Дейл Бейли ИСХОД[1]
Рут плохо спала ночами уже несколько десятков лет, и этим прохладным тихим майским утром — особенным утром, которое она с нетерпением ждала в течение дней, недель и бесконечно долгих месяцев — проснулась даже раньше обычного: ровно в 3:57, как показывали часы, вживленные в обновленную сетчатку ее глаза. Она тихо лежала, вдыхая свежий аромат сирени, доносившийся через окно из парка, и решая, не пора ли ей вставать. Рут давно заметила, что, становясь старше, жаждешь сна больше, но нуждаешься в нем меньше. Практическое решение парадокса — игнорировать желание поспать. Тело требовало, чтобы она осталась в постели, в уютном гнездышке, еще часок-другой, но победил здравый смысл. Ничто так не угнетает, как два бессонных часа. Особенно в твой 145-й день рождения.
Поэтому она встала и затянула поясок на новом халате, который ей вчера прислала Марта, ее правнучка. Из какой-то восточной страны — Вьетнама? Или Лаоса? Рут еще заметила почтовый штемпель, аккуратно вырезала его и положила на холодильник. Ядовитого цвета узор уродовал халат, но Рут все равно его надела. Она не видела Марту шесть лет, не говорила с ней в течение трех и не имела представления о том, что та делала в Таиланде. Но все-таки всегда приятно, что о тебе помнят.
На кухне она приготовила кофе, по обыкновению отказавшись от негромких предложений дома помочь ей. Рут уже пыталась убедить техобслуживание заглушить этот шепчущий голосок, но безуспешно.
— Мы не можем отключить мозг дома, — сказал ей техник. — Это было бы нарушением правил.
— Я не прошу отключить мозг, — ответила Рут, — только голос.
Техник покачал головой. Вне сомнения, у него зуб на пожилых людей вроде нее. Когда сам уйдет на пенсию, его взгляды изменятся, но пока это не решало ее проблему.
Он опять покачал головой.
— Мозг дома должен работать на случай какой-либо непредвиденной ситуации, — сказал он ей. — А вдруг вы упадете?
«Неужели это так страшно?», — подумала Рут.
Но вслух ничего не сказала. Просто смирилась — стараясь игнорировать попытки дома потакать каждой ее прихоти. Рут знала нескольких пожилых людей, которые попались в эту ловушку. Она будет сама о себе заботиться, иначе — конец.
Потягивая кофе, она включила телестену. Все каналы кричали об одном и том же: тру-эйджеры, сторонники идеи «истинного возраста», снова разбомбили поселок для пожилых, на этот раз в Хьюстоне; на орбите продолжается подготовка к предстоящему запуску «Исхода». Ничего интересного. Она включила изображение тропического леса и допила кофе, глядя на яркие растения и давно исчезнувших птиц.
Выключив стену, Рут вернулась в спальню, чтобы застелить постель, но обнаружила, что опять забыла заблокировать домовой компьютер — и он уже обо всем позаботился. Внезапно на глаза навернулись слезы, как иногда с ней случалось, и она не стала их сдерживать. Дала себе в волю выплакаться, лежа на узкой постели, но когда около пяти начало светать, сказала про себя: «Перестань валять дурака, старушка.» Глянув в зеркало, заставила себя улыбнуться и начала готовиться к самому важному дню, к своему 145-му дню рождения.
Скоро приедет Селия. Наконец-то приедет Селия. Эта мысль ее взбодрила.
Селия появилась только в одиннадцать. Увидев из окна, что машина, на ветровом стекле которой под дворник был подсунут красно-желтый однодневный пропуск, уже подъезжает к крыльцу, Рут решила еще раз убедиться, что в доме полный порядок. Она оставила чашку из-под кофе на столике и теперь поспешно отнесла ее на кухню, но в остальном все просто сияло. На стулья были одеты только что отглаженные ситцевые чехлы, дом всосал все пылинки до одной. С кухни доносились аппетитные запахи. Дверной звонок звонил, звонил и звонил, а Рут просто стояла в гостиной и слушала. Она так давно не видела Селию; ей хотелось немного растянуть предвкушение встречи.
— В дверь звонят, — прошептал дом, как будто она сама не слышала.
— Ну, открывай.
Рут шагнула вперед, будто желая сама открыть дверь, чтобы встретить Селию у порога, но вдруг ее охватила внезапная нерешительность. Что она скажет? Но прежде чем что-то пришло в голову, компьютер бесшумно открыл дверь, и перед ней предстала Селия.
— Мамуля! — воскликнула Селия.
— Селия, дорогая, — сказала Рут. — Сколько же лет прошло!
Селия с шумом ворвалась в комнату. Из ее рук посыпались свертки и пакеты — как же она все это донесла? — потом они крепко обнялись, смеясь и болтая наперебой. Следом за Селией вошел худой бородатый мужчина и осторожно закрыл дверь.
— Пахнет чертовски здорово, — сказала Селия.
— На кухне остывает домашний фруктовый пирог. А Флоренс, — моя соседка, знаешь? — позволила мне нарвать цветов у нее в саду, чтобы сделать тебе приятное. Это так мило с ее стороны.
Рут глубоко вздохнула и улыбнулась. Последовало короткое молчание. Все трое смотрели друг на друга с улыбкой. Незнакомец — ведь Селия не говорила, что приедет не одна — нагнулся, чтобы собрать упавшие пакеты.
— Ну, — сказала Рут, отступив на шаг от Селии. — Дай же мне на тебя посмотреть.
— Да нет, лучше ты мне дай на тебя посмотреть! — засмеялась Селия, оборачиваясь и улыбаясь молодому человеку. — Это Бен, — сказала она. — А это Мамочка-Рут.
Бен что-то сказал, но Рут не слышала его слов. Ее внимание было приковано к молодой женщине. «Селия!» — подумала она, и слезы снова навернулись ей на глаза. Она смахнула их ресницами, чтобы они не мешали ей смотреть на Селию, которая выглядела чудесно. Просто великолепно: высокая и стройная, в просторном блестящем черном одеянии, словно летящем вокруг изящной фигуры; продолговатое лицо раскраснелось от волнения, темные раскосые глаза сияли. Селия, ее пра-правнучка! Густые темные волосы, такие же черные, как и одежда, или даже чернее, с единственной седой прядкой, спадали на плечи. А эта улыбка, которая не изменилась бы, даже если бы все остальное в ней переменилось, если бы Селия наконец, наконец повзрослела. Сколько же Селии лет? Тридцать пять? Сорок? Она сказала:
— Ах, Селия, ты выглядишь замечательно.
— Мамочка! Я пытаюсь познакомить тебя кое с кем.
— Бен. Конечно, Бен, — улыбнулась Рут.
— Очень приятно, миссис… — Бен пожал протянутую руку.
— Просто Рут.
— Очень приятно, Рут. Я столько слышал о вас.
— Ну, а я о вас совсем ничего не слышала.
— Ма-амочка! — сказала Селия.
— Садитесь, — пригласила Рут. — Расскажите мне обо всем. Прошло чертовски много времени, не так ли? Семь лет! — Вы знаете, — сказала она Бену, — я практически одна вырастила Селию. Ее мать…
— Разве нам обязательно говорить о маме? — спросила Селия.
Она сидела рядом со своим молодым человеком — с ее Беном — на уютном диванчике у окна. Рут стояла в дверях кухни и пристально смотрела на них: на стройного молодого человека с бородкой и живыми глазами и на свою пра-правнучку, которая была ей как родная дочь. Селия небрежно положила руку Бену на плечо и тоже смотрела на Рут, как бы ожидая от нее чего-то. Но Рут не знала, что сказать. В голове совсем не было мыслей. Яркое весеннее солнце над зеленью парка слепило ее. Может быть, что-то с имплантатами сетчатки, подумала она и, моргнув, почувствовала, что в глазах стоят слезы. Сегодня она чересчур сентиментальна. Рут отвела взгляд, чтобы Селия ничего не заметила, и поклялась себе, что не заплачет. Как глупо. Затем сказала:
— Давайте я принесу вам что-нибудь. У меня есть кофе, содовая и, наверно, чай…
— Присядь, Мамочка. Мы не хотим пить.
— И все-таки, — сказала Рут. — Хотите кофе, Бен?
— Было бы не плохо, — ответил он. — Если можно, с сахаром.
— Мамочка…
Рут исчезла на кухне. Она остановилась у окна, выходившего на садик Флоренс, и смахнула ресницами слезы. Цветы буйно цвели, и было приятно стоять у открытого окна и вдыхать их опьяняющий аромат. Это успокаивало.
— Что с тобой, Мамочка?
Рут включила воду и притворилась, будто моет чашку.
— Ничего, дорогая. Просто споласкиваю.
— Чепуха. — Селия закурила сигарету, прошла мимо Рут и выглянула в окно. — А за цветами хорошо ухаживают, — сказала она. — Я буду скучать по ним.
— Отвратительная это привычка — курение.
— Такой стиль, Мамочка. Никакого вреда.
— У тебя вся одежда дымом пропахла.
— Может быть, я брошу.
— За кого ты меня принимаешь? Ты куришь с шестнадцати. Значит, уже двадцать пять лет?
— Двадцать два.
Селия потушила сигарету, сунув ее под кран. В лучах солнца девушка становилась еще красивее: ее кожа делалась почти прозрачной, волосы становились темнее, а седая прядка казалась белокурой.
— Тебе не следует оставлять твоего друга одного, — сказала Рут. — Это невежливо.
— Кто бы говорил о вежливости. — Она наблюдала, как Рут возится с кофейником. — Пусть дом приготовит кофе. Мы так редко видимся, зачем же тратить время?
— Все готово.
Рут поставила сахарницу, чашки и кипящий кофейник на серебряный поднос, с краю спешно разложила полукругом пирожные из коробки и прошла в гостиную. Селия за ней.
— Вы должны мне рассказать о себе. Я хочу знать все, — сказала Рут Бену и заметила, как они с Селией обменялись взглядами. Бен размешивал сахар в чашке. Легкий ветерок всколыхнул прозрачные занавески, и до Рут донесся запах кофе.
— Мы с Селией познакомились в «СелТек», — сказал Бен.
— «СелТек», — повторила Рут. — Такая большая компания. Хотела бы я понять, чем ты там занимаешься, Селия. — Я, знаете ли, не разбираюсь в технике, — объяснила она Бену.
— Мы вместе работали над проектом, — сказал он. — Я инженер-механик.
— Да что вы? Может быть, вы мне окажете небольшую услугу? Я пыталась добиться, чтобы техобслуживание отключило голос дома, но они отказались. Вы можете это сделать?
— Мамочка, пожалуйста.
— Не очень предусмотрительно — отключать мозг дома, — сказал Бен. — А вдруг вы упадете?
— Не мозг, только голос.
— Прошу тебя, Мамочка. Мы пришли в гости. Это твой день рождения. Разве ты не хочешь увидеть подарки? У нас их так много.
Бен положил руку на бедро Селии.
— Я помогу вам, — согласился он. — Возможно, вы правы. А вы пока побеседуете.
— Хорошо, — сказала Рут. — Пойдем прогуляемся, Селия.
Они шли по парку, и солнечный свет согревал их плечи. На раскидистом дубе щебетала малиновка, а воздух был напоен запахами цветущих растений. И если не присматриваться, то воображение могло унести Рут из реальности в пасторальный мир, который она знала девочкой. Но что-то неизменно разрушало иллюзию. То ли крошечный самолет, бесшумно скользивший по линии горизонта, то ли старики и старушки, которые копались в маленьких садиках вокруг, гуляли, взявшись за руки, по траве или болтали на крылечках побеленных коттеджей, стоявших в тени деревьев.
Рут гордо взяла Селию за руку и церемонно повела по кругу вдоль коттеджей, представляя ее всем, кого знала, то есть — каждому.
Селия молча курила. Немного погодя она сказала:
— Давай поднимемся на стену.
Рут вздохнула:
— Расскажи мне о своем молодом человеке, о Бене.
— Он милый, правда? Мне нравится.
— Ну, на вид вроде ничего. Давно вы знаете друг друга?
— Месяцев шесть или семь.
— Я бы знала, если бы ты хоть раз позвонила мне за все это время. Ты не говорила со мной почти год, Селия.
— Прости, — сказала Селия. — Я… я не знаю, Мамуль. Я была занята, пойми.
— Так занята, что не отвечала на мои звонки?
— Да. — Селия нагнулась, чтобы потушить сигарету о камни. Затем сунула окурок в карман своего черного платья. — Ты знаешь, я не нарочно.
Рут промолчала. Они уже миновали последние коттеджи и торговый центр на окраине парка и теперь шли вниз по узкой мощеной аллее, которую окаймляли деревья.
— Я рада, что написала и пригласила тебя приехать сегодня, — сказала Рут. — И что ты решилась. Я скучала по тебе и боялась, что ты оставишь меня, как и Марта.
— Мама оказалась не такой уж плохой. Ты на самом деле не знаешь ее.
— А ты знаешь?
— Да, знаю, — холодно ответила Селия.
Они подошли к гранитной стене высотой в тринадцать футов, которая так заросла плющом, что ее почти не было видно.
— Мы бы хотели подняться, — сказала Рут охраннику у ворот, и тот махнул им рукой в знак согласия. Когда они взошли по каменной лестнице с черными железными перилами на стену, перед ними открылась серая панорама города.
— Она вспомнили о твоем дне рождения в этом году? — спросила Селия.
— Прислала мне халат. Из Лаоса. Что она там делает?
— Из Таиланда, — сказала Селия. — Она занимается мелиорацией земель в Таиланде. Это хорошая, важная работа.
— Ей хорошо платят?
— Хорошо никому не платят, Мамуля. В наше-то время.
Они немного помолчали. Подул легкий ветерок. Он пробежал над стеной нежной приятной волной и всколыхнул волосы Селии. Рут захотела снова прикоснуться к ней, обнять ее. Но девушка держалась в стороне, спрятав руки в складках платья, замкнувшись в себе.
— Мама не бросала тебя, — сказала Селия.
— Ну, не знаю, как еще это можно назвать.
— Она тебя не одобряет.
— Что значит не одобряет?
— Твой образ жизни, — сказала Селия. — То, как ты здесь живешь.
— Ну, я же это заработала. Трудилась всю жизнь. И вполне заслужила. Твоя мать тоже в свое время сможет воспользоваться пенсионными сбережениями.
Селия отвернулась, пробормотав что-то.
— Что ты сказала? — спросила Рут. — Я не расслышала.
— Ничего.
Они помолчали немного.
— Я рада, что ты узнала свою мать поближе, — сказала наконец Рут, пересилив себя.
Селия улыбнулась:
— Я тоже.
Они повернулись, спустились по лестнице и пошли обратно к парку. Охранник кивнул им, но ничего не сказал. Небо было ясным и голубым, от него веяло теплом, а деревья перешептывались между собой на непонятном языке. Рут едва замечала это. Воссоединение с Селией должно было пройти не так, думала она, с тоской вспоминая о тех особых узах, которые связывали их, когда Селия была ребенком, а Рут еще не получила свои сбережения и не переехала в поселок. Все должно было быть по-другому.
— Прости, что я стала такой стервой, — сказала Селия.
Рут не ответила. Да и что она могла сказать?
За ужином Селия стала прежней: болтала ни о чем и обо всем, и даже резкие черты ее лица смягчились от радостной улыбки. Она вовлекла Бена в разговор, и, казалось, что неловкость между ними исчезла. Рут он теперь показался вполне симпатичным молодым человеком, и она не возражала, что Селия привела его. Ей было приятно видеть в доме молодые лица, смотреть на Селию после стольких лет. Куда ушли эти годы?
Когда фруктовый пирог был съеден, Селия принесла подарки. Пакеты казались бездонными. Девушка доставала одну за другой коробки в яркой обертке, а Рут открывала их дрожащими пальцами, повторяя:
— Не стоило, дорогая. Как же ты за все это расплатишься?
— Не волнуйся, — сказала Селия.
И Рут перестала суетиться. Хоть раз в жизни, думала она, позволю себе порадоваться. И дала себе волю. То был ее лучший день рождения за многие годы, за десятки лет. Когда они рассмотрели все подарки и вышли на крыльцо пить кофе, уже начало темнеть.
Какое-то время все сидели молча. Рут нравилось это молчание. Она была рада приезду Селии и Бена.
— Чудесный вечер, — сказал Бен.
— Да-а, я буду скучать по таким вечерам.
Селия положила голову Бену на плечо. Качели на крыльце качнулись от ее движения, пружины тихо заскрипели, и Рут, сидевшая в кресле-качалке, слегка им позавидовала. Совсем как дети, в самом деле.
В небе мерцали звезды. Запели сверчки. Вдруг на Рут нахлынули воспоминания о юности, о Кентукки. Как она сидела на крыльце отцовского дома, положив голову на плечо приятелю, совсем как Селия, и загадывала желание на падающую звезду. Тогда еще были такие места. Были такие крылечки, и поехать можно было куда угодно.
— Видите ту красную звездочку? — спросил Бен и указал сквозь переплетенные ветки сирени на небо.
— Вижу, — сказала Селия.
Рут пристально вглядывалась. Ее зрение затуманилось на секунду, пока имплантат сетчатки настраивался на объект, затем она увидела ту самую красную звездочку далеко-далеко в небе.
— Только это не звезда, — сказал Бен.
— Марс? — спросила Рут.
— Это и есть межпространственный корабль, — ответил он. — «Исход».
Они помолчали, продолжая качаться.
— Люди улетают далеко-далеко отсюда, — сказала Рут. — Не знаю, правильно ли это.
— Но чтобы жить, нужно иметь место под солнцем, — сказал Бен. — Люди должны трудиться для себя. Они не могут все время работать, чтобы оплачивать пенсию для пожилых.
— По-моему, вы несете труэйджеровскую чушь, — сказала Рут. — Такие разговоры ведут к взрывам, о которых мы все время слышим. Как раз этим утром, я видела, как какие-то сумасшедшие разнесли поселок для пожилых в Хьюстоне. Людям надо потерпеть, придет и их черед.
— Да, но кто будет за них платить? — возразил Бен.
Рут метнула взгляд на красный огонек в небе, будто могла заставить его исчезнуть одним лишь усилием воли.
— Молодых всегда больше, — сказала она.
— Не так много, как пожилых. С каждым днем молодых становится все меньше, а пожилых — все больше.
— Ну, и что нам теперь делать? Взять и умереть?
Бен начал говорить, но Селия прервала его, и он замолчал. Рут не могла разглядеть его лица в темноте, да это было и не нужно. Она поняла, что он за человек — ей приходилось слышать такие возмутительные доводы и раньше. Всю жизнь она трудилась от зари до зари и никогда не жаловалась, потому теперь и живет здесь. Где цветут цветы и растут деревья, каких уж нигде больше не осталось. Она это заработала. Заслужила. И не собиралась слушать того, кто хотел лишить ее этого права. Вдруг ее пронзила тревога. Она вспомнила, с каким нетерпением ждала этого дня, и напомнила себе: «Это друг Селии. Человек, которого она любит». И, отчасти, чтобы загладить свою вину, но скорее потому, что ей нравилось слышать их голоса, радовало их присутствие в ее доме, сказала:
— Почему бы вам не остаться на ночь? Я могу позвонить в охрану, чтобы вам выдали ночной пропуск.
— Разве ты так и не сказала ей? — спросил Бен.
Рут перестала раскачиваться и сидела не шевелясь.
— Не сказала о чем? — спросила она — О чем ты не сказала мне, Селия? Я хочу знать.
— Мы не можем остаться, Мамочка, — сказала та. — Утром мы должны быть на космодроме в Денвере.
— На космодроме? Я не понимаю.
— Мы улетаем.
— Улетаете?
Селия начала говорить и осеклась. Бен беспокойно пошевелился на качелях. Немного погодя Рут спросила:
— Вы собираетесь в отпуск, верно?
— Нет, — ответила Селия. — Мы…
— Мы решились лететь на «Исходе». - сказал Бен. — Завтра зарегистрируемся на станции Лагранж для последней проверки, но…
Он пожал плечами.
— Но почему? — спросила Рут, не сумев скрыть нотку отчаяния в голосе. Ее захлестнуло одиночество и тоска, которые мучили ее ночами.
— Не расстраивайся, Мамочка…
— Как же мне не расстраиваться, раз ты появилась только, чтобы осведомить меня, что уезжаешь навсегда?
— Ты должна понять, — сказала Селия. — Для нас здесь нет места. Мы работаем как проклятые, чтобы скопить пенсионные и прожить несколько оставшихся десятков лет в свое удовольствие. Но так не может продолжаться вечно, Мамочка. Мы должны уехать, построить новую жизнь.
— Здесь мы не живем, а существуем, — поддержал ее Бен.
— Я не хотела говорить, — сказала Селия, — но не смогла уехать, не попрощавшись с тобой.
— Но тот корабль — он будет в пути лет сто, может, больше. Они даже не знают, куда летят. Они просто… улетают. Что же это за жизнь?
— Лучше, чем здесь, — ответил Бен. — А если нам повезет, то и детям нашим там будет лучше.
— Нас ждет настоящее приключение, какое может выпасть только раз в жизни, — сказала Селия.
— Значит, ты затем и приехала, чтобы сказать мне об этом? В мой день рождения?
Так вот почему Селия вела себя так весь день. Вот почему сказала, что будет скучать по цветам, когда смотрела на пестреющий садик Флоренс. А теперь снова. И подарки…
— Значит, ты бросаешь меня? Как и твоя мать, верно?
— Нет, Мамочка…
— Думаешь, сможешь купить мое прощение своими подарками? Будто я уже слишком стара и слишком глупа.
— Нет…
— Ну, этот номер не пройдет, — сказала Рут, вставая. — Ты все испортила, слышишь? Все. И я тебе этого не прощу.
Она повернулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь.
— Запри, — приказала она дому и услышала, как за спиной щелкнул замок.
Слезы катились по щекам помимо ее воли.
— Мамочка? — позвала Селия через дверь. — Прошу тебя, ведь мы больше не увидимся. Давай поговорим.
— Откройте, Рут, — сказал Бен. — Одумайтесь.
— Уходите, даже если это наш последний разговор.
— Мамочка, пожалуйста…
Нет, она не ответит. Пусть зовут хоть всю ночь, она не станет отвечать. Все, все бросили ее. Сначала сыновья. Потом Марта. И в конце концов Селия. И Рут тут ни при чем. Она не ответит. Ни за что.
— Мамочка, прошу тебя, выслушай.
Но она не стала слушать. Сидела в темноте и плакала. Селия и Бен долго звали ее, потом Рут услышала, как отъехала машина, и подошла к окну: задние фары мерцали за деревьями, словно тот красный огонек в небе, на который указывал Бен. Словно корабль «Исход». Она вернулась и села на диван. Никто не сказал ни слова, даже дом.
Звонок — с кодом срочности — раздался после полуночи, но звук был отключен, и Рут не слышала его. Она проснулась в 3:57, в спальне мигал экран телестены, розовый цвет которого говорил о срочности сообщения. Мозг дома был запрограммирован включить звук в случае непредвиденной ситуации, но это не сработало.
— Почему ты не разбудил меня? — спросила Рут дом. Он не ответил, и тогда она вспомнила, что попросила Бена отключить его голос.
В этой гробовой тишине ей стало не по себе.
— Включи сообщение, — приказала она.
Изображение на телестене пропало. Когда оно снова появилось, Рут увидела лицо Селии, бледное, осунувшееся, казавшееся на экране неестественно вытянутым.
— Связь установлена, — произнес безразличный голос машины, и Селия подняла голову.
— Мамочка? — позвала она и немного подождала. Рут вглядывалась в ее изображение. За спиной Селии толпы людей сновали по главному залу космодрома.
— Мамочка, если ты дома, пожалуйста, ответь.
Она еще подождала, с надеждой всматриваясь в экран, затем продолжала:
— Я не знаю, что сказать тебе, но не могу оставить все как есть. Я люблю тебя, Мамочка, и понимаю, что ты обижена. Но ты тоже должна понять.
Селия замолчала, нащупывая в кармане сигареты, потом вздохнула. Она слушала кого-то за пределами экрана.
— Это Бен, — объяснила она. — Мы должны торопиться. Знаешь, ты ему и правда понравилась. Послушай, ты должна понять, это важно. — Она затянулась и продолжила: — Мы жаждем того, чего Земля не может дать нам, Бену и мне, и еще многим. Мы устали постоянно работать и видеть, что все, ради чего мы трудимся, достается другим. Думаю, тебе трудно это понять — в твоем маленьком мирке есть все — но люди страдают и голодают. Нас слишком много, и слишком многие из нас стары. Это не значит, что я не люблю тебя. Не значит, что не буду думать о тебе, потому что все равно буду.
Она опять посмотрела куда-то за экран и сказала:
— Нам пора. Не забывай меня, Мамочка.
Затем протянула руку к экрану, и изображение исчезло.
— Сохрани сообщение, — сказала Рут дому.
Экран погас.
Сон пропал, поэтому спустя какое-то время она встала, закуталась в халат Марты и пошла на кухню пить кофе. Когда на горизонте забрезжил рассвет, она вдруг поняла, что стоит и смотрит на садик Флоренс. «Я буду скучать по ним» говорила Селия о цветах. Рут попыталась представить себе мир, в котором у людей совсем не осталось надежды. Они были готовы расстаться даже с его цветами. Таким был мир, в котором жила Селия. Мир, в котором жило большинство людей.
И она тоже, но, выходит, раньше она этого не замечала. А теперь у нее открылись глаза.
Пятнадцать лет она жила здесь. Пятнадцать лет болтала с Флоренс о цветах, пятнадцать лет прогуливалась вечерами по парку, пятнадцать лет играла в бридж и шашки и ходила на танцы по четвергам. И пятнадцать лет плакала без причины по ночам. Пятнадцать бесконечных лет.
А впереди у нее могло быть еще двадцать.
Она включила телестену и немного посмотрела новости. Еще один удар тру-эйджеров; мрачное дно бангладешских трущоб; новый финансовый кризис в Бразилии.
«Люди страдают» — такими были слова Селии. И это правда.
Кроме пожилых; у них есть все самое лучшее.
Но мы заплатили за это, подумала она. Мы долго и много работали, не жалуясь, и это наше вознаграждение.
Однако теперь этот довод звучал неубедительно даже для нее самой. Вознаграждение: неспешные прогулки среди цветов, бридж, и непрошеные слезы. Пятнадцать лет мерзкого, эгоистичного счастья в то время, как наши дети и дети наших детей страдали.
Она попросила стену найти номер Марты и подумала, что та не звонила ей уже три года. Но ведь и она не звонила Марте.
Трое суток спустя Рут пыталась связаться с Селией на станции Лагранж. Где-то через час она пробилась к тому, кто имел информацию о пассажирах и смог уделить ей время.
— Мне жаль, мадам, — сказал этот человек, выслушав ее просьбу. Он был очень молод. — Последние пассажиры отбыли на корабль этим утром.
— Могу я связаться с ними на «Исходе»?
— К сожалению, это невозможно, мадам. — Он протянул руку, чтобы прервать связь.
— Минутку, пожалуйста, — сказала она.
Он взглянул на нее.
— Вы можете передать им сообщение?
— Не думаю, мадам. На корабле почти тысяча человек. Там сплошная неразбериха. Стартовое окно открывается через двенадцать часов…
— Прошу вас.
Он медлил, вопросительно глядя на нее.
— Это важно, — объяснила Рут. — У меня не было возможности попрощаться.
— Ну, хорошо, — он протянул руку к клавиатуре. — Назовите их имена.
— Селия, Селия Фишер. И Бен… просто Бен.
— Ваше сообщение?
— Передайте им, что я прошу прощения, что я все поняла и желаю им всего наилучшего.
— Хорошо.
— Это важно, — повторила она.
— Сделаю все, что смогу.
Экран погас. Рут включила телестену с тропическим лесом, но через минуту выключила. Невозможно отличить яркие цветы и исчезнувших птиц от настоящих — так совершенно изображение. Но при том оно остается обманом, отчего становится невыносимо грустно.
Последний раз она прошлась по дому. Большая часть ее имущества была уложена в коробки и готова к аукциону. Выйдя на крыльцо, где ее ждал единственный чемодан, она поискала на небе мерцающую красную звездочку и, глядя на нее, подумала: «Это одно из решений. Должны быть и другие».
К дому подъехало такси. Рут думала, что машина самоуправляемая, но, к ее удивлению, дверца открылась, и оттуда вышел человек. Тогда она поняла: нас слишком много, и всем нужна работа.
Шофер положил ее чемодан в багажник и открыл ей заднюю дверцу.
— Пожалуй, я сяду с вами впереди, — сказала она.
— Как скажете. В Денвер, на космодром?
— Именно туда.
Они поехали вниз по узкой аллее, окаймленной деревьями, к воротам. Снаружи освещенный фонарями простирался пустой, неприглядный город. Лишь местами сквозь трещины в асфальте пробивались травинки. Несколько молодых людей шли по тротуарам, но и только.
— Нечасто люди вроде вас покидают поселок, — сказал он.
Рут улыбнулась.
— Куда едете?
— В Таиланд. Из всех мест я выбрала это, разве не глупо? — засмеялась она. — У меня там дела.
— Дела?
— Вот именно.
Шофер покачал головой:
— Ну, это не по мне. Когда я пойду на пенсию, то буду сидеть и наслаждаться бездельем, знаете ли.
— Да уж, — ответила Рут. Она наклонилась вперед и долго вглядывалась в красный сигнальный огонек «Исхода,» мерцавший среди тысячи других звезд. «Прощай, Селия, — подумала она. — Прощай, Бен. Удачи.» Потом повернулась к шоферу и сказала:
— Но не зарекайтесь.
Примечания
1
© Dale Bailey. Exodus. F&SF July 1997
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Исход», Дейл Бейли
Всего 0 комментариев