«Армия Второй звёздной Империи»

Армия Второй звёздной Империи (fb2) - Армия Второй звёздной Империи [publisher: SelfPub.ru] 2458K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Павел Андреевич Кузнецов

Автор выражает глубочайшее почтение и всемерную благодарность завсегдатаям форума Новой фантастики «Армейские байки». «Кирилл», «Kurok», «Дед», «Котыч» – знайте: автор вдохновлялся именно вашими воспоминаниями, служивые! Честь вам и слава!

Автор обложки художник Каторкина Дарья (Tanmorna)

Иллюстрация написана специально для издания по авторскому заказу

К читателю

Уважаемый читатель! Книга основана на реальных событиях, каковые обязательно произойдут через несколько столетий, соответственно, и все её персонажи действительно будут существовать в обозримом будущем. По крайней мере, в этом меня заверил Раймон О`Террон, подлинный автор текста – и оснований сомневаться в его словах у меня нет. В самом деле: раз уж знаменитый звёздный адмирал оказался в далёком прошлом, почему бы ему не поделиться опытом со своими предками? Вон сколько книг превозносит просветительскую деятельность наших современников, попавших в другие времена и веси! Именно в таком духе высказался и сам адмирал после прочтения тоны современной фантастики. Но было и ещё одно, что заставило меня отнестись со всей серьёзностью к словам бывалого космического волка.

Мною лично было проштудировано множество форумов и книг, так или иначе связанных с современной армией. И могу сказать наверняка: многие ситуации, описываемые Раймоном, находят аналоги в современности! Это поразительно, но это так. Результаты этих изысканий представлены в последней главе книги, и каждый въедливый читатель легко сможет развеять свои сомнения. Но даже это ещё не всё.

Дело в том, что уже сейчас существуют книги, описывающие армию не в терминах «хорошо», «плохо», «смешно», «грустно», а с позиции социальной науки или высокой публицистики. Такие книги отмечают в армии нечто, неизживное в веках. Примером книг высокой публицистики можно считать «Кирзу» В. Чикунова и «Оружие возмездия» О. Дивова. Если же обратиться к отечественной классике, нельзя обойти стороной сочинения Александра Куприна, самыми яркими образчиками которых служат «Прапорщик армейский» или «Поединок». Примером социальной науки может стать исследование советских социологов С.А. Белановского и С.Н. Марзеевой о дедовщине в Советской Армии, а также книга самого автора этих строк «Исследование взаимоотношений в Российской Армии».

Уважаемый читатель, обращаясь к вам, я также хотел бы заранее извиниться – за матерные выражения, ненароком попавшие в текст книги. Уверен, к моим извинениям присоединится каждый военный. Шучу, конечно. Сначала я честно пытался вкладывать в слова героев высококультурные обороты, но встретил настолько ожесточённый отпор с их стороны, что вынужден был пойти на попятную. Оказалось, без мата передать смысл реплик солдат и офицеров просто невозможно! Оставалось либо допустить в книге мысленное общение героев, когда из мата остаётся лишь экспрессивная окраска самих мыслеобразов, либо исключить диалоги вообще, либо… сдаться на милость героев и читателей. Чтобы совсем уж не травмировать тонкую душевную организацию гражданских читателей, все матерные слова представлены первой буквой с многоточием. В любом случае, не судите строго: если Вам претит экспрессия материных выражений, лучше вообще не читайте эту книгу, а заодно забудьте, что в обществе существует армия, большинство обитателей которой не ругаются матом, а разговаривают на нём.

Предисловие отставного офицера

Моё имя Раймон о`Террон, полный адмирал1 Космического флота Второй звёздной империи. Да, империи сейчас уже нет, и человечество пытается вытравить саму память о ней из истории обитаемой вселенной. Но. Я имею право носить этот титул, даже после гибели империи, потому что 157 лет своей жизни посвятил Космическому флоту. И ничто в этом мире не заставит меня думать и считать иначе. Если хотите, я слишком упрям, слишком амбициозен, чтобы откреститься от своего прошлого. Я считаю, что ЗАСЛУЖИЛ ПО ПРАВУ носить это звание, а бумажка от Императора – всего лишь бумажка. Он сам это прекрасно понимал, когда её подписывал, все мои сослуживцы это понимали, и все мои враги. И уж тем более, бумажкой считаю постановление Конфедерации обитаемых планет о лишении меня всех титулов и званий. Наград они меня лишить не посмели, но даже если бы и посмели, для меня всё равно неизмеримо важней не награды, а те несколько десятков татуировок на теле, что кололи сослуживцы в разные периоды моей службы.

Любой уважающий себя военный думает так же, как и я. Просто потому, что ни один гражданский даже не поймёт тех душевных переживаний, той страшной ломки, через которые приходится пройти военному. Недаром даже отслужившие год-два призывники-резервисты потом всю жизнь вспоминают именно моменты армейской жизни, окрашенные в цвета ярчайших эмоций – настолько ярких, что память о них не стирается и за годы куда более ровной и сытой гражданской жизни.

Но всё это лирика. Я ни перед кем не желаю оправдываться, и книгу эту задумал не для оправданий, а лишь для того, чтобы показать, какой реально была армия Империи. Недавно мне в руки попала книга «Закат Империи» одного известного современного публициста (не буду называть его имени). Таких глупостей, какие он излагает на бумаге, мне, отставному военному, не приходилось слышать даже в армии, вообще говоря, очень богатой на всевозможные глупости. До прочтения этой книги я, наивный, полагал, что только в условиях армии человек может проявить свою подлинную глупость и низость. Но я ошибался. Оказывается, это вполне возможно и на гражданке.

Только невменяемый человек может с умным видом излагать о поедании имперскими солдатами своих врагов. А эта сцена, где звездолётчики, выстроившись на внешней палубе, показывают свои задницы объективам вражеского крейсера! Интересно, автор пробовал в безвоздушном пространстве оголить какую-либо часть тела от скафандра? Пусть попробует. Уверен, это гарантированно вылечит его от глупости. Кстати, именно так солдаты в армии лечились от глупости во все времена. У кого в руках взрывалась граната, кто умудрялся прострелить себе голову из ракетной установки, кого засасывало в вакуумный клозет…

В общем, я решил поучить автора уму-разуму на армейский манер. Надеюсь, когда моя книга выставит его на всеобщее посмешище, он перестанет писать книги и займётся чем-то более соответствующим его умственным способностям. Главное, чтобы он держался подальше от реальной армии: ведь там нужно думать и быстро ориентироваться в реальной боевой обстановке, а не в своих извращённых фантазиях.

С другой стороны, не ищите в этой книге некой бравурной военщины. Я никогда не умел лизать задницы, умащать красивыми словесами больших чинов, вести агитацию и бравурную пропаганду. Глубоко убеждён, что занятые этим делом реально даже не представляют, что такое настоящий патриотизм. Они изображают его каким-то слюнявым, глупым, пошлым. Он становится похож на изображение любви в музыке современной эстрады и в гало-сериалах. Думаю, каждый здравомыслящий человек знает, что такой любви нет в реальности. Но то, что такого патриотизма нет в реальности, знает только военный.

В общем, я покажу ту армию, какой она была реально, без скидок на обстоятельства. И хватит слов, пора переходить к делу.

Первое разочарование

Огромный светящийся шпиль Академии разрывал облака и, подобно ракете на старте, уходил в самую стратосферу. Это здание самим своим обликом подчёркивало избранность, устремлённость в будущее, душевный полёт обучающихся в его стенах молодых космических волчат. И сейчас оно светилось в глазах молодых выпускников ещё ярче обычного, дополняя торжественность момента – долгожданный Выпуск.

Юные космонавты, уже без пяти минут офицеры Космического флота Империи, стройными рядами выстроились на плацу. Иссиня-чёрные ряды лётчиков и навигаторов, жемчужные, нереально белые ряды техников, наконец, алые ряды звёздных штурмовиков. Особое очарование моменту придавало и то, что коробки построений стояли не просто по цветам – они стояли в последовательности цветов имперского флага.

В первом ряду красных, гордо выпрямившись, со светящимися глазами, стоял курсант Раймон Ванга. Хотя какой же он теперь курсант? До полноценного офицера оставался лишь один шаг – принятие присяги. Молодой человек уже воочию видел, как вот сейчас на плац перед космонавтами выйдет лично Император, чтобы послать своих сынов к новым свершениям.

Вот перед строем медленно проплыла, и замерла ровно по центру платформа антиграва. Вот распорядитель Академии прямо с платформы гаркнул приветствие. Вот без малого две тысячи юных исполненных молодецкой силы глоток проорали в ответ. Сердце Раймона замерло. «Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и Он появится перед нами», – думал курсант. Он так долго ждал этого момента, так долго к нему готовился; был уверен, что именно на него посмотрит Император, – сколько по этому поводу было споров с сослуживцами! А сколько драк! Молодые волчата хотели получить самую кроху монаршей ласки, готовы были принести себя в жертву только ради этой крохи. Они терпели чудовищное напряжение учебных будней, отсутствие родительской ласки, жестокость мужского коллектива с его давящей требовательностью и круговой порукой – всё это ради Него. Он олицетворял для юношей мудрость высшей власти империи, её честь, душу.

Первый из коробки красных взошёл на антиграв. Плечо к плечу рядом с ним встали один из чёрных и один из белых. Над огромной закованной в бетон площадью раздались три голоса, произносящие слова присяги. «Кому они присягают? Почему Его не показали сначала нам всем, ведь мы должны были Его поприветствовать! Кто-то ответит за это разгильдяйство!» – Множество самых сумбурных мыслей пронеслось в голове юноши прежде, чем пришёл его черёд выйти к антиграву.

За шесть лет учёбы строевой шаг вошёл в плоть и кровь курсанта, но перед лицом Императора он всё равно боялся ошибиться в чём-то. Так всегда бывало перед ответственными событиями. Зная эту свою особенность, юноша всегда готовился к экзаменам «от сих до сих», никогда не оставлял невыученным даже самый банальный вопрос. Сейчас же его ждал экзамен всех экзаменов, и даже шести лет ему казалось ничтожно мало, чтобы с честью его выдержать. Но вот силовые лучи подхватывают его и поднимают на самую платформу: часть экзамена позади. Зато впереди… «Но это же не Он!» – только сейчас до юноши дошла простая и очевидная в общем-то истина: присягу принимал НЕ Император. Какой-то пожилой офицер, с уставшим, осунувшимся лицом. Его взгляд, которым тот встретил курсанта, был тусклым и невыразительным. Офицер словно говорил: я так устал, а тут ещё ты…

Только благодаря доведённым до автоматизма рефлексам Раймон не сбился при чтении текста, не сбился при выполнении строевых фигур на пути в строй. Молодой человек был буквально раздавлен. Сегодня, вместо праздника жизни, его впервые постигло разочарование в вооружённых силах Империи.

– Курсант Ванга, вы требуете невозможного, – распорядитель Академии уже истратил все остатки душевных сил, что ещё теплились после нескольких часов приёма присяги. Его ждала грандиозная пьянка с посланцами Императора, и он уже предвкушал блаженную алкогольную расслабленность, когда в его кабинете появился этот упёртый мальчишка. Двадцать минут он с совсем не юношеской настойчивостью отчитывал распорядителя «за клевету», как он выражался. Распорядитель испробовал уже все средства, чтобы отвязаться от курсанта. Он пробовал роль любящего отца, эдак проникновенно пытаясь выставить мальчишку. Он пробовал давить, даже кричал. Он не пробовал только одного: сказать правду, объяснить. При кажущейся простоте подобного решения на деле оно оказывалось трудно выполнимым. Распорядитель никогда не прибегал к честности со своими подопечными, посему для него было просто немыслимым скормить молодому человеку горькую пилюлю правды. Это противоречило бы всей системе обучения, всему тому, что день за днём, год за годом вдалбливалось в юные головы – слишком впечатлительные, отличающиеся максимализмом, не готовые к принятию неблаговидной реальности. Уж лучше пусть молодые страдают положительным для общества максимализмом, нежели отрицательным, – так рассуждали учителя жизни в империи. Однако и у многоопытного учителя был предел терпения, и сейчас он, похоже, оказался исчерпан.

– Извините, лэр распорядитель, но я уже не курсант. Будьте добры, обращаться ко мне сообразно моему положению, – эта фраза стала для учителя последней каплей: волчонок посмел показать зубы старшему по званию! Мальчишка же ещё и припечатал напоследок. – И нет, лэр распорядитель, я требую только того, что положено мне по праву.

– Вы переходите все границы, курсант. Я буду вынужден вызвать комендантский взвод, – распорядитель тронул сенсор под столом.

– Не трудитесь, лэр распорядитель. Комендантский взвод блокирован в караулке – не только я желаю получить ответы.

– Да как вы смеете! Это бунт, прямое неподчинение приказам!

– Вы ошибаетесь, лэр распорядитель. Вы находитесь в Империи, где каждый офицер вправе призвать к ответу за свои слова любого обидчика. Вы же обманули нас, офицеров, в нашу бытность курсантами. Поэтому потрудитесь объясниться.

Распорядитель откинулся на спинку кресла, смахнул выступившую на лбу испарину. «Год от года с этой пропагандой становится всё сложнее, – думал учитель. – Скоро они начнут сначала бить, а затем разбираться. Ох уж эти молодые волчата». Он уже понял, что придётся всё объяснять, срывать покров с пропагандисткой машины.

– Вас никто не обманывал, – он предпринял последнюю попытку вывернуться. – Никто и никогда не говорил о принесении присяги лично Императору. Если прочесть устав, там дословно сказано: «Каждый офицер обязан принести присягу Императору, только с этого момента он допускается к несению строевой службы». Император здесь – это сердце Империи, а с сердцем напрямую могут общаться только специалисты-медики. Остальные довольствуются общением с другими, специально предназначенными для этого органами.

– Не уходите от ответа, лэр распорядитель. Мне сложно даже подсчитать, сколько раз учителя говорили об Императоре, о его участии в каждом из нас, о его взгляде, постоянно обращённом к нам. Рассказывали разные истории о присяге, в которых присутствовал лично Император, – в чёрных зрачках курсанта при этих словах возник восторженный блеск, видимый без всяких детекторов. Но его восторг быстро перешёл в огонь холодной ярости. – Поэтому мы требуем ответа: почему Представители Императора? Кто в этом виноват? К вам я обращаюсь только потому, что вы, как справедливо было сказано, старший по званию в Академии. Нас же учили всегда спрашивать со старшего. И… лэр распорядитель, если вы ещё раз попытаетесь уйти от ответа словом, я вынужден буду призвать вас к ответу оружием.

Раймон Ванга уже не просто говорил. Он печатал слова. Это был верный признак крайней степени ярости волчонка, что не укрылось от намётанного взгляда учителя. Дальше уходить от ответов было опасно.

– Всё дело в традиции, лэр Ванга. Вам известно, сколько именно в империи Академий? Впрочем, уверен, что известно, – распорядитель вынужден был сменить поучительный тон, когда уловил ещё один взгляд курсанта. – В сорока трёх учебных заведениях Выпуск производится в один и тот же день. Академии раскиданы по всей обитаемой человеком части вселенной, между ними могут быть тысячи световых лет! Может ли один человек, пусть он и наш всесильный Император, одновременно присутствовать во всех? Раньше, конечно, мог, но тогда их было не сорок три, а только одна. Потому с давних пор заведено: присягу принимают Специальные посланники Императора. Этих заслуженных офицеров каждый год специально выбирает лично Император, выбирает по заслугам, и своим рескриптом наделяет их правом от его имени принимать присягу у молодых офицеров.

Распорядитель аккуратно подбирал слова. Он старался максимально смягчить эффект от новых для курсанта истин, и делал это отнюдь не только для самосохранения: над ним и сейчас довлела привычка не открывать всей истины, погружать её в красивый фантик и сладкую глазурь официальной идеологии. Тем более что он видел, как молодой человек потихоньку оттаивает, его гнев сменяется растерянностью.

– Но зачем тогда рассказывать эти истории? – волчонок полностью скрылся в глубине души курсанта. Теперь перед учителем стоял обычный юноша, доверчиво заглядывающий в глаза своему наставнику.

– Я же говорю: традиция. Нужно подчеркнуть избранность наших офицеров, показать, что Император постоянно с ними. Он же действительно с ними! Да, иногда не сам – ведь Империя с момента основания шагнула далеко за пределы самых смелых человеческих фантазий! Но неизменно через тех, в чьём сердце горит частичка его души: лучших из лучших, прошедших огонь и кромешный холод – через подлинных героев!

Распорядитель вскочил на излюбленного конька. Он словно бы снова вещал целой аудитории юношей, верил всему, что говорил сам и заставлял поверить всех вокруг. Между тем, всё было куда как прозаичней. Офицеры для присяги особо и не отбирались – посылались те, кто сейчас оказывался поблизости от Академии. Главное, чтобы такие офицеры были постарше и были строевыми, прошедшими через реальные военные компании. Впрочем, среди служивых в годах иных и не было.

– Вы очень смелый человек, лэр распорядитель. Или вы нас просто не уважаете? – красноречие учителя неожиданно утекло в песок, а волчонок в душе юноши снова зашевелился, грозя погубить все психологические достижения распорядителя в разговоре.

– Вы просили говорить правду, я её вам и сказал. Если она не такова, как вам хотелось бы, то ничего не могу поделать: на то она и правда. Теперь вы должны понимать, почему учителя иногда обходят некоторые темы стороной.

– Я говорю про обман. Зачем нужно обманывать, не проще ли сказать всю правду?

– Если даже сейчас правда вам неприятна, неприятно то, что людей слишком много, чтобы Император мог лично дотянуться до каждого, то что вы предлагаете делать нам, его скромным подданным?

– Предлагаю не обманывать наши надежды. Всего доброго, лэр распорядитель, – юноша, вместо традиционного воинского приветствия, отвесил учителю лёгкий поклон. Что это означало, распорядитель так и не понял – понял лишь, что в этот раз обошлось: курсант что-то для себя решил, и в этом «чём-то» не было места мести.

На выходе из кабинета Ванга дал сокурсникам команду: «Отбой». Сделал это совершенно автоматически, благодаря вбитой годами тренировок привычке – настолько его выбили из колеи слова учителя. Он привык во всём полагаться на наставников, теперь же получалось, они могли обмануть и в чём-то ещё – если обманывали даже в таком судьбоносном вопросе, как присяга! Так рассуждал молодой офицер, интуитивно понимая уже, что многое в этом мире придётся постигать самому, пропускать через себя, а значит, его ждёт ещё множество разочарований.

В расположении его ожидали. Юноши расположились на всём, где только можно сидеть или лежать. Сегодня здесь собрались не только его товарищи по взводу, но и представители чуть ли не всего потока «красных». Всем хотелось получить ответ на извечный вопрос: «Почему?» В расположении шумели, даже срывались на крик; шутили, хотя у большинства присутствующих было совсем не праздничное настроение; строили планы, клялись в вечной дружбе «до гроба». Однако стоило Раймону переступить порог, все разговоры стихли, в помещении повисла звенящая тишина; только несколько десятков пар глаз устремили свои взгляды на вошедшего. Этот коллективный взгляд можно было почувствовать, услышать, как если бы сослуживцы вопрошали в голос.

В по-военному коротких, содержательных репликах офицер передал собравшимся суть разговора с распорядителем. С его последним словом напряжение взорвалось шквалом голосов. Впрочем, запал молодых быстро спал, когда один из них высказал мысль, что сейчас, в общем-то, уже без разницы, всё равно скоро все окажутся в войсках, а там уже у каждого появится возможность послужить Императору. У самых же удачливых появится шанс увидеть его лично: например у тех, кому удастся пережить какую-нибудь особенно опасную заварушку и заслужить высшую награду в Империи.

Офицеры расходились, но каждый из них навсегда сохранил в душе своё первое разочарование. К Раймону подошёл его сослуживец по взводу, балагур и весельчак Марек.

– Ну что ты киснешь, Ванга! Давай, что ли, отпразднуем завершение учёбы хорошей выходкой? А то ты всегда такой правильный. Вон видишь – даже твои любимые учителя оказались не такими и идеальными, – Марек вальяжно приобнял парня за плечи, доверительно вещая ему в самое ухо.

– Извини, Весельчак, но ты не прав. Теперь тем более не время для шуток.

– Это ещё почему?

– Потому что мы теперь офицеры, на нас смотрит вся Империя. Мы должны быть примером для подражания. Никто не отменял нашего долга.

– Вот именно, Ванга, вот именно! Империи нужны зрелища, нужно веселье. Не киснуть же им теперь, как тебе! Скажи, что я не прав?

– Да ну тебя к чёрту, Марек! – Раймон скинул руку приятеля с плеча. – Не буди лиха.

Весельчак только хмыкнул, однако благоразумно предпочёл не цеплять парня. При всей его правильности, Раймон легко от слов переходил к делу, а в хорошей драке на силовых шпагах равных ему на курсе не было.

Ахиллесова пята бюрократии

Огромный мегаполис распахнул офицеру свои объятия. Многоуровневые движущиеся тротуары, в самых замысловатых комбинациях сочетающиеся с транспортными развязками; огромные проекции реклам, фантастическими гроздьями «нанизывающиеся» на развязки; гигантские шпили высоток, – всё это многообразие было для Раймона непривычным. Редкие выходы в город на увольнительные происходили обычно вместе с другими курсантами, и городская фантасмагория проходила где-то на грани сознания, которое было полностью поглощено общением с товарищами. Курсанты жили в расположении-казарме коллективом, посему выходили за её пределы также коллективом, то есть неким единым целым, ощущающим окружающее особыми органами чувств, но не каждым членом по отдельности. Теперь же он был один на один с городской суетой. Ему всё казалось чужим, даже чуждым, особенно на фоне армейского порядка, когда даже положение вещей в личной стенной нише чётко определено уставами и правилами внутреннего распорядка.

Особенно непривычными были окружающие люди. В их одежде и поведении не было совершенно никакой системы, что вступало в яркий диссонанс с привычным Раймону окружением. Пёстрые наряды, улыбки на лицах или напряжённые гримасы, быстрый шаг или лёгкая непринуждённая походка – вот чем встречали его гражданские. Зато, стоило им оказаться в метре от офицера, как они резко меняли направление движения, раздавались в стороны, даже отводили взгляды, словно вокруг молодого человека действовало некое силовое поле, раздвигающее человеческий поток. «Что такого они во мне видят? Почему стараются не переходить мне дорогу? Ведь имперский солдат – их защита и опора; по крайней мере, нас так учили», – недоумевал офицер. На самом деле люди просто чувствовали исходящую от офицера ауру силы, готовности немедленно броситься убивать и умирать, и это похлестче всяких силовых полей отваживало от него простых обывателей. Не последнюю роль в подобном отношении играла и офицерская форма. Тот красный комбинезон с алой же береткой Раймон одевать не стал – это был своего рода полевой вариант формы. Если сравнивать её с далёким прошлым Земли, то по фасону и статусу он больше напоминал маскхалат, пусть и с некоторым налётом парадности – сказывалась его способность менять цвет по желанию носителя. Сейчас же лейтенант щеголял в чисто парадном офицерском одеянии.

Созданная профессиональными психологами и модельерами, впитавшая в себя века армейского опыта человечества, форма была окружена ореолом торжественности. Никаких обтягивающих комбинезонов, никаких тёмных невнятных пиджаков – только острые линии небесно-голубого одеяния и блеск множества металлических элементов. Широкие брюки с серебряным шитьём по бокам брючин, металлическая пряжка, блеск которой так интересно перекликался с блеском серебряного узора по коже ремня. Приталенный китель, до низа бёдер, с широким отложным воротом, манжеты которого идут от самого живота, расширяясь к собственно воротнику. Рукава также заканчиваются манжетами, на морской манер. На всех манжетах серебряное шитьё, вместо старомодных пуговиц совершенно неотличимые от них магнитные клипсы. Звёзды на погонах логично дополняют композицию – построенную по цветовому принципу: «Голубое небо – звёздное серебро». Ну и, конечно, знаменитая офицерская фуражка.

Ноги обуты в изящные полусапожки, скрытые широкими брючинами – как шутили сами служивые, «для нанесения максимального урона личному составу городских кабаков». В самом деле, сапожки, несмотря на их внешнюю изящность, были сработаны на совесть, из специальных пластиков и сплавов, так что удар ими выходил знатный. На умелых ногах, конечно. А если уж раскрывать все карты, то офицерские сапоги позволяли пристыковывать к ним лёгкий скафандр, что в космосе сильно экономило время во внештатных ситуациях.

Насквозь официальный облик офицера дополняли тросточка в одной руке и небольшой кейс в другой. Когда он шёл в подобном наряде в одиночку, молодцевато поигрывая тросточкой, это производило сильное впечатление. Зато когда их, таких торжественных, вывалился на улицу сразу целый поток, выглядело это несколько комично. Все с кейсами, все с тросточками, все в совершенно одинаковых нарядах, отличающихся лишь пантеоном медалей, – кто на что учился, как говорится. Вот только заметны эти отличия были лишь самим военным, для несведущих гражданских значки сливались в загадочную своей непознанностью массу серебрящегося на солнце металла – россыпь пивных пробок, ни дать, ни взять.

Остались позади сцены прощания друзей и товарищей, каковыми стали курсанты за шесть лет совместной казарменной жизни. Были здесь и попойки, и братания, и клятвы не забыть и не бросить в беде; были обещания вытягивать своих в случае такой возможности. Эти клятвы даже годы спустя не потеряют своей актуальности. Такие мелкие, юношеские сантименты, казалось бы, легко разбивающиеся о стену времени, на самом деле составляли одно из слагаемых армейского чувства локтя. Однако теперь всё это было позади, а впереди Раймона Вангу ждал секретный объект в самой пустынной части человеческой галактики. Добираться туда предстояло без малого десять суток, а для старта офицеру пришлось перелететь на противоположное полушарие планеты. Это-то и заставило его впервые за последние годы оказаться один на один с враждебным миром. Впрочем, Ванга не унывал, он в своей юношеской наивности ещё не подозревал о подлинной враждебности окружающего мира, с любопытством и доверчивостью взирал вокруг, готовый «служить и защищать».

Северный Космопорт был шумным, людным местом. Чтобы добраться до его отпускных терминалов, нужно было продраться сквозь невероятное нагромождение парковочных площадок для планетарных летательных аппаратов. Затем предстояла борьба с зоной свободной торговли, с её гроздьями торговых точек, торгующих всеми доступными во вселенной развлечениями. Борьба, между прочим, нешуточная, ибо тамошние голографические рекламы меркли перед настойчивостью местных людей-зазывал. Дальше путника ждала таможенная зона – эдакий островок порядка и дисциплины в океане космодромного хаоса. Ну а в конце прошедшего все эти круги людского ада ожидал ещё один островок, на этот раз служивший прибежищем овеществлённому ожиданию: сеть кафе, ресторанов, закусочных и просто залов праздного времяпрепровождения.

Лейтенант стоически перенёс первую зону, с любопытным недоумением миновал торговые ряды, и тут его продвижение неожиданно остановила таможня. Раймон подошёл было к длинной очереди ожидавших досмотра гражданских, когда заметил неприметную надпись, призывающую служащих звёздного флота проследовать по голубой стрелке. Был ли молодой офицер таким служащим? А почему нет? Форма, свежее офицерское удостоверение – всё было при нём, так что Раймону даже в голову не приходило иного. Лейтенант уверенно проследовал по неоновой стрелке. Мимо таможенных терминалов, дальше, дальше… пока путь офицера не преградила металлическая переборка с дверью. Дверь открывалась магнитной карточкой. Раймон провёл по считывающей зоне своим блестящим ещё совершенно новым удостоверением офицера. Он был совершенно уверен в его магическом влиянии на окружающее, посему был крайне удивлён, когда считывающий круг полыхнул алым. Естественно, дверь не открылась. Лейтенант в недоумении замер возле входа. Возвращаться к скоплению гражданских совершенно не хотелось, но и стоять возле двери было, по меньшей мере, глупо.

Заскучать Раймону не дали.

– Лэр, вы не посторонитесь? – прозвучал голос из-за спины.

За спиной офицера возник подросток в совершенно умопомрачительном наряде. Только при пристальном рассмотрении офицер узнал форму техника. Мало того, что форменная куртка мышиного серого цвета была расстегнута, так ещё из-под неё торчала совершенно неуместная для служащего оранжевая рубашка с пёстрыми разводами всех цветов радуги. Волосы парня были под стать рубашке – уложены замысловатым чубом. Облик дополняли цветные тапочки с мягкими бумбонами. И это вместо положенных по уставу сапог!

– Вы одеты не по форме, лэр, – вместо приветствия грозно констатировал молодой офицер.

– Ну и что? – странный субъект растерялся.

– Вы находитесь в императорском учреждении, служите в планетарном космопорте, и при этом вас совершенно не волнует внешний вид? – лейтенант нахмурился.

– Так вы имперский офицер? – только сейчас субъект в полной мере оценил, с кем имеет дело. Его лицо тут же приобрело по-детски обиженное выражение.

– Вы не ответили на вопрос, – холодно нажал Раймон.

– Но ведь это вход только для работников космопорта! – невпопад попытался защититься техник.

– Ну и что? – теперь растерялся офицер.

– Вас здесь не должно быть. Вообще никакого начальства не должно быть, – честно назвал причину своего разгильдяйства парень.

– Немедленно приведите себя в порядок, – Раймон был неумолим.

Под пристальным взглядом офицера техник начал нехотя заправляться. Спустя несколько минут он, по мысли лейтенанта, стал гораздо больше похож на человека, хотя тапочки и чуб на голове всё равно не давали Ванге покоя. Немного подумав, он стал собственноручно приводить причёску парня в порядок, легко преодолевая его слабое сопротивление.

– Лэр лейтенант, я восхищён: вам почти удалось сделать из этого техника человека, – возле двери возник высокий статный крепыш, с длинными усами и лицом прошедшего огонь и воду космического волка. Капитанский чёрный мундир выдавал в нём элиту космического флота человечества, а цепкий взгляд – умудрённого жизненным опытом мужчину. Впрочем, сейчас глаза мужчины блестели то ли восхищением, то ли иронией – Раймон так и не смог понять по тону и выражению лица, шутит ли флотский.

– Лэр капитан, я не ожидал встретить в первом же крупном космопорте такую недисциплинированность от служащих, – лейтенант решил сделать лёгкий упрёк и самому звёздному командиру. Однако тот только пожал плечами.

– Эти сухопутные крысы нам не подчиняются, они находятся в юрисдикции наземных служб, – капитан подмигнул технику, и тот, правильно поняв намёк, поспешил ретироваться за закрытой дверью. Трясущиеся руки парня не слушались, и он далеко не с первого раза смог провести магнитной карточкой по считывателю – в таких расстроенных чувствах находился. – Лучше скажите, лэр лейтенант, как вы смогли оказаться здесь столь своевременно?

– Моё имя Раймон Ванга, лэр капитан. Я недавно произведён в офицеры и должен из этого космопорта вылететь к месту несения службы, – Раймон предпочёл игнорировать странную манеру флотского.

– Так вы только закончили Академию? А я, право слово, думал, что вы просто от скуки решили подшутить над этим парнем. Извините моё невежество. Меня зовут Кларк Фенон, я капитан корабля «Манящая».

– О-о! Капитан, а я как раз лечу на вашем корабле.

– Да? Тогда пойдёмте, провожу вас на борт.

Прогулочным шагом они направились в лабиринт подсобных помещений космопорта. Лейтенант только сейчас в полной мере осознал: если бы ему довелось самому открыть ту дверь, блуждать бы ему по космопорту до скончания времён. Но капитан не просто провожал своего спутника, он ещё и показывал особенно примечательные места циклопического сооружения. Нет, Раймон неплохо был знаком с устройством космодрома в целом; его хорошо учили. Вот только его учили уничтожать такого рода сооружения, для чего напичкали информацией по уязвимостям строения. Так, он знал, что силовое поле отключается простым уничтожением силовой установки; знал, где её следует искать; с вероятностью в девяносто процентов мог её уничтожить тяжёлым оружием, прожигающим переборки и толщу пластобетона, словно лист бумаги. Знал он и расчётные уязвимости несущих конструкций подземных катакомб под стартовым полем, попадание в которые складывало половину поля вовнутрь, словно карточный домик. Вот только детальных планировок ему никто даже не пытался вбивать в голову, ибо банально незачем. Зато после экскурсии капитана пробел в образовании оказался заполнен, ко многим терабайтам бесполезной в гражданской жизни информации добавился солидный пласт нового знания.

На пластобетонную поверхность новые знакомые вышли уже едва ли не друзьями. Лейтенант определил в капитане опытного волчару космоса, могущего поделиться бесценным опытом, тот же увидел в молодом офицере свежие уши и… потенциального собутыльника. К слову сказать, в медицинском отсеке, где Фенон проходил предполётное медобследование, тот умудрился разжиться солидных размеров бутылью спирта. Зачем ему спирт, если в космопорте можно купить самое экзотическое спиртное почти без наценки? Ключевое слово здесь «купить». Капитан быстро разъяснил неопытному флотскому, что слово это слишком режет уши любому уважающему себя капитану или офицеру. Куда приятней на слух ложится мелодичное «халява». А уж если оно дополняется усиливающим эпитетом «чистый» (применительно к спирту), то получившееся сочетание для любого уважающего себя космического волка звучит божественной музыкой. Нельзя сказать, чтобы Раймон Ванга сразу же перенял эту философию – слишком чужда она была его воспитанию, но он оценил её по достоинству и принял к сведению.

Во время визита в медотсек лейтенант познал и другую, не менее важную жизненную мудрость. Капитан, после прочувственной лекции о великой силе искусства, вдруг бросил заинтересованный взгляд на офицерский чемоданчик Раймона. Не успел тот опомниться, как бутыль спирта оказалась помещена в это универсальное хранилище, заменяющее военным контейнер с личными вещами. На вопрос: «Зачем?» последовал не менее лаконичный ответ: «Так надо». А дальше капитан разродился очередной лекцией, на этот раз о взаимопомощи в космосе. В общем-то, лейтенант был не против взаимопомощи, даже обеими руками «за». Вот только вдалбливаемая в юных военных истина о взаимопомощи служилых людей предстала перед Раймоном совершенно неожиданной стороной. Можно сказать, с тыла. Вряд ли чемоданчик – эту высокотехнологичную вещичку, способную уменьшать предметы специальным полем, – создавали для скрытой переноски спиртного. Пришлось офицеру вновь пересматривать свои казавшиеся незыблемыми взгляды на окружающий мир.

Но вот, после долгих блужданий по катакомбам рукотворного муравейника, офицеры наконец вышли на стартовое поле. Огромное, уходящее за горизонт – живое воплощение бесконечности, – оно словно втянуло в себя двух маленьких человечков. Вот они бредут по серому коридору – неестественно узкому, подчёркнуто стерильному, безжизненному в свете фосфоресцирующих потолка и стен; бредут, не видя дальше нескольких метров из-за бесконечных изгибов и поворотов, – а вот обзор вдруг расширяется настолько, что взгляд буквально проваливается в голубую бездну простора. Раймон на целый десяток секунд застыл, поражённый. Он вдруг в полной мере осознал, что значит быть астронавтом: ютиться дни и недели в гробу из композитных сплавов, слепнуть в кромешной тьме гиперперехода, сходить с ума под холодным светом безучастных звёзд. И только иногда, в часы досуга, погружаться в подлинную свободу земного неба, вдыхать свежий живой воздух, ощущать многие миллионы оттенков цвета вокруг. Обитатели планет просто не осознают, чем владеют, им банально не с чем сравнивать. Нужно лишиться чего-то, чтобы оценить это что-то в полной мере.

Кларк показал рукой куда-то вдаль, где должен был стоять ожидающий капитана корабль. Возможно, сам Фенон и видел его, но Раймон при всём желании не смог бы вычленить незнакомый ему борт из сотен и сотен замерших на старте машин. Кораблик Кларка Фенона терялся в огромных масштабах циклопического сооружения, подобно одинокой песчинке в обширной дюне. Да и сам путь к нему по казавшейся бесконечной серо-белой равнине, то и дело обжигаемой маленькими солнцами стартующих бортов, казался вершиной утопии. Но лейтенант знал: идти не придётся. Офицеры нашли ближайших лифт, спустились на подземный уровень, и следующие несколько километров с комфортом преодолели в уютных недрах подземного электропоезда. Вся территория под стартовым полем была изрыта всевозможными элементами транспортной инфраструктуры, напоминая этим нагромождением гигантский термитник. Рабочие же термиты-электропоезда постоянно сновали вокруг, доставляя грузы, пассажиров, обслуживающий персонал. В отличие от аэропортов с их планетарным транспортом, космопорты имели не надземную, а подземную инфраструктуру: слишком велики были силы, поднимающие космические корабли с планеты, чтобы подвергать риску людей и технику.

Корабль Фенона как раз заканчивал погрузку. Ни внутри, ни снаружи им не попалось ни одного человека, всё происходило в автоматическом режиме. Раймона несколько озадачило отсутствие шатающихся вокруг пассажиров, вкупе с крайне утилитарными внутренностями «Манящей», но он не придал этому особого значения, а потом стало и вовсе не до размышлений.

– Ну что, лэр, по одной за знакомство? – подмигнул молодому человеку капитан. На столе капитанской каюты, словно по волшебству, возникла непочатая бутыль имперского виски. В следующее мгновение к ней присоединилась вторая бутыль, на этот раз с достопамятным спиртом.

– Я пью только на праздники, лэр. Извините, – выдавил из себя виноватую улыбку лейтенант.

– Так я и говорю: за знакомство. Чем не праздник?

Раймону совершенно не хотелось оскорблять отнёсшегося к нему так по-человечески астронавта. Он подумал-подумал, и решил, что по одной можно. Офицеры опрокинули по первой стопке спирта, закусили кусочком хлебушка. Прежде чем лейтенант успел опомниться, капитан уже разлил по новой.

– Я пас, лэр.

– Ну что вы, лейтенант, в самом деле? Это же ваше первое задание! Чем не праздник? – взгляд Фенона был таким честным-честным, таким располагающим к доверию… Штурмовику ничего не оставалось, как выпить вторую стопку. По телу разлилось приятное тепло, в голове чуть-чуть зашумело. Когда офицер оторвался от исследования своих ощущений, стопка была уже вновь полна прозрачной пахучей жидкостью.

– Кларк, я не пью, – он попытался отодвинуть от себя стопку.

– Да разве мы пьём?!

– Что же мы делаем? – озадачился Ванга.

– Так… выпиваем.

– Разве это не одно и то же?

– Конечно же, нет! Вот что вы имеете против спиртного?

– Ну… оно мозги туманит, реакцию притупляет.

– Вот! – капитан поднял вверх указательный палец. Молодой человек заворожено проследил за его движением. – Когда пьют, так и происходит. Зато когда выпивают… Реакция обостряется, а мозг начинает работать ещё лучше, чем прежде. Разговор сразу оживляется, появляются интересные, волнующие всех за столом темы. Разве я не прав? И как может туманить мозги спирт?! Он же чистый!

Молодой человек страдальчески закатил глаза. Он уже понимал: придётся пить. Последний аргумент капитана просто не оставил ему выбора. Одним словом, Раймон Ванга начал понемногу прочувствовать магию слова «чистый». А ещё он вдруг с кристальной чистотой вспомнил детство. Он, мелкий карапуз, сидит за высоким пластиковым детским стульчиком, а мама безуспешно пытается накормить его манной кашей. Карапуз-Раймон хмурится, мотает головой, отворачивается. Каша течёт по слюнявчику. Тогда мама резко меняет тактику: «Ты же любишь маму? Ну, давай ложечку за маму, – и проникшийся мистической важностью слова «мама» карапуз послушно проглатывает целую ложку. «Ну вот, молодец, и мама тебя любит. А где папа? Давай ложечку за папу…» – маленький Раймон спохватывается лишь тогда, когда тарелка с кашей показывает дно. Маленький Раймон хотя бы спохватывается, а большому уже не хватает на это… чего-то, в общем, не хватает. Спустя некоторое время Ванга поймал себя на мысли, что бутыли со спиртом больше нет, на столе осталась лишь маслянистая жидкость в цветастой бутылке.

– Ну вот, вашу мы приговорили, лейтенант. Займёмся теперь моей.

– Чем-чем займёмся?

– Ну, мы же с вами решили выпить по одной? Одну выпили. Теперь нужно вторую. Я прав?

Вместо ответа Ванга одним махом осушил предложенную ему стопку. Сегодня он и так спорил, как давно уже не спорил: до хрипоты, до дёргания за грудки. Продолжать споры не хотелось, хотелось полностью раствориться в блаженном беспамятстве, что вскоре и произошло.

Дальнейшее путешествие лейтенант помнил весьма смутно – отрывочными картинками, невероятно яркими на фоне серого марева основных воспоминаний. Вот перед внутренним взором офицера предстаёт полукруглое помещение капитанского мостика с сенсорными панелями по окружности, разделённой на сектора. Три человека: пилот, суперкарго и техник – приветствуют своего капитана стоя, докладывают о завершении погрузки, о готовности полётного курса и основных систем. И заинтересованные взгляды гражданских, в особенности одной… гражданской… Затем снова дымка, сквозь которую прорывается уверенный голос капитана: «Признаюсь вам, Раймон, капитан – самый бесполезный член экипажа во время полёта. Я нужен только если случится какое-нибудь ЧП, или понадобится развлекать пассажиров. Пора, кстати, приниматься за дело, виски стынет». Вот сквозь дымку забвения проступает симпатичное личико суперкарго – или суперкарги? – и склоняется над ним: «О, лейтенант! Вы просто прелесть! Как вы относитесь к тому, чтобы что-нибудь выпить?» Затем снова картинка с суперкарго – яркая, сочная, но совершенно за гранью цензуры. Вот перед Раймоном стоит тройка членов команды: все в бойцовских стойках, все подтянутые, сосредоточенные на отработке ударов. Пилот даже признаётся, что жить не может без спорта. Серый провал, и вдруг перед лейтенантом возникает лицо этого самого пилота: его взгляд жалостливый, словно у побитой собаки; парень что-то перекатывает языком во рту. Вот он наклоняется, и на пол пополам с кровью летит что-то белёсое. Теперь уже лейтенант слышит свой собственный голос: «Извините, лэры, меня учили убивать, а не танцевать». В новом кадре они с капитаном дружно «отпаивают» пилота некой «живительной влагой», как эту жидкость обозвал Фенон. Раймона настораживает только цвет жидкости – янтарно-смолянистый, да и вкус кажется смутно знакомым. По мере падения уровня «влаги» в пузатой бутылке сознание офицера всё более заполняет привычный уже «серый шум»; на этот раз настолько плотный, что даже во время коротких просветлений картинки реальности почти неразличимы.

На седьмой день пути серая пелена выпустила мятущуюся душу лейтенанта из своих мягких объятий. Офицер осознал себя лежащим на жёсткой кровати, в крошечной корабельной каюте; и кровать и каюта были ему смутно знакомы. По-воённому быстро, но без излишней суеты, Ванга облачился в парадную форму, подхватил трость, чемоданчик и оказался в узком коридоре. Ноги сами понесли его на мостик: оказывается, за время космического путешествия он успел неплохо изучить внутренне устройство транспортника! Да и передвигаться «на автомате» тренированному телу, похоже, было не в диковинку… На мостике только вяло перемигивались сенсоры, да гроздья голографов над секторами управления показывали всякие замысловатые фигуры. Тогда всё те же ноги привычно доставили своего хозяина в спортзал, но и тут оказалось непривычно пусто. Ответ мог быть только один: корабль прибыл в место назначения. Лейтенанта вдруг охватила паника, волосы на голове начали медленно шевелиться. «Всё, опоздал», – бесновалась в сознании заполошная мысль. Офицер стремглав кинулся к внешнему шлюзу, и лишь когда, уже на трапе, наткнулся на спокойный взгляд капитана, немного успокоился.

– Вот мы и прибыли, Раймон, – лучезарно улыбнулся ему флотский. Обведя вокруг рукой, он добавил, – это Вальгир, вторая планета Амалеи.

– Амалеи? А где Варан? – лейтенант нахмурился. Что-то он не мог припомнить такой планетарной системы в районе пункта назначения.

– Какой Варан? – теперь нахмурился капитан.

– Мы должны были через десять дней прибыть на Варан.

– Нет, мой друг, мы летели к Вальгиру.

Возникла немая сцена, в ходе которой мужчины растерянно буравили друг друга взглядами.

– Но позвольте, Кларк, вот мой билет. Что-то здесь не так.

Капитан стал внимательно изучать билет. Только прочитав его от корки до корки, он выдал неутешительный вердикт.

– Мне очень жаль, Раймон, но вы ошиблись кораблём.

– Но ведь вы представились капитаном «Манящей»!

– Всё верно. Только у меня – транспортник, а вам был нужен лайнер.

– И что мне теперь делать? – растерянно вопрошал лейтенант.

– Придётся искать другой корабль. До Варана отсюда две-три пересадки, как повезёт. Постараюсь помочь найти подходящий маршрут.

– Сколько это займёт времени?

– Думаю, не меньше двух недель.

– Две недели! Но я же опоздаю!

– Не переживайте, мой друг, мы что-нибудь придумаем. – Кларк Фенон глубоко задумался. Думал он, однако, недолго; уже через мгновение лицо капитана просветлело озарением. – Я знаю, что нам нужно: справка.

– Справка? – лейтенант растерялся ещё больше.

– Ну да. О том, что произошла путаница с кораблями. Да вы не переживайте, поставим в местном космопорте печать, комар носа не подточит. Ваши военные любят такие вещи, особенно на гербовой бумаге гражданского космофлота.

Пока товарищи добирались до надземной части космопорта, Раймон Ванга почти успокоился: капитану удалось заразить его своим неиссякаемым оптимизмом. Разве что возле самого входа в святая святых космофлота Фенон повёл себя несколько странно. Он за плечо остановил лейтенанта, пристально посмотрел тому в глаза.

– Теперь нужно морально подготовиться. Я лично просто набираю полную грудь воздуха, чтобы аж дух захватило, держу его в лёгких несколько минут, до головокружения, затем резко выдыхаю. После мне сам чёрт не страшен.

– Разве там есть, чего бояться?

– Нет, но… да вы и сами всё увидите, дорогой друг. Главное подготовиться, набраться терпения.

Раймону оставалось только пожать плечами. Он не стал ждать, пока его товарищ закончит свои странные манипуляции. С присущей молодости порывистостью лейтенант толкнул дверь, предварительно, конечно, проведя магнитной карточкой по жёлтому кругу.

Приёмный холл обрушился на Раймона сотнями беспорядочно суетящихся людей. Одни куда-то неслись, другие толпами стояли то тут, то там; всю эту людскую массу сотрясали конвульсии резких окриков, разговоров, криков отчаяния. Привыкший к порядку в повседневной жизни, к упорядоченному строю сослуживцев, Раймон на короткий промежуток времени потерял дар речи. Хотелось гаркнуть во всё горло зычным командирским окриком: «Становись! – Смирно!» – Но что-то подсказывало молодому человеку, что его окрик просто утонет в местной чехарде звуков. Только лёгкий удар по плечу заставил лейтенанта выйти из ступора. Конечно, это был капитан: он уже намедитировался на улице, и теперь пришёл поддержать своего товарища.

Плечо к плечу флотские влились в бушующее человеческое море. Капитан сразу разъяснил цель: нужно прорваться к одной из прозрачных дверей с противоположной стороны зала. Раймон с энтузиазмом направился вперёд, но уже через несколько шагов был остановлен грозным окриком какого-то гражданского:

– Тут очередь, лэры!

Лейтенант обозрел говорящего; им оказался худосочный мужичок в серой ничем не приметной форме технического персонала. Всё в нём было неприметным, за исключением глаз. Да, его глаза были особенными. Они горели лихорадочным блеском фанатика.

– Глубокоуважаемый лэр, я вижу очередь и никоим образом не хочу оскорбить ни вас, ни ваших спутников… по очереди, но мне нужна другая дверь, а значит – другая очередь.

– Как-как вы говорите? Ничего не знаю, тут очередь. Эй-эй! Куда это вы собрались?! Не пущу! Знаю я вас: все говорят в другую дверь, а потом – шасть…

– Добрый день, лэр, – вмешался в перепалку капитан. – Я капитан гражданского космофлота, мой спутник – императорский лейтенант. Заверяю вас…

– Ах, так вы ещё и служебным положением давите! Да хоть сам император! В очередь!

Товарищи переглянулись: ситуация выходила патовой. Тогда штурмовик быстро огляделся по сторонам, оценил «дислокацию» и боевые возможности противника и одним аргументом исчерпал конфликт. Таким аргументом стал мастерский удар под дых. То, что не смогли решить никакие аргументы и фигуры вежливости, решила специальная подготовка штурмовика. Ванга подхватил падающее тело, усадил его здесь же, на пол; теперь мужчина оказался куда сговорчивей, покивал извинениям лейтенанта, даже виновато улыбнулся на прощание. Дальнейшее продвижение товарищей оказалось чудовищным коктейлем из вежливых рулад, поклонов и ударов. Одним словом, подготовка Раймона Ванги впервые помогла ему в гражданской жизни сама по себе, причём неизвестно, какая её часть помогла больше: уроки этикета или занятия боевыми искусствами.

– Нам нужно в том отсеке получить бланк, – капитан кивнул головой в сторону прозрачной двери в стене. Товарищи уже прошли всё помещение холла насквозь и теперь стояли перед длинным рядом дверей. Как Кларк умудрился опознать необходимую именно им, лейтенант так и не понял, но лишних вопросов предпочёл не задавать.

– В чём сложность? – по-военному чётко вопрошал лейтенант, готовый выполнять любую поставленную задачу.

– Там технологический перерыв на пятнадцать минут.

– Придётся ждать?

– Присмотритесь внимательней, Раймон, что там происходит.

Ванга присмотрелся. Сквозь прозрачную дверь было отчётливо видно, как сидящая за столом дама наводит макияж. Она начала с подкрашивания губ, затем мягкой щёточкой стала наводить тени, наконец, подошла очередь причёски. Пока лейтенант, словно зачарованный, наблюдал за этим действом, прошло минут пять, не меньше.

– А без макияжа никак? – тупо спросил он товарища.

– Ну, видно без него она не сможет полноценно работать. Но дело не в этом. Уже прошло десять минут, а она только начала расчёсываться. По опыту могу сказать, наведение качественной причёски займёт ещё минут десять, затем ей обязательно нужно будет что-то подправить в облике, потом она позвонит подруге… В общей сложности нам придётся ждать не меньше часа.

– Тогда почему написано, что перерыв на пятнадцать минут?

– Положено пятнадцать минут. Только точку отсчёта отследить крайне сложно, вот они и пользуются.

Лейтенант всё понял, дальше ему можно было не объяснять. Он всегда был за справедливость, за порядок, поэтому подобное разгильдяйство было для него неприемлемо. Он коротко ударил в дверь; дверь в ответ зазвенела, однако женщина даже бровью не повела. Раймон сначала растерялся, но быстро взял себя в руки. Словно козырного туза он извлёк из кармана кителя офицерское удостоверение. Извлёк несколько демонстративно, с оттяжкой. Отвечая на прикосновение блестящего пластика, сенсорный круг вспыхнул зелёным: проход был свободен. Лейтенант смутно вспомнил, как на курсах ему рассказывали о привилегиях имперских офицеров в гражданских учреждениях. Очевидно, сейчас был как раз такой момент, когда его статус офицера начал давать о себе знать.

– Потрудитесь ускориться, лэра, – без обиняков заявил Ванга служащей. – У вас осталось ровно четыре минуты и тринадцать секунд.

Женщина обвела лейтенанта уничижительным взглядом, но, наткнувшись на его увешанную значками грудь и звёзды на погонах, несколько поумерила свою чиновнюю спесь. Под пристальным взглядом офицера она спешно завершила расчёсываться, что-то ещё подправила в тенях, потянулась было к голографу, но тут настал час «Х».

– Время вышло, лэра, – женщина отдёрнула руку от кнопки вызова, словно та ударила её током.

– Что вам угодно, лэр офицер?

– Будьте любезны, гербовый бланк гражданского космофлота, для заполнения.

– Гербовый бланк? Мы не выдаём пустые бланки, только заполненные.

– Служебная необходимость, лэра, – вмешался в разговор капитан. Дама осмотрела нового визитёра. Опознав в нём капитана гражданских линий, она погрустнела ещё больше.

– Хорошо. Предъявите, пожалуйста, согласованный с таможенной службой запрос на получение бланка.

– У меня нет запроса и нет согласования с таможенной службой.

– Тогда ничем не могу помочь, – она подарила лейтенанту полный напускной печали взгляд из-под только что накрашенных ресниц.

– Хорошо, лэра, я получу согласование и вернусь.

– Только обратите внимание, мой отсек работает ещё полтора часа, затем начинается смена отсека тридцать четыре.

– Благодарю за ценную информацию, лэра, – холодно поклонился служащей офицер. И уже обращаясь к своему спутнику, когда они вышли из отсека. – Что это за согласование?

– А! – мужчина в сердцах махнул рукой. – Совсем забыл! Мы же ещё не отметились у таможенников.

Таможенников служилые прошли на «ура», те оказались своими в доску, такими же служаками. Вот только было одно «но». Имперский офицер был вне их юрисдикции, ему нужно было заглянуть в военную комендатуру. Зато капитан гражданского флота им вполне подошёл для выдачи согласования на него. Правда, пришлось попотеть, составляя заявление, но оно того стоило. Обрадованные неожиданной победой товарищи стремглав кинулись обратно в приёмный холл, напрочь забыв про какую-то там комендатуру. В холле их ожидал очередной раунд борьбы с очередями. На этот раз локомотивом шёл капитан, лейтенант же прикрывал его с тыла. То есть мягко осаживал всех, кто пытался что-то возразить уверенно продвигавшемуся к заветной цели астронавту.

К давешнему отсеку товарищи вышли как раз вовремя: дама только что положила трубку; видно, ей всё же удалось выкроить «минутку» для разговора с подругой. На этот раз она была сама любезность, легко согласилась поставить отметку на заявлении, выдала вожделенный бланк – в общем, проявила все положительные черты имперской бюрократии. Дальше товарищи направились аккурат к начальнику службы, за печатью. Однако секретарь завернул капитана резонным замечанием, что на пустом бланке никто печать не ставит, никому потом отвечать не резон. Под «никому», очевидно, подразумевался сам секретарь. Лейтенант уже было хотел начать заполнять ценную бумагу, но у капитана внутри вовремя сработал ограничитель – не иначе сказался его многолетний опыт общения с гражданской бюрократией, – в самый последний момент он поймал руку штурмовика, буквально в миллиметре над бумагой.

– Не спешите, Раймон. Давайте сначала напишем на обычной бумаге, и пусть лэр секретарь проверит, правильно ли мы всё изложили.

Написанное на простой бумаге прошение, естественно, вызвало сначала праведный гнев секретаря. Он поначалу даже отказывался читать, что там написано, но штурмовик умел убеждать – не зря его учили вести допросы с пристрастием. В общем, чиновник быстро осознал, за что все так уважают офицеров, и что не только деньги могут выступать смазкой для бюрократической машины. Но и он не остался в долгу, оттянулся на офицерах по полной. Товарищи вынуждены были раз тридцать переписать текст, пока он не приобрёл в глазах чиновника вид «серьёзного» документа. Офицер быстро нанёс получившийся опус на бланк. Когда он распрямился после написания последних строк справки, то ощутил себя измождённым, как никогда на занятиях. Даже бег в полной выкладке не мог сравниться с пережитыми треволнениями.

Бумага бережно перекочевала в руки секретаря. Он тут же потребовал предоставить ему весь «пакет документов», то есть и заявление со всеми отметками. Получив всё требуемое, чиновник скрылся в кабинете начальника службы. Вряд ли он был столь же расторопен с другими; но неприязнь с лэрами у него оказалась взаимной и крайне сильной, и именно она, похлестче имперской пропаганды, подтолкнула служебное рвение служащего. Тот просто очень быстро понял: избавиться от ненавистных офицеров можно только, побыстрее выполнив их просьбу.

Товарищи уже потирали руки в предвкушении скорой победы. В их умах зрел эпохальный план встречи очередного праздника, и его размах обещал затмить собою всё, когда-либо происходящее в звездолёте Кларка Фенона. Но тут из кабинета появился секретарь. Его бледное, осунувшееся лицо по оттенку больше всего напоминало гербовую бумагу, что он с таким почтением держал на вытянутых руках.

– Лэры, вынужден вас разочаровать: бумага не прошла проверки, печать на неё поставить не представляется возможным, – чиновник сразу же осознал всю глубину своей неправоты, посему попятился к ближайшему письменному столу, словно желал за ним спрятаться от всего враждебного мира.

Взбешённый штурмовик прыгнул вперёд, но поймал лишь воздух: чиновник перед лицом неминуемого унижения продемонстрировал просто нечеловеческое проворство, в последний момент умудрившись нырнуть в ростовой сейф для бумаг. Дверь за ним с чмокающим звуком захлопнулась, оставляя офицера «с носом». Ванга нанёс по металлу сокрушительный удар кулаком; сейф ответил утробным гулом стенок и тихим похрюкиванием секретаря.

– Не кипятитесь, Раймон. Пусть посидит, никуда он оттуда не денется. Когда ещё его выпустят! – капитан один сохранил завидное хладнокровие: не иначе, его медитация всё ещё действовала.

– Пойдём к начальнику, пусть он объясняется за этого типа, – быстро смекнул лейтенант.

Начальник встал навстречу служивым, отвесил самый учтивый из возможных поклонов. Он сразу понял, зачем они пожаловали, и решил не будить лиха, пока оно тихо.

– Лэры! Я понимаю, зачем вы здесь. И очень хочу помочь столь уважаемым подданным Императора, но я не в силах.

– Так в чём же проблема, лэр? – Раймон даже растерялся от исполненной праведного желания услужить манеры сановника.

– Можно мне ещё раз ваши документы? Я всё покажу. Вот, смотрите. Заявление. Все согласования и отметки на нём, безусловно, присутствуют. Справка. Написана чрезвычайно грамотно, воистину, лучшими сынами Империи.

– Так в чём же дело? – в один голос вопрошали просители.

– Сущий пустяк, лэры, портит всю картину, делает меня бессильным что-либо изменить. Заявление подано глубокоуважаемым капитаном Кларком Феноном. Справка же составлена для лейтенанта Раймона Ванги. Бумаги не соответствуют друг другу, лэры.

Совершенно раздавленные убийственной логикой чиновника, товарищи покинули начальственный кабинет. Сзади ещё неслись приглашения заходить прямо к нему, минуя секретаря, но их уже никто не слушал. Бюрократический круг замкнулся.

Уважаемые лэры, растерявшие остатки оптимизма, медленно поплелись в сторону военной комендатуры. Она располагалась аккурат возле таможни, в районе пропускных терминалов. Естественно, коменданта на месте не оказалось. Тогда товарищи просто пошли, куда глаза глядят, в надежде найти спокойное уединённое местечко в этом царстве бюрократии, бардака и невежества. У офицеров оставалось только самое крайнее средство: бутылка недавно приобретённого имперского виски из метрополии. Его купили ради победы, и товарищам тогда даже в голову не могло придти использовать раритет ради успокоения нервов. Но иного способа взять себя в руки служилые не видели. Даже когда было найдено укромное местечко, офицеры до последнего момента оттягивали тягостную процедуру открытия бутыли. И тут на сцену истории вышло ещё одно действующее лицо.

– Лэр имперский офицер?! – окликнул молодой, исполненный восхищения голос.

Раймон Ванга поднял на нового собеседника мутные, лишённые интеллекта глаза. Перед ним стоял техник. Точь-в-точь, как тот, которого он приводил в порядок перед злополучной встречей с капитаном. Даже одет он был также, имел тот же чуб, разве что на ногах оказались не тапочки, а шлёпанцы из чёрного пластика.

– Так точно, – тупо отрапортовал он.

– Вам нужна помощь, лэр лейтенант?

– Помоги открыть бутылку, – брякнул Ванга первое, что пришло ему в голову.

Парень не растерялся, отработанным жестом скрутил голову крышке. Откуда-то появились металлические стаканчики. Немного засаленные, но на это никто из присутствующих уже не обращал внимания. Выпили сначала по одной, затем по второй, и только когда бутылка показала дно, лэры начали неспешную беседу.

– Лэр капитан, видно судьба у меня опоздать в гарнизон без уважительной причины.

– Ну что вы, лейтенант, дождёмся коменданта, и всё решим. Уверен, он окажется таким же своим мужиком, как таможенники.

– Не-е, лэры. Комендант – самый гнусный из всей этой чиновной братии. Представляете, он всегда, когда меня видит, тут же накидывается, заставляет заправиться, причёску портит, – в этом месте техника аж передёрнуло от жутких воспоминаний. Лейтенант поднял на него тяжёлый взгляд, но предпочёл промолчать. – А что вам, кстати, нужно от этого солдафона? Может, и я чем помогу.

Товарищи переглянулись. Раймон махнул на всё рукой. С какой-то мстительной оттяжкой он принялся изливать душу новому знакомому.

– И всего-то? Какая-то печать? Пойдёмте со мной, лэры, сейчас всё будет.

Ошарашенные неожиданным оборотом товарищи снова переглянулись, и снова решили не искушать судьбу, пойти следом за странным субъектом. Техник повёл их такими коридорами, о существовании которых не подозревал даже прожженный капитан. Им понадобилось добрых полчаса, чтобы выйти в конечную точку маршрута. Здесь уже почти не было освещения в коридорах, только из последних сил тлели какие-то древние светильники. Парень остановился перед неприметной дверью. Старомодный металлический ключ неожиданно легко провернулся в отверстии, полотно двери бесшумно распахнулось.

– Прошу, лэры, в моё скромное обиталище, – техник сопроводил слова широким жестом руки. Не дожидаясь товарищей, он скользнул внутрь затенённого помещения.

Вспышка света резанула по привыкшим к полутьме глазам. Лейтенант шагнул внутрь, с любопытством огляделся по сторонам. Помещение было под стать его обитателю: такое же расхристанное, сумбурное. Множество стенных стеллажей были завалены всевозможными образчиками электроники, от микросхем, до самых что ни на есть кусков железа. Пара обширных верстаков в дальнем конце комнаты, на вид совершенно древних, вмещали вполне современное оборудование. Ещё здесь были диван, пара пластиковых кресел, на удивление аккуратный невысокий столик. Несколько бытовых приспособлений, среди которых офицер распознал компактный холодильник, пищевой синтезатор, электропечку, были рассованы в пустующие стеллажные ниши или громоздились по углам.

Раймон поискал взглядом хозяина комнаты. Тот обнаружился возле самого дальнего стеллажа, почти по пояс погружённый в его обширные недра. «Ну, где же оно? Это не то… и это не то…» – бормотал себе под нос техник. Наконец он обнаружил то, что искал, и с радостным вскриком повернулся к гостям.

– Вот то, что вам нужно, – неопрятный субъект держал в руках металлическую почти квадратную коробочку, без опознавательных знаков.

– Что это? – поинтересовался Ванга.

– Это, лэр офицер, Печать! – последнее слово он произнёс с придыханием, выделяя его особенно торжественной интонацией.

Устройство было водружено на стол. Теперь товарищи могли его как следует рассмотреть. На самом деле квадрат не был монолитным, на верхней его крышке отчётливо виднелись контуры сенсорных кнопок.

– А печать точно настоящая? – офицер взирал на коробку с недоверием.

– Конечно! Я же сам её сделал! Вы мне разве не верите?! – в общем-то, лейтенант и так догадался, кто сделал устройство. В это он как раз верил. Он не верил в достоверность самой печати, а не в её автора. Максимально корректно Раймон попытался объяснить это технику. На все заверения субъект только непринуждённо махнул рукой. – Да бросьте вы эти глупые подозрения, лэр офицер. Вот этими самыми руками я сделал все печати в космопорте, и вы ещё сомневаетесь?

– Разве печати не делаются специальными секретными учреждениями империи?

– Понимаете, лэр офицер, тут очень тонкий вопрос. Вот вы говорите про секретные учреждения. А знаете ли вы, сколько они берут за ремонт печати? А ещё нужно провести торги по выбору такого учреждения, ведь космопорт – императорское учреждение. Всё это сопровождается написанием целого вороха объяснительных: кто сломал, почему сломал, а дайте заключение экспертизы, а кого вы считаете необходимым привлечь за порчу ценного имущества? Проще выписать премию мне, технику. Это сэкономит деньги, и, что самое ценное, нервы служащих. И мне какой-никакой заработок. Вот и приходится время от времени чинить всякие безделушки, типа печатей.

– Но разве всё это свидетельствует в пользу достоверности именно конкретной, данной печати? – лейтенант никак не мог справиться со своей подозрительностью. Слишком он был правильным, ему претило использовать поддельную печать. Всё внутри восставало против этого.

– А… вы об этом… Смотрите. Вот взял я печать на ремонт. А тут приходит очередной проситель. Что делать? Не останавливать же из-за такого пустяка работу космопорта! Опять бегут ко мне: дай, мол, что-нибудь, чем можно временно заменить печать. Раз прибежали, два прибежали. На третий я решил сделать Печать с оттисками всех печатей космопорта, чтобы она сразу могла заменять их все. Разве не мудрое решение?

– Просто гениальное! – даже капитана проняло. – Если вдруг решите отправиться в космос, на моём корабле для вас всегда найдётся место!

– Спасибо, лэр капитан, – техник польщено потупил взгляд.

Неожиданное избавление для лейтенанта решили отпраздновать. У хозяина комнаты оказался приличный запас всяких спиртных напитков, так что за этим дело не стало. Спустя полчаса под дружный звон стаканов и крики «Виват!» на многострадальную справку была водружена Печать. Техник немного с ней пошаманил, и взгляду довольных космонавтов открылся аккуратный синий кружок, со стремительным крейсером в центре. По ободку шли цепочки официальных наименований космопорта.

Когда товарищи покидали техника, они уже стали с ним лучшими друзьями. Раймон Ванга же сильно призадумался над своим непотребным поведением с тем, первым на его жизненном пути, техником. Конечно, погоны, внешний вид, и всё такое – это важно. Вот только куда важнее внутренний мир этих маленьких людей, на плечах которых стоит такая большая Империя.

Обманчивый блеск высшего света

– Прощайте, лэр капитан. Чистого света звёзд вам в проколе.

– И вам, лэр Ванга, и вам. Помните, я постарался максимально уладить это недоразумение, поэтому, если вам что-то понадобится в полёте – например, хорошая компания, – обращайтесь прямо к первому помощнику капитана. Он сделает для вас всё, что в его силах.

– Благодарю вас, лэр, от всей души. Впредь буду внимательней в космосе.

Последовавший за разговором обмен поклонами выглядел со стороны вполне символично: прощание небесно-голубого и угольно-чёрного. Прощание чистого неба планеты и холодной черноты космоса. Лейтенант заспешил к новому своему транспортному средству, а капитан, прежде чем отправиться в гостеприимное здание космопорта, ещё несколько долгих секунд смотрел вслед молодому человеку. Что-то в душе космонавта подавало звуки грусти, словно там пела струна. Капитану было мучительно любопытно, куда приведёт путь этого благородного молодого человека. Не в ближайшие несколько недель, нет. Фенона интересовали совсем иные порядки цифр, он хотел заглянуть на двадцать-тридцать лет вперёд. Жизненный путь самого космонавта уже был расписан на многие годы, путь же молодого лейтенанта представал для него девственно чистыми страницами судьбы. Эта-то предопределённость и заставляла душу капитана болезненно звучать, он белой завистью завидовал Раймону Ванге, у которого ещё всё было впереди.

Раймон тем временем всходил по трапу лайнера. В отличие от предыдущего космического корабля, этот впечатлял размерами и роскошью. Даже керамические плиты обшивки словно бы говорили своей белизной о яркости предстоящего путешествия. На контрасте с чернотой керамики большинства стоящих на поверхности планеты судов, это смотрелось особенно обещающе.

Сразу за сходнями взгляду офицера открылся роскошный холл. Алые ковры на полу, мягкая пульсация трёхмерных картин прямо посредине коридора. Такие картины невозможно было не заметить, и проходить следовало прямо сквозь них. В изображениях не было пошлости обычной рекламы, это были подлинные произведения искусства – компьютерной графики, выполненной лучшими художниками-конструкторами Империи. Когда лейтенант вступил на алую дорожку, он словно окунулся в лесную чащу. Алая нить тропы открывала взгляду самые разнообразные композиции, с участием диковинных деревьев, диковинных животных, цветов и трав. Всё это чудо двигалось, щебетало, благоухало – одним словом, было почти неотличимо от живого. Привыкший к серому однообразию казарм Академии, лейтенант особенно сильно ощущал пёстрое разнообразие виртуального мира.

Одна из композиций перед Раймоном явила собой женщину в обтягивающем изумрудно-зелёном костюме мягкого бархата. Роскошная копна огненно-рыжих волос, тонкие черты лица, острый носик – всё было просто совершенно, вызывало острое желание обнять, защитить волшебное создание. Дама с чарующей улыбкой гладила по шёрстке замершего перед ней земного оленёнка. Большие влажные глаза зверя отражались в столь же больших глазах женщины. Лейтенант, под впечатлением от увиденного, замер на несколько секунд, затем тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение; ему это удалось, он скинул оцепенение и шагнул вперёд, собираясь пройти сквозь голограмму. Каково же было его удивление, когда вместо пустоты картинка встретила его упругим сопротивлением живого тела!

– Лэр, что вы делаете? – глаза женщины с недоумением воззрились на лейтенанта, его душу ожёг её бархатистый голос.

– О! Простите меня, лэра. Я принял вас за голограмму, – Раймон, быстро взяв себя в руки, попытался перевести случившееся в шутку.

– Неужели? – женщина смерила молодого лейтенанта оценивающим взглядом. При этом она явно осталась довольна увиденным, потому что тут же мило улыбнулась и добавила крайне любезным тоном. – Полагаете, я так хорошо вписалась в эту прекрасную сцену с оленёнком?

– Да. Наверное потому, что столь же прекрасны, – лейтенанта понесло. Нет, он не был бабником, как некоторые его сокурсники. Но и ангелом он не был, женщин любил, даже превозносил. Никогда не искал секса ради секса, однако задушевное общение с представительницей противоположного пола очень ценил.

– Вы очень любезны, лейтенант, – рыжая бестия потупила глаза, демонстрируя смущение. Вот только если бы мужчина мог заглянуть в эти самые глаза, он нашёл бы там что угодно, окромя смущения.

Ещё несколько реплик, обмен любезностями, и молодые люди последовали дальше уже вместе. За иллюзорным лесом взглядам пассажиров открылся обширный зал. Всё его пространство было уставлено аккуратными диванчиками, к которым были приставлены небольшие журнальные столики. Тут и там виднелись кадки с различными кустарниками, на этот раз вполне осязаемыми, живыми. Перед самым входом в зал в воздухе мягко колыхалась надпись, призывающая гостей присаживаться в ожидании, пока их проводят по каютам. Стоило молодым людям последовать рекомендации и примоститься под раскидистым кустарником с большими листьями, как к ним подбежал слуга. Он предлагал гостям различные прохладительные напитки.

Столь романтичная обстановка была словно специально создана для развития знакомства. Под раскованный щебет спутницы Раймон совсем расслабился; его больше не терзали сомнения, не грызла совесть из-за опоздания; в душе поселился мягкий пушистый комочек влечения. Женщину звали Ларисса Миллини, она оказалась путешественницей. Последние несколько лет Ларисса исследовала самые потаённые уголки галактики в поисках новых ощущений. Она оказалась просто неиссякаемым кладезем всевозможных историй, которые с задорным весельем рассказывала офицеру. Тот, совершенно очарованный, в свою очередь рассказывал о курсантских буднях, то и дело вызывая у женщины смех очередной занятной историей.

Но вот на горизонте появился распорядитель. Он тактично проверил билеты дистанционным считывателем и предложил паре проследовать по стрелкам на полу до личных кают.

– Ларисса, могу ли я надеяться увидеть вас снова? – они стояли на перекрёстке; отсюда идущие вместе стрелки расходились в стороны.

– Конечно, Раймон! Без вас моё путешествие окажется слишком скучным, я его не переживу.

– Тогда давайте встретимся сразу после взлёта на том же самом месте.

– Вы имеете в виду ту чудесную поляну с оленем? – взгляд женщины светился лукавством.

– Нет, что вы. Вряд ли после старта эти картины останутся гореть. Я имею в виду тот диванчик и тот раскидистый куст, – лейтенант пропустил лёгкое подтрунивание женщины мимо ушей, то ли не заметив его, то ли сознательно проигнорировав.

– Хорошо. Только обещайте дождаться меня там!

– Обещаю.

Женщина стремительным движением приблизилась к офицеру. Заглянув тому в глаза, она подарила ему нежный поцелуй в щёку. Затем резко развернулась и поспешила прочь по стрелке. Ванга же ещё долго стоял, поглаживая место поцелуя: оно продолжало хранить тепло тела прелестницы, вновь и вновь обжигало его мятущуюся душу.

Ларисса буквально летела в свою каюту, настолько окрылило женщину удачное знакомство. Стоило автоматической двери закрыться за спиной, она устремилась к голографу. Пока аппарат вызывал адресата, женщина поспешила поудобнее устроиться в кресле. Собеседница застала Лариссу клубочком свернувшейся в глубоком кресле, с поджатыми под попку ножками.

– Вижу, ты вся лучишься счастьем. Что-то случилось? – куда более строгая черноволосая собеседница предстала перед подругой в позе напряжённого ожидания. В отличие от рыжей бестии, женщина восседала на самом краешке креслица, нога на ногу, ладошки невинно сложены на коленях; но стоит заглянуть в её серьёзные тёмно-коричневые глаза, что так выразительно поблескивают из-под чёрных, густо накрашенных бровей, и первое ощущение восторга вмиг развеется, сменившись ожиданием подвоха.

– Я встретила отличного мальчика, Амелия. Он такой милый, доверчивый!

– Хватит ломать комедию, Ларисса. Ты уверена, что он нам подходит? – голос черноволосой выражал явное сомнение.

– Вполне. Офицер. Только что из Академии. Летит к месту своей первой службы. Отличник боевой и политической подготовки – кажется, так у них говорят? – она подмигнула собеседнице, вмиг становясь серьёзной.

– Ты ведь знаешь: этого мало. Нужен первоклассный боец. Нашего знакомого так просто не устранишь.

– Да ладно, подруга, за кого ты меня принимаешь? Он штурмовик. Лучший фехтовальщик курса. Его молодость вполне может побить опыт этого борова. Не находишь?

– Хорошо, – серьёзная дама позволила себе довольно улыбнуться. – Это, в самом деле, то, что нужно.

– А как твои успехи?

– Мы встретились. Он меня уже хочет. Намекнула про подругу, так он весь встопорщился, словно вышедший на «охоту» кошак.

– Сегодня ночью?

– Чего тянуть? Я готова.

– Я тоже. Не вижу смысла затягивать это сомнительное удовольствие. Лучше подольше поразвлечься после. Мне тут определённо нравится. И лейтенант хорош, – Ларисса мечтательно закатила глаза. – Такой чистенький! Даже удивительно для штурмовика.

– Они все после Академии чистенькие, – проворчала брюнетка, – зато годик послужат, такими волчарами становятся…

– Да ладно тебе, не бухти. Неужели завидуешь?

Вместо ответа Амелия отключила голограф.

– Ну ты и бяка, подруга! – Ларисса потянулась, изогнувшись при этом всем телом. Её ладошка поползла в трусики, по пути лаская обнажённое тело. Внизу живота у женщины поселилось приятное тепло, мучительно хотелось, чтобы оно переросло в жар чего-то более конкретного. – Сейчас бы уже кувыркалась с этим милым мальчиком, если бы не твои планы. А так придётся самой утолять свой голод. Такие жертвы! А ты ещё голограф выключаешь посреди разговора. Я тебе это припомню, стерва брюнетистая!

Огромный зал буквально дышал обилием иллюзий. Водопад низвергал свои воды в озеро; водная гладь вставала на дыбы, принимая его воды; окутанная крупными брызгами, она терялась в белёсом тумане. Окружающие озеро деревья были свежи; они сверкали каплями влаги, в солнечном свете казавшимися огромными бриллиантами. Двое – мужчина и женщина – вели неспешный разговор на поляне, возле самой воды. Могло показаться странным, но с их места почти не было слышно шума водопада. Когда же разговор затихал, шум накатывал с новой силой. Подобного не встретишь в реальной жизни, обычно дикая природа не слишком податлива человеческой воле, чего нельзя сказать о созданной руками людей иллюзии. Столь же красивой, но совершенно ручной.

В женщине без труда можно было опознать Амелию Канди, что ещё совсем недавно беседовала со своей рыжей подельницей. Широкая в кости, черноволосая, она была облачена в подчёркивающее пышность форм обтягивающее платье до пола. Разрез от бедра делил длинную юбку на две половинки, и дувший со стороны озера ветерок соблазнительно перебирал ткань, то и дело обнажал стройные ножки. Мужчина был невысок, но коренаст; просторная рубашка не могла до конца скрыть ощутимый животик, но и мышцы она также не скрывала. Вообще вся повадка собеседника Амелии выдавала в нём если не бойца, то уж точно очень уверенного в себе человека; правда, уже немолодого. Он явно наседал на красавицу, то и дело пытался поймать её в свои объятия, и женщина далеко не всегда пыталась ускользать из них. Чаще она уступала, позволяя собеседнику достаточно много лишнего для простого разговора. Но вот из иллюзорного леса показалось ещё одно действующее лицо – рыжие волосы и стройный стан делали её более чем узнаваемой.

– Эрик, позвольте представить вам мою подругу, Лариссу Миллини, – Амелия кивнула на подошёдшую женщину.

Мужчина смерил Лариссу изучающим взглядом, и по тому, как расплылись в улыбке его губы, можно было понять, что он остался доволен увиденным. Они с рыжеволосой тут же обменялись короткими поклонами приветствия. Эрик было взял её за ручку, словно желая поцеловать ладонь, но вместо этого резко притянул женщину к себе, обнял, впиваясь страстным поцелуем в губы. Та сначала попыталась для вида сопротивляться, однако быстро опала в стальных объятиях.

– Тоже ищите приключений, лэра? – поинтересовался он, немного отстраняя от себя женщину.

– И найду! – Ларисса загадочно улыбнулась Эрику. При этом её ручка стремительно нырнула тому в брюки. Мужчине немалых трудов стоило её оттуда достать: релаксационный зал был не тем местом, где следовало переходить к интиму – слишком много посторонних глаз здесь было. Стоило ему немного отбиться от одной бестии, как в игру вступила другая. Под нажимом разгорячённых женщин незнакомец вынужден был пойти на попятную, и любовники, по пути теряя остатки приличий, устремились в каюту Эрика.

В обширной трёхкомнатной каюте троица сразу проследовала в спальню, устилая свой путь различными элементами одежды. Мужчина швырнул на простыни брюнетку, с рыком набросился на неё. Рыжая не осталась в стороне; обхватила торс партнёра, стала ласкать его живот, грудь, в довершение всего впилась в соски. Эрик взвыл, словно раненный медведь. Крики Амелии слились в единый стон. В порыве страсти женщина процарапала мужчине спину, Ларисса же, у которой причин извиваться от страсти было куда меньше, нежели у подруги, вогнала свой ноготок в образовавшуюся ранку. Эрик вздрогнул, попытался высвободиться, но женщины и не думали его отпускать. Боль быстро прошла, ей на смену пришла очередная вспышка страсти; волны эмоций вмиг погребли под собой всякие подозрения, заодно с остатками здравого смысла.

Чем дольше длились постельные утехи, тем больше Эрик возбуждался. Это было странным, невероятным, но ничто не могло принести ему утоления. Спустя четверть часа его уже буквально трясло, он ничего не соображал. Глаза застилала красная пелена. Только два женских тела имели значение. И ещё этот шёпот в самое ухо… Словно заклинание, он завораживал, ещё более лишая воли. Эрик даже не осознал, как одна из женщин поднесла ему его собственный персональный голограф. Мучимый нечеловеческой страстью, он выполнил совершенно не имеющую сейчас значения просьбу брюнетки приложить палец к экрану. Он готов был приложить палец куда угодно, лишь бы пришло наконец облегчение, лишь бы красная пелена спала, лишь бы удовольствие смогло перебороть животную страсть. Он произнёс и какие-то слова, которые обязательно хотели услышать женщины; хотели именно сейчас, во что бы то ни стало. Больше к нему с непонятными просьбами не приставали. Женщины великолепно выполняли свою роль, в лепёшку разбивались, лишь бы принести ему столь вожделенное удовольствие. Только через несколько часов он смог избавиться от возбуждения. Сотрясаемый какими-то невероятными спазмами, мужчина провалился в спасительное беспамятство.

Раймон уже весь извёлся в ожидании. Миновали все мыслимые и немыслимые сроки, но рыжеволосая красавица так и не появилась. Однако он помнил своё обещание. Если бы не оно, он, возможно, нашёл бы себе другое занятие, чем протирать седалище диванчика под раскидистым кустом. А так, приходилось терпеливо сидеть, делая вид, что он всем доволен. Неожиданно чьи-то тонкие ручки нежно оплели его шею, над ухом зазвучало тёплое дыхание. Сопротивляться было глупо, Раймон позволил женщине себя обнять, и был вознаграждён мягким поцелуем в шею, под самым ухом.

– Спасибо, что дождался, мой рыцарь, – в самое ушко замурлыкала незнакомка. Впрочем, офицер уже понял, с кем имеет дело: его ожидание оказалось вознаграждено.

– Признаюсь, лэра, вы заставили меня понервничать.

– Так ведь это здорово! Чем томительней ожидание, тем слаще встреча. Вы должны меня простить за эти маленькие женские шалости.

– Я прощаю, – в голосе офицера невольно проскользнули хриплые нотки.

– И всё же я считаю себя несколько виноватой перед вами. Хочу искупить свою вину, – женщина уже вышла из тени, и теперь стояла прямо перед мужчиной. Такая соблазнительная, так близко, почти касаясь ног офицера своим платьем, она манила и завораживала. Разве что глубоко в глазах прелестницы Раймон разглядел следы старательно скрываемой усталости. – А знаете что? Пойдёмте танцевать?

Уговаривать дважды молодого человека не пришлось. Он подхватил протянутую ручку в алых полуперчатках, что были призваны не столько скрывать, сколько соблазнять, будить воображение мужчины. Красавица потянула штурмовика к одной ей ведомой цели. Они шли сквозь разнообразные залы, среди царящего здесь шума, веселья, сытого довольства. Именно в этой цветастой мишуре богатые путешественники вполне успешно топили своё праздное существование. Но вот и наши влюблённые достигли своей цели – погружённого в фиолетовую полутьму зала, где под мягкую задорную музыку кружились пары. Ещё через мгновение молодые люди утонули в хороводе разгорячённых танцем пар.

Пробуждение было невероятно приятным. По всему телу разливалась какая-то лёгкость, сознание было кристально чистым, словно вчерашние порывы страсти и нежности смыли с него всю усталость, вкупе с переживаниями от затянувшегося ожидания. Раймон сразу почувствовал тепло прильнувшего к нему женского тела. Он провёл ладонью вдоль спины подруги – ниже, ещё ниже, – наслаждаясь совершенством тела своей избранницы. Женщина зашевелилась во сне, потёрлась щекой о его грудь; в душе офицера начала набирать силу всепоглощающая волна нежности, готовая смыть пробудившийся было рассудок.

Сознание не успело рухнуть в пучины страсти, мужчину самым жестоким образом прервали: из прихожей послышались резкие звуки, заставившие натренированное на постоянное бдение тело изготовиться к бою. А ещё через мгновение комната стала наполняться людьми. Все в серо-серебряных полевых комбинезонах, в которых Ванга натренированным взглядом опознал форму охранителей2. Вперёд вышел какой-то коренастый мужчина, в одной рубашке и брюках, без чётких знаков отличия. Он попытался бесцеремонно схватить за плечо зашевелившуюся у офицера на груди женщину. И схватил бы, если бы не рефлексы штурмовика. Тот сдавил ладонь наглеца и болевым приёмом вывернул её так, что мужчина в рубашке весь скукожился и завыл от боли.

– Что ты себе позволяешь? – просипел незнакомец.

Но Раймон не собирался отвечать на показавшийся ему бредовым в сложившейся ситуации вопрос: с такой наглостью он давно не сталкивался. Офицер был уже на ногах. В его руках сама собой возникла извлечённая из-под подушки силовая шпага. Воздух завибрировал, разрываемый белёсым лучом энергетического поля.

– Все вон! – рявкнул штурмовик последнее предупреждение.

Один из серых попытался что-то достать из складок комбеза, за что тут же поплатился: шпага неуловимым движением вспорола воздух, а с ним и плоть охранителя. Рука покатилась по полу, служитель же правопорядка взвыл не своим голосом и рухнул без сознания от болевого шока.

Остальные охранители попятились назад. Зато зажатый в захват обидчик умудрился, воспользовавшись переключением внимания офицера, выскользнуть. Не обращая внимания на боль, он подпрыгнул и, описав в воздухе сальто назад, ударил Вангу ногой в лицо. Удар был силён. Штурмовик закачался, невольно выпуская зажатую в захват руку.

– Ты сейчас умрёшь, щенок! – противник был поразительно спокоен; он не столько угрожал, сколько констатировал факт. В его руках уже колыхался воздух от раскрывающегося в узкий клинок энергетического лезвия.

Один из серых быстро сориентировался и выудил из складок своего одеяния портативный бластер. Охранитель уже было вскинул его для выстрела, когда лейтенант поднял вверх шпагу и прокричал ритуальную фразу.

– Оскорбление и кровь! Я требую немедленного ответа от вас, лэр. Кровью.

Услышав формулу Дуэльного уложения, серый несколько поумерил свой пыл; даже как-то по-новому взглянул на неожиданного противника.

– Вы офицер? – почти утвердительно поинтересовался он.

– Раймон Ванга, лейтенант императорского флота.

– Хорошо. Это ваше право, – серый отдал короткий приказ своим, и охранители стали столь же бесшумно, как до того нагрянули, покидать помещение. Небольшая заминка возникла лишь с раненным бойцом.

– Офицер? – мужчина в рубашке нахмурился. – Тебя тоже окрутила эта сучка?

– Не смейте оскорблять женщину, лэр. Я заставлю вас взять слова обратно, или выплюнуть извинения вместе с кровью.

– Не пори горячку, парень. Я Эрик О`Гранди, секторальный наместник Императора. Ты даже не представляешь, с кем связался.

– Ваш статус не даёт вам права сыпать оскорблениями, лэр. Защищайтесь! – Раймону надоел этот разговор. Особенно после полного отчаяния взгляда, который на него кинула его женщина: рядом с таким взглядом меркли все титулы и заслуги противника.

– Как знаешь… – пожал плечами наместник.

Мужчины закружились по комнате, обмениваясь ударами. Воздух между ними буквально стонал, сотрясаемый белёсыми энергетическими полями шпаг. Выпады, прыжки, увороты – всё смешалось в единую паутину боя.

Силовая шпага – страшное оружие. Его невозможно блокировать даже металлом, только специальными защитными сплавами или другим силовым полем. По сути это – направленное определённым образом силовое поле, которому придана весьма экзотическая для полей форма длинного плоского лезвия. Естественно, ничего из того, что могло бы помочь дуэлянтам в бою, кроме собственно самих шпаг, у них под рукой не оказалось. Можно было швырять мебель, можно было кидать друг в друга тряпки, но энергетическое лезвие легко разрубало все эти предметы. Да не просто разрубало, а раскидывало половинки в стороны, так что попасть предметом в достаточно опытного противника было почти невозможно. Поэтому дуэлянты рассчитывали только на свою собственную ловкость и верный клинок.

Сначала удача была на стороне Раймона. Несколькими хитрыми ударами он умудрился почти продавить защиту противника, так что тому пришлось отпрыгнуть в самый угол. Здесь штурмовик насел на Эрика со всей свой молодецкой энергией и силой. Однако наместник был заметно опытней. Он легко отводил самые изощрённые удары, выжидая, пока более сильный, но менее опытный противник выдохнется. Спустя несколько минут работы бездумной молотилкой, Раймон начал злиться. Злиться на себя, злиться на противника, злиться на своих учителей, – всё это было логичным следствием горячности, присущей молодости. Эрик только этого и ждал. Пользуясь закипающей злостью противника, он дождался особенно сильных ударов, в которые штурмовик вложил бы всю свою злость и силу, и контратаковал с невероятной ловкостью и стремительностью. В считанные секунды уже Раймон оказался зажат в углу. На его руке чернел глубокий порез; даже не порез, а скорее срез – наместник срезал ему часть мышцы на левой руке.

После удара силовой шпагой не идёт кровь, она сразу запекается из-за чудовищных температур на режущей кромке поля. Зато и боль бывает чудовищной, как от ожога. Раймон выдержал удар, выбивший из него лишь короткий полустон. При этом он не потерял не только силы, но даже координации. Вот только всё его геройство уже не имело никакого значения: наместник чётко знал, какую именно часть плоти следует отрезать дальше, чтобы лишить своего более молодого противника способности держать удар.

Всё это время Ларисса провела на кровати. Она сидела на корточках, заслонившись покрывалом почти до самых глаз, и в состоянии чудовищного напряжения наблюдала картину боя. Из-под покрывала виднелись только её глаза, сосредоточенный взгляд которых выхватывал каждую мелочь, каждый нюанс схватки. Она быстро поняла, что лейтенанту сейчас придётся несладко. Женщина откинула покрывало в сторону, больше не стесняясь наготы – если, конечно, стеснялась ранее. В её ладони возник вибронож. Не иначе, из-под той же подушки, что и шпага лейтенанта. Нож был армейский, действовавший на тех же принципах, что и силовая шпага, только с укороченным силовым полем. Она не стала бросаться вперёд, не стала красться. С отчаянным криком: «Раймон! Нет!» – она просто метнула своё оружие, рассчитывая если не попасть, то уж точно отвлечь противника лейтенанта. Однако планам женщины не суждено было сбыться. Едва клинок отправился в полёт, комната озарилась вспышкой серебристого света. В глазах мошенницы, которая в последний момент успела понять, что происходит, вспыхнули страх пополам с отчаянием. Скованная другим полем, куда более сильным, чем силовые игрушки в руках бойцов, комната быстро погружалась в стазис.

Раймон пришёл в себя рывком. Вот он видит скользнувший сквозь защиту клинок наместника, понимает, что ничего сделать просто не успевает, и вдруг всё, провал. Следующий кадр показал уже совсем иную картину. Они с наместником просто стоят друг напротив друга, держа руки в тех же положениях, что и в момент удара, только в них уже нет силовых шпаг. Ощущая себя совершенно по-дурацки, лейтенант опустил руки. Эрик последовал его примеру. Они переглянулись. Штурмовик понял и ещё одно: злости больше не было, она осталась в предыдущем жизненном кадре.

– Это был стазис, лэр лейтенант, – наместник сориентировался быстрее офицера. Только после его слов Ванга вспомнил странную вспышку, вспомнил уроки по преодолению стазис-поля. Для этого нужно было сразу после вспышки включить специальный блок в броне высшей защиты. Опоздаешь на доли секунды – всё, каюк. Ещё можно использовать силовую шпагу в режиме силового поля. Правда, она выдержит лишь пару секунд, затем попросту потеряет всю энергию. Да и брони хватит ненадолго. И дело не в технологиях, всё куда банальней: энергия против энергии. Стазис-поле очень энергоёмкая конструкция, поэтому его можно преодолеть только ещё более мощным энергетическим выбросом.

– Вижу, – коротко бросил Раймон. – Вот только кто применил боевую разработку в гражданском космофлоте?

– Я, уважаемые лэры, – прозвучал голос откуда-то справа.

Мужчины повернули головы в сторону говорившего. За небольшим журнальным столиком в аккуратном креслице сидел незнакомец в полевом комбинезоне чёрного цвета. «Флотский», – тут же подумал лейтенант. Знаки отличия были на месте, так что Ванга легко опознал в говорившем заместителя капитана корабля по вопросам внутренней безопасности, в просторечии, «безопасника». Ему подчинялись все местные охранители.

– По какому праву вы остановили дуэль? – Раймон был не столько зол, сколько удивлён, даже растерян: никогда ни один преподаватель в Академии не говорил о подобной возможности. Уставы также молчали на этот счёт.

– Дуэль? Нет, лэры, я остановил убийство лэром наместником молодого и неопытного лэра офицера. Кроме того, я остановил убийство лэра наместника лэрой Лариссой Миллини.

Первая фраза заставила лейтенанта недовольно насупиться. Вторая заставила Эрика О`Гранди напрячься.

– Это был честный бой и честная смерть! – рявкнул штурмовик.

– Что заставило вас, лэр, увериться в угрозе моей жизни? – вторил ему наместник.

Обе фразы были сказаны одновременно, так что слились в сплошную какофонию звуков. Безопасник поморщился.

– Лэры, давайте будем вести себя как цивилизованные люди. Присаживайтесь, мы поговорим, я отвечу по порядку на все вопросы. Затем, если вы вдруг пожелаете продолжить смертоубийство, вот ваше оружие, – незнакомец указал на столешницу, где, в самом деле, лежали две силовые шпаги и вибронож. – Если вы будете настаивать, я даже готов вернуть в помещение лэру, которая в настоящий момент по моему приказу препровождена в карцер. Она поможет вам создать нужный антураж смертоубийства, вернуться, так сказать, к истокам.

Лейтенант недовольно набычился, но всё же сел на свободный стул. Наместник садился с куда большим энтузиазмом, цепким взглядом он отметил лишний клинок на столе и уже видел ответ на свой вопрос.

– Отлично, лэры. Ни на секунду не сомневался в вашем благоразумии: по опыту знаю, оно всегда возвращается к мужчинам, когда рядом нет женщин. Так что вы должны меня простить за изоляцию вашей причины раздора.

– Поближе к делу, лэр безопасник, – Раймон не собирался спускать охранителю его чрезмерно ироничный и уверенный в себе тон.

– Как вам угодно, лэр Ванга. Начну с того, что я здесь не столько даже по служебной необходимости, сколько из-за своего обещания лэру Кларку Фенону: именно меня он просил помочь вам в случае нужды. Кроме того, меня также попросили обеспечить безопасность лэра секторального наместника. Попросили очень убедительно, из Администрации Императора. Так что, лэры, я просто не мог не вмешаться, да простят меня за это боги и авторы многочисленных императорских Уставов.

Слова безопасника заставили обоих драчунов взглянуть на него по-новому.

– Ну, раз это была воля Императора…

– Ну, раз дело в Кларке…

Поразительно, но мужчины опять заговорили одновременно, чем привели в недоумение опытного охранителя.

– Я вижу, лэр наместник не держит на лэра лейтенанта зла. Это отрадно, – начал он издалека.

– Простите, лэр лейтенант, у меня в самом деле нет к вам никаких претензий. Наша дуэль произошла из-за моей несдержанности в отношении женщины, как справедливо заметил лэр…

– Кларк Далин, к вашим услугам, лэры.

– Рад знакомству, лэр Далин.

– Вы готовы извиниться, лэр наместник? – лейтенант уловил в словах оппонента то, что было для него единственно важно.

– Естественно. Я не должен был действовать столь импульсивно. Нужно было потребовать официального разбирательства. Сожалею и приношу вам свои извинения, лэр офицер.

– Ваши извинения нужны не мне, а даме, лэр наместник, – впрочем, лейтенант сказал это больше для проформы.

– Вы не знаете, что она со мной сделала. Мне не за что перед ней извиняться. Только перед вами, за то, что ненароком втянул вас в эту грязь, лейтенант.

Раймон попытался было снова набычиться, но вмешался безопасник.

– Знаете, лэры, разрешите мне быть судьёй в вашем споре.

Оба кивнули, хотя Ванга сделал это без особого восторга, наместник же и вовсе с откровенным безразличием.

– Так вот, на правах судьи предлагаю следующую комбинацию. Мы проводим расследование, и если оказывается, что лэра Миллини ни в чём не виновна, лэр О`Гранди приносит ей извинения. Если же оказывается, что она сама заслужила подобное обращение, то уж извините, лэр Ванга, но тогда лэр О`Гранди был в своём праве. Вас устроит такой вариант?

Раймон задумался. Он относился к женщинам очень трепетно, для него поведение наместника было просто вопиющим, недопустимым. С другой стороны, всякое могло быть. После своих недавних приключений он уже не знал, что правильно, а что нет, поэтому не спешил делать окончательные выводы. Кларк словно почувствовал его сомнения, и уже собирался было надавить ещё более, однако наместник его опередил.

– Я понимаю ваши чувства, лэр офицер. Когда-то я сам был таким же, но сейчас мне шестьдесят три, и трепетное отношение к женщинам в прошлом. Я на своём собственном опыте убедился, что они ничем не лучше мужчин, местами же значительно хуже. Они порочны, развратны, любят играть на чувствах, втираться в доверие. При этом считают, что за одно право ими обладать мужчина должен положить к их ногам весь мир. Да, бывают исключения, но они редки. Гораздо более редки, чем можно было бы думать, глядя на поведение многих женщин на публике. А ещё очень многие женщины с годами портятся, что ли. Вот была она милой, нежной, отзывчивой, доверчивой. Проходит несколько лет замужества, и перед вами уже жестокая и расчётливая фурия. Опыт, что ли, с ними это делает? Не знаю. Просто не спешите принимать на веру то, что они вам говорят; то, во что они пытаются вас заставить поверить. Часто ими движет крайне эгоистичный мотив, лэр Ванга. Мужчины друг с другом гораздо честнее, даже умудрённые опытом.

– Позвольте добавить, лэр О`Гранди, – вмешался безопасник, когда наместник затих, погрузившись в собственные воспоминания. – Я даже могу назвать причину, по которой с женщинами происходят все эти метаморфозы. Они, в отличие от мужчин, не могут защитить себя силой и словом так, как это могут делать мужчины. Они вынуждены приспосабливаться. Они подобны политикам, только в куда более мелких сферах жизни. Они играют окружающими, играют на чувствах, на нервах. Пользуются своим положением слабого пола, этаким эталоном женщины, который сидит в каждом мужчине. И чем женщина умней, тем виртуозней она учится пользоваться своим положением Женщины. Она выпрашивает подарки, выпрашивает ласку, даже стравливает мужчин между собой. Кстати, именно последнее в данном случае и произошло. Чтобы окончательно убедить вас, лэр Ванга, в моих благих намерениях, готов продемонстрировать вам запись одного разговора.

Кларк не стал ждать одобрения, он просто запустил персональный голограф на воспроизведение. Раймон слушал разговор Лариссы и Амелии. Слушал, и понимал, насколько точно всё описал безопасник. Нет, его отношение к женщинам не стало враз менее трепетным; просто в его голове зашевелились правильные мысли. Как минимум, он осознал, что сегодняшняя дуэль произошла на пустом месте. Однако кое-что всё так же не давало ему покоя.

– Хорошо, лэр Далин, лэр О`Гранди. Я понял, что меня, скорее всего, использовали. Но как можно останавливать дуэль? Мне никогда никто не говорил о такой возможности. За вмешательство в дуэль обоим дерущимся следовало бы убить разнимающего, как обидчика обоих. Но останавливать…

– О! Нет ничего проще, лэр офицер, – заулыбался безопасник. – Уставы ничего не говорят об остановке дуэли не просто так. Это специальный пробел, призванный разделить дуэль и голые эмоции. Когда люди дерутся на эмоциях, ничего хорошего из этого обычно не выходит. Они убивают друг друга, зачастую, даже не разобравшись, кто прав, в чём истинная причина драки. Это недопустимо для цивилизованных людей, для элиты Империи. Дуэль должна происходить на совершенно холодную голову, когда обоим отчётливо видно, что другого пути разрешить конфликт просто не существует. Например, когда налицо преступление, которое невозможно доказать официальными методами. Дуэль также не должна становиться поводом для убийства. Именно хладнокровного преднамеренного убийства. В прошлом так часто и происходило: кто-то хотел найти благовидный способ лишить другого жизни, в том числе из корыстных соображений, и находил – в виде дуэли. Вы должны знать судьбу одного поэта, которая стала нарицательной в своё время, когда разрабатывался дуэльный кодекс. Поэтому на службу охранителей возложена обязанность следить за чистотой дуэли. Исключить всякую голую корысть и буйность натуры. Только ущемлённая честь может оправдать дуэль. И только тогда, когда действительно нет иного выхода. Полагаю, лэр наместник знает это в силу жизненного опыта, вы же ещё слишком молоды, лэр лейтенант, поэтому когда-то это должно было случиться впервые.

– Значит, в дуэли куда больше условностей, чем принято говорить?

– Да. Дуэль касается только привилегированного сословия Империи. А у него есть свои секреты самосохранения. Всё просто. Обывателям не нужно знать об этих секретах. Иначе подобные Лариссе Миллини легко смогут вершить свои грязные делишки, скидывая концы в воду через дуэль.

Что ж, Раймону было о чём задуматься. «Кто бы мог подумать, я ещё только еду к месту своей первой службы, а уже столько всего случилось! Оказывается, я не знал и десятой доли всего, что есть в этом мире, не знал, как он на самом деле устроен. Нужно впредь быть аккуратней», – такие мысли бродили в голове офицера. Однако вслух он сказал совсем иное.

– Спасибо вам за беспристрастность, лэр Далин. Если честно, мы в Академии всегда относились к безопасникам несколько свысока. Оказывается, совершенно напрасно: вы делаете очень важное дело.

– Вот слова мудрого человека! Вы далеко пойдёте, лэр Ванга. Главное, и впредь старайтесь учиться на чужих ошибках, а не на своих.

– Когда же вы приступите к расследованию, лэр Далин? – наместник был настроен куда более практично, нежели молодой лейтенант.

– Расследование уже идёт, как вы могли только что убедиться из продемонстрированной записи. В настоящее время мой помощник – очень опытный в деле допроса – как раз ведёт с лэрой Лариссой беседу. Полагаю, очень скоро мы всё узнаем. Женщина настроена против своей подельницы, мы их постараемся столкнуть лбами.

– Надеюсь, вы не будете использовать слишком жестокие методы? – сердце Раймона мучительно сжалось, когда он представил, как к хрупкой красотке применяют даже первую степень допроса.

– Ну что вы, право! Конечно, нет. Мы же не военные, а она – не противник. Наша практика допросов сильно отличается от принятой на флоте. Только факты и эмоции. Загнать в угол в разговоре, вывести на эмоции – вот наши методы. Вы можете быть спокойны за психику лэры Миллини. Да, кстати. Мы даже можем предложить ей, что её отдадут к вам на поруки. Не возражаете?

– Это будет правдой?

– Если вы, после того, как ознакомитесь с материалами дела, сочтёте возможным взять её на поруки, то – безусловно. Всё будет зависеть от вашего беспристрастного решения. Если вы сочтёте её способной исправиться под вашим… влиянием, мы пойдём на это, – безопасник уже неплохо изучил своего оппонента, поэтому прекрасно видел: узнав правду, он разочаруется в женщине; будучи же человеком чести, однозначно признает, что она не подлежит исправлению, а потому не станет пользоваться возможностью дальше продолжать отношения. Как можно продолжать отношения с такой гадюкой?! Правильно, только если хочешь ею попользоваться, то есть если сам такой. Лейтенант же таким не был. По крайней мере, пока. Гипнометодики Академии работали превосходно, делая офицеров образцом добродетели. Многие, даже столкнувшись с тяготами и несправедливостью реальной жизни, сохраняли заложенный в Академии стержень. – Ну а теперь, лэры, раз мы разрешили все недоразумения и определили дальнейшие направления работы, предлагаю пройти ко мне в каюту. Самое время выпить за знакомство. И лэр Ванга, сразу вижу ваши сомнения, но хочу уверить, что мои люди проследят за тем, чтобы вы сошли в правильном космопорте. Беру всю ответственность на себя.

Раймон вынужден был согласиться. Он уже понимал, что по-другому у служилых людей просто не бывает, выпивка – своего рода традиция. Как ему сказал чуть позже безопасник, она ещё и способ разрядки после психологически тяжёлых будней. Мол, сам ещё прочувствуешь, как сложно работать с людьми, да ещё и отвечать за всяких раздолбаев!

Хорошие и плохие

Кларк Далин выполнил своё обещание: он, в самом деле, помог лейтенанту не пропустить свою остановку. Раймон понял это, когда пришёл в себя и не увидел привычных по кораблю сплошных стен с редкими голограммами, имитирующими окна. Зато всё вокруг было буквально залито светом. Ни с чем не сравнимый солнечный свет, одновременно и освещающий и согревающий тело и душу, просто невозможно сымитировать. Что-то в нём было, в этом настоящем солнечном свете. Что-то, что когда-то дало человечеству жизнь, развило в нём особые органы чувств, которые позволили создать уникальную систему знаков – язык. Смогли бы люди при других условиях развить столь бесценный кладезь знания, его сохранения, передачи другим, преумножения? Поди, попробуй записать звуки примитивными орудиями! А вот рисунки, которые можно воспринимать только благодаря зрению, то есть способности улавливать отражённый свет – пожалуйста.

Конечно, мысли Раймона не шли так далеко – сам он ощущал солнце на уровне рефлексов. Сейчас он мучительньно пытался вспомнить, как именно его высаживали на планету, но даже на это у него не хватало ресурсов организма. В какой-то момент память просто отказала, настолько много яда скопилось в крови. Алкоголь. Всему виной был алкоголь. Без малого неделя на лайнере прошла в сплошном алкогольном бреду. То и дело мелькали картинки каких-то женщин, мужчин; неизменным в них было лишь лицо его нового товарища – секторального наместника Эрика О`Гранди. Всё время пути они пили вместе. Изредка к ним присоединялся Далин, но у того были свои дела, он находился при исполнении. Конечно, были и моменты просветления. Так, штурмовик не забывал заниматься физической подготовкой: после пробуждения проходил разминочные комплексы, махал силовой шпагой – с тем же наместником; занимался сексом – с кем, правда, помнил смутно; но форму не терял, и то хлеб.

По всему выходило, стоянка пришлась как раз на период бессознательного существования. Его, скорее всего, просто сгрузили в космопорту. А если его сгрузили, значит, он сейчас должен находиться в комнате отдыха; почти наверняка в зоне для военных. Раймон порадовался, что может ещё делать логические выводы, и в очередной раз запретил себе пить. Правда, он уже давно решил для себя не пить, когда находится при исполни, или когда есть какой-то небольшой шанс, что ему понадобятся навыки и ясная голова. Но случаев выполнить это своё обещание ему пока что не выпадало. На жизненном пути новоиспечённого офицера упорно встречались только военные и прочие служащие Императора, да ещё и в условиях, максимально отдалённых от боевых.

Раймон потянулся, скинул одеяло; одним плавным движением оказался на ногах; провёл несколько ката, проверяя координацию движений. Всё было в норме. Значит, он спал достаточно, чтобы молодой сильный организм перемолол всю попавшую в кровь гадость. Это было отрадно. Следующим действием офицер проверил личные вещи, которые нашлись в прикроватной тумбочке и стенной нише. «Раз есть стенная ниша, значит предположение о военной зоне верно», – сделал ещё одно важное умозаключение лейтенант. Он уже успел отметить, что такие вот ниши, привычные ему по казарменной жизни в стенах Академии, на гражданке почти не встречаются. Здесь их заменяет разнообразная мебель – чересчур разнообразная, на взгляд Раймона. Он никак не мог взять в толк, зачем нужно столько сил тратить на выдумывание всевозможных предметов интерьера, да ещё и в разных исполнениях, разных форм и расцветок. Это просто не укладывалось в его голове, настолько было чуждо здравому смыслу и привычному образу жизни офицера.

Чтобы окончательно определить своё местонахождение, Ванга подошёл к окну. Пластобетона взлётного поля он не увидел, что, собственно, ещё ни о чём не говорило, зато он увидел вдалеке город. Первые домики расположились на сравнительно небольшом расстоянии от космопорта, в зоне, разрешённой аккурат для такой низкой застройки. Раймону приходилось изучать основы имперского градостроительства. Правда, как это ни странно прозвучит, для целей, обратных градостроительству, скорее – для градоразрушения. Поэтому он доподлинно знал, что рядом с космопортом не должно было быть высоких строений. Их отсутствие подтвердило и тезис лейтенанта о пребывании именно в здании космодрома.

«А что мне дают эти два тезиса вместе? Правильно, ни хрена не дают. Что-то меня потянуло на размышления. Проще надо быть. Как учил наш специалист по выживанию, мол, если ползает и живёт на кислородной планете, значит съедобно. Если нахожусь в человеческом здании, значит, здесь есть средства коммуникации. Средства коммуникации ответят на все вопросы с максимально достижимой скоростью. В моём случае быстрее, чем сами вопросы появляются», – короткая проверка письменного стола тут же обнаружила на нём систему управления голографом. Через несколько секунд Раймон уже знал, что находится на планете с откровенным названием Инструкция. У лейтенанта сегодня разыгрался не только разум, ещё и воображение дало о себе знать; он, словно воочию, увидел сцену поименования планеты.

Пара первооткрывателей вылезла из маленького кораблика дальней разведки. Меньше всего им хотелось переться куда-либо, их мучило тяжёлое похмелье от вчерашнего «торжественного» момента – момента «первооткрывания». Один отошёл от корабля, но только затем, чтобы опустошить мочевой пузырь. У другого не нашлось душевных сил, чтобы предупредить товарища о возможной опасности враждебной флоры и фауны. Потоптавшись возле корабля, первооткрыватели переглянулись.

– Ну что, пошли спать? – спросил более раскованный первый.

– Нет. Мы не закончили дела на поверхности, – с нотками пафоса в голосе возразил второй.

– Ну так отлей, чего ждёшь? Я уже свои дела закончил, – не унимался первый.

– По Инструкции мы должны как-то назвать её.

– Кого?

– Открытую планету.

– Разве есть такая инструкция?

– Есть.

– Б… как болит голова! А ещё ты с этой инструкцией… Да пошла она… Пусть будет Инструкция. Как хочешь, а я пошёл спать.

Второму ничего не оставалось, как отправиться следом. Для борьбы с враждебной флорой и фауной учёный был мало приспособлен, а основной боец как раз исчезал в недрах исследовательского корабля. Еле передвигая ноги, сутулясь, горе-исследователь побрёл вверх по трапу, твердя про себя, словно заклинание: «Инструкция, инструкция, параграф, инструкция. Да катись оно всё, в самом деле! Инструкция, так Инструкция!»

Раймон даже ощутил некое сродство с этими мифическими первооткрывателями: глубоко символично было оказаться на планете в таком же состоянии, как и эти герои. Но нужно было заниматься делами насущными. «Мой рейс! Б… Через час после прилёта лайнера должна была стартовать та яхта… Как её?.. «Чёрная длань», – какой-то гражданский чиновник согласился подвезти его до следующей точки пересадки. – Ну и замашки у этих гражданских! Откуда? Я думал, только военные называют свои игрушки так по-дурацки, и этот туда же. Дурной пример заразителен. Сколько же я проспал? Нужно срочно запросить информацию!» Запрос в информаторий космопорта подтвердил его самые безрадостные предположения: «Чёрная длань» стартовала ещё вчера вечером, а сейчас уже 14.33. То есть прошли почти целые планетарные сутки. Пытаться догнать шуструю яхту было делом бесперспективным, нужно было искать новый корабль.

– Лэр лейтенант, повторяю: никаких рейсов в нужном вам направлении в ближайшие три дня не будет. Через три дня стартует «Прогресс», но там вам нужно будет договариваться самостоятельно, это коммерческий борт, следующий транзитом.

– Уважаемый, здесь пара световых лет до точки – это соседняя звёздная система, – и вы хотите сказать, что не поддерживаете с ней регулярного пассажирского сообщения? – лейтенант никак не мог поверить в подобную бессмыслицу.

– Нет, не поддерживаем. Сейчас. – Начальник космопорта наклонился вперёд и доверительно продолжил. – Так обстоят дела последние несколько месяцев. Однако до этого перелёты действительно были ежедневными, грузопоток составлял тысячи тонн в день.

– Причина? – уже понимая, что именно услышит в ответ, спросил для проформы Ванга.

– Пираты, лэр офицер. От них стало не протолкнуться на подступах к соседней системе. Они грабят всё, что только попадает в пределы солнечной гравитации.

– А флот?

– Это я у вас хотел бы спросить, лэр. Именно вы представляете на нашей планете Императора, так почему флотские всё никак не зачистят сектор?

– Не могу знать, – весь апломб лейтенанта мгновенно сдулся. Он стал мучиться тем же вопросом, невольно принимая упрёк гражданского на свой счёт.

– Ладно, не принимайте близко к сердцу, лэр, – сжалился над озадаченным военным начальник космопорта. – Флотские ведут только им известные игры, пока же они могут нам предложить лишь конвой. «Прогресс» как раз будет следовать к месту сбора торгового каравана, туда же должно прибыть какое-то подразделение Флота Зори. Поговорите с коммерсантами, они должны вас взять… хотя бы до точки встречи с конвоем.

Понурившись, офицер брёл прочь от административной зоны космодрома. Ему придётся потерять целых три дня, потерять совершенно бессмысленно, бездарно. Что ему стоило отнестись к полёту более ответственно и сойти с лайнера в подобающем состоянии? Тут же разыскать того гражданского чиновника и отбыть к месту назначения ещё сутки назад? Да ничего не стоило! Наместник мог пить и в одиночестве, ничего бы с ним не случилось. Такие мысли бродили в голове Раймона Ванги, когда путь ему преградил военный комендант космопорта.

– Лэр лейтенант! Как вы себя чувствуете? Вижу, значительно лучше, чем при нашем первом знакомстве, – здоровяк с улыбкой подмигнул офицеру.

– Здравия желаю, лэр комендант. Не припомню, чтобы мы с вами встречались.

– Ещё бы! Вы тогда плохо помнили себя, чего уж говорить про окружающих. Да ладно вам, с каждым бывает, не расстраивайтесь, – офицер заметил состояние Раймона и списал его на счёт последствий бурного полёта.

– Не уверен, лэр комендант, что с каждым, – что-то в словах офицера заставило Раймона отнестись к нему со всем возможным доверием, даже позволило излить душу. – Корабль, который должен был меня доставить в следующую точку маршрута, уже отбыл. Другого пока нет, и в ближайшие несколько дней не будет. Меня быстрей под трибунал отдадут, чем я доберусь до точки назначения.

– Вот в чём дело… – мужчина задумался. – Я постараюсь вам помочь. Следуйте за мной.

Раймон со всем возможным доверием отнёсся к словам старшего по званию, а значит и более опытного, офицера. Он даже несколько приободрился, и бодрился аккурат до тех пор, пока они не прибыли в конечную точку маршрута. Лейтенант сначала побледнел, затем позеленел; его замершее соляным столбом тело просто физически не могло переступить злополучного порога – перед офицером, прямо над полом, горела голографическая вывеска: «Бар-ресторан космопорта Звёздный».

– Лэр командор, боюсь, вы не так меня поняли, – выдавил из себя Раймон Ванга. В душе лейтенанта поселился какой-то предательский комочек, означающий то ли здравый смысл, то ли банальную панику.

– Что именно я не понял? – недоумённо вопрошал комендант.

– Лэр, я дал себе слово не пить при исполнении. Сейчас же я в каком-то смысле нахожусь при исполнении, по крайней мере, пока не сяду на нужный мне корабль. Вы меня понимаете?

Командор коротко хохотнул, после чего припечатал своей огромной ручищей лейтенанта по спине.

– Да не будем мы пить, лейтенант! Всё нормально. Просто нужно поговорить кое с кем.

У Раймона словно камень с души свалился. Он тоже хохотнул, только как-то сдавленно, неестественно. Градус взаимопонимания между спутниками тут же скакнул на невообразимую высоту, они проследовали внутрь бара-ресторана едва ли не друзьями. Питейное заведение с энтузиазмом поглотило военных; только мигнули проекции голографических реклам у входа.

Внутри царила атмосфера праздника, сновали улыбающиеся приклеенными улыбками официанты, пировали в ожидании своих кораблей гости. Тут и там сбивались шумные компании. Возле одного такого стола с субтильным субъектом в компании пары весёлых толстяков они остановились.

– Край Дейнова? Ты ли это?

– Это я, – хмуро бросил субтильный субъект, с явной неохотой отрываясь от кружки пива. Однако стоило ему рассмотреть неожиданных визитёров, как лицо мужчины расплылось в подобострастной улыбке. – Командор! Рад вам. Присоединяйтесь. Пиво… или, знаю я вас военных, чего покрепче? Угощаю.

– А что это ты всех угощаешь направо и налево? Никак разбогател? – деланно удивился здоровяк, но приглашение принял. Они с лейтенантом уселись на предложенные стулья.

– Да ну, какое богатство… С этой пиратской блокадой Астории одно разорение. Только и хватает на очередной пропой, лэр комендант, – Дейнова снова понурился.

– Что, совсем забросил полёты?

– Нет, конечно, иногда выбираюсь. Выгода стала ещё выше, аккурат как и риск.

– Когда думаешь уйти в рейс?

– Не знаю ещё. Говорят, через пару дней начнёт собираться караван. Вот с ним и полечу, наверное.

– Значит, груз у тебя уже есть?

– Трюмы битком, комендант. Только и жду подходящего момента.

– Считай, он настал, Край. Вот этот лейтенант летит в Асторию с важной миссией, его негласно будут сопровождать флотские. Возьмёшься?

– Ты редко меня о чём-то просишь… Говоришь, надёжное охранение?

– Риск всегда есть, даже если идёшь с конвоем. Флотских могут отвлечь, они могут отстать – в общем, всякое бывает. Он, кстати, сам по себе хорошая боевая единица – офицер-штурмовик. Если нарвётесь на пирата, вывернет наружу его самого.

– Да ладно!

– Серьёзно. Знаешь, как их готовят? Ты же видел штурмовиков в деле – тогда, на Междуречье, – неужели забыл?

Край по-новому взглянул на молчавшего доселе лейтенанта. Сам же Ванга слушал коменданта и шалел: ради него тот толкал капитана на самоубийственную затею. Зачем? Впрочем, у него должен быть свой резон, не стоит лезть в дела старших по званию, когда они определяют твою судьбу – можно только дать компетентный совет. Однако здесь и сейчас Раймону нечего было сказать. Ему оставалось лишь неопределённо повести плечами.

– И, это… Край, лучше не иди по пути конвоя, обойди сектор стороной.

– Не учи учёного, комендант, – капитан резко встал, зашатался, но устоял. Своим товарищам он лишь коротко бросил. – Пошли, парни. Лэр лейтенант, отбываем через три… нет, четыре часа. Не опаздывайте.

Стоило капитану скрыться в дверях, Раймон насел на командора.

– Зачем вы солгали этому гражданскому, лэр?

– Я не лгал, – набычился офицер. – Вы же штурмовик? Тогда что за вопросы? Если пираты нападут, будете драться так, как учили. Только дайте мне слово, что не оставите капитана.

– Разве с караваном ему не будет безопасней?

– Нет. По статистике процентов десять кораблей в караване не доходит до места назначения. Пираты знают путь следования или могут его восстановить по общему направлению движения. Они готовятся к встрече загодя. Зато никому даже в голову не придёт искать одинокий маленький кораблик накануне отбытия конвоя где-либо, кроме как в самом караване.

– Я плохо разбираюсь в космических пиратах, лэр командор, полагаюсь на вас. Чего мне следует ожидать?

– Максимум, на что вы нарвётесь – это какой-нибудь залётный бандит на хлипкой лоханке. Основные силы будут поджидать караван. Если нарвётесь, ваша задача сведётся к банальному захвату корабля противника. Он отпора не ждёт, будет расслаблен. Просто сделайте то, чему вас столько учили, лэр – большего не потребуется.

– Даю слово вытащить капитана во что бы то ни стало, лэр командор. Никогда не забуду вашей поддержки; если понадобиться, вы всегда можете на меня рассчитывать.

– Не стоит меня ни за что благодарить, лэр лейтенант. Вы думаете, для чего я сижу в этом космопорте?

– Следите за порядком среди военных, – пожал плечами Раймон.

– Ну, ну… Как весомо вы это сказали: «ЗА ПОРЯДКОМ»! А по жизни – одна грязь: солдат оборзевших гоняю, офицеров пьяных с рейсов принимаю. Разве это тянет на смысл жизни? Мы, офицеры, не можем без смысла; Академия оставляет свой след в голове навсегда. Вот я и придумал свой смысл: по мере сил помогать другим офицерам. Космос большой, проблем у всех много; но сам Император при всём желании не сможет уследить за всеми нами, его сынами, вот и приходится брать на себя часть его ноши. Чем не великая миссия? Так-то. А вы говорите: «За порядком»…

Офицеры раскланялись. Напоследок комендант показал, где и как найти кораблик Края Дейновы, и отбыл по своим делам. Лейтенант в глубокой задумчивости ещё долго смотрел вслед командору. Поразительно, он даже имени его не знал, тот же помогал лейтенанту, словно давнему знакомому. Недаром среди офицеров бытует поговорка: все под одним Императором ходим.

Корабль Края Дейновы оказался до смешного маленьким. Нет, не так. Корпус корабля был вполне себе приличных размеров, какими обладает любой средний транспортник, а вот свободного пространства внутри оказалось в обрез. Капитан оказался сверхпрактичным человеком, поэтому так организовал внутренне пространство своей кормилицы, чтобы практически всё свободное место можно было занять товаром.

Моторный отсек с одной стороны, рубка управления – с другой, плюс – крошечная каютка на четыре койки с минимумом удобств; минимальная система жизнеобеспечения, работающая на готовых картриджах, без громоздких ёмкостей с клеточными культурами для выработки кислорода; ни грамма лишнего горючего, никаких тренажёров или комнат для поддержания тела в тонусе; вместо объёмного резервуара для воды пачка гигиенических полотенец. Даже вакуумный клозет совмещён с рубкой управления, так что аккурат над унитазом расположен один из обзорных экранов. Одним словом, всё на корабле было заточено для небольших перелётов в соседнюю систему, без какого-либо существенного запаса хода. А ещё всё на корабле было буквально пропитано коммерческим духом. Раймон невольно вспомнил уроки истории, где говорилось о бесчеловечных способах перевозки людей в колонии на ранних этапах освоения космоса. Тогда в криогенные камеры укладывали целые штабеля «путешественников». Был даже особенно изощрённый способ, когда человека морозили в камере, а затем перекладывали в специальное помещение с более-менее сопоставимыми с камерой условиями; естественно, укладывали штабелями, сколько возможно вместить. И столь же естественно, выживали далеко не все, а лишь те, кому повезло больше, или кто был здоровей от природы.

Несмотря на эти перегибы, хозяин корабля внешне казался мужиком респектабельным, адекватным и даже местами интеллигентным. Однако его нормальность заканчивалась, как только заходила речь о коммерческой выгоде: здесь Дейнова становился непреклонным, даже жестоким. Никаких премий своей команде он не давал, никаких поблажек не делал. «Как потопаешь, так и полопаешь» – был его девиз, который он озвучивал при каждом удобном случае. С лейтенанта он взял, как за билет на первый класс лайнера, вот только никаких дополнительных удобств предлагать и не собирался. Впрочем, и сам Ванга избалован роскошью не был, поэтому смотрел на некоторую жлобливость своего извозчика сквозь пальцы. Ему было глубоко безразлично, в каких именно условиях ехать – главное, чтобы побыстрей. Ему уже порядком надоело это изрядно затянувшееся космическое путешествие. Хотелось прибыть в точку назначения и заняться, наконец, тем самым делом, к которому его готовили столько лет.

Команда Края полностью соответствовала бережливости капитана. Её составляли всего два человека: техник Блэк и навигатор Браун. Штатные же должности суперкарго, первого помощника и пилота занимал сам капитан. Разве что навигатор, помимо прокладки курса, время от времени занимался корабельными автоматическими системами. Оба толстяка были закадычными друзьями, и большую часть времени пропадали в машинном отделении. Как-то раз Раймон застал их там за довольно необычным занятием: друзья играли в настольные игры. У них был припрятан специальный голографический терминал, моделирующий несколько игр в стиле фэнтези. Космические волки поддались на очарование средневекового фэнтезийного антуража! Некоторое время лейтенант наблюдал за увлечёнными игрой космонавтами, и, в результате, не нашёл ничего лучше, чем присоединиться к ним. Спустя несколько часов он даже начал понимать, почему эти серьёзные люди с таким азартом стремились уйти от реальности в игру. В отличие от реальности, они там оказывались индивидуальностями, они там значили что-то, могли даже дойти до состояния личного всемогущества. В реальной же вселенной человек с выходом в космос окончательно утратил всё индивидуальное, превратился в привод гигантского колеса космического монстра – человечества. Личный подвиг перестал что-либо значить; в реальности космическую экономику могли толкать только целые конгломераты планет, государств, организаций, и уже затем – людей. Об этом ему поведал техник Блэк, подтвердив его собственные познания в социологии. Его в Академии так и учили, только добавляли про исключительность Императора и офицеров, которые одни должны развивать в себе личность; им это нужно для того, чтобы нести на себе всю тяжесть многотриллонной империи, уметь правильно судить, быть образцами для подражания. Раймону ещё предстояло понять, так ли это на самом деле, но то, что в отношении простых обывателей истина верна, не вызывало у него никакого сомнения.

Одним словом, первый день пути прошёл очень содержательно, лейтенанта даже потянуло на философствование. Второй день также начался вполне сносно. Раймон всё же нашёл место для разминки – в проходном коридоре, соединяющем машинное отделение с рубкой управления. Затем было время еды. Космонавты питались прямо в каюте, сидя на своих койках; питались примитивными пищевыми брикетами, капитан даже не удосужился разориться на пищевой синтезатор. После завершения нехитрых обязанностей членов команды, они поспешили к игровому столу; на этот раз лейтенант присутствовал с космонавтами с самого начала игры, даже сам выбрал себе персонажа – эльфа лунника. Начались передвижения по полю, бои с монстрами, ожесточённые споры, интриги и сговоры. Раймон настольно втянулся в игру, что не на шутку разозлился, когда его лучника убил хлипкий колдун Брауна. И всё дело оказалось в лучшем знании правил более опытным в игре навигатором! Офицер не любил проигрывать, причём явно более слабому противнику, поэтому чуть было не вступился за честь своего эльфа в бою с «хозяином» колдуна. Брауна спасла случайность: неожиданно взвыла тревожная сирена, голос капитана потребовал всем на корабле немедленно проследовать в рубку управления.

Дейнова сидел в своём роскошном кресле-коконе. Кокон был открыт, значит, он сейчас не пилотировал корабль, лишь выполнял функции капитана.

– Лэры, к нам приближается неопознанный корабль. На запросы не отвечает, во всех диапазонах кричит, что «свой». Мне нужны ваши прогнозы.

Навигатор уселся за свой пульт, механик сел на место помощника. Лейтенант посмотрел по сторонам, не нашёл больше ни одного стула, поэтому присел на краешек вакуумного клозета, аккурат под обзорным экраном, где яркой звёздочкой горел приближающийся аппарат.

– Капитан, корабль идёт параллельным курсом. По расчётам, он должен пройти в километре от нас через три часа сорок две минуты одиннадцать секунд. В настоящее время он находится со стороны клозета… простите, кормы, – взволнованный навигатор сообщал, в общем-то, очевидные для всех сведения. Даже лейтенант со своего нестандартного седалища сразу заметил точку корабля и оценил её направление движения.

– Это вы метко подметили, лэр навигатор: именно со стороны клозета. Только я бы добавил, что это не он идёт с той стороны, а мы рискуем там оказаться при его приближении. Не уверен, что живыми. Вы же знаете, лэры, что делают пираты с командой?

– Отправляют в клозет, – прошептал вмиг побледневший механик. – Утилизируют за ненадобностью.

– Совершенно верно, лэр Блэк. У них есть свои собственные специалисты, мы им для транспортировки НАШЕГО корабля не нужны. Предложения?

– Предлагаю утилизироваться самим, так сказать, добровольно, – пошутил навигатор. – Это нам могут зачесть при поимке.

– Не вижу ничего смешного, Браун, – механик, как и капитан, не оценили чёрного юмора оптимистичного толстяка.

– Ещё предложения, лэры?

– Можно дать дополнительную нагрузку на двигатель… – по интонации было видно, что механик не уверен в своих словах.

– Двигатель уже на пределе нагрузки. Или вы хотите предложить?..

– Именно, капитан. Сбросим часть груза.

– Да, капитан, – поддержал товарища навигатор. – По расчетам, мы должны успеть первыми до точки прыжка.

– Да клал я на твои расчёты! – взъярился Дейнова. Его аж трясло. – Предлагаешь выбросить груз? Я лучше тебя выброшу, мне от этого никакого убытка не будет. Как ты говорил? Утилизироваться? Проведи расчеты: в случае утилизации вас с механиком есть ли у нас шансы оторваться?

Лейтенант скрипнул зубами. Его просто возмутила жадность капитана.

– Край, вы забываетесь. Члены команды – не ваша собственность.

– Не надо меня учить, лэр Ванга. Если бы они были моей собственностью, я бы ещё подумал, сейчас же они – самое ненужное из всего, что есть на корабле. Заметьте, он сам предложил, я его за язык не тянул. Вы же не будете этого отрицать?

Навигатор побледнел. Однако расчеты произвёл.

– Этого мало, капитан. Я и без расчетов мог это сказать.

– Нет. В расчетах не заложены клозет, кровати, личные вещи, лишние картриджи питания, системы жизнеобеспечения, экономия по горючему.

– Капитан! Вы забываетесь! – повысил голос Раймон Ванга. Он навис над худосочным торгашом, стремясь не дать тому захлопнуть кокон.

– Я забываюсь?! Вообще-то это мой корабль, лэр. И отойдите от кокона, он не закроется, когда рядом посторонний.

– Я знаю, Край. Именно поэтому не позволю вам совершить глупость.

– У вас есть другие варианты?

– Я штурмовик. Когда они пристыкуются, я перейду на их корабль и, пока вы будете отвлекать призовую команду, произведу захват.

– У вас есть средство передвижения в пустоте?

– Что, простите?

– Я говорю, что не пущу никого на свой корабль. Это исключено. Делайте, что хотите, но только не впутывайте меня в ваши игры. Разрешаю вам даже взять скафандр, если очень нужно. Только под вашу ответственность и с залогом его стоимости.

Раймон не стал больше выслушивать бред капитана, он просто припечатал тому в висок кулаком, ровно настолько, чтобы не убить, но вывести из строя. Дейнова со вздохом отключился.

– По праву старшего офицера на корабле я беру командование на себя. Есть возражения?

– Нет, лэр штурмовик, – навигатор с опаской покосился на кулачищи лейтенанта. Дураков возражать после столь весомого аргумента не нашлось.

– Нет, лэр штурмовик, – вторил ему техник. Его настроение сразу скакнуло на невообразимую высоту. – Когда к нам прибудет ваше охранение?

Лейтенант скривился. Он не собирался обманывать этих людей.

– Охранения нет, лэры. Нам следует рассчитывать только на себя.

– Но ведь лэр комендант…

– Ситуация изменилась.

– Тогда что нам делать? – вопрошал приободрившийся было навигатор.

– Действовать по моему плану.

– А если нас… того? – провёл по горлу неугомонный Браун.

– А может, всё же скинуть часть груза? – вторил ему Блэк.

– Не может. Исполнять приказ, лэры. Поможете пиратам сортировать груз, тем самым задержите их, затем…

Ли Абрамович наблюдал за слаженной работой своей команды. В этот момент он ощущал себя самым настоящим охотником, загоняющим дичь. Не было ничего более приятного, чем это чувство уверенного превосходства над хлипким торговцем. Оставалось только дожать его. Ещё желательно было не дать тому повода выбросить часть груза – замучаешься потом собирать. Поэтому пират почти уравнял скорость со скоростью торговца, опережая того лишь на четверть – ровно настолько, чтобы дать тому иллюзию шанса. Зато, приблизившись на тысячу километров, пират резко начал манёвр ускорения. Всё в корабле Абрамовича было стандартным, со стороны он казался таким же транспортником, только двигательная установка была иной. Собственно, именно благодаря ей Ли мог называться пиратом. Ну, ещё и команда у него была не совсем стандартная, она включала в себя десяток хорошо вооружённых бандитов – абордажную команду. Одним словом, каждый ведёт бизнес по-своему. Ли даже иногда шутил, что он находится изначально в таких же условиях, как и прочие коммерсанты. «У нас же равенство возможностей, – говорил он с ухмылкой. – Кто ж виноват, что я лучше подготовился? Мы запросто могли бы оказаться в прямопротивоположных условиях. Наверняка этот торговец уклоняется от уплаты налогов, и обирает тем самым моё государство, а заодно и меня, как честного налогоплательщика и верноподданного». Абрамович даже не догадывался, насколько точными были эти его метафоры в попытке оправдать себя в своих собственных глазах. Пока его собственная призовая команда с шутками и прибаутками готовилась к лёгкой добыче, на корабле торговца одинокий человек, императорских офицер, готовился к такой же прогулке на борт пирата. И что-то подсказывало, что именно его уверенность в своих силах была в этот раз куда сильнее энтузиазма десятка разношёрстных бандитов.

По приказу Абрамовича торговец, без лишних вопросов, лёг в дрейф: экипаж явно хотел жить, поэтому пытался выкупить свои жизни ценой груза. «Что ж, их ждёт сильное разочарование. Главное, чтобы клозет на корабле не был сильно засран. Не хочу пихать части от расчленённых членов команды в собственный: лишняя масса мне тут ни к чему. Моим орлам ещё срать и срать, сколько мы ещё будем мотаться по этому грёбаному космосу?!» – с такими мыслями Ли переходил во главе призовой команды на борт торговца.

Одиннадцать человек в легко бронированных скафандрах шли прогулочным шагом, совершенно не ожидая сопротивления. Корабль не стал бы впадать в дрейф, если бы команда собиралась огрызаться. «Сдрейфили они, одним словом», – вслух пошутил пират, вызвав дружный хохот подельников. Короткий осмотр посудины подтвердил мысли капитана, однако нашлось и нечто, вызвавшее его недоумение.

– Кэп, я попытался попасть в кают-компанию, а там…

– Что? Кто-то забаррикадировался?

– Нет, хуже. Там всё забито какими-то мешками. Я только открыл дверь, как они на меня посыпались. Еле выбрался из-под завала, – докладывал один из двух атаманов, командир первой пятёрки.

– А у тебя что, Эрик? – спросил капитан у второго атамана, командира второй пятёрки.

– В капитанской каюте ящики. Я не смог пробиться дальше первого ряда, они напиханы под самый потолок. Даже не представляю, как они умудрились их туда поставить. Словно кто-то забаррикадировался изнутри.

– Так проберись! Ты что, совсем нюх потерял? Атаман херов! А если там что-то ценное, и мы это что-то упустим? Давай, работай, нечего тут ошиваться, пока сказать нечего.

Атаманы прыснули в разные стороны, не желая получать очередного нагоняя от скорого на расправу капитана. Призовые команды начали выполнять совершенно непривычное для них дело – растаскивать мешки и ящики. Бойцы глухо роптали, им хотелось кого-нибудь прирезать, а не заниматься этой дурацкой работой. Они резонно полагали, что смогли бы заняться ею и в порту, не для того же они шли в открытый космос, чтобы и здесь таскать тяжести?!

Ли был растерян: никогда раньше он не сталкивался с ТАКОЙ жадностью торговца; он даже присвистнул, отдавая тому должное. Пират был верующим человеком, поэтому невольно проникся некой мистичностью происходящего, и даже отправил головорезов проверить машинное отделение: а вдруг и двигательные установки заменены на складские помещения, и корабль движется на одной только воле и жадности капитана? Когда же члены команды захваченного корабля сообщили, что капитан хотел выкинуть их за борт, но не расставаться с товаром, уважение пирата к торговцу и вовсе скакнуло на невообразимую высоту. «Надо предложить ему должность суперкарго. Такими кадрами не стоит разбрасываться, – думал Абрамович, разглядывая качественно вырубленного своей же командой Края Дейнову. – С другой стороны, мои головорезы не потерпят такого обращения, как эти жирные свиньи. Нет, не сойдёмся. Нужно его первого в клозет. Кстати…» Проверка ёмкости клозета поставила Ли в ещё один тупик: его ёмкости не хватит даже на одного капитана, чего уж говорить про всю команду. Воистину, жадность торговца не знала границ.

Начали поступать и другие доклады. По мере получения новой информации, пират всё более мрачнел: по самым скромным прикидкам в его корабль не входило и трети «захваченного» груза. Чтобы засунуть хотя бы половину, требовалось переселить абордажную команду в каюту, равную по площади тому единственному жилому закутку на захваченном корабле. Это сулило если не откровенный бунт, то уж недовольство команды наверняка. Плюс, абордажники обозлятся на основную команду, которая окажется в лучших, чем они, условиях, не говоря уже про претензии к самому капитану с его роскошной персональной каютой. Можно, конечно, занять товаром и свою собственную каюту, вот только решение это очень неоднозначное. Тем самым капитан может запросто лишиться уважения команды. Голая психология: персональная каюта подчёркивает статус капитана, его недоступность для простых абордажников. Стоит пойти у обстоятельств на поводу, и всё, уважение сдулось. Брать же треть – означало окупить только расходы на вылет, без какого-либо профита. Опять же, абордажники не поймут, если капитан не заплатит им долю от захваченного в рейде. Наконец, даже если дать им эту долю, сработав в убыток, её мизерность опять вызовет брожение в команде. И вся проблема в том, что груз треклятого транспортника имел ценность только своим количеством, но никак не качеством. Абрамович начинал потихоньку закипать, его охватывала самая настоящая паника: давненько пират так не попадал. Проще всего было вообще отказаться от груза, лишь распотрошив электронику и механику корабля. Тоже сомнительный доход, но хоть что-то. Последним ударом по спокойствию капитана стал вызов с его собственного корабля.

– Борт вызывает капитана Абрамовича.

– Что надо?! – гаркнул озверевший космический волк кавказской национальности с еврейской фамилией. Он настолько разъярился, что даже не заметил незнакомых интонаций в голосе вызывающего. Ли хотелось на ком-нибудь вызвериться, и первой жертвой он решил сделать своих самых уязвимых подчинённых – технических работников.

– Говорит новый капитан корабля, лейтенант императорского космофлота Раймон Ванга. Предлагаю провести переговоры по обмену трофейными бортами.

У пирата отвисла челюсть. Он силился что-либо выговорить, но никак не мог собраться с мыслями, настолько сильным оказался удар штурмовика по и без того расстроенной психике космического волка. Наконец, Ли удалось собрать в кучу уплывающее сознание, и он смог сдавленно выдавить из себя.

– Кто ты такой, чтобы диктовать условия?

– Для тебя должно быть важно не кто говорит, а что нужно сделать, чтобы провести обмен, пират. Мне без разницы, на каком корабле лететь.

– У меня твоя команда, – быстро смекнул Ли. Пожалуй, пленная команда оставалась его последним козырем.

– А у меня творя, – холодно припечатал лейтенант.

– Я убью твоих товарищей.

– Я буду глубоко сожалеть об их смерти и сдам твоих товарищей из команды в руки имперского правосудия.

– Ты!.. – пират буквально задохнулся от гнева, и ляпнул первое, что пришло ему на ум. – Негуманен для офицера.

– Не тебе учить меня гуманизму, пират, – последнее слово штурмовик буквально выплюнул. – Во мне сейчас борется два моральных долга. Один – перед Империей. Я давал присягу охранять её от такой швали, как ты. Второй – перед этими людьми, которые взялись доставить меня до точки. Мне сложно выбрать, что важней, поэтому я предлагаю выбирать тебе, пират. У тебя десять минут на раздумья, после чего я начинаю зачистку транспортника.

Завершив свой ультиматум, лейтенант отключился. Абрамович же застыл, как вкопанный, в тщетной попытке переварить услышанное. Ему. – ЕМУ! – Смел угрожать какой-то лейтенант! Флотский не говорил про бегство, он именно угрожал! Пират начал лихорадочно думать. Первым делом он вызвал своих атаманов. Они сначала не хотели верить в его слова, и только авторитет капитана в их глазах заставил бандитов принять горькую действительность. Посовещавшись, предводители решили начать штурм своего собственного корабля, оставив пока команду торговца в живых – так сказать, на крайний случай.

Первая абордажная группа из четырёх человек и атамана заняла позиции по бокам от шлюзовой двери торговца, ощетинившись импульсными лазерами повышенной скорострельности. Убойные дуры, почти в метр длиной и весом в добрых семь килограмм намертво перекрыли все сектора обстрела в коридоре. Однако стрелять пираты не спешили, слишком велика была вероятность повредить стыковочный узел. Они готовились стрелять вглубь своего корабля, рассчитывая подавить противника огнём.

Вот, под прикрытием первой группы, вперёд выдвинулась вторая. Первая тут же открыла огонь. После короткой артподготовки, четвёрка пиратов второй группы под предводительством атамана с воинственными криками ринулась по соединительному рукаву к вожделенной двери шлюзового отсека своего корабля. Штурмовик позволил первому пирату перешагнуть шлюзовую дверь, и уже затем рубанул силовой шпагой. Слабо бронированный скафандр не смог оказать какого-либо сопротивления концентрированным силовым полям убийственного оружия. Пират рухнул, разрубленный от головы до паха. Ванга бил из-за угла, не спеша выходить на открытое пространство, бил по диагонали. Остальные члены второй группы не успели вовремя затормозить, они серой массой ввалились в шлюзовую камеру собственного корабля, где их тут же накрыла белёсая смерть в облике полупрозрачного клинка силовой шпаги. Пираты пытались отстреливаться, но в давке попадали друг в друга. Ещё и запаниковавшие бойцы первой группы открыли беглый огонь в самую кучу-малу. Лейтенант же, невидимый из-за полевого костюма-хамелеона, продолжал сеять смерть среди ворвавшихся в корабль пиратов. Он стремительной тенью перемещался от стены к стене, каждый раз срубая одного из бандитов, мечущихся возле дверного проёма. Коридор наполнился криками и стонами умирающих людей, эти душераздирающие вопли резали по слуху товарищей, засевших в шлюзе торговца. Опытные головорезы морщились от этих криков, их буквально коробило от жестокости творящейся сейчас на пиратском корабле бойни. Однако они сами ничего не могли поделать, бежать следом за товарищами было бессмысленно.

Считанные секунды длилось это избиение. Последним его аккордом стал силовой клинок, отсекающий голову ползущему по полу с отрубленными ногами пирату. Респиратор позволял лейтенанту не чувствовать запаха горелого мяса от смертоносных ударов силовой шпаги, склизкой вони от выпущенных кишок, тяжёлого терпкого запаха крови. Сам Ванга словил лишь один выстрел от нападающих, и один по касательной от огня прикрывающей группы. Оба попадания погасило персональное силовое поле военной формы.

– Эй, пираты! У вас десять секунд, чтобы попытаться снова. Иначе я закрываю шлюз.

Ответом на предложение лейтенанта была звенящая тишина. Только один из головорезов сдавленно выматерился, пытаясь снять психологическое напряжение от кровавой бойни. Спустя ровно десять секунд двери шлюза действительно начали закрываться. С методичностью неживой автоматики бронированные заслонки поползли навстречу друг другу. Один из пиратов не выдержал, вскочил в полный рост и стал палить в сужающееся отверстие. Оттуда ответили только один раз. Одиночного выстрела оказалось достаточно, чтобы навсегда успокоить расшалившиеся нервы бойца; безвольным кулем тот упал к ногам более выдержанных товарищей. Абордажники переглянулись. Атаман только покачал головой, признавая мастерство неожиданного противника.

Выслушав доклад атамана, Абрамович неожиданно успокоился. Для него жизни этих ребят не имели большого значения, значение имел лишь авторитет в их среде. Убийство половины абордажников решало практически все проблемы, которые могли возникнуть в связи с вынужденной сдачей своих позиций. Капитан больше не боялся потерять авторитет. Он прекрасно видел глаза атамана, видел понурые лица его товарищей. Всё это однозначно говорило: бойцы не станут его осуждать за слабохарактерность, ведь они сами только что её проявили. Трое головорезов, каждый из которых имел за спиной сотни трупов, были вне себя от жестокой расправы над их товарищами! И они признали поражение от одиночки. – Одиночки! – Воистину, неизвестный лейтенант умел обращаться с головорезами гораздо лучше Ли Абрамовича.

– Предлагаю здесь и сейчас принять решение – решение совета команды, – капитан решил взять быка за рога. – Я…

Договорить Абрамович не успел, алый луч лазера оставил в его лбу аккуратную дырочку в три миллиметра диаметром. Этого оказалось достаточно, чтобы капитан замолчал навсегда. Остальные головорезы стали падать один за другим, срубаемые плоскостными полями силовой шпаги. Самого же штурмовика никто из них так и не увидел, его маскхалат-хамелеон, вкупе с чёткими и выверенными перемещениями между пиратами, отработали чётко, без единой осечки. Пираты так и не смогли осознать своей фатальной ошибки: они не удосужились закрыть шлюзовую камеру захваченного торговца. Им просто в голову не могло придти, что треклятый офицер, вместо того, чтобы остаться за закрывающейся шлюзовой дверью пиратского корабля, аккуратно переползёт в кишку перехода между кораблями и, дождавшись ухода основных сил, начнёт обещанную зачистку торговца. Максимум, до чего они додумались – это оставить одного бойца на посту возле открытой шлюзовой двери. Но от него оказалось мало толку, впрочем, с отсечённой головой не очень-то и повоюешь.

Раймон отключил силовые поля формы, выключил подпитку плоскостей силовой шпаги. Кровь и прочие части тел, что ещё секунду назад медленно сползали по выпуклостям полей, резко опали на пол. Сам же лейтенант остался посреди частей тел совершенно чистым, словно и не было двух эпизодов страшной бойни, унёсшей жизни одиннадцати пиратов. Он только покачал головой, поражаясь халатности этих головорезов.

Сначала он, конечно, был крайне осторожен – когда только входил в пиратский корабль. Однако первым звоночком для него стало отсутствие в оснащении пиратов детекторов движения или тепла или, что неизмеримо хуже, детекторов энергии силовых полей. Прошедшие внутрь транспортника бандиты даже не посмотрели в сторону притаившегося под самым потолком, аккурат над шлюзовыми дверями, штурмовика. Впрочем, увидеть его в маскхалате без этих технических средств было невозможно, так что произошедшее можно было списать на банальное техническое превосходство лейтенанта. Дальше – больше. Двери шлюзовой камеры пирата не были закрыты, равно как и внутренние переборки. Те же, что оказывались закрыты, открывались от лёгкого касания рукой зоны на переборке, справа от двери. Так Раймон дошёл до рубки управления. Здесь «боевое» дежурство несли пилот в коконе и навигатор за пультом. Почему «боевое» взято в кавычки? Да потому, что оба пирата банально точили лясы, рассказывая друг другу пошлые анекдоты. Кокон, естественно, был открыт. Лейтенанту хватило двух точных ударов, чтобы лишить сознания этих раздолбаев. Они даже опомниться не успел, как оказались связаны и помещены в обнаруженную Раймоном рядом с рубкой пустую каюту. Туда же вскорости отправились и стрелок с техником. Первый нашёлся в своей каюте, второй – в машинном отделении. Если первый попытался оказать сопротивление, когда увидел открывающуюся дверь, то второй вообще ничего не видел: он был мертвецки пьян и банально спал в обнимку с терминалом управления двигательной установкой. В общем, пофигизм и разгильдяйство пиратов подсказали лейтенанту единственно правильную тактику, которая и сработала на все сто. Пиратов нужно было разозлить, подтолкнуть к опрометчивым действиям; они были слишком уверены в своём превосходстве, посему легко клюнули на крючок собственной ярости. Раймону оставалось только подсечь, то есть встретить абордажную группу на входе, и полностью деморализовать пиратов кровавой бойней. Дальше предстояло самое сложное – недопустить уничтожения гражданских. И здесь опять на руку лейтенанту сыграло пиратское разгильдяйство.

Ванга не торопясь проследовал в рубку управления. Связанные члены команды были свалены здесь же, в углу, аккурат возле клозета. Лейтенант аккуратно перерезал силовые путы своей шпагой, после чего начал раздавать приказания.

– Лэры, первым делом вам придётся убрать трупы пиратов и почистить коридоры нашего корабля. Дальше у меня будут персональные поручения каждому члену команды. Блэк, установите двигатель пирата в режим резонанса. В это время Дейнова и Браун займутся расчисткой капитанской каюты от ящиков. Нужен квадрат четыре на четыре метра.

– Куда мне тогда ставить эти ящики? На корабле больше нет места, – капитан всё не желал верить в саму возможность расстаться с частью груза.

– Перенесите их на пирата или выбросьте за борт – на ваш выбор. Можете, если ценность товара в ящиках столь велика, поставить их вместо какого-то другого груза.

– Как вы смеете?! Я капитан, это мой груз.

– Как хотите. Если вы не поселите на этот корабль пленных пиратов, я сообщу об этом в отчёте командованию космофлота. Вы не обладаете полномочиями судить, лэр, сомневаюсь, что вы после такого решения останетесь на свободе.

Дейнова заскрипел зубами. В его душе боролись жадность и здравый смысл.

– Мне кто-нибудь компенсирует убытки?

– Безусловно. Пленные пираты, которым вы предоставите место на корабле.

– Они мне заплатят?

– Не уверен, что сразу. Однако вы вправе будете подать против них жалобу в администрацию космопорта.

– Эта волокита займёт несколько месяцев!

– Вы также можете подать в императорский суд за причинённый вам моральный вред. Насколько мне известно, ваша жалоба будет рассматриваться в рамках уголовного дела против пиратов, им назначат наказание и обяжут выплатить вам деньги.

– Ну-ну. За пиратство положена смертная казнь, кто мне после их смерти станет платить?

– Край, вы забываетесь. Я представляю на корабле императора, моя задача – обеспечить законность и порядок. Не желаете поступать мудро и призывать к ответу пиратов – ответите сами. Вы – капитан, вам принимать окончательное решение. Я не могу вас подменять, могу только вам рекомендовать.

Однако спору попутчиков не суждено было завершиться чьей-либо победой. Корабельный компьютер выдал на центральный экран проекцию некоего корабля, после чего электронный мозг доложил.

– Получен запрос максимального приоритета. Необходимо немедленное участие капитана в переговорах.

– Воспроизвести звуковой ряд сообщения для общего обозрения, – приказал Дейнова.

– Борт 191 735, немедленно сообщите цели своего пребывания в условно боевой зоне. Повторяю. Борт 191 735, немедленно сообщите цели своего пребывания в условно боевой зоне. Вам даётся пять минут на передачу данных бортового журнала, в противном случае корабль будет досмотрен принудительно.

Капитан стремглав кинулся к кокону. Спустя пару минут он вылез оттуда совершенно озадаченный.

– Лэр лейтенант, это космофлот. Они требуют деталей инцидента, не верят, что не мы его инициаторы.

– Вас подозревают в пиратстве, лэр капитан?

– Да.

– Переключите связь на меня, – с этими словами Ванга улёгся в пилотский кокон вместо капитана.

Разговор с флотскими оказался коротким. Раймон просто передал свои персональные данные, зашифрованные в электронной части офицерского удостоверения, сообщил направление следования, кратко доложил детали инцидента. В ответ ему передали опознавательные коды боевого корабля и приказали не предпринимать никаких действий до прибытия специалистов.

Специалисты не замедлили явиться. Пришлось разрывать шлюзование с пиратом, после чего на корабль высадилась десантная группа. Десяток штурмовиков в тяжёлой броне быстро облазали оба корабля, доложились на крейсер. Следом прибыли технические специалисты. Они уже занялись более детальным изучением ситуации. Раймон сразу обратил внимание, что флотские общаются не столько с капитаном корабля, сколько с ним самим. Капитан тоже обратил на это внимание; он весь как будто сдулся, поскучнел, утратил былую упёртость по отношению к своему грузу. Дейнова всем нутром чувствовал, что ходит по краю, посему только рад был переходу инициативы к лейтенанту. В довершение всего старшина штурмовиков принёс лейтенанту приглашение проследовать на борт крейсера; неформальное приглашение, раз оно было передано не по каналам связи, а через живого человека. Раймон не стал взвешивать все «за» и «против» – ему было любопытно побывать на борту серьёзного корабля, выполняющего боевую задачу. До этого вся его практика была крайне специализированной, завязанной на десантирование. Постоянные штабные игры также проходили не на реальных боевых кораблях, для них достаточно было имитаторов-тренажёров. Так что лейтенанту было банально любопытно, хотя умом он и понимал, что на реальном корабле вряд ли будет нечто, чего не нашлось бы в имитаторах.

До крейсера лейтенанта доставили в десантном боте. Штурмовики шутили и балагурили, они уже порядком застоялись в «стойле» и были рады любой возможности развлечься за пределами осточертевших корабельных кают. Время от времени мужики бросали на Раймона заинтересованные взгляды; они прониклись к нему уважением после увиденного на пиратском корабле, а как узнали о его квалификации штурмовика, и вовсе легко приняли за своего. Как выразился старшина: «Ну, раз штурмовик, тогда понятно. А мы-то всё гадали, откуда у простого флотского такие навыки… Вот что значит настоящий боец! Нигде не пропадёт». Солдатами двигало обычное корпоративное чувство, присущее любому роду войск, а служащим специальных подразделений – в особенности. В общем, когда прибыли на борт, лейтенант получил приглашение уже от штурмовиков; на этот раз ему предложили поучаствовать в тактической игре. Оказывается, бойцы только такими играми и спасались от тоски кромешного космоса.

Капитан крейсера «Вольный» ожидал гостя на мостике. Путь к сердцу корабля был не близким, он состоял из сплошной вереницы палуб и лифтов. На палубах штурмовика подхватывали антигравитационные транспортные платформы, а в конце пути неизменно поджидали межпалубные лифты. Подобный способ передвижения не был для лейтенанта в диковинку; более того, он был предельно логичен для военного корабля. В самом деле, передвигаться по километровым палубам своим ходом могли разве что штурмовики в скафандрах с экзоскелетом – время для военных часто оказывалось поистине бесценным. По пути Ванга с любопытством осматривал проносящиеся мимо внутренности боевого монстра. Правда, к третьей по счёту палубе однообразие серых стен, снующих людей и рабочих зон порядком надоело. Коридор на то и коридор, чтобы обеспечивать лишь доставку в нужную зону; того же, что в этой самой зоне творится, из-за переборок уже не видно. Зато капитанский мостик крейсера внёс в эту унылую картину солидную толику разнообразия. Несколько огромных столов-голографов, предназначенных для визуального моделирования различных ситуаций, были окружены добрым десятком кресел-коконов. Один из столов был погашен, на втором крутились голографические проекции транспортника и пирата. Пять коконов были закрыты, пять – открыты и пусты. Возле голографа в задумчивости стоял офицер в чёрной полевой форме «летунов». При появлении лейтенанта он повернулся тому навстречу и широко улыбнулся.

– Добро пожаловать, лейтенант, на крейсер «Вольный». Я – его капитан, Стэн Рэдброк, к вашим услугам.

– Здравия желаю, лэр старший командор! – отрапортовал Ванга, вытягиваясь по стойке смирно.

– Да ладно вам, лэр Ванга! Я же вас пригласил неофициально, можете не тянуться. Просто Стэн.

– Здравствуйте, лэр Рэдброк… Стэн. Прошу извинить меня, я не совсем представляю, как следует себя вести, когда высшие офицеры приглашают «неофициально».

– Собственно, для этого я вас и пригласил. Из вашего доклада мне стало известно, что вы следуете к своему первому месту службы. Из чего я сделал вывод о вашей неопытности в делах флотских. Понимаете, лэр, есть определённые традиции… Неформальные, естественно. Позвольте поинтересоваться: акция на пирате – это ваш первый самостоятельный боевой опыт?

– Так точно, Стэн. До этого были только учебные поединки, дуэли и практика.

– Как именно вы проходили практику?

– Обычно на незнакомых полигонах. Моя специализация – штурмовик, поэтому мне приходилось много бегать, стрелять, строить тактические схемы взятия укрепрайонов, штурмовать корабли. Но всё это – на реалистичных макетах, в условиях специально созданных полигонов.

– А приходилось ли вам до этого убивать, лэр? – в глазах командора читалось неподдельное любопытство.

– Один раз, на дуэли.

– И каково это – положить силовой шпагой взвод бандитов?

– Почему вы интересуетесь, лэр?

– Любопытство, лэр Ванга. У меня… свой опыт. Мы обычно убиваем, не видя самих смертей, не видя глаз противника. Я могу рассказать, как именно отношусь к смертям, как развивалось это моё личное отношение. Мне вдруг стало интересно, а как оно происходит у штурмовиков? Ведь ваша война совсем другая.

– У вас есть своё подразделение десанта.

– Представьте себе, среди них нет ни одного новобранца-офицера. Мнение же обычных солдат меня не сильно интересует. Итак?

– Что именно вы хотите узнать?

– Да что угодно! Каковы были ваши эмоции? Как вы планируете теперь жить, раз видели своих жертв в лицо? Не разочаровались ли вы в выбранной воинской специализации?

Вопросы командора заставили лейтенанта сильно призадуматься. Признаться, он не ощутил особых душевных волнений от убийства. Правильно ли это? В книгах и голо-фильмах постоянно показывали душевные терзания людей из-за совершеннейших пустяков. Раймон вспомнил, что человек на экране обычно чуть ли не слетал с катушек от убийства другого человека, мучился, пил… А у него – ни единого душевного волнения, только ощущение хорошо сделанной работы. Да, был небольшой осадок от вида жестокой смерти, но лейтенант просто не воспринимал этих людей за личностей. Они же ни капли не уважали обычных людей, раз вели такой наглый разбой! Как можно к ним относиться с сочувствием?! В нём просто ничего не шевелилось, словно он отправлял на тот свет очередного кабана или барана – благо, резать скот ему приходилось. Это тоже было частью обучения. Теперь, конечно, эта часть практики выглядела несколько странно; создавалось впечатление, что наставники специально приучали штурмовиков к виду разделанных туш животных, к самому процессу такой разделки. Теперь же, когда штурмовик без задней мысли «разделал» человека, он просто не мог испытать особых эмоций: ведь внутренности человека ничем особым не отличались от внутренностей высших животных. Всё это Раймон и поведал командору. Тот опять впал в задумчивость.

– Знаете, я не удивлён. Меня, представьте себе, тоже готовили. Сейчас я понимаю это особенно отчётливо. У нас, правда, всё было не столь откровенно, как у вас – должно быть, в силу специальности. Мы оказывали медицинскую помощь раненным, видели забитые телами больничные палаты и морги. В итоге, я знаю последствия выстрела своего главного калибра – знаю, насколько серьёзные последствия это вызовет для противника. И мне, в отличие от вас, его жалко! Чувствуете, в чём разница?

– Да. Меня приучали к убийству своими руками, а вам внушали, что опосредованное убийство калибрами корабля – это не просто убийство, а массовой убийство.

– Что вы думаете по поводу всего этого?

– Думаю, нас с вами хорошо учили.

– И всё? Вам не кажется несколько циничной подобная организация учебного процесса?

– Не знаю, – Раймон пожал плечами. – Зато знаю, что если бы мне стало плохо от вида крови, я был бы сейчас мёртв, экипаж торговца порезан на куски и скормлен вакуумному клозету, а пираты, словно нажравшиеся кровососы, праздновали бы победу.

– Вы так думаете?

– Я мог бы потерять бесценные секунды на самобичевание, получить расстройство желудка от вида трупов. Вообще мог повести себя иначе и не вступать в рукопашную, а перестрелка гораздо более опасна в виду огневого превосходства противника.

– В ваших словах есть рациональное звено, лэр.

– Да и вы при атаке противника могли бы предаться излишнему юношескому максимализму и вместо принуждения к сдаче попросту его уничтожить.

– Да, логика во всём этом действительно есть. Что ж, позвольте вас поздравить с боевым крещением. Надеюсь, этот разговор поможет вам лучше понять жизнь. Со своей стороны готов в ответ на откровенность удовлетворить и ваше любопытство или сделать ещё что-либо, что будет в моих силах. Есть ли у вас пожелания, лэр лейтенант?

– Скажите, лэр командор, почему условно-боевая зона? Что это значит?

– Мы здесь воюем с пиратами, лэр. Искореняем заразу огнём своих калибров. Наша задача – патрулирование конкретной территории, где появление пиратов особенно вероятно. Поэтому условно-боевая зона. Плюс, через пару дней нам предписано принять участие в боевых учениях. Полагаю, ничего секретного в моих словах нет, однако не распространяйтесь о нашей встрече и об этом разговоре.

– Скажите, лэр, а вы не будете заходить в район Астории?

– Не далее пятой планеты системы. Это – граница нашей зоны ответственности. Вам, должно быть, любопытно посмотреть на реальные учения флотских? Я правильно вас понял?

– Да, лэр. Но если это займёт очень много времени, я не смогу задержаться…

– По графику через трое стандартных суток мы будем в Астории. Для вас этот срок критичен?

– Нет, лэр, это более чем хороший запас. Мой борт стартует через четверо с половиной стандартных суток. Значит, я могу надеяться, что приму участие в боевых учениях?

– Да, лэр Ванга. Я разрешу вам присутствовать на мостике во время финальной фазы учений. Полагаю, это будет вам полезно. Но вы должны понимать, что на подобные отклонения от уставных требований я иду исключительно из-за вашей неопытности, ведь каждый офицер имеет своим долгом готовить молодёжь. А теперь, с вашего позволения, я должен приступить к своим непосредственным обязанностям. Следуйте по жёлтому указателю, он покажет дорогу к вашей каюте.

– Благодарю, лэр Рэдброк! Я запомню ваши слова и ваш урок.

– Да, и ещё. Ваша каюта будет находиться в блоке штурмовиков. Хоть вы и офицер, но не принадлежите к команде, поэтому я прошу вас не покидать блока. Когда же мы вступим в бой, вас проводят на мостик. До встречи, Раймон!

– До встречи, Стэн! – с этими словами лейтенант развернулся и направился к лифту, где уже горел жёлтым светом указатель.

Следующие полтора корабельных суток лейтенант провёл в обществе штурмовиков. Ветераны и молодёжь с интересом встретили новое лицо, пусть и офицера. Да, офицер. Но ведь не непосредственный командир или подчинённый! Последнее обстоятельство способствовало особенно доверительному общению с солдатами и старшинами. Офицеры же штурмовиков и вовсе без вопросов приняли гостя в свой маленький коллективчик из четырёх человек. Вообще, отношения в среде десанта были почти панибратскими, и Раймону порой казалось, что он никуда не вылетал из стен Академии, настолько всё здесь было привычно и понятно. Опытные ветераны больше уважали реальные навыки, чем голый статус – таковы были традиционные отношения в среде людей, привыкших выживать там, где все другие неминуемо умирали.

Авторитет в среде этих людей можно было только завоевать, поэтому за спиной лейтенанта с момента появления на палубе стояла не столько даже многолетняя Академия, сколько недавний бой с пиратами. Короткий бой стал экзаменом и своего рода пропуском в среду и души опытных бойцов. Многих пробивало на воспоминания. Если бы вылет не считался боевым, не обошлось бы без алкоголя, а так штурмовики упивались банальным чаем. В общем, Раймон погрузился в повседневную жизнь реального десанта, где он вволю наспарринговался, наигрался в тактические игры, наговорился с бойцами «за жизнь».

Сирена боевой тревоги застала лейтенанта как раз за одним из таких задушевных разговоров. При первых же звуках и вспышках тревоги штурмовики подобрались, побросали посуду и стремглав бросились к оружейным помещениям. Раймон остался за тактическим столом-голографом в гордом одиночестве. Он даже несколько растерялся, впервые за годы учёбы не представляя, где его место в боевых порядках. Только когда по персональному голографу пришёл приказ немедленно явиться на мостик, лейтенант несколько воспрянул духом: у него появилась цель.

Гравитационная платформа послушно легла под ногу. Спустя пару минут Ванга с некоторым недоумением поравнялся с взводом штурмовиков, бегущих на своих двоих к оружейке. Его сразу окликнули и буквально освистали – оказалось, десантники принципиально не пользовались гравитационными платформами, стремясь подчеркнуть свою уникальную физическую форму. Они могли бежать даже быстрее этих вынужденных средств передвижения, что и продемонстрировали молодому лейтенанту. Раймону оставалось только покачать головой; он лишь принял к сведению странные обычаи бойцов, но сам не спешил следовать их примеру: одно дело пробежать палубу-две и совсем другое – пробежать почти через весь корабль. Он просто не мог себе позволить подобного ребячества.

На мостике почти ничего не изменилось. Разве что заняты были восемь коконов из десяти, да на тактических столах крутились проекции скопления кораблей. Капитан приказал лейтенанту занять место в свободном коконе. Стоило Раймону устроиться поудобнее, на него тут же обрушился поток информации: прямо в мозг ему транслировалась картинка того же скопления кораблей, подсвеченного алым. К алым точкам со всех сторон стремительно приближались зелёные точки кораблей имперского флота. Вокруг сновали мириады всевозможных показателей: параметры кораблей, расстояния, коэффициенты, вероятные линии атак и контратак, короткие строчки приказов. Можно было мысленно запросить любые детали модели; вот только доступ лейтенанта был ограниченным, ему не позволялось касаться каждого корабля в отдельности; выдавались лишь конечные результаты корабельных залпов, затрат энергии, повреждений, но не исходные уникальные параметры кораблей. Раймон не мог влиять на бой, не мог оценивать исходные возможности боевых модулей. За кадром оставалось многое из происходящего в реальном космосе. Капитаны сейчас координировали действия своих кораблей, будучи объединены единым информационным потоком с единым же командованием. Но даже без такого командования, представляя каждый свой корабль, они могли бы, используя эту систему, координировать свои действия, разбирать цели, вносить предложения. А ещё на одном уровне, куда доступ имел только капитан и члены его экипажа, можно было в реальном времени отдавать команды и получать отчёты от всех корабельных систем. Собственно, именно этот, локальный, уровень был базовой информационной ячейкой, опираясь на которую капитаны и выходили на тактический уровень. Здесь эти отдельные локальные информационные потоки сливались в единый тактический поток, шёл постоянный обмен информацией между кораблями. Конечно, в тактический уровень попадала далеко не вся информация, часть её отбрасывалась, как необходимая исключительно для внутреннего пользования. Кого, например, интересует в тактической схеме имя и звание командира ракетной секции отдельного корабля?

В общем, перед лейтенантом проступила обычная тактическая схема, только основными фигурами были не штурмовики с их тяжёлыми платформами, а боевые корабли. Шла обычная тактическая игра, пусть и превосходящая по энергетическим возможностям такую же игру штурмовиков. Пока что Раймон не видел для себя в ней ничего нового, хотя и отмечал отдельные особенности корабельного боя. Так, он видел совершенно иные коэффициенты энергозатрат на уничтожение цели, видел непривычные порядки, связанные с большими дистанциями между сцепившимися противниками. Одним словом, это был другой уровень боевых возможностей, со своими уникальными особенностями. Вскоре Ванга присмотрелся, и для него стала ясна цель учений – уничтожить четыре корабля, прячущихся за охранением, в заднем секторе скопления.

Зелёные разобрали цели, сковали боем красные точки охранения. Вот красные незначительно оттеснены в ходе защитных манёвров от некой условной зоны прорыва, подсвеченной белым; вот в зону ринулись сразу два зелёных корабля; вот запылали алым контуром четыре жёлтые точки. Красные попытались перестроиться и выжать из скопления зелёных. Это им удалось, вот только все четыре точки к тому времени уже погасли. Пришло чёткое понимание выполнения цели миссии, зелёные стали стремительно расходиться. Спустя ещё четверть часа кокон выплюнул лейтенанта, и он нос к носу столкнулся с довольным капитаном корабля.

– Лэр старший командор! – вытянулся по стойке смирно лейтенант.

– Удовлетворили любопытство, Раймон? – спросил капитан, одновременно жестом предлагая тому расслабиться.

– Так точно!

– Вот и хорошо. Теперь, когда всё закончилось, можно рассказать вам о сути боевых учений более подробно. Наш условный противник сопровождал чрезвычайно важный груз сырья, жизненно необходимый им и чрезвычайно вредный нам. Разведка вовремя сработала, были получены достаточно точные параметры транспортных модулей. Задача была сковать боем силы охранения, произвести прорыв и уничтожить транспортники. Как вы видели, условная задача была выполнена на «отлично», без единой потери в живой силе и кораблях. Немного потрепали один из наших крейсеров, мы почти вывели из строя одного противника, ну а целям больше не жить.

– Лэр, а насколько эта картинка реальна?

– Что вы имеете в виду, лейтенант?

– Мы обычно отрабатываем ослабленными импульсами, если по броне. Если же вступаем без брони, используем световую имитацию. Как на этот счёт у вас?

– Бой вёлся ослабленными импульсами и болванками ракет. Цели были уничтожены настоящим оружием.

– И что, цели были настоящими кораблями?

– Ну что вы как маленький, Раймон! Болванки с примитивными двигательными установками, без экипажей. Всё, как обычно. Ведь в ваших же играх не убивают настоящих людей и не уничтожают настоящие корабли, так почему вы думаете, что в наших всё иначе?

– Охранение… охранение… караван? – лейтенант в глубокой задумчивости смотрел на капитана. Тот коротко кивнул на необычный вопрос.

Что-то в голове штурмовика никак не могло встать на место. Ему почему-то вспоминались слова коменданта на космодроме, на планете со странным названием Инструкция. Там тоже говорилось о конвое, да и тот коммерческий борт, с которым можно было попытаться договориться о доставке… Он ведь тоже следовал в точку сбора каравана. И ещё странное совпадение по времени: именно сейчас тот караван должен был двигаться к Астории. Опять же, угроза пиратов… Из головы упорно не шли слова командора о постоянных потерях среди конвоируемых кораблей – кажется, речь шла о десяти процентах. Всё это было очень странно, всё это никак не желало сходиться для Раймона в понятную логическую цепочку. Штурмовик поведал командору свои сомнения и недопонимания. Тот тоже призадумался.

– Конвой, говорите, также должен был идти со стороны Инструкции? Интересно… очень интересно… Знаете, что я думаю, лэр?

– ? – лейтенант вопросительно посмотрел на более опытного товарища.

– Полагаю, тут не обошлось без политики. Я слышал, стержневая планета системы Астория вошла в конфликт с интересами Империи, в новостях говорили о проваленных переговорах… Торговая блокада системы выглядит вполне логичной для Империи. Наши корабли ищут пиратов, но всегда ли мы уничтожаем именно пиратов? Приказ нам приходит ступенчатый: сначала расшифровываются время и точка прибытия, затем, в назначенное время, мы узнаём, что нужно делать. Часто в точке выхода оказывается пиратский корабль или целый караван. Всё это очень интересно, ведь мы достоверно не знаем, является ли тот или иной корабль пиратским. Собственно, мне без разницы – разведке видней. Теперь ещё и этот караван… Сдаётся мне, нам с вами лучше забыть об этом странном совпадении. Вы меня правильно понимаете, лэр офицер?

– Интересы Империи, – коротко кивнул Ванга. Для него многое ещё оставалось непонятным, но раз данные предоставляются разведкой, а приказы о проведении учений – из штаба Флота Зори, то… – Все мы верные слуги Императора.

Офицеры коротко поклонились друг другу и без дальнейших рассуждений разошлись по своим местам: капитан залез в кокон, а лейтенант отправился в каюту, где попытался выкинуть из головы все эти бессмысленные и даже вредные догадки. «Императору видней, кого судить и какими методами это делать. Бунт должен быть подавлен любым способом», – всё это было для Раймона настолько очевидно, что он даже не задумывался о моральной стороне вопроса. Для него просто не существовало проблемы там, где приказ исходит лично от Императора. Император был высшим понятием его системы моральных ценностей, его слово оправдывало в его глазах абсолютно всё. Однако в этот день Ванга стал старше – он окончательно повзрослел.

И деревья на флоте зелёные!

Космопорт планеты Варан не произвёл на Раймона особого впечатления. Если даже сравнивать с теми местами, где ему уже довелось побывать, всё вокруг буквально пропиталось провинциальностью. Обшарпанные корабли на взлётном поле, полустёртые контуры посадочных квадратов, ползущие по земле погрузчики, тогда как в более продвинутых космопортах вся инфраструктура была подземной. «Только гужевого транспорта не хватает», – пошутил про себя офицер. Оказывается, он уже настолько освоился в космических перелётах, что мог шутить над окружающим. Попробуй, пошути, когда просто не с чем сравнивать! Эта нехитрая истина подействовала на него не хуже последней дуэли, заставив по-новому взглянуть на затянувшуюся дорогу. В самом деле, если бы он сел на нужный корабль, не было бы этих трёх с половиной недель пути, не было бы этого бесценного жизненного опыта, – вообще ничего не было бы, о чём стоило вспоминать. Мысли вполне предсказуемо скользнули на самое яркое впечатление в пути. «Ларисса Миллини…» – он снова и снова переживал тот волшебный роман. И снова и снова утыкался в подноготную женщины, открывшуюся ему в её личном деле. Блеск и нищета, красота и уродство, имитация и реальность – столько контрастов его взору не открывалось ещё никогда. Конечно, он не смог взять её «на поруки». Как он смог бы после этого смотреть в глаза безопаснику? А наместнику? Нет, это было недопустимо.

Женщину ссадили в одном космопорту с секторальным наместником. Естественно, и тот не собирался брать её на поруки. Он собирался добиться, чтобы Ларисса ответила по всей строгости, даже невзирая на «раскаяние» и сотрудничество со следствием. Раймон ни секунды не сомневался, что лэр О`Гранди своего добьётся.

А ведь в пути ещё были пираты, боевое крещение самого офицера; наконец, это неоднозначное нападение флотских на караван. Всё оставило в душе неизгладимый след, чёрно-белая картина мира потихоньку начала окрашиваться для лейтенанта в самые различные оттенки серого. Серого… Если говорить откровенно, многое из пережитого в пути осело на сердце неприятным осадком – но далеко не всё. В пути лейтенант ощутил вполне реальную поддержку других офицеров, прочувствовал уважение простых гражданских обывателей. Товарищество против грязи окружающего мира. Сейчас для Раймона армия казалась тем единственным местом крепления разношёрстного и насквозь лживого мира со стабильной и упорядоченной вселенной. Ему начало казаться, что стоит разрушить воинский костяк империи, уничтожить самого императора, и человечество скатится в подлинную бездну, где будут пировать стервятники, подобные тем женщинам на лайнере. Раймон чётко решил для себя встать на пути хаоса, служить с максимально возможной отдачей, не жалея себя и других. С такими исполненными трагичности мыслями лейтенант ступил на пластобетон космодрома.

Следующей его мыслью было недоумение от отсутствия встречающих. Никто не прибыл за ним на армейском транспорте, никто не ждал его и в здании космопорта. На его недоумение таможенники только плечами пожимали: мол, в армии всегда бардак, а здесь у нас и вовсе деревня. Комендатуры же в столь небольшом объекте и вовсе не оказалось. Зато мужики показали ему направление, в котором следует искать секретный полигон. Раймон уже не удивлялся, что гражданские знают, где расположена секретная база космофлота – он просто устал удивляться; принял к сведению очередную информацию, и всё. Его бы не удивило, если бы таможенники позвонили кому-нибудь из офицеров с базы. Но они не позвонили. То ли, в самом деле, не знали личных номеров, то ли связь была закрытой. В общем, никто с базы не знал о его предстоящем прибытии.

Раймон попытался найти флаер. Не то, чтобы местные не знали, что это такое – прекрасно знали; просто здесь не было воздушного такси, а все флаеры, что изредка появлялись в космопорте, оказывались либо военными, либо принадлежали местным экономическим воротилам. Единственным средством передвижения, которое смог найти офицер, оказался допотопный автомобиль с двигателем внутреннего сгорания. Чадящий и рычащий монстр издавал больше звуков, нежели производил полезного действия; если бы звуки можно было преобразовать в действие, цены бы ему не было, а так… Стоило им с водителем отъехать от космопорта на несколько сот метров, как этот доисторический монстр приказал долго жить. «Вымер», – вновь пошутил Раймон, и в следующее мгновение замер как вкопанный, с открытым ртом наблюдая открывшуюся его взгляду диковинную картину. Оказывается, судьба тоже умела шутить, и не иначе как в шутку столкнула штурмовика с гужевым транспортом. С автомобилем поравнялся мужичонка на настоящей телеге, которая была запряжена в местных парнокопытных – нечто среднее между лошадью и быком, этакий рогатый монстр с вполне себе стройным телом; разве что круп у него выделялся сильней лошадиного, как будто раньше тварюга передвигалась не шагом, а прыжками.

– Садись, сынок, подвезу, – предложил старичок.

– Нам точно по пути? – с явным сомнением вопрошал офицер.

– Так ты ж, поди, на полигон путь держишь?

– Откуда вы знаете про полигон, это же секретный объект?! – ладно, таможенники. Но чтобы какой-то крестьянский дедок знал про сверхсекретный испытательный полигон?! В это верилось с трудом; более того, это было неправильно и напрочь искажало устоявшееся мировоззрение офицера.

– Секретный? Странно, не знал. О нём все знают. Да и как его скроешь? Он же – вон какой здоровый, и военные с него то и дело в город наведываются. Или ты шутишь, сынок?

– Шучу, шучу, батя, – пришлось покаяться лейтенанту. Это было его личным изобретением, пришедшим по наитию. Он рассуждал так: если нельзя скрыть объект от врага, то нужно отвлечь от него внимание, уверить, что объект этот вовсе не секретный, и совсем не важный. Пусть местные пребывают в неведении о его реальном предназначении. Наверняка по тому же пути пошли и имперские спецслужбы. Решив для себя эту сложную дилемму, совершенно довольный собой, Раймон лёгким движением взобрался на повозку. В таком ключе он и решил держать себя с гражданским.

Старик тем временем рассказывал о своей жизни. О нехитром хозяйстве, почти натуральном; о зажиточных окаянных соседях, слишком увлекающихся техническими новинками, а потому снимающих чрезмерные урожаи, какие «правильная земля не в состоянии дать»; рассказывал о семье, которая совсем не слушает мудрого старика; о торговле, которая последнее время идёт всё хуже. В общем, всё было нормально, ничто не предвещало беды – до тех самых пор, пока старик не заговорил о полигоне.

– А не знаешь, служака, что они там последний раз испытывали? Офицер один рассказывал про индомодулятор, но он сам в этом деле не специалист, сам плавает, так сказать, в предмете. Наши даже заспорили. Одни говорят, новый дезинтегратор какой-то. Другие – балуются с антиматерией. Все сошлись, что что-то очень убойное, на новых физических принципах. Правда, али нет?

Сначала Раймон напрягся. Потом побледнел. Он быстро смекнул, что все его жалкие потуги скрыть от гражданского предназначение базы заведомо обречены на провал. Просто потому, что старичок и без него знает, чем там занимаются военные. Флотская контрразведка явно просчиталась: местные не только видят объект, они знают, для чего он нужен. Это неправильно, с этим нужно что-то делать. Следующие несколько часов, что они ехали до стариковской фермы, лейтенант лихорадочно разрабатывал план дальнейших действий. Он хотел незамедлительно поставить в известность об утечке информации командование базой; думал, куда ещё нужно сообщить, чтобы ускорить принятие решений командованием сектора.

На ферме Ванга также задерживаться не стал; он был словно на иголках, всё в его натуре возмущалось ненормальному положению вещей с режимом секретности. Однако вёл он себя максимально спокойно и взвешенно; никаких излишних слов, никакой спешки, никаких лишних эмоций в голосе. С эмоциями было сложней всего, ему никак не удавалось побороть в себе этот треклятый зуд, стремление что-то немедленно предпринять. Из-за этого он весь извёлся. Естественно, Раймон постарался максимально быстро покинуть гостеприимного старика и, спустя каких-нибудь десять минут после прибытия, уже спешил в сторону боевой части.

О приближении к охраняемому объекту возвестил охранный контур. Собственно, Раймон заметил его совершенно случайно, только когда почти споткнулся о пластиковый канат. Он недоумённо оглядел препятствие. На первый взгляд, в стройных рядах низкорослого кустарника ничто не предвещало преграды, и только опыт преодоления подобных контуров в бытность курсантом позволил сделать правильные вывод. Дальше Ванга шёл вдоль контура, резонно не желая пересекать местами почти неразличимую черту.

– Стой, кто идёт! – неожиданный окрик оборвал мысли лейтенанта.

– Раймон Ванга, лейтенант! – чётко отрапортовал офицер.

– Руки за голову, животом на землю! – пришёл ещё более грозный окрик.

Раймон отчётливо определил местоположение говорившего – голос шёл из самых густых зарослей. Ещё он чётко осознал, что над ним банально издеваются, ведь охранный контур он ни разу не пересекал. Душу лейтенанта заволокло холодной яростью, ибо он вспомнил подобные эпизоды из глубокого прошлого; вспомнил, каким позором они обычно заканчивались, и это вывело хорошо владеющего собой офицера из себя. Он включил на полевой форме режим маскировки.

– Эй! Немедленно проявись, стрелять буду! – голос говорившего утратил уверенные интонации, стал просительным; в нём проявились отчётливые панические нотки.

Штурмовик тем временем приступил к решительным действиям. Он резко метнулся через контур, обошёл засевшего солдатика с тыла и атаковал растерянного парнишку. Тот даже не успел сориентироваться, как оказался прижат коленом лейтенанта к земле с заломленными за спину руками.

– Фамилия! Звание! – процедил сквозь зубы Раймон.

– Мэйт Григ, младший командир, – сдавленно простонал солдат.

– Ну-ну! В общем так, Григ – я забираю твою винтовку. Вернуть её сможешь у коменданта, если он посчитает нужным тебе её отдать.

– Нет, лэр! Не надо! – в голосе эмкома опять прорезались панические нотки. Потеря оружия в карауле – самое страшное преступление, какое только возможно в небоевых условиях. За это полагался если не трибунал, то пожизненные рудники – уж наверняка. Отдавать же себя во власть коменданта парнишке совершенно не улыбалось. – Энрике, лэр. Я Мэйт Энрике!

– Ну и что мы будем делать с твоим поведением, эмком?

– Лэр! Простите! Я просто неудачно пошутил. Готов понести любое наказание! Только верните оружие, лэр командор меня просто уничтожит!

– Неужели он такой страшный человек?

– Да! То есть, нет! Он справедливый. У меня просто много залётов было… до этого.

– В карауле ты тоже из-за залёта?

– Так точно, лэр!

– Теперь слушай сюда, солдат. Если ты когда-нибудь мне соврёшь или ослушаешься моего приказа, ты пожалеешь. Остальные твои командиры мне побоку. В каком ты подразделении – мне побоку. Я – сказал, ты – сделал. Слово?

– Слово, лэр! Стучать только не буду, – почти шёпотом пробухтел в ответ эмком.

– Отвечать правдиво будешь только за себя. Слово?

– Слово, лэр!

– Вот и порешили, – лейтенант отпустил солдата. Тот вскочил и вытянулся по стойке смирно. К его ногам тут же полетела винтовка, которую парень подхватил ещё в полёте. – Теперь слушай первый приказ. Сообщишь своим, что я иду. Чтобы больше без выкрутасов. Пусть на КПП встретят и оформят всё, как по уставу. Любая оплошность – это твой залёт. Выполнять!

Энрике как ветром сдуло. Лейтенант же вышел за периметр и пошёл дальше, особо не волнуясь за «встречающих». Наверняка эмком был ещё тот фрукт, если умудрился, несмотря на выкрутасы, сохранить звание. И точно. На КПП его ожидали не разношёрстные раздолбаи, а настоящие сыны Империи: подтянутые, уверенные в себе, действующие чётко по уставу.

Сам по себе КПП производил впечатление серьёзной оборонительной позиции. Сплошной купол из пластобетона вмещал в себя кольцевую турель, передвигающуюся по специальным рельсам. Сейчас на неё как раз был установлен тяжёлый плазмомёт, на что указывало обширное овальное дуло, выставленное аккурат за периметр. Дуло было единственным выпирающим элементом конструкции. На первый взгляд, явная нелепица: что за пропускной пункт, если через периметр можно свободно перейти в любом месте? Однако Раймон неплохо знал настоящее назначение подобных объектов, называемых КПП скорее по старинке, как дань древнему армейскому лексикону. Ну, перешёл ты через контур и что дальше? Ведь сразу за контуром не было по-настоящему важных объектов, к ним ещё предстояло подойти. А вот все такие подходы как раз и простреливались с этого самого купола, или его аналогов в основных зданиях боевой части. Кроме того, любое пересечение контура тут же фиксировалось со специализированного военного спутника, замершего на геостационарной орбите. Да и купол всё же выполнял некоторые досмотровые функции – где-то же их нужно было выполнять?

– Вы приближаетесь к особо охраняемому военному объекту. Немедленно остановитесь и назовите цель вашего визита, – монотонно сообщил явно человеческий голос, хоть и помноженный на тембры электроусилителя.

– Лейтенант Раймон Ванга, прибыл для несения службы в гарнизоне боевой части, – коротко отрапортовал штурмовик, останавливаясь на предусмотренной уставами дистанции.

Дистанционный считыватель тут же просканировал татуировку на запястье3, с руки, вскинутой лейтенантом в воинском приветствии. Из-под земли поднялся лифт; вышедший из него солдатик изобразил ответное воинское приветствие. Боец торжественным эскортом сопроводил штурмовика через периметр, ещё раз отдал воинское приветствие и исчез в том же самом лифте. Одновременно закрылась и амбразура купола, скрывая от любопытных глаз разверзшееся ствольное дуло.

Дальнейший путь Раймона Ванги пролегал ко второму куполу, значительно превосходящему первый своими размерами. Купол этот располагался на существенном удалении от КПП, отсюда лишь смутно просматривался его контур. В большом куполе традиционно размещались казарменные помещения, и именно туда следовало явиться на доклад к командиру части.

Территорию возле казармы украшало несколько групп низкорослых деревьев. Между ними имелись аккуратные дорожки. С некоторым недоумением Раймон разглядел среди деревьев высушенные стволы, несмотря на понурый вид, увитые зелёными листьями. Слишком зелёными. В следующее мгновение до офицера дошло, что все они, как один, изготовлены из пластика! Степень детализации и художественный вкус автора листвы поражали воображение, пробуждали в лейтенанте невольное восхищение, как от созерцания полотен древних художников. Конечно, ему доводилось слышать легенды про покрашенную вручную траву, но вот об изготовленных вручную листьях… Однако странности на этом не заканчивались. Под одним из искусственных деревьев мертвецким сном спал мужчина в офицерской форме. Хотя… Форма была, скорее, офицерского образца. Диссонансом били большие, не по размеру, сапоги с торчащими из них кончиками тряпок. Из истории штурмовик знал, что эти тряпки когда-то использовались армиями Земли; как предполагало большинство военных историков – аккурат до изобретения носков. Да и причина, почему сапоги офицера оказались большего, чем нужно, размера, была для лейтенанта не ясна – ведь офицерская обувь сама подгонялась по ноге! Ещё одним диссонансом по офицерскому статусу мужчины били потёртости на кителе. И всё это при явно седых висках! Как мог пожилой офицер опуститься до подобного состояния?! В голове у Раймона окончательно всё перепуталось, но почему-то именно сейчас его посетило очередное озарение – как тогда, на планете со странным названием Инструкция.

Внутреннему взору Раймона Ванги предстало обширное помещение со множеством разномастных столиков. Шум, гам, запахи еды – всё это было до боли знакомо недавнему курсанту. За самым большим столом, что удобно примостился возле прозрачной внешней стены, разгорался нешуточный спор. Молодой парень со знаками отличия эмкома с пеной у рта доказывал, что штурмовики – самые крутые из всех прочих родов «недовойск». Все присутствующие за столом, в общем-то, были не против, ибо сами были штурмовиками, но камнем преткновения стал один аргумент эмкома… Прямо скажем, не совсем цензурный. В общем, если отбросить прочь шелуху матерных слов, парень утверждал, что даже деревья, если на них помочится штурмовик, засохнут. Это может показаться непатриотичным, противоречащим духу боевого братства, но ему не верили. Справедливости ради стоит сказать, не верили далеко не все. Большинство старослужащих весомо кивали, посмеиваясь уголками рта – они прекрасно понимали, откуда ветер дует. А вот двое молодых бойцов, только прибывших из учебного центра, ну никак не желали верить в очевидные для старожил вещи.

Молодые упёрлись, молодые возражали, молодые матерились, но где им было перематерить матёрого эмкома! Тогда кто-то предложил пари. Молодые уцепились за предложение, им нужно было утвердиться в коллективе, а что лучше всего этому способствует? Правильно, самоотверженная победа над старожилами, пусть и в виде победы в пари. Эмком тут же успокоился. С эдакой презрительной усмешкой он поведал оппонентам, что раз те не в состоянии помочиться на какое-то «сраное дерево», то куда они вообще лезут с пари? Но молодёжь закусила удила. Под «давлением» прочих старожил эмком согласился на спор. Ценой победы становилось добровольное участие проигравшей стороны во всех самых тяжёлых нарядах в течение полугода. Сразу по завершении трапезы вся честная компания отправилась в небольшую рощицу, аккурат за плацем.

Рощица была гордостью коменданта. Вся остальная территория боевой части, не говоря уже про сам полигон, представляла собой голую безжизненную степь, немногие поросли на которой беспощадно искоренялись поколениями комендантов. Но новый комендант был другим, не таким, как его предшественники, он решил создать место отдохновения личного состава. Не на безжизненном же поле ребятам отдыхать! Так появилась пара десятков деревьев за плацем. Правда, бойцы всё равно «предпочитали» отдыхать где-нибудь ещё, ведь каждый боец знает: залогом нормального отдыха служит отсутствие поблизости офицерского состава. Рощица же напротив штаба никоим образом этому требованию не соответствовала. Поэтому группа чахлых деревьев стала лишь ещё одним давящим на психику проштрафившихся солдат испытанием – для тех, кто «умирал» на плацу, близость тенистых крон оказывалась не усладой взору, а совсем даже наоборот… Но лэр комендант думал иначе, и именно его мнение было ближе к истине, как мнение самого старшего по званию в гарнизоне.

Вот на эти-то деревья, гордость коменданта, и помочился штурмовик. Словно в душу тому на…л. И ладно бы этим всё и ограничилось – только ленивый там ещё не отметился, – но эмком пошёл дальше. Выгнанные с утра пораньше на плац штурмовики узнали свежие «новости», ради которых их построили: два дерева из двадцати засохли. Стоит ли говорить, что это были как раз те деревья, где «отметился» главный спорщик? Комендант обещал бойцам кары небесные, если они не выдадут виновных. <…> обещал, и <…> обещал, и всё таким трёхэтажным матом, что идиоматические выражения приводить здесь просто бессмысленно: вырванные из контекста, они лишались смысла. Бойцы прониклись. Под праведные напутственные пинки и тяжёлые взгляды старожил двое проигравших спор штурмовиков вышли из строя. Комендант сначала было подуспокоился, он любил честность и чувство ответственности у своих солдат, но когда на вопрос: «Как?» – они пояснили, как именно… Он не поверил и вновь начал закипать. А кто бы на его месте поверил?! В панике молодёжь начала рассказывать про невероятную крутость штурмовиков, которые своей мочой способны убивать деревья. По стройным рядам солдат лёгким ветерком пронеслись нестройные хрюкающе-ржущие звуки, а комендант рассвирепел ещё больше. Именно тогда он произнёс свою историческую фразу: «Клоунаду тут, б…я, устраивать?! Убиваете, значит, мочой? Волшебники, мать вашу, нев…нные?! Чтоб к утру деревья снова были зелёными. Задача ясна, лейтенант Гран? Выполнять!»

Так началась общественная работа молодых спорщиков на благо гарнизона. Лейтенант Гран, конечно, был ещё тем алкашом, но вот дураком он точно не был. Он не заставил бойцов мочиться «обратно», не заставил их плясать вокруг деревьев шаманские пляски; он просто принёс им ножницы и кусок маскировочной сетки. Из этих двух составляющих, да в умелых руках штурмовиков, к утру родилось два вечнозелёных дерева. Стоят они и поныне, и ещё долго простоят. А что им будет? С тех пор деревья стали любимым местом отдыха лейтенанта Грана, ведь именно он вложил в них свою душу – так он считал. С этим мог бы поспорить комендант, как старший по званию, но вот молодые бойцы только кивали: старший по званию всегда прав, даже если неправ.

Вечером вся казарма пытала эмкома, что же он сотворил с деревьями на самом деле? Только когда ему поставили десять литров вискаря, он «сдался». Ответ потряс старожил своей простотой: боевая химия. Эмком аккурат до обеда влил в себя лошадиную дозу этого чуда мысли имперских химиков. А так как оно почти не усваивалось, рассчитанное на впрыскивание сразу в кровь, большая часть искусственной гадости вышла с мочой. Деревья стали наглядной иллюстрацией к плакатам антиимперской пропаганды, утверждавшей, что боевая химия убивает лучших сынов отечества. Теперь штурмовики знали: действительно убивает. Знали и гордились этим. Ещё бы! Не их же убивает, а всё, до чего дотянется «табельное оружие штурмовика», как теперь называли бойцы свои детородные органы.

Лейтенант тряхнул головой, отгоняя наваждение. Воистину, гонор штурмовиков превосходил все мыслимые и немыслимые пределы. Офицер вновь посмотрел на лейтенанта Грана, даже честно попытался потрясти старика за плечо, но тот только покрепче обнял ствол дерева, да потёрся об него щекой. Поражённый до глубины души, Ванга поспешил поскорей ретироваться.

За деревьями притаился войсковой плац. Поверхность из серо-стального пластобетона была во многих местах буквально стёрта подошвами бронированных сапог, порой настолько сильно, что в неубиваемой поверхности наметились заметные даже простому взору колеи. Плац был первым местом на территории боевой части, где жизнь била ключом. В самом его центре тренировались штурмовики. Вывод о том, что они именно тренировались, Раймон сделал по вполне однозначным признакам. Во-первых, они были одеты в бронескафандры. Пусть старого, даже допотопного образца, но в самые настоящие, только площадки для установки вооружения пустовали. Во-вторых, они дружно и задорно пели. Обычно штурмовики так поют отнюдь не от избытка веселья, а в силу требований командиров, ведь боевая песня по уставу «служит дополнительному сплочению личного состава перед лицом врага». Наконец, в-третьих, они шагали. Нет, скорее пытались шагать, потому что шаги получались какими-то дёргаными, неестественными, порой не в ногу. В общем, было от чего удивляться.

– Морино, почему не в ногу?! – взревел командир, он же тренер. Без скафандра, только с голографом в руках. – Как виски жрать, так самый первый, а тут отстаём? Бойцы, слушай новую вводную! Рядовой Морино демаскировал отряд, враг применил глушилку. Система жизнеобеспечения броников выведена из строя… Нет, дышать вы, определённо, будете. Благодарите не Морино, а имперских инженеров, предусмотревших запасной контур на подачу кислорода. Живей, живей!

Путь Раймона лежал мимо тренирующейся группы. Он приблизился, а когда бойцы пробежали мимо, отдал им воинское приветствие. Бойцы к тому времени еле ползли, спотыкались, но, памятуя о возможных последствиях, делали это удивительно синхронно, в ногу. Зато, увлечённые тренировкой, они даже не заметили пришлого лейтенанта, и он так и простоял, ожидая ответного приветствия.

– Бойцы, вы только что нарушили пункт 13.7. Строевого Императорского Устава, предписывающий приветствовать старшего по званию воинским приветствием. Воинское приветствие, бойцы, это то, что делает всех нас в доблестной армии императора не быдлом, а Солдатами Империи. Устав устанавливает, что военнослужащие должны благодаря приветствию ощущать себя частью большой семьи, где все равны между собой в вопросах вежливости и взаимного уважения. Добавлю от себя, что тот, кто не отдал приветствие, должно быть, считает себя ровнее лэра лейтенанта. Раз вы такие у нас ох… крутые, то снижение эффективности экзоскелета скафандра с теперешних пятидесяти до сорока процентов будет для вас плёвым делом. Если вы ещё чувствуете свою немереную крутость, бойцы, я готов её ещё снизить. Нах… вам вообще экзоскелет? У вас есть собственный, оху… крутой, закалённый в боях скелет. Он куда лучше какого-то там экзоскелета! Да, Морино?

– Никак нет, лэр старший лейтенант! – простонал рядовой. Теперь бойцы ступали осторожно, словно по минам. На самом деле они просто не могли двигаться быстрее, как ни пытались. Раймон отчётливо осознал теперь, что голограф в руках офицера как раз и служит тем грозным оружием, что позволяет ему выходить без бронескафандра против целого подразделения, закованного в броню. Всё дело в офицерском доступе к системам управления бронёй.

– Так чего ждёте? Не знаете, как отдавать воинское приветствие?

Ковыляющие с ноги на ногу солдаты с трудом подняли руки в могучей броне. Кулаки синхронно стукнулись в область сердца. В этот момент бойцы особенно походили на неваляшек. Раймон предпочёл побыстрей пройти мимо, чтобы не становиться источником очередного этапа коллективной экзекуции; он только задержался, чтобы коротко поклониться офицеру, получил встречный поклон, и скрылся в казарменном здании.

– Лейтенант Раймон Ванга, лэр! Прибыл для несения службы в составе военного гарнизона, лэр.

– Раймон Ванга? – комендант нахмурился, явно пытаясь что-то вспомнить. Это требовало от него просто титанических умственных усилий, и непривычный к ним военный хмурился ещё больше.

– Так точно, лэр. Прибыл на смену высшему лейтенанту Хэнку Барано.

– На должность Барано, говорите? А… Кажется, я что-то такое припоминаю, из Академии присылали прошение. Но, боюсь, они там живут в совсем другом измерении, лэр лейтенант. Барано ушёл на повышение месяц назад, и уже на следующий день на его должность прибыл старший лейтенант Эрик Варион, из соседнего гарнизона.

Сказать, что Раймон удивился, ничего не сказать. Он оказался буквально раздавлен словами коменданта. «Ну всё, опоздал! Что же теперь делать? Правильно говорили наставники, что спирт до добра не доводит. Стоп. Но даже если бы я прибыл через неделю, это ни на что бы не повлияло, так как здесь уже был Эрик Варион».

– Простите, лэр комендант, но я не понимаю. Если из Академии направили лейтенанта, значит, должность была?

– Была. Вот только пока прошение шло, она оказалась занята. Да не переживайте вы так, лэр Ванга! Вам же не должность нужна, вы прибыли служить и защищать, ведь так? – комендант явно имел опыт общения с молодыми офицерами, знал, чем их взять.

– Так точно, лэр комендант! – прищёлкнул каблуками Раймон.

– Место мы вам найдём. Скажем, поставим на старшину роты. Справитесь?

– Так точно, лэр комендант!

– Вот и отлично, – и, уже видя, что добился своего, совсем доверительно добавил. – Эрик Варион ведь тоже долго сидел на должности старшины. И вы послужите, пообвыкнитесь, познакомитесь с личным составом, офицерами. Потом, глядишь, кто-то ещё пойдёт на повышение. А там мы вас сразу же, этим же днём, и проведём на офицерскую должность. Сейчас я приглашу высшего лейтенанта Марьяно, в его роте и будете служить. Ещё вопросы есть?

– Лэр комендант, у меня тут справка… Хотел поинтересоваться, кому её необходимо предъявить.

– Что за справка?

– Ну… Во время перелёта произошла путаница с кораблями. Пришлось выбирать новый маршрут следования.

– А… Ну сдайте её моему секретарю, он всё вам расскажет, – видно было, что справка совершенно не заинтересовала коменданта.

Нет, совсем не так представлял себе лейтенант прибытие в часть. Мог ли он помыслить, будучи курсантом, что сядет не на тот корабль, всю дорогу будет пить в компании капитана, затем невероятным напряжением душевных сил получит справку, списывающую его небольшой грех, а в самом конце окажется… Что эта справка вообще никому не нужна, его грех – не грех вовсе, так, мелкое недоразумение? А в довершение окажется, что можно было вообще не спешить с прибытием, потому что должность всё равно уже занята, и произошло это ещё до его выпуска из Академии?

Комендант тем временем вызвал лейтенанта. Вызвал совершенно непривычным для Раймона способом: отправил за ним дневального по штабу. На дворе чёрти-какой век, а в войсках до сих пор пользуются таким анахронизмом! Зачем? Неужели так сложно набрать личный номер Марьяно по голографу? Однако Раймон спросил у командира не об этом. С самого прибытия в боевую часть ему не давал покоя тот офицер, что валялся в кустах, под раскидистым деревцем. Его облик поразил лейтенанта куда больше всех этих организационных несуразностей, которым он стал свидетелем и участником в последний месяц.

– Скажите, лэр комендант, что это у вас за офицер в совершенно непотребном состоянии валяется возле пропускного пункта?

– Седой?

– Так точно.

– В рваном кителе?

– Так точно.

– В старомодных сапогах, и из них торчат тряпки?

– Да.

– А, это лейтенант Гран.

– И что, вы ничего не предпримите?

– А что я должен сделать? А… Да, вы правы, сейчас приглашу секретаря, он подготовит приказ об отпуске для лейтенанта, – комендант заговорщицки подмигнул Раймону, – конечно, задним числом.

– Вы это серьёзно?! Но ведь офицер дошёл до совершенно скотского состояния. Это недопустимо!

– Послушайте, лэр лейтенант, – мощный комендант наклонился вперёд, и доверительным шёпотом продолжил, – Грана проще убить, чем перевоспитать. Я уже неизвестно какой на его жизненном пути комендант, и ни одному – слышите, ни одному! – не удалось ничего с ним сделать. Вы думаете, почему он в свои семьдесят пять до сих пор ходит в лейтенантах? Потому что офицерского звания ниже просто не существует, а после пятидесяти не принято разжаловать в солдаты.

– Своим существованием он умаляет честь императорской армии и лично императора.

– А… Вот вы куда клоните, – глаза коменданта полыхнули огнём. – Хотите за его счёт получить офицерскую должность?

– Что вы хотите этим сказать? – Раймон Ванга чувствовал в словах офицера подвох, но не мог понять, к чему тот клонит.

– Ну-ну! Всё-то вы понимаете, лэр лейтенант. Убить пропойцу на дуэли легче лёгкого: хрясь шпагой по шее, и его место тут же вакантно. Удобный способ решения проблемы с вожделенной должностью, не так ли?

– Да как вы смели такое вообразить! – молодой лейтенант взвился, словно раненый лев. Он тут же оказался на ногах. В его руках возникла ритуальная силовая шпага. – Потрудитесь принести извинения, лэр комендант.

– А… Так вы, в самом деле, не понимаете? – офицер откинулся на спинку своего глубокого кресла. По мельчайшим штрихам в манере юноши он безошибочно определил абсолютную его честность. Тогда комендант снова встал, низко поклонился, как того требовал Дуэльный Устав. – Примите мои искренние извинения, лэр офицер. Я заподозрил вас в непорядочном поведении совершенно незаслуженно. Простите старика.

После слов коменданта Раймон немного растерялся, но быстро взял себя в руки. Он церемонно поклонился в ответ, принимая извинения.

– Совсем забыл, что вы только из Академии, лэр офицер. Недавние выпускники в большинстве своём просто не способны на такую низость. Да вы присядьте, не стойте столбом. Мы же не на плацу.

Пару минут они сидели, погружённые каждый в свои мысли. Раймон решил для себя, что командир ему попался правильный, раз так эмоционально отреагировал на внешне безобидные слова лейтенанта. Это его не только успокоило, но и вдохновило на новые свершения: недавний выпускник решил сообщить коменданту о вопиющем нарушении режима секретности.

– Лэр комендант, вы мне кажетесь человеком, внушающим доверие – настоящим командиром. Хочу у вас испросить один совет.

– Спрашивайте, лэр: к кому, как не ко мне, вам здесь ещё обращаться? – комендант летал в каких-то дальних далях, обдумывал одному ему ведомые вопросы, поэтому ответил лейтенанту больше на автомате, нежели осознанно. Раймону же эта фраза ощутимо добавила оптимизма, он весь буквально подался вперёд, даже локтями на стол облокотился.

– В дороге я стал свидетелем вопиющего нарушения режима боевой части. Кому мне лучше подать соответствующий рапорт, как вы полагаете, лэр?

– Нарушение? – услышав данное, безусловно важное, слово, комендант мгновенно встал в стойку; его взгляд стал осознанным, приобрёл пронзительность. – Где, при каких обстоятельствах произошло нарушение?

– Затрудняюсь ответить, лэр комендант, – Раймон немного растерялся от такой конкретики. – Могу лишь сообщить, в чём именно проявилось нарушение.

– Я об этом и спрашиваю.

– Нет, лэр, я не могу вам сообщить, при каких обстоятельствах и где нарушение имело место. Я лишь столкнулся с его последствиями.

– Последствиями? Как прикажете вас понимать, лэр лейтенант? Как можно говорить о нарушении и не знать, в чём именно оно заключается? Или вы пытаетесь покрывать виновных? Это не делает вам чести, лэр, – комендант буквально впился взглядом в штурмовика.

– Отчего же? Я знаю, в чём оно заключается. В нарушении режима секретности.

– Что?! – хозяин кабинета вскочил на ноги и опять буквально навис над лейтенантом. – Чего же вы тянете? Что ещё разболтали эти недоноски? А главное, кому?! Отвечайте, и встаньте, когда разговариваете со старшим по званию!

Раймон Ванга подскочил, словно его ужалили в одно место. Он никак не ожидал от коменданта такого резкого перехода от неформального общения к уставным оборотам.

– Лэр! Сегодня, два часа назад, я встретил возле города повозку с фермером. Он предложил подвезти меня до фермы, которая расположена рядом с полигоном. Я согласился. Мы разговорились. В ходе разговора выяснилось, что ему известно назначение боевой части, а именно, что она представляет собой испытательный полигон для тяжёлого планетарного оружия. Со слов нарушителя, об этом также известно и другим гражданским. В качестве источника информации в словах нарушителя фигурируют некий офицер, близость боевой части к городу, так что туда наведываются военные, и большие масштабы самого полигона, из-за которых его невозможно скрыть. Я счёл своим долгом максимально быстро доставить эту бесценную информацию до командования, лэр! Поэтому я не стал задерживаться на ферме ни минуты. Прошу предоставить мне голограф и сообщить фамилию куратора от секретной части, либо секретаря сектора флота; незамедлительно обязуюсь составить подробнейший рапорт и выслать его по назначению, лэр!

Теперь пришла очередь удивляться коменданту. Он слышал импровизированный рапорт офицера от начала и до конца, но так и не уяснил, в чём именно заключается нарушение режима секретности.

– Как вы сказали? Большие масштабы полигона… Что за гражданский такой? Имя, название фермы, звание?

– Представился как Стэн, ферма расположена на северо-северо-западе от КПП, в десяти километрах.

– А… – комендант сразу как-то поскучнел, вмиг утратив всю свою прыть. – Стэн… Местный. Все местные, лейтенант, знают о полигоне, и знают, чем мы тут занимаемся.

– Но лэр… – начал было Раймон, но комендант его перебил.

– Я не хуже вас знаю инструкции, лэр Ванга. Вам известна площадь боевой части вместе с территорией полигона?

– Нет, лэр комендант: это секретная информация.

– Двадцать тысяч гектар, лэр. В одном гектаре десять тысяч квадратных метров. Итого мы имеем двести миллионов квадратных метров. Это размер крупного города прямого имперского подчинения, такие встречаются только на ключевых планетах метрополии. Как можно спрятать такую территорию от взгляда местных?!

– Никак.

– Правильно, лэр, никак. А вы готовы обходиться лет эдак тридцать своей жизни без увольнительных в город? Сколько вы находились без увольнительных в Академии? Максимальный срок?

– Сорок три дня, лэр.

– Будем множить количество дней в этих тридцати годах, или так сопоставите?

– Сопоставлю, лэр.

– В общем, лэр Раймон Ванга, вам придётся смириться с тем фактом, что местные знают о полигоне столько же, сколько и наши солдаты с офицерами. Задача секретки заключается лишь в том, чтобы они не знали параметров применяемого здесь оружия и результатов испытаний. Смею вас заверить, лэр, эта задача выполняется: мы, военные, просто не знаем сами всех этих вещей, поэтому и местные, тем более, не знают. Наша задача не только и не столько охранять полигон, сколько не давать местным и техническим работникам пересекаться. Любая попытка оружейника смыться в город должна пресекаться. Так, в прошлом году караульными было убито четверо таких ненормальных, ещё семь человек были ранены, двое из них отданы под трибунал за попытку вынесли с территории оружие на продажу. Вам ясна задача, лэр лейтенант?

– Так точно, лэр комендант, – услышанное стало для Раймона подлинным откровением. Он всегда как-то иначе видел задачи штурмовиков.

– Ни хрена вы не поняли, лэр. Штурмовики – самые подготовленные из бойцов императора. Мы абсолютно верны присяге, мы умеем убивать и выживать там, где все остальные подыхают. Наш авторитет в других родах войск непоколебим. Если требуется обеспечить лояльность и максимальную эффективность этих самых родов войск, нас ставят в охранение района дислокации. С этого момента все раздолбаи из мабуты и прочих балаганных войск делают только то, что от них требуется для империи. Мы – их совесть, лэр. Только совесть с кулаками. Теперь понимаете?

– Меня этому не учили, лэр… – Раймон всё ещё выглядел озадаченным, хотя и начал схватывать суть.

– Вы даже не представляете, сколькому вас не учили, лэр лейтенант! Ничего, не переживайте. У нас вы быстро освоите нехитрую науку гарнизонной службы, походите в караулы, погоняете личный состав. И… ваша наблюдательность и знание флотских уставов достойны всяческих похвал. Пожалуй, вы первый офицер на моей памяти, кто вскрыл столько застарелых проблем в гарнизоне с первого взгляда. Продолжайте в том же духе, и вы далеко пойдёте.

Знакомство с личным составом

Высший лейтенант Марьяно оказался худощавым, высоким, чернявым мужчиной в самом расцвете сил. Всё его тело словно состояло из жил – это хорошо было заметно по шее и скулам, да и полевая форма не слишком скрывала особенности телосложения. Но всё это сущие мелочи. Самым ярким в образе высшего лейтенанта были глаза, – казалось, впитавшие в себя всю мудрость славных предков; живые, выразительные, ироничные, без тени начальственного самомнения и надменности. Конечно, Ванга не был ещё хорошим физиономистом, но и он почувствовал исходящее от офицера всепонимающее спокойствие.

Без лишних слов Марьяно принял просьбу коменданта показать молодому лейтенанту расположение, представился и предложил следовать за ним.

– Извините, лэр, у меня совершенно нет времени для долгих объяснений, – отметил офицер на выходе из штаба, – поэтому я препоручу вас эмкому вашего взвода. Располагайте им, как сочтёте нужным – он ваш с потрохами.

– Лэр высший лейтенант, а кто мой взводный? – деловито поинтересовался Раймон.

– Да вы его наверняка видели, а если не видели – не многое потеряли. Опять где-то отсыпается, – офицер махнул рукой в сторону кустов.

– Мой взводный – лейтенант Гран?! – шокированный лейтенант встал, как вкопанный.

– Значит, видели, – утвердительно хмыкнул Марьяно, разворачиваясь к замершему подчинённому. – Удивлены, что вас определили именно к нему? Нечему удивляться: взвод без нормального старшины и лейтенанта – не взвод, а балаган. Очень надеюсь, вы сделаете из него хотя бы видимость боеспособного подразделения. Могу я на вас рассчитывать?

– Так точно, лэр! – вытянулся по стойке смирно Ванга.

– Вольно, лейтенант. Если вам в дальнейшем понадобится совет опытного офицера – обращайтесь ко мне или к Кларку Дерано. Можно испросить совета у коменданта, но он этого не любит – ходить по головам. Впрочем, вам решать.

В это время к ним как раз подошёл обещанный командиром эмком. Лейтенант даже не удивился, что им оказался его давешний знакомец – Мэйт Энрике, собственной персоной. Стоило Марьяно отрапортовать ему Раймона, как боец страдальчески закатил глаза: ему явно не улыбалось служить под началом такого «резкого» старшины. Но в армии вообще очень мало зависит от желаний офицеров, и ещё меньше от желаний солдат, так что бойцу предстоял крайне весёлый период жизни – это он прочитал по выражению лица молодого лейтенанта.

Энрике оказался неплохим экскурсоводом. Он не просто знал каждую дыру в боевой части, но ещё и умел неплохо рассказывать. На солдатский манер, конечно: без всяких там изящных словесностей, зато с животрепещущими примерами. Он попытался даже ввернуть пару матерных выражений, однако был достаточно резко оборван лейтенантом, не терпевшим излишних вольностей.

Гарнизон был достаточно прост в устройстве – по-военному прост. Это значит, что здесь было всё необходимое, за исключением… в общем, небольшим исключением. Солдаты жили в казарме, расположенной в том же большом округлом строении, что и штаб, только с отдельным входом с противоположной стороны. Осмотр казармы лейтенант оставил напоследок, начал он с офицерских построек. Всего в гарнизоне было три роты – соответственно, у каждой был отдельный домик для офицеров, где им полагалось по паре комнат с персональными удобствами; плюс, общая гостиная с камином, пусть и электрическим, но очень реалистичным. Ещё в гарнизоне был медицинский пункт, а по совместительству место проживания гарнизонного медика. Был в гарнизоне и парк техники, представленный ангарами с летательными аппаратами и боевыми штурмовыми платформами. За парком на некотором отдалении видны были строения исследовательских комплексов. Их окутывало странное марево, какое бывает лишь в разогретой жарким солнцем пустыне – явный признак работы стационарного силового полня. Ещё дальше начинался собственно сам полигон. Именно там располагалось последнее капитальное строение части – подземный бункер. А дальше, на многие сотни гектар, протянулась зона отчуждения, где, собственно, и испытывали планетарное оружие «массового и не очень поражения», по меткому выражению провожатого. Идти к исследовательской зоне или к бункеру было без надобности – со временем эти точки ещё успеют набить оскомину, как справедливо предрёк себе лейтенант. Зато парк техники должен был быть весьма и весьма интересным местом.

– Какая техника приписана к взводу, лэр эмком?

– Три гравитранспортёра, шесть дронов Первого удара, силовой барьер на гравишасси и… спутник разведки.

– Малый низкоорбитальный спутник разведки и слежения? – брови лейтенанта приподнялись в жесте неслабого удивления.

– Так точно, лэр.

– Вы ничего не путаете? Спутник обычно идёт в составе передвижного пускового комплекса – ППК-М.

– Никак нет, лэр, никакого ППК-М у нас нет.

– Так как же его выводить на эту самую низкую орбиту, для которой он создан?! – Раймон так до конца и не поверил в слова эмкома: слишком уж большой бессмыслицей они звучали.

– Не могу знать, лэр лейтенант, – пожал плечами Энрике.

– Пойдёмте, посмотрим на это чудо поближе, лэр эмком.

– Вы уверены, лэр лейтенант? Там же только техника – что на неё смотреть?

Слова эмкома заставили Раймона сделать стойку: он явственно ощутил, что с этой самой техникой что-то не так. Нехорошее подозрение заставило глубоко ответственного лейтенанта буквально вскинуться; он собирался немедленно всё выяснить и покарать виновных. Однако реальность превзошла даже самые мрачные ожидания молодого офицера. В полутёмном ангаре оказалась не одна только техника. Три плоские туши гравитранспортёров ограничивали своими боками небольшую уютную площадку. На ней разместились четыре антиперегрузочных пластиковых кресла, явно извлечённые из водительской зоны транспортёров. Была здесь и ещё какая-то конструкция, аккурат в центре площадки, вокруг которой жались кресла, но лейтенанту сейчас было не до неё. На креслах спали – СПАЛИ! – завернувшиеся в пледы солдаты. Это притом, что никакого «тихого часа» в войсках не предусмотрено, на сон существует ночь с десяти вечера до шести утра. Раймон был не просто зол – он был взбешён. Но как часто с ним случалось в подобные моменты, ярость не только не делала его поведение неконтролируемым, она, напротив, заставляла собраться и думать на много порядков быстрее. Поэтому лейтенант просто посмотрел на встроенные в полевую форму часы и уселся прямо на землю, привалившись к броне транспортёра. Озадаченный Энрике остался стоять там, где его поставили по стойке смирно – аккурат возле той же самой брони, в метре от лейтенанта.

Прошло больше сорока минут, прежде чем первый из солдат зашевелился. Он сладко потянулся, подошёл к конструкции в центре площадки, и только после этого что-то сказал своим товарищам. Те также зашевелились, и вот уж все бойцы стоят, обступив непонятную конструкцию. Только теперь лейтенант счёл нужным подняться с пола ангара. Он невидимой тенью подкрался к солдатам, и, оказавшись за спиной у одного из них, коротко гаркнул: «Становись!» Бойцы на это аж подпрыгнули, в немом изумлении разворачиваясь на крик. Лейтенант не стал больше сдерживаться и сильными, точными ударами начал объяснять солдатам, как именно нужно строиться. Спустя буквально десяток секунд после начала экзекуции, бойцы уже стояли в строю по стойке смирно, правда один из них при этом странно покачивался, а другой припадал на одну ногу, но зато команду они выполнили почти правильно.

– Построиться возле брони, – рявкнул Ванга, показывая рукой направление. На этот раз солдаты подчинились мгновенно. – Во сколько заснули, бойцы?

Ответом было гробовое молчание.

– Я не повторяю вопрос дважды. Нет – значит, нет. Я прибыл сюда в тринадцать двадцать две. Вы соизволили почивать до четырнадцати ноль семи. Из этого делаем вывод, что для вас отбой наступил в тринадцать двадцать две, а подъём – в четырнадцать ноль семь. С этого момента вы будете жить по тому распорядку, который вам больше всего подходит. Если все остальные будут ложиться в двадцать два ноль-ноль, а вставать в шесть ноль-ноль, вы будете всё это время бодрствовать, а ложиться тогда, когда вам нравится, а именно – в тринадцать двадцать две. Я понятно выражаюсь?

– Так точно, лэр! – хором ответили ошалевшие солдаты.

– Во сколько вы будете ложиться спать?

– В тринадцать двадцать две, лэр!

– Во сколько для вас наступает подъём?

– В четырнадцать ноль семь! – однако один из солдат всё же решил проявить свою недюжинную осведомлённость в военных науках, и уже от себя добавил. – Но лэр! Время сна определено уставами!

– А известно ли вам, лэр солдат, что офицер должен «любить своих солдат, как собственных детей»?

– Так точно, лэр!

– Хорошо. Вижу, вы неплохо знаете устав. Так вот, лэры, я люблю вас и проявляю о вас недюжинную заботу. Это – первично. Раз вам УДОБНО ложиться и вставать в определённое время, вы будете ложиться и вставать в это время. Ещё вопросы?

– Уставы, лэр… – но лейтенант не дал солдату договорить. Он отвесил ему хороший хук, от которого тот аж подпрыгнул на месте.

– Наш умный боец сейчас отправляется отдыхать на вон то кресло. Выполнять! – рявкнул Раймон, а пострадавший за свои недюжинные знания нехотя поплёлся к креслу. – Остальные. Упор. Лёжа. Принять! Благодарите своего умного товарища.

Спустя пять минут солдат в кресле начал возиться, подавая признаки недовольства. Затем он встал в упор лёжа вместе с остальными, но получил от лейтенанта хороший удар сапогом под дых. Однако отжиматься не перестал. Ещё несколько ударов не смогли поколебать его решимости. Ещё бы! Никому не хочется получать потом от своих, а свои, как известно, самый скорый на расправу народ.

– Эмком Энрике! Чего стоим, кого ждём? Упор лёжа принять! Не стал выдавать своих, будешь отвечать вместе с ними, – последний жест лейтенант сделал исключительно, чтобы не подставлять эмкома перед своими. Так что стоит ли говорить, что тот с огромным энтузиазмом принялся отжиматься вместе с товарищами. – Эмком! Считать вслух за всех!

Пока бойцы отжимались, Раймон прошёлся до странной конструкции в центре зала. Он оглядел её со всех сторон, и с немалым удивлением узнал в ней тот самый низкоорбитальный спутник. Естественно, без пусковой установки. Он походил вокруг него туда-сюда, пытаясь сообразить, что же в нём углядели солдаты. Но спутник внешне был самым обычным, какие курсанты в Академии разбирали по винтику. Раймон Ванга ещё раз всё взвесил и принял решение досконально проверить агрегат. Нехорошо зыркнув в сторону бойцов, он начал разборку аппарата с методичностью и скоростью сборочного робота. Почти сразу лейтенант наткнулся на искомое несоответствие: из ёмкости для горючего торчала подозрительная спираль – её конструкцией предусмотрено не было. Раймон проверил ещё несколько узлов. Успокоившаяся было ярость вспыхнула в его мечущейся душе с новой силой.

– Встать! Смирно! – бойцы без вопросов выполнили команду. По затравленному взгляду каждого из них было понятно, что они уже не ждут ничего хорошего от знакомства с новым старшиной взвода. Лейтенант, между тем, прошёлся перед строем штурмовиков. – Вижу, вы совсем ох… бойцы. Это даже не залёт – это перелёт. Кто ЭТО придумал?

Ответом была тишина, солдаты не спешили сознаваться.

– Или, быть может, ЭТО придумали не вы? Лейтенант Гран? Я прав? Ну! Отвечать! Если не признаетесь, пойдёте под трибунал. Все. Эмком, вызывайте комендантский взвод.

– Лэр лейтенант! Разрешите обратиться, лэр! – рявкнул эмком.

– Разрешаю.

– Я придумал, лэр! Мы сами не пьём… только чуть-чуть. Всё отдаём лэру лейтенанту.

Ванга прошёлся перед строем солдат в обратном направлении. Чем глубже он погружался в службу, тем больше крепло его в ней разочарование. В Академии всё было просто: долг, честь, служба. Здесь же… Как офицер мог дойти до такого состояния? Как?! Уму непостижимо. Заставить солдат гнать для него самогон! И эти хороши. Сделали самогонный аппарат из самого дорогого прибора во всём взводе! Как только додумались?!

– Почему спутник, эмком? – гораздо спокойнее вопрошал лейтенант.

– Композитные сплавы почти не греются, можно заливать горючее вещество и поджигать, лэр. Ещё очень удобная конструкция, идеально подходит, если чуть-чуть доработать.

– Много нагнали?

– Всё в бутылке, под креслом.

– Тащите сюда, Энрике, – тот стремглав кинулся выполнять распоряжение. Тара была извлечена из-под кресла, после чего перекочевала к Раймону. Лейтенант побултыхал в руках бочкообразную бутыль, на слух определив содержимое в три-четыре литра.

– Через час жду вас возле казармы, лэр эмком. К этому времени спутник должен быть приведён в полную боеготовность. И… приберитесь тут, что ли. Кресла поставьте на место, транспортёры расставьте, как положено по уставу. Всё, свободны. Выполнять.

Лейтенант Гран нашёлся в офицерском домике, на втором этаже. Следующие полчаса из комнаты офицера раздавались сдавленные крики, звуки глухих ударов и, временами, трёхэтажный мат. Когда Раймон покинул комнату лейтенанта, тот клятвенно обещал не влезать в процесс работы с личным составом. Более того, обещал по возможности держаться подальше от солдат, чтобы своим видом не вводить тех в искушение. Вообще, Гран произвёл впечатление совсем не глупого человека, что только усилило недоумение молодого лейтенанта относительно непотребного поведения старика. «Всё понимает, но продолжает опускаться. Как так можно?!» – Раймон не находил ответа. Следовало поговорить на эту тему с более опытными товарищами, в особенности – с командиром.

В тщетной попытке найти ответы на свои вопросы, лейтенант добрёл до казармы. Эмкома ещё не было, видимо, он несколько задержался, выполняя офицерский приказ. В самом деле, Раймон немного погорячился со сроками – привести спутник в исходное состояние, да ещё и заправить горючим, было делом непростым: «Что ж, тем интересней будет посмотреть, как солдат выкрутится. После осмотра расположения нужно будет снова проверить ангар».

Кольта Странтора опять били. Сноровисто, аккуратно, чтобы не оставалось заметных повреждений, но, при этом, чрезвычайно болезненно и сильно – как умеют только в войсках специального назначения. Побои уже не приносили той боли, что сводила с ума в самом начале. Боль оставалась где-то на границе сознания, она почти отключалась, настолько к ней привык молодой организм. Именно поэтому Кольт мог думать, несмотря ни на что. И он думал. Думал о том, как по дурости, поддавшись бравурной пропаганде, пошёл добровольцем на призывной пункт. Зачем ему это было нужно? Служба, де, для настоящих мужчин; родина, де, в тебе нуждается; флот, де – боевое братство. Ведь именно братства ему и не хватало в этой жизни, слишком большим индивидуалистом он был, предпочитая абстрактные размышления и книги посиделкам с товарищами по институту. Вот и получил это самое братство. Кто ж мог подумать, что статус «брата» ещё нужно заслужить потом и кровью? Ему же, как самому слабому в подразделении, этих самых пота и крови требовалось куда больше, чем остальным. Зато теперь он знал, что такое настоящий мужской коллектив. Знай он это ещё до попадания в штурмовики, было бы легче. Хотя, если вдуматься, знай он, что его здесь ждёт, вряд ли бы согласился на такую службу.

И ведь нельзя сказать, что получал он совсем не за что. Очень даже за что. То никак не мог уяснить, зачем нужно разглаживать постельное бельё на кровати до зеркальной глади; то не мог запомнить правильного положения личных вещей в стенной нише; то не мог воспроизвести это треклятое армейское «так точно!», которое, почему-то, требовалось говорить всякий раз, когда тебе задают вопрос или отдают приказ. В самом деле, зачем всё это? Но больше всего проблем у молодого солдата было из-за армейского обучения. Он неплохо знал математику, физику, и когда ему, например, говорили, что лазерный луч – «это, б… такой луч, который всегда попадает в цель; лучу нужны только руки – руки штурмовиков, а не кривые культяпки ё… мабуты», солдат неизменно впадал в ступор. В чём связь луча и рук штурмовиков? Банальная логика здесь пасовала. Физика тоже. Люди, подобные Странтору, запоминали, только если могли для себя ОБЪЯСНИТЬ необходимость того или иного действия. Армейские же порядки логического объяснения не имели, они просто были, и всё. Как физические законы. Только за нарушение физических законов тебя не будут бить.

Была у Странтора и другая проблема. Он не умел драться, был от природы неагрессивен, буквально впадал в ступор, когда его пытались втянуть в драку. В коллективе же необходимо было за себя стоять. Он понял эту истину слишком поздно, начал огрызаться, но к тому времени уже так повелось, что его отправляли на самую черновую работу. Нужно было сразу ставить себя по-другому. Теперь же, как ни упрямься, как ни маши руками, итог будет один: побьют и всё равно заставят. А ещё в плоть и кровь успело въесться это треклятое опасение быть побитым. Вроде бы и не больно уже так, как было в самом начале, но сознание само стремится уйти от побоев любым способом, даже вновь прогнувшись.

– Тебе чёрным по белому было сказано: полчаса! – рычал здоровенный детина, не спеша и с расстановкой метеля солдата пудовыми кулачищами. Каждый удар откидывал худосочного Странтора к стене, от которой тот отскакивал, чтобы быть вновь насаженным на кулак. – Нах… ты опоздал?

Рядом экзекуции подвергался давний соратник Странтора по побоям – Эрик Бочаре, в армии – просто Боча. У того была совсем другая проблема: он просто физически был не приспособлен к большим нагрузкам на организм. Огромные слои жира упорно тянули парня вниз на перекладине, подчиняясь законам всемирного тяготения; дряблые мышцы никак не желали брать верх над тяжестью тела. Во время пробежки в определённый момент Боча просто падал на землю и больше не мог двигаться. Его приходилось нести всем подразделением, за что Эрик получал уже от своих. И не мудрено, ведь такую тушу не просто нужно было поднять, с ней нужно было бежать! Притом, что и остальным бойцам приходилось тяжело от изматывающих тело километров в полной выкладке, а тут ещё и треклятый толстяк окончательно добивал своим весом.

Толстяка бил жилистый и подвижный, словно ртуть, Марек Энтро – один из старожил взвода. Вообще, Марек был очень уравновешенным малым, его сложно было вывести из себя. Зато если удавалось… Неожиданно Марек остановил свой уже занесённый для удара сапог.

– А скажи мне, Боча, тебе было вкусно? – змеёй прошипел Ртуть.

– М-м-м… – простонал толстяк с пола. Он весь сжался, предвидя новый удар, и когда его не последовало, даже растерялся.

– Говорю, пищевой концентрат – это очень вкусно? – повторил свой вопрос парень.

– Никак нет, – прохрипел Боча. От воспоминаний о вкусе концентрата для пищевого синтезатора по телу Эрика прошла дрожь отвращения.

– Так нах… ты его жрал?! – взвился Марек.

– Я… есть хотел… всегда хочу… – заныл Боча. Это было второй его слабостью – он, в самом деле, всегда хотел есть. Его огромная туша настоятельно требовала постоянной подпитки выпадающих на поддержание организма жиров. Мозг привык к определённому балансу обмена веществ – если, кончено, слово баланс здесь уместно – и буквально изматывал толстяка требованиями новых порций еды. Скудной армейской нормы, рассчитанной на среднего телосложения парня, ему не хватало.

Удары с новой силой стали сыпаться на Бочу: ответ явно не устроил Ртуть.

В это время Раймон Ванга как раз проходил мимо расположения, по длинному, загибающемуся влево коридору. Хитрый Энрике старательно заговаривал лейтенанту зубы, как раз сейчас сопровождая его куда угодно, но только не в расположение взвода. Эмком прекрасно знал о порядках своего подразделения, посему стремился сначала увести нового старшину подальше, создать видимость уставного порядка, и уже затем провести Раймона в расположение. Однако лейтенант тоже был не лыком шит. Несмотря на разливающегося соловьём эмкома, он уловил знакомые звуки, раздающиеся из-за очередной двери.

– Что там? – перебил он Энрике, указывая на дверь.

– Солдаты, – пожал плечами эмком. – Нам ещё немного пройти осталось – посмотрите на тренажёрный зал. Тренажёрный зал у нас – ух! Там даже для вашей шпаги есть программа.

Но Раймон его не слушал, он уже подходил к подозрительной двери. Что заставило лейтенанта зайти именно в своё подразделение? Интуиция? И да, и нет. На самом деле его заставила сюда зайти неизбежность, судьба, если угодно. При пристальном рассмотрении всего произошедшего с лейтенантом в боевой части, легко выстраивается вполне предсказуемая цепочка происшествий: встреча с эмкомом у периметра – лейтенант Гран – назначение старшиной самого раздолбайского подразделения – наведение порядка в ангаре и неизбежная «беседа» с командиром взвода – появление в расположении своего подразделения. По последнему пункту следует добавить, что звуки неприкрытых ударов могли возникнуть только во взводе лейтенанта Грана. Всё, круг замкнулся, и замкнулся без всякого участия командования или иных посторонних молодому офицеру лиц. Что это, если не судьба, взявшая на себя заботу о лейтенанте с самого его появления на планете?

Раймон Ванга уверенно задвинул в стену одну из двух створок пластиковой двери, отделявшей коридор от расположения. Внутри всё было стандартным. Вытянутое в длину помещение упиралось в прозрачный полукруг стены. От боковых стен к середине помещения были выдвинуты ряды кроватей. Стенные ниши для личных вещей кое-где были распахнуты настежь, да и кровати, если приглядеться, были выдвинуты не все. Убраны они тоже были далеко не все. По сознанию штурмовика ударило диссонансом – он аж поморщился. В сердце стала медленно закипать привычная ярость. Последней каплей оказалось занятие местных обитателей, одни из которых били других.

– Упор лёжа принять! – рявкнул Ванга голосом, от которого вздрогнул даже здоровяк с пудовыми кулачищами.

– Чё за… – начал было разворачиваться Ртуть. Но лейтенант оказался быстрей. Не увидев должного почтения в поведении солдат, он не стал долго думать, в ход пошёл самый понятный и оттого самый действенный воспитательный метод – кулаки. Конечно, Ртуть попытался огрызнуться. И следующие несколько секунд больше напоминал шарик этой самой ртути, чем уважаемого товарищами скорого на действие солдата – настолько активно он отлетал от ударов офицера, рикошетя о стены.

Знакомство с личным составом завершилось лёгкой разминкой для драчунов. Здоровяк отжимался размеренно, чем-то смутно напоминая кузнечные меха. Ртуть старался не отставать от товарища, только красоты и размеренности в его движениях было куда меньше – попробуй красиво отжаться на одной руке, когда вторая безвольной плетью свисает на пол!

– А вам что, особое приглашение нужно? – сузив глаза, поинтересовался Ванга у тройки солдат, что всё время экзекуции пролежали на кроватях с открытыми от удивления ртами. Два раза повторять не пришлось, уже через секунду к разминке присоединились новые молодые спортсмены.

Время тянулось медленно, как всегда бывает, кода кто-то отсчитывает его монотонными силовыми упражнениями. «Пятьдесят семь… пятьдесят восемь…» – одно отжимание – три секунды долой. Пока бойцы тренировались, Раймон прохаживался по центральному проходу. Ему требовалось успокоить расшалившиеся нервы. Умом он хорошо понимал, что не след так жёстко реагировать на любое проявление разгильдяйства. Но то умом. Зато душа требовала как раз решительных мер против того, что было для лейтенанта самым страшным на свете – против нарушения воинской дисциплины. Чтобы как-то отвлечься, офицер стал изучать свернувшихся на полу побитых солдат.

– Эмком, кто такие? – повернулся к Энрике лейтенант.

– Боча и Зауч… то есть Кольт Странтор и Эрик Бочаре, – сглатывая слюну в затравленном жесте, ответил младший командир.

– За что их так?

Энрике посмотрел на своих. Вместо него ответил здоровяк. Ответил по-военному чётко, чем ещё более поднялся в глазах офицера.

– Зауч опоздал на утренние занятия у старшего лейтенанта Дерано. Мы все за него корячились на плацу! Боча сожрал концентрат для пищевого синтезатора в наряде по кухне. Суточную норму всей роты! Старшина вне себя, избил весь наряд, потребовал отстранить от нарядов по кухне «этого жопорылого»!

– Концентрат? – глаза Раймона поползли на лоб. Он впервые слышал, чтобы это серо-зелёное тошнотворное нечто можно было есть. Офицер даже присел рядом со стонущим солдатом, чтобы спросить. – Вкусно было?

Боча застонал пуще прежнего. С ним произошло то, чего практически никогда не происходило: к горлу подступила тошнота, пришлось замолкать и прилагать титанические усилия, чтобы организм не покинуло ни грамма бесценной пищи.

– Рядовой Бочаре, я к вам обращаюсь! – немного повысил голос лейтенант.

– Никак нет, – просипел боец.

– Чего ж ты его тогда ел?! – разговор с офицером почти слово в слово повторял предыдущий, со старшим товарищем. Это лишний раз доказывало единообразие мыслительного процесса большинства собратьев по профессии – в данном случае, военных, – однако рядовому было не до столь тонких философских материй, он ощущал высшую истину своим собственным естеством, которое никак не желало успокаиваться.

– Думал, наемся…

– Наелся?

– Почти…

Лейтенант невольно переглянулся с эмкомом.

– Боюсь, кулаками тут не поможешь, – констатировал Ванга, кивая в сторону Ртути.

– Лэр лейтенант, разрешите обратиться! – прохрипел тот в ответ.

– Разрешаю.

– Чем же тогда, если не кулаками?

– Физкультурой. Рядовой Бочаре, упор лёжа принять!

Спустя четверть часа в сторону медицинского коттеджа строем бежало трое солдат, в сопровождении нового старшины; эмком был оставлен в расположении наводить уставной порядок. До домика оставалось ещё с добрую сотню метров, когда дверь распахнулась, и на пороге появился радушный хозяин. Весь остаток пути он терпеливо стоял, изучая своих будущих визитёров, в особенности – Раймона Вангу.

– Лэр высший лейтенант! Лейтенант Раймон Ванга, старшина третьего взвода штурмовой роты, привёл бойцов, нуждающихся в неотложной медицинской помощи! – рявкнул штурмовик, поравнявшись с крыльцом аккуратного домика.

– Антон Шпак, гарнизонный медик, – коротко представился хозяин дома.

Офицеры раскланялись.

– Давно прибыли, лэр лейтенант? – начал наводить мосты медик.

– Сегодня, лэр высший лейтенант, – в глазах Шпака отобразилось немалое удивление.

– А вы сильно начали, лэр Ванга! Если так дальше пойдет, вы у нас надолго не задержитесь.

– Что вы хотите этим сказать, лэр Шпак? – на лице лейтенанта отразилось недоумение.

– За дисциплину вы слишком активно взялись. Значит – далеко пойдёте. Уж поверьте моему богатому опыту.

– Лэр, всё это хорошо, но у меня бойцы…

– Да вижу я ваших бойцов. Рядовой Энтро, и как вас угораздило повредить руку? – солдат как-то затравленно огляделся по сторонам, словно искал пути отступления, но лейтенант был настороже. – Ничего, не бойтесь, мы вас сейчас быстро на ноги поставим. У меня самое совершенное оборудование! Только обезболивающего нет, но это ведь сущие мелочи для настоящего штурмовика, ведь правда? Вы, лэр лейтенант, подождите здесь с остальными бойцами – говорят, свежий воздух лечит не хуже лучших клиник. А я пока поработаю с вашим основным больным. Договорились?

– Так точно, лэр высший лейтенант!

И, напевая себе под нос бодрую песенку, Шпак потащил упирающегося солдата вглубь своего обиталища. Лейтенант с любопытством прислушался, но его любопытство быстро сменилось недоумением, стоило ему распознать в напеве медика слова совсем несерьёзной детской песенки: «Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица, и жучок, и червячок, и медведица. Всех излечит, исцелит добрый доктор Айболит». Последние слова песенки ещё висели в воздухе, когда из дома послышались звуки борьбы, затем сдавленный вскрик, а венчал всё это безобразие характерный звук падающего тела. Раймон невольно тряхнул головой, отгоняя наваждение, а из дома уже выходил добрый доктор, вытирая тряпочкой испачканные в чём-то красном руки.

– Ну, кто у нас следующий? – ослепительная улыбка Антона Шпака светилась поистине неземным участием и добротой.

Штурмовик повернулся к солдатам, но, к своему величайшему недоумению, их не обнаружил. Только вдалеке, почти у самой казармы, мелькали чьи-то пятки. Самым поразительным было то, что лейтенант отвлёкся от своих бойцов буквально на пару секунд.

– Что, говорите, было у ваших солдат? – участливо поинтересовался Шпак.

– Да кто его знает? – почесал затылок лейтенант. – Когда я пришёл, они уже были порядком побиты. Ещё и упражнения у меня выполняли разные.

– Упражнения, говорите? Я иногда поражаюсь целительной силе для молодого организма простой физкультуры. Главное – заставить организм работать на пределе, и он начинает сам себя лечить! Представляете?! Вот и ваши бойцы, видно, сами не заметили, как излечились.

– Может, всё же свежий воздух? – Раймона не оставляли сомнения. Ещё совсем недавно, то есть аккурат после силовых упражнений, его солдаты еле передвигали ноги, а тут такая прыть…

– Я думаю, мы стали свидетелями совокупного эффекта от комплексного лечения. Как в волновой теории, когда волны накладываются друг на друга и в результате получается новое качество усиления. Так и у нас произошло. Вы главное не забывайте: свежий воздух и физические упражнения. А лучше всего физические упражнения на свежем воздухе! Вот и комендант любит вместо наказания надевать бойцов в силовую броню и заставлять их заниматься на свежем воздухе нашего плаца. Вы не представляете, какого потрясающего эффекта он добивается! Ну, всего хорошего, лэр Ванга. Заходите, если что случится – вы всегда можете на меня рассчитывать. Бойца вашего я пришлю обратно через пару… нет, через четыре дня. – И уже себе под нос, развернувшись к лейтенанту спиной, добавил. – Думаю, двух дней как раз хватит, чтобы подстричь газоны и хорошенько убрать в кладовке. Труд – самое действенное лекарство.

Раймону ничего не оставалось, как возвращаться в расположение в гордом одиночестве, но теперь офицер более-менее ориентировался в окружающем. Следующей вехой в его плане было посещение ротной комнаты инвентаря – для проверки наличного взводного имущества.

Комната инвентаря4 притулилась за рядами казарменных помещений. Раймон провёл офицерским удостоверением по кругу считывателя, тот привычно полыхнул зелёным. Офицер уже собирался зайти внутрь, когда до него вдруг дошло, что цвет-то круга сменился, да вот только дверь по-прежнему закрыта. В полном недоумении он посильнее толкнул металлическое препятствие от себя и почувствовал, как дверное полотно слегка качнулось, словно держалось на петлях, и было закрыто изнутри на засов. Сказать, что это разозлило лейтенанта, значит, ничего не сказать. Такого пренебрежения уставами он просто не ожидал увидеть – пренебрежения в самих бытовых мелочах. Не настолько бедны вооружённые силы Империи, чтобы не заботиться о состоянии зданий и материальном довольствии личного состава. Одновременно офицер понял и ещё одно: раз дверь закрыта изнутри, и никаких признаков замка снаружи не наблюдается, значит, за дверью кто-то есть. Пара сильных ударов заставила металл натужно вибрировать, металлическое полотно же с каждым ударом всё сильней отклонялось вовнутрь, открывая взору вертикальную щель в правой части.

– Какого х… долбишь? – рявкнул из-за двери нагловатый голос с заспанными интонациями. Получив вместо ответа ещё пару ударов, обладатель голоса проделал какие-то манипуляции с дверью, после чего она окончательно распахнулась вовнутрь.

Взору лейтенанта открылось внутреннее убранство обширного помещения. Собственно, основу обстановки составляли бесконечные ряды стеллажей, и только где-то далеко угадывались контуры небольшого письменного стола и аккуратного диванчика. Закончив беглый осмотр, Раймон Ванга перевёл взгляд на «хозяина» помещения, что так невежливо окрикнул его из-за двери. Перед офицером стоял совершенно невозможный в армии субъект. Начать с того, что он был не стрижен. Длинные сальные патлы цвета воронова крыла свисали до самых плеч, и было отчётливо заметно, что они не знакомы не только с парикмахером, но даже с элементарной расчёской. Маскхалат серо-стального цвета местами отливал кожаным блеском, настолько был засален. Тапочки на босу ногу, грудь нараспашку, так что были видны полоски старомодной сине-белой тельняшки, полное отсутствие знаков отличия – вот неполный перечень деталей, которые привели молодого лейтенанта в какую-то нечеловеческую, совершенно неконтролируемую ярость. Весь облик служивого буквально кричал о полном пренебрежении уставами, и этот облик подействовал на имперского офицера, словно красная тряпка на земного быка в древности.

Раймон пришёл в себя рывком. Он совершенно не помнил, что произошло в последние несколько минут или секунд, помнил только незнакомого солдата в вопиюще неуставном одеянии, с нагловатой мордой, а потом… Потом тот же солдат лежит этой самой мордой в стол, а по столешнице, по стулу стекают ручейки тягуче-красной крови. Профессиональным жестом лейтенант приложил пальцы к шее солдата, отметил наличие пульса, осмотрел изрядно пострадавшее от экзекуции тело и, окончательно успокоившись, вышел в коридор. В следующее мгновение казарму сотряс по-военному сильный окрик, по экспрессии больше подошедший бы какому-нибудь дикому животному, нежели хозяину природы – человеку: «Эмком Энрике!». Крик был настолько силён, настолько требователен, что бедный эмком не нашёл ничего лучше, чем стремглав вылететь из расположения, где под его чутким руководством молодые солдаты заканчивали наведение уставного порядка.

Вид старшины заставил солдата сглотнуть вмиг возникший в горле комок. И было от чего. Парадная форма офицера была залита кровью, её брызги обнаружились даже на фуражке; лицо искажено свирепой гримасой еле сдерживаемой ярости; пудовые кулаки сжаты до белизны. Бегом, не желая показывать даже намёка не неуважение к приказу, эмком кинулся к замершему каменным изваянием лейтенанту.

– Двоих бойцов поздоровей сюда. И машинку для стрижки. Выполнять!

Мысли Энрике окончательно спутались. Он даже не пытался понять, что задумал этот ненормальный офицер, чувствовал только, что ничего хорошего ему и товарищам по подразделению это точно не принесёт. Когда же они с Большим и Кулаком увидели залитого кровью каптёрщика, ощущения грядущих проблем стали ещё отчётливей. А офицер ещё и начал… стричь Волосатого! Невероятное событие, граничащее со святотатством, происходило на их глазах.

– Лэр лейтенант, разрешите обратиться, – не выдержал Энрике, всё это время, словно заворожённый, наблюдавший, как мерно урчащая машинка за проход выбривает аккуратную дорожку в волосяном царстве каптёрщика.

– Разрешаю.

– Вы зря бреете Волосатого. Он этого не простит. Вы не знаете, он из взвода старшего лейтенанта Дерано. Старшина. Трогать его – значит задеть лэра старшего лейтенанта. И… это… мы потом никогда не получим нормального имущества, только поломанную и недействующую муть.

Раймон Ванга на секунду прервал своё завораживающее действо. Он уставился прямо в глаза эмкому, обжигая, проникая взглядом в самую душу.

– Лэра старшего лейтенанта можете не опасаться. Это моя проблема. Или вы опасаетесь его бойцов? – на последнем слове глаза офицера угрожающе сузились.

– Они лучшие, лэр. Они нас всегда делают, – почти шёпотом признался Энрике. Признался только потому, что взгляд лейтенанта словно проник ему в самые глубины сознания.

– Делали, лэр эмком. ДЕ-ЛА-ЛИ. С завтрашнего дня мы начнём работать над вашими боевыми навыками. Если через три месяца вы не сможете уделать этого… Волосатого… то я сделаю себе харакири. Знаете, что это значит? – в ответ Энрике лишь метнул затравленный взгляд на своих товарищей. Он знал. Сейчас он отчётливо понял, что спокойная жизнь закончилась. ЭТОТ точно сделает. Но перед тем скрутит в бараний рог всех своих бойцов, а заодно и бойцов Дерано. Даже старший лейтенант не казался теперь таким уж страшным – когда рядом появляется собственный монстр, чужой монстр вмиг начинает казаться домашней собачкой. На этом строится вся система армейской психологической ломки: не заезженное «бей своих, чтобы чужие боялись», а «бей своих, чтобы они чужих не боялись». Для того чтобы убийство врага стало не только грязной работой, но радостным жизнеутверждающим событием, к которому стоит стремиться, нужно было, чтобы тебя самого до этого били и изводили. Тогда ты воспримешь возможность бить других как избавление, как возможность вырваться из грязи повседневных ненавистных будней.

Когда каптёрщик пришёл в себя, то столь же отчётливо, как чуть ранее эмком, понял: его проблемы только начинаются. Если раньше он полагал, что самое страшное – ярость этого ненормального лейтенанта, то теперь понял, что куда страшнее его методичные воспитательные приёмы. Пока бойцы взвода лейтенанта Грана перебирали собственное вещевое имущество, Волосатый занимался тем, от чего уже успел порядком отвыкнуть. Он занимался физкультурой. Отжимания сменялись прыжками в высоту из положения «с корточек», затем шла тренировка навыков передвижения по-пластунски, затем подтягивания на стеллажах, и так далее, и тому подобное. Лейтенант же всё это время, в перерывах между командами на то или иное упражнение, скрупулёзно изучал содержимое ящиков стола в каптёрке. Иногда он отдавал короткие приказы бойцам своего подразделения, выслушивал доклады, но затем неизменно возвращался к содержимому стола.

– Боец, встать. Сейчас вы, лэр старшина, пойдёте с моим эмкомом, и займётесь стиркой вашей военной формы. Вручную. Если завтра я увижу на ней хотя бы одну залысину, мы продолжим упражнения уже на плацу. Вы меня поняли?

– Так точно, лэр лейтенант! – вынужден был простонать старшина.

– Хоть правильного обращения к офицеру вы не забыли. Это радует. Ещё я забрал у вас из стола всё лишнее, не соответствующее уставу. Оставил только несколько правильных книжек, – Раймон Ванга постучал костяшками пальцев по стопке флотских уставов. – Надеюсь, вы выберете время для их изучения. Чуть позже либо я, либо ваш офицер проверим ваши успехи в воинской науке. Вольно, солдат.

Лейтенант встал со стула и спокойной уверенной походкой покинул комнату инвентаря. Только когда дверь за ним закрылась, каптёрщик позволил себе без сил упасть на диван. Вот только спать в каптёрке ему что-то совершенно расхотелось, и он, ковыляя на негнущихся ногах, поплёлся в расположение своего взвода. К слову сказать, эмком несколько преувеличил степень уважения Волосатого среди своих. Пользуйся он там уважением, ни за что бы не ночевал в каптёрке, словно отщепенец.

Следующим этапом для лейтенанта по плану должно было стать знакомство с личным составом. Его можно было осуществить тремя способами. Прежде всего, банальной перекличкой во время специального построения. Далее, возможен был вариант с ознакомлением с личными делами бойцов в штабе. Наконец, можно было поговорить со штатным воспитателем. Раймон Ванга резонно рассудил, что для полноты картины следует использовать все варианты. Начать следует со штаба, затем попробовать взглянуть в глаза бойцов во время построения, и только в самом конце пообщаться с воспитателем. Так можно попробовать сначала составить собственное представление о каждом из подчинённых, а уже затем сверить его с мнением воспитателя.

Штабная бюрократия приятно удивила лейтенанта. Никаких удостоверений у него не спросили, никаких согласований не потребовали, никаких заявлений писать не заставили, – достаточно было одного беглого взгляда секретаря на погоны, и вопрос решился сам собой. Разве что дела были разложены по алфавиту, посему сначала пришлось раздобыть штатку с фамилиями бойцов собственного подразделения. Но тем интересней было изучение личных дел. Оказалось, известный уже Раймону рядовой Бочаре числился механиком-водителем установки, которая должна была запускать спутник; если учесть, что спутник был без пусковой установки, роль рядового в подразделении была более чем очевидной, и его присутствие в наряде по столовой нашло логическое объяснение. Бойцы при попустительстве лейтенант Грана просто определили его и Странтора в вечные чернорабочие. Последний, кстати, также «нашёлся» – на этот раз в числе операторов дронов. Подобный подход в корне не устраивал офицера, ибо с такими ролями членов подразделения ни о каком «боевом слаживании» речи быть не могло. У всех бойцов должны быть реальные роли и реальный фронт работ, иначе они в принципе не смогут испытывать гордость за своё положение имперских солдат. А нет гордости – нет ответственного отношения к технике и к товарищам. В остальном никаких по-настоящему серьёзных проблем с личным составом не предвиделось. Взвод был не полным, вместо 20 человек в наличии присутствовало только 17, но это было не критично. Куда важней оказалось наличие у пары бойцов реального боевого опыта. Остальные также оказались неплохо подготовлены, а значит, боеспособное подразделение нужно было создавать не с нуля. В общем, Раймон наметил для себя первые шаги по созданию из взвода лейтенанта Грана полноценной боевой единицы, и теперь обдумывал шаги на несколько ходов вперёд.

На вечерней поверке молодой лейтенант присутствовал лично, бессловесной тенью стоя по правое плечо дежурного. Поверка проходила буднично, почти ничем не отличалась от таковой в Академии. Дежурный называл фамилию, взвод; названный боец вскидывал кулак в воинском приветствии, а дистанционный считыватель фиксировал данные с татуировки, что красовалась у солдата на запястье. Однако присутствие Раймона на построении вызывало среди штурмовиков нездоровое оживление: слухи о новом ненормальном офицере к этому времени уже достигли самых удалённых уголков казармы. Естественно, никого не удивило, когда следом за командой «Разойдись», прозвучала команда к построению третьего взвода. Лейтенант дождался, пока бойцы сориентируются, не спеша прошёлся перед строем.

– Моё имя лейтенант Раймон Ванга. Я ваш новый старшина. Моя задача – заменить вам лейтенанта Грана, по известным причинам не могущего осуществлять командование. Мои требования просты. Во-первых, чёткое знание каждым бойцом своей роли в подразделении. Во-вторых, умение каждого делать то, что требуется по этой роли. В-третьих, дисциплина. В-четвёртых, аккуратность в личных вопросах. Рядовой Кольт Странтор, шаг вперёд! Какова ваша роль в подразделении?

– Рядовой боец, – пожал плечами штурмовик.

– По штатному расписанию вы – оператор дрона Первого удара. Каковы тактико-технические характеристики дрона ДПУ-117?

– Э-э-э…

– Полагаю, это как раз то, что вы скажете вероятному противнику, когда он атакует гарнизон. А вам известно, рядовой, что вероятный противник – не ваш лейтенант, он выслушивать ваш бред не будет?!

– Так точно, лэр! – вытянулся по стройке смирно Странтор.

По рядам бойцов прокатились короткие смешки.

– Смешно, бойцы? А знаете, над кем вы только что смеялись? Кто определил рядового Странтора оператором дрона, а рядового Бочаре – механиком-водителем ППК-М? – над строем воцарилось гробовое молчание. – Я понимаю, лейтенант Гран. Но вы, лэр Кулаков? Похоже, оторванной ноги во время Майской компании вам оказалось мало. Хотите, чтобы враг теперь добрался и до вашей головы? Её уже пришивать не станут, имперская медицина не всесильна.

Лейтенант прошёлся вдоль ряда притихших штурмовиков.

– Разрешите обратиться, лэр лейтенант, лэр! – выкрикнул из строя Энрике.

– Разрешаю, – коротко бросил офицер.

– В настоящее время империя не ведёт войн, у нас нет врагов.

– Это всё, что вы хотели сказать, эмком?

– Так точно, лэр!

– Кто ещё так думает? Шаг вперёд, – умудрённые опытом солдаты не спешили выходить. Они прекрасно знали, что любая не соответствующая текущему моменту инициатива в армии наказуема. Дошло это и до Энрике, который теперь лихорадочно бегал глазками, в тщетной попытке выискать пути отступления. Из строя вышел ещё один здоровяк, по фамилии Зелёный (кличка Большой) и рядовой Странтор. – Все вышедшие вперёд, упор лёжа принять! Считайте, лэр эмком.

Под мерный счёт и пыхтение нерадивых бойцов лейтенант продолжал свою лекцию.

– Вот вы, лэры штурмовики, кто сейчас вышел из строя, как раз олицетворяете собой врага. Вы поддались на антимилитаристскую пропаганду. Между тем, враг бывает не только внешний. Враг ещё бывает внутренний, и именно этот враг наиболее коварен. Я запомню и при первой возможности проведу с вами урок истории, где специально разберу подобные нашей ситуации. Сейчас факт из жизни. Несколько дней назад я пролетал в составе флотского подразделения мимо системы Астория. Флот ведёт торговую блокаду системы. Рядовой Кулаков, выйти из строя! Вы готовы просчитать вероятность привлечения нашего подразделения к подавлению возможного мятежа системы Астория?

– Никак нет, лэр! – рявкнул боец.

– Ничего, это нормально. Думать наперёд и просчитывать варианты – задача офицеров. Я оцениваю такую вероятность не более чем в 23%. Велика ли эта вероятность, рядовой Кулаков?

– Один к пяти… много!

– Вы совершенно правы, рядовой, много. Если бы мы с вами служили в каких-нибудь других родах войск, а не в штурмовиках, вероятность была бы существенно ниже. Но мы в менее чем неделе от системы, не заняты ничем серьёзным, кроме надзора за объектом, который, собственно, никто захватывать не собирается. Именно поэтому вероятность привлечения нас к боевой операции существует всегда. Как офицер я считаю своим долгом подготовить вас к возможному боевому применению. Ваша же задача как солдат чётко осознавать возможность участия в боевых действиях и чётко знать свою роль в бою. Я не буду вам сейчас проводить политинформацию, это не моя задача. Просто хочу довести до вас свои требования и объяснить, что они возникли не на пустом месте. Далее. Сегодня я много говорю. Так будет не всегда. Всё, что я говорю, в ваших интересах запомнить раз и навсегда. Два раза я никогда не повторяю. Рядовой Бочаре!

– Я! – рявкнул зазевавшийся было толстяк после короткого пинка соседа.

– Что я только что сказал?

– Э-э-э…

– Нет, рядовой, я сказал не так. Рядовой Кулаков, повторите для рядового Бочаре, что я только что сказал.

– В наших интересах запомнить всё раз и навсегда, вы не повторяете дважды.

– Рядовые Странтор и Зелёный, эмком Энрике, упражнение закончить! Вернуться в строй. Рядовой Бочаре! Упор лёжа принять. Запомните все. Четыре пункта. Дисциплина. Аккуратность. Знание должности. Соответствие должности, квалификация. В личное время можете спать, можете есть, можете ходить в увольнительные, но во время службы всё должно быть чётко в рамках моих требований. Теперь про должности. Тот бардак, что называется вашей штаткой, меня не устраивает. Знаете, что я с ним сейчас сделаю? – с этими словами лейтенант извлёк из папки, что до сих пор держал в руках, листок бумаги с таблицей. Поднял его на вытянутой руке, провёл из стороны в сторону перед лицами солдат. Затем подкинул в воздух. Свистнули белёсые поля силовой шпаги, ещё раз, ещё… до пола долетели лишь мелкие куски некогда единого листа. Бойцы заворожено провожали взглядом каждый задержавшийся в воздухе обрезок, и когда последний из них коснулся пола, по строю прокатился обреченный вздох. – Слушайте новое штатное расписание. Механики-водители остаются те же, за исключением рядового Бочаре. Мастер развёртывания силового барьера – Стэн Грайна. Оставшиеся двенадцать бойцов делятся на три четвёрки. К каждой четвёрке приписывается по два дрона. Соответственно, один боец из четвёрки будет их оператором. Одной четвёркой будет командовать рядовой Кулаков, второй – эмком Энрике, третей – рядовой Энтро. Бочаре определяется в четвёрку Энтро на должность лазерника5, до выписки Энтро старшим четвёрки будет Рой Грумбаль. Рядовой Странтор определяется в четвёрку Кулакова на должность… – в этом месте лейтенант гнусно ухмыльнулся, – оператора дронов. Остальные должности я сейчас зачитаю по списку. Выписку из приказа коменданта получите в течение недели у секретаря штаба.

По мере зачитывания списка по строю прошёл ещё один вздох, градус обречённости существенно вырос. Солдаты осознали, что лейтенант откуда-то узнал их навыки, предрасположенности, и теперь намерен выжать из каждого максимум. В завершение дня лейтенант припечатал.

– Механики-водители и мастер развёртывания, вам предписывается в течение часа прибыть в парк и подготовить приписанную к взводу технику к выходу. Затем произведёте погрузку дронов – по два на транспортёр. Машины не глушить, дожидаться дальнейших распоряжений. Старшим назначается Стэн Грайна. И рядовой Грайна, информация лично для вас. Механики-водители с этого момента каждую ночь будут участвовать в выходах. Они предпочли перенести своё время сна на обед. Вы попали в эту группу исключительно из-за их безалаберности. Делайте выводы. Разойдись!

Раймон Ванга ненадолго задержался, чтобы оценить порядок в расположении. Этим воспользовался Кулаков.

– Лэр лейтенант, разрешите обратиться, – тихо подошёл он к штурмовику.

– Я вас слушаю, рядовой.

– Пусть Странтор в моей четвёрке, я его натаскаю по боёвке. Но почему Странтора в операторы дронов? Ну, пошутили, и хватит. Он же ноль без палки. Дроны для штурмовиков – это половина победы.

– Сколько времени Странтор в подразделении? – лейтенант впился взглядом в глаза солдата.

– Полгода, может чуть больше.

– Что вы узнали о своём товарище за эти полгода?

Кулаков сильно призадумался. Он знал о солдате только то, что тот как боец ничего из себя не представляет. Собственно, именно это он и ответил офицеру.

– Штурмовику с боевым опытом не пристало ТАК наплевательски относиться к товарищам, пусть и не слишком авторитетным. Вы должны были узнать о его навыках, узнать, чем он занимался на гражданке – чтобы максимально использовать его способности здесь. Запомните свою ошибку, лэр. Надеюсь, она впредь не повторится.

– Я узнаю, лэр, – понурился штурмовик. Он впервые за столько времени почувствовал себя сопливым юнцом, хотя уже давно себя таковым не считал. Всё же война быстро убивает молодость.

– Узнаете, потом мы ещё раз поговорим. У вас всё?

– Так точно, лэр.

Раймон сидел в гостиной офицерского домика и смотрел в огонь камина. Искусственное пламя вело себя почти неотличимо от настоящего, плясало, извивалось, подпрыгивало, и вообще, совершало просто чудеса акробатики. Дрова совершенно реалистично переливались кроваво-красными жилами, словно от обдувающего их ветра или сильной тяги в каминной трубе. Порой над огнём взлетали вспышки искр, чаще одинокие, реже – фейерверком вспыхивали целые снопы, грозя опалить незадачливого человека. Даже звук был соответствующим – несильное гудение с сухим потрескиванием. Реалистичность пламени помогала лейтенанту успокоиться, но, одновременно, затягивала в свои глубины и вытягивала из головы крупицы мыслей. Сознание грозило перейти в состояние молчаливого созерцания, не отягощённого ни единой мыслью.

– Что, тяжело? – в стоящее рядом кресло уселся новый посетитель медитативного места. Его голос вернул лейтенанта к мыслям, но благодаря минутам бездумного созерцания он уже мог рассуждать вполне здраво.

– Не просто, – согласился Ванга.

Они посидели ещё несколько минут. Мысли в голове штурмовика метались, безуспешно пытаясь нащупать ответы. Наконец он не выдержал и обратился к соседу.

– Вот я отучился в Академии. Там для нас на первом месте была честь, мы подчинялись приказам не из-за наказаний, а из соображений чести и долга. Здесь… всё не так. Я вынужден вести себя, словно последняя мразь – бить, унижать, запугивать.

– Стоп. У вас получается поддерживать порядок?

– Да. Но…

– Никаких «но», лэр лейтенант. Вы ведь чувствуете, что все методы, которыми вы работаете с бойцами, для вас не в диковинку?

– Так точно. Всё это было… в Академии. В той или иной форме, в разные периоды службы.

– Вы делаете свою работу, выполняете свой долг. Вы чисты перед Императором. Только это должно вас волновать. Поймите, солдаты – они просто солдаты, обычные, в сущности, люди. У них нет стержня, нет сознания необходимости служения. Они просто получают деньги, просто работают. Чтобы они не просто работали, а именно служили – двадцать четыре часа в сутки, – нужны мы, офицеры. Иначе не будет боеспособной армии. Мы – их совесть, и совесть эта должна быть с кулаками. Просто выдрессируйте своих подопечных, дальше всё пойдёт куда легче. Нужно поддерживать у них постоянное психологическое напряжение, нужно давить, нужно требовать и добиваться – только так, и никак иначе дисциплину не создашь.

– Вы полагаете? – Раймон невольно проникся прочувственной речью соседа. Ему стало проще, понятней, что ли. В самом деле, нужно самому оставаться офицером, остальные просто не понимают своего предназначения. Придётся их заставлять если не понимать, то выполнять это предназначение. Это – его миссия. Он к этому готовился столько лет.

Лейтенант поднял голову и опознал в замершем рядом человеке своего командира Кольта Марьяно.

– Вам тоже было тяжело сначала?

– Мне и сейчас тяжело, лэр. Всем тяжело. Вы думаете, почему Гран спился? Он не смог нести на себе эту ношу. Несколько десятков компаний сломали ему психику, он утратил осмысленность. Так бывает. Но в вас я почему-то верю. Вы не сломаетесь.

– Вы правы, лэр. Нужно жить ради Императора и империи, всё остальное не важно. Я сделаю из них солдат, чего бы мне это ни стоило.

Раймон Ванга с кристальной отчётливостью осознал своё предназначение. На душе вмиг стало спокойно, все метания и переживания этого дня показались офицеру совершенно несущественными, неважными. Важна была лишь цель, а сегодняшние переживания – свои и солдат – он стал воспринимать как кирпичики на пути к этой цели, как необходимую долю личных жертв ради будущего.

– Лэры, признавайтесь, кто побрил моего Волосатого? Вся рота на ушах, все хотят посмотреть на это диво поближе, а он, представляете, молчит, словно воды в рот набрал. Только форму стирает с каким-то нечеловеческим остервенением, – совершенно несерьёзный вопрос вкупе с не менее несерьёзным тоном вмиг разрушил всю торжественность момента.

Лейтенант огляделся по сторонам. Оказывается, за время его вдумчивого созерцания и необычного разговора с командиром в комнате появилась ещё пара действующих лиц – офицеров. Один присел на последнее свободное кресло у камина, и, собственно, как раз он задал провокационный вопрос. Второй уселся в дальнем углу. По характерным щелчкам и прочим звукам Раймон понял, что тот занят разборкой табельного офицерского излучателя. Оба здоровяки, оба со знаками отличия старших лейтенантов, вот только характерами сильно отличаются. Это лейтенант мог сказать, даже не беседуя с ними, просто по поведению офицеров.

– Лэр Кларк Дерано? – полуутвердительно поинтересовался у заговорившего офицера Раймон.

– Так точно. С кем имею честь?

– Лейтенант Раймон Ванга, сегодня приступил к выполнению обязанностей старшины взвода лейтенанта Грана. Скажите лучше, почему позволили своему бойцу так опуститься?

– Вы побрили? Я почему-то так и подумал. Опуститься, говорите? Он свои обязанности выполняет очень хорошо. Должен за это что-то иметь. Вот и имел. Пока вы не появились. Что теперь прикажете с ним делать? Как его мотивировать?

– Чтением флотских уставов, – лейтенант с удивлением поймал себя на очередной шутке: «Надо же, я научился шутить! Никогда бы не подумал, что вместо очередной серьёзной мины выдам шутку».

Старший лейтенант коротко хохотнул и с новым выражением лица посмотрел на молодого сослуживца. Впрочем, шутку оценил не только Дерано – даже Марьяно позволил себе ухмыльнуться.

– Лэр Ванга, какую цель вы преследовали, когда унижали моего бойца? – не унимался Дерано.

– Лэр Дерано, вы ошибаетесь. Я его не унижал, лишь придал уставной вид. Чтобы он почувствовал свой высокий статус имперского солдата, а не патлатого грязного быдла.

– Хорошо, ваше мнение о состоянии солдата я понял, мне оно понятно. Но тогда давайте вернёмся к первому моему вопросу. Уставы не могут мотивировать сами по себе, они лишь предлагают вариант, как это можно сделать. Их нужно доходчиво объяснять, к ним нужно приучать, они слишком…

– Искусственны, – подсказал с живым интересом слушавший разгорающийся спор Марьяно.

– Да, искусственны. И они не дают… пряника, только описывают правила поведения и кнут.

– Ну почему же? А как же присвоение звания? А благодарность перед строем под знаменем Империи? А денежное вознаграждение от коменданта части по ходатайству непосредственного командира? Наконец, возможность не вздрагивать от окриков и не корячиться на брусьях за косяки? Моральное удовлетворение от физического превосходства над остальными людьми, сознание себя частью чего-то важного, поддержка коллектива?

– Всё это хорошо. Когда служишь пару-тройку лет. А вот когда служишь десять лет и более? Остаётся только лёгкое чувство превосходства, да денежное довольствие. Даже восхищение женщин бравыми вояками приедается. Начинаешь не служить, а работать. Побить, наорать? Но это работает так: учинил косяк – побит – исправил косяк. Как заставить не делать косяков впредь? Да, боязнь насилия и словесной накачки заставляет более-менее сносно трудиться. Но если тебе нужно от солдата нечто большее, помимо тупого монотонного выполнения приказа? Если от него требуется инициатива? Как её добиться? Поначалу и принуждение заставляет проявлять инициативу, ухищряться. Однако этот эффект быстро сходит на «нет». Да и создать для солдата состояние постоянного психологического прессинга крайне сложно – это можно сделать только через коллектив. Но с течением времени человек становится в коллективе своим, а если он – самый его старожил, то и вовсе частично подминает коллектив под себя. Что остаётся делать? Прессинга не получается, деньги в некоторых случаях могут и швырнуть тебе в лицо. Вот и приходится в людях поощрять их маленькие слабости, играть на них. С каждым в отдельности. Это сложная психологическая работа. Из такой работы состоит служба настоящего офицера.

– Говорите, нельзя поддерживать постоянный психологический прессинг? А что этому мешает?

– Я же сказал…

– Вы сказали про давление коллектива. А куда делось давление со стороны офицера? Физическое и моральное? – Кларк не нашёлся, что сказать, посему нахмурился и уткнулся взглядом в огонь.

– Браво, лэр Ванга! – воскликнул Марьяно. – Вы только что своим молодым гибким умом в клочья развеяли все аргументы закостеневшего матёрого ветерана. Проблема, в самом деле, не только в коллективе и в солдате. Она в офицере. Всё, что лэр старший лейтенант заявил как проблемы «заматерения» солдата, справедливо и для офицера. Ему надоедает служить, он хочет просто работать. Скинуть на солдат свои проблемы с воспитанием личного состава, и заниматься праздным времяпрепровождением. Как вы говорили, лэр Дерано? Женщины приедаются, перед ними уже не тянет щеголять своими победами на ниве воспитания, к вознаграждению привыкаешь, воспринимаешь как данность, в солдатский коллектив врастаешь, равно как и в коллектив офицерский. Понимаешь, что можно и не так сильно утруждаться, а иметь ровно столько же, плюс – целые нервы. Нет, Кларк, в этом споре я на стороне нашего молодого друга. Вашего Волосатого давно нужно было побрить, он совсем оборзел, даже офицеров перестал уважать. И, кстати, себя он тоже уважать перестал, раз довёл свой внешний вид до подобного состояния. Пора нам, лэры, менять каптёрщика. А раз лэр лейтенант уже занялся его воспитанием, пусть берёт Волосатого к себе, заодно подтянет его вместе с прочими раздолбаями лейтенанта Грана, коих у него целый взвод. Одним больше, одним меньше – без разницы.

– Вы командир, вам и решать, – пожал плечами Кларк Дерано. – Кого будем ставить на имущество?

Дальше офицеры заспорили о кандидатурах. Даже хмурый старший лейтенант, что до этого сидел в углу, включился в обсуждение. Вопрос, судя по всему, был крайне серьёзный. Правда, Раймон ещё плохо знал своих бойцов, не говоря уже про бойцов остальных офицеров, посему предпочёл в диспуте не участвовать. В общем, проблема с Волосатым решилась сама собой, без особых эмоций и обид, которых поначалу опасался молодой лейтенант.

– Лэры, я вынужден откланяться, – встал, спустя некоторое время, Раймон Ванга.

– Разве вы не останетесь с нами, так сказать, отпраздновать ваше вступление в наши славные ряды? – изумился Марьяно.

– Да, Ванга, – вторил ему Дерано, – что делать офицеру на ночь глядя в расположении? Или вас уже ставят в караул?

– Нет, лэры. У меня занятия с личным составом.

Офицеры переглянулись.

– Вы их так загоняете до полусмерти, лэр лейтенант. Проще нужно быть, – не поддержал инициативу подчинённого высший лейтенант.

– Так надо, лэр высший лейтенант. Ночной тренаж коснётся только механиков-водителей. Это и тренировка и наказание.

– Ну, вам видней, лэр Ванга, – пожал плечами Марьяно. – Надеюсь, вы не забудете о славной традиции проставляться?

– Никак нет, лэр Марьяно. В течение недели я всех соберу. И по поводу караула. У меня к вам большая просьба, лэр высший лейтенант, ближайшие две недели не ставить моих бойцов в караул. Боюсь, они будут не в состоянии нести дежурство.

– Две недели? Вы полагаете, вам будет достаточно этого времени?

– Потом занятия можно будет проводить по группам, первые дни важны, чтобы все прониклись.

– Я понимаю, лэр Ванга. Будет вам две недели. Я также освобождаю ваших бойцов от нарядов. Полагаю, никто из лэров не будет возражать, что они своё уже отходили на год вперёд? – возражений, в самом деле, не последовало. Все с живейшим интересом смотрели на молодого лейтенанта.

– Если понадобится тренаж по оружию, лэр Ванга, вы всегда сможете на меня рассчитывать, – лейтенант Дерано хлопнул молодого товарища по плечу.

– И, это… лэр Ванга, могу помочь с боевыми искусствами, – неожиданно предложил свои услуги хмурый старший лейтенант, которого, как уже знал штурмовик, звали Стэнном Карло. Остальные явно не ожидали от неразговорчивого товарища такого предложения, даже невольно переглянулись между собой.

– Благодарю, лэры, я не премину воспользоваться вашей поддержкой.

– Главное, чтобы она пошла на пользу Империи, лэр, – вновь заговорил Стэнн Карло.

Офицеры раскланялись, после чего Раймон поспешил ретироваться.

Боевое слаживание

Раймон Ванга услышал гул энергетических установок гравитранспортёров издалека. Его натренированный за годы обучения слух безошибочно различил вибрацию трёх мощных генераторов. Один из них был плохо настроен, вырабатывал куда больше, чем было нужно для транспортника. Второй, напротив, чуть не дотягивал – судя по некоторым косвенным признакам, установка была сильно изношена. Зато третий откровенно радовал слух штурмовика – своим мерным, сильным звуком.

Как можно различить столько нюансов по простому звуку генератора? В армии и не такие чудеса случаются, когда изо дня в день приходится спать в обнимку со своим боевым аппаратом, деля с ним все радости и невзгоды. Раймон знал устройство всех стоящих на вооружении в Империи аппаратов, хотя бы отдалённо относящихся к задачам штурмовиков. Но одним словом «знал» определить степень погружения лейтенанта в технику было бы… крайне поверхностно. Он чувствовал технику. Высадки на незнакомые полигоны, бесконечные учения, когда теряется грань между войной и тренировкой – в таких условиях просто невозможно не сродниться с единственной безотказной опорой человека – Машиной.

Под лавиной воспоминаний он неожиданно вспомнил тот день, когда они, молодые курсанты, впервые участвовали в отработке тактики в условиях крупного мегаполиса. В качестве тренировочного полигона им предоставили столицу сектора, в качестве условного противника – захвативших заложников террористов. Настоящих террористов с настоящими заложниками. В условиях настоящего мегаполиса, занимающего добрую половину материка. Террористы не знали, с кем им предстояло столкнуться, поэтому по наивности использовали для охраны периметра военные аппараты, пусть и порядком устаревшие. Именно чувство техники позволило тогда легко пройти сквозь сторожевой периметр. Они делали то, что считалось невозможным – обманывали перепрошитые компьютеры. Та тренировка окончательно развеяла все сомнения лейтенанта. Он больше не сомневался, что для армии нужны реальные люди, а не превосходящие их в огневой мощи дроны.

– Я смотрю, вы совсем не следите за техникой, лэры водители. Может и из вашего оклада следует вычесть приставку «механик»? – лейтенант тенью возник за спинами скучившихся возле ворот ангара солдат. Те и без него выглядели неважно. Спокойствие и рассудительность Стена Грайны заканчивались аккурат там, где начинались попытки его напрячь ненужным ему делом. Наружу тут же вылезал свирепый хищник, опытный боец-рукопашник. По всему выходило, водители уже успели плотно пообщаться с этим самым хищником.

– У нас инструментов нет подходящих, – попытался выкрутиться тот самый, знакомый уже Раймону знаток устава.

Отвечать штурмовик счёл излишним, и следующий час ушёл на разбор полётов. Собственно, бойцы очень быстро уяснили, что им не удастся скрыть от лейтенанта никаких косяков, не удастся водить его за нос в технической части, ибо он знает её лучше них самих. В итоге кулаки Грайны и лужёная глотка лейтенанта оказались тем универсальным инструментом, которого так не хватало бойцам для поддержания техники в исправном состоянии.

Но даже вынужденная задержка на добрых два часа не смутила лейтенанта. Он счёл необходимым напомнить бойцам, что у них вся ночь впереди: они же больше всего любят работать именно в это время суток. Наконец, машины покинули ангар. Начали строиться в походную колонну, даже построились. Проехали десяток метров.

– Лэры водители, вас ничего не смущает в нашем движении? – поинтересовался по коммуникатору лейтенант. Ответом ему была лишь тишина. Следом сразу же прозвучал чёткий, не терпящий возражений приказ. – Бойцы, покинуть транспорт, построение перед головной машиной.

Машины тут же остановились. Бойцы побросали вверенную технику и поспешили построиться. Раймон не спеша покинул головной транспортёр, предварительно выкрутив интенсивность фар на максимум. Солдаты переминались с ноги на ногу, щурились, протирали слезящиеся от яркого света глаза.

– Если бы это был зачётный выход, вас бы уже развернули назад. У кого-то есть предположения, почему?

– Лэр лейтенант, разрешите обратиться, лэр! – выдал, наконец, один из солдат.

– Разрешаю.

– Зачем такой яркий свет, глаза болят, мы потом нормально вести машины не сможем!

– Глаза болят, говоришь?! – Раймон отвесил говорившему прямой в глаз. Не сильно, но и этого хватило, чтобы солдат повалился на спину. Однако боец быстро вскочил, ему не хотелось получать ещё и ногой. – Вы уже дважды трупы, у мёртвых глаза не болят. Упор лёжа принять! Рядовой Грайна, считайте. Первый раз вас убили, когда машина с силовым барьером оказалась в хвосте. За нормативное время она не сможет занять позицию из такого положения. По расчётам тактиков наиболее эффективное положение машины – за головным транспортёром, если их три и в середине колонны, если их больше трёх.

Следующие минут двадцать бойцы по очереди повторяли, словно заклинание, последнюю фразу лейтенанта. За неверный ответ нерадивый боец переходил к отжиманиям на одной руке. Но вот Ванга скомандовал встать; запыхавшимся солдатам не пришлось повторять дважды.

– Порядок движения в походном строю вы должны знать, даже если вас разбудят среди ночи. Конечно, когда вы снова решите перейти к нормальному распорядку дня, – в голосе офицера прозвучала откровенная издёвка. – Теперь дальше. Вы думаете, одного убийства вам было достаточно? Не тут-то было! У штурмовика, должно быть, думал каждый из вас, девять жизней, как у кошки. Да, рядовой Скурта?

– Никак нет, лэр лейтенант!

– Ну, ну, рядовой, от меня у вас не должно быть секретов, мне вы должны признаться, как на духу. Думали же? – тон Раймона стал особенно участливым, отеческим. Но вдруг он резко оборвал сам себя. – Даже если вы, рядовой Скурва, захотите посрать, то НИКОГДА – слышите: НИКОГДА! – не бросайте машину на дороге! Вы имеете право покидать технику, только если предварительно развернули её в оборонительную позицию. Знаете, что такое оборонительная позиция, рядовой?

– Так точно! Оборонительная позиция – это стационарное укрепление, призванное защитить личный состав и боевые машины от атаки. Ещё так называют особое построение личного состава в броне и приданных машин для той же цели!

– Молодец, рядовой. Рядовой Гранта!

– Я, лэр!

– Как образуется оборонительная позиция из гравитранспортёров и силового барьера?

– Транспортёры строятся квадратом, а если их больше четырёх, то необходимо стараться сделать построение квадрат в квадрате, либо треугольник в квадрате. Углы внутреннего – к сторонам внешнего. Если их три, то треугольником. Во всех построениях в центре устанавливается шасси с силовым барьером, – отрапортовал солдат.

– А вы, оказывается, неплохо знаете теорию, лэры. Так чего ж тогда придуриваетесь? Или у вас просто не хватает практики? Ничего, мы это быстро исправим. По машинам!

Пришла пора для тренировок. Машины то строились в походный порядок, то, неожиданно, по приказу лейтенанта, занимали оборонительную позицию. Приказы Раймон время от времени разнообразил всевозможными вводными, описывающими причину остановки. То кто-то из рядовых захотел по нужде, то у машины разболталась гравиопора, то впереди кошка, и так далее, и тому подобное. Каждый раз солдаты не только останавливались, но и делали то, что содержалось во вводной. Неожиданно от офицера пришла новая вводная.

– Шоссе впереди перегорожено баррикадой. К обороне!

Машины тут же засуетились, занимая позиции. Дождавшись завершения манёвров, лейтенант скомандовал построение. Опять фары были включены на максимум, опять солдаты непроизвольно ёжились.

– Лэры, вот я смотрю на вас и думаю: а так ли неправы некоторые горячие головы в Генштабе, когда предлагают заменить солдат дронами? В самом деле, те хотя бы смогут чётко выполнять устав. Вот вы, рядовой Скурта, как думаете, в чём преимущество человека перед машиной?

– Ну… наверное, человека проще наказать за ошибку, – заметил солдат, заворожено наблюдая за кулачищами лейтенанта. Те пока не спешили переходить из положения «вольно» в ударное положение.

– Неправильный ответ, лэр. Машину не надо наказывать, в её сбоях виноват кто-то из людей. Но если вы думаете, что нужно наказывать этого человека, а не машину, вы опять не правы. Я спрашивал вас о другом. В армии нужны не люди, а человеческие мозги. Ещё не изобрели более мощного компьютера, способного работать с таким количеством неизвестных, ориентироваться по обстановке. Впрочем… и не все люди нужны. Такие как вы, без мозгов, флоту действительно без надобности. Упор лёжа принять! Рядовой Грайна, считайте. Кто у нас был замыкающим?

– Рядовой Арт Велес, лэр!

– Отставить упражнение, встать. В машину, бегом марш! – когда они вместе добежали до машины и рядовой уселся за рычаги, лейтенант приказал ему выдвинуть большие стабилизаторы. Мощные буры прошли каменистую землю, словно нож масло. На необходимой глубине раскрылся «зонтик» стабилизатора и его теперь стало крайне сложно выдернуть из земли, ведь заглублённая часть оказалась существенно шире торчащей из земли. Дальше Раймон скомандовал убрать стабилизаторы и увести машину в сторону. – Теперь, лэр, берите лопату и закапывайте яму. Молите богов, что это не настоящее скоростное шоссе, иначе ваша яма в его центре обернулась бы для вас хорошим сроком заключения. Император очень не любит, когда из-за безалаберности военных погибают ни в чём не повинные гражданские. Вы поняли свою ошибку?

– Так точно, лэр! Я испортил покрытие шоссе. Есть закапывать яму!

По возвращении в ангар состоялось очередное построение. Солдаты к этому времени еле стояли на ногах, настолько их измотал ночной марш-бросок.

– Лэры, я очень надеюсь, после сегодняшнего вы начнёте лучше шевелить мозгами. Думайте, принимайте решение, и на рефлексах его выполняйте. Вы – не роботы, вы – люди. Поэтому не имеете права на ошибку. Учите тактику. Учите матчасть. Сегодня мы так и не перешли к настоящим тренировкам, остановились на базовом знании. До подъёма ещё два часа. В ваших интересах быстрей добраться до расположения. Спать будете до 9.00, затем присоединитесь к остальным. Полагаю, зарядка вам уже без надобности, размялись за ночь достаточно. Тактику боевых групп также можете пропустить. Пропустите завтрак, но получите дополнительную порцию в обед. Дальше лично для механиков-водителей сон. По дальнейшему распорядку ждите указаний эмкома. У меня всё. Разойдись.

В отличие от солдат лейтенанту оставалось на сон лишь два часа, но это его никоим образом не волновало. Два часа сна для хорошо тренированного военного вполне достаточно.

Утро на планете Варан отличалось запредельной сыростью. Вода капала с купола основного здания, вода хлюпала в траве, вода блестящей коркой украшала пластобетон плаца, вода словно бы висела в воздухе сплошной пеленой. При этом дождя не было и в помине, висящее над землёй марево было сродни туману, только прозрачное. Всё это безобразие на скупом языке метеорологов именовалось «повышенной влажностью». В самом деле, сиё скупое выражение не вызывало у вышестоящих командиров, читающих соответствующие доклады, никаких переживаний за личный состав. Зато этому самому личному составу предстояло барахтаться во влажном воздухе, буквально купаясь в нём. Именно поэтому зарядка в первой штурмовой роте испокон веков проходила без всякого энтузиазма, бойцы старались вяло подрыгать конечностями, сделать вид бодрый и подтянутый, и удалиться с чувством выполненного долга в расположение – ждать, покуда дневное светило соблаговолит подняться чуть выше, высосет своими пронзительными лучами-трубочками лишнюю влагу из атмосферы. Так происходило всегда, изо дня в день, так происходило и сегодня. Но не для всех. Третий взвод уже с раннего утра начал «умирать на плаце».

Нет, Раймон Ванга не изматывал своих солдат некими запредельными нагрузками, не заставлял делать бестолковых упражнений в бессмысленном количестве. Солдаты бегали, отрабатывали ката, делали упражнения на растяжку, на выносливость. Вот только всё это, помноженное на давящую влажность воздуха, выматывало почище специальных прокачек. Руки скользили на перекладинах, ноги разъезжались на мокром пластобетоне, всё тело облеплял то ли пот, то ли осевшая из воздуха влага.

– Тяжело, бойцы? Радуйтесь. Эта планета словно специально создана, чтобы закалить тело и дух. Рядовой Бочаре! Что вы висите, как боксёрская груша? Я сказал, закалить тело! Но у вас, похоже, закалять нечего – эту серую массу нужно искоренять, а не закалять. Сейчас я вам помогу, – с этими словами лейтенант начал аккуратно обрабатывать кулаками тушу солдата. Нанося точные, скупые удары – несильно, из разных позиций, он словно бы тренировался на импровизированной груше. Более подготовленные штурмовики заржали. Действо, в самом деле, получилось очень комичным. Только Бочаре было не до смеха. Он надсадно стонал, дрыгал ногами, но так и не смог подтянуться больше одного раза.

После зарядки был душ, затем все отправились на завтрак. Если бы не требовалось соблюдать строй, Бочаре нёсся бы впереди всех, но товарищи периодически осаживали его запал пинками. В столовой толстяк всё же нарушил строй и, схватив долгожданную тарелку, бросился к пункту автоматической раздачи. Провёл татуировкой по считывателю, набрал вожделенный код двойной порции и лишь затем засунул тарелку в открывшееся окошко. Когда он извлёк тарелку наружу, то сначала не поверил своим глазам: вместо двойной порции макарон с молочной подливкой на тарелке живописно красовались ломтики фруктов, украшавшие маленькую кучку риса по центру. Бочаре ковырнул кучку вилкой, в рисе обнаружились небольшие вкрапления изюма. В полном обалдении рядовой поковылял к столу, даже пара оплеух товарищей, на которых он натыкался, не смогла вывести его из оцепенения.

– Рядовой Бочаре! – наконец дошёл до его затуманенного сознания слишком хорошо знакомый голос офицера. Он поднял глаза и увидел за столом напротив своего недавнего мучителя. – С сегодняшнего дня вы на диете. Диета просчитана с точностью до калории, – офицер вдруг наклонился вперёд и сдавил одной рукой воротник маскхалата толстяка. – Если я узнаю, что к вам в рот попала хоть одна калория сверх положенного количества, заставлю выплюнуть её вместе с потом и кровью. Вы всё поняли, рядовой?!

– Так точно, – сдавленно прохрипел солдат. Он понял. Но вот верить в происходящее наотрез оказывался. Это было слишком сильным ударом для избалованного несчётным количеством еды организма, жалким придатком которого выступал интеллект рядового Бочаре. Едва офицер покинул солдатский стол, Боча плотоядно огляделся вокруг, отметил солидный шмат мяса в тарелке соседа, и начал тихо канючить у того над ухом. – Дай кусочек, а? Ну дай, чего тебе стоит! Потом всё равно добавки возьмёшь, а мне больше не дадут! Ну дай кусочек…

После завтрака вместо аудитории в административном корпусе взвод проследовал на плац. Здесь всех ожидали занятия на свежем воздухе. Большинству Раймон Ванга читал безобидную лекцию о тактике боевых групп, зато меньшинство всё это время занималось физическим самосовершенствованием, а именно бегало по плацу. В число счастливчиков попали рядовой Бочаре и все его благодетели, кто не смог вытерпеть нытьё толстяка и дал ему вожделенный «кусочек». Таких набралось двое из третьего взвода и один из первого. Все трое вместе с Бочаре теперь теряли калории. Как справедливо заметил лейтенант, трое не слишком в них нуждаются, раз так легко делятся с ближним. Ну а Бочаре… Ему было сказано очень много правильных и понятных слов, которые теперь доводились до его сознания через физические упражнения. Когда Бочаре падал на плац, не в силах бежать дальше в заданном темпе, трое благодетелей по очереди таскали его на спине или на плечах – как кому удобней. Штурмовики своих не бросают. Все остальные имели возможность лицезреть эту нехитрую истину перед собой на всём протяжении лекции. Раймон Ванга ни на секунду не сомневался, что после подобной воспитательной процедуры никто не станет больше делиться пищей с Бочаре – как минимум до тех пор, пока тот не станет килограмм эдак на пятьдесят легче.

Персональные голографы позволяли солдатам не только внимать лейтенанту, но и конспектировать информацию. Даже стоя это можно было делать без особых неудобств. Тот же голограф Ванга использовал и для наглядной демонстрации, проецируя голографические изображения прямо в воздухе, перед солдатами. Постепенно на плац стали стекаться новые действующие лица. В начале десятого прибыли немного пришедшие в себя после ночного выхода механики-водители, следом за ними прибыл и Волосатый. Держался он не слишком уверенно, хотя и достоинства не терял. Для разжалованного из старшины в эмкомы, да ещё и переведённого в чужое подразделение, его состояние было вполне ожидаемым. Лейтенант не стал давить на солдата, оставил определение его должности на более подходящее время. К десяти часам прибыл посыльный из штаба, лейтенанта вызывал к себе комендант. Скомандовав окончание занятий и тренировок, Ванга приказал готовиться к личным зачётам. В 11.00 он планировал посмотреть, на что способны штурмовики третьего взвода при обращении с оружием.

Комендант встретил молодого лейтенанта хмурым взглядом. Воинское приветствие было отдано, офицеры отвесили положенные поклоны, и командор сразу взял быка за рога.

– Вам знаком этот документ? – поинтересовался он, протягивая штурмовику заполненный едва ли на треть лист бумаги.

– Так точно, лэр комендант, это мой рапорт.

– Могу я узнать, чем вызвана подобная поспешность? – хмуро насел ветеран.

– Моё подразделение обозначено как разведывательное. От разведывательного у меня только спутник. Раз оно названо разведывательным, значит, должно выполнять свою роль в полном объёме, а спутник без пусковой установки не полетит. Следовательно, я не могу в полной мере подготовить личный состав к возможному боевому применению.

– У вас есть в подразделении специалисты по спутниковой разведке?

– Никак нет, лэр командор. Если не считать меня самого.

– Вы собираетесь для обучения производить реальные запуски?

– Только два, для закрепления навыков, когда достаточно подготовлю намеченную мною кандидатуру на эту должность.

– Хорошо, я вас услышал. Могу я узнать, нах… вам спутник для выполнения возложенной на гарнизон задачи? У нас на стационарной орбите они гроздьями висят.

– Мой долг подготовить личный состав по максимуму, на случай боевого применения. Всегда существует большая вероятность привлечения штурмовиков к выполнению боевых задач.

– Правильно ли я вас понял, что вами движет исключительно чувство долга?

– Так точно, лэр комендант. Я уже приступил к широкомасштабной подготовке подразделения, – затем, тише, Раймон добавил. – К этому меня готовили много лет, лэр. Я не могу иначе.

– Ваши резоны мне понятны, лэр Ванга, – командор с тяжёлым вздохом откинулся на спинку обширного кресла. – Благодарю вас за откровенность. Так что откровенность за откровенность. Я не боюсь ответственности, готов отвечать за подчинённый личный состав, за выполнение возложенных на меня задач, за дисциплину и довольствие. Но я, как и любой другой человек, не люблю и не желаю отвечать за прегрешения других, произошедшие в другое время и в другом месте. Вы меня понимаете, лэр?

– Не совсем, лэр комендант.

– Да чего уж тут непонятного? Спутник поступил в гарнизон до моего назначения. Кто-то из моих предшественников принял его без пусковой установки. Что мне прикажете писать в рапорте в службу снабжения флота? «Спустя полтора года пребывания в должности при ревизии неожиданно обнаружена недостача пусковой установки»? Или «благодаря усилиям молодого и активного лейтенанта была выявлена недостача пусковой установки для низкоорбитального разведывательного спутника»? Мне придёт закономерный вопрос: «А где вы были эти полтора года? Почему молодой лейтенант за два дня лучше вник в состояние с довольствием в части, чем вы за полтора года?»

– Я вас понял, лэр. Меньше всего я хочу подставлять непосредственного командира. Что вы предлагаете?

– Рад, что вы отнеслись с пониманием к моему положению. Я этого не забуду. Предлагаю же я следующее. Знакомые из штаба Флота Зори предупредили о скорых учениях. Речь идёт примерно о месяце, может, чуть меньше. На учения вы выдвинитесь без пусковой установки, но со спутником. На месте обязательно произойдёт какое-нибудь ЧП, или установка потеряется при транспортировке, – одним словом, придумаете что-нибудь с Марьяно, так сказать, по обстоятельствам. Снабжение учений идёт во внеочередном порядке, так что вам предоставят новую пусковую установку, возможно даже вместе с более совершенным спутником. С ней прибудете в гарнизон.

– Как быть с подготовкой специалиста по спутниковой разведке? На учениях он должен действовать чётко, иначе может подвести подразделение.

– Пуск будете имитировать – бойца же не надо тренировать забрасывать спутник в небо своими руками? А гелевую панель для пуска мы с оружейниками как-нибудь сообразим. Обмен же информацией и командами будете тренировать на одном из спутников слежения за полигоном. Их там, как я уже говорил, тьма тьмущая. Коды доступа я вам предоставлю.

– Оружейники?..

– Это наши подопечные, мы их так называем для краткости. Все эти учёные, лаборанты, студенты, охрана и т.д.

– Я вас понял, лэр комендант. Когда зайти за панелью и кодами доступа?

– Я вам сообщу отдельно. Полагаю, это займёт неделю-две. В любом случае, раньше, чем перед самыми учениями вы бы установку всё равно не получили бы. Уж поверьте моему опыту.

Офицеры раскланялись и разошлись, полностью довольные друг другом. Лейтенант получил наглядное пособие для подготовки специалиста, а командор – возможность не взваливать на себя ответственность за предшественников. Под шумок, уже уходя, Ванга умудрился выторговать себе новую силовую установку. Довольный комендант воспринял такую малую жертву сущим пустяком: раз уж придётся договариваться с оружейниками насчёт имитатора, то уж силовую установку у них забрать будет плёвым делом, этого добра у них хоть отбавляй. На те же макеты для стрельб через один их ставят.

Лейтенант всё больше понимал службу. Сегодня он осознал необходимость договариваться, не рубить с плеча. Устав уставом, но люди первичны, без них ничего не будет. Ни армии, ни порядка, ни снабжения. На одних машинах далеко не уедешь. А у всех людей свои интересы, в большинстве своём вовсе не злые и не корыстные, праведные, справедливые. Нужно приспосабливаться, притираться, тогда и твои интересы станут их интересами, выработается хрупкое равновесие.

Но утренние встречи для штурмовика ещё только начинались. У дверей коменданта уже ждал дежурный по штабу с приказом штатного воспитателя немедленно прибыть к нему «на инструктаж». Ничего хорошего от общения с воспитателем Раймон не ждал, тем более, примерно представлял, что именно крылось за нейтральным выражением «на инструктаж». В среде офицеров не принято посвящать рядовых и прочих посторонних во внутренние разборки офицерского сословия, соответственно, нейтральное для других выражение для самого лейтенанта означало вероятную выволочку – ни больше, ни меньше. С подобным настроем лейтенант и зашёл в кабинет воспитателя.

– Лэр Раймон Ванга? Рад знакомству, искренне рад, – офицер не стал слушать доклад лейтенант, сам встал навстречу, отвесил крайне учтивый поклон. Это сразу озадачило штурмовика ещё более. Сообразно этому он ещё более набычился, но также поклонился. – Да не хмурьтесь вы так, право слово! Неужели если воспитатель вызывает, он обязательно должен указывать на ошибки? Представьте себе, я собираюсь сделать как раз обратное – указать на достижения, можно сказать, напутствовать в добрый путь. Для демонстрации своих намерений я хочу показать вам фокус. Позовите трёх-четырёх солдат из вашего взвода, а сами посидите за вон той дверью, там обзорный монитор во всю стену, вы увидите и услышите всё, что здесь будет происходить. Только солдат зовите обычных, не самых задохликов и не самых борзых. Лэр дежурный!

На крик старшего лейтенанта явился давешний солдат, ему-то Ванга и поручил пригласить Кулакова, Грайну, Велеса и, подумав, эмкома Энрике.

Первым в кабинет вошёл Кулаков. Внешне он сохранял абсолютное спокойствие, держался уверенно, отрапортовался по уставу, но глаза бойца выдавали настороженность. Ничего хорошего от встречи с воспитателем он не ждал, имея уже богатый опыт подобного общения если не по гарнизону, то уж в боевых командировках точно.

– Присаживайтесь, лэр Кулаков. Чаю? Кофе? – хозяин кабинета вёл себя совершенно раскованно, словно общался не с рядовым, а с собратом-офицером.

– Извините, лэр старший лейтенант, я только что позавтракал.

– Ничего. Я тут слышал, у вас новый старшина. Офицер.

– Так точно, – настороженность во взгляде бойца сменилась недоверием.

– Каково ваше впечатление от лейтенанта?

– Офицер, как офицер, – пожал плечами солдат.

– Да бросьте, лэр! Я вас не на допрос вызвал. У меня сверху требуют что-то вроде опроса провести, вот я вас и пригласил. Вы же имеете за плечами боевой опыт. Пошли бы вы с ним в бой?

Участливый голос воспитателя, его откровенность заставили солдата расслабиться. Он плотно задумался над вопросом, и офицер не торопил его с ответами, даже чаю себе налил немного демонстративно.

– Пошёл бы. Он с понятиями офицер, своих не бросит, не подставит. Дерётся хорошо. Я и говорю, нормальный командир.

– Ещё один вопрос, и я обещаю больше вас не пытать. Вы же знаете, на флоте применяются различные способы наказаний. Физические упражнения, лишение части денежного оклада, снижение в звании, мордобой наконец. Вот вы бы, если бы вам дали возможность выбирать, что выбрали: мордобой или лишение части денежного оклада?

– Мордобой, – хмуро обронил Кулаков.

– Я имею в виду по отношению… к вам.

– Ко мне тем более.

– Могу я поинтересоваться, почему вы так считаете?

– Морду мне империя поправит, даже ногу пришьёт. А денег я ниоткуда больше не получу.

Остальные также высказывались в том же духе. Вернее, сначала пытались отмолчаться, но с воспитателем этот номер не проходил. Дольше всего юлил эмком. Он и намекал, что не прочь сходить в дополнительный наряд, и расспрашивал про то, что лэр подразумевает под «мордобоем». Но после того как старший лейтенант упомянул о лишении не просто абстрактной части оклада, а суммы до пятидесяти процентов от оклада, Энрике сдался. Закатив глаза, он признался, что уж лучше мордобой. А когда хозяин кабинета уже собирался отправить его восвояси, он ещё и присовокупил, что, мол, когда морду бьют, солдат сразу усваивает свою ошибку, а когда денег лишают, усваивает только, что его лишили денег. Даже напиться может с горя. Так и выразился: «какая же это военная наука такая, которая дисциплину подрывает?»

– Выходите, лэр Ванга, допрос ваших бойцов окончен, – когда порядком озадаченный лейтенант опустился на свободное кресло, воспитатель продолжил. – Вот меня сверху просят разъяснять молодым офицерам гуманные методы работы с личным составом. Мы послушали этот самый личный состав. Какие самые гуманные методы по мнению солдат?

– Дополнительные наряды и мордобой, – хмыкнул штурмовик.

– Так что я вам и разъясняю, что не стоит лишать солдат последнего куска хлеба, то бишь кровью и потом заработанных денег. Практикуйте внеочередные наряды, расширяйте применение мордобоя. Только морды не забывайте своевременно лечить, как справедливо заметил рядовой Кулаков. Впрочем, вы и не забываете, слышал, уже познакомились с нашим медиком. Ну а если серьёзно, предлагаю выпить за знакомство, – с этими словами офицер извлёк откуда-то из-под стола початую бутыль виски. Раймон Ванга отвёл взгляд.

– Простите, лэр, я дал слово при исполнении не пить. У меня сейчас занятия важные с личным составом по плану.

– Ну, как хотите. А я выпью.

– Я могу идти?

– Да, ступайте, ваши солдаты, небось, заждались очередной порции мордобоя… я хотел сказать, воспитательных приёмов. Если станет совсем тоскливо, заходите. Вместе выпьем.

– Благодарю за радушный приём, лэр. Всего хорошего, – офицеры раскланялись. Про себя же Ванга добавил: «Мне и одного любителя выпить в подразделении хватает».

– Да, и лэр Ванга, – прилетело штурмовику уже на выходе, – я вам рекомендую более чем на двое суток солдат медику не оставлять. У него есть некоторые слабости… Только личного состава, слава богу, нет. И пусть так и продолжается далее.

Встреча с воспитателем долго не шла из головы лейтенанта. Что-то в ней было не так, словно с ног на голову всё перевернулось. Не должен был воспитатель так себя вести. Хоть тресни, не должен. У старшего лейтенанта явно не все дома. Он выглядел слишком пофигистически настроенным, только через букву «х». Воспитатель же в сознании Раймона Ванги всегда представлялся этаким рыцарем без страха и упрёка. Только такой может одним лишь словом зажечь солдат, привить им любовь к империи, напомнить о Миссии ради Императора. Лейтенант просто по молодости упускал из виду одно слагаемое работы воспитателя – его роль военного дознавателя, следователя. Его влияние на личный состав опосредовалось именно этой ролью, а вовсе не ролью проповедника. Его боялись и уважали именно за возможность захомутать любого, любого довести до крайней степени отчаяния. Умение сломать, растоптать гордость, заставить доносить на ближнего, – вот что на самом деле составляло ореол влияния воспитателя. Красивые слова про империю и Императора были всего лишь дополнительным, не самым важным слагаемым роли старшего лейтенанта. Какой же нормальный офицер или дознаватель под спудом обрушившейся на него чернухи не станет предаваться алкогольному забытью? Только, в самом деле, ненормальный. Штатный воспитатель гарнизона ненормальным точно не был.

Личные зачёты Ванга проводил на имитаторах. Не то, чтобы он боялся выдавать своим подопечным реальное оружие… Они ведь и в караул ходили, кое-кто даже воевал. Однако перед его взглядом постоянно стоял образ рядового Бочаре. Чтобы хоть как-то отвадить того от мыслей о еде, солдата приходилось периодически тормошить физическими упражнениями. С содроганием офицер представлял себе, что именно думает о нём толстяк. В его личном пантеоне лейтенант наверняка занимал место аккурат по правую руку сатаны; и уж точно рядовой мечтал о возвращении к роли вечного дежурного – тогда его хоть голодом не морили так сильно. Сам же Ванга снова и снова задавался вопросом, почему столь неадекватного субъекта определили в штурмовики? Ему место где-нибудь в охране… продуктового склада. А ещё лучше на гражданке. Так нет, кто-то из кадровиков «углядел» в новобранце потенциал, да ещё и лазерника. Невероятно!

Неожиданно лейтенанта посетило озарение, он словно оказался на месте вербовщика и офицера-кадровика, заведующего распределением. Офицера смутил вес бойца. Ведь сто тридцать пять килограмм – это ой-ой-ой. Сразу на ум пришёл здоровяк, одной рукой поднимающий хрупкую женщину-модель, в другой держащий лёгкий фрегат – как в рекламе «службы для настоящих мужчин». Кадровик попал в западню имперской пропаганды. Где ж ему было представить – с военным-то складом мышления! – что на гражданке люди весом в сто тридцать пять килограмм могут нарастить вес не мускулатурой, а жиром?! Ну не уложится в голове адекватного военного подобное, и всё тут! Ещё и разряд по спорту Боча имел, как назло. По компьютерным стрелялкам. В личном деле так и говорилась: разряд по тактическому слаживанию в условиях, максимально приближенных к боевым. Маленькая приписка ниже «в виртуальных имитаторах» просто ускользнула от взгляда обрадованного такой находке вербовщика. Ну не разобрался кадровик в формулировках, не смог уяснить и простой истины, что тяжелее компьютерной мышки новобранец в руках ничего не держал. Даже в учебку такого уникума определять не стали, решили по-быстрому провести месячную подготовку, и в часть. А в тренировочном лагере, увидев, кто к ним пожаловал, ужаснулись. Поняли, гады, что за месяц из этого недоразумения бойца не получится, и характеристику ему великолепную по-быстрому написали. Месяца не продержали, отправили в первой попавшейся команде. Ещё две недели он торчал на перевалочном пункте, все вменяемые офицеры сразу воспылали к нему недюжинной любовью с первого взгляда. Выслать обжору удалось только с лейтенантом Граном, за хорошее отступное в виде нескольких ящиков первоклассного виски. Тому было без разницы, что за бойца ему выдали, лишь бы виски был хорошим. Ведь ни за одного другого не предлагали такое богатое «приданное»! Озарение появилось и быстро истаяло, оставив по себе горький осадок. Придётся Ванге расхлёбывать последствия всей этой цепочки недоразумений на месте – исправлять недочёты, шероховатости отбора и подготовки новобранцев, так сказать. Офицер тяжело вздохнул.

Личные зачёты проходили непримечательно. Солдат заходил в кабину три на три метра, брал в руки боевой скорострельный лазер, с активированной блокировкой на боевое применение. В результате аппарат испускал простенький лазерный лучик, не мощнее используемого в лазерных указках. Он просто подсвечивал точку поражения, автоматика фиксировала попадание, точность, скорость реакции бойца и кучу дополнительных параметров. В имитаторе самым важным была именно эта автоматика, а также система проецирования целей. Ряд данных также считывался с тела солдата, преимущественно с его глаз и мышц. Всё просто и безобидно.

Лейтенант только вернулся в реальный мир после раздумий о смысле жизни, когда из кабины имитатора неожиданно раздались звуки выстрелов, повалил дым. Он, не раздумывая ни секунды, на одних рефлексах, бросился к двери. Сильным ударом заставил заевший механизм открыться; за шкирку выволок чихающего и кашляющего солдата; бросился внутрь имитатора, стремясь вырубить мощную силовую установку. Успел в самый последний момент.

Со всех сторон сбегались солдаты. Эмком уже тряс ошалевшего бойца, остальные столпились вокруг. Только Кулаков и Грайна вместо солдатика кинулись к кабине имитатора. Но офицер уже выбрался наружу; сжимая в руках лазерную винтовку, он прислонился спиной к внешней стене кабины. Отдышался.

– Кулаков, дежурного механика из роты спецтехники ко мне. Возьми ещё пару солдат, чтоб побыстрей его отыскать.

– Да лэр, будет исполнено. Вы не пострадали?

– Нет. Давай, давай, боец, выполняй, – тихо, по-отечески, поторопил Кулакова Раймон. Подошёл к поднявшемуся уже солдату и с немалым удивлением узнал в нём Волосатого, которого по-человечески звали Рой Волосидзе. – Что произошло, боец?

– Я начал стрелять, лэр, а потом вдруг выстрелы стали обжигать. Словно оружие перешло в боевой режим.

Лейтенант быстро изучил показания электроники. Лазерник был в боевом режиме. Раймон недоумённо перевёл взгляд на солдата.

– Что за шутки, эмком?

– Это не шутки, лэр, – тихо ответил Волосидзе, и ещё тише добавил. – Мне просто не везёт. Всегда, в самых важных вещах. Поэтому поставили на каптёрку. Чтобы не ломал боевую технику.

– Та-а-ак, – Раймон понял, что ещё чуть-чуть, и он совсем съедет с катушек. – Хотите сказать, эмком, что оружие в ваших руках само… перешло в боевой режим?

– Так точно, лэр. Сначала было в тренировочном режиме, я сделал несколько выстрелов, а оно…

– Что оно?

– Не знаю… Это, кажется, называется программным сбоем? – солдат вопросительно смотрел в глаза лейтенанта. Вымученно так смотрел, честно – словно ему самому всё это уже порядком надоело.

– Ладно, вы отстраняетесь от личных зачётов до выяснения. Ожидайте в расположении взвода. И… можете отдохнуть. Медик вам точно не нужен?

– Если только психиатр, – вымученно улыбнулся боец.

– Поговорите ещё у меня, эмком! В расположение. Шагом. Марш!

В это время прибежал Кулаков. Он буквально за шкирку тащил упирающегося техника.

– Чего ты от меня хочешь, Кулак? Да пусти, ты. Я не из твоего взвода!

– Это лэру лейтенанту объяснишь. Ещё дёрнешься, так разукрашу, мало не покажется.

– Так, отставить перепалку, – вмешался лейтенант. – Вы, лэр, дежурный техник?

– Ну, я… – набычился солдат.

– Что за х…рь, рядовой! Как положено отвечать офицеру?

– Я…

– Упор лёжа принять! Пятьдесят отжиманий, – пришлось помочь бойцу хорошей оплеухой. Он попытался огрызнуться, за что получил смачный удар под дых. – Считайте, лэр Кулаков. Значит так, боец. Ваша боевая задача – определить поломку в имитаторе. Возможно, поломка в лазерной винтовке. После завершения выполнения боевой задачи вы проследуете к своему непосредственному командиру. Доложите о неподчинении офицеру. Командир определит вам наказание. Доложите, что я настаиваю минимум на сутках карцера.

До солдата быстро дошло, что с ним никто не собирается рассусоливать. Пара ударов от Кулакова за недостаточно чёткие движения также быстро вправили рядовому мозги. Имитатор он осматривал без понуканий, винтовку также изучил досконально.

– Лэр лейтенант, разрешите обратиться! – вытянулся давешний техник после завершения осмотра. За его спиной грозной тенью нависал Кулаков, что заставляло солдата то и дело оглядываться.

– Разрешаю. Докладывайте.

– Программный сбой пошёл от имитатора. Полагаю, причина – в сбое силовой установки, – и тише, чтобы слышал только офицер, добавил. – Ещё пара секунд, и она бы пошла вразнос. Вашего бойца спасло чудо.

– Вы хотите сказать, дело не в лазернике?

– Никак нет. Лазерник во время имитационных упражнений подключается к единой системе имитатора.

– Проверьте остальные имитационные камеры.

– Слушаюсь, лэр!

Из семи камер на ладан дышали ещё две, не считая вышедшей из строя. Силовые установки в них были того же типа – как и все армейские системы они использовали холодный синтез, работая на водороде. Разнос такой системы мог привести к взрыву, но в остальное время установка была безопасна и чрезвычайно надёжна. В целях безопасности следовало отключать силовые установки при боеконтакте. Тогда в ней просто нечему было взрываться, ибо вода в принципе не способна детонировать. В общем, главное в такой системе – вовремя её выключить.

Раймон Ванга не стал откладывать посещение коменданта в долгий ящик, он хотел разобраться с проблемой здесь и сейчас, и только затем приступать к текущим задачам. Оказалось, командор его уже ждал, хотя посланный офицером боец доложился не так давно.

– Лейтенант Раймон Ванга, лэр! – отрапортовался штурмовик.

– Не тянитесь, лейтенант. Я ждал вас. Сейчас прибудет командир роты спецтехники, мы расставим все точки над «и». Присядьте пока что в кресло.

Долго ждать не пришлось, высший лейтенант прибыл буквально через пять минут после штурмовика. Он хмуро отрапортовался, попутно бросая недовольные взгляды на лейтенанта, словно это он был повинен во всём произошедшем. Ванга почувствовал, что закипает. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержаться. Комендант, в свою очередь, не спешил приглашать вновь прибывшего сесть – он оставил высшего лейтенанта стоять навытяжку.

– Вам известно, почему вы здесь?

– Так точно, лэр.

– Потрудитесь объясниться.

– Имитаторами никто не пользуется. Мы не вели профилактику неиспользуемого оборудования.

– Это условно боевое оборудование, лэр! – вскочил лейтенант. – По инструкции оно должно находиться в постоянной готовности!

– Сядьте, лэр Ванга. Вы знакомы с инструкцией, лэр высший лейтенант?

– Так точно, лэр, я с ней знаком.

– Так нах… не исполняете?!

– У меня малая рота, тридцать человек штатного состава. Из них по списку только двадцать три. Четырнадцать регулярно привлекаются к караулу, хотя они не штурмовики. Я могу рассчитывать только на девять человек. Пятеро приписаны к лётной технике. Остаются четыре человека. В гарнизоне тридцать пять штурмовых боевых машин и пятьдесят два дрона Первого удара. Семь компьютерных систем и около семи сотен камер и прочих оптических средств слежения. Оружейники регулярно нуждаются в работоспособном бункере – там только восемь основных систем управления и жизнеобеспечения, не считая дублирующих. Я не волшебник, лэры. Мы впятером вынуждены обслуживать то, на что с трудом хватает полного штатного состава малой роты.

– Личным составом вы меня не попрекайте. Сбагрили в караул всех раздолбаев, и пытаетесь теперь оправдаться этим? Вас всё устраивает, раз не готовите дополнительные кадры. Потрудитесь объясниться, почему в таких условиях условно-боевая техника неисправна? И не просто неисправна, а три из семи силовых установок на грани износа?

– Лэр, я…

– Почему лэр лейтенант на второй день по прибытии в гарнизон доложил об износе силовой установки гравитранспортёра, а вы за всё время нахождения в должности не уделили внимания самым опасным агрегатам? Вы понимаете, что если бы сегодня солдат пострадал, мы с вами пошли бы под трибунал?! Вы должны благодарить лэра лейтенанта за то, что он в последний момент успел отключить установку, рискуя жизнью! Что вы о себе возомнили, лэр? В чём состоит ваша БОЕВАЯ задача?

– Поддерживать технику в состоянии боеготовности, – тихо ответил офицер.

– Вы поддерживали имитаторы в состоянии боеготовности?

– Никак нет.

– Лэр высший лейтенант. Мой боец чуть не погиб. Не в бою, а в грёбаном имитаторе! Вы вообще отдаёте отчёт в своём поведении?! – Раймон не мог слушать дальше этот разговор. Он понял одно: офицер всеми правдами и неправдами пытается оправдать себя. Оправдать за преступную халатность, которая чуть было не стоила ни в чём не повинной жизни. – Я не буду писать никаких рапортов, как не писал сегодня. Ваше поведение – это прямое оскорбление Императора, лэр. Если ещё раз повторится нечто подобное, я напишу только один рапорт. Вашей кровью, лэр. Если для вас честь Императора ничего не значит, то не думайте, что и остальным офицерам гарнизона на неё наплевать. Только дуэль.

– Вы всё слышали, лэр высший лейтенант. Я не вижу смысла в мелочных наказаниях: жизнь бойца не стоит и годового жалованья офицера. Вы свободны.

Изрядно побледневший техник коротко поклонился штурмовикам. Те отвесили ему полные официальной торжественности поклоны. Стоило ему покинуть помещение, офицеры переглянулись.

– До сегодняшнего дня я думал, что в подразделении лейтенанта Грана бардак, а оказалось, у меня порядок.

– У вас, в самом деле, порядок, лэр. Вы ещё не сталкивались с оружейниками. Я, кстати, вас предупреждал во время нашего первого разговора. Помните?

– Вы имеете в виду, что штурмовики должны следить за остальными?

– Именно, лэр. Вот вам и первый пример некомпетентности. Только дуэль не поможет. Вам придётся убить всех заматеревших офицеров, но и новички через год-два снова станут такими же. И с личным составом у них действительно значительно хуже, чем у нас – собственно, они быстро в нём разочаровываются, и именно из-за этого начинают наплевательски ко всему относиться. У них не хватает терпения.

– Вы не возражали против дуэли. Или, полагаете, офицерский суд чести…

– Для него пока нет повода. Вы всё сказали. Если он не исправится, будет суд чести. Потом, скорее всего, ваша дуэль. Будьте благоразумны, лейтенант, не убивайте его. Он, в сущности, совестливый человек, его совесть замучает из-за этой угрозы дуэли; из-за того, что кто-то пострадал из-за него. Ваши слова про честь Императора его задели. Помяните моё слово, он ещё попытается найти с вами встречу, попытается объясниться. Выслушайте его. Не порите горячку. Если нужно, помогите бойцами. Оружейники иногда сами просят преподать урок их оболтусам.

– Взвод, слушай команду! Надеть индивидуальные средства защиты с экзоскелетом6! По выполнении построиться возле оружейной комнаты. Выполнять! – в спину удаляющимся бойцам лейтенант добавил. – Зае… отказы полугражданских систем. Надеюсь, боевое вооружение в этом грёбаном гарнизоне окажется надёжней.

Сам Раймон Ванга последовал за солдатами. Он также намеревался облачиться в скилл, чтобы лишний раз не искушать судьбу. Индивидуальные средства защиты для того и созданы, чтобы защищать от боевого оружия. Следовательно, возможные эксцессы на стрельбище сводились к минимуму. Закончив облачаться, он прошёлся перед строем бойцов. В бронескафах они выглядели гораздо внушительней, теперь никто не осмелился бы назвать их обычными людьми. Штурмовики, и никак иначе. Элита Империи. Каково же было недоумение лейтенанта, когда среди отливающих матовым блеском фигур он обнаружил рядового Бочаре, без брони.

– Рядовой, в чём дело? Вы не слышали приказ?

– Никак нет, лэр, слышал. Но я не умею надевать броню, меня этому не учили.

– Сколько вы в войсках?

– Пять месяцев и шесть дней.

– Эмком Энрике, после завершения занятий проведёте с рядовым инструктаж. Чтобы к вечеру броня для него стала второй кожей, – и тише, зловеще нависнув над бойцом, добавил. – Иначе будете отвечать за недостаточную боевую подготовку новобранца. Не лейтенант Гран, а ВЫ. Вы меня поняли?

– Так точно, лэр, – вытянулся эмком.

– Рядовой Бочаре, раз вы не умеете обращаться с бронёй, будете участвовать в сегодняшних занятиях без неё. Если увижу, что отстаёте на марше, бойцы вашей боевой группы будут вас нести. Они могут не рассчитать силы и нечаянно вам что-нибудь сломать по дороге, ведь в бронескафандре очень мощный экзоскелет. Надеюсь, я ясно выразился? – лейтенант в куда большей степени обращался не к Бочаре, а к его товарищам по группе. Именно через них он планировал довести до рядового необходимость шевелиться максимально быстро. – Взвод, слушай команду! Разобрать оружие! Вооружиться по новому штатному расписанию! Выполнять!

Сам Ванга взял пару тяжёлых установок, намереваясь проверить квалификацию штурмовиков в обращении со всеми типами вооружения. Только оказавшись на улице в силовой броне, штурмовик, наконец, вздохнул полной грудью. Все эти недозанятия его порядком утомили. Они казались неполноценными, неправильными. Теперь всё встало на свои места, всё было так, как должно было быть. Только настоящая броня и настоящее боевое оружие позволяли почувствовать себя настоящим бойцом славной имперской армии. И плевать на недочёты отбора – даже из самого отребья сделаем нормальных вояк; плевать на сбои в оборудовании – главное, чтобы его ресурса хватило на выполнение учебной или условно боевой задачи; плевать на низкую мотивацию части солдат – он станет для них той недостающей им мотивацией, раз одного чувства долга недостаточно. Лейтенант распрямил плечи. Он, как никогда ранее, чувствовал, что именно на нём сейчас лежит тяжесть выполнения задач всей огромной боевой машины Империи. Именно он тот рычаг, что приводит в действие её силовую установку, заставляет шестерёнки крутиться. Он наконец-то делал то, к чему его столько готовили – несмотря на все преграды и ЧП. Он был на своём месте. Это было самым сильным чувством за последние несколько лет. Чувством удовлетворённости содеянным и тем, что ещё предстояло сделать.

Штурмовики своих не бросают

Отблески заходящего светила сновали по идеально заправленным кроватям, по аккуратно сложенным в стенных нишах вещам, по буквально блестящим чистотой стенам и мягким пластиковым плитам пола. Блики рождались от тончайшей металлической сетки, что составляла костяк прозрачной внешней стены расположения. Блики феерическими кляксами расползались по деталям интерьера. Однако собравшиеся в помещении солдаты не ценили красоты слияния рукотворного и первозданного, они были полностью поглощены своими суетными делами.

Пожалуй, самым суетным в помещении оказался заплывший жиром толстяк, военная форма которого с трудом вмещала в себя излишнюю массу тела. Солдат бегал по проходу между опущенных коек, иногда уходил резко в бок, чтобы спустя мгновение сигануть через кровать; время от времени он останавливался и затравленно озирался по сторонам. Затем всё действо повторялось, хотя рисунок бега почти всегда оказывался уникальным.

– Беги, Боча, беги! – подбадривали его из самого дальнего угла, где собрался весь остальной народ.

– Боча, они повсюду! Беги!

– Не стоять, рядовой! Постоянно перемещаться! – пронзил пасторальную картину особенно сильный окрик, после которого толстяк сиганул через кровать.

– Устав предписывает под обстрелом постоянно перемещаться. Или ты не чтишь Устав?! А, Бочаре? – вместо ответа толстяк удвоил скорость бега, даже перекат сделал под одобрительное улюлюканье остальных бойцов.

Странное действо, если присмотреться, имело свои закономерности. Хотя здравый смысл перед ними пасовал, да и закономерностями это недоразумение можно было назвать, разве что, в шутку. Штурмовики тренировали Бочу… уворачиваться от солнечных зайчиков. Совершенно бредовое занятие на жаргонном языке вояк именовалось «салочки». Не игра в салочки, а просто «салочки».

Бочаре хорошо знал все аргументы, которыми ему пытались внушить важность этой «тактической» игры. Большинство из них он не воспринимал, как заведомо бредовые, придуманные лишь для оправдания издевательств над никудышным сослуживцем. Но было среди них одно, с которым не поспоришь: блики имитировали сканирующие лучи активной системы наведения условного противника. Был, правда, ещё один аргумент, который рядовому уже и не приводили в открытую, но который он прекрасно знал и так: издевательства начинались аккурат тогда, когда он подставлял остальной коллектив. А это случалось с поразительной регулярностью. Вот и сегодня отсутствие навыков обращения с тяжёлым оружием вкупе с неумением надевать силовую броню подвели всё подразделение в глазах нового лейтенанта. А тот умел дать понять бойцам степень своего недовольства. Лейтенант, конечно, научил Бочаре азам военной науки, да только остальные солдаты в это время вынуждены были сдавать нормативы силовых упражнений в броне. То ещё удовольствие. Теперь они отыгрывались на нерадивом сослуживце. В армии справедливость может в некоторых случаях восторжествовать крайне оперативно.

– Да, давно мы так не собирались… – вдруг потянуло на лирику Роя Грумбаля, в просторечии просто Бублика.

– Это потому что нас в наряды не посылают и в караул не пускают, – разъяснил Бублику эмком. – Скажи спасибо новому Сапсану7.

– Не кати бочку, Мэтище, – неожиданно вступился за лейтенанта Кулаков. – Защемил твоё самогонное дело, сразу в немилость попал. Давно тебе говорил: завязывай с этим делом. Ну побаловался, и ладно, так зачем Грана спаивать? Зачем продавать на сторону? Мы штурмовики, а не торгашня какая-то.

– Вот и плохо, Кулак. Как был солдатнёй, так ей и останешься. А я, понимаешь, бизнес после флота хочу начать. Мне подъёмные нужны.

– А чего тогда служишь? Вали сразу на гражданку и начинай. Вон, ферм кругом – пруд пруди.

– Нах… мне твои фермы сдались. Столько, сколько я на самогоне поднимал в армии, ни на одной ферме не поднять. Быстрей бы уже этого пернатого повысили.

– Ты, Мэтище, и вправду попутал, – неожиданно поддержал Кулака Грумбаль. – Вон, лейтенант говорит, могут в бой бросить. Кого ты там своим самогоном удивишь? Я за то, чтобы нормально подготовиться. А ты можешь валить на ферму.

Хитрый эмком понял, что в лоб ему не сладить с другими авторитетными бойцами, поэтому предпочёл поставить вопрос иначе. В его мозгу созрел коварный план по дискредитации нового лейтенанта, и он поспешил начать претворять его в жизнь.

– Эх, жаль, нет с нами Ртути, он бы нас рассудил, – начал издалека Энрике.

– Эй, мелюзга, сколько там Ртути дали? – Кулаков решил не откладывать вопрос в долгий ящик, ему тоже недоставало гиперактивного товарища. Поэтому он обратился к тем, кто присутствовал при «сдаче» рядового гарнизонному медику.

– Да у кого ты спрашиваешь? Этот жирдяй только про еду слышит, всё остальное мимо его мозгов пролетает, – подали голос с дальней кровати.

– Я что-то слышал про четыре дня, – поспешил выслужиться Странтор.

– Четыре? Не путаешь? – насторожился Кулаков.

– Вроде сначала про два речь зашла, затем про четыре. Но я тогда уже бежал, слышал только отголоски разговора.

– Этот пернатый медик точно Ртуть припахал, – констатировал Грумбаль. – Больше двух дней у него делать нечего.

– Во, во. А давайте его вытащим? – глаза эмкома зажглись в предчувствии очередной авантюры.

– Нас пернатый потом на плаце сгнобит, – понурился Грумбаль.

– Вот и проверишь, как он «своих не бросает», – передразнил Энрике Кулака, намекая на какой-то их прошлый разговор.

«На дело» отправилось трое бойцов: сам Мэйт Энрике, Кулак и ещё один шустрый старожил, Эрик Фермон, по прозвищу Феромон. Гарнизон спал, поэтому никто и ничто не отвлекало штурмовиков от их, безусловно справедливого, но грязного дела. Дежурный по казарме не задал своим уважаемым товарищам ни одного вопроса, только аккуратно прикрыл за ними герметичные двери обширного здания.

Бесшумными тенями штурмовики продвигались к коттеджу гарнизонного медика. Их форменная одежда позволяла сливаться с любым рельефом местности, пусть не так виртуозно, как офицерская полевая форма, но весьма и весьма неплохо. Так что единственным препятствием на пути к цели для бойцов должны были стать двери и окна коттеджа. Так и оказалось. Кулак, было, направился к дверям – лазерник предпочитал давить противника мощью и натиском, но Энрике его остановил: у более проворных солдат были свои методы.

«Этот пернатый совсем ошизел: защита выше, чем на оружейке!», – констатировал Феромон. Детектор защитных систем в его руках фиксировал просто запредельную концентрацию охранной сигнализации на оконной раме. – «Что он там прячет?!»

«А ты как думаешь?» – хмыкнул в ответ куда более умудрённый жизнью Энрике, ещё недавно сам промышляющий некоторыми нестандартными способами заработка. – «Спирт от нашего брата надо охранять так, как не охраняют свои богатства галактические банки. Проверено. Иначе по-любому сопрут». – Говоря эту сакраментальную фразу, эмком аккуратно вытаскивал стекло из рамы – словно ожившая иллюстрация к только что сказанному. Дальше уже пришла череда Феромона поработать своими высокотехнологичными игрушками, любезно предоставленными другим сочувствующим праведному начинанию штурмовиков – на этот раз из оружейки.

На «шухере», возле окна, был оставлен динамический жучок, а вся честная компания последовала вглубь дома. Тихо сопящий в своей кроватке Антон Шпак им совершенно не мешал, хотя и несколько нервировал – бойцам пришлось проникать через единственное на первом этаже окно, которое, вполне закономерно, располагалось в спальне медика. Зато теперь у них за спиной оставалось самое опасное помещение в доме, и это вдохновляло бойцов на новые свершения.

В медицинском коттедже царил форменный бардак: у Шпака был свой взгляд на порядок, который, почему-то, представлялся ему в виде этакого упорядоченного хаоса. Штурмовикам немалого труда стоило не натыкаться на всевозможные детали интерьера, медицинские приборы, какие-то запчасти, раскиданные прямо на полу. Всё так и норовило демаскировать опытных разведчиков, но раз они умудрялись в своё время доставать из вражеских укреплённых позиций «языка», то уж такая мелочь, как бардак Антона Шпака, их остановить просто не могла. Или могла? Солдаты замерли возле даже на вид тяжёлой двери, ведущей куда-то в недостижимые глубины дома.

«Он точно ненормальный, говорю тебе!» – не унимался Феромон. – «Я вскрывал главное хранилище Галактического банка Десятого сектора – и там было проще!»

«А зачем ты вскрывал хранилище банка?» – с подозрением уставился на своего товарища Кулаков: сегодня он много нового узнал о Зауче, поэтому морально был готов узнать нечто новое и о других членах боевого братства.

«Да так… не корысти для, а любопытства ради», – продекламировал разведчик слова какого-то смутно знакомого всем присутствующим поэта.

«Так, бойцы. Я так понимаю, внутрь мы не попадём?» – попытался перевести товарищей с лирики на деловой тон Мэйт Энрике.

«Правильно понимаешь. Если только не дашь мне отмашку использовать ЕSC РО8».

«Обалдел?! Хочешь тут устроить небольшую войнушку? Стой, а откуда у тебя эта дрянь?!»

«Ты же знаешь, Мэтище: я оптик9 только по должности, глубоко в душе я – сапёр. А какой уважающий себя сапёр не имеет стратегического резерва… на чёрный день?»

«Вот-вот, Феромон, и я думаю: что за чёрный день такой, когда тебе понадобится ЕSC РО? Скажи, когда он настанет, и я постараюсь на то время держаться подальше от гарнизона… Да, а не из-за ЕSC РО ли расстреляли того бедолагу из оружейников?»

«Даже не знаю, что тебе на это сказать, друг».

«Говори правду».

«Правду? Правда состоит в том, чтобы… тебе, друг, пойти на х…»

Бойцам быстро надоело любоваться на укрепрайон, созданный внутри безобидного коттеджа безобидным гарнизонным медиком. Они резонно рассудили, что Марека Энтро там искать бессмысленно: это всё равно, что помещать лису сразу в курятник, предварительно полностью загерметизировав его снаружи. Вряд ли Шпак настолько глуп. Его хранилища явно не предназначены для какого-то там рядового бойца. Выводы штурмовиков вскоре подтвердились: их товарищ нашёлся в самом обычном чулане, закрытом на ночь дверью из стальных прутьев, по которым «всего лишь» был пропущен электрический ток. Но по сравнению с системой защиты стратегического запаса самого Шпака столь примитивная конструкция выглядела совершенно несерьёзно. Феромону потребовалось ровно три секунды, чтобы обезвредить решётку. Причём в этот временной отрезок вошло и время на открытие сравнительно простого электронного замка.

«Эй, Ртуть! Хорош дрыхнуть. Давай, с вещами – на выход», – шёпотом позвал эмком, склоняясь над самым ухом товарища.

«Что? Кто здесь? Не надо больше лечить… прошу! Я согласен на трудотерапию!» – несмотря на просто запредельную экспрессию в словах, солдат отвечал тем же шёпотом.

«Да ладно, друг, какая трудотерапия?! Это же мы! Твои товарищи!»

«Не может быть… И точно… Мэтище! Кулак! Феромон! Вы пришли?!»

«Не оставлять же тебя этому извращенцу», – даже эмком немного растерялся от полных чистейшей радости слов товарища.

Ртути не пришлось повторять дважды. Он подхватился, вскочил, забрал развешанную для сушки здесь же, недалеко от кровати, одежду, и в одних трусах и майке рванул вверх по лестнице. Наверху товарищи быстро привели его в чувство, и боец поспешил одеться.

«Жалко, мы не смогли пробиться к спирту…» – посетовал Мареку эмком. – «А то устроили бы праздник в честь твоего освобождения».

«Всё нормально, Мэтище. Я знаю, где этот хер хранит заначку».

«Заначка?» – глаза Феромона загорелись в предвкушении. – «Веди нас, о герой моих кошмаров!»

«А ты думаешь, он каждый раз разблокирует свой бункер, чтобы принять на грудь? Нет, у него всегда есть под рукой, что выпить. Ур-род!» – разъяснил товарищам спасенный.

Заначка хранилась на втором этаже, в большом металлическом шкафу для химических реактивов. Огромный, в рост человека – шкаф ожившим соблазном стоял в самом центре обширного помещения. Вокруг него на пару метров было свободное пространство, словно специально оставленное для любования соблазнительным содержим шкафчика. В этом сильно помогала и система подсветки, сквозь полностью прозрачные створки и стенки обрушивавшая световые водопады прямо в его внутренности. Чего там только не было… Фигурные бутыли, деревянные бочонки, фляжки и даже пара металлических термосов необычных форм – всё это манило и звало, хотелось прикоснуться к шкафу и гладить, гладить, гладить его поверхность, время от времени облизывая её особенно соблазнительных обитателей. У эмкома потекли слюнки, он просто не мог оторвать взгляда от фантастической экспозиции. Даже Кулаков не выдержал, принялся гладить бутыли прямо сквозь стенку, то и дело пуская скупую мужскую слюну.

Кажущаяся доступность коллекции была в корне обманчива. Стенки из особых композитных материалов были, конечно, прозрачными, но это никоим образом не мешало им выдерживать полный залп тяжёлого лазерника, не говоря уже про термические и биотические заряды. Двери в шкаф не имели петель, они словно бы составляли с конструкцией единое целое и были закрыты сразу на три электронных замка с целым сонмом всевозможных ловушек. Феромон с невероятным, нечеловеческим запалом принялся за работу, но спустя пару часов безуспешных попыток впал в столь же нечеловеческое отчаяние. Остальные бойцы всё это время ходили вокруг шкафа, сотрясая пространство тяжкими вздохами. Один их вид в пух и прах опровергал утверждение некоторых недалёких учёных, что человек, якобы, произошёл от обезьяны. Ни в коем случае! По крайней мере штурмовики точно произошли не от обезьяны, их предки были явно ближе семейству кошачьих, ибо сейчас они больше всего напоминали не людей, а котов, почуявших запах валерьянки.

«Ничего не получается!» – в отчаянии возопил Феромон.

«А скажи-ка мне, друг, нет ли в замке какого-нибудь отверстия?» – вопрошал его эмком, что последние десять минут стоял в глубокой задумчивости аккурат над плечом своего поглощенного взломом товарища.

«Есть. В нижнем. Слишком много электроники напичкано, отверстие оставлено для охлаждения».

«А скажи-ка мне, друг, нет ли на шкафу… датчиков удара или движения?»

«Я уже думал вынести его. Но там какая-то хитрая система… Она на освещённость реагирует. Если вынесем с освещённого пятака, все сигналки в доме взбесятся».

«Но мы же можем его чуть-чуть наклонить?..»

«И не чуть-чуть можем. Да хоть на пол уронить!» – возопил в непреходящем отчаянии несостоявшийся взломщик.

«Кулак, действуй!» – распорядился Энрике.

«Что: действуй?» – тупо переспросил ветеран боевых действий.

«Роняй его на пол, говорю».

«Кого? Феромона?»

«Да шкаф, роняй, шкаф!»

«Но ведь тогда посуда побьётся! Жалко», – здоровяк переводил взгляд с боевого товарища на шкаф; в его взгляде читалась подлинная душевная боль. – «Может, всё-таки, Феромона?»

«И х… с ней, с посудой. Давай, роняй на заднюю стенку. Смелее! Так надо!»

Под нажимом здоровяка мощный шкаф накренился, навис над подпирающим его эмкомом, затем… Удар о пол получился на удивление негромким: то ли дал о себе знать ковёр на полу, то ли композитные сплавы оказались чересчур мягкими, наподобие пластиков; ещё и звуки внутри глушили. Однако нескольким бутылкам хватило, в паре отделений теперь плескалась янтарная маслянистая жидкость, так профессионально подсвеченная потолочным светом, что её хотелось пить, пить, пить… Бойцы подняли шкаф, затем уронили снова, подняли ещё раз и опять уронили… и так десять раз. В конце концов практически вся стеклянная тара оказалась побитой, в шкафу плескались настоящие водоёмы разномастной, но неизменно соблазнительной жидкости. Эмком был доволен. Он отбежал на минуту куда-то вглубь дома, притащил оттуда пару объёмных канистр с большим горлом.

«Где там твоя дырочка, Феромон?» – поинтересовался он, протягивая взломщику канистры.

Бойцы просто ошалели от гениальности своего командира. Они кинулись к нему обниматься, а Кулак на радостях чуть не придушил бедолагу в стальных объятиях. Дружными усилиями солдаты наклонили шкаф так, чтобы вожделенная дырочка оказалась над флягой… и дело пошло! Спустя некоторое время обе фляги были налиты, шкаф выжат буквально досуха, и так и оставлен валяться на полу, дырочкой вниз. Только осколки напоминали о былом богатстве коллекции гарнизонного медика… Уходили уже под утро, оставляя позади только разрушения – в лучших традициях штурмовых подразделений Империи.

– Лейтенант Раймон Ванга?

– Так точно, лэр высший лейтенант! – коротко бросил штурмовик в персональный голограф. На той стороне системы связи стоял знакомый уже лейтенанту Антон Шпак, и сквозь подтянутый, напряжённый облик медика так и сквозила серьёзность разворачивающегося действа.

– Потрудитесь прибыть в медицинский блок, лэр.

– Простите лэр, у меня по плану утренние занятия с личным составом.

– Это срочно, лэр.

– Это касается моего бойца?

– Так точно.

– Буду через десять минут.

Лейтенант шёл в сторону медицинского блока быстрым упругим шагом, в душе ещё надеясь успеть провести разминку с бойцами. В его голове бродили самые разнообразные мысли. Он то и дело возвращался к разговору с воспитателем, любезно предупредившим его о закидонах медика; выстраивал самые разнообразные модели предстоящего разговора, перебирал правильные эмоциональные реакции… Он готовился сражаться. Впервые сражаться за своих собственных бойцов, которые теперь полностью от него зависели. Он не собирался сдавать подопечных никому, даже коменданту, не говоря уже о каком-то явно зарвавшемся медике. Если сейчас окажется, что боец отказался работать на этого полугражданского… придётся сделать вид праведного гнева, но на деле саботировать любое наказание Ртути. Главное, чтобы никто не смог придраться: вроде бы и боец наказан, но так, что это его совершенно не унижает, напротив – возвышает над остальными. Реальность превзошла даже самые смелые ожидания лейтенанта.

Высший лейтенант нетерпеливо топтался возле входа в коттедж. От позавчерашнего благодушия не осталось и следа. Медик нервничал. Медик ярился. Медик был готов убивать. Всё это Ванга прочёл по его судорожным движениям – прочёл, как учили военные психологи на занятиях в Академии. Поэтому он смог выбрать, как ему казалось, самую правильную тактику.

– Раймон Ванга по вашему вызову прибыл, лэр! – рявкнул штурмовик так, что медик сам непроизвольно вытянулся во фрунт. Шпак поморщился.

– Я понимаю, лейтенант – вы только что прибыли в нашу боевую часть. Но… Ваш боец, лейтенант. Впрочем… Давайте я лучше всё вам покажу.

Офицеры прошли в дом. Высший лейтенант шёл впереди, показывая своему спутнику дорогу. Ванга брезгливо морщился: его раздражал бардак, царивший практически на каждом шагу. То и дело у него начинали шевелиться волосы на голове, настолько ему претило обилие ненужных вещей, валявшихся где только возможно и невозможно. Лейтенант в Академии настолько привык к абсолютному, исполненному благородного аскетизма, армейскому порядку, что это вопиющее нарушение не то что уставов, но даже элементарного здравого смысла, сильно било по его молодой психике. Он всё больше разочаровывался в гарнизонном медике. Потом они подошли к входу в чулан, проход в который преграждала дверь из стальных прутьев. Лейтенант протянул к ней руку, но Шпак перехватил её у самых прутьев.

– Убьётесь, лейтенант. Там же ток!

– Зачем? – Раймон Ванга недоумённо воззрился на медика.

– Там был ваш боец…

– Вы посмели держать моего солдата в чулане за колючей проволокой?! Да ещё под током?! Вы в своём уме, лэр высший лейтенант?! – место лёгкой брезгливости в душе лейтенанта заняла праведная ярость. Он ожидал чего угодно, но чтобы с нормальным солдатом, ветераном боевых действий, обращались как с каким-то прокажённым… Это было выше его понимания.

– Э-э-э… – Шпак опешил. Рука лейтенанта сомкнулась на его шее и прижала явно давно не знавшую физических нагрузок тушу к стене. – Отпустите, что вы себе позволяете?! – полузадушено прохрипел медик.

– Ровно после того, как вы объяснитесь: по какому праву поместили моего бойца в такие бесчеловечные условия? Вы медик или палач? А? Отвечать!

– Простите, лэр лейтенант… Это ради безопасности… Его и моей.

– Что?

– У меня здесь хранятся разные химические реактивы… Он мог их ненароком попробовать. Это чревато тяжёлым отравлением или даже смертью!

– Вы хотите сказать, что взрослый парень, опытный боец станет пить первую попавшуюся на его глаза дрянь? Вы в своём уме?

– Простите, лэр, у меня опыта побольше вашего будет… Станет, уж поверьте. К тому же у меня тут медицинский спирт. Он может принять за спирт совсем не спирт… Ну, вы понимаете?

– Понимаю, – лейтенант ослабил хватку. Подумав, он вообще отпустил медика. Тот прокашлялся, хватаясь за шею, после чего, не говоря ни слова, махнул рекой, приглашая лейтенанта следовать за ним.

Они поднялись на второй этаж. Посреди ярко освещённого помещения лежал шкаф. Если бы не эта вопиющая деталь, здесь было бы существенно больше порядка, нежели внизу, даже Ванга смог бы здесь жить без лёгкого шевеления волос на голове. Только нужно было бы как-то миновать первый этаж; в идеале, вообще в него не заходить. Высший лейтенант всё это время стоял рядом и пристально вглядывался в глаза молодого лейтенанта. Очевидно, он ожидал какого-то особого эффекта, но так и не дождался.

– Видите?

– Что?

– Шкаф перевёрнут?

– Вижу.

– Что думаете по этому поводу?

– Думаю, у вас здесь гораздо больше порядка, чем на первом этаже.

Высший лейтенант опять опешил.

– Вам не кажется странным, что шкаф с моей коллекцией спиртных напитков перевёрнут, а все стеклянные бутылки разбиты?!

– У вас внизу я видел не только перевёрнутые шкафы, но и какие-то бутыли, разбросанные прямо на полу; какие-то разобранные аппараты, все запчасти которых были разбросаны по комнате; осколки под столом, грязную посуду на столе. В общем, много чего видел. Скажу так: этот шкаф не кажется чем-то особенным.

– Но позвольте… Там же была моя коллекция!

– Да? И что? А внизу были ваши медицинские аппараты. Ваша коллекция под стать вашим аппаратам.

– Вы шутите, лейтенант?

– Никак нет, лэр высший лейтенант. Вот я учу бойцов чтить устав, а какой пример им подаёте вы?

– Я не знаю, кто кому какой пример подаёт. Ваш боец перевернул шкаф и каким-то образом украл всё спиртное из шкафа.

– Украл?! А как вы собирались сохранить жидкость в перевёрнутом шкафу? Она же обладает свойством текучести – кому как не вам следовало бы об этом знать?

– Текучести? На полу нет ни одной лужи! Куда она тогда утекла?

– Вам должно быть видней, лэр высший лейтенант, ведь это ваш дом.

– Вы издеваетесь надо мной!

– Это вы издевались над моим бойцом, а я лишь констатирую отвратительное положение с соблюдением уставов во вверенном вам помещении.

– Ну, может, с уставами вы правы… но это никоим образом не освобождает вашего бойца от ответственности. Уж поверьте: ещё вчера вечером шкаф стоял нормально, все коллекционные бутыли в нём были целы, уникальное спиртное ждало своего часа.

– Вам видней, лэр. Но почему вы связываете произошедшее с моим бойцом?

– А с кем ещё? Ещё вчера вечером боец был под зам… простите, у меня в гостях, а сегодня его уже нет – он куда-то делся. Одновременно исчезло содержимое моего шкафа с коллекционным виски.

– Простите, лэр, но если он нуждался в медицинском уходе, то как смог уйти?

– Лэр, э-э-э…

– Более того, вам придётся объяснить, зачем изолировать бойца, если он болен и просто не в состоянии ничего выпить в силу своей болезни. Вы готовы ответить мне на эти вопросы?

– Боюсь, что нет, лэр.

– Тогда какие вопросы к моему бойцу? Он ответил вам тем же, чем вы встретили его. У вас он подвергался неуставному обращению, негуманной изоляции, я даже представить боюсь, чему ещё. Что же вы хотели от него увидеть взамен? Благодарность? Преклонение пред светилом медицины? Восхищение вашим гуманизмом, готовностью врачевать и всячески поддерживать пациентов?

– Но моя коллекция…

– Знаете, лэр, я вообще удивлён, как вас ещё не прирезали за такое обращение ваши же пациенты. Считайте, что ещё легко отделались.

– Вы оставите всё на самотёк? Будете поощрять неуставное поведение своих солдат? Они вам же на шею сядут.

– Вы можете пожаловаться штатному воспитателю. Он возбудит уголовное дело за порчу вашего личного имущества.

– Не могу, – тихим голосом признался Шпак. – Скорее лэр воспитатель возбудит дело против меня, он уже предупреждал.

– Я вас понял, лэр: вы хотите, чтобы солдаты отвечали, а офицеры стояли в стороне. Так не получится. Потрудитесь сами соответствовать высокому званию «офицер», быть образцом для подражания; как минимум, не допускать грубых нарушений устава в быту. Но солдат тоже хорош, я это признаю и накажу его по-своему, без участия посторонних. Вас это устроит?

– Да, лэр. Я знал, что мы поймём друг друга! – по выражению лица медика лейтенант отчётливо осознал: никакого раскаяния с его стороны не будет. Его уже не переделать, оставалось только надеяться, что потеря коллекции заставит Шпака хоть ненадолго задуматься. Так что Ванга с лёгким сердцем решил спустить ситуацию на тормозах.

– Рядовой Марек Энтро!

– Я!

Только сейчас лейтенант «увидел» бойца. До этого он демонстративно не обращал на него внимания, словно того не было в подразделении. Так продолжалось во время утренних занятий, за завтраком, только когда пришло время обедать, лейтенант вдруг «вспомнил» о бойце.

– Доложите о готовности к строевой службе!

– Годен, лэр лейтенант, лэр!

– А скажите-ка, лэр Энтро, знает ли о вашей годности лэр гарнизонный медик? – голос Ванги изобиловал шипящими интонациями.

– Так точно, лэр лейтенант, лэр!

– Почему же вы не представили соответствующие документы? – лейтенант демонстративно «успокоился».

– Лэр высший лейтенант указал на моё выздоровление в устном приказе, лэр!

– Что за приказ?

– Лэр высший лейтенант приказал приступить к прополке и покраске травы возле медицинского модуля, лэр!

– Значит, здоровы… Это хорошо, даже отлично! Ваше неожиданное появление в подразделении без документов вдохновило меня на новую задачу для взвода. Слушайте приказ, бойцы. Сегодня вечером, в 21.00 по местному времени, вам надлежит выдвинуться в направлении 735 квадрата испытательного полигона. Двигаться будете в составе четвёрок, каждая из которых получит свой уникальный маршрут. По прибытии в точку каждый старший четвёрки вскроет файл с приказом. Дальше будете действовать в соответствии с файлом. Вопросы?

– Лэр лейтенант, какова моя роль в выполнении миссии? – вопрошал Волосидзе. Он один до сих пор не был приписан ни к одной из четвёрок.

– А скажите-ка, лэр Волосидзе, что это у вас с головой?

Солдат провёл ладонью по макушке, приглаживая отросшие на добрый сантиметр волосы.

– Это волосы, лэр лейтенант, лэр!

– Я и сам вижу, что волосы. Вот и спрашиваю вас: почему волосы?

– Они выросли, лэр.

– Так быстро?!

– Так точно, лэр! Всегда растут быстро!

Раймон Ванга подошёл к солдату вплотную и вцепился в его волосы пятернёй. Дёрнул, у бойца аж потекли слёзы.

– Действительно, волосы… Вы приписываетесь к четвёрке Мэйта Энрике на должность оптика. Выдвигаетесь в составе четвёрки по маршруту.

– Разрешите вопрос, лэр!

– Разрешаю.

– Если я вхожу в четвёрку, это уже не четвёрка, а пятёрка. Я прав?

– Никак нет, по утверждённому штатному расписанию в третьем взводе предусмотрены три четвёрки. Никаких пятёрок здесь не предусмотрено. Но за сообразительность вы получаете наряд вне очереди по прибытии из учебного выхода. Вольно, разойдись!

Ртуть вместе со всеми развернулся, собираясь выскочить в коридор, когда на его плечо легла тяжёлая рука лейтенанта.

– А вас, рядовой Энтро, я попрошу остаться.

Для Ртути у лейтенанта нашлось личное задание, сейчас боец как раз находился в состоянии его выполнения. А именно, он тащил огромную двадцатилитровую канистру с широким горлом по вектору «парк техники – штаб боевой части». Тащил нарочито медленно, словно она представляла собой совершенно неподъёмную тяжесть. На всём пути бойца сопровождали странные звуки, больше всего напоминающие тяжёлое дыхание, какое бывает при запредельных нагрузках; правда, если прислушаться, в «тяжёлом» дыхании отчётливо различались самые настоящие стоны. Ну не хотелось Ртути отдавать канистру! Это было, как ножом по… сердцу. После стольких запредельных усилий лучших умов третьего взвода… После стольких тяжких испытаний, когда бойцам приходилось проявлять чудеса воинского умения маскировки, перемещаясь с двумя огромными флягами по вектору «медицинский блок – парк техники»… Радовало только одно: вторую канистру ценой невероятных ухищрений удалось «спасти». Только это немного успокаивало штурмовика.

– Что у тебя там? – поинтересовался у Энтро дежурный по штабу.

– Лучше не спрашивай… – новый тяжёлый вздох сотряс обширный холл штаба боевой части.

Солдат поднимался на второй этаж. Чем ближе он подходил к условленной точке, тем медленнее двигался. Замедление ощущалось буквально с каждой ступенькой. Только появление на первом этаже коменданта заставило бойца ускориться: нарываться на самого старшего в гарнизоне офицера солдату совершенно не улыбалось. Зато он с лихвой отыгрался перед дверью штатного воспитателя, где проторчал добрых десять минут, пока смог собраться с духом и постучать. Стук получился тихим-тихим, словно и не стук вовсе, а так, лёгкое поскрёбывание.

– Войдите, – донеслось из-за двери. Солдат последний раз взглянул на канистру, незаметно погладил её широкое горло и шагнул внутрь.

– Лэр старший лейтенант! Рядовой Марек Энтро, по распоряжению лейтенанта Раймона Ванги, прибыл!

– И что же распорядился передать лэр лейтенант? – во взгляде воспитателя сквозило вполне человеческое удивление.

– Он просил выразить вам благодарность за своевременное предупреждение относительно повадок высшего лейтенанта Антона Шпака.

– Да? А почему он сам не прибыл для этого?

– Это ещё не всё, лэр старший лейтенант. Лейтенант прислал вам подарок.

– А! Вот оно что. Ну, давайте его сюда.

С огромным трудом солдат взгромоздил канистру на стол, прямо перед воспитателем. Тот недоумённо обвёл её взглядом снизу доверху, затем открыл, нюхнул и в совершеннейшем обалдении уставился на солдата.

– Что это?

– Коллекционный виски высшего лейтенанта Шпака, лэр!

– Разве коллекционный виски бывает в таких… обширных ёмкостях? – в голосе офицера сквозило недоумение пополам с лёгким подозрением. – Или это какой-то особый сорт?

– Не могу знать, лэр старший лейтенант! Когда-то он был в бутылках, но в связи с выходом тары из строя был перелит в канистру.

– Как вы сказали? «Выходом тары из строя?» К-хм. И кто спаситель этого чудесного напитка?

– Я, лэр старший лейтенант!

– Ничего не понимаю. Садитесь за стол и рассказывайте, лэр Энтро.

– Лэр высший лейтенант, у меня для вас хорошие новости! – трёхмерное изображение штатного воспитателя на персональном голографе светилось неподдельной радостью, от которой у Антона Шпака почему-то засосало под ложечкой.

– Я весь внимание, лэр старший лейтенант!

– Нашёлся ваш коллекционный виски, лэр!

– Как?! Что прямо взял и нашёлся? – у медика отвисла челюсть. Он стал мучительно соображать, как из осколков бутылок могло сложиться что-то из его коллекции. Да ещё и попало каким-то невероятным образом к штатному воспитателю. Да ещё и не было им выпито – старший лейтенант слыл ещё тем любителем халявной выпивки. Всё это представлялось опытному медику решительно невозможным ни в части, ни в совокупности.

– Приходите ко мне, вы сами в этом убедитесь.

Медик подхватился и стремглав вылетел из кабинета. Конечно, он до конца так и не поверил воспитателю, но любому человеку свойственен оптимизм до самого последнего вздоха. Это своего рода апофеоз самого явления жизни в человеческом сознании: цепляться за малейшую возможность, не опускать руки, приспосабливаться к самым невероятным условиям.

В кабинете воспитатель предложил Шпаку присесть и поставил перед ним стакан с янтарной жидкостью. Высший лейтенант сделал глоток, затем ещё один: он решительно не узнавал, что это за сорт виски такой.

– Правда, великолепный букет? – участливо поинтересовался воспитатель.

– Да, необычный, – выдавил из себя высший лейтенант.

– Вы его, правда, не узнаёте?

– Нет, лэр, совершенно не узнаю.

– Тогда я вам помогу. Вы, должно быть, знаете, как именно получается виски? Это высококачественный самогон, если переводить на человеческий язык. Так вот, конкретно этот виски был перегнан заботливыми руками наших с вами солдат через электронный замок одного небезызвестного вам шкафа. Не правда ли, необычный способ перегонки? А знаете, почему солдаты придумали такой инновационный способ? Нет? Напрасно. Я снова приду к вам на помощь, – взгляд воспитателя из благодушного и ироничного вмиг стал холодным и цепким. – Потому что вы не удосужились выдать некому солдату документы о выздоровлении, а вместо этого отправили его… назовём это, «ухаживать» за травой возле медицинского блока. Вы, должно быть, запамятовали относительно нашего последнего разговора на этот счёт? Тогда я вам напомню…

Антон Шпак вышел от штатного воспитателя белее мела. Случившееся с его коллекцией не смогло поколебать его жизненных ценностей, но обычный задушевный разговор со старшим лейтенантом смог. Пусть Шпак и был старше воспитателя по званию, но звание во флоте далеко не всегда определяет старшинство, чаще мерилом прав и обязанностей служит должность. Сейчас высший лейтенант общался не с человеком, не с офицером – он общался с должностью, которая была создана, чтобы давить нарушителей своим авторитетом. И давила. А они, в свою очередь, признавали за ней такое право, уже одним этим поддаваясь давлению. Так что нет ничего удивительного, что в результате выволочки гарнизонный медик навсегда зарёкся использовать дармовую рабочую силу. Зарёкся в неизвестно какой по счёту, но точно в самый-самый последний раз.

Спутник слежения замер на геостационарной орбите. Внизу мерно плыли облака, закручивались круговороты циклонов, жили своей жизнью люди. Спутник не умел ценить прекрасного, равно как не умел решать сугубо философские вопросы. Он наблюдал. Чётко, беспристрастно, неумолимо взирал он с заоблачных высот на суетную жизнь планеты Варан. Своими сенсорами бездушная машина постоянно отслеживала системы слежения других своих боевых «товарищей», электроника своевременно перераспределяла сектора наблюдения между обширной сетью, в которой существование чего-то безнадзорного было просто немыслимым.

Все собранные спутником и его «товарищами» данные собирались в автоматизированном аналитическом центре, где фильтровались и оценивались специальными программами. Однако сегодня привычный ритм течения информации был нарушен. Монолитность русла информационного потока дала трещину, и один из ручейков теперь дублировался в голограф старшины третьего взвода штурмовой роты, лейтенанта Раймона Ванги.

– Лэр лейтенант! – перед лейтенантом возник трёхмерный образ бойца. Сидящий рядом, за пультом гравитранспортёра, механик-водитель с любопытством покосился на боевого товарища. По мере доклада лицо водителя всё более вытягивалось. – Докладывает рядовой Грайна, оператор силового барьера. Системы слежения засекли приближение четырёх боевых единиц. Вектор движения «квадрат 730 – квадрат 735». Скорость – 35 км/час. Вектор движения пересечётся с нашим через пятнадцать секунд.

– Начинайте обратный отсчёт.

– Есть вести обратный отсчёт! Тринадцать секунд, двенадцать секунд, одиннадцать… – забубнил рядовой.

– Лэр лейтенант, что происходит? – вопрошал механик-водитель.

– Вы слышали доклад оператора, рядовой. Делайте выводы, – спокойно ответил ощутимо нервничающему бойцу штурмовик.

Слова оператора отсчитывали секунды, и когда он произнёс «одна секунда», головной транспортёр, где ехал Ванга, вздрогнул, по нему словно бы прошла сладострастная волна предвкушения.

– Бл…дь! Они стреляют! – завопил механик-водитель.

– Отставить мат и панику. Всем машинам, занять оборонительную позицию! – но слова лейтенанта были излишни: неуклюжие машины с поразительным проворством уже наползали друг на друга, выстаивая равнобедренный треугольник. Оборонительная позиция выстраивалась с поразительной, совершенно нечеловеческой скоростью. Было ли причиной этого изрядно пошатнувшееся душевное здоровье подвергшихся неожиданному нападению солдат? Или всё дело в почти не затихающем переругивании водителей, в неизменном трёхэтажном мате? А ещё говорят, что ругаться нехорошо!

Прошло ровно шесть секунд времени, и над выстроившимися треугольником машинами распустился полупрозрачный цветок защитного купола. В него стали врезаться целые серии алых лучей, расцвечивая места соприкосновения золотистыми точками. Лёгкий шелест распустившегося цветка-купола стал перемежаться сухим треском поглощаемых лазерных лучей. Транспортёры перестали вздрагивать, теперь попадания противника принимала на себя не их броня, а куда более прочная броня силового купола.

– Рядовой Грайна, обеспечить мембраны в секторах 3, 9, 17 и 25 силового барьера. Вывожу дроны Первого удара, – спокойный голос лейтенанта разнёсся над замершими в немом напряжении машинами, над сглатывающими слюну водителями, над изготовившимися к атаке дронами – уже покинувшими транспортировочные боксы в транспортёрах, и теперь щетинившимися оружием у стены купола. В этот ответственный момент дроны больше всего напоминали кипящие чайники, только с иголками, как у дикобразов.

Прошло ещё две секунды, и боевые машины рванули вперёд. С хлюпающим звуком мембраны выхода пропускали оживший кошмар войны за пределы защищённого периметра. С последним хлопком мембраны, отмечающим выход шестого дрона, огонь противника почти стих, золотые точки на куполе окончательно угасли. Только где-то вдалеке перебором струн шуршали-пищали лазерные лучи, да вспыхивало зарево персональных защитных полей схлестнувшихся в бою боевых единиц.

– Поздравляю, лэры, противник подавлен. Снять силовой барьер. Перестроиться в походную колонну. Подготовиться к приёму дронов.

– Лэр лейтенант, что это было? – тихо, не слишком рассчитывая на ответ, поинтересовался водитель головного транспорта.

– Нападение боевой группы условного противника, – пожал плечами лейтенант, – привыкайте, лэр, мы на военном объекте, а значит, возможно боевое столкновение с диверсионными группами врага.

– Это учения?

– Так точно, лэр. В условиях, максимально приближенных к боевым, с применением боевого оружия. Вы понимаете, что это значит, рядовой?

– Так точно, лэр лейтенант. Если мы зазеваемся, нас могут… того.

– Правильно, лэр рядовой, правильно. И того, и этого. Но вы же не зазеваетесь? – с угрозой в голосе поинтересовался Ванга.

– Никак нет, лэр! – водитель чуть по стойке не вытянулся, настолько его пробрали слова командира.

К следующему столкновению водители оказались морально готовы, поэтому начали разворачиваться в оборонительную позицию ещё до завершения отсчёта Грайны. В этот раз они почти успели, условный противник успел произвести только пару выстрелов по машинам, остальные приняло на себя силовое поле. Зато во время третьего столкновения экипажи машин ожидал сюрприз: никакого отсчёта не было, условный противник проявился совершенно неожиданно и тут же открыл огонь на поражение. Но водители больше не паниковали, они, на пределе человеческих возможностей, развернули защитный купол за 4,7 секунды.

После отражения последнего нападения лейтенант построил экипажи внутри всё ещё развёрнутого купола. За спинами бойцов выросли матовые ряды дронов, нависая, создавая иллюзию реальной боевой обстановки. Ощетинившиеся тяжёлым оружием, повизгивающие системами поворота орудий, готовые немедленно ринуться в бой – они вдохновляли солдат похлестче слов самого лейтенанта.

– Поздравляю, бойцы! Сегодня вы впервые показали хороший результат развёртывания. Можете ведь, когда захотите! Не так ли, рядовой Скурта? Что вы мне ответили на требование соблюдать уставные нормативы развёртывания? Не слышу?

– Устав рассчитан на дронов, лэр. Я так сказал.

– Вы дрон?

– Нет, лэр.

– Так чего ж тогда в норматив укладываетесь?

– Жить захочешь – не так раскорячишься, лэр! – рявкнул в ответ солдат.

Лейтенант коротко хохотнул и воззрился на него с хищной ухмылкой, но боец смотрел мимо офицера, прямо перед собой.

– Устав нужно знать и уважать, не след так пренебрежительно к нему относиться. Устав, бойцы, пропитан кровью многих поколений солдат и офицеров. Он создан на этой самой крови. Скажу так: в боевых условиях позицию нередко разворачивают за три секунды. Так что, бойцы, нет предела совершенствованию.

Строй закованных в силовую броню штурмовиков чем-то неуловимо напоминал ряды кегель в кегельбане. Обтекаемые обводы боевых скафандров словно специально провоцировали все встречные орудийные системы: «Вскройте нас!» В то же время вскрыть их было не так-то просто, что доходчиво объяснял бойцам старшина.

– Итак, бойцы, все вы видели записи условно боевого столкновения групп с дронами Первого удара. Все вы должны были сделать для себя какие-то выводы. Рядовой Странтор!

– Я!

– Знаю, что вы. Ваши выводы? Как оператора дронов.

– Они очень эффективны, лэр, – пожал плечами парень, и сервоприводы повторили это движение, передав его бронированной скорлупе. В силовой броне пожатие плечами выглядело, словно попытка отжаться от пола в положении стоя.

– Конкретно.

– Огромная огневая мощь. Они подавили нас тяжёлым оружием, даже высунуться не давали.

– Вы пытались охватить машину. Почему, по вашему мнению, манёвр не удался?

– Она всё видит и предпринимает контрмеры, лэр. И… у неё нет чёткого отличия переда от зада, она стреляет в любом направлении с одинаковой интенсивностью.

– Почему группа Марека Энтро продержалась дольше остальных?

– У них были оборудованы укрытия, они смогли укрыться.

– И всё?

– Ну… они стреляли как-то странно, то вместе, а то поодиночке. Мне показалось, машина путалась, не могла сосредоточить огонь в одном месте. Но это их не спасло от разгрома.

– Вы хотите сказать, что бой с машиной заведомо проигрышный?

– С тем оружием, которое было у нас, да.

– Вы использовали не всё оружие из доступного, лэры.

– ?

– У каждого из вас на поясе в специальных ножнах зафиксирован вибронож. Ваша броня оборудована магнитными захватами. Для уничтожения дрона этого достаточно. Также хорошо работают специальные мины, но их у вас не было по условиям учения, зато у группы Энтро были все исходные условия, чтобы уничтожить дрона. Ваши ошибки, лэр Энтро?

– Тактика хаотичного перераспределения целей отвлекла дрона. Нам следовало воспользоваться ею и подобраться поближе с тем, чтобы уничтожить его на близкой дистанции.

– Правильно, лэр. Что ещё, кроме тактики перераспределения позволило вам выдержать бой с меньшими потерями, чем остальным?

– Заранее подготовленные позиции, – пришла очередь пожимать плечами Ртути.

– Нет. Ответ неверный. Дроны, бойцы, это всего лишь дроны. Да, они обладают большой огневой мощью и хорошей бронёй, могут вести бой по всем секторам. Но. Ими управляет человек, управляет дистанционно. Он не может за всем уследить. Более того, практика использования дронов показала, что если их оставить вообще без присмотра человека, они теряются в стремительно изменяющейся боевой обстановке. Вы, лэр Энтро, наглядно продемонстрировали это всем нам. Но вам всем следовало вести себя, как людям – то есть быстрее ориентироваться в боевой обстановке. Причина успеха группы рядового Энтро не в позициях, она в грамотном использовании рельефа местности. На нашем полигоне сложно маневрировать, он голый, как коленка. Но далеко не все плацдармы таковы, скорее, полигон можно назвать исключением.

Вы – люди. Всегда помните это. Вы можете победить машину непредсказуемостью. Да, при заранее заданных, известных ей условиях она обычно побеждает – если, конечно, вы не превосходите её в огневой мощи. Именно поэтому в шахматах машинам уже давно нет равных. Но в шахматах все условия даны заранее, более того, они жёстко очерчены. В реальном бою всё иначе. Вы должны думать, должны быстро ориентироваться по месту. Моя задача – научить вас этому. А научив – довести ваши навыки до автоматизма.

Теперь информация для операторов дронов и командиров групп. Вы должны научиться встраивать их в общую тактику. Просто бросать их на убой – неправильно. Разведка боем, для выявления огневых точек противника; приём на их броню огня противника при прорыве вражеских позиций; рейды по коммуникациям. Всё это – далеко не исчерпывающий список возможного ЭФФЕКТИВНОГО применения дронов. С этого дня мы начинаем занятия по тактическому моделированию. Теперь в занятиях будут участвовать дроны, техника, водители.

Охота

Раймон возвращался из караула. Сегодня завершилась третья неделя, как в его подчинение поступил третий штурмовой взвод, так что обещанный командиром срок вышел. Лейтенанту приходилось прилагать титанические усилия, чтобы участие подразделения в караульной службе не мешало бойцам продолжать тренировки. Благо, высший лейтенант Марьяно, видя пыл своего молодого подчинённого, всячески его поддерживал. Так, сегодня был первый раз, когда командир привлёк его самого к несению караульной службы, а до того, в течение целой недели, брал лишь половину взвода, да и то по согласованию с лейтенантом. Как шутил сам Марьяно, Раймону в этом помогала многолетняя привычка служилых к отсутствию в третьем взводе нормального командира. Не Грана же в караул посылать! Вот и забирали одних бойцов, без офицера. Пожалуй, это была единственная заслуга Грана в боевой подготовке взвода. Весьма, скажем, сомнительная. Ведь если бы Гран нормально выполнял свои обязанности, Раймону вообще не пришлось бы гонять бойцов сверх всякой меры.

А тут ещё эти «прелести» караульной службы… Вот и сегодня без дурацких происшествий не обошлось. Всё началось с того, что караульный услышал в кустах шелест, окрикнул, предупредил о применении оружия. На окрик никто не отреагировал, шелест продолжался; тогда солдат сделал залп по кустам. Оттуда послышался сдавленный плачь. Караульного изрядно проняло – часы вынужденного безделья сказались самым непредсказуемым образом; он не желал упускать возможности пострелять по самому настоящему нарушителю. Следующие залпы боец делал вдумчиво, с оттяжкой; в какой-то момент штурмовик вспомнил всё, чему его учили на тактических занятиях: стал перебегать, затаиваться, с перекатами уходить от возможного ответного огня – словно вёл самую настоящую стрелковую дуэль. В общем, солдат развлекался до тех пор, пока звуковой сигнал не возвестил о пустой обойме. Казалось бы, теперь в изрядно поредевших кустах должна была наступить просто гробовая тишина, однако плачь таинственным образом повторился. Кто мог выжить после нескольких залпов штурмовой винтовки, благодаря солдатским кульбитам совершённых под всеми возможными векторами?! Только очень хорошо подготовленный противник. Поэтому разошедшийся от игры в войнушку караульный не нашёл ничего лучше, чем запросить огневую поддержку с контрольно-пропускного пункта. Одиночный выстрел тяжёлого плазмомёта выжег весь куст подчистую, да ещё и неслабую воронку в земле оставил.

Подоспевший на выстрелы лейтенант аккуратно приблизился к сплавленной земле. На самом краю воронки чернели две обгорелые тушки размером с кошку – солдат опознал в них местных кошачьих, венгов. Сразу стало понятно, что выстрел застал их в порыве страсти: венги так и умерли, не разлепляя тел. Почему-то лейтенанту стало грустно от этой картины. В отличие от солдата, которому только бы поржать, Раймон нашёл в сцене жестоко оборванной людьми любви диких животных нечто философское. Вот так, по незнанию или нежеланию знать, люди часто на корню рубят благие устремления друг друга. В общем, сентиментальная натура лейтенанта сейчас пребывала в состоянии чернейшей меланхолии; хотелось напиться и забыться.

В офицерском домике царило оживление. Мимо пронёсся Эрик Варион, чуть не сбив лейтенанта с ног; со второго этажа раздавались глухие звуки, словно кто-то бился головой об стену; даже из комнаты Грана вместо обычных в это время звуков выворачиваемого наизнанку организма слышались шаги и бравая песенка. Раймон тряхнул головой: происходило нечто невероятное, чего на его памяти ещё не случалось. Грешным делом он подумал, что началась война. В этот момент на лестнице раздались звуки шагов, сверху спускался Марьяно. Командир был в полевой офицерской форме странной, ни на что не похожей расцветки. Причудливые мазки различных оттенков зелёного, словно творение художника-абстракциониста, расцветили активно мимикрирующую спецодежду.

– Лэр Марьяно, что происходит? – не выдержал неизвестности Ванга.

– Комендант убыл в штаб флота.

– Война?

– Да ну, упаси бог! Охота.

– Что?

– Охота.

– Что охота?

– Да не «что», а просто охота. Ну вы, право… А! Вы же ещё не были с нами на охоте! Собирайтесь скорее, через четверть часа выдвигаемся.

– Я только из караула.

– Тем лучше. Отдохнёте, наберётесь сил. И… это… не забудьте своё оружие.

– Я только что сдал его в оружейку.

– Так возьмите. Старшина уже в курсе, выдаст без вопросов. Только поспешите, времени в обрез.

Ванга тут же сорвался с места на бег, вливаясь в царящий в офицерском домике аврал. В своей комнате он подхватил походную сумку, закинул туда пару комплектов белья, бритвенный станок, зубную щётку. Подумав, отправил туда же пару заначенных на чёрный день бутылок виски, несколько банок тушёнки. Больше ничего в голову не приходило. Он просто не представлял, что ещё может понадобиться на охоте, так как никогда в ней не участвовал. Глянул на часы, подхватил сумку и стремглав вылетел из дома.

В оружейке он неожиданно натолкнулся на ещё одного лейтенанта его роты – Кларка Дерано. Кларк со знанием дела гонял старшину. Вот в его сумке исчез тяжёлый плазмер. Вот к нему присоединился ящик с маркировками для пластиковой взрывчатки. Ещё два ящика боекомплекта. Ракетный ранец. В довершение всего здоровяк водрузил на плечи многоствольную лазерную установку. Раймон, словно зачарованный, наблюдал за приготовлениями старшего товарища. Наконец, тот счёл свою миссию выполненной и, на ходу подмигнув Ванге, направился к выходу.

Лейтенант подошёл к старшине. Тот только уселся на стул, в тщетной попытке записать в терминал всё, выданное Кларку. Увидев нового посетителя, старшина поднял на него полные печали глаза.

– А вам что, лэр лейтенант? К сожалению, тяжёлого оружия больше не осталось.

– Как не осталось? Марьяно приказал взять штатное.

– Так. По штату у вас… – старшина поднял на лейтенанта недоумённый взгляд. – Вы уверены?

– Что-то не так?

– Да нет, всё так… – старшина полез на самый верхний стеллаж, набрал код на дверце. Спустя несколько секунд он, прогибаясь под тяжестью многокилограммового агрегата, с трудом спустился на пол. Попытался сделать пару шагов, но, матерясь, вынужден был бросить агрегат на пол.

– Что это? – недоумённо вопрошал лейтенант.

– Как что? Ваше штатное оружие.

– Штатное?

– Ну да, как и приказал Марьяно, по военному времени.

Раймон подошёл поближе. На полу лежал аппарат прямоугольной формы, примерно метр на полтора. У его основания была заметна рукоять, выдвижные усы для установки на землю покоились в углублениях по длинной стороне. Лейтенант, уже догадываясь, что это такое, поискал взглядом маркировку. Так и есть: перед ним лежала ППЛРУ – персональная противокорабельная лазерно-ракетная установка. Переносной комплекс ПВО, способный работать и в безвоздушном пространстве, если перевести на человеческий язык. Уже понимая, что он ничего не понимает, лейтенант приготовился взвалить на плечи убийственный агрегат.

– Да, а ничего обычного стрелкового не осталось? – в последний момент он всё же решил попробовать внять голосу разума.

– Это последняя оружейная система, приписанная к вашей роте, лэр. Всё остальное уже забрали. Ничем не могу помочь.

Штурмовик неопределённо хмыкнул и заученным движением водрузил установку на спину. Подобрав с пола сумку, он направился прочь из оружейной комнаты. Старшине оставалось только покачать головой: штурмовики оставались за гранью его понимания.

У Раймона больше не возникало никаких сомнений относительно предстоящего действа. Он, ни секунды не колеблясь, сразу отправился на взлётную площадку для тяжёлых летательных аппаратов. В пусковом квадрате стоял лишь один флаер, и был это, как несложно было догадаться, один из приписанных к роте тяжёлых штурмовых аппаратов. Двигатели монстра надсадно выли – то ли от запредельной нагрузки, то ли от лихачества пилота. Возле флаера его встретил Марьяно.

– Где Шпак? – офицер тщетно пытался перекричать шум моторов.

– Кто?

– Шпак, говорю, где?

– Не видел.

– Давай, притащи сюда этого полугражданского!

– Так точно, лэр!

Раймон скинул под ноги командира свою ношу, бросил рядом сумку и стремглав кинулся в медицинский отсек. Шпака он нашёл за рабочим столом: тот сидел, совершенно понурившись, мусоля сенсорный карандаш. Перед медиком на мониторе плыли строки, диаграммы, линейки загадочных уравнений. На звук шагов штурмовика Антон немного приободрился.

– Как думаете, лэр, сколько спирта нужно на притирку?

Лейтенант растерялся. Такого вопроса он точно не ожидал – вообще не ожидал никаких вопросов от медика; ему следовало просто притащить Шпака к флаеру, а не думать над какими-то вопросами.

– Откуда мне знать?

– А в штабе, представляете, знают! Говорят, в бригаде нет столько конечностей, чтобы наложить на них такое количество притирок. Вот я и пытаюсь доказать им обратное.

– Лэр высший лейтенант, у меня приказ высшего лейтенанта Марьяно доставить вас к флаеру, – Раймон предпочёл не забивать голову всякими глупостями, сразу перейдя к делу.

– К флаеру?

– Так точно. Наша рота отбывает на охоту.

– Охота? Охота… Вы гений, лейтенант!

– Я?

– Да! Конечно же, охота! Притирки ведь можно ставить не только человеку! Как я сразу не догадался. Эти бедные животные, братья наши меньшие. Они же так страдают, когда в них попадает…

– ППЛРУ.

– Да. Точно. Так и напишем, – медик просто воспрянул духом. Его карандаш заплясал по сенсорному экрану, подставляя в формулы так недостающие ему цифры.

– Как думаете, пару тысяч птичек собьём?

– С таким количеством оружия… Оно же массового поражения.

– Отлично! Значит, пусть будет десять тысяч пятьсот три. На вашей совести, лэр! Помните! Никак не меньше.

Бригадный медик вскочил и пулей кинулся в кладовую. Следующие несколько минут они с лейтенантом перетаскивали ко входу в домик десятилитровые металлические ёмкости. Когда их набралось одиннадцать, Шпак довольно потёр руки.

– Как думаете, хватит?

– Для чего?

– Ну не для притирок, естественно!

– Там что, спирт?! – только сейчас до лейтенанта дошёл смысл происходящего.

– Самый что ни на есть чистый!

– Должно хватить… – впрочем, в голосе Раймона уже не было стопроцентной уверенности.

Перетаскивать стратегический запас высыпали все офицеры. Каждого вдохновляла сопричастность к переноске самого святого, что только возможно на охоте. Без этого стратегического запаса охота сразу потеряла бы все свои прелести, сравнявшись с каким-нибудь заштатным полевым выходом.

Шутя и балагуря, офицеры пёрли на плечах вожделенные канистры. Их вес совершенно не давил, более того, скорее обнадёживал, вселял уверенность в завтрашнем дне. Во флаере штурмовиков уже ждали. Стоило последнему офицеру взойти на погрузочный пандус, как пилот повёл аппарат на взлёт; неуспевшие разгрузить свои канистры под дружный гогот более проворных полетели на пол. Впрочем, веселье длилось недолго, до всех быстро дошло, что они рискуют стратегическим запасом. Посему все тут же оказались на ногах, стали лихорадочно ловить перекатывающиеся от борта к борту канистры. Спустя несколько секунд разношёрстная офицерская компания превратилась в слаженное боевое подразделение, настолько всех сплотила общая «беда».

– Лэры, предлагаю выпить за успешное начало Охоты! – лейтенант Гран неожиданно проявил незаурядные организационные навыки. Офицеры только-только успели закрепить бочки, а он уже демонстрировал товарищам накрытый импровизированный стол. В качестве стола была использована одна из бочек, плотно зажатая между ног офицера – настолько плотно, что в надёжности такого захвата можно было не сомневаться. Однако больше всего Раймона поразило не это. На импровизированном столе стояли самые настоящие стаканы! Пилот всё ещё делал замысловатые манёвры, палуба кренилась и рисковала перевернуться вверх ногами, а стаканы стояли себе, как ни в чём не бывало!

– Да вы просто волшебник, лэр лейтенант! – в полном восхищении воскликнул Антон Шпак: оказывается, не один Ванга был высокого мнения о способностях офицера.

– Никакого волшебства Антон, только его величество Опыт, – ответствовал ему пожилой лейтенант. – Недаром говорят, что опыт не пропьёшь!

В устах старика-пьяницы эта фраза прозвучала особенно комично, породив новый взрыв смеха. Только взяв в руки металлический стакан, Раймон понял, в чём дело: оказывается, ко дну стакана изнутри был прикреплен мощный магнит! Вот уж точно, без печального опыта до такого вряд ли возможно додуматься.

– Я только одного не понимаю, лэры, – не выдержал после первой стопки Раймон. – Вот мы пьём за начало охоты. А разве охота уже началась?

– Ну, вы как скажете, лэр! – с заговорщицкой ухмылкой ответил ему Марьяно. – Охота – это процесс, требующий недюжинной подготовки. Это как с войной. С какого момента считать войну начавшейся? С момента, когда произошла первая вооружённая стычка? Или с момента, когда после первой стычки стороны начали готовиться к полномасштабным боевым действиям? Или, всё-таки, с момента самого начала подготовки к ней, когда готовящиеся стороны уже осознали неизбежность войны в будущем и стали жить, направляя все ресурсы на будущее вооружённое столкновение? А добавьте к этому субъективный фактор. Вот вы сидите в гарнизоне, ни слухом, ни духом не ведаете об идущей войне, а она прекрасно идёт себе без вас. Но вот вас сажают в транспортник и везут непонятно куда, для выполнения непонятно какого задания. Для вас война начнётся лишь тогда, когда вы сядете во флаер. Или раньше? Одним словом, глубоко философский вопрос вы ставите, Раймон. Вот лейтенант Гран полагает, что охота уже началась, и он в своём праве так считать.

– Лейтенант Гран на охоте только пьёт. Если исходить из этого, его охота точно уже началась, – вторил командиру Кларк Дерано. Его реплика вызывала новый приступ веселья. Сам же Гран не удержался, и разлил ещё по одной.

После третьей, Марьяно неожиданно спохватился.

– Раймон Ванга, вам будет первое боевое задание на нашей охоте.

– Я вас слушаю, лэр высший лейтенант.

– Возьмите вот эту стопку и отнесите её пилоту: мы про него совершенно забыли.

– Надо же, а я всё думаю, что это так трясёт! А это, оказывается, Филлип демонстрирует нам своё отношение, – подхватил мысль высшего лейтенанта Антон Шпак.

Под напутственные похлопывания по плечу Раймон отправился в кабину пилота.

Оказалось, бригадный медик был недалёк от истины, Филлип действительно выглядел очень недовольным. Зато когда лейтенант передал ему обширный стакан со слегка разведённым спиртом, пилот тут же просиял. Он опрокинул его в себя целиком, несколькими судорожными глотками опорожнив до дна: так умирающий от жажды человек набрасывается на дарующую жизнь жидкость. Пилот откинулся на спинку кресла, благодарно покивал Ванге; корабль тут же прекратил судорожные манёвры, выровнялся. Лейтенанту оставалось только покачать головой: флаер словно реагировал на настроение своего пилота.

– Не уроните нас, лэр? – спросил Раймон больше для проформы, чем реально опасаясь за свою жизнь и жизнь товарищей.

– Не трусьте, лэр штурмовик: прорвёмся! – пошутил пилот. Он весь буквально лучился благодушием.

– Дело не в трусости, Филлип. Я всегда считал, что предполётная медицинская комиссия проводится не просто так.

– Правильно, она же предполётная, а не полётная. Чего вы удивляетесь? Я же не сухопутная крыса какая-нибудь, чтобы меня тут проверяли на алкоголь; да и летают они значительно ниже, не выше километра над поверхностью. Кишка у них тонка до меня здесь добраться, лэр лейтенант.

Изрядно озадаченный словами пилота, Раймон возвращался к своим сослуживцам. В самом деле, с Филлипом не поспоришь. Пилотов не проверяют в воздухе; тем более, военных пилотов. Весь вопрос в потере должной координации. В возможной потере. Пока же Раймон наблюдал как раз обратное, а именно, улучшение координации пилота. Об этом однозначно свидетельствовала динамика полёта, вмиг ставшая плавной, филигранно мягкой, тонко рассчитанной на перевозку людей в трюме.

Собственно, весь полёт занял минут пятнадцать, всё-таки летели на тяжёлом флаере, способном развивать весьма приличную скорость. Во время посадки молодого лейтенанта ожидали новые окровения. Штурмовики начали выпрыгивать из аппара ещё до касания того с землёй; затем из разверзшегося зева, по аппарели, словно по горке, покатились бочки. Офицеры с шутками и прибаутками принялись их ловить, а спустя десяток секунд уже катили прочь от раскорячившегося на опорах флаера. Такое грубейшее нарушение всех мыслимых мер безопасности при высадке заставило волосы на голове молодого лейтенанта шевелиться, однако вскоре его взгляд зацепился за заранее подготовленные «позиции», и паника увяла, уступив место растерянности.

Позиции произвели на Раймона неизгладимое впечатление чудовищным синтезом футуристического и девственно первозданного. Язык болота в этом месте клином уходил в зелень леса; на кончике языка плескалось самое настоящее озеро, почти чистое от камышей и ряски. На берегу озера имелся аккуратный домик, который, если приглядеться, представлял собой остов какого-то флаера, намертво вкопанного в грунт. Как пояснил офицеру лейтенант Гран, у флаера было всё, что нужно для полноценного лесного домика. Раймон раз за разом окидывал взглядом окрестности, безуспешно пытаясь понять, что же имел в виду старик. Его намётанный взгляд сразу же выцепил основные параметры поверженного летательного аппарата: специальная нанотехнологичная маскировочная сеть хорошо защищала от взглядов из космоса; пара посадочных гнёзд так и ждала, пока на них закрепят тяжёлые боевые комплексы; единственное, что выбивалось из общего брутального вида аппарата, так это сваленная возле него вязанка дров, да подозрительного вида кривая труба буквой «г» с зонтиком на конце, торчащая вбок, откуда-то из системы вентиляции. Прочее убранство поляны оставляло такое же неоднозначное впечатление. Маскировочная сеть не заканчивалась на флаере, она тянулась дальше, вплоть до самой воды. Здесь, у кромки берега, стояли монументальные пластиковые кресла. Немного в стороне от «лесного домика», в удобном блиндаже, примостился невесть для чего установленный ПКСО – передвижной комплекс санитарной очистки.

Раймон хорошо знал историю, посему представлял лесное обиталище человека несколько иначе – хотя бы в виде деревянного сруба. С другой стороны, зачем нужен деревянный дом, зачем нужны сараи для домашних животных, зачем утруждаться и монотонно строить из дерева, если можно легко приспособить для проживания и обороны пусть и списанное, зато надёжное армейское имущество?

Ещё единство с природой по мысли Раймона требовало наличия нехитрого подсобного хозяйства – живности там всякой, огорода. Всё это, как оказалось, имелось в наличии, правда, вид имело несколько нестандартный. Лейтенант Гран с совершенно детским умилением продемонстрировал штурмовику свою гордость – небольшую полянку ветвистой травы, заботливо укрытую всё той же маскировочной сетью. Лейтенант посчитал эту траву проявлением простого чудачества старика, покивал головой и сразу же забыл об этом. Каково же было его удивление, когда офицеры первым делом принялись не разбирать вещи, и даже не расставлять стаканы, а обрывать эту самую бессмысленную траву и тут же сушить её специальной инфракрасной сушилкой! «Вот же их проняло! Неужели офицеры так истосковались по самому обычному, первозданному труду на лоне природы?» – грешным делом подумал Ванга. Всё начало понемногу проясняться, когда товарищи принялись завёртывать высушенную траву в бумажные листы, мастеря импровизированные трубочки. Когда же Марьяно смачно затянулся ароматом из такой трубочки, в сознании Раймона всё окончательно встало на свои места. Более того, под уверения о какой-то давней традиции ему самому чуть ли не силой затолкали в рот одну из трубочек. После первого же затяга на душе стало невероятно легко, ноги в офицерских сапогах утратили былую тяжесть, а окружающая природа вдруг окрасилась в самые радужные, самые нежные тона, заключила молодого человека в полные спокойствия и радушия объятия.

Они сидели полукругом, в глубоких и удобных пластиковых креслах, над самым краем резко обрывающегося вниз берега. От воды их отделяла лишь непонятного назначения площадка из пластобетона – абсолютно ровная, почти идеально круглая. Остались позади послеполётные хлопоты, под впечатлением от странной травы, также окрашенные в цвета радости и глубокой эйфории. Раймон никогда ещё не работал с таким светлейшим энтузиазмом! Флаер был надёжно укрыт за маскировочной сетью, на самой лесной опушке, вещи снесены в лесной домик; генератор запущен, ток потёк по проводам, отделяющим периметр офицерского пристанища от остального леса; ПКСО мерно гудел, запущенный в совершенно непонятном для лейтенанта режиме. На подлокотниках кресел примостились фляги со слегка разведённым спиртом, в руках дымили сигареты, и в душе каждого бойца поселилась лёгкость, чувство какого-то невероятного единения с природой.

– …А она, мне ка-а-ак отвесит пощёчину. Представляете?! Нет бы вспомнила о вчерашних клятвах! – вещал Эрик Варион, рассказывая очередную историю о своих сердечных похождениях в соседнем гарнизоне.

– Чего же вы ещё ждали, Эрик? – вопрошал у него Ванга. – Вы же её оскорбили в лучших чувствах! Она к вам со всей душой, а вы попользовались и вышвырнули. Разве это достойно офицера?!

– Не надо, Раймон. Она хотела именно этого, так чего теперь обижаться? Она своё получила. А, Антон?

– С биологической точки зрения мужчине и женщине друг от друга нужно соединение детородными органами для образования потомства, Эрик. Ты же ей не дал размножиться, значит совершил что-то не совсем правильное, обманул природу.

– И ты туда же! – обиделся Варион.

– Вы не правы, лэр медик, – неожиданно вмешался в разговор Марьяно. – Женщина нуждается в мужчине не только в силу анатомии, но и в силу психологии. Ей нужно развлечься, для чего она использует эти ваши детородные органы свои и партнёра. А ещё она хочет почувствовать заботу со стороны мужчины, ибо любая женщина гораздо уязвимей мужчины и пытается найти в нём защиту. Можно ещё и социальный аспект затронуть: у мужчины в нашем обществе куда больше возможностей добиться успеха, чем у женщины. Вот только для всех этих целей женщине предпочтительней приобрести постоянного партнёра, чего вы, лэр старший лейтенант, её лишили. Отсюда и такое поведение.

– С вами совсем неинтересно! Один считает женщину чуть ли не высшим существом, другой законченный материалист, а ещё вы, командир, к женитьбе толкаете своей философией. Нет, чтобы поддержать мои чувственные эксперименты!

– Вы забываете про меня, Эрик, – вставил свои пять копеек лейтенант Гран. – Я готов вас поддержать, поэтому предлагаю выпить!

– Ну, ну! А вам только дай повод выпить… – грустно продекламировал ловелас.

– Лэры, а то, чем мы тут занимаемся – это точно охота? – Раймону уже давно наскучило выслушивать похвальбу Эрика, предложения выпить Грана и абстрактные рассуждения Марьяно.

– Нет, лэр, всё это – трёп, – честно ответил Кларк Дерано. Он за всё время «разговора» не сказал ещё ни слова, поэтому его вмешательство выглядело особенно веско. Все тут же повернулись к здоровяку-лейтенанту.

– Не надо опять упрекать нас в бездействии, лэр, – по-военному чётко и весомо ответил за всех командир.

– Мне уже всё это порядком надоело, лэры. Рад, что хоть сегодня не остался в одиночестве, – Дерано кивнул головой на Раймона. Тот только недоумённо переводил взгляды с одного офицера на другого. Он тут же смекнул, что стал свидетелем какого-то постоянно возникающего на охоте разговора. – Чем дальше трепаться, предлагаю вам, Ванга, составить мне компанию в НАСТОЯЩЕЙ охоте.

– Всё, началось… – закатил глаза Варион.

И точно. Кларк тут же вскочил, подхватил под руку Раймона и утянул того в домик. Здесь офицер сразу проследовал в оружейку, таща за собой ничего не понимающего молодого лейтенанта. Следующие несколько минут он лихорадочно перебирал сваленную в углу гору оружия, матерился, обвинял всех окружающих в безалаберности. Наконец, лейтенант извлёк из груды нечто, что пришлось ему по вкусу.

– Вот чем мы будем охотиться, лэр! А эти пусть дальше сидят и травят байки, – по характерным габаритам и чудовищному нагромождению стволов штурмовик идентифицировал в руках сослуживца многоствольную лазерную установку.

Надо отдать старшему лейтенанту должное, дальше он действовал крайне профессионально. Установка была размещена на той самой пластобетонной площадке перед офицерскими креслами, что вызвала недоумение лейтенанта в самом начале посиделок. Сноровка Кларка в обращении с этой неповоротливой конструкцией просто поражала. По штату её требовалось разворачивать втроём, плюс один боец должен был прикрывать развёртывание стрелковым оружием. Здоровяк с успехом заменил собой этих троих – разве что Ванга стоял рядом, имитируя прикрывающего бойца. К слову сказать, лейтенант тоже вышел со склада не с пустыми руками – на плече у него висела привычная за годы учёбы штурмовая винтовка в модификации для стрельбы на дальние дистанции. На таком аппарате он остановился неспроста: многоствольный лазорник Дерано наводил на мысли именно о дальних дистанциях, посему лейтенант и выбрал именно эту модификацию винтовки. Кларк между тем завершил свои манипуляции с аппаратом, и лазерник, насмерть впившись в пластобетон площадки тремя гравиопорами, щетинился теперь всеми своими стволами аккурат в сторону болота. Весьма довольный собой, офицер уселся в кресло; в его глазах читался самый настоящий охотничий азарт – по крайней мере, так это выражение охарактеризовал для себя Раймон.

– Я бы поставил вам за развёртывание установки тридцать баллов из десяти, – отметил действия подчинённого Марьяно. На вопросительные же взгляды остальных офицеров он пояснил. – По десять за каждого из троих бойцов, которые в теории должны были слаженными усилиями устанавливать «мясорубку»10.

Сам герой остался совершенно безучастным к шутливой похвале. Он уже был занят новым действом – крутил в руках панель дистанционного наведения. Следом за панелью на всеобщее обозрение была извлечена ещё одна технологическая штуковина, мучительно знакомая лейтенанту по занятиям в Академии. Вот только он никак не мог вспомнить, что это такое: ничего сообразного обстановке на занятиях просто не проходили. Даже когда десятисантиметровый жезл издал первый звук, это ничего не прояснило для лейтенанта. Звук был похож на вздох, раскатисто несущийся к самым отдалённым закуткам загадочного болота. Следом за вздохом родился новый звук: нечто среднее между блеянием и клёкотом. А вот то, что произошло дальше, заставило Раймона и вовсе потеряться в догадках, так как вся топь буквально вздохнула в ответ. В отдалении начало твориться нечто несусветное: ввысь стали подниматься всё новые и новые птицы, группы птиц, целые воронки из птиц. Перепончатокрылые «пернатые» метались над топью в какой-то неестественной, животной панике, оглашая окрестности почти человеческими воплями ужаса. Ванга взглянул на виновника всего этого безобразия и отметил, что тот был готов как раз к подобному эффекту; в его руках уже не было жезла, зато пальцы лейтенанта лихорадочно бегали по сенсорной панели наведения. Наконец он определил области поражения, после чего прокричал Раймону.

– Лейтенант! Давайте покажем этим тварям, что такое настоящая охота! Жмите на гашетку! – в словах товарища было столько экспрессии, столько вдохновения, что Ванга не удержался и, словно зелёный юнец, стремглав бросился к «мясорубке».

Небо над болотами взвыло. Тяжёлый аппарат, предназначенный для стрельбы по бронированным рядам десанта, по штурмовым флаерам и лёгким космическим истребителям, расцветил небо мириадами вспышек, алыми росчерками слизывающих летающих тварей сотнями. Паника в рядах летунов усилилась. Инстинкты требовали от птиц незамедлительно найти укрытие от мечущейся вокруг смерти, но звуки жезла Кларка будили совсем иные инстинкты, которые, напротив, требовали лететь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от земли. Встревоженные птицы метались, рисуя в воздухе совершенно невероятные фигуры, сталкивались по двое и по трое, набрасывались друг на друга – одним словом, совершенно утратили облик высших представителей местной фауны; нервная система пернатых просто не выдерживала мучительного конфликта заложенных природой инстинктов.

Лазерник, между тем, начал нагреваться, он не был предназначен для такой длительной автономной работы. Обычно такие установки жили в бою не более нескольких секунд, их вычислял и накрывал ответным огнём противник. Поэтому аппарат делали с расчетом на максимальную отдачу в эти первые секунды боя, когда эффект от демаскирующего позицию огня ещё не успел вызвать организованного противодействия. От установки разило жаром, который обжигал даже сквозь специальную ткань полевой одежды. А ведь эта ткань выдерживала абсолютный ноль космического пространства! Кроме жара от «мясорубки» шла изматывающая тело и душу вибрация отдачи. Несколько тысяч выстрелов в секунду превращали отдачу именно в цепочки импульсов, заставляющих всё вокруг вибрировать в такт им, и хотя гравиопоры гасили избыточную отдачу, но до конца погасить разрывающие само мироздание импульсы они не могли. Создавалось ощущение, будто сам воздух вибрирует, ему вторит пластобетон, земля под ногами, строения на ней.

– Вырубай «мясорубку»! – рявкнул на Раймона Дерано, который сориентировался быстрее всех.

Но лейтенанта не надо было подгонять, он и так всё прекрасно понял и уже отпускал гашетку. До Раймона начало доходить и зачем Кларк сбросил теплопровод в воду, чего по инструкции делать не полагалось, – озеро уже стало заволакиваться подозрительной дымкой, на поверхности воды появились первые пузырьки.

В этот момент со стороны дома раздался чей-то победный вопль, перекрывший даже звуки затихающей канонады. Лейтенант невольно повернулся в ту сторону и заметил пилота Филлипа, красно-белой вспышкой несущегося откуда-то со стороны ПКСО. Пилот нёсся с такой скоростью, был настолько увлечён своим истошным воплем, что просто не заметил предостерегающего окрика Раймона Ванги. Филлип подпрыгнул, сгруппировался и бомбочкой рухнул в воду. Офицеров окатило водой, а площадку заволокло облаками пара от облитого лазерника. Следующий вопль пилота был каким-то жалобным: почти вскипевшая от жара вода неожиданно обожгла его тело. Бедолага выпрыгнул тут же, аккурат на то же самое место, откуда начинал свой прыжок в воду. Его бело-красное тело стало просто красным.

– Б… Х… Ё… – неслось со стороны пилота.

Только вбитая многолетним обучением способность не выдавать своих чувств позволила офицерам не огласить лес взрывом хохота. Они ограничились натянутыми улыбками и переглядыванием. Разве что Раймон, сам не свой от случившегося, кинулся помогать мужику, но вместо благодарности получил хороший хук с правой; тряхнул головой и с недоумением уставился на Филлипа.

– Ты что, друг, совсем ох..? – поинтересовался он, перетекая в боевую стойку. Поведение штурмовика несколько охладило накал эмоций пилота, он отчётливо осознал, что его сейчас будут бить, посему предпочёл оправдаться.

– Не, не, лэр Ванга, извините. Я погорячился. Б..! Думал, охлажусь после бани в воде, а она… Это вы тут устроили?

– Да, – коротко ответил лейтенант, перетекая в положение «вольно».

– А что, предупредить нельзя было?

– Так все знали, – недоумённо ответил Ванга.

– Предупреждать о своих планах должны были как раз вы, Филлип, – поддержал подчинённого Марьяно. – Знаете же, что не в город по кабакам выехали, а на настоящую охоту вышли. Осторожней нужно быть, право слово.

Пристыжённый пилот занял пустующее до того кресло и сумрачно уткнулся взглядом в землю, что-то прикидывая. Раймон также занял своё место. Недавняя встряска заставила его несколько по-другому взглянуть на последние происшествия. У него появилось очень много вопросов, разрешение которых он не собирался откладывать в долгий ящик.

– Лэр Антон, а что это за баня такая? Насколько я заметил, лэр пилот выбежал из комплекса санитарной обработки.

– Вы правильно заметили, лэр, – медик пребывал в глубокой задумчивости. В нём боролись два человека – офицер и врач. Если второй настоятельно требовал тут же осмотреть пилота на предмет возможных ожогов, то первый предлагал на всё забить, резонно полагая, что ничего с этим молодым и здоровым жеребцом приключиться попросту не может. Офицер в голове медика, воспользовавшись позиционным преимуществом в лице выкуренного и выпитого за день, одержал полную и безоговорочную победу, поэтому Шпак спокойно продолжил. – В определённом режиме ПКСО позволяет производить обработку паром – для случаев, когда можно обойтись без биологически активных сред, одним теплом. Пар нужен для того, чтобы снизить эффект от чрезмерной температуры и одновременно обработать даже самые потаённые участки тела перегретой до состояния пара водой. Кстати, очень полезная для организма процедура! Ещё наши земные предки столкнулись с проблемой обработки личного состава от различных паразитов. Ну… например, после затянувшегося полевого выхода или в условиях непрекращающихся боевых действий. Они нашли решение, адекватное их технологическому уровню и назвали его баней или вошебойкой. Вот, собственно, оттуда всё и пошло. Гениальное изобретение, скажу я вам, когда-то было! Позже, в годину освоения космоса, баня оказалась совершенно незаменимой. Вот прилетает исследователь на неизвестную планету, по первым тестам выясняется, что она в целом подходит для жизни. Радостные люди вываливаются из корабля, спешат организовать первую стоянку. Хлоп! И кто-то по дурости залезает в какую-то инородную гадость. Обнажённым участком тела! Обрабатывать его химией? На всех всё равно не хватит, да и вредно это для организма, когда по телу и сразу химией. Вот и вернулись снова к истокам, к той же бане. Зачастую колонисты организовывали её из самых примитивных подручных средств, и только много позже с проблемой обработки личного состава столкнулись флотские. Что делать с раненным бойцом в полевых условиях какого-нибудь астероида? Так и были созданы первые ПКСО. Ещё и развлечение какое-никакое для личного состава; для организма, опять же, польза.

– Говорите, полезно для организма?.. – в голосе лейтенанта было больше сомнений, нежели требования уточнений. Вид красного, как рак, пилота, ещё и оравшего всё время по пути из санитарной кабины, будил ассоциации, далёкие от здоровья и пользы.

– Однозначно, лэр, – стоял на своём медик.

– Тогда почему лэр пилот как ошпаренный бежал в сторону озера? Не потому ли, что ему было нестерпимо жарко, и он хотел охладить тело ледяной водой?

– Именно, лэр.

– Но ведь одно противоречит другому!

– Ничуть.

– Лэр Шпак, вижу, вы никак не можете найти с лэром Вангой взаимопонимания. Хочу вам помочь, – вставил своё слово лейтенант Гран. – Предлагаю выпить за взаимопонимание!

Под дружный хохот офицеров и немного отошедшего пилота, товарищи подняли свои фляги и отхлебнули по солидному глотку. На душе у спорщиков сразу потеплело; включившийся в разговор Филлип даже предложил продемонстрировать лейтенанту всю прелесть «санитарной обработки… тьфу, бани», как выразился вмиг захмелевший пилот. Однако Раймон не спешил ввязываться в новую авантюру, он хотел сначала до конца разобраться со старой.

– Лэр Дерано, а скажите, что это за странное устройство вы использовали, после которого все птицы оказались в небе? Что-то оно мне напоминает, но никак не могу понять, что.

– Вы серьёзно, лэр? – Кларк сделал удивлённое лицо. – Это Филлип может не знать, но вы же только из Академии! Вы просто обязаны знать.

– Представьте себе, лэр, не знаю. Хотя оно и выглядит смутно знакомым.

Вместо ответа здоровяк протянул лейтенанту давешний жезл. Раймон повертел его в руках, отметил сознанием аббревиатуру, а услужливая память тут же выдала перевод – пассивный комплекс противовоздушной обороны для борьбы со слабо защищёнными целями. Лейтенант был вынужден признать, что мозговой штурм сразу не удался, он отступил на исходные позиции, решив сначала ещё раз взвесить всё, известное ему об устройстве. Итак, аппарат всегда проходил с грифом «для колонизированных планет». Ещё на нём был гриф «для разведывательно-диверсионных подразделений». Раймон даже вспомнил, что этот аппарат генерирует особый ультразвуковой сигнал, причём передаёт его на дальние дистанции, оставляя ближние свободными от этого «аккорда»… и тут лейтенанта посетило озарение. Он неверяще уставился на товарища.

– Простите, лэр Дерано, я просто не ожидал встретить столь специфическое, сугубо боевое, устройство на… отдыхе.

– Вы ещё много чего здесь встретите, лэр, – подтвердил лейтенант. – Главное, держитесь нас, и скоро научитесь использовать боевое снаряжение с максимальной эффективностью.

– Вы подразумеваете под словом «эффективность» использование для бытовых нужд? Должен отметить, что такие варианты просто недокументированны для боевой техники, – Раймон выдал эту тираду, пребывая в глубокой задумчивости. Если уж эти ненормальные смогли использовать в бытовых целях комплекс ПВО, призванный поднимать в небо полчища птиц, то от них можно ожидать вообще всего, что угодно! У него упорно не желало укладываться в голове, что птицы, поднимаемые в сугубо военных целях, – то есть для попадания в уязвимые места двигателей или обшивки, с последующим выводом аппаратов противника из строя, – могут подниматься просто ради какой-то прихоти офицера. В этом было что-то глубоко неправильное.

Спустя ещё час обсуждения успехов Раймона в деле охоты – как он героически жал на гашетку, – шуток и дружеских перепалок, перемежаемых звонкими глотками из фляжек, пришёл черёд новому эпизоду охоты. На этот раз в дело вступило штатное оружие самого молодого лейтенанта. Вообще, он до самого последнего момента не верил, что из него станут «охотиться». Даже когда Кларк притащил агрегат из охотничьего домика и деловито стал его устанавливать на пластобетонную площадку, Раймон воспринимал это как шутку. Неудачную, затянувшуюся, но всё-таки шутку. Но вот когда небо прорезали первые залпы, ему стало не до смеха. Методика «работы» убийственного аппарата сильно отличалась от методики лазерника. Поначалу всё шло точно так же: вспугнутые птицы, залпы лазерных стволов, но дальше возникла как раз та изюминка, которая так прельщала даже высшего лейтенанта Марьяно. Ванга проявил нешуточную наблюдательность и отметил одну особенность стрельбы Дерано – он палил не по площадям, стремясь выкосить скопления «пернатых», а выкашивал коридоры между такими скоплениями. В результате, спустя секунд пятнадцать выборочной и отрывочной канонады, над болотами скопилось три-четыре чёрных смерча из перепончатокрылых тел. Очень кучных смерча. Тогда-то и заработали основные калибры лазерно-ракетного комплекса. Четыре ракеты ушли совершенно синхронно, а через мгновение, – в которое всё вокруг словно замерло, замедлилось до состояния тягучего киселя, – серое небо разорвали четыре ослепительные вспышки. Когда Раймон проморгался, на месте огромных скоплений птиц кружило с десяток чёрных точек, да и те летали как-то странно, зигзагами.

Дальше был новый виток «разбора полётов», а сразу после него место ППЛРУ заняло новое тяжёлое орудие. Затем ещё одно. И ещё. Дерано успокоился, только когда жезл поднял в воздух лишь пару десятков птиц. Да и те взлетали крайне неохотно, некоторые так и вовсе еле перебирали крыльями, того и гляди готовые расстаться с жизнью без всякого вмешательства признанного любителя диких животных – человека. Уже изготовившийся к драке Кларк как-то растерянно проводил взглядом камнем упавшую в болото точку. Затем ещё две точки столкнулись и, с трудом подруливая крыльями, начали падать вслед за первой.

– Ну вот, кажется, поохотились… – глубокомысленно изрёк Эрик Варион, внимательно наблюдавший полёт к земле последних представителей местной летающей фауны. Вместе с птицами его глаза, казалось, разъехались в стороны, а затем собрались в кучу у переносицы. Ресницы закрылись, богатырский храп возвестил, что офицер спит.

– Вы что! – на лице Шпака изобразилась целая гамма чувств. – Так же нельзя!

– Что нельзя? – тупо спросил не менее растерянный Кларк. В этот момент он больше всего походил на ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку.

– Электроника зафиксировала девять тысяч триста одно попадание. Этого мало!

– Что я могу сделать? – Кларк перевёл взгляд на медика. В его глазах почти не было осмысленности, только вселенская грусть и обида на весь мир.

– Что-нибудь, чтобы получилось десять тысяч пятьсот три.

– Вы пьяны, лэры, – вставил своё веское слово командир, прежде чем снова заснуть. Он уже давно не подавал признаков жизни, с головой укутавшись в тёплый плед. В руках офицер нежно баюкал штурмовую винтовку, то и дело поглаживая во сне матовое цевьё.

– Нет, нет, что вы, лэры! – воскликнул Шпак. – Я совершенно трезв, аки стёклышко. Мне просто нужно… э-э-э… отработать весь спирт.

– Ну так отрабатывайте, лэр, – вмешался в разговор Гран. – А то я последние пять минут вынужден пить в совершеннейшем одиночестве.

– Нет, я не про это… Мне… – медик никак не находил подходящих слов.

– Да спирт ему надо списать на притирки птицам, – не выдержал Раймон.

– Тогда почему он ещё здесь? – Кларк продолжал недоумевать, хотя теперь в его взгляде появилась толика осмысленности.

– А где мне быть? – насторожился Шпак.

– Делать притирки, – на полном серьёзе ответил здоровяк.

– Как?! Прямо там?

– Ну да. Птицы же там. Вы же медик! Вылечите для меня хотя бы пару сотен летающих тварей. А как закончите, дайте сигнал, я снова включу пугалку. Только в зону поражения постарайтесь не попадать, а то и вам придётся делать притирки.

– Ну, тогда я пошёл?

Только сейчас до Раймона дошло, что Шпак ещё пьянее Марьяно. Он успел поймать Антона, когда тот уже занёс ногу над краем обрыва. Ещё через мгновение до молодого лейтенанта дошло, что медик уже спит, что-то умильно бормоча во сне.

– Эй, лэры! – рявкнул Ванга. – Всё, пора кончать этот балаган. Всем спать.

Вместе с Кларком они чуть ли не насильно упаковали в пледы весь офицерский состав, и от греха подальше разместили его в охотничьем домике. Все приняли свою участь молча, разве что Марьяно напоследок выдал целую тираду.

– Хорошо сидим! Всегда бы так слаженно работали расчеты… Да… Но у них нет кресел… Парадокс. Есть кресла, расчеты работают хорошо, нет кресел – плохо. Нужно менять уставы, лэры. Расчет должен иметь штатное кресло. На каждого. И пластобетонную площадку. Да… Нужно писать рапорт. Куда вы меня несёте? А… к письменному столу… Ну, тогда ладно, разрешаю.

– Рота, подъём! – орал чей-то смутно знакомый голос. Раймон на голых рефлексах вычленил этот звук из какофонии криков и шелеста выстрелов. На тех же рефлексах он подскочил, нашарил в изголовье штурмовую винтовку, подхватил фляжку, сумку с припасами. Только оказавшись на улице, он начал постепенно просыпаться. Голос шёл из зелёных зарослей, аккурат за комплексом санитарной очистки. Раймон метнулся на звук. В самом густом переплетении стеблей наркотической травы кто-то залёг; именно он кричал о побудке. Лейтенант залёг рядом, огляделся.

– Что происходит? – вопрошал он, не увидев чётких причин для беспокойства.

– Они идут. Видишь? – прошипел голос.

В тот же миг над лесом взметнулась сигнальная ракета, небо окрасилось алым. Звуки выстрелов явно приблизились. К шелесту лазерных импульсов теперь отчётливо примешивались разрывы плазменных шаров. От леса дохнуло гарью. Собственно, всё это было красноречивей любых слов, вокруг творилось что-то опасное, что-то ненормальное.

– Где остальные?

– Они ушли через болота. Там тоже канонада – слышишь? Давят огнём тяжёлых орудий. Там уже не пройти, нужно прорываться через лес. Пошли! – и собеседник быстро пополз по-пластунски, Раймон последовал за ним.

Напарник слишком увлёкся и наткнулся на периметр, о чём лейтенанту поведал сноп искр, запах палёного и трёхэтажный мат. На тех же рефлексах он оттащил напарника от проволоки. Из приклада был извлечён вибронож; им лейтенант очень аккуратно, с вбитой годами тренировок сноровкой, перерезал три ряда периметра. Напарник к тому времени уже пришёл в себя и сипло дышал над самым ухом, так что Раймон невольно поморщился от тяжёлого запаха перегара.

Они снова ползли. Новая сигнальная ракета над лесом и чьи-то радостные крики заставили штурмовиков припасть к земле. Секунды тянулись тяжёлыми каплями, что лениво, но неотвратимо падали в траву с намокшего от росы лба. Одна, две, три… на десятой капле Раймон прорычал приказ спутнику, и они стремглав кинулись вперёд. Штурмовик вёл своего напарника прочь от лагеря, в самые дебри леса. Чтобы окончательно не демаскировать своего положения, они не стреляли; зато со стороны противника пришло несколько лазерных импульсов. Впрочем, каких-то ленивых, словно били наотмашь.

Минут через пятнадцать стремительного бега на них впервые напали местные твари. Первый удар когтистой лапы Раймон принял на жёсткий блок, так что чуть было не лишился руки. Благо, удар прошёл по скользящей, оставив лишь лёгкие бороздки на ткани полевой формы – порезы на ткани, что легко выдерживала удар ножа! Так что следующий удар лейтенант принял на винтовку, а затем и вовсе вогнал в вёрткую тушу вибронож. Удар был силен, любое земное животное он отправил бы в судорогах корчиться на земле, однако иноземную тварь он пронять не смог, скорее – разозлил ещё больше. Разгневанная тварюга с каким-то утробным, угрожающим рыком-визгом накинулась на человека. Но Раймон уже вошёл в раж, похлестче дикого животного. Он не отступил, не увернулся, вместо этого он встретил тушу на противоходе ударом приклада. Визг твари из угрожающего стал жалобным – приклад в опытных руках штурмовика оказался куда действенней узкого лезвия виброножа. Теперь уже лейтенант атаковал, а тварь оборонялась. К прикладу добавилось матовое лезвие силовой шпаги, и туша упала, будучи рассечёна на две половинки. Но передышки не получилось, сзади уже что-то орал напарник. Последовала вспышка выстрела, ещё одна туша опала в нескольких сантиметрах от спины Раймона. Тот плюнул на маскировку, спрятал вибронож и силовую шпагу; щелчок предохранителя возвестил лесным обитателям, что шутки кончились.

Следующие полчаса офицеры шли, буквально устилая дорогу трупами разнообразных тварей. В лесу, следом за ними, возникала просека из тел местных хищников. Это порядком нервировало Раймона, он предпочёл бы уйти по-тихому, не оставляя следов, но иначе можно было просто не пройти сквозь этот треклятый лес. Вскоре твари кончились – или они стали умней? – так или иначе, до самого рассвета офицеры бежали в гордом одиночестве. С первыми лучами солнца Раймон обнаружил то, что искал последние пару километров – приличных размеров поляну или просеку. Ещё с полчаса ушло на подготовку убежища. Молодой и сильный организм позволил лейтенанту практически в одиночку вырыть приличных размеров окоп. Только когда они с напарником уселись на дне земляного убежища, ощетинившись во все стороны стволами винтовок, пришло время поговорить.

– Вам знакома эта местность? – поинтересовался он у напарника.

Тот задумчиво кивнул и голосом лейтенанта Грана добавил.

– Жаль, выпивки больше нет. Я всё выпил по дороге.

– Вы пили на бегу? – даже непрошибаемого лейтенанта пробрало.

– Да. Хотя… Где-то тут у меня был пучок той волшебной травы…

– Лейтенант! Мы одни, в лесных дебрях, за нами враги, а вы собираетесь курить эту наркотическую дрянь?!

– Какие враги? – недоумённо уставился на Раймон пожилой лейтенант.

– Как какие? Вы же сами сказали, что «они идут».

– Но при чём здесь враги? – на лице Грана читалось неподдельное изумление.

– Стоп. Кто и куда шёл?

– Группа Марьяно шла по лесу, они охотились на выргов. Группа Дерано ушла в болота охотиться на тригураков, – по-военному чётко отрапортовал лейтенант.

– Но позвольте… – Раймона охватила какая-то первобытная ярость. Он вскочил и отвесил Грану с правой, затем добавил с левой, а напоследок пнул сапогом забившегося в угол окопа старика. – Пьянь! Как так можно!

– Полегче, полегче, молодой человек! – еле слышно пробурчал напарник. – Это всё вы: пёрли и пёрли вперёд, пёрли и пёрли… А мне что прикажете делать? Я и бежал следом.

– А сразу сказать не могли? – немного успокоился Раймон.

– Вам скажешь! Зато такая охота знатная получилась… Эх, сейчас бы фляжечку спиртика…

– Где ваша трава? – оборвал стенания старика лейтенант.

Ещё через десять минут он совершенно успокоился. Всё-таки трава была знатной, успокаивала нервы и придавала огромный заряд энергии измученному телу. Раймон осмотрел себя. Он представлял собой странное зрелище: с ног до головы забрызганный желтоватой кровью местных обитателей, в маскировочных зелёных мазках полевого комбинезона, на дне окопа… «И это называется охотой? Да это учения какие-то, мать их. Нет, но каковы! Они же в нас стреляли! За тварей, что ли, местных приняли? Всё, пи…ц, пора бросать пьянку».

– Вы как в местных лесах? Ориентируетесь? – поинтересовался совсем успокоившийся Ванга.

– Да мне без разницы, чьи леса. Дорогу найду где угодно.

– С чего бы?

– Я в лесах вырос. На неделю, бывало, уходил на охоту. Один, или с батей. Теперь всегда могу найти направление – даже спьяну. Спьяну даже лучше получается. Точно спиртику не осталось?

– Ладно, держи старик, – лейтенант кинул Грану фляжку с остатками спирта. Порылся в сумке и достал оттуда непочатую бутыль виски. От её вида глаза старика заблестели.

– Что ещё нужно старому человеку для счастья? – умилился пожилой офицер, приплясывая в обнимку с бутылью.

Всю дорогу до лагеря Раймон думал. Он никак не мог взять в толк, что же произошло ночью. Пожалуй, стоило поговорить с остальными. Вроде бы всё было понятно: он отреагировал на стандартную побудку, затем увидел признаки боя, услышал человеческие крики. Ещё и старик этот своими комментариями голову совершенно замутил. Но что-то всё равно не клеилось, чего-то не хватало. Почему он не полез во флаер? Почему не попытался связаться с остальными? Почему не полез в драку с мифическим врагом, а решил идти на прорыв через лес? Всё это не находило ответа в рамках одних только вбитых рефлексов и моделей поведения. Должна, просто обязана была включиться совсем другая поведенческая установка!

В лагере их ждали. Дерано похлопал молодого лейтенанта по плечу, Марьяно пробурчал что-то невнятное про боевое крещение, только Шпак повёл себя несколько странно, и вместо приветствий заглянул в глаза Раймону, да ещё и пальцами отодвинул нижнее веко, чтобы что-то там разглядеть; после чего медик как-то неопределённо хмыкнул.

– А у вас горячка, молодой человек. То-то я смотрю, что вы так далеко ушли… Сразу, понимаете ли, заподозрил неладное.

– Какая ещё горячка? – насторожился Раймон.

– Белая, лэр, белая. Какая же ещё? Вам нужно поменьше пить, а то мы люди привычные, нас такими дозами не проймёшь, а вы только из Академии… Там же этому не учат. Вы на травку больше налегайте, не стесняйтесь: от неё так не вставляет. А ещё лучше в баньке попарьтесь – вся зараза из крови вместе с потом и выйдет.

Спустя четверть часа лейтенант уже сидел в ПКСО, куда его буквально затолкали сослуживцы. Особенно неистовствовал Антон Шпак. Он бегал кругами вокруг Ванги; он увещевал, буквально сыпал какими-то жуткими медицинскими терминами. Увещевания медика у лейтенанта доверия не вызывали, а страшные термины почему-то рождали у офицера настойчивую аналогию с тараканами. Только тараканы живут в домах, а непонятные термины – в человеческих головах. Ванга не видел смысла в санитарной обработке, поэтому упорно огрызался, но под дружным напором своих боевых товарищей вынужден был уступить.

ПКСО изнутри больше всего походил на тёмный чулан. На потолке, в самом углу, еле-еле тлела лампа. Её жалкие потуги развеять тьму канули всуе, и противоположный конец прямоугольного короба терялся во мраке. Почему-то именно в этом, самом тёмном, углу и расположилась длинная скамья для личного состава. А ещё в коробе был пар. Разогретая до чудовищной температуры вода изливалась из специальных отверстий в районе лампы. Пару было придано ускорение, и он с энтузиазмом баллистической ракеты устремлялся в сторону лавки, накидывался на примостившегося здесь человека, обволакивал, обжигал.

Лейтенант попытался прислониться к стене, и чуть было не выругался: стена обжигала. Странно, но сама скамейка была еле-еле тёплой. Явно разные сплавы использовались здесь и там. Едва задумавшись о причинах такого в высшей степени странного решения, Ванга быстро добрался до его сути. Она вся умещалась в сакраментальной фразе: чтобы не расслаблялись. Именно эту фразу следовало бы сделать девизом армий всех времён и народов. Какое там «служить и защищать»! Главное, чтобы служилые не расслаблялись, только тогда они смогут нормально защищать.

Эти глубоко философские рассуждения быстро перешли в практическое русло. Почему-то именно сейчас вспомнились увещевания Антона Шпака. Как там говорил гарнизонный медик? – «С потом из организма уходит вся гадость. Любая болезнь лучше всего выгоняется потом. Тепло и пот даже жир в теле разлагают! Хочешь похудеть? Иди в баньку. А если потом ещё и физическую нагрузку дать… Нет ничего лучше», – в словах высшего лейтенанта было нечто, что заставило молодого офицера насторожиться. Что-то важное он упускал, нужно было срочно поймать зародившуюся где-то в глубине сознания мысль. Он встал, прошёлся по обжигающему полу; снова сел. И скользкая мысль сразу же позволила поймать себя за хвост. Теперь он знал, как нужно действовать дальше с треклятым личным составом, в особенности с отдельными его представителями.

Горечь первой победы

Пока командование штурмовой роты охотилось, бойцы делали то, к чему их приучила жизнь: вовсю злоупотребляли неожиданно обретённой свободой. Но даже дуракаваляние стало другим – не таким, как до появления в их жизни Раймона Ванги. Бойцы продолжали бдеть, бойцы были готовы в любой момент подорваться. Именно это психологическое напряжение после постоянной дрессировки составляет основу эффективности армии, а вовсе не некий абстрактный патриотизм. Это напряжение уже делало штурмовиков подлинными солдатами Империи, оно уже само по себе демонстрировало, что лейтенант движется в правильном направлении.

Вот и сейчас рядовой Кулаков сотоварищи во всю «трудились» в парке техники, отмечая очередной парково-хозяйственный день жбаном коллекционного виски поистине армейских размеров. Следует отметить, что не только размеры его были армейскими, но и происхождение. Когда-то давно, до смешения в шкафу гарнизонного медика, каждый сорт виски по отдельности стоил как очередная боевая единица в парке техники, а в совокупности – как весь парк и казарма вместе взятые. Но, будучи смешанным и разбавленным поддельными и низкопробными образчиками спиртного, резко упал в цене. Примерно до стоимости тары, в которую был налит. На гражданке ничего подобного просто не могло возникнуть. На гражданке ценился сам продукт, его статус, штурмовики же куда больше ценили процесс… получения продукта. Так, Феромон, подставив маслянистую жидкость солнцу, с умным видом вещал о спасительной акции. А в конце истории, прямо скажем, раздутой и приукрашенной, поднял указательный палец вверх и торжественно возвестил, что «штурмовики своих не бросают». При этом все взгляды почему-то скрестились не на пальце старожилы, а на ещё недавно униженном и оскорблённом рядовом Странторе. Словно это он, а вовсе не Феромон или виски на столе подтверждал эту общепринятую истину.

– Ну, Зауч, рассказывай, как дошёл до такой жизни, – хлопнул его по плечу Кулаков. Сильно хлопнул, но беззлобно: так, как бьют уважаемого товарища, а не всякую мелюзгу.

Три недели боевого слаживания слились для третьего взвода в сплошную череду изматывающих тело и душу боевых столкновений. Большинство солдат, несмотря на окончание учебных курсов, никогда раньше не сталкивалось с такой интенсивностью и реалистичностью тренировок. К середине второй недели им стало казаться, будто день вообще не кончается. Стоит упасть на кровать с отбоем, и вот уже тело подбрасывает вверх опостылевший сигнал побудки. И почти сразу звучат окрики старшины и младшего командира, в руках словно бы по волшебству оказывается оружие, с которым бойцы уже не расстаются до самого отбоя. Последние же дни штурмовики вообще не возвращались в расположение, лейтенант тренировал их разворачивать временный лагерь, охранять технику, совершать ночные рейды. Ночь для них то и дело взрывалась вспышками лазерных импульсов, расцветала солнцами плазменных разрывов.

Но всё это безобразие меркло перед двужильностью самого лейтенанта. Нового старшину уже больше не называли «пернатым» – это казалось бойцам неправильным, не соответствующим сути офицера. Порой штурмовикам казалось, что он вообще не нуждается во сне, словно его треклятые дроны. А как иначе, если первым, что они видели утором (или ночью, во время побудок), был Раймон Ванга, и последним, что они замечали, проваливаясь в сон, был всё тот же Раймон Ванга? Всегда спокойный, всегда собранный, имеющий ответы на все вопросы, дерущийся за своих подопечных, подобно соколу-сапсану – вот каким его видели бойцы. Лейтенанта нельзя было застать врасплох, он вскакивал со штурмовой винтовкой наготове от любого подозрительного шороха. От лейтенанта нельзя было утаить что-либо: он, подобно мифическим оракулам, видел своих подопечных насквозь. Пытаться пробить его некими намёками на обычное, человеческое, было бессмысленной тратой времени: офицер знал только военную службу, всё остальное было ему без разницы. И бойцы невольно проникались харизмой «молодого» лейтенанта, всё больше и больше становились похожими на него. Да и дистанция между самими бойцами стремительно сокращалась, лёд самомнения и самоуверенности таял, боевое подразделение всё больше становилось похожим на единый организм, заточенный убивать и выживать.

Конечно, добиться подобного эффекта за столь короткий срок оказалось не так-то просто. Но Раймону Ванге помогала уже имеющаяся у солдат подготовка, опыт участия некоторых из них в реальных боевых действиях. У старшины просто нашлись «сочувствующие», а вернее будет сказать, выдрессированные другими и в другой обстановке.

Эту ночь третий взвод провёл в расположении. Даже побудка была стандартной для выходного дня – на один час позже. Успевшие отвыкнуть от таких послаблений штурмовики начали вяло шевелиться за несколько минут до стандартного времени, и были удивлены отсутствием сигнала настолько, что некоторые – невиданная вещь! – встали без сигнала. В расположении тут же вспыхнули споры; бойцы пытались понять, в чём подвох. Им не верилось, что старшина просто взял и вдруг, без видимых на то причин, ослабил хватку. Но очень скоро даже самые упёртые перестраховщики признали очевидное: сегодня самый настоящий выходной, без неожиданностей и привычных «подлянок».

Через час сигнал побудки всё же прозвучал, а ещё через десяток минут заспанный эмком явился откуда-то и сонным же голосом отправил всех завтракать. И тут снова случилось невиданное: у бойцов не хватило наглости просто взять и пойти есть. Они, под чутким руководством Кулакова, провели на улице облегчённый разминочный комплекс и только затем отправились на завтрак.

Ожидавшееся с самого утра построение произошло уже после еды, но и здесь не возникло никаких сюрпризов. Старшина просто отправил взвод в парк техники наводить там порядок, разве что пара человек была оставлена отдраивать расположение. Одним словом, обычный парково-хозяйственный день, каковой у военных испокон веков заменяет выходной. Не потому, что военные так любят наводить порядок, и их хлебом не корми, дай поработать – на самом деле всё обстоит с точностью до наоборот, – просто солдат должен быть постоянно занят, даже отдых у него нормирован сверх всякой меры. Так командование пытается уменьшить число возможных эксцессов. Бывало, конечно, штурмовикам давали увольнительные в близлежащий город, но это случалось нечасто из-за боязни командования… нет, не за штурмовиков и их самочувствие – командование боялось за гражданских. Да, да, в этом нет ничего смешного. Представьте себе: живут себе изнеженные, ранимые гражданские, поживают, а тут в их ареал существования врываются ошалевшие от службы штурмовики! Готовые убивать и умирать! Готовые призвать любого встречного и поперечного к ответу даже за самый безобидный косой взгляд! Одним словом, волки в курятнике, и риторический вопрос: пускать или не пускать?

Раймон Ванга, конечно, не был сторонником тотального давления на психику11, хотя подобные теории ходили по флоту, и даже кое-где претворялись в жизнь. Он просто опасался сразу ослаблять вожжи. В следующие выходные – пожалуйста, но только не сразу после чудовищного напряжения последних недель. Да и самому ему не мешало отдохнуть после караула, куда его неожиданно отправили на подмену выбывшего из строя старшины. Он ещё не знал, какой сюрприз поджидал его в офицерском домике…

Рядовой Кольт Странтор, к своему огромному изумлению, обнаружил себя не среди остающихся в расположении «счастливчиков», а среди отбывающих в парк техники. До появления нового лейтенанта такого никогда не случалось. Вечному дежурному делать в парке было нечего. Вернее не так – ему как раз полагалось что-то делать, в парк же уходили те, кому ничего делать не положено. Вот такая вот диалектика. Дежурным лейтенант, из каких-то ведомых только ему соображений, оставил Марека Энтро и его лучшего «друга», рядового Бочаре. Учитывая большую «любовь» подвижного и энергичного Ртути к обжоре… есть тому точно не светит. Да и вообще, выходной для солдата обещал стать незабываемым, полным волнующих новых ощущений от тесного общения с роботами-уборщиками. Или шваброй, если роботы в очередной раз выйдут из строя, или если их третьему взводу не достанется, или если Ртуть не сочтёт нужным договориться о них с новым каптёром, или, напротив, договорится обменять их на что-то куда более ценное, – много было этих пресловутых «если», и что-то подсказывало Странтору, что какое-то из них, да встанет в этот раз непреодолимой стеной между толстяком и вожделенным отдыхом.

Рядовой поёжился, в который раз клянясь про себя в вечной любви дронам. Именно из-за них он последнее время начал приобретать определённый авторитет среди своих новых старых товарищей. Постоянные стычки бойцов с этими «исчадьями войны» выработали в старших товарищах какое-то мистически опасливое к ним отношение. Нет, штурмовики не боялись дронов – они их уважали. Уважали, как древние люди уважают своих мелких пакостливых божков: из опасения, что те подкинут ещё какую-нибудь гадость. Дождь там нашлют, пожар в лесу устроят, или ещё что… Ну их! Лучше от греха подальше принести мелким проказникам умащающую жертву. Каковой, собственно, и оказался Зауч.

За такими в высшей степени приятными мыслями Странтор и не заметил, как строй штурмовиков преодолел пару километров степи, отделяющей казарму от парка техники. Едва строй остановился, на плечо рядового легла тяжёлая рука, он невольно вздрогнул.

– Не трясись, мелюзга. Готов слушать боевую задачу?

– А, Кулаков… – опасливо зыркнул через плечо Зауч.

– Не «А», а «так точно».

– Виноват, лэр Кулаков, – вытянулся по стойке смирно рядовой.

– Ну, ну, не тянись. У нас, как-никак, выходной… В общем так. Дроны нашей четвёрки на тебе. Проведёшь полное техобслуживание, проверишь боекомплект – да ты и сам всё знаешь. Делай всё, как лейтенант учил. Потом вымоешь и натрёшь, чтобы аж блестели. Ну, а потом можешь быть свободен. Хочешь – спи, хочешь – трепись. Только про обед не забудь. Впрочем… забудешь, и х… с тобой, останешься голодным до ужина. Задача ясна?

– Так точно!

– Ну и отлично. А я, пожалуй, к водилам подамся. Помогу им… водить, – хмыкнул Кулак, широко зевая.

Остальные бойцы, подобно тараканам, в считанные секунды расползлись по углам вверенного им ангара. Спустя пару минут от всего взвода «в строю» остался только рядовой Странтор. Причина подобного поведения старожил не была для бойца секретом. Аккурат перед отбытием в парк прошёл слух, что все офицеры штурмовой роты отправились на охоту. Это означало целый день, а то и два, дуракаваляния; вот они и поспешили к нему приступить.

Кольт Странтор не спеша проследовал к системе магнитных захватов, где заряжались дроны. Больше всего эти трёхметровые громоздкие махины походили на пузатые чайники; а если проводить аналогию с ХХI веком, то на чайники электрические, с зарядной платформой в виде ультрасовременных магнитных захватов. Но штурмовики на своей шкуре не раз ощущали, что ничего забавного в «ожившем кошмаре войны» нет, поэтому аналогия с чайником – последнее, что могло придти в их буйные головы.

Рядовой не стал проверять боекомплект, он оставил это «на сладкое». Вместо этого парень подобрал ведро, тряпку и принялся надраивать блестящую поверхность демонов войны. Им при этом двигала отнюдь не любовь к искусству, и даже не страх перед старшим товарищем, а очевидная, в общем-то, истина: если кто-то из старших и решит проверить его работу, то будет смотреть не на боезаряд аппаратов, а на их внешний вид. Да и удобное кресло-кокон с затемнённым сферическим шлемом призывно раскрыло рядовому свои объятия. Оно словно специально создавалось имперскими инженерами, как олицетворение комфорта и уюта, с которыми на флоте всегда было туго. Поди, разберись, чем там занят оператор! Может, он в поте лица трудится, настраивая своих кошмарных подопечных, а может быть… спит!

Кольт Странтор ожесточённо натирал бока своих подопечных, после чего аккуратно протирал их сухой тряпочкой, даже дышал на них. Ни дать, ни взять – Золушка, по настоянию злой мачехи натирающая котёл или чайник. Солдат старался за двоих, нет, даже за троих – настолько его вдохновила перспектива «проверки боекомплекта». Серый глаз нет-нет, да косил в сторону кресла. Именно это оживление, предвкушение скорого отдыха, напрочь выбившее из головы сон, помогло бойцу проявить поистине кошачью бдительность. Вот он трёт бок дрона тряпочкой, а вот в этом самом блестящем боку на какое-то мгновение отражается человек в лёгкой энергетической броне, в руках которого мелькает вскинутый в поисках цели электрических карабин.

В голове Зауча что-то помимо его воли сдвинулось, словно щелчок предохранителя, и боец с проворством застигнутой на месте преступления кошки метнулся к операторскому креслу. Бесшумно заработали наноприводы высокотехнологичной игрушки, запели в едва уловимом тонкой электроникой диапазоне миниатюрные генераторы; мембраны пришли в движение, в считанные миллисекунды оплетая человека коконом композитной брони.

Эмком поднял руку, и бойцы первого взвода практически одновременно распластались на земле. Они действовали, словно единый слаженный организм, заточенный под одну цель – максимально эффективно уничтожать живую силу противника. Пусть сейчас они шли не убивать, а мстить, но никто не видел особой разницы, в штурмовиках действовал стандартный, отточенный за месяцы тренировок алгоритм.

Месть. Пусть всем было плевать на Волосатого, его терпели только как полезную функцию, как каптёра. Собственный каптёр как бы подчёркивал особый статус первого взвода штурмовой роты, окончательно утверждая статус первого всегда и во всём. Но случилось немыслимое: кто-то попытался у них этот статус отобрать! Супостат должен понести заслуженное наказание – так решили бойцы, иначе их просто перестанут уважать в роте. Хорошо, лейтенант им был не по зубам, но кто говорит об офицере? Когда рядом есть бессловесные исполнители его воли – бойцы третьего взвода? Конечно, их никто не считал такой же опустившейся пьянью, как их командира, но любого солдата судят, прежде всего, по его офицеру, и тень лейтенанта Грана невольно стояла за плечами его подчинённых. По отдельности их ещё могли воспринимать как заслуживающих уважения товарищей – попробуй не восприми того же Кулака! – но вот всех вместе за серьёзную силу не считали. Коллектив первого взвода принял решение мстить, и всякие авторитеты померкли перед этим решением; ибо сам коллектив третьего взвода каким-либо авторитетом не пользовался.

– Галка, Второй – вперёд! – короткая команда заставила двух солдат вскочить и тенями метнуться в ангар.

Бойцы лишь на мгновение мелькнули в проходе, и сразу же залегли за ближайшим укрытием – транспортёрами. Хищные стволы с тонкой оптикой лениво прошлись по помещению, но не заметили даже намёка на движение.

– Галка, чисто.

– Второй, чисто.

Последовал новый бессловесный сигнал эмкома, привёдший в движение весь штурмовой взвод. Двумя группами по пять человек солдаты стали просачиваться в ангар. Обширные ворота поглощали пары солдат, и всё новые и новые из них, особо не таясь, проникали в помещение. Бойцы не считали нужным таиться: разведка проведена, всё чисто – всё сообразно изначальным вводным. Спустя несколько секунд все десять человек замерли возле входа, вогнутым полукругом обратившись к пространству с техникой. Они лишь лениво поводили стволами, ожидая приказа начать зачистку. Из такой вот цепи это будет сделать удобней всего, штурмовики гребнем пройдут по обширному помещению, разбивая его на равные сектора и расходясь вперёд по дуге. Все уверились в правильности задумки, прониклись своим превосходством над ленивым и морально разложившимся третьим взводом. Тем больнее должно было стать их разочарование, ибо нечто в ангаре уже шло не по плану, пусть бойцы этого и не замечали.

Дроны в самом дальнем, противоположном от входа секторе, пришли в движение. Сначала с чмокающим звуком втянулись в стены магнитные захваты, затем открылись бойницы, выпуская из бронированных недр башенки с электрическими пушками. И прежде, чем бойцы первого взвода успели опомниться, слаженный залп сразу двух машин шквалом огня смёл жиденькое построение. Со стороны казалось, будто на цепь штурмовиков налетела настоящая магнитная буря, их лёгкая энергетическая броня окуталась облаками разрядов, засветилась изнутри в тщетной попытке отразить атаку враждебных энергий. Спустя доли секунды люди живыми пулями стали разлетаться в стороны, магнитная сила буквально выдавливала их прочь.

Стук ударяющихся о стены штурмовиков заставил замерших за транспортёрами товарищей вздрогнуть. По внутренней связи прошёл стон Галки: «Твою мать!». Ему вторил истерический вопль успевшего уйти с линии огня счастливчика, с нечеловеческим проворством заползающего за ближайший транспортёр: «Пи…ц! Дроны! Это засада!.. Засада! Они нас ждали! Нужно уходить!» – Но уходить было некуда, смертоносные боевые машины уже меняли позицию. Спустя секунду, может быть полторы, новый залп накрыл казавшееся ещё недавно безопасным убежище; по стенам заплясали всполохи разрядов. Впрочем, бойцы старшего лейтенанта Кларка Дерано не зря считались в роте лучшими, они быстро опомнились от первого потрясения и на вбитых опытным офицером рефлексах, вслед за дронами, сменили позицию. Для них начались учения, которые ещё долго будут потом сниться в страшных снах. Из высококлассных загонщиков штурмовики вмиг превратились в добычу для обезумевших «демонов войны».

Кулакова разбудило зарево разрядов за бронестёклами транспортёра. Он встал, недоумённо пожал плечами и отправился посмотреть, что же там происходит. Но едва ветеран открыл дверь, как внутрь влетел субъект в лёгкой энергетической броне. Субъект из последних сил сжимал в обеих руках винтовку. И винтовка, и броня были оплавлены, а взгляд, которым пришелец прикипел к взгляду Кулака, был взглядом безумца. Выпученные глаза передавали только одно – запредельный ужас и полностью подавившую рассудок панику. От греха подальше штурмовик встретил гостя коротким, но сильным ударом в лицо. Тот с хлюпающим звуком осел на пол.

Кулаков выглянул наружу. Тут же, словно только этого и ждал, из темноты материализовался рядовой Странтор.

– Лэр Кулаков, нападение отражено, диверсионная группа противника обезврежена! – глаза парня горели лихорадочным блеском, как у недавно вырубленного Кулаком солдата. Только блеск этот не был безумным, напротив, в нём читались невероятный душевный подъём, радость, гордость… Столько чувств, что ветеран окончательно растерялся.

– Какое, нах…й, нападение?! Какая диверсионная группа?! Ты в своём уме… – боец осёкся. Его взгляд упал на усеивающие помещение ангара тела в броне. Сила поражения убившего их оружия была такова, что броня до сих пор светилась, по ней метались электрические разряды.

– Взвод, подъём! – гаркнул Кулаков в недра транспортёра.

От его растерянности не осталось и следа, брови сдвинулись на самую переносицу. Он лихорадочно думал, и с первой же посетившей его голову здравой мыслью метнулся к вырубленному минутой назад паникёру. Прошло несколько томительных секунд, показавшихся ему вечностью, но вот шлем снят и перед штурмовиком предстало лицо бойца первого взвода по прозвищу Галка.

– Бл…дь! – только и смог выговорить штурмовик. Он мгновенно всё понял, а поняв, побледнел, похлестче повержено бойца. Над ним уже склонились и прочие солдаты третьего взвода, участвовавшие в ПХД на одном с Кулаком транспортёре. Поражённым солдатам оставалось только переглядываться и сдавленно материться, ничего другого в их головы сейчас не приходило. А потом Кулаков распрямился, повернулся к замершему в дверях Заучу и сделал то, что всегда делал в критической ситуации – со всей силы приложил того в лицо.

– Нет, но как ты понял, кто это? Они же не представились. Мог же бить на поражение, устав позволяет.

– Да это же очевидно. Откуда ещё у нас в ангаре взяться имперским штурмовикам? Я ж помню, как оно вышло с Волосатым… Все давно ждали разборок. Да и анализ их вооружения с помощью дрона подсказал. Кто ещё, идя на захват, станет выставлять винтовки на парализацию?! Я же могу сопоставить одно с другим, высшее образование, как-никак, – хмуро бросил в пространство Кольт, отблескивая свежим фингалом.

– Высшее образование? Слышите, мужики?! Он говорит о высшем образовании. Никогда бы не подумал, что мне пригодится высшее образование, – слова Кулака встретил дружный ржач. Конечно, боец имел в виду не своё высшее образование, а высшее образование своего подопечного, на правах старшего товарища считая его своим достоянием. По праву считая. Попробовал бы кто возразить! Но таких «дураков» среди товарищей не было, да и их мировоззрение полностью совпадало с кулаковским.

Бойцы загомонили, стали предлагать новые тосты, хлопать по плечам «героя» дня; самые впечатлительные принялись даже палить в потолок из «захваченных» винтовок. При этом никто даже не взглянул на сваленных штабелями у стены поверженных врагов-товарищей из первого взвода.

В кабинете коменданта – к слову, весьма обширном – трём офицерам было тесно. Основное пространство занимал хозяин кабинета, старший командор Энро Гермилио, комендант (командир) боевой части. Обилие его званий и должностей давило окружающих ничуть не меньше, чем его собственное массивное тело. Командор, опёршись на массивную же столешницу, буквально нависал над замершими по стойке смирно офицерами. Вторым посетителем кабинета был старший лейтенант Дарт Виллай, штатный воспитатель. Офицер занимал всю правую сторону кабинета, настолько серьёзен и собран он был. Громовая туча – и та покажется тише. Ну и третьим гостем был незабвенный Кларк Дерано, тоже старший лейтенант, командир первого взвода отдельной штурмовой роты. Ему рядом с этими двумя бонзами места уже не оставалось. Наверное, если проникнуть глубоко в душу старшего лейтенанта, можно было бы сделать вывод, что его вообще в кабинете не было – настолько тот мечтал побыстрей оказаться в приёмной. Как говорят в таких случаях, всей душой был по ту сторону двери. Но состояние души командира первого взвода меньше всего волновало присутствующих. Обстановку немного разрядил громкий стук в дверь.

– Войдите, – коротко бросил комендант.

– Младший командир Мэйт Энрике по вашему приказу прибыл, лэр! – отчеканил возникший в дверях эмком третьего взвода.

– Лэры офицеры, прошу садиться, – туча ощутимо втянулась в старшего командора, да и буря со стороны штатного воспитателя затаилась, набирая силу. – Докладывайте, лэр Энрике. Что, когда и как произошло в ангаре во время парково-хозяйственного дня.

– Взвод прибыл в парк и сразу приступил к работе с техникой.

– С этого места поподробней, лэр. Чем конкретно занимался каждый боец?

– Обслуживали вверенную им технику. Все, за исключением рядового Странтора, находились внутри транспортёров и силового барьера, проводили тестирование систем и уборку внутренних помещений, – на этом месте комендант хмыкнул, но перебивать не стал. – Рядовой Странтор занимался чисткой дронов Первого удара ДПУ-117 и проверкой их боекомплекта. В этот момент ворвались вооружённые люди в силовой броне. Взвод принял бой. Противник применял парализующий заряд, командование третьего взвода приняло оперативное решение перевести боевые системы на такой же парализующий заряд. Но, учитывая силовую броню противника, потребовалась более значительная энергоёмкость зарядов. По итогам боестолкновения диверсионная группа была уничтожена.

– Почему некоторые бойцы имели на теле следы ударов?

– Боестолкновение быстро переросло в одиночные и групповые стычки, некоторые вступили в рукопашную.

– У вас есть вопросы, лэры? – комендант обвёл присутствующих офицеров тяжёлым взглядом. Те молчали.

– Разрешите, лэр старший командор? – аккуратно попросил слова эмком.

– Разрешаю.

– Я полагаю, это был саботаж, лэр комендант, – ещё аккуратней, старательно подбирая слова, выдал солдат.

– Как-как? – на лице командира отразилось сильное удивление. – Какой нах…й саботаж, эмком? Всё, свободны.

Когда Энрике скрылся за дверью, старший командор обвёл задумчивым взглядом кабинет, остановился на штатном воспитателе.

– Что? Брешет эмком? Докладывайте.

– Двенадцать бойцов взвода Кларка Дерано действительно вошли в помещение в силовой броне и с готовым к бою оружием.

– Что за броня, что за оружие? – перебил докладчика командир.

– Лёгкие штурмовые винтовки для работы в космических кораблях – ЛШВ-1178-бис. Заряд, в самом деле, был установлен на парализацию. Броня ЭНБ-2 711 179, рассчитана на противодействие таким же винтовкам, плазму держит плохо.

– Можно без цифр, – поморщился офицер, кривясь, как от зубной боли. Военным эти цифры порядком набили оскомину. Ладно там две цифры после названия, но когда их число, сообразно номеру модификации, переваливало за три, уважающие себя военные начинали звереть. Только гражданские горе-изобретатели могли придумать такие зубодробильные обозначения для оружия. Не одному из них это в своё время стоило выбитых зубов, но зубы упорно вставлялись на место, а модификации становились всё зубодробильней. Не иначе, имел место заговор учёных и инженеров против военных. Была бы воля коменданта, он мигом положил бы ему конец, да жалко воля была не его.

– Семь винтовок по итогам боестолкновения были с полным боекомплектом, из трёх сделали лишь по четыре выстрела, одна полностью пуста, и ещё одна пуста и оплавлена. Вся броня носит следы высокоэнергетического воздействия. Эксперты установили, что вся она подверглась воздействию магнитных излучателей на базе дронов Первого удара. Кому-то повезло больше, кому-то меньше. Запись боя с дронов содержит многочисленные помехи – следствие постоянной работы магнитных излучателей. Что касается самой картины боя, здесь всё более-менее ясно. Подавляющее большинство штурмовиков первого взвода выбыло из боя в первые же секунды. Ещё с минуту дроны добивали оставшихся двух-трёх «счастливчиков». Последнего кулаком вырубил рядовой третьего взвода Кулаков.

– Значит, весь взвод положил этот оператор дронов? Насколько я помню, рядовой Странтор не проходил даже минимальной подготовки. Не слишком ли резво для новичка? – комендант пребывал в глубочайшей задумчивости.

– Вы же сами одобрили просьбу высшего лейтенанта Марьяно дать новому старшине две недели.

– За две недели из новичка сделать профи экстра класса? Это невозможно.

– У него высшее техническое образование.

– Да? Какое же?

– Что-то там про автоматизированные системы каких-то квазиживых организмов. И много-много букв и цифр в названии. Шут разберёт эти гражданские профессии, – пожал плечами воспитатель.

– Ладно. Где в это время находился лейтенант Раймон Ванга?

– Проходил офицерский тренинг вместе с прочим командованием штурмовой роты…

– На болоте? – перебил излияния воспитателя командир.

– Так точно.

– Одни на болоте, другие в ангаре. И это штурмовики?! Разбрелись по песочницам, словно дети малые. Детский сад!

– Лэр старший командор, позвольте напомнить: всё произошло в официальный выходной… – постарался максимально мягко поправить командира Виллай.

– Ладно, – немного смягчился комендант. – Ваши выводы, лэр Кларк Дерано?

Старший лейтенант не спеша поднялся до положения «стоя», тянуться он не стал.

– Недостаточная подготовка личного состава. Прошу дать мне одну неделю времени и транспортный флаер с пилотом.

– И это всё? – комендант приподнял брови в неподдельном изумлении. – Вы больше ничего не хотите мне сказать?

– Готов понести наказание за недостаточную подготовку личного состава. Недочёты будут исправлены в кратчайшие сроки, – упрямо гнул своё лейтенант.

– Да вы что, лэр, совсем ох…ли?! Какая нах…й подготовка?! Это бунт, самосуд и х…й знает что! – с этими словами старший командор повернулся к воспитателю. – Прошу оставить нас наедине.

Всю дорогу к выходу воспитатель чувствовал на спине пристальный взгляд командира. Этот взгляд давил, почище силовой брони, буде та была бы на нём надета. Только дверь помогла отсечь этот неприятный источник раздражения. Зато она не смогла полностью погасить вибрацию от рыка вошедшего в раж штурмовика. Сейчас там, за дверью, комендант делал накачку, чистехвостил, е…ал и неизвестно что ещё делал со старшим лейтенантом. Собственно, воспитатель был очень даже не против, ему совершенно не улыбалось раздувать это дело. Одно дело – снять офицера, пусть и хорошего, и совсем другое – отправить под трибунал целый взвод солдат во главе с его командиром. Очень, между прочим, хорошим командиром. Откуда их потом брать? Неизвестно ещё, что пришлют вместо этих. Эти хотя бы проверены, хотя бы хорошо выдрессированы и подготовлены, а что будет с теми… «Нет уж, разберёмся здесь, у себя, сами», – подумал офицер. Затем Виллай покосился на дверь и поправился: «Они разберутся», и, больше не оглядываясь, пошёл прочь из штаба. Сегодня ему почему-то сильно захотелось найти лейтенанта Грана и поделиться с ним наболевшим. Пусть даже под тем же, давно облюбованным старым пьяницей, деревом.

Сразу по вступлении в обязанности дежурного Ртуть проследовал в комнату инвентаря. Боча хвостиком семенил за ним, стараясь не отставать. Каптёрка встретила гостей новенькой дверцей, намертво закрытой на магнитный замок. Стучаться пришлось не менее пяти минут, и Марек Энтро успел не один раз проклясть настойчивость и упёртость своего старшины. «Всё равно не простоит больше недели, – наконец успокоился он, когда короткий сигнал возвестил об открытии двери. – Лично об этом позабочусь, если никто не отработает раньше».

Внутри со сменой «власти» почти ничего не изменилось, если не считать новенького роскошного кресла, сменившего старый потрёпанный диванчик Волосатого. Да ещё вместо привычного волосатого профиля наблюдалась бритая харя Мэйта Сигала.

– Что, волосы не растут? – участливо поприветствовал каптёрщика Энтро. Того аж перекосило: только ленивый ещё не подколол его относительно волос. Все шутки сводились к простому допущению, что рост волос каптёрщика зависит от должности и «воздуха» в комнате инвентаря.

– Да пошёл ты… – в тон товарищу выдал боец. – Что надо?

– А то ты не знаешь, что надо дежурному, – вроде бы безобидная фраза заставила Сигала резко сбавить обороты.

– Роботов нет, – на недоумённый взгляд Ртути каптёрщик вынужден был добавить. – Все сломаны.

– А мы сейчас возьмём и починим. Да, Боча? – подмигнул спутнику старожил.

– Э-э-э, – растерялся каптёрщик.

– Не «э-э-э», а «так точно», – передразнил парня Ртуть. Эта поговорка давно вошла в обиход штурмовой роты с лёгкой руки старшего лейтенанта Дерано. – Так что будем делать с роботами? Или у тебя даже подходящего инструмента нет?

Солдат явно намекал на возможность решить всё полюбовно, и Сигал сразу ухватился за предложенную возможность.

– Да, да… то есть нет. Нет инструментов. Но есть последний голофильм с Греем. Потрясная вещь!

– Кресло моё, – скорее утвердительно, чем вопросительно оборвал Ртуть.

– Конечно, конечно! У меня тут много чего есть, я себе что-нибудь из спаскомплекта надую.

Спустя пару минут Ртуть растворился в каптёрке, а Боча остался перед новенькой дверью с ведром и лентяйкой в руках – только сочувственно перемигивались жёлтым лампочки магнитного замка. Толстяк обмакнул в ведро тряпку, сноровисто накрутил её на швабру и отправился «отдыхать». Для Бочи выходной день обещал стать воистину незабываемым, а отдых – самым экстремальным из возможных на флоте. Когда же он услышал работающих роботов-уборщиков в расположении второго взвода, настроение его испортилось ещё больше, хотя больше уже, казалось, было некуда. Ещё пять минут назад казалось.

Наводить порядок рядовой Бочаре закончил только к вечеру второго дня. С дежурства он сменился под утро, но ведь кому-то нужно было ещё и расположение взвода в порядок привести. Ртуть так и сказал, поудобней устраиваясь на своей кровати: «Помнишь ещё наш девиз: «Никто кроме нас»? – Так что никто кроме нас порядок здесь не наведёт. Вот и действуй. А я пока посплю». На попытку толстяка возразить что-то про дежурство и ударный труд на пользу всей роты, старожил только хмыкнул и окончательно отвернулся к стенке, сопроводив этот красноречивый жест словами: «Ты знаешь боевую задачу. Похудеешь, потом отдыхать будешь». – И Боча худел; по крайней мере, он очень надеялся, что худеет. Худел до самого вечера, но стоило ему повалиться без задних ног на кровать, как по всей казарме разнёсся зычный, знакомый до боли голос лейтенанта Раймона Ванги.

– Третий взвод, строиться в общем коридоре!

К вящему недоумению Ртути, строились не только они с Бочаре – с улицы в казарменный коридор змейкой втягивались остальные бойцы взвода. С опухшими со сна рожами, с угадываемым за несколько метров запахом перегара, но, что больше всего удивило старожилу, с явными следами побоев на лицах. Что-то явно случилось в парке техники. Вон, даже непотопляемый Кулак щеголял разбитой рожей! Ещё одним нехорошим признаком надвигающейся грозы была абсолютная, нереальная тишина, в которой двигались «отдохнувшие» бойцы. Обычно возвращение с парково-хозяйственного отдыха сопровождалось шутками, прибаутками, гамом и беготнёй. Энергия юных, отдохнувших организмов требовала выхода, и находила его всеми доступными способами. Сейчас всё было не так.

Раймон Ванга прошёлся перед строем штурмовиков. Раз прошёлся, затем ещё раз. Гробовое молчание не нарушил ни единый шепоток, и это заставило офицера кивнуть каким-то своим мыслям. Лейтенант думал. Ему было о чём подумать, да и бойцам это было не лишним – в смысле, не когда лейтенант думает, а самим подумать на досуге.

А как хорошо всё начиналось! Довольные, отдохнувшие душой и телом офицеры возвращались с охоты. Даже Ванга в кои-то веки смог отключиться, скинуть напряжение последних недель, что казалось ему почти невозможным. Он готовился с новыми силами приступить к работе с личным составом, продумывал новые методы тренировок, даже ситуация с Бочаре казалась ему не такой тупиковой – впервые с момента знакомства. Именно на самой вершине, на самой позитивной ноте молодого лейтенанта и настиг удар, молниеносно разрушивший весь боевой настрой.

Завибрировал личный голограф лейтенанта, он отдал мысленный приказ, активируя функцию приёма вызова.

– Лейтенант Раймон Ванга? – по ту сторону линии связи возникло напряжённое лицо штатного воспитателя.

– Так точно, лэр воспитатель! – вмиг подобрался штурмовик.

– Потрудитесь немедленно прибыть в парк техники.

– Место?

– Ангар номер три, – и зачем-то, напоследок, добавил. – Ваша вотчина, лэр.

Флаер доставил Раймона Вангу прямо к дверям ангара, раздобревший на халявной выпивке пилот сегодня творил поистине чудеса высшего пилотажа. Лейтенанту даже группироваться в прыжке не пришлось, метр с кепкой от земли вполне могли погасить штатные офицерские сапоги со специальной амортизацией в подошве. Под шум турбин уходящего на новый виток флаера, офицер вошёл в ангар.

Первое, что он увидел, были тела в силовой броне, небрежно сваленные в углу. Ванга нахмурился, подошёл поближе к технике и увидел новые тела, на этот раз без силовой брони, да и лежащие в куда как большем порядке. Именно над ними стоял штатный воспитатель, задумчиво покручивая в руках штурмовую винтовку ЛШВ-1178-бис.

– Как отдохнули, лэр лейтенант? – участливо поинтересовался офицер.

– Благодарю, лэр, хорошо. Как раз планировал приступить к работе с личным составом, когда Вы позвонили.

– Ну так приступайте, – офицер кивнул в сторону распростёртых тел и медленно зашагал прочь из ангара.

– Лэр Виллай! – несколько растерянный Ванга окликнул воспитателя, и тот остановился, даже на секунду повернул лицо в сторону молодого лейтенанта. – Могу я узнать, что случилось?

– Так точно, лэр. У своих подопечных. И в Ваших интересах быстро привести их в чувство, через полчаса здесь будет не протолкнуться от членов экспертной группы, – офицер сделал эффектную паузу, чтобы дать лейтенанту осмыслить сказанное. – Не волнуйтесь, лейтенант, претензий к Вам у меня нет, Вы своё дело делаете на совесть. Только поэтому я даю Вам возможность разобраться с Вашими людьми самостоятельно. Действуйте.

И лейтенант начал действовать. Раймон Ванга не был медиком, он был офицером, поэтому лечил алкогольное отравление теми средствами, которые всегда находятся в распоряжении офицера – верными кулаками и лужёной глоткой. Спустя несколько минут оздоровительных процедур каждый солдат исторг из себя всё, что до того неосмотрительно выпил, а некоторые особенно пострадавшие от зелёного змия бойцы проделали эту операцию по несколько раз. Только наблюдая строй пошатывающихся бледных штурмовиков, как один прошедших процедуру оздоровления, Раймон Ванга приступил к разбору полётов…

И вот теперь они с бойцами думали, как жить дальше. С одной стороны, те показали себя ещё теми орлами, особенно Странтор, а с другой… как-то всё это было не по-товарищески, да и не по-человечески, если уж до конца разбираться в случившемся. Могли хотя бы ради приличия предложить поверженным врагам выпить… Конечно, этого лейтенант своим подопечным не говорил, но собственный опыт разборок со старшими курсами Академии был ещё свеж в его памяти. Он просто не мог не сопереживать подчинённым, а значит и наказание им следовало назначить такое, чтобы и задуматься заставило о неподобающем поведении, и не слишком оскорбило бы их лучшие чаяния.

– Бойцы! Слушайте вводную. Штурмовики первого взвода решили доказать всем, что они лучшие из лучших, для чего завтра на целую неделю отправляются в джунгли. С одним виброножом и медкомплектом, – на последних словах даже непрошибаемый Ртуть вздрогнул. Джунглей опасались даже штурмовики, а вот так, почти без оружия… Это воистину было страшно. – Через пять дней наш взвод выдвигается в джунгли со спасательной миссией. Все бойцы первого взвода должны быть найдены и доставлены на базу – живыми или мёртвыми, но все! Штурмовики своих не бросают. Теперь детали. Эти пять дней мы с вами будем отрабатывать детали предстоящей миссии на полигоне. Затем Вы получите магнитные винтовки, лёгкую силовую броню, и отправитесь выполнять поставленную задачу в реальных условиях. Стратегическое руководство операцией будет осуществлять старший рядовой Странтор, тактическое – рядовой Кулаков. Мэйт Энрике временно отстраняется от командования. Да, и рядовой Бочаре, готовьтесь. Вы будете заниматься по специальной программе. Вы ведь хотите выжить в джунглях, ведь так? – боец сдавленно всхлипнул, кивая. – Вопросы?

Вопросов не было, шокированные изощрённостью придуманного для них наказания штурмовики медленно побрели в расположение. Только Ртуть остался стоять, открыв рот от изумления: он никак не мог взять в толк, с чего это командование в столь серьёзной миссии поручается какому-то щенку. Он ещё не знал, что этот «щенок» вчера в одиночку положил весь цвет первого взвода. Так что вечером бойца ждали новые откровения. Да и вообще всех штурмовиков, ведь и первый взвод ещё не успел получить своё, а второй и четвёртый вообще не знали о случившемся.

Планетарный выход: высадка

Учения12 нагрянули так, как обычно возникает война: неожиданно для армий обеих враждующих сторон. Раймон Ванга два дня как прибыл со спасательной операции в джунглях планеты Варан, только-только занялся ремонтом изрядно потрёпанной в операции техники. И надо же такому случиться, что именно в этот ответственный момент его голограф выдал трель экстренного вызова. Да ещё и током своего хозяина ужалил – был там такой режим вызова, – чтобы тот окончательно проникся важностью момента.

– Раймон Ванга, – коротко бросил голограмме лейтенант, не выпуская из рук инструмента. Тонкая настройка генератора не терпела перерывов.

– Лэр лейтенант, где вы сейчас находитесь? – Марьяно не видел подчинённого в области приёма голографа, а потому не смог быстро сориентироваться.

– Парк техники, лэр высший лейтенант. Провожу тонкую настройку генератора.

– Сколько с вами бойцов?

Лейтенант осмотрелся по сторонам, прикинул в уме.

– Четверо, лэр.

– Отлично. Немедленно выдвигайтесь на космодром. Ваша боевая задача – найти корабль.

– Боевая? – растерялся лейтенант. Инструмент в его руке опасно накренился.

– Так точно, лэр. Учения начались. Вашему взводу и взводу старшего лейтенанта Дерано предписано в течение двух дней прибыть в систему Гринвич.

Инструмент в руках лейтенанта предательски дрогнул и покатился по обшивке.

– Два дня до Гринвича?!

– Выполняйте. О технике я позабочусь, Дерано уже грузит оружие. Любым способом найдите корабль! Вы меня поняли, лейтенант?

– Так точно, лэр! Выдвигаюсь!

Уже через две минуты транспортёр вылетел из ангара, поднимая тучи пыли, а спустя ещё три минуты флаер, практически захваченный лейтенантом, раскручивал турбины. На ходу офицер кричал команды в коммуникатор, пытаясь поднять по тревоге остальных своих бойцов и это, как ни странно, ему удалось. Видимо, напряжение последних дней ещё не успело покинуть бойцов, они подсознательно были готовы к чему-то подобному, и после быстрого марш-броска в сторону парка техники занимали второй флаер.

Тяжёлая военная машина надсадно гудела, выдавая максимально возможную для подобного класса аппаратов скорость, а лейтенант уже выходил на связь с космодромом планеты Варан. Полусонный диспетчер никак не мог понять, что от него хотят, но яростный рык военного: «Мне нужен ко-р-рабль!» всё же заставил его взбодриться. Лейтенант узнал, что как раз сейчас транспортный борт разогревает двигатели перед стартом. На приказ задержать торговца последовал новый виток препирательств, но диспетчер уже внутренне смирился и честно пытался отвязаться от флотского единственно возможным способом: выполняя его приказы. Но теперь заартачился торговец. Он кричал про график, про расход энергии, и ещё много про что кричал, но взлетать не спешил. То ли он в глубине души уважал и даже любил военных, то ли сработала угроза Ванги сбить строптивый борт, но к прилёту флаера массивный аппарат всё ещё «прогревал двигатели».

Ванга сделал круг над транспортником, затем ещё один. Всё это время перепалка торговец-диспетчер-флотский не прекращалась ни на секунду. На третьем заходе над космодромом возник второй флаер со столь вожделенным лейтенантом подкреплением. При всей своей вере в штурмовиков, Ванга не считал возможным задерживать торговца силами пары водителей и одного оператора дронов. Только Стэн Грайна годился для полноценной операции по захвату, но его одного было явно недостаточно. Вот и тянул лейтенант время, как мог. Теперь же ему оставалось только победно бросить в эфир: «Лэр капитан, потрудитесь покинуть корабль. Мои люди встретят Вас у трапа».

Капитан не стал спорить. Его возмущению не было предела, однако когда на выходе из борта его окружила четвёрка штурмовиков в силовой броне, он мгновенно растерял весь свой пыл. Гражданского сопроводили к флаеру, где его дожидался лейтенант.

– По какому праву, лэр? – голос капитана звучал всё тише по мере того, как дроны Первого удара выкатывались по аппарели второго флаера. Эти «исчадья войны» были неплохо известны в Империи по многочисленным военным фильмам, так что собеседник окончательно проникся важностью момента.

– У меня приказ военного руководства планеты, лэр. Вам предписано доставить штурмовую роту в систему Гринвич.

– Но такого приказа нет у меня…

– Не волнуйтесь, сейчас прибудет моё начальство, и вы его получите. У меня около сорока человек. Сколько у вас места в трюме?

– Я… Вы хотите лететь в трюме?!

– Можно подумать, вы можете предложить моим людям персональные каюты.

– Нет, не могу. Но у меня частный борт. Вам придётся заплатить.

– Естественно, я заплачу.

– По стандартному тарифу перевозки пассажиров.

– Тогда в трюме полетите вы, а мои бойцы займут вашу каюту.

– Хорошо. Я всё понял. Грузовой тариф. Каков совокупный вес ваших людей?

– Людей и техники, лэр. Все параметры Вам сообщит моё начальство.

– Я могу идти?

– Да. В мой флаер, если желаете отдохнуть.

– Тогда я, пожалуй, подожду здесь.

– Это ваше право, лэр, вы свободный человек.

Мужчины обменялись полуулыбками, и стали ждать, то и дело поглядывая в небо. Кавалерия прибыла ровно через двадцать минут; два флаера, надсадно гудя перегруженными моторами, неуклюже ткнулись в землю рядом с транспортником. Короткие приказы всколыхнули успокоившийся было эфир, с аппарелей начали спрыгивать штурмовики, смертоносным удавом потянулась техника. Спустя каких-то семь минут флаеры уже стартовали в направлении боевой части.

К ожидающим высшего начальства офицерам подошёл командир отдельной штурмовой роты. Начались новые препирательства, ибо даже приставка «высший» не делала лейтенанта Марьяно военным руководством планеты. Пришлось вызывать на связь коменданта; зато тому даже ничего не потребовалось говорить, торговцу хватило одного тяжёлого взгляда. Началась погрузка. Капитан продолжал недовольно бурчать, но в глубине души невольно восхитился слаженностью и скоростью работы людей и техники. В гражданских космопортах такой эффективности не удавалось добиться никакими взятками и поощрениями, а тут… Самым лучшим поощрением для бойцов оказывалось отсутствие ежеминутных накачек. Ещё через полчаса транспортный модуль стартовал. Его отклонение от графика составляло один час семь минут, эту цифру легко сгладило дополнительное ускорение внутри системы.

Третья планета системы Гринвич была крупнейшим транспортным узлом сектора. Сотни наземных космодромов и десятки орбитальных швартовочных узлов со стороны напоминали растревоженный улей, вот только всё в этом улье было подчинено железному распорядку. Электроника скрупулёзно просчитывала траектории, скорости, сопоставляла с траекториями, скоростями, и на выходе выдавала оптимальные траектории, скорости… Рассчитанные до десятых долей секунды операции составляли основу жизни планеты, десятки тысяч кораблей жили по жесточайшему графику, и обслуживающие их люди невольно ощущали себя некими придатками к собственным машинам.

И вот в это рассчитанное и многократно перепроверенное царство разума ворвался транспортник со штурмовиками и военной техникой на борту.

– Прошу разрешения на посадку в сто тридцать пятом подсегменте южного сектора, – капитан лично вышел на связь с диспетчерской.

– Данный сегмент зарезервирован под военные нужды, в посадке отказано.

– Лэр диспетчер, у меня на борту штурмовая рота. Повторяю запрос.

Спустя добрую минуту нервных, но совершенно безрезультатных переговоров, в ситуацию вмешался Марьяно. На флотской частоте он вызвал военное командование планеты. Стоит ли говорить, что высшему лейтенанту дали добро на посадку? И транспортник попёр буквально напролом, нарушая рассчитанные траектории и жёсткий распорядок стартов-посадок. Эфир взорвался руганью пилотов и пилотов, пилотов и капитанов, пилотов и навигаторов, венчала же всё это безобразие ругань гражданского диспетчера с военным наблюдателем. И весь громадный интеллект транспортного узла планеты, состоящий из системы искусственных интеллектов орбитальных и наземных станций, специального персонала и разработчиков оборудования, спасовал, натолкнувшись на военный Приказ. Ругань продолжалась, однако умный и расчетливый интеллект планеты уже подстраивался под военных, не в силах перебороть эту стихию, изменчивую и всегда правую, даже когда она не права.

Они успели в самый последний момент, на военном космодроме заканчивалась погрузка флотского транспортника. Ещё несколько часов, и борт должен был стартовать к месту проведения учений. Штурмовые роты и взводы со всего сектора стекались на планету и тут же поглощались безразмерным брюхом военного борта. Бойцы Марьяно, ошалевшие от двух дней неожиданного безделья, теперь пытались прийти в себя под аккомпанемент команд и ругани командиров. Когда выгрузка техники была завершена, к Марьяно и Ванге подошёл капитан гражданского корабля, так «любезно» согласившийся приютить вечно опаздывающих военных.

– Лэры офицеры, а что делать мне?

– У вас какие-то проблемы? – высший лейтенант, озабоченный своими неотложными делами, нехотя повернулся к капитану.

– А вы как думаете, лэр? Мой посадочный сегмент уже занят другим кораблём, да и взлёт с военного космодрома для гражданского борта, боюсь, будет непростым. Что прикажете делать?

– А что вы собирались делать на этой планете?

– Оставить часть груза и затариться новым. Всё было договорено.

Марьяно примерно представил масштаб проблем для гражданского из-за его посадки в военной зоне. В самом деле, его нужно срочно куда-то перегнать, либо… Спустя четверть часа гравитранспортёры отдельной штурмовой роты и ещё двух рот, любезно согласившихся помочь высшему лейтенанту, покидали территорию космопорта с гражданским грузом на борту. Началось их путешествие по скоростным дорогам до зарезервированных капитаном складов. Стоит ли говорить, что военная техника вела себя так же, как до того борт транспортника с флотскими на борту?

Распорядитель склада на 1735 подуровне поставил последнюю электронную подпись на документе. Этой подписью зарезервированный капитаном Бирмом участок склада переходил к капитану Стэрну. Распорядителю было всё равно, он действовал, подобно автоматам космопорта, согласно инструкции. Он уже было хотел подойти к коммуникатору и пригласить людей нового хозяина участка, когда массивные двери строения содрогнулись от могучего удара. Распорядитель метнулся к выходу.

Люди в силовой броне стремительно просачивались на территорию склада. Перепуганный распорядитель послушно выполнил всё, что от него хотели военные. В открывающиеся ворота стала врываться военная техника. Это привело распорядителя в ещё более расстроенные чувства, он уже решительно ничего не понимал. А потом случилось и вовсе невозможное: страшные бойцы космофлота, эти машины смерти, стали… разгружать транспортники аккурат на участок склада капитана Стэрна. Бойцы действовали с поразительной сноровкой и скоростью, которым позавидовал бы любой дрон-кладовщик, и спустя двадцать минут все военные транспорты покинули территорию склада, унося в своих недрах опасных пассажиров.

Распорядитель перевёл дух. Но тут снаружи раздался вызов, и на экране замаячило лицо суперкарго капитана Стерна.

– Лэр распорядитель, мои транспортные блоки ожидают разгрузки.

– Да? – растерянно пролепетал распорядитель.

– Да, мой участок семнадцать.

– Нет.

– Что нет?

– Разгрузка на участок семнадцать только что завершилась.

– Да? – теперь пришло время теряться суперкарго.

– Да, лэр.

– И кто же туда разгрузился, если мой груз при мне?

– Военные, лэр.

– А… что прикажете делать мне?

– Спросите у военных, лэр.

– Я похож на безумца?

– Нет, лэр. Но участок семнадцать занят…

– Скажите лучше, куда мне девать груз?!

– Подайте заявку в АСРГ13, дождитесь решения по вашему грузу, разместите груз.

– Лэр, вы что, издеваетесь?! Заявку нужно подавать за несколько дней, она увязана с точкой и временем посадки. Знаете, что мне скажет система? Разгружайтесь на склад АВ в 1735 подуровне, участок семнадцать.

– Ничем не могу помочь, участок семнадцать занят.

– Б… Эти флотские! Сколько можно!

Десяток гравитранспортёров остановился возле склада, с брони посыпались солдаты в полной боевой выкладке. В доли секунды транспортный вход оказался оцеплен, и к служебной двери направилась группа из трёх бойцов, во главе с лейтенантом Раймоном Вангой. Офицер попытался связаться с администрацией, но безуспешно: в ответ на все требования предоставить распорядителя поступал стандартный ответ об отсутствии такой штатной единицы в АСРГ. Тогда лейтенант отдал приказ применить оружие.

Хватило одного выстрела магнитной пушки транспортёра, чтобы погасить электронику автоматизированных ворот. Ещё два транспортёра захватили на буксир массивные створки и в считанные секунды освободили проход. В образованную аппаратами щель стали просачиваться бойцы, а следом за ними вошла и техника. Погрузка началась.

Склад ВС на 1809 подуровне на самом деле не имел штатной единицы распорядителя, его функции выполняла программа. Естественно, от неё не ускользнуло вопиющее нарушение всех мыслимых требований безопасности. По мысли компьютера склад ВС подвергся бандитскому нападению с применением боевого оружия, и программа сделала единственно возможное в сложившейся ситуации: вызвала охрану космопорта.

Планетарная охрана отреагировала с поразительной быстротой. Не прошло и пятнадцати минут с начала погрузки, а на площадку перед огромным складским комплексом уже выезжали бронированные машины службы безопасности. Раздались команды, оцепление склада в момент было взято в окружение прибывшими бойцами. И пусть они были снаряжены куда хуже окопавшихся штурмовиков, зато их было значительно больше.

– Немедленно бросьте оружие и выходите с поднятыми руками! Вы окружены! – раздался усиленный электроникой голос гражданского офицера.

Ответом ему был короткий залп магнитных винтовок, после которого вся система громкоговорителей оказалась выведена из строя. Силовики не спешили отвечать, они предпочли отползти под защиту бронированных машин. В это время из здания вышел лейтенант Раймон Ванга.

– Что здесь происходит? – его усиленный электроникой скила голос разнёсся над площадкой.

Со стороны силовиков вперёд несмело вышел давешний гражданский офицер.

– Вы в своём уме, лэр? Вы захватили склад и ещё задаёте такие вопросы?

– Склад никто не захватывал.

– То есть как? Значит, вы всего лишь безобидные роботы-погрузчики?! В силовой броне и при магнитных винтовках?

– Вы попали в самую точку, лэр. Старшина третьего взвода штурмовой роты, лейтенант Раймон Ванга. Выполняю приказ по доставке груза на транспортный борт 210707.

– Флотские?! – гражданский офицер не поверил.

– Так точно, лэр. И извините моих людей, они немного нервные после джунглей планеты Варан. Они незамедлительно понесут наказание, – с этими словами лейтенант ударами закованных в броню сапог поднял нарушителей. Трое штурмовиков живо приняли упор лёжа, а над площадкой разнеслось стандартное: «Делай раз!»

«Точно фоцкие», – на команде: «Делай два!» подумал гражданский офицер. Он больше не сомневался, ему оставалось лишь отвесить учтивый поклон со словами:

– Извините за беспокойство, лэр лейтенант.

Транспортёры покинули склад одновременно с бронемашинами охраны, и только программа управления складом ВС на 1809 подуровне безуспешно пыталась раз за разом вызвать охрану, чтобы зафиксировать факт грабежа. До тех самых пор, покуда заглючивший от вопиющего нарушения транспортной дисциплины продукт не переустановили техники. Объяснять программе статус военного приказа никто не собирался, ибо даже сами исполнители плохо представляли его пределы. Для понимания приказа нужно быть военным, да и то не столько поймёшь, сколько прочувствуешь и интуитивно смиришься с его неизбежностью и всемогуществом.

В космической вечности, опаляемая небольшим, но чрезвычайно горячим белым светилом, неспешно плыла планета Лелея. Её огромные материки отливали желтизной пожухлых низкорослых трав, что не придавало планете популярности среди человеческой расы, да и солёные до белизны моря совершенно не годились для нормального опреснительного цикла. Всё это, для большинства человечества казавшееся сплошным минусом, для военных было подарком судьбы. Ведь что нужно нормальному военному? Чтобы солдаты не расслаблялись, ну и чтобы гражданские не мешали им «не расслабляться». Именно поэтому на планете ни на час не прекращались всевозможные учения, её давно превратили в огромный полигон. Его масштабы были под стать размеру человеческой империи.

Впрочем, штурмовикам сейчас было не до красот космоса. Да и, если честно, даже возникни у них некая эстетическая потребность в красотах, она бы неминуемо натолкнулась на банальное отсутствие на десантных палубах смотровых иллюминаторов. Только электроника могла бы помочь запертым в многометровой броне людям приобщиться к величию космического пространства. Но и она была не всесильна, да и доступ к ней ещё нужно получить. Тот же лейтенант Раймон Ванга такой доступ имел, вот только это его нисколько не волновало. Были куда более серьёзные проблемы. Так, как раз сейчас лейтенант держал свой первый бой с вышестоящим командованием. Зачем-то командование решило выбросить штурмовиков в десантных капсулах. Само по себе это решение не казалось бессмысленным, в нём даже угадывалась некая образовательная ценность, если бы не одно «но». Собственно, причина конфликта была порождена не столько проблемами, сколько молодостью лейтенанта. Ванга ещё просто не знал, что в военных решениях почти всегда есть эти пресловутые, непонятные посторонним «но», поэтому и принимал их так близко к сердцу. Вот скажите на милость, зачем вместе с бойцами сбрасывать дорогостоящую спецтехнику?!

– Лэр старший командор, нельзя бросать в капсулах технику! В этом нет смысла! – лейтенанта аж трясло от возмущения.

– Для военного смысл не имеет значения, лэр. Главное – приказ. Смысл, лэр лейтенант, для вас состоит в выполнении приказа.

– Но это всего лишь учения, лэр!

– Вы так переживаете за эти железки?

– Конечно! Я в них столько нервов и сил вложил! Что мне дадут, если они разобьются при посадке? Опять погремушку?!

– Вы так не доверяете имперским конструкторам? Наше оружие очень надёжное.

– Конструкторы делают ровно то, что отражено в техническом задании. В задании не было пункта о выброске установки силового барьера в десантной капсуле, их должны доставлять на флаере, уже после закрепления группы на местности.

– Вы оспариваете целесообразность приказа? Для этого должны быть веские основания. По спецификации установка может выдержать жёсткую транспортировку.

– ТРАНСПОРТИРОВКУ, лэр старший командор, но не удар о землю со скоростью падающего астероида! Там нет компенсаторов, она в погремушку превратится, больше её ни к чему не приспособишь!

– Компенсаторы есть в капсуле, – упрямо гнул свою линию старший офицер.

– Ладно, транспортёры, они хотя бы помогут личному составу при отклонении капсулы от зоны высадки. Но вероятность повреждения установки составляет 50 процентов! В боевой миссии это имеет смысл, но зачем гробить технику на учениях?!

– Далась вам эта установка, лэр, – немного спокойнее ответил собеседник. – В общем, высказались, и ладно; вы офицер – вам положено думать. Надеюсь, на учениях вам это пригодится, главное о приказе не забывайте, – старший офицер перевёл взгляд на замершего рядом с Вангой командира. – Как у вас с личным составом?

– Мои бойцы готовы, – высший лейтенант Марьяно всё время перепалки хранил поистине философское спокойствие, да и сейчас предпочёл ответить предельно кратко.

– Отлично. Потрудитесь подготовить роту к высадке к 18.30 – пойдёте сразу за ротой Арнольда Грэя.

– Слушаюсь, лэр! Разрешите приступать?

– Приступайте. Вы свободны, лэры.

В коридоре высший лейтенант придержал своего подчинённого за рукав полевой формы.

– Зачем нарываетесь, лэр? Вас выслушали только потому, что вы в самом низшем звании и на самой низшей должности для офицера.

– Нужно головой думать, лэр. Наша задача – эффективно защищать Империю, а не в солдатиков играть.

– Ну вот и подумайте. Например, о том, где вы возьмёте пусковую установку для своего спутника. Не находите, что в этом свете такая высадка – подарок судьбы?

– Вы хотите сказать…

– Именно, лэр, именно.

Спустя четверть часа обычно спокойные десантные палубы превратились в кишащий подвижной сталью муравейник: сюда из ангаров консервации спешно перебрасывали транспортёры и спецтехнику. Кладовщики и технари сноровисто выколупывали аппараты из магнитных и механических захватов, грузили на специальные транспортные гравитационные дрожки и отправляли дальше, где их принимали адресаты. Над кладовщиками и техниками нависали водители и им сочувствующие бойцы, настоятельно требовавшие щепетильного отношения к военным игрушкам. Те воспринимали подобную опеку крайне болезненно, но штурмовиков это волновало мало. За каждую вмятину и царапину на аппаратах такие же вмятины и царапины тут же появлялись на шкурах техников. Ведь водителям не хотелось потом ремонтировать, красить или выправлять повреждённые кузова, а именно такой приказ последует после осмотра техники офицерами. Вот и старались они в поте лица, ибо куда проще для штурмовика набить морду виновному лицу, то есть поработать руками, чем потом работать головой и специальным инструментом.

По прибытии на десантную палубу аппараты тут же расхватывали хозяева и спешили упаковать в десантные капсулы, до того мерно спавшие в ложементах. Здесь уже была вотчина офицеров, посему царил идеальный порядок. Участки палубы со скоплениями ложементов были чётко распределены между подразделениями, и каждый такой участок сейчас заполнялся боевой техникой и людьми в броне. Словно соты гигантского улья капсулы в ложементах наполнялись и герметизировались, наполнялись и герметизировались, наполнялись и герметизировались…

Единственным выбивающимся из общей системы элементом оказался непонятный контейнер. Он ещё в ангаре раскололся на две половинки, и оттуда, прямо на гравитационную ленту, вывалился испещрённый антеннами и раструбами маневровых двигателей аппарат. По прибытии на палубу он некоторое время бился о металлический ограничитель ленты, пока не был скинут на пол прибывшим следом транспортёром. Только по завершении погрузки о нём «вспомнили» хозяева, что очевидным образом не прибавило аппарату сохранности. Всё это время его откидывали прочь гравитационные опоры транспортёров, пинали закованные в скилы ноги, материли и костерили на чём свет стоит.

– Ты смотри, он же почти цел! – не удержал возгласа Феромон, отряженный с напарником доставить аппарат на участок лейтенанта Раймона Ванги.

– Да ладно! – не поверил напарник.

– Вон, только раструб один погнулся, да пара антенных гнёзд пустует.

Бойцы были недовольны. Но их недовольство поблекло перед недовольством старшины, когда тот увидел это чудо техники, надёжно закреплённым в захватах капсулы.

– Что за нах..? – поинтересовался он у ответственного за установку старшего рядового Странтора.

– Всё в целости и сохранности, лэр лейтенант! Захваты установлены, работоспособность проверена! – отрапортовался солдат.

– Я вижу, лэр. Вам же было сказано: кинуть в капсулу.

– Но лэр лейтенант, положено же крепить…

– Что положено, на то положено. Вас что, рядовой Кулаков не научил ещё армейским истинам? Живо гасите захваты.

– Но лэр…

– Выполнять, рядовой, – коротко отрубил Ванга, отворачиваясь. Ему очень не хотелось отдавать приказ лично, но солдат оказался слишком щепетильным. Только бойцы с высшим образованием обычно страдали подобным, и зачастую это даже было полезно, но только не в этот раз.

Лейтенант огляделся по сторонам. Погрузка уже заканчивалась, необычный агрегат третьего взвода грузился одним из последних. Десантная палуба в боевой готовности создавала впечатление гигантского инкубатора, в котором ячейки с успехом заменяли ложементы, а куриные яйца – замершие наизготовку десантные капсулы. И очень скоро всё это личное подсобное хозяйство должно полететь, причём не дожидаясь появления птенцов.

Раймон Ванга поспешил занять место в капсуле. Вместе с ним в тесном помещении приютились ещё пятеро бойцов третьего взвода. Лейтенант проверил работу систем жизнеобеспечения скифов своих подопечных. Как и следовало ожидать, трое из них уже спали крепким молодецким сном, и лишь пара бойцов никак не могла успокоиться. Контраст между спящими и откровенно паникующими солдатами был столь велик, что лейтенанта невольно потянуло на философствования.

Сколько месяцев или лет должно пройти, пока новички научатся вот так же, стоически, переносить трудности? Солдат должен каждый свободный миг тратить на отдых, но это приходит только с опытом, этому не обучишь. Сколько всего должно для этого поменяться в мировоззрении бойца, сколько он должен испытать на своей шкуре, сколько – пропустить через свою душу. Душу… Такую незначительную в масштабах огромного организма, коим представала со стороны военная машина, и такую важную для самого крошечного винтика. Сколько всего происходит внутри солдата, что остаётся незаметным стороннему наблюдателю? Да не какого-то одного, но каждого из миллионов бойцов империи.

А ведь всё время службы он неизменно зажат под спудом уставов и опеки старших товарищей или офицеров. Каждый военный, так или иначе, зажат вышестоящими по социальной лестнице, словно гигантскими пассатижами. Корчится в тисках социального механизма, извивается, барахтается, чтобы через какое-то время замереть, смирившись. Внешне смирившись – додавленный до нужной кондиции. Ну а как оно происходит внутри?

Лейтенант не был бездушной скотиной, но он не был и слюнявым гражданским. Его интересовал только результат, от всего остального приходилось отвлекаться. Он даже знал специальное слово в научном лексиконе, наиболее полно описывающее это состояние: абстрагирование. Вроде бы и есть этот пресловутый внутренний мир солдата, но он неважен для задачи, важно её выполнение, поэтому внутренний мир воспринимается лишь как возможное препятствие, как досадная шероховатость, о которую может споткнуться выверенное и продуманное решение. Иерархия помогает не спотыкаться, потому что у обточенных и отшлифованных ею военных просто не за что зацепиться.

Десантирование, между тем, набирало обороты. Гигантский барабан, которым, по сути, являлась палуба с ложементами, начал своё неторопливое вращение. Вот в обшивке палубы протаял огромный люк, и первая сотня капсул скрывается в его обширном зеве. В самой дальней точке титанического барабана квадраты ложементов скинули яйцевидные капсулы в открытый космос, и те продолжили равномерное и прямолинейное движение, воспроизводя ускорение породившего их корабля. Поворот механизма, и на место первого квадрата приходит второй, третий… А вот и с другой стороны палубы начинают медленно выползать из пола пустые ложементы, выбросившие свой такой забавный и такой смертоносный груз.

Когда десантная палуба пришла в движение, лейтенант Раймон Ванга уже спал. Ему не мешали отголоски перегрузок, не волновали перепады давления, не беспокоил яркий, слепящий свет восходящего светила. И уж тем более его не могли побеспокоить всякие ненужные треволнения. Он был опытным солдатом. Тески армейской иерархии уже давно обтесали его естество, и даже внутренний мир офицера давно стал таким же гладким, как его внешние проявления.

Вереницы десантных капсул горящими каплями врезались в верхние слои атмосферы. Планета давила их воздухом, жгла, слепила, но безразличный металл, и столь же безразличные люди внутри него, были слепы и глухи ко всем ухищрениям матери-природы. Спустя без малого два часа на землю рукотворным дождём пролился град раскалённого металла. Капсулы падали, вспарывали сухую почву, чтобы спустя мгновение замереть и раскрыть ромашки выпускных мембран. Из первой капсулы выпрыгнул закованный в силовую броню боец. Его тяжёлый ботинок попал аккурат на головку маленькой ящерки, в мгновение ока превращая её в кисель, в слизь. Так на очередную планету вселенной в очередной раз ступил человек.

До того спокойный эфир вмиг взорвался залпами команд. Старшины и офицеры спешили увести бойцов и технику подальше от зоны высадки, чтобы уложиться в норматив и не попасть под воображаемый огонь противника, который, почему-то, обязательно должен накрыть территорию с капсулами в строго отведённое ему время – по прошествии пяти минут поле высадки. И военные имели все шансы уложиться в этот норматив! Ведь, в отличие от парашютов, капсулы не могли запутаться в кронах деревьев, в проводах и прочих особенностях рельефа местности. При посадке они просто уничтожали любой рельеф, даже горы не были для них помехой.

Перед внутренним взором лейтенанта Раймона Ванги вдруг возник образ врага, зажатого в пятиминутный интервал. Почему-то он представлялся старшине контр-адмиралом, настойчиво меряющим шагами походную палатку. Грузный военный то и дело останавливался, чтобы заглянуть в старомодные часы на запястье. «Вот сейчас они как раз оттаскивают капсулы из зоны высадки, – думал офицер. – Вот сейчас бы по ним и ударить! Но нельзя. Будь прокляты эти пять минут! Кто их придумал? Кто, я вас спрашиваю?!»

За стенами палатки развернулся для удара огромный артиллерийский кулак. Неизменно прямоугольные системы залпового огня напирали на блины плазмомётов, в блиндажах нервно сидели готовые к залпу артиллеристы. Десятки рук замерли над джойстиками систем наведения, тряслись от напряжения, потели. Проще всего было расчётам ручных метателей, подобным миномётам прошлого: их бойцы хотя бы могли спокойно курить и переругиваться, от них не требовалось такой скорости, как от операторов передвижных установок. Ведь операторов будут потом оценивать по скорости реакции на приказ, то есть по времени, которое пройдёт с момента отдачи приказа: «Огонь!», и до момента наведения на цель и залпа.

Время тянулось, подобно патоке. Адмирал чётко знал квадрат высадки, его так и подмывало отдать вожделенную команду. Его бойцы примерно представляли себе этот квадрат, ибо в армии сложно что-то оставить в секрете от самих вездесущих военных. И их тоже так и подмывало дать залп с опережением. В последнюю очередь они при этом думали о жизнях штурмовиков. Главное – сдать зачёт, остальное неважно.

Лейтенант был смелым человеком, но его невольно пробрала дрожь от созерцания развёрнутой для удара мощи, которой управляли совсем не железные люди. Эта слепая сила имела глаза в виде простых людей, солдат, которые не обладали стальными нервами. Один срыв, одна вспышка паники, и штурмовиков сотрёт в порошок. Никакие персональные системы защиты не спасут от удара специально разработанной для их преодоления артиллерии…

В чём причина такого состояния артиллеристов? Во всё тех же пресловутых пяти минутах, отведённых на высадку. Ну не знали бы они, сколько им ещё ждать, и не было бы никакой нервотрёпки. Шарахнули бы по готовности, и всё, а так их удар будут потом разбирать в деталях проверяющие, смотреть, насколько вовремя они его нанесли. И не дай бог чуть запоздать! На войне они бы просто били по десанту на протяжении всей его высадки – при условии, что вовремя бы его засекли. А могли и вообще не ударить, и голова бы не болела. Пусть разведка отчитывается, почему, да как. Учения были для всех родов войск ещё той подлянкой, потому что проверяющие всегда доподлинно знали, где и за что спрашивать. Да и где, кроме учений, есть эти самые треклятые проверяющие?! На войне их точно нет. Там только враг, а он ещё может и не добраться до позиций артиллеристов, чтобы проверить их готовность к бою.

Раймон Ванга тряхнул головой, отгоняя такое реалистичное, а оттого особенно вредное сейчас наваждение. Штурмовая рота высшего лейтенанта Марьяно занимала позицию под близлежащим пригорком. Транспортёры сгружали уже вторую партию спасённых из-под огня неприятеля капсул, теперь из них предстояло соорудить оборонительную позицию. Более опытные в этом деле старожилы вовсю гоняли молодых, в тщетной попытке сходу привить им навыки возведения временного защитного купола. Даже предельная простота конструкции не помогала. Всего-то и требовалось, что соединить друг с другом торцы полностью раскрывшихся до состояния ленты капсул. Вот только захваты не были рассчитаны на работу в силовых перчатках скила, но даже их снятие не решало проблемы, ибо для соединения бронированных пластин требовалась сила сервоприводов брони. Получался замкнутый круг, выход из которого был, но требовалась нешуточная слаженность работы бойца в скиле и без него. А штурмовиков этому не учили. Ведь они же штурмовики, а не строители какие-нибудь!

По мере того, как истаивали отведённые на развёртывание пять минут, градус накачек всё усиливался. Лейтенанты вынуждены были сами включиться в работу, буде они уже не один десяток раз проходили через этот круг ада в бытность курсантами. Это помогло, и налёт вражеской артиллерии штурмовики встретили во всеоружии, то есть зарывшись в землю и развернув защитные купола.

Бог войны возвестил о своём появлении на поле брани раскатами взрывов и глухой встряской земли. Все системы слежения вмиг ослепли от бесконечной череды ярчайших вспышек, чудовищного теплового излучения и вездесущего дыма. Плотные щели между бронеплит не смогли сдержать потёки металла и тонкие струйки разогретой плазмы, настойчиво точащей стены убежища. Со стороны холма натекла целая лужа; она дышала жаром и словно бы олицетворяла собой апокалипсис. Штурмовики интуитивно вжались в землю, они даже сквозь броню купола ощущали ад, царящий снаружи. Бог войны не предупреждал, не было одиночных пристрелочных выстрелов, артиллерия единомоментно накрыла весь квадрат, и столь же единомоментно отступила, получив своё.

Итоги налёта были обнадёживающими: купол худо-бедно, но развёрнут, раненых и убитых нет, явных потерь среди вверенной техники не наблюдалось. В результате рота Марьяно по итогам высадки получила зачёт, а её бойцы отделались лёгким испугом. Но далеко не все штурмовые подразделения могли похвастаться подобным итогом. Артиллеристы зверствовали по полной, зарабатывая свой собственный зачёт, который упорно не желал коррелировать с зачётом штурмовиков. Так что сразу после завершения страшной канонады эфир снова взорвался, на этот раз криками и матюками, среди которых еле-еле угадывались отрывочные команды.

Дальше происходящее распалось на отрывочные эпизоды. Вот старший лейтенант Дерано вовсю костерит водителя, машина которого получила при десантировании лёгкое повреждение обшивки. Словно он лично был виноват в случившемся! А вот у лейтенанта Ванги ситуация выглядит с точность до «наоборот». Двое бойцов притащили какие-то оплавленные запчасти, и скинули их под ноги старшины со словами: «Всё, хана спутнику, лэр лейтенант», – но вместо тумаков или хотя бы накачки получили от старшины скупую похвалу: «Молодцы, бойцы, так держать!» Эмком первого взвода в недоумении переводил взгляд с одного лейтенанта на другого. Вот один. Он едва ли не избивает своего водителя. И вот второй. Он как раз по-отечески похлопывает по плечу штурмовика. У обоих одна беда: повреждение техники при высадке. От всего этого ощутимо веяло сюрреализмом, но эмком только пожал плечами. Нет, он не знал, что такое «сюрреализм», просто привык на флоте сначала получать приказ копать от забора и до обеда, а затем, после обеда, закапывать обратно.

Чуть поодаль приземлился флаер с установками силового барьера, и возле него тут же вскипела подлинная свалка водителей и операторов, никак не могущих поделить выходящую технику. Только вмешательство высших лейтенантов Марьяно и Грэя несколько разрядило обстановку, да и то лишь потому, что за их плечами угрюмо стояло по десятку штурмовиков. Пока бойцы оттесняли шумную ватагу, лейтенанты обменялись любезностями, выбрали себе по жребию по паре установок и, довольные собой и друг другом, отправились в расположения.

Но вот хлопоты позади, взводы построились в походные колонны и направились к точке сбора. Им предстояло разворачивать полноценный временный лагерь, остатки же десантных капсул были брошены на попечение инженерного подразделения. Теперь годные будут отобраны и отправлены в войска для продолжения службы, а пострадавшие – отправятся на списание. Гражданские очень любили эти военные игрушки, даже сильно потрёпанными: из них получались отличные заборы.

Неожиданно в походной колонне произошёл затор. Три гравитранспортёра вдруг, ни с того, ни с сего, построились треугольником, заперев своими продолговатыми тушами установку силового барьера. Мгновение, и над треугольником замерцал сам силовой купол. А ещё через мгновение тройка штурмовиков через открывшиеся мембраны помчалась к ближайшим кустам.

– Лэр старший лейтенант, что они делают?! – полным недоумения голосом вопросил своего взводного один из бойцов Грэя. Их транспортёр как раз ехал следом, так что пришлось огибать силовой купол, что не добавило и так кипящим после высадки штурмовикам добродушия.

– Насколько я могу судить, солдаты решили остановиться посрать… по нужде, – куда спокойней прокомментировал взводный.

– Да нет, лэр, я это и сам вижу. Зачем они так поставили машины?

– Как поставили?

– Словно разворачивают позицию.

– Всё просто, рядовой. Они имитируют развёртывание позиции, чтобы солдаты могли сходить пос… по нужде. Хватит ржать, рядовой! Вы забыли, что такое субординация?!

– Никак нет, лэр старший лейтенант!

– Вольно, рядовой. Они всё делают правильно. И вам так нужно делать, если захотите куда-нибудь… посрать. Это поможет выжить в случае неожиданной атаки на неподвижные транспортёры, даст время на развёртывание дронов.

Лейтенанта слышали и другие бойцы, поэтому тройку возвращающихся от кустов довольных штурмовиков провожали уже куда более спокойные взгляды. В них даже толика уважения промелькнула… на самом дне. Третий взвод стремительно набирал очки репутации, что, как оказалось, возможно и в таком нехитром деле, как сходить пос… по нужде.

Развёртывание

Развёртывание временного лагеря, как несложно догадаться, началось с очередной выволочки. Бойцы только-только развернули силовые барьеры, только-только выгрузили палатки и изготовились к их установке, когда рядовому Кулакову и эмкому Энрике вдруг захотелось по нужде. Они отошли за ближайшие кусты, и вот тут-то их и настигло начальственное око старшего лейтенанта Кларка Дерано.

– Вам известно, лэры, что армии прошлого часто демаскировали себя отвратительным зловонием вокруг временного лагеря? Потрудитесь вернуться в лагерь, – Кларк Дерано возник над солдатами в самый ответственный момент, заставив бойцов вздрогнуть и прервать вожделенный процесс в самом начале.

– Но лэр старший лейтенант, где нам срать-то тогда?

– И это меня спрашиваете вы, лэр эмком? Где положено справлять нужду на планетарном выходе по уставу?

– В специально отведённых для этого местах, оборудованных биотуалетами.

– Молодец, эмком! Какое у Вас отличное знание флотских уставов! Так чего же Вы тут делаете? Никак что-то попутали?

– Никак нет, лэр старший лейтенант, не попутал. Нету специально оборудованного места.

– Так оборудуйте!

– Но биотуалеты ещё не доставили!

– Значит, терпите, – пожал плечами офицер, а затем гаркнул во всю глотку. – Выполнять!

Обескураженные бойцы привычно сорвались на бег в направлении временного лагеря. Они влились в рой товарищей, занятых установкой палаток, бросили им пару слов, и всё вроде бы успокоилось. Лагерь постепенно обретал обжитый, человеческий вид. Правда «человеческий» в представлении военных, но всё же… Сначала на ветру затрепетали бока сливающихся с местностью палаток, затем к небу взметнулся праздничный шатёр солдатской столовой, а рядом примостился такой же, но поменьше, для офицеров. Что-то в облике этих поистине храмовых для солдата сооружений навело личный состав на правильные мысли, и очень скоро в разные стороны от лагеря рвануло по две группы желающий сходить по нужде. Офицеры не дремали, все бойцы были пойманы на месте преступления и отправлены восвояси. Это стало последней каплей, переполнившей чашу солдатского терпения, в лагере ощутимо запахло грозой.

Солдатский бунт начался с вполне безобидной попытки офицеров установить штабную палатку. Сначала на эту задачу было отряжено двое бойцов. Солдаты изо всех сил принялись скакать по площадке, имитируя оживлённую деятельность. Спустя четверть часа выяснилось, что они просто не знают, как именно нужно ставить палатку. Пришлось лейтенанту Раймону Ванге доходчиво объяснять нюансы процесса. Солдаты выдержали все «образовательные» процедуры, даже прыжки из положения «на корточках», с контрольным хлопком ладонями в воздухе выполнили. Снова приступили к установке, но спустя какое-то время оказалось, что они забыли, как правильно прилаживать на грунт ММЖ14. Опять лейтенанту пришлось доходчиво объяснять бойцам азы военно-полевой науки. Наконец, колья были установлены, но палатка встала поразительно криво, пришлось всё разбирать и начинать заново.

К концу второго часа лейтенанта уже трясло. Он принял единственно верное, как ему казалось, решение и привлёк к установке ещё пару солдат, отловленных в непосредственной близости от площадки. Четверо бойцов, как казалось лейтенанту, вполне справятся с установкой, даже не имея необходимых навыков. Но не тут-то было! Они путались, выполняли не свои команды, то и дело поскальзывались, заваливали свой уже установленный сегмент, и делали ещё массу всего, что может делать гражданский, но никак не опытный боец штурмовой роты. Тогда лейтенант пошёл на невиданные доселе меры: он собрал десять человек бойцов, вручил каждому по колышку, присвоил каждому бойцу порядковый номер и приказал втыкать свой кол только по команде. Ванга был уверен, что если каждый колышек обретёт своего «хозяина», всё сразу встанет на свои места и сведётся к правильному алгоритму команд. Тем самым полностью отпадёт человеческий фактор, а в себе лейтенант был уверен: он отдаст правильные команды. Наивный! Его проблемы только начинались. Такого разброда, каковой последовал за безобидным и в целом разумным решением, молодой офицер не видел ещё никогда в жизни. Теперь бойцы падали целыми пачками, увлекая за собой целые сегменты уже установленной палатки. И ведь пока он стоял у них над ухом, всё шло просто отлично! Но офицер не мог оказаться рядом с каждым из десяти солдат просто физически, даже видеть их всех одновременно не мог из-за палаточного тента. Стоило же лейтенанту отбежать к месту ЧП, как за его спиной, где ещё секунду назад всё шло просто замечательно, случалось своё ЧП. Ванга бегал вокруг палатки, словно ужаленный. Он уже не воспитывал, а просто бил за любой косяк, но помогало это слабо. Злой, как чёрт, мокрый, как мышь, офицер метнулся за помощью к старшим – к высшему лейтенанту Марьяно.

Марьяно нашёлся на пригорке, что так удобно возвышался над местом развёртывания временного лагеря. Командир был хмур и безрадостен. Таким же был и старший лейтенант Дерано, оказавшийся тут же, на пригорке. Старшие товарищи выслушали молодого старшину, даже участливо покивали его горю, а потом высший лейтенант простёр свою руку в сторону площадки с техникой. Там, вместо натянутой по маркерам маскировочной сети, красовалось нечто, не могущее присниться даже в страшном сне. Кривое, косое, с дырами и подпалинами, словно рота только что держала ожесточённый бой. Дальнейших объяснений не требовалось: у старших товарищей были те же самые проблемы.

– Что происходит, лэр? – Ванга терялся в догадках.

– Всё просто, лейтенант. Это называется бунт. Они бунтуют, потому что нет биотуалетов. Договорились халтурить, что бы с ними ни делали, и теперь терпят и халтурят.

– Что же делать?

– Ждать, – по-философски пожал плечами командир. – Или осёл сдохнет, или султан. – На недоумённый взгляд старшины Марьяно пояснил. – Или туалеты завезут, или найдётся какое-то временное решение.

– А если провести переговоры?

– Не положено. Проявим слабину, потом будет только хуже.

И лейтенант принялся ждать. Вернулся к площадке с в очередной раз поваленной штабной палаткой, построил бойцов и в сердцах возобновил воспитательные процедуры. Так ждать было гораздо сподручней: и солдаты заняты, и сам вроде бы не скучаешь без дела. А потом Ванга увидел, как к пригорку с высшим лейтенантом направляются двое. Эмкомы первого и третьего взводов. Лейтенант оставил своих бойцов отжиматься, а сам поспешил на пригорок: там должно было развернуться самое интересное действо.

– Лэр высший лейтенант, что-то работа не ладится, – эмком Энрике стоял перед Марьяно навытяжку. Тут же объявился и Дерано, с не меньшим любопытством ожидавший дальнейшего развития событий. Они стали с Вангой плечо к плечу, готовые выполнить любой приказ командира.

– Так наладьте, лэр эмком, – коротко ответствовал Марьяно.

– Без сортиров никак, лэр. Люди не могут работать.

– Вы отказываетесь подчиняться приказу?

– Нет. Но работа не ладится, – гнул свою линию Энрике.

Высший лейтенант Марьяно задумался. Он не хуже солдат понимал всю абсурдность ситуации, но приказ – есть приказ. Пришлось выходить на связь с командованием. Там жалобу на отсутствие сортиров подняли на смех, заявив, что у них тут целая планета, ещё не загаженная цивилизацией. Очень тонко подметили – с какой стороны ни посмотри. Но офицер прекрасно знал цену этим философствованиям: первая же проверка, наступив в солдатскую кучу, тут же забудет про высокие материи и незамедлительно обратится к уставу. Офицеры переглянулись, эмкомы переглянулись; переговоры явно затягивались. И тут в переговоры вмешался новый фактор. От солдатской массы, что всё это время упорно делала вид ударной работы, отделилась одинокая фигурка и решительно зашагала к переговорщикам.

– Лэр высший лейтенант, разрешите обратиться, – коротко отчеканил рядовой Кулаков.

– Разрешаю, лэр. Что там у вас ещё случилось? – Марьяно ничего хорошего от этого нового эпизода не ждал.

– Что, сортиров не будет?

– На мой запрос командование не отвечает, лэр рядовой. Положено обеспечить, значит обеспечат, – высший лейтенант проявлял просто чудеса выдержки.

– У меня в деревне не было биотуалетов, – припечатал солдат.

– Значит, было много деревьев и кустов? – пошутил офицер.

– Сложно доставлять биодобавки, далеко от цивилизации, – Кулак не воспринял шутку, он продолжал гнуть своё. – Мы приспособились без них. Рыли глубокие ямы метра полтора в ширину, а сверху стелили брёвна. Оставляли только маленькую дырочку в центре. Получался самодельный сортир. Потом яму с отходами закапывали, и рыли новую.

Офицеры переглянулись, высший лейтенант кивнул.

– Бойцы, слушай новую задачу!..

Выгребные ямы рыли только добровольцы, каковых оказалось более чем достаточно. Наблюдавшее за работой око белого солнца млело от восторга: планета Лелея ещё не видела такого самоотверженного труда. Ведь солдаты работали для себя, то есть с таким же энтузиазмом и энергией, каковые обычно проявляли во время развлечений и всевозможных коллективных нарушений уставной дисциплины. Офицеры не преминули воспользоваться подъёмом солдатского морального духа, и в считанные минуты поставили многострадальную штабную палатку и заново натянули маскировочную сеть. Временный лагерь оживал на глазах.

После установки палаток офицеры перешли к размещению техники. Временное жилище каждого взвода окружили треугольники транспортёров с установкой силового барьера в одной из вершин. Один из взводов Арнольда Грея упёр свою установку аккурат в штабную палатку, а палатка самих бойцов взвода теперь сообщалась со штабной, подобно песочным часам. Взвод автоматически получил статус офицерской охраны, ему предстояло нести бессрочный наряд по штабу со всеми вытекающими. Единственными незащищёнными объектами оказались столовые, но они не были стратегически важными объектами, посему их потеря для штурмовиков не была критичной. Собственно, с точки зрения банальной организации питания, можно было обойтись вообще без них, ведь основу рациона составляла витаминизированная смесь для пищевых синтезаторов. Столовые являли собой нечто вроде клубов – солдатского и офицерского. Здесь уставшие бойцы могли попить чая или специального витаминизированного напитка, поговорить «за жизнь», накропать и отправить письмо «на родину», сыграть партию на тренажёрах по тактике15. Офицеры у себя в клубе занимались примерно тем же, только им ещё и позволялось распивать спиртные напитки.

Работы были завершены задолго до отбоя, так что у солдат появилось условно свободное время. Штурмовики не преминули им воспользоваться с максимальной, как они полагали, пользой. Именно на этой волне в расположение третьего взвода ввалился Марек Энтро, в просторечии просто Ртуть. Весь он был, словно прообраз клички – подвижный, одухотворённый, с горящими глазами; даже перемещался прыжками, как и положено шарику алого металла.

– Феромон, бродяга, где тебя опять носит! Дело есть, – накинулся парень на дрыхнущего в углу ещё одного шустрого бойца.

Между старожилами завязался разговор, и Ртути удалось передать часть своей энергии товарищу. Эрик Фермон подскочил, тут же сорвавшись в кипучую деятельность. И энергия Ртути начала стремительно распространяться по палатке; короткое соприкосновение очередного активного бойца с бойцом пассивным подбрасывало последнего в воздух, заставляло двигаться и шевелиться – ни дать, ни взять, броунское движение в чистом виде, только вместо заряженных частиц в нём участвовали не менее заряженные штурмовики.

Кто-то облачался в силовую броню, кто-то сдвигал прочь синтетический пол, стремясь добраться до голой земли, кто-то натаскивал в помещение всё новые и новые инструменты, оружие, боеприпасы… Только рядовой Кулаков посапывал в углу: попытка его разбудить закончилась выбитым зубом у одного, и заплывшим глазом – у другого; старожил даже во сне не изменял своей манере сначала бить, а затем уже разбираться в происходящем. Только когда в манипуляторах кибера-рабочего пискляво зашипел лазерный резак, и по палатке разнёсся звук выбрасываемой из ямы каменистой земли, бойца проняло. Он подхватился, сел, недоумённо огляделся по сторонам. Его взгляд упал на товарищей в силовой броне и с полным боекомплектом, как раз проталкивающихся мимо куч земли к выходу из палатки.

– Вы это куда? – недоумённо вопрошал старожил.

– Свиней отжимать, – коротко ответили ему, покидая помещение.

Это в высшей степени странное для непосвящённого изречение нашло в сознании Кулака неожиданный отклик. Губы бойца расплылись в улыбке предвкушения.

– Ну, давайте, давайте. Если что, зовите – поддержу огнём.

Последние пару часов Раймон Ванга пытался привести в порядок сильно расстроенные высадкой чувства. До этого момента он думал, что знает об армии абсолютно всё, но произошедшее в последние часы перетряхнуло всё его мироощущение. И вот теперь, в компании большинства офицеров обеих рот, он предавался возлияниям в офицерской столовой.

Вообще, столовая внутри больше напоминала банкетный зал какого-нибудь фешенебельного заведения. Еда и закуски разложены на большом столе в форме подковы, в самом центре обширного помещения. Вдоль стен примостились многочисленные диванчики и креслица, небольшие журнальные столики. Свет в помещении притушен, основное освещение дают небольшие устройства над группами мебели. Даже пол больше всего напоминает богатое ковровое покрытие. Да, почти вся мебель силовая, разворачиваемая из специальных портативных блоков. Да, покрытие стен и пола лишь имитирует роскошь, на самом деле оно – на сто процентов синтетическое, а потрясающая фактура ткани – не более чем обман зрения, при прикосновении никакой роскоши не остаётся и в помине. Так, обычная плотная синтетическая ткань, типа брезента. И всё же, это была именно ткань. В по-настоящему дешёвых заведениях вместо имитационных тканей используют голограммы. Командование до подобного не опускалось: наверное потому, что само и пользовалось плодами своих решений.

В одном из таких силовых кресел и устроился молодой старшина. Он сидел, вперившись взглядом в стену палатки, и сторонний наблюдатель мог бы даже подумать, что молодой человек любуется богатой фактурой ткани. На самом же деле лейтенант думал. Ему в этом очень помогал бокал имперского виски, который офицер задумчиво баюкал в руках. Маслянистая жидкость тонко реагировала на движение; она словно бы светилась изнутри, а каждое её перемещение создавало красивый глубокий всполох насыщенного янтарного цвета.

Офицер снова и снова прокручивал в голове состоявшийся с командирами разговор, оставивший столь неприятный осадок в душе. Действие происходило в только-только установленной штабной палатке. До него – да и за него, если быть до конца точным – отчёт держал высший лейтенант Марьяно, Вангу пригласили уже позже, как непосредственного виновника «торжества».

В центре помещения стоял мужчина в годах. Подтянутый, в форме со знаками отличия контр-адмирала, он внушал уважение хотя бы уже одной сединой в висках, да и взгляд имел спокойный, уверенный, хотя и несколько усталый. Конечно, это не был сам контр-адмирал, перед офицерами стояла его голограмма, но, переданная по флотским каналам связи, была безупречной. Именно так в данный момент и выглядел командующий координаторами16 на учениях.

– Докладывайте, лэр лейтенант, – командующий не стал ждать положенных формальностей, он сразу взял быка за рога.

– Спутник разведки на базе пускового комплекса ППК-М был зафиксирован в магнитных захватах при моём непосредственном участии. В момент выброски экипаж в пусковом комплексе отсутствовал. Высадка прошла штатно, без происшествий. Во время проверки вверенной моему взводу техники капсула с комплексом внешне не имела повреждений, но сам комплекс сильно пострадал. В условиях дефицита времени на закрепление на позициях, мною было принято решение оставить комплекс и сосредоточиться на развёртывании временного купола. Взвод показал посредственные навыки организации купола, офицерам пришлось участвовать в развёртывании лично. Развёртывание было завершено за пятнадцать секунд до часа «Х», возвращаться за комплексом означало потерять исправную технику и, с вероятностью шестьдесят пять процентов, часть личного состава. По завершении работы артиллерии, по моему приказу группа солдат на гравитранспортёре выдвинулась к капсуле с комплексом, но та получила несколько прямых паданий плазменным боеприпасом, удалось извлечь лишь несколько деталей из температурно-устойчивых композитных сплавов. Детали были доставлены и переданы командованию. Лейтенант Ванга доклад окончил.

– Вы оцениваете навыки своих бойцов, как «посредственные»? – адмирал нахмурился.

– В боевой части, где дислоцируется наша рота, отсутствуют десантные капсулы, мы выполняем задачи охраны стратегического объекта, высадка куда-либо не предусматривается. Как обстояло дело с первичной подготовкой, сказать не берусь, но некоторые признаки указывают на её неудовлетворительное качество. По вступлении в должность мне пришлось проводить дополнительные занятия с личным составом. Занятия выявили, что двое бойцов из взвода вообще не проходили никакой первичной подготовки.

– Не боитесь быть со мной столь откровенным, лэр лейтенант? – глаза коменданта сузились, но Ванга прекрасно видел, что всё это – лишь имитация начальственного гнева.

– Вы офицер, лэр контр-адмирал, – пожал плечами старшина. – Меня учили быть честным с командирами во всём, что касается личного состава. Мы делаем общее дело – готовим защитников Империи. Я готов отвечать за это головой. А вы, лэр?

На губах высшего офицера заиграла добрая, почти отеческая улыбка. Каждый адмирал когда-то был лейтенантом, и это обстоятельство сейчас защищало старшину похлестче лести или преклонения. Высший офицер командует средним звеном, командорами – именно они его непосредственные подчинённые. С них он и спрашивает. Поэтому к следующему уровню офицеров он неизменно относится по-отечески, они не входят в его ситуацию командования, с них он не спрашивает. Таков психологический закон командования. Ванга слышал о чём-то подобном, потому не боялся. Хотя лейтенант вообще был не робкого десятка, и бессмысленного преклонения не терпел в принципе.

– Отлично, сынок! Смотрю, в Академии по-прежнему не теряют хватку, учат не быть бессловесным стадом. Отрадно это видеть. Только скажите мне честно, лэр: ваше решение оставить комплекс было именно расчётливым, или шапкозакидательским? Откуда вы взяли эти шестьдесят пять процентов вероятности потери личного состава?

– Из учебного курса принципов работы артиллерийских систем, лэр. У меня не было времени просчитывать это на месте. Если действовал неправильно, готов понести заслуженное наказание.

– Из учебного курса? Вы так увлекаетесь артиллерией? Тогда что делаете в штурмовиках?

– Я только пару месяцев, как из Академии, лэр. Не успел ещё забыть, – очень тихо ответил Ванга. Тихо – чтобы подчеркнуть, что вовсе не гордится этим своим превосходством в знаниях перед командующим.

Пожилой офицер несколько мгновений переваривал услышанное, а потом громко расхохотался. Усталости в его глазах как не бывало.

– Хорошо сказано, лэр лейтенант! Но раз у Вас в памяти так свежи знания, почерпнутые в Академии, скажите мне тогда, что вы думаете о причинах потери дорогостоящего спутника с пусковым комплексом, – контр-адмирал особенно выделил слово «дорогостоящего».

– Магнитные захваты работали, компенсаторы работали, однако комплекс лишён штатных компенсаторов. Перед высадкой во время инструктажа у нас состоялся об этом разговор. Я так понимаю, по его итогам был откорректирован приказ на высадку, из него исключили установки силового барьера, но, по-видимому, никто не провёл аналогию с пусковыми установками спутников. Признаю, это была и моя ошибка, я должен был обратить внимание командования и на уязвимость таких комплексов.

Ответ лейтенанта заставил командующего не на шутку призадуматься. Он даже отвернулся куда-то, за область работы трансляторов, что-то уточняя. Когда адмирал вновь появился в кадре, его взгляд уже не был спокойным и раздумчивым, в нём пылало явное неудовольствие.

– Свободны, лейтенант, – коротко бросил командующий, и Раймон Ванга поспешил ретироваться. На душе у него было погано. Даже когда к замершему возле входа в палатку старшине подошёл довольный Марьяно, и хлопнул по плечу со словами: «Так держать», это не помогло. Стало только хуже.

Что же было не так? Вроде бы и установку ему выделили, и благодарность в личное дело записали, и даже итоговый балл роты за высадку подняли, но всё это не могло загасить душевные метания молодого офицера. Он поступил низко, недостойно офицера, и прекрасно знал об этом. Уж с собой-то Ванга предпочитал быть всегда предельно откровенным. Командующий проявил к нему излишнее, как казалось лейтенанту, доверие. Ну что ему стоило проверить записи с погрузки? Так нет, адмирал обратился к непосредственным участникам, за самой полной и всеобъемлющей информацией. И получил её. Враньё в обмен на доверие. Ведь комплекса не было! Да и организаторов высадки из-за этого досадного инцидента явно ожидало понижение оценочного балла. Он невольно подставил этих уважаемых офицеров, его товарищей. И из-за чего?! Из-за гибели комплекса, которого в природе не существовало! Ведь всегда оставалась 50-ти процентная вероятность, что ничего бы не пострадало в этой высадке, и всё сошло бы на тормозах. Он должен, просто обязан как-то исправить ситуацию, возможно, извиниться. Но как и перед кем? Пока же его душевные волнения разделял лишь имперский виски – вот он точно никогда и никого не подведёт, потому что не человек и не имеет своих корыстных интересов.

Но, как часто бывает в реальной жизни, все внутренние переживания быстро разбились о рутину жизни. Ведь она, эта рутина, поразительно умеет оттягивать на себя все силы и мысли человека, просто не оставляя времени на вредные и ненужные для общества самоистязания. В палатку ворвался дежуривший по лагерю эмком, и буквально бегом ринулся к столику дежурного офицера. Конечно, офицеру полагалось в это время находиться не за столиком, и даже не в столовой, но на такую мелочь на планетарном выходе никто внимания не обращал. И в самом деле, какая разница, где быть дежурному, если расстояние от офицерской столовой до штабной палатки исчисляется несколькими метрами? Это даже не офицерский коттедж в гарнизоне, куда от штаба нужно добираться целых три километра.

– Лэр дежурный офицер, на периметре местные! – доложил эмком.

– Что?! – незнакомый Ванге худой, долговязый лейтенант подскочил, словно ужаленный. – Какие местные?

Старшина вмиг подобрался, ему даже в голову не могло придти, что на этой богом забытой планете может кто-то жить. Абсурд какой-то! Тут же одни военные, причём военные в своей самой страшной ипостаси, с постоянно стреляющим оружием всевозможных форм и модификаций. Одна давешняя высадка чего стоила! Уничтожающие всё на своём пути десантные капсулы, всесокрушающий огонь установок залпового огня и одиночных метателей, вереницы единиц тяжёлой десантной техники, разрушающие гравитационными столбами транспортёров плодородную почву. Что в этом апофеозе войны делать гражданскому человеку?!

Дальнейший обмен репликами разрешил все сомнения лейтенанта. Очень даже есть что делать. Например, обслуживать войска, выращивать для военных деликатесы, держать питейные заведения, бордели и иже с ними. Одним словом, для предприимчивого человека планета-полигон – это подлинный золотой эльдорадо со стабильным спросом. Так что ангелов в нём хватало с избытком. Любопытный молодой лейтенант тут же пристроился в хвост дежурному офицеру, стремясь увидеть этих отчаянных людей своими глазами. Но картина, которой он стал свидетелем на краю лагеря, отдавала ещё большим сюрреализмом, чем сам факт обитания здесь местного населения.

Возле импровизированного КПП в виде гриба с шапкой-зонтиком стоял гравитранспортёр. Штатный транспортёр какого-то взвода. Тяжёлая грозная машина надсадно рычала турбинами. А точно напротив неё, загораживая дорогу в лагерь, замер малюсенький гражданский флаер, тихо попискивающий своими маломощными движками. Словно над безродной дворнягой неопределённой породы навис подлинный царь природы – лесной медведь. Но смелая дворняга упорно не желала уступать дорогу, несмотря на все угрозы здоровяка. Она даже умудрялась отчаянно подтявкивать.

– Вот, – показал рукой эмком на флаер. – Заехал за периметр, на требования покинуть лагерь не отзывается, на угрозу применения оружия отвечает…

– Что отвечает? – поторопил дежурный офицер.

– Нецензурной бранью, – нашёлся боец.

Молодые офицеры переглянулись и дружно зашагали к грибку КПП. Во флаере словно этого и ждали. Аппарат тут же погасил двигатели, его боковая дверь открылась, и навстречу офицерам высыпало с десяток человек. Раймон Ванга в немом обалдении наблюдал, как из малюсенькой машинки один за другим выпрыгивают всё новые и новые люди, и горохом разлетаются в стороны. Когда офицеры подошли, их уже вывалилось одиннадцать человек. Уму непостижимо, как они все умещались в аппарате с габаритами полтора на два с половиной метра!

– Лэр офицера! Наконец-то вы пришли! – от толпы местных отделился самый низкий и толстый человечек, именно он поспешил начать диалог. – Эти нехорошие дети шакала брать мой свиней! Мой отличный свиней! Я с моими дети, – толстяк сделал широкий жест, обводя остальных местных рукой, – растить их для бравых бойцов империи, а они их взять! Нехорошо!

– Что произошло, сообщите чётко и без оскорблений, – поморщился дежурный офицер.

– Так я же и говорить: эти солдаты взять моих свиней. Они ваш?

– Кто?

– Солдаты эти ваш?

Лейтенанты внимательно оглядели транспортёр, потом дежурный вопросительно посмотрел на эмкома, тот утвердительно кивнул, правильно поняв смысл вопроса.

– Да, это наши солдаты.

– Так сказать им, пусть отдадут моих свиней!

На стук по люку транспортёра из его недр ответили недовольным хрюканьем. Потом, всё-таки, дверь отворилась, и оттуда вывалился солдат в скиле. Он был огромен в этом облачении, но под взглядом лейтенанта как-то сразу весь сморщился, уменьшился в размерах.

– Какой взвод?

– Второй взвод отдельной штурмовой роты, большой десантный корабль «Адмирал флота Ильф Резникер», – доложился боец.

– Свиней отдайте, лэр, – коротко бросил офицер.

Словно дождавшись этой самой команды, из недр аппарата начали выползать свиньи – эдакие приплюснутые тазики на тонких ножках. В них не было ничего от того образа свиней, который был знаком Ванге.

– Это ваши свиньи? – поинтересовался он у местного.

– О! Моя Матильда! – обливаясь слезами, запричитал толстяк и тут же полез обниматься к самой крупной особи, шедшей первой. Свинья в ответ нежно захрюкала.

Следующие десять минут эмком, солдат в броне и оба лейтенанта с отвисшими челюстями наблюдали, как семь матёрых свиней и одиннадцать немаленьких людей трамбовались в малюсенький флаер. Игрушечная машинка поглощала их, словно какое-то мифическое животное, несмотря на малый размер, славное своим огромным аппетитом.

– Разве свиньи бывают ТАКИМИ? – поинтересовался Ванга у солдата.

– О да, лэр лейтенант, бывают, – мечтательно ответил боец. – А знаете, какие они вкусные? А если правильно пожарить? Это просто пища богов! На этой планете самые вкусные свиньи. А их сало…

– Отставить, боец. Поставите машину на штатное место и доложите своему взводному о нарушении дисциплинарного устава. Ближайшие двое суток будете дневать и ночевать под грибком, – дежурный офицер быстро оборвал излияния штурмовика. На взгляд лейтенанта, наказание было совершенно незначительным для попытки кражи у гражданского, но это не его боец, так что… дежурному видней. В глубокой задумчивости офицеры проследовали в направлении постоянного места дислокации – столовой.

– Что, попались? – вопросил у молодых лейтенантов вышедший им навстречу высший лейтенант Арнольд Грэй. На утвердительный кивок дежурного дородный мужик только головой покачал и грузно направился в сторону расположения взвода, бубня себе под нос, словно мантру. – И это штурмовики?! Даже пару свиней по-тихому умыкнуть не могут, а ещё с военной разведкой тягаться вздумали!

– Лэр, это что же, бойцы воровали свиней по вашему приказу?! – Ванга быстро догнал офицера. Его буквально трясло от возмущения.

– А, лейтенант… Вы, погляжу, что-то имеете против?

– Но ведь мы офицеры, мы не можем требовать от солдат воровать для нас!

– Так они и не для нас воруют. Вернее, не столько для нас, сколько для себя.

– И всё же…

– Да бросьте, лейтенант! Вы же сами только что получили пусковую установку. Напомнить, как именно?

– Установка нужна моему подразделению для его боеспособности, – набычился лейтенант. – А каким образом свиньи повлияют на боеспособность вашего подразделения?

– Самым прямым, лэр, самым прямым. Меня уже тошнит от пищевого синтезатора. Я не могу нормально воевать на этой дряни.

– Вам платят деньги, купите себе свинью.

– Что же вы тогда не купили пусковую установку? Ладно, лэр, этот разговор ни о чём. Скажу вам по секрету, даже если бы я не одобрил эту вылазку, они бы всё равно попёрлись, только мне бы свинины не досталось. Чувствуете разницу? Я и свинины бы поел, и авторитет у бойцов заработал, да ещё и в курсе всего, что тут происходит, был бы. Не это ли нужно настоящему командиру?

– Я подумаю над вашими словами, лэр, – лейтенант слишком растерялся, чтобы продолжать спор. Откровенность высшего лейтенанта его просто обезоружила.

– Думайте, думайте. Говорят, это даже полезно. Если что, я всегда к вашим услугам, – и высший лейтенант зашагал прочь. Ванга так и не понял, что он имел в виду в своей последней фразе: то ли готовность просветить, то ли готовность к дуэли. В конце концов он решил, что на сегодня ему точно достаточно острых ощущений, пора бы и на боковую.

Расположение взвода встретило лейтенанта уютной полутьмой. Пара осветительных приборов в центральном проходе обширной палатки были притушены и светили в самом минимальном режиме. Поэтому Ванга не сразу увидел сгрудившихся в дальнем углу солдат, а когда увидел, к нему навстречу тут же выскочил эмком. В нос шибануло острым, пряным запахом.

– Лэр лейтенант, свининки не хотите? – было первыми словами неугомонного Мэйта Энрике. Когда лейтенант вместо ответа застыл немым знаком вопроса, солдат затараторил ещё большей скороговоркой. – Представляете, лэр, эти олухи из второй роты попёрлись на ферму в транспортёре! Словно к себе домой! Но вы нас не зря учили скрытному перемещению. Пока они грузили целое стадо самых отборных свиней, а потом улепётывали от местных, мы по-тихому взяли пару самых маленьких и неказистых. Теперь мы на весь выход обеспечены свежим мясом.

Старшина с отвисшей челюстью наблюдал, как эмком отодвигает синтетическую ткань пола, поднимает настил и тычет рукой куда-то под пол, в самые недра земли. Ванга подошёл ближе. Вниз уходил длинный лаз, его глубина плохо просматривалась из-за царящей внизу тьмы. Офицер поднял глаза на эмкома, его взгляд невольно соскользнул на сгрудившихся в углу солдат.

– Добрый вечер, лэр Ванга. Давайте к нам, – из солдатского кружка молодому офицеру помахал номинальный командир третьего взвода, лейтенант Гран. Сразу стала понятна причина такой поразительной откровенности эмкома: то, что знает один офицер, знает и другой. Ему ничего не оставалось, как подсесть в потеснившийся кружок подчинённых.

Раймон ещё раз оглядел своих подопечных. Его сразу поразила удивительная атмосфера поистине домашнего уюта, которую умудрились создать в палатке бойцы всего лишь за один вечер. Везде армейский порядок, полевые кровати разложены, их синтетические покрытия, имитирующие на ощупь шёлк, благоухают озоном от недавней чистки и дезинфекции; штатные системы безопасности развёрнуты, о чём сигнализирует вереница зелёных огоньков на центральном столбе палатки; даже уголок, где разместились отдыхающие бойцы, буквально излучает удобство, манит уютом свежих очищенных матрасов с лишних кроватей. Последнее настойчиво будило в лейтенанте ассоциацию с древней земной Японией, или колониями с земными восточными корнями.

Мясо бойцы жарили не на каком-нибудь вонючем и чадящем устройстве, а в обширных недрах рабочего кибера. Его недра были вскрыты чей-то умелой рукой, в которой офицер не без оснований заподозрил рядового Странтора. Лишние сейчас системы были извлечены, взгляду открывалось обширное овальное отверстие, откуда ощутимо веяло жаром, а на морде-мониторе аппарата настойчиво горел сигнал перегрева. Именно там жарилось мясо. Но дыма или чада не было. Умная железка, тонко реагируя на перегрев одной из внутренних систем, послушно отводила перегретый воздух через специальную систему трубок, помогая себе специально запущенным по такому случаю вентилятором. Мало того, что импровизированная плита получилась с конвекцией, так ещё и весь запах и чад отводились через эти трубки куда-то за спину монстра, а уже оттуда, по навесным пустотелым трубкам, уходили за пределы палатки. Офицеру оставалось только головой покачать, да языком поцокать: солдатская смекалка воистину не знала границ. Её ограничивала лишь столь же вездесущая солдатская лень. Но стоило в недрах солдатского головного мозга – или ещё какой части тела, которой на самом деле думает солдат – возникнуть некоему замыканию, имя которому навязчивая идея очередной проделки, как лень позорно бежала, открывая дорогу смекалке.

Но больше всего Раймона Вангу поразила не домашняя обстановка в палатке и даже не изобретательность бойцов. Куда сильней его огорошило состояние непосредственного командира. Лейтенант Гран был неестественно, фантастически ТРЕЗВ! В это просто не верилось. Как и в то, что этот пожилой человек не просто так сидел в окружении подопечных, он РАБОТАЛ с личным составом! Даже лейтенант невольно заслушался байками старика из его богатой на приключения молодости. Каково же было не слишком искушённым в боевой науке солдатам слушать опытного старика, рассказывающего о настоящих войнах, о подвигах, о службе человечеству! А ещё всё это лейтенант передавал совершенно буднично, описывая не неких героев без страха и упрёка, а вполне себе обычных бойцов, оказавшихся в сложной жизненной ситуации и просто правильно применивших всё, чему их учили. Гран не забывал вставлять в повествование разные смешные бытовые подробности, а между делом передавал молодёжи свой опыт, показывая, как делать ни в коем случае не следует, а как поступать просто жизненно необходимо. Солдаты с открытыми ртами слушали поучительные истории, то и дело разражаясь вопросами или смехом.

Совершенно очарованный происходящим, старшина даже не сразу потребовал от своих бойцов отчёта: как именно они докатились до такой жизни. Более того, он даже свининки попробовал, и только после этого вынужден был окончательно признать правоту Арнольда Грея. Вкус натурального, ещё совсем недавно бегающего и мило похрюкивающего мяса вызывал во вкусовых рецепторах настоящую бурю. Словно подлинный, выдержанный по всем правилам виски – против дешёвого синтетического пойла.

Разомлевшие солдаты по первому требованию старшины принялись описывать силовую акцию по изъятию у местного населения излишней свинины.

Первая войсковая операция третьего взвода

Из рассказа солдат третьего взвода своему лейтенанту.

События происходят за несколько часов до разговора в палатке.

Планета Лелея, окрестности безымянной свинофермы, 16.35 по планетарному времени.

Свиноферма раскинулась на пологом холме. Два куполообразных сооружения больше походили на военную казарму или позицию для круговой турели, чем на безобидный гражданский объект сельскохозяйственного назначения. Даже дворовые постройки отливали металлом и навевали опытному взгляду служилых воспоминания о некой военной технике прошлого века – пусть списанной, но имеющей хорошо защищённый даже по имперским меркам корпус. Именно такой корпус и служил вместилищем хозяйственного инвентаря. Картину дополнял окружающий ферму внушительного вида цельнометаллический забор, надёжный даже на первый взгляд.

Двое друзей залегли на другом холме, в нескольких километрах от фермы. Идеально густой кустарник был словно специально создан, чтобы скрыть в своих недрах наблюдательную партию. Боевые скилы штурмовиков отрабатывали программу маскировки, и даже с воздуха бойцов было почти невозможно отличить от окружающей растительности.

– Феромон, да тут целый укрепрайон! – чтобы приблизить объект, солдаты использовали систему наведения штурмовых винтовок. Со стороны даже могло показаться, что штурмовики выцеливают обитателей фермы, но, при всей своей безбашенности, стрелять они явно не собирались. – Смотри: вон блиндаж с боевым дройдом; там, там и там лазерные турели; забор из каких-то композитов. Они что, совсем ошалели?!

– Это ещё не всё, друг. Если я ничего не путаю, там по забору идёт сигнальный контур. И трава какая-то странная возле блиндажа и турелей… Присмотрись, может ты что поймёшь?

– Что-то мне это напоминает… Да там мины! – Ртуть неверяще уставился на товарища.

Некоторые время бойцы переваривали увиденное. Свыкнуться с мыслью о том, что им противостоит хитрый, хорошо подготовленный противник, было сложно – слишком уверены были штурмовики в своём превосходстве.

– И что тебя удивляет? Они тут на полигоне, почитай, живут. Мало ли что к ним прилетит? – попытался найти удобное объяснение происходящему Марек Энтро.

– Да нет, друг, сдаётся мне, всё это по нашу душу…

– Может и так. Что будем делать?

– А что тут сделаешь? Такую позицию вдвоём не взять, нужно подкрепление. Давай ещё по периметру пробежимся, всё зарисуем и с Кулаком перетрём. Он парень стреляный, вместе, авось, что и придумаем.

Сказано-сделано. Пригибаясь к самой земле, а порой и вовсе припадая к ней и продолжая путь по-пластунски, бойцы начали круговую разведку свинофермы. Если бы их сейчас видел Раймон Ванга, он бы испытал подлинную гордость за своих подопечных, ведь каждое их движение, каждый жест делались строго по военной науке. Это получалось не всегда даже осознанно, а ещё и сам умный костюм включался, когда его сенсоры фиксировали особенно настойчивое внимание системы слежения фермеров. Но чем больше видели штурмовики, тем безрадостней становилось у них на душе: простого решения проблема свинины не имела.

Планета Лелея, лагерь штурмовиков, 17.50 по планетарному времени.

В лагере бойцов сначала встречали с энтузиазмом, с надеждой заглядывали в глаза, жали руки – словно пытались найти там вожделенную свинину. Но очень быстро энтузиазм товарищей угас, до всех постепенно доходила нехитрая истина, что свинины разведчики не принесли. Взгляды товарищей теперь светились немым укором, в них так и читалось: «А где свинина?» – Ртуть только плечами пожимал, да неопределённо хмыкал. Феромон вёл себя более раскованно, даже пару раз послал особенно надоедливых.

– Что, пришли за огневой поддержкой? – хмыкнул вставший им навстречу Кулаков. Все перепалки тут же стихли, взгляды солдат скрестились на матёром штурмовике. Кулак же, не тратя времени попусту, указал разведчикам на стол, где уже ждала активированная голографическая карта. – Давайте, рисуйте что узнали.

Нанесённая на местность система укреплений оказалась ещё серьёзней, чем при визуальном осмотре. В ней просто не было безопасного прохода. А тут ещё Кулаков, памятуя занятия по тактике групп, дорисовал одну скрытую турель и пару минных объёмов на особенно опасных направлениях. Друзья совсем приуныли.

– И чем их разминировать прикажешь? – насупился Ртуть.

– Да ничем мы их не разминируем, придётся идти через турели или через блиндаж с дроном.

За тактическим столом развернулась дискуссия. Одни на полном серьёзе предлагали использовать дронов Первого удара для прорыва, другие предлагали сдетонировать мины гравитационной волной, как в классической схеме прорыва17. Особенно отличился Странтор. Оператор дронов предложил нечто из области научной фантастики: он с пеной у рта доказывал, что сможет рассчитать баллистическую траекторию для прыжка с ракетным ранцем в обход турелей. На предложение боевых товарищей самостоятельно выступить испытателем собственной гениальной тактики, рядовой замялся, скис, и больше гениальных идей не генерировал; других легкоатлетов тем более не нашлось.

– Никуда прыгать вы не будете, лэры, – раздался из-за солдатских спин хорошо знакомый всем присутствующим голос.

Солдаты стали недоумённо оборачиваться. Никто из присутствующих просто не ожидал услышать вменяемую речь от тихо спящего в углу мертвецки пьяного лейтенанта Грана. Все воспринимали его, скорее, как деталь интерьера, а не как равноправного собеседника. И для этого были все основания. Гран уже давно не баловал своих бойцов разговорами, каждый планетарный выход проводя в глубочайшем запое. Если в гарнизоне его иногда и можно было поймать трезвым, то на учениях это было невозможно по определению, он здесь пребывал строго в двух состояниях: либо пил, либо отсыпался. Переходного состояния просто не существовало.

– Лэр лейтенант, что вы хотите этим сказать? – Кулаков нахмурился. Штурмовик хоть и не воспринимал командира всерьёз, но оттого Гран не переставал быть офицером, и если прикажет бросить маяться дурью, обойти его прямой запрет будет непросто. Как минимум, придётся ждать до очередной фазы сна в режиме пропойцы.

Гран деловито растолкал бойцов и замер у голографической карты. Точными, скупыми движениями он нарисовал ещё три минных объёма, добавил к защитным системам забора ток высокого напряжения и какую-то хитрую магнитную дрянь. На восхищённые взгляды бойцов, отметивших фантастическую прозорливость своего лейтенанта, тот только неопределённо хмыкнул со словами: «Что, небось думаете, первыми догадались разжиться свининкой? До вас тут не одно поколение штурмовиков головы сложило. Все защитные системы давно известны».

– Идти на прорыв – верное самоубийство. Вы, конечно, прорвётесь, и даже без потерь, но вот свинины вам не видать, как своих ушей. Зато трибунал увидите.

– Но что же нам тогда делать? Мы же штурмовики, нас учат именно прорыву, – Ртуть был весь олицетворение недоумения и растерянности.

– Головой думать, лэры.

– Но лэр, здесь же без спецсредств никак. Даже военная разведка туда не пролезет просто так. Я это точно знаю, видел, как они работают, – вступился за товарища Феромон.

– Эх, молодёжь, молодёжь… – грустно вздохнул Гран. – Здесь нужно только одно спецсредство, и оно называется «мозги». Вот скажите мне, бойцы, сколько рот в нашем лагере?

– Две полуроты, плюс пять отдельных взводов.

– А сколько всего взводов?

– Девять.

– Сколько это человек?

– Ну, под двести человек, если вместе с офицерами.

– И сколько из них захотят свининки, как думаете?

Бойцы непонимающе уставились на лейтенанта.

– Да каждый захочет, лэр лейтенант, – Кулак по-прежнему недоумевал. Он плохо понимал наводящие вопросы. Зато Феромон уже начал хищно улыбаться, ему вторил рядовой Странтор.

– Вот только не у каждого есть опытный офицер, который возьмёт командование на себя. Зная Грэя, я уверен: он сам подставляться не будет, пошлёт рядовых бойцов. А мы в это время…

Планета Лелея, окрестности безымянной свинофермы, 19.00 по планетарному времени.

Для оперативного штаба третий взвод облюбовал всё тот же невысокий холмик, поросший густым кустарником. Именно здесь, скрытый маскировочной сетью, притулился лейтенант Гран – без боевого костюма, зато с обилием спецтехники и неизменным ящиком имперского виски под мышкой.

– Первый, первый, это вышка. Что у вас? – поинтересовался лейтенант, предварительно сделав большой глоток янтарной жидкости.

– Первый на позиции, веду наблюдение.

– Плохая картинка, фильтруйте помехи.

– Не понял вас, приём.

– Да из травы оптику вытащи, говорю! Вас старшина что, не учил нормально вести наблюдение?!

– Вас понял, есть вытащить из травы.

Лейтенант подкрутил голограмму фермы у себя на коленях. В реальном времени по ней теперь сновали обитатели, параметры и картинку которых передавали с трёх сторон мобильные группы.

– Говорит третий. Вышка, цель захвачена. Жду команду на поражение, – одна из групп взяла на прицел магнитной пушки вражеского дрона, и у бойцов теперь так и чесались руки надавить на спусковую скобу.

– Вот и ждите, ссукины дети! Дёрнитесь без команды, сам вас обездвижу.

– Есть ждать команды, – недовольно пробурчал рвущийся в бой третий, чей позывной скрывал хорошо всем знакомого Марека Энтро.

Время шло, батарея бутылок в ящике лейтенанта стремительно таяла. Если о времени можно сказать, что оно утекало в песок, то виски утекало… Ну, тоже куда-то утекало. Однако лёгкое пока опьянение нисколько не притупляло боевые качества Грана.

– Ждём бойцы. Я понимаю, сложно. Но имейте терпение – именно так работает военная разведка и наводчики. Будете на будущее знать, каково это – быть элитой. А то у вас до сих пор шило в заднице вместо мозгов, – вещал лейтенант своим подопечным. И его увещевания, как ни странно, делали своё дело, бойцы терпели. С другой стороны, а почему бы им и не потерпеть? Ведь не ради же абстрактной победы, а ради вполне конкретной, маячащей впереди цели терпят: ради свежей, ещё даже не ведающей о своей печальной участи, свинины.

– Вышка, это пятый. На дороге вижу объект. Движется со скоростью 56 км/ч в сторону цели. Предположительный контакт через 21 секунду, – дал о себе знать дальний дозор, которому выпала задача следить за единственной свободной от мин дорогой.

Лейтенант тут же отбросил прочь недопитую бутыль и всмотрелся в голограмму. Народ на ней забегал активней, большая часть фермеров сгрудилась возле ворот, как раз выходящих на дорогу, по которой сейчас двигался транспорт.

– Третий, будьте готовы. Первый и второй, действуйте по плану «С», разбирайте турели. Расчётное время – 19 секунд.

Теперь и Грану стала видна стремительно приближающаяся к воротам цель – им оказался обычный гравитранспортёр, явно принадлежащий кому-то из штурмовиков. Офицер довольно крякнул и потёр руки: всё шло строго по плану. Это нужно было обязательно отметить, поэтому старик вне очереди раскупорил новую бутыль вожделенной жидкости, чокнулся с голограммой и опрокинул благоухающее содержимое в свою лужёную глотку.

События, между тем, набирали обороты. Сразу стало понятно, что транспортёр не собирается останавливаться возле ворот. Данные голографической модели говорили сами за себя: вместо того, чтобы сбросить скорость, военный транспорт начал резко ускоряться. Лейтенант к тому времени уже закончил опустошать бутылку, отбросил прочь пустую тару и немного осипшим голосом начал обратный отсчёт. На слове «одна» окрестности свинофермы взорвались водоворотом событий. Во-первых, гравитранспортёр всё же врезался в ворота и буквально втоптал их в землю своей гравитационной струёй. Скрип корёжащегося металла был слышан даже на командном пункте третьего взвода. Во-вторых, высунувшийся было из блиндажа дрон вдруг заискрился и натужно заскрипел. Из его недр повалил белёсый дым: магнитная пушка успешно выжгла ему всю электронику. В-третьих, развернувшиеся было в сторону нарушителя-траспортёра турели сотрясли мощные взрывы, они синхронно накренились и уткнулись носами в цветущую землю. Одна накренилась особенно неудачно, и попала в область обнаружения сенсорной мины. Мощный взрыв уничтожил даже само воспоминание о скрытой оборонительной позиции фермеров.

– Третий, вперёд! – гаркнул лейтенант, стремясь развить успех.

Из высокой травы возникла основная мобильная группа, в составе элитных бойцов третьего взвода. Здесь были и Ртуть, и Кулак, и даже небезызвестный Грайна. Впрочем, самыми полезными сейчас обещали стать рядовой Странтор и старожил Феромон – единственные в подразделении специалисты по электронике. Именно им предстояло вскрывать защитный периметр.

В это же самое время транспортёр, не задерживаясь у ворот, промчался к самому загону для свиней, надсадно взвыл, развернулся к нему задом, и задом же нырнул в отверстие входа, намертво его перекрыв. «Словно пробка бутылку», – довольно подумал Гран, его взгляд тут же скользнул к стратегическому запасу этих самых бутылок. Фермеры в панике забегали вокруг транспортёра. Одни стучали кулаками по его броне, другие безуспешно стреляли по ней лёгким оружием, третьи метались вокруг загона, в тщетной попытке попасть внутрь и пресечь творившееся там безобразие. И все вместе сотрясали воздух такими отборными ругательствами на всех известных им языках, что даже опытного лейтенанта проняло.

Между тем, фермеры сами попали в собственную ловушку мнительности: купол загона имел только один вход, который, конечно, в другой обстановке было очень легко защищать, но только не когда его намертво забаррикадировала массивная туша военного аппарата. Однако гражданские не спешили корить себя и посыпать голову пеплом, они обвиняли во всём хитрожопого штурмовика, и имели на то все основания. Местные не видели, но печёнкой чувствовали творящееся в свинарнике безобразие, мучительно представляя, как штурмовик безнаказанно заталкивает в недра транспортника одну свинью за другой. Это приводило фермеров в ярость. Из уверенных в себе защитников неприступной крепости они вмиг превратились в беззащитных пигмеев, которые были способны лишь материться, да долбиться в броню транспортёра. Естественно, ни о каком контроле периметра, мониторинге дальней разведки и слежении за состоянием оборонительных турелей речи уже не шло, чем поспешили воспользоваться бойцы третьего взвода.

– Третий, что вы там возитесь? – недовольно вопрошал у своей спецгруппы Гран. Время выходило, транспортник уже начал прогревать турбину и явно готовился покинуть «гостеприимную» ферму.

– Никак не могу поймать канал, здесь всё закодировано. Какая-то военная система стоит, информацию передаёт прямо на спутник.

– Сколько вам нужно времени?

– Ещё минут десять.

– Тогда как будете готовы, доложитесь. Вырубать только по моей команде.

Прошло ещё несколько минут. За это время транспортёр покинул ферму, местные же с отчаянными причитаниями подсчитывали убытки. Но далеко не все были готовы мириться с потерями. Самые решительные выгнали из ангара флаер и теперь грузились в него, рассчитывая догнать нарушителя.

– Третий готов, – Феромон как раз закончил ломать защиту, когда набитый под завязку флаер скрылся за воротами.

– Отлично. Затаитесь. Рубить по команде.

Бойцы мобильной группы прижались к стене периметра, их костюмы любезно подстроили визуальную картинку под цвет и фактуру композитного ограждения. Заметить их теперь без спецсредств было крайне сложно. В ожидании прошло пять минут. Затем ещё пять. На девятнадцатой минуте дозор доложил об ещё одном объекте, движущемся в сторону свинофермы с ещё большей скоростью, чем траспортёр штурмовиков. Вот он, не сбавляя скорости, поравнялся со снесёнными воротами, вот проскочил внутрь, волчком завертелся по площадке и… задом въехал в ворота загона, намертво закупоривая проход. Ошалевшие от такой наглости местные уже не матерились, они просто стояли и потрясали кулаками.

– Третий, работай, – коротко бросил Гран. Он, конечно, подозревал, что что-то подобное случится, но наглость флотских оказалась за гранью его собственного терпения. Офицер даже немного протрезвел, его веселье как ветром сдуло. – Вот же ж ссукины дети! Они что, всех свиней хотят вынести?!

В этот момент со стороны последней, пятой турели прогремел взрыв, на подступах к свиноферме остались только минные объёмы. Гран нахмурился.

– Аккуратней там, у нас гости.

– Что-то не так? – поинтересовался Ртуть.

– Всё не так. Работайте. Но, что бы ни случилось, огонь не открывайте. Как поняли?

– Да всё поняли, вышка. Работаем.

– Вышка, докладывает пятый. У меня… объект. Движется со скоростью 42 км/ч, расчётное время до контакта…

– Да клал я на это расчетное время. Совсем оборзели там! – Гран начал закипать. Его офицерская натура, совсем не чуждая дисциплины и порядка, начала брать верх над мировоззрением старика-пропойцы. – Пятый, слушай приказ. Если увидишь ещё один объект, открывай огонь на поражение. Только мелкий флаер не трогай. Как понял?

– Вас понял, вышка. Есть огонь на поражение.

Ударный кулак мобильной группы бесшумно преодолел периметр. Только Странтор и Феромон остались на месте контролировать электронную систему, к которой подключились. Они резонно посчитали, что совсем рушить её не стоит, это может привлечь ненужное внимание операторов, получающих данные со спутника. Мало ли кто там следит за этой треклятой свинофермой?! При такой защите, она запросто могла оказаться под колпаком у флотских.

За забором как раз отъезжал от загона второй транспортёр. Бойцы воспользовались растерянностью местных, и, сливаясь с оградой, побежали вдоль неё к краю загона. Затем по-пластунски преодолели открытое пространство и вновь прильнули к стене, на этот раз куполообразного здания с загоном. Тихо, не привлекая излишнего внимания, тройка штурмовиков просочилась внутрь. Внутри было спокойно, только двое местных лежали возле входа без сознания. Кулак быстро подхватил пару свиней, жавшихся к дальней стене, и хотел было метнуться к выходу, когда оттуда вынырнула ещё одна тройка в броне. Шестеро солдат немыми изваяниями застыли друг напротив друга. Штурмовые винтовки нацелились на вновь прибывших, которые, в свою очередь, вскинули лазерные карабины. Кулак бросил свиней и вышел вперёд.

– Кто такие? – поинтересовался он, поднимая забрало шлема.

– Вы что здесь делаете? – вторил ему один из вновь прибывших, повторяя жест штурмовика и открывая лицо.

– Я первый спросил.

– Мы за свиньями.

– Мы тоже.

– Мир?

– Мир.

Бойцы опустили оружие, пара вновь прибывших метнулась вглубь загона. Их старший не спешил, он внимательно разглядывал своего собеседника.

– Это вы турели положили и дрона угробили?

– Да.

– Молодцы, хорошо сработано. Какое подразделение?

– Так я тебе и сказал, друг, – хмыкнул Кулак.

– Вы хотя бы из разведки?

– Нет.

– Странно. По почерку, я думал, вы из наших… Ладно. Пора уходить.

Всё это время выскочивший из загона транспортёр тщетно пытался выехать за ворота. Отчаявшиеся повредить ему местные не нашли ничего лучше, чем лечь на проходе, и водитель, явно не желающий причинять им вред гравитационной струёй, теперь в недоумении нарезал круг за кругом по внутреннему двору, пытаясь найти другой выход. Со стороны дороги, тем временем, появился ещё один транспортник, на этот раз колёсный. Ему разлёгшиеся гражданские преградой не были, он аккуратно притормозил и филигранными движениями начал пропускать тела под колёсной базой. Оглушённые воем турбин, ошалевшие от пережитых под боевой платформой эмоций, гражданские повскакивали с земли, чем не преминул воспользоваться гравитранспортёр. Надсадно воя, он попытался выскочить из западни, но неожиданно натолкнулся на колёсный транспорт. Два военных аппарата упёрлись друг в друга, словно бараны рогом. Турбины визжали, колёса прокручивались, гравитационная струя вгрызалась в прессованный грунт. И вокруг всего этого безобразия бегали ошалевшие фермеры, поливая столкнувшиеся аппараты лазерными лучами из лёгкого ручного оружия.

Лучшего момента для отхода придумать было сложно. Трое штурмовиков под трёхэтажный мат лейтенанта устремились прочь из загона. Только в последний момент Ртуть вспомнил напутствие командира и аккурат на столик возле входа водрузил непочатую бутыль имперского виски18. Рядом, словно дублируя его порыв, замер военный разведчик, пристраивая на тот же столик бутыль какого-то редкого коньяка. Бойцы переглянулись и молча кинулись прочь. Только две бутыли покачивались на столе в такт их богатырским прыжкам.

Планета Лелея, лагерь военной разведки, 21.00 по планетарному времени.

На небольшой поляне, в самом центре аккуратного лесного массивчика, служащего разведчикам лагерем, выстроился стальной ряд солдат. Бойцы в своих мимикрирующих скилах были живым воплощением маскировки: даже стоя навытяжку перед своим офицером, они не забывали сливаться с местностью.

– Ну что бойцы, поздравляю: вас только что поимели, – сообщил подчинённым бравый офицер в звании высшего лейтенанта. Услышав в ответ тихий ропот, командир несколько сбавил обороты. – Или вы имеете другое мнение?

– Лэр высший лейтенант, разрешите доложить.

– Разрешаю.

– Задача выполнена, лэр. Мы воспользовались паникой среди местных, вызванной грубым набегом бойцов близлежащих подразделений. Чётко подгадали время. Проделали брешь во вражеских позициях. Прошли через отключенный периметр. Взяли свиней. Вернулись на базу необнаруженными местными.

– МЕСТНЫМИ лэр. Вы засветились перед воинским подразделением противника. По условиям задачи свидетелей быть не должно. Вообще. Куда вы смотрели, когда лезли через периметр?

– Лэр, мы полагали, что это конкурирующий взвод военной разведки. Наш взвод.

– Ваше предположение не оправдалось.

– Но они же тоже оставили бутылку!

– Ну и что? Мало ли что было в их мозгах. Может, они так хотели расплатиться с местными.

– И кто это тогда был, если не разведка?

– Штурмовики, лэры.

– Но этого не может быть! У них же другой профиль! Там же одной только электроники было – мама не горюй!

– И, тем не менее, это были штурмовики. Изучение ваших действий и действий противника показало лучшую организацию акции со стороны… противника. Коэффициент полезного действия превзошёл ваш на пятьдесят семь процентов.

– Но как?!

– Вот и я думаю: как? Или это вы – дерьмо собачье, или это они – невье…нные гении стратегии. Вам что больше нравится? Судите сами. Когда вы подошли, все турели, кроме одной, были выбиты, дрон выведен из строя. Периметр вы хакнули вместе, с разницей в несколько долей секунды. Они же первыми вышли на объект, первыми покинули загон. Электронику они не уничтожали, лишь блокировали сигнал, тогда как вы – грубо и бездарно вырубили весь периметр, чем привлекли внимание операторов наблюдения противника. Собственно, вам следовало бы просто «примазаться» к действиям штурмовиков, тогда коэффициент был бы примерно равным. От себя добавлю, что мне вообще непонятно, зачем вы гробанули ту турель – только выдали своё присутствие лишний раз. Шли бы через брешь, оставленную штурмовиками.

– Лэр высший лейтенант, мы поняли. Будем работать.

– Работайте. Следующий этап учений через неделю. Надеюсь, тогда вам никто не сможет спутать планы. Иначе нас всех ждут очень нехорошие организационные выводы.

Страшная месть военной разведки

Следующие несколько дней Раймон Ванга пахал, как вол. Кончено, лейтенант не строил иллюзий насчёт учений, резонно полагая, что от обучения в них только название. Так и оказалось. Учения штурмовиков предстали перед офицером этаким экзаменом на выживание, растянувшимся на несколько недель. Во время тактических стрельб бойцов старались уничтожить всевозможные стационарные боевые системы и передвижные дроны. Во время проверки слаженной работы с дронами Первого удара интенсивность огня противостоящих штурмовикам систем и вовсе похоронила все мыслимые соображения безопасности. Даже безобидные марш-броски, благодаря богатой фантазии устроителей учений, превращались в подлинную борьбу за выживание с враждебной солдату природой.

Но вскрылось и нечто такое, чего он никак предположить не мог. Пусть даже бойцам пришлось самим рыть систему защитных сооружений, в которых штурмовикам предстояло принять бой. Это можно было понять и даже объяснить проверкой физических кондиций солдат, и умением организовать их на общественно полезное дело – офицеров. Но то, что потребовал от подчинённых высший лейтенант Марьяно, выходило за рамки здравого смысла.

– Итак, лэры, нам приказано подготовить цели учений. Не будем усложнять: каждый из вас вместе со своими бойцами готовит позиции, по которым будет отрабатывать штурм укрепрайона.

– Но лэр, если мы будем знать, что нас там ждёт, мы заведомо будем знать результат!

– Естественно, лэр Ванга. И не просто результат – отличный результат!

– Но это же нечестно!

– Лэр, я, конечно, не хочу вас ни в чём обвинять, но некие бойцы уже показали неплохой результат взятия укрепрайона. И мы до сих пор не знаем, чьи именно бойцы это были, только по одной причине: никто этим не занимался. Наверху попросту закрывают глаза на наши с вами чудачества, но рассчитывают на результат. На отличный результат. В общем, работаем, лэры. Но слишком тоже не упрощайте, постарайтесь создать укрепления, к которым даже командование побоится приближаться: грозные со стороны, но простые при ближайшем рассмотрении. Вот такая вот загогулина, лэры.

Планета Лелея, лагерь штурмовиков, вечер накануне учений.

К организации своего укрепрайона третий взвод приступил самым последним. Дело в том, что, как самого молодого, лейтенанта Раймона Вангу отправили готовить блиндажи для наблюдателей и прочих командиров. Соответственно, когда третий взвод завершил это в высшей степени важное мероприятие боевой подготовки, остальные подразделения уже заканчивали разворачивать «вражеские» позиции. Лейтенант, нюхом чуя грядущие проблемы, поспешил в хозяйственный блок. Здесь оправдались его самые худшие ожидания.

– Нет больше имитаторов. Все забрали, – на настойчивое требование Ванги отвечал распорядитель.

– Но как прикажете мне готовить позиции?! Самому что ли вместо учебных дронов туда становиться?

– Да хоть и самому. Ничего не могу сделать. Рожу я вам эти имитаторы, что ли?!

– Лэр лейтенант, разрешите я с ним поговорю, – выступил вперёд Кулаков.

– Разрешаю, – коротко бросил Ванга, разворачиваясь спиной к вмиг побледневшему распорядителю, на которого ожившей машиной для убийства надвигался взбешённый штурмовик.

– Нет, не уходите, лэр! Не надо! Я же не виноват!

– А кто виноват? – поинтересовался лейтенант от самых дверей.

– Это Грей всё забрал! Я говорил, что тут на всех, а он взял и забрал! Пока его бойцы меня держали!

– Слушайте, лэр Кулаков, меня сейчас посетила отличная идея: а давайте его обрядим в силовую броню и поставим на позиции? – предложил солдату лейтенант.

– Нет, лэр, вы что? Это же смертоубийство! Там же боевыми стреляют! – распорядитель окончательно поник, но уже через мгновение снова загорелся праведным энтузиазмом. – А знаете что? Вы идите, и заберите у Грея лишние имитаторы. Я вам справку дам. Официальную!

Лейтенант задумался. От разговора с Греем он ничего хорошего не ждал, даже со справкой на руках. Что-то ему подсказывало, Грей будет защищать свои позиции до самого последнего вздоха. Максимум, выторгует один-два имитатора, а их нужно минимум с десяток.

– Нет, так не пойдёт. Ну, возьму я у него один имитатор. Ну, два, как максимум. Больше он не даст. Так я могу прямо сейчас нарядить тебя в броню и поставить на позиции, не лаясь с Греем. Это ведь не его вина, а твоя.

– Но лэр! Вы же цивилизованный человек! Зачем так жестоко?!

Кулаков уже принялся наряжать брыкающегося распорядителя в броню, когда того вновь осенило.

– А хотите, я вам расскажу, где можно разжиться имитаторами? И такими, что не чета вашим?

– Интересно, интересно. И много там?

– Да сколько хотите! Там целый укрепрайон сымитирован. Мой знакомый из штаба жаловался, туда все имитаторы выскребли, до последнего. Поэтому и у нас их мало было.

– А мы на засаду не нарвёмся? Там же могут начать работать по укрепрайону, когда мы сунемся.

– Нет, все учения в один день проводятся. Они наверняка будут до завтра отсыпаться – после такой-то работы! В крайнем случае, поставят небольшой дозор. Но вы ведь штурмовики, самые крутые ребята. Что вам какой-то там дозор?

– Рядовой Кулаков, отпустите распорядителя. А вы, лэр, рисуйте квадрат. И побыстрей, пока я не передумал!

Планета Лелея, позиции военной разведки – лагерь штурмовиков, вечер накануне учений.

– Лэр лейтенант, брать только имитаторы людей, или можно что-то из тяжёлой техники? – у Мэйта Энрике глаза разбегались от открывшейся ему халявы. Зная вечные проблемы с имитаторами, он просто физически не мог ограничиться стандартным набором, хомячья душа эмкома требовала разжиться хотя бы двойным комплектом.

– Это лишне, лэр, не будем подставляться. Пятнадцати имитаторов солдат противника будет более чем достаточно.

– Лэр, ну можно я тогда хотя бы у бойцов Грэя выжму парочку? – взмолился эмком.

– Вам бы такой энтузиазм там, где действительно нужно. Рыть за вас укрепления для этих лишних имитаторов я, что ли, буду? – аргумент лейтенанта вмиг остудил пыл младшего командира. Рыть лишние метры окопов никому не хотелось. Но в последний момент Энрике посетила гениальная мысль.

Эмком неожиданно вспомнил, как с его товарищами обошлись прибывшие первыми в столовую бойцы Грэя. Прикрываясь статусом бывшего с ними высшего лейтенанта, они, при поддержке офицера, оттеснили занявшую было самые удобные «позиции» разведгруппу третьего взвода. В результате бойцам Раймона Ванги достались самые непрестижные и неудобные места. «Ну ничего, ребята. Любите, значит, за своих офицеров прятаться? Я вам устрою любовь до гроба. Всю ночь сегодня будете с ними еб…ся», – с этими, напрочь лишёнными гуманизма, мыслями эмком побежал разыскивать Кулакова. Ему предстояла сложная политическая интрига, на грани фола, и без опытного бойца делать в ней было нечего.

Спустя полтора часа они вместе с Кулаком покидали офицерскую палатку. Эмком довольно потирал руки: его план полностью удался. Знали бы остальные, чего им это стоило! Бойцам пришлось ловить момент добрых полчаса, контролировать каждое передвижение высшего лейтенанта по позициям, ползать, бегать, выжидать. Но они своего добились, и ни разу не попались на глаза рядовым солдатам роты. Всё было проведено с поистине филигранной точностью.

Конечно, можно было бы просто подойти и прямо на позициях ляпнуть про место с волшебной халявой. Но тогда все бойцы Грэя будут знать, кому обязаны бессонной ночью. По той же причине они старались не отсвечивать и в процессе выслеживания ротного. Ведь бойцы Грэя не дураки, смогут сложить два плюс два, если увидят напряжённое внимание чужих солдат к своему офицеру.

Разговор с Грэем также прошёл без сучка, без задоринки. Высший лейтенант понял их мотивы, обещал не палить контору перед своими солдатами. Его глаза при этом горели огнём святого фанатизма: офицер всеми фибрами души желал показать немеренную крутость своих бойцов по сравнению с прочими. Он и не на такое готов был пойти ради столь вожделенной цели!

В результате, когда бойцы третьего взвода штурмовой роты с планеты Варан мирно спали, наслаждаясь заслуженным за тяжкие труды на благо Империи отдыхом, бойцы большого десантного корабля «Адмирал флота Ильф Резникер» таскали на позиции имитаторы тяжёлой техники. А когда рядовой Странтор, уже под утро, выбежал из палатки по нужде, он стал свидетелем самых масштабных земляных работ на позициях штурмовиков за всю их историю. Техника гудела, выгрызая гравитационными струями непослушную землю, солдаты бегали, укрепляя специальным составом вывороченную земляную кромку; кто-то, так и вовсе махал обычными лопатами под тяжёлую брань лейтенантов. Увидев всё это безобразие, заметив напряжённое внимание к себе какого-то офицера, Странтор решил, что сможет потерпеть до утра. Быть ненароком припряжённым к земляным работам ему не улыбалось.

Планета Лелея, лагерь военной разведки, ранее утро незадолго до начала учений.

Утро для отдельного взвода военной разведки началось с «нежных» офицерских пинков. Бойцы, недоумевая, что же стало причиной такого к ним нелестного отношения, повскакивали, оделись и поспешили построиться на знакомой уже полянке.

– Ну что, бойцы, поздравляю: вас снова поимели. И знаете, кто? – вещал лейтенант, и по мере его накачки солдатам становилось всё неуютней. – Штурмовики, лэры! Они вас, оказывается, так любят, так любят… Но вы же отвечаете им взаимностью? Ведь так? Не слышу!

– Никак нет, лэр высший лейтенант!

– А должны бы были.

– Но мы же ещё даже не начали работать! – с отчаянием воскликнул самый впечатлительный разведчик.

– Я вижу, лэры, я всё вижу. А штурмовики, представьте себе, уже начали! Эмком, ко мне! – высший лейтенант развернул перед младшим командиром голограмму. На ней взгляду наблюдателей предстали до боли знакомые бойцам системы укреплений, которые они рыли всю прошлую неделю. Вот только что-то с ними было не так. – Узнаёте?

– Это наши позиции… Но где все имитаторы?! – эмком начал паниковать.

– Вот и я думаю: где же имитаторы? А теперь смотрите сюда, – на новой голограмме бойцам открылась жуткая картина. Какие-то солдаты сновали по почти законченным позициям, размещая имитаторы. ИХ имитаторы!

– Кто?! – просипел эмком.

– Как, вы не узнаёте своих возлюбленных, эмком? Это штурмовики, лэры. Смотрите, как дружно и слаженно работают. Вы сколько рыли свой укрепрайон? Три дня? А эти ссукины дети, представьте себе, управились за одну ночь. И в это время вошло перетаскивание имитаторов с ваших укреплений! Справшивается, чья квалификация лучше?

– Лэр высший лейтенант, лэр! Разрешите внести предложение!

– Ну, предлагайте, эмком. Только не предлагайте идти заниматься любовью. Я этого не люблю.

– Нет, лэр. Мы им устроим сюрприз. Вы позволите изменить задачу учений?

– Смотря на какую, смотря на какую… – предвкушая предстоящее веселье, осклабился командир.

– Вам понравится, лэр…

Планета Лелея, позиция координаторов учений сводных штурмовых частей, начало учений.

Учения штурмовых частей, естественно, проводились не в лагере. Лагерь служил лишь местом отдыха и складирования всего, что непосредственно в данный момент не использовалось «на передовой». Сама «передовая» начиналась в нескольких сотнях метров от лагеря – концентрического центра всех укреплений. Далее, за укреплениями самих штурмовиков, начинались позиции их условного противника. Оба ряда укреплений расходились от лагеря концентрическими кругами, в центре которых, помимо самого лагеря, оказывался ещё и наблюдательный пункт координаторов учений. Именно его самозабвенно рыл взвод лейтенанта Раймона Ванги, а значит, именно из-за него противостояние военной разведки и штурмовиков вышло на новый уровень.

Продукт допотопного ручного труда бойцов лейтенанта Грана щеголял вполне себе высокотехнологичной начинкой. Так, он позволял вести непосредственное наблюдение с помощью целого сонма электроники, закреплённой по периметру, даже картинку со спутников слежения принимал. Особенно же любопытные офицеры, не доверяющие ни земной, ни космической электронике, могли использовать свои штатные оптические устройства – глаза. Достаточно было выйти из блиндажа и залечь в любой точке кругового окопа, а дальше уже всё делал за людей естественный рельеф местности, высокий в районе блиндажа, и идущий под уклон – в районе укреплений штурмовиков и условного противника. Естественно, нормальный уважающий себя противник никогда не стал бы ставить укрепления так, чтобы они оказывались как на ладони у наблюдателей, но на учениях реалистичность – весьма условная категория.

Тройка офицеров-координаторов с интересом изучала созданные штурмовиками укрепрайоны. Все они были примерно похожими, содержащими некоторое количество имитаторов-людей и пару-тройку имитаторов орудийных систем. Только один участок в укрепрайоне выбивался из привычной за многие годы картинки, и нет-нет, да притягивал любопытные взгляды офицеров. А посмотреть там, в самом деле, было на что! Одних только гравитанков насчитывалось шесть штук, не считая такой сущей мелочи, как орудийные расчёты в количестве восьми штук и несчётного количества пехоты.

– Чей это сектор? – не выдержал самый старший по званию из присутствующих, контр-адмирал. Именно он в своё время устраивал разбор полётов в штабной палатке, когда в ходе высадки разбился спутник разведки с пусковой установкой, и именно он отвечал за учения.

– Высшего лейтенанта Арнольда Грэя, лэр. Ротного большого десантного корабля «Адмирал флота Ильф Резникер», – коротко доложился самый младший по званию, старший командор. Офицер отвечал за работу с личным составом, на нём лежало определение результатов каждого бойца, тогда как остальные присутствующие в куда большей мере следили за материально-технической частью и общим руководством.

– Сколько у него бойцов?

– Сорок пять человек, лэр. Плюс, стандартный набор дронов Первого удара – это ещё двенадцать единиц.

– Такие порядки – их собственная инициатива, или укрепрайон строил кто-то другой?

– Вы же знаете порядки, лэр. Они сами его и создали. За вчерашнюю ночь.

– Если мне не изменяет память, уставы предписывают накануне боевого соприкосновения дать солдатам отдых. Или я что-то путаю?

– Никак нет, лэр. Всё верно.

– Прошу учесть этот фактор при оценке показателей лэра высшего лейтенанта.

– Будет исполнено, лэр!

– Пойду, посмотрю, как это безобразие выглядит в реальном времени, – вступил в разговор третий из координаторов, высший командор. Проходя мимо своего младшего коллеги, он на секунду сдавил ему плечо, и лишь затем проследовал на выход.

Старший командор понял жест своего коллеги вполне однозначно. Поработав ещё с минуту, он также поднялся и вышел. В круговом окопе, со стороны укреплений Арнольда Грэя, офицеры встали плечом к плечу, облокотившись на стенку бруствера.

– С этим высшим лейтенантом мы запросто можем оказаться в глубокой ж…пе, – тихо произнёс высший командор.

– Согласен с вами, лэр. Он слишком засиделся в космосе. Его поведение на земле неадекватно.

– Меня не его неадекватность волнует, лэр. Меня волнует, что если он опозорится, мы с вами окажемся под ударом. Есть у вас какие-нибудь соображения на этот счёт?

– У роты высшего лейтенанта Марьяно неплохие показатели. Один из его офицеров только из Академии, так что работает на совесть. Второй – хорошо мотивирован, его взвод также весьма боеспособен.

– Хорошо, я вас понял, лэр. Поддержите меня, когда начну.

Планета Лелея, позиция роты высшего лейтенанта Марьяно, начало учений.

Учения для всех штурмовых частей начались одновременно. Взвыли турбины гравитранспортёров, зашумели силовые установки силовых барьеров на гравишасси. Штурмовики по команде стремительным броском покинули лагерь, разъезжаясь по своим опорным точкам. Меньше минуты ушло у всех взводов, чтобы выдвинуться на место и развернуть силовые барьеры. Воздух вокруг наблюдательного пункта координаторов гудел от десятка силовых куполов, земля сотрясалась под давлением сорока гравиструй, а затем мелко задрожала, когда в дело вступили бурильные комплексы подземных опор.

Взвод Раймона Ванги первым завершил начальную фазу учений, с запасом уложившись в отведённые на развёртывание пять секунд. Дроны третьего взвода первыми вспороли своими гравитационными струями утрамбованный грунт позиционных укреплений. Следом за передовой четвёркой «демонов войны» спешили четверо бойцов в силовой броне. Остальные в это время двумя группами разошлись по широкой дуге, стремясь охватить вражеские укрепления с фланга.

Четвёрка дронов расцвела вспышками лазерных импульсов, окуталась облаками отработки от плазмомётов. Позиции противника сотрясли мощные взрывы, имитаторы солдат на них залегли, и только пара орудий вразнобой пыталась огрызаться, впрочем, их быстро задавили огнём ожившие «демоны войны», которых одиночными скупыми разрядами поддерживали пехотинцы. Возле самых укреплений враги попытались остановить наступление, в дело пошли плазменные гранаты и мины. Продвижение плюющихся огнём чайников на несколько секунд остановилось, затем они начали неспешно отступать. И в этот переломный момент с флангов ударили мобильные группы. Одна из них даже умудрилась выйти противнику в тыл. Пока их дрон с фланга утюжил позиции, вводя тем самым имитаторы в заблуждение, сами пехотинцы ворвались в блиндажи с тыла и вступили врукопашную. Вялое сопротивление не рассчитанных на ближний бой болванок было подавлено за рекордные три минуты, при отсутствии даже легкораненых. Закрепившиеся на рубеже штурмовики поспешили разбрестись по окопам.

– Вот что за несправедливость? – вопрошал Кулакова рядовой Эрик Фермон. – Роешь их, роешь, а затем за какие-то пять минут сравниваешь с землёй.

– Тебе что-то не нравится? Смотри, Феромон, сглазишь, – вместо флегматичного Кулака ответил Мэйт Энрике. Несмотря на убедительную сегодняшнюю победу, у него были нехорошие предчувствия. Словно вторя ему, в блиндаж ворвался лейтенант Раймон Ванга.

– Нечего расслабляться, бойцы. Учения ещё не закончились.

– Но лэр, как же так? – недоумённо вопрошал Эрик Фермон.

– А вот так, рядовой. Ваш любимый высший лейтенант Грэй немного переоценил свои силы. Уже третья его попытка взять укрепрайон разбивается вдребезги. Получены новые вводные, лэры. Нам предписано ударить во фланг, по возможности – охватить с тыла, отсекая врага от условных коммуникаций.

– Коммуникации? У болванок-имитаторов? – у старшего рядового Странтора отвисла челюсть. Его высшее техническое образование оказалось сущим проклятием, а профильная специализация, позволяющая видеть всю глубину бредовости утверждения офицера, только усугубляла психическое состояние бойца.

– Именно, лэры. Кто-то настойчиво снабжает позиции Грэя всё новыми и новыми боеприпасами и имитаторами.

– Но как?! – взвыл уже всё понявший, а оттого окончательно растерявшийся эмком. Одно дело шутить, и другое – разгребать, когда тебя поймали за руку.

– А то вы не знаете, эмком, – под тяжёлым взглядом лейтенанта Мэйт Энрике вынужден был отвести взгляд. – Видно, не только у вас, лэр, есть чувство юмора.

Планета Лелея, позиция роты высшего лейтенанта Грэя, разгар учений.

Разведку начали ещё на подходе. Мелкие мошки нанодронов, словно стая мошкары, налетела на злосчастный укрепрайон. Четыре офицера, два эмкома и пара рядовых бойцов с интересом разглядывали голографическую картинку на столе-голографе штабной машины. Вот стали проявляться серые кляксы гравитанков, вот замаячила россыпь пехоты – одна её часть в окопах с упоением поливала огнём другую часть, пытавшуюся хоть как-то организоваться под прикрытием дронов. Но большего штурмовики рассмотреть не успели, потому что всю проекцию сначала засветило электрическими вспышками, а затем вырубило окончательно. Последним, что смогли увидеть наблюдатели, были ярко-алые вспышки, пробивающиеся даже сквозь пелену помех.

– Всё, лэры, воздушная разведка приказала долго жить, – констатировал высший лейтенант Марьяно. – Ваши предложения?

– Сходу вступить в бой, пробить фланговый коридор дронами Первого удара, войти на позиции, – старший лейтенант Кларк Дерано был поразительно краток.

Раймон Ванга перевёл взгляд на своего непосредственного командира, непривычно трезвого и собранного лейтенанта Грана. Сам он был иного мнения, но хотелось посмотреть на реакцию старших товарищей, прежде чем соваться с собственным видением.

– Нам поставили конкретную задачу, лэры, – Гран был не намного эмоциональней своего сослуживца, однако куда более осторожен: он нутром чуял что-то неладное. – Отсечь коммуникации. Будем отсекать, а потом уже бить.

– Лэр лейтенант, это глупый приказ. Имитаторы – всего лишь тупые болванки. Им неоткуда брать подкрепление, – не унимался Кларк Дерано.

– Позвольте с вами несогласиться, лэр старший лейтенант. Наверху тоже не дураки сидят. Им со спутников видней, – не согласился номинальный командир третьего взвода.

– А что скажет наш молодой лейтенант? Вы же только из Академии, наверняка у вас в памяти ещё свежи всевозможные стандартные тренинги, – с любопытством зыркнул на Вангу высший лейтенант.

– Сначала разведка. У командования, может, и есть резоны, но нам оттого ни тепло, ни холодно. Нужно видеть хоть какую-то картинку для чёткого планирования. С другой стороны, снова пускать мелочь глупо – слишком сильное противодействие. Предлагаю запустить собственный спутник.

– Отлично, лэр! Я поддерживаю, – подхватил лейтенант Гран, потирая руки.

– Что ж, план старшины принимается. Работаем.

Запуск спутника прошёл более чем буднично. Двое специально натасканных Вангой рядовых – Странтор и Фермон – погрузили руки в гелевые шары управления, пробежались по наносенсорам и в несколько минут произвели дистанционный пуск. Благо, необходимости специально подтаскивать пусковую установку к самим вражеским позициям не было – спутник на то и спутник, чтобы работать дистанционно, на недостижимых для лёгкого и среднего вооружения высотах.

Результат не замедлил сказаться: уже спустя четверть часа на проекционном столе была подробнейшая картинка района боевых действий. Штурмовики увидели даже больше, чем планировали увидеть, и это видение ввергло их в глубочайшую задумчивость, граничащую с потрясением.

У имитационных орудий было одно пакостное свойство: создавать реалистичные ощущения во время учебного боя. Так что сейчас бойцы второго взвода высшего лейтенанта Грэя могли прочувствовать всю прелесть реального разгрома. Ошалевшие от беспрерывных взрывов, ослеплённые от назойливых вспышек лазерных импульсов, солдаты отползали за ряды собственных укреплений. Во время прошлого отступления им удалось ненадолго закрепиться на этих позициях, но в бой вступила артиллерия противника, и хлипенькие брустверы, не рассчитанные на реальное боестолкновение, пали смертью храбрых. Штурмовикам, копавшим их, даже в голову не могло прийти, что здесь придётся обороняться, ведь задача была – победоносно наступать и уничтожать противника, а не зарываться в землю.

В это время до командования наконец-то дошло, что если ничего не предпринять, бойцы роты будут драпать дальше, вызывая огонь имитаторов уже на лагерь, а там и до наблюдательной позиции координаторов недалеко. Приказ ротного был вполне конкретным: окопаться, пока дроны ещё в состоянии прикрывать своими массивными телами эту нехитрую операцию. Сдавленно матерясь, уставшие, полуослепшие бойцы принялись рыть каменистый грунт. Впрочем, получалось у них так себе: сказывался ночной тренинг по установке треклятых имитаторов. Кто-то даже нашёл в себе силы и пошутил: мол, они всю ночь сами себе рыли могилы, а теперь пытаются избежать неизбежного. Но шутника не поддержали.

Час «икс», между тем, неминуемо приближался, условный запас прочности дронов падал с каждой секундой. И вот, когда им оставалось жить какие-то мгновения, а огонь противника неминуемо должен был перекинуться на вяло роющихся в земле штурмовиков, его плотность неожиданно ослабла. Бойцы заработали активней, у них появился шанс окопаться. Самые отчаянные – или самые умные, пытавшиеся таким образом уйти от тяжкой обязанности землекопов – попытались ответить огнём, но пустые накопители дронов вкупе с полупустыми магазинами пехотинцев позволили лишь изобразить видимость контратаки. Никого обмануть штурмовики уже не могли: они окончательно и бесповоротно проиграли собственным имитаторам.

Огонь условного противника сместился не просто так: у имитаторов появилась новая жертва. Два отдельных штурмовых взвода, которым командование отдало схожий с ротой Марьяно приказ, не проводя разведки, не заморачиваясь с боевой слаженностью, всей мощью дронов попёрли во фланг укрепрайона. Но фланг оказался прикрыт ничуть не хуже центра, и, спустя ещё пятнадцать минут ожесточённой взаимной канонады, условно не уничтоженные остатки штурмовых подразделений откатились на исходные. А если называть вещи своими именами, то даже не откатились, а драпанули, и драпали до самых своих укреплений.

– Да, дела… – протянул лейтенант Гран, задумчиво зыркнув на притихшего Кларка Дерано.

– Прошу обратить внимание, лэры, – включился в обсуждение Раймон Ванга, которого уже успели сориентировать собственные бойцы: в их распоряжении, как у операторов, была специальная фильтр-программа, позволявшая видеть больше деталей. – Вот здесь, с тыла вражеских позиций, наблюдается нездоровое оживление.

Все склонились над резко скакнувшей в размерах зоной. В самом деле, откуда-то из-за ближайшего лесного массива, по утрамбованной сотнями гравиструй дороге, одиноко тащилась старенькая гравиплита. А на ней… на ней к позициям тупых болванок, бессловесных имитаторов, неживых мишеней, спешили маркированные ящики с условным боеприпасом. Картинка чуть сместилась вперёд по движению аппарата, и здесь нашлась ещё одна гравиплита. На этот раз на ней, словно живые люди, покачивая ножками и шевеля ручками, ехало подкрепление… из новых имитаторов пехоты.

Ошалевшие от увиденного офицеры только пожимали плечами и безумными глазами всматривались в апокалипсическую картину. Почему-то мысль об апокалипсисе показалась Раймону Ванге самой правильной – да не о каком-нибудь библейском, а о сугубо футуристическом, вызыванном войной человечества с им же самим порождёнными машинами. Сейчас офицер воочию увидел: вот так оно всё и будет. У лейтенанта даже волосы на голове зашевелились, когда он представил нечто подобное на обитаемых и густонаселённых планетах центральных секторов. Особенно сильное впечатление производила картина свесивших ножки и совсем по-человечески ими болтающих бессловесных болванок.

– Разве это возможно? – заворожено провожая третью платформу, прошептал Кларк Дерано.

– Что именно, лэр? – уточнил высший лейтенант, не в силах оторваться от голограммы.

– Что они вот так ножками болтают?

– Ими кто-то управляет. Болванки сами так не могут, – включился в разговор рядовой Странтор.

– Вы настолько хорошо знаете эти аппараты? – Марьяно с любопытством воззрился на своего солдата. Его даже не кольнуло, что рядовой заговорил без приглашения и без разрешения; все были слишком шокированы, чтобы поминать в такую минуту устав.

– Так точно, лэр. Подобные им системы используют в гражданских структурах, и я досконально их изучал. Человеческие жесты у них возможны, только если кто-то из людей возьмёт их под своё управление и начнёт… – Странтор вдруг замолчал, словно подбирая подходящие слова.

– Продолжайте, лэр. Говорите чётко и по делу, называйте вещи своими именами: сейчас важен каждый нюанс.

– Дурачиться. Я хотел сказать: дурачиться, шутить – одним словом, издеваться над людьми через эти имитаторы.

– Над нами кто-то специально издевается? – Марьяно приподнял правую бровь.

– Я в этом уверен, лэр. Они и спутник, скорее всего, видят. Иначе кому ещё показывать эту картинку?

– А я ещё сомневался в важности спутниковой разведки… – высший лейтенант бросил задумчивый взгляд на страшину третьего взвода. – Кем бы мы были, если бы попёрли напролом, как те взводы?

– Пушечным мясом мы бы были, лэр высший лейтенант, – вторил ему Раймон Ванга.

– А теперь пушечным мясом станут другие, – Марьяно вдруг хищно осклабился. – Кларк, пройдитесь-ка им по тылам, а мы пока подготовимся к решающему удару.

Вскоре человечкам на гравиплатформах стало не до веселья, они заметались в панике – реалистично так заметались, с оттенком театральности. Причина изменения их настроения стала понятна, когда в кадр попали злые штурмовики. Бойцы без всякого вооружения закованными в броню руками рвали имитаторы на части и раскидывали их по окрестностям. Болванки почти не сопротивлялись: видно, за пределами укрепрайонов вся их молодецкая удаль пропадала. А может, всему виной были скилы штурмовой пехоты? Всё-таки выходить без брони против тяжелобронированных латников – сущее смертоубийство.

Планета Лелея, штабная палатка роты десантного корабля «Адмирал флота Ильф Резникер», сразу после учений.

– …Высший лейтенант Арнольд Грэй доклад окончил, – усталый, осунувшийся командир роты стоял навытяжку перед координатором учений в звании высшего командора.

– ЧТО? Вы не смогли взять СВОЙ укрепрайон?! Вы в своём уме, лэр? ВЫ сами его создавали, и ВЫ не смогли его взять! Вы понимаете, что это значит?!

– Лэр командор, я… перестарался. Не нужно было делать его таким сложным. Мои солдаты оказались не готовы к таким затяжным боям и к такому ожесточённому сопротивлению имитаторов. Это ведь какая-то новая разработка, лэр? Я никогда не видел дронов с такой интуицией и таким виртуозным взаимодействием. Они дрались как люди, лэр! Очень хорошо подготовленные люди.

– Нет, имитаторы были самые обычные. А вот люди могли быть, – наблюдатель вдруг успокоился. – Хотите сказать, это какая-то шутка? Но кто нас так разыграл?

– У меня есть предположение, лэр, – высший лейтенант опустил голову.

– Да? И какое же?

– Это были те, у кого мы позаимствовали имитаторы.

– Позаимствовали, говорите? Вы хотите сказать: «украли»?

– Флотские не крадут друг у друга, лэр. Только берут то, что плохо лежит. Заимствуют.

Несколько минут офицеры молчали. Командир роты продолжал стоять навытяжку, его собеседник продолжал сидеть в кресле командира роты. Наконец, высший командор посчитал, что театральная пауза выдержана и наклонился к лейтенанту. Тот словно стал ниже ростом – настолько ниже, что сидящий человек оказался выше него на целую голову.

– Сегодня, лэр, вы отделались лёгким испугом. Но я хочу, чтобы вы отчётливо для себя уяснили: в следующий раз поблажек не будет. Сегодня я инициировал изменение вводных, и только благодаря этому ваши бойцы смогли доползти до почти подавленных позиций условного противника. Вам тажке следует благодарить бойцов высшего лейтенанта Марьяно. Именно они, проявив недюжинную тактическую грамотность и великолепную выучку, отсекли подпитку имитаторов извне, а затем чёткими, грамотными действиями произвели охват позиций с тыла. Если бы не всё это, вас бы с позором выперли на гражданку. Вы это понимаете?

– Так точно, лэр.

– Рад, что хоть на это у вас мозгов хватает. И постарайтесь впредь не брать то, что не вами положено. Вы своими действиями чуть было не сорвали учения военной разведки. Им тоже пришлось лихорадочно менять вводные и использовать вашу позицию для реабилитации перед собственным командованием. Всё, свободны лэр.

Планета Лелея, офицерская столовая, торжественные мероприятия по случаю успешного окончания учений.

– Поздравляю вас, лэры, с успешным завершением учений, – стоя во главе подковообразного стола, вещал контр-адмирал; остальные офицеры, также стоя, внимали его речи; их простёртые перед собой руки торжественно сжимали бокалы с традиционным имперским виски. – Ваши бойцы показали достойную славного имени Императора подготовку. Не обошлось без досадных накладок, но все мы живые люди, и это неизбежно. Главное – все сложности были успешно преодолены, и не в последнюю очередь благодаря вашей находчивости и выучке бойцов. Отдыхайте, лэры, сегодня ваш день!

Офицеры дисциплинированно и с неподдельным энтузиазмом выкликнули троекратное: «Виват!» – Дальше был фуршет, бесконечные тосты, обсуждение злободневных проблем и море спиртного, пополам с шутками и смехом. Офицеры отходили от напряжения последней недели, и командование в этом действовало вполне по-отечески. Контр-адмирал рассказывал хохмы из своей собственной службы, и все присутствующие вынуждены были признать в высшем офицере родственную душу – пусть и несколько отягощённую властью. Лейтенанты наседали с вопросами, пытались впитать в себя науку многоопытного ветерана. И только двум командорам было не до праздного веселья. Они то и дело бросали хмурые взгляды в сторону высшего лейтенанта Грэя. Возможно, это было несколько неестественно, но командоры слишком близко к сердцу приняли неадекватность ротного, которая для опытных организаторов была куда очевидней, нежели для празднующих лейтенантов. Такого человека нельзя было оставлять на командовании ротой, но контр-адмирал решил всё спустить на тормозах. Возможно, он был более опытен в таких вопросах. Возможно. Вот только каждый офицер в империи имеет право на своё персональное суждение, и командоры намеревались отстаивать это самое суждение до последней капли крови.

Прошло ещё полчаса. Лейтенанты шумели и балагурили всё сильней, контр-адмирал устроился в уголочке, на уютном диване, и в компании Раймона Ванги опустошал уже третью бутыль отличного виски. Высшего офицера тянуло на лирику, он делился с молодым и неопытным лейтенантом своими мыслями, опытом, знаниями. Это было своего рода традицией, которая въелась в плоть и кровь имперского офицера. Лейтенант был, в целом, не против такой традиции, смирился с ней и даже пытался извлекать из неё пользу, только напиваться опять не хотелось, но без этого было никак. По-другому контр-адмирал свои знания передавать не мог. Сознание молодого лейтенанта всё глубже погружалось в белый шум, тело подхватывали волны блаженной расслабленности. Неожиданно в помещении что-то изменилось. Это далеко не сразу дошло до замутнённого сознания штурмовика, а дойдя, заставило того внимательней осмотреться по сторонам.

Взгляду лейтенанта открылась странная картина. В центре офицерской столовой, прямо в середине подковообразного стола, мелькали яркие острые вспышки силовых полей. Раймон Ванга присмотрелся повнимательней и обомлел: в палатке на силовых шпагах насмерть рубились два офицера. Он попытался подняться, чтобы выяснить причину дуэли, но ноги уже не слушались. Тогда он перевёл взгляд на контр-адмирала. Тот был удивительно спокоен, только глаза пожилого военного горели лихорадочным блеском. Взгляды старого и молодого офицеров встретились.

– Хороши, мои командоры? – задал он непонятный Ванге вопрос.

– Не понимаю о чём вы, лэр.

– Ничего, ещё поймёте. Убеждения всегда нужно отстаивать с клинком, а не с чернильницей. Запомните это, Ванга. Хорошо запомните.

Раздача слонов и плюшек

Планета Варан встречала своих защитников глубоким провинциальным умиротворением. Ошалевшие от долгой утомительной дороги штурмовики спешили подставить лицо свежему ветру, вдохнуть насыщенный такими знакомыми запахами воздух родной планеты. Это был их дом, и даже загрубевшие души бойцов невольно раскрывались навстречу щемящему чувству единения с чем-то родственным, уютным. Но вот сквозь дышащее жаром марево проступили угрожающие тела флаеров. Бойцы поспешили в их уютные утробы, и вот уже мощные машины взмывают в синюю высь, сотрясая космодром надсадными визжащими звуками – ни дать, ни взять, диковинные хищники, плоть от плоти странной планеты.

Однако Раймону Ванге было далеко до благодушия собственных солдат, он напряжённо думал. Тёплая обшивка воздушного извозчика, к которой прижимался лейтенант, пыталась расслабить, согреть мятущуюся душу офицера. Зато узкая, неудобная седушка, в пику дружелюбной стене, немилосердно врезалась в тело рифлёными гранями, руша и без того зыбкий эффект от тепла за спиной. Взгляд Раймона Ванги в очередной раз зацепился за дремлющего напротив эмкома Энрике. В памяти снова и снова всплывала сцена их последнего серьёзного разговора, состоявшегося накануне отбытия с планеты Лелея.

– Не икается, эмком? – поинтересовался тогда лейтенант у подчинённого.

Утренняя зарядка как раз была в полном разгаре. Порядком помятые после вчерашней попойки офицеры вяло гоняли пышущих дурной энергией в предвкушении отлёта солдат. Только третий взвод неожиданно оказался под ударом неправдоподобно трезвого лейтенанта Грана и теперь совершал марш-бросок вокруг развороченных взрывами укреплений вчерашнего условного противника.

– Не понимаю, лэр… – растерялся Энрике.

– Вчера на дуэли погиб высший лейтенанта Арнольд Грэй, – буднично констатировал офицер.

– Да? Но как это со мной-то связано?

– Его убил координатор учений, старший командор Кубрик Ойрин, ответственный за оценку личного состава штурмовых подразделений, – внешне безучастно продолжал лейтенант. – Убил за слабую подготовку личного состава и переоценку высшим лейтенантом своих возможностей. Грубо говоря, если бы в укрепрайоне был не условный противник, а вполне себе настоящий, рота Грэя легла бы вся. Не напомнить вам, кто надоумил лэра высшего лейтенанта на ратный подвиг?

– Не надо, лэр. Я понял.

– Что вы поняли, лэр?

– Что невольно подставил лэра высшего лейтенанта, – сглотнул подступивший к горлу комок эмком.

– Невольно? Скажите, лэр, вы отдаёте себе отчёт, что воспитатели могут быть с вами не столь корректны, как ваш лейтенант?

– Отдаю. Я не подумал о таких… дальних последствиях своей шутки. Я целился в солдат, а не в офицера.

– Вернёмся к первому вопросу: что вы чувствуете от осознания, что ваша шутка стала причиной гибели неплохого человека? Офицера и командира?

– Я… Мне больно это осознавать, лэр, – хмуро обронил окончательно растерявший свой пыл и энергию солдат.

– Обдумайте всё как следует, Энрике, вечером мы вернёмся к этому разговору.

Вечером разговора не получилось, зато он состоялся спустя три дня, во время пересадки с военного борта на зафрахтованный для штурмовой роты высшего лейтенанта Марьяно гражданский транспорт. Они с эмкомом стояли возле закрывающейся аппарели и глядели на постепенно утоньшающуюся щель в обшивке.

– Лэр лейтенант, я постараюсь впредь продумывать последствия своих… шуток. Если вы отдадите приказ, я готов сообщить о своей вине воспитателям.

– Я не считаю вас виноватым в смерти Арнольда Грэя, но вы невольно ускорили развитие ситуации. Скорее всего, Грэй и без вас бы погиб во время выполнения боевой задачи – слишком неадекватно он оценивал свои возможности. Но это только мои выводы. Я видел Грэя «в деле», неплохо понимаю ваши чаяния, однако воспитатели могут и не разобраться в таких нюансах психологии. Впредь надеюсь на ваше благоразумие…

Лейтенант поймал себя на том, что воспоминание о событиях последнего дня учений больше не вызывает былой бури эмоций в его душе. Сегодня он был неожиданно спокоен. Почему же тогда разговор с эмкомом снова и снова всплывал в сознании? – Ответа не было. От тяжких дум офицера отвлёк неожиданный приказ высшего лейтенанта высаживаться прямо на пластобетон гарнизонного плаца.

Лейтенант энергично поднялся с нагретого металла, осмотрел своих бойцов, разместившихся с противоположной стороны обширного грузового блока. Заставил разомлевших штурмовиков построиться, включить магниты в ступнях брони – соблюдение техники безопасности никогда не бывает лишним. Когда же аппарель зависшего над плацем флаера провалилась вниз, явив разверзшийся зев бескрайнего неба и кусок ограниченного строем солдат плаца, коротким рыком отправил солдат на выход.

Строем по двое штурмовики покидали дышащую жарким воздухом и разогретым металлом утробу. Короткий прыжок, соприкосновение с серой мутью пластобетона, и вот уже они несутся к приветственному строю сослуживцев, где выстраиваются в ровную коробочку и замирают. Рядом из второго аппарата выгружаются бойцы взвода Кларка Дерано. Последними аппараты покидают офицеры. Ступив на плац, они спешат к замершему перед строем коменданту и громко рапортуют о прибытии взводов с учений.

Но вот все формальности соблюдены, и Раймон Ванга может занять своё место перед строем третьего взвода. Краем сознания и с некоторой толикой удивления офицер отмечает замершего рядом лейтенанта Грана. Трезвый, чисто выбритый, в опрятном маскхалате – старик смотрится на удивление молодцевато и торжественно.

– Бойцы первого и третьего взводов первой штурмовой роты! Поздравляю Вас с успешным завершением учений! За Человечество! – гаркнул комендант зычным командирским голосом.

– И Императора! – выдохнул строй.

– Слушай приказ, бойцы. Специальным рескриптом секторального наместника, за высокие показатели боевой подготовки, отпуском награждаются рядовые третьего взвода Странтор, Кулаков и Фермон, рядовые первого взвода… Денежной премией награждаются: младший командир третьего взвода Энрике, рядовые Энтро, Гранта, Велес, Грайна, младший командир первого взвода… Почётной грамотой награждаются… Голограммы на фоне знамени боевой части удостаиваются…

В своей длинной и громкой речи командир прошёлся практически по всем бойцам обоих взводов, никто не ушёл обиженным. Лейтенанту казалось странным, что награждают за учения, а не за ратные подвиги, но и награждения были символическими. С другой стороны, чем плох отпуск или небольшая премия? Солдаты ведь, в самом деле, сильно выложились, особенно в финишной части учений – чуть было не закончившейся позором высшего лейтенанта Арнольда Грэя. Да и маленькие поощрительные призы для основной массы бойцов что-то, да значат. Вон, даже рядового Бочаре отметили голограммой. Будет потом на старости лет рассказывать внукам, как отличился, как из него сделали человека в штурмовых частях. Краем глаза Раймон Ванга невольно зыркнул на толстяка. За прошедшие четыре месяца солдат сильно изменился, даже взгляд у него стал более осмысленным.

Впрочем, не один лейтенант смотрел на рядового Бочаре. Услышав об отличительной голограмме, сослуживцы за его спиной вовсю обсуждали нешуточные успехи толстяка. Из рядов слышались шепотки: «Глянь, что вошебойка с людьми делает!» – «Оказывается, она не только вшей убивает! Она ещё и способствует поднятию боевого духа и поддержанию высокого уровня боевой подготовки!» – Сам же Боча лишь тяжело вздыхал. Ему ещё долго в кошмарных снах будет сниться универсальный рецепт похудания, когда лейтенант сначала сгонял с него три пота в комплексе санитарной очистки, а затем заставлял бегать до изнеможения. И всё это под неусыпным надзором гарнизонного эскулапа – того ещё извращенца с собственной системой ценностей, среди которых врачебная клятва стояла где-то на почётном последнем месте.

По завершении торжественного построения комендант, уходя, поманил за собой Раймона Вангу. В кабинете командира штурмовик несколько стушевался, не спеша следовать примеру хозяина и размещаться в кресле за столом.

– Да что вы, как не дома, лэр. Присаживайтесь, – массивный мужчина был поразительно благодушен. Он даже улыбнулся своему подчинённому, когда тот присел, затем и вовсе выдал нечто, чего никак в представлении молодого лейтенанта выдать не мог. – Выпить хотите? Вино, виски, коньяк?

– Я не пью на службе, – выдавил из себя Ванга.

– Вы не подумайте, лэр, я вовсе не хочу вас подставить или спровоцировать. Нас с вами ждёт длинный и откровенный разговор, а его лучше вести под спиртное. Уж поверьте моему опыту, – старший командор подмигнул Раймону Ванге и вопросительно на него уставился.

– Виски, – коротко кивнул лейтенант. После памятной пьянки с контр-адмиралом разговор с комендантом под спиртное казался… просто разговором.

– Отлично! Я так и думал! Уважающий себя имперский офицер всегда пьёт виски, – просиял командир.

Мужчина, несмотря на свою кажущуюся громоздкость, очень ловко разлил по бокалам янтарную жидкость. Офицеры в молчании отхлебнули по глотку. Только после этого ритуального жеста комендант, не глядя в глаза лейтенанта, начал говорить.

– Вы всё ещё хотите получить офицерскую должность, лэр?

– Я же для этого прибыл на флот, лэр!

– Понимаете, лейтенант, должности бывают разными. Вы сначала хорошо подумайте, прежде чем отвечать утвердительно. Готовы ли вы нести службу на любой офицерской должности? Там, куда вас направит Император?

– Я готов умереть за империю, лэр. Должность не имеет значения. Только… я уже неплохо сошёлся со своим подразделением, будет тяжело расставаться со своими солдатами и сослуживцами-офицерами.

– Ну, совсем расставаться с ними вам не придётся… но многое может измениться, если вы согласитесь, лэр.

– Лэр комендант, скажите прямо: к чему этот разговор? – не выдержал молодой лейтенант. Он упорно не понимал, к чему клонит командир.

– Вам дали отличную характеристику, лэр Ванга. Сам контр-адмирал, координирующий учения, дал. Но само по себе это ничего не значило бы, если бы не одно «но»: благодаря вам и вашей работе с личным составом из запоя вышел лейтенант Гран. Он подал рапорт на имя контр-адмирала, в котором просил допустить его до работы с личным составом. Очевидно, это Ваша заслуга. Лэры воспитатели, до которых дошёл этот рапорт, сопоставив его с вашими результатами по боевой подготовке и рекомендациями контр-адмирала, настаивают на вашей кандидатуре.

– Кандидатуре куда, лэр старший командор?

– Кандидатуре штатного воспитателя нашей боевой части.

Сказать, что Раймон Ванга удивился – значит ничего не сказать. У него просто отвисла челюсть от изумления. Воспитателями принято было назначать офицеров, имеющих некоторую подготовку в качестве дознавателей, соответственно, ими редко становились обычные офицеры, окончившие Академию. Кандидатов в воспитатели готовили отдельно, по общей программе, вне зависимости от рода войск. Ситуации, когда на такую должность назначался выпускник Академии, были крайне редки. Кроме того, воспитателей, конечно, уважали, но относились к ним с некоторой натяжкой, не спеша принимать в боевое братство. Ведь у следователя, каковым в значительной степени является воспитатель, основная функция была глубоко антагонистична обычным офицерам. Они банально оказывались по разные стороны баррикад. Но даже это ещё не всё. В части, если память лейтенанту не изменяла, штатный воспитатель уже был.

– Лэра Дарта Виллайя переводят?

– Лэр Дарт Виллай мёртв, лэр Ванга.

– Как мёртв?

– А вот так. Пока вы были на учениях, у нас в части что-то случилось. Даже я не знаю подробностей, просто в один прекрасный день кабинет воспитателя оказался блокирован взводом внутренней службы. Все воспитатели на ушах, одна комиссия за другой. Всех замучили постоянными допросами. А только вы с учений прибыли, со мной сразу вышел на контакт наш куратор по линии воспитателей, обрисовал ситуацию и предложил назначить вас на эту должность. Допросы тут же прекратились, – мужчина подался вперёд. – Лично я очень хотел бы, чтобы эта ситуация побыстрей разрешилась. Сложно работать, когда тебя и подчинённых офицеров постоянно дёргают. Но я не могу им ничего ответить, это должен быть только ваш выбор, лэр. Я ведь знаю, что в Академии к такому не готовят.

– Я… Не готов так сходу…

– Да вы пейте, пейте, я сходу и не прошу. Выпьете, и решите.

– Я могу переговорить с куратором по линии воспитателей?

– Конечно. После того, как дадите своё предварительное согласие.

– Мне нужно знать фронт работ, лэр. Без этого я не могу дать своё предварительное согласие. Это совершенно тёмный лес для меня.

– То есть принципиально вы не против? – гнул свою линию комендант.

– Принципиально – нет. Но боюсь не справиться.

– Если вы справились с лейтенантом Граном, то уж с должностью воспитателя как-то управитесь. Уж поверьте моему богатому опыту.

– Хорошо лэр. Я готов служить там, куда меня направит Император. Вы правы. Это ребячество.

– Ну, вот и отлично! Да, лэр, к вам тут гости, – комендант подмигнул.

– Гости?!

В это мгновение в кабинет вошёл гость. Вернее, гостья. У лейтенанта второй раз за разговор отпала челюсть: перед ним стояла Ларисса Миллини, собственной персоной. Женщина была одета во что-то тёмное, неброское, хотя и так её ладная стройная фигурка весьма соблазнительно проступала сквозь ткань мешковатого комбинезона. Копна рыжих волос была старательно спрятана под широкое кепи, но некоторые непослушные пряди нет-нет, да выбивались из-под головного убора. А вот лицо женщины… В нём, в самом деле, многое изменилось. Бледное, осунувшееся – видно было, что прелестница много плакала и плохо спала, и всё это – на протяжении весьма значительного времени.

Авантюристка, увидев лейтенанта, стремглав кинулась к нему. Когда же лейтенант попытался подняться ей навстречу, женщина, ни с того ни с сего, упала перед ним на колени.

– Лэр, умоляю вас, возьмите меня на поруки! – её уставшие, подёрнутые паволокой отчаяния глаза, казалось, заглядывали в самую душу молодого лейтенанта. Он хотел было поднять женщину с колен, но та намертво вцепилась в его локоть. Пришлось Раймону Ванге садиться обратно в кресло.

– Вы… Как вы здесь оказались? Это же боевая часть! – спросил совсем не то, что хотел молодой лейтенант. Его расстроенные мысли носились в голове, словно эскадрон лёгкой кавалерии по полю боя.

– Лэр, умоляю. Он обещал меня уничтожить. Меня не выпускали с планеты, меня не брали на работу, мне отказывались обналичивать деньги. Вокруг постоянно сновали его люди, они не давали мне ни с кем… познакомиться. Тогда я позвонила ему и попросила дать мне шанс. Только один шанс. Он сказал, что этот шанс мне может дать только один человек. И вот я здесь, лэр. Я готова на всё! Если вы откажетесь, я покончу с собой. Я не могу так больше! Я всего лишь слабая женщина. Да, преступница! Но это же была всего лишь игра. Игра, понимаете?! Я не воспринимала всё это всерьёз! Я готова искупить. Умоляю!

Сознание лейтенанта подёрнулось паволокой влечения. Перед ним на коленях стояла женщина, которую он повидал в самых разных ипостасях. И преступницы, и прелестницы. И почему-то в этот момент он, как, наверное, и любой мужчина на его месте, напрочь забыл ту, нелицеприятную ипостась, зато отчётливо вспомнил другую, куда более светлую. Да это и немудрено: у него уже больше трех месяцев не было женщины, зато было чудовищное психологическое и физическое напряжение, несколько затушёванное привычкой и обилием спиртного. Но офицер тряхнул головой, отгоняя наваждение, проделал лёгкую дыхательную гимнастику и взял себя в руки. Лейтенант поднял взгляд на коменданта. Тот только сочувственно пожал плечами.

– С вами тут хотели поговорить, лэр, – добавил он, включая голограмму.

Над столом возникла хорошо знакомая Раймону Ванге фигура секторального наместника. Мужчина стоял спиной к проекции и что-то говорил. Наконец он смог отвлечься, повернулся к новым собеседникам и широко им улыбнулся.

– О, кого я вижу! Лэр лейтенант! Наслышан о ваших подвигах. Вижу, ЭТА уже приехала.

– Здравия желаю, лэр О`Гранди, – коротко поклонился офицер военному губернатору и кивнул на забывшую даже дышать женщину на полу. – Это была ваша инициатива?

– Да, лэр. До меня дошли слухи, будто вам удалось вывести из многолетнего запоя лейтенанта Грана. Это дорогого стоит. Вот я и подумал, что вы сможете заняться ЭТОЙ. Если согласитесь, она ваша с потрохами. Делайте с ней, что пожелаете.

Раймон Ванга вздрогнул. Во взгляде наместника было что-то, что заставляло воспринимать его слова буквально. Офицер перевёл взгляд на замершую у его ног женщину. Словно почувствовав его внимание, она крепче вцепилась в колени мужчины, даже уткнулась в них лицом. По телу лейтенанта прошёл спазм нежности; он с трудом заставил себя оторваться от завлекательной картины у своих ног, вновь поднял взгляд на О`Гранди.

– Лэр, я готов попробовать.

– Не сомневался, лэр. В вашей дыре такую картинку точно не найти. Вот только никогда не забывайте, Ванга, что мы в ответе за тех, кого приручили, – глаза губернатора сощурились, лицо вытянулось, словно он принял боевую стойку. – Теперь вы отвечаете за неё, лейтенант. Если вы оплошаете, и она возьмётся за старое, ни вами, ни ей мало не покажется. Будьте уверены.

– Не считайте меня мальчишкой, лэр. Я боевой офицер и полностью отдаю отчёт в своих действиях и решениях. Я готов заняться её воспитанием.

– Воспитанием? Это теперь так называется? – наместник коротко хохотнул, сделал какие-то пассы руками над персональным голографом, затем что-то рявкнул в сторону. – Ну, воспитывайте, воспитатель. Чтобы вам лучше воспитывалось, я объявил её в розыск по гражданским каналам. Теперь она может чувствовать себя в относительной безопасности только среди военных – на ближайшие полгода-год, потом посмотрим. Всего наилучшего, лэр Ванга. Поздравляю Вас с новой должностью.

Мужчины обменялись короткими поклонами, и О`Гранди отключился. Лейтенант же перевёл взгляд на всё так же стоящую на коленях женщину.

– Встаньте, миледи.

Ларисса послушно встала и замерла, неотрывно глядя в глаза офицеру. Он успел прочесть в них столько всего, такую бурю чувств подняло в ней его согласие, что мужчина поспешил перевести взгляд на коменданта. Тот был куда понятней в своих чаяниях.

– Даже не спрашиваю, лэр, что она натворила. Это не моё дело. Но раз секторальный наместник сказал своё слово, в моём гарнизоне она под вашей защитой. Очень надеюсь, она не будет подрывать боеспособность моих офицеров и солдат, иначе я буду вынужден принять меры. Вы понимаете, лэр воспитатель?

– Чего уж тут не понимать, лэр комендант. Моя комната в офицерском расположении первой роты остаётся за мной?

– Да, лэр. Не вижу смысла что-либо менять.

– Когда мне прибыть на инструктаж?

– Лэр куратор сам с вами свяжется. Пока же потрудитесь разместить лэру и передать командование взводом лейтенанту Грану.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Стоило двери в кабинет коменданта задвинуться за спинами молодых людей, как женщина поспешила подхватить несколько напряжённого офицера под руку. Невинный в целом жест заставил его вздрогнуть, но Ванга лишь неопределённо хмыкнул своим непонятным эмоциям. Он крепко сжал ладонь прелестницы и тихо произнёс:

– Ну вот, миледи, мы снова вместе. К сожалению, не могу вам предложить такого комфорта, как на лайнере, да он вам, наверное, и не нужен в свете всего произошедшего.

– Я готова к любым испытаниям, лэр. Не подумайте, что я такая неженка. На стержневой планете сектора мне многое пришлось переосмыслить. Вы не разочаруетесь в своём решении, и краснеть перед губернатором и комендантом вам не придётся, будьте уверены.

– Значит, вас устроит комната в офицерском расположении?

– Меня устроит любая комната, лишь бы рядом находились вы.

– Я не собираюсь пользоваться вашим положением ради своих утех, лэра.

– Не надо всех этих благоглупостей, лэр. Я давно всё для себя решила: если вы согласитесь взять меня на перевоспитание, я буду вашей. Женой, любовницей, наложницей – мне без разницы. Не могу я больше одна, лэр. На стержневой планете я поняла, насколько уязвима, и только рядом с вами я буду чувствовать себя в безопасности. Просто доверьтесь своим чувствам.

Молодые люди остановились. Женщина заглянула в глаза мужчине и, ободряюще улыбнувшись, прикоснулась губами к его губам. Дальнейший их путь трубадуры и поэты прошлого обязательно устелили бы розами, но в армии розам не место. Здесь обитают лишь шипы, которые и без посторонней помощи так и норовят впиться в беззащитное сердце или душу. Только люди с толстой кожей способны им противостоять, так что молодым предстоял полный испытаний тернистый путь, и дальнейшая их судьба была столь же неоднозначна, как и обстоятельства их первой встречи.

Приложение. Прообразы ситуаций в книге

В этой главе содержится краткий перечень ситуаций, имевших место в реальной советской, российской или американской армиях, и ставших прообразом подобных им событий в армии будущего. Читатель должен понимать, что все эти ситуации, естественно, имели место не с одним и не с двумя военными, они были размазаны в толще армейской жизни между многими и многими представителями служилой братии. Одна ситуация могла иметь место с одним офицером, другая, спустя несколько лет и тысячи километров – с другим. В книге же события подаются сверхконцентрировано. С одной стороны, это авторский приём, банальное литературное преумножение, а с другой… В реальном воинском коллективе постоянно что-то происходит, порой покруче описываемых реальных событий – просто оно ещё не нашло своего отражения на бумаге.

Путешествие лейтенанта к новому месту службы

На эту историю меня вдохновила одна имевшая место ситуация, рассказанная мне бывшим прапорщиком ДШБ, служившим в Восточной Германии. Как-то офицера отпустили домой в отпуск. За что, история умалчивает – то ли он удачно пристрелил нарушителя в карауле, то ли ещё за что. Отпуск прошёл штатно, но гражданская жизнь сильно затянула бравого офицера, и, чтобы немного его поддержать, сердобольные друзья и родственники дали ему в дорогу целую канистру отличнейшего домашнего самогона. В итоге офицер прибыл в часть только по прошествии двух недель пути и, вполне закономерно, уже без канистры. На вопросы сослуживцев отвечал крайне путано, лепетал что-то про поезда и попутчиков. Одним словом, все эти две недели он куда-то ехал и с кем-то пил, и пришёл в себя только тогда, когда канистра показала дно. Вот такое вот приключение. Так что путешествие молодого лейтенанта имело реальный прообраз, пусть и без всякого там фантастического антуража. С другой стороны, для кого-то и канистра самогона в дорогу может показаться фантастикой…

Лейтенант Гран

В одной войсковой части служил старший лейтенант: могучий такой детина, сосланный сюда то ли из ВДВ, то ли из военной разведки. Вот только вся работа с личным составом лежала не на нём, а на старшине-дедушке, ибо этот офицер пил напропалую. Дошло до того, что к командиру пришла его жена и попросила отдавать зарплату лейтенанта ей; чуть ли не на коленях просила, ведь офицер пропивал абсолютно всё, денег не оставалось даже на обуть-накормить детей.

Так он и служил, периодически выходя из запоев, пытаясь учинять свои порядки в подразделении и неизменно натыкаясь при этом на противостояние дедушки-старшины. Порой получал от того по морде и бегал жаловаться начальнику штаба и замполиту. Так что лейтенант Гран – это чистый ангел во плоти, тихий алкоголик, который хотя бы никому проблем не создавал. В этом отношении к нему ближе другой офицер, на этот раз капитан. Этот не пил. Служил аж со срочной службы, каковую прошёл ещё в СССР. Тихий, приветливый, эдакий божий одуванчик. Солдаты его уважали уже за одну честно пройденную срочку. Но если кто-то пытался сесть капитану на шею, а он при этом оказывался сильно выпимши… мало никому не казалось: бил всеми подручными средствами.

Откуда мне знакомы эти прообразы лейтенанта Грана? Да на своей шкуре через них прошёл, довелось служить под их началом.

Контроль штурмовиков за прочими частями

Штурмовиков специально ставят, чтобы они следили за порядком среди исследователей и прочих обслуживающих их субъектов. Это очень жизненная ситуация. А.А. Зиновьев в книге «Катастройка» описывает нечто подобное, имевшее место в СССР. Тогда нужно было построить какой-то объект и на место пригнали стройбат. Но стройбат – крайне низко дисциплинированное подразделение, и работа не клеилась. Ровно до тех пор, покуда рядом не поставили часть ВДВ. Уже одно это, без всяких там методов экономического принуждения, повысило производительность труда стройбатовцев в разы. Когда в книге рядом с оружейниками ставят часть штутмовых войск флота будущего, это оказывается лишь повторением истории на новой её спирали развития.

Участие больных солдат в нарядах

Антон Шпак – вполне реальный собирательный образ армейских военных медиков. Если Вы, уважаемый читатель, полагаете, будто клятва Гиппократа распространяется на армию, то глубоко заблуждаетесь. Военные медики прежде всего офицеры, а офицеры, как известно, считают солдат не людьми, а солдатами. Но в медицинских учреждениях работают только медики, откуда им взять солдат? Правильно, их с избытком хватает среди больных.

В советских, а позже и в российских медицинских учреждениях именно солдаты занимались уборкой, мытьём полов, подметанием территории, даже рытьём необходимых медикам ям рядом с медучреждениями. Примечательно, даже высокая температура не всегда освобождала солдата от обязательной повинности.

А ещё из солдат в медучреждениях отбирали так называемых старшин, то есть солдат, которые должны руководить прочими солдатами при отбывании медицинской повинности. Стоит ли говорить, что старшины не давали клятвы Гиппократа, да и вообще редко представляют себе, что такое эта пресловутая клятва, и кто такой этот самый Гиппократ? Им плевать на здоровье подопечных, для них главное – приказ медика-офицера.

Наивно полагать, что что-то сильно изменится с течением времени. В книге показана достаточно дисциплинированная часть, где порядок поддерживается на должном уровне, и даже Шпаку прилетает заслуженное воздаяние. Но так ли будет повсеместно? Автор очень в этом сомневается.

В продолжение темы медицины. Есть такой анекдот. Приходит солдат к медику и жалуется на больной живот и больную голову. Медик достаёт из глубокого кармана белого халата таблетку без упаковки, разламывает её на две половинки и вручает солдату с напутственными словами: «Вот эта – от живота, а вот эта – от головы. Смотри, не перепутай!» Для Вас, уважаемый читатель, этот анекдот абсурден и не лишён юмора. Для моего друга он был жестокой реальностью. Именно так его лечили в одной подмосковной войсковой части правительственной связи. Поэтому отсутствие у Антона Шпака обезболивающего – совершенно несущественная по армейским меркам проблема; он хотя бы честно пытается лечить подручными средствами.

Про спутник военной разведки

Раймон Ванга недоумевает об отсутствии в парке техники пусковой установки для спутника. Он не знает, что для советской армии века двадцатого – это сущие мелочи.

В одной танковой части всегда заранее узнавали о предстоящей проверке готовности вверенной техники. Офицеры получали команду привести технику в боеготовность, команда спускалась до командиров машин и прочих младших командиров сержантского звена, и те стремглав отправлялись на промысел по соседним войсковым частям за недостающими запчастями. Шёл торг, шли дипломатические переговоры, порой в дело вступало банальное воровство. В результате к моменту проверки вся техника обычно бывала на ходу, за исключением законсервированной.

Проверяющие, со своей стороны, не обращали внимания на детали. Да это и немудрено, ведь всё время проверки они пили халявную водку, а столы в штабах ломились от халявной закуски; даже в баньке могли попариться. И всех всё устраивало, но однажды… Что-то где-то случилось, и проверка приехала трезвой и злой. Стали сверять серийные номера запчастей, и выяснился поразительный факт: в части не было ни одной оригинальной машины, все они были укомплектованы неизвестными запчастями.

А потом проверка дошла до техники на консервации… Вся техника оказалась не на ходу, ведь первым делом запчасти снимали именно с этой резервной техники, должной участвовать в работе лишь по военному времени. Кому в мирное время придёт идея её проверить? Пришла. Последствия для командования были страшными.

Эту историю мне рассказал таксист, в прошлом – танкист срочной службы. Он запомнил её на всю жизнь, как и большинство служивших мужчин запоминают анекдотичные, но чрезвычайно яркие на эмоции армейские будни.

Воспитательные процедуры лейтенанта

Читатель может посчитать описанные в книге методы воспитания негуманными, бесчеловечными. Он много чего может считать. Важно, что его мнение в армии никого волновать не будет. Здесь главное – добиться результата, методы же отходят на второй план. Иногда это видно особенно отчётливо, но в некоторые исторические эпохи может быть несколько скрыто в толще жизненной ситуации.

Например, такой метод, как бег по плацу в полной выкладке – это нормально. За особые косяки возможен бег по плацу в костюме химзащиты, иногда только в одном противогазе. Хотя, словно «только» не до конца раскрывает масштаб подобного наказания. Попробуйте, уважаемый читатель, побегать в противогазе! Уверен, получите массу новых впечатлений. Так вот, в будущем могут появиться скафандры с экзоскелетом. Полагаю, аналогия с химзащитой или с полной выкладкой – очевидна. Так что в будущем солдаты неизменно будут бегать в тяжеленном скафандре с отключенным экзоскелетом. Аналогия очевидна и естественна – да и не аналогия даже, а так, банальная преемственность.

Ну а давление на солдат через коллектив – это вообще старо, как мир. Вспомните наказание прошлого, когда за провинность всего подразделения убивали каждого десятого в этом самом подразделении, причём убивали публично! Это нормальная исторически оправданная практика. Теперь, да и в будущем, убивать вряд ли будут, но вот наказывать всё подразделение на глазах у провинившегося – как пить дать. Даже американцы в «Цельнометаллической оболочке» показали этот метод, когда свои же били толстяка за его неспособность нормально тренироваться. Ванга очень чётко понимает важность этого метода, так как сам в годину «учёбы» в Академии проходил через подобное чуть ли не ежедневно, и повсеместно его практикует. Для него воспитание через коллектив столь же естественно, как порядок в личной стенной нише или идеально выглаженная и чистая форма.

Более подробно про эти и другие методы армейской дрессировки читатель может прочесть в моей книге «Исследование взаимоотношений в Российской Армии», здесь же не вижу необходимости лишний раз переписывать прописные истины. Скажу лишь, что армейское подразделение – это, прежде всего, коллектив, то есть единый социальный организм, отличный от составляющих его людей. Он нуждается в особых методах боевого слаживания, сплочения составляющих его индивидов, лишения их собственной индивидуальности. Без этого не будет нормальной работы подразделения в условиях боя, да и дисциплины не будет. Кроме того, требуется ломать через хребет ещё и индивидуальность самого коллектива, не давать ему жить ради себя самого и привилегированной его части. Всё это требует постоянного мониторинга ситуации со стороны офицера, постоянной «накачки», постоянных воспитательных процедур. Именно как единый организм коллектив и воспринимается нормальным командиром, а в организме жизнь одной клетки стоит не так уж много, а если она ещё и больная, заражённая клетка – так и вовсе ничего не стоит.

Тема охоты в армии

Был у меня один знакомый, сын крупного военного начальника, служившего на дальнем севере в бытность СССР. Так вот, на охоту они тогда ходили на военных вертолётах и самолётах. Именно с таких аппаратов отдыхающих офицеров сбрасывали на точку с парашютами, даже технику какую могли сбросить на специальных парашютах для военной техники. Ну а дальше была пьянка и войнушка, с использованием любого доступного вооружения. Так что наши штурмовики недалеко ушли в этом смысле от своих далёких предков, только технические возможности у них существенно выше, а в остальном… Охота во все времена для военных – дело святое. Без темы охоты – никуда.

Разборки между взводами

Читатель может удивиться, но у этой сцены есть прообраз, причём более чем реальный.

В одном комплексе зданий за большим бетонным забором жили-поживали сразу четыре войсковые части совершенно разного подчинения и специализации. Одни – сапёры, другие – химбат, третьи – часть материального обеспечения и четвёртые – военная разведка. Не сказать, чтобы жили они особенно дружно. Каждая часть имела свою собственную казарму, свой собственный штаб, свой плац. Каждая жила сама в себе. Но военная разведка всегда считала себя самой лучшей. – Не правда ли, читатель, очень похоже на русскую народную сказку? Но в этой сказке не будет ни намёка, ни мудрости – одна только неизживная армейская глупость. – Так вот, военная разведка, как самая лучшая, имела привилегию патрулировать всю территорию комплекса. Остальные только свои здания охраняли, да на входе в штаб стояли, а эти – всех стерегли. Как часто бывает, разведчики посчитали себя пупом земли, хозяевами положения, и занялись не просто охраной, но вымоганием из солдат прочих частей денег. Идёт такой в чипок (так называлась торговая точка на территории комплекса), а его – раз! – под белы ручки и начинают прессовать, требовать отдать деньги. Не сложно догадаться, что подобная практика быстро надоела всем солдатам в военном городке – за исключением самих разведчиков.

Начались стычки. Шли они с переменным успехом, но разведчики, как самые организованные, обычно выходили из них победителями – к ним вовремя подходило подкрепление, да они были и лучше подготовлены. И вот однажды, вконец разъярённые от беспредела соседей, все три части взбунтовались. На плацу перед казармой разведки стало тесно от бойцов смежных частей. Каждый был чем-то вооружён: кто-то дужкой от кровати, кто-то штык-ножом, кто-то крутил в руках армейский ремень с тяжёлой пряжкой. Были даже и такие, кто вышел на бой с табуреткой. – Да, да, не смейтесь, есть в армии такое оружие. Страшнее сапёрной лопатки, скажу я вам! – И тогда паникующее командование разведчиков не нашло ничего лучше, чем выдать своим подопечным оружие.

Ситуация разрешилась без кровопролития. После этого военная разведка стала куда спокойней и такого беспредела больше не чинила – по крайней мере, в подобных масштабах и с подобной наглостью.

В этой истории нет ни капли вранья. Я даже могу назвать часть, где всё это происходило, хотя, по понятным причинам, не стану этого делать. К слову сказать, эти события происходили в начале 2000-ых, а не в лихие девяностые.

Бунт из-за сортиров

Это уже опыт американцев. Именно у них армия контрактная, и именно она бунтовала в Афганистане, когда туда не завезли пластиковые туалеты. В книге эта жизненная ситуация приняла по-своему гротескные формы, адекватные отдалённому будущему и живущим в нём людям.

Отлов свиней на планетарном выходе

На этот эпизод меня вдохновили две реальные ситуации из жизни одного подразделения на полевом выходе. В одном эпизоде бойцы приехали на бахчу воровать арбузы на ИРМ, считай, на танке. Надо отдать должное охране – та на чахлом жигулёнке честно создавала видимость погони. И у местных был положительный опыт! Как-то они поймали целый танк, танкисты где-то прокололись и были с позором отконвоированы во временный лагерь.

В другом эпизоде бойцы поймали несколько баранов из стада неподалёку от лагеря и запрятали в подпол. К слову сказать, подпол был вырыт в каменистом грунте на глубину более двух с половиной метров – из техники при этом использовались только ломы и лопаты. А с каким энтузиазмом работали солдаты! С какой нечеловеческой скоростью они вгрызались в каменистый грунт! Никогда больше за всё время учений бойцы не проявляли такого праведного энтузиазма! Они ж для себя работали. Естественно, баранов не нашли – кому придёт в голову лезть под пол палатки?! Потом ребята весь выход питались свежим шашлычком.

Поведение секторального наместника

В будущем для обеспечения контроля над вверенными системами придётся применять крутые меры, иначе они быстро отобьются от рук. Тут же целые обособленные звёздные системы, отделённые от центра цивилизации сотнями световых лет! Попробуй, сохрани над ними контроль! Только космическому флоту это под силу, в роли неизменного галактического жандарма. Именно поэтому власть секторального наместника императора – это, прежде всего, военная власть, наподобие генерал-губернаторств нашей родной Российской Империи. Ну а для того, чтобы никто из местных управителей не мешал военным выполнять их задачи по сдерживанию сепаратизма этих самых управителей, всех военных просто вывели из-под гражданской юрисдикции. К слову сказать, это уже сейчас имеет место; так, военных судят особые военные суды, для них существует свой собственный раздел в уголовном кодексе, даже места отбывания наказаний у них свои, – и всё это в условиях невероятного развития коммуникаций. Чего уж говорить о будущем?

Поэтому наместник, объявляя в розыск любовницу Ванги, оставляет ей лишь один способ сохранить свободу: держаться рядом с лейтенантом. Рядом с ним на неё распространяется его иммунитет против гражданских служб.

«Ай гоу ту Хайфа» и космические пираты

В довершение хотелось бы поблагодарить автора бессмертной книги «Иванов и Рабинович или Ай гоу ту Хайфа». Сейчас я уже мало помню из этой в высшей степени неординарной книги, но сцену с нападением пиратов на яхту мне не забыть никогда. Как бедный пират, отведав тушёнки из «запасов» отважных эмигрантов, блевал за борт, а после, сжалившиеся над обносившимися мореплавателями захватчики вместо грабежа отвалили им несколько ящиков продовольствия. Именно эта сцена вдохновила меня попробовать адаптировать пиратов к реалиям будущего. Правда, с совсем другой стороны, но читатели должны знать, так сказать, первоисточник идеи. Если не читали этой бессмертной книги – прочтите. Там, конечно, не фантастика, но очень смешно и жизненно.

Примечания

1

Здесь сразу необходимо сориентировать читателя в воинских званиях Империи, потому что в дальнешем они будут встречаться повсеместно. Самым низшим званием является солдатское звание рядовой, дальше следует ещё два солдатских звания: старший рядовой и младший командир (эмком). Младшие офицерские звания начинаются с лейтенанта, и далее идут старший лейтенант и высший лейтенант. Старший офицерские звания начинаются с командора, за которым, по аналогии с младшими, следуют старший командор и высший командор. Наконец, высшие офицерские звания уже более привычны нашему слуху и последовательно состоят из: контр-адмирала, вице-адмирала и полного адмирала. Не следует также забывать о параллельном званиям феномене воинской должности. Так, главный герой одно время будет находиться на должности старшины, обычно замещаемой солдатами. В войсковой части его ждёт знакомство с комендантом части – это тоже должность. Более подробно о системе воинских званий и должностей можно найти в книге автора «Исследование взаимоотношений в Российской Армии», глава «Соотношение воинской должности и воинского звания». Этот дуализм должности и звания в той или иной степени воспроизводится в любой армии по вполне объективным причинам.

(обратно)

2

Так в империи именуют служащих органов правопорядка.

(обратно)

Оглавление

К читателю

Предисловие отставного офицера

Первое разочарование

Ахиллесова пята бюрократии

Обманчивый блеск высшего света

Хорошие и плохие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg