«Дьяболик»

Дьяболик (fb2) - Дьяболик [litres] (пер. Светлана В. Резник) (Дьяболик - 1) 1272K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - С. Дж. Кинкейд

С. Дж. Кинкейд Дьяболик

SJ Kincaid

THE DIABOLIC

Copyright © 2016 by S. J. Kincaid Published arrangement with Simon & Shuster Books for Young Reasers, an imprint of Simon & Shuster Children`s Publishing Division.

All rights reserved.

© Резник С., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

***

Неужели та же сила, Та же мощная ладонь И ягненка сотворила, И тебя, ночной огонь? «Тигр», Уильям Блейк

***

Все считают, что дьяболики не знают страха. На самом деле страх – это все, что мне было известно с самых нежных лет. Он овладел мною в то самое утро, когда в корраль прибыла чета Эмпиреанов – посмотреть на меня.

Я не могла еще говорить, хотя понимала большинство слов. Хозяин корраля задергал подчиненных бесконечными напоминаниями о предстоящем визите сенатора фон Эмпиреана с супругой – матриархом семьи Эмпиреан. Смотрители так и сновали туда-сюда вокруг моего загона, осматривая меня с ног до головы в поисках малейших изъянов. С колотящимся сердцем и напряженными в предчувствии боя мускулами я ждала гостей.

И вот они прибыли.

Все наставники и смотрители опустились перед ними на колени.

– Вы оказали нам огромную честь. – Хозяин корраля благоговейно поднес ее пальцы к своим щекам.

Меня же пронзил страх. Что это за существа такие, перед которыми падает ниц сам грозный хозяин корраля? Никогда еще сияющее силовое поле загона не казалось мне столь тесным. Я отступила подальше, насколько это было возможно. Сенатор фон Эмпиреан с супругой прохаживались снаружи невидимого барьера, рассматривая меня.

– Как вы, без сомнения, заметили, – рассказывал хозяин корраля, – Немезида примерно одного возраста с вашей дочерью, и ее физические характеристики подогнаны под ваши требования. В течение ближайших нескольких лет она станет гораздо сильнее, чем теперь.

– Вы уверены, что эта девочка может быть опасна? – скептически протянул сенатор. – Она выглядит, скорее, как испуганный ребенок.

От его слов я похолодела. Бояться мне не полагалось. Страх означал электрические разряды, урезание рациона и истязания. Никто не должен видеть меня испуганной. И я свирепо уставилась на сенатора. Тот поймал мой взгляд и оторопел. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но только прищурился и отвел глаза.

– Может, вы и правы, – пробормотал он. – Есть в ее зрачках что-то нечеловеческое. Дорогая, ты уверена, что нам дома нужна подобная тварь?

– Все уважаемые люди уже обзавелись дьяболиками. Наша дочь не останется единственным незащищенным ребенком в округе, – отрезала матриарх и повернулась к хозяину корраля. – Мы желаем в деле увидеть то, за что платим деньги.

– Конечно-конечно, – закивал тот и махнул одному из смотрителей. – Сейчас один из наших парней…

– Нет! – оборвала его матриарх. – Мы должны быть уверены. Поэтому сами захватили троих приговоренных. Полагаю, их будет достаточно, чтобы испытать это создание.

– Разумеется, грандесса фон Эмпиреан, – расплылся в улыбке хозяин. – Осторожность еще никому не повредила, особенно ежели учесть, сколько заводчиков поставляют некондиционный товар… Наша Немезида вас не разочарует.

Матриарх дала знак кому-то невидимому для меня. Опасность, которую я предчувствовала, материализовалась в виде троих мужчин, подошедших к моему загону. Я вжалась в силовое поле, спиной ощутив его дрожь и покалывание. Внутри меня словно разверзлась ледяная бездна. Я знала, что сейчас произойдет. Это были не первые люди, которых ко мне приводили.

Помощники хозяина сняли с мужчин цепи, затем отключили силовое поле, чтобы те смогли ко мне войти, и снова его включили. У меня перехватило дыхание. Я не хотела этого делать. Не хотела.

– Что все это значит? – требовательно вопросил один из осужденных, переводя взгляд с меня на неожиданных зрителей.

– Разве не ясно? – Матриарх взяла мужа под руку, удовлетворенно взглянула на него и продолжила самым любезным тоном: – Ваши тяжкие преступления привели вас в это место, где вы можете искупить свою вину. Убейте этого ребенка, и мой муж помилует вас.

Преступники выпучили глаза на сенатора, но тот лишь вяло махнул рукой:

– Все будет так, как скажет моя жена.

Один из мужчин грязно выругался.

– Думаете, я не знаю, что это за дрянь? Думаете, я такой дурак? Да я к ней и на шаг не подойду!

– В таком случае, вы все будете казнены, – мило улыбнулась матриарх. – А теперь прекратите ломаться и убейте ребенка.

Осужденные пристально посмотрели на меня, и самый дюжий из них осклабился:

– Да это же просто мелкая девчонка. Я и один с ней управлюсь. Иди к дяде, деточка. – Он двинулся на меня. – Вы как, жаждете крови, или мне просто свернуть ей шею?

– Как хочешь, – ответила матриарх.

Уверенность здоровяка подбодрила двух других, на их лицах забрезжила надежда на освобождение. Мое сердце колотилось о ребра. У меня не было возможности предупредить этих несчастных. А даже если бы и была, они бы не послушали. Их главарь только что объявил меня «девчонкой», и именно маленькую девочку они видели теперь перед собой. Роковая ошибка.

Здоровяк протянул руку, чтобы небрежно схватить меня, я почувствовала вонь его пота. От этого запаха внутри у меня что-то щелкнуло. И страх испарился. Так происходило всякий раз. Страх растворился в ярости.

Мои зубы вцепились в ладонь главаря. Брызнула, словно расплавленная медь, кровь. Мужчина вскрикнул и попятился. Слишком поздно. Схватив его за запястье, я рванулась вперед, выкручивая ему руку и чувствуя, как рвутся связки. Ударила ногой под колено, так что он рухнул ничком, высоко подпрыгнула и приземлилась точно на его затылок. Череп преступника треснул под каблуками моих ботинок.

Второй осужденный, осмелевший настолько, что неосторожно приблизился ко мне вслед за своим вожаком, только тут понял свою оплошность. В ужасе завизжав, он попытался удрать, но не успел: я была быстрее. Ребро моей ладони ударило его по носу, вогнав хрящ прямо в мозг.

Перепрыгнув через два трупа, я двинулась на оставшегося преступника, того самого, у которого хватило здравого смысла меня испугаться. С воплем он отступил к силовому полю и сжался в комок, точь-в-точь как я, прежде чем разозлилась. Содрогаясь в конвульсивных рыданиях, мужчина поднял трясущиеся руки:

– Пожалуйста, не надо, не трогай меня, умоляю!

Его слова смутили меня.

Моя жизнь, вся моя жизнь проходила в этой колее: защищайся, убивай, чтобы избежать смерти, лишай жизни, чтобы выжить самой. И только однажды я услышала голос, умолявший меня о пощаде. Тогда я не знала, что делать. Вот и теперь я стояла над скорчившимся мужчиной, вновь чувствуя смущение, не дававшее мне сдвинуться с места. Я опять не знала, как поступить.

– Немезида! – внезапно передо мной появилась матриарх, отделенная лишь силовым полем. – Она меня понимает? – уточнила женщина у хозяина корраля.

– В них достаточно человеческого, чтобы воспринимать наш язык, – ответил тот, – однако Немезиду не будут учить говорить до тех пор, пока машины не поработают с ее мозгом.

Матриарх кивнула и повернулась ко мне.

– Ты меня впечатлила, Немезида. А теперь я задам тебе вопрос: ты хочешь отсюда уйти? Хочешь обрести сокровище, которое будешь любить и защищать? Найти уютный дом, такой уютный, какой тебе и не снился?

Любовь? Уют? Это были незнакомые слова. Я не знала их значения, однако ласково-чарующий тон женщины был таким многообещающим. Он тек в мое сознание, словно прекрасная мелодия, заглушая хныканье испуганного мужчины. Я не в силах была отвести взгляда от пронзительных глаз матриарха.

– Если ты хочешь стать чем-то большим, нежели зверем в этом грязном загоне, – продолжала та, – докажи, что ты достойна служить роду Эмпиреанов. Докажи, что умеешь повиноваться в случае необходимости. Убей этого человека.

Любовь. Уют. Я не знала, что это такое, но уже хотела этого. И могла легко получить. Я шагнула вперед и сломала мужчине шею. Третье тело легло на пол у моих ног. Матриарх улыбнулась.

Позже меня отвели в лабораторию, где находилась юная девушка. Ради ее безопасности мои руки и ноги сковали тяжелыми кандалами, вокруг которых сияло кольцо электрического контура. Я не могла отвести глаз от этого маленького, слабого существа, темноволосого и темнокожего, чей нос никогда не ломали.

Я знала, что это за существо. Это была настоящая девочка. Я это точно знала, потому что уже убила одну такую.

Она сделала шажок ко мне, я зарычала.

– Она меня ненавидит, – девочка отшатнулась, ее нижняя губа задрожала.

– Немезида тебя не ненавидит, – заверил врач, проверив на всякий случай мои оковы. – Это нормальное поведение всех дьяболиков на данном этапе развития. Хотя они выглядят как мы, дьяболики – не совсем люди, вроде тебя или меня. Они – хищники, не обладающие ни эмпатией, ни добротой. У них просто нет этих способностей. Вот почему, когда они становятся старше, их приходится окультуривать. Подойди поближе, Сидония.

Врач поманил девочку пальцем. Вместе они подошли к монитору компьютера.

– Видишь? – спросил врач.

Я тоже видела, но картинка меня не заинтересовала. Я разбила достаточно человеческих голов, поэтому сразу узнала изображение мозга.

– Это – лобная доля коры. – Врач умолк, в его взгляде, брошенном на девочку, я уловила тень страха. – Сам я, конечно, ни в чем не разбираюсь, но при моей работе многому можно научиться, просто наблюдая за машинами.

Сидония нахмурилась, как будто его слова ее озадачили, и врач взволнованно затараторил:

– Насколько я могу понять, машины сделают эту часть мозга Немезиды крупнее. Много крупнее. Она поумнеет, научится говорить и разумно рассуждать. Кроме того, машины запустят процесс запечатления.

– И тогда я ей понравлюсь?

– Уже к вечеру вы станете лучшими подругами.

– А она больше не будет злой? – тоненьким голоском спросила Сидония.

– Понимаешь, агрессия – это неотъемлемая часть сущности дьяболиков. Однако злость Немезиды никогда больше не будет направлена на тебя. Напротив, ты станешь единственным существом во вселенной, которого она полюбит. А вот тем, кто захочет причинить тебе вред, лучше заранее поостеречься.

Сидония неуверенно улыбнулась.

– Теперь, детка, встань так, чтобы она тебя видела. Зрительный контакт имеет решающее значение при запечатлении.

Врач поставил Сидонию прямо передо мной, предварительно убедившись, что я не смогу до нее дотянуться. Потом, избегая моих щелкающих челюстей, надел мне на голову стимулирующие электроды. Они тут же зажужжали и загудели.

У меня в голове закололо и зазвенело. Да так, что из глаз посыпались искры. Моя ненависть, мое желание громить, крушить и разрушать начали затихать. Угасать. Разряд тока следовал за разрядом.

Я смотрела на девочку, стоявшую передо мной, и во мне прорастало какое-то новое, неведомое доселе чувство. Неумолчный гул в моем черепе изменял, переделывал меня. Захотелось помочь этому маленькому существу. Защитить его. Через какое-то время рев в голове смолк, а я продолжала смотреть на девочку, зная, что, кроме нее, в мире никого больше не существует.

В течение нескольких часов после модификации моего мозга врач проводил опыты. Он просил Сидонию подходить ко мне все ближе и ближе, а сам наблюдал за тем, как я на нее смотрю.

Наконец момент настал.

Врач отошел, оставив Сидонию одну рядом со мной. Та, дрожа, переминалась с ноги на ногу. Из предосторожности направив на меня электрический пистолет, врач отключил мои путы.

Я выпрямилась, освобождаясь от оков. Девочка передо мной охнула, под тощей шейкой явственно проступали ключицы. Я прекрасно знала, что свернуть ее не составило бы никакого труда. Но хотя меня выпустили на нее так же, как и на всех других, которых я убила, сама мысль причинить ей боль, ранить это нежное создание заставила меня в ужасе отпрянуть.

Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть ту, которая внезапно обрела в моих глазах невероятную ценность и чья жизнь стала много дороже моей собственной. Какой же маленькой она была! Я удивилась внутреннему ощущению, пылавшему в моей груди, словно угли. Это чудесное сияние вспыхивало при каждом взгляде на девочку.

Я провела пальцем по мягкой щечке Сидонии. Она вздрогнула. Ее темные волосы составляли резкий контраст с моими бледными, серебристыми прядями. Я наклонилась, заглядывая в самые зрачки ее огромных глаз. В них гнездился страх, и мне очень захотелось, чтобы он исчез. Она продолжала дрожать, тогда я взяла ее хрупкие руки в свои и застыла, надеясь, что моя покорность ее успокоит. Действительно, дрожь прекратилась, страх ушел. Уголки губ Сидонии приподнялись.

Я скопировала ее мимику, заставив свои губы изогнуться. Ощущение было крайне неестественным, однако я пошла на это для нее, для моей Сидонии. Впервые в жизни я действовала ради кого-то, а не ради себя.

– Привет, Немезида, – прошептала девочка, шумно сглотнув. – Меня зовут Сидония, – между ее бровей залегла морщинка, девочка приложила ладонь к своей груди. – Си-до-ни-я.

Я повторила ее жест и произнесла:

– Сидония.

– Нет-нет! – засмеялась та, взяла меня за руку и прижала к собственной груди так, что я почувствовала быстрый перестук ее сердца. – Это я – Сидония. А ты можешь звать меня просто Дония.

– Дония, – эхом отозвалась я, погладив девочку по ключице. Я поняла.

Дония радостно улыбнулась. От ее улыбки мне сделалось тепло и приятно, сердце наполнилось гордостью. Девочка оглянулась на врача.

– Вы оказались правы! Она меня не ненавидит.

– Отныне Немезида прочно связана с тобой, – кивнул тот. – Всю твою жизнь она будет жить и дышать ради тебя.

– Она мне нравится, – объявила Дония и снова улыбнулась мне. – Думаю, мы подружимся.

– Еще бы вам не подружиться, – мягко рассмеялся врач. – Обещаю, Немезида станет тебе лучшей подругой, которую ты только могла себе пожелать. Она будет любить тебя до конца твоих дней.

Наконец-то я узнала, как называется эта эмоция, это странное, удивительное чувство внутри меня, то самое, которое было обещано мне матриархом семьи Эмпиреан.

Любовь

Глава 1

Сидония совершила опасную ошибку.

Она вырезала статую из огромной каменной глыбы. Было что-то завораживающее в росчерках лазерного лезвия, посверкивающих на фоне темного окна, за которым раскинулось звездное небо. Я еще ни разу не угадала направление движения лазера. Сидония видела в камне то, чего никогда не могла вообразить я. Сегодня это был эпизод из истории Гелионии: из камня, как живая, рождалась Сверхновая звезда.

Вдруг один из ударов резака извлек из основания скульптуры слишком большой кусок камня. Увидев это, я вскочила на ноги, сердце встревоженно забилось. Теперь скульптура выглядела крайне ненадежно и в любой момент могла обрушиться. Дония же опустилась перед ней на колени, оценивая получившийся визуальный эффект, и не замечала нависшую опасность.

Я осторожно, чтобы не испугать Сидонию, приблизилась. Она могла дернуться или подпрыгнуть и порезаться лазером. Лучше было просто взять ситуацию под контроль. Едва я успела подойти, раздался треск, брызнули осколки, и изваяние начало валиться вперед, прямо на Донию.

Я схватила ее за руку и отдернула. Нас оглушил страшный грохот, и без того спертый воздух мастерской наполнился пылью. Вырвав из ее ладони лазер, я выключила его. Сидония выпрямилась, протирая глаза.

– Ой, а я даже и не заметила, что натворила! – Она смотрела на каменные обломки, и ее лицо вытянулось от разочарования. – Я испортила всю работу, да?

– Забудь о скульптуре, – сказала я. – Ты не поранилась?

Сидония лишь отмахнулась с мрачным видом.

– Просто поверить не могу, все шло так хорошо… – Она поддела осколок носком тапочки, вздохнула и посмотрела на меня. – Я тебя хоть поблагодарила? Нет, конечно. Спасибо, Немезида.

Ее благодарность была мне без надобности. Имела значение лишь ее безопасность. Ведь я была ее дьяболиком. Всякие благодарности нужны только людям, а мы, дьяболики, – не люди.

Разумеется, мы очень похожи на людей. У нас человеческая ДНК, но мы – нечто иное: существа, созданные абсолютно безжалостными и беззаветно преданными одному-единственному человеку. Мы с радостью готовы убивать для своего хозяина, но только для него. Вот почему имперская аристократия охотно использует нас в качестве доверенных телохранителей. Мы становимся охраной для их детей и проклятьем для их врагов.

Однако, похоже, все обернулось так, что дьяболики стали выполнять свое дело слишком хорошо. Дония часто бывала в Имперском сенате, чтобы понаблюдать за работой отца. Несколько недель назад там начались слушания, посвященные так называемой «дьяболической угрозе». Сенаторы обсуждали проблему самоуправства дьяболиков, которые убивали врагов своих хозяев только за косой взгляд. Или приканчивали родителей порученных им детей, чтобы защитить последних от наказания. Из ценного имущества мы превращались в угрозу.

Я догадывалась, что сенат, должно быть, уже принял насчет нас какое-то решение, поскольку именно этим утром матриарх принесла дочери официальное письмо, подписанное самим императором. Мельком проглядев его, Дония с головой ушла в резьбу по камню.

Я жила при ней уже восемь лет. Мы, можно сказать, выросли вместе. Она всегда становилась тихой и задумчивой, когда беспокоилась обо мне.

– Что было в письме, Дония?

Она провела пальцем по обломку разбившейся скульптуры.

– Немезида… Они запретили дьяболиков. Причем закон будет иметь обратную силу.

Обратная сила. Это значит, что под запрет попадают уже существующие дьяболики. Такие, как я.

– То есть император хочет, чтобы ты от меня избавилась.

– Ни за что! – замотала головой Сидония.

Этого следовало ожидать. Чего доброго, ее из-за меня накажут.

– Если ты сама не избавишься от меня, мне придется взять дело в собственные руки, – резко сказала я.

– Ты слышала, что я не буду этого делать. И тебе не позволю! – Глаза Сидонии блеснули огнем, она строптиво вздернула подбородок. – Я найду выход.

Внешне Сидония казалась кроткой и застенчивой, но это была лишь видимость. Я давно поняла, что в этом тихом омуте водятся черти.

Помощь пришла от ее отца, сенатора фон Эмпиреана, находившегося в жесткой оппозиции к императору Рандевальду фон Домитриану. Когда дочь пришла к нему, моля спасти мою жизнь, в глазах сенатора тоже вспыхнуло непокорное пламя.

– Император требует ее смерти? Что же, не волнуйся, детка. Ты не потеряешь своего дьяболика. Я доложу императору, что мы с ней покончили, и вопрос будет исчерпан.

Но сенатор ошибся.

Как и большинство сильных мира сего, Эмпиреаны предпочитали жить уединенно, общаясь с другими людьми лишь виртуально. Ближайшие свободные люди, рассеянные по планетам, так называемые Излишние, жили в мире, далеком от семьи сенатора фон Эмпиреана. Он осуществлял свою власть над ними со стратегических высот: семейная крепость вращалась вокруг необитаемого газового гиганта, окруженного безжизненными лунами.

Поэтому все домочадцы изрядно всполошились, когда несколькими неделями позже из глубин космоса, как гром среди ясного неба, вынырнул космический корабль. Он прибыл по поручению императора для экспертизы тела ликвидированного дьяболика. Однако никакого инспектора на его борту не было.

Там находился инквизитор.

Сенатор недооценил неприязнь императора к своей семье. Мое существование дало тому повод заслать своего агента в неприятельскую крепость. Инквизиторы были особыми священниками, обученными бороться с самыми закоренелыми язычниками и обеспечивать, часто – огнем и мечом, исполнение эдиктов Гелионической церкви.

Визит инквизитора должен был устрашить сенатора, заставив его подчиниться, но отец Сидонии оказался хитрее и расстроил козни императора. Инквизитор прибыл осмотреть тело? Что же, ему покажут тело. Да только не мое.

Одна челядинка Эмпиреанов страдала от солнечной болезни. Как и мы, дьяболики, челядь была генетически сконструирована для услужения. Однако, в отличие от нас, челяди не требовалось умение принимать решения, поэтому им его и не прививали. Сенатор отвел меня к постели больной челядинки и со словами «Делай свое дело, дьяболик» протянул мне кинжал.

Я порадовалось, что сенатор отправил дочь в ее покои. Мне бы не хотелось, чтобы она это видела. Когда я вонзила кинжал в подреберье челядинки, та не вздрогнула, не попыталась отстраниться. Посмотрела на меня пустым взором и через мгновенье умерла.

Только тогда кораблю позволили состыковаться с крепостью. Инквизитор бегло осмотрел тело, едва задержавшись, чтобы отметить:

– Странно, она выглядит так, словно… умерла совсем недавно.

– Дьяболик страдала от солнечной болезни и уже несколько недель была при смерти, – недовольно буркнул сенатор из-за спины инквизитора. – Когда вы прибыли в нашу систему, мы как раз приняли решение прекратить ее страдания.

– Тогда как в вашем письме утверждалось совсем иное, – резко повернулся к нему инквизитор. – Вы писали, что она уже мертва. Меня, честно сказать, удивляют ее размеры. Довольно мелка́ для дьяболика.

– А теперь, значит, вам и труп не по нутру? – взревел сенатор. – Говорю же, она угасала в течение нескольких недель.

Облаченная в просторное платье челядинки, скрывающее мускулатуру, я внимательно наблюдала из угла за инквизитором. Если бы он разгадал нашу уловку, я бы его убила. Оставалось надеяться, что до этого дело не дойдет. Смерть императорского посланца могла вызвать… некоторые осложнения.

– Вероятно, если бы ваше семейство с большим уважением относилось к Живому Космосу, – заметил инквизитор, – вы были бы избавлены от такой ужасной напасти, как солнечная болезнь.

Сенатор побагровел и уже набрал в грудь воздуха, чтобы дать ему отповедь, но тут в комнату вбежала подслушивающая за дверью матриарх и, упреждающе схватив мужа за руку, воскликнула:

– Вы совершенно правы, инквизитор! И мы бесконечно благодарны вам за вашу проницательность. – Она сладко улыбнулась.

Матриарх не разделяла желание мужа бросить вызов императору. Она еще в юности познала, что такое императорский гнев. Ее собственная семья находилась в оппозиции к правителю, и один из братьев заплатил за это дорогую цену. Сейчас матриарх, дрожа от тревожного нервного возбуждения, стремилась во что бы то ни стало успокоить высокого гостя.

– Я была бы счастлива, если бы вы сегодня поприсутствовали на нашей вечерней службе, инквизитор. Может быть, вы укажете нам на какие-то ошибки? – Тон матриарха так и сочился приторной сладостью, резко контрастировавшей с его обычно едкими нотами.

– С удовольствием, грандесса фон Эмпиреан, – любезно ответил инквизитор.

Он потянулся, чтобы приложить костяшки ее пальцев к своей щеке, но матриарх поспешно отстранилась.

– Пойду дам установку нашей челяди. А эту, – она небрежно кивнула на меня, – забираю с собой. Эй, ты! Идем.

Мне очень не хотелось покидать инквизитора. Я должна была следить за каждым его движением и выражением его лица. Но матриарх не оставила мне выбора: челядинка обязана следовать за хозяйкой.

Мы вышли из комнаты, оставив инквизитора наедине с сенатором. Матриарх прибавила шагу, и я за ней. По длинному коридору мы направились к кабинету сенатора.

– Это безумие, – пробормотала матриарх. – Настоящее безумие – так рисковать сейчас! Тебе полагалось сдохнуть прежде, чем сюда прибудет инквизитор, а не ходить тут следом за мной!

Я посмотрела на нее долгим, оценивающим взглядом. Ради Сидонии я умерла бы с радостью, но между жизнью матриарха и собственной выбрала бы свою.

– Вы собираетесь поведать инквизитору, кто я на самом деле?

Говоря это, я прикидывала, как именно ее убить. Один удар по затылку. Чтобы даже не пискнула, иначе на шум из своей комнаты может выглянуть Дония. Мне было бы неприятно убивать мать на глазах дочери.

Однако, в отличие от мужа, да и дочери тоже, матриарх обладала прекрасным инстинктом самосохранения. От звуков моего мягкого голоса ее лицо исказила гримаса ужаса, впрочем, исчезнув так быстро, что я даже подумала, не померещилась ли мне она.

– Разумеется, нет. Теперь правда прикончит нас всех.

Что же, матриарх останется жить. Напряжение в моих мускулах спало.

– А раз уж ты все равно здесь, – мрачно продолжила она, – будешь, по крайней мере, приносить нам пользу. Поможешь мне замести следы до того, как инквизитор обыщет комнаты моего мужа.

Это я могла.

Мы вломились в кабинет сенатора. Матриарх брезгливо приподняла юбки, пробираясь между завалами компромата. Попадись на глаза инквизитора хоть что-нибудь из этого – вся семья будет приговорена.

– Быстрее, – поторопила Матриарх, жестом приказывая мне собирать все в кучу.

– Отнесу в мусоросжигатель…

– Не надо, – горько усмехнулась женщина. – Мой муж воспользуется уничтожением этих предметов в качестве предлога, чтобы наворотить еще большее безумие. Просто спрячем все.

Она пошевелила пальцами в неприметной щели в стене, и часть пола отъехала в сторону, открывая тайник. Матриарх рухнула в сенаторское кресло и принялась обмахиваться ладонью, в то время как я сгребала в яму какие-то обломки компьютеров и микросхем для обработки данных.

Сенатор проводил здесь долгие дни, пытаясь спасти все, что еще можно было, и переписывая информацию в свою базу данных. Он с жадностью читал сохраненные материалы и часто обсуждал с Сидонией то технические чертежи, то научные теории. Все до единой – сплошное богохульство и оскорбление Живого Космоса.

Когда я сунула в тайник компьютер сенатора, матриарх подошла к стене и провела пальцем в укромном углублении. Пол закрылся. Я подвинула стол, прикрывая люк, выпрямилась и напоролась на напряженный взгляд матриарха.

– Там, в коридоре, ты собиралась меня убить.

Она смотрела вызывающе, словно ожидая, что я начну все отрицать. Но я, конечно, не стала.

– Вы знаете, кто я такая, госпожа.

– О, да! Отлично знаю. – Ее губы искривились. – Ты – чудовище, и мне хорошо известно, что прячется за этими холодными, бездушными глазами. Вот почему вас, дьяболиков, запретили: защищая одного, вы становитесь угрозой для всех остальных. Однако не забывай, что Сидония нуждается во мне. Я – ее мать.

– А вы не должны забывать, что я – ее дьяболик. Во мне она нуждается куда больше.

– Ты не представляешь, что значит мать для своего дитя.

Нет. Я не представляла. У меня никогда не было матери. Однако я точно знала, что со мной Сидония будет в большей безопасности, чем с кем бы то ни было. Даже с собственной родней.

– Хотя зачем я все это тебе объясняю? – Матриарх засмеялась неприятным смехом. – Ты разбираешься в семейных узах не больше, чем собака – в стихосложении. Впрочем, главное, что мы обе понимаем расклад. Сидония – добросердечна и наивна. Возможно, ты – единственное создание, которое поможет ей выжить за пределами этой крепости, в большом мире. Но тебе никому и никогда не следует говорить о том, что мы сегодня сделали.

– Никому и никогда.

– И если кто-нибудь заподозрит, что мы пощадили нашего дьяболика, тебе самой придется решить эту проблему.

При мысли об этом меня пронзил обжигающий, поистине праведный гнев.

– Решу. Рука не дрогнет.

– Даже если это будет значить… – Взгляд Матриарха сделался острым, как у хищной птицы. – Что начать нужно с себя.

Я не снизошла до ответа. Разумеется, я бы легко умерла за Сидонию. Она была для меня целым миром. Без нее мне незачем существовать. По сравнению с подобным кошмаром, смерть – это счастье.

Глава 2

Тем же вечером все домочадцы, включая челядь, собрались в прозрачном куполе гелиосферы на вершине орбитальной крепости. Как бы матриарх ни давила на мужа, тот обычно не посещал службы, разве что в присутствии гостей. Сегодня он явился на церемонию, однако даже не подумал скрыть от инквизитора дерзостную улыбку.

Как-никак инквизитор только что осмотрел крепость и не нашел ничего предосудительного, о чем следовало бы доложить императору. Умный человек не испытывал бы судьбу, однако сенатор был дураком.

Матриарх предложила инквизитору почетное место прямо за местами семьи. И вот все мы в полном молчании наблюдали за тем, как из-за раскинувшегося перед нами горизонта встает звезда.

Хрустальные окна преломляли свет таким образом, чтобы направить его рассеянные лучи туда, где в помещении были установлены зеркала. Миг – и все лучи сошлись в одной точке: на церемониальной чаше в центре зала. Масло, налитое в нее, вспыхнуло. Пока мы любовались на пламя, звезда сместилась, идеальный угол исчез, и ослепительный блеск световых бликов погас. Началась молитва.

– И тогда, – продекламировал священник, поднимая горящую чашу, – с помощью нашей родимой звезды, Гелиоса, Живой Космос решил возжечь искру жизни на планете Земля и породил наших древнейших предков в ту незапамятную эпоху, когда сами звезды были не более чем отдаленными огоньками в бесконечной мгле. В те мрачные дни человечество прозябало в невежестве, посвятив себя поклонению богам, придуманным по собственному образу и подобию. Оно не способно было распознать истинную божественность самой Вселенной, во всю ширь раскинувшейся пред людьми…

Я обвела взглядом собравшихся. На лице матриарха застыла настороженная бдительность, тогда как физиономия сенатора хранила плохо скрываемое презрение. Ему в спину пристально смотрел инквизитор. Пока священник излагал историю происхождения хомо сапиенс, широко распахнутые карие глаза Сидонии не отрывались от чаши. Ее всегда до странности очаровывала история Солнечной системы, где зародилось человечество, и звезды Гелиос, поддерживавшей жизнь первых человеческих существ.

Сидония была истово верующей. Когда я была только что куплена, она пыталась и меня обратить в гелионизм. Привела на службу и попросила священника благословить меня звездным светом. Тогда я так до конца и не поняла ни концепцию Живого Космоса, ни идею души, но надеялась на благословение, раз этого хотелось Сидонии.

Однако священник наотрез отказался, сославшись на то, что у меня нет души.

– Дьяболики – существа, созданные человеком, а не Живым Космосом, – сказал он Донии. – В них нет божественной искры, которую можно возжечь Космическим светом. Это создание может наблюдать за службой, если пожелает проявить уважение к вашей семье, но не участвовать в таинстве.

Пока он это говорил, на его лице, как и на лице матриарха, появилось странное выражение. В то время я только начинала учиться разбирать мимику людей, но это выражение было понятно даже мне: неприкрытая гадливость. Им сделалось противно от одной мысли, что дьяболик будет благословлен их божественным Космосом.

Вот и теперь, когда я слушала слова священника, от одного воспоминания о тех их лицах внутри у меня все сжалось. Поэтому я решила просто понаблюдать за инквизитором – человеком, который должен был подробно доложить о своем визите императору. Если он обнаружит, что семья фон Эмпиреан недостаточно благочестива, то одно его слово – и сенатор будет приговорен. А с ним – что гораздо хуже – и моя Сидония.

Если с ней что-нибудь случится, если хотя бы волос упадет с ее головы, я буду преследовать этого человека, пока не убью его. На всякий случай я постаралась хорошенько запомнить эти холодные, надменные черты лица.

Священник монотонно бубнил до тех пор, пока звезда не скользнула за горизонт. Огни погасли, осталось лишь пламя, горящее в чаше. Священник накрыл чашу глиняной крышкой, гася его. В темноте повисло глубокое, глухое безмолвие.

Затем один из слуг включил свет. Первыми гелиосферу покинули люди – Эмпиреаны с инквизитором и священником, а за ними – и мы с челядью.

Сенатор проводил инквизитора прямо к шлюзу, даже не предложив ему переночевать в своей крепости. Я следовала за ними на почтительном расстоянии, но мой острый слух позволил мне расслышать их прощальные слова даже из коридора.

– И каков же будет ваш вердикт? – пробасил сенатор. – Достаточно ли я благочестив на вкус императора? Или вы присвоите мне титул «Окаянного еретика»?

– Прежде всего, императора оскорбляют ваши грубые манеры, – отрезал инквизитор. – И сомневаюсь, что правитель найдет их существенно улучшившимися. А вы, мне кажется, даже гордитесь своей отвратительной славой! Как бы там ни было, ересь пагубна. Учтите это, гранд, и послушайтесь моего доброго совета: не зарывайтесь.

– Я – сенатор. Зовите меня «сенатор».

– Ну, разумеется, сенатор фон Эмпиреан.

Последняя фраза прозвучала как насмешка. С этими словами инквизитор и сенатор разошлись.

Дония сидела у окна, выходящего на створки шлюзового отсека. Она не соглашалась покинуть свой пост до тех пор, пока корабль инквизитора не отстыковался и не исчез во мраке. Лишь затем она спрятала лицо в ладони и разрыдалась.

– Что не так? – требовательно вопросила я, чувствуя растущую тревогу.

– Ничего, Немезида, это я от облегчения! – Она подняла на меня заплаканные глаза и засмеялась. – Ты спасена!

Сидония вскочила и порывисто обняла меня.

– Разве ты еще не поняла? Он, может быть, и рассердился на отца, зато ты в безопасности. – Она уткнулась мне в плечо. – Жить без тебя не могу.

Я не выносила, когда Дония говорила так, будто я для нее – все. На самом деле, это она была для меня всем.

Сидония продолжала всхлипывать. Я обняла ее, хотя подобные жесты до сих пор казались мне неестественными и странными, и задумалась о таком причудливом явлении, как слезы. У меня слезные протоки отсутствовали, поэтому заплакать я физически не могла, однако часто видела плачущих людей и знала, что те обычно плачут от боли либо от страха. Оказалось, плакать можно и от радости.

Единственная наследница галактического сенатора, Дония, как предполагалось, должна была занять место отца, когда тот выйдет в отставку. Это означало, что ей необходимо развивать политическое чутье и учиться разговаривать с другими представителями грандства – правящего класса империи. Такие социальные навыки способствовали бы будущим союзам семьи и обеспечивали бы ее дальнейшее влияние. Единственным средством отточить умение общаться для Сидонии были виртуальные форумы. Сама я никогда в подобном не участвовала, но Дония рассказывала мне, что они проходят в виртуальной реальности, где у каждого имеется свой аватар для контактов с остальными.

Дважды в месяц она вынуждена была присутствовать на официальных форумных сборах, где встречалась с другими представителями «золотой молодежи» из далеких звездных систем. То есть с теми, кому суждено было унаследовать власть в империи. Эти встречи являлись для нее тяжкой обязанностью. Когда она готовилась к ним, ее плечи заранее поникали, а в глазах поселялось уныние.

Матриарх никогда не обращала внимания на подавленное настроение дочери.

– Император уже должен получить отчет инквизитора о его визите, – сказала она ей. – Если твой болван-папочка создал нам новые проблемы…

– Пожалуйста, мама, не называйте его болваном. На свой лад он очень дальновиден.

– …если он их создал, то император поведает об этом своим фаворитам, а те поделятся со своими детьми. Тебе следует держать ушки на макушке, Сидония, и слушать не только то, что они будут говорить, но и то, о чем промолчат. От информации, которую ты соберешь на этом форуме, будет зависеть выживание нашей семьи.

Матриарх придавала огромное значение виртуальным встречам. Она всегда сидела рядом, подключившись к веб-каналу с помощью дополнительного разъема так, чтобы в случае чего подсказать (а, вернее – приказать) дочери, как той следует отвечать.

Вот и сегодня они сели у компьютерной консоли, надели свои гарнитуры и ушли в мир, видимый только им. Я прислушивалась, как Дония, запинаясь от смущения, пытается вести непринужденные светские беседы. Иногда она совершала какую-нибудь ошибку, и матриарх принималась шпынять дочь. В такие моменты мне требовалось все мое самообладание, чтобы не кинуться на нее и не сломать ей руку.

– Что я тебе говорила насчет запретных тем? – шипела женщина. – Даже не заикайся в разговоре с ней о туманности!

– Я просто спросила, так ли это красиво, как я слышала, – оправдывалась Дония.

– Мне безразлично, зачем ты это спросила. Дочь «Окаянного еретика» не имеет права задавать вопросы, которые могут быть неверно истолкованы как научное любопытство. Смотри, вон аватар Сэливара Домитриана, – добавила матриарх. – Сейчас все гурьбой кинутся к нему. Иди, засвидетельствуй свое глубокое почтение, прежде чем к нему будет не пробиться.

Прошло несколько минут.

– Сидония, чего ты топчешься на отшибе? Тебя окружают сплошные ничтожества! Пробирайся вперед, пока никто не решил, что и ты из таких!

На какое-то мгновение и Дония, и ее мать напряглись. Я подобралась, глядя им в спины и гадая, кто же заставил их так сильно встревожиться. Ладонь матриарха сжала плечо дочери.

– А теперь поосторожнее с этой Пасус…

Пасус.

Прищурившись, я следила, как Дония нервничает, общаясь с Элантрой Пасус. О семье Пасусов мне уже было известно многое, поскольку в свое время я поставила себе задачу составить представление обо всех врагах семьи Эмпиреанов, а следовательно – врагах моей Сидонии. Год назад по веб-каналу сената передавали речь сенатора фон Пасуса, который взахлеб обличал отца Сидонии. Пасус и его сторонники были самыми ревностными гелиониками, и в Сенате у них имелось достаточное количество голосов, чтобы официально осудить фон Эмпиреана за «ересь». Репутации Эмпиреанов тогда был нанесен страшный удар, и матриарх до сих пор не простила за это мужа.

Я тоже злилась на сенатора, ведь его публичные выступления на запретные темы угрожали безопасности Сидонии. Он ставил под сомнение разумность запрета научного образования. У него были странные идеалы и доходящая до абсурда преданность идее учености, – одна из причин, по которой он собирал древние базы данных, содержащие научные знания. Те самые базы данных, которые мы с матриархом спешно прятали от инквизитора. Фон Эмпиреан полагал, что человечеству снова необходимо изучать науки, и он ни на миг не задумывался о том, как его поступки отразятся на семье.

Сенатор был безрассуден. И сейчас из-за его безрассудства Донии приходилось общаться с дочерью фон Пасуса так, словно их отцы не были врагами.

Разговаривали они, впрочем, недолго. Вскоре Дония извинилась и отошла.

Удивительно, но матриарх похлопала дочь по плечу и назвала умницей – редкая в ее устах похвала. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Сидония устало стянула с головы гарнитуру. Под глазами у нее залегли темные круги.

– А теперь обсудим твое участие в форуме, – заявила матриарх, величественно поднимаясь на ноги. – Ты очень хорошо избегала неудобных тем, а твое взаимодействие было весьма осторожным, но скажи, где ты ошиблась?

– Уверена, вы сейчас мне это объясните, – вздохнула Дония.

– Твой голос звучал слишком смиренно, – рявкнула матриарх. – Самоуничижительно. Я даже несколько раз слышала, как ты заикалась. Сидония, ты – будущий сенатор и не можешь позволить себе роскоши быть слабой. Слабость есть признак неполноценности, а мы, Эмпиреаны, никогда не были неполноценными. Однажды ты поведешь нас вперед и если не научишься демонстрировать силу, то без толку растратишь все, что твои предки для тебя завоевали. Многие давно уже пускают слюни на то, чем мы обладаем. Алчные гранды и грандессы с восторгом узрят падение семьи еретика, которое уже грозит нам из-за идиотизма твоего отца. Он делает все, чтобы уничтожить наш род, но ты, Сидония, ты не пойдешь по его пути.

Дония вновь вздохнула. Всеми забытая, я наблюдала за матриархом из своего уголка. Иногда мне казалось, что я способна оценить мудрость матриарха куда лучше, нежели ее дочь. Действительно, с инстинктом выживания у Сидонии дело обстояло неважно. Впрочем, он ей никогда и не требовался: девочка выросла под стеклянным колпаком. Мысли о врагах, таящихся в темноте, никогда не посещали ее кудрявую головку.

Я была не такой, как она. Обо мне никто не заботился.

Пусть я готова была растерзать матриарха, переломать ей все кости, когда она награждала дочь шлепками и щипками, я ценила холодную, беспощадную мудрость ее предостережений. Я понимала – матриарх полагает, что, поступая жестко, даже жестоко с Сидонией, она действует в ее интересах. Своим нахальством и упрямством сенатор поставил семью под удар, и чутье матриарха безошибочно указывало ей на это. Она, похоже, единственная из всех Эмпиреанов осознавала опасность, которую мог повлечь за собой визит инквизитора.

Матриарх увела дочь из комнаты, чтобы разругать ее перед сенатором, надеясь, без сомнения, лишний раз показать тому, как дурно он ее воспитал, не обучив здравомыслию. Обычно я следовала за ними, но сегодня мне выпал редкий шанс.

Компьютерная консоль оставалась включена сканером, распознавшим радужку глаза Сидонии.

«Только взгляну», – сказала я себе, подходя ближе. Может быть, это была единственная возможность увидеть аватары «золотой молодежи»… Единственный шанс оценить опасность, которая угрожала Сидонии с этой стороны, и сравнить наблюдения с моими заочными суждениями. Разговаривать там я ни с кем не собиралась.

Надела гарнитуру. В тот же миг окружающая обстановка изменилась, и я потеряла ориентацию, очутившись в незнакомом месте. Аватар Донии одиноко стоял на одной из стеклянных платформ, парящих в открытом космосе.

Мой желудок непроизвольно ухнул куда-то вниз. Я с трудом сглотнула, стряхивая наваждение. Немного освоившись, я заметила другие аватары. Там находились изысканно одетые юные гранды и грандессы империи. Развлекались в пустоте, которая, будь это на самом деле, убила бы их в одно мгновенье. Искусственно яркий звездный свет озарял неестественную красоту компьютерных масок-аватаров, которые выбрали себе эти люди.

Не забывая, что на мне аватар Донии, я медленно двинулась вверх по хрустальной лестнице с платформы на платформу, направляясь туда, куда вел меня разум. Окружающие аватары, похоже, не замечали меня. И я не произносила ни слова, не желая привлекать к себе внимание. Раздалось нескольких удивленных восклицаний по случаю внезапного возвращения Сидонии, но, очевидно, никто ничего не просек. До меня доносились обрывки их фраз:

– …самый пьянящий интоксикант…

– …встроенные светильники должны быть расположены как можно изящнее, иначе ты рискуешь впасть в безвкусицу…

– …какой отвратительный аватар! Не понимаю, о чем она думала…

У меня отлегло от сердца: их разговоры оказались бессодержательной скукотищей. Я подслушивала уже несколько минут, но не услышала ничего, что навело бы меня на мысль о какой-то необычной хитрости или ловушке. Дети. Испорченные, бесталанные отпрыски могущественных семейств, кичащиеся своим положением. Если среди них и имелись гадюки, они либо хорошо прятали свои зубы, либо еще не накопили достаточно яда.

– Как пристально вы за нами наблюдаете, грандесса Эмпиреан, – раздался голос позади меня.

Мое тело в реальности вздрогнуло от неожиданности: мне казалось, что я нахожусь в стороне от толпы. В настоящем мире я бы никого не подпустила так близко незамеченным, но мое виртуальное восприятие было совершенно неразвито и крайне искажено.

Я резко обернулась. Передо мной стоял аватар, очень отличающийся от остальных.

Сильно отличающийся.

Это был совершенно обнаженный юноша.

Он улыбнулся при виде моего шокированного лица и томно отхлебнул вино из бокала, видимо повторяя то, что в этот момент делало его реальное тело. Его аватар не походил на идеальное совершенство прочих, представляя собой замечательную коллекцию недостатков: спутанная грива волос, поразительные, почти пугающие бледно-голубые глаза, темные пятнышки на лице. «Веснушки», – вспомнила я соответствующее слово, рассматривая его. Даже мускулы были проработаны не слишком тщательно: если присмотреться, можно было заметить легкую асимметрию. Либо его компьютерная программа дала сбой, либо… Либо он развивал свою мускулатуру реальными физическими упражнениями.

«Невозможно». Никто из этих пустоголовых болванов не стал бы добровольно себя утруждать.

– А сейчас, грандесса, – насмешливо продолжил юноша, – вы пронзительно уставились на меня.

Разумеется, ведь я вела себя так, как полагается дьяболику: рассматривала его пристальным взглядом охотника, слишком твердым для настоящего человека. Если я не имитировала чувства, мои глаза были пусты и безжизненны. Матриарх утверждала, что от моего взгляда у нее волосы дыбом встают. Моя истинная натура проступила даже сквозь аватар Сидонии.

– Прости, – пробормотала я непривычное слово, ведь никто не требует извинений от дьяболиков. – Сам понимаешь, трудно отвести глаза.

– Неужели мой костюм настолько тебя завораживает?

– Ты же голый, – непонимающе ляпнула я.

– Очень смешно, – буркнул он, похоже искренне возмутившись, будто мои слова его покоробили. – А мои техники заверили меня, что запрограммировали сей аватар в соответствии с последней имперской модой.

Я медлила, совершенно сбитая с толку, – это было новым, незнакомым чувством. Ему же достаточно взглянуть на себя, чтобы заметить, что он – голый. Значит, это такой юмор? Он так шутит? Наверняка ему уже многие сказали, что он обнажен. Иначе говоря, парень валяет дурака.

Я не слишком-то доверяла своему умению изображать смех. Дьяболику его звуки казались неестественными. Поэтому я остановилась на нейтральном замечании:

– Браво, это был прекрасный спектакль.

– Спектакль? – последовал резкий вопрос. – Что ты имеешь в виду? – уже более мягко закончил он.

Что бы ему ответила Сидония? В голове звенела пустота, и я заставила себя улыбнуться, гадая, не ошиблась ли на его счет.

– Тот, кто жаждет привлечь чужие взгляды, без сомнения, разыгрывает спектакль.

Меня посетила догадка из тех, которым я научилась, сражаясь и убивая людей: ложный выпад в одном месте зачастую обнажает уязвимость противника в другом.

– А может быть, ты хочешь, чтобы все взгляды были устремлены только в одном направлении и избегали иного.

На его лице промелькнуло какое-то непонятное выражение. Он прищурил свои бледные глаза и напрягся: под кожей явственно проступили скулы. На миг я увидела, каким он станет, когда повзрослеет. Кого-то он мне напоминал, но я никак не могла понять кого.

– Моя дорогая грандесса Эмпиреан, у вас очень странные представления обо мне, – мягко произнес он, и его аватар, ни разу не моргнув, наклонился ближе. – Вероятно, некто, кто находится рядом с вами, сам прибегает к подобной тактике.

Последняя фраза меня насторожила. Что он имел в виду? Это обвинение? Предостережение? Мне хотелось прямо его об этом спросить, но я не решалась. Дония бы так не поступила, и если я ошибусь…

Впрочем, задать вопрос у меня бы все равно не вышло. Внезапно нас окружили сразу несколько аватаров. Опустившись на колени перед обнаженным юношей, они принялись прижимать костяшки его пальцев к своим щекам. На меня полились их жеманные речи:

– О, ваше высочество, как прекрасно, что вы почтили нас своим визитом!

– А какой великолепный наряд вы подобрали для своего аватара!

– Изысканный, изысканнейший вкус!

И тут до меня дошло, кого он мне напомнил. Разумеется, своего дядю, императора.

Передо мной, обнаженный и бесстыдный, стоял Тайрус Домитриан – Примас Дофин. Юноша, который однажды должен будет занять трон.

О нем доводилось слышать даже мне. Матриарх с сенатором частенько хихикали за ужином, обсуждая последние выходки наследника. Он был настоящим позором империи, поскольку являлся абсолютным безумцем. И в своем безумии, вероятно, даже не понял, что явился на форум голым, и никто, из страха перед его саном, не решился ему это открыть.

Никто, кроме меня.

Я попятилась, с ужасом осознав, что натворила. Еще несколько минут после того, как я сдернула с головы гарнитуру, ужас не отпускал меня. Я надеялась только узнать побольше о подгнившей поросли имперского грандства, чтобы надежнее защитить Сидонию в случае чего, а вместо этого привлекла к ней внимание скандально известного сумасшедшего, способного прихлопнуть ее одним ударом.

Глава 3

«Вероятно, некто, кто находится рядом с вами, сам прибегает к подобной тактике…»

Все последующие дни слова Тайруса Домитриана звучали у меня в ушах, все сильнее походя на предостережение. И тем не менее… Тем не менее, я не была убеждена, что можно доверять словам сумасшедшего. Род Домитрианов получил прозвище «Презираемых Солнцем» из-за того, что множество их умерло молодыми. Однако правда заключалась в том, что император и его мать убили большую часть претендентов на трон. Тайна, известная всем, но никем не произносимая вслух. Тайрус был единственным выжившим из всей своей родни. Может быть, потому он и спятил, став свидетелем убийства одних его родственников другими.

Я рассказала Сидонии о случае с Тайрусом в тот же вечер после того, как она вернулась из покоев отца, но та лишь пожала плечами.

– Тайрус – чокнутый. Не стоит принимать его слова всерьез. И прошу тебя, не беспокойся о том, что он запомнит «мою» странную манеру вести себя. По-моему, он тут же забывает все, что происходит на наших форумах. Жаль только, что ты не можешь заменить меня там навечно. – Она криво усмехнулась. – Я плюнула на всю эту так называемую социализацию и полностью посвятила бы себя изучению звезд.

Дония находилась в том странном расположении духа, который овладевал ею всегда, когда они с отцом разбирали старые базы данных. В такие вечера она делалась мечтательной и полной энтузиазма, словно ей открыты были все тайны Вселенной.

Как я ни старалась привлечь ее внимание к словам Тайруса и опасностям, с которыми она может столкнуться, все было напрасно. Сидония улеглась на кровать и похлопала ладонью рядом с собой. Мне оставалось только сдаться, и я вытянулась рядом. Внутри разлилось знакомое приятное чувство. С первого дня моего пребывания в крепости Дония полюбила сворачиваться калачиком рядом со мной и болтать о всякой всячине, словно мы были сестрами. По крайней мере, мне так представлялось. Мы разговаривали как равные. Случалось, рассказывали друг другу разные истории… А однажды она надумала научить меня читать и принялась показывать буквы. И я научилась в течение нескольких недель.

Сегодня Дония поведала мне о том, что узнала в кабинете отца.

– Я уже рассказывала тебе, что наши тела состоят из крошечных атомов, называемых «элементами»? Так вот, это еще не самое невероятное, Немезида. Знаешь, откуда берутся эти самые элементы?

Она доверчиво склонила голову мне на плечо, и я, как обычно, почувствовала к ней нежность.

– Даже представить себе не могу. Расскажи.

– Со звезд! – Дония восторженно повела рукой. – Только представь! Источником каждой частички нашего тела является процесс, именуемый ядерным синтезом, который происходит внутри звезд. – Она подавила сонный зевок. – Странно даже думать о таком. Все мы не что иное, как мыслящие сгустки звездной пыли. Хотя бы в этом постулаты гелионизма и древние научные теории сходятся, только никто этого, похоже, не замечает.

Я принялась обдумывать информацию. Если то, что она рассказала, – правда, следовательно, эта кровать, стены крепости и вообще все окружающее порождено светящимися огнями за окном. Полусонная Дония улыбнулась мне.

– Я всегда говорила, что и в тебе есть божественная искра. Видишь, я не ошиблась, Немезида.

Она задремала, прикорнув рядом со мной. Какое-то время я наблюдала за тем, как поднимается и опадает ее грудь, потом тихо соскользнула с кровати и перебралась на собственную койку. Раз за разом я прокручивала в уме услышанное, и постепенно внутри меня образовалась пустота. В Сидонии сочетались сдержанность матери и любопытство отца, при этом дочь была много добрее обоих родителей.

Однажды она может прославиться. Может совершить то, что не удалось ее отцу: объединить две враждующие сенатские партии – гелиоников и тех, кто ратует за возврат к науке. Только бы ей прожить достаточно долго.

И она проживет. В моем сердце загорелась отчаянная решимость. Я буду защищать ее до последнего вздоха. Сидония останется жить!

Я много раз слышала это предание и от нее, и от священника. Один из главных мифов гелионизма. Несколько столетий назад существовало пять планет, население которых посвятило себя накоплению научных и технических знаний человечества, храня их в памяти огромных суперкомпьютеров. Но в один ужасный день взорвалась, превратившись в сверхновую, звезда, разом уничтожив все пять планет. Это стало важнейшим событием для последователей гелионизма. Они считали, что Живой Космос выражает свою волю посредством звезд. Получалось, что та вспышка сверхновой – это божественное деяние.

Империя понесла сокрушительный удар, и тогдашний правитель, стремясь не допустить ее развала, объявил Священный гелионический поход. Верующие начали громить оставшиеся хранилища научных знаний. Образование в области естественных и математических наук было запрещено как богохульство. С тех пор не появилось ни единого изобретения, сохранялись лишь космические корабли и машины, сконструированные теми, кто жил до вспышки сверхновой. Они продолжали функционировать потому, что роботы самостоятельно их чинили, да и то со временем это получалось все хуже и хуже. Все промышленные процессы контролировались грандством.

«Излишние», то есть люди, живущие на планетах, должны были довольствоваться лишь тем, что им предоставляло высокое начальство из грандов. А поскольку изучать науки было святотатством, то самостоятельно построить космические корабли они не могли.

Стабильность в империи покоилась на разделении грандства и излишних. Подталкивая сенаторов к отмене запрета на научное образование, фон Эмпиреан угрожал сложившемуся балансу сил. Визит инквизитора стал знаком растущего недовольства императора действиями моего хозяина. Предупреждением, к которому фон Эмпиреан даже не подумал прислушаться.

И высочайшая реакция не заставила себя ждать.

Однажды ночью я проснулась от криков. Дония, чей слух был хуже слуха дьяболика, продолжала тихонько посапывать. Я встала и побежала по коридору. В сенаторском атриуме я нашла фон Эмпиреана и его жену. Матриарх в одной ночной сорочке явно пыталась поколотить сенатора, а тот трусливо пятился от нее.

– Дурак! Какой же ты дурак! – вопила матриарх. – Ты воображал, что никто ничего не поймет? Своими поступками ты погубил нашу семью!

Подскочив к ним, я оттащила матриарха от мужа. Хрупкая женщина не могла противиться силе дьяболика. Сенатор отступил подальше, одергивая тунику.

– Идиот! Негодяй! Ты всех нас погубил! – продолжала кричать матриарх, пытаясь вырваться из моей хватки.

– Понимаешь ли, дорогая, есть вещи поважнее, чем жизнь отдельного человека, – развел руками сенатор.

– И жизни целой семьи? И жизни твоей дочери? Мы все, все потеряли! – Матриарх вдруг извернулась и вцепилась в меня. – Ты! – Ее дикий взгляд впился в мое лицо. – Уведи меня отсюда. Видеть его больше не могу!

Оценивающе посмотрев на сенатора, я увела матриарха. Та вся тряслась. Я тащила женщину, словно калеку, к ее покоям, где она как подкошенная рухнула в кресло и вонзила ногти в обивку.

– Погибли… Мы все погибли…

– Что случилось? – требовательно спросила я. – Немедленно объясните.

Никто не смел отдавать приказы матриарху, но если Сидонии угрожала опасность, я обязана была выяснить все сейчас же.

– А ты как думаешь, что могло случиться? – вопросом на вопрос ответила матриарх. – Мой муженек попер против воли императора! Этот болван возомнил себя хитроумным плутом. Император, видишь ли, отказался ослабить запрет на научное образование, и мой горе-супруг решил пойти в обход: отправил информацию из своих дурацких баз данных некоторым излишним.

– Излишним? – потрясенно повторила я.

Неужели сенатор действительно спятил?

– Ему что, жить надоело?

– Этот имбецил, – скривилась матриарх, – уверил себя, что сможет заставить императора изменить свое мнение. Думал, если худшие опасения того сбудутся и излишние примутся строить собственные звездолеты, правитель согласится на то, что и грандству нужно последовать их примеру и создавать новые корабли. Он надеялся, что император оценит его идею, – матриарх горько усмехнулась. – Разумеется, он просчитался. Император просто-напросто казнил тех излишних. И уведомил нас о том, что знает о роли моего мужа во всей этой истории.

Я резко выдохнула.

– Госпожа, сенатор представляет опасность для вас всех. Разрешите мне…

– Нет, ты не должна его убивать! – Она вскочила на ноги. – Разве тебе не понятно, что уже поздно? Над нашими головами уже занесен карающий меч. Все кончено. А мне, как обычно, придется за ним разгребать. – Прерывисто дыша, она закрыла глаза. – Нам остается лишь ждать. Что бы теперь ни произошло, мы с тобой должны защитить мою дочь. Любой ценой.

– Именно любой, – согласилась я.

Если для этого мне придется тайно вывезти Донию из крепости, я так и сделаю.

– Ничего ей не говори, – матриарх сжала мое запястье. – У нее скоро очередной форум и не должно быть камня на сердце. Если она покажется остальным неосведомленной о произошедшем, сведения об этом через детей просочатся к их родителям. Если же она будет знать, что с нами случилось, то не сможет никого обмануть. У Сидонии множество достоинств, но умение лгать в их число не входит.

Я медленно кивнула. Наивность Донии – ее единственная защита. Неведение защитит ее даже лучше меня.

– Я ей ничего не скажу, – заверила я матриарха.

Дония – плохая лгунья. Зато я, на ее счастье, – прекрасная.

Когда я вернулась в нашу комнату, Сидония приподняла голову и потерла сонные глаза.

– Что-то случилось, Немезида?

– Ничего, – спокойно ответила я. – Мне не спалось, и я отправилась поупражняться.

– Смотри, – зевая сказала она, – не потяни какую-нибудь мышцу.

– Такого со мной не случится, – изогнула я губы в улыбке. – Спи.

И она послушно погрузилась в свою невинную дремоту. Я же всю ночь не сомкнула глаз.

Следующий ход императора последовал незамедлительно.

В тот день меня позвали в покои матриарха, что случалось довольно редко. Она почти никогда не обращалась ко мне напрямую, поэтому вызов меня встревожил. Матриарх лежала на своей гравитационной кровати, в то время как роботы-косметологи подкрашивали отросшие седые корни волос и разглаживали морщины на лице. На первый взгляд матриарху можно было дать лет двадцать пять. «Фальшь-молодость», вот как это называлось. Истинный возраст выдавали глаза. Никто из действительно молодых людей не смог бы так на меня посмотреть.

– Немезида, я натерлась опиатом. Возьми и ты, если хочешь.

Предложение меня удивило. У ее локтя стояла склянка. Опиат представлял собой лосьон, который втирали в кожу. Сенатор им увлекался, а вот матриарх пользовалась редко. Презирала, как признак слабости, предпочитая такие релаксирующие химические вещества, которые делали ее более быстрой и бдительной.

– Это будет пустой тратой дорогого снадобья.

Матриарх раздраженным жестом оттолкнула щуп робота.

– Ах да! Вы, дьяболики, слишком быстро метаболизируете наркотики. Тебе никогда не познать острых ощущений, которые дарит дурман.

– Как не познать и горечь смертоносного яда, – заметила я.

Несколько секунд она изучающе смотрела на меня, подперев кулаком острую скулу. Из-за наркотика ее зрачки превратились в две крошечные точки, а манеры сделались развязными, что для этой особы было нехарактерно. Я напряженно ждала, когда она скажет, зачем посылала за мной.

– Тем хуже для тебя, что ты не можешь этого испытать, – произнесла она наконец, опустила палец в лосьон и потерла запястье. – Но подозреваю, что совсем скоро он тебе потребуется так же, как и мне.

– Почему?

– Император приказал отправить мою дочь в Хризантему.

Дыхание перехватило, словно меня ударили в солнечное сплетение. Пару секунд я слышала только стук собственного сердца, громко отдающийся в ушах.

– Что? – прошептала я. – Он приглашает ее ко двору?

– О, именно так они обычно и делают, – с горечью проговорила матриарх. – Мои родители прогневили его, тогда он казнил моего брата. Император редко наносит прямые удары. Несомненно, это влияние его стервы-матушки. Грандесса Циния считает, что плевок в душу наносит больше урона…

Я, не отдавая себе отчета, одним прыжком пересекла комнату и схватила матриарха за плечи. Она, конечно, была покрепче Сидонии, но для меня это ничего не меняло, я могла легко раздавить ее.

– Сидония никуда не поедет, – прорычала я, чувствуя, как в сердце разрастается темный, ледяной гнев. – Я убью вас, если вы отправите ее на смерть.

Не обращая внимания на мою угрозу, она с любопытством прищурилась.

– У нас нет выбора, Немезида. Он требует, чтобы Сидония прибыла ко двору не позднее, чем через три месяца. – Ее губы дрогнули в слабой улыбке, она протянула руку и своими длинными пальцами потрепала меня по щеке. – Поэтому вместо нее я намереваюсь отправить в Хризантему тебя. Ты станешь Сидонией Эмпиреан.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы уяснить смысл ее слов, но они все равно выглядели полным бредом.

– Что-что?

– Ты выглядишь такой изумленной! – Матриарх расхохоталась ломким смехом, но булавочные головки ее зрачков не мигая смотрели на меня. – Может, повторить?

– Вы отправите меня?

Я потрясла головой. Никогда не питала нежных чувств к этой женщине, но всегда считала ее умной. Точнее, разумной.

– Вы действительно думаете, что кто-то может принять меня за Сидонию?

– Для этого, конечно, потребуются кое-какие изменения. – Она оглядела меня с ног до головы. – Сидонию знают лишь по ее аватару, который похож на нее саму не больше, чем ты. Цвет волос, мускулатура… ну, все это мы исправим. Что же касается твоих манер, то я уже пригласила свою бывшую гувернантку, обучавшую меня этикету в детстве…

Я отступила на шаг. Эта женщина явно спятила.

– Никакой гувернантке не сделать из дьяболика человека. Достаточно взглянуть на меня, чтобы понять – я не настоящая девушка. Вы же сами постоянно твердите это.

Матриарх наклонила голову, исподлобья злобно сверкнули ее глаза.

– О да! Этот твой холодный, безжалостный взгляд, лишенный тени сочувствия… Истинная примета дьяболика! А знаешь, по-моему, ты приживешься в том гадюшнике куда лучше, чем тебе кажется, – хихикнула она. – Во всяком случае, много лучше Сидонии.

Продолжая улыбаться, она поднялась. Ее платье зашуршало.

– Император ждет, что я пошлю на заклание невинного агнца, а вместо этого получит анаконду.

Глава 4

Вернувшись, я обнаружила Сидонию в студии. Она рисовала вазу с фруктами. Ее стройный силуэт четко проступал на фоне окна, из которого лился слабый звездный свет. Я смотрела на это хрупкое создание, пытаясь вообразить себя в ее роли. Безумие, сущее безумие. Как если бы тигр попытался влезть в шкуру котенка. Даже не тигр, куда там! – ужасный монстр.

Я вспомнила, какой была до того, как узнала свое имя. До того, как меня окультурили. Вспомнила нестерпимый голод и страх. Злость на стены, ограничивающие мой мир, сжимающие его до размеров клетки. Вспомнила, как меня в первый раз стравили с другим существом. Я была так голодна, что, убив его, сожрала до последнего кусочка. И поняла, что поступила правильно, поскольку мой рацион после этого существенно увеличился.

В те времена меня нельзя была назвать разумной, но причинно-следственные связи я замечала. Когда заводчикам приходилось отбраковывать слабых дьяболиков, они отдавали их сильным. Иногда в наши загоны бросали какое-нибудь жалкое существо, чтобы удостовериться, что мы не проявим милосердия. Однажды мне подкинули девочку. Она забилась в угол, а потом попыталась съесть мою еду и выпить мою воду. Я рассердилась и убила ее, как и всех прочих.

Та девочка была очень похожа на мою Сидонию. Такая же маленькая и беззащитная.

Такова была моя жизнь. Только смерть и страх. Непроходящий страх. Я боялась каждой следующей секунды, следующей минуты, следующего часа. Тогда в моей жизни не было ничего, кроме страха.

До того дня, когда в моей жизни появилась Сидония, в ней не было ни цели, ни смысла, ни чести. До процедуры запечатления, связавшей нас, я не знала сострадания и любви. Тогда у меня появилось будущее, и оно звалось Сидония. Ей я была обязана всему хорошему, что имелось во мне.

И вот теперь я сама должна была сделаться Сидонией. Совершенно невообразимо, невозможно. Идея, что такая тварь, как я, займет место столь прекрасного существа, выглядела отвратительной. Одна мысль о подобном представлялась отъявленным святотатством.

Дония рассеянно подняла взгляд от рисунка и вздрогнула.

– Немезида! Я не слышала, когда ты вошла. У тебя все в порядке? – Ее взволнованный взгляд ощупывал мое лицо.

Она единственная могла различить малейшие оттенки моего настроения. В горле у меня встал комок.

– Да. Все в порядке, все хорошо, – ответила я.

Пусть у меня не было души и, можно сказать, не было сердца, та крохотная его часть, которая все же имелась, полностью принадлежала ей. Император желает, чтобы моя Сидония предстала перед ним? Что же, тогда я займу ее место. Без страха и тени сожаления. Более того, я сделаю это с радостью. Если играть роль Сидонии значит спасти ее, то у меня нет выбора. Я отправлюсь ко двору.

Гувернантка прибыла через две недели. Мы с Сидонией наблюдали, как ее корабль вплывает в шлюз крепости. Дония до сих пор не подозревала о вызове в Хризантему и сделала собственные выводы о причине прибытия наставницы.

– Похоже, матушка хочет, чтобы я отправилась к кому-то в гости, – проворчала она. – Иначе зачем бы ей понадобилось ни с того ни с сего учить меня этикету? Надеюсь, она не собирается выдать меня замуж.

По прибытии гувернантки Сидония в знак протеста заперлась в своей комнате. Я за ней не последовала: матриарх снова вызвала меня в свое крыло крепости. В конце концов, необходимо, чтобы я научилась у той женщины как можно большему.

Сутера ню Эмпиреан происходила из излишних, а не из грандства. Однако, в отличие от большинства прочих излишних, она являлась верной подданной империи и дала присягу, поклявшись верой и правдой служить роду Эмпиреанов, чем заслужила фамилию, а также почетную приставку «ню».

Мы с матриархом ожидали в холле. Наконец дверь открылась и вошла женщина. На секунду застыла в дверном проеме, прижав украшенную драгоценностями руку к сердцу в знак верности матриарху и с любовью глядя на свою бывшую ученицу.

В первое мгновенье мне показалось, что эта самая Сутера в действительности никакой не человек. Ее кожа не была равномерно коричневой, как предпочитали матриарх и сенатор, а представляла собой лоскутное одеяло разнообразных пятен, словно бы ее роботы-косметологи вводили меланин на одни участки, игнорируя другие. Более того, кожа казалась поношенной и собиралась в складки, как будто была велика своей хозяйке.

Даже матриарх, похоже, опешила при виде гостьи и какое-то время только удивленно моргала. Но затем все же протянула ей руки:

– Моя дорогая Сутера.

Сутера ню Эмпиреан подошла к матриарху и, почтительно опустившись на колени, взяла ее пальцы и прижала к своим щекам.

– О, грандесса фон Эмпиреан! Вы выглядите такой же прекрасной, как в день нашей первой встречи. А я… Смотрите, что со мной сотворила жизнь на планете.

– Чепуха! – мило улыбнулась матриарх. – Один сеанс с моими роботами и терапия теломер все…

– Нет-нет! Ветер, грязь и солнечная радиация уже сделали свое дело. Жизнь на планете – это жизнь, презираемая солнцем. – Она поднялась на ноги, ее морщинистые губы задрожали. – И кроме того – запахи. Они повсюду. А эта влажность! Ох, вы даже представить себе не можете, дорогая грандесса! Если она слишком низкая, твоя кожа сохнет и трескается, если слишком высокая – еле-еле удается дышать. Воистину скотское существование! Не говоря уже о неконтролируемом размножении. Многие семьи имеют двух, а то и трех детей! Неудивительно, что им вечно не хватает ресурсов. О, я столько всего могу вам рассказать…

Улыбка матриарха сделалась тонкой и ломкой.

– Не стоит, пожалуй. Вам необходимо отдохнуть после долгого пути, а потом мы обо всем поговорим.

Намек был совершенно недвусмысленный: Сутера ню Эмпиреан не ровня грандессе, она не гость, а слуга. Пусть матриарх и любила свою старую гувернантку, но ей быстро наскучило ее нытье.

Сутера опомнилась и приподняла подбородок, всем своим видом демонстрируя достоинство и профессионализм.

– Вы совершенно правы, грандесса, но я и мечтать не смела об отдыхе, не увидев прежде Сидонию и не определив, с чем придется работать. Если вы соблаговолите пригласить вашу до… – ее взгляд напоролся на меня, и она осеклась.

Я смотрела ей прямо в глаза. Матриарх, казалось, забавлялась тем, как гувернантка пытается понять, кто же я такая. Явно не из челяди, но ведь не могу же я быть Сидонией Эмпиреан, верно?

– Кто это создание? – наконец спросила Сутера.

– Немезида, – ответила матриарх.

Сутера прищурилась, соображая, кому же может принадлежать подобное имя. Я пристально наблюдала за ней. Матриарх говорила, что излишние знают о дьяболиках, но мы для них – не более чем страшная сказка. Они не имели понятия ни о традиционных именах дьяболиков, ни о том, как мы выглядим, так что Сутера не могла догадаться, кто я такая.

Голос матриарха вырвал Сутеру из глубокой задумчивости:

– Она – любимая домашняя зверушка Сидонии. Моя дочь… – матриарх запнулась, подбирая слова, – очень своевольная девочка, которую посещают причудливые мысли.

– Я избавлю ее от них.

– Вряд ли, как это ни прискорбно. Сидония не чета мне. Она застенчива, но очень упряма. Вы будете обучать Немезиду.

– Немезиду? – бесцветным эхом повторила Сутера.

– Да, вы будете учить ее вместе с Сидонией.

– Вместе с Сидонией? – тупо переспросила гувернантка, силясь найти в происходящем некий смысл. – И сенатор тоже этого хочет?

– Желания моего мужа значения не имеют. Он предоставил мне карт-бланш в этом вопросе, а моя воля вам уже известна. Вы будете обучать их обеих.

Матриарх пронзительно посмотрела на меня. Наша опасная тайна прочно связала нас. Сутера ню Эмпиреан была предана этой семье, к тому же была выдана замуж за младшего наместника короля на луне в соседней солнечной системе. В целом она не представляла угрозы и вполне могла сохранить мелкие секреты, вроде гуманоида неопределенной расы, встреченного в крепости своей хозяйки…

Однако отправка меня в качестве заложницы вместо Сидонии вышла бы далеко за пределы ее лояльности. Это было прямым нарушением императорской воли. Государственной изменой. И специалистка в придворном этикете не могла этого не понимать.

– Немезида и Сидония будут обучаться вместе. Когда моя дочь увидит, что Немезида прилежно учится и совершенствует себя, она обуздает свои мятежные порывы и будет более склонна к сотрудничеству.

– Но учить сразу двоих, – Сутера смерила меня взглядом. – Я, конечно, могу, однако…

– У вас имеются возражения? – поинтересовалась матриарх.

– Нет-нет, не в том смысле, госпожа.

Гувернантка шагнула ко мне и робко ткнула пальцем в мой бицепс. Затем, осмелев, провела ладонью по руке.

– Надо же, какие крепкие у нее мускулы.

Я таращилась на это непонятное маленькое существо, ощупывающее меня, озадаченная ее обвисшей, пятнистой кожей так же, как она – моими мышцами и моим ростом.

– Она такая… крупная. Даже не представляю, сумеет ли она овладеть необходимой грацией и изяществом.

Матриарх рассмеялась. Взяв Сутеру за локоть, она повлекла ее к двери.

– Вы когда-нибудь видели тигра? Настоящего тигра, вроде тех, которых разводят в Хризантеме, а не котяток, живущих в наших садах? Настоящий тигр – это сплошные мышцы и сухожилия, а их челюсти способны загрызть взрослого мужчину. Но если посмотреть на них, когда они охотятся, преследуя свою жертву, легко можно заметить, что в их громадной силе больше изящества, чем в какой-нибудь изысканнейшей и нежнейшей бабочке. То же самое можно сказать и о Немезиде.

На следующее утро гувернантка явилась в покои Донии. Судя по всему, роботы-косметологи ночью хорошо потрудились. Черты лица Сутеры выглядели иначе, словно время обратилось вспять: исчезли складки на веках, радужки глаз стали синими, а не порыжелыми, волосы приобрели ярко-медный цвет. Даже морщины несколько разгладились. Впрочем, износа тела ничто не могло скрыть. Похоже, это и было тем, что матриарх назвала «старостью».

Сутера ню Эмпиреан ожидала, должно быть, самого худшего, судя по тому, как засветилось ее лицо, когда она увидела нежную красоту Сидонии и поняла, что та ничем не походит на меня.

– Ах, Сидония, какая огромная честь! Помню, когда вашей матушке пришло время отправиться к звездам…

– Я разве куда-то отправляюсь? – пронзительно воскликнула Дония. – Так и знала, что мама собирается куда-нибудь меня услать!

Ошеломленная ее реакцией Сутера замерла.

– Однако рано или поздно вам придется покинуть это место. Вы же не можете заживо похоронить себя в этой крепости.

– А я не хочу отсюда улетать!

– Но как же ваша священная роль в империи?

– С этим – к родителям. Лично я политикой не интересуюсь.

– М-да. – Сутера нахмурилась и принялась нервно обмахиваться веером. – Ваша мать предупреждала меня, что вы несколько… своенравны.

Я же не сводила глаз с ее веера. «Это оружие!» – кричал мой инстинкт, и я ничего не могла поделать с этой мыслью. Этот предмет просто не мог быть ничем иным. Дония рассказывала мне, что высокородные гранды и грандессы не унижались до открытого ношения оружия, предпочитая прятать его в невинных на первый взгляд вещицах. Сутера всю свою жизнь толклась среди аристократии, обучая знатных отпрысков, и могла перенять их привычки. Что же у нее в веере? Стилет? Лазерный хлыст?

– Полагаю, – продолжила гувернантка, взяв себя в руки, – мы начнем с вашей внешности. Надеюсь, вы уже знакомы с основами стиля и автомодификации. Теперь вам следует определиться с сигнатурами вашей внешности.

– Это еще что такое? – перебила я Сутеру, поскольку определяться со всем этим в конечном счете предстояло мне.

Гувернантка раздраженно взглянула на меня. Пусть ей и приказали обучать нас обеих, она, очевидно, расценивала мое присутствие как пустую трату своего времени и талантов.

– Среди грандства каждый физический аспект может и должен подвергаться изменениям в соответствии с текущей модой. Никто не знает о настоящем возрасте, весе, цвете волос, форме губ или глаз друг друга. У детей из знатных семейств есть возможность изменять свою внешность, однако они быстро понимают, что на слишком частые изменения абсолютно всех черт смотрят крайне неодобрительно. Возьмем, к примеру, пол. Он должен быть неизменен. Крайне бестактно заново упорядочивать свои хромосомы ради минутной прихоти или какой-то вечеринки. Кроме того, учтивость требует, чтобы вас легко можно было узнать, а для этого некоторые черты всегда должны оставаться неизменными. Их-то и называют сигнатурами. У меня это губы и подбородок, – она грациозно повела рукой, указывая на пухлые губы, искривившиеся в улыбке. – Я никогда их не меняю.

Я пригляделась к ее рту и подбородку, недоумевая, чем там можно гордиться.

– Я помогу вам, Сидония Эмпиреан, выбрать ваши собственные сигнатуры. Ну, и тебе, конечно, Немезида дан Эмпиреан, – нехотя прибавила она.

– Немезида никакая не «дан», – поправила ее Дония. – Вы должны были бы заметить, что она не челядинка.

– Но это же смешно, деточка, – защебетала Сутера. – Все существа, принадлежащие вашей семье, будь то челядь или другие гуманоиды, – это дан.

– А Немезида – нет! – Сидония яростно сжала крошечные кулачки.

– Неужели? – приподняла бровь гувернантка. – Твои родители купили ее. Она была создана специально для тебя и исполняет определенные функции. В этом смысле она ничем не отличается от остальной челяди. Следовательно, она – Немезида дан Эмпиреан.

– Немедленно прекратите! Иначе я скажу своей матери, что отказываюсь заниматься с вами! – Голос Сидонии звенел от гнева.

– Дония… – предостерегающе окликнула я ее.

Сейчас вся эта эскапада была совершенно не ко времени, но Сидония уже оседлала своего любимого конька. Она упрямо вздернула подбородок.

– В моем присутствии зовите ее Немезида Эмпиреан.

– То есть, – фыркнула Сутера, – теперь она – ваша кровная родственница?

– Ну, не то чтобы…

– Раз уж мы предаемся фантазиям, почему бы тогда заодно не провозгласить ее главой рода Немезидой фон Эмпиреан? Какие будут приказания, госпожа фон Эмпиреан? – Сутера шутовски мне поклонилась.

– С меня хватит! – рявкнула Сидония. – Я не намерена больше это терпеть.

И с этими словами она покинула комнату.

Гувернантка изумленно захлопала ресницами, затем пробормотала себе под нос:

– Звезды всемогущие, эта девочка, кажется, безнадежна.

Я же последовала за Донией, погрузившись в мрачные мысли. Если, по мнению гувернантки, из наследницы Эмпиреанов не будет толку, лучше ей не знать, что на самом деле ее задача – привить хорошие манеры дьяболику.

Глава 5

Тем вечером мы с Сидонией без сна лежали в кровати. Дония все еще терзалась от выговора, который учинила ей матриарх, узнав о скандале от гувернантки. У меня же из головы не выходили слова Сидонии обо мне.

– Все верно, – наконец прервала я молчание.

– В смысле?

– Я – Немезида дан Эмпиреан.

– Нет! – Дония отвернулась к окну.

Я уставилась на хрупкие крылья ее лопаток.

– Меня создали специально для вашей семьи. Не понимаю, о чем тут спорить?

– Ты – Немезида Эмпиреан. – Сидония села в постели, глядя на меня при свете звезд. – Вот и все.

– Не стоило из-за такой мелочи, как мое имя, затевать ссору с гувернанткой. Ты ведь знаешь, кто я на самом деле. Я не человек, я – дьяболик. То же самое случилось, когда ты хотела, чтобы священник меня благословил. Неужели ты до сих пор не поняла, что я – не такая, как ты?

– Но Немезида…

– Короче, больше так не поступай! – прикрикнула я на нее, неожиданно разозлившись. – Хватит дразнить меня всеми этими штуками, когда мы обе знаем, что я их никогда не получу! Я не буду благословлена. Меня не будут звать Немезидой Эмпиреан. Не стоило тебе учить меня читать или рассказывать, что во мне есть частицы звезд так же, как и в тебе… Ты задеваешь мою гордость, заставляя втискиваться в чужие рамки.

– Задеваю твою гордость? – со слезами на глазах повторила Дония. – Но я вовсе не хотела тебя унизить.

Унижение. Внезапно я поняла, как называется неприятное чувство, которое испытывала всякий раз, когда видела гелиосферу и вспоминала первую встречу со священником. Меня определенно унижала эта история. Я была унижена перед самой собой. Это чувство не имело никакого отношения к Сидонии, и мне не хотелось больше его испытывать.

– Я тебе не ровня, я – твой дьяболик и ничего больше. Никогда об этом не забывай.

– Прекрасно, Немезида дан Эмпиреан. – Ее губы задрожали. – Если ты – моя собственность, тогда изволь мне подчиниться и заткнись. Я буду спать.

С этими словами Дония отвернулась и, зарывшись лицом в подушку, глухо зарыдала.

Я слушала ее всхлипывания. За окном показался темный край газового гиганта, похожего на бездонную пропасть. Дония привязана ко мне. Она сильно огорчится, когда жульничество матриарха выплывет наружу. Из страха за мою жизнь Сидония наверняка прикажет мне не ехать вместо нее в Хризантему. Мои действия неизбежно причинят ей страдания.

И все же ее чувства ко мне значили куда меньше моих – к ней.

Тут-то, глядя в заооконную черноту, я осознала это противоречие. Прежде мне никогда не приходило в голову, как глубоко эгоистична преданность. Предполагалось, что по самой природе у меня не может быть ни эго, ни собственных нужд. Даже сейчас, хотя мне требовалось всего три часа сна, я покорно лежала на своей койке у постели Сидонии, только потому, что ей требовалось восемь, и она спала себе спокойно, зная, что я рядом.

Быть дьяболиком – значит не иметь никаких собственных интересов, кроме интересов хозяина.

И все же выходило, что у меня были эти самые собственные интересы. Как такое возможно, если я – ненастоящий человек? Чувство унижения и эгоизм не свойственны созданиям, подобным мне. Их просто не должно быть. Я заворочалась на своей койке. Наверное, лучше всего было бы выбросить все это из головы и просто слушать тихое дыхание Сидонии.

За дверью послышались шаги. Я насторожилась.

– Немезида, выйди ко мне.

Шепот был таким тихим, что Сидония не смогла бы его расслышать даже в бодрствующем состоянии. Я бесшумно соскользнула с койки, пересекла комнату и открыла дверь. Матриарх ждала, скрестив руки на груди.

– Пойдем.

Я беспрекословно последовала на ней.

Мы вошли в ее покои. Я еще никогда не бывала в кабинете матриарха и с удивлением рассматривала комнату, заставленную неуклюжими предметами. Зачем тут эта статуэтка обрюзгшего человека, грубо высеченная из камня? К чему матриарху подобная дрянь?

– Эта фигурка была сделана на Земле еще до появления первых земледельческих цивилизаций, – сказала матриарх, заметив мой взгляд. – Она бесценна.

– Неужели? Какая-то неумелая поделка. Скульптуры Донии куда лучше.

– У тебя действительно маловато понимания идеи ценности.

Она сняла крышку с железного ящика. Оттуда с жужжанием вылетел целый рой мелких, размером с ноготь, роботов. Пока я на них смотрела, они все как один выставили иглы.

– Сутера права, – продолжила матриарх, оглядывая меня. – Ты слишком крупна, чтобы сойти за человека. Нужно уменьшить объем твоих мускулов и обтесать кости, чем и займутся эти роботы.

Я покосилась на механизмы, вьющиеся вокруг, словно пчелы в саду. На их иглах отблескивал свет.

– Не многовато?

– Каждый введет препарат в определенную область твоего тела, чтобы инициировать процесс деструкции. Нам нужно тебя быстро уменьшить. Я сказала доктору Изарусу нан Эмпиреан, что роботы требуются моему мужу, поскольку он стал старомодно громоздким, и мне хочется придать его телу более привлекательные размеры. Доктор объяснил, что процедуру надо повторить несколько раз. Нам повезло, что у нас впереди целых три месяца. Они действительно необходимы. Теперь, каждую вторую ночь, после того как Сидония уснет, ты будешь являться ко мне на инъекции.

Я вздохнула. Не то чтобы мне было страшно, но сердце застучало быстрее. Адреналин.

– Наверное, будет больно.

– Точнее – мучительно больно. Я бы предложила тебе анестезию, но мы обе знаем, что это практически бессмысленно.

«Все ради Сидонии», – подумала я, разделась и раскинула руки, пообещав себе, что матриарх не услышит от меня ни единого стона.

– Начинайте.

Следующие несколько ночей мне снились целые тучи кусачих, безжалостно жалящих меня насекомых. Когда я просыпалась, руки были словно изжеваны и сведены судорогой, а лодыжки и бедра выглядели немного отекшими. Нелегко было скрыть мое недомогание от Донии. Я чувствовала себя опустошенной, а каждый раз, ходя в уборную, знала, что избавляюсь от молекул, бывших частью моих мускулов.

«Все это ради нее», – напоминала я себе, одергивая рукава, чтобы спрятать уродливые кровоподтеки на руках. Каждый шаг отдавался болью, кости были словно изрублены, но я старалась не подавать виду.

Вероятно, моя тающая на глазах сила делала меня более похожей на человека, но в то же время сильно усложнила занятия с гувернанткой. Сутера ню Эмпиреан уже пришла в себя от скандала, устроенного Сидонией, и с энтузиазмом взялась за наше обучение. В данный момент мы вышагивали особой походкой грандов, используя которую следовало приближаться к императору. Обычно выполнение физических упражнений не составляло для меня никакого труда, сейчас же я заметно ослабела. Но все равно научилась нужным движениям быстрее Донии, пусть и ненамного.

Затем мы перешли к утомительному заданию по освоению химических веществ. Это оказалось самым трудным для меня, поскольку я не ощущала на себе никакого расслабляющего эффекта и должна была просто подражать Донии, имитируя результат.

– Запомните, – с горящими глазами бубнила Сутера, покачиваясь в клубящихся парах, – расслабление без… чего?

– Без неряшливости, – невнятно пробормотала Дония.

– Смех без… чего?

– Без развязности.

– Никогда, вы слышите? Никогда не забывайте об умеренности, – повторяла Сутера, крутясь волчком в соответствии с ритмом, диктуемым ей неким химическим импульсом. – Наркомания – одна из самых непривлекательных черт. Вам потребуются роботы, чтобы вправить назад мозги, а все вокруг будут судачить о скандалезной девице из рода Эмпиреан.

Далеко не со всеми препаратами Сидонии удавалось справиться. Те, что наделяли ее энергией, провоцировали беспокойство и тревогу. Те, что вызывали эйфорию, делали ее безумной. Однажды мне даже пришлось потребовать от гувернантки завершить урок пораньше, чтобы я могла уложить Донию в постель.

Теперь, после уменьшающих процедур, тело Сидонии оказалось для меня чересчур тяжелым. Пришлось волочить ее по коридору, закинув одну руку себе на плечо. Дония всю дорогу расслабленно улыбалась мне. Все с той же улыбкой на губах она вытянулась на кровати, болтая всякую бессмыслицу, вроде: «Ты светишься изнутри».

– Нет, я не свечусь.

– Светишься, Немезида. Сияешь, словно звезда. Прекраснейшая из звезд, – она дотянулась до моей руки и погладила ее. – Ты как сверхновая.

– Это было бы очень опасно для тебя, – хмыкнула я, стягивая с нее обувь.

– В тебе – божественная искра. – Глаза Сидонии наполнились слезами, когда счастье сменилось меланхолией. – Как бы мне хотелось, чтобы ты в это поверила.

Я вздохнула. Все-таки Сидония – неисправимая мечтательница.

– Спи, Дония.

– Я тебя так сильно люблю, что иногда просто не могу этого вынести. Ты сама не понимаешь, до чего ты замечательная.

Она проговорила это с такой искренней грустью, что я невольно накрыла ладонью ее ладонь, испытав странную нежность, которая посещала меня редко и только по отношению к ней.

– Прошу тебя, ложись спать, – мягко попросила я.

– Ты действительно замечательная, Немезида. И я многое бы отдала, чтобы ты это поняла. А пока, похоже, это понимаю я одна. Все же хочу, чтобы ты знала.

Дония продолжала настаивать на своей более чем дикой идее о наличии у меня божественной искры. Я погладила ее по руке, с беспокойством поймав себя на том, что меня тоже волнует эта мысль. Хотя зачем дьяболику загробная жизнь? После смерти Сидонии вряд ли понадобится моя защита. Куда бы ни отправилась ее душа, мне там места нет.

– Ты несешь чепуху, – сказала я. – А теперь спи.

Дония погрузилась в сон, а я продолжала сидеть рядом, слушая ее дыхание и пытаясь избавиться от странного груза, навалившегося мне на грудь. У меня не было никаких иллюзий насчет себя, и все же так приятно, что хотя бы один человек на свете верит в эти благоглупости. Если бы я была менее дисциплинированна, могла бы даже притвориться, что тоже в них верю.

Глава 6

За уроками химии последовали танцы. Их было великое множество: для всякого случая и любых гравитационных условий. Вести приходилось мне, поскольку я была крупнее и сильнее Донии, но это не важно, я запоминала движения обоих партнеров, показанные нам Сутерой ню Эмпиреан.

Как-то раз мы разучивали один из самых сложных танцев, который назывался «Лягушка и скорпион», популярный при императорском дворе. Женщина должна была двигаться быстро и резко, подобно скорпиону, а мужчина – прыгать туда-сюда, словно лягушка. После первой фигуры и практически до конца танца «лягушке» следовало поддерживать «скорпиона» на вытянутых руках. Обычно танец этот исполнялся в отсутствии силы тяжести. Но в крепости Эмпиреанов не имелось купола с нуль-гравом, поэтому мы занимались в зале с пониженной до трети от нормальной гравитацией. Я подбросила Донию в воздух, однако, поймав ее, не смогла удержать, и она выскользнула у меня из рук.

Разумеется, благодаря низкой силе тяжести ничего страшного не случилось. Сидония лишь покачнулась, схватившись за мою руку, чтобы удержаться на ногах, но для меня это стало настоящим шоком. Мои руки дрожали от напряжения. Поймав взгляд Донии, я поняла, что она тоже это заметила.

В ночи, когда меня не подвергали терапии, я стала спать дольше, – моему телу требовался отдых. Тем вечером я быстро провалилась в сон и очнулась только тогда, когда Дония потрясла меня за плечо. Это было невероятно, обычно я просыпалась от малейшего звука.

– Ты не заболела?

– Заболела? – пробормотала я.

– В последнее время ты какая-то вялая. Я ни на что не намекаю, но одежда на тебе висит мешком. Немезида, ты отощала.

– Со мной все в порядке.

– Думаю, надо позвать доктора Изаруса.

– Все, что мне сейчас требуется, это выспаться.

Однако беспокойство в глазах Донии усиливалось день ото дня.

Наконец матриарх решила, что мое тело уменьшилось до приемлемых размеров. Теперь я напоминала не тигра, а скорее некрупную рысь и вполне походила на обычную девушку: немного высоковатую, но ничего экстраординарного.

Инъекции завершились, и я могла вздохнуть с облегчением. Вскоре моя сила вернулась ко мне в куда большем объеме, чем я смела надеяться. Хотя упражняться в камерах с повышенной силой тяжести я уже не могла, но была в состоянии, по крайней мере, через них проходить. Даже теперь я оставалась намного сильнее обыкновенного человека.

– Это осложнит тебе жизнь, – заметила матриарх, глядя, как я делаю стойку на руках на подлокотнике ее дивана. – Лучше бы нам было ослабить тебя еще больше. А теперь тебе придется постоянно притворяться. Никогда впредь не делай ничего подобного.

– Вы же сами попросили меня показать, на что я способна, – напомнила я ей.

Медленно отняла ладонь от подлокотника, балансируя на одной руке. Пусть сила моя уменьшилась, но и тело стало легче, что компенсировало деградацию мышц.

– Или мне нужно было солгать о своих возможностях?

Какое-то время матриарх наблюдала, как я отжимаюсь на руках. В этот момент она показалась мне какой-то незнакомой, почти старой.

– И больше не тренируйся, – наконец проворчала она. – Даже в одиночестве. В Хризантеме глаза и уши повсюду, вся наша работа пойдет псу под хвост, если ты опять накачаешь мышцы.

Я взглянула снизу вверх. Бицепсы приятно разогрелись, но… Они предательски дрожали. Впервые в жизни.

– Я все это понимаю, госпожа. Я ведь не дура.

– Тогда прекращай эти занятия. Встань по-человечески.

Я прыжком приземлилась на пол. Руки побаливали. Я помассировала их, продолжая смотреть прямо в глаза матриарху.

– Хорошо, прекратила.

Я только что попробовала, каково быть слабой. И поняла, что между настоящей слабостью и сокрытием истинной силы предпочитаю второе.

Так я и поступила.

Сутере ню Эмпиреан настолько нравилось работать над косметическими эффектами, что она с жаром занялась не только внешностью Сидонии, но и моей. Теперь мы обе щеголяли аккуратно введенными под кожу перламутровыми и оттеночными пигментами, а в наших волосах появились особенные «живые» пряди, которые с помощью роботов-косметологов укладывались в ниспадающие замысловатые прически. По утрам достаточно было одной-единственной команды, чтобы взъерошенные со сна волосы сами собой уложились в прическу, какой бы сложной она ни была. Еще одна команда – и некоторые пряди начинали сиять золотом, серебром или как-то иначе, в соответствии с надеваемой одеждой. Таким образом можно было легко менять цвет волос без участия обычных роботов.

Сидония несколько вечеров подряд забавлялась с настройками программы. Ее волосы то синели, то вставали дыбом. Она заставляла их завиться тугими кудрями, чтобы в следующую секунду сотворить из них нечто совершенно уже необыкновенное с помощью одного-единственного импульса. Затем она занялась моей шевелюрой, решив в итоге, что больше всего мне идут волнистые локоны цвета черного шоколада.

Наконец Сутера ню Эмпиреан исчерпала все свои познания об обычаях императорского двора. На заключительный урок она пригласила сенатора с матриархом, чтобы с гордостью продемонстрировать им наши достижения.

– Моя грандесса, я имею честь посоветовать, чтобы сигнатурой вашей дочери Сидонии стали ее прекрасные глаза. Только я предложила бы затемнить ей кожу еще на два тона, чтобы подчеркнуть их цвет. Что скажете насчет золотисто-коричневого? А ее прямой, аккуратный носик! Он просто великолепен! Какие бы модификации Сидония ни выбрала, она должна всеми силами привлекать внимание окружающих к своим глазкам и носику.

– А что скажете относительно Немезиды? – поинтересовалась матриарх.

Сутера запнулась, застигнутая врасплох ее вопросом. Посмотрела на меня, удивленная тем, что спектакль с моим обучением продолжается до настоящего момента. До нее никак не доходило, какую игру мы затеяли.

– Полагаю, она может выбрать любые сигнатуры на свой вкус. Как у всех искусственно спроектированных гуманоидов, у нее нет явных недостатков. Хотя, на мой взгляд, это не настоящая красота, вы согласны, грандесса? – Она заглянула в лицо матриарха, ища поддержки.

Но та молча ждала, на ее лице появились признаки растущего нетерпения.

– В общем, физический облик подобных созданий должен радовать глаз, поэтому ей не на что жаловаться, кроме носа. Вот его бы я настоятельно посоветовала исправить. По крайней мере, убрать эту неприглядную горбинку.

Я потерла переносицу, пытаясь припомнить, сколько раз ломала нос в драках, прежде чем была окультурена.

– Тогда выбираем глаза и скулы, – решила матриарх после некоторого раздумья. – Что скажете, Сутера?

– Ну… можно и так. Повторяю, вы вольны выбрать любую из ее черт. – Сутера рассмеялась и поправила свою прическу. – А если изменить ей цвет кожи?

– Хм-м… Вообще-то мы никогда не подвергаем своих гуманоидных существ меланиновой терапии, для того чтобы их легко можно было отличить от членов семьи. Однако для Немезиды, пожалуй, можно сделать исключение. Ты согласен, дорогой? – она взглянула на сенатора.

– А? Конечно, все будет так, как ты пожелаешь, – впервые подал голос муж.

– Я так и не поняла, в каком качестве Немезида отправится в Хризантему, – произнесла гувернантка, – но что бы ни выбрала в итоге моя госпожа, по моему мнению, вы не ошибетесь, сделав ставку на ее глаза, а высокие скулы всегда в моде.

Затем Сутера перешла к проверке наших знаний, засыпав нас вопросами. Я легко ответила на все, тогда как Сидония нервничала под ястребиным взором своей матери и несколько раз запнулась. Перед нами замелькали голографические портреты членов императорской семьи. Дония перепутала Цинию Домитриан с Дивинией. Я же узнала всех, а только это и имело значение.

– Великолепно! – зааплодировала матриарх. – Браво, Сутера! Они хорошо подготовлены.

– Да-да, очень хорошо, – поддержал жену сенатор.

Взгляд матриарха так и впился в меня, на ее губах застыла безжалостная улыбка. Я – ее анаконда.

Гувернантка, просияв от похвалы хозяйки, вычурной придворной походкой приблизилась к грандессе и упала на колени с руками к сердцу. Приложила к своей щеке сначала пальцы матриарха, затем – сенатора.

– Я была счастлива услужить еще одному поколению вашего рода. Надеюсь в один прекрасный день увидеть дитя Сидонии, когда она вернется со звезд.

– Мы все будем уповать на лучшее, – губы матриарха растянулись в улыбке.

Едва только Сутера ушла, Дония спросила:

– Зачем все это было нужно?

Сенатор с матриархом переглянулись.

– Я же чувствую, что-то готовится! – Сидония повысила голос. – Вы собираетесь выдать меня замуж, да? Но… Я ведь несколько раз ошиблась на экзамене. Я ошиблась, а вы, матушка, даже не отругали меня! Что происходит? – Из глаз Сидонии полились слезы. – О, нет! Отец! Вы в беде? Меня готовят вам на замену?

– Нет-нет, милая, – ответил сенатор. – Со мной все в полном порядке.

– Не верю! Что…

– Да скажи же ей правду! – рявкнула матриарх.

Сенатор вздохнул, на его лице проявились морщины: он, похоже, не обновлял свою фальшь-молодость с того самого дня, как Сидонию вызвали в Хризантему.

– Хорошо. Видишь ли, я впал в немилость, но опасность грозит не мне…

– Она грозит тебе, Сидония, – закончила за него матриарх.

– Мне?! – Дония в ужасе отшатнулась и бросила на меня беспомощный взгляд.

– Не бойся. – Я шагнула к ней.

– Мама, я в опасности? – Сидония расплакалась.

– Тебя вызывают в Хризантему пред очи нашего императора, – пояснила матриарх. – Чтобы ты ответила за все глупости, совершенные твоим отцом. Но мы тебя не выдадим.

Кем-кем, а дурой Сидония не была. Она тут же связала все воедино: изменения в моей внешности, наши совместные уроки и, наконец, вызов в Хризантему.

– Нет, – выдохнула она.

Сенатор подошел к дочери и похлопал ее по плечу.

– Твоя мать разработала план, как уберечь тебя от гнева императора. Мы никуда не отправим тебя, солнышко, не подвергнем такому смертельному риску. Вместо тебя к императору отправится дьяболик.

– Нет, – повторила Дония, замотав головой, и кинулась мне на шею. – Ни за что!

– Все будет так, как скажу я, – заговорила матриарх. – Неужели ты не соображаешь, Сидония, что дьяболики нужны именно для этого? Мы купили Немезиду для защиты нашей дочери, нашей наследницы. И теперь она готова помочь нам тебя спасти.

– Все именно так, – заверила я Сидонию.

– Получается… Немезида станет заложницей у императора? – спросила она, сжав мои пальцы.

– Мы надеемся, что она станет воспитанницей при дворе. Думаем, никто ей там не причинит вреда.

– А если император вызывает меня затем, чтобы казнить? – зарыдала Сидония, глядя на меня. – Что тогда?

– В таком случае ты останешься живой и невредимой, – просто ответила я.

– Сидония, будь умницей, – продолжал увещевать дочь сенатор. – Немезида – не наша наследница, она – наше имущество.

– Нет. Нет, нет и нет! – испуганный взгляд Донии метался от матери ко мне. – Я не позволю! Даже если сначала тебе удастся ввести их в заблуждение, наверняка потом кто-нибудь догадается, кем ты являешься на самом деле.

– Каким образом? – Я демонстративно оглядела себя. Теперь во мне не было ничего, что наводило бы на мысли о дьяболике.

– Никто не сможет заподозрить, кто она такая, – возразила матриарх. – Им и в голову не придет, что кто-то посмел оставить в живых своего дьяболика, не говоря уже о том, чтобы отправить его ко двору вместо собственной дочери. Немезида достаточно умна, она справится. Идеальный план.

– Это если она там не умрет! – закричала Дония, вцепившись мне в руку. – Ты этого не сделаешь, Немезида! Я запрещаю! Я не позволю тебе рисковать собственной жизнью вместо меня! Мама…

Она повернулась к матери, но наткнулась на холодный и твердый, словно железо, взгляд матриарха, в то время как на лице сенатора застыло безмятежное равнодушие.

– Нет! Этого не будет никогда! – Дония повернулась и выбежала из комнаты.

Дав ей время осмыслить услышанное, я отыскала ее в саду, рядом с тигриным вольером. Большие кошки собрались у ограждения, требуя ласки, но она смотрела на зверей и не видела их.

– Как ты могла? – прошептала она, заслышав мои шаги. – Как ты могла плести заговоры вместе с ними за моей спиной?

– Это было несложно, – прямо ответила я. – Лгать очень просто. Это, кстати, еще одна причина, по которой я гожусь для Хризантемы лучше тебя.

– А если тебя убьют? Что я буду делать без тебя?

– Если я умру, то умру за тебя. Ты же будешь делать то, что нужно нам всем: ты будешь жить.

– Ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!

Дония бросилась на меня и принялась колотить кулачками по моим плечам. Я даже опешила от такой бурной ее реакции, испугавшись, как бы она себе не повредила пальчики.

Обитавшие в саду животные забеспокоились, зашуршали в траве и кустах, убираясь подальше от поднятого нами шума. Отшатнувшись от меня, зареванная Сидония с криком бросилась к двери, где и столкнулась с Сутерой ню Эмпиреан, в последний раз обходившей крепость, прежде чем вернуться к своему планетарному существованию.

Дония рухнула ей на руки. Гувернантка машинально погладила девушку по спине, потом спохватилась:

– Нет-нет, я не должна потворствовать подобному. Что я твердила вам о недопустимости публичного выражения эмоций? Когда вы прибудете ко двору…

– Ни к какому двору я не прибуду! – завопила Дония. – Мать посылает вместо меня Немезиду! Вот почему мы с ней занимались вместе.

Дыхание у меня перехватило.

– Что? – изумилась Сутера.

Я подскочила к ним, пытаясь взглядом предупредить Сидонию, но та, похоже, даже не понимала, с кем и о чем говорит.

– Все вы одинаковые, – словно безумная, кричала она. – Думаете, что она – это просто имущество. Немезиду отправят ко двору, чтобы она рисковала своей жизнью вместо меня, так, будто ее собственная жизнь ничего не стоит!

– Государственная измена! – выдохнула Сутера.

Слова похоронным звоном зазвучали у меня в голове, и колокол этот звонил не по мне. Сидония проговорилась. Следовало срочно исправлять ситуацию.

– Дония!

Наконец-то мой голос, низкий и угрожающий, пробился к ее разуму. Она замерла, размазывая слезы по щекам и дрожа всем телом.

– Дония, мы с тобой потом поговорим. Но сперва, Сутера, мне нужно кое-что вам объяснить. – Я схватила гувернантку за руку и поволокла за собой. – Видите ли, тут все очень запуталось…

– Немезида, нет! – Сидония, до этого стоявшая как вкопанная, похоже, сообразила, что сейчас произойдет.

Я оглянулась на нее. Мне вовсе не хотелось, чтобы это произошло на ее глазах, но если так… Что же, пусть смотрит.

Сутера уставилась на меня ничего не понимающим, глуповатым взглядом, собираясь, по-видимому, что-то спросить. Задать свой вопрос она не успела. Я свернула ей шею.

Глава 7

По саду разнесся пронзительный крик Сидонии. Я шагнула назад, труп Сутеры оседал на землю. Дония, рухнув на колени рядом с телом, принялась трясти гувернантку, звать ее по имени:

– Сутера, Сутера!

– А чего ты ожидала? – тихо спросила я.

Сидония подняла на меня взгляд. На ее лице застыл ужас, совсем как в тот день, когда мы впервые встретились. Похоже, до этого мгновения она толком не понимала, что я такое на самом деле.

– Зачем? – прошептала Дония. – Она же нам помогала.

– Затем, что ты проболталась. Выдала не предназначенное для ее ушей. Она бы на нас донесла, и я не смогла бы тебя спасти. – Я сделала шаг к ней, но Дония в панике отшатнулась.

Что же, в данный момент ее страх был мне на руку. А отнюдь не ее обожание и любовь. Мне требовалось, чтобы она меня, наконец, поняла. Увидела такой, какой видели матриарх и священник. Осознала мою сущность. Мое сердце сжалось при мысли о том отвращении, с которым она будет на меня смотреть, когда повязка упадет с ее глаз, но это нужно было для нее самой.

– Неужели ты все еще не поняла, Сидония? Я не твоя подружка. Друзья равны, мы – нет. Я не генномодифицированный тигр из твоего сада, подставляющий животик, будто котенок. Я – не домашнее животное, я – прирожденная убийца. И буду убивать ради тебя. Умру ради тебя, если потребуется. Я – твой инструмент, твое оружие. Твоя собственность.

– Нет, ты не такая. – Ее губы задрожали. – Ты хорошая.

– Для тебя – возможно. Но не для меня самой. Я не способна почувствовать то, что тебе хочется. – Встав рядом с ней на колени и глядя прямо в глаза, я обрушила на нее жестокую правду. – Ты ведь давно знаешь, кто я. Помнишь, как я убила вашу челядинку? Или ты вообразила, что это был всего лишь акт милосердия? Но я бы сделала то же самое, даже если бы у нее было железное здоровье.

Сидония, не отводя взгляда от моего лица, покачала головой. Она боролась с собой, не желая мне верить, но вместе с тем не в силах спорить с очевидным.

– Я наблюдала за тобой тогда, в гелиосфере, – продолжила я, имея в виду проповедь священника о Гелиосе и божьей воле. – Тебя воистину изумляет вселенная. Ты задаешься вопросами о том, как и для чего появилась на свет, о смысле своей жизни… Меня все это не интересует. Ибо я знаю все ответы. Я не дитя вашего Живого Космоса, и во мне нет божественной искры. Позволь мне теперь сделать то, ради чего я была создана. Не противься неизбежному.

Дония встала на ноги, глядя на меня так, словно увидела впервые. Она вдруг сделалась старше своих восемнадцати лет, как будто я отняла у нее нечто более ценное, чем самая большая драгоценность.

– Я знаю, что тебе искусственно внушили любовь ко мне, – произнесла она, сжав ладони. – Но… если даже тебя принудили к каким-либо чувствам, это не значит, что они менее важны, чем мои. Или что ты от этого менее человечна. Ты – моя лучшая подруга, и я люблю тебя, Немезида. Мои чувства не являются бессмысленными от того, что я испытываю их к такой, как ты. Напротив, тот факт, что я люблю тебя независимо от того, что ты есть, придает особую ценность моим чувствам. Ведь никто не заставлял меня полюбить тебя, это случилось само по себе. Я добровольно выбрала путь любви к тебе и заботы о тебе, и ты не можешь отнять этого у меня.

– Со временем ты смиришься с потерей.

– Нет, не смирюсь, – твердо покачала она головой, глядя на меня своими широко распахнутыми, затравленными глазами. – Ты даже не понимаешь, как много для меня значишь. Позволь, я объясню: если ты там погибнешь, я последую за тобой.

– Куда?

– Если тебя казнят в Хризантеме, я выброшусь в шлюз. Клянусь.

– Не дури, – процедила я, чувствуя закипающий гнев.

Сидония издала дикий смешок.

– Тебе безразличны мои чувства, тебя волнует только моя безопасность, я правильно поняла? Отсюда вывод: я не буду в безопасности, если опасность будет грозить тебе. Если ты не выживешь, я тоже умру.

Я в ярости вскочила на ноги, не понимая, как она может болтать такие иррациональные глупости. Сидония смотрела на меня с выражением какого-то безумного триумфа, словно радовалась одержанной победе.

– Возьми свои слова обратно, – прошипела я.

– Нет.

Я схватила Сидонию за хрупкие плечи. Так легко было переломать эти птичьи косточки. Встряхнула с такой силой, что ее голова чуть не отвалилась. Но в огромных глазах стояло все то же безумие.

– Возьми их обратно! – прорычала я.

– Нет!

Она в упор смотрела на меня, дико и торжествующе, страстно преданная мне – мне! – вплоть до саморазрушения. Я разрывалась от бессильной ярости, понимая, что не смогу выбить из нее эти бредни. Да, я могла сломать ее пополам, словно веточку, переломать все кости, но не победила бы этим безумную решимость.

Только тогда до меня дошло, что Сидония Эмпиреан, моя кроткая, пугливая, застенчивая и добрая Сидония, совершенно неукротима.

И я ее отпустила. Она попятилась, все с тем же бешеным упрямством на лице.

– Хорошо, – произнесла я.

Сидония замерла и с надеждой посмотрела мне в глаза.

– Хорошо, – повторила я. – Я вернусь живой. Сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить свою жизнь, как если бы это была твоя. Я выживу или уничтожу всю империю вместе с собой.

Молчание. Между нами что-то изменилось, похоже – навсегда. Розовые очки свалились, и обнажилась неприглядная правда. Я узнала Сидонию, она – меня, и впервые в жизни мы стали действительно равными. Да, моя сила превышала ее силу, а ее значимость – мою, и все же мы каким-то образом сравнялись. Моя жизнь теперь обрела ту же ценность, что и жизнь Сидонии, поскольку она полностью зависела от моей.

Сидония с достоинством поправила свой наряд. Взглянула на Сутеру, и по девичьему лицу пробежала судорога. Она едва заставила себя отвести глаза, как будто не была загипнотизирована видом трупа.

– Твой нос, – сказала она вдруг. – Сделай его своей сигнатурой. Только не убирай горбинку. Такой нет ни у кого больше.

– Откуда подобный нос мог взяться у Сидонии Эмпиреан? – Я дотронулась до шрама на переносице, оставшегося в качестве напоминания о моем жестоком прошлом.

На лице Донии появилась грустная улыбка.

– Ты же отличная лгунья, Немезида. Что-нибудь придумаешь.

Глава 8

Команда корабля, прибывшего, чтобы доставить меня в Хризантему, была укомплектована излишними. После стыковки они беспорядочной толпой высыпали из шлюза, их сумбурные голоса разносились по доку.

– …так это и есть крепость Эмпиреанов…

– …жизнь мечтал посмотреть, на что это похоже…

Меня дернули за руку. Дония. Она взглянула мне в глаза, и во мне образовалась странная пустота. Вполне возможно, что мы виделись с ней в последний раз. По крайней мере, это – последние минуты, когда я могу оставаться самой собой. Едва я попаду в поле зрения команды звездолета, как стану Сидонией Эмпиреан.

– Если бы мне нужно было выбрать кого-нибудь на свою роль, – прошептала Дония, – то из всей Вселенной я выбрала бы тебя, Немезида.

Перед моим отлетом она всю себя посвятила тому, чтобы сделать меня настоящей грандессой, вкладывая в наше предприятие даже больше сил, чем ее мать. Теперь мои волосы были цвета черного шоколада, а кожа приобрела теплый бронзовый оттенок. Сидония выбрала мне изящно изогнутые темные брови, длинные матово-черные ресницы были имплантированы в веки моих новых зеленых глаз. Она выдала мне уйму советов, как лучше сыграть роль наследницы Эмпиреанов. Долгими вечерами рассказывала мне все, что только могла припомнить о знатных отпрысках, с которыми общалась на галактических форумах, на случай, если я повстречаюсь с кем-либо из них в Хризантеме.

И я так и не тронула горбинку на носу.

– Ты до того красива, что дух захватывает. – Дония обхватила мое лицо ладонями, но в глазах ее застыла тревога. – Умоляю тебя, вернись.

Я накрыла ладони Сидонии своими. Она была единственным на свете существом, понимавшим мою суть.

– Вернусь.

Голоса приблизились, и мы отшатнулись друг от друга. Появилась матриарх со свитой из челяди. Провожала меня она одна, сенатор уже успел наскоро попрощаться со мной.

– Пойдем, Сидония, – матриарх взяла меня под руку.

Она давно уже называла меня так наедине, чтобы я привыкла. Однако я не была столь беспечна, как ей казалось, а имя прозвучало неестественно в присутствии законной его владелицы. Я последний раз оглянулась на Донию, прежде чем матриарх увела меня прочь.

– Не забывай, что я говорила тебе об излишних, – шепнула она мне на ухо.

– Не забуду.

Не все излишние были похожи на Сутеру, чью смерть мы списали на несчастный случай в вольере с животными. Капсула с телом гувернантки была отправлена к ближайшей звезде – матриарх помнила, что женщина хотела бы быть похороненной по гелионическому обряду. Излишние не были похожи и на семейного доктора Эмпиреанов Изаруса. И Сутера, и Изарус были преданы имперской системе, чьей частью стали, заслужив в ней себе места. Они верой и правдой служили Эмпиреанам, удостоившись приставок «ню» и «нан», означавших почетную принадлежность к слугам семьи, соответственно – женщинам и мужчинам.

Излишним же на корабле за их службу платили. Они хранили верность не роду Эмпиреанов, а деньгам, которые получали от них за свои услуги. Поэтому их называли «наемными работниками». Именно они должны были сопроводить меня ко двору.

– Самая мощная техника, Немезида, находится в руках грандства, – объяснила мне матриарх на прошлой неделе. – У нас есть звездолеты и планетарное оружие, поэтому мы – настоящее правительство, объединяющее звездные системы. Мы – это империя.

Я знала, что большая часть обитаемых планет не слишком-то подходит для гуманоидов. Лишь малая их часть находилась на самообеспечении, остальным же требовались внешние ресурсы, доставка которых контролировалась грандством, как и нужная для этого техника. Чтобы выжить, излишние вынуждены были наниматься на работу к грандам.

Люди замолчали, едва мы с матриархом вошли в коридор. Разрозненные группки наемных работников уставились на нас так, словно мы были сказочными персонажами. Я, в свою очередь, во все глаза смотрела на них.

Все они, кроме самых молодых, как и Сутера ню Эмпиреан, демонстрировали разнообразные физические дефекты, вызванные условиями жизни на планетах и воздействием нефильтрованного солнечного света: пятна на коже, складки, именуемые морщинами, отвратительный избыток или такой недостаток плоти, что явственно проступали кости. У всех наемников на головах были тонзуры: выбритые круги на самой макушке, обрамленные волосами, будто короной. Выглядело это довольно забавно, особенно у длинноволосых женщин, многие из которых заплетали косы и укладывали их вкруг искусственной лысины.

Тонзура была обязательным требованием для желающих наняться на службу к имперским грандам. Она означала, что человек обратился в веру благородных, гелионизм, ну или, по крайней мере, сделал вид. Тем, кого нанимали на работу, на тонзуру наносили татуировку с печатью хозяина, так называемую сигиллу, которая сохранялась до конца действия контракта.

Нечто в их взглядах на нас говорило мне, что эти люди не испытывают к нам ни малейшей привязанности. Под давлением технологической монополии грандства они вынуждены были отказаться от привычной жизни, принять чужую религию и служить, чтобы выжить. Я напомнила себе, что все эти люди были просканированы на наличие сепаратистских наклонностей и не представляют опасности. Сепаратистами называли жителей тех планет, которые полагали, что им лучше освободиться от власти империи, и выступали против запрета на образование. Сепаратизм являлся государственной изменой, и никого, обладающего подобными настроениями, к наследнице рода Эмпиреан и близко бы не подпустили.

Тем не менее команда не поклонилась нам и не опустилась на колени. Они стояли и молча смотрели, пока матриарх, в свою очередь, осматривала их. Кое-кто с тревогой покосился на челядь, несущую мои вещи. К челяди излишние вообще относились крайне неприязненно.

– Приветствую всех и рада вас видеть. Продемонстрируйте мне свои сигиллы. – Матриарх благосклонно, хотя и несколько натянуто улыбнулась. – Пожалуйста, – добавила она после некоторой заминки.

Похоже, это слово далось ей нелегко. В своей крепости ей никогда и никого не приходилось просить.

Излишние наклонили татуированные головы с печатью Эмпиреанов: солнце, встающее из-за горизонта планеты. Я заметила, что многие стиснули при этом кулаки и сжали челюсти. Пока матриарх проверяла сигиллы, некоторые из работников переглянулись. По спине у меня пробежал холодок. Отчетливо повеяло возмущением.

Раньше я немало удивлялась тому, что матриарх наняла излишних в качестве моего эскорта в Хризантему. Это были ненужные хлопоты, на мой взгляд. В конце концов, живые люди вообще не требовались. Компьютеры сами прекрасно управлялись с кораблем и навигацией, они могли даже починить звездолет и самих себя. Компьютеры и роботы использовались для войн, для создания новых лекарств, для всего на свете. Вот почему людям не требовалось знать, как те работают и какие научные явления за этим стоят. Система давно перешла на самообеспечение.

– Мы используем труд наемных работников, Немезида, именно потому, что они опасны и дорого обходятся, – объяснила матриарх. – Власть над машинами принадлежит нам по праву. Власть над челядью естественна, если ты достаточно богат, чтобы позволить себе их купить. Но власть над излишними, над теми, чья преданность оплачена деньгами и кто служит тебе против своего желания и наклонностей… Это самая опасная и трудно предсказуемая власть из всех. Свита из наемников, сопровождающих тебя в Хризантему, будет лучшим свидетельством силы нашей семьи. Если ты явишься ко двору без них, то пойдет слушок, что мы не в состоянии себе их позволить или, что еще хуже, не в состоянии их контролировать. Как только тебя представят императору, ты сможешь их уволить…

Наконец, матриарх завершила осмотр.

– Благодарю вас. Уверена, все вы хорошо послужите моей дочери, – сказала она, потом обернулась ко мне и протянула руки. – Будь осмотрительна, дочь моя. Удачного тебе пути сквозь субпространство. И постарайся выжить.

Я опустилась на колени и прижала костяшки ее пальцев к своим щекам.

– Постараюсь… – ответила я и запнулась, не в состоянии выговорить чуждое слово. – …матушка, – добавила напоследок.

На долю секунды мои зрачки встретились с острым взглядом матриарха. Наш заговор пришел в движение. Затем мы церемонно простились друг с другом.

Наемники расступились, давая мне пройти на арендованный корабль. Приставленная ко мне челядь тащила за мной баулы с одеждой и прочим, что могло понадобиться Сидонии Эмпиреан во время путешествия и пребывания в Хризантеме. Если бы не мой обостренный слух, я вряд ли расслышала бы фразы, которыми обменялись излишние после того, как шлюз был задраен.

– Какое суровое прощание, – сказал один. – Не похоже, что она будет сильно скучать по дочке.

– Я же говорил тебе, что голубая кровь холодна, – ответил второй. – После нескольких веков генных модификаций они разучились чувствовать, как нормальные люди.

Я ничем не выдала, что слышала их диалог, хотя слова едва не вызвали у меня улыбку. Что удивительно, учитывая факт отсутствия чувства юмора. Самое же смешное заключалось в том, что эти существа даже не представляли, до какой степени холодна и генномодифицирована я на самом деле.

Теперь у меня было только две цели в жизни: обмануть весь свет, убедив его, что я – Сидония, и не умереть при этом.

Глава 9

Все путешествие я провела в своем отсеке вместе с челядью, вновь и вновь повторяя то, что узнала об императорском дворе. Все время представляла, как Дония беспокойно ходит из угла в угол своей комнаты, ожидая момента, когда звездолет вынырнет из субпространства и я смогу послать ей весточку.

Я притворялась, что сплю по восемь часов, как делала бы она. Ела ровно столько, сколько ела бы она. Приходилось постоянно подавлять потребность двигаться и упражняться. Легко было не думать о зарядке, в ту пору, когда я страдала от слабости, спровоцированной мускульной деградацией. Теперь же мне казалось, что я вот-вот взорвусь от распиравшей меня энергии. Однако я не решалась потакать этим желаниям, опасаясь свести на нет всю работу.

Сидония рассказывала мне, что космос – необъятен, но до сих пор я не понимала насколько. Мы двигались в субпространстве с невероятной скоростью, наше путешествие длилось уже несколько недель, но мы пересекли лишь крохотную частицу известной людям вселенной. За иллюминатором темнела беззвездная пустота.

Иногда в субпространстве что-то шло не так. Корабль буквально раскалывался на куски, а император, узнав о трагедии, объявлял траур во всей галактике. Сенатор фон Эмпиреан считал, что причина аварий кроется в изношенности звездолетов: когда двигатель отказывал, пространство разрывалось вместо того, чтобы свернуться.

Подобные катастрофы не просто убивали людей на борту. Они уничтожали само пространство, после чего в этой зоне возникал смертельно опасный участок, пожиравший все, что в него попадало, будь то звездолет или небесное тело. Такие участки называли злокачественными.

Я смотрела в бесконечную черноту, и злокачественные язвы казались мне все более опасными, грозящими в любую минуту нас поглотить.

Наконец, к моему немалому облегчению, корабль выпал из субпространства. Это случилось внезапно: темнота просто исчезла, из иллюминаторов полился свет. Мы ворвались в систему шести звезд, где и располагалась Хризантема.

В дверь моей каюты постучали, вошло несколько излишних.

– Грандесса Эмпиреан, мы прибыли в Хризантему. Нам разрешили к ней приблизиться.

– Прекрасно, – милостиво ответила я.

Потом, вспомнив, что излишние уделяют большое значение бессмысленной вежливости, добавила:

– Благодарю вас.

Они переглянулись, и один из них неуверенно попросил:

– Позвольте нам взглянуть из вашего иллюминатора.

В моей каюте был один из немногих иллюминаторов на корабле. Я немного отошла, и излишние присоединились ко мне. Вместе мы наблюдали, как звездолет приближался к Хризантеме.

– Отлично.

Корабль заметно тряхнуло – мы вошли в гравитационное поле. Каюту залил яркий свет трех пар двойных звезд, вращавшихся вокруг общего центра масс. Вскоре на фоне ослепительной белизны возникло что-то темное, и мы начали пробираться через хитросплетения висящего в космосе оружия, вплыв в распахнутую пасть, чьи клыки всегда готовы были разорвать незваных гостей.

– Господи, неужели мы действительно здесь и видим все это? – прошептала одна из женщин-наемниц.

Остальные лишь молча качали головами. Корабль опять легонько встряхнуло. Звездный секстет имел крайне хаотичное распределение гравитационных сил, был только один узкий путь, по которому можно безопасно приблизиться к Хризантеме. Как объяснил нам один из наемников, если бы на Хризантему попыталась напасть вражеская армада, их кораблям пришлось бы лететь, выстроившись гуськом, в противном случае гравитационные силы этой звездной системы разорвали бы их прежде, чем они сумели бы приблизиться.

– А кто-нибудь уже пытался атаковать? – поинтересовалась я.

Они удивленно посмотрели на меня: прежде я никогда не заговаривала первой. И тут только до меня дошло, кто мог попытаться атаковать Хризантему: другие гранды, такие как род Эмпиреан. Но подобная система защиты отбивала любое желание обезглавить империю, свергнув династию Домитрианов.

Наемники, разумеется, никогда не решились бы произнести подобное вслух. Один из мужчин натужно засмеялся и ткнул пальцем в иллюминатор:

– Вы на это взгляните. Конечно же, нет.

Вибрируя, наш корабль прошел мимо тысяч энергетических щитов и стационарных орудий, и вот, наконец, показался первый из пилонов Хризантемы. Наемники ахнули в благоговейном страхе при виде величайшего строения империи. Хризантема действительно напоминала цветок, за что и получила свое имя. Она состояла из тысяч огромных космических кораблей, сгруппированных вокруг единого центра, где неясно вырисовывалась самая большая гелиосфера в империи. Сердцевина Хризантемы была составлена из пилонов поменьше, изящно изогнутых вокруг жилого пространства. Этот центральный звездолет назывался «Valor Novus» и был крепостью династии Домитрианов, а также местом, где обитали высшие сановники. Там же размещались палаты Сената и командные пункты. Более длинные пилоны являлись частями пристыкованных кораблей. Словно многокилометровые лепестки, они протянулись в окружающий космос из сердцевины цветка.

Хризантема была достаточно массивна, чтобы обладать естественным гравитационным полем. Но при необходимости каждая секция могла отделиться, и тогда центр империи распадался на две тысячи самостоятельных кораблей. Этого никогда не случалось прежде. И не должно было случиться. Какой враг обладал достаточной силой, чтобы заставить бежать императора?

Истории, которые я прочитала второпях, и уроки, вбитые мне в голову за последние несколько месяцев, все еще звучали у меня в ушах. Я не могла не думать о том, что должна была сделать. Дьяболик, само существование которого под запретом, пытается пробраться в сердце империи, притворившись дочерью «окаянного еретика» перед теми, кто спал и видел его мертвым. Я должна буду обмануть умы, способные управлять подобным местом, а если я потерплю поражение, Сидония исполнит свою угрозу и умрет вместе со мной.

Внутри у меня все задрожало от какого-то полузабытого чувства.

Чувства страха.

«Не топочи копытами, а скользи плавно, словно лебедь…» – вспомнила я слова Сутеры ню Эмпиреан, когда самые сильные из моих челядинок с трудом поднимали церемониальное платье, в котором мне следовало отправиться на встречу с императором. Поблизости болтались наемники, ожидавшие меня, чтобы с почетом проводить ко двору, поэтому я не решалась избавить служанок от чрезмерной для них ноши.

Церемониальная одежда шилась из особых металлических тканей. Они безжалостно стягивали талию, а золота в них было столько, что платье весило раза в два больше надевавшего его гранда или грандессы. К нему прилагалась особая нижняя рубаха из тонких металлических полос, облегавшая спину и конечности и служившая экзоскелетом, поддерживающим на весу неподъемный наряд.

Моя истинная сила позволяла мне самой легко надеть это платье, но я усердно играла роль изнеженной слабой грандессы, приказав челяди помочь мне одеться. Холодный металл облек мою кожу.

Как только меня одели, я потребовала дать мне в руку пульт от особых прядей в моих волосах. Перестроила последние в сложную систему косичек и стала ждать, когда другая челядинка вплетет в них нити драгоценных камней.

Из зеркала на меня смотрела незнакомка. Высокая, худощавая, в сверкающем церемониальном платье. Черные волосы были заплетены и убраны драгоценностями, а бронзовая кожа, благодаря усилиям покойной Сутеры, светилась изнутри. От Немезиды дан Эмпиреан остался один только нос.

Я машинально потерла переносицу, напоминая себе, что я – все еще я.

В дверном проеме столпились взволнованные излишние.

– Я готова.

Из стыковочного отсека в приемную «Valor Novus» меня сопровождал эскорт из шести наемников с хвостом из восьми челядинок. Даже впав в немилость, Сидония, как будущий сенатор фон Эмпиреан, имела право на личную встречу с императором.

Не отдаст ли он тут же приказ о моей казни?.. Что же, это должно было выясниться совсем скоро.

Глава 10

Даже с экзоскелетом скользить лебедем под грузом нескольких сотен фунтов металла было еще тем искусством. Ко всему, Сутера особо подчеркивала важность сохранения непринужденного, расслабленного выражения лица. Непринужденность и расслабленность свойственны мне были не больше, чем чувство юмора.

Эскорт прокладывал путь, а я же заставляла себя смотреть только вперед, хотя мои инстинкты требовали немедленно оглядеться по сторонам, оценив все особенности «Valor Novus». Огромный звездолет, являвшийся сердцевиной Хризантемы, был пришвартован прямо к массивной гелиосфере. В какой-то момент я не удержалась и бросила взгляд наверх. То, что я там увидела, заставило меня окаменеть.

Над головой раскинулось открытое небо.

Помещение было столь высоким и просторным, что в голубизне искусственной атмосферы терялись и стены, и потолок. Сквозь невидимые мне стекла сияли два двойных солнца, и на какой-то кошмарный миг я вообразила, что угодила на планету, а не на корабль. Еще ни разу в жизни я не бывала в комнате, где не имелось потолка. Ни один из моих навыков выживания не подходил для таких открытых, бесконечных мест. Церемониальное платье вдруг показалось еще более тесным, чем прежде, почти удушающим.

Наемники начали с удивлением оглядываться, поэтому я сделала над собой усилие и медленно двинулась вперед, стараясь не думать о разверстой пропасти иллюзорного неба над головой. Массивные двери распахнулись, и я вошла в зал императорских приемов.

Почувствовав себя в замкнутом пространстве, я сразу успокоилась. И тут же обнаружила, что на меня смотрит множество глаз. Люди расступались, давая нам проход к дальней части зала, где находилось панорамное окно, выходившее на четыре звезды. Мне хватило единственного взгляда, чтобы понять, кто именно из находившихся там – император Рандевальд фон Домитриан. Хотя бы потому, что те, кто не наблюдал за мной, смотрели только на него, в том числе и его мать, Циния Домитриан, сидевшая по правую руку от сына.

«Прежде всего, правильная походка».

Мой эскорт посторонился, между мною и императором не было больше никого. «Три шажка, и преклонить колени». Как учила Сутера, всякий раз, преклоняя колени, я прижимала руки к сердцу и поднимала глаза на крупного блондина с ниспадавшими на плечи, словно мантия, длинными волосами.

Путь к императорским стопам казался бесконечным. Вокруг меня колыхались волны шепотов и шелестов: гранды и грандессы внимательно наблюдали за разворачивающейся перед ними сценой. Но о них – позже, сейчас самое главное – это один-единственный человек, в чьих руках моя жизнь.

«Дошла».

Я замерла на коленях перед императором. Его черные глаза смотрели на меня сверху вниз. Лицо, застывшее в янтаре фальшь-молодости, показалось бы лицом двадцатилетнего юноши, если бы не ледяной, циничный взгляд. Император горой возвышался надо мною. Кожа его протянутых мне рук была мягкой и нежной. Я прижала его пальцы к своим щекам.

Однако в последний момент он вырвал свои ладони из моих и схватил меня за волосы. Лишь каким-то неимоверным усилием мне удалось сдержать инстинктивное желание напасть. Я напомнила себе, что речь идет о жизни Сидонии. И я осталась покорной, словно тряпичная кукла. Он оттянул мою голову назад и впился взглядом мне в лицо.

– Итак, – заговорил император, возвысив голос, чтобы все слышали, – нас посетила Сидония Эмпиреан. Как поживает ваш батюшка?

Вопрос прозвучал беспечно и доброжелательно. Только его железная рука, вцепившаяся мне в волосы так, что затекала шея, говорила: не стоит ждать ничего хорошего.

– Благодарю вас, ваше величество, он здоров, – я очень надеялась, что в моих глазах не отражается холод, разливавшийся у меня в сердце. – Он чрезвычайно польщен честью, которую вы мне оказали, пригласив ко двору.

Губы императора искривились, нестареющее лицо сморщилось в горькой усмешке.

– Это была вовсе не честь, девочка. Твой отец впал в ересь, чем совершил страшный грех.

Позади раздались смешки, заставшие меня врасплох. Я ожидала, что об истинной причине моего визита не будут упоминать вслух. Именно этого ожидала матриарх, она ошиблась.

– Я…

Попыталась сообразить, что бы на моем месте сказала Сидония. Так ничего и не придумав, решила действовать на свой страх и риск.

– Надеюсь, ваше величество, я ничем не оскорблю вас, как это сделал мой отец.

– Посмотрим. Твоя жизнь будет залогом его будущей осмотрительности. – Император внезапно отпустил мои волосы.

Значит, я здесь не для того, чтобы умереть. Я почувствовала сильное облегчение. Император не отрывал глаз от моего лица.

– Скажи-ка мне, грандесса Эмпиреан, кто твой любимый слуга?

Я так и замерла. Любимый слуга? Я никогда не думала о челяди в таком смысле, просто не воспринимала их как людей. Все, что они умели, это подчиняться командам. У челяди не было собственной воли.

– Как же так? – с шутливым укором продолжал император, поднимая меня с колен. – У каждого есть домашние любимцы. У меня, к примеру, их целых три: Живодер, Кат и Злючка.

Впервые я отвела взгляд от императорского лица. Позади трона Рандевальда фон Домитриана стояли двое мужчин и одна женщина. Они в упор смотрели на меня. Их лица были лицами хищников, под кожей бугрились мышцы, воплощая силу и мощь.

Я испытала крайне неприятное потрясение.

Это были дьяболики. Все трое.

Если император планировал устрашить меня их видом, ему это вполне удалось, хотя вряд ли он мог догадаться об истинной причине моего ужаса. Если я с первого взгляда увидела, кто они такие, то и они могли почувствовать, кто я на самом деле. Отсюда и их пристальные, оценивающие взгляды.

В этих дьяболиках было что-то звериное. Они напоминали львиный прайд, затаившийся в засаде. Не исключено, что и во мне они видели нечто подобное. Один из мужчин был смуглым и кареглазым, второй – черноволосым, с ярко-голубыми глазами, женщина чем-то походила на меня, какой я была прежде: белокожая и бледноглазая. Я бы не удивилась, если бы наши генокоды во многом совпали. Вполне может быть, нас создал один и тот же заводчик.

Мой взгляд метнулся назад к императору, сердце бешено колотилось. Вдруг они уже обо всем догадались?

– Я, знаешь ли, питаю к ним слабость, – сказал Рандевальд фон Домитриан, сверля меня глазами. – Так и не смог заставить себя избавиться от собственных дьяболиков, а посему решил сделать для них исключение. В конце концов, я – император, и моя жизнь много ценнее жизни обычного человека.

– Вы совершенно правы, Ваше Величество.

– А теперь скажи нам, кто твой любимый слуга. Ну же, который из них?

Он не мог знать, кто я такая. Просто не мог. Его дьяболики уже убили бы меня, как поступила бы я сама, если бы чужой дьяболик приблизился к Донии. Ткнула в первую попавшуюся челядинку.

– Прекрасно. – Император поманил ее пальцем, и безвольное существо послушно вышло из ряда. – Как ее зовут, грандесса Эмпиреан?

В голове у меня зазвенела пустота, потом, к счастью, я вспомнила.

– Сафьянка. Ее зовут Сафьянкой дан Эмпиреан.

– Передай ей этот нож, – император протянул мне кинжал.

Ничего уже не понимая, я сунула нож в руки челядинке, отметив, что в зале повисла мертвая тишина. В воздухе, словно электричеством, веяло непонятным напряжением.

Император положил ладонь мне на плечо и шепнул в самое ухо:

– Прикажи ей освежевать себя саму. Пусть начнет с рук.

Я покосилась на него, пытаясь сообразить, какую игру он затеял. Почему не приказал сам? Император смотрел на меня, на его вечно юном лице застыла безжалостная улыбка.

– Приказывай, грандесса.

Итак, он желает, чтобы ответственность за то, что сейчас произойдет, легла на меня. Очень хорошо.

– Сафьянка, срежь кожу со своих рук, – произнесла я.

Та повиновалась…

Челядинка завывала в агонии. Император повелел перейти к ногам. Я передала приказ. Кожа Сафьянки свисала окровавленными полосами, слезы градом катились по ее лицу, пока она заживо кромсала себя на кусочки.

Все это время император не сводил с меня глаз. Тут только я поняла: он ждет моей реакции. Меня жестокость не смущала – давала себя знать моя природа, – однако Сидонию происходящее бы привело в смятение, как и любого обыкновенного человека. Однако я почувствовала, что любое проявление страха вдохновит императора на новые трюки. Что бы на моем месте сделала Дония?

Я смотрела на визжащую челядинку, покорно резавшую себя. Ее крики заглушали все прочие звуки. Мой взгляд бессмысленно скользил вокруг, я же пыталась сообразить, какой реакции ждет от меня правитель. Многие из грандов и грандесс выглядели неважно. Одни боязливо отводили глаза, другие смотрели сквозь Сафьянку, словно не видя ее. Очень немногие откровенно наслаждались зрелищем.

Сидония не стояла бы сейчас столбом, наблюдая за мучением беспомощного существа. Она бы принялась кричать на императора и защищать Сафьянку. Собственно, именно поэтому ко двору отправили меня, а не ее. Что же еще могла бы предпринять Сидония. Что?

Ну, во-первых, она бы расплакалась. А я плакать не могла. Просто не умела. Таким образом, мне оставался один-единственный выход. Я закатила глаза и расслабила мышцы так, чтобы мое тело осело, будто бы от потери сознания. Тяжелое церемониальное платье лязгнуло об пол. Я лежала совершенно неподвижно, стараясь дышать неглубоко и являя собой картину поверженной хрупкости. По-моему, мне удалось вывести себя за границы жестокости императора и нейтрализовать ее действие. Оставалось лишь надеяться, что это сработает.

Через несколько секунд раздался взрыв хохота.

– Неужели нам все-таки удалось сокрушить наследницу непокорных Эмпиреанов? – воскликнул император. – Похоже, что – да. Где ее наемники? Идите-ка сюда! Да не бойтесь, я не собираюсь сдирать с вас кожу, веселье закончилось, – с издевкой добавил он.

Явно придя в отличное настроение, император приказал отнести меня в выделенные мне покои. Я же продолжала держать глаза закрытыми, разыгрывая обморок. Тащить меня в церемониальной одежде они не смогли, поэтому им пришлось снять наиболее тяжелые части наряда. Между тем скулеж Сафьянки не прекращался. Когда меня уносили, я позволила себе чуть-чуть приподнять веки, рассерженная тем, что император, похоже, вознамерился оставить челядинку в таком состоянии.

Она лежала на полу, словно сломанная кукла, потеряв столько крови, что уже не могла стоять. Ее одежда пропиталась кровью. Остальные челядинки даже не взглянули на нее, проходя мимо. Меня поразило, до какой степени беспомощно лишенное воли существо. Оно даже не способно попытаться себя защитить. Самые примитивные насекомые могут это, а челядь – нет.

– Когда она уже заткнется? – капризно произнес какой-то юноша, подходя к Сафьянке, чтобы рассмотреть ее получше.

Я мгновенно узнала его. Высокий, широкоплечий, с короткими рыжими волосами. Ранг Тайруса Домитриана можно было распознать только по его златотканому наряду. Он выглядел несовершенным, как и его аватар: россыпь веснушек, ямочка на подбородке. Однако, в отличие от аватара, безумие заставляло его глаза чуть ли не светиться. Дикая энергия, переходящая в восторг, казалось, сочилась из каждой поры.

– Послушай, это совершенно неприлично. Немедленно прекрати скулить, – сказал он Сафьянке, как будто та была в состоянии его слышать. – Здесь так не принято.

Сафьянка агонизировала, поэтому не понимала его и не могла подчиниться. Юноша раздраженно закатил глаза, извлек из кармана узкий цилиндр, бывший, видимо, оружием, и выстрелил ей в грудь. Челядинка перестала дергаться. Я поняла, что она умерла.

– Тайрус! Что я говорил тебе насчет убийства людей? – прикрикнул император.

– Да-да, я помню, дядюшка. Сначала надо было спросить разрешения, у тебя, – пробормотал юноша, кланяясь. – В свою защиту могу сказать, что она меня доставала.

– Ох, племянник, племянник, – ласково пожурил Тайруса император. – Она бы так и так околела. Зачем было форсировать события?

Тайрус наклонил голову, его бледно-голубые глаза сверкнули, губы искривились в безумной ухмылке.

Я припомнила все, что знала о нем. Из-за того, что именно с аватаром этого сумасшедшего встретилась тогда на виртуальном форуме, я проявляла особенный интерес к информации Сутеры о нем. Сам его статус был величайшей шуткой в империи. Назначив своим наследником чокнутого племянника, Рандевальд фон Домитриан обезопасил свою жизнь. Теперь даже злейшие враги не решились бы убить императора из страха перед психом-наследником.

Сама того не заметив, я приподняла веки чуть больше, чем следовало. Но поняла это только тогда, когда встретилась глазами с девушкой, стоявшей у дальней стены зала. Она скептически посматривала на меня, похоже единственная из всех присутствующих. Кудрявые черные волосы изысканно лежали на ее плечах. Девушка не сводила с меня взгляда. Я зажмурилась, недовольная тем, что меня поймали.

После того, как на руках наемников я покинула зал, прием пошел своим чередом. О зверски замученной челядинке все уже забыли. Да, эти люди были действительно жестокими. Но если они будут представлять угрозу для Сидонии, то скоро обнаружат, что я могу быть еще более жестокой.

Глава 11

Гости из благородных размещались на роскошных виллах, расположенных под куполами «Valor Novus», такими огромными, что потолок терялся где-то в вышине. Когда императорский зал остался позади и наемники-излишние доставили меня на выделенную мне виллу, я разыграла целый спектакль, якобы приходя в себя от обморока. Мне требовалось осмотреться.

Меня всегда восхищали вольеры с животными и сады крепости Эмпиреанов. Здесь, в Хризантеме, зеленые холмы тянулись так далеко, что растущие на них деревья сливались, превращаясь в туманную дымку. Меня вновь охватило леденящее сердце чувство, будто нахожусь на поверхности планеты, хотя я прекрасно знала, что надо мной – прозрачный купол звездолета.

Итак, следуя данным им указаниям, наемники принесли меня на виллу, предназначенную для семьи Эмпиреан. Только оказавшись под ее надежным потолком, я, наконец, смогла вздохнуть с облегчением.

– С вами все в порядке, грандесса Эмпиреан? – поинтересовался один из наемников.

– Абсолютно. И теперь я освобождаю вас от вашего долга. Вы прекрасно поработали, доставив меня в Хризантему и сопроводив к императору. Благодарю вас. Пришло время расстаться.

На лицах излишних промелькнуло удивление, но я не стала вдаваться в дальнейшие объяснения. Челядь не думает и не рассуждает, они даже не заметили моей «отключки». Иное дело наемники. Эти рано или поздно что-нибудь заподозрят. Теперь, когда их обязанности завершены, самое лучшее – от них избавиться. При дворе их уже видели, как и то, что я ими повелевала. По крайней мере, если они побыстрее улетят, никому из них не грозит повторить судьбу Сафьянки.

В крепости Эмпиреанов светлое время суток длилось шестнадцать часов. Затем лампы приглушали, и наступала восьмичасовая «ночь». Суточный же цикл на «Valor Novus» подчинялся шести солнцам системы и, таким, образом, был довольно беспорядочным, завися от того, к какой звезде поворачивалась та или иная часть Хризантемы. Впрочем, на всех виллах имелись экраны, с помощью которых можно было затенить окна, имитируя ночь. По моей команде челядь опустила их, давая мне возможность поспать перед завтрашней службой в гелиосфере. В этот период года, когда с «Valor Novus» можно было наблюдать все шесть солнц, службы проходили три раза в неделю.

Не тут-то было. Мне требовалось всего три часа сна, но и они оказались недоступны. На виллу не замедлила явиться первая гостья, о чем мне громко сообщил домофон:

– Нивени Санъяу прибыла для встречи с Сидонией Эмпиреан.

Нивени Санъяу? Лихорадочно пытаясь припомнить, кто это такая, я торопливо зашнуровывала свое полуофициальное платье. «Санъяу» – не благородная фамилия, и Дония вроде бы никогда не упоминала имя «Нивени», рассказывая о форумах.

Девушка оказалась невысокой, с блестящими черными волосами и очень гладкими, совершенно без складок верхними веками, которые и Сутера сделала себе, следуя последнему писку моды. У моей гостьи, однако, такие веки очень гармонично сочетались с остальными чертами лица. Хотя у меня и возникло подозрение, что это – один из рецессивных признаков, вроде рыжих волос или маленькой мочки уха. Подобные черты встречаются довольно редко, и все обычно страстно завидуют их обладателям. Шею девушки украшало металлическое ожерелье в форме полумесяца. Между прочим – с остро отточенным краем, пусть и инкрустированным коралловыми бусинами. Кого-нибудь, вероятно, это украшение и могло обмануть, но только не меня: оно легко превращалось в смертельное оружие.

– Грандесса Эмпиреан, надеюсь, с вами все в порядке?

Девушка опустилась на колени. Я протянула руки, и она прижала мои пальцы к своим щекам. Следовательно, она была менее знатна, чем Сидония.

– Я заметила, как вы упали в обморок. Сама частенько страдаю от головокружений, поэтому решилась принести вам настойку. – Нивени встала, извлекла из складок туники небольшой металлический флакон и протянула его мне, пристально глядя в глаза. – Принимать просто: добавляйте три капли в любое питье.

Действия гостьи сразу показались мне крайне подозрительными. Ей, судя по всему, просто не терпелось получить от меня информацию. К тому же, ее заискивание было чрезмерным.

– Благодарю.

– Мне так жаль вашу челядинку! Такой ужасный конец… – Нивени осеклась прежде, чем слова осуждения императора сорвались с ее губ. – Когда я впервые прибыла в Хризантему, правитель также выражал недовольство моей семьей. Так что я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете.

– Неужели?

– Мы обе, – она понизила голос до шепота, – находимся здесь по сходным причинам. У нас много общего.

– Что вы имеете в виду?

– Ваш отец и моя мать имеют близкие взгляды. – Щеки Нивени порозовели. – Друг с другом они не знакомы, но моя мать тоже вызвала гнев императора, когда попыталась реформировать нашу систему образования. Она хотела, чтобы мы изучали математику, естественные науки и…

Я напряглась. Именно таких посетителей мне следовало избегать всеми силами, но что, если девушка действительно происходит из знатного рода, а я ее выставлю за дверь?

– Вы должны меня извинить, но прежде я ничего не слышала о вашей семье.

– Мы не принадлежим к сенаторскому сословию, – девушка еще больше покраснела. – Моя мать руководит колонией во владениях Пасусов.

Кое-что начало проясняться.

– Так она у вас наместница?

– Да, – с некоторым вызовом ответила Нивени.

Таким образом, эта девушка происходила из возвысившихся излишних. Ее семья пришла к власти благодаря выборам, а не по древнему праву наследования. Это означало, что они несли ответственность перед Пасусами. Неудивительно, что Нивени находится здесь. Сенатор фон Пасус держал себя главным ревнителем гелионической веры, он ни за что не позволил бы, чтобы в его владениях вершились столь откровенные богохульства.

Знакомство с этой девушкой способно было окончательно запятнать репутацию Эмпиреанов. Мне не стоило иметь с нею дело.

– Спасибо за настойку, – холодно произнесла я, протягивая флакон. – Но вы ошибаетесь, у нас с вами нет ничего общего.

Гостья внимательно поглядела мне в глаза, потом ее лицо сделалось плоским и невыразительным.

– Если вы так считаете, грандесса…

Она поняла, что ее предложение союза отвергнуто, я же действительно не видела, чем мне могла помочь эта девушка. Скорее навредить. Дония, та никогда не оттолкнула бы протянутую руку дружбы. Я же, ради Донии, легко могла сделать и не такое.

– С вашего позволения, но я проделала долгий путь… – сказала я, поворачиваясь к ней спиной.

– Разумеется, грандесса. Я уже ухожу. Но если вы когда-нибудь измените свое мнение… – робко добавила она.

– Этого никогда не случится, – равнодушно заверила я ее, покачав головой.

На следующий день весь двор собрался в Гелиосфере. Императорская семья – сам Рандевальд, его мать Циния, сумасшедший племянник Тайрус, их родственница Дивиния и ее муж Сэливар – расселись на почетных местах вокруг священника.

Рядом с императором пустовали два места. Впрочем, недолго. Их заняли императорские дьяболики, которых в святая святых гелиосферы привели их обязанности охранников. Я узнала Злючку и черноволосого Ката. Живодера я не видела, но и он, разумеется, тоже должен был находиться где-то поблизости.

Я разглядывала Злючку, бессознательно скользя взглядом по ее лицу, практически идентичному моему собственному. Цвета волос и глаз совпадали с моим натуральным цветом. Если бы скелетно-мышечная терапия, проведенная матриархом, оказалась менее эффективна, а мой нос – более прямым, у меня бы наверняка возникли проблемы. Всего несколько месяцев назад мы сошли бы за близнецов. Почувствовав мое пристальное внимание, она обернулась. Я быстро отвела глаза.

Мое место было во втором ряду, где сидели сенаторы с семьями. Позади нас находились места для менее знатного грандства, за ними – для наиболее выдающихся излишних, таких как Нивени Санъяу. Я не стала задерживать взгляд на девушке, опасаясь привлечь ее внимание.

Многочисленная челядь и кое-кто из наемных работников расположились в отдаленных частях гелиосферы. На головах наемников были вытатуированы сигиллы различных родов.

Все присутствующие были одеты в церемониальную одежду, звездный свет, отражаясь от металлической ткани, слепил глаза, и невозможно было толком ничего увидеть. Тем не менее я заметила, что все меня разглядывают, и услышала шепотки. Люди перемывали косточки наследнице Эмпиреанов, которая грохнулась в обморок перед всем двором. Мой острый слух позволил мне расслышать обрывки некоторых фраз:

– …выше, чем я ожидал…

– …жаль, что она не исправит нос…

– …разумеется, император не оставит ее в покое. Но я ожидала большего…

Я вздернула подбородок. Дония, оказавшись в центре всеобщего внимания, сразу бы пала духом, но мне было плевать на всю эту публику. По крайней мере до тех пор, пока они ограничиваются сплетнями и не представляют непосредственной угрозы.

Священник начал службу. Звездные лучи, упав под определенным углом, отразились от тысяч зеркал, укрепленных на стене, и зажгли кольцо священных чаш. Жар, наполнивший комнату, меня неприятно удивил. Под церемониальной одеждой потекли капли пота. Потихоньку я попыталась вытереть их и почувствовала чей-то тяжелый взгляд.

Подняла голову. Сэливар Домитриан. Он склонился к своей жене и что-то ей прошептал. Дивиния Домитриан тоже посмотрела на меня. На них обоих была личина фальшь-молодости. Им было уже за пятьдесят, но они казались не старше Сидонии. Дония не раз общалась с Сэливаром на виртуальных форумах, разумеется – только по настоянию матери. По ее словам, у Сэливара и его жены была репутация развратников. Оба супруга медленно растянули губы в улыбках, напомнив двух свернувшихся кольцами, изготовившихся к нападению гадюк.

На протяжении всей службы эта пара не сводила с меня глаз. Изредка осторожно проверяя, продолжают ли они пялиться, я всем своим видом демонстрировала, что поглощена проповедью. Из-за усиливающейся жары, присутствия дьяболиков, внимания которых я всеми силами старалась избежать, и выходок сумасшедшего императорского племянничка это становилось все труднее.

Тайрус Домитриан резвился вовсю. Он то и дело разражался громким хохотом, нагло бродил по залу и осматривал челядь, словно выбирая, кого прикончить следующим. Если бы не его болезнь, Тайруса признали бы куда худшим еретиком, чем сенатор фон Эмпиреан. В какой-то момент появился третий дьяболик, Живодер, и взял принца за руку. Тайрус возвел глаза горе, но позволил себя увести. Все, в том числе и дядя наследника, делали вид, что ничего особенного не происходит.

После службы все грандство устремилось в приемный зал, чтобы подышать курениями. Челядь разносила ингаляторы со стимуляторами. Я взяла один и притворилась, что глубоко вдыхаю. Тут же ко мне, гаденько ухмыляясь, приблизились Дивиния и Сэливар Домитрианы.

– Моя дорогая Сидония Эмпиреан, наяву вы выглядите совсем иначе. – Дивиния оценивающе осмотрела меня с ног до головы.

Будучи родственницей императора, Дивиния также считалась наследницей трона, поэтому я преклонила колени, и оба супруга протянули мне руки, потрепав по щекам.

– Встань, милочка, прошу тебя, – все с той же улыбкой пропела Дивиния. – Вчера мой кузен был не очень-то ласков с тобой, да?

– Это вина моего отца, который рассердил нашего дорогого императора, ваше высочество, – осторожно ответила я, поднимаясь с колен. – Но я отнюдь не разделяю предосудительных наклонностей моего батюшки.

Супруги переглянулись.

– Ну разумеется, ты их не разделяешь, милочка, – промурлыкала Дивиния. – Вся эта тягомотина с ересью ужасно утомительна, не правда ли? Лично меня интересуют куда более изысканные удовольствия, чем вся эта грязная политика. Мы с мужем желали бы, чтобы ты посетила сегодня вечером нашу виллу. Тогда мы могли бы совместно принять соляную ванну.

– О, это ни с чем не сравнимая роскошь! – добавил Сэливар и сделал глубокий вдох из своего ингалятора. – Ты получишь невыразимое наслаждение от погружения в соляной раствор.

В этих типах было что-то до крайности мерзостное, однако я помнила, что матриарх хотела свести Донию именно с подобными людьми. Если я смогу подружиться с родичами императора или хотя бы прослыть пустоголовой дурочкой, интересующейся модами, а не наукой, это могло бы отвести от Донии подозрения в еретических наклонностях.

– Буду счастлива к вам присоединиться, – ответила я. – А политическая чепуха действительно утомительна.

Улыбка Дивинии сделалась еще шире. Она выпустила клубы пара из ноздрей.

– Мы пошлем к тебе челядь для сопровождения.

Я благодарно поклонилась, и они, наконец, оставили меня в покое.

Следующая, с кем я встретилась, была кудрявая девушка, поймавшая меня вчера на притворстве. Она перехватила мой взгляд, и на ее губах заиграла ехидная улыбка. Протолкавшись через толпу, она подошла ко мне.

– Что же, Сидония Эмпиреан, вот мы и встретились наяву.

Она протянула мне руки. Я их пожала. Девица вряд ли принадлежала к императорскому роду, а следовательно, не могла быть знатнее меня. Ни я, ни она не стали преклонять колени. Вместо этого просто пожали друг другу пальцы, как это принято у грандесс.

– Аватары, оказывается, столь обманчивы, – недоуменно пробормотала я. – Напомни, пожалуйста, кто ты?

– Ой, не надо только строить из себя кроткую овечку, Сидония, в конце концов, это оскорбительно. Я ведь всегда оставляю аватару собственные глаза и прическу, – девушка показала на свои ледяные серо-голубые глаза и черные кудри. – Это мои сигнатуры. Не все, знаешь ли, пользуются абсолютно непохожими на себя аватарами, – с намеком добавила она. – Я – Элантра.

– А, Элантра Пасус!

Я поняла, кто она, и мои мускулы напряглись. С этой девицей надлежало держать ухо востро. Даже странно было видеть прямо перед собой отпрыска зловещего рода Пасус. Хотя эта самая Элантра оказалась какой-то мелковатой. Я могла бы прихлопнуть ее одним ударом.

– Какое удовольствие встретиться с тобой, – просюсюкала я, подражая Дивинии.

Сама же помимо воли уставилась на ее шею, которую так легко было бы сломать. Можно было только пожалеть, что нельзя воспользоваться решением, запрограммированным во всех дьяболиках: просто физически уничтожить всех врагов хозяйки. Вместо этого мне приходилось разыгрывать изнеженную грандессу и вести с ними светские беседы.

За спиной Элантры маячили Креденца Фордайс и Гладдик Атон, с которыми Сидония тоже общалась на форумах. У смуглой Креденцы были длинные черные косы до пояса. Эти сенаторские отпрыски, чьи семьи сейчас были в большом фаворе у императора, находились при дворе как гости, а не как благородные заложники вроде меня.

Неподалеку от Элантры топталось несколько наемных работников с сигиллой рода Пасус на бритых головах. Сверхновая звезда, выбранная Пасусами для своей печати, чрезвычайно подходила этим поборникам веры.

– А ты куда выше, чем можно было вообразить. – Элантра смерила меня взглядом. – Твой аватар не слишком-то на тебя похож, я правильно понимаю? Впрочем, я всегда догадывалась, что кое для кого аватары – это воплощение подсознательных желаний… Однако даже твой аватар не демонстрировал настолько смелого выбора носа! Ты так специально сделала или угодила в аварию во время путешествия в Хризантему?

Мало того, что девица принадлежала к роду Пасус, так в довершение еще и обладала отвратительным характером.

– Это результат небольшого происшествия. – Я потерла горбинку на переносице, вспоминая, что оставила ее по просьбе Донии, а следовательно, могу гордиться своим носом. – Мне понравился получившийся эффект, и я его сохранила.

– Ясненько. Странная идея, но вашей семье вообще свойственны… альтернативные способы мышления, ты согласна? – Ее глаза недобро блеснули.

На лице Креденцы Фордайс застыло жадное выражение.

– Как тебе понравилась проповедь? Ты казалась несколько… рассеянной, – продолжала допытываться Элантра, стараясь, по-видимому, вырвать из меня хоть одно неосторожное слово, которое позволит обвинить Сидонию в ереси. Она ломила напролом, безо всяких экивоков.

– Проповедь и в самом деле была длинновата, – пришел мне на помощь Гладдик.

Это был стройный юноша с коричневой кожей, в его чересчур зеленых, чтобы быть натуральными, глазах светилась симпатия ко мне. Золотые нити, вплетенные в волосы, придавали ему изысканную утонченность и ухоженность. Гладдик явно не разделял стремления своих подружек вылепить из меня еретичку. Я решила запомнить это.

– Длинновата? Не длиннее, чем всегда, – отрезала Элантра. – Разве только… Может быть, у вас службы проходят как-то иначе? Что скажешь, Сидония?

Она снова попыталась поставить мне подножку. Надеялась на признание, что я редко посещаю проповеди? Хитрюга. Настоящая змеюка. Только я и сама не промах.

– Ах, грандесса Пасус, твоя правда! – воскликнула я самым легкомысленным тоном. – Я действительно немного замечталась во время службы. Находиться здесь, в Хризантеме, это так волнительно! Жду не дождусь, когда смогу на себе испытать все… – Я постаралась припомнить слова Дивинии: – Все здешние изысканные удовольствия.

Девицы дружно заулыбались, но в глазах Элантры вновь вспыхнул злобный огонек.

– Да-да, ты же получила приглашение от Сэливара и Дивинии на соляные ванны.

Я моргнула. Похоже, слухи здесь распространяются быстро.

– А ты в самом деле должна… – начал было Гладдик, но Элантра прервала его, послав парню предупреждающий взгляд:

– …должна получить наслаждение от погружения.

Усмиренный Гладдик захлопнул рот, так и не закончив фразу.

– В общем, развлекайся, – добавила Элантра. – Я совершенно уверена, что Домитрианам удастся вытравить из твоей памяти ту ужасную сцену, которая разыгралась вчера. Неудивительно, что ты упала в обморок!

В глубине ее сияющих глаз ясно читалось обвинение: «Врунья!»

– А вообще же надо сказать, я представляла тебя совсем другой, Сидония.

Теперь мне не пришлось заставлять себя улыбаться. Если бы она только знала! Если бы только я могла показать ей, насколько я другая, вцепившись ей в горло и глядя, как ухмылка сползает с ее губ…

– Не могу сказать того же о тебе, – миролюбиво ответила я. – Ты – точь-в-точь такая, какой мне рисовалась.

И, не давая ей времени опомниться, я развернулась и ушла, решив, что сыта социализацией по горло.

В дверях я столкнулась с Нивени Санъяу.

– У вас не найдется для меня минутки?

– Нет, – буркнула я, чувствуя раздражение. Не хватало еще, чтобы меня с ней увидели.

Хотела пройти мимо, но Нивени загородила дверной проем рукой.

– Прошу вас, послушайте, – попросила она. – Я видела, как вы разговаривали с четой Домитрианов…

– Терпеть не могу, когда за мной шпионят. Дай пройти.

– Дело в том, что Дивиния и Сэливар, они… – Девушка опасливо оглянулась и прошептала: – Не пей у них вина. Я говорю это только ради твоего блага.

Проговорив это, она развернулась и поспешила прочь. Я же удивленно смотрела ей вслед. Судя по всему, Нивени намекала на яд, но зачем Домитрианам травить заложника? Впрочем, даже если они попытаются, то вскоре обнаружат, что совершили ужасную ошибку.

Глава 12

Соляные купальни Дивинии и Сэливара Домитрианов находились на «Тигрисе», звездолете, пристыкованном к «Valor Novus». Корабль, принадлежавший Дивинии, был полностью посвящен развлечениям. Купальни располагались на отдельном уровне.

И вновь помещение, куда я вошла, было таким огромным, что походило на настоящую планету, а его потолок исчезал где-то в атмосфере. Я уже знала, что подобные купола именуются здесь небесными. От одного взгляда на свешивающуюся отовсюду зелень ощущалась влага на коже. Мне еще нужно было привыкнуть ко всему этому. По-видимому, большинству людей нравится отсутствие потолка над головой.

– Ах, Сидония!

Ко мне спешила Дивиния. Совершенно голая. Она невинно хлопала глазками, но по ее лицу гуляла ухмылка.

– Ты слишком плотно укуталась, милочка. Позволь моей челяди это исправить.

Она выжидательно смотрела на меня, словно предполагала, что я побледнею от смущения и сникну. Сидония действительно пришла бы в ужас, увидев голого человека, не говоря уже о том, чтобы раздеться перед чужаками. Но я-то – не Сидония.

Подняла руки так, чтобы слугам удобно было снять с меня одежду, а сама между тем рассеянно водила глазами по буйно разросшимся деревьям, клонившим свои ветви к прозрачным, зеленовато-голубым озерцам. В воде мелькали какие-то люминесцирующие существа, видимо в качестве украшения. В одном из водоемов уже плавал, лежа на спине, Сэливар Домитриан. Однако едва юбка спала с моих бедер, он сел в воде и принялся жадно меня разглядывать.

– Какое у тебя великолепное тело. – Если Дивинию и разочаровало мое бесстыдство, она ничем этого не показала.

– Знаю, – ответила я.

Супруги засмеялись.

– А ты не такая уж и скромница, – заметила она.

Я не видела никаких поводов для скромности. Мое тело в самом деле было потрясающим. И оно послушно выполняло мои команды. Пусть даже мышечная масса и существенно уменьшилась, моя сила по-прежнему превышала силу обыкновенного человека.

Дивиния взяла меня за руку и повела к озерцу, где плескался ее муж.

– Как тебе императорский двор, Сидония? – спросила она.

– Многовато народу, ваше высочество, – честно ответила я.

Дивиния плюхнулась в озеро, но соленая вода вытолкнула ее на поверхность. Помедлив лишь секунду, я последовала за ней. Вода оказалась теплой, плотной и словно бы покрытой твердой корочкой. Она подталкивала меня в спину. От просоленного воздуха я чувствовала себя липкой даже под водой.

Посмотрела вверх. Надо мной словно бы раскинулось голубое безоблачное небо. Я заставила себя не отводить глаза, приучаясь к открытому пространству.

– Вы ведь живете довольно уединенно, не правда ли? Все это должно казаться тебе очень странным.

Я удобно разлеглась почти у самого берега озерца. Дивиния с Сэливаром смотрели на меня, как кошки, забавляющиеся с мышкой, прежде чем ее сожрать.

– Ничего, привыкну со временем, – осторожно ответила я. – Это ваш корабль?

– Да, «Тигрис» – наше владение, но тебя мы рады будем видеть на нем в любое время.

– В любое, – с улыбкой подтвердил Сэливар.

– Соляные купальни – моя идея. Как-то раз я посетила колонию, где имелось море, такое соленое, что люди ходили по его поверхности, как по земле. И тогда я сказала…

– Она сказала мне: «Дорогой, мы просто обязаны обзавестись таким же», – закончил за жену Сэливар.

– А еще он спросил: «Неужто ты хочешь покинуть космос ради жизни на планете?» – визгливо захохотала Дивиния. – Я ответила, что, конечно же, нет.

– Вот так у нас появились купальни. – Сэливар вальяжно повел рукой вокруг, как бы невзначай доставая из прибрежных зарослей кувшин.

Я прищурилась. Стало даже любопытно, что они задумали.

– Нет, в самом деле, это была лучшая наша идея, – добавил Сэливар, наливая бокал вина жене.

Улыбнувшись мне, Дивиния пригубила бокал. Но не проглотила вино, я это ясно видела. Неужели они вознамерились действительно меня отравить? Сэливар протянул бокал и мне. Я присмотрелась к темно-красной жидкости, размышляя, что же они туда подмешали.

– Чаша вина, купание под голубым небом – и все твои проблемы как рукой снимет, – сказала Дивиния, вновь поднеся вино к губам и делая вид, что пьет.

Я переводила взгляд с Дивинии на Сэливара и обратно. Если они собираются меня убить, их ждет разочарование.

– Вы совершенно правы. – Я отпила вина.

Голова у меня немного кружилась от влажности и жары, но что бы они ни добавили в вино, это не оказало никакого эффекта на мою нервную систему. Я даже не знала, каким должен был быть этот самый эффект, но решила, что благоразумнее не демонстрировать им свой иммунитет. Откинулась на спину и притворилась, что на меня напала апатия, давая им возможность раскрыть свои намерения. Опустила веки. Это им, похоже, понравилось. Тихонько переговариваясь о всякой ерунде, Домитрианы начали подбираться ко мне поближе.

– …здесь лучшее обслуживание во всей империи…

– А ты был хоть раз на планете, дорогой? Стоит попробовать. Люди гнушаются жизнью на планетах, считая, что сила тяжести хороша только для излишних. Однако я научилась ее ценить.

– Жаль, что твои родители не смогли к нам присоединиться, но мы так жаждали встретиться с юной Сидонией Эмпиреан…

Они уже были совсем рядом. Я наблюдала за ними из-под полуопущенных ресниц. Супруги переглянулись. Вдруг бокал вытащили у меня из руки.

– Не стоит много пить, милочка, – проворковала Дивиния. – Нам совсем не нужно, чтобы ты впала в кому.

– Просто… – Сэливар погладил меня по ключице, – слегка захмелела.

– Впала в кому? – Я открыла глаза и рассеянно посмотрела на них.

Сэливар притянул меня к себе, шаря лапами по моему телу.

– Великолепно, – выдохнул он.

Его действия меня разозлили, но не слишком напрягли. Он позволил себе недопустимую вольность, однако я с удивлением поняла, что они заманили меня к себе, просто чтобы соблазнить.

Палец нежно прошелся по моей шее. Дивиния.

– Ох уж эта настоящая молодость, Сэливар. Я никогда не смогу ею насытиться.

Я не верила своим ушам. Кто бы мог подумать, что влиятельнейшим людям в империи приходится исподтишка одурманивать своих любовников? Или им настолько приелось их существование здесь, что они получают от этого удовольствие?

– Что было в вине? – пробормотала я, стараясь, чтобы голос звучал невнятно, и одновременно отодвигаясь от Сэливара.

– Всего лишь капелька релаксанта, – шепнула Дивиния. – А заодно – утром ты ничего не вспомнишь.

– Видишь ли, мы предпочитаем, чтобы ты не смущалась и не закатывала сцен. Считай, что это – наш обычный способ оказать радушный прием новичку.

В некоторой растерянности я обдумывала сложившуюся ситуацию. Матриарх рассказывала мне о сексе при дворе. Секс рассматривался здесь как средство обмена властью или влиянием, но не более. Будучи дьяболиком, я никогда особенно не задумывалась о сексе. Детей иметь я все равно не могла, да и связываться бы ни с кем не стала. Проблема заключалась в том, что я не видела, какую пользу смогу извлечь из этой ситуации. Зато потерять могла многое, позволив этим людям поверить, что они сумели воспользоваться моим опьянением.

И тут Сэливар произнес то, что мгновенно все переменило:

– Было бы забавно поиметь наследницу Эмпиреанов. Это стало бы нашим величайшим достижением.

– Мы так ждали твоего прибытия, дорогая Сидония, – добавила Дивиния.

Я открыла глаза. Вспомнила о предупреждении Нивени и об ухмылке Элантры. Получается, что это – обычная практика Домитрианов, когда ко двору прибывает кто-то юный, беззащитный и одинокий. И им все сходит с рук, ведь они – родичи императора. Из страха оскорбить влиятельных особ никто не решится отвергнуть их предложение поплескаться в купальнях. Никто не откажется от глотка вина. Домитрианы просто пользуются своей властью. Я была невосприимчива к ядам, что бы мне ни подсыпали, но другие-то – нет. Жертвы, очевидно, забывали все настолько, чтобы усомниться в собственных воспоминаниях и не поднимать скандал.

Больше всего меня разозлило то, что все это предназначалось вовсе не для меня. Оно было для моей Донии. Во мне вспыхнула неукротимая ярость. Приподнявшись, я схватила обоих за загривки и окунула их головы в воду. Домитрианы не успели ни удивиться, ни испугаться, ни вскрикнуть.

Они начали биться, цепляться за меня, но я не отпускала, продолжая думать о том, что случилось бы, если бы на моем месте была Дония. Я сжимала их шеи все сильнее, пока Домитрианы обреченно сопротивлялись. Я же думала лишь о том, что эти люди намеревались изнасиловать наследницу рода Эмпиреанов, мою Сидонию. Еще одно усилие, – и я бы сломала им шеи. Эти типы подобное заслужили.

Однако вдруг в голове у меня прояснилось, и я поняла, что сейчас натворю. Вытащила их головы из-под воды и оттолкнула обоих подальше. Они откашливались и отплевывались, держась за шеи, а я судорожно пыталась придумать, что делать дальше. Нельзя было позволить им жить, но убивать родственников императора в первый же мой день при дворе казалось нецелесообразным.

Дивиния очухалась первой и вылезла на берег, захлебываясь от рыданий.

– Кто ты… кто ты такая? Что ты за чудовище?

Она взмахнула рукой, опрокидывая бокал вина. И тут я поняла, как мне надо поступить. Как справиться с этими подлецами.

– Вернись назад, – приказала я, и мой голос сделался низким, звериным.

Она вскрикнула, когда я, выбравшись из озерца, схватила ее за волосы и стукнула головой о землю. Дивиния перестала дергаться. Сэливар, защищая жену, попытался напасть на меня сзади, но я повалила и его. Схватила за горло. Свободной рукой наполнила бокал вина.

– Итак, от этого вина все забывают? – прорычала я. – А от слишком большой дозы впадают в кому? Верно, Сэливар?

– Погоди! – прохрипел он.

– Я не разрешала тебе говорить, – рыкнула я ему в ухо. – Молись своему Живому Космосу, чтобы он помог тебе выжить.

И принялась лить вино прямо ему в глотку. Он поперхнулся, попытался сжать зубы, но я схватила его за нос, не давая дышать, а сама продолжала вливать вино, пока он не повалился на траву, осоловев и утратив связь с окружающим.

Дивиния уже пришла в себя. Я вывернула ей руку за спину и влила в горло остаток вина. Лишь убедившись, что сделала все, что могла, я поднялась, оделась и выжала волосы, лихорадочно соображая при этом, как скрыть случившееся. Ведь все были в курсе, что этим вечером я буду здесь! Что же теперь делать? Я даже не знала, как…

В кустах зашуршало. Я так и застыла. Оттуда появилась Нивени Санъяу со своим лезвием-ожерельем в руке. Новое осложнение! И вино, как назло, кончилось, придется ее утопить.

– Сидония! – закричала она и лишь затем увидела Домитрианов, без чувств лежащих на земле. – Что произошло?

– Ты давно здесь? – спросила я. – Кто с тобой?

– Я одна… Я просто… проскользнула мимо челяди, – она махнула за спину.

Значит, ее никто не видел. Хорошо. И она не понимает, что меня следует бояться.

– Подойди, я тебе все объясню, – мягко произнесла я.

Она не двигалась, уставившись на Домитрианов. Я сама пошла к ней, готовая в любой момент сломать ей шею. Однако Нивени меня удивила. Злобно оскалившись, она с размаху двинула Сэливара ногой в бок. Я остановилась в недоумении, а девушка продолжала пинать Домитрианов, в ее глазах стояли слезы. Но, так и не заплакав, она вдруг расхохоталась.

– Не знаю, что ты сделала, но это и не важно. Они ведь сдохнут? Скажи мне, что они сдохнут!

– Я не знаю, – совершенно уже озадаченно пробормотала я, посматривая на лезвие в ее руке. Похоже, она собиралась… меня защищать?

– Если даже и так, они это заслужили. Знала бы ты, сколько раз они проделывали подобное, – зло кричала она, размахивая своим клинком. – Мы с тобой не первые. Я не помню, что здесь со мной произошло, но я видела, что они творили с другими. Поэтому знаю, что было со мной. И на сей раз не собиралась позволить им проделать все сначала.

– Так ты пришла, чтобы их остановить? – У меня в голове не укладывалось такое.

– Сама не знаю, что бы я сделала, – призналась она, дрожащей рукой сжимая лезвие. – Может, зарезала бы их? Или искромсала рожу Дивинии? Но я просто не могла им позволить! Не могла и все!

Из ее глаз потекли злые слезы. До меня, наконец, дошло, что эта девушка пришла спасти наследницу рода Эмпиреан. Я бы ни за что не причинила вреда той, которая собиралась заступиться за Донию.

– Благодарю тебя. Благодарю от всего сердца. – Я не привыкла произносить подобные слова, но сейчас говорила их совершенно свободно.

– Что бы здесь ни произошло, нам нужно замести следы, – продолжила Нивени, обводя рукой вокруг. – Не думай, я ни о чем не буду тебя спрашивать, Сидония. Однако послушай, я знаю, как получить доступ к журналу наблюдений. Прежде чем сюда прийти, я убедилась, что смогу это сделать, – она мрачно усмехнулась. – Я могу уничтожить любую запись за последний день. А потом мы вместе сочиним подходящую историю.

– Вместе, – ошеломленно кивнула я.

Вот так и вышло, что я заключила союз с Нивени Санъяу. Это не было моим добровольным выбором. Нивени не могла ничего сделать для того, чтобы снять с Эмпиреанов репутацию еретиков. Однако случается, что судьба не оставляет нам выбора. Что же, значит, я ее не убью. Пока. Оставалось надеяться, что мне не придется об этом пожалеть.

Глава 13

Чтобы не тревожить и так сходящую с ума от беспокойства обо мне Донию, в очередном нашем субпространственном разговоре я ни словом ни обмолвилась ни о Сэливаре с Дивинией, ни о допросе.

Впавших в кому голых Домитрианов нашли на следующий день у соляных купален. Императору тут же доложили, что накануне вечером я была гостьей на их вилле. Впрочем, все прекрасно знали, что Сэливар и Дивиния проделывают с молодыми людьми, за которых некому было заступиться при дворе.

Сидя напротив Злючки, явившейся ко мне на виллу, я все время думала о том, что шпилька Элантры во многом сыграла ключевую роль. Элантра тоже знала, с чем именно я столкнусь в тот вечер, и была этим весьма довольна. Когда-нибудь, возможно, я поблагодарю еще эту Пасус за невольное предупреждение. Посмотрим.

Нависшая надо мной Злючка, казалось, заполнила собой всю виллу. Рядом дрожала Нивени. По собственному опыту я знала, что это нормальная реакция людей, даже невинных, на допрос, который им учиняет дьяболик. Впрочем, Нивени отлично сыграла свою роль.

– Я встретила Сидонию недалеко от «Тигриса», она показалась мне растерянной и дезориентированной.

Я закивала, стараясь ни на секунду не опускать глаза.

– Совершенно не помню, что там со мной произошло. Их высочества любезно пригласили меня поплескаться в их купальнях, а потом… – я развела руками. – У меня до сих пор ломит голову. И мысли путаются.

– Я отвела Сидонию на ее виллу, уложила спать, а сама осталась при ней на случай, если ей станет совсем плохо. А как себя чувствуют их высочества? – Нивени подалась вперед, состроив обеспокоенную рожицу. – Мы так волнуемся!

Дьяболик, не мигая, впитывала каждое наше слово. Я никогда еще по-настоящему не общалась с другим существом своего вида. Казалось странным, что меня до сих пор не разоблачили и держат за человека. Каждое движение, каждый вздох дьяболика просто кричат о том, что он не такой, как обыкновенные люди, что это – убийца и хищник, которого нужно остерегаться. Чтобы заслужить право на социализацию, Злючка должна была пройти тот же путь, что и я. Спохватившись, я заставила себя глупо заморгать, в страхе, что она прочтет все это в моем взгляде.

– Робомедики пока не смогли вывести их из комы, – ответила Злючка. – Похоже, что они отравились большой дозой мощного нейротоксина, известного как «Дыхание скорпиона». Странно, что вам удалось избежать подобной судьбы, грандесса Эмпиреан.

– Да, хвала Гелиосу, мне крупно повезло, – торжественно провозгласила я.

Взгляд Злючки так и метнулся ко мне. На какой-то кошмарный миг я решила, что она заметила, наконец, наше сходство. Разглядела во мне дьяболика так же, как я – в ней. Или, может быть, моя искусственная хрупкость до сих пор обманывает ее, хотя инстинкт твердит ей обратное?

Злючка взяла меня за подбородок и повернула мое лицо к свету. Я окаменела. «Зажмурься, – приказала я себе, когда наши глаза встретились. – Не смотри. Действуй как человек». Заставила себя сглотнуть и нервно заерзать, как поступила бы на моем месте Сидония. Какое-то время Злючка изучающе разглядывала меня. Нивени издала нервный смешок.

– Что-то не так? Я имею в виду, с лицом Сидонии?

– Ты мне лжешь? – угрожающе спросила Злючка.

Мое сердце забилось сильнее. Я знала, что она это почувствует. Но любой человек занервничает, если дьяболик вцепится в него, как клещ.

– Нет! – твердо ответила я. – А теперь отпусти меня.

Я старалась, чтобы мой голос звучал кротко, как у Сидонии. Однако это ничего не значило: ведь для всех я – дочь сенатора, и она обязана была мне повиноваться.

Злючка убрала руку. В последний раз окинув нас суровым взором, она вышла, не сказав ни слова. Легче от этого мне не стало.

– Что это было? – Нивени указала на мой подбородок. – Чего это она?

Я молча покачала головой. Злючка меня подозревает, это было ясно как день. Но в чем именно?

– От этих дьяболиков просто душа в пятки уходит, – пробормотала Нивени.

Я улыбнулась. Да, мы – такие.

Церемония Консекрации Возлюбленных Усопших была одним из главных религиозных праздников в империи. Естественно, в доме сенатора фон Эмпиреана его не отмечали, разве что в это время кто-нибудь гостил в крепости. В тех случаях, когда сенатор разрешал праздновать, Эмпиреаны следовали тому же обряду, что и прочие благородные семьи: заказывали себе в питомнике так называемого «пречистого», специально выведенного к празднику, неделю кормили, поили и всячески баловали его, как возлюбленное дитя, а затем сажали в космический корабль и отправляли прямиком к ближайшей звезде, где он благополучно сгорал. Принеся в жертву своему богу истинно невинное создание, они надеялись искупить грехи и облегчить загробную жизнь своих усопших предков.

Император праздновал Консекрацию с размахом. Целую неделю он всячески носился со своим пречистым – девочкой или мальчиком: альбиносом без волос, ресниц и мыслительных способностей, физически неспособным ко лжи, скверне, жестокости и прочим мерзостям, свойственным настоящим людям. Во время торжественных трапез пречистого усаживали на почетное место, в остальном он жил как любимая домашняя зверушка.

До дня Консекрации, разумеется.

– Давай сходим, а, Сидония? – уговаривала меня Нивени. – Конечно, это праздник грандства, но если я буду с тобой, меня тоже пустят.

Необходимость сокрытия моего преступления против Домитрианов и совместные страдания на допросе создали между нами прочную связь. Все последние дни мы проводили в компании друг друга.

Нивени была совершенно не похожа на Донию. Ее нельзя было назвать застенчивой и доброй интеллектуалкой. Она была неугомонной и жадной исследовательницей, а мне, в отличие от нее, были доступны практически все уголки Хризантемы. Я открывала двери, она прокладывала маршрут. Ко всему прочему, Нивени обладала удивительной способностью собирать обрывки информации и слухов всюду, куда бы мы ни отправлялись. Я помнила, как матриарх однажды сказала, что информация – это валюта, а моя новая знакомая поставляла мне ее с избытком.

Пока мы шли в Гелиосферу на церемонию Консекрации, Нивени делилась со мной последними сплетнями.

– Император в ярости, Тайрус Домитриан испортил ему весь праздник.

– Да ну? – рассеянно пробормотала я, озабоченная состоянием своей прически.

Мы с Нивени, как и остальные дамы, соорудили себе на голове «звездный» ореол из косичек, переплетенных золотыми лентами. На нас были традиционные светящиеся золотые мантии. У всех, кто пришел оплакивать усопших предков, на щеках были нарисованы слезы как символ неизбывного горя.

Нивени энергично закивала, и ее косички тут же растрепались. У нее ведь не было особенных прядей, как у меня.

– Год назад семья Пасусов преподнесла императору пречистого по имени Лад. Его выкармливали вручную, без всяких там ускорителей роста. Это был самец, выросший до размеров нормального человека.

– Недешевое удовольствие, – приподняла я бровь.

Даже дьяболиков в первые годы жизни выращивали ускоренным методом. Кормить и заботиться о гуманоиде до тех пор, пока он не начнет приносить пользу, экономически невыгодно.

– Сенатор фон Пасус может себе это позволить. А императору желательны пречистые самого высокого качества, поскольку множество Домитрианов скончалось молодыми. Болтают же, что они – презираемые Солнцем.

Нивени состроила гримаску. Все знали, что кто-кто, а император никак не мог приписать эти смерти пустым суевериям. Ему точно было известно, от чего умирали его родичи.

– В общем, – продолжила Нивени, – он был очень рад получить Лада. Рассчитывал, что богу такой понравится. Однако Тайрус все испортил, осквернив пречистого.

– Неужели он совратил его?

Я не была верующей, но богохульство наследника поразило даже меня.

– Ага. – Нивени вновь закивала головой. – И признался в этом только вчера, когда Лада умащивали церемониальными бальзамами. Теперь его нельзя приносить в жертву. Император рвет и мечет.

– Неудивительно.

Да уж, Тайрус Домитриан был самым настоящим психом. Однако, по иронии судьбы, его распутство избавило пречистого от ужасной смерти.

Мы вошли в Великую Гелиосферу, чтобы посмотреть, чем же кончится дело. Там сновала челядь, разнося подносы с напитками, закусками и наркотическими средствами, такими как: саше с порошками, ингаляторы, капельники с интоксикантами и притирания. Сутера ню Эмпиреан в свое время показала нам, как пользоваться ими всеми. Я взяла немного мази и нанесла на запястье. Повлиять наркотик на меня не мог, а вот если заметят, что я избегаю подобных развлечений в один из важнейших государственных праздников, могут и косо посмотреть.

Император приказал на весь день приковать Тайруса к самому солнечному окну и отключить УФ-фильтр, чтобы наследник получил ожог. А также запретил ему участвовать в каких бы то ни было развлечениях во время праздника.

К тому времени, когда мы увидели Тайруса, его кожа уже покраснела, однако не похоже было, чтобы провинившийся, выставленный на всеобщее обозрение, чего-то стыдился. Напротив, судя по улыбке, он наслаждался своим публичным позором. Когда мы проходили мимо, я отчетливо услышала, как Тайрус произнес, растягивая слова:

– Ничего не могу поделать, бабушка…

Я покосилась на Нивени, но та как раз исподтишка сливала интоксикант из своего флакона, притворяясь, что наносит субстанцию на запястье. Неудивительно, что после произошедшего с ней у Домитрианов она боится потери самоконтроля. Я вновь прислушалась к болтовне Тайруса.

– Ты просто не понимаешь, как комбинация невинности и безволосости на меня действует, – говорил он. – Просить меня воздержаться, это все равно что поставить перед голодным редкий деликатес и потребовать, чтобы он воздержался от его употребления. Ожидать от меня сдержанности в таких условиях просто бесчеловечно.

– Ты – позор всей империи! – послышался голос матриарха рода Домитриан, грандессы Цинии. – Даже не потрудился нанести на лицо слезы!

Ее собственные щеки украшали изящные изображения слезинок.

– Чернила ужасно раздражают мою кожу. – На губах Тайруса возникла хитрая улыбка.

Его голубые глаза смотрели из-под медно-рыжей челки беспечно, даже с какой-то застенчивостью. Нос у наследника был длинноват, а на подбородке сохранилась немодная ямочка, которую он почему-то не исправил. Нивени рассказала мне, что Тайрус никогда не меняет своей внешности, даже по большим праздникам. Как и многие сумасшедшие, он не придавал ей особого значения. Судя по многочисленным веснушкам на коже, Тайрус не раз, прогневив дядюшку, подвергался наказанию солнцем. Их он, как ни странно, тоже не удалял.

– Неужели у тебя нет ни капли уважения к твоей безвременно усопшей матушке? – продолжала распекать внука Циния. – К почившим братьям? Ведь день Консекрации посвящен нашим мертвым!

– Напротив, бабушка. – Голос Тайруса почти неуловимо изменился, из него пропала всякая легкость. – Я считаю смерть своих родителей трагедией, которую не исправит никакой праздник. Я почти уверен, что и вы, и мой дражайший дядюшка с этим согласны.

Все знали, что вдовствующая императрица-мать сыграла не последнюю роль в устранении претендентов на трон, в том числе – собственных постылых детей. Император Рандевальд отплатил своей матери, назначив преемником душевнобольного племянника, чтобы она никогда не решилась поднять руку на него самого.

И вот теперь этот безумец, сам того не сознавая, бросил бабке страшное обвинение. Я не смогла противиться соблазну и покосилась на Цинию. Та, прищурившись, впилась глазами во внука.

– Ты на что намекаешь, дорогой внучок? Не забывай, речь идет о моей собственной плоти и крови.

– Ровно ни на что. Просто говорю, что вы не объяснили мне, почему я должен еще раз их оплакивать. Судя по слезам, щедро украшающим ваше лицо, вы готовы сделать это за нас обоих. Ко всему прочему, – его голос вновь стал легкомысленным, – что такое смерть нескольких родственников? Мои родители были бы счастливы узнать, что они породили живого бога, то есть – меня.

Подозрительность в глазах Цинии несколько угасла, сменившись раздражением.

– Ты – чокнутый болван и погибель нашего рода. Спаси нас всех Гелиос! Горе империи, если ты взойдешь на трон. Клянусь Космосом, когда настанет этот презираемый Солнцем день, я сама добровольно отправлюсь к ближайшей звезде! – Циния в ярости поспешила прочь, а Тайрус остался перед окном.

В этот момент наши глаза встретились. Я быстро отвернулась. Он не мог знать, что я подслушала их разговор. Никто, кроме дьяболика, не расслышал бы его с такого расстояния. Нивени, избавившаяся, наконец, от своего интоксиканта, подтолкнула меня локтем: идем, мол. А я была только рада убраться отсюда. Слишком поздно.

– Эй ты! – раздался голос Тайруса. – Девица Эмпиреан! Подойди и развлеки меня, я приказываю!

Мы с Нивени переглянулись, потом подошли к Тайрусу и преклонили колени.

– Нет, нет, нет! – нетерпеливо завопил он, переводя мутный взгляд с меня на нее. – Только этого мне сейчас не хватало. Вставайте, не будем превращать все в фарс. С тобой, грандесса, мы уже много раз встречались, а вот ты… – он уставился на Нивени. – Ты что за птица? Я тебя не знаю.

– Я не принадлежу к грандскому сословию, ваша светлость. – Нивени поднялась. – Я – дочь наместницы колонии Люмина.

– А, владения Пасусов. – Тайрус закрыл глаза. – Ну, конечно! Женщина, которая хотела строить библиотеки и учить наукам.

– Совершенно верно, ваша светлость, – Нивени заметно напряглась.

Я покосилась на девушку. Мне стало любопытно, как она будет вести себя с принцем.

– И что ты думаешь о поступке своей матери? Отвечай честно! – потребовал Тайрус.

Это было забавно. Псих он или нет, но откровенность с наследником короны может обойтись очень дорого. Во взгляде Нивени читалось именно это.

– Ваша светлость, конечно, не ожидает, что я пойду против своей матери, – уклончиво ответила она.

– Нет, не ожидаю.

– В таком случае, – осмелев, продолжила она, – я скажу, что моя мать действовала в интересах Люмины. Она не хотела оскорбить ни наш Божественный Космос, ни род Пасусов, а желала лишь улучшить жизнь людей.

– Да, жизнь на планете – убогая штука, – сочувственно согласился Тайрус.

– Что вы, ваша светлость, это вовсе не так!

– Правда? То есть у вас там нет ни ураганов, ни землетрясений? Ничего такого?

– Верно, погода на планетах бывает изменчива, зато там обитает великое множество жизненных форм. По диким лесам бродит огромное количество разнообразных животных, две луны Люмины вызывают приливы и отливы морей. Несмотря на непредсказуемость, ваша светлость, жизнь там куда более интересная, чем в космосе.

– Хм, ты рассуждаешь как фанатичная сепаратистка.

Нивени побледнела, я тоже занервничала. В голосе Тайруса слышалось одно лишь любопытство, однако он, сам того не понимая, выдвинул серьезное обвинение. Неудивительно, что девушка всполошилась.

– Но, разумеется, ты никакая не сепаратистка, – продолжил между тем он, рассеянно изучая свои ногти. – Это было бы полнейшим безумием, особенно здесь, в Хризантеме. Ужасно было бы, если бы кто-нибудь неверно истолковал твои слова.

Если бы я не знала, что он – псих, то могла бы решить, что принц дает ей завуалированный совет впредь быть осторожней.

– Да-да, это было бы ужасной ошибкой, ваша светлость, – торопливо проговорила Нивени. – Я не сепаратистка.

Тайрус отступил назад, насколько позволяли цепи, и заложил руки за голову.

– Звезды пытаются поговорить со мной, а вы тут трещите как сороки, девочки. Особенно ты, грандесса Эмпиреан. Помолчите-ка малость, дайте послушать.

Меня удивили его слова, ведь я не произнесла ни слова. Мы с Нивени притихли.

– Звезды говорят мне… они говорят, что сегодня я на редкость красив, – провозгласил Тайрус. – Очень мило с их стороны. А как по-вашему, грандесса Эмпиреан, я красив?

Вопрос был нелеп. Среди людей, которые свободно меняли свою внешность в стремлении к совершенству, принц с его изъянами смотрелся как жалкий излишний. Я не знала, что ответить, опасаясь его обидеть.

– Звезды не стали бы вам лгать, ваша светлость, – нашлась, наконец, я.

– Думаю, ты права, – кивнул Тайрус. – Клянусь, едва меня освободят от этих цепей, я выставлю свое тело перед всеми своими обожателями, близкими и далекими…

Судя по всему, сознание принца вновь затуманилось. Он начал принимать причудливые позы, всячески демонстрируя свои мускулы, раскланиваться и любезно благодарить воображаемую публику. Мы с Нивени попятились, оставляя его одного разглагольствовать о собственных великих достоинствах, в то время как свет всех шести солнц бил в окно, сжигая его кожу.

В этот момент толпа заволновалась. Появился император, плывущий над головами людей, сидя в своем антиграв-кресле. Праздник начался.

С купола Гелиосферы хлынул свет, на стенах, вместо пустого космоса, возникли портреты усопших членов императорской семьи и знаменитых мертвецов из аристократических семейств, клипы с великими сражениями прошлого, изображения звездолетов, погибших в злокачественных опухолях субпространства.

Тут я засекла троицу императорских дьяболиков. Кат с Живодером стояли рядом с хозяином, а вот Злючка… Она находилась чуть поодаль от остальных и смотрела только на меня. Я быстро отвела глаза.

– Как неудобно получилось, – задумчиво пробормотала Нивени, когда мы направлялись к пиршественному столу. – Слухи не врут, он действительно безумен.

Жертвы, по вине Тайруса, не было, однако поскольку яства были приготовлены заранее, столы ломились от угощений. Я смотрела, как Нивени копается в блюде с настоящей жареной уткой, и у меня из головы не шли слова, сказанные ею о Люмине. Я просто обязана была спросить.

– Признайся, ты – сепаратистка?

Мне было наплевать, мечтает ли Нивени освободить свою планету от власти империи. Меня беспокоило только, хватит ли ей ума держать свои взгляды при себе. Если бы она призналась, что является сепаратисткой, я бы ее прикончила. Дуре нельзя доверять опасные секреты вроде того, что я сделала с Дивинией и Сэливаром. Однако Нивени лишь бросила на меня настороженный взгляд.

– А что случилось с Домитрианами, Сидония? – ответила она вопросом на вопрос.

Мое сердце дернулось, я осмотрелась. Вдруг кто-нибудь нас услышал? Но нет, Нивени вовсе не была такой идиоткой, чтобы болтать в присутствии чужих ушей.

– Давай-ка не будем задавать друг другу вопросов, ответы на которые могут нам не понравиться, – безмятежно добавила она.

Я ее больше не слушала. Людей, могущих услышать наш диалог, рядом не было. Однако через головы толпы я увидела Злючку. Она продолжала на меня смотреть, но находилась теперь ближе. Настолько близко, что могла расслышать слова, сорвавшиеся с губ Нивени, если бы захотела. Она стояла так же близко к нам, как стояла я к Тайрусу, когда он беседовал с Цинией. Злючка начала проталкиваться сквозь толпу по направлению ко мне. Она все слышала. И на сей раз, увы, у меня не имелось спасительных уверток.

Глава 14

Извинившись перед Нивени, я направилась к выходу. Мне нужно было выиграть хотя бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Теперь Злючка знала, что история, которую мы с Нивени ей поведали, была ложью. Она потребует удовлетворительных объяснений. Вероятно, она пришла к выводу, что в случившемся с Домитрианами виновна я. Но поверит ли ей кто-нибудь?

На гостей уже начали действовать химические вещества. Гранды и грандессы всех рангов сидели и лежали на полу, глупо хихикали, свешивались с подлокотников кресел, бессильно цеплялись за шторы. Некоторые что-то говорили, другие, словно зачарованные, разглядывали свои ладони. Доктора, именуемые ню или нан Домитриан, ходили по залу, дабы помочь тем, кто превысил дозу или пострадал от побочных действий наркотиков.

Что бы там ни говорила Сутера ню Эмпиреан, я видела множество людей, выглядевших крайне неряшливо. Более того, многие казались мне одержимыми. Креденца Фордайс, к примеру, валялась на полу, широко раскинув ноги и криво скалясь на проходящих мимо. Элантра стояла рядом и, тупо хохоча, пинала подругу.

Я быстро, не останавливаясь, прошла мимо них. Наконец, толпа осталась позади, я была в прохладном пустом коридоре. За моей спиной послышались шаги. Бежать было бессмысленно.

– Уже уходишь, грандесса Эмпиреан?

Я обернулась. Злючка хищно буравила меня взглядом. Я постаралась успокоиться, думая о том, чтобы вести себя как настоящий человек.

Передо мной стояла моя тень. Мой близнец. Единственная, кто мог разглядеть под маской мою истинную суть.

Изгнав все посторонние мысли, я сконцентрировалась на подкрадывавшейся ко мне хищнице.

– А твое какое дело? – ответила я.

Голос прозвучал слишком уверенно, слишком похоже на мой собственный. Злючка молча продолжала сверлить меня взглядом.

– Я ужасно утомлена. – Мне, наконец, удалось справиться со своими эмоциями, и я выдавила улыбку. – Какой все-таки великолепный вышел праздник! – продолжила я, стараясь говорить искренне. – Жаль только, что с пречистым так получилось.

Я сделала шаг, собираясь идти дальше, но Злючка неожиданно преградила мне путь, двигаясь быстро и бесшумно. Раньше, пока мои мышцы не были уменьшены, я умела двигаться так же. И могла бы на равных сразиться с этим существом.

Однако все это было в прошлом. Сейчас я бы не сумела победить дьяболика в полном расцвете сил, но если Злючка догадается, кто перед ней, придется убить ее прежде, чем она выдаст мой секрет. Я только не знала, как это сделать.

Та подошла ко мне вплотную. Заглянула мне в лицо своими бледными, бездонными глазами. Она была много крупнее меня. Молчание затянулось.

– Чего тебе надо? – не выдержала я.

– Ты солгала насчет Домитрианов, грандесса Эмпиреан.

«Отрицай! Это лучшее, что сейчас можно сделать!»

– Я же говорила…

– Я слышала, что сказала эта Санъяу. Твоя история была ложью.

– Моя история? Нет у меня никакой истории! Я не помню, что со мной случилось! – истерично заверещала я, надеясь, что мой голос достаточно испуган.

В действительности я прикидывала, хватит ли у меня сил ее убить. Может быть, если напасть неожиданно. В зрачках Злючки промелькнуло что-то звериное, она склонила голову набок.

– В тебе есть нечто, чего я никак не могу уловить. Пока не могу.

Следовательно, она еще не сообразила, что я просто похожа на нее. Преследуя меня, Злючка просто повиновалась инстинкту и, даже подобравшись вплотную, не понимала того, что я – не человек. Судя по всему, она не была уверена в том, что все хорошо расслышала. Иначе мне бы уже выкручивали руки, стараясь вырвать признание. В конце концов, возможно ли, чтобы наследница рода Эмпиреан сразу же по прибытии ко двору отравила двух родственников императора?

Осознание всего этого меня подбодрило.

– У меня нет времени на чепуху, бездушная тварь. Сейчас же дай мне пройти.

Злючка даже не пошевелилась.

– С дороги, я сказала! – рявкнула я, чувствуя, как бурлит в жилах адреналин.

Мне хотелось кинуться на нее, оттолкнуть… Вместо этого я постаралась подавить все инстинктивные порывы.

– У вас там все в порядке?

Голос прозвучал естественно и непринужденно, очень по-человечески, положив конец этой странной беседе. Я подняла глаза. Гладдик Атон, тот самый юный аристократ, которого я встретила с Элантрой и Креденцей в первый же день при дворе.

– Да, гранд Атон, – Злючка склонила голову.

– Все в порядке, – подтвердила я, отворачиваясь от дьяболика.

Заботливые ярко-зеленые глаза Гладдика встретились с моими. В их глубине пряталось какое-то непонятное чувство.

– Вы позволите проводить вас до вашей виллы, грандесса? – спросил он.

– Да, – кивнула я. – Уведите меня отсюда.

Гладдик подошел и взял меня под руку. На Злючку я даже не посмотрела, хотя чувствовала на себе ее тяжелый взгляд, которым она сопровождала каждый мой шаг. Сегодня мне удалось ускользнуть из ее смертельной хватки. Во всяком случае, на время.

Через какое-то время Гладдик решился прервать молчание.

– Боюсь, я разочаровал вас тогда.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, сказав на том форуме, что нам следует держаться подальше друг от друга. Вы же понимаете, что это не касалось… не касалось вас?

О чем это он?

– Знаете, мой отец – близкий единомышленник сенатора фон Пасуса, – продолжил Гладдик. – Лично мне безразличны его идеи, но сам отец весьма строг на сей счет. Мне не позволено общаться с вами, хотя я бы очень, очень этого хотел! Ненавижу себя за то, что обидел тогда вас.

– С чего вы взяли, что я обиделась? – медленно проговорила я.

– С того… – Он бесхитростно, будто ребенок, заморгал. – С того, что больше вы со мной не общались. Даже в привате. Я подумал, что личная встреча может все изменить. – Он потупился, на его щеках появился румянец. – Но вы были так холодны со мной. Знаю, я заслужил, только это очень больно.

Я изумленно вытаращилась на него, потом одернула себя. Получается, мне следовало вести себя с ним совершенно иначе.

– Я не сержусь на вас, Гладдик. Вы меня отнюдь не обидели тогда. Просто… мне не хотелось, чтобы у вас из-за меня были проблемы. Или у меня из-за вас, – попыталась я исправить ситуацию, практически не солгав.

Он громко вздохнул. Мы шли по тропинке к небесному куполу, в котором располагались наши виллы.

– Я много размышлял об этом и решил, что не будет большой беды, если мы время от времени сможем… встречаться на публике. Что скажете?

Мы как раз дошли до моей виллы. Я посмотрела ему в глаза. Он взирал на меня искренне и безнадежно. И тут до меня дошло: да он же влюблен в Донию! И, судя по всему, она его не прогоняла.

Я вынула ладонь из его руки, думая о том, что Сидония поведала мне далеко не все.

– Да, – сказала я. – Наверное, большой беды не будет.

А вот Сидонии придется объяснить мне кое-что…

– Ты встретила Гладдика? – переспросила Дония каким-то безжизненным тоном.

Может быть, из-за того, что для виртуального разговора аватаром Донии пользовалась я, а она – аватаром своей матери? Похоже, выражать эмоции холодным, циничным голосом матриарха было нелегко. Однако мне показалось, что дело не только в этом.

– Тебе он противен?

– Нет, – торопливо ответила она, скрестив руки на груди.

Я передала ей последние новости, то, что могла. Разговаривая, мы всегда были крайне осторожны, – ведь нас мог кто-нибудь подслушать. Общались под личинами матери и дочери и только в приватных чатах.

– Насколько я поняла, я ему нравлюсь, – сказала я Донии. – А я об этом ничего не знала.

Больше всего меня расстраивало то, что у Донии, оказывается, были от меня секреты.

– Наверное, особо не о чем было рассказывать. Ну, подумай сама, – пожала она плечами, – всем известно, что в один день я… ты выйдешь замуж за достойного человека, заключив выгодный союз.

– Ага.

– Гладдик Атон – милый, умный, терпеливый, – она вздохнула. – Он ничем не хуже любого другого.

– Но он мне безразличен, – заключила я. – Следовательно, буду вести себя с ним подчеркнуто вежливо.

– Нет! Будь с ним мила.

– То есть, он мне небезразличен?

– Нет, нет… Сидония. Как потенциальный супруг он мне, в смысле – тебе, подходит лучше других. Хотя, муж?.. Не нужно мне никаких мужей, пусть Гладдик нравится мне больше прочих. Понимаешь?

– Нет, – честно ответила я.

– Просто запомни: я… Ты рано или поздно должна выйти замуж, и Гладдик вполне подойдет на эту роль.

Она закрыла глаза и долго их не открывала.

– Родители Гладдика – ярые гелионики, Сидония. Его родичи – вне всяких подозрений. И если я… ты заключишь с ними союз, это тебе поможет. То есть твоя задача, – она пристально посмотрела на меня, – поддерживать в нем интерес к вашему браку. Сделай это, пожалуйста, – она понизила голос. – Ради меня.

Я нахмурилась. Получалось, Дония не любила этого юношу, но собиралась за него замуж? Она хотела, чтобы я поддерживала его интерес к ней, хотя сама не испытывала к нему никакой привязанности.

– И как далеко я должна зайти в своей… любезности? – спросила я.

– Просто общайся с ним. Будь немного ласкова, если сможешь.

– Должна ли я заняться с ним сексом?

– Нет! – она вспыхнула. – Ни в коем случае!

– Ты уверена? Мне, в общем-то, безразлично…

– Немезида, я сказала «нет»! Я не хочу, чтобы он к тебе прикасался!

Ее ярость застала меня врасплох. Мы обе умолкли, озираясь по сторонам, чтобы удостовериться, что нас никто не слушает. Рассердившись, она назвала меня моим настоящим именем. Однако было не похоже, что кто-то присоединился к нашему чату. Впрочем, ошибку все равно было уже не исправить.

– Хорошо, – успокаивающе сказала я. – Ничего такого не будет.

Сидония тяжело вздохнула.

– Он просто… любит поговорить. Будь хорошей слушательницей, и этого достаточно. Будь с ним мила, насколько сможешь. И ничего больше. Ни-че-го! Понятно тебе?

– Понятно.

Разлогинившись, я уставилась на свое отражение в компьютерной панели. Черные волосы, которые так нравились Донии, и мой родной нос. Она так взвилась, когда я предложила заняться сексом с Гладдиком. До меня только сейчас дошло, что она ревнует меня к Гладдику. Бешено ревнует. Он нравится ей куда больше, чем она мне внушала.

Странно, конечно, что Сидония не поделилась со мной, но я была способна читать между строк. Если она хочет выйти за него замуж, значит, мне нужно сделать все возможное, чтобы оценить, насколько он ей подходит. Если парень окажется действительно так хорош, как ей кажется, я должна постараться выправить отношения между родами Атонов и Эмпиреанов. А еще лучше – снять с Донии подозрение в еретичестве. Ради нее я была готова на все.

Глава 15

Теперь Злючка начала меня преследовать. Очевидно, императору требовалось постоянное присутствие только двух дьяболиков, и у нее оставалась масса времени, чтобы таскаться за мной по всей Хризантеме, следя и вынюхивая.

Ей хватило ума не приближаться ко мне, так что никто ничего не замечал. Она вела себя как дьяболик, патрулирующий дворец, а не как охотник, загоняющий дичь. Только конченый параноик заподозрил бы связь между нами. То, что она постоянно оказывалась неподалеку от меня, выглядело простым совпадением. Но я-то знала, что это не так.

Приходилось тщательно следить за каждым своим шагом, анализируя, не раскрыла ли я себя чем-либо. Оставалось одно: как можно лучше играть роль грандессы, в надежде, что рано или поздно Злючка потеряет ко мне интерес. И я с головой погрузилась в легкомысленные развлечения.

Несмотря на уроки Сутеры ню Эмпиреан и лекции матриарха, социальные навыки у меня так и не выработались. Я не испытывала ни малейшего желания развлекаться и заводить друзей. Однако, чтобы не выделяться, требовалось вести себя определенным образом, и я делала вид, что жажду участвовать во всех дворцовых забавах. Чем чаще я буду это делать, тем быстрее Злючка поймет, что все ее подозрения не стоят выеденного яйца.

И Нивени пришлась тут как нельзя кстати.

Она как раз жаждала новых впечатлений. Мы с ней посетили все до единого сады «Valor Novus». Однажды даже, пройдя пешком десять километров, добрались до Берневальской каланчи. Это был самый длинный пилон Хризантемы. Людей на Берневале почти не было, зато имелось множество машин. Место было совершенно не гламурное, но Нивени настояла, чтобы мы его посетили, отыскали самую отдаленную стену и нацарапали наши имена, как это делали прочие отважные путешественники.

На той стене действительно обнаружились имена и сигиллы большинства юных грандов и грандесс. Наверное, это был некий придворный ритуал. Были тут и квазар Атонов, и сверхновая Пасусов, и солнечное затмение Фордайсов, и шесть звезд Домитрианов. Нашлась даже сигилла побочной ветви последних – пульсар грандессы Цинии.

Мы добавили наши имена, а я, кроме того, нацарапала рассветное солнце – сигиллу Эмпиреанов. По моему примеру Нивени сняла с шеи свое ожерелье и высекла на стене луны-близнецы Люмины.

– А если кому-то это не нравится, – с вызовом заметила она, – незачем было меня сюда привозить.

В другой раз мы вместе с Гладдиком ходили смотреть бои бестий, созданных генной инженерией, и играть на тотализаторе. Одни гранды и грандессы проматывали родительские состояния, выпуская на арену «Тигриса» разнообразных тварей, большинство из которых погибали в первом же раунде. Другие проигрывались в пух и прах, делая ставки. Но все как один наслаждались кровавым зрелищем.

Это было одной из тех невинных встреч на публике, о которых говорил Гладдик. Большую часть вечера он, улыбаясь, не отрывал от меня глаз, даже когда на арене сражалось его собственное чудище. Я тоже старательно растягивала губы, не слишком-то уверенная, что мне удается сымитировать мягкую и теплую улыбку Сидонии.

Гладдикова тварь выиграла матч, так что он, извинившись, отправился проверять физическое состояние своего зверя. Нивени, воспользовавшись оказией, сказала:

– Как бы мне хотелось тоже принять участие в подобном! Мы с тобой обязательно должны купить себе такое животное.

Ее голос сделался хриплым от восхищения тигромедведем, на которого она ставила два раунда кряду. Я скептически покосилась на нее.

– Ты имеешь в виду, что именно я должна заплатить за эту тварь?

– Брось, Сидония! Неужто тебе не хочется попробовать хоть разок?

Однако от подобного предложения у меня к горлу подкатывала тошнота. Сама не знаю почему. Разумеется, жестокость зрелища не приводила меня в ужас. Покупать различных созданий было обычным делом для грандов. А моя цель заключалась в том, чтобы выглядеть как можно натуральнее. В общем, я дала Нивени деньги и сказала, чтобы она сама все устроила.

Она заказала генокод и купила тварь, которая благодаря технологии ускорения роста уже через неделю готова была для боев. Нивени позвала меня в корраль полюбоваться бестией. Я же пригласила Гладдика.

Нивени привела нас в самые недра арены. В воздухе висел едкий смрад. Гладдик что-то пробормотал и достал из кармана склянку с ароматическим маслом. Понюхал сам, затем предложил нам. Нивени не отказалась, я же отрицательно покачала головой. Приторный аромат раздражал меня куда больше, чем звериная вонь.

По пути Нивени с Гладдиком принялись обсуждать достоинства ее зверя и принципы генетических «выкроек» бойцовых гибридов. Меня не интересовала их беседа, я прислушивалась к окружающим звукам, и до меня донесся знакомый легкий шелест шагов Злючки. Мне стало любопытно, когда же ей надоест.

Пока я раздумывала о Злючке, мы пришли в корраль. Передо мной развернулась картина, заставившая меня замереть как вкопанную. Минута шла за минутой, а я не могла пошевелиться. Мой взгляд бродил по кольцам слепящего флуоресцентного света, отмечающим невидимые стены. В ушах застряли рык и стоны зверей, слившиеся у меня в голове в постоянный шум. Мне вдруг померещилось, что я вернулась в собственное прошлое.

Протянула руку к ближайшему сверкающему кольцу, за которым содержался гибрид тигра, и почувствовала покалывающее кожу силовое поле. Я могла видеть зверя, а он меня – нет, до тех пор, пока поле не сделают прозрачным. Мне не нужно было никого об этом спрашивать, я и так все знала. Когда-то я сама была таким же зверем, запертым за кольцом силового поля.

На меня разом навалились воспоминания. Загоны здесь были точь-в-точь такими, как тот, в котором я провела свое детство. Я вспомнила, как мимо меня тогда тоже ходили любопытствующие люди.

Сейчас я находилась с противоположной стороны ограды. Не замечая того, остановилась у одного из загонов и, словно зачарованная, стояла до тех пор, пока не почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Гладдик. Моя рука сама метнулась к его горлу, но не сжала. Я вовремя очнулась и отдернула руку.

– Вы меня напугали, – сказала я ему, прерывисто дыша.

По его изумленному лицу было понятно, что я совершила нечто дикое.

– Где наша тварь? – спросила я, чтобы отвлечь Гладдика, и изобразила улыбку.

– По словам госпожи Санъяу, вон там.

Я последовала за Гладдиком. Мне казалось, что я пробираюсь сквозь болото. Я вновь почувствовала себя Немезидой. Мне чудилось, что маска спала, и в любой момент все увидят, кто я такая. Самозванка.

Мы подошли к загону со зверем Нивени. Во всех загонах беспокойно бродили рычащие твари. А гибрид Нивени сидел, задрав лапу, и вылизывался.

– Фу, какая гадость! – воскликнула Нивени, озираясь.

– А ему, похоже, нравится, – захихикал Гладдик.

– Эй! Прекрати сейчас же! – завопила та, ударила ладошкой по силовому полю и тут же отскочила с воплем боли. – А вдруг оно начнет вылизываться прямо на арене? Это будет катастрофой.

– В таком случае, оно хотя бы с удовольствием проведет последние мгновенья своей жизни, – попытался сострить Гладдик.

Я обернулась и увидела мускулистую женщину, как раз входившую в корраль. Злючка все-таки последовала за мной. По ее лицу было видно, что ей тоже много говорит это место. Странная щемящая боль сдавила мне грудь.

Впервые в жизни я увидела в дьяболике не досадную помеху и не врага, с которым мы могли бы сойтись в смертельной схватке. Я увидела в ней просто другое существо. Возможно, даже личность, подобную мне самой. С похожим прошлым и почти одинаковым жизненным опытом. Ту, которая в иных обстоятельствах могла бы понять оттенки моей сущности, недоступные даже Сидонии. Я точно знала, что сейчас чувствует и о чем думает Злючка, потому что сама чувствовала и думала то же самое. Наши взгляды встретились, и я торопливо отвела глаза.

Мы были горошинами из одного стручка, только Злючка никогда этого не узнает. Ни за что. Иначе она меня убьет.

Нивени вся извелась в ожидании, пока придет очередь ее зверя выйти на арену. Она назвала его Карателем. Правда, это было еще до того, как она его увидела. Если тварь, попав на ринг, вместо сражения займется вылизыванием причинных мест, имя, без сомнения, станет забавной шуткой.

– Это ужас какой-то, – жаловалась она нам. – Я заказала им медведельва. Вы видите хоть какие-то признаки львов и медведей? Или мне всучили собаку?

– Ну, он гораздо мощнее обычных собак, – успокаивал ее Гладдик. – И поглядите: на шее у него что-то вроде гривы.

Медведелев сидел в паддоке у арены. Его очередь была следующей.

– Мы станем всеобщим посмешищем, – продолжала ныть она.

– Мы? – иронично переспросила я. – Лично я никого не заказывала, а просто дала тебе деньги. Так что я ничьим посмешищем не буду.

Смущение на ее личике подсказало, что я опять ляпнула что-то не то. Пришлось срочно исправляться.

– Послушай, – уже мягче продолжила я, – если ты так боишься поражения, давай сразу снимем тварь с состязаний.

– Ты что, Сидония! Это было бы уже слишком.

Появилась Элантра Пасус, окруженная свитой наемников и челяди, среди которых маячил Лад – злосчастный бывший пречистый императора, соблазненный Тайрусом. Она плюхнулась на соседнее с Гладдиком место. Мы с Нивени напряглись, а Гладдик, несмотря на темную кожу, заметно побледнел.

– Привет, Элантра.

– Салют, Гладдик, – поздоровалась она, вопросительно глядя на юношу.

Я припомнила, что Гладдик хотел любой ценой избежать конфронтации с Пасусами. Я могла бы поклясться, что увидела в глазах Элантры молчаливое осуждение, но она внезапно обратилась к Нивени.

– Не волнуйся, практически все стыдятся своего первого зверя, – сказала она.

– Правда? – Нивени скрестила руки на груди.

У нее было столько же поводов опасаться Пасусов, сколько и у меня. Ведь она оказалась в Хризантеме только потому, что ее мать прогневила сенатора фон Пасуса.

– Ну конечно, – кивнула Элантра. – Просто в следующий раз постарайся разузнать побольше и выбирай лучшего заводчика. Те, кто гонится за дешевизной, размывают ДНК зверей, подмешивая слишком большое количество генов собаки. Тебя ведь даже не снабдили животным для разогрева, я угадала?

– Для разогрева? – растерянно переспросила Нивени.

– Для притравы, – тихо пояснила я.

Притравой учат зверя убивать. Или дьяболика.

– Глупышка! – рассмеялась Элантра. – Нельзя просто выпихнуть тварь на ринг и ожидать, что она будет драться. Добросовестный заводчик объяснил бы тебе такие вещи. Обычно притравой служат более слабые животные. Твой зверь должен убить жертву, почувствовать вкус крови, чтобы стать готовым к настоящему бою. Твою несчастную псинку разорвут на мелкие клочки в первые же минуты схватки, если ты сперва ее не разогреешь, – Элантра склонила набок свою кудрявую головку и жеманно улыбнулась. – Если хочешь, я могу уступить тебе притраву, у меня как раз осталось несколько подходящих экземпляров.

– Да, наверное, так будет лучше, чем просто отправить его на смерть, – Нивени выдавила из себя натянутую улыбку.

– Я буду смотреть бои с наследником в его ложе. Ты пока можешь отправиться туда вместе с моими людьми, я скоро подойду, – ответила Элантра. – Гладдик, мы же будем сидеть рядом, верно?

– Да-да, разумеется, – Гладдик неловко закивал.

Я посмотрела на него, удивленная тем, как легко, оказывается, его можно напугать. Утверждает, что Сидония ему небезразлична, а сам боится разозлить Элантру, отказавшись сидеть рядом с ней. Мое мнение о нем резко упало, Элантра же, видя такую его податливость, широко улыбнулась.

– Тогда отправляйтесь в ложу, – сказала она сладеньким голоском.

Точнее – приказала. Даже не взглянув в мою сторону, Гладдик бросился провожать Нивени, и они все ушли в компании с челядью и оскверненным пречистым.

Насколько я поняла, Элантра продемонстрировала мне свою силу. Нивени тут же переметнулась в ее лагерь, а Гладдик, бывший вроде как моим спутником, бросил меня, стоило ей поманить. Пасус вычищала свои владения от Эмпиреанов.

Мне захотелось броситься на нее, но это было бы неразумно, поэтому я решила, что правильнее всего будет не обращать внимания.

– Очень мило с твоей стороны, Элантра, – улыбнулась я. – Зверю Нивени это явно пойдет на пользу.

– Я же несу ответственность за всех излишних, проживающих в наших владениях, – визгливо хохотнула она. – Впрочем, если ты действительно рассматриваешь эту излишнюю как… хм-м… своего друга, – она произнесла это слово с заметным отвращением, – я пришлю ее тебе обратно и не буду держать зла.

– Ты у нас сама любезность, – только и ответила я, терпеливо ожидая, когда она объяснит, зачем осталась со мной.

– Вы двое так сблизились, – заметила Элантра, глядя туда, где у ложи наследника ждали его прибытия коленопреклоненные Нивени, Гладдик и челядь. – Весьма нетипично для Хризантемы, что двое чужаков так быстро находят друг с другом общий язык. Дай-ка подумать… Кажется, вы сблизились с того самого дня, когда приключилось несчастье с Домитрианами, верно?

– Нивени помогла мне тогда по доброте душевной, – безразлично ответила я. – Что именно произошло в ту ночь, до сих пор тайна для меня.

– Ну да, ну да, – глаза Элантры зло сверкнули. – Надеюсь, эта загадка разрешится как можно скорее. Для твоего же спокойствия. Учитывая, что Дивиния и Сэливар пришли в себя.

– Они пришли в себя? – переспросила я, сердце у меня так и подпрыгнуло.

– Да. Ужасно интересно, что они расскажут, правда?

Элантра встала и, не говоря больше ни слова, покинула мою ложу. Через несколько минут она появилась в ложе наследника, где ее ждали Нивени с Гладдиком. Я видела, как она прижимает пальцы Тайруса к своим щекам. Наверное, стремилась любезно поддержать опального принца.

Итак, Сэливар с Дивинией вышли из комы. Это еще не значило, что мне стоило волноваться. Нивени, к примеру, даже после куда более скромной дозы «Дыхания скорпиона» практически ничего не помнила. Я же напоила обоих под завязку, наверняка стерев как минимум несколько месяцев их памяти. Сообразив это, я успокоилась.

Вдруг все вокруг потонуло в оглушительном реве. Я увидела, что на арену выбежал Каратель. Уши прижаты, хвост бьет по бокам, ноздри раздуваются, принюхиваясь к незнакомым запахам. Я привстала, чувствуя странное напряжение. Краем глаза заметила Элантру, махнувшую кому-то рукой.

Ее излишние подхватили бывшего пречистого и швырнули на арену к зверю Нивени. Толпа завороженно ахнула. Тайрус Домитриан, совратитель невинного создания, так и вскинулся, словно хотел поймать несчастного подростка, но не успел. Лад шлепнулся на каменный пол, его безволосая голова блестела в свете ламп. Несколько секунд пречистый лежал, скорчившись, ошеломленный. Затем встал и простодушно огляделся вокруг.

Так вот, значит, кого Элантра решила сделать притравой для Карателя.

Я невольно сжала потные кулаки, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Пречистый был выведен как совершенно беззащитное существо, не думающее о зле и не понимающее зла. У него отсутствовал инстинкт самосохранения. Он даже не попытается себя защитить, когда его будут рвать на кусочки. Однако, в отличие от той же челяди, у него имелись когнитивные способности, которые позволят ему понять, что он умирает. Пречистые должны осознавать свою судьбу, когда их приносят в жертву.

Элантра улыбалась, явно довольная тем, как распорядилась жизнью существа, доставившего ее семье столько неудобств. Нивени прижала руки ко рту, а Гладдик даже не поднимал глаз, не желая, наверное, смотреть на бойню. Тайрус, обесчестивший Лада, сидел рядом с Элантрой и с ужасом смотрел на арену.

Я, в свою очередь, не отрываясь, смотрела на него. Внезапно меня осенило: Тайрус не желает смерти пречистого. Даже удивительно, что это для него так важно.

Тем временем Каратель бегал вокруг Лада и не думал нападать. Обнюхал и отвернулся, совершенно им не заинтересовавшись.

Элантра сделала знак одному из служителей на ринге и зашептала что-то на ухо Нивени. Служитель поднял оружие и выстрелил в зверя. Электрический разряд ударил в бок Карателя, тот бешено завертелся, скуля и повизгивая. У меня перехватило дыхание. Служитель выстрелил еще раз. И еще.

Я больше не видела арену. Я видела только слабую девочку, которую бросили мне в загон. Маленькую дрожащую девочку, забившуюся в угол, оголодавшую настолько, что она попыталась похитить мою еду. Тогда, завопив, я ее отшвырнула, а она заревела от боли. Я не стала ее бить, даже пальцем не тронула, только удивленно смотрела, пытаясь понять, что же это за существо такое, крошечное и беспомощное.

А теперь я задыхалась, видя, как мучают на арене зверя.

Получив еще один разряд, Каратель яростно залаял, безуспешно пытаясь добраться до своего мучителя. Из пасти у него уже шла пена, он уже вошел в раж и совсем скоро выплеснет свое бешенство на что-нибудь… на кого-нибудь… Под ложечкой у меня засосало, все, о чем я могла думать, это разряды, которыми били меня раз за разом, пока в глазах не помутилось. Я не могла больше сдерживаться, не могла этому сопротивляться, я должна была рвать, грызть, убивать… Мертвая девочка легла у моих ног. Первый человек, которого я убила.

Каратель бросился на пречистого. Он больше не был собакой. Он стал мощным, смертельным оружием, прирожденным убийцей. Лад закричал и прикрыл лицо руками, совсем как та девочка, когда я, наконец, кинулась на нее. Она поняла, что я собираюсь ее убить, что я – кошмарная тварь, безжалостная, беспощадная, неразумная.

Сама не понимая, что на меня нашло, я перемахнула через стену и приземлилась на камни арены. Воцарилась мертвая тишина, лишь хныкал ничего не понимающий Лад и взрыкивал, пуская слюни, Каратель. Пречистый и пес уставились на меня: посторонний вмешался в естественный ход вещей.

И тут разум ко мне вернулся.

Я совершила то, чего Сидония бы не сделала никогда. Просто не посмела бы. Выпрыгнула на арену на глазах сотен людей. Полнейшее безумие.

Разозленный зверь начал подбираться ко мне, почуяв новую жертву, и меня вдруг посетила кошмарная мысль. Если я начну с ним сражаться, то раскрою себя. Злючка наверняка где-то здесь, в толпе, она мгновенно, по моей силе, по характеру моих движений, опознает во мне дьяболика. А если я не буду драться, Каратель меня загрызет.

Глава 16

Глубоко вздохнув, я огляделась. Жадные взгляды зрителей были устремлены на меня. Я могла это сделать. Могла, оставшись в «шкуре» Сидонии, справиться со зверем. При этом не двигаться как дьяболик и не драться как дьяболик, и все равно выиграть бой.

Люди протягивали мне руки. Каждому было лестно заслужить благодарность рода Эмпиреан, вырвав ее наследницу из лап неминуемой смерти. Даже Гладдик и Тайрус и те подсуетились. Одна лишь Элантра, откинувшись на спинку кресла, наблюдала за мной со злорадным любопытством.

– Сидония! – Нивени сдернула с шеи свое ожерелье и бросила мне.

Оно глухо звякнуло о камни арены. Толпа, немного стряхнув паническое оцепенение, недовольно загудела: Нивени нарушила неписаные правила, открыто продемонстрировав, что ее ожерелье – это оружие.

То, что надо! Я шагнула к ожерелью, но Каратель преградил мне путь. Его ноздри раздувались, угрожающий рык зазвучал басовитее. Увы, благородный жест Нивени пропал втуне. Я попятилась, пес наступал. О Ладе он сразу забыл, обнаружив перед собой более крупного и сильного врага. Казалось, все тело зверя излучает ненависть и агрессию. Я приподняла подол юбки и оторвала длинный лоскут. Если у Карателя преимущественно собачий генокод, атакуя, он попытается вцепиться в руку. Не выпуская его из виду, обмотала тканью предплечье. Тут приметила валявшийся камень, быстро наклонилась и подобрала.

– Ну, иди ко мне, зверюга, – прошептала я.

С каждой секундой рык Карателя все больше походил на медвежий. Надо было покончить со всей этой историей как можно скорее. Я сделала резкий рывок в сторону.

Оглушительно взревев, зверь прыгнул. Масса мышц с острыми блестящими клыками метнулась ко мне. Он двигался быстрее любой собаки. Я заслонилась левой рукой. Миг – и огромная пасть сомкнулась на моем запястье. Чуть не ослепнув от боли, я согнула локоть, подтягивая зверя поближе, и со всей силы двинула камнем ему по башке.

Используй я всю свою мощь, с легкостью бы пробила Карателю череп, но под личиной Сидонии пришлось ударить его три раза. Зверь рухнул у моих ног. Отступив на шаг, я размотала ткань. Каратель все-таки прокусил ее, оставив на коже кровоточащие раны. Переведя дух, я отбросила камень.

На арену опустилась звенящая тишина. На меня смотрели сотни изумленных глаз. А в голове у меня было пусто. Я должна буду объяснить, зачем это сделала. Но как? Как передать словами импульс, побудивший меня вмешаться, предотвратив трагедию, если я сама не понимала, почему так поступила? Дония никогда бы так себя не повела.

Хотя… В голове начало проясняться. Пожалуй, она могла бы. Конечно, на арену прыгать бы она не стала, поступила бы как-то иначе. Например, сразу, едва Элантра швырнула пречистого собаке. А может быть, еще раньше, когда Нивени только попросила купить ей зверя.

– Неужели ни у кого из вас нет совести? – закричала я в лицо этим людям.

Подошла к пречистому, свернувшемуся клубочком от страха, обняла испуганного, дрожащего мальчика и принялась успокаивающе гладить его по спине, как сделала бы Сидония. Короче, разыграла целый спектакль.

– Что с вами со всеми? Неужели вам нравится глядеть, как разрывают на части беспомощное существо? Вы что, дикари?

В толпе зашептались, забормотали. Я поймала полный ненависти взгляд Элантры. На ее лице читалось крайнее презрение, и мне стало понятно, что мой поступок она воспринимает как провокацию против Пасусов. Вдруг, к моему безмерному удивлению, Тайрус Домитриан поднял руку, и шум стих. Принц смотрел на меня ясными, совершенно нормальными глазами.

– Грандесса Эмпиреан, вы подарили всем нам совершенно неожиданный спектакль, не правда ли? – Он оглядел трибуны, в толпе раздались смешки. – Думаю, в качестве награды за вашу доблесть мы можем подарить вам пречистого, отдав его под ваше покровительство.

Этого только не хватало. Я отпустила Лада.

– Благодарю, ваша светлость, но не стоит.

– Не стоит? – Тайрус удивленно приподнял бровь.

– Я хотела бы получить тварь, ваша светлость. Зверя. В конце концов, именно я заплатила за него. Я хочу его забрать, чтобы он никогда больше не участвовал в подобных… жестоких развлечениях.

Только теперь до меня дошло, почему я это сделала. Что мною руководило и заставило встать между охотником и его добычей. Мои симпатии были отнюдь не на стороне пречистого, что бы там я ни наплела толпе, разыгрывая из себя Сидонию. Нет, я почувствовала симпатию к тому, кто должен был загрызть этого Лада. К зверю, созданному, как и я сама, для безжалостного убийства, которого заставляли убивать, несмотря на его нежелание. Этого с ним больше не будет. Никогда. Я заберу пса себе.

Меня, наконец, вытащили с арены и проводили к клеткам, куда должны были привести Карателя. Все это время меня трясло от избытка адреналина. Я ждала, что Нивени прибежит назад, под мое крылышко, но первым пришел Гладдик. Его перевитые золотом темные волосы были растрепаны. Я думала, он терзается от страха за меня, вместо этого парень рявкнул:

– Ты что творишь?

– В каком смысле?

Гладдик даже не подумал подойти ко мне ближе.

– Сидония, это было возмутительно! Ты ведешь себя безобразно и позоришь свой род! После такого мой отец никогда не позволит мне быть с тобой!

Я почувствовала, что закипаю. Закатала рукав, подставляя свои раны робомедику, и вдруг поймала себя на том, что не могу изгнать из головы физиономию Гладдика, когда он покорно, как домашняя зверушка, побежал за Элантрой.

Кстати, в мой первый день в Хризантеме, услышав, что я собираюсь в соляные купальни, Гладдик хотел меня предупредить, а Элантра его остановила. И он подчинился.

– То есть ради своей репутации я должна была позволить зверю разорвать Лада?

– Пречистый – не человек.

Я пристально посмотрела на него, внезапно увидев в новом свете. Увидев не только его внешность хрупкого и деликатного юноши, но то, что скрывалось внутри. Это был жалкий слабак, недостойный моей Сидонии.

– Оставь меня, Гладдик.

– Сидония…

Мне захотелось вмазать ему как следует, но вместо этого я повернулась к нему спиной.

– Уходи. Нам больше не о чем говорить.

Как и положено трусу, спорить Гладдик не посмел. Его шаги удалялись, меня же просто трясло от гнева. Уловив какое-то новое движение, я решила, что он вернулся, пожелавший добавить что-нибудь на прощание. Резко повернулась, готовая уже рявкнуть на него… И окаменела. Это была Злючка.

Она изучающе разглядывала меня в ярком свете силовых полей. Робомедики продолжали копошиться в моей руке, и я оттолкнула их, готовая к тому, что Злючка кинется на меня и убьет. Она же видела меня на арене. Видела все.

Конечно, я пыталась действовать так, как действовала бы Дония, тщательно дозируя свою силу и скорость. Но судя по тому, что она на меня смотрела как на нечто невиданное, я с треском провалилась.

Однако Злючка не спешила нападать. Просто разглядывала меня, как диковинку.

– Ты действительно в это веришь?

– Верю во что? – осторожно уточнила я.

– В то, что сказала сейчас этому мальчишке. Что надо было спасти пречистого?

Вопрос застал меня врасплох.

– Я просто не могла позволить этому случиться. Тому, что должно было произойти на арене. Это было неправильно, – только и сумела выдавить из себя я, не зная, как еще объяснить свой порыв.

Злючка обвела взглядом клетки, так похожие на коррали, в которых мы обе росли, когда еще были по ту сторону силового поля.

– Возможно, я недооценила тебя, грандесса Эмпиреан. Видишь ли, сострадание чуждо моей природе, – она посмотрела на меня своими холодными глазами. – Но я принимаю его ценность. Ты поразила меня с самой первой нашей встречи, и теперь я, кажется, знаю чем. Все дело в том, что я не в состоянии понять такого… доброго человека.

И с довольным видом, словно бы разрешила давно мучившую ее загадку Сидонии Эмпиреан, Злючка удалилась. Вернулись робомедики, принялись возиться с моей рукой, а я продолжала стоять столбом, пытаясь сообразить, как это вышло, что выиграть мне помогли мои слова, сказанные Гладдику, и заступничество за существо, схожее по своему происхождению со Злючкой, да и со мной самой. Я поступила так, как поступила бы Дония, и это развеяло подозрения дьяболика на мой счет.

С того дня Злючка меня больше не преследовала.

Мой поступок наделал много шуму по всей Хризантеме. Гранды и грандессы, в душе ненавидевшие звериные бои, старались потихоньку подкараулить меня и шепнуть на ухо:

– Вы такая смелая, грандесса Эмпиреан!

Другие же всеми силами меня избегали. Когда я подходила, они отворачивались и понижали голоса, чтобы я никоим образом не услышала их разговоров. Как ни крути, а я публично осудила одно из модных времяпрепровождений «золотой молодежи», к тому же сделала это весьма некорректно.

Вплоть до одного прекрасного вечера я не придавала этому никакого значения. Тогда, после службы в Великой Гелиосфере, все грандство отправилось в приемный зал, чтобы подышать наркотическими парами. Затылком почувствовав чей-то тяжелый взгляд, я обернулась и заметила императора, глядевшего в мою сторону. Грандесса Циния что-то нашептывала ему на ухо.

Только тут я поняла, кто из грандов и грандесс одобряет мой поступок, а кто – старательно дистанцируется. Первые собрались около меня, вторые – держались поодаль, над их головами висели клубы пара. Время от времени оттуда кто-нибудь таращился на нас. Меня словно оглушили.

Граница между двумя этими группами проходила там же, где и граница во взглядах соперничающих сенаторов фон Пасуса и фон Эмпиреана. Меня поддерживали Амадоры, Ротси и Уоллстромы. Все – сторонники возврата к занятиям наукой.

Те же, кто возненавидел мой поступок и теперь нарочито хвастался новоприобретенными зверями, принадлежали к родам Фордайсов, Атонов, Локлайтов и других приспешников Пасусов. Все как один – ревностные гелионики.

Это нельзя было счесть простым совпадением. Опасавшиеся открыто выразить свои взгляды перед лицом императора сделали это окольным путем, выступив против звериных боев. И сейчас они сплотились вокруг меня, мнимого отпрыска рода Эмпиреан, находившегося в центре императорского недовольства.

Это было именно то, чего мне полагалось остерегаться при дворе. Я должна была избегать внимания к себе, а не привлекать его! Извинившись, я двинулась к выходу. Дойдя до двери, я оглянулась на императора. Он сидел, вцепившись в подлокотники своего кресла, и ледяным взглядом сверлил эмпиреанскую фракцию, формировавшуюся прямо у него на глазах.

А Рандевальд фон Домитриан славился своей беспощадностью.

Глава 17

Я постаралась больше времени проводить на вилле, надеясь, что скоро обо мне забудут. Когда меня посещали сочувствующие, я приказывала челяди не впускать их под предлогом плохого самочувствия. Сказалась больной для всех, кроме Нивени. Правда, Каратель не давал мне заскучать.

Зверь вел себя крайне враждебно, кидаясь на меня, как только я приближалась. Запретив челяди его трогать, я поместила пса в отдельный вольер. Теперь, уверенная, что нас с ним никто не увидит, я могла без помех использовать свою силу и попытаться подчинить себе зверя. Когда Каратель пытался напасть на меня, я просто валила его на пол, стараясь перевернуть пузом вверх. Если кусался, хватала его за шею и держала, пока он не разжимал зубы.

Поначалу я вообще не была уверена, что чудище, выведенное для боев, можно приручить. Каратель представлял собой химеру, и обращаться с ним, как с собакой, означало пренебрегать его медвежьей и львиной ипостасями. Постепенно зверь научился мне подчиняться, начал даже проявлять некую игривость. Дергал за одежду, приглашая к баловству, а когда по вечерам наступало время расставания, принимался бегать вокруг меня, требуя ласки. Потом я обнаружила, что если постучать пальцами по полу, имитируя движения мелкого зверька, Каратель охотно принимался «ловить» воображаемую добычу.

Единственная проблема одомашненного хищника – это расход энергии в условиях ограниченного пространства. С подобным столкнулась и я сама. Берневальская каланча, вытянувшаяся далеко в космос, стала одним из немногих доступных нам мест прогулок в стороне от любопытных глаз. Во время одной из таких вылазок к нам присоединилась Нивени.

Когда Каратель подошел к ней, она испуганно отпрянула.

– Слушай, а тебе точно нужна эта тварь?

– Да он уже совсем лапочка. Умный и быстро учится. Вот, кстати, возьми. – Я достала из кармана ее ожерелье. – Спасибо. Знаю, тебя ненавидят за то, что ты раскрыла секрет украшения. Но я этого не забуду.

– Мне безразлично их мнение. – Она провела пальцем по ожерелью. – Оружие есть у всех. Только они лицемерно делают вид, что я – самая плохая. Как же, ведь у меня при себе оружие! А я без него не могу, особенно после… – ее голос дрогнул. – После того, что со мной сделали Сэливар с Дивинией.

Я промолчала. Успокаивать все равно не умела, так что лучше было и не пытаться.

– А где твое оружие? – спросила она с хитренькой улыбочкой. – У тебя оно тоже наверняка есть, я знаю. Ну же, Сидония, я никому не скажу.

Оружие мне никакое не требовалось. Потому что я сама была оружием. Но какой-то ответ дать было нужно, поэтому пришлось импровизировать.

– В обуви. Лезвие в подметке.

– Почему же тогда ты не воспользовалась им против Карателя?

– Ну… Я не такая отчаянная, как ты, нелегко переступить через общественные устои.

Нивени рассмеялась и ткнула меня локтем в бок.

– И это говорит девчонка, выскочившая на арену, чтобы спасти испорченного пречистого. Все, Сидония, дальше я на этих каблучищах не ходок, идите сами.

Мы распрощались. Я чувствовала, что после того, что она совершила для меня на арене, не могу на нее сердиться. В этой девушке определенно было что-то привлекательное. Я уже почти доверяла ей, насколько я могла доверять кому-нибудь, кроме Донии. Мы с Карателем отправились дальше, и, должна признаться, мне не хватало компании Нивени.

Впрочем, в ее отсутствии был один плюс: мы могли двигаться быстрее. Теперь, когда Злючка прекратила таскаться за мной хвостом, я решила вознаградить себя физическими упражнениями и увеличила темп прогулок. Каратель в этом с удовольствием меня поддержал. Мы с ним не были ни улитками, ни ленивцами.

Я побежала. Это было первое скоростное упражнение, которое я позволила себе после скелетно-мышечной терапии. К моему огромному удовольствию, Каратель не отставал, полный энергии, как и я. До конца тропы мы добрались даже слишком быстро. Мои легкие дышали ритмично, а одеревеневшие от долгого покоя мускулы обрели, наконец, упругость. Как же тяжело было все это время поддерживать себя в плохой форме!

Пес крутился рядом, обнюхивая все вокруг. Я оставила его в покое, сама же принялась рассеянно изучать стену. Со времени моего прошлого визита на ней появились новые имена и сигиллы грандских родов со всех уголков империи.

Я нахмурилась и вновь прошлась глазами по зарубкам. Беллвезеры, Уоллстромы, Амадоры, Ротси… Те самые люди, что попытались сплотиться вокруг меня. Их прибытие ко двору не вызвало такого ажиотажа, как прибытие дочери «окаянного еретика», поэтому-то я не придала их появлению никакого значения. До меня просто не доходило, сколько их недавно прибыло в Хризантему.

Все они были вызваны сюда так же, как и Сидония.

Пока я изучала этот своеобразный список новоприбывших, мои инстинкты вопили об опасности. На «Valor Novus» было так много разных людей, что я не обратила внимания на новичков. Но сигиллы на стене ясно показали, как именно обстоят дела.

Дети часто приезжали ко двору, заменяя своих родителей, и фон Эмпиреаны не были исключением. Сидония стала лишь одной из многих. Император собрал при дворе целый пучок наследников великих родов. Но почему? С какой целью?

Я задумалась так глубоко, что Каратель, заскучав, начал проявлять беспокойство. Я обернулась на его скулеж. Пес кинулся ко мне, но на сей раз не для того, чтобы укусить. Он принялся облизывать мне щеку. От изумления у меня из горла вырвалось какое-то бульканье. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы ощутить на своих губах улыбку и понять, что это за звуки.

Это был смех. Я смеялась.

Немного отодвинувшись, я подобрала поводок, подтянула пса к себе так, чтобы быть с ним рядом. Мне сделалось не по себе. Провела пальцем по губам, самопроизвольно издавшим эти звуки. Что со мной происходит?

Сидония, как всегда, пряталась под аватаром своей матери, отчего ее голос и неуверенность казались совершенно неуместными.

– Моя мам… то есть я очень обеспокоена.

– За меня?

– Ну, в общем и целом, – замялась она.

Еще бы, можно подумать, матриарх ночей из-за меня не спала. Видимо, у нее были осведомители при дворе, и она узнала о моей эскападе на арене и последующем скандале.

– Да все нормально, дорогая матушка. Не стоит так волноваться. Я действительно совершила глупость, но больше такого не повторится. Я залегла на дно. Память двора коротка, скоро обо мне все забудут. Вот только…

– Что?

– Мне кажется, мы с Гладдиком друг другу не подходим. Увы.

Гладдик проявил себя недостойным Донии. Я слабо надеялась, что мне удастся когда-то это ей втолковать. Однако, к моему изумлению, Дония лишь махнула рукой.

– Расскажи лучше о себе. Я все-таки волнуюсь.

Стало ясно, что теперь она говорит именно о себе.

«Со мной все хорошо», – хотела успокоить ее я, но Дония так на меня смотрела, пусть даже через холодные глаза аватара матриарха, что мое сердце сжалось. Если кто-то и мог разрешить мои сомнения, то только она.

– Со мной все в порядке, разве что…

Внезапно я вспомнила о Карателе, облизавшем мне физиономию, и о том, что случилось после.

– Кажется, я немного не в себе. Точнее, не в своей тарелке. Понимаешь, я смеялась.

– Что-что ты делала? – выдохнула Дония.

– На меня кинулся пес-мутант. Я думала, хочет укусить, а он начал ласкаться. Обслюнявил мне все лицо. И тогда я засмеялась. Сама не знаю, что на меня нашло.

– Нем… Ах, Сидония, здесь совершенно нечего пугаться.

– Я вовсе не боюсь, – немного обиделась я.

– Знаю, – Дония улыбнулась уголком губ. – Ты у меня ничего не боишься. Я не о том. Просто хотела сказать, что смех – это не то, чего следует стесняться.

– Видимо, я плохо объяснила. Это все мне не свойственно и может быть признаком того, что со мной что-то не так.

– Ты помнишь… – она осеклась, видимо заметив, как я изворачиваюсь, чтобы невзначай не проговориться на случай, если нас подслушивают. – Помнишь тот день, когда тебе подарили дьяболика? Немезиду? Определенные участки ее мозга были искусственно увеличены, чтобы она могла тебя полюбить, – голос Донии задрожал. – Но любовь невозможно ограничить. Как только ты научилась любить одного, можешь полюбить и другого. Я совершенно уверена, что будь у Немезиды шанс, она тоже смогла бы полюбить самые разные вещи и даже научиться смеяться.

– Чепуха. Мы ведь говорим о дьяболике.

– А может, просто о девочке? – мягко возразила Дония. – О девочке, которую растили как чудовище, и она сама в итоге стала считать себя чудовищем. О личности, которая никогда не позволяла себе чувствовать себя таковой, потому что была уверена, что этого ей не дано?

– Нонсенс. Абсурд, – перебила ее я, а сама, против воли, вспомнила о Злючке.

Инстинкты дьяболика повелевали ей преследовать меня, раскрыв все мои тайны. Но Злючка оставила свои сомнения, когда сообразила, что я обладаю необычной способностью видеть людей в таких существах, как она. Похоже, ей это было очень важно и нужно. Неужели мы действительно нечто большее, чем я привыкла считать?

Дония, кажется, именно так и думала.

– Разве ты не понимаешь, почему Немезида никогда не смеялась? Ей просто этого не позволяли. Не давали повода для смеха. Я не знаю, на что похожи эти коррали, но, судя по всему, это кошмарное место, травмирующее на всю оставшуюся жизнь. Да и сама я обращалась с Немезидой не лучше.

Теперь «я» означало, конечно, ее мать.

– Когда ей поручили заботу о тебе, она отнеслась к задаче со всей серьезностью, безо всяких хиханек-хаханек. Если бы у нее была малейшая возможность выйти из замкнутого круга и попробовать стать самой собой, научиться чувствовать, она бы не испугалась. Пойми, смех – это прекрасно, волшебно.

– Но если все это правда, – с досадой бросила я, – если бы Немезида на самом деле была способна чувствовать, тогда между дьяболиками и людьми не было бы никакой разницы, кроме физической силы.

– А ее, наверное, и нет. Или, по крайней мере, она не так велика, как кое-кому представляется, – твердо заявила Сидония. – Лично я всегда так думала и тебе говорила.

Я зажмурилась. Вспомнила девочку в моем загоне. Простодушное выражение лица Сутеры перед тем, как я ее сцапала. Вспомнила обо всех жизнях, которые отняла за эти годы. Мои поступки говорили о том, что я – хороший дьяболик. Однако быть хорошим дьяболиком означало быть ужасным человеком. Человек, обладающий моими чертами, считался бы мерзким, порочным и злобным. В общем, из меня мог получиться либо подлый человек, либо достойный дьяболик.

– Наш разговор не имеет смысла, и я больше не хочу об этом говорить. Мне пора идти, – сказала я.

– Но…

– Разговор окончен! – рявкнула я и отключилась, тут же вернувшись на свою виллу.

Еще какое-то время меня била нервная дрожь. Мой взгляд упал на Карателя, дремавшего в углу. Я решила завтра же отвести зверя на арену и избавиться от него. Почувствовав мой тяжелый взгляд, пес поднял голову и виновато прижал уши. Мое сердце сжалось. Я уже знала, что не смогу этого сделать.

Что же со мной происходит? Долгие годы единственное существо, к которому я испытывала хоть какие-то чувства, была Дония. Она была для меня всем на свете. А теперь этот четырехлапый генетический урод заставляет меня поступать по-идиотски.

Настолько по-идиотски, что я забыла сообщить Донии о наследниках именитых родов, собранных при дворе, ради чего, собственно, я и вызвала ее на разговор. Впрочем, это вполне могло подождать до следующего раза.

Глава 18

Под Гелиосферой «Valor Novus» находился Великий Санктуарий. Использовался он довольно редко, преимущественно когда сенаторы и члены правительства прибывали со всех уголков империи на Совет. Обычно подобные советы проходили по случаю коронации нового императора. Могли смениться целые поколения, прежде чем созывался всеобщий Совет, на который приглашали не только сенаторов и безземельную знать, но и менее благородных представителей правящих классов империи: наместников, губернаторов и прочих в таком роде.

Можете представить себе мое изумление, когда мне сообщили, что через день открывается Всеобщий Совет. И мне приказано на нем присутствовать в качестве местоблюстителя сенатора фон Эмпиреана.

Я как раз переслушивала сообщение, пытаясь его понять, когда ожил домофон:

– Прибыла с визитом госпожа Санъяу.

Вошла растрепанная, будто только что со сна, Нивени. И такая же всполошенная, как и я сама.

– Сидония, ты тоже получила приглашение на Совет, или кто-то меня разыграл?

– А тебя в качестве кого вызвали?

– Как местоблюстителя наместницы Люмины. – В ее широко распахнутых глазах плескалась паника. – А я понятия не имею о работе своей матери. Что это вообще означает – «местоблюститель»?

– Это значит, что мы будем присутствовать на совете вместо них, – пояснила я, уже понимая, что говорю ерунду.

Сенатор фон Эмпиреан вполне мог присутствовать на Совете посредством галактического форума. Не было никакой надобности его замещать. Что-то здесь было не так…

– На Совете, должно быть, будут тысячи людей, вряд ли мне или тебе придется выступать, – бормотала как бы про себя Нивени. – Скорее всего, нам хотят что-то объявить.

– Наверняка.

– Но что именно?

Мне оставалось только недоуменно развести руками.

– Я попыталась связаться с матерью и не смогла. – Нивени плюхнулась в кресло. – Сидония, все это ужасно странно! Нельзя же объявлять о Совете за день до его начала. Как другие смогут добраться до Хризантемы всего за сутки, чтобы успеть вовремя?

Меня словно громом поразило. Я вспомнила Берневальскую каланчу и стену с сигиллами недавно прибывших грандов и грандесс. Император заранее вызвал всех, кто ему нужен был на Совете. Похоже, все это было спланировано еще до того, как Сидония получила приказ явиться ко двору. Но с какой целью?

Как и Нивени, я попыталась связаться с домом и получить инструкции, хотя бы какие-нибудь советы. Но, как и у Нивени, у меня ничего не вышло. Крепость Эмпиреанов не отвечала.

На Великий Совет требовался не простой церемониальный наряд. Нужны были специальные светоотражающие одежды. Гравитация в Санктуарии была спроектирована таким образом, чтобы кресла размещались не только на полу, но и на стенах и потолке. Наша одежда должна была отражать лик императора, чей трон располагался в самом центре.

Чтобы купить себе подобный наряд, большинству менее состоятельных грандов пришлось клянчить деньги у богатых приятелей. Для Нивени его купила я. Матриарх будет вне себя от ярости, когда узнает об этом.

В общей сложности на Хризантеме находилось шестьдесят отпрысков влиятельных родов, включая семьи сенаторов и крупных землевладельцев. Как представительница рода Эмпиреан, я сидела во внутреннем кругу. Мое кресло располагалось на самом верху не внушающей доверия вереницы платформ, окружавших императорский трон. Едва я заняла свое место, как лестница, по которой я поднялась, исчезла в полу. Я оглядела огромную сферу, и от увиденного у меня перехватило дух.

Повсюду двигались люди в мерцающей одежде, цвет которой соответствовал занимаемому ими сектору. Где-то там была и Нивени. На соседней платформе сидел сенатор фон Пасус. Я впервые увидела противника Эмпиреанов наяву.

Острое зрение дьяболика помогло мне его хорошенько рассмотреть. У сенатора были длинные седые волосы, а на лице явственно проступали приметы возраста. Похоже, фон Пасус не особенно жаловал фальшь-молодость. Может быть, таким образом он пытался придать себе солидности. Мне пришло в голову, что, в отличие от остальных, он заранее получил приглашение на Совет и успел прибыть лично из своей звездной системы.

Я оглядела других депутатов. Сенаторы Фордайс и Атон также присутствовали, тогда как остальные семьи были представлены наследниками. На наших церемониальных одеждах имелись родовые сигиллы, так что я с легкостью нашла Амадоров и Чомдерлеев. Все они были очень молоды и взволнованы.

Сразу же я поняла одну важную вещь: сенаторы из фракции гелиоников находились здесь лично; тогда как фракция фон Эмпиреана была представлена наследниками родов. Мои кулаки сжимались и разжимались, я чувствовала: здесь подвох. Но все, что я могла, – это ждать.

Грянул гимн «Славься, Император», и появилась процессия монарших родственников. Они заняли места в кругу, располагавшемся сразу передо мной.

Наконец вышел сам император и три его дьяболика.

Тут же в сферу хлынул поток роботов-охранников. Я затаила дыхание. В воздухе зажужжали тысячи дронов, занимая позиции. Но они не начали стрелять, а рассредоточились по залу, по одному против каждого кресла. В паре метров от меня расположился такой же, уставившись мне в переносицу глазами-прицелами. Я видела крошечный выступающий цилиндрик лазера, готового в любой момент разрезать меня пополам.

Однако перед сенатором фон Пасусом дрона не было. Как не было их и перед креслами представителей других верных императору семей. Фракции гелиоников ничего не угрожало.

По спине у меня побежали мурашки. Я могла бы с легкостью сбить своего дрона, но понимала, что какой-нибудь другой сразу же развернется и убьет меня на месте. Ничего не оставалось, кроме как смириться и ждать, что будет дальше. Я попала в ловушку.

Император торжественно воздел руки. Сигиллы на церемониальной одежде собравшихся исчезли, пиксели перестроились, формируя огромное изображение правителя: лицо Рандевальда фон Домитриана со свежим персиковым румянцем, его светлые волосы, переплетенные золотом и уложенные в нимб, горделивый взгляд его глаз, осматривающих подданных. Император вздернул подбородок, и все мы прижали руки к сердцу, приветствуя своего правителя. Взмахи рук, двигающихся в такт музыке, заворожили меня.

– Возлюбленные мои подданные, – заговорил император, – я приветствую депутатов и местоблюстителей, прибывших со всех концов нашей великой империи. Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать победу над врагами, как бывшими, так и нынешними. Эти битвы составляют основу величия человечества и нашего господства в галактике…

Я осторожно огляделась. Отовсюду на меня смотрело надменное лицо Рандевальда. Многие юные местоблюстители, подобно мне, косились по сторонам, пытаясь разобраться, что происходит. Император не стал бы созывать Великий Совет без серьезной на то причины. И тогда мы узнали, зачем нас собрали.

– Увы, несмотря на то, что под мудрым правлением Домитрианов в империи уже несколько веков царят довольство и процветание, мы с вами оказались на опасном перепутье. В нашей среде, словно раковая опухоль, возникла зловредная идеология. Я говорю о тех, кто хочет возврата к так называемым наукам, давно и благополучно забытым нами.

Я так и ахнула. Надо же, так вот зачем нас собрали!

– Те, кто придерживается этой гибельной идеологии, не просто кликуши, воображающие, что злокачественные участки пространства однажды поглотят весь космос. Они даже не сепаратисты-излишние, думающие, что могут обойтись без нашей направляющей длани. Предатели и богохульники затаились среди самого высшего сословия нашей священной империи.

Я не сводила глаз с Рандевальда. Не с неправдоподобно-громадного лица, отображенного электронными одеждами, а с крошечной фигурки, восседавшей на троне посреди огромной сферы. У меня из головы не выходило, что трещина, разделившая придворных Хризантемы на две группы, четко проявилась только после моей эскапады на арене. Эмпиреаны были центром притяжения, лидерами этой «злокачественной», по словам императора, фракции.

– Некоторые из сенаторов и наместников вбили себе в голову, что это они, а не я, должны принимать решения на благо империи. Они распространяют среди излишних ереси, о которых те даже помыслить не могли. Они нарушили священные тайны Живого Космоса, действуя вопреки моим прямым приказаниям. Многие уже знают, кто эти предатели. Многие из вас являются их потомками.

Я до боли сжала кулаки, сердце бешено колотилось. Я не сводила глаз с зависшего передо мной дрона, готового выстрелить. «Неужели моя смерть настала?» – мелькнула мысль.

Император замолчал. В зале повисла мертвая тишина, и с каждой секундой все больше казалось, что никому не под силу ее нарушить. Наверное, именно этого и добивался Рандевальд фон Домитриан. На его фальшиво молодом лице расплылась улыбка.

– Вот почему я собрал Великий Совет. Как вы наверняка заметили, тех немногих, которые распространяют богохульные ереси, сюда не позвали. Но из уважения к святости их родов я отобрал наиболее достойных потомков, тех, кто одновременно несет в своих жилах старую кровь и послушание законным правителям.

Я продолжала в ужасе смотреть на императора.

– Мы все собрались здесь с единственной целью. Многие из вас доказали, что, в отличие от своих родственников, достойны встать у руля семейного звездолета. С этого дня вы получаете родительские титулы и власть. Те, кто был приглашен на Совет в качестве местоблюстителей, отныне становятся главами своих семей.

Я оторопела. Он не имел права просто взять и объявить, что сенатор фон Эмпиреан больше никакой не сенатор, а его место отдается Сидонии. Так это не делалось. Даже императору не позволено нарушать принцип майората по своему желанию. Если бы мы не были окружены дронами, готовыми перестрелять нас всех, кто-нибудь наверняка ему бы возразил.

– И чтобы обеспечить плавный переход власти, – продолжил император с ледяной улыбкой на губах, – я уничтожил других претендентов на ваши титулы.

Все внутри меня окаменело. Я не понимала, не могла понять, к чему он клонит.

По сфере пробежала рябь шепотков. До людей начал доходить смысл его слов. Мне оставалось только пытаться убедить себя, что я ошибаюсь и все понимаю неверно.

– Итак, я собрал вас на Совет, чтобы вы, новые и старые наследники империи, с любовью взглянули друг на друга. А также помянули души тех заблудших, которые пытались разрушить наше государство. – Император изящно повел рукой.

На одеждах грандов и грандесс из внешнего круга замелькали изображения: космическая станция, охваченная языками пламени; флотилия звездолетов, подрывающихся на автоматическом минном поле; планета, разлетающаяся на куски…

Я не верила своим глазам до тех пор, пока не увидела крепость Эмпиреанов, причем на кадрах была обозначена вчерашняя дата.

«Нет».

Крепость взорвалась.

Я вскочила на ноги, чуть не свалившись с платформы.

– Нет!

«Нет, нет, нет…»

Это слово билось в моем сознании. То, что я увидела, было невозможно, невероятно. Но я же видела все собственными глазами: крепость начинает менять форму, сминается, а потом распадается, и ее обломки дрейфуют на фоне знакомого газового гиганта, который я наблюдала с тех пор, как поселилась с Сидонией. Значит, я видела, как был разрушен мой дом. Разрушен дом Сидонии.

– Нет, – хрипло повторила я, вспоминая, что матриарх не ответила на мой последний вызов.

Я думала о молчащих Эмпиреанах, а на одеждах людей мелькали все новые и новые картины краха и гибели. Могущественные старые роды, равно как и новые, были одним махом вырублены под корень. Затем на одеждах вновь возникло высокомерное лицо Рандевальда фон Домитриана. Его острый взгляд кромсал мое сердце.

Люди в зале начали плакать и кричать. Кто-то корчился от горя, другие тряслись в рыданиях, третьи сидели с каменными лицами. Те, кто по императорской милости избежал резни, вроде сенатора фон Пасуса, самодовольно озирались вокруг.

«Это невероятно. Этого просто не может быть…»

– Многие из вас потеряли свои семьи, – как ни в чем не бывало продолжил император, когда страшное видео закончилось. – Уверяю вас, они унесли с собой свою вину. Вы, прибывшие сюда в качестве местоблюстителей своих родов, покинете этот зал влиятельнейшими людьми империи. Но вы навсегда запомните, к чему приводят мерзкие богохульства. Надеюсь, вы будете благодарны своему императору, возвысившему вас. Если же нет… Что же, мы всегда готовы провести еще одну демонстрацию, вроде сегодняшней, только уже с вашим участием.

Мне казалось, что мир вокруг меня распадается, бледнеет. Это не могло быть правдой, только ночным кошмаром, от которого я вот-вот должна была проснуться.

В заключение своей речи император объявил о торжестве, на котором мы должны были отпраздновать одновременное возвышение стольких юных грандов и грандесс. Я почти не понимала, что он говорит. Никак не могла стряхнуть с себя это наваждение. А это нужно было сделать как можно скорее, иначе мне пришлось бы поверить, что император убил Эмпиреанов. Поверить, что он действительно это сделал.

Что он убил их всех. Включая Сидонию.

Глава 19

Невозможно. Это было совершенно невозможно.

Сидя на своей вилле, я отправляла вызов за вызовом. Мне не отвечали. Не обращая внимания на челядь, я пыталась избавиться от морока. В один из таких моментов и явился Гладдик, я даже не слышала домофон.

– Сидония, мне очень жаль. – В его голосе отчетливо прозвучали слезы.

Я посмотрела на него и не узнала. Такое впечатление, что мы никогда прежде не встречались. Отправила очередной вызов. На этот-то раз они мне обязательно ответят.

– Я и понятия не имел о том, что готовится. Мои родители знали, но ничего мне не говорили, – продолжил Гладдик. – Иначе бы я тебя обязательно предупредил, клянусь. Пожалуйста, поверь мне. Я ведь пришел сюда ради тебя.

– Отвяжись. Это явно какая-то игра. Вранье, короче. А ты мне мешаешь, – зарычала я.

Крепость молчала. Я послала новый вызов.

– Послушай меня. Я – наследник сенатора, – не унимался Гладдик, подходя ближе, его глаза бегали. – Когда-нибудь я сам буду принимать решения, и когда это произойдет, у тебя будет союзник в семье Атонов. Ты не одинока в этом мире…

– Плевать мне на всю вашу семейку. Ты бредишь. Сенатора фон Эмпиреана в качестве союзника мне хватит с лихвой.

– Твой отец мертв. Прости, но теперь ты – сенатор фон Эмпиреан.

– Заткнись, я сказала!

Он приводил меня в бешенство тем, что стоял тут и бубнил свое. Как будто я видела то, что случилось на самом деле, и император действительно уничтожил семью Эмпиреанов. И что Сидония умерла, а я без толку проторчала здесь, чтобы ее защитить. Была готова в любой момент принести себя в жертву вместо нее, но все оказалось напрасным. Если бы Сидония умерла, я не смогла бы продолжать жить, это невозможно. Я бы обязательно узнала, почувствовала бы что-то. Точно, окружающий мир должен был хоть как-то измениться, если бы исчез главный смысл его существования.

– Пожалуйста, Сидония. – Гладдик взял меня за руку и попытался оттащить от панели. – Ты сейчас огорчена, тебе следует отдохнуть, а потом мы обо всем поговорим…

– Убери лапы, – хрипло рявкнула я.

Невозможно было терпеть его дольше. Меня не волновало его мнение. Если все это правда и Сидония умерла… Даже подумать о таком немыслимо, но предположим… Предположим, это – так, в таком случае Гладдик мне вообще не нужен, и незачем строить из себя светскую даму. А если это ложь, то как он смеет ее повторять? Как посмел оттаскивать меня от компьютера?

– Сидония… – он продолжал тянуть меня за руку.

Терпение мое лопнуло, и я двинула ему кулаком в нос. Хрящ хрустнул, и этот звук наполнил меня таким удовлетворением, что я гнала вопящего Гладдика до самых ворот, потом схватила за волосы и выволокла наружу.

– Ты что? Что ты делаешь? Остановись! – визжал парень, пытаясь вырваться из моей хватки.

Я отшвырнула его прочь. Он поднял на меня залитое кровью лицо.

– Вернешься – убью, – объявила я и захлопнула дверь.

Вернувшись к себе, отправила еще один вызов Эмпиреанам.

Ответа нет.

Нет ответа.

Следующие пять дней я не спала. Жуткая истина начала постепенно проникать в мое сознание. Она пожирала меня изнутри, сжимала мне глотку. Челядь, эти безмозглые автоматы, кем они, в сущности, и являлись, самостоятельно выполняла рутинные домашние дела, приводила в порядок мою одежду и внешний вид. Помню только, что приказала им выводить на прогулку Карателя. Несмотря на всю мою дрессуру, чтобы вывести пса из дома и, главное, вернуть его обратно, требовалось несколько дюжих челядинцев.

В остальном мои мысли путались в беспорядке.

Я как раз торчала посреди комнаты, бездумно уставившись на темные пятна Гладдиковой крови, так и оставшиеся на ковре. Все вокруг казалось неправильным, нереальным. Другим. Я вышла во двор. Свет четырех солнц лился сквозь потолок небесного купола. Я смотрела на них, пока перед глазами не поплыли черные пятна. Я не представляла, куда мне идти и что делать.

– Сидония…

Я была готова убить пришельца, кем бы он ни был, но мой больной мозг, пусть с трудом, узнал Нивени. Белки ее глаз были налиты кровью.

– Теперь я – наместница Люмины, – прошептала девушка.

Я молча смотрела на нее. Ее нижняя губа дрожала.

– Я связалась с домом. Она мертва. Император отправил десант, и они ее убили. Он назначил меня наместницей, но запретил возвращаться на Люмину. Я не знала, что мне делать, и спросила, можно ли мне вернуться. Оказалось, нельзя. Где это видано, чтобы наместник руководил планетой издалека? Наместники – это не сенаторы, они работают там, где управляют. И… И как я объясню излишним, голосовавшим за мою мать, по какому праву я заняла ее место? Мне ведь всего семнадцать лет! Какая-то дурацкая шутка. На самом деле, должность наместника не наследуется, – прищурившись, она поглядела на меня. – А ты у нас теперь, значит, сенаторша, – Нивени разразилась истерическим смехом. – Надо же, сенатор Сидония фон Эмпиреан!

Именно в этот момент я наконец окончательно осознала: никакой это не кошмарный сон, не галлюцинация. Император действительно это сделал. Убил Сидонию. Убил матриарха и сенатора, чтобы заменить их затребованной к себе девчонкой. То есть мной. Он хотел, чтобы следующим сенатором стала я.

– Что же делать? – шептала Нивени. – Господи, что же нам делать?

Я закрыла глаза, ощущая кожей горячие солнечные лучи. Теперь я – бесхозный дьяболик. У меня отняли смысл жизни. Космос сыграл со мной злую шутку: я прибыла сюда, чтобы спасти Сидонию, тем самым ее погубив. Это она должна была стать следующим сенатором фон Эмпиреан. Это ей следовало выжить, а выжила вместо нее я.

Впрочем, это ненадолго.

С меня хватит. Пора завязывать с фальшивыми улыбками и неискренней куртуазностью. Хватит строить из себя кисейную барышню. Надо сбросить с себя притворную личину и отомстить, разрушив столько, сколько удастся, прежде чем меня остановят.

– Я собираюсь убить императора.

Нивени сдавленно охнула, и я поняла, что произнесла это вслух. Открыла глаза и увидела, что она в ужасе озирается вокруг.

– Нельзя говорить подобные вещи! Это государственная измена! Тебя арестуют!

Я схватила ее за плечи и подтянула вплотную к себе.

– Если ты хоть кому-нибудь об этом проговоришься, – зашипела я, со всей силы сжимая ее руки, – я проломлю тебе череп. Поняла?

Распялив рот, Нивени быстро-быстро закивала головой:

– Никому! Я никому на свете не скажу.

Мне подумалось, что надо бы свернуть ей шею так же, как Сутере. Ничего сложного, одно движение – и готово. Если оставить ее в живых, она может меня предать. Но что-то остановило мою руку.

Я оттолкнула Нивени и пошла прочь. В моем сердце поселилась пустота, которая, я это чувствовала, останется со мной до последнего вздоха. Как только я приняла решение убить императора, пугающее чувство дезориентации исчезло. Передо мной лежал прямой и ясный путь.

Я бы могла убить его прямо сегодня. Сразу после чего меня убьют его дьяболики. Итак, мне оставалось жить даже не несколько дней, а несколько часов. Совсем неплохо.

Едва сформулировав желание, я поняла, как его можно воплотить. Это было вполне реально, поскольку на моей стороне фактор внезапности. Я неплохо изучила план Хризантемы, что должно было помочь в моей миссии. Мне были известны привычки Рандевальда фон Домитриана. Например, после встречи с советниками он обычно отдыхал несколько часов. В его покои вел узкий коридор. Где я его и подкараулю прямо у двери покоев. А что? Сострою трагическое лицо, паду на колени и забьюсь в конвульсивных рыданиях. Беспомощная и кроткая Сидония фон Эмпиреан, захлебываясь от слез, будет молить императора выслушать ее.

Рандевальд, уверенный в том, что победил Эмпиреанов, а перед ним – слабая девушка, отошлет дьяболиков и подойдет поближе, чтобы насладиться каждым словом, сорвавшимся с моих дрожащих, умоляющих губ… Что его больше заинтересует? Мой страх перед ним или отчаянная надежда на его заступничество?

Хотя это не важно. Я помнила свой первый день при дворе, когда он заставил Сафьянку заживо освежевать саму себя, а сам с жадностью смотрел мне в лицо. Этот человек получал удовольствие от страданий и страха других, особенно – юных девушек. В любом случае, я поманю его обещанием того, что ему нравится больше всего на свете.

Когда он подойдет, я нападу. Заколю кинжалом. Нужно только, чтобы я сама была достаточно близко, а его дьяболики – достаточно далеко. Хорошо бы, конечно, нанести такую рану, чтобы он умер не сразу, а агонизировал бы несколько минут. Но если времени будет мало, подойдет удар в аорту.

Когда я проскользнула в коридор, тайный совет уже начался. Прежде мне всегда представлялось, что я буду жадно упиваться последними минутами своей жизни. Теперь же они казались мне вечностью.

Кто знает, успела ли Сидония получить ответы на свои вопросы о сути и смысле жизни, так ее волновавшие? Не в загробном мире, а хотя бы путем химической реакции в ее мозге в момент смерти? Она рассказывала мне, что иногда перед смертью люди видят свет, который словно бы обещает раскрыть им все загадки вселенной. Надеюсь, она его тоже увидела. Кто знает, не испугалась ли она увиденного? Кто знает…

Эта мысль, будто тиски, сжала мое сердце.

Вспомнила ли она обо мне? Успела ли удивиться, почему я ее не защитила?..

Дверь открылась, и в коридоре появилась Злючка. В сумраке она передвигалась как пантера. Тут же заметила меня.

– Что вы здесь делаете, сенатор фон Эмпиреан?

Мы смерили друг друга взглядами. Оправдываться мне было нечем. Злючка и прежде меня подозревала, теперь я собиралась подтвердить ее подозрения. Я была ее врагом. Либо – она, либо – я.

Глава 20

– Жду императора, – миролюбиво ответила я ей. – Мне нужно с ним поговорить.

– Нет, вам нужно уйти отсюда. Немедленно, – сказала она сквозь зубы.

Если мне удастся ее убить, все пойдет так, как намечено. Злючка не поднимет тревоги, император спокойно выйдет в коридор. И обнаружит меня, всю в соплях и слезах. Если спросит, где Злючка, начну неразборчиво бормотать в ответ, а потом убью его.

– Вы меня слышали? Я сказала, убирайтесь отсюда, сенатор фон Эмпиреан, – повторила Злючка, одним плавным движением оказавшись подле меня, не сводя с моего лица синих ледяных глаз. – Уходите сами, или я вас выставлю силой.

Я собиралась убить ее хозяина. Он умрет прежде, чем закончится этот день. Если потом она раскроит мне череп, обдерет мясо с костей и перемелет мои останки в мясорубке, все равно он будет мертв. Как и Сидония. Та же великая пустота, что поселилась в моем сердце, настигнет и Злючку.

Смерть не всегда жестока. Я бы предпочла умереть тысячу раз кряду, чем жить без хозяйки. Убив Злючку сейчас, я совершу милость.

Наклонив голову и прикрыв лицо рукой, я захлюпала носом, трясясь словно в рыданиях. Другая рука сжимала кинжал, скрытый под складками одежды.

– Уходите!

Злючка неосторожно приблизилась почти вплотную, и я вонзила клинок ей в бок.

Я двигалась слишком медленно, чтобы суметь ударить ее в аорту. Тогда как Злючка была полна сил, а ее мускулы – отменно натренированы. В последний момент она успела отпрянуть. Спокойствие мигом исчезло с ее лица, она ударила меня так, что я врезалась лицом в стену. В голове загудело, из глаз посыпались искры, однако боль меня не смутила. Я вскочила на ноги и повернулась к ней. Злючка уставилась на кровоточащую рану в своем боку. Затем сжала левую руку в кулак и прижала к ране, чтобы остановить кровотечение.

– Итак, – она поднял взгляд, – я была права насчет тебя.

– Да.

Злючка бросилась на меня. Отступив в сторону, я полоснула ее кинжалом, распоров щеку. Однако она успела схватить меня за руку. Завернула ее мне за спину, выкручивая связки. Взвыв, я непроизвольно разжала пальцы, роняя клинок, но тут же двинула ей каблуком по ступне. Что-то хрустнуло, Злючка взвизгнула. Крутанувшись, я ударила ее в лицо кулаком раз, другой, после чего оттолкнула. Она попятилась, не отнимая руки от раны в боку.

– Ты чересчур быстра, – сдавленно прошептала она. – Для человека.

– Ты сама прекрасно знаешь, кто я.

Она бросилась на меня. Я целила ей в бок, но Злючка этого ждала. В последний момент извернувшись, она вмазала мне локтем по носу. От боли я потеряла равновесие. Мир сделал сальто-мортале, и я повалилась на спину. Попыталась посильнее оттолкнуться ногами и вскочить, но Злючка уже навалилась на меня, придавив к полу всей своей массой, и принялась колотить по лицу. Мне показалось, что моя голова вот-вот лопнет от боли.

Кровь заливала мне глаза, но я чувствовала, где находятся ее ноги. Изловчившись, двинула носком ботинка в колено, услышав, как с отвратительным звуком хрустнула коленная чашечка. Падая на меня, Злючка успела выставить локоть, вонзившийся мне в ребра. Тут-то атрофия мышц мне и аукнулась. Злючка оказалась тяжелой, куда тяжелее, чем можно было ожидать. Навалившись всем своим весом, она вдавила меня в пол и принялась охаживать кулаками по ребрам. Мир превратился в расплывчатый, сверкающий вихрь.

Придя в себя, я обнаружила, что лежу на животе. Попыталась подняться, но руки не слушались и разъезжались. Перед глазами появились сапоги. Злючка, хромая, подковыляла ко мне, схватила за воротник, подняла. Ноги меня не держали.

– Любопытно, – она вперилась мне в лицо бездонными глазами. – Дьяболик с очень интересной модификацией тела. Ты чья?

Я вцепилась зубами ей в руку. Хотела выколоть пальцами глаза, но руки отказались подчиняться. Злючка встряхнула меня и рявкнула:

– Кто твой хозяин?

– Сидония Эмпиреан! – крикнула я в ответ. – Была…

Мои слова повисли в воздухе. Я почувствовала, что окончательно пала духом. На запачканном кровью лице дьяболика отразилась какая-то эмоция. Жалость? Невозможно, мы не имеем жалости. Но что тогда?

– Понятно.

Она отпустила меня, и я бесформенной кучей осела на пол. Злючка наклонилась, чтобы подобрать мой кинжал. Мысль, что я так и не убила императора, билась в мозгу. Однако из-за ослепляющей боли и отчаяния я даже не могла испытать гнев. До меня вдруг дошло, что жаждала я отнюдь не мести. Я надеялась покончить с зияющей пустотой, в которую превратилась моя жизнь без Сидонии. И Злючка это поняла.

Сквозь мутную пелену я увидела, что она склоняется надо мной и поднимает клинок. Лезвие блеснуло в свете лампы. Через несколько мгновений я буду мертва. Я была готова и принимала смерть с благодарностью.

– Злючка!

Вслед за окриком послышались торопливые шаги. Кто-то вбежал в узкий коридорчик.

– Злючка, что ты делаешь с сенатором фон Эмпиреан?

– Это не Сидония фон Эмпиреан, ваша светлость, – ответила Злючка, даже не подумав меня отпустить. – Это – дьяболик, планировавший убить императора.

– Ты уверена?

– Абсолютно, ваша светлость. Ей нужно умереть.

Некоторое время ничего не происходило, затем я услышала удивленный возглас Злючки:

– Что это…

Договорить она не успела. Выстрел из энергооружия уложил ее на месте. На мгновенье вспышка ослепила меня, и я не была уверена в том, что видела. Злючка не походила на Сафьянку, которой хватило одного выстрела в грудь, чтобы умереть. Она дернулась, но, даже будучи избитой и раненой, быстро оправилась и, взревев от ярости, бросилась на стрелявшего.

Он выстрелил второй раз. Сияющий луч выжег дорожку на ее теле, но Злючка упорно продолжала двигаться вперед. Затем ее кровь вскипела, плоть сварилась и начала кусками отваливаться, обнажая скелет и внутренние органы. То, что осталось от Злючки, рухнуло на пол.

Наступила тишина. Потом чьи-то руки подняли меня.

– Пойдем.

Передо мной возникло лицо Тайруса Домитриана. Мысли вернулись в привычное русло. Онемевшими пальцами я выхватила у принца его оружие, встала на четвереньки.

– Что ты делаешь? – выдохнул Тайрус.

Злючка была мертва, а я – до сих пор жива и могла двигаться. Значит, нужно завершить начатое. Встать не получалось, и я поползла к двери. Нельзя было ждать, когда император выйдет, я могла просто истечь кровью и умереть. Следовало самой идти к нему. Мое поле зрения сужалось и темнело.

– Ты даже на ногах не стоишь. Неужели ты всерьез рассчитываешь в таком состоянии укокошить моего дядюшку?

– Держись от меня… подальше… иначе плохо будет.

С этими словами силы окончательно покинули меня, навалилась непроницаемая темнота, и я, кажется, упала.

Глава 21

Я снова была в соляных купальнях. Вода пузырилась, вихрилась вокруг меня водоворотами. Боль. Это вихрилась моя боль. Но больно было Донии, она плакала от боли, как в тот раз, когда неисправная компьютерная панель ударила ее током. Я ничего тогда не могла поделать. Обе мы были еще совсем маленькими.

– Дония, Дония!

– Это твоя хозяйка?

Голос донесся откуда-то извне. Я посмотрела вверх и увидела знакомое лицо, склонившееся надо мной. Руки подняли меня, прижали к груди. Как сквозь дымку я увидела веснушки на носу и бледно-голубые глаза, обрамленные светлыми ресницами…

… Дония смотрела на меня широко раскрытыми глазами из звериного вольера. Она слишком близко подошла к тиграм. Я знала, что они – одомашнены и их инстинкты притуплены генной инженерией, однако примитивное человеческое чутье, которым обладают даже дьяболики, говорило мне, что звери сильны, они могут убить Донию одним ударом лапы.

– Не подходи к ним, – предупредила я ее. – Они опасны.

– У тебя горячка, – произнес голос.

Вновь над моей постелью склонился Тайрус Домитриан и обтер влажным полотенцем мой лоб. Я не могла даже сидеть. В ребрах гнездилась колющая боль. На меня попеременно накатывали то холод, то жар.

– Ты сильно изранена и можешь умереть. Хотя именно этого тебе и хочется, да? – Он серьезно смотрел на меня.

В следующий момент меня окружили жужжащие робомедики, тепло их двигателей согревало кожу. Мои зубы стучали, а мысли вертелись вокруг Донии. Я вспомнила слезы на ее глазах. Тогда я запретила меня называть иначе как Немезида дан Эмпиреан. Она всегда хотела от меня чего-то такого, чего я не понимала и уже никогда не пойму. Тонкости мыслей, чувств и действий настоящих людей всегда были для меня за гранью понимания. Может быть, в этом виноват корраль, в котором меня растили как чудовище. Может быть, это он изуродовал меня, исказив мою природу…

Меня стошнило. В желудке ничего не было, и на пол у кровати закапала кровь. Робомедики все еще копошились вокруг меня. Тайрус Домитриан, скрестив руки на груди, стоял в дверном проеме, наблюдая за мной. Его холодное умное лицо совершенно не походило на лицо хихикающего, бормочущего что-то под нос Тайруса, которого я видела прежде.

– Сидония Эмпиреан была твоей хозяйкой? – спросил он.

Прошло несколько часов. Он снова прикладывал влажное полотенце к моей голове. Простыни подо мной сбились, я чувствовала, что связана. Сделала усилие хотя бы понять, что со мной и где я.

– Отлично они тебя замаскировали. Я подозревал, что в тебе есть что-то странное, но такого представить не мог. – Тайрус криво усмехнулся. – Сенатор был дальновиден, все Эмпиреаны всегда отличались умом. Большая потеря для империи.

И тут я все вспомнила. Словно от удара, у меня перехватило дыхание. Я вспомнила, кто я и что случилось. Сидония умерла, лишив меня смысла существования, а я не смогла отомстить ее убийце. Вместо этого валяюсь тут на мягких простынях. Если бы я могла заплакать, я бы заплакала. Но ни один дьяболик не способен проливать слезы, так что у меня не было никакого выхода для пустоты и горя. И тогда я закричала. Ужасным, отчаянным, звериным криком…

Потом, почувствовав, что горло горит огнем, я начала замечать, что накатывавшие волны жара и холода сменяются ощущением физического комфорта.

В комнату вернулся Тайрус.

– Наоралась? – отстраненно поинтересовался он. – Если нет, можешь продолжить. Дикие вопли из моих покоев только на руку моей репутации.

Я уставилась на него из-под опухших век. Тело еще болело, но когда я попыталась приподняться и сесть, не обнаружила ни следа прежней агонии. Робомедики успели залечить мои наиболее тяжелые раны. Тайрус не двигался с места, пока я усаживалась поудобнее и рассматривала синяки на запястьях от связывавших меня веревок. Теперь я была свободна.

– Похоже, ты больше не умираешь, – сказал принц. – Хотя была на волосок. Я был уверен, что Злючка… Эй, что ты делаешь?

Спрыгнув с кровати, я кинулась на него. Сил у меня было совсем мало, и Тайрус устоял. Ослабевшие, ставшие дряблыми мышцы протестующе заныли. Я выскочила в соседнюю комнату, но оказалась перед захлопнувшейся дверью. Путь мне преградили несколько челядинцев. Пожалуй, даже они бы справились со мной сейчас, так я ослабела.

– И куда это ты собралась? Убивать моего дядю? – послышался из-за спины голос Тайруса. – Даже если каким-то чудом ты победишь Ката, с Живодером тебе не совладать. Хорошо, предположим, ты неизвестно как справилась с обоими дьяболиками, хотя, напомню тебе, ты не устояла даже против одного, вокруг императора всегда толпится куча грандов, не говоря уже о дронах…

– Что тебе от меня надо? – прорычала я, оборачиваясь.

– Тебя зовут Немезида, верно? – Он прищурился. – Я проверил в регистре смертей, зафиксированных во время великой резни дьяболиков. На Сидонию Эмпиреан была записана Немезида. Это ведь твое имя?

– Какое это сейчас имеет значение?

– Я терпеть не могу бессмысленной траты ресурсов.

Тайрус опустился в кресло. Он смотрел на меня спокойно, холодно и разумно, что совершенно не вязалось с его обычным безумным кривлянием.

– У меня никогда не было дьяболика, – продолжил он. – Дядюшка позаботился, чтобы никто из его родичей их не имел. Дьяболики, знаешь ли, мешают, если ты собираешься убить его хозяина, а мой дядя убивал своих родичей без счета.

Я промолчала. Все это было мне не интересно. Разве что он скажет, зачем оставил меня в живых и когда я смогу уйти.

– Мне очень жаль твою хозяйку, – Тайрус внимательно поглядел на меня. – Но ты должна рассматривать это как некий шанс.

– Шанс? – фыркнула я.

– Мы с тобой хотим одного и того же, Немезида. Ты хочешь убить моего дядю, а я – стать императором, для чего мне, разумеется, требуется его смерть и немного последующих маневров. Ни ты, ни я не можем достичь наших целей поодиночке. Так почему бы нам не помочь друг другу?

– Чихать я хотела на тебя и на политику. Мне без разницы, станешь ты императором или нет. Он убил Донию, а теперь я убью его или умру сама, пытаясь это сделать. Выпусти меня.

– Боюсь, так дело не пойдет.

– Это была не просьба! – Я угрожающе двинулась к нему.

Тайрус щелкнул пальцами. Что-то тонкое и горячее укололо мне в виски и затылок, а в следующий миг я обнаружила, что лежу на полу, хватая ртом воздух.

– Извини, – сказал он непринужденным тоном, в котором не было ни тени сожаления. – Но пока что-то не хочется, чтобы мне свернули шею. Поэтому если ты опять приблизишься, придется активировать вот это.

Я потерла затылок в том месте, где почувствовала странную боль.

– Это электроды под кожей. Практически единственный способ взять под контроль дьяболика. А теперь я хочу, чтобы ты меня выслушала.

– Я вырву твое сердце, – рявкнула я, давясь от возмущения.

– Может быть, когда-нибудь, но не сейчас, – он подошел к двери и указал на проем. – Ты не сможешь переступить через этот порог. Я хочу, чтобы у тебя было время как следует обдумать мое предложение, прежде чем ты примешь решение.

– Я его уже приняла! – заорала я, но он скрылся за дверью, его челядь потянулась за ним.

Я кинулась было вдогонку, но электрический разряд тут же сбил меня с ног. Я опять, задыхаясь, оказалась на четвереньках. Сердце дико колотилось, и у меня осталось одно-единственное желание: чтобы боль и пустота ушли. Я не собиралась менять свое решение, сколько бы Тайрус ни держал меня в заключении.

Глава 22

Прошло несколько часов. Явились челядинцы, молча предложили еду и напитки. Захотелось запустить подносом им в физиономии, однако смысла в этом не было, они бы и ухом не повели. Что толку третировать безмозглых и беззащитных?

Я сверлила взглядом дверь, раздумывая, не удастся ли преодолеть ее с разбега, прежде чем электроды меня вырубят. Тут вернулся Тайрус.

– Не спится?

Я уставилась на него, представляя, с каким удовольствием размозжу ему голову.

– Хочу дать тебе стимул для раздумий. Не желаешь прогуляться со мной?

– Где?

Он подался назад, так, чтобы я смогла протиснуться мимо него в дверной проем.

– По моему кораблю.

Его «Александрия» сильно напоминала «Тигрис» Сэливара и Дивинии, она также была пристыкована прямо к «Valor Novus» Хризантемы. Разница была лишь в том, что никто не стремился наносить визиты чокнутому наследнику. Кроме роботов и челяди, обслуживающих принца, никого видно не было.

Тайрус держался в нескольких шагах от меня, ни на секунду не позволяя к себе приблизиться и ни разу не повернувшись ко мне спиной.

– Я приложил все усилия, чтобы уничтожить следы наших с тобой ДНК на месте смерти Злючки, однако скрыть сам факт убийства было невозможно. Сейчас тщательно просеивают всех придворных, особенно тех, чьи родственники убиты. Замаскированное личное оружие конфисковано. Обыска императорских дьяболиков не избежали даже самые уважаемые люди, их, как и всех, публично унизили. Живодер с Катом изъяли серьги, на деле являвшиеся отравленными дротиками, шнурки из армированной проволоки, нейротоксины, закамуфлированные под шампуни и духи. Мы, гранды, оказались куда более дикими, чем думали.

Меня это все не интересовало. Я не собиралась оставаться при дворе. Рассчитывала, как только мне удастся выйти на свободу, вернуться к воплощению своего плана. Интересно, успеет Тайрус активировать электроды, если я кинусь на него и сверну ему шею?

– Если ты меня убьешь, – продолжил он, будто прочитав мои мысли, – на электроды будет подан разряд, который парализует твое сердце. Вряд ли моя смерть стоит того. И кстати, что бы сказала на сей счет Сидония?

Я рассвирепела от одного упоминания ее имени. Какое право он имеет трепать его?

– Извини, что приходится держать тебя здесь взаперти, как животное, но я хочу обсудить все рационально. Ведь дьяболиков создают со способностью размышлять разумно, не правда ли? Вот я и хочу обратиться к твоему разуму, однако не собираюсь платить за это удовольствие собственной жизнью. Ты еще поймешь, что я редко недооцениваю своих врагов.

– А как насчет твоих друзей? Рано или поздно люди узнают, что я здесь. Как ты объяснишь им, почему Сидония Эмпиреан торчит на «Александрии» уже… Сколько ты меня здесь уже держишь?

– Пять дней. Все очень просто, Немезида. Они посчитают, что императорский наследник тебя похитил. Потом мы придумаем какое-нибудь иное объяснение. Но уверяю тебя, никто не посмеет вмешаться в дела безумного принца, что бы он ни вытворял.

– Никакой ты не безумец, – усмехнулась я. – Мне это теперь ясно.

– Да, не безумец, – Тайрус поморщился и отвел глаза.

Мы как раз проходили мимо огромного окна, выходящего на Берневальскую каланчу.

– Большая часть моих родственников умерла в молодом возрасте, причем от рук других моих родичей. Еще в детстве я уяснил, что если хочу выжить, то моя единственная надежда – показать всем мою недееспособность. Вот и прикинулся сумасшедшим.

– И они тебе поверили…

– Чем аппетитнее наживка, тем охотнее ее заглатывают. Домитрианы никогда не были уважаемой династией. Не секрет, что мой дядя ради своих пороков опустошил государственную казну и теперь пытается пополнить бюджет, нещадно облагая податями излишних, прикрываясь при этом религией. Так же, как поступали до этого его мать, а до нее – его дед и прадед. Мы, Домитрианы, подобно ядовитому гною, отравляем эту империю в течение многих веков.

– Выходит, ты разыгрываешь психа чуть ли не всю свою жизнь? – невольно восхитилась я.

– Испуганный ребенок способен проявить изрядную ловкость, чтобы себя защитить. Иначе, без сомнения, я бы уже давно был мертвецом, а не официальным наследником трона. Конечно, на первых порах это было нелегко, особенно когда выяснилось, что робомедикам не удается вылечить мое заболевание. Теперь же достаточно время от времени выкидывать какое-нибудь коленце на публике, и люди верят. Так я и объясню пятидневное пребывание у меня Сидонии Эмпиреан.

Я припомнила кое-какие случаи. Например, его вызывающее поведение во время службы в Гелиосфере.

– А как же Сафьянка?

– Твоя челядинка так и так умирала страшной смертью. С одной стороны, пристрелить ее было жестом милосердия, а с другой – подкрепило мою репутацию.

– Что насчет пречистого?

– Лад? – его лицо исказилось от отвращения. – Я вовсе не насильник. Но жертвы в день Консекрации – чистое варварство. Я просто солгал, и мне тут же поверили. Девчонка Пасус чуть не свела на нет мой благородный поступок, но тут вмешалась ты. Кстати… – он порывисто повернулся ко мне. – Что произошло с моей дражайшей кузиной и ее муженьком?

– Пришлось напоить их же вином, – не стала врать я.

– Класс! – ухмыльнулся он.

Мы вошли в помещение с прозрачным стеклянным полом, над головами у нас раскинулся огромный небесный купол. Мне стало не по себе: я стояла прямо на синем небе. Помещение было сплошь заставлено стеллажами, уходящими ввысь, туда, где сияли солнца.

– Знаешь, что это такое? – спросил Тайрус, опуская глаза. – В стазис-поле на полках?

– Нет.

– Это весьма ценные артефакты, именуемые книгами. Древние портативные хранилища знаний.

– Что-то вроде… научных текстов? – спросила я, вспомнив материалы сенатора фон Эмпиреана.

– Только некоторые из них, – он улыбнулся уголком губ. – Базы данных, потерянные при взрыве сверхновой, хранились в электронной форме. Те, что не пострадали, позже были уничтожены нажатием нескольких кнопок. А книги – это физические носители информации. Многие из них были привезены первыми колонистами еще с Земли, со временем о них просто забыли. Никто не потрудился их уничтожить, и я собрал их здесь. Это одно из моих… чудачеств. Кому какое дело, если псих коллекционирует всякое старье?

Я подумала о матриархе и ее бесценных древних статуэтках, которые, по всей видимости, погибли вместе с ней. Удивительно, но, хотя я никогда не испытывала никакой привязанности к этой женщине, сердце у меня сжалось.

– Немезида, ты знакома с историей человечества?

– Зачем мне?

– Это ведь и твоя история тоже. Каждый блок ДНК твоего тела появился на Земле.

Сама я никогда не думала о себе в подобном ключе и не понимала, почему меня должно это интересовать. Я равнодушно взглянула на Тайруса.

Обычно люди начинали ежиться под таким моим взглядом. «Взглядом хищника», так называла его матриарх, слишком прямым и немигающим для обыкновенного человека. Отправляясь на Хризантему, я научилась смотреть иначе, но теперь мне нечего было скрывать.

В ответ Тайрус задумчиво уставился на меня. Юноша, который симулировал сумасшествие, балансируя на ступени императорского трона и постоянно находясь под угрозой гибели. Я заподозрила, что мне вряд ли удастся запугать этого парня.

– Человеческая история, – продолжил Тайрус, – это череда бесконечных повторений. Империи возникают и распадаются, снова и снова. Когда-то технологическое развитие человечества шло по экспоненте. Мы вышли в космос, покинули Землю и начали путешествовать по вселенной. А затем случилось то, что происходит всегда. Мы обленились. Перестали интересоваться, как работает наша техника. Позволили машинам думать и действовать за нас. Не уверен, что взрыв сверхновой и расцвет гелионизма существенно ухудшили уже сложившуюся ситуацию. Наши предки искали знаний, а мы, их потомки, прославляем свое невежество. Обыщи хоть всю империю, не найдешь ни единого человека, способного починить любое устройство, из тех, которые наши предки сделали для нас.

– А зачем людям подобные умения? Машины прекрасно справляются сами.

– Потому что это не может продолжаться вечно. Техника неуклонно стареет. С каждым годом все больше машин выходит из строя, потому что накапливаются ошибки в программном обеспечении, и никто не может их починить. Взрываясь, древние звездолеты уничтожают само пространство. Нам, как никогда, требуется научное возрождение, но оно невозможно, потому что грандство во главе с моими родичами прекрасно понимает: любая интеллектуальная революция повлечет за собой революцию политическую.

Тайрус слово в слово повторял речи сенатора фон Эмпиреана. Именно из-за этих идей сенатор и вся его семья были теперь мертвы. Меня охватила боль. Я не хотела больше ничего слышать о науке.

– Все это мне безразлично, ваша светлость, – хрипло прокаркала я. – Дьяболики – посредственные философы.

– Я просто хочу, чтобы ты лучше представляла мои цели. Я хочу стать императором не из личных амбиций, а ради будущего человечества. Хочу, чтобы люди вновь научились думать, планировать и мечтать о чем-то большем, перестав быть косными и инертными бездельниками, постепенно проедающими наследие предков, игнорируя поджидающие опасности. Но я не смогу стать императором без твоей помощи.

– И каким же образом я могу помочь?

Он опустил глаза, глядя в бездонное голубое небо под нашими ногами, в котором отражались бесчисленные книжные полки.

– Я выжил, корча из себя психа. Император назначил меня преемником, чтобы его противники любой ценой стремились избежать моего восшествия на трон. Чтобы убедить людей, что я буду более подходящим правителем, я должен начать демонстрировать силу. Но как только я заработаю какой-нибудь вес, сразу же превращусь в угрозу для дяди, и мои дни будут сочтены. – Он сделал шаг ко мне. – Если дядя решит от меня избавиться, я не смогу его остановить. Он спланирует все так, чтобы в один прекрасный момент я оказался безоружным и беззащитным. Попытается поймать меня в ловушку, – Тайрус крепко сжал мою руку. – Вот тут-то в игру и вступишь ты – дьяболик под прикрытием, превращающим тебя в самое эффективное оружие. Ты сможешь защитить меня. Стань моим дьяболиком, Немезида.

– Не сработает. Я по-прежнему связана с Сидонией.

– Выбери меня сама. Сидонии Эмпиреан больше нет. И ты вольна самостоятельно принимать решения.

– Не выйдет, – покачала я головой. – Каким образом я смогу быть рядом с тобой во всех этих ситуациях, о которых ты говоришь? Если это правда, император никогда не позволит тебе обзавестись телохранителем. Как ты объяснишь ему мое постоянное присутствие?

– Очень просто. Ты станешь моей женой.

Глава 23

Наверное, не будь я дьяболиком, я бы расхохоталась. А так просто с изумлением воззрилась на него.

– Похоже, ты все-таки чокнутый, – сказала я, попытавшись выдернуть руку из его ладони, но он не отпустил.

– А какие планы у тебя самой? Будешь бродить по коридорам, грезя о новом покушении? Со мной же ты сможешь изменить весь ход человеческой истории.

– Плевать мне и на историю, и на ее ход, – отрезала я. – У меня есть единственная цель. Больше меня ничего не интересует. Вообще.

– Да уж, когда ты была связана с Сидонией, все было много проще, верно? – мягко произнес Тайрус.

– Проще?

– Конечно, проще. Ты точно знала, зачем живешь, а теперь – нет. Теперь ты столкнулась с теми же вопросами, которые беспокоят нас всех: куда я иду, что мне делать? Когда понимаешь, что от твоего решения зависит твоя собственная судьба, можно сильно испугаться.

Тайрус плел какую-то ерунду. Решения? Это слово не для дьяболика.

– Уберите-ка лапы, ваша светлость.

– Должен же быть какой-то способ тебя убедить. – Он внимательно вглядывался мне в лицо. – Я не могу воскрешать мертвых, но обещаю, что, когда стану императором, исполню любое твое желание.

– Кому сказала, лапы убери!

На самом деле я оказала ему любезность: еще мгновение, и я бы сломала ему руку. Тайрус разжал пальцы.

– Я не могу тебя принудить, – согласился он. – Даже пытаться не буду. Все, о чем я тебя прошу, Немезида, чтобы ты, прежде чем разрушить свою жизнь, хорошенько подумала над ее смыслом. Я не верю, что дьяболики приходят в этот мир только как приложение к настоящим людям. В конце концов, всем нам суждено кануть в одно и то же небытие. И только тебе решать, что случится между настоящим моментом и последним часом. Никому другому это не дано. Даже мне.

Я промолчала. Тайрус пошел к выходу. Уже в дверях он обернулся и сказал:

– Тебе будут переданы инструкции, как покинуть «Александрию» и выйти к «Valor Novus».

– А электроды?

– Они временные. Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу, Немезида. Они рассосутся, как только ты отдалишься от меня на достаточное расстояние. Думаю, ты понимаешь необходимость подобных мер безопасности.

– Так они… не навсегда?

– Ну да. – Он обернулся, и на лице его отчетливо проступило выражение беззащитности. – Дай мне знать, если передумаешь. Праздник через три дня, и мне бы хотелось объявить на нем о нашей помолвке.

– Праздник? Ты хочешь, чтобы дьяболик сопровождала тебя на праздник в честь смерти ее хозяина?

– А может быть, – мрачно усмехнулся он, – это будет праздник в честь первого шага по тропе отмщения убийце? Построение будущего, противного императору, – лучшая месть. Подумай и об этом.

Потирая шею, я смотрела ему вслед.

Путь из «Александрии» не занял много времени. Едва я вступила в заполненные людьми коридоры «Valor Novus», на меня уставились десятки удивленных глаз. Наверняка все гадали, чем именно Сидония Эмпиреан занималась на корабле Тайруса Домитриана.

Не обращая никакого внимания на зевак, я направилась к своей вилле. Мир казался бессмысленным. Он давил на меня всем своим весом. У меня больше не было ни решимости для исполнения приговора убийце, ни необходимости защищать Сидонию.

Я скользила взглядом по проходящим мимо аристократам. Вычурные прически, изысканные одежды, призванные подчеркнуть необычный цвет кожи или новые черты лица. Пустое времяпрепровождение элиты разлагающейся империи. Меня вдруг посетила странная мысль: все эти люди судачат о безумствах Тайруса Домитриана, и только мне одной известно о его расчетливом, проницательном уме. Он был умнее их всех. Возможно, он действительно достоин стать их правителем.

Но кто я такая, чтобы определять ход истории? Он попросил меня стать его женой. Абсурдность этой мысли поражала. Замужний дьяболик? Бред!

Я не могла принять его замыслы. Философия и идеалы – для людей вроде сенатора фон Эмпиреана или Тайруса, а не для всяких там дьяболиков. Я не могла даже представить, как это – самой выбирать свою судьбу? Моя судьба была предопределена в лаборатории задолго до моего появления на свет. Лучше всего было сделать так, как я собиралась с самого начала. Убить императора, и будь что будет. А судьба Тайруса меня не касалась.

Сквозь залитый солнечным светом купол я прошла на свою виллу. Навстречу мне высыпала челядь в ожидании моих приказаний.

– Где Каратель? – требовательно спросила я, вспомнив о псе.

Внезапно я почувствовала какое-то неприятное чувство. Чувство вины? Я совершенно забыла распорядиться будущим пса, прежде чем отправиться убивать императора. Даже не подумала об этом. Не дала челяди распоряжений кормить его и выгуливать, а они ничего не стали бы делать по собственной инициативе.

Один из челядинцев тут же протянул мне приват-конверт. Это оказалось послание от Нивени.

«Сидония, до меня дошли слухи, что ты – на корабле Тайруса Домитриана. Я поместила Карателя в вольеры. Молю небеса, чтобы у тебя было все хорошо, и надеюсь на скорую встречу! Твоя подруга Нивени».

Сидя на плюшевой кушетке, я несколько раз перечитала письмо, пытаясь уяснить, почему девушка, которой я угрожала смертью, делала все это для меня.

«Твоя подруга Нивени».

Подруга, ну надо же! Размышляя о странностях мира, я крутила листок в руках до тех пор, пока он не рассыпался в пыль. Как же хорошо, что я ее не убила в свое время!

Наверное, мне теперь следовало немедленно отправиться мстить императору, но больше всего на свете я нуждалась в отдыхе. Я уснула и во сне видела Сидонию.

Шесть часов спустя мое тело все еще болело, зато решимости было хоть отбавляй. Огромная, зияющая пустота, изнутри отравляющая все мое существование, никуда не делась, и я знала, что она останется со мной до самой смерти. Однако я больше не плутала в тумане горя. Убийство Злючки наверняка насторожило императора, а значит, мне придется действовать обдуманнее. Во всяком случае, я или убью его, или погибну сама.

Решив так, я отправилась в вольеры за Карателем. Лучше всего было его убить. Ради его же блага. Кому он будет нужен, если завтра или через неделю я погибну? Скорее всего, его тут же отправят на арену, где он будет разорван на части. Уж лучше я убью его сама.

Меня встретил смотритель с сигиллой Домитрианов на лысой башке.

– Сенатор фон Эмпиреан, вы, наверное, пришли за своим зверем?

– За своей собакой. Он – собака.

– Конечно-конечно, вы совершенно правы, – кивнул он и повел меня между рядами клеток с животными.

У многих были обгрызены уши и кровоточили открытые раны, полученные в недавних боях. Видимо, их хозяева не спешили тратиться на робомедиков. Другим зверям явно больше повезло с владельцами.

Мы прошли мимо монструозного создания, принадлежавшего самому Рандевальду фон Домитриану и обошедшегося ему в целое состояние. Раз за разом он заказывал одну и ту же генетическую модель, внося незначительные изменения, пока не создал чемпиона. Тварь получила название «мантикора»: помесь быка, тигра, медведя и некоторых рептилий.

Я задумалась было, не убить ли тварь, чтобы насолить императору, но затем увидела кость, которую глодала мантикора, и застыла как вкопанная. Смотритель, заметив, что я остановилась, вернулся и позвал:

– Сенатор фон Эмпиреан, нам туда.

Я же не могла отвести глаз от того, что грызла бестия в загоне. Это была человеческая бедренная кость. Толстая и мощная. Я видела немало открытых ран и знала: так просто ее не сломать.

– Сенатор фон Эмпиреан…

– Кто это был? – едва слышно прошептала я.

Мантикора ворчала и чавкала, ее хвост со свистом рассекал воздух.

– Кого она жрет? – накинулась я на смотрителя, еле сдерживаясь, чтобы самой его не разорвать.

Потому что я чувствовала, я знала, кого… Смотритель вылупился на меня.

– О, не волнуйтесь, грандесса, это не человек.

Меня уже трясло от ярости. Желудок взбунтовался. Я знала. Знала!

– Император желает, чтобы его мантикора получала свежее мясо при любой оказии…

– КОГО ОНА ЖРЕТ?

– Императорского дьяболика, полагаю.

Поймав мой взгляд, он поспешно добавил:

– Она была уже дохлой.

– Убирайся с глаз моих.

– Но…

– Убирайся, пока я сама тебя не сожрала! – завизжала я, и смотрителя как ветром сдуло.

Прижавшись к силовому полю, я в ужасе наблюдала за тварью. Заметив мой взгляд, мантикора, в свою очередь, злобно уставилась на меня. Очень хотелось прорваться сквозь барьер и разорвать в клочки мерзкую тварь, но я прекрасно понимала, что мантикора прикончит меня одним махом. В глазах потемнело от бешенства. Я вспомнила Злючку, последние мгновенья ее жизни, то, как прекрасно она сражалась, и тот великолепный рывок, который она совершила, уже смертельно раненная Тайрусом. Злючку, которая ценила сострадание. Вышедшую из таких же корралей, как и я сама.

Она умерла ради Рандевальда фон Домитриана. До последнего вздоха, до последней капли крови она защищала его от врагов, а в благодарность он скормил ее тело мантикоре.

Свежее мясо.

Мне хотелось кричать. Из горла вырвался оглушительный вопль ненависти к моей судьбе, предопределившей, что я – никто, что мои чувства ничего не значат, что я – только довесок к настоящим людям. Нет, я была чем-то бо́льшим. Как и Злючка. Мы обе были чем-то бо́льшим.

Всю жизнь я безоговорочно принимала на веру утверждение, что дьяболик – не человек, но боль, испытанная в этот момент, заставила меня усомниться. Как может неполноценное существо испытывать такую глубокую боль, которую испытала я, когда Сидония… когда она… Сидония…

Я рухнула на пол. Сухие, отрывистые звуки сорвались с моих губ. Они были так похожи на рыдания… Вот только тот, кто заказал машинам создание первого дьяболика, определил, что у нас не должно быть слезных протоков. Он хотел, чтобы мы как можно менее походили на людей. Он не отнял у нас способность чувствовать боль, лишь способность ее излить.

Силовое поле покалывало мои пальцы. Мне казалось, что я вот-вот прорвусь сквозь него и убью бестию, пожирающую останки Злючки. В этот момент я поклялась: со мной такого не случится. Я не исчезну без следа так, словно меня никогда и не было. Я не соглашусь, что значу меньше, чем остальные люди, только потому, что они сделали меня такой.

Я ведь чувствовала, я гневалась, я испытывала боль, и этого им у меня не отнять. Сидония умерла, я никогда с этим не свыкнусь, но это еще не конец, нет. Я воспряну и буду жить как Немезида Дьяболик. Возьму свою судьбу в собственные руки, что бы кто ни говорил. Стану дьяболиком, который строит новое будущее. Не только для себя, но и для всех настоящих людей. И, таким образом, отомщу всем разом: наполню свою жизнь новым смыслом.

Когда я вернулась на «Александрию», Тайрус ждал меня в библиотеке. Под его ногами голубело бездонное небо, его фигура, освещенная солнечными лучами, отбрасывала тень на потолок. С его тенью переплелась моя, более длинная и тонкая. Они тянулись друг к другу, пока не слились в единое расплывчатое пятно, словно символ нашей власти над всей вселенной.

– Ты передумала? – спросил он, беря меня за руки.

Я не преклонила колен и не поднесла его пальцы к своим щекам. В нарушение всех правил, посмотрела ему прямо в глаза.

– Я не буду твоим дьяболиком. Я буду твоей императрицей.

Глава 24

Мое первое заседание в сенате состоялось утром в день праздника. В отличие от Сидонии, меня не натаскивали всю жизнь для подобного, и единственный человек, с которым я могла посоветоваться, был Тайрус. Я послала ему приват-конверт с вопросом, чего от меня там ждут. Его ответ был кратким:

«– Садись, где пожелаешь, во втором переднем кольце;

– Поприсутствуй там не более получаса, но не менее пятнадцати минут;

– Высказываться необязательно;

– Постарайся угадать, чего хочет от тебя мой дядюшка, и голосуй так, как ему понравится. Это жизненно необходимо на данной стадии;

– Ничего не бойся».

Я комкала приват-конверт до тех пор, пока он не рассыпался в пыль, слегка разозленная последним пунктом.

Малый форум не произвел сильного впечатления. Лишь несколько сенаторов присутствовали лично, большинство же приказали помощникам следить за ходом заседаний через галактические форумы, а когда требовалось произнести речь – появлялись посредством своих аватаров. Но те из нас, кто оказался заложником в Хризантеме, такой роскоши не имели.

Так что я сидела в полном молчании, поскольку темы, обсуждавшиеся на Малом форуме, меня не интересовали: сельское хозяйство, цены на различные товары, контракты на галактические перевозки…

Наконец, перешли к настоящей проблеме: обсуждению резолюции, предписывающей начинать военные действия против любой колонии излишних, посмевших вводить научное образование без разрешения императора. Резолюция была направлена против таких планет, как родина Нивени Люмина, и против людей, подобных ее матери.

Я совершенно точно знала, как мне надо голосовать, чтобы угодить императору, поэтому проголосовала «за». Точно так же поступили все остальные сенаторы. Со стороны это выглядело так, будто все мы в одночасье сделались ревностными гелиониками. Никому из новых сенаторов не улыбалось рисковать и разделить судьбу своих предшественников. Ведь голосование отнюдь не было тайным.

Когда сенаторы покинули зал заседаний и вышли в коридор, там их уже ожидали состоятельные мужчины и женщины, не находящиеся на государственной службе. Вдруг мои глаза наткнулись на нежданного визитера, вызвавшего некоторую суматоху у дальнего входа. Тайрус.

Увидев императорского наследника, люди вокруг зашептались. Я буквально чувствовала, как они переводят липкие взгляды с меня на Тайруса и обратно. Слухи распространяются быстро, и при дворе уже вовсю судачили о том, что между принцем и новоиспеченной сенаторшей фон Эмпиреан происходит что-то странное. Что же, мы как раз сейчас собирались прояснить, что именно. Тайрус приблизился ко мне и взял за руку.

– Любовь моя, могу ли я прислать тебе горничных, чтобы они помогли тебе одеться для сегодняшнего праздника?

– Это будет огромной честью для меня, ваша светлость.

Все взгляды были направлены только на нас. Тайрус прижал мои пальцы к своим щекам и, глядя мне прямо в глаза, прикоснулся прохладными губами к моему запястью.

– Я уже считаю минуты, дорогая.

С этими словами он ушел, а я вдруг обнаружила, что стою одна посреди толпы, поедающей меня глазами. Я тоже вышла и направилась к комнатам, где жили излишние. Мне хотелось самой поговорить с Нивени до того, как до нее дойдут слухи.

Когда я появилась в дверях, Нивени смотрела на меня какое-то время, будто не веря собственным глазам, потом крепко обняла. Реакция девушки застала меня врасплох, и прошло несколько секунд, прежде чем я додумалась обнять ее в ответ.

– Ты вернулась! С тобой все в порядке? Ты получила мою записку?

– Да, – ответила я, отстраняясь. – Хочу поблагодарить тебя за то, что ты позаботилась о Карателе. Организовать тебе приглашение на сегодняшний праздник?

Нивени в изумлении открыла рот. До меня не сразу дошло, что тут не так.

– Как, и это все? – щеки Нивени порозовели.

Я нахмурилась.

– Ты ничего больше не хочешь мне сказать? – Ее глаза подозрительно заблестели. – Сидония, где ты пропадала целую неделю? Что с тобой случилось? Говорили, что тебя похитил Тайрус Домитриан и… еще всякие ужасные вещи! А перед тем, как пропасть, ты была сама не своя, и я уже думала, что ты наделала глупостей!

Вовсе нет. Мы с Тайрусом договорились, что объявим о нашей помолвке вечером, но я хотела сперва все рассказать Нивени.

– На самом деле, – сказала я, – мы с Тайрусом теперь вместе.

– Вме-вме-вместе?

– Ага.

– В романтическом смысле?

– Ну да, – ответила я, надеясь, что уроки Тайруса не пропали даром и мой спектакль выглядит правдоподобно. – Я провела с ним пять блаженных дней на его «Александрии».

– С Тайрусом? С чокнутым Тайрусом Домитрианом?

– Да, и сегодня вечером мы вместе идем на праздник. Если захочешь, ты тоже можешь пойти…

– Его дядя убил всю твою семью! – закричала Нивени. – Я боялась, что и тебя тоже убили! Что ты творишь, Сидония? Ты свихнулась? Неужели ты думаешь, что я пойду на праздник, чтобы отплясывать ночь напролет со всеми этими негодяями? – И она залилась слезами.

Меня совершенно обескуражили столь бурные ее эмоции, эти гнев, страх и горе. Прежде она охотно пользовалась малейшей возможностью, которую я могла ей предоставить, чтобы повеселиться при дворе. Мне даже в голову не пришло, что все могло измениться, хотя это и выглядело логичным. Просто я не сумела влезть в ее шкуру. Для этого мне не хватало эмпатии.

– Прости меня, Нивени.

– Чихать мне на твои извинения! Я тебя не понимаю. Твои родители мертвы! Неужели ты ничего не чувствуешь?

– Разумеется, чувствую.

Я могла бы рассказать ей, как мне больно и как сильно я жажду хоть немного облегчить боль от потери Сидонии. Рассказать о покушении на императора и смертельной схватке со Злючкой. Об истинном смысле моей сделки с Тайрусом. Можно было бы рассказать ей обо всем, и, может быть, она бы меня поняла. Но эти тайны были не только моими. Они были также и тайнами Тайруса, и я не чувствовала себя вправе ими рисковать. Пришлось сменить тактику.

– Пойдем со мной на праздник, Нивени. Это хоть немного отвлечет тебя от мыслей о смерти матери.

Но мои слова только подлили масла в огонь.

– Лучше уйди. Не хочу я ни на какой солнцем презираемый праздник. Неужели ты не понимаешь, что будешь там праздновать? Ты будешь праздновать смерть моей матери и собственных родителей!

Это было правдой. Именно в этом и заключался смысл празднования. Я опустила взгляд, не в силах видеть ее пылающее гневом лицо.

– Боже! – заплакала Нивени. – Как же я хочу домой! Моя мамочка умерла, а здесь у меня не осталось ни единого друга! Убирайся к своим шашням с Тайрусом! Надеюсь, он сделает тебя счастливой, Сидония. Сильно же ты любила своих родителей, ничего не скажешь!

Она бросилась в свою спальню, а я вышла в коридор, зажмурившись от яркого света, бившего с потолка в секции излишних.

Наконец-то я признала себя чем-то большим, нежели просто дьяболик, но чтобы стать настоящим человеком, требовалось проделать немалый путь. Объединившись с Тайрусом, я навсегда потеряла Нивени. Потеряла единственное существо, бывшее моим другом.

Глава 25

В ожидании слуг Тайруса я занималась гимнастикой, наслаждаясь жгучей болью в нетренированных мышцах. Упражнения могли, конечно, свести на нет все усилия матриарха, но у меня из головы не выходила моя позорная слабость во время боя со Злючкой. Не хотелось бы еще раз почувствовать себя настолько жалкой. К тому же физическая активность отлично прогоняла безрадостные мысли о будущем. Всякий раз, когда я отвлекалась от размышлений об опасном предприятии, которое затеяли мы с Тайрусом, сразу же начинала вспоминать о Сидонии, и мое настроение принимало куда более мрачный оборот.

Дония, улыбающаяся мне в день нашей первой встречи в лаборатории… Стук ее сердечка под моей ладонью… Какая-то тугая струна рвется внутри – и всю меня затапливает любовью…

При каждом воспоминании о ней меня охватывало мучительное желание умереть, поэтому я всеми силами старалась о ней не думать. И тренировки помогали в этом как нельзя лучше. Поэтому когда ожил домофон, объявив о прибытии горничных, я даже разозлилась.

Одним прыжком вскочив на ноги, я зашлепала к двери. Челядь уже отпирала ее. Когда к кому-нибудь прибывали посланцы родственников императора, слуги должны были открывать дверь незамедлительно.

В дом ввалилась целая толпа женщин и мужчин. Их волосы были затейливо уложены вокруг тонзур с шестью звездами Домитрианов. Впереди всех шествовал мужчина, бывший, очевидно, не наемным работником, а излишним, принятым в дом Домитрианов за верность их роду. Тонзуры у него не было, а кожа оказалась полосатой, словно у какого-то странного животного. Увидев меня, он засмеялся высоким смехом:

– Приветствую вас, сенатор фон Эмпиреан. Я – Шэзар нан Домитриан.

Посланец с нарочитой угодливостью бухнулся на колени и прижал мои пальцы к своим щекам. Мне захотелось тут же вырваться из его липкой, благоухающей духами хватки.

– Нас прислал Примас Дофин, чтобы мы помогли вам подготовиться к празднику.

– Да знаю я, знаю. А чего там готовиться-то? Танцевать я умею.

Уроки Сутеры дались мне в свое время нелегко, но только потому, что я как раз проходила скелетно-мышечную терапию. Теперь же я находилась в отменной форме и была уверена, что не наделаю ошибок.

– Его светлость беспокоит отнюдь не это, – деликатно заметил Шэзар. – Примас Дофин желает, чтобы вы блистали сегодняшним вечером.

– У меня полным-полно всяких украшений.

– Видимо, наследник полагает, – приподнял он татуированные золотом брови, – что вам может потребоваться помощь специалиста при их подборе.

Ну конечно, ведь Тайрус же знает, кто я такая.

– Ладно, тогда давайте покончим со всем этим поскорее, – вздохнула я, решив, что уж часок потерплю.

Как бы не так! Они плясали вокруг меня всю вторую половину дня.

Сначала тщательно, волосок к волоску, расчесали мои волосы, придав агатовым прядям золотистые, шоколадные и темно-алые оттенки. Потом все это разноцветье было заплетено в косички и уложено так, чтобы они могли как бы струиться во время танца.

Я в раздражении наблюдала за суетой слуг, недоумевая, как можно убивать столько времени на подобную ерунду. Дьяболики по природе внимательны к мелким деталям, однако я бы в упор не заметила, если бы у кого-то секлись кончики волос. Похоже, нужно быть аристократом, чтобы замечать подобные вещи.

Слуги принялись открывать футляр за футляром с изысканными украшениями – диадемами, брошами и ожерельями, которые были бы слишком тяжелы для тонкой шейки Сидонии. И хотя император из кожи вон лез, чтобы конфисковать все потайное оружие, подобные предметы вполне можно было бы использовать в драке. Я взвесила на руке массивное колье, обдумывая, смогу ли размозжить им кому-нибудь череп.

Впрочем, вес украшений никого не беспокоил. Праздник должен был состояться в шарообразном куполе с нуль-гравом, что позволяло надеть на себя чуть ли не все свое золото, даже не прибегая к помощи экзоскелета. Сейчас нужно было лишь выбрать подходящие украшения, а наряжать меня слуги должны были за несколько минут до начала.

Они шушукались, совещаясь между собой и совершенно не обращая внимания на мои собственные предпочтения. Особенно когда заметили, что я тыкаю пальцем в первые попавшиеся предметы. Это даже нельзя было счесть попыткой напялить на себя как можно более массивные штуковины, потому что все, что мне предлагали взамен, было не менее массивным. Однако я упорно желала получить самые увесистые и вычурно украшенные ожерелья и диадемы, полагая, что партнерше самого принца они будут как раз впору.

– Слишком безвкусно для вашей утонченности, сенатор фон Эмпиреан, – смеялся Шэзар. – Подобное подошло бы, скорее, выскочкам из излишних.

Видимо, у меня был неважный вкус. Все прочие мои предложения так же отвергались.

Две горничные раздели меня и принялись колдовать над моей кожей. Добавили бликов на веки и под скулами, нанесли светотени на мой нос, так что когда я взглянула в зеркало, то увидела, что горбинка сделалась почти незаметной. Всю меня натерли ароматическими маслами, роботы-косметологи сделали лазерную коррекцию, уничтожая малейшие прыщики.

В качестве наряда мне выбрали белоснежное шелковистое платье, чьи волнующиеся складки были специально оптимизированы для нуль-грава. Туфли, предназначенные не для хождения, а, скорее, для парения, представляли собой паутинку из переплетенных ленточек, к которым цепляли подвески из драгоценных камней. Я разглядывала эти непрактичные сандалии, вспоминая инструкции Сутеры ню Эмпиреан: «Идея танца, Немезида, отнюдь не в том, чтобы во все стороны размахивать ногами, рискуя поцарапать кого-нибудь, а то и саму себя». А если я как раз захочу «кого-нибудь поцарапать»?

В последнюю очередь мне перевили руки и ноги нитями драгоценных камней, добавив элегантные магнитные кольца для передвижения по шаровому куполу. Вращая их, можно было передвигаться по воздуху.

– Не желает ли грандесса получить расслабляющий массаж перед столь важным событием? – заботливо осведомился Шэзар нан Домитриан, пока слуги упаковывали отобранные драгоценности, чтобы перетащить все это великолепие поближе к куполу.

Прежде чем кивнуть, я подозрительно поинтересовалась:

– А сколько я должна буду вам заплатить?

– Не беспокойтесь, грандесса, – замотал он головой. – Его светлость уже обо всем позаботился. Ни разу еще не видел, чтобы принц был настолько охвачен страстью. Похоже, вам удалось овладеть его сердцем.

– Ага, он… Мы просто очарованы друг другом, – прощебетала я, надеясь, что выгляжу убедительно, и наконец-то высвобождая руку из его подобострастной хватки.

Его поведение было подхалимским и вместе с тем странным. Просто в роли Сидонии Эмпиреан я еще ни разу не сталкивалась с подобными манерами. Этот Шэзар оказался первым, кто отреагировал на мое внезапное возвышение и матримониальные планы императорского наследника. Но, конечно, он будет не последним.

Глава 26

Шарообразный купол располагался на сгибе Лангерхорнской стрелы – одном из пилонов, длинном и изогнутом. Своими многочисленными окнами, выходящими в открытый космос, и уединенными кабинетами для высокопоставленных особ по периметру центрального зала он напоминал Великую Гелиосферу. Однако хрустальный материал здешнего купола был более декоративен: он радужно светился в солнечных лучах, расцвечивая пространство вокруг танцующих яркими бликами.

Моя челядь и наемники Тайруса доставили мой наряд в один из кабинетов. Пока меня там одевали, танцевальный купол отделился от «Valor Novus» и поплыл прочь от Хризантемы, немного вибрируя под воздействием гравитационных сил, в наиболее живописное место системы шести солнц. Он вышел на орбиту самого маленького из них, чтобы танцующие могли наслаждаться великолепием розово-фиолетового свечения туманности, а также газовым гигантом с восемью лунами, на фоне безграничной черноты космоса.

Зазвучала музыка, приглашая танцоров занять свои места. Первым был, разумеется, император со своей последней фавориткой, кузиной сенатора фон Кантернеллы. Я тоже встала в позицию у стеклянной односторонней стены своего кабинета, держась за резной поручень.

И тут отключили гравитацию.

Меня поразило ощущение легкости, мой желудок поднялся к горлу, словно я прыгнула с большой высоты. Косички на голове взлетели, словно усики множества бабочек, а складки платья поплыли по воздуху, словно ленты водорослей в озерной воде.

Две фигуры, император и грандесса Кантернелла, с разных сторон взмыли к центру купола. При одном взгляде на человека, убившего Сидонию, кровь в моих жилах вскипела от ярости. Император с фавориткой встретились и взялись за руки, медленная, прелестная музыка наполнила зал.

Чтобы избавиться от желания прыгнуть на императора и вырвать его сердце, я заставила себя присмотреться к технике танца. Рандевальд и грандесса Кантернелла кружились и взмахивали руками, приближаясь и отталкиваясь друг от друга почти в унисон. Их развевающиеся одежды делали их похожими на лепестки цветов, раскрывающихся под солнечными лучами. Непрерывный поток искрящихся солнечных зайчиков поплыл к ним сквозь зону нуль-грава.

Сутера предупреждала меня, что ни в коем случае нельзя врезаться в декорации. Пятна света и летающие капли вина были изящными декоративными штрихами, но могли безнадежно испортить наряды, смутив неосторожных танцоров.

Однако тот, кто запустил на площадку крошечные огненные сферы, сделал это весьма осторожно, и лишь тогда, когда император и его партнерша увеличили темп танца, быстро отдалившись от летающих огней.

Вдруг стеклянная стена, отделявшая меня от зала, начала подниматься. Начинался второй тур, и на танцпол приглашался Примас Дофин со своей партнершей. То есть со мной.

Я чувствовала себя скованно, поскольку мы с Тайрусом ни разу не танцевали вместе, а тут к тому же отсутствовала гравитация. Это был ответственный момент. Я должна была показать себя его близкой партнершей, подтвердив тем самым распространяющиеся по дворцу слухи. Мне ужасно не хотелось выглядеть глупо. Но времени на подготовку не было. Тайрус, стоявший напротив за стеклянной стеной своего кабинета, перехватил мой взгляд. Его короткие рыжие волосы, словно нимб, окружали голову. Белая тога обвивалась складками вокруг мускулистого тела. Мы одновременно выплыли из наших кабинетов, Тайрус – в грациозном пируэте, ну а я… как получилось. Я кувыркалась и вертелась в воздухе, видя только мелькание хрустальной сферы.

Принц занимался танцами всю свою жизнь, я же только просмотрела несколько видеоклипов. Однако у меня никогда не было проблем в плане физической активности, так что я быстро взяла под контроль свои реакции на нуль-грав.

Я подлетела к центру купола, Тайрус схватил меня за запястья, и мы оба поплыли вниз в колыхании белой ткани и сверкании драгоценностей. Он не сводил с меня внимательных глаз. Мир кружился вокруг.

Я не видела ничего, кроме лица Тайруса, но кожей чувствовала удивленные, вопросительные взгляды, направленные на нас: императорский преемник и наследница рода Эмпиреан танцуют вместе?

Мы скрестили руки, активируя магнитные кольца, Тайрус выпустил одну мою ладонь. Я сделала вокруг него пируэт, и мы оба резко нырнули вниз. Но низ стал верхом, а верх – низом. Мои волосы оплетали лицо, платье развевалось, словно белое пламя. Кожа Тайруса сияла при свете плавающих огненных пузырей, подобравшихся к нам так близко, что я чувствовала их жар.

В этот момент начался третий тур, и сфера заполнилась другими танцующими. Мы с Тайрусом двинулись туда, где находились император и грандесса Кантернелла. Сегодня кожа Рандевальда фон Домитриана была бледной, без малейшего намека на румянец. Белая кожа и светлые волосы делали его похожим на призрак в алых одеждах, которые он и его партнерша выбрали для сегодняшнего вечера.

Император с грандессой Кантернеллой подплыли к нам, и Тайрус крепче прижал меня к себе. Мы были в самом центре огромного купола. Призмы звездного света и огненные сферы плясали вокруг нас. Под нашими ногами висел газовый гигант, а над головами во все небо раскинулась пурпурная туманность.

– Сегодня вы само очарование, грандесса Эмпиреан, – проговорил император, а его партнерша с нескрываемым любопытством уставилась на нас с Тайрусом.

Я почувствовала, что задыхаюсь от внезапного приступа ярости, и так стиснула руку партнера, что он даже поморщился. Поняв, в чем дело, Тайрус успокаивающе пожал мне ладонь.

– Вы тоже заметили это, дядюшка? – безмятежно откликнулся он. – Она собиралась надеть траур и засесть на своей вилле, но я убедил ее, что великий грех скрывать такую красоту.

– Да, Тайрус, – снисходительно улыбнулся император, – пришло время и тебе начать посещать придворные балы. Хотя, признаться, я удивлен твоим выбором партнерши.

Эти слова так и повисли в воздухе. Я до боли сжала зубы. Еще бы ему не удивляться, что Тайрус привел наследницу рода Эмпиреан на праздник, посвященный уничтожению ее семьи, не говоря уже о многих других.

– Однако теперь я вижу, что ты выбрал девицу, которая великолепно танцует, – закончил Рандевальд.

Пока император говорил, я могла думать лишь о том, как близко он от меня находится и как легко схватить его, наплевав на дурацкий маскарад, и разбить череп. Ни Живодера, ни Ката нигде видно не было. Я оказалась здесь единственной из пострадавших. Остальным разрешат принять участие в танцах только после того, как император удалится. Рандевальд был не настолько глуп, чтобы подставиться под удар, позволив приблизиться тем, чьих родственников только что убил. Как партнерша Тайруса, я стала единственным исключением.

И я могла убить его сейчас. Немедленно.

Тайрус, то ли угадав мои мысли, то ли почувствовав, как напружинились мои мускулы, уткнулся носом мне в шею и крепко, порывисто обнял. Я почувствовала его дыхание на коже. Можно было бы легко вырваться из его объятий, но пока я прикидывала, он уже повлек меня прочь, легкомысленно кивнув императору на прощанье.

– Не дури, – прошептал он мне.

– Он совсем рядом! – зашипела в ответ я. – Здесь!

– И что? – Тайрус метнул на меня скептический взгляд бледно-голубых глаз. – Ты умрешь, а его идеи будут процветать, особенно когда восстанет грандство, не желая, чтобы ими управлял сумасшедший, и вспыхнет гражданская война.

Он погладил меня по щеке, потом крепко взял за шею. Его прикосновение оказалось жестким, ладонь покрывали мозоли от физических упражнений.

– Мы сделали только первый шаг на длинном пути, – продолжил он, понизив голос. – Если наберешься терпения, то в конце получишь все, что пожелаешь. Пожалуйста, ради нашего общего блага, доверься мне.

Я подумала о теле Злючки, скормленном мантикоре, и в моей голове вновь зазвучали слова: «Я – нечто бо́льшее. Нечто бо́льшее!»

Неловко кивнув в ответ, позволила увести себя прочь. Тайрус продолжал пристально смотреть на меня.

– Справедливость восторжествует, – вполголоса произнес он. – Ради Сидонии и ради всех остальных. Ради нашей империи.

Я засмотрелась на то, как его бледно-голубые глаза блестят в свете летающих огней. Странный человек, так легко берущий на себя ответственность за триллионы жизней, а не только за тех, кто в этот момент присоединился к празднику, выпрыгивая из кабинетов в зал. За безликую массу незнакомцев, рассыпанных по всей галактике, которые даже избегали упоминать его имя. Напротив, большинство из них втихомолку проклинало Тайруса Сумасшедшего. В то время как он мечтал изменить их жизнь к лучшему.

Меня охватило странное чувство. Всем своим существом я возжаждала разделить его идеалы. Теперь я точно знала: это были те же самые идеалы распространения науки, что и у сенатора фон Эмпиреана. «Есть вещи поважнее, чем жизнь отдельного человека», – припомнила я его слова.

Палец Тайруса погладил мою щеку. Разумеется, это была всего лишь игра на публику, чтобы наблюдавшие за нами не догадались об истинном характере наших отношений и наших разговоров.

Тайрус верил в свою цель и готов был принести себя в жертву. Он позвал за собой и меня, прекрасно зная, что я не человек, а дьяболик. Мне было тяжело понять, что такое иметь цель и веру. Но я хотела это узнать.

На нас было направлено множество глаз. Мимо пронеслись, танцуя, Элантра Пасус и Гладдик Атон. Наши с ней взгляды пересеклись, она улыбнулась, но как-то нервно. Еще бы ей не нервничать, ведь я танцевала с наследником престола.

– Ты ведь тоже мстишь, верно? – спросила я Тайруса, внезапно вспомнив о том, что вся его семья так же погибла от рук дяди и бабки.

От рук двух ревностных гелиоников, стремящихся сохранить текущее положение вещей. Неудивительно, что Тайрус хочет разрушить все, что им дорого.

– В каком-то смысле, – усмехнулся он. – Не могу сказать, что мне чужда эта сторона нашего предприятия.

Зазвучали первые такты «Лягушки и скорпиона», того самого танца, который мы разучивали с Сидонией. На меня накатила горестная волна. Тайрус, видимо, заметил ее в моих глазах.

– С тобой все в порядке?

– Я хорошо знаю этот танец. – Я с трудом сглотнула.

– Ты танцуешь просто великолепно.

– Разумеется.

– Больше всего меня очаровывает твоя скромность, – хохотнул он.

Он явно меня поддразнивал, тогда как я не понимала, почему должна скромничать. Моя физическая форма была лучше, чем у любого в этом зале. Танцы в нуль-граве все же основывались на чувстве равновесия, координации и изяществе. Для меня все это было несложно.

Мы умолкли, отдавшись мелодии. Тайрус танцевал за «лягушку», подбрасывая меня и ловя. Я же была «скорпионом». Взлетала вверх и соскальзывала вниз по его телу, а развевающиеся полы наших одежд переплетались, словно лепестки анемонов.

– Ты знаешь эту притчу? – спросил он, немного запыхавшись, когда мы снова сошлись. – Древнюю басню о лягушке и скорпионе?

Музыка стала резкой и отрывистой. Я бросилась на Тайруса, он отпрянул, схватив меня за руки, и закружил. Вокруг нас вращались другие пары, словно спицы в огромном колесе. Когда мы вновь сошлись, я прижималась спиной к его груди. Пока мы так кружились, он рассказал мне притчу:

– Скорпиону нужно было переправиться через реку. Он попросил лягушку перевезти его на тот берег. «А ты меня не ужалишь?» – спросила лягушка. Скорпион ответил, что нет, ведь если он это сделает, они оба пойдут ко дну. Лягушка поверила и согласилась перевезти его через поток. Однако едва они добрались до середины реки, он все-таки ее ужалил.

Принц резко отшатнулся от меня, забился, с каждым аккордом вращаясь все медленнее. Музыка тоже затихала, умирая. Скорпион ужалил лягушку, приговорив к смерти и ее, и себя. Мы с Тайрусом вновь повернулись лицом друг к другу, готовые вместе погрузиться на дно.

– Тогда лягушка спросила: «Зачем ты меня ужалил?» – продолжил Тайрус. – «Такова уж моя природа», – ответил скорпион.

Мы молча опускались вниз, тонули, пока музыка не умерла окончательно.

Позже, сняв самые тяжелые украшения, мы с ним отдыхали в одном из кабинетов, наслаждаясь вернувшейся силой тяжести. Роботы-официанты принесли нам освежающие напитки. За стеклянной стеной продолжали танцевать на фоне бездонного космоса: менее знатным грандам и грандессам разрешили присоединиться к празднеству.

Тайрус рассеянно водил пальцем по краю своего бокала и, сощурив бледно-голубые глаза, наблюдал за танцующими.

– Итак, сегодня мы сделали первый шаг, – вдруг произнес он. – Показались им вместе. Кстати, я рассказал тебе притчу не просто так, а с умыслом.

Я покосилась на него. Похоже, он все делал с умыслом.

– Природу изменить сложно, – продолжил принц, постукивая кончиком пальца по краю бокала. – Лев не родится полосатым, у гепарда не растут рога, а скорпион не может не жалить. Для того чтобы вся галактика поверила в мое преображение, должна быть убедительная причина. И этой причиной будешь ты, Немезида.

– Я?

– На публике ты будешь оказывать на меня успокаивающее действие. Им нужны объяснения? Вот мы и объясним, что ты благотворно повлияла на мой характер. В качестве сенатора ты уже и так являешься одним из идеологических центров. Остается сделать следующий шаг. Мне нужен подходящий случай, чтобы показать, что я меняюсь. Намекнуть людям, какой станет империя под моим руководством и твоим влиянием на меня.

Я промолчала. Это был незнакомый мне способ мышления и планирования. Принц оказался дальновидным стратегом с далеко идущими затеями. Тогда как я умела решать только здесь и сейчас.

– И что же ты намереваешься предпринять?

– Что-то значительное, что продемонстрирует мой будущий курс. Что-то, о чем все узнают, станут обсуждать и передавать из уст в уста. – Он отпил глоток вина, поднялся на ноги, одернул рукава на мускулистых предплечьях и подал мне руку. – Мы должны вернуться в зал.

Я отставила свой бокал и взяла Тайруса за руку. Он легко поднял меня с кушетки, и я внимательно всмотрелась в его лицо: холодный, уверенный в себе юный вождь, чьи спокойствие и расчет так контрастировали с моими буйными инстинктами.

– Когда мы в следующий раз выйдем на люди, я должен буду тебя поцеловать. Полагаю, что лучше предупредить заранее, чтобы ты ненароком не сломала мне шею.

Эта идея меня сильно смутила. На секунду я даже думала протестовать. Но это мое беспокойство меня озадачило. Его предложение было совершенно логичным, зачем же возражать против подобной мелочи? Однако я тоже решила его предупредить.

– Аффективные жесты, естественные для людей, противоестественны для дьяболиков. Я не уверена, что умею целоваться.

– Немезида, у того, кто умеет так танцевать, и с поцелуями не возникнет проблем, – криво усмехнувшись, он посмотрел на мои губы. – Целуя кого-то, ты точно так же подстраиваешься под его движения и ритм. Подозреваю, у тебя это получится куда естественнее, чем тебе кажется.

Не знаю почему, я больше не могла выдержать его взгляда. Снаружи, в куполе, длинные гирлянды танцоров свивались в сверкающие спирали. Притворившись, что увлечена красотой танца, я отвернулась.

Глава 27

Следующие несколько дней у меня голова шла кругом. Явившись на праздник с наследником трона, я тем самым получила в Хризантеме новый статус. Это обнаружилось следующим утром, едва пробил час, подходящий для визитов.

– Креденца Фордайс прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.

– Ивиньи фон Уоллстром прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.

– Эфени Локлайт прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.

Вслед за каждым объявлением ко мне на виллу вваливалась какая-нибудь очередная придворная дива со всем своим окружением. Они рассаживались по креслам и принимались с любопытством осматривать меня, мою челядь и мою обстановку, болтая всякую чепуху. Мне же светские разговоры ни о чем давались с огромным трудом. Приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не таращиться на посетителей и не смущать их. Впрочем, все они, похоже, были сосредоточены только на том, чтобы получше преподнести самих себя, и не особенно обращали внимание на мое поведение.

– Ах, Сидония, ты помнишь тот социальный форум три года назад? Я еще тогда отметила, что у тебя премиленький аватарчик, – щебетала грандесса фон Флейверт.

– Какие у тебя крепкие челядинцы, – бубнила Креденца Фордайс, все еще смущенная моим внезапным возвышением и необходимостью изменить ко мне отношение. – Ты обязана, просто обязана мне сказать, чем их кормишь.

– Едой, – ответила я. – Они едят еду.

– Еду? Как интересно! – взвизгнула она.

Я уставилась на нее, она – на меня. Повисло молчание.

– Наверное, я должна давать своим больше этой самой еды, – нервно улыбнулась Креденца.

Но все эти визиты были ничем, по сравнению с прибытием самого сенатора фон Пасуса, за которым тащилась ядовито ухмыляющаяся Элантра.

– …имел удовольствие познакомиться с твоим отцом. Когда же это было? Кажется, лет двадцать тому. Или двадцать один? – громогласно гудел сенатор.

– Это было ровно двадцать два года назад, отец, – встряла Элантра. – Вы сто раз рассказывали мне об этом.

– Да-да, двадцать два года тому. Мы тогда оба только-только сделались главами своих родов, – по лицу сенатора блуждала смутная улыбка. – Я так огорчился, когда узнал, что с ним случилось. Веришь ли, я наслаждался нашими стычками в сенате. Жаль, конечно, что мы с ним разошлись по принципиальнейшим вопросам нашей эпохи. А ведь сложись все иначе, могли бы вместе вершить великие дела. – Он откашлялся и разгладил свою ухоженную бородку. – Но дело, видишь ли, в том, моя дорогая, что я хорошо знаю, когда надо забыть старые споры. А без родительского глаза тебе придется нелегко.

– Мы с отцом счастливы предложить тебе нашу помощь, – улыбка Элантры выглядела резиновой.

– Именно, – кивнул сенатор. – Ведь ты еще так юна, моя дорогая. У тебя вряд ли было время как следует изучить тонкости нашей работы. – Он помолчал. – Например, как вести дела с излишними, проживающими в твоих владениях. Мы у себя считаем само собой разумеющимся, что они будут учиться на нашем примере, но зачастую все не так просто. Иначе почему какой-нибудь негодяй, когда ты меньше всего этого ожидаешь, умудряется убедить их, что они имеют право судить о том, в чем…

– Вроде наместницы Санъяу? – невинно уточнила я.

Сенатор захлопнул рот. Элантра злобно взглянула на отца, словно говоря: «Я же предупреждала!»

Мне было безразлично, что я нарушила табу, упомянув при Пасусах имя той, которая бросила им вызов на их же собственной территории. Имя женщины, которая не принадлежала к грандству, но была убита вместе с благородными врагами императора. Это могло быть только работой Пасуса. Император вряд ли интересовался какой-то наместницей, каковы бы ни были ее взгляды. Мать Нивени не представляла для него угрозы, следовательно, сенатор лично попросил его включить наместницу в расстрельный список.

– Дело в том, – сенатор попытался горделиво выпрямиться, – что провинция Ламанос…

– Люмина, – с приторной улыбочкой поправила Элантра.

– Ну, да, Люмина. От нее вечно одни неприятности. Каменистая планета с подозрительными способностями населения к самообеспечению. Вот их вожди и возгордились без меры. Наместница Санъяу была демагогом, развратившим своих подчиненных. Большинство излишних ослеплено пропагандой или невежественно, чтобы понять, насколько они нуждаются в империи и сколько выгод получают от покровительства грандов. – Сенатор подался ко мне, в ярком свете атриума холодно и остро блеснули его глаза. – Но им был преподан суровый урок. Ни одна планета, ни один уголок вселенной не избегнут нашего гнева. Сила – вот единственное, что уважают излишние. Ты еще вспомнишь мои слова после того, как они будут усмирены.

Несколько дней спустя я получила приглашение на мой первый ужин с семьей Домитрианов.

Тайрус пододвинул мне кресло, помогая усесться за столом в пиршественном зале. Император отсутствовал, его кресло во главе стола пустовало. Я сидела рядом с принцем, чувствуя на себе тяжелый, пронизывающий взгляд его бабки Цинии. Она принадлежала к побочной ветви рода Домитрианов, прежде куда более многочисленной, члены которой склонны были умирать молодыми. Сигиллой ее ветви был пульсар, а не шесть императорских звезд.

Для того чтобы взойти на трон, Цинии пришлось выйти замуж за принца. Однако тот оказался излишне строптив и не желал прислушиваться к ее мудрым советам. Теперь она пыталась руководить империей, управляя своим любимым отпрыском, то есть – нынешним императором. Она же стояла и во главе устранения всех других претендентов на трон.

К моему огорчению, Циния притащила с собой Сэливара и Дивинию. Они уже оправились от отравления, хотя и были не в лучшей форме. Супруги безмятежно улыбались, однако их лица были бледны, а глаза – затуманены, словно они не понимали, где находятся. Изо рта Сэливара стекала струйка слюны, которую то и дело вытирал шелковым платочком челядинец.

Тайрус склонился ко мне, для виду поигрывая серьгой в моем ухе. Я ощутила тепло его дыхания, когда он прошептал:

– Они ничего не помнят. Дивиния даже говорить внятно не может, а Сэливар забыл, как его зовут.

– Все так печально?

– С «Дыханием скорпиона» шутки плохи. Чуть превысишь дозу – и можно окочуриться.

Я почувствовала прилив удовлетворения, глядя на родственников императора и вспоминая, что они готовили для Сидонии и что сотворили с Нивени. Супруги неуклюже орудовали столовыми приборами, сражаясь с едой на своих тарелках.

– Попытайся умерить радость. – Тайрус снова щелкнул по моей серьге. – От бабушкиного взгляда ничто не ускользнет.

Когда он отстранился, я увидела, что Циния действительно не сводит с меня глаз. Она явно заметила мою довольную физиономию.

– Вам нравится видеть мою внучку и ее мужа в таком состоянии, сенатор фон Эмпиреан?

– Ни в коем случае, ваша светлость, – поспешно сказала я. – Я улыбнулась лишь воспоминанию о том, какими они были прежде…

– Прежде чем заболели, а у вас отшибло память?

Эта женщина убила собственных детей, которым не повезло стать ее любимчиками. Если она узнает, что я сделала с Сэливаром и Дивинией, то не колеблясь убьет и меня.

– Совершенно верно, ваша светлость, – пробормотала я. – Такая трагедия!

– Расскажите, как это вы умудрились познакомиться с моим внуком? – Грандесса Циния нервно дернула уголком рта.

Тайрус накрыл мою руку своей, я заметила, что он слегка напрягся.

– Я ведь уже все вам рассказывал, бабушка…

– Я желаю послушать эту волшебную сказку от самой юной леди.

На какой-то момент я растерялась, но потом вспомнила историю, которую сочинил Тайрус для объяснения нашей связи императору.

– Я была ужасно огорчена недавними событиями, думаю, вы меня поймете, – произнесла я и отпила вина, чтобы выиграть время.

Рука Тайруса все еще лежала на моей, его большой палец поглаживал тыльную сторону моей ладони, – очередной спектакль на публику. Мне это немного мешало, но я не решилась убрать руку, поскольку Циния сразу бы обратила на это внимание.

– Его светлость встретил меня, когда я была очень расстроена, и отвел на «Александрию». Сперва он развлекал меня, показывая эти смешные древние штуки, называемые книгами, потом одно, другое и… – я повернулась к Тайрусу и улыбнулась, надеясь, что никто не заметит моих холодных, хищных глаз. Он улыбнулся в ответ.

– Ну да, как это я сразу не сообразила, – ехидно заметила Циния. – Вас очаровала его библиотека? Одним звездам известно, зачем Тайрус вцепился в эти книги. Однако вы, разумеется, переняли от своего отца любовь к ненужным знаниям.

Это были опасные слова, она явно пыталась загнать меня в ловушку.

– Нет-нет, ваша светлость, знания – это не для меня. Просто эти книги… они такие забавные.

– Между тем внутри их скрывается яд. – Циния отпила вина. – Никогда не могла понять всей этой любви к чтению. Учение – абсурдная потеря времени, если вас интересует мое мнение. Особенно с учетом того, что все нужное можно узнать у компьютера. Будьте осторожны, сенатор фон Эмпиреан. Не оступитесь на том самом месте, что и ваш покойный батюшка.

– Ни за что, ваша светлость! – Я до боли сжала кулак под столом.

– Что меня особенно удивляет, – продолжила Циния, – так это то, что мой собственный внук влюбился в одну из Эмпиреанов. Не знала, что у него могут быть подобные склонности. Я-то всегда думала, что собирание книг – это глупая причуда, а не интеллектуальная склонность.

Разговор принял очень опасный оборот, но Тайрус сумел выкрутиться. Он дико захохотал, потом откинулся на спинку стула и тупо уставился в потолок.

– Знаете, бабушка, если уж начистоту, то у меня никогда не возникало особого желания читать эти книги. Я просто думал, что в них содержится ответ на вопрос: почему я так превосхожу во всем заурядных людей? Ведь у меня в голове роится масса вопросов. Отчего люди не слепнут при взгляде на мою сверкающую трансцендентную сущность? Почему именно я имею прямой доступ ко всей мудрости Космоса, тогда как остальные не способны слышать его голосов? Что именно в моей скромной телесной оболочке столь возвышает меня над серой массой? – Он поднес мою ладонь к своим теплым губам, не сводя при этом взгляда со своей бабки. – Надеюсь, Сидония Эмпиреан даст мне ответы на все эти загадки.

– Да неужели? – Циния приподняла тонкую бровь.

– Ну, разумеется! Она считает, что на самом деле я вовсе не сам Живой Космос, выражающий божественную волю через человеческое тело, а, скорее, продукт космического творения, как и всякое другое существо.

– Я сама тысячу раз говорила тебе то же самое, – рявкнула Циния.

– Видимо, бабушка, ваш голос звучал менее убедительно, чем ее сладкий голосок. – Он подался вперед и провел большим пальцем по моим губам. – Я ведь уже говорил тебе об этом, милая?

Интересно, наш спектакль на самом деле требовал постоянных прикосновений? Заглянув в глаза Тайрусу, я поняла, что он просто пытается следовать нашему плану: представить все так, что мне как-то удается сдерживать его буйный нрав.

Грандесса Циния пристально смотрела на него, ее рука, сжимавшая бокал, побелела.

– Хорошо, – взяв в себя руки, сказала она, отпивая глоток вина. – Хорошо, Тайрус, на сей раз тебе действительно удалось меня удивить.

Она ему поверила! Разумеется, поверила. Если все эти годы она верила его маскараду, почему бы ей не поверить и сейчас?

Вдруг свет в зале изменился, приобрел золотистый оттенок, превратив резной узор на стенах в сверкающий кружевной гобелен. Вошел Живодер, за ним появился император, окруженный дронами. Шествие замыкал второй дьяболик, Кат. Я сразу заметила, что император одет в бронежилет.

– Сын мой, поцелуй меня. – Циния приподняла острый подбородок.

Улыбка Рандевальда застыла на лице. Похоже, ему не нравилось, что при всей своей власти в империи он до сих пор получает приказы от матери. Но, соблюдая приличия, он склонился и дотронулся губами до ее гладкой щеки.

– Приятно видеть всю семью в сборе, – объявил Рандевальд. Его глаза наткнулись на меня, рот растянулся в ухмылке. – Прими мои поздравления, племянничек, у тебя отменный вкус. Сенатор фон Эмпиреан очаровательна.

Я подумывала, не вернуться ли к моему натуральному цвету волос и оттенку кожи, особенно после того, как увидела тело Злючки в клетке мантикоры. Какая-то злобная и мстительная часть моей натуры желала выставить напоказ сходство с мертвым дьяболиком, от которого с такой легкостью избавились.

Но, разумеется, я этого не сделала, опасаясь, что оставшиеся дьяболики посчитают сходство слишком сильным, чтобы его можно было объяснить иначе, чем общим ДНК. Вместо этого я выбрала темно-рыжие волосы и белоснежную кожу, что прекрасно сочеталось с цветом волос Тайруса. Теперь мы выглядели настоящей парой.

Роботы-официанты принесли кушанья, и дроны принялись кружить вокруг стола. В соответствии с обычаем, члены семьи начали дегустировать пищу, прежде чем ее пробовал император. Я заметила, что Рандевальд не обратил особого внимания на Тайруса, зато с жадным ожиданием взирал на Цинию, отрезавшую тончайший ломтик сочной ветчины. Когда же Сэливар и Дивиния получили на пробу свои порции, он только покачал головой:

– Было бы почти милосердием, если бы они, в их состоянии, проглотили яд, верно?

Убедившись, что блюда не отравлены, Рандевальд с аппетитом принялся за еду.

– Какое вульгарное замечание, сын мой. Мы все должны молиться об их выздоровлении. Неужели нигде не осталось робомедиков получше? – грандесса Циния деликатно отправляла в рот крошечные кусочки яств, неприязненно косясь на жужжащих над головой дронов. – Сын, этот шум совершенно непереносим. Они что, будут кружить тут на протяжении всего ужина?

– Матушка. – Улыбка императора сделалась ледяной. – Вы вряд ли посмеете обвинить меня в излишних мерах предосторожности. Неделю назад у меня было три дьяболика, а теперь только два.

Образ Злючки, пожираемой мантикорой, так и встал у меня перед глазами. Я сжала нож в кулаке. Хотелось вскочить, прыгнуть и вонзить его прямо в глаз Рандевальду.

К счастью, возникшая у двери суматоха спасла меня от необдуманного поступка. Туда немедленно полетели дроны. Кат обернулся, напрягая свои внушительные мускулы. В зале появился сенатор фон Пасус. Его лицо было багровым, седые волосы растрепаны, будто он пытался их вырвать. Опустившись на колени, сенатор выпалил:

– Приношу вам глубочайшие извинения, ваше величество, за то, что прерываю вашу трапезу, но у меня срочные новости.

Император тяжело вздохнул, встал из-за стола и протянул сенатору руки, позволив прижать свои пальцы к щекам. Они с Пасусом обменялись несколькими фразами, которые даже я не смогла расслышать из-за гудения дронов. Император побледнел.

– Найдите эту девчонку и приведите сюда. Такое спускать нельзя, – рявкнул он и вернулся к столу.

Тайрус делал вид, что внимательно изучает собственные ногти. Но когда наши плечи соприкоснулись, я почувствовала, что он одеревенел. Дивиния и Сэливар продолжали пускать слюни, бессмысленно уставившись в свои тарелки.

– Это просто прелесть какая-то. Нет, воистину забавный поворот событий! – император издал ядовитый смешок и повернулся к Цинии. – Люмина объявила о своей независимости. Они выслали имперских чиновников из своей системы.

– Не может быть! – Лицо Цинии посерело.

– И тем не менее. Они требуют… Требуют, обращаю на это ваше внимание, возвращения дочери наместницы, Нивени Санъяу.

Нивени! Я беспомощно поглядела на Тайруса. Он все еще прикидывался совершенно безразличным и не заметил моего отчаянного взгляда.

– Что же, я отправлю ее им, – хмыкнул император. – Точнее, ее голову в коробке.

Глава 28

От тревоги у меня перехватило дыхание. Сейчас они привезут Нивени и, скорее всего, убьют. Прямо на наших глазах. А потом… потом с аппетитом продолжат свою трапезу.

Я сдавила мускулистое Тайрусово плечо. Он вопросительно приподнял бровь. Взгляд Живодера прожигал мне затылок, однако другие не обращали на нас никакого внимания: Кат хищно сторожил дверной проем, а император и его мать, отойдя в угол, о чем-то яростно спорили. Если был хоть малейший шанс спасти Нивени, мне следовало во что бы то ни стало поговорить с Тайрусом. Но нужно было увести его куда-нибудь подальше от дьяболиков, чей острый слух делал невозможным подобный разговор.

Я приникла к нему.

– Тс-с… – шепнула ему на ухо и провела рукой по шее, также на удивление мускулистой.

Тайрус нахмурился, с прищуром глядя на меня. Мое сердце дернулось и забилось сильнее. Я ведь не знала, как все это делается, но должна была сыграть по возможности убедительно. Короче, я прижалась губами к его рту. Несколько мгновений он сидел точно каменный. Уже приходя в отчаяние, я притиснула губы плотнее. «Пойми меня, пойми же!»

Он прикоснулся к моему лицу. Кончики его пальцев легко, как бы вопросительно погладили меня по щеке. Вдруг он, кажется, понял и перехватил инициативу. Его губы шевельнулись, делая поцелуй мягче, убедительнее, потом мазнули по щеке до самого уха.

– С тобой все в порядке? – едва выдохнул он.

Я зарылась лицом в его волосы, пахнущие какой-то пряностью.

– Нет, – шепнула в ответ.

Тайрус отстранился и самодовольно осклабился. Потом поднялся и взял меня за руку.

– Нам тут с грандессой Эмпиреан нужно… побеседовать, – сказал он, хотя никто его не слушал.

Похабно подмигнув Живодеру, на лице которого не дрогнул ни один мускул, принц повлек меня прочь из зала в соседний занавешенный кабинет, освещенный только камином. Там уже все было готово к послеобеденному отдыху: на подносах стояли разноцветные коробочки с порошками и флаконы с ингалянтами. Тайрус склонился ко мне и сказал едва слышно:

– Знаю, что эта девушка, Санъяу, твоя подруга, но я бессилен.

– Должен же быть какой-то способ ее спасти. – Я вцепилась в его тунику. – Если не сможешь ты, значит, не сможет никто.

Убрав с моего лба выбившуюся прядку, он вновь провел пальцем по моим губам, видимо, в расчете на камеры слежения.

– Это так важно для тебя?

– Да. Если не вмешаешься ты, придется мне, и будь что будет.

Он на мгновенье задумался, потом его губы тронула улыбка.

– Ты само вдохновение, Немезида. Пойдем-ка назад.

Он повел меня обратно в пиршественный зал. Я не представляла, что собирается делать Тайрус, но искренне надеялась, что принц сможет все исправить. Но чувствовала себя неловко, приходилось совершенно довериться другому человеку в решении задачи, оказавшейся мне не по зубам.

Принц подвел меня к столу, подчеркнуто-чванливо выпятив грудь, как делал всегда, когда изображал из себя психа. По его лицу гуляла дикая улыбка.

– Дядюшка, у меня гениальная идея!

– Тайрус, – рявкнула Циния, – сейчас не время…

– Извольте именовать меня вашей светлостью, бабушка, ведь я – Примас Дофин, – заявил Тайрус, не сводя глаз с императора.

Циния вцепилась в бокал, а Рандевальд ухмыльнулся. Ему явно нравилось наблюдать, как наследник унижает его мать, и Тайрус, без сомнения, это знал.

– Моя новая любовь никогда еще не бывала ни на одной планете, – продолжал принц. – А мне, скажу откровенно, хочется развлечений, которые можно найти лишь там. Отдайте мне эту девчонку Санъяу, и я все исправлю.

– Ты?! – расхохоталась грандесса Циния. – Думаешь, тебе удастся подавить назревающее восстание?

– Разумеется, – принц отвесил напыщенный поклон императору. – По крайней мере, моя попытка их отвлечет. Если эта Санъяу окажется неспособной к сотрудничеству, я своими руками отрублю ей голову.

– Точно, пошли его! – Глаза Цинии сверкнули, словно ножи. – То-то мы позабавимся. Сумасшедший, усмиряющий излишних!

– Тайрус, Тайрус… – снисходительно улыбнувшись, император откинулся на спинку стула. – Ты почти ничего не знаешь о власти и о том, как ее применять. Что ты сможешь сделать? Излишние уважают лишь силу. Они бросили нам вызов, и нам остается только сокрушить их.

– Дядя! – все с той же дикой усмешкой, которая совершенно не соответствовала его истинным намерениям, Тайрус бухнулся на колени. – Как вы, должно быть, знаете, эта Санъяу – подруга Сидонии, а Сидония – подруга Санъяу. Я уверен, что с помощью Сидонии мы убедим ее подавить восстание в зародыше и с минимальными расходами с нашей стороны. В случае неудачи я беру ответственность на себя.

– Да ну? – подалась вперед грандесса Циния. – Ты возьмешь на себя ответственность? – Она посмотрела на сына. – И правда, пошли его, Рандевальд. Ты же сам выбрал его наследником? Вот и дай ему возможность проявить себя. – Она ощерилась, как голодная кошка, как будто идея выставить Тайруса дураком оказалась так привлекательна, что она не смогла ей противиться. – Пусть проявит себя во всей красе.

– Полагаю, – задумчиво поскреб подбородок император, – если Тайрусу удастся действительно убедить люминарцев с ним встретиться, это может сэкономить нам некоторую сумму. А ведь, пожалуй, он в самом деле мог бы вправить им мозги. – Его глаза заблестели. – Позже я тебя подробно проинструктирую, племянник. Ну, так как, сенатор фон Эмпиреан? – Рандевальд посмотрел на меня. – Ты сможешь заставить эту Санъяу разрешить наши проблемы?

Я не имела представления, в чем заключается план Тайруса, но уверенно кивнула, попутно вспомнив о Сидонии, которая наверняка захотела бы избежать бессмысленных убийств.

– Да, ваше величество, я совершенно убеждена, что мы все исправим.

И тут появилась Нивени, окруженная челядью и целым роем дронов. Волосы растрепаны, лицо заплакано. У нее ведь не было отдушины, которую находила я в планах убийства императора. Ей оставалось полагаться лишь на саму себя. А вдруг у Тайруса и для нее заготовлена какая-нибудь роль?

– Госпожа Санъяу, – медленно заговорил император, – ваши люди взбунтовались. Повелеваю вам отправиться с моим племянником и сенатором фон Эмпиреан на планету Люмина.

В глазах Нивени вспыхнула такая радость, что я только сейчас поняла, как сильно она истосковалась по дому.

– Там вы либо усмирите бунтовщиков, – продолжил император, – либо умрете.

Радость на лице Нивени пропала. До меня, наконец, дошло, какая грандиозная задача ожидает нас с Тайрусом. Нам выпало спасти бесчисленное множество жизней.

Глава 29

Это был первый день нашего двухнедельного путешествия к Люмине. Тайрус находился в моей каюте и разглядывал испещренную звездами пустоту за иллюминаторами «Александрии». Последняя только что отстыковалась от Хризантемы, оставив прореху в «Valor Novus». Из соседней каюты временами доносился лай Карателя.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

Когда Тайрус раздумывал о будущем, его лоб прочерчивали глубокие морщины. Со стороны казалось, что в его голове вращаются шестеренки. Он пошатнулся, корабль как раз вошел в субпространство и звезды исчезли. Тайрус повернулся ко мне.

– Меня все считают кощунником. Это может помочь в нашей миссии на Люмине. Ты наверняка слышала, что излишние придерживаются более древних религий. Они лишь для виду выполняют гелионические ритуалы, и то когда этого требуют гранды. С другой стороны, если я изображу сочувствие их… богохульствам, в дальнейшем меня будут ждать другие проблемы.

– С будущей поддержкой грандства?

– Именно, – он посмотрел на меня и до него вдруг дошло. – Вот это да! Ты все это время стояла на руках?

Раз мы находились в моей каюте, я решила, что Тайрусу придется смириться с моими привычками. Легла на пол и отжалась, держа тело параллельно полу и опираясь только на костяшки пальцев.

Вместо ответа я вытянула ноги вверх и сделала стойку на руках.

– Ты такая сильная, – пробормотал Тайрус, обходя меня кругом. – Кажется, ты делаешь это без малейших усилий.

– Минимум усилий все же необходим, – удовлетворенно ответила я. – С тех пор, как мне пришлось занять место Сидонии, я вынуждена была избегать любых физических упражнений. Дело в том, что я слишком легко набираю массу.

– И я занимаюсь по два часа в день.

Что же, это объясняло крепость его рук.

– Надо же, какое тщеславие.

– Если бы меня волновала внешность, я бы прибег к помощи робомедиков. Я занимаюсь для того, чтобы не чувствовать себя слабаком.

Я удивленно покосилась на него. Этот резон был мне хорошо понятен. Другое дело, я никогда не думала, что наследник престола может испытывать подобные чувства.

– Путешествие будет довольно скучным, – сказал он. – Мне было бы любопытно провести с тобой спарринг.

– Ты проиграешь.

– Как насчет небольшой форы? – хитро улыбнулся он. – Например, можно привязать тебе одну руку за спиной.

– Да хоть обе. Ты проиграешь, ваша светлость. Не хочу причинять тебе боль.

– Ничего, я пойду на такой риск.

– Тогда, раз уж речь зашла о соревновании с дьяболиком, тебе следует знать, что я – нетипичный дьяболик. У меня искусственно удалена большая часть мышечной массы.

– Что же, значит, фора уже есть.

– Она ничтожна. Я ведь все равно остаюсь дьяболиком.

Роботы обтесали мои кости, чтобы я больше походила на человеческую девушку, но в действительности я ею никогда не стану. Удивительно, что он об этом постоянно забывает. А еще удивительнее то, что меня заинтересовала его новая идея.

– То есть ты отказываешься со мной драться? – спросил он.

Немного смутившись, я сделала сальто и встала на ноги. Его глаза расширились.

– Ого! – воскликнул он так, словно я совершила подвиг.

– Ага, – буркнула я, почувствовав непонятное раздражение. – Если ты так жаждешь, чтобы я тебя поколотила, кто я такая, чтобы отказывать? Желаешь прямо сейчас? – предложила я. Заодно, кстати, узнает кое-что о моей настоящей природе.

– Нет, давай сразу после службы, – захохотал он. – Тогда это будет выглядеть так, словно Сидония Эмпиреан поколотила своего дружка за неуважение к Живому Космосу.

Шутка натолкнула меня на мысль.

– А ведь Сидония была очень набожна. – Боль воспоминаний пронзила мне грудь, но я продолжила, подавив эмоции. – Да, она разделяла интерес отца к науке, но при этом не пропускала ни одной проповеди.

– Я слышал об этом, – Тайрус приподнял бровь.

– Почему бы нам это не использовать? Ты ведь сам захотел, чтобы на публике я на вас влияла? Ты можешь угодить люминарцам своим безбожием, а грандству – своим благочестием по моему настоянию. Они закроют глаза на твои прошлые святотатства, когда увидят, что ты стремишься сделаться ревностным гелиоником.

– Умно, – усмехнулся Тайрус. – Под твоим патронажем я буду посещать проповеди, наемники Домитрианов на этом корабле начнут об этом судачить, и слухи достигнут нужных ушей в Хризантеме. Все узнают, что Сидония Эмпиреан оказывает благотворное влияние на бедного сумасшедшего.

Так мы и сделали.

На малолюдном корабле службы в Гелиосфере выглядели непривычно. Самые высокопоставленные прихожане должны были сидеть в наиболее близком к священнику круге, а все остальные – во внешних, согласно рангу. Тайрус оказался в гордом одиночестве в первом круге, во втором – я, в третьем – Нивени. Во внешнем круге размещалась горстка челяди и наемников.

Во время проповеди Тайрус то и дело беспокойно вскакивал и делал вид, что собирается уйти. И всякий раз я, нарушая этикет, выходила вперед, клала руку ему на плечо и громким шепотом напоминала, что он обещал мне потерпеть.

Тайрус снисходительно улыбался, всем своим видом показывая, на какие подвиги ему приходится идти ради любимой. Я спиной чувствовала жадные взгляды наемников, уже составлявших доклады тем, кто их подкупил в Хризантеме. Наверняка нашлось немало желающих разжиться крохами информации, собранной во время путешествия наследника трона.

Нивени, молчаливая и неподвижная, всю службу смотрела стеклянными глазами в черную пустоту.

Потом мы вышли в коридор, и она направилась к своей каюте. Я ее окликнула:

– Пообедаешь со мной?

Мы не разговаривали с того самого дня, когда она узнала о моих отношениях с Тайрусом, и это мучило меня куда больше, чем я себе самой признавалась. Нивени обернулась, но в глаза мне так и не посмотрела.

– Спасибо, я не голодна.

– Но ты рада, что возвращаешься домой? – сделала я еще одну попытку.

– Так это ты устроила, Сидония?

– Я сказала принцу, что ты можешь помочь прекратить смуту.

– Вот, значит, что меня ждет, – Нивени обреченно рассмеялась. – И как же мне это сделать? Люди на планете знают, что на пути прогресса стоит империя с ее гелионизмом. Та самая империя, которая выкачивает с Люмины гораздо больше, чем дает ей взамен. Зачем нам, собственно, вы нужны? Ради защиты? От кого? Главную угрозу представляет сама империя с ее разложившимся грандством и древними кораблями, сеющими вокруг себя злокачественное пространство!

Я оглянулась, чтобы удостовериться, что никто не слышит опасные речи.

– Ко всему этому император добавил смертельное оскорбление, убив мою мать, избранную народом Люмины. – Голос Нивени дрогнул. – Неудивительно, что люди взбунтовались. Мы лишены гражданских прав, а теперь нас лишили даже иллюзии выбора вождей. И теперь я должна объявить им, что все это не имеет значения?

– Не знаю, что ты можешь им сказать, – медленно проговорила я. – Но знаю одно: ты – единственная, кто может их спасти. Император безжалостен, Нивени. Он скорее уничтожит планету, чем позволит ей отколоться от империи.

– Он попытается уничтожить… – Глаза девушки странно заблестели. – Даже если я помогу императору, ничто не помешает ему вернуть меня в Хризантему и убить. Или стереть мою планету с лица вселенной, когда люди меньше всего будут этого ожидать. Сейчас же мы находимся в сильной позиции. Если мы уйдем, другие планеты последуют за нами и будут сражаться на нашей стороне. В общем, мне нет причин помогать твоему любимому Тайрусу. Напротив, мне следует сказать тебе кое-что. Я не верю в гелионизм! По-моему, все его постулаты – полный бред! – с вызовом выкрикнула Нивени.

Я вновь оглянулась на Гелиосферу, в страхе, что нас подслушает какой-нибудь наемник Домитрианов.

– Я не верю, что космос – это живое божественное начало, создавшее нас, – рявкнула Нивени. – Космос – всего лишь пустота, объект, который наравне с нами был создан Богом. В этой вере вырастила меня моя мама. – Ее лицо болезненно сморщилось. – Я не слишком-то ее слушала. Ах, если бы я только могла вернуться назад… – Ее голос задрожал, она часто задышала, стараясь успокоиться. – Сидония, что бы мы ни делали в Хризантеме, на какие бы вечеринки ни ходили, какие бы наряды ни напяливали, сколько бы денег ты мне ни дала – я вовсе не грандесса. Не такая, как ты. Я родилась не в космосе и не пользуюсь благоволением империи. Я – одна из них, из излишних, – Нивени словно выплюнула это слово мне в лицо.

Только тут до меня дошло, что наименование, которое я слышала множество раз и сама бездумно повторяла, было оскорблением. Излишние. Оно подразумевало, что подавляющая часть человеческих существ была бесполезным балластом.

– Не знаю, поверишь ты или нет, – тихо пробормотала я, – но мне безразлично, еретичка ты или верующая. Совершенно безразлично.

Наверное, это был не тот ответ, который она хотела услышать.

– Две недели назад, – произнесла она с горькой улыбкой, – мне было бы лестно, скажи ты такое. Я бы вообразила, что грандесса признала меня за равную. Мне так этого хотелось. Я злилась на мать. – Губы Нивени искривились. – И все недоумевала, зачем она бросила вызов сенатору фон Пасусу. Теперь я поняла, зачем. Я поняла, что моя мать – настоящая героиня. И собираюсь стать такой, какой ей хотелось бы меня видеть.

И не говоря больше ни слова, Нивени ушла. Мне стало тошно. Я не ожидала, что она отвергнет нашу помощь. Можно ли было теперь на нее рассчитывать? Этого я не знала. Нивени слишком рассердилась, слишком глубоко погрязла в своем горе, чтобы быть предсказуемым игроком в столь сложной игре.

Глава 30

На подлете к Люмине нам пришлось затормозить, чтобы обойти стороной пятно злокачественного пространства, образовавшегося после взрыва звездолета несколько лет назад. Тайрус отправился к самому большому иллюминатору «Александрии», чтобы увидеть пятно своими глазами. Я присоединилась. Было любопытно, чего же так боятся люди.

Зрелище меня удивило. Так называемое злокачественное пространство походило на полосу света среди межзвездного мрака. Как я ни пыталась убедить себя, что передо мной нечто ужасное, видела только яркую ленту, напоминавшую солнечный протуберанец. Я сказала об этом Тайрусу.

– Внешность обманчива, – заметил он. – Свет, говоришь? Этот свет отнюдь не исходит от самого злокачественного пространства. Это светится водород, оставшийся от разорванных им звезд. Можно сказать, что разрыв пространства поглощает, затягивает в себя материю. Мы наблюдаем умирание данной солнечной системы. Вот чего страшатся люминарцы. Их планета находится всего лишь в трех световых годах отсюда. А мы продолжаем использовать те же самые двигатели, что и тысячи лет назад. Только теперь позабыли даже принципы их работы. Перед тобой результат нашего невежества: проблема, которую мы не в состоянии разрешить.

Я вновь уставилась на мертвую щель, образовавшую виртуальную рану в космосе, на световую ленту с бледно-лиловыми краями и, кажется, почувствовала в ней нечто угрожающее. Я поняла, что смотрю на само забвение.

– Мы совершенствуем наши химические пороки и ритуалы поклонения звездам, – продолжил Тайрус. – Звездолеты взрываются все чаще и чаще, а мы просто закрываем на это глаза. Грандство будет игнорировать происходящее до тех пор, пока еще есть куда бежать, а потом злокачественное пространство поглотит весь космос. В каком-то смысле, – в голосе принца зазвучали едкие нотки, – мы это заслужили. Но почему должны страдать все остальные? Если я могу это остановить, значит, я должен это сделать. – Он отвернулся от иллюминатора, и на его лбу запульсировала жилка. – С меня хватит, насмотрелся. Ты еще не передумала насчет спарринга?

– А ты что, уже оправился от первого боя? – спросила я, удивленная его упорством.

– Просто хочется отвлечься.

Когда мы сражались с ним в первый раз, я держала руки за спиной. Однако быстро поняла, что надо было заодно и ноги связать. Тайрус двигался довольно быстро для обыкновенного человека. Меня даже удивила сила его ударов. Пропусти я хоть один – без сомнения, потеряла бы равновесие. Затем я с разворота двинула его в грудь. Затрещали кости. Тайрус пролетел через всю комнату и с отвратительным чваканьем врезался в стену. Несколько секунд он лежал, судорожно хватая ртом воздух и держась за ребра, потом среагировали робомедики и окружили его плотным строем.

Я же буквально окаменела и пришла в себя только при виде робомедиков.

– Ваша светлость! – растолкав машины, я кинулась к Тайрусу.

Я же знала, знала, что именно этим все и закончится. Как я могла согласиться на подобный идиотизм?

Когда робомедики провентилировали легкое и зафиксировали ребра, так что Тайрус смог говорить, он сел и сплюнул кровь, уставившись на меня, затем вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:

– Ты потрясающая!

– Чего? – ошеломленно пролепетала я, в ужасе ожидая гневного продолжения, но в его голосе было только чистое обожание.

– Нет, я понимаю: грубая сила, скорость… Но где ты выучилась этим приемам?

Я помрачнела. Обычно я избегала любых расспросов о жизни в коррале, но раз уж он чуть не умер от моей руки, наверное, следовало ему ответить.

– Меня обучали с визуальными вспомогательными средствами.

– Что это значит?

Тайрус приподнялся, поморщившись. Робомедики все еще ползали по нему, словно крупные жуки, обрабатывая ушибы, оставшиеся после полета через всю комнату.

– В загон проецировали голографическое изображение людей, выполняющих боевые приемы, – запинаясь, произнесла я, с трудом облекая в слова полузабытые воспоминания. – Кроме как смотреть на них, делать там было нечего. При этом я заметила, если повторять движения, меня вознаграждают.

– Вознаграждают? Чем же? – Тайрус присел на корточки, позволяя робомедикам подобраться к поврежденным местам, и с жадным интересом уставился на меня.

Надо, же, императорский наследник, которого я чуть не прикончила, интересовался моей жизнью.

– Ну, едой посытнее, – с недоумением произнесла я, гадая, зачем ему это нужно. – Еще уменьшением шума.

– Шума?

– Ага. Неприятное такое гудение. Громкость уменьшали, если я заслуживала похвалы хозяина.

– Отвратительно.

– Тем не менее, это работало, – пожала плечами я.

– Насколько мне известно, – нахмурился он, – у дьяболиков превосходная врожденная способность повторять движения, которые они когда-либо видели, но я понятия не имел, что обучение ведется под принуждением.

– Это работает, – повторила я и протянула ему руку, помогая подняться.

– Давай еще раз?

– Сейчас? – вытаращилась я на него. – После того, как ты едва…

– Мне уже лучше. Теперь я знаю, чего от тебя ждать. Пойдем, я готов.

Неужели близкая смерть его ничему не научила? Наверное, он действительно был ненормальным. Но я, к счастью, нет.

– Ни в коем случае.

– Немезида, я настаиваю.

Его упрямый взгляд показался мне до боли знакомым.

– Нет, пока ты не наденешь защитный костюм.

До этого он наотрез отказывался его надевать.

– Ладно.

– И бить я тебя не буду, – быстро добавила я.

– Не пойдет. Я должен научиться держать удары. – Он соскреб присохшую ко лбу кровь. – Я уже многому научился в этом бою. У меня никогда не было спарринг-партнера, все боялись меня поранить. Так что колоти меня сколько влезет.

Нет, он действительно псих!

– Лучше бы не надо, ваша светлость. Ничем хорошим это не кончится.

Но Тайрус так горячо настаивал, что я сдалась. Мы провели еще один раунд. На сей раз, несмотря на его ворчание, я воздерживалась от ударов. Напротив, специально пропустила несколько, чтобы оценить его силу. Она оказалась немалой. От одного тычка у меня даже перехватило дыхание, и я машинально ответила на него, набросившись и сломав Тайрусу руку.

Пока робомедики сращивали кости, вправляли плечо, возились со сломанным носом и распухшими губами, он сидел с каменным лицом, стараясь скрыть боль. Мне оставалось только смотреть, скрежеща зубами.

– Ну как? Теперь ты доволен?

– Но я же в итоге достал тебя? Достал? – Он беззвучно рассмеялся.

– Угу, аж костяшки пальцев заболели от ударов по твоей тушке.

Но Тайрус только весело улыбнулся, что никак не вязалось с ситуацией. Наконец робомедики закончили. Он помахал рукой и скривился.

– Еще разок?

– Ну нет! Я… Я устала, – быстро нашлась я.

– Устала? Ну да, конечно… – Его глаза сверкнули. – Ты просто устала, а вовсе не щадишь мое самолюбие, поняв, что я на пределе. Не нужно этого, Немезида, хотя я и ценю твое благородство.

Я опустилась на колени рядом с этим странным юношей. Неужели я единственная, кто видит его истинное лицо? Умный, проницательный, невероятно жизнерадостный, готовый принимать удар за ударом в надежде, что это его укрепит, даже если никто и никогда не увидит его храбрости. Любопытство – странное чувство. Прежде оно посещало меня нечасто. Вопрос разъедал меня изнутри, пока я его не задала:

– Зачем, ваша светлость? Зачем нужно учиться драться со мной? Тебе грозят, скорее, яд в бокале или кинжал в спину, против чего физическая сила бессильна.

Тайрус привалился к стене, запрокинул голову и задумался над ответом. В рассеянном свете на лице четко проступили веснушки. Сейчас он выглядел гораздо моложе своих девятнадцати лет.

– Напасть на меня могут как угодно. И если мне суждено умереть, я умру, сражаясь, защищая себя что есть сил, а не подставлю покорно шею, как утка под нож повара. – Он сжал зубы, его взгляд стал отстраненным. – Моя мама погибла, когда мне было восемь лет. Ты, конечно, слышала, эту историю.

– Нет, – ответила я. – Историей у нас увлекалась Сидония, не я.

Он с тоской взглянул на меня, и мне стало жаль, что из-за моего невежества ему приходится заново обо всем вспоминать.

– Ее убили как раз не коварством или ядом. Моя мать была очень осторожна и осмотрительна. В тот день мы нанесли визит одному из наместников, но моя бабка его подкупила. На виллу ворвалась толпа наемников. Я ничего не мог сделать.

Горечь, с которой он это произнес, удивила меня.

– Разумеется не мог. Тебе же было всего восемь.

– Да, конечно, – сухо произнес он, пожимая плечами. – В общем, они убили ее, а я спрятался. – Он не сводил глаз со своего кулака. – С тех самых пор я продолжаю прятаться, только иным способом. – Он помолчал. – Наверное, ты считаешь меня трусом.

– Нет, – ответила я удивленно, но он даже не взглянул в мою сторону.

Моя рука вдруг сама потянулась к нему, но этот импульс меня смутил, и я ее отдернула.

– Совершенно очевидно, – задумчиво произнесла я, – что ты поступил так, чтобы выжить. Непонятно только, почему твои родственники оказались такими…

– Кровожадными?

– Многочисленными. Зачем твоя бабка нарожала столько детей? Чтобы потом убивать их ради одного-единственного? Матриарх Эмпиреан, бывало, говорила, что респектабельные семьи ограничивают количество наследников, чтобы избежать подобных неприятностей.

– Это все мой дед, – вздохнул Тайрус. – Он прожил очень недолго, всего девяносто три года, но настаивал, чтобы у него было столько детей, сколько он сможет содержать. Какая-то извращенная гордыня самца, как мне представляется. Моя бабушка согласилась выносить и родить только одного ребенка, то есть Рандевальда. Так что дедушка взял ее генетический материал и соорудил новых детей без ее согласия. При этом требовал естественного рождения, а не выращивания в инкубаторе. И это еще хорошо, иначе претендентов на престол были бы сотни. Как только он ослабел, Циния принялась за ликвидацию конкурентов Рандевальда.

– Император ей не доверяет. Я сама видела. Она усадила его на трон, а он все равно ее боится.

Тайрус усмехнулся. Последний робомедик как раз закончил возиться с порезом на груди принца.

– После того, как ты видел, что скорпион множество раз жалил других, трудно убедить себя в том, что он – твой друг. Помимо своей воли ты будешь ждать, когда же он цапнет и тебя. Это одна из причин, почему Рандевальд так и не женился и не завел детей. Он опасается, что внуки понравятся Цинии больше, чем он, и его устранят.

– Так вот почему он благоволит к тебе.

– Ну да. А Циния меня терпеть не может. Я пережил ее зачистку и протянул достаточно долго, чтобы войти в доверие к дяде. Более того, благодаря моему сумасшествию – заручиться его покровительством. Сейчас она не решается нанести удар. По крайней мере до тех пор, пока я не оступлюсь и не покажу себя угрозой для Рандевальда. Тогда он позволит ей меня уничтожить. Как бы то ни было, он мне симпатизирует, поскольку я – его единственный бастион против матери.

Я в изумлении слушала рассказ. Судя по всему, мне очень повезло, что у меня не было семьи. Разве что считать семьей других дьяболиков с общим со мной ДНК.

– Теперь ты понимаешь, почему я хочу сражаться с тобой, Немезида? Ты – великолепный боец, и я с радостью приму любой вызов от тебя. Только бои с самыми опасными бойцами сделают меня сильнее.

От его слов в груди у меня потеплело. Никто, кроме Донии, не ценил того, чему я могу научить, всегда рассматривая меня исключительно с утилитарной точки зрения.

– Сделаю все, что в моих силах, – пообещала я ему.

Остаток пути в субпространстве прошел довольно однообразно. Службы в Гелиосфере; иногда – обеды с Нивени, если она не возражала против моей компании, что случалось нечасто; беготня по звездолету за Карателем, которому нужно было куда-то девать свою энергию. И ежевечерние тренировки с Тайрусом.

Я всегда давала ему фору. Иногда даже связывала себя, ограничивая диапазон движений. Я настаивала, чтобы он всегда надевал защитный костюм. Иногда я давала ему оружие, а сама билась голыми руками. Но дни шли, и ему требовалось все меньше и меньше форы.

И не потому, что сила Тайруса сравнялась с моей. Вовсе нет. Просто он начал потихоньку примечать, как я двигаюсь и как веду бой. Начал предугадывать мои действия. А однажды, когда мы надели экзоскелеты, чтобы увеличить силу и выйти далеко за пределы возможностей гуманоидов, настолько далеко, что разница между дьяболиком и человеком совершенно стиралась, он меня победил. Я вдруг оказалась на полу. Покрытая металлом рука прижимала мою покрытую металлом руку, а покрытые металлом ноги опутывали мои. Тайрус навалился, при этом держась на таком расстоянии, чтобы я не могла ударить головой. Проанализировав ситуацию, я сказала:

– Сдаюсь.

– Сдаешься? Правда, что ли? – хрипло дыша, переспросил он.

– Ты побил меня, ваша светлость.

– Ну, что же… Нет, ведь это ж надо! – Он отпустил меня, встал на ноги и сам протянул мне руку, помогая подняться. – Слушай, Немезида, когда мы наедине, зови меня просто Тайрус.

– Тайрус, – повторила я, это было непривычно.

– Правильно, – довольно улыбаясь, он смотрел на меня. – Однако без экзоскелета я бы тебя никогда не побил.

– Разумеется, нет.

– Спасибо, Немезида, – искренне поблагодарил он.

Настала моя очередь улыбаться. Во время нашего путешествия он занимался еще и самостоятельно, и я не была уверена, что его успехи – целиком и полностью моя заслуга. Но, несмотря ни на что, его неподдельное уважение меня согревало. Было приятно чувствовать себя умелой и особенной. Приятно, когда кто-то в тебе нуждается.

– Всегда к твоим услугам, Тайрус, – серьезно кивнув, вежливо ответила я.

Тем вечером, вернувшись в свою каюту и занявшись рассматриванием синяков, я вдруг осознала, что уже несколько часов не вспоминала о Сидонии. И поняла, что мне не хочется ни вопить, ни немедленно умереть. И вовсе не потому, что жажда мести согревала мое сердце.

Нет, тут было нечто иное. Я закрыла глаза. Под моими веками разгоралась грозовая полоса света. Злокачественное пространство. Теперь я ясно видела, против чего на самом деле борется Тайрус. На нынешнем пути человечество поджидало небытие, готовое поглотить и разрушить абсолютно все. И я могла принять участие в избавлении вселенной от подобной участи. Я, дьяболик. Существо, созданное лишь для того, чтобы жить и умереть ради одного человека. Теперь же моя жизнь могла повлиять на судьбу триллионов.

Подтянув колени к груди, я прижала к ним подбородок и прошептала слова, которые никто никогда не услышит:

– Спасибо, Тайрус.

Я все еще любила Сидонию, но моя жизнь с ней была выбрана не мной.

Отныне же я сама выбирала свой путь. Я захотела помочь Тайрусу завоевать трон и сразиться с космической угрозой. Это стало моей целью, новым смыслом моей жизни. Тем, ради чего эту жизнь стоило прожить.

Глава 31

Толчок при выходе корабля из субпространства вырвал меня из беспокойного сна. Мне снилась матриарх, распекавшая меня за то, что я совершенно забыла Сидонию. Каратель, взбудораженный тряской, залаял. Я встала с кровати, успокоила пса, выглянула в иллюминатор, и меня замутило.

Люмина выглядела огромной, больше, чем любое другое небесное тело, которое я видела когда-либо прежде. Я разглядела континенты, фиолетовые океаны и завихрения серовато-белых облаков. Мы вошли в зону ее притяжения, спускаясь все ниже и ниже. Корабль тряхнуло, и ярко-лиловая атмосфера захватила нас в свои объятия.

Не замечая того, я со всей силы вцепилась в загривок Карателя, пока он легонько не куснул меня за руку. Отпустила пса и заставила себя вновь посмотреть в иллюминатор. Мое сердце бешено колотилось, по мере того как мы все глубже и глубже погружались в фиолетовую атмосферу планеты. Внизу показались заснеженные вершины гор, сила тяжести изменилась: звездолет, войдя в гравитационное поле планеты, выключил собственное. Меня охватила непривычная легкость. Наконец в поле моего зрения появились какие-то здания. Корабль опустился на землю. Двигатели смолкли, и наступила гнетущая тишина. Мы находились на поверхности Люмины.

Никогда прежде я не бывала на планетах. Бессильно опустилась рядом с Карателем, гладя клочковатую шерсть пса. Меня подташнивало. Мерещился пустой космос, окружающий планету, в котором носились смертельно опасные астероиды, и не было там ни стен корабля, ни силовых полей, способных защитить, лишь тонкий слой атмосферы и слабое магнитное поле.

Как можно жить в таком гиблом месте? Пребывание на планете означало постоянное воздействие радиации, разрушительного света звезды, губительных микроорганизмов. А излишние все это покорно терпят. Можно даже сказать – с радостью.

Дверь открылась, и вошел Тайрус.

– Я побеседовал с представителями бунтовщиков. Они согласились на переговоры. Нас разместят в столице.

– Мы что, не останемся на корабле? – пискнула я, вскакивая на ноги.

– Нет, мы поселимся в резиденции для высокопоставленных гостей. Это своего рода жест доверия, Немезида. Челядь придется оставить на корабле. Сама знаешь, как излишние на них реагируют.

Я вросла в пол. Однако Тайрус спокойно зашагал по коридору. Мне пришлось надеть на Карателя поводок и последовать за принцем.

Пока мы спускались по трапу, я не сводила глаз со своей тени, с ужасом ощущая нависшее над головой открытое космическое пространство. Сила тяжести на Люмине была меньше стандартной, так что каждый шаг напоминал прыжок. При первом же вздохе у меня перехватило дыхание. Здесь оказалось множество запахов и странных ароматов, а воздух был так горяч и влажен, словно я угодила в пасть Карателя. По коже побежали мурашки: мне чудилось, что по ней уже ползают миллиарды бактерий.

Нивени же сбежала по трапу, счастливо пританцовывая. Внизу нас уже ждали какие-то сановники. Она бросилась в объятия одного из мужчин:

– Папа!

Тот горячо обнял девушку. Я остановилась позади Тайруса. Внезапно мир словно померк. Подняв голову, я увидела тяжелую серую тучу, закрывшую солнце.

– Надо бы поторопиться, пока не пошел дождь, – сказал один из встречавших, холодно глядя на Тайруса.

Я чувствовала себя натянутой струной. На всех лицах были написаны неприязнь, недоверие и даже ненависть. Тайруса ожидала нелегкая задача.

Отец Нивени, между прочим получивший назад свою дочь, злобно смотрел на родича императора, убившего его жену. Проницательный Тайрус наверняка заметил этот взгляд, но, будучи хорошим актером, ничем этого не выказал, наоборот – дружелюбно улыбнулся.

– Согласен. Сенатору фон Эмпиреан в новинку жизнь на планете. Дурная погода в первый же день – это будет слишком для нее.

Только тут я поняла, насколько мое беспокойство заметно другим, и кровь прилила к моим щекам. Однако Тайрус подал мне руку, даже не взглянув на меня, и я подумала, что его слова были только предлогом, чтобы покончить с неловкой ситуацией. Я позволила ему взять себя за руку и повести вперед.

– Доченька, я сейчас же отправлю тебя домой, – сказал Нивени ее отец.

– Полагаю, наместнице Санъяу лучше остаться с нами, – вмешался Тайрус.

Люминарцы презрительно посмотрели в его сторону.

– Она – не наместница, – надменно процедил один. – Ее никто не выбирал. Это аристократы могут совать своих детишек на руководящие должности, но у нас имеются законы.

– И тем не менее, она – единственная представительница вашей системы, чьи полномочия признает мой дядя, – настаивал Тайрус. – Если госпожа Санъяу не будет участвовать, он не признает законность переговоров.

Встречающие недовольно заворчали.

– Я останусь, – Нивени решительно вышла вперед.

– Нивени… – начал было ее отец, но она его перебила.

– Я несколько месяцев прожила среди грандства Хризантемы. Не вижу причин, почему бы мне не присутствовать при решении судьбы моей планеты, – с достоинством произнесла она.

– В таком случае, – предложил один из люминарцев, – не будем тянуть время. Ваша светлость, должны ли мы проводить вашу даму в ее апартаменты?

Я резко обернулась к Тайрусу. Разумно ли нам разделяться? Ведь я должна его защищать, разве не для этого он меня сюда привез? Тайрус задумался на секунду, потом, похоже, принял некое решение. Перехватив мой взгляд, он едва заметно кивнул мне.

– Иди отдохни, дорогая.

Меня охватило дурное предчувствие. Он совершал ошибку. Тем не менее я беспрекословно последовала за люминарцами. В последний момент нас нагнала Нивени.

– Спасибо за то, что вернула меня домой, Сидония, – шепнула она мне на ухо, приобняв. – Знай, что бы ни случилось, я всегда буду ценить твою дружбу.

Позже, когда я сидела в своих покоях, именно это «что бы ни случилось» беспокоило меня больше всего.

Наступил вечер, а Тайрус не возвращался. Я принялась бродить по резиденции, стараясь не смотреть на небо за окном. Под крышей мне было немного легче, хотя ни на миг не оставляла мысль о пагубности жизни на планете и о дозе космического излучения, которую получило мое тело с момента высадки. Очень странно было думать, что человечество зародилось в подобном месте и выжило.

Каратель, в свою очередь, заразился моим беспокойством. Вывести его на прогулку было некому, поэтому я спросила дорогу у одного из моих провожатых, лохматого люминарца, хмурого и неразговорчивого, затем скрепя сердце сама повела пса наружу.

Небо оказалось черным и беззвездным. Свет давали только огни далеких зданий да редкие отблески лун, пробивавшиеся сквозь плотные тучи. Золотые фонарики освещали тропинку в саду, не похожем ни на один, виденный мною прежде. Деревья были покрыты мхом, словно пожирающим их стволы и ветви, под ногами шуршала мертвая листва. Растения переплетались, как сражающиеся бойцы.

И в Хризантеме, и в крепости Эмпиреанов было много садов, но все аккуратно спроектированы. Эти же росли, похоже, сами по себе, человеческая рука чувствовалась только в слишком правильном расположении цветов. Растения сражались здесь друг с другом за место под солнцем. Вокруг царил хаос. Как люди могли жить в таком непредсказуемом мире? Да еще таком влажном?

Мне на нос упала капля.

Каратель прижал уши и зарычал. Я застыла на месте. За первой каплей последовала вторая, потом третья, потом еще и еще. Вода лилась из туч над головой. Дождь. Я читала об этом природном феномене, к тому же в садах Эмпиреанов были специальные разбрызгиватели, имитировавшие осадки. А тут словно открыли кран. Вода полилась как из душа. В один миг я промокла до нитки. Пришлось спешно тащить Карателя обратно на виллу. Пока я бежала, поднявшийся ветер захлестывал мое лицо водой.

«Воистину скотское существование…» Да, права была Сутера ню Эмпиреан! Ослепительная вспышка расколола дерево неподалеку, потом раздался оглушительный грохот. Взрыв! На нас напали! Я плюхнулась в грязь, поводок Карателя выпал у меня из руки. Приоткрыла глаза, залитые дождем, и увидела еще одну вспышку, от которой стало светло как днем. Снова грохнуло так, что затряслась земля. Пес, воя от страха, убежал.

Сердце у меня так и выпрыгивало из груди. Еще ни разу в жизни не сталкивалась ни с чем подобным. Меня готовили ко многому, но с таким оружием мне не справиться. Я совершенно растерялась, в голове роились вопросы. Кто нас атаковал? Нападение из космоса или это кто-то местный? Что за оружие? Кто является их целью? Тайрус? Ну конечно же, Тайрус!

При мысли о нем я запаниковала. Нужно было срочно его разыскать! Я вскочила. Дождь хлестал по лицу словно кнутом, ветер едва не сбивал с ног, деревья раскачивались и стонали, точно в смертельной агонии. В голове билась одна-единственная мысль: я сама, сама позволила нас разделить, и теперь, под прикрытием неразберихи, люминарцы могли сделать с Тайрусом все, что угодно. А я бы как-нибудь его защитила, нашла ему укрытие.

Ворвавшись в дипломатическую резиденцию, я тут же наткнулась на Тайруса. Он так и вытаращился, увидев мою запачканную грязью одежду и безумное лицо, потом кинулся ко мне и взял за руки:

– Любимая, что случилось?

– Тайрус, куда тебя ранили?

– Да что с тобой такое? – Он отступил на шаг.

– На нас напали. – Я быстро ощупала его тело в поисках ран, чувствуя, как напрягаются его мускулы под моими руками. – Нам следует найти убежище.

– Напали? В каком смысле?

– С воздуха. Какое-то совершенно неизвестное мне оружие. Оно вспыхивает в небе. Вот опять! Слышишь? – Я вздрогнула от нового удара.

Несколько секунд Тайрус молча смотрел на меня, затем расхохотался. И что забавного он во всем этом нашел?

– Ох, прости, Сидония, совершенно из головы вон, что ты не в курсе. – Он взял мое лицо в ладони, убрал со лба намокшие пряди. – Разумеется, ты не могла понять, что происходит. Как же ты, должно быть, перепугалась! Мы можем сделать перерыв? – спросил он у люминарцев, обернувшись через плечо. – Мне нужно показать кое-что своей любимой.

Люминарцы выглядели довольно сконфуженными, а сам Тайрус остался спокойным и невозмутимым. Договорившись ненадолго отложить переговоры, Тайрус взял меня под руку, сжав мою ладонь, будто я была чем-то хрупким и нуждающимся в защите. Это было незнакомое ощущение, и я не знала, как реагировать. Мы вышли в сад.

Я старалась держаться как можно ближе к нему. Тайрус, конечно, мог игнорировать опасность, но я – нет, и была готова прикрыть его собой в случае, если он ошибся. Вспышки взрывов продолжали сверкать в небе. Я показала на них Тайрусу, но тот только покачал головой и не дал затащить себя обратно под крышу.

– Это не оружие. Ты мне веришь?

Я задумалась. Я доверяла Тайрусу настолько, насколько вообще могла кому-нибудь доверять. Медленно кивнула. Мы спустились с крыльца под дождь, остановились посреди грохота и вспышек. Тайрус показал на небо.

– Это всего лишь непогода! – заорал он, стараясь перекричать раскаты. – Мы угодили в грозу. Вспышки называются молниями. Они не оружие, а природный разряд электричества. Все это – естественная часть жизни на планете.

– Хочешь сказать, что это – нормально, и люди преспокойно с этим живут? – Я уставилась на огненные трезубцы в небе. – Я, конечно, слышала о дожде, но электрические разряды?.. Это опасно! Я своими глазами видела, как дерево раскололось пополам!

Порывы ветра ерошили нам волосы, Тайрус опять засмеялся.

– Разумеется, молнии опасны, я этого не отрицаю. Но согласись, они довольно красивы.

Сама того не замечая, я вцепилась ему в руку и попыталась увидеть молнии его глазами. Да, зрелище можно было назвать впечатляющим. Они озаряли купол неба, подсвечивая стада фиолетовых туч. Все это действительно было красиво, по крайней мере – необычно.

– Да, они красивы, – наконец согласилась я, чувствуя озноб.

Взглянув на Тайруса, я вздрогнула. Он смотрел на меня, а не на небо. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Вода текла по четко очерченным скулам и квадратному подбородку с ямочкой. Меня посетила странная мысль: теперь, когда я научилась видеть красоту, я смогу разглядеть ее везде. Даже в чужом лице.

Нервно сглотнув, я отвернулась. Дождь продолжал хлестать нас своими струями. Худшие мои страхи остались позади, уступив место иным ощущениям: тяжести намокшей юбки, облепившей мне ноги, тепла кожи Тайруса. Краем глаза заметила мелькнувшую на его губах улыбку. Неужели он втихомолку потешается над моим невежеством?

– Ну что еще? – осторожно спросила я.

Протянув руку, он убрал с моего лба налипшие пряди.

– Мне не пришло в голову, что тебя может что-то обеспокоить. Я думал, дьяболики… бесстрашны.

– Так и есть, – кивнула я, тут же поняв, что это – ложь: меня учили только казаться бесстрашной, но в действительности я так никогда и не переборола свою трусость.

– В любом случае я должен был заранее все объяснить. – Он погладил меня по руке.

Выражение его лица стало каким-то загадочным. Я сообразила, что вижу в его глазах мягкость, совершенно не свойственную молодому человеку, который всю свою жизнь должен быть начеку. Он продолжал поглаживать мою руку, пытаясь меня успокоить, меня! – хотя точно знал, кто я такая.

Я оглянулась, но никого рядом не было. Следовательно, это не игра на публику. Тайрус действительно пытался успокоить дьяболика. Он понял, что я соврала насчет своего бесстрашия, но не осудил меня за это. Горло у меня сжалось. Я потерла шею, но непонятное ощущение не проходило.

Тем временем дождь закончился, небо начало проясняться.

– Мне надо найти Карателя, – пробормотала я.

Мы молча шли по дорожке. Из-за плотного слоя облаков выглянули луны. В их серебристых лучах ярко сверкали капли дождя, дрожащие на зеленой листве. «Красота…» Дикая, не поддающаяся ничьему контролю, как и молнии. Я даже не знала, восхищаться ею или пугаться. Лунный луч упал на усталое Тайрусово лицо, и я вспомнила о раздраженных сановниках.

– Возвращайся, я сама найду пса, – предложила я.

– Мне так и так требовался перерыв. К тому же нужно убедиться, что твоя зверюга не сожрала кого-нибудь из местных. Это вряд ли поможет в наших переговорах.

– Кстати, как они проходят?

– Люминарцы настроены скептически, – улыбнулся он одними губами. – Что, в общем-то, объяснимо. Имея под боком злокачественное пятно, они опасаются, что через несколько десятилетий планета исчезнет. Имперская же аристократия не желает слышать их доводов. Самое полезное из предложений фон Пасуса состоит в эвакуации всей планеты. Местные просто в бешенстве. Сейчас мне приходится сражаться сразу с несколькими непримиримыми, но, надеюсь, в конце концов мы достигнем консенсуса. Тогда твоя подруга Нивени останется формальной наместницей, а они откажутся от провозглашения независимости до моего восшествия на престол. Став императором, я пересмотрю нашу политику в области образования и дам им доступ ко всем базам данных, которые мы сможем восстановить. Все это поможет решить главную проблему.

– И они согласятся на такую сделку?

– Надеюсь. – Тайрус нахмурился и отвел глаза. – В противном случае, мы окажемся в руках враждебно настроенных людей.

Враждебно настроенных? И насколько? Очень хотелось, чтобы он посмотрел мне в глаза и объяснил все честно.

– Вон твой пес! Быстро! – воскликнул вдруг Тайрус и побежал вперед, размахивая руками.

Я последовала за ним, радуясь, что хоть на какое-то время можно забыть о трудных переговорах.

Глава 32

Гроза возвращалась несколько раз за ночь. Я вскакивала с колотящимся сердцем, в первые секунды уверенная, что нас атаковали. Потом вспоминала слова Тайруса. Молнии. Это просто молнии.

После столь беспокойного сна я не сразу почувствовала, что в комнате кто-то есть. Предоставленные мне слуги заходили ко мне всего несколько раз за время моего пребывания в резиденции, но после того, как я наорала на одного из них, разыскивая вчера Тайруса, они меня избегали.

Матрас прогнулся под весом чьего-то тела. Чужая ладонь схватила меня за руку.

– Сидония…

Я так резко вскочила, что Нивени подпрыгнула.

– А, это ты, – сдавленно проговорила я и улыбнулась, но Нивени смотрела на меня серьезно.

– Не буду притворяться, что понимаю твои внезапно вспыхнувшие чувства к Тайрусу Домитриану, – сказала она. – Полагаю, это своеобразная реакция на горе.

– Горе? – Я потерла глаза, пытаясь сбросить с себя паутину сна.

– Ну да, ты же потеряла всю семью. Осталась одна-одинешенька на всем белом свете, даже представить себе не могу, каково это. – Она сжала мою руку. – Вот почему я вступилась за тебя перед нашими. Все знают, кем был твой отец и что он пытался сделать, передавая научную информацию излишним. Только поэтому они согласились не отдавать тебя под суд, хотя ты и имперский сенатор.

– О чем ты, Нивени?

Я вскочила на ноги и нависла над ней. Нивени вздрогнула, но, собрав все свое достоинство, сверкнула темными глазами и твердо сказала:

– Люмина только что объявила о независимости. Никто не сможет заставить нас изменить наше решение. С имперским господством покончено навсегда. Мы не можем добраться до императора, чтобы наказать его за преступления против народа Люмины, вместо него ответит его преемник.

– Нет, так не пойдет, – рявкнула я.

– Все уже кончено, – пожала плечами Нивени. – Этой ночью его арестовали, судили и приговорили к каз…

Я кинулась на нее. Нивени взвизгнула и повалилась на пол. Не давая ей подняться на ноги, я схватила ее за волосы и прорычала:

– Где он?

– На помощь! – заорала она. – На помощь!

Двери распахнулись, и ввалилась охрана, наверняка дежурившая рядом именно на такой случай. Их было четверо, вооруженных одними дубинками. Решили, видимо, что какую-то Сидонию они одолеют и так. Ошиблись, ребята.

– Помогите! – надрывалась Нивени.

Я отбросила ее прочь и нацелилась на охранников. Первый уже расставил лапы, словно собираясь меня поймать. Презрительная усмешка исчезла с губ, когда я двинула его пяткой в морду. Он отлетел к стене. Следующий оказался у меня в руках прежде, чем успел это заметить. Я отшвырнула его с такой силой, что он, перелетев через всю комнату, приземлился на стеклянный стол. Во все стороны брызнули осколки. Оставшиеся двое двинулись на меня. Поднырнув под их растопыренными руками, я схватила мужиков за воротники рубах и стукнула их лбами. Я повернулась к побледневшей Нивени. Та пятилась от меня, вытаращив глаза и раззявив рот от ужаса при виде бойни.

– Ты, ты, ты не человек!

– Нет, – подтвердила я.

Вот оно: опасность, от которой я собиралась защищать Тайруса вчера вечером, настигла нас сегодня.

– Где Тайрус? Веди меня к нему!

Она было заартачилась, но я быстро положила этому конец, пообещав свернуть ей шею, если она попытается сбежать. Поняв, что делать нечего, Нивени повела нас по коридорам, то и дело испуганно оборачиваясь.

– Я думала, мы – подруги, – сказала она.

– Подруги, – кивнула я. – Но не ценой жизни Тайруса.

– И все-таки, кто ты такая?

– Я была дьяболиком Сидонии Эмпиреан, – честно ответила я.

– Дья-бо-ли-ком?! Как Злючка? Но это невозможно! Вас же всех уничтожили!

– Сидония спасла меня от гибели. А потом я прилетела в Хризантему вместо нее. Чтобы защитить, – с горечью добавила я.

– Тем более не понимаю! Зачем ты помогаешь Тайрусу? Если все это правда, ты больше, чем кто-либо другой, должна желать смерти Домитрианам.

– Правильно. Но не Тайрусу.

Он был другом, рассчитывающим на мою помощь. И я боялась за него, как не боялась еще ни разу в жизни. Предотвратить смерть Сидонии я не могла, но судьба Тайруса оставалась в моих руках.

Мы вышли на улицу.

– Все равно уже поздно, – засопела Нивени. – Приговор оглашен. Тайруса наверняка отвезли на место казни.

– Куда?

– В Вышку, что на Центральной площади.

– Где это? – Я подняла кулак.

– Ты опять будешь меня бить?

– Если потребуется.

Нивени сплюнула кровь. И это я еще сдерживалась, когда двинула ей в прошлый раз.

– В шестидесяти кварталах отсюда. – Она мотнула головой, указывая направление вдоль улицы.

– Что такое «квартал»?

– Часть улицы между перекрестками. Всего шестьдесят таких отрезков.

– Если ты лжешь…

– Зачем мне? Ты все равно опоздала.

– Нивени, – я посмотрела на нее, соображая, как мне поступить. – Я тоже очень ценю нашу дружбу. Прости.

И с этими словами я быстро ударила ее, так чтобы она не успела испугаться. Оттащив бесчувственное тело подальше от дороги, я со всех ног бросилась вдоль по улице, зная, что бегу слишком медленно. Как только Нивени очнется, она направит по моему следу погоню.

«Нужно было ее убить. Было бы намного проще, если бы я ее убила».

Мимо меня проносились автомобили на воздушной подушке. После того, как я едва увернулась от третьего, у меня родилась идея.

Забралась на пожарную лестницу и спрыгнула на прозрачную крышу проносившейся мимо машины. Инерция чуть не сбросила меня вниз, но мне каким-то чудом удалось уцепиться за неприметный желобок. Из салона на меня вытаращились. Отведя ногу, я ударила раз, другой. На третий вниз посыпались осколки, а за ними прыгнула я. Люди, сидевшие внутри, завизжали и отшатнулись в стороны. Еще бы! Наверное, в своей ночной сорочке, забрызганной кровью, я напоминала им призрака.

– К Центральной площади! Быстро! – крикнула я.

Центральная площадь оказалась пешеходной зоной. Огромная толпа патриотично настроенных люминарцев уже собралась вокруг Вышки – одинокой спиральной башни из палладия, – надеясь своими глазами увидеть казнь Тайруса Домитриана, дофина заносчивой империи, желавшей и дальше угнетать Люмину. Над толпой светились огромные экраны, готовые начать трансляцию казни. Количество зевак меня поразило. Никогда в жизни я еще не видела столько людей в одном месте.

По дороге я присматривалась к управлению машиной, и как только поняла, сама села за руль. Включив сирену, направила автомобиль прямо на толпу. Народ разбегался с моего пути. А вот как останавливаться, я не знала. Набрав в грудь побольше воздуха, я сгруппировалась и направила машину прямо в стену Вышки.

Врезавшись в стену, автомобиль остановился. Что-то мягкое и шелковистое окутало мое тело, не давая его раздавить покореженному металлу. Продравшись сквозь эту спасительную сеть, я выползла из разбитого окна, словно гротескная бабочка из кокона.

От столкновения вышла двойная польза: в стене Вышки образовался пролом. Протиснувшись в него, я оказалась в зале, где собрались высшие сановники Люмины, чтобы лично наблюдать за казнью. В дальнем конце высился эшафот.

Тут меня заметил один из охранников и поднял тревогу. Со всех сторон уставились стволы энергооружия, в воздухе засверкали разряды. Я сделала сальто назад и, вместо того чтобы попытаться спрятаться от выстрелов, перемахнула через задние ряды зрителей, что мог сделать только дьяболик. Я рассчитывала, что непредсказуемые движения меня спасут.

Элита Люмины начала разбегаться, вопя от страха и давя друг друга, они спешили убраться с моей дороги. Запрыгнув на плечи какому-то мужчине, я оттолкнулась и сиганула прямо на помост, где стоял Тайрус. Охранявшие его конвоиры преградили мне путь, но я, поднырнув под их руками, выхватила у ближайшего оружие и, в свою очередь, прицелилась в стражников. Те так и попадали один за другим.

Я повернулась к сановникам, окружавшим Тайруса. Они заставили принца опуститься на колени, приправив смерть пряным унижением. Я или убью их всех, или умру сама. Один несмертельный выстрел в отца Нивени – все-таки она была моей подругой, но остальные…

– Погоди! – закричал вдруг Тайрус. – Не убивай их!

Крайне неподходящее время для милосердия.

– Почему? – нетерпеливо поинтересовалась я, стремительным движением направляя оружие на Тайруса и одним выстрелом разбивая его наручники.

Он вздрогнул, но руки его уже были свободны. Принц поднялся. Я обошла сановников с тыла, чтобы охране сложнее было взять меня на мушку.

– Лучше их убить, – продолжила я. – Потом берем отца Нивени в заложники и бежим…

– Нет, – Тайрус обвел взглядом люминарцев. – Согласны ли вы в последний раз выслушать меня в обмен на ваши жизни?

Да что он творит?! Я взглянула на сановных люминарцев, не успевших удрать под защиту приближающейся к помосту стражи с оружием на изготовку. Что нового сможет сказать им Тайрус? Все эти люди оказались коварными предателями. Под покровом ночи прокрались в резиденцию, схватили его и приговорили к казни. Они не заслуживают милосердия. Однако Тайрус уже отвернулся, обращаясь к сановникам, стоящим с поднятыми руками:

– Я еще раз взываю к вашему разуму. Понимаю, вы не просили меня прилетать. Я прибыл сюда незваным, и если после этой моей речи вы захотите наказать мою семью, убив меня… Что же, я подчинюсь. Даже охотно.

Люминарцы зашевелились. Я заметила, что через проделанный мной пролом в зал лезут люди. Увидела Нивени, за которой следовали новые охранники. Держась за голову, она осмотрелась. Наши взгляды встретились, гнев и ненависть исказили ее лицо.

Отец Нивени посоветовался с другим мужчиной и сказал:

– Хорошо. Мы согласны выслушать вас последний раз. Но при условии, что потом вы подчинитесь нашей воле.

– Да, – кивнул Тайрус. – Тогда давайте опустим оружие и поговорим спокойно.

Опустить оружие?! Я прикусила губу, стараясь сдержать ярость. Если Тайрус рассчитывает, что я опущу оружие, то он сильно ошибается. Они же едва его не прикончили! Что он делает?

Принц взглянул на меня в молчаливой мольбе, явно прося о доверии. Доверии к его решению. Могла ли я пойти на это? Я опустила оружие, мои руки позорно дрожали. Теперь мы оба отдали себя на милость люминарцев.

Глава 33

В оцепенении я проследовала с Тайрусом и горсткой чиновников в соседнее помещение, где нам никто не мог помешать. Я держалась рядом с принцем, тогда как люминарцы старались ко мне не приближаться. На моей ночной сорочке алела кровь. Скорее всего, они уже знали, что я – не человек.

Даже заглянув смерти в глаза, Тайрус оставался совершенно невозмутим. Он спокойно взял напиток и сел перед люминарцами. В общем, вел себя так, словно это он командовал ими и намечалась деловая встреча, а не трибунал перед казнью.

– Я изначально подошел к переговорам неправильно, – сказал Тайрус.

Слабый свет, подобный меду, золотил его кожу, обрисовывая рельефные мускулы на руках и точеные черты безмятежного, полного достоинства лица. Несмотря на юный возраст, он выглядел настоящим императором. Удивительно, как мог кто-нибудь принимать его за сумасшедшего.

– Я явился на Люмину, чтобы заверить вас в том, что не похож на своего дядю. Но у вас не было и нет причин доверять мне.

Собравшиеся согласно зашумели, гневно сверкая глазами.

– Почему-то я вообразил, что вы слепо примете мои заверения о предоставлении вам независимости. И действительно, зачем бы мне хранить верность своему слову после того, как я сделаюсь императором и окажусь в безопасности? Поэтому начнем все сначала.

Тайрус достал из кармана небольшой металлический флакон и поставил на стол.

– Вы спрашивали меня, чем я отличаюсь от своего дяди? Вот это, – он кивнул на флакон, – образ действия моего родственника. Образ действия Домитрианов. Я не прикасался к этой штуке, ни когда меня арестовывали, ни когда судили, не давая сказать мне ни слова в свою защиту. Знаете, что это такое?

В комнате установилась мертвая тишина. По лицам собравшихся я поняла, что никто не знает.

– Не сомневаюсь, некоторые из вас знакомы с историей империи. Разбирается в ней и мой дядя. Разбирается и надеется повторить. Моя прабабка однажды воспользовалась биологическим оружием, таким как это, чтобы усмирить восстание на Фортикане.

Люди в комнате заволновались, несколько люминарцев вскочили на ноги, кажется, собираясь выскочить вон. Раздались выкрики:

– «Растворяющий Туман»! «Растворитель»!

– Да, это он. И если бы я захотел им воспользоваться, – произнес Тайрус, повышая голос, – я бы уже это сделал. Учтите, даже находясь на пороге смерти, я не открыл флакон, потому что не желал убивать тысячи невинных людей, как поступил бы мой дядя. Вот привычный путь династии Домитрианов. Их, но не мой!

В комнате повисла тишина. Я пригляделась к флакону, не дотрагиваясь до него, и вспомнила хитрый взгляд императора, согласившегося на переговоры Тайруса с люминарцами, и фразу насчет подробных инструкций.

– Значит, император отправил тебя сюда затем, чтобы ты привел в действие это… это биологическое оружие? – пробормотала я. – Не собирался он вести никаких переговоров!

– Нет, Рандевальд и не думал о мире с Люминой. – Тайрус горько усмехнулся, взял в руки флакон и взглянул на него. – На примере Люмины он хотел преподать всем урок. Приказал, чтобы сразу по приземлении я распылил содержимое этого пузырька, как в свое время сделала моя прабабка, расправляясь с непокорными. В нем достаточно спор, чтобы уничтожить целую провинцию. А мы с тобой не пострадали бы. В Хризантеме, наряду со стандартными прививками для высадки на планету, нас вакцинировали и против этой заразы. Люминарцев же ждала ужасная судьба.

– Вы нам угрожаете? – дребезжащим голосом спросил отец Нивени.

– Неужели вы до сих пор ничего не поняли? – Принц в упор посмотрел на него. – Повторяю: меня специально послали сюда, чтобы распылить «Растворяющий Туман», но я этого не сделал. Не сделал, даже ценой собственной жизни. Это и есть мое доказательство. Вы собирались меня казнить, а я спокойно ждал смерти, но не открыл этот флакон. Я отринул путь Домитрианов! Я прибыл сюда, чтобы разрешить наш конфликт с помощью переговоров, не позволив дяде уничтожить планету. Убьете ли вы меня или отпустите, этот флакон останется закрытым, – он подался вперед. – Но если вы заключите со мной договор, я обещаю вам, что никогда не поставлю вас перед подобной дилеммой. Я намереваюсь вернуться в Хризантему, свергнуть Рандевальда, вырвать власть у грандства и навсегда освободить вас от ига империи.

Я охнула. Это было признанием в государственной измене. Люминарцы загомонили, ошеломленные такими речами, но не прервали принца.

– Я видел злокачественное пространство рядом с вашей планетой и прекрасно осознаю угрозу, с которой вам придется столкнуться в ближайшем будущем. Я понимаю, почему вы хотите отколоться от империи. Империя подавляет развитие техники и технологии, преграждая путь к так нужным вам знаниям, лишь бы сохранить власть грандства. Тех, кто ставит под сомнение подобную страусиную политику, называют богохульниками и еретиками, поскольку сомнения противоречат гелионизму – религии аристократии. Религии, ставшей дубинкой в руках мелких людишек, не имеющих собственных идеалов и воззрений. Да, я – плоть от плоти и кровь от крови этих людей. Кому, как не мне, знать, что их религия – всего лишь орудие, и ничего больше.

– И почему, в таком случае, принц, вам не быть таким, как они? – недоверчиво воскликнула Нивени. – Ведь если вы сделаете так, как утверждаете, то повредите собственной власти!

– А какая у меня альтернатива? – спросил Тайрус. – Ждать, пока повсюду не расползутся опухоли злокачественного пространства? И повсюду, куда ни глянь, нас будет караулить небытие? Застой – это истинная смерть, госпожа Санъяу. Вместо того чтобы войти в историю как еще один трус, погрязший в пороках и закрывающий глаза на реальное положение дел, я стану тем, кто сделал первый шаг по пути развития.

– И как вы намереваетесь этого добиться? – выкрикнул кто-то.

– Мой дядюшка сам вручил мне средство для победы над грандством, лишив знатные имперские роды власти и узурпировав ее. Он может действовать, не опасаясь, что кто-нибудь выступит против. Воспользовавшись полномочиями, данными им самому себе, я смогу проводить решения в обход сената. Клянусь, что сделаю именно так.

– Откуда нам знать, что вы нас не обманете? – спросил отец Нивени. – Придя к власти, вы вполне можете изменить своей нынешней идее.

– Очень просто, – пожал плечами Тайрус. – Слова, которые я произнес при свидетелях в этой комнате, – это государственная измена. Я открыто признался вам, что умышляю против императора. Более того, я не скрою от вас, что помогаю дьяболику, выдавая его за сенатора фон Эмпиреан, – он кивнул на меня. – А это преступление куда более серьезное, чем обычное укрывательство дьяболика.

Все, кроме тяжело вздохнувшей Нивени, изумленно посмотрели в мою сторону.

– Таким образом, я целиком и полностью отдался в ваши руки, – продолжил Тайрус. – Вручив каждому из вас, почти дюжине свидетелей, средство уничтожить меня, все равно до или после того, как я стану императором. Ибо грандство не потерпит мою над ними власть, узнав, что я сделал и собираюсь сделать.

Люминарцы глухо забормотали.

– Я раскрыл перед вами все самые страшные свои секреты, потому что у нас – общие цели. Пока мы едины, мы непобедимы. А теперь позвольте мне уйти и воплотить в жизнь мой план или убейте меня. Я отдаю себя на вашу милость.

Тайрус развел руками, а я едва удержалась, чтобы не броситься к нему и не закрыть собственным телом.

Но тут же увидела, что люминарцы один за другим опускали оружие и убирали пальцы с кобур. Тайрус невозмутимо отпил глоток из своего стакана, и я поняла: он останется в живых. Люминарцы покорены.

Мы с ним сидели у иллюминатора «Александрии», покидавшей планету. Я в изумлении смотрела вниз, сама не веря в то, что Тайрус сумел разрешить ситуацию. По крайней мере, для императора все выглядело бы именно так: Люмина восстала, наследник отправился туда и убедил остаться в составе империи. Рандевальд не будет знать, как Тайрусу это удалось, что он на самом деле говорил и на какие уступки пошел. Император никогда этого не узнает. Со стороны же все выглядело исключительно как триумф политического гения дофина.

Перед отлетом со мной пришла повидаться Нивени. Войдя, она остановилась поодаль и сказала:

– Тебе следует знать, что большинству людей, точнее – большинству излишних, таких как я, не нравятся генетически модифицированные гуманоиды. Это похоже на то, как если бы гранды… намекали нам, что мы действительно не нужны. Что нас есть кем заменить.

Так вот почему излишние с неприязнью относятся к челяди. Дьяболики, наверное, должны казаться им чем-то еще более отвратительным.

– Немезида, я знаю, что такие существа, как ты, склонны… – Голос Нивени дрогнул. – …Убивать людей, и то, что ты меня так и не убила, означает многое. И когда я вспоминаю, что ты сотворила с Сэливаром и Дивинией, то чувствую, что могу простить тебе твою ложь.

От меня не ускользнуло то, что она назвала меня «существом».

– Мне жаль, что пришлось причинить тебе боль, Нивени. А на Домитрианов мне плевать.

– Вот и славно. – Она улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее губ. – Все же я хочу предупредить тебя. Тайрус, может, и враг твоего врага, но он остается Домитрианом. Не доверяй им. Никому из них. Это семейка лжецов и убийц. Он, конечно, не распылил «Растворяющий Туман», но флакон-то с собой прихватил. Подумай об этом, прошу тебя.

И мы с Нивени расстались, возможно – навсегда.

Горные цепи, обширные континенты, фиолетовый океан и серые облака внизу становились все меньше и меньше. Я смотрела на Тайруса, прокручивая в голове дни, проведенные вместе с ним на планете, а он не сводил глаз с флакона «Растворяющего Тумана», наглядного свидетельства того, что он ослушался приказа дяди, отказавшись от проверенных семейных методов.

– Ты меня все более поражаешь, – сказала я. – Тем, что умудряешься просчитывать все на десять ходов вперед.

Тайрус вздохнул и дрожащей рукой засунул флакон в карман.

– Вернее, я лишь умело создаю видимость этого. Я не смог предсказать того, что они ворвутся в мои покои и потащат на казнь. Честно говоря, я уже простился с жизнью, уверившись, что все было напрасно. И если бы не ты…

Только тут я заметила, что он дрожит всем телом, вероятно от избытка адреналина в крови. Он, в свою очередь, смотрел на меня со страхом и изумлением.

– А вот ты у нас просто чудо, Немезида. Я приготовился встретить свою смерть, и вдруг врываешься ты, будто ангел мщения. – Он запнулся. – Знаешь, я вырос и жил с идеей, что все вокруг либо умирают, либо предают, а полагаться можно только на себя самого. Теперь все изменилось. Я чувствую, что могу тебе доверять. Кому-то подобное признание может показаться мелочью. – Его глаза потемнели, а голос сделался хриплым. – Но в моих устах – это самый большой комплимент.

Я покраснела, потому что знала: еще ребенком он потерял всех, кого любил. Вспомнила, с какой болью он говорил мне о смерти матери. Он и сам мог умереть в любую минуту от рук своих родственников и выжил только благодаря собственному уму. Мне не нужно было объяснять, что его слова означали нечто очень важное.

И еще он смотрел сейчас на меня так, как прежде не смотрел никто. Я не могла ответить ему тем же, но вдруг обнаружила, что не в силах отвести глаз от его губ, щеки мои горят, а во рту пересохло.

– Посмотри на меня, – попросил Тайрус, ласково прикоснувшись пальцем к моей щеке.

Я вздохнула, стараясь избавиться от тревоги, и подняла взгляд. Его проницательные умные глаза, казалось, заглядывали в самые глубины моего сердца.

– Ты совершенно необыкновенная, – тихо сказал он. – Наверное, это крайний эгоизм, что я хочу, чтобы ты была только моей.

– Хочешь, чтобы я… что? – непонимающе переспросила я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в губы.

Глава 34

Вокруг не было никого, перед кем требовалось разыгрывать спектакль, но его мягкие, горячие губы крепко прижались к моим. Растерявшись, я застыла, в то время как его пальцы перебирали мои волосы. Это было любопытное ощущение. Когда он терся своими губами о мои, мне вдруг показалось, что я – таю. И его мудрые пальцы это поняли и принялись ласкать мой затылок. Тайрус был силен, я лишний раз почувствовала это по той властности, с которой его рука обхватила мою шею. Однако в жесте не было ничего угрожающего. Напротив, это было нежнейшее прикосновение на свете. Его губы стали более нетерпеливыми. Мои ладони, словно не подчиняясь мне, нашли путь к его телу и принялись исследовать рисунок его мускулов.

Планета осталась где-то далеко, нас окружала головокружительная чернота космоса. Я прижалась к Тайрусу. Казалось, каждая частица моего тела пробудилась к жизни. Прежде я даже не подозревала, что можно испытывать подобные чувства. Теперь я не узнавала саму себя. Возврат к прежней обыденности сделался чем-то немыслимым.

И тут его тело превратилось в чудо. Я водила ладонью по его разгоряченной, словно от лихорадки, груди. Тайрус притиснул меня к стене. В иллюминаторе за его плечом виднелся узкий край Люмины, становившийся все меньше и меньше, сменяясь россыпью звезд. Губы Тайруса заставили мой рот раскрыться, и я ощутила вкус его языка…

Вот оно! Вот что значит – жить! Быть живой, быть человеком.

Мне хотелось, чтобы это длилось вечно.

Наконец Тайрус отстранился и заглянул мне в глаза. Мне показалось, что я сейчас упаду. Слабость должна была бы меня напугать, но сейчас я воспринимала ее как пустяк, отвлекающий от главного, от того, что разворачивалось между нами. Я всматривалась в его лицо, увидев то, чего не замечала раньше. Сотни важных подробностей настоятельно требовали моего внимания. Зеленые точечки в серо-голубых радужках; его напряженный взгляд, заглядывающий в глубины моей сущности… Как я могла прежде не замечать аромата его кожи или уверенную силу рук? Когда я гладила его бицепсы, под моими пальцами будто сверкали искорки.

Теперь я знала, что такое настоящий дурман. Много раз видела, как люди глупо хихикают или спотыкаются, не разбирая, куда идут. Возможно, теперь я лучше всех поняла, что такое молния, поскольку чувствовала себя ею, и мое электрическое «я» постепенно распространялось на всю вселенную.

Тайрус улыбнулся застенчивой таинственной улыбкой, приподнял мой подбородок и вновь прижался губами к моим губам.

«О да!»

Вдвоем мы как-то добрели до бархатного дивана и упали на него, так и не отрываясь друг от друга ни на секунду, словно намагниченные. Не совершали ли мы глупость? Я не знала. В голове стоял сплошной туман. Но я ясно чувствовала, что происходящее – правильно, и это было главным. Ощущение целостности разлилось по моему телу…

Прошло несколько долгих минут. Тайрус провел пальцем по горбинке на моем носу.

– Как ты это заработала? – пробормотал он.

– Сражаясь в коррале, – ответила я, всматриваясь в ямочку на его подбородке и россыпь веснушек. – Ты не меняешь свою внешность, как прочие.

– Пустая трата времени. А почему ты спрашиваешь? Считаешь, должен?

– Нет, – после некоторого размышления ответила я. – Теперь каждая из твоих черт является для меня сигнатурой. Веснушки, волосы, подбородок… Твои глаза.

Глаза у него были замечательными. Он никогда не отводил их, встречаясь со мной взглядом.

– Так ты давно за мной наблюдаешь?

– Я наблюдаю за всеми. Но, да, за тобой – особенно пристально, – ответила я, глядя, как он пытается сдержать улыбку, но в конце концов не выдерживает и улыбается.

Тайрус уткнулся мне в плечо и вздохнул. Мурашки так и побежали по моей спине. Провела рукой по его медным волосам, чувствуя, что его мускулы до сих пор напряжены и он старается скрыть накопившуюся усталость.

– После таких приключений людям нужен отдых, – сказала я. – Спи.

Тайрус перевернул меня, прижав спиной к своей груди. Мы лежали, и его дыхание щекотало мне шею. Никогда еще я не спала с кем-то в одной постели. Но через несколько минут убедилась, что ничего страшного в этом нет. Напротив, мне было хорошо и спокойно. Его губы прошептали мне на ухо:

– Спокойной ночи, Немезида.

Я улыбнулась, хотя он не мог этого видеть. Улыбнулась темной каюте, холодному и бесчувственному звездному свету, льющемуся из иллюминатора. Лежала и с удовольствием вслушивалась в его дыхание, совсем скоро ставшее глубоким и ровным.

Мне же было не до сна. Я не могла заставить себя уснуть, чувствуя рядом чужое тело. Я вся дрожала от желания лучше изучить того, кто сейчас прижимался ко мне. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить Тайруса, я развернулась и принялась его рассматривать. Серебристый звездный свет скрадывал острые скулы и волевой подбородок. Кончиком мизинца я провела по волоскам на его руке.

Меня изумляла странность ситуации. Дьяболики не способны испытывать желания, а между тем я не находила другого слова для этой жажды познать другого человека. Жар в моей груди все усиливался. При этом у нас с Тайрусом не было генетической связи, следовательно, подобная причина моих чувств исключалась. Таким образом, это могло быть только проявлением моего человеческого начала, чистого и врожденного. Дония была права. Оно всегда гнездилось внутри меня.

От волнения у меня перехватило дыхание. Захотелось сразу же разбудить Тайруса и поблагодарить, как он благодарил меня за спасение своей жизни. В каком-то смысле теперь было то же самое.

Я легонько дотронулась носом до его лица. Ему требовалось куда больше сна, чем мне, и он был бледнее обычного. Видимо, ожидание скорой казни сказалось на его состоянии сильнее, чем он хотел признать. В общем, будить его я не стала.

Мы нырнули в подпространство, и серебристый свет снаружи сменился абсолютным мраком. Потихоньку встала и, прежде чем выйти, бросила на Тайруса последний взгляд. Все изменилось – мне открылась красота каждого обыденного явления: гладкость панелей, выстилающих коридор; колебания моего платья вокруг лодыжек… Я чувствовала, что угодила в волшебный сон. Мое размытое отражение мелькало в панелях. Я остановилась, чтобы получше себя рассмотреть, и не узнала это улыбающееся существо. Оно ничем не походило на унылое создание с пустыми глазами, которое я привыкла видеть в зеркалах крепости Эмпиреанов.

Эта Немезида была живой девушкой.

Зайдя к себе, я хлопнула в ладоши, подзывая Карателя, чтобы затеять его любимую игру в «кошки-мышки». Мой взгляд упал на иллюминатор, и я была поражена, что даже беспросветная пустота тоже может быть красива.

Появился Каратель. Он выглядел каким-то вялым. В его глазах я заметила стеклянный блеск. Вместо того, чтобы весело скакать, пес волочил лапы. Слабо вильнув хвостом, он повалился на пол.

– Каратель! – Я опустилась рядом с ним.

Он весь дрожал, его тело было каким-то деревянным, а в некоторых местах – странно мягким. Случилось что-то очень и очень нехорошее.

Я вытащила чемоданчик с робомедиками, которых мы с Тайрусом использовали во время спарринга, и откинула замочки. Роботы выбрались наружу и, включив световые сигналы тревоги, сразу ринулись к Карателю. Но тут же вернулись обратно в чемоданчик. Что бы ни случилось с псом, оно было им не по силам.

Каратель был тяжел, но я все равно взяла его на руки и вышла в коридор. Застыла, пытаясь вспомнить, в какой каюте жил личный врач Тайруса. Через минуту я уже барабанила кулаками в дверь доктора нан Домитриана.

Уяснив, что его разбудили ради какой-то собаки, он бросил на меня неприязненный взгляд, однако послушно ощупал тело Карателя.

– Он ничего эдакого не сожрал на планете?

Я недоуменно посмотрела на него. Мы с псом отнюдь не были неразлучны, не говоря уже о его побеге в грозовую ночь.

– Может, и сожрал, – нехотя ответила я.

– Если робомедики не смогли ему помочь, чего вы хотите от меня? Опасно брать домашних животных на планеты. Там огромное количество патогенов и всяческих микроорганизмов, которых не встретишь в космосе. Зверь особенно уязвим.

– Но он ведь выздоровеет, правда? – спросила я, и тревога сдавила мне грудь.

– Сенатор фон Эмпиреан, эти твари выведены для боев, а не для долгой жизни.

– Должен же быть способ его вылечить! Не мог же он заболеть ни с того ни с сего!

В этот момент на поясе врача что-то зажужжало. Он опустил взгляд и быстро шмыгнул за дверь:

– Простите, грандесса, но ничем не могу вам помочь. К тому же у меня срочное дело.

Я проводила его удивленным взглядом. Карателя начала бить крупная дрожь.

– Не бойся, мой хороший, не бойся, я тебя спасу, – обняв пса, шептала я, словно повторяя заклинание, пришедшее неизвестно откуда.

Я отнесла Карателя обратно в нашу каюту. По крайней мере, он будет в знакомой обстановке. Его глаза закатились, склеры пожелтели. Изредка ему еще удавалось сфокусировать взгляд на моем лице. Он смотрел беспомощно и изумленно, не понимая, почему я ему не помогаю. А все, что я могла сделать, это в немом ужасе смотреть на него и обнимать, в то время как из его горла вырывались странные клокочущие звуки, а из пасти шла пена.

Почему, ну почему я была столь беспечна? Вообразила, что Карателю понравится на планете, ведь там столько всего интересного, что можно обнюхивать и исследовать. Это моя вина. Лучше уж было ему умереть на ринге, чем так.

Я не умела плакать. Я гладила его за ушами в надежде, что он чувствует: я здесь и не бросила его. Приступы следовали один за другим, в горле у него хрипело и булькало, язык свисал между зубами. Выносить дальше это было невозможно. Я сжала его шею и давила до тех пор, пока дергавшиеся задние лапы не замерли.

– Прости, – прошептала я, в последний раз обнимая пса.

Вскоре его тело стало твердым и холодным. Я так и не знала, съел ли он что-нибудь на Люмине, или это была какая-то болезнь. Внезапно мне сделалось горько от мысли, что жизнь может оборваться так просто. Мой пес страдал в одиночестве, пока я с Тайрусом… Тайрус! Мне надо было срочно его увидеть, обнять, вернуться туда, где нет места смерти. Я завернула тело Карателя в одеяло и выволокла в коридор.

Еще в дверях Тайрусовой каюты я услышала голоса. Разговаривали двое, Тайрус и доктор нан Домитриан.

– Спокойно, спокойно, ваша светлость.

Последовали звуки рвоты. Меня прошиб пот. Я вспомнила, что врача кто-то вызвал. Ох, нет! Нет, нет, нет! Каратель был не единственным заболевшим на этом корабле.

Глава 35

Увидев меня, Тайрус смущенно отвернулся. Его лицо было серым и потным.

– Сидония, лучше не приближайся. Не хочу, чтобы и ты подхватила эту заразу.

Неужели и Тайрус сейчас будет умирать, как Каратель? Я в ужасе посмотрела на врача.

– Что с ним? Нам же сделали прививки перед высадкой. Как же он мог заболеть?

– Обычная планетарная лихорадка, – быстро ответил Тайрус.

– Что еще за лихорадка? – закричала я.

– Это широкий термин, охватывающий целый ряд заболеваний, – покачал головой доктор. – Я только что говорил вам, что микроорганизмы процветают на планетах, а жители космоса не привыкли к их влиянию. Прививки, которые я сделал вам, не могут охватить весь возможный спектр заразы. Его светлость крайне беспечно относится к подобным вещам и вечно подхватывает на планетах всяческую пакость.

– Зато я всегда искренне обещаю, что в следующий раз буду вас слушаться, – Тайрус показал язык.

Я так и уставилась на него, вспоминая, что несколько часов назад он уже был бледен, а его кожа горела как в лихорадке. Почему мне тогда не пришло в голову, что он – болен? Тайрус перехватил мой взгляд.

– И совершенно не о чем волноваться, правда, – сказал он. – Все пройдет.

– Выпейте-ка это, ваша светлость. Позже я опять зайду проведать вас, – сказал доктор, протягивая принцу стакан с каким-то отваром.

В отчаянии я словно вросла в изножье его кровати. Отчего я никогда прежде не задумывалась о том, насколько хрупка жизнь?

– Ты-то, надеюсь, не заболела? – Тайрус отхлебнул из стакана, его лоб был покрыт бисеринками пота. – Приступ накрыл меня во сне, хотя недомогание я почувствовал еще вечером.

– Дьяболики редко болеют, – бесцветным, отстраненным тоном произнесла я.

Я действительно чувствовала себя странно, будто отделилась от собственного «я». Мне казалось, что хорошо разглядела принца? Сейчас я не видела ничего, кроме хрупкости: ломкие кости, тонкая кожа. Каратель был специально создан для боев и убийств, но его это не спасло. Как я смела забыть о том, насколько отличаюсь от Тайруса? Я – кошмарнейшая из когда-либо созданных тварей, а он – слабый человек. Я всегда выживу там, где сломается он.

– Доктор сказал, что твоя собака тоже заболела. Как он? – раздался хриплый голос Тайруса.

Я уставилась в стену над его головой.

– Это была не собака, – мой голос звучал теперь грубо и равнодушно, каким и должен быть голос дьяболика. – Это был мутант, искусственно созданный для убийства, вот и все, – перед глазами вдруг помутилось, мне пришлось поморгать. – И он… он сдох.

– Немезида, мне очень жаль, – мягко произнес Тайрус.

– Всего лишь какая-то тварь.

– Но ты его любила. – Он нахмурился и протянул мне руку. – Иди сюда.

– Нет! – отшатнулась я. – Тебе требуется отдых.

Он закусил губу, попытался сесть, но рухнул обратно на подушки. Я до боли сжала кулаки, пряча их в складках юбки. Мне хотелось броситься к нему и помочь.

– Отдыхай, – повторила я и направилась к выходу.

На сей раз Тайрус не протестовал.

– Я загляну к тебе, как только поправлюсь, – прохрипел он.

Я чувствовала себя совершенно опустошенной. Полет безумной фантазии, настигшей меня в коридоре, испарился, исчез без следа. Я опомнилась и вновь твердо стояла на ногах, вернувшись в реальность, где была дьяболиком, а он – хрупким и слабым человечком, таким как Сидония.

Сидония! Я вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать. Моей силы хватило бы на четверых, это верно. Но я не вынесу еще одну потерю. В моей груди разгорелось пламя, которое в любую секунду может быть кем-то потушено, и с этим мне не совладать. Потому что любовь и забота являлись наихудшей беспомощностью. Войдя в каюту, я поклялась себе, что никогда больше не буду беспомощной.

Тайрусова планетарная лихорадка длилась неделю. Я знала, что не происходит ничего страшного, поскольку доктор вел обычный для себя образ жизни, а не запирался в покоях дофина.

Я не заходила больше к Тайрусу, однако он так и не оставил меня, властно вторгаясь в мои мысли и мечты. Спала я или упражнялась, каждая минута моего существования была переполнена им. Казалось, я приняла какое-то одурманивающее средство, превратившись в наркоманку. Я не могла избавиться от нарастающей тоски.

Когда Тайрус встал наконец на ноги, я болезненно почувствовала, до чего он изменился, хотя изо всех сил пыталась сосредоточиться на чем-то другом. Он находился в прекрасном расположении духа, только сильно похудел. Тайрус увидел меня, и его глаза вспыхнули. Я тут же демонстративно отвернулась, но все мои мысли были только о нем.

Как-то раз, отжимаясь в своей каюте, я заметила, что он наблюдает за мной, стоя в дверном проеме.

– Ты не сможешь вечно от меня бегать, – сказал он.

– Не понимаю, о чем ты, – ответила я, глядя ему в переносицу и жалея, что мое зрение не может расфокусироваться.

– Все-таки что случилось? Я ведь вижу, что-то не так.

Я упорно продолжала отжиматься, делая вид, что мне не до него. Но это было то же самое, что пытаться повернуться спиной к сверхновой звезде. Его образ пылал в моем мозгу, и, даже не глядя, я нутром чувствовала его присутствие.

– Это потому, что я тебя поцеловал, да? – Он остановился прямо передо мной. – И ты из-за этого нервничаешь?

Он был совсем близко, я ощущала тепло его тела. Вскочила на ноги. Пот заливал мне глаза.

– Я не нервничаю, – ответила ему с фальшивой усмешкой. – Я раздражена.

– Да ну? – Он вскинул бровь.

– Я не чувствую так, как люди. Мы с тобой очень разные.

– Надеюсь на это, – хмыкнул он. – Хотя мне казалось, что, покидая Люмину, тебя переполняли человеческие чувства.

– Уверен? – безразлично произнесла я. – В таком случае, прошу простить, что невольно ввела вас в заблуждение, ваша светлость.

– Проклятье! Я – Тайрус! Ведь просил же обращаться ко мне по имени!

Он схватил меня за руку, и от его прикосновения как будто ударило током.

– Это неправильно.

– Провались они пропадом, твои правила, Немезида! Какое нам до них дело в наших отношениях?

– Нет у нас никаких отношений! – Я вырвала руку. – Пойми, я не человек, Тайрус! – со злостью произнесла я его имя. – Я не способна никого любить. Не могу стать любовницей или спутницей жизни. Не мое это, вот и все, – выпалила я и отвернулась. – Ты ждешь от меня того, чего я физически не в состоянии тебе дать. Ты хочешь невозможного.

Тайрус молчал, но лицо его побелело. Он совсем недавно оправился от лихорадки, и я встревожилась. Вот только тревога – это не то, что я хотела бы испытывать. Точнее, я вообще ничего не хотела испытывать, как и положено настоящему дьяболику.

Тайрус рванул меня к себе, его губы нашли мой рот. Поцелуй был настойчивым, просто раскаленным. Крепко и властно обнял меня, прижав к своему исхудавшему телу. Потребовался всего лишь один крохотный момент непростительный слабости, и он вновь покорил меня. Чувствовать его рядом после стольких дней гнетущей тоски было все равно что проснуться в мечте. Мне показалось, что я освобождаюсь от самой себя… И я этого хотела. Более того, я только этого и хотела…

Но все можно было потерять в один миг. Черный, тошнотворный страх вывел меня из оцепенения.

– Хватит! Ты требуешь у меня слишком многого. Ты же не просишь, чтобы собака писала картины? Не ждешь, что челядинец будет сочинять стихи? Вот и я не могу. Не способна я испытывать никаких человеческих чувств. Я никогда не стану такой, какой тебе хочется. Брось все это. Прекрати.

Лицо Тайруса сделалось холодным, словно на него упала маска. Некоторое время он изучал меня с невозмутимым спокойствием, будто проникая под мой защитный кокон. Наконец, кивнул и тихо произнес:

– Прекрасно. Не буду навязываться со своими чувствами. Живи как знаешь.

– Это все, чего я прошу, – ответила я, возобновляя упражнения и продолжая мучительно чувствовать его близость, пока он наконец не вышел.

Мы больше не устраивали спаррингов, а при встречах до конца поездки ограничивались вежливыми, ничего не значащими любезностями. Тайрус сделался таким далеким и холодно-вежливым, уж лучше бы он мне грубил. Каждый раз, когда мы с ним оказывались наедине, между нами пролегала ледяная пустыня, и приходилось убеждать себя в том, что именно этого я и хочу. Непонятно было только, откуда бралась щемящая, болезненная пустота, которую мне никак не удавалось изгнать из сердца.

Судя по всему, Тайрус с Карателем стали не единственными жертвами Люмины. Та тревожная потребность, которая овладела мной, когда мы покидали планету, очень напоминала какую-то болезнь. Но я была полна решимости выздороветь. В конце концов, я – дьяболик, а у нас, дьяболиков, как всем известно, души нет. И больше я никогда так по-дурацки в этом не усомнюсь.

Глава 36

В честь нашего с Тайрусом возвращения в Хризантему был устроен праздник. Сам император вышел поприветствовать нас, а весь «Valor Novus» заполнен был грандами в сверкающих церемониальных одеждах.

– Ну, что же, герой дня! – Император захохотал и заключил племянника в жаркие объятия. – Ты должен порадовать нас и рассказать, как расправился с проклятыми бунтовщиками. Ты распылил «Растворяющий Туман», верно?

– Этот, дядюшка?

Тайрус безмятежно помахал в воздухе флаконом. Толпа, разобрав, что у него в руке, ахнула и отшатнулась.

– Ты приказал мне им воспользоваться, но, знаешь, после беседы с моей возлюбленной… – Тайрус обнял меня за талию и прижал к себе. – Так вот, после беседы с ней я взглянул на люминарцев под новым углом. «Дорогой, – сказала мне грандесса, – они – разумные люди, почему бы вам не сесть и не поговорить?» – Тайрус широко улыбнулся изумленно глядящей на него толпе. – И тогда, – вы можете в это поверить? – мы сели и обо всем… договорились.

Рандевальд потемнел лицом, что неудивительно. Перед жадно внимающим каждому его слову грандством Тайрус только что развенчал императорскую политику. Наследнику приказано было уничтожить правящие круги Люмины, а он их пощадил.

– Ты взял на себя слишком много, племянничек, – сказал император, и в его мягком тоне отчетливо прозвучала угроза.

– Простите, дядюшка!

Отпустив мою талию, Тайрус упал на колени и прижал к своей щеке руку императора. Упала абсолютная тишина, толпа затаила дыхание.

– Просто я подумал… Люмина – провинция богатая, а наша казна как назло опустела, – произнес он роковые слова, будто невзначай выдавая страшную тайну.

Дружный вздох прокатился по толпе. Император побледнел.

– Короче, – продолжил Тайрус как ни в чем не бывало, – я решил, что логичнее будет не начинать с ними полномасштабный конфликт, а использовать силу убеждения и уговорить остаться, – он замялся и посмотрел на дядю, симулируя нерешительность. – Я был уверен, что вам это понравится. Неужели я ошибся?

Император воззрился на Тайруса. На его шее вздулись жилы, он едва сдерживал ярость. Позади него я заметила грандессу Цинию, которая внимательно, с неприятной улыбочкой на лице, наблюдала за происходящим. Дурой грандесса отнюдь не была и прекрасно поняла, как сильно Тайрус уронил авторитет императора. Не догадалась ли она, что внук сделал это намеренно? И если догадалась, воспользуется ли оказией, чтобы нашептать на ухо сыну ядовитые слова?

Император выдернул свои пальцы из хватки Тайруса и медленно оглядел собравшихся. Они не только впервые услышали о финансовых проблемах короны, но и впервые увидели, как сильно император алчет крови, а дофин выступает за умеренность и логику.

Мы с Тайрусом незаметно переглянулись. Да, проницательности ему было не занимать. Он точно знал, что по возвращении его будут встречать знатнейшие вельможи, и именно в этот момент нанес удар своему дяде. Сейчас он ни на секунду не строил из себя сумасшедшего, оставив подобные уловки. Вновь посмотрев на грандессу Цинию, я увидела замешательство на ее лице. Императрица-мать тоже заметила совершенную разумность дофина.

Под напором множества взглядов император наконец выдавил из себя улыбку и поднял Тайруса на ноги.

– Сильно же ты меня удивил, племянничек, – миролюбиво проговорил он, хотя глаза его оставались ледяными и беспощадными.

– Ах, дядюшка, это все благотворное влияние сенатора фон Эмпиреан, – пожал плечами Тайрус и снова притянул меня к себе. – Без нее я бы не справился.

– Я так и понял, – холодно сказал император.

Я опасливо подняла взгляд на Рандевальда. На его лице застыла маска смерти. Меня посетило мрачное предчувствие. Это был поворотный момент. Что бы в дальнейшем ни произошло между Тайрусом и Рандевальдом, какая бы эпохальная битва ни разыгралась за императорскую корону, начало всему этому положено здесь и сейчас.

Вернувшись на свою виллу, я даже удивилась, насколько, оказывается, соскучилась по ней. Подходя к дому, я наслаждалась выверенной красотой залитого солнечным светом купола, ничем не напоминавшего небо настоящей планеты с ее жуткой непогодой. Здесь, в Хризантеме, ничего не происходило само по себе. Не летали насекомые, кроме специально выведенных для садов. Не мешала дышать излишняя влажность. Растения не сражались друг с другом за место под солнцем. Единственными биологическими организмами, которые действовали по собственной воле, были люди.

Мой взгляд наткнулся на любимое дерево Карателя. Сердце сжалось.

Продолжая думать о псе, я вошла в дом и не сразу заметила изменения. Но как только мои глаза привыкли к сумраку, я увидела, что челядинка поливает новое жасминовое деревце, в то время как другая подшивает чье-то незнакомое платье.

Мои мускулы напряглись. Я прислушалась. В доме определенно находился кто-то чужой. До меня донеслись быстрые шаги, совершенно не похожие на размеренную, тяжелую поступь челяди: топ-топ-топ, остановка и снова – топ-топ-топ уже в другую сторону. Я подкралась к комнате, откуда раздавались звуки. Кто бы там ни был, ему придется либо объяснить мне свое вторжение, либо расстаться с жизнью. Я вошла в дверь.

Сидония обернулась.

– Наконец-то, Немезида! Я так волновалась! – воскликнула она с облегчением.

Я застыла как вкопанная, тупо таращась на этот мираж. Ведь это наверняка какой-то трюк, не иначе. Сидония мертва! А эта девочка… У нее была бледная кожа, светлые глаза и волосы, но под этой нехитрой маскировкой находилось тело Сидонии. Я не верила ни в призраков, ни в духов, но иного объяснения не находила. Между тем девочка подбежала ко мне и повисла у меня на шее, обхватив ее тонкими ручками.

– Ох, Немезида, ты жива! – сказала она, уткнувшись мне в плечо.

От нее определенно пахло Сидонией, та тоже любила лавандовое масло. Но этого не могло быть на самом деле! Конечно же, не могло. Я просто потеряла рассудок.

– Кажется, я сошла с ума, – пробормотала я, отстраняясь.

– Ничего подобного! – Из глаз Донии брызнули слезы. – Это долгая история, но я действительно жива, Немезида, я здесь и со мной все хорошо.

Я сглотнула, протянула было руку и тут же отдернула, едва мои пальцы коснулись ее живой, теплой кожи.

– Рассказывай, – прошептала я.

Она попыталась вновь взять меня за руку, но я отшатнулась.

– Мне нельзя к тебе подойти? – с болью в голосе спросила она.

– Нет, – сипло ответила я.

Я боялась ее. Боялась, что она окажется иллюзией.

– Когда мы с тобой разговаривали в последний раз, – начала она, – ты очень нервничала. Сказала, что смеялась… Помнишь? И тебя это беспокоило.

Я вздохнула. Все это случилось сто или тысячу лет назад. Каратель был еще жив, с Сидонией можно было связаться в любой момент, а Тайрус был просто еще одним лицом в толпе, к тому же – лицом психа…

– Ты наверняка бы была против, поэтому я не стала тебя предупреждать о своем прилете. – Она неуверенно засмеялась. – Я ничего не сказала даже отцу с матерью. У нас все еще оставался идентификационный чип Сутеры ню Эмпиреан. Им я и воспользовалась, чтобы арендовать корабль, а потом отдала фальшивый приказ, предписывающий ей прибыть сюда в качестве твоей гувернантки. Хотела удостовериться, что с тобой все в порядке, и вернуться обратно домой…

Мои колени подогнулись, дыхание перехватило, я упала на пол, не в состоянии отвести от нее глаз. Сидония в смятении опустилась рядом.

– А потом я узнала, что наша крепость уничтожена.

– Дония, – пробормотала я изумленно.

Это действительно была она. Она – здесь. Живая и невредимая!

– И вот я оказалась в Хризантеме, а ты улетела, Немезида. Я так за тебя волновалась!

– Дония! – хрипло выкрикнула я и порывисто обняла ее.

Я ее обнимала, а она то смеялась, то плакала, то снова смеялась, и этот смех звучал для меня прекраснейшей музыкой во вселенной. «Она жива, жива…» Сама того не замечая, я дрожала как в лихорадке, из горла вырывались какие-то сдавленные звуки. Все это встревожило Донию, она попыталась отстраниться, но я не разжимала рук до тех пор, пока она не пискнула:

– Немезида, ты слишком сильная, мне же больно. – Дония сжала мое лицо своими ладошками, всматриваясь. – Я тоже по тебе ужасно соскучилась. Как тебе тут жилось? Хорошо?

– Нет, – не сразу ответила я, мне понадобилось время, чтобы понять этот глупый вопрос.

– И мне нет, – грустно улыбнулась она.

Ничего. Теперь все пойдет иначе. Для нас обеих.

Дония снова была со мной. Она выжила. Чего еще я могла просить у Вселенной? Я не могла больше сомневаться, что существует нечто абсолютно превосходящее меня, нечто доброе, справедливое и милостивое. То, о чем рассказывали священники в Великой Гелиосфере. Рядом со мной сидело живое доказательство этому. Звездный свет никогда не благословит дьяболика, однако в этот момент я готова была сделаться самым горячим адептом Живого Космоса за то, что он вернул мне Сидонию.

Больше никому не позволю ее у меня забрать. Но стоило об этом подумать, как меня охватила страшная тревога. Если кто-нибудь обнаружит ее здесь, в живых ей оставаться недолго. Стоило кому-то узнать в ней настоящую Сидонию Эмпиреан, и нас обеих казнят: ее – за то, что она отправила меня вместо себя, а меня – за то, что заняла ее место. И неизвестно еще, что будет после этого с Тайрусом. Император обрушит весь свой гнев на племянника, а всяческие Пасусы горячо потребуют искоренения любого намека на эмпиреанское влияние.

Но какая у нас была альтернатива? Не могла же Сидония терпеливо дожидаться смерти императора, выдавая себя за мою гувернантку? Она по праву являлась сенатором и наследницей своего отца. Несколько последующих дней я раздумывала над этой проблемой. Ни на минуту не покидая виллу и напрочь игнорируя все послания Тайруса.

После периода смуты и непокоя из моей жизни исчезли все странности и двусмысленности, сменившись кристальной ясностью и полнотой бытия: Сидония вновь была здесь, а я была ее дьяболиком. И это было правильно. Не требовалось больше стенать о том, как вселенная может продолжать существовать после смерти Донии и как бессмысленно мое собственное существование.

Дония хотела узнать о моей жизни в Хризантеме, и я поведала ей все, до мельчайших подробностей. Когда я рассказала об охлаждении Гладдика, она, к моему изумлению, лишь улыбнулась, с нежностью пробормотав: «Ох, Немезида», как будто это вообще не имело для нее никакого значения. Немного посмеялась, услышав о провале Элантры, пытавшейся подловить меня на еретичестве. Опечалилась, узнав о том ужасном дне, когда была казнена ее семья. По щекам Донии потекли слезы, а я, прервав рассказ, долго успокаивала ее, гладя по спине, а она заново оплакивала свою потерю. Объятия никогда мне не удавались. Еще когда я жила у Эмпиреанов, подобные жесты казались каким-то странным танцевальным па, хореография которого оставляла желать лучшего. Однако в последнее время я немного потренировалась с Тайрусом, и сейчас обретенное умение неплохо мне пригодилось.

– Все хорошо, – шептала я до тех пор, пока ее слезы не высохли.

– Расскажи, что случилось после, – попросила Дония, вытирая щеки ладонью.

Мне ужасно не хотелось. Воспоминания о днях, когда я была уверена в ее смерти, ощущались, как удар ножом в сердце. Или как если бы из меня начали вытягивать жилы.

– Я совершенно растерялась и попыталась напасть на императора, – с трудом выговорила я, взглянув на события со стороны, словно они происходили с кем-то другим.

Дония охнула.

– Его дьяболик, Злючка, сразилась со мной. Она бы расправилась со мной, но… за меня вступился дофин. Императорский наследник.

– Тайрус Домитриан? – удивилась Дония, поглядев на меня оленьими глазами.

– Да. Он убил Злючку. Потом мы с ним заключили союз, – понизила я голос, хотя никто не мог нас подслушать.

Тайрус через день отправлял к нам на виллу собственных дронов – проверить, не установлено ли следящее оборудование. Зная об этом, я посвятила ее в наш с ним план восстановления его репутации, чтобы он мог уничтожить своего дядю и при этом остаться в живых. Слушая, Дония приникла ко мне, опустив голову на мое плечо.

– Мы отомстим за твою семью, – закончила я.

– Ой, Немезида, все это выглядит очень опасно. Я боюсь тебя потерять.

– Ты меня не потеряешь.

Ну, да, она была права, это – опасно. Раньше опасность нашего предприятия мало меня заботила, но в тот день, когда вернулась Сидония, все изменилось. Я не хотела больше выдавать себя за наследницу рода Эмпиреан, узурпировав ее законное место. Мой маскарад подошел к концу. К тому же, если я подожду с этим до того, как императором станет Тайрус, ему самому придется примерно наказать меня. Я вздохнула, зная, что с радостью заплачу эту цену. Это – мой долг перед Сидонией.

– Какой он, Тайрус Домитриан? – спросила она.

От одного упоминания его имени меня так и бросило в жар. Я невольно отвернулась от Донии, боясь, что мое лицо меня выдаст.

– Он умен, – ровным голосом произнесла я. – Чрезвычайно умен. И очень решительно настроен.

– А он… Ты ему доверяешь?

«Да», – хотелось крикнуть мне, но почему-то в ее присутствии моя уверенность меня смущала.

– Настолько, насколько я вообще могу доверять кому-то, кроме тебя.

– Ты рассказала ему обо мне?

– Нет! – ответила я излишне резко, так что Сидония вздрогнула и подняла на меня глаза. – Ты… – Я взяла ее за подбородок. – Будешь сидеть здесь тихо, как мышка, пока я не придумаю план. Я не могу… – мой рот тут же высох, а сердце застучало быстрее. – Не могу потерять тебя снова.

– Знаю.

– Это меня раздавит.

– Знаю. – Она прижалась ко мне, и я почувствовала ее слезы на своей коже. – Я тоже тебя ужасно люблю, Немезида.

Я вздохнула. Такие слова мне было не под силу произнести, но Сидония свободно читала в моем сердце. И это сердце полностью принадлежало ей. Да, Тайрус перевез меня через реку, но я опять превратилась в скорпиона, вернувшись к своей истинной природе. Мое предназначение – защищать Сидонию, чего бы мне это ни стоило. Даже если придется ужалить Тайруса.

Глава 37

Семена недоверия, посеянные в разуме тирана, быстро дали всходы. После нашего возвращения с Люмины Рандевальд больше не относился к племяннику снисходительно. Тайрус, в свою очередь, тайно развернул кампанию по дискредитации дядюшки. Действовал при этом осмотрительно, так что лишь самый параноидальный ум мог бы что-нибудь заподозрить.

Тайрус не упускал случая упомянуть имена убитых врагов императора в присутствии их горюющих родственников. То и дело подбрасывал все новые доказательства банкротства короны и особенно старался в присутствии известных придворных сплетников. Аккурат в день эпохальной битвы императорской мантикоры с мутантом-чемпионом сенатора Фордайса он устроил вечеринку, на которую были приглашены все, кто ненавидел звериные бои.

– Сидония кое-чему меня научила, – доверительно вещал он своим гостям, сжимая мою руку. – А именно – что подобные кровавые развлечения не к лицу цивилизованным людям. Верно, любимая? – и, с улыбкой склонившись ко мне, проводил пальцем по моей шее.

Эта последняя затея была довольно опасна, поскольку против жестокого спорта выступали люди вполне определенных политических взглядов. Тем не менее вечеринка имела большой успех. Но императору вряд ли понравилось, что многие не захотели присутствовать при триумфе его мантикоры. На предательство, впрочем, все это не тянуло. Официально наказывать Тайруса было не за что.

На семейном обеде, куда Тайрус опять меня пригласил, император был подозрительно молчалив. Развалившись в кресле, он, скривив рот, молча ожидал, пока родственники перепробуют его еду. Лишь когда пришла очередь Тайруса, глаза его вспыхнули, совсем как в прошлый раз при взгляде на грандессу Цинию.

– Попробуй с другого края, – приказал он племяннику после того, как тот отрезал ломтик кабанятины.

Тайрус подчинился. Он уже собирался передать блюдо дядюшке, когда Рандевальд сказал:

– А теперь переверни и попробуй снизу.

– Тебе же самому ничего не останется. – Циния переводила ястребиный взгляд с сына на внука.

– Делай, как я сказал. – Император не сводил глаз с Тайруса.

– Разумеется, ваше величество, – Тайрус отрезал приличный кусок мяса и сунул в рот, демонстративно наслаждаясь вкусом. – Просто объедение! Вам, дядюшка, определенно достаются лучшие куски.

– Немедленно отдай мне блюдо! – рявкнул разозленный Рандевальд. – Негодяй, ты сожрал чуть ли не половину! – сокрушенно заметил он, обозревая остатки яства.

– Простите, ваше величество, но вы ведь сами приказали мне хорошенько распробовать мясцо, – с невинным видом произнес Тайрус.

– Просто у меня сегодня нет аппетита, – прорычал Рандевальд, жадно глотая остатки.

Следующие полчаса он прямо-таки излучал злобное раздражение. Тайрус же как ни в чем не бывало болтал с бабушкой. Казалось, его подчеркнуто хорошее настроение еще больше омрачает императора.

После ужина мы с ним отправились на мою виллу.

– Смотри! – Тайрус указал рукой на небо. – Солнца исчезли.

Я подняла голову. Действительно, над куполом не было видно ни одного из шести солнц, что случалось чрезвычайно редко.

– Наслаждайся, пока можешь, – сказал Тайрус. – Когда они окажутся в непосредственной близости друг от друга, император объявит Большие Гонки. А в последний раз он проигрался в пух и прах.

– Как это?

– Поставил кучу денег на одного-единственного пилота, – усмехнулся Тайрус. – На первом же этапе гонки его корабль подрезали, и он попал в аварию. Оба пилота выбыли из соревнования, а Рандевальд все потерял. – Улыбка принца потухла. – Он был вне себя от ярости. Приказал казнить и пилотов, и их семьи, а заодно и корабельные команды.

Повисло мрачное молчание. Я вспомнила, как император приказал Сафьянке освежевать саму себя, и мне сделалось тошно.

– Он начинает что-то подозревать на твой счет, – сказала я Тайрусу.

– Знаю, – спокойно ответил он. – Я все чаще вижу его в компании Дивинии и Сэливара, хотя состояние последних день ото дня ухудшается. Надеется, что я занервничаю, увидев, кто у него сейчас в фаворе. Вернее всего, скоро мне останется рассчитывать только на тебя.

– Я всегда начеку, Тайрус.

Личной заинтересованности у меня теперь было хоть отбавляй. Только он один мог гарантировать, что Сидония получит назад свой титул после его восхождения на престол. У нее был друг во власти. Ну, и… Мне самой хотелось, чтобы он победил.

С другой стороны, меня тревожило то, что его судьба до сих пор так много для меня значит. Дония вернулась, и я должна была думать только о ней. Вот только ночью, когда она засыпала, все мои мысли были о Тайрусе. Я о нем беспокоилась. Слишком сильно…

– В последнее время твое настроение заметно улучшилось. – Он пристально посмотрел мне в лицо.

– Не знала, что оно у меня ухудшалось.

Он вздохнул и остановился, повернувшись ко мне.

– Немезида. – Его голос сделался низким и твердым. – На корабле между нами было не все так гладко, но я хочу, чтобы ты знала… – Он легко, словно я была из тончайшего фарфора, дотронулся до моего лица. – Я не хотел разрушать твой покой. Прости.

Мне сделалось тоскливо. Ужасно не хотелось вспоминать о том, что было между нами на корабле. Если бы можно было стереть эти воспоминания, я бы так и сделала. Однако против собственной воли я видела, как мало расстояние между нами и как близки его губы. Очень близки… Почему мне не удавалось избавиться от странных желаний, которые он во мне разбудил?

– То, что случилось на корабле, – нервно ответила я, – не имеет никакого значения.

Тайрус был приговорен к казни. Естественно, что он был благодарен мне за спасение. Наверняка принц давно уже переосмыслил свои чувства после того, как я его отвергла, и увидел все их безумие.

– Никакого, – бесстрастно согласился он.

– Вот и хорошо. Что будем делать дальше?

– Дальше? – Он приподнял бровь. – Я продолжаю в том же духе: словечко там, гримаса – сям, ничего такого, за что можно было бы потащить меня на плаху, но вполне достаточно, чтобы спровоцировать моего дядюшку, самому представ в выгодном свете. Короче говоря, показал лучшую мою сторону, открытую грандессой фон Эмпиреан. – Тайрус натянуто улыбнулся. – Сейчас главное наше препятствие – это моя бабка.

– Почему?

– Она – ядовитая гадина. Может нашептать моему дяде что угодно. Посоветовать, например, быть предельно осторожным. Или распространить обо мне какой-то слух. Я так и не понял, как нейтрализовать ее влияние.

– Ну, что-нибудь обязательно придумаешь.

– Остается надеяться, что твоя вера в меня небезосновательна, – усмехнулся он.

На какое-то мгновенье мне показалось, что он хочет добавить еще что-то. Однако Тайрус лишь пожал плечами, отступил на шаг и официальным тоном произнес:

– Спокойной ночи, Немезида.

Каждый раз, покидая Сидонию, я боялась, что она исчезнет. Просто растает в тумане, словно бесплотная тень. Однако до сих пор мои кошмары оставались кошмарами. Возвращаясь на виллу, я всегда находила ее на месте, и тревога отпускала. Она оставалась живой, не превратившись в призрак или иллюзию. Сама Сидония как будто не возражала против своего затворничества, отчасти из страха, отчасти – из-за того, что была интровертом. Я попросила у Тайруса пару-тройку книг о древней Земле из его александрийской библиотеки. Наутро челядь доставила мне, судя по всему, несколько книжных полок.

– Неужели ты заинтересовалась историей? – спросил Тайрус.

– Мы же рассказывали, что мне понравились книги. Все считают, что именно этим ты меня завлек. Вот я и решила сделать вид, что хочу украсить ими свою виллу.

Книги совершенно очаровали Донию. Возвращаясь, я всегда теперь находила ее за чтением. С горящими глазами она бережно перелистывала бесценные страницы, переводя с давно забытых языков, которые называла «латинским», «русским» и «английским».

Затем с жаром рассказывала мне о том, что прочитала.

– Я нашла потрясающее объяснение природы черных дыр и того, как само время искажается по мере приближения к ним…

Я кивала, не особенно прислушиваясь, радуясь, что слышу ее довольный голос. Вдруг ожил домофон:

– Циния Домитриан прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.

Я застыла. Сидония переводила испуганный взгляд с меня на дверь. Разумеется, она знала, кто такая императрица-мать. Никому из нас даже в страшном сне не могло присниться, что Циния заявится ко мне на виллу. Пользуясь своим правом члена императорской семьи, она уже вошла в дом.

Я вскочила на ноги, а Сидония низко склонила голову, стараясь привлечь к себе как можно меньше внимания. Мы обе опустились на колени. Циния совсем недавно обновила свою фальшь-молодость. Ее волосы представляли собой гриву каштановых кудрей, губы снова сделались пухлыми, скулы заострились, брови были выщипаны. Подавая мне руку, она перевела острый взгляд на Сидонию.

– А это еще кто такая? – спросил она, пока я прижимала ее пальцы к своим щекам. – Вроде не челядинка, но и не наемная работница.

– Я… – начала было Сидония, но замолчала.

Она ведь привыкла быть высокопоставленной особой и самой отвечать за себя. Щеки ее залились румянцем, когда Дония сообразила, что я теперь играю ее роль, а она – роль одной из излишних. Сидония склонила голову:

– Простите меня.

– Это Сутера ню Эмпиреан, – ответила я. – Она гувернантка, уже много лет служащая нашей семье.

– А, понятно, – ответила Циния, теряя интерес. – Тебе повезло, что она приехала навестить тебя после трагедии с твоей семьей.

– Она обучала меня дворцовому этикету, за что я всегда буду ей благодарна. Прилететь сюда было очень мило с ее стороны.

– Значит, она может уйти, – позволила Циния.

Дония встала и, бросив на меня озабоченный взгляд, удалилась. Ей явно не хотелось оставлять меня в компании этой гарпии. А вот я вздохнула с облегчением, когда за Сидонией закрылась дверь, пряча ее от опасного внимания матери императора.

Дождавшись, пока челядь приготовила для нее ложе, поместив гору подушек в центр комнаты и включив антиграв-пластины, Циния уселась. Я опустилась на кресло против нее, гадая, что ей тут нужно.

– Ты действительно благоприятно влияешь на моего внука, – довольно сдержанно начала Циния. – Мне стало любопытно, что ты за птица, Сидония фон Эмпиреан.

По своему характеру эта женщина напоминала скорее Тайруса, нежели императора. Свой осторожный и расчетливый ум он мог унаследовать только от нее. Я заставила себя сосредоточиться на тех особенностях своего поведения, на которые мне когда-то указывала матриарх, – немигающем прямом взгляде и пустом лице. Я постаралась держать себя под контролем.

– Я очень привязана к дофину, – просто ответила я.

– И это меня чрезвычайно удивляет. Я всегда полагала Тайруса несколько… слабоумным. – Циния ни на секунду не отводила взгляда от моего лица, сама очень напоминая дьяболика.

– Я тоже замечала его нестабильность, ваша светлость, но обнаружила, что с нею можно справиться, понуждая принца рассуждать логично.

– Час от часу не легче. Меня удивляет, юная леди, что тебе удалось так много узнать о моем внуке, обнаружив то, чего не знала даже я. А теперь скажи мне, зачем он нападает на моего сына?

– Я… – вопрос застал меня врасплох. – Я вас не понимаю, ваша светлость.

– «Я, я…» – передразнила меня Циния, злобно усмехнувшись. – Раньше ты была острее на язык, девочка, а теперь вдруг словно утратила дар речи. – Она встала, в то время как я судорожно пыталась сообразить, что же ей ответить. – Ни для кого не секрет, что Тайрус никогда не был моим любимчиком. Его мать была слабейшей из моих отпрысков, об отце я вообще умолчу. Когда Дивиния находилась в здравом уме, мне хотелось, чтобы Рандевальд назначил наследницей престола ее, но… После того, что с ней случилось, я оказалась в неловкой ситуации, вынужденная предпочесть имбецилке – психа. Впрочем, твое влияние может несколько исправить положение. Однако я желала бы понять мотивы его недавних поступков, – Циния задумчиво смотрела на меня. – А ведь мы с тобой могли бы подружиться, сенатор фон Эмпиреан. У меня большое влияние в империи.

– Вы хотите, чтобы я докладывала вам о Тайрусе? – спросила я.

– Ну, если ты так вульгарно ставишь вопрос, то да, именно этого я и хочу. Для всех же будет лучше, если я точно буду знать, что происходит с моими родственниками.

– Ах, вы так близко к сердцу принимаете интересы Тайруса. – Как я ни старалась, мне не удалось полностью скрыть иронию.

– Я всегда принимала близко к сердцу интересы моей семьи, – прищурилась вдовствующая императрица. – Что бы тебе обо мне ни нашептали, единственное, что меня интересует, – это чтобы престол занимал сильнейший из моих потомков. Я желала поддержать наиболее способного.

– Что же, вероятно, вы ошиблись, – безотчетно вырвалось у меня.

– Что ты имеешь в виду, юная леди? – грандесса так и впилась в меня взглядом, и я поняла, что не мне с ней тягаться.

– Только то, что я люблю Тайруса, – ответила я.

Разумеется, это была ложь, но я почувствовала, что краснею, произнося эти слова. Я ведь еще ни разу не произносила их, даже во время нашей игры на публику, и они прозвучали как-то неловко.

– Я беззаветно ему предана, – добавила я сквозь зубы, хотя, если исключить Сидонию, это было правдой. – Я никогда не стану за ним шпионить.

– Ты отвергаешь руку дружбы?

Злить Цинию мне очень не хотелось, но альтернативы я не видела.

– Если вы предлагаете ее на подобных условиях, то да. Отвергаю.

– Глупая девчонка, – ледяным голосом прошипела Циния. – Ты никогда мне не нравилась.

– Что же, значит, я поступила правильно, – сказала я, но мое замечание не сбило императрицу с мысли.

– В тебе всегда было что-то странное, – пробормотала она. – Я пока не поняла – что, но со временем разберусь, обещаю. – Циния скривилась. – Не думай, что ты – незаменима. Уверяю тебя, я найду более уступчивую девушку, чтобы поставить на твое место. То же ждет и моего внука, если мне покажется, что он слишком много о себе возомнил.

– В таком случае, – вскочила я, нависая над ней всем своим ростом, – нам не о чем больше говорить.

Грандесса фыркнула и тоже выпрямилась, нервно поправляя на запястьях драгоценные браслеты. С этой завзятой детоубийцы сейчас можно было писать аллегорию достоинства. Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами, потом, не произнеся больше ни слова, она вышла.

Я приобрела опасного врага.

Глава 38

Лишь убедившись, что Циния действительно ушла, я несколько успокоилась и бросилась в другую комнату к Сидонии. Та, похоже, подслушивала у двери.

– Почему было просто не сказать ей то, что она хотела услышать? – недоуменно спросила Дония. – Ты могла бы согласиться шпионить за Тайрусом, а потом рассказать обо всем ему. С точки зрения стратегии это могло бы стать выгодным ходом.

Я ошеломленно уставилась на нее, внезапно почувствовав раздражение, испугавшее меня саму. Никогда прежде я не сердилась на Донию. Она была умной, образованной, знала столько, сколько другим и не снилось. Странно, что приходилось объяснять ей очевидные вещи.

– Я никогда не поступила бы так с Тайрусом, – медленно произнесла я.

– Да почему же?

Мои мускулы внезапно начали зудеть. Я почувствовала настоятельное желание тренироваться до потери пульса. Прошлась по комнате, пытаясь привести мысли в порядок.

– Меня разозлило то, что она хочет настроить меня против Тайруса, – попыталась объяснять я, хотя Дония, не знакомая с принцем, вряд ли меня понимала. – Она – его бабка и в то же время – враг. Если бы она добилась своего… – я почувствовала, что прихожу в ярость, и заставила себя замолчать.

– Немезида…

Я обернулась на ее мягкий голос. Дония стояла, обхватив себя за плечи. Потом глубоко вздохнула и сказала:

– Этот Тайрус… Он тебе небезразличен, да?

Во второй раз за короткое время мое лицо вспыхнуло. Я отвела глаза.

– Этого я не говорила.

Послышались ее приглушенные ковром шаги, она подошла ко мне. Ее прохладная ручка погладила мою.

– Я очень рада.

Ее слова только усугубили неприятность моего положения. Нечему тут было радоваться. От моих чувств к Тайрусу выходили одни неудобства. Не говоря уже о том, что чувства эти были вообще невозможны. Единственный человек, к которому я должна была их испытывать, стоял теперь передо мной, держа меня за руку! А я, как дура, рассердилась на нее из-за какого-то Тайруса. Мрачно засопев, я выговорила:

– Правда рада? А тебе не кажется, что это – предательство с моей стороны?

– Предательство?!

– Ну, да, потому что я испытываю чувства к кому-то еще.

На лицо Донии на миг словно набежала туча.

– Я рада, что ты вообще испытываешь чувства, – слабо улыбнулась она. – Очень важно, что ты позволила себе их испытывать. Я на это могла только надеяться. – Дония отвернулась, и под ее тонкой кожей проступила ключица. – Я всегда мечтала, чтобы ты была счастлива.

– Дония, – сглотнула я, не уверенная, что заслужила подобное. – Я живу ради тебя, а не ради Тайруса.

– Мне хочется, чтобы ты жила ради себя самой, – прошептала она.

Дония считала, что мои чувства к Тайрусу – это хорошо. Я же с ней не соглашалась, особенно после очередного семейного обеда у Домитрианов. Тайрус пригласил меня, а Циния… Элантру.

– Садись рядом с Тайрусом, милочка, – щебетала Циния куда нежнее, чем если бы Элантра была ее собственной плотью и кровью.

Элантра, просияв, изящно присела на соседнее с Тайрусом кресло. Тот не протестовал:

– Какое неожиданное удовольствие видеть вас рядом, грандесса Пасус.

Единственный секрет, который я хранила от Тайруса, было возвращение Донии. Просто я ждала подходящего момента, чтобы сообщить ему об этом. После же визита Цинии я, не теряя времени, отправилась на «Александрию» и все рассказала. Мы сидели в его кабинете у широкого окна, выходящего на Берневальскую каланчу.

– Итак, моей бабушке нравится влияние, которое ты оказываешь на меня, – заметил он, задумчиво глядя в звездное небо и потирая подбородок. – Но сама ты ей не нравишься.

– Наверное, не следовало мне ее отталкивать, – сказала я, вспомнив замечание Сидонии. – Глупо было с моей стороны нарываться на конфликт.

– А почему ты ей отказала? – живо поинтересовался Тайрус, переводя взгляд на меня.

Вопрос оказался куда сложнее, чем можно было ожидать. В горле у меня застрял комок. Я задыхалась от моего чувства к нему и злилась, что не могу признаться.

– Не знаю.

Некоторое время Тайрус пристально смотрел на меня, затем улыбнулся.

– Ну, что же, это хорошая новость.

Я уже ничего не понимала. Чувствовала себя тряпкой, словно несколько часов подряд изнуряла себя физическими упражнениями.

– Почему?

Тайрус поднялся, подошел к окну и, сложив руки на груди, принялся рассматривать этот небольшой кусок вселенной, который он намеревался унаследовать.

– Если моя бабка желает, чтобы на меня влияли, следовательно, она решила, что я достоин этого влияния. Значит, я поднялся в ее глазах настолько, что она вознамерилась приложить ко мне какие-то усилия. Из этого вытекает, что мой дядюшка начал ее разочаровывать.

– Даже если и так, – предостерегающе сказала я, – не стоит ей доверять.

– Я не доверяю никому из своих родственников, Немезида, – горько рассмеялся он. – Предательство и ложь – в крови Домитрианов. Однако Циния – одна из самых влиятельных женщин в империи. Если она перейдет на мою сторону, дядюшка ничего не сможет со мной сделать. Во всяком случае – открыто, – он покосился на меня. – Если она хочет свести меня с кем-нибудь, значит, намеревается со мной помириться. На своих условиях, конечно же.

– Она сказала, что желает, чтобы трон достался сильнейшему из ее потомков, – неохотно добавила я. Мне претила мысль помогать ему заключить союз с Цинией.

– Да, такова уж Циния. Ее интересуют только полностью сформировавшиеся побеги. Она не садовник, терпеливо взращивающий растение. Скорее, она готова выполоть все новое не дрогнувшей рукой. Если бы Дивиния оставалась в своем уме, бабка спокойно бы от меня избавилась за мои недавние выходки. Теперь же у нее нет выбора, – он пожал плечами. – Если она планирует соблазнить меня другой женщиной, то посмотрев, на ком она остановилась, я решу, принять этот ее жест или нет. В конце концов, наш с тобой договор закончится, едва я добьюсь власти, ведь так? А мне потребуется императрица.

– Да, – я не смотрела на Тайруса. – Тебе понадобится кто-то, способный испытывать сердечную привязанность к тебе.

Кто-то не такой, как я. И теперь я узнала, кого Циния наметила на эту роль. Я чуть не зарычала, когда Элантра во время ужина, словно бы невзначай, коснулась руки Тайруса во время беседы. Грандесса Циния не сводила с них цепкого взгляда. Я же едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не кинуться на Элантру, сбросить ее с кресла, разбить им обеим головы.

Я не поднимала глаз от бокала с вином. Я же была дьяболиком, а не диким зверем. Однако мое сердце разрывалось, а к лицу прилила кровь. Я понимала, что борюсь сама с собой: злилась на Тайруса, которому ситуация явно понравилась, и на себя за то, что не желала, чтобы он обращал внимание на кого-нибудь, кроме меня. Хотелось надавать ему пощечин за улыбки, которые он расточал Элантре.

Люди с благоговением говорили о любви. Для меня же она стала настоящей мукой. Не верилось, что кому-то нравится испытывать подобные ощущения. Как можно наслаждаться мучительной потребностью в другом человеческом существе?

Я почувствовала на себе взгляд грандессы Цинии. Та наблюдала, какой эффект оказали на меня ее махинации. Я во всех подробностях представила, как перепрыгиваю через стол и сворачиваю ей шею, и словно наяву услышала приятный хруст ее старых костей.

Ограничилась тем, что оскалилась в улыбке и переключила свое внимание на императора. Он пересел на другое место, чтобы оказаться поближе к Дивинии. У той все еще был пустой взгляд, а челядинка время от времени вытирала ей подбородок от еды и слюны, но это, похоже, совершенно не смущало Рандевальда. Он затеял с ней какое-то подобие беседы, то и дело обвивая ее рукой, словно ядовитый плющ.

Мой инстинкт самосохранения взвыл. Я вспомнила, как на последней службе в Гелиосфере император посадил Дивинию рядом с собой. Как он постоянно радостно окликал ее, сидя на своем троне и получая в ответ пустые улыбки.

Тайрус же продолжал любезничать с Элантрой. У меня зародились мрачные подозрения. В последнее время он предпринял шаги, скомпрометировавшие его дядю, чем лишился расположения последнего. К тому же отбросил маску сумасшедшего, чтобы предстать перед грандством в более выгодном свете.

Между тем Рандевальд назначил Тайруса своим преемником только потому, что верил, будто племянник слабоумен, а посему – безопасен. Но тот вдруг показал зубы. Император верил, что Циния терпеть не может внука, теперь же это выглядело не так. И Рандевальд решил, что нашел ему замену: безусловно слабого наследника с поврежденным мозгом, которого я сама ему предоставила. Дивинию. Он вполне может заменить ею Тайруса.

Понял ли это Тайрус? Я увидела, как нежно он дотронулся до запястья Элантры. Пришлось отвести глаза. В конце концов, какой смысл защищать этого типа от императора, чтобы потом прикончить его своими руками?

Глава 39

Дония обнаружила меня, когда я стучала кулаками по каменной глыбе. Я сама купила для нее этот камень. Он был достаточно мягкий, чтобы по нему можно было работать самыми простыми инструментами. Мне казалось, что Дония будет рада время от времени отвлекаться от чтения и заняться скульптурой. А в итоге я сама разбила каменюку, представляя Тайруса с Элантрой и получая мрачное удовольствие от боли в руках.

– Сейчас я тебя развеселю, – уныло буркнула я Донии. – Похоже, Тайрус собрался взять в жены Элантру. Она будет нашей новой императрицей.

– Элантра Пасус? Быть того не может!

– Может. Грандесса Циния выбрала ее в качестве будущей супруги для Тайруса, а тот не протестовал. Считает, что сотрудничество с бабкой укрепит его позиции.

– Это он тебе так сказал?

С колотящимся сердцем я посмотрела на Донию. По моим кулакам текла кровь. Перед глазами стояли картины случившегося во время послеобеденного отдыха.

Я, разумеется, не чувствовала на себе воздействия интоксиканта. А Циния вообще воздержалась от его приема. Однако Тайрус с Элантрой приняли по пузырьку. Как и император, вдохнувший целых три, после чего забрался верхом на одну из своих платиновых статуй и стал изображать, будто скачет на лошади.

Под бдительным взглядом Цинии я прикинулась, что на меня тоже действует наркотик, и завертелась на месте, исторгая из себя звуки, которые должны были сойти за безумный смех. В то время как Тайрус закружил Элантру в каком-то танце, под музыку, слышимую только им. Я не могла отвести от них глаз. Они действительно были прекрасной парой: он – красивый, высокий, широкоплечий; она – яркая, темноволосая. Настоящие император с императрицей. Грандству понравится этот союз. Элантра и Тайрус были словно созданы друг для друга. Решив, что с меня хватит, я вышла из комнаты, чувствуя на себе взгляд Цинии.

Теперь, когда я обо всем этом вспоминала, в горле у меня вновь разлилась желчь. Снова двинула кулаком по камню, чувствуя злобное удовлетворение от того, как он крошится под моими ударами.

– Элантра – наследница рода Пасус. Это значит, что она представляет прямую угрозу для тебя… для нас, – заметила Дония, глядя, как я разношу камень в пыль. – Если она станет императрицей, мы будем в опасности.

– Нет.

Ее слова меня удивили. Я посмотрела на Сидонию, чувствуя себя полной дурой из-за того, что даже не вспомнила об этом. Мне стало стыдно. Ведь я – ее защитница. Почему же эта мысль не пришла мне в голову? Вновь посмотрела на Донию. Она была такой беззащитной и одинокой, на всем свете у нее не было никого, кроме меня. Мой гнев и смятение испарились. Я не имела права чувствовать себя обиженной. Ведь мне было явлено чудо. Величайшее чудо, о котором только может мечтать дьяболик.

– Нет, Дония, она для нас не опасна. Тайрус силен. Это он будет повелевать гелиониками, а не они им. Я помогу ему выжить, а в качестве награды попрошу восстановить тебя в правах. Потребую твоей безопасности и… прощения за обман.

– А как насчет тебя самой? Что получишь ты? – Нахмурившись, она шагнула ко мне.

– Твою безопасность, я же уже объяснила.

– Немезида, ты должна попросить что-нибудь, что нужно лично тебе.

– Я не хочу оставаться при дворе, – выпалила я.

Да, пожалуй, убраться отсюда – это то, чего мне бы действительно хотелось. И чем скорее, тем лучше. Лучше всего – еще до того, как Тайрус усядется на трон. Видеть императора Тайруса и императрицу Элантру, правящих вместе, было бы выше моих сил. Я бы не выдержала.

Выходит, я ревновала.

Осознание того, чем именно является это уродливое, мучительное чувство, повергло меня в шок.

– Сенаторам никогда не требовалось жить в Хризантеме, – мягко сказала Сидония. – Не думаю, что после свержения Рандевальда нам придется остаться при дворе. – Она взяла меня за руки и принялась осматривать кровоточащие костяшки. – Мы с тобой сможем вернуться и попробовать восстановить крепость Эмпиреанов. И все станет как прежде.

Я кивнула. Меня переполнила тоска по времени, когда жизнь была простой, мои дни были заполнены заботой о Сидонии и упражнениями, а я сама не мечтала ни о чем, кроме того, что у меня уже было.

– Только ты и я, – тихо продолжила она. – Тебе бы этого хотелось, Немезида?

Она подняла на меня испытующий взгляд. В эту минуту ее лицо было настолько уязвимым, что мне сделалось не по себе. Неужели она думала, что я могу сказать «нет»?

– Да, мне бы этого очень хотелось. – Я осмотрела ущерб, понесенный камнем. – Вот, хотела подарить его тебе для скульптуры. Вроде еще кое-что сохранилось.

Дония подошла к глыбе, дотронулась до выщерблин, оставленных моими кулаками.

– Не стоит, – улыбнулась она. – Мне нравится, что в итоге получилось у тебя.

Я смотрела на камень, расколотый моими гневом и ревностью. Вот, оказывается, как выглядит привязанность дьяболика: уродливый, разбитый, окровавленный валун.

Глава 40

В день открытия Больших Гонок состоялось заседание сената. Чтобы угодить императору, мне надо было проголосовать за увеличение налогов для излишних, живущих на приграничных планетах. Как объяснила Дония, эти колонисты традиционно облагались сравнительно низкими налогами в качестве стимула для заселения опасных окраин империи.

Но, как всем теперь было известно, императорская казна показала дно. Рандевальду срочно требовались деньги, чтобы покрыть недостачу. Даже тем, кто пользовался привилегиями, приходилось вносить свою долю.

Но челядинец принес записку от Тайруса: «Голосуй против резолюции». Я сделала так, как мне было сказано. И оказалась не единственной такой. Я глазам своим не поверила, когда увидела, сколько сенаторов, не исключено, что по совету Тайруса, проголосовали против. Учитывая недавнюю резню, это был смелый шаг с их стороны, и вряд ли бы эти люди решились на него, если бы не верили, что их есть кому защитить от императорского гнева. Кроме всего прочего, это было серьезной оплеухой Рандевальду фон Домитриану. Сколько еще пощечин нанесет ему Тайрус, прежде чем император ударит в ответ?

После голосования я села в магнитрам и отправилась на Картье – пилон, находившийся на противоположной стороне от Берневальской каланчи. Картье сохранился куда лучше последней, поскольку был спроектирован для активного отдыха: прекрасные парки, искусственные реки и множество небесных куполов. В самом его конце располагался громадный купол с широкими окнами, смотревшими как раз на трассу гонок. Сенаторы вокруг меня вполголоса обсуждали историю, произошедшую на гонках пять лет тому назад. Ту самую, которую недавно мне рассказал Тайрус, – закончившуюся казнью пилотов, их семей и экипажей. Никто бы не позавидовал пилоту, на которого Рандевальд решит поставить в этом году.

Большие Гонки происходили всякий раз, когда шесть звезд сходились настолько, что их можно было облететь за несколько часов. При этом пилоты должны были как можно быстрее обогнуть каждую звезду, держась к ней как можно ближе. Шестьдесят гонщиков, преимущественно – из излишних, хотя имелось и несколько грандов из числа захудалых, – годами оттачивали свое мастерство и отлаживали звездолеты. Они собрались в Хризантеме со всей империи, чтобы сразиться за приз, на который можно было приобрести тысячу подобных звездолетов.

Предыдущие гонки спонсировал император, однако на сей раз финансовое бремя возложил на себя Тайрус. По-видимому, когда в прошлом году, то есть задолго до того как разболтать о разорении казны, он предложил Рандевальду оплатить соревнование, тот весьма оценил его жест. Теперь же это обернулось преднамеренным публичным издевательством и выглядело как подтверждение банкротства императора.

Мы с Тайрусом сидели на левитирующей платформе, предназначенной для членов императорского дома. Тайрус опирался локтями о ручки кресла, сложив ладони домиком. Элантра, сидевшая вместе со своей семьей на нижней платформе, посылала принцу умильные улыбки. Однако тот, раз улыбнувшись в ответ, казался слишком занятым, чтобы флиртовать.

Толпа гудела от возбуждения. Тайрус предоставил все средства для обычных химических развлечений, а также пригласил докторов на случай передозировки. Челядинец притащил один поднос и нам. Сделав вид, что обдумываю выбор препарата, я осмотрела пузырьки. Ни алкоголя, ни опиатов. Ничего расслабляющего. Только амфетамины и эйфорики, усиливающие реакцию. Я исподтишка глянула на Тайруса, пытаясь сообразить, почему он выбрал именно эти препараты. Он ответил мне ленивой кошачьей улыбкой.

– Я хочу, чтобы люди надолго запомнили этот день, – тихо сказал он, склоняясь ко мне. – Ничто не должно затуманить их мозги.

Значит, он что-то задумал.

– Ты уже сделал ставку? – спросила я.

– Да, поставил кучу денег на Дандраса Тиронна, – кивнул Тайрус. – А ты?

Меня удивило, что он так легко делает большие ставки, зная на примере дяди, что может проиграться. Это было на него совсем не похоже. Вероятно, он знал что-то, чего не знала я. Изучив табло ставок, установленное у подножия наших кресел, я ответила:

– Тоже, пожалуй, поставлю на Тиронна.

Прежде чем я коснулась экрана, Тайрус поймал меня за руку.

– Думаю, разумнее распорядиться деньгами как-то иначе.

Я непонимающе посмотрела на него. Получается, он не был уверен в победе Дандраса? Что же все-таки задумал принц? Сконфуженная, поставила небольшую сумму на другого пилота, первого попавшегося.

Прибыл император с двумя дьяболиками. Вокруг нас замельтешили голограммы, раздались крики взбудораженной толпы. Император прошел к своему креслу, расположенному над нашим. Повсюду колыхалось море рук: люди прикладывали ладони к сердцу, приветствуя правителя. Рандевальд со злым лицом – видимо, он только что узнал о результате голосования в сенате – оглядел публику. Затем раздраженно махнул рукой, подавая сигнал к началу.

Корабли отстыковались от пирса и направились к ближайшей из шести звезд – красному карлику, обогнув который, они должны были набрать скорость. Едва исчезнув из нашего поля зрения, звездолеты появились на экранах, подключенных к системе передающих спутников. Картинка то и дело переключалась с одного спутника на другой. Гонки длились несколько часов, становясь все более захватывающими, по мере того как росли скорости и пилоты чуть ли не задевали короны звезд, надеясь получить как можно больше очков.

Тех, кто ошибался в расчетах, затягивало гравитацией звезд. Шестизвездная система отличалась крайне хаотичной конфигурацией гравитационных сил, и даже обычный полет в ней был сопряжен с немалым риском. Многие из пилотов погибнут сегодня, главное для них было – не опозориться и не ошибиться на первом этапе, как случилось с предыдущим императорским чемпионом.

По рядам продолжали носить подносы с наркотиками, закусками и сувенирами. Некоторые зрители изменили свои лица, чтобы походить на знаменитых пилотов-земляков, и начинали дико орать, как только на экранах появлялись корабли их любимцев.

Тайрус почти не разговаривал, не отрывая алчного взгляда от экрана, словно ожидал чего-то. Он все еще продолжал держать меня за руку. В какой-то момент я почувствовала, как его пальцы сдавили мое запястье. Я опустила глаза на его мускулистую руку. Так открыто демонстрировать нервозность было совершенно не в духе Тайруса. Я перевела взгляд на экран. Корабль Дандраса Тиронна опасно сблизился с кораблем Уинтона Траваниса.

Тут-то все и произошло. Должно быть, они угодили в какую-то гравитационную турбулентность, или с ними случилось что-то еще, сказать было сложно. Звездолет Траваниса вильнул и подрезал звездолет Тиронна. Оба корабля вылетели за пределы трассы и оказались дисквалифицированы в самом начале гонки!

Толпа застонала. Все вскочили на ноги. Корабль Тиронна угодил в гравитационную ловушку и раскололся на куски со вспышкой, похожей на прекрасный цветок.

В куполе повисла мертвая тишина. Глаза присутствующих устремились к дофину. Каждый здесь знал, сколько тот поставил на Тиронна. Я тоже взглянула ему в лицо. Он окаменел, сложив руки на груди. Один в один повторилось случившееся на предыдущих гонках. Преемник, как император в свое время, сделал крупную ставку на гонщика, который выбыл из соревнований из-за неловкого маневра соперника. Все помнили, к чему это привело прошлый раз: к позору и казни.

– Какая жалость, – раздался сверху голос императора, и Тайрус поднял взгляд. – Надеюсь, ты не разорился, племянничек?

– Боюсь, я поставил много больше, чем хотел бы проиграть, – тихо ответил принц.

Однако лицо его хранило полное спокойствие, которого трудно было ожидать от человека в такой ситуации.

– Ошибка пилота, – сердито прошипел император, но в глазах его плескалась радость. – Предоставляю тебе самому выбрать адекватное наказание для виновных.

Тайрус откинулся на спинку кресла, и я вдруг увидела его лицо совсем близко – маску, не выдающую ни единой эмоции. Между прочим, он отсоветовал мне ставить на Тиронна.

Второй пилот, Траванис, конечно же, знал, что случается с теми, кто ставит подножку фортуне Домитрианов. Корабли гонщиков еще не достигли следующей звезды, а его корабль уже покинул пределы солнечной системы. Он предпочел бегство гневу дворца. Но далеко уйти ему не удалось. Кое-кто из мелкотравчатых грандов, стремясь завоевать благодарность принца, бросился за ним вдогонку. У поврежденного корабля Уинтона не было ни единого шанса. Корыстолюбцы вернулись за час до завершения гонок. Новость быстро распространилась по Хризантеме.

Тайрус поднялся и вернулся в «Valor Novus». За ним последовала половина зрителей. В любом случае, смотреть уже было особо не на что: большая часть кораблей оказалась либо дисквалифицирована, либо разрушена. Гонку должен был выиграть пилот, оторвавшийся от преследователей на значительное расстояние, и помешать ему ничего не могло. Гораздо интереснее было увидеть, как дофин расправится с провинившимся пилотом, чем дожидаться завершения гонки.

На подходе к Дворцу правосудия «Valor Novus» Тайрус взял меня под руку. Зеваки толкались, стремясь занять самые удобные места поблизости от места спектакля.

– Нужно ли мне будет сдерживать тебя? – спросила я Тайруса, подразумевая обычную мою роль на публике.

– Нет, – тихо ответил он. – Пусть все видят мою реакцию.

Мы приблизились к человеку, стоявшему на коленях. Обычный излишний с плохой кожей, характерной для жителя планет. На его лице был написан ужас. Парень явно ожидал того же, чем закончился предыдущий подобный случай. Тайрус долго разглядывал несчастного, потом поднял руку, призывая толпу к тишине. Все уже принялись бурно обсуждать, чем закончится экзекуция на этот раз.

– Ты попал в самую тяжелую аварию, которую я когда-либо видел. Почему ты убежал? – вопросил Тайрус, величественно возвышаясь над коленопреклоненным.

– Я испугался, ваша светлость. Это была случайность, навигационная система дала сбой. Умоляю вас… – пилот повалился на пол. – Ваша светлость, моя жизнь – в ваших руках, но пощадите хотя бы мою семью и экипаж. Они ни в чем не виноваты.

Тайрус, держа всех в напряжении, молчал чуть дольше, чем следовало. Я прямо-таки наяву видела, как император настраивает свой экран на камеры Дворца правосудия, вместо того чтобы досматривать гонку.

– Встань, человек, – произнес Тайрус.

– Ваша… ваша светлость. – Уинтон поднял перепуганное лицо.

– Я говорю – встань. Я не собираюсь наказывать честного спортсмена за явно случайную аварию. Это было бы настоящим варварством.

Собравшиеся недоверчиво загомонили.

– Однако инцидент будет тщательно расследован, и если обнаружатся виновные, им будет навсегда закрыт доступ в этот спорт. Что же до тебя, ты посетишь семью погибшего и лично отвезешь им деньги, которые я собираюсь пожертвовать, чтобы хоть как-то возместить их утрату. Могу ли я возложить на тебя эту обязанность?

– Да, да, ваша светлость! Вы можете! – Пилот, начавший было подниматься, снова бухнулся на колени и молитвенно сложил руки.

– Прекрасно. – Тайрус позволил приложить свои пальцы к его щекам. – И конечно же, я закажу поминальную службу в Великой Гелиосфере для всех тех, кому, несмотря на доблесть, не повезло в этой гонке. Я надеюсь, ты посетишь ее перед отлетом?

– Да, ваша светлость, с радостью! – Мужчина в восторге перекладывал пальцы Тайруса от одной щеки к другой. – Вы милостивы, вы велики и…

– Иди-ка лучше отдохни, смельчак. Что же касается вас, – обратился он к алчным лордам, захватившим беглого пилота, – примите мою благодарность за то, что вернули нашего заблудшего друга прежде, чем он натворил еще бед. Все вы будете хорошо вознаграждены за свою службу.

Когда Тайрус покидал Дворец правосудия, я слышала восхищенные крики людей, прославлявших милосердие Домитриана. Тайруса Домитриана. Его поступок составлял настолько резкий контраст с дядюшкиным, что лица людей засветились надеждой на нового, юного и справедливого правителя.

Я догнала его, уже точно понимая, что именно он совершил. В очередной раз «подрезал» Рандевальда, причем так хитро, что его нельзя было ни в чем обвинить. Между тем удар был нанесен болезненный. Тайрус не пожалел денег, чтобы показать, что умеет проигрывать достойно.

– Молодец! – шепнула я ему на ухо.

Принц скользнул по мне взглядом, в котором на секунду мелькнуло то же выражение, что и тогда, когда Элантра швырнула Лада на арену.

– Я не заслуживаю твоей похвалы, Немезида. Я только что совершил нечто чудовищное. Звездолет не должен был взорваться, только выбыть из соревнований.

Признаться, я уже забыла о погибшем пилоте, полагая, что цель оправдывает средства. Однако взгляд Тайруса затуманился.

– Я не праведник и давно смирился с тем, что пока дойду до конца избранного пути, мои руки будут по локоть в крови. Но я не желаю смерти невинных.

– Тайрус, если бы я стала думать, сколько невинной крови на моих руках, мне осталось бы только лечь и умереть. Ты, по крайней мере, знаешь, ради чего ее проливаешь.

– Да. Пусть хотя бы его семья получит деньги, это все, что я могу сейчас сделать. – Он судорожно вздохнул. – Но мне с этим придется как-то жить, Немезида. Как-то жить.

Мы умолкли. Тайрус раздумывал о человеке, невольной причиной смерти которого стал, я – о тактическом успехе Тайруса. Вместе с сегодняшним голосованием в сенате… Император недолго будет закрывать глаза на его хитрые провокации. Рандевальд отомстит, и это всего лишь вопрос времени.

Глава 41

Несколько дней после Больших Гонок длилось зловещее затишье. Император проигнорировал неповиновение сенаторов и даже бровью не повел, когда Тайрус продал несколько своих колоний и сделал подарки всем ветеранам имперских войн по случаю Адвентской недели.

Это было давней имперской традицией, от которой династия Домитрианов отказалась несколько веков назад. Они были слишком уверены в собственной силе, чтобы дорожить преданностью грандов, которые, обладая прекрасными звездолетами и мощным оружием, участвовали в жестоких приграничных стычках.

Это был наиболее сильный ход из всех, предпринятых Тайрусом, и мне следовало находиться при нем неотлучно. В тот день мы сидели в соляриуме на «Александрии». Соляриум представлял собой небесный купол с пышным садом, в котором Тайрус недавно посадил какие-то особенно понравившиеся ему растения с Люмины. Здесь даже имелась искусственная речка, быстрая и глубокая, вполне способная утопить неумелого пловца.

– Я подумывал выделить тебе покои на «Александрии», – сказал Тайрус, глядя на бегущую воду, – но теперь это было бы нецелесообразно.

– Не хотелось бы ночевать у тебя, – безразлично ответила я, размышляя о Сидонии, прячущейся на вилле, и о том, как я по ней скучаю.

– Мое общество тебе неприятно? – Он взглянул на меня как-то странно.

– Нет-нет, – слишком поспешно ответила я.

– Твой переезд ввел бы мою бабку в заблуждение. Она настроена женить меня на Элантре.

– На гадюке.

– Точнее, на гелионичке, – улыбнулся он. – Без сомнения, Элантра отлично впишется в мою семейку. Все политики – самые настоящие гадюки.

Мне стало мерзко при одной мысли об императрице Элантре Пасус. Точнее, об Элантре Домитриан, ведь люди склонны брать фамилию более влиятельной семьи. Так, например, Сэливар Фордайс сделался Сэливаром Домитрианом.

– И как долго мы будем оставаться рядом? Если ты намереваешься сойтись с ней, тебе надо публично отказаться от меня. Не могу же я всю жизнь строить из себя Сидонию.

– Но тебе придется. Никто не должен узнать, кто ты такая.

– А иначе – что? Тебе надоест меня прятать?

– А иначе ты будешь в постоянной опасности! – Он резко повернулся ко мне. – Выдавать себя за сенатора – это государственное преступление.

– И что?

– Гранды потребуют твоей казни. А я, едва взойдя на престол, не смогу бросить им вызов.

Я пожала плечами, чем еще больше рассердила его. Сузив глаза, Тайрус угрожающе шагнул ко мне, но тут же, словно опомнившись, вздохнул и отступил.

– Не позволю тебе столкнуться с подобной проблемой, – хрипло произнес он. – Тебе, может, и безразлична собственная судьба, а мне – нет.

Наши взгляды встретились. Между нами было всего два шага. Молчание, сам воздух, окружавший нас, сделались вдруг невыносимо тяжелыми, словно наэлектризованными. Так же было и в тот раз, когда мы покидали Люмину, взмыв над фиолетовыми облаками, и он меня поцеловал. Я сглотнула и резко отвернулась. Он не знал еще всей правды: хоть так, хоть эдак, а о моем жульничестве станет известно, как только Сидонию восстановят в правах. Я вскочила на ноги, в отчаянии, что не могу доверить ему этот роковой секрет. Пока я не встретила Тайруса, долг перед Донией оставался моей единственной радостью. Тайрус же каким-то образом встрял между нами. И теперь я то страстно тосковала о нем, то злилась на него за чувство вины, которое испытывала.

– Когда Элантра станет императрицей, мне куда опаснее будет оставаться Сидонией Эмпиреан.

– Я никогда не позволю Элантре тебе навредить, – тихо проговорил он и сжал мне руку, не давая уйти. – Никогда!

Он произнес это слово уверенно-железным тоном, и я ему поверила.

На солнце набежала какая-то тень, и мы одновременно подняли головы. Небесный купол обладал атмосферой, однако снаружи находился открытый космос – темно-синее звездное небо. Теперь же там появилось что-то еще… К Хризантеме приближался некий предмет, похоже – космический мусор. Он становился все крупнее и крупнее, и можно уже было различить его форму – длинную и цилиндрическую. Нет, это не был космический мусор! Это была торпеда.

Мы с Тайрусом переглянулись, понимая, что сейчас произойдет: снаряд пробьет купол.

– Бежим! – крикнул Тайрус.

И мы рванули через сад, казавшийся мне идиллией всего несколько минут назад, к спасительному коридору. Оглушительный взрыв сотряс купол. В хрустальном потолке открылась зазубренная дыра, воздух взревел, купол разгерметизировался. Удар ветра сбил меня с ног, я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног…

Он схватил меня и потащил вниз. Воздушные потоки вихрились вокруг, разъедая мне глаза. Атмосфера стремительно вытекала через пробоину.

– Выдыхай! – донесся до меня еле слышный голос Тайруса. – Выпусти весь воздух из легких!

Я судорожно выдохнула. Тайрус, держа меня за руку, другой рукой попытался зацепиться за дерево. Почувствовав, что его пальцы слабеют, я, в свою очередь, схватила его за рубашку, притянула к себе, крепко обняла и тоже вцепилась в ствол. Оставалось надеяться, что корни выдержат.

И они выдержали.

Ветер стих. Внезапно мы оказались почти в вакууме. Я с ужасом осознала, что мы находимся практически в открытом космосе. Сердце бешено стучало, под кожей и глазами зловеще покалывало. Воздух стремился вырваться наружу из моего тела, и если бы мы не выдохнули, наши легкие уже разорвались бы. Нам осталось жить считаные секунды.

Лицо Тайруса скривилось от боли. Он показал мне на какую-то дверь, оторвался от дерева и потащил меня туда. Я испытала облегчение. В любом помещении, выходившем в открытый космос, имелась декомпрессионная камера, и падение давления в куполе должно было ее отпереть.

Мне казалось, что мы двигаемся слишком медленно. Кровеносные сосуды на руках и ногах набухли, в ушах ревело, глаза выкатились из орбит. Тайрус вдруг остановился, и я поняла, что он теряет сознание. Успела подхватить его тело, сражаясь с расползающейся темнотой в голове, которая вдруг сделалась очень легкой. На языке шипела, испаряясь, слюна, глазные яблоки стремительно высыхали. Жжение в груди сделалось невыносимым, когда я рванулась, спасая наши жизни, в ушах барабанил пульс. А потом я оказалась у барокамеры.

Ударила по кнопке, втащила в открывшийся проход Тайруса и нажала на кнопку внутри. Дверь плавно закрылась. Однако дышать и здесь оказалось нечем, воздух не поступал! В тусклом свете я увидела, что Тайрус начал синеть. Онемевшими руками нашарила кислородную маску на стене. Но она была одна. Одна-единственная. Я надела ее на лицо Тайрусу, и тут темнота поглотила меня.

Глава 42

Прохладный воздух заполнил мне легкие. Вдох.

И снова ничего. Я закашлялась.

– Открой глаза! – послышался сдавленный голос Тайруса.

Что-то прижалось к моему лицу, я снова задышала, но едва голова начала проясняться, это что-то опять исчезло, и я начинала задыхаться. Наконец, заставила себя открыть глаза и совсем близко увидела лицо Тайруса. Его длинное мускулистое тело прижималось ко мне вплотную. Он снова надел на меня кислородную маску.

– Что… что… – глухо пробормотала я из-под маски, пытаясь разобраться в происходящем.

Тайрус прижал маску к своему лицу – пришла его очередь дышать, а я задержала дыхание.

– В камере нет воздуха, – ответил он, давая сделать несколько глубоких вдохов то мне, то себе. – Явный саботаж. Все, молчим, – и прижал маску к моему носу.

Так мы и дышали по очереди, все более впадая в отчаяние. Это не могло длиться вечно. Мы могли провести так несколько часов или даже дней, прежде чем кто-нибудь заметил бы наше отсутствие. Нам уже повезло, что в камере была нормальная температура, но это не более чем временное облегчение. Предполагалось, что здесь будет воздух, чтобы мы могли дождаться спасения. Если его подачу отключили дистанционно, точно так же могла быть отключена и система оповещения об аварии.

Я понятия не имела, сколько воздуха может содержаться в этой кислородной маске, но складывалось впечатление, что не слишком много. Поэтому когда Тайрус в очередной раз начал стягивать с себя ее, я остановила его руку. Он вырвался и, прижав маску к моему лицу, замотал головой.

– Ты слишком ценен, забери это себе, – сказала я и передала ему маску.

– Нет, – ответил он и навалился всем телом.

Маска вернулась мне на нос. В камере было очень тесно, воспользоваться своей силой и оттолкнуть Тайруса не получалось. Кое-как все-таки сдернула маску и сунула ему. Вдруг он приник ко мне и поцеловал. Мы находились в смертельной ловушке, наши легкие разрывались от боли, наши тела страдали от гипоксии, а он меня целовал с жадностью, которую я не могла понять. Тайрус надел маску и сделал несколько жадных вдохов.

– Поняла? – невнятно спросил он.

Что я должна была понять? Что все это вообще значило? Тайрус надел маску на меня, мои легкие жаждали воздуха.

– Зачем? – прохрипела я, делая вдох.

Зачем он меня поцеловал? Почему не позволяет умереть спокойно? Но для разговоров у нас было слишком мало воздуха, а без слов я его не понимала. Он вернул маску на свое лицо.

– Или оба, или никто.

Я чувствовала в этой тесноте, как колотится сердце в его груди, прижатой к моей. Я мечтала спасти Тайруса и спастись сама, но не могла принять его условия. Временами казалось, что мы с ним – двойная звезда: кружим вокруг да около, но никогда не встречаемся, всегда раздираемые противоречиями.

Когда он в очередной раз прижал мне к лицу маску, я сказала: «Не дури!» и двинула его головой в лоб, насколько это было возможно в ограниченном пространстве. Его затылок стукнулся о стену. Вдохнув последний раз, я приложила маску к его лицу так, чтобы она не спала. К тому времени, когда он очнется, вопрос о том, кому жить, а кому умирать, решится сам собой.

На какой-то момент я забыла, что речь идет о моей жизни и смерти. Чувствовала только голову Тайруса на своем плече – камера была такой тесной, что упасть он не мог. Обняла его и прижала к себе. Почему нет? Ведь я собиралась умереть, и могла позволить себе небольшой каприз. Вспомнила ночь после отлета с Люмины, когда мы лежали вместе. Как прекрасны были эти мимолетные часы, прежде чем я опять малодушно не отступила.

Потому что именно трусость отпугнула меня от Тайруса, а вовсе не благоразумие и не долг перед Сидонией. Это была чистейшей воды трусость. Я закрыла глаза, проклиная саму себя за то, что позволила страху так же, как тогда в коррале, определить мою судьбу. Только теперь я поняла, что наделала, но было слишком поздно. Мои легкие горели, и я понимала, какой ужас испытаю, когда не смогу больше сдерживаться и вдохну. Вдохну пустоту. Теперь я отдала бы что угодно, чтобы все исправить.

Не в силах больше терпеть, я сделала вдох. Но в камере не было ничего, что можно было бы вдохнуть. Я слышала спокойное равномерное дыхание Тайруса. Закашлялась, забилась в судорогах, в конечности вернулось покалывание, а потом тяжелая, плотная чернота, словно болото, поглотила меня.

Вот оно. Вот.

На секунду, показавшуюся мне вечностью, перед моим внутренним взором закружились образы Тайруса и Сидонии, матриарха и Нивени – умирающие нейроны выражали напоследок свой протест. Вдруг передо мной начал разгораться яркий свет. Ясно, словно это было вчера, я вспомнила слова, сказанные мне когда-то Донией, что некоторые люди, умирая, видят свет. Одни полагали, что этот феномен имеет химическую природу, другие верили, что их, таким образом, призывает к себе сам Живой Космос.

«Если дьяболики тоже его видят, – успела подумать я, – значит, это что-то химическое…»

Я постепенно приходила в себя. Чьи-то теплые руки прижимали меня к широкой груди. Зрение понемногу сфокусировалось, и я разглядела лицо Тайруса. Он вперил в меня свои бездонные бледные глаза и одними губами произнес:

– Немезида?..

В ответ я издала какой-то хрип.

– Не пытайся говорить. – Он еще сильнее прижал меня к себе. – Мы спасены. А теперь попробуй заснуть, – добавил он на мой новый скрип.

Едва я закрыла глаза, как до меня донесся знакомый суровый голос.

– Глупышка, похоже, выживет. Какой все-таки идиотский поступок!

– Не все же такие, как мы, бабушка, – ответил ей Тайрус, прижимая меня к себе. – Многие лучше нас. Точнее – практически все.

– Не слишком-то ты вежлив со мной, Тайрус, – зашлась Циния кудахчущим смехом. – Если бы я не отправила на «Александрию» своих наемных работников, вы бы до сих пор находились в том чулане, и твоя драгоценная Сидония была бы мертвее мертвого.

– Я был бы куда больше благодарен вам за спасение, – сухо ответил Тайрус, – если бы не был абсолютно уверен, что вы были в курсе нападения до того, как оно произошло.

– Иными словами, ты подозреваешь меня…

– О нет! Нет, бабушка. Я прекрасно знаю, кто за этим стоит. Разумеется, покушение организовали не вы, вы просто пытаетесь извлечь из него выгоду. Позволили этому случиться, чтобы, вмешавшись, завоевать мою благодарность. Что же, вам это удалось. Я вам благодарен.

– Любопытно, – хмыкнула Циния. – Ты сделал это умозаключение самостоятельно, без того, чтобы Сидония Эмпиреан нашептала тебе на ухо. Начинаю подозревать, что слухи о ее влиянии на тебя сильно преувеличены.

– Еще бы ты не подозревала. – Тайрус тихо засмеялся и положил меня на кровать.

Я осторожно посмотрела из-под ресниц. Мы находились в той самой каюте, в которой я жила, когда мы летали к Люмине. Циния подобралась, словно хищная птица, готовая напасть. Они с Тайрусом стояли друг против друга.

– Думаю, вы это поняли, иначе не стали бы меня спасать. Что же, я – ваш внук. Ваша плоть и кровь. Именно поэтому мне самому так легко понять вас. Например, то, кому в действительности принадлежит власть в империи. Явно не моему дядюшке.

– Я не позволю тебе оскорблять императора, щенок!

– А разве не затем вы терпели мои выходки? Именно потому, что я все это понимаю, вижу, в отличие от моего дяди, вас насквозь? Его глупые аппетиты разорили казну. Он пренебрегает вашими призывами к благоразумию, если не откровенно презирает их. Он вышел из-под вашего контроля, бабушка.

Молчание.

– Вижу, сказать вам нечего. Я знаю, когда-то вы просили его не назначать меня Примас Дофином, но он вас не послушал. Вы злитесь, когда он смотрит, как вы пробуете его еду. Как будто вам хочется, чтобы он умер, а он каждый раз умудряется вас пережить. Он забыл, скольким вам уже обязан, и не понимает, скольким будет обязан в будущем.

– Рандевальд, – неохотно произнесла Циния, – действительно разочаровывает меня в последнее время. Временами я думаю, что власть – самая ядовитая субстанция во вселенной. Не только сама власть, но даже одно желание обладать ею необратимо разрушают душу.

– Бабушка, вы ведь понимаете, что отныне наша вражда с дядей станет открытой. Дивиния вне игры. Я – ваша единственная альтернатива и, подозреваю, в последние дни нравлюсь вам все больше, не так ли?

– А я подозреваю, что ты – лучший актер на свете.

– Я всего лишь перенял ваш дар. И теперь я просто выкладываю перед вами свои карты, как один прагматик перед другим. У меня нет нездоровых наклонностей, и я знаю, что такое страх и уважение.

– До чего же Рандевальд теперь жалеет, что назначил тебя дофином, – рассмеялась она. – А ведь я его предупреждала.

– Только совсем по другим причинам. Теперь же вы видите, что я никогда не был идиотом, чтобы игнорировать ваши слова. Вы желаете, чтобы я стал гелиоником? Я им стану. Хотите женить меня на девице Пасус? Так тому и быть. Я никогда не ставил под сомнение вашу мудрость.

Циния попятилась. Я потихоньку следила за ней и заметила металлический отблеск: в комнате были спрятаны дроны. Императрица-мать готова была в любой момент убить внука. Неужели она спасла его только для того, чтобы предъявить ультиматум? Или он упредил удар, выложив перед ней свои карты?

– Давай начистоту, Тайрус. Ты предлагаешь мне стать государственной изменницей? Хочешь, чтобы я заключила с тобой комплот против собственного сына?

– Изначально я не думал ни о каких комплотах. Но, спасая меня, вы сами предложили мне себя в качестве союзницы.

– Скажи, зачем мне умышлять против сына? Что есть в тебе хорошего, кроме страха передо мной?

– Затем, что вы желаете, чтобы трон занял сильнейший, а Рандевальд утратил ваше доверие, – Тайрус развел руками. – Вы хотите, чтобы империя вновь стала великой под дланью могущественнейшего из Домитрианов. И мы оба с вами знаем, что…

– Что это – ты? – сухо сказала она.

– Нет, бабушка, это – вы.

Похоже, этого она не ожидала. Склонила голову, но не прервала внука.

– Второй после вас – я. Единственный, кому хватит мудрости править под вашим надзором. А кроме того, – Тайрус сжал мою руку, – я прекрасно знаю, что ваши дроны убьют меня, если я сам не предложу вам союз.

Новых намеков мне не требовалось. Мышцы еще смертельно болели после декомпрессии и кислородного голодания, но они мгновенно подчинились, когда я одним прыжком перелетела через комнату. Циния удивленно вскрикнула. Я перехватила дрона прежде, чем тот успел выстрелить, и развернула так, что его лазерный луч поразил второго дрона. В воздух начал подниматься третий. Крутанувшись, ушла из-под луча, схватила робота и швырнула об пол. Я посмотрела на Тайруса, тот медленно кивнул и, блеснув глазами, сказал:

– Спасибо, Немезида.

Циния, в кои-то веки пораженная, с открытым ртом застыла на месте.

– Дьяболик. Она – дьяболик! – придя в себя, воскликнула императрица.

– Точно, – кивнул Тайрус.

– Тогда неудивительно… – Циния осеклась. – То есть ты каким-то образом заполучил дьяболика и замаскировал ее под Сидонию Эмпиреан?.. – медленно, словно у нее в голове не укладывалась наглость поступка, проговорила она.

– Он не маскировал меня, – возразила я, чувствуя, как по венам побежал адреналин, и готовая в любой момент напасть. – Те люди уже мертвы.

– Но где ты ее раздобыл? – Циния внимательно изучала меня. – Мы никогда не заказывали тебе ни одного.

– Она вовсе не мой дьяболик. Она мой союзник.

– Союзник? – Циния смерила меня взглядом с головы до пят. – Дьяболики без химических пут – опасные союзники, Тайрус. Ты не знаешь этих тварей так, как знаю я.

– И что же вы знаете о дьяболиках? – с вызовом спросила я.

– О, куда больше, чем ты можешь вообразить, – холодно улыбнулась она. – Я чувствовала, что в тебе есть нечто неправильное, и только теперь поняла – что. Ведь ты изначально принадлежала этой дурехе Эмпиреан?

Меня охватил гнев, но ради Тайруса я сдержалась. Да, Циния обругала Сидонию, но слова – это только слова.

– Если вся эта история продолжится, – добавила императрица, – то сделай милость, избавь меня от созерцания этой твари.

– Я подумаю о вашем предложении, бабушка, но при одном условии: вы прекратите называть Немезиду тварью, – угрожающе сказал Тайрус.

– Ах, вот в чем тут дело! – вскинулась Циния, переводя острый взгляд с внука на меня, как будто до нее только сейчас дошло, что мы – союзники. – Интересный же у вас союз: ты привязался к дьяболику, а несвязанный дьяболик – привязался к тебе? Знаешь ли, Тайрус, я вряд ли это потерплю. Если ты действительно хочешь меня слушаться, ты женишься на той, кого выберу я.

– Почему именно Элантра Пасус? – спросил он.

– Этой империей должны править гелионики, – просто ответила Циния. – Я не знаю твоих наклонностей, Тайрус, и знать не хочу, но Элантра свяжет тебя с правильной партией. Будущее галактики зависит от нашей силы. Не только от силы империи, но и от силы грандства. Мы должны показать излишним, что им с нами не тягаться.

– Да будет так, бабушка. Элантра так Элантра. Мы союзники?

Довольно долго Циния молчала, потом сказала:

– Я скоро дам тебе свой ответ.

Мы с Тайрусом переглянулись. Он медленно кивнул. Мы оба понимали: императрица дает нам понять, что наша судьба – в ее руках. И какой будет эта судьба – она пока не решила.

Глава 43

Самое интересное в Тайрусе – это то, что даже в момент смертельной опасности его лицо оставалось спокойным. Другие люди демонстрировали совершенно иные физиологические реакции: они бледнели, принимались дрожать.

Он удалился в свой кабинет на «Александрии», пробормотав что-то о нежелательности «окон, выходящих в космос». Только его широкие плечи выглядели напряженными, когда он наливал себе бокал вина. Сделав большой глоток, он швырнул бокалом в голографический камин. Брызнули осколки. Тайрус повернулся ко мне с горящими глазами.

– Скажи мне, о чем ты только думала? – Его голос, в отличие от лица, был абсолютно спокоен. – Мы же оба могли дышать! Если бы бабушкины люди явились на несколько секунд позже, ты бы была мертва.

– Ты – будущий император, я – дьяболик. Твоя жизнь важнее моей.

Я уставилась на него, не понимая, почему нужно объяснять ему очевидные вещи. Он не мог понять, что я не просто отказалась от собственной жизни. Я покинула Донию. Сделала это ради него, защищая до последнего. И он еще смеет на меня злиться?

– А если бы люди Цинии пришли на несколько часов позже? – заметила я. – Ты был бы мертв, поскольку отказался признать необходимость моей жертвы. Я это понимала. И сделала так, как было правильно.

– Но я приказал тебе не делать этого!

– Что это ты тут раскомандовался? Ты мне не хозяин, мы – союзники. Я приняла решение, правильное решение! Будущему правителю следует понимать подобные вещи!

– Необходимость жертвы? – взревел Тайрус. – Я уже принес множество жертв! Так что не смей говорить, будто я не знаю, что такое жертвы. – Он машинально провел рукой по волосам. – Я пожертвовал годами жизни, строя из себя идиота. Пожертвовал местью ради того, чтобы выжить и изменить то, что куда важнее мести. Я знаю, что такое жертвы! А теперь согласился жениться на стерве, которую мне подобрала бабка. О, я отлично знаю, что такое жертвы! Но твою жертву я принимать не хочу. Я никогда не пожертвую твоей жизнью и тебе не позволю! – Он подошел вплотную и сжал мое лицо ладонями, отчаянно глядя мне в глаза. – Ты отказалась от своей жизни ради меня. Больше я такого не допущу. Я не вынесу, если ты это сделаешь!

Я вспомнила тот безумный поцелуй в барокамере, то странное сумасшествие, охватившее нас в предчувствии скорой смерти от удушья. «Поняла?» – спросил он. Нет, я ничего не понимала. Закрыла глаза, не чувствуя ничего, кроме тепла его рук.

– Итак, ты женишься на Элантре.

– Похоже на то, – резко сказал он.

– Поздравляю, ваша светлость, – рявкнула я, вырываясь. – Надеюсь, тебе удастся прожить несколько лет, прежде чем она тебя убьет.

– Да, в тот день, когда Элантра это сделает, она станет истинной Домитриан, – горько рассмеялся он, и его лицо несколько смягчилось. – Совсем скоро наш договор завершится, и ты будешь вольна делать что тебе вздумается. Сможешь бросить все и убраться подальше.

Меня посетила какая-то странная эмоция: слишком темная для гнева и слишком острая для боли. Я ненавидела его за то, что он заставлял меня испытывать подобное. Сжала кулаки и произнесла, стараясь говорить спокойно:

– С удовольствием. А сейчас посторонись и дай мне пройти.

– И куда же ты собралась? – Тайрус набычился и не сдвинулся с места.

– Домой.

– Нет, я имею в виду потом, Немезида, когда все закончится. – Он сжал зубы.

– Не твое дело.

– Если у тебя нет плана и конкретного места, куда пойти, то мое.

– Нет, сама как-нибудь разберусь. Желаю счастья тебе и твоей будущей супруге.

Кипя от ярости, я отвернулась. Если бы мне только удалось стереть из памяти его губы и тот поцелуй в тусклом свете барокамеры! Зачем, ну зачем он меня поцеловал? Для чего опять все запутал? Мне хотелось уйти, но что-то меня останавливало. Наверное, воспоминание о последних мгновеньях перед тем, как я потеряла сознание. В тот момент я поняла, что меня вел страх, страх и ничего, кроме страха. Мне не хотелось, чтобы он мною руководил. Я повернулась к Тайрусу.

– Сказать тебе, почему я хочу тебя покинуть? – тихо произнесла я. – Потому, что ты делаешь ошибку, женясь на Элантре. Да, ты завоюешь трон, твоя бабка будет тебя поддерживать, но ты никогда не сможешь доверять своей жене. Ты не будешь чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели. Ты заслуживаешь лучшей судьбы, Тайрус. И я не желаю смотреть на все это. Так что я буду очень тебе благодарна, ваша светлость, очень-очень благодарна, если меня здесь не будет!

– А почему все это тебя беспокоит? – Он подошел ко мне, взял за плечи и пристально взглянул в глаза.

– Как ты смеешь спрашивать такое? – накинулась я на него. – То говоришь со мной как с человеком, то вдруг забываешь, что у меня есть чувства! Уж выбери что-нибудь одно! Тебе кажется странным, что меня заботит твое благополучие? Что я могу…

Я в ужасе осеклась. Его пальцы впились в мое плечо.

– И что же ты можешь? Скажи, что, Немезида?

В горле у меня встал комок, никак не получалось произнести эти предательские слова: «Что я могу тебя любить».

– Немезида, – мягко сказал Тайрус, – на корабле ты говорила, что никогда не испытывала настоящих эмоций. Что ты не в состоянии ощутить даже сотую долю той привязанности, которую я чувствую к тебе. – Он притянул меня ближе, наши губы почти соприкоснулись. – Так ты мне солгала?

Ком в горле все не исчезал.

– Скажи мне честно. Пожалуйста, просто скажи, говорила ли ты тогда правду, и я никогда тебя больше об этом не спрошу.

– Я сказала… – слова приходилось вытягивать будто клещами. – Ложь.

– Итак, – он провел пальцем по моим губам, и его глаза вспыхнули, – ты испытываешь чувства. Значит ли это, что твои чувства ко мне такие же, как и мои к тебе?

Я не могла отвести глаз. Воспоминание о поцелуе в барокамере прожигало меня насквозь.

– А ты действительно их испытываешь? – прошептала я.

– Действительно. И буду испытывать всегда.

На меня снова накатил страх, но я не хотела больше быть трусихой. Хватит!

– Тогда не женись на Элантре, Тайрус. Я этого не хочу.

– Значит, не женюсь, – улыбнулся он.

Его губы накрыли мои, он страстно прижал меня к своему стройному, поджарому телу. Сильная ладонь легла мне на затылок. И я приникла к его груди, обняв так крепко, словно хотела сделать наши тела единым целым. Короткая щетинка на лице Тайруса царапала мне щеку. Его губы решительно раздвинули мои, наши языки переплелись. Каждая клеточка его горячего тела притягивала меня как магнит. Я утратила ощущение времени и пространства и приняла, наконец, эти чувства, которых жаждала, как наркотика, с тех самых пор, когда Тайрус меня целовал в последний раз.

Он обнял меня и притиснул к столу, его сухие губы скользнули по моей шее. Я провела пальцами по его рыжим волосам и вцепилась так сильно, как сама от себя не ожидала. Он был моим, только моим. Он, блестящим умом и хитростью сохранивший себе жизнь, теперь бросал вызов Цинии, отказавшись жениться на Элантре.

– Ты… любишь меня? – спросила я, едва смея произносить слова, неприменимые к дьяболику, и успела испугаться, пока через несколько томительных мгновений он не ответил:

– Да, я люблю тебя, – и посмотрел на меня яростным немигающим взглядом. – Я полюбил тебя, еще когда мы взлетали с Люмины. Любил, когда мы боролись, чтобы не погибнуть в открытом космосе, и когда делились последним глотком воздуха. Ты смелая, честная и сильная, ты единственная, которая видит меня таким, каков я есть. Скажи, что тоже меня любишь.

– Да, я люблю тебя, Тайрус, – ответила я, чувствуя, что меня поглотила великая волна уверенности.

Его спокойный, осторожный характер был так не похож на мои повадки. Способность видеть на десять шагов вперед отличалась от моей порывистости. То, что он считал меня человеком и не обращался со мною как с низшей тварью, несмотря на то что по рождению был выше других на голову. Отказался пожертвовать жизнью дьяболика, чтобы выжить самому… Все это значило так много. Никто другой никогда не смог бы занять место Тайруса в моей жизни. Я любила его так же сильно, как любила Сидонию, но эта любовь была совершенно другой, непохожей на ту, которую я чувствовала к ней. Это были голод и жажда, потребность, которую я никогда не испытывала прежде.

Губы Тайруса вновь прижались к моим, вырывая у меня поцелуи, но мои мысли уже приняли иной оборот: Сидония. Сидония, которая хотела вернуться и заново отстроить крепость Эмпиреанов. Теперь я не могла даже помыслить о подобном, но ведь остаться с Тайрусом означало покинуть Сидонию. Я должна буду выбирать.

Прежде подобный выбор был бы очевиден. Теперь же… Теперь, когда я впервые в жизни почувствовала себя полноценной и любимой… Я не знала, как поступить. Однако что бы ни случилось, Сидония должна получить назад свое имя. Это очевидно. Именно здесь коренилась невозможность принятия нужного решения.

– Тайрус, мне нужно тебе кое в чем признаться. Это может все изменить.

Он нежно дотронулся до моего лица, заглянул в глаза. Он никогда еще не казался мне настолько беззащитным. Без своих привычных спокойствия и осторожной безразличности он выглядел совсем юным, ярким, неудержимо притягательным.

– Я не могу больше быть Сидонией Эмпиреан. – Я позволила себе протянуть руку и провести пальцем по веснушкам на его щеке до уголка губ. – Видишь ли, в чем дело… – я набрала в грудь побольше воздуха. – Она жива.

Глава 44

При виде принца, входящего на нашу виллу, Сидония опустилась на колени и прижала его пальцы к своим щекам.

– Сенатор фон Эмпиреан вышла…

– Дония, все в порядке, – выглянула я из-за спины Тайруса. – Он знает.

Она напряглась, ее ланьи глаза расширились. Тайрус тоже ошеломленно уставился на нее, забыв вынуть ладонь из рук Донии. На его фоне она казалась совсем маленькой и слабой.

– Знает?..

– Все, – кивнул Тайрус. – Сенатор фон Эмпиреан, примите мои соболезнования в связи с гибелью вашей семьи.

– Благодарю, – ответила она.

Тайрус, необычайно взволнованный, полуобернулся ко мне. Сердце у меня екнуло. Всего несколько минут назад он думал, что между нами все окончательно прояснилось, и даже не представлял, как ошибается.

– Немезида мне все объяснила. Признаюсь, я все еще не пришел в себя.

– Надеюсь, что не доставила хлопот вашей светлости, – застенчиво пробормотала Дония.

Тайрус огляделся, внимательно изучая нашу виллу. Изысканная обстановка комнаты бледнела в сравнении с великолепием «Александрии».

– Признаться, – рассеянно начал Тайрус, – это действительно серьезная проблема. Выдавать себя за сенатора – преступление, караемое смертной казнью. Когда вы будете восстановлены в правах… Ну, когда мы изыщем для этого возможность… Многие гранды принимают Немезиду за вас… Когда я стану императором, мне потребуется время и их поддержка, чтобы войти в силу. Я не могу объявить Немезиду самозванкой и ожидать, что они просто простят ее. То, что им пришлось взаимодействовать с дьяболиком как с равным, они сочтут за личное оскорбление и потребуют наказания.

– О, ваша светлость! – Дония прижала руку ко рту. – Пожалуйста, не позволяйте им причинить ей боль! – Она вновь упала на колени. – Защитите ее! Я жить без нее не могу!

Ее слова всколыхнули во мне старые воспоминания: последние несколько недель в крепости Эмпиреанов. Сидония угрожала убить себя, если я умру. Расчувствовавшись, я опустилась рядом с ней и обняла. Она же не сводила взгляда с Тайруса. Он обеспокоенно смотрел на нее.

– Я сделаю все, чтобы спасти Немезиду, сенатор фон Эмпиреан. Но если я не одолею своего дядю, все эти пожелания будут пустыми.

– Но если вы одержите победу…

– Тогда Немезида останется жива. – Тайрус опустился рядом с нами и взял Сидонию за руку. – Клянусь! – яростно сверкнул он глазами.

Глубоко вздохнув, я всем своим сердцем почувствовала, что единственное, в чем я могу быть уверена, это в любви Тайруса. Выражение его лица смягчилось, словно он прочитал мои мысли.

– Ее жизнь значит для меня больше, чем вы можете вообразить, сенатор.

– Немезида, – Сидония высвободилась из моих рук и посмотрела на Тайруса, – я бы хотела поговорить с его светлостью наедине.

– Хочешь, чтобы я вышла? – мне потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что это – приказ.

– Да, – ответила Дония, даже не взглянув на меня.

Я так долго была Сидонией Эмпиреан и несла ответственность за собственные поступки, что отвыкла находиться в роли подчиненной. И не просто подчиненной. Я вновь стала Немезидой дан Эмпиреан, а Сидония – моей владелицей. Эта ситуация, бывшая прежде естественной, теперь казалась мне странной и неприятной. Я знала, что Дония никогда не считала меня собственностью, наши отношения нельзя было представить отношениями хозяйки и рабыни. Однако сейчас она просто посчитала, что ее воля – закон для меня. Тайрус, похоже, понял, о чем я думаю.

– Если это касается Немезиды, она должна остаться.

– Нет, – покачала головой я, решив, что если Донии нужно поговорить с Тайрусом наедине, пусть поговорит. – Я вас покину.

С этими словами я вышла, оставив обоих аристократов беседовать с глазу на глаз. Минуты шли. Через полчаса, заскучав, я принялась подтягиваться на турнике. Наконец, появилась Дония и молча посмотрела на меня. Выражение ее кроткого лица я не могла расшифровать.

– Тайрус ушел? – спросила я, спрыгивая на пол.

– Да. Я сказала ему, что теперь мне бы хотелось поговорить с тобой.

То есть она не собиралась посвящать меня в предмет их разговора. На моем лице, должно быть, появилось разочарование, потому что Дония нахмурилась:

– Он очень за тебя беспокоится.

– Да, я знаю.

– Очень, – повторила она с нажимом. – Он обожает тебя, Немезида. Безумно любит.

Мое лицо вспыхнуло. Она пытливо взглянула на меня.

– И ты тоже его любишь. – Сидония наклонила голову и принялась расправлять свою юбку. – Скажи, ты ему доверяешь? – спросила она наконец.

– Я уже тебе говорила.

– А ты помнишь, что случилось на Больших Гонках? – ее ладошки сжались в кулачки. – Ты ведь сама сказала, что Тайрус приложил руку к той аварии.

– Ну, да, – ответила я, удивляясь, к чему этот разговор. – Он сам мне сказал.

– Ты ведь понимаешь, что пилот погиб, Немезида? И тебя не смущает, что Тайрус может забрать у человека жизнь?

– Это была всего лишь случайность…

– Да ну? Он ведь знал, что это опасно. И все равно рискнул человеческой жизнью в политической игре. Тот, кто легко приносит в жертву одного, принесет в жертву и других.

Я тщательно обдумала ответ. Такой подход кажется логичным людям вроде Тайруса или меня, но для Донии он был дикостью.

– Он же не желал его смерти. А мне кажется, что надо учитывать и намерения. Кроме того, – саркастически улыбнулась я, – меня тоже нельзя считать невинной овечкой. Ты своими глазами видела, как я убивала.

– Это другое, – тихо возразила она, поморщившись.

Я промолчала, но про себя подумала, что никакой разницы нет. Сутера ню Эмпиреан не должна была умирать. И уж ее-то смерть на случайность не спишешь.

– Просто я… беспокоюсь, Немезида.

– Если ты беспокоишься обо мне, то не стоит. Это мой долг – защищать тебя, а не наоборот. О чем вы говорили? У тебя странное настроение.

Дония подошла к одному из окон и уставилась в небо. Солнечный свет озарял ее непривычно светлые волосы.

– Помнишь, что я сказала перед тем, как ты покинула крепость? Что умру, если потеряю тебя?

– Такое разве забудешь? – хрипло спросила я, встречаясь глазами с Сидонией.

– Ты мне небезразлична, Немезида. Я тебя обожаю. Очень-очень. Возможно, даже… в том же смысле, что и Тайрус. Вот, теперь я абсолютно честна с тобой.

– Не думаю, что… – начала было я и замолчала.

Вначале мне показалось, что она не совсем понимает, какие отношения связывают нас с Тайрусом, но потом до меня дошло, что я ошибаюсь. Вспомнила ее реакцию на мое предложение закрутить романчик с Гладдиком. Тогда я вообразила, что она ревнует его ко мне, а оказалось – наоборот, меня – к нему.

– Ты стала чем-то постоянным в моей жизни, – продолжила Дония тихим и далеким голосом. – Когда мать ругала меня, а отец с головой уходил в свою работу, ты одна оставалась со мной. Ты – это все, что мне было нужно. Когда я посещала социальные форумы, чтобы найти себе партнера, то понимала, что никто из этих аристократов на самом деле мне не нужен. У меня уже есть все, что требуется. Я просто хотела, чтобы ты всегда оставалась со мной. Мне очень тяжело, когда ты так смотришь на Тайруса, Немезида. Это прекрасно, что ты наконец испытываешь чувства, но как же быть со мной?..

– Ох, – это было все, что я могла сказать. – Дония… – начала я, но она подняла дрожащую руку, на ее щеках горел лихорадочный румянец.

– Не надо ничего говорить. У тебя никогда не было выбора, любить меня или нет. Ты обязана была меня любить. Ты не была хозяйкой своим чувствам, а мне не хотелось этим пользоваться. Сама знаешь, я никогда так не делала. И никогда не сделаю.

– Теперь мне не требуются химические препараты, чтобы оставаться привязанной к тебе. Я… – слова все никак не хотели выговариваться, даже после общения с Тайрусом. – Я действительно тебя люблю, Дония. Ты спасла мне жизнь, когда убили всех дьяболиков, хотя совершенно не обязана была этого делать. Ты считала меня Немезидой Эмпиреан, а не какой-то там «дан». Тогда мне казалось, что это глупости, но после того, как…

– Что? – ее голос сорвался.

– Теперь я начинаю понимать, о чем ты говорила. И вижу, какой замечательной ты всегда была, – я отвернулась. – И какая удивительная ты сейчас. Ты стала моим лучшим другом, хотя могла бы просто владеть мною. И никогда не считала меня вещью, даже в то время, когда я сама полагала себя таковой.

В глазах Донии стояли слезы.

– Ты действительно опасаешься, что с Тайрусом что-то не то? Мне очень важно твое мнение.

– Нет, Немезида. Не бери в голову. Если ты испытываешь к Тайрусу чувства, я желаю тебе счастья. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Поверь мне.

– Почему ты так говоришь? – подозрительно спросила я. – О чем вы беседовали с Тайрусом? Ты меня пугаешь.

Дония подошла ко мне и прижала мои пальцы к своим щекам.

– Пожалуйста, не бойся ничего. Мы просто с ним обсудили, как дорога ты нам обоим. И он обеспокоил меня тем, что сказал о выборе.

– О каком еще выборе?

– Трудно объяснить. Кажется, он считает, что мне не удастся легко вернуть себе имя. Еще он очень волнуется из-за тебя. И это здорово. Действительно здорово. Уверена, он что-нибудь придумает. А теперь давай закончим этот разговор, у меня разболелась голова, – Дония помассировала виски. – Не принесешь мне опиумное притирание?

Ее слова меня не успокоили. Я отыскала мазь, но желание разговаривать к Сидонии уже не вернулось. Она села у окна, уставившись наружу зрачками размером с булавочную головку. Когда я села рядом, она выглядела совершенно довольной. Я слушала ее дыхание, вспоминала о нашей жизни в крепости, размышляла о сегодняшнем прерванном разговоре.

Ничто не могло меня успокоить. Мы трое балансировали на краю пропасти, рискуя свалиться в темную пустоту, а что нас ждало на ее дне, не знал даже дальновидный Тайрус.

Глава 45

Теперь, когда Тайрус изменил свое решение жениться на Элантре, ему следовало пересмотреть тактику поведения с Цинией.

– Вплоть до самой последней минуты я буду делать вид, что собираюсь исполнить свою часть договора, – объяснил он мне.

Он планировал избавиться сначала от Цинии, а затем и от Рандевальда. Завоевать доверие императрицы, потом рассказать о ее предательстве Рандевальду, чтобы тот сам расправился с матерью. После чего Тайрус подстроил бы смерть дяди, применив какой-нибудь яд наружного действия – самый надежный способ избежать вмешательства дьяболиков.

План мне понравился. И не только потому, что освобождал Тайруса от рискованного союза с Элантрой. Я знала, что Циния во сто крат опаснее. Оставлять ее в живых было бы непростительной ошибкой. Пока же мы действовали как бы в соответствии с желаниями императрицы-матери. Сегодня Тайрус должен был публично отречься от меня в пользу Элантры.

«Гера», корабль Цинии, внешне был не таким роскошным, как «Valor Novus» или даже Тайрусова «Александрия». Снаружи его можно было даже счесть уродливым, поскольку он был построен вокруг выдолбленного астероида. Однако когда мы с Тайрусом пришли на устроенный Цинией прием, я убедилась, что внутри все было великолепно.

Повсюду сохранились природные образования самого астероида: неровные каменные выступы, сверкающие друзы кристаллов, жилы палладия, все это со вкусом подсвеченное, местами покрытое изящной резьбой, перемежающейся с естественными и искусственными проемами, затянутыми хрусталем.

– Одна только отделка заняла пятьдесят лет, – заметил Тайрус. – «Гера» – это предмет гордости моей бабки, настоящее произведение искусства.

– Вижу.

Матриарх как-то сказала мне, что у меня отсутствует понимание идеи ценности. Однако последние несколько недель многому научили меня, в том числе и тому, что такое красота. Оглянувшись вокруг, я поняла, почему это место считается бесценным. В постройку корабля была вложена душа, меня же впечатлили старания и амбиции.

– Ты готова? – спросил Тайрус, пытливо заглядывая мне в лицо.

– Конечно.

Он склонился к самому моему уху, лаская его дыханием, и еле слышно прошептал:

– Помни, все, что сейчас последует, – ложь.

– Тайрус, – я улыбнулась, чувствуя себя при этом совершенно естественно, – я знаю. Действуй, не жалей меня. Я буду про себя улыбаться.

– А я буду беспощаден, – он нежно дотронулся до моей щеки.

– И еще, Тайрус… Спасибо, что сохранил мою тайну. Ну, о ней, – уточнила я.

– Немезида, я знаю, что ты с ней связана. – Он сжал зубы, и на его лицо набежала тень. – Именно поэтому она так нужна тебе. – Тайрус вдруг остановился и повернулся ко мне, словно забыв, что нас ожидает. – Это из-за нее ты собираешься вернуться в крепость Эмпиреанов?

– Разумеется.

– Ты скрывала ее от меня, чтобы защитить, я все понимаю. – Он посмотрел мне в глаза. – Немезида, нельзя ли как-нибудь разорвать связь дьяболика с хозяином?

– Разорвать? – удивилась я. – Зачем?

– Чтобы освободиться, разумеется.

– Тайрус, я не пленница Донии. Я ее люблю. И буду любить даже без пут.

– Я все это понимаю, но… – Он привлек меня к себе. – Я знаю, как ты выражаешь свою любовь. Помню, что в барокамере ты пожертвовала своей жизнью ради меня. – Тайрус крепко обнял меня. – Если кто-нибудь обнаружит ваш обман, я догадываюсь, что ты сделаешь. Предпочтешь отдать за нее жизнь. Но я выберу тебя, а не ее.

– Значит, не надо до этого доводить, – ответила я, не зная, как выразиться определеннее, но лучшего ответа у меня не было.

– То есть, если она не захочет остаться, ты меня покинешь? – судорожно вздохнул он.

– Тайрус, я…

– Сейчас не время, знаю, – он слабо улыбнулся. – Просто учти: я – эгоист. И когда наступит день, я не сдамся только потому, что у нее есть передо мной химическое преимущество. Мы, Домитрианы, не любим делиться.

И, не говоря больше ни слова, он повлек меня за собой. Я же принялась обдумывать его слова. Тайрус и Сидония были для меня всем. Два притягательных магнитных полюса. Не хотелось даже думать о том, что будет, если они потянут меня каждый в свою сторону.

Мы вошли в заполненный людьми холл «Геры». Это был бальный зал со сверкающими отполированными стенами, сплошь состоящими из драгоценных камней. Непонятная тревога охватила меня при мысли о том, что мы собираемся сделать. Наконец мы остановились у окна из полупрозрачного пермальда.

Праздник был в честь чудесного спасения Тайруса от случайной смерти, когда неисправная ракета сама собой вылетела и чуть не убила наследника. Спас его, очевидно, сам Божественный Космос, не иначе. Ожидался визит императора, хотя только дурак не понимал, кто стоит за этой «случайностью».

Истинная же причина бала заключалась в том, что Тайрус должен был во всеуслышание отречься от меня и соединиться с Элантрой, доказывая Цинии, что готов ей подчиниться.

Когда Циния уселась на свой величественный трон, Тайрус тайком погладил меня по руке. Это был ее корабль, так что она могла спокойно восседать на собственном троне. Циния оглядела толпу, собравшуюся в блистающей пещере астероида. Меня поразило, как точно соответствовала Циния описанию Тайруса. Из всей семьи она действительно лучше всех походила на истинную правительницу. И пусть над троном красовалась сигилла лишь младшей ветви Домитрианов, Циния обозревала собравшихся с той ястребиной гордостью, которая приличествовала только монарху, взирающему на подданных. Теперь Тайрусу следовало публично покориться ей, начав ухаживать за Элантрой. Это стало бы посланием, понятным пока только Цинии.

Прибыл император, как всегда в сопровождении дьяболиков и дронов. Он кисло оглядел празднующих. Ему пришлось посетить благодарственный бал, чтобы лично выразить радость по поводу спасения племянника и попытаться развеять подозрения в том, кто именно стоял за «поломкой» ракеты. Хотя довольным он, как ни старался, все равно не выглядел.

Циния подала сигнал. На хорах зала показались гармониды. Я во все глаза уставилась на этих существ. Они были гуманоидами, как и я, и принадлежали императору. Их редко можно было увидеть, чаще всего они играли на своих инструментах, не показываясь публике. К примеру, на праздновании по поводу избиения оппозиционно настроенных грандов гармонид я так и не увидела. Однако здесь, на «Гере», отдельного помещения для них не было.

Гармониды оказались пухлыми коротышками с крупными головами и странно деформированными чертами лиц. У некоторых наблюдался явный избыток пальцев, у других были слишком широкие рты или чересчур длинные конечности. И у всех – огромные уши и крошечные глазки. Главной причиной, по которой гармонид предпочитали скрывать от зрителей, был их крайне отталкивающий вид. Обычно генно-модифицированных гуманоидов делали приятными для глаз, этих – нет.

Заиграла музыка. Гармониды были созданы с одной-единственной целью: производить звуки, которые люди не то что извлечь, но даже в полной мере и расслышать-то не могли. Гармониды должны были развлекать, и они прекрасно умели это делать.

Тайрус взял меня за локоть и повел к танцполу. Толпа расступилась, Рандевальд и грандесса Уоллстром открывали бал. Циния осталась сидеть на своем троне, выжидательно взирая на нас сверху. Наконец, пришла наша с Тайрусом очередь танцевать. Он скользнул ладонью по моей руке, повел было на танцпол и вдруг остановился.

Я удивленно посмотрела на него. Музыка продолжала играть. Толпа затихла, сообразив, что между нами с Тайрусом происходит что-то странное. Его глаза на мгновение вспыхнули, он ринулся ко мне и запустил пальцы мне в волосы. Нащупал и расстегнул драгоценную заколку – его собственный подарок. Мои волосы упали на плечи.

Исполняя свою роль, я прижала ладонь ко рту и вытаращила глаза, надеясь, что это сойдет за ужас: ведь отъем подаренного украшения должен означать что-то жуткое.

– Простите, сенатор, но я должен положить этому конец.

С такими словами он выпустил мою руку и пошел прочь.

– Нет, ваша светлость! – старательно заорала я. – Почему вы так со мной поступаете? Чем я вас прогневила?

– Вы прекрасны, сенатор фон Эмпиреан, – покачал головой Тайрус, – но мое сердце принадлежит другой.

Он подошел к фонтану пузырящегося азота, швырнул заколку в огонь и театрально отвернулся.

Я бухнулась на колени и закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел сухих глаз. Над толпой нависла тишина. Сквозь пальцы я видела, что император и его дама прервали танец, с любопытством уставившись на разыгравшуюся сцену. Тайрус протянул руку.

– Не согласится ли грандесса Элантра фон Пасус потанцевать со мной? – вопросил он звенящим голосом.

Музыка стихла, гармониды прекрасно чувствовали, когда следует уменьшать или увеличивать громкость. Из толпы выплыла польщенная Элантра. Настоящее волшебное видение: струящиеся черные волосы и переливающееся синее платье. В этот момент она выглядела очень красивой. Тайрус предложил ей руку, она приняла ее. Он сунул руку в карман и вытащил украшение, предназначенное для нее, – сверкающую диадему.

– Это вам в качестве залога моей любви, – произнес он.

– Спасибо, ваша светлость, – ответила Элантра, опускаясь перед ним на колени и позволяя Тайрусу закрепить украшение, отметив ее тем самым перед всем двором как объект своего интереса.

Я же, низко опустив голову, как и положено отвергнутой невесте, побрела прочь от танцпола. Притворяться, кстати, выходило все легче и легче, вид довольной Элантры и заботливо обнимающего ее Тайруса заставлял мое сердце сжиматься, хотя я и знала, что все это – только спектакль. Толпа расступалась передо мной, словно я заболела заразной болезнью. Разумеется, все визиты ко мне на виллу разом прекратятся. Ну, хоть какая-то польза.

Музыка возобновилась, Тайрус с Элантрой начали танец, а я взглянула на грандессу Цинию. Ее лицо переполняло холодное удовлетворение, тонкие пальцы сжимали подлокотники трона. Именно она сейчас казалась настоящей правительницей, а отнюдь не блондинчик, отплясывающий перед нею.

Я заставила себя перевести взгляд на Тайруса с Элантрой, кружащих по залу. Через несколько минут я успокоилась. Это всего лишь игра. Я прекрасно знала, что чувствует Тайрус, и не могла в нем сомневаться. Элантра же так и светилась в предчувствии своего триумфа. Наши с Тайрусом глаза на миг встретились, и между нами словно протянулась невидимая ниточка. Теперь мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не улыбнуться.

Я почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд и обернулась. Грандесса Циния поманила меня пальцем. Секунду помедлив, я, все так же не поднимая головы, пошла сквозь толпу, гадая, что ей от меня понадобилось. Подойдя к трону, я опустилась на колени и прижала костяшки ее пальцев к своим щекам. Выдернув руку из моей ладони, она провела ею по моим волосам и пристально посмотрела на меня.

– Прекрасно, дорогуша, ни дать ни взять – опозоренная любовница. Надо же, сколько эмоций на физиономии дьяболика! Невероятно.

– Рада, что представление вам понравилось, – пробормотала я, не зная, что сказать.

– Представление? Ах да, конечно, – она растянула губы в улыбке, но глаза на идеально гладком лице остро блеснули из-под каштановой челки. – Знаешь, о чем я размышляла с тех пор, как узнала правду?

– О чем же? – Я осторожно подняла на нее глаза.

– О твоей гувернантке.

Мое сердце остановилось.

– Да-да, – продолжила Циния, наблюдая, как кровь отливает от моего лица. – Эта самая гувернантка, так удачно прибывшая к тебе, выглядит на удивление юной. Она так не похожа на Сутеру ню Эмпиреан, лет двадцать или тридцать назад посетившую Хризантему. Кстати, а что она думает о дьяболике, заменившем сенаторскую дочь?

– Она не в курсе, кто я на самом деле, – ответила я, чувствуя, как колотится мое сердце. – Сутера никогда не видела меня прежде и прибыла сюда по собственной воле, чтобы поддержать в трудную минуту.

– Правда? Но не ты ли говорила, что она учила тебя этикету?

Точно, именно так я ей и сказала.

– Следовательно, эта гувернантка – соучастница преступления. И пусть Тайрус выторговал у меня твою жизнь, излишняя, которая сует нос в дела грандства, меня оскорбляет. Почему бы мне не отдать приказ о ее аресте…

Мои ладони сами опустились на руки Цинии, прижимая их к подлокотникам. Я склонилась к ней, едва удержавшись, чтобы не вцепиться ей в горло.

– Не смейте даже приближаться к ней! – прошипела я, но Циния и бровью не повела.

– О, вот теперь я вижу, что ты настоящий дьяболик.

Она махнула кому-то рукой. Скорее всего, подала сигнал своим наемникам быть начеку. Я даже не обернулась посмотреть. Циния спокойно сбросила мою руку с подлокотника, я не сопротивлялась, понимая, что здесь мне с ней не справиться.

– Итак, Сидония Эмпиреан жива. Я это подозревала.

Меня охватил гнев. Хотелось убить ее, но сейчас было не время и не место. Она наверняка позаботилась о своей безопасности. Я сделала назад шаг, потом другой.

– Да не волнуйся ты так, – насмешливо сказала Циния, увидев ужас на моем лице. – Она в безопасности. Пока, по крайней мере.

Я отвернулась и глубоко вдохнула воздух, которого внезапно стало не хватать. Циния встала и приблизилась ко мне почти вплотную, тонкие пальцы сжали мое плечо, я почувствовала ее дыхание на своей шее.

– Скажи мне, дьяболик, ты ведь понимаешь, что когда все закончится, у этой истории будут определенные последствия. Если ты небезразлична Тайрусу, зачем ему позволять жить Сидонии Эмпиреан и возвращать ей ее имя? Грандство ни за что не позволит избежать наказания вам обеим.

– Он что-нибудь придумает, – твердо сказала я. – А если нет, то для меня выбор очевиден.

– Ну разумеется. Но позволит ли он тебе умереть? Позволит? Если так, не очень-то он тебя и любит. Впрочем, я всегда считала любовь самой летучей субстанцией во вселенной. Она извергается, вспыхивает, а затем испаряется без следа…

Я оглянулась, но Циния смотрела не на меня, а на танцпол. Я проследила за ее взглядом и увидела Рандевальда фон Домитриана. Ее сына, против которого она устроила заговор.

– Любовь предаст тебя, Немезида дан Эмпиреан. И если тебе хватит мудрости, ты никогда не забудешь мои слова.

Элантра Пасус благородством не отличалась. В последующие безумные дни она каждый раз старалась бросить на меня триумфальный взор, когда я встречала их с Тайрусом, шествующих под ручку. Я добросовестно разыгрывала из себя отвергнутую, отводила глаза, изучала свои руки. Как бы то ни было, с тех пор, как Циния узнала правду о Сидонии, притворяться взволнованной было несложно. Я послала к Тайрусу челядинку с запиской, но он, похоже, не разделял моих опасений.

«Уже совсем скоро она не сможет доставить нам никаких хлопот, – написал в ответ Тайрус в приват-письме. – Следуй нашему плану и ничего не бойся».

И все же я боялась. От страха за Сидонию мне становилось плохо. Закрыть глаза на то, что Циния выведала наш секрет, у меня не получалось, в голову то и дело закрадывались мысли об убийстве императрицы. Но это было бы некстати. У Тайруса имелся план, Цинии следовало умереть от руки Рандевальда, а не от моей.

Однажды, во время традиционной «парилки» после службы в Гелиосфере, я обнаружила, что сверлю взглядом Цинию, сидящую в противоположном углу комнаты, размышляя о последствиях ее смерти. Краем глаза я заметила, что ко мне приближается громадная тень. Это оказался черноволосый дьяболик, Кат.

– Его величество желает, чтобы вы насладились с ним парами в его отдельном кабинете.

– Вместо челяди император отправляет с приглашением дьяболика? – удивилась я.

– Его величество очень настаивает. А челяди могло оказаться не по зубам убедить вас в безотлагательности дела.

Я неуверенно покосилась на Тайруса с Элантрой, вместе вдыхающих легкие облачка сизоватого пара, и последовала за Катом.

Император редко пользовался отдельным кабинетом. Рандевальд был чрезвычайно общительным человеком, не склонным к уединению. Однако сегодня, войдя в полутемную комнату, я обнаружила его развалившимся в кресле. Рядом лежали несколько использованных флаконов.

– А, Сидония Эмпиреан! Иди-ка сюда. Садись. – Он ткнул пальцем в подушку, лежавшую у подножия кресла.

В тени позади Рандевальда я разглядела Живодера, пристально уставившегося на меня. Подошла, опустилась на подушку и подняла глаза на императора, чье лицо уже оплыло от наркотиков. Несколько недель назад я не могла даже подумать о том, чтобы находиться так близко от него и не напасть. Теперь, когда я знала, что Сидония выжила, мой гнев и ненависть остыли. Сейчас я могла смотреть на него бесстрастно. Относительно, конечно, ведь он был дядей Тайруса и его врагом, препятствием на пути к трону. Истинный возраст Рандевальда вкупе с потасканностью явственно проступали сквозь фальшь-молодость. Передо мной сидел испуганный параноик, развращенный властью, к тому же оказавшийся много глупее всех своих врагов.

– Как я заметил, мой племянник бросил тебя?

– Да, ваше величество. – Я скромно опустила глаза.

– Он сказал мне, что жаждет жениться на Элантре Пасус.

– Похоже, что так.

Рандевальд хрипло рассмеялся и глубоко вдохнул из нового флакона. Задержал пар, потом с шумом выдохнул.

– Какое-то дурновкусие, на мой взгляд. Видимо, он действительно сумасшедший. А то в последнее время я начал было сомневаться на его счет.

Я молча смотрела на императора, не понимая, зачем ему понадобилась.

– Видишь ли, – продолжил Рандевальд, – я начал подозревать, что Тайрус играл, как бы это сказать… некую роль. Уж слишком быстро он поумнел.

Я промолчала.

– Ты могла бы развеять мои сомнения, милочка, если тебе хоть что-то известно. Ведь мы оба обмануты моим племянничком.

– Мне кажется… – я постаралась припомнить подробно Тайрусовы инструкции. – Думаю, он боится вас, ваше величество.

– Боится?

– Да, ваше величество. Причем смертельно.

– Меня?

– М-м-м… не только.

Дьяболики напряглись, император резко выдохнул и выкатил глаза.

– Значит, моей матери?

– Именно. Дело в том, что Тайрус отверг ее предложение, – пробормотала я, вцепившись в юбку. – Поверьте мне, он на самом деле его отверг.

– Предложение? – вскинулся Рандевальд.

– Я не совсем в курсе этой истории, но вроде как слышала, что грандесса Циния несколько… разочарована вашей… зачисткой несогласных. Ей не понравилось ваше решение.

– Да, моя мать была против, – прищурился он.

– И тогда она обратила свой взор на Тайруса. Сперва все выглядело достаточно невинно. Грандесса начала консультировать внука по поводу его болезни, учила, как заставить себя отрешиться от голосов и выглядеть более презентабельно на публике…

– Неужели?

– Ваше величество, может… – начал было Живодер, но император оборвал его.

– Молчи, дьяболик! Я хочу выслушать. А скажи-ка мне, милочка, по этой причине поведение Тайруса так изменилось? Моя мать что-то напела ему в уши?

– Да, она пытается извлечь выгоду из его душевного недуга, – ответила я и бросила быстрый взгляд на нервничавших Ката с Живодером.

Неужели они подозревают, что я намеренно ввожу Рандевальда в заблуждение? Лгу ему?

– После странного происшествия с ракетой, – поспешно продолжила я, – Тайрус очень испугался. Грандесса Циния сказала ему, что это вы стоите за нападением, а она готова защитить его, но с одним условием: он женится на Элантре Пасус и вообще сделается благочестивым гелиоником. Сдается мне, она планирует как можно скорее возвести Тайруса на престол, хотя помраченный рассудок бедняги не позволяет ему вполне осознать происходящее. Пока он просто боится открыто отвергнуть ее так называемую помощь, однако болезнь делает Тайруса уязвимым к манипуляциям вашей матушки.

– Да, – выдохнул император. – Да, все так…

– Ваше величество, – Живодер положил руку на плечо Рандевальда, – вы уже превысили свою дозу. Вы нуждаетесь в отдыхе.

– Я не ребенок, которому требуются твои ценные указания! – рявкнул тот. – Я только что узнал о заговоре!

– Это неблагоразумно. Вы не должны прислушиваться к словам этого создания, – заметил Живодер.

– Это не заговор! – торопливо возразила я. – Тайрус не заговорщик, он жертва… Эй! Убери руки!

– Вы должны уйти, грандесса Эмпиреан, – Кат уже тащил меня к выходу.

Его мощь много превышала мою собственную, будь я обыкновенным человеком, он бы уже переломал мне кости. Я постаралась не слишком дергаться, чтобы не обнаружить свою истинную силу. Император же спорил с Живодером, до меня донесся обрывок фразы дьяболика:

– …ненадежна. Вы можете заметить это по ее лицу…

Но в этот момент Кат вытолкал меня из комнаты, и их голоса стихли. Кат смотрел на меня своими черными глазами. Я, продолжая играть роль, запричитала:

– Да как ты смеешь…

– Воспользуюсь понятным тебе языком, – Кат склонился к самому моему лицу. – Еще раз приблизишься к императору, шею сверну.

От этой угрозы я окаменела. Неужели он знает, кто я такая? Нет-нет, это невозможно! Прежде чем я успела потребовать объяснений, Кат скрылся за дверью кабинета.

Итак, дьяболики поняли, что я врала. Оставалось надеяться, что паранойя императора перевесит суждение его охранников. Тайрусу же я отправила приват-письмо:

«Я заронила семя подозрения в душу твоего дяди. Его дьяболики усомнились во мне, но он меня выслушал».

Теперь нужно было ждать, когда семена дадут всходы. Как только император потребует от Тайруса объяснений, умненький Тайрус завершит начатое.

Глава 46

В тот же вечер было объявлено о помолвке Тайруса с Элантрой. Я узнала об этом из собственноручной записки Элантры, доставленной челядинцем: мне предписывалось на рассвете прибыть на виллу Пасусов для ритуала помазания.

– Чем это ее будут мазать? – пробормотала я, уставившись на листок.

Дония выхватила у меня записку и быстро пробежала глазами.

– Помазание – обручальный ритуал, – пояснила она. – Обычно люди приглашают на него ближайших друзей, прежде чем сыграть свадьбу. Мама обучила меня тому, как он проводится, но он ужасно сложный. Слишком сложный, чтобы я смогла объяснить.

– Значит, я откажусь.

– Нет! – Она побледнела. – Это было бы смертельным оскорблением, Немезида.

– Вот и отлично. Я как раз терпеть не могу Элантру. Да и ты тоже.

– Нет, отказываться нельзя. Это священный обряд. Ее семья начнет против тебя войну, которую нам сейчас не выдержать.

Действительно, только стычки с Пасусами мне сейчас не хватало.

– Ладно, схожу уж. Однако я вот чего не понимаю. Мы же с ней не подруги. Зачем она меня приглашает?

– Чтобы похвастаться помолвкой, полагаю, – пожала плечами Дония. – Слушай, а давай пойдем вместе? Элантра не посмеет возразить, если ты приведешь с собой гувернантку. Я буду подсказывать тебе, что делать.

«Рассвет» в данном случае означал 06.00 следующего дня. Дония кое-как протерла глаза, и мы отправились на виллу Элантры. Челядинка открыла нам дверь, и мы вошли внутрь. Другая челядинка проводила меня в спальню Элантры, где я и нашла последнюю, делавшую вид, что сладко спит.

– Просыпайся! – гаркнула я. – И покончим со всем как можно скорее.

Элантра вскочила в постели и воззрилась на меня. Ее агатовые кудри разметались по плечам.

– Это все не так делается, – капризно сказала она.

Чувствуя нарастающее раздражение, я вытащила шелковый платок. Элантра вновь улеглась, выжидательно прикрыв глаза. Накануне Дония объяснила мне первый этап ритуала, и я неплохо его запомнила. У кровати находилась чаша с освященной солнцем водой. Смочив платок, я протерла им сначала один глаз Элантры, затем – второй.

– Так-то лучше, – проворчала она и села.

Дония, стоявшая в дверях, начала беззвучно шевелить губами, подсказывая мне слова.

– Поздравляю вас, грандесса Пасус, с этим славнейшим днем, в который вы посвящаете себя другому, – пробубнила я.

– Тебе действительно нужна помощь гувернантки для выполнения основ ритуала помазания? – Элантра переводила взгляд с меня на Донию и обратно.

Заметила, значит, что я ни в зуб ногой.

– Уж простите, грандесса Пасус, не рассчитывала, что придется проводить этот ритуал до того, как обзаведусь подругой, – рявкнула я, подчеркнув последнее слово.

Элантра самодовольно ухмыльнулась, встала с кровати и, воздев руки, захлопала ресницами:

– Раздень меня.

Я стянула с нее шелковую сорочку, попутно оторвав одну из пуговок.

– По-моему, грандесса Эмпиреан, должно быть совершенно очевидно, почему я позвала именно тебя.

– Кому как, – отрезала я.

Дония ткнула пальцем в направлении соляриума. Солнце загораживал широкий тент. Элантра остановилась. Я подошла и принялась медленно отодвигать его, имитируя рассвет. Солнечные лучи заиграли на ее коже, что должно было символизировать начало новой жизни вместе с Тайрусом.

– Мы с дофином решили сочетаться узами брака, – сказала Элантра, запрокидывая голову, так что волосы свесились до середины спины. – Я подумала, что ритуал все прояснит между нами раз и навсегда… Теперь помажь спину.

– Что именно он прояснит? – Я протянула руку к одной из бутылочек с маслом, стоявших тут же.

– Да не ту! – взвизгнула Элантра. – Это твое масло, а мое – темное.

Я взяла другое масло, пытаясь припомнить узор, показанный Сидонией, который теперь нужно было намалевать на коже Элантры. Что-то вроде солнца с расходящимися кругами. Элантра неподвижно встала у зеркала, а я начала возить пальцем по ее спине. Всякий раз, когда я задумывалась, Дония подходила ко мне, брала за запястье и сама водила моей рукой.

– Это Тайрус предложил, чтобы я стала твоей помазанницей, – продолжила Элантра.

– Тайрус? – моя рука так и застыла. Я оглянулась на Донию, та лишь вскинула бровь.

– Угу. Не иначе хочет заставить тебя ревновать. – Она неприязненно улыбнулась. – Наверняка все еще испытывает к тебе какие-то чувства, хотя и утверждает, что все прошло. А ты, небось, и довольна, да?

Почему он так поступил? Тайрус никогда ничего не делает без причины. Может быть, это сигнал Цинии, что я буду для него небезразлична даже после вынужденного брака с Элантрой? Неужели он так сосредоточился на Цинии, что не задумался о том, как отреагирует на подобную просьбу сама новоиспеченная невеста? Совершенно несвойственная ему оплошность.

– Разумеется, довольна, – фыркнула Элантра. – Любая была бы довольна.

– А мне, честно говоря, без разницы. – Я продолжила рисовать узор на ее коже.

– Я подозревала, что он до сих пор тебя любит, а со мной связался только по необходимости, но неприятно получить этому подтверждение, – сказала Элантра, встретившись со мной взглядом в зеркале. – Думаю, он выбрал меня, чтобы угодить грандессе Цинии. Что же, я принимаю его ложь, если такова цена за то, чтобы стать императрицей.

Моя рука вновь замерла, сердце неприятно екнуло.

– Весьма… самонадеянно.

Я просто обязана была это сказать. Обсуждать смерть императора – это измена, а Элантра не была моей подругой. Та, скривив губы, злобно посмотрела на меня через плечо.

– Опять строишь из себя овцу? Ему нужна наша с Цинией поддержка. Он планирует убить императора, я сама видела яд. Элементарный токсин. Одно неосторожное касание, и бедняжка Рандевальдик умрет в считаные минуты.

Я прекратила свое мазюканье. Видимо, Тайрусу пришлось сделать это признание. Ведь если бы Элантра отказалась от брака, Циния вполне могла передумать и вернуться к поддержке сына. Судя по всему, он поделился информацией с Элантрой, чтобы убедить ее выйти за него замуж. Мне все это крайне не понравилось. Она могла нас предать. С другой стороны, зачем ей это, раз она собирается взойти на трон? Однако теперь, поняв, что Тайрус до сих пор любит меня, а не ее, Элантра будет настороже, опасаясь предательства. Нам надлежит действовать очень аккуратно.

– И все же, почему я здесь, Элантра? Ты совершенно не обязана была идти ему навстречу.

Элантра промолчала, лишь подняла руки, чтобы я надела на нее сорочку. Затем развернулась, босиком прошлепала к большой подушке у солнечного окна и уселась на нее.

– Эй ты, гувернантка! Подай масло сенатору фон Эмпиреан, сейчас ее очередь.

Дония выбрала бутылочку со светлым маслом, которое требовалось нанести на мои плечи и грудь, прежде чем я провожу Элантру к священнику. Разумеется, я снова позабыла узор.

– Разрешите, госпожа? – пришла мне на помощь Дония. – У меня очень умелые руки, я быстро.

– Она и сама сможет себя умастить, дай ей кувшин и убирайся отсюда, – Элантра не сводила с меня горящих глаз.

Дония улыбнулась ей одной из своих самых любезных улыбок. Интересно, как бы отреагировала Элантра, если бы узнала, что настоящий сенатор фон Эмпиреан – это невысокая скромная девушка рядом со мной?

– Правда, грандесса Пасус, я с превеликим удовольствием окажу эту услугу грандессе Эмпиреан. Я даже настаиваю!

– Да что ты себе позволяешь? – яростно взглянула на нее Элантра. – Знай свое место!

Однако гнев ее утих так же быстро, как и вспыхнул. Красные пятна на щеках исчезли. Она склонила голову набок и улыбнулась:

– Ладно, раз уж ты настаиваешь, можешь умастить свою госпожу.

Я стянула тунику. Дония опустила пальцы в масло и начала рисовать узоры на моих плечах. Элантра смотрела, как ее руки скользят по моей коже.

– Честно говоря, – сказала я ей, – с твоей стороны очень неосмотрительно выдавать мне все планы Тайруса. Чтобы ты знала, я – очень мстительна и вполне могу выдать вас императору.

– Меня это не волнует, – зловеще ухмыльнулась Элантра. – Вообще.

Бутылочка упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки. Дония издала странный всхлип. Я обернулась и встретилась с ее широко раскрытыми испуганными глазами. Она подняла дрожащие ладони. Кожа там, где она была испачкана маслом, стремительно серела. Плечи у меня тоже начало щипать. Так вот зачем Элантра зазвала меня к себе и почему чувствовала себя так вольготно. Масло было отравлено. Она не собиралась выпускать меня отсюда живой.

Глава 47

Дония не сводила с меня глаз, в которых плескалась паника. Серые пятна уже поползли по ее шее и груди. Я схватила Донию в охапку и побежала в ванную. Пощипывание на моих собственных плечах превратилось в жжение, но мне было плевать. Подтащив Донию к раковине, сунула ее руки под кран и начала энергично их оттирать.

– Немезида… не могу… дышать… – прохрипела она.

Ее лицо на глазах превращалось в синевато-серую маску. Послышалось какое-то шипение. Я оглянулась и увидела, как дверь ванной сама собой закрывается. Бросилась туда, но ручка не поддавалась, очевидно была специально сломана. Мы были в ловушке.

– Это бесполезно, – из динамика домофона раздался злобный и одновременно веселый голос Элантры. – Яд уже проник в ваши тела. Я испытывала его просто для того, чтобы убедиться, что он – надежен. Пречистый продержался целый час, прежде чем яд подействовал, но генно-модифицированные гуманоиды всегда устойчивее к подобным вещам. Вам двоим осталось куда меньше, полагаю.

Я в ярости забарабанила в дверь, так сильно, что заболели руки, но кулаки только отскакивали от нее. Дония захрипела и рухнула на колени у раковины. Я подбежала к ней. Рукава ее платья промокли, кожа вся покрылась пятнами. Лишь теперь я обратила внимание на собственное колотящееся сердце, липкий пот и все усиливающееся жжение на плечах. Мне все стало ясно. Элантра оставила нас здесь умирать от яда. Видимо, того самого, который Тайрус приготовил для императора. Я, конечно, вымыла руки Донии, но отрава уже проникла в ее кровь.

Сидония умирает.

– Элантра, умоляю тебя! – закричала я. – Умоляю, Элантра! Выпусти нас отсюда! Или хотя бы спаси мою гувернантку! Пожалуйста! Элантра! Элантра!

– Сюда вскоре прибудет грандесса Циния, чтобы сопроводить будущую жену внука в Гелиосферу, – раздался насмешливый голос Элантры. – Думаю, она не откажется помочь мне куда-нибудь деть ваши трупы.

– Я вырву тебе сердце, Элантра!!!

Ответом мне была тишина. В отчаянии я попыталась высадить дверь, зная, что это наш единственный шанс. Я должна была доставить Сидонию к врачу, к робомедикам, сделать хоть что-нибудь…

– Н-нем…

Обернувшись, я замерла. Лицо Сидонии стало совсем восковым, глаза сделались пустыми. Она была похожа на тряпичную куклу, брошенную под раковину. Серые пятна на ее шее превратились в волдыри.

– Помой…

– Я уже вымыла твои руки. – В глазах у меня стоял туман, я не могла заставить себя отвести взгляда. – Смыла весь яд.

– Помойся… сама…

Мои плечи жгло огнем. Я подумала о пречистом, который продержался целый час, прежде чем яд начал действовать. Без сомнения, наша физиология похожа. Я заслужила смерть за то, что затащила Сидонию в губительную ловушку.

Я не знала, что делать. Молилась всем богам, о которых слышала, и в особенности Живому Космосу, уже однажды вернувшему мне ее, снизойти к нам и спасти нас, потому что я не способна была пройти через это снова. Я не могла опять ее потерять.

– Помой… – хрупкая ручка Донии указала на раковину.

– Я не заслуживаю этого! – закричала я. – Дония, я хочу умереть!

– Помой… пожалуйста… – продолжала настаивать она.

Словно в ступоре я плеснула несколько пригоршней воды на плечи. И плескала до тех пор, пока жжение не стихло. Метаболизм дьяболиков. Яд растворился, словно его никогда и не было. Как бы мне хотелось отдать свой иммунитет Донии!

– Я… не знаю, что делать, – сказала я ей, глядя на свои окровавленные кулаки.

Дония теперь уже вся стала синевато-серого цвета, белки ее глаз налились кровью. Дрожащая рука сомкнулась на моем запястье. Я крепко ее обняла, хрупкое тело напоминало тельце птички. Это не могло происходить наяву, не могло, не могло…

– Люблю, – прошептала она.

Я прижалась к ней крепче. Она обняла меня, насколько хватило сил. Ее дыхание сделалось прерывистым.

– Люблю… тебя…

Затем она издала тонкий хрип, вся выгнулась, а я, вспомнив Карателя, с ужасом прижимала ее к себе, думая только о том, что это не могло происходить наяву, нет, нет…

Она не дышала. Не двигалась. Я заглянула в ее глаза, но они напоминали сизые облака, в которых не было ни единого проблеска моей Донии, но это, конечно, не могло происходить наяву, нет, нет…

– Дония! Дония!!!

Я завизжала и принялась ее трясти и щипать, пытаясь добиться от нее хоть искры жизни, хоть стона, хоть плача, но ее тело оставалось податливым и мягким. Она умерла. Умерла. Яростный вопль вырвался из моего горла. Внезапно силы покинули меня. Все, что я могла сделать, это положить голову ей на грудь и бормотать:

– Я тоже тебя люблю, очень-очень, прости меня, прости…

Дония была мертва, на этот раз окончательно и бесповоротно. Больше чудес не будет.

Я лежала в полном оцепенении, не двигаясь и почти не дыша. Не могла понять, каким образом все вдруг сделалось настолько плохо. Лежала, ждала, и единственным звуком во вселенной был ровный стук моего сердца, а единственным ощущением – легкое жжение на плечах. Я ничего не понимала. Не понимала, как судьба может быть настолько жестокой.

Вдруг до меня донесся звук шагов.

Я не пошевелилась. Все мое существо наполнилось жгучей, темной злобой. Я почувствовала, как Элантра прислушивается за дверью. Затем дверь открылась, и раздался голос Элантры:

– Возьмите тела. Скажите гранду Тайрусу фон…

Не успел челядинец дотронуться до меня, как я вскочила на ноги и отшвырнула его к дальней стене. Элантра завизжала как резаная, но было слишком поздно. Я уже оказалась рядом с ней. Протянула руки, схватила ее за горло и сжала, вытолкнув из ванной, в сравнении со мной она была всего лишь слабой девчонкой. Швырнула ее на стол, который тут же развалился. Челядь попыталась меня остановить, но я раскидала их и сосредоточилась на Элантре.

Она вопила от ужаса и боли, когда я всем своим весом прижала ее к полу. Кажется, я сломала ей несколько ребер, но какая теперь разница? Я ногтями разодрала ей лицо, выкручивала руки, выворачивая их из суставов. Потом схватила за подбородок, чтобы она смотрела мне прямо в глаза.

– Умоляю… – прошептала она, по ее окровавленным щекам текли слезы.

Я растопырила пальцы и пробила ей грудную клетку. Вот оно! Оно было у меня в руке, сердце Элантры Пасус! Я вся была с ног до головы перепачкана кровью, но яростная злоба не утихала, потому что все было бессмысленно. Сердце оказалось горячим и скользким. Я смотрела на него, на тело, лежащее передо мной, и не могла понять, как все это произошло. И что же теперь? Что теперь?! ЧТО ТЕПЕРЬ?

Я уронила на пол сердце и поднялась, оттолкнув от себя труп Элантры. Платье мое и руки были в крови. Свет казался слишком ярким, в ушах звенело, а Сидония была мертва, я сама видела, как она умирала… Я упала на колени, меня вырвало грязью и желчью, скопившимися внутри, но их оставалось еще очень, очень много, потому что я не могла понять, как такое могло случиться, как…

Из-за панического ужаса, затмевавшего мое сознание, я не услышала шагов грандессы Цинии до тех пор, пока она не вошла в комнату. Ее лицо посерело, когда она увидела устроенную мной бойню. Я подняла свое окровавленное лицо и взглянула на нее в упор. Циния выхватила энергооружие:

– Не приближайся ко мне!

– Она убила ее, – прокаркала я. – Элантра убила Донию.

Циния, держась от меня на безопасном расстоянии, обошла одну за другой комнаты, потом на секунду заглянула в ванную.

– Итак, девчонка Эмпиреан в конце концов все-таки умерла, – заметила она и засмеялась.

Засмеялась. Засмеялась!

Я кинулась было на нее, но энергетический разряд повалил меня на пол, пронзив каждую клеточку тела. Силуэт Цинии, сжимавшей оружие, расплылся. Ее ястребиный взор впился в меня.

– Это вы, да? – завизжала я.

Во мне вскипела ярость. Вскочив на ноги, встала против грандессы. Все, что я видела сейчас, это ее жестокое, безжалостное лицо.

– Вы стояли за всем этим!

– Дура, – сузила глаза Циния. – Неужели ты думаешь, что я бы попыталась отравить дьяболика? Знаю, знаю, чья это работа. Сидония Эмпиреан умерла, Элантра Пасус умерла… Двух птичек одним камнем. А вот моему внучку это очень выгодно.

Ее внучку? Я застыла как вкопанная.

– Нет, – произнесла я.

– Тобой он бы, конечно, не пожертвовал, это я понимала, – императрица склонила голову набок. – Но интересно было, как ему удастся проконтролировать ситуацию, – вздернув тонкую бровь, она оглядела комнату. – Теперь я поняла: он решил позволить Сидонии умереть вместо тебя.

– Нет, – выдохнула я.

– Мертвая Сидония Эмпиреан означает, что некий дьяболик может остаться на ее месте, – голос Цинии дрожал от злобы. – Разумеется, дьяболик отомстит за своего хозяина, и Тайрус избавится от Элантры, не замарав руки в ее крови… Ну, или он так полагал. Довольно оскорбительно с его стороны вообразить, что он сможет меня обмануть. Ведь этот план у меня как на ладони.

– Вы ошибаетесь.

Меня бросало то в жар, то в холод, в голове звучали те роковые слова. Окровавленными руками я вцепилась в волосы.

«…он обеспокоил меня тем, что сказал о выборе… Кажется, он считает, что мне не удастся легко вернуть себе имя…»

И он выбрал… другой путь?

Попросил Элантру стать моей помазанницей, прекрасно зная, какие между нами натянутые отношения. Дал ей понять, что все еще меня любит, догадываясь, что у Элантры зародится желание меня убить. Показал ей яд, приготовленный для Рандевальда, зная, что отрава не повредит мне, но убьет Сидонию. Тайрус был наверняка знаком с церемонией помазания и догадался, что мне потребуется помощь Сидонии, чтобы ее провести. В конце концов, откуда дьяболику знать такие тонкости? Сидония непременно должна была предложить свою помощь, а подмешать яд в масло так легко…

Если Элантра убьет Сидонию, Сидонией вполне могу остаться я. А если я прикончу Элантру, он будет избавлен от постылого брака. Все будет выглядеть так, что никто не будет виноват: ни он сам, ни я, ни даже Циния. Это было… очень похоже на Тайруса. Блестящий, хитрый план.

Циния обошла кругом тело Элантры.

– Ему бы никогда не пришлось жениться на ней. Он просто не понял, что я его проверяю. И провалил экзамен. – Она уперла руки в бока и улыбнулась змеиной улыбкой. – Можно бы, конечно, примерно его наказать, но кто я такая, чтобы препятствовать дьяболику, жаждущему мести? После службы вся семья соберется в пиршественном зале. Увидимся за обедом?

С этими словами она направилась к двери. Я не пыталась ее остановить. Я словно застыла на месте, превратилась в кусок льда. По вилле растеклась мертвая тишина, в окна било холодное солнце, освещая кровь на моем платье, на полу и на теле у моих ног. А в соседней комнате… В соседней комнате лежала девочка, которую я должна была защищать. Мертвая.

Великая боль пронзила мне грудь. Задыхаясь, я прижала кулак к своей ключице. Все, о чем я могла думать, это клятва, которую Тайрус дал Сидонии: «Немезида останется жива. Клянусь!» Он ей поклялся. Поклялся. Тайрус говорил так уверенно потому, что знал. Знал, что случится. Он предпочел принести в жертву ее жизнь, а не мою.

Глава 48

Как бы мне хотелось, чтобы это было ложью, всего лишь злобными инсинуациями Цинии. Но как я ни старалась, опровергнуть ее слова не выходило. Напротив, я делалась все увереннее, что все случившееся – дело рук Тайруса. «Я не праведник и давно смирился с тем, что, пока дойду до конца избранного пути, мои руки будут по локоть в крови… Но мне с этим придется как-то жить, Немезида. Как-то жить».

Тайрус вполне мог пережить смерть невинных. И он отказался пожертвовать мной. Я была той, кого он не желал терять. Следовательно… Был кто-то, кем он мог пожертвовать. Все сходится!

Сидония лежала на кровати. Я завернула ее в простыни Элантры и закрыла ей глаза. Тело давно остыло, кожа стала пепельной. Я смотрела на нее и не могла понять, как родная мне Дония, живая, дышащая, с яркими глазами, превратилась в эту восковую статую.

Приняв душ, я смыла с себя кровь Элантры и надела одно из ее платьев. Не стоило привлекать к себе внимание, заявившись в «Valor Novus» в таком виде, чтобы всем сразу стало ясно: будет бойня. А бойня действительно будет.

Словно в тумане вошла я в небесный купол, проталкиваясь сквозь толпу, валившую после службы в Великой Гелиосфере. Я думала о Нивени и о ее предупреждении, которое беспечно проигнорировала: «Тайрус, может, и враг твоего врага, но он остается Домитрианом. Не доверяй им. Никому из них. Это семейка лжецов и убийц. Он, конечно, не распылил «Растворяющий Туман», но флакон-то с собой прихватил. Подумай об этом, прошу тебя…»

Он действительно взял с собой «Растворяющий Туман», потому что знал, как это опасно, и понимал силу угрозы, ту власть, которой обладает предотвративший смерть. Тайрус слишком умен и расчетлив, чтобы просто выкинуть пузырек или оставить его на корабле.

А когда он поцеловал меня на фоне полумесяца Люмины… Боль, словно от смертельной раны, пронзила мою грудь. Главным доказательством было масло. Я слишком уважала Тайруса, чтобы заподозрить его в подобной ошибке, поверить, что он случайно выдал свои чувства ко мне. Случайно рассказал Элантре о яде.

В голове у меня что-то бухало, окружающие огни слились в неразборчивое марево. Я поняла, что добралась до пиршественного зала, лишь когда навстречу мне шагнула Циния. Она перехватила мой взгляд, но ничего не сказала. Напротив, приказала нескольким наемным работникам Домитрианов отойти, давая мне дорогу. Ни Кат, ни Живодер не дежурили у двери. Циния сама проторила мне путь, однако я не могла понять, куда делись дьяболики.

Шагнула в пиршественный зал. Мои глаза немного привыкли к полумраку комнаты. Они все сидели за столом: Тайрус, Дивиния, Сэливар, Рандевальд. Пили, ели, облака наркотических паров витали над ними. Кат с Живодером стояли тут же, но у дальней стены, слишком далеко, чтобы успеть среагировать. Еще одна странность. Я остановилась, едва люди за столом меня увидели.

Все разговоры тут же прекратились. Домитрианы изумленно уставились на меня. К Тайрусу ввалилась отвергнутая любовница. Я едва заметила дронов, с жужжанием полетевших в мою сторону. Похоже, роботы оказались единственными, кого насторожило мое появление.

– Сидония! – Тайрус вскочил, едва бросив взгляд на мое лицо. – Что случилось?

Надо же, какой прекрасный актер! Лицо умирающей Сидонии встало у меня перед глазами. Я просто смотрела на него с расстояния, казавшегося теперь непреодолимым. Он действительно верил, что может убить Сидонию, а я не пойму, кто за этим стоит?

Да, видимо, верил. Хотя, если бы не Циния, я бы никогда не догадалась, чьих рук это дело. Но теперь, после ее подсказки, других вариантов я не видела. «Ты предпочтешь отдать за нее жизнь. Но я выберу тебя, а не ее…» Именно так поступают дьяболики: убивают невинных ради того, кого любят больше всех на свете. Я это понимала, потому что сама бы так поступила, но простить не могла.

Я знала свою роль назубок: дьяболик Сидонии должен отомстить за ее смерть. Вырвать сердце Тайруса, так же как он вырвал мое. Разорвать его на клочки. Я так давно не моргала, что мои глаза затуманились, и мне пришлось отвернуться. Даже сейчас я не могла убить Тайруса. Да, Циния расчистила мне путь, но я не была ее орудием. Я и своим-то не была. Кто-то срежиссировал убийство Донии, и я отомщу, но отомщу так, как отомстил бы сам Тайрус: чужими руками.

Я упала на четвереньки и простерлась ниц перед императором.

– Я должна исповедоваться вам, ваше величество!

– Ну что еще? – Рандевальд поднялся на ноги.

– Ваше величество, заговор! Заговор против вас.

Тайрус словно окаменел. Один из дьяболиков двинулся было ко мне, но император поднял руку. Уголком глаза я увидела входящую в зал Цинию. Та застыла, увидев меня на полу перед императором, а не у трупа внука.

– Заговор? – переспросил император. – Что еще за заговор?

– Ваше величество… – подал голос Тайрус.

– Я не Сидония Эмпиреан, – закричала я. – Я – Немезида дан Эмпиреан, дьяболик дома Эмпиреанов. Вместе с вашим племянником Тайрусом мы замышляли вас убить.

– Сидония! – воскликнул Тайрус.

– Нет-нет-нет, пусть продолжает, – сказал император, и на его лице появилось триумфальное выражение. – Уведите отсюда мою кузину и ее мужа, – приказал он челяди. – Остальные пусть остаются на своих местах. Я хочу услышать все.

Слюнявых Сэливара с Дивинией увели. Тайрус шагнул ко мне, но Живодер преградил ему путь.

– Вы… вы не понимаете, да? – произнес Тайрус, затравленно оглядываясь вокруг. – Она же просто сошла с ума! Разрешите мне поговорить с ней.

– Ну, ты тоже у нас прежде был сумасшедшим, – протянул Рандевальд. – И я тебя всегда выслушивал.

– Сидония, – умоляюще произнес Тайрус, – пожалуйста…

– Не смей произносить ее имя! – в сердцах крикнула я. – Неужели ты думаешь, я такая тупая и не понимаю, что произошло? – Мне казалось, меня разорвали напополам, горе ослепило меня, я ничего не видела, ничего не замечала, кроме боли внутри. – Сидония мертва! Она мертва, и это подстроил ты, я знаю!

– Погоди. Она… – начал Тайрус.

– Сын мой, – холодно сказала Циния, подходя к императору, – это очень прискорбное обвинение. Кто знает, что еще запланировал мой внук? Прежде чем он начнет действовать, я рекомендовала бы вам его казнить.

Я взглянула на нее. Да, а ведь она ожидала, что я убью Тайруса сразу. Ее лицо было очень напряженным. А я не стала ее орудием, не стала играть по ее правилам.

– Кстати, ваше величество, – продолжила я, – грандесса также участвовала в заговоре.

– Чушь! – рявкнула Циния.

– Она участвовала в нем с самого начала, – тихо добавила я, подумав про себя: «Двух птичек одним камнем».

– Она лжет! – завопила Циния, побелев как полотно.

Но реакция сына вряд ли ее успокоила. На лице его блуждала довольная ухмылка: все мечты внезапно воплотились в реальность. Увидев эту маниакальную ухмылку, Циния попятилась, подняв руки, словно пытаясь защититься:

– Сын мой, ты же не поверил ей? После всех жертв, которые я принесла ради тебя, неужели ты можешь подозревать меня в предательстве?

Тайрус зашелся странным, каким-то смазанным смехом. Похоже, он отказался от идеи как-нибудь ловко выкрутиться.

– Бабушка, теперь бессмысленно запираться, – он посмотрел на нее, внезапно оживляясь. – Нас раскрыли. Все наши планы потерпели фиаско.

Циния словно поперхнулась.

– А что, ты…

Тайрус улыбался, но его глаза оставались холодными. Я поняла, что он делает. Чем бы все ни кончилось, мое обвинение соединило их судьбы воедино. Он не собирался идти ко дну, не удостоверившись, что и она встретит свой удел.

– Живодер, взять его, – приказал император, не сводя алчных глаз со своей матери. – Что до вас, моя матушка, то я планирую воспользоваться вашим же советом. Это вы можете начать действовать до того, как я успею вас остановить. Незачем дольше обременять нас вашим обществом.

– Рандевальд, – задохнулась Циния, – что ты такое говоришь?

– Если я предоставлю вас самой себе, – оскалился император, – вы, несомненно, отыщете способ вывернуться и уйти от наказания. Нет, я не дам вам шанса продолжить ваши махинации. Вы умрете здесь, за позорную попытку лишить жизни собственного сына. А затем Тайрус публично засвидетельствует вашу вину. Чего мне еще желать? Кат! – рявкнул он. – Убей ее!

Ни Кат, ни Живодер не пошевелились. Рандевальд оторвал взгляд от Цинии. Тайрус нахмурился.

– Кат! – император подался вперед. – Я приказываю тебе убить мою мать!

Со своего места я отлично видела, каким взглядом Кат посмотрел на Цинию. В этом взгляде был… Вопрос? Голубые глаза Живодера тоже устремились к грандессе. Ни один из них и не подумал подчиниться императору.

У меня перехватило дыхание. Почему они ждут приказа от Цинии? Да просто потому, что они – отнюдь не императорские дьяболики. Они – дьяболики Цинии. Именно поэтому они вытолкали меня взашей, когда я попыталась возбудить в императоре подозрения к матери. Пока Кат меня выводил за дверь, Живодер, ради спасения Цинии, отвлекал Рандевальда. Она догадывалась, что мы с Тайрусом плетем против нее заговор.

– Рандевальд, – лицо Цинии скривилось от отвращения, – как ты смеешь сомневаться во мне? Я выбрала тебя среди всех своих потомков. Каждый раз я выбирала тебя. Вот и сегодня, несмотря на то что ты показал себя неблагодарным сыном, я выбрала тебя, предпочтя собственному внуку, мальчишке, который дурачил тебя чуть ли не с колыбели. Я хотела преподнести тебе его голову на блюде, а ты что делаешь? Ты нападаешь на меня. Все эти годы я, пренебрегая своей безопасностью, приказывала собственным дьяболикам охранять тебя. О, великий Космос! – Она умолкла, а когда, судя по лицу, Рандевальду стало ясно то, что ему только что сказали, ухмыльнулась. – Я никогда тебе этого не говорила, но они привязаны не к тебе, Рандевальд. Они привязаны ко мне. И что я получила за все свои великие жертвы? – Она развела руками. – Ты приказал меня убить! Живодер, Кат, прикончить этого изменника!

Живодер прыгнул на императора и повалил его, а Кат расправился с ближайшим дроном, уклонившись от его лучей, и один за другим сбил всех остальных. Оказавшись на полу по милости «собственных» дьяболиков, Рандевальд в ужасе завопил. Тайрус отшатнулся в сторону, устраняясь от всей этой свистопляски. Я не могла отвести от него глаз, вскочила на ноги, сделала несколько шагов к нему… Чтобы совершить… что? Я сама не знала. Защитить? Убить?

Не успела я приблизиться, как Тайрус щелкнул пальцами, и меня пронзила внезапная боль от электрического удара, сбившая с ног. Я рухнула, каждая клеточка моего тела вибрировала. Электроды! Он сказал, что они растворились. Оказывается, они всегда были в моем теле. Он мне никогда не доверял.

Прежде мне казалось, что меня предали. Но лишь сейчас, задыхаясь и хватая ртом воздух, я узнала, что такое настоящее предательство. Оно, словно безжалостный огонь, бежало по моим венам.

Какое-то время спустя я смогла, наконец, повернуть голову. Рандевальд уставился на мать, которая осталась для него загадкой до самого конца. Затем Живодер ударил его по голове. С отвратительным звуком череп раскололся. Рандевальд умер.

В зале наступила тишина. Циния указала на меня. Живодер и Кат в мгновенье ока очутились рядом и, схватив меня за руки, взяли в «клещи». Я не сопротивлялась. Какой смысл? Если бы я попыталась вывернуться Тайрус активировал бы электроды. Тем временем, Циния подошла к внуку. Два бледноглазых Домитриана, стоя над сценой битвы, сверлили друг друга взглядами.

– Итак, – начала Циния, – именно в этом заключался твой план, когда ты предложил мне союз? Ты собирался выдать меня моему собственному сыну.

– Да, – холодно кивнул Тайрус. – Но вы напали первой.

– Разумеется. Я всегда действовала на шаг впереди тебя. Сразу заподозрила, что ты заманиваешь меня в ловушку, и упредила удар. Кажется, твой несвязанный дьяболик действительно любит тебя. Я думала, она тебя убьет, и у нее была на это причина. Однако она так этого и не сделала.

– Боюсь, вы кое-что проглядели, – Тайрус покосился на меня, и в его взгляде явственно промелькнула настоящая боль.

Я потерла шею там, где сидели электроды.

– Мы зашли в тупик, – продолжила Циния. – Как ты видишь, Рандевальд мертв, и нам нужен новый император. Я не могу занять трон сама, мне требуется некто, подходящий по крови.

Тайрус смотрел на дьяболиков Цинии, готовых в любой миг кинуться на него и убить.

– Ты оказался достаточно умен, чтобы попытаться уничтожить меня. Ты верно понял: я единственный истинный правитель в этой семье. Я правила, когда на троне сидел твой дед, и правила, когда на троне сидел мой сын. И теперь либо ты мне подчинишься здесь и сейчас, либо умрешь, а империи придется удовольствоваться слюнявой идиоткой на троне. Я бы предпочла тебя. Грандство, судачащее о болезни Дивинии, доставит мне слишком много хлопот. А твое право на владычество не оспорит никто.

– Неужели мы можем теперь заключить союз? – расхохотался Тайрус. – Я же намеревался убить вас, а за вами очень быстро последовал бы и мой дядюшка. Вы это знаете.

– Да. Но я также знаю, что ты умен. Достаточно умен, чтобы бояться меня.

– Это так, – ответил Тайрус, глядя на женщину, которая убила его родителей и большую часть родственников.

– Бродячий дьяболик, втершийся к нам в доверие, убил сегодня нашего любимого императора, вот что вскоре станет известно всем, – Циния вздернула подбородок.

Тайрус вздохнул.

– Разве не так все было? – твердым голосом произнесла грандесса.

Дьяболики зловеще оскалились. Тайрус бросил на них осторожный взгляд, шумно сглотнул и произнес:

– Как скажете, бабушка.

– И этот дьяболик станет жертвой звездному огню на твоей коронации. Жертвой солнцу в истинно гелионическом смысле.

Тайрус сжал кулаки.

– Любовь или власть, Тайрус, выбирай, – промурлыкала Циния. – Что-нибудь одно, лично я всегда так и делала. Если ты мой внук, выбор должен быть очевидным.

Медленно, словно испытывая невероятное страдание, Тайрус опустился перед ней на колени и поднял на нее расчетливый взгляд.

– Как пожелаете, бабушка.

Циния улыбнулась довольной кошачьей улыбкой, когда он прижал костяшки ее пальцев к своим щекам.

– Да здравствует император! – провозгласила она.

Вся сцена была абсолютно неправильной, извращенной с точностью до наоборот. Новый император стоял на коленях перед своей коварной бабкой, и они смотрели друг на друга одинаково настороженными, циничными, лишенными всякой любви и доверия глазами. Оба они пытались убить друг друга, используя глупца Рандевальда, и в итоге убили последнего. А теперь заключили нечестивый союз. Вот каким отныне будет правление Тайруса. Под железной рукой Цинии ни один из его высоких идеалов или великих планов не воплотится в жизнь. Ибо именно ей в действительности будет принадлежать власть.

С опустевшим сердцем я смотрела на разворачивающуюся сцену, остро чувствуя электроды в своей шее, – доказательство того, что наш с Тайрусом союз с самого начала был ложью. Все, о чем я могла сожалеть, так это о том, что вовремя не разглядела истинную натуру Домитриана, чтобы спасти Сидонию.

Глава 49

Очнулась я в коррале. Ну, или так мне показалось, когда услышала знакомый гул силового поля и увидела яркий свет, льющийся сверху. Медленно села. За силовым полем стоял Тайрус, сложив руки на груди. Наверное, ждал моего пробуждения. Шею саднило. Я подняла руку, нащупала свежий разрез и усмехнулась. И какой смысл был извлекать электроды сейчас?

– Вначале я тебе не доверял, – тихо произнес Тайрус. – А потом не смог набраться смелости и сказать правду, хотя мечтал, чтобы эти проклятые электроды растворились.

– Зато ты их использовал снова.

– Ты же хотела меня убить.

– И сейчас хочу. – Я поднялась на ноги, дрожа от ярости. – Ненавижу тебя всем своим существом.

– Знаю, что ты думаешь обо мне. – Тайрус пристально смотрел на меня, даже не шевелясь. – Я в курсе, что случилось с Сидонией, видел тела на вилле Элантры. Пасусы потребовали правосудия, и бабушка выслала их из Хризантемы от греха подальше.

– Не прикидывайся, что не знал, будто Сидония с Элантрой мертвы, – сплюнула я. – Ты же сам все это и подстроил!

Вздохнув, Тайрус подался вперед и прижался лбом к разделявшему нас силовому полю.

– Немезида. – Проговорил он устало, но я заставила себя забыть жалость, поскольку этот человек не значил для меня теперь ничего. – Клянусь тебе, это был не я, это моя бабка. Ну, сама подумай. Она хотела столкнуть нас лбами и для этого заронила сомнения в твое сердце. Надеялась, что ты меня убьешь. Кому еще…

– Если ты этого не делал, то зачем попросил Элантру стать моей помазанницей?

– Я не просил.

– Но ты же рассказал ей о том, что хотел убить императора! И о яде!

– Я ничего ей не говорил, – твердо сказал он. – Да и не собирался я его убивать. Пока, во всяком случае. Намеревался следовать одному из наших планов: раскрыть Рандевальду глаза на Цинию, таким образом избавившись от нее. Именно от нее исходила главная угроза, а отнюдь не от императора.

– То есть ты не желал смерти Сидонии? Сам же сказал, что я выберу ее жизнь вместо своей, тогда как ты – наоборот. И еще ты хотел разорвать нашу с ней связь! – Я закрыла глаза, а Тайрус шумно вздохнул. – Ее смерть означает для меня конец мира. Я никогда не оправлюсь. Лучше бы мне было умереть с ней.

– Разумеется, оправишься, – резко ответил он. – Ты уже однажды прошла через это.

– Тогда я не подозревала тебя.

– Я люблю тебя! – выкрикнул он и ударил ладонью по силовому полю. – Немезида, во всей вселенной ты – единственная, которая что-то значит для меня. Я бы никогда не причинил тебе подобную боль.

– Но ты же собираешься принести меня в жертву! Стоило Цинии поманить тебя пальчиком, как ты на все согласился! И никакая любовь, кстати, не помешала тебе включить электроды, чтобы защитить себя. Почему я должна тебе верить? Ты клялся мне в любви, но предал ее. Почему же я должна тебе верить, когда ты говоришь, что не убивал Сидонию, если все, все сходится? «Мы, Домитрианы, не любим делиться». Твои слова?

– Я – человек, Немезида. Ревновал ли я тебя к Сидонии? Да. Надеялся ли, что ты предпочтешь меня ей? Еще бы! Но я ее не убивал! Циния знала, что мы с ней враги. Она узнала об этом сразу же, как только ты поговорила с Рандевальдом в присутствии дьяболиков. И она ударила первой. Ты должна мне поверить!

Я закрыла лицо руками. Внезапно мне стало невыносимо видеть того, кого я однажды любила и который разрушил всю мою жизнь. В последние месяцы я познала столько различных удивительных чувств, но они истлели в моем сердце, превратившись в пепел. Потому что все они вели к предательству. Что бы Тайрус ни говорил, что бы ни планировал, он все равно собирался меня убить. Я не верила больше ни единому его слову, зная, что он все и вся возложит на алтарь власти.

– Уходи, – чужим голосом произнесла я. – Оставь меня. Видеть тебя не могу.

Он долго молчал, затем сдавленно прошептал:

– Не буду навязываться, Немезида. Постараюсь держаться от тебя подальше. К тому же для тебя так будет безопасней.

Я отвернулась. Боль раздирала меня. Как смел он говорить о моей безопасности, планируя принести меня в жертву на своей коронации?

– Коронация состоится через месяц, – послышался его далекий голос. – Постараюсь, чтобы в это время тебе было как можно удобнее. Ну, насколько это возможно. Не бойся, я что-нибудь придумаю…

– Я ничего от тебя не приму, – прохрипела я.

– Немезида…

В его голосе звучала неподдельная боль, но он наконец замолчал, и мое имя повисло в воздухе. Через некоторое время он продолжил:

– Сидония любила тебя. Я видел это в ее глазах. Она, не колеблясь, отдала бы за тебя жизнь.

– Это не оправдывает ее убийства.

– А это и не оправдания. Это призыв, Немезида. Призыв сделать то, что ты умеешь лучше всего. Выжить.

И он ушел, оставив меня в коррале среди зверей, в единственном месте Хризантемы, способном надолго удержать дьяболика.

Время тянулось медленно. Вода и еда подавались через потолок. Хорошая еда, много лучше той, которой кормят заключенных. Время от времени механический голос спрашивал меня, не хочу ли я принять душ, и если я хотела, с того же потолка лилась вода. Одна канавка в полу служила «туалетом», вторая – «ванной». Когда датчики регистрировали мою усталость, из ниши в полу поднималась бархатная подушка. По ночам мне снились Сидония и Каратель. А еще, к моему ужасу, – Тайрус. В такие дни я ненавидела себя. Мне снились его прикосновения, и, просыпаясь, я презирала свое сердце за предательскую слабость.

Однажды Тайрус прислал ко мне людей, чтобы я не чувствовала себя одинокой, но я дала ему понять, что убью любого, кто попытается ко мне приблизиться.

Я не собиралась купаться в роскоши, какой бы скромной она ни была. Мне ничего не было нужно. Я потеряла Донию, влюбившись в того, кто ее убил. Единственное, чего я хотела, это чтобы дни до коронации Тайруса прошли как можно скорее, чтобы я ничего не чувствовала и ни о чем не думала. Больше мне не требовалось ничего. Я не хотела даже мести, ведь мстить нужно было бы Тайрусу. Я хотела его ненавидеть, но вместо этого чувствовала одну пустоту.

Он, похоже, понимал, что новое его посещение лишь оскорбит меня, и держался в отдалении. О приближающейся коронации, а значит, и о моей близкой смерти, мне пришел сообщить его работник, Шэзир нан Домитриан.

– Тайрус, небось, ждет не дождется? – равнодушно спросила я.

– Не знаю. Я очень редко вижу нового императора, похоже, он с головой ушел в приготовления. Есть ли что-нибудь, что я могу для вас сделать в этот последний день? – спросил он, не подходя к силовому полю, – значит, знал, кто я такая.

Похоже, Циния решила придерживаться своего плана и объявила, что это я убила императора. Неудивительно, что этот Шэзир так меня боится. Дивится, наверное, отчего Тайрус так со мной носится.

– Ничего мне не надо. Хотя… Кое-что вы можете сделать.

Робот-косметолог был безумным желанием для дьяболика, я в этом не сомневалась. Однако никаких порочных мыслей у меня не было. Я всего лишь хотела избавиться от маскировки, которую носила с того самого дня, как покинула крепость Эмпиреанов.

Час спустя я стала самой собой, такой, какой была до перевоплощения в Сидонию. Вернулись мои белые волосы и бледная кожа. Если бы не уменьшенный размер скелета и сломанный нос, я казалась бы сестрой-близнецом погибшей Злючки.

Спала я плохо. Мантикора Рандевальда находилась всего в нескольких загонах от меня. Я часто, помимо своей воли, наблюдала за заброшенной тварью, вялой и несчастной. Некому было теперь освободить ее и выпустить на арену ради кровавого зрелища. Рядом сидели другие мутанты, все, как и я, созданные для увеселения и удовольствия людей. Я была счастлива покинуть этот мир.

В день коронации за мной явились смотрители, наемные работники Домитрианов. Тайрус не посмел отправить за мной челядь, которую я могла перехитрить, или дронов, которые могли меня убить. Наемники держали в руках энергооружие, чтобы оглушить меня при первом же подозрительном движении. Я должна была выжить, чтобы быть принесенной в жертву. Поднявшись на несгибающихся ногах, я ждала, пока они окружали мой загон, нацелив на меня свои пистолеты.

– Мы поведем тебя в Великую Гелиосферу, – заговорил совсем юный и очень испуганный наемник, на чьей блестящей при свете ламп тонзуре были вытатуированы шесть звезд Домитрианов.

Я протянула руки, но никто из них даже не подумал надевать на меня наручники. Это меня удивило.

Двинулись по знакомому мне пути, люди держались на безопасном расстоянии. Я знала, что легко могу накинуться на одного, выхватить у него оружие и уложить остальных, но не стала этого делать.

Лишь когда до меня донесся шум и выкрики людей, собравшихся в Гелиосфере на коронацию нового императора, я поняла, что мне делать, как ранить Тайруса.

Средств у меня было, прямо скажем, немного. Но одно я точно могла: безропотно умереть от его руки, пусть даже он не желал моей смерти. Это было бы самой жестокой местью, самым страшным оружием, которое имелось в моем арсенале. Итак, я покорно умру, и до скончания его дней Тайрусу придется с этим жить.

Глава 50

Великую Гелиосферу заполняли люди с прическами в виде сверкающих нимбов, одетые в яркие наряды, испускающие свет. На всех лицах были нарисованы шесть звезд Домитрианов. Сквозь толпу меня провели к священнику.

Тайрус стоял на помосте, возвышаясь над всеми. У него были длинные волосы, убранные так, чтобы напоминать корону света над головой, подобающую настоящему императору. Сейчас он до кончиков ногтей выглядел правителем галактической империи.

Я, не мигая, как полагается дьяболику, смотрела на него, готовая умереть на его глазах.

Появилась изысканно одетая Циния.

– Убийца моего сына, императора Рандевальда, ты послужишь жертвой священному огню, который озарит начало новой эры в истории! – воздела она руки.

Наемники сомкнулись вокруг меня. Я не сопротивлялась, когда меня поволокли вперед и поставили на колени. Нашла глазами Живодера и Ката. Они стояли у окна, рядом с небольшим контейнером размером с гроб – моим последним пристанищем. Видимо, дьяболиков привели на случай моего сопротивления. Насколько я видела, контейнер был сделан из чистого хрусталя. Меня положат в него и отправят к самой яркой звезде из шести.

– Желает ли приговоренная что-нибудь сказать? – спросила Циния.

Я молча смотрела Тайрусу в глаза. Он казался сверкающей статуей, такой далекой, что я удивилась, как это когда-то дотрагивалась до его тела или видела его улыбку.

– Долгой жизни императору! – провозгласила Циния и кивнула дьяболикам.

Те двинулись ко мне, чтобы схватить меня и отправить в последнее путешествие, путешествие в огненную могилу. Вдруг Тайрус поднял руки. Все затихли. По свирепому взгляду Цинии я поняла, что он нарушил церемонию.

– Дражайшая бабушка, – начал он, не глядя на грандессу, – мать моей матери, великий корень, от которого берут начало все побеги нашего рода, – он склонился к Цинии, взял ее за руки и притянул к себе. – Помните ли вы, как однажды поклялись, что в день, когда я взойду на престол, вы сами принесете себя в жертву Живому Космосу, отправившись к ближайшей звезде?

Несколько секунд она молча смотрела на него, потом растянула губы в улыбке.

– Ну, с тех пор многое изменилось, ваше величество.

– Да-да, конечно, – Тайрус поднес костяшки ее пальцев к своим щекам, глядя ей прямо в лицо своими холодными, бледными глазами. – Но нельзя оскорблять Божественный Космос, нарушая собственные обеты.

Кровь зашумела у меня в ушах. Циния побелела.

– Вы, должно быть, шутите, ваше величество, – ледяным голосом произнесла она.

Живодер с Катом, однако, сразу поняли, что Тайрус отнюдь не шутит. Отпустив меня, они двинулись к нему…

– Нет, не шучу, – ответил он, все так же не сводя с нее взгляда.

Наемники, эскортировавшие меня в Гелиосферу, разом подняли свои энергопистолеты и принялись стрелять в дьяболиков. Те закричали, но не остановились, сопротивляясь зарядам. Они сбили с ног людей, пытавшихся их остановить, но все новые и новые наемники вставали на их пути, демонстрируя преданность, которую прежде ни один излишний не выказывал по отношению ни к одному гранду.

Наконец, Живодер с Катом повалились на пол. Их тела вибрировали и дрожали от сверкающих электрических разрядов. Вокруг лежали десятки трупов наемников, погибших от тех же разрядов, которые заставили дьяболиков лишь потерять сознание. Вокруг раздались крики и шум. Я обернулась и увидела, что толпа зашевелилась. Появились другие наемники и накинулись с энергооружием и дубинками на грандов.

Некоторые нападавшие тоже оказались грандами. Празднично наряженная элита выхватила свое потайное оружие и, явно заранее выбрав себе цели, била врагов по затылкам или стреляла энергетическими лучами. Но большинство все же были наемными работниками. Излишними.

Я увидела знакомое лицо. На голове мужчины была свежевытатуированная сигилла Домитрианов. Мое сердце дрогнуло. Это был отец Нивени. Именно он сбил с ног сенатора фон Фартха. Присмотревшись, я узнала еще одну люминарку, напавшую на сенатора фон Кантернеллу. Значит, люминарцы. Но что они здесь делают, выдавая себя за наемников Домитрианов?

Тайрус спокойно наблюдал за побоищем со своего помоста. Рядом визжала Циния, требуя прекратить драку. Некоторые наемные работники занялись ранеными, пострадавшими от Живодера с Катом, тогда как другие поспешно связывали дьяболиков.

И никто из них не прикоснулся ко мне.

Наконец, столь тщательно спланированная сумятица закончилась. Одна половина присутствовавших легла у ног второй половины. Среди победителей я увидела знакомых мне грандов: Ротси, Амадоров, Уоллстромов… Выживших наследников разгромленной фракции сенатора фон Эмпиреана. Рядом с ними, тяжело дыша, стояли с победным видом люминарцы, которых, судя по всему, Тайрус тайком привез на Хризантему.

Обмякшая, уже не сопротивляющаяся Циния позволила Тайрусу взять себя за руки. Сам он выглядел не столько торжествующим, сколько измученным. Человеком, который победил давнего врага, но совершенно этому не рад.

– Бабушка, – тихо сказал он, – вы убили мою мать. Моего отца. Мою сестру. Моих кузенов, моих дядей и моих теток. Наконец, от вашей руки погиб и последний император, ваш собственный любимый сын. – Он осторожно, словно трогал произведение искусства, прикоснулся к ее щеке. – Неужели вы действительно думали, что я позволю вам править от моего имени и при этом буду дрожать от страха, постоянно ожидая удара в спину?

– Лучше бы я оставила тебя умирать в барокамере, – выдохнула Циния.

– Но вы этого не сделали. Потому что замышляли предательство моего дяди. А потом попытались уничтожить меня. И вот результат. Остались какие-то мгновенья до принесения в жертву вас самих.

Выйдя из ступора, я ошеломленно увидела ужас на лице женщины, которая не боялась никого и ничего. Спотыкаясь, Циния спустилась с помоста. Огляделась. Все ее союзники, включая дьяболиков, были обезврежены сторонниками Тайруса. Этот переворот он подготовил в течение нескольких недель, прошедших с тех пор, как она решила поддержать его, а не собственного сына.

– Мне жаль, что я осквернил это священное место насилием, – продолжил Тайрус. – Но я должен был ударить в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидали.

– Ты заключил союз с излишними против грандства! – вскричала Циния, с отвращением оглядывая зал.

– Я заключил союз с теми, кто ищет прогресса, против тех, кто жаждет застоя, – просто ответил Тайрус. – С теми, кто готов драться за будущее, а не смиренно погружаться в небытие. А теперь я даю вам шанс. Вы приговорены к смерти, но я дам вам возможность покаяться.

– Покаяться? – резко переспросила Циния.

– Я – наследник рода Домитрианов. Я знаю, что вам небезразлична судьба нашей крови и судьба империи. Так покайтесь перед смертью ради нашей семьи.

– Ты хочешь, чтобы я облегчила свою душу перед тем, как ты меня убьешь? – кисло уточнила грандесса.

– Да.

– А что я получу взамен? Жизнь?

– Мы оба знаем, что это невозможно.

Циния открыла было рот, словно собиралась захохотать от подобной дерзости, но потом, видимо, до нее дошла вся тяжесть ситуации, в которой она очутилась. На ее лицо набежала тень.

– Взамен я прошу, чтобы меня усыпили прежде, чем отправить в последний путь. Ты дашь мне седативный препарат по моему выбору. Что-нибудь быстродействующее.

– Разумная просьба. Спасибо, что выбрали то, что я могу вам дать. Теперь ваша часть сделки… – он жестом указал на помост.

Циния прищурилась. Прямая, как палка, она вновь поднялась на помост и повернулась лицом к толпе, словно разрываясь между яростью, несгибаемым достоинством и желанием завопить, в страхе умоляя о спасении.

– Я убила Рандевальда… – ее голос дрогнул, будто жестокосердная Циния пыталась подавить слезы. – Единственный плод моего лона, моего любимого сына. Это будет преследовать меня до конца жизни. Я убила многих своих родственников, но сделала это ради блага империи и ни о чем не жалею.

– Это все? – требовательно спросил Тайрус, кладя руку ей на плечо.

– А что еще? – Циния открывала и закрывала рот, точно не понимая, что от нее хотят.

Тайрус пристально смотрел ей в глаза, посылая безмолвный сигнал. Затем повернул ее голову в мою сторону. Губы Цинии искривились. Лицо стало холодным, как если бы она решала, так ли уж ей нужно это снотворное. Потом она загадочно улыбнулась, глядя прямо мне в лицо.

– Если ты собираешься взвалить это бремя на свои плечи, Тайрус, не буду тебе мешать. Ты уже встал на путь саморазрушения, снюхавшись с излишними, так почему бы тебе не сделать следующий шаг, связавшись с противоестественной тварью? Немезида дан Эмпиреан, это я подстроила смерть твоей хозяйки Сидонии.

Она. Она! Мне казалось, что земля ушла у меня из-под ног. Дыхание внезапно перехватило.

– Мои дьяболики раскрыли ваш заговор против меня, и тогда я подговорила девчонку Пасус сделаться твоей помазанницей, подсказав ей, что это будет идеальный способ избавиться от соперницы. Я научила ее, что сказать, чтобы подозрения пали на моего внука. Глупышка даже не поняла, почему мне хотелось, чтобы она сказала тебе все эти вещи, раз все равно предполагалось, что ты умрешь. Однако послушно выполнила мои приказы, не соображая, что готовит собственную кончину. – Циния перевела жесткий взгляд на Тайруса. – Теперь ты доволен?

В ушах у меня шумело. Голова закружилась, я едва расслышала голос Тайруса:

– Благодарю вас за откровенность. Желаете получить снотворное сейчас?

– Я хочу своими ногами дойти до собственного гроба.

– Понимаю, – с уважением произнес Тайрус, обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. – Спасибо за все, чему вы меня научили, бабушка.

Вздернув подбородок, Циния в последний раз обвела взглядом Гелиосферу. Лежащих в отключке дьяболиков, толпу беспощадных врагов, меня, которую она приговорила к смерти, той самой, что ожидала теперь ее саму.

– Да, Тайрус, теперь я вижу, ты – истинный Домитриан, – начала она свою предсмертную речь. – В эти недели я была абсолютно уверена, что мы – союзники. Что ты станешь тем, кто под моим руководством возродит великую империю. Вместо этого ты устроил заговор с целью убить меня. Горе всем вам, ибо вами будет править сам дьявол! Его правление еще не началось, а путь уже усеян трупами жертв его злобы. Вполне в духе самого жестокого из моих потомков. Вы сами обрекли себя на гибель, – ее голос упал до шепота, который мог расслышать только дьяболик. – Как и я.

Она дрожала так сильно, что это было заметно даже под тяжелым церемониальным платьем. Шприц со снотворным, который доктор нан Домитриан поднес ей на подушечке, чуть не выпал у нее из руки. Циния сунула его в карман и, гордо выпрямившись, подошла к хрустальному гробу. Она улеглась в него, скользнула прозрачная крышка.

На наших глазах гроб с Цинией отделился от Гелиосферы и исчез в темном небе, отправившись к самому яркому солнцу системы. Если он долетит до звезды и сгорит, это будет благословением правлению Тайруса. Если же гроб разорвет в гравитационной турбулентности, тогда… будет распространена ложь, что он благополучно долетел до звезды.

Мой разум окончательно помутился. Ожидание неизбежной смерти наконец покинуло меня. Слова Цинии звучали в моей голове, зародив новые сомнения. Я отчаянно хотела поверить им. Поверить в то, что один из двух людей, которых я любила, не убил второго. Но… Что, если она соврала, лишь бы получить снотворное?

Тайрус однажды сказал мне, что чем аппетитнее наживка, тем охотнее ее заглатывают. Если это было ложью, то столь желанной, что я мечтала поверить в нее.

Между тем он сошел с возвышения. В своих золотых одеждах и с ореолом из волос, причесанных по церемониальной гелионической моде, он сиял, подобно солнцу. В его лице, которое могло выглядеть беспощадным, была и какая-то мягкость, и потребность в любви.

– Немезида, ты слышала, что она сказала? – спросил он.

– Как я могла не слышать? – Я неуверенно подняла на него глаза.

– Тогда позволь своей душе сказать тебе правду. Я же знаю, что она у тебя есть, так же как у меня. Правда в том, что я всегда тебя любил, – сказал Тайрус.

Он так на меня смотрел, что было ясно: император совершенно забыл о том, что в Гелиосфере находились другие люди. Он видел только меня, так же, как и я видела только его.

– Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Чтобы мы вместе управляли галактикой.

– Поклянись… поклянись, что не приложил руку к смерти Донии.

– Клянусь своей империей! – Он прижал руку к груди.

Но я все еще сомневалась. Лицо Сидонии, умоляющей меня об осторожности, встало перед моим внутренним взором. Все же искушение взять Тайруса за руку было непреодолимым. Он один был всем, чего я хотела, однако не могла же я позорно забыть ее смерть… Внезапно я вспомнила, что Сидония всегда желала мне счастья. О том, как она была рада, когда я научилась чувствовать и нашла свою любовь.

– Если я когда-нибудь узнаю, что ты мне солгал, – тихо предупредила я, – пощады не жди.

– Я бы и не ждал ничего иного от тебя, любовь моя, – улыбнулся он. – А теперь возьми меня за руку.

Если он был убийцей, у меня впереди целая жизнь, чтобы это выяснить. Я могу хоть завтра же отомстить за Сидонию, если только узнаю, что ее убил именно он. Или отомстить через десять лет, если это вскроется через десять лет. Зато до этого проживу десять прекрасных лет. Я всегда буду скорбеть о Сидонии, но однажды я уже пережила ее потерю, значит, смогу сделать это вновь.

Я подняла глаза на нового императора, чья фигура возвышалась надо мной, подобно восходящему солнцу. Он протягивал мне руку – один из своих лучей, предлагая осветить меня своей славой. Однако он не был только императором. Еще он был Тайрусом, юношей, с которым мы строили заговоры, который рассказывал мне о своей жизни, объяснял, что такое молния, целовал…

Я взяла его за руку.

Его лицо просияло. Мы вместе поднялись на помост и встали над толпой грандов и излишних. Союзники Тайруса еще выводили из зала его противников, ставших теперь его первыми заключенными. Он же твердо и уверенно держал мою руку. Его взгляд был почти непереносимым. Я оглядела поле битвы, на котором он наконец-то победил Цинию Домитриан.

Это массовое убийство он организовал в течение всего нескольких недель, укрепляя им свою власть. Наверное, в качестве будущего императора ему легче было завоевать сторонников, чем в качестве дофина с сомнительной репутацией безумца. Он договорился с люминарцами, сделав их своими наемниками. Выявил всех сторонников Цинии и одним махом нейтрализовал их. И все это – продолжая поддерживать в Цинии уверенность, что он послушно собирается принести меня в жертву. Тогда как сам планировал заменить меня ею.

Меня больше нисколько не удивляло, что он может продумывать все на десять шагов вперед. Тому, кто способен на такое, незачем было убивать Сидонию Эмпиреан, чтобы сохранить мою жизнь. Мне нужно было поверить, и я поверила. Я все решила. Выбрала правду, которую предложил мне Тайрус, от всего сердца надеясь, что никогда об этом не пожалею.

Привели священника, который должен был благословить Тайруса на правление империей. Но когда он подошел и взял Тайруса за руку, то обнаружил в его ладони мою. Мы вместе стояли перед священником.

– Это же дьяболик! – Ошеломленный священник отшатнулся. – Я не могу благословлять дьяболиков!

Я попыталась высвободить свою руку, но Тайрус не отпускал, пристально глядя на клирика.

– Я бы предпочел, чтобы вы и дальше продолжали проводить службы в Великой Гелиосфере, и думаю, в этом наши взгляды совпадают. Однако если вы не благословите ее, вы не благословите и меня. А Немезида все равно будет моей императрицей.

– Это оскорбление Живого Космоса! Ни один император не может отказаться от помазания. А я никогда не благословлю дьяболика!

– Оглянитесь, священник, – улыбнулся Тайрус. – Началась новая эра. И если потребуется, она с легкостью оставит вас за бортом истории.

Сказав это, он отвернулся от священника и поднес мои пальцы к своим щекам. Послышалось несколько судорожных вздохов, но никто так и не посмел возразить новому императору Тайрусу фон Домитриану. Мы с ним сошли с помоста, оставив позади священника с его бесполезным, освященным звездным светом маслом. Восторженные крики едва не оглушили нас.

Гранды и излишние расступались, давая нам дорогу. Мое сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Я понимала важность того, что сейчас сделал Тайрус. Он оставил за спиной не просто священника. Он сошел со старого пути.

Однако уже в дверях я словно очнулась ото сна.

– Тайрус, что ты наделал? Некоторые риски оправданы, но империя не потерпит, чтобы император женился на дьяболике. Ведь даже излишние считают нас мерзостью!

– Я принесу любые жертвы ради эры, в которую хочу войти, Немезида, – ответил он, глядя мне в глаза. – Но не эту. Только не тебя. Никогда.

Однажды Циния сказала, что власть необратимо меняет людей. И когда я посмотрела на Тайруса, мною овладело странное предчувствие. Неизвестно было, что ожидает нас в ближайшие месяцы и годы, но оставалось лишь надеяться, что хитроумный Тайрус будет таким же благородным и чистым. Ибо у него были все задатки, чтобы превратиться в самого страшного императора во вселенной.

Он склонился и поцеловал меня на глазах у всей Великой Гелиосферы.

Его губы были теплыми и мягкими. Я обняла его. Тайрус был одет в церемониальные одежды, я – в платье, которое выбрала, готовясь умереть. Кто-нибудь мог бы назвать нас ужасающей парой и был бы прав. Оба мы с ним были скорпионами, пересекающими самую опасную из рек. Мы могли ужалить, но и плавать мы умели. Видимо, только скорпион мог спасти другого скорпиона.

Что бы ни ждало нас впереди, мы всегда будем выше всей окружающей вселенной, и горе тому, кто попробует встать у нас на пути.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg