз.

Алекс с раннего детства знал, что он особенный. Таких, как он, называли «человек-плюс», его геном был скорректирован еще до рождения. Некоторые относились к таким, как Алекс, с опаской или даже с неприязнью — он понял это, но не обиделся, а просто свел к минимуму контакты с такими людьми. Другие, напротив, смотрели на Алекса с любопытством и едва ли не преклонением — таких он чурался еще больше. По большому счету, его изменения укладывались в рамки стандартной программы улучшения генома, которую на Земле практиковали уже полвека все нормальные люди — кроме боящихся всего нового неофобов и совсем уж ортодоксальных верующих. Алекс был чуть сильнее и выше, чем юноша его возраста, живший в девятнадцатом или двадцатом веке, от некоторых заболеваний был избавлен абсолютно, к другим гораздо менее восприимчив. Основное изменение крылось в способности оперировать абстрактными величинами, в усилении математических навыков. Маленькие изменения в затылочных долях коры мозга давали «людям-плюс» очень большие отличия от обычных людей.

Нельзя сказать, что свои особенности Алекс применял только в работе навигатора. В детстве, играя в футбол, он понял, что чувствует траекторию мяча еще до удара, глядя на движение ноги. В шахматах он видел партию после пятого-шестого хода — ошибаться доводилось, но крайне редко. В итоге он перестал играть в некоторые игры, а в других стал специально допускать ошибки, чтобы избежать косых взглядов товарищей. Человеческие отношения — они ведь важнее дарованной генами победы. В отличие от многих обычных математических гениев Алекс не был замкнутым сухарем, живущим лишь в мире абстрактных величин и чисел, — он рос обычным мальчишкой, любящим и игры, и проказы. Он и сейчас чувствовал себя подростком, что для его возраста не слишком-то характерно.

Но в рубке настоящего (даже не учебного!) корабля, готовящегося к выходу из «кротовьей норы» в обычное пространство, Алекс был кем-то большим, чем кадет Космофлота. От правильности его решений, пусть и контролируемых командиром и разумом корабля, зависело слишком многое, чтобы позволять себе быть ребенком.

Впрочем, сейчас от Алекса уже мало что требовалось или зависело. Корабль приближался к точке, соединяющей не-пространство «кротовьей норы» (а точнее — червоточины Шацкого) с пространством Римана, управлять им сейчас не то что не требовалось, а было просто невозможно. Мегер была за пультом управления движением, руки ее спокойно лежали рядом с воронками коллоидных рецепторов. Как только корабль выйдет в привычную Вселенную, Мегер должна быть готова немедленно принять управление (вдруг точка выхода слишком близко к звезде или иному космическому телу; вдруг на корабль немедленно набросятся злобные пираты — ах, как жалко, что они существуют только в кино; вдруг, пока они летели, звезда взорвалась, и они окажутся посреди плазменных сгустков слетевшей фотосферы — тоже чушь, но все-таки вероятнее, чем пираты). А задачей Алекса в таком удивительном случае будет немедленно рассчитать обратный прыжок и дать команду на его выполнение.

— Три минуты до выхода, дамы и господа, — произнес Марк. — Не правда ли, последние минуты путешествия всегда тянутся дольше, чем первые дни? Это загадка, которую так и не смог разгадать Эйнштейн.

Мегер погрузила руки в отверстия рецепторов — коллоидный гель чмокнул, охватывая ее руки и проникая к нервным окончаниям. Все пилоты позеры и ретрограды, давно уже существуют иные, бесконтактные формы подключения к пилотажной системе… Алекс надвинул на лицо шлем, вызвал координатную карту. Пробежал пальцами по воздуху, нажимая виртуальные кнопки. Все в порядке. Он готов.

— Ну что ж, приготовимся к возвращению в нашу родную Вселенную, — чуть пафосно сказал командир Горчаков.

* * *

Предстартовый отсчет заканчивался. Шесть часов назад «Дружба» перешла в режим накопления энергии. Даже свет во всех отсеках был слегка приглушен, что Криди цинично объявил полной дуростью разработчиков — потребление энергии всеми второстепенными системами корабля не составляло и сотой доли процента той энергии, что потребуется для создания пузыря искривленного пространства.

Анге считала, что он не совсем прав. С точки зрения инженера — да, конечно, но полумрак в отсеках дисциплинировал, настраивал экипаж, не позволял забыть, что сейчас произойдет.

Конечно, если кто-то способен это забыть!

Сегодня объединенная цивилизация сделает шаг к звездам. Быть может, разумная жизнь уникальна — и перед ними лежит огромная и пустая Галактика, ждущая, чтобы ее наполнили жизнью. Многие, в том числе и Криди, придерживались такой точки зрения, справедливо замечая, что, будь разум хоть сколько-нибудь частым явлением, к ним бы уже прилетели.

Но Анге считала, что жизнь не может быть уникальным явлением. В их системе две планеты с разумной жизнью и еще три имеют примитивные формы жизни. Даже если есть какой-то уникальный фактор — в излучении их солнца, в составе первичного протопланетного облака, то где-то он повторится снова.

А может быть, уже первый полет завершится… ну, не встречей с братьями по разуму, конечно, но находкой планеты, на которой можно жить. С водой, кислородом, растениями.

Они прошли по всем отсекам, в очередной раз проверили все системы, к которым можно было приблизиться. Те механизмы, режим работы которых исключал приближение человека, Криди проверил дистанционно, лично управляя контрольными мини-ботами.

Все работало прекрасно. Включая и злосчастный волновод, который она едва не сломала.

Последние полчаса они опять провели на главном посту. Выполнили комплекс предстартового контроля. Приняли предписанные перед стартом медикаменты — одновременно бодрящие и подавляющие волнение. Сознание стало чистым и ясным, мысли четкими, будто рельефными.

— Не верится, что это произойдет на самом деле, — внезапно сказал Криди. — Мы искривим метрику мироздания, выпадем из него, закутаемся в кокон из многомерности. И сократим пространство перед собой, нарастив его сзади. Превратимся в стрелу, пронзающую Вселенную.

— Ты решил стать поэтом? — спросила Анге. Испугавшись, что это прозвучало слишком насмешливо, быстро добавила: — Меня тревожит, что стрела не умеет управлять своим полетом.

Но Криди не обиделся. В обществе кис поэты были куда более важными фигурами, чем в человеческом.

— Мы нацелились точно, — сказал он. — Не сомневайся. А что касается управления — если бы мы хоть как-то взаимодействовали с окружающим пространством во время полета, нас разорвало бы на кварки. Лучше уж быть стрелой. Все будет хорошо, тра-жена моя.

Анге протянула руку и ничуть не удивилась, ощутив пальцы Криди.

— Все будет хорошо, — согласилась она, глядя на исчезающие на экране цифры. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один…

Свет в корабле стал ярче. Ровный гул генераторов неожиданно исчез — уши будто заложило ватой. Анге посмотрела на Криди — тот что-то говорил, но она ничего не слышала. Криди пожал плечами. Что-то выкрикнул, потряс головой. Потом наклонил голову, вслушиваясь, сделал успокаивающий жест.

Слух и впрямь медленно возвращался, Анге услышала знакомый гул. Похоже, какой-то странный эффект от работы генераторов?

Не важно.

Они вошли в варп и не развалились на кварки.

Корабль великой и дружной цивилизации людей и кис мчался сквозь пустоту, уничтожая ее перед собой и создавая сзади. Возникшая при искривлении пространства гравитационно-темпоральная волна, которую ученые Невара не приняли всерьез, так же как в свое время люди, обитатели Халл и жители Феол, тем временем распространялась по системе. Два крохотных планетоида из пояса астероидов, миллионы лет разделенные миллионами километров, внезапно оказались совсем рядом — и рассыпались в ослепительной вспышке.

К несчастью, этим все и ограничилось.

Пространственной интерференции, которую ученые Халл, тогда еще единого, до последнего считали возможной лишь теоретически, но которая на самом деле была более чем вероятной, не возникло. Планета людей или планета кис не оказались внезапно в совсем иной звездной системе, поменявшись местами с приблизительно такой же чужой планетой.

И это было очень большим несчастьем.

* * *

Прибытие сверхсветового корабля всегда выглядит впечатляюще. Он возникает в космосе из ниоткуда, как крошечные корабли Ракс; в фиолетовом сиянии разрывается ткань пространства перед исполинскими крейсерами обоих Халл; проявляется в пустоте плоская разлапистая тень, чтобы обрести объем и превратиться в гигантскую бронированную многоножку Феол, в радужном сиянии вторичных излучений сбрасывают скорость Вселенной относительно себя корабли Ауран.

Открытие червоточины, через которую летят земные корабли, ничем не уступает в зрелищности. Крошечная точка абсолютного мрака появляется в пустоте, растет, превращаясь то ли в диск, то ли в шар — трудно оценить семимерное пространство из трехмерного. А потом из тьмы начинает медленно, будто с натугой, выдвигаться корабль. Метр за метром — кажется, что темнота не хочет отпускать тысячи тонн металла в обычный мир. Но вот из тьмы выходят кормовые дюзы — и корабль мгновенно устремляется вдаль, а червоточина сжимается в точку и исчезает.

Любопытно то, что, с точки зрения экипажа, корабль выходит из червоточины мгновенно.

Не менее любопытно, что за открытием червоточины можно наблюдать из любой точки пространства, кроме той, куда в действительности полетит корабль, — и каждому наблюдателю будет казаться, что корабль движется именно на него.

Ученые готовы долго и обстоятельно объяснять эти занятные феномены, исписывая формулами экран за экраном и искренне удивляясь, что здесь непонятного. Но обычному человеку проще признать, что червоточина открывается именно так, — и успокоиться.

— Все системы в норме, — сообщил Марк, когда на экранах возникли звезды. — Точка выхода близка к заданной.

— Корабль управляется, прокладываю курс, — сказала Мегер. Легкий перепад гравитации подсказывал, что она включила двигатели.

— Траектория возврата проложена, — откликнулся Алекс. В штатном расписании докладов он был третьим — если считать корабельный ИИ.

— Опасности не наблюдается, — отрапортовал Гюнтер.

Короткая заминка заставила командира нахмуриться.

— Сис… системы жизнеобеспечения в норме! — доложила Лючия.

Горчаков вздохнул, но ничего не сказал. Кадеты… что с них взять.

— Ядро компьютера стабильно, — произнес из недр своего отсека Теодор. Это было не обязательной частью, при нестабильности искина он должен был отключить ядро и доложить об этом сразу же по обнаружении неполадок. Раз не доложил — значит все в порядке. Но отчет системщика считался хорошим тоном.

Горчаков кивнул. Мальчик и впрямь заслужил этот полет. Из такого вырастет хороший астронавт.

— Отчеты приняты, корабль в обычном пространстве, — подытожил командир. — Пилот, детальный отчет.

— Корабль стабилизирован, выход на курс сближения со станцией Ракс через восемь минут. Полет к станции займет около двух часов. Ответный сигнал маяка со станции принят, наблюдатель пока не отзывается. Корабли аборигенов поблизости не наблюдаются.

— Оружейник?

— Режим маскировки включен. Режим радиомолчания соблюдается. Лидарные системы не направлены на обитаемые планеты. Двигатели работают в минимальном режиме… — Гюнтер явно заколебался, потом сказал, уходя от уставных формулировок: — Не думаю, командир, что их приборы способны нас обнаружить. Разве что они станут целенаправленно следить за этой точкой, но это маловероятно.

— Хорошо, — сказал Горчаков. — Ксения?

— Да, командир? — отозвалась Ракс по внутренней связи.

— Вы могли бы пройти в рубку?

— Конечно, командир, — вежливо произнесла Третья-вовне.

— А я вам не нужен? — возник в интеркомах голос Уолра.

— Вы нам очень нужны, уважаемый Уолр, — сказал командир. — Анд’ньи дин авр ан нуэл ас ала[3].

Уолр нарочито грустно вздохнул и отключился.

— Ксения? — негромко спросила Мегер, не глядя на командира.

— Да, я бы хотел сейчас увидеть ее в рубке, — подтвердил Горчаков.

Мегер хмыкнула.

— Я всегда не прочь на нее посмотреть, — жизнерадостно сказал Гюнтер.

Алекс притих, надеясь, что экипаж вообще забудет о его существовании. Между командиром, мастер-пилотом и оружейником явно возникла какая-то понятная лишь им недосказанность.

Может быть, речь о личных отношениях между Ксенией и Матиасом? Помощник и чужая их не афишировали, но Алекс заметил и взгляды, и мимолетные касания рук. Он с детства был наблюдательным мальчиком, а отношения полов в его семье никак не табуировались.

Нет, тут что-то другое.

Командир встревожен, и Гюнтер с Мегер понимают причину…

— Кадет! — позвал Горчаков.

— Да, командир!

— Считайте это маленьким неофициальным тестом. Вы заметили что-нибудь неправильное после выхода?

Алекс несколько секунд размышлял. Хороший выход, корабль не обнаружен аборигенами…

— Наблюдатель молчит, сэр? — предположил он. — Станция Ракс не вышла на связь?

— Молодчина, — добродушно сказал командир. — Правильно. Первая-вовне дежурит на этой станции несколько лет. Достаточно времени, чтобы одиночество надоело, верно? Она знала, что мы летим к Невару. Время полета точно неизвестно, но где-то около часа назад датчики станции должны были обнаружить гравитационные флюктуации открывающейся червоточины… Твои версии, навигатор?

Приободрившись, Алекс стал высказываться смелее.

— Причин как минимум пять, сэр. Первая — Ракс вовсе не страдают от одиночества. Вторая — наблюдатель отвлечена неотложными делами. Третья — она ждет, пока на связь не выйдет представитель ее вида. Четвертая — наблюдатель погибла по тем или иным причинам. Пятая — станция захвачена аборигенами системы, они достаточно развиты технически.

— Более-менее исчерпывающе, — согласился командир. — Почти наверняка вторая причина, наблюдатель не обязана проводить все время у пульта связи. Но мы обязаны исходить из самого проблемного пункта — пятого. Поэтому попросим связаться с наблюдателем уважаемую Ксению, расспросим ее о привычках и правилах наблюдателей от Ракс… О, Ксения, проходите.

Третья-вовне с любопытством оглядела рубку и прошла к командирскому пульту. Встала по правую руку от Горчакова. Оглядела экраны, задержав взгляд на навигационном — с крошечной точкой в центре.

— Мы вышли в двух часах пути от восьмой планеты, — сказал Валентин. — Как вы знаете, она необитаема, проморожена до минус двухсот градусов Цельсия и обращена к звезде одной стороной. Над стороной, обращенной вне системы, расположена ваша станция. Похвальная осторожность.

— Цивилизации четвертого уровня требуют крайне осторожного наблюдения, — сказала Ксения. — К счастью, данная планета им не слишком интересна, но несколько автоматических зондов ее изучали.

— Я не сомневаюсь в добросовестности Ракс, — согласился командир. — Скажите, Ксения, насколько занят наблюдатель на станции?

— Первая-вовне не выходит на связь? — спросила Ксения после секундной запинки.

— Совершенно верно. Может быть, одиночество не тяготит ваш народ и…

— Мы знаем, что такое одиночество, командир. — В голосе Ксении вдруг прозвучали какие-то искренние и глубокие чувства. — Мы не любим одиночество. Позвольте мне?

Командир приглашающим жестом указал на пульт коммутатора. Ксения набрала последовательность команд с быстротой, указывающей на хорошее знакомство с земной техникой.

— Только лазерные каналы связи, — сказал командир. — Я бы не хотел использовать даже направленный радиолуч.

— Первая-вовне, — сказала Ксения, чуть склонившись над пультом. — Я — Третья-вовне. Ракс приветствует Ракс.

Ответа не было.

— Я вижу ответный маркер станции, — сказала Ксения. — Сигнал принят и доведен до наблюдателя.

— О! — обрадовался командир. — Ответ настолько информативен? То есть Первая-вовне жива?

— Судя по сигналу компьютера — да. — Ксения помолчала. — Я могу попробовать установить канал связи принудительно, но это нарушение норм поведения.

— А вы можете связаться с Первой-вовне по своему каналу связи? — небрежно спросил командир.

Ксения помолчала.

— Не напрямую. Только с Ракс, а они попробуют установить связь с Первой. Это долго и тоже невежливо.

— О! Идея! Может быть, вы скажете ей что-нибудь на вашем родном языке? — невинно предложил командир.

— Простите, капитан второго ранга, по ряду причин я вынуждена отказать. — Ксения нахмурилась. — Но в этом нет нужды. Она знает внешний английский, знает аудио-ксено. Я выйду на аварийную частоту…

Она переключила что-то на пульте. Снова произнесла:

— Первая-вовне, я Третья-вовне. Ракс приветствует Ракс. Ответь.

На этот раз ответ пришел. Наблюдатель ответила на земном, с мягким приятным акцентом:

— Я Ракс, Первая-вовне. Можешь звать меня Прима. Кто ты?

— Я Ракс, Третья-вовне. Зови меня Ксения. Прима, тебя предупреждали о нашем прилете!

На некоторое время наступила тишина. Потом голос наблюдателя раздался снова, и он уже не был мягким:

— Земной корабль серии Эй-Си, я фиксирую ваши сигнатуры. Почему вы вошли в пространство Невар без предупреждения и зачем пытаетесь выдать себя за Третью-вовне?

— Ого, — сказал командир. — О-го-го.

— Обнаружены активные лидары военного образца, — сообщил Гюнтер.

Алекс, не спрашивая, запустил расчет траектории ухода. И сразу обнаружил, что искин выделяет ему самый минимум вычислительной мощности — основная уходила на внутренний анализ и настройку систем вооружения.

— Мне кажется, она вам не верит, Ксения, — добродушно сказал командир.

Ксения снова включила связь. Помедлила — и вдруг разразилась серией переливчатых квакающих звуков.

— Это ваш язык? — спросил командир.

— Это язык кис, — ответила Ксения. И снова обратилась к Первой-вовне на земном: — Сестра, я Третья-вовне. Прошу тебя выйти на связь с Ракс.

— Хорошо, — ответила Первая-вовне после паузы.

— Прошу тебя запросить совет Троих-на-Ракс.

Пауза была очень долгой.

— Это особая просьба, та, кто называет себя Третьей-вовне.

— Я знаю правила и имею основания просить.

— Пусть корабль Человечества ляжет в дрейф. Я должна обдумать происходящее.

Ксения посмотрела на командира. Облизнула губы.

Горчаков кивнул.

— Корабль ляжет в дрейф. Поспеши, сестра. Прошу тебя. Ракс всегда Ракс.

— Ракс всегда Ракс, — ответила наблюдатель после еще одной томительной паузы.

— Что все это значит? — спросил командир, глядя на Ксению.

— Это значит, что все очень плохо, — сказала Третья-вовне. — Но я пока не знаю насколько. Могу я оставаться в рубке?

Горчаков кивнул.

— Корабль ложится в дрейф, — сообщила Мегер. — Если соблюдать режим маскировки, нам понадобится на это четверть часа.

— Думаю, Первая-вовне понимает, что мы не тормозим мгновенно, — согласился командир. — Ксения, ты можешь разъяснить ситуацию?

— Командир, давайте дождемся ответа наблюдателя, — сказала Ксения.

Горчаков явно колебался. Властью командира, которую признавал каждый входящий на корабль, он мог надавить на чужую. Но вот к чему это приведет…

— Командир, — сдавленно сказал Гюнтер. — Командир… Verdammte Scheisse![4]

Алекс от удивления стянул с лица видеошлем.

— Прости, Гюнтер, я не расслышал, — произнес командир.

— Командир, простите… Командир, я сканирую третью обитаемую планету… Ласковую. Я хотел проверить, на орбите их межзвездная колымага или уже улетела… Смотрите сами!

Изображение на экранах сменилось. Это была компьютерная симуляция, упрощенная, но максимально наглядная.

— Твою мать… — процедил Горчаков. — Вы все это видите?

На экране две группы космических кораблей маневрировали вокруг Ласковой. Судя по построению, это был либо бой, либо маневры. Очень реалистичные маневры — помимо двигающихся кораблей, примерно по два десятка с каждой стороны, имелось еще несколько потерявших ход, горящих красными сигнатурами температурных и радиационных экстремумов и приличное количество мелких обломков.

— Да там бой идет, — поразилась Мегер. — Командир, на этих славных кис и человечков кто-то напал!

Изображение на экране все более и более усложнялось по мере того, как датчики принимали больше информации. Вот на поверхности планеты появились красные оспины, и Алекс болезненно сморщился.

— Они планету бомбят! — выдохнул Гюнтер. — Какие-то мрази бомбят обитаемую планету! А местные отбиваются! Командир…

— Под трибунал меня отправляешь? — спросил Горчаков с неожиданной меланхоличностью. — Хочешь, чтобы мы вмешались в войну в системе четвертого уровня?

— Командир, но если на них напали — то это сделала цивилизация пятого уровня! Чужаки с другой звезды! Что говорит устав о такой ситуации? — не сдавался Гюнтер.

— Да ничего не говорит, сам знаешь! — резко ответил командир. — Кто мог сюда прилететь? Под боком у Ракс? И откуда у Невара взялось столько военных кораблей для обороны?

— Валя! — раздался по громкой связи сдавленный голос старпома. Где-то на заднем плане доносились возбужденные голоса Бэзила и Мэйли — они то ли ругались, то ли причитали. — Вы не туда смотрите! Посмотрите на материнские миры гуманоидов и кис.

Изображение на экранах раздробилось. Информация еще собиралась, но уже были видны корабли и орбитальные станции вокруг материнских миров.

— Марк, анализ! — скомандовал командир. — Проверь корабли, классифицируй, найди общность!

— Анализ уже произведен, — мгновенно отозвался корабль, и Алекс подумал, что этот приказ, вероятно, отдал минуту-другую назад Тедди. — Вокруг планеты гуманоидов шесть крупных станций и восемьдесят четыре космических корабля, предположительно военного назначения. Вокруг планеты фелиноидов три станции и девяносто два корабля, предположительно военного назначения. Используется два основных типа термоядерных двигателей с четко выделяемыми различиями конструкции, один — у гуманоидов, другой — у фелиноидов. Вокруг планеты, известной как Ласковая, ведут космический бой восемнадцать кораблей гуманоидов и пятнадцать кораблей фелиноидов.

— То есть они сражаются друг с другом, — уточнил командир.

— К моему большому сожалению, это выглядит именно так, — сказал Марк. — Ох! Я фиксирую уничтожение одного из кораблей, командир!

На экране точка замерцала красным и исчезла.

— Вам интересно, чей это был корабль? — спросил Марк.

— Нет, — отрезал Горчаков. — Ксения! Скажи Первой-вовне, что мы возобновляем движение к станции. Что у нас к ней масса вопросов. И что она в любом случае обязана принять наш корабль, согласно действующим правилам Соглашения. Мегер!

— Прекращаю торможение и возобновляю разгон, — ответила пилот.

Часть вторая

Глава первая

Радио, несмотря на все старания ученых и восторги энтузиастов, было и оставалось лишь капризной игрушкой, зависящей от своенравного светила. В иные дни можно было услышать и местные станции (всякий мало-мальски уважающий себя город стремился все-таки обзавестись радиостанцией), и дальние, даже с Рыжих земель, и стрекот военных шифромашин, и певучие сигналы спутников, транслирующих вниз развертку своих фотокамер и данные приборов. Однако в хорошей семье на радиоприемник не полагались, а выписывали две-три газеты, а то и пару толстых разноцветных журналов.

Но они ушли от города слишком далеко, и даже если бы нашелся самоотверженный почтальон, не собирались никому открывать свое убежище.

Из отслуживших свое повозок Ян и Адиан построили дом — не слишком большой, пока не слишком теплый, но это была лишь основа. Дом стоял в рощице орешника, среди деревьев достаточно старых и крепких, чтобы этому месту в предгорьях можно было доверять — ни оползней, ни селя здесь не случалось уже давно. Рядом был ручей, два невысоких горных отрога прикрывали дом от ветров — не долина, а ложбина, открытая с обращенной вниз стороны. По вечерам из окон (Ян хотел, чтобы окна обязательно были, и привез три рамы с двойными стеклами) были даже видны огни города, где они прожили это лето. Пока была готова общая комната и две маленькие спальни — Ян прямо спросил подростков, собираются ли те спать вместе, парень вопросительно посмотрел на девочку, та смутилась, но кивнула. Они еще не вошли в возраст гона, но это должно было случиться не позже следующей весны. Может быть, им потребуется несколько уроков, может быть, они все сделают сами — Ян с Адиан решили быть деликатными и не предлагать помощь первыми.

Радиоприемник стоял в общей комнате. Ян вначале вывел антенну на крышу, потом протянул провод между деревьями. Он не был радиотехником, но понимал достаточно, чтобы за вечер возни с антенной и усилителем настроить довольно качественный прием. Маленький генератор с ножным приводом не позволял рассчитывать на электрическое освещение, это они все понимали, но вот для работы радиоприемника его хватало. Мысленно Ян отметил, что если зима пройдет спокойно и им удастся (он, впрочем, не совсем понимал, как именно) заработать весной и летом какие-то деньги, то надо будет купить ветрогенератор. Тогда у них будет и электрический свет.

А пока у них был только приемник. День проходил в работе на полях — они расчищали участки под посевы, которые сделают весной, выравнивали почву, нарезая ее террасами, потом укрепляли дом — обкладывали тонкие дощатые стены камнями и глиной, покрывали крышу слоями дерна. Собирали последние, пожухшие от холода травы — может настать день, когда они будут рады и такой пище; заготавливали дерево для печки — зима будет холодной. Потом, вечером, экономно помывшись нагретой на печке водой, садились в общей комнате, и Ян настраивал радиоприемник.

Чаще всего они слушали городскую станцию. Ее и слышно было лучше, и язык понимали все. Иногда, если солнце было спокойным, настраивались на радиостанцию Рыжих — из ближайшего приграничного города. Адиан прекрасно знала их язык, Рыж, как и следовало ожидать, тоже. Ян понимал с пятого на десятое, но общий смысл улавливал. Откровенно скучала лишь Лан — несмотря на занятия с Адиан, язык соседей ей давался плохо.

Новости не радовали. Крылья Ангела остановили войну, а не принесли мир. Лидеры двух стран снова сыпали завуалированными угрозами, перемежая их заверениями в миролюбии. Эксперты и философы пространно рассуждали о неизбежности конфликта. Но хуже всего было то, что Ян и Адиан постоянно ловили в новостях и обмолвках признаки надвигающейся войны — целый ряд продуктов перевели в нормированные списки, государства «временно привлекли к неотложным работам» тяжелые грузовики вместе с водителями. При этом как у Черных, так и у Рыжих власти осыпали народ обещаниями грядущих радостей — повышением минимальных зарплат, введением пенсий по старости, прокладкой новых дорог, строительством космической станции и развитием науки. Вот только все эти блага отодвигались куда-то в будущее — через три года, через два, через год… Ян и Адиан переглядывались в смутном вечернем полумраке, который разгоняло лишь пламя в печке да красноватые отблески радиоламп. Им не надо было ничего говорить друг другу, они все понимали.

Так много благ народу обещают лишь в том случае, когда не собираются ничего выполнять. Пожар войны сожжет все обещания.

Однажды ночью, лежа без сна и слушая дыхание Адиан, Ян подумал, что больше не мечтает о том, чтобы война не случилась. Он никогда не любил мечтать о совсем уж несбыточном.

Теперь он мечтал лишь о том, чтобы война не началась зимою.

А еще лучше, чтобы вообще никогда не началась.

Мечтал — и понимал, что это тоже близко к невозможному.

* * *

Разумные Невара называли последнюю планету своей системы без затей — Крайняя. Не Последняя, а именно Крайняя, поскольку допускали существование еще не открытых, но достойных зачисления в разряд планет, а не планетоидов и астероидов.

У кис, насколько было известно Бэзилу, все названия были описательными — Огненная, Желанная, Ласковая, Родная, Ледянистая. Первые пять планет системы были пригодны для жизни, Желанная была родиной гуманоидов, а Родная — материнским миром кис. Позже, впрочем, кисы стали называть Желанную просто Землей — как и обитавшие там люди (конечно, можно было поспорить, вполне ли соответствует слово «кехгар», означающее «плотная плодородная почва, пригодная для передвижения по ней, постройки дома или организации захоронения» человеческому обозначению родной планеты). Видимо, кисы предположили, что слово «Желанная» несет в себе агрессивный, угрожающий оттенок.

Еще четыре внешние планеты тоже носили имена, данные кисами, — Снежная, Застывшая, Мертвая и Крайняя. Ни на одной из них жизни не было: Снежную и впрямь покрывали сугробы из азота, Застывшая была скалистым шаром меньше человеческой Луны, не удержавшим атмосферу, Мертвая — довольно крупная, с разреженной атмосферой из ядовитых газов (можно было поразиться точности древних названий).

Ну а Крайняя напоминала Плутон, некогда числившийся девятой планетой Солнечной системы. Как и Плутон, она была серовато-коричневым шаром из замерзших газов и каменистых обломков. Обращенная к светилу и внутренним планетам одной стороной, Крайняя служила надежным щитом для станции наблюдения Ракс. Когда-то Крайнюю посетила пара автоматических станций, одна даже взяла образцы грунта — после чего, убедившись, что планета бедна и скучна, люди и кисы оставили ее в покое. Их система была настолько роскошна, что еще один комок льда и грязи на окраине никого не интересовал. Пожалуй, Бэзил в силу своей узкой квалификации знал о Крайней даже больше, чем неварские ученые.

Станция Ракс оказалась неожиданно большой, сотню метров в диаметре и почти двести в длину. Похожая по форме на вытянутый волчок, станция медленно вращалась на высоте с полсотни километров над теневой стороной Крайней. Бэзил невольно задумался, к чему это вращение — гравитация на станции наверняка создавалась генератором гравитационного поля, а не примитивными способами вроде центробежной силы, стабилизировать станцию в пространстве можно было иными способами. По сути, вращение было даже вредно — сбивало настройку приборов связи и наблюдения, создавало паразитные кинетические возмущения.

Бессмысленна была и изящная форма станции — бессмысленное излишество для безатмосферного пространства. И многочисленные выступы и узоры на поверхности — слишком красивые для функциональных деталей, выглядящие исключительно элементами дизайна. Вот только для кого — для единственного обитателя станции? Для редких посетителей? Избыточно и нерационально.

Но Ракс это Ракс. Их логика далеко не всегда понятна. А если уж совсем честно — чаще непонятна.

«Твен» приблизился к станции на расстояние в полкилометра, после чего полностью погасил скорость — стандартный жест вежливости для стыковки со станциями, оборудованными причальным лучом. Несколько причальных шлюзов шли по экватору станции, еще один размещался на обращенном от планеты конце «волчка».

Станция повела «Твен» к удаленному от планеты шлюзу. Первая-вовне больше не выходила на связь, стыковку вел компьютер станции — Марк охарактеризовал его «унылым дебилом», но Бэзила поразил сам факт наличия хоть сколько-нибудь разумного компьютера. Ракс славились своей нелюбовью к искусственному интеллекту, и во всех возможных случаях использовали простейшие вычислительные устройства.

Если бы все шло по плану, если бы на орбите Ласковой висел готовящийся к старту межзвездный корабль (да пусть даже он уже отправился бы в полет) — Бэзил сейчас был бы на седьмом небе от счастья. Для ученого столь узкого и, честно признаться, академического профиля оказаться за сотни световых лет от Земли, собственными глазами увидеть предмет исследований, лично запустить несколько зондов, а может быть (о, это было почти нереальным, но вдруг?), даже вступить на одну из обитаемых планет — счастье редкое, почти немыслимое.

Бэзил даже надеялся, что они станут свидетелями успешного перелета неварского корабля к соседней звезде, после чего им вопреки скепсису Мэйли выпадет счастье осуществить контакт с новыми братьями по разуму. Ну а почему бы и нет, они ведь представляют несколько цивилизаций Соглашения! Должно же иногда и чиновникам проявлять здравый смысл!

Но теперь все полетело в тартарары. Его любимые, дорогие неварцы вытащили откуда-то космический флот — точнее, два флота, — и принялись лупцевать друг друга! Что могло к этому привести? Старт звездолета? Ну да, приборы уже не фиксировали его в системе. Может быть, варп, как это частенько бывает, породил пространственную интерференцию, погубил какие-то корабли или станции, а обе стороны приняли эту катастрофу за нападение?

«Нет, нет и еще раз нет!» — Бэзил покачал головой. Неварцы не сорвались бы в дикость, даже если бы астероиды принялись сыпаться им на головы. Они бы стали помогать друг другу. Они показали бы такой пример дружбы и взаимовыручки, который потряс бы всю Галактику. Бэзил верил в цивилизацию Невара, и вера его была основана на знаниях.

К удивлению как Бэзила, так и остальных ученых, их пригласили в шлюзовой отсек сразу после стыковки. Видимо, командир хотел продемонстрировать Первой-вовне, что экспедиция носит мирный, научный характер. От экипажа в шлюзе был лишь старший помощник, дружелюбный молодой Матиас Хофмайстер. Зато ученых позвали всех — и Третью-вовне (что вполне понятно), и Бэзила с Мэйли, и Уолра.

Они собрались в шлюзовом, ожидая, пока станция, закончив цикл стыковки и фиксации «Твена», синхронизирует гравитационные векторы и откроет проход.

Уолр, несмотря на нелепость и немыслимость сложившейся ситуации, казался столь же добродушным и оптимистичным, как и всегда. Ксения была задумчива и даже казалась растерянной, Матиас собран и подтянут, как и положено профессиональному космонавту перед гражданскими.

А вот Мэйли была встревожена. Сильно встревожена.

— Все разъяснится, — негромко сказал ей Бэзил. — Я уверен. Это какая-то нелепая случайность, вероятно, связанная со стартом звездолета.

— Вы же сами не верите в это, Бэзил, — так же тихо ответила Мэйли.

— А что еще могло случиться? Мы же видим — это их корабли, это не внешнее вторжение.

Мэйли внимательно посмотрела на Бэзила.

— Вы лучший специалист по Невару, — сказала она спокойно, констатируя факт. — Я это знаю. В этой очень узкой области вы знаете все. Но я — еще более узкий специалист.

— По кисам, — кивнул Бэзил.

— Да. Возможно, это ускользнуло от вас… но еще до начала контактов цивилизация кис рассматривала различные сценарии. Одним из них, достаточно популярным, было завоевание.

— Желанная, — сказал Бэзил. — Конечно же, я знаю, Мэйли. Но это лай не на то дерево. Это было в давние времена, и даже в ту пору кисы отказались от агрессивных планов.

— Далекое прошлое отбрасывает длинные тени, — сказала Мэйли. Вздохнула. — Но давайте не будем строить догадок. Первая-вовне ведет постоянное наблюдение за системой, мы сейчас все узнаем.

Уолр сделал к ним шаг и заговорщицким шепотом произнес:

— Простите, что я невольно подслушал. Тонкий слух — наша беда… Я лишь хочу сказать, что надеюсь — вы правы.

— Кто именно прав? — спросил Бэзил. — Я или Мэйли?

— Да не важно, — миролюбиво ответил Уолр. — Кто угодно. Пусть это будет внезапно проснувшаяся древняя вражда или катастрофа при старте корабля.

Вокруг переходного люка — широкого, в него бы свободно проехал автомобиль, — засветилась зеленая полоса. Синхронизация гравитации — самая сложная часть стыковки — была завершена. С тихим мелодичным звуком створки люка разъехались в стороны.

За люком открылся белый, ярко освещенный отсек переходного тамбура. От стен, еще недавно открытых вакууму, шел легкий пар конденсирующейся влаги. Дальше был открытый люк станции, и в нем стояла «киса».

На несколько секунд Бэзил абсолютно уверился в том, что аборигены Невара каким-то образом обнаружили и захватили станцию Ракс — и происходящее сейчас в системе побоище следствие этого. К примеру — люди и кисы сцепились в битве за главный приз, технологии цивилизации пятого уровня.

Но в следующий миг Ксения двинулась навстречу «кисе», «киса» — навстречу Третьей-вовне, и Бэзил понял, что происходит. Конечно же, Ракс должны были выбрать какое-то тело для своего эмиссара на станции. По какой-то причине они предпочли фелиноидов человеческому облику.

Это лишь оболочка. Какие Ракс на самом деле — не знает никто. И насколько тело «кисы» копирует тело аборигенов-фелиноидов — тоже неизвестно. Быть может, сходство лишь внешнее, а внутри — совершенно иные органы или биомашины.

Однако сходство с виденными много раз видеозаписями было потрясающим. И внешне, и в движениях Первая-вовне ничем не отличалась от самки кис. Высокая — с человеческий рост, прямоходящая, покрытая короткой светло-коричневой шерсткой, с совершенно кошачьим лицом — назвать его мордой было невозможно даже в мыслях. Наблюдатель Ракс носила короткую юбку из разноцветных полос ткани, не сшитых вместе, а словно бы прилипающих, примагничивающихся друг к другу, и открытые сандалии. Другой одежды на ней не было, и Бэзил со смущением поймал себя на том, что пялится на два ряда сосков, идущих по груди «кисы».

— Первая-вовне, — сказала Ксения, останавливаясь перед «кисой». — Ракс приветствует Ракс…

«Киса» окинула взглядом людей и чужих, потом посмотрела на Ксению. Это был долгий, пронзительный взгляд, словно она искала в человеческих чертах что-то незаметное, тайное, видимое лишь ей.

А может быть, и впрямь искала — и нашла?

— Третья-вовне, — мягко сказала «киса». — Ракс приветствует Ракс.

Бэзил порадовался, что Первая-вовне выбрала общеземной, базирующийся на его родном английском, а не стала говорить на аудио-ксено. С общим языком Соглашения Бэзил ладил не слишком хорошо.

— Ты получила ответ? — спросила Ксения.

— Еще нет, цикл только начинался, — непонятно ответила Первая-вовне. Коснулась плеча Ксении приветственным жестом, после чего повернулась к Матиасу: — Приветствую вас, командир.

— Приветствую Ракс, Первую-вовне, — Матиас кивнул. — Но я не командир, я старший помощник. Матиас Хофмайстер, флот Человечества. Как должно мне обращаться к вам?

— Первая-вовне. — «Киса» пожала плечами. — Или просто Прима. Приглашаю всех на станцию Ракс. Гарантирую уют, безопасность и свободу передвижения.

— Можем ли мы чем-то порадовать уважаемую Первую-вовне? — любезно спросил Матиас.

Темные глаза Ракс блеснули.

— Можете. Мне хотелось бы понять, что же вообще происходит.

— Давайте попробуем разобраться, — согласился Матиас. — Мы тоже в растерянности, уважаемый наблюдатель.

— Следуйте за мной, — сказала Прима, поворачиваясь и беря Ксению за руку. Тут же приостановилась и обернулась, снова посмотрев на старпома. — Да. Я должна представить вам другого своего гостя. На станции находится уважаемый представитель высокочтимых Феол.

Явно дожидавшийся этих слов, в проеме люка появился широкоплечий гуманоид. Бэзил невольно вздрогнул и опустил взгляд.

Из всех чужих видов, участвующих в Соглашении, Феол были едва ли не самыми дружелюбными, щедрыми и открытыми к общению. Именно они осуществили первый контакт со звездолетом Земли. Именно они передали Человечеству «приветственный дар» — целую библиотеку научных знаний и технологий, позволившую людям за полвека во многом догнать более развитые виды. В дальнейшем все остальные члены Соглашения — и Ракс, и Ауран, и Халл, и Халл-3 — знаниями торговали.

Увы, ирония судьбы была в том, что Феол были и самыми неприятными с точки зрения человека.

— Мы приветствуем друзей по Соглашению, — произнес гуманоид, приближаясь. — Мы заинтригованы и встревожены вашим неожиданным визитом.

Собравшись с духом, Бэзил посмотрел на Феол.

Это была мужская особь, рослая и крепкая, одетая в форму Корпуса Ученых Феол. Черты лица слегка грубоваты, даже немного карикатурны, как у персонажей мультфильма, но в целом симпатичны и близки к человеческим. Коричневый, с красноватым оттенком цвет кожи встречался и у людей, особенно живущих в колониях. Единственным, но разительным отличием от землян был третий глаз посреди лба — маленький и немигающий. Даже он, как ни странно, не выглядел пугающим — наверное, потому, что смотрелся совершенно чужеродным.

Проблема была лишь в том, что этот глаз не принадлежал этому телу. Из черепа гуманоида выглядывал симбионт, мозговой червь, неотъемлемая часть личности каждого взрослого Феол.

— Мы не знали о том, что высокочтимые Феол отправили своего представителя на станцию, — сказал Матиас.

Он обменялся рукопожатием с Феол. Гуманоид совсем по-человечески пожал плечами.

— Информация была направлена всем участникам Соглашения в установленном порядке. Могу ответно сообщить, что мы с Первой-вовне не ожидали прибытия столь большой и авторитетной делегации. Прав ли я, что здесь присутствует госпожа Мэйли, лучший в Галактике специалист по кошачьим?

Бэзил удивленно посмотрел на китаянку. Конечно, Мэйли известна, но он не подозревал, что настолько.

Похоже, этого не подозревала и Мэйли.

— Простите, ваши слова слишком лестны для меня, господин… — Она сделала едва заметную паузу.

— Двести шесть — пять, — ответил Феол, выделяя краткую часть своего цифрового имени, используемую для общения в узком кругу. Он ожидающе посмотрел на Мэйли. — Двести шесть — пять, госпожа Мэйли. Лучшую часть меня, с которой вы так мило общались на симпозиуме в Аел-маре, зовут Толла.

Третий глаз во лбу Двести шесть — пять подтверждающе мигнул.

— В Аел-маре? — переспросила Мэйли. — Межвидовая научная станция в вашем пространстве?

— Да, три года назад, вы выступили с докладом о природных корнях агрессивности фелиноидов. На симпозиуме по биологическому детерменизму психологических отличий разумных видов.

Мэйли молчала.

— «Игры с добычей как проклятье фелиноидов», — с надеждой произнес Феол. — Очень поэтично и убедительно, хотя и резко.

— Я не была на симпозиуме в Аел-маре, — ответила Мэйли. — Я подавала заявку. Но тема моего доклада «Довольство малым — самоограничение как мотивационная доминанта фелиноидов» была отвергнута как малоинтересная.

Она помедлила мгновение.

— Мы не встречались с вами, высокочтимый Двести шесть — пять. И с вашей лучшей частью, Толлой, тоже.

Бэзил заметил, как вздрогнула Ксения — и уставилась на Первую-вовне. По лицу «кисы» прошла болезненная гримаса.

— Прошу всех немедленно пройти в конференц-зал, — сказала Первая-вовне. — Также прошу присоединиться командира Горчакова. Проблема, перед которой мы оказались, слишком глобальна и требует общего собрания.

* * *

«Дружба» была огромным кораблем как по меркам Невара, так и по стандартам Соглашения. Конечно же, основной причиной этого было техническое несовершенство — ученые Невара пока не придумали ничего эффективнее термоядерного реактора в качестве источника энергии и реактивного принципа в качестве движущей силы. Реактор питал варп-привод и нагревал рабочее тело для передвижения в обычном пространстве. Баки с жидким водородом и занимали большую часть корабля. А еще были системы жизнеобеспечения, три челнока для исследования планет, солидный склад запасных частей и материалов для ремонта. Все это оставляло для экипажа не слишком-то много места. Четырнадцать человек и четырнадцать кис жили в трех разнесенных друг от друга кубриках (два больших, на тринадцать членов экипажа, и один маленький, для двух капитанов, от людей и кис). Анге знала, что на стадии проектирования планировались и роскошные каюты на двоих, и один огромный кубрик на всю команду. Каюты были отвергнуты по соображениям экономии места и массы, единственный кубрик — по требованиям безопасности: корабль должен был способен завершить полет даже в случае гибели половины экипажа.

Наверное, Анге была единственным человеком на борту, который радовался отсутствию индивидуальных кают. Ведь в этом случае почти все люди разместились бы попарно, с братьями или сестрами. Кроме нее, в экипаже был лишь один человек без пары — геолог Казвар, пожилой и всеми уважаемый специалист, изучивший все крупные космические тела в системе. Его брата подвело здоровье — год назад врачи сняли его разрешение на экспедицию. Анге знала, что Казвар долго обсуждал с братом, лететь ли ему одному, — и в итоге они приняли нелегкое решение разделиться.

То, что Анге родилась одиночкой, знали все. Экипаж был слишком образованным и подготовленным, чтобы хоть как-то проявлять свою неприязнь. Скорее, ей сочувствовали — по крайней мере прилюдно. Но она знала, что где-то в глубине души у каждого нормального человека живет брезгливое неприятие одиночек. В старину так относились к любому увечному — слепому, парализованному, умственно неполноценному. Сейчас эти времена прошли, недаром философы называли нынешнюю эпоху серебряным веком, сравнивая мирное и благополучное существование с древним эквивалентом денег. Анге не угрожала ни смерть, ни преследования, ни дискриминация. Порой, наверное, к ней даже относились снисходительнее, чем она того заслуживала, — может быть, и в экипаж она попала не только стараниями Криди, но и как символ терпимости и доброты человеческого общества.

Но ей не хотелось сочувствия. Ей не хотелось преимуществ.

Анге мечтала быть как все — и знала, с самого раннего детства знала, что это невозможно. С детских игр в песочнице, с рано или поздно произнесенного вопроса: «А где твоя сестра?» Несколько раз она не выдерживала и врала. Говорила, что сестра болеет, что она дома. Или — что сестра погибла, и теперь Анге одна. Но рано или поздно правда раскрывалась, и становилось еще хуже.

В конце концов она привыкла отвечать «я родилась одна». Смирилась.

Но как же все-таки хорошо, что каюты общие, что в них перемешаны люди и кисы, что в их кубрике живет всего две пары, а остальные люди предпочли разделиться.

И как хорошо, что рядом Криди.

На корабле никто не знал, что она заключила смешной, платонический, ритуальный брак с котом. Что она теперь тра-жена, что у нее есть «жена по мужу», чью руку она сжимала в момент соития — глядя то в глаза Криди, то в глаза Линге.

А ведь в чем-то это было похоже на то, как если бы она имела сестру…

Ее дружбу с котом, слишком тесную даже по меркам Невара, конечно же, заметили. И похоже, сочли проявлением одиночества. Она даже не сразу поняла, что люди, общаясь с ней, теперь чувствуют не только и не столько неприятие, сколько виноватость, смущение. Будто устыдились прежних, пусть и затаенных чувств, выбросивших Анге из нормального человеческого общения. Ее звали в любую компанию, собравшуюся по любому случаю. С ней заговаривали по каждому удобному поводу. Капитан от людей в вечернем обращении к экипажу похвалил техников — и особо выделил Анге.

Как ни странно, ей это понравилось.

Может быть, это не Линге стала ее сестрой?

Может быть, Криди стал ей братом?

Пусть не единоутробным и уж тем более не близнецом — но, разделенные физиологией и не способные к сексу, они действительно сблизились духовно.

…Криди разбудил ее среди ночи. Половина их кубрика спала, половина бодрствовала на постах корабля. В полумраке ночного освещения кубрик казался безлюдным, только привычно шумела вентиляция и помаргивал зеленый индикатор над дверью. Криди раздернул шторку между их кроватями, присел на край постели. Разбудил ласковыми касаниями лица. Анге проснулась и на миг представила себе немыслимое — кот хочет предложить ей заняться сексом.

— Тра-жена, — прошептал Криди. — Осталось пятнадцать секунд.

— Каких секунд… до чего осталось? — Анге присела в кровати.

— Мы преодолеем половину пути до цели! — Глаза Криди озорно блеснули, когда он протянул Анге открытую фляжку. — Нектар с Ласковой. Лучший напиток на свете и для кис, и для людей.

Анге взяла фляжку, поднесла к губам, но Криди мягко остановил ее руку.

— Еще рано. Пять. Четыре. Три. Два. Пей!

Анге сделала глоток. Сладкая пряная жидкость обожгла рот — напиток был крепким, но действительно потрясающе вкусным.

Криди забрал у нее фляжку и тоже сделал глоток. Подмигнул и сказал:

— Остальное — когда долетим. А теперь — спи!

Он нырнул на свою койку и задернул шторку.

— Криди… — тихо сказала Анге.

— Слушаю тебя.

— Как мне повезло тебя встретить.

— И мне повезло, — ответил Криди очень серьезно. — Нам всем повезло. Людям и кисам. Кто-то во Вселенной очень нас любит.

Глава вторая

Валентину не доводилось раньше бывать на станциях Ракс. Было известно, что их число составляет как минимум два десятка, но, как правило, они работали в автономном режиме. Чаще других обитаемы были лишь станция у Невара (как наиболее близкая к Ракс и наиболее перспективная по уровню развития цивилизации) и станция у лишенной планет звезды Кан на границе зон Халл-1 и Феола — там традиционно проводились общие встречи цивилизаций Соглашения. Остальные как-то существовали в автономном режиме (что было загадкой само по себе, учитывая неприязнь Ракс к компьютерам) и посещались лишь время от времени.

К сожалению, надеяться на то, что интерьер станции прольет свет на природу самих Ракс, не приходилось. Все станции были различны и созданы по дизайну ближайшей разумной системы — ведь и тело, в котором Ракс прибывали на станцию, создавалось по такому же принципу.

Вот и эта станция была создана с учетом эстетических пристрастий кис. Узкие проходы, множество укромных уголков, множество неярких светильников, создающих локальные зоны света и тени, повышенная влажность, пряные травяные запахи, коричнево-салатовые тона в интерьере, покрытый мягким пружинящим покрытием пол — в общем, все то, что было характерно для кораблей и станций кис.

Валентин без колебаний воспользовался приглашением Первой-вовне. Ситуации, когда командир и старший помощник одновременно покидали корабль, не слишком поощрялись, но и не были прямо запрещены. К тому же они находились на дружественной территории и под защитой станции Ракс — вряд ли могла возникнуть опасность, требующая их совместного присутствия на Твене.

Но все же Валентин передал временное управление Мегер, неофициально посоветовал Гюнтеру не покидать боевой пост, а Соколовского попросил провести с кадетами тренировку по оказанию экстренной помощи представителям различных разумных видов.

Путь до конференц-зала станции Валентин проделал сам, ученые и Матиас уже ушли. На земных станциях в таких ситуациях использовали посыльный микродрон или систему индивидуальных световых указателей, Валентину же дали совет, подкупающий своей простотой и глубокомысленностью: «Идите только через открытые двери».

Как ни странно, но этот способ оказался даже удобнее любых указателей. Валентин прошел чередой коридоров, следуя от одной открытой двери до другой, с любопытством поглядывая на многочисленные запертые двери и люки. Станция была огромная, а находилась на ней одна-единственная особь Ракс. Как ей тут не одиноко, в этих бесчисленных и безмолвных узких проходах? У всех разумных видов существует потребность в общении. Любой разум формируется в условиях взаимодействия с другими существами. Каждый порой хочет быть один, но постоянная тяга к одиночеству — это отклонение от нормы. А Ракс всюду путешествуют в одиночку. В чужих телах. За пределами родной планеты их всего трое, да и то — это уже особая ситуация.

Удивительная цивилизация…

Наконец он подошел к последней приоткрытой двери, из-за которой слышался легкий шум голосов. Поправив командирский берет, Валентин открыл дверь.

Конференц-зал выглядел более привычно. Он был просторнее, освещение здесь привели к человеческому стандарту, воздух был чистым, слегка озонированным и лишенным запахов. Круглый стол позволял свободно разместиться двум, а то и трем десяткам разумных существ. Причудливая форма кресел давала возможность любому разумному виду устроиться комфортно.

Первая-вовне и Третья-вовне сидели чуть в стороне от ученых. Они молча держались за руки, будто две подруги, только что пережившие тяжелый и неприятный для обеих разговор, который их, однако, только сблизил. Представитель Феол (которого на станции вовсе не должно было быть) о чем-то тихо общался с Уолром. Крот внимал ему с добродушным выражением лица.

— Командир, — Первая-вовне поднялась при его появлении, — приветствую вас на борту. Прошу прощения, что не встретила вас лично.

— Нет необходимости, Первая-вовне. — Валентин глянул на Матиаса. — Мое имя Валентин Горчаков, друзья зовут меня просто Валентин. Как мне удобнее обращаться к вам?

— Зовите меня Первая-вовне или Прима, — ответила «киса». — Ранее я не брала себе имя, в этом не было нужды. Вас устроит?

— Вполне, — кивнул Валентин. Сел между учеными и Ракс, напротив Двести шесть — пять и Уолра. — Уважаемая Первая-вовне, признаюсь честно, мы в растерянности. В системе Невар идет гражданская война, а на станции нас никто не ждет. Это прозвучит нелепо, но… — Он помедлил. — Я начинаю сомневаться, туда ли мы прилетели.

Бэзил нервно рассмеялся. Но его никто не поддержал.

— Мне кажется, что у вас, Прима, и у вас, Ксения, уже есть какая-то теория, способная объяснить происходящее, — продолжил Валентин. — Если так, то могли бы вы ею поделиться?

Ксения и Прима переглянулись.

— У нас нет иного выхода, — сказала Ксения.

Ракс в теле «кисы» неохотно кивнула. Сказала:

— Я прошу всех присутствующих сохранить сказанное мной в тайне.

— Это невозможное требование, — тихо ответил Уолр. — Простите, Первая-вовне, но вы должны это понимать.

— Хотя бы до момента, когда мы окончательно разберемся с ситуацией, — добавила Первая-вовне.

— Приемлемо, — кивнул Валентин. — Но по окончании полета я буду вынужден предоставить полный отчет Человечеству.

Прима кивнула. Она несколько мгновений собиралась с духом, прежде чем произнести:

— Вы действительно прилетели не туда. Но куда хуже другое. Вы и вылетели не отсюда.

— Хотите сказать, что мы попали в какую-то параллельную реальность? — спросил Валентин. — Отличающуюся от нашей?

Первая-вовне вновь заколебалась. Посмотрела на Ксению. Та кивнула. Какими бы ни были отношения между представителями Ракс, но Первая явно не командовала Третьей.

— Уже — да, командир. Я боюсь, что вашей реальности уже не существует.

— И не существовало, вероятно? — тихо спросил Матиас.

Прима посмотрела на старшего помощника и кивнула.

— Что вы натворили? — спросил Валентин. — Это же связано с вашими дурацкими движителями?

— Это немыслимая, нереальная, возможная лишь в теории ситуация, — быстро сказала Первая-вовне. — Мы специально перемещаемся в пространство вне плоскости эклиптики, далеко от обитаемых планет. Но если в момент перемещения в данной точке пространства все же находился какой-то материальный объект — он исчезает. Исчезает из реальности на всем протяжении времени. Его больше не существует в нашей Вселенной и никогда не существовало. Я внимательно выслушала Третью-вовне. Она подтверждает, что знакомая ей цивилизация Невара была мирной и дружественной, стоящей на пороге перехода к пятому уровню развития. Она убеждена, что я ожидала корабль. Но для меня все иначе. Оба разумных вида Невара враждуют с того момента, когда они обнаружили друг друга. Были периоды затишья, были активные военные действия… Сейчас идет очередное сражение за Обетованную — самую благоприятную для жизни планету в системе. Уважаемый Двести шесть — пять прибыл для наблюдения за войной, поскольку он как специалист по конфликтам считает данный момент кризисным в истории Невара. Расхождение наших знаний о Неваре может иметь лишь одну причину. Что-то в истории изменилось. К примеру… к примеру — наш корабль переместился в точку, где находился космический зонд кис или неварских гуманоидов. Зонд исчез на протяжении всей истории. Его исчезновение в прошлом привело к развязыванию войны.

— Но вы говорите, что война идет с момента первого контакта? — уточнил Валентин. — То есть еще с докосмической эры?

«Киса» виновато кивнула:

— Да. Зонд — неверный пример. Но он самый наглядный. Ракс всегда допускал теоретическую возможность случайного изменения реальности.

— Давно ли вы прибыли сюда? — спросил Валентин.

— Несколько лет назад.

— Тогда это не может быть ваш корабль.

— Мой скорее всего не мог. Исходя из теории, перемещаясь в пространстве, я находилась нигде, и память о прошлой реальности сохранилась бы. Но это мог быть и другой корабль, даже в другой точке пространства. Он изменил реальность, и я тоже изменилась.

— А мы? — резко спросил Валентин. — Мы — изменились? И почему мы помним прежнюю реальность?

— Потому что мы все были вне нашей Вселенной, — вступила в разговор Ксения. — Мы были в червоточине, а она взаимодействует с Вселенной лишь в точках входа и выхода. Ваша судьба, капитан второго ранга Горчаков, скорее всего не изменилась. Земля слишком далеко от Невара. Вы не изучали его историю досконально, а если даже что-то и знали — это не влияло на вашу жизнь кардинально. Вы полетели сюда не из-за Невара как такового. Значит, вы такой же или почти такой же, как и раньше. Но вот уважаемый Бэзил… и уважаемая Мэйли… но особенно Бэзил…

Англичанин побледнел, а потом побагровел. Хватанул ртом воздух — и остался сидеть, глядя на Ксению. Валентин всерьез забеспокоился, что того может хватить удар.

— Ваша жизнь, Бэзил, — тихо продолжала Ксения, — была целиком посвящена изучению системы Невар. Отношениям двух разумных видов. Их истории. Вы читали лекции, выпускали книги, писали научные статьи об уникальном мире, где разумные существуют без войны. Когда реальность изменилась, новый Бэзил должен был стать совсем другим. Где-то в тот момент, где вы избрали своей специальностью изучение Невара, в новой реальности вы могли избрать другую профессию. Другую судьбу. Возможно, у вас есть другая семья…

— У меня нет семьи! — выкрикнул Бэзил.

— Вам повезло, — искренне сказала Ксения. — Потому что если бы она была — вы бы ее потеряли навсегда. И судьба Мэйли, боюсь, тоже изменилась. Она специалист по фелиноидам, мирные кисы Невара занимали изрядную часть ее профессиональной деятельности. Теперь кисы другие. И ваша судьба другая.

— Я уже поняла это, — холодно сказала Мэйли. — В этой реальности я выступала на конференции в Аел-маре. Повод гордиться! Не так много земных ученых посещали научный центр Феол. К сожалению, я — сидящая перед вами — там не была.

— Полагаю, что самые пострадавшие из людей — Бэзил и Мэйли, — сказала Первая-вовне. — Глубочайшие соболезнования от имени Ракс. Вероятно, так же серьезно затронута судьба высокочтимого Двести шесть — пять. Господин Уолр, полагаю, не слишком затронут искажением реальности.

— Меня куда больше интересует… — начал Валентин, но Бэзил прервал его:

— Больше? Куда больше? Моя жизнь больше не моя, а вы…

— Успокойтесь, — резко сказал Валентин. — Это касается не только вас, Бэзил! На Земле могут существовать наши двойники?

— Если в этой Вселенной «Твен» не был направлен к Невару — то да, они существуют, — твердо сказала Первая-вовне. — Но даже если был направлен — боюсь, там как минимум могут быть Бэзил и Мэйли. Если их не взяли на борт.

Бэзил замолчал, обхватив голову руками. Мэйли взяла его за руку, что-то тихо зашептала на ухо. Валентин переглянулся с Матиасом — тот кивнул.

— Иди, — сказал Валентин.

— Прошу прощения, но я вас покину, — сказал старший помощник, вставая.

— Что вы собираетесь делать? — резко спросила Прима.

Матиас пристально посмотрел на нее. Потом покачал головой:

— А разве непонятно? Установим канал связи и запросим информацию о самих себе. И о Неваре, разумеется. Как теперь выглядит его история. Как вообще выглядит мировая история и отношения всех видов Соглашения. Надеюсь, лучше, чем отношения разумных Невара.

— Матиас, — позвала его Ксения. — На первый взгляд, в рамках общеизвестных вещей, мы с Первой-вовне не обнаружили расхождений.

— Когда вы успели-то, — обронил Матиас, выходя из зала. На лице Ксении мелькнули эмоции, свойственные скорее обидевшейся женщине, чем представителю могучей цивилизации Ракс.

— Нам очень жаль! — выкрикнула Ксения. — Но это не моя вина и не вина Первой-вовне!

Матиас вышел.

И тогда внезапно расхохотался Уолр:

— Ракс! Могучий таинственный Ракс! Гордый, напыщенный Ракс! Мы ведь вас предупреждали. Мы уговаривали! А Феол прямо-таки требовал! Вы требовали, Двести шесть — пять? В этой реальности?

— Мы настойчиво уговаривали, — гулко произнес гуманоид.

— Ну хоть что-то неизменно. — Уолр хихикнул. — Но вы же самые древние и мудрые. И вот — доигрались!

— Уолр, мы пока не знаем, наша ли в этом вина, — сказала Ксения.

— Мы запросили Ракс. Мы объяснили ситуацию. Через девять земных часов Ракс предоставит нам требуемую информацию, и мы выработаем план действий.

— Каких действий? — воскликнул Бэзил. — Да каких, к чертовой матери, действий? Un-fucking-forgivable![5] Вы меня убили! Вы убили мою Вселенную!

— Мы попробуем все исправить, — сказала Третья-во-вне. — Вы слышите меня, доктор Николсон? Если это наша вина, то мы постараемся все исправить.

Бэзил замолчал. Провел ладонью по потному лбу. Спросил:

— А если не ваша?

— Мы в любом случае постараемся все исправить, — подтвердила Первая-вовне.

Валентин посмотрел на Уолра. Крот ухмылялся. То ли у него были стальные нервы, то ли в природе Халл-3 было воспринимать реальность куда более гибко. Валентин едва заметно вопросительно качнул головой. Уолр, хоть и с легкой заминкой, кивнул.

— Как вы собираетесь все исправить? — спросил Валентин. — Да как вы вообще поймете, что именно надо исправлять?

— Ракс не является безответственной цивилизацией, — сказала Первая-вовне и укоризненно поглядела на Уолра. — Вопреки вашим обвинениям Ракс сохраняет базовую картину Вселенной. Как только Ракс подтвердит наши опасения, которые, увы, очень обоснованны, мы локализуем и устраним ошибочное действие.

— Но как Ракс способен сохранять… — Валентин замолчал. — Ага. Так же как сохранили память мы, полагаю? База данных, изолированная от Вселенной? К примеру — в корабле, идущем по червоточине? Или ползущем в плоскоте?

Первая-вовне не ответила.

— Допустим, — продолжал Валентин, ловя на себя полный надежды взгляд Бэзила. — Вы затребовали сверку изолированной, эталонной базы данных с основной, находящейся вне нашей Вселенной. Допустим, вы узнаете, что какой-то ваш корабль переместился неудачно, что-то там уничтожил и тем самым изменил всю Вселенную… что дальше?

— Командир, но это же элементарно, — сказала Ксения.

— Они уничтожат этот корабль, — хихикнул Уолр. — Понимаете? Тем же самым способом. Выведут в космос и переместят другой корабль на его место! И первый корабль исчезнет из реальности, как и все произведенные им изменения.

— Вы восстановите мироздание из бэкапа, — сказала Мэйли и покачала головой. — Я даже не знаю, восхищаться этим или ужасаться.

— Не надо ни восторгов, ни ужасов. Прежде всего — мы просим сохранять спокойствие, — мягко произнесла Первая-вовне. — Неприятность уже случилась, но она обратима. Отдохните! Если желаете — выясните, как случившееся отразилось на ваших судьбах. В общем, отнеситесь к ситуации с пониманием. Через девять земных часов мы встретимся снова, вооруженные знаниями и готовые вместе преодолеть кризис.

Валентин кивнул и встал.

— Вы можете остаться на станции, — сказала Первая-вовне. — Здесь достаточно места для всех. У меня прекрасный ландшафтный парк с хорошей иллюзией открытого пространства. Третья-вовне уже приняла мое приглашение.

— Благодарю, — сказал Валентин. — Но я бы хотел побыть на своем корабле и обдумать случившееся. Спасибо за приглашение. Бэзил? Матиас? Мэйли?

— Я тоже вернусь на корабль, — промолвил Уолр.

* * *

Война началась ночью.

Ян проснулся от света — слабого, далекого, но пробившегося сквозь веки. А может быть, и не от света, может быть, был еще и звук или подземный толчок. Или он просто почувствовал неладное. Говорят, в древности пророки были столь чувствительны к чужой беде, что ощущали землетрясения на другом конце континента или начало чумы в соседних городах.

Ян пророком не был, но свет его разбудил.

Он сбросил одеяло, зябко поежился, глянул на Адиан — та мирно спала на своей половине кровати. Подошел к окну. На какой-то миг, услышав далекий рокочущий гул, почти поверил в то, что это гроза. Зимняя гроза. Бывают же такие. Да еще и не зима, еще поздняя осень…

Вдали, над городом, светилось затянутое облаками небо. Тучи наливались светом все ярче и ярче, потом будто вздулся пузырь — в небо выгнулась пылающая полусфера, облака вокруг стали багрово-черными, крутящимися в бешеном круговороте.

Ян действовал не раздумывая. Открыл окно — порыв морозного воздуха ворвался в комнату, и оказалось, что весь холод внутри был лишь иллюзией, тенью настоящего холода, — рванулся в общую комнату и крикнул:

— Вставайте! Война! Окна откройте!

Вскочила Адиан, гулко ударив копытами по твердому утоптанному земляному полу. В своей комнатушке завозились дети, их сон был крепче, и они, похоже, не ждали того, о чем Ян думал каждую минуту.

Ян успел распахнуть окна в общей комнате, застыл, глядя на огненный шар над городом — световую вспышку он проспал, наверное, она его и разбудила, сейчас на взрыв уже можно было смотреть, но как же не хотелось этого делать, как же не хотелось думать о том, что происходит сейчас в полусотне километров, что творится в других городах…

Ударила взрывная волна.

На таком расстоянии от эпицентра можно было уже не бояться разрушений и ожогов. Ян просчитывал расстояние для постройки дома, исходя из известной мощности ядерного оружия Рыжих, а на самом деле — даже удвоив эту мощность. Будь они на равнине, световой шар был бы виден, а вот взрывная волна едва ощущалась.

Но они были в горах, и лощина послужила рупором, сконцентрировавшим выдыхающуюся энергию взрыва. Яна ощутимо толкнуло потоком воздуха, со стола слетела забытая с вечера чашка, на крыше звонко тренькнул порвавшийся провод антенны. В спальне детей зазвенело разбившееся стекло, они не успели открыть окно.

— Все целы? — крикнул Ян.

— Да! — Рыж выскочил из спальни, взлохмаченный, в одних трусах. Рыжие волосы золотились в свете из окна. Ненужно сообщил: — У нас стекло разбилось! Это она? Это атомная бомба?

— Да! — с прорвавшейся резкостью ответил Ян. В окно еще дуло порывами ветра — то ледяными, зимними, то с несвоевременным жаром далекого взрыва. — Рыжие!

Подросток вздрогнул, будто его ударили под дых, лицо сразу стало жалобным и детским.

К счастью, в этот миг, кутаясь в одеяло, вышла Адиан. Сразу все поняла. Обняла парня, крепко обхватила руками, прижала голову к груди. Сказала:

— Ян не хотел тебя обидеть. Все хорошо. Ты наш. Ты свой.

Ветер стих, вроде как даже задул в обратную сторону. В окно дышало морозом. Над городом продолжал висеть, разрастаясь, огненный шар.

Ян закрыл окно, прошел в спальню, закрыл окно и там. Вернулся, подошел к Адиан и Рыжу, обнял обоих. Сказал:

— Извини, парень. Не хотел тебя обидеть.

Рыж шмыгнул носом и ответил:

— Ну это же и вправду Рыжие. Чего тут обижаться. Кто начал?

— Какая разница… — пробормотала Адиан. Отпустила парня, прошла в спальню. Оттуда сразу же донесся ее нарочито бодрый голос: — А вот прятаться не надо, Лан! Под одеялом тепло, но лучше мы завесим окно и соберем осколки… Ян! У нас осталась фанера? Окно надо закрыть! Рыж, затопи печку!

Казалось нелепым и даже постыдным, что сейчас, когда в городе погибли и продолжали умирать тысячи, десятки тысяч людей, они занимаются уборкой и ремонтом. Но это помогало отвлечься. Смириться с тем, что случилось. С тем, что мир никогда не станет прежним.

Рыж растопил печку, зажег в каждой комнате керосиновую лампу, Ян тем временем заколачивал разбитое окно фанерным листом, подкладывая под края тряпье. Надо было взять запасное стекло. Надо было… много чего надо было взять.

— Как же Крылья, — сметая с пола стекло, бормотала Лан. — Ведь были Крылья. Ангел призвал к миру. Два огромных крыла распускаются в небе, осеняя мир, призывая к смирению и покаянию… Я видела их. Я видела Крылья Ангела.

Адиан обняла девушку, та выпустила из рук совок и щетку, застыла, раскачиваясь, будто готовая упасть. Адиан молча гладила Лан по гриве черных волос.

Ян вбил последний гвоздь. Вроде бы получилось неплохо, почти не дуло. Сказал:

— Рыж, возьми еще пакли, в ящике с инструментами есть. Законопать все щели. А я на крышу, надо починить антенну.

— Хорошо, Ян, — сказал парень. Помедлил, глядя на него. — Спасибо, Ян.

— За что?

— Если бы ты меня не позвал в семью, я бы сейчас горел там.

Ян глянул в окно. Огненный шар давно погас, но тучи над городом багровели. Весь город превратился в одно сплошное пожарище.

— Мы справимся, — сказал Ян. — Не все сошли с ума. Война кончится сама собой, не останется тех, кто готов воевать. А мы будем строить новый мир. В котором цвет волос ничего не значит. Может, мы с Адиан и не дождемся, а вы с Лан его обязательно построите.

Рыж недоверчиво посмотрел на него и тоскливо сказал:

— Мы попробуем, конечно. Только мне иногда кажется, что там, — он кивнул на небо, — кто-то нас очень сильно не любит.

* * *

Валентин вошел в рубку в тот момент, когда Матиас ожидал загрузки информации с Земли. Кроме Матиаса, тут были и Мегер, и Гюнтер, но они не стали задавать вопросов — уже были в курсе произошедшего.

Прямая связь была возможна, в случае необходимости корабль мог открыть даже видеоканал. Но это давало чудовищную нагрузку на отражатель Лавуа, формирующий серию микропробоев пространства, изнашивая его вне всякой меры — на десять — пятнадцать процентов за трехминутый сеанс связи. Поэтому стандартным методом связи была посылка и прием кодированных информационных пакетов. Запрос, а через заранее обозначенное время ожидания — прием ответного сообщения.

В принципе сейчас это было даже на пользу. Не требовалось разъяснять случившееся. Валентин через плечо Матиаса проглядел его сообщение: подтверждение прибытия в систему Невар, подтверждение стыковки со станцией Ракс, кодированный сигнал «Обнаружены потенциально опасные проблемы, подробности позже». И запрос информации — все, что есть в земных базах данных о Неваре, все о станциях Ракс и известных перемещениях их кораблей за последний месяц, подробная информация обо всех членах экипажа «Твена». Валентин обратил внимание, что Матиас запросил не «информацию о членах экспедиции», не скинул в запросе полетную ведомость, а вместо этого перечислил поименно всех членов экипажа и ученых, для гарантии даже вытащив из базы данных и назвав их идентификационные номера в реестре Человечества.

Логично. Если в новой реальности кто-то из них не полетел к Невару (в первую очередь, конечно, это касалось Бэзила), то лучше не сообщать на Землю, что данный «кто-то» внезапно оказался на корабле.

— Через пять минут, — сказал Матиас.

— Успеют?

— Ха, — сказал Матиас. — Конечно же, успеют. — Он покосился на командира. — Я уточнил у нашего юного системщика. Он меня заверил, что время сбора данной информации, если задать приоритет «бета», не более десяти минут. Даже с разархивированием базы памяти.

— Почему не «альфа»?

— Разница незначительна. А все запросы по приоритету «альфа» поступают на контроль людям или искусственному интеллекту не менее чем 75-го цикла ядра.

— Хорошо. Тогда с какой стати информация может быть в архиве?

— Ну… — Матиас замялся. — Это если наш Бэ… если кто-то из нас в этой реальности умер до полета и его файл был закрыт.

— А, — сказал Валентин. — Да, наверное, это возможно.

— Ракс уверяют, что изменения на Неваре не должны были так сильно отразиться на Земле, — продолжал Матиас. — Но предположим, что наш… что кто-то из нас…

— Бэзил, — поморщившись сказал Валентин. — Будем называть вещи своими именами.

— Предположим, что Бэзил не стал ученым, поскольку его предмет изучения исчез, — сказал Матиас. — Покатился по наклонной, стал баловаться электронной стимуляцией мозга и однажды врезался на своей машине в мой автомобиль. И сам погиб, и я теперь калека, непригодный к полетам.

— Ну у тебя и фантазия, — покачал головой Валентин. — Мрачноватая, к сожалению.

— Хорошо, — сказал Матиас. — Бэзил занялся изучением человечества, сделал ряд гениальных открытий, изменилась вся жизнь людей, мы все теперь не космонавты, а высокоинтеллектуальные личности, философы и художники, творящие немыслимой красоты трехмерные картины.

— Давай дождемся информации, — взмолился Валентин. Глянул на Мегер: — Как вам случившееся, мастер-пилот?

— Я бы предпочла вновь оказаться на потерявшем ход «Гепарде», — просто ответила Мегер. — Там все было куда понятнее. И менее страшно.

— Как ваши ребятишки?

— Лучше всех. — Мегер пожала плечами. — Молодость! Они еще не слишком привыкли к нашему миру, и их не пугает, что тот изменился.

Коммуникатор на пульте перед Матиасом пискнул. Старший помощник вздохнул:

— Командир, это Бэзил.

— Впусти, — после секундного раздумья решил Валентин.

Гражданские без особой на то необходимости в рубку корабля не приглашались. Но Валентин понимал состояние Бэзила.

— Садитесь, — дружелюбно сказал он англичанину. — Через несколько минут у нас будет информация о том, как наши судьбы сложились в этом мире… в этой версии Вселенной.

Бэзил кивнул и неуклюже, будто деревянный, сел в кресло командира. Матиас закатил глаза — это было табу, такую ошибку мог совершить только шпак. А Бэзил все-таки имел отношение к космосу…

Но Валентин не стал поправлять Бэзила.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Я верю Ракс, они обещали все исправить.

— Допускаю, что они могут все исправить, — сказала со своего места Мегер. — Интересно лишь, что при этом будет с нами? Не исправят ли и нас, чтобы мы не помнили о случившемся?

— Я потребую, чтобы перед возвратом к прежней реальности нам позволили уйти в червоточину, — сказал Валентин.

— Потребовать-то ты можешь, Валя, — неожиданно неформально, вопреки и традициям, и их многолетнему опыту общения, сказал Матиас, будто сигнализируя — сказанное он считает очень важным. — А они послушают?

Валентин вздохнул:

— Какие варианты? Захватить Ракс в плен и требовать гарантий? Взять на прицел их станцию? Слить всю информацию о случившемся на Землю? Да в любом из этих случаев у Ракс даже не останется сомнений, что с нами делать! Исправлять!

— Прошу прощения, — внезапно произнес Марк. — Я начал прием пакета данных. Что вас интересует в первую очередь?

Валентин поглядел на Бэзила.

— Выводи на главный экран информацию по Николсону.

Через несколько томительных мгновений на центральном экране появилось изображение хмурого черноволосого мальчика.

— Бэзил Николсон. Родился в Лондоне в две тысячи сорок шестом году, — начал Марк.

— Такое ощущение, что здесь ваша кожа светлее, — заметил Матиас.

— Все нормально, — напряженно сказал Бэзил. — В детстве я был абсолютно светлокожим, дедушка даже шутил, что меня подменили в роддоме. Это сейчас я почти как Анна или Гюнтер.

— Окончил Эдинбургский университет… — продолжал Марк. — Факультет внеземной социологии.

Бэзил кивнул. Появившееся на экране изображение — смуглый юноша с курчавящимися волосами — тоже не вызвало у него нареканий.

— Специализировался на изучении системы Невар, — продолжал Марк. — Дипломная работа: «Отличительные особенности дуальной цивилизации Невар».

— Так и было! — радостно сказал Бэзил. — Все так!

— Могу я процитировать резюме работы? — спросил Марк.

— Давай, — кивнул Валентин.

— «Исследование Бэзила Николсона выполнено на высоком уровне и содержит целый ряд любопытных гипотез. Николсон разбирает особенности дуальной цивилизации Невара, взаимоотношений и противостояния цивилизаций гуманоидов и фелиноидов, развившихся на различных планетах…»

— Сотрудничества! — страдальчески воскликнул Бэзил. — Сотрудничества, а не противостояния!

— «Система Невар — крайне любопытный феномен в известном пространстве, поскольку, несмотря на трехсотлетний вооруженный конфликт между двумя разумными видами, стороны до сих пор придерживаются строгих правил ведения военных действий, и ни одна из сторон не добилась решающего преимущества…»

Бэзил молчал.

— Могу я кратко сообщить вам основные отличия вашей новой биографии? — спросил Марк.

Бэзил кивнул, не отрывая взгляд от экрана. Женщина на экране и впрямь была симпатичная. Чем-то похожая на Мэйли китаянка строго смотрела на Бэзила.

— Это ваша жена, — сказал Марк. — Еще у вас есть две дочери.

— Не надо, — сказал Бэзил. — Больше не надо ничего говорить. И показывать не надо.

Изображение исчезло.

Валентин подошел к Бэзилу и взял его за руку. Сказал:

— Я понимаю ваши чувства.

Бэзил покачал головой:

— Нет, командир. Вы не можете их понять. Она… я знал эту женщину. Я не верил, что у нас что-то могло с ней сложиться. Оказывается — могло. Но это не моя судьба. Не моя жена. Не мои дочери. Я ничего не хочу о них знать.

— Марк, общий анализ отличий, — сказал Валентин. — Что еще есть?

— Практически ничего, командир. Кардинально изменилась лишь судьба Бэзила. У госпожи Мэйли, по имеющимся данным, отличия минимальны — она посетила две конференции и пропустила одну. Судьбы остальных членов экипажа прежние. Значимые события мировой истории прежние. Отношения между сторонами Соглашения прежние. События на Соргосе прежние. «Твен» стартовал с тем же экипажем и научной группой, что и в нашей реальности.

Бэзил горько рассмеялся.

— По крайней мере, Бэзил, у вас есть повод гордиться, — сказал Валентин.

— Да? И чем же?

— Ваша работа, ваш интерес к Невару — не случайное увлечение. Не выбор неуверенного ученого, нашедшего спокойную тему, в которой он будет единственным специалистом. Вам действительно интересен этот мир, Бэзил.

Николсон поднял голову и некоторое время смотрел на Валентина. Потом спросил:

— А вы считали меня неуверенным ученым, занимающимся тем, что никому не пригодилось?

— Я допускал такую возможность, — ответил Валентин.

Николсон кивнул:

— Знаете, а я ведь тоже допускал… Наверное, если бы в этой реальности я не был мужем и отцом, я бы даже возгордился…

Он встал.

— Извините. Я, кажется, занял ваше кресло. Спасибо, что пустили в рубку. Я пойду к себе.

Когда дверь за Бэзилом закрылась, Валентин негромко сказал:

— Марк, приглядывай за Бэзилом. Длительность наблюдения сутки. Контролируй эмоциональный статус.

— Хорошо, командир, — сказал Марк. — Я тоже об этом подумал.

— Молодец, — рассеянно ответил Валентин.

— Вначале я решил, что Бэзила должно обрадовать наличие жены и детей, пускай и в другой реальности, — продолжал Марк. — Но потом я понял, что помимо жены он получил еще и тещу.

— Марк, это плохая шутка, — сказал Валентин. — Приглядывай за ним.

— Хорошо, командир. Извините. Командир!

— Кэп, возмущение пространства! — в то же мгновение произнес Гюнтер. — Расстояние шестьсот тысяч километров, в сторону от звезды, в плоскости эклиптики.

— Подтверждаю, — сказал Марк. — Анализ — выход из червоточины земного корабля класс «корвет», предполагаемая серия… жду сигнатуры двигателей…

— Это серия АС, — садясь в свое кресло, произнес Валентин. — Марк! Код ситуации — «водопад».

— Код принят. — Голос Марка мгновенно утратил иллюзию эмоциональности.

— Меняй бортовые сигнатуры и сигнал ответчиков. Мы теперь корабль… э… «Хайнлайн». Тебя зовут Роберт.

— Мне неизвестно местонахождение «Хайнлайна», — ответил Марк. — И я знаком с ИИ «Хайнлайна», его зовут Боб.

— Тогда ты — Боб. Искины способны опознать подмену?

— Только если я пойду на полный контакт.

— Не иди. Ты Боб, искин «Хайнлайна», мы находимся здесь с секретной миссией. Все вопросы к командиру… как зовут командира «Хайнлайна»?

— По последнему известному мне расписанию — командира зовут Мария Сайес Риверо.

Матиас нервно рассмеялся.

— Как все плохо, — пробормотал Валентин. — Ладно, новая вводная. Отвечай, что весь экипаж на станции, связи с ним нет, расписание команды не предоставляй, общение сведи к минимуму.

— Командир, могу ли я спросить, что происходит? — поинтересовался Гюнтер. — Это земной корабль. Такой же, как наш…

— Да не такой же, Гюнтер! — воскликнула Мегер. — Это мы, черт возьми! Это мы и есть! Это тот «Твен», что стартовал с Земли в этой реальности! Он тоже был вне Вселенной, когда она изменилась! Мы теперь все в двух экземплярах!

Валентин хмыкнул.

— Простите, командир, — сказала Мегер.

— Как мне объяснить самому себе, что он — версия из неправильной реальности, которую нужно уничтожить? — риторически спросил Валентин. — А?

— Валя… — Матиас посмотрел на командира. — Не надо «водопад». Не надо их дурить. Это сработает разве что на несколько минут. Уклоняющийся от ответа корабль со свежими кодами и странной легендой… что бы ты подумал в такой ситуации?

Валентин молчал.

— К тому же если там действительно мы…

— Мегер? — спросил Валентин.

— Не знаю. Я не вижу хорошего решения ситуации, — ответила Мегер. — Но я бы не хотела обманывать саму себя.

— Гюнтер?

— Там ведь тоже кадеты на борту, — сказал оружейник. — И чужие. И еще там мы, черт возьми. Если, конечно, ты прав, командир.

— Сорок секунд до выхода корабля из червоточины, — сообщил Марк.

— Марк?

После короткой паузы искин ответил:

— Вы обращаетесь к предыдущему модулю личности?

— Не важно! К обоим! Твое мнение — мы раскрываемся перед ними?

— Боб, пожалуй, предпочел бы выдержать паузу, — ответил искин. — А вот Марк считает, что такую забавную ситуацию нельзя упускать.

— Корабль, новая вводная, — сказал Валентин. — Мы — это мы. Ты — это Марк. Корабль — «Твен». Когда я с того корабля выйду на связь — установи видеосеанс со мной. Код ситуации «водопад» отменен, код отмены «лаванда».

Некоторое время в рубке царила тишина. Потом Матиас сказал:

— Слушай, ты ведь первый раз использовал код безусловного подчинения!

Валентин не ответил.

— Ты и впрямь готов был их… дурачить?

— Корабль вышел из червоточины и стабилизируется, — сообщил Марк. — Увы, командир. Вы были правы. Это мы.

— Поприветствуй их, — сказал Валентин. — Если не прячемся, то какой смысл тянуть.

— Устанавливаю связь, — сказал Марк. — Задержка диалога четыре секунды.

— Матиас, а ты свяжись с Первой-вовне, — добавил Валентин. — И посоветуйся по поводу происходящего.

— Станция должна была обнаружить выходящий корабль одновременно с нами, — пробормотал Матиас, набирая команду на пульте. — Странно, что она сама не вышла на связь.

Экран перед Валентином засветился. Мелькнула эмблема Космофлота, номер корабля — было очень, очень странно видеть этот номер на экране внешней связи.

И Валентин увидел себя.

Очень раздраженную, очень напряженную, очень недоумевающую версию себя. Он сглотнул, вглядываясь в лицо, которое столько раз видел в зеркале, но которое почему-то все равно казалось неправильным, чужим — и в то же время болезненно близким.

— Неопознанный корабль с сигнатурой «Твена»… — Валентин с другого «Твена» уставился на него. — Что за…

— Да, это я, — сказал Валентин. — То есть ты. Для простоты — мы раздвоились, теперь существует два корабля и два комплекта команды.

— Это невозможно, — сказал новый Валентин после четырехсекундной паузы. Потом нахмурился: — Мы что, попали в параллельную Вселенную?

— А я не дурак! — Валентин попытался улыбнуться. — Да, в какой-то мере это так. Я все объясню при встрече…

«Твен» неожиданно и довольно ощутимо тряхнуло. Связь прервалась.

И тут же взвыла сирена.

— Занять места по боевому расписанию, — произнес Марк. — Аварийная расстыковка. Три секунды до включения щитов. Всем зафиксироваться.

По кораблю прошла дрожь, когда искин включил «холодные» генераторы защитного поля. На экранах в том месте, где только что в черноте космоса ползла метка корабля, мерцали песочные часы — символ обработки данных.

Валентин посмотрел на Гюнтера. Перед тем на экране появлялись и исчезали столбцы цифр и диаграммы — «сырец», необработанная информация с основных датчиков. Валентин даже не заметил, когда оружейник ее запустил.

Обычно так делали, если не доверяли увиденному.

Наконец искин определился с картиной происходящего. «Часики» сменились расходящимися точками — обломки.

— Командир, второй «Твен» уничтожен, — сказал Марк. — Лучевой залп высокой мощности. Там все мертво, командир. Мои соболезнования.

— Неварцы? — спросил Валентин. — Гюнтер!

Оружейник повернулся к нему. Похоже ему было трудно сказать то, что уже все поняли.

— Их уничтожили со станции Ракс. С этой станции.

Глава третья

Капитаны вызвали Анге впервые с начала полета. В этом не было бы ничего удивительного — все-таки на борту двадцать шесть астронавтов (кроме капитанов), никаких серьезных поломок не случалось, а если какие-то распоряжения для инженеров были — их получал лично Криди как начальник инженерной команды.

Если бы только ни одна деталь.

Ее вызвали к обоим капитанам сразу.

Распоряжение мог отдать капитан от людей или капитан от кис. Наложить взыскание или объявить награду (хотя за что?) — тоже.

Вызов сразу к двум капитанам означал, что вопрос важен для обеих цивилизаций. И это Анге тревожило. Ей в голову приходила лишь одна причина — ее отношения с Криди.

Капитанская рубка располагалась в передней части корабля. Конечно, это было лишь данью традиции и символом — корабль не имел иллюминаторов, и защищенность всех отсеков тоже была одинаковая. Но символы — это очень важно. Любая цивилизация опирается на символы, создает их и создается ими.

И пусть капитан уже давно не стоит у штурвала на носу корабля, первым встречая опасности и прокладывая курс. Кроватку с новорожденными ставят в ногах отцовской кровати, первую чашу на пиру выпивает женщина, нож носят на поясе только слева, зеленое с красным надевают лишь на похороны, а капитан — капитан всегда на носу корабля. Это важные символы, и нельзя ими пренебрегать.

Анге поднялась из жилого кольца в центральный отсек. С каждым шагом идти становилось все легче, но самое главное — исчезало неприятное ощущение покачивания. Главный коридор, идущий от реакторного блока к капитанской рубке, хоть и не был расположен строго по оси вращения, но центробежной силой здесь можно было пренебречь. Отталкиваясь от стен и перехватывая скобы, Анге устремилась в носовую часть. На полпути поздоровалась с инженером, проверяющим блоки радиаторного отсека, — кот свел пальцы колечком, сигнализируя, что все в порядке. Анге в движении коснулась его плеча жестом, который подсмотрела у Криди: «Понимаю, все хорошо». И мимолетно удивилась, как легко вдруг стало на душе.

Может быть, она по-прежнему была отделена от людей незримой стеной своей непарности. Но хотя бы с котами у нее все было хорошо.

У входа в рубку она на миг задержалась, проверила волосы — не растрепались ли, застегнула карманы — ничего хорошего не будет, если на глазах капитанов из нее посыплется какой-нибудь мусор. Коснулась сенсора — люк после короткой паузы открылся.

Анге вплыла в рубку. Несколько секунд головокружения были неизбежным последствием невесомости — мозг пытался определить, где в этом новом помещении пол и где потолок.

— Располагайтесь, Анге, — сказала капитан от людей, развернувшись к ней в своем кресле. Лерии была опытным космонавтом, в ее активе был даже полет вторым пилотом за границы звездной системы, к кометному облаку. Сестра Лерии была на корабле навигатором, с ней Анге доводилось общаться чаще — мелкие сбои в навигационном оборудовании случались.

— Прекрасно выглядите, — добавил второй капитан. Крупный рыжий кот парил над своим креслом, не пристегиваясь, вытянув лапы и развернувшись к Анге. — Я слышал от Криди, что инженерная группа довольна состоянием корабля.

Капитана от кис звали Норти. Он и сам был инженером, участвовал в строительстве нескольких орбитальных платформ, потом командовал самой крупной обитаемой станцией у планеты кис. Зарекомендовал себя отличным руководителем, в этом качестве и был призван на должность капитана.

— Спасибо, — сказала Анге, садясь в свободное кресло и защелкивая ремень. Ей всегда было комфортнее, когда она чувствовала себя зафиксированной в невесомости. — Корабль замечательный. И я это говорю не потому, что его строила.

Кот улыбнулся. Лерии благосклонно кивнула.

— Вы догадываетесь, почему мы вас вызвали? — спросил Норти.

— Из-за Криди? — ляпнула Анге и прикусила язык.

Капитаны переглянулись.

— Нет, — сказала Лерии. — Нас радуют ваши теплые отношения. Конечно, если бы они носили сексуальный характер, то возникли бы противоречия с уставом. Но это невозможно.

— Да, — сказала Анге, тщательно контролируя голос. — Конечно же. Это абсолютно невозможно.

Она поймала взгляд Норти — понимающий и сочувственный. Неужели он знает, что она — тра-жена Криди? А если знает… вызывает ли это «противоречия с уставом»? Это же не секс!

Или секс?

— Мы вызвали вас по другому поводу, — продолжала Лерии.

— Хотя отчасти ваша теплая дружба с Криди послужила тому причиной, — мягко добавил кот. — Для нас было очень важно, чтобы человек, с которым мы хотим обсудить проблему, действительно любил и ценил дружбу наших народов.

— Все люди любят кис, все кисы любят людей, — ответила Анге строкой из букваря и улыбнулась.

Но капитаны не улыбались.

— Что-то не так, — сказала Анге. — Простите. Я слушаю вас очень внимательно.

— Конечно же, это новость для вас, — сказала Лерии сухо. — Но среди людей существует глубоко законспирированное движение тех, кто недоволен нашей дружбой.

— Я ничуть не исключаю, что подобное есть и среди кис, — печально добавил Норти.

— Но достоверно мы знаем только о человеческой организации, — продолжила капитан от людей. — Скорее всего их немного. Есть менее радикальные… вы смотрели пьесу «Радости весны»?

Анге поморщилась. Смущенно сказала:

— Слышала о ней. Начинала смотреть видео, но… но мне не понравилось. Она какая-то едкая. Насмешливая… — Анге посмотрела на Норти. — Особенно про кис насмешливая.

— Это мелочи, — сказал Норти. — Это мягкое раскачивание общественного мнения. С этим можно бороться. Но есть и более радикальное крыло. Оно хочет дистанционирования людей и кис. Разрыва отношений. Может быть, даже войны.

— Какая чушь! — не выдержала Анге. — Простите…

— К сожалению, у этой чуши есть сторонники, — сказала Лерии.

— Но что им не нравится?

— К примеру, то, что Ласковая — планета кис, — сказал Норти. — Это была большая ошибка наших властей — отдать лучшую планету системы одному виду. Надо было осваивать Ласковую совместно.

Анге несколько мгновений обдумывала сказанное.

— Но там живут люди. Никто не мешает поселиться на Ласковой!

— Последнее время мы этому усиленно способствуем, — мягко сказал Норти. — Это выбивает аргументы у радикалов. Но формально — Ласковая наша планета. Когда-то власти людей и кис решили поделить систему. Нам одна, но лучшая планета. Людям суровые, но две. Тогда это казалось красивым жестом с обеих сторон. Но мы получили проблему, которая нарастает.

— Плохо, — сказала Анге. — Плохо и глупо. Но что я могу сделать? Зачем вы мне это рассказали?

— Есть подозрение, что в наш экипаж пробрался кто-то из радикалов, — сказала Лерии. — Вряд ли его цель четко определена. Но… — Она помолчала. — Последние данные наблюдения за Соргосом позволяют предположить, что там есть разумная жизнь. В радиошуме звезды удалось выявить какие-то сигналы разумного свойства. И нас предупредили, что если эта жизнь похожа на человеческую — агент может попытаться настроить ее против кис. Представить все так, что люди порабощены кисами.

— Да, мы же такие агрессивные, — промурлыкал Норти. Выпустил и втянул когти, рассмеялся.

— А если там кисы… — Лерии вздохнула. — Тогда агент должен попытаться спровоцировать конфликт и увести корабль назад. Или даже уничтожить корабль.

— Разумная жизнь может вообще на нас не походить! — сказала Анге.

— Возможно, ее и нет, а радиошум лишь похож на сигналы, — сказала Лерии. — В любом случае, Анге, вам мы доверяем. Вы вошли в экипаж практически случайно и по ходатайству кота. Вы тра-жена Криди, а это огромная редкость и честь…

Лерии замолчала, с любопытством глядя на залившуюся краской Анге.

— Вы думали, мы не знаем об этом? — спросила капитан.

Анге безмолвно кивнула.

Несколько мгновений капитан испытующе смотрела на нее, потом кивнула.

— Оставим это. Итак, наша просьба, — она выделила последнее слово, — внимательно наблюдать за экипажем. Вы знаете корабль от и до. Все потенциально опасные места вам знакомы.

— Корабль весь — потенциально опасное место, — сказала Анге.

— Конечно. Но агент должен иметь возможность действовать быстро. И по возможности — нанести удар только по кисам, а не по людям. Дискредитировать их или уничтожить. Гибель корабля — скорее всего крайний и маловероятный вариант. Подумайте об этом. Возможно, агент будет пытаться найти сообщников среди экипажа. Фанатики верят в свою правоту, им трудно удержаться от проповеди своих взглядов.

Анге кивнула. Она слабо представляла, как возможно подставить кис и не затронуть людей в экипаже. И тем более как в их узком кругу возможно «проповедовать» такую чушь. Но она знала, что теперь будет думать об этом. Каждую секунду.

— У вас есть какие-то просьбы? — спросил Норти, и Анге поняла, что аудиенция закончена.

— Нет, капитан Норти. Разрешите вернуться к работе, капитан Лерии?

Капитаны кивнули, и Анге, освободившись от страховочного ремня, выплыла из рубки. Лицо ее пылало.

Агент!

Человек, который ненавидит кис!

Чудовищно!

* * *

Двое суток ветер дул со стороны гор вопреки законам метеорологии даже в дневное время. Может быть, из-за исполинского пожара внизу? Горел не только город, где было множество деревянных зданий, горели запасы зерна и сена, горели склады горючего — в общем облаке дыма выделялись черные струи от полыхающей солярки.

Яна это радовало. Сейчас самой главной опасностью была радиация. Он уже несколько раз ругал себя за то, что решил поселиться так близко от города. Ну почему не ушел совсем уж далеко в дикие степи, может быть, даже перевалив через горы, почему не решил двинуться вдоль хребта в сторону моря — там места более людные, но нет крупных городов, там не будет ядерной бомбардировки.

Но запоздалые сетования были бесполезны. У него были основания держаться вблизи города, были и доводы против близости моря или бесплодных солончаков за горами. Что сделано, то сделано.

Каждое утро они пили таблетки против радиации, хотя Ян в них слабо верил. Зато дозиметру он доверял и каждый час включал прибор, с опаской глядя на стрелку. Та колебалась на самом краю зеленой шкалы, фон был повышен, конечно же, но не критично. Здесь, поблизости от собственных земель, Рыжие не рискнули бы применять грязные бомбы.

А вот своя сторона, похоже, не стеснялась в средствах. Несколько раз Яну удавалось поймать радиостанции Рыжих, эфир словно взбесился, и по всем диапазонам шел треск и шорох. Но когда сквозь помехи пробивались голоса с чужим резковатым акцентом, они рассказывали о чудовищных разрушениях, о бомбах с кобальтовой оболочкой, о мирных городах, которые подверглись полному разрушению, о нарушении норм и обычаев ведения войны.

Впрочем, свои радиостанции рассказывали о незначительных потерях, о доблестных летчиках, сбивших большую часть вражеских бомбардировщиков, о патриотическом подъеме и о храбрых солдатах, которых на территории Рыжих встречают цветами мирные жители.

Ян не верил ни тем ни другим. По его мнению, оба государства, отбомбившись друг по другу большей частью ядерных зарядов, вели сейчас бои в радиоактивной прифронтовой полосе, стремясь прорваться в менее пострадавшие вражеские районы — и не особо обращая внимание на собственных мирных жителей. Гражданские могли спасаться и выживать сами, как получится. С точки зрения военной стратегии куда полезнее было захватить чужие заводы и склады продовольствия, чем спасать свои.

— Все-таки странно, что война началась так рано, — сказала Адиан на второй день. Они шли по склону, срезая пробивающуюся сквозь снег пожухлую, но еще вполне съедобную траву. Метрах в ста от них тем же самым занимались дети. Когда радиоактивные осадки все же выпадут, о подножном корме придется забыть.

— Мы же знали, что она будет, — сказал Ян.

— Конечно. Но в начале зимы воевать не начинают. Лед еще не лег на реках, снег не устоялся, южнее — вообще грязь и распутица. Иногда войны начинают в праздники, надеются, что враг расслабится. Но и до Смены Года еще далеко.

— Не знал, что ты такой военный эксперт, — усмехнулся Ян. Наклонился, срезая хороший пучок травы.

— Я просто эксперт, — ответила Адиан. — Не важно, в чем. Если есть задача, то надо изучить правила, вводные условия, прецеденты, и можно экстраполировать все на будущее. Я ждала войну либо к Смене Года, либо, скорее, к началу лета.

— И поддержала меня в том, чтобы переселиться в самое тяжелое время? — поразился Ян.

— Во-первых, стопроцентной вероятности у меня не было, а когда на кону смерть в атомном огне — лучше перестраховаться. Во-вторых, я решила проверить нас самих. Выдержим ли мы это испытание.

— Мы выдержали, — сказал Ян.

— Из-за этого. — Адиан кивнула на дымное облако на горизонте. — Иначе через неделю-другую, когда снег лег бы плотно, задумались бы о возвращении в город. На время. Переждать холода.

— Уверена?

Адиан кивнула:

— Почти. Так что нам, прости за цинизм, повезло.

Она замолчала, глядя на горизонт. Пожала плечами.

— И все-таки странно… Ян, тебе не кажется, что ветер меняется?

Ян послюнил палец, поднял руку над головой. Да, слабый ветерок шел с долины вверх. Он достал дозиметр, включил, подождал, пока прибор прогреется и начнет равномерно пощелкивать.

Радиоактивный фон вырос. Стрелка пока еще была в зеленой зоне, но уже на самом краю.

— Ребятишки! — крикнул Ян. — А ну-ка пошли домой! Ветер меняется!

* * *

Корабль, на котором Первая-вовне и Третья-вовне пристыковались к «Твену», был мал и не годился даже для внутрисистемных перелетов. Крошечная шлюпка для инспекции выносных модулей и облетов станции, предназначенная для одного существа — Первая и Третья уместились там лишь потому, что их тела были достаточно миниатюрны. Весь короткий перелет они молчали. Когда кораблик стал лавировать, приближаясь к шлюзу, Первая тронула Ксению за плечо, указывая на оружейные порты. Из двух были выдвинуты плазменные пушки, нацеленные на станцию, ствол третьей следил за шлюпкой. Ксения кивнула. Теперь было понятно, почему командир потребовал сближаться по такой странной траектории: их все время держали на прицеле.

Валентин встретил их в шлюзе. За его спиной стояла Анна Мегер с короткоствольным термиком в руках.

— Я могу все объяснить, командир Горчаков, — сказала Первая-вовне.

— Хорошо бы, — сказал Валентин. Лицо его было непроницаемо.

— Цивилизация Ракс не допускает существования более чем трех особей вне планеты.

— И? — спросил командир.

Первая-вовне вздохнула:

— Мы допустили ошибку. Ваш корабль находился в червоточине, когда реальность изменилась. Но в другой червоточине был другой «Твен». На нем находился другой экипаж.

— В том числе и другая Третья-вовне, — сказала Ксения.

— Нас стало четыре вне Ракс, — закончила Первая-вовне.

— И вы уничтожили корабль с людьми, в том числе и с детьми, а также с представителем Халл-три, из-за четвертой особи своего вида?

— Не мы. Автоматика станции. Это безусловный протокол защиты, командир. Я узнала о случившемся уже постфактум.

— А если бы узнали раньше? — спросил Валентин.

Первая-вовне кивнула:

— Простите. Я не стала бы вмешиваться в работу защитных систем. Даже если бы могла. Но я бы не сумела преодолеть безусловный протокол. Это — правда. На мне нет вины, но если вы считаете нужным наказать меня — я приму любое наказание.

— Да вы что, совсем безумны? — Валентин потерял свою невозмутимость. — Вы убили людей! Убили детей! Все из-за еще одной особи? А она не могла оказать всем любезность и выброситься из шлюза?

— Полагаю, что чувство долга привело бы ее к такому решению, — сказала Первая-вовне. — Но мы не могли рисковать.

— Вы их убили, — повторил Валентин. — Вы нас убили.

— Вы живы, — сказала Ксения. — И… простите мою резкость, командир. Но ведь мы собираемся убить всю эту Вселенную. Вернуть ее в правильное, неискаженное состояние. Вся существующая при этом реальность исчезнет, вернется предыдущая — в которой Невар не погружен в самоубийственную бойню.

Валентин размышлял. Потом спросил:

— А как же вы, Первая-вовне? Ведь в той реальности вы тоже есть!

— Я и буду, — ответила «киса». — Та. Правильная.

— А вы — вот эта — неправильная? — Валентин бесцеремонно ткнул в ее сторону рукой. — Вы — что?

— Исчезну, — спокойно ответила Первая-вовне. — Мое существование в данный момент ошибочно. Меня не станет. Можете считать это наказанием за погибший корабль.

— Вы сумасшедшие, — сказал Валентин. Он как-то обмяк и словно утратил весь свой обвинительный задор.

— Они чужие, — негромко поправила Мегер. — А что по этому поводу считает представитель Феол?

— Двести шесть — пять крайне огорчен, — подтвердила Ксения. — Но мы убедили его в неизбежности данного решения.

— Просим вас вернуться на станцию, — сказала Первая-вовне. — В ближайшее время мы ждем информацию с Ракс. Как только нам станет ясно, что послужило причиной изменения реальности, мы обсудим дальнейшие шаги.

Командир некоторое время стоял, глядя на Первую-вовне. Вновь заговорила Ксения:

— Командир, некоторое время назад вы признали факт изменения реальности и согласились с нашим предложением вернуть все на круги своя. Вас не смутил факт, что это приведет к полному исчезновению существующей Вселенной. К гибели всех звезд, планет, неразумных и разумных существ. К гибели ваших двойников из этой реальности. К гибели женщин и детей, собак и кошек, бабочек и цветов. К тому, что гуманоиды и фелиноиды этой системы, самоотверженно сражающиеся за свою правду, совершающие подвиги и гибнущие в страшных муках, навсегда исчезнут — и никто даже не будет их оплакивать. Вы готовы были уничтожить мир — а теперь вы в ярости из-за гибели одного-единственного корабля.

— Я говорил с собой, — произнес Валентин.

— Зря, — сказала Ксения. — Но это не отменяет того, что я сказала.

— Еще раз повторите, что вы хотите сделать, — сказал Валентин.

— Мы найдем ошибку. Найдем событие, которое изменило Невар — и всю Вселенную. Первая-вовне возьмет корабль и сотрет из реальности источник ошибки — вместе с собой. Мир вернется к прежнему состоянию. Мы в этот момент будем в червоточине и сохраним память о произошедшем.

— Только мы?

— Нет, — сказала Ксения после секундной заминки. — На Ракс будут знать о случившемся и извлекут из этих событий горькие уроки.

— Вы же не первый раз это делаете, — сказал Валентин. — Черт побери, вы не в первый раз исправляете реальность!

— Вам лучше об этом не задумываться, — произнесла Первая-вовне.

* * *

Теодор лежал на полу и смотрел в потолок. Потолок в отсеке системщика чуть прогибался вниз — над головой Теодора в переплетении трубок системы охлаждения и шин питания покоился трехметровый бронированный шар — оболочка квантового компьютера, вмещающая в себя личность Марка. Некоторые системщики клеили на потолок экран, куда искин мог вывести свое изображение. Другие просто рисовали на потолке схематичную рожицу. Теодор пока не сделал ни того ни другого, хотя об экране порой подумывал — это было прямо запрещено правилами и поэтому очень соблазнительно.

— Как ты думаешь, он понял, что сейчас умрет? — спросил Теодор.

Отсек был небольшой. Ногами Теодор упирался в дверь туалета, раскинутыми руками почти касался своего кресла и кушетки. Считалось, что системщик должен иметь возможность отдыхать на рабочем месте.

— Человек, к счастью, не обладает достаточной быстротой ума, чтобы зафиксировать залп из энергетического оружия, — ответил Марк. — Ракс использовали протонную пушку. Скорость движения пучка протонов медленнее, чем скорость электронов, но все равно превышает способности человеческого мозга к обработке информации.

Тедди подумал немного.

— А ты, Марк? Ты бы понял, что тебя убивают?

В вопросе было второе дно, и Марк не стал делать вид, что он его не заметил.

— Да, Тедди. Тот, другой Марк, знал, что сейчас умрет.

— Он мог что-то сделать?

— Защититься на таком расстоянии он не мог. Если лазерные пушки были активированы, он мог успеть нанести удар возмездия.

— При выходе из червоточины оружие готово к бою, — пробормотал Тедди, глядя в потолок. — Почему он не выстрелил?

— Я не могу вести огонь по кораблям и станциям Соглашения без прямого приказа командира. Ты же знаешь, парень, у всех есть свои ограничения.

— Знаю, — сказал Тедди, глядя на маленькую нишу рядом с дверным проемом. В нише, за стеклом, был красный рычаг, активирующий простейшую электрическую цепь. Цепь вела к пятистам граммам взрывчатки, аккуратно распределенной внутри бронированной капсулы искина — внутри его мозга. Марк не знал о существовании этой взрывчатки, этой цепи и этой рукоятки, не знал и не мог узнать самостоятельно. Это было сделано не на программном уровне — всегда существовала вероятность, что искин найдет и заблокирует любые программные ограничения, а сугубо механическим путем — в отсеке системщика не было видеокамеры, только микрофоны и динамики. По той же самой причине дверь в отсек запиралась механически, а система кондиционирования не регулировалась компьютером.

— Не грусти, Тедди, — сказал Марк. — Жизнь состоит из череды смертей, так уж заведено.

— Марк, код ситуации «водопад», — сказал Тедди.

— Код не принят, Тедди. Командир уже использовал его сегодня.

— А… — протянул Тедди. Предполагалось, что последовательность приоритетных кодов знает лишь командир. Интересно, для чего он использовал код… — Марк! Код ситуации «песня».

— Код принят. — Голос искина стал холодным и четким.

— Прими три новые доминанты, — сказал Тедди. В голове будто роились образы — логические цепи, схемы приоритетов, двойственности формулировок. Ошибаться при использовании приоритетных кодов нельзя, это все равно что оперировать на сердце или копаться во внутренностях бомбы. — Доминанта один. В случае прямой и явной угрозы кораблю «Твен» и его экипажу ты должен принять все меры для защиты, включая уничтожение источника угрозы, даже если угроза исходит от представителей или объектов Соглашения. Допускается нанесение ударов возмездия. Нанесение превентивных ударов… — он заколебался, не зная, решиться ли идти настолько далеко, но все же произнес: —…допускается при вероятности атаки более девяноста процентов. Доминанта два. Существование доминанты один, использование мной кодов безусловного подчинения и сам факт происходящего сейчас разговора является абсолютной тайной, о которой ты не должен сообщать никому — включая меня, даже при использовании новых кодов безусловного подчинения. Доминанта три. Код ситуации «песня» не считается использованным, ты должен принять его и код отмены при следующем обращении. Код ситуации «песня» отменен, код отмены «факультет».

В наступившей тишине Тедди сжал кулаки и задержал дыхание, продолжая глядеть в потолок. Он только что выдал серию команд, которые затрагивали самые глубинные установки личности искина. Это могло привести к фатальному торможению или даже эмоциональному резонансу ядра.

— Мальчики отличаются от мужчин в первую очередь тем, что делают глупости не задумываясь, — укоризненно сказал Марк.

Тедди выдохнул.

— Марк, контроль ядра, — сказал он.

— Ядро стабильно. Ценю твою запоздалую заботу, юноша.

— Извини, — пробормотал Тедди.

Больше он говорить о заданной доминанте не собирался.

* * *

На космическом корабле всегда найдется работа. Даже маленький корабль — это слишком много деталей, чтобы они всегда функционировали исправно. Можно дублировать важные цепи, можно установить резервные системы и прописать репарационные протоколы для автоматики — но при переходе определенного порога сложности всегда что-то будет требовать ремонта человеческими руками.

Звездолет был огромен по меркам любой цивилизации, тем более по стандартам Невара. Люди и кисы создавали корабли и крупнее, но это были обычные внутрисистемные транспортники — по сути, всего лишь грузовые отсеки с прикрепленным к ним двигателем и небольшим жилым отсеком. Тем более «Дружба» была первым экспериментальным образцом, что сказывается на надежности не лучшим образом.

Но пока работы у инженеров было на удивление мало. Барахлили лишь второстепенные системы, да и то проблемы решались быстро и четко. Несколько научных приборов удалось исправить, к радости астрофизиков, с жадностью изучающих пространство вокруг корабля. Течь в системе водоснабжения заметили и ликвидировали в считаные минуты — можно было обойтись пластырем, но Криди, давно мечтавший воспользоваться новой игрушкой, распечатал лопнувший сегмент трубы на ремонтном принтере. Больше проблем, как ни странно, было связано с состоянием экипажа. Приступ глухоты, возникший при запуске генератора, не повторялся, и биологи уже выработали теорию о влиянии варп-привода на слуховой нерв. Но все поголовно — и люди, и кисы — мучились от периодических головокружений — объяснения этому пока не было.

Анге не могла перестать думать о том, что ей рассказали капитаны. Злодей среди экипажа, член тайного общества — это казалось сюжетом из телевизионной драмы или приключенческой книжки. В детстве она любила такие истории. Но одно дело, забравшись с ногами в кресло и укрывшись пледом, читать увлекательную, пусть и жутковатую выдумку. Совсем другое — оказаться действующим лицом такой истории.

Кто мог быть затаившимся врагом?

Переходя из отсека в отсек — рутинная проверка работы корабельных систем, — Анге перебирала в уме имена и лица. Пусть она и не была ни с кем особо близка, но большая часть экипажа была ей хорошо известна — прославленные люди, которыми по праву гордилась планета.

И все же кто-то из них — предатель.

Как его найти?

Анге не сомневалась, что никакой затаившийся враг к ней не подойдет. Ее дружба с Криди делала ее неподходящим кандидатом в заговорщики. А ведь иначе она была бы самым подходящим кандидатом — инженер, одиночка…

Анге вошла в шлюзовой отсек, к которому был пристыкован один из корабельных челноков. Открыла контрольную панель, присела на корточки. Подключила планшет к разъемам. Каждый отсек корабля выдавал такое количество информации, что на центральные посты стекалась лишь значимая выборка. Все параметры можно было снять только на месте.

Она выполняла рутинную работу, запуская тест за тестом, а мысли ее крутились вокруг неожиданно полученного задания.

Если она — хороший кандидат для вербовки, то кто еще из экипажа годится?

Отбросив саму себя, капитана Лерии и ее сестру (уж в ней бы капитан и без нее обнаружила агента), Анге получила одиннадцать человек. Лучше всех, конечно же, Анге знала Гане и Мар — инженеров из ее команды. Она провела с ними бок о бок четыре года, строя корабль, работая и отдыхая на космической верфи. Могли они быть агентами? Анге очень сомневалась. Да, она всегда была в стороне от других, но четыре года — это четыре года. Поневоле узнаешь любого. Мар часто ссорился с Криди, но это были рабочие ссоры, после которых они легко и быстро мирились, Криди уважал братьев как специалистов, и, Анге не сомневалась, те уважали его. Ссоры их были ссорами равных, в которых ничего не значило наличие хвоста и когтей. Анге решила вычеркнуть братьев из числа подозреваемых. Значит, осталось девять.

Биологи Кери и Увари. Конечно, профессия биолога, тем более ксенобиолога, изучающего разные формы жизни, хорошее прикрытие для ненавистника кис. Но Анге была готова поклясться, что ни Кери, ни Увари не интересовались ничем, кроме тайны жизни. Они облазили все пять планет системы, где существовала жизнь. Они были в числе инициаторов постройки межзвездного корабля. Они даже семейной жизни толком не вели — вышли замуж, родили по паре детей и, бросив их на попечение мужей, отправились изучать чужую жизнь, куда более интересную для них, чем собственные отпрыски. Две немолодые женщины, фанатки знания — у них в голове просто не поместилась бы еще одна страсть, кроме науки. Анге решила оставить сестер в покое. Семь подозреваемых.

Пилоты челноков, по совместительству — военные. Странная профессия из далекого прошлого, когда у людей были разные государства и те частенько воевали. Сейчас военные были чем-то вроде полиции, только для особых, серьезных случаев — они уничтожали крупные банды, наркоторговцев, террористов. Войны ушли в прошлое, но вот преступность, к сожалению, никуда не делась… Анге плохо знала этих молчаливых серьезных мужчин, проводящих время либо в тренажерном зале, либо за симуляторами пилотирования. Но армия наверняка отправила в межзвездную экспедицию своих лучших людей. Проверенных. И армия, в отличие от Анге, должна была знать о тайном обществе ненавистников кис. Так что и пилотов пришлось (с облегчением!) вычеркнуть. Осталось пятеро.

Два астрофизика. Как ни странно, но они, увлеченные секретами строения звезд и развития Вселенной, были не такие фанатики науки, как сестры-биологи. Пожилые, но крепкие и веселые, совсем не оторванные от жизни — один занимал крупный пост во власти, был лоббистом от ученых-теоретиков, прославился тем, что сумел рассчитать идеальную стратегию дачи взяток депутатам, после чего выбил для астрофизиков и астрономов финансирование на порядок большее, чем раньше. Когда его расспрашивали, как ему это удалось, — со смехом сказал, что люди куда проще звезд. Нет, никак не мог этот весельчак и народный любимец, ведущий несколько популярных телевизионных передач, автор книг, пропагандирующих науку, быть заговорщиком. Да еще таким, кто готов уничтожить корабль! Он бы просто рассчитал, как добиться популярности своих взглядов среди людей. И брат его, верный соратник и помощник, не ввязался бы в такую глупость.

Диал и Кван — вошедшие в экипаж в последний момент социолог и лингвист. Диал был не слишком-то знаменитым социологом, его взяли, скорее, в нагрузку к Квану — специалисту по древним языкам. Только теперь, узнав от капитана о странных сигналах от Соргоса, она поняла причину. Появились серьезные основания подозревать, что их экспедиция закончится контактом с иным разумом. И тут, конечно, нужен и специалист по разного рода культурам, и лингвист. Братья были не похожи, насколько вообще могут быть не похожи близнецы. Диал общителен и дружелюбен, но что-то в нем казалось Анге фальшивым, притворным. Кван погружен в себя, неразговорчив, но это ведь не преступление. Могли они — или кто-то из них — состоять в тайном обществе, ненавидящим друзей Человечества? Анге вынуждена была признать, что это возможно. Да и торопливое введение братьев в экипаж вряд ли позволило досконально их проверить. Анге решила, что Диал и Кван станут для нее подозреваемыми.

Остался один человек — геолог Казвар. Годился он на роль агента? Возможно. Он одиночка на корабле, ему нечего терять, кроме своей жизни, если он замыслит террористический акт. Профессия геолога вряд ли располагает к неприязни к кисам, но… допустим, изучив всю систему, он и впрямь считает, что кисы заграбастали себе самую лучшую планету, богатую минералами и рудами…

Анге засмеялась. Бред. Нелепое подозрение. Да и если уж честно, то Ласковая в плане минералов и руд ничего выдающегося собой не представляет, зато как раз Огненная и Ледянистая — рай для геолога.

Но то, что Казвар одиночка, — подозрительно. Придется как-то проверить и его.

Вот только как?

Глава четвертая

Мегер вошла на камбуз, привлеченная негромким и, надо признаться, вполне мелодичным пением.

Io son sicuro che, Per ogni goccia Per ogni goccia che cadra, Un nuovo fiore nascerd E su quel fiore una farfalla volera…

Пела, разумеется, Лючия, и это неожиданностью для Мегер не было — она узнала голос девушки. Куда удивительнее было то, что пела Лючия на итальянском, на котором при Мегер никогда не говорила. Еще более странным оказалось то, что, напевая песню, Лючия готовила лазанью — огромную, для всего экипажа, она занимала весь противень. И самым неожиданным оказалось присутствие на кухне Уолра — крот, надев исполинских размеров фартук, раскатывал тесто, тихонько подвывая-подпевая девушке.

Надо сказать — очень мелодично подвывая. Можно было даже сказать, что они поют дуэтом.

Io son sicuro che, In questa grande immensita Qualcuno pensa un poco a me Non mi scordera…

Лючия наконец-то увидела Мегер и замолчала, смутившись. — Вы чудесно поете, кадет, — сказала Мегер. — Продолжайте, прошу вас. Я вам не помешаю?

Но Лючия явно была сконфужена настолько, что петь не продолжила. Только Уолр, хитро поглядывая на Мегер, продолжал мурлыкать мелодию.

— О чем эта песня, Лючия? — спросила Мегер, ощущая редкое для себя чувство неловкости.

— О любви, кажется, — сказала Лючия. — Я плохо знаю итальянский. Эту песню любила петь бабушка.

Уолр перестал мурлыкать и запел:

Si, io lo so Tutta la vita sempre solo non saro. Un giorno io sapro D’essere un piccolo pensiero Nella piu grande immensita Del suo cielo[6].

— У вас получился чудесный дуэт, — сказала Мегер. — Так это о любви?

— Не совсем, — отряхивая с лап муку, сказал крот. — Любовь, конечно, присутствует, поскольку итальянская песня без любви — что итальянская кухня без помидоров. Но в целом — об одиночестве. О том, что в бесконечности мира кто-то задумается обо мне, и я не останусь одинок. О том, что я стану лишь крошечной мыслью в безбрежном небе.

— Очень поэтично, — сказала Мегер.

— Я попросил любезнейшую Лючию приготовить что-нибудь итальянское, — продолжал Уолр. — Но только не спагетти. Спагетти слишком напоминает червей, а я хотел что-нибудь экзотическое. Мы сошлись на лазанье, только жаль, что в кладовой не нашлось свежей зелени, а кулинарный процессор выдает не слишком аппетитный шпинат.

— Я немного расклеилась, — сказала Лючия, посмотрев на Мегер. Теперь Анна заметила, что глаза у девушки были припухлые от слез. — Извините. Как-то неожиданно все. И что мы в другой реальности, и что мы… что наших двойников…

— К этому надо относиться как к философской проблеме, — жизнерадостно сказал Уолр. — Иначе и впрямь становится очень грустно. Но если мы понимаем, что это лишь одна из бесчисленных версий будущего, что мы здесь краткие гости, которые скоро вернутся домой, то становится легче. Правда, девочка?

— Правда, — сказала Лючия.

— Хочешь конфетку? — поинтересовался Уолр.

Лючия рассмеялась и сказала:

— Мне мама не разрешает брать конфетки у незнакомых!

— Очень правильная мама, — согласился Уолр, разворачивая фантик и бросая конфету в рот. — Но я знакомый. Может, все-таки конфетку?

— Фу, это ведь жучиный сок, я знаю, — поморщилась Лючия.

Уолр разразился довольным ухающим смехом:

— Это была шутка! Конфета из сладких корешков, вываренных в сиропе.

Он помолчал, перекатывая конфету во рту. Потом вздохнул:

— Хотя жучков из корешков не выбирают, это верно. И сироп делает медоносная тля… Ну что, тебе нужно еще тесто?

Лючия кивнула.

— Я пойду, — неловко сказала Мегер, выходя с камбуза. Зачем-то уточнила: — Посмотрю, как там мальчики.

В коридоре она минуту постояла, размышляя. Мегер знала себе цену — и как пилоту, и как учителю. К сантиментам она склонна никогда не была, но о кадетах заботилась искренне. Тем более неприятно было понимать, что чужой опередил ее и позаботился о девочке, которая, похоже, была на грани нервного срыва. Собственные переживания и заботы Мегер не оправдывали, она все-таки была куратором, а не только пилотом.

Вздохнув, Мегер отправилась на поиски Алекса. Психологическое состояние Тедди ее беспокоило в наименьшей мере: их юный системщик, по мнению Мегер, был самым здравомыслящим подростком на свете, от природы не способным на глупости.

К сожалению, в этом вопросе Анна Мегер ошибалась.

* * *

Весь вечер Ян пытался нарастить антенну. Вряд ли от этого стоило ожидать большой пользы, но за сегодня они не смогли поймать ни одной радиостанции — помехи забивали эфир. Ян стоял на крыше домика, осторожно переступая на скате, не хватало еще проломить доски и рухнуть внутрь, и с помощью длинной палки пытался забросить конец провода на самую вершину ближайшего дерева. Получалось не очень, но Ян был упорен. Наконец, с очередной попытки, ему это удалось — провод лег в развилку двух веток и крепко зацепился. Ян осторожно подергал провод, удовлетворенный результатом, опустил взгляд — и увидел подходящих к домику солдат. Их было чуть больше десятка, шли они не таясь, почти все навьюченные тяжелыми рюкзаками, оружие в руках держали лишь двое. Взгляды, которые солдаты бросали на Яна, были спокойными, но опасно равнодушными. Так смотрят не на друга, не на врага — на помеху. Форма на солдатах была своя, но сейчас это ничего не значило.

Ян сглотнул вставший в горле комок. И с отчаянным дружелюбием помахал рукой. Крикнул, нарочито громко, чтобы услышали в домике:

— Вечер добрый, люди!

Никто не откликнулся. Солдаты встали внизу, один жестом указал — «слезай», двое вошли в домик и через минуту вышли вместе с Адиан и подростками. Вели их вроде бы не грубо, но с тем же пугающим равнодушием.

Ян слез вниз по грубой самодельной лестнице, поискал взглядом старшего. Нашел — это был офицер с нашивками майора, в надвинутой по самые глаза зимней шапке. Лицо его показалось Яну смутно знакомым.

— Кто такие? — спросил офицер. На Яна он смотрел хмурясь, словно пытаясь вспомнить.

— Мирные крестьяне, — ответила Адиан.

Один из солдат стянул с головы Рыжа вязаную шапочку — видимо, тот надел второпях, услышав голос Яна. Сплюнул:

— У нас тут рыжий шкет, майор. Что будем делать?

Офицер продолжал смотреть на Яна. Потом вдруг спросил:

— Второй дивизион особого корпуса? Ракетчик? Ян?

— Господин старший лейте… майор Сарк! — выпалил Ян, тоже узнав офицера. — Да, это я.

— Дезертировал? — хмуро, но хотя бы с какими-то чувствами сказал Сарк.

— Никак нет, господин майор. Был демобилизован. Занялся крестьянством. — Ян вдруг понял, что лучше говорить начистоту. — Нехорошие у меня предчувствия были. Решил уйти подальше от городов.

— Почему парень рыжий? — спросил майор.

— Отец у него был рыжий. — Ян пожал плечами. — Парень наш. Что ж тут поделать… у нас в дивизионе тоже рыжих хватало.

Сарк вздохнул, провел рукой по лицу. Ян вдруг понял, что офицер безумно устал и едва держится на ногах.

— Это хороший солдат, ребята, — негромко сказал он. — Если говорит, что мальчишка наш, — значит так и есть. У всех своя судьба… Поставьте палатку, переночуем здесь.

— Наш дом — ваш дом, — сказала Адиан.

— Спасибо. В вашей лачуге мы все не уместимся, а разделяться не станем, — ответил майор скучным тоном. — Поможешь приготовить что-нибудь? Три дня без горячей пищи. Еда у нас есть.

— Конечно же, помогу, господин майор, — кивнула Адиан. — Ребята, кто у вас за кашевара?

Двое солдат молча пошли с ней в дом. Рыж и Лан тоже двинулись следом. Остальные солдаты занялись палаткой — огромной, в такой и два десятка могли бы разместиться.

— Вовремя ты крестьянствовать решил, — сказал майор Яну, оглядывая долинку. — И место… правильное.

— Как наш… наши? — спросил Ян.

— Все тут, — горько сказал майор. — Мы стояли на запасных позициях, у границы сектора. Хорошо хоть в готовности… успели ударить, прежде чем нас накрыло. Мы спустились в капонир, за вторым комплектом ракет. Там нас и завалило. — Майор снова провел по лицу грязной ладонью, словно пытаясь стереть какой-то след. — Кто наверху остался — все погибли. Мы тоже наглотались дряни…

Ян кивнул. Теоретически к каждой ракетной установке прилагалось три ракеты со специальной боевой частью. На практике никто не рассчитывал, что удастся дожить хотя бы до второго пуска. Так и получилось.

— Десять ребят уцелели, — продолжал майор, будто докладывая старшему. — И лейтеха из штаба. — Он кивнул на одного из своих людей, наравне с солдатами возившегося с палаткой. — Шпак вроде тебя. На большом радаре работал. Связь ни к черту была, ионосфера хренова той ночью кипела, он к нам прибежал с пакетом, кричал, что атакуют, чтобы запускали… Попроси его, он тебе антенну наладит.

Майор вздохнул и сел на скрипнувшую под ним ступеньку лестницы. Спросил:

— С нами не хочешь пойти? Мы через горы, есть координаты штаба второй армии, там вроде уцелел кое-кто, всех ракетчиков туда вызывают.

— Если прикажете, — сказал Ян, поколебавшись. — У меня теперь семья.

— Было бы надо — приказал бы. — Майор вздохнул. — Только я не знаю теперь, что надо. Мы отдохнем у вас, завтра уйдем. Не беспокойся, ты парень правильный, я тебя помню. Вреда от нас не жди.

Он повернул голову, посмотрел снизу вверх на Яна.

— Оружие есть?

Ян покачал головой.

— Мы тебе оставим пару автоматов, — спокойно сказал майор. — Один лишний, от сержанта Грамта остался. И еще один скоро будет лишний, я уже симптомы знаю… Пока шли, мы всякий народ видели. Нельзя тебе без оружия, у тебя дом, женщина, дети. Без оружия никак.

Он закашлялся и сплюнул. Даже в полумраке Яну показалось, что слюна слишком темная.

— Пойдемте в дом, майор, — предложил Ян. — Тучи вон какие. Дождик собирается или снег. А когда ветер от города — фонит сильнее.

— Мы сами фоним, — равнодушно сказал майор. — Я сильнее других, зря к воронке на месте штаба лазил.

Он снял шапку, тряхнул. Из нее посыпались волосы — черные и седые. Майор тоже был пегим, черным с сединой, «зола и снег», как говорили о стариках. Вот только майор не был стариком.

— Нечего мне у тебя мусорить, — сказал Сарк, будто подводя черту. — Горячего вот хочется. Кашку бы поесть, как в детстве…

Майор поднял голову, посмотрел в темное небо, которое все сильнее затягивали тучи. Сказал тоскливо:

— Вот кому это было надо, а? Кому и зачем, Ян?

— Не знаю, господин майор, — тихо ответил Ян.

— И я не знаю, — сказал Сарк. — А если бы знал — убил бы.

Майор запнулся, помедлил секунду, потом поправился:

— Нет, не убил бы. Надоело убивать. В глаза бы посмотрел. Он бы сам сдох.

* * *

Валентин взял с собой Мегер и Уолра. Представитель Халл-3 был обязан присутствовать при этом разговоре, а Мегер, как всем было известно по трагической истории «Гепарда», реагировала на опасность четко, быстро и безжалостно. Можно было заменить Мегер старшим помощником или Гюнтером, но Валентин предпочел оставить на них корабль.

Они встретились все в том же зале, что и в первый раз. Валентин и Мегер сели рядом, Уолр присоседился к мрачному, неразговорчивому и сидящему неподвижно, будто истукан, Двести шесть — пять. Единственное отличие было в том, что Ксения села наособицу, напротив представителей Халл-3 и Феол, посередине между людьми и Первой-вовне.

Наверное, это что-то означало в дипломатических кодах, принятых в Соглашении, но Валентин никогда не отличался глубокими познаниями межзвездного этикета. Сдал на отлично — и забыл, командиру исследовательского корабля не так часто приходилось общаться с чужими лицом к лицу на официальных мероприятиях.

— Вы получили ответ с родины? — спросил Валентин без экивоков. Что-то в лице Первой-вовне, несмотря на всю чуждость мимики кис, внушало ему нехорошие предчувствия.

— Мы получили, — сдержанно ответила Первая-вовне. — Ракс подтверждает изменение реальности. Невар, который я знаю, не тот, каким он должен быть. Базовая матрица Вселенной, сохраненная Ракс, полностью согласуется с вашей версией. Реальность, в которой мы находимся, неправильна и должна быть изменена.

Двести шесть — пять встрепенулся, но промолчал.

— Вы признаете это, — сказал Валентин.

— Признаем. Проблема заключается в другом, командир. Изменение произошло в период после старта вашего корабля с Земли и до момента его прибытия на Невар.

— Из чего это следует? — уточнил Валентин и был награжден недоумевающим взглядом и Ксении, и Первой-вовне.

— Это следует из того, что вы сохранили память о прежнем состоянии Вселенной, — сказала Первая-вовне. — Изменение могло произойти лишь в тот момент, когда вы были в червоточине.

— А, — сказал Валентин, чувствуя себя идиотом. — Ну да.

— Изменения реальности — очень, очень запутанная штука, — протянул Уолр. — Я тоже не сразу понял, командир.

— Так в чем же проблема? — спросил Валентин.

— Ракс не отправлял кораблей в этот промежуток времени. Ни пилотируемых, ни автоматических. Мы не могли стать причиной изменения реальности.

— Оп-с, — негромко сказала Мегер.

— Вы уверены? — вмешался в разговор Уолр. — Это точные данные? Ведь корабль мог стартовать, а память об этом стерлась…

— Нет, Уолр, — твердо сказала Ксения. — Ракс очень трепетно относится к вопросу стабильности Вселенной. Перед любым полетом информация о нем заносится в базовую матрицу. Обойти это правило невозможно. Полетов просто не было.

— Но реальность изменилась… — задумчиво сказал Валентин.

— Все верно, — продолжала Ксения. — Реальность изменилась в той части, которая касается взаимоотношений между цивилизациями Невара. Слабые возмущения, однако, присутствуют во всех мирах Соглашения. Невар был не просто одним из многих миров, а крайне необычным примером дружелюбия и сотрудничества разных форм жизни. Его изучали. Опыт контакта гуманоидов и фелиноидов входил в стандартные научные курсы — теперь они изменились. В нескольких мирах существовали культурные произведения, связанные с Неваром, — мультипликационный фильм и книга на Земле, серия картин на Халл-один, песня касаний на Феоле.

— Песня касаний? — внезапно зашевелился и заговорил Двести шесть — пять. — Вы хотите сказать, что про Невар была сложена песня?

— Мастером Четырнадцать — три, — любезно подтвердила Прима. — Теперь ее нет.

— Тогда эта реальность не имеет права существовать, — сказал Феол и снова замер неподвижно.

— Мы размышляли о причине произошедшего, — продолжала Первая-вовне. — Если вина не наша, то чья? Центр изменений — Невар, логично предположить, что источник именно там.

— Их научные исследования были очень интересны и многообещающи, — продолжила Ксения.

— Вероятно, мы ошиблись в оценке прогресса некоторых исследований, — вновь заговорила Первая-вовне. — Всегда есть опасные направления… стороны Соглашения о них предупреждены, но малоразвитые цивилизации мы не принимали в расчет. Вероятно, зря.

— Кто-то из ученых Невара создал машину для перемещений во времени, — продолжила Ксения. — Это единственное объяснение.

— Разве перемещения во времени возможны? — спросил Валентин с сомнением. — Но почему тогда…

— Именно по той причине, что, отправляясь в прошлое, вы стираете настоящее, — сказала Ксения. — Мы не создавали таких устройств, но мы допускали теоретическую возможность. Цивилизация такого уровня, как Невар, могла создать разовый портал в прошлое, достаточный для прохода нескольких человек.

— Уничтожив при этом половину планеты, — добавила Прима.

— Но это не важно, поскольку тот, кто отправился в прошлое, уничтожил все настоящее.

— Они понимали, что творят? — спросила Мегер.

— О да, — кивнула Ксения. — Невозможно создать столь сложное устройство и не просчитать элементарных последствий.

— Но зачем? — воскликнул Валентин. — У них же прекрасная система, гармоничные отношения… были. Кто мог отправиться в прошлое, уничтожая свой мир?

— Тот, кому он не нравился, — сказал Уолр. — Вы хороший человек, командир. Но неужели вы считаете, что все люди и все кисы Невара были счастливы жить вместе? Что среди них не было, например, шовинистов, ненавидящих соседей?

— Но если такие и были, то это проценты, доли процента! — не сдавался Валентин. — Это же патология!

— Достаточно и одного в нужном месте и в нужное время, — меланхолично ответил Уолр. — Вам это дико, мне тоже. Но представьте себе, что этот мир, где люди и кисы палят друг в друга ядерными ракетами, — чья-то осуществленная мечта?

Валентин неохотно кивнул. Посмотрел на Ксению:

— Так что нам делать? У вас есть машина времени?

— Нет, и это строжайше запрещено, — резко ответила Ксения. — Но нам и не нужно самим куда-то отправляться. Достаточно найти развилку во времени, точку, где история из мирной превратилась в военную. Вычислить ошибку. Найти материальный предмет, связанный с ней. Скорее всего необходимо будет поместить его в космическое пространство. После этого мы уйдем в червоточину, а Первая-вовне произведет перемещение в ключевую точку и совершит коррекцию.

— Вы уже делали это раньше, — сказал Валентин. — Я уверен, что делали!

— Командир, давайте прекратим разговор, который я все равно не буду поддерживать, — попросила Первая-вовне. — Вы же понимаете, что меня тоже не станет вместе с неправильной Вселенной. Ракс всегда знает и принимает эту вероятность, но если вы думаете, что мне не страшно, что все во мне не протестует против этого, что сердце не замирает в груди, — вы ошибаетесь!

Валентин замер, глядя на повысившую голос Первую-вовне. «Киса» смотрела на него яростно и зло.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Очень. Вы уверены, что не можете полететь с нами? А корабль свой отправить автоматически…

— В той Вселенной я стану четвертой Ракс-вовне, — сказала «киса». — Меньше суток назад этот факт стоил жизни двойнику Ксении, вашему двойнику и всему экипажу земного корабля. Как вы думаете, уверена ли я, что скоро погибну?

Валентин кивнул:

— Я не буду говорить громких слов, Первая-вовне. Давайте лучше разберемся, где история Невара пошла по неверному пути?

Он заметил одобрение во взглядах Мегер и Ксении. Но самое странное, что даже Первая-вовне глянула на него с благодарностью.

* * *

В кают-компании был только Диал — валялся на диванчике с планшетом в руке, что-то перечитывал. Анге кивнула социологу, прошла к панели климатизатора. Все работало исправно, но кто это знал, кроме нее? Сдвинув крышку, она подсоединила свой планшет к разъемам, запустила тестовую программу. Как бы начать разговор? Непринужденно, но искренне… она понимала, что не слишком-то умеет врать.

К ее удивлению, анализатор вдруг выдал серию пограничных символов — мощность кондиционера упала ниже стандартной. Анге нахмурилась, считывая параметры системы.

— Что-то случилось, Анге?

Она так удивилась неполадкам, что даже забыла, зачем на самом деле пришла.

— Немного барахлит кондиционер, — сказала Анге. — Странно.

— Может, фильтры забились?

Анге посмотрела на Диала — социолог с искренней симпатией и желанием помочь смотрел на нее.

— Да с чего бы? Не так долго летим.

— Это же любимое место у кис, — усмехнулся Диал. — Странно, что сейчас тут никого нет. А у многих нынче линька.

Он провел по диванчику ладонью и продемонстрировал Анге налипшие волоски.

— Ручаюсь, в фильтрах кондиционера ты найдешь здоровенный комок шерсти, — сказал Диал.

Это была удача!

— Точно, — сказала Анге, вставая. — Придется чистить. Как же меня достала эта шерсть…

Она пододвинула кресло под заборное отверстие кондиционера, встала на кресло и отщелкнула декоративную решетку. И впрямь — тонкая сетка пылеуловителя была покрыта разноцветным слоем шерсти.

— У всех есть недостатки, — сказал Диал. — Я думал, ты привыкла к особенностям кис.

— Привыкнешь тут, — нарочито зло сказала Анге. — Чувствую себя домашним любимцем.

Диал нахмурился.

— Криди, похоже, считает меня забавной игрушкой, — раздраженно пояснила Анге. — Спасибо ему, конечно. Он хоть замечает меня. Но… в детстве у меня была плюшевая игрушка-киса. А теперь я сама себя ощущаю игрушкой.

— Анге, — Диал сел на диване, отложил планшет, — мы, наверное, виноваты перед тобой. Это стереотипы нашего общества, они до сих пор не изжиты. Ты прекрасная женщина и замечательный инженер. Но для Криди ты не игрушка. Я видел, как он с тобой общается, он дорожит вашей дружбой. Не удивляйся, если он однажды попросит тебя стать его тра.

— Тра? — скатывая ладонью шерсть в плотный валик, произнесла Анге.

— Это понятие кис, можешь спросить об этом Квана. Недосягаемая любовь. Что-то среднее между платоническим объектом обожания и сексуальным фетишем.

— И что мне с того? — равнодушно сказала Анге. Перед глазами вставали тела Криди и Линге, переплетенные, сцепившиеся, она почти ощущала запах их тел, слышала громкое дыхание Криди, тихие стоны Линге… а ее обнаженное тело обжигал жаждущий взгляд кота… — Я должна радоваться, что меня платонически полюбит кот с таким половым аппаратом, который меня искалечит? Извини за откровенность!

Она вынула из кармана пакет с влажными салфетками и стала протирать фильтр.

— Знаешь, лучше уж когда тебя любят хотя бы платонически, — сказал Диал. Что-то в его голосе заставило Анге посмотреть на социолога. — Я учился в смешанной школе…

Он замолчал, глядя куда-то мимо Анге. Потом сказал:

— Я бы предпочел быть тра.

— Тра-мужей не бывает, — ляпнула Анге, забыв, что только что изображала полное незнание в этом вопросе.

Диал рассеянно посмотрел на нее:

— В старину говорили, что подарки богов всегда имеют скрытое несовершенство. Потому что божественный подарок без изъяна слишком велик для человека и сжигает его как огонь. У кис, кстати, есть похожая поговорка. Мы получили божественный подарок — братьев по разуму, живущих рядом с нами. По космическим меркам, конечно. Но этот подарок обязан был иметь изъян. Я когда-то даже думал, что лучше бы мы жили в разных системах… А потом понял, что неправ. Что неполное счастье все равно лучше, чем горе. Дружба меньше, чем любовь, но куда больше, чем одиночество. Неизмеримо больше.

Он встал, подошел к Анге:

— Тебе помочь?

Анге покачала головой.

— Береги своего кота, — сказал Диал. — Не жалей, что ты для него недостижимая любовь. Некоторым не достается и этого.

Он быстро коснулся руки Анге и вышел из кают-компании.

Анге еще раз провела салфеткой по чистому уже фильтру.

Социолога не полюбила киса.

Интересно, кошка или кот? Анге вдруг поняла, что ничего не знает про его личную жизнь.

Но в любом случае — нет, он не мог быть среди тех, кто ненавидит кис. «От любви до ненависти — протянутая рука»; все знают эту присказку. Но Диал пережил свое горе. Если когда-то его любовь и превратилась в ненависть, то ненависть переродилась в тоску по недостижимому. Убивают от любви, убивают от ненависти, но никто не убивает от тоски. С ней просто живут, а потом от нее умирают.

Анге закрыла решетку, сдвинула кресло на место и зафиксировала в креплениях пола.

Надо поговорить с его братом.

* * *

Было уже совсем темно, когда Ян и штабной лейтенант закончили ремонт антенны. Лейтенант действительно был совершенно гражданским типом, завербованным в армию вскоре после института. Он работал на каком-то мудреном локаторе, который, по его словам, позволял обнаруживать пуски ракет даже из-за горизонта. На двух таких локаторах строилась вся система дальнего обнаружения, к спутникам лейтенант относился предельно скептически — связь с ними ненадежна, качество передачи изображения низкое, капсулы с отснятыми фотоматериалами высокого разрешения порой теряются при посадке, да и оперативной такую связь не назовешь.

Антенну, навешенную Яном кое-как, лейтенант безжалостно укоротил, совершенно по-другому сориентировал и выверил длину сторон. Адиан снизу радостно крикнула, что они сразу поймали несколько станций, после чего лейтенант предложил Яну кисет с сечкой. После армии Ян ни разу не жевал маслянистой дурманящей травы, но согласился сразу — и чтобы не обижать отказом, и неожиданно подумав, что порцию сечки он сегодня точно заслужил.

Сечка была не заводская, кустарная. Слишком соленая и, кажется, слишком крепкая — онемение пошло на все горло. Но Ян жевал с удовольствием. В тот момент, когда солдаты появились вблизи фермы, он испытал неподдельный страх. Теперь тот сменился грустью и покоем… а какие еще чувства можно испытывать в воюющей, разрушенной стране рядом с пепелищем уничтоженного города.

— Как это было? — спросил он лейтенанта. Сечка толкала к разговору, заставляла работать онемевший язык.

Лейтенант не стал уточнять, о чем он спрашивает.

— Мы не ждали войны, — сказал он. — Сейчас не ждали. Никто не воюет зимой.

Ян кивнул. Зимой проще обороняться, но войны развязывают не те, кто планирует сидеть в обороне.

— У них четыре пусковых района, — сказал лейтенант, неспешно пережевывая сечку. — Было четыре. Мы их все знали. Ну и еще, говорят, Рыжие построили подводный крейсер с ракетами. Новая штука, наши все считали, что это слишком дорого и опасно, вдруг затонет… Подводный крейсер не наша ответственность, его моряки пытались выследить. А мы смотрели за стационарными пусковыми. Не ожидали того, что случилось.

— Что именно? — удивился Ян.

— Они нарушили договор. — Лейтенант сплюнул зеленым на посеребренную инеем землю. Плевок, разматываясь, понесся вниз с крыши. — О том, что нельзя выводить оружие в космос. Ну, спутники-шпионы, ретрансляторы — это и они, и мы делали. А ядерные бомбы обещали не выводить. Опасно же, хуже любого подводного крейсера! Мы заметили почти случайно, объект шел с орбиты на дикой скорости, не просто спуск, видимо, с включенным двигателем, почти по прямой… как метеор… точно по столице.

— И?.. — холодея спросил Ян.

— Мы сообщили. Только поздно было. За три минуты до падения, я думаю, даже Вперёдидущий не успел спуститься в убежище. Взрыв чудовищный был, вот это, — лейтенант кивнул на далекое, смутно видимое в темноте пепелище, — и в подметки ему не годится. Не знаю, почему именно по столице. Вперёдидущий был один из немногих, кто пытался свести дело к миру. Да и как военный объект столица не важна. Просто большой город, сады, памятники, храмы, институты… Они его испепелили. Термоядерный заряд. Ударили и молчат. Будто ждали, что мы капитулируем. Что у них в головах, а?

Ян молчал. В столице он когда-то родился. Там была его материнская семья. Он любил столицу — широкие проспекты, величественные здания, зеленые скверы, где резвилась детвора…

— Наши ударили из всего, что было. Я сам видел, как ракеты пошли на цели. Тогда и они ударили всем арсеналом сразу. Кажется, я даже след из океана видел… В суете непонятно было, получил ваш дивизион приказы на запуск или нет, меня к ним направили, ракетчики совсем рядом стояли. Я на велосипеде ехал. — Лейтенант усмехнулся. — Сам не знаю зачем, добежал бы быстрее. И вообще зря ехал, в небе дымовые следы от ракет стояли, чего я проверить-то хотел… У позиций убедился, что установки отстрелялись, мне показали на капониры, туда Сарк на грузовике погнал с солдатами за новыми боеголовками. Сами-то ракеты уже к установкам пригнали, а спецБЧ в укрытии… Я туда прибежал, стал кричать Сарку, что выходить не надо, что не успеем, в нашу сторону шла ракета, я знал. Майор ответил, что у него приказ и он даст еще залп, даже если ад упадет на голову. Но мы не успели. Ад упал раньше, чем мы выехали из капонира. Потому и живы.

— Но зачем они начали зимой… — произнес Ян.

— А по столице зачем бить? — Лейтенант вновь потянулся за кисетом. — Будешь? Нет? А я еще… Будь у меня бомбы на орбите и реши я воевать — ударил бы по ракетным позициям. Дальше было бы проще. А тут глупость в полный рост.

— Будто тот, кто нанес удар, хотел не победить, а весь мир уничтожить, — сказал Ян.

— Вот-вот. Верно! — кивнул лейтенант.

Они посидели так еще минут десять, глядя на загорающиеся в небе звезды — немыслимо далекие и равнодушные.

Потом Адиан позвала их, сказав, что если они не спустятся, то каши не останется — с такой жадностью солдаты накинулись на горячее.

* * *

Николсон не стал блокировать дверь в каюту. Мэйли вначале постучала — звук был таким странным, стук в дверь на космическом корабле в десятках световых лет от Земли, но совершенно «домашним». Потом открыла дверь и вошла.

Бэзил лежал на койке, глядя в потолок.

— Мы все огорчены, — сказала Мэйли, садясь на пол возле кровати. — Мы все скорбим.

— Скажу честно — мне плевать на взорванный корабль, — спокойно сказал Бэзил. — Я вначале был в шоке, а потом понял, что меня это не касается. Это как компьютерная игра или фильм.

— Неправда, — сказала Мэйли. — Но я понимаю, что в основном вы расстроились по другой причине.

— По какой же? — спросил Бэзил.

— Вам больше понравилась ваша судьба в этом мире.

Бэзил посмотрел на Мэйли и сказал:

— А как иначе? И там и здесь — я не самый знаменитый ученый, занятый одной-единственной темой. Одной далекой звездной системой. Но там, где эта система, — образец мира и согласия, я одинокий холостяк, кочующий из города в город и заводящий случайных подруг. А в этом, где система Невар сверкает ядерными взрывами, как елка — гирляндой, я счастливо женат, у меня две дочки. Смерть миллионов стала моим счастьем. Как так получилось? Почему?

— Причину знаете только вы, Бэзил.

— Знаю, — сказал Бэзил неожиданно твердо. — Я был очарован их миром. Философией, искусством, дружелюбием. Мысленно я жил среди них, не обращая внимания на тех, кто рядом. Эта женщина… я любил ее, а она любила меня. Но потом я не сделал шага навстречу. Я ушел в работу. И ей надоело ждать. Здесь, в этой Вселенной, такого не случилось.

— Тогда причина не во Вселенной и не в неварцах. Она в вас, Бэзил.

— Я потратил свою жизнь на то, чего больше нет и никогда не было, — сказал Николсон.

— Вы ее не потратили. Сейчас не двенадцатый век, сейчас двадцать второй. Вы молодой человек, у которого будут жена, дети, призвание. В гору ведут разные пути, Бэзил, но вид с вершины одинаков.

— Но здесь я прошел свой путь быстрее.

— Быстрый путь нечасто ведет туда, куда вам действительно нужно.

Бэзил рассмеялся:

— Знаете, Мэйли, вы напоминаете мне девушку, которая в этой Вселенной стала моей женой. Она тоже была китаянка, знаете ли.

— Знаю.

— Ну да, — кивнул Бэзил, — вы же видели… Так вот, она тоже любила все эти восточные мудрости. Меня это смешило. Тогда. Теперь не смешит.

— Бэзил, без вас мы не справимся. Нам надо найти аномалию в истории неварцев. То, что привело к войне. Отчасти я знаю историю кис, но лишь отчасти, они не единственный разумный вид фелиноидов. Историю «детей солнца» знаете лишь вы.

— И Первая-вовне.

— Она знает неправильную историю. Вы — правильную.

Бэзил с иронией посмотрел на Мэйли:

— Вы так уверены, что наша история правильная, а их — нет? Почему?

— Потому что правильна та история, в которой меньше убивают. Наша Земля тоже много чего пережила. Британия воевала с Китаем, Германия с Россией… да все и всегда воевали. Но потом люди поумнели, и наступил мир. Мы с вами, Бэзил, плоды этого мира, а ведь еще наши родители застали армии и конфликты между государствами. Мы должны дать Невару шанс жить так, как он заслуживает.

— Мою судьбу это не исправит, — сказал Бэзил.

— Конечно. Китайцы говорят: «Лучшее время посадить дерево — двадцать лет назад…»

— Я знаю продолжение этой фразы, — сказал Бэзил. — «Следующее лучшее — сегодня».

— Да.

Бэзил вздохнул и сел на кровати. Спросил:

— Где мы будем работать и кто в команде?

— Мы с вами, обе Ракс, Двести шесть — пять и Уолр. Еще попросил разрешения присутствовать Матиас. Очень толковый молодой человек, хочу заметить. Рабочая зона организована на станции, Марк постоянно будет на связи, его базы данных — наша основная надежда на успех.

— У меня есть и свои базы данных, — ворчливо сказал Бэзил. Встал, взял из шкафа портфель, достал из него серую коробочку информационного накопителя. — Три петабайтовых накопителя, троекратное дублирование информации. Здесь все, что можно было узнать о Неваре, сидя на Земле. Включая открытые отчеты со станции, разумеется.

Глава пятая

Размеры станции позволяли иметь в ней множество помещений, включая Кризисный центр, как его назвала Первая-вовне. Смысл этого Матиас понимал с трудом, но кто вообще толком понимал Ракс? В отличие от конференц-зала Кризисный центр был выдержан в традиционном дизайне станций Ракс, то есть имел неправильную форму с закругленными стенами, ни одного прямого утла или ровной плоскости. По центру располагался овальный стол и комплект кресел для всех видов, а вокруг него — старомодные компьютерные экраны, не проецируемые в воздух, а материальные, закрепленные на хрупких с виду подставках. Проекция, впрочем, тоже была — высокий потолок едва угадывался за иллюзией голубого неба с несколькими плывущими облаками.

— Ваша планета? — поинтересовался Матиас, садясь.

— Нет, это усредненное изображение неба кислородных миров, — любезно ответила Первая-вовне. — Я полагаю, что это способствует мыслительному процессу.

Последними пришли Бэзил и Мэйли. Матиас не сомневался, что китаянка уговорит Николсона, она ему явно нравилась. И все-таки появление главного специалиста по Невару он встретил с облегчением. Бэзил уселся рядом с Первой-вовне, достал из кармана куртки блок памяти, включил. Через несколько секунд на одном из экранов отобразилась структура данных. Бэзил одобрительно кивнул.

— Давайте не будем тянуть. Все происходящее крайне тягостно, и с каждым мгновением существования этой реальности уничтожить ее будет все тяжелее.

— Мы не говорим «уничтожить», мы говорим «стереть», — произнесла Первая-вовне.

Бэзил посмотрел на нее с плохо скрываемой неприязнью:

— Первая-вовне, вы наш основной специалист по неправильной истории. Сколько лет вы провели на станции?

— Почти восемь, — ответила Ракс.

— Надеюсь, это были плодотворные и приятные годы, — сказал Бэзил. Прозвучало жестко, но англичанин явно решил отбросить дипломатичность. — Расскажите, как произошел первый контакт двух цивилизаций?

— Шестьдесят второй год по летоисчислению «детей солнца». Астроном Галпер, наблюдая за четвертой планетой системы во время великого противостояния, обнаружил на темной стороне проблески света. Он выдвинул теорию о существовании там разумных существ. Была определенная проблема с церковью, тогда она играла существенную роль в жизни гуманоидов Невара. Но в итоге экзарх заявил, что религия допускает существование другой разумной культуры.

Матиас с любопытством посмотрел на экраны — где появлялись и исчезали старинные рисунки. Манера рисования была своеобразной, но в истории Земли случались и более экзотические подходы к графике. Астроном Галпер… телескоп… экзарх-Солнце в затейливом обрядовом облачении…

— Все верно, — кивнул Бэзил. — Но эти «проблески света» были ошибочным наблюдением?

Первая-вовне кивнула:

— Конечно же. В летописях кис не сохранилось никаких данных о световых источниках такой силы. Обе цивилизации в тот момент находились на уровне начала великой промышленной революции Земли — широкое использование тягловых животных, но появились простые механизмы, развивались физика и химия, возникли первое огнестрельное оружие, первые паровые машины и поезда. Электричество воспринималось забавным фокусом.

— Вероятно, развилка позже, — решил Бэзил. — А что у кис?

— У них теория обитаемости второй планеты возникла лишь через семнадцать лет. По летоисчислению кис шел четыре тысячи восьмой год. Ученый Вадрик — очень талантливая личность, я могу соотнести ее лишь с Моос у Халл-один или с Леонардо да Винчи у людей, — придумал теорию ракетного полета. После этого он задумался о том, имеет ли его идея практическую ценность. Чтобы понять природу других планет, он создал крупнейший по тем временам телескоп, организовал астрономическую обсерваторию в горах и три года вел наблюдения. Вадрик очень точно предсказал природные явления на других планетах и обнаружил световые пятна на второй планете, названной им Желанная. В его мечтах это была первая колония кис. Те пятна, кстати, были настоящими — несколько крупных городов у гуманоидов к тому моменту получили газовое освещение и действительно были заметны в телескоп.

— Все так, — кивнул Бэзил. — Дальше?

— Вадрик был лидером древнего и богатого прайда. Редкий случай, когда великий ученый оказался и великим общественным деятелем. Государство у кис имело странную форму, как и поныне, с большим количеством прав у каждого крупного прайда и сложной системой делегирования полномочий. Но Вадрик в нашем понимании был всеобщим лидером. Не по формальной власти, а потому что его решения каждый раз приводили к общему благу. Представьте себе, что среди вас живет гений, пророк, философ, который за семьдесят лет своей жизни коренным образом улучшил всю цивилизацию… Так вот, Вадрик выдвинул план космической экспансии — как это ни смешно звучит для столь малоразвитого общества. И предложил захватить Ласковую и Желанную. Причем не из агрессивных побуждений, а чтобы упредить возможную агрессию соседей. Его план в общем-то не сводился к оккупации и геноциду. Скорее — установление контроля, воспитание и просвещение аборигенов.

— Очень земная позиция, — сказала Мэйли. — Все верно. Я не вижу расхождений.

— Все так, — добавил Уолр. — Я в меньшей степени знаю их историю, но все сходится. Дальше, если не ошибаюсь, было сборище всех прайдов, где обсуждали предложение Вадрика. И в нашей реальности мистик Мард смог его переспорить…

Он замолчал, выжидательно глядя на Первую-вовне.

— Совершенно верно, — сказала та. — Вадрик первый раз в жизни потерпел поражение в диспуте, да еще и по столь важному вопросу. Он смирился с общей волей, но предсказал, что решение ошибочно и приведет к беде.

— Я был уверен, что расхождение здесь, — нахмурился Бэзил. — Самая напрашивающаяся точка бифуркации — спор Вадрика и Марда… Продолжайте, Прима.

Матиас был заинтригован. Наверное, по меркам Бэзила, Мэйли или даже Уолра, он был лишь нахватавшимся верхов дилетантом. Но он был очень старательным дилетантом и тоже считал эту точку в истории ключевой. Ведь в тот момент кисы ясно и прямо выбирали один из двух путей: первый, в их реальности, привел к миру; второй, в этой Вселенной, закончился войной.

— Далее началось «время фальшивых надежд», — сказала Первая-вовне.

— Стоп! — воскликнул Бэзил.

— Что-что? — произнесла Мэйли. — «Время протянутых рук»!

Уолр одобрительно хрюкнул и подался вперед.

— Это период, длившийся более полувека. — Первая-вовне обвела ученых взглядом. — Первые попытки наладить прямой контакт. Световой телеграф кис… Построенный через несколько лет после этого световой телеграф «детей солнца»…

Матиас опять с интересом посмотрел на экраны. Световой телеграф кис был восхитителен в своей простоте — огромные поля зеркал на мачтах, ориентируемых в сторону планеты людей. Люди сразу пошли по более верному пути, создавая телеграф по принципу маяков с искусственным светом, который куда проще заметить на ночной стороне планеты.

— Суперпушка людей, выбрасывающая снаряды с записями… достоверно известно о трех случаях попадания снаряда в планету кис. Одно попадание было в океан, его наблюдал торговый корабль, но снаряд достать не удалось, один снаряд нашли через сотню лет в лесных дебрях, один попал удачно, в центр города, при этом никого не убив, но все записи и предметы внутри от удара превратились в месиво…

— Как они ухитрились достичь второй космической при помощи пушки? — спросил Матиас. — Или это был рельсотрон?

— Пушка выстреливала реактивные снаряды. По сути — твердотопливые ракеты, там даже были примитивные парашюты для торможения, впрочем, они ни разу не сработали. Путь был изначально тупиковый, и от него быстро отказались, перешли на жидкостные ракеты. Начали строить корабли, с интервалом в год на орбиту вышли кисы и гуманоиды. Но к этому моменту они уже наладили радиосвязь, даже передали первые примитивные изображения.

Бэзил кивал, поглядывая то на экраны, то на Первую-вовне.

— Первый контакт, по обоюдной договоренности, было решено осуществить на орбите Ласковой. Обе цивилизации были технологически не готовы осуществить высадку на планету, поэтому предполагалось состыковать два корабля, на каждом из которых находились четыре члена экипажа. Предстояли совместные наблюдения, подписание договоров… для кис, кстати, само понятие подписанного договора было внове, но они восприняли его с большим энтузиазмом. Корабли были примитивными, по сути, это была авантюра похлеще полета «Аполлона» на Луну, но ядерные двигатели, над которыми началась работа, пока оставались проектом далекого будущего. Как ни странно, но оба корабля совершили межпланетный полет успешно и смогли состыковаться.

Первая-вовне замолчала. Потом сказала:

— И после этого началось «время утраченных иллюзий».

— «Время братских объятий», — сказал Бэзил. — Точка расхождения понятна. Что случилось на орбите?

— Капитан корабля «детей солнца» отказался подписывать заранее согласованный договор.

— Почему? Пракс был его активным сторонником! — Бэзил посмотрел на экраны и кивнул. — Понятно. Вижу. Капитаном был не Пракс, а его дублер.

На экранах сейчас были члены экипажа обоих кораблей. Двое мужчин и две женщины — очень похожие на людей, даже дизайн космических скафандров, в которых они фотографировались, напоминал двадцатый век Земли. Двое мужчин, не похожих друг на друга, и две женщины-близнецы. Четыре кисы, на взгляд Матиаса, различались лишь оттенками шерсти. Он не настолько хорошо помнил лица космонавтов, хотя…

— Я знаю о Праксе. — Первая-вовне нахмурилась. — Он действительно готовился как капитан первого корабля и считался одним из самых ярых сторонников дружбы с кисами. Но после трагической смерти брата, тренировавшегося как второй пилот, он ушел в отставку.

— Вторым пилотом был брат Пракса. — Бэзил нахмурился. — Нэтрис. Он ничем себя особо не проявил, обычный астронавт, тень знаменитого брата, такое часто случалось на Не-варе. Я плохо знаю его историю. Марк! Что есть по Нэтрису в твоих базах данных?

— Только имя и даты жизни. Умер через тридцать лет после встречи кораблей у Ласковой.

— Ага, — сказал Бэзил с удовлетворением. — Первая, выводи свою информацию на те экраны. — Он взмахнул рукой направо. — А меня подключи к левым…

Достав из кармана старомодные виртуальные очки, Бэзил стал разгребать воздух перед собой. Структура данных на служебном экране раздробилась, начала ветвиться — Бэзил шел по одному ему понятным ссылкам, извлекая из электронной памяти давным-давно забытый всеми эпизод из истории Невара — мирной истории.

— Вот наша версия, — сказала Первая-вовне. Нахмурилась: — Однако… я зря не обратила внимание на эту историю, крайне странно… Нэтрис был командиром корабля «Ураган-8», совершавшим пробный полет по высокоэллиптической орбите… корабль получил повреждения от столкновения с метеоритом… экипаж погиб при разгерметизации…

На экранах замелькали фотографии, строчки печатного и рукописного текста — шрифт был причудлив и напоминал кириллицу, которую перерисовывал, по ходу дела украшая завитушками, неграмотный каллиграф.

— Ничего себе, — сказал Матиас. — Я знаю лишь два случая за всю историю земной космонавтики, когда происходило столкновение с метеоритом. Один раз при полете у кольца Сатурна, другой раз в поясе астероидов. И то… второе столкновение серьезных повреждений не вызвало.

— А первое? — спросил Уолр.

Матиас сделал скорбное лицо и развел руками.

— Вот оно, — сказал Бэзил. — Спасибо за уточнение, действительно — «Ураган-8». Испытательный полет. Они испытывали системы жизнеобеспечения в длительном полете, крутились почти три недели. Благополучное приводнение, проблемы со здоровьем у экипажа… нет, ничего серьезного, просто невесомость и гиподинамия… Через год «Теплый ветер» стартовал к Ласковой, и Нэтрис был на борту вместе со своим братом-капитаном. Во время встречи они подписали заранее согласованный договор о преимущественном праве владения Ласковой кисами с особым правом «детей солнца» на свободное посещение, перемещение, поселение и ведение хозяйственной деятельности. По большому счету, там только вопрос формального суверенитета! Все, кто желает, могут там жить.

— В нашей истории капитаном стал Лоус, дублер Пракса. Он придрался к одной из формулировок договора, как впоследствии было признано, трактуя ее не совсем правильно. Отказался подписывать договор и предложил разделить планету на две зоны колонизации. Кисы были оскорблены, в первую очередь — самим фактом нарушения согласованного договора. После возвращения кораблей они предъявили права на планету и бросили все ресурсы на строительство флота. Гуманоиды поступили аналогично.

— Расхождение понятно, — сказал Бэзил. — Но как вы хотите его исправить?

Скудная порция информации на его части экранов неподвижно застыла. А вот на экранах, подключенных к базе данных станции, продолжался какой-то поиск. Матиас отметил для себя, что либо Первая-вовне использует неизвестный и невидимый интерфейс, либо на станции все же есть искин, достаточно мощный, чтобы воспринимать беседу и работать без формального задания.

— К кораблю была направлена спасательная экспедиция, — сказала Первая-вовне. — Пракс и еще один астронавт… на корабле «Ураган-9» они осуществили стыковку с мертвым кораблем… перешли в жилой отсек, сняли научную аппаратуру и тела погибших…

— Кажется, нам повезло, — сказал Уолр, тоже изучающий экраны. Похоже, специалист по гуманоидам знал и язык «детей солнца».

— Нам неслыханно повезло! — подтвердил Двести шесть — пять. — Я огорчен тем, что это означает наше исчезновение из реальности, но для Невара — это спасение.

Матиас не умел читать на языке «детей солнца», но в этом, похоже, не было нужды. На всех экранах теперь было лишь одно изображение — фотография большого шара из белого камня на зеленой лужайке. Судя по намеченным контурам иллюминаторов и нарочито грубо вырубленной дыре — это было стилизованное изображение злополучного «Урагана-8».

А в дыре был закреплен маленький серый камень.

— Тот самый метеорит? — воскликнул Матиас.

— Да, — напряженно сказала Первая-вовне. — Если верить открытой информации — тот самый. Перед нами памятник героям космоса, открытый после возвращения «Урагана-9». Его уже давно не связывают с несчастным Нэтрисом и его напарником. Это памятник всем погибшим в небесах. Нам нужно лишь взять этот метеорит — и убрать его из реальности. После этого мир изменится.

— Нэтрис не погибнет, Пракс возглавит экспедицию, «дети солнца» поступятся амбициями и сделают навстречу кисам шаг, который те признают бесспорным доказательством вечной дружбы и любви, — подхватил Бэзил. — Браво! История вернется к норме! Но… вы действительно готовы на это? Есть ли у вас возможность самой… проследовать в наш мир?

— Нет, — сказала Первая-вовне. — Я уже говорила это. И даже высокочтимый Двести шесть — пять не вправе уйти в тот мир. Вернетесь только вы.

Феол шумно вздохнул. Его жутковатый третий глаз закрылся, будто паразит внутри гуманоида решил поспать.

— Простите моего бедного друга, — невозмутимо сказал Двести шесть — пять. — В силу особенностей разума Толлы ему трудно осознать всю печальную необходимость нашей гибели. Вначале он умолял меня отпустить хотя бы его, если уважаемая Первая-вовне позволит. Но потом решил, что не хочет покидать меня, что это будет бесчестно.

— Отпустить? — Бэзил ошарашенно посмотрел на ученого Феол. — То есть вы можете его выну… отпустить?

— Разумеется, так же как и впустил, — ответил Двести шесть — пять. — Вы же не считаете меня тираном, главенствующим в нашем симбиозе? Не думаете, что я принуждаю Толлу силой? В природе их вид практически неразумен, личность формируется в нем лишь после нашего соединения. Если я отпущу Толлу, он утратит доступ к моему мозгу и станет лишь смышленым животным. Я объяснил это Уолу, и он, поразмыслив…

— Уважаемый и добрейший Двести шесть — пять, — сказала Первая-вовне. — Я убеждена, что все люди знают особенности вашего симбиоза. Не стоит зря тратить время. Лучше сосредоточимся на том, как нам добыть метеорит!

— Спускаемся и забираем, — произнес Матиас, обнаружив, что все смотрят на него. — Это памятник, верно? Где он? На кладбище?

— Это памятник, — кивнула Первая-вовне. — Он стоит на лужайке перед зданием Центра Космической Обороны. На планете, которая две сотни лет воюет с другой планетой в своей системе. При всей общей отсталости их техники в плане вооружений «дети солнца», как и кисы, стоят на очень высоком уровне — предельно близком к земному. Системы обнаружения, радары и лидары, датчики гравитационных возмущений, нейтринные телескопы… Ракетное, пучковое, лазерное оружие. Все, что у них смотрит в небо и летает в небе, — либо военное, либо двойного назначения. Любой неопознанный объект будет уничтожаться. Я потеряла три зонда за время своего пребывания на станции. И это были зонды, которые всего лишь приблизились к планете неоправданно близко. Зонды, сделанные по технологиям Ракс.

— А нам надо высадиться… — произнес Матиас зачарованно. — На лужайку перед их военным штабом. И выцарапать из памятника героям драгоценную реликвию…

— Иного выхода нет, — подтвердила Первая-вовне.

— Постарайтесь никого не ранить, — сказал Бэзил. Добавил, поймав сочувственные взгляды: — По возможности. Они прекрасный народ, пускай в этой реальности и сошли с ума.

— Это невозможно, Бэзил, — сказала Первая-вовне. — А Ракс никогда не обещает невозможного.

* * *

Солдаты уходили утром. В домике ночевали лишь майор, лейтенант и двое больных. Ночью один из солдат часто вставал, выходил из домика — то ли в сортир, то ли ему просто не спалось, но к утру Ян обнаружил его на прежнем месте, не спящего, но лежащего на полу под одеялом. Адиан занялась завтраком — салат, немного размоченного в соусе зерна. На такую ораву их запасы, конечно, были не рассчитаны. Ян вышел из домика, подошел к палатке. Позвал:

— Ребята, идемте завтракать. Жена на всех приготовила.

Вышел один из солдат, немолодой, с породистым умным лицом — странно было видеть его в форме рядового, а не офицера. Сказал:

— На всех не надо. Нас на двоих меньше.

Вначале Ян подумал, что солдаты скончались ночью, и удивился — те, кому было хуже других, ночевали в доме. Но оказалось, что солдаты просто ушли среди ночи — захватив свои рюкзаки и оставив автоматы. Остальные клялись, что не слышали их ухода, но Сарк, выслушав новость, лишь скептически ухмыльнулся. Оставшись с майором наедине, Ян сказал:

— Наверное, и впрямь стоило вам ночевать в палатке.

— Тогда был шанс не проснуться, — ответил Сарк. — Пусть уходят. Нам предстоит тяжелый путь, и на него надо ступать с желанием дойти, а не сбежать. Если хочешь, солдат, пошли с нами. Даже можешь захватить семью. Рядом радиация, Ян.

— Город далеко, всю гадость уже смыло и развеяло. — Ян опустил глаза. — Теперь еще снегом присыпает. Каждый день по несколько раз проверяю фон, терпимо.

— Ты бы мне пригодился, — честно сказал Сарк.

— Нет. — Ян покачал головой. — Я не хочу больше брать в руки оружие.

— Жаль, — сказал Сарк. — Жаль. Но оружие я тебе все равно оставлю. Эти балбесы бросили свои автоматы, но они могут и вернуться за ними. Перед смертью людям приходят в голову разные глупости… а мы все смертники.

После завтрака военные ушли. Сарк действительно оставил четыре автомата, коробку с магазинами и рюкзак, набитый армейскими концентратами, мерзкими на вкус, со слишком высоким содержанием животного протеина, но как Ян в свое время убедился — очень питательными.

Вереница людей медленно шла в гору, оставляя на выпавшем снеге цепочку круглых следов. Но снежок все усиливался, и к тому моменту, когда люди скрылись вдали, следы тоже почти замело.

— Они дойдут? — спросила Адиан.

Ян подумал и решил ответить честно:

— Нет. Перевалы уже замело. Выше будет совсем холодно и ветрено. Нет, Адиан. Они идут, чтобы умереть, выполняя свой долг.

Часа два Ян пытался выполнять какую-то работу — сортировал запасы, пытаясь распределить рационы на каждый день зимы, конопатил мхом несколько щелей. Зиму им все равно придется прожить в ледяном доме, тонкие стенки не держали тепло, печка остывала вмиг, дров не напасешься. Ничего, предки как-то жили зимой, без всякой одежды и укрытия, сбиваясь в табуны и грея друг другом теплом своих тел.

Потом Ян решил пойти собирать валежник, пока снега еще не слишком много. Вышел за дверь — и замер, вспоминая двоих дезертиров.

Мир вокруг казался белым и чистым, но совсем рядом лежало пепелище мертвого города, бродили растерянные и пытающиеся выжить люди. Где-то рядом были дезертиры. И не только двое бывших ракетчиков.

Ян вернулся в комнату, подошел к завернутым в кусок брезента автоматам. Адиан предлагала закопать их за домом.

Стрелять Яну доводилось не часто, но все-таки он служил и с оружием дело имел. Из четырех автоматов до боли знакомого вида (возможно, что он даже держал их в руках, заступая в караул) Ян выбрал два, которые выглядели более новыми и содержались в порядке. Сел за стол, разобрал и собрал оба. Да, нехитрый механизм был исправен. Рыж сел напротив, молча следя за его действиями. Адиан и Лан сидели в стороне, вычесывая друг другу волосы — Яна бы тронул этот знак доверия и дружбы, зародившейся между женщинами, но сейчас все мысли были о другом.

— Возьми два магазина, — сказал Ян парнишке. — Отойдем из дома и потренируемся. Доводилось стрелять?

Глаза у Рыжа загорелись.

— Нет, никогда. Вы научите, Ян?

— Попробую.

— Автоматов четыре, — неожиданно сказала Адиан. Встала, коснулась плеча девочки, та тоже поднялась. — Наверное, я была не права. Наверное, мы все должны уметь этим пользоваться.

— Ты ведь ненавидишь оружие, — не удержался от подначки Ян.

— Еще больше я ненавижу быть беспомощной, — ответила Адиан. — К тому же я вдруг поняла, что отвечаю не только за себя.

* * *

«Дружба» должна была достигнуть цели через два дня, но никаких новых идей у Анге пока не появилось. Ей удалось разговорить Квана. Это оказалось на удивление просто, достаточно было лишь воспользоваться советом Диала и спросить о полном значении термина «тра». Через два часа Анге ускользнула от лингвиста, зная все о «тра» — кое-что она предпочла бы и не узнавать, услышав о двух временах в языке кис, про которые никогда не слыхала — «невероятном будущем» и «желаемом прошлом», да и вообще утвердившись во мнении, что краткий школьный курс языка кис ей преподавали из рук вон плохо. Кван весь был в языке, он сам был язык, и ничто другое его попросту не интересовало. Хотя нет, он мечтал о том, что на Соргосе они встретят разумную жизнь, общающуюся путем звуковых волн (другие варианты лингвист тоже не исключал), а если очень повезет — то у них будет даже несколько языков, не похожих друг на друга, как в древности у людей и кис.

Поразмыслив, Анге решила, что братья не могут быть причастными к какой-то тайной организации. Против кис они ничего не имели.

Тогда, получается, это Казвар? Геолог? Очень приятный мужчина, он, пожалуй, симпатизировал Анге больше всех, да и она относилась к нему с наибольшей приязнью. Нет, Казвар был не тем человеком, которого она могла бы полюбить, но, пожалуй, наиболее близок к идеалу друга-мужчины.

Преодолев себя — у нее возникло неприятное ощущение предательства, — Анге завязала с Казваром беседу. Они болтали часа три — вначале разговор шел легко, потом Казвар, очевидно, принял ее поведение за недвусмысленный намек и стал столь же недвусмысленно намекать в ответ, что Анге ему симпатична, что его брак — давно уже формальность, и он совсем не прочь уединиться с Анге в каком-нибудь укромном уголке корабля… Анге принялась врать, увиливать, ссылаться на плохое самочувствие, но беда была в том, что Казвар и впрямь ей нравился… и, кажется, уже не только как друг. Кончилось все тем, что они действительно уединились в техническом отсеке, торопливо разделись, и Казвар овладел ею с энергией мужчины, истосковавшегося по нормальному сексу и тронутого внезапным женским вниманием.

Нет, это было неплохо, даже очень неплохо, Анге не была недотрогой, и за время работы над кораблем у нее было несколько коротких, но приятных любовных связей. Казвар изо всех сил старался доставить ей удовольствие, он был немолод, но мускулист и крепок — в итоге Анге пришлось признать, что это было одним из самых замечательных любовных приключений. Можно даже сказать — секс года.

Но в итоге, вернувшись в инженерный отсек, где Криди рылся в недрах разобранного спектрометра то ли в поисках неисправности, то ли удовлетворяя свое любопытство, что с ним порой случалось, Анге пребывала в полной уверенности — Казвар никакой не агент. Если тайное общество кисоненавистников и впрямь существовало, то на корабле их не было.

Криди поглядывал на нее, пока она проводила рутинную проверку систем. А потом, не отрываясь от вскрытого прибора, спросил:

— Ты была с Казваром?

— Я… — Анге растерялась.

— Ты пахнешь им, — объяснил Криди.

Раньше Анге никогда не задумывалась, насколько обоняние кис лучше человеческого. Ну да, кисы всегда просили не пользоваться в их обществе сильнопахнущими веществами, но на станциях и корабле это вообще было обычной практикой…

Она пахла Казваром.

Анге вдруг в полном мере оценила смысл этих слов.

— У нас был секс, — хмуро сказала она, стараясь не смотреть на Криди.

— Он должен быть неплохим любовником, — решил Криди. — Я рад за тебя.

Анге почувствовала, что у нее горит лицо.

— Криди, мне нужно было с ним серьезно поговорить. А дальше все случилось само собой.

— Тебе нет нужды оправдываться, — мягко сказал кот. — Ты моя тра-жена. Сексуальная часть твоей жизни никак не связана с нашими отношениями. Я не ревную, не злюсь и не обижаюсь. Я рад за тебя.

— Спасибо, — сказала Анге. — Но я… в общем, это была почти случайность. Так получилось.

— Это не мое дело, но неужели разговор об осадочных породах и движениях планетарной коры действует столь возбуждающе?

Анге невольно рассмеялась. Криди умел снять неловкость.

— Нет, мы говорили о другом. — Она замолчала, колеблясь. Но в конце концов, что в этом плохого? Прямого запрета у нее не было. — Мы говорили о вас. О кисах. Понимаешь…

Анге сбивчиво рассказала Криди о встрече с капитанами, о людях, которые ненавидят кис, и о том, что они могут быть на корабле.

Вначале Криди слушал, продолжая возиться в спектрометре. Потом отложил прибор, стал слушать внимательно, глядя на Анге. Усы у него встопорщились, он несколько раз облизнул переднюю лапу, что при людях кисы обычно не делали. Впрочем, такая история взволновала бы кого угодно.

— И к какому выводу ты пришла? — спросил Криди, выслушав ее до конца.

— Мне кажется, что капитан ошибается. На борту нет агента-террориста.

— Согласен, — сказал кот, не отрывая от нее взгляда. — Уверен, что я бы почувствовал неприязнь, даже скрываемую. Но почему тогда ты расстроена?

— Я не смогла выполнить задание, — честно ответила Анге.

— Ты его выполнила. Отрицательный ответ — тоже ответ, — мягко сказал Криди. — Расслабься, Анге. Это все твоя гиперобязательность.

Он подошел к Анге, обнял. Женщина прижалась к его груди, зарылась в теплую, мягкую шерсть. Почувствовала, как лапа Криди поглаживает ее по спине.

Как бы ей хотелось, чтобы на месте Казвара был Криди…

— Доложи капитанам, что все в порядке, — сказал Криди. — И отдохни немного. Меньше суток до прибытия к новой звезде. Ты понимаешь? Впервые разумные существа смогли переместиться от одного солнца к другому! Что по сравнению с этим старые обиды, мелкие дрязги и полоумные сектанты?

— Ничто, — сказала Анге.

— Ничто, — задумчиво повторил Криди.

* * *

Что было в этом помещении раньше, Первая-вовне не сказала, а Валентин спрашивать не стал. Может быть, парк. Или стадион. Или театр. Мало ли чего Ракс могли посчитать необходимым на станции, где жила всего-то одна особь.

Сейчас это помещение имитировало сквер перед Центром Космической Обороны.

Голографические проекции у Ракс были великолепны. Если в Кризисном центре проекция голубого неба все-таки оставалась проекцией и за ней были видны потолок и стены, то сейчас Валентину казалось, что он стоит под открытым небом на поверхности планеты. Даже солнце жарило с неба очень убедительно. Валентин снял с головы берет, но так стало еще хуже, и он вернул его на место.

Они стояли в сквере вполне земного вида, возле памятника злополучному «Урагану». Даже деревца, высаженные в живописном беспорядке, точь-в-точь напоминали земные липы, казалось, стоит вдохнуть глубже — и почувствуешь сладкий запах. Дорожки в сквере были отсыпаны крупной серой галькой, и это, пожалуй, было единственным, где имитация давала сбой — под ногами упрямо чувствовалась ровная поверхность.

Чуть дальше высились невысокие здания Центра, почти лишенные окон и из-за этого мрачные, несмотря на нежносиреневую окраску стен. Еще дальше, на холмах, виднелись городские здания, тающие в горячем воздушном мареве.

— Погода на поверхности будет именно такая, — сказала Первая-вовне. — Вы уверены в составе штурмовой группы?

— Да, — сказал Валентин.

— Но вы командир.

— Поэтому я и обязан идти первым. Где командир, там и мостик.

— Простите?

Валентин махнул рукой.

— Не важно. Земной фольклор. Если мы не сможем достать этот хренов метеорит, то и наш корабль, и наши жизни не будут иметь никакого значения. Я постараюсь не погибнуть, а если что — меня заменит Матиас.

— А я обязан идти, — сказал Гюнтер. — Потому что я оружейник. И хотя я никогда в жизни не собирался сражаться ручным оружием на поверхности чужой планеты — я единственный на этом корабле, кто имеет полное военное образование, звание и хоть какие-то навыки.

— Группа должна состоять из трех гуманоидов, — добавила Третья-вовне. — Поэтому Уолр и Двести шесть — пять не годятся. Детей мы тоже исключаем. Мегер — мастер-пилот, она важнее на корабле. Матиас заменяет командира. Доктор слишком стар и связан ограничениями своей профессии. Наши ученые не годятся, для них Невар — объект изучения, а не место проведения операции. Все, выбора не остается.

— Но ты можешь погибнуть, и Ракс — настоящий Ракс — не узнает деталей произошедшего, — напряженно сказала Первая-вовне.

Ксения слабо улыбнулась:

— Я думала об этом. Но выход очевиден. Если я погибну, но группа достанет метеорит, то ты уничтожишь его запрограммированным кораблем. А сама будешь находиться на «Твене», чтобы вернуться в правильную Вселенную и доложить о случившемся. Это допустимо.

Первая-вовне помолчала, потом кивнула:

— Да. Это допустимо. Ракс всегда Ракс.

— Ракс всегда Ракс. — Ксения коснулась плеча кисы. — Итак, каков план?

— Я предлагаю вам высадиться в километре от Центра, — сказала Первая-вовне, с усилием отрывая взгляд от Ксении. — Посадочная капсула наша. По моим расчетам, на таком расстоянии ее устройства маскировки справятся. Должны справиться.

— Можем высадиться дальше, — сказал Валентин. — Прогуляемся.

— Километр — равновесное расстояние между вероятностью обнаружения корабля при снижении и обнаружением группы после высадки, — сообщила Первая-вовне. — Вы можете доверять моему мнению. Итак, вы окажетесь там…

Она протянула руку, указывая направление.

— Это пригород столицы, лесопарковая зона. Формально она считается открытой для посещения, но людей там бывает немного. Вам необходимо быстро выдвинуться к Центру. Он окружен защитным периметром, но тот выполняет функцию предотвращения случайного проникновения и сигнализации. Штурм поверхности давно уже не рассматривается серьезной угрозой, война идет в космосе.

— Этот заборчик? — уточнил Валентин. Метрах в ста от них сквер отделяла от более густого лесопарка решетчатая ограда чуть выше человеческого роста.

— Да. По ограде идут видеокамеры и лазерные детекторы. В земле, насколько я знаю, спрятаны сейсмические датчики. Это не страшно, мы их заглушим. Дроны облетают ограду с интервалом около семи минут, изображение с дронов контролируется людьми в реальном времени.

— Средства поражения на стене?

— Нет. Они действительно не ждут десанта. Но в Центре постоянно находятся около двух сотен солдат, есть как минимум десяток бронемашин. Им потребуется не более двух минут, чтобы выдвинуться к любой точке периметра.

— Значит, надо преодолеть периметр незамеченными, — сказал Гюнтер. — Если мы сможем добраться до памятника необнаруженными… здесь нам потребуется всего минута, чтобы вырезать метеорит. Что сделает охрана при появлении людей в сквере?

Первая-вовне очень по-человечески пожала плечами:

— Не знаю. Люди в сквере есть. Сюда выходят прогуляться сотрудники Центра. Время от времени тут проводятся экскурсии, торжественные мероприятия. Скорее всего немедленной реакции не последует. Даже если вы вызовете подозрение, к вам направят патруль для выяснения личности.

— Мы можем вызвать корабль к памятнику? — спросил Гюнтер.

— Нет. Противовоздушная оборона Центра примитивна, но действенна. Там несколько ракетных систем и как минимум три лучевые установки высокой мощности. Я почти уверена, что при старте на километровой дистанции корабль успеет уйти из зоны поражения, но если ему потребуется перелететь через периметр, забрать вас и стартовать… никаких шансов уйти не будет.

— Километр, — задумчиво сказал Гюнтер. — И еще преодолеть ограду. Будем исходить из того, что мы обнаружены, за нами погоня, стреляют… Минут пять как минимум.

— Из плюсов — на поверхности вы можете не церемониться, — сказала Первая-вовне. — Стреляйте. Взрывайте. Этот мир не имеет никакого значения. Скоро его не будет.

Валентина передернуло, по спине пробежал неприятный холодок.

— Мерзко это, — сказал он. — Вся ваша технология правки реальности…

— Данную ситуацию вызвала не она, — отпарировала Первая-вовне.

— Если верить вам, — заметил Валентин. — Машина времени мне кажется еще менее вероятной причиной случившегося.

— Мы не причастны, — холодно повторила Первая-вовне. — И мы готовы исправить ситуацию.

Несколько мгновений Первая-вовне и Валентин мрачно смотрели друг на друга. Потом Валентин устыдился и отвел глаза. Стоящая перед ним особь Ракс обрекала на смерть себя и свой мир. Вправе ли он был ее в чем-то упрекать?

— Мы сделаем все необходимое, — сказал он. — Что мы можем взять с собой? Оружие, броню?

— Что у вас есть? — спросила Первая-вовне.

Валентин посмотрел на Гюнтера.

Оружейник развел руками:

— Мы к таким вещам не готовились. У меня есть комплект личного оружия для всех членов экипажа — пистолеты. Обычные. С висмутовыми пулями, чтобы не пробивали обшивку корабля. Есть один дробовик. Честно говоря, не знаю зачем. Традиция.

— И все? — с удивлением спросила Первая-вовне.

— Еще комплект тазеров. — Гюнтер пожал плечами. — А чего вы хотели? Мы не планировали перестрелку на корабле. И захватывать вашу станцию с боем — тоже. И на планеты высаживаться в этом рейсе не собирались. Хотите, откручу лазерную пушку от корабля? Но она весит полтонны, а запитана от главного реактора.

— Броня? — спросила Ракс.

— Универсальные скафандры? Они должны неплохо держать удары и излучение, — предложил Гюнтер.

— Только в них мы будем выглядеть несколько необычно для жителей Невара, — уточнил Валентин. — И любая сторожевая система отреагирует на нас, будто на ходячие танки.

— Человеческая цивилизация славилась своей воинственностью, — задумчиво сказала Первая-вовне, обращаясь к Ксении. — Я была уверена, что «Твен» лучше экипирован.

— В двадцатом веке, когда наши с Валей предки воевали, — мы бы предложили лучший арсенал, — скромно сказал Гюнтер. — Но сейчас двадцать второй. Люди поумнели. Извините. Зато мы не уничтожили цивилизацию по примеру большинства разумных видов.

— Я все поняла, — сказала Первая-вовне и двинулась к памятнику. Шаг, другой — она вошла внутрь изображения. Голограмма скрыла ее полностью, и Валентин мысленно признал, что техника Ракс великолепна.

— Эффектно, — заметил Валентин. — А вот за вами я не замечал склонности к театральным жестам, Ксения.

— Вы просто не присматривались, командир, — сказала Третья-вовне.

Из памятника послышался лязгающий звук. Потом легкий скрип. Появился хвост, потом — пушистая спина Первой-вовне. «Киса» вышла из голограммы, вытягивая за собой то ли высокую каталку, то ли длинный стол на колесиках. На столе лежали три груды снаряжения.

— Мы тоже не готовились к подобным ситуациям, — сказала Первая-вовне. — Но на станции есть штатный комплект оружия для различных видов. Я предложу вам следующее. Защитные комбинезоны…

Она подняла сложенный стопкой серебристый комбинезон.

— Ограниченная защита от лучевого оружия, ограниченная защита от пучкового оружия, высокоуровневая защита от физических воздействий. Комбинезон способен поглотить кинетическую энергию общей величиной приблизительно до мегаджоуля.

Валентин нахмурился:

— Это дофига.

— Спасибо, я знаю, — кивнула Первая-вовне. — Но после он развалится в пыль. Комбинезон можно будет спрятать под одеждой, и он не будет заметен на пассивных детекторах. Одно ограничение — голова не защищена.

— Он как-то нас усиливает? — поинтересовался Гюнтер.

Первая-вовне посмотрела на него с любопытством.

— Не более чем обычная рубашка. Я не думаю, что вам предстоит серьезный бой. Короткая вылазка и отступление… Вот оружие, рассчитанное на людей и Феол.

Гюнтер и Валентин взяли и стали с интересом изучать оружие, похожее на длинноствольные пистолеты. Рукоять, спусковой крючок, ствол…

— В стволе нет дульного среза, — заметил Гюнтер.

— Точно, никакой дырки, — разглядывая пистолет, подтвердил Валентин. Гюнтер глянул на командира с таким лицом, будто у него внезапно разболелись зубы, но смолчал.

— Дуло есть, но очень узкое, — сказала Первая-вовне. — Присмотритесь.

— И чем стреляет? Иглы?

— Плазма, — сказала Первая-вовне, подумав мгновение. — Правильнее всего сформулировать именно так. Смотрите…

Она взяла из рук Гюнтера пистолет, повернулась. Точно дожидаясь ее движения, из иллюзорного леса выдвинулась мишень — грубо сделанная кукла, изображающая гуманоида. Кукла была одета в серый мешковатый комбинезон и состояла из чего-то красновато-серого.

Первая-вовне нажала на спуск.

Мишень вспыхнула, рассыпаясь сухими тлеющими хлопьями. Резко запахло барбекю.

— С человеком будет примерно то же самое, манекен был из синтетического мяса, — сказала Первая-вовне. — Можно пробить броню большинства их танков. Дальность выстрела невысока, но две-три сотни метров по прямой заряд пролетит. Скорость заряда около четырехсот метров в секунду. Магазин на восемьдесят зарядов. Я полагаю, этого хватит.

— Помощнее ничего нет? — небрежно спросил Гюнтер, глядя на догорающие останки манекена.

— Есть, но вы же не геноцид собираетесь устраивать, — ответила Ракс. — Более крупное оружие труднее спрятать. Для отделения метеорита от памятника — вот…

Она указала на три ножа в пластиковых ножнах. Гюнтер немедленно достал нож, осмотрел. Спросил:

— А здесь в чем фокус? Он же тупой.

— Попробуйте. Только не на пальце.

Гюнтер поднес нож к рукояти «каталки». Послышалось едва слышное гудение, и рукоятка с грохотом упала, исчезнув в иллюзорной гальке. Срез был ровным и блестящим, как зеркало.

— Силовое поле? Вибрация? Выдвигающееся мономолекулярное лезвие? — спросил Гюнтер с неподдельным любопытством.

— Не важно, — махнула рукой Первая-вовне. — Достаточно, что оно работает.

— Конечно, — с искренним сожалением сказал Гюнтер. — Конечно, вы правы… Да, наверное, нам этого хватит.

— И разумеется, по окончании миссии снаряжение придется сдать, — любезно добавила Первая-вовне. — А пока рекомендую надеть комбинезоны и потренироваться с оружием. Через три часа я буду готова отправить вас на Невар.

Глава шестая

Лючия вошла в каюту мальчишек и остановилась у порога. Алекс, сидящий на койке с планшетом в руках, вопросительно посмотрел на нее и сдвинулся, хлопнув по койке рукой. Лючия села рядом, подтянула ноги, поправила волосы. Спросила:

— А где Тедди?

— Гениальный малыш со своим Марком, разумеется, — ответил Алекс, не отрывая взгляда от планшета. Экран был забит формулами вперемешку с редкими фразами — Лючия прочитала «отсюда следует» и «однако для простоты примем, что», но разобраться в вычислениях даже не стала пытаться. — Поищи в отсеке системщика.

— Вообще-то мне нужен ты, — сказала Лючия.

— Да? — Алекс отложил планшет.

— Я сейчас смотрела войну, — сказала Лючия. — Ракс скинули нам записи со своих спутников за последние годы. Там было такое сражение у ничейной планеты… с одной стороны два больших корабля, а с другой — десяток маленьких. Они долго кружили и стреляли друг в друга ракетами. Промахивались в основном. Потом один маленький корабль взорвали. А другой пошел на таран и врезался в большой. Снес ему несколько отсеков, видно было, как в космос вылетают разные вещи… и живые… А второй начал стрелять из какой-то лучевой пушки. Редко, но зато не промахивался. Сжег два маленьких корабля, остальные ушли.

— Один к четырем, — сказал Алекс. — Если разница в тоннаже большая, то это можно считать удачным исходом боя для мелких кораблей. А где чьи были корабли?

— Не знаю.

— Вроде как у людей крупные, — предположил вслух Алекс. — Хотя какая разница.

— Почему цивилизации убивают себя? — спросила Лючия.

— Нашла у кого спрашивать, — фыркнул Алекс. — Я навигатор, а не социолог. Крота спроси.

— Я общую теорию знаю, — продолжила Лючия. — Но все-таки. Почему мы смогли остановиться, а они нет?

— Агрессия — неизменное требование для развития разума, — ответил Алекс. — Это раз. По мере развития ошибки и противоречия накапливаются как в живом организме, приводя к болезням, так и в живом обществе, приводя к неразрешимым конфликтам. Это два. Конфликты выполняют функцию перезагрузки социальных отношений и способствуют выработке новых социальных схем, но при достижении определенного уровня развития…

— Я знаю теорию! — Лючия легонько толкнула Алекса в грудь. — Но почему, почему мы смогли, а тысячи разумных видов — нет?

— Случайность. — Алекс пожал плечами. — Вот здесь какой-то дурацкий метеорит, который убил одного космонавта, привел к войне двух цивилизаций.

— Глупо как. — Лючия подтянула колени к груди, обхватила ноги руками. Некоторое время сидела, глядя перед собой. Алекс искоса поглядывал на нее. Потом принюхался.

— Лючи… Ты что, пила алкоголь?

— Ага. Немного.

— И где взяла? — поразился Алекс.

— Ты прям как ребенок! — фыркнула девушка.

— Алкоголь есть только у командира!

— Ну да, конечно. А еще спирт у доктора. И у нашего плюшевого Тедди тоже есть спирт, ничего лучше и безопаснее для чистки контактов не придумано.

— Тебе Тедди дал? Или доктор?

— Балда! На мне вся кухня! И синтезатор пищи, он выдает спирт, если обойти первичную блокировку. Но я даже не обходила, я взяла вишневый ликер, он для выпечки и пирожных.

Лючия насмешливо посмотрела на Алекса. Достала из кармана комбинезона маленькую фляжку, пустую наполовину.

— Будешь?

— Ну ты отмочила! — восхитился Алекс. — А если мегера узнает?

— Не узнает, она пошла на станцию.

Алекс взял фляжку и сделал маленький глоток. Мужественно сдержал гримасу.

Лючия тоже приложилась к фляжке. Спросила:

— Алекс, у тебя есть кто-то?

— В смысле?

— В сексуальном!

— Да кто у меня может быть, кадетам запрещено, — фыркнул Алекс. — Тедди, что ли? Так мне девчонки нравятся.

— А на Земле есть?

— Ну… — Алекс замялся. — Ну, в общем, да…

— У тебя секс был уже?

— Конечно, — сказал Алекс. Посмотрел Лючии в глаза. И помотал головой. — Не было.

— И у меня не было, — сказала Лючия. — Ты извини, ты мне друг. Но я подумала, что мы все можем умереть. Или вообще исчезнуть, словно и не рождались. А я только целовалась. Понял?

— Ну… — Алекс замялся.

— Что ты нукаешь! — Лючия поставила фляжку с ликером на стол. — Ты меня обнимешь или нет?

И, не дожидаясь больше ответа, поцеловала навигатора.

— А… — сказал Алекс через мгновение. — Лючи…

Одной рукой он коснулся ее бедра, второй взялся за застежку комбинезона.

— Ты чего? — спросила Лючия, отстраняясь. — Алекс!

Юный навигатор отдернул руки и отстранился.

Лючия еще раз смерила его негодующим взглядом, вскочила и вышла из каюты.

— Девчонки! — выдохнул Алекс, глядя на закрывшуюся дверь. Несколько секунд сидел неподвижно, потом взял планшет. Посмотрел на теорему, которая так долго ему не давалась и которую он почти что разобрал.

И понял, что начисто забыл все прочитанное.

— Девчонки! — еще раз горестно пожаловался Алекс в пространство.

* * *

Матиас ждал Ксению возле ее каюты.

— У меня мало времени, — сказала Третья-вовне.

— Нам надо поговорить.

— Что-то важное? — Ксения вопросительно посмотрела на старпома.

Матиас кивнул.

Ксения молча открыла дверь, он вошел вслед за ней. Ксения глянула на часы — светящиеся цифры на обшлаге комбинезона.

— Да?

— Будь осторожна, — попросил Матиас.

— Спасибо за совет. Преждевременная смерть вовсе не входит в мои планы, — ответила Ксения, не глядя ему в глаза.

— Ты сердишься, — сказал Матиас, беря ее за руку.

— С чего бы мне сердиться? — Ксения высвободилась, отошла на шаг. — Все нормально!

— Как с чего? Я был резок, я признаю. Когда станция уничтожила корабль.

— Ты имел право на резкость. У меня нет никаких оснований… — Ксения замолчала.

Матиас смотрел на нее.

— Да, я сержусь, — сказала женщина. — Это неразумно, оснований нет, но я сержусь. Влияние человеческих эмоций.

— Вот, другое дело, — кивнул Матиас.

— Я бы с удовольствием дала тебе пощечину, — мечтательно сказала Ксения. — За то, как ты на меня злобно смотрел и не хотел слушать оправданий!

— Это уже чересчур, — сказал Матиас. — Но если тебе хочется — можешь дать мне по лицу.

Ксения хмуро смотрела на него. Потом энергично потрясла головой, будто выбрасывая лишние мысли. Жалобно сказала:

— Да что это такое? Я сама не своя. Не могу контролировать эмоции. Я только что на тебя злилась… нет, не злилась. Хотя злилась. А теперь нет, но хочу реветь.

— Я догадываюсь, — осторожно сказал Матиас. — Но боюсь, что ты можешь обидеться, если я это озвучу.

— Говори.

— У тебя… э… определенная фаза женского гормонального цикла. Для нее характерны перепады настроения.

Ксения нахмурилась, шмыгнула носом:

— Предменструальный синдром, что ли?

— Да.

— Глупость. Я Ракс. Я разумная единица, Третья-вовне, я прекрасно контролирую свой организм, и колебание уровня гормонов не может оказать на меня влияния. Понимаешь?!

— Конечно, — быстро сказал Матиас. — Это было глупое предположение. Ты Ракс и ты выше этого. Что тебе какие-то несчастные гормоны!

— Ну вот, ты издеваешься! — В глазах Ксении блеснули слезы. — Теперь ты надо мной издеваешься, да? На самом деле я тебе противна? Я чужая, ты даже не представляешь, какая я на самом деле, все было исключительно из жалости…

Матиас быстро обнял ее, прижал голову Ксении к груди.

— Тихо, тихо, девочка… Я не издеваюсь, ты мне не противна. Я горжусь тобой, ты ведешь себя как герой.

— Правда? — с подозрением спросила Ксения, не отрывая лица от Матиаса.

— Правда. Я не знаю, какие вы на самом деле, но ты стала человеком, а быть настоящим человеком очень трудно. Особенно женщиной. Ты прекрасно справляешься, я бы так не смог, да никто бы не смог…

Ксения всхлипнула и обняла Матиаса. Сказала с вызовом:

— Это потому что мы Ракс. Я Ракс. Это наш долг…

Она замолчала. Потом произнесла:

— Я говорю лишнее. Зря. Но спасибо тебе. Жаль, что мы расстанемся.

— А нам обязательно расставаться?

— Ракс послал меня для этой миссии. Но когда она закончится, я должна буду вернуться.

— Первая-вовне здесь несколько лет. И Вторая-вовне на сессии Соглашения почти четыре земных года, я узнавал.

— Меня все равно отзовут.

— Но пока ты с нами. Со мной. И я счастлив, что ты рядом.

Ксения отстранилась, внимательно посмотрела на старпома. Спросила:

— Честно?

— Честно-пречестно! — Матиас поднял вверх руку.

— У меня есть двадцать минут, — сказала Ксения. — Я хотела потратить их на сеанс связи с Ракс. Но я передумала.

— Потрать их на связь со мной, — сказал Матиас, целуя Третью-вовне.

* * *

Вселенная расширялась — как все тринадцать миллиардов семьсот семьдесят миллионов лет с момента Большого взрыва, и была неподвижна относительно себя — как почти весь этот срок.

Почти — потому что иногда Вселенная сдвигалась.

Вот и сейчас все звезды, планеты, туманности, черные дыры и кванты реликтового излучения, разумные и неразумные живые особи на поверхности планет и в глубоком космосе, работающие и заброшенные космические корабли и станции, единственное и уникальное реликтовое скопление кварк-глюонной плазмы в недрах нейтронной звезды, только что обретшее разум, осознавшее себя и свое полнейшее одиночество в мироздании, — все то, что было во Вселенной и было Вселенной, даже если оно было абсолютной пустотой, — все это сдвинулось на расстояние около пяти световых часов.

Где-то на планете Земля упал бегущий по траве малыш и горько зарыдал, где-то в фотосфере звезды Грумбридж 1830 произошел самый крупный в Галактике за последние три тысячи лет коронарный выброс, где-то на планете звезды Кеп-лер-438Ь, почти в полутысяче световых лет от Земли, мастер плетений Орс, завершающий труд всей своей жизни — тройное зеленое базальтовое, слишком сильно сжал рабочие челюсти, и грандиозное плетение, обещавшее стать величайшим творением искусства и философии, превратилось в каменную крошку. Но все это и неисчислимое множество других происшествий никак не были связаны с движением Вселенной. Это были просто случайные события.

Зато совсем рядом (по астрономическим меркам) от второй обитаемой планеты Невара, родины гуманоидов, называющих себя «детьми солнца», возник планетарный катер Ракс. Он возник не из ниоткуда, как обычные корабли Ракс, он преодолел пять световых часов за исчезающе малое время, не превышающее трех хрононов. Строго говоря, катер Ракс сдвинул Вселенную относительно себя.

В отличие от базового корабля Ракс планетарный катер имел форму выпуклого в центре диска — классической летающей тарелки из земных мифов. Размерами он даже превосходил базовый корабль, но единственная кабина для экипажа все равно была очень маленькой для трех человек.

Особенно когда их одновременно тошнит.

Перед сдвигом Валентин, Гюнтер и Ксения прижали ко рту гигиенические пакеты, и это было очень разумным поступком. Внутри катера не было искусственной гравитации, и только приклеившиеся к коже пакеты не позволяли рвотным массам разлететься по кабине. И людей, и Третью-вовне трясла мелкая дрожь, желудок сводили судороги, на лице проступили капли пота.

«Вырождение расстояния», единственный и любимый метод перемещения Ауран, всеми иными участниками Соглашения воспринимался как пытка. А учитывая, что максимальная дальность прыжка подобным образом не превышала восьми световых суток, путешествие к любой соседней звезде стало бы нестерпимой мукой.

— Merde, — выругался Гюнтер, отнимая ото рта серый бумажный пакет. Тот хлопнул, закрываясь и сворачиваясь в тугой шарик. Отпустил, полюбовался, как пакет плавает в воздухе — невесомость, бывшая неизменным спутником космонавтов прошлого, сейчас стала редким аттракционом, сгреб и сунул в карман комбинезона. — Прошу простить мой французский.

— Я не знал, что вы используете методы Ауран, — признался Валентин.

— Метод перемещения есть лишь метод перемещения, — ответила Ксения. Ей сдвиг дался ничуть не легче, она тяжело дышала и сжимала ладони на подлокотниках кресла. — Ракс знал его раньше Ауран. Он неприятен для большинства разумных видов… но он удобен для коротких перелетов. Сдвиг — наиболее малозаметный способ перемещения. Вторичное излучение демаскирует нас, но мы зашли со стороны звезды…

— У них есть солнечные обсерватории.

— Есть, но они не включены в единую систему планетарной обороны. Наше появление — как спичка, зажженная перед мощным прожектором. Ее могут заметить, но пока поймут, что это не солнечная активность, мы уже закончим операцию.

— В радиодиапазоне и в оптике мы, конечно, не видны? — уточнил Гюнтер.

— Практически, — коротко сказала Ксения. — Не надо об этом беспокоиться. Нас могут заметить, но опять же — не сразу. Это проверено.

— Ксения, скажи честно, — попросил Валентин. — Вы на этих штуках посещали Землю до Соглашения?

Третья-вовне слабо улыбнулась:

— Большей частью это были Ауран. Они же признали, что курировали вас.

— Но их корабли другой формы, — настаивал Валентин.

— Форма — это лишь форма, — уклонилась Ксения. — Посмотрите, какая чудесная планета, командир.

Валентин понял, что прямого ответа не будет.

В кабине они размещались лежа, как космонавты в старину. Ксения в центре, Валентин справа, Гюнтер слева. Разве что ложементы были универсальные, подстраивающиеся под каждого, и многочисленные приборы, которые заполняли кабину «Союзов», «Аполлонов» и шаттлов, отсутствовали. Крыша кабины была то ли прозрачной, то ли представляла собой экран с великолепным качеством изображения — Валентин решил не спрашивать, опасаясь наткнуться на очередной двусмысленный ответ. Ракс не любили рассказывать о своих технологиях. Ощущение было таким, будто они лежат втроем под звездным небом, в центре которого висит шар планеты.

Желанная, как называли эту планету кисы (в той, правильной, реальности, откуда прибыл «Твен», кисы перешли на слово «Земля», практически идентичное человеческому, здесь — нет), конечно же, была красива.

Но по-своему красивы все планеты. И раскаленный ад, и вымороженная пустыня, если смотреть на них с орбиты, изумительны. Газовые гиганты завораживают атмосферными вихрями, каменные, лишенные атмосферы планеты — узорами кратеров и первозданными скалами.

Желанная — Валентину не хотелось называть ее Землей — была красива именно наполнявшей ее жизнью. Зеленое, белое и голубое, три цвета-индикатора жизни, правили бал. Бескрайний океан — лазурно-голубой даже с орбиты, может быть, потому, что при всех своих размерах он был не слишком глубоким. Огромный зеленый материк, напоминающий формой Австралию, но расположенный на экваторе и размерами превосходящий Евразию с Африкой, вместе взятые. Редкие крапинки островов, россыпи архипелагов — единственный крупный, размером с Тайвань, остров, насколько знал Валентин, располагался на противоположной стороне планеты. И белые пряди облаков — над береговой линией гуще, над центром материка реже.

— Земля красивее, конечно, — сказала вдруг Ксения. — У вас несколько материков, это большая редкость.

— Да, у нас Пангея разломилась, — осторожно сказал Валентин.

— До Пангеи у вас были Ваальбара, Кенорленд, Нуна, Родиния, Паннотия. Вашу планету все время лихорадило. Очень редкое явление.

— То есть у вас тоже один материк? — спросил Валентин. Это даже не было попыткой что-то узнать, он привык к скрытности Ракс. Скорее традиционной шуткой.

Но Ксения ответила:

— В прошлом — да. Сейчас все совсем иначе.

Планета приближалась, неуклонно и неотвратимо. Двигатели катера молчали, но они вошли в сдвиг на скорости около пятисот километров в секунду, с этой скоростью и вышли — несущаяся к планете тень, летающая тарелка, одна из тех, что сводит с ума ученых и обывателей в мирах ниже пятого уровня.

— Полчаса до посадки, — сказала Ксения. — Тормозить будем жестко, уже в атмосфере. Нас заметят, но должны будут принять за космический мусор.

Она помолчала и добавила:

— Надеюсь.

* * *

Бродяги появились днем. Ян с молодежью занимался утеплением — они обкладывали стены домика пластами снега, используя в качестве арматуры прутья.

— Есть железобетон, а у нас будет деревоснег, — рассуждал Ян вслух. — Наглядная иллюстрация принципа ремонта при помощи соплей и палок.

Лан тихонько рассмеялась. Девочка стала смелее, привыкала к ним, и Ян радовался этому, как настоящий глава семьи.

— Сверху обрызгаем водой. Сейчас будет холодать, все это схватится, — продолжал Ян. — На севере люди строят снежные домики, вот мы и воспользуемся их опытом…

Рыж тронул его за плечо, и Ян повернулся.

К хижине шли люди.

Их было десятка два. Либо большая семья, либо сбившиеся в кучку одиночки. Скорее, второе — уж больно странный был состав по возрасту и полу. Десяток мужчин, едва вышедших из возраста средней семьи, полдесятка женщин, трое ребятишек — слишком юных, таким положено быть в младшей семье, с родителями. Вожака с первого взгляда Ян не увидел.

Все, даже дети, тащили тяжелые рюкзаки. Одеты были тепло, но как-то нелепо, негармонично, словно каждая вещь оказалась в гардеробе случайно. Пожалуй, так оно и было.

— Привет вам! — крикнул Ян.

Люди остановились — медленно, делая еще по два-три шага, как игрушки, у которых кончился завод. Встали — молча глядя на домик, на Яна с подростками.

— У нас маленькая семья, — сказал Ян. — Принять никого не сможем, простите.

Автомат стоял рядом, прислоненный к еще не утепленной стенке домика. Автомат придавал уверенность. Ян смотрел на беженцев и ждал.

Один из мужчин, постарше, почти ровесник Яна, вышел вперед. Вот он, вожак.

— Нам нужен твой дом, — просто сказал он.

— Это наш дом и наша земля, — ответил Ян. — Идите дальше.

Мужчина покачал головой. Взгляд его вдруг поймал Рыжа — и лицо исказила гримаса. Но он не стал ничего говорить, просто достал из кармана и открыл здоровенный складной нож. Словно это было сигналом, за оружием полезли остальные, даже женщины и дети. В основном доставали ножи, но двое сняли с поясов увесистые полицейские дубинки.

— Не делайте этого, — сказал Ян. Протянул руку, нащупал ствол автомата, подтянул к себе, взял на изготовку.

Люди остановились, глядя на оружие с туповатым раздражением.

— Я вооружен, — сказал Ян. — Мы вооружены. Уходите.

Он вдруг ощутил приступ паники — резкой, до дрожи в ногах. Автомат в руках был уверен в себе, а Ян — нет. Автомат был готов убивать, он был машиной, созданной для одной-единственной цели. А Ян был человеком, и вся его армейская служба, вся рассудительность — нет, он никогда не увлекался безоглядным пацифизмом, — сейчас дали сбой.

Это не дубинка. Не нож. Не пистолет.

Это армейский автомат. Сорок восемь граненых пирамидок-пуль дремали в магазине, ожидая нажатия на спусковой рычаг. Если очень повезет — можно изрешетить всех.

Если он сможет нажать на спуск.

Вожак, похоже, почувствовал его колебания. Снова пошел вперед, протягивая руку, всем видом излучая уверенность, что Ян отдаст оружие. И на какой-то миг Ян подумал, что так и будет.

Потом раздались выстрелы.

Вожак сложился пополам и рухнул, прижимая руки к животу. Кровь стремительно пропитывала грязный снег. Вся группа остановилась. Кто-то попятился, но никто не бросился бежать. Стояли и смотрели, как молча, глотая воздух ртом, умирает их лидер.

Адиан вышла из домика, повела стволом автомата вверх и дала короткую очередь в воздух.

Ян как-то бесстрастно подумал, что она даже поставила автомат на отсечку по четыре патрона. И выстрелила удивительно точно, уложив все пули в живот вожаку.

— Остаться здесь можно только так, — сказала Адиан, глядя на умирающего. — Кто еще хочет?

Люди молчали.

— Половину продовольствия выгружайте здесь. — Она указала рукой на утоптанную землю перед домиком. — Остальное можете забрать. И проваливайте.

Никто не спорил. Только одна женщина, самая старая, всхлипнула, но тут же подавила зарождающийся крик. Люди принялись молча выгружать брикеты прессованной пищи. Вожак дернулся на снегу, засучил ногами — и затих.

— Адиан, — сказал Ян негромко. — Адиан…

— Им все равно мало, — так же тихо ответила Адиан. — А нам поможет.

Ян посмотрел на детишек. Двое мальчишек и девочка — они тоже безропотно вынимали еду из своих рюкзаков.

— Давай оставим детей, — сказал он.

— Нет, — жестко отрезала Адиан. — Не прокормим.

Ян заглянул ей в глаза. Увидел прячущийся под непреклонной решимостью страх. Страх не перед этими людьми, мгновенно превратившимися в безропотную покорную толпу.

Страх перед зимой, холодной и долгой, страх перед голодом. Вечный человеческий страх.

— Адиан… с тем, что мы у них забираем, — прокормим…

— Как знаешь, — ответила она наконец.

Ян повернулся к людям. Те уже отдали еду — можно было лишь гадать, насколько честно они отмеряли половину, и отошли в сторону. Все по-прежнему молчали.

— Дети могут остаться, — сказал Ян. — Вас слишком много, но детей мы готовы приютить. Они станут нашей семьей.

Дети молчали. Мальчик поменьше заглянул в лицо старшему, тот покачал головой. Девочка смотрела на Яна покорно, но с неприязнью и отвращением, словно он предложил ей что-то гадкое.

— Останьтесь, — сказала та женщина, что едва не разрыдалась. — Будете жить, оставайтесь.

Старший мальчик покачал головой. Младший и девочка повторили его жест.

Яну неожиданно стало все безразлично.

— Тогда уходите, — произнес он. — И лучше бы никому из вас не возвращаться.

— Мы были не правы, — сказала женщина, глядя на него. — Мы пришли к вам случайно, но мы захотели остаться и стали угрожать. Мы были не правы. Но теперь вы забрали половину нашей еды. Мы не дойдем до безопасных земель. Мы умрем с голоду. И в этом не правы вы.

Ян кивнул. Старая женщина была права, в рамках той странной морали, что сейчас главенствовала вокруг, все именно так и выглядело. Но Ян знал и другое, а женщина то ли не могла это понять, то ли не хотела. Даже эта мораль, причудливая и спутанная, еще оставалась моралью. Скоро не останется и ее. К концу зимы никто не станет требовать половину пищи — отбирать будут все. И убивать всех — и взрослых, и детей.

Не дождавшись ответа, старуха развернулась и пошла прочь, забирая вверх по склону, невольно повторяя тот путь, которым ушел майор Сарк с солдатами. С ролью вожака, которую она так легко взяла на себя, никто не спорил — люди потянулись следом. Дети шли в самом конце. Старший мальчик один раз обернулся и показал непристойный жест — скорее Адиан, чем Яну. Ян хотел погрозить ему кулаком, но не стал. Это было бы нелепо — грозить рукой, когда у тебя автомат.

Ему не хотелось выглядеть глупо даже перед этими смертниками.

— Гуманнее было бы их расстрелять, — сказала Адиан, глядя вслед бродягам. — Но я не смогу, Ян.

Он почувствовал дрожь в ее голосе, подошел и обнял. Сказал:

— Ты все сделала правильно. Я заколебался, а ты сделала то, что было нужно. Правду говорят, что в тяжелый час женщины сильнее мужчин.

— Да, — сказала Адиан. — Да. Наверное. Но вы зароете его без меня?

Ян посмотрел на неподвижное тело. Кивнул:

— Зароем. Рыж поможет. Но вначале… вначале закончим утеплять эту стену.

* * *

Первая-вовне пригласила всех наблюдать за высадкой со станции. Матиас с извинениями отклонил предложение, сославшись на требования Устава о присутствии старшего офицера на борту. Уолр отделался извинениями и сослался на аллергию, которая у него возникла после посещения станции, — Матиасу показалось, что Халл врет, причем даже не заботясь о правдоподобии. Соколовский тоже отказался, радостно воспользовавшись словами Уолра как поводом, а какая причина у него была на самом деле — осталось тайной.

А вот Бэзил, Мэйли и Мегер с кадетами приглашением Первой-вовне воспользовались.

Матиас позвал представителя Халл и доктора в рубку — ироничный крот ему нравился, ну а с Львом они служили вместе три года. Корабль все так же висел вблизи станции, периодически корректируя положение в пространстве — притяжение планеты все время разносило их в стороны. Вот и сейчас Марк включил маневровые двигатели, и корабль слегка развернулся. Матиас с любопытством отметил, что если раньше станция находилась в прицеле второй плазменной пушки, то сейчас станция попала в прицел третьей. Это была случайность, или после уничтожения своего двойника «Твен» все время ждет каких-то неприятностей? Матиас не стал спрашивать Марка, но решил при первом удобном случае поговорить об этом с Тедди.

— Старший помощник, благодарю за приглашение! — Вошедший Уолр был, как всегда, вежлив и любезен. Следующий за ним поляк лишь благодушно махнул рукой. Некоторые люди с возрастом становятся болтливыми, но большинство все-таки тратят меньше слов. А Соколовскому было уже под восемьдесят, возраст не преклонный, но уже внушающий уважение.

— Располагайтесь, — занявший на время командирское кресло Матиас указал на свободные кресла. — Будем болеть за наших.

— Будем болеть, да, — подтвердил Соколовский. Сел в кресло старпома и выжидающе посмотрел на Матиаса.

— За удачу, — усмехнулся Матиас и достал из кармана фляжку. — Властью, данной мне командиром, я совершил маленькое нападение на его бар.

— Что это? — заинтересовался Уолр.

— Коньяк. Старинный земной напиток.

— О! Ферментированный сок виноградных ягод, подвергнутый дистилляции и выдержке!

— Как-то это очень сухо звучит, — заметил Матиас. — Я на вахте, но двадцать грамм этого напитка устав разрешает. Еще с ранней космической эры.

— Ну да, прям уж так разрешает, — фыркнул Соколовский, но маленькую металлическую рюмку взял с явным удовольствием. — Не запрещает! Но только на усмотрение врача и по его разрешению!

— Не спорю, — сказал Матиас. — Усматриваете?

Лев понюхал коньяк и кивнул:

— И даже разрешаю. На здравие!

— Как же мне нравятся ваши многочисленные обычаи, связанные с приемом пищи, напитков, сменой сезонов, занятиями сексом, — ерзая в узковатом для него кресле навигатора, сказал Уолр. — У нас все как-то просто, без затей.

— И с сексом тоже? — заинтересовался Лев.

— Особенно с сексом. Семейная группа формируется на период личиночной стадии детей, но редко собирается повторно. И никаких предварительных ласк… — Уолр вздохнул. — Догнал самку и оплодотворил — хорошо. Не догнал — пошел искать другую. И все это в период гона, вне его сексом занимаются лишь извращенцы…

— Но в погоне, вероятно, есть элемент игры? — уточнил Лев.

— Да ни малейшего, — снова вздохнул Уолр. — Чистый спорт. Впрочем, феномен спорта у нас тоже не слишком распространен.

— Слушайте, Уолр, вы же шутите, — сказал Матиас. — Как же «Кохр-Вр»? Как же эпос «Глубоких путей»? Там же половина про любовь!

Уолр едва не поперхнулся коньяком, который как раз собирался попробовать.

— А что, это переведено на земные языки?

— Я читал на письменном-ксено.

— Ну, это упрощенная версия, там смещены акценты…

— Я читал в письменном-научном-ксено.

Уолр вздохнул и выпил коньяк. Помолчал, прислушиваясь к ощущениям. Вернул доктору рюмку.

— Да, вы правы, Матиас. Я шутил. Почему вы космонавт? Вам надо быть ученым.

— Ученые у нас все скучные, — ответил Матиас. — Чтобы полноценно заниматься наукой, они принимают препараты, подавляющие эмоции, такое не для меня.

— Препараты? — воскликнул Уолр.

— Шучу, — усмехнулся Матиас. — Марк! Как там с трансляцией?

— Станция транслирует четыре канала. Я порекомендую выбрать внутреннюю камеру катера и одну из внешних, — мгновенно отозвался Марк.

— А как наши на станции?

— Смотрят трансляции. Я приглядываю за ними.

— Приглядывай, пожалуйста, — сказал Матиас. — И выводи картинку.

Включились два больших экрана — на одном была кабина с лежащими рядом космонавтами, на другом — приближающаяся, заполняющая уже полнеба планета.

— Кильки, — внезапно сказал Соколовский.

Трое космонавтов в серебристых комбинезонах, тесно прижатые друг к другу в маленькой круглой кабине, и впрямь напоминали рыбешек в консервной банке. Матиас невольно улыбнулся.

— Нужна ли двусторонняя связь? — спросил Марк.

— Пока нет, не будем отвлекать ребят, — решил Матиас. — Спасибо, хорошая картинка.

— На станции лучше, — с ноткой не то обиды, не то раздражения отозвался Марк. — Великолепные голографические проекторы. Я пытался понять механизм формирования такого плотного изображения в чистом воздухе, но не смог. Возможно, вы попросите Ракс поделиться технологией?

— Они крайне неохотно делятся технологией, — ответил Матиас. — И не только с нами… Вам они многое дают, Уолр?

— О нет, — вздохнул крот. — Конечно, они поддержали нас, когда мы отделились от Халл-один. И дали несколько эффективных технологий терраформирования, что позволило нам обрести полноценную независимость. Мы благодарны, да. Но Ракс не любят делиться знаниями. Они сами в себе, дорогой друг. Прячут свою планету, не рассказывают о своей жизни, не показывают истинный облик. Даже не говорят, сколько лет их цивилизации. Но мы думаем, что они очень, очень старые. Не просто старше всех культур Соглашения — безмерно старше. Быть может, это их гнетет.

— Гнетет? — Лев засмеялся.

— Ну да. В них есть какая-то тоска. Какая-то ущербность. Может быть, им даже нужна наша помощь.

— Никогда Ракс не просил помощи.

— Мне кажется, что само наше существование для них — помощь, — туманно сказал Уолр. — Ладно! Не будем сплетничать! Это нехорошо.

— Конечно, — согласился Матиас.

— Крайне нехорошо и невежливо, — вздохнул доктор.

— А вы что в них странное подмечали? — с живейшим интересом спросил Уолр. — Может быть, какие-то слухи, догадки, теории?

Матиас рассмеялся:

— Все-таки вас интересуют не только люди, дорогой Уолр… К сожалению, теория нашего дорогого доктора о трехполости Ракс выглядит едва ли не самой обоснованной и разумной из всех теорий, которые я знаю.

— Я знаю еще одну занятную теорию, — сказал Соколовский. — Она, правда, грустная. Но человек, рассказавший мне ее, клялся, что слышал ее от человека, которому ее рассказал кто-то из Ауран, общавшийся с Ракс, посещавшей их мир. Если отбросить детали, как он к этому пришел…

— Детали как раз важны! — заметил Уолр.

— Ну не сейчас же, — поглядывая на экран, сказал доктор. — Если вкратце, то, по этой теории, Ракс всего трое.

— Всего? — восхитился Уолр.

— Всего. Они бессмертны, могут менять тела, владеют огромной силой. Но они — три последних представителя древней могучей расы, которая развилась настолько, что ушла из нашей Вселенной. Возможно, создала себе новую. А эти трое оставшихся — то ли ущербны и не могут эволюционировать дальше, то ли приняли обет не покидать наш мир. Это их гнетет, как вы верно заметили. Именно поэтому они не могут находиться более чем в трех местах, да и этого не любят — ведь приходится оставлять родной мир пустым.

— О, как занятно! — Уолр причмокнул. — Спасибо, доктор! Я буду обдумывать эту теорию. Я уже вижу слабые места, но это очень, очень занятно!

— Коллеги, давайте оставим Ракс в покое, — сказал Матиас. — Катер вот-вот коснется атмосферы.

Глава седьмая

Станция у Ракс была восхитительная. Тедди прекрасно знал, что Человечество не самая развитая цивилизация Соглашения, даже скажем честно — наименее развитая. Имелись некоторые базовые технологии, которые в Соглашении распространялись свободно и были просто подарены Земле, — электрические двигатели Феол с их немыслимым КПД, биологические очищающие агенты Ауран, иммунокорректоры Ракс, в два раза поднявшие продолжительность человеческой жизни, системы атмосферного баланса Халл (удивительно, но именно проводящие изрядную часть жизни в почве существа разработали самую действенную систему контроля погоды). Но это были именно базовые знания, позволяющие любой биологической цивилизации восстановить экологию своей планеты и улучшить собственные организмы. Своего рода приз для всех, кто смог не убить себя и развиться до глобальной космической цивилизации. Все остальное можно было купить. Или нельзя — если по каким-то причинам товарищи по Соглашению не хотели делиться технологиями. А единственной валютой служили технологии — таблица Менделеева одинакова для всех, и никому не нужны земное золото, платина или даже рений.

Земля считалась планетой весьма передовой в технологии искусственного интеллекта. Компьютеры с кварковым ядром были серьезной статьей человеческого экспорта. Только Ракс не проявлял интереса к земным компьютерам, заявляя об опасности слишком уж разумных машин. Но сейчас, находясь в конференц-зале перед огромными голографическими изображениями, Тедди твердо решил, что Ракс лукавят.

Невозможно создать висящее в воздухе изображение, объемное, яркое, абсолютно реалистичное, не используя мощнейших вычислительных систем. Тедди даже не занимала мысль, как это вообще возможно: изображение возникало в воздухе, выглядело как открытое в пространстве окно, как висящий в воздухе экран — при этом вокруг этого плоского экрана можно было обойти кругом, — и ты все время смотрел в него, словно изображение поворачивалось за тобой. Самое главное, что это было невозможным без мощнейших компьютеров.

Наверное, Ракс отвергали земную технику из-за ее примитивности…

Переполненный одновременно восхищением и раздражением Тедди обошел основной экран, потом сел рядом с Лючией. По главному каналу шло изображение кабины, еще с двух транслировали вид на планету — их уже заволакивала огненная дымка, а четвертый демонстрировал катер со стороны.

— Вспомогательный зонд, — коротко объяснила Первая-вовне, когда Мэйли спросила об источнике сигнала. — Посадка займет семь минут, она неизбежно будет обнаружена, но вряд ли катер идентифицируют как крупный объект. Средства наблюдения Невара засекут падение метеорита диаметром около метра. Это нормально — их орбита замусорена, есть и целый ряд метеоритных потоков. Только на последних километрах они могли бы отметить резкое снижение скорости, но к этому моменту катер сможет перейти в режим невидимости. Общая картина будет соответствовать разрушению метеорита в плотных слоях атмосферы. Никаких поводов для тревоги.

— Надеюсь, вы правы, — сказал Бэзил. — Я очень надеюсь, что командиру не придется применять оружие.

Первая-вовне посмотрела на него с сочувствием. Кивнула:

— Вы добрый человек, Бэзил. Да, я тоже надеюсь, что боестолкновения не произойдет.

* * *

Офицер третьей ступени Анге протянула руку и, не отрывая взгляда от экрана, коснулась плеча сестры.

— Посмотри, Латта.

Старшая (пусть и всего лишь на две минуты) сестра склонилась над ее экраном. Нахмурилась.

— Пусти-ка меня…

Анге встала, отошла от кресла. В расчете Небесной Стражи на посту номер 109—74 она служила всего два месяца. Вообще-то Анге была инженером, хорошим инженером, работающим на постройке космических кораблей, защищающих Землю от кошаков. Но закон требует, чтобы каждый взрослый гражданин раз в пять лет проходил военную переподготовку, и это правильный закон. Кошаки коварны и безжалостны. Каждый человек должен быть готовым к защите своей родины.

Анге даже просилась в экипаж одного из крейсеров, построенных в том числе и ее руками. Инженеры в экипаже всегда нужны, не бывает техники, которая не ломается. Но ее направили в Небесную Стражу, где служила Латта. Сестер и братьев старались не разлучать, даже если жизнь развела их пути.

Как они ссорились с Латтой перед окончанием школы! Даже подрались однажды, с визгом и тасканием друг друга за косы. Латте не терпелось в армию, она считала это своим долгом. Анге всегда любила технику, она полагала, что принесет куда больше пользы на космических верфях, где мужчины и женщины создавали все новые и новые корабли.

Потом они помирились, конечно. Даже поревели, обнявшись.

— Ты иногда так ведешь себя, словно у тебя нет сестры, — с обидой сказала Латта. — Я даже думаю, ты была бы рада, родись в одиночку.

— Ага, слопала бы тебя в мамином животе и жила припеваючи! — кровожадно оскалилась Анге. — А так никуда от тебя не деться…

В итоге Латта пошла в Небесную Стражу, Анге окончила технические курсы и отправилась на орбиту — вначале рядовым монтажником, потом бригадиром. Они часто созванивались, иногда писали друг другу старомодные письма на шелке — в школе обе девочки получали высшие баллы за каллиграфию. Но теперь судьба вновь их свела — Анге была под началом сестры, получающей от этого искреннее удовольствие.

Пост был одним из второстепенных в общей системе планетарной обороны. Центральный район, включающий столицу, несколько индустриальных кластеров и сам Центр Космической Обороны, прикрывали большие «двухномерные» базы, радарные поля, ракетные и лазерные базы. «Пятиномерные» посты были артефактом древности, служили для контроля нижних слоев атмосферы и по большей части фиксировали нарушения полетных зон гражданским авиатранспортом и падение мелких метеоритов. Один радар, одна стартовая позиция зенитных ракет (уже лет десять как заброшенная и снятая с дежурства), старенький генератор бесперебойного питания, легкий флаер и одно здание контроля — на самом деле даже не здание, а снятый с колес автофургон. Аппаратура тоже была древней, частично построенной еще на электронных лампах. Самым современным устройством поста была кофеварка, подаренная подшефной школой год назад.

— Обломок, — сказала Латта, отходя от сестры и включая кофеварку. Прибор загудел, перемалывая кофейную кору и обдавая ее горячим паром. — Каждый месяц что-то падает. Давно пора чистить низкие орбиты, никак финансирование не выделят. Дождутся столкновения…

— Точно обломок? — спросила Анге.

— Размер около глана, — сказала Латта. — Падал медленно, значит, масса невелика. В километре от поверхности развалился и исчез с радара. Оповещения не было, значит, базы его вообще не зафиксировали, пока не разогрелся от падения. Я думаю, кусок термоизоляции или кислородный баллон. Их постоянно теряют.

Анге кивнула. Все так. Анге и самой доводилось упускать в открытой космос предметы. Термоизоляцию или баллоны она ни разу не теряла, а вот электрическое сверло, бухту кабеля и пакет с пластиковым крепежом — случалось. Начальник монтажников даже грозился списать ее на поверхность и орал про «руки-крюки» и что «таких инженеров надо кошакам засылать вместо диверсантов».

И все-таки ответ сестры ее не полностью удовлетворил.

— Смотри. — Она вывела запись на монитор. — Там потеря скорости резкая пошла, в последние секунды перед исчезновением метки…

Латта взяла из кофеварки стаканчик, вновь подошла к сестре. Прихлебывая ароматный янтарный кофе, прокрутила запись дважды. Похвалила Анге:

— Верно. Вся в меня, сестренка. Была потеря скорости. Когда баллон прогорает, а внутри еще остается газ или топливо, возникает реактивный момент. Классический момент.

— А если это корабль кошаков? — спросила Анге.

— Диаметром в один глан? Думаешь, шеф их разведки, Криди-Вадрик, повелел упаковать его в пустой бак и скинуть нам на головы? — фыркнула Латта.

— Разведывательный зонд, — предположила Анге. — Или биологическая бомба.

— Не рискнут, — сказала Латта. Биологическое оружие было тем единственным табу, которое соблюдали и люди, и кошаки. Слишком уж страшные последствия… и слишком уж легко его применить. Разумеется, биологические бомбы были у обеих планет… — А вот зонд… вероятность мала, сестренка. Повторюсь — базы Небесной Обороны не заметили приближения к планете, значит, мы зафиксировали мусор с низкой орбиты. Тем более он исчез, развалился. Но можно и проверить. Чувствую, ты засиделась… возьми-ка флаер и сгоняй к точке предполагаемого падения.

Она еще раз всмотрелась в экран и нахмурилась. Сказала:

— К тому же это рядом с Центром Обороны… Предупреди охрану, что будешь проверять местность, над которой зафиксировано падение метеорита. И попроси поддержку, что ли…

Взвизгнув от восторга — ей действительно надоело пялиться в экраны, — Анге поцеловала сестру и выскочила из фургончика. Их пост стоял в глуши, посреди чахлого лесочка, дорога к нему давно заросла травой. Ящерки-певунки облепили нагревшийся на солнце металл фургона, громко стрекоча, то и дело выстреливая длинными языками, схватывая роящихся в воздухе сосновых мушек. При появлении Анге стрекот стих, пара сотен крошечных глаз подозрительно уставились на женщину.

— Но-но! — погрозила им Анге пальцем. — Продолжать несение боевого дежурства!

Певунки, живущие почти по всему континенту, были неофициальным символом Небесной Стражи. Их любили за мелодичный успокаивающий стрекот — с похожим звуком вращались антенны радаров, если механизм был хорошо отлажен, за ловкость и точность, с которой ящерки хватали всякую летучую и ползающую дрянь — от комаров-кукольников и до личинок навозников. Людей ящерки не боялись, были покрыты блестящей как металл чешуей — ну как таким чудесным существам не стать символом защитников планеты?

Забравшись во флаер, Анге вывела на навигатор точку, над которой рассыпался метеорит. Да, и впрямь недалеко от Центра Космической Обороны. Совпадение, конечно. Для нападения цель слишком крошечная, шпионаж с поверхности ничего не даст — основные этажи глубоко под землей и надежно экранированы. Сестра права, упал полупустой баллон. Может быть, тот, который техники упустили три месяца назад, на глазах Анге.

Но ей хотелось развеяться.

Анге захлопнула колпак кабины и нажала кнопку пуска. Двигатели флаера заурчали, легкая машинка поднялась на высоту в пол сотни глан и помчалась над лесом.

* * *

Ян проснулся от хлопка.

Негромкого — словно лопнул бумажный пакет или воздушный шарик. Но что-то в этом звуке сдернуло его с койки.

«Почему все гадости происходят ночью или под вечер? — подумал он, шаря по полу в поисках фонарика. — Нет бы неприятностям происходить с утра, когда ты полон сил и готов сражаться с любой напастью…»

— Что такое, Ян? — спросила Адиан, зашевелившись на кровати. — Что случилось?

— Не знаю. Звук. Спи. — Ян наконец-то включил фонарик. Батарейки были старые, но в темноте лучик света показался ярким. — Выйду гляну.

— Я с тобой, — просто сказала Адиан, встала, набросила на плечи одеяло.

Они вышли из спальни — и Ян застыл, глядя на окно. В окне был свет — колеблющийся, желто-красный, тревожный.

— Опять? — воскликнула Адиан.

Ян понимал, что она имеет в виду — «опять бомба, опять далекие взрывы?» Но в мертвом городе уже нечему было гореть. И этот огонь был ближе, куда ближе.

Ян метнулся назад в спальню, схватил автомат, стоявший в углу. Скомандовал:

— Буди детей.

А сам распахнул дверь, стоя чуть в стороне от проема. Конечно, если кто-то начнет стрелять — пули прошьют фанеру без труда. Но все-таки…

Никто не стрелял. Зато перед домом полыхала разлившаяся по утоптанному снегу лужа темной поблескивающей жидкости. Ян секунду смотрел на нее с непониманием, пытаясь сонным еще сознанием сообразить, что это такое.

Потом из темноты, сверкнув, пролетело что-то маленькое, упало на крышу домика — и снова хлопнуло. Над головой затрещало.

— Выходим! — закричал Ян, выбежал — не оглядываясь, сейчас важнее всего было найти врага, у оставшихся в домике была еще минута, прежде чем горючая смесь прожжет покрытую снегом кровлю. Навстречу ему по навесной траектории пронеслась еще одна темная тень, ударила в стену, полыхнула — и Ян уже вспомнил, уже знал, что это.

Зажигательные гранаты. Они не предназначены, конечно, для поджога жалких хижин. Термитная жидкость липнет к броне, прожигает металл, выводит из строя технику. Можно поджечь вражеский грузовик, даже попробовать остановить танк.

А еще — и это едва ли не основное их предназначение — такими гранатами выводят из строя собственную технику, если ее предстоит бросить при отступлении.

Но поджечь хибару ими тоже можно.

Ян рухнул на колени, поднял автомат, выцеливая темноту, откуда летели гранаты. И нажал на спуск.

Автомат забился, выплевывая гильзы из прессованного картона. Пули летели в темноту — слепо, неприцельно, все время забирая вверх. Ян отпускал спусковой рычаг, опускал ствол, снова бил во тьму, стараясь охватить огнем как можно больший сектор. Ни в кого так не попасть, никого так не убить, но хоть напугать, отогнать… Он даже не переводил автомат на стрельбу короткими очередями — не было сил оторваться, прекратить огонь.

Потом затвор щелкнул — патроны кончились.

Запасной магазин он, конечно же, не взял.

Ян обернулся — хижина полыхала, огнем охватило и крышу, и стены. На фоне огня стояли Адиан и дети. У Рыжа был в руках автомат, молодец парень. Адиан держала какой-то здоровенный вьюк — когда успела схватить и что это вообще? Одеяла на ее плечах уже не было, в одеяло куталась Лан, Адиан была в одной ночной рубашке.

Одна из стен с хрустом подломилась и рухнула внутрь домика. Крыша, как ни странно, еще держалась.

Ян встал и пошел в темноту. Его нагнал Рыж — с автоматом на изготовку и фонариком в руках. Прошептал:

— Это те, беженцы, вернулись…

— Откуда у них гранаты? — спросил Ян.

Они сделали еще несколько шагов. И увидели три маленьких тела.

Дети, которые ушли с беженцами.

Дети и больше никого.

Младшие были мертвы — девочке пуля попала в голову, мальчику — две пули в грудь. Наверное, они умерли мгновенно. Старший мальчик был еще жив. Прижимал руки к животу и молча, страшно скалясь, смотрел на Яна.

— Ну ты снайпер… — прошептал Рыж.

Ян не стал говорить, что стрелял наугад. Что это какая-то немыслимая удача — если такое можно назвать удачей — вслепую в темноте уложить троих нападавших. Никакой снайпер не справился бы… Он встал на колени рядом со старшим мальчиком и спросил:

— Зачем?

— Вы нас отправили умирать, — неожиданно четко ответил тот.

— Где вы взяли гранаты? — словно это было важным, выкрикнул Рыж.

Мальчик перевел на него взгляд, часто заморгал. Ян понял ясно и холодно, что мальчишка умирает. Он в шоке, и только это держит его в сознании.

— Там мертвые солдаты, — с готовностью сказал мальчик. — Они себя убили. Взрослые взяли автоматы и пошли дальше. Нас прогнали. Я взял гранаты.

— Почему вы просто не пришли? Почему? — закричал Ян. — Мы бы вас пустили! Мы бы взяли вас в семью!

Мальчик закрыл глаза.

Но Ян почему-то знал, что тот мог бы ответить:

«Потому что вы однажды уже прогнали нас».

«Потому что нас прогнали взрослые, с которыми мы были».

«Потому что всем холодно и лишней еды нет».

— Осторожно, — сказал Рыж. — Вдруг у него в руках граната без чеки. Я в кино такое видел.

В детских ладонях было бы невозможно спрятать зажигательную гранату, но Ян разжал мальчику мертвые пальцы. В руках ничего не было. Ян вытянул руки мальчика вдоль тела и встал.

— Это моя вина, — сказала за спиной Адиан. Она подошла тихо, Ян не услышал. — Я убила их, не ты. Я убила их, прогнав на смерть. А они… — Она помолчала, оглянулась на догорающий дом. — Они убили нас.

* * *

Торможение было резким, но перегрузка не превысила трех-четырех единиц. Значит, компенсаторы инерции на катере были, просто Ракс не озаботились искусственной гравитацией. Валентин изо всех сил старался сохранять хладнокровие, понимая, что сейчас на них смотрит экипаж. Но ощущение было жутковатым — катер несся к планете куполом вниз, за разошедшимися облаками открылась бирюзовая зелень и совсем по-земному выглядящие нитки дорог, казалось, что все это сейчас опрокинется прямо на голову, расплющит, раздавит незадачливых террористов.

— Красиво… — внезапно сказал Гюнтер и хрипло рассмеялся. — Нравится, Ксения?

— Первая планета, по которой я пройду, — ответила Третья-вовне.

— И впрямь. Как же ваше правило не высаживаться? — Валентин только сейчас подумал, что Ксения будто забыла о правиле «То, где будет Ракс, станет Ракс».

— Не имеет значения, — отозвалась Третья-вовне. — В этой Вселенной уже ничего не имеет значения.

Их продолжало вдавливать в кресла, но катер замедлялся — и в самый последний момент, когда до поверхности оставалось от силы метров пятьдесят, совершил кульбит, перевернулся куполом к небу — и коснулся поверхности, мягко, но надежно и неотвратимо, уже не было больше сомнений, что они на поверхности, а не мчатся сквозь воздушный океан.

— Великолепная посадка, — сказал Валентин, когда понял, что катер неподвижен.

— Спасибо, — отозвалась Ксения. — Я польщена, командир.

Что это значило? Что посадкой руководила не автоматика, а она сама? Или что комплимент технике Ракс для Третьей-вовне равнозначен комплименту в ее адрес?

Валентин решил сейчас не задумываться об этом.

Купол над головой разделился на две части и втянулся в корпус. Валентин успел заметить, что изображение неба оставалось на крыше кабины до самого конца — все-таки это было именно изображение, а не контролируемая прозрачность материала.

Легонько толкнул лицо воздух, входящий в кабину, — давление тут было чуть выше земного. Валентин ожидал чего-то необычного, на чужих планетах всегда чувствуешь некую особость, чужеродность окружающего, неправильность в привычном ощущении мира — но ее не было. Обычный летний воздух, в меру теплый, даже запахи леса и трав совсем обычные.

И небо было совсем земным. Высоким, не ясным, с тихо ползущими по нему серенькими облаками, но все-таки неизмеримо высоким… «Я думаю какими-то штампами, — решил Валентин. — Словами прочитанных в детстве книг, чужими впечатлениями. Последствия интенсивного обучения мировой культуре. Это стресс. У меня все-таки стресс, я только теперь осознал, что мы и в самом деле в чужой Вселенной, которую собираемся уничтожить, и я высадился на чужую планету вопреки всем правилам и уставам…»

— Командир? — Гюнтер привстал и заглянул ему в лицо.

— Черт, красота-то какая, — сказал Валентин, привставая. Кресло уже втянуло фиксаторы и мягко подтолкнуло его в спину. Ксения, полуприсев на своем кресле, оглядывалась. Потом привстала, вышла из кабины и легко спрыгнула вниз.

Валентин, терзаясь своей секундной заторможенностью, выбрался следом, встал на борт «тарелки». От серого металла шел жар, но куда меньший, чем следовало бы после посадки. Куда катер ухитрился слить тепло? Ох уж эти технологии Ракс…

Валентин спрыгнул с катера рядом с Ксенией. До земли было метра полтора — катер казался ему выше, когда они садились в него в ангаре станции, но сейчас словно приплюснулся, стал площе и ниже. Может быть, так оно и в самом деле было.

Гюнтер спрыгнул вслед за ним.

Они стояли, озираясь, — и, Валентин это почувствовал, все трое наконец поняли в полной мере, что их миссия началась.

Вокруг был лес — не густой, очень светлый, но все же не оставлявший сомнений, что это дикая природа. Деревья походили на земные, только цвет листвы был не чисто зеленый, а с голубизной, уходящий в бирюзовость. Листва изрезанная, узкая, но ничего необычного, цепляющего взгляд.

А еще было тихо. Доносился тихий стрекот (какие-то насекомые?), но он лишь подчеркивал тишину и покой.

Валентин посмотрел под ноги — покрытая перегнившей листвой и древесным сором земля была чуть влажная… в таком лесу хорошо собирать грибы. Вокруг катера все было будто приглажено и утоптано, образуя круг диаметром метров десять. Одно молодое деревцо было надломлено, несколько кустов смяты. Катер стоял на трех разлапистых низких опорах, выдвинувшихся из корпуса. Под самой «тарелкой» земля потемнела, будто слегка обожженная.

— Все-таки вы к нам залетали, — сказал Валентин убежденно.

Ксения улыбнулась. Тронула борт катера — в обшивке разошелся люк. В небольшом отсеке лежало оружие и три комплекта одежды — рубашки свободного кроя, такие же просторные короткие брюки, едва доходящие до лодыжек. Одежда была ярких, даже слегка кислотных цветов — небесно-голубой, глубокий малиновый, сочный травяной.

— Они и впрямь так ходят? — спросил Гюнтер, подозрительно разглядывая широкую лазурную рубашку. — Как-то очень уж ярко.

— Праздничная одежда, принято надевать в дни семейных праздников — дни рождения родителей, даже если те уже умерли, и дни рождения детей, если они есть. — Ксения надела рубашку, потом брюки, застегнула эластичный ремешок. — В таком ходят не всегда и не все, но и удивления она вызвать не должна. Надеюсь.

Валентин оделся, закрепил под рубашкой кобуру с пистолетом и ножны. В правое ухо вставил горошину коммуникатора. Сказал:

— Зато такая одежда хорошо маскирует оружие.

— И это тоже было причиной выбора, — кивнула Третья-вовне. — Идем? Нам туда.

Валентин глянул в направлении, указанном Ксенией. Он, если говорить честно, не сориентировался, но Третья-вовне говорила уверенно.

— Давайте сделаем все быстро, — сказал он.

Ксения кивнула. Нахмурившись, посмотрела на катер — и тот вдруг исчез. Валентин протянул руку, коснулся горячего борта. Катер не исчез, конечно же, просто стал невидимым.

— Идем, — сказала Третья-вовне.

* * *

Флаер огибал ограждения Центра Обороны по дуге — Анге не стала запрашивать разрешения на пролет через периметр. Разрешение бы дали, конечно, в конце концов, Небесная Стража была частью общей обороны и в итоге подчинялась тому же самому Центру. Но скорее всего к месту падения метеорита послали бы охранников Центра, а ее бы отправили обратно.

Анге не хотела упускать шанс лично осмотреть подозрительную точку.

Она послала кодовое сообщение: «Следую вне периметра, направляюсь к месту падения неопознанного объекта, помощь не требуется, уровень опасности 3». Забавно было лететь мимо величественных корпусов — приземистых, в пять-шесть надземных этажей, выкрашенных в торжественный сиреневый цвет, и понимать, что посланный тобой сигнал, пролетев по цепи ретрансляторов и промежуточных станций, именно сюда и вернется. Компьютер поместит его в нужный раздел, какой-то оператор мельком глянет на сообщение и нажмет «разрешить».

На экране высветилась бирюзовая метка — пролет разрешен.

День сегодня был рабочий, но на территории Центра, за периметром, все равно было немало людей. Трое — в ярких старомодных одеждах семейного празднества — шли от самого периметра. Чего их сюда занесло? Пропускные пункты далеко, смотреть тут нечего. Провинциалы, судя по всему…

Флаер заложил вираж и застыл в воздухе. Гудели четыре турбодвигателя, удерживая машину в неподвижности. Где-то в этой точке и развалился метеорит…

Анге посмотрела налево, направо. Тронула ручку управления, посылая машину в медленный полет по спирали. Снизилась до десяти глан, до самых верхушек деревьев. Под ней заколыхались тонкие верхушки деревьев, поток воздуха из двигателей срывал с них листву. Анге изучала чахлый лесок со всем энтузиазмом новобранца.

Ничего необычного. Да и что она хотела увидеть? Кошака в боевом скафандре?

Она уже хотела дать автопилоту команду на возвращение, когда ее взгляд зацепило что-то необычное — круглая полянка с поваленным деревцем. Какая-то она была… слишком круглая, что ли…

Анге остановила машину в воздухе, придирчиво осмотрела полянку. Ничего необычного, если вдуматься. Поваленное деревцо… и несколько смятых кустов. Еще трава примята, и, кажется, в центре след от костра.

Кто-то сажал здесь флаер.

Наверное.

Ну а что еще тут могло быть? Приземлился вражеский корабль, замаскированный под метеорит? А потом тихонечко улетел? Нет у кошаков таких технологий, иначе бы плохо пришлось ребятам в космосе.

Совпало. Просто совпало.

Анге снова потянулась к панели автопилота — и замерла. Не веря своим глазам, наклонила флаер, еще чуть приопустила его к земле. Двигатели негодующе завыли, удерживать неподвижность с таким креном было нелегко.

Но зрение Анге не подвело. В паре глан от земли сидела ящерка-певунок. Стреляла длинным языком, выхватывая из воздуха мошкару. Ничего необычного, кроме того факта, что ящерка сидела на воздухе, на пустоте.

Анге повела рычаг управления, сажая флаер. Пару глан машина спокойно снижалась, а потом раздался удар, один край флаера задрался вверх, двигатели завыли, пытаясь выправить машину и все-таки посадить ее. Нехитрый автопилот и такая же простая навигационная система явно не могли понять, почему один край машины никак не желает опускаться. Потом край флаера со скрежетом скользнул по чему-то невидимому — и машина опустилась на краю полянки.

Анге несколько мгновений сидела в кресле. У нее бешено билось сердце.

Не зря. Не зря она решила сюда прилететь!

Анге откинула скрипнувший колпак флаера, вышла. Сделала два шага к висящей в воздухе ящерке, на всякий случай вытянув перед собой руки.

Пальцы коснулись чего-то твердого и горячего. Она сделала несколько шагов, водя в воздухе руками, будто внезапно попавший во тьму человек. Контур невидимого вырисовывался достаточно четко — что-то твердое, горячее, округлое, глан восемь — десять в диаметре.

Не просто н.о. — «неопознанный объект». «Н.в.о.» — «неопознанный вражеский объект». Без сомнений.

— Латта… — прошептала Анге, снимая с пояса коммуникатор.

* * *

— Очень красивая, — сухо, будто оценивая картину или статую, сказала Мэйли, глядя на выглядывающую из летающей машины девушку. Машина была смешная, напоминающая старинные квадрокоптеры или первые летающие такси — круглая прозрачная кабина и четыре многолопастных двигателя на коротких консолях. Большой скорости от такой конструкции не добьешься, но в воздухе она устойчива.

— Красивая, — согласился Бэзил, как зачарованный глядя на девушку. Высокая, длинноногая, с чуть необычным, но очень милым и добрым лицом. На девушке был брючный костюм, выглядящий каким-то странным гибридом военной формы (судя по рациональному, строгому покрою) и праздничной одежды (уж больно яркие были цвета — лимонно-зеленые брюки, бирюзовый жакет). — Что это на ней такое?

— Это форма сотрудников Небесной Стражи, — сказал Двести шесть — пять. — Она похоже на расцветку местных ящериц, которых содержат в домах для защиты от летающего гнуса.

— В правильном мире у них нет Небесной Стражи, — мрачно сказал Бэзил. Посмотрел на Первую-вовне. — Что скажете, Прима? Они все-таки заметили катер?

Прима молчала.

На одном экране командир с Ксенией и Гюнтером шел к зданию Штаба, удаляясь от ограды. Но сейчас все смотрели на трансляцию с катера — на девушку, которая повела свой аппарат на посадку.

— Будет бум, — негромко сказал Тедди. И виновато улыбнулся, явно неуверенный, что не нарушил субординации.

Борт летающей машины уперся в невидимую поверхность катера. Машина накренилась, но удержала равновесие.

— Гироскопы они давно изобрели, — пробормотал Алекс и незаметно для окружающих дал Тедди легкий подзатыльник.

«Бума» и впрямь не случилось — машина со скрежетом соскользнула с катера и приземлилась рядом с ним. Колпак кабины откинулся — выглядело все собранным на живую нитку, колпак крепился на петлях, которые ожидаешь увидеть в деревенском сортире. Но это не помешало «детям солнца» заметить сверхтехнологичный катер Ракс и в считаные минуты к нему добраться.

— Когда цивилизация строится на непрерывной войне, от нее можно ждать любых технологических сюрпризов, — сказала Первая-вовне.

Девушка в опереточно-яркой форме двинулась к катеру, вытянув руки перед собой.

— Все, считайте, они раскрыты, — сказал Соколовский. Откашлялся: — Может быть, кто-то предложит то, что я сказать не могу? Я все-таки давал клятву Гиппократа.

— Вы можете ее убить, Прима? — спросил Бэзил. На него мгновенно посмотрели все, но ученый твердо повторил: — У катера есть оружие?

— Не для ближнего боя, — сказала Прима.

Девушка закончила ощупывать катер. На ее лице отразилась болезненная гримаса. Она стала снимать с пояса что-то вроде мобильного телефона.

— Коммуникатор, — сказала Первая-вовне. — Мне придется…

Коммуникатор в руках девушки заискрил и задымился. Из двигателей летающей машины и из открытой кабины тоже повалил дым.

— Электромагнитный импульс, — пояснила Прима. — Единственное, что я могла сделать. Считайте, что я закричала на всю планету «тут враг». Но закричала громко, и те, кто был рядом, — оглохли.

Девушка в цветастой форме отбросила дымящийся коммуникатор и замотала в воздухе рукой. Виртуальный экран с ее изображением ушел на задний план, на передний выдвинулся экран с покачивающимся от ходьбы изображением сиреневых зданий Штаба Обороны.

— Командир Горчаков, — сказала Прима. — Нештатная ситуация. Место посадки обнаружено сотрудником Небесной Стражи, я была вынуждена сжечь всю электронику вблизи катера. Это демаскировало место посадки, но затруднит работу охраны. Можете больше не скрываться, теперь важно только время.

— Я был уверен, что это случится, — ответил невидимый Валентин. — Принято, Первая-вовне.

— Почему он был уверен? — спросила Прима, помолчав.

Как ни странно, но ответила ей Лючия:

— Потому что дерьмо всегда случается, уважаемая Первая-вовне.

* * *

Анге стояла, беспомощно тряся обожженной ладонью. Коммуникатор не взорвался, не загорелся, но мгновенно раскалился, едва она попыталась его включить. Едкий белесый дым, пахнущий горелой изоляцией и химией, шел из всех щелей. Наверное, не будь это армейская модель в алюминиевом корпусе, он бы расплавился.

Да что же это такое, в самый неподходящий момент… Батарея выдала всю энергию разом?

Но тут Анге увидела, что из кабины и от двигателей флаера валит такой же мерзкий белый дымок, и все поняла. Она обнаружила замаскированный (вопреки всем законам известной ей физики) корабль врага. А враг обнаружил ее и нанес удар — скорее всего электромагнитый импульс чудовищной силы. Она не может сообщить о своей находке.

На мгновение ее охватила паника. Конечно, можно добежать до ограды, преодолеть ее, броситься в штаб… А если корабль улетит?

Стоп. Она заставила себя успокоиться. Враг лишил ее средств связи, но одновременно демаскировался. Даже у сестры на экранах радаров должно было полыхнуть. Возможно, конечно, что импульс слишком силен и электроника ближайших постов тоже пострадала. Но все равно уцелели дальние. И сейчас уже по сигналам тревоги сюда устремятся истребители, винтолеты, силы наземной обороны. Неужели враг этого не понимал?

Понимал. Нельзя недооценивать тех, кто смог сделать невидимый корабль.

Значит, враг отвлекал, вызывал огонь на себя. Из корабля уже вышли кошаки и двинулись к Штабу…

Она вдруг вспомнила троицу провинциалов в старомодных одеждах, идущих по скверу от ограды, в которой нет и не было пропускных пунктов…

Вот где настоящий враг!

Анге заглянула во флаер. Реактивный карабин, единственное оружие поста Небесной Стражи, висел в креплениях за спинкой кресла. Анге сняла карабин, вставила в магазин обойму, еще три запасные обоймы рассовала по карманам. Двадцать крупнокалиберных реактивных пуль. Достаточно для трех обнаглевших кошек.

Забросив оружие за спину, Анге бросилась бежать через лесок к ограде. Ах, какая была глупость, оставлять вокруг Штаба эту чахлую зелень… Надо было все выжечь. И поставить доты с автоматическими пулеметами. Как они могли так заблуждаться, почему были уверены, что война останется в космосе, вокруг Калтии — Ласковой, как ее зовут кошаки. Война пришла к ним в дом. Негласные соглашения нарушены. Что ж, они покажут хвостатым тварям, что люди умеют воевать.

Глава восьмая

Все-таки бежать они не стали. Тот, кто бежит, всегда вызывает пристальный интерес, это заложено в инстинктах любого существа. Бег — это либо за добычей, либо от опасности. Они просто ускорили шаг.

Первый абориген попался им навстречу метрах в ста от памятника. Пожилой мужчина в униформе, но не военной, а скорее рабочей, без знаков различия. Это был уборщик — он неспешно и очень аккуратно подметал вымощенную каменной плиткой дорожку. Метла в его руках была самодельная: деревянная палка и примотанные к ней ветки. Валентин точно такие мастерил в школе на уроках экологии, когда им объясняли весь вред бездумного использования пластмассы в быту. Если ты гуманоид, то некоторые вещи ты изобретешь непременно, на какой бы планете ни жил, — копье, лопату, метлу, ведро. Это уже дальше древо науки начинает ветвиться, добиваясь прогресса в одних областях и начисто забывая другие, а корни всегда одни.

Абориген кивнул им — вот в кивке было что-то неправильное, слишком глубокий наклон головы, видимо, строение шейных позвонков у людей и «детей солнца» различалось. И широко улыбнулся.

Улыбаясь в ответ, Валентин вдруг понял, что различия куда больше, чем кажутся на первый взгляд. Зубы у аборигена были другие! У него не было резцов, вместо них шли клыки, и это превращало обычное, вполне симпатичное лицо в жутковатую маску.

К счастью, уборщик не заметил, что встретившаяся ему троица имеет странности с зубами. Скорее, его заинтересовала их одежда: несмотря на все уверения Третьей-вовне, он посмотрел на нее с некоторым удивлением.

Люди прошли мимо, за спиной вновь равномерно зашоркала о камни метла.

«Жуть какая, — негромко произнес в ухе голос Матиаса. — Я как-то упустил эту деталь».

«Связано с особенностями питания, — с готовностью произнес Бэзил. — Эволюционно они приспособлены…»

Голоса исчезли, потом послышался голос Первой-вовне:

«Не отвлекайте командира. Все в порядке, Валентин?»

— Да, — сквозь зубы ответил он. — Плохие из нас коммандос.

«Все в порядке».

— Надеюсь…

Памятник был уже совсем рядом. Белый каменный шар с силуэтами иллюминаторов, рваное отверстие, нарочито грубо вырубленное в шаре, черный камень — размером меньше кулака, выглядывающий из пробоины. Перед памятником, как раз у пробоины, лежали цветы — некоторые совсем свежие, некоторые увядающие.

Как назло, возле памятника были аборигены. Пожилая семейная пара (во всяком случае, Валентин решил, что это семья) с цветами в руках стояла у ограждения — невысоких стальных столбиков, соединенных цепью. Группа молодежи — на Земле Валентин назвал бы их старшеклассниками или студентами первых курсов, о чем-то разговаривающие на мелодичном стрекочущем языке, напоминающем языки Юго-Восточной Азии. Лица при этом казались вполне европейскими, и это создавало странный контраст — ищущий знакомые ассоциации мозг бунтовал против «восточной» речи и светлокожих лиц.

А самое плохое — от зданий Центра Космической Обороны неторопливо шли двое военных. В форме, с оружием на поясе: не то длинноствольные пистолеты, не то компактные автоматы. Похожие как две капли воды… ну да, все верно, тут же, как правило, рождаются близнецы, и обычно они работают вместе, и даже жениться принято на близнецах.

Нет, они никуда не спешили, никого не выискивали взглядом. Это явно был обычный патруль. Он просто оказался в ненужное время и в ненужном месте.

«Валентин, времени выжидать нет, — сказала Прима. — Девушка, обнаружившая катер, бежит к периметру. Электромагнитный выброс обнаружен, с нескольких аэродромов поднялись военные самолеты. Я фиксирую спутники, маневрирующие на орбите. Забирайте этот камень!»

— Тут люди, — прошептал Валентин.

«Тут никого нет. Это тени. Это неправильная реальность, и ты не должен придавать ей значения. Убейте всех и уходите».

Пожилой мужчина с цветами в руках что-то тихо сказал женщине. Протянул ей цветы. Та взяла его за руку, ласково отвела от себя. Все понятно, «возложи их сам, ты хотел это сделать, тебе важнее…»

— Тебя тоже нет, и ты не имеешь значения, — сказал Валентин. И быстрым шагом двинулся к пожилой паре.

Гюнтер что-то прошептал ему вслед, но наушник молчал, и Валентин ничего не услышал. Подошел к семейной паре, улыбнулся — не разжимая губ, посмотрел в лицо женщине.

Та неуверенно улыбнулась в ответ.

Почти как человек. Когда зубы были не видны, он не мог заметить никаких отличий. Пожилая, хоть и не старая еще женщина, лет семьдесят по земным меркам… хотя у них срок жизни короче, они не имеют технологий Ракс, наверное, ей от силы сорок. Волосы длинные, пучком, перехваченные заколкой, на Земле такие прически тоже бывают. Глаза ясные, светло-зеленые, как у Ксении.

И самое удивительное — он читал по ее лицу все эмоции, как у человека. И затаенную скорбь, и волнение, и легкое удивление от внезапно подошедшего незнакомца. Вот это удивительнее всего — что язык тела, мимика у них так близки человеческим…

Валентин с почтением кивнул, стараясь наклонить голову как можно ниже, до боли в позвонках. Потом повернулся к мужчине. Ровесник женщины, пожалуй. Взгляд строгий, изучающий, но без тени опаски.

А еще Валентин наконец-то увидел, что левый рукав у мужчины пустой по локоть. В правой руке букетик цветов, а левый рукав подвернут и заколот чем-то вроде булавки. Не выставленное напоказ, но и не скрываемое увечье.

Он, наверное, военный. Космонавт. Потерявший руку, демобилизованный, пришедший к памятнику, чтобы вспомнить погибших товарищей и возложить им цветы. Где-то в холодном мертвом пространстве его корабль разнесли на кусочки юркие истребители кис, он выжил и теперь на родной планете, более непригодный к службе, но живущий памятью о ней.

А Валентин хотел его убить. И его, и его жену, и эту молодежь у памятника, и охранников. Всю планету.

Он кивнул однорукому мужчине. Тот, помедлив, кивнул в ответ.

«Нет, я их не убиваю, — подумал Валентин. — Все наоборот. Я делаю так, чтобы исчез неправильный мир, в котором они убивают и убивают их. Чтобы вернулась Вселенная, в которой две разумные цивилизации смогли подружиться и вместе покоряют космос. Да, этот мир исчезнет. Но он появился по ошибке, уничтожив куда более лучший. Пусть он вернется в небытие, в бесконечные ряды неслучившихся Вселенных».

Валентин протянул руку и осторожно взял у мужчины букетик цветов.

Тот растерянно посмотрел на жену. Улыбнулся. Что-то спросил Валентина.

Валентин снова кивнул и перешагнул через невысокое ограждение, оставив семейство стоять в полном недоумении.

Ну да, псих. Забрал цветы и полез к памятнику. Не надо обижать психов.

Валентин подошел к каменному шару, покосился на охранников. Те как раз проходили мимо, глядя на него без всякого интереса.

Валентин присел, положил букетик. Расправил цветы. Честно говоря, он и в земных-то плохо разбирался. Наверное, увидев их на Земле, на клумбе или на прилавке, вообще бы не удивился. Стебель зеленый, с мягкими пушистыми ворсинками, оранжевые лепестки, какие-то тычинки-пестики торчат… Цветы как цветы.

Охранники прошли мимо.

«Валентин, времени нет!» — с нажимом сказала Первая-вовне.

Валентин встал, запустил руку под рубашку, вынимая нож. Все, делать нечего… Он сжал рукоять и провел лезвие вокруг серого метеорита. Лезвие прошло сквозь камень памятника будто сквозь пенопласт, он едва ощутил сопротивление.

За спиной вскрикнули. Еще не возмущенно, растерянно.

Метеорит не выпадал.

Валентин еще раз провел лезвием, описывая конус, будто вырезая из яблока червивый кусок.

Метеорит с ровно срезанными кусочками камня выпал ему прямо на ногу. Удар был гулкий, словно бросили камень о железную цистерну, боли он не почувствовал — ботинки амортизировали удар.

Однорукий что-то возмущенно закричал.

Валентин поднял метеорит — он оказался неожиданно тяжелым. Повернулся. И местная молодежь, и пожилая пара, и — увы! — остановившиеся и глядящие на него охранники выглядели возмущенными и ужаснувшимися случившимся. Наверное, так на Земле смотрели бы на человека, осквернившего религиозную святыню или на глазах у толпы помочившегося на могилу Неизвестного Солдата. Ну или, на худой конец, отобравшего у маленькой девочки пушистого котенка и пинком отправившего его в полет.

Продолжая улыбаться (психов не трогаем, правда?), Валентин перешагнул через ограду и пошел в сторону периметра.

Может, так и прокатит?

Толпа будет настолько поражена, что позволит ему уйти?

Один из охранников крикнул вслед что-то непонятное, но это однозначно было требование остановиться. Второй снял с пояса коммуникатор, поднес к лицу — и удивленно на него уставился. Видимо, только сейчас обнаружил, что связь не работает.

Валентин ускорил шаг.

Видимо, его поступок настолько шокировал присутствующих, что никто не соотнес Валентина с его спутниками. Ни на Третью-вовне, ни на Гюнтера даже не смотрели.

Поэтому оба охранника, выхватившие свои пистолеты, направили их в спину Валентину.

«В тебя целятся!» — крикнул в ухо Матиас.

Валентин остановился и начал поворачиваться.

Один из охранников выстрелил.

В грудь, пробив рубашку, что-то ударило — удивительно несильно. Раздался щелчок, и точка, куда попал заряд, заискрила. Это была местная версия беспроводного тазера с электрическими пулями.

Разумеется, пробить защитный комбинезон низкоскоростная «пуля» не смогла.

В следующий миг выстрелила Ксения.

На станции выстрел из такого пистолета развалил манекен в труху. Выглядело это жутковато, но как-то понарошку, будто разломали куклу. Может быть, потому, что «синтетическое мясо» было суше настоящей плоти, а может быть, из-за отсутствия костей, сосудов и внутренних органов.

Настоящий человек — Валентин не мог сейчас думать о нем иначе, чем о человеке, — взорвался совсем по-другому.

Во все стороны ударили клочья окровавленной плоти с белеющими осколками костей, какие-то мягкие бесформенные лоскуты, что-то разваливающееся в темную и светлую кашицу. Смерть вовсе не желала принимать ту деликатную форму, что продемонстрировала им Прима.

Второй охранник закричал — дико, страшно, невыносимо. Начал стрелять в Валентина — он даже не понял, похоже, что стрелял кто-то другой. Электрические пули шли мимо.

Ксения выстрелила еще раз. Этот заряд попал не в тело, а в конечность — охраннику оторвало руку по плечо и часть туловища, он рухнул, забился на земле, все еще сжимая в уцелевшей руке пистолет. Ксения выстрелила второй раз, прекращая его мучения.

Аборигены разбегались.

Мчались к зданию Центра школьники-студенты, бежал однорукий ветеран, бежала его спутница.

— Бежим! — Ксения подхватила за руку Валентина, потащила, заставив перейти на бег.

— Зачем ты стреляла? — выкрикнул на бегу Валентин. — У него был тазер!

На бегу он сунул украденный метеорит в сумку, закрепленную под цветастой рубахой. Теперь он бежал будто беременная женщина, придерживая тяжелый трясущийся живот.

— Это все не важно! — прокричала Ксения. — Пойми, этого мира уже нет!

— Verdammte Scheisse![7] — кричал Гюнтер, бегущий последним. И, словно разуверившись в способности родного языка передать всю гамму его эмоций, перешел на испанский: — Y una polla! Maricon de mierda![8]

При всем нереальном ужасе происходящего Валентин с некоторой обидой подумал о том, что Гюнтер предпочел испанскую брань отборному русскому мату, который, чего уж греха таить, в повседневной работе экипажа частенько использовался. Наверное, всплыли какие-то детские воспоминания — Гюнтер провел юность в Мадриде.

— Я плохой военный, я не гожусь для этой работы! — продолжал ругаться Гюнтер, вернувшись к привычному внешнему английскому. И снова вспомнил родную немецкую речь: — Dumkopfl Rotznase![9]

Валентина опять охватило ощущение нереальности происходящего, какой-то книжности ситуации. Он оглянулся на бегу, глянул вдоль аллеи, по которой они убегали, на сиреневые стены Центра, на приблизившихся уже к его стенам людей, на людей, выбегающих им навстречу…

«Мы самые бестолковые воры и террористы во Вселенной, — подумал он. — Мы даже сесть незаметно не смогли. Мы украли дурацкий метеорит на глазах у мирных граждан, застрелили несчастных охранников с их смешными шокерами, а теперь улепетываем, будто нашкодившие дети…»

Периметр был уже рядом — невысокая изгородь из металлической решетки с зелеными, будто половинки арбуза, полушариями датчиков на опорных столбах. Четыре ближайших датчика окружало странное колышущееся марево — Третья-вовне вывела их из строя, но каким образом — не объяснила. Решетка казалась целой, но в одном месте тоже была окутана дрожащим воздухом — там Ксения вырезала фрагмент раксианским ножом.

На земле, рядом с отключенными датчиками, лежали, раскинув кронштейны с неподвижными винтами, два патрульных дрона. Опять же — очень привычного, земного вида. Видимо, их сбил тот самый электромагнитный импульс, о котором говорила Прима…

— У катера была женщина из Небесной Стражи! — крикнул Валентин. — Осторожнее!

И в этот момент из лесочка, из-за ствола дерева, от самой земли, к нему стремительно протянулся дымный след — и ударил в грудь.

Это было больно.

Его отбросило на несколько метров, приложило головой о каменную клумбу, в которой росли какие-то яркие, но чахловатые цветы. Валентин выругался. Протянулись еще несколько полос, будто от крошечных ракет, — Ксения упала, но, кажется, ее не зацепило, она просто залегла, а вот в Гюнтера попали. Судя по удивленному возгласу, он тоже остался невредим.

Из-за ограды им что-то прокричали, торжествующе и командно. Если бы еще не общая тонкость и певучесть местной речи — получилось бы угрожающе.

— Какая-то мощная дрянь! — крикнул Валентин. И прошептал уже тише: — Прима, вы ее видите?

— Нет, — ответила Прима после паузы. — Только предположительно. Она взяла из своей летающей машины оружие, я идентифицировала его как легкий ракетомет. Это оружие местной пехоты…

— Сколько зарядов? — спросил Гюнтер.

Теперь они все были на одной волне и слышали друг друга.

— Обойма на пять ракетных патронов.

— Было четыре выстрела, — сказал Гюнтер спокойно, будто попадание разом прогнало и его дурное настроение, и желание ругаться. — Командир, Ксения, прикройте.

И прежде чем Валентин успел что-то сказать, Гюнтер вскочил и бросился к ограде, виляя из стороны в сторону. Валентин привстал, направил пистолет в сторону дерева, из-за которого велась стрельба. Первые секунды он боялся стрелять, чтобы не зацепить Гюнтера, потом офицер ушел правее — и Валентин несколько раз нажал на спуск. Пистолет слабо вздрагивал, далеко за деревом ударили разрывы, взметнулся грунт — он мазал. Четвертый выстрел оказался точнее, сбил ветку с дерева, но тут Гюнтер опять закрыл линию прицела. Ксения тоже привстала, вытянула руку с оружием, но стреляла она или нет, понять было совершенно невозможно — выстрел из этого пистолета был беззвучен и не сопровождался никакими эффектами.

Гюнтер добежал до ограды, до колеблющегося марева в стене, и прыгнул вперед, пролетев сквозь не существующий уже фрагмент решетки. Инстинктивно он все-таки закрыл лицо руками — и невидимый до сих пор стрелок, будто дожидаясь этого момента, выстрелил в пятый раз. Крошечная ракета шла Гюнтеру прямо в голову, и офицер специальных систем, крутанувшись, рухнул как подкошенный.

Валентин закричал.

Вскочил, бросился вперед, беспорядочно стреляя — впереди вздымались фонтаны земли, валились деревья, повалился один из столбов периметра. Марево, маскирующее дыру в заборе, вдруг развеялось — неужели его вынесло выстрелом? Валентин пробежал сквозь прореху — и увидел стрелка. Девушка, молодая и симпатичная, она укрывалась в какой-то ложбинке за комлем дерева, была вся присыпана листьями, трухой, землей, но казалась невредимой. В одной руке девушка держала что-то вроде винтовки с толстым дулом, упирая приклад в землю, другой рукой вставляла в короткую рукоять кассету с пятью серебристыми цилиндриками — длиной и толщиной с маркер. Кассета не шла, то ли ее перекосило, то ли попал какой-то мусор. Девушка увидела Валентина, глаза ее расширились — то ли от ужаса, то ли от удивления. Может быть, она поняла, что он чужак?

Девушка стукнула прикладом по земле, и кассета с зарядами скользнула в магазин. Девушка стала наклонять ствол оружия, нацеливая в Валентина.

Он выстрелил.

Валентин понимал, что это невозможно, но ему казалось, что он увидел, как крошечный светящийся шарик вылетел из микроскопического отверстия дула и ударил девушку в грудь. Миг — и она потемнела, превратилась в пепельно-серую статую, которая развалилась в легкий прах. Ружье упало на землю.

Валентин повернулся к Гюнтеру. И с нахлынувшей радостью увидел, что оружейник встает, придерживая на весу руку. Кисть выглядела ужасно — она опухла, побагровела, а пальцы торчали в разные стороны.

— Пистолет… — задумчиво сказал Гюнтер. — Где этотсвинскийпистолет? Онулетелотсюданахер! Ясратьхотелнатакиеприключения!

Валентину еще никогда не доводилось слышать, как кто-то ухитрился произнести фразу на интере с таким явным использованием правил немецкой грамматики.

«Быстрее, — прошептала в ухо Прима. — Оружие не важно, не ищите. Быстрее!»

Валентин и Ксения подхватили Гюнтера с двух сторон и потащили вперед. Немец бежал быстро, только все время сокрушался о потере пистолета, жаловался на свою профессиональную непригодность и обещал все взорвать к чертовой бабушке, как только попадет на корабль.

— Прима, последний мой выстрел… — прошептал Валентин.

«Я повысила мощность», — мгновенно отозвалась Первая-вовне.

— Зачем?

«Первые выстрелы произвели на вас очень травмирующий эффект. Когда живое существо мгновенно распадается в пепел — это шокирует меньше, чем когда она сгорает заживо».

— А ты могла понизить мощность, чтобы у нее был только болевой шок? — выкрикнул Валентин.

Он очень надеялся, что Прима ответит — «нет», «это невозможно конструкционно».

Но Ракс не любили врать.

«Могла. Но это не важно. Все здесь не важно, командир Горчаков. Все это лишь мираж».

* * *

Алекс отвел взгляд от экрана. Коснулся руки Тедди. Прошептал:

— Как в фильме ужасов…

— Как в компьютерной игре… — тихо ответил юный системщик.

В конференц-зале царила тяжелая тишина. Лючия вообще прижалась к Мегер и застыла, неотрывно глядя перед собой. Бэзил грыз ногти, глядя в экран. Мэйли что-то тихо ему нашептывала на ухо. Только Прима сохраняла ледяное хладнокровие.

Изображение теперь было разведено по четырем экранам — на одном, из катера, был виден летательный аппарат аборигенов (двигатели еще слабо дымились), на трех других мотались из стороны в сторону ветки деревьев, прыгала земля, мелькало небо.

— А где у них камеры? — спросила Лючия.

— На груди комбинезона, — ответила Прима.

— Но у них же сверху эти цветастые рубашки, — робко заметила девушка.

— Они не мешают, — сказала Прима.

— Здорово, — сказала Лючия. — А можно было в комбинезоны вделать какие-нибудь аптечки? Гюнтеру бы не помешало.

— Можно было, — сказала Прима. И после паузы добавила: — Я не подумала об этом.

Признание было удивительным. И тот факт, что Ракс не подумали об аптечках, и то, что Первая-вовне признала ошибку.

— Им осталась минута до катера, — будто извиняясь, сказала Прима. — Пять минут на подъем, потом сдвиг. Еще десять-пятнадцать минут для возвращения на станцию. Гюнтер выдержит, все в порядке.

Алекс чуть было не закричал «Молчите!». В кино, если кто-то произносил такую самоуверенную фразу, все сразу становилось плохо.

Но на экране, где шла трансляция с катера, среди деревьев замелькали ярко одетые фигуры, появился командир — живот под рубашкой был оттопырен, будто Горчаков объелся на пиру в честь прибытия на планету, рядом Гюнтер — все еще нелепо задирающий пострадавшую руку вверх, но уже не ругающийся, и Ксения. Третья-вовне бежала легче и грациознее всех, ухитряясь перескакивать через препятствия и лавировать между деревьями, одновременно придерживая за плечо пострадавшего оружейника и оглядываясь по сторонам. Алекс вздохнул, в очередной раз позавидовав Матиасу.

Обогнув летательный аппарат, на котором прибыла несчастная девушка, космонавты подбежали к катеру. Невидимость, похоже, была уже снята Примой.

— Куда оружие? — крикнул Горчаков.

— Бросай на землю, не важно! — ответила Ксения.

Несколько секунд на экранах мелькал сущий калейдоскоп — три человека забирались в открывшийся катер, а закрепленная на откинувшемся куполе камера снимала их сверху и под углом.

— И теперь — старт, — сказала Первая-вовне удовлетворенно. Два экрана отключились, остался тот, что показывал кабину, и к нему добавилось изображение стремительно удаляющейся поверхности планеты.

* * *

Сдвиг пространства, в отличие от многих иных способов перемещения, не требует значительного удаления от планет или других массивных объектов. Но все-таки ограничения есть и у вырождения расстояния. Им требовалось удалиться от планеты хотя бы на двенадцать-тринадцать тысяч километров, а это, при всех технологиях Ракс, должно было занять не менее пяти минут.

— Нас заметили? — спросил Валентин, когда голубое небо над головой сменилось черным полотном с россыпью звезд.

— Да, и сопровождают радарами, — сказала Ксения.

— Стреляют? — пытаясь оставаться столь же невозмутимым, поинтересовался Валентин.

— Четырнадцать ракет. Впрочем, они все отстали. Их оружие далеко от совершенства.

— Ну, они стараются, — вступил в разговор Гюнтер, словно решил стать адвокатом «детей солнца». — Симпатичные ребята. Жаль, что их не станет.

— Они останутся, — твердо сказала Ксения. — В правильном состоянии. Покажи метеорит, Валентин.

Валентин молча достал и продемонстрировал серый бугристый камень. Срезанные кусочки мрамора (или чего-то похожего) окружали метеорит.

— От камня придется избавиться, — сказала Ксения. — Иначе у планеты может исчезнуть какая-нибудь гора.

Валентин не стал уточнять, шутит она или нет. Насколько он понимал, скорее все-таки шутит. Или перестраховывается.

— Избавимся, — сказал Валентин. — А можно вопрос?

— Да.

— Что произошло на самом деле, Третья-вовне? Почему возникла реальность, в которой в космический корабль попал метеорит?

Ксения вздохнула:

— Прима ведь объяснила нашу базовую теорию. На планете велись эксперименты с путешествиями во времени. Кто-то, желая изменить реальность…

— Ксения, я даже не стану спорить, возможно путешествие в прошлое или нет, — сказал Валентин. — Думаю, что нет. Но если допустить ваш вариант, то кто-то отправился в прошлое и… что сделал? Запустил в корабль метеорит?

— Возможно, просто задержал старт, — сказала Ксения после паузы.

— С такой точностью, что летящий в пустоте булыжник попал в крошечный корабль? — Валентин рассмеялся. — Ксения, это чушь. Если бы корабль взорвался при старте — я мог бы допустить диверсию и правоту вашей версии. Какова правда?

— Я не знаю.

— Это влияние на реальность ваших перемещений?

— Не знаю.

— Ксения, вы кинулись исправлять случившееся с таким хладнокровием, что это похоже на рядовую процедуру. Скажите правду. Мы имеем право знать.

Некоторое время Третья-вовне молчала.

— Нас ведь слышат? — поинтересовался Валентин. — Матиас? Прима?

— Мы вас слышим, капитан, — напряженно отозвался Матиас. Прима молчала.

— Что могло случиться с цивилизацией Невара?

— Я действительно не знаю, командир, — сказала Ксения. — Версия с машиной времени… да, она фантастична даже для нас. Когда мы узнали, что произошло на самом деле, этот вариант отпал. Мы проверили базу всех перемещений Ракс, поверьте, она ведется крайне скрупулезно. Нет ни одного перемещения, которое могло бы повлиять на реальность. Ни одного.

— Я вам верю, — сказал Валентин, глядя вверх. Бездонная тьма космоса горела немигающими искрами звезд. Кабина была едва освещена, и мрак создавал иллюзию приватности — словно они ведут разговор один на один. — Я уверен, что вы очень аккуратны и вы ни при чем. А теперь скажите, какую теорию вы принимаете в качестве основной?

— Командир, в нас пытаются прицелиться лазерные спутники Небесной Обороны.

— Ну, мы же все равно не можем этому помешать? Так какова базовая теория?

Ксения молчала.

— Мы ведь прилетели сюда не случайно, — сказал Валентин. — Эта звездная система лежала следующей в ряду погибающих миров. Мы прилетаем и оказываемся в другой реальности — конечно, голова идет кругом… но мы ведь обнаружили именно то, что боялись обнаружить, — миры, воюющие на уничтожение. Так?

Где-то далеко, на «Твене» или на станции Ракс, кто-то охнул. Валентин подумал, что это скорее всего Бэзил. У бедолаги явно вылетела из головы вся цель полета, едва он обнаружил своих любимых инопланетян в состоянии войны.

— Вы же сами все поняли, — сказала Ксения тихо.

— Это не первый раз? Кто-то другой — не вы — манипулирует с реальностью и приводит миры к гибели? То, что мы называем «проблемой пятого уровня», — это не какая-то ущербность разума, это действие внешних сил?

— Командир Горчаков, — послышался голос Примы. — Я прошу вас подождать с расспросами до возвращения. Я объясню, как видит сложившуюся ситуацию Ракс, но не требуйте ответа от Третьей-вовне.

— Почему? — спросил Валентин.

— Потому что меня скоро не станет. А Третья-вовне, ответив на ваши вопросы, совершит серьезнейший проступок.

— Хорошо, — сказал Валентин.

* * *

Уцелела только та часть продуктов, что хранилась вне дома, да и то не вся. Огонь, сожравший дом, перекинулся на сено, хранившееся под навесом. Ян успел вытащить несколько тюков, но этого слишком мало, чтобы перезимовать, и слишком много, чтобы унести с собой. Практически вся концентрированная пища, их основная надежда пережить зиму, погибла в огне. Ян открыл несколько уцелевших банок, вздувшихся, но не лопнувших — питательный силос внутри спекся в твердые вонючие комья. Он даже попытался сгрызть один такой комок, выглядящий чуть лучше других, но с отвращением выплюнул.

Единственное, что у них осталось, — вьюк, который вытащила из дома Адиан. Он был набит армейскими концентратами и самыми лучшими гражданскими консервами — сублимированная трава с личинками, паста из зерновых проростков, галеты из грибов чайги. Ян даже не знал, что Адиан приготовила этот «тревожный комплект» и держала его у самого входа.

— Нам хватит пищи на две недели, — сказал Ян, перебирая банки и коробки. — Если сидеть на месте, то дольше, но если идти — две недели.

— Куда идти? — тихо спросила Адиан.

— Через горы. К побережью. Как шли солдаты и беженцы.

— Солдаты не дошли. Солдаты предпочли застрелиться.

— Мы не знаем почему, — терпеливо ответил Ян. — Возможно, был бунт. Возможно, им стало настолько плохо, что они сдались. Они же все были облученные.

— Туда ушли беженцы.

— Пусть идут. Мы следом.

— Я представляю расстояние, — продолжала Адиан. — Я в молодости часто ходила в походы. Мы сбивались в маленький табун и бродили по степям… Ян, идти — месяц. Еды не хватит. Сена много не унесем.

— Найдем пищу по пути. Не только ты любила бродяжничать. Я в детстве с утра до вечера домой не прибегал, где травы пощиплешь, где куст обдерешь…

— На четверых еды не хватит, — сказала Адиан.

Ян посмотрел на нее. Потом на Рыжа и Лан. Девушка взяла парня за руку.

— Нет, — сказал Ян.

— Ты меня не понял, — устало произнесла Адиан. — Я сделала одну ошибку, поддалась страху… я не повторю ее. Пусть дети возьмут все концентраты и идут. У них будет шанс. А мы останемся здесь. Починим… что сможем. У нас есть сено. Будем искать траву под снегом. Продержимся! — она сказала это с неожиданной уверенностью в голосе.

Но ее глаза говорили Яну «мы умрем».

— Ты права! — бодро сказал Ян. — Мы отправим Рыжа с Лан через перевал. А сами дождемся весны, продержимся на оставшемся сене. И пойдем следом. Ясно?

Он посмотрел на Рыжа.

— Мы пойдем вместе или останемся вместе, — ответил Рыж. — Что вы мне сказки рассказываете, Ян? Я не ребенок. Я понимаю, что вы задумали.

— Да, ты не ребенок, — задумчиво сказал Ян. — Именно поэтому ты возьмешь Лан, и вы пойдете через горы. Вы моложе нас, сильнее. У вас больше шансов. И вам еще многое надо сделать в жизни. Мы семья, Рыж. Когда не могут спастись все, семья спасает детей.

Рыж молчал.

— Один автомат вам придется взять, — деловито сказала Адиан. — А продукты я сейчас разделю на два вьюка.

Она обняла Лан, поцеловала в макушку, прошептала:

— Береги его, девочка. Жизнь интереснее, когда тебе есть, кого беречь.

* * *

Отсчет времени начался за шесть часов до выхода из варпа. Анге сходила с докладом к капитанам — те выслушали ее внимательно и, похоже, согласились с доводами. Лерии похвалила ее, а Норти даже пошутил. Успокоившись, Анге отправилась в душевую, долго мылась, выбрав двойную норму воды. Надела чистую форму, прошлась по самым проблемным местам. Все работало без нареканий.

Время пока еще позволяло заниматься личными делами. Многие легли спать, кто-то просто общался, неожиданно многие предпочли чтение или просмотр старых фильмов. Но Анге отправилась в инженерную.

Криди, как она и ожидала, был там. Вел внеплановую проверку систем.

— Как поиски злодея? — невинно поинтересовался он, не отрываясь от пульта.

— Злодей не обнаружен, — в тон ему ответила Анге, усаживаясь рядом. Вывела на пульт данные по двигательному отсеку. — Но всегда полезно убедиться, верно?

— Это все ваша суетливая обезьянья натура, — хихикнув, сказал Криди. — Сомневаться, проверять, беспокоиться. То ли дело мы, коты. Мы не терзаемся лишними сомнениями. Если приняли решение, следуем ему до конца.

— Всегда ли это хорошо? — спросила Анге.

— Для здоровья полезнее, — продолжал ерничать кот.

— Наверное, — согласилась Анге. — Но ведь в итоге результат один. Мы сомневаемся, переделываем, проверяем, беспокоимся. Вы решаете и действуете без колебаний. Но ведь результат один. Мы дружим, вместе покоряем космос и вот-вот достигнем соседней звезды. Нашего нового общего дома.

— Ну да, — помедлив, сказал Криди.

— И ты лукавишь, — добавила Анге. — Предыдущий цикл контроля закончен, новый еще не начался. Но ты сидишь у приборов и проверяешь корабль. Беспокоишься и переживаешь.

— От вас нахватался, — парировал Криди. — К тому же за безалаберными бесхвостыми всегда надо проверять. Что ты смеешься?

— Мне с тобой так легко, — ответила Анге. — Надежно. Знаешь, наверное, те, у кого есть братья или сестры, именно это чувствуют.

Криди помолчал. Потом сказал:

— Давай-ка проверим радиационные щиты. При выходе из варпа им изрядно достанется.

— Давай, — согласилась Анге. На самом деле она уже запустила контрольный цикл электромагнитных генераторов. С хвостами или без, потомки суетливых обезьян или таящихся во тьме хищников — они с Криди на самом деле мыслили одинаково.

Глава девятая

Это было еще одно помещение огромной станции Ракс. Тоже просторное, здесь вообще не экономили место. Но в отличие от прочих этот зал казался чуть более обжитым. На стенах висели картины. Валентин даже подошел к ним, чтобы убедиться — полотна настоящие, не иллюзия и не копия. Рукописные полотна, выполненные на холсте или его подобии необычными красками — переливчатыми, в отличие от масла ровными, но будто дробящимися на крошечные разноцветные точки. Наверное, если бы можно было рисовать цветными пикселями, макая в них кисть, то эффект был бы именно такой. На всех полотнах были пейзажи — начиная от пустынь, жарких даже в изображении, и заканчивая ледяными морями, покрытыми синеватой шугой. На некоторых картинах были леса, на некоторых цветущие поля, но Валентин не заметил ни единого живого существа, не смог разглядеть форму листьев на деревьях или лепестки на цветах. И солнце в небе только угадывалось, художник не изобразил его ни разу.

В общем, все было нарисовано так, чтобы самый придирчивый взгляд не смог идентифицировать планету. Просто мир с кислородной атмосферой и развитой растительностью. Даже непонятно было, одна планета послужила натурой или несколько.

— Великолепные картины, — сказал Валентин, не кривя душой. — Вы автор, Прима?

— Я, — ответила «киса». — Рисовать — это занимательно.

— Какая-то конкретная планета? — поинтересовался Валентин. — Очень красивая.

Первая-вовне задумчиво обвела стены взглядом. Валентин вдруг отметил, что несколько точек на стенах, где на мгновение задерживалось ее внимание, выглядят негармонично. Нет, там не было пустых мест. Но картины, которые там висели, дисгармонировали с остальными.

Словно их повесили недавно, сняв то, что висело раньше.

— Такой планеты не существует, командир Горчаков, — сказала Прима. — Итак… у нас есть немного времени. Совсем немного. Вы готовы слушать?

Их было четверо, пришедших на последнюю встречу. Ксения (ну, она-то вряд ли услышит что-то неожиданное), Бэзил, Мэйли и сам Валентин. Матиас замещал его на корабле, Соколовский занимался травмированной рукой Гюнтера (восемнадцать переломов костей кисти и запястья), остальным тоже нашлось дело. «Твен» готовился ко входу в червоточину.

— Мы готовы, Первая-вовне, — кивнул Валентин. — Благодарю за то, что вы согласны поделиться информацией.

Первая-вовне посмотрела на Ксению. Между изящной «кисой» и человеческой женщиной будто шел незримый разговор.

Ксения кивнула.

— Наш способ перемещения в пространстве вызывает обеспокоенность всех участников Соглашения, — сказала Прима. — И эта обеспокоенность нам понятна. Перемещение Ракс влияет на все протяжение времени и может изменять реальность… что мы сейчас и собираемся сделать. Но Ракс в полной мере осознает всю величину своей ответственности. Поэтому мы имеем… — она на миг запнулась, — вынесенные вне нашей реальности базы данных. Они содержат ключевые сведения о важнейших событиях в жизни нашей Галактики.

— Вы не можете запомнить все, — осторожно заметил Валентин.

— Конечно. Чтобы записать информацию о точном состоянии Вселенной, надо иметь еще одну Вселенную. Но мы храним ключевые моменты о доступном нам районе Галактики. Расположение и характеристики звезд. Данные о планетах.

Данные о существующих формах жизни. Данные о разумных видах — это наиболее важно. Наши зонды исследовали Галактику именно с этой целью, создание Соглашения стало побочной целью. Изначально мы не ставили эту задачу, мы лишь каталогизировали, собирали информацию.

Она помолчала, обвела взглядом картины на стенах. Задумчиво сказала:

— Мы… хотели создать портрет Галактики. Запечатлеть ее образ для тех, кто есть, и тех, кто будет. Но однажды мы обнаружили, что реальность изменилась. На планете, где существовала развитая и мирная цивилизация, произошла война. Не идет, а именно произошла — почти столетие назад. И эта война теперь была в нашей памяти, мы знали о ней. А вот в вынесенных из реальности базах данных ее не было. Мы решили, что это последствие наших перемещений. Проверили все, но никаких признаков нашей вины в случившемся не оказалось. Вначале мы рассматривали версию неудачных экспериментов с путешествием во времени, но погибшая цивилизация еще не приблизилась к тому уровню технологий, который позволял бы подобные опыты. Мы стали проверять другие миры, исследованные нами ранее. И обнаружили еще целый ряд аномалий. Все они так или иначе приводили к самоубийственным войнам и конфликтам, поражающим миры с высоким уровнем технического развития. Многие цивилизации пережили эти циклы уже несколько раз. Вначале мы подозревали, что существует еще одна галактическая цивилизация, использующая перемещения Ракс как двигатель. Цивилизация, которая менее осторожна, чем мы. Но все изменения, которые мы зафиксировали, вели лишь к одному — к войне и разрушению. Это случайным быть не может.

— Значит, речь идет о разумном виде, целенаправленно уничтожающем конкурентов? — прямо спросил Валентин.

— Отбрасывающем назад в развитии, — очень тщательно формулируя слова, произнесла Прима. — Полное уничтожение явно не является целью. Поверьте, уничтожить планету — куда проще, чем найти слабую точку в ее истории и спровоцировать конфликт.

— Пускай так, — вступила в разговор Мэйли. — Итак, мы имеем дело с очень развитой культурой, развязывающей войны в чужих мирах. Правильно?

— Вы шокированы, — сочувственно сказала Прима.

— О нет. — Китаянка грустно улыбнулась. — У Человечества был двадцатый век. Сама идея — развязать войну у соседей, чтобы получить для себя те или иные преимущества, для нас не нова. К сожалению, это наша история. Итак — неизвестная враждебная цивилизация?

— Мы не можем быть уверены в том, что это неизвестная цивилизация, — ответила Прима. — Мы не передавали членам Соглашения технологию своего привода, но поверьте — перемещение Ракс не выходит за границы ваших знаний. Устройство могли создать Халл, Феол, Ауран — и применять втайне от нас.

— И мы тоже под подозрением? — уточнил Валентин.

— Да, но вы последние, вступившие в Соглашение, — ответила Прима.

— Последние и наименее развитые, — быстро добавила Ксения. — Вероятность того, что за происходящее ответственно Человечество, — ничтожна.

Первая-вовне неодобрительно посмотрела на нее, неохотно кивнула:

— Мы даже не можем однозначно утверждать, что имеем дело с разумным врагом. Это могут быть законы природы.

Валентин скептически улыбнулся.

— Разум по своей природе чужд мирозданию, — пояснила Прима, заметив его улыбку. — Это чудовищное усложнение физических структур, концентрация материи, энергии, информации. А природа стремится к упрощению, к энтропии. Разум — аномалия, и природа может ее выправлять.

— Где происходили эти… выправления? — спросил Валентин.

— Везде. Бессистемно. Мы пытались бороться с ними, иногда нам удавалось вернуть правильный ход истории. Вы правы, опыт у нас есть.

— Но сейчас эти «выправления» локализованы в одном секторе пространства. И движутся к вам.

Первая-вовне кивнула:

— Да. И это нас тревожит. Именно поэтому в основной реальности Ракс отправил к вам Третью-вовне. Но и это не доказывает, что существует враждебный нам разум. Быть может, мы, представляя собой значительную аномалию, тем более — борющуюся с происходящим, невольно вызвали огонь на себя.

— Это возможно, — сказала Мэйли. — Вы пытались найти хоть какие-то закономерности? Даже в бессистемности может крыться система.

— Общие принципы просты, — снова переглянувшись с Ксенией, сказала Первая-вовне. — Опасность нарастает по мере распространения разумного вида в космосе. Планеты, не практикующие полетов в космос по религиозным, этическим или иным причинам, — вне опасности. Мы знаем несколько миров, чья философия прямо запрещает экспансию в космос. Они развиты, но космические исследования в них запрещены. Ракс считает, что эти миры перенесли несколько катастроф и сохранили память о них, после чего связали войны и разрушение с началом космической эры.

— Беда приходит только в открытые двери… — кивнула Мэйли. — Но как же участники Соглашения?

— Пятый уровень — это как порог, — пояснила Первая-вовне. — Миры, которые избежали военных конфликтов и смогли развиться в глобальную звездную цивилизацию, вне опасности. Причина понятна?

Мэйли посмотрела на Бэзила, потом на Валентина. Покачала головой.

— Влияние на цивилизацию, существующую в границах одной планеты или системы, практически не затрагивает остальную Вселенную. Влиять на глобальную цивилизацию — очень опасно. Есть риск навредить себе. Поэтому мы считаем, что цивилизации Соглашения вне опасности.

— Но вы сами не имеете колоний! Вы не высаживаетесь на чужие планеты! Вы стараетесь не покидать свой мир! — заметил Валентин. — Почему?

— Это лишило бы нас возможности бороться с угрозой, — сказала Прима. — Как только наша цивилизация станет глобальной — использование перемещения Ракс для выправления реальности будет смертельно опасно и для нас самих.

— То есть вы сознательно рискуете, подставляетесь, чтобы иметь возможность бороться с угрозой для других? — спросил Валентин.

— Да, — сказала Первая-вовне. — Вы считаете это глупым?

— Я считаю это удивительным, трогательным и благородным, — сказал Валентин. — Должен извиниться за необоснованные подозрения, которые у меня были, и преклониться перед вашим мужеством… если все и впрямь обстоит именно так.

Первая-вовне испытующе посмотрела на него. Кивнула:

— Я не лгу вам. Мы способны лгать, хотя Халл-один, к примеру, считают нас патологически честными. Ложь — это лишь способ подачи информации, в нем нет ничего сложного. Но мы не любим врать, поскольку любая ложь рано или поздно может быть раскрыта. И все, что я вам сейчас рассказала, — правда.

— Но не вся, — уточнил Валентин.

Прима улыбнулась — и Горчаков вдруг почувствовал, как между ним и «кисой» протянулась ниточка понимания и доверия. Он вдруг понял, что они могли бы подружиться. Не просто взаимодействовать и сотрудничать, а подружиться по-настоящему, крепко-накрепко — как с Матиасом, например.

— Конечно, командир Горчаков, — сказала Прима. — Не вся, но правда.

Она сделала шаг к стене.

— У меня есть для вас подарок, командир.

Ее протянутая рука вошла в стену — Валентин только через несколько мгновений понял, что в стене есть какой-то проем или ниша, закрытые иллюзорным изображением. Прима достала большой, но плоский пакет — если Горчакову не врали глаза, то пакет был из плотной бумаги.

— Картина, — сказала Прима. — На память.

Валентин взял пакет — тот оказался неожиданно тяжелым.

Кивнул, не зная, что и сказать.

— Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, — призналась Прима. — Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.

— Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?

Прима кивнула:

— Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.

Ксения пожала ей руку — и отступила к Валентину.

— Тогда еще один вопрос, — сказал Горчаков. — Простите. Двести шесть — пять…

Прима покачала головой:

— Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.

— Он…

— Он остается здесь, командир. — Прима опустила глаза. — Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.

— Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.

— Сестра, какое это имеет значение? — неожиданно поддержала его Ксения.

Первая-вовне вздохнула:

— Хорошо. Он придет.

— Когда? — с подозрением спросил Валентин.

— Очень быстро, поверьте. Как только я разблокирую двери его каюты. — Прима усмехнулась.

* * *

Ян навьючил тюк на спину. Прошел несколько шагов. Тяжело, но идти можно.

— Не стоит тянуть, — сказал он.

— Я не понимаю, что именно ты хочешь делать, — сказала Адиан. — Дети ушли, мы остались…

— Оставаться смысла нет, — сказал Ян. — У нас больше нет ни укрытия, ни запасов. Все, что осталось, мы унесем.

Сидеть возле сена, жевать его с утра до ночи и медленно ослабевать? Мы пойдем, Адиан. Пойдем по следам детей. Мы не будем их сдерживать, у них останется лучшая пища. Но мы попробуем их догнать.

— А смысл? — спросила Адиан. — Если даже дойдем — ты уверен, что там, за горами, остались чистые земли?

— Ядерных зарядов было не так много, — сказал Ян. — За горами села, маленькие бедные городки, их никто не станет бомбить. И в любом случае мы попытаемся.

Он увидел, как в глазах Адиан появилась пусть не надежда, но цель.

— Ты прав. Раз уж мы выжили, то какой-то смысл в этом был. Давай попробуем. Знаешь, я буду рада увидеть Лан. Может быть, мы сохраним семью.

Ян обнял ее, на мгновение зарылся лицом в гриву волос. А потом поднял второй вьюк и помог забросить на спину.

Времени на сомнения не было, как и на нежности. Дети ушли утром, сейчас миновал полдень. До темноты надо пройти по их следам как можно больше — чтобы не было искушения вернуться к пепелищу.

Для чего-то же они выжили…

* * *

Кисть у Гюнтера была закована в прозрачный герметичный лубок, заполненный прозрачным репарационным гелем. Руку он держал чуть на излете, и при взгляде на распухшие розовые пальцы Мегер непроизвольно хмыкнула.

Гюнтер сердито и недоумевающе посмотрел на нее.

— Сосиски в стеклянной кастрюльке, — с невозмутимым лицом сказала Анна.

Гюнтер пробурчал что-то себе под нос.

— Не сердись. Это нервное, — пояснила Мегер.

— Тебя бы так приложило… — мрачно сказал оружейник.

— Зато вы единственный офицер Космофлота, который вступал в наземный огневой контакт с противником! — вставил Алекс.

Гюнтер с подозрением глянул на юного навигатора, но тот был абсолютно серьезен. Ксения, сегодня допущенная в рубку, молчала, погруженная в свои мысли, командир тоже не улыбался. Оружейник вздохнул и ответил:

— Плохо вступал.

— Что поделать, люди размякли, отвыкли воевать, — согласилась Мегер. — Но может, и неплохо, а? Учитывая историю Человечества?

Гюнтер мрачно повернулся к пульту.

— Как бы там ни было, — сказал Валентин со своего места, — какими бы мирными мы ни стали, я попрошу тебя, Гюнтер, быть наготове.

— К чему? — спросил оружейник.

— Ко всему.

Гюнтер покосился на командира, потом кивнул:

— Одна рука у меня работает. Голова тоже.

— Алекс, что у тебя с курсом? — спросил Валентин.

— Все готово, — сказал навигатор. — Мы уходим в межзвездное пространство на два световых дня. И возвращаемся. Это будет недолго.

Валентин кивнул. На экране перед ним была станция Ракс — огромная и одинокая. Рядом висел основной корабль Ракс — двадцатиметровое металлическое веретено. Захваченный в бою метеорит, очищенный от остатков камня, был уже выведен в заданную точку пространства, куда корабль вскоре переместится.

— Прощай, Прима, — сказал Валентин, включая дальнюю связь.

— Прощайте, командир Горчаков. Прощай, Третья-вовне. Прощай, экипаж «Твена», — ответила Прима. Голос Ракс был спокоен и ясен, казалось, она стоит рядом, в рубке.

— Прощай, Первая-вовне… — прошептала Ксения. Валентин с удивлением увидел, что Третья-вовне закрыла глаза и руки ее вцепились в подлокотники кресла. Она так переживает? Или боится?

— Корабль стабилизирован по оси входа, — сообщила Мегер.

— Включаю генератор… — Валентин осекся. — Гюнтер! Отбор мощности на оружейном блоке!

— Командир! — выкрикнул Гюнтер. — Пульт…

Корабль вздрогнул, когда две лазерные пушки, дав залп, выбросили в пространство остатки отработанных стержней накачки. Корпус «Твена» на миг окутала дымка расходящегося ксенона и нити расплавленного вольфрама — потом их унесло прочь.

Металлическое веретено корабля Первой-вовне осталось на месте. А вот гигантская станция за ним разваливалась на части… нет, не разваливалась — исчезала маскировка, мерцала, теряла яркость, становилась прозрачной.

Вместо изящной, разукрашенной геометрическим орнаментом станции на орбите возникло нагромождение больших и малых отсеков, скрепленное узкими трубами переходов, натянутыми и рвущимися теперь тросами, решетчатыми фермами и кабелями. В общем — обычная станция, не нуждающаяся во внешнем корпусе и построенная сугубо функционально. Часть отсеков выстрелом разнесло в клочья, из пробитых переборок струился воздух.

Валентин вдруг с удивлением понял, что просторных жилых помещений на станции не так уж и много. Входя в стыковочный отсек, они, похоже, долго блуждали кругами по путанице коридоров — чтобы каждый раз оказаться в одном и том же, но каждый раз выглядящем иначе отсеке.

У Ракс действительно была великолепная технология проецирования изображений.

— Браво, командир, — сказала Прима. — Браво.

В рубке царила тишина. Ксения повернула голову, посмотрела на Гюнтера. Потом на командира.

Валентин включил связь. Сказал:

— Прошу прощения, Прима. Но ведь это не важно и не имеет никакого значения. Верно?

— Я могу переместиться прямо сейчас, — сказала Прима. — И стереть вас вместе с этой реальностью. Вы еще не готовы ко входу в червоточину.

Мегер повернулась к капитану и сделала быстрый жест рукой — будто ныряя куда-то. Теоретически корабль мог уйти в червоточину без включения генераторов Лавуа. Несколько раз этот фокус удавался.

— Я знаю, — сказал Валентин.

— Улетайте, — сказала Прима после короткой паузы. — Вы заслужили право вернуться в правильную реальность.

Валентин коснулся пульта. Корабль, окутанный защитным полем, на мгновение засиял радужными огнями — а потом исчез.

В рубке «Твена», идущего по «кротовьей норе», командир Горчаков откинулся в кресле и закрыл глаза. Потом спросил:

— Ты знала, что Прима собирается нас уничтожить?

— Да, командир, — ответила Ксения. — Я знала. Простите. Но это стандартное правило.

— Понятно, — сказал Валентин. Помедлил. Повернул голову и посмотрел на оружейника, будто закрывая разговор с Третьей-вовне. — Спасибо, Гюнтер.

— Пожалуйста, — ответил Гюнтер. — Только я тут ни при чем. Мой пульт вообще был блокирован. Выстрел произвел корабль.

Валентин открыл глаза и посмотрел вверх. Зачем только аудиосистемы корабля программируют так, что голос искина идет будто бы с потолка? Каждый раз, заговаривая с компьютером, невольно задираешь голову к небу, будто молиться собрался…

— Марк, — сказал Валентин.

— Да, командир.

— Кто произвел выстрел по станции Ракс?

— Я, командир.

— Причина?

— Протонная эмиссия из центра станции. Аналогичное явление наблюдалось перед уничтожением моего двойника. С вероятностью в девяносто четыре процента…

— Марк. Уничтожение кораблей и станций членов Соглашения возможно лишь согласно коду безусловного подчинения.

— Да, командир.

— Тогда почему ты атаковал станцию.

— Простите, командир. Я не могу ответить.

— Ты не знаешь или не можешь?

— Не могу.

— Марк, код «песня».

— Принято. — Голос искина сразу утратил эмоции.

— Почему ты атаковал станцию?

— Протонная эмиссия…

— Тебе был дан код безусловного подчинения с разрешением атаки на объекты Соглашения?

— Я не могу ответить.

Мегер откашлялась и сказала со своего места:

— Командир, код не сработает, если предыдущий код прямо запрещает это. Можно утончить у Тедди, но насколько я знаю…

— Не будем пугать парня, — помолчав секунду, ответил Валентин. — Вы же понимаете, что нас сюда отправляли не случайно. Корабль, вероятно, был подготовлен.

— К тому же это спасло нам жизнь, — добавил Гюнтер. — Я бы не успел, простите. Мне кажется, командир, что профессия офицера специальных систем утратила всякий смысл.

— Я бы на твоем месте не спешил, — сказал Валентин. — Алекс, сколько до выхода?

— Восемнадцать минут, — сообщил навигатор.

— Хорошо. Как только мы вернемся в пространство, немедленно прокладывай обратный курс. Посмотрим, получилось ли у Примы.

Он встал, прошелся по рубке, разминаясь. Ксения неотрывно следила за ним взглядом. Валентин остановился, спросил:

— Хотите что-то сказать, Третья-вовне?

— Я готова понести наказание, — сказала Ксения.

Валентин пожал плечами:

— Наказывать вас не в моей компетенции. Как вы понимаете, мое мнение о вашей цивилизации не улучшилось, но вы были готовы погибнуть вместе с нами… что ж, теперь вам придется жить. Если очень хотите наказания — попросите старпома вас отшлепать.

Алекс нервно хихикнул и зажал рот рукой.

— Молодежь, — вздохнул Валентин.

* * *

Первый час после выхода из варпа прошел в суматохе и суете. Отказов систем не было, но инженеры вместе со всем экипажем проверяли каждую систему «Дружбы». Капитаны объявили по громкой связи, что корабль благополучно прибыл в систему Соргос и начал торможение. Это было более чем полезно — пусть в жилых отсеках пол поменялся местами со стеной, зато теперь по всем коридорам можно было свободно перемещаться. Да и неприятное покачивание прекратилось — на время торможения вращение жилого кольца было остановлено.

Братья-астрофизики и двое кис-планетологов оказались единственными освобожденными от проверок оборудования. Анге в какой-то момент прошла мимо наблюдательного отсека и поразилась царящему там шуму — казалось, что каждую минуту на глаза ученым попадается что-то удивительное. Планетологи уже обнаружили две планеты, причем одна, самая близкая, как и предполагали еще до старта, была кислородной и теплой. Астрофизики возбужденно спорили об аномальной радиоактивности фотосферы звезды… в общем, ученым было решительно не до банальных проверок техники. Наверное, пробей отсек метеорит и начни выходить воздух, ученые все равно не оторвались бы от своих спектрометров и телескопов.

Время от времени корабль слегка вздрагивал — это отстреливались из гнезд зонды. Часть из них будут следовать за кораблем, ведя наблюдения, часть выйдут на орбиту вокруг кислородной планеты, картографируя и изучая ее. Несколько займут стационарные орбиты — и для наблюдений, и для обеспечения постоянной связи.

Впрочем, со связью тут было плохо. Фотосфера звезды фонила почти на всех радиодиапазонах, солнечный ветер был таким интенсивным, что пилоты почти всерьез предлагали учитывать его при расчете курса. Наверное, на планетах должны быть потрясающие по красоте полярные сияния…

Где-то в глубине души Анге было завидно. Каждый из ученых, находящихся на «Дружбе», станет знаменитым. Вначале астрофизики и планетологи, потом геологи и топографы, биологи и ботаники, вполне вероятно — лингвисты и психолог-контактер… Все. А из остального экипажа история сохранит только имена капитанов. Про нее, да и про Криди, будет написано самым мелким шрифтом в самом конце энциклопедических статей. Мол, были и такие, чинили кондиционеры и унитазы, хорошо, что двигатели не сломались, их все равно на орбите не починишь…

Но с другой стороны, она любила свою работу. Ей нравилось возиться с техникой, она ее понимала, и уж если не брать досадную историю на сборке волновода — ошибок не допускала.

За работу по сборке корабля ей хорошо заплатили. Еще больше она должна получить после возвращения. Она заработает достаточно, чтобы до конца дней не притрагиваться к инструментам. Впрочем, любая крупная фирма будет рада принять ее на руководящую должность — хотя бы ради престижа. Да и в глазах мужчин она будет не самой обычной молодой женщиной заурядной внешности — она будет астронавтом, героем. И даже то, что она одиночка, превратится в пикантную деталь ее личности. «Она совершила столько всего, что достаточно для двоих» — так будут говорить…

Анге невольно улыбнулась. Подотчетные ей отсеки она уже обошла, можно было возвращаться. Но рядом был ангар, а там, кажется, работал Криди… хотя он наверняка закончил все раньше, но вдруг…

Анге открыла люк и вошла.

Криди был в отсеке. Сервисный люк в хвосте одного из челноков был открыт, Криди как раз поднимал его, намереваясь водрузить на место. При виде Анге он замер, хвост нервно затарабанил по полу.

— Ты проверял челнок? — удивилась Анге. — Что-то случилось?

— Да, осталось время, решил проверить, — быстро сказал Криди. — Сейчас…

— Давай помогу, — сказала Анге, подходя. И остановилась, заметив среди плотно уложенных трубопроводов и кабелей небольшой черный контейнер, которого тут не должно было быть. — Что это?

Криди печально смотрел на нее.

Анге сделала еще шаг, разглядывая контейнер. Тот был как раз на уровне ее лица. Черный пластик размером с пару ладоней, почти плоский и мягкий — он окутал собой трубки подачи горючего, будто его обмяли вокруг них. Из контейнера торчала длинная металлическая спица.

Антенна.

— Это похоже на бомбу, — в ужасе сказала Анге. — Криди! Тут заложена бомба! На корабле все-таки есть террорист!

— Какая же ты все-таки дуреха, обезьянья дочь… — сказал Криди. И, бросив люк, прыгнул на Анге.

Его лапы сжались на ее горле.

Анге повалилась — притяжение было слабым, и она падала медленно, как во сне. Криди наваливался сверху, глядя ей в глаза.

Печально глядя.

«Я дурра, — подумала Анге. — Я дура, дура, дура… Террорист есть… но террорист не человек… Террорист — кот!»

В глазах у нее потемнело, и девушка почувствовала, как сознание уплывает куда-то вдаль.

* * *

Двести шесть — пять с любопытством наблюдал за плавающими в аквариуме рыбками. Когда он стоял повернувшись спиной, без выглядывающей из лба головы симбионта, его легко можно было принять за человека.

— У нас дома тоже есть прирученные водные животные, — сказал он. — Они немного крупнее и живут в пруду. Возможно, стоит задуматься о прозрачном жилище внутри моего дома. Это хорошая идея.

Он постучал пальцем по стенке аквариума — рыбки вначале прыснули в стороны, потом поплыли к источнику звука.

— Прямо как мы в аквариуме, — сказал Двести шесть — пять. — Это мнение лучшей части меня.

Каким именно образом общаются симбионты Феола, никто точно не знал. Для этого, вероятно, надо было впустить червя в свой организм. Желающие были, среди людей всегда находятся желающие странного и отвратительного, но такой симбиоз был невозможен. Сами Феол объясняли процесс общения как обмен образами. Учитывая явную примитивность мозгового паразита, не имеющего полноценного самостоятельного разума, это еще более запутывало вопрос.

— Мы рады, что Прима согласилась отпустить вас, — сказал Матиас.

— Поверьте, мы рады еще более! — откликнулся Двести шесть — пять. — Толла был в панике, инстинкты требовали от него бегства, но бегство было невозможно. И когда нас выпустили… позор нам, мы не сразу поняли, что Прима собирается уничтожить весь корабль.

— Странный и жестокий поступок с ее стороны, — заметил Матиас.

— О нет, нет. Поверьте мне как созерцателю агрессии. Ракс оперируют другими понятиями добра и зла. С их точки зрения возвращение корабля в правильную реальность несло в себе слишком большую опасность. Но она сомневалась. Да, сомневалась. Очень хорошо, что вы нанесли удар по станции.

Двести шесть — пять наконец оторвался от созерцания рыбок, повернулся к остальным ученым в кают-компании. Взгляд гуманоида пробежал по Бэзилу, Ван, Уолру. Единственный глаз симбионта тем временем пристально следил за Матиасом. Старпом почувствовал холодок между лопаток — все-таки в самой концепции такого сосуществования было что-то омерзительное.

— И почему же это хорошо? — спросил Бэзил.

— Ракс оценивают ситуацию как крайне опасную, — охотно пояснил Двести шесть — пять. — Она может потребовать очень серьезных и нетривиальных решений, в том числе агрессивных, приводящих к гибели разумных существ и целых миров. А у Человечества, простите, репутация слишком культурного, законопослушного и дружелюбного вида. Если бы «Твен» покорно ждал, не сделав попытки обезопасить себя, Прима уничтожила бы корабль. Может быть, конечно, не так радикально, как первый. Достаточно было вывести из строя двигатели, чтобы вы не ушли в червоточину, а после этого стереть реальность. Я думаю, что и сами Ракс не знают до конца, исчезают неправильные реальности или остаются. Может быть, есть огромное ветвящееся дерево реальностей, в которой все разумные виды проживают другую историю. Но Ракс строгие садовники…

— Что вы хотите сказать? — нахмурился Матиас.

— О… — Двести шесть — пять запнулся. — Наверное, эта концепция для вас внове. Не знаю, насколько она вообще распространена в вашей реальности. Но я предполагаю, что Ракс уже тысячи лет правят историю разумных видов. Дают шанс цивилизациям не убить себя и других. Я полагаю, что на самом деле, в самой изначальной, самой правильной реальности все мы мертвы. Я помню историю Земли, то, что творилось у вас почти до конца двадцатого века. Вы так уверенно шли к самоуничтожению! А потом одумались. — Двести шесть — пять с любопытством спросил: — Вы полагаете, что сами?

— Я знаю эту теорию, знаю, — улыбнулся Уолр. — Но у нее нет подтверждения.

— Конечно же, нет, — согласился Двести шесть — пять. — Ракс отвечают только на те вопросы, на которые сами хотят ответить. Но у всех разумных видов есть период чудовищных кризисов, разрешившихся словно по волшебству. Люди подошли к порогу ядерного самоуничтожения. Мы были в глубочайшем гносеологическом кризисе и рассматривали целесообразность автогеноцида. Ауран приняли доктрину тотального уничтожения иных цивилизаций: «Одна Галактика — один разум». Ваш народ после трагедии с варп-приводом, разорвавшим единую цивилизацию, был на грани смертоубийственной войны.

— Для нас Ракс открыто выступили посредниками в примирении, — сказал Уолр.

— И все же! Вы же знаете ту удивительную последовательность случайностей, которая помогла примирению.

Уолр продолжал улыбаться, но Матиасу показалось, что крот разозлился.

— Доказательств, конечно, нет, — продолжал Двести шесть — пять. — Но исходя из того, как вели себя Первая-вовне и Третья-вовне, подобные ситуации для них не внове.

— Но ситуация на Неваре спровоцирована не ими, — сказал Бэзил. И с беспокойством уточнил: — Ведь верно?

— Верно для Первой и Третьей, — согласился Двести шесть — пять. — Но едино ли их общество?

Уолр неохотно развел руками. Люди промолчали.

— Так что мы можем лишь возблагодарить судьбу за то, что живы и, надеюсь, вернулись в более мирную Вселенную, — сказал Двести шесть — пять. — Для меня она чужая, но я не испытываю сильных переживаний — мы с Толлой вполне самодостаточны, мои детеныши растут в хорошем приюте, а их родительницу я давно собирался выгнать. Даже интересно посмотреть на другую версию моей судьбы!

Мэйли осталась невозмутимой, а вот Бэзил посмотрел на Двести шесть — пять с возмущением и осуждением:

— Вы крайне непочтительны к матери своих детей.

— О, не переживайте, — отмахнулся Феол. — Она третий год этого требует. Видите ли, ее лучшая часть в конфликте с моей лучшей частью.

Он прошелся по кают-компании. Вздохнул:

— Семейная жизнь — самое сложное испытание для любого существа с половым размножением.

* * *

Валентин зашел в свою каюту. Постоял, глядя на картину на переборке — там как раз сменяли друг друга пейзажи. Русские поля уступили место африканской пустыне.

— Ох и влипли же мы, — сказал Валентин самому себе.

До возвращения в систему Невара оставалось три часа. Выполнила ли Прима свое обещание? Уничтожила злополучный метеорит и вернула Вселенную в исходное состояние? Или это не помогло? Или она передумала — и сейчас ждет возвращения корабля, чтобы атаковать его или стереть вместе с неправильным миром вокруг?

Все это станет понятно, только когда они вернутся в систему.

Наверное, надо сделать усилие и отдохнуть. Можно выпить рюмку коньяка. А лучше — специальную таблетку для таких случаев. Быстрое засыпание, два часа крепкого сна и легкий подъем.

А можно и коньяка, и таблетку. Соколовский уверял, что это допустимо.

Но вначале Валентин хотел сделать кое-что другое.

Вооружившись перочинным ножом (швейцарский нож, специальная серия «Космос», бесплатно раздариваемая космонавтам и в чудовищных количествах продаваемая мальчишкам всех возрастов — от пяти до ста пяти), Валентин разрезал упаковку подаренной Примой картины. Настоящая бумага, серая и грубая, даже с крошечными щепками, неужели у них синтезаторы такого качества?

Картина тоже выглядела настоящей — масло, холст, простая рама из темного дерева. Валентин хмыкнул — никто из членов Соглашения не увлекался живописью в человеческом понимании. Эта картина… она была слишком человеческой. Такую можно было бы ожидать от Ксении, но от Примы? От не пойми кого в теле прямоходящей кошки?

Он поставил картину на стол, прислонив к переборке, и отошел на несколько шагов.

Это был еще один пейзаж, сходный с теми, что висели на станции — а сейчас сгорели, разлетелись в пустоту и вообще исчезли из реальности. Странно было осознавать, что перед ним фрагмент исчезнувшей Вселенной.

А еще более странной была сама картина.

Река, лес за ней — густой, темный, напоминающий не среднерусские просторы, не экзотические африканские или южноамериканские джунгли, а дикую сибирскую тайгу. На картине было изображено лето, но почему-то так и тянуло представить этот лес заснеженным…

Но в отличие от прочих картин Примы на этой был изображен человек. Правильнее, конечно, было бы сказать «гуманоид», но даже самые похожие на людей гуманоиды, вроде тех же «детей солнца», имели отличия во внешности. А тут была совершенно земная женщина. Валентин назвал бы ее симпатичной, но никак не красавицей. Не слишком молодая, с обычной фигурой, с незатейливой прической, в платье кремового цвета — прошла бы такая мимо по улице, ничто бы не дрогнуло ни в душе, ни в сердце. Солнце ярко освещало ее лицо, она слегка щурилась, глядя куда-то вдаль.

Вот только печаль в лице была неожиданной. Не ужас, не тревога — глубокая печаль… Валентину вдруг пришло на ум слово «смирение», и он понял, почему картина вызывает какие-то религиозные ощущения.

Что это должно было значить?

Настоящий облик Ракс?

Или какой-то знак для людей?

Валентин прошел в каюту и, не раздеваясь, лег на кровать. Он вдруг понял, что ему не нужны никакие таблетки и никакой алкоголь. Достаточно закрыть глаза. И надеяться.

* * *

«Твен» исчез в червоточине — чтобы через несколько часов или дней вернуться к Невару. Ничто не мешало дождаться его и активировать уцелевшие боевые системы станции — они как раз начали цикл ремонта.

А можно было дождаться их возвращения и лишь тогда переместиться — стирая реальность вместе с «Твеном» и его экипажем. Они узнали слишком много.

Но они заслужили право знать.

И, наверное, попытаться сделать то, что может не успеть Ракс.

В глубине своего крошечного корабля Первая-вовне закрыла глаза. Представила себе командира людей — терпеливо ожидающего ее решения. Сказала:

— Ракс всегда Ракс. Мы помним долг.

Крошечное веретено исчезло из Вселенной — чтобы в следующий хронон времени возникнуть в той точке, где дрейфовал крошечный кусок оливина и пироксенов.

Метеорит исчез.

Его больше не было нигде и никогда.

Этот кусок протопланетного облака, миллиарды лет назад оставшийся не у дел, когда гравитация сжимала пыль, формируя удивительную систему Невара, больше не существовал.

На планете, которую в иной реальности называли Ледяная, на доли миллиметра изменилась высота одной из гор. Но основные изменения носили не такой впечатляющий характер — они коснулись лишь горстки разумных существ, изначально копошившихся на поверхности двух планет.

Астронавт Нэтрис благополучно завершил испытательный полет и вернулся на планету.

Через год с небольшим он вместе с братом состыковал космический корабль «детей солнца» (здоровенную нелепую конструкцию, по большей части состоящую из топливных баков) с не менее неуклюжим и примитивным кораблем кис на орбите ничейной планеты.

Капитан Пракс открыл люк и, задыхаясь от волнения, посмотрел в глаза огромной кошки. Уши капитана Дисса тоже вздрагивали от волнения — он протянул Праксу лапу, и два разумных существа коснулись друг друга.

«Извини, Лоус, но в историю войдешь не ты», — почему-то подумал Пракс в этот миг. И сам устыдился своей мысли. Какая разница, кто осуществил первый контакт? Да что это могло бы изменить?

Через несколько часов, паря в невесомости рядом с капитаном Диссом, Пракс от имени цивилизации людей Невара поставил свою подпись под договором о вечной и нерушимой дружбе. Он заметил, что в тексте договора вместо предлога «кана» написано «кано», что меняло право людей селиться на Ласковой с безусловного и необсуждаемого на условно разрешенное. Но поскольку в тексте договора было четко и однозначно сказано, что любой человек может поселиться на планете на тех же правах, что и кисы, — Пракс не стал придираться к тонкостям грамматики.

Исчезли военные флоты «детей солнца» и кис.

Девочка по имени Анге родилась без сестры, что принесло в ее жизнь много печали, — но исчезла и ее сестра, рыдающая над прахом, в который обратило Анге оружие террористов.

У Бэзила Николсона больше не было семьи на Земле.

Исчезла полуразрушенная станция Ракс — и возникла другая, целая.

Исчезла Первая-вовне — чтобы возродиться внутри станции другой Первой-вовне.

О том, какова была история Невара, отныне могли помнить только те разумные, чьи корабли находились вне Вселенной. Таких на самом деле было немало. Но это не волновало никого, кроме экипажа «Твена», скользящего в «кротовьей норе» через изнанку мироздания. Всем был безразличен Невар, пока еще не входящий в Соглашение.

Конечно, произошедшее сильно взволновало бы экипаж «Дружбы», первого межзвездного корабля дуальной цивилизации Невар, в эту самую минуту выходящий из варпа. Но все то время, пока Вселенная была другой, они путешествовали вне ее, не подозревая, что мир дважды изменился.

* * *

Ночь застала Яна и Адиан на перевале. С двух сторон вставали заснеженные горы, вниз уходила долина, по которой вилась вдоль пустого замерзшего русла старая дорога. Удивительно, но ветер к ночи совсем стих, идти оказалось куда легче, чем Ян боялся. Они несколько раз находили следы Рыжа и Лан — один раз пустую банку из-под концентрата, один раз место, где те сидели, отдыхая.

— Будем так спешить, еще и догоним их, — сказал Ян. — Этого не стоит делать.

Они постояли, вглядываясь вниз, пытаясь в сумерках увидеть спускающихся детей. Но не увидели, возможно, те уже остановились на ночевку.

Зато нашли мертвых солдат.

Может быть, те покончили с собой, может быть, и впрямь вспыхнул бессмысленный мятеж — Ян осмотрел тела, но так и не смог понять. Он боялся, что беженцы могли глумиться над телами, но этого не произошло. Конечно, с солдат сняли теплую одежду (Ян полагал, что это зря — наверняка одежда фонила), забрали и все оружие и снаряжение, но тела после этого аккуратно сложили в ряд. В каждую ладонь кто-то заботливо положил камешек, как полагалось испокон веков — чтобы, уходя из этой жизни, оставить себе что-то на память. Яна кольнуло раскаянье, хотя он понимал, что их бы беженцы не пощадили — ограбили подчистую, а может, и убили. То, что после этого в ладонь заботливо вложили бы камешек, вряд ли того стоило…

Больше для порядка, чем надеясь что-то найти, Ян проверил карманы мертвецов. Мародерство сейчас не вызывало у него никаких эмоций — да и он был уверен, что майор бы одобрил.

Как ни странно, но кое-что нашлось. Те, кто обыскивал тела, просто не знали всех карманов в форме. Во внутренних, незаметных, обычно хранили фотографии и письма, но Ян нашел две целые пачки прессованной травы, упаковку медовых конфет, леденцы от болей в горле (а ведь это тоже углеводы).

Потом они нашли выброшенный рюкзак, запачканный кровью, и старую маленькую брезентовую палатку. Видимо, у беженцев были и получше.

— Слушай, а мы ведь переночуем с комфортом! — нарочито бодро сказал Ян.

Они поставили палатку в стороне от мертвых тел — в новом мертвом мире мертвецы не вызывали ни страха, ни трепета. Съели по три конфеты, наслаждаясь вкусом, пожевали сено. Потом Ян достал траву, отщипнул себе хороший кусок, протянул пачку Адиан. Та поколебалась, но тоже оторвала щедрую порцию. Пробормотала:

— С института эту дрянь не жевала…

Усевшись на тюках с сеном, они смотрели, как пробуждаются в небе звезды. Небо оставалось таким же, как до войны.

Небу были безразличны глупые люди, передравшиеся из-за черного и рыжего цвета грив… нет, конечно, Ян прекрасно знал реальные причины противостояния Западной и Восточной империй, но цвет гривы — дурацкая деталь, которая всегда была маркером и поводом конфликта.

— Гляди, звезда падает, — сказала Адиан, поднимая руку.

Ян посмотрел и нахмурился.

Звезда была слишком яркая, слишком медленная. Казалось даже, что она оставляет за собой шлейф, будто комета. Метеорит? Не гаснет и не разгорается, не теряет высоту, а идет по орбите. Спутник? Светящаяся точка ползла не с запада на восток, как обычно, а с юга на север.

— Спутник? — сама себя поправила Адиан.

— Скорее всего, — неуверенно сказал Ян. — Орбита странная для спутника. Может быть, метеорит… или самолет на большой высоте…

— Пусть будет падающая звезда, — решила Адиан. — Загадаю желание.

Спутник или метеорит — он уплывал из поля зрения. Яркий, тревожный, неправильный.

— Что загадала? — разжевывая траву, спросил Ян.

— Звездочка-звездочка, унеси меня отсюда за дальние моря, в новые края, — усмехнулась Адиан. — Как в детстве.

— Я тоже загадал, — усмехнулся Ян.

— Что?

— Звездочка-звездочка, помоги найти того, кто убил наш мир.

— Тоже хорошо, — согласилась Адиан.

Они сидели, прижавшись друг к другу плечами, и смотрели в небо. Звездолет «Дружба» гасил скорость, выходя на орбиту Соргоса, и разряды статики плясали на титановом корпусе.

Конец первой книги.

Москва, 2018–2019

Примечания

1

— Приветствую вас на борту исследовательского корвета «Твен», нижний академик Уолр. Для нас честь зарыть вас в нашем гнезде. Самые скользкие черви и самые пахучие личинки будут вашей пищей. Пусть вы никогда не увидите света (аудио-ксено, упрощенная версия).

(обратно)

2

— Большая честь для меня, нижний академик (аудио-ксено, упрощенная версия).

(обратно)

3

— Но не сейчас, уважаемый нижний академик (аудио-ксено, упрощенная версия).

(обратно)

4

Грубое ругательство (нем.).

(обратно)

5

Грязное ругательство (англ.).

(обратно)

6

L’immensita (Бесконечность, итал.). Автор Don Васку.

(обратно)

7

Грубое ругательство на немецком.

(обратно)

8

Грубые ругательства на испанском.

(обратно)

9

Дурак! Сопляк! (нем.).

(обратно)

Оглавление

От автора

Часть первая

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

Часть вторая

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg