«Задержи звезды»

Задержи звезды (fb2) - Задержи звезды (пер. Ирина Рябчук) 1062K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кэти Хан

Кэти Хан Задержи звезды

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

— Это конец.

Они поворачиваются, пошатываясь и стараясь сфокусироваться друг на друге: Кэрис тяжело дышит, удушливая паника наполняет ее круглый шлем, похожий на аквариум.

— Черт, — произносит она. — Я умру. — Она протягивает руки к Максу, но это движение относит его прочь, и Кэрис не может до него дотянуться.

— Мы не погибнем.

— Мы погибнем. — Ее голос прерывается мелкими вздохами и громко раздается за стеклом шлема Макса. — О господи!

— Не говори так, — протестует он.

— Мы погибнем. О боже мой!

Они падают в открытый космос, все дальше удаляясь по спирали от своего корабля, два похожих на мазки пуантилиста[1] пятнышка на бесконечно темном полотне.

— С нами все будет в порядке.

Макс озирается по сторонам, но для них тут ничего нет: ничего, кроме бездонной черной вселенной слева и Земли в ореоле великолепного техноцвета справа. Он вытягивается, чтобы схватить Кэрис за ногу. Кончики его пальцев задевают ее ботинок, а затем Макса закручивает в сторону и он не в силах остановиться.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — спрашивает она. — Черт побери!

— Кэрис, прекрати. Давай, возьми себя в руки.

Ее нога проносится перед его лицом, которое опускается в сторону ее колен.

— Что нам делать?

Макс, насколько возможно, подтягивает ноги к телу, пытаясь превозмочь панику, просчитать, в состоянии ли он воспрепятствовать этому вращению. Точка опоры? Ось? Он не знает.

— Я не знаю, — говорит Макс, — но тебе нужно успокоиться, чтобы мы могли разобраться с этим.

— О боже! — Она молотит руками и ногами в тщетных попытках воспрепятствовать их движению по траектории от корабля, но это не дает результата. — Какого черта мы собираемся делать?

Из-за того, что ее сильнее задело ударной волной, она, кружась, отдаляется от корабля быстрее, чем он.

— Нас все дальше уносит в стороны, Кэри, и скоро мы будем слишком далеко, чтобы вернуться друг к другу.

— У нас разные траектории, — говорит она.

— Да. — Он на секунду замолкает, чтобы подумать. — Нам нужно возвратиться друг к другу, — замечает он. — Сейчас.

— Хорошо.

— На счет «три» махни руками в моем направлении, словно ты ныряешь в бассейн. — Он показывает, как это сделать. — Наклони торс как можно сильнее. Я попробую продвинуться в твою сторону, поэтому будь готова схватить меня. Договорились? На счет «три».

Их передатчики звука трещат.

— Один. Два…

— Подожди! — Кэрис поднимает руку. — Разве мы не можем использовать силу удара, чтобы изменить наш курс обратно в направлении «Лаерта»?

«Лаерт», с его матово-черными бортами и без видимых огней на корпусе, покинутый, висит над ними, корабль, парящий в ночи.

— Как?

— Если один из нас достаточно сильно толкнет другого, — говорит она, — поможет ли это направить нас обратно?

Макс обдумывает ее вопрос. Возможно. Возможно?

— Нет, давай сначала привяжемся страховочным фалом[2] друг к другу. Пока еще не поздно — я не хочу потерять тебя здесь. Готова?

— Да.

— Сейчас.

Кэрис выпрямляет тело вперед, а Макс тянется назад. Ее руки летят к его ногам, пока он вытягивает их. На секунду он и она замирают, напоминая кавычки, а затем благодаря амплитуде их притягивает параллельно друг другу. Когда они уже на одном уровне, она хватает его ноги за ступни.

— Попался.

Падая валетом, с помощью рук они поворачиваются по часовой стрелке, медленно двигаясь по оси, пока наконец не оказываются друг к другу лицом.

— Привет. — Она обвивает руками его шею.

Он достает из кармана на бедре страховочный фал и аккуратно обвязывает плавающей в невесомости веревкой себя и Кэри, соединяясь с ней.

Макс переводит дыхание.

— Нам необходим план. — Он смотрит назад на «Лаерт», скрытый в тени пространства, пока они с каждой секундой все дальше отдаляются от него. — Нужно позвать на помощь.

Кэрис уже, подтянувшись, забралась к Максу за спину и сейчас роется в заднем кармане его серебристого скафандра.

— Кто нам поможет? Мы не видели ни единой души на протяжении…

— Я знаю.

— У нас есть фонарики, — перечисляет она, — веревка, вода… Почему мы не взяли топливо? Мы такие глупцы.

— Нужно попробовать…

— Нам не следовало так спешить. Ты должен был позволить мне вернуться и взять азот…

— Это была аварийная ситуация. Что мне, по-твоему, следовало делать? Наблюдать за тем, как твоя голова сжимается, пока ты задыхаешься и умираешь?

Она, качнувшись, возвращается обратно, и они снова оказываются лицом к лицу, Кэрис укоризненно смотрит на него.

— Все происходит совсем не так, и ты об этом знаешь. Специалисты ЕКАВ сказали, что сжимание головы — миф родом из двадцать первого века, распространенный благодаря плохим фильмам.

— В ЕКАВ много всего говорили. Они сказали, что мы в полной безопасности и все пройдет как надо. — Макс стучит по голубому значку Европейского Космического Агентства Воеводства на своем рукаве. — Они также заставили нас подписать документ об отказе от оценки рисков, если помнишь.

— Не могу поверить, что это происходит. — Она оглядывается. — Не попробовать ли нам связаться с Озриком?

— Да, конечно. Да! — Он резко обнимает ее.

Кэрис, протягивая флекс[3] вокруг костяшек, начинает двигать пальцами, печатая, узкие полоски сетчатых элементов измеряют ее мышечные рефлексы и движения пальцев по незримой клавиатуре.

— Озрик, ты видишь мои сообщения?

Она ждет.

— Озрик, ты там?

— Я здесь, Кэрис.

В ее аудиопередатчике слышен звук доставленного сообщения, и с левой стороны стекла шлема появляются слова голубого цвета.

— Слава богу. Макс, я связалась с Озриком. Ты можешь запросить помощь?

— Конечно, Кэрис. С кем бы вы хотели связаться?

— С базой? ЕКАВ? С кем угодно.

— Узнай, не находятся ли какие-нибудь корабли поблизости, — говорит Макс, — на всякий случай.

— Есть ли кто-нибудь в диапазоне, чтобы спасти нас?

— Нет, Кэрис. Сожалею.

— Ты уверен?

— Да, Кэрис. Сожалею.

— Ты можешь связаться с Землей?

— Нет, Кэрис. Сожалею.

Она кричит в отчаянии, звук искажается в ее шлеме и в их аудио:

— Почему нет?!

— Мой рецептор был поврежден в результате аварии. Я полагаю, Макс пытался его починить, когда у нас закончился кислород, Кэрис.

— Черт побери.

— Прошу прощения, Кэрис?

— Извини, Озрик. Опечатка.

— Ничего страшного, Кэрис.

— У нас серьезная проблема, Озрик. Ты можешь помочь?

— Как бы вы хотели, чтобы я помог, Кэрис?

Она вздыхает.

— Макс, я хожу по кругу, разговаривая с этим.

Он гладит ее по рукаву скафандра.

— У меня не было времени подсоединить мой флекс, Кэри, поэтому пока что тебе придется продолжить. Узнай все, что сможешь. Нет ли каких-нибудь кораблей в этом районе?

Она отрицательно качает головой.

— Озрик, — шевелит она пальцами, — ты можешь направить «Лаерт» к нам?

— Отрицательный ответ, Кэрис. Системы навигации не отвечают.

— Ты можешь переместить его?

— Отрицательный ответ. Системы навигации не отвечают.

— Повернуть его?

— Отрицательный ответ. Системы навигации не отвечают, включая систему управления, с помощью которой я мог бы повернуть «Лаерт».

Она запустила бы руки в волосы, если бы могла, но они в плену ее перчаток, а рыжеватая коса заключена в стекле похожего на аквариум шлема. Маленькая ромашка, которую Кэрис заткнула за ухо, теперь немного не к месту.

— Ты можешь помочь нам просчитать, как вернуться обратно на корабль?

— Кэрис? Если позволите, я предполагаю, что есть более срочные вопросы…

— Вычисли, как нам вернуться обратно на корабль, Озрик.

— Ситуационный анализ показывает мне, что траектория, по которой вы движетесь, не предполагает пути назад к «Лаерту» без использования реактивных азотных двигателей, Кэрис. У вас есть реактивные азотные двигатели, Кэрис?

— Ты не мог бы не вставлять мое имя в конце каждого предложения, Озрик?

— Конечно.

— Спасибо. Нет, у нас нет ракетного топлива. Какой-то другой способ?

— Пожалуйста, подождите, пока я с помощью ситуационного анализа вычислю варианты, Кэрис.

— Поторопись. Озрик говорит, что мы не сможем вернуться на корабль без двигателей.

Макс корчит гримасу.

— Точно нет?

— Кэрис? Есть кое-что более серьезное…

— Подожди. Что еще мы можем попробовать? Озрик говорит, системы навигации отключены. Может, мне спросить, есть ли…

— Кэрис?

— Что, Озрик?

— Ситуационный анализ показывает, что ваши баллоны с воздухом неполные.

— Мы находимся вне корабля уже достаточно долго.

— Количество оставшегося воздуха, а также использованный кислород не совпадают с общей емкостью.

— Что ты имеешь в виду? Говори по-европейски, Озрик. Пожалуйста.

— Ваши баллоны с воздухом были не полностью заполнены.

— Что?

— Кроме того, ситуационный анализ показывает, что в них есть утечка.

— Что? — От удивления она забывает, что Озрик не может слышать, и тут же быстро печатает: — Что?

— У вас обоих повреждены баллоны с кислородом, Кэрис.

— Сколько воздуха у нас осталось?

— Кэри? — произносит Макс.

— Вычисляю…

— Поторопись, Озрик.

— Боюсь, у вас осталось воздуха только на девяносто минут, Кэрис.

Глава вторая

Девяносто минут

— Кэри. Что случилось? — Макс сжимает ее плечи, но ее это не успокаивает. — Что сказал Озрик?

— Извините, что назвал вас «Кэрис», Кэрис.

— Девяносто минут, — произносит она, глубоко и тяжело вдыхая. — У нас хватит воздуха лишь на девяносто минут.

Он ошеломленно отшатывается назад.

— Не может быть. Этого не может быть. У нас как минимум четыре или пять часов. Мы…

— Мы умрем, Макс. И очень скоро. — Она сдерживает слезы, пока он судорожно подыскивает правильные слова.

— Нам нужно немедленно вернуться на корабль, — наконец говорит Макс. — Но первым делом ты должна прекратить панику. Так ты быстрее расходуешь воздух.

— Наш воздух вытекает.

Он подскакивает:

— В самом деле? Сейчас?

— Прямо сейчас. Озрик говорит, в баллонах утечка.

— В обоих? — спрашивает он.

— В обоих.

— Черт. — На этот раз ругается уже Макс. — Нам лучше немедленно это исправить. — Он смотрит на Кэрис, оценивая степень ее паники. — Давай я попробую найти место утечки, пока ты задержишь дыхание, хорошо?

— Нет, все в порядке, — отвечает она, в то время как сердце гремит у нее в груди. — Я сама это сделаю. — Кэрис ослабляет фал, связывающий их между собой, и они отплывают друг от друга, почти как в балете. — Прими положение, будто пытаешься сделать ангела на снегу, — говорит она, держа его за запястье и ногу. Единственный слой ткани, покрывающий его кожу, формирует герметичную, устойчивую поверхность, защищающую его от космического вакуума, словно гидрокостюм, скрещенный с броней, но совершенно податливый для человеческого движения, мягкий на ощупь. — Не отпускай мою руку.

Макс вытягивает руки и ноги, паря на уровне ее талии. Все еще держа его за руку, Кэрис наклоняется так, чтобы видеть его скафандр. Это совсем не легко сделать, ведь они не стоят на месте — непрерывно двигаясь, падают в темноту, в нечто, напоминающее чертову прорву за пределами Земли.

Она пробегает рукой и глазами по его металлически — серебряному скафандру. Каждая секция отделена гладкими, словно отлитыми выточками, голубые надписи сбоку — единственная полоска цвета. Кэрис ищет по всему периметру, пока не замечает повреждение на самом дне: небольшое облачко из вытекающих молекул воздуха, практически незаметное для глаза, если бы она не искала его так отчаянно и если бы молекулы не плыли к своей новообретенной свободе от гравитации.

— Нашла. — Она вытаскивает ленту из кармана на колене, всегда доступный набор заплаток, и разглаживает ее на канистре, проверяя, чтобы воздух не просачивался по краям.

— Готово? — спрашивает Макс.

— Озрик, — двигает пальцами Кэрис, — это исправило утечку?

Голубой текст появляется на стекле ее шлема, сопровождаясь отчасти успокаивающим звуком оповещения.

— Подтверждаю, Кэрис.

— Готово. — Она кивает Максу, тяжело выдыхая.

— Тогда нам лучше заняться и твоим.

Кэрис колеблется.

— Этого не должно было произойти — нам даже не следовало быть здесь.

— Давай, Кэри.

— У нас осталось только девяносто минут воздуха.

Наконец с его уст срывается всхлип, короткая вспышка, заглушающая уравновешенные слова, ореол его вынужденного спокойствия. Макс отстраняется от противостояния, стресса, от ее трудно сдерживаемых эмоций — вот что он делает. А через минуту шутит:

— Что ж, не знаю, как ты, но я оставлю на Майнд-шер[4] очень плохой отзыв о космических путешествиях.

— Заткнись, Макс, — говорит она, хотя его предсказуемость немного успокаивает ее. — Сейчас не время для твоего ужасного чувства юмора.

— Знаю.

Он всегда был готов шутить в наиболее экстремальные моменты: во время курса подготовки астронавтов; на похоронах; когда они в первый раз встретились.

— Что нам делать?

— Мы успокоимся, перегруппируемся, а затем я собираюсь тебя спасти, — улыбается Макс. — Чем постоянно и занимаюсь.

* * *

Они встретились три месяца назад на Ротации, когда Кэрис в качестве очередного жителя нового европейского города набирала себе больше языков в языковой лаборатории региона.

— Мой коллега переехал сюда с Воеводы 11, — вынуждена была сказать инструктору Кэрис, — поэтому мне нужно выучить современный греческий.

Языковую лабораторию Воеводы стилизовали под ретро-сеть кофеен с направленным вниз светом, диванами из искусственной кожи и запахом тысяч бобов низкокачественной арабики, пережаренных в сковороде. Веселенький плакат за прилавком заявлял: «Выучив пять языков, ты сможешь говорить с семидесяти восьмью процентами населения Земли».

Инструктор издал звуковой сигнал, сопровождавшийся зеленым светом, затем на рабочем месте Кэрис начали быстро проектироваться руководства и курсы.

— Спасибо.

Она надела флекс на руку и занялась неблагодарным делом, снова и снова копируя греческий алфавит. На половине третьего захода вспомнила об ужине. Водопад информации, обновляющейся в реальном времени, перемещался по трем стенам — Стенные реки[5] показывали постоянный, прокручивающийся вниз поток новостей, погоды и обновлений. Кэрис быстро задвигала пальцами, напечатав короткий запрос на Майндшер, местную социальную сеть.

«Кто-нибудь знает, где на Воеводе 6 можно купить гусиный жир?»

Слова появились на идеальном испанском, они успели промигать на стене несколько секунд, перед тем как потерялись в потоке комментариев, вопросов и анекдотов на нескольких языках, используемых во всей системе Воевод. Она дошла до омеги и вернулась обратно к греческому алфавиту.

Бип. Кэрис подняла глаза. Кто-то ответил.

«Зачем тебе гусиный жир в наше-то время?» — было написано по-французски.

Чувствуя себя бунтаркой, она напечатала ответ на каталонском: «Чтобы готовить».

Бип. Румынский: «Почему ты готовишь в наше время?»

«Жареную картошку». — Португальский.

«Я спросил, почему ты готовишь?» — Немецкий.

Поскольку она была не очень сильна в немецком, Кэрис переключилась на итальянский, уголки ее рта начали подниматься от легкой улыбки. «Новые соседи. Я хотела бы угостить их хрустящим жареным картофелем. Есть идеи?»

Опять итальянский: «Касательно твоих новых соседей? Нет. Извини».

В их лингвистическом состязании повторение этого языка было маленькой победой, и на сей раз она открыто улыбнулась. «Может, ты один из моих соседей. И, вероятно, позже я угощу тебя жареным картофелем, таким резиновым, что его можно будет жевать, как попрыгунчик. Тогда ты пожалеешь, что не помог мне найти гусиный жир!»

Бип. «Я не доверяю незнакомцам готовить себе еду».

«Наверняка незнакомцы готовят тебе в ресторанах Ротации», — напечатала она.

«На самом деле нет. Я шеф-повар, так что это легко».

Кэрис помедлила.

«Ты работаешь в ресторане Ротации?»

«Да».

«Отлично. Не можешь ли мне помочь советом в сфере кулинарии? Ты, случайно, не знаешь, где я могу найти гусиный жир в округе?»

Нет ответа.

«Пожалуйста:)» — Она добавила смайлик, чтобы смягчить тон.

Бип. «Попробуй поискать в классическом супермаркете вблизи от Пассео».

«Спасибо».

«Они даже продают еду в жестяных банках, если можешь в это поверить, в наше-то время».

«Ты одержим фразой “в наше время”, — ответила Кэрис. — Это уже в третий раз».

«А кто не одержим? Столько всего изменилось».

«И правда. Спасибо за помощь, я позже схожу в супермаркет».

Она закончила шесть повторений греческого алфавита и сняла сетку из проводков с запястья, держа в голове фразу «жареная картошка» на семи языках.

Кэрис вышла в красивый сентябрьский вечер, щекочущий ветерок пробегал по руинам. Гладкие стекла и стальные конструкции прорывались через кирпичи и фундаменты давно исчезнувших зданий, их призрачные панцири сохранили и структурно поддерживали новейшие интерьеры. Местами выпирали остатки узких переулков и высоких оштукатуренных стен, поддерживаемые стальными балками. Внутри, в руинах, были комнаты, сделанные из огромных листов стекла: мерцающая современность, словно спрятанная в матрешке недр древних, покрытых трещинами сооружений.

Свет постепенно исчезал, превращаясь в оранжевую дымку, пока она шла вдоль заполненных кафе площадей, прижимая голые предплечья к груди. Ее чип вдруг начал тормозить, и Кэрис остановилась на углу.

«Не унывай, милая, этого никогда не произойдет», — раздался звонок, и она с раздражением повернула запястье.

— Если метеоры начнут уничтожать человечество, я знаю, кого бы хотела уничтожить первым, — пробормотала Кэрис, стоило чипу наконец-то обновиться и показать, куда ей идти дальше.

Выйдя на широкую мощеную улицу с посаженными по сторонам деревьями, Кэрис свернула к ряду магазинов, их фасады провисли от возраста и были подперты стальными балками. Небольшой вход украшала занавеска из разноцветных бусин, а над окном светилась вывеска «Супермаркеты Фокс». Снаружи находилась стойка с газетами, заголовок мигал: «Радиоактивные осадки в США наконец на безопасном уровне».

Старомодные проволочные корзины и тележки для покупок выстроились в ряд с каждой стороны от входа. Она отодвинула занавеску из бусин, ритмично затрещавшую, и направилась в супермаркет.

В восьмом проходе парень, стоя на коленях, укладывал консервы.

— Извините, что беспокою, — обратилась она к нему, — но не могли бы вы показать, где можно найти гусиный жир, если он у вас есть.

Молодой человек повернулся. Темные, слегка вьющиеся волосы спадали над голубыми глазами, в которых уже играли искорки веселья, будто она отпустила шутку.

— Ты, наверное, Кэрис. — Он закончил складывать консервы на маленькую полку и, поднявшись, протянул девушке одну банку. — Мы общались чуть ранее. Привет.

Она, сбитая с толку, вытянула руку и взяла банку.

— Ты… подожди. Что?

— На Майндшер.

— Но ты не говорил… Разве ты не шеф-повар? В ресторане Ротации?

— Нет. Да. Почти. — Он покраснел. — По крайней мере, я буду. Я прошел полное обучение на последней Ротации, так что, полагаю, местные рестораны возьмут меня. Как только кто-то поможет мне с семейным бизнесом, — он обвел жестом торговый зал, — я уйду отсюда, надеюсь.

— Правильно, — сказала она, крутя банку с гусиным жиром в руке. — Мне кажется, ты кого-то найдешь.

— Спасибо, — ответил он. — А чем ты занимаешься?

Она помедлила.

— Я летаю.

— Аэростаты?

— Шаттлы.

Он явно был впечатлен, что отразилось на его лице.

— Круто.

Кэрис немного отступила назад.

— Мне очень жаль уходить, но у меня осталось мало времени на то, чтобы приготовить ужин. Спасибо за помощь и… была рада знакомству.

— Без проблем. Кстати, я Макс.

— Кэрис. — Она неуклюже протянула руку, и он пожал ее. — Как ты нашел мой вопрос? — спросила девушка.

— Вопросы с ключевыми словами о еде направляются сюда, на Майндшер. Они помечены, чтобы на них отвечали магазины и рестораны.

— В этом есть смысл. — Она кивнула и, повернувшись, направилась прочь. — Спасибо.

— И, — сказал он ей в спину, — у тебя очень милая фотография профиля, так что это помогло.

Кэрис посмотрела через плечо.

— Управляющий магазином, шеф-повар и онлайн-преследователь? Ты, наверное, очень загружен, — сказала она непринужденным тоном.

— Три работы на полную ставку, — ответил он. — К тому же ты ответила, когда я написал по-французски, — на этом языке со мной общались во время моей последней Ротации.

Подняв бровь, она повернулась к нему лицом:

— В самом деле? Я подумала, в нашем разговоре ты использовал чип для перевода. — Кэрис указала на его запястье.

— Нет.

— Как и я, — промолвила она, и они оба улыбнулись. — Я тоже жила на В8. Две Ротации назад. Внизу, на юге, возле моря.

— Я провел три года в Париже. Именно там и научился готовить — делаю неплохие суфле.

Немного погодя она сказала:

— Слушай, я пригласила нескольких моих новых соседей на ужин сегодня вечером. Просто кучка людей, с которыми можно подружиться. Ничего особенного, Адам ни с кем из них меня не познакомил. Не хочешь присоединиться?

— Я бы с удовольствием. А кто такой Адам?

— Это обычное выражение. Но по твоей улыбке я вижу, что оно тебе известно и ты просто дразнишь меня. Наряду с легким преследованием я добавлю в список еще и поддразнивание. Так что, сегодня в восемь вечера? Я сброшу тебе адрес. Возьми что-нибудь с собой. Что угодно. — Она повторила шаблонный кивок-поворот-шаг. — Ладно, увидимся.

Пламя свечей отражалось от шести хрустальных винных фужеров и стаканов с водой — вечеринка была в полном разгаре. Две стены в гостиной Кэрис занимали Стенные реки: большие встроенные экраны, один из которых показывал ленту новостей, а другой — чат на Майндшер; она сделала текст на обеих стенах теплооранжевого цвета. Бывший фасад здания отбрасывал тени от балконных балок в комнату, шум моря пытался проникнуть сквозь древние ставни. На сервировочных блюдах — шведский стол из жареного цыпленка, овощей, йоркширских пудингов и заранее разрекламированного Кэрис жареного картофеля.

— Йоркширский пудинг с цыпленком? — спросила Лилиана, одна из новых коллег Кэрис. — Не чересчур ли это…

— Нетрадиционно, — добавил Джон, инженер-строитель и ее новый сосед напротив, потянувшись к сервировочной ложке. — Там, откуда я родом, мы едим то, что нравится, и не обращаем внимания на общепринятые нормы.

— Откуда ты, Джон? — спросила Кэрис, бросив на него быстрый благодарный взгляд.

Джон поерзал на своем месте.

— Ну, как и все мы, я не знаю наверняка. Но мои первые воспоминания связаны с Воеводой 3. Мне тогда было пять лет. Моя бабушка предлагала мне рыбу и чипсы, но я хотел лишь пудинга. Я был привередливым, никогда не доедал то, что мне давали. Шеф-повар в ресторане Ротации совместил оба этих блюда и подал мне поджаренный во фритюре шоколадный батончик с чипсами. — Все за столом рассмеялись. — Это смешно, знаю. Но я был тогда мал, и он добился цели — моя тарелка блестела. Бабушка вознаградила меня за то, что я все съел, и оставшуюся часть месяца я все доедал исправно.

— За это стоит выпить. — Лилиана подняла свой бокал, и остальные за столом последовали ее примеру. — За то, чтобы твоя тарелка снова блестела.

Джон сиял, пока приятели чокались бокалами.

— А как насчет тебя, Лильяна, откуда ты сюда приехала?

— Мое имя произносится «Лил-и-ана», — поправила она. — Я знаю, на Майндшер оно пишется иначе.

— Прошу прощения, Лилиана. — В этот раз он назвал ее правильно. — У тебя красивое имя.

— Родители жили на Ротации возле Адриатического моря, когда я появилась, поэтому назвали так, хотя мое наследие чисто африканское. В последний раз я обитала на Воеводе 1.

— Наследие, — задумчиво произнес Оливье, которого Кэрис встретила в языковой лаборатории и тоже пригласила из вежливости. — Мы, третье поколение европейцев, не совсем привыкли много говорить о наследии.

— Воевода 1? — обратилась Кэрис к Лилиане, игнорируя вмешательство Оливье. — И как тебе жизнь в центральном Воеводе?

— Утопическая, — ответила Лилиана, а гости за столом опять рассмеялись. — Хотя и очень пафосная.

— И мы тоже должны быть такими, — сказал Джон. — Жить свободно, независимо, в постоянно изменяющихся, смешивающихся обществах — тут гордиться можно многим.

— Слушайте, слушайте, — промолвила Лилиана, перед тем как произнести клятву утопии: — Во имя кого ты действуешь?

— Не Бога, не короля или страны, — ответили все. — Во имя кого?

— Во имя себя.

Оливье воспользовался возможностью, чтобы в очередной раз наполнить свой бокал.

— Но это интересно, не правда ли, — сказал он, закрученным потоком наливая Пино Грижио[6], — ведь мы больше говорим не о том, откуда сами, а о том, где побывали.

— В этом прелесть Ротации, — заметил Макс. — Увидеть мир, пожить в разных местах, меняя их каждые три года…

Астрид подалась вперед:

— Я получила свое имя в северном Воеводе, и во время моей шестой Ротации меня снова отправили туда. Это было прекрасно — опять какое-то время пожить в Скандинавии. Но там очень холодно.

Гости рассмеялись.

— В каком самом холодном месте ты жила? — спросил Джон.

— В России, — ответила Лилиана, — В13. Температура в местных отделениях космического агентства часто падала до минус десяти.

Оливье поежился:

— В Ирландии.

Кэрис подняла бровь:

— В Ирландии? Самое холодное место?

— Несерьезно, — хихикнула Астрид. — Я была в этой стране, там совершенно приятный климат.

— Я жил на Воеводе 5 три Ротации назад, и было очень холодно, — настаивал Оливье. — Ты ходила в бар на реке Лиффи, где часто исполняют народную музыку?

Астрид отрицательно покачала головой.

Оливье был непоколебим:

— Поистине фантастическое место. — Глотнув немного вина, он соскользнул со своего стула. — Кэрис, думаю, тебе бы там понравилось. Я как-то пел там песню — классическую, о любви. Сейчас спою ее тебе.

Господи, только не это!

— Слушай, может, не стоит? Макс принес пудинг…

Оливье взял гитару и, пока Кэрис проклинала свою мать за то, что та заставила ее сохранить этот проклятый инструмент, начал бренчать, приближаясь к ней.

О боже, о боже! Она горячо молилась, чтобы он не пел лично для нее. Когда Оливье открыл рот и запел…

— Давай я помогу, — сказал Макс, поднявшись, чтобы забрать тарелки, стоящие перед Кэрис, и мягко протиснувшись между нею и ее поклонником. Окинув взглядом стол, он спросил: — Как насчет десерта?

— Великолепная идея, — отозвалась она.

— Не поможешь ли мне? — продолжал он, в то время как Оливье яростно бренчал на гитаре за ними.

— Конечно. — Она попыталась осторожно пробраться мимо все еще играющего Оливье, но тот наклонился над ней, в его дыхании кружились винные пары.

Когда Кэрис отпрянула, Макс, вытянув руку, зажал пальцами лады, и звук гитары оборвался приглушенным металлическим шумом. Ухажер Кэрис остановился в замешательстве.

— Десерта? — сладким голосом спросил Макс.

Побежденный, Оливье плюхнулся обратно в кресло, и Астрид погладила его по запястью.

— Не всем дано понять высокое искусство. — Она наполнила доверху его бокал и развернулась к нему. — Они просто не понимают.

Макс и Кэрис отнесли тарелки на кухню. Девушка закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, выдохнула. Макс стоял рядом.

— Черт возьми, — сказала она, глядя в потолок. — Это было настойчиво. Спасибо тебе.

— Я не могу поверить, что люди так себя ведут на цивилизованных вечеринках. Как думаешь, — продолжил он, — может, он хотел, чтобы мы присоединились и… сымпровизировали что-то? Я подыграл бы ему на каком-нибудь бонго, Лилиана могла бы сложить вместе пару ложек и трещать ими, словно маракасами…

— Мозг Оливье протаранило бы нечто вроде огромных цимбал…

— Это точно можно устроить.

— Я не против пробежаться по клавишам…

— Ты играешь на пианино?

Кэрис кивнула.

— Классно. Где оно?

Она вытянула пальцы, все еще держа тарелки, и улыбнулась.

— Ох, конечно. Ты можешь играть на пианино где угодно. Просто у тебя есть традиционная гитара. В другой комнате.

— Это мамина. Мы храним ее по очереди, в зависимости от того, кто живет в более холодном климате. Она говорит, влажность вредна для инструмента или что-то в этом роде. На самом деле мама одержима ею. Я же обычный хранитель гитары Гвен, и то совсем ненадолго.

— Значит, она бы огорчилась, если бы узнала, как надругались над инструментом сегодня вечером?

Они снова тихо рассмеялись, и Кэрис поставила тарелки в раковину. Макс, вытащив хлопковое кухонное полотенце, перекинул его через плечо, выкладывая шесть десертных тарелок и напевая мелодию Оливье. Они захихикали.

— Где сейчас твоя семья? — спросил Макс.

Кэрис оперлась на стол, наблюдая за тем, как он раскладывает и украшает чаши с десертом.

— Мои мама с отцом в этот раз живут на В14. Мой брат работает в команде помощи в бывших Соединенных Штатах…

— Паршиво. В самом деле?

— Да. Мы уже давно ничего от него не слышали, как, впрочем, и ожидали, но все равно это тяжело. Думаю, средства коммуникации там не настолько важны, как доставка пищи и воды выжившим. Моя сестра находится на португальском Воеводе.

— Ах, — выдохнул Макс, проводя пальцем, накрытым кухонным полотенцем, по ободкам чаш. — Вот откуда твои безумные навыки в португальском, проявленные раньше на Майндшер.

Она улыбнулась:

— Ты уловил это, да?

— На скольких языках ты можешь изъясняться?

— На пяти, наверное? Шести? Скоро будет шесть. Я начала изучать греческий. А ты действительно говоришь на всех этих языках?

— Я разве похож на того, кто оставляет перевод своему чипу? — Он поднял брови.

— Нет, — ответила Кэрис, оценивая его взглядом. — Ты похож на того, кто много трудится. — Потянувшись, девушка перевернула его руку ладонью вверх. — На работягу. — Она поняла, как по-дурацки это вышло, и вспыхнула румянцем. — На кого-то, кто зарабатывает себе на пропитание. Того, кто поддерживает работу магазина, так как пообещал, что будет это делать. — Она помедлила. — Я близка к истине?

— Ближе, чем кто-либо.

— Правда?

— Да. Главным образом потому, что ты стоишь в футе[7] от меня.

Она закатила глаза. Взрыв смеха из соседней комнаты вернул их на землю.

— Итак, — сказал Макс уже другим голосом, — ты летаешь на шаттлах, не любишь серенады и спрашивать людей, которые всю жизнь прожили в Ротации, откуда они? — Он склонил голову набок, рассеянно гладя на нее.

— О, — ответила она, начав протирать кухонный стол. — Я всегда забываю, что, когда нахожусь радом с людьми типа Лилианы, во мне просыпается склонность ляпнуть что-то не подумав.

— Что ты имеешь в виду под «людьми типа Лилианы»?

— Гордых. Утопических. Верующих.

Макс наклонил голову:

— Таких людей, как я, значит.

— Разве?

— Да, — сказал он. — Моя семья… Нам нравится Ротация, и не важно почему.

Кэрис пожала плечами, ее лицо казалось непроницаемым.

— Мое воспитание, наверное, несколько отличается от твоего.

— Как так?

Она подвинула противень, взболтнув жир и масло, и запах жареного цыпленка снова наполнил кухню.

— Это совсем другая история и для иного времени. Может, вынесем десерт?

Что-то заиграло на его лице, когда он, ловко взяв четыре чаши, расположил их вдоль запястья и предплечья.

— Конечно. И, возможно, позже ты расскажешь мне о своем наследии.

— Возможно, — вскользь ответила Кэрис, направляясь к кухонной двери с двумя оставшимися чашами. — Только, пожалуйста, не произноси слово «наследие» при Оливье. Иначе сведешь нас, третье поколение европейцев, с ума.

* * *

— Это верно, — говорит Кэрис. — Ты всегда меня спасал, Макс. Настоящий рыцарь на белом коне. — Сумрачные звезды окружают их, пока они падают, словно марионетки, подвешенные за нити пространства. — Но это гораздо серьезнее моей жареной картошки.

— По крайней мере, ты немного успокоилась, — отвечает он, — и расходуешь воздух разумнее.

— Хорошо, — произносит она, — можешь прекратить опекать меня. Я вернулась. Я тут. Я дышу. — Она смотрит в темноту по сторонам, затем снова на голубой индикатор подачи воздуха: восемьдесят восемь минут. — Что, черт возьми, мы собираемся делать?

— Не волнуйся, — говорит Макс. — У меня есть план.

Глава третья

Восемьдесят семь минут

Он открепляет фал, они разлетаются в стороны друг от друга и, кувыркаясь, удаляются прочь от своего корабля.

— Твоя очередь побыть снежным ангелом, — говорит он, взяв ее за запястье и ногу, — потому что первая часть моего плана — найти утечку в твоем баллоне.

— О господи! — произносит Кэрис, наблюдая за тем, как белая веревка плавает между ними, и пытаясь подавить нарастающий ужас, грозящий ей новым всплеском эмоций.

Кэрис протягивает Максу клейкую ленту, и он ищет утечку молекул, так же, как она делала это с его баллоном.

— Она очень маленькая, — говорит Кэрис. — Ты можешь ее не разглядеть. Поверни меня лицом к свету — только так ее можно будет увидеть.

Молча он поворачивает Кэрис в обратную сторону от Земли и вглядывается в солнечную систему, где простирается пурпур Млечного Пути.

— Знаешь, — говорит она, чтобы отвлечься, пока Макс охотится за оттоком, — звезд в космосе больше, чем песчинок на всех пляжах Земли.

— Это ужасает.

— Говорят, на одну песчинку приходится десять тысяч звезд. Представь, насколько некоторые из них больше нашего Солнца.

Через несколько мгновений он накрывает своим пальцем, обтянутым перчаткой, тонюсенькую струйку воздуха.

— Утечка на дне.

— Так же было и у тебя. Ты можешь ее заклеить? — спрашивает она.

— Да. — Он приклеивает ленту, тщательно потерев ее, чтобы убедиться, что она не отстанет, и вздыхает с облегчением. — Готово. Теперь не двигайся — я хочу посмотреть, сработает ли это.

— Что именно?

Макс ощупывает аппарат подачи воздуха Кэрис, пока не находит ручное управление на разных отсеках, затем — трубку, соединяющую ранец со шлемом. Она сильно углублена в выточку, и он отчаивается — легко ее не вытащишь.

— Макс?

— Секунду. У меня есть идея, но мне нужна минута времени все обдумать.

— Ты с ума сошел? — восклицает она. — У нас и так осталось немного.

— Тогда полминуты. Доверься мне. — Он обхватывает пальцами трубку и сильно крутит ее, чувствуя, как она начинает поддаваться. Перекатывая трубку подачи воздуха между большим и указательным пальцами, снова крутит, отвинчивая ее с длинной резьбы, удерживающей этот провод на месте. У основания ранца резина изгибается в перекрученные спирали, складываясь гармошкой, пока Макс поворачивает трубку в верхней части. Не обращая внимания на это, он продолжает, хотя ему неудобно.

— Как успехи?

— Мне необходимо сопло. Что мы можем использовать?

— Насколько большое?

— Маленькое. — Макс поднимает два сжатых вместе пальца. — Такой ширины.

— У нас есть трубка для контейнера с водой, — тихо говорит она. — Но, если возьмем ее, тогда не сможем…

— У нас есть другой контейнер. На этом мы продержимся…

— Продержимся сколько — восемьдесят шесть минут? Это все, что мы можем сделать для того, чтобы выжить?

— Нет, конечно нет. Но если мы не попробуем и не спасем себя сейчас, то наш запас воды на два дня уже не будет иметь никакого значения. Ничего не будет иметь значения, после того как у нас закончится…

Они молча смотрят друг на друга. Он накрывает ее руку своей.

— Пожалуйста.

— Ты прав, — отвечает она, накрыв второй рукой его ладонь. — Ты прав. Мы должны попытаться.

— Спасибо.

Кэрис на ощупь ищет фонарик и контейнер с водой, затем отсоединяет белую прозрачную трубочку, протягивая ее Максу, крошечный символ надежды на безграничном фоне небытия. Он тянется за ней.

— Сделай так, чтобы это сработало, — говорит Кэрис.

Макс, осторожно взяв трубочку большим и указательным пальцами, вжимает ее в воронку, сгибая пластик, чтобы он держал форму.

— Я собираюсь оставить тебе воздуха на минуту и запечатать твой запас. Экономь его как только можешь, хорошо?

Она моргает, затем кивает.

— Это скоро закончится. — Открутив трубку Кэрис от ее баллона с воздухом, Макс говорит: — Приготовься.

— Зачем? — шепчет она.

— Постарайся не разговаривать. Дыши медленно или совсем не дыши. И не паникуй.

Отсоединив ее трубку, он присоединяет импровизированное сопло к ее концу. Одновременно нажимает кнопку ручного управления на ранце Кэрис, заставляя струю кислорода, шипя, пробираться сквозь трубочку и таким образом толкать тело девушки вперед. Она продвигается примерно на сантиметр, и Макс облегченно смеется:

— Работает!

Он отпускает ее руку, пока Кэрис относит еще чуть вперед, и наблюдает за шипением кислорода.

— Подожди. — Кэрис машет руками, дотягиваясь и хватая его. Она не может свободно говорить, пока он не подключает обратно ее подачу воздуха.

— Ты двигаешься, Кэри…

Кэрис лихорадочно подает ему сигналы, ее глаза расширены. Кислород уходит слишком быстро, она не сможет продвинуться достаточно далеко…

Она не сможет, а Макс расходует ее запас воздуха. Он хватает ее за заднюю часть ранца и, уже паникуя, неловкими движениями присоединяет обратно трубку подачи воздуха, закручивая ее не в ту сторону. Скрученное в пучок основание трубки отскакивает, и он ловит его, пока оно распрямляется, рассеивая все больше кислорода в космическое пространство.

Каждая секунда на счету.

Он тянет ее трубку подачи воздуха обратно и проворачивает ее в выточку, накручивая на место.

— Макс, — ахает она.

— С тобой все в порядке?

— Ты пытался заменить топливо?

— Да.

— Я ни за что не смогу таким образом продвинуться на необходимое расстояние. Чтобы получить тягу, нужно нагреть газ, — говорит она, капельки пота парят сбоку от ее лица внутри округлого шлема.

— Но, — говорит Макс, — я думал, это сработает, если давление…

— Нет. — Кэрис тянет руку вытереть глаза, но не может, поэтому качает головой из стороны в сторону, чтобы стряхнуть пот. Капли впитываются в ее волосы, убранные с лица и заплетенные вокруг головы. Адреналин бьет струей, а датчик ее сердцебиения пищит. Она пытается отбросить тревогу, но частота биения сердца продолжает расти.

— Извини, — говорит Макс.

Ее датчик снова пищит.

— Для тяги воздух должен находиться под давлением.

— Я не знал. Извини. — Он тянется к ней.

— Не могу поверить, что ты собирался отправить меня обратно одну, даже не обсудив это со мной.

Рука Макса замерла на полпути к ней.

— Это то, из-за чего ты на самом деле разнервничалась, не так ли?

— Сколько воздуха я потеряла?

— Не слишком много. — Его взгляд метнулся к индикатору сбоку ее ранца. — Я возмещу — в следующий раз мы будем использовать мой ранец.

— В следующий раз? — кричит она, ее голос искажается. — Теперь у меня меньше воздуха, чем у тебя, поэтому тебе, вероятно, предстоит наблюдать за тем, как я умираю. Поздравляю.

— Не психуй. Я пытался помочь.

— Конечно, но не помог. И сейчас у меня осталось меньше времени, чтобы выяснить это с тобой.

— Если бы все сработало, ты была бы в безопасности. Ты могла бы спастись…

— Господи. Мне не нужен благородный рыцарь, Макс.

Его голос стал жалобным:

— Я просто пытаюсь поступить правильно.

— Спасать меня не твоя работа.

* * *

Он покинул вечеринку около полуночи, и Кэрис провела его до двери. Прислонившись к дверной раме, она укутала руки кардиганом, согревая их.

— Благодарю за вечер, — сказал он. — Спасибо, что пригласила еще одного совершенно незнакомого человека на ужин.

— Спасибо, что помог моей жареной картошке хорошо выглядеть.

Они рассмеялись.

— Что ты делаешь завтра?

— Работаю в магазине. А ты?

— Тоже работаю.

И все же он медлил.

— Будешь еще заниматься греческим в ближайшее время?

— О, несомненно.

— В языковой лаборатории?

Она кивнула.

— Хорошо. Тогда я знаю, где тебя найти. — Макс сделал паузу. — До встречи, Кэрис.

Он дважды оглянулся, она отошла от дверного проема, и теперь ее силуэт был освещен оранжевым сиянием фонарей.

Макс быстро добрался домой. Чип на запястье парня распознал его жилище, стоило ему подойти, и дверь, щелкнув, открылась, после того как металлический болт легко проскочил по дереву. Макс вошел внутрь, лампа в коридоре автоматически зажглась, но, в отличие от дома Кэрис, стены в его гостиной были голыми. Фотографии последних жителей Ротации все еще висели на кухне, где готовил Макс, не замечая их улыбающихся лиц и превосходных закатов на фото.

Он задумался о том, о чем Кэрис рассказывала сегодня на вечеринке, о том, как она украшала дом, когда переехала, знакомясь на Майндшер с новыми соседями и в прямом эфире общаясь с друзьями и родственниками с других Воевод. В ее жизни было полно людей, шума и беспорядка.

— Ты действительно хочешь день и ночь видеть у себя дома столько народу? — спросил он, махнув в сторону занявших диван Астрид и Оливье, последний расплескал вино из своего бокала на светлый ковер Кэрис.

— Почему нет? — ответила она. — Тяжело постоянно быть одной.

Он не питал уверенности в том, что согласился бы с ней.

Макс поднялся наверх, стараясь переступать скрипящие половицы. Беззвучно вошел в ванную, нажав на панель для программирования чистки зубов. Прислонился к раковине, внимательно всматриваясь в свое отражение в зеркале, все еще чувствуя мерцание взгляда Кэрис и понимая: ему не хотелось, чтобы эта ночь кончалась, пока нет.

* * *

Он коснулся плеча парня, стоявшего у двери клуба, который сразу пропустил его внутрь — Кэрис оказалась не единственной, кто воспользовался помощью Макса на Майндшер. Был уже практически час ночи, но в четверг Дормер битком забивали компании друзей, познакомившихся на своих новых Ротациях, вот и теперь они так же оттягивались по полной перед выходными внизу у бара и на стеклянном танцполе у него над головой. Он посмотрел вверх, любуясь яркими узорами, созданными движениями ног танцоров: куда бы они ни ступили, сенсорное стекло озарялось вспышками цвета под ними. Эффект пленял и был единственным украшением здания, в котором некогда размещалась церковь, а теперь находился клуб. После того как Европия объединила все вероисповедания в одну веру (а неверующих в не-веру), множество старых религиозных помещений перепрофилировали, их поразительная архитектура стала знаковым оформлением ночной жизни на Воеводе.

— Макс, сюда, — позвал его Лю, сидящий на обшарпанном стеганном мягком диване с кожаной обивкой возле бара-алтаря внизу.

Известный китайский диссидент, Лю всегда собирал большие толпы благодаря своим удивительным историям. Его окружала группа девушек, которым пока явно было некомфортно в новой компании, и Макс подошел к ним, разглаживая на себе ношенную целый день футболку и откидывая волосы с лица.

— Привет, — произнес он. Хор из «приветов» разной высоты поплыл ему в ответ, и он добродушно улыбнулся.

— Я не ожидал, что ты придешь сегодня, — сказал Лю, встав и положив руки Максу на плечи в любимом на Воеводе приветствии. — Я думал, у тебя другие планы на вечер.

Макс отрицательно покачал головой, и к ним подскочила девушка в красном платье с разрезами.

— Мы слышали о тебе, — сказала она, — знаменитый Макс.

— Ох?

— Не надо так скромничать. — Она слизала соль с запястья и опрокинула в рот стопку с текилой. Макс с беспокойством заметил, что ее губы такого же оттенка, как и платье. — Мы слышали, ты астронавт и собираешься спасти мир…

Макс выглядел встревоженным.

— Лю, пойдем, поможешь мне принести напитки.

Они направились к бару, присев за стойку из древнего дерева, пока перед ними наливали текилу на всех.

— Ладно, что происходит, приятель? — спросил Макс.

— Ох, ну ты знаешь, как обычно, — ответил Лю, глядя на него, словно Чеширский кот. — Ты за все это платишь? — он ткнул пальцем в выстроившиеся на барной стойке напитки.

— Я не могу себе этого позволить на мою не-астронавтскую зарплату.

Лю улыбнулся шире:

— Я уже подогрел их для тебя.

— Ты даже не знал, что я приду.

Лю, рассмеявшись, похлопал Макса по спине:

— Тогда мне чертовски повезло, что ты здесь, ведь я не справился бы с этими женщинами, не так ли?

Макс ткнул его локтем в бок:

— Идиот.

— Я просто надеялся, что ты покажешься, как обычно, а если нет, то, по крайней мере, я завел бы пару новых друзей, ослепленных моим красноречием и отчаянно желающих познакомиться с моим другом-астронавтом.

— Это опасная игра, — сказал Макс. — Я, возможно, буду обслуживать половину из них завтра в магазине.

— Разве хоть кто-то из этих людей похож на того, кто сам себе готовит? — Лю сделал скептическое выражение лица. — Вот именно.

— Никто не похож.

— Точно. Так что наш маленький миф не настолько опасен.

— Твой миф, — сказал Макс, и Лю снова засмеялся. — Я встретил девушку. Сегодня. В магазине.

— Сэнди из магазина? Блондинка Сэнди? И как все прошло?

— Не ее. Другую.

Лю глубокомысленно кивнул:

— Женщины — как автобусы.

— Заканчивай, приятель, — сказал Макс, — то, как ты говоришь…

— Не нервничай, я полностью за гендерное равенство, поэтому и мужчин я так же сравниваю с предметами.

Макс, опрокинув одну из рюмок в рот, поморщился.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Тогда продолжай, — промолвил Лю. — Расскажи мне о своей новой девушке.

Заиграл знакомый ритм, и несколько девиц, сидящих на кожаном диване, запищали, стайкой направившись вверх по лестнице к стеклянному танцполу. Макс воспользовался моментом, наблюдая за ними запрокинув голову, а потом сказал:

— Она… мне есть о чем с ней поговорить. О стоящих вещах.

— Вещах?

— Вещах. То, как мы разговариваем. Естественно, не о случайных связях. — Он повернулся, упершись локтями в стойку. — Но, в отличие от этой компании…

— И Сэнди, — добавил Лю.

— В отличие от этих и Сэнди, — поправил себя Макс. — Это просто казалось более существенным, если ты понимаешь, что я имею в виду. Все остальное представляется таким… мимолетным.

— Вся Ротация мимолетна, Макс, — тихо промолвил Лю.

— Я знаю. И это никогда раньше не беспокоило меня. Мне всегда была по вкусу самостоятельная жизнь — делаешь что хочешь и когда пожелаешь. А затем просто двигаешься дальше, пока это не начнет надоедать.

— Безусловно, ты выбрал оригинальный способ для описания идеалов индивидуализма, — сказал Лю.

— Все ради себя — таковы правила. Ни национальности, ни разделения религий, никаких отвлекающих моментов или серьезных отношений, пока нас не закрепят на одном месте. Но…

— Я в это не верю. Максимилиан, выступающий против Ротации?

Макс пожал плечами:

— Ой, успокойся, я не собираюсь поднимать революцию. Просто — вероятно — мимолетное может быть обычным мусором.

— Полагаю, — сказал Лю, рассуждая, — это подтолкнуло нас к погоне за сексом с красивыми людьми, потому что мы будем жить где-то в другом месте через пару лет. И я этим очень доволен.

— Правильно. И в новом море будет еще больше рыбы.

Лю не ответил.

— Отбросим чрезмерные метафоры в сторону, Макс…

— Ох, ты знаешь, о чем я, не притворяйся, будто нет. Эта девушка, Кэрис, она другая.

Теперь настала очередь Лю выглядеть встревоженным:

— Другая? Максимилиан, ты же не думаешь о… Не в двадцать семь. Не тут. — Макс молчал. — И не с этой девушкой по имени Гэри.

— Кэрис, идиот. Это уэльское имя. — Макс засмеялся. — Я знаю, знаю.

— Ты всю свою жизнь живешь в Европии, не так ли? Я, может, и не совсем знаком с ее обычаями, но Правило пар, кажется, действительно работает. Во имя кого?

Макс поерзал на месте, перед тем как произнести ответ клятвы:

— Не Бога, не короля, не страны.

— Во имя кого? Во имя себя, — закончил клятву Лю, прежде чем Макс успел ответить. — Не во имя твоей девушки, твоего парня, твоего рода или даже твоих детей. Это лучшее общество, где каждый может оставить их всех. Потому мы все способствуем утопии как индивидуальности, пока не наступит время, когда нам можно будет задуматься о том, чтобы осесть где-то и завести семью.

— И Правило пар в настоящее время гласит: возраст для этого по крайней мере тридцать пять лет. — Он опрокинул в рот еще одну рюмку. — Индивидуализм означает свободу, когда ты молод, и семью, когда ты стар. Чего еще желать? Это идеально.

— Я знаю, — вздохнул Макс.

— Не звони ей, — посоветовал Лю. — Оно не стоит того. И тут вряд ли что-то получится.

Девушки вернулись с танцпола, теперь они казались более сплоченной компанией, чем были до того, как ушли. Некоторые, отделившись от остальных, направились к туалету, в то время как девушка в красном платье проскользнула к Максу. Наклонившись над баром, чтобы сделать большой глоток через соломинку молодого человека, она неотрывно смотрела на него.

— Ты живешь неподалеку? — спросила незнакомка.

— Достаточно близко.

Лю, улыбнувшись, отошел в сторону, а девушка протянула Максу руку, ее ногти были выкрашены в ацетатный красный, в тон наряду.

— Меня зовут Лиза. Тебе нравится мое платье? — Она выгнулась в ненатуральной позе, и Макс одарил ее долгим оценивающим взглядом.

— Это, конечно, нечто.

Лиза наклонилась к нему:

— Поехали к тебе.

— Я не могу. Не сегодня.

Она надулась.

— А если бы метеориты уничтожили наш мир завтра, тогда ты пожалел бы о том, что не пошел ко мне сегодня? Это недалеко.

— Ты всегда такая откровенная?

— Только когда хочу чего-то. — Лиза обвила его шею руками.

— И это обычно работает?

— Всякий раз.

Макс посмотрел на нее.

— Что ж, ладно. Я лучше…

Она заставила его замолчать, прижавшись губами к его губам. Пока вела его за руку к выходу, Макс продолжал хранить молчание.

* * *

Его слова повисли в пространстве между ними, жар их ссоры остывал так же быстро, как и вспыхнул.

— Я должен попробовать спасти тебя, Кэри. Мне следует в первую очередь позаботиться о тебе. — Он смотрит на нее, на его лице — отчаяние.

— Почему?

— Потому что я никогда этого не делал там, внизу.

— О чем ты?

— Все, что ты ненавидишь, все… Я не тот, кем ты меня считала… я никогда тебя не заслуживал, с самого начала. — Он качает головой. — Я даже вернулся домой с другой в ту ночь, когда мы встретились. И в ночь до этого. — Она молчит, и лицо Макса бледнеет, как будто он хочет забрать это признание обратно. — Я не должен был — думаю, сейчас не лучший момент.

— Нет, — говорит она, — момент как раз очень даже подходящий. Я…

Он перебирает пальцами веревку, привязывая Кэрис к себе.

— Мне жаль.

— Я знаю.

— Это совсем некстати.

Кэрис думает о том, как бы объяснить ему, чем она занималась, после того как они встретились.

— Нет, Макс. Я имею в виду, что знаю.

Глава четвертая

Восемьдесят минут

Кэрис знает, что, имея запас воздуха лишь на восемьдесят минут, продолжать разговор было бы непозволительной прихотью, но она не может устоять перед возможностью обсудить то, чего они никогда не касались раньше. Она берет конец фала, свободный после того, как Макс отвязал ее, чтобы она добралась обратно на «Лаерт», и начинает завязывать крепкий матросский узел. Теперь уж они не разъединятся, это гарантия, что Макс не сможет отправить ее одну обратно на корабль.

— После того как мы встретились, Макс, когда у нас появилась эта связь — ужасное слово, — я думала, увижу тебя еще раз. Но потом от тебя не было никаких вестей. — Она смотрит на него, быстро говоря, торопясь скорее выложить все и одновременно занимаясь веревкой. — Думаю, тебе известно об этом. Я работала дистанционно из языковой лаборатории, потому что ты знал, что я там буду, задавала много вопросов о кулинарии на Майндшер — и ничего. — Она задумчиво трогает крючок сбоку его ранца, затем делает петлю и протягивает конец фала через это отверстие. — Ты даже не знаешь: я ходила в супермаркет, где блондинка с именным бейджем сказала мне, что у тебя выходной.

Кэрис не обмолвилась о том, как Сэнди закатила глаза, когда она спросила про Макса, с насмешкой сказав: «Еще одна!», — ведь по глупости Кэрис добавила, что Макс помог ей на Майндшер и приходил на вечеринку. «Ты такая же, как и я, дорогая. Он всегда помогает хорошеньким».

— Мне жаль, — шепчет Макс.

Она пожимает плечами внутри скафандра, затем прокручивает верхний конец веревки обратно через петлю, образуя восьмерку.

— Через несколько недель после этого я пошла на день рождения Лилианы в клуб с подсвечивающимся танцполом, расположенный в бывшей церкви. Мне не хотелось танцевать, поэтому я сделала вид, будто у меня болит голова, и села за баром, где один парень подбивал клинья практически к каждой женщине. Я немного понаблюдала за ним. Он явно был геем, но женщинам настолько льстило его внимание, что они, кажется, не замечали этого. Было тяжело удержаться, чтобы не подслушать. Он словно выступал со сцены.

«А теперь, — Кэрис изобразила бас, закрепляя одинарную петлю на крючке на боковой стороне ранца Макса, — он, собственной персоной, величайший из ныне живущих астронавтов, все еще живой и не мертвый, — мужчина играл на публику, словно ведущий циркового представления, — перед вами Максимилиан». И там был ты.

Макс таращится на нее:

— Почему ты ничего не сказала?

— Эй, мои чувства были задеты — ты ни разу не позвонил.

— Я…

— Знаю. Я поняла. Поэтому снова повернулась к бару, так, чтобы ты меня не заметил, и, как только ты отошел, у меня состоялась беседа с ведущим представления.

— Лю?

— Да.

— Ты говорила с Лю? Он мне не рассказывал.

Кэрис пожала плечами, нервно глядя на синий отсчет кислорода на индикаторе.

— У нас действительно нет на это времени, — промолвила она.

— Я знаю. Расскажи мне быстро, что сказал Лю. А потом вернемся к этому. — Он указывает на «Лаерт», висящий над ними в темноте.

Она сделала такую же петлю со своей стороны, обкрутив другой конец фала и туго затянув одиночный узел, чтобы при необходимости он выдержал сильный рывок.

— Я сказала Лю, что это был бы какой-то смешной астронавт, заполняющий полки в Пасео. Он даже покраснел, но улыбнулся, словно человек, готовый выставить собственную сестру на посмешище.

— Естественно. Это безнравственный тип.

— Я спросила, зачем такая хитрость, и он вдруг стал весьма серьезным. Сказал, ему нужна была фишка, нечто, благодаря чему он смог бы развлекать людей. Учитывая, что в новостях постоянно говорили об астероидном поле, болезненное увлечение Европии космосом превратило его старания в идеальную уловку. Это слова Лю, не мои, правда.

— Ясно, — произносит Макс. — Ты бы никогда не назвала космос «болезненным увлечением».

— Он прирожденный артист. Я не понимаю, почему у него до сих пор нет собственного канала.

— Может, уже и есть, особенно если миру под нами известно о том, какую роль он сыграл, чтобы свести нас. Хотя я все равно ни на секунду не могу понять, почему ты со мной, ведь ты же знала все это, когда мы встретились.

Она оплела фал вокруг их ранцев, перед тем как закрепить предохранительными узлами веревку с обеих сторон.

— Ты мне понравился — с тобой было интересно общаться, и ты заставил меня почувствовать себя желанной. Я была настолько не уверена в себе, что мне это льстило, и меня это устраивало. Но я никогда не понимала, зачем тебе история про астронавта.

Макс положил руку на веревку.

— Она заставляла людей считать меня важной персоной.

— Мне казалось, ты и так был важной персоной.

— Я работал в магазине.

— И что? — раздраженно спрашивает она.

— Большинство людей занимаются в Европии тем, что им нравится, а мне это не нравилось.

— Ты хотел быть шеф-поваром. Почему бы не использовать историю про шефа?

Он улыбается с сожалением.

— Не особо впечатляет, не так ли?

— А космические путешествия впечатляют?

Кэрис смотрит по сторонам. Он следует ее примеру, готовый выкинуть шутку, но сейчас не лучшее время, и Макс прикусывает язык. Они падают в бесконечной темноте, привязанные друг к другу за талии.

Она резко дергает рукой фал, импульс движется между ними, словно сердцебиение.

— Вот так, — говорит Кэрис, ненадолго удовлетворенная испытанием прочности крепления. — Теперь мы не расцепимся. Чтобы разрезать его, понадобится что-то достаточно острое.

— Типа микрометеорита? — спрашивает Макс. — Под нами, кстати, их очень много. Что будем делать?

— Я думаю, — отвечает она.

После того как они заклеили пробоину, их акробатические перевороты стали более плавными. Небольшой отток молекул из воздушных баллонов способствовал беспорядочности их падения. Макс сделал сопло и использовал кислород. Что если…

— Я не мог позвонить тебе, Кэри.

Проклятье. Она морщится.

— Когда мы встретились… Ты знаешь, во что я верю. Во что я верил.

— Да.

— И ты была — и есть — полноценным пилотом, а я управлял магазином.

— Но в конечном счете ты начал работать там же, где и я.

— Ты сказала только, что летаешь на шаттлах. Я думал, ты могла быть сотрудником авиакомпании. Не знал, что ты там, когда они ко мне обратились.

— Ты не подавал заявку в ЕКАВ? — мягко спросила Кэрис, как если бы они обсуждали их отношения на скамейке в парке.

— Нет, — ответил Макс, — они нашли меня.

* * *

Макс работал в магазине десятый день без выходных, когда они пришли. Он хотел позвонить Кэрис, но смутно сознавал, что чувства к кому-то — настоящие чувства — приносят тревогу, и в глубине души он не желал рисковать. Его родители сошлись, когда им было уже хорошо за тридцать. Если следовать правилам, у Макса было еще почти десять лет до того, как он мог бы найти какую-то Кэрис и подать заявку на то, чтобы осесть вместе, коль захотел бы. Но все же… Он размышлял. Что если? Не было правила, запрещающего небольшие романы, — система Воевод, похоже, благодаря этому процветала. Цель Ротации — сохранить в тебе индивидуальность, свободную от национальности или связанного с ней социального давления. Но это не значило, что тебе следовало быть одиноким. Возможно, он как-то договорится о свидании. Воевода был маленьким, они уже один раз встретились… Насколько трудным это может оказаться?

Их машины медленно проскользнули на улицу Пасео дель Борн, словно туман в полдень, кислородный двигатель свистел по булыжнику, и Макс из любопытства отодвинул шторы, прикрывающие вход в супермаркет. Из машины вышло трое мужчин: пожилой джентльмен с тросточкой, в двубортном полосатом костюме, в сопровождении двух охранников в темных очках. Удивленный, Макс увидел, как они направились в сторону его супермаркета, наклонили головы, чтобы войти, и помедлили, сняв очки и давая глазам возможность привыкнуть к свету внутри.

— Нам нужен Макс Фокс, — сказал один из них.

— Хорошо, — ответил Макс. — Могу я узнать зачем?

Тот, что в костюме, вышел вперед.

— Это конфиденциальная информация. Но тут не о чем беспокоиться, так что, если вы… — он оперся на свою трость и внимательно посмотрел на Макса, — знаете, где находится Макс прямо сейчас, то можете изменить его жизнь.

Макс сглотнул.

— Что ж, это предложение, от которого я не в силах отказаться. Привет, я Макс. — Он поднял руку в традиционном приветствии Воеводы, и другой мужчина в ответ положил свою ладонь ему на плечо, его запонки вспыхнули в неоновом свете.

— Рад знакомству. Извините за такие формальности, но не могли бы вы показать свой чип моему уважаемому коллеге… Отлично. Спасибо. Меня зовут Олдос, — сказал он. — Я возглавляю отдел вербовки в ЕКАВ, ищу таланты в Воеводстве, которые могли бы присоединиться к нашей космической программе. Мы много слышали о ваших знаниях, поэтому хотели бы пригласить вас присоединиться к нам в качестве технического специалиста.

— Извините. Это какой-то розыгрыш? — Макс поставил банку консервированных ананасов, которую до этого держал в руках.

— Совершенно нет.

— Вас послал Лю? Я убью его.

— Кто такой Лю? — Олдос даже не повел бровью. — Макс, мы надеемся, что, как вы и сказали, это предложение, которое вы не сможете отклонить. — Он поправил манжеты. — Вы в одиночку удовлетворяли на Майндшер большинство запросов, касающихся еды на этом Воеводе, с тех пор как пять месяцев назад началась вторая волна Ротации, поэтому вас непосредственно нам и порекомендовали.

— Правда?

— Да. Вам нравится готовить?

— Я учился у Ван дер Кампа в Париже, — ответил Макс, в тембре его голоса проскользнула нотка гордости.

Олдос одобрительно кивнул.

— Вы хотели бы пойти с нами?

Макс пробежался рукой по волосам.

— Дело в том, что это место принадлежит моей семье. — Молодой человек махнул рукой в сторону торгового зала. — Мне нужно управлять им в эту Ротацию, и такие магазины есть на каждом Воеводе. У меня нет возможности уехать на собеседование или процесс подачи заявки — я привязан к супермаркету на неопределенный срок.

— Мы предоставим менеджера на полную ставку, который будет управлять магазином вашего отца вместо вас, составляя ежедневные и еженедельные отчеты. Это вас удовлетворит?

Макс разинул рот от удивления.

— Пока я подаю заявку?

— На постоянной основе. Макс, наша система отбора кандидатов работает на основании рекомендаций касательно определенной позиции. Вы понимаете, что это означает?

Макс уже кивнул было, но затем отрицательно покачал головой.

— Это значит, что мы нанимаем только тех людей, которые, по словам наших собственных сотрудников, непосредственно подходят для определенной работы.

Проще говоря, от вас требуется заявление о приеме на работу. Присоединиться к нам можно только так. Мы не даем объявлений о вакансиях. Вы не можете подать заявку позже. Так что, боюсь, ответ нам нужен прямо сейчас.

Они застыли в тишине. Однако ее тут же нарушила блондинка Сэнди, которая появилась над опасно покачивающейся витриной с сухими завтраками.

— Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказал Макс. — Вам нужны кулинары в космическую команду?

Олдос приподнял бровь:

— Даже космонавтам нужно есть.

Макс раскачивался вперед-назад на пятках, держа руки глубоко в карманах, взвешивая свои варианты.

— Хорошо, — медленно произнес он. — Я участвую.

— Кто-то приедет за вами завтра. Соберите вещи, которых вам хватит на девятьсот часов. — Сказав это, удивительно щеголеватый Олдос наклонил полы шляпы.

Трое мужчин вышли из магазина, оставив Макса, который провожал их взглядом, в одиночестве.

* * *

Кэрис отводит глаза, глядя в темноту, что покрывает Землю, когда там садится солнце, хотя здесь это не так.

— Удивительно, не правда ли? Ты получил возможность одновременно заниматься желанной работой и той, виртуальной, которой хвастал для того, чтобы снимать девушек.

Он морщится, но игнорирует эту шпильку.

— Они сказали, основой данного решения стало количество кулинарных запросов на Майндшер, которые я удовлетворил.

— Рекомендации для работы, — кивает Кэрис.

— Я думал, у нас будут все шансы встретиться, — говорит он.

— Во время ланча? Да.

— Я не мог поверить в это, когда вновь увидел тебя. Моя жизнь перевернулась с ног на голову, для меня открылась возможность делать удивительные вещи. Наконец-то я мог сказать, что теперь практически являюсь астронавтом…

— Уверена, девушкам это нравилось…

— И я попадал в действительно хорошее место, ведь там была ты, та, которой я по глупости дал уйти. — Он помедлил. — Кэри, две минуты назад ты сказала мне, что всегда знала, какой я.

Чтобы избежать обмена доводами — а к этому склонны все пары, когда уже прошел этап гнева и улаживания ссоры, — разговора, который закончится на том, с чего и начался, после одного колючего комментария, Кэрис просто ответила:

— Извини. — Но дальше она уже не смогла себя сдержать. — Однако ты только что назвал меня той, которая ушла.

— И что?

— «Та» подразумевает одну из многих.

— Нет, не подразумевает, — вздохнул Макс. — Это значит, я понимал, что упустил тебя. Ты засела у меня в голове, но нам бы не позволили быть вместе таким образом — пока нет, — и в то время я ничего не мог с этим поделать.

Их взгляды встретились. Он накрыл своей рукой ее ладонь, лежащую на веревке, и посмотрел ей прямо в глаза:

— Почему мы уделяем этому особое внимание?

— Ты прав, — ответила она, гладя вниз на голубое свечение Земли в темноте под ними. — Нам предстоит нелегкая работа. Теперь не двигайся.

Глава пятая

Семьдесят пять минут

Пока они уверенно продолжают падать, отдаляясь от «Лаерта», Кэрис скручивается, чтобы посмотреть на воздушный манометр сбоку ее ранца, затем смотрит на баллон воздуха Макса прямо перед собой. Семьдесят пять минут. После этого разговора у них осталось на пять минут меньше воздуха. Господи. Она пробегает руками по его ранцу, нащупывая разные отсеки на гладкой рифленой поверхности.

— Я спрошу у Озрика о выбрасываемом углекислом газе.

Кэрис печатает, быстро шевеля пальцами, ее руки двигаются перед Максом. Технология считывания движений практически моментально превращает сокращения мышц девушки в комбинации букв, а буквы — в интуитивный ввод текста и наконец текст — в наиболее вероятное слово в контексте. Неправильные предложения заменяются одним взмахом. Система практически безупречна, между тем, как и большинство программных обеспечений, иногда выдает опечатки в режиме автокоррекции. Кэрис останавливается, чтобы прочитать ответ Озрика.

— Ты скажешь мне почему? — спрашивает Макс.

— Да. — Она находит кнопку ручного управления на его ранце и сразу кладет на нее палец, размышляя, стоит ли нажимать. — Озрик говорит, кислород хранится в верхней части, — читает Кэрис со стекла своего шлема, — с диоксидом углерода в медной сетке прямо под ним.

— Хорошо. О чем ты думаешь? — спрашивает он.

Рука Кэрис все еще играет с пластиковой кнопкой.

— Ты пробовал использовать воздух в качестве топлива. Почему бы не попробовать углекислый газ? Он нам все равно не нужен.

— Ох.

— Стоит попробовать.

Макс корчит гримасу:

— Разве это не очевидно? Я идиот.

— Нет, — говорит Кэрис. — Все дело в том, что он не хранится в газообразной форме. Скафандр замораживает вытесненный углекислый газ в вентиляционном потоке. Вся система представляет собой радиатор.

— Что означает…

— Это замороженный блок. А чтобы использовать его в качестве топлива, нам нужно остановить его заморозку.

— Хорошо, — говорит он. — Сообщи мне, когда придумаешь, как это сделать.

Она замирает и смотрит на него.

— Извини. Ты разбираешься в этом лучше меня.

— Надо полагать, это я и Озрик, — говорит Кэрис, чтобы успокоить его. — Углекислый газ заморожен в медной сетке при температуре минус сто сорок градусов. — Она изучает сводку от Озрика. — Затем он попадает в охладительную камеру и подается обратно в наши шлемы, чтобы не запотевало лицевое стекло. Поэтому нам нужно будет… — Кэрис умолкает, обдумывая это, — прервать поток до того, как углекислый газ попадет в медную сетку и заморозится.

— И как мы это сделаем, гений?

— Нам нужно будет извлечь отсек с медной сеткой.

Макс удивлен:

— Ты хочешь отсоединить часть ранца, здесь?

— А у нас есть выбор? — спрашивает Кэрис.

— Что, если ты его уронишь?

— Он повиснет в невесомости. Или ты можешь подержать его для меня.

— Но тогда, — голос Макса становится тише, — углекислый газ определенно не будет выходить из наших скафандров. Мы начнем дышать им.

— Это не важно, ведь мы направимся обратно к «Лаерту».

— Это будет важно, если мы потеряем сознание, — приводит он разумный аргумент.

— Это не будет иметь значения, если мы вернемся обратно.

Он замолкает лишь на долю секунды.

— Ладно. Давай попробуем. — Его сердце бешено колотится, когда он отворачивается от нее, облегчая ей доступ к своему ранцу. — Делай свое дело. Вперед, команда, — говорит он.

— Хорошо. Я достану твой отсек с медной сеткой, отсоединю охладитель, и без этих двух охлаждающих элементов газ должен быть достаточно теплым…

— Меньше предположений, пожалуйста. Давай более определенно.

— Газ должен быть достаточно теплым, — повторяет она, открывая среднее отделение его скафандра. — А затем я использую поток выходящих газов в качестве воронки. — Она секунду колеблется, после чего нажимает на отлитую пластиковую кнопку, сдвигая ее в сторону. Отделение выезжает вперед и открывается, выпуская дымок. Кэрис выталкивает секцию пальцами, конусообразная сетка скользит дальше, совсем ледяная. Кэрис сжимает ее корпус, затем вынимает сетку, оставляя ее парить в космическом вакууме, в свободном падении, также, как они. — Держи, — говорит она, мягко подталкивая сетку к Максу, который ловит ее руками в перчатках.

— Озрик, — набирает Кэрис, — мне нужны инструкции, чтобы освободить поток выходящих газов Макса.

— Привет, Кэрис. Я должен предупредить, что удаление медной сетки приведет к гиперкапнии у Макса.

— Дай определение гиперкапнии.

— Потеря сознания. Выходящий поток газов сгенерирует один фунт[8] вытесненного углекислого газа, но Макс в своем скафандре вдохнет в три раза большее количество CO2 за тот же отрезок времени. Этого не хватит, чтобы продвинуть Макса вперед, но, безусловно, негативно скажется на его дыхании и состоянии сознания.

— Насколько далеко это его продвинет?

— Не очень, Кэрис, до того как он наверняка впадет в гиперкапническое состояние.

— Дай мне этот конус. — Тон Кэрис такой резкий, что Макс вздрагивает.

— Что?

— Мне нужно поместить его обратно.

Он передает ей проволочную сетку.

— Реинтеграция необратима.

— Извините, Кэрис. Сетчатый фильтр молекул представляет собой сложную часть физики.

— Снисходительный засранец, — бормочет она, и Макс смотрит на нее.

— Как видите, удалив прилегающую сетку, вы получили прямой доступ к основному запасу кислорода в скафандре Макса.

Кэрис медлит.

— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Макс.

Она поворачивается к нему, сдерживая улыбку.

— Подержи конус секундочку, можешь? Мы попробуем кое-что другое.

Макс выглядит растерянным.

— Это был план Б, — объясняет она. — А сейчас мы применим план В.

— План получше?

— Да.

— У нас было девяносто минут, Кэри. Теперь… — он смотрит на индикатор и закусывает губу, — семьдесят три. Давай попробуем что угодно, чтобы получить больше.

— Хорошо, — говорит она. — Давай вычислим, как нам воспроизвести эту химическую реакцию.

— Реакцию?

— Я собираюсь изменить химическую формулу кислорода в твоем баллоне. — Она указывает на его ранец. — Сзади.

Макс стонет:

— Химия. Это никогда не было моей сильной стороной. Я не продвинулся дальше изучения птиц и пчел.

Она смотрит на него с удивлением:

— Макс, это была биология.

* * *

В первый раз, когда она увидела его снова, он каким-то образом оказался перед ней в очереди за обедом, громко смеясь над чем-то, чего она не услышала. Столовая

ЕКАВ была наполнена голосами и резким треском кухонных сковородок. Он подзагорел, поэтому контраст его смуглого лица, пятнистой, покрытой веснушками переносицы с белыми зубами был поразительным. Закрыв глаза, Кэрис через силу сдержала порыв не повернуться и не ускользнуть, в то время как адреналин нарастал — парень выглядел таким, каким она хотела его видеть. Он не такой уж неземной экземпляр. Обычный человек. Она посмотрела вниз на свой форменный голубой топ, сделала глубокий вдох и наклонилась вперед, якобы изучая ассортимент мяса.

— Это говядина? — спросила Кэрис довольно громко, и обслуживающее устройство запищало. Там, в начале очереди, он не повернулся на ее голос, и она мысленно выругалась. Она вышла из очереди. — Думаю, сегодня я хочу овощей, — добавила Кэрис и медленно побрела к прилавку с овощами, теперь всего в нескольких дюймах от него. — Можно мне брокколи, пожалуйста? — обратилась она к обслуживающему устройству, краем глаза заметив, как он повернулся. — И немного картофеля, если есть.

— Жареного? — сказал он, встав рядом с ней, но обращая свой вопрос к устройству. — Знаешь, существует секретный рецепт отличной жареной картошки. Хочешь, скажу какой? — Не дожидаясь ответа, он прошептал: — Это гусиный жир.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — промолвила Кэрис.

— Однако, — произнес Макс, повернувшись и посмотрев на нее, — кажется, все изменилось.

— Привет, Макс.

— Кэрис. — Он почтительно поклонился, его взъерошенные вьющиеся волосы торчали во все стороны.

— Ты помнишь, как меня зовут, — сказала она, забирая свою тарелку. — Приятно удивлена тем, что увидела тебя здесь.

— Какая ты чудная. Говоришь, будто так и должно было случиться, но на самом деле из всех мест на Земле…

— …ты вошел именно в мою столовую, — закончила она. — Это несколько неправдоподобно. Как ты?

Улыбка исчезла с его лица.

— Я хотел позвонить тебе.

— Неужели? — Кэрис опешила от такой резкой смены темы, но пыталась этого не показывать.

— Правда. — Он говорил всерьез.

— Ничего страшного.

— Я каждый день на протяжении двух месяцев сдерживал себя, чтобы не набрать твой номер. Моя семья…

Кэрис оттолкнулась бедром от прилавка с овощами.

— Ты немного забегаешь вперед, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. — Я полагала, мы могли бы поговорить о погоде.

Он улыбнулся, но не ответил.

— Хорошо. — Она вздохнула. — Ты не позвонил.

Макс помедлил.

— Я думал, мы вскоре поймем, что слишком разные.

Они были одеты в одинаковые футболки ЕКАВ, держали одинаковые подносы, стояли в одной и той же столовой на Воеводе 6. Кэрис посмотрела на него ироничным взглядом.

— Я не знал, что сказать, — добавил он.

— Зато ты много чего говорил, когда мы встретились, — поддразнила его девушка, — на куче разных языков.

— Это было неплохо, не так ли? — спросил он.

— Очень хорошо. — Он просиял, и она почувствовала, как у нее внутри все расцветает. — Так гладко.

— Это не специально, — ответил он. — Я ничего не изображал для того, чтобы произвести на тебя впечатление…

Она подняла бровь.

— Разве лишь это тебя впечатлило? — спросил Макс.

Они рассмеялись, и он украдкой окинул ее взглядом: поджарая, сильная от подготовки в ЕКАВ, с длинными рыжевато-коричневыми волосами, спадающими по плечам, и несколькими прядями, которые сверкают золотом в искусственном свете столовой.

— Рад снова видеть тебя.

— И я тебя.

— Проводила какие-либо импровизированные музыкальные вечера в последнее время?

— Не то чтобы, — ответила она. — Я стараюсь держаться подальше от мужчин, размахивающих гитарами.

— Правильное решение, — сказал Макс, когда стены вспыхнули зеленым светом, означающим начало послеобеденных занятий. — Черт, — выругался он, — я еще даже не поел, а уже надо возвращаться обратно. — Он начал укладывать свой обед между двумя кусками хлеба. — Любимое блюдо моего младшего брата. Кент съест что угодно, если оно выглядит наподобие сэндвича, — объяснил он.

— Его зовут Кент, как политика?

Макс кивнул:

— Один и тот же человек. Назван в честь нашего любимого основателя утопии.

Кэрис изо всех сил старалась не поморщиться.

— Что тут скажешь? Мои родители — глубоко верующие люди. Слушай, мы можем увидеться снова?

— Не уверена, — ответила она.

— Пожалуйста!

— Не знаю. — Она, взяв тарелку в другую руку, издавала нечленораздельные звуки, размышляя.

— Сегодня вечером?

— Я не могу…

— Пожалуйста, Кэрис. Я хочу тебе кое-что показать. Это то, что бывает лишь раз в жизни. — Она опять рассмеялась, и он состроил гримасу. — Я только что снова проиграл это у себя в голове, и да, все действительно звучало как прием пикапа. Но, шутки в сторону, сегодня вечером должно произойти нечто, на что я собирался посмотреть сам, однако мне очень хотелось бы взять тебя с собой. Ты могла бы освободиться?

— Возможно.

— Пожалуйста!

— Полагаю, — сказала она, поддаваясь, — если ты появишься у двери моей квартиры и это действительно именно то, что бывает лишь раз в жизни, я могла бы подумать над тем, чтобы выйти.

— Замечательно, — ответил Макс, придавливая куском хлеба свой ланч. — Я зайду за тобой в десять. Ты не пожалеешь.

— Я не поеду на этом.

— Хотя бы попробуй — на нем отлично ездить.

— Ни в коем случае.

— Попробуй.

Макс и Кэрис стояли на улице возле ее дома, глядя друг на друга через гибридный велосипед. Макс призывно повернул к ней руль, а она скрестила руки на груди.

— Ну давай, я взял этот для тебя, — уговаривал он. — Мой стоит за домом.

— Нет, Макс. Меня пугает не велосипед, а другие люди на дороге.

— О да, это весьма справедливо — люди здесь сумасшедшие.

— Да, черт возьми, и они определенно правы. Я не сяду на это, когда мимо пролетают трамваи со скоростью сто километров в час.

— Ты предпочла бы прогулку пешком?

— Точно, — ответила она. — Извини.

Вздохнув, он покатил свой любимый велосипед в боковую аллею, там прикрепил его к земле жидким замком, который достал из кармана и размазал по всему переднему колесу. Замок затвердел, и Макс попробовал толкнуть велосипед — убедиться, что его нельзя сдвинуть с места.

— Подожди.

У Кэрис возникло необъяснимое чувство, будто она, не желая быть легкой на подъем, каким-то образом уже портит воспоминания о сегодняшнем вечере. А ведь когда-нибудь в будущем она могла бы оглянуться назад и вспомнить, как они мчались на велосипедах по ночному городу, как ее волосы развевались на ветру и Макс, радостный, оборачивался к ней. Она знала, что это был один из тех случаев, когда ей стоит прекратить самой преграждать себе путь, пренебречь осторожностью; знала, что Макс может оказаться человеком, больше реагирующим не на то, как этот вечер выглядит внешне, а на энергию настоящего момента.

— Принеси велосипед обратно, — промолвила она.

Макс заулюлюкал и энергично снял замок.

— Ты не пожалеешь об этом, Гэри.

Она шлепнула его по руке.

— Кэрнс. Кэри — если питаешь ко мне нежные чувства. Болванка — если нет.

Он поставил велосипед перед ней.

— Ты поняла. Теперь садись на него. — Он улыбнулся, и она перекинула ногу через раму, вырвала его из рук Макса и полетела вниз по улице в поток ночного транспорта.

Он помчался на другом гибридном велосипеде к Кэрис, ожидающей его на светофоре.

— А ты чертовски быстра. Я думал, ты не чувствуешь себя уверенно с подобными вещами.

— Тебе нужно слушать внимательнее, — громко сказала она. — Я говорила, что боюсь других людей на дорогах. Не себя. — Светофор вспыхнул зеленым, и девушка сорвалась с места, ее инстинкты пилота рвались наружу, когда она виляла по стальным трамвайным путям. Серебристый гибридный трамвай тянулся рядом с ней, сияющие поршни длиной в весь вагон втягивали кислород с каждым толчком и движением насоса.

— Кэрис, — окликнул ее Макс. Она не слышала. Кэри! Эй, Болванка!

Она повернулась назад к нему:

— Что?

Он улыбнулся:

— На втором повороте налево, на Пасео.

— Мы едем в супермаркет? — удивленно спросила она.

— Нет, дурашка. Может, позволишь мне направлять тебя?

— Это не порадует мое эго, — ответила Кэрис и опять влилась в поток транспорта, свет фар освещал ее силуэт.

— В таком случае… — Макс включил ускоритель, резко подрезав другого велосипедиста, и мгновенно отклонился на спуск с тротуара, чтобы набрать скорость.

Кэрис, в свою очередь, проехала мимо первого поворота налево, переключившись на ручное управление и быстро крутя педали, она сменила передачу, повернула за угол и круто развернулась, обогнав Макса на пути к супермаркету.

— Ради бога, — сказал он, запыхавшись, когда подъехал на несколько секунд позже.

— Не нравится проигрывать? — поддразнила его девушка.

Он спустил ноги на землю и отдышался.

— Я больше за командную игру.

— Тогда куда мы направляемся?

— Сюда, — сказал Макс, и они поехали рядом, поддерживая беседу на скорости сто километров в час.

Остановились возле забора с выкованной из железа геральдической лилией, древние перила едва удерживали разросшуюся живую изгородь, грозившую вывалиться на дорогу. Макс и Кэрис слезли с велосипедов, закрепили их и направились ко входу, практически скрытому за диким кустарником. Макс отпер железные ворота, с силой толкая их, чтобы открыть, и вместе с Кэрис прошел сквозь них, нерешительно ступая в темноте. Узкая тропинка, извиваясь, вела к мощеной лестнице.

— Нам можно… — Она передумала и начала подниматься сквозь тени.

— Скорее всего, нет, — ответил он приглушенным голосом. И через секунду добавил: — Нет фонарика?

— Нет.

— Жутко.

Они в тишине прошли по лестнице. На вершине небольшой возвышенности тропинка расширилась и открыла вид на город, светящийся в темноте, смешанную картину из стекла и стальных конструкций внутри крошащихся испанских руин. Прямо перед ними, в тени, был невысокий купол с закрытыми ставнями на крыше. Дерево обветрилось, вокруг двери росли сорняки и кустарники.

Кэрис уставилась на здание перед ними.

— Это обсерватория?

— Пойдем.

Макс взял ее за руку, она, подскочив от его прикосновения, быстро пришла в себя и направилась с ним к зданию. Он несколько раз толкнул дверь, которая таки поддалась, после чего парень с девушкой пробрались внутрь.

— Как ты?..

— По-моему, ты задаешь много вопросов.

— Я начинаю слегка паниковать, когда нахожусь в полном неведении. Мне нравится знать, каким образом все устроено и где я. Как ты нашел это место? Почему мы тут? Я понятия не имела, что такие до сих пор есть.

— Я нашел ее пару недель назад. Она старая, еще тех времен, когда наблюдение за космосом велось в основном с Земли.

— Вау. — Кэрис сделала несколько шагов внутрь крошечного здания и положила руку на большую деревянную балку, разделяющую помещение, как брус на лодке. — Здесь используется только видимое освещение?

— Я так не думаю.

— Он оснащен лишь видимым светом, — поправляя Макса, с легкой насмешкой в глазах сказала Кэрис. — Это действительно старое оборудование.

Он добродушно пожал плечами:

— Хочешь посмотреть?

— Он все еще работает? — Сильно удивленная, Кэрис бросила взгляд на Макса.

— Вот почему мы здесь. — Он начал подготовку: открыл заплесневелый деревянный ставень и подтолкнул телескоп к иллюминатору. — Сегодня последняя ночь за ближайшие тридцать лет, когда ты невооруженным глазом можешь увидеть Сатурн из этой части Земли.

— А как же космические миссии?

— Невооруженным глазом, — повторил он с улыбкой. — Над нами, там, где мы находимся прямо сейчас. Я хочу показать тебе кольца Сатурна.

— Это очень романтично.

Макс озорно улыбнулся:

— Иногда я могу блеснуть.

— Я заметила.

Он подвел Кэрис к телескопу:

— Поворачивай линзу, чтобы регулировать резкость.

Она наклонилась и ахнула. Прямо в окуляре был Сатурн: маленький, серый и круглый, идеально окольцованный дымчатыми линиями.

— Он выглядит как на картинке. Это не может быть реальностью.

— Но он есть. — Макс подошел к ней сзади. — Я слышал, чем дольше смотришь, тем лучше видно.

Пока ее глаза привыкали, а облако астероидов над Землей двигалось в сторону, чернота ночного неба сделала сферу более резкой, и Кэрис увидела, что оттенки колец Сатурна пурпурные. Макс приблизился еще на один шаг.

— Удивительно, не правда ли?

— Захватывающе. — Она, повернувшись, улыбнулась ему, затем снова наклонилась к окуляру. — Я хочу как-нибудь слетать туда.

— Это было бы невероятно. Я люблю звезды.

— Я тоже. — Кэрис молча вглядывалась в кольца Сатурна, пока ее глаза снова не фокусировались на планете. — Ни один из пилотов ЕКАВ не мог долететь дальше мезосферы Земли, с тех пор как появились метеоры.

— Ты полетишь.

— Надеюсь, — сказала она, когда метеоритный дождь засветил изображение в телескопе, на мгновение затенив планету. — Хочется увидеть ночное небо без фейерверков — я все еще не поднималась выше стратосферы.

— Чем же ты тогда занимаешься целыми днями?

Она улыбнулась, все еще глядя на Сатурн через линзу, когда планета опять возникла в темноте.

— Космические агентства всегда набирали пилотов. Я пилотирую шаттлы ЕКАВ в земной атмосфере, учусь летать выше — в настоящее время это в основном симуляции и параболические полеты. Но в один прекрасный день в ближайшем будущем у меня появится возможность добраться до пояса астероидов и, вероятно, попробовать найти пути выхода. Они сейчас наносят астероидное поле на карту. Я хотела бы увидеть Сатурн без пояса камней, загораживающих обзор.

— Увидишь, знаю, что увидишь. — Он нежно поднял ее волосы и поцеловал в заднюю часть шеи.

Она прижалась к его руке, и он пробежал большим пальцем вниз по ее обнаженному плечу.

— А чем ты занимаешься целый день? — спросила она, стараясь говорить непринужденно.

Макс отпустил ее волосы, и они прядями упали на ее спину, пока он неподвижно стоял за ней.

— Я думал, буду в команде поваров, готовить для астронавтов типа тебя, — ответил он, — но меня продвигают по линии области питания и исследований.

— Интересно.

— Это, конечно, неожиданно для кого-то, кто совсем недавно работал полный рабочий день на трех работах. — Его рука скользнула по изгибу ее плеча к талии.

— Напомнишь?

— Посыльный в магазине, шеф-повар и преследователь девушек, похожих на Кэрис.

— Я помню. — Она помедлила. — Ты так делаешь со всеми девчонками?

— Кэри, — произнес он недрогнувшим голосом, — думаю, буду честен, если скажу: все, что я делаю с тобой, — это впервые.

— Что, например?

— Не знаю… Вламываюсь в заброшенные обсерватории, чтобы понаблюдать за небесными событиями, происходящими один раз за всю жизнь. Продолжаю что-то с тобой. Размышляю над тем, какая на вкус кожа у тебя на шее. — Она покраснела, и он рассмеялся. — Ты другая, и это заставляет меня думать о том, есть ли у меня шанс тоже стать другим.

Она повернула голову и посмотрела Максу в глаза, прижавшись к нему.

— Но мы не можем нарушать правила. Я не хочу, чтобы меня уволили.

— За эти невинные отношения? — спросила Кэрис, сохраняя непринужденный тон. — Я не могу поверить, будто они заморачивались бы по такому поводу.

— Лучше поверь. До меня доходили разные слухи: людей просили уйти, когда они сознательно нарушали правила и принципы. — Макс опять поцеловал ее в шею. — Посмотри еще раз на ночное небо, — прошептал он. — Сфокусируйся на кольцах.

Она снова наклонилась, а он держал Кэрис за талию, все еще чувствуя ее дыхание на себе. Пока девушка смотрела на кольца Сатурна, видимые последний раз за ближайшие тридцать лет над тем местом, где они стояли, Макс руками проводил круги по ее шее и спине, прижимая и согревая ее.

Глава шестая

Семьдесят минут

— Я собираюсь изменить химическую формулу кислорода в баллоне у тебя на спине. — Кэрис застывает, глядя на индикаторы запаса воздуха, который все убывает.

— Хорошо, — соглашается заинтригованный Макс.

— Мне необходима пара секунд, чтобы обдумать это. Нужно поразмыслить о кислороде.

— Я могу помочь? — На лице Макса отражено сомнение, его слишком недолгая подготовка в качестве астронавта оставляла желать лучшего, но Кэрис кивает, размышляя вслух:

— Кислород изначально называли «огненным воздухом» — он на самом деле является мощной энергетической силой. Большое заблуждение. Существует множество типов кислорода: дикислород О2, озон О3, О4 — их по одному открывали почти каждое столетие, в таком порядке.

— Что ты хочешь этим сказать? — Макс покачивается в легком нетерпении.

— Наука и развивается, и разрушает себя с течением времени. Если мы проживем достаточно долго, то настанет пора, когда большинство теорий, которые сейчас воспринимаются как факт, будут опровергнуты. Всегда существует лучшая, более продвинутая теория — нам просто нужно для начала расширить собственные знания.

— Это как концепция о том, что мир плоский. — Его взгляд падает на округлые очертания Земли, море метеоритов сгущается на горизонте под ним.

— Именно. Когда мы лучше познаем физику, кислород тоже усовершенствуется. Это не совпадение. Мы учимся применять к нему более сложные научные технологии, а значит, он сам по себе развивается.

— В 2001-м выяснилось, что 04 на самом деле не 04, а группа молекул кислорода под давлением, который использовался в ракетном топливе в начале двадцать первого века. Очень мощный красный кислород, но 08 — сверхмощный.

— Ладно, я с тобой согласен, насколько мне позволяют мои скромные познания в химии, — говорит Макс. — Ты собираешься сделать что-то необычное с кислородом и превратить его в топливо.

— Окислитель.

— Хочешь сделать его окислителем.

— Именно, — отвечает она.

Макс протягивает руку в перчатке, чтобы дать Кэрис пять, и она касается его ладонью.

— Озрик, — набирает девушка, — подтверждаешь, что я могу вызвать химическую реакцию с некоторым количеством кислорода в ранце, чтобы сделать окислитель?

— Привет, Кэрис. Если вы сможете сгенерировать реакцию с результирующей двойной ромбовидной симметрией, то этот элемент можно будет использовать в качестве окислителя.

— Мощного окислителя?

— Да.

— Объясни понятие двойной ромбовидной симметрии.

— Мы говорим об 016, Кэрис.

— Ой. — Она пару секунд размышляет, глядя на Землю с ее ярко-зелеными и голубыми участками суши и океана, глаза девушки задерживаются на удивительно коричневой пустоши на том месте, где когда-то были Соединенные Штаты. — Что будет, если нам не удастся получить достаточное давление?

— Вы можете создать другой аллотроп.

— Это будет плохо?

— Не обязательно. Если у вас выйдет 08, ситуационный анализ показывает пятидесятипроцентную вероятность того, что вы сможете использовать его как окислитель, достаточно мощный, чтобы применять этот элемент в качестве топлива.

— Значит, стоит попробовать, — печатает она и, как запоздалую мысль, добавляет: — Спасибо.

— Пожалуйста.

Подсознательно Кэрис замечает отсутствие своего имени в конце этого предложения, но продолжает планировать химическую реакцию.

— Как продвигается? — Пока она переписывалась с Озриком, Макс еще больше осознал всю катастрофичность их положения. Его взгляд опустился к метеоритам под ними, а затем поднялся вверх к «Лаерту». — Все хорошо?

— Неплохо. Озрик говорит, нам нужно создать О8. — Она намеренно преуменьшает задачу, оценивая его реакцию. — Красный кислород.

— Ты хочешь получить красный кислород — здесь? — Да.

— В космосе, без каких-либо элементов контроля. Красный кислород. — Он выглядит иронично. — Не в лаборатории.

— Нет.

— В космосе.

— Да.

— Без инструментов.

Она выкладывает все начистоту:

— На самом деле поднять наши шансы на выживание может О16.

— Что?

— Черный кислород. Но Озрик говорит, если мы в состоянии приблизиться к О8, у нас тоже будет шанс.

— Черный кислород, — вторит ей Макс. — Это невозможно.

— Мы должны попробовать. — В ее тонком голосе звучит мольба. — Давай, Макс. Нам стоит попытаться.

Он поднимает на нее испуганные глаза:

— Хорошо. Что мы делаем?

— Кэрис. — Слово вспыхивает голубым цветом в боковой части стекла ее круглого шлема, абсолютно незваное, и адреналин девушки подскакивает.

— Да, Озрик?

— Панели вашего скафандра обнаружили большой приток ультрафиолета.

— И что?

— Солнце находится в пределах прямой видимости от вас?

Кэрис смотрит обратно на корабль и видит рассвет, который во всем блеске поднимается над кораблем.

— Да, нас отнесло дальше от «Лаерта», так что мы больше не в тени. — Она опять касается задней части ранца Макса, пробираясь сквозь отверстие для сетчатого конуса к запасу кислорода.

— Кэрис.

— Что, Озрик? Я занята, — бормочет она, выключая звуковые оповещения Озрика, перед тем как ее сердце поддается напору адреналина.

— Вам нельзя оказывать никакого влияния на кислород под воздействием ультрафиолетового излучения.

Кэрис замирает:

— Почему?

— При химической реакции между молекулами кислорода под воздействием ультрафиолетового излучения Солнца существует высокая вероятность создания триоксигена.

— Что происходит? — спрашивает Макс.

— Подожди секунду.

— Скажи мне…

— Кэрис, триоксиген не сработает как окислитель либо топливо, и если вы его вдохнете…

— Кэри, что происходит? — Макс хватает ее за руку.

— Что-то не так с Солнцем…

Задняя часть ранца Макса отскакивает, после того как она его открепляет, и плывет в невесомости, поэтому она стряхивает его руку, чтобы удержать элемент.

— Что если молекулы все еще внутри его ранца? — набирает она.

— Негативно, уровень триоксигена слишком высокий.

— Кэри, я клянусь…

— Ради бога, подожди. Озрик говорит что-то про реакцию кислорода на ультрафиолет… Озрик? Дай определение триоксигена.

— Триоксиген, О3, также известный как озон. Менее стабильный аллотроп молекулярного кислорода О2…

— Кэрис, — в голосе Макса звучит отчаяние.

— Черт. — Она цепляется за его руку. Он все еще сжимает ее. — Черт. — Она аккуратно забирает у него сетчатый конус и помещает его обратно в ранец, защелкивая отсек, затем отпускает, и теперь Кэрис соединена с ним только веревкой фала. — Это не сработает.

— Почему?

— Риск слишком высок. Если у нас не получится создать красный или черный кислород, мы создадим О3. Из-за Солнца.

— Озон?

— Да. Озрик, перечисли медицинские последствия вдыхания озона.

— Побочные эффекты воздействия озона: вызывает респираторные симптомы. Нарушения функций легких. Воспаление дыхательных путей. Респираторные симптомы могут включать: кашель, раздражение в горле; болевые симптомы, жжение или дискомфорт в области грудной клетки при глубоком вдохе; стеснение в груди, одышку или затруднение дыхания и в некоторых случаях смерть.

— Понятно.

— Если бы я только мог поговорить с Озриком, — бормочет Макс. — Ужасно жаль, что у меня нет моего флекса.

— Сомневаюсь, что ты хотел бы прочесть то, что он мне сейчас пишет. — Макс корчит гримасу, и Кэрис протягивает к нему руку. — Я уверена, мы можем каким-то образом перепрограммировать мой, если хочешь.

— На это нет времени. Продолжай ты. — Его взгляд падает на ее понижающийся показатель уровня воздуха.

— Ладно.

— Озрик, — импульсивно набирает она, — ты можешь подвинуть корабль, чтобы закрыть любое ультрафиолетовое излучение Солнца?

— Ответ отрицательный, Кэрис. Системы навигации и управления выключены.

— Ох! — Она секунду думает. А потом пишет: — Ты можешь сделать так, чтобы наша переписка отображалась и в скафандре Макса?

— Да, Кэрис. Вы хотите, чтобы при передаче этого диалога он появился в виде текста в шлеме Макса с удаленными ругательствами?

— Он не ребенок. Можешь оставить все дословно.

— Подтверждаю.

Секундой позже стекло в шлеме Макса оживает и на нем появляется голубой текст всей переписки Кэрис с Озриком, расположенный в его поле зрения с выравниванием по левой стороне.

Макс моргает и смотрит вверх, прокручивая разговор к началу.

— С тобой он общается иначе.

— Чепуха.

— Правда. Господи, Кэрис, тут говорится о серьезных медицинских предостережениях по поводу влияния озона.

— Я знаю, но неужели хоть одно из них хуже, чем верная смерть? — спрашивает она. — Если мы попробуем и у нас не получится, то повредим легкие. Но разве не лучше сделать попытку и в случае успеха остаться в живых?

— Ты имеешь в виду, — говорит он, — что лучше иметь шанс на испорченную жизнь, чем лишиться ее вовсе?

Она кивает.

— Не уверен, что согласен.

Кэрис изумленно смотрит на него:

— Серьезно?

— Нет, если для тебя существует риск.

— Ну, — говорит она, — технически риск существует для тебя. Мы пробуем сделать это с твоим ранцем.

Он смеется, и его смех звучит как икота.

— Ох! Ну тогда ладно.

— Правда? Макс? Ты это серьезно? — Он отвлекается, читая переписку между Кэрис и Озриком. Она пробует снова. — Макс, скажи что-то. Ты действительно говорил всерьез?

Он не отвечает.

— Макс?

— Они не очень хороши в проявлении инициативы, не так ли?

— Кто?

— Озрик. ЕКАВ. Практически всё, что Озрик просчитал для тебя, было сделано только потому, что ты его попросила.

— По-моему, это ограничение системы, — говорит она, — которая настроена реагировать.

— Интересно, улучшат ли они ее в следующих версиях.

— Возможно. Проактивный интеллект должен появиться в ближайшем будущем.

Макс все еще читает их переписку на стекле своего шлема.

— Кэри, Озрик сказал, что системы навигации и управления «Лаерта» отключены. Спроси его, какие системы работают.

— Озрик, перечисли действующие системы.

Поток синего текста пробегает по стеклу их шлемов:

— Система жизнеобеспечения, рециркуляция воздуха; системы теплиц: фотосинтез, панели солнечных батарей, орошение; утилизация отходов, игры, симуляция гравитации; освещение, водоснабжение…

— Теплица! — восклицает Макс.

— А что с ней? — спрашивает Кэрис.

— Растениям необходим свет. Активация программы теплицы откроет дополнительные панели солнечных батарей. Посмотри на положение «Лаерта» — ему необходимо будет повернуть панели к солнцу. Активация программы теплицы повернет корабль.

— Ты прав, — соглашается с ним Кэрис, и Макс подпрыгивает. — Это не подвинет «Лаерт» к нам, — продолжает она, хотя находит его возбуждение заразительным, ее голос расцветает новой энергией. — Но это может закрыть нас от солнца и воспрепятствовать созданию озона в твоем ранце.

— И не помешало бы подвинуть корабль немного ближе.

— К тому же воздушный шлюз окажется перед нами, если мы сможем создать топливо. Но самое главное, что нас полностью закроет от солнца.

— Как по мне, звучит неплохо.

— Давай сделаем это. Мы должны это сделать. — Кэрис качается вверх-вниз. — Как думаешь?

— Да, черт возьми.

— Озрик, запусти программу теплицы.

— Последний запуск программы теплицы был двенадцать часов назад. Экосистеме не требуется больше фотосинтеза. Уровень потенциальной опасности для растений: высокий.

— Вот о чем я говорила! Я задушу его.

— Это компьютер. Он не знает, что говорит. Прикажи ему сделать это, — объясняет Макс. — Двигай пальцами так сильно, чтобы Озрик почувствовал, как они сжимаются на его виртуальной шее.

— Заблокировать. Инициировать программу теплицы.

— Назовите пароль.

— Пароль — ФОКС. Спасибо.

— Подтверждаю. Инициирование программы теплицы.

Макс и Кэрис внимательно смотрят на корабль, наблюдая, как он покоится на месте. Ничего не происходит. Они глядят друг на друга, потом — снова на судно. Наконец «Лаерт» начинает движение: два шеста выдвигаются с двух сторон, разворачиваясь в своих отверстиях, как пушки на боевом корабле.

— Разве не жутко, — говорит Кэрис, — что когда мы были внутри, то могли слышать каждый скрип металла, но здесь это происходит абсолютно беззвучно?

Еще одна пауза, затем «Лаерт» очень медленно поворачивается на девяносто градусов. Его длинный крамбол[9] теперь смотрит туда, куда падают Макс и Кэрис.

— Кошмар.

Тотчас шесты полностью высовываются, раздвигаясь в беззвучном замедленном движении, открывая панели солнечной батареи, как зонтики от ливня. Белое и серебряное, их расширяющееся полотно освещает темноту, растягиваясь в широкие квадраты, подстраивающиеся под Солнце. Макс и Кэри оказываются в тени и приветствуют это одобрительными возгласами.

— Удивительно!

— Я никогда в жизни не была так счастлива видеть солнечную батарею.

— Невероятно!

— Посмотри — теперь можно лицезреть воздушный шлюз.

Он трет ее руку, оторопев в этот момент.

— Что теперь?

Они смотрят друг на друга, и она прикусывает губу.

— Полагаю, нам нужно заняться той самой химической реакцией.

В очередной раз Кэрис пробирается по кругу к спине Макса и начинает возиться с его ранцем.

— Ты в этом уверен?

Он кивает.

— Мы знаем, как нагреть кислород?

Она замирает и смотрит на него, а он поворачивается, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Я говорила тебе, Макс, это радиатор.

Он фыркает:

— Будто я знаю, что это означает.

— Мы уберем охлаждающие камеры и с помощью вот этого очень удобного индикатора температуры изменим градусы криогенного кислорода.

— А он наверняка заблокирован.

— Да. Но здесь есть индикатор давления.

— Боже, они действительно подумали обо всем. — Макс делает паузу. — Кроме очевидных вещей.

— А также инструкций. — Она проводит руками по серебряным отсекам, нащупывая пальцами гибкие трубки, электронные индикаторы с множеством чисел и показателей, отображаемых ярким электрическим синим. — Мы нагреем его и увеличим давление.

— Я хотел бы, чтобы Озрик мог сказать, как нам действовать дальше.

— Это не в его компетенции, — говорит Кзрис, — что весьма паршиво.

— Он может по запросу запускать системы, автоматически уведомляет о любом сбое. И всё?

— Еще перечислять возможные результаты на основе ситуационного анализа.

— Да, как в случае с побочными эффектами озона, которые пугают меня до чертиков.

— Нам нужно решить, что мы будем делать, если это сработает, — говорит она. — Если у нас получится создать окислитель ракетного топлива, тебе лучше быть готовым приблизиться к «Лаерту». Думаешь, он все еще в пределах досягаемости?

Макс пожимает плечами:

— Из нас двоих тебе лучше знать.

— Давай сделаем такое предположение. Нам не повредит быть ближе, даже если мы на сей раз не доберемся до него. Думаю, лучше развернуть тебя в правильном направлении.

— Кэри…

— Окислитель продвинет тебя вперед…

— Что не так? — спрашивает он, прерывая ее бормотание.

— Я волнуюсь, а вдруг окислитель окажется нестабильным и вырвется из твоего ранца струей.

Макс поднимает брови:

— И…

— И, если я буду за тобой, он оттолкнет меня назад и дернет фал, тогда нас будет швырять в разные стороны и мы не продвинемся. Поэтому нам лучше развязать веревку…

— Кэрис, можешь меня послушать? Если у тебя получится создать О16 — если, — то он будет настолько мощным, что наше дерганье во время обратного полета в космосе окажется меньшей из наших проблем.

Она отвечает шепотом:

— Ты так думаешь?

— Да. Не смей себя отвязывать.

— Хорошо.

— Воспроизводи реакцию, затем перемещайся вперед и в сторону от тяги, хорошо?

— Хорошо.

— Надеюсь, мы не умрем, — говорит он, и, поддавшись импульсу, она обхватывает шею Макса руками, обнимая его.

— Мы не умрем. Мы уже использовали свою долю невезения.

Макс прижимает ее к себе, разочарованный из-за отсутствия подлинного физического контакта, ведь их тела заключены в скафандры. Они ненадолго замирают в таком положении.

— Сколько времени у нас осталось? — спрашивает она, и он бросает взгляд вниз, на индикатор.

— Шестьдесят пять минут.

Макс думает о том, что, бывало, он мог вздремнуть часок-другой, проводя в постели больше времени, чем у них осталось теперь, — какая неразумная трата!

— Отсюда можно только вверх, — говорит Кэрис. — Нам стоит поспешить, с тем чтобы вернуться обратно к этому дурацкому кораблю. — Она указывает на «Лаерт». Затем вдруг произносит: — Что за…

— Осторожно!

Огромные кубы спрессованных отходов летят в их направлении, врезаются в Макса, которого разворачивает от удара. Фал дергает, отчего Кэрис тоже отлетает в сторону.

Вдалеке виднеется «Лаерт», люки его правого борта открыты и смотрят на них.

— Озрик, — печатает Кэрис, но текст выходит искаженным из-за панической судороги в пальцах. — Озрик…

— Что за… — Макса поворачивает и крутит, его руки сжаты в кулаки на веревке.

— Осторожно, там еще один блок!

— Это что, прочистка? Какого черта там прочистка?

— Озрик!

Мимо них проплывает космический мусор, отталкивая их все дальше от «Лаерта» и ближе к опасным астероидам под ними.

— Я здесь, Кэрис. Вы в порядке?

— Почему там происходит прочистка? — пишет она Озрику, с трудом пытаясь контролировать движения мышц, чтобы печатать, в то время как их относит назад, все дальше от корабля.

— Это запланированный сброс мусора. Из-за дополнительного запуска программы теплицы углекислый газ был вытеснен досрочно. Запланированный сброс мусора смещен вперед.

— Кэрис! — окликает ее Макс. — Нам нельзя сейчас разъединиться. Это веревка — сконцентрируйся…

— Заблокируй! — кричит она инстинктивно. — Заблокируй запланированную продувку, Озрик! Останови ее!

— Подтвердите пароль.

— ФОКС. ОСТАНОВИ ЕЕ…

— Держись за веревку! — кричит Макс, пока они, вращаясь, летят в разные стороны, а их тела дергаются и корчатся в отчаянной попытке остаться вместе.

Она хватает кабель и немного приближается к Максу, вытягиваясь, чтобы схватиться за его руки. Вокруг них молекулы отскакивают друг от друга, как снежные шарики, вместе с огромными кубами уплотненных отходов, выброшенных в космос с тихим шипением.

— Останавливается…

— Люки закрываются.

— Нам нужно попробовать ударить блок. Это может помочь нам замедлиться.

— Мы падаем к…

— Я знаю. Там нас уничтожит. Вытяни ноги! Нам нужно ударить этот блок!

— Если мы погибнем там, внизу…

— Звездочка. Снежный ангел. Сейчас.

Их мышцы и сухожилия напряжены, они вытягиваются, изо всех сил пытаясь занять как можно большую площадь, чтобы ухватиться за самый большой из выброшенных блоков. Качаются, подпрыгивая на нем, и начинают замедляться, когда блок несется в противоположном направлении от их удара. Они продолжают падать, медленнее и равномернее, но все еще падать.

— Мы дальше, чем когда-либо.

Панели солнечных батарей на «Лаерте» сейчас по размеру напоминают коктейльные зонтики. Идея создать достаточное количество черного кислорода, чтобы добраться до корабля, теперь кажется далекой фантазией.

Глава седьмая

— Я на какое-то время уеду, — неожиданно сказала Кэрис Максу через пару недель после их поездки в обсерваторию.

— Зачем?

— Проверь его. — Она указала на обруч у нее на голове.

— Ободок с антеннами?

— Проверь его. — И сразу две антенны, торчащие из ее головы, замигали и ожили, а над ее каштановыми волосами из красных светодиодов появилась надпись «ВПЕРЕД, КОМАНДА».

Макс удивился.

— Ты едешь на Игры?

— Да. — Кэрис согнула запястье, и ее корона из прописных букв, изменившись, растворилась.

— Это потрясающе. Моему младшему брату такое очень понравилось бы. Голограмма?

— Что-то в этом роде.

— Сделай, чтобы там было написано «ТЫ ОТСТОЙ».

Она изменила надпись на «ПОШЕЛ ТЫ», и он легонько ударил ее по руке.

— Это не в твоем стиле прибегать к самоцензуре.

Кэрис кинула в него обруч с антеннками, все еще поддерживая игривое настроение.

— Я так взволнована! Мне всегда хотелось туда попасть.

— Мне тоже, — задумчиво сказал он.

Игры Воевод проводились каждый год в знак приветствия новых территорий, присоединившихся к Воеводству. В этом году дополнительно прибавились еще одни: Игры должны были пройти в Австралии, стране, расположенной дальше всего от бывшего Европейского Союза и являвшейся самой последней из тех, кто примкнул к Европии. Россия уже сдалась десять лет назад, не желая оставаться в изоляции после войны, кроме того, были подписаны договоры с Африкой. Китай неохотно, однако стал союзником Европии, хотя это не помешало перебежчикам типа Лю пересечь границу, вызвав немалое замешательство в Народной Республике.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — вдруг совершенно серьезным тоном произнес Макс, и ее желудок сжался.

На протяжении прошедшего месяца у них уже было несколько подобных моментов, когда они поочередно легко ссылались на то, что «гулять вместе не нарушение правил», но она боялась, что Макс в любой момент может все оборвать.

— Да? — Кэрис пообещала себе, что ей будет все равно, когда он это сделает, однако…

— Я тоже поеду на Игры. С ЕКАВ.

— Ох! — Кэрис закрыла глаза руками, смеясь.

— Я выиграл билеты в лотерее для сотрудников.

— Также, как и я.

Он присоединился к ее веселью.

— Мне следовало догадаться. Половина нашей компании едет.

— Ох, ну что — это нечто веселое, что мы сможем испытать вдвоем.

— Полагаю, да. Только…

— Будет круто? — закончила за него Кэрис.

— Именно. — Он взял ее за руку. — Мы друзья, вместе перенявшие дух Европии. Нет необходимости раскрывать нашу игру.

Кэрис кивнула:

— Поняла. Индивидуальности до последнего.

— Это идеальный вариант.

Она вздохнула:

— Так ты все-таки пойдешь со мной посмотреть на коал? — Кэрис подошла к своему рюкзаку, стоящему у двери.

— От них можно заразиться хламидиями.

— Чем?

— Люди могут подхватить хламидии от коал. Это факт.

— Отвратительно. — Изобразив рвотные позывы, она вновь стала серьезной. — Я думала, хламидиоз ликвидирован. Ведь принято считать, что мы живем в совершенную эпоху.

— Идеальный мир — современная утопия, конечно, — рассудительно сказал Макс, — но в нем ты все еще можешь подхватить венерическое заболевание от коал.

— Увидимся на аэровокзале? — спросила Кэрис, направляясь к двери.

— Уже уходишь?

Она склонила голову:

— Мне нравится приходить рано.

— Ты же не будешь управлять шаттлом, — поддразнил он Кэрис, подойдя к ней, — но если это последний раз, когда я увижусь с тобой наедине…

Он потянул девушку к себе, наклонившись, чтобы встретиться с ней губами, его волосы спадали на лоб. Она нежно убрала их на левую сторону.

— Я проведу тебя до перекрестка, — сказал Макс после того, как они оторвались друг от друга.

Она открыла дверь, ведущую на улицу, и он оттащил ее с пути трамвая, пролетевшего в паре дюймов перед ними.

— Черт, — выдохнула Кэрис, — да тут опасно жить. Напомни мне еще раз, почему ты здесь?

Они стояли, прижавшись к дверному косяку, пока вагоны грохотали мимо с характерным свистящим звуком.

— Отличная транспортная развязка.

— А с другой стороны, — сказала Кэрис, когда Макс шагнул через пути, — существует опасность проститься с жизнью каждый раз при выходе из дома.

— Мы все рано или поздно умрем, — промолвил он. — Жизнь — ничто без угрозы смерти.

— Ужасно, — сказала она. — Правда.

— Ужасная правда.

На лице Макса появилось воинственное выражение, пока они стояли друг напротив друга на разных рельсах возле его дома.

— Если бы мне суждено было угодить под этот трамвай, нашла ли бы ты в себе сверхчеловеческую силу для того, чтобы спасти меня?

— А что, если нет?

— Видя конец, мы по-настоящему проявляем себя, — сказал Макс. — Женщина, у которой откуда-то появляется сверхчеловеческая сила, чтобы поднять машину и вызволить кого-то из-под нее, мужчина, который рискует собственной жизнью, отталкивая с дороги чужого ребенка. Героические поступки перед лицом смерти. Или иногда не самые героические — трусость. Ты не сможешь спрятать в таких случаях свою истинную суть. Но удивительно то, Кэри, что истории о героизме становятся все более распространенными, в отличие от историй о прохожих, ничего не предпринимающих.

— Мне кажется, будто это не ты говоришь, — сказала она. — Ты никогда раньше не заводил разговор о столь… эпичных вещах.

— Это из-за Европии, — просто ответил он. — Мы делаем то, что хотим делать, а не то, что должны. Мы становимся более хорошими людьми.

— Лучшими людьми.

— Что?

— Лучшими людьми. А не более хорошими.

— Ой, да помолчи, — отмахивается от нее Макс. — Так и есть.

— Ты действительно веришь во все это? — тихо спрашивает она.

— Да. — Макс показывает Кэри с, чтобы она переходила через пути и шла с ним к остановке трамвая, но девушка хранит молчание. — Ты расстроена, потому что я упомянул Воеводство.

— Нет. — Она поправляет лямки рюкзака и пробегает мимо него. — Ты упомянул идеал.

* * *

Макс приехал на аэровокзал позже Кэрис и присоединился к группе, не взглянув на нее, улыбнувшись, когда заметил, как она многозначительно смотрит на часы. Он появился всего за пару минут до того, как их коммерческий реактивный самолет должен был взлететь.

Пока члены группы ЕКАВ защелкивали ремни на своих сиденьях, Макс в последний момент скользнул в кресло рядом с Кэрис. Девушка закатила глаза.

— Снова? — прошептала она.

— Я подумал, было бы хорошей идеей сесть возле человека, который может управлять самолетом в случае аварийной ситуации. Так что, когда они спросят: «Есть ли пилоты на борту?», — я смогу вытолкнуть тебя вперед. И сам буду хорошо выглядеть на твоем фоне.

— Ты просто образцовый гражданин.

Он сказал едва слышно:

— В самом деле важно то, что во всех отношениях… — он осмотрелся с намерением убедиться, что все, кто сидел в пределах слышимости, поглощены прослушиванием предполетного инструктажа, — я действительно образцовый гражданин.

Она захохотала.

— Нет, в самом деле. — Он продолжал глядеть прямо перед собой. — Я должен быть таким. Я из семьи основателей, Кэри.

Девушка опешила:

— Правда?

— Точно. Мои бабушка и дедушка работали над созданием Европии после войны. Мои ныне живущие родственники очень-очень интересуются этим.

Думая о своих собственных близких людях и воспитании, Кэрис ничего не ответила, а, стоило самолету начать свой вертикальный взлет, принялась грызть ногти. Когда он поднялся в стратосферу, ожидая, пока мир под ним повернется, перед тем как произойдет посадка, Кэрис прошептала:

— Во имя кого ты действуешь?

— Во имя себя, Кэри. Я должен.

Она кивнула и отвернулась к окну.

— Мы пролетаем над Ближним Востоком? — спросил Макс, вытягиваясь над ней, чтобы посмотреть.

— Над тем, что от него осталось, — ответила Кэрис. — Там нигде нет воды. Это пустыня.

— Сколько людей здесь погибло?

Кэрис продолжает смотреть в окно.

— Большинство из тех, кто там жил.

— Господи. Интересно, какой регион пострадал больше: США или Ближний Восток? Аты говоришь, Европия не идеальна…

— Он будет баранину, — сказала она стюарду, пробурчав это себе под нос.

— Ты назвала меня бараном?

Кэрис подвинула Максу поднос:

— Кушай.

— Знаешь, — откусив кусок баранины, произнес он тихо на фоне шума двигателей, — это все на самом деле не о том, чтобы быть одним из стада.

Когда они резко начали опускаться от линии Кармана[10], свет снаружи сменился с ночного на дневной, и Кэрис рассмеялась.

— Я знаю, Макс. Индивидуализм. — Она невозмутимо наблюдала, в то время как он сжал подлокотники, когда они планировали в воздушном кармане, наткнувшись на зону турбулентности. — Это то, отчего я чувствую себя такой одинокой.

— Тем не менее оно, конечно, стоит того. Я имею в виду определенную степень одиночества. Ведь намного сложнее объявить войну или сбросить бомбу на место, где ты прожил часть своей жизни, где могут жить твои друзья или где ты, возможно, поселишься во время своей следующей Ротации.

Кэрис не смотрела на него.

— Это не лишает меня чувства одиночества.

Склонившись к девушке, когда самолет начал резко снижаться, накренившись с ее стороны, и незаметно сменив положение в такт его движению, Макс промолвил ей прямо в ухо:

— У тебя есть я. — Он коснулся ее руки мизинцем. — Кэрис? Я сказал, что у тебя есть я.

Стоило им приземлиться, она расстегнула ремень, который, щелкнув, открылся. Затем встала, чтобы достать багаж, и, понизив голос, произнесла:

— Есть ли? Ты действительно бросишь вызов своей семье? — Кэрис взглянула на него сверху вниз, и он выглядел жалко. — Так я и думала.

Группа ЕКАВ прибыла на стадион ранним вечером, сухое тепло заходящего солнца жгуче растапливало их северный темперамент, светя им прямо в лица.

— Кондиционер, — пискнула Кэрис, когда их делегация распалась на группки. — Следующее обновление операционной системы чипа должно иметь его.

Пот высох на их коже практически мгновенно, влажность воздуха была близка к нулю.

— Мы больше не в Европии, Тото.

— Кто такой Тото?

— Без понятия, просто где-то слышал. — Макс рассмеялся.

— Но чисто технически это уже Европия.

— Здесь совершенно другой вид жары.

Они встали в очередь, что извивалась змеей в сторону турникетов со считывающими устройствами и закрепленными флексами, в которые каждый посетитель просовывал запястье, чтобы выбрать подходящие места на экране.

— Которая…

— Кэрис!

Их прервали махавшие им сквозь ряды мужчина и женщина, напоминающие песчанок[11] в плексигласовом тоннеле, с которого специально срезали верхушку.

— Лилиана!

— Извините, мы опоздали, — громко произнесла та, виновато протискиваясь сквозь толпу, чтобы добраться до них. — Мне нужно было найти дом веры.

Приятели положили руки на плечи друг друга в общепринятом приветствии.

— Отличный выбор времени, — заметила Кэрис, кивая в сторону приближающихся турникетов, когда они заново встали в ряд.

— Так мы будем вчетвером? — Лилиана жестом указала на них, и Кэрис кивнула.

— Лили, ты помнишь Макса?

— Король десертов, — сказала Лилиана, глядя на парня. — Это мой новый друг, Саид.

— Приятно познакомиться, — сказал Саид. — Вы все из ЕКАВ на В6?

— Верно, — ответил Макс. — А ты?

— Я тоже оттуда. Мы работаем с Лилианой над миссиями планетоходов.

Макс улыбнулся:

— Это прекрасно. А я работаю то в сфере питания, то над экспериментами. Вот Кэрис круче лабораторного планктона типа нас — она пилот.

Кэрис наигранно салютует.

— Саид недавно присоединился к Ротации, — сказала Лилиана, — поэтому будьте с ним добры.

— И тебе нормально живется в большом В? — спросил Макс.

— Хорошо, — ответил Саид, продвигаясь вперед в очереди, — просто отлично. Нужно внести пару корректировок, выучить несколько языков и прочее. Так много языков.

Макс рассмеялся:

— Это уж точно будет корректировкой. Мой отец отправил меня на Ротацию, когда мне исполнилось шесть.

— Шесть? — Кэрис ошеломлена. — Так рано.

— Хорошо для души. Делай что хочешь ради себя несколько десятилетий.

Саид пробормотал что-то утвердительное из нового учения.

— Ты будешь регистрировать свой чип для участия в лотерее?

Макс прищурился, посмотрев на дымку вечернего солнца.

— Возможно. А ты?

— Ты точно должен поучаствовать, — сказала Кэрис.

— И ты тоже, — кивнул Саид. — Возможно, нам всем стоит попробовать.

Лилиана пожала плечами:

— Я не буду. Но, Кэрис, тебе стоит поставить на тактические игры. Ты настоящий профессионал в решении проблем и потрясающе выступила бы.

— Да, черт возьми, — ответила Кэрис. — Я тренировалась месяцами, просто на всякий случай.

Они вместе пересекли соседние турникеты, и Кэрис зашла в меню лотереи, выбирая категории и нажимая на варианты на экране. После войны в бывших Соединенных Штатах безопасность во время проведения таких больших мероприятий была очень жесткой, и, поскольку Саид являлся новым жителем Европии, его задержали возле ворот.

— Что ты предпочел? — спросила Кэрис, когда Макс вытащил запястье из считывающего устройства и вошел в парк. — Лотерея грубой силы?

Он принял позу заурядного качка.

— Ох, конечно. Тяжелая атлетика. Смешанные боевые искусства. Дзюдо.

Кэрис смотрела на него отчасти пораженная, отчасти восторженная, и он рассмеялся.

— Отлично, — сказала она. — Мы отвезем твое разбитое тело обратно в пакете для объедков.

В центре парка находился гладкий Колизей из блестящего стекла — редкость на Воеводах. В других местах новое сочеталось со старым, но парк для Игр являлся абсолютно современным архитектурным сооружением. Всё в округе было усеяно эргономичными стадионами и отполированными аренами, музыка играла на каждом углу, смесь разных традиций — джазовые гитаристы с марширующими барабанщиками, рэперы на сценах с флейтистами.

Ряды флагов развевались на искусственном ветру, их ткань менялась в цифровом виде через каждые пару секунд, чтобы показать региональные узоры всех Воевод. Межтканевые вставки демонстрировали трехцветный дизайн Игр.

— Сфотографируешь нас? — Кэрис протянула свою камеру Максу и обнялась с Лилианой, улыбаясь в объектив.

— Теперь вы двое. — Лилиана взяла камеру, а Кэрис с Максом неуклюже подняли большие пальцы вверх на фоне развевающихся за ними флагов. — Еще раз, — сказала она. — Подойдите ближе друг к другу.

Они переглянулись.

— Давайте, — настаивала Лилиана. — Подвиньтесь друг к другу как следует.

Через секунду Макс кивнул, подняв руку и обняв Кэрис, когда она вплотную приблизилась к нему с натянутой улыбкой.

— Из вас вышла бы прекрасная пара. — Лилиана, смеясь, показала им фото. — Это практически нарушение Правила пар, не так ли?

Кэрис захохотала, слишком громко.

— В его мечтах.

Макс скорчил гримасу:

— Если Кэрис повезет, я позвоню ей через десять лет. Куда пойдем сначала?

— На атлетику, — сказал Саид, догоняя их и рассматривая путеводитель. — Я только что выхватил нам места в первом ряду.

Не говоря ни слова, Макс взял камеру у Кэрис и скинул фото себе, пока они шли к Колизею.

Девственно чистый трек был сделан в форме петлеобразной восьмерки, символа бесконечности. Литые оранжевые сиденья из полимера окружали арену, заняв все видимое пространство, и, казалось, тянулись к небесам.

— Грандиозно, — выдохнули все четверо, стоило экранам, окаймляющим открытую крышу, осветить небо.

Одиннадцать атлетов вышли под восторженные возгласы, которые мгновенно стихли, когда настало время участвовать в лотерее. Лилиана вопросительно посмотрела на Макса с Саидом, и те в ответ покачали головами — их чипы не были отмечены. В крайней левой части арены послышался крик, мужчина из толпы побежал вниз к пьедесталу, где ему вручили необходимый набор. Повсюду на экранах объявляли о сотрудничестве в Европии участников и зрителей посредством интерактивного объединения. Мужчина из толпы под восторженные аплодисменты присоединился к атлетам и занял свое место на двенадцатой дорожке. Поскольку достижения элитных спортсменов по-настоящему можно было оценить, лишь сравнив с теми, что показывали люди с обычными способностями, один из зрителей соревновался вместе с профессиональными атлетами в каждом виде спорта, обеспечивая фон для тех, кто смотрел Игры у себя дома.

— С кем ты собираешься играть? — спросил Макс у Кэрис. Это был второй интерактивный элемент Игр: возможность следить за одним конкретным спортсменом и ощущать каждый удар, вдох и падение.

— С обычным Джо вон там, — ответила она, указывая в сторону обывателя из толпы. — Узнаем, что чувствует человек, соревнуясь с лучшими в Европии.

— Ну что ж, — сказал Макс, когда они вытащили из сидений и надели очки с экранами, синхронизировав их с чипами на запястьях. — Тогда я буду с одиннадцатой дорожкой, чтобы узнать, как ощущается победа над твоим игроком на двенадцатой.

— Началось.

Музыка тяжелыми ударами зазвучала на стадионе, и они наклонились вперед, как это делали зрители, смотрящие Игры из домов по всему Воеводству. Атлеты поприветствовали толпу, свободно разминаясь на месте, затем припали к земле, заняв положение для старта перед отметками на каждой дорожке. Толпа стихла. После вспышки бегуны рванули вперед, выбранный Кэрис Джо сразу выпал из группы и неуклюже побежал по треку.

— Ты остановила свой выбор на неудачнике, — засмеялся Саид, когда Кэрис застонала. Очки показывали элитных атлетов, легко скользящих на расстоянии друг от друга.

Ее чип синхронизировался с чипом Джо, и сердце девушки бешено застучало, а тело подозрительно качнулось вправо, когда он поплелся дальше по дорожке, держась за правый бок. Макс и Лилиана, наоборот, откинули головы в эйфории, летя с профессиональными бегунами по дорожкам, их сердца отбивали органическую, здоровую барабанную дробь. Атлет Лилианы выиграл, и она вскочила на ноги, расправив руки, как крылья орла, закричав, придя в состояние полного экстаза. По всему стадиону другие поклонники победителя тоже вскочили с мест.

Они убрали экраны, в то время как люди вокруг них смеялись и болтали о том, что им довелось испытать, подбадривая своих конкурентов, а обычный Джо, партнер Кэрис, просиял и поклонился, тяжело дыша.

— Что дальше? — спросила Лилиана. — Нам нужно сделать ставки. Мне кажется, сегодня у меня есть все шансы выбирать одних лишь победителей.

— Давайте еще пару гонок здесь, а затем на водные виды спорта, да? — предложил Макс. — Подождем, пока Кэрис восстановит дыхание.

Бассейн центра водных видов спорта блестел как стекло, когда возбужденный ропот толпы отскочил от поверхности воды и разнесся эхом по залу. Лилиана привела их к белым сиденьям, на каждом из которых лежали персональные очки. Кэрис плелась позади, истощенная прежним участием в Играх с «обычными» зрителями. Флаги из цифровой ткани развевались на таком же ветру даже в помещении, запах химически очищенной воды щекотал им ноздри.

Так же, как раньше, словно роботы, вышли атлеты, хорошо ориентирующаяся аудитория стихла перед самым началом лотереи для зрителей.

— Черт.

Макс повернулся к Кэрис:

— Что такое?

— Черт. — Она рылась в поисках своего флекса, натянув сетчатую полоску на костяшки пальцев и глядя на чип у себя на запястье.

— Что такое? — Лилиана и Саид повернулись, чтобы посмотреть, что происходит.

— Я зарегистрировала свой чип.

— На плавание? — Макс начал смеяться. — Надеюсь, ты взяла свой гидрокостюм.

— Это не смешно. Черт.

— Но, Кэрис, — сказала Лилиана, наклонившись ближе, — я думала, ты поставила только на тактические игры.

— Я поставила.

— Но это же женский заплыв на выносливость.

— Нет, черт возьми. — Она посмотрела на Макса. — Что мне делать?

— Тут, наверное, какая-то ошибка, — ответил он, пожимая плечами.

У Саида был серьезный вид.

— Ты должна сделать это, Кэрис.

— Что?

— Шансы на то, что тебя выберут, очень малы. Шансы, что тебя когда-нибудь снова выберут, намного меньше.

— Саид прав. Ты должна это сделать, — сказала Лилиана. — Тебе уже никогда не представится другая возможность.

— Я не могу.

Макс сдержался и не взял ее за руку, когда победителя лотереи попросили выйти вперед во время очередного объявления.

— Сделай это, Кэри. Я знаю, ты хотела обойти пару мужчин в тактических играх, но это будет весело. Тебя не осудят за то, что ты не выиграешь гонку на выносливость.

Она посмотрела на него с отчаянием:

— Я плохо плаваю, Макс. Когда я…

— Просто шлепай руками по воде, — посоветовала Лилиана. — Никто не ожидает, что ты выиграешь.

— Пройдет время, и ты пожалеешь, что не поучаствовала, — настаивал Саид. — Заплыв всего на четыре бассейна, Кэрис.

— Это смешанный стиль, а значит, четыре разных вида плавания.

Зазвучал последний звонок лотереи, Макс, подстрекаемый Лилианой и Саидом, поднял Кэрис с ее места. Вокруг них послышался приветственный гул, разнесшийся рикошетом по всей арене, когда толпа поняла, что победитель найден. Макс мягко подтолкнул ее к ступенькам, и Кэрис с трепетом пошла вниз к бассейну, оглядываясь на друзей. Он подал ей знак, чтобы она улыбнулась, проведя руками кривую линию по лицу, и она, в свою очередь, поморщилась.

— Ты собираешься участвовать с Кэрис?

— Конечно, — сказал Макс, натягивая очки на глаза, пока ее представляли толпе, затем Кэрис выдали плавательный костюм и быстро указали на раздевалку.

— Я нет, — сказала Лилиана. — Я сегодня на волне успеха.

Саид наклонился вперед:

— Порой люди находят славу в тот момент, когда совсем не ожидают этого.

— Забавно, — промолвил Макс, — я говорил то же самое по дороге сюда.

Кэрис вернулась в гидрокостюме, и, стоило девушке занять свое место на тумбочке, рядом с атлетами, толпа громом возгласов выразила ей свою признательность. Макс тяжело вдохнул, когда она нырнула в воду после выстрела, его сердце прыгало синхронно с ее. Саид, тоже участвовавший в соревновании с Кэрис, чувствовал каждое движение ее бессвязного баттерфляя, пока она с трудом преодолевала бассейн в первый раз, а элитные спортсмены плавно скользили впереди.

— Она неплохо справляется, — крикнул он Максу, и тот согласно кивнул.

Ее обратный путь — плавание на спине — пошел немного криво, и Кэрис врезалась в канаты между дорожками, а некоторые зрители ахнули. Те, кто участвовал с ней, как Макс и Саид, тяжело дышали.

На развороте на третий заплыв дела пошли под откос. Последний раз вдохнув воздух на середине бассейна, затем вытянувшись, чтобы коснуться бортика позади нее, Кэрис могла легко прижать ноги к стене в открытом развороте и потом уж оттолкнуться вперед. Однако, выгадав момент, она вошла в обратный поворот под водой, подобрав ноги к животу, и поплыла брассом, не выныривая на поверхность. Кэрис плохо рассчитала необходимый объем воздуха, Макс и Саид чувствовали через свои чипы, что желание вдохнуть пересиливает ее.

Кэрис все еще плыла под водой.

Макс глотнул воздуха, и его дыхание перехватило, когда он, как и многие зрители рядом с ним, почувствовал — виртуальная вода наполняет его рот и легкие. Он сорвал с себя очки и побежал вниз по ступенькам центра водных видов спорта. Синхронизация его чипа остановилась, стоило ему приблизиться к самому низу. Поднялся крик — санитары прыгнули в бассейн, чтобы схватить ее тело, плавающее в воде, при этом руки девушки безвольно болтались по бокам.

— Нет! — в ужасе закричал Макс, и Саид с Лилианой побежали вниз за ним.

В толпе поднялся разобщенный гул: у тех, кто участвовал с Кэрис, вручную остановили синхронизацию, в то время как остальные зрители, выступающие вместе с профессиональными спортсменами, в шоке сняли свои очки, осознав весь смысл происходящего.

Флаги замерли и вспыхнули красным, а зрителям, смотрящим Игры дома, в прямой трансляции сообщили о несчастном случае. Они все наблюдали за тем, как парамедики вытаскивают Кэрис из воды.

— Временная потеря сознания из-за попадания воды в легкие, — сказал медик, пока профессиональные спортсмены выбирались из бассейна, чтобы встать с одной стороны, в знак уважения.

Макс, положив руку на заграждение, перепрыгнул через него, затем поспешил туда, где на полу возле бассейна неподвижно лежала Кэрис.

— Она в порядке?

— Пожалуйста, позвольте нам делать свою работу. — Медик надавил на ее грудную клетку один раз, дважды, потом три раза сильнее, его сложенные кулаки имитировали работу желудочков сердца.

Сердце Кэрис не билось в ответ.

Макс упал на колени позади медика и взял ее руку.

— Кэрис.

— Пожалуйста, сэр. — Он повторил ритм.

— Кэри.

— Церебральная гипоксия, — сказал другой медик, пока первый зажал ей нос и начал делать искусственное дыхание.

Лилиана застыла в ужасе, на ее лице появилась неловкость, когда она поняла, сколько взглядов приковано к молодой красивой паре, балансирующей на грани катастрофы: Макс на коленях у бирюзовой воды, волосы Кэрис выбились из-под ее плавательной шапочки, как у озерной девы. А где-то начальник трансляции задумался, что делать, если она умрет в прямом эфире.

Медик еще раз вдыхает воздух ей в рот. Она начинает кашлять с содроганием, вода выплескивается из ее рта, и она плачет.

— Кэри. — Макс сжал ее руку, он тоже плачет.

Она повернула голову, слезы на ее лице смешиваются с водой, и Макс ползет к ней, прижимается лбом к ее лбу.

— Прости.

Флаги вспыхнули и опять стали белыми. Толпа кричит от облегчения, радуясь тому, что девушка выжила, и Кэрис лежа поднимает руку, чтобы они видели, что с ней все в порядке. Лилиана ойкнула, а Макс заморгал.

Наваждение спало, когда он вспомнил, где они находятся. Пока медики аккуратно поднимали Кэрис под аплодисменты зрителей, измотанный Макс почувствовал, что ему лучше отойти, ведь есть опасение, что он и так проявил слишком много чувств на публике. Что если экипаж ЕКАВ смотрел это в парке? Или его семья — дома? Глаза Макса бегают по толпе и встречаются с неодобрительным взглядом Лилианы, но он подавляет беспокойство, все еще держа Кэрис за руку, когда она тянет его за запястье.

— Я же говорила тебе, что из меня плохой пловец, — шепчет Кэрис.

— Я знаю. Прости, что заставил тебя это сделать.

— Ты не заставил.

«Я заставил», — подумал он.

— Я не могла сдержать дыхание. Я просто не могла. По всей территории большие экраны то и дело крутят сцену триумфального спасения Кэрис, снова и снова показывая, как Макс прижимается к ней головой.

Глава восьмая

Шестьдесят минут

Кэрис и Макс, привязанные друг к другу за талии, опрокидываясь все дальше и глубже в темноту, попадают в туманность отходов с «Лаерта». Тень подкрадывается к ним, единственный свет исходит от их скафандров и шлемов, они держат над головами руки в блестящих серебристых рукавах, как будто могут чувствовать или остановить собственное падение. Но сделать это они не в состоянии.

— Если мы в конечном счете попадем туда…

— Что мы сделаем?

— Мы погибнем в астероидном поле.

Обломки микрометеорита проплывают мимо них, беззвучно трескаясь, как догорающий бенгальский огонек.

— Ты это видела?

Кэрис стонет, ее руки по-прежнему подняты над головой.

— У нас здесь нет шансов — даже чертовы звезды и камни погибают.

— Почти нет шансов. Что ты говорила?

— Можем ли мы что-нибудь сделать?

Макс печально качает головой:

— Не думаю.

Они смотрят друг на друга со страхом — другой маленький камень проплывает мимо, один из обломков того же астероида, что ударялись в их корабль и раскололи их солнечные батареи, постоянная какофония звуков, сопровождающихся скрипами и щелчками от расширения металла, когда они попали под солнечный свет и вновь погрузились во тьму. Здесь же, в тишине, трескание и столкновение пород выглядит еще более угрожающим.

— Мы угодили в пояс астероидов.

Когда пояс астероидов приблизился к Земле, там уже распространилась паника: произведения искусства запирали под землей; дома веры проповедовали начало апокалипсиса во всех его формах, вырывая проповеди из каждой системы верований, существовавшей на протяжении всей истории, в попытках найти уроки или смысл; последствия ядерной войны между Соединенными Штатами и Ближним Востоком утихли перед лицом большей, всеобщей угрозы; Россия ускоренно, быстро присоединилась к Воеводству. И тем не менее астероиды просто висели там, остановившись над Землей. Некоторые камни падали на землю и в моря, но основная часть зависла над стратосферой, кольцом окружая планету. Оставшиеся на Земле нации объединились, чтобы исследовать метеоры в космосе, а с ними и упавшие искрящиеся камни на земле — сбор жеод[12] стал необузданным и прибыльным. ЕКАВ бросились писать программы, моделирующие полет и карты маршрутов, перед тем как в космос начали подниматься лучшие астронавты. Несмотря на это всем им не удалось пройти через поле.

На обозримое будущее планета была зажата и как будто держалась в плену, в изоляции от остальной Вселенной. Прошло двести лет после заявлений лучших мировых ученых о том, что наше грядущее будет над нами, среди звезд, а спасение людского рода заключается в изучении большей части галактики, но человечество по-прежнему привязано к Земле. Кольцо камней вернуло время на двести лет назад, как философски, так и технологически.

Кэрис и Макс держатся за веревку, что связывает их вместе в поясе астероидов, спокойном и недвижимом.

— У нас осталось меньше часа.

— Я не знаю, что делать. — Честность Макса жестока. — Мы уже слишком далеко, и все, что попробуем, скорее всего, потерпит фиаско из-за метеорита. Мы сделали все, о чем я мог вспомнить.

— Стоит ли нам снова повторить то, что мы пытались осуществить? — осторожно спрашивает она. — Это может спровоцировать что-то?

— Я не знаю.

— Должно же быть что-то.

— Я не знаю, Кэри, понимаешь? — Его голос надрывается на последних словах. — Я не знаю. Делай что хочешь, потому что с меня хватит.

— Если бы у нас был окислитель…

— У нас его нет. Не начинай эти дурацкие переговоры о желании иметь вещи, которые мы не можем достать.

— Но если бы мы только взяли его…

— Знаю, это моя вина. — Его голос становится отстраненным и резким. — Я бы сделал все что угодно, только бы вернуться к воздушному шлюзу и привязать его к моему ранцу. Но я упустил свой шанс и чувствую себя ужасно, однако мы не можем ничего изменить.

— Эй, — говорит она, протягивая к нему руку, — я не виню тебя.

— Винишь?

— Макс, успокойся, пожалуйста.

— И ты говоришь мне о вине?

Кэрис глубоко вздыхает, не зная, что сказать. Ей хочется продолжить искать способ, как выбраться отсюда и спастись, но Макс взбешен. Она пробует снова:

— Мы можем пересмотреть свои прежние действия?

— Я не хочу составлять список собственных ошибок.

— Прекрати. Просто прекрати это! — Она кричит в ярости, делая очень глубокий вдох.

Он удивленно смотрит на нее.

— Я хочу мысленно оценить всю эту историю.

— Тебе не стоит дышать таким образом, — говорит он. — Так ты быстро расходуешь воздух.

— Неужели? А тебе это разве не все равно? Ты ведь уже сдался.

Он теребит голубой значок ЕКАВ на рукаве.

— Я не сдался, — говорит он более мягко. — Но у меня больше нет идей. Мы не можем сделать окислитель, и даже если бы могли, мы находимся слишком далеко, чтобы вернуться назад.

— Справедливо, — говорит Кэрис. — Но, по крайней мере, у нас с тобой есть шестьдесят минут, и я бы предпочла провести их в позитивном настроении, а не сдаваться.

Макс смотрит на индикатор сбоку ранца Кэрис, еще раз замечая, что показатель там ниже, чем тот, который она только что назвала.

— Давай, — говорит Кэрис. — Что мы пробовали?

У нее обнадеживающий вид, и Макс укрощает свое раздражение, подчиняясь. Мимо них пролетает еще один осколок камня.

— Мы пытались выпустить негерметичный кислород в качестве топлива. Это не сработало.

— Не важно. Что еще?

— Затем мы пытались нагреть углекислый газ. Изменили план на невыполнимый: создать красный или черный кислород.

Она закатывает глаза:

— Не сработало из-за солнечного света. Но теперь мы не под прямыми лучами солнца, так что, может, есть смысл попробовать это снова?

Они озираются в окружающей темноте, их спины повернуты к Земле. Луна и россыпь далеких звезд выглядят так, будто до них не достать и за сотню жизней; и даже они исчезают в розоватых изгибах Млечного Пути, заставляя Кэрис и Макса почувствовать себя безнадежно маленькими.

— Мы слишком далеко, на мой взгляд, — говорит Макс.

Кэрис пролистывает переписку с Озриком про окислители и минуту считывает ее, затем опускает голову:

— Подтверждено. Мы сейчас слишком далеко, чтобы вернуться назад на «Лаерт». Что еще? Мы просили Озрика переместить корабль, чего он не смог сделать. Он перечислил работающие и отключенные системы.

— Работающие — Озрик перечислил только работающие. — Макс наклоняется, когда очередной метеорит размером с гальку пролетает мимо, почти попав по его ботинку. — Нам нужно быть осторожными. Если какой-то из этих мини-камушков угодит в стекло наших шлемов, то нам конец.

— Мы падаем в сторону больших камней, а значит, это неизбежно. — Она проверяет переписку дальше, зажимая пальцы. — Мы запустили последовательность программы теплицы, которая повернула «Лаерт» и открыла панели, заслонив нас от солнца, но вызвав прочистку.

— Эта чертова прочистка.

— Ужасно, — соглашается она. — Я такого не ожидала.

— В данной ситуации врезаться в туалетные отходы — настоящий плевок в лицо. — Он думает пару мгновений. — Можем ли мы что-нибудь предпринять для того, чтобы отправить нам что-то с корабля?

— А какой в этом смысл? Импульс оттуда, — она указывает в сторону «Лаерта», — до этого места только отнесет нас еще дальше.

— И у нас нет спасательного плота, ничего такого.

— Спасательного плота нет, — подтверждает она.

— И ничего на «Лаерте», обладающего интеллектом, или такого, чему мы могли бы дать инструкции.

Макс опять выглядит обнадеженным, и она моментально воодушевляется.

— Я могу спросить у Озрика.

Он кивает, и она начинает печатать.

— Озрик, остались ли у нас на корабле какие-либо дроны?

Она ждет, но Озрик не отвечает.

— Озрик?

Макс читает ее вопросы на экране.

— Привет, Кэрис. Много помех, поэтому не все ваши слова были переданы.

— Остались ли какие-то дроны на «Лаерте»?

— Отрицательный ответ. Два дрона на разведке и сейчас вне диапазона. Два действуют в качестве патрульных спутников.

— Черт.

Кэрис ждет появления голубого «Черт» на своем стекле, но оно не появляется, и она набирает еще раз: «Черт».

Слово не появляется.

— Что за…

Макс вглядывается в ее шлем.

— Что происходит?

Его аудио потрескивает в ее шлеме, поэтому она быстро проверяет акустическую систему, затем — флекс у себя на запястье.

— Ты меня слышишь?

Он выглядит возмущенным и отрицательно качает головой.

— А сейчас?

Он снова отрицательно качает головой, указывая на ухо, его обеспокоенность растет.

— Черт. — Кэрис опять смотрит на запястье и снова на систему связи с регуляторами громкости, расположенными на тыльной стороне руки. Она в панике кивает, губами показывая, чтобы он сказал что-то.

— Мы потеряли связь? — спрашивает Макс, но она его не слышит.

Она протягивает руку, чтобы дотронуться до него, пытаясь хоть как-то с ним связаться. Макс дико озирается, произнося слова, которые она не может слышать.

— Я не хочу быть одна, — говорит она. — Озрик?

— Кэрис. — Слова мерцают на ее экране. — Тут много помех, и вы выпадаете из диапазона.

Она поражена:

— Что?

— Не тратьте время зря. Что вы хотите спросить?

Макс трясет ее за руку, но она отстраняется от него,

подняв палец, чтобы он подождал.

— Что? — печатает она.

— Вы выпадаете из диапазона и скоро останетесь одни. Кэрис, что я должен вам сказать?

Макс опять хватает ее, читая их переписку с Озриком внутри своего шлема, но она не слышит, как он практически кричит, и у нее заканчивается время.

— Дороги ушли летать? — пытается разобрать она, беспомощно качая головой. — Что?

Дороги ушли летать. Чтение по губам теряет смысл, она понятия не имеет, о чем он кричит ей, что просит сделать. Кэрис колеблется, думая, как бы хотела провести следующий час, затем принимает решение:

— Как мне восстановить связь с Максом?

Макс вскидывает руки в смятении.

— Кэрис, ваше аудио в данный момент перенаправляется через «Лаерт» обратно в ваши чипы. Включите бесконтактный…

— Озрик? — произносит она, в ее голосе отчаяние.

Ничего.

— Озрик?

Тишина в ответ. Она закрывает лицо руками, насколько может это сделать через плексиглас, затем снова смотрит на Макса. На случай, если Озрик все еще на связи, Кэрис быстро набирает: Спасибо, Озрик. Текст не появляется на их стеклах.

Макс, глядя на нее, пожимает плечами. Они не могут общаться — они совершенно одни.

* * *

Потрясение Кэрис из-за собственной клинической смерти на Играх Воевод способствовало тому, что девушка почувствовала в себе небывалый прилив энергии. Нервные и хорошо поддавшие, они решили лечь спать, явно осознавая, что это должно быть неким знаком. Но и он, и она залили свое волнение от ожидания алкоголем, затуманившим их головы. Толкнув Макса на диван, Кэрис залезла на него сверху, разорвав на нем вырез его рыбацкой толстовки фирмы «Олд Нейви».

— Ого! — Макс рассмеялся, схватив ее за запястья, когда она решила дорвать его старую одежду.

Кэрис запрокинула голову назад, пытаясь скрыть то, что было написано на ее лице.

— Ого?

— Я не имел в виду «Ого, прекрати», — прошептал он, притягивая ее к себе, чтобы еще раз поцеловать, но не рассчитал, поэтому она повалилась на него, ткнувшись лицом в его грудь. — Есть вероятность, — сказал он, — что мы слегка пьяны.

Она поднялась, глядя на него сверху, ее волосы выбились из косы и лежали на плечах, светлые на кончиках, выгоревшие на солнце.

— Ты думаешь?

Макс начал смеяться, а она — расстегивать свою рубашку. Он держал Кэрис за бедра, глядя на нее снизу вверх, моргая, чтобы прояснить плывущее зрение.

— Отнеси меня в другую комнату, — сказала она.

— Уверена? — спросил он.

— Конечно уверена. Я действительно хочу.

— Я тоже.

Он встал с дивана, ее ноги обвивали его талию, и так и пошел с ней в спальню, пока она его целовала.

— Нам нужно подумать о…

— Все в порядке — я предохраняюсь Три-А, — сказала Кэрис. — Мы в безопасности.

Она нетерпеливо задрала низ его толстовки, Макс положил Кэрис на кровать и, обнажаясь, сделал несколько движений.

— Ты в порядке? — спросил он, стягивая с Кэрис брюки; подняв ногу девушки, он уперся большим пальцем в свод ее стопы.

Кэрис напряглась и вытянула икры в ответ. Она ахнула, когда он провел рукой вверх по внутренней части ее бедра, дразня ее. В ответ на это обхватила его ногой и резко притянула к себе на кровать.

— Прекрати спрашивать, уверена ли я и в порядке ли. Еще ни разу в жизни мне не хотелось чего-то больше.

Кусая губы, Кэрис расстегнула его ширинку, и он смотрел, как она направила его в себя. Он толкнул раз, два, три раза, и, о боже, это произошло так быстро, с ней, девушкой, которая занимала все его мысли и у которой было тело, как…

Он резко вышел из нее, сжимая Кэрис в объятиях. Они немного полежали так, а потом он тихо сказал:

— Извини.

— Не говори глупостей, — ответила она отстраненным голосом. — Это не имеет никакого значения.

— Имеет. Я просто был так…

— Ничего страшного. — Она чмокнула его в плечо, поднялась с края кровати и прошла через темную комнату, ее светлая кожа освещалась лишь лунным светом. Он наблюдал за ней в замешательстве, когда Кэрис подняла с пола рыбацкую толстовку.

— Я могу надеть это? — спросила она, натягивая ее через голову. Толстовка доходила ей до середины бедра. Он кивнул, и она вышла в кухню.

— Хочешь чего-нибудь? — крикнула оттуда.

С облегчением осознав, что она не уходит, он крикнул в ответ:

— Я бы охотно попил воды.

— Вернусь через минуту.

Он лежал, глядя, как свет от дороги пробегает по потолку каждый раз, когда мимо проезжает гибрид, голова Макса кружилась от спиртного и того, что сейчас произошло. Но когда Кэрис не вернулась через пять минут, он начал волноваться.

Он нашел ее свернувшейся на стуле в кухне, ее силуэт прорисовывался лунным светом, льющимся сквозь стеклянные двери. Уставившись на развалины кирпичных фундаментов, что раньше обозначали вход в сад, она кусала ноготь и покачивала коленом, в которое уперлась подбородком.

— Ты в порядке?

Она не ответила.

— Кэрис?

— Привет, — пряча от него взгляд, сказала она с улыбкой, не коснувшейся ее глаз.

— Можешь посмотреть на меня? — Он осторожно подошел, положив руку ей на спину.

— Кажется, я уже протрезвела, — промолвила она, по-прежнему не глядя на него.

— Тебе должно быть стыдно. — Она глянула на него с раздражением, но он продолжил: — Потому что я не смог.

Она закрыла голову руками:

— Я идиотка.

— Не говори глупостей. — Он сел возле нее. — Это я идиот, я не смог себя контролировать.

— Так же, как и я.

— Но я не мог сделать это — имею в виду, я хотел, чтобы тебе было хорошо, но…

Она подняла голову и наконец одарила его взглядом сквозь прядь волос, спадающую на ее зеленые глаза.

— Меня это не беспокоит, Макс.

— Это неловко.

— Вряд ли.

Он откинулся на спинку стула.

— Нет?

— Это было комплиментом на самом-то деле.

— Ну ладно, это именно то, что было.

— Извини, я вела себя странно, — сказала она. — Я просто была напугана.

Он убрал ее волосы с лица и заправил прядь ей за ухо.

— Почему ты была напутана?

— Потому что ты мне нравишься. И мне хотелось, чтобы я была желанной для тебя. — Она застенчиво распрямилась и встала, решив сделать чай.

— Я хочу тебя, — сказал он. — Даже при том, что ты была немного дикой.

Она спрятала лицо в толстовке, и они рассмеялись, напряжение наконец-то спало.

— Извини. — Она все же посмотрела на него прямо.

— И ты извини. Ты удивительная, жаль только, мы поторопились из-за того, что так переживали. — Макс подошел, и Кэрис опустила глаза, поэтому он поднял ее подбородок. — Но, знаешь, есть в этом и кое-что хорошее.

Она выгнула бровь.

— Мы уже делали это. А значит, можем заняться тем же самым снова.

Она рассмеялась, когда он прикоснулся губами к ее устам и просунул язык между ее зубами. Они целовались, и Макс скользил руками по ее телу, чувствуя каждый изгиб, двигаясь вниз к ее бедрам, а потом поднял ее на кухонную стойку. Кэрис застонала и уткнулась ему в плечо. Макс целовал ее, и она скрестила ноги вокруг него.

— Спасибо, — прошептала она.

— За что?

— За то, что хочешь меня, несмотря на то что я идиотка.

— Все в порядке, — сказал он, целуя ее за ухом. — Я тоже идиот.

Она обвила руками его шею, а он запустил ладони в ее волосы. Смех застыл у них на устах, и приятное возбуждение внизу животов свидетельствовало о том, что в этот раз все будет действительно серьезно.

Глава девятая

Пятьдесят две минуты

Язык тел Макса и Кэрис давал им понять, что они злятся друг на друга. Внутри стеклянного шлема его лицо морщилось, когда он произносил слова, которые она не в состоянии была услышать, он жестикулировал руками быстрее, чем шеф-повар, измельчающий овощи. Тем временем в ее позе читалось поражение: спина ссутулена, хотя тело шевелится — жертва вечного движения невесомости.

— Я знаю, — говорит она, несмотря на то что он ее не слышит. — Я задала Озрику неправильный вопрос. Я впустую потратила наш шанс, и ты на меня злишься. Я знаю.

Они потеряли связь. Они не могут говорить или слышать друг друга. Озрик пропал. В последовавшем за этим безмолвии фрустрация[13] Макса превратилась в злость, и Кэрис, которой надоела его враждебность, поднимает руку перед его лицом, ожидая полного внимания, и начинает снова и снова прижимать четыре пальца к большому, показывая международный жест, означающий «бла-бла-бла». Разгневанный, он воскрешает свою агрессию, произнося слова, которые Кэрис никогда не услышит, но он всегда будет сожалеть о них.

Они несколько минут продолжают бороться в тишине, дрейфуя в сторону темноты. Когда успокаиваются, Макс сворачивается в клубок, охватив руками свой шлем, прижав колени к груди, и кричит. Он кричит от беспомощности их положения, оттого, что они застряли здесь и плывут в ночь, не получив полных инструкций в ЕКАВ. Он кричит о том, что не должен сейчас быть здесь, с ней, что он пробовал все, чтобы оставаться в стороне, соблюдать закон утопии, оставить ее. Но больше всего кричит из-за положения, которое сейчас угрожает ей по его вине. Через час, даже меньше, она умрет, а ему придется смотреть на это.

Она не слышит его крика. Она видит, как он, свернувшись, принял позу эмбриона, по его телу проносятся судороги, когда Макс вымещает свои эмоции. Она замечает, как они проходят волнами по его телу к конечностям. Наблюдая за этим крахом, Кэрис знает, что есть звук, которого она не слышит, и на мгновение рада этому.

Она протягивает ладонь и кладет ее на руку Макса. Вначале он пытается отмахнуться, но она настаивает.

— Прости, — шепчет Кэрис. — Мне так жаль.

Медленно он кладет свою руку поверх ее, утвердительно поглаживая ее. «Хорошо», — говорит он этим жестом и возвращается назад.

Он медленно раскручивается, его ноги вытягиваются, как у водолаза, но в полете. Руки расслабляются, выпрямляясь из плотного, жесткого клубка, в который он превратился. Макс поднимает голову и дышит, медленно и глубоко. Веревка фала между ними слегка вздымается у него на талии от движения, и он дергает за нее так, что Кэрис, привязанная вокруг ее живота, притягивается к нему, словно в па танго.

Она смотрит на него. Макс кладет руку на сердце, его голубые глаза гладят виновато.

— Я знаю, — говорит она. — Мне тоже очень жаль.

Он два раза поднимает пальцы к груди, изображая сердцебиение. Кэрис смотрит на индикатор его запаса кислорода, замечая, что количество уменьшилось до пятидесяти с чем-то минут — их общий возраст. Она думает, что делать, как они будут общаться теперь, когда нет возможности говорить, смогут ли все-таки вернуться к жизни после такого. Чтобы активировать сетку флекса, она осторожно широко раздвигает пальцы, ее ладонь теперь напоминает морскую звезду, затем печатает случайные буквы. На ее стекле ничего не появляется — она надеялась, что текст все еще может отобразиться у него. Кэрис качает головой, и он вопросительно смотрит на нее, поэтому она повторяет отрицание. Макс пожимает плечами. Он не знает, что она имеет в виду.

Она пытается вспомнить, что изучала в школе о средствах общения, исключая европейские языки. Дело в том, что никто вообще не знает азбуки Морзе. Большинству известно, как подавать сигнал «SOS», а более продвинутые, возможно, передали бы и собственное имя, но вся система им незнакома.

Кэрис отбрасывает вариант ручной сигнализации флажками — она не пытается посадить самолет. Она могла бы махать перед Максом тканью, или веревкой, или водяными пакетиками вверх-вниз, но никак не припомнит все отдельные символы, да к тому же если бы еще и он их знал.

Кэрис думает.

Макс трогает ее за плечо, вопросительно.

«Подожди».

Он опять ее трогает, и она, продолжая думать, поднимает палец, чтобы приостановить его.

Его брови удивленно ползут вверх.

В шквале движений она подзывает его руками, показывая, что хочет попасть ему за спину или как-то его повернуть. Макс кивает, и Кэрис пробирается вдоль его тела, продвигаясь вперед, пока не достигает его плеча и начинает маневрировать за ним. Она лезет в его ранец, туда, где раньше заметила воду и… фонарики.

Достав светодиодный фонарик, Кэрис берет его обеими руками, концентрируясь на том, чтобы включить свет. Она отпускает Макса при этой возне с фонарем, поэтому ее немного уносит в сторону от него и фал вздрагивает.

Светодиод включается, Кэрис переводит фонарь на полную мощность, ослепляя Макса, и он закрывает глаза руками.

— Извини, — говорит она, хотя он не может это услышать.

Направив луч в сторону, она указывает туда, где он исчезает в темноте. Для них и такой свет яркий, но это бесконечно малая точка на холсте галактики. Макс смотрит в указанном направлении, задаваясь вопросом, использует ли она луч фонарика, чтобы подать кому-то сигнал, заметила ли проблеск надежды на спасение. Макс поворачивается, но не видит спасательного плота, вместо этого в поле его зрения появляется довольно большой камень, падающий примерно в миле от них, поэтому он вздрагивает. Они погрузились глубоко в пояс астероидов.

Кэрис трясет фонарем, чтобы привлечь внимание Макса, и он кивает в ответ. Она указывает на луч, ожидая, пока Макс вновь кивнет.

Хорошо.

Уверенным движением Кэрис медленно проводит фонариком черту вверху и рисует полукруг внизу, протягивая крошечный луч света сквозь мрак. Она смотрит на Макса.

— Б?

Кэрис улыбается и кивает, ведь Макс сказал именно «Б», а не одно из многих слов, которые рифмуются с этой буквой либо похожи на нее при чтении по губам. Она еще раз проводит фонариком то же очертание, Макс, мгновенно хлопнув ее по руке, снова говорит: «Б».

Кэрис отрицательно качает головой. Она повторяет очертание, показывая ему жестом, чтобы продолжал смотреть, и проводит еще две горизонтальные линии посередине и внизу.

— Е? — произносит губами Макс.

Кэрис поднимает большие пальцы вверх и быстро рисует светом дугу.

— С. — Макс смотрит на нее в замешательстве. — БЕС. Беспечный? Беспокойный? Это самая ужасная игра в мире. Я понятия не имею. Продолжай.

Сконцентрировавшись, Кэрис чертит прямую и пару косых полос, изображая «К».

— Б-Е-С-К. Бесконечный?

— Нет.

— Бесконечный. Что ты имеешь в виду под этим «бесконечным»? К чему относится бесконечный? Бесконечное пространство. Бесконечное движение. Бесконечный цикл. — Он смотрит на нее. — Ничего не подходит.

Она раздраженно качает головой, наблюдая за его монологом, изображает руками движение от себя к нему, затем от него к себе, указывая на пространство между ними.

— Да, мы оба здесь.

Он повторяет ее движения (от себя к ней, затем от нее к себе), и она закатывает глаза. Снова взяв фонарик, она проводит круг: «О».

— О. Или ноль. О? Ну и что?

— Ничего, Макс, ничего. БЕСКО.

Он ее не слышит, и она понимает, что ей надо начать сначала. Если они с этим не справятся, то не смогут так много сказать друг другу. О чем можно говорить перед самым концом, используя лишь язык жестов? Они прошли через такое количество испытаний вместе. С наигранным терпением и все еще сжимая фонарик, она выпрямляет руки перед собой и будто вытирает воздух ими, показывая жестом «убери», имея в виду, что он должен забыть все, что видел. Она снова достаточно быстро рисует фонариком «Б-Е-С-К»…

— Я идиот. Бесконтактный. Ты о бесконтактном доступе. — Он говорит это Кэрис одними губами, и она поднимает большие пальцы вверх, указывая на свой флекс, затем имитируя набор текста для Озрика.

— Ох! — Макс быстро прокручивает ее последнюю переписку с Озриком:

«Кэрис. Тут много помех, и вы выпадаете из диапазона».

«Что?»

«Не тратьте время зря. Что вы хотите спросить?»

«Что?»

«Вы выпадаете из диапазона и скоро останетесь одни. Кэрис, что я должен вам сказать?»

Дороги ушли летать.

«Как мне восстановить связь с Максом?»

«Кэрис, ваше аудио в данный момент перенаправляется через “Лаерт” обратно в ваши чипы. Включите бесконтактный…»

Макс читает «Дороги ушли летать» и стонет, затем кивает ей, и она понимает. Он пропустил это раньше, последнюю инструкцию Озрика: нужно выяснить, как включить бесконтактный доступ, чтобы иметь возможность говорить.

— Бесконтактный доступ, — бормочет Макс, пролистывая голубой текст в собственном стеклянном шлеме, отодвинув экран с перепиской в сторону, чтобы посмотреть изменения настроек. — Я никогда не сталкивался с этим раньше.

Кэрис делает вопросительное выражение лица — он понял? Она качает головой, показывая, что не поняла.

— Так же, как и я, Кэри, так же, как я. — Макс безрезультатно прокручивает настройки яркости, контраста и цвета. — Не тут. — Он переключает внимание на панель управления звуком на его руке, двигая ручки настройки громкости, контроля четкости и эквалайзера. Как будто в космосе кого-то волнует, сколько высоких и низких частот нужно слышать.

Он беспомощно смотрит на нее, показывает на свое ухо, качает головой, затем тычет пальцем в экран и снова качает головой.

Она опять пролистывает переписку с Озриком, напряженно думая.

«Кэрис, ваше аудио в данный момент перенаправляется через “Лаерт” обратно в ваши чипы. Включите бесконтактный…»

Она толкает Макса в грудь:

— Он в наших чипах. — Кэрис ясно, что он ее не слышит, поэтому она указывает на запястье: — Чип.

Понимая, что слово произносится губами почти так же, как «шип», она еще несколько раз указывает на запястье, и он улыбается, сообразив, что именно она имеет в виду. Кэрис быстро прокручивает разные настройки в своем чипе, приближаясь к редко используемым. Она находит нужные и вытягивает запястье к нему, чтобы он посмотрел. Макс на своем чипе выставляет такие же. С потрескиванием, которое намного громче, чем их предыдущее аудио, передающееся через «Лаерт», система связи оживает с самым красивым звуком, который она только могла представить:

— Привет.

Они обнимаются и смеются в полном стереозвучании.

— Кэрис, — говорит он. — Знаешь, когда мне предложили работу?

— Это первое, о чем ты хочешь поговорить?

— Я думал над этим, пока мы не могли нормально общаться. Я хотел спросить тебя. Я хочу знать.

— О чем спросить? — произносит она.

— Они сказали, что предлагают мне работу по рекомендации, а также из-за того количества запросов на Майндшер, на которые я ответил. Но порекомендовать кого-то для работы может только действующий сотрудник.

Она вертит фал в руках.

— Мы уже это обсуждали.

— Когда я снова тебя увидел, — говорит он, — когда узнал, что ты тоже работаешь в ЕКАВ — такое совпадение…

— Да.

— Это один из уроков, который ты усваиваешь, взрослея. Совпадений не существует. Ты меня порекомендовала, Кэри?

— Это имеет значение?

— Ты дала мне эту работу?

— Да. — Она не пытается увиливать, и он кивает.

— Я думал, что сам этого добился.

— Таки было.

Он смеется, его смех похож на отрывистый лай, который трещит и заглушает звуковые системы их шлемов.

— Ты вмешалась, чтобы сделать мою жизнь лучше, после того как видела меня лишь раз?

— Дважды. Мы виделись дважды.

— Ты сумасшедшая?

— Нет. Да. — Она знает, что будет пытаться объяснить. — Когда мы встретились, я видела, что ты несчастлив. Ты оказался в том магазине как в ловушке, из-за семейного долга, судя по твоему рассказу. Потом я разговаривала с Лю, в ту ночь в баре, и он поведал мне про «уловку с космосом», как он это назвал, потому-то я и подумала, что могу помочь тебе использовать твой настоящий талант — ведь это талант, Макс, — воплотить в реальность ту историю, которую он про тебя рассказывал. «Величайший из ныне живущих астронавтов, все еще живой и не мертвый». Почему это не могло стать правдой? Почему им не мог быть ты? В ЕКАВ нужен был техник, специализирующийся на еде, а ты уже сделал всю тяжелую работу — я просто показала ее нужным людям.

— Почему, Кэри?

Тишина в ответ.

— Почему я?

— Не знаю. Может… потому что у тебя красивая улыбка…

— Ты действительно сумасшедшая.

Она в последний раз пытается объяснить:

— Я не знала, произойдет ли когда-нибудь что-то между нами, тогда еще нет, но подумала, что было бы неплохо попытаться тебя порадовать. Вместо того чтобы сидеть и ждать, пока кто-то сделает для тебя что-нибудь хорошее, я могла бы продолжить и помочь хоть раз чьим-то амбициям осуществить свои порывы.

Он ненадолго отстраняется от нее, переваривая информацию.

— Значит, все это время, — говорит он, — мы шутили, будто я спас тебя, когда мы встретились, а на самом деле это ты спасла меня.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава десятая

Вопрос казался настолько простым, что Кэрис даже не думала на него отвечать. Они были счастливы, непринужденно проводя вместе рабочее время и тайно — личное, когда половина жителей Воеводы принялась готовиться к очередной Ротации.

Это началось с небольших вещей, которые незаметно перешли к более значимым: сперва — практически неосязаемая, вежливая социальная изоляция, поскольку некоторые неизбежно осознавали, что их время в роли соседей подходит к концу. Эфир резко заполнился болтовней, диким гаданием и исследованием потенциальных новых Воевод, хотя о них еще не объявляли. После этого начался приток учащихся в языковой лаборатории, когда люди, чьи языковые навыки слегка ухудшились за последние три года, решили, что они не хотят остаться изолированными и одинокими на их следующем Воеводе. Наконец настали длинные ночи и размытые утра, так как Воеводу охватило чувство непрекращающейся вечеринки по случаю ухода. Участники первой жеребьевки вскоре должны были отправиться на следующую Ротацию.

В один из таких редких идеальных дней Кэрис и Макс решили побывать на месте первых воспоминаний Кэрис, на самых высоких холмах Воеводы 3. Учитывая, что в обществе невозможно было говорить о том, откуда ты или где на самом деле вырос, поскольку большинство детских воспоминаний являлись переходными и временными, многие жители Европии возвращались к месту своих первых воспоминаний в качестве обряда перехода к новому этапу жизни.

В то время как пик самой высокой горы в этом регионе — Сноудона[14] — обычно был затянут тучами и его часто покрывал снег, в этот день вершину обрамляло красивое голубое небо, на котором были только маленькие белые струйки дыма: выбросы кислорода из гибридных поездов ползли по окружности.

Макс проснулся первым и тихо слез с кровати, чтобы приготовить завтрак, затем аккуратно поставил поднос с ее стороны постели.

— Теперь ты ждешь меня? Я тебя хорошо подготовила.

Он подскочил от неожиданности. Шутить до десяти утра Кэрис было несвойственно, а уж тем более до кофе.

— Хорошо спалось?

— Я так взволнована тем, что вернусь туда. — Она махнула в сторону вершин национального парка, видневшихся в окне, потягивая обжигающе-горячий кофе и потянувшись за тостом на подносе, который Макс поставил возле кровати. Ее каштановые волосы были высоко собраны в большой закрученный пучок, растрепавшийся за ночь и спадавший на лоб. — Ну что, одеваемся и идем?

— Вот это да! Ты себя хорошо чувствуешь? — Он встретился с ней взглядом, посмотрев сверху вниз на нее, затерянную на большой кровати, одетую в его любимую голубую футболку ЕКАВ с закатанными рукавами.

Она сжимала кружку обеими руками, чтобы согреть их, и ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Тогда пойдем. Нам надо будет тихонько проскользнуть — я не должен был использовать кухню. Эта старушка изобьет меня своей скалкой.

— Своей чем?

— Не бери в голову.

Они сложили припасы в рюкзаки и тихо выбрались из гостиничного номера старого георгианского особняка, расположенного при дороге, в долине у подножия горы. Здание поддерживали стальные опоры и балки, торчавшие из наружных стен, что, однако, не преуменьшало запах сырости выцветающих стен и ощущение величия. Солнце светило невообразимо ярко, но в такую рань его тепло казалось далеким и не греющим, а вокруг них все было покрыто зеленью. Лишайниковый мох цвета лайма рос на сланцевых камнях, облицовывавших травянистые склоны, заросли папоротника на тропинках щекотали путников своими похожими на перья листьями. Кэрис аккуратно свернула с дороги, нашла тропинку и подняла воротник куртки, закрываясь от порыва ветра.

— Такой прекрасный день.

— Да, — согласился Макс.

— Давай выключим чипы и не будем использовать флексы.

— Уверена? — спросил он.

— Я смогу пару часов прожить без высоких технологий. А ты сможешь? — передразнила она его.

Он демонстративно перевел свой чип в спящий режим.

— Вот так. Куда пойдем в первую очередь?

— Мы можем подняться к старой электростанции?

— Конечно. Ты знаешь дорогу?

— Приблизительно. Это на вершине горы. — Она поморщилась. — Отсюда в любом случае надо идти вверх.

— Хорошо, — сказал он. — Веди, лидер.

Несколько гибридных машин со свистом пролетело мимо них, заставив их сойти с тропинки в папоротник. Кэрис, которую тянул назад рюкзак, тут же упала спиной в кустарник.

— Что ты там делаешь наверху? — спросила она, запыхавшаяся, но веселая.

Макс протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Она ухватилась за его ладонь, он потерял равновесие, поскользнувшись на грязи, и повалился рядом с ней.

— Черт.

Они расхохотались, продолжая лежать так пару минут, смеясь еще сильнее каждый раз, когда смотрели друг на друга. Курьез был комичным, но именно смех практически довел их до слез.

Пожилой мужчина, одетый для однодневного похода в вощеную куртку и штаны, с гончей, послушно бегущей за ним рысью, подозрительно нахмурился, поглядев на парочку.

— Добрый день, — поздоровался с ним Макс прямо с земли, и мужчина цокнул, когда Макс и Кэрис снова рассмеялись.

— Как думаешь, что они тут делали? — задумчиво спросила Кэрис, пока Макс отряхивал ее.

— Местные, дорогая. Старик и его собака, скорее всего, тут живут.

— Нет, дурачок. Я про гибридные машины Воеводы. — Она указала на джинсы Макса, испачканные грязью неудачного оттенка коричневого.

— О господи! Я выгляжу так, будто со мной случился несчастный случай. Думаю, они готовят ВЗ к Ротации.

Кэрис кивнула:

— Точно. Все время забываю, что половина скоро переезжает.

Макс озирался по сторонам, пока они продолжали подниматься, но ничего не сказал.

Они остановились на туристическом привале, чтобы быстро попить. Здесь тропинка расширялась в дорогу и снова сужалась у большого озера. Много лет назад это был искусственный водоем, но рукотворные детали давно исчезли. Сейчас вода приняла неясные очертания, отражая небо и переворачивая холмы вокруг на своей поверхности — идеальный образец настоящей природы, несмотря на искусственное происхождение.

Рванувшись вперед, Кэрис подняла камушек, чтобы пустить блинчик по воде. Когда она пульнула его, он трижды подпрыгнул по поверхности озера.

— Неплохо. Неплохо, — сказал Макс, осматриваясь в поисках подходящего камня. Найдя один, запустил так, что тот подпрыгнул четыре раза. — Да.

— Хм. — Кэрис потерла большим пальцем гладкую поверхность очередного овального камушка, взвешивая его в ладони. Она отвела руку назад, но не бросила камень, лишь медленно взмахнула запястьем, отрабатывая движение.

— Твоя очередь.

— Смотри и учись, Максимилиан. — Кэрис взмахнула рукой, описав дугу, и согнула колени, когда отпустила камушек. Она с удовлетворением наблюдала, как он скользил по воде по прямой, подпрыгнув девять, десять, одиннадцать раз, перед тем как нырнул в воду.

Макс застыл, открыв рот от удивления:

— Как ты это сделала?

— Уловка, — ответила она, отвернувшись от воды и пряча улыбку, — в том, чтобы закрутить и задать поступательную скорость одновременно.

— Наука пускания камней по воде. — Макс все еще смотрел на то место, где камень ушел под воду, приблизительно в восьми метрах от берега. — Мой маленький ботаник по пусканию блинчиков, — сказал он, притягивая ее в свои объятия и говоря ей в шею. — Ты расскажешь мне об этой науке. Я не могу поверить, что ты смогла так сделать.

— Я пятикратный чемпион соревнований в Таньгризиау[15], была в детстве, — сказала Кэрис, ее голос стал более мелодичным, когда она заговорила об этом. — Последней частью уравнения является угол, под которым камушек касается воды. Лучше всего — наклон в пятнадцать градусов.

— Понял. Пятикратный чемпион. — Макс выбросил камушек, который держал в руке. — Я никак не могу конкурировать с тобой.

— К счастью, — ответила Кэрис, поднявшись на цыпочки и глядя ему прямо в глаза, — тебе и не надо. Я могу быть достаточно хороша для нас обоих.

Он захохотал, но отступил, заметив прохожих.

— Ой, расслабься, ладно? — вздохнула Кэрис. — Мне не кажется, что нам нужно изображать непринужденность здесь.

— Нужно везде, Кэри. Правила существуют по определенной причине.

— Я думала, они больше похожи на рекомендации. Как жить счастливой жизнью… Оставайся независимым и заводи детей поздно. — Она скривилась.

— Что-то в этом роде, — сказал он. — В основе этого лежит психология и наука, знаешь ли. — Он оглянулся на проходящих с другой стороны озера людей. — Нам, наверное, лучше двигаться вперед.

— Это не полицейское государство, Максимилиан. Те незнакомцы не собираются просить нас покинуть Воеводство. Или тебя волнует, что они осудят тебя за неподдержание идеалов? — Она вернулась на тропинку, зная, что была права, — и он тоже знал об этом.

Глубоко вздохнув, Макс взял ее за руку, и они продолжили подниматься по крутому, скалистому холму к старой электростанции.

На Лин Ствлан[16] открывался удивительный вид. Огромная плотина из тяжелых опор, вытянутая в арках, вырезанных из камня, протянулась вдоль всего склона горы. Плотина образовывала путь через местность: с одной стороны было огромное озеро с темной водой, с другой — сплошной обрыв до самого подножия горы. Макс и Кэрис прошли по плотине, глядя то на водоем, то на скалистый утес и аккуратно переступая через всю зелень, проросшую сквозь швы между серым камнем.

Облака над ними проплывали по бледно-голубому небу. Дул легкий, но холодный ветер.

— Здесь, наверху, когда-то была стена, однако она давным-давно осыпалась, — сказала Кэрис, наслаждаясь видом на горы. — Теперь стало немного опаснее. А сотни лет назад здесь проходила паровая железная дорога.

— Паровая? Они были ближе, чем думали.

Она пожала плечами.

— Хотя они использовали уголь — не кислород.

— Им стоило внимательнее присмотреться к первому. — Макс опустился на каменистый край плотины, там, где раньше была стена, опасно свесив ноги на высоте в несколько сотен футов над водой. — Как тебе день?

— О, знаешь, идеально.

— И у меня такое же ощущение. — Он улыбнулся. — И это было твоим первым воспоминанием?

— Довольно близко к нему. — Кэрис уселась рядом с Максом, и он достал ей из рюкзака сэндвич с курицей, который девушка с радостью взяла.

— Сколько тебе тогда было?

Она колебалась.

— Макс…

— Наверное, тебе было пять, как и всем остальным. — Он на мгновение задумался об этом. — Но тогда ты бы не помнила так много об этом месте, например, как пройти куда-то. И ты бы не стала пятикратным чемпионом по бросанию блинчиков. — Он взглянул на нее. — Кэрис?

— Мои родители… Уэльс тогда был независимым, знаешь, поэтому сначала они отказались от Ротации. Они остались здесь, в горах. Мы были в числе последних, кто ушел.

Макс посмотрел на нее с изумлением:

— Ты выросла не в Ротации?

— Я жила здесь до восемнадцати.

— Без переездов?

— Да. Я присоединилась к Ротации, когда мне было восемнадцать.

Макс откинулся назад.

— Ни одной Ротации до восемнадцати лет. Господи, только не говори об этом моим родителям, если ты когда-нибудь встретишься с ними, — они не одобрят. — Он откусил кусок от бутерброда, качая головой. — Не удивительно…

— Что не удивительно? — спросила она.

— Что Европия — все эта — кажется тебе слегка неудобным.

Она положила сэндвич.

— А тебе нет?

— Не особо. Я имею в виду, это стало неудобным теперь, когда я встретил тебя и должен буду переехать через два месяца.

Она беззвучно ахнула.

— Кэри?

— Ты переезжаешь?

Он пристыженно опустил глаза.

— Я в первой жеребьевке, Кэри.

— Почему я об этом не знала?

— Я ждал подходящего момента.

— И ты решил, что он настал сейчас? — Ее голос изменился, невольно выдавая нотки боли, но она ничего не могла с этим поделать.

— Я думал… думал, подожду, пока наступит идеальный момент.

Она, поразмыслив над этим, сказала:

— Ты думал, объявишь мне, что переезжаешь через два месяца, и это станет лучшим способом закончить наш идеальный день?

— Да, — сказал он, заметив, однако, ее ироничный взгляд. — Нет. Наверное. Да.

— Но, когда мы встретились, — вымолвила Кэрис, — ты управлял семейным супермаркетом. Только начал работать там для них.

— Нет, Кэри, — ответил он мягким тоном. — Я уже работал там какое-то время. Именно поэтому и был так огорчен. Слушай, я никогда не ожидал встретить кого-то, похожего на тебя, но так продолжаться не может — это не допускается, пока нет.

Она водила ногтями по лицу, разглядывая мох на камнях, обдумывая, что делать и что сказать. Наконец произнесла:

— Что сейчас происходит? Это все?

— Я не хочу, чтобы так было, — сказал Макс тихо. — Мне не хочется тебя терять.

— Ты как-то странно пытаешься меня удержать, Макс.

— У меня нет слов. Может, когда мы станем старше… — Он умолк, инстинктивно понимая, что не стоит поднимать глаза.

— Это все? — повторила вопрос Кэрис.

— Я просто не могу. Не могу. Как мы это оправдаем? Ни у кого из моих друзей такого не было. Ни у кого. — Она что-то пробормотала, и Макс продолжил: — Пожалуйста, не дави на меня этим понятием прошлого поколения по поводу отношений. Речь не об этом. Но то, как меня воспитали…

— Как, Макс?

Он тоже отложил остатки своего сэндвича.

— Я рассказывал тебе о моей семье. Они умирали за то, чтобы основать утопию. Мои бабушки и дедушки, их братья и сестры — мои двоюродные бабушки и дедушки — были первым поколением. Я из семьи основателей, Кэрис. Что тебе в этом не ясно?

Она молчала.

— Таких семей, конечно, много. Но моя… Мы ходили в языковую школу шесть дней в неделю. Моим первым рисунком на холодильник были золотые звезды Европии на синем фоне. Господи, моими первыми словами, похоже, являлась клятва.

После этих слов на лице Кэрис появилась улыбка.

— Мои бабушка и дедушка по отцовской линии изначально попали в утопию из Индии и Испании, по маминой линии — из Швейцарии и Италии. У моей бабушки докторская степень в генетической педиатрии, так же как и у мамы.

Кэрис сидела неподвижно, укрощенная весомостью наследия его семьи, но восхищенная шансом узнать детали, которых она так долго ждала, не решаясь об этом спросить.

— Моя бабушка была в основной группе ученых, утверждавших: исторические данные о фертильности и детородном возрасте основаны на некорректных исследованиях, устаревших статистических показателях из Франции восемнадцатого века. Она провела очередное исследование, установив новые рекомендации по воспитанию детей. Моя семья наконец доказала, что нет ничего плохого в том, чтобы заводить детей в более зрелом возрасте, и таким образом было снято социальное клеймо с позднего деторождения.

— Значит, люди могли перестать говорить «тик-так» и бояться затягивать с этим, — размышляла Кэрис.

— Именно. Что, в свою очередь, привело к инициативе введения Правила пар.

Они сидели рядом, пока Кэрис все это переваривала.

— То есть, когда я дразнилась, что ты действительно веришь…

— Тебе известно, как тяжело идти против того, чему тебя учили всю жизнь?

— Не думаю, что да.

— Это ранит. — В его голосе звучала мольба. — Если бы мы встретились немного позже…

— В другом десятилетии практически.

Неприкрытая правда сделала больно им обоим, и Макс хотел успокоить ее, но не знал как, поэтому они сидели, глядя на туман, застилавший долину.

— Куда ты переезжаешь? — спросила она.

— На другую станцию ЕКАВ. Я имел в виду это, когда говорил, что не хочу тебя потерять.

— Но ты же образцовое олицетворение Правила пар.

— Ты поняла.

Она кивнула:

— Думаю, да.

Он несколько минут молчал, холод от камня начинал пробираться сквозь их одежду.

— Я буду скучать по твоим видеозвонкам на Стенных реках, по твоим показам каждого из нарядов, один из которых ты хотела бы надеть на свидание.

Кэрис скорчила гримасу:

— Это было лишь раз.

— И я буду скучать по тому, как ты прижимаешь свои ледяные ноги к моим, когда спишь.

— Или по тому, как я сбиваю настройки твоих программ чистки зубов, так что из-за этого в ванной вода льется ручьем на пол.

— Уж по такому я точно скучать не стану.

— Почему нельзя просто использовать зубную щетку? Я все время хотела узнать…

— Ты такая старомодная. — Он осторожно взял ее под руку.

Они сидели высоко над национальным парком, зеленые горы раскинулись вокруг них под ярко-голубым весенним небом, их ноги свисали с плотины над озером.

Макс начал что-то говорить, но осекся.

Через секунду Кэрис попросила:

— Продолжай.

— Я не ожидал, что из этого что-нибудь выйдет.

Прислонившись к нему, она взяла его за руку, и они на какое-то время застыли так.

— Может, у нас будет возможность навещать друг друга. Есть же выходные. — Кэрис посмотрела на Макса. — О да, мы не должны, ты сам сказал.

— Я знаю. — В его голосе слышалось сомнение; ему не нравилась такая странная смена ролей. — Но я навещаю своих друзей в других Воеводах. Да и ты тоже. — Макс не спеша все обдумывал. — Это было бы вполне нормально. Кроме того, несправедливо отправить тебя в мир прежде, чем ты научишься правильно управлять программами чистки зубов, — сказал он, и она улыбнулась. — Я буду на государственной службе.

Кэрис положила голову ему на плечо, переплетя свою руку с рукой Макса.

— Не надо меня ненавидеть, — сказал он. — Но я не в состоянии совсем отказаться от этого, пока нет.

— Как я могу тебя ненавидеть?

Он убрал упаковку от сэндвичей назад в рюкзак и начал вставать.

— Возможно, — прошептала Кэрис, ее хриплый шепот подхватило ветром, — некоторые правила существуют для того, чтобы их нарушать.

И, когда они начали спускаться со склона, Макс вздрогнул.

Глава одиннадцатая

Сорок пять минут

Скользя, как камушки по воде, Макс и Кэрис погружались в пояс астероидов глубже, чем когда-либо прежде. Окружая Землю, пояс представляет собой красивый звездный дождь в ночное время, а иногда и днем, но тут, наверху, внутри поля астероидов, это опасно.

— Только что было сорок пять минут, — говорит Макс, пока они падают, нервно оглядываясь по сторонам. — Мы уже использовали половину нашего времени. Никто не придет, не так ли?

— Некому прийти.

— Мы совсем одни.

— Прекрати это.

— Мы тоже можем отказаться.

Кэрис прикусывает губу.

— От чего?

— Мы тоже можем отказаться от попыток найти способ выжить.

Она резко смотрит на него.

— Что?

— А какой в этом смысл? — пожимает плечами он.

— Пожалуйста, Макс. Мне, помимо всего прочего, осталось еще разбираться с твоей новообретенной депрессией. — Кэрис показывает на окружающее их поле метеоритов.

— Может, нам стоит сейчас снять свои шлемы, пойти навстречу нашему концу, вместо того чтобы оттягивать его до последнего?

Кэрис бьет Макса в грудь:

— Прекрати это. Я серьезно. Посмотри вниз. — Она показывает на фейерверки, ускоренно взрывающиеся над Китаем, когда метеориты размером со стеллаж оставляют за собой огненные следы в небе Земли, сгорая и разрушаясь в атмосфере. — Представь всех людей, которые смотрят вверх, — говорит Кэрис, — а мы единственные, кто может смотреть вниз.

— Хм-м, — произносит Макс. — Это не сильно помогает справиться с ужасом от того, что мы одни.

— Мы не одни, — настаивает она, и они продолжают наблюдать за метеоритами над Китаем. — По крайней мере, здесь нам не надо считаться с Правилом пар или с негативными последствиями массового уничтожения в США и на Ближнем Востоке, либо с этими метеоритами, падающими на Землю. — Она на секунду умолкает, испытывая отвращение к состоянию земного шара, оставленного ими внизу, мира, который описывают как идеальный, хотя он медленно рвет себя на части.

— Но здесь с нами никого нет. Это разве не хуже?

— Маленькая русская собачка-космонавт, наверное, пролетает где-то в своем корабле, — говорит она. — Лайка.

— Бедняга. — Он задумывается, в его голос закрадывается нотка отчаяния: — Ты думаешь, Анна тоже где-то здесь?

Удивленная, она отрицательно качает головой:

— Нет, сладкий.

— Она может быть тут.

— Я так не считаю.

— Где-то.

Обеспокоенная его радикальным изменением отношения к ситуации, Кэрис снова бьет его в грудь, на всякий случай, а затем замечает, что его глаза немного расширены.

— Макс? Все в порядке?

Он продолжает смотреть на метеориты под ними.

— Я не готов к этому. Я шеф-повар, Кэри. — Он смотрит на нее с мольбой. — Я просто шеф-повар.

— Нет, не просто. Ты член Европейского Космического Агентства Воеводы. — Она кладет свою руку в перчатке ему на грудь. — Я тоже напугана. Мои познания в области физики недостаточно хороши, чтобы спасти нас. Мы не знаем, что нам делать. Но мы члены ЕКАВ, и нас готовили — хоть и недолго — находиться здесь.

— Правильно.

— Может, ты пошутишь? Пожалуйста!

— Не сейчас, — отвечает он. — Я оставлю одну шутку про запас.

— Хорошо.

— Она, вероятно, будет о физике запускания блинчиков по воде.

Кэрис морщит нос:

— Давай шутку получше.

— Я работаю над этим.

— Хорошо.

— Но ты отлично разбираешься в физике, — говорит Макс, — когда доходит до той самой темы камушков.

Она смеется:

— Подозреваю, астероиды — это камушки, скользящие по космосу. Только вот космос другой.

— Было бы довольно тяжело запустить камень в невесомости. Если только ты не забросишь его из этой галактики в иную.

— Это довольно глубокая мысль, — говорит она, радуясь, что он начинает понемногу расслабляться, пока они болтают о глупостях. — Значит, ты не думаешь, что мы здесь одни?

Он указывает на пурпурные полутона Млечного Пути.

— Да ладно тебе. У нас принято считать, что мы единственная обитаемая планета в единственной галактике. Теперь же знаем, что наша галактика одна из бесконечного количества галактик в расширяющейся Вселенной. Нам действительно так повезло, что мы заберем все это себе?

Кэрис хихикает:

— Ты говоришь как агент по продаже недвижимости, торгующий участками в космосе.

— Продается! Расскажите всем друзьям, — карикатурно распевает он. — Слева от нас ослепительный панорамный вид на все созвездия в космосе. По правую сторону — всего лишь четырехсоткилометровая дорога до центра Земли, обходящая пробки. Уютное жилище с оригинальным стеклянным шлемом для защиты от атмосферных условий, но зато дружелюбные соседи.

Она хлопает перчатками, и Макс отвешивает ей поклон.

— Спасибо, — говорит он. — Мне уже лучше.

— Думаю, это то, чем мы должны заниматься и дальше, отвлекая друг друга до упора.

— Хотелось бы, чтобы у нас был какой-то упор, это кувырканье утомляет.

Кэрис оглядывается.

— Я знаю, что мы всегда воспринимали Землю как нечто, находящееся внизу, но, если тебе это поможет, в невесомости нет верха или низа. Не имеет значения, в какую сторону мы смотрим, это все равно.

— Мой мозг воспринимает Землю как константу под нами. Каждый раз, когда она двигается, я чувствую себя словно на американских горках.

— Я тоже. Может, нам стоит перестать смотреть на наш дом?

Он ничего не говорит по поводу этого слова — дом.

— Макс? Что ты имел в виду раньше: дороги ушли летать?

— О боже, это…

— Что ты имел в виду?

— Озрик спросил у тебя, что тебе нужно знать, перед тем как мы выпадем из эфира. У тебя было время примерно на один вопрос. Раньше он говорил, что у нас четыре дрона. Дроны, Кэри. Дроны отключены?

Она в шоке смотрит на него.

— Дороги ушли летать. Дроны отключены.

Макс пожимает плечами:

— Я подумал, он мог вернуть сопровождающие дроны назад, отправить их сюда.

— Ты шутишь. Какого черта ты не сказал?

— Я говорил. Но у нас не было связи, — раздраженно отвечает он. — Ты не заметила, что Озрик мог ответить тебе только на вопросы, которые задавала ты?

— Это все было странно: «Не теряйте времени. Что вам нужно спросить?»

— Уже слишком поздно. Мы не можем связаться с Озриком, с «Лаертом», с Землей.

— Извини. Я не поняла.

— Ох, да ничего. Я тоже не мог угадать «бесконтактную связь», поэтому, думаю, и ты и я одинаково бесполезны. — Он протирает рукавом стекло возле лица. — Чем ты хотела бы заняться?

— Я не отказалась бы выпить.

— Я серьезно, — говорит он. — Что ты хочешь делать?

Кэрис обводит рукой окружающее их пространство.

— У нас осталось не так много времени.

* * *

Время, проведенное вместе, стало всем, пока их разделяло большое расстояние, но, как оказалось, эта дистанция разрушала их отношения. Пятничные вечера проходили странно: вежливое, неуклюжее возобновление отношений, один из них все время был уставшим после дороги, другой испытывал напряжение, выказывая гостеприимство. Кэрис приезжала на Воеводу 13 ноющая и настороженная, она постоянно придиралась к нему то из-за одного, то из-за другого, то по причине раздражающего пассажира в гибриде, не в силах посмотреть Максу в глаза. Он носился с ней, успокаивая ее, но был не способен подобрать слова, чтобы раскрепостить Кэрис, поэтому они быстро укладывались в постель. После этого лежали вместе, эндорфины, насыщая их раздраженные, настороженные мысли, расслабляли обоих.

— Добро пожаловать назад, — сказал Макс, повернувшись на бок, чтобы посмотреть на нее. — Ты же возвратилась, правильно? Почему ты всегда такая напряженная, когда приезжаешь сюда?

Кэрис повернулась на живот и собрала волосы, так что он мог водить пальцами по ее спине.

— Не знаю, — ответила она. — Думаю, когда вижу тебя, я не знаю, изменилось ли что-то за эту неделю.

Я не знаю, до сих пор ли ты мой, хочешь ли меня по-прежнему, — это как снова и снова начинать сначала. Наши отношения возрождаются заново каждую пятницу, что выматывает. Но, когда ты снимаешь с меня одежду, — она окинула взглядом их переплетенные тела, — это кратчайший путь к тому, чтобы снова быть собой.

Он приподнял бровь:

— И это совсем не плохой вариант, как часто бывает с кратчайшими путями.

Он укусил ее за нос, и она, смеясь, отпрянула назад:

— Эй!

Вспомнив о своей роли, Макс опять начал играть в хозяина:

— Принести тебе что-нибудь?

— Я бы охотно выпила воды. — Она улыбнулась, когда он убирал волосы с ее глаз, но, стоило ему выйти из комнаты, подскочила, чтобы посмотреть на себя в зеркало, ведь еще не чувствовала себя комфортно в его присутствии. Услышав, что он возвращается, упала обратно на кровать, глядя, как он закрывает за собой дверь. — Спасибо.

У них уйдет минимум несколько дней на то, чтобы вспомнить, как это, быть вместе, и к этому времени они уже будут садиться обратно в шаттлы и гибриды, отправляясь на свои Воеводы, поцеловавшись на прощание, и ничего не может поколебать этого страха воскресенья.

— Давай сыграем в игру, — как-то сказал он в ее квартире у моря. — Закончи это предложение. Когда астероиды разобьют Землю вдребезги, я хочу быть…

Она подумала об этом.

— …далеко над ней, глядя вниз. А ты?

— В кровати с тобой. — Он поднял руку, чтобы она уткнулась в его подмышку.

Кэрис рассмеялась, заявив, что это был типичный мужской ответ.

Поначалу они думали: жизнь в разных городах будет достаточно раскрепощенной. И он, и она осваивали полную независимость в будние дни и ночи, бескомпромиссные и свободные. Макс задерживался на работе, Кэрис вернулась к учебе на Воеводе 6, испытывая легкое облегчение оттого, что никто не спрашивал ее о том, в котором часу она будет готова поесть и что ей больше хочется на ужин. Она упивалась мелочами: к примеру, не надо беспокоиться по поводу волос на ногах, и это плюс; а вот жалкое одиночество по ночам — очевидный минус. Она с головой ушла в карьеру, летая больше, быстрее и дольше, пока не получила повышение по службе — лицензию летать над линией Кармана, отделяющей космос от Земли. Когда Кэрис совершила свой первый безупречный полет в небе, получив общую похвалу и адреналин, она одновременно подтвердила Воеводству: да, тут был еще один молодой работник, который имеет высокий потенциал, если не станет отвлекаться на любовь.

Самыми сложными моментами для обоих были четкие признаки того, что один уехал куда-то, куда другой последовать не мог. На Воеводе Макса Кэрис изо всех сил старалась поддерживать отношения с его знакомыми, мимоходом встречая их как «его друзей» в выходные, но она была не в состоянии достичь настоящей близости или дружеских отношений. На Воеводе Кэрис Макс вежливо общался с людьми, которых он знал, но, когда она вытаскивала их, у него появлялось непреодолимое чувство, что он пошел дальше и в какой-то мере перерос свое прошлое.

Это были небольшие радостные для них моменты. Он звонил ей из далекого города по видеосвязи, что выливалось в угрожающие размеры на Стенных реках в ее гостиной, две другие стены были отданы под Майндшер и открытые новостные СМИ.

— Привет, — сказала она, проведя рукой по диагонали, чтобы ответить на звонок.

— Привет, — ответил Макс, улыбаясь. — Чем занимаешься?

Она подняла руководство по летной эксплуатации, лежащее у нее на коленях.

— Читаю. Пересматриваю. Они начинают отправлять новых пилотов к поясу астероидов, чтобы проверить, в состоянии ли те найти выход.

— Да?

— Я подумала, что смогу получить фору в списке. Хотя, — она с пренебрежением отбросила книгу, — никто из тех, кто пишет руководства, фактически там не был, поэтому инструкции слегка схематичны.

— Это плохо. — Он медлит.

— У тебя все в порядке? Чем ты сегодня занимаешься?

— Ничем. Приготовил немного еды, чуть-чуть поел. Я… скучаю по тебе, думаю, — сказал он, ероша волосы.

Кэрис улыбнулась.

— Хочешь пройтись со мной сегодня после обеда?

— Как?

— Прямо тут. — Она окинула жестом гостиную, направив обе руки на широкий блок, так что целая стена была выделена для гостиной Макса. — Сделай то же самое, — сказала Кэрис, и он повторил ее движение, таким образом, каждая стена в их квартире изображала стену из противоположной квартиры.

— Это… круто. — Макс откинулся на спинку дивана.

— Ты собираешься сидеть тут и смотреть на меня?

— Что? Нет.

Он занялся чем-то у себя, и она улыбнулась, перед тем как вернуться к чтению руководства по летной эксплуатации. Целый день они то и дело переговаривались.

После этого часто переключали весь Майндшер друг на друга, соединяя свои комнаты через Стенные реки в своих квартирах. Кэрис нравилось, что, когда она, заказав доставку из ресторанов Ротации, разворачивала бумажные контейнеры с едой, Макс делился с ней своей кухней, линзы камер запотевали под дымящимися сковородками, когда он готовил. Она с восторгом наблюдала за тем, как он обращается с ножом, режет, измельчает овощи и мясо с особой точностью, подбадривала его, если он принимался за лук, а потом Макс брал крошечные ровные кубики, краснея от ее похвалы. Иногда они вместе читали или дремали, стена была их выходом в другую гостиную, на другом Воеводе, в жизнь другого.

* * *

— Кэрис, — обращается к ней он, пока они продолжают смотреть на фейерверки над Народной Китайской Республикой.

— Да, Макс?

— Ничего.

— Уверен?

— Да, Кэрис.

— Я рада, что между нами состоялся этот разговор, Макс, — невозмутимо говорит она.

— Я тоже, — отвечает он, хотя не особо слушает.

Не обращая внимания на собственный совет не смотреть на Землю, данный пару минут назад, они продолжают пялиться на нее, кувыркаясь.

Они все еще соединены фалом друг с другом, их перемещение в космосе уже меньше похоже на балет, а скорее напоминает неправильную румбу.

— Меня немного тошнит, — говорит Макс.

— Ради всего того, что мы любим в этом мире, не стоит тебе блевать в собственный шлем.

— Бр-р-р.

— Отвернись. — Она толкает его, сама при этом не отрывая взгляда от Земли. — Не смотри.

Макс поворачивает голову и глядит по сторонам на пояс астероидов. Большие камни пока не представляют для них опасности. Огромные же находятся как минимум на несколько сотен метров ниже от них в пространстве. Другие значительные астероиды легко заметить и, в общем-то, можно обойти.

Но проблема в крошечных микрометеоритах, которые могут настигнуть их в любой момент, проколоть им скафандры и баллоны или сделать трещины на стеклах шлемов. Кэрис все еще смотрит на Землю, и Макс с нежностью наблюдает за ней, как вдруг что-то ограничивает угол его зрения, появившись у нее за головой.

— Это что…

— Что? — спрашивает она.

— Мне показалось, я видел… — Вытянув шею, он смотрит по сторонам, пытаясь разглядеть, есть ли что-то за ней, ведь он и в самом деле видел, как что-то двигается. — Ничего.

— Тебя еще тошнит?

— Уже лучше, — отвечает Макс.

— Хорошо.

Он опять это видит.

— Там что-то есть!

— Что? — Она поворачивается к нему, и он указывает в обратном направлении, но, развернувшись, Кэрис ничего не видит. — Там ничего нет.

— Я уверен, там что-то было…

— Ты не очень хорошо себя чувствуешь.

— Нет…

— Сколько у нас осталось воздуха? — Она хмурится. — Тридцать девять минут. Тебе еще рано сходить с ума. Что ты видел?

— Свет.

— За мной? — Кэрис оборачивается, однако там по-прежнему ничего нет. Она смотрит вниз, на Китай и Тибет, где день сменяет ночь.

— Мне правда показалось, что я что-то увидел, — говорит он, качая головой.

Но она наблюдает, как рассвет пробирается через границы Тибета, потерянная в печали и ностальгии, которые видения Макса не в состоянии развеять.

Он снова это видит:

— Свет!

Она поворачивается так резко, что врезается в него, и их ноги взлетают в одну сторону.

— Извини. Где?

— Там. — Он указывает на что-то над ними, по прямой от них. — Ты видишь?

Из-за движения их закручивает петлей, и проходит несколько секунд перед тем, как Кэрис отвечает:

— Это свет? — Она щурится.

— Мы спасены?

— Кто бы это мог быть?

— Я не знаю…

— Я это вижу, — говорит она, и его сердце выбивает дробь в грудной клетке.

— Да?

— Там. Но я не думаю…

— Что это? — Макс напрягается, стараясь получше все разглядеть, а затем на него резко обрушивается понимание: — Ох.

Она говорит шепотом:

— Мне жаль, Макс.

— Это комета, — произносит он.

— Да, думаю, что так.

— Она нагрелась от солнца, поэтому и светится.

— Да, — говорит она нежно, однако потом добавляет: — Эй, она направляется прямо сюда. Нам есть о чем беспокоиться, ведь так?

— Я думал, это был настоящий свет.

— Макс, ты считаешь, она может попасть в нас?

Он рассуждает прагматично:

— Это твое поле. — Затем исправляет непреднамеренный каламбур: — В любом случае она еще долго до нас не достанет. Мы все равно умрем к тому времени.

Кэрис вздрагивает от его слов, не в силах бросить им вызов. Она снова поворачивается к Земле, и, пока солнце продвигается по земной поверхности, захлестывая рассветом Тибет, чувствует, как Макс берет ее за руку.

Глава двенадцатая

Это был день рождения Макса, и Кэрис все распланировала. Она решила организовать праздник по-старомодному: побаловать его подарками (датчик движения, подсветка) перед ночью кутежа, сделав все в гламурном стиле, который возвращал бы их в эпоху, когда женщина одевалась, только чтобы угодить мужчине. Ее это не заботило: это было ролевой игрой для особого дня.

Кэрис оставила жаркое мариноваться, пока сама напитывала себя маслами лайма, базилика и мандарина в ванной. Она старательно накрасила ногти светло-розовым лаком, прервавшись только для того, чтобы в панике снять бигуди и увенчать свою голову безумными локонами. Кэрис вытянула завитки в роскошные длинные голливудские локоны, то и дело с опасением поглядывая на платье, висящее на дверце гардероба. Это был смелый выбор.

Она чувствовала: для того чтобы дать намек на кардинальные перемены, ей следует выглядеть совершенно иначе, поэтому девушка выбрала платье по фигуре. Подобный наряд Кэрис лицезрела на протяжении года на модницах Воеводы. Она подумала, что ей понадобится модельер, чтобы втиснуть ее в него. А может быть, и лебедка: она застряла с ним на голове, когда впервые попробовала надеть чертово платье.

Прозвенел звонок.

Макс опоздал, поэтому Кэрис, нервничая, открыла дверь, стоя в кимоно и поднявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его. Она видела, он заметил ее накрашенные ногти и укладку, но сказал только два слова:

— Хорошо выглядишь.

— Ты опоздал, — вымолвила она, пробежав руками по своим светло-каштановым локонам.

— У меня было несколько дел.

— Ты все время так говоришь.

— Когда я так говорил? — Макс недоумевал.

— Каждый раз, когда исчезаешь, ты говоришь, что у тебя было несколько дел. Не важно. С днем рождения, — сказала она и повела его за руку к столу с ужином на двоих, Майндшер напротив задней стены был насыщенно-пурпурного цвета. — Садись. — Она налила ему бокал вина и не без гордости поставила противень на стол.

— Ты приготовила мне ужин? — Макс рассмеялся.

— Да! — возмутилась Кэрис. — Я готовила тебе и раньше.

— Я шеф-повар. Ты приготовила ужин для повара в его день рождения?

Она, кусая губу, отвернулась к стойке, чтобы налить два стакана воды.

— Я думала, тебе понравится.

Он не упомянул о том, что заскочил в ресторан Ротации по дороге с шаттла, по этой причине, собственно, и опоздал.

— Конечно, почему бы нет? Ты переоденешься к ужину?

— Зачем? — Она не упомянула, что видела это в фильме: женщина в шелковом кимоно и с надушенной кожей сидит у горячей плиты. Кэрис была слишком смущена его отношением. Она скользнула на стул напротив него. — Как прошел день?

— Как всегда. Пообщался с Саидом, вполне приятно.

— Как он?

— Отлично. И я получил известие от папы.

— Да? Ты упоминал обо мне? — поддразнила она Макса.

Он посмотрел на нее странным взглядом:

— Нет. На сколько ты поставила цыпленка в духовку? Он пересушен.

Кэрис отодвинула стул с громким резким звуком, вставая со своего места.

Он поднял глаза, пораженный.

— Я пойду переоденусь, — сказала она. — Нам нужно выходить через двадцать минут. Извини, что испортила второй сюрприз.

Кэрис вошла в спальню, закрыла дверь и тяжело оперлась о туалетный столик, глядя на себя в зеркало. Это было глупо. Проблема широких жестов и больших планов состоит в том, что они поднимают ожидания до бескомпромиссных уровней и все заканчивается одним лишь разочарованием. Новый год, дни рождения, выпускной: никто не развлекается на мероприятии, если они делают именно то, что планировали. Реальность не оправдывает ажиотаж. Она начала красить губы насыщенной коралловой помадой, когда Макс открыл дверь.

— Куда мы идем?

— Гулять. — Кэрис аккуратно подвела губы бантиком, не поднимая глаз.

Уловив ее тон, он смягчился и подошел к ней сзади, поглаживая руками шелк ее кимоно.

— Извини, ты так старалась. Я устал от переездов. Прости, я был груб. — Макс поцеловал ее сзади в шею, пробежав руками по контурам ее тела, спрятанного в шелке.

— Ты был очень груб.

— Я знаю. Давным-давно уже говорил тебе, что я идиот. — Он просунул руку ей под кимоно и поцеловал Кэрис в щеку, они оба прекрасно отражались в зеркале. — Простишь меня?

Она отвела контурный карандаш ото рта, глядя Максу в глаза через отражение.

— Цыпленок не был пересушенным.

— Я знаю. Я козел. У меня сегодня день рождения — простишь меня? — Макс игриво потянул за пояс ее кимоно, наблюдая, как оно раскрылось, показав классический корсет, словно в рекламе парфюма. Он вдохнул: — Вау.

— Заткнись, — сказала она.

— Серьезно.

— Заткнись — ты не можешь быть милым со мной, потому что ты видел меня в моих штанах.

— Это, — сказал он, — не штаны. Ты выглядишь просто великолепно. — Он спустил шелк с ее плеч, и кимоно упало на пол. — Ты словно нарисованная.

Она поморщилась:

— Серьезно?

— Тогда как кинозвезда.

— Это ближе к тому, как я хотела бы выглядеть. — Стенные реки вспыхнули, показав напоминание о мероприятии, и она стукнула его. — Видишь, из-за тебя я опаздываю. Мы пойдем смотреть на фейерверки, уверена, там будут все твои старые друзья и несколько моих. Я должна буду встретить тебя позже.

— Там будет Лилиана? — спросил он.

— Нет. Она… все еще злится за то, что произошло на Играх.

— За то, что ты едва не утонула? — Макс был поражен.

— Нет, глупышка, из-за нас с тобой. Она не разговаривала со мной несколько месяцев, когда поняла, что происходит.

— А как дела сейчас?

— Я сказала ей, что между нами все кончено, что это была обычная интрижка.

— Наверное, это к лучшему, — согласился Макс, направившись к двери и не отводя при этом глаз от ее тела. — Ты будешь еще что-то надевать сегодня?

Она скомкала кимоно и бросила его так, что оно, угодив в лицо Макса, приземлилось у его ног.

— Сделай себе одолжение, перестань вести себя как козел!

— А теперь — он, собственной персоной, величайший из ныне живущих астронавтов, все еще живой и не мертвый. — Лю повторял знакомое вступление, когда Макс пробежал трусцой по пляжу напротив дома Кэрис, руины города отражали свет костров на ночном песке. Он закрыл лицо, изображая стеснение, чтобы Лю остановился. Они встретились и положили руки на плечи друг друга в приветствии, а затем обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Не могу поверить, что ты до сих пор это декламируешь, — сказал Макс, отстранившись и посмотрев на Лю. — Я скучал по тебе, дружище.

— С тех пор как это стало правдой, это моя позитивная настройка каждую ночь. Я повторяю такие слова перед сном, что хорошо влияет на мои чакры. — Лю положил руку Максу на плечо, поворачиваясь, чтобы обозреть сцену, открывающуюся перед ними. Толпа людей собиралась на городском пляже в ожидании представления, некоторые обустраивали неформальные бары, другие включали громкую музыку. — Как ты поживаешь, где сейчас обитаешь?

— Воевода 13, — ответил Макс. — Там очень холодно, но виды потрясающие.

Лю пошевелил бровями:

— А под «видами» мы подразумеваем…

Макс рассмеялся:

— Ты неисправим. Да, «виды» на В13 тоже неплохие.

— Как тогда вышло, что ты вернулся?

— Ты знаешь. Есть причины.

— Причины. — В голосе Лю звучала ирония, его глаза сузились, когда он заметил кого-то у входа на пляж. — А как работа?

— На самом деле очень хорошо. Я работаю над моделированием пищи из разных минералов, моя цель — понять, что именно со временем мы сможем создавать на других планетах, чтобы питаться.

— Отлично, дружище. Звучит очень хорошо.

— Если мы когда-нибудь опять выйдем из поля астероидов, говоря точнее. — Он скорчил гримасу. — Да уж, было бы неплохо.

— Но ты же не рассматриваешь вариант испортить это все из-за одного очень особого «вида», не так ли?

Макс выглядел озадаченным:

— Что ты имеешь…

Все еще держа руку у Макса на плече, Лю повернулся в ту сторону, откуда к ним по песку направлялась Кэрис, и Макс постарался не разинуть рот от удивления. Она убрала волосы через плечо, и они спадали свободными голливудскими локонами, губы — коралловые, неимоверно обтягивающее платье, корсет под которым делал ее фигуру похожей на песочные часы. Кэрис шла, покачивая бедрами, и все на пляже провожали ее взглядами. Она приблизилась к ним. Макс с Лю увидели, что ее платье переливалось сверху донизу всеми оттенками рассвета.

Лю выдал короткий смешок.

— Это не так…

— Хорошо, — сказал он Максу. — Только бы это действительно было не так. Потому что ты не можешь все потерять из-за нее, не важно, насколько инакомыслящим ты себя считаешь.

Макс не поднимал глаз на своего друга.

— Тебе известно что-нибудь о жизни за пределами Европии? — продолжил Лю. — Я-то уж знаю. Она мрачная. Команды по оказанию помощи борются, чтобы доставить воду беженцам, оставшимся в США, Ближний Восток уничтожен. Остальной мир изо всех сил пытается присоединиться к утопии, Макс. Мы живем в удивительном месте. Не рискуй всем этим ради одной девушки. — Он положил руку Максу на грудь. — Как вы, европейцы, говорите? Придерживайтесь правил? Это то, чего они хотят, Максимилиан, людей, которые придерживаются правил. Не давай никому повода попросить тебя уехать.

Макс ничего не ответил, когда Кэрис остановилась поздороваться с кем-то возле ближайшего костра, ее профиль освещался огненно-красными угольками.

— Я не дам. Нет.

— Значит, не о чем волноваться? — спросил Лю.

Макс кивнул:

— Я слышал, что ты сказал, Лю.

— Потому что иначе я бы посоветовал тебе упрятать это подальше. Вычеркнуть из жизни. Прямо сейчас.

— Услышал четко и ясно, — пробормотал Макс.

Кэрис подошла к ним.

— С днем рождения, — просто сказала она.

— Ты потрясающе выглядишь, — вымолвил Макс.

Но он не сделал никакого движения в ее сторону, и она скрестила ноги в немного неловкой позе.

— Привет, Лю.

— Привет, Гэри. Ты выглядишь как тибетский рассвет.

— Слава богу, — ответила она. — Это именно то, к чему я стремилась.

Лю рассмеялся.

— Давайте я принесу вам обоим выпить. Думаю, Максимилиану нужно с тобой о чем-то поговорить.

Макс почувствовал, как к горлу подступила тошнота, и потянул Кэрис к себе, их взоры устремились к морю.

Она стояла так пару секунд, гадая, что было не так.

— Тебе не нравится мое платье?

— Да.

— Я думала, тебе придется по вкусу то, что я выгляжу немного иначе.

«Но ты выглядишь не иначе, — хотел сказать он, — а как всегда». В тот самый момент, когда Макс подумал, что определенно не должен этого говорить, он вдруг услышал собственные слова:

— Но это не по-другому. Ты одета как всякая девушка здесь, на пляже.

Когда она отшатнулась, оскорбленная, одинаково злая на себя за то, что испортила вечер, и на него за то, что он был так груб с ней, Макс продолжил:

— Правда, ты в сотню раз горячее, чем любая из них, поэтому на тебя пялятся все мужчины.

Кэрис была раздосадована. Ты одеваешься, чтобы привлечь внимание одного мужчины, и ему это нравится, пока он не замечает, что другим — тоже. И тогда это вдруг становится табу? Бессмыслица какая-то.

— Я думала, тебе понравится. — Она не знала, что еще сказать.

— Мне нравится. Но не в мой день рождения.

Она повернулась к нему:

— Что?

— Начинается! — прокричал кто-то, и все на пляже зааплодировали и посмотрели на небо над океаном.

— Я хочу расслабиться, между тем ты оделась вот так, зная, что я не могу вести себя соответственно, зная, что я не в состоянии ничего делать с тобой на людях. Вместо этого мне придется избавиться от тех самых хищников и постараться уделить тебе достаточно внимания, чтобы оправдать все те усилия, которые ты приложила, и я однозначно не оправдаю ожиданий, потому что, в первую очередь, ни о чем таком тебя не просил.

Кэрис промолчала, и Макс уставился в темноту моря. Волна огорчения и ярости захлестнула ее, поднимаясь от пяток вверх по ногам. Когда она накрыла ее голову, Кэрис взорвалась:

— То есть ты лип ко мне в спальне, но сейчас я одета неподобающе?

Лю, который шел к ним с напитками в руках, свернул и направился к другим людям из своей компании.

Макс понизил голос:

— Я всегда липну к тебе в спальне. И не важно, что на тебе надето или не надето, — сказал он. — Это когда-либо имело какое-то значение?

— Нет.

Фейерверк уже начался во всю силу: ливень из метеоров, горящих в небе над Воеводой, каждая искра преломлялась в воде внизу. На пляже послышались охи и кто-то сделал музыку громче.

Макс, вздохнув, «вонзил нож» в ее сердце:

— Из нас двоих только я стремлюсь к тому, чтобы между нами что-то происходило.

— Что-то?

— Секс. Только я всегда делаю так, чтобы ты чувствовала себя соблазнительной и желанной. Ты никогда не запрыгиваешь на меня.

Кэрис вздохнула.

— Как тогда, в первый раз?

— Это было лишь однажды. Теперь я постоянно должен тебя завоевывать и делать так, чтобы ты чувствовала себя любимой. Но как насчет меня?

Она уставилась на него:

— Это все из-за платья?

— Я потратил много времени на то, чтобы вселить в тебя уверенность, но кто делает это для меня?

— Я не знаю, Макс. Кто делает это для тебя? Тебя никогда не оказывается рядом, если я зову.

Он запрокинул голову назад, раздраженный:

— Не начинай этого, Кэри.

— Ты это сам начал. Ты сказал, что я похожа на всякую девушку, с которой ты был.

— Нет, я так не говорил.

Помимо воли на глазах у Кэрис выступили слезы. Одна прокатилась по ее макияжу, оставив мокрую линию с оттенком черного кайала.

— Пожалуйста, не плачь, — сказал он.

— Это ужасно.

— У меня день рождения. Не плачь.

Лю подчеркнуто зазывал остальных танцевать, и они наблюдали, как он вертится, раскручивая вечеринку, заставляя их повторять все ту же программу, пока они смеются, хлопают в ладоши и пританцовывают вокруг костра, подняв глаза к небу.

Кэрис пальцем вытерла слезу со щеки.

— Я не хочу воевать.

Компания исчезла за языками пламени, и Макс повернулся к ней:

— Пойдем.

Кэрис беспомощно возразила:

— Но это же твой день рождения.

— Я не получу от этого удовольствия. Мы с тем же успехом можем вернуться назад.

— Однако твои друзья…

— Они даже не заметят.

Когда он шел по пляжу под метеоритным дождем, исчертившим небо, и ждал ее, свернув на дорогу, она заметила, что он не сказал «мы с тем же успехом можем пойти домой».

* * *

— По-твоему, в Тибете отмечают метеоритный дождь? спрашивает Макс, глядя, как восход солнца рисует линию света вдоль поверхности Земли.

— Я не знаю, — отвечает она. — Может, они относятся к падающим астероидам серьезнее, чем в Воеводстве. У нас просто были вечеринки под луной.

— Мне ужасно не нравится вспоминать о той ночи, — говорит Макс, какое-то время не глядя вниз на Землю или в космос; вместо этого он не отрывает глаз от Кэрис, под шлемом ее волосы заплетены сзади, маленькая ромашка за ухом слегка увяла.

— Мне тоже.

— Мы оба наговорили друг другу ужасных вещей, когда пришли домой.

— Ну, — уточняет она, — ты наговорил.

— В основном ты меня обвиняла в том, что я тебе изменяю у себя на Воеводе.

Она испускает тяжелый вздох, отчего стекло ее шлема запотевает.

— Я не обвиняла, не совсем.

— Ты это подразумевала.

— В общем-то, я не верю в твою измену.

— И все же ты сказала это. — Он смотрит вниз на свои ботинки, затем снова на нее, с улыбкой. — Видишь? Мы опять ругаемся из-за этого.

— Ты сводишь меня с ума.

— Ты говоришь то, чего на самом деле всерьез не считаешь, просто это кажется тебе правильным.

— Твой блуждающий взгляд сводит меня с ума, — произносит она. — Подожди, что значит: я говорю что-то, потому что это кажется мне правильным?

Макс корчит гримасу.

— Иногда в споре ты настаиваешь на своей правоте, но это вовсе не обязательно работает в нашем случае. Так, по твоему мнению, должны звучать аргументы в споре.

— В самом деле? Я всегда стараюсь сказать именно то, что чувствую в данный момент.

Он смеется, но негромко:

— Да, так ты тоже делаешь.

— Заткнись.

Макс размышляет, как открыть ей простую истину.

— Было очень сложно, когда мы расстались.

Она берет его протянутую руку и сжимает ладонь в серебристой перчатке.

— Да.

— Я на самом деле не хотел, чтобы так случилось. Лю меня накрутил…

— Я знаю. Мы расстались из-за ошибочного ультиматума.

— Да.

— Мы оказались в странной ситуации. — Она размышляет, насколько он может быть правдив с ней. — И ты не хотел покидать Европию в случае, если все станет еще серьезнее.

— Нет. Но если бы я знал…

В этот раз Кэрис действительно отводит глаза, глядя вниз на флекс на своем запястье и ниже, через астероиды, — на Землю.

— Это не твоя вина. Никто из нас не мог знать о том, что произойдет.

Глава тринадцатая

Морозным осенним утром сон Кэрис прервал сигнал будильника, объявляющего, что она уже очень опаздывает. Запрыгнув в салон трамвая, девушка почувствовала сильную тошноту и с трудом прислонилась к двери гибрида.

У нее была задержка.

Она пыталась не паниковать, сосредоточившись на своем втором полете в термосферу. Кэрис всем свои нутром понимала, что ее самочувствие связано не с какой-то частью тела; это было нечто инородное, и оно заявляло о себе с энтузиазмом, вызывающим тошноту. Через силу девушка, однако, пережила этот день.

В ту ночь, сбитая с толку, Кэрис сделала анализ крови у себя дома. Результаты подтвердили ее подозрения, то, что она предполагала весь день, хотя это казалось нереальным: она была беременна.

Но предполагать, что ты забеременела, и убедиться в этом — две совершенно разные вещи. Ничто не подготовит тебя к волне, которая накрывает, когда ты узнаёшь, что у тебя однозначно будет ребенок. Кэрис села, быстро дыша, думая о том, должна ли она сейчас схватиться за живот, как это делают в фильмах.

— О боже! — сказала она вместо этого.

— Я не понимаю — ты разве не применяешь противозачаточное Три-А? — Лицо Лилианы на Стенных реках выглядело крупнее, чем в жизни, и Кэрис впервые поймала себя на мысли о том, что ей хотелось бы использовать маленькие экраны — телевизоры и планшеты — вместо целых стен.

Карие глаза Лилианы озабоченно смотрели вниз, туда, где Кэрис свернулась в плетеном кресле.

— Применяю.

— Не думаю, что оно могло не сработать.

— Оно работает. Контрацептив совершенен, — безрадостно сказала Кэрис. — Он никогда не подводит. Этого не должно было произойти.

— О ужас! Могу я спросить, кто это?

— Я сама виновата.

— Я имею в виду, — сказала Лилиана, — кто отец?

Кэрис вздохнула:

— Мне не хочется говорить об этом.

Лилиана, оценив ситуацию, спокойно спросила:

— Это Макс?

Кэрис удивленно подняла глаза на Стенные реки.

— Ты не очень хорошая актриса, — смущенно промолвила Лилиана.

— Извини.

— Слушай, это твоя жизнь.

— Я знаю, но ты ведь столь же страстно относишься к Европии, как он. — Кэрис оправдывалась.

— Я не рада этому, совсем не рада. Если это выйдет… Нет. — Лилиана сделала знак веры. — Нам не следует сейчас думать об этом. Ты получала от него какие-то известия?

Кэрис не ответила.

— Ты рассказала ему?

В ответ — тишина.

— Я полагаю, это будет тяжело ему рассказывать, особенно когда ты не можешь оставить ребенка.

Кэрис вскинула голову:

— Я не могу?

Лицо Лилианы выражало доброту.

— Ты так молода. Ты была бы самой молодой мамой в Европии.

— Двадцать пять? — фыркнула Кэрис. — Меня это не волнует.

— Что тогда?

— Не знаю. Мне не понятны мои чувства. Все такое… странное. — Она взглянула вниз на свой живот.

«Я не могу тебя оставить».

— Тебе нужно выпить зеленого чаю. По-моему, это то, что надо. — Было видно, как запястье Лилианы подергивалось, когда она печатала, выискивая информацию о беременности. — Или ромашковый. Мне кажется, в зеленом чае содержится кофеин. Тебе лучше ограничивать его употребление.

— Хорошо.

— Ты меня этим убиваешь. Твое сердце разбито?

— Нет. — От избытка эмоций Кэрис встала. — Не знаю. — Она мерила шагами комнату, расхаживая взад-вперед по периметру ковра. — С одной стороны, я в ярости, встревожена и парализована от ужаса. Имею в виду, что они должны были работать безотказно, ради всего святого. С другой, мне немного любопытно. Словно знаешь, что произошло нечто особенное, но не понимаешь, что именно.

— Ты думаешь оставить это, Кэри? — спросила Лилиана. — Извини, не это — его. Или ее.

«Анну», — подумала Кэрис, но не произнесла имя вслух.

— О господи, это, наверное, мальчик, — продолжала Лилиана. — Мы всегда говорим о мальчиках. Хотя бы раз беседовали о погоде?

— Мы не сдали тест.

— Однажды нам нужно будет поговорить о работе. — Лилиана умолкла.

— И что теперь?

— Кстати, да, а что насчет твоей работы, Кэри?

— Я не придавала этому слишком большого значения, Лили. Пытаюсь переосмыслить тот факт, что я беременна. И пока не думаю о маленьком ребенке, который выйдет из меня и станет отдельной личностью. Тот, что будет расти и требовать любви, ласки, заботы и услуг стоматолога. Я размышляю о чем-то совершенно другом.

— Европия тебе поможет, — тихо сказала Лилиана. Гопе не придется делать это одной.

— Ты имеешь в виду уход за ребенком? В то самое время, когда я пребываю в начале своей карьеры и у меня есть перспектива попасть в космическую миссию, когда я получила лицензию пилота?! Годы постоянного ухода за ребенком?

— Я понимаю, о чем ты.

— Не хочу, чтобы они узнали, еще нет, — сказала Кэрис. — Пока я не сделаю свой выбор.

— Тогда поставь меня контактным лицом для экстренной связи. Чтобы они не позвонили в ЕКАВ, — решительно заявила Лилиана.

— Хорошо.

— Что ты собираешься делать?

«Я не могу тебя оставить».

— Мне кажется, — сказала Кэрис, — пришло время позвонить Максу.

— Ты в порядке? — Лилиана наклонилась вперед, беспокойство читалось на ее лице, контраст на Стенных реках резко усилился, чтобы показать ее темное лицо, когда она подвинулась ближе к свету.

Глаза Кэрис казались стеклянными, лицо было бледным. В общем, она выглядела полностью изможденной.

— Немного злая.

— Почему? Что случилось?

— Он не ответил. — Кэрис откинулась в плетеном кресле, и лицо Лилианы сразу смягчилось. — Эта сволочь не ответила.

— Он может быть вне зоны доступа, — сказала Лилиана. — Или работать. Или спать. Где он вообще?

Кэри побледнела.

— На Воеводе 13.

— Разница во времени?

— Небольшая.

— Кэрис, он, вероятно, спит. Дай ему тайм-аут.

— И это я слышу от тебя? Вот так забавно, — промолвила Кэрис, водя рукой по плетеному подлокотнику. — Ты определенно не капитан его фан-клуба.

— Ой, прекрати. — Лилиана откинулась назад. — Я могу не понимать ваших отношений, и меня точно раздражает то, что вы продолжали их, но он хороший парень. Он любит Европию. А еще умеет готовить.

Кэрис не ответила.

— Кэри? — окликнула ее Лилиана. — Что такое?

— Звоню ему, а он не отвечает… и в этот момент понимаю, что мне хотелось бы, чтобы он ворвался сюда и все устроил. Но он, наверное, пошел дальше. — Кэрис вздохнула. — Думаю, теперь я сама по себе.

— За исключением того, — прошептала Лилиана, слегка кивнув головой в сторону живота Кэрис, — что ты не одна.

И Кэрис снова почувствовала приступ тошноты.

Во вторник она пошла на анонимную консультацию в медицинскую службу.

— У вас положительный результат? — Доктор была беспристрастна в своей манере подачи информации, планшет и настенный экран светились, проводя диагностику.

— Да.

— И вы использовали Asfalí Apó Astochía?

— Что?

— Три-А. Это означает «безотказный» на греческом.

— О да. — Она сжалась от интимных подробностей.

— Он не может дать сбой.

— Не с таким названием, — сказала Кэрис, — и между тем я все же здесь.

— Вы молоды.

— Да.

— Здоровы.

— Да.

— Но слишком молоды.

— Я знаю. С этим ничего не поделаешь.

— Подождите, пожалуйста. — Доктор вбила какие-то детали в планшет, прочитав результат после того, как система просигналила.

Кэрис сидела на оранжевом полипропиленовом стуле, то скрещивая, то выпрямляя лодыжки.

— Может возникнуть проблема.

Кэрис вздрогнула:

— Какая?

— Три-А не должен был дать сбой, потому что вы молоды.

— Не могли бы вы не напоминать мне об этом?

— Это важно, — сказала врач. — Чем вы моложе, тем сильнее гормон. Гормон из устройства может воздействовать на плод.

— Может?

— Это утверждение.

— Ох! И что нам делать?

Пауза.

— Не исключено и то, что плод физически соединится с устройством Три-А.

— Понятно. Что же делать? — Кэрис, откинувшись на спинку стула, ошеломленная, слушала фразы доктора о том, что теперь может быть слишком поздно, вред уже, вероятно, нанесен.

Очередная пауза.

— Уровень определенных гормонов, как правило, в первом триместре увеличивается в два раза каждые сорок восемь часов. На этой неделе мы будем каждый день проверять вашу кровь, чтобы понять, протекает ли беременность так, как ожидается, — это станет ясно, если уровень гормона возрастет.

— А если он понизится?

Компьютер издал звуковой сигнал. В машину никоим образом не могла поступить эта информация, столь тонкий нюанс настроения человека.

— Тогда его не станет.

При новости о том, что у нее уже могли отнять выбор, Кэрис почувствовала сильную тревогу. Решимость ее укрепилась: она не в состоянии стать матерью. Но поднимется или упадет уровень гормонов?

В среду он повысился. Она следила за своим самочувствием — неужели это было небольшим облегчением? — с прохладным любопытством. Она снова пыталась связаться с Максом — безрезультатно, — на что отреагировала пылающим, злым любопытством. Где он?

В четверг тест показал, что уровень гормона в ее крови снова вырос. «Этот ребенок — боец», — подумала она и поймала себя на слове. Правильно ли было называть это ребенком? Кажется, все говорили «плод», сводя к нулю риск личной привязанности. Кэрис не хотела привязываться, нет, только не сейчас, когда это может навсегда изменить ее жизнь и поставить под сомнение шанс поучаствовать в миссии.

Миссия. Возможность полететь в космос, подняться на шаттле к поясу астероидов. В некотором смысле попытка спасти мир. Она не может этим рисковать ради чего-то, что даже не способно нормально развиваться естественным путем. У нее не было другого выбора, поэтому всю неделю Кэрис притворялась, будто все нормально, и, перед тем как каждый вечер сдать анализ крови, пилотировала аппарат на симуляциях с коллегами. Зная, чего хочет, она никогда не позволяла себе положить руки на живот или даже представить, на кого может быть похож ребенок. На Макса? Она затрясла головой, чтобы избавиться от этой мысли, движение вызвало у нее тошноту. Она не будет скучать по этим ощущениям.

В пятницу уровень гормонов опять вырос.

Возможно, это была маленькая девочка с собственным эклектичным[17] музыкальным вкусом. Девочка, которая понимала бы математические дроби, ее любимым цветом был бы пурпурный. Темноволосый ребенок по имени Анна.

«Анна».

Она смотрела на играющих в парке детей — проказливых, кричащих ребятишек, — и ее решимость усилилась: ей с этим не справиться. Но позже ночью кошка свернулась возле нее на диване, маленькое тельце прижалось к ее бедру, и Кэрис, зарывшись рукой в длинный теплый мех, задумалась об этой чисто человеческой потребности и о том, каково это — быть нужным, особенно кому-то твоей крови. И тут она почувствовала, как ее решимость рушится.

В субботу уровень гормона еще раз подскочил. О боже! Куда запропастился Макс? И имело ли это какое-то значение? Множество женщин были матерями-одиночками, особенно до того, как был введен абсолютный паритет. Конечно, она сможет вырастить Анну одна, с помощью членов Воеводы, своих знакомых, с которыми встречалась. Ее собственная семья обязательно поможет — особенно мама, Гвен… Они будут переезжать по Воеводам вместе, пока ее дочь, Анна, не начнет свою собственную Ротацию, независимо от семьи. Это уже не выглядело таким смутным и недостижимым…

В воскресенье у Кэрис началось кровотечение.

Она не проснулась ночью, охваченная судорогами, и не упала на землю в лужу крови. Выкидыш подкрался к ней, легкий и теплый, настолько буднично, что это сильно подрывало значимость такого события. Она сидела на унитазе и, онемев, наблюдала, как Анна покидает ее, словно кусочек материи, плывущий по воде.

Кэрис всегда нуждалась в других людях. Она росла от их энергии, расцветала от их любви и под юс полными внимания взглядами лучше справлялась со всем. К сожалению, после одного этого случая, когда Кэрис искала абсолютной независимости, она перестала нуждаться в других людях. По пути на работу в понедельник утром, сказав Лилиане, что с ней все в порядке и было всего лишь «немного крови», Кэрис согнулась пополам. Трамвай был переполнен людьми, добирающимися из пригорода на работу, черты их лиц скрывали темные промасленные капюшоны и накидки, водонепроницаемые шляпы и куртки, защищающие от ливня на улице. Окна запотели, капли дождя резали наружное стекло, как перочинные ножи. Кэрис дотянулась до руки ближайшего человека, который в ответ на ее прикосновение пробормотал «Простите» и зашаркал в сторону, зачитываясь чем-то на своем чипе.

Другой удар пронесся по ее телу, когда устройство Три-А сдвинулось внутри, в ловушке, и Кэрис закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Шанс на миссию. Многие сотрудники и коллеги добирались на работу тем же способом, и ей нужно было молчать. Вытянув руку, она протерла небольшой кружок на запотевшем окне, заглядывая в него, чтобы понять, где они находятся. Пустым взглядом Кэрис смотрела на витрины магазинов и деревья, когда рельсы повернули так близко к зданиям, что они практически касались и скребли входные двери. Теперь она точно поняла: следующая остановка была как раз у старого дома Макса.

Шансов на успех оставалось мало, но это было место, которое она знала и где могла собраться с силами. Чтобы облегчить боль, она зажала живот рукой и выкарабкалась из забитого вагона на улицу. Сгорбившись, натянула свой промасленный капюшон на голову и лицо, прячась от проливного дождя. Кэрис считала дома по цветам их дверей: черные, красные, черные, желтые. Когда она подошла к дому Макса с серой шелушащейся краской и внушительным, хотя и ветхим, фасадом, дверь щелкнула и приоткрылась на дюйм. Она приблизилась к веранде, пытаясь заглянуть внутрь: дерево раздулось от влаги, но затвор определенно сдвинулся в замке, он все еще распознавал ее чип.

Девушка с силой толкнула раздутую дверь, которая процарапала полосу на полу, впустив Кэрис в прихожую.

— Привет, — неуверенно позвала она.

Было тихо и темно, и характерный промозглый холод указывал на то, что гибридные обогреватели давно не включались. Лампа в коридоре исчезла, но рамки до сих пор висели вдоль стен. Как это похоже на Макса, он даже не переустановил их должным образом, когда уезжал. Боль раскаленной кочергой ударила по ее животу, и Кэрис застонала.

На стекле веранды перед ней образовался конденсат, однако в старом коридоре было очень холодно, пока она пробиралась по нему в сторону заброшенной кухни Макса, а в сознании крепла одна мысль. Кэрис потянула за ручку чулана под лестницей, но эта дверь тоже разбухла.

— Нет, — девушка решительно схватилась за ручку, — ты откроешься. — Она рванула ее на себя, навалившись всем телом. Дверь распахнулась, и Кэрис отскочила в стену позади себя, заставив дом недовольно заскрипеть.

Джек-пот: чулан был заставлен старыми запасами из супермаркета, консервными банками и коробками с едой и — это она и надеялась найти — давно просроченными болеутоляющими. Кэрис не запивая выпила две таблетки, потом еще две. Держась за стену, она вывалилась в коридор, отсчитывая пятнадцать минут и молясь, чтобы препарат подействовал. То, что она находилась здесь, после того как он уехал, было похоже на сон.

Прошло пятнадцать минут, до сих пор чувствуя боль, Кэрис вновь выпила две таблетки.

Тишина. Боль обжигала изнутри, и девушка прикидывала, сколько еще болеутоляющего ей потребуется, чтобы пережить это. Мысль была отрезвляющей. Она вызвала «скорую» через свой чип и прислонилась спиной к стене, пытаясь не засыпать, считая балки и декоративные детали над древней деревянной лестницей, ведущей в бывшую спальню Макса. Она думала о том, как они вместе просыпались в этой комнате, как он, стоя у лестницы, звал ее завтракать.

— Кэрис?

Голос доносился от входной двери — кто-то начал молотить в дверь, а затем с трудом открыл ее; она не закрыла замок, когда пришла.

— Привет.

— Вы вызывали помощь?

— Да. Спасибо.

Медработник помог ей пересечь опасные трамвайные пути сразу за дверью и забраться в ожидающий их гибрид. Положив голову на подголовник, Кэрис смотрела на дом Макса, от серого дождливого неба болели глаза, а затем она начала отключаться. Где он был? Медик склонился, чтобы пристегнуть ее, тут же закрыв собой свет, и она вновь попала в сумеречную зону. Он спросил о самолечении, она ответила, с трудом ворочая языком.

— Постарайтесь не засыпать, — сказал он, в то время как она сделала совершенно противоположное.

Кэрис пришла в себя. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, на кровати в углу аккуратной белой комнаты, с настолько острой болью, что на какой-то момент задалась вопросом, не в ад ли попала.

— Она так юна.

Кэрис повернулась в сторону говорившего, того, кто произнес слова, напоминающие адский приговор Европии, но они растаяли, когда из другой комнаты донесся вопль. Девушка свернулась, приняв позу эмбриона, и зажмурила глаза.

Она почувствовала, что в дверях появилась фигура, но двигаться не могла, измученная и напуганная. Боль становилась все сильнее. Когда Кэрис открыла глаза, человек исчез, затем через пару секунд вернулся вместе с другой фигурой в белом халате. Слава богу!

Врач осматривал ее, меряя пульс и рукой оценивая температуру тела.

— Кэрис? Вы меня слышите?

Она кивнула, все еще жмуря глаза.

— Кэрис, ваше тело выталкивает Три-А, однако устройство зажато.

Она опять кивнула, слегка приоткрыв глаза.

— Это вызывает схватки, которые вы переносите на фоне выкидыша.

Боковым зрением Кэрис заметила, как кто-то, стоящий за врачом, вздрогнул от этого слова.

— Хорошо.

— Нам нужно немедленно удалить устройство.

Кэрис взглянула вверх на доктора.

— Здесь. — Врач начал готовить комнату, доставая стерильные инструменты, затем повернул ее на спину.

Кто-то нерешительно подошел, осторожно забрался на кровать и положил голову Кэрис себе на колени.

Кэрис подпрыгнула:

— Ты здесь?

— Я здесь. — Макс улыбнулся, глядя вниз на нее, и она подозвала врача:

— Доктор, передозировка: галлюцинации…

— Я здесь, — продолжил Макс. — Лилиана сообщила мне и сказала, чтобы приехал.

Скрутившись от очередной мучительной схватки, Кэрис захныкала. Макс обхватил ее руками, словно ограждая от этого.

— Тише, я тут.

— Тебя, скорее всего, нет.

— Есть.

— Готова, Кэрис? — Врач кивнул Максу, давая знак, что готов начать, и Макс взял руки Кэрис в свои, закрывая ее, насколько мог.

— Крепись.

Она почувствовала, как обожгло низ ее живота, будто бы кто-то спицами колол ее изнутри. Ее лицо исказилось от боли, внутренней и внешней, холодной и горячей одновременно.

— О господи!

Один последний рывок — и врач отошел, закончив. Макс поднял глаза, когда доктор поместил внутриматочное устройство Три-А в серую картонную чашу, где оно лежало в луже крови. Лицо Макса стало пепельно-серым, и, криво улыбаясь, он вновь посмотрел на Кэрис.

Глава четырнадцатая

Тридцать минут

— Может, нам лучше не разговаривать, чтобы экономить воздух? — Кэрис прерывисто подает в космос сигналы светом от фонарика. Она слишком сильно давит большим пальцем на выключатель, и фонарик выскальзывает из ее руки в невесомость, парит в темноте и, накренившись, уплывает от нее. Она тянется за ним, дергая фал между собой и Максом, который издает протяжный звук, когда Кэрис натягивает веревку, кончики ее пальцев касаются основания фонарика и соскальзывают, так что он снова ускользает и становится недосягаемым. — Черт.

Макс пытается дотянуться до него, но тоже безуспешно, и на мгновение они врезаются друг в друга.

— Извини.

Они смотрят, как фонарик уплывает от них, лампочка горит, и, когда он поворачивается, освещая их, нить накаливания отражается в глазах Макса и Кэрис. Но луч исчезает, пуская пучок света в пространство, а затем, попадая в вакуум, гаснет.

Макс пожимает плечами.

— О чем ты говорила?

— О том, стоит нам разговаривать или нет. Экономить воздух.

— Стоит, — отвечает он. — Конечно, нам стоит говорить. Мы не можем опускаться в полной тишине, во имя Бога.

— Во имя Бога? Ты сейчас атакуешь меня религией? — спрашивает Кэрис.

— Нам нужна любая доступная помощь, Кэри.

— Помощь не придет, Макс. ЕКАВ…

— Я не их имею в виду.

— Кого же тогда?

— Если Бог существует…

— Ты же не веришь в это, Макс. Не ты, не в этой жизни. Когда речь заходит о Европии, ты на другой стороне, а не сидишь в доме веры, молясь Всевышнему.

— Мы не в Европии.

«До боли очевидное заявление», — думает она, но ничего не говорит.

— Мне известно только одно, — продолжает Макс, — здесь мы нуждаемся в открытом разуме. Тут, в глубине космоса. Я думаю, нам стоит попробовать… поверить.

— Правда?

Он кивает:

— Я должен знать, что мы не одни.

— Но ты же ненавидишь религиозные заморочки.

— Вовсе нет. Я просто их не понимаю. — Макс ерзает в скафандре, задумавшись над тем, как это объяснить. — Я вырос под гнетом утверждений, будто религия разделяет людей, способствуя тому, что другие боятся или ненавидят тебя. Одни люди настолько сильно верили в простую историю, что считали кощунством, если иноверцы полагали истинной в какой-то мере расходящуюся с их догматами версию. По-моему, это сумасшествие. Так много войн началось из-за этого.

— Я знаю. Вера может быть забавной вещью для неверующих людей.

— Но религия отличается от веры. Верить или не верить — в Европии это просто. И если бы мы были верующими, то сейчас уже молились бы.

— Я думала, нам нужно продолжать говорить друг с другом, — произносит она раздраженно. — Ты же только что сказал именно это.

— Да. Я не ожидаю, что мы начнем молиться.

Пока они, постоянно двигаясь, вращаются в туманных сумерках звезд и метеоритов, под ними над Индийским океаном формируются облака, вытягивающиеся в перистую нить вдоль его насыщенной синевы. Кэрис вздыхает:

— Ну ладно. Ради бога, скажи, что нам нужно делать, чтобы показать эту веру?

— Говорить, — отвечает Макс, — все оставшиеся у нас минуты. Мы должны говорить до конца. Про все хорошее, что произошло с нами.

— А как насчет плохого? Или печального? — Она запнулась. — К примеру, о том, как ты ушел?

— Я вернулся.

Она молчит, и несколько секунд проходят в тишине.

— Нам это нужно? — спрашивает Макс.

— Вера?

— Фонарик. — Он указывает на то место, где, все еще крутясь в микрогравитации, фонарь удаляется от них в свободном падении.

Кэрис смеется:

— О нет, не особо.

— Мы могли бы справиться, если бы нам немного повезло, — вздыхает Макс.

— Кризис твоей новообретенной веры?

— Нет. Но настало время для подобного вмешательства, — говорит он и смотрит на ее индикатор воздуха. Затем бросает взгляд на свой, и ему становится плохо. — Или чуда.

— Макс, — нерешительно начинает она, — ты веришь… я имею в виду, раньше, когда мы наблюдали за звездопадом, ты упомянул Анну.

Он смотрит на нее и ждет.

— Что она может быть где-то здесь.

— Да, упомянул.

— Тогда ты веришь в то, что жизнь Анны в каком-то смысле не прервалась? — Он думает об этом, в то время как Кэрис продолжает: — Ты всегда был настолько уверен, что религия — это нечто, созданное во имя других.

— Однако в космосе не существует рая и ада, Кэри. Мы знаем это, находясь здесь.

— Но когда до этого дошло, ты сказал…

Он кивает:

— Я понимаю, о чем ты.

— Значит ли это, что ты веришь в жизнь после смерти?

— Я где-то читал, — осторожно говорит он, — что жизнь после смерти — это то, что мы оставляем в других.

Кэрис обдумывает его слова, отворачиваясь от Земли, чтобы взглянуть через астероидное поле на звезды над ним, точечный свет которых огромной паутиной окружает их насколько хватает глаз.

— Анна не живет, — наконец произносит она. — У нее не было шанса оставить что-то после себя. Даже тела. Вероятно, даже мозга.

Его голос нежен:

— Ты и я — здесь, мы говорим о ней. За свое короткое существование она изменила все наше будущее. Она осталась в нас.

* * *

Макс специально приготовил морковный пирог, но когда он позвонил в дверь квартиры напротив набережной, то понял, что это было лишь незначительным жестом. Дверь открылась, и его голос стал формальным, а манеры неловкими. Кэрис лицом к окнам неподвижно сидела в плетеном кресле с высокой спинкой, через балкон глядя на море.

— Привет.

— Привет. — Она не повернулась к нему.

— Я принес тебе пирог, — сказал он, зная, что это было неправильной фразой. — Ты в порядке?

Она повернула голову:

— Ты вернулся.

— Да.

— В мой Воеводу.

Он обдумывал свои дальнейшие слова.

— Я рад, что Лилиана позвонила мне. Я бы хотел знать…

Кэрис прервала его резким голосом:

— Я пыталась тебе позвонить.

— Извини. Я скучал по тебе.

— Садись, — все, что она ответила.

Макс пошел ва-банк и отрезал два куска морковного пирога, робко присев на диван в темной комнате. Кэрис повернула плетеное кресло спинкой к морю и взяла тарелку с пирогом.

— Мне хочется кое-что прояснить, — сказала она, откусывая кусок сливочной выпечки. — Я была также удивлена, как, полагаю, и ты, когда узнал, что я беременна.

— Да, — осторожно ответил он.

— И я не хотела ребенка, не особо. Меня просто немного травмировал этот процесс.

— Могу представить. Ты…

— Так что я опечалена, но это странная грусть.

Макс наклонился вперед:

— О чем ты?

— Это имеет научное объяснение: уровни гормонов меняются, мое тело снова приходит в норму. Между тем есть кое-что еще — я потеряла нечто неосознанно желанное, если это имеет какой-то смысл.

Он взвешивал слова, отчаянно пытаясь сказать все правильно.

— Я уверен, у тебя в жизни еще будет шанс сделать это снова, Кэри. В нужное время.

— Может быть. Однажды. — Она поставила тарелку на ногу. — Когда тебе говорят, что у тебя не может быть чего-то, я думаю, очень по-человечески начинать хотеть этого.

* * *

— Вот почему я считаю, что вера сбивает с толку, — говорит Макс, отчаянно и безуспешно пытаясь почесать свое тело внутри скафандра. — Ты проводишь столько времени в молитве и ожидании. Ждешь чуда.

— Верующие очень терпеливы.

— Меня совсем не впечатляет это. Я не думаю, что мог бы провести остаток жизни вот так, ожидая доказательства.

— Все оставшиеся двадцать пять минут или меньше?

Макс закрывает глаза.

— Возможно.

— Теперь ты агностик?[18] — скептически спрашивает Кэрис.

— Думаю, да.

— Это продлилось недолго.

— Я не говорю, что точно верю или не верю. — Макс дергает рукав своего скафандра с двумя соединениями, пытаясь выгнуть запястье назад, чтобы добраться до части руки где-то над лучезапястным суставом. Ткань растягивается, когда он тянет ее, она намного тоньше и универсальней жестких, более старых версий космических скафандров. Он не может достать до места, которое чешется, поэтому царапает податливую, похожую на неопрен[19] ткань. — Я только говорю, что мне нужно будет какое-то доказательство. Но я не стану ждать его всю оставшуюся жизнь. Не думаю, будто когда-либо отличался особым терпением. — Почесав нужное место, он удовлетворенно выдыхает. — Не считая того времени, когда я каждый день приходил, чтобы увидеться, пытаясь убедить тебя вернуться ко мне, — тогда я был очень терпелив.

— Хм-м, — говорит Кэрис.

* * *

Они сидели в той же комнате, на тех же плетеном кресле и диване, сквозь толстые фасадные окна балкона доносился слабый рев океана.

— Я думала над этим, — сказала она, — и я не принимаю тебя назад.

— Что?

— Мы больше не будем вместе.

— Почему?

— Не хочу, чтобы ты сбегал каждый раз, когда становится трудно.

— Я не сбегу, — возмущенно сказал он.

Кэрис приподняла бровь:

— Появились трудности, и ты ушел. При первом признаке проблем.

— Но я вернулся в ту же минуту, когда получил малейшую информацию о том, что у тебя проблемы. Это считается?

Она взболтнула кофе в кружке, держа теплый фарфор возле подбородка, и ее окутал аромат коста-риканских бобов. Пар полз вверх по лицу Кэрис, образуя подобие маски.

— Нет. Извини. Это хороший жест, так же как и морковный пирог, но нет.

Этот чертов морковный пирог.

— Что тогда?

— У нас слишком разные взгляды на жизнь, Макс, — ответила она. — Возможно, даже конфликтующие мировоззрения. Когда ты решил все закончить, то сказал: «Может, так будет лучше». Для тебя это было облегчением.

Он медленно кивнул.

— Ты все еще считаешь, что мы слишком молоды. По-прежнему уверен, что отношения могут сложиться только тогда, когда мы станем старше.

Он опять кивнул.

— По-твоему, двое становятся лучшими родителями, когда они старше.

Он помедлил, а затем кивнул в третий раз.

— Ты веришь, — подытожила она, — целиком и полностью в индивидуальность. — Она скривила гримасу.

— Меня так воспитали, Кэри, — сказал Макс с отчаянием в голосе. — Это все, во что я был приучен верить.

— Но не я. Мне известно, что я чувствую к тебе, и я была готова открыться миру. Однако ты даже не смог заставить себя рассказать обо мне своим родителям.

— Они не поймут.

— Хорошо, — сказала она просто. — Ладно, я тоже не понимаю. И ты четко обозначил свою позицию на твой день рождения.

Его лицо было удрученным.

— Но… Я не хочу тебя терять. Я хочу быть с тобой.

Макс выглядел очень расстроенным, поэтому Кэрис не стала вести себя мелочно, говоря ему, что он должен был подумать об этом в первую очередь, она просто осталась непоколебимой.

— Нет, Макс. В любом случае, какой женщиной я была бы, если бы так сразу вернулась к тебе после того, что ты меня бросил?

— Счастливой? — с надеждой сказал он, но Кэрис печально покачала головой.

— Я тебя умоляю. Не хочу быть в отношениях на расстоянии, которые и тебя, и меня делают несчастными, к тому же противоречат твоим принципам.

— Подожди. Ты спросила, какой бы женщиной была, если бы сразу вернулась ко мне. Это означает, что ты можешь вернуться со временем?

— Я так сказала? Я не это имела в виду.

— Это такая игра? Ты пытаешься вызвать во мне чувство вины? Потому что, поверь мне, Кэрис, именно его я испытываю. Вернуться, увидеть тебя в мучениях…

— Это не игра, — прошептала она. — Но я не думаю, будто ты пойдешь против того, во что веришь, надолго, просто чтобы быть со мной.

— Что я должен сделать для возрождения твоей веры?

Она задумалась над этим.

— Я не знаю. Что-нибудь значимое.

* * *

— Я больше не вижу фонарик, — говорит Кэрис. — Он исчез.

— Вероятно, ударился о микрометеорит и разбился.

— Здесь так много мусора, это отвратительно.

— Не говоря уже об огромном астероидном поле. Помнишь, какую панику оно вызвало, когда появилось?

— Да. Посмотри туда, — говорит Кэрис, и Макс поворачивает голову в ту сторону, куда она указывает.

— Сатурн, — удивляется он.

— Можно взглянуть на него собственными глазами.

— Мы не должны были видеть его вот так еще тридцать лет или около того, — печально произносит Макс.

— Кольца Сатурна. Сфокусируйся на кольцах.

Он одаривает ее короткой улыбкой сожаления.

— Значит, ты хочешь использовать оставшиеся у нас двадцать минут на разговоры? — спрашивает она.

Он смотрит на нее:

— Да. Мы попробовали все, что могли. Мы в ожидании чуда.

— И мы не хотим, чтобы кто-то из нас отчаивался и сдавался.

— Именно.

— Знаешь, будет быстрее и более безболезненно, — произносит она, — если мы сейчас снимем наши шлемы. Прекратим дышать и покончим с этим по собственному выбору.

Макс в ужасе смотрит на нее.

— Не говори так — ты рассуждаешь, как я.

— Тем не менее это правда.

— Прекрати сейчас же! Хватит. Ты не должна так говорить. Давай рационально расходовать наш воздух, на более позитивные слова.

Она выжидающе смотрит на него.

— Тогда мы разговариваем.

— Нет лучшего способа провести последние минуты жизни, — говорит он, — чем разговаривать с лучшим человеком, которого ты когда-либо встречал.

Глава пятнадцатая

«Что-нибудь значимое». Макс долго и упорно об этом думал, зная, что цветов или короткого отпуска будет недостаточно.

Что-то значимое.

Он уехал на Воеводу 13, пообещав, что найдет способ заставить ее поверить и вернется доказать это. Он хотел поцеловать ее, но вместо того, прощаясь, неловко опустил руку ей на плечо, пока она смотрела на серый океан, сидя в плетеном кресле, по-прежнему переживая траур. Она похлопала его по руке, уверенная, что на этот раз все закончилось: они расстались.

«Что-нибудь значимое».

Он думал об этом, работая с командой по созданию продуктов из органических и неорганических веществ, постепенно раскалывая обломки хондритов, упавших на Землю во время метеоритных дождей. Макс размышлял об ошибках, допущенных им по отношению к Кэрис, во время работы с геологами, узнавая об астероидах больше, чем он когда-либо мечтал узнать, будучи обычным менеджером супермаркета.

Каждый вечер он шел домой и смотрел на Стенные реки, темные и пустые, потому что Кэрис отказывалась принимать его звонки и подключать их гостиные для общения. Он нашел утешение, начав опять помогать людям с вопросами по кулинарии на Майндшер, взаимодействуя с ними виртуально, но в какой-то степени и это являлось человеческой связью. Он лелеял такие моменты, сидя в похожей на пещеру, холодной квартире, которую ему выделило Воеводство, в очередной раз не в состоянии украсить ее, потому что каждая фотография пронзала его воспоминания.

Что-то значимое.

Кэрис выбросила его из головы, когда она выползла из своей дыры с видом на океан и вернулась к городской жизни, назад к работе в местном штабе ЕКАВ. Однажды она заказывала овощи у автомата по выдаче еды, но он работал неправильно, и Кэрис оглянулась в поисках кого-то, с кем можно посмеяться над этим. И, вдруг обнаружив, что никого это не веселит, она почувствовала знакомую тяжесть. Еще тяжелее Кэрис стало тогда, когда она проезжала мимо скрытого входа в обсерваторию; забор, украшенный геральдическими лилиями, опасно проржавел и прогнулся, живая изгородь разрослась над воротами.

Однажды вечером на экране выскочило сообщение от Макса, и в минуту слабости она прогнулась, словно проржавевший забор из кованого железа.

— Привет.

— Чао.

— Ça va?[20]

— Qué tal?[21]

— Bene, grazie,[22] — напечатала она в ответ и улыбнулась, когда начало происходить что-то знакомое, звук от приходящих сообщений прыгал между их комнатами, как в старые добрые времена. — Et toi?[23]

— Не заставляй меня проверять твой немецкий, — напечатал он.

— Или мой новый греческий.

— Как ты?

Она помедлила, печатая очень осмысленно и неторопливо, чтобы он мог видеть, что она набирает сообщение. Слова были взвешенными, и Кэрис выбрала немного иной шрифт, пульсировавший фиолетовым на стене с голубым текстом, перед тем как раствориться в нем.

— Я скучаю по тебе.

— Наконец-то! — ответил он. — Почему так долго?

— Мне нужно было время.

— Значит, уже пора.

— Почему?

— Потому что я собираюсь сделать что-то значимое.

Они встретились на аэровокзале, острое ощущение неопределенности заставляло их чувствовать себя неловко, в то время как вокруг них друзья и семьи с любовью приветствовали друг друга. Макс подошел, чтобы поцеловать ее, а Кэрис хотела его обнять, поэтому он провел губами по ее волосам. Она отодвинулась и посмотрела на него.

— Хочешь попробовать еще раз?

— Да.

Макс опустил сумку на пол и большим кругом обошел ближайший столб, возвращаясь к ней с распростертыми руками. Он нежно притянул Кэрис в объятия, положив руку ей на шею, и они поцеловались.

— Так лучше.

— Гораздо более естественно, — согласился он. — Наверное, мы намекнули этим людям, что у нас есть немалый опыт.

Однако он не отстранился, заметила она с удивлением.

— Так и есть, — сказала Кэрис. — Уже огромный. Чем мы собираемся заняться здесь? — спросила она, взволнованная, но вполне довольная.

— Мы тут, потому что ты единственный человек, который, как я понимаю, может терпеть меня, — ответил Макс и осмотрелся: они были на аэровокзале между их Воеводами, в нейтральной золотой середине. Учитывая отсутствие ресторанов и магазинов, это действительно было глушью. Он указал на зал отлетов. — Сюда.

— И куда мы едем дальше?

— На Воеводу 2.

Они сели в шаттл, стеклянные ворота открылись над реактивным летательным аппаратом с вертикальным взлетом, меньшим, чем тот, на котором они летели на Игры Воевод в Австралию, поскольку этот преодолевал гораздо более короткое расстояние. Макс протянул ремень вокруг бедер Кэрис и пристегнул ее.

— Настало время познакомить тебя с моими родителями.

Они прибыли в милый район главного города Воеводы 2. Мощеные аллеи были обсажены деревьями, корни которых прорывались через тротуары. Пригород имел хороший вид, был менее разрушенным, чем центр города, — тут сохранились целые стены и фасады, часто даже без современных опор. Чтобы добраться туда, Макс и Кэрис прошли вдоль огромной пустоши в северной части города, и девушка впечатленно осматривалась, любуясь естественными прудами.

— Как долго твои родители живут здесь? — спросила она, когда они проходили через расположенную высоко на холме георгианскую деревню, мимо самобытных домов, на окнах которых были перекрещенные перемычки.

Макс посмотрел на Кэрис.

— Они всё еще на Ротации.

— Конечно, — сказала она мрачно. — Значит, меньше трех лет. Это хорошее место.

— У моего младшего брата нарушения дыхательной системы, поэтому у них есть специальное разрешение жить на Воеводах с низким уровнем загрязнения, где ему легче дышать.

— Разве не было бы лучше, если бы они жили за большими поселениями?

Макс окинул взглядом красивую зеленую деревню.

— Это компромисс. Моя семья живет здесь, потому что поблизости есть больница.

Они взяли левее, и Кэрис закинула рюкзак на спину, шагая вниз по склону. Далеко в низине находился светящийся белый куб районной больницы, современный и чистый по сравнению с окружавшими его более старыми зданиями из красного и желтого кирпича. Не доходя до куба, Макс завернул в аккуратный палисадник и, прежде чем постучать в дверь, ожидал, пока Кэрис догонит его.

— Готова? — спросил он.

— Отступать слишком поздно.

Крошечная копия Макса открыла блестящую красную дверь, и не успела Кэрис удивиться их схожести, как Макс схватил мальчика в охапку.

— Мак!

— Это я. — Макс засмеялся, затем добавил: — Ты вырос. И сколько тебе нынче лет?

— Семь.

Мальчишка растянул в улыбке рот с большими беззубыми пробелами, когда Макс взял его на руки и начал качать между ногами. Малыш извивался от радости.

— А тебе сколько лет?

— В четыре раза больше… У тебя выпала пара зубов, дружище.

— Диего столкнул меня с космического корабля.

— Космического корабля?

— Лазалка на детской площадке.

— На детской площадке? — Макс не успевал за ним.

— Диего столкнул меня с космического корабля на детской площадке, и у меня выпали нижние зубы.

— Ясно. — Макс опустил ребенка вниз, и теперь тот стоял, с любопытством разглядывая их.

— Это моя лучшая подруга, Кэрис. Кэрис, это мой лучший брат, Кент.

— Привет, Кент, — торжественно произнесла она, и мальчик недоуменно посмотрел на Макса.

— Девушка?

— Девушка, — промолвил Макс.

Кент выскользнул из рук старшего брата и побежал в дом, горланя: «Мама, папа, Мак у входной двери. Мама? Папа? Мак тут. Угадайте что! Он привез девушку».

Кэрис вслед за ними зашла в коттедж, а Макс еще раз схватил младшего, подняв и перекинув его через плечо, как делают пожарники.

— Почему он так удивлен? — спросила она шепотом.

— Семилетние мальчики только начинают осознавать, что девочки «другие», — шепотом ответил Макс. — Поэтому сама мысль о том, что ты моя лучшая подруга, для него подобна взрыву мозга. — Он поставил Кента, все еще улыбаясь, когда к ним подошел мужчина, вытянув руку вперед. — Привет, пап.

Они положили руки друг другу на плечи в официальной версии любезного приветствия, и Макс жестом указал на Кэрис.

— Кэри, это мой отец.

Она заметила, что он представил своего отца ей, а не наоборот, но не подала виду.

— Приятно познакомиться, сэр.

— Зови меня Прэней, пожалуйста. — В качестве приветствия отец Макса положил руку ей на плечо. Он относился к людям того типа, которые в силу своего интеллекта кажутся углубленными в себя или сдержанными. — Кэрис — уэльское происхождение?

— Да, именно.

— И чем ты занимаешься?

Она улыбнулась тому, как он сразу перешел к сути.

— Я пилот.

— Очень хорошо, — сказал он. — В коммерческой? Военной? Благотворительной организации?

— В космическом агентстве.

— Замечательно. — Его лицо оттаяло от одобрения. — Это правда очень хорошо. Я сам работаю в перевозках. Кормлю Воеводство. Управляю ресторанами Ротации и супермаркетами.

— Боже. Всеми?

— Множеством ресторанных сетей, да. И также более мелкими супермаркетами.

— Вау! Я, наверное, встретила Макса в одном из них.

— На Воеводе 6? Как мне кажется, Макс оформил этот магазин в модном ретро-стиле.

Кэрис кивнула, пытаясь понять, почему человек, владеющий всеми ресторанами Ротации, не устроил своего сына — прекрасного шеф-повара — в один из них.

Кент в это время обхватил ногу отца, желая произвести впечатление, как это делают дети, перед тем как резко впадают в наигранную скуку, когда центр внимания смещается от их персоны.

— Ты управляешь самолетами? — спросил он у Кэрис.

Вблизи она заметила, что через переносицу мальчика была протянута прозрачная трубка с кислородом, помогающая ему дышать.

— В основном шаттлами, — ответила Кэрис.

— Круто.

Макс потянулся и взъерошил Кенту волосы, а тот бросился наутек, его энергия снова зажглась от внимания.

— Проходите, — сказал Прэней, проводя их в кухню коттеджа, укрепленного обычным для Европии стеклом и стальными конструкциями. — Давайте угостим этого пилота чашкой чаю.

— Я должен был знать, что ему это понравится, — прошептал Макс, направляя Кэрис в сторону задней части скромного дома и положив руку ей на поясницу. — Мой отец восхищается лишь упорным трудом и успехом, и я имею в виду, только этим.

На кухне за столом сидела маленькая женщина, занятая вязанием.

— Привет, тетя Прия, — поздоровался с ней Макс.

Она подняла на него глаза, ошеломленная от восторга.

— Максимилиан. Какая радость!

Они сели за стол, и отец Макса, большой, физически развитый мужчина, подошел к стойке. Он начал окунать пакетики с чаем в чашки и наливать молоко, как здесь было принято.

— Сахару? — спросил Прэней, но Кэрис отрицательно покачала головой. — Хорошо, — ответил он. — Любовь к сладости — признак слабости.

Она облегченно выдохнула, пройдя, как ей показалось, какую-то негласную проверку, и с благодарностью приняла кружку.

— Ты будешь, сынок?

Макс ненавидел, когда его называли сынком. Отец всегда заставлял его чувствовать себя маленьким. Он отказался от чая.

— Ты все такой же. Все еще не любишь горячие напитки, как я погляжу.

Макс задался вопросом, почему столь несущественное замечание ощущалось как провал, и пожал плечами.

— Я выпью немного воды, если ты не против. Где профессор?

— Алина скоро спустится. — Прэней сел за стол, фермерский стул заскрипел от напряжения, когда на него опустилось массивное тело хозяина дома. — Так вот.

— Так вот, — сказал Макс, потягивая воду.

— Что привело вас сюда?

— Я хотел познакомить вас с Кэрис, — ответил Макс, не отрывая взгляда от стакана с водой. — Я хотел познакомить тебя и маму с Кэрис.

Отец Макса ничего не сказал, но Кэрис заметила, как двигается его запястье, пока он набирает что-то.

Через секунду они услышали, как наверху открылась дверь. Грозного вида женщина, подернутые сединой волосы которой были заколоты в аккуратный пучок, вошла в кухню и официально положила руку на плечо Макса, затем отошла к стойке.

— Я буду кофе. — Заметив Кэрис, она продолжила: — Простите меня, я сейчас работаю в ночную смену и немного отдыхала наверху.

Кент врезался в Алину, отскочив от кухонных шкафов, и, пока она его успокаивала, Кэрис снова удивлялась тому, насколько он похож на Макса.

— Твой отец сказал, что мне нужно спуститься.

Макс поднял стакан со стола.

— Я хотел познакомить вас с Кэрис.

Его родители переглянулись.

— Она пилот, — сказал отец Макса, а Кент с явным восхищением добавил:

— Она летает на космических шаттлах.

— О, — промолвила мать Макса. — Привет, Кэрис. Вижу, ты нравишься всем моим мальчикам.

— Я, — Кэрис запнулась, и Макс с улыбкой опустил взгляд на стол. Ее смущение было очаровательным.

— Как давно вы работаете вместе? — Прэней сделал глоток чаю.

— С моей последней Ротации на В6, — без обиняков ответил Макс, — и с тех пор мы встречаемся как пара.

На кухне повисла тишина.

— Пара?

Кент, выскользнув из комнаты, подключил к сети компьютер в маленькой гостиной, который ожил со звуком всплеска.

— Вы очень молоды, — осторожно произнесла его мать.

— Не настолько. — Макс взял Кэрис за руку. — Достаточно взрослые, чтобы знать.

— Знать?

— Я пытался жить без нее, но это не сработало. — Макс отклонился на спинку стула, его волнение выдавала лишь мелкая дрожь. — Поэтому мы намерены продолжать наши отношения.

Отец Макса молча потягивал чай. Его мать играла серебряным браслетом на запястье, уставившись на вязание тети Прии, спицы пощелкивали друг о друга, подчеркивая напряженность момента.

— Может, пойдем в гостиную? Там будет удобнее.

— Конечно, — сказал Макс, все еще держа свою ладонь на руке Кэрис. — Как тебе удобней.

Его мать прошла к гостиной, где быстро провела переговоры с Кентом, который выключил игры и протопал вверх по лестнице с двумя новыми монетками, позвякивающими в кармане.

Отец Макса молча покинул кухню. Кэрис, поднявшись, задвинула за собой стул, и Макс провел ее в гостиную, дружелюбно улыбаясь, когда они вместе опустились на пухлый диван.

— Удобный, — отметил Макс, немного подпрыгивая на перьевых диванных подушках. — Мне нравится это ваше приобретение.

Мать соизволила улыбнуться сыну, затем глубоко вдохнула и переключила внимание на Кэрис:

— Вы встретились на Воеводе 6?

Кэрис кивнула.

— Ты все еще живешь там? — спросила женщина. — Макс переехал.

Кэрис снова кивнула.

— Я во второй очереди на переезд.

— Почему вы вообще решили, что можете быть вместе, пока вам не разрешат осуществлять Ротации как семье? — Она перевела взгляд с Кэрис на Макса. — Вам нельзя подавать заявку еще десять лет. Это долгое время.

— Так и есть, — тихо сказала Кэрис, — но мы думали, что можем попробовать.

— Вы не можете. Это против правил.

«Что-то значимое».

— Кэрис еще об этом не знает, — сказал Макс, — но на самом деле мы на пути в центральный Воеводу. Я собираюсь просить об отмене Правила пар.

Комната словно взорвалась от всеобщего шока, и пораженная Кэрис качнулась назад. Откровение Макса было для нее нокаутом: за пару секунд до этого она думала, будто его примирительным жестом, чем-то значимым стало то, что он привез ее сюда, восстав против своей семьи. Она и представить не могла, что он сделает это, не говоря уже о ходатайстве к Воеводству, являвшемся чем-то совсем иным.

У отца Макса, который все время молчал, был раздраженный вид.

— Папа?

После этой реплики он взорвался:

— Почему тебе нужно всему бросать вызов? — Макс пытался что-то сказать, но Прэней перебил его: — Что дает тебе такое право? Почему ты думаешь, будто тебе видней? Зачем собираешься идти против правил, которые призваны защищать тебя?

— Но, папа, — Макс поднял руку, — правила меняются, если этого хочет достаточное количество людей. Я должен высказаться. Система работает, потому что…

— Система работает, потому что люди, подобные мне и твоей матери, подчиняются правилам. — Прэней встал, его внушительная фигура нависла над Кэрис и Максом, садящими на диване. — Если что-то идет не так, как тебе хочется, совсем не значит, что это не правильно, Макс. Правила установили люди намного более опытные, чем ты. Перестань вести себя как ребенок.

— Папа, это…

— Глупый мальчишка. — Голос его отца сбросил с сотню децибелов громкости. — Тысячи людей погибли, чтобы ты мог жить как у Бога за пазухой.

— Как у Бога за пазухой? Эти люди были первым поколением. Вы второе. Ты не думал, что для меня, для моего поколения, жизнь может быть иной? Ты действительно веришь, что мир до сих пор такой же, как тогда, когда ты был ребенком?

— Не смей называть своих бабушек и дедушек «эти люди». — Его отец поднес руку ко лбу. — Твоя высокочтимая бабушка навсегда изменила социальную динамику. Твой двоюродный дед погиб в бою. Твоя двоюродная бабка, моя тетя, получила неизлечимый вред, была психически травмирована во время ухода за ранеными в больнице скорой помощи у берегов Флориды. Они сбрасывали бомбы, используя беспилотники, даже не живых людей — никто не был настолько смел, чтобы совершать это прямо…

Макс молчал, как делал всякий раз, когда отец говорил об их родственниках.

— Извини. Я не бросаю вызов целой системе, папа. Я не бросаю вызов Воеводству.

Прэней раздраженно вскинул руки.

Кэрис в шоке уставилась на пол.

Макс поднялся.

— Вы всегда учили меня, что быть индивидуальностью очень важно, — сказал он, стоя напротив мужчины, который его вырастил. — Вы учили меня делать все во имя себя — это разве не включает то, что я должен уважать правила? Разве мне не следует оценивать каждое из них и определять, действенно ли оно для меня? Не могу представить, что люди, слепо действующие по чьей-то указке, не задающиеся вопросом «почему?», счастливы.

— Конечно счастливы. Мы живем в идеальном мире, и ты все еще чем-то недоволен. — Слова были произнесены Прэнеем с такой силой, что Макс сделал шаг назад.

— Я…

— Если тебе не нравятся правила, ты должен уехать. — Отец подтолкнул Макса к двери. — Тебе следует покинуть Европию.

— Это не честно. Я верю в каждый аспект того, что мы делаем. Во все, кроме, — он всплеснул руками, — Правила пар.

Прэней открыл дверь, ведущую на крыльцо, и жестом показал, чтобы Макс уходил.

— Ты не понимаешь этого.

— Мам…

— Нет, Максимилиан, — ответила она.

— Я люблю ее, мам.

Кэрис покраснела от слов, которые так редко слышала, но его мать не остановилась.

— Это пройдет. Похоть всегда проходит, и затем ты сможешь двигаться дальше, подобно всем остальным. Когда ты сформируешься как личность, то встретишь кого-то, с кем действительно захочешь провести остаток своей жизни. У тебя появятся умные, здоровые дети. Но если ты не проявишь силу и не обдумаешь это, то не сможешь вернуть все назад. Ты будешь не в состоянии исправить ошибки своей молодости — хотя бы в этом должен поверить своим родителям. Неужели ты собираешься проигнорировать наши советы?

— Ты не слушаешь…

— Извини, Макс, тут тебе не найти сторонников. Только если поступишь правильно. — Она выжидающе посмотрела на него.

После паузы он покачал головой.

Алина встала рядом с мужем у крыльца, таким образом показывая молодой паре, что они должны уйти. Макс и Кэрис вышли на тротуар, и его мать потянула к себе ручку входной двери, закрывшейся с надежным щелчком.

* * *

Кэрис опустила руку на плечо Макса, когда он присел на бордюр, явно удивленный тем, насколько плохо прошел их визит. Выброшенный из семейного гнезда, побежденный…

Он действительно собирался сделать это?

Макс размышлял, стоит ли постучать и попробовать восстановить отношения или пока оставить все как есть.

Он наблюдал, как вечерняя темнота ползет вдоль белого куба больницы, а свет быстро ослабевает. Сумерки. Его тетя появилась одна в эркере, лицо Прии было безрадостным, и Макс шагнул в ее сторону. Она молча поднесла палец к губам, затем прижала ладонь к стеклу.

Подняв руку, Макс приложил ее к стеклу напротив, движением запястья она активировала чип в комнате позади нее. Рамки на стенах заполнились фотографиями, которых Макс никогда прежде не видел, и он в замешательстве внимательно их рассматривал, двигаясь от рамки к рамке, от изображения к изображению. Его тетя с братом — отцом Макса, — они выглядят счастливыми, но измотанными, держа звезды Европии, за ними море синих и золотых флагов. Его дед присоединился к ним на другом фото, втроем они широко улыбаются, стоя на фоне светящейся красной вывески, на которой написано «Супермаркеты Фокс». Его тетя с мужчиной, которого Макс раньше не видел, вместе сидят в гибридном грузовике, заваленном свежесобранными овощами. Его тетя на ранних Играх Воевод, на фото запечатлен счастливый момент и рядом с ней тот же мужчина.

Фотографии растворились, и появилось последнее фото тети Прии, несчастье отражено на ее лице, словно пятно на экране. Она пожала плечами и опустила руку.

— Я не понимаю.

Тетя, не поворачиваясь, махнула рукой назад, на стены, шепча сквозь стекло:

— Подчиняться правилам в нашей крови. Но это не всегда делает нас счастливыми.

Глава шестнадцатая

Пятнадцать минут

Кэрис вздрагивает:

— Я замерзла.

В космосе очень сильные перепады температуры, поэтому серебристые скафандры запрограммированы определять и непрерывно регулировать ее.

Макс глядит на свой термометр.

— Прибавь тепла на своем термостате. Он должен был сделать это автоматически, но тут большой перепад. Включи его сейчас.

— Ладно. Сделала. А ты?

— Мой сделал это сам, — говорит он.

— Хм. — Она смотрит на свой термометр, стуча пальцем по экрану, будто это что-то изменит. — Я надеюсь, мой скафандр не собирается выйти из строя вдобавок ко всему прочему.

Макс делает гримасу, думая о своем неудавшемся эксперименте с выпущенным из ее ранца кислородом.

— Полагаю, это не моя вина.

— Я уверена, что нет. Просто вот так мне везет. — Кэрис опять вздрагивает. — Я все еще замерзаю.

— Скоро согреешься, теперь термостат работает правильно. И вскоре мы опять попадем на солнечный свет.

— Я думала, когда у меня появится индивидуальный космический скафандр, — она указывает на свое имя, вышитое под синим значком ЕКАВ, — мне наконец-то будет тепло.

Макс растирает ее руки, пытаясь согреть, продвигаясь от кистей к плечам и обратно, хотя из-за герметичности скафандра эти движения бесполезны.

— Ты всегда мерзнешь. Помнишь учебные занятия? Ты обычно дрожала от холода.

Он не упоминает, насколько страшно ему было смотреть, как Кэрис тренируется в бассейнах ЕКАВ, каждый раз, стоило ей задержаться под водой хоть на секунду дольше положенного, мысленно прокручивая происшествие на Играх Воевод.

— Часы погружений под воду в гидрокостюме? — Она указывает на пространство вокруг них. — Действительно идеальная подготовка для нахождения в космосе. Кто знал?

— У тебя, наверное, плохое кровообращение. — Он, кружась, отодвигается назад. — Всегда ледяные руки и ноги.

Кэрис улыбается, игнорируя насмешку.

— Наверное, астероидное поле создает помехи для индикатора температуры, поскольку из-за метеоритов я продолжаю находиться в тени. — Они озираются по сторонам, разглядывая расколотые серые астероиды, некоторые из которых имеют трещины в местах столкновений. — Не говоря уже о межпланетной пыли, засоряющей мою систему.

— И мою, — бормочет он, снова проверяя ее термостат. — Сколько времени у нас осталось?

— Тринадцать минут, — говорит она, пытаясь сдержать страх в голосе. — Некоторые считают это несчастливым числом.

— Я не уверен, будто удача имеет к нему непосредственное отношение, — размышляет Макс, пока мимо них проплывает микрометеорит, направляющийся к Земле. — Если только ты не думаешь, что везение зависит от нашего выбора…

* * *

Родители Макса были непреклонны. Несмотря на звонки, сообщения и последующие визиты сына, его отец так и не подошел к двери. Его мать погрузилась в работу. Отчаянно желая увидеть Кента в последний раз перед их отъездом, Макс вынашивал план, как можно украдкой немного пообщаться с мальчиком.

— Половину своего времени он проводит в больнице, — сказал Макс Кэрис, когда они сидели в местном ресторане Ротации. — Моя мама работает над созданием лекарства. Она чувствует себя виноватой, потому что его заболевание усугубилось, когда они переехали в Македонию из-за ее работы, — он там чуть не умер от загрязнения. Воевода 19, — машинально добавил Макс.

— Кент из-за этого не начал Ротацию?

— Именно. Говорят, он переедет, если почувствует себя лучше, когда немного подрастет, — сказал Макс. Потом его голос стал задумчивым: — В его возрасте я уже жил сам.

Он прибыл к белому кубу под конец часов посещения, проскользнув в дверь, когда выходили последние посетители. Свернув налево и заметив, что охранник исчез за углом, Макс проник в ординаторскую. Тут же решил взять белый лабораторный халат, как и подобало поступить нарушителю, изображающему врача, который пересматривает карточки пациентов. А затем он вспомнил, что этот отрезок стерильного белого хлопка будет абсолютно бесполезен при его попытке пройти через биометрические чипы и регистрацию медицинских работников. Макс пробежался взглядом по Майндшер в поисках запросов, направленных его матери, отчаянно надеясь увидеть геолокацию в ответах Алины. Ее не было.

Услышав звуки шагов группы людей в коридоре, Макс повернулся к шкафчикам, прислонившись к одному и делая вид, будто собирается просканировать свой чип. В комнату вошли пять медсестер, закончившие дежурство и уставшие, но все еще в хорошем настроении. Когда появилась последняя из них, что-то быстро говорившая, Макс повернулся, оставаясь спиной к группе, придержал дверь и мгновенно проскочил за нее. Прямо напротив входа в ординаторскую находилась старомодная маркерная доска, покрытая надписями, волнистые линии вычеркивали рукописный текст. Внимательно изучив доску, он нашел, что искал: имя его матери (и звание), а также список ее пациентов в клинике «АР». Стоило нескольким медицинским работникам выйти из-за угла, и Макс бросился к лифту, сканируя карту больницы. Он направился на верхний этаж.

Было тихо, поэтому парень немного расслабился, пока шел по коридорам отдельных кабинетов и палат. На стенах крутились красочные изображения. Мишка Тедди прыгал на стене рядом с ним. Когда он зашел в палату к Кенту, мишка катапультировался над дверной рамой. Он убрал его с экрана и открыл дверь.

— Привет, дружище.

Кент, сонно приоткрыв глаза, улыбнулся:

— Привет, Мак.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне дают монетку за каждую ночь здесь, — ответил мальчик.

— Очень хорошо. А сколько ты получил за этот передний зуб?

— Шоколад.

— Отличные навыки ведения переговоров. — Макс проскользнул в комнату и сел в кресло возле брата. — Я хотел встретиться с тобой перед моим отъездом из города.

Кент выглядел серьезным.

— С девушкой?

— С девушкой, — согласился Макс.

— Мама и папа ругались.

Макс закусил губу.

— Извини.

— Мне бы хотелось чаще видеть тебя.

— Мне тоже. Я работал в космическом агентстве.

— Только ты меня и обнимаешь.

— Я буду приезжать намного чаще, дружище, — обещаю. — У Макса защемило в груди, он убрал мягкие волосы Кента со лба.

Мальчик пытался бороться со сном и, вероятно, огромной дозой лекарств. Старший брат наклонился вперед, чтобы опереться на кровать, все еще нежно поглаживая его волосы, когда Кент засопел, вновь погрузившись в глубокий сон…

— Как ты сюда попал?

Макс резко вздрогнул, когда его мать раздраженно нависла над кроватью.

— Продолжаешь нарушать правила, — сказала она. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел повидаться с Кентом, — просто ответил он, удобнее устраиваясь в кресле и подняв на нее глаза.

Она растопырила пальцы, чтобы открыть проекцию истории болезни мальчика у подножия кровати.

— Он уже достаточно пережил. Ему не стоит знать о том, что ты собираешься сделать.

— Может, и стоит.

— Нет.

— Не тебе решать.

— Я не хочу, чтобы его считали таким же, как ты, — отрезала она, и Макс опустил глаза, уязвленный этой фразой. — Он будет изгоем, когда люди узнают, что ты натворил.

Набравшись храбрости, парень сказал:

— Тебе нужно больше обнимать его.

Она выключила проекцию.

— Спасибо, Максимилиан. Я не нуждаюсь в советах от кого-то вроде тебя.

Макс поморщился:

— Почему? Потому что я молод? Именно это ограниченное мышление разрушит Воеводство.

— Нет, это ты разрушаешь Воеводство.

Он пригладил вихрь на лбу мальчика, не разбудив его, и, стараясь говорить тихо, промолвил:

— Это социальная демократия, профессор. Возможно, мы найдем людей, которые согласятся с нами, а не с вами.

Она прищурилась:

— Я сильно сомневаюсь в этом. Европия доведена до совершенства благодаря опытному центральному правительству, устанавливающему правила, основанные на том, что лучше для большинства.

Макс подался вперед:

— Но что если ты не права и ее нужно «совершенствовать» и дальше? Нельзя всем навязывать устаревшие правила — они работают, потому что люди сами выбирают такой путь — следовать установленным догмам. Взвешивая различные способы жизни, мы избираем такой. Ты не считаешь, что в этом настоящее значение утопии? Европия была бы на самом деле унылым местом, если бы люди вроде меня, утратив свое любопытство, не спрашивали, зачем нам определенные правила. Лучше быть мертвым, нежели не интересоваться ничем.

Она рассмеялась:

— Как же легко ты разбрасываешься квази-философскими банальностями о смерти и выборе. Второго у тебя скоро не останется. По-твоему, сколько времени пройдет до того, как тебе придется делать что-то ради нее, а не во имя себя? Во имя кого, Макс?

Он обнял маленькое тельце дремлющего Кента и поцеловал его в щеку, вдыхая запах мелового талька.

— Я лучше пойду.

— Да, ты должен идти. Я с нетерпением жду этого выбора, когда придешь в чувство, — надеюсь, это произойдет перед тем, как Представители в Большом Центральном Зале выгонят тебя за столь мелочное несогласие.

Он бросил последний взгляд на брата, затем без единого слова прошел мимо матери.

Станция была переполнена людьми, возвращающимися в пригород с работы, по Стенным рекам непрерывно двигалась информация о прибытиях и отправлениях. Макс осмотрелся в поисках Кэрис, уже начав волноваться, но тут пара холодных рук обвилась вокруг его лица и закрыла ему глаза.

— Либо меня пытается ограбить двенадцатилетний, — сказал он, — либо это худющие ручонки девушки, которую я когда-то знал. — Он повернулся лицом к нападавшему. — Она уже умерла. Хладнокровно убита после неудачной попытки ограбления на станции. Очень печально.

— Как ужасно. — Кэрис приподнялась и поцеловала его в щеку. — Преступники нынче принимают любые обличия. Детей, красивых девушек. — Она взмахнула волосами. — Всевозможные.

— Красивых, да? — Он взял их сумки. — Пойдем, а то пропустим наш гибрид.

— Ты видел Кента?

— Да.

— Все прошло хорошо?

— Да.

Кэрис заподозрила, что односложные ответы указывают на противоположное, но не стала давить на Макса.

— Эй, — сказал он. — А у нас получилось немного пошутить тогда.

— Да уж. — Она повернулась к нему. — Но если ты собираешься указывать на это всякий раз, когда у нас получается, мы никогда не продвинемся дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Давай не будем изучать каждое взаимодействие, чтобы увидеть, есть ли еще что-то между нами, любим ли мы до сих пор друг друга, сможем ли оправиться от разрыва. Если мы будем так делать, то убьем наши отношения. Мы умрем.

Макс промолчал.

— Поэтому давай снова шутить, вести себя непринужденно и планировать сделать ту малость, которая может изменить жизни всех людей нашего возраста.

— Мне понятно, о чем речь, — сказал Макс, поднимая их сумки. — Идеальный сценарий, чтобы оставаться беззаботными.

Они подошли к платформе, где громыхающие двигатели обдавали дымкой кислорода вагоны и пассажиров и создавали атмосферу девятнадцатого века, когда паровоз готовился покинуть маленький городишко. Этот же город был отнюдь не таким: солнце, садясь, вспыхивало светом позади листового стекла станции, бледно-голубой наверху боролся с красными огнями неба на западе.

Поезд был забит, и Кэрис с Максом поднялись к выделенным им местам, устраиваясь на креслах с бледно-серой обивкой и пристегиваясь.

— Готов? — спросила она, и он почувствовал, что Кэрис говорит не о путешествии.

— Готов. — Затем задал ей вопрос: — Ты уверена?

— Конечно.

Она устроилась поудобнее, стоило поезду тронуться, и почувствовала, как ее ударило в живот, когда гибрид набрал скорость, сила инерции вжимала девушку в сиденье. Вскоре город исчез, а окна заполнились лоскутным одеялом полей: коричневых, зеленых и поразительно желтых — рапсовых.

— Ненавижу этот цвет.

Он засмеялся:

— Забавный объект для ненависти.

— Я ненавижу и его название тоже. Надеюсь, если уж на то пошло, утопия однажды решит социальные проблемы такого плана. — Она смотрела на то, как нескончаемым потоком льются фермерские земли.

— Сломленные люди будут всегда, как бы хорошо ни функционировало общество.

Они какое-то время молчали, пока поезд проезжал под Каналом. Потом Кэрис спросила:

— Макс, почему ты сделал это?

— Что именно?

Она кивнула.

— Разве было бы достаточно, если бы я просто рассказал своей семье о нас? — спросил он.

— Да, — ответила Кэрис. — Этого было бы достаточно.

Макс отрицательно покачал головой:

— Лишь на какое-то время.

Они вновь умолкли, наблюдая за пейзажем, перерастающим в ярко-зеленые поля континента.

— Как думаешь, мы ведем себя эгоистично? — спросила она.

— Почему?

— Просим изменить правила только на основании наших чувств.

Он задумался над этим.

— Коль мы так чувствуем, значит, вероятно, другие тоже, или будут, если у них появится такая возможность.

— Даже если на данный момент все просто хотят ускользнуть друг от друга, как сделал ты?

— Эй. — Он запустил руки в волосы. — Это было неприятно.

— Извини. Но ты наш главный образец.

— Думаю, нам стоит дать каждому возможность пережить те же ощущения, которые испытываем мы.

Вскоре гибрид проложил путь через центральный Воеводу, и Кэрис восхищенно уставилась в окно.

— У них есть акведук[24], как у меня на Воеводе, — сказала она, — но не такой старый и рушащийся. Прямо посреди города.

— Он обеспечивает энергией главные здания — они автономные.

— Ничего себе.

Стены современной плотины поднимались над их головами, кругообразные арки акведука напоминали оборонное сооружение, а внешние резервуары — средневековый ров.

— Это невероятно.

Пока они шли по площадям с выстроившимися в ряд аккуратными кофейнями и языковыми лабораториями, развевающиеся цифровые флаги напоминали Кэрис об Играх Воевод.

— Мы просто явимся туда? — спросила она.

— Нет, — ответил Макс, проводя ее через трамвайные пути. — Я забронировал нам время для встречи.

— С кем?

Он остановился.

— С Представителями, Кэри. Мы выступим в Большом Центральном Зале.

— Правда? Я думала, у нас будет встреча в какой-нибудь боковой комнате.

— Они заинтересованы в том, что мы собираемся сказать.

Она украдкой поправила волосы, обратив внимание на то, что Макс в своей бледно-голубой рубашке выглядел более нарядно, чем обычно.

— Лучше не заставлять их ждать.

С дальней стороны самой большой площади находилось внушительное белое здание колоссальных размеров с десятью изящными светлыми колоннами, служащими фасадом и поддерживающими большую открытую галерею. Вся конструкция была полностью закрыта армированным стеклом, обратной стороной обычной архитектуры Воеводства, заключенной в оболочку и защищенной для потомков. В треугольной открытой галерее был инкрустирован продержавшийся там на протяжении всей истории Европейского союза, с двухтысячного года, официальный девиз Европии: «Единство в разнообразии».

Они вместе прошли через огромный вестибюль, где шаги каждого человека — а их были сотни — эхом отражались от мрамора.

— Смотри. — Он указал вверх на углы. — Сканеры чипов.

— Не удивлена — безопасность превыше всего.

— После Америки.

— Да.

От акустики у них гудело в ушах, пока они шли к стойке регистрации и записывались, протянув запястья к сканеру чипов и фиксируя флексы, чтобы подтвердить свои личности. Когда чип Кэрис загорелся зеленым, датчик запищал и турникет открылся.

— Добро пожаловать в Страну чудес, — сказала Кэрис, проходя сквозь сложный арочный металлоискатель.

— Что?

— Ты когда-нибудь читал?

Макс состроил мину:

— Мне нравятся истории на экранах.

Она рассмеялась:

— Значит, всякий раз, когда я ссылаюсь на книгу, ты просто делаешь вид, что понимаешь?

— Да. — Он прошел вслед за ней в арочный металло-детектор, который засветился, сканируя все его тело. — Относись ко мне снисходительно сколько хочешь, девочка, но это ты смотришь мультики, когда я пытаюсь соединить наши гостиные через Стенные реки.

— Они очень успокаивают, — прошептала Кэрис в лифте, оглушительно громко затрещавшем и загрохотавшем. И здесь был девиз утопии, пульсирующий синим цветом с трех сторон.

— Единство в разнообразии, — пробормотал Макс. — Тогда пойдем. Давай предложим им обсудить немного разнообразия. — Он взял ее за руку, когда дверь открылась и стюард вышел вперед, чтобы поприветствовать их.

— Вы, должно быть, Максимилиан и Кэрис.

Они кивнули, и он жестом предложил им следовать за ним.

Они пристроились сзади, заметив, как тихо он ступает по плюшевому королевскому синему ковру. Все трое вошли в большой круглый вестибюль, окаймленный декоративными карнизами. Потолок был выкрашен в небесно-голубой цвет и через каждые двадцать шагов опускался к резным двойным дверям, за которыми, по предположению Макса и Кэрис, был расположен Большой Центральный Зал. Стюард застыл у пары старомодных деревянных кресел с мягкими спинками.

— Вы можете подождать здесь.

— Спасибо. — Кэрис села, и Макс последовал ее примеру.

Она толкнула его ногу, указав носком на двери, над которыми был нарисован упитанный голый херувим, держащий в руках флейту. Они подавили смешок.

Через пятнадцать, или около того, минут Макс наклонился к стюарду и тихо спросил, его голос все еще отражался эхом в вестибюле:

— Что они обсуждают сейчас?

— Безопасность команд помощи в бывших Соединенных Штатах.

— Правильно, — с благоговением произнес Макс.

— Господи, — смущенно прошептала Кэрис, — та еще перспектива. Что мы тут вообще делаем?

Он взял ее за руку, но продолжил разговор со стюардом:

— Мы можем войти и послушать?

— Я уверен, что можете. С вашего разрешения, уточню это. — Стюард, поклонившись, ушел.

Кэрис и Макс переглянулись, удивленные такой формальностью. Он вернулся и жестом подозвал их:

— Вы можете войти. Ваша сессия начнется через пару минут.

— Спасибо. — Макс задумался над тем, стоит ли ему тоже поклониться.

Они вошли внутрь и разинули рты. Вестибюль даже близко не намекал на размер Большого Центрального Зала. С их позиции у входа помещение вырастало вверх круговыми ярусами, как смесь футуристического зала Камелота и театра в его золотую эпоху. Золотые объемные звезды, выложенные огромным кольцом по всей длине окружности зала, украшали потолок, под которым громоздились большие синие и белые балконы, расположенные рядами один над другим до самой крыши.

Здесь было по меньшей мере две тысячи Представителей, они сидели на балконах, разделенных по Воеводам, и Кэрис еще со школы знала, что большинство из них являлись экспертами в своих областях. Она ахнула, когда поняла, что каждый балкон выдвигался вперед, если какому-то из Воевод предоставлялось слово. Девушка взглянула на верхние балконы и почувствовала головокружение — они были так высоко!

В центре зала на круглой платформе стояли Председатели, словно ястребы, наблюдающие и модерирующие балконы. Зал голосовал за оптимальную программу действий для команд помощи.

— Представители Воеводы 12 согласны с тем, что мы должны мобилизовать команды, чтобы они сфокусировались на особо нуждающихся в помощи людях, живущих в руинах Юга. Нам необходимо вывезти выживших в прибрежный регион и сформировать лагеря с пищей и водой. Но также следует обеспечить дополнительные меры безопасности.

Взглянув на Макса, Кэрис незаметно указала на смотровые стекла и экраны по всему залу, зная, что решения принимали не только эти Представители, а и десятки тысяч других, которые были подключены на своих Воеводах и тоже могли голосовать и комментировать происходящее; демократия в невиданных доныне масштабах. Кэрис не сомневалась, что родители Макса тоже подключились к сегодняшним сессиям.

— Представители Воеводы 7 хотели бы заметить: выжившие дети в штате Джорджия наиболее подвержены риску. — Зал задвигался. — Кроме применения внеочередных мер безопасности, нам следует отправить дополнительные припасы в Саванну, в частности одежду, лекарства и вакцину для прививок детям; через неделю мы должны снова вернуться к обсуждению.

Все балконы загорелись зеленым, и Председатель Воеводы выглядел довольным.

— Предложение принято.

— Это замечательно, — прошептал Макс, а Кэрис кивнула.

— Ты разве не бывал здесь на экскурсии, когда учился в школе? — спросила она.

— Я тогда болел свинкой, — печально ответил он.

— У тебя отекли яички?

— Сейчас не время, — прошипел Макс, увидев, что стюард, стоящий за ними, нахмурился.

Представитель Воеводы 7 снова попросил дать ему слово.

— Могу я также предложить, — он откашлялся, — образовательную программу о поясе астероидов для детей беженцев? Они, должно быть, напуганы.

Зал наполнился гулом обсуждения, после чего некоторые балконы загорелись красным.

— Нет явного большинства, — доброжелательно сказал спикер. — Мы повторно рассмотрим этот вопрос, когда будут внедрены ключевые основы для выживания.

Стюард показал Максу и Кэрис, что им нужно спуститься по ступенькам в центр зала.

— Приступим? — Макс сделал шаг вперед, обернувшись туда, где Кэрис все еще стояла на месте, чувствуя страх. — Пойдем. Они не приговорят нас к смерти.

Парень и девушка шли вниз по рядам, и люди, сидевшие на балконах, смотрели на них с нескрываемым любопытством. Комната зашумела, когда Председатель огласил:

— Далее у нас двое молодых граждан, которые хотели бы поговорить с нами о Правиле пар.

Шум усилился, и к тому времени, когда Макс и Кэрис дошли до центра зала, они широко раскрыли глаза от удивления. Она протянула руку, а Макс взял ее. Заметив этот небольшой жест, присутствующие умолкли. Макс посмотрел на Председателя, который кивнул в ответ.

— Приветствую вас. Меня зовут Макс. Сейчас я живу на Воеводе 13 и работаю в ЕКАВ. — Он помедлил. — Это Кэрис. Она живет в Воеводе 6 и тоже работает в ЕКАВ.

Шепот разлетелся по кругу, и некоторые балконы опустились ниже.

— Как и в большинстве современных любовных историй, мы встретились онлайн. Мы уже какое-то время вместе и, хотя нам еще нет тридцати, хотели бы попросить вас пересмотреть правила и пожелания для Ротации пар.

Звуки в зале то утихали, то вновь становились громче, пока заседатели просматривали основные моменты отношений Макса и Кэрис. На экране появился эпизод почти смертельного заплыва Кэрис на Играх Воевод и возле нее — безутешный Макс. Она нахмурилась, ей стало противно, а Макс выглядел виноватым.

— Хороший пиар, — прошептал он.

Представитель Воеводы, в котором еще не жил ни один из них, наклонился вперед:

— Во имя кого ты действуешь?

— Не Бога, не короля, не страны, — ответил Макс, в то время как Кэрис сжимала его руку.

— Во имя кого?

— Во имя себя. И, я полагаю, — добавил он, — во имя нее.

Представитель выдавил из себя улыбку:

— И вы думаете, ваши чувства прочны, вы пройдете через все испытания отношений?

Она, сцепив руки, положила подбородок на пальцы.

— Вы не можете предугадать, ослабеют ли ваши чувства. В этом-то и дело. Вам не дано заранее определить, сможете ли вы поддерживать друг друга в трудные времена.

— Что касается поддержки, — Кэрис выступила вперед, — то мы уже проверили это. У меня случился выкидыш, и мы прошли через все вместе.

Представитель удивленно подняла брови, но не без сочувствия.

— Вы планировали ребенка? Это следующее правило из тех, которые нам следует пересмотреть по вашему желанию?

— Нет. Я не думаю, что стоит менять рекомендации о воспитании детей, — ответила Кэрис. — Но, конечно, в основе народной утопии лежит выбор.

Представитель опять наклонилась вперед:

— Вы считаете, мы запрещаем любовь или «отлучаем от общества» юных родителей? Однако мы так не делаем. Не страдайте подобными заблуждениями. — Она обвела жестом зал. — Каждый житель Европии волен любить кого захочет. Единственное, о чем мы просим, — это жить раздельно во время Ротации, пока они не состоятся как личности.

Кэрис снова заговорила, ее голос был очень тихим:

— Что если мы уже состоялись? Что если мы готовы?

— Профессионально или эмоционально?

— И первое, и второе, — парировала она. — Мы готовы. Какое отношение к этому имеет понятие состоявшейся личности?

— Это значит, что каждый делает все возможное, полностью отдаваясь этому, не отвлекаясь ни на что. Это означает успех для индивидуумов и лучшее общество для всех нас. Знаете, Правило пар было придумано не случайно, — сказала Представитель, опершись на одну руку. — Ученые провели множество психологических исследований о важности первых неудачных взрослых отношений для психики. И выяснили: показатель успеха намного выше, если оба взрослых уже состоялись во всех сферах. Возраст, карьера, мировоззрение. Все от этого лишь выигрывает.

— Мы уже состоялись, — повторила Кэрис.

— У вас наверняка есть немало других мнений, — сказала Представитель. — Вы знаете кого-нибудь, кто оказался в подобной ситуации, кто чувствует себя так же, как вы?

Кэрис посмотрела на Макса, и он попытался объяснить:

— Не совсем. Но я знаю многих людей моего возраста, которые идут другим путем. Они совсем не обременяют себя формированием реальных связей. — Макс помедлил. — Возможно, это прозвучит дерзко, но, пожалуй, вы могли бы пообщаться с немногими молодыми людьми в этом зале — жизнь для нас, третьего поколения Европии, совершенно иная. Я не знаю, много ли времени вы проводите на улице и проводите ли его с двадцатилетними, но там они становятся отчасти бездушными. Они думают, что вы, сидящие в этом зале, не разрешите им быть с теми, кого они полюбят, потому их отношения с противоположным полом пусты, и немалую роль в этом играют такие ограничения.

Один из балконов выдвинулся вперед:

— Мы не хотим этого. Мы должны провести исследование по всему Воеводству, чтобы понять, что чувствуют люди.

— Просто так, потому что об этом заявил какой-то малый? — раздалось с верхнего яруса.

— Парень прав. Я видел это в Воеводе 9, — сказал Представитель, сидящий слева.

— Так происходит уже много лет с момента изобретения интернета, — крикнул кто-то, и зал захохотал.

— Они не первые, кто пришел просить об этом, — промолвил другой.

Макс бросил взгляд на Кэрис, которая в шоке уставилась на него.

— Все, что мы делаем, в интересах Воеводства, — сказал Председатель. — Общество ценит компетентное правительство выше идеологии. Мы не хотим, чтобы люди поднялись против всей структуры нашей демократии, потому что одно из правил, по которым мы живем, уже устарело. Мы должны провести исследование.

Балконы засветились зеленым, и Председатель кивнул:

— Предложение принято.

Макс с облегчением сжал руку Кэрис.

Представитель, сплетя пальцы, не отклонилась назад и вновь попросила дать ей слово.

— А что с этими двумя? Что они будут делать, пока мы изучаем их сверстников? — Она любезно улыбнулась.

Зал загудел.

— И он, и она работают в ЕКАВ, — произнес тот же человек, который назвал Макса «малым».

— На расстоянии в три тысячи километров, — напомнил Макс залу.

— Возникает вопрос, — сказал Председатель с суровым выражением лица, — вы пришли сюда, чтобы отменить правило для себя или чтобы добиться всеобщего блага?

Кэрис закусила губу, пока Макс говорил:

— Для всех. — Его голос дрожал, выдавая волнение.

— Вероятно, — Представитель с любезной улыбкой окинула взглядом помещение, — они могут послужить кем-то вроде подопытных. Для каждого социологического исследования необходима контрольная группа. Наша может быть за пределами Воеводства.

Макс и Кэрис встревоженно переглянулись.

— У вас нет права выгонять нас, — сказал Макс с отчаянием в голосе. — Это не то, о чем мы просили. — Нет, нет, нет: что угодно, кроме этого. Что угодно, кроме того, чтобы быть изгнанными из Европии.

Он хотел свободы и, если быть честным, победы над своими родителями вместе с их устаревшими взглядами — но не изгнания.

— В Америке? — сказал один из Представителей, и Макс побледнел.

Женщина-Представитель с Воеводы 23 решительно обратилась к сидящим в зале:

— Нас всех волнует влияние пояса астероидов на наше дальнейшее развитие. Наше человеческое развитие, — поправила себя она, прежде чем ее успели перебить, — в более широком смысле, нежели Европия или другие регионы. Мы много раз обсуждали в этом зале, как нам действовать. Я не могу сосчитать сколько. Мы зажаты, — добавила она, обводя взглядом зал, уделяя особое внимание экранам. — Мы не можем покинуть Землю для исследований или поиска новых планет, чтобы распространить послание утопии. У нас нет возможности покинуть Землю, даже чтобы посмотреть на нее сверху. Космические исследования заморожены. Космическая станция покинута. Полеты на Луну прекратились. Все наши попытки изучения Вселенной остановлены. Наши лучшие умы всегда утверждали, что будущее лежит над нами. Развитие человечества зависит от этого. Я думаю, все согласны с тем, что необходимо найти способ выйти за пределы пояса астероидов. — В зале повисла тишина, после того как взгляд Представителя остановился на Максе с Кэрис. — Когда нас ознакомили с этим делом, нам сказали, что девушка недавно получила лицензию и готова для миссий ЕКАВ. Парень работает с минералами и метеоритами, хотя и несколько в другом направлении. Время для этого… оптимальное.

Раздраженный Представитель с верхнего балкона заявил:

— Это было бы весьма странно.

— Мы поговорим об этом с ЕКАВ, — успокоила его она. — Уверена, они рассмотрят такой вариант. Они уже проводили антропологические исследования. Их интересовало, получится ли из состоявшихся пар лучшая команда и наиболее эффективное подразделение.

— Да, но речь шла о старших парах.

— Мы должны дать им шанс. В конце концов, мы придерживаемся меритократии[25], и они, скорее всего, подходят лучше всех.

— Простите, — сказал Макс. — Космос?

Она кивнула:

— Нам нужно найти путь через пояс астероидов. А вдруг вам удастся сделать это. — Она посмотрела на Кэрис, затем на Макса. — И вы сможете продолжить свои исследования на борту.

— Космос, — повторил Макс.

— В космосе, да. Идеальная контрольная группа в незагрязненной Чашке Петри[26], если вам так больше нравится.

— Это не чашка Петри, — ответил Макс. — Это смертельный вакуум.

Председатель посмотрел вниз на него:

— Оптимальное условие для лабораторных испытаний.

— Но в вакууме ничего не растет.

— Любовь растет. — Представитель наклонилась вперед. — Любовь предпочитает неизвестное. Вдали от давления общества и ваших сверстников вы сможете сосредоточиться на отношениях, а мы тогда наверняка скажем, действительно ли связи, сформированные в вашем возрасте, оправдывают полное переосмысление системы. Потому что мы хотим быть уверены, что у каждого человека есть шанс быть счастливым.

Балконы опять загорелись зеленым, и остальная часть обсуждения прошла будто в тумане. Принимались предложения, ряды балконов выглядели словно движущаяся волна в глазах ошеломленных Кэрис и Макса, которые пытались во всем этом разобраться, но могли видеть лишь расположенные по кругу на потолке зала золотые звезды. Потом им предложили присесть или вернуться на площадь, с которой они пришли.

Покинув зал, Кэрис повернулась к Максу, волнение переполняло ее:

— Не могу поверить. Мы полетим в космос.

Он посмотрел на нее, в девушке бурлил энтузиазм, но Макс чувствовал только сильнейший ужас.

— Я думаю, что да, — сказал он.

Глава семнадцатая

Десять минут

Если смотреть с Земли, то звезды вверху мерцают огнем, как бы «подмигивая», потому что свет, искривляясь, преломляется, проходя через многочисленные слои атмосферы. Но в космосе звезды выглядят будто статические точки, окружившие Макса и Кэрис на сколько хватает глаз. Облачка пыли и обломков камней обрамляют их все теснее, как и более крупные серые метеориты, мягко крутящиеся, пока их под действием гравитации тянет обратно к Земле.

— Удивительно видеть цвета планет собственными глазами, — говорит Кэрис, глядя далеко влево, где они могут наблюдать синеву Венеры. — Большинство людей не осознаёт, что первые изображения поверхности Марса были переданы обратно на Землю в чернобелом, а в красный окрашены НАСА.

— Забавно.

— А Сатурн выглядел, словно он был в оттенках серого, когда мы смотрели на него из дома.

— Правда.

— Макс? Ты начинаешь говорить со мной односложно.

Он ерзает в своем скафандре.

— Разве? Прости. Я думал о том, как мы оказались здесь.

Они на какое-то время умолкают, размышляя обо всех путях, которые привели их — и удержали вместе — к этому моменту.

— Помнишь, как Представитель в Большом Центральном Зале сказала что-то о том, что из пар выходят лучшие команды?

— По данным исследования, — говорит Кэрис. — Я не считаю, что они зашли дальше результатов на бумаге.

— Думаешь, мы фактически доказали теорию?

— Мы не поубивали друг друга здесь, — отвечает она. — И я все еще не убила тебя за то, что мы оказались здесь без топлива.

— Но ты говорила: трудно сохранить непринужденность, после того как пара вместе проходит через столько испытаний.

— Разве? — Она несколько секунд думает. — Я не это имела в виду. И сегодня нам было легко оставаться непринужденными. Как это называется — черный юмор?

Он кивает, кивок выходит волнообразным, потому что его тело все еще опускается в медленном постоянном движении, падая и кружась, как в балете при замедленной съемке.

— В какой-то момент я решил, что у нас будет перерыв, — говорит Макс. — Я думал, нам дадут легкое задание и мы сможем двигаться вперед без усилий, но все было так трудно.

Она удивленно моргает от внезапной глубины мысли и наклоняется к Максу, чтобы утешить его.

— По-моему, борьба заложена в человеческой природе, даже в идеальном мире. Пещерные люди боролись за то, чтобы найти пищу и кров. Позднее человечество сражалось в войнах. Но мы? Мы впадаем в депрессию, если написали что-то глупое на Майндшер. У нас всего в избытке, поэтому нам не за что бороться. И это делает нас несчастными.

— Мы боролись за прошлое. — Он проверяет индикатор на своем баллоне с кислородом и счетчик времени на чипе. — Десять минут. Так что мы можем с уверенностью сказать: иметь цель для борьбы утомительно. Я так хотел бы, чтобы мы оказались дома!

Наконец он произнес это. В первый раз после того, что сделал, придя в Большой Центральный Зал, что в свою очередь привело к месяцам тренировок в космическом агентстве, прохождению сложных симуляций и полетам над стратосферой в условиях пониженной гравитации, вдобавок к их ускоренным курсам по продвинутой метеорологии и выживанию; после всего он в конце концов признал это.

— Я тоже.

Кэрис смотрит вниз на Землю, затем на индикатор воздуха Макса.

Макс фиксирует направление ее взгляда.

— Как думаешь, будет больно?

— Что?

— Остаться без воздуха.

«Да», — думает она, но вместо этого отвечает:

— Говорят, безболезненно, как будто засыпаешь.

Кэрис знает, что задыхаться настолько больно, словно кто-то достает твои легкие из тела через нос, всю дыхательную систему дергает — нет, она сама содрогается, задыхаясь, моля о кислороде, но не говорит об этом.

— Вероятно, мы просто отключимся.

— Хорошо.

Очередной метеорит со слабым шипением пролетает мимо и беззвучно трескается рядом с ними, его кончина — своевременный знак препинания в разговоре. Кэрис вытягивает покрытые серебром пальцы, непроизвольно активируя флекс.

— Ой.

С включенным бесконтактным доступом в их шлемах появляются случайные символы, превращаясь в вопросительные знаки, когда она не может подобрать нужное слово. Он смеется над тем, как это неожиданно и глупо.

Кэрис выключает флекс, и текст исчезает с экрана Макса.

— Знаешь, я пробовала писать тебе письма, — говорит она, — когда мы были на разных Воеводах. Но ты и письма — понятия несовместимые.

— Да, извини. Я думаю, длинные формы текста накрылись медным тазом, после того как появились Стенные реки.

— Отчасти ты прав. Я просто подумала, что было бы весело иметь друга по переписке.

— Как меня только не называли в моей жизни, — говорит Макс, — но «друг по переписке» — это нечто новенькое.

— У тебя разве не было такого во время учебы? У меня был друг по переписке, живущий в очень отдаленном Воеводе.

На лице Макса появляется озабоченное выражение.

— Наверное, это потому, что ты довольно поздно попала в систему Ротации.

— Как странно. Большая часть моих впечатлений, вероятно, отличается от твоих и чьих-либо еще. Я никогда раньше над этим не задумывалась.

— Это делает тебя особенной.

Она нахмурила брови:

— Особенной в хорошем смысле?

— Особенно чокнутой. — Их энергия истощена, разговор идет с четвертью обычной живости, поэтому поддразнивание Макса получается ленивым и вялым. — Кэрис, чем бы ты занялась, если бы после всего попала домой?

— Публично выступала бы, рассказывая об опасностях поля астероидов. А ты?

— Нет, я серьезно.

— Серьезно? — переспрашивает она. — Не думаю, что мы сможем вернуться домой. У нас осталось воздуха на девять минут.

— Но если бы у нас получилось…

Кэрис сглотнула.

— Я хочу пить. А ты? Мы использовали один пакетик воды, но у нас остался еще один. Уверена, у нас есть время вместе выпить его.

* * *

Они лежали на песке в другой климатической зоне, как будто в иной жизни. На неделю отстраненные от тренировок из-за чрезмерной метеоритной активности, Макс и Кэрис закончили готовить жилые помещения своего нового корабля — «Лаерта» — и направились к пляжу, на северо-восток.

— Почему ты перестал использовать свою фамилию? — спросила Кэрис, она лежала, закрыв глаза, а пятна солнца танцевали на ее веках.

— Что?

— Я увидела это в руководствах после того испытательного полета, который мы провели на прошлой неделе.

Недавно они перешли от тренировок на симуляторах к настоящим космическим шаттлам, и Кэрис впервые пролетела над озоновым слоем. Она нервно наблюдала за Максом, подвесная система ремней вдавила его в сиденье, в ушах громко пульсировали двигатели, когда Кэрис оторвала шаттл от земли в вертикальном взлете.

— Я удивлен, что ты заметила это, а не то, как побелели мои костяшки.

— Ха, — сказала она. — Ты держался достаточно хорошо.

Пестрые клочки зеленых полей под ними уменьшались, пока они летели все выше и выше. Макс застонал, потому что она повернула шаттл и, ускорив, направила его навстречу темноте, свет исчезал за ними. Макс посмотрел вниз на Землю, которая начала закругляться, превращаясь в шар, и пробормотал: «Что мы наделали?» Но затем он взглянул на Кэрис, уверенно направлявшую летательный аппарат сквозь стратосферу, и закусил губу, чувствуя гордость, несмотря на ужас.

— Я перестал использовать фамилию… чтобы в некотором смысле отдалиться от своей семьи, — тихо сказал Макс там, на пляже. — Кроме того, теперь все меня знают как просто Макса. Макса — нарушителя правил.

— Ты мог бы превратиться в супергероя, — предположила она.

— Добавь это в список рядом с шеф-поваром и астронавтом.

— Или в шпиона.

Он сделал глупое лицо.

— Меня зовут Фокс, Макс Фокс.

— Макс Фокс. С двумя «с» было бы очень необычно.

— У меня был бы хороший счет в «Эрудите»[27]. — Он повернулся к ней. — Почему ты спросила?

— Я просто думала… может, мне тоже использовать фамилию Фокс?

— Правда? Люди этого больше не делают.

Кэрис приподнялась, опершись на локоть, и положила голову на руку.

— Мне кажется, нам следует.

— «Кэрис Фокс». И в комплекте к этому должно идти красивое кольцо. Как думаешь, последствия были бы?

— А кто отреагировал бы на это? Мы живем не в полицейском государстве. Они уже могли выкинуть нас отсюда, однако не сделали ничего подобного.

Он посмотрел на море.

— Они позволили нам быть исключением, Кэри, но пока правила официально не изменятся, нам не стоит совершать ничего, что могло бы их разозлить.

Вдоль берега отдыхающие плескались в океане или лежали, растянувшись на песке. Несколько пожилых пар прогуливалось по дощатому настилу, держась за руки и проверяя содержимое своих наплечников, словно пингвины, балующиеся со своим потомством.

— Мы покидаем Воеводство, — сказала Кэрис. — Мы все еще можем видеть друг друга, быть вместе. Это ли не то, чего мы хотели?

— Ты думаешь, будет так легко, там, в космосе?

— Неужели первый полет со мной был настолько плох?

— Нет, — ответил он, — взлет и посадка как по учебнику. Серьезно, Кэри, это было идеально. Просто… Тебя это совсем не пугает?

— Легче Ротации будет все что угодно.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его лицо — нежный, легкий поцелуй — и в последний момент вылила воду из бумажного стаканчика ему на голову. Макс закричал, схватил ее на руки, а затем, подбежав к ближайшему спасательному средству, плавающему на мелководье, бросил ее на него. Разлетелись брызги, воздушные камеры, подпрыгнув, надулись, подбросив Кэрис в воздух.

— Я сказала Ротация, ты, сволочь, — запыхавшись, вымолвила она, — а не флотация.

— Нам всего лишь нужно пройти миссию в космосе, — ответил он. — Тогда с нами все будет в порядке. — Он посмотрел на нее сверху вниз, пока она рыла песок на дне руками, чтобы бросить в него. — С нами все будет в порядке.

* * *

Кэрис еще раз закрывает глаза, чувствуя, как сильно солнце светит на ее тонкие веки, но стекло шлема защищает их.

— Это же не стекло, не так ли? — говорит она, поднимая руку к шлему, чтобы постучать по нему. — Это плексиглас.

— Он, наверное, состоит из всевозможных компонентов.

— Сколько воздуха у нас осталось?

Макс проверяет.

— Около восьми минут? — переспрашивает она.

— Немного. — Он не говорит ей, что у нее восемь минут, а у него двенадцать, не сейчас. Он придумает, как сделать так, чтобы у них было поровну.

— Тогда, я полагаю, это конец? Почти.

Нет. Он такого не допустит. Из этой ситуации должен быть выход.

— Ты помнишь тот день на пляже? — спрашивает она. — Во время подготовки. Ты постоянно играл на своем чипе и весь, до кончиков пальцев, сгорел на солнце.

Тот день, когда Кэрис попросила взять его фамилию.

— Я должен был тебе позволить.

— Что?

— Я должен был позволить тебе изменить твою фамилию. Прости.

Она пожимает плечами, насколько это возможно в космосе.

— Ничего страшного. Ты не хотел, чтобы я это делала, ясно.

— Все было не так! Просто ты подталкивала меня зайти еще дальше, чем мы уже были.

— Я? — В ее голосе звучит недоверие. — Бблыпую часть из этого ты сделал сам.

— Я бросил вызов всему, чему, как мне казалось, следовало, Кэрис. Мы были слишком молоды, чтобы осознавать свои поступки.

Она молчит.

— И все-таки… сделали.

— Да, но это не закончилось для нас ничем хорошим, не так ли? Я имею в виду, — он окинул жестом необъятное пространство небытия, — мы здесь. — Он обхватил запястье Кэрис, снова взглянув на ее индикатор.

— Не могу поверить, что мы умрем, — тихо говорит она.

— Мы должны это сделать.

— Сделать что?

— Нам следует взять одну фамилию.

У Кэрис удивленный вид.

— Правда?

— Определенно.

— Если нас спасут, мы можем быть Фоксами, когда вернемся на Землю…

— Никто не придет, Кэри. — Его голос ломается. — Нас не спасут, и у нас истекает время. Нам нужно взять одну фамилию прямо сейчас, пока не поздно.

— О черт. — Она начинает плакать. — Вот так я делаю вид, что все в порядке.

Они падают вместе в ужасной тишине. Они связаны веревкой, но Макс все равно держит Кэрис за запястье.

— Я бы хотела, чтобы мы могли прикоснуться друг к другу, — говорит она.

Макс отрывисто смеется, и отчаяние чертит свой путь по морщинам на его лице.

— Мне бы хотелось держать тебя. — Он протягивает руку, чтобы коснуться ее, но она упирается в стекло. Он начинает царапать перчатку своего скафандра.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— Я хочу почувствовать тебя по-настоящему.

— Ты не можешь! Не нарушай вакуум, Макс, — ты погибнешь!

— У нас осталась пара минут, Кэри. — (У него — девять). — Мы также можем эффектно уйти, вместе. По крайней мере, это будет нашим выбором. Мы выберем смерть.

— Нет!

Но уже слишком поздно: Макс срывает перчатку, как пластырь, и они в ужасе смотрят на его руку, ожидая, что она усохнет, вздуется или посинеет, но ничего не происходит. Вместо этого его скафандр запечатывается на запястье, и он спокойно шевелит голыми пальцами в молекулах пространства.

Они с удивлением смотрят друг на друга.

— Мне кажется, вопреки нашей уверенности в собственных познаниях, на самом деле мы знаем не так уж и много, — замечает Кэрис.

— Еще один космический миф. — Он переплетает пальцы с ее ладонью в перчатке, и она продолжает смотреть на его руку.

— На что это похоже? Холодно? Горячо?

— Ни то ни другое. — Он поворачивает руку ладонью вверх и делает ей знак последовать его примеру. — Технологии продвинулись далеко. Я принимал те таблетки. Кроме того, мы в тени «Лаерта» и здесь никак не может быть абсолютного нуля. Давай. Я же еще не умер.

— Но в прямом солнечном свете ты поджаришься до хрустящей корочки.

— Маловероятно в следующие пару минут. Давай, Кэрис, — уговаривает он ее. — Сделай это со мной.

Она кивает, затем медленно берется за серебристый неопрен, пленяющий ее руку, и тянет. Чувствуя, что ткань деформируется под ее прикосновением, Кэрис ожидает услышать, как она рвется, издавая соответствующий звук, но из их системы связи не доносится ничего. Она засовывает оторванную перчатку в карман и протягивает Максу обнаженную руку, а он, вместо того чтобы взять ее, быстро обвязывает торчащую нитку вокруг безымянного пальца Кэрис.

— Что это? — спрашивает она.

— Теперь у нас одна фамилия, и мы должны быть названы одной семьей.

— Как странно. — Кэрис смеется, но на самом деле она растрогана.

— Я всегда любил шикарные жесты, — говорит он. — Я должен был сделать это давным-давно. — Они переплетают голые руки и нежно прикасаются своими стеклянными шлемами друг к другу. — В прежние времена я подарил бы тебе кольцо с бриллиантом.

— Господи. Представляешь, как это носить такую силу на пальце? Они разве не знали?

— Они думали, что это сверкающий аллотроп углерода.

— Если бы я хотела, чтобы что-то сверкало, то это лучшее место, правда? — Кэрис указывает на звезды вокруг них. — Мы окружены блестками.

— Мы находимся в чертовом поле астероидов. Окружены сверканием, замерзшей водой, аммиаком, углекислым газом. Посмотри туда — еще больше небесных тел направляется к Земле.

Кэрис и Макс недолго наблюдают за астероидами, набирающими инерцию движения, чтобы потом сгореть в атмосфере и осветить ночное небо.

— Там, внизу, они, наверное, смотрят на падающие звезды, — говорит Кэрис. — А здесь, наверху, это просто горящие камни.

— Там падающая звезда. — Макс указывает в темноту. — Хочешь загадать желание?

Кэрис молчит.

— Это неплохой способ — загадать желание на падающую звезду. Кэри?

Она продолжает молчать, наблюдая, как звезда дугой медленно падает через поле астероидов.

— Кэрис.

Она считает себе под нос, все еще не отрывая взгляда.

— Звезда только что обогнула тот большой камень. Как она могла сделать это? Она должна была врезаться прямо в него.

— Может, из-за земного притяжения?

— Я так не думаю. — Они оба неотрывно смотрят на свёт. — Она зеркально отображает кривизну Земли.

— Гравитация?

— Нет. Посмотри на нее. Это определенно орбитальная плоскость…

— Означает ли это, что…

— Она на эллиптической орбите! — кричит Кэрис. — Это спутник! Макс, это чертов спутник!

Глава восемнадцатая

Шесть минут

Свет медленно приближается к ним, как призрак надежды.

— Мы же не сошли с ума? — спрашивает Макс. — Это не мираж?

— Как нам до него добраться? — Кэрис покачивается с вновь обретенной жизненной силой, вытягивая руки и дергая ногами, пытаясь сделать так, чтобы ее тело продвинулось к свету, вместо того чтобы падать в темноту. — Будет ли он проходить рядом?

— У нас могут быть галлюцинации, — говорит Макс. — От недостатка воздуха.

— Как нам высчитать его траекторию? Он как будто бы направляется в нашу сторону.

— Они, наверное, запрограммировали подачу воздуха так, чтобы кислород поступал медленнее, когда заканчивается. Мы дышим разреженным воздухом.

Она толкает его:

— Макс, ты сможешь ухватиться?

Он, кружась, отдаляется от нее, пока веревка фала не дергает его обратно.

— Это происходит. Это реально. Нам нужно действовать, пока не поздно.

— Уже слишком поздно, Кэри. У нас нет времени.

— Макс Фокс. — Она смотрит ему прямо в глаза, нерушимая в своей уверенности. — Это наш последний шанс.

Сделав сухой скрипучий вдох, он идет на уступку:

— Ладно.

— Мы можем это сделать.

— Ладно, — повторяет он.

— Под нами, слева, крупный астероид. Как думаешь, у него большая масса?

— Он больше тебя, — говорит Макс, и она впивается в него взглядом. — Астероид выглядит довольно увесисто, — поправляет себя он.

— Видишь, насколько он статичен. Должно быть, этот астероид — сколько? — около ста метров в длину. Вся эта пыль летает вокруг, но он все равно неподвижен. Почему?

— Не могу поверить, что ты сейчас говоришь о межпланетной пыли.

— Помолчи, пожалуйста! Мои познания в физике ограничены, но я пытаюсь понять, может ли этот астероид находиться там, в точке Лагранжа[28].

— Расскажи мне еще раз, что это значит?

— Пять точек, где не действует гравитация, — на это нет времени, — говорит Кэрис. — Будем надеяться, что это точка Лагранжа. Иначе мы продолжим падать и этот спутник пройдет как раз над нашими головами.

— Давай выясним. На пять, четыре, три, два…

Они инстинктивно сгибают ноги, словно артисты балета, которые приземляются на половицы пола сцены, и когда оказываются на одном уровне с астероидом, то впервые почти за девяносто минут перестают кувыркаться.

— Поверить не могу. — Макс выглядит скептично. — Физика, да? Всегда права.

— Если не учитывать то время, когда Землю считали плоской, — машинально отвечает Кэрис, сканируя взглядом небо. Она держит его голую руку в своей. — Думаешь, он пилотируемый?

Макс сжимает ее ладонь в ответ.

— Кто знает? Попробуй связаться с ними. Напиши им. Они посылают в космос корабли, управляемые животными, начиная с Лайки в 1957-м. Дай им шанс, поговори с собакой-космонавтом.

— Скорее скелетом-космонавтом. — Она проверяет, на месте ли сетка флекса, обернутая вокруг ее костяшек, и печатает: — Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы видите мои сообщения? — Она ждет. — Повторяю: Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы сейчас видите мои сообщения? Я не получаю никакого ответа, — говорит она Максу.

— Продолжай попытки.

— Пожалуйста, помогите нам! Иначе мы здесь погибнем.

Ее аудиопередатчик, потрескивая, оживает с бренчащим звуком входящего сообщения.

— Привет, Кэрис, это Озрик.

— Озрик! — вскрикивает она, когда синий текст заполняет боковую часть окошка ее шлема.

— Я связался непосредственно с компьютером спутника, чтобы подключиться к вам, Кэрис.

— Нам тебя не хватало, Озрик. На борту кто-то есть?

— Боюсь, что нет, Кэрис. Это один из наших дронов.

— Черт. — Она поворачивается к Максу. — На борту никого нет — это один из наших дронов.

— Он может кого-то везти? Озрик может направить его к нашему местоположению?

— Озрик, ты можешь направить спутник к нам?

— Он будет у вас через шесть минут.

— Кэри? — спрашивает Макс. — Что происходит? Я больше не вижу вашу переписку. Ты, наверное, ее отключила.

— Спутник направляется прямо к нам и будет через шесть минут.

— Шесть? — Макс вздрагивает.

Шесть минут: столько времени нужно, чтобы идеально проварить яйцо вкрутую; это средняя продолжительность секса у большинства пар; время, которое потребовалось для опустошения Нью-Йорка.

Кэрис тоже вздрагивает.

— Сколько времени у нас есть? У нас же нет шести минут, правильно? — Она оседает, обескураженная. — У нас недостаточно воздуха. О господи!

— Подожди.

— Мы можем задержать дыхание? Это возможно? По-моему, мы отключимся к тому времени, когда дрон окажется рядом, и не сможем попасть в шлюзовой отсек.

— У меня достаточно воздуха.

Она отшатывается:

— Что?

— Практически. У меня шесть, а у тебя — две, — говорит Макс. — Кэри, я очень сожалею о том, что мы сделали раньше, когда использовали твой ранец, пытаясь создать топливо.

— Я глядела на твой индикатор, не на свой. Твой был здесь, прямо передо мной. — Она смотрит отсутствующим взглядом. — А мой — у меня на боку. Господи. — Кэрис подавляет душащее ее рыдание. — По крайней мере, ты сможешь выжить.

— Не глупи. Мы поделим воздух на двоих, — говорит Макс. — У каждого из нас будет по четыре минуты, и мы задержим дыхание на две. Мы вдвоем доберемся до шлюзового отсека дрона, затем перенаправим спутник к «Лаерту». Это может сработать.

— Серьезно?

— Запросто. — Макс еще раз сжимает ее руку. — Давай приготовимся. — Он поспешно перемещается за спину Кэрис и устраивает представление, постукивая по ее ранцу и регулируя плечевые ремни и кабели. — Готово. — Очень аккуратно поднимает свой ранец, все еще подсоединенный к его скафандру, и помещает его поверх ранца Кэрис.

Она не замечает этого: тут ранец ничего не весит.

— Уже скоро.

— Не могу поверить, что с нами все будет в порядке. — Кэрис поворачивает голову к нему, улыбаясь. Под ними широко расстилается мир, над Африкой сгущаются облака. — Все будет хорошо. Мы вернемся домой.

Макс остается у нее за спиной, она поднимает свою обнаженную руку к плечу, и он сжимает ее, возможно, в последний раз.

— Слушай меня, Кэрис. Когда твой запас воздуха иссякнет, ты должна быстро поменять баллоны. Я уже ослабил их — тебе просто нужно переставить трубку и закрутить ее на другом ранце, хорошо? Поворачивай, пока не зафиксируется. — Он все еще держит ее за руку. — Ты поняла?

— Почему я?

— Ты не можешь задерживать дыхание, Кэри. Вспомни Игры.

В памяти Макса вспыхивает картина: Кэрис лежит возле бирюзового бассейна, ее тело неестественно скручено, кожа мраморно-белая, а медики упорно пытаются вернуть девушку к жизни.

— Ты никогда не умела задерживать дыхание.

— Но…

Ему ни разу не приходило в голову, что можно утонуть в космосе. После той истории он поклялся защищать ее.

— Кэрис. Я не могу рисковать твоей жизнью. Поменяй баллоны. — Макс отпускает ее руку и начинает развязывать веревку фала.

— Нет, пожалуйста, Макс.

— Извини. Это единственный способ.

— Прекрати, я не могу.

— Нет, это я не могу, разве не видишь?

Они свободно плывут в невесомости, и Макс прикладывает руку к шлему. Уровень воздуха у Кэрис падает к опасно низкой отметке, и от вдыхания углекислого газа она начинает терять сознание.

— Пожалуйста.

Макс откручивает свою трубку подачи воздуха, удерживая ее на месте, пока смотрит на Кэрис в последний раз.

— Видишь? Я спас тебя, когда мы встретились, — он криво улыбается, — и я спасаю тебя сейчас.

С внушающим ужас последним жестом он достает свою трубку, изо всей силы толкает Кэрис в сторону приближающегося спутника. Отдаляясь от него по спирали в темноту, она видит, как он произносит губами:

— Я люблю тебя.

— Нет! Макс!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава девятнадцатая

— Кэрис, ты меня слышишь? Ты не обязана говорить об этом, Кэрис. — Мягкий женский голос колеблется. — Не нужно говорить о… — голос обрывается, женщина тихо консультируется с настойчивым врачом, — о Максе.

Она смотрит на стену. Трещина в краске, пятнышко цвета магнолии, удерживает ее внимание — или, если честно, ее пустой взгляд — последние двадцать восемь минут.

Теперь все время измеряется в минутах.

Если бы она только могла просунуть под него ноготь. А еще лучше — поцарапать поверхность под ним и отковырять. Возможно, даже сделать из пятнышка черную дыру. Туманность магнолии.

Они продолжают настаивать на том, что она не обязана об этом говорить, потому она и молчит вопреки их желанию. Людям, говорящим, что ты не обязана рассказывать о чем-то, как правило, не терпится вытащить это из тебя.

На следующий день Кэрис поднимается вверх по стене в черную дыру и исчезает на несколько часов. Она наблюдает из пятнышка цвета магнолии за тем, как врачи и медсестры приходят и смотрят на спящее тело, лежащее в ее кровати.

— Сколько она уже в отключке?

— Около трех часов. Укол морфия моментально усыпил ее.

«Озрик?»

Кэрис просыпается ночью, как обычно, перед рассветом: она кричит из-за скелета собаки, который, покачиваясь, плывет к ней в невесомости.

«Лайка!»

У нее сильно бьется сердце, она тянется к свету, но дворняга растворяется, рассеивается, стоит лишь частицам света коснуться ее костей.

— Кэрис, не думаешь, что сегодня ты могла бы попробовать…

— Пожалуйста, не говорите, что мне нужно причесаться. — Она не поднимает головы от подушки и не пытается повернуться на голос матери. Тут все голоса одинаковы. Все одинаковы в том, что они все здесь, но ни один из них не его. — Я знаю. Я не могу.

Она лежит на краю кровати на боку, спиной к двери в темноте.

— Я правда думаю, что нам нужно по крайней мере поменять постель. Ты спишь на ней уже много дней.

Кэрис не отвечает.

— Пожалуйста!

— Мне нравится такая.

Постель пахнет землей, солью, человеком — успокаивающими запахами, так пахнет пот и паника.

Гвен входит в двери, играя чипом от комнаты, и Стенные реки возвращаются к жизни с фотографиями поездки на море, перетекающими по комнате из рамки в рамку.

— Вот. Разве так не лучше?

Другая атмосфера в том, что кажется иной жизнью. Она помнит жар на своем лице, тепло от него, лежащего рядом на песке. Она не поднимает взгляд, а, наоборот, натягивает одеяло на голову.

— Пожалуйста, мам. Не сегодня.

— Я побуду с тобой какое-то время, Кэри, — говорит ее мать. — Пока ты не оправишься.

Оправишься? Как можно оправиться от чего-то настолько катастрофичного? Но Кэрис лишь кивает в ответ.

— Я подумала, что тебе было бы неплохо иметь какую-то компанию.

Кэрис, которую вытащили из кровати и настоятельно призвали выйти на солнечный свет, игнорирует предложение составить ей компанию и вместо этого, избегая толпы, бредет по Воеводе 6; она направляется к маленькому городскому пляжу и по пути смотрит на волны.

Позор — худший враг горя, и Кэрис стряхивает его, как нежеланную руку, схватившую ее за плечо, налет сочувствия и симфония шепота, которые не заботят ее, которых она не хочет. Известность сделала ее злой, прорезавшись сквозь неприкасаемую летаргию. Она знает, что люди смотрят на нее с благоговением, желая спросить, что случилось и как она себя чувствует, но Кэрис идет по улицам Воеводы с диким взглядом и такой же прической, одетая в старую рыбацкую толстовку Макса, не останавливаясь и ни на кого не глядя. Летаргия помогает ей оставаться онемевшей. Это означает, что ей не нужно сходить с ума от горя. Злость закипает в ней, и она этого не хочет.

Она приходит в приют для собак на Воеводе, ища морду, преследующую ее во снах. Находит ее в чертах облезлой помеси терьера и вяло интересуется, как забрать его себе.

— Вы не можете взять его домой сегодня, — говорит администратор. — Хотите, навещайте его несколько недель, чтобы привыкнуть к нему, и нам нужно будет посетить ваш дом — убедиться, что он подходит для собаки.

Кэрис молча смотрит в глаза дворняги — немыслимого зеленого оттенка, — пытаясь оценить душу щенка.

— Будете звать его Фадж? — мягко спрашивает девушка.

— Простите?

— Его кличка. Здесь его зовут Фадж, но вам не обязательно оставлять ее. Хотя мы и рекомендуем использовать клички, которые звучат похоже, чтобы избежать путаницы.

— Лайка. — Кэрис протягивает руку, чтобы погладить его, а он вздрагивает от ее прикосновения и съеживается, очень сильно дрожа. — Его зовут Лайка.

— Вы будете хорошей хозяйкой для маленького Лайки, я уверена. Ему пришлось нелегко.

— Нам обоим, — говорит Кэрис, хотя администратор не уверена, что услышала именно это.

— Прекрасно. — Она закрывает клетку и поднимает глаза на Кэрис. — О, черт возьми, вы же не… Та самая? Бедняжка.

Она каждый день навещает Лайку, принося с собой жилистые угощения для терьеров. Поначалу он ей не доверяет, но пострадавшие существа чувствуют родственные души, и постепенно она задабривает его, щенок не ощущает угрозы от женщины, которая заползает к нему в клетку на четвереньках и лежит возле него. Уже через две недели он неуклюже выбегает из своей конуры ей навстречу, и они вместе, вполне довольные, сидят в саду приюта, пока не заканчивается время посещения.

— Теперь он готов пойти домой с вами, — говорит администратор, и Кэрис кивает. — Вы с ним выглядите как родственные души.

Родственные души. Эта мысль надламывает ее, и она опять молча уходит.

— Тебе нужно снова вернуться в мир, Кэрис. Ты не можешь запереться от всех и никого не впускать.

Она опять заняла свое место в плетеном кресле, лицом к морю, Лайка дремлет у нее на руках, но люди не позволят ей оставаться тут. Они не позволят ей не разговаривать.

— Я впустила Лайку. — Ее голос потерял все свои модуляции. Теперь он унылый, как океан после отлива.

— Это собака. — Ее мать, Гвен, пробует другую тактику. — Тебе не стоит допускать, чтобы все проходило мимо тебя, будто это происходит с кем-то другим.

Если бы у Кэрис были силы, она объяснила бы, что это случилось с кем-то другим; это случилось с Максом, превратив Кэрис в постороннего наблюдателя за собственной жизнью.

— Завтра поминки.

Она неотрывно смотрит на мягко покачивающийся буй на воде. Она никогда не видела такого штиля.

— Кэрис? Ты действительно должна пойти.

— Я пойду.

— Ты будешь там? Профессор Алина спрашивала.

Некоторое время уходит на то, чтобы вспомнить имя, и она вздрагивает. Его мать. Завтра она встретит всех, кто его когда-то любил и потерпел неудачу.

— Я буду.

Почувствовав перемену в ее настроении, Лайка разворачивается и вытягивается, мягко лизнув хозяйку в нос, а Кэрис успокаивается от этого желанного отвлечения. Он все еще маленький, но с каждым днем растет.

Завтра: двадцать четыре часа. Тысяча четыреста сорок минут — в шестнадцать раз больше, чем у них было вместе, в конце.

— С этой собачонкой сюда нельзя. — Служитель настойчив, но Кэрис его не замечает, проходя мимо, прижав Лайку к груди, его подросшие лапы лежат у нее на руках. — Пожалуйста, мисс, это… — Он резко умолкает, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на него, сняв темные очки с лица. — Вы можете присесть во втором ряду, — заканчивает он неуверенно.

Она кивает, не замечая, как он пристально рассматривает ее наряд. Кэрис натянула старую рыбацкую толстовку Макса поверх единственного черного платья, которое у нее было, волосы высоко подняты и собраны в закрученный пучок. Лайка жует изношенный рукав.

— Кэрис. — Отец Макса встречает ее в проходе между рядами. — Мы не знали, сможешь ли ты к нам присоединиться. — Он больше ничего не говорит, а просто кладет руку ей на плечо в формальном приветствии, и она находит такое прикосновение значимым, даже если это обычное проявление уважения к ее рангу.

— Спасибо, Прэней. — Кэрис не совсем уверена, за что благодарит отца Макса, но она осознанно называет его по имени, чтобы быть с ним на равных. Она садится, положив собаку на колени, и умолкает.

Семья Макса выложилась на все сто, и Кэрис спокойно думает о том, как бы это взбесило его.

Начинает играть музыка того стиля, над которым он бы посмеялся, и в зал входят его мать и Кент, лицо профессора Алины закрыто аккуратной черной вуалью. Кэрис закатывает глаза, увидев такой драматизм. Они проявляют всю эстетику горя, но нет никаких признаков того, что действительно скорбят.

Кент останавливается в проходе возле нее.

— Ух ты, крутая собака!

— Спасибо.

— Можно я сяду с тобой?

— Конечно.

Профессор Алина тянет его прочь:

— Пойдем, Кент, ты сидишь впереди, с семьей.

Эти слова прожгли Кэрис насквозь, и она отшатнулась, у нее внутри все пылает от такого неуважения, когда она смотрит на потертую хлопковую нить, обвязанную вокруг ее пальца. Семья. Мать Макса наклоняет голову в сторону Кэрис, и девушка настороженно кивает в ответ. Пока Кент, обернувшись, с тоской смотрит на Лайку, Кэрис украдкой продвигается вдоль скамьи, оказываясь прямо за мальчиком, и Лайка кладет лапу ему на спину. Он улыбается, и девушка отвечает ему улыбкой. Она отгоняет мысли о том, насколько он похож на Макса.

Кто-то проскальзывает по скамье, садясь рядом с ней, и она вяло улыбается, когда видит, что это Лю, глядящий на нее с любопытством.

— Ты пришел, — только и произносит она.

Он гладит Лайку по носу.

— Это твоя замещающая личность?

— В смысле?

— Заводить собаку характерно после такого. — У него доброжелательное выражение лица.

— Ох! — В определенный момент почувствовав, что ей нужно сказать что-то еще, она набирается духу и добавляет: — Даже не думала, насколько я банальна.

Он берет Кэрис за руку и сжимает ее, и в этом жесте она видит глубокие корни его печали; опустошенность от потери друга выгравирована в уголках его глаз и рта.

— Извини, — бормочет она. — Мне так жаль.

— За что ты извиняешься? Ты в этом не виновата.

— Я должна была его спасти…

Отец Макса бросает взгляд через плечо, и Лю осторожно заставляет ее умолкнуть.

— Давай не будем брать на себя вину, пока прозаическая семья находится в пределах слышимости. — Он протягивает ей платок, но ее глаза сухие, какими они были все время с тех пор, как она вернулась на Землю.

— Он спас меня, пожертвовав собой, — шепчет Кэрис, и наконец ей становится приятно говорить с кем-то, кто знал того Макса, которого знала она.

— Конечно, он так сделал. Ты ожидала, что он поступит как-то иначе? — Лю кладет пальцы Кэрис на переднюю лапу Лайки, чтобы упокоить девушку, и она, обхватив лапу, начинает ее гладить. — Вот и хорошо.

Прэней объявляет начало службы, и они замолкают. Кэрис с интересом слушает новые для себя истории про детство Макса. Голос его отца тусклый, но не бесстрастный, и она ощущает, что он, скорее всего, страдает больше всех остальных, хотя они настолько сплочены, что тяжело сказать наверняка.

— Нашему сыну вечно нужно было знать, как все работает, — говорит он. — Макс всегда задавался вопросом «Почему именно так?», а бывало, и ходил по краю, чтобы выяснить это. Помню, я взял его с собой на пляж, когда он был еще совсем маленьким. «Папа, почему я не могу кататься на велосипеде по этой части берега за забором?» — интересовался он снова и снова. И только после того, как я подробно объяснил ему, чем на самом деле является это место, мой сын поверил мне на слово и больше не пытался проехать на своем велосипеде со стабилизаторами в зону Североатлантического карантина.

Кэрис улыбается, услышав такую историю из жизни маленького Макса. Это первый момент церемонии, в котором она может видеть его. Движением пальцев его отец закрывает свои электронные записки.

— Последняя наша встреча с Максом прошла не очень хорошо, и я хотел бы, чтобы все было иначе.

Кэрис с возросшим любопытством наклоняется вперед.

— Но произошло то, что произошло, и теперь нам никуда от этого не деться. Он сделал свой выбор. Макс хотел бы, чтобы мы продолжали жить и не обижались на него за то, что случилось.

Она резко откинулась на спинку скамьи, пораженная словами Прэнея, пока тот возвращался на свое место. У него была возможность признать, что они могли повести себя с сыном иначе. Но они по-прежнему напоминают фарфоровых кукол, не принимая ответственности и не выказывая даже малейшего чувства вины, от чего Кэрис становится плохо.

Многоуважаемая профессор поднимается и начинает бесстрастно рассуждать о жизни ее сына. Речь женщины безупречна, профессор явно привыкла к публичным выступлениям, и Кэрис ненавидит ее за это.

— Воеводство лишилось важного члена общества, и я хотела бы поблагодарить работников ЕКАВ, которые пришли сегодня почтить его память.

Кэрис поднимает глаза — много людей из команды поддержки и административного штата, с которыми они познакомились во время учений, сидят в дальних рядах.

— Макс был талантливым юношей, находящимся в авангарде своей области. Он нашел собственное место в Европии и был вознагражден захватывающей возможностью.

Кэрис в недоумении смотрит на женщину, продолжающую говорить слова, слова, много слов о парне, которого, как ей начинает казаться, она совсем не знала.

Кент присоединяется к профессору, чтобы рассказать о «его Маке», хотя рамки детских воспоминаний досадно ограничены. Он запинается, немного посапывая, перед тем как сделать паузу.

— Мак сказал мне, что девушка была его лучшим другом.

Все в зале поднимают свои склоненные головы, а шокированная Кэрис улыбается, видя, как застыла стоящая перед ней мать Макса. Кэрис поднимает собачью лапу и слабо машет ей Кенту, который машет в ответ. Люди в зале смотрят на потрепанного вида девушку во втором ряду.

— Мак сказал мне, что самое главное — это твой лучший друг, — говорит мальчик, уже подросший с тех пор, как Кэрис впервые увидела его. — А он был моим лучшим другом.

По залу проносится ропот, эти слова затронули сердца людей, и профессор с окаменевшим лицом смотрит на Кэрис.

— Это как пустить лису в курятник, — бормочет Лю, впервые внимательно взглянув на Кэрис и отметив, насколько осунулось ее лицо и как углубились черты. — Когда ты в последний раз нормально ела?

Она пожимает плечами.

— Ну же, давай уйдем отсюда и отыщем местечко, где бы нам поесть.

— Мы сорвем церемонию.

— Он бы этого хотел. Ты видишь Макса хоть в чем-то здесь?

— Нет. Только в лице его младшего брата, стоящего напротив.

— Его тут нет, Кэрис. Тут нет ничего от Макса.

Она колеблется.

— Они в любом случае подходят к концу. Мы помянем его по-своему. Так, чтобы это было достойно его.

Она секунду ждет, перед тем как, соскользнув со скамьи, с опущенной головой и Лайкой в руках направиться к выходу в задней части зала. Пока она уходит, мужчина в задних рядах поднимает руку, пытаясь привлечь ее внимание, но она не хочет, чтобы кто-то обращался к ней, не сейчас и вообще никогда.

Не теперь, когда его больше нет.

Глава двадцатая

Благодаря очарованию Лю им удается сесть за столик в ресторане Ротации даже с собакой. Он волшебным образом выпросил у одной из официанток миску с какими-то объедками и поставил их на пол, где Лайка с жадностью все съел.

— Постарайся его кормить, — мягко говорит Лю, и Кэрис вспыхивает раздражением:

— Я могу позаботиться о своей собаке.

— Не уверен, что ты о себе можешь позаботиться, дорогая, только и всего. Даже если ты не голодна, собаке все равно нужно есть.

Она смотрит, как Лайка, измученный жаждой, пьет воду, и ее охватывает чувство вины.

— О господи! Мне нельзя никого доверять. Я убиваю все, что люблю.

— Ш-ш-ш, — говорит Лю, вкладывая меню ей в руки.

— Я для него как удавка.

— Лайка — собака-спасатель. Ему это нравится, и ты ему нужна.

— Я не могу… — Она смотрит невидящим взглядом в меню.

— Знаешь, — говорит Лю, — действительно тяжело мыслить логично и справляться с большими чувствами, когда ты ничего не ел. Ну же, заказывай.

Кэрис подчиняется и просит принести порцию спагетти. Она протягивает руку к сканеру чипов, для чего ей приходится засучить рукав потрепанной толстовки Макса и открыть запястье.

— Принесите ей еще чесночных гренок. — Кэрис пытается протестовать, но Лю отмахивается от ее возражений. — Углеводы помогают. Это наука. Теперь, — говорит он, — поделись со мной своим любимым воспоминанием о Максе. Знакомой тебе комичной ситуацией, которая характеризует этого прекрасного парня.

Она удивленно смотрит на него.

— Ты думала, я позволю тебе хандрить? — Он трясет головой. — С тем, что произошло там, наверху, покончено. Мы должны продвинуться вперед, почтив его память, а не убивать себя чувством вины и печалью за то, что могло бы случиться.

— Тебе легко говорить, — шепчет она.

— Это не то, чего он хотел бы. Ему хотелось бы, чтобы ты подвела под этим черту. И в какой-то момент напилась до мертвецкого состояния.

Кэрис кривится, но понимает.

— Поэтому расскажи мне о своем любимом воспоминании.

— Я не думала, что ты одобрял, — говорит она.

— Ваши отношения? Я не одобряю — или, скорее, не одобрял. Но тогда я не так давно покинул гнетущую культурную среду, поэтому знаю, как себя чувствуешь, когда идешь против социальных устоев.

Кэрис закрывает глаза.

— Расскажи мне о любимом воспоминании, связанном с Максом.

— Я не знаю, — говорит она, впервые думая о нем вот так, ее разум колеблется на грани проекции его образа, отказываясь полностью ступить в ту зону, где, возможно, придется столкнуться с этими эмоциями. — С ним связано так много вещей, так много историй.

— Вот моя. Расскажу тебе сокращенную версию. — Лю наливает себе воды и выкладывает приборы и приправы. — Мы познакомились, когда он помог мне с кое-какими кулинарными вопросами, как ты, наверное, знаешь. Такой красивый мальчик — какая потеря. Я ходил в супермаркет каждый день, но он не был очарован. Я уговорил его помочь мне научиться готовить — мне, меценату ресторанов Ротации номер один. — Лю поднимает стакан в тосте. — Он предложил давать мне уроки у себя на кухне, поскольку у меня ее не было. После этого я появлялся в его доме почти каждый вечер, и он впускал меня. Мы сидели и смотрели фильмы в дружелюбном молчании.

— Это твое основное воспоминание о Максе? — в замешательстве спрашивает она, когда Лю заканчивает свой короткий рассказ.

— Да. — Лю подвигает к ней стакан. — Потому что в этом был весь он. Макс не особо стремился подружиться со мной, он просто не препятствовал этому. А мне хотелось его дружбы, и он позволил моим чувствам воплотиться в жизнь.

Кэрис думает о том, насколько другим является ее общение с Максом в сравнении с опытом Лю. Правда, после того как они увиделись впервые, он тоже не искал ее, позволив своего рода случайной встрече свести их вместе. Но он хотел этого. И стоя перед Представителями… Впервые ли за время их знакомства она почувствовала, что Макс сам выбрал свой путь?

— Пожалуй, со мной он поступил так же, — говорит она, при этом думая наоборот.

— Чепуха, — презрительно усмехается Лю, разломив только что принесенные чесночные гренки и предложив ей половину. — С тобой он был другим, и вот почему ты была чем-то настоящим.

Она удивлена.

— Спасибо.

— Ешь, а потом расскажешь свою историю.

Кэрис грызет краешек маслянистого хлеба, ощущая, как сильный привкус чеснока бьет по ее лишенным чувствительности вкусовым рецепторам.

— Я на самом деле не знаю.

— Кэрис, черт возьми, расскажи мне хорошую историю про Макса.

— Ладно. — Она вытирает рот салфеткой. — Когда мы находились на борту «Лаерта» — нашего корабля, — нам иногда надо было убивать время. Макс отвечал за теплицу и геологический центр, но там происходили процессы и эксперименты, которые нужно было пережидать. Как-то раз он захотел узнать, откуда происходит название «Лаерт», и начал искать информацию в компьютере. Он был в полном восторге — счастлив, — узнав, что не только имя Лаерт взято из «Гамлета», но и название бортового компьютера, Озрик, — тоже. Макс думал, что разгадал скрытую шутку ЕКАВ. Он был невероятно рад. Затем нашел пьесу и сделал так, чтобы она полностью проецировалась по всему кораблю. Он настаивал, чтобы я читала ее вместе с ним, говорил, что мы лучшие, пока одни здесь, наверху. Какое-то время мне казалось, будто он пытается разузнать о других именах, взятых из Шекспира. Человек, никогда не читавший книги, решил, что мы должны разыграть одну из величайших пьес. Он помешался на этом. Макс начал учить речи Гамлета, как только выпадала свободная минутка. Это дошло до того, что я просыпалась, — рассказывает она, уже улыбаясь, — от его слов «быть или не быть» и засыпала, пока Макс репетировал свою реакцию при виде призрака. В наш последний день я управляла кораблем в ручном режиме, когда он принес мне ромашку из теплицы. Я пыталась сконцентрироваться, но Макс наклонился и засунул цветок мне в волосы. Он декламировал сцену между Гамлетом и Офелией, упрашивая меня поставить корабль на автопилот и зачитать ее с ним… — Она запнулась, вспоминая. — Но я подумала, что увидела, — думала, что вижу…

Лю взял ее за руку, мягко призывая продолжать.

— Прозвучал сигнал тревоги. Метеорит врезался в корпус «Лаерта», и кислород взорвался в кабине экипажа и реактивном двигателе. Мы схватили скафандры и побежали к воздушному шлюзу, направляясь наружу, чтобы залатать пробоину…

Все еще держа ее за руку, Лю второй рукой подкладывает ломтик чесночного гренока ей в тарелку.

— Там повсюду были микрометеориты. Мы пытались добраться до пробоины, когда нас самих задело… — Она продолжает с трудом: — Я так и не узнала, что именно Гамлет сказал Офелии. На Максе была красная футболка с нарисованным на ней космическим захватчиком, помятая, будто он только встал с постели, волосы всклокочены, и он гордо декламировал «Гамлета»…

— Я никогда не знал, что Макс поклонник театра, — доброжелательно говорит Лю. — Наверное, правду говорят, что космос меняет.

Кэрис смотрит вниз на Лайку, названного в честь космического мифа, настолько убедительного, что она принимает его как факт. Космос меняет. Она не осмеливается взглянуть на себя сквозь эту призму.

— Так что ты будешь делать дальше? — спрашивает Лю, когда им приносят основное блюдо.

Она пожимает плечами:

— ЕКАВ будет заботиться обо мне до конца жизни, после того, через что мы… я… прошла.

— Но тебе наверняка это быстро наскучит. Ты не можешь ничем не заниматься всю оставшуюся жизнь.

— Моя Ротация скоро заканчивается, — отвечает она. — Думаю, когда узнаю, куда нужно переезжать, решу, чем там заняться.

— Кэрис. Тебе надо взять себя в руки, — твердо говорит он. — Ты должна работать.

— Да?

— Ты одна из самых целеустремленных личностей, которых мне доводилось встречать. До раздражения такая. Тебе нужно вернуться к этому.

— Я вернусь, рано или поздно вернусь.

— Буду ждать отчетов о твоих успехах.

Кэрис удивленно смотрит на него. Она даже не могла представить, что он захочет поддерживать с ней связь.

— Серьезно?

— Да. Ты будешь писать мне, а я — тебе. Я могу быть твоим другом по переписке… Кэрис, что произошло? Что-то не так с этим словом? Кэрис? — Лю не ожидал, что после такой банальности ему придется отрывать Кэрис от ее тарелки со спагетти, чтобы вытереть потоки слез.

Они под предлогом прогулок с Лайкой встречаются еще несколько раз до ее переезда. Во время одной из последних встреч перед Ротацией Лю наконец удается рассмешить Кэрис.

— Ты тоже скоро переезжаешь? — спрашивает она.

— Да. В17. — Он корчит гримасу. — Не о чем написать домой. Да у меня фактически и нет дома, куда можно писать. В Поднебесной не осталось никого, кто мог бы получить эти письма.

— Грустно. — Она свистит Лайке, который неистовствует в разросшемся карликовом лимонном кустарнике.

— Как насчет тебя? Где твой дом?

— Прими во внимание, что «дом» и местоположение наших семей — совершенно разные понятия, — говорит она. — Мои мама с отцом живут на Воеводе 14. Брат — в бывших Соединенных Штатах, а сестра жарится на солнце. А дом, — продолжает она, — был в горах, где я провела полжизни.

— Так у Гэри из Уэльса есть дом. Ты на самом деле необыкновенная. Твоя семья была рядом во время всего этого?

— Да, — тихо отвечает она. — Мама приехала ко мне. Не думаю, будто она ожидала, что ей придется кормить меня из ложечки и расчесывать.

— Ребенок, вернувшийся в младенчество. Это мечта каждой матери, — говорит Лю. — Я бы не стал беспокоиться. Ты выглядишь намного лучше, напоминать скелет — это не твое.

— Я сутками ходила в этой толстовке, — говорит она. — Думала, мне приличествует быть изможденной и тощей.

— Нет.

Она внимательно смотрит на него:

— Лю, ты что… пользуешься подводкой?

Он тряхнул головой:

— Возможно.

— Это для меня? — неуверенно и немного обеспокоенно спрашивает она.

— Нет. Хотя ты и красивая, но никогда не была в моем вкусе. Даже в свой звездный час в наряде тибетского рассвета. На самом деле у меня сегодня выход в общество. — Он приглаживает волосы. — Хочешь пойти? — добавляет он, зная, что она не согласится.

— Да.

— Что?

— Я хотела бы пойти, если можно.

— Боже.

— Ну, спасибо. Теперь я знаю, что ты на самом деле не хотел, чтобы я пошла. — Она, вытянув поводок Лайки, цепляет его к ошейнику, и пес начинает бунтовать, натягивая поводок и желая пообщаться с другой собакой, вынюхивающей что-то неподалеку. Кэрис тянет Лайку назад, гладит его.

— Я хотел. Просто удивлен, что ты согласилась. — Она ничего не говорит, и он добавляет: — Конечно, тебе стоит пойти.

— Можно одолжить у тебя подводку?

— Да.

— Может, ты меня накрасишь, заплетешь мне волосы и все такое?

— Возможно.

Она улыбается:

— Звучит отлично. Куда мы идем?

Он колеблется, но только мгновение.

— В Дормер.

— Ладно. Будет неплохо выбраться куда-то, создать пару новых воспоминаний. Заберешь меня в восемь?

— Восемь, — усмехается он. — Пенсионерка. Я выдвигаюсь в одиннадцать — ты можешь прийти к десяти и собраться у меня. Захвати вина.

Они в клубе всего полчаса, и вдруг Кэрис поняла, что допустила ужасную ошибку. Это место было неизгладимо тронуто тенью Макса. Именно здесь она впервые разговаривала с Лю, в ночь, когда видела Макса, но он ее не заметил. «А теперь он, собственной персоной, величайший из ныне живущих астронавтов, все еще живой и не мертвый…» Почему после чьей-то смерти ты находишь отголосок этого человека в чем угодно, даже в глупой болтовне?

Она сидит на потрепанном мягком диване, осматриваясь. Швейцар впускает щебечущие стайки сексапильных девочек и пользующихся дурной репутацией, слишком крутых парней; Кэрис наблюдает за тем, как несовершеннолетние подростки заходят внутрь и дают друг другу пять. Компания, которую собрал Лю, до боли продвинутая, и каждый прилагает большие усилия, чтобы выглядеть мило и вовлечь ее в беседу. Но Кэрис несет на себе печать не относящегося к ним горя, и, хотя она старается, они постепенно отдаляются от нее. Она смотрит на бар, где впервые услышала, как Лю подогревает появление Макса. «Он настолько необычен, что с ним улетишь на Луну и обратно…» Несколько человек из компании направляются к переделанному в бар алтарю и ждут свой заказ, а Кэрис размышляет о том, почему Европия настолько одержима превращением старых зданий и оригинальных черт в фетиш. Возможно, одержимость американцев новостройками привела к тому, что Европа сплотилась и стала поклоняться старине. Вероятно, в увлеченности руинами было что-то антикорпоративное, к тому же современные стеклянные интерьеры вдыхали в них вторую жизнь, не скрывая изначальную конструкцию, а воспевая наследие. Единственной вероятной погрешностью, нарушающей эстетику, было то, что это выглядело слишком нарочито.

Молодые люди из компании у бара, смеясь, вернулись к диванам, держа в руках старые деревянные секции для пробирок, в которых торчали стеклянные пипетки. Когда девушка в слишком больших очках протянула ей одну, Кэрис взяла ее и, немного поколебавшись, капнула липкую жидкость себе на роговицу глаза. Через пару секунд воздействие препарата распространилось по их телам, и все начали смеяться, а Кэрис заметила, что посетители клуба полны веселья, удивленная тем, как же раньше она упустила эту деталь из виду.

— Для тебя это лучше, чем пить, — кричит Лю ей на ухо, обнимая ее, и она отвечает на объятия.

— Как оно действует?

— Моментально возбуждает нервную систему, — кричит он. — Полностью безопасно. А сейчас — танцуем.

Он берет ее за руку, и она следует за ним, и вдруг они, пошатываясь и покачиваясь, взлетают по пролету стеклянных ступенек к танцплощадке, и из ее груди вырывается хихиканье, будто его вырвали из-под ребер. Перед тем как ворваться на танцпол, проехавшись на коленях, Лю кричит, заставляя всех посмотреть в его сторону; разноцветные кубики загораются под ним, будто исполняя глиссандо[29], по мере того как он скользит по полу. Толпа приветствует его одобрительными возгласами и аплодисментами, когда Лю торжественно вскидывает руки, разворачиваясь на коленях в ту сторону, откуда пришел. Он приглашает остальную часть их компании, и все с ликованием бегут к нему. Они начинают танцевать, и Кэрис завороженно смотрит на пол под ногами, поворачивается в разные стороны, наступая на разноцветные кубики.

Другая девушка — Мейси? Марси? — протягивает ей еще одну пипетку, и Кэрис послушно закидывает голову назад, позволив незнакомке закапать в ее глаза новую дозу жидкости. Она часто моргает, поэтому пара капель скатывается по ее ресницам, рисуя тушью полоску на щеке, как у мима. В темном трико ее подтянутая, тощая фигура в темноте выглядит зловеще.

Сердце Кэрис начинает выпрыгивать из груди, когда вторая доза вступает в реакцию с ее нервной системой, и она неистово танцует, резко дергая руками и ногами, что заставляет компанию, танцующую рядом, со смехом отойти в сторону.

— Человек настолько необычайный, что с ним улетишь на Луну и обратно, — повторяет она снова и снова.

Кэрис двигается, врезается в кого-то, отрывается, танцует, прежде чем осознает, что спотыкается раз за разом, каждый неверный шаг подсвечивает стеклянный пол у нее под ногами. Она оглядывается, ища знакомое лицо, но Лю увлеченно танцует с красивым испанцем в другом конце зала, и Кэрис падает, ее сердце почти выпрыгивает из груди, когда она видит лицо… Лицо.

— Что? — Мейси, или Марси, наклоняется к ней.

— Ты заметила это лицо?

— Лицо?

— Этого мужчину!

— Какого мужчину?

— Вон там. — Кэрис указывает в ту сторону, где она видела незнакомца, но ее ладонь дрожит, и Мейси, или Марси, протягивает руку, чтобы успокоить девушку. — Он пялился на меня.

— Наверное, потому что ты великолепна, — говорит она, потянув Кэрис обратно к танцполу, но та высвобождается.

— Нет. Это не…

— Ты великолепна, — повторяет незнакомка.

— Нет… Этот мужчина…

Потеряв к ней интерес, Мейси, или Марси, развернувшись, присоединяется к девушке с огромными очками, а Кэрис ползет к лестнице, высматривая того человека, который так задумчиво на нее глядел, что ей стало стыдно за свое состояние. Его нигде не видно.

Глава двадцать первая

Кэрис переезжает по Ротации на Воеводу 18, в этот раз практически без суеты, которую она устраивала во время предыдущих переводов: без слез и объятий с друзьями, троюродными родственниками или соседями, без обещаний оставаться на связи, навещать и т. п. Девушка просто собирает сумки и летит на реактивном самолете вертикального взлета в северные пределы Европии, спрятав Лайку от холода в своем новом полушубке.

Она выходит из гибрида и вдыхает ледяной воздух, от каждого вздоха на слизистой ее горла и легких образуются льдинки. Здесь чертовски холодно. Ей лучше выучить пару местных ругательств. Она приезжает в свою новую квартиру, просторное белое пространство внутри полуразрушенной бывшей фабрики, с рамками для чипов на всю стену, которые она сразу оставляет пустыми. Свое плетеное кресло Кэрис отправила на север, и, когда его привезут, она поставит его напротив камина в центре гостиной.

Каждое утро Кэрис выгуливает Лайку, а каждую ночь кормит его яичницей с подобием подливки. Насытившись, пес вытягивается рядом с ней возле камина. Он сильно поправился, и его впалые бока округлились, но после ужина собака становится еще круглее. Кэрис уже не пытается готовить сама, она охотно заказывает еду из ресторанов Ротации — в частности из тех, где есть доставка.

Кэрис впервые переехала куда-то, не выучив местного языка. Она прибыла, когда уже стемнело, и с сожалением поняла, что не подумала об этом раньше, что ей стоит запланировать пару занятий, чтобы наверстать упущенное. С запозданием девушка приходит в восторг от одинакового происхождения скандинавских языков, понимая, что с легкостью может выучить все три, а потом, возможно, и романо-германские. Она вспоминает плакат в языковой лаборатории на прошлом Воеводе: «Выучив пять языков, ты сможешь говорить с 78 % населения Земли».

Она часами сидит в языковой лаборатории, единственном для нее реальном прибежище помимо квартиры. Как и в большинстве мест в Воеводстве, в лаборатории готовят пережаренный кофе, который каждый мог бы без проблем делать дома, если бы не та самая молочная пенка. Кэрис решает, что именно это является секретом национальной одержимости данным напитком, к которому относятся как к топливу, вызывающему привыкание и дающему энергию обществу. Каждый день она платит кому-то пару монет, чтобы ей взбили молоко. Ожидая, с огорчением замечает, что для бумажных стаканчиков требуется отдельный кусок гофрированного картона, который надевают посередине, и как бы невзначай пишет предложение на Майндшер о цельных стаканах. Через несколько месяцев Кэрис радуется тому, что оно принято и распространяется по Воеводе.

Однажды вечером, выйдя из лаборатории раньше обычного, она замечает мужчину на другой стороне дороги и, пораженная, останавливается. Кэрис уверена, что это он сидел возле двери на поминках, пытаясь привлечь ее внимание тогда, когда это невозможно было сделать, и теперь думает, что он может быть именно тем, кого она видела, когда упала в ту ночь в Дормере, мужчиной, черты лица которого освещали мигающие цветные кубы на полу. Но теперь она видит, что не знакома с ним. Она с разочарованием понимает: в глубине души ей хотелось бы, чтобы это был… Что ж. Не важно.

Мужчина нерешительно идет к ней, и Кэрис рефлекторно напрягается оттого, что не хочет, чтобы ее узнали. Она надеялась, что к этому времени все прекратится. Он медлит, явно что-то обдумывая, затем продолжает приближаться к ней. Мужчина высокий и худой, как дерево, гнущееся от ветра. Он начинает говорить, и его голос намного решительнее, чем она ожидала от кого-то настолько… гибкого.

— Извините, вы Кэрис Фокс?

Она вздрогнула, услышав эту фамилию.

— Откуда вы?

— Это вы, не правда ли?

— Никто меня так не называет. — Теперь Кэрис настораживается. — Откуда вы знаете?

— Прошу прощения, у меня не было намерения обидеть вас. Просто хотелось обратиться к вам по вашему последнему известному имени. — Он отбрасывает свои белокурые волосы на бок. — Я работаю в ЕКАВ.

— Конечно, извините. — Она протягивает руку. — Вы, наверное, один из множества людей, которым я обязана своей жизнью.

Он улыбается:

— Нет, что вы.

— Или тот, с кем у меня, возможно, будет серьезный разговор о протоколах безопасности.

— Я имел в виду, что хотел назвать вас… — она уже собирается снова перебить его, поэтому он тараторит продолжение фразы: — последним именем, под которым я вас знал.

Она замолкает.

— Мы встречались раньше?

— Не совсем. Не хотите выпить кофе?

— Извините, я… — Она виновато показывает жестом в сторону дома.

— Кэрис, меня зовут Ричард — Рик. Я занимался системами связи на «Лаерте» для вас… и для Макса.

Она быстро моргает, услышав имя.

— Связью?

— Я общался с вами через пульт управления, Кэрис. Озрик.

— Что, простите?

— Меня зовут Озрик, Кэрис. С вами все в порядке? — Его обеспокоенное лицо нависает над ней, и он берет ее под руку, поддерживая. — Мне не хотелось шокировать вас.

Она удивленно моргает, эффект от его слов снова накрывает ее:

— Озрик? Компьютер?

— Я должен был пойти на попятную и сказать, что меня зовут Рик, не больше, — говорит он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Я должен был начать издалека.

— Озрик?

— Позвольте мне помочь вам. — Мужчина делает шаг, но Кэрис остается на месте. Он отпускает ее руку.

— Серьезно, какого черта? — Она смотрит на него, ее взгляд выражает удивление и злость одновременно, а он глядит на нее с раскаянием. — Ты не компьютер.

— Нет.

— Не искусственный интеллект.

Он оглядывается по сторонам.

— Мы можем зайти куда-нибудь поговорить?

Свет исчезает, быстро приближается темнота, а с ней и ледяные сталактиты в ветре Воеводы. Несколько человек спешат, опустив головы, в тепло своих домов, и, когда темнеет, улицы становятся пустынными.

— В лабораторию?

Она кивает:

— Хорошо. — Пока они идут обратно к языковой лаборатории, Кэрис добавляет: — Но я в замешательстве.

— Извините за это, Кэрис.

— Ах, — произносит она, услышав знакомую интонацию, — вот оно. — Она садится в старое кожаное кресло, отмахиваясь от предложенного им кофе. — Почему в лабораториях всегда есть кофейни?

— Воеводство много лет назад постановило, что фрилансеры, работающие в облачных сервисах, наиболее уютно чувствуют себя в кофейнях, — отвечает он, и Кэрис закатывает глаза.

Он идет к прилавку, заказывает кофе и ее любимый прохладительный напиток, возвращается с ним, и она смотрит на него с любопытством.

— Откуда ты знал?

Он пожимает плечами:

— На корабле я знал много тонкостей о том, что вы любите, а что нет, что вызывает у вас аллергию и каковы ваши вкусовые предпочтения.

Она краснеет, а затем приходит в ярость:

— Ты мог все слышать, да?

— Нет, — быстро отвечает он. — Это не так работает. Дай мне объяснить, пожалуйста.

Внезапно Кэрис начинает опасаться этого незнакомца, рассказывающего о ее предпочтениях и антипатиях.

— Лучше начни сначала, потому что я чувствую, будто меня ударили прямо в лицо. И под началом я подразумеваю то, что Озрик на самом деле не существует или, во всяком случае, не обладает искусственным интеллектом.

Рик, сделав большой глоток кофе, берет кружку обеими руками, глядя на Кэрис.

— Я не должен об этом рассказывать, — говорит он. — ЕКАВ — чрезвычайно секретная организация. Я хотел встретиться с тобой… хотел, чтобы ты знала: ты не одна, есть еще кто-то, кто по собственному опыту понимает, что ты пережила. Я очень, очень сожалею о случившемся там, наверху, Кэрис.

— Спасибо. ЕКАВ секретная?

— Надеюсь, ты не против, что я вышел из тени. Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Хорошо, — говорит он, устраиваясь удобнее в своем кресле. — Мне не хотелось возлагать на тебя слишком много. — Она вздыхает, и он поспешно объясняет: — Уверен, тебе известно, что космическая гонка всегда задавалась теми, кто делал что-то первым. Теми, кто мог запустить ракету в космос, отправить человека на Луну, планетоход — на Марс. В стратегическом плане выигрывает та нация, которая является пионером. Согласна?

Кэрис утвердительно кивает.

— Когда началось взаимное уничтожение Соединенных Штатов и Ближнего Востока, стало ясно, что каждая нация в мире искала способ автоматизировать войну. Ведение боевых действий с помощью дронов превратилось в обычное явление. Искусственный интеллект, очевидно, должен был стать следующим шагом эволюции. Придя от удаленного детонирования бомбы, которую несет дрон, к тому, чтобы машина, точно так же, как человеческие существа, вместо нас решала, когда ее детонировать, мы бы полностью освободили себя от военных действий. Более того: первая страна, которая показала бы практическое использование искусственного интеллекта, дала бы однозначный сигнал всем государствам мира.

— Как с атомной бомбой, — медленно произносит Кэрис.

— Да. Сброс атомной бомбы продемонстрировал ужасающее технологическое превосходство, но нам все еще надо было запускать ее. После этого не осталось пути назад.

Кэрис наклоняется к Рику:

— Так искусственный интеллект…

— Когда Европейский союз сомкнул ряды, чтобы защититься от катаклизма, происходящего на других континентах, Европа приняла важное решение не становиться агрессором.

— Ты говоришь о временах Кента. — Она заставляет себя не обращать внимания на имя младшего брата Макса и сосредотачивается на его тезке — политике, выступавшем за мир вместо войны.

— Совершенно верно, — соглашается Рик, явно довольный. — Мы не пытались бы умиротворить Соединенные Штаты и не воевали бы с ними. Важный выбор. — Он делает паузу, чтобы глотнуть кофе, и Кэрис пьет из стакана мутный яблочный сок, наслаждаясь вкусом.

— Ты следил за мной? — спрашивает она, играя трубочкой в стакане.

— Да. Но не в плохом смысле. Я действительно хотел объяснить и помочь, если бы мог. Но тебя тяжело выследить.

— Я почти не выхожу из дома.

— Понимаю. Однако твоя склонность к развитию языковых навыков подтолкнула меня к мысли, что рано или поздно ты можешь появиться в лаборатории на новом Воеводе.

— Это на самом деле жутко, — говорит Кэрис.

— Правда? Прости. Я думал, это логично.

— Ох, — вздыхает она. — Ты действительно Озрик. Расскажи мне больше про искусственный интеллект.

Он кивает.

— Враждующие материки ошибочно приняли нашу неагрессивную позицию за то, что мы прогнулись, — атака была единственной формой защиты, которой восхищались в современной войне. Они положили глаз на наши территории, и мы были вынуждены действовать. Но большинство стран Европейского союза были решительно против нашего вступления в войну, и мы знали, что никогда не сможем координировать атаку с несколькими отдельными государствами. Так что вместо этого… простым и безобидным образом показали наше технологическое преимущество.

— С помощью космической гонки? — спрашивает Кэрис.

— Да. Мы представили искусственный интеллект в наших текущих миссиях, без особого шума, но с освещением в ключевых СМИ. Космонавты на орбите начали переписываться со своими компьютерами, которые отвечали за связь и выполняли основные функции на борту шаттлов.

Кэрис откидывается на спинку кресла, и он смотрит на нее.

— Но это была фикция, — произносит она.

— Так должно было быть. И это сработало. Наши потенциальные враги отвернулись в поиске более слабых целей, после мировой войны Европа стала Европией и были введены в действие ранние стадии Воеводства.

— Как это может оставаться фикцией, когда большинство информации в Воеводстве находится в открытом доступе? Как им удалось подделать искусственный интеллект?

— Данные ограждены системой. Мы не могли просто передать их нашим конкурентам. Все, что дает Европии стратегическое преимущество, защищено.

— Но если у нас «был искусственный интеллект» со времен создания Воеводства, — говорит Кэрис, обдумывая свои слова, — почему мы до сих пор не смогли создать его на самом деле?

— Что тут скажешь. Это действительно трудно.

Она выжидающе смотрит на него.

— И все?

— Я был бесстрастным.

— Бесстрастный Озрик — уму непостижимо. — Он улыбается, но она выглядит непреклонной. — Я все еще злюсь.

— Знаю. Извини. — Его руки скрещены на коленях, светлые волосы аккуратно зачесаны на одну сторону — хотя одна прядь спереди восстает и спадает на другую.

Кэрис смотрит на его длинные ноги в джинсах, аккуратно застегнутую на все пуговицы рубашку, бородку, в которой проблескивают светлые волоски. Достаточно привлекательный, однако Ричард Озрик, Рик, больше похож на того, кого можно описать как педантичного и вдумчивого.

— Тогда расскажи мне, — говорит она, — почему, по крайней мере, мы не могли знать? Почему они позволили нам доверить свои жизни там, наверху, чему-то столь неубедительному?

— Возможно, ради пиара? Я не знаю. Они не могли рисковать тем, что кто-то, к кому приковано так много общественного внимания, допустит оплошность. Кажется, они называют это правдоподобным отрицанием. Ты не можешь подтвердить или отрицать то, о чем не знаешь. — Он вытирает руки салфеткой.

«Аккуратный», — заключает она.

— Так ты проделал весь этот путь до В18, чтобы сказать мне, что присутствовал в тот момент, когда мы умирали?

Он вздрагивает.

— Я пытался помочь вам, Кэрис. Я действительно пытался.

— Да? — Она силится вспомнить происходящее в поле астероидов, когда они выпадали из диапазона. «Не теряйте времени. Что вам нужно спросить?»

— Если бы я мог сделать что-то еще, то сделал бы. Если бы существовало что-то, что спасло бы вас, если бы я об этом сказал… Но вы были гениальны. Вы попробовали все хотя бы отчасти возможное и даже неосуществимое.

Какое-то время они просто сидят молча, вспоминая про ее баловство с черным кислородом.

— Было обидно, что ничего не сработало.

— Это ты мне говоришь. — Она уставилась на стол, осадок яблочной мякоти налип по бокам ее стакана.

— Я все испробовал, когда вы исчезли из диапазона. На самом деле… — Его голос затихает, и она поднимает на него глаза.

— Что?

— Я испробовал все возможное, — заканчивает он, и она опять опускает глаза.

В другом конце комнаты бариста начинает чистить кофе-машины, готовясь к закрытию, и свист пара из насадок заполняет комнату неприятно громким шумом и запахом пастеризованного молока.

— Мне нужно идти, — говорит она, взяв сумку. — Меня ждет моя собака.

— Верно, — сбивчиво произносит он. — Та, с которой ты была на поминальной церемонии?

— Лайка. Собака-спасатель, — говорит она. — Ты здесь надолго?

— Да. Я могу работать откуда угодно.

Кэрис удивлена:

— Я представляла тебя закрытым в бункере в строгой изоляции.

— Нет, у нас гибкий график. У меня есть основной корабль, а кроме того, я слежу за связью на трех или четырех других миссиях в любое свободное время.

— А если они все одновременно о чем-то спрашивают?

— Ты немедленно отмечаешь это, чтобы перехватила одна из команд поддержки. Задержка незаметна.

— Почему ты мне рассказываешь это?

— Ты заслужила знать, — говорит Рик.

— Я была твоим основным… — спрашивает она, и он утвердительно кивает головой. — Я когда-нибудь общалась с другими Озриками?

— Нет, — говорит Рик, улыбаясь. — Вы были не очень требовательны, и я всегда мог справиться с объемом ваших вопросов. Макс задавал их больше, особенно по ночам.

— Да?

— Мы много общались — я начал считать его другом.

— Я об этом не знала. — Она наклоняется, чтобы собрать свои вещи. — Мы еще увидимся?

— Это зависит от тебя, — говорит он.

— Что ты имеешь в виду? — Она перестает рыться в вещах.

— Европия не обязывает меня переезжать, потому что формально меня не существует.

— Тебе не нужно переезжать, потому что ты в ЕКАВ? — Кэрис поражена. — Вот в этом и есть ирония.

Рик с извиняющимся видом пожимает плечами.

— Если бы я только присоединилась к другой части программы…

«И Макс», — думает она, но не произносит этого вслух. Если бы им не нужно было переезжать, не было бы отношений на расстоянии в отдаленных Воеводах, они не попросили бы отмены…

— Я бы с радостью пообщался еще, — говорит Рик, — если ты свободна. Есть кое-что, о чем мне хотелось бы поговорить с тобой.

Она смотрит на дверь, неуверенная. Он знает ее, но не по-настоящему.

— Кэрис, — произносит он мягким тоном. — Тебе не нужен друг?

Через секунду, а потом еще несколько она отрывает взгляд от двери.

— Наверное, нужен. — Девушка протягивает руку для рукопожатия. — Ричард. Рик. Познакомиться с тобой было сбивающим с толку сюрпризом.

— Я тоже рад нашему знакомству, Кэрис Фокс.

Когда они выходят, он придерживает для Кэрис дверь, и она мягко закрывается за ними.

Глава двадцать вторая

Кэрис и Рик сидят на темных камнях. Перед ними открывается вид на выдолбленный ледниками узкий пролив, имеющий отвесные берега. Лайка без особого энтузиазма гоняется за вороной, как иногда делают собаки, зная, что им не поймать свою добычу,

но надеясь на вознаграждение хозяина за проявленные усилия.

— Так значит, — говорит Кэрис, — Озрик. То есть названный не в честь «Гамлета».

— И да и нет, — отвечает Рик. — Это действительно имя персонажа из «Гамлета», как и название корабля, но это также «ОС Рик». Наверное, удачное совпадение. — Он пожимает плечами. — Мир привык использовать «ОС» вместо «операционная система», поэтому аббревиатура стала подходящим названием для искусственного интеллекта.

Кэрис начинает смеяться:

— Если бы я была специалистом по коммуникациям, мой бортовой компьютер назывался бы Оскар?

— Да. А название твоего корабля, вероятнее всего, было бы данью Оскару Уайльду либо кому-то типа него.

Он бросает камень во фьорд[30], и Лайка бежит за ним, устремляясь к воде, и резко тормозит у обрыва. Бедный пес в ужасе.

— Извини, Лайка, — тихо произносит Рик.

— Не стоит его дразнить.

Так они гуляли каждый день на протяжении последних нескольких недель; Кэрис перестала спрашивать Рика о том, когда он может отправиться обратно в местный штаб ЕКАВ или в центральный Воеводу. Похоже, ему некуда было возвращаться или он не испытывал такого желания, и, честно говоря, Кэрис радовало его общество. Оно ей показалось необычайно легким, несмотря на то что Рик относился к числу педантичных и вдумчивых людей. Когда они впервые встретились, она приняла эти черты за кротость, но он проявлял на редкость большое упрямство в их долгих спорах об идеологии и Воеводстве, хотя при этом был очень вежлив.

— Кэрис, я хотел бы обсудить с тобой одну идею. — Она поднимает брови, но ничего не говорит, поэтому он осторожно продолжает: — Извини, что поднимаю эту тему, но… Ты единственный пилот, которому удалось пройти сквозь поле астероидов и попасть на другую сторону.

Кэрис молчит.

— Я знаю, что у тебя вышло. Ты тоже знаешь. При других обстоятельствах гордилась бы своим достижением — ты прославилась бы на все Воеводство. Возможно, даже на весь мир. Но им об этом ничего не известно из-за хаоса произошедшего и последствий.

Она по-прежнему молчит.

— И ты не сказала им — я понимаю почему. Однако, учитывая, что «Лаерт» полностью потерян, ты единственная, кто знает, как и где. Твой опыт первопроходца бесценен — на самом деле, он жизненно важен. Я знаю, что ты не хочешь вспоминать, — продолжает Рик, — однако если бы я мог тебе помочь…

— Ох, — произносит она мрачным тоном.

— Я бы ничего не спрашивал…

— Но я единственный человек, который может рассказать, как покинуть эту планету.

— Что-то вроде того, — говорит он. — Да.

Они пристально смотрят на воду.

— Как я понимаю, ты не сможешь сам сделать это, если я расшифрую некоторые записи отчетов либо вспомню маневры или нечто такое? — спрашивает она.

— Записи отчетов ЕКАВ просто показывают огромный поток параметров. Одна лишь ты в мире знаешь, как все было, — извиняющимся тоном говорит он, и Кэрис вздыхает. — Подумай об этом. Я помогу всем, чем возможно.

Ее мать, периодически приезжающая в гости, присоединяется к ним во время одной из прогулок с Лайкой к фьорду. Она ежится от колючего ветра в своей пуховой куртке с меховым капюшоном.

В один из сумрачных зимних дней, окрашенных в такой же серый цвет, как и скалы над обрывом, Гвен и Рик спорят о новых действиях Воеводы в бывших Соединенных Штатах. Кэрис молчит, зная, что малейшая перемена направления разговора может привести его к больной теме.

— Со всем уважением, Гвен.

— Знаешь, Ричард, люди, которые начинают ответную реплику с фразы «со всем уважением», как правило, не подразумевают никакого уважения.

Он краснеет:

— Извините.

— Начни заново. — Слегка очарованная, она управляет им таким образом, а Рик позволяет ей это делать.

— Гвен, — говорит он, — наверняка Европия, Китай и Африка обязаны вмешаться и помочь народам, которые страдают от войны. Ведь так?

— Да, — соглашается она, — если бы мы только помогали. Но ты не можешь доверять мотивам ни одной нации, считающей себя лучше той, которой она навязывает свою помощь.

— У нас самая сильная позиция для того, чтобы оказывать помощь. Это гуманный отклик. — Рик бросает Лайке палку через скалистый берег вокруг ледника, и собака поспешно убегает, царапая когтями камни. — Возможно, вы так это воспринимаете, потому что создали семью за пределами утопии…

— Даже не смей, господин Империализм. Мне не нужно быть частью какого-то клуба, чтобы анализировать его ценности, спасибо большое.

— Удар ниже пояса, — говорит Рик, виновато подняв руки, в то время как Лайка возвращается назад с добычей в зубах. — Извините.

— Вне зависимости от того, где воспитывались мои дети, мой сын сейчас там, помогает.

— Конечно, — говорит Рик. — Возможно, это мы здесь втроем находимся немного вне системы.

Гвен фыркает:

— У нас может не остаться системы, если примут все отмены правил.

— Отмены? — спрашивает Кэрис, впервые вступив в разговор. — Какие отмены?

Гвен и Рик переглядываются.

— Несколько жителей ставят под сомнение некоторые правила. Не о чем беспокоиться, — успокаивающим тоном говорит Гвен.

— Нет поводов для тревоги, — повторяет за ней Рик.

Он встречается взглядом с Кэрис и подмигивает девушке, незаметный жест, который заставляет ее улыбнуться. Она наклоняется, чтобы потрепать Лайку, вытягивая палку у него из пасти.

— Ты выглядишь счастливее. — Мать Кэрис моет посуду, гремя кастрюлями и тарелками в раковине, заполненной мыльной водой.

— Счастливее? — спрашивает Кэрис немного приглушенным голосом.

— Не настолько эмоционально разрушенной. — Гвен ставит две мелкие тарелки в сушку. — Чуть более довольной.

— Довольной.

Ее мать, оторвавшись от своего занятия, смотрит на Кэрис:

— Ты собираешься повторять за мной весь день.

— День.

Гвен снисходительно улыбается:

— Хорошо.

— Хорошо. — Кэрис прекращает повторять и начинает смеяться. — Извини, последний раз вышло случайно. Я задумалась.

Гвен присаживается на кухонный стул, пододвигая к Кэрис кружку чая с лимоном.

— Серьезно, ты кажешься намного счастливее. Я этому рада. Ты должна наладить свою жизнь.

— Заняться жизнью, — размышляет Кэрис, — или заняться умиранием.

— Ну довольно. Ты опять начала работать?

Кэрис неохотно приняла это решение, но утвердительно кивает:

— Вроде того. Они меня попросили.

— Через Рика? И чем он просит тебя заниматься?

В том-то и было все дело. Работать над программой, основанной на ее уникальном опыте, в то время как она знает, что еще не готова. Быстро отгородиться от этого периода стало самым простым способом двигаться дальше.

— Пишу тренировочные программы, составляю карты.

Гвен кивает.

— Как по-твоему, ты когда-нибудь сможешь еще раз полететь туда?

— Куда, в космос? Я так не думаю.

— По крайней мере, ты вносишь свой вклад здесь. — Гвен хлопает кухонным полотенцем по столу и улыбается дочери. — Вот что имеет значение. По-видимому, нам всем нужно внести свою лепту.

Дни становятся холоднее, температура опускается все ниже, они даже не думали, что может быть так холодно. В один из наиболее морозных дней, когда небо потемнело уже в два часа, Рик с Лайкой исследуют образования скал, и Кэрис, идущая сзади, вдруг тихо говорит:

— Я это сделаю. Я напишу симуляцию полета через поле астероидов.

Рик поворачивается к ней, руками он треплет лохматую морду Лайки.

— Отлично.

— Думаешь, мне дадут стенограмму миссии?

— Да — это открытая информация.

— Что? — с удивлением переспрашивает Кэрис.

— В случае катастрофы в космосе… — Они смотрят туда, где Лайка пытается вырыть кусок сланца, который практически невозможно сдвинуть с места. — Боюсь, гибель Макса сделала это открытым для ЕКАВ.

— Ох.

Он оттягивает Лайку от сланца и бросает ему камень, собака срывается с места.

— Что заставило тебя решиться?

— Мама сказала что-то о том, что каждый должен внести свою лепту. — Кэрис смотрит на водопад вдали, белый бурлящий поток изящными прядями спадает в заледеневшую воду внизу. Через мгновение она добавляет: — Я создам основу для симуляции. Но мне не удается полностью вспомнить все отдельные маневры.

— С этим я помогу.

Кэрис издает невнятный звук.

— Хочешь поговорить об этом?

Она носком пинает грязь со скалы.

— Не особо.

— Ладно. Пробежимся до водопада?

Он начинает бежать трусцой, и Кэрис, не в силах сдержать смех, смотрит на его неуклюжий фальстарт и бежит за ним, грязь трескается под их ногами там, где она замерзла.

— Мне уже пора, — сказала Гвен во время своего очередного визита, когда в один прекрасный день они с Кэрис сидели перед камином.

— Ты уже собираешься домой? — спрашивает у нее дочь.

— Пора, — повторяет Гвен. — Ты должна подумать о том, чтобы осесть.

Кэрис делает страдальческое лицо:

— В соответствии с рекомендациями, мне следует еще подождать.

— Забудь о рекомендациях. Меня они никогда особо не заботили. У тебя подходящий возраст, что бы они ни говорили.

— Мне, конечно, вначале нужно кого-то встретить.

Мать Кэрис поднимает бровь:

— Что?

— О, ничего. Я живу в глуши. Кроме того…

— Да?

— Нет никого, кто бы — я имею в виду, что не могу из-за…

— Из-за Макса.

Кэрис подбросило от такой прямоты. Большинство людей до сих пор тактично обходят его имя.

— Пожалуйста, не говори о нем.

— Почему нет? — спрашивает Гвен. — Он сыграл большую роль в твоей жизни. В том, чтобы произносить его имя, нет ничего неуважительного.

— Мам, я не могу.

— Мне понятно, почему вы попросили об изменении правила, Кэрис. Я знаю, каково любить кого-то больше, чем допустимо. В моем случае это были дети. Я не могла отпустить вас.

Кэрис молчит, не желая продолжать разговор.

— Тебе стоило обсудить со мной свое решение попросить об отмене.

— Он слегка застал меня этим врасплох, — говорит Кэрис. — На это не было времени.

Гвен взвешивает новую информацию.

— Просьба отменить правило была не твоим выбором?

«Я пытался жить без нее, но это не сработало. Поэтому мы собираемся продолжать наши отношения». Кэрис делает попытки избавиться от воспоминания.

— Не совсем. В смысле, я бы, наверное… — Она умолкает, не в силах так много говорить о…

— Говори о нем, Кэрис. Ты все еще любишь Макса.

— Конечно люблю.

— Понятное дело. Макс был твоей первой любовью.

— Макс и является моей первой любовью, — мягко поправляет ее Кэрис, — и я не думаю, что это когда-нибудь пройдет.

— Пройдет.

Кэрис возмущена:

— Я так не думаю.

— У тебя есть право иметь партнера и семью и быть любимой в настоящем. — Гвен встает и целует дочь в голову, а затем выходит из комнаты, обронив: — Не становись заложницей прошлого.

Кэрис начинает с заготовок. Симуляция достаточно сложная, и у нее уходит больше времени, чем предполагают жесткие рамки основных маневров, потому что, когда она их вспоминает, в памяти всплывают обрывки разговоров и крупицы времени, от которых больно, как от порезов бумагой, вначале незаметных, но затем долго не заживающих. Рик, как и обещал, помогает, работая с журналами отчетов, находя те дни, которые нужны ей, однако иногда он задает слишком много вопросов, поэтому Кэрис хочется убежать вместе с Лайкой и спрятаться.

— Анна? — переспрашивает он.

Она отрицательно качает головой. Нет. Незваное имя ворвалось в ее голову, и рот открывается в удивленном ох, пока Рик смотрит на нее, — она не хотела произносить это вслух.

— Извини, — говорит Кэрис. — Я не знаю, о чем думаю.

— Не волнуйся. Ты отлично справляешься.

— По-моему, я не смогла бы сделать это одна, — говорит она, благодарная за его дружескую поддержку, даже если иногда он слишком любознателен.

Рик неловко переступает с ноги на ногу, и в ней растет страх.

— Что такое?

— Мне нужно на несколько месяцев вернуться обратно на континент, — говорит он. — Намечается большой запуск в космическом агентстве.

— О! — срывается с ее уст восклицание.

— Я приеду весной.

— Верно.

— Я должен идти, — говорит он. — Извини.

— Все в порядке.

— Посмотри на меня, — просит Рик и поднимает ее подбородок.

Кэрис вздрагивает от его прикосновения.

— Мне нужно уехать, но я не хочу.

— Почему?

— Потому что я волнуюсь за Лайку: он будет тосковать по мне, — говорит Рик с тенью смущения, неохотно отстранив руку от ее лица.

— С ним все будет в порядке, — отвечает она. — Вкус-няшки помогут отвлечь его. Хотя не знаю, что будет делать моя мама после твоего отъезда.

— А ты? Продолжишь составлять план полета? Гулять каждый день?

Она кивает.

— И сообщишь мне, если заметишь какой-то проблеск?

— Да.

— Ты будешь поливать мой подснежник, когда его привезут?

Она улыбается:

— Ты весьма неуместно веришь в то, что мои пальцы предназначены для того, чтобы копаться в земле.

— Когда я вернусь, у тебя точно будет легкая рука. Возможно, весна для всех нас станет новым началом.

От его слов сердце девушки наполняется чувством вины, норовящим выплеснуться наружу и в четыре раза усилить зимний холод на Воеводе 18.

Кэрис продолжает воспроизводить основу карты пояса астероидов, работая с отчетами миссии, которые удалось взять в ЕКАВ. К счастью, Рик удалил все личное, просто оставив наборы координат, взятых из бортового журнала «Лаерта». Она записывает строки кода симуляции и множество основанных на лучшей практике рекомендаций для пилотов.

Гвен все еще часто навещает ее. Кэрис сделала попытку приготовить спагетти, но блюдо оказалось отвратительным, поэтому она, как и прежде, заказала еду из ресторанов Ротации.

Лайка едва не лопнул, съев целую тарелку отвергнутых спагетти.

— Почему ты продолжаешь приезжать ко мне, мам? — как-то спрашивает Кэрис. — В смысле, мне это нравится, но ты, наверное, хочешь быть дома?

Гвен взвешивает свой ответ, сидя на полу, тряпочкой чистя лады акустической гитары и отодвинув в сторону кучку замененных струн.

— Я считаю, тебе не стоит слишком долго находиться одной в этом году после такого тяжелого испытания.

— А как насчет папы?

— Ох, он в порядке. Мы разговариваем через Майндшер, когда я здесь.

— Хорошо. — Кэрис ненадолго умолкает, а затем говорит: — Дело в том, мам, что год уже прошел.

— И тебе лучше? Ты по-прежнему одна. Я буду навещать тебя, пока Рик не вернется, затем, возможно…

— Мам, — отвечает Кэрис, — я не думаю, что Рик вернется.

— Конечно вернется. Он оставил тебе свой подснежник, чтобы ты заботилась о нем. Он приедет.

— Гвен, послушай меня. По-моему, Рик не вернется.

— Не гвенкай мне. — Она откладывает гитару, вновь размышляя над ответом, обдумывая каждое слово, чтобы как можно меньше обидеть, но максимально передать свои мысли. — Тебе не приходило в голову, дорогая, что, вероятно, он хочет, чтобы ты попросила его вернуться?

— Я не могу — он не… — Она умолкает. — Он не манипулятор.

— Но также верно то, что у него нет какого-либо плана действий. Он святой и явно преданный. И, возможно, пришло время тебе тоже проявить к нему снисходительность.

Кэрис ужаснулась:

— Не таким образом.

— Почему не так?

— Я не чувствую… — Она не заканчивает фразу. — Нет. Именно так. Мне больше нечего добавить. Я не чувствую.

Как она может опять что-то почувствовать? Эта мысль чужда ей, и Кэрис вновь и вновь обдумывает предложение своей матери, размышляя о том, будто Рик к ней неравнодушен. А через некоторое время осознав, что испытывает определенный интерес, девушка начинает ненавидеть себя. Черт. Она думала, что отстранилась от всего этого.

Кэрис сидит на рабочем месте, взяв Лайку на колени, перед ней открыта симуляция полета, и она сомневается, что действительно хочет это сделать, ее рука несколько раз поднимается и опускается, перед тем как включить Стенные реки. Она хочет написать Рику, как вдруг…

«Помогите, это Кэрис Фокс, запрашиваю помощь. Озрик, ты видишь мои сообщения?»

«Кэрис. Тут много помех, и вы выпадаете из диапазона».

Эта мысль переворачивает ее разум, психические блоки рушатся, как камни. Желчь поднимается в горле, когда ее стена исчезает и на ней появляется лицо Рика, больше, чем в жизни, обеспокоенность читается в его чертах.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Я тебе позвонила? — Она вздрогнула, все еще пребывая в воспоминаниях. — Я собиралась написать, но…

— Когда?

— Прямо сейчас. — Кэрис видит на заднем плане проходы между синими рабочими станциями, все они пустые, со столами и стульями, уходящими вглубь комнаты. Она глубоко дышит, успокаиваясь. — Я позвонила, чтобы поздороваться.

— Ох! — Он откидывается на спинку стула. — Привет.

— Ты можешь говорить?

— Конечно, — отвечает Рик. — Просто я теперь в городе-призраке[31].

— Хорошо выглядишь, — замечает она, придя в себя, хотя это неправда: изможденный и бледный, с торчащим белым хохолком, он выглядит так, будто спал за столом.

— Врунья.

— Кто-то однажды сказал мне, что быть всегда участливым — это хороший тон.

Рик улыбается:

— Ты, наоборот, выглядишь отлично. Как собака?

Кэрис берет Лайку и подносит его к экрану. Тот падает, его полный животик распластывается по камере.

— Привет, дружище, — говорит Рик. — Мне кажется, он подрос, да?

Она кивает.

— У меня есть прогресс с симуляцией.

— Серьезно?

— На самом деле я думаю, что взломала ее.

На лице Рика появляется лучезарная улыбка, и Кэрис чувствует, что ей становится тепло от его радости.

— Ты будешь спасителем Европии.

— Мы будем. Ты и я… мне бы не помешало немного помощи, если ты свободен, — говорит она.

— Кэри, для тебя я всегда свободен.

Рик понимает, через что она прошла и что чувствует. Опустошенный из-за потери Макса, он никогда не посягает на ее воспоминания или присутствие Макса в ее жизни. Он понимает. В какой-то мере утрата Кэрис коснулась и его тоже. Оставив Макса неприкосновенным в знак своего уважения и движимый этим чувством, Рик решает не рассказывать Кэрис о том, как он перепрограммировал спутниковые дроны, чтобы они вернулись за ними, и таким образом нарушил каждый протокол ЕКАВ об искусственном интеллекте. Он не рассказывает ей о том, как ему пришлось прикрывать изменения в кодировках или почему он теперь работает удаленно, чтобы держаться подальше от вездесущего наблюдения программы искусственного интеллекта. Заявив о собственной роли в ее спасении, в то время как Макс умер, он завладел бы тем, что она считает решительно и душераздирающе личным.

Подсознательно Рик боится выговора и порицания за то, что смог спасти лишь ее.

Рик никогда не скажет Кэрис ничего, что могло бы причинить ей боль, однако Гвен чувствует, что это обязанность матери. Гвен глубоко вздыхает и гладит рукой пространство на полу рядом с собой — она отшлифовала доски: делать что-то собственными силами — долгий путь, а она работала над квартирой Кэрис на протяжении каждого визита всю зиму.

Кэрис послушно опускается на пол рядом с матерью и начинает играть кусочком наждачной бумаги. Они сидят вместе, над ними возвышаются огромные окна от потолка до пола, на остальных стенах — пустые рамки экранов.

— Я хотела поговорить с тобой, Кэри, о Максе.

Это звучит знакомо. Мягкий женский голос где-то над ней. Не нужно говорить о Максе.

— Кэрис. — Гвен выглядит обеспокоенной.

Ее дочь резко поворачивается в сторону комнаты:

— Ты собираешься сказать, что мне стоит идти дальше? Потому что я слышу твои слова, правда, — говорит она. — Но что если не смогу снова чувствовать, как прежде?

— Возможно, ты уже не почувствуешь, как бабочки порхают в животе, однако можешь получить стабильность. Либо у тебя возникнет ощущение полета, но без парализующей неуверенности по поводу того, где он или как ты выглядишь.

— Имеешь в виду, — говорит Кэрис, — лучше согласиться на меньшее?

— Согласиться осесть, — усмехается Гвен. — Мы все притираемся друг к другу. Не существует человека, который полностью совпадал бы с той фантазией, с нашей мечтой. Каждый притирается в отношениях. То, в чем ты решишь пойти на компромисс, зависит от тебя.

— Ты советуешь мне остановиться на ком-то, кого я не люблю так, как любила раньше другого.

— Нет, я говорю не об этом, — отвечает Гвен, — но, как я уже сказала, большинство людей не чувствуют огонь первой любви во второй раз. Не жертвуй своим счастьем ради его поисков.

«Видишь, я спас тебя, когда мы встретились, и я спасаю тебя сейчас».

Кэрис отбрасывает наждачную бумагу и встает.

— Я понимаю, о ком ты говоришь, мам. Речь идет о Рике.

— Подумай об этом. Попробуй. Он хороший мужчина, Кэри, и нет ничего постыдного в том, чтобы любить хорошего друга.

— Я должна признаться тебе в чем-то ужасном. — Кэрис заводит руку за спинку стула и поднимает горшок, потрескавшийся ото льда.

— О нет. Что ты наделала? — Рик наклоняется вперед и, прищурившись, смотрит вниз со Стенных рек. — Это что, лед?

— Я убила его. Мне так жаль.

Он смотрит, как Кэрис держит его подснежник, и лицо Рика озаряется теплой улыбкой.

— Кэри, подснежники цветут зимой, пробиваясь сквозь снег своими закаленными листьями.

Она невнятно бормочет:

— Так он не погиб?

— Совсем нет. Он зацветает под этим суровым покровом.

— Я не убила его своими черными руками?

— Дай ему еще пару дней, и, возможно, он пробьется через замерзший грунт. Он скоро снова зацветет.

— Из всех метафор… — бормочет она, но он пропускает ее слова мимо ушей. — Ты там скоро закончишь?

— Это вполне реально.

— Правда?

— Я могу приехать на следующей неделе, если хочешь, — говорит Рик.

Раньше она, как обычно, начала бы отказываться, но в этот раз Кэрис кивает, и у нее на сердце появляется слабое чувство вины.

— Он возвращается, — говорит она Гвен, держа в руках заледеневший горшок, и начинает плакать.

— Ох, Кэри. — Ее мать забирает подснежник и усаживает дочь, пока Лайка несется через комнату и сворачивается у Кэрис на коленях, слизнув соленую слезу, скатившуюся по ее подбородку. — Это слезы счастья или грусти?

— Я не знаю, — говорит Кэрис. — Я не знаю, что должна чувствовать. Макс однажды сказал мне: жизнь после смерти — это то, что мы оставляем в других после себя. Но что если во мне осталась лишь печаль?

— Это не так. — Гвен гладит ее по волосам.

— У меня ничего не осталось, мам. Мне нечего отдавать.

Гвен пытается найти подходящие слова:

— Я больше года думала, как поговорить с тобой об этом. Ты должна сделать Макса позитивным воспоминанием, любовью. Не уничтожай себя чувствами к человеку, с которым не можешь идти по жизни дальше.

Слезы иссякли, и Кэрис трясет головой.

— Если твоя первая любовь закончилась плохо, то твоя самооценка и уверенность в себе, твоя вера и любовь — это все находится под влиянием того, как ты любила или была любима в прошлом. Ты никогда не забудешь своего первого, Кэрис. Твое тело не знает, как это осуществить. Но если ты сделаешь это позитивным воспоминанием, то сможешь использовать чувства и опыт, которые испытала, чтобы расти, и в некотором роде сделать следующую главу твоей жизни еще лучше. — Кэрис молчит, поэтому Гвен продолжает: — Дело в том, Кэри, что первая любовь ломает тебя. Ты полностью меняешься для следующего человека.

— Вот именно, мам. Я действительно сломана. — Кэрис опять плачет, зная, что находится на распутье, откуда должна двигаться назад или вперед, как в жизни, так и во времени. Она была заморожена с того момента в космосе, с того момента, когда…

Глава двадцать третья

Шесть минут

Свет медленно приближается к ним, как призрак надежды. Окруженный сверкающим ореолом, частицами замерзшей воды, аммиака и углекислого газа, спутник помалу движется через поле астероидов, зеркально отображая кривизну Земли на эллиптической орбите.

— Мы же не сошли с ума? — спрашивает Макс. — Это не мираж?

Они наблюдают, как то, что сначала приняли за падающую звезду, плывет по неизменной плоскости орбиты.

— У нас могут быть галлюцинации, — говорит Макс. — От недостатка воздуха.

— Ты сможешь ухватиться? — быстро произносит Кэрис взволнованным голосом. — Это происходит. Это реально. Нам нужно действовать, пока еще не поздно.

— Уже слишком поздно, Кэри. У нас нет времени…

— Макс Фокс. — Она смотрит ему прямо в глаза, нерушимая и уверенная. — Это наш последний шанс.

Сделав сухой скрипучий вдох, он идет на уступку:

— Ладно.

— Мы можем это сделать.

— Ладно, — повторяет он.

— Под нами, слева, большой астероид. Это точка Лагранжа.

— Что это значит?

Кэрис замирает и смотрит на него с мрачным выражением лица.

— Этот астероид является точкой Лагранжа, где гравитационные притяжения Луны и Земли становятся взаимоисключающими. Я в этом уверена. Через пять секунд, когда мы окажемся с ним на одном уровне, перестанем падать.

— Давай выясним. Приготовься через пять, четыре, три, два…

Они инстинктивно сгибают ноги, словно артисты балета, которые приземляются на половицы пола сцены, и когда оказываются на одном уровне с астероидом, то впервые за почти девяносто минут перестают кувыркаться.

— Поверить не могу. — У Макса недоверчивый вид. — Физика, да? Всегда права.

— Если не учитывать то время, когда Землю считали плоской, — машинально отвечает Кэрис, сканируя взглядом небо. Она сжимает его голую руку в своей. — Я попробую связаться со спутником.

Он смотрит вниз на ее руку.

— Хорошая идея. Можешь проверить, пилотируемый ли он?

— Нет, этого не будет.

— Откуда вдруг такая уверенность?

— Как я уже сказала, — отвечает она, — это наш последний шанс. Давай им воспользуемся. — Она проверяет, на месте ли сетка флекса, обернутая вокруг ее костяшек, и печатает: — Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы видите мои сообщения? — Она ждет. — Повторяю: Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы сейчас видите мои сообщения?

Никакого ответа.

— Пожалуйста, помогите нам. Иначе мы здесь погибнем.

Ее аудиопередатчик, потрескивая, оживает с бренчащим звуком входящего сообщения.

— Привет, Кэрис, это Озрик.

— Вот ты где, — говорит она, в ее голосе слышится облегчение, когда синий текст заполняет боковую часть окошка ее шлема.

— Я связался непосредственно с компьютером спутника, чтобы подключиться к вам, Кэрис.

— Спасибо, Озрик. Дрон полностью функционален?

— Да, Кэрис.

— Озрик, ты перенаправил его к нам?

— Он… будет у вас через шесть минут.

— Спасибо.

— Кэрис? — спрашивает Макс. — Что происходит?

— Озрик направил спутник прямо к нам, он будет через шесть минут.

— Шесть? — Макс вздрогнул, когда Кэрис утвердительно кивнула. — Кэри, у нас нет шести минут. У нас разное количество воздуха. Кэри, я очень сожалею о том, что мы сделали раньше, когда использовали твой ранец, пытаясь создать топливо.

— Ничего страшного.

Он смотрит на нее.

— Правда?

— Конечно.

— Но я говорю, что у меня больше воздуха, чем у тебя.

— Понимаю. Пожалуйста, не волнуйся. Так у тебя есть…

— Шесть, — говорит Макс, — а у тебя две минуты. Мне так жаль. — Он морщит лицо, произнося последнее слово.

— Правильно. Если у меня две минуты воздуха, придется тебе буксировать меня. А когда я отключусь, ты откроешь воздушный шлюз и затолкнешь меня туда, чтобы реанимировать.

Он размышляет об этом.

— Довольно рискованно.

— Это всего несколько минут, и остатков воздуха в моем скафандре хватит еще на минуту или около того.

Не хватит.

— Но ты потеряешь сознание. Не думаю… — Он умолкает, все еще не в силах противостоять ужасному воспоминанию о том, как Кэрис много месяцев назад чуть не погибла на Играх Воевод. — Ты никогда не могла задерживать дыхание, Кэри.

— Я тренировалась. — На ее лице появляется кривая усмешка. Кэрис кладет руку ему на плечо, оборванная нитка завязана вокруг ее обнаженного пальца. — Давай. — Она знает, что не должна позволять ему находиться у себя за спиной или разрешать делать что-либо с ее ранцем, поэтому отвлекает его внимание на то, чтобы в последний раз проверить веревку фала.

Она не может с уверенностью сказать, откуда все это знает, почему так решительно руководствуется тем, что следует делать и что кажется правильным. Между тем Кэрис понятно одно: она не в состоянии позволить Максу пожертвовать собой ради нее. Ей ясно, какой будет ее жизнь без него: это горе. Это горе, которое она будет пытаться вытолкнуть из себя на протяжении многих лет и верить, что оно исчезло, но никто не в силах оправиться, вот так потеряв любовь, и это изменит Кэрис. Она не полюбит снова также безудержно, никогда больше не почувствует, насколько уникальна ее личность, как в те моменты, когда он освещает ее лучами своего внимания и Кэрис, полностью открывшись, проявляет свою индивидуальность.

Она глядит на него, импульсивно обхватывая руками, и он замирает, чтобы позволить ей обнять себя.

— Эй, малыш. С нами все будет в порядке. — Макс еще раз сжимает ее руку. — Давай приготовимся. — Ему никогда не приходило в голову, что можно утонуть в космосе. После того случая он пообещал защищать ее.

Он пытается быстро переместиться за спину Кэрис, и она поспешно говорит:

— Давай я это сделаю. — Она с особым усердием постукивает по его ранцу, поправляет наплечные ремни и кабели. — Вот так.

— Я лучше проверю.

— Макс, я все проверила. Тебе стоит сфокусироваться на том, как ты собираешься дотащить мое бессознательное тело в космосе.

Он взволнованно вертит в руках фал.

— Ты уверена, что это сработает? Я немного переживаю.

— Да.

— «Да» означает, что ты уверена или мои волнения таки не напрасны?

Она вновь поворачивается к нему лицом. Под ними широко расстилается мир, над Африкой сгущаются облака.

Макс остается у нее за спиной, она поднимает свою обнаженную руку к плечу, и он сжимает ее, возможно, в последний раз.

— С нами все будет хорошо. В этом случае мы выживем вдвоем.

— Что? — переспрашивает Макс, но Кэрис уже проверяет кабели и, прищурившись, смотрит на спутник, направляющийся к ним по эллиптической орбите через поле астероидов.

Скафандр Кэрис начинает пищать, в ее левом ухе звучит пронзительный сигнал тревоги, на который девушка не обращает внимания.

— Приготовься, — говорит она, когда свет становится ярче.

— Я готов. — Макс собирается с духом.

— Самое время и для меня. У меня заканчивается воздух.

На лице Макса появляется страдание:

— Ты уверена?

— Да.

Аварийная сигнализация мигает красным в центре окошка ее выпуклого шлема, и она отключает ее с помощью флекса.

— Тебе известен план. Будь готов ухватиться за спутник, как только сможешь.

Макс кивает.

— Знаешь, где находятся аварийные люки?

— Думаю, да.

— Доберись до них и немедленно подключи меня к системе обеспечения кислородом.

Макс быстро моргает:

— А что если у этого дрона их нет?

— Есть. — У Кэрис начинает кружиться голова, когда переработанный воздух в ее системе становится менее свежим.

— Правильно.

— Уф. — Она чувствует себя одурманенной и наклоняет голову, над ней простирается темнота ночного неба с россыпью звезд, похожих на нити светодиодов.

— Кэрис?

— Сконцентрируйся.

— Какая властная, — говорит Макс и улыбается, услышав, как она шепотом возражает:

— Напористая.

Он потирает руки, одна из них голая в холодном космосе, другая заключена в серебристую ткань и тепло. Он должен это сделать, причем правильно, ради них обоих. Спутник приближается, и Макс в поисках входного люка сканирует взглядом его бока. Когда он видит отверстие, у него перехватывает дыхание.

— Что случилось? — спрашивает Кэрис, ее голос звучит словно издалека.

— Там будет тесно.

— Смотри, чтобы у тебя тоже не закончился воздух. — Она говорит тихо, теперь требуется много времени, чтобы подобрать слова.

— М-м, — уклончиво отвечает он, его разум стремительно перебирает планы и идеи.

— Он будет здесь после того, как твой скафандр начнет пищать, Макс.

— М-м, — повторяет он, снова потирая руки, голую и вторую, в перчатке.

Кэрис известно, что это значит, и она не может ему позволить совершить такой поступок. Не в этот раз. Она знает: если Макс выживет, с ним все будет в порядке, его мировоззрение поможет ему прийти в себя; он вернется к той жизни, которая у него была, пока Кэрис не пошатнула ее устои.

Нет. Она ему не позволит.

Ее голова еще раз закидывается назад, а сознание начинает угасать, и Кэрис заставляет руку двигаться, чувствуя едва ощутимое облегчение, когда нервные окончания реагируют.

Она медленно засовывает обнаженную ладонь в карман на бедре, постукивая пальцами по находящимся в нем предметам, нащупывая то, что, как ей известно, должно быть там.

Она находит это и обхватывает его рукой, призывая еще одну, последнюю вспышку силы, чтобы поступить так, как надо.

— Макс, — выдыхает Кэрис, и он поворачивается к ней. — Тебе не нужно делать широкий жест, чтобы спасти меня.

— Что?

— Пожалуйста.

Он двигается к ней, но…

— Живи, хорошо? — говорит она. — Ради меня.

Одним заключительным движением она отталкивает

Макса ногами, так что он отскакивает от нее, и в тот же миг Кэрис вытягивает руку из набедренного кармана и подносит к фалу. В то время как Макса относит к приближающемуся дрону, маленький нож, который входит в набор принадлежностей каждого члена ЕКАВ, перерезает веревку фала.

— Кэрис! — Макс издает гортанный животный крик, вытягивая одну руку к приближающемуся дрону, а другую в космос… Но ее больше нет.

Глава двадцать четвертая

Макс лежит на диване, проснувшись и часто моргая от резкого света. Он отрывает затекшую шею от подлокотника, под которым она выгнулась, и тянется, чтобы выключить звук на Стенных реках. Новости идут бесконечным кругом, просачиваясь в его подсознание. Ему опять снились кошмары — разбитые надежды. Какое-то время ничего не было — ни воздуха, ни звука… не было ее. Он пытается думать о чем-то другом и вновь включает новости.

В открытых СМИ одни и те же лица появляются в публичных и частных зданиях, ресторанах Ротации и языковых лабораториях, а также в гостиных по всему Воеводству. Снова и снова приглашают экспертов, которые размышляют, комментируют и протестуют против главных новостей. Макс настраивается на эту волну, находя утешение в чужом страдании.

— Европия сегодня в три раза увеличила помощь бывшим Соединенным Штатам. Эксперты определили, что выжившие на юге наиболее подвержены опасности, ведь, как известно, действующие на этой территории повстанческие группы вступают в бои с командами помощи и затрудняют доставку продовольствия и воды наиболее нуждающимся…

Макс вытаскивает из-под себя картонную коробку для еды и бросает ее на пол, чувствуя, что футболка на спине пропиталась жиром. Отлично. Ведущий берет интервью у эксперта, и Макс безучастно смотрит, его лицо потрепано беспокойным сном.

— Свен, Европии будет сложно обеспечить ресурсами новые команды. Их отправляют в труднодоступные места, далеко в болота, где нормальные условия для жизни невозможны, и выжившие полны отчаяния. Их атакуют повстанческие группы — далеко не заманчивая перспектива. Утопии потребуется сильный стимул для набора людей, или нам придется рассмотреть вопрос обязательного призыва на службу. А если еще добавить постоянную угрозу поля астероидов над головой к безвыходной ситуации в Соединенных Штатах…

Макс переключает канал, не желая ничего слышать о чертовом поле астероидов — он не хочет, чтобы ему напоминали. Он немного интересуется лишь ситуациями, не связанными с его затруднительным положением, кризисами, к которым не причастен. Макс наблюдает за тем, как крутится земной шар и перемешиваются новости, так или иначе зная, что для него здесь нет места — ничего из того, что он когда-либо делал или будет делать, на мир существенно не повлияет.

Он был в оцепенении, когда вернулся и слушал доклад ЕКАВ; в таком же состоянии, когда ему предложили «отпуск по семейным обстоятельствам». Но шок перерос в злость, стоило им с довольно виноватым видом показать ему добровольный отказ от претензий по вопросам здоровья или безопасности, освобождающий Европию от любой ответственности; эти бумажки Максу с Кэрис пришлось подписать, чтобы быстро отправиться в космос.

«Отпуск по семейным обстоятельствам», — думает Макс. Какой оксюморон[32]. Как говорит его мать, бесславное увольнение. Макс не в состоянии немедленно вернуться к Ротации либо другому подобию нормальной жизни, тем самым утвердив родителей в мысли, как низко он отдалился от идеала.

Стоило Максу подумать о них, тут же в дверях кухни с кофейником в руках появляется его отец.

— Будешь кофе? — спрашивает он.

— Да, пожалуйста.

— Сложи диван, прежде чем присоединишься к нам. И убери эту жирную коробку с ковра, — говорит он, — пока твоя мать не увидела.

Макс начинает складывать диван. Он зол, и сейчас только восемь утра. Он хватает картонную коробку из-под еды на вынос, раздраженный тем, что родители уже добрались до него со своими замечаниями, но особенно Макса раздражает то, что после всего этого он находится здесь. Он не уверен, почему опять оказался у них: никто не хотел, чтобы он был тут, включая и его самого, но врачи ЕКАВ сослались на посттравматическое нервное расстройство и не оставили ему выбора.

— Чем будешь сегодня заниматься? — кричит отец из кухни, выглядывая, когда Макс проходит мимо, и замечая жирное пятно на его футболке.

— Я думал немного поработать в магазине, — отвечает сын, морщась, потому что кофе обжигает ему горло.

Он не привык к горячим напиткам, хотя кофеин устраивает встряску его нервной системе, так необходимую Максу после переполненных кошмарами ночей. Он задыхается во сне, из комнаты будто высасывают кислород, когда он смотрит, как рука Кэрис выскальзывает из его ладони, снова и снова исчезая в темноте. Нет воздуха и нет ее.

— Потом я хотел зайти к Кенту в больницу.

Отец Макса выглядит мрачно.

— Это огорчит твою мать.

— Это не должно ее расстраивать.

— Хм-м.

Макс бросает кружку в раковину, и маленькая комната заполняется громким звоном.

— Она меня вообще когда-нибудь простит?

— Я уверен, что да. — Прэней пробегает рукой по редеющим волосам. — Дай ей время.

— Время у меня как раз есть, — говорит Макс, отбрасывая прочь образ индикатора воздуха, непрерывно ведущего обратный отсчет от девяноста до нуля.

Он отправляется на работу, бешено крутя педали, тяжело вдавливая их вниз и чувствуя, будто они ударятся о землю, вместо того чтобы сделать полный оборот и вернуться к нему. Его пульс учащается, и он ощущает, как сердце стучит в его горящей огнем груди. Максу нравится чувствовать эту боль, и если он не сможет победить дорогу, то одолеет собственное тело, заставив его подчиняться.

«Живи хорошо, — сказала Кэрис, — ради меня». Но как это сделать без нее? Как она могла думать, что у него это получится, как проглядела очевидное?

Макс пинает кирпичную стену низколежащих руин, ее кусочки крошатся на тротуар кучкой желтой пыли и мела.

— Не оскверняй прошлое, — говорит другой велосипедист, закрепляя жидким замком свой велосипед рядом с Максом.

— Я пытаюсь, — бормочет он, между тем поднимая руку в извинении.

Технически они запрограммировали роботов целый день заполнять полки, но Макс, вместо того чтобы стоять за кассой и быть вежливым с немногочисленными посетителями, решившимися зайти в супермаркет, предпочитает бессмысленный труд. Это не тот же магазин, ведь Макс живет с родителями на Воеводе 2, однако он достаточно похож на первый, чтобы причинять боль.

От продавца до шефа, затем астронавта и вновь к продавцу. Надев фартук, Макс идет на склад.

Он выкатывает тележку, забитую банками с фасолью, и начинает выставлять замену на полку. Макс находит ритм: одна влево, одна вправо, две влево, две вправо. Несколько часов проходят незаметно. Он катит тележку обратно и в этот раз наполняет ее банками консервированных ананасов. Макс перемещается в другой проход — десерты — и выставляет их: одна влево, одна вправо, две влево, две вправо.

Сбрасывая третий вид банок в тележку, обращает внимание на этикетку. Смотрит на нее какое-то мгновение. Подносит одну из банок к лицу, читая каждое слово, затем бесцеремонно бросает ее в мусорное ведро. Берет картонную коробку с банками и тоже выбрасывает их, создавая оглушительный шум.

— Что с ними не так?

Макс поворачивается и видит Линди, продавщицу в выцветшем фартуке бакалейщика с красными и зелеными полосками.

— Они просрочены, — ворчит Макс.

— Верно. — Линди утвердительно кивает. — Большая часть товара уже просрочена, но на банках это не указано, в чем и состоит гениальная особенность этих консервов.

Макс наклоняется, чтобы поднять с пола укатившуюся банку. Оглянувшись, он видит, что Линди все еще наблюдает за ним, стоя в дверном проеме.

— Чаю? — предлагает она, не двигаясь.

— Давай.

Через минуту он встает и идет за ней на меламиновую[33] кухню, рабочая поверхность которой расположена между двумя сохранившимися остовами кирпичных стен.

Линди, прислонившись к стене, включает чайник, розовая пыль от кирпичей остается на ее икрах. Макс не замечает этого.

— Так вот, — говорит Линди.

— Так вот.

— Как проходит твой день?

— Прекрасно.

Она рассматривает его ясным взглядом.

— А ты не сильно разговорчив, да?

— Не особо.

— Иногда это хорошо. — Она барабанит пальцами по кирпичной стене, пока он стоит, уставившись на кухонный стол. — Следишь за чайником?

— В смысле?

— Он никогда нормально не закипает.

— Наверное.

Она наливает две чашки парующего некрепкого чая, торжественно передав ему менее сколотую.

Он берет ее и решает, что должен сделать над собой усилие.

— Ты долго здесь работаешь?

— С тех пор как переехала — я во второй очереди, — говорит Линди, и Макс обращает внимание на то, что она произносит это так, будто модуляция голоса стоит ей слишком больших усилий, словно девушка хронически утомлена. — Твой отец назначил меня менеджером, пока ты не приехал.

— Извини.

— Не беспокойся, — отвечает она. Макс не поддерживает беседу. — Тогда нам лучше вернуться к работе.

Он кивает:

— Спасибо за чай.

— Не стоит благодарности. — Она наклоняется отряхнуть ноги. — Черт.

Макс идет выставлять банки, возвращаясь к своему ритму: одна влево, одна вправо, две влево, две вправо. Потянувшись обратно к тележке, он видит несколько таких же банок, какие уже выбросил раньше. Отвлекшись, резко опускает руку — поврежденная банка острым зубчатым краем впилась ему в большой палец. Из него начинает хлестать красная струя, сбегающая по руке. Макс со злостью наблюдает, как его кровь струится по запястью и вниз по руке; боль пронзает тело, он выходит из себя и швыряет обидевшую его банку через весь зал.

Гусиный жир, извергаясь на зеркальное стекло витрины, растекается по полу.

— Черт побери, будто я хотел, чтобы мне напомнили.

— Максимилиан.

— Тетя Прия, — произносит Макс, когда маленькая женщина кладет руку ему на грудь.

— Твой отец сказал, что ты здесь, — говорит она в торс племянника, прежде чем крепко обнять его. Он хочет отстраниться, но она удерживает его на месте, шепча: — Это всего лишь еда.

— Но…

— Это не она. Это просто банка.

— Да, — отвечает Макс, потрепав волосы тети. — Думаю, что да.

— Пойдем, — говорит она, отстраняясь и внимательно изучая его. — Давай поговорим немного.

— Мне нужно убрать этот беспорядок. — Он жестом указывает на витрину, однако останавливается, когда видит Линди со шваброй, вытирающую лужу жира. Она кивает ему, и через секунду он отвечает ей благодарным кивком.

— Нам нужно поговорить. Я должна тебе сказать кое-что, мне уже давно следовало рассказать об этом.

Прия берет Макса под руку и пристально смотрит на сгущающуюся кровь на его большом пальце, струйка которой добежала вниз до локтя и запеклась там. Тетя показывает, что руку нужно промыть, и они направляются назад к основной кухне, где Прия включает кран и через пару секунд прислоняется к стене.

— Осторожно, — говорит Макс, к которому наконец вернулась обходительность. — От кирпича остаются пятна. — Он держит руку под напором воды, глядя на поток, смывающий кровь. — Как дела?

Она отмахивается:

— Как всегда.

— И у меня.

— Вот только у тебя не так, дорогой, — добродушно говорит тетя, — не как всегда.

— Да — наверное, ты права.

Она дает ему знак присесть, поэтому Макс устраивается на стремянке, а Прия садится на единственный раскладной стул.

— Я хотела объяснить, что имела в виду, когда мы виделись в последний раз, до того как ты вернулся.

— Да? — говорит Макс, отвлекшись на кровоточащую руку.

— Ты тогда пришел рассказать своим родителям о том, что хочешь попросить об отмене правила, и я показала тебе несколько фотографий через жалюзи. Помнишь?

— Да. — Макс пытается не вспоминать о Кэрис, стоявшей рядом с ним, об ощущении ее дыхания на своей руке, прикосновении холодных рук, когда она закрыла ими его глаза.

— Фотографии были сделаны тридцать лет назад. На этих снимках я с Франческо, моей первой любовью, — тетя улыбается, — и, так же как и ты, мы решили, что хотим быть вместе надолго.

Макс удивлен, но не перебивает.

— Я познакомилась с ним, когда мы с твоим отцом помогали твоему деду открывать рестораны в каждом из Воевод. Система общественного питания была дрянной в то время, и у нашего отца возникла идея централизовать рестораны и доставку на дом, чтобы жители могли есть вместе, это сделало бы прием пищи более социальным для людей, которые приехали на свою новую Ротацию. Франческо доставлял свежие продукты. Он был своего рода фермером и привозил фрукты и овощи по утрам, с шести до восьми. Я выбегала, чтобы встретить его гибрид, — нежно говорит она, — я всегда старалась попасть туда первой. Спустя какое-то время он начал возвращаться по вечерам, после того как заканчивал работу, и мы гуляли вместе. — Она внимательно смотрит на Макса, у которого слегка ироничный вид. — Мы были намного более целомудренными, чем представители вашего поколения случайных связей, — говорит она. — Я знаю, знаю, это не о тебе и не сейчас. Мы гуляли, держась за руки, и начали строить планы. Мне нужно было открывать ресторан в Воеводе 10. Франческо решил последовать за мной. Нам хотелось быть вместе, и мы не желали тянуть до того времени, когда, в соответствии с рекомендациями, у нас появится официальная возможность переезжать парой. Мы не хотели ждать старости.

Макс подвигается ближе, увлеченный рассказом.

— Что произошло?

— А как ты думаешь? — осторожно спрашивает Прия. — Мне было двадцать. Отец и брат негодовали. Моя мать, уважаемый ученый-генетик, была так разочарована. Они хотели, чтобы я соблюдала Правило пар. Мы ругались и спорили… Ничего не напоминает?

— Так значит, когда я приехал с Кэрис, это было похоже на повторение истории.

— Да, но мы так и не осмелились попробовать изменить правило. Это было очень храбро.

— Или глупо.

— Храбро. Однако есть еще кое-что, о чем ты должен знать, то, что неправильно понимают представители твоего поколения. — Она встает с шаткого стула, подходит к нему и хочет взять его за руку. — Ты должен знать, что не существует секретной полиции, которая врывалась бы к тем, у кого «незаконные» отношения. За нарушение этого правила на тебя не донесли бы и тебя не изолировали бы от общества. Вся правда о Европии в том, что тут практически невозможно жить, если ты не можешь следовать принципам утопии. Понимаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Франческо не выдержал. Он не мог вынести того, что его заставляли жить определенным образом против его желания, поэтому он покинул Воеводство. Никто не заставлял его уезжать — он сделал это по собственной воле.

Макс потирает виски.

— Ему не нужно было уезжать, потому что он нарушил правило вместе с тобой?

Прия пожимает плечами:

— Как я уже сказала, нет секретной полиции, нет отлучения от общества. Они не накажут тебя. Люди, которые не могут жить по утопическим принципам, как правило, осознают, что для них это на самом деле не утопия. Они те, кто уезжает в поисках чего-то другого.

Стремянка под Максом дрожит.

— Я думал, правила были прописными истинами.

— Твои родители хотят, чтобы они были таковыми. Мы живем так, словно эти предписания и являются таковыми. Но быть индивидуальностью также означает знать, что правильно для тебя самого.

— Это то, что я пытался им объяснить, — говорит он.

— Ты должен согласиться на жизнь в Европии. Европия не решает за тебя.

— Господи. Почему ты мне не сказала об этом?

— Ты проявил такую отвагу, попросив об изменении правил. Я полагала, это будет ради общего блага, — думала, у вас получится. Я не знала… — Она умолкает.

— Нет, — уныло отвечает Макс, — по-моему, никто из нас не знал, чем это обернется. Они в космосе. И у них в запасе воздуха на девяносто минут.

В ее голосе слышится грусть:

— Я не знаю, где сейчас Франческо.

Макс кладет руку ей на плечо:

— Это нечестно, тетя Прия. По отношению ко всем нам.

— Так и есть. Так было. Но он не был столь храбрым, как ты. Он не хотел бороться с системой. Вместо этого разочаровался в ней и уехал.

— Я чувствовал такой страх, когда был с ней, — говорит Макс. — Я не смог бы еще десяток лет жить так. Постоянно боясь, что нас поймают и выгонят.

— Только ты мог бы принять такое решение.

Макс ударяет ногой по складному стулу, и он отлетает. Прия наблюдает за короткой вспышкой его гнева, на ее лице только жалость и печаль.

— Ты ходил на поминальную церемонию по поводу кончины твоей девушки?

— Да.

— Мне тебя очень жаль. Я знаю, каково это — потерять любимого.

Макс кивает, у него мрачное выражение лица.

— Для тебя она была особенной. Поминки, наверное, стали тяжким испытанием.

— Ее семья другая. Это был «праздник жизни».

— О боже!

— Да, знаю.

Он впервые нормально улыбается, хотя на лице — отпечаток страдания. Ее поминки были болезненными. Они разрывали его на маленькие кусочки, прорезая грудную клетку, пока не вывернули наружу ребра, обнажив истрепанное сердце, бьющееся медленно, но все еще пульсирующее. Ведь это то, что, наверное, должно было случиться; вопреки голосу нашего горя, наши собственные сердца продолжают биться, хотя мы и молим о противоположном. Жизнь продолжается.

— Спасибо, тетя Прия. — В этом порыве он подходит и вновь обнимает свою тетю.

Она гладит его по спине.

— Я просто подумала, ты должен знать, — говорит она. — У тебя должна быть возможность поговорить о своих чувствах.

Он вдыхает сквозь зубы.

— Похоже, что так.

— Тебе нужно периодически возвращаться к этому, Максимилиан. Иначе оно разорвет тебя изнутри, вывернет наизнанку, а ее имя будет высечено на шрамах.

— Именно так я это и ощущаю. — Он смотрит на нее с невольным восхищением.

Она улыбается:

— Им никогда не понять, ты знаешь это.

— Наверное, так, — отвечает он. — Но я хотя бы знаю, что ты меня понимаешь. — Он наклоняется, чтобы поцеловать ее в макушку, а она шутливо отмахивается от него.

— Ты думал о том, чтобы поговорить с кем-то?

Макс пожимает плечами:

— Они прописали мне курс терапии. Я сижу в углу и разговариваю с автоматизированной программой через Стенные реки. Отличный способ почувствовать себя вменяемым.

— ПТСР[34]— это не шутки, Макс. Ты должен заботиться о себе.

Он рукой отбрасывает волосы со лба, кровь, появившаяся после его недавнего сражения с гусиным жиром, уже засохла.

— Иногда сидеть на терапии не лучший способ двигаться вперед.

— Не спорю. Но тебе надо убедиться, что ты эмоционально силен так же, как и физически. — Она жестом указывает на его исхудавшее тело. — Не уходи с головой во что-то слишком серьезное.

— Я никогда больше не буду астронавтом, тетя Прия. Это, наверное, самое серьезное из того, чем я когда-либо занимался.

— Пожалуй. Но ты же не можешь провести всю оставшуюся жизнь на родительском диване — это не то, чего бы она хотела.

Макс молчит, хотя и признает ее точку зрения.

— Чем ты собираешься заняться? — Прия несколько выжидающе смотрит на своего голубоглазого племянника.

— Я не знаю, — отвечает он, когда они возвращаются в торговый зал, озираясь по сторонам, — но не думаю, будто то, что осталось от моего будущего, находится здесь.

Глава двадцать пятая

Макс направляется к светящемуся белому кубу больницы, отделение ничуть не изменилось с его последнего визита, только на стенах — таблички с другими именами, а в кроватях лежат другие дети. Бесконечный поток пациентов, нуждающихся в медицинских услугах врачей, или бесконечный поток врачей, нуждающихся в болезнях пациентов. Ему становится неловко от этой мысли, однако именно из-за его матери у него возникает все больше и больше подобных идей. Злость постоянно выталкивает их на неправильный путь, они резки друг с другом при каждом личном разговоре, поэтому не хотят общаться, в то время как должны делать попытки примирения.

Он идет прямо к палате Кента на верхнем этаже, встречая мать в коридоре, на ее лице такая же маска презрения, как и во время их последней ссоры в этом месте.

— Ты пришел. — Это все, что она говорит.

— Я хочу увидеть брата.

— О, теперь тебе это удобно. Ты никогда не заботился о нем прежде.

«Ну началось», — думает Макс. Как легко упустить из виду истину, когда аргументы превыше всего.

— Сейчас я здесь.

Она берет цифровой планшет возле двери рядом с палатой Кента, и мультяшный плюшевый мишка на Стенных реках в холле начинает весело скакать в их сторону.

— Ты не приходил сюда ради него.

— Ради него или ради тебя? — Макс впервые задается вопросом о том, что ей довелось пережить, когда он полетел к поясу астероидов. Он так хотел, чтобы они поняли его боль, что не подумал об их собственной. Ему казалось, они ее не чувствовали.

— Ради Кента, — сухо отвечает она. — Он в этом не виноват.

— Я знаю. — Макс закрывает глаза, не в силах перестать разжигать страсти. — Ты когда-нибудь спросишь меня о том, что я пережил там, наверху?

— Ты полетел. Потерпел фиаско. Я не уверена, что это стоит обсуждать.

— Она погибла, мам. Она умерла, чтобы спасти меня. Ты не можешь проигнорировать это.

— И мне тебя жаль, Макс, но данный факт не оправдывает того, что вы нарушили правила.

— Мы не нарушали правил, мы просили их изменить. И они выслушали нас, — говорит он. В отличие от тебя.

— Да, — отвечает она, стоя в ужасно узком коридоре, и, подавшись вперед, приближает к нему свое лицо так близко, что он может уловить в воздухе запах кофе, когда она дышит. — А ты не заметил, что всё… несколько изменилось, с тех пор как ты вернулся?

— Что ты имеешь в виду?

— Все отмены правил, самоанализы, разногласия?

— Отмены?

— Ты не заметил, — говорит она монотонным голосом.

— Нет. О чем ты?

— Типично для тебя. — Она отходит назад, поворачиваясь к двери палаты Кента. — Бросаешь вызов правилам утопии, а после того, как ты это сделал, даже не замечаешь, что происходит.

— Но…

— Я не знаю, что хуже: оспаривать правила или обеспечить наихудший возможный исход немногим людям, которым ты дал надежду.

— Ох, — говорит Макс, и его лицо становится мрачным.

— Вот что случается, — подытоживает она, — когда ты позволяешь ребенку бегать и делать все, что ему вздумается.

Зная, что это будет последней каплей, он тихо говорит:

— Я не ребенок.

Профессор бросает цифровой планшет и, когда он с оглушительным шумом падает на пол, произносит:

— Ты продолжаешь вести себя как ребенок, поэтому мы и относимся к тебе именно так. — Мультяшный мишка на экране перескакивает дверной проем, и она резко выключает картинку. — Почему ты меня не слушаешь? Я пытаюсь тебе помочь. Ты когда-нибудь поймешь это?

Он молчит, все его мышцы напряжены.

— Максимилиан, я знаю, что мы были жесткими с тобой, но Воеводство создано людьми и для людей. Ты все еще можешь исправить то, что натворил.

Макс молчит, обдумывая ее слова.

— Папе понравилась Кэрис, когда они познакомились.

Мать смотрит на сына в замешательстве:

— Что?

— Ты считала, она очень хорошая, пока не узнала, что я люблю ее.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

Он вздыхает:

— Я тебе тоже нравился, пока жил так, как ты хотела.

— Максимилиан. Ты вообще меня слушаешь? Тебе нужно исправить то, что ты натворил. Ты должен показать людям, что заблуждался и теперь будешь жить правильно.

Ее слова задевают в Максе какую-то струну.

«Живи хорошо, — сказала она, — ради меня».

Вопреки здравому смыслу, коварные слова его матери вновь и вновь закрадываются в голову, перемешиваясь со словами Кэрис, он больше не может выносить давление внутри головы и кричит, чтобы заглушить их.

Его мать удивленно смотрит на сына.

Макс пытается бороться с чувствами, его гнев выходит вместе с криком, пока не оставляет за собой пустоту.

— Я больше не могу так.

— В смысле?

Макс закрывает глаза.

— Как мне это исправить, мам?

— Ты правда хочешь?

— Правда.

Она со скептическим выражением лица смотрит на него.

— Ты действительно просишь у меня совета?

— Что мне нужно сделать? Скажи.

— Ты можешь начать помогать людям, вместо того чтобы помогать себе.

Макс не возражает, в глубине души зная, что он уже начал все исправлять, и теперь не разжигает проблемы еще больше.

Он мягко говорит:

— Я лучше, чем ты думаешь.

— Мы все на это надеемся, Макс.

— Я докажу.

— Аллилуйя, — произносит она. — Наконец-то.

— Мне может понадобиться твоя помощь, — говорит он, его внутренняя борьба завершилась, поэтому мать кивает.

— Все, что тебе потребуется, чтобы исправить это.

— Хорошо, — говорит Макс. — Теперь я могу увидеть брата? Пожалуйста.

Она соглашается, открывая дверь и пропуская его, но остается стоять в дверном проеме, наблюдая за двумя своими сыновьями.

Уставший Кент поднимает голову от подушки и расплывается в беззубой улыбке:

— Привет, Мак.

— Ого. Ты потерял еще несколько зубов?

— Все молочные уже выпали.

Кент такой гордый, и сердце Макса щемит из-за мальчика в большой кровати, гордящегося тем, что достиг определенного рубежа. Макс надеется, что Кент достигнет всех возрастных рубежей, у него появится шанс преодолеть болезнь и прожить долгую, полноценную жизнь. В отличие от Кэрис.

Осознание ее отсутствия будто ударяет его в живот. Игры горя с разумом причиняют боль, и он снова думает о том, как несправедливо, что мозг может на секунду забыть все случившееся, сделать это только для того, чтобы заново ударить. Как он мог забыть, даже на секунду, что ее больше нет?

— Ты спишь в моей комнате? — спрашивает Кент, и Макс отрицательно качает головой:

— Нет, дружище. Это неправильно, особенно когда ты часто возвращаешься домой. Я спал на диване.

Глаза мальчика округляются от удивления, когда он представляет такой бунт, и Макс ерошит его волосы.

— Но я не думаю, что останусь надолго.

— Это опять из-за девушки?

Ай!

— Типа того. Ты помнишь, что она была пилотом?

— Она летала на шаттлах.

— Правильно. И она устроила меня в ЕКАВ, космическое агентство.

Кент кивает:

— Папа рассказывал мне.

Макс бросает удивленный взгляд на мать, затем вновь поворачивается к Кенту:

— Она думала, что я могу стать астронавтом…

— Круто!

— Но я не смог… Она во мне ошибалась — я повар. — Он смотрит на брата, удивляясь тому, что делится своим жизненным выбором с девятилетним. Что ж, он понимает, что больше не с кем. — Я просто повар.

Хорошо готовлю. И есть много людей, которым нужна помощь с пищей.

— Как тут? В больнице?

— Как тут, — отвечает Макс, снова взглянув на свою мать, — но за границей. Там, где голодающие люди, и солдаты, и много тех, кто напуган полем астероидов.

Кент трет глаза руками, пытаясь следить за мыслью старшего брата.

— Ты уезжаешь?

— Да, но буду звонить тебе каждый день. — Он вытягивает запястье, так что его чип синхронизируется с чипом Кента, и берет брата за руку. — Я буду каждый день писать тебе сообщения, потому что ты мой лучший друг.

Кент садится в кровати и прижимается к Максу, положив голову ему на плечо.

— А Кэрис твой второй лучший друг.

— Ты мой лучший друг, — повторяет Макс, — а Кэрис мое все.

Макс идет прямо в призывной центр Воеводы, узнать, возьмут ли они его. Он отвечает на все их вопросы, затем проходит медосмотр. Морщится, когда рекрутер говорит, что у него отличный объем легких — если бы только Максу было известно об этом раньше, — и отрицательно качает головой, пока они проходятся по его медицинской карте.

— Заболевания глаз, нарушения опорно-двигательного аппарата, инфекции?

— Нет.

— Психические расстройства?

Он секунду колеблется.

— Нет.

— Отлично. Вы в хорошей физической форме. У вас не возникнет проблем.

— Спасибо.

Она отодвигает его заметки в сторону, на экране появляется длинный список волонтеров и новобранцев, каждый из которых должен быть проверен и отмечен.

— У вас есть рекомендации от предыдущего работодателя?

— Я тренировался в ЕКАВ, — признается он, — но, если на это нет времени, профессор Алина из южной больницы на Воеводе 2 расскажет все, что вам нужно знать.

— Идеально. В таком случае вы, наверное, сможете направиться в наш тренировочный центр завтра.

Макс не знает, какая часть его личности управляет этим; не уверен, пытается ли он доказать что-то или угодить кому-то, но Кэрис просила и он пообещал, что будет жить. Он пообещал, и он чертовски хорош.

— Макс? — чей-то голос прерывает ход его мыслей, когда он сидит на жесткой скамейке в невзрачном зале, глядя на фотографию, которую движением пальца поспешно закрывает на своем чипе. — Можешь направляться в комнату с экипировкой, где тебе выдадут оборудование.

— Спасибо.

— Тебе спасибо. Нам действительно сейчас очень нужно, чтобы люди типа тебя добровольно вступали в команды помощи, особенно для службы в конфликтных зонах.

— Без проблем.

Время сделать что-то. Время жить.

Глава двадцать шестая

— Что сегодня в меню — нечто заманчивое?

Макс поднимает взгляд от восьми больших чанов, в которых он готовит еду, по очереди помешивая варево в каждом из них. У него нет черпака, так что он импровизировал с тем, что смог найти. Макс полагает, это может быть частью испытания.

Они шесть недель проходили учения на Воеводе 9, где за это время их заставили сделать физических упражнений больше, чем он мог себе представить. Работа повара для команд помощи, как он теперь видит, не сильно отличается от работы астронавта. Им по-прежнему требуется твоя идеальная физическая форма, куда бы ты ни направлялся. Во всяком случае, по сравнению с этим, учения в космическом агентстве просто меркнут: тут он отжимался, делал выпрыгивания вверх из положения лежа, стоя в планке, плюс ежедневные двух-, пяти- и десятикилометровые забеги, и все время на них кричали. ЕКАВ привела его в форму (о чем свидетельствует бумага с результатами кардионагрузок), используя технику, но ему нравится бездумность старомодных тренировок на свежем воздухе. Ему по душе возможность отключиться от внешнего мира и сосредоточиться на том, чтобы пройти через тот момент.

Дзен, так они это называли. Он чувствует дзен. Отличный уровень эндорфинов.

Макс мысленно готовится к их придиркам.

— Рагу.

— Опять?

— Прекрасное питательное рагу. Если тебе повезет, я даже добавлю пару гренок.

— Не пытайся выдать эти куски черствого хлеба за гренки. Опять ты со своим бахвальством, — говорит проходящий подготовку руководитель команды помощи, и Макс улыбается в ответ.

— Это хорошая подготовка к тому моменту, когда у нас истощатся припасы.

— Так будет недолго, — говорит руководитель новой команды. — Затем нас отправят на побережье, в основную часть военной зоны.

Макс передает ему миску.

— Да?

— В прибрежных регионах США полная неразбериха, — говорит он, — все сражаются за возвышенности и водоемы.

Макс задумывается о том, где может находиться брат Кэрис, но вскоре отбрасывает эту мысль.

— Кем ты работал до этого?

— Плотником. А ты?

— Шеф-поваром.

— Надо же, — говорит руководитель команды, — я думал… — Макс смотрит на него, но он недоговаривает фразу. — Не забудь про мою добавку гренок.

Они спят в старейшем университете Европии, красивые здания из красного и желтого кирпича с комнатами из стекла и стали. В общежитиях, находящихся наверху, большие стеклянные стены без штор, поэтому Макс особо не отдыхает, но, по крайней мере, это означает меньше ночных кошмаров. Непрекращающаяся рутина, состоящая из готовки и тренировок команд помощи, отвлекла его от привычных мыслей. По ночам он осмеливается смотреть на нее, много раз открывая одну и ту же фотографию: Кэрис стоит в его объятиях на фоне развевающихся цифровых флагов Игр Воевод.

Они в другом климате, в том, что кажется теперь иной жизнью.

Подав завтрак, Макс присоединяется к лекциям по оказанию первой помоши и питанию, проходящим в здании университета. Он на автопилоте смешивает одну ложку соли с восемью ложками сахара, добавляя пять чашек питьевой воды, чтобы сделать раствор для регидратации[35]. Инструктор Келли кивает головой в знак одобрения:

— Вы знаете свое дело.

— Я проходил учения в ЕКАВ. Гидратация очень важна в космосе.

Взглянув на историю Макса, инструктор мягко говорит:

— Да, хотя я полагаю, вода становится более вязкой при отсутствии гравитации.

— Ббльшая часть поступает в тело через трубки. Ты можешь утонуть в собственных слезах, если они заполнят твой шлем во время выхода в открытый космос.

Инструктор выглядит шокированной пару секунд, затем приходит в себя, хлопает Макса по плечу и направляется к следующему стажеру.

— Слишком много соли, — говорит она. — Твоего пациента затошнит от этой соленой воды.

Макс готовит еду для своей команды, поочередно меняясь с другими поварами на завтрак, обед и ужин. У них собралась хорошая компания добровольцев, хотя они по понятным причинам озабочены неизбежной поездкой в бывшие Соединенные Штаты. Каждая фраза начинается с «когда», а не с «если»; они много говорят о том, что будут делать, столкнувшись с повстанцами.

Лагерь быстро подхватывает малейшие новости из первоисточников, в то время как множатся слухи, сводящие новобранцев с ума. Немало из них просится домой или использует свободное время, чтобы позвонить близким, Стенные реки постоянно освещают стены общей гостиной.

Максу хочется поговорить с кем-то, кто знал Кэрис. Не с кем-то, кто слышал о ней, не с тетей Прией или даже Кентом, для которого она была дорога; он хочет поговорить с тем, кто слышал ее смех, кому были известны ее амбиции, кто прикасался к ней. Он боится, что она станет призраком, Макс постоянно смотрит на фото с Игр отчасти для того, чтобы держать в памяти ее лицо. Ему хочется написать Лю, однако тот не звонил уже какое-то время. «Расскажи мне про свое любимое воспоминание о Кэрис», — сказал Лю на поминках, и Макс его стукнул. Лю пробовал снова и снова, но было ясно, что Макс очень переживает. В конце концов Лю оставил его в покое.

В свободное время Макс пишет Лилиане на Майндшер. Удивленная его сообщением, она быстро отвечает.

— Король десертов, — печатает она, и красный текст появляется в маленьком окошке на стене общей гостиной, где Макс сидит с еще парой человек, которые разговаривают с семьями и друзьями на отдельных Стенных реках. — Больше не астронавт?

— Судя по всему, нет, — отвечает Макс. — Теперь я король рагу.

— Ты, по крайней мере, король.

— Как ты?

Пауза.

— Мне ее не хватает.

Он закрывает глаза.

— Мне тоже.

— Теперь, когда ее не стало, никто не зовет меня Лили.

— Я понимаю, о чем ты, — печатает он. — Меня теперь вообще в принципе никто никак не зовет.

Опять пауза, и он наблюдает, как она набирает текст, ожидая, пока появится сообщение.

— Можешь звонить мне, если захочешь.

— Спасибо. Ты тоже. — В качестве запоздалой мысли он добавляет: — Если к тому времени я не окажусь в тех руинах, что остались от Америки.

— Храни тебя Бог, — печатает она, — и будь осторожен.

Любое проявление чувства опасности Макс ассоциирует со слухами или расплывчатым, туманным будущим, в то время как его товарищи говорят «когда» вместо «если», он думает лишь о минутах. Следующие десять потратит на двухкилометровый забег. Двадцать после этого — на приготовление обеда.

В один из дней, когда Макс моет шестнадцать кастрюль, крутя стальную посуду под потоком воды — девять минут, — старший инструктор, та, что похвалила его за технику приготовления раствора для регидратации, застает его на кухне. Макс переходит к ножам, по очереди затачивая каждое лезвие, когда она обращается к нему с просьбой.

— Вы хотите, чтобы я рассказал им о поле астероидов, — повторяет он.

— Пожалуйста, — говорит Келли, подавая ему очередной нож. — У тебя есть непосредственный опыт. Многие люди напуганы.

Макс одной рукой потирает висок, все еще держа в другой заточку.

— Вы же знаете, что я подписался работать поваром? Это не относится к моей деятельности в космическом агентстве.

Она подбирает слова:

— Дело в том, Макс, что с учетом твоих учений в ЕКАВ и твоего опыта ты наиболее подготовлен из всех нас.

— Это не так.

Келли ласково улыбается:

— Ты слышал о том, что случилось с первыми астронавтами, когда они увидели Землю с Луны?

Он мысленно перебирает варианты.

— Один маленький шаг для человека[36]. Больше ничего не приходит на ум.

— Они посмотрели вниз на нашу крошечную планету и увидели, что национальных границ не существует и конфликты между людьми не важны, потому что мы все там, вместе. Они придумали для этого специальный термин — эффект общего обзора. — Она передает ему следующий нож. — У людей, видевших Землю из космоса, есть представление, которого другие не имеют.

Он вздыхает:

— И вы считаете, у меня оно есть.

— Разве нет?

Макс не хочет называть это видом когнитивного изменения, вероятно, им не испытанным. Он не желает открывать ей, что единственными когнитивными изменениями, испытанными им в космосе, являются горе, потеря и продолжительный психический хаос, который он пытается подавить рутиной.

— Я видела, как ты превосходишь лучших здесь. Ты умеешь импровизировать. Ты адаптируешься. Из всех, — Келли жестом обводит помещение, хотя они в этой комнате одни, — именно ты должен вести за собой команду. Тебе следует быть командиром.

Макс минуту молчит, водя лезвием кухонного ножа по стальному стержню точилки и думая, как правильно сформулировать свою мысль.

— Келли, — можно звать вас так? — дело в том, что я не солдат. И я определенно не герой. — «Большинство героических поступков не связаны с жареным картофелем», — признаёт он.

— Тебе не нужно будет лететь.

Он делает глубокий вздох.

— Я не считаю, что команды помощи стоит вооружать.

— Это только для нашей защиты.

— Самозащита не должна требовать силы. Использовать силу во имя Европии ничуть не лучше, чем воевать с самого начала.

— А кто, по-твоему, выиграл войну? — спрашивает она.

— Кто выиграл? — повторяет за ней Макс. — Никто. Невозможно выйти из этого победителем, если изувечен целый континент.

— Вот именно, Макс. В точку. И между тем тебе кажется, что ты не обладаешь даром глобального видения. — Она качает головой, улыбаясь сама себе. — Почему бы тебе не присоединиться сегодня вечером к лекциям для руководителей команд, чтобы понять, подходит тебе это или нет?

— Я подумаю.

Келли делает шаг назад.

— И ты расскажешь про астероиды?

— Я подумаю.

— Хорошо. Приходи в сектор к восьми.

— Во имя кого вы действуете? — громко спрашивает Келли, и руководители команд затихают, поворачиваясь к ней.

— Не Бога, не короля или страны, — кричат они в ответ.

— Во имя кого?

— Во имя себя.

Заинтересованный, Макс выходит из кухни и, развязав свой поварской фартук, прислоняется к кирпичной стене в конце зала. Келли, повернув запястье, активирует внешние Стенные реки с четырех сторон двора, стены университета, вспыхнув, оживают.

— Команда, пришло время вам узнать чуть больше о месте, которое вы собираетесь посетить. Лучше я покажу вам реальную ситуацию, чем вы будете продолжать сходить с ума от слухов.

На всех четырех стенах появляется прямая трансляция, и руководители групп, окруженные проекциями, вытягиваются в разные стороны, чтобы лучше видеть.

— Там нет ничего, с чем вы не справились бы, — говорит Келли, — но вам следует быть готовыми, и я хочу этого.

Большой знак Южного университета Джорджии с отслаивающейся на нем вздутой краской лежит отброшенный у дороги, белые деревянные дома давно истлели, но сады и рушащаяся башня с часами по-прежнему стоят. Камера останавливается на этом кадре, позволяя их глазам привыкнуть, перед тем как изображение поворачивается, демонстрируя остальную часть пейзажа.

Раздаются удивленные вздохи.

— Что, черт возьми, могло произойти? — потрясенно спрашивает кто-то.

— Люди, — тихо говорит Макс, его пульс набирает скорость.

Выбоины и воронки испещрили землю черными дырами на месте домов и городов, изумрудная пышная зелень Джорджии давно исчезла. Им видятся изуродованные лица там, где их на самом деле нет, потому что здесь, куда ни глянь, отсутствуют какие-либо признаки жизни. Пепел покрывает все слоем серой пыли, которая поднимается от порыва ветра, вызванного поворотом камеры.

Через мгновение они осознают, что пепел клубится над человеческими останками.

— Шесть устройств, — говорит инструктор вполголоса. — Шесть ядерных устройств, расположенных достаточно близко друг к другу, чтобы создать цепную реакцию. — Она по очереди смотрит на каждого из них, пока они, вытянув шеи, глядят на опустошение, которое демонстрируется на четырех стенах. — Вот так люди сделали это. Друг другу.

Камера задерживается на остатках черепа, и Макса начинает тошнить, его сердце хаотично стучит в груди. Движение камеры задевает череп, так что он катится в их сторону и на нем раскручивается прядь каштановых волос. Макс отскакивает:

— Господи.

— Почему они это сделали — из-за нефти? — спрашивает кто-то.

— Из-за нефти, — отвечает тренер, — денег, власти, господства.

— Дерьмо, — говорит один из новобранцев. — Европия — это свет.

Макс чувствует усиливающееся покалывание на своей коже, от позвоночника к вискам, и в нем зарождается острая тревога. Среди присутствующих нарастает ропот согласия и одобрения, утихающий, когда они вновь смотрят на опустошенную землю.

— Помните, — говорит Келли, — наша единственная задача состоит в том, чтобы помогать людям.

У Макса перехватывает дыхание, его легкие начинают гореть от ужаса, и он отходит от стены, пробираясь к выходу. Он оставляет их, двигаясь к более уединенному месту.

«Это не должно было случиться», — думает Макс. Этим переживаниям надлежало иссякнуть от постоянной рутины и режима. Он присоединился к командам помощи, будто окунувшись в вакуум, — место, где дают простые задания и требуются элементарные навыки. Не похожее на космос.

— Я не смог тебя спасти, — шепчет он, опять видя перед глазами тот череп, с которого спадает прядь каштановых волос, и, словно в замедленной съемке, сливается с Кэрис, ее рыжеватые волосы спадают на него в ту ночь, когда они легли в постель, после Игр.

«Мне еще никогда не хотелось чего-то настолько сильно». Одинокая слеза стекает по его лицу. «Так не должно было случиться», — думает он. Война не может быть настолько похожей на это.

— Лилиана, — печатает он в отчаянии, активировав свой чип.

— Что произошло? — Ответ приходит быстро, и он выдыхает с облегчением.

— Я не смог спасти ее.

— Ты спас. Ты спас ее, когда вы встретились. Она становилась очень одинокой.

— Я ее подвел. — Макс пишет о своем наиболее сокровенном страхе: — И я все еще подвожу ее, сейчас.

Лилиана переключается на голосовой вызов, Макс подскакивает от звонка, а затем удивленно отвечает:

— Привет.

— Ты не должен жить согласно чему-то, — говорит она. — Ты должен просто жить. Посмотри на себя — помогаешь людям, готовишь для нуждающихся. Ты заставляешь таких людей, как я, верить.

— У тебя уже была вера. — Он прислоняется к красно-желтой кирпичной стене, по спине и лбу Макса течет пот. — Это не то, что я себе представлял, придя сюда. Я думал, меня будут учить готовить и помогать выжившим. Но это как… армия.

Она ждет.

— Они хотят, чтобы я был солдатом. — Его голос хриплый. — Они уверены, что я герой.

— Макс, ты выживший. Кэрис считала тебя героем.

Он медленно проходит под древними арками университета к саду с мощеными дорожками в вечернем тепле Воеводы 9.

— Кэрис много чего обо мне думала.

— Как по-твоему, может, стоит дать себе небольшую поблажку? Мне не кажется, что ты понимаешь. Она уважала тебя, и ты рос, чтобы удовлетворить ее ожидания. Она, в свою очередь, делала то же для тебя. Ты разве не видишь? Когда вы были вместе, то являлись лучшими версиями самих себя. Она сделала тебя более мягким и в то же время более амбициозным. А Кэрис с тобой была сильнее и счастливее.

— Возможно, — говорит он, пульс все еще чувствуется на шее, пока кровь разносит по его организму последствия панической атаки.

— Так что ты можешь быть потерянным без нее, но она была бы такой же потерянной без тебя.

— Я не солдат, Лилиана. — Его голос надламывается. — Я никогда не хотел держать на весах две жизни и решать, кто заслуживает жить.

— Понимаю, — говорит она. — Ты не хочешь, чтобы судьба опять сделала этот выбор в твою пользу.

— Мне бы хотелось, чтобы это можно было изменить, — говорит он, и к одинокой слезе быстро присоединяется еще одна, когда его сердце рвется от боли.

— Люди раньше верили, — продолжает Лилиана, — что у нас есть шанс повторить нашу жизнь. Мы проживаем ее снова и снова, и единственный способ двигаться дальше — принять другое решение, добиться иного результата. Только тогда мы постигнем высший план. Так что тот ужасный эпизод, пережитый тобой, это всего лишь один момент, который можешь прожить заново с другим исходом, и так раз за разом, пока не добьешься нужного. Ты сделаешь выбор, когда этот момент наступит снова. Ты сделаешь единственно правильный выбор.

— Я бы взял его обратно, если бы мог, — отчаянно говорит он, и, пока думает о двух жизнях, удерживаемых в равновесии, его разум, крутясь, уносится в прошлое, отматывая кадры назад, как на катушке кинопленки…

Глава двадцать седьмая

Шесть минут

Свет медленно приближается к ним, будто призрак надежды.

— Мы же не сошли с ума? — говорит Макс. — Это не мираж?

— Нет, Макс, — тихо отвечает Кэрис. — Это не мираж.

Под ними пыль поля астероидов кружится завитками вокруг огромного метеорита, расположенного метров на двадцать ниже. Под всем этим широко расстилается мир, над Африкой сгущаются облака. Но Макс не смотрит ни на природные явления, ни на свет медленно приближающегося к ним спутника. Вместо этого он глядит на Кэрис: ее рыжеватые волосы, заплетенные вокруг головы, крутятся внутри похожего на аквариум стеклянного шлема, маленькая ромашка вплетена в косу, лицо обрамляют выбившиеся завитки. Обнаженная рука Кэрис кажется бледной на фоне темноты Вселенной. Белая, не туго завязанная нитка в условиях микрогравитации скользит по ее пальцу, и он внимательно смотрит на нее, затем вновь окидывает взглядом лицо Кэрис.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как — так?

Она улыбается, ее лицо выглядит немного болезненно.

— Будто ты не видел меня несколько месяцев.

— Такое чувство, что не видел несколько лет.

Кэрис касается его плеча.

— У тебя такой вид, будто ты прошел войну.

Его взгляд падает на нитку у нее на пальце и снова возвращается к ее лицу, он молчит, и Кэрис кивает:

— Мы скоро остановимся в точке Лагранжа.

Они инстинктивно сгибают ноги, словно артисты балета, которые приземляются на половицы пола сцены, и медленно останавливаются, когда оказываются на одном уровне с астероидом.

— Физика, да? — прилежно произносит Макс. — Всегда права.

— Кроме того времени, когда Землю считали плоской. — Кэрис берет его за руку без перчатки, и он сжимает ее ладонь в ответ. Они пару секунд наслаждаются ощущением прикосновения рук, перед тем как Кэрис смотрит вверх.

— Вблизи этот астероид кажется громадным.

— Он огромен, — соглашается Макс. — Не могу поверить, что мы пролетели так близко к нему.

— Мне жаль.

— Не стоит.

Не в полной мере готовая снова вернуться к этому, Кэрис задает вопрос, на который уже знает ответ:

— Сколько времени у нас осталось?

— Теперь? — спрашивает он. — Думаю, спутник будет у нас через шесть минут.

— Шесть минут. Это не долго.

Макс отводит руку не для того, чтобы заявить что-то, просто ему так удобней.

Шесть минут: столько времени нужно, чтобы идеально проварить яйцо вкрутую; это средняя продолжительность секса у большинства пар; время, которое потребовалось для опустошения Нью-Йорка.

— Целая жизнь, — говорит он. — Ты жалеешь об этом?

— О чем этом? Нет, — торопится ответить она. — Возможно. Я не знаю. Иногда думаю, может, лучше бы мы не просили их об отмене.

Макс корчит гримасу:

— Дело в том, Кэри, что ты и не просила. Я просил. Поэтому виновен во всем случившемся. — Она не отвечает, и он закусывает губу. — Теперь пришла моя очередь сожалеть, — говорит он.

— Не стоит. Мне не кажется, будто мы настолько хороши по отдельности.

Метеоритная пыль кружится рядом с ними, моментально закрывая полосу света от спутника.

— Ты права, — соглашается Макс, — не думаю, что врозь лучше.

Кэрис поднимает запястье, растопырив пальцы.

— Я сейчас попробую связаться с Озриком.

— Хорошая идея. — Он улыбается ей.

Она проверяет, на месте ли сетка флекса, обернутая вокруг ее костяшек, и печатает.

— Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы видите мои сообщения? — Она ждет. — Повторяю: Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы сейчас видите мои сообщения? Я не получаю никакого ответа, — говорит она Максу.

— Продолжай попытки.

— Пожалуйста, Рик.

Ее аудиопередатчик, потрескивая, оживает с бренчащим звуком входящего сообщения:

— Привет, Кэрис, это Озрик.

— Озрик! — вскрикивает она, когда синий текст заполняет боковую часть окошка ее шлема.

— Я связался непосредственно с компьютером спутника, чтобы подключиться к вам, Кэрис.

— Спасибо.

— Вы хотите попросить меня сделать что-то с дроном?

— Нет, спасибо.

— Вы уверены, Кэрис?

— Что мы говорили о том, — печатает она, — чтобы не добавлять мое имя в конце каждого предложения?

— Извините.

— Спасибо. Озрик, я правильно понимаю: в случае катастрофы в космосе записи разговоров ЕКАВ становятся достоянием общественности?

Пауза.

— Да, Кэрис.

— Все, о чем мы с тобой переписываемся в наши последние минуты, будет доступно для жителей Воеводства?

Опять пауза.

— Да, Кэрис.

— Ладно. Подожди.

— Кэри? — обращается к ней Макс.

— Спутник — это один из наших дронов. Он будет здесь через шесть минут. У тебя есть шесть минут воздуха, а у меня скоро останется две.

— Верно, да. Прости…

— Ничего страшного. Мы должны были попробовать сделать что-то раньше. Всегда существует опасность непредвиденных обстоятельств. Если бы не твоя попытка с топливом, не исключено, что я убила бы нас озоном.

— Но ты могла справиться и получить черный кислород, а это огромное достижение.

Она смеется:

— Это было бы нечто, правда? Вот тебе и физика.

— Я думаю, фактически это химия.

— Очень смешно. Теперь послушай, потому что я пытаюсь говорить по существу.

Макс делает серьезное лицо:

— Я заметил.

— Ты выживешь и исправишь то, что мы начали ломать. — Она берет его за руку. — Потому что мы вольно или невольно способствовали возникновению цепной реакции. Мы привлекли так много внимания к одному правилу, которое нам не понравилось… подорвали понятие о высшем благе. — Она смотрит на него, взывая к его пониманию. — Я не думаю, что Европия была для меня утопией. Я никогда не вписывалась в идеалы индивидуализма, но это не значит, будто я рада тому, что они рушатся. Поэтому, пожалуйста, Макс. Тебе нужно вернуться и все исправить.

— Я не могу этого сделать, Кэри.

Она вздыхает:

— Я боялась, что ты так скажешь.

— Тебе нужно знать: я видел свою жизнь без тебя, и, откровенно говоря, она мрачная.

— Она может стать нормальной.

— Я знаю, что нет. Я видел это, — говорит он. — Моя семья не простит мне, и для меня там, внизу, не останется места. Навыки, которыми я владею, вещи, которыми хочу заниматься… Я никому не нужен, если тебя нет. Без тебя я не герой.

Кэрис задумывается.

— Но мы разрушили это, Макс.

— Нет.

— Да. Мы способствовали тому, чтобы они начали пересматривать правила. — Она прикасается к нему.

— Это может быть правдой, — говорит Макс, — и мне больно признавать это, но любая система, которую смогла сломать моя любовь к тебе, похоже, изначально являлась достаточно хрупкой.

Она выдыхает, снова взяв его за руку:

— Вау.

— Я знаю.

— Я в это не верю. Макс Фокс отвергает утопию?

— Это правда.

— И еще, извини, ты только что сказал, что любишь меня?

— Конечно люблю. Я сожалею лишь о том, что нечасто признавался в этом. Мне стоило говорить такие слова каждый день.

— Нет, — тихо отвечает она. — Так это почему-то кажется более значимым.

— Я пытался. Особенно на корабле. Мне всегда нравилась та часть из «Гамлета», где он пишет письмо Офелии. Я хотел прочесть ее тебе — сегодня утром.

— Правда?

— Да.

Он откашливается.

— Не верь дневному свету, Не верь звезде ночей, Не верь, что правда где-то, Но верь любви моей.[37]

Кэрис заметно тронута:

— Макс, ты что, читаешь мне Шекспира?

— Да.

— Черт возьми. У меня, наверное, галлюцинации, — говорит она. — Они, похоже, действительно запрограммировали подачу воздуха так, чтобы кислород поступал медленнее, когда заканчивается.

— Замолчи.

— Извини. — Кэрис смеется.

— Перестань дразниться. — Он хватает ее и прижимает к себе настолько сильно, насколько может. — Ты портишь момент.

— Я просто обрадовалась, что ты признался мне в любви.

Макс на секунду замирает, затем, придя в себя, регулирует скафандр.

— Нам нужно тебя подготовить.

Кэрис вздыхает:

— Макс…

Он поспешно перемещается за спину Кэрис и устраивает представление, постукивая по ее ранцу и регулируя плечевые ремни и кабели.

— Готово. — Макс остается у нее за спиной, в то время как она поднимает свою обнаженную руку к плечу, а он сжимает ее, возможно, в последний раз. — Слушай меня, Кэрис. Когда твой запас воздуха иссякнет, тебе нужно будет быстро поменять баллоны. Я уже их ослабил — ты просто переставишь трубку и закрутишь ее на другом ранце, хорошо? Поворачивай, пока не зафиксируется. — Он гладит ее по руке. — Поняла?

— Нет, Макс. Я знаю, что ты собираешься сделать, и я тебе не позволю. Ты не оставишь меня из-за какой-то рыцарской ерунды. Ты не отдашь мне свой ранец, — говорит она, повернувшись так резко, что его разворачивает вслед за ней. — Я не позволю тебе это сделать. Ты не должен меня спасать.

— Кэри, нет, — говорит он.

— Я уже не буду тем же человеком, если оставлю тебя здесь, — так что я не оставлю.

Он шокирован.

— Да, — продолжает она, ее голос снова становится нормальным. — Но у тебя все еще есть время. Ты можешь добраться до дрона и возвратиться на Землю. Ты снова увидишь брата. — Она пытается быть бессердечной: — Так легко его бросать — это эгоизм с твоей стороны.

— Легко?! — кричит Макс. — Думаешь, хоть что-то из этого было легким'! Потому что жить без тебя тоже будет нелегко, — говорит он. — Я не позволю тебе перерезать веревку, чтобы спасти меня. Ты говоришь, я пытаюсь быть рыцарем на белом коне, Кэри, но ты не лучше.

— Извини, что я разбила корабль, — отвечает она, быстро сменив тему, и он умолкает от удивления.

— Ты разбила?

— Да. Я опустилась слишком глубоко. Думала, что вижу — нет, я действительно видела — путь через астероиды. Выход.

Он удивленно поднимает брови:

— Путь к выходу? Вау.

— Знаю, — продолжает она. — Но я разбила корабль, пытаясь по нему пройти. Метеорит сделал пробоину в корпусе, а дальше… остальное ты знаешь. Мне так жаль.

— Ах, ну что уж теперь.

— Это все?

— Сейчас уже ничего не вернешь, — говорит он, оглядываясь вокруг. — Но путь к выходу? Кэри, ты сделала это.

— Я рисковала нашими жизнями, чтобы сделать это. А теперь мы застряли вдвоем.

— На две минуты, может, меньше. Ты уверена, Кэрис?

— Я уверена. А ты?

Они переводят дыхание, никто не хочет считать, сколько еще вдохов до последнего у них осталось.

— Тогда мы решили с этим, — грустно говорит он. — Ни один из нас не желает улететь в этом спутнике.

— Я точно нет. А ты?

— Нет, — отвечает он, смирившись. — Без тебя я потерян.

Она вздыхает:

— Тогда это все.

— Да.

— Что мы делаем?

— Думаю, нам стоит насладиться моментом, — говорит он. — Мы смотрим, как северное сияние горит над атмосферой, вспоминаем наши семьи, благодарим наши счастливые звезды и желаем спокойной ночи.

— Это окончательно?

— У нас заканчивается время, Кэри. Это то, о чем мы говорили час назад: мы или позволим этому случиться, или возьмем судьбу в свои руки и сами покончим с этим.

— Мы сами покончим с этим, — эхом отзывается она. — Правильно. — Она берет его за руку и глубоко вдыхает.

— На три?

— На три.

Их аудиопередатчик потрескивает.

— Раз.

— Два.

— Подожди! — Кэрис вскидывает руки. — Мне всегда хотелось, чтобы ты думал, что я выше потребности слышать или говорить это. Я никогда не подталкивала тебя к произнесению этих слов. Но хочу сказать, что любила тебя, наверное, с того момента, когда ты спас мой картофель, и до сих пор. Извини, но это так, и я хочу, чтобы ты знал.

Макс глубоко вздыхает:

— Любовь с первого взгляда? Кэри, это очень романтично. Спасибо. Я этого не заслуживаю. — Затем он меняет тему разговора, не в силах устоять: — Но я всегда знал, что ты притворялась.

— А я всегда знала, что ты павлин, — парирует она, — однако почему-то мы все еще вместе.

— Да, вместе. Одни в космосе. И даже без сообщений от Озрика…

— Озрик. Почти забыла.

Она быстро печатает Озрику координаты пути выхода из поля астероидов, стараясь все вспомнить. Она записывает кратчайшие маневры и маршрут, по которому они с Максом вышли из поля, но где разбился их корабль, стоило им выйти с другой стороны. Синий текст пульсирует на стекле ее шлема и исчезает.

— Одни в космосе, — повторяет он.

— Мы нигде, Макс.

Он улыбается:

— Наверное, так. И это забавно, потому что истинное значение утопии — не там, в «идеальном месте». — Он указывает на Землю, медленно движущуюся под ними. — В переводе с греческого утопия означает «отсутствие места».

— Ты говоришь мне, что, несмотря на все их позерство, Европия отправила нас в настоящую утопию? — Она начинает смеяться.

— Знаешь, — отвечает он, — я хотел попасть домой, с тех пор как мы оказались здесь. Я продолжал верить, что наши лучшие дни пройдут на Земле. Но, несмотря ни на что, я был так счастлив тут, с тобой. Идеальное место не в политическом государстве или философском движении. Оно тут, в нас, — говорит он, и она начинает очень тихо плакать.

«Я с тобой, — сказал ей Макс как-то давным-давно. — Кэри? Я с тобой». Однако она никогда по-настоящему в это не верила. Но он тут, у него достаточно воздуха, чтобы выжить и попасть домой; вместо этого он выбрал… Кэрис останавливается.

— Озрик, — быстро печатает она, — я отправила тебе координаты для выхода из пояса астероидов. По ним в самом деле можно пролететь. Я думаю, вы сможете опять покинуть Землю, если захотите. Но перед этим скажи им…

Кэрис обдумывает свою мысль. Она вспоминает о том, что говорила ее мама, или сказала бы, или могла бы сказать, наконец чувствуя себя благодарной за то, что Гвен была права лишь наполовину.

— Скажи им, что первая любовь может сломать тебя. Но она также может и спасти тебя.

Макс и Кэрис наблюдают за тем, как северное сияние танцует в атмосфере над Северным полюсом и близлежащими территориями, гамма зеленых цветов подскакивает и падает в небе над их домами из альтернативного будущего — будущего, о котором они никогда не узнают.

Аварийная сигнализация Кэрис начинает пищать, пока они продолжают любоваться переливами красок.

— Пора.

— Хорошо. — Он смотрит на верхнюю точку сияния, алые лучи которого поднимаются в космос, невидимые для случайных зрителей, способных различить лишь синие и зеленые оттенки в северном полушарии.

— Макс, я… — Она указывает на свой скафандр, сигнализация горит красным, у Кэрис виноватое выражение лица. — Я не думаю, что смогу. — Мысль об отключении собственного запаса воздуха, даже если он заканчивается, ужасает ее.

— Как насчет того, чтобы помочь друг другу? — Он медленно обнимает ее, обнаженная рука Макса покоится на винтовой резьбе у нее за спиной. — Теперь положи руку на мою.

Она заводит руки ему за голову, легко прикасаясь ладонями к стеклу его шлема. Нежно кладет голые пальцы на трубку у задней части его шеи.

Белая нитка, слабо завязанная у нее на пальце, свободно свисает.

— Без извинений, — говорит он.

— Это то, чего мы хотим. — Она кивает, когда начинает звучать вторая сигнализация.

— На три.

— Без обратных отсчетов, Макс, — говорит она, и он все понимает. — Это конец.

Очень нежно, не закрывая глаз и не отворачиваясь, подняв руки вверх и обвив ими друг друга, Макс и Кэрис отсоединяют шлемы, вдыхая холодную темноту.

Млечный Путь за ними горит огнем, когда их легкие сдавливает непосильный груз; и во власти любящих объятий, под тяжестью тысячи звезд Макс и Кэрис начинают свой последний танец.

Благодарности

Дарси Николсон работала над этой историей неутомимо, с гениальной прозорливостью, терпением и добродушием — спасибо, Дарси, за то, что сделала меня лучшим писателем. Мой главный редактор, Саймон Тейлор, исполнял роль фантастического рулевого, возглавив невероятно находчивую команду из «Трансворлд» в составе Софи Кристофер, Николы Райт, Сары Уиттакер, Дейдре О’ Коннелл и Лиззи Гаудсмит — благодарю всех вас.

Джульетта Машенс, лучший агент, ставшая для меня кем-то наподобие заботливой мамочки, продавала этот роман по всему миру, ни на минуту не теряя со мной связи. Кроме того, выражаю благодарность Саше Раскин, Натали Хэллам, Саре Маннинг и Говарду Сандерсу из агентства «Юнайтед Телент».

Карен Коштольник верила в романтику книги «Алкион» с самого начала — выражаю благодарность всем из нью-йоркской «Гэллери», а также Ните Проновост из «Саймон и Шустер» (Канада).

В 2013 году Ричард Скиннер, директор курса художественной литературы в академии Фабера, недвусмысленно намекнул мне на то, что пора закончить первый черновик этого романа. Когда Макс говорит, что «жизнь после смерти — это то, что мы оставляем в других», он цитирует стихотворение Ричарда «Изба», использованное с его разрешения, за что я ему благодарна.

Мои друзья и первые читатели, Кетти Пэгг и Кейт МакКвейл, сразу же поделились со мной своими впечатлениями и попросили меня продолжать. Спасибо, что вдохновили меня на это. И спасибо Дану Далтону за то, что переделал первую страницу.

Ян Джордж, Джон Флетчер и команда «Парамаунт Пикчерс»: строить карьеру в двух разных сферах сложно, но с вашей поддержкой это получилось легко.

Спасибо моим родителям, Джейн и Дону Вудам, которые стали вдохновением из реальной жизни: именно благодаря вам я смогла описать близкие отношения Кэрис и Гвен. А образы ужасных родителей Макса вымышлены, я просто представила себе те вещи, которые вы бы никогда не сделали, слова, которые никогда не сказали бы. Вы удивительные. Спасибо, я люблю вас.

Выражаю благодарность моей замечательной семье: Сэму и Лиз, Амбер и Элле, Финли и Солу, Поппи и Марли. Последние двое — это собаки, но они тоже часть моей семьи…

И наконец, спасибо Джонатану Хопкинсу за утренний чай, подбадривание перед окончанием сроков и шутки про человека-лень. Вот только этот ленивый человек все-таки взял и написал книгу! Благодарю за все.

Кэти Хан работает в киностудии, где занимается цифровым маркетингом для «Парамаунт Пикчерс» в Великобритании, кроме того, она выпускница курса писательского мастерства знаменитой академии Фабера. «Алкион» — ее первый роман.

Примечания

1

Пуантилист — художник, создающий свои полотна в манере пуантилизма — течения в живописи конца XIX — начала XX в., характеризующегося манерой наложения чистых красок отдельными мазками в виде точек. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное)

(обратно)

2

Фал — страховочный трос для крепления космонавта к кораблю при выходе в открытый космос.

(обратно)

3

Флекс — устройство, состоящее из сетчатых элементов, одевающееся на руку, чтобы печатать на виртуальной клавиатуре за счет измерения движения мышц руки.

(обратно)

4

Майндшер — социальная сеть.

(обратно)

5

Стенные реки — экраны, встроенные в стены, исполняющие функцию монитора компьютера.

(обратно)

6

Итальянское белое вино из одноименного сорта винограда.

(обратно)

7

Фут — единица измерения длины в английской системе мер, около 30-ти см.

(обратно)

8

Фунт — английская мера веса, равная 409,5 г.

(обратно)

9

Крамбол — небольшой кран для подъема якорей вручную.

(обратно)

10

Линия Кармана — высота над уровнем моря, которая условно принимается в качестве границы между атмосферой Земли и космосом; равна 100 км.

(обратно)

11

Песчанка — вид грызунов рода малых песчанок.

(обратно)

12

Жеода — геологическое образование, замкнутая полость в осадочных (преимущественно известковых) или некоторых вулканических породах, частично либо почти целиком заполненная скрытокристаллическим или явно кристаллическим минеральным веществом.

(обратно)

13

Фрустрация (от лат. frustratio — обман, тщетное ожидание) — особое эмоциональное состояние, возникающее, когда человек, сталкиваясь с препятствиями, не может достичь своих целей и удовлетворение какого-либо желания либо потребности становится невозможным. (Примеч. ред.)

(обратно)

14

Сноудон, или Ир-Уитва — самая высокая гора Уэльса, высочайшая вершина Великобритании южнее Шотландского высокогорья. (Примеч. ред.)

(обратно)

15

Таньгризиау — местность и деревня в Уэльсе.

(обратно)

16

Лин Ствлан — озеро в Таныризиау.

(обратно)

17

Здесь: особенным. (Примеч. ред.)

(обратно)

18

Человек, не верящий ничему, что нельзя было бы подтвердить с помощью органов чувств. (Примеч. ред.)

(обратно)

19

Вспененная резина. (Примеч. ред.)

(обратно)

20

Ça va (фр.) — Ты в порядке?

(обратно)

21

Qué tal? (исп.) — Как поживаешь?

(обратно)

22

Bene, grazie (ит.) — Хорошо, спасибо.

(обратно)

23

Et toi? (фр.) — А ты?

(обратно)

24

Акведук — мостовое сооружение с каналом (или трубопроводом) для подачи воды через овраг, реку и т. п.

(обратно)

25

Принцип управления, согласно которому руководящие посты должны занимать наиболее способные люди, независимо от их социального происхождения и финансового достатка.

(обратно)

26

Прозрачный стерильный лабораторный сосуд в форме невысокого плоского цилиндра, закрываемого прозрачной крышкой подобной формы, но несколько большего диаметра. Применяется в микробиологии и химии.

(обратно)

27

«Эрудит» (англ. Scrabble — «рыться в поисках чего-либо») — настольная игра, в которой от двух до четырех участников соревнуются в образовании слов с использованием буквенных деревянных плиток на доске, разбитой на 225 квадратов.

(обратно)

28

Тело с незначительной массой, которое испытывает только гравитационное влияние двух взаимосвязанных массивных тел, будет находиться в неизменной позиции относительно них.

(обратно)

29

Глиссандо (ит. glissando от фр. glisser — скользить) — музыкальный термин, штрих, означающий плавное скольжение от одного звука к другому; создает колористический эффект.

(обратно)

30

Фьорд, фьёрд, фиорд (норв. fjord) — узкий, извилистый и глубоко врезавшийся в сушу морской залив со скалистыми берегами.

(обратно)

31

Города-призраки — города, покинутые жителями по разным причинам. (Примеч. ред.)

(обратно)

32

Здесь: сочетание несогласующихся понятий. (Примем, ред.)

(обратно)

33

Меламин — искусственное декоративное, стойкое к воде и механическим повреждениям покрытие.

(обратно)

34

Посттравматическое стрессовое расстройство. (Примеч. ред.)

(обратно)

35

Восполнение жидкости в организме.

(обратно)

36

Часть фразы Нила Армстронга — «Один маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества», которую он произнес во время первого полета на Луну.

(обратно)

37

Перевод Б. Пастернака.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg